Сборник романов фэнтези. Компиляция. Книги 1-6 [Джеймс Барклай] (fb2) читать онлайн

Джеймс Баркли Эльфы. Во власти тьмы

Книга первая ТОТ, КТО БЫЛ РАВЕН БОГАМ

Посвящается Молли

Глава 1

Только в гармонии можно созидать.

Только вера позволит нам исполнить свою судьбу.

Последние пять миль за ними следили неотрывно. Силдаан ощущала чужое присутствие, хотя и не видела преследователей. А вот те, кого она привела с собой, ничего не замечали. Они не имели ни малейшего представления об опасности, которой подвергались. С чего бы вдруг? Как это похоже на мужчин. Они были здесь чужими. Надувались от сознания собственной силы и могущества. Невежи. Они и живы-то оставались только потому, что с ними была она.

Тем не менее ей пришлось вверить им свою жизнь. Силдаан вздохнула про себя. Здесь, на краю благословенного тропического леса, откуда открывался потрясающий вид на величественный храм Инисса в Аринденете, подобное решение представлялось чистым безумием.

Гигантский золотисто-зеленый купол храма возносился ввысь на добрых две сотни футов, опираясь на круговую каменную кладку. И в самом куполе, и в стенах красовались многочисленные окна, забранные витражными стеклами, переливающимися всеми цветами радуги. Каждый камень в стенах был украшен изображением одного из воплощений даров Инисса, будь то свет, вода, животное, растение или минерал. Внушительные, обитые железными полосами двери выходили на извилистую мощеную дорожку, сбегавшую по широкому каменному козырьку и терявшуюся в лесу.

На этой самой дорожке они и стояли, тридцать мужчин, столпившихся позади Силдаан и с раскрытыми ртами глазеющих на величественный храм. Несколько мгновений они даже не обращали внимания на тех, кто встал на площадке перед ним.

Девять ТайГетен. Три звена элитной касты воинов Инисса, отца эльфийской расы. Звено, преследовавшее их, присоединилось к двум остальным. Лица их были разрисованы коричневато-зелеными маскировочными узорами, а одежда по цвету сливалась с лесной подстилкой. Под лиственным пологом леса они в буквальном смысле превращались в невидимок.

Силдаан еще никогда не оказывалась с ними по разные стороны баррикад. Их неподвижность внушала страх и лишала присутствия духа. Их немигающие взгляды прожигали зияющие дыры в броне ее мужества. Клинки покоились в ножнах за спинами. Подсумки с метательными дисками-полумесяцами оставались застегнутыми. Пожалуй, именно поэтому люди сохраняли столь недальновидное спокойствие. Она даже пожалела их за столь вопиющее невежество. Чтобы убивать, воину ТайГетен не требовалось оружие.

— Остановись, жрица Силдаан, — скомандовал Мириин. — Они не осквернят храм своим присутствием.

Силдаан ощутила, как неприятное чувство вины робко кольнуло ее в сердце. Но она выпрямилась, не поддаваясь слабости. То, ради чего они пришли сюда, должно быть сделано. Она цеплялась за свою веру так, словно та могла вырваться у нее из рук и улететь, пробив зеленый шатер листьев над головой и унося с собою ее мужество.

— Мириин. — Силдаан наклонила голову и прикоснулась пальцами ко лбу. — Настали необычные времена. Инисс простит мне то общество, в котором я вынуждена находиться.

Мириин едва заметно приподнял брови.

— И в самом деле необычные. Мы заметили, что ты пришла сюда без принуждения. Привела их сюда по собственной воле.

— Так и есть, — согласилась Силдаан. По рядам ТайГетен пробежал гневный ропот. — Потому что у нас нет другого выхода.

— Время, когда эльфы встанут плечом к плечу с людьми, не наступит никогда. А эти еще и видели Аринденет. Ты обрекла их на смерть. Ради чего?

— Ты их не тронешь, — негромко ответила Силдаан. — Они останутся здесь. Этому храму нужна защита надежнее той, которую можешь предложить даже ты.

Воины ТайГетен недовольно заворчали. Стоявшие за спиной Силдаан мужчины встревожились. Ладони их легли на рукояти мечей, между ними пробежал шепот, но Силдаан не могла разобрать ни слова.

— Не делайте глупостей, — прошипела она на языке людей. — Клинками вам их не победить.

— Мы будем защищаться, — заявил Гаран, вожак людей.

Силдаан оглянулась на него. Он стоял чуть позади нее, впереди своих воинов, уродливый, с грубой щетиной на подбородке. Кожу его покрывали гнойники и нарывы — следы неравной борьбы с тропическим лесом. Впрочем, то же самое можно было сказать и об остальных его спутниках. Силдаан могла помочь им, но предпочла не делать этого. Пусть не забывают о том, кто они такие и в чьих руках сосредоточена истинная власть и сила.

— Ты даже не понимаешь, о чем говоришь, Гаран.

— Зато я знаю, что они бессильны против магии.

— Лучше бы тебе оказаться правым, — заметила Силдаан. — Иначе мы все умрем.

— Просто делай то, что должна, — посоветовал ей Гаран. — Все эти разговоры кажутся мне бесполезными. К чему рисковать лишний раз?

Силдаан не сочла нужным ответить и вновь повернулась к Мириину. Воин ТайГетен шагнул вперед, отделившись от строя своих соплеменников.

— Я буду говорить с тобой.

По спине Силдаан вдруг пробежал предательский холодок. Ей отчаянно хотелось, чтобы слова Гарана не оказались пророческими. Она взошла на козырек, ощущая на себе взгляды воинов ТайГетен. Гнев, почтение и подозрение. Они давали клятву защищать жрецов Инисса, но при этом готовы были убить ее в мгновение ока, если решат, что она стала предательницей. Теперь, оказавшись лицом к лицу с Мириином, она видела, что он взбешен — руки у него подрагивали от сдерживаемой ярости.

— Я привела их сюда с самыми лучшими намерениями, — сказала Силдаан.

— Ты — жрица Инисса! — На лице Мириина отразилось нескрываемое презрение. Она покачала головой. — Ты противоречишь сама себе.

— А ты слишком много времени провел в лесу. Тысячелетний порядок и стабильность вот-вот рухнут, а детей Инисса слишком мало, чтобы противостоять тому, что неизбежно низвергнется на нас.

Мириин выпрямился.

— Ты говоришь об отречении Такаара?

— Ты сомневаешься, что это случится?

— Я сомневаюсь в том, что Аринденет станет мишенью для орд Туала, если это произойдет. — Мириин ткнул пальцем в сторону людей. — Что они здесь делают?

— Мириин. Ты знаешь, что я отношусь к тебе с уважением, так же, как и к любому воину ТайГетен. Не будь тебя, гаронины собрали бы куда более кровавую жатву в последние дни на Хаусолисе. Но это было десять лет назад, а с тех пор Такаар впал в немилость. Ты спасал нас, а на его совести остались жизни тех, кто погиб, когда он бежал. Он отбросил нас назад. Эльфы всех кланов все громче говорят о предательстве. Скрыть правду еще никому не удавалось. И эти люди пришли сюда, чтобы защитить детей Инисса и нашу веру.

Но глаза Мириина оставались холодными.

— За Такаара говорят тысячи лет единства и гармонии. Только неверные могут выступить против него. А мы не нуждаемся в помощи людей.

— Инисс — вот средоточие и воплощение нашей веры. Инисс, а не Такаар. — Силдаан почувствовала, как разгорающийся в душе гнев заглушил страх. — Неверные — это как раз те, кто готов возвысить одного эльфа над своим богом.

— Такаар спас эльфийскую расу. Всех эльфов. А не только клан Инисса. Каждый эльф чувствует себя перед ним в неоплатном долгу.

— Ты слишком давно не был в Гардарине и потому не знаешь, что в общественном мнении преобладает недовольство. Не слышишь ты и речей, что звучат в каждом храме Исанденета. Ты отстал от жизни.

— Очевидно, — согласился Мириин. — Я пропустил момент, когда для жрицы Инисса стало возможным привести еретиков в дом нашей веры.

Силдаан заметила, как по лицу Мириина скользнула тень. Время истекало.

— Только потому, что твоя собственная судьба и участь твоих людей мне не безразлична, Мириин, я даю тебе последний шанс. Сдайте караул и покиньте территорию храма. Вы не в силах предотвратить надвигающуюся бурю. А те, кого я привела с собой, способны на это. Собери своих людей и уходи. Исчезните. Для вас это — единственный способ сохранить себе жизнь.

Силдаан знала, что будет дальше, и на глазах у нее выступили слезы, а печаль окутала сердце.

— Предательница.

Клинки ТайГетен с негромким шорохом покинули ножны. Воины шагнули вперед. Но Мириин поднял руку, и они остановились.

— Силдаан, ты арестована. Время в ожидании суда за свои преступления ты проведешь под стражей.

Силдаан крепко зажмурилась. Она знала, что этим все и кончится, но не могла не попытаться.

— Мне очень жаль, Мириин. Да благословит тебя Инисс на пути. — Она опустила голову. — Гаран.

— Ложись, — скомандовал Гаран.

Силдаан рухнула на землю, как подкошенная. Она почувствовала, что ТайГетен рванулись к толпе человеческих воинов и магов. Стремительно упала температура. Взвыл ветер, и над нею прокатилась волна холода. Тело ее окоченело. Она ощутила, как в волосах заскрипели снежинки, а кусочки льда закупорили ноздри. Когда она сделала робкий вдох, горло ей обожгло морозным воздухом.

Она не слышала ничего, кроме рева ветра, старательно прижимаясь лицом к каменной подушке козырька. Если вокруг и звучали крики, то она их не слышала, потому что закричала сама. Голос ее звучал так, словно горло ей забили каменным крошевом. У нее перехватило дыхание, и каждый вдох сопровождался мучительной болью.

Силдаан решила, что ветер свирепствовал недолго. По словам Гарана, именно так и обстояло дело с большинством заклинаний. Но, казалось, прошла целая вечность, прежде чем душераздирающий вой и визг стихли. Силдаан лежала, не шевелясь, ожидая скорой смерти от клинка ТайГетен. Но она услышала лишь шаги людей, приближающиеся к ней и храму.

Силдаан неловко оттолкнулась от промерзшей земли, опираясь на подгибающиеся руки. Холод захлестнул ее, и она повернула онемевшее лицо к храму. А тот стал неузнаваем. Его покрыла ледяная корка, пряча под собой камень, а с подоконников и карнизов свисали ледяные копья. Иней окутал каменный козырек и набросил ледяной саван на зеленый покров леса на опушке храма. Вокруг стыла белизна.

Силдаан почувствовала, как чья-то сильная рука взяла ее под локоть: Гаран помог ей подняться на ноги.

— Осторожнее, — предостерег он. — Здесь скользко.

Силдаан кивнула, глядя, как лед превращается в воду, которая разбегается в разные стороны ручейками, чтобы напоить корни и ветви Биита. Начали оттаивать и тела ТайГетен. Силдаан зажала рот ладонью. Лица воинов почернели, обезображенные холодом и обожженные до неузнаваемости. Они рассыпались на куски, подобно статуям, которые кто-то столкнул с пьедестала. Конечности отделились от тел, которые сбрасывали с себя оцепенение смерти по мере того, как лед выпускал их из своих объятий.

Над каменной площадкой зачирикала какая-то птаха. Силдаан вздрогнула.

— Здесь так тихо, — выдохнула она. Она потерла руки и подышала на них в надежде вернуть им чувствительность. — Что ты сделал?

— Я же говорил тебе, что наша магия очень сильна, — отозвался Гаран.

— Слышать — это одно, — сказала Силдаан. Она саркастически улыбнулась и посмотрела на свои руки. Они дрожали, но холод здесь был ни при чем. Жрица понизила голос до еле слышного шепота. — Но оставим это. Похоже, все может получиться даже проще, чем я думала.

Ауум беззвучно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Раны были оскорблением Бииту, богу корней и веток. Жестокие, бездумные и уродливые. Сломанные ветви, оборванные лозы и раздавленные кусты. И все это сделали те, кто не был рожден в лесу. Те, охоту на кого для ТайГетен благословил сам Инисс.

Ауум опустился на корточки и провел пальцами по земле, все еще сохранявшей следы ног, обутых в тяжелые сапоги. Они остались здесь, в самом сердце тропического леса. Причем настолько далеко от побережья, что это казалось невозможным. Рука Ауума застыла на земле, когда с широченного листа над головой на него обрушился настоящий водопад. Слезы Гиал освежили его, и он буквально растворился в шуме дождя.

Выпрямившись, он повернулся к своему наставнику, жрецу Серрину, которого ему выпала честь защищать на протяжении последних десяти лет, прошедших с момента его бегства в Калайус. Жрец был высокого роста, с наголо бритой головой и телом, целиком выкрашенным в белый цвет. Наготу прикрывали лишь набедренная повязка и кожаные сандалии. В ушах и носу красовались серьги и кольца.

Серрин был одним из Молчащих, давших клятву посвящения бессловесно служить Иниссу во всех его храмах, хранителей архивов и священных реликвий.

— Чужаки, — пришел к заключению Ауум, поднимаясь на ноги. — Идут к Аринденету.

Большие овальные глаза Серрина прищурились. Ауум видел, что жрец раздумывает над тем, а не заговорить ли ему. Здесь это разрешалось, хотя Молчащие старались не пользоваться такой возможностью.

— Кто? — негромким и хриплым голосом спросил Серрин.

— Это не Терассины. Слишком уж явно для них. Люди. Пятнадцать человек, по крайней мере. — Ауум сплюнул. — Тысячи лет благословенного уединения. Почему они не могут оставить нас в покое?

В глазах Серрина он прочел охватившую жреца тревогу. Первые паруса появились на горизонте пятнадцать лет тому. Люди. Обещающие дружбу, от которой разило предательством и обманом. Их предупреждали, что в лес соваться не стоит. Очевидно, предупреждение пропало втуне.

— Мы догоним их задолго до того, как они достигнут Аринденета, — сказал Ауум. — След совсем свежий, а идут они медленно, потому как несут на себе слишком большой груз.

Ауум двинулся вдоль следа. Полдень уже миновал. Дождь лил как из ведра, насыщая землю и наполняя влагой листья зеленого покрова, который жадно тянулся вверх, подставляя ладони слезам Гиал. Внизу, у самой земли, уже сгущались сумерки. Баньян, пробковое дерево, инжир, лианы и виноградные лозы душили лесную подстилку. Густой низкорослый кустарник разбросал толстые побеги, цепко хватавшие неосторожного путника за ноги. Но растения были безжалостно уничтожены. Сквозь чащу леса чужаки прорубили тропу, достаточно широкую для того, чтобы по ней в ряд могли пройти три человека.

Ауум глухо зарычал. Время пришло.

Серрин опустил руку в мешочек на поясе и достал оттуда маленький глиняный горшочек, горлышко которого была замотано кожаной лентой. Открыв его, он сунул внутрь два пальца правой руки. Склонившись к самой земле, он принялся размазывать белую краску по щекам, носу и лбу, стараясь наносить ее ровным слоем.

Несколько мгновений Ауум глядел на него, любуясь точными и выверенными движениями жреца, после чего взялся за собственную маскировочную раскраску. Коричневая и зеленая краска холодили кожу. И заодно придавали сил. Ауум вознес краткую молитву Иниссу, прося его направить его руку и обострить чувства. Закончив, он заметил, что теперь уже Серрин наблюдает за ним. Жрец, лицо которого поражало ослепительной белизной, а в глазах полыхал яростный огонь, одобрительно кивнул.

— А теперь начинаем охоту.

— Не обращай внимания, идем дальше, — сказал Халет, безуспешно стараясь почесать правую руку, обтянутую кожей доспехов. — Это — всего лишь одна из маленьких глупых свинок.

— Тапир, — поправил его Аршул, худой наемный убийца.

Халет равнодушно пожал плечами.

— Тебе виднее.

— Нет, — вмешался другой. Его, кстати, звали Херол, но он называл себя Одноглазым. Непонятно почему, учитывая, что оба его глаза были на месте. — Я что-то видел. Что-то промелькнуло, совсем рядом. Белое, как привидение.

— Я тоже видел, — поддакнул Риссом, здоровенный и безрассудный наемник.

После укуса какой-то гадости он мучился лихорадкой. Не он один, разумеется. Но он хотя бы не скулил по этому поводу, хотя выделения у него из носа и одного уха выглядели просто омерзительно. Халет поморщился.

— Ну, хорошо, вы что-то видели. Мои поздравления. Но давайте двигаться дальше. Конечно, если вы не желаете погнаться за своим призраком, рискуя сдохнуть от укуса змеи, жабы или какого-нибудь земляного насекомого. До храма еще целый день пути. Говорю специально для тебя, Херол: можешь отстать на двадцать шагов и идти в арьергарде. Возьми с собой троих. Риссом, ты берешь двоих и прикрываешь правый фланг. Кутан, на тебе — левый фланг. Не теряйте друг друга из виду и криком сообщайте обо всем, что видите. И никакого геройства, понятно? Это очень опасное место. Ну, все, вперед.

Халет шел первым, небрежными взмахами меча разрубая плотные и длинные стебли ползучих растений, цеплявшихся колючками за одежду и лицо. Толстые ветви деревьев низко нависали над землей, хватая их за руки, и внизу клубились проклятые корни, о которые то и дело спотыкались люди. На Балайе, например, корни росли под землей. Халет проклинал лес Калайуса, густой слой прелых листьев, укрывающий почву, и чертовых насекомых. И зачем он только согласился вернуться сюда?

Лицо его распухло и было сплошь искусано гнусными тварями. Не помогали ни мази, ни питье, которыми снабдили их эльфы, встретившие корабль. Впрочем, в храме обязательно найдется снадобье, которое позволит избавиться от этой гадости. Какой-нибудь лист, не встречающийся в этой части леса. А под кожей на руках и ногах у него уже наверняка были отложены яйца. Как же отвратительно то, что под твоей кожей гнездятся насекомые, пожирающие твою плоть. Халет содрогнулся и почесался. Он предпочел бы, чтобы его укусила змея.

— В этом проклятом месте с каждым часом мне становится все хуже, — заявил Аршул. — Дождь когда-нибудь кончится, хотел бы я знать?

— Перестань ныть, лучше иди сюда и помоги мне, — распорядился Халет. — Что-то я не вижу, в какой стороне прячется солнце, а твои глаза лучше моих.

— Это точно, ведь из твоих скоро полезут какие-нибудь черви, верно? Ничего удивительного, что тебя подводит зрение. — Аршул подошел к Халету с левой стороны, ловкими движениями клинка расчищая себе дорогу, и уставился на игру света и теней впереди. — Мы по-прежнему идем в нужном направлении. Приблизительно.

— Отлично, — сказал Халет. Споткнувшись о торчащий из земли корень, он едва не упал, но успел опереться рукой о ствол пробкового дерева. — Будь оно все проклято.

— А куда запропастился наш проводник? Силдаан же обещала нам его.

— Остроухие много обещают, но не спешат выполнять обещанное, — ответил Халет.

Кто-то пересек им путь примерно ярдах в десяти впереди. Свет и тень. Быстрый, как молния. Глаз не успевал за его перемещениями. Аршул ткнул в ту сторону пальцем.

— Вот оно, — дрожащим голосом проговорил он. — Привидение меж деревьев.

— Цель прямо впереди, — крикнул Халет, чувствуя, как тяжело всколыхнулось в груди сердце. — Расстояние — десять ярдов, идет слева направо. Всем внимание! Одноглазый, направляется в твою сторону.

— Понял, командир.

Отряд продолжил движение, но теперь очень медленно. Наемники напряженно всматривались в лесную чащу. У Халета появилось неприятное ощущение, что он узнал, кто это, но в такой ливень, да еще учитывая сгущающиеся сумерки и невероятно густую растительность, утверждать что-либо наверняка было невозможно.

Он буквально кожей чуял, как звенят натянутые нервы у его спутников. Подобное испытание было для них внове. И это при том, что все они провели на Калайусе уже больше ста дней, пытаясь акклиматизироваться. Но привыкнуть к тропическому лесу оказалось не так-то легко. О том, какие существа обитают под густым лиственным покровом, ходили самые невероятные слухи. Халет был одним из тех, кто знал это наверняка.

— Пока ничего, — сказал Одноглазый. — Подождите. Движение. Прямо впереди, расстояние — пятнадцать ярдов. Разве мы…

Пронзительный вопль, раздавшийся слева от Халета, могло исторгнуть только существо, охваченное невыразимым ужасом. Напуганные птицы сорвались со своих мест. Зеленый навес над головой наемников наполнился шорохом листьев и шумом крыльев. Кто-то с треском ломился сквозь заросли. Халет, Аршул и еще восемь наемников в основной группе резко развернулись в ту сторону, держа мечи наготове. Халет уже понял, что к ним приближается не враг. Но недруг мог запросто скрываться за спиной бегущего.

Из-за деревьев вынырнул молодой человек. В сумерках лицо его казалось белым от ужаса. Оружие он потерял, как, похоже, и свой разум. Продравшись сквозь кустарник, оплетенный лозой, он рухнул на землю к ногам Халета.

— Кутан! — взвыл он. — Его голова… Все произошло очень быстро. Ничего не было видно. И слышно.

— Посмотри на меня, Илеш. Я должен знать, что случилось. — Халет опустился на колени и схватил юношу за плечи. Тот поднял голову. — Вот так-то лучше. Теперь говори.

— Я уже все сказал. Кутан мертв. Обезглавлен, а я так ничего и не увидел. Но там что-то было! А потом исчезло.

Заунывный шум дождя вдруг заглушил пронзительный вопль. На мгновение Халету показалось, что это кричит раненое животное. Но потом он вдруг расслышал треск ломаемых веток, который раздавался пугающе близко. Он инстинктивно отпрянул. Голова Илеша резко дернулась влево. В лицо Халету ударила струя крови. Он выпустил несчастного юношу и неловко выпрямился, подхватив с мокрой земли свой меч.

Из шеи Илеша торчало страшное оружие. Изогнутое полумесяцем лезвие с выемками под пальцы с одной стороны. Оно глубоко вошло в плоть, перерезав яремную вену и застряв в дыхательном горле. Бедняга содрогнулся всем телом и повалился набок. А Халет не сводил глаз с оружия. Силдаан рассказывала о подобных штуках. Она называла их «джекруи». Очень своеобразное и знаковое оружие.

— Проклятье, — выдохнул он. — ТайГетен.

Сзади вдруг раздался новый душераздирающий вопль, за которым последовали крики о помощи. Халет резко развернулся и вновь едва успел увидеть, как за деревьями мелькнул призрак.

— Все ко мне! Быстро! Строимся в круг. Расчистите место вокруг, черт вас подери. Всем держаться вместе. Держаться! Аршул, встань позади меня. Одноглазый, возвращайся сюда. Лучники и маги — в центр. Слева от меня. Вперед! — На лицах своих людей Халет видел страх. Его голос вселил в них уверенность, но ненадолго.

Наемники принялись безжалостно рубить растительность под ногами, пытаясь расчистить место для боя. Сверху непрестанно падал дождь, сумерки сгущались, что означало, что совсем скоро стемнеет окончательно. Одноглазый вел двух своих спутников обратно к основному отряду. Они настороженно озирались по сторонам, в любую минуту ожидая нападения, и орудовали клинками, расчищая себе путь.

— Мы вас видим, — крикнул им Халет. — Давайте быстрее!

За спиной Одноглазого мелькнула тень. Во рту у Халета пересохло. Наемник слева от Одноглазого вдруг согнулся пополам и упал лицом вперед. Халету показалось, что он сумел рассмотреть зловещий блеск клинка, который сверкнул и пропал, словно его и не было.

— Беги, Одноглазый! — заорал он во всю силу легких. — Беги!

Он буквально кожей ощущал ужас столпившихся вокруг него людей, которые напряженно вглядывались в лес, пытаясь проникнуть взглядами за сплошную стену зелени. Земля под ногами по-прежнему оставалась ненадежной и предательской, но тут уж ничего не поделаешь. Стволы деревьев, ползучие стебли и толстые ветки обязательно помешают рукопашной схватке. Да и круг был слишком мал. Халет понимал нежелание своих людей расширять его. Тем не менее попробовать стоило…

— Всем сделать шаг вперед. Дайте больше места лучникам и магам. А вы не ждите команды, чтобы выстрелить или ударить заклинанием. Ну, двинулись. Нам нужно больше места. Места для боя.

Халет демонстративно сделал два шага вперед, жестами подгоняя людей справа и слева последовать его примеру.

— Сколько их? — спросил кто-то.

— Разве я похож на ясновидящего?

Одноглазый со своим единственным уцелевшим спутником вбежали в неровный круг. К ним присоединились те, кто остался жив в арьергарде и на левом фланге. Семнадцать мужчин застыли в напряженном ожидании. Из них трое были вооружены луками. Двое магов. Слышался шорох ног, выбирающих участок земли потверже. Раздавались сдавленные ругательства и требования подвинуться, чтобы освободить место. Зазвучал шепот составляемых заклинаний.

Но лес вокруг, если не считать шороха, стука и всплесков дождя, хранил гробовое молчание.

Глава 2

Благодушие — вот твой злейший враг.

Ауум и Серрин смотрели на людей. Тех троих, что уже были убиты, заберет к себе лес. Ауум вознес краткую молитву Шорту, дабы тот послал им вечные муки. И его мольба наверняка будет услышана. Шорт с превеликой радостью завладеет душами людей. Милосердный Шорт, чей гнев, когда он сталкивался с предательством, был страшнее ярости самого Инисса.

— А у них есть мужество, — заметил Серрин.

Ауум презрительно фыркнул.

— У них есть дисциплина. А мужества нет. Мы подождем, пока страх не сожрет те крохи веры, что у них еще остаются. Подданные Туала породят в них сомнения и неуверенность. Слезы Гиал скроют от них настоящую угрозу. А потом мы с тобой завершим дело Инисса.

— Их вожак. У него есть мужество.

— Оно его не спасет.

— Кто-то один должен остаться в живых.

— Это приказ? — осведомился Ауум.

Серрин пожал плечами.

— Совет.

Ауум наклонил голову.

— Я понимаю.

Он отвернулся, внимательно глядя на людей и выбирая следующую жертву.

* * *

— Где они? — спросил Аршул, и голос его шипением ворвался в какофонию воплей, которыми разразились дикие животные и насекомые после того, как дождь внезапно ослабел.

На такое он не подписывался.

Приличные деньги, но неприемлемые условия. Он предпочитал иметь полную уверенность в завтрашнем дне. Сознавать, что ему известны все ответы и что он сам — хозяин своей судьбы. Сюда он прибыл для того, чтобы выполнить определенное задание. Убрать определенные цели. Эта вылазка в лес представлялась ему чем-то вроде познавательной, увеселительной прогулки. Способа лучше понять сложности этого нелепого общества. Но подвергнуться нападению смертельно опасных эльфов никак не входило в его планы. Предупредить об этом его забыли.

— Где-то там, — ответил Одноглазый.

— Спасибо, ты очень мне помог. Эй, там, никто ничего не видит?

— Всем сосредоточиться, — подал голос Халет с противоположной стороны круга. — Помните о том, как все было до сих пор. Белый призрак отвлекает внимание. Остальные нападают с другой стороны. Можете разговаривать, но, что бы вы ни делали, не разрывайте ряды. Если мы будем держаться вместе, то прорвемся обязательно.

— Призраки в лесу, — проворчал Аршул. — Оказывается, не все рассказы оборачиваются досужими байками.

— Это — не призрак, — ответил Халет. — Можешь мне поверить.

Наемники умолкли. В лесу вновь воцарилась тишина. Но Аршул чувствовал, что за ними наблюдают. Неужели настал его смертный час? Как это мучительно — знать, что он уже близок, но ничего нельзя поделать, и остается лишь наблюдать за тем, как солнце ползет по небу. Ждать, пока чужой клинок не перерубит тебе ребра или не подействует смертельный яд. И умереть, даже не зная, кто приказал убить тебя.

Воздух над их головами наполнился птичьими трелями и воплями обезьян. От жужжания насекомых у него вдруг зачесалось ухо. Подлесок бурлил жизнью. Животные воспользовались возможностью, чтобы посмотреть, кого повыгонял из нор дождь. Времени у них было немного. Над лиственным покровом уже прокатился первый раскат грома. Приближалась очередная гроза.

Но здесь, в вечных сумерках тропического леса, враг выжидал удобного момента. Можно было не сомневаться, что таковой обязательно наступит. А отсрочка оказывала на солдат деморализующее действие. Люди нервничали, не зная, сколько еще им придется стоять на месте. Сколько им осталось жить. Кто-то уже наверняка подумывает о бегстве.

— Споем, что ли? — вдруг предложил Аршул.

— Ты, наверное, шутишь, — отозвался чей-то дрожащий голос.

— Ничуть. Песня поднимет настроение. Разгонит кровь. Придаст нам сил. Вдохнет в нас мужество.

— Отличная мысль, Аршул, — подхватил Халет. — Этой проклятой дыре давно уже пора услышать настоящую балайянскую песню. Ну что, затянем нашу «Порвем цепи»?

— Тогда мы не услышим, как они подкрадываются к нам.

— Ты не услышишь их в любом случае, даже если в этом лесу заткнутся все твари, а солнце высушит дождь, — проворчал Одноглазый. — Споем, уроды. Только держите глаза открытыми и поглядывайте по сторонам.

Поначалу робко и неуверенно, а потом все громче зазвучала боевая песня, набирая силу. С каждым ее звуком и словом Аршул чувствовал себя все увереннее и сильнее, а кровь веселее побежала по жилам, так что он даже удивился.

Струя теплой жидкости ударила Аршулу в лицо. Он посмотрел налево. Призрак с белым лицом стоял перед Жиношем, погрузив пальцы в его шею. Аршул поднял меч. Белолицый вынул пальцы, разрывая острыми ногтями плоть. Жинош закричал и повалился лицом вперед. Аршул замахнулся, но белолицый пригнулся. Получив удар ногами в грудь, Аршул рухнул на раскисшую от воды землю.

Перед глазами у него сверкнул клинок. Диким голосом закричал еще один наемник, зажимая руками распоротый живот. Не понимая, что происходит, Аршул растерялся. Он почувствовал, как ТайГетен убрал ноги с его груди. Тишина вокруг вдруг взорвалась какофонией звуков. Раздались щелчки тетивы, но сочного чавканья попаданий он не услышал. Эльф оказался внутри кольца солдат. Кто-то из наемников попробовал поразить его мечом, но он двигался слишком быстро, так что лезвие лишь рассекло воздух.

Вот один из стрелков отбросил в сторону лук и попытался схватиться за нож. В нос ему ударила раскрытая ладонь, вгоняя раздробленные хрящи и кости в мозг. Что-то кричал Халет. Аршул встал на четвереньки. Эльф сделал новый выпад, и его короткий меч поразил второго лучника в глаз.

— Заклинания! — во всю глотку надрывался Халет. — Ублюдки, заклинания!

— Против кого? — пронзительно крикнул в ответ маг, и в голосе его прозвучал животный ужас.

Мечники, все до единого, развернулись лицом внутрь круга. В тот же миг эльф ускользнул. Он подпрыгнул, ухватился за свисающую лиану и перелетел через кольцо воинов. Аршул, раскрыв от изумления рот, смотрел ему вслед. А что еще ему оставалось делать? В лесной чаще, где и шагу нельзя было ступить свободно, эльф двигался стремительно и беспрепятственно. Он был у себя дома. Совершая прыжок, он поджал ноги, а потом, приземляясь, распрямился и с разворота нанес сильный удар Одноглазому пониже затылка. Здоровяк покачнулся и мешком повалился на землю, а голова его безвольно повисла на сломанной шее.

— Всем развернуться! — надрывался Халет. Но его больше никто не слушал. Круг распался. — Нет! Держаться вместе!

Вдруг, откуда ни возьмись, на расчищенном месте вновь возник белолицый. Растопыренными пальцами он ударил по лицу бегущего мага, вырывая ему глаза, и тот с разбегу врезался в дерево. ТайГетен тем временем атаковал очередного наемника, обрушив на него два молниеносных удара, которых Аршул даже не увидел, довершив дело смертельным ударом клинка в сердце.

Аршул попятился назад. Эльфы безжалостно истребляли тех, кто оказался впереди и пытался убежать.

— Оставайся со мной, — прошипел Халет.

Но огненные капли ужаса уже превратили сердце Аршула в пепел, и он лишь отрицательно прокачал головой.

— Нет. Ты станешь следующим. А один я смогу спрятаться и спастись.

— Ты ни за что не сможешь сбежать от них в одиночку.

— Я попытаюсь. Извини меня, Халет.

Отчаянно пытаясь сохранить остатки самообладания, Аршул потихоньку двинулся прочь.

— Держитесь, ублюдки! — взревел Халет. — Подлые трусы. Безродные псы. Держитесь! Все ко мне!

Халет не стал спасаться бегством вместе с ним. Аршул знал, что этого не случится. Командир был слишком горд. Слишком сильно верил в отряд, который сам же и собрал. Да вы только посмотрите на них сейчас. Они погибали один за другим. Поэтому Аршул, человек очень осторожный и привыкший не оставлять следов, постарался незаметно ускользнуть как можно дальше.

Отчаянные крики наемников, так похожие на женские вопли, тонули в тумане, сплошная пелена которого уже заволакивала подлесок. О местонахождении врага Аршул мог судить по треску ломаемых кустов, который с каждым мгновением удалялся и становился глуше. По нему да по слабым крикам о помощи, которая никогда не придет.

Один только Халет ревел, словно разъяренный буйвол, но Аршулу казалось, что голос его, вот странность, раздавался со всех сторон одновременно, хотя и сдержанно, словно прибой, накатывающийся на берег в заливе Корина-бэй. Храбрый человек. Его было почти жаль приносить в жертву, но, как говорится, своя рубашка ближе к телу.

Следует отдать должное эльфам. Если глаза его не обманывали, их было всего двое, но они оказались способны справиться с отрядом в двадцать человек. Но Аршул был одиночкой и в конечном итоге оказался самым умным из всех. Отныне он не даст втянуть себя в подобную авантюру.

Аршул спиной ощутил подбадривающее прикосновение ствола баньяна и запрокинул голову, осматривая его гостеприимную крону. Ему рассказывали, что среди его раскидистых ветвей, увитых широкими листьями, собирающими дождевую воду, таится смерть. Но даже она не может быть такой быстрой и бесшумной, как та, что подстерегала его внизу, на земле.

Аршул замер, прислушиваясь. В лесу вновь воцарилась тишина. Дело было сделано. Наверняка Халет, подобно всем остальным, уже истекал кровью, которую жадно впитывала вечно голодная земля. В этом даже ощущалась некая поэтическая закономерность. Во всяком случае, эльфы в это верили, и теперь он понимал почему.

Он посмотрел на свои руки. Они дрожали. Какое счастье, что сегодня днем ему не пришлось стрелять из лука. Аршул улыбнулся. Вокруг него сплошной стеной сомкнулся лес. Даже он сам не смог бы сказать, где был мгновением раньше. Очень хорошо. Какая неподвижность. Такая умиротворяющая и покойная, несмотря на приглушенные звуки животной жизни.

Аршул повернулся, ища взглядом нижние ветки, за которые можно было бы ухватиться. Эльф стоял совсем рядом, в каком-нибудь шаге от него. Глядя на него, Аршул почувствовал, как у него подвело живот и опорожнился мочевой пузырь. В глазах эльфа стыла холодная неизбежность.

Аршул вдруг понял, что по щекам его текут слезы. Он знал, что рот его приоткрылся, чтобы молить о пощаде, но смог исторгнуть лишь душераздирающий вопль. Вопль женщины.

Ауум и Серрин смотрели на последнего из людей, лежащего у их ног. Такой же неуклюжий, как и все остальные, разве что чуточку более осторожный. Кровь уже перестала течь из раны в его сердце. Она еще пузырилась у него на губах, которыми он целовал землю, но шарики воздуха уже начали лопаться.

— Мы совершили ошибку, позволив уйти тому, другому. Это их вожак. И по-прежнему способен доставить нам неприятности. А вот этот подошел бы нам намного лучше. Одиночка, — сказал Ауум.

— Нет. Рассказ того, второго, услышат, и ему поверят. Это породит страх.

Ауум кивнул.

— В том, что ты говоришь, есть смысл. Идем. До храма еще целый день пути.

Но Серрин не двинулся с места, глядя на тело наемника.

— Здесь могут оказаться и другие, — сказал Ауум. — Мы должны предупредить ТайГетен и подготовить храм. Как такое вообще могло произойти?

— Им кто-то помогает.

Ауум кивнул.

— Согласен. В противном случае они бы никогда не нашли храм. Но мы все равно узнаем, кто за этим стоит. Инисс направит наши руки. Здесь им не победить нас, мой жрец. Это — наша земля.

Глава 3

Одиночество — самое суровое из наказаний, потому что эльф никогда не остается один, даже в смерти.

— Я спас столько своих людей, сколько смог.

А тысячи других оставил умирать.

— У меня не было выбора.

У тебя был выбор — стоять насмерть и сражаться. Но ты повернулся и бежал.

— Я защищал тех, кого мог спасти.

Ты бросил тех, кто нуждался в тебе. Ты — трус.

— Нет!

Трус, малодушное ничтожество, отступник. Ты потерял все, и мужество, и Родину. Ты заслуживаешь смерти. Почему ты до сих пор дышишь этим воздухом?

— Потому что Инисс, мой бог и повелитель гармонии, желает еще сильнее покарать меня, сохранив мне жизнь.

Ха! Как удобно. Значит, в твоей жалкой и бесполезной жизни виноват твой бог. Он отвернулся от тебя в тот день, когда ты предал свой народ. Он ждет того момента, когда ты соберешь остатки мужества и сделаешь то, что должен был сделать в день своего унижения. В день, когда кровь невинных жертв запятнала твои руки.

— Я не мог сделать большего.

Ты мог умереть ради тех, кто любил тебя. Ты обязан был умереть. Доставь им это удовлетворение хотя бы сейчас. Признай свою вину. Встреться со своим богом лицом к лицу. Будь честен перед самим собой.

Такаар отвернулся от камня, на котором восседал его мучитель, будучи не в силах и дальше слушать справедливые упреки. В нескольких сотнях футов внизу текла река Шорт. Соблазнительная и чарующая, даже с такой высоты. Вокруг торчащих валунов пенилась и вскипала вода.

Необъятный и вечный тропический лес за его спиной, казалось, тоже смотрел на него со злой насмешкой. Каждое создание, что дышало, жило и умирало на службе у их бога, Туала, издавало какофонию звуков, которые звенели у него в голове, туманя разум.

Он поднял глаза к небу, моля Гиал о помощи. И богиня дождя услышала его мольбу, ниспослав грозу, которая заглушила голос леса и пролилась барабанным боем капель на его голову, очищающим и обещающим прощение. И вновь вызвала к жизни воспоминания.

«…в тумане вставало алое зарево. Вдали замерла песня. Дымка рассеялась, словно ее смахнул рукой сам Инисс, обнажая выстроившиеся напротив вражеские шеренги. Воины, стоявшие вдоль парапета, застыли в напряженном ожидании. Такаар смотрел вперед, всеми фибрами души впитывая чувства, охватившие обороняющиеся войска. Он глубоко вздохнул, чтобы унять сердце, гулко стучавшее в груди.

Такаар провел рукой по лбу. Это было неправильно. Поколение войн и сражений не могло закончиться вот так. В лесу, меж деревьев, теснилась пехота гаронинов. Солдаты стояли кучно и плотно, как муравьи. А потом они медленно двинулись вперед. Тысячи и тысячи. А за ними, возвышаясь над макушками деревьев, поплыли осадные машины. Десятки и сотни».

Такаар сгорбился, прижав колени к груди и тихонько раскачиваясь взад и вперед. Пальцы его босых ног впились в край обрыва. Взгляд его не отрывался от противоположного утеса и тропического леса за ним. Но вот взор его затуманился, и по щекам потекли слезы. Сегодня, как и всегда, он знал правду.

— Я — трус. Невинная кровь запятнала мою душу, — прошептал он.

Хорошо, очень хорошо.

Такаар встал. Снизу доносился грохот волн, сливаясь со стуком дождевых капель о голые скалы и мокрую листву деревьев. В голове у него воцарилась звенящая пустота. Даже воспоминания не беспокоили его. Пустота внутри была страшнее видений прошлого.

Ты можешь покончить с этим. Сделай шаг вперед. Всего один. Это же так просто. И тогда все, конец.

Такаар пошевелился, скользя вперед и чувствуя, как осыпается под ногами земля. Выпрямившись во весь рост, он вдохнул пьянящий аромат влажного леса. Родного дома, благословенного Иниссом и окропленного кровью тех, кто так и не успел почувствовать его почву под ногами. Тех, кто остался в старом мире и наверняка погиб.

По его вине.

— Я не заслуживаю дышать этим воздухом и любоваться красотой рассвета.

Нет.

Такаар взглянул вниз, на камни, о которые разобьется его тело, и стремительные пенные струи, которые унесут его кровь и плоть. Его позор, унижение и трусость. Лес примет его в свои объятия и вернет Иниссу. Раскаявшегося. Искупившего вину. Прощенного.

— Но я не заслуживаю прощения.

Мы все заслуживаем его.

— Моя смерть не станет справедливым воздаянием для тех, кому я причинил зло.

Не путай справедливость с прощением. Справедливого воздаяния не существует. Есть только месть. Поступи с собой так, как хотели бы поступить с тобой жертвы твоей трусости. И тогда ты обретешь прощение. Инисс по-прежнему любит тебя.

— Я не заслуживаю любви Инисса. Как и любого другого бога.

Милосердие и прощение идут рука об руку. Но только в том случае, если им сопутствует жертвоприношение. Сделай то, что должен.

Такаар склонил голову. Дождь пошел сильнее. Слезы Гиал падали, оплакивая финальный акт жизни падшего героя. В небесах зарокотал гром. В свинцовых тучах сверкнула молния.

«…Такаар провел рукой по лбу. Он был горячим и влажным, несмотря на рассветную прохладу. Но душа его заледенела. Его бил озноб. Он смотрел, как они приближаются. В оборонительных порядках насчитывалось не более трех тысяч защитников. Извне наступало в десять раз больше, а во мгле за осадными машинами как будто из-под земли вырастали все новые и новые шеренги.

— Такаар?

Такаар вздрогнул. Он так резко оглянулся, что едва не потерял равновесие.

— Пелин. — Он сделал глотательное движение. — Что тебе нужно?

Пелин нахмурилась и развела руки в стороны, ладонями кверху.

— Приказ.

Такаар кивнул.

— Да. Приказ.

Он вновь перевел взгляд на выстроившиеся напротив вражеские войска, до которых теперь оставалось меньше двух сотен ярдов. Они уже входили в зону поражения. Ложа осадных машин разворачивались в их сторону, задираясь в небо. Он слышал, как скрипят натягиваемые огромные луки. Звуки эти эхом отдавались у него в голове, туманя разум».

Такаар вновь ощутил сатанинский жар, испепеляющий сердце, словно все это происходило прямо сейчас. Перед глазами у него все поплыло, руки задрожали, а ноги подогнулись. Дышать стало трудно. Он судорожно хватал воздух широко раскрытым ртом. По телу пробежала дрожь, а глаза защипало, словно в них насыпали песка.

Ты вынес им приговор.

Руки Такаара дрожали, когда он отнялих от лица, и влага на нем была вызвана не только проливным дождем.

Ты судил их. И решил, что большинство недостойны того, чтобы жить. Еще одно жалкое оправдание для твоей трусости. Ты бросил стариков и больных, чтобы спасти свою никчемную жизнь.

— Я сделал то единственное, что мне еще оставалось. И спас тех, кого смог.

Голос Такаара вспугнул птиц с насиженных мест, и они сорвались с веток. Дождь ослабел. Он резко развернулся лицом к своему мучителю, но камень был пуст. Пуст, как и всегда.

Ты один. И ты лжешь только самому себе.

Как часто в его голове звучали эти слова. Он знал, что будет дальше. Он уже слышал их бессчетное множество раз. Губы его шевельнулись в унисон.

— Тебе не хватает мужества расстаться даже с собственной жизнью.

«…— Мы остаемся на месте или выступим им навстречу?

Вновь заговорила Пелин, но теперь голос ее доносился откуда-то издалека.

— Столько жизней, — сказал Такаар, качая головой и протирая глаза тыльной стороной руки. — Эвакуация закончена?

— Закончена? — В разговор вступила Катиетт. Или же ему показалось, что это была она. Что-то неладное творилось с его слухом. В ушах у него стоял звон, а слова доносились, словно сквозь вату. — Пелин уже говорила тебе. Чтобы закончить ее, нам нужно еще десять дней. Мы должны продержаться, Такаар. Решай.

— Решать что? — вопросил он. — Как мы умрем? Или здесь, или там. Другого выхода нет. Инисс оставил нас.

Такаар улыбнулся, глядя на Пелин. Она недоуменно нахмурилась.

— Ты сказал…

— Уже слишком поздно. — Такаар вновь покачал головой. — Слишком поздно. Мне очень жаль. Прости меня.

Он сделал шаг назад».

Дождь прекратился. Слезы Гиал перестали течь. Она вновь отвернулась от него. Ничего другого он и не заслуживал. Такаар бросил взгляд на вершину утеса и вытоптанную площадку, на которой стоял. Он знал, что вернется сюда. Знал, что у него нет выбора.

— Завтра, — сказал он. — Завтра все будет по-другому.

Он развернулся, унося свою ложь с собой, и нырнул под сочившийся влагой зеленый покров леса.

Получив заверения Силдаан в том, что им ничего не грозит, Лиит вывел жрецов храма на козырек перед входом. Находясь внутри, они не слышали почти ничего из того, что происходило снаружи, но каждый камень пропитался предчувствием беды. Когда внутрь проникла волна холода, жрецы начали молиться. Лиит пожалел их тогда, как жалел и сейчас, когда они стояли у врат своего святилища, встречая первый день нового мира. Или, точнее говоря, возвращения к старому.

Первым выйдя на свет и увидев тела ТайГетен на земле и иней, все еще прячущийся в тени храма, Лиит понял, что не готов. По краям козырька выстроились уродливые фигуры людей. Один из них стоял рядом с Силдаан. Их вожак, Гаран.

Пятеро жрецов за спиной Лиита возмущенно зароптали. Послышались слова молитв. К их гневу примешивалось смятение. Вот стоит Силдаан. Одна из их числа. Стоит рядом с врагами, среди изуродованных тел лучших воинов Инисса. Вокруг витает запах смерти. Воздух отравлен ею. Значит, вот какая она, магия, о которой говорила Силдаан и на которую возлагала такие надежды.

— Ждите меня здесь, — распорядился Лиит и подошел к Силдаан. — Что ты наделала?

— Это — борьба за выживание, Лиит, — ответила Силдаан. — И не делай вид, будто не понимаешь этого.

— Ты считаешь, что мы выиграем эту борьбу, убивая себе подобных?

— В таком деле жертвы неизбежны.

— Значит, вот как ты это называешь?

— ТайГетен никогда не поддержат нас. Дети они Инисса или нет, но они встали на нашем пути. Другого выхода у нас нет.

— Мы говорили о том, чтобы взять их в плен, — напомнил Лиит.

Силдаан рассмеялась.

— О да, ты говорил об этом. Но я живу в реальном мире. Тем не менее из уважения к тебе и к ним я предложила им выбор. Угадай, какой была их реакция?

— Мне кажется, что мы поступаем неправильно, — Лиит покачал головой. — Мы с тобой пришли к согласию о том, что происходит здесь и сейчас. Мы знаем, что наш долг восстановить прежний, настоящий порядок. Но нас должно остаться достаточно, чтобы править. Тебе известно, с чем столкнулись дети Инисса — или все эльфы, если на то пошло. Мы не можем позволить себе небрежно и мимоходом убивать своих братьев. Даже если они — ТайГетен.

Силдаан шагнула к Лииту, подойдя к нему вплотную. Она превосходила его ростом. Кроме того, она была быстрее и опытнее. Но жрец не отступил ни на шаг. Силдаан взглянула ему в глаза, явно рассчитывая смутить.

— Мы уже столько говорили об этом, Лиит. Те представители нашей расы, что выступают против нас, нам не нужны. Мы должны завладеть храмом. А потом, как только совершим это, сделать заявление, эхо которого прокатится по лесу и достигнет больших городов. Это будет правильным первым шагом.

— Овладение храмом — да. Особенно теперь, когда Джаринн отбыл в Исанденет. Но вот это? Это же бессмысленная бойня. Они были твоими друзьями. Ты слишком на многое закрываешь глаза. А я смотрю на происходящее и испытываю отвращение оттого, что мы запятнали свой храм присутствием людей.

— У тебя сдали нервы, Лиит. Эти люди помогут тебе остаться в живых. Ты должен решить, с кем ты.

Силдаан обеими руками толкнула Лиита в грудь. Он покачнулся и отступил на несколько шагов, отмахнувшись от Гарана, попытавшегося поддержать его.

— Не смей прикасаться ко мне, — прошипел жрец.

— Силдаан права: ты должен передать послание.

— Что ты знаешь об этом, чужеземец?

Резко развернувшись, Лиит поглядел в покрасневшие глаза на распухшем от укусов лице. Густые брови Гарана уродовали его лоб. Подобно всем людям, он был широкоплеч и коренаст и носил тяжелые кожаные доспехи и меха, совершенно неуместные во влажном тропическом лесу, а его оружие годилось только для того, чтобы рубить растения, расчищая путь.

— Я знаю, что нужно сделать. Нам нужна война; ты должен спровоцировать ее, а не вежливо предложить, — заявил Гаран.

— Нам не нужна война. Мы…

— Лиит, — перебила жреца Силдаан, стараясь, чтобы голос ее прозвучал негромко и спокойно.

Напрягшись, Лиит развернулся к ней.

— Ты этого хочешь, — сказал он. — Верно?

— Да, я хочу положить конец той глупости, что зовется «законом Такаара». Мы оба хотим одного и того же. И это послание услышат во всем Калайусе.

— Ты вынудишь их обрушиться на нас, — прошипел Лиит. — И человеческой магии окажется недостаточно. Ты сама говорила, что нужно действовать исподволь и незаметно.

— Здесь не самое подходящее место для того, чтобы обсуждать подобные вещи. Наши союзники не должны слышать, как мы ссоримся.

Но Лиит только покачал головой в ответ. Силдаан вдруг ощутила, что в душе у нее разгорается гнев.

— Их не должно быть здесь. Никого. Это — наше и только наше дело.

— Ты знаешь, для чего они здесь, — зло бросила в ответ Силдаан. — Нам нужна помощь. Нас слишком мало.

— И стало еще меньше.

Силдаан нанесла молниеносный удар справа, сломав Лииту нос. Кровь горячей струей хлынула из ноздрей жреца ей на правую руку. Лиит отпрянул и поднес обе руки к лицу. Глаза у него расширились, и он сильно закашлялся от неожиданной боли.

— За что?

— Ты — не моя чертова совесть, Лиит. Инисс свидетель, что я не нуждаюсь в том, чтобы мне говорили, что и как делать. Я должна быть уверена, что ты с нами. Я должна знать, что ты веришь мне. Итак?

Лиит взглянул на нее, зажимая руками разбитый нос, кровь из которого капала на его короткую куртку без рукавов. Крепко зажав кость пальцами, он осторожно вернул ее на место, чем вызвал ошарашенное ворчание у солдат, стоявших рядом с ним. Но сам Лиит даже не поморщился. Закончив, он убрал руки от лица, и кровь вновь хлынула струей.

— Мы с тобой знакомы вот уже восемьсот лет, — слегка гнусавя, проговорил он. — И ты знаешь, что я не стал бы лгать тебе.

Он сплюнул кровь на землю и вытер рот рукавом.

Силдаан вздохнула.

— Все когда-то случается в первый раз.

— Зачем? Силдаан, ты ведь не настолько глупа, как хочешь казаться. Что с тобой происходит? Нам не нужны союзники. Мы не можем доверять им и должны действовать по-другому. Им не рады здесь, и их никогда не примут, как равных. И кто вообще разрешил им прийти сюда и предложить нам свое столь воинственное и кровавое содействие?

— Случилось то, что я поняла — время истекает. Его осталось меньше, чем думает кто-либо из этой жалкой кучки слюнтяев. Ты знаешь, что должно произойти в Исанденете, в Гардарине. Сегодня. Тебе давно пора научиться идти в ногу со временем.

— Ты говоришь о том, чтобы разрушить гармонию. Собираешься вернуть нас во времена Войн Крови. Для чего тебе это нужно?

— Лиит, я выслушала тебя. Но мы должны двигаться дальше. Каков твой ответ?

Но она уже видела, что он уперся и своего мнения не изменит, и застонала в душе. Жрец отрицательно покачал головой.

— Проклятые остроухие, — пробормотал Гаран.

Лиит стремительно развернулся к нему. Он уступал Гарану в росте и телосложении, но почему-то ничуть не казался от этого менее опасным. И сам знал об этом. Он заговорил на языке обитателей северного континента.

— Что тебе до этого, короткоживущий? — Лиит стоял всего в шаге от Гарана. Достаточно близко, чтобы убить его голыми руками. — Это — не твоя война. И земля тоже не твоя. Ты все равно получишь свою плату, будешь ли ты сражаться или молча простоишь под дождем. Решаем здесь мы. А ты принадлежишь нам. Сейчас ваши жизни — в наших руках. Мы можем раствориться в своем лесу, и тогда вы никогда не найдете дорогу обратно.

— Поэтому я останусь здесь и буду говорить со своей сестрой в храме моего бога столько, сколько сочту нужным. А если ты посмеешь оскорбить меня еще раз, я убью тебя. Ты меня понял?

— Я понял тебя, — отозвался Гаран на весьма приличном эльфийском. — А еще я понял, что и дальше оставаться здесь — значит терять время, которого у тебя и так нет. Я знаю, что Силдаан права, а те, кто отказывается видеть, что сулит им будущее, рискуют навлечь гибель на детей Инисса.

— Я не намерен дискутировать с тобой по этому поводу, — коротко бросил Лиит. — Ты — никто. Наемные мускулы.

— Ты повергаешь меня в отчаяние, Лиит, — сказала Силдаан. — Почему ты ведешь себя так?

— Потому что мы все должны сделать правильно, иначе мы предадим всех эльфов, а подонки, подобные этому, невозбранно ступят на благословенную землю Инисса.

Силдаан поманила его в сторону от Гарана.

— Чего ты добиваешься, Лиит?

— Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что больше не будешь убивать детей Инисса. ТайГетен и других. Я хочу, чтобы ты смирилась и признала, что не вправе решать судьбу кого бы то ни было из наших людей. Не считай себя выше их. Силдаан?

— Я не могу пообещать тебе этого, — негромко ответила жрица, и голос ее заглушил шум дождя, хлынувшего с новой силой. — И я в отчаянии оттого, что не могу убедить тебя в своей правоте.

— В таком случае я не пойду с тобой, — прошептал Лиит, и на глазах его выступили слезы. — Мы не можем вернуться к порядку, замешанному на страхе. Это тебе следует учиться идти в ногу со временем. Чтобы нам повиновались, мы должны внушать уважение.

Силдаан подошла к жрецу вплотную и положила руку ему на плечо. А он вдруг ощутил прилив небывалой грусти. Почти скорби.

— Знаю. Но мы не сможем достичь этой цели без боя. Ни один эльф не пожелает преклонить колени только потому, что мы попросим его об этом. Почему ты не хочешь понять столь простую вещь?

— Если они откажутся, значит, мы недостойны править ими.

— Ох, Лиит. Мы не можем упустить такой шанс, иначе попадем в рабство к кланам туали[1] и биитан[2]. И уж они-то не проявят такой робости и нерешительности, как ты.

— Такаар научил нас тому, что война — это не путь вперед. Несмотря на все его недостатки и неудачи, именно он положил конец Войнам Крови. А эта дорога ведет к краху.

— Значит, следует избрать другую.

Силдаан привлекла жреца в свои объятия. Преодолев мгновенную растерянность, он припал к ее груди и расплакался. В самом страшном сне он и представить себе не мог, что погибнет от ножа, который она вогнала ему под ребра, и клинок поразил его в самое сердце. Лиит ахнул и еще крепче вцепился в нее.

— Пусть твоя дорога к предкам будет легкой и безопасной. Когда-нибудь ты благословишь мой путь, и мы пойдем по нему вместе.

Лиит не чувствовал боли. Ноги у него вдруг подогнулись, и Силдаан опустилась на колени рядом с ним. Он уставился на нее, пока она вытирала ему кровь из носа и рта.

— Твой путь приведет всех нас к смерти, — успел прошептать он.

— Успокойся и помолчи. Оставь свою ненависть здесь. Иди свободным.

Глаза Лиита закрылись. Тело его повалилось на землю. Щекой он почувствовал прикосновение прохладного камня. Он вознес краткую молитву Шорту, прося бога принять его душу. Жрец смутно ощутил, как Силдаан вытащила нож. Он больше не испытывал гнева. Его охватила всепоглощающая печаль.

Лиит попытался сделать вдох, но легкие его уже наполнились кровью, и он захлебнулся ею. Жрец попытался открыть глаза, но сил у него уже не осталось. Над головой у него зазвучали голоса.

— Пусть Шорт сопроводит твою душу в благословенные объятия Инисса. Пусть твое тело достанется подданным Туала. Пусть лес вновь возьмет тебя к себе. Пусть твоя жертва не будет напрасной, — сказала Силдаан.

— У тебя не было другого выхода, — сказал Гаран.

— Я любила его. Но то, что нам предстоит, больше любви к одному ula[3]. А тебя я ненавижу. Так что подумай сам, насколько я ценю твою жизнь.

По щеке Лиита скатилась одинокая слеза.

Глава 4

Вера в собственное тело составляет самую суть выживания.

— Посмотри на себя, прекрасная тварь.

А ты посмотри на себя, ползающего на брюхе, подобно рептилии, в любви к которой ты объясняешься. Очень уместно.

Такаар вздрогнул от гнева, и трава под его ногами возмущенно зашелестела. Змея повернулась к нему и подняла свою плоскую голову, свивая тело в кольца. Она уставилась на него черными зрачками неподвижных глаз в окружении темно-коричневой радужки. Такаар застыл как вкопанный, не обращая внимания на издевательские призывы своего мучителя протянуть руку и встретить смерть от укуса столь убийственного и прекрасного создания.

Вместо этого он продолжил наблюдение. Вокруг и на нем самом кишели насекомые и пиявки. Тайпан[4] языком попробовал воздух на вкус. В длину змея достигала восьми футов, спина и бока ее были окрашены в яркий красно-коричневый цвет. Чешуйки же на животе отливали желтым. Голова была округлой и вытянутой, с обрубленным носом, а шея сверкала глянцевым черным блеском.

Змея могла убить его в мгновение ока, если бы у нее возникло такое желание. Или думала, что могла.

— Такая сдержанная и пугливая, — прошептал он. — И такая могущественная.

Самая ядовитая тварь в лесу, подумал он, но в этом ему еще предстояло убедиться.

— Согласна ли ты мне помочь, хотел бы я знать? Обещаю, что не причиню тебе вреда.

Тайпан расслабился; голова его вернулась на лесную подстилку. Он принялся тыкаться носом в палую листву. Такаар очень медленно и осторожно присел на корточки. Змея не обратила на него внимания, высматривая более подходящую добычу.

— Этому придется подождать, дорогой друг. — Такаар коротко рассмеялся. — Для начала тебе предстоит пройти небольшое испытание.

Такаар зашуршал палыми листьями. Тайпан мгновенно поднял голову и замер не далее, чем в четырех футах от него. Они, не мигая, смотрели друг на друга, разве что тело змеи медленно колыхалось. Такаар стал осторожно раскачиваться из стороны в сторону, отмечая краем сознания, что змея в точности повторяет его движения.

— Хорошо, — сказал Такаар. — А теперь…

Он резко отпрянул в сторону. Змея отреагировала мгновенно — голова ее выстрелила вперед и вверх с пугающей быстротой. Такаар выбросил ей навстречу правую руку, и пальцы его сомкнулись на шее твари, прямо под ее головой. Зубы тайпана беззвучно клацнули в считанных дюймах от лица Такаара, а тело стало извиваться и дергаться, стараясь вырваться. Но Такаар не отпускал свою добычу. Тайпан обвился вокруг его руки стальными тисками.

Такаар нажал пальцами на шею змеи под челюстями, заставляя их раскрыться. Клыки тайпана оказались совсем маленькими, меньше дюйма высотой. Они не были суставчатыми, как у других ядовитых змей, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор. Внутреннее нёбо пасти было розовым и мягким. А ведь оно таило ужасную смерть. Такаар улыбнулся.

— А ты у нас злючка, верно? Знаешь, я ведь поджидал такую, как ты, давно, очень давно. М-м.

Такаар развернулся и зашагал обратно к своему убежищу, находившемуся неподалеку, на самой опушке тропического леса, где деревья встречались со скалами, глядящими на завораживающий простор дельты у Верендии-Туал. Воздух здесь был свежее, в нем не чувствовалось удушливой мокроты, скопившейся под зеленым лиственным покровом.

Постепенно его убежище разрослось. Раньше это был просто шалаш, крытый шкурами, а теперь оно щеголяло соломенной крышей и глиняными стенами. На столе рядами стояли несколько горшков для опытов.

Тайпан прекратил борьбу и ослабил хватку. Такаар ощущал на руке вес его тела. Очаровательное создание. Он мельком взглянул на него. Оно смотрело на него немигающим взором, а он по-прежнему крепко сжимал его шею под головой. Такаар пригнулся и вошел в дом. Внутри было темно, но глаза его быстро привыкли к полумраку.

Какой позор, что ты не дал ей укусить себя. Почему ты упорно продолжаешь столь жалкую шараду?

— Если бы это касалось тебя хоть каким-нибудь боком, я, пожалуй, дал бы тебе подробный и исчерпывающий ответ. Но сейчас я ограничусь тем, что скажу — разум должен оставаться активным, в противном случае начинается безостановочный спуск к сумасшествию.

Начинается? Для тебя этот путь уже превратился в смутное воспоминание.

— Сумасшествие всегда субъективно. В той или иной степени оно проявляется у каждого из нас. И я — не исключение. Как и ты. Таков порядок вещей. Но я, по крайней мере, созидаю нечто полезное. А что оставишь после себя ты?

Твой труп, пожираемый тварями, которых ты так обожаешь.

— А я оставлю после себя истину.

Собственную истину, которую ты создавал столь усердно, не правда ли?

— Не могли бы мы обсудить это позже? Сейчас я занят.

Я просто не понимаю, почему ты упорствуешь в своих глупых заблуждениях. Ты собираешься оставить наследство там, где его никто не найдет? Ведь именно поэтому ты поселился здесь, верно? Чтобы никто не нашел тебя, живого или мертвого.

— Ты превратно толкуешь цель моего покаяния.

Более того, я совершенно не понимаю, в чем смысл твоего бесполезного существования.

Такаар сосредоточился на предстоящей задаче. Вдоль одной стены дома тянулся стол, ставший конечным результатом многочисленных опытов по приделыванию ножек к крышкам. Поверхность его была шероховатой и неровной, высеченной из ствола железного дерева, как, впрочем, и ножки. Которые имели специальные зарубки и были вставлены в выемки в нижней части, после чего привязаны к крышке лианами и молодыми виноградными лозами. Стол слегка покачивался, но при этом обладал достаточной устойчивостью.

Зато порядок на нем царил идеальный. Даже слишком, как издевательски утверждал его мучитель, но Такаар должен был точно знать, что именно находится в каждом из глиняных горшочков, заткнутых деревянными пробками. Ровными рядами они выстроились по правую и левую руку от него, оставляя место в самом центре свободным для опытов. На каждой из затычек он вырезал особый символ, означающий определенный животный или растительный экстракт. Состав он записывал, вырезая его на плашках железного дерева, предварительно отполированного для этой цели.

Посередине стола стоял одинокий глиняный горшок размером с половину кулака Такаара. Горлышко его было перетянуто полоской ткани из материи ручной работы, запасы которой неуклонно уменьшались. Он взял горшок, заставил тайпана разжать зубы и зацепил их за горлышко. Ткань спровоцировала укус, и из зубов змеи стал выделяться яд, который потек по стенке горшка на дно. Сказать, много его или мало, было невозможно, но Такаар держал тайпана до тех пор, пока тот не попытался отдернуть голову.

— Вот и все, друг мой. Совсем не больно. Ты — один из подданных Туала, и у меня нет никакого желания причинять тебе вред.

Сомневаюсь, что он испытывает к тебе схожие чувства.

Такаар пропустил это замечание мимо ушей. Пригнувшись, он вышел наружу, отошел от хижины ярдов на сорок и выпустил рептилию обратно в лес, глядя, как она быстро и безо всяких усилий скользнула прочь, моментально затерявшись среди густой растительности и опавшей листвы.

— Вот так. А теперь — за работу.

Сегодня утром Такаар плотно позавтракал рыбой, выловленной в притоке Шорта, протекавшем не далее чем в трехстах ярдах отсюда и обрывавшемся прекрасным водопадом с утеса чуть южнее. Если его предположения верны, в ближайшие часы ему понадобится вся сила, которую дала ему еда.

Вернувшись обратно в хижину, Такаар оглядел стены и стол, как делал всегда.

— Если сегодня мне суждено умереть, что подумают эльфы, когда мои труды будут обнаружены?

Они подумают, что ты — жалкий трус, отыскавший тысячу способов умереть, но у которого недостало мужества, чтобы использовать хотя бы один из них по прямому назначению. А тот факт, что смерть твоя будет случайной, станет для них последним оскорблением.

— Почему я должен тебя слушать?

Потому что в глубине души, там, под пеплом остатков твоей совести и здравого смысла, ты знаешь, что я прав.

На полках, протянувшихся вдоль стен, выстроились три сотни горшочков. Каждый из них был помечен и наименован на резной деревянной табличке, висящей справа от полки. Но лишь немногие могли похвастать подробным описанием свойств, характеристиками воздействия и более сложными заметками о способах составления и приготовления. Впрочем, даже если он сегодня умрет, начало положено, и хорошее начало. Какой-либо смышленый ТайГетен или Молчащий Жрец сможет продолжить его дело.

Такаар вытащил из-за голенища сапога нож превосходной работы. Долгими днями он оттачивал лезвие до бритвенной остроты, пока оно не превратилось в тонкий, как игла, шип. Размотав полоску ткани с горлышка горшка, он заглянул внутрь. Оказывается, тайпан снабдил его весьма приличным количеством яда. Более чем достаточным для того, чтобы убить его сто раз подряд.

Такаар обмакнул острие ножа в яд на дне горшочка, оценивающе осмотрел маленькую капельку, сверкающую на его кончике. По его меркам, она была среднего размера. Учитывая то, что ему довелось видеть в дикой природе, он затеял опасную игру. Он в последний раз проверил снаряжение. Осмотрел продукты питания, воду, одежду, куски материи и деревянное ведро из ствола дерева с выдолбленной сердцевиной. Они лежали рядом с гамаком, подвешенным в трех футах над землей меж двух деревьев, вокруг которых он и выстроил свою хижину.

Острием ножа Такаар проколол кожу на внутренней стороне запястья и сделал глубокий вдох. Именно сейчас он ощущал небывалый прилив сил и приятное возбуждение. Наступало время единения с природой, какого не знал еще ни один эльф или ТайГетен. Чтобы выжить, надо было узнать больше. И отыскать новое оружие против гаронинов.

Неужели ты настолько заблуждаешься? Очевидно, так оно и есть. Гаронинов больше нет. Ты убежал от них и захлопнул дверь у них перед носом, помнишь? Или это каким-то образом не стыкуется с весьма удобной тебе версией истины?

— А вот здесь ты ошибаешься. Убежать от гаронинов нельзя. Поверь мне. Они вернутся.

Вера — как раз то, чего больше к тебе не будет испытывать никто.

— Это — часть моего наказания. А теперь помолчи. Я должен наблюдать за реакцией и симптомами.

Мир станет чище, если на сей раз ты переборщил с дозировкой.

Но Такаар уже перестал обращать внимание на своего мучителя. Выпрямившись во весь рост, он дышал полной грудью, пытаясь ускорить распространение яда по своему телу. Затем побежал на месте, размахивая руками и чувствуя, как учащенно забилось сердце. Ничего. Ничего, если не считать солнца, которое неспешно продолжало свой путь над лесом, и дождя, вновь хлынувшего из туч, стремясь закрыть собой светило.

— Слишком медленно, — сказал он. — Слишком медленно.

Ядовитые выделения древесной желтоспинной лягушки оказывали куда более быстрое действие на организм эльфа. К этому времени ему бы уже было трудно стоять, и он бы уже задыхался. А яд тайпана действовал медленно, и это было досадно. Пока что он мог отметить лишь появление слабой пелены перед глазами да неуверенность походки. Тем не менее всему можно найти свое применение.

Такаар направился к гамаку. Голова у него стала тяжелой, а в затылке нарастала тупая боль. Он сделал глотательное движение. Или попытался. Это далось ему с трудом. Такаар выразительно приподнял брови.

— Уже лучше.

Он уперся рукой в ствол левого дерева, готовясь опуститься в гамак. Ему стало жарко. На лбу и под мышками выступил пот. К головной боли добавились желудочные колики. Все поплыло перед глазами. Он покачнулся. Симптомы, конечно, проявлялись медленно, зато действие их было сокрушительным.

Такаар обнаружил, что для того, чтобы устоять на ногах, ему пришлось обхватить ствол рукой. Он не помнил, как сделал это. Он поднял ногу, чтобы лечь в…

Силдаан на кого-то кричала. Слова, которые Молчащий Жрец Сикаант не мог разобрать, нарушали покой его медитации. Жрец сломал печать на зале с реликвиями, где он провел три последних дня, и распахнул дверь. За храмом, с левой стороны, оттуда, где располагалась деревня рабочих, накатывалась волна гнева и скорби. Справа, на площадке позади купола, воздух пах бедой. Голос Силдаан эхом отражался от стен Аринденета, визгливый и диссонирующий.

Сикаант содрогнулся. В храме было намного холоднее, чем можно было ожидать от древних камней, навевавших благословенную прохладу. Он беззвучно пересек зал под куполом, не сводя глаз с яркого квадрата распахнутых настежь дверей. Из тени на него испуганно смотрели двое жрецов. Они стояли плечом к плечу с левой стороны от проема.

Слова Силдаан донеслись до него со столь пугающей четкостью, что он тут же пожалел о том, что услышал их. Она больше не кричала, а говорила пронзительным и холодным голосом. Причем говорила страшные вещи. Не просто ужасные, а кощунственные.

— Как ты можешь выглядеть таким несчастным? Неужели так трудно понять простую вещь? Я никогда не была согласна с законом Такаара. И я совсем не одинока. Отнюдь. Но гармонию нельзя установить силой. Она или возникает сама, или нет. Ты руководил тем, что было всего лишь одной видимостью, и не более того. А теперь она готова разлететься на мелкие кусочки, чтобы оказаться преданной забвению.

— Чем хорошо то, что мы отказываемся от своего положения правящего клана? Или ты думаешь, что, сказав туали или гиаланам[5], что мы любим их и считаем равными себе, они станут таковыми на самом деле? Они нам не верят. Более того, они нас ненавидят. Как и все остальные кланы. И скоро это станет очевидным для всех. Сначала — в Исанденете, а очень скоро — и в других местах. Повсюду. Даже здесь.

Смятение, царившее в голове Сикаанта, рассеялось, едва только глазам его предстала сцена, разыгравшаяся на площадке перед входом в храм. Люди осквернили ее своим присутствием. Их собралось здесь человек тридцать. Кое-кто настороженно вглядывался в лес, словно намереваясь отразить нападение, которое они все равно заметили бы только в самый последний момент. Большинство же наблюдали за Силдаан, расхаживавшей перед тремя жрецами, стоявшими на коленях. Все трое держали головы высоко поднятыми, несмотря на то что руки их были связаны за спиной. Солдаты-люди приставили к горлу каждого меч.

— Вы сами увидите, если я позволю вам жить дальше, что цена этого фальшивого мира слишком высока. Я согласна со всеми представителями кланов, которые считают, что действия Такаара на Хаусолисе стали свидетельством полнейшего краха закона Такаара. И самого Такаара заодно.

Заговорил один из жрецов, Ипууран. Ему всегда было не занимать мужества.

— Ты полагаешь, что осуждение и денонсация сделают кланы врагами друг друга, но ты ошибаешься. Тысяча лет мира — слишком долгий срок, чтобы взять и просто забыть о нем. Мира, который не стоил нам ничего.

— Ничего? — Силдаан снова начала кричать. — Он стоил детям Инисса всего. Нашего положения, нашего права первородства. Нашего уважения. Любви нашего собственного бога. Ты слеп, если не видишь того, что надвигается на нас. Ты похож на Мириина, ТайГетен и Молчащих, которые прячутся под покровом леса, не имея понятия о том, что варится в котле под плотно закрытой крышкой гармонии.

— Лориус сделает… — вновь начал было Ипууран.

— Лориус. Ха! Лориус сделает только то, о чем его настоятельно попросят. Или ты надеешься, что он сумеет укротить надвигающуюся бурю, встав и отрекшись от Такаара? Какая чушь. Он так же глуп, как и ты. Он твердо верит в гармонию и в то, что она сохранится, какие бы препятствия он ни убирал с пути хаоса. Он думает, что его слова позволят ему занять подобающее место в кланах послабее, но те ненавидят его ничуть не меньше, чем любого из ныне живущих иниссулов[6]. За исключением, разве что, Джаринна.

— То, что происходит в Гардарине, — это реализация наших замыслов, о великий жрец храма. Вот почему здесь оказались люди. Потому что только они способны предотвратить убийство тех, кто рожден повелевать. И мы добьемся этого. Когда кровопролитие закончится, могущество эльфов вновь окажется в руках детей Инисса. Так, как это должно быть.

В тени вновь пошевелился Сикаант. Он подошел к жрецам, глядящим на площадку перед входом. Ему очень не нравилось то, что он должен будет сделать. Заговорить под куполом — значило нанести его ордену оскорбление. Но не такое сильное, как те слова, которые он услышал только что. Сикаант действовал стремительно. Настолько, что почти не уступал в быстроте ТайГетен. Его длинные пальцы, заканчивающиеся заостренными ногтями, легли на голые шеи обоих жрецов и замерли в обманчивой неподвижности. Казалось, что несчастные не смеют даже дышать. Он просунул между ними голову.

— Те, кто наблюдает за происходящим с безопасного расстояния, неизбежно превращаются в еретиков, — прошептал он.

— Мы не знали, что ты рядом, — выдавил из себя один из жрецов, чьего имени Сикаант не помнил.

— Несомненно, — согласился Сикаант.

Пальцы его сомкнулись. Ногти его проткнули кожу, вонзились в плоть и разорвали ее в клочья. Он разжал пальцы, высвобождая их. Из разорванных шей толчками била кровь. Крики захлебнулись и умолкли. Ноги подогнулись под умирающими телами, но Сикаант удержал их от падения. Их сопротивление было слабым, а борьба — символической. Он вытащил обоих на свет.

Силдаан заметила его, и слова замерли у нее на губах. К нему двинулись люди.

— Тебе понадобятся другие еретики, — сказал Сикаант. — Эти двое подвели тебя.

После чего он развернулся и бросился бежать туда, куда последовать за ним не осмелился ни один человек.

И вот он вновь на самом краю. Опять смотрит на реку. Жалеет о том, что некому подтолкнуть его. Быть может, научить этому какую-нибудь обезьяну? Он невесело рассмеялся. Научить обезьяну. Едва ли это возможно. Они годились только на то, чтобы красть у него еду. Или самим превращаться в пищу.

— Таков круговорот жизни. Вот так, бег по кругу. И остановить его нельзя.

Нет, можно. Для тебя, во всяком случае.

Такаар небрежно отмахнулся.

— Глупости. Одна смерть не может нарушить цикл. Она лишь добавит ему движения. Одна смерть означает лишь появление очередного тела, которое можно взять себе. И разделить его с другими. Обогатить и насытить им лес.

В твоих устах такой шаг звучит соблазнительно. Так почему же ты не сделаешь его?

— Фу. У меня слишком много работы. Я обязан возместить причиненный ущерб. Понемногу, зато регулярно. Каждый день, чтобы сравнять счет. Если я проявлю слабость, то подведу тех, кто идет по моим стопам.

О неудачах и потерях ты написал целую книгу, так что здесь я верю тебе на слово.

— Верю ли я в искупление? Не знаю. Пожалуй, нет. Я не заслужил его. Наказанием за мое преступление стала жизнь. И потому я бессмертен.

Только в том случае, если ты сам сделаешь подобный выбор.

— Я не смогу повторить самого себя. В действительности выбора у меня нет. Бежать, бежать — нет, с меня хватит. Смерть — это бег. Жизнь — страдание. И покаяние тоже. Я могу влезть на дерево и упасть. Я могу прыгнуть вот с этого обрыва, и никто не станет меня оплакивать. Но мне не нужна скорбь. Мне нужны ненависть и гнев. Вот их я хочу заслужить. Хм. Они стоят того, чтобы добиваться их и получить.

Но ведь ты ничего этого не делаешь. Ты не ищешь ничего, кроме уединения и сосредоточенности на своих внутренних переживаниях. Тебе нужен гнев? В Исанденете его больше, чем ты можешь себе представить.

— Нет. Нет. Люди. Боги. Да.

Я тебя ненавижу.

— В таком случае сегодня победа останется за мной.

Тебе не победить никогда. Ты всего лишь оттягиваешь неизбежное, играя со смертью и бессмертием.

— Ага, вот теперь я тебя понимаю. Ты ненавидишь меня за то, что тайпан не смог убить меня.

Да, но ты был близок к смерти, как никогда.

Такаар содрогнулся. Его мучитель и понятия не имел, как близка была его гибель. И дело было не в том, что в том месте, где он проколол кожу, вводя себе яд, образовалась опухоль. Это было мучительно, и ему еще несколько дней предстоит страдать от боли от порезов, которые он нанес себе, чтобы облегчить давление на плоть. Гадко и противно. Как ни при чем оказалось и разжижение крови, достигшее таких величин, что, придя в себя в гамаке, куда он упал, потеряв сознание, Такаар обнаружил, что крошечная ранка на внутренней стороне запястья все еще кровоточит, а из носа тоже течет кровь.

Нет, самым опасным стал паралич. Сначала у него отнялись руки и ноги, так что, свалившись поперек гамака, так, что голова свисала с одной стороны, а ноги — с другой, он даже не мог пошевелиться. А потом паралич добрался и до горла с легкими, отчего ему приходилось буквально сражаться с собственным телом за каждый вдох. Неужели прошел всего один день? В это было трудно поверить. Он видел, как чередуются свет и тени. Он слышал звуки дня и ночи, но не отдавал себе отчета в том, находится ли в сознании или бредит.

Когда паралич ослабел, его стошнило и он обмочился. Минуло несколько часов, прежде чем Такаар нашел в себе силы встать. Его одолевала мучительная слабость, но мозг при этом лихорадочно работал, подыскивая возможное применение яду. Эта отрава действовала медленно, зато эффект оказался сокрушительным. Он ни за что бы не осмелился увеличить дозу сверх той крошечной капельки, которой воспользовался.

Такаар улыбнулся.

Самодовольное ничтожество. Ты всегда был им.

— Вера в собственное тело — ключ к выживанию.

Избавь меня от своих сентенций.

— Никогда.

Глава 5

Отступить — значит погибнуть.

За прошедшие тысячелетия стены правительственного здания еще ни разу не видели такого волнения и беспорядков. Перед сценой-возвышением колыхалось море голов. Галерка и боковые ложи были забиты битком так, как никогда раньше. Во всех оконных и дверных проемах теснились любопытные лица. На площади перед дворцом собрались тысячи тех, кто не смог попасть внутрь, но отчаянно на это надеялся.

Дворец был выстроен в самом сердце Исанденета, первого города и морского порта в Калайусе. На языке древних он именовался «Гардарин», но местные жители подыскали для него куда более прозаичное словцо «жук». Дворец возвышался на мощенной булыжником восточной торговой площади, а его шпили были видны из любой точки города. Формой здание напоминало панцирь жука, живущего на лианах. Метафора подразумевала колоссальную силу и прочность. Этот панцирь не раздавит нога случайного прохожего.

Стены, выложенные из камня, добытого в карьерах Толт-Аноора, скрывались под роскошной деревянной кровлей, свесы которой опускались с обеих сторон почти до самой земли. Конек крыши изящно вздымался над главным входом и лестницей, достигая почти ста пятидесяти футов в высоту в своей срединной точке. Шпили украшали все четыре угла и центр здания. Когда в Гардарине шло заседание, на них развевались алые флаги, а в маленьких башенках стоял на часах почетный караул в классических темно-зеленых камзолах.

Вместе со своей тройкой ТайГетен Катиетт забралась на верхние стяжки стропил, перекрещивающихся под самой крышей. Они поднялись по лестнице на главную балюстраду, а уже оттуда — еще выше, в царство теней. Отсюда, на благоразумном удалении от огромной толпы, заполнившей собой каждое кресло, скамью, проход и подоконник, они могли видеть все.

Там, где сходились зоны для размещения приглашенных, располагалось возвышение. Задняя его часть представляла собой пять рядов кресел, поднимающихся уступами. Кресла были простыми, но удобными и снабженными мягкими подушечками. Одно место для верховного жреца и еще одно амлана[7] от каждой деревни, поселения и города, равно как и прочих представителей эльфийских кланов.

Перед этими рядами стояли три кафедры, украшенные резными изображениями Инисса при сотворении земли и эльфов. Они располагались полукругом вокруг темного пятна на в остальном безупречно выскобленном белом каменном полу. Однажды в Гардарине пролилась кровь. День инаугурации дворца навсегда останется в истории как гнетущее и мрачное событие. Большое пятно неправильной формы тщательно сохраняли в качестве напоминания о днях, память о которых канула в Лету, на что, впрочем, надеялись далеко не все.

В воздухе повисло напряжение. Часом ранее над Исанденетом прокатилась гроза, разрывая небо проливным дождем и вспышками молний. В городе начали перешептываться, что, дескать, боги подают знак. Но Катиетт не обращала на такую ерунду внимания. Если эльфы хотят избежать беды, то должны рассчитывать только на себя. Именно для этого боги и населили ими землю. Чтобы эльфы жили в гармонии и мире. Любили землю и все, что на ней обитает и произрастает.

Но слишком многие из них забыли об этом. И сейчас их здесь собралось тоже слишком много. Толпа глухо волновалась в ожидании, пока не начнутся речи, буквально исходя слюной от перспективы возможного осуждения. А Катиетт испытывала одну лишь глубокую печаль. Она знала, в чем кроется причина их ярости, но ведь ни одного из них не было здесь в тот судьбоносный день десять лет назад, когда Такаар отступил. Ни одного. Она спросила себя, а кто же в действительности стоит за всем этим и почему они так долго ждали, чтобы привести свой план в действие. Быть может, сегодня она получит ответы на эти вопросы.

Катиетт взглянула вниз на старшего представителя клана Инисса, Джаринна, Верховного жреца Инисса, которому явно хотелось поскорее оказаться в храме в Аринденете. На Ллирон, Верховную жрицу Шорта, обладательницу немигающего взгляда. На Калидда, амлана Денет-Барина, нервно потирающего руки. И на Пелин, архонта[8] Аль-Аринаар, главнокомандующего гвардии Инисса, которая, подобно всем остальным, выглядела взбешенной и готовой бросить вызов всему миру. Разумеется, сама она к детям Инисса не принадлежала, зато была верной сторонницей Такаара. Приближались нелегкие времена, и от того, на чью сторону встанет Аль-Аринаар, гвардия, составленная из представителей всех кланов, зависело слишком многое.

Взгляд Катиетт переместился на гобелены, которыми была увешана стена за рядами кресел на возвышении. Прекрасные творения описывали историю славных сражений и великих побед, потрясающий героизм и подвиги Такаара. Но картина эта была не совсем точной. Неполной. И Катиетт спросила себя, как долго они еще провисят здесь.

— Сейчас он бы нам не помешал, — подал голос Графирр, стараясь перекричать шум толпы.

Катиетт повернулась к своему Тай. Он сидел верхом на балке, опираясь грудью на другую, ведущую на самый верх «панциря». Она выразительно подняла брови.

— Он бы не помешал нам таким, каким был когда-то, — заметила она.

Графирр кивнул.

— Да. Извини. С моей стороны это было неумно.

Катиетт улыбнулась.

— Совсем немного. Инисс свидетель, что ты прав.

— Ты должна быть там, внизу, — сказала Меррат, и глаза ее лукаво блеснули.

— А ты не боишься упасть? — парировала Катиетт. Закусив губу, она окинула взглядом шумное сборище внизу. — Ни за какие благословения Инисса я не согласилась бы сегодня оказаться там.

— Ты так полагаешь? — осведомилась Меррат.

— Для этого не требуется особого ума, — отозвалась Катиетт. — Но я сомневаюсь, что сегодняшнее сборище обладает хоть каплей здравого смысла.

Враждебность и агрессия ощущались буквально физически. К ним примешивалась одуряющая влажность. Воздух снаружи был совершенно неподвижен, и, несмотря на открытые двери и оконные створки, в помещении не ощущалось ни малейшего сквозняка. Волны духоты поднимались все выше, становясь невыносимыми, запах пота смешивался с древесными и животными ароматами, забивая ноздри. За происходящим следили взгляды. Гневные. Презрительные. Ненавидящие.

— Ну, наконец-то, — сказала Меррат.

Распорядитель Гардарина поднялся на ноги. Его приветствовал оглушительный рев собравшихся. Звали его Хелиас, и свою зелено-белую церемониальную мантию он носил с привычной властной небрежностью. Он был молодым и амбициозным членом клана Туала. Обожаемым и ненавистным в равной мере. Он упивался своим положением и должностью. Разговоры на балконах и в зале стихли, когда Хелиас подошел к центральной кафедре. От стен отразилось эхо нескольких криков. Обычно они были добродушными. Только не сегодня.

— Итак, мы собрались здесь! — начал Хелиас. — Все вы знаете, что время пришло. И у каждого из вас есть свое мнение. И вы спрашиваете себя, почему же мы ждали так долго. Что ж, предлагаю вам выслушать тех, кто, в свою очередь, готов прислушаться к вам и надеется, что вы им поверите.

— Недурное начало. Он пытается снять напряжение, — пробормотала Катиетт.

— Думаешь, он готов переметнуться? — полюбопытствовала Меррат.

— Гони от себя подобные мысли, — улыбнулась Катиетт. — Он так женейтрален, как и любой презренный туали.

— Для участия в дебатах приглашается Джаринн, Верховный жрец Инисса, хранитель храма Аринденета и защитник памяти Такаара!

Эти слова были встречены какофонией неодобрительных выкриков и свиста. Джаринн, высокий и стройный, что было свойственно представителям клана Инисса, обладал роскошной шевелюрой, длинные черные пряди которой были зачесаны назад и перевязаны золотой нитью. Лицо его с тонкими чертами светилось горделивостью, которая, по его словам, случайно досталась ему по праву рождения, а глаза, большие и раскосые, овальной формы, поражали синевой. Его мантия была простой и безыскусной, как того и требовал Инисс. Коричневой, лишенной каких бы то ни было украшений и даже капюшона. Он ходил босиком, что являлось символом веры в Инисса, который оберегал его от зла. Катиетт надеялась, что сегодня утром его молитвы были особенно горячими.

Подойдя к кафедре, Джаринн окинул собравшихся твердым взглядом. Пожалуй, он даже слегка покачал головой, прежде чем сосредоточиться на противоположной кафедре. Он пренебрег своим правом обратиться к спикеру-распорядителю с требованием защитить его от оскорблений, градом обрушившихся на него. Однако же он задержался на мгновение, чтобы кивком поблагодарить тех, кто встал из кресел в арочных рядах, дабы приветствовать его аплодисментами. От этого шум в зале стал оглушительным.

— Ну, и где же поддержка общественности? — осведомился Графирр, когда Хелиас воздел обе руки, запоздало призывая собравшихся к порядку.

— Джаринн посоветовал сторонникам Такаара не приходить на собрание, — ответила Катиетт и вновь улыбнулась. — Как бы то ни было, но большинство из нас находятся здесь, наверху.

На балках расположились сразу пять звеньев Тай[9]. Изрядное, следует признать, количество элитных воинов Инисса. Еще пять троек были рассредоточены по городу, наблюдая за местами наиболее вероятных беспорядков, которые непременно должны были возникнуть, если будет объявлено о всеобщем порицании и осуждении. Катиетт должна была знать о царящих в городе настроениях на тот случай, если Джаринну потребуется срочно и без помех вернуться обратно в Аринденет.

Собравшиеся внизу, под ними, гулко и ритмично начали топать ногами. По залу покатилось грозное эхо, напомнившее о великих битвах древности, прелюдия к хоровым песнопениям и погребальному плачу. Катиетт ощутила, как задрожали в такт балки перекрытия, и мысленно перенеслась во времена, предшествовавшие гармонии и принятию закона Такаара.

— Слово предоставляется… — начал Хелиас.

Голоса присутствующих слились в громоподобный воинственный рев.

— Ло-ри-ус, Ло-ри-ус, ЛО-РИ-УС!

Рев безостановочно катился по залу собраний. Хелиас вновь поднял руки, но это ни к чему не привело. И все-таки сквозь шум толпы Катиетт расслышала его голос, взлетевший к самому потолку.

— Слово предоставляется Лориусу, Верховному жрецу Туала, хранителю храма Тул-Кастарина и порицателю Такаара!

Ритмичный речитатив и топанье ногами сменились откровенным подхалимажем. Некоторые из присутствующих верноподданнически бросились к краю возвышения. Но путь им преградили гвардейцы Аль-Аринаар. В воздух взлетели гневно воздетые кулаки, духота и напряжение нарастали. Графирр шумно выдохнул. Катиетт отчетливо представляла себе, какие чувства он сейчас испытывает.

Лориус поднялся или, точнее говоря, воздел себя на ноги. Он был уже стар, стар даже для представителя клана Туала. Верховный жрец родился еще до того, как был принят новый календарь, провозгласивший гармонию. Годы мира. О боги! Если он еще что-то и помнил, то его воспоминания о временах, предшествовавших эпохе гармонии, были смутными и расплывчатыми.

Лориус с раздражающей неспешностью прошествовал к кафедре. Разложив на ней бумаги, он некоторое время изучал их, прежде чем поднять голову и долгим взглядом окинуть собравшихся в зале. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, но в карих глазах по-прежнему полыхало пламя, а на слегка подрагивавшем подбородке еще сохранились редкие клочья некогда роскошной бороды.

Лориус откинул капюшон, обнажая лысый череп, обтянутый сморщенной кожей в старческих пятнах, и обвислые уши, острые кончики которых загибались наружу. Стоило ему поднять руки, как шум и гвалт в зале стихли, словно по мановению волшебной палочки. Он величественно кивнул в знак признательности.

— Наступают черные дни, — хриплым и задыхающимся голосом провозгласил он. — Ожили и зашевелились темные силы, скрывающиеся под маской доброжелательности и милосердия.

— Напыщенный глупец, — пробормотала Катиетт.

— Эта ползучая и заразная болезнь угрожает всем нам и тому, чего мы достигли. Но большинство из нас пока еще даже не подозревает об этом, хотя свидетельства этого видны повсюду. Они вполне очевидны для тех, кто умеет смотреть и видеть. И нас постигнет незавидная участь, если только мы не начнем действовать немедленно.

Ответом ему послужили театральные стоны, раздавшиеся во всех углах зрительного зала. Лориус вновь поднял руки, призывая к тишине. Джаринн лишь покачал головой.

— Да, это будет настоящая трагедия. Такаар и все его грандиозные идеи, его гармония, его поступки. Притворство и профанация. Все это — сплошное надувательство!

— Как могут тысячи лет мира быть притворством и надувательством? — выкрикнул Джаринн перед тем, как негодующие вопли толпы заглушили все остальное.

По Гардарину прокатился удар гонга. Спикер призвал собравшихся к порядку. Гонги в рамах висели справа и слева от возвышения, а рядом стояли ula с колотушками длиной в руку, ожидая сигнала распорядителя. Гулкое эхо отразилось от стен Гардарина, успокаивая толпу. Точнее, ораву.

— Я требую соблюдать правила поведения в этом зале. Зрителям запрещается громкими криками мешать дебатам, — заявил Хелиас перед тем, как вперить суровый взгляд в Джаринна. — А Верховный жрец Джаринн обязан дождаться своей очереди, чтобы высказаться.

Толпа взорвалась улюлюканьем, свистом и оскорбительными выкриками. Многие из собравшихся издевательски грозили Джаринну пальцами. Верховный жрец лишь развел руки в стороны и пожал плечами, изображая неотесанного деревенщину, но заслужил лишь новые насмешки и оскорбления. А Лориус вновь успокоил слушателей.

— Благодарю тебя, Хелиас. Я не сказал вам ничего, чего вы уже не знали бы сами. Мы все поверили словам Такаара. Мы все поверили в миф о гармонии эльфов. Почему я называю ее мифом? Сейчас я поясню вам почему. Причин тут две. Первая.

И жест, которым он выставил палец, тут же повторили тысячи слушателей.

— Такаар поначалу и впрямь мог руководствоваться чистыми идеалами, но что случилось, когда возникла угроза его собственной жизни и жизни его братьев по клану Инисса? Он сбежал, как трусливый пес, коим и является на самом деле. Он побежал к вратам, и его приспешники повалили за ним. И он прошел через врата, обрекая тем самым сотни тысяч эльфов на смерть. Вот такая «гармония» получилась в тот день. Хорошенькое дело, нечего сказать!

Следовало отдать должное Лориусу: он не боялся манипулировать переменчивым настроением огромной толпы. Катиетт вгляделась в лица, которые могла видеть со своего места. На них были написаны праведный гнев и негодование. Они искали выхода душившей их ярости и сконцентрировали ее на кафедре, стоявшей напротив их обожаемого героя. Шквал оскорбительных выкриков, обрушившийся на Джаринна, оглушал. А Хелиас преспокойно стоял рядом, не вмешиваясь в происходящее. Джаринн же изо всех сил старался сохранить на лице невозмутимое выражение.

— Вторая! — взревел Лориус, и вслед за приветственными криками в воздухе поднялся целый лес растопыренных буквой «V» пальцев. — Что же мы увидели за десятилетия, прошедшие с того момента, как Такаар прошел сквозь врата у Хаусолиса, которые обрушились за его спиной, и бежал в лес? Разве мы видели, чтобы дети Инисса трудились, как проклятые, чтобы поддерживать гармонию, которую навязал нам их трусливый предводитель?

Лориус сделал паузу. Слушатели затаили дыхание.

— Давайте-ка на минуту перенесемся в прошлое. На протяжении тысячи лет в тропическом лесу жили эльфы. Все мы верно следовали гармонии Такаара. Закону Такаара. И среди нас не найдется никого — хотя уже очень немногие помнят первые дни, проведенные нами здесь, — кто осмелился бы утверждать, что у нас ничего не получилось. Туал свидетель, мы должны были жить в мире, чтобы справиться с проблемами, с которыми столкнулись здесь.

— Все кланы держались вместе, чтобы мы не только выжили, но и процветали. Включая и клан Инисса.

Свист и улюлюканье прервали его речь, и на лице Лориуса впервые отразилось раздражение. Выйдя из-за кафедры, он подошел к самому краю возвышения и остановился, глядя в толпу. На мгновение Катиетт показалось, что он лишится власти над собравшимися столь же легко, как и обрел ее. Он стоял, одинокий ula, перед вопящим сборищем, которое не обращало на него никакого внимания. Но вот уже во второй раз, хотя и скрепя сердце, ей пришлось воздать ему должное.

На лице его не дрогнул ни один мускул. Не сделал он и умиротворяющего жеста, как и не отвел глаз от беснующейся толпы. И, мало-помалу, та угомонилась, сообразив, пожалуй, что спектакль окончен и что ее главный актер сошел со сцены.

— Благодарю вас, — негромко произнес Лориус, после чего вновь вернулся за кафедру, словно бросая вызов собравшимся. — Почему вы глумитесь над правдой? Пожалуй, у вас короткая память. Клан Инисса стал инструментом для достижения успеха гармонии, а Верховный жрец Джаринн — ключевой фигурой, обеспечившей этот успех. Можете свистеть и улюлюкать и дальше, если не верите мне.

В зале стояла тишина. Почти мертвая. Меррат коротко рассмеялась.

— А он — хороший оратор, не правда ли?

— Очень, — подтвердила Катиетт. — Смотри, как умело он подвел толпу к тому, что скажет сейчас.

— Так почему же мы собрались здесь, зная, что наши люди — несчастливы? Что они чувствуют себя обманутыми? Что напряжение нарастает день ото дня и что между кланами уже произошли столкновения? Вновь наступают темные времена, о которых мы думали, что они больше никогда не вернутся. Ответ прост и трагичен одновременно.

— Вслед за позорным крахом Такаара, клан Инисса, ободренный количеством воинов, вернувшихся вместе с ним — что само по себе удивительно, ведь другие кланы понесли ужасающие потери, — принялся заново утверждать себя в качестве доминирующей силы.

Свист и улюлюканье раздались вновь, но на сей раз Лориус лишь согласно кивнул головой.

— Да. Да. На всей нашей земле они назначают себя главными. Амланы Исанденета, Толт-Аноора и Денет-Барина?

— ИЗ КЛАНА ИНИССА!

— Верховный жрец Шорта?

— ИЗ КЛАНА ИНИССА!

— Наварх, командующий флотом?

— ИЗ КЛАНА ИНИССА!

Лориус развел руки в стороны. Ответом ему послужили громовые аплодисменты. Он погрозил аудитории пальцем, когда они достигли своего пика, и заговорил вновь.

— Я могу продолжать до бесконечности. — Он взял стопку бумаг, лежавших перед ним на кафедре. — Судьи и землевладельцы, гражданские служащие и хранители казначейства. Дети Инисса повсюду. И пусть архонт Аль-Аринаар принадлежит к клану Туала, но любовь к Такаару делает ее верной сторонницей клана Инисса. Они действуют незаметно и исподволь, но уже прибрали к рукам всю власть. Они повсюду! Даже здесь, на верхних балках!

Собравшиеся, как по команде, подняли головы, глядя на воинов ТайГетен, сидящих под самым потолком. Многие стали швырять в них чем попало, главным образом фруктами. Воины на балках тщательно уклонялись, ловя почти все, что летело в них. Меррат с вызовом подняла руку, демонстрируя готовность метнуть обратно зажатый в кулаке незрелый и твердый плод манго.

— Нет, — сказала Катиетт. — Еще рано. Не сейчас.

— Вы только посмотрите на них, — продолжал сыпать упреками Лориус. — Подобно обезьянам, раскачивающимся на ветках баньяна, они боятся сойти на землю, чтобы мы не увидели лжи и обмана в их глазах. Слишком высокомерные, чтобы поселиться среди своих братьев, и боящиеся подхватить от нас что-либо неприличное. Или, быть может, они, наши так называемые бессмертные, укрылись там, дабы защитить нас от беды? Или обеспечить единство кланов? Думаю, нет. Все ТайГетен принадлежат к клану Инисса. ВСЕ ДО ЕДИНОГО! И сейчас они собрались там в ожидании приказа защищать только самих себя и себе подобных.

— Такаар — вот причина того, что члены клана Инисса отказываются от смешанных браков. Они используют против нас закон Такаара. Почему любую мало-мальски значимую должность занимает только представитель одного клана? По той же самой причине. По закону Такаара. Закону, который гласит, что любой обладатель властных полномочий должен сочетаться браком только с братом или сестрой, кои способны наилучшим образом обеспечить гармонию. Гармонию Такаара!

— Гармонию, ради которой погибли сотни тысяч тех, кто не принадлежал к клану Инисса. Гармонию, благодаря которой мы вновь станем рабами под пятой клана Инисса. И поэтому мы должны освободиться, пока не стало слишком поздно. Мы должны жить в гармонии, каковой она задумывалась изначально. До того, как она превратилась в орудие подавления наших ничтожных, смертных душ.

С каждым его словом и жестом гнев и воинственность толпы нарастали.

— Прежде чем подлинная гармония будет уничтожена, мы должны вернуть себе ту жизнь, которой наслаждались до того, как Такаар предал нас. Я говорю — к дьяволу закон Такаара! Я говорю — вычеркнем его из наших уложений. Я порицаю и осуждаю Такаара, называя его трусом, коим он в действительности и является. Я отрекаюсь ото всего, что он олицетворяет, и говорю — лишите его последнего влияния. Я осуждаю Такаара и обвиняю его. Голосуйте со мной!

Глава 6

Инисс безупречен, чего, увы, нельзя сказать о его последователях.

Халет отпил большой глоток отвара из корней и листьев, который Силдаан приказала приготовить для него одному из насмерть перепуганных служителей храма. В общем-то, напиток был не так уж и плох. Поначалу он немного горчил, зато обладал сладким послевкусием. Откровенно говоря, даже если бы по вкусу питье напоминало лисью мочу, Халет все равно проглотил бы его ради обещания покончить с кишащими паразитами и их яйцами, отложенными у него под кожей.

Он вышел к храму около полудня, ликуя от радости, что остался жив, но взбешенный ценой, которую пришлось заплатить за это.

— Ты выставила нас в качестве учебных мишеней, — сказал он, протягивая обратно глиняную кружку. — Проводника у нас не было, и идти нам пришлось только по солнцу. Я до сих пор не верю в то, что остался жив. И еще меньше — в то, что сумел добраться сюда. Там разыгралось настоящее побоище. Почему ты заставила нас разделиться?

Силдаан передала кружку служителю. По крайней мере, у нее достало такта и сообразительности напустить на себя извиняющийся вид. По большей части, лица остроухих оставались непроницаемыми, так что это было уже кое-что.

— Я разделила наши отряды, чтобы отвлечь от вас дежурное звено ТайГетен. И, похоже, моя уловка сработала. — Она покачала головой. — Вы случайно наткнулись на Молчащего Жреца, верно? Это — единственное возможное объяснение.

Халет согласно кивнул.

— Правильно. Белолицый был один, со своим телохранителем. После себя они оставили одни только трупы. Кто-нибудь еще добрался сюда?

Стоявший рядом с Силдаан Гаран вздохнул.

— Пока что нет.

— Больше не придет никто, — заявила Силдаан. — Мне очень жаль. Произошло непредвиденное.

— Будь я проклят, — выругался Халет. — Это еще мягко сказано. Мы лишились доброй половины своего отряда. Плюс двоих магов. Мы совершили большую ошибку, придя сначала сюда. Нашим основным силам следовало отправиться прямиком в Исанденет. Именно там сосредоточена вся власть.

— Вот почему я принимаю руководство на себя, — отрезала Силдаан. — Ты не понимаешь логики эльфов. Все, что мы собой представляем — это лес. Именно здесь мы живем по-настоящему. Большие города составляют менее половины процента от всего Калайуса. Да, там находятся рынки, там заседает правительство, но душа наша здесь. И она пребывает в полной безопасности.

— И если мы действительно хотим низвергнуть гармонию и вернуться к должному порядку вещей, то обязаны подорвать это ощущение безопасности. И захват храма поможет нам в этом. Потому что те, кто услышит об этом, разнесут по своим домам и дальше весть о том, что ТайГетен не смогли защитить Аринденет. Но понадобится некоторое время, прежде чем известие об этом распространится повсюду.

— Ты хочешь, чтобы они перестали доверять ТайГетен?

— Их окутывает ореол мистики и загадочности, который надо развеять. И они по-прежнему живут по закону Такаара. Им следует нанести поражение, и сделать это нужно с равным успехом как в умах, так и с помощью клинков и твоей магии. Доверься мне. Я поступила правильно. Мне очень жаль, что ты лишился части своих людей. Нам дорог каждый солдат, но потери в таком деле неизбежны. — Силдаан пожала плечами. — Здесь очень опасно.

— Неужели ты наконец тоже это заметила?

— По крайней мере ты жив, Халет, — заявил Гаран, но и он хмурился. — Силдаан, может, ты объяснишь нам, как такое могло случиться? Я и не подозревал, что ТайГетен настолько беззаботны.

— Ничего подобного, — отрезала Силдаан.

Несмотря на одуряющую жару, Халет почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.

— Что ты имеешь в виду?

— Они намеренно позволили тебе уйти, — пояснила жрица.

Взгляд Халета метнулся к лесу, который обступал их со всех сторон. В нем могла укрыться целая армия. Во рту у него пересохло, а в ушах вновь зазвучали испуганные крики его людей.

— Значит, они придут сюда, — сказал он.

— Да, — согласилась Силдаан. — Но не сразу.

— Прошу прощения? — Гаран щелкнул пальцами, обращаясь к кому-то, кого Халет не мог видеть, прежде чем обернуться к Силдаан. — Почему это?

— Ну, во-первых, им незачем постоянно следить за тобой, поскольку они способны пройти по твоему следу с закрытыми глазами. А во-вторых, они хотят дать тебе время рассказать свою историю всем, кто готов ее выслушать, прежде чем придут сюда и завершат то, что начали.

Халет не мог, естественно, смотреть во все стороны сразу, поэтому, куда бы он ни повернулся, ему казалось, что в спину ему из лесной чащи глядят враждебные глаза чужака. Здесь он не чувствовал себя в безопасности, но, по крайней мере, мог хотя бы прижаться спиной к стене. Или спрятаться в каком-нибудь темном укромном уголке.

— В таком случае мы должны подготовиться, — сказал Гаран. — А, Келлер, вот и ты.

Старший маг Гарана оказался человеком среднего роста с неприметными чертами лица. Но выдающимся талантом.

— Что тебе нужно?

— Мне нужно, чтобы ты расставил охранные заклинания по всему периметру площадки. Сигнальные, обездвиживающие и убивающие. И пусть их будет много, чтобы мои часовые могли укрыться за ними. Мы…

— Что ты делаешь? — поинтересовалась Силдаан.

Халет подумал, что в ее устах слова эти прозвучали не вопросом, а требованием. Гаран окинул ее таким взглядом, словно сожалел о ее скудоумии. А она не сводила с него глаз. Затуманенных, как у того призрака в лесу.

— Обеспечиваю нашу безопасность, — ответил Гаран. — Любой, кто шагнет на эту площадку, не успеет даже пожалеть об этом. А если кто-нибудь при этом уцелеет, то ему придется иметь дело с мечами моих солдат. Недурно, а?

— Глупость несусветная, — заявила Силдаан.

Халет напрягся. Лицо Гарана превратилось в каменную маску.

— Это война, — сказал он. — А я умею воевать.

Силдаан покачала головой.

— Я сама разберусь с этой парочкой. Убери своих людей с площадки. Пусть они спрячутся и не показываются на глаза. Пожалуй, тебе стоит отдать этот приказ прямо сейчас.

Гаран пристально уставился на нее. Халет видел, что командир полон сомнений и не уверен в ее честности.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Это — моя земля, — отрубила Силдаан.

— А как насчет второго Молчащего? Того самого, что играючи расправился с верными тебе жрецами?

— К тому времени, как он решит вернуться, мы будем уже далеко. — Силдаан обвела обоих мужчин тяжелым взглядом. — Итак, вы поняли, что нужно сделать?

Развернувшись, она решительным шагом направилась к храму. Гаран шумно выдохнул.

— Наглая сука.

— Да, но знаешь, что я тебе скажу, босс? — заметил Халет.

— Что?

— То, что она собирается разобраться с этими ублюдками без моего участия, устраивает меня как нельзя лучше.

— Если не считать того, что остроухим доверять нельзя. Как бы далеко ты от них ни находился, полагая себя в безопасности, не поворачивайся к ним спиной. Уяснил? Ты мне нужен.

— Я понял тебя, босс.

День уже клонился к вечеру, когда Ауум и Серрин достигли Аринденета. Они легко отыскали след, оставленный человеком. Но, чем ближе они подходили к храму, тем очевиднее становились свидетельства надругательства над святыней. Они решили, что храм подвергся нападению.

Ауум привел Серрина на опушку леса, и уже оттуда они вместе принялись наблюдать за пустынным козырьком у входа и распахнутыми настежь вратами. Внутри храма было темно и тихо.

— Похоже, в этом году праздника Возрождения не будет, — заметил Ауум. — Куда подевались мои братья и сестры? А заодно и твои?

В глубине души Ауум уже знал ответ. Как, кстати, и Серрин. Храм ни на миг не оставался без охраны. В нем всегда находились паломники и жрецы. Была только одна причина, по которой он мог лишиться ТайГетен. Ауум вдруг почувствовал, что ему трудно дышать. Перед его глазами возникло то, чего попросту не могло быть, то, что нельзя было себе даже представить. И лишь ярость при мысли о тех, кто надругался над его храмом, заставила его взять себя в руки и успокоиться.

— Мы должны войти внутрь, — сказал Серрин.

Ауум кивнул. Он провел Серрина по краю козырька, и они поднялись к вратам. На камнях виднелись темные пятна. Над ними жужжали мухи. Повсюду пахло смертью. Он боялся того, что они обнаружат внутри. Знаком показав Серрину следовать за собой, он переступил порог.

Прохлада, царившая внутри храма, умиротворение и благоговение, которое он внушал, мгновенно произвели свое успокаивающее действие. Его любимое место на Калайусе. Нигде больше Ауум не чувствовал себя так, как дома. Здесь не было и следа ТайГетен, обычно стоящих вдоль стен купола. Никто из жрецов не молился перед статуей Инисса, которая, казалось, заполняла собой все огромное внутреннее пространство.

Стены между окнами, отстоящими друг от друга на равном расстоянии, были расписаны изысканными фресками. Здесь было изображено сошествие Инисса на Калайус еще до того, как на эти земли ступила нога первого эльфа, и испытания, через которые довелось пройти племенам, прежде чем они завоевали право жить на ней. Настенная живопись рассказывала и о Такааре, который решил разделить свое время между двумя эльфийскими домами. А над вратами красовалось графическое изображение текста, написанного Такааром: о силе, которую, по его словам, он ощутил на Калайусе, силе, которая олицетворяла собой самую суть гармонии.

Но в борьбе за внимание паломников ни один рисунок или историческая запись не могли соперничать со статуей Инисса, вздымавшейся под куполом на высоту в семьдесят футов. Инисс, отец всех эльфов. Инисс, подаривший им жизнь в единении с землей и ее обитателями, с воздухом и природной силой земли, которую держал в руке Икс, самый капризный изо всех богов. Ауум, как всегда, с обожанием остановил свой взор на статуе, вырубленной из монолитной глыбы отполированного светлого камня с прожилками.

Инисс стоял на одном колене, опустив голову и глядя на свою правую руку, распрямив указательный и большой пальцы, а ладонь сжав в кулак. Бог был изображен в виде пожилого эльфа, с паутинкой морщинок в уголках глаз и на лбу. Его длинные волосы роскошной волной ниспадали на правое плечо.

Тело Инисса было атлетически безупречным. Простая накидка, перехваченная застежкой у горла, прикрывала лишь пах и живот, оставляя открытыми широкие плечи, мускулистые руки и сильные ноги. Казалось, что глаза Инисса искрятся жизнью, но это было лишь игрой света и тени на воде у его ног.

Через большой и указательный пальцы жизненная сила Инисса стекала в озеро, у которого бог и преклонил колено. Озеро гармонии. Отсюда энергия распределялась по всей земле, неся с собой блаженство и процветание. Трубы, скрытые в пальцах статуи, подавали воду из подземного источника в бассейн, вырубленный под вытянутой рукой бога.

Кое-кто полагал, что сама статуя и ее точно рассчитанная подача воды были последним фрагментом завершения гармонии, олицетворявшей собой бесконечный цикл жизни. Ауум тоже верил в силу, поддерживавшую землю, но статуя была создана эльфами, а не их богами. Маловероятно, чтобы сама она была наделена какой-либо божественной энергией.

Ауум и Серрин преклонили колени перед статуей, умоляя Инисса сберечь их жизни для грядущих свершений. Впервые в жизни Ауум был не уверен в своей молитве, и молодой воин вдруг сообразил, что ему неуютно здесь. Поймав взгляд Серрина, он понял, что и жрец испытывает те же чувства.

— Иди за мной, — сказал Ауум.

Серрин кивнул в знак согласия. Ауум двинулся по кругу, обходя статую Инисса, оставляя бассейн по правую руку. Случалось, что иногда храм пустовал, но стража у дверей в залы медитации и комнаты для чтения стояла всегда. Там, внутри, хранились величайшие реликвии эльфийской веры. По проходу к ним приближалась одинокая фигура. При виде ее Ауум испытал невероятное облегчение.

— Силдаан, — сказал он. — Мы опасались, что храм захвачен. На камнях повсюду видна кровь.

Силдаан опешила, завидев их. Приоткрыв от изумления рот, она едва не споткнулась, но продолжила свой путь, быстро оглянувшись украдкой.

— Я не ожидала увидеть вас, — сказала она. — Вам здесь нечего делать.

Силдаан была одета в мантию жрицы священных свитков, и каждый дюйм кремовой ткани ее одеяния был расшит любимыми цитатами и максимами. Она выглядела растерянной и смущенной. Казалось, присутствие Ауума вселяет в нее тревогу.

— Ты пребываешь в замешательстве. Мне очень жаль, что нас не было здесь, дабы помочь тебе отразить нападение чужеземцев. — Ауум помолчал. — Силдаан. Куда подевались все остальные? ТайГетен? Жрецы?

Силдаан нахмурилась.

— Как вы здесь оказались?

— Поблизости есть люди. Их следы встречаются по всему лесу. Во всяком случае, были.

Силдаан резко вскинула голову.

— Что ты имеешь в виду?

— Я — воин ТайГетен, — гордо ответил Ауум. — Чистильщик леса.

Силдаан ахнула.

— Так это были вы?

Ауум переглянулся с Серрином. Молчащий Жрец лишь развел руками. Он тоже ничего не понимал. Ауум предпринял новую попытку.

— К храму направлялись двадцать человек. Мы пощадили одного, чтобы он рассказал о случившемся тем, кто послал его. Мы пошли по его следу, и он привел нас сюда. Мы боялись, что остальные в это время могли разграбить и осквернить храм. Хвала Иниссу, что мы ошиблись.

Силдаан побледнела, но все-таки сумела выдавить улыбку.

— Здесь все в полном порядке, — сказала она и вновь оглянулась.

— Что происходит, Силдаан? Из леса опасность храму не грозит. Но мы должны оставить стражу. Куда подевались ТайГетен?

Силдаан махнула рукой, указывая себе куда-то за спину.

— Я кое-что забыла. Вы не возражаете, если я оставлю вас на минуту?

— Разумеется. Да благословит тебя Инисс, Силдаан, мы очень рады видеть тебя живой и невредимой.

Улыбка жрицы была вымученной. Она повернулась, чтобы уйти. Как оказалось, слишком поздно.

— Силдаан. Нам пора идти. Меня уже тошнит от скулящих магов. Где…

Голос принадлежал человеку. Одному из двух, что вышли из кельи, расположенной от них через несколько дверей дальше по коридору, и приближающихся к залу с куполом с таким видом, словно они были здесь хозяевами. Клинки-близнецы Ауума с тихим шорохом покинули ножны. Только сейчас он с ужасающей ясностью понял, что означало замешательство Силдаан, ее слова и жесты, и выругал себя за то, что был слеп. Серрин, оцепенев, замер рядом. В груди жреца клокотала ярость, с губ его сорвалось злобное рычание, а пальцы скрючились, превращаясь в когти.

Мужчины остановились позади Силдаан, в упор разглядывая Серрина и Ауума. Один из них улыбнулся.

— Хорошо, что вы сохранили мне жизнь, — произнес он на приличном современном эльфийском. Халет. Так называли его остальные. — Вы и не думали, что я приведу вас сюда, а?

— Ты получил лишь отсрочку в исполнении смертного приговора, — сказал Ауум.

Он шагнул к нему, уже зная, куда нанесет удар. Но Силдаан преградила ему путь и положила руку ему на грудь. Она была жрицей. Ему не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Пока.

— Ты не посмеешь пролить кровь в храме, — сказала она, и вместо неуверенности в голосе ее прозвучала жестокая решимость, которой Ауум еще не слышал.

— Эльфийскую кровь — да, не посмею, — ответил он. — Я буду ждать тебя снаружи, cascarg[10]. А вы оба уже трупы.

— Не лезь не в свое дело, Ауум. Ты даже не представляешь, с чем связался.

— Я имею дело с человеком, который видел, как умерли все его друзья. Он знает, что не сможет победить меня. А ты знаешь, что не сможешь помешать мне достать его. Или его друга.

— Прошу тебя, Ауум, — взмолилась Силдаан. — Здесь задействованы такие силы, с которыми тебе не справиться. С ТайГетен покончено. Беги в лес и прячься. Тебе больше нечего делать в Аринденете.

Ауум отшатнулся, словно от удара, прижав к бедрам обнаженные клинки. Смятение и растерянность овладели им. Он не мог ослушаться ее. Ведь он был всего лишь простым телохранителем и не принадлежал к храмовой элите. Он не мог нарушить субординацию и выступить против власти, дарованной ей самим Иниссом. Ему повелели удалиться. Он более ничего не мог сделать и потому отступил на шаг, переводя взгляд на Халета, который выразительно поднял брови и помахал ему рукой на прощание.

Ауум не мог проявить неповиновение. И Серрин тоже. По крайней мере, до тех пор, пока они оставались в стенах храма. Но времена наступили такие, когда ни в чем нельзя было быть уверенным. Молчащий шагнул вперед и одной рукой схватил Силдаан за горло, так что заостренные ногти на его длинных пальцах впились ей в плоть.

— Ауум — мой телохранитель. Он делает то, что говорю ему я. И сейчас я приказываю ему не слушать предательницу, — прошипел Серрин, которому каждое слово, произнесенное под куполом храма, давалось с величайшим трудом.

Глаза Силдаан расширились от страха. Рука ее метнулась к поясу, но Серрин перехватил ее запястье свободной рукой. Ауум зарычал и вновь посмотрел на Халета. Самодовольное выражение исчезло с лица человека, и он пробормотал ругательство, которое Ауум не понял. Эльф поднял клинки, готовясь нанести смертельный удар.

Но Халет не сплоховал. Шагнув за спину Силдаан, он выхватил кинжал и приставил его к левому глазу Серрина. Жрец замер. Второй мужчина повернулся и что-то крикнул. Ауум не понимал человеческую речь, но очень скоро послышался топот ног. В коридоре появились еще четверо мужчин. Ни один из них не был воином. Последовал быстрый обмен репликами, после чего квартет начал совершать какие-то непонятные пассы и жесты, сопровождая свои движения невнятным бормотанием. В воздухе резко похолодало. Ауум вдруг ощутил, как учащенно забилось у него сердце, а по жилам растеклась тянущая боль.

Второй мужчина громко прочистил горло и заговорил, обращаясь к Аууму и Серрину.

— Слушайте меня внимательно. Пусть этот деятель с отточенными ногтями отпустит Силдаан. Он сделает это очень осторожно, иначе Халет может споткнуться, и тогда он умрет в мучениях. А ты, мой друг ТайГетен, спрячь свои клинки в ножны и отойди назад, пока не упрешься спиной в статую. Затем я, вместе с Силдаан, двинусь в обратную сторону, и мы расстанемся, не причинив вреда друг другу. Можешь быть уверен, что если тебе все еще хочется убить нас, мои коллеги заморозят вас обоих, так что одним щелчком пальца я разобью вас на миллион кусочков. Я ясно выражаюсь?

Ауум пожал плечами.

— Я могу убить вас обоих еще до того, как вы доберетесь до первой же двери.

— Ауум, у тебя ничего не выйдет, — вмешалась в разговор Силдаан. — Я знаю, ты меня ненавидишь, но сейчас поверь мне. Я уже видела, на что способны эти маги. Не родился еще на свет такой ТайГетен, который смог бы опередить их заклинания.

— Что такое «маг»? — осведомился Ауум, глядя на них. Беспомощные, безвредные людишки. — Им меня не напугать.

Халет рассмеялся.

— Ну, еще бы. Наверное, ты раньше никогда не видел магии? Как насчет небольшой демонстрации?

— Нет! — резко бросила Силдаан. — Ты не сделаешь ничего подобного. Ауум, пожалуйста, я умоляю тебя. Сделай так, как говорит Гаран. Сохрани себе жизнь сегодня, а завтра можешь поступать так, как тебе заблагорассудится.

— Я приду за тобой, — пообещал Ауум.

— Так тому и быть. То, что я задумала, сделает детей Инисса сильнее. Это поможет нам вернуться туда, где мы вновь станем самими собой.

Ауум на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как его охватывает невыразимая печаль.

— Все, что разрушает гармонию и направлено против Такаара, способно лишь погубить нас. Мы тебя остановим.

— Уже слишком поздно, — ответила Силдаан.

Серрин разжал руку, которой держал Силдаан за горло, и отступил на шаг от жрицы-еретички. Cascarg. Предательницы. Ауум уже изготовился, чтобы броситься на нее и Гарана, но Серрин жестом велел ему угомониться. Молчащий слишком хорошо знал его. Ауум поднял руку и вложил короткие клинки в ножны, закрепленные на спине. Он сделал шаг назад, потом еще один, стараясь ступать как можно медленнее.

Гаран улыбнулся.

— Ну, спасибо тебе, — сказал он.

Он прокричал что-то на языке людей и резко потянул Силдаан на себя, отчего оба они повалились на пол.

— Нет! НЕТ! — выкрикнула жрица.

Маги, стоявшие неподалеку в проходе, открыли глаза и свели ладони вместе. В тот же миг Ауум понял, что Силдаан говорила правду. Схватив Серрина за руку, он заставил того развернуться и увлек вперед, переходя на бег. Подталкивая жреца в спину, он из всех сил устремился к статуе Инисса.

В уши ему ударила волна воздуха, который остывал и замерзал на лету. Он уже чувствовал, как обледенели у него шея и затылок. Вокруг раздавался неумолчный рев. Могучим толчком Ауум буквально перебросил Серрина через левую руку Инисса, и оба рухнули в озеро гармонии. Ауум нырнул, свободной рукой хватаясь за трубу, проложенную под ладонью статуи.

Над ними прокатилась волна леденящего холода. Бассейн замерз. Лед нарастал дюйм за дюймом, потрескивая и осыпаясь, заставляя их опускаться все ниже. Серрин, которого Ауум не выпускал ни на минуту, вдруг задергался в его объятиях. Ауум свободной рукой взял его за подбородок, заставляя ula взглянуть себе в лицо. Заметив панику в глазах Серрина, он покачал головой, а потом прижал руку к сердцу. У ТайГетен это был жест полного доверия. Серрин понял и успокоился.

Ауум отпустил его и поднял голову, глядя вверх. Над ними нависал толстый слой льда, который, впрочем, отнюдь не выглядел непреодолимой преградой. Вода вокруг была ледяной. Никогда еще ему не было так холодно. Дно бассейна и глыбу льда разделяло примерно шесть футов ледяной воды. Он еще не заметил никакого движения вокруг бассейна, но очень скоро все наверняка изменится.

Передвинувшись в центр бассейна, Ауум вытащил клинки из ножен и принялся бить рукоятями в толщу льда, ожидая, пока не появится характерная сетка трещин. Так он привык разбивать высохший грязевой оползень, и теперь надеялся, что его план сработает.

Серрин наблюдал за его действиями. Ауум перехватил клинки, на сей раз нацелив их остриями вверх. Серрин ухватил его за пояс и потянул на дно, давая эльфу возможность опуститься на корточки и разглядеть тонкое место в ледяном панцире. Ауум кивнул Серрину.

Жрец отпустил его.

Ауум рванулся вверх. Он оттолкнулся ногами ото дна, и стальные мускулы, натренированные долгими годами бега по лесам Хаусолиса и Калайуса, не подвели его. Он нацелился в самое сердце сетки трещин и вонзил туда свои клинки, молясь про себя, чтобы те оказались достаточно широкими, а его клинки выдержали и не разлетелись вдребезги.

Он держал лезвия перед самым лицом, прижав локти к груди, чтобы смягчить удар. В самый последний момент он втянул голову в плечи, моля Инисса направить его руку. Ауум ощутил, как клинки его вонзились в лед, и услышал треск и хлопки. Ледяной панцирь вздрогнул и подался.

Ауум пробил слой льда и с шумом вырвался на поверхность, жадно вдыхая воздух и наслаждаясь теплом, которое уже хлынуло в храм, изгоняя из него холод, который призвали маги, пытаясь убить его. Он уронил руки вдоль тела, и клокочущая в груди ярость заставила его содрогнуться. У края бассейна как раз начали собираться люди. Маги, или кто они там были, спешили полюбоваться на дело рук своих. С ними был и Халет, который, заметив его, разинул от изумления рот.

Кто-то отчаянно завопил, предупреждая товарищей об опасности. Ауум приземлился на бортике бассейна, но не задержался ни на миг, устремляясь вперед. Маги поспешно прянули врассыпную, бормоча заклинания и нелепо размахивая руками. Ауум выбросил клинки в стороны, и режущая кромка лезвия в правой руке полоснула одного из магов по лицу, а меч, разящий слева, распорол руку другому.

Ауум мгновенно перенес вес тела на правую ногу, а левую выбросил вперед и вверх, пяткой размозжив нос третьему магу. Опустив ногу, он оперся на нее и с разворота ударил последнего из магов носком в ухо, отчего тот со стоном опрокинулся на пол.

— Да дарует тебе Шорт вечные муки, — сказал он.

Теперь ничто не мешало ему заняться Халетом. А тот уже успел вытащить из ножен свой меч и, присев, по-крабьи двинулся боком, выбирая момент для удара. Ауум прыгнул вперед, упал на спину и заскользил по гладкому каменному полу к своему врагу. Халет попытался зарубить его нисходящим ударом, но Ауум сгруппировался и с силой пнул его ногами в колени, одновременно скрестив клинки над головой, чтобы отразить выпад Халета.

Халет повалился набок. Ауум развернулся на правом колене и слитным скользящим движением вскочил на ноги. Халет заскользил назад, судорожно перебирая ногами и безуспешно пытаясь встать, выставив перед собой меч.

— Ничтожество, — обронил Ауум. — Твоя отсрочка истекла.

Одним клинком он отбил меч Халета в сторону, а другим поразил его в сердце. Выдернув клинок, Ауум обернулся к магам. Все четверо были еще живы. Ауум шагнул к ним и вонзил правое лезвие в грудь вопящего от боли мага, лицо которого заливала кровь из глубокой раны — первый удар эльфа рассек ему губу до подбородка, лишил глаза и отсек нос, который повис на лоскуте кожи на щеке. Ауум лишь оборвал его страдания, проявив милосердие, которого тот никак не заслуживал. Кровь его осквернила священные камни храма Инисса.

Слева от него, пошатываясь, на ноги поднялся маг со сломанным носом и бросился бежать к дверям, не удостоив своих раненых товарищей и взгляда. В этом не было ничего удивительного. Ауум выпустил из левой руки клинок, достал из сумки на поясе метательный полумесяц, прицелился и плавным движением отправил его в полет.

Стальное лезвие, с еле слышным шорохом рассекая воздух, впилось магу в шею. Ауум развернулся. Серрин как раз вылезал из бассейна, кивком давая понять, что с ним все в порядке. Ауум поднял свой короткий меч. Маг, которого он ударил ногой в висок, был еще без сознания, и эльф постарался сделать так, чтобы в следующий раз он открыл глаза уже в присутствии самого Шорта. Последний из оставшихся в живых колдунов тупо смотрел на свою раненую руку — боль оказалась настолько сильной, что он ничего не замечал вокруг себя.

Подойдя к нему, Ауум заметил, что его клинок почти перерубил руку пополам и глубоко вошел в живот магу, под которым уже натекла огромная лужа крови.

— Твоя кровь станет пищей для моего леса. А душа твоя будет вечно визжать под пытками. Тебя не спасет уже ничто.

Он отвернулся, готовясь обежать статую Инисса, чтобы отправиться в погоню за Силдаан и Гараном, но Серрин коротким взмахом руки остановил его. Он кивнул на главные врата, и они выбежали наружу.

— Сегодня мы остались живы, Ауум.

— Надо обезглавить зверя, — сказал Ауум.

Серрин, не останавливаясь, вбежал в лес с правой стороны от каменного козырька перед входом.

— Собери всех верных людей и возвращайся.

— Как мы их узнаем? Нас предала Силдаан. Силдаан. Кто следующий?

Серрин вздохнул и остановился. Со своего места они видели храм, но сами оставались укрытыми от любопытных глаз густой листвой. Ауум смотрел на себя словно со стороны. От того, что предстало его глазам внутри храма, он испытывал не шок, а холодную ярость. В глазах Серрина блестели слезы.

— Мы начнем со своих братьев и сестер. — Серрин положил руку Аууму на плечо и поцеловал его в лоб. — Ты спас мне жизнь.

Ауум наклонил голову.

— И я буду готов делать это до тех пор, пока ты нуждаешься в моих услугах.

— Ты заслуживаешь лучшей участи, чем охранять Молчащих Жрецов.

Серрин нахмурился, и Ауум заметил, что глаза его затуманились.

— Мы вернем Аринденет, — проговорил Ауум, — и исправим причиненное зло. Инисс не отвернется от нас.

— Неужели ты ничего не понял, Ауум? Все, во что мы верили, все, что делает нас эльфами, подвергается опасности. Кровь людей запятнала камни пола нашего храма, а внутрь их привела жрица Инисса. Гармония гибнет.

— Это — неизбежное умозаключение. — Улыбка на губах Ауума выглядела вымученной. — А ты не в меру разговорчив для Молчащего Жреца, а?

— Наступили необычные времена. Они требуют нестандартных решений.

— Что ты имеешь в виду?

Ауум заметил, что Серрин задумчиво покусывает нижнюю губу, явно не решаясь высказать вслух то, что было у него на уме.

— Кланам грозит разобщение. Вновь начнутся конфликты. Совсем как во время Войн Крови.

— Хуже, — возразил Ауум. — На этот раз с нами нет Такаара, который бы объединил нас.

Серрин пристально взглянул на него.

— Не спеши с выводами.

Ауум едва не упал от неожиданности.

— Он не придет. Он ушел от нас десять лет назад. Мы даже незнаем, жив ли он.

Но, несмотря на собственные возражения, Ауум вдруг ощутил, как учащенно забилось у него в груди сердце, а в душе затеплилось нечто, очень похожее на надежду.

— Неужели ты действительно веришь в то, что он мертв? Такаар? — Серрин помолчал. — Ты должен отыскать его и убедить вернуться. А я доставлю весть о том, что случилось здесь, в Исанденет, и расскажу обо всем Джаринну и Катиетт. И о твоей миссии тоже.

— Я — твоя тень, и не оставлю тебя.

Серрин положил руку ему на плечо.

— Наши пути вскоре вновь пересекутся. Сделай это ради меня. Приведи его обратно в Исанденет. Я сам найду тебя.

Ауум кивнул.

— Где он?

— В Верендии-Туал, — ответил Серрин. — Он обладает силой и властью, о которой даже не подозревает, но будь осторожен. Десять лет одиночества не прошли для него даром.

— Этот план мог родиться только в голове глупой обезьяны, — заявил Ауум.

— В стране, где глаза большинства обитателей отвернулись от бога, даже обезьяна кажется мудрецом.

— Этого нет в священных свитках.

— Пока еще нет, — поправил его Серрин.

Глава 7

Вступая в бой, ты сражаешься с тремя врагами одновременно: со своим страхом, своим врагом и его мужеством.

В Гардарине стояла изматывающая и одуряющая духота. Бедлам, начавшийся после того, как Лориус закончил свое выступление, все еще продолжался, а Хелиас явно не стремился восстановить в зале порядок, как того требовал протокол. Но Джаринн не искал помощи или поддержки. Он просто ждал, пока шум стихнет.

— Оказывается, Лориус по-прежнему полон страсти, — в конце концов проговорил он.

Катиетт ожидала, что толпа вновь начнет освистывать его, но собравшиеся утихомирились окончательно и теперь повернулись к нему, готовые слушать.

— И в том, что он говорит, есть своя доля правды, — продолжал Верховный жрец Инисса.

— Нет, ты только послушай его, — ахнула Меррат.

— Надежда остается, пока они помнят, что любят его, — ответила Катиетт, и на сердце у нее чуточку потеплело.

— Я не отниму у вас много времени. Я уже стар, хотя по мне, быть может, этого не скажешь, и долго стоять на ногах для меня утомительно.

Веселые искорки в глазах Джаринна безошибочно подметили те, кто стоял ближе к сцене. В зале вспыхнул смех, а какой-то шутник даже напомнил Верховному жрецу о его бессмертии.

— Увы, друг мой, хоть вы и правы, но никто из детей Инисса не может похвастаться невосприимчивостью к болезням, неуязвимостью к стали или прочим немощам. Уверяю вас, бессмертие может показаться проклятием, когда вы страдаете от артрита.

В едином порыве толпа театрально выдохнула:

— Ааах!

Джаринн поднял руки.

— Но я стою перед вами не для того, чтобы заручиться вашей симпатией и сочувствием, а чтобы вернуть нашим людям логику и здравомыслие и не дать нам скатиться к кровопролитию.

В зале вновь раздались оскорбительные выкрики, свист и улюлюканье.

— А чего же еще вы ожидали — что я соглашусь с ним? А теперь позвольте обратить ваше внимание на одну вещь, сказанную им, которая меня чрезвычайно беспокоит. Я узнал, что представители клана Инисса заняли все мало-мальски важные должности, какие только возможно. Это совершенно недопустимо. Я посоветуюсь с Лориусом, и мы исправим положение. Приношу свои извинения за то, что до сих пор я этого не знал. Храм Аринденета все-таки очень далеко отсюда.

В зале воцарилась тишина, сменившаяся затем громовыми аплодисментами.

— Они верят ему, — сказал Графирр.

— А что здесь удивительного? — заметила Катиетт. — Следует признать: если в ком и нет сомнений в том, что он всегда говорит правду, так только в Джаринне.

— По большей части я не намерен возражать Верховному жрецу Лориусу, ula, которого я уважаю и которого с гордостью называю другом, — продолжал Джаринн. — Я расскажу вам о том, во что верю сам, а вы уж решите, стоят ли мои убеждения сегодняшней гармонии. Вы согласны меня выслушать?

В зале раздались несколько презрительных выкриков, но вскоре их сменила уважительная тишина.

— Благодарю вас. Чего хочет для нас Такаар? Он хочет, чтобы мир продолжался еще двенадцать столетий. Он хочет, чтобы Войны Крови превратились в смутное и далекое воспоминание. Он хочет, чтобы в нашем обществе все кланы были равны. Почему же вы хотите разрушить все это?

— Лориус говорит о том, что Такаар не смог стать той движущей силой, которая позволила бы клану Инисса обрести доминирующее положение. Он ошибается. Вот я стою перед вами, я, Верховный жрец Инисса, и говорю вам, что дети Инисса не стремятся занять главенствующее положение. К этому не стремлюсь и я сам. Все, чего я хочу — служить своему богу, своему народу и нашей чудесной земле.

— Если закон Такаара и научил нас чему-нибудь, так это тому, что мы — один народ и что мы едины. Мы не можем существовать в качестве кланов, враждующих друг с другом. Посмотрите, насколько выросла численность нашего населения за годы гармонии. Посмотрите, насколько сильнее стали наши боги. Посмотрите, сколько нового мы узнали. Храмы полнятся свитками. Лес снабжает нас всем необходимым для жизни. Совместная работа идет на пользу нашему уму и телу.

— Так зачем же вы хотите разрушить все это?

Джаринн сделал паузу и обвел глазами толпу, которая теперь внимала ему в полном молчании. Джаринн умел подчинить себе аудиторию, хотя говорил мало. Ему и не требовалось быть велеречивым и громогласным. Катиетт прекрасно знала, какие чувства испытывают в этом зале каждый ula и iad[11]. У них возникало ощущение, будто Джаринн обращается только к ним, и к ним одним.

— Такаар всегда оставался для нас загадкой. Большинство из вас, скорее всего, никогда не встречались с ним, не говоря уже о том, чтобы видеть его в бою. Эльфа храбрее и отважнее его еще не бывало на нашей земле, да и вряд ли будет. За более чем двести лет до того, как кто-либо из нас попал сюда, до того, как Такаар открыл врата, именно он узрел путь к нашему спасению. Он первым открыто заявил о своей любви ко всем эльфам, ходящим по этой земле под взорами наших богов. И именно он уничтожил самое семя и зерно конфликта и показал нам нашу глупость.

— Войны Крови. Звучит красиво, хотя на самом деле мы сражались из-за спора, кто из нас живет дольше других. С таким же успехом можно было биться насмерть из-за длины рук или цвета волос. Изменить подобные вещи — не в нашей власти. Я не стремился родиться в клане Инисса, как и Лориус не выбирал себе клан Туала. Это — всего лишь прихоть судьбы.

— Или вы считаете себя проклятыми, если родились в клане Гиал и живете относительно недолго? Нет. Вы обладаете чистотой души, которая недоступна детям Инисса. В этом заключается особая прелесть. А вы не пробовали поинтересоваться у людей с севера, не считают ли они жизнь длиной в четыре сотни лет и больше короткой? Короткоживущие завидуют нашему долголетию. Ведь их век по-настоящему короток, не правда ли? Будь вы людьми, то смогли бы понять, если бы это стало причиной конфликта, верно?

По залу прокатился смех.

— Такаар научил нас принимать наши различия. Использовать наши сильные стороны для того, чтобы объединять, а не разъединять нас. И он преуспел в этом, не правда ли? Да, преуспел. Вот что дали нам Такаар и его закон. Двенадцать сотен лет мира, гармонии и понимания. Помните об этом. Это — истинная правда.

Джаринн вновь умолк и обвел собравшихся внимательным взглядом.

— Итак, вернемся к событиям десятилетней давности и причине того, почему мы все собрались здесь, а не снаружи, любуясь красотой нашей земли. Такаар сплоховал. В тот судьбоносный день мужество изменило ему. Очень многие эльфы лишились жизни. Отрицать все это невозможно и бессмысленно.

— Но подумайте вот о чем. Что за сорок дней до того, как Такаар впал в немилость, его действия в борьбе с гаронинами, атаковавшими стены Тул-Кенерита, спасли сотни тысяч жизней. И действительно, всего лишь днем ранее девять тысяч прошли сквозь врата у Хаусолиса, дабы обрести убежище здесь, на Калайусе. Опровергнуть эти факты невозможно. У нас есть документы, подтверждающие их.

— И наконец, еще одно соображение. Когда мужество изменило Такаару, он бежал. Этот позор он будет нести до конца дней своих. Он бежал через портал на улицы Исанденета. Кое-кто утверждает, что только так он мог спастись от войск гаронинов. Наверное, это правда. Но этот его поступок подтверждает наличие у него острого ума, несмотря на муки, которые он в тот момент испытывал. Самое популярное из обвинений, выдвинутых в его адрес, гласит, что он бежал, бросив на произвол судьбы сто тысяч эльфов. Но представьте, что было бы, если бы он этого не сделал? Мы все прекрасно знаем, что гаронины в первую очередь стремились захватить врата, а уже потом покорить эльфов. Такаар остановил их полчища, когда врата обрушились за ним. Таким образом, он спас всех и каждого из вас.

В зале послышалось перешептывание. Лориус громко фыркнул.

— Не имеет значения, что подобное спасение стало непредвиденным последствием его бегства. Как бы там ни было, он добился своего. Я пришел сюда не для того, чтобы защищать самого Такаара; я стою перед вами, чтобы показать вам, что будет, если вместе с ним будет отвергнут и его закон, если вы откажетесь от него и даже наши боги перестанут руководствоваться им.

— Закон Такаара связывает нас в единое целое. Соединяет кланы Туала, Биита, Икса, Гиал, Оррана, Инисса; кто бы ни был нашим богом и какой бы ни была продолжительность нашей жизни. Он является руководством к действию в случае возникновения сомнений. Он — становой хребет нашей расы. Огонь, освещающий самые темные закоулки наших душ. И солнце, выглядывающее из-за туч после дождя. Он так же глубоко вошел в нашу плоть и кровь, как и воздух, которым мы дышим. Он соединяет нас, давая нам силу и единство. Он не дает разыграться обидам. Он служит опорой и утешением для тех, кому нужна помощь.

— Закон Такаара живет в сердцах эльфов. Вырвите его оттуда, и вы посеете горе и кровопролитие. Никто не отрицает, что у нас есть трудности, но мы должны решать их вместе. Как и учил нас Такаар. Отказавшись от него и его закона, вы ослабите себя. Собьетесь с пути, ведущего к величию. Станете ничем не лучше людей.

— И я говорю вам: не отворачивайтесь от Такаара. Ни сейчас. И никогда в дальнейшем. Можно преодолеть все преграды. Можно уладить любое недоразумение и недовольство. Но только не в том случае, если вы вырвете хребет из нашего тела. Идемте со мной и, как некогда Такаар, идемте вместе с нашими богами.

— Благодарю вас за то, что выслушали меня.

Аплодисменты были оглушительными, но совсем не таким лихорадочными, как те, что последовали за речью Лориуса. Красноречивые, сопереживающие, искренние. Но в улыбке Катиетт сквозила печаль.

— Все ли он сделал, что должен был? — поинтересовался Графирр.

— А что ты думаешь по этому поводу, Граф?

— Думаю, что нам следует быть готовыми сделать то, в чем обвинял нас Лориус, — отозвался Графирр.

— Да хранит нас Инисс. Мы сделаем то, что должны, — прошептала Меррат.

Катиетт внутренне подобралась, готовясь к неизбежному. Несколько человек выступили в поддержку Лориуса, и толпа встретила их приветственными криками, взлетевшими к самому потолку. И лишь немногие, очень немногие, включая Пелин, высказались в поддержку Джаринна, но их ждали оскорбления и освистывание. В толпе сновали провокаторы, и умиротворение, наступившее после речи Джаринна, исчезло, сменившись нетерпеливым ожиданием.

Пелин стояла под непрекращающимся градом насмешек и оскорблений. Ее называли предательницей и трусихой. Ее называли рабой детей Инисса. Один-единственный раз она подняла глаза к балкам потолочного перекрытия, и Катиетт увидела в них боль воспоминаний, которые она до сих пор носила в себе. За кулисами и в боковых коридорах выстраивались гвардейцы Аль-Аринаар, готовясь утихомирить тех, кто уже бесновался перед возвышением. Большая часть собравшихся вскочила на ноги, и толпа грозно напирала, готовая смести все на своем пути.

Катиетт призвала к себе ТайГетен. Их было пятнадцать, пять звеньев, оседлавших балки, не потревожив при этом вековую пыль.

— Вы все знаете, что будет дальше. Вы все знаете, что мы должны делать. Никаких клинков. Мы не можем позволить себе обагрить свои руки кровью. А теперь по местам. И да благословит Инисс каждый ваш шаг.

В сопровождении Графирра и Меррат Катиетт направилась к переднему краю возвышения, где они и остановились как раз над тремя кафедрами. Остальные отошли чуть назад, чтобы затаиться в ожидании над задней частью сцены, где уступами возвышались ряды кресел. Сановники и высокие должностные лица внизу явно нервничали, а некоторые уже в открытую высматривали пути отступления на тот случай, если события примут совсем уж нежеланный оборот.

Катиетт же не сводила глаз с толпы. В передней части зала она разглядела четверых туали. Они рассредоточились вдоль края сцены, отступив от нее примерно на три ряда. Она видела, как они сыпали проклятиями, нашептывали что-то на ухо соседям и выкрикивали оскорбления в адрес Такаара.

— Видишь их? — спросила Катиетт.

— Да, — отозвался Графирр.

— Если дело дойдет до драки, их нужно будет нейтрализовать в первую очередь.

Пелин закончила выступление и вернулась на свое место. Вслед ей полетели оскорбления и издевательства. Наблюдавшая за ней Катиетт заметила тайные команды, которые та рукой подала своим воинам. Архонт ТайГетен закусила губу. Ситуация очень быстро могла выйти из-под контроля. Она не могла поймать взгляд Пелин, а архонт Аль-Аринаар тем временем обратила весь свой гнев на толпу.

Хелиас воздел руки перед собой, призывая собравшихся к порядку, и зал притих, словно небо перед грозой. Джаринн и Лориус вернулись на свои места за кафедрами.

— Ну, вот мы и подошли к самому главному, — провозгласил Хелиас, и Катиетт не смогла сдержать улыбки при виде его потуг сохранить драматизм интриги. — Вы выслушали обе стороны. Прозвучали слова страсти, силы и веры. Но принимать решение в этом самом главном вопросе будете вы. На чью сторону вы встанете? Подумайте об этом и выслушайте заключительные выступления Лориуса и Джаринна. И еще я хотел бы напомнить вам о необходимости соблюдать тишину и порядок. Уважайте своих жрецов, уважайте своих богов и историю этого места. Лориус, прошу тебя.

Лориус важно качнул головой.

— Братья и сестры. Голосовать за осуждение и порицание — не значит голосовать за уничтожение гармонии. Вы отдадите свои голоса за новый и равный путь вперед, равный для эльфов всех кланов. Вы проголосуете за мир и славу наших богов.

— Джаринн, твоя очередь, — сказал Хелиас.

Джаринн кивнул.

— Братья и сестры. Отмена закона Такаара обезглавит тело эльфийской гармонии. Одно не может существовать без другого. Голосуйте за сохранение закона. Голосуйте за сохранение гармонии и возможность избежать стремительного падения в бездну кровопролития и ненависти.

Хелиас обменялся взглядом с каждым жрецом по очереди.

— Благодарю вас. А теперь прошу всех присутствующих сесть на свои места.

Сердце Катиетт гулко стучало в груди. В зале эльфы рассаживались по креслам, скамьям и прямо на полу. Многим пришлось опуститься на корточки. Кое-кто взобрался друзьям на плечи. Гул голосов звучал громким и неумолчным рокотом. В воздухе повисло громкое и постоянное гудение, как при нашествии насекомых.

— Итак, мы приступаем к голосованию, — провозгласил Хелиас. — Я требую тишины. И еще я требую соблюдения порядка, иначе голосование будет объявлено недействительным.

Гул голосов стих. Шум толпы, собравшейся снаружи, смешивался с какофонией окружающего леса и стуком дождевых капель по крыше.

— Пусть встанут те, кто хотел бы сохранить закон Такаара, а его имя признать почитаемым Иниссом.

За спиной Хелиаса встали со своих мест две трети сановников и высокопоставленных гостей, но, вопреки ожиданиям, собравшиеся в зале не последовали их примеру. На ноги поднялась лишь небольшая горстка, которую приветствовали оскорбительным свистом и выкриками. Стоявший на сцене Джаринн понурил голову. Хелиас выжидал. По залу прокатилась волна, эльфы напряглись, готовые вскочить по первому его слову, уже едва сдерживая свои эмоции.

— А теперь пусть встанут те, кто хотел бы осудить Такаара и исключить его закон из наших уложений.

Зал взорвался оглушительным шумом. Эльфы стремительно вскакивали на ноги, их голоса взлетели к самым потолочным балкам, прокатились по сцене и эхом отразились от стен. Катиетт сразу же заметила, как внизу завязалась драка — немногочисленные сторонники Джаринна расплачивались за свое мужество. Но сейчас она не могла позволить себе беспокоиться о них. Присутствующие сбились в кучу и качнулись к сцене. Она увидела, как вспыхнули словно ниоткуда появившиеся факелы. Катиетт уловила блеск стали, когда кое-кто достал из-под одежды оружие, что являлось прямым нарушением законов Гардарина.

— Объявляю голосование о порицании и денонсации состоявшимся! — прокричал Хелиас, хотя в зале царил хаос и в подведении итогов голосования толпа уже не нуждалась.

Хелиас отступил назад, подавая знак Джаринну и Лориусу следовать за ним. Ни один из жрецов не двинулся с места. Джаринн обернулся к висевшим на стенах гобеленам — символам доблести Такаара и его закона, который столь долго правил эльфами.

Катиетт почувствовала на себе взгляды окруживших ее ТайГетен. Пожав плечами, она кивнула.

— Тай, мы начинаем.

Элитные воины эльфов повисли на руках, держась за потолочные балки, после чего спрыгнули с высоты семьдесят футов. Мягко и уверенно приземлившись прямо на сцену, одновременно выпрямились. Два звена встали перед кафедрами, а остальные три бросились в заднюю часть возвышения, чтобы прикрыть ряды кресел. Катиетт остановилась в самой середине сцены. Внизу, в зале, шеренга гвардейцев Аль-Аринаар приготовилась к схватке.

— Никакого оружия, — крикнула она. — Обезоружить и обездвижить.

Рев толпы оглушал. Вряд ли все те, к кому она обращалась, расслышали ее голос. Она резко развернулась на месте. Хелиас все еще пятился прочь.

— Хелиас. Прикажи ударить в гонги. Мы должны освободить зал.

Но Хелиас не слушал ее; повернувшись, он побежал.

— Будь ты проклят!

Катиетт прикоснулась к плечу Графирра. Воин ТайГетен полуобернулся к ней.

— Они попробуют обойти нас с флангов, — сказал он. — А мы не можем допустить, чтобы сокровища были уничтожены.

— Раздели Тай. Пусть Аль-Аринаар удерживают центр.

Катиетт окинула быстрым взглядом зал. Толпа у переднего края сцены, слегка отпрянувшая при появлении ТайГетен, вновь стала напирать. Провокаторы подзуживали собравшихся, и те стали хором требовать уничтожить гобелены с изображением Такаара, равно как и все цитаты на древнем языке. Напряжение нарастало. В воздухе запахло предчувствием беды.

Катиетт вернулась к кафедрам и увидела, как ряды кресел за ними быстро пустеют. Сановники и высокопоставленные гости поспешно выходили в вестибюль, кухни и конторские помещения за сценой, направляясь к трем выходам, которыми обычно пользовались поставщики провизии и сотрудники. Она подошла к пятну крови в центре сцены и наступила на него.

— Милорд Джаринн, вам пора уходить. Одно звено будет охранять вас. Отправляйтесь прямиком в Аринденет. Здесь, в городе, некоторое время будет неспокойно. Верховный жрец Лориус, вы тоже. Я отправлю еще одну тройку с вами, чтобы она препроводила вас в безопасное место.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи, ТайГетен.

— Как вам будет угодно, — отозвалась Катиетт. — Но мы очистим это здание от посторонних. Предлагаю вам укрыться в безопасном месте, пока у вас еще есть такая возможность.

— Лориус, не дури, — вмешался Джаринн. — Я позабочусь о нем, Катиетт. Твое присутствие наверняка требуется где-нибудь в другом месте.

— Благодарю вас, Джаринн. Олмаат! Твоя тройка Тай охраняет жрецов.

Олмаат кивнул, принимая оказанную ему честь. Он был превосходным воином. Самым быстрым среди ТайГетен. Катиетт вновь вернулась к краю сцены. Волна шума и криков неуклонно нарастала. Толпа разделилась: те, кто стоял перед сценой, хором выкрикивали оскорбления и насмешки, а те, кто оказался в задних рядах, ждали и наблюдали молча. Катиетт шагнула влево, чтобы присоединиться к своим Тай.

— Слишком хорошо они организованы, — заметила Меррат.

— Следи за факельщиками. Мы…

Внизу, в зале, кто-то пролаял команду. Над головами у них засвистели метательные снаряды. Глиняные горшки разбились о каменные стены с гобеленами, и содержащаяся внутри жидкость хлынула наружу, заливая каменную кладку, пряжу и кресла. Катиетт потянула носом воздух.

— Масло. — Она знала, что последует дальше. — Тай, за мной.

Катиетт перепрыгнула через шеренгу гвардейцев Аль-Аринаар, выстроившихся перед сценой, и врезалась в толпу ногами. Эльфы горохом посыпались в разные стороны. Рядом приземлились Меррат и Графирр и тут же устремились к целям слева от нее. Вокруг раздались возмущенные крики. Гибким слитным движением Катиетт вскочила на ноги. Не далее чем в трех ярдах от нее стоял туали ula, держа в руке горящий факел. Он изготовился к броску.

— Не делай этого, — предостерегла она его.

— Не подпускайте ее ко мне, — закричал провокатор. — Видите, она одна.

В беснующейся толпе Катиетт могла полагаться только на свои отточенные боевые инстинкты. Дитя природы, вверив себя Иниссу, она заставила себя не думать ни о чем, кроме поставленной перед нею задачи. Противники, оказавшиеся перед нею, поспешно попятились и бросились врассыпную. Но тут вдруг один из них неожиданно атаковал ее слева, замахиваясь незажженным факелом и целясь, ей в голову. Катиетт шагнула вперед и встретила удар левым предплечьем, одновременно уводя руку нападающего вниз и в сторону. Факел переломился об ее запястье.

Перед нею вдруг оказался один из подстрекателей, и она поймала его взгляд. Он только замахнулся, чтобы метнуть факел, а она уже рассчитала его траекторию и подпрыгнула еще до того, как факел вылетел у него из руки. Она перехватила его в полете, приземлилась и бросилась в атаку. У провокатора не осталось ни единого шанса. Катиетт бросила факел на пол, затоптала пламя ногами, шагнула вперед и правым кулаком нанесла ему сокрушительный удар прямо в подбородок. Голова его беспомощно запрокинулась, и он мешком осел на пол.

На мгновение Катиетт замерла над его неподвижным телом. Она стояла на открытом месте. В радиусе пяти ярдов рядом никого не было. Но это была еще не победа. Справа от нее, переворачиваясь в воздухе, горящие факелы падали на сцену, рассыпая искры на кресла и стены. Толпа вдруг заволновалась, выстроилась клином и атаковала возвышение.

Из служебных помещений в задней части дворца в зал вбежала Пелин. Восемь гвардейцев Аль-Аринаар неотступно следовали за нею. Заслышав шум схватки, она ощутила, как по спине ее пробежал холодок. Воспоминания о том, как встретила ее аудитория, и о презрительной усмешке Хелиаса все еще жгли ее, как огнем. Ей понадобилась вся ее сила воли, чтобы проводить спикера парламента в безопасное место.

Она успела увидеть, как толпа прорвала тоненькую цепочку гвардейцев и ворвалась на сцену, как от огня факелов занялись и запылали гобелены и кресла, а языки пламени взметнулись там, где разлилось масло, запах которого она явственно ощутила. Слева и справа от возвышения в схватку вступили ТайГетен, но самой Катиетт нигде не было видно.

— Потушить огонь, — крикнула она, махнув рукой направо. — Не давайте никому подойти к гобеленам. Я хочу, чтобы вы очистили сцену.

Двое воинов Аль-Аринаар метнулись вправо и схватили с кресел подушечки, чтобы гасить ими огонь. К ним присоединились еще двое, чтобы отогнать тех, кто лез на возвышение поглазеть, как гибнет в огне национальное достояние. Пелин же направилась прямо к центру сцены, где к кафедрам уже подбирались первые зрители. Она увидела ножи в их руках и лица, искаженные праведным негодованием. Но они лишились своих предводителей. Рядом не было никого, кто мог бы направить в нужную сторону их гнев, затмивший радость победы.

Пелин и сопровождавшая ее четверка воинов были жалкой каплей в море по сравнению с напирающей толпой. Она побежала ей навстречу, раскинув руки в стороны.

— Назад. Все назад. Убирайтесь со сцены.

Но ее никто не слушал, и голос ее потонул в гомоне надвигающейся толпы. Пелин повела своих гвардейцев через площадку, на которой стояли кафедры. Внизу, в зрительном зале, тоненькая цепочка ее воинов все еще пыталась сдержать натиск нападавших. Прямо перед нею какой-то ula размахивал топором, явно намереваясь в щепы изрубить украшенные искусной резьбой стойки кафедр. Подобно ей самой, он был туали, и на лице его читалось нескрываемое презрение. За его спиной она вдруг уловила какое-то движение. Оттуда вынырнули Катиетт и ее Тай, перепрыгнули через передние ряды толпы, приземлились, мягко перекатившись, и вскочили на ноги, развернувшись в цепь рядом с нею. Справа от нее гвардейцы Аль-Аринаар теснили эльфов, дав возможность двум своим товарищам с подушками в руках начать тушение пламени.

Гвардейцы Пелин встали по обеим сторонам своей предводительницы. Ula с топором шагнул им навстречу, поддерживаемый прочими бунтовщиками.

— Прочь с дороги. — Голос его походил на рычание, а лицо исказилось от ярости и стало уродливым. — Такаар низложен. Мы снимем его изображение.

— Назад. Убери топор.

Туали рассмеялся.

— У тебя больше нет власти, чтобы остановить меня.

Пелин подскочила к нему вплотную и взглянула ему прямо в лицо.

— Не испытывай мое терпение, — сказала она. — Ты ведь туали. Вот и веди себя соответственно.

— Беги обратно к своим друзьям из клана Инисса, — огрызнулся он. — Ты для меня такая же туали, как бродячая собака. Efra[12].

И ula плюнул ей в лицо, так что слюна попала ей на нос и правый глаз. Пелин поняла, что терпению ее пришел конец, и без замаха вонзила ему кулак в живот. Он согнулся пополам. Пелин шагнула вбок и ударила его локтем в висок. Грубиян рухнул, как подкошенный, и перекатился на спину. Пелин вынула из ножен на поясе клинок, опустилась на одно колено и замахнулась, чтобы пронзить ему ножом сердце.

Чья-то рука схватила ее за запястье. Сильная рука.

— Не надо. — Это была Катиетт. — Не давай им то, в чем они нуждаются сильнее всего.

Краем сознания Пелин отметила, что в зале воцарилась тишина. В голове у нее царил сумбур, и она не могла унять снедавшую ее ярость.

— Он…

— Пелин. Послушай меня.

Пелин попыталась высвободить руку, но Катиетт крепко держала ее, и она добилась лишь того, что выронила нож.

— Им нужна трепка, — прорычала Пелин.

— Им нужен мученик, — возразила Катиетт. — Прошу тебя, Пелин. Только не от твоей руки.

Пелин кивнула.

— Все в порядке. Со мной все в порядке.

Катиетт отпустила ее запястье. Пелин повернулась к ula. Тот ничуть не выглядел испуганным, и на губах его играла легкая улыбка.

— Видишь? — издевательски осведомился он. — Ты — по-прежнему их раба.

Пелин сжала пальцы в кулак и изо всех сил ударила его в нос. Он отлетел к каменной стене и рухнул на пол, потеряв сознание.

— Вышвырните его отсюда, — приказала она.

Выпрямившись, она отряхнулась, приводя одежду в порядок. Через передние и задние двери в зал вливались дополнительные силы Аль-Аринаар. Пелин повернулась лицом к притихшей толпе.

— Следующий из вас, кто рискнет назвать меня efra, станет тем самым мучеником, который вам так нужен. Освободите помещение.

Катиетт положила руку ей на плечо.

— Нам с тобой нужно поговорить. Сейчас же.

Глава 8

Политики ищут победы, чтобы прославиться, а солдаты — чтобы выжить.

— Ты не должна позволять им с такой легкостью манипулировать собой, — начала Катиетт, едва только за нею и Пелин закрылась дверь одного из внутренних помещений.

Там, снаружи, гвардейцы Аль-Аринаар и ТайГетен вытесняли зрителей из Гардарина. Агрессия улетучилась, словно вода из треснувшего кувшина, и Катиетт оставила после себя угрюмую, но притихшую толпу. Впрочем, можно было не сомневаться, что они найдут себе жертву где-нибудь в другом месте, чтобы дать выход своему разочарованию.

— Ты слышала, как он назвал меня. И видела, что он сделал.

— Да, а ты едва не дала ему то, чего он добивался больше всего.

— Он не заслуживал ничего иного.

Пелин стояла спиной к Катиетт. Она заламывала руки и никак не могла успокоиться — ее буквально трясло от обиды и негодования. Но на смену гневу и ярости пришел шок. Катиетт шагнула к ней, чтобы положить ей руку на плечо или даже обнять, но передумала, и рука ее повисла в воздухе.

— Пелин, посмотри на меня. — В ответ воительница лишь слегка повернула голову. — Пелин, пожалуйста.

Пелин обернулась. По ее юному лицу текли слезы, размазывая пыль и грязь, поднявшуюся в воздух в зале после того, как там начались беспорядки. В ней чувствовалась недюжинная сила, обаяние и харизма. Но сейчас Катиетт видела перед собой лишь хрупкую iad, в которой Такаар разглядел будущую военачальницу, когда создавал гвардию Аль-Аринаар, способную оказать помощь и поддержку элитным воинам ТайГетен. Пелин взглянула на Катиетт, и та прочла на ее лице давнюю боль и обиду.

У Катиетт упало сердце.

— Он сам не знал, что говорит, — сказала она.

— Он прекрасно понимал, что говорит.

— Нет. Я имею в виду, он, конечно, знал, что означает сказанное им слово, но о том… что случилось с тобой на Хаусолисе, не имел ни малейшего понятия. Об этом вообще не знает почти никто.

Пелин закрыла лицо руками, после чего в отчаянии прижала ладонь ко рту.

— Об этом знают многие, коим повезло сбежать через врата. Ты полагаешь меня наивной, но на самом деле ничем не лучше прочих. Осуждение и низвержение Такаара случились не сегодня. Все это продолжается уже добрый десяток лет. А если ты думаешь, что в Исанденете нет таких, кто способен использовать любые сведения против… против близких ему людей, то тогда тебе надо научиться получше разбираться в природе озлобленного эльфийского разума.

— Но то, что сделал Такаар, он сделал для тебя. Ты ведь это понимаешь?

Пелин вновь охватила ярость, и она едва сдерживалась, чтобы не броситься на Катиетт.

— Я знаю лишь то, что он трижды отверг меня. Даже когда я вступила в пору расцвета женской красоты, он смотрел в другую сторону. Он счел меня лишней. Недостойной носить его ребенка. И даже тогда, еще до того, как пришли гаронины, люди называли меня efra.

— А еще я знаю, что, несмотря на то как он поступил со мной, несмотря на все унижение, я все еще люблю его. Я по-прежнему люблю его, даже сегодня.

Катиетт вздохнула.

— Он тоже не переставал любить тебя.

— Правда? — В голосе Пелин сквозила горечь. — Он верил в мои способности на поле боя, что совсем не одно и то же.

— Для Такаара это было одно и то же. Он разглядел в тебе величие и сделал все, чтобы развить его. Показал всем, на что ты способна.

— Из чувства вины, полагаю.

— Не говори глупостей, Пелин. Ты думаешь, он отверг тебя, потому что ему было все равно? Что он не пожелал стать отцом твоего ребенка, плода союза Туала и Инисса? Он поступил так потому, что желал тебе лучшей участи.

— Есть ли счастье выше, чем стать матерью ребенка Такаара? — вскричала Пелин. — Или ты считаешь меня полной идиоткой, Катиетт? Я знаю, почему он отверг меня. И это не имеет никакого отношения к моим полководческим талантам. Они бы не изменились оттого, что у меня появился бы ребенок! Просто глаза его смотрели в другую сторону. Разве не так? Я тебя спрашиваю!

Пелин замахнулась раскрытой ладонью, но Катиетт перехватила ее руку и удержала так же, как выдержала ее взгляд.

— Да, так. А ты знаешь, что было дальше? Ничего. Я не принесла ему ничего. Моя любовь была такой же отчаянной и безрассудной, как и твоя. Инисс свидетель, такой она и останется. Но я не могла дать ему того, чего он хотел. Все то время, что я провела вдали от ТайГетен, люди думали, что я беременна, тогда как я скрывала свой позор, пытаясь любым способом, травами и религиозными обрядами, вернуть себе способность к оплодотворению. Но у меня ничего не получилось. Ничего, Пелин, и мы с ним оба знаем, что он должен был выбрать тебя.

Пелин уже совершенно успокоилась, и Катиетт отпустила ее руку. Пелин машинально погладила ее и, в свою очередь, взяла Катиетт за руку.

— Прости меня, — негромко сказала она. — Об этом я и не догадывалась.

— А я бы не возражала, чтобы меня назвали efra, — вырвалось вдруг у Катиетт. — Тогда бы я, по крайней мере, держала голову высоко поднятой и говорила, что могла бы стать матерью.

— Ты бы возражала, и даже очень. Поверь мне.

Обе iads улыбнулись, а потом крепко обнялись.

— У Такаара нет наследника, — сказала Катиетт, размыкая объятия, но не отстраняясь от собеседницы.

Пелин закусила губу.

— А ты? Ты вернешь себе способность к деторождению?

— Может быть, — отозвалась Катиетт. — Но сначала мне нужно пережить все это. А потом найти Такаара и убедить его в том, что ему нужен ребенок. Сохрани и помилуй нас Инисс, он ведь мог уже погибнуть.

— Несмотря на все, чего он добился, не иметь ребенка — это ужасно, — согласилась Пелин.

— Ты права. Сколько тебе лет?

— Триста семь, — ответила Пелин.

— И ты еще можешь зачать?

Пелин пожала плечами.

— Да, могу, но лучшая моя пора миновала уже двадцать лет назад. У меня остался всего один сезон, каким бы долгим он ни казался.

Катиетт кивнула.

— Мы преспокойно обошлись бы и без этой войны, если дело дойдет до нее.

— Согласна. Мы вернулись бы к тем временам, когда зачатие считалось святым долгом каждой женщины.

— Забавно, не правда ли, что именно Такаар дал iads возможность самим выбирать себе партнера, а потом наглядно продемонстрировал, к каким проблемам это может привести.

— Ох, Катиетт, в этом нет ничего забавного. То, что он захотел сделать тебя матерью своего ребенка — самое здравое и наименее удивительное изо всех принятых им решений.

Катиетт расплакалась и вновь крепко обняла Пелин.

— У тебя такая добрая и щедрая душа, — прошептала она.

— А у тебя — сильная, — ответила Пелин. — Но война нам совершенно ни к чему.

— В таком случае давай перестанем стенать об утраченной любви и разберемся с этим сбродом.

Пелин рассмеялась и отстранилась от нее.

— Спасибо тебе, Катиетт, — сказала она. — А то я едва не забылась.

— Хочешь узнать еще кое-что? Если кто-нибудь еще вздумает назвать тебя efra, тебе придется здорово постараться, чтобы опередить меня и убить негодяя первой.

— Я принимаю вызов.

Дверь в контору отворилась.

— Катиетт. На площади перед собором назревают неприятности, — сообщил Графирр.

Катиетт вздохнула.

— Похоже, впереди у нас будет долгий день, совсем как в старые времена. Идемте.

По городу они мчались, как сумасшедшие. Желчь и злоба, копившиеся подспудно, прорвались наружу. В Катиетт плевали люди, которых она знала чуть ли не с самого детства. Люди, которых она могла бы назвать друзьями. Но сегодня словно лопнула какая-то невидимая нить, и она стала членом клана Инисса, а они остались прежними. Другими. Она стала прокаженной, потому что сохранила верность ula, который оплошал после того, как спас многих их братьев и сестер.

Они пробежали мимо суда Ланьон-Джайл, ворота которого стояли распахнутыми настежь, словно приглашая преступников всех мастей заглянуть на огонек и устроить пожар. По Тропе Инисса они быстро приближались к площади перед храмом, раскинувшейся на холме, за которым на северо-востоке начинался тропический лес. По всему городу эльфы сбивались в банды.

Катиетт встряхнула головой. В большинстве своем они состояли из членов одного клана. Главной мишенью агрессии, которую предположительно раздували туали, стали иниссулы, но опыт прошлых поколений подсказывал им, что хрупкое единство с другими кланами не продлится долго. Все группы эльфов, которые встретились им на пути, ограничились лишь словесными оскорблениями в адрес звеньев ТайГетен и тридцати гвардейцев Аль-Аринаар. Ничего удивительного.

На площади перед храмом полыхал костер. Еще издали заметив высокие языки пламени и клубы черного, маслянистого дыма, Катиетт ускорила шаг, а потом и вовсе перешла на бег, ворвавшись на площадь и увидев собравшуюся здесь толпу. Она мельком бросила взгляд на небо, надеясь на возвращение дождя и молясь про себя, чтобы Инисс подтолкнул локтем Гиал и та разразилась бы потоком слез.

Храмовая площадь обычно выглядела красивой и умиротворенной. Во всяком случае, так было раньше. Круглая открытая площадка в четверть мили диаметром, в центре которой были разбиты лужайки и сады, а по периметру расположились городские храмы. Культовые сооружения, выстроенные по зову сердца и веры, воплотившие в себе лучшие качества горячего поклонения и изящества эльфийской души. Площадь считалась олицетворением творческого таланта эльфов, о чем свидетельствовали и поражающие воображение спиральные шпили храма Биита, бога корней и ветвей, и эффектный вход и разукрашенный фресками вестибюль храма Сефу, бога полога листвы, и величественный храм Шорта, возведенный в форме лежащей ничком фигуры бога.

Всем им сейчас грозила опасность, но более всего мог пострадать относительно скромный храм Инисса. Он являл собой цилиндрическое сооружение с невысоким, выкрашенным в темно-зеленый цвет куполом и тридцатифутовыми шпилями на каждом углу. Деревянные ступени вели к ярко раскрашенным дубовым вратам. У входа в него столпились примерно сотни две эльфов. Многие держали в руках факелы, и их намерения не вызывали сомнений.

Редкая цепочка воинов Аль-Аринаар выстроилась на краю паперти, за которой начинались ступени, остальные же блокировали подступы к зданию с боков и сзади. Еще несколько гвардейцев стояли на ступеньках, держа луки наготове, но даже издали Катиетт видела, что они вряд ли станут стрелять.

— Надо пройти сквозь толпу, Пелин, и удержать ее, пока не пойдет дождь.

— Я обойду слева, — отозвалась Пелин и подала знак своим гвардейцам следовать за нею.

Катиетт же зашагала прямо через толпу.

— Тай, прокладываем проход. Оружия не применять. Пошли.

Те, кто стоял в задних рядах, заметили их приближение и поспешили расступиться. Но дальше, ближе к середине, внимание собравшихся было приковано к храму. Катиетт расталкивала людей локтями.

— Отойдите с дороги. Немедленно. Всем разойтись.

Ее ТайГетен следовали за ней, выстроившись клином. Со всех сторон слышались сдавленные ругательства и проклятия. Какой-то ula обернулся и загородил ей дорогу. Катиетт подошла к нему вплотную.

— Отойди в сторону или будешь сбит с ног. Выбор за тобой, — сказала она. — Никто не сможет помешать мне пройти к своему храму.

— Времена изменились, ТайГетен. Я останусь здесь, это мое право. Ты не посмеешь прикоснуться ко мне. Разговор окончен.

Катиетт покачала головой, стремительно присела на корточки и подсекла ноги мужчине. Тот опрокинулся набок и перевернулся на спину. Катиетт выпрямилась над ним.

— Ты ошибаешься, — обронила она.

Воины ТайГетен взяли ее в кольцо, отталкивая тех, кто мог бы прийти на помощь упавшему. Лежащий на земле ula стиснул кулаки. Катиетт презрительно фыркнула.

— Я не хочу причинить тебе вред. Но если другого способа остановить тебя не существует, значит, так тому и быть. — Она наклонилась к нему. — Ты глуп, если думаешь, что можешь угрожать ТайГетен. Нас направляет Инисс. Он хранит нас для куда более важных дел. А ты просто путаешься у меня под ногами. Ты — жалкая помеха, которую придется убрать с дороги.

— Вас слишком мало. Недостаточно для того, чтобы остановить перемены.

— Ступай домой, ula. Ищи своих настоящих врагов. Тех своих соотечественников, кому нужна война и кому нет дела до твоей души.

Катиетт отступила на шаг и протянула ему руку. Он с презрением взглянул на нее и быстро поднялся на ноги. Вокруг них все теснее смыкалась толпа, угрожающая и выкрикивающая имена Туала и Лориуса.

— Время, когда ты могла говорить мне, о чем думать и что делать, прошло. Помни об этом.

Катиетт отвернулась и вновь принялась проталкиваться сквозь толпу, не обращая внимания на сопротивление — плечи, которыми собравшиеся упирались ей в грудь, и ноги, стремящиеся подставить ей подножку. Из всей толпы только у одного ula достало мужества бросить ей вызов, пусть он и ошибся адресом. К несчастью, и одного оказалось более чем достаточно.

Прорвавшись сквозь первый ряд собравшихся, Катиетт увидела, что Пелин выстраивает своих гвардейцев по периметру паперти перед храмом. Сама она остановилась на ступеньке за их спинами. Катиетт присоединилась к ней и повернулась, чтобы взглянуть на толпу, которая, похоже, лишилась стимула и побудительного мотива.

— Где жрецы? — осведомилась Катиетт.

— Все еще не добрались сюда от «жука». Или, если у них есть хоть капля здравого смысла, затаились где-нибудь в ожидании, пока мы не наведем хотя бы некоторое подобие порядка.

— И как мы заставим их разойтись?

— Не знаю, — честно призналась Пелин. — Я не стану стрелять и не смогу ударить ни одного из них, даже если буду держать клинок плашмя. Кое-кого я знаю. Обычные люди. Столяры, булочники, гончары. Мы не имеем права атаковать их.

— Значит, мы должны поговорить с ними.

— Думаешь, они станут нас слушать?

— Только не меня, — заметила Катиетт. — Сегодня я, кажется, принадлежу не к тому клану, что нужно.

Пелин одарила ее кривой улыбкой.

— Ладно. Я попробую.

— Говори с ними так, как говорил бы Такаар. Взывай к их здравому смыслу и разуму.

— Я буду иметь это в виду.

Катиетт подняла глаза к небу. Там сгущались тяжелые тучи, обещающие скорый дождь. Но те, кто намеревался поджечь храм, тоже заметили их.

— Тай, — сказала она, будучи уверена, что из-за скандирования в толпе ее никто не услышит. — Как и в зале собраний, следите за факелами. В случае необходимости перехватывайте их.

Пелин подняла обе руки.

— Пожалуйста. Прошу вас. Проявите уважение к месту почитания наших богов. Дайте мне сказать.

Но голос ее потонул в выкриках и улюлюканье, которыми разразиласьтолпа. Катиетт прищелкнула языком, и ее ТайГетен повернулись к ней.

— Зовем. Все хором. Как звал Такаар, когда спешил на помощь своей Тай, моей подруге, погибшей на Хаусолисе.

Катиетт помолчала, а потом обратила глаза и руки к небу, подавая пример своим воинам.

— Джалеа! Джа-ле-а!

Снова и снова они выкрикивали ее имя. Голоса их слились в один, стали громче и зазвучали грозно и мощно. Отразились от фасадов храмов, окруживших маленькую площадь, и эхом прокатились под зеленым покровом леса, где их подхватил Сефу и помчал еще выше, в небесные чертоги. Навязчивый и тревожный крик зазвучал в ушах всех эльфов, собравшихся перед ними. И когда последнее эхо голосов ТайГетен замерло вдали, на площади воцарилась относительная тишина. Пелин кивнула в знак благодарности.

— Лориус и Джаринн ушли из Гардарина вместе. Они были и остаются друзьями, хотя и оказались по разные стороны во время дебатов. Никто не может отрицать страсти, на которую вдохновляет Такаар, — при этих словах она метнула быстрый взгляд на Катиетт, — но нельзя допустить, чтобы страсть переродилась в насилие и ненависть. Какими бы ни были преступления Такаара в ваших глазах, неужели Инисс и его храм превратились от этого в цель ваших нападок? Мы же все с вами — подданные Инисса.

— Я — туали по рождению; мои воины Аль-Аринаар, что стоят перед вами, пришли в гвардию из разных кланов. Помните, что сказал Лориус? Гармония должна остаться неприкосновенной. Если мы унизимся до войны между кланами, то рискуем погибнуть все. Совсем как раньше, когда Такаар пришел спасти нас.

— Помните об этом, какими бы ни были наши личные невзгоды и горести. Что бы ни натворили иниссулы, прикрывающиеся, как считают некоторые, именем Такаара, мы не можем, не должны впасть в бессмысленную и братоубийственную ересь. Мы не смеем осквернить места почитания наших богов. Если мы начнем разрушать храмы, то действительно погибнем, все до единого.

— Я, ваша сестра, архонт Аль-Аринаар, туали, с радостью готова сотрудничать с представителями всех кланов ради блага и процветания нашей расы. Но сейчас я прошу вас разойтись. Возвращайтесь в свои дома. Неужели вы действительно хотите разрушить храм? Я не верю в это.

Она умолкла. На площади зазвучали свист, улюлюканье и оскорбления в адрес Инисса. Но они были разрозненными и немногочисленными. Однако толпа не двинулась с места. Никто из эльфов не развернулся и не зашагал прочь. И подстрекатели поняли, что еще не все потеряно.

— Разойдитесь, — вновь заговорила Пелин. — Мы не позволим причинить вред ни этому, ни любому другому храму. Потушите свои факелы и закупорьте горшки с маслом. Аль-Аринаар и ТайГетен дали клятву защищать Инисса от тех, кто покушается на него. Напав на этот храм, вы оскорбите самого Инисса. Как и нас. Мы не желаем вам зла, но вынуждены будем сделать то, что должны.

Толпа глухо заволновалась, и Катиетт с беспокойством спросила себя, а не были ли последние слова Пелин ошибкой. Но они, похоже, все-таки произвели желаемый эффект. Те, кто не горел желанием иметь дело с элитными воинами Инисса, начали проталкиваться сквозь толпу.

Но тут на землю упали первые капли дождя.

И тогда кто-то швырнул факел.

Глава 9

Доверие — сильный союзник и смертельный враг.

Джаринна и Лориуса поспешно вели задними коридорами Гардарина. Их сопровождали Олмаат и его звено ТайГетен. Их присутствие успокаивало. За стенами дворца лежал город, притихший и зловещий, словно тропический лес в ожидании урагана. Полный невнятных отзвуков и агрессии.

В небольшом дворике снаружи, куда привозили припасы, выстраивались гвардейцы Аль-Аринаар. Олмаат приостановился, заговорив с одной из них, незнакомой Джаринну iad. Судя по ее хрупкому телосложению, она, напуганная и разгневанная, принадлежала к клану Гиал.

— На площади перед храмом уже начались волнения, — сказала она.

— Мы сможем пройти отсюда к речному причалу? — спросил Олмаат.

— Только на юго-восточном берегу. Сначала обогнете рынок пряностей, а потом идите прямо через Убежище Биита. Там пока спокойно. Беспорядки охватили главным образом район гавани и моста Ултан-бридж, и на храмы пока еще не перекинулись.

— Хорошо, — сказал Олмаат. — Катиетт должна быть где-то внутри. Поговори с нею. Расскажи ей о храмовой площади. Мы не можем допустить осквернения ни одной святыни. Сейчас — не самое лучшее время для того, чтобы гневить богов.

— Они уже разгневаны, — возразила девушка Аль-Аринаар.

— Нет, — в один голос ответили Джаринн и Лориус. Джаринн подошел к iad вплотную и положил руку ей на плечо. — Боги посылают нам испытания, чтобы мы могли доказать, что достойны жить в этом раю. То, что произошло в Гардарине, не направлено против богов. Инисс благословляет каждого эльфа на собственные решения и поступки. В этом проявляется одна из составляющих нашей силы. А вот чего никогда не примут ни Инисс, ни Туал, ни Гиал, так это беспричинного разрушения священных зданий и земли. Именно этого вполне справедливо и опасается Олмаат. И вы должны предотвратить это.

Джаринн заметил, что на лице ее отразились сомнения, и улыбнулся со всей теплотой, на которую был способен.

— Наступили тревожные времена. Времена перемен. Я боюсь последствий, но, как и Лориус, я должен встретиться с ними лицом к лицу. Мы остаемся друзьями, хотя и оказались по разные стороны в жарком споре. Помни об этом. Отказ от закона Такаара вовсе не означает неминуемого уничтожения гармонии. Сделать это могут только сами эльфы.

— Джаринн прав, — вступил в разговор Лориус. — Я всего лишь ищу новый путь для поддержания и укрепления того, чем мы уже обладаем. Мы никогда не станем врагами. В тот день, когда это случится и жрец пойдет войной на жреца, будет утрачена последняя надежда. Укрепись духом и верой. Молись своему богу. И исполняй дело Инисса, который благословляет всех нас.

— Спасибо вам, — сказала девушка, выдавив слабую улыбку.

— Иди, — приказал Олмаат и повернулся к Джаринну и Лориусу. — Мои жрецы? Нам сюда.

Он и его Тай вышли со двора, производя при этом не больше шума, чем ветер, ласкающий булыжник мостовой. По сравнению с ними башмаки Лориуса набатным громом оповещали об их местонахождении всех и каждого. Передвигались они чрезвычайно медленно. У Лориуса болели колени, а артрит Джаринна неизменно обострялся в минуты стресса.

Над головами собирались тяжелые тучи. Вот-вот должен был начаться очередной вселенский потоп. Воздух был душным и влажным. Ветви высоких деревьев жадно устремились к небу в ожидании благословенной влаги. Обитатели леса разразились воплями и криками, призывая слезы Гиал упасть на землю. Высоко в небесах зарокотал гром, и тяжкое эхо его прокатилось по окрестностям.

Олмаат повернул налево, на широкий проспект Гиаам. Впереди манил простор рынка пряностей. Он работал один раз в десять дней и никогда не открывался в то время, пока в Гардарине шло заседание. Несколько эльфов бродили по вымощенной каменными плитами рыночной площади, заглядывая в витрины магазинов, и это было странно.

— Я бы сказал, что сейчас выбор специй должен волновать их меньше всего, — пробормотал Лориус.

Когда небеса разразились дождем, позади них раздались шаги. Кто-то бежал, догоняя их. Олмаат мгновенно развернулся, изготовившись к бою. Джаринн тоже обернулся, и лицо его осветилось улыбкой.

— Хитуур, — сказал он. — Рад видеть тебя целым и невредимым.

Высокий и худощавый богослов, посвятивший себя изучению писаний, постоянно жил в Аринденете и редко выбирался в город. В храм он пришел сломленным. Его семья погибла от рук гаронинов, и лишь в Иниссе он обрел утешение, став верным его последователем и учеником. Джаринн подозревал, что амбиции его распространяются куда дальше чтения «Арин Хиила», главного учения веры Инисса.

Хитуур никогда не заговаривал об этом, но явно мечтал о том, чтобы стать одним из Молчащих. В его глазах пылала страсть, а в вопросах, которые он задавал, и в напряженной позе читалась непреклонная решимость. А еще он не искал любви новой iad. Он упорно верил в то, что его семья жива по-прежнему и что в один прекрасный день он ее отыщет и освободит.

— Я хотел убедиться, что с вами все будет в порядке, — сказал Хитуур, рысцой подбегая к ним и поднимая воротник рубахи, чтобы укрыться от дождя.

— Со мной Олмаат. О защите надежней нельзя и мечтать.

Но Хитуур даже не улыбнулся.

— Вы нарветесь на неприятности, если пойдете прямиком через рыночную площадь. Зато я знаю одно надежное место к северу отсюда.

Дождь лил как из ведра, капли его громко барабанили по куполам и остроконечным крышам домов, отскакивали от камней мостовой. Олмаат встал между Джаринном и Хитууром.

— О каких неприятностях на рыночной площади ты говоришь? — осведомился он.

— У нас есть сведения, что… — Хитуур окинул Лориуса беглым взглядом, — вас хотят похитить эльфы из других кланов. Чтобы использовать в качестве разменной монеты в борьбе за власть. Им хорошо известны те немногочисленные пути, какими вы можете попытаться покинуть город, выйдя из Гардарина. Вам следует затаиться на некоторое время, Верховный жрец Джаринн. А когда страсти улягутся, вы вновь двинетесь в путь.

— В этих словах есть смысл, Олмаат, — сказал Джаринн, чувствуя, как охватывают его тревога и печаль. — Видишь, Лориус? Твой план оказался непродуманным и поспешным.

— Где находится это надежное место? — требовательно спросил Олмаат.

— В театре «Хаусолис».

— Развлекательное заведение, пользующееся большой популярностью, — заметил Олмаат. — Неужели ты не мог найти что-нибудь более заметное? Например, лужайку на площади перед храмом.

Лицо Хитуура потемнело.

— Здесь есть свои преимущества. И одно из них заключается в том, что на период траура по Джиладу Кантуру театр закрыт. А если воспользоваться черным входом, то никто не заметит, кто в него входит и выходит. Там вполне безопасно.

— Предоставь мне судить об этом, — заявил Олмаат. — Тай. Сто шагов вперед. Слева и справа. Быстро и тихо.

Воины Олмаата повернули на север. Достигнув угла боковой улочки, Тай вскарабкались по стенам домов на крыши так быстро, что обычные эльфы и глазом не успели бы моргнуть. По черепичным крышам, крутизна которых позволяла дождевой воде стекать в сточные трубы и дренажные канавы, они взлетели на самый верх с такой легкостью, словно поднялись на несколько ступенек по широкой лестнице. Джаринн наблюдал за ними с улыбкой, несмотря на всю серьезность положения, проливной дождь и боль в суставах.

— Ими можно любоваться, — сообщил он Хитууру, взглянув на своего адепта. Хитуур обернулся к нему, и на лице его появилось выражение, которое Джаринн ошибочно принял за беспокойство. — Что-то не так?

Хитуур выдавил улыбку.

— Нет-нет. Я всего лишь сожалею о том, что недостаточно хорош, чтобы стать одним из них.

— Тебя с радостью примет любой другой орден, — утешил его Джаринн. — Тебя ждут великие дела.

Олмаат жестом приказал своим подчиненным выступать, и сам двинулся следом. Фасад театра выходил в парковую зону. Это было популярное место отдыха, где люди наслаждались изысканной едой и напитками, равно как и наблюдали за выступлениями бесчисленной армии жонглеров, певцов и менестрелей, предварявшими главное представление.

Театр был темен и тих — актеры оплакивали свою главную звезду, и лужайки тоже были пусты. Сейчас здесь не было и следа отдыхающих, которые поспешили бы укрыться под его крышей от столь сильного дождя. Джаринн рысцой приблизился к зданию; передвигаться быстрее не позволял ему артрит. Он увидел, как из теней по обеим сторонам от него вынырнули Тай Олмаата и исчезли за пеленой дождя слева и справа от театра. Олмаат поднял руку. Джаринн, Лориус и Хитуур послушно остановились.

— Что случилось? — полюбопытствовал Джаринн.

— Ничего, — отозвался Олмаат. — Просто я должен быть уверен, что за нами не следят.

Получив сигнал, который Джаринн даже не заметил, он двинулся вперед, оставляя слева от себя массивные двойные двери театра, засовы на которых были выполнены в виде танцовщиц в масках. Здесь залегли глубокие тени. Позади театра располагались мастерские и склады. Поленницы дров лежали у высокого деревянного частокола, за которым простирался пустырь, предназначенный для строительства новых складских помещений. Здесь планировалась к обустройству и новая рыночная площадь, на которой должна была развернуться торговля изделиями из камня и дерева.

Хитуур оказался прав: черный вход был свободен. Но к нему еще следовало подобраться незамеченными. Олмаат остановился во дворе, под прикрытием здания, и заговорил о чем-то со своими Тай. Один из них перелез через ворота и направился к пустырю. Девушка-воин открыла дверь черного хода и исчезла внутри. Оставшихся Олмаат жестом подозвал к себе. А дождь все барабанил по крыше, и капли его мячиками отскакивали от каменных плит, которыми был вымощен двор.

Джаринн вытер лицо. Бессмысленный рефлекс. Капли дождя тут же вновь поползли по нему. Он переступил с ноги на ногу, стараясь хоть немного согреться. Его босые ступни мерзли в лужах воды.

— Хитуур, — сказал Олмаат. — Что обнаружат внутри мои Тай? Что увижу я сам?

Хитуур кивнул.

— Сразу же за этой дверью находится служебное помещение для актеров. Сейчас оно пустует. Прямо впереди располагается зрительный зал. Занавес задернут, и ступени за ним ведут на сцену. Там есть кое-какие продукты. Там мы и переждем в полной безопасности, пока к нам присоединятся остальные, чтобы помочь нам благополучно добраться до Аринденета.

— Верховному жрецу Джаринну не нужна толпа сопровождающих, — заявил Олмаат. — У него есть ТайГетен.

Дверь черного хода вновь приоткрылась, и наружу вышла девушка-воин.

— Там пусто, — сказала она. — В зрительном зале тоже все тихо.

Олмаат кивнул и повел их внутрь. Джаринн никогда не бывал за кулисами театра «Хаусолис», хотя и неоднократно выступал на его сцене, обычно с молитвами или чтением «Арин Хиила». Ряды кресел были отодвинуты к стенам, а посредине стояли несколько стульев и пара столов, выглядевшие ужасно одиноко в просторном и пустом помещении.

Прямо впереди виднелся неподвижный задернутый занавес. За ним располагалась овальная сцена со скамейками в партере и двумя ярусами балконов с обеих сторон. Это было замечательное место. Теплое, светлое и полное чувств. В воздухе до сих пор ощущались эмоции. Но сейчас отнюдь не они привлекли внимание Олмаата. ТайГетен настороженно принюхался, после чего жестом отправил своих воинов за кулисы.

— Олмаат?

Тот поднял руку.

— Одну минуту, мой жрец. Здесь какой-то странный запах.

— Что ты имеешь в виду?

— Здесь пахнет чем-то, что не принадлежит лесу.

— Хитуур? — Джаринн повернулся к своему адепту.

Но тот лишь развел руками.

— Я понятия не имею, о чем он говорит.

— Олмаат?

— Что-то здесь не в порядке.

Джаринн внезапно почувствовал себя старым и бесконечно усталым.

— Делай то, что считаешь нужным. А я лично собираюсь присесть. Лориус?

— Я уж думал, ты так и не предложишь мне этого.

Оба жреца подошли к стульям, стоявшим вокруг стола в нескольких ярдах справа от занавеса.

— Хитуур? — Джаринн поманил к себе своего адепта.

— В зрительном зале мне будет удобнее.

С этими словами он направился к занавесу. Олмаат напрягся. А Джаринн вдруг почувствовал себя уязвимым и напуганным, хотя и не мог понять почему.

— Олмаат? — окликнул он воина в третий раз.

Из-за кулис показалась ТайГетен Олмаата.

— В партере театра никого нет, — сообщила она, подходя к Олмаату.

Хитуур вдруг сорвался с места и побежал. За кулисами раздался какой-то шум. Послышался глухой стук, словно люди приземлялись после прыжка. Олмаат резко обернулся. Занавес раздвинулся. В проеме стояли шесть фигур. Это были не эльфы. Какие-то чужаки. Короткоживущие. Джаринн замер на месте, не дойдя до своего стула. У короткоживущих не было оружия, но они развели руки в стороны, ладонями кверху, и забормотали что-то невнятное.

— Такаар нас предал! — завопил Хитуур, останавливаясь рядом с чужаками. — Он убил мою семью. Гармония мертва.

Тай Олмаата метнулась к короткоживущим. В воздухе прошелестел метательный полумесяц и глубоко погрузился в шею одного из них. Тот схватился за пробитое горло и опрокинулся, безуспешно ловя вытекающую из него по капле жизнь. Выхватив из ножен на спине клинок, девушка полоснула им по животу другого чужака.

Но тут из глубины зрительного зала свистнула стрела и угодила ей в горло.

Олмаат не бросился в атаку. Вместо этого он развернулся и со всех ног кинулся к Джаринну.

— Бегите! — заорал он во всю силу легких. — Прочь отсюда! Спасайтесь!

Но Джаринн с раскрытым ртом застыл на месте как вкопанный. Из-за кулис тем временем появлялись все новые фигуры. В воздухе повисла странная сухость. Слова Хитуура еще звенели у него в ушах, раня в самое сердце.

— Новый порядок сметет закон Такаара, — продолжал надрываться Хитуур. — Ты уже старик, Джаринн, и твое время прошло. А Лориус станет первым мучеником туали.

Джаринн попятился. Олмаат был уже совсем рядом, по-прежнему крича ему, чтобы он уходил. Уши у жреца вдруг заложило от пронзительного воя, и ему стало жарко, словно его окунули в горячую воду. На него волной накатила неведомая сила, и душа его вспыхнула. Он растерянно уставился на чужаков. Уцелевшая четверка свела руки вместе.

Невыносимая жара. И ослепительное сияние.

Глава 10

Уважай тех, кого убиваешь в бою, потому что все мы — братья в глазах Шорта.

Такаар не мог совладать с тошнотой. Перегнувшись через край гамака, он с четырехфутовой высоты рухнул на землю, и его вырвало коричневато-зеленой желчью с кровью. Голова гудела от боли, а живот сводило судорогой. Его снова вырвало, и он почувствовал себя совершенно беспомощным. Буйство в желудке продолжалось. Он с трудом встал на четвереньки, но тело его по-прежнему сотрясалось от судорог.

В ушах у него стоял неумолчный рев. Такаар было решил, что это шумит кровь в висках, но звук, как оказалось, доносился издалека. Но вот, когда боли немного поутихли, улеглась волна спазмов, за которыми следовали конвульсии, прекратились, он смог наконец сосредоточиться на том, что происходит вокруг.

Рев и рычание издавала пантера. Причем не одна. Гортанные звуки эхом следовали за его собственной болью, став зеркальным отражением смятения, которое он уже начал испытывать. Откатившись от мерзко пахнущей лужи рвоты, он перевернулся на спину, жадно хватая благословенный воздух широко раскрытым ртом. Лес притих. Причем весьма неестественно.

Такаар сел. Сорвав с правой руки пиявку, он шаткой походкой направился к краю своего бивуака, где поспешил передохнуть, привалившись к стволу фигового дерева. Сделав несколько глубоких вдохов, он попытался восстановить в памяти мгновения перед тем, как ему стало плохо. И еще ему очень не нравилось то, что говорило ему тело.

Тебе страшно. Это чувство должно быть тебе хорошо знакомо, но ты, похоже, думаешь иначе.

— Наступили необычные времена. — Такаар отказывался поворачиваться к своему мучителю, который сидел рядом с ним под навесом. — Они разрушают все, ради чего я жил.

Тем больше у тебя причин прыгнуть вниз со скалы, о чем я говорил тебе неоднократно.

Такаар лишь покачал головой и вышел из-под навеса. Память сохранила обрывки воспоминаний о трех случаях. Вот только случаях ли? Хотя, пожалуй, назвать их по-другому не представлялось возможным. Они оказались куда сложнее любых эмоций, будучи при этом намного более ошеломляющими, чем просто чувства. Они проникли ему в самую душу, в самую суть его расы, и принялись играть и забавляться с нею.

Все началось с недомогания, природа которого была не только физической. За ним быстрой чередой последовала попытка захвата души леса, богов и каждого эльфа в отдельности. Именно из-за этого на него и навалилась тошнота. А теперь он мучился от головной боли, очень напоминающей ту, что случилась у него после яда тайпана.

Но более всего Такаара пугало то, что он знал, откуда пришли эти события. Попытка захвата его души зародилась и была предпринята в Аринденете и Исанденете, тогда как недомогание проистекало отовсюду. Оно наверняка отразится на здоровье каждого эльфа, хотя многие его попросту не заметят. Но он, Такаар, творец и защитник гармонии, ula, некогда бывший равным богам, чувствовал его и страдал один за всех.

Вот уже некоторое время на него то и дело накатывали тревожные приступы тошноты. События же в Аринденете и Исанденете носили куда более жестокий и насильственный характер. Они являли собой внезапные, пусть и непродолжительные возмущения, эхо которых растекалось по всей энергетической системе мира.

Он решил, что сила, которую они олицетворяют, является благотворной и латентной, скрытой. Тем не менее внезапное проявление его слабости и ее интенсивность означали, что силовые линии нарушены, а в воздухе появилось нечто новое, чего он не мог ни попробовать, ни коснуться, а лишь ощущал всем телом и разумом.

Да и энергией этой он воспользоваться не мог. Пока, во всяком случае. Но она напоминала ему ту, которую он ощутил на Хаусолисе, в те далекие теперь времена, до начала эры гармонии, когда он обнаружил врата и каким-то образом сумел установить с ними связь. Что же разбудило землю? И какое это имеет отношение к гармонии и беспокойству эльфов?

Он не должен был ломать голову над такими вещами. Просто не мог себе этого позволить.

Но у него ничего не получалось.

Да уж, будет куда лучше, если ты примешь еще один лист пассифлоры, отваренный с жужелицей и толченым крылышком жука. Забудь об этом. Забудь.

Такаар кивнул. Не часто ему приходилось слышать в голосе своего мучителя сочувственные нотки. Еще реже тому случалось быть правым. Такаар вернулся к своему убежищу. Шевеление в кустах слева привлекло его внимание. Он уже сталкивался со всеми опасностями, которыми лес мог грозить одинокому ula, и теперь уже ничто не могло поколебать его душевного равновесия.

Он остановился и стал пристально вглядываться в подлесок. Оттуда выскользнула лоснящаяся черная тень и направилась к нему. И она была не одна. Он насчитал их целых три. Наверное, Такаар должен был испугаться. Ведь он был легкой добычей. Но его плоть их не интересовала.

Такаар присел на корточки и протянул зверям руку. Один из них подошел к нему вплотную, и он почувствовал, как пантера ткнулась носом ему в ладонь. Затем она лизнула ему руку и убрала голову.

— Что происходит? — спросил Такаар. — Что мы с вами чувствуем?

* * *

Слезы разъедали ожоги на лице. Он полз вперед, и каждое движение сопровождалось мучительной болью — одежда прилипла к коже и слезала вместе с нею лохмотьями. Кожа на руках почернела, а лишенная кожи плоть — все, что осталось от пяток. Но Инисс спас его от смерти. Сохранил ему зрение. Он не знал зачем. Последнее, чего ему хотелось — это остаться в живых и смотреть на то, что предстало перед его глазами.

Он с трудом преодолел последний ярд. Запах горелого мяса ударил ему в обожженный нос. Перед ним лежали дымящиеся тела Лориуса и Джаринна. И Олмаат оплакивал их, потому что не смог защитить.

Он не знал, куда подевались люди. Олмаату пришлось с головой окунуться в собственную боль, собрать в кулак всю свою волю, чтобы унять корчащееся в агонии тело. Притвориться мертвым, пока они осматривали трупы, чтобы удостовериться, что убили всех. Только после этого они ушли, прихватив с собой Хитуура. Короткоживущие и cascarg. Предатель. Ядовитая змея, проникшая в самое сердце их веры.

Убиты. Враги перешли последнюю черту. Но это было не просто убийство. Это было истребление, жертвой которого стали великие эльфы. Совершенное с особой жестокостью, не поддающейся пониманию, и с применением оружия, ужасающего и неизвестного. После которого во рту у Олмаата остался привкус, который он не мог определить. Но чем бы ни была сила, к которой прибегли люди, Олмаат в буквальном смысле испытал ее на собственной шкуре.

Даже когда он прыгнул к Джаринну, отчаянно пытаясь закрыть его собой, и его, словно куклу, отбросил в сторону столб пламени, он испытал чувство, которое можно охарактеризовать как вознесение. Да, назвать это чувство по-другому было нельзя, пусть даже теперь боль в каждой жилке превратила память об этом в смутное воспоминание.

Олмаат с трудом приподнялся на обожженных руках. Ладони не слишком пострадали, а вот тыльная их сторона обгорела страшно, и кожа обуглилась до мяса, слезая черными рваными лохмотьями. Он с хрипом втянул в себя воздух, и ему показалось, будто в горло ему насыпали битого стекла.

Останки двух тел прижарились друг к другу. Разобрать, где кто, было уже невозможно. Одежда и прочие отличительные признаки сгорели без следа. Фрагменты конечностей попросту исчезли, испарились. Один из черепов оказался смят и раздавлен. Плоти как таковой вообще не осталось. Олмаату казалось, что он смотрит на какое-то двухголовое чудовищное порождение природы, погибшее в момент своего появления на свет. Нечто ужасающее и жалкое. Один рот приоткрыт в смертельной агонии, словно умоляя, чтобы все поскорее кончилось.

Что ж, по крайней мере, конец действительно наступил быстро. Олмаат вознес краткую молитву Шорту, прося его принять души обоих эльфов. А Туала он попросил сохранить ему жизнь, чтобы он мог рассказать о случившемся Катиетт и найти тех, кто повинен в этом. Он умолял Инисса помочь ему отыскать их, встретиться с ними лицом к лицу и убить.

— Олмаат?

От невероятного облегчения Олмаат лишился последних сил и вновь упал на живот.

— Помоги мне, Пакиир.

Олмаат вдруг услышал сдавленный вздох и всхлипы.

— Скажи мне, что это — не Джаринн.

— Не могу. Теперь нам остается лишь исправить то, что еще можно, и отомстить.

— Да хранит нас Инисс, неужели на свете больше не осталось чести? — Олмаат увидел, как Пакиир опустился на колени перед обгорелыми останками Джаринна и Лориуса и, запинаясь, принялся шептать заупокойную молитву. — Что я должен сделать, Олмаат?

— Найди храмового целителя. Найди Катиетт. ТайГетен больше не могут доверять никому. Против нас обратились наши собственные люди. Мы вынуждены защищаться, и она должна знать, кто предатель. — Олмаат закашлялся. — Больше никто не должен увидеть это место в таком виде.

Олмаат почувствовал, как на спину ему легла ладонь друга, и испытал недолгое утешение в этом прикосновении.

— Отдохни, если сможешь. Постарайся не шевелиться. Я приведу кого-нибудь, чтобы забрать тебя отсюда. С тобой все будет в порядке.

— Как тебе удалось уцелеть?

— Это мой позор, Олмаат. Я выбежал наружу и спрятался.

Олмаат бы улыбнулся, но губы его были слишком сильно обожжены и потрескались.

— Здравого смысла нечего стыдиться. Инисс направляет твой разум, Пакиир. Ступай.

Шаги Пакиира быстро затихли вдали. Олмаат старался лежать неподвижно. Адреналин уходил, и боль вновь становилась невыносимой. Но он все-таки нашел в себе силы поднять голову.

— Простите меня, мои жрецы. Я подвел вас. Я не оправдал доверия Инисса.

На него накатила тошнота, и он с облегчением провалился в благословенную черноту беспамятства.

* * *

Повторялась сцена, уже ранее разыгравшаяся в Гардарине, разве что ставки были неизмеримо выше.

— Поливайте стены водой! — закричал кто-то из воинов Аль-Аринаар храмовым служителям, выбежавшим на шум, когда от первого факела и горшка с маслом занялись деревянные брусья и балки. — Гасите огонь и поливайте стены. Быстрее!

— К оружию! — отдала приказ Катиетт.

Двенадцать ТайГетен и сорок воинов Аль-Аринаар обнажили клинки и дружно шагнули вперед. ТайГетен выстроились в звенья, по трое. Пелин окинула взглядом боевой порядок своих гвардейцев.

— В две шеренги становись! Вперед по моей команде. Оттесняйте их назад.

В толпе появилось оружие. Оттуда полетели факелы. Горшки с маслом ударялись о ступени и стены, обдавая тягучей жидкостью и защитников. Тройки ТайГетен передвинулись на фланги. Катиетт, Графирр и Меррат остались в центре. Толпа отреагировала радостным завыванием, когда пламя принялось лизать настенную фреску с изображением Инисса, дающего жизнь земле. Несколько воинов Аль-Аринаар отошли назад, чтобы защитить храмовых служителей.

— Нейтрализуйте провокаторов, — крикнула своим людям Катиетт.

Сердце гулко бухало у Пелин в груди. Она стерла с лица масло. Как же близко подошли они к самому краю пропасти!

— Вперед, — скомандовала Пелин.

Сама она стояла в первом ряду своих воинов. Они двинулись вперед, опустив мечи, но держа их наготове. Толпа было попятилась, но тут со всех сторон раздались крики и призывы держаться и не отступать.

— Помните о том, кто вы есть на самом деле, — обратилась к ним Пелин. — Самые обычные люди. У каждого из вас есть дети, есть своя жизнь. Возвращайтесь к ним.

Они сошлись так близко, что могли коснуться друг друга рукой. Дождь пошел сильнее, но смоляные факелы не гасли, да и масло сопротивлялось воде, способное причинить реальный урон. И вдруг кто-то из задних рядов просунул факел, ткнув им прямо в живот одной из воинов Аль-Аринаар.

Уже перепачканная маслом, та отпрянула, а пламя охватило ее доспехи, побежало по рукам и перекинулось на лицо. Девушка отчаянно закричала от страха и боли. Трое ее братьев отбросили мечи и подскочили к ней, повалив ее на землю. Но тут из толпы выскочил какой-то ula, за которым следовали сразу шесть факельщиков.

Они устремились прямо в брешь в первой шеренге. Засверкали мечи и ножи. Безоружным воинам Аль-Аринаар грозила смерть или увечья. У Пелин не было времени на долгие раздумья. Она парировала нисходящий удар своим мечом, отвела в сторону руку ula и обратным движением полоснула клинком по его груди, издав боевой клич.

Брызнула кровь, смешиваясь с каплями дождя. Мужчину отбросило назад, и он выронил нож, хватаясь за грудь. Пелин видела все происходящее, как в тумане. Вот распахиваются в изумлении рты эльфов. Вот поднимаются пальцы, чтобы ткнуть в нее. И рушится последнее подобие порядка.

В толпе раздались пронзительные крики. Охваченные паникой люди бросились врассыпную. Вот, пытаясь убежать, столкнулись какие-то ula и iad, и оба упали на землю. Другие же эльфы атаковали воинов Аль-Аринаар. На несчастную, объятую пламенем девушку и ее защитников обрушились кулаки. В них, царапая лица, вцепились скрюченные пальцы. Оставшиеся воины Аль-Аринаар врезались в нападавших, оттесняя и рассеивая их.

ТайГетен атаковали слева и справа одновременно. Катиетт просто перепрыгнула через шеренгу гвардейцев. Ее сопровождали Графирр и Меррат. Крутнувшись на одной ноге, она ступней другой ударила в живот одного из нападавших, сминая его руку с мечом, которым он безуспешно пытался защититься. Он отлетел назад, и клинок вырвался у него из руки, попав в лицо его соседу и выбив тому глаз.

Перед Пелин собралась кучка возбужденных эльфов.

— Убийца! Рабыня клана Инисса!

А она продолжала смотреть на мужчину, которого ранила своим мечом. Он проталкивался сквозь задние ряды, пытаясь сбежать.

— Возвращайтесь в свои дома и к своим семьям. Мы не хотим причинять вам вред. Вы пытались сжечь моих людей и храм Инисса. Ваш позор навсегда останется с вами в глазах Шорта. — Пелин поудобнее перехватила меч и двинулась на толпу. — Кто из вас хочет возразить?

На нее бросились сразу четверо. Но по обеим сторонам от нее выстроились ее гвардейцы, да и атака была непродуманной и бестолковой. Впереди неслись двое. Один размахивал над головой древним ржавым коротким мечом. Пелин шагнула влево, и оружие беспомощно просвистело мимо ее плеча, не причинив ей ни малейшего ущерба. Второй попытался выцарапать ей глаза длинными ногтями. Пелин перехватила свой клинок двумя руками, отвела удар в сторону сведенными вместе запястьями, а правым плечом с силой толкнула эльфа в грудь. Того развернуло и отбросило на несколько шагов. Он не устоял на ногах и тяжко рухнул на землю.

Дорогу третьему преградил один из ее воинов. Четвертый из нападавших попытался метнуть нож, но чья-то рука перехватила его запястье. Последовала подножка, и он опрокинулся на спину. Катиетт встала коленом ему на грудь и направила острие клинка в глаз.

— Прекращай это безумие, или тебе придется первым объясняться с Шортом.

Пелин тем временем приставила лезвие меча к горлу опрокинутого ею противника. Остальных разогнали ее гвардейцы, которые только и ждали малейшего повода обнажить клинки по-настоящему. На лице эльфа, уставившегося на Катиетт, были написаны страх и ярость.

— День не задался с самого утра, — сообщила она ему. — И рука, которая держит меч, у меня уже устала.

— Дай мне встать, — прошипел он.

— Перебьешься. Я помню тебя еще по залу собраний. Кроме того, это ведь ты поджег факелом мою сестру из Аль-Аринаар. Так что ты никуда не пойдешь. Тебе стоит спросить себя, что лучше — сдохнуть прямо сейчас или гнить заживо в Ланьоне. Дай команду прекратить беспорядки.

Но атака уже и так захлебнулась. Стремительность ТайГетен и решительность воинов Аль-Аринаар разогнали толпу и сломили сопротивление. Все, кого гнала вперед лишь неудовлетворенная злоба, уже разбежались. Те же, кто держал в руках оружие, беспомощно отступали. Пелин знаком приказала своим гвардейцам не спешить, оттесняя толпу от храма.

Небеса разразились таким сильным ливнем, что он причинял нешуточную боль незащищенным головам. Пелин вернулась к храму, чтобы узнать, как себя чувствует обожженная девушка из Аль-Аринаар, но тут ее внимание привлек одинокий воин ТайГетен, вбежавший на храмовую площадь с восточной стороны. Движения его были быстрыми и уверенными, но на лице его Пелин подметила душевное страдание. Мгновением позже она узнала Пакиира и похолодела.

Катиетт тоже заметила его и бросилась навстречу. Немногочисленная толпа затаила дыхание. Пелин наблюдала за Катиетт и увидела, как та схватила Пакиира за плечи, останавливая его и пытаясь успокоить. Потом Катиетт оцепенела, поцеловала Пакиира в лоб и крепко обняла, на мгновение прижав к себе. Когда же она отпустила его, Пакиир вбежал в храм, а Катиетт вернулась на прежнее место. Лицо ее было мрачнее тучи, и проливной дождь лишь подчеркивал его выражение, которого устрашились бы сами боги.

— Метиан, вытесняй толпу с площади, — обратилась Пелин к своему капитану. — Когда закончишь, выстави охрану у храма.

Сама она направилась к Катиетт, которая подзывала к себе своих Тай. Когда они собрались вокруг нее, то присели на корточки, прижав ладони к земле и опустив головы. Пелин уже могла разобрать слова погребальной молитвы и догадалась, что случилось нечто ужасное.

— Катиетт? — негромко окликнула она напарницу.

А у той по лицу текли слезы. Пелин отчетливо видела их, несмотря на дождь.

— Инисс и Туал отвернулись от нас, — прошептала она. — Подставь лицо слезам Гиал. Чувствуешь, что они полны гнева?

Пелин содрогнулась. Дыхание ее участилось. Она больше ничего не видела, кроме лица Катиетт.

— Что случилось? Пожалуйста.

Катиетт покачала головой.

— Джаринн и Лориус. Оба мертвы. Погибли от рук людей и предателей. Обожжены до неузнаваемости чем-то, что люди принесли с собой, Пелин.

Ноги у Пелин подкосились, и она села на землю. Пальцы ее разжались, и меч с лязгом выпал на каменные плиты. Она закрыла лицо руками. На нее навалилась тошнота. Она запрокинула голову к небесам, чувствуя, как слезы Гиал больно бьют по тыльным сторонам ладоней.

Она ощутила, как Катиетт присела рядом с нею. ТайГетен затянули похоронную песнь.

— Мы не сможем удержать это известие в тайне. Мы должны быть готовы к тому, что грядет, — сказала Катиетт. — Предупреди своих гвардейцев.

— Кто предал нас? — Пелин отняла руки от лица и взглянула Катиетт прямо в глаза.

— Сейчас не время говорить об этом.

— Что я скажу своим гвардейцам? — не унималась Пелин.

— Люди убили наших жрецов. Люди, которых поддерживает иниссул, — ответила Катиетт, и по ее лицу было видно, каких трудов ей стоило произнести последние слова.

— Иниссул убил Лориуса, — проговорила Пелин, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота. А потом ее охватила иррациональная ненависть к храму за спиной, с которой она ничего не могла поделать. — Ты знаешь, какой эффект произведет это известие.

— Иниссул убил и Джаринна тоже.

— Мы с тобой обе понимаем, что для врагов Такаара это не будет иметь никакого значения, — сказала Пелин. — Ведь это иниссул привел чужаков к этим берегам.

— Знаю, — сказала Катиетт. — Пелин, наступил поворотный момент. Самое главное сейчас — как отреагирует на эту новость твоя гвардия, Аль-Аринаар. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?

Пелин кивнула. В душе у нее кипели самые разные и противоречивые чувства.

— Будет нелегко.

— Тогда вспомни, за что ты сражаешься. За что боролись мы все. Мы с тобой стояли плечом к плечу. На стенах Тул-Кенерита мы дрались с гаронинами. Только потому, что верили в то, что дал нам Такаар. Но ведь ничего не изменилось! Сейчас из его осуждения и развенчания стараются извлечь выгоду преступные элементы. А мы должны твердо стоять на своем, выкорчевывать и убивать негодяев, которые захотят уничтожать тех, кто больше всего дорог нам, чтобы посеять среди эльфов хаос. А мы начинаем охоту на того предателя из нашего клана. Прямо сейчас.

— Мне бы хотелось в это верить, — сказала Пелин.

Катиетт моментально ощетинилась.

— Я — ТайГетен!

— У меня есть гвардейцы, в душе которых неизбежно возникнет конфликт. Не только с собой, но и окружающими. Туал свидетель, я их понимаю.

— Ты не имеешь права сломаться. Ты не можешь отступить. Стоит только дрогнуть, и все, ты погибнешь, Пелин. Помни об этом. Причем это будет не только твоя смерть. Это будет конец всего нашего уклада жизни. Тысячи лет усилий пойдут прахом.

Пелин вновь кивнула.

— А что будешь делать ты?

Катиетт оглянулась. По площади куда-то пробежали Пакиир и целители.

— Сначала я должна повидаться с Олмаатом. Он еще жив, и то, что он видел, имеет для нас решающее значение. А что будет дальше, я не знаю, Пелин. Правда, не знаю. Ни один представитель нашего клана не может чувствовать себя в безопасности. Я подумываю о том, чтобы увести всех иниссулов из Исанденета.

— Ты знаешь, какое впечатление это произведет.

— Разве у меня есть выбор?

Пелин пожала плечами и выпрямилась. В сердце у нее поселилась боль, и все ее тело стонало в предчувствии беды. ТайГетен, допев свою погребальную песнь, выстроились за спиной Катиетт. Ей помогли подняться на ноги.

— Не знаю, Катиетт. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что на душе у меня пусто и холодно. Как и у тебя, наверное. Жрец, павший от руки убийцы из другого клана, не только твоя потеря. Скоро об этом узнают все. Сколько пройдет времени, прежде чем известие об этом достигнет Толт-Аноора или Денет-Барина? Как оно может не захлестнуть нас?

— Скорби о Лориусе. Оплакивай его. Можешь возненавидеть меня, если это поможет тебе. Только не поворачивайся спиной к гармонии. Думай, Пелин. Приводи Аль-Аринаар с собой, иначе мы все погибнем.

— Я думаю, Катиетт. И я не знаю, кому верить.

Глава 11

Если ты остановился, сожалея о нанесенном тобой смертельном ударе, то тебе придется просить прощения у Шорта.

Силдаан смотрела, как Гаран опускается на колени рядом с Халетом, а потом и рядом с каждым магом по очереди. Она могла бы сказать, что он лишь напрасно теряет время. Ауум ни за что не оставил бы их в живых, не будь их раны смертельными. Тот единственный, кто еще дышал, не приходил в сознание и одной ногой стоял в могиле.

Пол под куполом был залит кровью. Лед таял и стекал ручейками со стен, а со статуи Инисса он лился потоками, словно дождь. Заклинания на первый взгляд не причинили фигуре бога особого вреда. Физического, во всяком случае. Но вот их воздействие на силы, которые отныне противостоят ей, будет иметь далеко идущие последствия.

Силдаан вздохнула.

— Быть может, в следующий раз ты все-таки последуешь моему совету. Я сама разберусь с ТайГетен.

— Вот это ты называешь «разобраться с ними», да?

— Ты без спросу влез со своей магией и все испортил. Ты сам во всем виноват. Ты даже не представляешь, каких врагов себе нажил и какие силы ополчились против тебя.

Гаран вскочил на ноги.

— Надеюсь, что очень скоро ты уразумеешь, что я все себе прекрасно представляю. Этот ублюдок вместе со своим жрецом-призраком убили девятнадцать моих людей. А теперь он расправился с моим заместителем и четырьмя моими магами до того, как лед успел растаять в его волосах. Поэтому, думаю, ты простишь меня за то, что сейчас я не в настроении выслушивать эту чушь типа «я же тебе говорила».

— А ведь ты и впрямь не представляешь, что натворил, я права? — осведомилась Силдаан.

— Я уверен, что ты просветишь меня на этот счет.

Силдаан подошла к нему вплотную.

— Ауум немедленно протрубит общий сбор ордена ТайГетен, после которого у них будет одна цель — вырвать у тебя сердце заживо.

— Похоже, их осталось не так-то много, — заметил Гаран.

— Учитывая, что на счету одного Ауума двадцать четыре твоих лучших бойца, Тай необязательно должно быть много, согласись? — Силдаан мимоходом спросила себя, уж не ошиблась ли она в союзнике. — А ведь он — далеко не самый способный из них. Он еще молод, и его навыки оставляют желать лучшего. Подумай об этом.

— Я думаю о том, что с остальными Тай, защищавшими храм, у нас не возникло особых проблем.

— Действительно, но убить оставшихся одним заклинанием будет уже не так-то легко, ты не находишь?

— Мои маги разберутся с ними. Об этом можешь не беспокоиться.

Силдаан жестом указала на трупы у бассейна.

— Я не разделяю твоей уверенности. Как ты не хочешь понять, ТайГетен представляют собой большую опасность!

— По-моему, я уже объяснил тебе, что все прекрасно понимаю.

— В таком случае ты не слышишь собственных слов. По всему тропическому лесу рассредоточены звенья ТайГетен. Они есть и в каждом крупном городе. Ты попросту не увидишь их, если они не захотят быть увиденными.Твои чертовы маги не могут колдовать против тех, кого не видят, верно? И у ТайГетен есть право убить любого чужака, встреченного ими в лесу. При этом они не обязаны задавать ему вопросы.

— Они убивают безошибочно и безжалостно. Они действуют стремительно и бесшумно. Они беззаветно преданы Такаару и гармонии эльфов. Он для них — отец в той же мере, как Инисс — их бог. И ни один из них ни на йоту не отступит от этого убеждения. Что делает их нашими смертельными врагами. А ты, Гаран, сумел объединить их в единое целое и дать им общую цель. Пусть это не беспокоит тебя, зато, выражаясь твоим языком, пугает до чертиков меня.

Впервые на лице Гарана отразилась некоторая неуверенность.

— Сколько их всего?

— Трудно сказать, — ответила Силдаан, с шумом выдыхая воздух. — Если предположить, что за исключением тех, кого мы лично видели мертвыми, все остальные живы, то их около девяноста.

— Девяносто?

— Вижу, ты начинаешь понимать.

— Я начинаю понимать то, что до сих пор ты вела себя очень уклончиво. Нам нужны еще люди. Особенно если твои Аль-Аринаар встанут на их сторону.

— Гвардия Аль-Аринаар будет расколота. Об этом мы позаботимся. И нам больше не нужны просто люди. Нам нужны люди умные, тебе не кажется?

Гаран напустил на себя тот самоуверенный и самодовольный вид, который Силдаан уже начала ненавидеть в мужчинах.

— Ты поставила меня во главе сил вторжения. И я говорю, что нам нужны еще люди.

— Ты уже получил всех, кого мог, из числа новых членов клана Инисса, Гаран. Тебе надо уменьшить потери. Ты забываешь о том, что все твои подкрепления находятся на Балайе. А до нее очень далеко. По крайней мере, тридцать дней пути.

— А ты забываешь, что, избавившись от своих эльфийских воинов, ты осталась совершенно одна. — Гаран неприятно улыбнулся. — Что ты на это скажешь?

* * *

— Это похоже на приливную волну в Толт-Анооре. Ты чувствуешь ее. Иногда даже слышишь. Как она нарастает и нарастает, становясь все выше. Но ты ничего не можешь с этим поделать. Море наступает, оно колышется уже у самых твоих ног, а стена вот-вот рухнет. Это — последний хрупкий момент мира, равновесия и тишины. То же самое происходит сейчас, правда?

Катиетт выразительно приподняла брови. Меррат уловила самую суть происходящего. Странное затишье в Исанденете. Оно установилось в городе после разгона толпы на храмовой площади. Ночные улицы опустели, и на них лишь изредка раздавались скандирование и гомон толпы.

Известие о смерти Лориуса и Джаринна уже распространилось по всему городу, достигнув самых отдаленных его уголков.

В небе стало тесно от почтовых птиц. С рассветом у Гардарина, на храмовой площади и у театра «Хаусолис» собрались толпы эльфов. Они жаждали получить ответы или излить свою скорбь и гнев. Гвардейцы Аль-Аринаар, около трех сотен тех, кто остался верен своему долгу, охраняли ключевые государственные здания и учреждения, патрулируя улицы, насколько им хватало сил. Пелин же обходила дома тех воинов, чью совесть надеялась пробудить, так что к середине дня численность гвардии должна была увеличиться.

Но более всего Катиетт поражала видимость нормальной жизни. Рыбацкие лодки вышли в море. В гавани под погрузкой и разгрузкой стояли корабли. Все рынки были открыты, и члены всех кланов посещали их, относясь друг к другу без видимой враждебности. Но выражение глаз, скрытое под вежливыми улыбками, выдавало правду.

— Оставайтесь настороже, — сказала Катиетт. — Рано или поздно, но где-нибудь ненависть непременно разожжет пожар. И мы должны быть к этому готовы.

Торговля шла бойко. Гериалу следовало бы радоваться, но, как только на глаза ему попадались кредитные листы и кошель с монетами, он спрашивал себя, а не окажутся ли все его труды напрасными. Под прилавком у него, вместе со свежими овощами и фруктами, лежало мачете. Сегодня он без стеснения принес его с собой.

Центральный рынок кишел людьми, словно муравейник. На сотне лотков продавались все продукты и товары, какие только можно было найти в Исанденете. С момента открытия не прошло и двух часов, а у некоторых торговцев уже заканчивались припасы. Это было любопытно. Гериал не заметил, чтобы покупатели пребывали в панике, но все, кого он сегодня обслуживал, начиная от постоянных клиентов и заканчивая случайными посетителями, покупали чуточку больше обычного. Запасались на будущее, каким бы оно ни было.

— Отец?

Гериал обернулся. Ниллис и его придурок-приятель Улакан протискивались сквозь толпу, галдящую, торгующуюся, размахивающую руками и тычущую пальцами. Оба были высокими горделивыми туали. Вот только этот Улакан, вечно недовольный своей судьбой, так и норовил вляпаться в какие-нибудь неприятности. Вчера, например, он толкался на храмовой площади. У Ниллиса, к счастью, хватило ума остаться дома. И сегодня утром разница в выражении их лиц бросалась в глаза.

Ниллис был явно встревожен, но полон надежды. Улакан же кипел гневом и презрением. Гериал смотрел, как он грубо отталкивал тех, кто попадался ему на пути, и гиалан, и биитан. А вот членов клана Инисса на рынке Гериал сегодня не видел, если не считать тройки ТайГетен, прошедших мимо чуть раньше. Он прочистил горло.

— Улакан, эти люди — мои клиенты, — сказал Гериал.

— Вы не должны обслуживать их, — проворчал тот в ответ.

Гериал почувствовал, что лицо его заливает краска гнева.

— В самом деле? Хочешь манго?

Гериал протянул юноше фрукт. Улакан протянул за ним руку, и на губах его заиграла глупая, самодовольная ухмылка.

— Это — настоящая еда туали для… — начал было он.

— Которую вырастили гиалане, собрали аппосийцы[13], а привезли сюда иксийцы[14], — перебил его Гериал. — Тебе еще не расхотелось съесть ее? Ты — недоумок. Убирайся прочь от моего прилавка. Ниллис, а ты мне нужен. Что ты хотел мне сказать?

Ниллис метнул быстрый взгляд на Улакана, который стоял с видом обиженного ребенка.

— Хеол и старый Йасиф снизили цены. Видел бы ты, какие толпы собрались у их прилавков.

— В таком случае они — такие же идиоты, как и твой друг, понятно? К чему снижать цену в такой день, когда торговля и так идет очень бойко?

— Они чувствуют, что приближается гроза, — заявил Улакан. — Поэтому и хотят распродать все и побыстрее смыться. Так что это вы — глупец, а вовсе не они.

Гериал покачал головой.

— Лучше замолчи и проваливай от моего прилавка. Я больше не желаю тебя видеть ни здесь, ни в моем доме.

— Но… — начал было Улакан, кивая на Ниллиса.

— Тогда сначала думай, а уже потом открывай рот. Твое мнение нам неинтересно. Туали уже давно ушли вперед. Самое время тебе отправиться за ними вдогонку.

Улакан собрался было что-то возразить, но потом передумал. Гериал смотрел, как он повернулся, чтобы уйти. В этот момент с ним столкнулся какой-то ula, который смотрел в другую сторону и отлетел от его крепкой фигуры, словно наткнувшись на каменную скалу.

— Прошу прощения, друг мой.

— Я — не твой друг, короткоживущий, — злобно рявкнул Улакан и обеими руками толкнул его в грудь.

Гиаланин отлетел на несколько шагов, потерял равновесие и врезался в группу людей, стоявших у прилавка со свежим мясом. Гериал закричал, предупреждая их, но в таком гаме его никто не услышал. Один из покупателей, нелепо взмахнув руками, упал прямо на прилавок. Подносы со звоном разлетелись в стороны. Прилавок содрогнулся, и одна его ножка подломилась. Куски мяса полетели на землю.

Группа покупателей обернулась. Владелец лотка — Китал, крупный, широкоплечий аппосиец, — обежал его кругом, пытаясь спасти свой товар. Улакан хохотал во все горло. Гиаланин выпрямился. Покупатели, стоявшие вокруг, попытались было удержать его, но он стряхнул их. Подбежав к Улакану, он замахнулся, метя в челюсть. Улакан уклонился и вонзил ему кулак в живот, а другой рукой ударил в лицо.

— Гиаланская мразь!

Эльфы начали оборачиваться на звук его голоса. Гериал выбежал из-за своего прилавка.

— Успокойтесь, — взмолился он, разводя руки в стороны. — А ты, Улакан, закрой свой глупый рот.

Гериал наклонился, чтобы помочь гиаланину подняться. Но тут Улакан, окончательно потеряв терпение, закричал:

— Он чужак, не из нашего клана.

Гериал повернулся к нему.

— Это ты здесь чужак. Ниллис, уведи его отсюда.

В это мгновение чей-то кулак угодил Ниллису в висок. Гериал выругался и вновь развернулся на месте. Ему показалось, что со всех сторон к его лотку бегут люди. Ниллис распростерся на земле. Улакан наклонился, чтобы помочь ему.

— Что он вам сделал? — закричал Гериал. — Прекратите драку. Немедленно.

Один из покупателей, стоявших у прилавка Китала, оттолкнул его.

— Никто не смеет смеяться надо мной, — заявил он.

— Никто и не думал смеяться над тобой. Это всего лишь глупый мальчишка, — заверил его Гериал. — Успокойся.

— А кто ты такой, чтобы указывать мне? С каких это пор туали командуют биитанами?

Биитанин сжал кулак, но его запястье перехватил Китал.

— Этот ula — мой друг, — сказал он. — Как и ты.

— Убери от меня свои руки.

Приятели биитанина набросились на Китала и повалили его на землю. Гериал заорал на них, требуя, чтобы они прекратили драку. Биитанин ударила Гериала кулаком в лицо. Перед глазами у Гериала все поплыло, и он повалился на колени. Он почувствовал, как чьи-то руки поднимают его.

— Гериал, с вами все в порядке? — Это был Улакан. Гериал кивнул. — Вы можете меня ненавидеть, но я буду драться за вас. За всех туали.

— Нет, — выдавил Гериал, сплевывая кровь. — Не лезь в драку.

Но Улакан уже вскочил на ноги. В руке его сверкнул нож. Гериал смотрел ему вслед. В сердце у него поселилась тупая боль, а голова кружилась. Рядом с ним появился Ниллис.

— Со мной все в порядке, — сказал Гериал. — Останови Улакана.

Улакан прыгнул на спину гиаланина. Гериал увидел, как блеснуло лезвие ножа. Гиаланин осел на землю. На камнях начала растекаться лужа крови. Прилавок Китала опрокинулся. Мясник в ярости взревел и замолотил кулачищами. Гериал увидел, как безвольно откинулась чья-то голова. Какой-то биитанин огрел Китала лотком для мяса по затылку. Фермер повалился на землю лицом вперед.

Гериал увидел, как во все стороны брызнула кровь.

Катиетт наблюдала за тем, как беспорядки охватывают рынок, словно огонь — сухую ветку. Она смотрела, как гвардейцы Аль-Аринаар пытались восстановить порядок и как у них ничего не вышло. Она видела убийства, грабежи и погромы. Они видела, как люди начали делить окружающих на своих и чужих. На сей раз это были обычные эльфы. Она видела, как начался раскол ее расы.

— Стена рухнула, — сказала она. — Время действовать. Идемте.

Ночь в Исанденете озарилась пламенем пожаров.

Свой импровизированный штаб Катиетт развернула на крыше театра «Хаусолис». Отсюда перед нею открывался прекрасный вид на все стороны света. Кроме того, крыша здания была одной из немногих плоских во всем городе. Она была слегка приподнятой в центре и понижалась к краям, чтобы дождевая вода стекала с нее, не нарушая акустики в зрительном зале.

Беспорядки вспыхнули в доках уже на закате. Были сожжены несколько пришвартованных к пирсам каботажных торговых судов. Погрузочные работы остановились, склады были разграблены или уничтожены. Можно не говорить, что корабли, склады и прочее принадлежали иниссулам. Эльфов изгоняли из их домов за мгновение до того, как те, облитые маслом, загорались от факелов. Жилища эльфов из клана Инисса. До убийств дело пока не дошло, но это был лишь вопрос времени.

Весточку о своем местонахождении она послала всем ТайГетен, еще остающимся в городе. Здесь были установлены столы, а к ним прикреплены поспешно нарисованные схемы улиц и кварталов. На каждой из них камешками были обозначены очаги напряженности и позиции, занятые гвардейцами Аль-Аринаар, тогда как углем были отмечены места наибольших разрушений.

— Графирр, какого… — На крышу, один за другим, быстро поднялись три воина ТайГетен. — Да хранит нас Инисс, но спокойнее там не становится. Итак, какие вести вы мне принесли?

— Большая толпа движется к рынку пряностей. Не исключено, она направляется сюда, — сказал один.

— Сколько их?

Катиетт подошла к южному краю крыши, откуда могла видеть колышущиеся огни факелов.

— По крайней мере, две сотни.

Графирр задумчиво присвистнул. Катиетт перевела взгляд на двух других эльфов.

— Что у вас?

— В Садах Такаара вот-вот разгорится сильный пожар. Вполне предсказуемо, но, на мой взгляд, делается это исключительно для отвода глаз.

— Ладно. Будем надеяться, что это хотя бы отвлечет их от зданий. Патрули Аль-Аринаар там есть?

— Есть, и много. Но они почти ничего не делают, чтобы остановить их.

— Черт бы тебя побрал, Пелин, где же ты? — Катиетт с силой провела руками по лицу. — А у тебя?

Третий ТайГетен развел руками.

— Это больше ощущение, нежели точные факты. Вокруг храмовой площади вновь наблюдается нездоровое оживление. Небольшие группы здесь и там.

— Пытаются не привлекать к себе внимания? Что за дьявольщина, кто же стоит за всем этим? — Катиетт вновь отыскала взглядом толпу, приближающуюся к рынку пряностей. Она двигалась очень быстро, и к ней присоединялись все новые и новые участники, растекаясь по прилегающим улочкам. — Граф, что происходит с твоей стороны?

— Вижу множество факелов. По-моему, они направляются сюда.

— Они хотят окружить нас, — заметила Катиетт. — Что-то должно произойти у храмов. Кто остался там?

— Там есть гвардейцы Аль-Аринаар, а в храме укрывается много народа из клана Инисса. Полагаю, там же находятся и жрецы, и целители, за исключением тех, кто ухаживает за Олмаатом внизу, — ответил Графирр. — А в чем дело?

— Не знаю. Просто меня не покидает дурное предчувствие. Нужно отправить ТайГетен на площадь. Всех. — Катиетт опустила взгляд на свои руки. Они слегка подрагивали. Она встряхнулась и повела плечами, пытаясь отделаться от внезапно нахлынувшего чувства беды. — Ладно. Пошли.

Лица всех восьмерых ТайГетен обратились к ней.

— Ты хочешь оставить командный пункт? — спросила Меррат. — А как же Олмаат и целители?

— После того как разберемся с храмом, я хочу, чтобы мы насовсем покинули город. А Олмаат останется в безопасности. В театр они войти не рискнут — боятся того, что здесь произошло. Тай, мы выступаем.

Катиетт возглавила небольшой отряд. Подойдя к углу крыши, она перелезла через край и спустилась на арку над дверями быстрее, чем многие успели бы сойти вниз по лестнице. Метнув быстрый взгляд в сторону приближающихся факелов, она одним прыжком преодолела оставшиеся двадцать футов, бесшумно приземлилась и побежала в сторону храмовой площади, намереваясь попасть на нее с северной стороны, через святилище Шорта.

Оказавшись на уровне улицы, Катиетт почувствовала себя слепой. С ней было восемь воинов, и еще три звена патрулировали город на случай новых беспорядков. За ее левым плечом возникла молодая ТайГетен.

— Я знаю, как быстрее всего добраться до площади, — сказала она. — Мы сможем разминуться с толпой и проскользнуть между храмами Шорта и Гиал, а потом подняться по лестнице мимо западных нижних садов.

— Спасибо, Фалин. Веди нас. Меррат, Граф, я хочу, чтобы вы отыскали остальные тройки и как можно быстрее привели их на площадь перед храмом.

— Считай, что это уже сделано.

Тройка Катиетт распалась, воины тенью скользнули влево и вправо, растворившись в ночи. Она же двинулась вслед за Фалин, которая со всех ног припустила по узкой аллее, которая вела на юго-восток между домами и стенами Садов Аппоса. Здесь она почувствовала себя увереннее. Сюда не доносился шум толпы, а высокие стены обступили их со всех сторон, словно благословение Сефу.

Аллея вывела их на тихую улочку, мощенную булыжником. По обеим ее сторонам тянулись небольшие лавки и магазинчики вперемежку с невысокими домами с куполообразными крышами. Кое-где виднелись огоньки, но большинство зданий было погружено в темноту. Простые эльфы затаились за запертыми дверьми, напуганные и встревоженные тем, что происходило в их городе и с их устоявшимся и привычным укладом жизни.

Именно на таких вот улочках Катиетт сильнее всего охватывал гнев на то, что творилось в городе. Мужчины и женщины, молодые и старые, родители и дети. За запертыми дверями и закрытыми ставнями окнами притаились представители всех кланов. А ведь всего несколько часов назад они жили своей обычной жизнью, согреваемые осознанием того, что Инисс благословляет каждый их шаг, а гармония остается с ними, вечная и нерушимая. Беззвучный и невидимый покров безопасности и спокойствия оберегал всех.

А потом произошли осуждение и низвержение, и те, кто решил, что настал подходящий момент вернуть эльфов в тот мир, что существовал до начала Войн Крови, захватили власть в городе. Те, кто организовал убийство Джаринна и Лориуса, приняли все меры к тому, чтобы пролилась кровь каждого клана.

Катиетт понятия не имела, существует ли выход для тех, мимо кого она сейчас проходила вместе со своими братьями и сестрами. Она не знала, переживет ли гармония бойню, и никак не могла взять в толк, для чего вдруг эльфам понадобилось разрушать ее. Слишком хорошо она помнила зверства и ужасы Войн Крови. Именно этим и объяснялось то, что сейчас на душе у нее было неспокойно. Она до сих пор чувствовала давние слезы горя на своих щеках.

На улицу откуда-то слева выбежал воин ТайГетен и бросился вперед, но тут же притормозил, заметив их.

— Да благословит нас Инисс, мы еще можем успеть, — выдохнул он.

— Пакиир. Давай с нами, — приказала Катиетт. — Рассказывай.

— Они приближаются со всех сторон. На храмовой площади уже яблоку негде упасть. Аль-Аринаар пытаются сдержать толпу, но их слишком мало. Толпа хочет сжечь храм Инисса.

Катиетт похолодела.

— Нет, — прошептала она, — только не это. Тай, бежим. Поднажмем изо всех сил.

В небе над храмовой площадью встало зарево от множества факелов. Катиетт бежала рядом с Фалин. Чем ближе они были к площади, тем сильнее душу Катиетт поглощал мрак. Она уже слышала рев толпы и буквально кожей ощущала ее намерение. На площади началось скандирование. Зазвучали строчки на древнем языке.

Chilmatta nun kerene. Бессмертные умирают с криком боли.

Она выругалась и наддала еще, вырвавшись вперед и обогнав Фалин. До площади оставалось еще около двухсот ярдов, а она уже слышала шум схватки. Лязг оружия. Крики боли, заглушавшие рев толпы. Агрессия и злоба нарастали. Пролилась кровь. Эльфы умирали.

— На крышу храма Шорта, — скомандовала она, оглядываясь на бегу. — Сначала надо разобраться, что там происходит.

Пакиир все-таки ошибся. Они не успевали. До слуха Катиетт донесся торжествующий рев, который мог означать только одно — линия обороны прорвана. Сразу же за ним в воздухе раздался протяжный свист, и запахло горящим маслом. Рев стал громче.

Катиетт обежала задний фронтон храма Шорта и промчалась по нижнему саду под крики толпы, звучащие вокруг, над нею и впереди. Вслед за ней ТайГетен вскарабкались вверх по стене храма, по толстым лианам, что росли здесь. Подтянувшись на руках, Катиетт перевалилась через край крыши и взглянула вниз, где совершалось массовое убийство.

Бунтовщики окружили храм Инисса. Двери и оконные проемы были забаррикадированы тяжелыми ящиками и перевернутыми повозками. Масло ручьем текло по стенам, в здание полетели сотни пылающих факелов. Храм вспыхнул с такой яростной готовностью, что это удивило даже самих мятежников. Катиетт видела, что те, кто оказался заперт внутри, пытаются вырваться наружу, но возведенные баррикады оказались чудовищно надежными. Они трещали и раскачивались, но держались.

В ловушку попали сотни прихожан, наивно полагавших себя в храме в безопасности. Но снаружи их осаждали тысячи. Тысячи.

— Мы должны спуститься вниз, — сказала она. — И открыть двери.

— Нас сомнут, — заметил Пакиир. — Ты только посмотри на них. Взгляни на их лица.

Уродливые, искаженные ненавистью. Некоторые из них были запрокинуты и смотрели на ТайГетен. В них тыкали пальцами, тогда как десятки мятежников подбрасывали горшки с маслом в огонь, который уже добрался до крыши. От невыносимого жара краска пузырилась и вспыхивала. Изнутри храма доносились пронзительные крики. Площадь была битком забита эльфами, численный перевес которых позволял им чувствовать себя в безопасности, и они насмехались над ТайГетен, криками выражая свою ненависть к членам клана Инисса.

Внизу, на самом краю паперти, еще сражалась горстка гвардейцев Аль-Аринаар, пытаясь оттеснить бунтовщиков. Трое вырвались из толпы и бросились к завалам у главных дверей в попытке их разобрать. В погоню за ними устремились не меньше сорока эльфов. Катиетт увидела, как в воздухе замелькали кулаки и блеснули лезвия ножей.

Десятки рук подняли над толпой окровавленное тело гвардейца Аль-Аринаар и швырнули его в огонь. За ним последовало второе, но этот воин еще сопротивлялся. Катиетт зарычала. Она увидела Пелин. Архонт сражалась отчаянно. Мятежники сбили ее с ног, нанося удары кулаками, раздирая кожу ногтями.

— Да хранит нас Инисс. Тай, вперед.

Катиетт отошла от края крыши на пару шагов, разбежалась и прыгнула, сжимая в руках вынутые из ножен клинки. От желания пустить их в ход ее била дрожь. В прыжке она перелетела через узкую дорожку, разделявшую храм Шорта и паперть храма Инисса, тенью скользнув над головами мятежников. Но перепрыгнуть через все их ряды она не смогла, такой подвиг был не под силу даже тренированному воину ТайГетен. Она лишь надеялась, что ее появление внесет беспорядок в их действия и отвлечет их от храма.

Катиетт падала с высоты в сорок футов. Она закричала, требуя освободить себе место, и эльфы начали поспешно разбегаться в разные стороны. Здесь, внизу, было уже очень жарко. В уши ей ударили пронзительные крики о помощи и возбужденный рев толпы. Повисшая над площадью атмосфера смерти и ненависти ощущалась буквально физически.

Катиетт скрестила руки на груди таким образом, что клинки плашмя прижались к ее щекам. Она коснулась земли за спиной какого-то ula, который отчаянно пробивался вперед, стремясь уйти от столкновения. Катиетт стремительно присела, амортизируя силу удара, после чего выпрямилась, опустив клинки вдоль тела.

Она побежала вперед, пока ее воины приземлялись вокруг, криками требуя освободить для себя место, чего никто не спешил делать. Почти мгновенно ей загородили дорогу. Она выбросила ногу и пнула какого-то ula под колено. Тот упал лицом вперед, и Катиетт пробежала по нему, ударив рукоятью меча в затылок iad, оказавшуюся у нее на пути. Та рухнула на землю, потеряв сознание. Катиетт перепрыгнула через нее, ощутив под ногами паперть храма.

Здесь уже было трудно дышать, в воздухе висел густой дым и пепел. Жар казался невыносимым. Она прорвалась сквозь основную цепь бунтовщиков. Прямо впереди показалась группа эльфов, дравшихся с последними уцелевшими гвардейцами Аль-Аринаар. Пелин отчаянно пыталась освободиться. Здоровенный ula, биитанин, обхватил ее руками за талию. Она откинула голову и ударила его затылком в лицо, одновременно выбросив ноги вперед и угодив в голову эльфу, попытавшемуся атаковать ее спереди.

Не раздумывая, Катиетт ввязалась в драку, плечом оттолкнув iad, оказавшуюся прямо перед Пелин. Мимо нее проскользнули ТайГетен, бросившиеся к баррикадам в поисках хоть чего-нибудь, чем бы можно было растащить их в стороны.

— Отпусти ее, — скомандовала Катиетт.

Ula повернул к ней залитое кровью лицо. На губах его заиграла презрительная улыбка. Вместо этого он развернулся к огню. Пелин отчаянно закричала, она поняла, что он намеревается сделать. Как и Катиетт. Шагнув вперед, она взмахнула мечом и перерезала мужчине подколенные сухожилия. Тот не успел вскрикнуть, как спереди к нему подскочил Пакиир и вырвал у него из рук Пелин. Ula рухнул ничком, ударившись головой о горящую баррикаду. Волосы его задымились и вспыхнули.

Катиетт переместилась влево, чтобы прикрыть Пакиира. Закричала Пелин, требуя отпустить ее. Пакиир повиновался. Катиетт успела заметить, что, когда Пелин коснулась ногами земли, поворачиваясь к горящему храму, лицо подруги исказилось от боли, брови и волосы опалены огнем, а доспехи покрыты пятнами сажи и местами обуглились. Пелин побежала ко входным дверям. ТайГетен, пытавшиеся разобрать горящую баррикаду, оттащили ее назад и сами попятились — вблизи жар был просто невыносимым.

Мятежники начали разбегаться с паперти. Вот кто-то из ТайГетен выбросил ногу, ударив одного из них в низ живота, и тот с воем полетел на землю. В воздухе прошелестел метательный полумесяц, угодив другому в предплечье, и нож со звоном выпал у него из руки. Повсюду на земле лежали тела гвардейцев Аль-Аринаар. Смаргивая слезы от дыма, Катиетт насчитала двадцать трупов.

А чуть ниже, на площади, продолжала безумствовать толпа. В сторону храма и его защитников полетели камни. Само здание и все, кто оказался внутри, погибали страшной смертью. Крыша начала проваливаться, а сгоревшие двери рухнули. Доносившиеся изнутри крики смолкли. А ТайГетен до последнего пытались погасить огненный ад и прорваться в храм.

Катиетт чувствовала, как по щекам ее текут слезы. Перед ее глазами все вдруг расплылось, звуки доходили до нее с трудом, словно эхо. У Катиетт возникло ощущение, будто она смотрит на происходящее со стороны. Крики доносились словно бы издалека. Фигуры двигались в замедленном ритме. Она повернула голову, глядя на языки пламени, вздымавшиеся в ночное небо среди столбов густого черного дыма. Внутри храма находились более трех сотен членов клана Инисса. Невинные горожане. Булочники, гончары, бондари, жрецы, целители. Дети. И все они сгорели заживо.

Позволив памяти навсегда запечатлеть зрелище своего оскверненного храма, командир ТайГетен вновь повернулась лицом к толпе. Плечом к плечу с нею встали и остальные — Графирр и Меррат, отыскавшие в городе своих товарищей. Пакиир. Фалин. Воины выстроились в ряд, глядя на тех, ради кого защищали лес и ради кого поклялись оберегать народ эльфов.

Поднялся ветер. Он ерошил и теребил одежду павших. Раздувал языки пламени в ожидании прибытия Гиал. Слезы богини будут сегодня горьки. Боги, которых прогневили и предали, отвернутся от эльфов. Их вере нанесли оскорбление, их милосердием пренебрегли. Отныне эльфам придется идти по миру в одиночку. И путь этот будет щедро полит их собственной кровью.

В ночи раскатился грохот. Катиетт оглянулась. Фронтон храма Инисса обвалился внутрь, подняв снопы искр и выбросив языки пламени, окутанные столбами дыма. Символ гармонии в Исанденете пал. Его уничтожили руки эльфов, направляемые чьей-то злой волей.

Катиетт вновь повернулась к толпе, растерянной и не знающей, что делать дальше. Командир ТайГетен больше не сомневалась. В душе ее ярким пламенем вспыхнуло чувство, которое она приберегала для еретиков. Для воров и убийц. Ненависть.

А ТайГетен как раз и существовали для того, чтобы очищать землю Инисса от подобных вредителей, хищников и паразитов.

— Тай, — приказала она. — Уничтожайте всех.

Глава 12

Предводитель обязан в каждый миг знать состояние тела, на которое взирают его подчиненные, получая приказ рискнуть жизнью.

Такаар отпрянул от гуараны[15], словно та обожгла его. Он даже подул на кончики пальцев, с опозданием сообразив, сколь нелепа его реакция. Но ему действительно было очень жарко. Его трясло, словно он оказался в тисках жестокой лихорадки. На лбу у него выступили крупные капли пота.

Он с трудом опустился на грубую деревянную табуретку в своем бивуаке, дрожа всем телом и тяжело дыша. На него вдруг нахлынула такая печаль, что у него защемило сердце. Подобно отчаянному крику боли бога, она эхом отозвалась в его теле. Пронзительное неверие. Ужас из темноты.

Такаар обхватил голову руками, и слезы его упали на землю под ногами. Он всхлипывал и рыдал, будучи не в силах справиться с бушующими у него в душе эмоциями. Как невозможно усмирить мчащуюся по каменистым порогам бешеную горную реку, которая отбросила его в прошлое. В те дни, когда он осознал, что сделал, бежав из-под стен Тул-Кенерита. И еще раньше, в то утро, когда узнал, что отца убили во сне повстанцы туали.

В тот день, раздираемый скорбью и печалью, он поклялся, что объединит кланы, дабы больше никто из эльфов не страдал так, как сейчас страдает он. Сегодня ему не на чем было сосредоточиться, но боль оказалась ничуть не слабее. Пожалуй, она стала даже сильнее, потому что он растерялся.

— Что тебе от меня нужно?

Его полный горя крик спугнул птиц, которые с шумом сорвались с ветвей деревьев, и на мгновение заглушил вопли обезьян, цоканье ящериц и кваканье лягушек.

Всем от тебя нужно только одно — твоя смерть. Почему ты обращаешься к богам? Они уже давно отвернулись от тебя.

— Тогда почему мне так плохо?

Это всего лишь чувство вины вернулось к тебе, чтобы напомнить о твоих преступлениях. Смирись. Прыжок к спасению совсем рядом.

Такаар покачал головой.

— Нет. Это не для меня. Послания. Послания, которые передает мне земля и воздух. Они зовут меня.

Что ты несешь? Земля передает тебе послания? Ну да, конечно. А каждое утро тебя одевают обезьяны.

— Прочь! Поди прочь от меня!

Такаар вскочил на ноги и побежал. Ветки, листья и шипы впивались ему в лицо и руки. Он пригнул голову и выставил перед собой ладони, продираясь сквозь густой подлесок. Сжигавший его изнутри жар стал нестерпимым. Невыносимая боль и тоска сводили с ума. Сердце сбилось с ритма и грозило выскочить из груди. Воздух застревал в горле, и он не мог перевести дыхание.

Продравшись сквозь последние кусты, он, скользя, замер на самом краю утеса, обрывающегося прямо к ревущим водам Шорта далеко внизу. Он задыхался, дрожал всем телом и плакал, будучи не в силах справиться с обуревающими его чувствами. Преступление было ужасающим, но он не знал, где или когда оно совершено. Органы чувств отказались повиноваться ему, и он полностью потерял чувство направления.

— Что они делают, что же они делают?!

Такаар подтянул колени к груди, обхватил их обеими руками и принялся раскачиваться взад и вперед, умоляя сердце успокоиться, а тоску — оставить его.

Знакомая поза. Что, неужели у тебя не хватает духу наклониться вперед чуточку сильнее? Это всего лишь раса эльфов напоминает тебе о масштабах твоего предательства. Они разорвут друг друга на части. Уничтожат. Не оставят после себя ничего. И все из-за тебя. Все из-за того, что ты сбежал. Все из-за того, что ты — трус.

Такаар громко всхлипнул, судорожно дыша и давясь слезами. Он знал, что это — правда. И еще он знал, что не может ничего исправить.

Беги. Беги. Это — все, что тебе осталось.

Такаар уставился на лес. Его так и подмывало сделать так, как советовал его мучитель.

— Разве я не должен убить себя, к чему ты все время меня подталкиваешь?

Теперь это бессмысленно. Уже слишком поздно.

Такаар вдруг заметил свое отражение в лужице воды, образовавшейся в небольшой впадине в скальном грунте. Рассмеявшись, он вспомнил, как смотрел на себя в свое любимое зеркало. Кто этот совершенно незнакомый ему эльф? Неровно подстриженная, клочковатая борода, все еще длинная и черная, в которой копошились вши и насекомые, с застрявшими сухими листьями и кусочками пищи. Волосы, с которыми он обращался в аналогичной манере, но так и не сумел укротить. Они росли так быстро, что ему казалось, будто сами боги тянут за них, просто чтобы подразнить его. Они превратились в густую спутанную гриву, от которой у него чесалась кожа на голове.

Такаар нахмурился. Он никогда даже и не думал о том, чтобы подстричь их. Он взглянул на свои руки. Они дрожали мелкой дрожью, которая лишь временами ненадолго прекращалась. Так было всегда, с тех пор как он появился здесь десять лет назад. Ах да.

— Это я?

Увы. Жалкое зрелище, не правда ли?

Так оно и было. Такаар оторвался от своего отражения. Боль в сердце не утихала, но сжигавший его жар ослабел, давая ему передышку. Он встал и окинул взглядом простор Верендии-Туал, там, где устье реки выходило в океан.

У него были ножи, которые следовало наточить.

* * *

Аринденет притих и затаился, и обманчивое спокойствие нарушали лишь звуки подготовки отряда к отходу. Улыбки облегчения, пробегающие по лицам людей, не могли скрыть обещаний страшной мести, срывавшихся с их губ. Силдаан закрыла врата храма, оставив за ними кровь на камнях пола перед статуей и у бассейна и воспоминание о выражении лица Ауума.

Она обошла храм по кругу, не обращая внимания на людей, укладывавших в заплечные мешки снаряжение и припасы, точивших мечи и неизменно почесывавшихся. Ни один из них не выглядел здоровым, несмотря на примочки, настойки и бальзамы, которыми она их снабдила.

Углубившись в лес, она преклонила колени и стала молиться Иниссу перед Алтарем Возвращения, священной реликвией, у которой выложили умерших, дабы лес взял их к себе. Перед нею, уже отчасти скрытые буйной растительностью, со следами пиршества подданных Туала, лежали ее верные жрецы и близкий друг Лиит. Здесь же находились и девять ТайГетен. Плоть их, почерневшая от яростной человеческой магии, отвалилась с обглоданных и омытых добела костей.

— Инисс, услышь меня. Шорт, услышь меня. Защити души новопреставленных слуг твоих, и пусть они славят твое величие и твою доброту. Пусть они узрят то, что я молю тебя явить живым. Твои армии должны восстать со мной. Эльфы не могут жить, как единое целое. Кланы не могут запятнать себя кровосмешением. Порядок должен быть восстановлен. Порядок к вящей славе твоей.

— Родословная богов должна отразиться в наших людях. Мы, члены клана Инисса, милосердные и всепрощающие, снова будем править эльфами. Мир будет нашим. Прости мне мои дела и поступки. Я живу только для того, дабы вершить дела твои и увидеть, как люди твои живут и радуются на земле твоей. Пролитая кровь да послужит грядущему процветанию.

— Твой храм будет очищен от скверны. Все следы людей будут стерты с лица его. Все, что я делаю, дороги, которые я выбираю, — все это ради тебя. Благослови руки мои, благослови глаза мои и направь меня. Душа моя принадлежит тебе. Услышь меня.

Силдаан еще долго стояла на коленях, положив одну руку на землю, а другую простирая к небесам. Жужжание мух над телами и шорохи в подлеске внушали ей покой и умиротворение. Обновление, возрождение и возвращение. Она вновь склонила голову перед павшими иниссулами и гибким движением поднялась на ноги.

Гаран уже ждал ее, и она зашагала рядом, когда он направился обратно в храмовую деревню.

— Мне нужно сообщить тебе кое-что о твоем бывшем друге ТайГетен и его жреце. Они расстались и движутся в очень интересных направлениях.

Силдаан вопросительно подняла брови.

— Ни к чему, чтобы они и дальше нарушали наши планы. Они и так доставили нам достаточно хлопот. Найдите их и убейте, если сможете. Твои люди способны выполнить такую задачу?

— У меня есть люди, обладающие нужным опытом именно в этой области.

— Хорошо. — Силдаан оглянулась на ходу, бросив быстрый взгляд на Алтарь Возвращения и мертвых, лежавших у его подножия. — Очень хорошо.

— Тебя гложет чувство вины, насколько я понимаю? — осведомился Гаран.

— Я не чувствую за собой вины. Одно лишь сожаление о том, что эти достойные эльфы не смогли раскрыть глаза и увидеть правду.

— А ты еще называешь людей жестокими. — Гаран приостановился посреди опушки. С правой стороны, у задних врат храма, стояла группа из двадцати пяти солдат и магов. Но он махнул рукой налево. — А что делать с этими? Почему я должен их помиловать?

Силдаан вздохнула. Дюжина насмерть перепуганных храмовых служителей и трое жрецов, старавшихся их утешить. Жрецов, которые поверили в дело Силдаан и избежали несчастья встретиться с Сикаантом.

— Они не совершили никакого преступления. Это — люди Инисса. Они не пострадали, и мои жрецы позаботятся о них.

Гаран покачал головой.

— Тебе виднее, но я бы советовал…

— Не стоит. Это — мои люди. Или я плачу тебе недостаточно, чтобы ты держал свое мнение относительно моих дел при себе?

Гаран коротко рассмеялся.

— Сколько бы ты ни заплатила за то, что мы деремся на твоей стороне в этой проклятой дыре, все будет мало. Но это — наша ошибка на переговорах, а не твоя, верно? Просто не опаздывай с платежами, и все дела.

— О да. Я, конечно, осталась одна, но ведь без меня вы не просто потеряетесь и погибнете в тропическом лесу, вы потеряетесь и погибнете в нем задаром. Дерись лучше, Гаран. Отрабатывай свои деньги. Убеди меня в том, что мы встретим твои подкрепления там, где должны, и именно в то время, когда они нам понадобятся.

Гаран направился к своим людям. Недовольный ропот стих, и они выжидательно уставились на него.

— Заканчивайте сборы и разбирайте снаряжение. Мы уходим. Я слышал, что в Исанденете и на побережье, к нашему великому счастью, дуют прохладные ветры, а этих кусачих тварей куда меньше. Да и пути туда всего-то три дня. Вы со мной?

Его люди повеселели, засмеялись и начали вскидывать на спины заплечные мешки, затягивать пояса и завязывать шнурки на башмаках. Кое-кто поспешно ставил примочки на язвы и нарывы.

— У вас есть только птицы, гонцы и лодки, чтобы доставлять послания на другой конец этой нелепой страны; у нас же есть магия. Мои маги умеют разговаривать с нашими кораблями так, словно сами стоят на их палубах. Мы называем это единением, и вскоре ты поймешь, что это и есть краеугольный камень твоей драгоценной победы.

Силдаан вопросительно приподняла брови.

— Вы и в самом деле способны на это?

— Тебе нужна демонстрация?

Она молча взглянула наемнику прямо в лицо. В его глазах не было и следа злорадства. Или лжи. Впервые за много дней она вдруг поняла, что может немного расслабиться.

— Я вполне удовлетворюсь тем, что твои корабли будут стоять в гавани, когда мы войдем в город.

— Что ж, благодарю тебя за то, что ты по-прежнему веришь мне.

— Разве у меня есть выбор?

— В общем-то, нет. Но для нас это не повод враждовать. Но я хотел сказать тебе еще кое-что; я могу гарантировать своевременное прибытие моих сил, а вот уверена ли ты в том, что твои люди в городе сделают то, что ты им прикажешь?

Силдаан пожала плечами.

— Ты прекрасно понимаешь, что в таком деле не может быть никаких гарантий. Но в Исанденете у меня есть влиятельные союзники. Те силы, которые мы привели в движение, способны дать только один-единственный результат. Верь мне так, как я вынуждена доверять тебе. Я знаю, как мыслят эльфы.

— И ТайГетен?

— Можешь считать их самой большой угрозой для себя. И твои маги должны находиться в постоянной готовности встретить их, потому что солдаты не будут готовы никогда.

— Вижу, твое доверие очень ограничено.

Пришла очередь Силдаан издать короткий смешок.

— Вера не остановит звено ТайГетен. А магия может. Если постараться.

* * *

Они оказались настолько глупы, что даже не поняли, что им грозит. Они так и стояли, растравляя свою ненависть и размахивая дубинками, кулаками, факелами и мечами. А ТайГетен, уже в боевой раскраске, опустили головы в краткой молитве, после чего стремительно хлынули с паперти вниз по ступеням в толпу.

— Очистить это место, — прокричала Катиетт. — Осквернители святынь. Еретики.

Лицо оказавшегося перед нею ula прояснилось в самый последний момент, и от тоскливого осознания неизбежного конца у него отвисла челюсть. Катиетт выбила у него из рук факел, который улетел куда-то в толпу. Взмахнув одним своим клинком, она отсекла ему ухо, а вторым перерезала горло слева направо. Мужчина схватился обеими руками за рану и попытался закричать.

Еще один ula свалился ей под ноги, зажимая ладонями распоротый живот, из которого вываливались курящиеся паром внутренности. Катиетт перепрыгнула через него, мельком бросив взгляд направо, где Графирр коротко взмахнул своим окровавленным клинком. Катиетт ударила ногой в лицо какую-то iad, волочившую по земле длинный меч, приземлилась на ту же ногу и с разворота вонзила свой клинок в незащищенную грудь эльфийки.

В лицо ей сунули факел. Катиетт выбросила левую ногу, блокируя палку с горящей шерстью, вымоченной в смоле. На мгновение она застыла в этом положении, удерживая ступней запястье ula и бедром касаясь щеки. Крутнувшись на месте, она взмахнула обоими клинками, вспарывая ими живот эльфа.

Затем Катиетт согнула ногу и выстрелила ею прямо в висок очередного бунтовщика, отбрасывая его в сторону, после чего шагнула вперед. К ней метнулись чьи-то руки и скрюченные пальцы, за которыми маячило искаженное злобой лицо. Рот вдруг рванулся к ней, и зубы лязгнули в опасной близости от ее лица. Катиетт поднырнула под растопыренные пальцы, уворачиваясь от укуса. Девушка завизжала и бросилась вперед. Катиетт нанесла ей прямой удар клинком. Ее жертва разразилась истошным предсмертным воплем.

На мгновение Катиетт приостановилась. Вокруг нее уже образовалось свободное пространство. Считая тех, кого разыскали и привели с собой Графирр и Меррат, всего пятнадцать воинов ТайГетен противостояли многотысячной толпе, собравшейся на небольшой площади. Но на земле валялись уже несколько десятков тел. Пламя пожара в храме Инисса отбрасывало жуткие отблески на лица эльфов и залитые кровью камни.

Пакиир возглавил другую тройку ТайГетен. Он свирепствовал в толпе, мстя за тех невинных, что заживо догорали в храме у него за спиной и, вне всякого сомнения, за Олмаата. Звено Фалин окружило группу невооруженных ula, пустивших в ход ногти и зубы. Брошенный метательный полумесяц вонзился в лоб одному из бунтовщиков. Второй лишился ноги после короткого взмаха парных клинков, а третьему сломали шею сильным ударом под подбородок.

— Гоните их обратно в их грязные норы! — крикнула Катиетт.

И вновь бросилась в бой. Ее открытая ладонь врезалась в грудь iad, которая, широко расставив ноги, стояла и плевала в сторону горящего храма. Эльфийка опрокинулась на спину. Катиетт приземлилась обоими коленями ей на грудь, ломая ребра, круша грудную клетку, легкие и сердце. Изо рта девушки хлынула кровь, брызги которой попали и на лицо Катиетт.

— Это был твой последний плевок, efra.

Катиетт прыжком стала наноги. Толпа уже пятилась назад. Невзирая на колоссальный численный перевес, собравшиеся спасались отчаянным бегством от своих немногочисленных, но смертельно опасных противников. Она поудобнее перехватила клинки и бросилась вперед. И тут позади нее раздался крик. Кто-то выкрикивал ее имя. Катиетт резко развернулась.

По ступенькам, прихрамывая, спускалась Пелин. Кровь текла из ран у нее на лице, пятная ворот рубахи. Но девушка нашла в себе силы, чтобы двигаться. Пелин кричала им, вкладывая в слова весь гнев, на который была способна.

— Что вы творите? Прекратите. Остановитесь!

Катиетт оглянулась и увидела, что ее братья и сестры по-прежнему заняты своим делом, убивая всех, кто осмеливался оказать им сопротивление. Она перевела взгляд на Пелин и поняла, как холодно у нее на душе.

— Я делаю работу Инисса, — сказала она.

Пелин подошла к ней и остановилась на расстоянии полушага. Обе замерли посреди вымощенной каменными плитами площади, усеянной трупами и освещенной мерцающими отблесками догорающего храма. Шум поспешно разбегающейся толпы эхом отражался от стен других храмов, застывших в молчаливом осуждении того, что натворили эльфы.

— Ты сделала именно то, от чего сама предостерегала меня, — едва сдерживаясь, выкрикнула Пелин.

— О чем ты говоришь?

— Помнишь, что ты сказала мне? — Пелин брызгала слюной, которая попала в лицо Катиетт. — «Не дай им спровоцировать себя», не так ли? «Не дай им обрести мученика». Клянусь зубами Шорта, что, по-твоему, ты наделала?

— Я вынесла приговор и покарала убийц.

— Ты убила тех, кто оказался беспомощен и не смог защититься от твоей агрессии и выучки. Это называется «бойня».

Катиетт схватила Пелин за плечо и развернула ее лицом к руинам храма, над которыми еще плясали языки пламени.

— А как тогда называется вот это, Пелин? Сотни моих людей сгорели заживо в месте, которой они полагали неприкосновенным святилищем. И я не оставлю подобное преступление безнаказанным.

Пелин освободилась от хватки Катиетт.

— Я была здесь. Я была здесь, пытаясь защитить их. Самую очевидную цель во всем городе. Я была здесь. А вот где была ты? Чьих людей ты защищала на крыше театра?

Катиетт помолчала, тщетно пытаясь успокоиться и взять себя в руки.

— Мы — не полиция. Это — твоя работа. Или ты действительно хочешь уверить меня в том, будто предполагала, что толпа может и впрямь поджечь храм Инисса?

— Ты не чувствовала этой ненависти, — устало ответила Пелин. — В отличие от меня. Они готовы были бросить в огонь и меня, и я должна поблагодарить тебя за то, что это им не удалось. Они бы сделали это только потому, что я посмела защищать иниссулов. Я, туали. Храм тут ни при чем, им были нужны те, кто укрылся внутри.

— Что сделано, то сделано, — сказала Катиетт, глядя на площадь, на которой лежало около полусотни тел. А, может, и больше. — Но те, кто совершил подобное зверство, отныне будут знать, что их преступления не останутся безнаказанными.

Пелин вздохнула.

— Нет, Катиетт. У тебя всегда все просто, верно? А иногда — еще и наивно. Ты слишком много времени провела в лесу. Эти люди усвоили лишь то, что элитные воины Инисса неуправляемы и никому не подчиняются. Что они готовы навязать свое представление о справедливости беспомощным эльфам.

— Они убили несколько сотен моих братьев и сестер. Они сожгли мой храм. Они сами преградили путь клинкам ТайГетен. Я должна была ответить, и я не намерена вежливо просить их удалиться с места совершенного ими преступления.

Пелин кивнула в сторону последних остатков разбегающейся толпы.

— А что бы ты сделала, если бы они не дрогнули, а остались на месте? Убила бы всех?

Катиетт ничего не ответила и лишь взглянула в глаза Пелин. Та приглушенно ахнула.

— А чему ты так удивляешься, Пелин? Мы для того и существуем, чтобы устранять угрозу разрушения гармонии. А как же иначе?

— Из-за того, что случилось здесь сегодня ночью, погибнет еще много иниссулов.

— Нет, больше никто из них не погибнет. Во всяком случае, здесь, потому что мы заберем всех с собой. Ни иниссулы, ни эльфы любого другого клана не должны повторить судьбу всех невинных жертв в моем храме.

Катиетт отвернулась, глядя на своих ТайГетен. Они собирались на паперти перед храмом, глядя на его догорающий остов, от которого вверх все еще летела россыпь искр и поднимались клубы черного дыма. Воины затянули погребальную песнь.

— Куда ты собираешься их увести?

Катиетт повернулась к Пелин. Та выглядела потерянной и опустошенной, стоя посреди следов массового побоища. Одинокая и растерянная. Испуганная. Катиетт вдруг страшно захотелось подойти к подруге и утешить ее. Но сейчас было не самое подходящее время для проявления дружеского участия. Наступило время сделать то, чему их учили, обеспечить безопасность членов клана Инисса и сохранить остатки гармонии. Если от нее осталось вообще хоть что-нибудь.

— Мы разместим их в Ултане, а потом отведем в лес.

— Вы уходите из города?

— Члены клана Инисса превратились в мишень. Если мы хотим избежать войны, то должны устранить ее катализатор. Мне понадобится помощь Аль-Аринаар. Я получу ее?

Но Пелин, похоже, уже не слушала ее.

— Город погибнет.

— Я не стану проливать слезы по тем, кто умрет, пытаясь разрушить то, что создавалось тысячелетиями.

— А как же те невинные души, что окажутся в самом сердце конфликта?

Катиетт пожала плечами.

— Это твоя гвардия призвана охранять и поддерживать мир и порядок. Именно поэтому твоих гвардейцев и набирают изо всех кланов. Сдается мне, вы будете очень заняты.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что ты намерена сделать, — сказала Пелин.

— Я делаю то, ради чего родилась на свет. Как, кстати, и ты. Ты давеча сказала, что больше не знаешь, кому можно верить. Что ж, пришла пора верить только самой себе. Ты — сильная девочка, Пелин. Ты стояла одна перед толпой и не отступила ни на шаг. Ты пыталась спасти моих людей. Наших людей. Инисс да благословит тебя за твое мужество.

— Где-то сидят умники, которые все это придумали. Они преследуют какие-то свои цели. ТайГетен должны найти их и остановить. А если ты действительно веришь в гармонию и наследие Такаара, то попытаешься сохранить этот город в целости и сохранности, чтобы, когда конфликт будет исчерпан, у нас бы осталось это место, общество и раса эльфов, которой Инисс мог бы гордиться.

— Подумай об этом.

Катиетт отвернулась и направилась к своим людям, чтобы присоединить свой голос к погребальной песне о погибших.

Глава 13

Покажи своему врагу его внутренности. Это — единственный вид переговоров, который он понимает.

Расставшись с Серрином, Ауум направился на восток. Он шел очень быстро, практически без остановок. Оказалось, что разлука с наставником и другом причиняет ему куда более сильную боль, чем он мог себе представить. Выйдя по притоку на берег Шорта, он повернул на север, следуя течению могучей реки, но не выходя при этом на открытое место из-под лесного полога.

Одет он был по-походному, за спиной в ножнах покоились парные клинки, а на поясе висели три коротких ножа да мешочек с маскировочной краской и еще один, в котором лежали шесть метательных полумесяцев. Сапоги его были мягкими и удобными, позволяя чувствовать малейшую неровность почвы под ногой. Он предпочел бы передвигаться босиком, как частенько делал на Хаусолисе, но в лесной подстилке таилась слишком большая опасность, а позволить себе стать жертвой несчастного случая он не мог.

За водопадами у Зубов Шорта он обнаружил небольшую лодку с веслами, мачтой и потрепанным, но вполне еще годным парусом. Он бы заплатил владельцу, но деревня оказалась брошенной — здесь повсюду виднелись следы поспешного бегства. Очевидно, послание Силдаан дошло уже и сюда.

Ветра, чтобы наполнить его парус, не было, зато присутствие Гиал ощущалось всегда. По лодке забарабанил дождь, отчего ему пришлось бросать весла и вычерпывать воду всякий раз, когда разверзались небеса и начинался потоп. Словом, путешествие выдалось нелегким, его тяготы смягчало лишь осознание того, что река несла его в нужном направлении.

Ауум плыл по Шорту три дня. Здесь, в самом сердце тропического леса, он собственными глазами видел страдания земли и людей. А Инисс, казалось, не мог или не хотел вмешиваться. Ауум греб или шел под парусом мимо прибрежных поселений, обитатели которого смотрели на него с подозрением или даже откровенной ненавистью. Он не уставал проклинать Силдаан за то зло, что она причинила.

В промежутках между ливнями и краткими часами, которые он урывал на сон, Ауум размышлял. Пожалуй, даже слишком много. Там, где-то впереди, его ждал Такаар. Юноша спрашивал себя, осталось ли в нем что-нибудь от того ula, которого он когда-то знал, пусть и не слишком близко. Героя расы эльфов. Того, кто когда-то был равен богам.

Ауум ломал голову над тем, что скажет Такаару. Он представлял себе разговор с ним. Иногда беседы с Такааром приходили к нему во сне, и тогда он просыпался с учащенно бьющимся сердцем. Быть может, Такаар не хочет, чтобы его нашли. Он может презреть все мольбы и призывы Ауума. В конце концов, он вполне мог умереть за это время.

Но вот эту, последнюю, мысль Аумм старательно гнал от себя. В моменты отчаяния он истово молился Иниссу или просто ложился на спину, глядя на окружающее великолепие, которое являл ему Калайус. Шорт следовал своему прихотливому руслу, и пейзаж по сторонам менялся стремительно. Вскоре после того, как он миновал водопады у Зубов Шорта, берега реки затянуло болотами, отчего высадиться на них стало невозможно.

Вдали же, за болотами, вставали горы, поросшие лесом и тянувшиеся к облакам в объятия Гиал. Еще один день пути на север, и местность вокруг вновь изменилась самым разительным образом. Река текла меж глиняных обрывов в добрую сотню футов высотой, которые приютили целые стаи водоплавающих птиц и мириады рептилий. Вершины обрывов густо поросли лесом, раскинувшим над рекой свой непроницаемый полог, и лишь солнце, поднявшись в зенит прямо над головой, ненадолго разгоняло вечный полумрак, царивший внизу. В конце концов, с приближением Верендии-Туала, впереди замаячили гигантские скалы и утесы дельты. Они вздымались на сотни футов в высоту, пронизанные пещерами и кишащие жизнью.

Но вскоре утесы остались позади, резко обрываясь у устья реки, которая впадала в море Гиаам. Ауум причалил к берегу еще до того, как начался лиман, где существовала реальная опасность встретиться с опасными приливными течениями, надеясь и молясь, чтобы у Такаара достало здравого смысла поселиться наверху.

А здесь, внизу, Ауум сполна ощутил все грандиозное величие утесов Верендии. Ему уже неоднократно доводилось бывать здесь раньше, но он не переставал восхищаться мощью и силой, которыми дышал каждый камень. Здесь как нигде он впитывал великолепие творений Инисса, и потому решил отдохнуть, усевшись на западном берегу, опустив ноги в воду и глядя вверх.

Пошел дождь, вспенивая воды реки и окрашивая скалы в темный цвет. Подъем за его спиной выглядел не таким крутым, как на другом берегу. Вскоре он уже окажется в лесу, оставив свою метку и указав направление на путеводных камнях и в святилище Инисса. Они договорились с Серрином, что Ауум попробует причалить к берегу у Верендии-Туала и навестит святилище перед тем, как начать поиски.

Ауум оценивающе взглянул на предстоящий ему подъем. Он был уверен, что Такаар живет где-то там, на восточных скалах. Оттуда открывался потрясающий вид на лес, простирающийся далеко на запад, к Денет-Барину и Исанденету, и оттуда же легко было первым заметить корабли, входящие в дельту или бросающие якорь в узком проливе за нею. Ну и, разумеется, река Шорт была естественным барьером между ним и большей частью эльфийской цивилизации.

В таком месте эльф, рожденный в лесу, мог видеть тех, кто рискнул бы приблизиться к нему, и решить, то ли дать им обнаружить себя, то ли уйти и спрятаться. Здесь фактор неожиданности имел бы решающее значение.

Наверху Ауум не заметил признаков жизни. Да он и не рассчитывал на это. Поэтому легкой походкой углубился в лес, оставил метку в святилище и погреб к противоположному берегу. В четверти мили к югу наверх вела более удобная тропа, но он предпочел подняться по почти вертикальной стене. Найдя, за что можно ухватиться руками, он вставил носки сапог в едва заметные трещины в скалах на высоте пояса и начал подниматься.

* * *

Над Исанденетом занимался рассвет. Над городом, среди столбов дыма, повисла гнетущая тишина, которую нарушали лишь горестные причитания, доносившиеся из каждого квартала. Сказать, было ли это следствием преступлений, совершенных самыми обычными эльфами, которые днем распахивали перед вами двери своих лавок, чтобы продать буханку хлеба, или же известиями об очередном акте страшной мести, к которой прибегли ТайГетен, было невозможно.

Пелин стояла на крыше театра «Хаусолис». Теперь она, по крайней мере, понимала причины, которыми руководствовалась Катиетт, устроив здесь штаб. Но это было единственным проявлением здравого смысла, с которым она столкнулась в то утро. Бедняги Олмаата внизу уже не было — глухой ночью его потихоньку унесли оттуда на носилках, когда мятежники немного утихомирились и на улицах стало спокойнее и безопаснее, чем днем.

Он ушел, чтобы встретиться на общем сборе вместе с остальными элитными воинами в огромной чаше Ултана, раскинувшейся к востоку неподалеку от города. Ушел, чтобы принять решение, к которому придут ТайГетен, каким бы оно ни оказалось. Гвардейцы Аль-Аринаар, в большинстве своем, помогали им. Иниссулов будили от тревожного сна, вытаскивали из укромных убежищ и тщательно охраняли, пока они с гордо поднятыми головами выходили из своих покрытых боевыми шрамами домов, направляясь туда, где в лесу их ждали сопровождающие.

Все было проделано быстро и согласованно. Так, как это свойственно ТайГетен. Пелин завидовала им. Не их проворству, силе и потрясающим навыкам. Она завидовала ясности их восприятия. Незамутненной чистоте их веры. Можно назвать это простодушием, но они не испытывали смятения или растерянности. Для них существовали только два цвета — черный и белый.

Рассвет, робко разбрасывающий первые свои лучи под тяжким одеялом туч, принес гвардейцам Аль-Аринаар, собравшимся на крыше театра, ощущение горечи разочарования и несбывшихся надежд. Пелин отчетливо слышала у себя за спиной негромкий ропот. С нарисованных карт стерли капли дождя, чтобы отметить на них новые разрушения.

Внизу, у гавани, почерневшие деревянные остовы все еще пятнали небо столбами дыма, а кое-где даже вспыхивали отдельные пожары. Порт лежал в руинах. Из воды торчали мачты. Доки были завалены мусором и обломками. Более половины складов были уничтожены и разграблены, а с ними вместе — и половина припасов Исанденета.

После тайного исхода ТайГетен из города, состоявшегося прошлой ночью, толпа, намеревавшаяся окружить их, вернулась на рынок пряностей и разгромила там все до последней лавки. В центре вымощенной булыжником площади разгорелся огромный костер, который полыхал до сих пор.

К Аль-Аринаар поступили сообщения о трехстах жилых домах, которые подверглись нападению и были подожжены. Дровяные склады по всему городу стали легкой добычей. Были разграблены правительственные здания, отныне считающиеся оплотом иниссулов, включая суды и дворец жрецов. Последний являл собою скорее музей, но его покои предоставляли кров для странствующих членов жреческой касты всех кланов. Смутные воспоминания и слухи, однако, заклеймили его как место, где на членов младших кланов оказывалось давление и где втихомолку приводились в действие рычаги власти, укрытые от глаз общественности и Гардарина.

В сторону храмовой площади Пелин боялась даже смотреть. Все уже знали о том, что там произошло. Согласно последним сведениям, кое-кто рискнул появиться там, чтобы забрать тела, остальные же просто стояли и смотрели. От храма Инисса и тех, кто заживо сгорел внутри, остался только пепел, запах гари и всепоглощающее чувство ненависти и стыда.

С тех пор как стало известно об убийстве Джаринна и Лориуса, Пелин не видела ни одного из высокопоставленных правительственных чиновников. Дом Хелиаса стоял пустым, и никто из его сотрудников ничего не знал о местонахождении босса. Верховные жрецы лесных храмов, скорее всего, поспешили укрыться в своих святилищах, а тех, чья власть, подобно Хелиасу, распространялась и на Исанденет, нигде не было видно.

В Гардарине сегодня днем должно состояться очередное заседание. Совершенно очевидно, что этого не случится, но жрецы, администраторы и чиновники обязаны ведь были приступить к исполнению своих обязанностей. С чувством растущей тревоги и смятения Пелин вдруг сообразила, что если они этого не сделают, то вся ответственность ляжет на нее. Но ответственность за что?

— Пелин?

Она обернулась, радуясь возможности хоть ненадолго отвлечься от невеселых мыслей. В руки ей сунули глиняную кружку с горячей настойкой гуараны и сладких листьев. Она вдохнула бодрящий аромат и сделала большой глоток, чувствуя, как жидкость огненным шаром растекается по горлу и согревает желудок.

— Инисс да благословит тебя, Метиан.

Пожилой гиаланин улыбнулся ей. Вот уже две сотни лет он оставался ее надежной опорой. Она не представляла, что бы делала без него.

— Ты выглядишь ужасно, — сообщил ей Метиан.

Пелин почувствовала, что вот-вот расплачется, но вместо этого лишь согласно кивнула.

— Что же, это — не самые лучшие для меня времена. Даже драться с гаронинами было легче. По крайней мере тогда я знала, чего ожидать.

— Ты вообще-то спала хоть немного?

— Угадай с одного раза. Но ты, я вижу, тоже не принес мне хороших известий, верно?

Метиан покачал головой.

— Люди начинают вновь собираться вместе. На этот раз — в Гардарине. Настроение у них, правда, не такое мрачное, как вчера, но речь идет не о вчерашних мятежниках. Это — обычные эльфы, которые хотят получить ответы от выбранных ими представителей.

Пелин с силой потерла лицо ладонями и отпила еще один глоток напитка.

— Полагаю, этого следовало ожидать, но я буду очень удивлена, если там появится кто-либо из администрации. А дальше будет только хуже, правильно?

Метиан выразительно приподнял брови.

— Если законы не действуют, люди очень быстро создают собственное правосудие.

— Но теперь, когда иниссулов в городе не осталось, люди должны успокоиться.

— Мы с тобой оба знаем, что это — напрасная надежда. Может, Лориус и хотел сохранить гармонию, обвиняя Такаара во всех смертных грехах, но его обманули те, кто подтолкнул его к этому выступлению, ты не находишь? Дело не только в том, что все кланы ополчились на иниссулов. Они стали лишь первой жертвой. Речь идет о восстановлении старого миропорядка. Хотя я не могу сказать, что хорошо знаком с ним. — Метиан коротко рассмеялся. — Мы, гиалане, не настолько долго живем.

— Ты думаешь, за этим стоят туали?

Метиан пожал плечами.

— Скорее некоторые из них. Но не все, иначе ты не стояла бы здесь. Все так запуталось, правда? Нам известно, что член клана Инисса убил твоего Верховного жреца и своего заодно. Но я не понимаю, чего он стремился этим достичь. Если и есть сейчас клан, который не может позволить себе роскоши конфликта, так это иниссулы. Они попросту слишком малочисленны, даже вместе с ТайГетен.

— А для чего ему понадобилось убивать Джаринна?

— Полагаю, Джаринн мог помешать ему в чем-то…

— Нам пора отправляться к Гардарину и посмотреть, что там и как. Сохранить мир, если получится, — заметила Пелин.

— Да, пожалуй, — согласился Метиан и умолк. На лице его отразились противоречивые чувства. — Я могу говорить с тобой откровенно?

— Если только мне понравится то, что я услышу.

— В таком случае я предпочту промолчать.

Пелин улыбнулась, хотя улыбка ее получилась невеселой.

— Выкладывай.

— В Исанденете мы располагаем примерно четырьмя сотнями гвардейцев Аль-Аринаар. А население города составляет, даже с учетом того, что все выжившие иниссулы ушли отсюда, сколько? Шестьдесят пять тысяч или около того. Ты сама видела, что для того, чтобы завести толпу и толкнуть ее на преступление, достаточно дюжины человек, так что не имеет значения, что девяносто пять процентов жителей не испытывают склонности к насилию и не желают его. Теперь, когда иниссулы ушли, кланы лишились общего врага и неизбежно ополчатся друг против друга.

— Но почему?

— Необязательно должна существовать какая-то одна причина, если только это — не гнев, требующий выхода и не направленный против кого-либо конкретно. — Метиан покачал головой. — Вспомни, что произошло вчера на рыночной площади. Дикая ненависть, очень долго тлевшая подспудно. Тем не менее мы с тобой остаемся друзьями вот уже две сотни лет. Я веду к тому, что мы больше не знаем, кто — друг, а кто — враг. Так что четырехсот гвардейцев Аль-Аринаар будет недостаточно ни в первом приближении, ни даже во втором…

Метиан оборвал себя на полуслове и вздохнул.

— Продолжай. До сих пор ты не сказал ничего такого, что испугало бы меня сильнее, чем раньше.

— Тебя поддержат не все, Пелин, — прошептал он. — И не все будут доверять тебе, потому что ты — туали, а многие именно в туали увидят истинных агрессоров, несмотря на то, что сделал Хитуур.

Пелин была ошеломлена. Она сама испытывала схожие чувства, когда говорила Катиетт, что больше не знает, кому можно верить, но молилась, чтобы это поветрие не коснулось ее гвардейцев. И то, что еще оставалось от ее уверенности, вдребезги разбилось от соприкосновения с жестокой правдой.

— Ну, и как же нам остановить этот хаос?

Метиан облокотился о парапет рядом с нею, глядя на город и океан за ним.

— Окружить Исанденет неприступной стеной, затаиться в лесу и ждать, пока все не кончится.

— Не смешно.

— Извини. На самом деле я не знаю. Начать можно и с Гардарина, эта попытка ничем не хуже любой другой. Но на твоем месте я бы сделал то, что сделали ТайГетен, и объявил бы общий сбор своих людей. Ты должна знать, Пелин, кто готов идти с тобой, иначе ты причинишь больше неприятностей, чем сможешь предотвратить.

— Если я последую твоему совету, то мне придется убрать своих гвардейцев с улиц, и они не смогут помешать беспорядкам.

— Знаю. — Метиан неожиданно выпрямился. — Что-то многовато там парусов.

— Прошу прощения?

— Взгляни. Они идут сюда с запада. Десять. Или даже двенадцать. Это не торговцы. И не эльфы.

Пелин проследила за взглядом Метиана, и сердце у нее упало.

— Новые неприятности, верно?

Глава 14

Бой — самое простое из взаимоотношений.

Твой враг хочет убить тебя. Останови его.

Дождь лил как из ведра, пока Ауум карабкался на вершину утеса. Подъем занял у него целый час, не меньше. Очередную опору для рук и ног приходилось выбирать очень тщательно, и каждый следующий шаг был опаснее предыдущего. Каждый миг напоминал Аууму о том, за что он так любит лес, любит творение Инисса и любит силу и ловкость, которыми благословил его бог.

Лежа на самом краю утеса, на расстоянии вытянутой руки от первой лесной зелени, он ждал, пока дождь не смоет грязь с его одежды и тела. Он набирал полную грудь воздуха и задерживал дыхание, пока в висках не начинало стучать, и только потом делал выдох. Здесь была жизнь. Здесь была причина желать спасти и сохранить все, что создали эльфы. И никому нельзя отказывать в этом, если у него возникало подобное устремление.

Ауум сел и свесил ноги за край обрыва. Далеко внизу осталась вытащенная на берег лодка, которую он перевернул вверх днищем, чтобы ее не залило водой. Он воспрянул духом, вот только руки и ноги налились свинцовой усталостью, словно после трехчасового спарринга с Серрином, Молчащим Жрецом, быстротой и ловкостью не уступавшим ТайГетен. Ауум улыбнулся.

Слева раздался какой-то звук, и он оглянулся. Такой сильный дождь обычно смывал все следы. Но слезы Гиал были другом ТайГетен. Правда, сейчас он не мог разобрать, что это было. Ауум стремительно вскочил на ноги. Это вполне могла оказаться упавшая с дерева ветка. Так могло бы рухнуть смертельно раненное животное. Но шестое чувство подсказало юноше, что это — нечто совсем иное.

Здесь, на самом краю обрыва, на открытом месте, он представлял собой отличную живую мишень. Ауум нырнул под сень деревьев, позволяя их густой листве укрыть себя. Теперь шум раздавался уже совсем близко. Какой-то непонятный стук. Он пристально вглядывался в сумрак, пытаясь разглядеть что-либо необычное в переплетении баньяна, фиговых и пробковых деревьев, виноградных лоз и покрытых мхом ветвей. Взору его предстало мельтешение сотен оттенков зеленого и коричневого, теней от крупных листьев и буйство ярких цветов.

Это была его земля. Земля ТайГетен. А стук был здесь чужим. Ауум бесшумно скользнул в лес, оставив позади свежесть утесов и вслушиваясь в звуки природы. На ветвях пронзительными голосами перекликались обезьяны, повсюду раздавались птичьи трели, шуршание скользящих по земле животных и трескучая какофония насекомых. Словом, подданные Туала явили себя миру во всей красе.

Но было здесь и кое-что еще. Запах, напоминавший жженую кору с горьким привкусом паленой абуты[16]. Он доносился откуда-то справа. С той же стороны, что и странный чавкающий шум. Ауум присел и затаился. В подлеске и листве нижних веток ощущалось движение. Листья и ветки шумно тряслись и шуршали. И тогда он понял, что его встревожило: чья-то тяжелая поступь.

Трое людей. Наверное, один из них упал, хотя звук скорее напоминал падение плода с ветки баньяна. Ауум замер, вжимаясь в ствол дерева, за которым притаился. Они подойдут к нему, и тогда им придется пожалеть, что они родились на свет.

Теперь он видел их совершенно отчетливо. Двое были воинами. Кожаные доспехи, никуда не годные мечи и кинжалы. Высокие и злобные мужчины. А за их спинами неподвижно стоял еще один, в очень легких доспехах и без меча. Он был одним из тех, кого, как уже успел узнать Ауум, называли «магами». Вот он был опасен. Маг сделал шаг вперед и исчез.

Ауум растерянно заморгал, будучи уверенным в том, что маг просто спрятался за деревом или упал ничком на землю. Но воины не обратили на исчезновение спутника никакого внимания и медленно двинулись вперед, глядя куда-то мимо Ауума или себе под ноги. Он же пренебрег ими, напряженно всматриваясь в палую листву на предполагаемом пути мага. Но там не шелохнулась ни одна травинка.

Воздух, казалось, замер в неподвижности, а потом ринулся внутрь него. Ощущение было любопытным, но в следующий миг у Ауума заложило уши и он почувствовал невероятное давление на барабанные перепонки. Череп взорвался болью. Он обеими руками зажал себе рот, чтобы не закричать, но сдавленный звук все-таки вырвался наружу.

Ауум не понимал, что с ним происходит. Перед глазами у него все поплыло. Он обхватил голову руками, пытаясь унять сокрушительную боль. Юноша ничего не слышал. Потом он упал на колени и яростно заморгал, пытаясь понять, куда подевались его враги, но увидел лишь их размытые силуэты. Они были слишком близко. То, что поразило его, не произвело на них, очевидно, никакого эффекта.

Они заметили его. В голове у Ауума начало проясняться. Медленно, но этого будет достаточно. Его мечи по-прежнему покоились в ножнах за спиной, а мешочек с метательными полумесяцами был крепко завязан на поясе. Он старался не подать виду, что пришел в себя, прижавшись спиной к дереву и подтянув колени к груди. Воины разделились, чтобы подойти к нему слева и справа одновременно. А вот мага он все еще не видел.

Воины приблизились. Ауум уже различал положение их тел и взметнувшиеся вверх клинки. Они явно полагали, что он уже ни на что не способен. Он постарался расслабиться, изобразив на лице болезненное выражение, а потом потряс головой, как человек, приходящий в себя. Воины ускорили шаг. Один из них поскользнулся на влажной земле.

Ауум прыгнул вперед и вверх, потянувшись через левое плечо за клинком, который и метнул в правого воина. Потом упал, перекатился и ударил сомкнутыми ногами своего левого противника в пах. Тот завопил от боли и согнулся пополам, прижав одну руку к животу. Ауум вскочил на ноги, обеими руками схватил голову воина и резко повернул.

Отвернувшись от поверженного противника, он увидел, что первый пытается вытащить из живота его клинок. Кровь сочилась у него изо рта, а из раны в животе била струей. И вдруг Ауум услышал, как треснула сухая веточка. Вот теперь появился и маг. Он стоял чуть позади своего умирающего товарища и улыбался. Губы его шевелились, и он совершал какие-то пассы руками.

Ауум бросился к нему, уже понимая, что остановить не успеет. Маг свел ладони вместе, готовясь хлопнуть в них. Затем уронил голову на грудь, а потом поднял ее и взглянул Аууму прямо в глаза. Ауум остановился, решив, что лучше будет послать молитву Иниссу, чтобы тот защитил его душу.

А потом маг вдруг дернулся вперед и едва не упал. Он издал какой-то кашляющий звук, глядя на Ауума с выражением невероятного изумления на лице. Изо рта у него хлынула кровь. Из его шеи, под самым подбородком, торчала головка метательного полумесяца. Маг покачнулся и рухнул лицом вперед.

Не далее чем в десяти ярдах от Ауума стоял какой-то ula. На нем была рваная и кое-как заштопанная одежда. У него было вытянутое, худое лицо со ввалившимися щеками. На подбородке и щеках топорщились остатки длинной бороды. Там, где виднелась кожа, она была покрыта царапинами и порезами, словно он пытался побриться тупым ножом. Волосы у него тоже пребывали в беспорядке, торча в разные стороны нечесаными прядями, в которых запутались сухие листья и веточки, коротко обрезанные в одних местах и неряшливо длинные — в других.

Но держался он горделиво. Руки его висели вдоль тела, но он потирал большие и указательные пальцы или прижимал их к ладоням. Глаза его стреляли по сторонам, а щеки подергивались. При дыхании ноздри его втягивались и раздувались. Ауум смотрел, как он плавно скользнул к магу и вытащил у того из шеи свой метательный полумесяц.

— К счастью, я еще не забыл, как ими пользоваться. — Он рассмеялся и взглянул направо. Смех замер у него на губах. — Я ничего не забыл и тренировался, когда ты не подсматривал за мной. Ты ведь не следишь за мной постоянно, верно? Да, так я и думал. Один — ноль в мою пользу.

Ауум смотрел, как его спаситель подошел к умирающему человеку. Опустившись рядом с ним на колени, он развел руки в стороны, не касаясь клинка Ауума, а потом схватил его, повернул и по самую рукоять всадил в грудь солдату, после чего медленно, словно священнодействуя, вытащил его. Мужчина мешком повалился набок.

Дикарь ula выпрямился, вытер лезвие об одежду человека и подошел к Аууму, протягивая ему клинок рукоятью вперед. Ауум принял его и кивнул в знак благодарности, все еще не находя слов, чтобы задать вопрос так, чтобы тот не прозвучал угоднически-льстиво. Незнакомец окинул его внимательным взглядом и кивнул.

— Что ж, думаю, он узнал меня. Пожалуй, мне стоит причесаться.

Он зарычал, и Ауум вздрогнул от неожиданности. В голову ему начали закрадываться сомнения.

— Собственно говоря, я сам узнал его. У меня хорошая память на лица. Особенно когда владелец принадлежит к числу самых талантливых моих учеников. — В глазах у него светились теплота и настороженность. — Тебя зовут Ауум.

У Ауума подкосились ноги. Он сунул меч в ножны, испытывая невероятное облегчение.

— Архонт Такаар, я польщен, что вы узнали меня.

И тут же проклял себя за неосторожные слова.

— Ха! — Такаар хлопнул в ладоши. — Я же говорил тебе, говорил.

Такаар схватил Ауума за плечи.

— Хорошо. Как приятно будет поговорить с кем-нибудь еще.

Ауум спохватился, едва сдержавшись, чтобы не задать вполне очевидный вопрос. Вместо этого он улыбнулся.

— ТайГетен будут вечно благословлять Инисса за то, что вы еще живы, — сказал он.

Лицо Такаара окаменело.

— Я в этом сомневаюсь.

Он опять скосил глаза в сторону и пробормотал нечто неразборчивое, после чего развернулся на каблуках и зашагал в лес, не оглядываясь и на ходу продолжая разговор с Ауумом.

— Хороший вопрос. Даже очень хороший, а у тебя их много, я же вижу. Но зачем ты пришел сюда, Ауум? Тебя никто не звал. А я терпеть не могу непрошеных гостей. Хотя нельзя сказать, что за последние десять лет у меня их было много.

Такаар остановился и обернулся.

— Идем, идем, раз уж ты все равно здесь.

И вновь зашагал вглубь леса. Ауум заторопился за ним, про себя удивляясь тому, как быстро движется Такаар, не оставляя после себя никаких, даже малейших следов на сырой и мягкой земле.

— Сегодня я собирался заняться совсем другими делами, — продолжал Такаар. — Очень смешно. Быть может, ты помолчишь хотя бы некоторое время? В конце концов, у нас гости. Я не буду этого делать. Во всяком случае, сегодня. Как ты и говорил.

Аууму не требовалось особых усилий, чтобы не отстать от него. Двинувшись в путь со сноровкой опытнейшего воина ТайГетен, Такаар вскоре начал спотыкаться и явно сбился с пути. Казалось, он заблудился и растерялся. Он то что-то бормотал себе под нос, то разражался громкими криками. Ауум в очередной раз спросил себя, как Такаар сумел столь эффективно выследить мага. А вот вздумай кто-нибудь проследить за ними, то особого труда это ему не составит.

Это был совсем не тот Такаар, которого он надеялся найти. Во всяком случае, судя по первому впечатлению. Вопрос о том, как он отреагирует, когда Ауум сообщит ему о цели своего визита, оставался открытым. Здесь возникали самые различные варианты, и слишком многие из них были юноше неприятны. Эльфы попросту не могли их себе позволить. Перед ним был совсем не тот вожак, который смог бы объединить разрозненные кланы и восстановить гармонию.

— Мы почти пришли, — объявил Такаар. — Милости прошу в мой скромный дворец.

Он коротко рассмеялся. Наверху слезы Гиал уже высохли, и солнце пробилось сквозь пелену тяжелых туч. Ауум вошел вслед за Такааром в лагерь и остановился, глядя на то, что было трудно назвать творением больного и неуравновешенного разума. Взору его предстала крепкая мазанка, крытая соломой, бивуак под растянутыми шкурами животных и торфяная печь для обжига. Быть может, дела все-таки обстояли не так мрачно, как ему показалось поначалу.

— Мне есть что показать тебе. Тысяча способов умереть. И еще сотня, чтобы остаться в живых. Все это здесь. Прямо перед нашим носом, стоит только руку протянуть.

Такаар скрылся в своей хижине. Он говорил, не умолкая, и беспрестанно щелкал пальцами, словно подчеркивая очередную мысль. Ауум последовал за ним внутрь мазанки и замер на пороге, глядя на полки с рядами горшков, грязный и провисший гамак, вонючее деревянное ведро, полное рвотных масс, и длинный стол, на котором опять-таки выстроились горшки и лежали разбросанные листья, цветы, кусочки коры и стебли растений.

— Это не дом, а настоящая мастерская, — выдохнул он, собирая все свое мужество. — Прошу прощения за то, что нарушил ваше уединение, Такаар.

Но Такаар не слушал его. Все его внимание было обращено на нож и тонкую деревянную дощечку, на отполированной поверхности которой он тщательно вырезал какие-то символы.

— Тысяча. Тысяча способов и…

Он вдруг умолк, резко оборвав себя на полуслове, и быстро подошел к длинному столу, после чего хлопнул обеими ладонями по крышке, перевернув пару горшков и разметав остальное содержимое.

— Но это не входило в мои намерения. Я всего лишь занимался исследованиями. Мое наследие. Мое…

Гнев его улетучился, и он кивнул, возвращаясь к прерванной работе. На лице его появилось печальное выражение.

— Это правда. Я никогда и не отрицал очевидного. На самом деле, я заслуживаю этого. Но даже эльф-неудачник может принести некоторую пользу. Не исправить причиненное зло, а просто принести пользу.

— Такаар, — проговорил Ауум.

Такаар резко обернулся и раздраженно взглянул на юношу. Впрочем, постепенно выражение его лица прояснилось.

— Где же мое гостеприимство? — сказал он. — Я оказался не готов принять троих гостей сразу.

— Троих…

Такаар вновь схватился за нож и направился к своему бивуаку.

— У меня есть настойки пьедры и гвоздики. И мускатного ореха тоже, если желаешь, — сообщил он, постукивая кончиком пальца по заткнутым пробками горлышкам кувшинчиков. — Холодные, разумеется, но очень хорошие. А вот поесть нечего, разве что какие-нибудь корешки. Охотиться можно на закате. Пойдешь со мной? По крайней мере, это хотя бы расстроит его планы.

Такаар кивнул на грубую деревянную табуретку в углу бивуака.

— Это доставит вам удовольствие? — осведомился Ауум.

— Огромное, — отозвался Такаар.

— В таком случае я почту за честь принять ваше предложение и поучиться у великого мастера.

Глаза Такаара засверкали. Подойдя к Аууму, он положил обе руки на плечи молодого воина ТайГетен. Выражение лица его было ясным и незамутненным, и Ауум впервые увидел перед собой того Такаара, которого помнил с давних времен.

— А потом, когда мы будем есть свежину, ты расскажешь мне, зачем пришел сюда и что грозит уничтожить расу эльфов.

Ясность и сосредоточенность исчезли. Такаар потер лицо руками и взъерошил волосы, а потом ткнул Ауума пальцем в грудь.

— А вообще хорошо, что ты здесь. Мне нужно побриться. И постричься заодно. Нож лежит вон там, а кожаный ремень для заточки — вон он. Не будем терять времени. Принимайся за дело.

Глава 15

Боги редко отверзают уста. Стыд и позор, что мы так часто предпочитаем их не слушать.

Ултан-ин-Кайеин. На древнем языке это означало: «Место, где можно услышать богов».

Ултан представлял собой открытую U-образную естественную чашу, образованную отвесными скалами, которые преграждали доступ к морю. С тропическим лесом и рекой Икс. Чаша обладала прекрасными акустическими свойствами и с момента основания Исанденета оставалась тем местом, где эльфы собирались во времена празднеств и распрей. Ултан мог вместить в себя четверть миллиона iads, ulas и детей. Все население Калайуса и даже больше.

На протяжении сотен лет он оставался таким, каким задумал и создал его Инисс, но в последние годы здесь начались работы по сооружению колоссального монумента, посвященного богам. Огромные каменные плиты и пилястры, вырубленные в каменоломнях к западу от Исанденета, привозили на баржах для строительства сцены на северном склоне Ултана, там, где утесы обрывались в море. Их украшали искусной резьбой, увековечивая деяния богов и эльфов, равно как и порой бурную историю Хаусолиса и полную лишений жизнь на Калайусе.

Поговаривали, что со временем вся котловина, заросшая сейчас травой, будет занята скамьями, которые расставят концентрическими кругами вокруг сцены. Какой-то умник предложил построить и крышу. Катиетт, когда она глядела на огромную травяную чашу и представляла себе, каких размеров потребуется деревянный навес, не покидало легкое чувство нереальности.

Но сегодня утром, естественно, ни о каком праздничном настроении не могло быть и речи. Не было даже чувства общей цели. Преобладали гнев, разочарование, отчаяние и растерянность. А те, кто выжил только благодаря защите ТайГетен, испытывали еще и страх, и неизбывную тоску.

К этому времени эвакуация иниссулов стала секретом полишинеля. Подступы и вход в Ултан надежно охраняли воины ТайГетен. Многие из них, следует признать, надеялись, что нападение все-таки состоится. С одной стороны, реакция эта была досадной и вызывающей разочарование, с другой — совершенно нетипичной для эльфов. Катиетт, впрочем, разделяла чувства своих бойцов, вспоминая о том, что случилось на храмовой площади, без угрызений совести или сожаления.

В Ултане нашли прибежище почти три тысячи иниссулов. Еды у них было очень мало, одежды — еще меньше, поскольку пришли они сюда, что называется, в чем стояли. Когда они поспешно покидали свои дома, которые превратились вдруг в смертельные ловушки для эльфов из клана бессмертных, удалось прихватить с собой лишь кое-что из ценных вещей.

Их безопасность обеспечивали тридцать ТайГетен. Первым делом Катиетт выпустила на волю почтовых птиц, отправив их в лес с сообщением об общем сборе. Они должны были разлететься по укрытым в лесной чаще святилищам Инисса и уже там ждать в потаенных гнездах, пока туда не заглянет какая-нибудь тройка Тай, чтобы прочесть сообщение, выпустить птиц на волю и передать послание другим.

В силу обстоятельств, подобный способ связи не отличался надежностью и эффективностью. Процедуры обязательной проверки гнезд не существовало. Птицы могли пасть жертвой хищников как в полете, так и в гнездах, несмотря на их особое устройство, поскольку туда могли пробраться змеи и грызуны.

В огромном котловане Ултана несколько тысяч иниссулов и их защитники выглядели именно теми, кем были на самом деле: жалкой деморализованной кучкой эльфов, промокших под предрассветным дождем и прячущихся под убогим навесом, который смогли соорудить звенья ТайГетен. Они же разожгли несколько костров, дым от которых поднимался в небо, смешиваясь с черной пеленой, повисшей над Исанденетом.

ТайГетен переходили от одной группки беженцев к другой, предлагая помощь и утешение, равно как и немногие крохи сведений относительно их ближайшего будущего. Но лесные воины оказались непривычны к роли наставников и советчиков, неумело подставляя плечо, на котором можно было выплакаться. Однако же они не упускали из виду ничего, о чем им говорили, и из этих рассказов складывалась общая картина, питающая растущую в них ярость.

Катиетт смотрела на стаю птиц, кружащую над Ултаном. Эти птахи не понесут дурные вести иниссулам и ТайГетен. Они должны будут отправиться к Толт-Аноору и Денет-Барину. До первого был день пути под парусом вдоль побережья на восток от Исанденета. А вот чтобы добраться до последнего, нужно было сначала пересечь море, потом проплыть по реке и пройти по лесу до восточного берега Калайуса. Она вздохнула. Конфликт ширился, разлетаясь во все стороны на крыльях подданных Туала.

Лежащий рядом с нею на носилках бедняга Олмаат с трудом приподнял голову, глядя на приближающуюсягруппу ТайГетен, которых возглавлял его воин, Пакиир. Катиетт успокаивающим жестом положила ему руку на плечо.

— Не напрягайся, Олмаат. Отдыхай.

— Сорвиголова, — выдавил Олмаат, обожженные легкие и горло которого с трудом тянули дыхание и голос. — Ему еще многому предстоит научиться.

Пакиир вел своих Тай — Макран, Килметт и Лимула. Они составляли относительно новое звено, которое начало обучение всего каких-то пятьдесят лет тому, причем с пылом, который приходилось все время сдерживать. Вот и сейчас по выражению лица Пакиира было понятно, что он находится в плену эмоций.

— Мы должны вернуться в город. Мы должны очистить его. Были совершены преступления, подрывающие саму основу нашей веры.

Голос Пакиира эхом прокатился над Ултаном. Лицо его исказилось от ярости, клокочущей у него в груди. Катиетт намеренно выдержала долгую паузу, чтобы не подбрасывать свежую вязанку дров в костер ненависти. Она предпочла заговорить деловым тоном, прекрасно зная, что у них не будет другого выбора, кроме как ответить ей тем же.

— Во-первых, говорите тише, чтобы те, кого мы тщимся утешить, еще сильнее не испугались назойливого гвалта нашего желания начать войну, — негромко сказала она. — Во-вторых, каждый из нас должен полностью разобраться в обстановке. И, в-третьих, мы не должны выдвигать требования архонту ТайГетен, а можем лишь советовать и убеждать.

— Но не можем же мы просто стоять здесь и… — начала было Макран.

Катиетт одарила ее взглядом, способным испепелить камень.

— Мы — ТайГетен, — прошипела Катиетт. — Избранные Иниссом и созданные Такааром для того, чтобы защищать неприкосновенность наших земель и гармонию от всех, кто на нее покушается. Мы не убиваем, движимые одной только ненавистью и местью. Мы здесь для того, чтобы оберегать эльфов любых кланов. Сегодня мы защищаем иниссулов. Завтра на их месте могут оказаться туали, биитане или сефане. Мы действуем, как предписал нам Такаар. Пакиир. Говори.

— Вчера ты возглавила атаку на эльфов на храмовой площади. Разве это не было убийством из ненависти?

— Мы все видели, кто повинен в преступлении, которое совершилось на наших глазах. Инисс был нашим свидетелем. Мы не убивали безрассудно. Мы устраняли еретиков. То, что случилось, было преднамеренным осквернением и уничтожением гармонии эльфов. Мы не можем позволить виновным избегнуть справедливого наказания.

— Я воспринял случившееся совсем не так. Мне показалось, что мы мстим, — возразил Пакиир.

— Претворение в жизнь заветов Инисса дарует радость, — заявила Катиетт. — Макран. Говори.

Молоденькая ТайГетен кивнула и сделала глубокий вдох. Катиетт положила руку ей на плечо.

— Все мы здесь — братья и сестры, Макран. Всем нам не чужды чувства, которые обуревают остальных эльфов, но мы должны научиться управлять ими. Расскажи мне о том, что ты слышала. О том, что разожгло в тебе такую ярость. Которой не должно быть места в сердце воина в маскировочной раскраске, которую мы наносим на охоте.

Глазами Макран помимо ненависти овладело опустошение.

— К некоторым мы пришли слишком поздно, — начала она. — Я имею в виду не только тех, кто уже умер. Я говорю о том, что мы слышали. Неужели ты не видишь этого на лицах iads?

— Что случилось, Макран?

Катиетт почувствовала, как учащенно забилось у нее сердце, а в памяти всплыли зверства, которые, как ей казалось, навсегда остались в прошлом.

— Они знали, что мы собираемся делать. Они знали, что мы отправимся к храму и будем стараться погасить главный очаг конфликта. А сами тем временем вламывались в дома иниссулов. Они винят нас в том, что наш клан все еще чист. Никаких браков с представителями других родов. Им плевать, что наша способность к зачатию и деторождению находится на другом уровне по сравнению с ними. Поэтому они насиловали всех iads подряд, всех, кто попадался им по пути, готовы они к зачатию или нет. Не для того, чтобы укрепить гармонию или разрушить жизнь. Для того, чтобы лишить выбора. И посеять ненависть.

— Что ж, в этом они преуспели.

Макран трясло. Катиетт тоже чувствовала себя опустошенной. Она взглянула на спасенных иниссулов, и ей показалось, что все iads, все до единой, смотрят на нее, умоляя действовать. Рядом с ними стояли ulas, и лица большинства были избиты и покрыты синяками. Вне всякого сомнения, их заставляли смотреть на изнасилование. А потом оставили жить с осознанием своего бессилия.

Она видела в их глазах потрясение и безысходную печаль. Поначалу она решила, что это всего лишь следствие изгнания из родного дома. Как же глупа она была! Катиетт откашлялась.

— Я понимаю твой гнев, Макран…

— Мы обязаны действовать. Немедленно. Мы можем установить виновных.

Катиетт кивнула, а потом сделала глубокий вдох.

— Поверь мне, я очень хочу отдать такой приказ. Но сейчас у нас есть задачи поважнее. Молчи, Макран. Я говорю. Для каждого насильника обязательно наступит судный день. Я даю тебе слово. Никто не уйдет от наказания. Но сначала мы должны отвести этих людей, невинных людей, в безопасное место.

— Затем мы дождемся всех ТайГетен из леса. Мы призовем и всех Молчащих тоже. И только после этого вернемся и очистим город от скверны, которая в нем поселилась.

Макран вновь попыталась было возразить, но на сей раз ее заставил замолчать Олмаат. В его голосе чувствовалась надрывная боль, а говорил он с хрипом и придыханием.

— Подумай, Макран, — сказал он. — Мы должны сохранить то, что у нас есть сейчас. Судить же станем потом. Мы нужны этим людям здесь, когда защищаем их, а не мстим, проливая кровь на улицах Исанденета.

Олмаат умолк, чтобы откашляться. Все его тело сотрясалось, а на лице его и в глазах отразилось страдание, скрыть которое он не мог, как ни старался. Наконец он собрался с силами, вытер рот тыльной стороной обожженной, покрытой мазью ладони и продолжил.

— Мы оказались втянутыми в конфликт, который представляется тем более опасным, что мы не знаем, кто в действительности наш противник. Мне кажется, здесь одновременно действуют несколько групп, каждая из которых преследует свои интересы. Но эти преступники не уйдут от наказания. Если они попробуют скрыться в лесу, то превратятся для нас в легкую добычу. Поэтому они останутся в городе, как в тюрьме, которую сами для себя построили. И мы очистим город от этой мерзости. Когда придет время.

Макран кивнула. Ее примеру последовал и Пакиир.

— Я услышал тебя, Олмаат, — сказал он. — Прости меня.

— Мне не за что прощать тебя, брат мой. Все мы испытываем одни и те же чувства. Но мы должны действовать как единое целое, иначе мы погибнем.

У входа в Ултан возникла какая-то суматоха, и Катиетт подняла голову.

— Что там такое? — спросила она, уже испытывая чувство огромного облегчения. — Инисс все-таки не оставил нас.

В Ултан вошел Молчащий Жрец Серрин.

* * *

Гардарин был полностью разграблен. Взломаны сейфы с драгоценностями. Все без исключения лавки, магазины и фермы подверглись мародерским набегам. Продукты питания превратились в главную ценность, цены на них на черном рынке подскочили до небес, приводя временами к ожесточенным столкновениям.

Всякая видимость гармонии исчезла, словно утренний туман над морем с наступлением жаркого дня. Кланы, было объединившиеся против иниссулов, погрязли в междоусобной войне. Туали перенесли свою ненависть на биитан по причинам, которых не могла представить себе Пелин, за исключением, разве что, их относительно долгой жизни. На нее легла ответственность за город, разделенный на клановые гетто. Повсюду возводились баррикады. Административный вакуум быстро заполнялся законом толпы, проще говоря — самосудом. Эльфы с ошеломляющей быстротой скатились по ступеням эволюции, превратившись в диких животных. Теперь, с отменой закона Такаара, их, похоже, больше ничего не связывало. В большинстве кланов появились свои собственные жрецы.

Усиленные патрули Аль-Аринаар охраняли храмовую площадь, где царили воинственные настроения и где грозили повториться преступления двухдневной давности. ТайГетен и почти все иниссулы укрылись в Ултане, пытаясь понять, что им делать дальше. Все знали, что они там, но нападать на них никто не собирался.

Радовало то, что неизвестные корабли, по крайней мере, держались в отдалении от берега. Они, несомненно, ожидали какого-то сигнала, но Пелин не смогла выяснить, кто именно должен был его подать.

— Вот и хорошо, — пробормотала Пелин, небрежно перебирая официальные бумаги и записи в разгромленных конторских помещениях, находящихся за кулисами зала собраний Гардарина.

— Простите, что вы сказали?

— Просто мысли вслух, Метиан. Клянусь глазами Туала, какой беспорядок! Те, кто все тут разгромил, просто желали хаоса? Или преследовали какую-то конкретную цель?

— О да, — ответил Метиан, и лицо его помрачнело. — Адреса. Здесь хранятся все документы публичного характера. Или, точнее, хранились. Данные на управляющих высшего звена и чиновников всех кланов пропали, насколько мы можем судить. Я имею в виду, что до сих пор мы их не нашли. Похоже, именно эти записи и были изъяты, причем с большой тщательностью. Они да еще сведения о казначейских хранилищах. Так что теперь эльфы знают, где и что искать. Кое-кто изрядно погреет на этом руки.

— И что они будут делать со своим богатством? — осведомилась Пелин.

Метиан неопределенно кивнул головой в сторону моря.

— Заплатят наемникам с севера, например.

— А ты умеешь вселить оптимизм.

— Я старался.

Пелин взглянула на Метиана. Вокруг гвардейцы Аль-Аринаар, главным образом гиалане, перебирали бумаги и свитки пергамента, разбросанные по полу, пытаясь восстановить хотя бы некоторое подобие порядка. Метиан выглядел ужасно. Двое суток без сна и постоянная борьба за то, чтобы сохранить единство и боеспособность Аль-Аринаар в свете вспыхнувшей вражды, отняли у него последние силы.

— Спасибо за то, что поддерживаешь меня.

— А как может быть иначе.

В задней части Гардарина громко хлопнула дверь, и Пелин услыхала, как кто-то окликнул ее по имени. Она вздохнула, сознавая, что невероятная усталость отняла у нее еще капельку силы воли и уверенности в себе.

— Я здесь!

Вошел перепуганный гонец-сефанин. Лицо его было грязным, в потеках от пота, а руки были сбиты в кровь и перепачканы.

— Я только что из гавани. Там назревают большие неприятности, и, не исключено, беспорядки уже начались. Банды туали, биитан и орранов собрались у склада начальника порта. К ним присоединились иксийцы и аппосийцы. Внутри до сих пор лежит много всякого добра. Воины Аль-Аринаар встали между ними, но они, если захотят, легко сомнут нас.

Пелин кивнула.

— Хорошо. Метиан, ты останешься здесь. Продолжай разбирать бумаги. Если начнется заварушка, отступай. Возвращайся к театру или к казармам. По возможности не ввязывайся в драку. Я возьму с собой караул с центрального рынка. Готов бежать обратно, юный Якин?

Якин кивнул.

— Обстановка накаляется. В воздухе пахнет большим мятежом.

— Доверься мне, — сказала Пелин. — Мы справимся. Как-нибудь.

— Сейчас нам бы не помешали несколько ТайГетен.

— ТайГетен никому бы не помешали. Но сейчас мы одни, так что сожалеть об этом бессмысленно. Выстроимся в шеренгу и посмотрим, кто кого, хорошо?

Якин кивнул, и они вдвоем выбежали из Гардарина на враждебные улицы Исанденета.

Глава 16

Сражение — это чаще битва умов, а не мечей или луков.

Серрин выглядел так, словно решил прогуляться по лесу для поднятия настроения. Его выкрашенное белой краской лицо оставалось невозмутимым, зато в глазах светились тревога и беспокойство. Со всех сторон к нему бросились иниссулы, ища благословения и надеясь, что он даст им заодно и надежду. Он не отказал никому, возлагая руки на головы, плечи и приподнимая подбородки. При его приближении Катиетт встала, не позволив Олмаату сделать то же самое.

— Не делай глупостей, Олмаат. Думаю, он все поймет.

Катиетт развела руки и воздела к небесам. Выстроившиеся вокруг ТайГетен последовали ее примеру. Жрец Серрин ответил ей тем же. Он обнял ее и поцеловал в глаза и губы.

— Инисс да благословит тебя, Катиетт и твоих ТайГетен. — Он кивнул собравшимся в Ултане иниссулам. — Какую боль они испытывают. Все намного хуже, чем я опасался.

— Укрепи нас в молитве, а потом мы поговорим, — сказала Катиетт. — У меня нет для тебя добрых вестей, мой жрец. И ты странствуешь в одиночку.

— А вот мои новости не все настолько мрачные.

Серрин опустился на колени, положив ладонь одной руки на камень Ултана, а вторую обратил к небесам. Катиетт увидела, как иниссулы в точности повторили его движение, хотя очень немногие услышат слова этого спокойного и тихого эльфа, не умеющего говорить и совершенно не привыкшего к тому, чтобы возвышать голос.

— Инисс, повелитель всех богов и отец наш, услышь нас. Враги оскверняют нашу землю. Руки твоих детей губят души эльфов. Сделай так, чтобы Туал направил нашу длань, когда мы уничтожим наших врагов. Сделай так, чтобы Шорт раскрыл свои объятия всем тем невинным созданиям, что против своей воли предстали перед ним. Пусть наша вера не оставит тех, кто проявил слабость, и дарует им утешение. Пусть гнев и прощение, милосердие и месть правят нашими сердцами. Не дай нам ослабеть и пасть духом. Я, Серрин, прошу тебя об этом.

Жрец заглянул Катиетт в глаза, и она затрепетала от страсти, которую увидела в них.

— А теперь постушайте, — сказал он. — И я буду просить прощения у своего бога за те слова, что вынужден буду сказать.

— Инисс прощает всех, кто приносит себя в жертву ради имени его.

Серрин улыбнулся.

— Но это не уменьшит боль у меня в горле.

Услышав, как закашлялся Олмаат, Серрин перевел взгляд на него. Быстро подойдя к раненому эльфу, он возложил обе руки ему на грудь и разгладил мазь, покрывавшую его тело.

— Отдыхай, брат мой. Отпусти боль из своей души. Сдержи гнев. — Катиетт смотрела, как нахмурился Серрин, глядя прямо в глаза Олмаату, словно заглядывая ему в самую душу. — Ты тоже это видел, не так ли? То, что принесли с собой люди. И ты ощутил это на себе. Оставайся с нами. Ты нам нужен.

Глаза Олмаата увлажнились, и он схватил Серрина за запястье.

— Я не собираюсь никуда уходить. Я еще должен отомстить.

Серрин кивнул.

— Тем не менее в твоей душе должно жить и милосердие, брат мой.

— То, что я видел, оставляет для него мало места.

Серрин поцеловал Олмаата в глаза.

— Инисс да наставит тебя в делах твоих.

Молчащий Жрец встал и жестом подозвал к себе Катиетт. Взяв ее под локоть, он отвел ее в сторонку, так, чтобы остальные не могли их слышать. Катиетт нервничала. Были вещи, о которых Серрин еще не знал. Ужасные вещи. И еще она боялась неизбежных расспросов. А он, кажется, ощутил ее тревогу.

— Ауум все еще жив? — спросила она, надеясь хоть ненадолго отсрочить неизбежное.

Серрин отпустил ее локоть и вместо этого обнял за плечи.

— Ауума нелегко убить. И становится все сложнее с каждым прошедшим днем. — Он помолчал. — Джаринн мертв, правильно? Трудно представить, что они его пощадили.

Катиетт была ошеломлена. Остановившись, она взглянула в сторону Исанденета, над которым в вечернее небо вздымались все новые столбы дыма.

— Как ты узнал? — спросила она. — Да, люди, нанятые предателем-иниссулом, Хитууром, убили Джаринна. Пытаясь спасти его, Олмаат получил ожоги.

Серрин прикусил нижнюю губу.

— Хитуур? Измена на самом верху. Что я видел. Катиетт… Ауум был вынужден пролить кровь людей в Аринденете. Они применили в храме свою магию. Нас предала Силдаан. Она хочет добиться, чтобы всеми остальными эльфами правили иниссулы. Все поселения в лесу страшатся новой Войны Крови. Там уже почти умерла надежда.

Катиетт вытерла губы тыльной стороной руки.

— Силдаан. Вот никогда бы не подумала, что она связана с происходящим.

— Как я полагаю, Такаар был осужден?

— И его денонсация привела к вспышке ненависти в Исанденете. Храм Инисса был сожжен, и сотни эльфов погибли внутри. Члены всех остальных кланов убивают иниссулов без разбора. Мне пришлось привести их сюда, иначе жертв было бы намного больше. Неужели за всем этим действительно стоит Силдаан? В этом нет смысла. Она хочет власти, но при этом иниссулы погибают сотнями. Их останется слишком мало. Она сама преподносит туали власть на блюдечке.

Серрин покачал головой.

— Нити тянутся намного дальше самой Силдаан. Иначе и быть не может. В высшие эшелоны духовенства. Лориус мог, конечно, привести осуждение и порицание в движение, но он уж никак не хотел этого, я уверен.

— Конечно, нет. Он погиб вместе с Джаррином.

Серрин не сдержался и ахнул.

— И Лориус тоже? Это тяжелый удар. Туали наверняка окончательно потеряли разум. Кто выжил?

— Лориус и Джаринн — единственные, о ком нам точно известно, что они погибли. Мы полагаем, что остальные члены правительства живы, но об их местонахождении и планах нам известно слишком мало.

— Одни живут в страхе. Другие утешают своих подданных. Третьи плетут заговоры. Нам нужны имена. Все может оказаться далеко не так просто, как предательство одного иниссула.

— Но что мы можем сделать? — спросила Катиетт. — Если смотреть на вещи здраво. До начала беспорядков у нас насчитывалось всего сто семнадцать ТайГетен. Нас попросту ничтожно мало, а человеческая магия кажется очень сильной. Гвардия Аль-Аринаар занята сейчас собственными проблемами, им бы не распасться, не говоря уже о том, чтобы поддерживать порядок в Исанденете. Если кланы действительно разделятся, мы окажемся бессильны перед теми, кто пожелает взять власть в свои руки.

— Всегда есть надежда, Катиетт. Спаси тех иниссулов, что собрались здесь. Верь в то, что нельзя по-настоящему сломать гармонию. Она по-прежнему жива в душах эльфов, только скрыта. Мы еще можем восстановить мир. Но если только будем верить сами.

Катиетт пристально всматривалась в лицо Серрина. В его плане чего-то не хватало.

— А где Ауум, мой жрец?

— Ауум отправился на поиски Такаара.

* * *

Гавань бурлила. К тому времени, как Пелин добралась до склада начальника порта, там уже собрались представители семи разных кланов. Кое-кто прихватил с собой импровизированное оружие — багры, цепи и лопаты. Полагались на эти орудия труда, к которым привыкли от рождения.

Пелин видела, как смутьяны упражняются в площадной брани, неуклонно сокращая дистанцию. Толпа неуклонно теснила жиденькую шеренгу гвардейцев Аль-Аринаар, выстроившуюся перед складом. В центре расположились несколько сотен туали и биитан. Гиалане, сефане и орраны тоже присутствовали здесь, хотя и в меньшем количестве. Иксийцы и аппосийцы, сбившись в плотные группы человек по двадцать, напирали с флангов.

Воины Аль-Аринаар отступили, прикрывая здание. Пелин с разочарованием отметила, что они выстроились таким образом, чтобы свести к минимуму шансы скрестить оружие с представителями собственных кланов. Она не могла винить их за это, но такой поступок, независимо от того, был ли он преднамеренным или нет, многое говорил об умонастроениях ее гвардейцев.

Пока что между кланами сохранялась дистанция. Каждый хотел первым добраться до склада. Но дорогу преграждали гвардейцы Аль-Аринаар. Благо что бунтовщики из разных кланов еще не созрели для нанесения совместного удара. Но бреши между группами неуклонно сужались. Появление Пелин несколько поумерило их пыл.

С мужеством отчаяния перед входом в склад выстроилось сорок с небольшим Аль-Аринаар. Пелин поспешила вселить в своих воинов уверенность.

— Гвардейцы, я горжусь каждым из вас. Носите свои плащи с гордостью и помните о том, ради чего вы их надели. Мы призваны защитить гармонию ради всех эльфов. Я останусь с вами. Я не брошу вас и не предам. Я знаю, чего вы опасаетесь. Вы боитесь поразить кого-либо из членов вашего собственного клана. Я — туали, а они стоят перед нами. И, если придется, я буду сражаться с ними. А тот туали, кто нападет на меня, предаст и свой клан, и гармонию. А всем нам известно наказание за подобное преступление.

Пелин развернулась лицом к приближающейся толпе. Она знала, что не все услышат ее голос за воплями, скандированием, лязгом оружия и старинными песнями, которым было самое место только на уроке истории о мрачных страницах прошлого.

— Меня зовут Пелин. Я — архонт гвардии Аль-Аринаар. Передо мной и моими воинами, набранными изо всех кланов, Инисс поставил задачу защищать наших людей, города, здания и улицы. Мы охраняем каждый камень мостовой, оконное стекло, каждое бревно. И мы исполним свой долг. Остановитесь. Больше ни шагу вперед. Расходитесь по своим домам. Возвращайтесь к мирной жизни. Запасы, хранящиеся на этом складе, принадлежат городу и будут расходоваться по мере нужды.

Они не обратили на нее никакого внимания. Она знала, что так и будет.

— Мы будем убивать тех, кто попытается напасть. Я вас предупредила. Аль-Аринаар. К бою!

Мечи гвардейцев Аль-Аринаар, доселе опущенные вниз, взметнулись кверху. Каждый воин сделал шаг вперед, занимая выгодную позицию. Те, у кого были щиты, прикрылись ими, готовясь защищать себя и товарищей. Пелин прошлась вдоль жидкого строя, длина которого не превышала пятидесяти ярдов. Она негромко обратилась к своим воинам так, чтобы ее слышали только они.

— Никто из них не умеет сражаться. Помните о своей подготовке. Бейтесь за своих братьев и сестер. Ни один из тех, кто оказался сейчас перед вами, не может победить вас.

— А если они начнут драться между собой? — спросил кто-то.

— Не вмешивайтесь. Те из них, кто начнет убивать себе подобных, окажут нам большую услугу. Или вы хотите, чтобы кто-либо из них породил следующее поколение эльфов? Подумайте об этом и умерьте свое сочувствие.

Пустое пространство перед строем воинов Аль-Аринаар быстро сокращалось. Наступавшие в центре биитане и туали сблизились друг с другом вплотную, и оба клана попытались одновременно втиснуться в слишком узкое для них место. Явных лидеров, как и четкого строя, у них не было. Случилось неизбежное. В тылу наступающих оба клана соприкоснулись. Началась драка. В ход пошли кулаки и ноги. Они толкались и брыкались. Пока что без оружия.

— Спокойно, — крикнула своим воинам Пелин. — Оставайтесь на своих местах.

Наступление моментально захлебнулось. Головы повернулись в сторону схватки. Эльфы начали поворачивать обратно, и боевые порядки смешались окончательно, когда представители обоих кланов кинулись друг на друга.

— Стойте! — закричала Пелин. — Стойте!

На землю полетели первые тела. С дружным ревом туали и биитане вцепились друг другу в глотки. Пелин увидела, как багор врезался в чью-то голову и вверх фонтаном ударила кровь. Того, кто им орудовал, поглотила толпа разъяренных туали. В воздухе засверкали и опустились цепи, круша конечности. Ноги топтали тела, лежавшие в грязи на мостовой. Ногти впивались в лица. Кулаки взлетали кверху с зажатыми в них клочьями чужих волос. В сгущающихся сумерках блеснули лезвия ножей, и все скрылось за пеленой начавшегося дождя.

Но из-за общей свалки вынырнула группа эльфов. Они обошли сражающихся слева. Потом побежали. Справа их примеру последовали другие.

— Фланги, приготовиться к отражению атаки. Центр, удерживайте позицию. Смотрим вперед. Якин, за мной, — скомандовала Пелин.

Она побежала на правый фланг. Атакующие справа аппосийцы и иксийцы были хорошо вооружены и полны злобной ярости. Они двигались плотным, организованным строем, по десять человек в ряд, четырьмя шеренгами. Бойцы в передних рядах держали в руках мечи и топоры, а сзади виднелись заостренные палки и копья. Воины Аль-Аринаар развернулись им навстречу. Их приближение не вызвало трепета у гвардейцев. И не вынудило их попятиться.

Во дворе склада начальника порта эльфы скрестили клинки. Шеренга Аль-Аринаар прогнулась, но выдержала напор. Пелин побежала в центр обороны. Она буквально кожей чувствовала, с какой неохотой сражаются ее гвардейцы. Якин парировал прямой выпад, отведя меч напавшей на него iad в сторону. Та подставила ему бок, но он лишь оттолкнул ее плечом вместо того, чтобы выпустить кишки.

На дальнем фланге шеренги один из гвардейцев Аль-Аринаар принял на щит удар топора. И он тоже просто оттолкнул противника, тогда как удар мечом поверх щита мог бы запросто прикончить того.

— Убивайте их! — закричала Пелин. — Сражайтесь, а не играйте.

Она протиснулась вперед между двумя своими гвардейцами. Перед нею оказались сразу трое иксийцев. Один проигнорировал ее, атаковав ее напарника справа. А вот остальные двое тут же набросились на нее, занося над головами мечи. Пелин поднырнула под первый удар, а второй отразила, отведя клинок противника в сторону, после чего развернулась и ударила первого иксийца кулаком в лицо. Тот потерял равновесие и отлетел назад, нелепо размахивая руками.

Пелин выдернула свой клинок из зацепления с рукоятью меча своего врага, отчего тот раскрылся, и сделала то, что должна была сделать. Прямым ударом вонзила меч в горло смутьяну. Из перерубленной артерии фонтаном ударила кровь. Ula схватился обеими руками за шею и попытался закричать, но, не издав ни звука, рухнул ничком.

Пелин встретилась взглядом с iad, стоявшей позади него.

— Только дернись, и тебе конец, — крикнула она.

Архонт сделала выпад и вонзила свой меч в незащищенную грудь иксийки. Та в немом изумлении уставилась на нее. Пелин слышала, как взревела толпа вокруг. Ярость. Негодование. Она выдернула свой клинок.

— Я вас предупреждала! — закричала она. — Расходитесь!

Но дело зашло уже слишком далеко. Аппосийцы, объединившись с иксийцами, вновь рванулись вперед. И вот уже одному из гвардейцев Аль-Аринаар отрубили руку ударом топора. Еще одной воительнице пронзили грудь, и она упала лицом вперед, весом своего тела придавив нападавшего. То, что не смогли сделать слова Пелин, произошло само собой. Ярость боя мгновенно выплеснулась на поверхность. Третий из воинов Аль-Аринаар отразил выпад, направленный ему прямо в шею, и ответил ударом щита в лицо иксийцу. А потом вонзил ему меч в живот по самую рукоять.

Пелин уклонилась от удара с замахом от плеча, просвистевшего у нее над головой, и присела на корточки, а потом, как учила ее Катиетт, выбросила ногу, угодив в коленную чашечку аппосийца. Тот завалился набок, задев при этом своего товарища. Пелин выпрямилась, ударом кулака в лицо опрокинув его на землю, и вышла из боя. Отскочив к дверям склада, перед которыми образовалось небольшое пустое пространство, она окинула гавань взглядом.

Дерущиеся между собой биитане и туали врезались сзади в союзные кланы, атакующие гвардейцев Аль-Аринаар. Справа от нее аппосийцев с иксийцами попросту выкосили, как траву. А вот слева вышла заминка. Там, за рядами сражающихся, уже лежало около двадцати трупов в лужах крови.

— Якин! — Юноша подбежал к ней. — Открой эти двери. Нам нужно место, куда можно отступить. Быстрее!

Туали и биитане наконец-то обратили свои взоры на гвардейцев Аль-Аринаар. Сотням разъяренных эльфов противостояла жалкая кучка гвардейцев, численностью уступающая им в десять раз. Пелин вновь встала в центр шеренги. В воздух взвились сразу три багра. Заостренные концы впились в одежду и доспехи. Двоих воинов просто свалили с ног и утащили в ряды противника, где и принялись рвать зубами и ногтями. В образовавшуюся брешь хлынули туали.

— Отходим! — выкрикнула Пелин. — Отступаем к дверям.

К ней устремились враги. На мгновение она осталась одна. Ее атаковали сразу четверо, за которыми виднелись лица других, хотя ее уцелевшие воины изо всех сил старались заткнуть брешь, и им это почти удалось.

Пелин выхватила левой рукой кинжал и приняла боевую стойку. Выставив перед собой оба клинка, она слегка подалась вперед, чтобы увеличить зону поражения, одновременно сохраняя равновесие. В следующий миг на нее налетела четверка врагов. Ни у одного из них не оказалось клинка. Одна iad размахивала над головой цепью. Второй ula орудовал киркой, которая, судя по всему, была слишком тяжела для него. Он был еще очень молод, этот эльф, совсем еще мальчик.

Эльфийка раскрутила цепь над головой и нанесла удар. Пелин отпрыгнула назад, упершись спиной в бревенчатую стену склада. Она даже не заметила, когда успела оказаться так близко к нему. Цепь лязгнула о камни мостовой, высекая искры. Пелин оттолкнулась от стены и воткнула кинжал в живот юноше с киркой, оставив клинок в ране. Откуда-то справа ее к лицу метнулась чья-то рука. Пелин отшатнулась, чувствуя, как чужие ногти пробороздили ей щеку, задев нос.

Архонт отмахнулась мечом сверху вниз, чувствуя, как он скользнул по черепу туали, вспарывая его до кости. Вторая невооруженная эльфийка замялась, не решаясь напасть. Пелин выпрямилась. Девушка напротив явно растерялась и не знала, что делать. Пелин ударила ее ногой в живот, а потом огрела рукоятью меча по затылку, и та рухнула на камни, неестественно вывернув шею, как не бывает у живых.

Пелин повернулась к владельцу кирки. Юноша туали, не отрываясь, смотрел на рукоять кинжала, торчавшую у него из живота как раз под грудиной. Якин высвободил свой меч и взглянул на Пелин.

— Мы вместе учились в школе, — сказал он.

— Что ж, значит, он был плохим учеником.

— Двери открыты.

Пелин кивнула.

— Аль-Аринаар. Выходим из боя.

Шеренга воинов Аль-Аринаар качнулась вперед и тут же отступила, выиграв себе ярд пространства. Временный союз туали и биитан держался. Враги остановились, переводя дыхание.

— Все внутрь склада. Немедленно. Якин, двери.

Пелин с Якином откатили в сторону огромную одностворчатую дверь. Якин вбежал в проем, ожидая приказа закрыть дверь. Воины Аль-Аринаар бегом устремились внутрь. Последняя четверка вошла в склад, пятясь задом и отражая мечами напор наступающих врагов. Один из воинов споткнулся о порожек и упал. Оказавшиеся ближе всех биитанин и туали рванулись внутрь.

— Якин, закрывай.

Юноша изо всех сил налег на дверь, и та быстро заскользила по направляющим, но уперлась в тело раненой девушки из числа нападавших и остановилась, подавшись назад. Кто-то из воинов втащил ее внутрь. Якин закрыл дверь.

— Заприте ее. Намертво. Как угодно.

Якин всем телом налег на дверь, которая уже содрогалась от ударов снаружи, удерживая ее на месте, пока остальные возились с запорами. Кто-то добил раненого врага. Теперь можно было оглядеться и перевести дух, правда ненадолго.

— Мы задержали их, но скоро они ворвутся внутрь, — заметил Якин.

— В таком случае давайте найдем выход отсюда, — сказала Пелин.

— Если бы он существовал, они бы уже давно нашли его, — возразил один из ее воинов.

— Ты о них слишком хорошего мнения.

Пелин отвернулась от двери, которая содрогалась под тяжелыми ударами, обрушившимися на нее. Лезвия топоров уже прорубили деревянную преграду. А склад был огромен. Вдоль всех его стен тянулись стеллажи, убегая вдаль шестью рядами на добрую сотню ярдов. На них в строгом порядке лежали всевозможные припасы, какие только могли понадобиться городу. Начальник порта, сразу видно, отнесся к порученной ему работе со всей ответственностью.

Здесь можно было найти все, начиная от корабельных мачт, якорей, стальных тросов, полотнищ парусины и уже готовых парусов до горшков всех видов и размеров, тарелок, кружек и подносов, глиняных и оловянных, элементов конструкций водопроводных труб и сточных желобов, тележек, седел, хомутов, бочек, обручей, замков, ключей, медикаментов… Между рядами полок и стеллажей можно было заблудиться и бродить целую вечность, ища выхода.

Но самое главное и лакомое богатство размещалось на полках справа, над сетями, чтобы до него не могли добраться крысы и мыши. Целые тонны его. Продовольствие. Сушеное, соленое и консервированное. По большей части, это было мясо, фрукты, зерно и рис. Бесчисленные бочки вина и спирта. Бесконечные ряды горшков с высушенными травами. Неприкосновенный запас на самый крайний случай, чтобы город смог пережить самые тяжелые времена. Вот как сейчас, например.

Пелин во все глаза смотрела на продовольствие, оценивая масштаб своего провала. У нее было слишком мало гвардейцев, чтобы сберечь хотя бы неприкосновенный запас. Запас, который, как они полагали, сгорел в первые же часы после отречения и который обрел жизненно важное значение теперь, в свете надвигающихся трудностей. А ведь она израсходовала почти весь свой запас сил, энергии и времени на защиту храма Инисса. Еще одна неудача.

Деревянные двери начали рассыпаться. Люди Пелин подались в стороны, изготовившись для боя и нервно сжимая рукояти мечей. Те, кого они защищали еще вчера, сегодня были готовы разорвать их на куски. Как такое могло случиться? Пелин покачала головой. На самом деле ее гвардия была всего лишь военизированной охраной, и главари мятежа прекрасно знали об этом. Как знали и то, как поведут себя ТайГетен, если жизнь иниссулов окажется под угрозой.

Высоко над головой, в крыше, опирающейся на массивные балки, виднелись несколько световых люков. Пелин ткнула в них пальцем.

— Несите веревки. Лезем наверх. Наш выход отсюда сам к нам не спустится.

Глава 17

Терпение выиграло больше битв, чем мужество и сила, вместе взятые.

От неожиданности Катиетт едва не лишилась чувств. Она почувствовала, как по телу прокатилась волна жара, взорвавшись где-то под ложечкой. Ступни словно загорелись, кончики пальцев закололо, и у нее перехватило дыхание. Она никак не ожидала услышать из уст жреца что-либо подобное.

— Что за ерунду ты несешь? — выдавила она наконец.

Она не знала, прыгать ли ей от восторга или негодовать. Не понимала, какие чувства испытывает. Но, как бы там ни было, сердце у нее учащенно забилось, а в висках зашумела кровь. Такаар. При мысли о том, что она может вновь увидеть его, по телу ее пробежала дрожь. Перед ее внутренним взором возникло его лицо, настолько живое и близкое, чтобы она могла коснуться его рукой.

— Это — шанс, который мы не можем упустить.

— Кто принял такое решение?

— В лесу не проводят совещаний, — ровным голосом отозвался Серрин.

Катиетт тряхнула головой, пытаясь прогнать шум в ушах и туман перед глазами.

— Ты с Ауумом пошел на такой огромный риск ради всех нас?

— Ауум выполняет мой приказ.

— Как он найдет Такаара, если предположить, что тот еще жив?

Серрин улыбнулся с едва заметной ноткой самодовольства.

— Такаар разговаривал со жрецами перед тем, как отправиться в добровольную ссылку.

Катиетт кивнула.

— Понятно.

— Я уверен, что тебе ничего не понятно.

— Оставь свой покровительственный тон! — вспылила она.

— Прошу прощения, Катиетт. Я не хотел обидеть тебя.

Катиетт вздохнула.

— Я тоже, мой жрец. Признаться, ты застал меня врасплох.

— Не часто мне удается проделать такое с ТайГетен, особенно с их лидером.

— Я просто не понимаю, какой от этого может быть толк.

— Ты сама сказала, что не видишь способа восстановить гармонию, если кланы отдалятся друг от друга. Вот я и предлагаю тебе его.

Катиетт фыркнула.

— Думаешь, его примут с распростертыми объятиями? Ты отстал от жизни, Серрин. Я даже не уверена, что его примут все ТайГетен, а население Калайуса — точно нет. Большинство из них родились уже здесь и потому не знают, каким влиянием и харизмой он обладал когда-то. А те, кто помнит, ненавидят его за то, сколько жизней он принес в жертву. Так что Ауум лишь напрасно теряет время.

— Мне очень жаль, что ты так к этому относишься. А еще я думаю, что ты ошибаешься.

— Что ж, поживем-увидим. И все-таки, на что именно ты рассчитываешь? Или ты хочешь провести его церемониальным маршем по улицам Исанденета в сопровождении почетного караула ТайГетен и тех Аль-Аринаар, кто доживет до этого дня? Или, быть может, ты надеешься, что он возглавит армию, которая сметет вторгшихся людей и их магию с нашей земли? Что ж, нам осталось только собрать армию. Всего-то.

Серрин собрался было что-то возразить, но потом передумал.

— Я думал, ты будешь рада, — вместо этого сказал он. — Уж кто-кто, а ты особенно.

Катиетт едва не рассмеялась, но ей не хотелось оскорблять Серрина еще сильнее.

— Такаар в буквальном смысле сбежал из моей жизни десять лет назад, жрец Серрин. Я провела эти десять лет, пытаясь привыкнуть к мысли, что больше никогда не увижу его и что ula, которому я присягнула на верность, и которого беззаветно любила, предал всю нашу расу. И совсем недавно я убедила себя, что надо двигаться дальше, что пора задуматься о союзе с другим. Обязательно членом клана Инисса, потому что мой ребенок должен иметь возможность присоединиться к ТайГетен.

— Я пребывала в смятении и растерянности, жрец Серрин. Я гордилась тем, чего достиг Такаар, и ненавидела его, потому что именно его трусость привела к тому, с чем мы сейчас имеем дело. А теперь еще и это. Ты хочешь вернуть его обратно. Рискуя показаться совершенным безумцем, ты хочешь вернуть эльфа, который провел десять лет в ссылке, чтобы он спас всех нас. У тебя ничего не получится. Это просто невозможно.

— Невозможно или ты этого не хочешь?

— Твое замечание неуместно.

Серрин вновь окинул ее внимательным взглядом, но на сей раз в его глазах просьбы о прощении не было.

— Мы должны испробовать все доступные средства. Мне необязательно самому видеть улицы Исанденета, чтобы понять, насколько отчаянным стало положение. Я достаточно хорошо знаю природу эльфов, чтобы представить себе глубину низости, до которой могут опуститься некоторые.

— Могут? Некоторые уже на дне.

— Изнасилование покажется нам цветочками, если мы не сумеем переломить ситуацию. У меня нет никакого желания вновь изведать то, что я однажды пережил на Хаусолисе.

Было так легко забыть, сколько в действительности Серрину лет. У него было настолько молодое лицо. И он так свободно чувствовал себя в лесу.

— Я сделаю все, что смогу.

— В этом никто и никогда не сомневался, Катиетт.

— Итак, что дальше? Теперь остальные будут взирать на тебя с надеждой, видя в тебе лидера.

— Мысль об этом повергает меня в смущение, — заявил Серрин. — Но я постараюсь сделать все, что в моих силах. Мы должны исполнить то, о чем договорились. Обеспечить безопасность иниссулов и привести Такаара в город.

— Я приведу его, — вызвалась Катиетт. — В конце концов, он — мой архонт. Это — моя обязанность.

— Только не в этот раз. Пойду я. Я обещал Аууму. Не волнуйся. Все у нас получится.

Серрин поцеловал Катиетт в глаза и быстро покинул Ултан. Катиетт смотрела ему вслед, спрашивая себя, как, ради всего святого, сообщит принесенные им новости своим людям. И размышляя над тем, а действительно ли ее разговор с Серрином имел место.

* * *

Дверь в склад распахнулась, и внутрь хлынули эльфы. Толпа заполнила огромное помещение. Пелин почти пожалела их. Туали и биитане все еще дрались друг с другом, хотя представители обоих кланов оказались среди таких сокровищ, которые помогут им продержаться, по крайней мере, еще сотню дней.

Уцелевшие восемнадцать воинов Аль-Аринаар действовали быстро. Размотав корабельные канаты, они поднялись на крышу склада, уничтожив ведущие наверх лестницы. Здесь они были почти в полной безопасности. Во всяком случае, по сравнению с большей частью Исанденета.

— Вы только посмотрите на них, — сказала Пелин.

— Подумать только, что будет твориться, когда продовольствие полностью закончится, — заметил Якин.

— Конфликт столько не продлится. А если даже и так, то ТайГетен будут поджидать их на опушке леса. — Мысль об этом привела Пелин в содрогание. — Ладно, пора возвращаться к «жуку». Метиан был прав. Мы должны собрать всех наших людей. Точнее, то, что от них осталось.

Над головами мятежников были распахнуты створки двух световых люков, а с балок потолочного перекрытия в дальнем конце склада до самой земли опускались канаты. Даже когда Пелин приостановилась, чтобы плюнуть вниз, никто из эльфов не поднял голову, чтобы взглянуть вверх. Они так увлеклись дележом добычи и своей ненавистью друг к другу, что даже не дали себе труда задуматься над тем, куда подевался их общий враг.

Уже пройдя полпути к «жуку», она все еще слышала их. Пелин бежала почти всю дорогу от порта и перешла на шаг только тогда, когда они достигли первых лавок и площади одного из небольших продуктовых рынков. Отсюда до Гардарина было уже совсем недалеко, и она сбавила темп, прислушиваясь к звукам просыпающегося города.

Пошел дождь, но он был слепым и воспринимался скорее как утренний туман, который принес с собой на берег легкий морской ветерок. При мысли об этом она вдруг вспомнила о парусах, маячивших на горизонте всего в сутках или двух пути от гавани. Кем бы они ни были, но если намеревались захватить или разграбить город, то организованного сопротивления им опасаться не пришлось бы. Они бы не могли выбрать более подходящего времени для своего прибытия, даже если были бы…

Пелин вновь сорвалась на бег.

— Быстрее! Аль-Аринаар, за мной.

Она со всех ног припустила через площадь, вниз по Сейлмейкерз-Роу и по пустынному Парку Обновления, в котором до сих пор чадили несколько пожаров, несмотря на дождь, который к этому моменту усилился. Промчавшись по улице Биитс-Крещент, она выскочила на южную площадь. Гардарин по-прежнему стоял с распахнутыми настежь дверями и окнами, а ее люди несли вокруг него стражу.

— Да благословит нас Инисс, хоть здесь мы не опоздали.

Рядом с нею пристроился Якин.

— Архонт Пелин?

— Не сейчас, Якин. Я кое-что придумала. Мы можем выиграть эту войну. Действительно можем. Все за мной. Идемте внутрь, послушаете, что я вам скажу. Быстрее.

Пелин взбежала по ступенькам, ведущим ко входной двери. Пройдя через зал собраний, она взошла на сцену, торопясь в служебные помещения. Ее воины следовали за нею по пятам. По пути она заглядывала в каждую комнату, мимо которой проходила, остановившись наконец в центральном архивном хранилище, где Метиан и еще трое гиалан Аль-Аринаар разбирали море бумаг, разбросанных по полу. Стараниями ветерана в комнате уже наблюдалось некое подобие порядка. Он поднял голову, удивленный ее неожиданным появлением.

— Пелин? Полагаю, склад захвачен.

— Да, но они будут грызть другдругу глотки из-за его содержимого до самого вечера.

— Шорт их всех забери, — с чувством выразился Метиан. Он взглянул на лица воинов, столпившихся позади нее. — Привела мне помощников?

— Нет, — ответила она и вошла в комнату, остановившись в самом центре и поворачиваясь лицом к собравшимся. — Выслушайте меня внимательно и передайте мои слова всем Аль-Аринаар, что еще остаются на своих постах в городе. Я хочу, чтобы ровно через час все собрались в казармах учебной базы. Если только они не умерли или при смерти, передайте им мой приказ: прибыть туда обязательно. Если их вера поколебалась, попросите их прийти, и я скажу им, как мы сможем восстановить мир и порядок в нашем городе.

— А теперь слушайте. По всей видимости, у нас мало времени. В гавань направляются с дюжину кораблей. Завтра перед рассветом они подойдут к пристани. Кто бы ни оказался на борту, они приплыли сюда сражаться. Захватить город. Но подумайте вот о чем. Их появление не случайно. Им точно подсказали, когда нужно появиться здесь, а так случиться могло только потому, что кто-то отсюда, из Исанденета, послал им весточку. Готова поставить свое жалованье за сто дней, что они стояли на якоре не далее чем в двух сутках пути отсюда. Скорее всего, в Казолеанском устье.

— Не понимаю, чем это может помочь, — признался Якин. — Двенадцать кораблей с войсками на борту. Если потесниться, то на каждом судне поместится до пятисот человек. Этого больше чем достаточно, чтобы овладеть городом. У нас и половины такого количества воинов не наберется.

Метиан прижал палец к губам.

— Ш-ш, тише, юноша. Корабли — только одна сторона монеты.

Пелин улыбнулась.

— Метиан прав. А ты задал хороший вопрос, Якин. Продолжай думать, и тогда сможешь пережить нынешний кризис. Пять сотен, говоришь? С таким же успехом там легко может оказаться и семьсот человек. И они могут привезти с собой ту магию, что убила Джаринна и Лориуса, а бедного Олмаата сделала калекой.

— Но этот город очень разросся, к тому же сейчас он пребывает в хаосе. Чтобы запугать и подчинить себе его население, они должны располагать сведениями о том, где размещаются кланы, какие ключевые районы необходимо захватить и каковы могут быть наши ответные действия. Руководить ими почти наверняка должны люди, которые сейчас находятся здесь. Больше ни у кого нет информации должного уровня, достаточного для захвата города.

— Ну, и что же нам делать? — осведомился Якин.

Пелин коротко рассмеялась.

— Этак скоро окружающие поверят в то, что я заранее договорилась с тобой, какие вопросы задавать, молодой ula. Мы сделаем две вещи одновременно. Мы найдем тех, кто крысятничает в Исанденете против нас. Причем мы будем искать не подстрекателей в толпе. Нужно смотреть шире. Хитуур — один из предателей, но должны быть и другие. Уничтожив их, мы нанесем врагу сокрушительный удар. А во-вторых, мы посеем семя страха среди кланов. Нужно рассказать им о том, что их ждет, и пусть это сделают те, кого они еще готовы слушать. Пусть они узнают и о грузе, который привезли эти корабли. Не о настоящем грузе, разумеется. Думается, мы вполне можем позволить себе безобидные выдумки.

— Расскажите обо всем гвардейцам Аль-Аринаар в городе. Приведите их на общий сбор. Мы в силах осуществить то, что задумали. Верьте в это, как верю я. Решите между собой, в какой район пойдет каждый из вас. И будьте осторожны. А теперь ступайте.

Пелин положила руку Метиану на плечо, а другую подняла, не давая Якину выбежать вслед за своими братьями и сестрами.

— Вы оба нужны мне сейчас в казармах. Мы должны будем обсудить кое-что перед общим сбором.

Якин покраснел до корней волос.

— Мой архонт Пелин, я…

— Метиан может умереть. Я могу умереть. Ты тоже мне нужен. Может, ты и молод, но они тебя послушают. Они тебя уважают. Отнесись к этому, как к уроку для последующего повышения по службе. И перестань делать вид, будто безмерно удивлен. Ты прекрасно знаешь себе цену.

Они втроем вновь вышли на храмовую площадь. Со всех сторон до них доносился шум толпы. Как обычно, на горизонте стояли столбы дыма от пожаров. Раздавались звуки бьющейся глиняной посуды и лязг металла. Улюлюканье и вопли эхом отражались от высоких стен. Общество рухнуло так быстро, что трудно было поверить, насколько оно оказалось хрупким и недолговечным.

— Пелин, смотри.

Метиан показывал на площадь перед храмом. Пелин взглянула в ту сторону, боясь вновь увидеть языки пламени, но вместо этого ее взору предстали четыре столба синего дыма, протянувшиеся к небесам, которые уже развеивали дождь и ветер. Она хрипло рассмеялась.

— Ну, вот и наступил заключительный этап плана, — сказала она.

— Ты думаешь? — осведомился Метиан.

— Когда мы прогоним обратно эти корабли и захватим или убьем всех предателей, народу Исанденета понадобится авторитетная и уважаемая власть. Сдается мне, что Ллирон, наша благословенная Верховная жрица Шорта, только что выдвинула свою кандидатуру на эту должность. Если поспешим, то у нас еще будет время ввести ее в курс дела перед общим сбором. Идемте.

Глава 18

Никогда нельзя обдумывать боевые действия слишком долго.

Храм Шорта оставался единственным зданием на площади, не понесшим никакого урона, хотя дым от сожженного святилища Инисса запятнал его стены. Шорт лишь стал выглядеть от этого еще величественнее, вздымаясь на окружающем его пепелище.

Пелин быстрым шагом пересекла площадь, расталкивая кучки эльфов, собравшиеся перед храмом Шорта. Храм был выстроен по образу и подобию самого Шорта, лежащего ничком, и поднимался на высоту сорока футов от уровня площади. Главный вход был устроен в центре головы, и попасть в него можно было, пройдя по окруженной колоннадой дорожке, проложенной по утопленным[17] нижним садам. Беломраморные ступени вели к огромным резным дубовым дверям, перед которыми, выстроившись двумя рядами, горели сорок факелов. У самых дверей стоял квартет Сенсерии, Стражей Шорта в низко надвинутых на лица капюшонах.

Одетые в простые серые накидки, они олицетворяли собой добрых пастухов душ эльфов, чьи лица всегда оставались бесстрастными и невыразительными, дабы скрыть вечную скорбь, которую вызывала у них порученная им неблагодарная задача. Все они держали в руках посохи, увенчанные лезвиями, нечто вроде алебард, на древнем языке называвшиеся «икари». В старинных летописях говорилось о том, что этими посохами пастухи отрубали головы арахам, которые похищали души эльфов.

Икари были, в первую очередь, церемониальным оружием, но любой, кому хоть однажды доводилось наблюдать ритуальную схватку Сенсерии, знал об их возможностях. Например, Катиетт считала, что Сенсерии, которые были эльфами, рожденными от смешанных браков, намного более опасны, чем ТайГетен. К сожалению, их было крайне мало, и на каждом празднике священных текстов их число никогда не превышало пятнадцати человек.

Пелин по мосту пересекла ров с водой и кивнула Сенсерии, которые разошлись в стороны, чтобы дать ей пройти. Архонт почувствовала, как в душе у нее затеплилась надежда. Здесь все было знакомо, здесь ей были рады. Она позволила себе чуточку расслабиться. Как обычно, жрецы Шорта занимались своими делами. По-другому и быть не могло, учитывая, сколько душ нуждалось в помощи, молитве и утешении перед тем, как отправиться в чертоги предков.

Центральное место в величественном зале храма занимал роскошный, находящийся на возвышении алтарь и лестница к трону Верховной жрицы. Алтарь был вырублен из цельной глыбы узорчатого серого мрамора и представлял собой цилиндр более двенадцати футов в диаметре, украшенный по бокам резными узорами в виде сплетенных рук, покоящийся на очищенной от коры колоде массивного баньяна. Поверхность ее была исписана изречениями мертвых, которые жрецы зачитывали нараспев в праздничные дни, а подняться на нее можно было по четырем массивным деревянным ступеням, до блеска отполированным ногами верующих за многие века.

С обратной стороны алтаря крутая лестница высотой в двадцать футов вела к деревянному трону Верховной жрицы, который, в свою очередь, украшала резьба в виде переплетенных конечностей и лиц умерших. Именно отсюда Верховная жрица первой затягивала песнопения, открывавшие дорогу в объятия Шорта. Ее глаза последними провожали душу в путь, когда та вырывалась из оков земной жизни.

Трое воинов Аль-Аринаар склонили головы перед алтарем и стали ждать, пока к ним подойдет служитель.

— Пелин. Твое появление — большая честь для нас.

Пелин обернулась к высокой худой фигуре в темно-серой накидке с надвинутым на лицо капюшоном. Служитель протянул ей обе руки, и Пелин пожала их.

— Это вы оказываете нам благоволение, Телиан, — отозвалась Пелин. — А еще я рада тому, что ты жив и невредим. Многим повезло куда меньше.

Лицо Телиана помрачнело.

— Мы эвакуировали всех в Чертоги Возвращения, но сами там остаться не могли. Мы нужны здесь. Сейчас как никогда. Поэтому все мы вернулись обратно. И Ллирон тоже. Столбы дыма будут подниматься до тех пор, пока беспорядки не прекратятся. Эльфы должны знать, что они могут прийти к нам, когда с кем-либо из их близких случится несчастье.

— Величие Шорта остается неизменным, но ты можешь послать за нами, если вы решите, что нуждаетесь в большей безопасности.

Телиан выпустил руки Пелин и улыбнулся.

— Подозреваю, что ты держишься из последних сил. Все пятнадцать жрецов сейчас в сборе. Итак, что мы можем для тебя сделать? Чьи-то души нуждаются в утешении перед тем, как отправиться в объятия Шорта?

— Я прошу аудиенции Ллирон. Если она примет нас, мы сможем приблизить развязку кризиса. И вновь объединить кланы под рукой представителя власти, который пользуется всеобщим уважением. Под властью Ллирон, ведь других почти не осталось.

Телиан на мгновение заколебался.

— Ллирон обычно дает личные аудиенции только в дни великих праздников.

Пелин всплеснула руками.

— Ты знаешь, что я могу ответить на это. Телиан, я должна поговорить с нею. Город гибнет. Но еще есть шанс восстановить должный порядок. Она наверняка захочет выслушать меня.

Телиан улыбнулся.

— Я в этом уверен. Следуйте за мной. Я не могу гарантировать тебе аудиенцию, но я сделаю все, что смогу. Если, конечно, ты уверена, что желаешь именно этого.

— Разумеется, — ответила Пелин, сбитая с толку. — Почему я должна желать чего-то иного?

— В настоящее время уверенность — это все. Помни об этом.

Пелин предпочла не отвечать. Она попросту не знала, как следует реагировать на подобное замечание. Оно показалось ей чуть ли не бессмысленным. Вместо этого она жестом предложила Телиану показывать дорогу. Жрец Шорта обошел алтарь справа, приостановился у подножия трона, чтобы отвесить поклон, и направился в правое крыло храма.

Здесь жили и работали жрецы и гости храма, когда их присутствие не требовалось в зале. Они составляли лекарства от стольких болезней, сколько не могло привидеться Пелин и в страшном сне, разрабатывали новые методы хирургических операций и, разумеется, корпели над священными текстами и службами, призванными облегчить путешествие душ в объятия Шорта.

Парадокс ревнителей и почитателей Шорта заключался в том, что, хотя главной их обязанностью было приходить на помощь мертвым и утешать скорбящих, все они до единого искренне желали продлить жизнь. Ллирон однажды пошутила, что делает все для того, чтобы остаться без работы. Она была единственным представителем клана Инисса в ордене, став, ко всеобщему удивлению, преемницей биитанина, занимавшего эту должность до нее и скончавшегося четыре года назад. О ее возвышении Джаринн знал, хотя и не подозревал о возвеличивании многих других, что и вызвало такое негодование Лориуса.

Телиан провел их мимо выкрашенных в светлый цвет стен, увешанных гобеленами с изображением многочисленных ликов славы Шорта, умиротворения и красоты смерти и роскошных чертогов предков. Правый же придел храма выглядел куда как скромнее. Работа Шорта требовала сосредоточенности и не терпела того, что отвлекает внимание. Бревенчатые и каменные стены выглядели голыми, а двери в кельи, покои, архивные комнаты и лаборатории являли собой самые обычные деревянные створки, обитые железом.

В храме царила атмосфера прохлады и тишины. В этом крыле Пелин прежде бывать не доводилось, она посещала лишь левое ответвление, куда приносили тела для благословения и переодевания для путешествия в чертоги. Сегодня Залы Безмолвия будут полны, как никогда.

Телиан подвел их к двери едва ли не в самом конце крыла. Дальше располагался лишь выход на площадь.

— Ждите здесь.

Телиан отворил дверь, на которой красовался символ Шорта — обнимающие руки, вошел внутрь и плотно прикрыл ее за собой. Каким бы ни был результат разговора, он не затянулся. Дверь отворилась, и Телиан жестом пригласил их войти, после чего закрыл ее снаружи, оставив троих воинов Аль-Аринаар наедине с Ллирон, Верховной жрицей Шорта.

Ллирон сидела за широким дубовым столом, до краев заваленным свитками пергамента, книгами и текстами писаний. Держа в руке увеличительное стекло, она внимательно рассматривала отрывок, написанный изящным почерком, но выцветшими чернилами.

— Какая восхитительная работа, — заметила она. — Вы должны обязательно ознакомиться с этим текстом. Я уверена, что перед тем, как покинуть храм, у вас найдется много времени для этого.

Она подняла голову и одарила их широкой улыбкой, от которой глаза ее засверкали, а в холодной и по-спартански обставленной комнате стало теплее. Для иниссула Ллирон обладала необычайно высоким ростом и мягкими чертами лица, которые редко встречались у представителей ее клана. Уши у нее были крошечными и плотно прижатыми к голове, нос — тонким и длинным, а глаза — не слишком раскосыми. Она была красива холодной, сдержанной красотой. Воплощенным идеалом художника, представляющим два лица Шорта.

Подавая пример Метиан и страшно нервничающему Якину, Пелин раскинула руки и склонила голову, а потом заговорила, глядя на выцветший ковер у себя под ногами.

— Я польщена и благодарна вам за честь, которую вы оказываете нам, согласившись принять нас, — прошептала она.

— Перестань, Пелин, сейчас не самое подходящее время для соблюдения церемоний. Воины Аль-Аринаар пользуются здесь заслуженным уважением. Обращаясь ко мне, ты можешь смотреть мне в лицо. Всегда.

Пелин подняла голову. Ллирон вышла из-за стола, краем своей простой белой накидки задев его угол, отчего с покрытой оспинами и царапинами поверхности взлетели несколько бумаг.

— Благодарю вас, — сказала она.

— Говори, дитя Туала. Расскажи мне о своих планах.

Пелин сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и не сбиться на бессвязную скороговорку.

— У нас еще есть возможность остановить конфликт до того, как ущерб, нанесенный гармонии, станет необратимым. К нам направляется чужой флот. Я уверена, что его встретят предатели, которые сейчас укрываются здесь, в этом городе. Я намерена остановить их. Найти и убить. Нам известно, что Хитуур — один из них, и мы установим остальных, если вы поможете нам.

— Возвысьте свой голос. Кланы прислушаются к вам и сделают так, как вы скажете. Вы можете заставить языки развязаться. Указать пальцем на виновного. Если они сделают это, я тоже смогу. Даже с теми немногими Аль-Аринаар, что у меня еще остались, я сделаю свое дело. Вы согласны помочь мне? Помочь всем нам?

Ллирон наклонила голову.

— Ты пришла ко мне в роли спасителя Исанденета. Но Исанденет не хочет, чтобы его спасали. Как и все население нашего великого народа. Спасение уже вокруг нас.

Пелин оглянулась на Метиана, словно для того, чтобы удостовериться, что она расслышала слова Ллирон правильно. Метиан беззвучно шевелил губами, как делал всегда, когда был смущен и растерян.

— Ничего не понимаю. Кланы распадаются. Они просто рвут друг друга на куски. Иногда — в буквальном смысле. Они уже убили всех иниссулов, кого не успели спасти ТайГетен. Простите меня, но это — не спасение, а бойня.

Улыбка на губах Ллирон увяла.

— В глубине души каждый эльф до сих пор остается первобытным стадным животным. Это живет в его крови, определяя нормы его поведения и желания. Он лишь весьма смутно представляет себе необходимость создания справедливого и уравновешенного общества или проявления терпимости к остальным.

Сердце замерло у Пелин в груди, и она похолодела. Стоявший рядом с нею Метиан напрягся и застыл, словно изваяние. Якин вообще старался не дышать. Ллирон продолжала.

— Нельзя накрыть деревянным настилом жерло действующего вулкана. Тысячелетний эксперимент Такаара провалился. Среди нас есть те, кто горячо молился о том, чтобы этот день наступил поскорее. День, когда все кланы обратятся против него. И вот это случилось. Эльфы проголосовали словами и действиями. Им не нужна близость к другим кланам. Межклановые союзы вызывают у них чувство омерзения. Только Шорт может спасти тех, кто рожден в этом греховном разврате. Народу нужен порядок. Авторитетная власть, а не пустая болтовня в «жуке». Люди желают восстановления старого порядка. Такого, какой существовал до начала Войн Крови. Такого, какой существовал в те времена, когда мы наслаждались самым долгим периодом мира в своей истории. Войдите.

Пелин оглянулась на дверь. Та отворилась, и вошел Телиан в сопровождении троих Сенсерии, за которыми следовали Силдаан, жрица-толкователь священных текстов, Хитуур и шестеро людей. Кое-кто из последних был в доспехах. Остальные предпочли обойтись без них.

Пелин почувствовала, как жаркая волна ненависти захлестнула ее. Она вырвала из ножен свой короткий клинок и бросилась на Хитуура.

— Предатель! Ты убил моего жреца. Ублюдок!

Пелин действовала стремительно. Хитуур стоял впереди шестерых людей и был уязвим, почти обречен. Пелин упала на пол и заскользила по нему, как учила ее Катиетт, выставив перед собой меч. Ее ноги врезались в его лодыжки, и Хитуур грохнулся на пол. Пелин одним прыжком выпрямилась, отводя руку с мечом назад для удара.

У каждого из людей было оружие, но Пелин не думала о том, что ее могут убить. В конце концов, она находилась в том самом месте, которое было нужно ее душе, чтобы уйти к предкам. Но тут тупой конец икари ударил ее под колени, подсек и дернул кверху. Пелин почувствовала, что падает на пол спиной вперед. Второй посох ударил ее в грудь, ускоряя падение. Она тяжело рухнула на пол, и от удара воздух улетучился у нее из легких. И прежде чем она успела сделать вдох, лезвия всех трех икари уперлись ей в горло.

— Прекратить! — разорвал тишину властный голос Ллирон. — Сенсерии, отставить. Еще никто из эльфов не был убит в этом храме. Солдаты, спрячьте мечи в ножны. Ваши действия можно расценить только как святотатство. Встань, Пелин. Ты вела себя глупо.

Пелин в бешенстве вскочила на ноги и стремительно развернулась к Ллирон.

— Он убил моего Лориуса. Он убил вашего Джаринна. Как вы можете стоять рядом с ним?

— Он выполнял мой приказ, — невозмутимо ответила Ллирон. — Чей же еще, по-твоему?

— Ваш? — ошеломленно переспросила Пелин, глядя, как двое стражников Сенсерии встают по бокам Ллирон. — Значит, я искала вас.

— Ну, разумеется, — сердито бросила Ллирон. — Кто еще может возглавить эльфов теперь, после смерти Джаринна и Лориуса? Верховный жрец Шорта всегда был правителем эльфов. И он всегда был иниссулом, до тех пор, пока не вмешался Такаар. Только в стенах храма Шорта все кланы могут рассчитывать на равноправие. Только Верховный жрец ордена может справедливо управлять теми, чьи души проходят через его руки. И только иниссулы обладают достаточно острым умом и силой крови, чтобы обеспечить должный уровень процветания для каждого клана.

Ноги у Пелин подкосились. Подобные слова следовало навеки похоронить в прошлом и использовать только в качестве примера того, насколько несправедливой и неправедной была раньше жизнь большинства эльфов. Она стояла рядом со своими братьями, гиаланином и сефаном. Она боялась за них так, как должна была теперь бояться и за себя.

— Всю свою жизнь вы проповедовали гармонию, — сказала Пелин. — Почему же сейчас вы обратились против нее?

— Всю мою жизнь? Едва ли. Мне приходилось лишь шевелить губами и притворяться, пока Джаринн продолжал проповедовать свои ущербные истины. — Жрица перенесла внимание на Метиана и Якина. — Вы двое. Что вы стоите с открытыми ртами, словно голодные пираньи в поисках пищи? Вам нечего сказать в поддержку своей начальницы?

— Что теперь будет с нами? Или с Аль-Аринаар? — осведомился Якин на удивление спокойным голосом.

— Не бойся, — ответила Ллирон. — Гвардия Аль-Аринаар — пожалуй, самое лучшее и величайшее из всех творений Такаара. Сила, составленная из представителей всех кланов, обученная действовать, как единое целое. Превосходное вооруженное формирование для защиты Шорта, разве нет? Во всяком случае, на мой взгляд. Очень жаль, что ТайГетен при этом не будут играть никакой роли, но ты сама понимаешь, что это только изрядно усложнило бы дело.

— А если мы откажемся? — осведомился Метиан.

Тон Ллирон остался ровным и спокойным.

— Разумеется, выбор остается за вами. Но, завернутых в свои накидки, вас бросят к ногам тех, кто проявит куда меньше милосердия и жалости к плодам неудач Такаара, нежели я.

— Вам придется убить нас всех. К вам не пожелает присоединиться никто, — заявила Пелин.

— Не будь такой наивной. Многие уже сделали это. Я осведомлена о твоих планах куда лучше, чем тебе представляется. Что же касается вас троих, то я дам вам время остыть и обуздать свою ненависть. Я вернусь к вам на рассвете. Перед самым прибытием нашего флота. И тогда я выслушаю ваш ответ. Сенсерии, отведите их в зал созерцания и воспоминаний. Там им самое место.

Глава 19

Я могу скорбеть о тех, кто пал в битве. Или я могу сделать так, чтобы их жертва оказалась не напрасной.

Пелин долго хранила молчание. Зал созерцания располагал к этому. Он был полон всевозможных растений. Дневной свет проникал сквозь стеклянную крышу, раскинувшуюся надо всей комнатой в сорока футах у них над головами. Беззаботно журчала живительная влага в искусственном пруду, вода в который поступала по скрытым трубам. В нем лениво шевелили плавниками крупные белые и черные рыбины.

Пелин сидела в глубоком и удобном кожаном кресле, одном из шести, расставленных вокруг низкого деревянного столика, на котором стояла ваза со свежими пахучими цветами, срезанными в саду, разбитом позади храма. Но вид Якина, без устали расхаживающего по комнате взад и вперед, в конце концов, вывел ее из задумчивости.

— Вот скажи-ка мне, что ты делаешь? — поинтересовалась она.

— Ищу способ выбраться отсюда, — ответил он. — Не можем же мы просто сидеть здесь и ждать?

— Если ты еще не понял, то это — не спектакль «Похищение Верендии», — язвительно заметил Метиан.

Старый гиаланин сидел в кресле напротив Пелин, погруженный в такую же задумчивость, как и Пелин. И столь же немногословный. До сих пор она просто не замечала его.

— Я знаю, — резко бросил Якин. — Но я просто не вижу смысла сидеть и ждать наступления рассвета, чтобы получить клинок икари в живот.

— Ты только зря тратишь силы, которые тебе еще понадобятся, — сказал Метиан. — Иди сюда и присядь.

— Я не могу, — отказался Якин.

— Нетерпеливая юность, — вздохнул Метиан. — А ты, архонт Пелин, у тебя есть план?

Пелин взглянула на него. План. Она предупредила своих воинов о том, что предателями могут оказаться жрецы высшего эшелона власти, а сама добровольно отдалась в руки самой высокопоставленной из них. Хорошенький же из нее стратег.

— Идиотка, — пробормотала она.

— Прошу прощения? — отозвался Метиан.

— Это я о себе, Метиан. Мне очень жаль, что я втравила вас обоих в это дело. Я привела нас всех прямо в лапы врагу.

— Ты же не могла знать об этом заранее, — возразил Метиан.

— Я могла бы последовать своему собственному совету и не доверять никому. Уж во всяком случае, не высокопоставленному иниссулу. Хотелось бы мне знать, состоялся ли общий сбор. Как вы думаете, Эссерал приняла на себя командование?

— По идее, должна бы. В конце концов, ты ведь назначила ее своим заместителем.

— Да, но она — недовольная своей судьбой сефанка.

— Мы все здесь недовольны своей судьбой, — заметил Якин, взобравшийся на бортик у пруда. — Просто надо делать свое дело, верно?

— Осторожнее, ты сломаешь себе лодыжку. Как же ты пойдешь на казнь, прихрамывая, что ли?

— Метиан! — прошипела Пелин.

— Слезай оттуда, юный глупец, — с улыбкой обратился к юноше Метиан.

— Они действительно так поступят с нами? — ошеломленно поинтересовался Якин.

Пелин одарила своего пожилого спутника яростным взглядом.

— Только если мы откажемся сотрудничать.

— Они все равно не будут нам доверять, — сказал Якин. — Они не поверят, что мы так легко переметнулись на их сторону.

— Может, и не поверят, но одно я знаю совершенно точно, — заявила Пелин. — Даже оставаясь в подземелье храма и занимаясь какой-нибудь грязной работой, у нас все равно больше шансов помочь нашим людям, чем если наши души отправятся прямиком к Шорту.

Метиан откашлялся.

— Пелин, я намерен сделать нечто необычное — я позволю себе не согласиться с тобой.

— Неужели ты и впрямь думаешь, что они преподнесут тебя твоим врагам, дабы те казнили тебя традиционным способом? Не глупи.

— Я готов пойти на риск. Посуди сама. Если мы скажем, что готовы встать на сияющий новый путь и стать приверженцами Шорта, я ничуть не сомневаюсь, что нас закуют в кандалы и на первые двести лет обучения вручат нам швабры, ведра и грязные тряпки. Если Ллирон победит, то до конца дней своих мы останемся лишь жалкими и презренными рабами. Она никогда не будет доверять нам. Мы превратимся для нее в низшую форму жизни. Не иниссулы и даже не полукровки, хотя и работающие в ее храме.

— А вот если мне представится шанс продемонстрировать свое красноречие, то я уберегу нас от беды или умру, стараясь добиться этого. Вот как я предлагаю поступить. Если я сумею уговорить своего палача не спешить и не убивать меня сразу, то вновь окажусь на улице. То есть опять смогу драться.

Уголки губ Пелин дрогнули в улыбке.

— А что будет, если Сенсерии прикончат тебя прямо на опушке леса?

— Тогда ты выскажешь мне свое неудовольствие, когда присоединишься ко мне в чертогах предков.

Улыбка зажгла у нее в груди искорку слабой, но все же надежды.

— Лучше бы тебе не ошибиться на этот счет, — сказала Пелин.

— Разве я когда-нибудь ошибался? — вопросом на вопрос ответил Метиан, и глаза его озорно сверкнули.

— Сейчас — не самый подходящий момент для того, чтобы фортуна поворачивалась к тебе спиной, — заметила Пелин. — Якин, а ты что скажешь?

Якин приподнял брови, задумчиво пожевал губами и пожал плечами.

— Пожалуй, нам лучше отдохнуть. Если верить Метиану, завтра нас ждет трудный день.

* * *

— Мы следим за ними? — полюбопытствовал Хитуур.

Вместе с Силдаан и двадцатью людьми-наемниками он стоял у входа в Ултан-ин-Кайеин. Каменная чаша была пуста. Не осталось никаких следов того, что здесь вообще кто-либо был. Около трех тысяч мирных иниссулов и охранявшая их горстка ТайГетен растворились в тропическом лесу.

— В этом нет необходимости, — сказала Силдаан. — Мы и так знаем, куда они направились.

— А жрецы в Аринденете? Мы должны предупредить их.

Силдаан равнодушно пожала плечами.

— Они умны. Они во всем обвинят меня и скажут, что ухаживают за теми, кого я приказала бросить. Во всяком случае, я бы на их месте поступила именно так. В конце концов, нельзя помочь тому, кто не хочет помочь себе сам.

— А где Лиит?

— Лиит выбрал другой путь, — ответила Силдаан, не оглядываясь, и зашагала прочь от ложбины, возвращаясь к мосту и городу за ним. — Идем. Флот войдет в гавань через два часа. А нам еще предстоит произвести облаву на Аль-Аринаар.

Хитуур немного помедлил, задумчиво глядя вслед Силдаан. Она изменилась. Стала жестче. Так ли все будет на самом деле, как говорит Ллирон? Действительно ли эльфы никогда не смогут стать другими, неизменно руководствуясь низменными инстинктами? Силдаан хорошо играла свою роль. Жестокость в глазах и холодное равнодушие в душе. А ведь всего десять лет назад она считала большой честью для себя быть принятой в ряды высшего духовенства Аринденета и говорила только о том, как распространить гармонию еще дальше, создавая нерушимые связи между кланами.

Но это было до того, как она стала второй после Ллирон жрицей Шорта в лесном храме. Именно там и началось ее перерождение. И еще она никогда не жила на Хаусолисе. Никогда не знала ужасов войны. Она ее обожала. А Хитуура тошнило от крови. Ллирон показала ему путь, когда он погрузился в пучину отчаяния, поняв, что семья его погибла безвозвратно, оставшись по ту сторону рухнувших врат. Хитуур верил в то, что проповедовала Ллирон. А вот ее методы достижения цели ему претили. Воспоминания о том, как он предал Джаринна, приводили его в ужас. Он знал, что отныне и до конца дней своих не сможет избавиться от кошмаров. Он не заслуживал права на новую жизнь.

Силдаан не заметила, что он так и не тронулся с места. Вздохнув, он поспешил за нею следом. Его обогнал вожак людей, уродливый здоровяк по имени Гаран с покрытым язвами лицом и лютой ненавистью в глазах, и положил руку на плечо Силдаан. Она сбросила его руку и развернулась к нему, отталкивая его прочь.

— Разве я не говорила тебе, чтобы ты не смел прикасаться ко мне, короткоживущий?

Гаран примирительным жестом развел руки в стороны.

— Эй, расслабься. Мы ведь работаем вместе, верно? Я всего лишь хочу убедиться, что ты поступаешь правильно.

— Ты опять сомневаешься во мне?

Гаран напустил на себя выражение оскорбленной невинности. Хитуур следил за их разговором со всевозрастающим интересом.

— Теперь, без Лиита, кто еще будет твоей совестью?

В глазах Гарана вдруг вспыхнуло пламя. Силдаан прошипела что-то сквозь стиснутые зубы и метнула быстрый взгляд на Хитуура, явно недовольная тем, что он откровенно подслушивал их перепалку. Она отошла в сторону, поманив за собою Гарана. Хитуур улыбнулся. Он обладал очень острым слухом. Дождя сегодня еще не было, и его ничто не отвлекало, не считая негромкого неумолчного шума леса.

— Никогда больше не вспоминай о нем. Никогда больше не смей пытаться уязвить меня, словно личинка ядовитой мухи, поселившаяся у тебя под кожей. Не забывай о том, кто тебе платит. И благодаря кому ты все еще жив.

— Я жив только благодаря самому себе, Силдаан. Это — моя работа. И я никогда не забываю о том, кто мне платит. Этим я зарабатываю себе на жизнь. Но ты платишь мне не только за мой меч, но и за мои советы. Поэтому я хочу знать, почему ты беспрепятственно позволяешь большому количеству наших злейших врагов и трем тысячам иниссулов раствориться в лесу. Ведь они обязательно примутся мешать тебе и попробуют сорвать твои планы. Ты говоришь, что их мало. — Он ткнул большим пальцем себе за спину. — Но ведь там осталась большая часть уцелевших иниссулов, не так ли?

Силдаан провела рукой по волосам и медленно покачала головой. Хитуур заметил, как ощетинился Гаран, когда она досадливо прищелкнула языком.

— Вот поэтому ты и не можешь советовать мне ни в чем, кроме того, как убивать мечом или магией, не правда ли? Ты ведь совершенно не разбираешься в умонастроениях эльфов, верно? И уж, во всяком случае, в том, как мыслят иниссулы.

— А разве тебя это удивляет?

— Ничуть.

— Ну, так просвети меня. Помоги мне узреть свет твоего расчудесного плана.

Гаран в бешенстве уставился на Силдаан. Предводитель наемников едва сдерживался. Хитуур на миг даже задумался над тем, а кто из них победил бы в схватке один на один. Силдаан блестяще владела ножом. Как и все жрецы, впрочем, хотя очень немногие из них носили при себе оружие. Да и голыми руками она могла убить кого угодно. Во всяком случае, куда быстрее и лучше Хитуура. Но она все-таки не была ТайГетен. Она ни разу не продемонстрировала свойственной им уравновешенности, гибкости или скорости реакции.

Гаран же, напротив, являл собой сгусток грубой силы. Он будет очень удивлен, когда Силдаан окажет ему достойное сопротивление, но Хитуур живо представил себе, как он орудует своим длинным двуручным мечом, и спросил себя, а найдется ли вообще эльф, способный отразить хорошо поставленный удар. Пожалуй, было бы недурно посмотреть на их схватку. И Хитуур не был уверен в том, что знает, кого хотел бы видеть победителем.

Силдаан взмахом руки указала на тропический лес и вновь зашагала вперед. Гаран пристроился слева от нее, приотстав на шаг и с раздражением глядя на жрицу из-под нахмуренных бровей.

— Где-то там сейчас собрались более трех тысяч мирных иниссулов. Большинство из них жили в городе с тех самых пор, как попали сюда, или вообще родились здесь. А те, кто раньше жил в лесу, переселились сюда тоже не просто так. Из них никогда не получится новых воинов ТайГетен. Это — изнеженные iads и ulas, которые привыкли иметь крышу над головой, мягкий матрас, на который можно улечься, и горячую пищу, когда им вздумается проголодаться, причем свои любимые свежие продукты они покупают на рынке.

— А теперь представь, каково им сейчас. В городе с ними жестоко обошлись представители других кланов. Их избивали и насиловали. Они чудом избежали страшной смерти в храме. Зато теперь им приходится искать спасения в тропическом лесу, где под каждой веткой и на каждом шагу их подстерегает опасность. Укрыться от дождя они отныне могут только под листьями, а спать, если они вообще смогут заснуть, им предстоит на земле, кишащей ползающими и кусачими насекомыми и рептилиями.

— Они неизбежно будут голодать. Жалкая кучка ТайГетен не сумеет накормить три тысячи эльфов. Они будут страдать от жажды, пока не наткнутся на ручей с чистой водой. Они ушли без ничего, почти голыми, прихватив с собой лишь кое-что из одежды. Какую-нибудь ценную книгу. Они настолько не готовы к жизни в лесу, что по сравнению с ними ты выглядишь ветераном лесных войн.

— А когда они все-таки доберутся до святилищ, то обнаружат там лишь пару хижин, костер и нескольких эльфов, которые отнюдь не горят желанием ухаживать за ними. Кормить их будут корешками, ягодами и обезьяньим мясом. Спать им придется в дырявых гамаках. Что за жизнь, а?

— Поэтому, когда я протяну им руку дружбы… Я — одна из них, и я приду к ним, чтобы отвести домой, очистив город и сделав так, что те, кто оскорблял и унижал их, отныне вечно бы прислуживали и пресмыкались перед ними. И как ты думаешь, за кем они пойдут? За ТайГетен, которые презирают их за их слабости и отсутствие веры? Или за мной, Ллирон и Хитууром? За эльфами, которые понимают их и их подлинные желания и нужды? За эльфами, которые смогут предложить им лучшую жизнь, чем та, от которой они вынуждены были отказаться и бежать?

— Математика не так уж сложна, как кажется, ты не находишь, Гаран?

Хитуур видел, как лицо Гарана прояснилось, и воинственное выражение на нем сменилось неприкрытым восхищением.

— Тем временем те иниссулы, кто мог выступить против тебя, вынуждены скрываться и не путаются у тебя под ногами, а у ТайГетен и без тебя хлопот полон рот.

— Вот теперь ты начал кое-что понимать, — провозгласила Силдаан и лукаво улыбнулась. — Я же говорила тебе, что разбираюсь в психологии эльфов, но признаюсь, даже я не ожидала, что все пойдет, как по маслу. Тот факт, что Пелин сама пришла к нам, стал неожиданным, но очень приятным сюрпризом.

— И что же решит эта могущественная воительница, как ты думаешь? — поинтересовался Гаран.

Силдаан мгновенно ощетинилась.

— Она может убить тебя голыми руками, Гаран. Пусть тебя не вводит в заблуждение ее хрупкое телосложение. Такаар не зря поставил ее во главе Аль-Аринаар.

— Я не хотел никого обидеть.

— Отвечая на твой вопрос, думаю, будет забавно заглянуть в храм Шорта по пути в гавань и узнать новости из первых рук, а? А как бы ты поступил на ее месте?

— Пожалуй, я бы попытал счастья с Ллирон.

— Так я и думала. Но, подозреваю, Пелин поведет себя далеко не столь малодушно. Хочешь побиться об заклад?

— С тем, кто так хорошо разбирается в психологии эльфов? Благодарю покорно, но нет.

— Знаете, я даже затрудняюсь сказать, разочарована я или нет, — сказала Ллирон. — Я отдаю должное вашей вере и мужеству. Ну и, разумеется, я буду молиться за ваши души, которые, без сомнения, обретут милосердный и теплый прием в объятиях Шорта. Но мне представляется, что все это — напрасная трата времени и сил.

Пелин промолчала. Все, что нужно, она, Метиан и Якин уже сказали друг другу глубокой ночью. Они помолились, составили планы и произнесли слова, которые должны были быть сказаны. И теперь им оставалось лишь молчать да удивляться самообладанию Ллирон, которая вела себя так, словно они всего лишь решили не присутствовать на каком-то малозначительном собрании.

Они втроем лежали на полу в коридоре, в тени дверей. Их раздели догола, а потом зашили в их же собственные накидки так, что в прорези капюшонов виднелись одни лишь лица. Разумеется, их еще и связали, дабы исключить возможность побега.

— Раньше это называлось «стручкованием», если вам интересно, — продолжала Ллирон. — Я специально заглянула в летописи прошлой ночью. Провинившегося эльфа приносили в лес и оставляли лежать на земле в таком вот положении, словно стручок гороха, упавший с ветки. Обычно первыми за дело принимались муравьи. Чуть позже к ним присоединялись жуки, пиявки и мухи. Кусачие ящерицы. Змеи тоже не упускали случая отведать лакомства, а потом, когда в воздухе разливался запах крови и страха, на пиршество наведывались пантеры, собаки и обезьяны.

— Наказание было очень творческим. И считалось весьма действенным средством устрашения. Нечто вроде возвращения и переработки живьем, вам не кажется? Я, правда, подумывала о том, чтобы отдать вас биитанам, но они не позволили бы вам и слова сказать в свою защиту, не говоря уже о том, чтобы вымолить жизнь. Они попросту прикончили бы вас на месте безо всяких разговоров.

Ллирон умолкла, укоризненно качая головой и глядя на них.

— Полагаю, сейчас вам дьявольски неуютно. Но помните, что лучше вам уже не будет до самого конца жизни. Повозки ждут вас снаружи.

Глава 20

Командующий подвергает свою армию опасности всякий раз, когда останавливает ее, чтобы вновь обдумать свое решение.

Их погрузили по одному на запряженные волами повозки, привязав к ним в сидячем положении. Вскоре телеги с Метианом и Якином в сопровождении высших жрецов укатили каждая в свое гетто. Пелин же повезли вниз по улице в Парк Туала, где клан собирался перед тем, как совершить набег на другую часть города.

Пелин с горькой иронией сказала себе, что должна чувствовать себя польщенной. Впереди ехала роскошная алая карета, в которой восседала сама Ллирон. Флаги, почетный караул Сенсерии и легко узнаваемый силуэт Верховной жрицы Шорта вызывали почтительное уважение всех кланов и притягивали толпы любопытных, которые, на время забыв о своих разногласиях, словно мухи на мед, сбежались поглазеть на процессию, чтобы понять, что же здесь происходит.

Публичные выезды Верховной жрицы Шорта были событием исключительным и редчайшим. Как правило, церемониальным поводом для них становилась лишь смерть Верховного жреца Инисса и Фестиваль Ушедших Душ. Разумеется, ее можно было увидеть и в Гардарине во время публичных слушаний, но мифы и аура, окружавшие Верховную жрицу Шорта, обладали для эльфов неизъяснимой притягательностью.

Мужчины и женщины шагали рядом с телегой, на которой везли Пелин. Уже очень скоро самые нетерпеливые и любопытные начали проталкиваться к ней поближе, дабы выяснить, кто она такая и почему удостоилась столь строгой охраны и, одновременно, почетного эскорта. Отсюда был всего один короткий шажок до первой порции плевков, оскорблений и угроз. Зеваки, разумеется, не могли знать, что ожидает Пелин, но отсутствие малейших следов тревоги у нее на лице в свете их обещаний лишь еще больше раззадорило толпу.

Сенсерии и жрецы, сопровождавшие повозку, не делали попыток отогнать самых нетерпеливых и рьяных. Напротив, они даже расступились, освобождая место тем, кто хотел подобраться поближе, и лишь не давали причинить пленнице физический вред.

У Пелин, связанной в своем стручке-коконе, была масса времени насмотреться на откровенную ненависть и понять, какую же несусветную глупость они сотворили. В ходе очень эмоционального разговора они убедили друг друга в том, что сумеют усмирить разбушевавшуюся толпу, воззвав к голосу разума и здравому смыслу.

Суровая правда заключалась в том, что к ним приближался неприятельский флот, что их предал высокопоставленный иниссул, а по городским улицам с видом победителей расхаживали люди. Нужно было проникнуться сочувствием к эльфам, у которых оказался общий враг, но которым надо было указать направление, чтобы они увидели его. Пожалуй, случится настоящее чудо, если кому-нибудь из пленников хотя бы позволят открыть рот для чего-либо еще, помимо криков боли.

Пелин, пожалуй, отрешенно пожала бы плечами, смиряясь с судьбой, но у нее не было возможности совершить столь экстравагантный поступок. Руки и ноги у нее затекли, по коже бегали мурашки, а боль в левой лодыжке становилась нестерпимой. Спиной она то и дело ударялась о металлическое ребро в задке повозки, а кожа на голове чесалась просто неимоверно.

Пелин посмотрела налево, на проплывающие мимо здания, сидя спиной по ходу движения. Она заметила вдали, с правой стороны, шпили Гардарина, царапающие небо над скульптурными постройками Глейда, самого престижного жилого района Исанденета. Значит, уже скоро.

Глейд постепенно сменился кварталом ремесленников, в просторечии именовавшимся «Фреской». Следом за ним показался центральный рынок первоклассных и очень дорогих товаров, а потом и небольшая красивая площадь, за которой начинался Парк Туала. Пелин почувствовала запах гари и горелого мяса. Он смешивался с запахом моря и куда более неприятными ароматами гнили и плесени. Хороший ливень прибил бы их кземле, но, похоже, ее убьют еще до восхода солнца, сухим и жарким ранним утром.

Карета и повозка с грохотом покатились по брусчатке рыночной площади. Сенсерии и жрецы теснее сомкнулись вокруг Пелин. Прозвучала отрывистая команда. Стражи в капюшонах угрожающе задвигались. Толпа, следовавшая за ними, численностью теперь уже более ста человек, в едином порыве замерла на месте. Пелин смотрела, как эльфы неловко переступают с ноги на ногу и по-новому, оценивающе глядят друг на друга. Биитане поспешно отступили от гиалан. Аппосийцы шарахнулись в сторону от сефан. Она была уже почти готова пожалеть их, но, ощутив вместо этого на своем лице мерзкую и липкую слюну, вдруг отчаянно захотела, чтобы случился бунт.

— Шорт вас всех забери, — пробормотала она.

Повозка вздрогнула и остановилась. Она почувствовала, как с передка на землю спрыгнули возница и его напарник. Из парка доносился гул множества голосов и треск огня. Перед нею вдруг возникли возница со своим товарищем, откинули задний борт повозки, державшийся на цепях, ухватились за ее наглухо зашитый саван и потянули на себя. Голова ее несколько раз больно ударилась о доски, из которых было сбито дно повозки, и она оцарапала кожу о заклепки, которыми они крепились к поперечной балке.

Они едва успели подхватить ее с обеих сторон, чтобы она не ударилась о землю, и в вертикальном положении, почти бегом, понесли к тому месту, где перед толпой мгновенно замолчавших туали остановилась Ллирон. При виде Пелин эльфы разразились бурей оскорблений и дружно качнулись было к ней, но тут же остановились, натолкнувшись на ответное движение Сенсерии, которые молча шагнули вперед.

Ллирон подняла руки, требуя тишины. Она была единственным членом клана Инисса, который мог невозбранно расхаживать по улицам Исанденета, не говоря уже о том, чтобы отдавать приказы, ничуть не сомневаясь в том, что они будут выполнены.

— Да пребудет с вами благословение Шорта, подданные и почитатели Туала. Мой храм открыт и готов принять всех вас в эти времена столкновений и гнева. Я в отчаянии от той боли, что причинило осуждение Такаара и молюсь денно и нощно за его скорейшее и благополучное разрешение. И решение, приближение которого я чувствую, уже близко, хотя я сомневаюсь, что вы видите его. И вот теперь я принесла вам дар в знак того, что ночь уступает место рассвету, и Шорт с облегчением взирает сверху на тех, кто еще ходит по нашей земле.

— Шорт благословляет каждый клан, и в его храме все вы можете рассчитывать на его любовь и равное обхождение. Шорт принимает в свои объятия души всех павших, добрых и злых. Только он имеет право судить мертвых. И только я должна судить тех, кто осмеливается бросить вызов его воле. И подобное вызывающее неповиновение продемонстрировала Пелин, архонт Аль-Аринаар.

— А теперь, дарованной мне властью, я возвращаю ее вам, ее народу, чтобы вы свершили над ней правосудие так, как считаете нужным, за выказанную ею ересь, предательские действия по отношению к собственному клану и за убийство тех, кто всего лишь хотел накормить своих голодающих детей.

Пелин хрипло рассмеялась.

— Она предаст вас! Она — марионетка в руках людей. Она…

Конец посоха вонзился ей в живот, заставляя ее согнуться пополам. Охранники тут же подхватили ее под руки, не давая упасть.

— Это она приказала убить Лориуса. Она — cascarg. Выслушайте меня. Прошу вас.

Кулак возницы впечатался ей в лицо и рассек губу. Толпа разразилась радостными воплями. Ллирон вновь подняла руку и ласково улыбнулась собравшимся.

— Непокорная до самого конца, правильно? А ну, где ваш предводитель? Я могу передать пленницу только представителю законной власти.

Толпа притихла. Эльфы начали переглядываться и расступились. В образовавшуюся брешь шагнула чья-то фигура. Пелин взглянула в лицо своему палачу.

Хелиас, распорядитель и спикер Гардарина.

* * *

Они не успели пройти вглубь тропического леса и мили, как жалобы и стенания достигли такого накала, что Катиетт вынуждена была объявить привал, останавливая и без того медленное и тягостное движение вперед. Она честно пыталась проникнуться к ним симпатией и сочувствием. Пыталась изо всех сил. Но, курсируя вдоль несообразно длинной, едва ковыляющей колонны неподготовленных, неприспособленных и откровенно недостойных эльфов, она видела, какой вред они наносят ее лесу и как стремительно улетучивается их воля и самообладание, словно кровь из перерезанной яремной вены.

— Граф. Отдай приказ устроить их поудобнее. Насколько это вообще возможно, разумеется.

Услышав за спиной сдавленное проклятие, Катиетт обернулась и увидела эльфов, мужчину и женщину, которые отчаянно цеплялись друг за друга. Вот он споткнулся о торчащий из земли корень. Лицо у мужчины распухло, на щеках и шее виднелись синяки. Нос у него был сломан несколько раз, и один из ее ТайГетен вправил его в полевых условиях. Женщина негромко плакала. На шее у нее виднелись темные пятна, словно кто-то пытался намеренно задушить ее, а в глазах застыло тоскливое выражение, навеянное воспоминаниями, которые никогда не поблекнут.

Катиетт присела рядом с ними на корточки, когда оба обессиленно повалились на землю, поддерживая друг друга с отчаянием людей, сознающих, что больше им терять нечего. Увидев ее так близко от себя, в боевой раскраске и маскировочном костюме, iad инстинктивно отпрянула. На мгновение у Катиетт болезненно защемило сердце.

— Вы не должны меня бояться, — прошептала она. — Я здесь для того, чтобы защитить вас. И еще я клянусь вам Иниссом, своим богом и властелином, и своей жизнью, что, когда все это закончится, вам больше никого не придется бояться.

— Но почему мы здесь? — вопросил ula. — Ей столько пришлось выстрадать. А теперь вы просите нас совершить многодневный марш по тропическому лесу. Неужели для нас нет более безопасного места, чем Аринденет?

— Доверьтесь мне, — сказала Катиетт. — Вы все поймете. Я очень сожалею обо всех тяготах, выпавших на вашу долю, потому что в этом нет вашей вины. Но мы должны обеспечить вашу безопасность. Мы должны сделать так, чтобы больше никто не смог добраться до вас и причинить вам вред.

Катиетт наклонилась к iad и достала из кармана лоскут чистой ткани. Та приняла его и прижала к носу, из которого тоненькой струйкой текла кровь.

— Благодарю вас.

— ТайГетен открыли сезон охоты на тех, кто стремится уничтожить все, что мы построили. На тех, кому нет места в нашем мире и кто с радостью вернул бы нас во времена Войн Крови. И все это мы делаем во имя Инисса.

— Я не хочу, чтобы вы убивали из-за меня, — прошептала iad.

Катиетт окинула девушку внимательным взглядом. Скромная и тихая, не отличающаяся особой красотой. Одета в платье, которое наверняка сшила сама, купив материал на блошином рынке, а руки ее привыкли держать перо, а не лопату или оружие. Но при этом она была чистокровным иниссулом.

— Инисс направляет мою душу, а Туал — руку. Мы делаем то, что должны.

— И получаете от этого удовольствие, — возразила iad. — Разве не так? Все ТайГетен одинаковы. Вы убиваете, чтобы исправить зло.

Катиетт нахмурилась.

— Мне нравится красота тропического леса, и мне нравится быть ТайГетен. А вот нравится ли мне убивать? Нет. Но наши враги не оставляют нам иного выбора. И они знают, что, хотя мне может и не нравиться то, чем я занимаюсь, свою работу я делаю очень хорошо.

Обе женщины обменялись понимающими улыбками. Катиетт поцеловала свою собеседницу в глаза, прежде чем вновь направиться в голову колонны, затерявшейся в густом подлеске. Начался дождь. Сильный. В небе глухо зарокотал гром.

— Ох, Гиал, какое же неудачное время ты выбрала!

Ее Тай в меру своих сил и возможностей пытались помочь всем страждущим. Они отвечали на вопросы и умоляли проявить терпение. Катиетт, не останавливаясь, прошла мимо них и разыскала Пакиира, стоявшего на коленях рядом с Олмаатом. Поблизости была и Меррат. Катиетт свистом подозвала и ее. Они заговорили на диалекте ТайГетен, представляющем собой смешение древнего языка со щелканьем и чириканьем подданных Туала.

— Все, дальше не пойдем. Смотрите, сколько вреда они причинили, — сказала Катиетт. — Меррат, что там с Ултаном?

— За нами не следят. Они все вернулись в город.

Катиетт кивнула.

— Хорошо. И мы уверены, что наши следы уже затерялись?

Пакиир коротко рассмеялся.

— Они исчезли уже через две сотни ярдов.

— Очень хорошо. А первый cascarg? Тот, что задавал вопросы в Ултане?

Меррат выразительно приподняла брови, и Катиетт вновь кивнула.

— Хорошо, очень хорошо. Ваше мнение. Не пора ли нам развернуть это ходячее бедствие и направить его в перевалочный лагерь?

— Самое время, — решительно выразился Пакиир.

— Думаю, они достаточно страдали, — поддержал его Олмаат.

— Согласна, — заявила Меррат.

Катиетт улыбнулась.

— Пожалуй, еще не достаточно. Давайте-ка не спеша повернем налево, хорошо?

— А ты — жестокая начальница, — заметил Олмаат и попробовал рассмеяться, но смех тут же перешел в сильный кашель.

— Успокойся, брат мой. Я ведь не имею в виду ничего плохого. Женщинам в особенности требуется ощущение безопасности. Так что не будем терять времени. И давайте не скажем им о том, что происходит. Во всяком случае, пока. Проверьте, не нужно ли еще кому-нибудь оправиться перед тем, как мы двинемся в путь.

— Сколько еще до лагеря? — спросил Олмаат.

— Видишь ли, покинув Ултан, мы ходили кругами, — ответила Меррат. — Думаю, до лагеря осталось ярдов четыреста.

Олмаат выдавил болезненную улыбку, от которой слой мази на губах у него потрескался.

— Хотите, чтобы я показал вам дорогу?

* * *

Хелиас подождал, пока Ллирон со своими приспешниками вновь не пересечет площадь, теперь уже в обратном направлении, а ее процессия не исчезнет на улице, ведущей к «Фреске», прежде чем в первый раз взглянуть на Пелин. Ее положили на землю, и туали столпились вокруг почти в полном молчании, ожидая, пока вожак стаи не сделает первый укус. Тишина действовала на нервы и выводила из себя. Пелин попробовала было заговорить, но болезненные пинки под ребра, тычки посохами и удары дубинками оборвали ее попытки.

Когда же стук колес затих вдали, Хелиас вошел в круг и остановился у ног Пелин, держа в руке короткий меч. Он уставился на нее сверху вниз, но она, не дрогнув, встретила его взгляд.

Дрогнуть — значит умереть.

В результате раскола эльфийского общества Хелиас пострадал не слишком сильно. Одежда его была элегантной и опрятной. Подбородок у него оказался чисто выбритым, а волосы недавно вымыты и завязаны на затылке в «конский хвост», который он перебросил через левое плечо. Слухи о нехватке воды в его случае явно оказались преувеличенными. Хотя, не исключено, туали захватили контроль над колодцами и источниками. Скорее всего, так оно и было.

Пелин попыталась увидеть в нем того ula, которого хорошо знала и который часто оказывал ей громогласную поддержку. Вскоре после бегства Такаара и закрытия врат гражданских миротворцев сменили гвардейцы Аль-Аринаар. Естественно, в некоторых кварталах они не пользовались популярностью. Тогда Хелиас поддержал их.

Но сейчас, разумеется, гвардия Аль-Аринаар была злонамеренным порождением дискредитировавшего себя героя. Полиция общества, которого больше не существовало. А Хелиас, помимо всего прочего, всегда чутко улавливал настроения толпы и знал, куда ветер дует. Пелин увидела в его глазах одно лишь презрение, потому что именно этого ожидали от него его вновь обретенные прислужники. Архонт, впрочем, увидела и кое-что еще и сказала себе, что здесь далеко не все так просто.

— Надо же, какой нежданный сюрприз. Пелин. Cascarg Шорта. По-видимому. Хотя не думаю, что я поверил в это. Но есть вещи, в которые я верю. Горячо и искренне.

Хелиас просунул лезвие своего меча под первые путы, которыми она была связана. Веревка не была ни особенно толстой, ни особенно прочной. Хелиас рванул лезвие кверху. Веревка разошлась на волокна и лопнула под одобрительные крики собравшихся туали.

— Я верю в право туали быть хозяевами собственной судьбы в эльфийском обществе. А не падать ниц или бить челом перед иниссулами.

Его клинок перерезал вторую веревку.

— Я верю, что те, кто поддерживает иниссулов в их усилиях вернуть себе власть над эльфами, не заслуживают ничего, кроме вечной ненависти клана, в котором они появились на свет.

Настала очередь третьей веревки. Вот лопнула и она.

— Я верю, что гармония Такаара стала для нас обманом, который длился целую тысячу лет. Поводом для порабощения остальных кланов иниссулами и ширмой, под прикрытием которой оно продолжалось, с использованием железного кулака ТайГетен и Аль-Аринаар.

Меч подобрался к последней веревке. Готово, перерезана и она.

— И еще я верю, что те туали, которые носят в себе ребенка иниссула — не просто efra. Они не заслуживают того, чтобы жить дальше.

Толпа вокруг Хелиаса разразилась одобрительными воплями. Эльфы напирали, закрывая серый рассвет, едва начавший теснить ночную тьму. Хелиас присел на корточки рядом с Пелин и наклонился к ней, так что их лица почти соприкоснулись. Она уже изнемогала от духоты внутри своей накидки, и мерзкий запах, исходящий у Хелиаса изо рта, не помог ей преодолеть подступающую тошноту. Но она вдруг поняла, что не боится его. И испытывает одно лишь разочарование. Единственное, чего она опасалась, так это того, что ей не дадут возможности высказаться. Это стало бы катастрофой для всех, кто столпился вокруг нее, обуреваемый жаждой ее крови.

— Я знаю, что ты собой представляешь, — прошипел он ей на ухо. — И я знаю, кем ты считаешь меня. Но я не настолько невежествен. И я не хочу, чтобы мои братья и сестры слышали то, что ты хочешь нам сказать.

Его лицо расплывалось у нее перед глазами, но она все-таки заметила неприятную улыбку у него на губах.

— Что? — поинтересовался он. — Ты думаешь, что ula не должен думать о себе в первую очередь? Какие пошлости.

— Ты всегда был змеей подколодной, Хелиас.

— Я смогу жить с этим. В отличие от тебя.

Итак, Пелин предстояло умереть. Осознание этого непреложного факта причинило ей боль, и она уронила голову на землю. Хелиас опустился на колени, спрятал свой короткий меч в ножны и вынул нож.

— А давайте-ка посмотрим, что находится там, внутри этого стручка. Давайте насладимся зрелищем командира Аль-Аринаар без одежды. — Хелиас гадко ухмыльнулся ей в лицо. — Я знаю правила стручка. А ты всегда пряталась от меня. Какой позор, моя красавица. Какой позор.

Хелиас провел ножом по ее накидке от горла до самого низа. Швы легко подались острому лезвию и разошлись, выставляя ее на всеобщее обозрение.

Пелин улыбнулась.

— Ой! — сказала она. — Тебе следует вести себя осторожнее с тем, что ты обнажаешь.

Она быстро села и с наслаждением врезала ему левой рукой в подбородок.

Глава 21

Командир, под началом которого ты служишь, не может спасти тебе жизнь в бою. Сделать это могут только те, кто стоит рядом с тобой.

Такаар вновь погладил свою бритую голову. Ладонь его ощутила несколько царапин. И подбородок. Он тоже был гладким на ощупь. Зато теперь голова мерзла. Интересно, отрастут ли волосы снова, подумал он. Тем временем ему, пожалуй, придется соорудить себе шляпу из подручных материалов. Сильный дождь тоже причинял его бритой голове сильную боль. К счастью, у него был лес, под сенью которого он мог укрыться. А вот по утрам ему придется несладко. Особенно здесь, на краю утеса, когда он будет разговаривать со своим мучителем. Дожди здесь часто бывают проливными.

Неприятно. Все это очень и очень неприятно.

Но Ауум был рядом. Он поможет ему. Как помог ему побриться. Как сейчас помогал на охоте. Он был хорош, этот Ауум. Очень спокойный. Очень старательный. Но ему еще многому предстоит научиться. И еще он был очень грубым. Он напрочь отказывался разговаривать с его мучителем, когда они оставались в лагере.

Неприятно.

И еще один вопрос — для чего он пришел сюда? Такаар боялся того, о чем он может его спросить. Того, что ему может понадобиться от него. Такаар хотел остаться здесь. Здесь он мог жить. И здесь он мог спрятаться.

Здесь ты можешь упиваться осознанием собственной вины и находить причины для продления своего существования.

— Что ты здесь делаешь? — прошипел Такаар. — Тебя никто не звал.

Я хожу там, где хочу. И наблюдаю за тем, что мне интересно.

— Смотри, не напорись на копье.

Я спрячусь за твоей спиной.

Такаар метнул взгляд на Ауума, который стал почти невидимым, притаившись за стволом фигового дерева. Такаар приподнял брови и развел руками. Ауум нахмурился и приложил палец к губам. Потом спохватился, но Такаар уже успел увидеть его жест. Ученик учил своего учителя. Что ж, самое время проверить, что он действительно умеет.

Пятнистый олень, которого они выслеживали, был лакомой добычей. Маленький, быстрый, цветом шкуры сливающийся с окружающей растительностью, он вел ночной образ жизни, предпочитая отлеживаться днем, когда риск подвергнуться нападению пантеры в этой части леса возрастал многократно. Такаар и Ауум прошли по его следу, который вывел их к бойкому ручейку с красивейшим водопадом, падающим с покрытого ледяной шапкой утеса высотой примерно в сорок футов. У подножия его образовался небольшой, но глубокий пруд, к которому приходили на водопой многие подданные Туала.

Кроме того, место это считалось безопасным. Здесь не убивали ни пантеры, ни эльфы. Загрязнить воды пруда кровью — значило на много дней отвратить животных от водопоя. Но на этот раз Такаар мог позволить себе роскошь погнать оленя на своего напарника. Это было рискованно. Он не мог знать, насколько хорошо Ауум владеет копьем, а то, которое он вручил ему, было корявым и летало не очень хорошо. Они запросто могли остаться голодными оттого, что Ауум многого еще не умеет.

Такаар знаком показал Аууму, чтобы тот был начеку, и направился к пруду. Тот являл собой идиллическое зрелище. Вода сверкающей струей ниспадала вниз, поднимая брызги, а на берегу стоял олень, вытянув длинную, изящную шею, чтобы напиться. Уши его непрестанно подергивались, улавливая любые звуки, свидетельствующие о приближении хищника. Но Такаар не производил ни малейшего шума. Он подкрался к самому краю небольшой поляны. Мягкие коричневые и красные пятна на боках животного подрагивали, пока тот жадно глотал воду.

Такаар осторожно сдвинулся влево. Почувствовав, что земля под ногой подалась, он отпрянул назад. Подняв ногу, он ступил на другое место. Твердо и бесшумно. Затем метнул взгляд на Ауума. Тот не шелохнулся, по-прежнему крепко сжимая в правой руке метательное копье. Такаар на мгновение спросил себя, а понял ли напарник, что он задумал.

Кажется, тебя ждет очередное разочарование.

Но Такаар не ответил. Было в самом Аууме, его позе и пронзительном взоре нечто такое, что выдавало в нем уверенного в себе и умелого охотника. Что ж, да будет так. Такаар прошел по краю опушки еще немного. Олень поднял голову. Его короткий хвост предостерегающе вздрогнул. Он что-то почуял, хотя и ничего не услышал.

Такаар мог поразить его, не сходя с места. Его броску ничего бы не помешало. Мясо пятнистого оленя, приготовленное на огне, стало бы прекрасным угощением. Но ведь это был урок, не так ли? А сегодня вечером он достаточно долго рассказывал о том, как поведет себя олень, уходя от преследователей. Теория закончилась. Теперь только практика могла превратить внимательного слушателя в хорошего охотника.

Такаар вышел из-под деревьев и резко хлопнул в ладоши. Олень испуганно оглянулся на него и сорвался с места. Он высоко подпрыгнул, стремясь избежать клыков пантеры. Приземлившись, он устремился влево. Промчавшись мимо одинокого дерева, он повернул направо. Его движения были столь стремительны, что глаз не успевал следить за ними. Он мчался, наклонив голову к самой земле. Еще один прыжок. Очередная смена направления.

Ауум прицелился и метнул свое коротенькое копьецо самым плавным движением, какое Такаар когда-либо видел. Он не вкладывал в бросок чересчур много сил, а остался на месте и даже замер на мгновение, провожая взглядом копье, полет которого получился ровным и стремительным, и лишь корявое древко слегка подрагивало. Олень вновь резко развернулся, изготовившись рвануться в обратном направлении и остановившись на миг, твердо упершись в землю расставленными копытами.

Копье вонзилось ему в грудь у основания шеи и пронзило сердце. Животное беззвучно рухнуло на землю замертво. Ауум стремительно вынырнул из своего укрытия и присел на корточки рядом с оленем. Такаар остался на месте. Он вдруг ощутил в сердце такую легкость, какой не знал уже долгое время, а на Калайусе не испытывал вообще никогда.

Ауум выдернул копье и прислонил его к дереву. Подняв оленя, он забросил его себе на плечи. Подхватив копье, он посмотрел на Такаара.

— Проголодались? — осведомился он, не сдержав улыбки.

Такаар оглянулся.

— Разочарован? Ты снова проиграл, а я опять выиграл.

Но ведь это еще не конец, верно? Для чего он пришел сюда — пировать с тобой или убить тебя?

— Ты надеешься, что я позволю себе расслабиться и потеряю осторожность.

Поскольку ты слишком труслив, чтобы убить себя, мне больше ничего не остается. Думаешь, что сумеешь справиться с ним, если он бросится на тебя?

— Я — Такаар.

Ты был им.

— Прошу прощения?

К нему направлялся Ауум. Такаар небрежно отмахнулся.

— Ерунда. Приватный разговор. Отличная работа. Безупречный бросок. Ты уже охотился на пятнистых оленей?

— Так, как сегодня — еще никогда. Спасибо вам.

Такаар покачался с пятки на носок. Что-то надвигалось. Он ощущал его приближение в земле и воздухе. Это «что-то» вдруг вцепилось ему в мозг и сдавило его, а потом запустило ледяную лапу в живот и скрутило ему кишки. Невыносимой тяжестью легло на грудь. Такаар растерянно заморгал. Наступал рассвет. Но почему вокруг так темно?

* * *

Пелин вскочила на ноги еще до того, как Хелиас грохнулся об землю. Перед тем, как толпа накинулась на нее, она еще успела ударить его одной ногой в висок, а другой — по почкам. Но ее оттеснили назад, грубые руки схватили ее за талию и шею, толкая в грудь и голову. Ее сбили на землю и вываляли в грязи. Она вновь быстро вскочила на ноги и поняла, что оказалась в полном окружении. Со всех сторон в нее были нацелены острия клинков. Толпа начала напирать, растоптав ее накидку. Двое мужчин помогли Хелиасу подняться. Он сплюнул кровь, вытер рот ладонью и надвинулся на нее. На сей раз, однако, у него была вооруженная охрана.

— Выслушайте меня, — сказала она, пытаясь поймать взгляд хоть кого-либо из тех, кто стоял в первых рядах. — Хелиас продаст вас всех иниссулам. Он с ними заодно. А сюда плывут люди. Быть может, они уже высаживаются в гавани. Пожалуйста.

Трудно сказать, расслышал ли кто-нибудь ее слова. Оскорбления зазвучали еще громче, стоило ей только открыть рот. На нее нацелились два копья, острые и гладкие наконечники которых зловеще поблескивали. Одно уперлось ей в живот, другое — в шею. Попятившись, она почувствовала, как ее толкнули в спину. Повинуясь знаку Хелиаса, эльфы схватили ее за руки. Он поднял ладонь над головой, требуя тишины.

— Я разочарован, — изрек он. — Столь грязная и отчаянная ложь, слетающая с таких прекрасных губ, венчающих роскошное тело.

Хелиас вытер рот и нос. Пелин вдруг остро ощутила свою наготу, но не сделала и попытки высвободить руки, чтобы прикрыться. Вместо этого она лишь выпрямилась во весь рост, стараясь выглядеть еще выше и величественнее.

— Подойди поближе, чтобы рассмотреть меня получше, — предложила она.

— Для этого у меня еще будет время. Столько, сколько понадобится, — отозвался Хелиас. — Как и у любого другого ula, которому вдруг придет в голову такая блажь.

Толпа радостно заулюлюкала. Пелин плюнула на землю у ног Хелиаса.

— И каждая iad будет в восторге от того, что их предводитель — самый обычный насильник.

Хелиас шагнул вперед и ударил ее кулаком в лицо. Пелин почувствовала, как у нее сломалась носовая перегородка, а от боли закружилась голова. Из носа потекла кровь. Открылась и полученная вчера рана, больно щипая и стягивая кожу.

— Ой, какая жалость, — протянул Хелиас. — Кажется, я испортил тебе вывеску.

— Ллирон была права, — парировала Пелин, ощущая на губах солоноватый привкус. — Эльфы так и остались в глубине души всего лишь животными.

Она вдруг ощутила внезапный прилив сил. Смерть казалась неминуемой. Равно как и насилие над ее телом. Но она уже увидела брешь. Можно попробовать воспользоваться ею. Расширить ее до предела. Хотя она уже успела понять, что ее последние слова, едва успев сорваться с губ, стали роковой ошибкой.

— Ага! — Хелиас отступил на шаг и развел руки в стороны, поворачиваясь кругом, словно для того, чтобы вовлечь в разговор те сотни эльфов, что столпились вокруг. Мужчин и женщин, разгневанных и встревоженных. — Слышите, как заговорила наша бывшая защитница? Оказывается, мы с вами — животные. Так что же, давайте разбежимся по своим убежищам и норам и будем думать о своем недостойном поведении?

Ритмичное скандирование и улюлюканье, становившееся все громче, напомнило Пелин ухудшенный и извращенный вариант собрания в Гардарине. Хелиас был его самопровозглашенным спикером, а вокруг него правительство и публика слились воедино.

— Мы ошибаемся, все мы! Покайтесь, неверные! Вы здесь не для того, чтобы обеспечить безопасность туали. Совсем не для того, чтобы добыть еду и питье для своих семей. И не для того, чтобы сражаться за лучшее будущее своего клана. Я всех вас ввел в заблуждение и обманул. Вы — всего лишь стая диких собак. О, архонт Аль-Аринаар, мы премного благодарны вам за то, что вы открыли нам глаза.

Толпа ответила ему жестоким, злым смехом. На лицах собравшихся появилось маниакальное выражение. Пелин почувствовала, как сердце у нее сбилось с ритма и замерло в груди.

— Вы достойны лучшей участи, — крикнула она в оглушительный шум, доносящийся со всех сторон. — Помните о том, кто вы такие. Он — не один из нас. Прошу вас. Обратитесь против настоящего врага. Это — не я. Это — не я!

Хелиас вновь повернулся к Пелин. Подойдя к ней вплотную, он грубо схватил ее за подбородок, заставляя откинуть голову, а потом прижался к ней всем телом, причем те, кто держал ее за руки, не дали ей отпрянуть. От него исходил запах похоти, он упивался своей силой и властью. Пелин попыталась отвернуться, но он крепко держал ее. Пальцы Хелиаса больно сдавили ей щеки. На руку ему закапала кровь.

— Ты — действительно не враг; ты — всего лишь самая обычная убийца. Cascarg, efra. И ты лишь напрасно тратишь наше время. Идет война, от участия в которой нас больше не отвратит твое назойливое вмешательство. Ты даже не понимаешь, что происходит. Почему кланы разъединились так быстро. Прежний порядок не должен быть восстановлен. Подобно всем остальным кланам, мы будем сражаться за овладение землей, которая нам нужна.

— Я прекрасно понимаю, что ты намерен выдать всех этих людей иниссулам.

Но слова ее прозвучали глухо и неразборчиво из-за того, что он по-прежнему держал ее за подбородок.

— А мне известен закон стручка. Как и многим из тех, кто здесь присутствует. Ты лишилась своего статуса. Ты больше не принадлежишь ни к одному клану. Ты превратилась в мясо. Животные насыщаются мясом перед тем, как неизбежно убивают свою жертву. Мы — животные. Ты сама об этом говорила.

Хелиас сделал приглашающий жест.

— Возьмите ее. Держите ее крепче, и можете делать с нею все, что вам заблагорассудится, любому из вас. Не забывайте, только вчера она убивала в доках таких же эльфов, как вы. Помните о том, что она раздвинула ноги перед Такааром. Наверное, это была его последняя здравая мысль, после чего он и решил прогнать ее прочь. Быть может, она не захочет сама отдаться вам. Пожалуй, я покажу вам, как это делается. Уложите ее на землю. Не дайте ей вырваться. Раздвиньте ей ноги.

Пелин отчаянно сопротивлялась, но врагов было слишком много. Ее опрокинули на спину, прижав плечи к земле. Она выгнулась дугой и принялась лягаться. Несколько мужчин уселись ей на живот, а другие раздвинули ей ноги. Хелиас злорадно улыбался, глядя на нее сверху вниз. Она в бешенстве уставилась на него.

— Туал отвернется от тебя. А Шорт обречет на вечные муки.

— Все это будет завтра. А мы с тобой находимся здесь и сейчас.

Возле ее ног остановились еще двое мужчин. Они встали рядом, плечом к плечу, оттолкнув прочь эльфов, прижимавших к земле ее ноги. Оба держали в руках короткие, острые, сверкающие мечи.

— Закон также гласит, что такие действия должны совершаться только после наступления рассвета, — сказал один из них.

Пелин с хрипом втянула в себя воздух. Она узнала этот голос. Тулан. Один из ее воинов. Но уже без плаща Аль-Аринаар. Он стал дезертиром.

— Отойди прочь, — проскрежетал Хелиас.

— Нет, — отозвался второй, и его голос тоже показался Пелин знакомым. Это был брат Тулана, Эфран. — Предводитель должен выполнять законы, если хочет, чтобы те, кто следует за ним, тоже соблюдали их. Иначе как он может быть вожаком?

— Не цитируй мне дерьмовые изречения Такаара, — заявил Хелиас. — Или я должен усомниться в вашей лояльности клану? Или самому Туалу? Защищая это мясо, вы сами становитесь cascarg.

Толпа притихла в ожидании. Пелин была уверена, что они слышат даже, как колотится о ребра ее сердце. Хватка удерживавших ее рук ослабла, но она не пошевелилась.

— Дело вовсе не в ней, — возразил Тулан. — Мы отказались от плащей не просто так, и причина эта не изменилась. Но законы, отмененные или действующие, должны выполняться, иначе преступления останутся безнаказанными. А эльфы так никогда не поступали. Даже перед Войнами Крови. Рассвет близок. Прибереги свое наказание до его наступления. Какой от этого будет вред?

Вытянув шею, Пелин увидела выражение лица Хелиаса. Сама же она изо всех сил старалась ничем не выдать своего волнения. Глаза у него вылезали из орбит, ноздри раздувались, а щеки заливал алый румянец. Только он и она знали о том, что с рассветом начнется вторжение людей. Он угодил в ловушку, которую сам же и расставил.

Медленно, с величайшим трудом, Хелиас натянул на лицо беззаботную улыбку. Пожав плечами, он с выражением покорности развел руками, держа их ладонями кверху.

— Рассвет так рассвет. Почему бы и нет? Быть может, мысли о предстоящем приговоре сделают нас более изобретательными, а?

Толпа разочарованно вздохнула. Пелин больше не прижимали к земле. Она обхватила себя руками и поджала ноги, но вставать не спешила. Тулан наклонился, поднял ее накидку и отряхнул ее от пыли и грязи. Она была порвана и потеряла всякий вид. Он швырнул ее Пелин, избегая ее взгляда.

— Прикройся.

Пелин жадно схватила ее и подтянула ноги к груди, после чего закуталась в накидку. Она почувствовала, что вся дрожит. Облегчения она не испытывала. Это было не чудесное спасение, а всего лишь отсрочка в приведении приговора в исполнение. На миг она задумалась о том, как идут дела у Метиана и Якина. Не оказались ли их захватчики более жестокими, чем ее собственные? Если они намеревались убить ее, то милосерднее было бы прикончить ее быстро и без мучений. Но это явно не входило в планы Хелиаса.

— Я поручаю ее вашим заботам. — Хелиас ткнул пальцем в двух бывших гвардейцев Аль-Аринаар. — Не вздумайте бежать или отпустить ее. Охраняйте ее здесь. Другие, более лояльные члены клана, будут следить за вами. Понятно?

Тулан и Эфран согласно кивнули. Хелиас развернулся на каблуках и принялся проталкиваться сквозь толпу. За ним сразу же пристроились две iads. Жесты, которыми они стали обмениваться между собой, не сулили новоявленным защитникам Пелин ничего хорошего. Не получив четкой команды, эльфы поодиночке и небольшими группами разочарованно потянулись вслед за Хелиасом. Все их планы, все, что собирался устроить Хелиас, чтобы отвлечь их внимание перед тем, как предать — все это было забыто. Очень немногие оглянулись, чтобы окинуть ее взглядом на прощание, но один или двое подошли вплотную. В нее полетели плевки и оскорбления; досталось и Тулану с Эфраном.

— Вам обоим здесь будет неуютно, — сказала Пелин братьям.

Эфран повернулся к ней и протянул руку.

— Вставай, — сказал он.

Пелин оттолкнула его руку и одним прыжком поднялась на ноги. Все тело у нее ныло, разбитый нос и губы пульсировали болью, а мышцы настоятельно требовали отдыха. Она набросила плечи плащ, придерживая его концы на животе.

— Теперь Хелиас прикажет убить вас, если вы сами еще не поняли этого, — сказала Пелин. — Полагаю, что должна поблагодарить вас, хотя это и кажется мне неправильным.

— Ну, так и не благодари, — отозвался Тулан. — Мы сделали это не ради тебя. Любой мог подвергнуться стручкованию и оказаться здесь, но мы все равно поступили бы так же. Нам сюда. И не вздумай бежать. Ты знаешь, что мы сделаем.

Пелин ощутила мгновенный укол разочарования, хотя и понимала, что удивляться тут нечему.

— У меня нет сил бежать.

— И идти тебе тоже некуда. Можешь мне поверить, — сказал Тулан.

Братья зашагали немного впереди нее, очевидно, не находя в себе сил посмотреть ей в глаза. Но прежде чем она скажет то, что должна, неплохо бы выяснить, как они относятся к происходящему.

— Итак, вы полагаете, что я должна остаться с вами, пока не наступит рассвет, а потом придет Хелиас, чтобы изнасиловать меня и передать тем, кто ждет своей очереди? Нет уж, благодарю покорно, я предпочту попытать счастья с биитанами.

Тулан поежился.

— Нет. Нет, я совсем не это имел в виду. Просто безопасных местечек больше не осталось. Во всяком случае, для гвардейцев Аль-Аринаар. Кстати, ты не знаешь, куда они все подевались, мои верные и надежные братья и сестры? Все еще стоят на своих постах, или патрулируют свои участки, или валяются со вспоротыми животами где-нибудь в районе Солта или Орчарда?

— Забились в казармы и носа оттуда не кажут, судя по тому, что я слышал, — сказал Эфран и обернулся к Пелин. — Немногие теперь хотят носить плащ. Твое исчезновение стало причиной массового дезертирства.

— Сколько их все-таки осталось? — спросила Пелин, пытаясь сохранить спокойствие и самообладание даже после столь сокрушительного удара.

— Он не знает, — решительно отрезал Тулан.

Они пересекли угол парка, направляясь к площади, на которой стояли респектабельные городские особняки, для которых парк служил своеобразной лужайкой. Пелин хорошо знала этот район. Свое название — Пепел — он получил после того, как был заново отстроен после страшного пожара, случившегося сорок лет назад и уничтожившего все в округе. Здесь располагался дом Хелиаса, как и прочих сановников. В паре особняков тускло горели масляные лампы, но не доносилось ни единого звука. Ничего удивительного — всех, кто не был туали по рождению, наверняка изгнали отсюда.

Тулан направился к ближайшему дому, двухэтажному особняку с отдельным садиком. Он был темен и пуст. Под куполообразной крышей располагались балконы, выходившие на все стороны света. Войдя в просторный холл, Тулан открыл первую же дверь налево. За нею располагался большой обеденный зал с единственным окном. Другого выхода из комнаты не было. Он указал на стул во главе стола, стоявший дальше всех от двери и окна. Пелин опустилась на него. Ее стражники, бывшие некогда ее братьями не только перед богом, но и в служении и вере, остановились на другом конце зала, упорно глядя в окно.

— Итак, — начала она, — скажите мне, что мы ждем, пока по лестнице не спустятся вниз затаившиеся наверху воины Аль-Аринаар.

— Ты ведь шутишь, верно? — полюбопытствовал Тулан.

— Не совсем.

— В таком случае ты будешь разочарована.

Пелин обессиленно откинулась на спинку стула. Оказывается, она бессознательно цеплялась даже за столь призрачную и хрупкую надежду.

— Но ведь вы отпустите меня, чтобы я сделала свое дело. А я позабочусь о том, чтобы с вами обошлись по справедливости. Вы можете доверять мне.

Тулан впервые поднял на нее глаза. Он выглядел так, словно со дня обвинения не спал ни минуты.

— Ты что, ничего не поняла? Все кончилось. Невозможно поверить, что все произошло так быстро, но ведь это случилось на самом деле. Хелиас прав. Сейчас начнется драка за землю и ресурсы. Потом начнутся переговоры, и порядок будет восстановлен. Новый порядок.

— Ох, Тулан. Эфран, неужели ты тоже в это веришь? Хелиас — предатель. Cascarg, как он назвал меня. Вот только он еще хуже. Нет такого слова, которое подходило бы для того, чтобы описать его. Он…

— Пелин, — резко бросил Тулан. — Замолчи. Ты не имеешь права так говорить.

— А я хочу дослушать ее, — заявил Эфран.

— Кто наверху, Эф?

— Ну, я не знаю. Может…

— Вот именно. Ты не знаешь. А у Хелиаса уже везде свои глаза и уши. Он не теряет времени зря.

— Нет, — возразила Пелин. — Этот заговор был составлен несколько лет назад. Лет десять минимум.

— Пелин…

— Если хочешь, чтобы я замолчала, подойди сюда и заткни мне рот. В противном случае позволь мне сообщить тебе, что Хелиас действует заодно с предателем-иниссулом, а возглавляет их Ллирон. Да, Эфран, Ллирон. Мне все равно, веришь ты или нет. В гавань вот-вот войдет флот наемников. И Хелиас намерен выдать им зачинщиков-туали, дабы спасти свою собственную шкуру.

— Но знаете что? Думаю, что больше не скажу вам ни слова. Почему бы нам не усесться поудобнее, не расслабиться и не дождаться восхода солнца, чтобы кончить свои дни в потоке человеческой магии? Эй, можно даже подняться наверх. Оттуда последний рассвет эльфов будет виден еще лучше.

— Что вы на это скажете?

Глава 22

Позор труса виден в глазах тех невинных жертв, которых он предает.

Перевалочный лагерь был заброшен и пребывал в запустении вот уже девять лет, с тех самых пор, как последние беженцы из Хаусолиса разъехались отсюда на постоянное место жительства. Девять лет в тропическом лесу — долгий срок. Биит хорошо поработал за это время. Повсюду разросся густой подлесок, но лиственный покров над головами был еще редким.

Лагерь находился примерно в часе ходьбы от южной границы Ултана, на живописной поляне, которую расширили вручную, разместив на ней двенадцать длинных бараков с глиняными и бревенчатыми стенами, крытых соломой, и место общего пользования для еды и отдыха с навесом. Уборные и бани располагались в отдельных пристройках, имевшихся у каждого барака.

В лучшие свои времена в лагере размещалось пятнадцать сотен беженцев. Катиетт вошла в него с колонной, насчитывавшей в два раза большее количество, и обнаружила, что он пребывает в куда более запущенном состоянии, чем докладывали ее разведчики. Окинув лагерь беглым взглядом, она увидела, что на четырех бараках провалились крыши, навес над открытой лужайкой мог в любую минуту обрушиться под тяжестью плюща, виноградных лоз, лишайника и плесени, а густая трава высотой в добрых четыре фута, которой заросла вся территория, служила превосходными охотничьими угодьями для любого лесного хищника.

Но это было лучшее из того, что они могли предложить, за исключением форсированного марша в Таанепол, на что, учитывая скорость передвижения мирных иниссулов, понадобилось бы не менее шести дней. Коэффициент естественной убыли к концу перехода или, проще говоря, смертность, оказалась бы ужасающей. Надолго оставаться здесь было опасно, но в качестве временной базы лагерь годился вполне.

Катиетт оглянулась на растянувшуюся позади колонну и зажмурилась от отчаяния. Первым делом она отправила сообщение в лагерь ТайГетен, чтобы те примяли траву и распугали зверье, прежде чем приступать к обустройству всех остальных. Затем ТайГетен разделились — часть воинов приступила к патрулированию территории, а оставшиеся занялись осмотром бараков, выбирая наиболее пригодные для жилья.

Олмаата оставили на попечение гражданских эльфов, и его мгновенно окружили сердобольные iads, вооружившись чистыми тряпицами и целебной мазью, появившейся словно бы из ниоткуда. Впервые с тех пор, как он покинул Гардарин вместе с Джаринном и Лориусом, Катиетт увидела у него на лице улыбку, которая коснулась и глаз.

— Граф, Меррат, Пакиир, Фалин. — Четверка ТайГетен подбежала к ней. — Мы должны действовать быстро. Нам еще повезло, потому что дождь не начнется раньше чем через час или два. Во всяком случае, до рассвета его можно не опасаться. Я хочу, чтобы вы отобрали добровольцев среди беженцев и разделили их на несколько отрядов, поставив во главе каждого из них свободного Тай. Под «свободными» я подразумеваю тех, кто не занят непосредственно в патрулировании.

— Кроме того, я хочу, чтобы рабочие группы удалили растительность из бараков, пригодных для обитания, и, было бы прекрасно, с навеса над бивуаком. Если нам удастся очистить его и он не рухнет, под ним можно будет разместить множество беженцев.

— Остальные тем временем пусть собирают все, что годится в пищу. Инисс свидетель, нам понадобится помощь Биита, чтобы обеспечить сносное пропитание. Итак, ягоды, корешки, травы. И не только для еды, но и для приготовления снадобий. Давайте не будем наивными. Мы привели сюда эльфов, которым неизбежно грозят укусы, расчесывания ран, заражения и инфекции. Нам понадобится масса жизненно важных лекарств. То есть минимум — чайное дерево, зверобой, вербена и лабруска.

— Пусть кто-нибудь спустится к реке. У нас с собой есть копья. Если привязать к ним виноградную лозу, можно удить рыбу. Кроме того, нам нужны силки. Да хранит меня Туал, что я вам рассказываю, если вы и без меня все знаете? Ловите любую живность, какая вам попадется, и чем больше, тем лучше. Обучайте всех, кого сочтете нужным. Нельзя, чтобы сверху и издали были заметны дым и огонь в лагере, поэтому учите своих подопечных тому, как разводить бездымные костры и складывать печи из камней, глины и всего прочего. Пусть обыватели активно участвуют в обустройстве собственного быта. Если позволить им сидеть без дела, то они моментально впадут в отчаяние, и тогда нам с ними не справиться. Вдохновляйтесь и выживайте, как сказал бы Такаар. Ултан находится от нас всего в трех милях. Нам не нужны незваные гости, и мы недолжны привлечь к себе ничьего внимания.

— Есть вопросы?

Меррат коротко рассмеялась.

— Нет, мы все поняли. А тебе остается лишь вести разговоры, правильно?

— Какие еще разговоры?

Меррат с самым невинным видом развела руками.

— О том, как выжить в тропическом лесу, естественно. Какая жалость, что у тебя нет с собой шкур, раковин и маскировочной раскраски, верно?

Катиетт поджала губы и одарила Меррат гневным взглядом, хотя в глубине ее глаз плясали смешинки.

— А тебе, Меррат, вместе с твоим отрядом я поручаю самую ответственную работу в лагере.

Веселость Меррат мгновенно испарилась.

— Можно не спрашивать, какую именно, не так ли?

Катиетт покачала головой.

— Да, но я все равно приказываю тебе спросить.

Меррат рассмеялась.

— Мой архонт Катиетт, командир ТайГетен. И какая же работа самая ответственная в лагере?

— Уборные, — ответила Катиетт. — Отхожие места для трех тысяч эльфов, непривычных к грубой пище, жаре и дождю. Кстати, я буду особо пристально контролировать выполнение этого задания. Тебе повезло, ты не находишь? Прости, Меррат, я не расслышала.

— Я сказала, что да пребудет со мной благословение Инисса.

— И не только его, моя Тай. Не только.

* * *

Пелин так и не сумела убедить братьев подняться наверх. Но, как оказалось, в этом не было особой необходимости. Если на Силдаан и можно было в чем-то положиться, так это на ее пунктуальность. Небо оставалось девственно чистым. Солнце во всей своей сверкающей красе поднялось над высокими шпилями Гардарина и загнало тени глубоко под деревья в парке.

Но в нижней части города, там, где располагалась гавань, в кварталах, облюбованных сефанами и орранами, которым удалось достичь некого подобия перемирия, небо оставалось чистым недолго. Там шел дождь, роняя прозрачные, крупные и ужасающие в своей красоте капли темно-желтого цвета. Слезы Гиал падали настолько густо и обильно, что походили на столбы, подпирающие небосвод.

Небо было расчерчено огненными хвостами коричневых и зеленых шаров, которые попадали в крыши или исчезали из виду. Их столкновения с землей сопровождались гулкими взрывами. Дождь из шаровых молний воспламенял все на своем пути. Очень быстро огнем оказались охвачены районы Харбор-Сайд и Солт. Небо начало затягиваться черным дымом пожаров.

Пелин встала и подошла к окну, чтобы лучше видеть. Затем они все трое, пусть и с опозданием, но вышли на балкон, ужаснувшись представшей их взорам картине. Пелин показалось, что она слышит крики и лязг оружия. Впрочем, полной уверенности у нее не было, зато она точно знала, что чувствует.

Инисс отвернулся от них. Туал удалился в свою лесную цитадель. Шорту придется настежь распахнуть свои объятия, чтобы принять все души, устремившиеся к нему. В старинном городе эльфов правили бал люди и магия. Пелин смотрела, как вздымаются и опадают их заклинания. Она чувствовала на коже жар огня и холод льда.

Она испытывала такой ужас, что он прошел сквозь нее и вернулся в прошлое. Он заморозил души предков в чертогах мертвых. Он приковал ее к месту, не давая пошевелиться. Она уже не обращала внимания на то, что ее накидка вновь распахнулась, или что ее бывшие стражники замерли по обе стороны от нее. Уже не как конвоиры, а как гвардейцы Аль-Аринаар плечом к плечу со своим архонтом.

В глазах Пелин отражалось бушующее пламя. Она стояла, глядя, как потемнело небо, и с неба обрушился первый настоящий дождь, а на улицах зазвучал топот ног эльфов, бросившихся бежать, куда глаза глядят. А потом она отвернулась от деяний бездушной силы, подминающей под себя ее город, и взглянула прямо в ошеломленные глаза Тулана.

— Ну, ты все еще полагаешь, что должен отдать меня на поругание всем мужчинам туали в Исанденете, или, может быть, ты все-таки найдешь мне какую-нибудь одежду и меч?

* * *

Перед самым рассветом Катиетт и ее ТайГетен собрались на северной окраине лагеря, словно почуяв надвигающуюся угрозу. Нюх на опасность, говорил Такаар — вот то, что по-настоящему отличает воина ТайГетен от обычного эльфа. Катиетт позволила себе не согласиться с ним, полагая быстроту и тренированную реакцию своими главными преимуществами.

Но, кто бы из них ни был прав, сейчас ими овладело одно и то же чувство. Утро обещало быть великолепным, но это ощущение было обманчивым. И, хотя небо наливалось прозрачной синевой, которую постепенно пятнали облака, в воздухе повис едкий приторный запах. Калайус пах бедой.

К ним начали присоединяться самые любопытные из беженцев, глядя на побережье, поверх стен Ултана, в сторону Исанденета, кончики самых высоких шпилей которого можно было увидеть в ясное утро, такое, как сегодня. Катиетт скосила глаза влево. Между нею и Меррат стояла та самая iad, с которой она разговаривала вчера на марше, а за ее спиной виднелся ее давешний спутник. Ее звали Онеллой, и если Катиетт сможет спасти хоть кого-нибудь из нынешней передряги, это будет она.

— Не думаю, что тебе нужно видеть это, — сказала она.

— А что это? — спросила Онелла.

— Внушающая ужас энергия, вырвавшаяся на свободу, — ответила Катиетт, остро ощущая собственную беспомощность, что было для нее крайне непривычно.

— Туали захватили власть, — предположила Онелла.

Катиетт покачала головой.

— Ты ищешь не того врага и не в том месте. Это рука человека, которую направляет cascarg иниссул. А негодяи туали лишь воспользовались случаем, чтобы творить зверства и попытаться усилить свое влияние.

Онелла хотела что-то возразить, но тут над городом вспыхнуло зеленое зарево, окрашенное коричневыми тонами, и по океанским волнам побежали мертвенно-лиловые сполохи. Небо засверкало мириадами вспышек темно-желтого цвета, осыпавшимися вниз, подобно увядшим лепесткам. Они падали на землю, выбрасывая искры света до верхушек самых высоких шпилей. Жадное и злое ослепительно-желтое пламя вгрызалось в беззащитные бревна.

Катиетт с трудом проглотила комок в пересохшем горле. В душе у нее поднималась холодная ярость, прокатившаяся по всему телу. Творились чудовищная несправедливость и зло. Источником этого зла являлась эльфийка из клана Инисса. Жрица, движимая жадностью, преувеличенным чувством собственной значимости и стремлением уничтожить все, что создал Такаар. Сознавать это было больно. Ведь короткая память считалась позором у народа Инисса, ее соплеменников.

— И что мы будем делать? — прошептала Меррат.

— Ждать, — ответила Катиетт. — Действовать в соответствии с прежним планом. Скоро вернется Та… Ауум и Серрин. И тогда мы получим ответы, а быть может, и знамя, под которым пойдем в бой.

— Ничего не понимаю, — вырвалось у Онеллы, и девушка густо покраснела. — Прошу прощения, я не собиралась вмешиваться в ваш разговор.

— Это касается тебя так же, как и нас, — ответила Катиетт. — Чего ты не понимаешь?

В городе вспыхнуло не меньше пятидесяти пожаров. Демонстрация чудовищной силы, которую несли люди, продолжалась. Олмаат предупреждал их о том, что именно они увидят. Но он ни словом не обмолвился, как от такого зрелища сжимается сердце и замирает душа, так что даже воздух кажется нечистым и ядовитым, а земля под ногами — отравленной.

— Почему бы нам не вернуться, когда иниссулы восстановят порядок в городе?

— Порядок? — переспросила Меррат. — Ну, извини.

Катиетт покачала головой.

— Они не собираются восстанавливать гармонию. Не интересует их и ее поддержание. Если ты веришь в право иниссулов повелевать, тогда ты найдешь там друзей. Если же нет, тогда тебе лучше оставаться с нами.

— Но как можно восстановить гармонию после всего, что случилось с нами? — спросила Онелла.

— Потому что даже после Войн Крови мы научились жить вместе. Мы научились прощать. Но не будем загадывать наперед, потому что это подразумевает, что иниссулы останутся у власти.

— Вы полагаете, что они не сумеют подчинить себе кланы с помощью той силы, которой сейчас владеют безраздельно? — осведомился Ридд, спутник Онеллы.

— О, у меня нет никаких сомнений в том, что Исанденет покорится человеческой магии. Но больше всего я опасаюсь того, что случится потом.

— Почему? — спросила Онелла.

Катиетт пожала плечами.

— Потому что, будь я человеком и обладай я такой силой, вряд ли бы я захотела оставаться наемником на службе у эльфа.

* * *

Такаар взревел от боли, и Ауум не на шутку испугался за его жизнь. Такаар упал весьма неудачно, основательно приложившись головой о камень. Ауум помог ему подняться, не сбрасывая с плеч оленя, после чего поспешил в лагерь. Поначалу он никак не мог взять в толк, что произошло с Такааром. Его что-то укусило или ужалило? Или приключился приступ давнего недуга, с которым он сражался? Причина могла заключаться в чем угодно.

Но видимых признаков всех вышеупомянутых поводов не наблюдалось. При первой же возможности, когда тело Такаара более не сотрясали конвульсии, Ауум внимательно осмотрел его, разыскивая следы укусов или крошечные красные точки, свидетельствовавшие бы о том, что его что-то ужалило. Он ожидал обнаружить участки кожи, изменившие цвет, нарывы, язвы, пену в уголках губ, трещины на черепе, треснувшую кожу на ступнях. Ничего. Ровным счетом ничего.

Очевидно, тот припадок буйства, что случился с Такааром, был вызван процессами в его голове, но наблюдать со стороны за болью, терзавшей его, за отчаянной мольбой в его глазах, с которой он обращался к Аууму всякий раз, с трудом разлепляя веки, было мучительно. Ощущая свою полную беспомощность, Ауум попытался устроить мастера поудобнее, дав ему напиться и согрев его. Тот дрожал, как при лихорадке, хотя утро выдалось просто великолепным.

Ауум развел костер. Освежевав убитого оленя, он принялся жарить куски мяса на огне. Вскоре вокруг распространился умопомрачительный запах. Оставалось надеяться, что это поможет. Приступ у Такаара длился уже целый час, а между тем взошло солнце, и небо начало затягиваться облаками. Время от времени он начинал скрести ногтями землю, но тут же отдергивал руку, словно обжегшись о горячие уголья.

И вдруг глаза Такаара распахнулись. Он сосредоточенно смотрел куда-то мимо Ауума. Казалось, взгляд его был устремлен на запад, далеко за пределы тропического леса.

— Жадный, всепоглощающий огонь, — прохрипел он. — Шары, изрыгающие коричневую силу. Пожирающие все.

— Такаар? — Ауум склонился над наставником, чтобы тот увидел его и пришел в себя. — Вас что-то укусило? Или вы отравились чем-то?

— Он прожигает оборонительные порядки. Они бегут, но их следы обращаются в пепел. Зло разгуливает по улицам. Пожирает беззащитных. От него нет спасения. Почему до сих пор не пошел дождь?

— Он пойдет, — отозвался Ауум. — Скоро.

Но Такаар словно не слышал его.

— Разобщение. Бегство. Шпиль пожирают языки пламени. Они утратили веру. Надежда разбилась вдребезги.

— Пожалуйста, — сказал Ауум. — Поговорите со мной.

Голос Такаара понизился до бессвязного шепота. Ауум не мог разобрать ни слова. Тело наставника застыло в неподвижности, и лишь глаза судорожно вращались в глазницах. Он очень быстро мигал. И вдруг Такаар расслабился, успокоившись. Напряжение покинуло его, и он глубоко вздохнул. Дыхание его выровнялось.

— Они убивают нас, — сказал он. — А ведь мы сами открыли перед ними двери.

— Кто? — спросил Ауум. — Люди?

— Я знаю, для чего ты пришел сюда. Не настолько уж я глуп.

Теперь уже Ауум с трудом заставил себя взглянуть Такаару в глаза. Его взгляд проник ему в самую душу.

— Вы нужны нам, — сказал он. — И не только ТайГетен. Всем эльфам. Они постепенно разрушают все то, что создали вы. Мы вернемся во времена Войн Крови, если только вы не согласитесь встать с нами вместе. Вновь объединить нас.

Такаар приподнялся и сел, опираясь спиной на ствол дерева на своем бивуаке. Голова его тряслась, и смотрел он куда-то в сторону.

— Я знаю, что сам во всем виноват. И тебе необязательно еще раз напоминать мне об этом. Ты и так целых десять лет делаешь это каждый день. Дай мне подумать.

Ауум вдруг представил, как входит в Исанденет с Такааром, а тот нечленораздельно что-то бормочет и спорит с голосом у себя в голове. Хорош спаситель, нечего сказать. Юношу вновь охватили сомнения.

— Пойдемте со мной. По крайней мере, поговорите с ТайГетен и Молчащими. Они ждут вас. — Ауум глубоко вздохнул, сознавая, что следующие его слова могут привести к катастрофе в возбужденном эмоциональном состоянии Такаара. — Катиетт ждет вас.

Но Такаар отреагировал отнюдь не сразу. Он по-прежнему упорно смотрел в землю слева от себя. Рука его машинально поглаживала траву.

— Она еще жива? — Такаар кивнул самому себе, и по щекам его потекли слезы. — Она — причина моего предательства. Моей трусости. Я всегда был недостоин ее внимания и любви. И успешно доказал это, не так ли?

Ауум ничего не ответил. Такаар, похоже, заглянул себе в душу. Аууму оставалось только молиться, чтобы он нашел там силу, которая понадобится ему уже в ближайшие дни.

— Такаар? Я — ТайГетен. Вы — мой брат и мой командир. По-прежнему. Ничего не изменилось. Мы существуем для того, чтобы служить Иниссу так, как учили нас вы. Поэтому я и обращаюсь к вам с просьбой. Возвращайтесь, чтобы возглавить нас. Возвращайтесь, чтобы вновь объединить кланы. Возвращайтесь, чтобы восстановить гармонию и вернуть нам милость Инисса.

Такаар долго, не отрываясь, смотрел на него. Жир стекал с мяса оленя в костер и шипел на угольях.

— Что случилось? — наконец спросил он. — Что случилось после того, как я бежал?

Глава 23

Последним прибежищем того, кто лишился мужества, становится теплая вода и острый клинок.

На Тул-Кенерите, последнем бастионе Хаусолиса, царила тишина. Ее не мог скрыть даже шум и лязг приближающейся армии гаронинов. Через двор в одиночестве пробежал Такаар, к которому были прикованы взгляды всех ТайГетен и Аль-Аринаар. С каждым его шагом воля, вера и мужество ослабевали. Ауум, подобно всем остальным, отказывался верить тому, чему был свидетелем.

Такаар не остановился и ни разу не оглянулся. Его ладони легли на металл двери замковой башни. Собрав все силы, он распахнул ее настежь. Вбежав в темноту, он скрылся из виду. Эльфы молча смотрели ему вслед. Ауум почувствовал, как его охватывает отчаяние, как будто он остался один на всем белом свете. С трудом оторвав взгляд от донжона[18] и по-прежнему распахнутой двери, он посмотрел на Катиетт и Пелин, стоявших рядом с ним на парапете стены над воротами замка.

Свист и вой.

Шум и грохот наступающих гаронинов вновь завладели его органами чувств.

— К оружию! — заорал он.

Его крик подхватили на стенах. Ауум выглянул из-за парапета. Сотня стволов разом выплюнули дым и пламя. Прогремел второй залп, хотя первые снаряды еще не долетели и не разорвались.

— Да хранит нас Инисс.

Вражеские снаряды врезались в верхнюю кромку стены или перелетели через нее, падая во двор замка. Установки с тяжелыми луками были уничтожены. Ломались бревна, и осколки дерева и камней летели во все стороны, уродуя лица, тела и ноги. Эльфы закричали. Крепостные стены сотрясал один тяжелый удар за другим. Сталь гнулась и раскалывалась. Камень дробился в щебень. Тела, нелепо размахивая руками, летели вниз.

Ауум присел за парапетом, зажимая руками уши. Приказы если и отдавались, то их никто не слышал. Из надвратной башни потянулся густой столб дыма. Он видел своих братьев и сестер, лишившихся рук и ног, со вспоротыми животами, лежавшими на парапете. Повсюду лилась кровь.

Очередной залп потряс крепость. Снаряд врезался в стену прямо перед Ауумом. Сталь выгнулась внутрь, камни горохом посыпались вниз. Он попытался перевернуться в воздухе, сброшенный сверху силой взрыва. Усеянная воронками земля двора метнулась ему навстречу. Он умудрился погасить инерцию падения, перекатившись через плечо и гася ее. Но ноги отказывались ему повиноваться, и он, спотыкаясь и ковыляя, пробежал вперед, прежде чем остановился в семидесяти футах от того места, где прятался за парапетом.

Ауум с трудом выпрямился и едва не упал от внезапной боли. Опустив взгляд, он увидел, что из левого сапога торчит толстая деревянная щепка. Вокруг нее сочилась кровь. Он попробовал наступить на раненую ногу. Больно. Ладони были содраны до крови, а облегающие кожаные штаны висели клочьями. А вот доспехи уберегли грудь и живот от тяжелых ранений и ушибов.

Ауум поднял глаза на крепостную стену. Ее по-прежнему бомбардировали снаряды. Некоторые залетали и во двор замка. Задрав голову, он двинулся вдоль стены, ища, где бы укрыться. Здесь уже не было ни намека на порядок и дисциплину. Эльфы поворачивались спиной к врагу, сбегая вниз по каменным ступеням и приставным лестницам. Земля вокруг была густо усеяна телами. Большинство не подавали признаков жизни. Уцелевшие бежали к донжону.

Обстрел прекратился. Крепостные стены затянуло дымом, который начал медленно рассеиваться. В тишине стали отчетливо слышны крики раненых и стоны умирающих. Зазвучали молитвы, возносимые Иниссу и Шорту. Посреди двора выстраивались те, кто серьезно не пострадал. Из-за стен донесся барабанный бой. Это наступала пехота гаронинов. Наступала бегом.

— Стройся! — Ауум резко развернулся. Раненую ногу пронзила острая боль. Тут была Катиетт, стоявшая рядом с Пелин. — Ко мне, братья и сестры. Защищайте донжон.

Ауум заковылял к ним. Какой-то ТайГетен подбежал к нему и подставил плечо.

— Спасибо, Олмаат, — сказал он.

— Ты можешь держать клинок? — спросил Олмаат.

— Смогу удержать оба. Только не проси меня драться голыми руками.

— Думаю, это время прошло.

Оба поспешили к эльфам, выстраивавшимся в оборонительные порядки около входа в донжон. Дверь была распахнута настежь в ожидании того, что должно было неминуемо произойти, но что они оттягивали до последней возможности. Около трех сотен воинов сгрудились вокруг главной башни. Аль-Аринаар и ТайГетен. Выстроившиеся в восемь рядов с оружием на изготовку.

Катиетт заняла место в переднем ряду, в самом центре. Ее Тай погибли. Джалеа была тяжело ранена и наверняка не выживет. Такаар бежал. Рядом с нею оставалась только Пелин. Архонт Аль-Аринаар плечом к плечу с новым архонтом ТайГетен. Они еще представляли собой грозную силу. Рядом с ними встали и другие эльфы. Им нельзя было отказать в мужестве и храбрости.

Раздался ритмичный металлический лязг. Стальная обшивка крепостных стен задрожала. Взгляды большинства эльфов были прикованы к воротам. Но они смотрели туда напрасно; гаронины, словно саранча, полезли через стены. Руки в латных рукавицах хватались за изломанные зубцы бастиона. Появились головы в шлемах и металлических доспехах. Ноги с гулким стуком опускались на парапет. Не останавливаясь, они спрыгивали вниз, во двор, и хлынули к башне, словно волна, накатывающаяся на дамбу.

— Ни шагу назад, — крикнула Катиетт. — Стоим на месте. По моей команде первые четыре шеренги вступают в бой.

Гаронины приближались с пугающей быстротой, держа оружие наперевес. Стволы ружей выплюнули короткие языки пламени, кося беззащитных эльфов, как траву.

— Вперед!

ТайГетен и Аль-Аринаар сорвались с места. Будучи не в состоянии сражаться на бегу, Ауум остался вместе с Олмаатом прикрывать дверь донжона. ТайГетен, опередив своих собратьев Аль-Аринаар, схлестнулись с гаронинами врукопашную. Засверкали клинки. Враг дрогнул, усеивая землю трупами. По рядам защитников прокатился рев. Это вырвались наружу ярость, отчаяние и гнев.

Катиетт обеими ногами ударила в забрало шлема ближайшего гаронина, опрокидывая его на землю. Один из ее клинков полоснул его по горлу. Второй описал полукруг над самой землей, перерубая лодыжки второму врагу. Катиетт стремительно выпрямилась, и первое лезвие вонзилось в живот третьему, а другое опустилось на шею второго, раненного ею противника.

Гаронины не успевали следить за ее движениями. Ее стремительность сбивала их с толку. Ее сноровка изумляла их, а сила приводила в трепет. Но эльфов было мало, а ТайГетен среди них — еще меньше. Обстрел усилился, убивая всех подряд без разбору, и эльфов, и гаронинов. Шеренга Аль-Аринаар перед входом в башню качнулась вперед.

— Нет, — прозвучал громкий голос Олмаата. — Отступаем. Все внутрь башни. Битва проиграна.

Увы, неизбежное все-таки произошло. Но Катиетт все еще отчаянно сражалась. Пелин вместе с десятью гвардейцами Аль-Аринаар пробилась к ней на выручку. Прозвучала громкая команда, и эльфы, те, что еще оставались в живых, отступили, выходя из боя.

— Назад! — закричал Олмаат. — Все назад, к донжону. Защищайте скважину.

С грохотом обрушились ворота. Тул-Кенерит был взят. Внутрь начали вкатываться осадные орудия. По стенам главной башни застучали осколки, высекая искры. Изнутри донеслись пронзительные крики. Башня была полна эльфов, ожидающих своей очереди уйти.

— Нужно, чтобы кто-нибудь спустился вниз, к вратам. Надо начинать переход. Спасем столько людей, сколько успеем, — сказал Ауум.

— Иди ты, — распорядился Олмаат.

— Только не я. Феррилл? — Стражник у дверей обернулся. — Спускайся к вратам. Делай все, что в твоих силах, чтобы через них прошли как можно больше беженцев. Постарайся не допустить паники. Это нелегко, я знаю. Скажи им, что мы дадим им столько времени, сколько сможем. И еще одно, Феррилл. Не вздумай оставаться сам. Когда придет время, переходи на ту сторону.

Под градом осколков в башню вбежали последние ТайГетен. Внутри, среди гражданских эльфов, ожидающих своей очереди на спуск, началась паника, которой Ауум изо всех сил стремился избежать. В дверь прыжком влетела Катиетт, следом за нею — какой-то отчаянный гаронин.

— Закрыть дверь! — заорал Олмаат.

Он присел, уворачиваясь от железного кулака, и вонзил клинок гаронину в живот. Солдат попятился назад, наткнувшись спиной на закрывающуюся дверь. Ауум метнул полумесяц, и тот глубоко вошел в верхушку вражеского шлема. Солдат мешком осел на пол. Дверь с лязгом захлопнулась. А поверженный и окровавленный гаронин был затоптан толпой эльфов. Хрупкую тишину в тамбуре нарушало лишь тяжелое дыхание, хриплым эхом отражавшееся от потолочных балок.

Свет ламп озарял холодную и круглую стальную комнату, в центре которой виднелась широкая винтовая лестница, уводившая вниз, в ярко освещенное подземелье, откуда доносился гул голосов простых эльфов, охваченных отчаянным желанием спастись. Они стояли плотной группой, а в туннеле, через который они прошли, своей очереди ожидали другие. Под их ногами вниз уходил вертикальный ствол шахты. Скважина глубиной в триста футов, на дне которой находились врата в Калайус. Именно их жаждали захватить гаронины, а эльфы стремились защитить любой ценой, иначе Калайус тоже будет разорен и опустошен.

Открытыми врата поддерживали силы, природу которых не понимал никто, за исключением Такаара. Они должны были рухнуть после того, как он пройдет сквозь них. И, хотя их обрушение наверняка остановит гаронинов, оно погубит и всех эльфов, оставшихся по эту сторону.

Недолгое спокойствие похоронил под собой страх столпившихся внизу обывателей. Конец был неизбежен, и предотвратить его возможности не было. Осадные машины гаронинов принялись бомбардировать дверь донжона. Ауум резко обернулся, заслышав топот бегущих ног внизу, у подножия винтовой лестницы.

— Нет! Катиетт, они пытаются вернуться обратно по туннелям. — Ауум перегнулся через перила, криком предупреждая о последствиях. — Вы идете не в ту сторону. Спускайтесь по лестнице в шахту!

— Аль-Аринаар. Двадцать человек. Спускайтесь вниз. Помогайте людям сойти вниз по лестнице, — приказала Пелин. — Метиан. Ты — старший. Вперед!

Удары в дверь слились в оглушительный грохот. Снизу ему эхом вторили крики насмерть перепуганных эльфов. Казалось, ими овладел панический ужас, и они устремились вперед, ничего не видя вокруг себя. А вот воины, выстроившиеся лицом к двери, молчали. В толстенной четырехдюймовой стали возникли первые вмятины. Гигантские кулаки без устали молотили в нее. Кулаки богов. В самом центре двери появилась первая пробоина. В нее пробился лучик света. Гаронины мгновенно перенесли всю тяжесть бомбардировки на слабое место.

— Теперь уже недолго, — обронил Олмаат.

А за его спиной ширилась и нарастала паника. Снизу, со дна шахты, вдруг ударил мощный луч света. За ним последовал второй, сопровождаемый чередой ослепительных вспышек. Сердце екнуло у Ауума в груди. Перед Катиетт и Пелин возник кто-то из воинов Аль-Аринаар.

— Врата вот-вот рухнут. Такаар пробежал сквозь них, и теперь они разваливаются.

Катиетт взглянула на Пелин и ее воинов. Ауум прочел в ее глазах обреченность. Они проиграли. Снаряды, подобно снежной лавине, продолжали падать на дверь. Узкая пробоина превратилась в дыру, через которую в полный рост мог пройти эльф. В нее влетел снаряд, ударился о дальнюю стену и разорвался, породив водопад каменных осколков и раскрошив несколько деревянных балок.

Катиетт проглотила комок в горле и кивнула.

— Все кончено, — сказала она. — Воины Хаусолиса. Нам не остается ничего иного, кроме как бессмысленно пожертвовать собственными жизнями. Машины гаронинов убьют нас с дальнего расстояния. Выбор за вами. Идите к своим соплеменникам и ждите, пока они не придут за вами. Или проходите через врата и живите в ожидании битвы, когда гаронины отыщут нас снова. Отправляйтесь на Калайус и помогите эльфам Хаусолиса начать новую жизнь. Мой совет: живите сегодня. Спускаемся вниз, соблюдая порядок. Вперед.

Олмаат закинул руку Ауума себе на шею.

— Я тебя не оставлю, — сказал он.

Ауум и Олмаат побежали вместе. Вниз по винтовой лестнице, на самое дно шахты. Остальные Тай и Аль-Аринаар бросились к разбегающимся, охваченным паникой эльфам, чтобы попытаться остановить их и повернуть в другую сторону, а потом повести за собой к свободе и безопасности. Ауум смотрел им вслед, пока свет от врат не замигал, начиная слабеть.

— Бегом! Вперед!

Воины-эльфы, за которыми следовали обыватели, ринулись вниз по лестнице. У ее верха бурлил живой водоворот; эльфы отчаянно стремились ощутить под ногами первую ступеньку. Тай и Аль-Аринаар понукали тех, кто уже оказался на лестнице, спускаться быстрее. А сверху напирали все новые толпы, толкая тех, кто оказался внизу.

— Не давите так сильно! — закричала Катиетт.

С протяжным стоном рухнула стальная дверь. Наверху раздался тяжелый топот. Гаронины ворвались в донжон. Всякая видимость порядка исчезла. Эльфы хлынули на ступени. Они лезли по головам друг друга или устремлялись в туннели, надеясь выскочить и затеряться в лесах Хаусолиса.

Ауум убрал руку с шеи Олмаата.

— Мы должны выиграть время, — сказал он и заковылял обратно к лестнице. — ТайГетен!

Около сотни эльфов откликнулись на его призыв и атаковали гаронинов. Первые вражеские солдаты как раз ступили на лестницу. Сверху загремели выстрелы. Мимо Ауума скользнул Олмаат, на ходу полоснув мечом по левой ноге какого-то солдата. Тот кубарем покатился вниз по лестнице, где его мгновенно добили ТайГетен. Но на его место тут же встали другие. Стрельба усилилась. Воинов ТайГетен разметало в стороны. Гаронины начали прыгать сверху, тяжело приземляясь у шахтного ствола.

Ауум стремительно пригнулся. Над головой у него просвистел приклад очередного гаронина. Эльф рванулся вперед и схватил солдата за ноги. Тот опрокинулся на спину. Ауум вспрыгнул ему на грудь и вонзил свой короткий клинок в прорезь для глаз. Прогремел выстрел. Что-то с силой ударило Ауума в бок, отбрасывая его в сторону. Рядом с ним возник Олмаат. Его клинки со свистом рассекли воздух над головой Ауума. Труп гаронина перелетел через балюстраду и обрушился на плотную массу людей внизу, сбивая с ног и врагов, и друзей.

— Самое время уходить, друг мой.

Олмаат схватил его за левую руку и потянул. Все тело Ауума пронзила острая боль. Он стиснул зубы, но руку друга не выпустил. Вокруг них сомкнулись клинки ТайГетен. Выстрелы следовали один за другим, лязгая о металл и высекая искры, с тошнотворным звуком ударяя в беззащитные тела, отрывая конечности и головы.

— Уходим! — надрывался Олмаат. — Все вместе. Уходим!

ТайГетен оторвались от противника. Внизу, на лестнице, продолжалась давка. Самые слабые и те, кому не повезло, падали, не в силах устоять на ногах. Презрев лестницу, ТайГетен побежали вниз по стенам.

— Сможешь спуститься так же? — спросил Олмаат.

Он коротко взмахнул свободной рукой, и его клинок вошел в бок гаронину, вспарывая тому ребра. Ударом ноги Олмаат отшвырнул труп в сторону. Они подошли уже к самому краю шахты. Гаронины преследовали их по пятам.

— Со мной все будет в порядке, — ответил Ауум.

Олмаат отпустил его, и он едва не упал. С хрипом втянув в себя воздух, он швырнул свое тело в шахту. Воины ТайГетен уже заскользили вниз по стенам. Гаронины стреляли им вслед. Вот они накрыли огнем лестницу. Эльфы валились, как подкошенные. Уцелевшие еще сильнее рванулись вперед. У самого края шахты отчаянно сопротивлялись гвардейцы Аль-Аринаар и ТайГетен. Вот кто-то из гаронинов рухнул вниз, насмерть разбившись об пол комнаты с вратами. За ним последовали другие.

Все это время свет, который излучали врата, искрил, слабел и дрожал, бросая мертвенно-лиловые жуткие сполохи вверх по шахтному стволу. Как и все остальные Тай, Ауум ринулся вперед вниз головой. Стены шахты были грубо вырубленными и неровными, так что отыскать опору для рук и ног было легко. Он всем телом прижимался к камню, позволяя одежде создавать дополнительное трение, чтобы замедлить падение. Боль в боку становилась все сильнее. Кровь текла из обеих ран.

У Ауума закружилась голова. Он подавлял стремление ускорить движение. Его догнали двое ТайГетен. Третья оказалась впереди.

— Не останавливайся, брат, — сказала она.

В следующий миг выстрел сорвал ее со стены и швырнул на землю. Ауум закричал. Руки его дрожали от напряжения, в голове помутилось.

— Спускайтесь, — сказал он. — Оставьте меня и спасайтесь сами.

Но они не обратили на его слова никакого внимания, и он испытал невероятное облегчение, слишком сильное для того, чтобы хотя бы поблагодарить их. Весь путь вниз он проделал, хватаясь руками и ногами за те же выступы и выемки, что и идущий впереди ТайГетен. Впереди яростно мигал проход. Вот он вспыхнул ровным светом, а потом вновь замерцал, угасая.

— Бегом! Бегом! Надо успеть проскочить!

Ауума чуть ли не на руках потащили к проходу. Здесь было тесно от бегущих эльфов. У самых врат выстроилась шеренга воинов, готовых отразить атаку гаронинов.

— Отпустите меня, — сказал он. — Я еще могу драться.

— Не говори глупостей, — оборвал его Олмаат, вновь оказавшийся рядом.

Он принял Ауума у его опекунов и пробежал с ним через врата. Последнее, что слышал юноша, была яростная стрельба, крики эльфов и спокойные команды воинов, оставшихся по ту сторону на верную смерть.

— Шорт, прими их души.

* * *

Ауум знал, о чем думает Такаар. Точнее, о чем бы думал Такаар, пребывающий в здравом уме. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, на ком лежит вина за разгромное поражение.

— Если бы я остался, мы продержались бы еще несколько часов, — прошептал наконец Такаар. — Подумай о том, сколько еще тысяч могло бы спастись.

— Может быть, — согласился Ауум.

Но он знал всю правду.

Такаар прищурился и сердито ткнул пальцем себе через плечо.

— Так я и знал, что ты снова расчирикаешься. Неужели ты никогда не устанешь попрекать меня прошлым?

— Такаар, — сказал Ауум.

— Нет, думаю, нет. И я не стану этого делать. Ты думаешь, если я не набрался мужества за прошедшие десять лет, то оно появится у меня сейчас? И можешь не льстить мне и не упрашивать, я все равно не стану делать того, чего не хочу. Нам понадобятся некоторых из тех ядов, над которыми я работал.

Такаар уставился на Ауума. Молодой ТайГетен растерянно заморгал.

— Что он говорит? — уклончиво поинтересовался он.

Плечи Такаара поникли.

— Такое впечатление, что ты совсем его не слышишь, — пожаловался он. — А еще мне кажется, что ты не слышишь и меня. А я говорю, что нам понадобятся яды, над которыми я работал. И еще мазь от ожогов. Поэтому мне нужна твоя помощь.

Чувство, охватившее Ауума, иначе как искренней радостью и назвать было нельзя.

— Значит, вы идете со мной! — воскликнул он, и звук его голоса распугал мелкое зверье в соседних кустах.

— Я сказал бы, что это было очевидно.

Ауум кивнул.

— Конечно, конечно. Спасибо вам. Вся раса эльфов будет вам благодарна.

— А вот это вряд ли, — возразил Такаар. — Да и тебе придется забыть об этом. Я не собираюсь бросаться вниз с утеса. Я придумал другой способ умереть, и он представляется мне более подходящим. Хочешь присоединиться к нам?

— Я… — начал Ауум и только потом сообразил, к кому обращается Такаар.

— Ты прекрасно знаешь, что это не имеет ничего общего с искуплением, или завоеванием авторитета, или чем-нибудь еще в том же духе. Ты знаком со мной вот уже десять лет, но до сих пор не понял, что подобные вещи меня не волнуют.

Ауум решил промолчать, ожидая продолжения. Но его не последовало. Такаар удалился в свою хижину и принялся отбирать различные горшки. Он явно полагал разговор законченным.

— Я могу спросить, почему вы делаете это?

Такаар пристально взглянул на Ауума. Под его взглядом юноша почувствовал себя неуютно. Ему вдруг показалось, что наставник заглянул ему в самую душу. А тот взял несколько горшков и корзину, сплетенную из крепкой лианы, и сунул ему в руки.

— Сложи их. По дороге я расскажу, как они действуют. — Он подошел к своему гамаку и поднял с него связку каких-то длинных палок, завернутых в ткань. Он развернул ее, и в руках у него оказались заплечные ножны. В одних до сих пор торчал клинок.

Это очевидно, почему я так поступаю. Потому что он говорит, что у меня не хватит на это мужества.

В душе у Ауума царил сумбур: надежда то вспыхивала ярким пламенем, то тут же гасла.

— Вы делаете это не ради своих братьев и сестер? Не ради Катиетт?

Такаар презрительно фыркнул.

— Никоим образом. За прошедшие годы я понял, что ничего не знаю. Но меня бесит, что кто-то вознамерился разрушить дело всей моей жизни. А я достаточно эгоистичен и храбр, хотя он и утверждает обратное, чтобы попытаться помешать этому.

Что ж, спасибо и на этом. Ауум принялся наводить в лагере порядок, а заодно проверил и свое скудное снаряжение. Но потом, уже собираясь забросать землей костер, он вдруг заметил, что Такаар вновь пристально разглядывает его.

— Что это ты делаешь?

— Готовлюсь выступить в путь, — ответил Ауум.

— Не нужно так спешить.

— Но…

— У нас готова еда, а ни один эльф не должен приступать к выполнению задачи на голодный желудок. Ни один эльф не должен принимать пищу на ходу, когда это можно сделать в комфортных условиях. Садись. Мы поедим. А потом я покажу тебе, как лучше всего уложить наше мясо, сырое и жареное, чтобы оно не испортилось. Только после этого мы тронемся в путь.

Ауум пожал плечами, шумно выдохнул и присел у костра.

Глава 24

Нет более легкого противника, чем упорствующий в своем заблуждении командующий на территории, которую в принципе невозможно защитить.

Одежда оказалась Пелин великовата, да и пошита она была из куда более дорогого материала, чем тот, к которому она привыкла. Кроме того, платье оказалось мужским и свободно болталось совсем не в тех местах, где нужно. Доспехов не было вообще. Пелин набросила себе на плечи свой плащ и поморщилась, глядя на то, во что он превратился. Но, по крайней мере, на боку у нее был острый меч — второй клинок Тулана, а он всегда следил за состоянием своего оружия.

— Ну, и что мы теперь будем делать? — осведомился Эфран.

Из окна на верхнем этаже он смотрел на пожары, взявшие гавань в плотное кольцо окружения. В районах Солт и Сэйл-Мейкер горели все улицы. Парк Туала оказался как раз на пути наступления людей. К этому времени сотни сефан и орранов уже спасались бегством из своих гетто, даже не подозревая о том, что оказались на вражеской территории. Впрочем, большую часть их отогнали к Блейду, Гардарину и кварталу Чамберс.

Самых настойчивых, которые вздумали умолять туали бежать, пока еще не поздно, попросту избили. Некоторым повезло куда меньше: их повесили на деревьях, казнив старинным способом туали — tua-mossa. Выпотрошить и вздернуть. Так эта страшная казнь именовалась в просторечии. Пелин смотрела, как эльфы в отчаянии умоляют выслушать их. Но единственным ответом им было вспарывание живота, за которым следовал удар копьем, пригвождавший их к дереву.

— Вы все еще радуетесь тому, что дезертировали из Аль-Аринаар, братья мои? — осведомилась Пелин.

У обоих достало совести промолчать.

Общей стратегии не было. Имела место бессмысленная, ужасная и жестокая оборона отдельных небольших участков Исанденета разрозненными кланами. Именно на это и рассчитывали Ллирон и Силдаан. А туали никак не могли понять, что же на самом деле происходит, хотя каждый пожар и каждое заклинание буквально кричали им о том, что надо бросать все и спасаться бегством. Их вера в предателя Хелиаса, который ее совершенно не заслуживал, должна была обойтись им очень дорого. Они ждали его приказов и никак не рассчитывали, что, вернувшись, он приведет с собой несколько сотен людей.

— Мы должны выяснить, что случилось с Аль-Аринаар. Но прежде чем идти к казармам, если от них что-нибудь осталось, мне надо сделать одно дело.

— Мы с тобой, — заявил Тулан.

— Надеюсь, вы меня простите, если я пока что не стану поворачиваться к вам спиной.

— Нам придется защищать свои собственные, — негромко ответил Эфран.

— Черт побери, почему же вы не делали этого раньше? — Пелин подступила к братьям вплотную. — У всех у нас были сомнения, но только те, кто обладал настоящей силой духа, знали, что единственная вещь, единственная, я повторяю, которая имеет значение — это сохранение гармонии. Смотрите, что вы наделали. Вы превратили туали в диких животных, готовых убивать тех, с кем они молились вместе всего пару дней назад. И я нисколько не сомневаюсь в том, что где-нибудь в городе та же участь уже постигла и ваших соплеменников. Примите мои поздравления с тем, что воткнули меч в живот расе эльфов!

Братья уставились на нее с выражением незаслуженно обиженных детей.

— Что? Или вы думали, что я начну петь вам дифирамбы, обливаясь слезами благодарности, а потом прижму вас к груди? Давайте-ка сразу расставим все точки над «i», чтобы на горящих улицах между нами не возникло недопонимания. Вы двое — дезертиры. Тот факт, что вы спасли мне жизнь, означает, что у вас достало здравого смысла и порядочности понять, что вы совершили большую ошибку. Но я больше не могу доверять вам, как своим братьям, это понятно? Я не могу просто взять и забыть о том, что вы совершили. Или что натворили другие дезертиры. Так что решайте сами. Оставайтесь со мной, чтобы попытаться выиграть эту войну, а потом, когда все закончится, мы посмотрим, что делать дальше. Или же бегите в лес и положитесь на милость подданных Туала, Молчащих и ТайГетен.

Тулан кивнул.

— Не думаю, что мы побежим.

Пелин улыбнулась.

— Хорошо. Так и я думала. А теперь пошли. Расскажите мне, где окопались аппосийцы. Полагаю, на южной стороне. Скорее всего, в районе Гранс или Олд-Миллерз.

— Сила привычки, — отозвался Тулан. — Но зачем они тебе понадобились?

— Метиана зашили в стручок и отдали им.

Тулан присвистнул.

— Пелин…

— Знаю. Но я должна хотя бы попытаться.

— Мы выйдем через черный ход. Чтобы не попасться на глаза туали.

— Они нужны нам, — сказала Пелин. — Все, кто уцелеет. И не имеет значения, что они бы сделали со мной. Пока, во всяком случае.

Тулан кивнул.

— Но сначала — самое главное, правильно?

— Правильно. И наденьте плащи Аль-Аринаар, хотя, Инисс свидетель, вы не заслуживаете того, чтобы носить их. Я не хочу, чтобы мы выглядели как группа захвата вашего клана, или во что вы там еще играли, черт бы вас побрал.

Спустившись по лестнице, они вышли наружу через заднюю дверь, пересекли маленький садик и оказались в узком переулке. Тулан шел первым, Эфран следовал за ним. Пелин старалась держать в поле зрения обоих, не поворачиваясь к ним спиной. Солнце уже взошло, принеся с собой жару, но небо было раскрашено в жуткие цвета магического огня людей, к которому добавлялись желтые блики горящего дерева. В воздухе висел сильный запах гари.

Здесь, вдали от мест непосредственных боев, в городе царила странная тишина. Улицы были пусты. Клановые банды затаились. Большинство обывателей, потрясенные происходящим, сидели по своим домам — в том случае, если они у них еще оставались, конечно. Или укрывались там, где позиции их клана были особенно сильны, вынужденные искать спасения среди тех, кого в душе презирали за их поступки.

Пелин почувствовала, как ее охватывает отчаяние. Проблемы навалились со всех сторон, и она не видела путей для их решения, во всяком случае, долгосрочных. Конечно, можно склеить разбитый горшок, но трещины никуда не денутся, и он обязательно развалится на куски снова.

Гранс был густонаселенным районом, в котором предпочитали селиться те, кто работал в лесу, и он представлял собой настоящий лабиринт извилистых улочек, плотно застроенных домами и складами пило- и строительных материалов. Аппосийцы, почитающие бога земли, старейшего божества в пантеоне, издавна составляли здесь большинство, и их клан славился своими успехами в земледелии и деревообработке.

Но так уж исторически сложилось, что они же были и самым агрессивным кланом. Нетерпимым. И самым короткоживущим, если не считать гиалан, с которыми они веками враждовали из-за всякой ерунды.

Выйдя из переулка на широкий проспект Яннерз-Аппроач, ведущий в Гранс, Тулан замедлил шаг.

— Прошлой ночью большинство из них собрались в Орсанз-Ярд, — сказал он, кивая в ту сторону, где над остроконечными двускатными крышами поднимался столб густого дыма.

— Но сейчас их там может и не быть.

— Почему? — спросила Пелин.

— Потому что вчера вечером мы совершили на них налет, — признался Эфран. — Отомстили за то, что днем они напали на нас возлеГардарина.

— Просто здорово, — заметила Пелин. — Значит, сегодня утром они будут настроены особенно дружелюбно.

Тулан быстрым шагом вошел в Гранс. Навстречу им стали попадаться эльфы. Идущие по своим делам, набирающие воду. Кое-где на улице даже играли дети. Взрослые же делали вид, будто вокруг течет нормальная жизнь, но тех, кто не останавливался, чтобы посмотреть на их форменные накидки, больше интересовали столбы дыма, поднимающиеся над доками. Наверняка кое-кто в клане точно знал, что их ждет.

Когда они приблизились к Орсанз-Ярд, Тулан свернул с главного проспекта и углубился в лабиринт улочек и переулков. За последним рядом домов вскоре показался высокий забор, протянувшийся поперек пустыря, на котором детишки играли или смотрели на огонь. Изнутри долетел взрыв смеха. Он был искренним и веселым, и за ним последовали бурные аплодисменты и крики:

— Еще!

Пелин приостановилась в удивлении.

— Я бы сказала, что байки сейчас должны интересовать их меньше всего, — обронила она.

Они пересекли пустырь и двинулись вдоль забора направо, в сторону ворот. Через них туда и сюда сновали эльфы, а сам вход охраняли двое стражников с мечами. Их появление вызвало легкое замешательство.

— Аль-Аринаар. Вам здесь нечего делать, — заявил один из стражников, невысокий аппосиец с мускулистыми руками и здоровенными кулаками, в которых топор и меч выглядели игрушечными.

Теперь Пелин шла впереди братьев. Она откинула полу плаща, выставляя напоказ перевязь с мечом, но не сделала попытки обнажить его.

— У вас находится один из моих людей. Я пришла забрать его. Я не хочу драться с вами. Аппосийцы — мои друзья.

Стражник подозвал к себе двоих товарищей, таких же мускулистых и коренастых ulas, и неторопливо направился к ней, презрительно сплюнув на ходу.

— Туали? И ты еще говоришь, что не хочешь драться? Надо было сказать об этом своим братьям и сестрам вчера вечером. У нас восемь убитых и двадцать раненых. Тем не менее. На этот раз вас всего трое.

Обнажив свои клинки, он взмахнул ими и двинулся вперед. Тулан и Эфран разошлись в стороны, прикрывая Пелин с боков. Она сделала успокаивающий жест и вышла навстречу аппосийцу.

— Ваш враг не Аль-Аринаар, — сказала она.

— С чего ты взяла, — возразил аппосиец.

Последние пару шагов он пробежал, выставив перед собой клинки. Взмахнув ими, он вознамерился снести ей голову. Пелин поднырнула под удар, блокировала его руки своими, а коленом левой ноги врезала ему в пах. Аппосиец согнулся пополам. Когда же он, переводя дыхание, распрямился, она раскрытой ладонью ударила его в лоб, опрокидывая навзничь, а затем опустилась рядом с ним на одно колено, выхватив из ножен меч и приставив клинок к его горлу.

— У меня была очень тяжелая ночь, — сказала она. — Я устала, и мое терпение на исходе. Верни мне Метиана. Живым.

Аппосиец выпустил из рук оружие, умоляющим жестом выставив ладони перед собой. Тулан и Эфран встали перед двумя другими стражниками. Вокруг все замерли. Детишки во все глаза смотрели на них, позабыв о своих забавах. Пелин гибко выпрямилась и протянула руку поверженному противнику.

— Я — не враг тебе.

После недолгой заминки стражник принял ее руку и позволил поднять себя на ноги.

— Метиан? — с невероятным облегчением переспросил он. — Он внутри. Уверяю тебя, он жив и здоров и прекрасно себя чувствует.

— Хорошо. Отведи нас к нему.

Пелин тоже не смогла скрыть своего облегчения, хотя и пыталась напустить на себя равнодушный вид. Стражник, поеживаясь от близкого соседства с нею, повел их на территорию склада. Там было многолюдно. В самом центре склада горел большой костер, и по краям его, над углями, на треногах и рогульках висели несколько горшков всевозможных форм и размеров. Рядом какие-то ula и iad изготавливали копья и грубые стрелы.

Их догнали Тулан и Эфран в сопровождении двух стражников, и небольшая процессия приблизилась к группе из примерно сорока аппосийцев, стоявших или сидевших на земле вокруг одинокого рассказчика. Их появление заставило его оборвать свою байку. Собравшиеся повернулись к ним, обнажили оружие, и круг распался.

В середине его на бревне, подстелив плащ, восседал Метиан, держа в руках дымящуюся кружку. На нем были кожаные штаны, толстая шерстяная рубашка и короткая кожаная куртка. Типичная одежда лесоруба. Он был босиком, но рядом с бревном, на котором он сидел, стояла пара поношенных сапог.

Пелин улыбнулась и покачала головой.

— Они должны были убить тебя, — сказала она.

— Да, но Ллирон не настолько умна, как полагает. Трое из моих дочерей вышли замуж за аппосийцев. Вот это питье приготовил мне один из моих внуков. Гуарана и гвоздика. Замечательный напиток.

— Только тебе могло так повезти, — заметила Пелин. — Ты мог бы предупредить меня об этом вчера ночью.

— У Шорта повсюду глаза и уши, — отмахнулся Метиан.

Аппосийцы вокруг них расслабились, успокаиваясь. Метиан пришел им на выручку.

— Друзья мои, позвольте представить вам Пелин, архонта Аль-Аринаар, которая защищает нас от самих себя. А это — Тулан и Эфран. — Метиан окинул братьев долгим взглядом, но не стал ничего добавлять. — Прошу вас, опустите оружие. Давайте отметим это событие. Кстати, что с тобой случилось? Туали не было на месте или еще что-нибудь в этом роде? Или ты просто сбежала от них прямо в стручке, прыгая, как кузнечик?

Аппосийцы захохотали, опуская оружие. Пелин сунула свой меч в ножны. Стражник, стоявший у ворот, развернулся и зашагал обратно на свой пост.

— Сейчас им есть чем заняться и помимо меня, — ответила она. — Кроме того, ко мне пришла нежданная помощь. — Пелин выразительно приподняла брови.

Метиан кивнул.

— Прекрасный наряд, — заметил он.

— У тебя тоже. Что ты им рассказал?

— Правду. Теперь аппосийцы знают, что с кораблей высадились люди и готовятся уйти в лес.

— Хорошо, — сказала Пелин. — Кто здесь главный?

— Так уж получилось, что я. Меня зовут Болта.

Вперед вышел пожилой ula. Лицо его покрывала сеточка густых морщин, под глазами набрякли мешки, а кончики ушей обвисли. Волосы его оставались густыми, хотя и поседели, и лишь на макушке просвечивала плешь. Пелин несколько раз видела его в городе. Кажется, он был кем-то вроде финансиста или банкира. Скорее всего, половина здешних складов принадлежала ему.

— Для меня большая честь познакомиться с вами, — сказала она. — Все, что рассказал вам Метиан — правда. В городе свирепствуют люди, которых за деньги наняли Ллирон и жрецы Аринденета. Они непременно захватят город по частям. Оставайтесь в лесу. Не вздумайте выходить оттуда, пока за вами не приду я или ТайГетен. Вы направляетесь к водопадам Катура-Фоллз?

Болта покачал головой.

— Не спеши. Мы не собираемся бежать сию же минуту; мы ждем подходящей возможности, если ты понимаешь, что я имею в виду. А укрыться мы намерены в Олбек-Райз.

— Хорошо. Мы можем обратиться к вам за помощью, если она нам понадобится?

Болта улыбнулся.

— Топором срубить человека легче, чем дерево.

— Да хранят вас Аппос и Инисс. Я этого не забуду. — Пелин обернулась к Метиану. — Где Якин?

Метиан кивнул.

— С ним все должно быть в порядке. Он умен, а гиалане не так раздражены и обозлены, как на то рассчитывает Ллирон.

— Он нам нужен.

— Я знаю, где они могут быть, — заверил ее Метиан.

И наклонился, чтобы надеть сапоги.

* * *

Но с Якином все было далеко не в порядке.

Вход в музей Хаусолиса украшала резная деревянная арка, под которой вымощенная каменными плитами дорожка вела к ступенькам, поднимавшимся к самым дверям здания, сделанным по образу и подобию ворот Тул-Кенерита. Гиалане выбрали музей в качестве свой опорной базы, поскольку он располагался в центре занятого ими района.

Якина привязали к арке за руки. Над ним висели скрещенные флаги, олицетворяющие капли дождя, падающие в подставленные ладони. Обнаженное тело Якина блестело от крови. По бокам стояли стражники-гиалане, не обращая на него никакого внимания. Но Якин уже давно не мог молить о чем-либо, если вообще когда-либо собирался. Пелин сразу же поняла, как его пытали и убили.

Надрезы. Их были сотни. Они покрывали все его тело, каждую его часть. Мелкие порезы и глубокие раны. Ему отрезали нос и оба уха. Срезали губы по всей длине. Кастрировали. Отрезали веки и соски. Его тело подверглось всем мыслимым и немыслимым унижениям. Последним надругательством стало то, что ему выкололи глаза.

Поведение, типичное для гиалан. Во всяком случае, таковым оно считалось раньше. Когда они приблизились, Метиан шагнул вперед и подошел к двум стражникам.

— Добро пожаловать, брат, — сказал один из них. — Хотя мое приветствие не распространяется на твоих спутников.

— В этом нет необходимости, — заверил его Метиан. — Настоящее церемониальное klosil. Пожалуй, вы очень этим гордитесь, а?

Стражник улыбнулся, глядя на тело Якина.

— Жаль, что тебя здесь не было. Видел бы ты, как он дергался и кричал. Взывал к своему богу. Наверное, недостаточно громко, как ты считаешь? А вон тот порез у него на лбу — моих рук дело. Вторая улыбка, правда?

— Не возражаешь, если я добавлю к ней свою собственную? — спросил Метиан.

Пелин напряглась. Стражник заулыбался во весь рот.

— Там хватит места для всех желающих.

Правой рукой из ножен, висевших у него на левом бедре, Метиан выхватил меч. Одним движением, не останавливаясь, он вонзил его в грудь стражнику и вскрыл ее, распоров рубашку, горло и развалив напополам нижнюю челюсть.

Одно долгое мгновение стражник ошеломленно смотрел на Метиана, а потом попытался схватиться руками за шею и рухнул на землю. Тело его содрогнулось несколько раз в предсмертной агонии, и все было кончено. Метиан приставил лезвие меча к горлу второго стражника, который даже не успел схватиться за свое дрянное копьецо.

— Гиал призывает мстить таким, как ты. Шорт услышал ее, и твоей душонке уготовано место в чистилище. Вот этот эльф. Вот этот славный молодой сефанин, которого вы зверски убили, был моим другом. Перережь веревки и опусти его на землю. Осторожно, с глубоким уважением и почтением. А если ты его уронишь, я уроню тебя.

Глава 25

В убийстве, совершенном руками воина ТайГетен, есть своя, особая красота.

— Хватит пожаров, — сказала Силдаан, подходя к Гарану и останавливаясь рядом с ним.

Тот с улыбкой оглянулся на нее. Нападение на Исанденет разворачивалось невероятно быстро. До сих пор им ни разу не пришлось прибегать к стали. Эльфы в страхе разбегались, напуганные человеческой магией. На берег высадились около пятисот солдат-наемников и магов. Они были хорошо организованы, сильны и безжалостны.

Они наступали с трех направлений одновременно, охватив северную часть города широкой петлей и двигаясь на юг. Некоторые из магов летали — поправ все законы, известные Силдаан, и те, что она была готова принять, — обеспечивая, таким образом, полное превосходство. Они оказались способны перелететь по воздуху через любую базу кланов, любой очаг сопротивления и направлять магический огонь с потрясающей точностью.

— Они должны понять, что нас невозможно остановить. Мы же хотим, чтобы они разбегались, едва завидев нас, не так ли?

— Я хочу, чтобы они притихли, а не ударились в панику. А еще хочу, чтобы достаточная часть города уцелела и туда можно было переселиться. Отзови своих магов. Прикажи согнать пленных в одно место. Нам нужно очистить этот квартал перед тем, как атаковать Гардарин. Когда мы его захватим, город окажется в нашей власти.

— Как прикажешь, босс.

Гаран приподнял брови. Этот его жест несогласия приводил Силдаан в бешенство. Он выкрикнул распоряжение на уродливом наречии людей с севера. Маги начали приземляться за линией вооруженных мечами наемников. Впереди основных сил двигался отряд в сто человек под командой гневливого командира со шрамом через все лицо. Маги пролетели над ними.

Силдаан покачала головой.

— И что ты им приказал?

— Именно то, о чем ты просила. Тех, кто ищет укрытия, мы оттесним налево, обратно к докам и загоним в одно из уцелевших складских помещений. Я отправляю лучников и мечников вперед, чтобы они обыскали каждый дом в… Как ты его называешь? Ладно, какая разница. Словом, вверх по Тропе Инисса. А наш правый фланг сближается с группой твоего друга. Нам нужно лишь его подтверждение.

— Хелиас — не мой друг.

— Скажи ему об этом сама. Это ведь он, не так ли?

Маленькая группа эльфов вышла на Тропу Инисса, широкий и извилистый проспект, обсаженный деревьями, который пересекал город с севера на юг. В некоторых местах его прерывали здания и памятники, но, в общем и целом, он считался спинным хребтом Исанденета. Группу из пяти эльфов возглавлял Хелиас.

— Пусть они подойдут поближе, — распорядилась Силдаан. Гаран повторил ее команду на своем языке. — Хелиас. Ты пришел не один.

Хелиас развел руки в стороны.

— Маленькая личная гвардия, моя жрица. На улицах нынче неспокойно.

— Ничего, скоро все придет в норму. Кто это?

— Советники и охранники.

— Отлично. Но они тебе больше не понадобятся. — Она махнула рукой Гарану. — Убери их куда-нибудь, хорошо?

— Хелиас, я протестую, — заявила одна из них, высокомерная iad с длинным ножом за поясом. — Эта иниссул не может…

— Думаю, туали, ты быстро убедишься в том, что я могу делать все, что захочу.

Iad выхватила из-за пояса нож. Гаран шагнул к ней и отвесил сочный апперкот в челюсть. Девушка рухнула на землю, лишившись чувств.

— Все остальные живенько заткнулись и ведут себя тихо, — сказал он. — Куда их отвести?

— Ты полагаешь, мне есть до этого дело? Это ведь ты у нас командуешь загонами для скота.

Гаран подал знак, и к нему подбежали шестеро его солдат. Он бросил им несколько слов, и они окружили людей Хелиаса.

— Вам не причинят зла, — успокоил их Хелиас. — Это для вашей же безопасности.

Когда их уводили, они принялись осыпать проклятиями его и Силдаан.

— Знаешь, а ведь это может оказаться правдой, — заметила жрица.

— Что мне делать? — спросил Хелиас.

— Твои люди находятся в назначенном месте? — поинтересовалась она.

— Естественно.

— А маленький, но удаленький подарок Ллирон?

Хелиас улыбнулся, и при виде этой улыбки содрогнулась бы любая iad.

— Она ждет, когда у меня будет время заняться ею. Просто скажи своим наемникам, чтобы они не трогали дома на площади.

— Хорошо, а потом ты можешь убираться на все четыре стороны. Возвращайся к себе и делай с нею все, что тебе заблагорассудится. Хотя на твоем месте я бы отложила удовольствие на потом и вернулась бы к храму Шорта. Ллирон обеспечит тебе безопасность.

— Я не собираюсь отправляться в столь дальний путь в одиночку, — вспылил Хелиас.

— Тогда идем с нами. Только не путайся под ногами; у меня еще есть дела.

— Не смей обращаться со мной, как с презренным слугой!

— А как еще прикажешь жрице иниссулу обращаться с туали? — парировала Силдаан. — Не волнуйся, ты получишь свою награду и должность. А до тех пор… — Силдаан в задумчивости прижала палец к губам.

— Я тебе нужен, — заявил Хелиас. — Не забывай об этом.

— Твое присутствие неизбежно, но раздражает, как мозоли от новых сапог. Идем.

Хелиас метнул на нее взгляд, заставивший Гарана выразительно приподнять брови. Затем бывший спикер принялся проталкиваться сквозь толпу наемников, но куда он направился, знали лишь одни боги, которым, впрочем, не было до этого никакого дела.

— А вот и еще один кандидат на то, чтобы не спускать с него глаз, — заметил Гаран.

— Он — ничтожество. В одиночку у него не хватит ни силы, ни мужества для драки. Идем. Я хочу устроить еще один крупный пожар до того, как начнется дождь.

* * *

Пелин смотрела, как люди летают по небу на крыльях, сотканных, казалось, из теней и дыма. Она видела, как они то опускаются к самой земле, то вновь взмывают в вышину. И скорость они развивали весьма приличную. Очень проворные и быстрые, нарушающие законы всех эльфийских богов. И еще они представляли собой очень большую проблему.

Они вернулись к дому на площади перед Парком Туала, в котором собрались сотни туали. Они стояли группами, переговаривались, точили оружие и ждали, как она полагала, Хелиаса. Впрочем, получить они должны были нечто совсем иное, и Пелин хотела быть тому свидетельницей. Тулан уже приготовил путь для отступления, и сейчас вместе с Эфраном ждал ее внизу.

Пелин повернулась к Метиану. С лица старого гиаланина до сих пор не сошел гнев, охвативший его при виде Якина и музейной арки.

— Ты поступил совершенно правильно, — сказала она ему.

Он поднял голову и впился взглядом в ее лицо.

— Дело не в этом. Эти двое гиалан должны были сдохнуть, как собаки, которыми и были на самом деле. Я жалею лишь о том, что мы не сожгли музей. Ни один из них не заслуживал остаться в живых. Особенно после того, что они сделали.

— Я все понимаю, но ты не можешь позволить себе подобные мысли. В конце концов, время прощать обязательно наступит. Да избавит меня Инисс от этой участи, но мне, пожалуй, придется простить Хелиаса. Этот ula — скользкий, как тайпан, и, клянусь, он проживет дольше любого иниссула.

Как только гиаланский стражник опустил беднягу Якина на землю, Пелин увидела то, чего не ожидала никогда. Метиан вышел из себя. Пелин ожидала, что вот сейчас он шлепнет стражника мечом по заду и прикажет тому убираться и передать весточку остальным. Но, едва он успел выпрямиться, как Метиан ударил его в живот, затем эфесом меча огрел по затылку, когда тот скорчился, а потом опрокинул на землю, пинком ноги перевернул на спину и вонзил ему меч прямо в сердце.

И только тогда старый эльф расплакался. Тулан и Эфран перенесли Якина в тень, где Тулан накрыл изуродованное тело несчастного своим плащом. Они решили, что заберут его на обратном пути и отнесут в лес. Храм Шорта оставался для них недосягаем.

— Я подумаю об этом. Но я уже стар, Пелин. Старею, во всяком случае. И я никогда не думал, что доживу до этого. Размах насилия ужасен. А мое собственное стремление убивать пугает меня еще сильнее. — Руки у Метиана дрожали. — Мне следовало бы уйти в лес вместе с аппосийцами.

— Ты еще можешь это сделать. Это будет не дезертирство, а выход в отставку.

Метиан с трудом выдавил улыбку.

— Спасибо тебе, Пелин. Но, думаю, я должен увидеть все своими глазами. Узнать, что мы собой представляем как народ. Не хочу поворачиваться спиной и не знать, что же я пропустил.

Пелин перевела взгляд на Парк Туала. По всему его периметру наблюдалось оживление. Как, впрочем, и в Пепле.

— Тулан. Приближаются люди.

— Мы готовы, — донесся от подножия лестницы голос Тулана.

Пелин отступила на шаг от окна, прячась в тени.

— Думаю, мы совершили большую глупость, придя сюда, — заметила она.

— Мы должны точно знать, что творится в городе, чтобы планировать свои дальнейшие действия.

Пелин коротко рассмеялась.

— Я видела выражение твоего лица, когда ты услышал мое предложение, старина. И еще я заметила, как ты оглянулся на театр «Хаусолис».

Метиан поднялся с изножья кровати, на которой сидел, и присоединился к ней у окна.

— Что ж, не стану скрывать, я был удивлен. Неужели ты не рассчитывала хоть немножечко позлорадствовать, глядя на то, как разбегаются туали?

— Ты слишком хорошо меня знаешь. Но, на всякий случай, будь и сам готов к поспешному бегству. Можно не сомневаться в том, что Хелиас просил их не трогать дома, но ведь это — те самые люди, о которых мы с тобой говорили. Наемные убийцы. Разве можно им доверять?

— Скорее уж я поверю пиранье.

* * *

Ниллис, заметив какое-то движение, решил поначалу, что это охранники периметра, присмотрелся повнимательнее и понял, что ошибся. Покрепче перехватив посох, конец которого заострял в ожидании возвращения Хелиаса, он похлопал по плечу сидящего рядом Улакана.

— Что это?

Улакану было скучно. Ниллис видел это по глазам приятеля. Про себя он думал, что тот зашел слишком уж далеко и чересчур увлекся насилием во время ночных рейдов. Но Улакан, едва закончив школу, как и он сам, похоже, получал от этого подлинное удовольствие. Подобно своим родителям, которые тоже были здесь, он, не стесняясь, утверждал, что это должно было случиться и что дело к этому шло уже давно.

Многие туали видели, как те, кто предположительно считались их врагами, собирались на границе парка, по-прежнему частично скрытые забором, стенами и деревьями. Зазвучали тревожные голоса, и группа эльфов, числом около трехсот, рассыпалась по парку в ожидании схватки.

— Идите сюда, трусы! — крикнул Улакан. — Покажитесь. Возьмите нас, если сумеете.

Насмешки Улакана подхватили в толпе, по которой прокатился издевательский смех. Эльфы потрясали кулаками и оружием. Но из кустов и через забор, ломая его, полезли отнюдь не иксийцы, биитане или сефане. Голоса смолкли. Туали попятились от врага, который наступал на них со всех сторон.

Насмешливые возгласы замерли на губах. Кончики клинков опустились. Эльфы принялись нервно оглядываться по сторонам, в поисках утешения или поддержки вглядываясь в лица тех, кто стоял рядом. И не находя его. Ниллис решил, что их не меньше сотни. Большинство вооружены, остальные — нет. Люди.

Туали охватил страх. Ведь они, в подавляющем большинстве своем, были простыми обывателями. Сильными и храбрыми, когда нападали на таких же обывателей или дрались с ними. А сейчас на них наступали профессиональные солдаты, шагавшие с холодной решимостью и державшие на изготовку острые мечи. Они были в кожаных доспехах и сапогах с обитыми сталью носками. Они выглядели высокими, сильными и беспощадными. Все в шрамах, которые частично скрывали бороды. С ледяными глазами.

Впереди шли невооруженные бойцы. Все туали слышали о том, что к ним пожаловали люди, которые с помощью чего-то непонятного, что называлось магией, убили Лориуса. Ниллис знал, что вот эти самые люди в простой одежде умеют с нею обращаться, чем бы она ни была на самом деле. Ниллис почувствовал, как рядом с ним остановился Улакан.

— Надо сматываться отсюда, — прошептал приятель. — Прорываться, или мы окажемся в ловушке.

Сердце учащенно застучало у Ниллиса в груди.

— Кажется, уже слишком поздно, ты не находишь?

— Нет. Иди за мной. Если кто-либо еще последует за нами, пожелаем ему удачи.

— А как же твои родители?

— Сейчас или никогда. Бежим!

И Улакан побежал. Он побежал к северной окраине парка, где цепочка людей выглядела вовсе уж редкой. Ниллис припустил за ним вслед. Он услышал крики и топот ног тех, кто последовал за ними. Улакан смеялся на бегу, радуясь собственной смекалке и ловкости. Но тут из шеренги навстречу им шагнули двое невооруженных людей. Они подняли руки, выставив перед собой ладони. Ниллис видел, как они заговорили, а потом словно толкнули что-то от себя.

Улакан налетел на нечто невидимое, ударился о него головой и упал навзничь. Казалось, он с разбегу наткнулся на стену. Через два шага и Ниллиса ждала такая же участь. Он в кровь расшиб себе нос о невидимую преграду, вывихнул запястье и сломал посох. Тяжело рухнув на землю, он взглянул на Улакана. Его друг смотрел на него так, словно не верил своим глазам. Вот он поднялся. Но на этот раз оказалось достаточно и шага, чтобы он вновь уперся в барьер.

Улакан вытянул руку и коснулся его пальцами. Ниллис последовал его примеру. Ощущение было ни на что не похожим. Не металл и не дерево. Он не мог описать его. Но барьер двигался вместе с людьми, которые пошли вперед. Ниллис попятился. Повернувшись, он побежал обратно к толпе соплеменников. А люди сужали вокруг них кольцо окружения. Их была всего-то дюжина, не больше, толкавшая выставленными перед собой руками невидимый барьер.

Туали один за другим пробовали прорваться наружу, но лишь бессильно натыкались на непреодолимую преграду. Повсюду раздались крики. В панике эльфы, мужчины и женщины, раз за разом бросались на невидимые барьеры. Кровь перепачкала руки и лица. Костяшки пальцев были содраны. Ниллис и Улакан застыли плечом к плечу. За ними стояли родители Улакана. Все они шаг за шагом пятились назад, по мере того как стена смыкалась вокруг них.

Ниллис с трудом заставлял себя поверить в происходящее. Он понимал, что это не сон, что барьер находится от него на расстоянии вытянутой руки, но какая-то часть сознания отказывалась признать реальность того, что творилось вокруг, и убеждала его, что все это — фокусы воспаленного воображения.

— Кажется, мы вляпались по-настоящему, — сказал Улакан. Самоуверенность его куда-то подевалась, в глазах стоял страх. — А что, если они не остановятся и будут давить дальше?

Свободного места больше не осталось. Туали оказались плотно прижатыми друг к другу. Началась давка. Дышать было нечем. Ниллис опустил руки вдоль тела, и поднять их не было никакой возможности. Шаг за шагом их сдавливали все сильнее. На ограниченном пространстве все громче и настойчивее раздавались крики и мольбы остановиться. Зазвучали молитвы, возносимые Иниссу и Туалу.

Ниллис попытался повернуться, но обнаружил, что не может этого сделать. Державшегося рядом с ним Улакана толкали в грудь и спину. Он судорожно и коротко дышал. Позади Ниллиса кто-то потерял сознание, и тело несчастного прижалось к его спине, будучи не в состоянии упасть.

И вдруг всяческое движение прекратилось. Давление чуточку ослабло. Люди вновь смогли сделать вздох. В буквальном смысле. Ниллис смотрел, как солдаты выстраиваются в круг позади тех, безоружных. Один из них шагнул вперед и заговорил с сильным акцентом, но на вполне приличном эльфийском.

— Те, кто держит в руках оружие, бросьте его. Взамен мы дадим вам больше места. Затем вы бросите те клинки, что носите в ножнах, за поясом или в сапогах. После этого мы уберем барьер, и вы станете нашими пленниками.

Iad и ula поспешно повиновались. Оружие полетело на землю со стуком и лязгом. Стоявший впереди человек что-то прокричал на своем языке, и несколько голосов ответили ему, явно утвердительно. Невооруженные люди опустили руки, давая задыхающимся туали вожделенное свободное пространство. Ниллис принялся разминать кисти рук и водить плечами. Того парня, что потерял сознание у него за спиной, опустили на землю и принялись приводить в чувство. Ниллис насчитал, по крайней мере, еще шестерых эльфов, пребывавших в аналогичном состоянии.

— Хорошо, — сказал предводитель людей. — А теперь бросьте последнее оружие, если оно у вас еще осталось. И помните: мы наблюдаем за вами.

Ниллис вынул из-за пояса два своих ножа и швырнул их на землю, которая уже была укрыта толстым слоем клинков. Улакан заколебался.

— Не валяй дурака, Улак, — сказал Ниллис. — Сейчас — не лучшее время для твоей бравады.

— Мы не можем просто взять и сдаться. Это будет означать, что мы добровольно отдаем себя в руки иниссулов.

— Останешься жив сегодня — сможешь драться завтра, — возразил Ниллис. — Ты не поможешь никому, если тебя проткнут человеческим мечом потому, что ты решил победить всех в одиночку.

Улакан окинул его раздраженным взглядом, но расстегнул свою перевязь, на которой висели три кинжала. Из сапога он вынул короткий нож и тоже бросил его на землю. Мужчинам за барьером он показал, что в руках у него пусто.

Предводитель, крупный, коренастый мужчина с густой бородой и носом картошкой, расхаживал взад и вперед вдоль строя, кивая и посмеиваясь.

— Долбаные остроухие, — сказал он. — А вы ведь ничуть не поумнели, верно?

Ниллис похолодел, когда солдаты подхватили его смех. Мужчина выкрикнул очередную команду. Барьеры рухнули, и солдаты ринулись на безоружных эльфов.

— НЕТ! — закричал Улакан.

Резко присев на корточки, он подхватил с земли свой меч. Ниллис, слишком напуганный даже для того, чтобы просто закричать, почувствовал, как что-то теплое потекло по его ногам, и попятился, сам не зная куда. Люди врезались в беззащитных эльфов. Он увидел, как один из них отбил в сторону меч Улакана и с размаху вогнал ему в грудь свой клинок. В воздух ударил фонтан крови.

Окровавленные клинки взлетали и опускались, рубили и кололи. Эльфы разбегались во все стороны. Люди завывали в зверином, жестоком восторге. Ниллис обернулся. Меч, перепачканный запекшейся кровью, врезался в шею ula, стоявшего прямо перед ним. Эльф повалился на него, сбивая его с ног.

Он лежал и смотрел на продолжающуюся кровавую бойню. В ушах у него отдавались крики. И смех тоже. Молитвы переходили в плач и обрывались. Повсюду слышалось чавканье и глухой стук, с которым сталь вгрызалась в плоть и кости. Отчаянная мольба и крики обрывались один за другим. Тела зияли ужасными ранами. Раздробленные челюсти. Расколотые черепа. Трупы со вспоротыми животами, из которых вываливались внутренности. Хлюпанье крови под сапогами. Удушливая вонь экскрементов смешивалась с запахом крови и внутренностей, над которыми поднимался пар.

Кровь лизнула мочки ушей Ниллиса, словно ласковая приливная волна. Придавивший его собой эльф еще содрогался в последних корчах. Сверху на голову ему опустился меч, и судороги прекратились. Труп соскользнул в сторону.

Ниллис взглянул прямо в жестокие глаза человека с мечом.

Тот хрипло расхохотался и поперхнулся, давясь смехом. В улыбке обнажились его сломанные и гнилые зубы.

Он занес над головой клинок.

Ниллис до самого конца смотрел, как опускается на него меч.

Глава 26

Мужество — это готовность умереть за тех, кто еще не родился.

Пелин прижала обе ладони ко рту, чтобы не закричать. Снизу по лестнице взбежали Тулан и Эфран, и представшее их глазам зрелище подтвердило то, что они слышали. Метиан загородил собой дверь спальни, не давая братьям выбежать наружу и ввязаться в бой.

Кровавая бойня закончилась. Сотни туали пали жертвой людей, состоящих на службе у иниссулов. Пелин подташнивало. Брызги крови с мечей, взлетающих в воздух, чтобы оборвать жизнь очередного юноши или девушки, мужчины или женщины, навсегда останутся в ее кошмарах. Как и вид людей, расхаживающих по страшному кладбищу и пинающих тела ногами, дабы убедиться, что все они мертвы. Добивающих тех, кто еще бился в предсмертной агонии.

Другие приседали на корточки рядом с зарубленными эльфами, старательно вытирая окровавленные мечи об их одежду, прежде чем обшарить их карманы и забрать себе хорошее оружие. Кинжалы в запекшейся крови. Короткие мечи, выбитые из рук тех, кто пытался защищаться.

— Мы не можем просто стоять здесь и смотреть! — выкрикнул Эфран.

— И что вы собираетесь делать? Вот вы двое? — обозлился Метиан, отталкивая их от двери. — Выскочите отсюда и два счета порубите сотню людей с их ублюдочной магией?

— Мы должны сделать что-нибудь, — процедил, давясь рыданиями, Тулан.

— Для начала мы должны сидеть тихо, — прошипела Пелин, с трудом отрывая взгляд от парка. — И мы обязательно сделаем кое-что. О том, что случилось здесь, мы расскажем всем, кто будет готов нас выслушать. И мы отомстим, обещаю вам.

Пелин чувствовала себя опустошенной. И не имело значения, что многие из убитых готовы были сотворить не меньшую жестокость с ней самой. Такого они не заслуживали. Такого не заслуживал ни один эльф. Она вновь выглянула наружу. Люди собирались в кучки и разговаривали, бурно жестикулируя. И вдруг часть из них направилась к домам Пепла. Оставшиеся двинулись прочь, удаляясь по улице.

— А еще им не нужны свидетели, — сказала Пелин. — Уходим, быстро.

Четверка Аль-Аринаар сбежала по лестнице и выскочила в сад, направляясь к задней калитке. Люди уже ломились в переднюю дверь. Она услышала за спиной крики. Их заметили.

— Бегом! — крикнула Пелин.

Они пробежали по просторному городскому саду, продрались сквозь густые заросли бамбука и выскочили в глухой переулок. Пелин осмотрелась по сторонам. С правой стороны появились люди и сразу же устремились к ним. Она подтолкнула Метиана и бросилась бежать. Выбранный ими маршрут приведет их обратно в Глейд, прямо в объятия людей, которые сейчас шли по Тропе Инисса, направляясь к центру города.

В погоню за ними бросились шесть или семь солдат. Они безнадежно отстали, но криками сзывали своих товарищей на подмогу. Первым по узкому проходу между оградой садов несся Тулан. Повинуясь шестому чувству, Пелин подняла голову. Над ними летели маги, руководя преследованием.

— В укрытие! — крикнула она. — Тулан, веди нас на рыбный рынок. Там мы оторвемся от них, если только успеем добежать.

В конце переулка Тулан повернул направо. Остальные следовали за ним по пятам. Все вместе они выскочили на улицу Киперз-Роу. Она шла параллельно Тропе Инисса, а потом резко сворачивала, соединяясь с проспектом в самом начале Глейда. Примерно на полпути отсюда и до гавани располагался рыбный рынок.

Пелин оглянулась. Над головой кружил маг. Он что-то кричал и жестикулировал. Из переулка ярдах в пятидесяти позади выскочили несколько человек. Маг закружил над ними, указывая путь. Она заметила, что он вдруг посмотрел влево и замахал руками, словно подзывая к себе кого-то.

— Тулан, осторожно. Слева к тебе идут люди.

Ей можно было не предупреждать его. Еще шесть человек выбежали из переулка впереди, перекрывая им путь к отступлению. Тулан пробежал еще несколько шагов по инерции и остановился, вытаскивая из ножен меч; справа от него встал Эфран. Пелин развернулась, обнажая свой клинок. Слева к ней на помощь поспешил Метиан. Четверо против двенадцати, к которым, несомненно, спешат подкрепления. Обстановка складывалась явно не в пользу беглецов. Маг продолжал кружить наверху. Что ж, по крайней мере, он, похоже, не мог причинить им особого вреда, находясь в воздухе.

— Продолжаем говорить, — сказала Пелин. — Не останавливаемся. И ни в коем случае не разрываем круг.

Люди выстроились в шеренгу и побежали на них. Они были вооружены длинными мечами; кое у кого в свободной руке виднелся кинжал, другие же предпочитали держать оружие обеими руками.

— Пришло время отомстить, Тулан, — сказал Метиан.

— Я слышу тебя, — отозвался тот.

По фасаду справа от Пелин скользнула тень, и она услышала скорбный вопль. Блеснул солнечный зайчик, отраженный от стали. Дико заорал маг. Все глаза устремились кверху. Из его груди торчал метательный полумесяц. Крылья его затрепетали и исчезли, и он рухнул на землю.

Пелин улыбнулась людям, в рядах которых возникло легкое замешательство.

— Какое несчастье, — пропела она. — Похоже, у вас начинаются неприятности.

Улучив момент, Пелин рванулась вперед, держа меч на уровне груди. Ее противник заметил ее слишком поздно и не успел приготовиться к обороне. Пелин выбила клинок у него из рук, тут же восстановила равновесие и обратным движением нанесла удар. Ее меч рассек солдату лицо.

Рядом с ним на землю лицом вперед повалился его сосед, не издав ни звука. За ним последовал третий; изо рта его хлынула кровь — эльфийский клинок пронзил ему легкое и сердце. Оказавшийся за их спинами Графирр приветствовал Пелин летящей улыбкой, прежде чем броситься в новую атаку.

— Метиан, помоги Тулану. С этими мы разберемся сами, — крикнула Пелин.

В рядах врага началась неразбериха, люди не знали, в какую сторону бежать и что делать. Один из них атаковал Пелин, но как-то неуверенно, словно думал о чем-то другом. Пелин легко отразила нацеленный ей в лицо нерешительный удар, шагнула вперед и ударила врага в переносицу. Он, шатаясь, отлетел назад. Кто-то из его товарищей закричал, предупреждая об опасности. Вот рухнул еще один солдат, и его доспехи окрасились кровью.

Графирр высоко подпрыгнул, перекувыркнулся через голову и, приземляясь, обхватил ногами шею следующей жертвы, а потом вонзил оба кинжала ей в виски. Солдат рухнул, как подкошенный. Графирр перевернулся в воздухе, приземлился на руки и тут же вскочил, выпрямляясь во весь рост. Пелин тем временем погрузила свой меч в живот последнему солдату, вонзив его над самым ремнем, там, где заканчивался кожаный нагрудник.

Тот поперхнулся криком и упал на колени. Графирр схватил его сзади за голову и резко повернул, ломая ему шею. Пелин обернулась. Еще трое людей уже были мертвы. Графирр поудобнее перехватил свои клинки, но ввязываться в дальнейшую схватку не спешил.

— Оставь их, — обратился он к Пелин. — Они справятся сами.

Так оно и вышло. Тулан ударил мечом в бок одного из солдат, опрокидывая его на землю. Меррат тут же прикончила его одним из своих коротких клинков, одновременно вонзая второй в низ живота другому солдату, который уже успел понять, что время его прошло. Эфран отрубил кисть руки последнему из оставшихся людей, в которой тот держал меч. Солдат громко вскрикнул и застонал, зажимая обрубок второй рукой и со страхом и ненавистью глядя на шестерых эльфов.

Рядом с ним, словно из ниоткуда, возникла Меррат, заговорив на общеэльфийском.

— Ты меня понимаешь?

Солдат кивнул.

— Хорошо. Тогда слушай. Эта земля — наша. И этот город тоже наш. Мы не отдадим его. Возвращайся к своим. Передай им — или вы уйдете отсюда сами, или погибнете все до единого.

Мужчина уставился на нее во все глаза, еще не веря, что остался жив. Он пошевелил губами, но не издал ни звука. Эфран подтолкнул его мечом, на котором уже начала подсыхать его кровь.

— Беги, — сказал он. — Пока мы не передумали.

Подвывая от страха, боли и облегчения, солдат бросился бежать обратно в ту сторону, откуда пришел.

Пелин повернулась к Графирру.

— Откуда вы взялись? Да, кстати, спасибо за помощь. Без вас нам бы пришлось нелегко.

— Мы заметили магию и пожары, — ответил Графирр. — Катиетт забеспокоилась, как бы с тобой ничего не случилось.

— Ты имеешь в виду ту самую Катиетт, которая бросила город на произвол судьбы пару дней назад?

— У нас есть только одна Катиетт, — ровным голосом ответил Графирр. — И мы пришли, чтобы вытащить отсюда и тебя. Нам нужны все гвардейцы Аль-Аринаар. Остальные сейчас находятся в казармах. Вам надо уходить из города.

Графирр и Меррат развернулись и зашагали прочь.

— Уходить из города? — Пелин догнала их и пошла рядом, знаком показав своим спутникам, чтобы они следовали за нею. — Но почему? А как же все остальные жители? Ведь люди убивают всех без разбора. Я сама только что была тому свидетелем.

— У нас есть план, — отозвался Графирр. — А напасть мы сможем только ночью. Когда маги не смогут летать.

— А при чем здесь ночь? — поинтересовалась Пелин.

— Люди не способны видеть в темноте.

— В самом деле? — Пелин окинула Графирра внимательным взглядом, чтобы убедиться, что тот не шутит. — Тогда конечно. У нас будет преимущество.

* * *

— Это самый лучший способ применения яда. Ты уверен, что до этого еще никто не додумался?

— С чего бы вдруг? Здесь, на Калайусе, стрельба из лука и без того доказала свою эффективность.

Такаар пожал плечами.

— Надо приспосабливаться к окружающей среде.

— Да и животный яд мы раньше никогда не использовали.

— В это трудно поверить.

— Нет, правда. С отравленными стрелами нельзя охотиться, верно?

— К счастью, у меня было время разобраться в этом вопросе. Попробуй. Сам убедишься. Только смотри, не втягивай воздух ртом. Это не самый лучший способ умереть.

Ауум закрепил рулевое весло и принял из рук Такаара стебель бамбука и заглянул в него. Такаар отполировал его внутреннюю шершавую поверхность до зеркального блеска. Трубка имела в длину около трех футов. Может, чуть больше. Такаар протянул ему короткую стрелу. Она была сделана из толстой иглы сандалового дерева, с мелкими колючками на конце.

Ауум вложил дротик в трубку и осторожно поднес ее к губам. Втянув в себя воздух через нос, он резко выдохнул, как учил его Такаар. Дротик быстро пролетел по прямой футов пятнадцать и упал в прибрежные воды моря Гиаам.

— М-да. — Ауум протянул трубку обратно ее владельцу. — Дальность стрельбы оставляет желать лучшего.

— Просто из тебя никудышный стрелок, — возразил Такаар.

Он вложил в трубку новый дротик и выстрелил им на расстояние, в три раза большее, чем Ауум. Тот выразительно приподнял брови.

— Я начну практиковаться.

— Представь, что ты окунул его кончик в яд желтоспинной лягушки. Кстати, чуть большая доза яда тайпана тоже эффективна, если попасть, скажем, в шею или глаз.

Ауум старался не смотреть на Такаара слишком пристально, чтобы тот не сорвался из периода просветления в один из своих приступов помешательства, которые могли случиться с ним в любой момент. Такаар все больше и больше времени проводил в состоянии, которое Ауум называл молчаливым самоанализом.

В этом не было ничего страшного, поскольку оно ничем не грозило их утлой лодчонке. А вот перепады настроения и приступы помешательства были далеко не столь благостными.

— А сколько лягушачьего яда нужно для того, что смазать им кончик стрелы? — спросил Аумм.

— Крошечное количество, — Такаар потер кончики большого и указательного пальцев. — Я бы сказал, бесконечно малое. Того яда, что у меня есть вот в этом одном горшке, хватит для того, чтобы погубить сотни, а быть может, и тысячи жизней. Малейшего контакта с кожей будет достаточно.

На лице Такаара отразилось ожесточение.

— В лесу таится много такого, о чем мы до сих пор не имеем ни малейшего представления. А люди почему-то решили, будто могут управлять страной эльфов. Они жестоко ошибаются.

— С вашей помощью мы отправим их обратно за море, чтобы они больше никогда не вернулись вновь.

— Обратно? — переспросил Такаар. — Живым отсюда не уйдет никто.

Едва в душе Ауума успела затеплиться вера, как он увидел, что взгляд Такаара настороженно заметался из стороны в стороны, а тело напряглось.

— Ты ведь пришел один, не так ли? — вдруг требовательно поинтересовался он.

— Вы же знаете, что один, — ответил Ауум.

— Понятно, — кивнул самому себе Такаар. — Кто-нибудь еще знает о том, что ты ищешь меня?

— Что? Ах да, конечно. Собственно говоря, мне было приказано разыскать вас.

Такаар презрительно фыркнул.

— А вот я в этом сомневаюсь. ТайГетен никогда не отправляется в путь в одиночку. Это оскорбление.

Аууму не хотелось спрашивать об очевидном, но и промолчать он тоже не мог.

— Что вы имеете в виду?

ГлазаТакаара яростно сверкнули.

— Я — Такаар. К моим словам прислушиваются боги. Я преломляю хлеб с Иниссом. Я — первый архонт ТайГетен и спаситель эльфийской расы. И в час нашей величайшей нужды на поиски меня отправляется одинокий воин.

Такаар поднял палец.

— Всего один. Неужели я настолько ничтожен, что мне полагается всего один охранник? Кто принимал подобное решение — старейшины иниссулов? Духовенство? Катиетт? Или, быть может, меня просто хотят отдать врагам, как приманку, если мне повезет и я доберусь до места назначения живым?

— Решение принималось совсем не так и не такое, — не сдержался Ауум и тут же пожалел о своих словах.

— Да? А какое же?

Ауум заколебался, не зная, а не выдумать ли что-нибудь, но Такаар явно ждал подвоха. Лучше сказать правду. Такаар слушал его с таким видом, будто заранее не верил ни единому его слову.

— Я — телохранитель жреца Серрина из касты Молчащих. Мы стали свидетелями осквернения Аринденета. Мне самому пришлось пролить кровь людей под куполом храма. Нас всех предал один из иниссулов, старшая жрица. У нас не было времени на то, чтобы посоветоваться с Катиетт, Джаринном или Ллирон. Поэтому Серрин в одиночку ушел в Исанденет, чтобы рассказать там о случившемся и предупредить ТайГетен. Я же отправился сюда. Чтобы найти вас.

Такаар оперся о планшир, передвинувшись ближе к носу лодки.

— Получается, вы вдвоем устроили в лесу посиделки, во время которых и приняли такое вот решение?

— Я считал и считаю это решение правильным, — осторожно подбирая слова, ответил Ауум, стараясь из последних сил удержать себя в руках. — Я уверен, что Катиетт всем сердцем поддержит его, когда узнает о нем.

— А ведь тебе почти ничего не известно об истории наших с нею взаимоотношений, а?

— Какое это имеет значение? Угроза гибели нависла надо всей расой эльфов, по крайней мере, цивилизованной расой.

— Значение имеет то, что меня сдуру решила призвать парочка эльфов, которые увидели в лесу нечто такое, что им не понравилось. Это не то возвращение, которое способно вдохнуть новую жизнь в гармонию, не так ли?

— Я везу вас назад, чтобы помочь спасти мой народ, а не для того, чтобы польстить вашему самолюбию, — проворчал Ауум и пожал плечами. — Тот Такаар, которого мы помним по Хаусолису, не придавал значения славе или обожанию. Он просто хотел победить. Может, вы изменились даже сильнее, чем мы с вами думаем. Поэтому, если вам не нравится мое предложение, если вы полагаете его унизительным, чтобы снизойти до него, то можете просто развернуться и отправиться домой. Я не намерен тащить вас в Исанденет против вашей воли.

Такаар кивнул, словно прислушиваясь к чему-то, а потом, не меняя выражения лица, просто взял да и перекинулся через борт лодки. Ауум выругался.

— Ты, конечно, не мог промолчать, правда? — сказал он себе. — Идиот.

А лодка спокойно плыла себе дальше, пользуясь попутным ветром. Ауум налег на рулевое весло, разворачивая ее в сторону берега, до которого оставалось около ста пятидесяти ярдов. Тот выглядел песчаным и ровным. К такому легко будет пристать. В тридцати ярдах за ним высился тропический лес. Они находились примерно на полпути между Толт-Аноором и Исанденетом, то есть все еще очень далеко от места назначения.

Такаар оказался опытным и очень умелым пловцом. Начавшийся прилив помогал ему, а его сильные гребки и легкое скольжение по воде так и несли его вперед. Если Аууму то и дело приходилось менять галс, старательно ловя ветер потрепанным парусом, то Такаар мощно и быстро плыл прямо к берегу, которого и достиг, намного опередив Ауума.

Но вот наконец днище рыбацкой лодки заскрипело по песку, и Ауум выпрыгнул на сушу с кормы, задержавшись только для того, чтобы вытащить суденышко на берег выше отметки прилива. Такаар бросился прямо в лес и моментально пропал из виду. Ауум успел заметить лишь место, где он скрылся, и последовал за ним туда же. Глаза его сразу же привыкли к полумраку, царившему под густым лиственным покровом.

Сделав всего пять шагов, Ауум понял, что потерял свою добычу. Звуки моря остались вдали, а запах соленой воды уже растворился в сочных ароматах сырой земли и листьев. Такаар оказался самым легконогим эльфом из тех, кого когда-либо видел Ауум. Он буквально растаял в воздухе, не оставив после себя и следа.

Ауум остановился и прислушался. Эта часть леса была ему совершенно незнакома. Здесь было куда тише, чем в окрестностях Аринденета. Очень немногие из крупных хищников обитали в здешних местах, да и шум от возни рептилий и грызунов звучал приглушенно. Что же касается звуков, издаваемых мастером ТайГетен при движении по лесу, то их не было слышно вовсе.

— Мы думаем, что мотивы, которыми ты руководствуешься, далеко не так чисты.

Голос Такаара донесся откуда-то сверху и справа. Ауум мягко шагнул в ту сторону, внимательно вглядываясь в деревья в поисках признаков его местонахождения.

— Мы думаем, что ты готовишь нас на заклание.

Теперь голос доносился справа и снизу. Но никто не может перемещаться столь стремительно. Ауум замер. Прижавшись спиной к стволу дерева, он вглядывался в подлесок, который здесь вымахал на высоту человеческого роста. Слева от него начинался склон, ведущий к песчаному берегу. С правой же стороны местность, напротив, плавно повышалась, и растительность там редела.

— Я — воин ТайГетен, — напомнил ему Ауум. — Я не предаю своих товарищей.

— Но я — больше не один из вас, не так ли? — Голос Такаара эхом отражался от камней и деревьев. — Тот факт, что я выжил, — как острая заноза в боку всеобщего прогресса.

— Всего несколько человек знают, что вы до сих пор живы.

Ауум повернулся на шуршание справа. Тапир.

— Идиот. Несколько — это более чем достаточно, когда речь идет о жрецах-предателях. А ведь ТайГетен — телохранители духовенства, разве нет?

— Некоторые из них.

— Вроде тебя. И они должны умереть.

Ауум нахмурился. Даже для Такаара подобное утверждение выглядело абсолютно бессмысленным.

— Без того, чтобы предоставить им последнее слово? Эльфы так не поступают.

— Эльфы больше никак не поступают. Они покорились тем немногим, кто хочет прибрать к своим рукам всю власть.

Такаар явно приближался к нему. Ауум изготовился, вознеся краткую и безмолвную молитву Иниссу.

— Я не принадлежу к их числу, — сказал Ауум. — Я мечтаю о том же, что и все остальные ТайГетен.

— О чем же?

Слева. Он явно подкрадывается слева. Неужели всерьез собирается напасть?

— О возвращении гармонии. О твердой вере.

— Сдашь Такаара, и все будет хорошо, не так ли?

А вот это был уже не голос Такаара. Он звучал низко, угрожающе.

— Нет, — ответил Ауум. — Тогда все развалится окончательно.

Ауум пока не спешил обнажать клинок.

— Мне показалось, ты говорил, что пришел сюда не для того, чтобы льстить моему самолюбию.

— Это правда.

— Вот и хорошо.

Нога Такаара ударила Ауума в правый висок. За долю секунды до этого Ауум понял, откуда последует удар, и успел сгруппироваться, чтобы не потерять сознания. Он упал на плечо, подобрав ноги, чтобы погасить силу удара, перекатился и вскочил, развернувшись в ту сторону, откуда последовало нападение.

Но Такаар действовал жестоко и стремительно. Его открытая ладонь врезалась Аууму в грудину, вышибив из него дух и отправив его в короткий полет вниз по склону, в ручей с солоноватой водой. Холодная вода оказала свое живительное действие, и в голове у Ауума немного прояснилось. Он бросился к противоположному склону, намереваясь оказаться как можно дальше от Такаара. Выбравшись на берег, он перекатился вправо и присел на корточки, прижавшись правым боком к стволу пробкового дерева.

Такаар перепрыгнул через ручей и оказался слева от него. Он двигался совершенно бесшумно. Казалось, ноги его не касаются лесной почвы.

— Только трус не дает своему противнику возможности встать и принять бой.

— Только глупец дает своему противнику возможность ощутить вкус победы, — парировал Такаар. — Хотя я рад тому, что ты запомнил мои слова.

Ауум выпрямился во весь рост. Он еще плохо соображал после удара в голову, и дышать ему было больно. Наверняка Такаар повредил ему несколько ребер.

— Я — не враг вам, — сказал Ауум. — Вы — мой архонт, мой командир.

— Я был им, Ауум. Был. — Такаар двинулся к нему. Походка его была легкой и даже летящей, а тело расслабилось. — Мы разговаривали, пока я плыл к берегу.

— Уверен, беседа была захватывающей.

Такаар пропустил издевку мимо ушей.

— Мы решили, что если кто-то и придет к падшему герою, то не для того, чтобы отвести его к славе, а чтобы вверить его собственной участи.

— Иногда это одно и то же, — заметил Ауум.

Такаар посмотрел налево.

— Я же говорил тебе, что он скажет что-нибудь в этом духе. А вот ответь-ка мне, Ауум: ты боишься умереть?

— Только глупец не боится смерти, когда жизнь благословляет сам Инисс.

Такаар медленно хлопнул в ладоши четыре раза подряд.

— Похоже, ты накрепко запомнил мои слова.

— Только те, которые имеют хоть какой-то смысл.

Такаар стоял рядом, в каких-нибудь десяти футах от него. Достаточно близко, чтобы нанести удар без предупреждения. Ауум попытался сохранить расслабленность. Он изо всех сил цеплялся за слабую уверенность, что Такаар на самом деле вовсе не хочет убивать его. Если бы хотел, то метательный полумесяц уже давно оборвал бы его жизнь, и для этого вовсе необязательно было наносить ему удары ногами.

Но проблема заключалась в том, что большую часть времени Такаар пребывал в нескольких шагах за гранью здравомыслия. Его восприятие действительности было непредсказуемым. В памяти у Ауума всплыл один из принципов Такаара.

Понять, о чем думает враг, — значит, победить его еще до того, как он вступит с тобой в схватку.

Понять, о чем думает Такаар, — значит испытать всесокрушающее чувство вины, влияние десяти лет одиночества и нездоровой одержимости тем, как лучше умереть в тропическом лесу, проявляя при этом крайнюю осмотрительность, чтобы этого не случилось на самом деле. Нет, это невозможно.

Такаар атаковал.

Ауум был готов к этому, потому что сам учился у этого великого мастера.

Такаар бросился прямо на него, перенес вес тела на левую ногу и нанес удар правой. Первый обманный удар он нанес в пах, за которым последовал второй, в полную силу, уже нацеленный в горло. Блокировать скрещенными запястьями. Отступить влево. Прямой удар левой рукой. Качнуться вправо. Ответить ударом на удар. Удар локтем блокируется легко. Перенос веса тела на другую ногу. Отпрыгнуть. Присесть. Левой ногой в правую коленную чашечку. Мимо. Удар в голову. Блокировка запаздывает.

Ауум рухнул на спину. Перекатился вправо. Услышал сочное чавканье кулака, впечатавшегося в землю на том месте, где он только что лежал. Он успел вскочить и присесть. Быстро и легко. Такаар атаковал его снова, в прыжке, обеими ногами.

Качнуться влево. Ударить локтем по ребрам. Есть, попал.

Такаар отлетел в сторону и застрял в густой поросли бамбука на берегу ручья. Ауум бросился к нему. Такаар оттолкнулся от земли руками, и его ноги попеременно ударили в тело Ауума справа и слева. Инерция рывков заставила его присесть. Ауум остановился, переводя дыхание. Оба эльфа выпрямились, стоя друг напротив друга. В голове у Ауума зазвучали слова Такаара.

Инстинкт помогает тебе избежать первого удара, а предчувствие — всех остальных.

Ауум улыбнулся. Такаар окинул его злобным взглядом, а потом машинально, хотя и явно не собирался этого делать, потрогал ребра в том месте, куда пришелся пока единственный удар Ауума. Ауум прыгнул вперед, проведя стремительную и ошеломляющую атаку. Прямой удар в голову. Тройной джеб[19] по корпусу. Тычок прямыми пальцами в горло. Удар прямой ногой в пах. Удар ногой в левый висок.

Ни один из них не достиг цели. Такаар защищался настолько стремительно, что Ауум просто не успевал за его движениями. Его ответные удары оказались вполне предсказуемыми, чтобы он сумел уклониться. Оба воина ТайГетен наконец отпрыгнули друг от друга, оценивая разделявшее их расстояние и слабости друг друга.

— Такаар. Я здесь не для того, чтобы убить вас или привести вас к смерти. Призываю в свидетели Инисса и заклинаю Шортом, которому принадлежит моя душа. Я — ТайГетен. Вы можете довериться мне, не опасаясь предательства.

Такаар смотрел куда-то вправо от себя.

— Он — тот, кем называет себя. У меня хорошая память на лица.

— Мне не следовало приходить, ты прав. Лучше прыгнуть с вершины утеса, разбежавшись для верности. Может, завтра я все-таки прыгну.

— Я здесь не для того, чтобы доказать тебе, на что я еще способен. Я — Такаар. Я…

На лицо Такаара набежала тень.

— Я виноват. Это я убил их. Убил всех. На моих руках кровь. Но я еще могу смыть ее.

Такаар попятился обратно к ручью и сунул руки в воду, царапая ладони ногтями.

— Видишь? Она смывается. Бледнеет. А в один прекрасный день вообще исчезнет.

Выпрямившись, Такаар ткнул пальцем в Ауума.

— Ты — шпион. И намерен украсть все мои секреты. — Такаар побежал к нему вверх по склону. — Я хочу получить их обратно. Куда ты дел плоды всех моих трудов?

— Они в лодке, — ответил Ауум. — В полной безопасности, и никто к ним и пальцем не притронулся.

Такаар шагнул на ровную поверхность, оперся на левую ногу и прыгнул на Ауума, вытянув правую ногу параллельно земле, сжав кулаки и прикрыв ими лицо. Ауум развернулся, стоя на месте, и выставил руки в двойном блоке, вложив в него вес своего тела. Такаар немыслимым образом извернулся в воздухе, приземлился на ноги, присел, гася инерцию, и в следующий миг выпрямился.

Ауум остался стоять на полусогнутых ногах, широко расставив их, чтобы понизить центр тяжести. Такаар снова бросился в атаку, и кулаки его заработали так, что уследить за ними было невозможно. Ауум защищался практически вслепую, наугад. Приподнять левую руку, блокировать удар правой. Развернуть корпус вправо, отвести удар вниз. Ответить ударом раскрытой ладони в грудь. Новый блок. Прямой удар в пах, блокировать левой ногой. Уход от выпада. Ногой в правый висок. Попал. Раз, два, три.

Ауум полетел на землю, но тут же перекатился на живот и присел. Такаар обрушился на него сверху. Левый его кулак врезался юноше в челюсть, вновь швыряя его на землю. Ауум сделал кувырок назад, через голову, поднялся на ноги, пробежал три фута вверх по стволу дерева и ухватился за ветку в десяти футах над землей. Сделав сальто-мортале, он прыгнул вниз, ногами вперед. Такаар уклонился, отскакивая в сторону. Ауум приземлился и присел. Над его головой просвистела нога Такаара. Ауум выпрямился и прыгнул прямо с места, без разбега, нанося удары сначала левой, а потом и правой ногой.

Такаар схватил его за правую ступню и резко вывернул ее. Ауум извернулся всем телом вслед за этим его движением, чтобы не дать бывшему учителю сломать ему лодыжку. Такаар подобрал ногу и нанес ею прямой удар Аууму в пах. Ауум подставил под удар левое бедро и упал на спину, вырывая ступню из рук Такаара.

А тот перепрыгнул через него. Ауум попытался отползти в сторону и перевернуться на живот. Но он был недостаточно быстр, и попытка не удалась. Такаар успел ударить его в область почки. Спина взорвалась болью. Ауум упал лицом вниз и вновь попытался перевернуться. Здесь его встретил кулак Такаара. Он успел его отбить, но второй удар пришелся ему прямо в нос, разбив его до крови, хотя и не сломал переносицу.

Голова Ауума с глухим стуком ударилась об землю. Он резко подтянул колени к груди и повернулся, согнутыми ногами ударив Такаара в бок и заставив того потерять равновесие. Юноша тотчас же пустил в ход кулаки и провел апперкот левой в челюсть. Такаар отшатнулся от него и вскочил на ноги. Ауум последовал его примеру, бросился вперед и сделал выпад, целясь ногой в колено. Такаар легко уклонился.

Ауум блокировал удар, нацеленный ему прямо в горло. Но второй и третий последовали настолько стремительно, что он не успел среагировать. Один превратил в кровавое месиво его нос, а потом локоть врезался ему в шею сбоку. Он вновь рухнул на землю. Такаар обрушился на него сверху, прижал коленями и занес руку, выставив пальцы, чтобы нанести ими прямой удар в горло.

— Никто не смеет искать меня, — прохрипел Такаар. — Меня нельзя найти. Никогда. А ты. Пришел сюда один и умрешь один. Мы подумали и согласились.

И вдруг над ними, словно из ниоткуда, соткался белый призрак. Пальцы с жестоко заостренными ногтями сомкнулись на горле Такаара, а в висок ему уперлось острие ножа.

— Уж кому-кому, а тебе следовало бы знать, что ТайГетен никогда не остается один.

Глава 27

Быстрота — ничто, если не уметь пользоваться ею.

— Кто дал тебе право отдать такой приказ? Какой в нем смысл? Мы здесь для того, чтобы усмирять и подавлять, а не убивать без разбору! Мы хотим, чтобы они остались разобщенными. А ты заставляешь их объединиться.

Силдаан была в бешенстве, которое не давала себе труда скрывать. Голос ее дрожал от едва сдерживаемой ярости. Она без конца потирала лицо руками, расхаживая по кругу. Гаран терпеливо ждал, пока жрица выпустит пар. На его лице ровным счетом ничего не отражалось, а его подчиненные сочли за благо ретироваться подальше. Здесь, в самом центре Парка Туала, где груды тел начали уже смердеть, день выдался жарким, а дождя не было, они могли чувствовать себя в полном уединении.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что ты здесь натворил!

Силдаан кивнула на горы трупов. К парку съезжались запряженные волами упряжки, чтобы отвезти их в лес, вернуть в родную для эльфов среду. Гаран обнаружил, что мысль об этом вызывает в нем отвращение. Очевидно, эльфы находили особое утешение в том, что знали — после смерти тела их будут разорваны на куски самыми разными представителями животного мира. У Гарана же от одной только мысли об этом усиливалась чесотка.

— Ллирон желала править этими людьми, а не молиться на массовом богослужении о том, чтобы Шорт принял их души. — Лицо жрицы чуточку просветлело; она начала успокаиваться. — Почему ты так поступил?

— Хорошо, — сделав глубокий вдох, начал Гаран. — Тому есть две причины, но сначала позволь мне извиниться за то, что я не обсудил предварительно свои планы с тобой. Это была ошибка.

— Ошибка? «Ох, извини, я рассуждал неверно. Вместо того, чтобы запереть этих туали на складе начальника порта, я приказал устроить массовое побоище. Как недальновидно с моей стороны. Произошла нелепая ошибка». Ты это хочешь мне сказать?

Гаран выслушал ее, и на лице его не дрогнул ни один мускул, хотя далось это ему нелегко.

— Сарказм тебе не идет, Силдаан.

— А тебе не идут неискренние извинения, короткоживущий.

Гаран почувствовал, как в груди у него поднимается гнев.

— Тот факт, что ты платишь мне, не дает тебе права оскорблять меня, остроухая. Я пытаюсь заставить этот город повиноваться так быстро, как только могу. А твое вмешательство и недостаток знаний относительно соответствующей тактики лишь сводят на нет мои усилия и подрывают веру в успех всей операции. Лучше позволь мне просто делать свою работу, за которую, кстати, ты мне явно недоплачиваешь.

Силдаан покачала головой.

— Я вмешиваюсь, чтобы ты не совершил двух вещей, делать которые я запретила тебе совершенно недвусмысленно: не стер город с лица земли и не сжег всех эльфов на кострах. Если позволить тебе действовать по твоему разумению, то ты покоришь город потому, что в нем не останется ни одного эльфа, способного оказать сопротивление. А поскольку плачу тебе я, то буду вмешиваться, когда мне захочется, и планы менять стану так часто, как только сочту нужным. Тебе все понятно или я должна произнести свой приказ по слогам, чтобы ты своим недалеким человеческим умишком наконец уяснил бы его?

Гаран едва не сорвался. Только мысль о ближайшем будущем не позволила ему свернуть ей шею незамедлительно. Одной рукой в перчатке он схватил ее за воротник плаща и притянул к себе. Он знал, как она отреагирует, и потому не сделал попытки отстраниться, когда острие ножа уперлось ему в живот.

— Или ты отпустишь меня, или я тебя убью, — сказала Силдаан.

— Я нисколько не сомневаюсь в том, что ты это сделаешь. Но лучше спроси себя, сколько ты проживешь с моей кровью на своем клинке в окружении четырех сотен моих людей, ожидающих моего приказа? Поэтому ты сначала выслушаешь меня, а потом мы двинемся дальше.

Нож не отодвинулся от его тела ни на миллиметр. Но и не погрузился в него. Хороший знак. Ни один из них не отвел взгляда. Гаран смотрел в ее глаза, полные негодования и презрения. Он надеялся, что его собственные выглядят такими же холодными, какими казались его подчиненным. Он отпустил воротник ее плаща.

— Ты мне не веришь, но это должно было случиться, — сказал Гаран. — Во-первых, потому, что каждый эльф в этом городе должен знать, какую цену ему придется заплатить за сопротивление и неповиновение. А ты уверяешь меня в том, что теперь эльфы устроят нам засаду и добровольно ни за что не сложат оружие, не оставив нам выбора. Во-вторых, это были туали. Тот самый воинственный клан, который, по твоим же словам, нуждается в устрашении. А теперь позволь задать тебе один вопрос. Что для тебя более желательно? Чтобы вот эти самые туали ждали возможности нанести ответный удар — быть может, не сейчас, и даже не завтра или послезавтра. Но когда-нибудь такой день обязательно настанет. Или позволить мне уничтожить их всех, чтобы уцелевшие туали, а может, и остальные эльфы и подумать не могли о том, чтобы выступить против тебя на улицах?

— Нечто подобное случилось и на Балайе. Ты не можешь позволить себе иметь таких вот эльфов в твоем новом обществе. Просто не можешь. Ты должна установить порядок и послушание, начиная с самого первого дня. Прокляни меня, если хочешь, и я попытаю счастья с вашим богом Шортом. Или подожди немного, пока не поймешь всю мудрость моего жалкого человеческого умишки.

Гаран отступил на шаг и распахнул на груди рубаху.

— Ну, или убей меня на месте, или идем к Гардарину. Уже к закату город окажется в нашей власти.

Силдаан явно раздумывала, а не прикончить ли его. Он видел это по ее глазам. Интересные создания эти эльфы. Шелуха цивилизации слетала с них моментально, обнажая звериную натуру, готовую разорвать тебя на части. Гаран еще ни разу не видел, как они сражаются друг с другом. Он, правда, слышал, как это бывает, и отнюдь не был уверен, что хочет стать тому свидетелем. Наконец, Силдаан едва заметно кивнула.

— Хорошо, но больше никаких убийств, если только на вас не нападут. Мы не можем себе этого позволить, — сказала она.

— Даю тебе слово, — отозвался Гаран, стараясь изобразить на лице самую искреннюю улыбку.

Но выражение лица Силдаан не изменилось ни на йоту.

— Твое слово для меня ничего не значит. Зато твои действия говорят обо всем. Не забывай, что ты очень далеко от дома.

— Но и рядом с тобой нет соплеменников, которые могли бы защитить тебя. — Гаран жестом подозвал к себе старшего мага. — Мне кажется, мы напрасно ссоримся и даже могли бы подружиться.

— В тот день, когда ты уплывешь отсюда, я по-дружески помашу тебе рукой на прощание.

— Обещай, что будешь писать, — сказал Гаран.

Силдаан едва удержалась, чтобы не улыбнуться.

— Только если ты оставишь достаточное количество своей крови, чтобы его хватило для письма.

Гаран громко расхохотался.

— Отлично. Но вернемся к делу. Я собирался послать своих солдат вверх по Тропе Инисса и к Садам Сефу. Кроме того, мы подойдем к Гардарину с юга, через рынок, название которого я забыл. Мы перекроем все подступы к нему и очистим здание. Потом мы станем ждать тебя. Как тебе мой план?

Силдаан ненадолго задумалась, после чего согласно кивнула.

— А пленные?

— Для охраны пленных я отрядил отряд в сто человек. Мы собираемся использовать для их содержания склад начальника порта, в котором не осталось ничего, чем могли бы воспользоваться эльфы, чтобы устроить беспорядки. Мы также организовали безопасный маршрут для доставки пленных из западной и южной частей города. Там, где мы физически не можем обеспечить свое присутствие, установлены охранные заклинания.

— Что это такое — охранные заклинания?

— Примитивная магическая формула, которая поднимает страшный шум, если кто-либо проходит рядом с нею. Невооруженным глазом увидеть ее практически невозможно.

Еще один короткий кивок.

— Хорошо, но не забывай о том, что ты только что пообещал мне. Я буду с Хитууром и Хелиасом.

Гаран смотрел ей вслед. У повозок и штабелей тел она приостановилась и склонила голову в краткой молитве. Гаран не понимал ее, если честно. Это же враги. Неужели она не отдает себе в этом отчета и лишь напрасно тратит на них свое время?

— Гаран, ты хотел меня видеть? — спросил Келлер.

Временно исключенный за неподобающее поведение из Триверна, города и одноименного университета магии, Келлер идеально подходил для такой работы. В его распоряжении находилось еще сорок три мага. Силдаан и понятия не имела о той силе, которую они собой представляли.

— Какова общая ситуация в городе?

— Заминка случилась только в одном месте. Чуть позже я отведу тебя туда. А в остальном на западе все спокойно. На улицах клановых банд не наблюдается. А вот на площади перед храмом многолюдно, как мы и предполагали. У Ллирон появилось много работы. — Келлер выразительно приподнял брови, ожидая дальнейших вопросов.

— Меня больше беспокоит юг. В частности аппосийцы и биитане. По мере возможности я хочу избежать там неприятностей.

— Судя по последним рапортам, аппосийцы подались в лес, и мы не знаем, где именно они сейчас находятся. Биитане многочисленны, и они хорошо охраняют свой квартал, но за его пределы не высовываются.

— Мы можем захватить его?

— Мечом и магией, друг мой. Мечом и магией.

Гаран ухмыльнулся.

— Сколько мечников тебе нужно?

— Тридцати хватит вполне. И десятка магов.

— Можешь считать, что они у тебя есть. Быстрая Рука сейчас свободен. Бери его с тридцатью его людьми и закупорь биитан. Дай мне знать, когда закончишь. — Он рассмеялся. — Провалиться мне на этом месте, а эти эльфы еще считают нас тугодумами. Ладно, о какой заминке ты мне только что докладывал?

* * *

Побывав в переулке, Гаран пожелал увидеть Силдаан. Двенадцать трупов. Маг и одиннадцать мечников. Это означало, что один солдат пропал без вести. Никаких следов эльфийской крови.

— ТайГетен, — без колебаний заявила жрица.

— Говорил же я тебе, что надо было проследить за ними. Совершенно очевидно, что далеко не все они убежали в Аринденет.

— А мы никогда и не сомневались в том, что они вернутся. А еще я всегда знала, что они обязательно эвакуируют всех иниссулов. От тебя же требуется разобраться с ними, когда они нагрянут вновь с той же целью.

Гаран коротко рассмеялся.

— Твое чувство юмора куда тоньше, чем ты полагаешь. Убийство ты теперь называешь «целью», верно?

— Нет, — ответила Силдаан. — Я бы сказала, что здесь поработало всего одно звено. Наверняка они пришли осмотреться, но ты говорил, что твои люди преследовали нескольких Аль-Аринаар от самого парка. Судя по расположению твоих сил, рискну предположить, что именно здесь они их и настигли. Какая жалость, что здесь же оказались и Тай.

Гаран увидел, что Силдаан улыбается. В улыбке читалась горечь, а потом она покачала головой, и он понял, что таким образом жрица воздает должное своим противникам.

— Что еще?

— Мы ведь не обнаружили Пелин в числе погибших в парке, не так ли? Мне почему-то начинает казаться, что она все-таки сумела вырваться из их лап туали после того, как Хелиас предал их.

В нескольких шагах от них вдруг открылась дверь. Гаран обнажил меч. На свет с опаской вышел какой-то юноша, на лице которого был написан исступленный восторг. Он был смертельно бледен и придерживал обрубок руки, обмотанный окровавленной тряпкой. Спотыкаясь и едва не падая, он побежал к ним, принеся с собой запах экскрементов и мочи. Гаран увидел пятна у него на штанах и предостерегающе поднял руку.

— Стой там. Думаю, это достаточно близко. Как тебя зовут, сынок?

— Нарил, сэр. — Парень послушно остановился и теперь вглядывался в трупы, лежавшие на земле. Очевидно, воспоминания оказались не слишком приятными, потому что на лице его вновь отразился недавний ужас. — Они так быстро напали на нас. Я даже не видел их, пока они не заговорили со мной.

— Они с тобой разговаривали? — переспросил Гаран.

— Что они сказали? — вмешалась Силдаан.

Гарану нравилось слушать, как она говорит на языке Балайи. Ударения она ставила абсолютно неправильно, но звук ее голоса вызывал непонятное шевеление у него в паху, признаваться в котором даже самому себе ему было… неудобно.

— Они предупредили меня, что мы все умрем, — ответил Нарил.

— Ах да, — сказал Гаран. — Оставить в живых одного, дабы он передал весточку остальным. Это роднит нас с тобой, юный Нарил. Сколько их было?

— Двое быстрых. Четверо остальных. Аль-Аринаар, но какие-то потрепанные.

— Двое? — Гаран обернулся к Силдаан. — Есть какие-нибудь мысли о том, кто бы это мог быть?

— Пока нет. На охоте они всегда работают втроем. А здесь, я уверена, они всего лишь хотели осмотреться.

— На наши планы это никак не повлияет. Не бойся, Нарил, Возвращайся на свой корабль. Найди мага, который займется твоей раной. Приведи себя в порядок и постарайся отдохнуть.

Нарил коротко кивнул и, раскачиваясь из стороны в сторону, побежал к докам.

— Планы? — осведомилась Силдаан.

— Ага.

— Я горю желанием услышать их сегодня вечером в храме Шорта. Уверена, и Ллирон тоже.

— Будем надеться, что я вас не разочарую.

— В очередной раз.

— Силдаан?

— Да.

— Твой юмор. Я ошибался насчет него.

* * *

Пелин дрожала, как в лихорадке. Крупная дрожь начала сотрясать ее тело вскоре после того, как она вбежала в перевалочный лагерь. По ее приказу верные ей Аль-Аринаар разоружили и взяли под стражу Тулана с Эфраном. Точно так же, выполняя ее распоряжение, Метиан отправился отдыхать в один из длинных бараков. Сама же Пелин сидела в обществе Катиетт, когда ее вдруг затрясло. Она была уверена, что Катиетт хочет сообщить ей нечто важное, но все было забыто, когда зубы ее начали выбивать барабанную дробь.

Катиетт принесла ей горячего напитка от одного из костров, разведенных ТайГетен и иниссулами в стволе дерева. Хитроумная штука, позволявшая нагревать воду для стирки и питья, но при этом почти не дававшая дыма и огня. Дым отводился полыми корнями в бегущий поблизости ручей, а огонь разводился в помещенном в ствол дерева глиняном куполе, в который по бамбуковым трубкам подавался воздух.

— Что со мной творится? — спросила она.

— Ничего такого, чего нельзя вылечить, — ответила Катиетт. — Тебе изрядно досталось. Попробуй расслабиться и успокоиться. Замерзла?

— Нет. — Пелин подняла глаза к темнеющему небу. — Просто я грязная. И почему все смотрят на меня?

— Наверное, потому что у тебя изуродовано лицо. Но это мы поправим, — сказала Катиетт. — И, кстати, кого ты имеешь в виду под словом «все»?

— Хотя бы ТайГетен.

— Тебе показалось, — ответила Катиетт, избегая, однако, взгляда Пелин.

— Меня колотит дрожь, но я еще не ослепла, — возразила Пелин. — Что происходит?

— Позже. Для начала давай разберемся с тобой, поговорим о чем-нибудь другом и постараемся избавить тебя от пережитого шока.

— Значит, что-то случилось.

— Пелин!

— Ну, хорошо, хорошо. Что ты хочешь знать?

— Можем начать с того, что происходит в Исанденете.

— Ладно, но сначала скажи мне, почему ты ни словом не обмолвилась о том, что вы собираетесь укрыться здесь? Это бы нам пригодилось.

— И Ллирон тоже, — парировала Катиетт. — Кроме того, мы не знали, кому можно доверять.

— Но мне-то ты могла доверять, — возразила Пелин, понимая, сколь неубедительно прозвучал ее собственный голос.

— Перестань, Пелин. Ты не настолько глупа. Тебе я бы доверила свою жизнь. А вот остальные в твоем войске, — Катиетт кивнула на Тулана и Эфрана, сидевших в сторонке ото всех, да еще под охраной, — не заслуживают этого. Кроме того, мы хотели намеренно обеспечить утечку информации, чтобы она стала доступной некоторым иниссулам, о которых мы точно знаем, что они — подсадные утки.

— Откуда ты знаешь?

— Мало синяков. Мнимые душевные травмы. Слишком спокойные и слишком уравновешенные. С собой в Ултан мы привели пятерых. И все они доложили о нашем предполагаемом маршруте движения.

— А ты уверена, что больше никого не осталось?

Катиетт пожала плечами.

— В таких делах ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. У нас есть парочка подозреваемых, но они пока никуда не собираются. Это место легко обезопасить от тех, кто надумает бежать, и мы дали понять всем, что тот, кто уйдет отсюда без разрешения, будет объясняться уже с Шортом, а не со мной. Итак, что творится в городе?

— Тебе известно почти столько же, сколько и мне. Меррат и Граф наверняка доложили тебе о том, сколько людей находится на улицах. Город они захватили просто блестяще, следует отдать должное Силдаан и ее наемникам. О каком-либо организованном сопротивлении не может идти и речи. Они знали, что Аль-Аринаар будут разрываться на части и что в наших рядах наступит разброд и шатание. Скорее всего, они рассчитывали, что мы уйдем вместе с тобой. Теперь я жалею, что мы не сделали этого сразу. Сколько своих мы вывели? Сто? Ничтожно мало. Это означает, что еще триста гвардейцев остались в городе. Убиты, захвачены в плен или дезертировали. Среди них много наших друзей.

— Сколько времени понадобится Ллирон, чтобы взять власть в городе в свои руки?

— Они действуют очень быстро. Люди ведут себя жестоко, и у них есть четкий план. Насколько мы сумели понять, они переходят из одного гетто в другое. Мы полагаем, что большинство эльфов сидят взаперти в своих домах или же их отвели в доки, в наспех сооруженные места заключения. Не сомневаюсь, что и городские тюрьмы будут забиты до отказа, когда они их захватят. К сегодняшнему вечеру они установят полный контроль над городом. Самое позднее — к завтрашнему утру.

Пелин отпила большой глоток гуараны с гвоздикой. Теперь она понимала, почему эта настойка так нравится Метиану. Пахла она просто потрясающе, и каждый новый глоток вливал в нее свежие силы.

— Ллирон, — со вздохом обронила Катиетт. — Ты действительно веришь в ее предательство?

Пелин рассмеялась и покачала головой.

— Теперь верю. А если серьезно, то, когда все кончится, у тебя появится куча проблем. Клан Инисса расколот сверху донизу. Кто знает, какие еще его жрецы придерживаются того же мнения, что и Верховная жрица Шорта? Кого ты собираешься назначить в Аринденет?

Катиетт шумно выдохнула.

— Беспокоиться об этом сейчас нет смысла. Если они победят, то я не сомневаюсь, что место Верховного жреца займет Хитуур или Силдаан.

— А как можем победить мы? Нас осталась всего горстка. Сколько, по-твоему, ТайГетен и Молчащих откликнутся на твой зов?

— Не знаю. Может быть, их наберется сотня, если все прочтут призыв к общему сбору. Через восемь дней мы будем знать наверняка.

— Восемь дней? — Дрожь перестала сотрясать Пелин, сменившись сосущим предчувствием беды в животе. — К этому времени Ллирон полностью захватит город и закроет в него доступ. И какие шансы на успех будут у крошечной армии, не обладающей магией и не представляющей, как от нее защититься? Клянусь языком Туала, маги даже умеют летать!

— Восемь дней и для них станут долгим сроком. Каждую ночь мы будем устраивать налеты. Мы станем убивать людей и выкладывать их трупы в наиболее защищенных местах в качестве предупреждения. Мы будем противодействовать их стремлению подчинить себе население. Мы постараемся сделать так, чтобы никто из них не чувствовал себя в городе в безопасности.

— Надеюсь, ты права, — заключила Пелин. — А еще я надеюсь, что у эльфов хватит решимости последовать за тобой и вернуться к мирной жизни, сознавая, что только вчера их соседи были готовы убить их.

— Но для такой надежды есть основания. По крайней мере, я так считаю. И мы хотим, чтобы они последовали не за мной. Я должна тебе кое-что сказать. Боюсь, это станет для тебя очередным потрясением, как стало и для меня.

Пелин догадалась обо всем. Она ничуть не сомневалась в том, что догадка ее верна, и ее вновь начала бить такая дрожь, что она выронила грубую деревянную чашку на землю. Возвращение к прошлому. К боли и смятению. Вот почему ТайГетен смотрели на нее с таким сочувствием и симпатией. На нее и Катиетт, на них обеих. Вновь откроются старые раны. Оживут прежние воспоминания, причиняя нестерпимую боль. А ведь она только-только научилась просыпаться, не терзаясь страданием из-за того, что ее отвергли.

— Это Такаар, да? Он возвращается, верно?

Глава 28

Заставь своего врага вертеться на месте. Поэтому, когда ты нанесешь удар, он не будет знать, с какой стороны тот последует.

— Он действительно собирался убить тебя? — своим обычным, хрипловатым голосом поинтересовался Серрин. Но для Ауума он прозвучал небесной музыкой. — Его рассудок пребывает в неустойчивом состоянии.

— Это, мой жрец, еще очень мягко сказано. Он то выступает в роли превосходного учителя, то мгновенно начинает нести всякую чушь, общаясь с голосом у себя в голове. Он ненавидит себя, но временами в нем просыпается нелепая гордыня, которой он не страдал, пребывая в расцвете сил и могущества на Хаусолисе. Будет ли от него какой-нибудь толк? Не знаю. Отвечая на твой вопрос, да, я не сомневаюсь, что он убил бы меня. Видел бы ты его. Он стремителен до невероятного.

Серрин нахмурился.

— Почему же? Я видел, как он движется.

— Наблюдал за представлением со стороны, а?

Серрин улыбнулся.

— И давно ты за нами следишь?

— От Верендии-Туала.

— Хорошо. Как идет общий сбор?

— Большинству сообщили о нем. Все, кто уже узнал, двинулся к месту сбора.

— Нам тоже пора трогаться в путь, — сказал Ауум. — Лодка ждет внизу на пляже.

Серрин перевел взгляд на Такаара. Тот сидел на камне у берега ручья. Похоже, внезапное появление Серрина выбило его из колеи и погрузило в состояние самобичевания. Вот уже целый час он разговаривал со своим мучителем, поглядывая на них только для того, чтобы разразиться очередной порцией брани и ненормативной лексики.

— При передвижении пешим порядком Такаар не столь опасен.

Ауум кивнул.

— Я знаю, но мы и так опаздываем. Я ничего не понимаю. Когда я отыскал его, он ненавидел этот голос у себя в голове. Делал все, что мог, чтобы разозлить его.

— Десять лет — очень долгий срок, чтобы провести их наедине с чувством вины.

— Мы даем ему возможность искупить ее.

— Не исключено, он относится к этому совсем по-другому.

Такаар пристально смотрел на них. Лицо его заливала смертельная бледность. Покусывая верхнюю губу, он хмурился, словно стараясь вспомнить что-то. А потом ткнул пальцем в Ауума.

— Твоя левая защитная стойка запаздывает. Висок остается неприкрытым.

Ауум открыл было рот, собираясь возразить. Но потом ограничился тем, что сказал:

— Спасибо.

Такаар кивнул Серрину.

— Твоя стойка тоже была неверной. Хотя ты мог убить меня ножом, я бы успел ударить локтем назад и разбить тебе яичко. Ты поставил левую ногу слишком близко, и стойка стала уязвимой. Мою шею ты обхватил правильно, но в следующий раз приближайся сбоку, чтобы не превращаться в легкую добычу. По крайней мере, для меня.

Серрин кивнул в знак благодарности.

— Нам пора отправляться в путь, — сказал Ауум. — Лодка…

Но Такаар отрицательно покачал головой.

— Только не лодка. Больше никаких лодок. Я боюсь воды. — И он беспомощно рассмеялся. Справившись наконец с собой, он заговорил. — Он пытался заставить меня покончить с собой, прыгнув в воду, но при этом не знал, что я боюсь воды, а не высоты и что я бы никогда не решился на это, даже если бы прожил десять тысяч лет.

Такаар фыркнул, и из носа у него полетели сопли. Ауум показал большим пальцем себе за спину, в сторону океана.

— Но вы только что проплыли сто пятьдесят ярдов. Я наблюдал за вами. Вы — прекрасный пловец.

Такаар согнулся пополам от смеха, держась за живот.

— Знаешь, почему я плыл так быстро? Потому что думал о том, что может таиться под поверхностью. Ухватить меня за пятки. Утащить под воду. — Веселье Такаара угасло так же быстро, как и началось. — Утонуть. Не иметь иного выбора, кроме как открыть рот и позволить воде заполнить легкие. Чувствовать, как с пузырьками воздуха уходит жизнь, а тебе остается лишь цепляться за солнечный свет, который остается недосягаемым.

Такаар пристально уставился на свою руку, сжимая и разжимая кулак. Серрин и Ауум обменялись взглядами.

— Я спущусь к лодке и принесу снаряжение.

Серрин кивнул. Оба эльфа поднялись на ноги. Ауум увидел, как Серрин подошел к Такаару и заговорил.

— Помолимся? — предложил он.

— Боги больше не слышат моих молитв, — ответил Такаар.

Еще несколько шагов, и Ауум оказался вне пределов слышимости. Выйдя из леса на морской берег, он несколько раз вздохнул полной грудью, наполняя легкие и все тело свежестью. Шорох волн, набегающих на песок, показался ему волшебной музыкой, а запахи моря, которые принес с собой легкий ветерок, вдохнули в него силы и придали бодрости.

Направляясь к лодке, Ауум приостановился и обернулся лицом к лесу. Он вновь принялся прокручивать в памяти события последних двух часов, которые уже обретали оттенок некоей нереальности. Ему пришлось даже потрогать собственный нос. Тот распух, в ноздрях запеклась кровь, а еще он очень сильно чесался.

— Значит, все это случилось на самом деле.

Вытаскивая из лодки мешки Такаара и его духовую трубку для пуска отравленных стрел, он вдруг почувствовал, как по телу у него пробежала дрожь. Ему повезло, что он остался жив, а не стоит перед Шортом, умоляя того явить милосердие и допустить его в Чертоги предков. Ауум повел плечами, стремясь отогнать от себя неприятные мысли. Под кормовой банкой[20] лежал кожаный мешок для пойманной рыбы. Он был небольшим, что говорило обуверенности в себе хозяина лодки. Зато размеры и качество делали его как нельзя более подходящим для целей Ауума. Он переложил в него куски мяса и плетеную корзину с травами, снадобьями и ядами Такаара.

Взвалив мешок на правое плечо, Ауум легкой трусцой побежал обратно под покров леса. Он застал Серрина и Такаара сидящими на корточках, прижав руки к земле. Серрин молча молился. О том, чем занимался в это время Такаар, оставалось только гадать. Ауум предпочел бы думать, что он тоже молится, но для того, кто некогда был равен богам, допущение, пожалуй, выглядело слишком уж смелым.

ТайГетен подождал, пока они не закончат.

— Сколько отсюда до Исанденета? — поинтересовался он у Серрина.

— Шесть или семь дней пути. Мы направляемся в старый перевалочный лагерь.

Ауум согласно кивнул.

— Хорошее место, чтобы нанести оттуда удар. Такаар, вы готовы?

— Это еще предстоит выяснить.

Сотня человек окружила Гардарин. Позади них стояли эльфы всех кланов, напуганные, но одновременно и сгорающие от любопытства. Мирные обыватели, боявшиеся и нос высунуть за дверь своего жилища, теперь, когда в городе, усмиренном железным кулаком человеческих наемников, стало тихо, осмелели и вышли на порог. Вместе с людьми пришли и двадцать магов.

Над головами сгущались тучи. Вот-вот должен был начаться настоящий дождь, первый за весь день. Силдаан стояла рядом с Гараном, Хитууром и Хелиасом. Над зданием кружили маги. Двери дворца были заперты, окна наглухо закрыты ставнями. В башенках никого не было.

— Кто там, как ты думаешь? — поинтересовался Гаран. — ТайГетен?

— Нет, — ответила Силдаан. — Может, гвардейцы Аль-Аринаар, но без Пелин едва ли они смогут устоять и защитить что-либо. Нет. Скорее всего, там засели наши друзья орраны. Хорошее крепкое здание, много свободного места, обильные припасы. Особенно не зверствуй и ничего не ломай. Нам нужно всего лишь очистить дворец и перенести все записи в храм Шорта.

— Тебе понадобилась груда бумаг. Для чего, скажи на милость?

— Архивы дают возможность осуществлять надзор и контроль. Там, конечно, сейчас творится неизвестно что, но вряд ли пропало что-либо серьезное. Зато в наших руках окажутся имена, адреса и клановая принадлежность каждого эльфа в Исанденете и зоне тропического леса Исун. А как только мы возьмем Толт-Аноор и Денет-Барин, то будем располагать данными на каждого эльфа на всем Калайусе.

— И ты всерьез полагаешь, что тебе верноподданно сообщают о каждом эльфе, рожденном в любой забытой богами дыре этого зеленого ада? Или о каждой перемене места жительства? Не смеши меня.

Силдаан улыбнулась.

— Я никогда не устану повторять, что ты никогда не поймешь нас, не так ли? Рождение каждого ребенка дарит эльфам несказанную гордость. Посему они полагают исключительно важным принести новорожденных в храм, чтобы те ощутили прикосновение богов и благословение жреца. Общины настолько близки друг другу, что любое передвижение, во-первых, совершается редко, а во-вторых, дает повод для печали и торжества в равной мере. Вот так мы и живем.

— Точнее говоря, жили, — заметил Гаран. — Ладно, оставим это. Мне никогда вас не понять. А мои люди будут просто счастливы превратиться во вьючных животных, чтобы перенести все твои бумаги и свитки.

— Лучше займись своим делом, — посоветовала наемнику Силдаан.

— Келлер! — заорал тот. — У тебя все готово?

Келлер находился в воздухе, выстраивая своих магов кольцом вокруг Гардарина. Он скользнул вниз и приземлился рядом с Гараном. Силдаан содрогнулась. Изо всего, что ей довелось увидеть в последнее время, включая огонь и лед, только это по-прежнему внушало ей трепет. Ни человек, ни эльф не должен летать. Это было противно вере и законам природы.

— По первому же твоему слову мы готовы поддержать штурм.

— Хорошо. — Гаран развернулся к своим людям. — Третий и четвертый отряды. За вами — подступы к дверям. Все остальное вас не касается. Если кто-нибудь попробует сбежать, берите его осторожно. Держать периметр. Келлер, можешь приступать.

Келлер вновь взмыл в небо.

— Щиты!

— Щиты поднять! — эхом прокатилась команда вокруг Гардарина.

— Вперед! — приказал Гаран.

Двенадцать воинов и двое магов, державшихся позади, устремились к дверям. Во всем здании распахнулись ставни. Оттуда на нападавших обрушился град стрел. Но все они бессильно натыкались на невидимые щиты, окружавшие солдат, которые на мгновение вспыхивали разноцветными искрами, поглощая силу удара.

Повсюду раздались удивленные и негодующие возгласы. Силдаан оглянулась на толпу, которая все прибывала и теперь уже запрудила всю площадь. А солдаты неуклонно двигались вперед, не обращая внимания на стрелы, что по-прежнему отскакивали от магических щитов, не принося им никакого вреда. Два отряда приблизились к дверям вплотную. Один из мужчин шагнул вперед и подергал огромные железные кольца. Потом покачал головой и отступил. Один из магов подошел поближе и принялся делать пассы перед своим лицом.

Гаран прокричал очередную команду. Солдаты подступили к открытым ставням, закрыли их, и град стрел прекратился. Последовал новый приказ. Половина людей Гарана на площади дружно повернулись лицом к толпе. Другие побежали к зданию, укрепляя оборону. Оставшись в одиночестве, Силдаан вдруг почувствовала себя неуютно. Она жестом подозвала к себе Хитуура, и они вместе подошли поближе к Гардарину. Хелиас последовал их примеру.

Маг тем временем закончил свои приготовления. Он выставил перед собой руки ладонями вперед, словно толкая воздух вперед. Двери, которые открывались наружу, застонали на петлях. Силдаан увидела, как они прогнулись вовнутрь. Маг, напряженный, как струна, уронил голову на грудь и вновь толкнул воздух перед собой, медленно и решительно.

Двери задрожали. Гвозди со скрежетом вылетели из петель. Дверная рама треснула. Доски затрещали и прогнулись. Маг закричал от напряжения, опустил руки, а потом снова толкнул воздух от себя, резко и сильно. На месте дверей образовался вихрь щепок и пыли. Железные полосы и обломки досок с грохотом обрушились в коридор и разлетелись по главному залу. Силдаан увидела, как эльфы бросились врассыпную, ища, где бы укрыться. Ставни на фасаде дворца задребезжали. Одна из них сорвалась с треснувшей петли и повисла, жалобно поскрипывая.

Две группы людей, за спинами которых вновь оказались маги, вбежали внутрь. Силдаан услышала донесшиеся изнутри крики и лязг металла, недолгий и жалкий. За спиной у нее раздались гневные возгласы эльфов, недовольных тем, что оплоту и краеугольному камню их города причинен столь значительный ущерб. Оглянувшись, она увидела, что толпа ее соплеменников слаженно движется вперед. Стоявший рядом Гаран тоже заметил происходящее и коротко рявкнул, отдавая приказ солдатам и магам.

— Не бойся, — сказал он. — До тебя им не добраться.

— Идем внутрь, — предложила Силдаан. — Хитуур, собери все архивные записи как можно быстрее. Хелиас, это твоя вотчина. Ни в коем случае нельзя пропустить что-либо ценное.

Вчетвером они подошли к разбитым в щепки дверям, и Гаран первым вошел внутрь. В главном зале его люди сломили сопротивление около двадцати эльфов. Сам же зал напоминал мусорную свалку. На полу в беспорядке валялись одеяла, смятая одежда, продукты питания, бурдюки с водой и прочий откровенный хлам. Силдаан, осторожно ступая, направилась к сцене.

— Не спеши, — окликнул ее Гаран. Повернувшись, он крикнул, обращаясь к людям, оставшимся снаружи. — Отряды десять, одиннадцать и двенадцать. Осмотреть все комнаты. Вперед!

Внутрь с улицы вбежали солдаты, за которыми следовали маги. Сверху, с потолочных балок, где когда-то укрывались ТайГетен, на них обрушился град стрел. Гаран даже не поморщился, когда Силдаан инстинктивно отпрянула в сторону, закрывая руками голову. Он взглянул наверх. Там засели эльфы. Он поманил их пальцем, заговорив на чистом общеэльфийском.

— Лучше спускайтесь сами, пока мы не сняли вас оттуда. Вы не сможете причинить нам вреда, а вот мы вам — запросто. Выбор за вами. — Взмахом руки он подозвал к себе мага. — Накрой эту комнату щитом. Мне плевать, будут они сопротивляться или нет. Так или иначе, им все равно конец.

— Слушаюсь, сэр.

Силдаан подняла глаза к потолку. Оттуда ее обожгли полные ненависти взгляды. Взгляды эльфов, так и не смирившиеся с ее предательством. Взгляды, полные беспомощности и отчаяния.

— Делайте, как он говорит, — обратилась она к ним. — Теперь уже поздно сопротивляться.

Рядом с нею остановился Хитуур. Он рассматривал местами обгоревшие гобелены.

— Мы должны сохранить их, — вдруг заявил он.

— Зачем? — спросила Силдаан.

— Они — часть нашей истории.

Силдаан лишь презрительно фыркнула в ответ и махнула рукой в сторону административных и архивных помещений, располагавшихся за сценой. До ее слуха еще доносился шум мелких стычек и громкие крики и мольбы о пощаде.

— Наша история — вон там. И еще в музеях. А это — ложь, выдумка романтика-неудачника. Их надо сжечь.

* * *

Силдаан в одиночестве сидела на ступенях Гардарина. Невзирая на солнцепек, сменившийся проливным дождем, ящики, в которых хранились архивы нации, один за другим грузили на реквизированные повозки и увозили под надежной охраной в храм Шорта. День уже клонился к мрачному, облачному вечеру, но на площадь и улочки вокруг Гардарина все прибывали и прибывали эльфы. Слухи распространялись очень быстро. Эльфы всех кланов спешили увидеть, как опустошается самое почитаемое ими здание. Они даже попытались прорвать магические барьеры. Они отправили депутацию, пытавшуюся протестовать и воззвать к голосу разума. Но Силдаан отказалась встречаться с кем бы то ни было.

И вот теперь большинство из них стояли, погрузившись в угрюмое молчание или молитву. Время от времени собравшиеся принимались хором скандировать старинный напев, проклинающий иниссулов, требующий свободы и равенства власти. Громкий, волнующий и патетический речитатив из уст пятнадцати или двадцати тысяч эльфов. Но, увы, бесполезный.

Рядом с нею сидел Гаран. Его люди выносили последние ящики с архивами, и толпа встречала появление каждого грозным гулом.

— По каким норам они все прятались?

Силдаан передернула плечами.

— По домам, скорее всего. Смешно, не правда ли? Хитуур говорит, что у него сложилось впечатление, будто весь город взялся за оружие и присоединился к бандам мародеров, но ведь на самом деле это были не они, верно? Большинство из них сидели по домам, если только их силой не выгоняли наружу, и надеялись, что все образуется.

— А почему они на это надеялись?

Похоже, Гарану было действительно интересно. Силдаан вновь пожала плечами.

— У нас уже случались беспорядки. Иногда в своих поступках мы демонстрируем сложность и утонченность, а иногда — простоту. Но бунтовать или выходить на митинги в знак протеста всегда готово было только меньшинство. У нас случались волнения из-за нехватки продуктов питания — что наверняка покажется тебе странным, учитывая наличие леса и океана, — но это правда. У нас были крайне непопулярные законы о строительстве и налогообложении, а еще мы приняли очень жесткие законы об охране природы. Это всего лишь несколько наиболее ярких примеров.

— Но у нас всегда была гвардия Аль-Аринаар для восстановления порядка и Гардарин, в котором можно было призвать к ответу правительство и духовенство. Теперь ничего этого нет, и они начинают понимать, что порядок вещей изменился навсегда. Это нанесло такой удар по мироощущению эльфов, что я удивлена тому, что многие еще не ощутили его сполна. Но что есть, то есть. Большинство просто закрывает глаза и молится о том, чтобы к утру кошмар исчез.

— Только не в этот раз, — сказал Гаран.

— Да, только не в этот раз, — согласилась Силдаан. — Долго еще?

— Мы почти закончили.

— Хорошо. Я не хочу, чтобы дождь испортил зрелище.

Гаран рассмеялся.

— Магическому огню все равно, идет ли дождь или светит солнце, моя жрица.

Это заявление встревожило Силдаан, хотя она затруднилась бы сказать почему. Позади нее из Гардарина легкой походкой вышел Келлер. Подойдя к ним, он кивнул ей.

— Пусто, — сказал он. — Что дальше?

— Фейерверк, — ответил Гаран, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Силдаан, ты отдаешь приказ?

Жрица тоже встала, глядя на красоту «жука» Гардарина. Тысяча лет дебатов и да, пожалуй, истории. Но теперь он устарел, превратившись в опасный символ жизни, которая должна измениться безвозвратно. Она глубоко вздохнула и на мгновение прикрыла глаза.

— Отдаю.

— Отлично. Келлер, приступай. Подожги его изнутри и снаружи. Я хочу, чтобы огненный ад был виден даже на Балайе.

— Можешь считать, что дело уже сделано.

Силдаан повернулась к нему.

— Ты уверен, что они услышат меня? Ты уверен, что я буду в безопасности?

— Сейчас произойдет нечто такое, что все, кто увидит это зрелище, не забудут его никогда.

Маг оказался прав. Некоторое время спустя Силдаан вновь стояла на ступенях Гардарина. Над нею со свирепой жестокостью падали слезы Гиал. За ее спиной в темное небо с ревом рвались пожиравшие Гардарин языки пламени, окрашенные в коричневые тона человеческой магии. Перед нею двадцать тысяч эльфов яростными криками выражали свое негодование и бессилие, будучи неспособными помочь своему обожаемому дворцу избежать гибели. Но когда она заговорила, прикрываясь магическими щитами, закрывающими ей спину от огня, а силу ее голоса увеличивали другие заклинания, то ее слова разнеслись над притихшей площадью и прокатились по городу.

— Слушайте меня, эльфы Исанденета. Те из вас, кто стоит сейчас передо мной, или в ужасе заперлись в своих домах, или же изгнаны из них на улицы. Слушайте меня. К вам обращаюсь я, Силдаан, жрица-толкователь священных текстов. Я говорю с вами от имени Ллирон, Верховной жрицы Шорта, которая, начиная с этого момента, становится правительницей эльфийской нации Калайуса.

Это заявление заставило толпу притихнуть куда более верно, чем если бы перед ними предстал сам Инисс и приложил палец к губам. Барабанный бой дождя и шипение и рев пламени, пожирающего Гардарин, стали зловещим фоном для речи Силдаан.

— Гармония мертва. Хрупкая вера, которой придерживались многие, несмотря на то что она противна самой природе эльфов, разбита вдребезги. Обнажилась подлинная сущность Такаара, который некогда был равен богам, и он подвергся справедливому осуждению вместе с придуманными им законами. За последние дни мы с вами собственными глазами увидели, какова она, истинная душа эльфов. Она требует разделения. Каждый клан должен жить своей общиной, отдельно от других, и на своей территории. Она жаждет силы, которая определяется продолжительностью жизни.

— Сам Инисс привел сюда своих детей, иниссулов, чтобы они правили вами. Мудрость достижима только для бессмертных. Мудрость, которая способна принести нашей расе подлинный мир и которая может передаваться только теми, кто прожил достаточно долго, чтобы понять ее. Эльфы прожили тысячу лет с осознанием того, что те представители других кланов, с которыми им пришлось иметь дело, свои истинные намерения скрывали за фальшивым и хрупким фасадом так называемого братства.

— Но, начиная с этого момента, будет восстановлен прежний порядок. Отныне больше не будет межклановых столкновений. Знайте об этом. Те, кто станет верно служить иниссулам, наделяются полномочиями применять любую силу для поддержания мира и покоя на наших улицах.

— Возвращайтесь в свои дома и ожидайте дальнейших указаний. Но вы должны знать вот что. До тех пор пока мы не восстановим работу рынков, еду, одежду и прочие предметы первой необходимости будет централизованно распределять начальник порта. Операции на черном рынке и тому подобные спекуляции будут пресекаться безжалостно. Ожидайте объявлений относительно того, в каких жилых помещениях разместится каждый клан. Кое-кому из вас придется переселиться. Предлагаю вам собрать ценные вещи, в противном случае вы рискуете лишиться их.

— Имущество, право владения которым вы утратили, если ваш клан относится к короткоживущим, будет возвращено иниссулам для справедливого распределения в качестве подтверждения занимаемого общественного положения. В ближайшее время будут изданы и другие распоряжения относительно трудовой деятельности и доступа в различные районы города, храмы и тропический лес. Тем из вас, кто живет в смешанном браке, предстоит расстаться, а ваши незаконнорожденные дети будут переданы в храм Шорта на воспитание и обучение.

— Все вы читали об истории нашей расы. Все вы слышали наши легенды и предания. Инисс сотворил эту землю и малых богов, чтобы они служили ему. Он сотворил иниссулов, дабы они правили эльфами, и другие кланы, дабы те служили им. И да будет так снова. Отныне и навеки.

— Я провозглашаю это от имени Инисса и Ллирон, его наместницы и слуги на земле. Да пребудет с вами мир и ваш бог.

Силдаан сошла по ступеням, но, прежде чем присутствующие разразились бурей эмоций, до ее слуха долетал лишь негромкий плач Исанденета.

Глава 29

Поражай землю в том месте, где твой враг возлагает голову. Уничтожай ложь в отсутствие уверенности и безопасности.

Траурная музыка, не смолкая, звучала в храме Шорта. Музыканты сидели в своих акустических альковах и ласкали губами и пальцами бамбуковые трубы. Красота смерти ощущалась повсюду. Жрецы и служители храма, Сенсерии и чтецы текстов невозмутимо выполняли свою работу, как делали вот уже целое тысячелетие. Для Шорта никогда не имели значения ни общество, ни неофициальная иерархия кланов, ни горе или беда. Здесь всегда торжествовали только жизнь или смерть.

Покои Ллирон преобразились до неузнаваемости. Ее обеденный стол был накрыт для роскошного пиршества. Вдоль стен комнаты, на столах поменьше, выстроились кувшины с белым вином и пшеничным элем. Разговор же вертелся главным образом вокруг первоочередных задач по управлению Исанденетом и, в более широком смысле, всем Калайусом.

— Долго еще нам ждать сообщений из Толт-Аноора и Денет-Барина? — осведомилась Ллирон.

Она стояла в окружении особо приближенных особ. В лесу, однако, находились многие жрецы, занимавшее более высокое положение, которые сейчас делали необходимые заявления и готовили перемены. Когда все закончится, они будут сидеть за ее столом выше Силдаан, Хитуура и уж, конечно, Хелиаса.

— Первые известия начнут поступать суток через пять, не раньше. Но, скорее всего, пройдет не меньше десяти дней или даже больше, прежде чем мы с уверенностью сможем судить об успехе или провале наших планов. — Силдаан отпила глоток вина. Ллирон отметила, что она ест очень мало, не сводя глаз с Гарана и его мага Келлера. — Ни в одном из этих городов у нас нет людей, которые могли бы сделать то, что сделали сегодня здесь, поэтому период разделения их на гетто и конфликтов между кланами неизбежно затянется.

— Я согласна ждать, при условии, что преданным членам клана Инисса будет обеспечена безопасность. Тогда все у нас получится, — сказал Ллирон.

— Это непременное и обязательное условие всего, что мы задумали, — согласилась Силдаан. — Все верные нам жрецы, находящиеся сейчас в лесу, сделают остановки в обоих городах. Эльфы, сочувствующие туали, которых мы внедрили в ряды Аль-Аринаар десять лет назад, готовы действовать. Но перед тем, как должный порядок будет восстановлен, прольется еще немало крови. Это неизбежно.

Ллирон кивнула.

— Шорту предстоит много работы. А интересные эксперименты с анархией и расколом в рядах лидеров порождают у рядовых эльфов стремление цепляться за любую новую надежду.

— Вы говорите прямо как по учебнику, — заметил Гаран.

Его рот был полон еды, а рука не выпускала деревянный кубок с вином. Келлер тенью сопровождал его повсюду.

— Я изучаю историю, — ровным голосом отозвалась Ллирон и сделала крохотный шажок к своим Сенсерии. — Кроме того, я усердно штудирую науку ведения военных действий. Быть может, вы сочтете возможным просветить меня насчет того, как вы намерены поддерживать в городе мир и порядок, который воцарился в нем сейчас, и как вы намерены решить нашу проблему с ТайГетен.

Гаран улыбнулся.

— Оба эти вопроса, разумеется, неразрывно связаны. Мы готовы отразить любую атаку ТайГетен. Да, один раз они застали нас врасплох, но уже очень скоро мои люди расставят по всему городу магические ловушки и устроят наблюдательные посты, дабы предупредить нас о приближении врага.

— Я имел возможность на личном опыте убедиться в том, насколько искусны эти дети Инисса. Так что можете не беспокоиться о том, что я веду себя наивно. Кроме того, они беззащитны перед магическими ударами, и их общая численность невелика.

— Мы будем убивать тех, кто приближается к городу или входит в него, с безопасного расстояния. Мы будем разведывать и находить их убежища и уничтожать их во время отдыха. В отношении Аль-Аринаар, которые вздумают присоединиться к ним, мы поступим аналогичным образом.

— Что же касается города, то с устранением угрозы со стороны ТайГетен угаснут и надежды ваших недовольных подданных на перемены к лучшему в их судьбе. Но прошу не забывать о том, что в моем распоряжении имеется немногим более пятисот мечников, лучников и магов. Этого явно недостаточно для поддержания мира и спокойствия в случае организованного восстания и массовых беспорядков. И уж, во всяком случае, совершенно недостаточно для усмирения населения других городов.

— И что же? — осведомилась Ллирон, метнув острый взгляд на Силдаан.

— А то, что мы в состоянии оплатить услуги только тех, кого уже наняли, и не более того, — ответила жрица.

— Или же твое умение вести переговоры далеко не так безупречно, как ты старалась мне внушить, — отрезала Ллирон.

Гаран прочистил горло.

— Я считаю своим долгом выступить в защиту Силдаан. Предложенная ею плата минимальна, а умение вести переговоры достойно восхищения. Я бы ни за что не согласился на предложенные ею условия, если бы не сопутствующие факторы.

— Например? — не унималась Ллирон. — И обеспечат ли они нашу безопасность?

— Да, в некотором смысле. Видите ли, ваши деньги — это всего лишь один из способов оплатить услуги наемника. На мой взгляд, сокровище переходит в собственность человека только тогда, когда его владелец больше не может обеспечить его сохранность. Поэтому мои люди вполне счастливы, и я полагаю, что именно на это вы и рассчитывали. Но нам нужны подкрепления, иначе поставленная задача не будет выполнена. Поэтому они прибудут в самом скором времени. Причем весьма многочисленные подкрепления.

— Прошу прощения? — вмешалась в разговор Силдаан. — Об этом мы не договаривались.

— Да, не договаривались, но это все равно произойдет.

— Но у нас нет для них денег.

Гаран рассмеялся, но глаза его оставались холодными.

— Как я уже говорил, на мой взгляд, сокровище переходит в собственность другого человека только тогда, когда его бывший владелец больше не может обеспечить его сохранность.

* * *

Город притих в молчании, если не считать ожесточенных стычек между многочисленными представителями разных кланов, запертых на складе начальника порта. Стражники снаружи не делали попыток остановить насилие внутри. Оно не слишком их заботило. А схватка и не думала заканчиваться даже с наступлением ночи, и звуки ее эхом разносились над гаванью, над водами океана Гиаама и были слышны даже за стенами города.

Катиетт, Графирр и Меррат разведали подступы к самой гавани и ее жилым кварталам. Здесь сгорело почти все, за исключением нескольких ключевых зданий, которые сейчас были заняты людьми. Очень немногие могли видеть то же, что и ТайГетен, распластавшиеся на коньке крыши склада. И совсем уж горстка тех, кто был готов действовать.

— Разве не должны мы освободить тех, кто находится внизу, у нас под ногами? В самом крайнем случае, вызвать неразбериху и посеять панику.

— Только не сегодня ночью, Граф. У нас слишком мало времени. А освободив их сейчас, мы не добьемся того, к чему стремимся. Большинство из них вновь окажется в плену еще до того, как случится самое страшное, и это никому не поможет. А люди вдобавок поймут, что их периметр зияет дырами. Мы должны выбрать подходящий момент до того, как солдаты решат сжечь склад.

— И когда же он наступит, Катиетт?

Катиетт перевела взгляд вдаль, на океан. Луна светила ярко, но она не нуждалась в ней. К берегу приближалось множество парусов. Пятьдесят по меньшей мере. Пожалуй, на их борту находились не меньше двух тысяч человек с севера с оружием и магией.

— Ветер переменился. Теперь он дует в сторону моря и, скорее всего, таким и останется еще некоторое время, — сказала она наконец. — Они войдут в гавань через два дня, в крайнем случае через три. И вот тогда все пленники, включая тех, кто сейчас находится у нас под ногами, превратятся для них в досадную помеху. Не стоит заблуждаться насчет их целей — люди пришли сюда, чтобы завоевать эту землю для себя.

— И что теперь? — поинтересовалась Меррат.

— Теперь мы уйдем, а на обратном пути уничтожим пару сторожевых постов, а потом расскажем Пелин обо всем, что видели. Но прежде всего давайте помолимся, чтобы Такаар был жив и чтобы, когда он придет сюда, у него нашлись ответы на все наши вопросы.

Глава 30

Многочисленный враг склонен к расточительству и благодушному самодовольству. Нет ничего более достойного презрения, нежели напрасная трата времени и сил.

Непредсказуемость состояния Такаара вынуждала их спешить. Пренебречь одним из основополагающих правил быстрого перемещения по тропическому лесу. Главным и оттого жизненно важным — смотреть под ноги. Ауум забыл об этом и наступил на ветку, которая подалась под его ногой. Серрин тоже забыл, и ветка сломалась под ним.

Молчащего Жреца бросило вперед, но левая нога его застряла в переплетении корней и вьющихся растений. Падая, он дернулся всем телом, и его колено вывернулось в сторону, потому что ступня и лодыжка оставались на месте на один удар сердца дольше, чем нужно. Его вскрик был очень похож на вой кого-либо из подданных Туала, попавших в капкан охотника. Упав, он покатился вниз по склону, но остановился на полпути, непроизвольно вскрикнув еще раз, прежде чем взял себя в руки.

Когда Такаар и Ауум подбежали к нему, он уже сидел и размеренно дышал полной грудью. Глаза его были закрыты, а губы беззвучно шевелились — он молился молча, про себя. Обеими руками он сжимал колено, бережно ощупывая его и морщась при каждом прикосновении.

Ауум испытывал мгновенное облегчение оттого, что, по всей видимости, перелома нет. Нога не была вывернута под неестественным углом; под кожей не было шишек, означающих, что кость рвется на поверхность. Но повреждение явно было серьезным. Сустав уже распух, и сухожилия, связки и мышцы наверняка были порваны. Вопрос заключался лишь в том, насколько это происшествие задержит их возвращение.

Такаар уже рылся в своем рыбацком мешке. Разносящиеся оттуда запахи способны были привлечь тварей, питающихся падалью, со всех концов леса. Мастер выудил наконец большой горшок, развязал тряпицу, которой была обмотана горловина, и подцепил ладонью мягкую зеленую пасту.

— Ворсянка, — огласил он таким тоном, словно это все объясняло, и принялся бережно втирать мазь в сустав. Серрин медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы, когда снадобье проникло ему под кожу. — Обычно она столь же эффективна, как и чай, при промывании ран, но это, похоже, тебе уже известно. Я обнаружил, что из нее можно изготовить однородную массу путем тщательного измельчения и вываривания листьев. Так она действует лучше. Быстрее снимает боль и уменьшает опухоль.

— Она уже действует, — выдавил Серрин. — Оставь ее мне.

— Извини, мой жрец. Твоя попытка решить проблему засчитана, но мы не оставим тебя здесь одного, — заявил Ауум. — Ты не в состоянии бегать и сражаться. Все хищники в радиусе пяти миль слышали твой крик боли. Мы соорудим для тебя костыль или носилки.

— У вас нет для этого времени, — возразил Серрин.

— ТайГетен никогда не оставляют беспомощного товарища на смерть, — сказал Ауум.

— Какой парадокс, — вмешался Такаар, и на лице его появилось выражение удовлетворенного злорадства. — Оставить его здесь одного и беспомощного умирать или задержать возвращение к своим, тем самым обрекая множество других несчастных на смерть?

— Молчащие — друзья подданных Туала, — прохрипел Серрин, со стоном отказываясь от попытки пошевелить раненой ногой. — Со мной все будет в порядке.

Ауум тоже слышал эти легенды. Как Молчащие Жрецы отражали атаки голодных пантер. Как змеи, кусая их, не выделяли яд. А скорпионы опускали напряженные хвосты. Он лично в них не верил, но и поддаться влиянию непоколебимой веры Серрина тоже не мог.

— Надо смастерить лубок, чтобы обездвижить колено. Сооруди ему костыль, а мы должны спешить, — сказал Такаар. — Он все понимает. Другие нуждаются в нашей помощи сильнее, чем он.

Ауум тяжелым взглядом впился в лицо Такаара, ненавидя его за то, что он получает извращенное удовольствие от ситуации.

— Посмотри на меня, — сказал Серрин.

Ауум заколебался, уже зная, что собирается сказать ему Молчащий Жрец. Но он не стал вынуждать Серрина повторять свою просьбу дважды.

— Ты же понимаешь, что он прав, верно? — спросил жрец.

Кажется, лес вокруг затаился в напряженном ожидании, и негромкий голос Серрина вдруг показался Аууму оглушительным.

— Я знаю, что мое беспокойство представляется ему забавным и что твоя рана вызывает в нем схожие чувства.

— Но ты все равно осознаешь, что он прав, не так ли? — Ауум едва заметно кивнул головой. — Поэтому делай так, как он говорит. Со мной ничего не случится.

— Ты понимаешь, почему мне так трудно согласиться с тобой, — сказал Ауум.

— Я бы почувствовал себя оскорбленным, будь это не так. Ауум, наклонись ко мне. У меня нет желания напрягать голос сверх необходимости.

Ауум присел перед своим наставником на корточки.

— Ты намерен освободить меня от выполнения моих обязанностей.

— Я еще не настолько закоснел, — возразил Серрин. — Или поглупел. Просто выслушай меня. Я уверен, что этот несчастный случай произошел не просто так.

Ауум не сдержался и выразительно закатил глаза, собираясь отвернуться. Но руки Серрина с длинными пальцами схватили его за щеки, а острые ногти впились в мочки ушей.

— Слушай. Инисс не настолько бездеятелен, как ты полагаешь, и корень Биита сломался под моей ногой, а не твоей. Я чувствую, что действия Биита направляла рука Инисса. Наступило время перемен. Таких перемен, каких мы не видели с момента окончания Войн Крови. Но Молчащие ощущают их лучше и глубже всех. Нам всегда было нелегко в обществе других, и, хотя я был готов к путешествию с тобой, боль от предчувствия того, что должно случиться, становилась все сильнее.

— И вот я сижу здесь, будучи не в силах идти с вами или помочь. Для меня это означает, что решение уже принято. У других моих собратьев разум пока еще пребывает в беспокойстве, а желания вступают в борьбу с обязательствами. Освободи их, если встретишь, и пусть они станут такими же свободными, каким сейчас ощущаю себя я.

Ауум покачал головой.

— Я тебя не понимаю.

— Молчащие изменились. Я сам стал другим. Тропический лес — мой дом. Моя душа принадлежит ему. Это место, где я служу Иниссу и забочусь о созданиях Туала, ветвях и корнях Биита. Я больше никогда не выйду из-под его зеленого покрова. Как не войду в поселение или храм. Даже в Аринденет. Мое место здесь. Предоставь меня моей судьбе.

Ауум почувствовал, как на глаза ему навернулись слезы.

— Если это то, чего ты искренне желаешь.

Серрин улыбнулся, погладил Ауума по щеке и разжал руки.

— Да. Мы все желаем этого, если честно заглянем внутрь себя. Помоги тем, кого встретишь, сделать правильный выбор.

— Несомненно.

— Благословенны да будут твои труды, Ауум. Гармонии ничего не угрожает, пока среди ее защитников есть такие, как ты. И помни, что бы ни происходило в городах, лес всегда принадлежит эльфам, которые одни только и понимают гармонию, равновесие и взаимосвязь всего сущего.

Ауум наклонился и поцеловал Серрина в глаза и губы. Встав, он обронил:

— Сейчас я выломаю тебе костыль.

И поспешно отвернулся, чтобы скрыть текущие по щекам слезы.

* * *

Катиетт привела своих Тай к городскому периметру на третью ночь, к третьему пропускному пункту. Звено Макран выдвинулось вперед по направлению к сторожевым постам по обеим сторонам моста Ултан, стоящего на границе сельскохозяйственных угодий, чтобы произвести разведку для будущей ночи.

Катиетт видела, как они скользят вдоль бамбуковых зарослей на берегу предательски опасной реки Икс, кишащей пираньями и крокодилами. Сама она с Меррат и Графирром затаилась в высокой траве слева от протоптанной тропы к Ултану.

— Мы побежим сразу же за ними. По тропе через пустошь. — Она обернулась. — Пакиир, Фалин, Марак. Ждите нас здесь, пока мы не зачистим мост. Не высовывайтесь из укрытия. Следите за своими целями. В бой не ввязывайтесь.

До сих пор им удавалось оставаться незамеченными. Они поодиночке убивали стражников и магов, чтобы держать оккупантов в постоянном напряжении, а сами старались не попадаться им на глаза. Но сегодня все должно было измениться. Ветер снова задул с моря на сушу, помогая приближающимся судам. Они должны были пристать к берегу уже на следующий день. Враги они гармонии или нет, но Катиетт не могла оставить эльфов беззащитными перед людьми.

У ближнего края моста стояли двое стражников, прислонившись к одной из опорных свай. Те были вырублены из огромных стволов баньяна, врыты глубоко в землю и украшены резьбой в виде обвивающих дерево виноградных лоз и листьев. Стражники держали мечи на изготовку и время от времени взмахивали ими, рассекая воздух.

Они разговаривали, жестикулировали и смеялись, но глаза их были устремлены в ночь за пределами кругов света от факелов и ламп, подвешенных на мосту. Щебетанье ночных птиц и треск цикад заглушали их голоса. Они старательно демонстрировали друг другу свою беззаботность, но напряженные тела и позы выдавали страх.

На другом конце моста вокруг костра, разложенного слева от свай, расположились трое стражников и маг. Двое, и колдун в том числе, сидели на бревнах. Оставшиеся двое оставались на ногах. Они то поглядывали на мост, то включались в разговор.

Макран обернулась и сделала приглашающий жест. Катиетт махнула рукой в ответ. Тай Макран поднялись из укрытия, и три тени заскользили по траве, грациозные и проворные, как пантеры. Они устремились к свету и людям, которые даже не подозревали, что сейчас умрут. Макран повела своих Тай к выходу на мост.

Но стражники что-то почувствовали; быть может, они уловили смутное движение в темноте, за пределами круга света. Они сошлись вместе, сжимая в руках мечи и напряженно вглядываясь во тьму. Макран выскочила на дорогу в паре шагов от бревенчатого настила моста. Солдаты попятились. Один из них улыбнулся.

А Макран окутали языки пламени.

Жуткие крики Макран и ее Тай, сгорающих заживо, навсегда останутся в памяти Катиетт. В воздух поднялась стена пламени, яростно поглотившая троих ТайГетен. Они погибли мгновенно. Огонь жадно вгрызся в их плоть, уничтожил одежду и расплавил металлические пряжки поясов и ножен.

Они зашатались, теряя равновесие, по инерции сделав еще несколько страшных и болезненных в своей агонии шагов к мосту. Они превратились в ничто, в пылающие ходячие скелеты, кричащие от дикой боли и взывающие к Шорту, умоляя даровать им утешение. Упали они уже на мосту. Макран — во всяком случае, Катиетт показалось, что это была именно Макран, — приподняла руку в прощальном жесте. Катиетт решила, что услышала, как ее сестра прохрипела: «Пожалуйста». А люди просто наблюдали за происходящим, молча и безучастно. Не предложив взамен даже милосердного удара мечом, чтобы оборвать их мучения.

Языки пламени безудержно рвались в черное небо. Катиетт во все глаза глядела на них. Маги были здесь ни при чем. Такое впечатление, будто пламя таилось в земле, выжидая, пока Макран не наступит на него, позволив вырваться на свободу. Словно капкан или силок в лесу, поставленный на тапира. Невидимая и страшная смерть.

— Что будем делать? — спросил Графирр.

Катиетт повернулась к своим Тай, глаза которых округлились от шока.

— Будем идти только там, где ходят они. Бежим только по краю настила. И заставим людей заплатить за то, что они сделали с Макран. Марак, твоя задача остается в силе. Тай, за мной.

В следующее мгновение Катиетт вскочила на ноги и бросилась вперед. Она мчалась к зарослям бамбука, тянувшимся перпендикулярно к концу моста, не сводя глаз с дьявольского пламени, на бегу шепча молитву Иниссу. А потом она прыгнула, вытянув ноги вперед и отправив тело в горизонтальный полет.

Она ухватилась за край украшенной резьбой сваи и перебросила себя через нее и через перила, врезавшись сапогами в спину ближайшего стражника, отчего тот слетел с моста и кубарем покатился по склону. Солдат с размаху влетел в пламя, которое поглотило его так же, как и ТайГетен, которым он отказался помочь.

За спиной Катиетт через перила перепрыгнула Меррат. Одним прыжком она пересекла мост и влепила левый хук в челюсть второго стражника. Голова его резко откинулась назад. Ударившись спиной о перила, он перекувыркнулся через них и рухнул в реку.

Графирр приземлился прямо на поручень, развернулся и побежал по нему. Меррат, на другой стороне моста, последовала его примеру. Катиетт рванулась вперед по центру. Трое оставшихся стражников двинулись им наперехват, рассчитывая перекрыть выход с моста, а маг за их спинами уже принялся выделывать пассы перед лицом. На бегу Катиетт достала из мешочка метательный полумесяц и бросила его, почти не целясь. Лезвие отправилось в полет, завывая в смертной тоске, и располосовало правую руку стоявшего в центре стражника. Тот заорал от боли, выронил меч и попытался зажать здоровой рукой глубокую рану.

По команде мага стражники присели. В воздухе резко похолодало. Маг сделал движение руками, словно выдавливая что-то перед собой. Катиетт предостерегающе закричала и рухнула ничком, по инерции покатившись вперед, прижав локти к груди и закрывая кулаками шею. Меррат и Графирр высоко подпрыгнули на бегу, сделали в воздухе сальто-мортале и вытянулись горизонтально, раскинув руки в стороны.

Заклинание холодом провыло над Катиетт. Она с трудом вдохнула ледяной воздух. Бревна позади нее покрылись инеем. Она услышала треск, когда влага в них замерзла и стала расширяться. Она перевернулась еще один раз, последний, оперлась на ладонь и оттолкнулась от земли. Уже в воздухе она совершила еще один пируэт, поймала ногами землю и бросилась дальше. Меррат и Графирр приземлились по обеим сторонам от нее.

Стражники впереди застыли, разинув рты, не в силах поверить своим глазам. Но им не суждено было рассказать об увиденном друзьям или любовницам. На бегу Катиетт выдернула из ножен свой короткий меч, перехватила его обеими руками и с размаху всадила в шею раненого солдата, чувствуя, как сталь заскрежетала о кость.

Она перепрыгнула через падающее тело, оставив клинок торчать там, где он застрял, и рванулась к магу. А тот пытался создать новое заклинание, но страх пересилил, и он поднял руки, сдаваясь. Катиетт отодвинула его с дороги левой рукой, одновременно нанося правой сокрушительный удар в челюсть. Он отлетел назад и спиной вперед рухнул на землю.

Катиетт развернулась. Меррат и Графирр уже шли к ней, оставив позади своих жертв. С кончиков их мечей капала кровь. Меррат приостановилась, чтобы вырвать меч Катиетт из шеи убитого ею стражника. Она вытерла лезвие об одежду солдата и протянула его Катиетт. Та посмотрела на мост. Марак опустилась на колени перед Макран и ее Тай и стала молиться.

— Нужно уходить. То, что произошло здесь, не могло остаться незамеченным, — сказала Катиетт и кивком показала на мага. — Берем его с собой. Ему за многое придется ответить. Уходим.

Прямая, как стрела, дорога в город от моста вела через возделанные земли, проходя мимо рыбацких лодок, причалов для них, залива и скопления обветшалых хижин и сарайчиков. Они углубились в лабиринт зданий и маленьких предприятий, обслуживающих рыбаков: судостроительных и ремонтных мастерских, цехов по изготовлению парусов, весел и ловушек для ловли крабов, харчевен, постоялых дворов и местного рынка.

Людей нигде не было видно. Да и вообще здесь было тихо и пустынно, как на кладбище. Лишь немногие эльфы селились в этих краях надолго, да и те давно сбежали в лес в поисках убежища. Лабиринт улочек вывел их к пустоши Кирит-Марш. Здесь начиналось болото, губительное для любого, кто совался в него наобум, но вполне проходимое для тех, кто знал потайные тропинки. Через него можно было попасть прямо в гавань и на берег моря.

Катиетт, ее Тай и так и не пришедший в себя маг двинулись дальше, а их след уже остывал, как и кровь убитых ими стражников.

Глава 31

Если я встану рядом с тобой в битве, то умру до того, как позволю умереть тебе. Таково мое торжественное обещание. И если мы все дадим его, то станем непобедимы.

Горизонт на закатной стороне посветлел. Окна панорамной комнаты, расположенной на последнем этаже в левом приделе храма Шорта, выходили прямо на мост Ултан. Весь верхний этаж был любезно предоставлен в их распоряжение, но именно в этой комнате, светлой и теплой, роскошно обставленной так, чтобы дарить радость, они проводили большую часть времени.

Гаран сообщил им, что они могут не считать себя пленниками. Правда, в их распоряжении остался один только храм, а не весь город, в котором действовал комендантский час. Гаран даже настоял, чтобы службы в храме отправлялись, как обычно, или, во всяком случае, как можно ближе к обычному порядку вещей. Он сказал, что они стали партнерами в деле установления контроля над Калайусом. Балайянский университет магии в Триверне хочет заключить долговременный и взаимовыгодный союз с эльфами Калайуса. Но в краткосрочной перспективе это означало, чтоконтроль над страной должен перейти к военной и магической мощи Балайи.

— ТайГетен, — проговорила Силдаан, испытывая неожиданную грусть. — Надеюсь, они уцелеют.

— Какая тебе разница? — осведомилась Ллирон. — Мы теперь все равно что умерли.

— Я бы предпочла умереть от клинка эльфа, а не человека, — ответила Силдаан. — Тогда, по крайней мере, мы бы знали, что на нашей земле не осталось людей.

— Подобные комплименты из твоих уст звучат противоестественно, — заявила Ллирон. — И на Шорта они не произведут особого впечатления.

— Вам что, больше не о чем поговорить?

Обе жрицы отвернулись от окна и обратили свои взоры на Хелиаса, который расхаживал по комнате взад и вперед, заламывая руки. Подобная демонстрация тревоги и беспокойства смотрелась бы вполне уместно на сцене театра «Хаусолис».

— Видишь ли, Хелиас, люди нас предали, а я полагаю, что мы должны были не допустить подобного развития событий, — сказал Хитуур, постаравшийся сесть в кресло как можно дальше от бывшего спикера.

— Интересно, как мы могли избежать этого? — сердито осведомилась Ллирон, которую возмутил прозрачный намек на ее недальновидность.

Силдаан тоже хотела услышать ответ, хотя в глубине души была согласна с Хитууром. Если не считать пятнадцати Сенсерии, которые пребывали где-то в других помещениях храма и, скорее всего, уже распрощались с жизнью, заговорщики не обращались к другим профессиональным эльфийским воинам, не говоря уже о том, чтобы завербовать их для своих нужд.

— Вы целиком и полностью понадеялись на то, что за деньги можно купить верность.

— Но раньше так было всегда. К чему ты клонишь?

— Наша земля слишком богата для того, чтобы наемники со спокойной совестью ушли отсюда, имея в карманах лишь пару монет за выполненную работу, — пояснил Хитуур. — Мне неприятно говорить об этом, но мы должны были подумать о том, чтобы заручиться содействием народного ополчения, состоящего, как всем известно, из туали, соплеменников Хелиаса. Сотня-другая разгневанных фермеров и рыбаков пришлись бы нам сейчас очень кстати.

— Это не имеет уже никакого значения, — заявил Хелиас. — Вы сами не понимаете, о чем говорите. Это совершенно бессмысленно.

Ллирон удостоила Хелиаса испепеляющим взглядом.

— В самом деле?

— Потому что мы находимся там, где находимся, а еще потому что, по сравнению со всеми остальными обитателями Калайуса, у нас по-прежнему самая выгодная позиция для переговоров.

— Смотри-ка! А я было подумала, судя по выражению страха на твоей физиономии, что ты, подобно всем нам, уже ощутил себя смертником, ожидающим приведения приговора в исполнение за то, что знаешь слишком много, — съязвила Ллирон.

А вот Силдаан слова спикера, похоже, заставили задуматься.

— Это суровая страна, моя жрица. Думаю, мы должны выслушать этого туали.

Ллирон махнула рукой в знак согласия и направилась к длинному дивану, заваленному подушками, чтобы прилечь.

— Я знал, что ты поймешь меня, Силдаан. Я расхаживаю по комнате, пытаясь найти выход из сложившегося положения, а вы рассуждаете о неминуемой смерти и о том, как не навлечь на себя гнев Шорта. А я, кажется, кое-что придумал. — Хелиас остановился, потирая переносицу указательным пальцем. — Калайусом невозможно управлять иначе, кроме как со всеобщего согласия. Он слишком велик и сложен, а жизнь за пределами городов очень трудна и опасна. Я ни на миг не допускаю и мысли о том, что люди намерены править нами дольше, чем это совершенно необходимо.

— Они прислали сюда еще две тысячи солдат. Наемники же, которых мы наняли, выполняли приказ этого магического города, как он там называется, что совершенно очевидно, — возразила Силдаан. — Это — явное вторжение.

— Это заявление о намерениях и демонстрация силы, — позволил себе не согласиться с нею Хелиас. — Теперь мы знаем, что с помощью военной силы и магии они способны захватить любой наш город, когда и как пожелают. Кроме того, они могут поддержать силой любое будущее правительство. Давайте рассуждать логично. Будь вы уроженцем Балайи, чего бы вы хотели — сражаться каждый день за то, чтобы просто остаться в живых, или постарались бы извлечь максимальную выгоду из Калайуса посредством марионеточного правительства?

Силдаан обменялась взглядами с Ллирон, на лице которой отвращение сменилось неприкрытым презрением.

— Ты хочешь, чтобы вся страна платила дань людям? — осведомилась она.

— В данный момент — да, хочу. Послушайте, самое главное сейчас — сохранить себе жизнь. Можете негодовать и возмущаться, сколько душе угодно. Называйте меня трусом. Меня это не волнует, потому что я говорю правду. Мы живы до сих пор лишь потому, что еще можем оказаться полезными. А как только перестанем быть таковыми, то сразу же умрем. Или как только начнем представлять собой угрозу.

— И поэтому я говорю — пусть устанавливают оброк, дань, налог, называйте это, как хотите. Пусть управляют экономикой ради извлечения прибылей. Пусть люди правят. У нас уже давно существует система, при которой кланы работают над тем, что нам нужно, и так долго, как нам нужно. Система разделения кланов подходит для этого как нельзя лучше. На протяжении нескольких лет они будут сохранять здесь подавляющее военное присутствие, но как только решат, что мы полностью находимся в их власти, то начнут сокращать его, потому что держать здесь людей стоит очень дорого.

— А мы тем временем сможем наращивать свою боевую мощь. Мы наберем и подготовим новую армию. Люди перестанут пристально следить за нами, если мы будем регулярно платить им налоги. А когда старое поколение вымрет, а на его место придет новое, то внимание к нам ослабеет еще больше. А что же мы? Ну, во-первых, вы вообще бессмертны; а у меня, если я буду осторожен, остается шанс прожить еще несколько веков.

— И не имеет значения, если на это уйдет сотня лет. Или две сотни. У нас есть время. А у них его нет. А когда мы в достаточной мере окрепнем, то просто перестанем платить им дань. К этому времени за нами встанут все эльфы. Их ненависть к людям станет настолько сильной, что они сами будут жаждать войны. И тогда победа будет за нами. Ненависть превратится в любовь, когда рабство сменится свободой.

Силдаан понимала, что Хелиас рассуждает вполне здраво и разумно. И она видела, что с ним согласны и Ллирон с Хитууром, как бы не противно им было признаваться в этом.

— Прежде чем ты начнешь претворять свой план в жизнь, хочу напомнить тебе, что у нас осталась одна, но очень большая проблема, — сказал Хитуур. — Лес по-прежнему не принадлежит ни нам, ни людям. И что бы мы ни предприняли, он слишком огромен для того, чтобы полностью контролировать его, и именно там неизбежно будет зреть недовольство. Разумеется, нельзя забывать и о ТайГетен, и о Молчащих Жрецах. Как ты намерен поступить с ними?

Хелиас лишь развел руками.

— Эй, я всего лишь посредник, а не солдат. Пусть эту проблему решает Гаран со своими вояками. В конце концов, если вы хотите владеть джунглями, то должны прежде разобраться с обитающими в них хищниками.

* * *

Катиетт вытолкнула мага вперед. Они приближались к складу. Сожженные здания лежали в руинах. В бесконечный и неумолчный рокот океанских волн почти не вплетались другие звуки, кроме заунывного плача и гневных выкриков.

— Можешь криком позвать на помощь, если хочешь. Беги, если желаешь. Но знай, что тогда ты умрешь, а мы исчезнем, и смерть твоя окажется совершенно напрасной.

— Я просто хочу, чтобы вы сказали мне, что вам от меня нужно, — взмолился маг. Его звали Палант. Вот уже, по крайней мере, в десятый раз он обращался к ним с одним и тем же вопросом. — Тогда я смогу помочь вам.

По-эльфийски он говорил вполне сносно. Не без ошибок, конечно, но понять его было можно. На подбородке и нижней челюсти, в которой у него уже недоставало нескольких зубов, наливался огромный багровый синяк. Скорее всего, его мучила еще и головная боль, и он то и дело двигал челюстью, чтобы разработать ее и уменьшить отечность.

— Ты ставил магические ловушки — как, ты говоришь, они называются?

— Охранные заклинания.

— Охранные заклинания. — Балайские слова с трудом скатились с языка Катиетт. — Нам нужно проникнуть в склад начальника порта, но мы не хотим подорваться на ловушках. Ты выкопаешь их, или как там это у вас делается.

— Обезврежу, — прошепелявил Палант.

— Вот почему ты идешь первым. Чтобы принять удар на себя.

— Заклинание огня или льда убьет нас всех, — сказал Палант.

— Но тебя — первого, — возразила Меррат. — Как тебе это нравится?

Палант покачал головой.

— Охранных заклинаний особенно много на южной стороне. В зданиях они покрывают все стены до самого верха.

— Ты обезвредишь их.

— Зачем? Вы все равно убьете меня.

— Может, да, а может, и нет. Посмотрим, — сообщила ему Катиетт. — А вот если ты откажешься — убьем наверняка.

— Нет нужды обезвреживать все, — заявил Палант. — Со стороны моря их нет вообще.

— Вот как, — удивленно протянула Катиетт. Достав нож, она зажала Паланту рот и вонзила клинок между ребер, так что он вошел магу прямо в сердце. — Благодарю.

Тай сорвались с места. На следующем перекрестке они повернули направо, направляясь к гавани. Палант, конечно, мог и солгать, но Катиетт так не думала. Собственно, в этом была своя логика. Должен же существовать какой-то безопасный коридор, чтобы вводить и выводить людей оттуда. Но вот оставить свободными от магических ловушек решительно все подходы от гавани захватчики не могли.

Они осторожно пробирались через развалины мастерских и небольших предприятий, в которых еще каких-нибудь десять дней назад, как и в доках, бурлила жизнь. Забравшись в частично разрушенную лавку, они увидели, что вход в склад охраняют восемнадцать солдат и трое магов.

Большая их часть сгрудилась у костра, разведенного примерно на полпути между береговой линией и складом. Остальные расхаживали вдоль фасада. Двери склада, изрядно поврежденные во время бегства Пелин, были кем-то умело отремонтированы. С обеих сторон склад патрулировали охранники. Но вели они себя излишне беззаботно, полагаясь на то, что здание было выстроено крепко и надежно.

— Никто из них не подходит близко к двери, — сказала Меррат. — Смотрите.

Она была права. Собственно, теперь, присмотревшись, они поняли, что выстроенные полукругом бочки у входа, которые Катиетт поначалу приняла за импровизированные стулья, отмечали запретную зону. Должно быть, дверь находилась под защитой заклинаний.

— Ну вот, наш первый план пошел прахом, — заметила Катиетт. — У кого есть какие-нибудь идеи?

— Может ли заклинание быть настолько чутким, что срабатывает, если подойти к нему слишком близко? — поинтересовался Графирр.

— Я бы спросила об этом Паланта, но, боюсь, ему немного нездоровится, — чуточку резче, чем было необходимо, отозвалась Катиетт. — Мы не знаем этого наверняка и потому не будем рисковать.

— Ты не поняла. Думаю, мы должны предупредить всех внутри, прежде чем освобождать их. Я просто хочу знать, что станет спусковым крючком для заклинаний, наложенных на дверь. Они ведь должны были скормить пленникам какую-нибудь байку. Но в чем заключается правда?

Катиетт улыбнулась.

— Верно подмечено. Что ж, спросить об этом людей мы не можем, но я полагаю, что в таком просторном месте убивать пришлось бы слишком многих, потому давайте поинтересуемся у наших друзей, а? Но не забывайте об осторожности. Мы же не знаем, на какую высоту распространяется действие этих заклинаний.

Тройка ТайГетен скрытно подобралась к тыльной части склада, памятуя о том, что говорил Палант насчет заклинаний. Они смотрели, как стражники подходят друг к другу, останавливаются, разворачиваются и вновь расходятся. Считают шаги, соблюдают дистанцию и вообще ведут себя очень осмотрительно и осторожно.

Когда они выработали общую стратегию, Катиетт повела их за собой. Внутри склада царила почти полная тишина. Большинство пленников наверняка спали. Весь расчет Катиетт строился на том, что кланы наверняка отгородились друг от друга и выставили охрану на случай внезапной атаки соседей. Она понятия не имела, сколько эльфов находится внутри, но счет наверняка шел на тысячи.

Они набиты там, как сельди в бочку. И малейшей искры достаточно, чтобы вспыхнул бунт.

Стражник дошел почти до самого конца своего маршрута. Он остановился, взглянул на торец склада и развернулся на каблуках. Катиетт подождала, пока он не отойдет на пять шагов, и знаком показала своим Тай следовать за нею. Они двигались стремительно и бесшумно, сразу же начав карабкаться на крышу. Склад был сложен из толстых бревен, скрепленных железными скобами, и имел двускатную сланцевую крышу. В свое время он благополучно пережил нашествие ураганов, поджог и попытку взлома. Начальник порта гордился своим детищем и поддерживал его в надлежащем состоянии.

Словом, подъем получился легким. Ни одна скоба не выскочила из пазов, и ни одна доска не скрипнула. ТайГетен быстро и слаженно взлетели по стене на крышу задолго до возвращения стражника. Затем они подползли к световому люку, который Пелин оставила полуоткрытым. Катиетт сунула в отверстие голову и тут же отдернула ее, вытирая моментально заслезившиеся глаза.

— Да хранит нас Инисс, ну и вонища!

Набрав полную грудь воздуха, она предприняла вторую попытку. Склад был совершенно пуст: из него вынесли все, вплоть до последней полки и стеллажа. На полу лежали спящие тела. Кое-где взад и вперед расхаживали эльфы. Как она и ожидала, один клан от другого отделяли нейтральные полосы.

В южном конце склада, неподалеку от немногочисленных сефан, разместилось то, что могло с большой натяжкой сойти за уборные. Там в ряд выстроились несколько ящиков, в верхней части которых были проделаны отверстия. Дно каждого ящика было обвязано парусиной, которая явно не справлялась со своим предназначением. Со своего места Катиетт разглядела у каждого ящика лужи мочи и кучи экскрементов. Впрочем, аналогичные лужи виднелись и там, где эльфы не утруждали себя ожиданием, пока ящик освободится, или, что тоже не исключено, просто не могли заставить себя справить нужду в отведенных для этой цели местах.

У самых дверей на полу полукругом лежала одинокая веревка, в точности повторяя конфигурацию бочек снаружи. Внутри этой границы пол был чист. Катиетт окинула помещение быстрым взглядом. Кланы расположились в порядке убывания своей продолжительности жизни от дверей к отхожим местам. Слева от двери на полу лежала небольшая группа. Охраны рядом не было. Катиетт присмотрелась повнимательнее. Потом пересчитала их. Тридцать четыре тела. Накрыты простынями.

Она убрала голову и разразилась такими непарламентскими выражениями, что поразила даже Графирра и Меррат.

— Они даже не позволили им вынести наружу мертвецов, — сказала она, чувствуя, как ее охватывает холодное бешенство. — Мы должны с этим покончить. Прямо сейчас.

— Мы сможем спуститься? — спросила Меррат.

— Придется попрыгать, но ничего настолько опасного, как переправа через Икс у Таанепола. Я пойду первой.

Катиетт пролезла в световой люк и повисла на руках, держась за его края, после чего спрыгнула на балюстраду, тянувшуюся вдоль стены. Окинув ее взглядом, она внимательно осмотрела поперечные балки, уходившие к стенам и другим световым люкам на крыше, после чего негромко выругалась. Меррат и Графирр присоединились к ней.

— Какие-то проблемы? — поинтересовался Графирр.

— Можно и так сказать. Они убрали лестницы.

Звено Тай посмотрело вниз, на грязный и вонючий пол, на котором спали эльфы.

— Сколько до него отсюда — сотня футов? — предположил Графирр.

— Что-то около этого, — сказала Катиетт. — Но проблема заключается не в том, чтобы спуститься вниз. По потолочным балкам и свесам мы доберемся до стены, а потом уже спрыгнем оттуда. Но ты приглядись к стенам. Они выкрашены проклятой голубой краской. Она скользкая и лощеная. Спуститься-то мы спустимся, а вот подняться по ней обратно, будь ты хоть трижды ТайГетен, уже не удастся.

— Можно поговорить с ними прямо отсюда, — предложила Меррат.

— Мы должны быть внизу, вместе с ними. Обратиться к ним, стоя у них над головами — значит сделать то самое, за что они нас ненавидят, не так ли?

— И что?

— А то, Граф, что я спускаюсь. Поговорю с ними. А потом мы начнем действовать. Я — отсюда, а вы — снаружи.

— Ты очень сильно рискуешь, — заметил Графирр.

Катиетт пожала плечами.

— А что делать? Но ты только посмотри на них. Кто из них, по-твоему, сделает первый шаг и нападет на меня? Тай, помолимся.

Они уронили головы на грудь и забормотали две краткие молитвы, прося благословения на действия разделившегося звена. Катиетт молилась о том, чтобы ее поняли. Графирр и Меррат просили даровать им силу, быстроту, темную ночь и ураган слез Гиал. Словно в ответ на их просьбы, в небе зарокотал гром.

— Гиал услышала вас, — заметила Катиетт.

— Ты и сама в это не веришь, — возразила Меррат.

— Получится недурное предание, а?

Катиетт на миг возложила руку на голову каждого из своих друзей, после чего двинулась по поперечной балке. Дойдя до конца, она перепрыгнула на стропила и побежала по ним к карнизу, а уже оттуда перебралась на стену, с отвращением глядя на голубую краску. А стражники внизу даже не подозревали о присутствии ТайГетен у себя над головой.

Кивнув на прощание Графирру и Меррат, Катиетт присела и повисла на руках, держась за верхний брус. Качнувшись взад и вперед, она примерилась и разжала руки. Ноги ее коснулись стены, и она стремительно побежала вниз, наклонившись вперед. Когда же вес ее тела стал больше скорости, она оттолкнулась от бревен, совершила полный оборот в воздухе, пролетела последние шестьдесят футов, приземлилась на пятки и покатилась по полу, гася инерцию прыжка.

Вскочив на ноги, она поняла, что оказалась как раз на нейтральной полосе между биитанами и гиаланами. Стражники резко обернулись на шум. Катиетт подняла руки над головой, показывая, что пришла с миром, поднесла палец к губам и быстро зашагала к двери склада. Стражники, невооруженные, разумеется, устремились к ней со всех концов. Но здравый смысл возобладал, и они хранили молчание. Катиетт остановилась у веревочного барьера. Она позволила окружить себя эльфам, которые с радостью разорвали бы ее на куски, если судить по ненависти, горевшей в их глазах, и нетерпению, с которым они переминались с ноги на ногу.

— Вы можете сделать одно из двух, — обратилась к ним Катиетт. — Вы можете убить меня на месте, причем я не стану защищаться. Или выслушаете меня, а я постараюсь спасти вам жизнь. Выбор за вами.

Глава 32

Я не требую, чтобы ты умирал за меня. Я не хочу, чтобы ты умирал за меня. Я просто прошу тебя быть готовым умереть за меня.

— Они не дают нам ни пищи, ни воды. Они хотят, чтобы мы ослабели. Единственное, чего здесь имеется в избытке — это сон, и большую часть времени мы просто спим. Что еще нам остается, кроме отчаяния?

Биитанка выглядела больной и измученной. Никто из тех, кто стоял перед Катиетт, не был готов к серьезной драке. Жажда наверняка сводила их с ума, голод подтачивал силы, а тоска подрывала веру.

— Откуда здесь взялись трупы? — спросила Катиетт, показывая на накрытые простынями тела. — Отчего они умерли?

— Вскоре после того, как нас загнали сюда и заперли дверь, у нас случился мятеж, — пояснил гиаланин с синяками на лице и длинным порезом на правой руке, нанесенным, скорее всего, чьими-то ногтями или зубами. — Погибло двадцать человек. Все началось из-за межклановой ненависти и слухов о том, кто получит еду и воду. Остальные погибли, когда попытались выломать двери. Это было жуткое зрелище.

— Что ты имеешь в виду?

— Пойдем со мной, — сказал гиаланин.

Он подвел Катиетт к трупам. Остальные стражники, числом пятеро, последовали за ними на некотором отдалении. Гиаланин наклонился и откинул плащ, которым было накрыто ближайшее тело. Катиетт непроизвольно попятилась и взглянула наверх, на балюстраду, на которой притаились Граф и Меррат. Но потом она заставила себя опустить взгляд.

Было невозможно сказать, кто лежит перед нею — iad или ula, гиаланин, сефанин, биитанин или иксиец. У трупа не было волос. Кожа на голове почернела и обуглилась. Лицо выглядело так, словно его исполосовали огненным хлыстом. Оно обгорело и покрылось волдырями в двадцати местах. Вместо глаз, носа и губ были шрамы от ожогов, подбородок выгорел до самой кости.

Хотя одежда почти не пострадала, на правой руке огонь сожрал плоть, в черном месиве Катиетт увидела белые костяшки пальцев. Левой руки не было вовсе. Ноги были босыми, они почернели и запеклись. Боль наверняка была ужасной. Катиетт опустилась на колени и стала молиться, чтобы душа несчастного обрела мир, покой и утешение.

— Кто это сделал? — спросила она, накрывая труп плащом и выпрямляясь.

— Человеческая магия, наложенная на дверь, — ответил охранник-сефанин, ula с проплешинами на голове, сочащимися сукровицей там, где у него были вырваны волосы. — Это было похоже на молнию во время самого страшного урагана Гиал. Она сорвалась с двери и окутала их, пронзая огненными иглами, заживо сдирая кожу и воспламеняя плоть. С того момента мы перестали драться между собой и больше не пробовали сбежать. Здесь поселился страх. Большинство просто ждут смерти.

— И это вы во всем виноваты, — сказал биитанин. — Это дети Инисса пригласили людей к нашим берегам. И вот результат.

— Ну, так выместите свою ярость на мне, если вы действительно думаете, что я, Катиетт из рода ТайГетен, пригласила врагов в наши дома. Хотя правда заключается в том, что вы все, те, кто радостными криками приветствовал осуждение Такаара и разрушение гармонии, сделали нас бессильными. Если бы мы объединились, то кланы победили бы общего врага. А кровавая междоусобица делает нас слабее.

— Еретики-иниссулы навлекли на нас это бедствие. А мы, все остальные, позволили чуме распространиться.

— Ты смеешь обвинять нас? — Гиаланин повысил голос.

— Говори тише! — прошипела Катиетт. — Я виню всех нас, включая и себя. Я не заметила язвы предательства в тех, кому служила и кого любила. Это мой позор. А вас я обвиняю в том, что вы ступили на путь ненависти ко всем кланам, кроме своего собственного. Потому что вы решили, что можете защитить самих себя, а остальные пусть убираются к дьяволу. Потому что это вы сделали все, что в ваших силах, чтобы облегчить людям их задачу по захвату власти. И можете не сомневаться — теперь уже весь город находится у них в руках.

— В самом деле? — Биитанин взмахом руки обвел склад. — Что-то я не вижу здесь иниссулов. Как не вижу аппосийцев или туали.

Катиетт шагнула к нему, сделав первое угрожающее движение с тех пор, как спрыгнула к ним с крыши. Биитанин поспешно отступил назад.

— Иниссулов здесь нет, потому что они стали первыми жертвами насилия. Над ними издевались, их избивали и насиловали эльфы всех остальных кланов, и поэтому мне пришлось увести их из города. Хотела бы я знать, кто из тех, что находятся здесь, повинен в этих преступлениях, но я все равно пришла спасти вас. А аппосийцев здесь нет потому, что им повезло — их вовремя предупредили, и они успели укрыться в лесу.

— Тюрьмы забиты орранами и иксийцами, равно как и вашими братьями и сестрами. Для всех остальных эльфов в городе введен комендантский час, и они остаются пленниками в собственных домах. Что же касается туали, то их нет здесь потому, что люди окружили их в Парке Туала и зверски убили четыреста представителей их клана после того, как Хелиас заблаговременно удалился вместе с cascarg в другую часть города.

— Мы все превратились в бессловесных пешек в руках людей. Мы все страдаем. А ваша ненависть только усугубляет положение. Но, несмотря ни на что, я все еще хочу спасти вас.

Катиетт ткнула пальцем вглубь склада.

— Каждый ula и iad вон там заслуживают свободы. Но мне нужна ваша помощь, иначе большинство попросту погибнет. К берегу направляется множество кораблей. Завтра на берег высадятся новые тысячи людей, и мы полагаем, что после прибытия они убьют здесь всех. Вы представляете для них угрозу, и они не могут оставить вас в живых.

— Поэтому я на вашей стороне. Если вы готовы пойти за мной, то вскоре большинство из нас снова вдохнет воздух свободы. Если вы согласны, то сейчас вернетесь каждый к своему клану и разбудите тех, кто обладает властью и пользуется уважением, а я расскажу им, что надо делать.

Катиетт вынула из ножен оба своих клинка и протянула их рукоятями вперед.

— А если вы не со мной, то возьмите их и убейте меня прямо сейчас, потому что я не желаю жить среди эльфов, у которых нет мужества, веры и силы воли, чтобы остаться в живых. А еще я не хочу сгореть заживо.

На краткий миг возникла едва уловимая заминка, после чего охранники обменялись взглядами и быстрой походкой направились к своим. Катиетт подняла голову, ища взглядом Графирра и Меррат, и принялась быстро жестикулировать.

Приведите Пакиира, Марак, Фалин и Экуурта.

Катиетт обладала великим даром убеждения. Окажись на ее месте кто-либо иной, тысяча эльфов смяла бы его в мгновение ока, но ее железная воля и самообладание превратил толпу отчаявшихся и потерявших надежду соплеменников в единое целое, пусть и ненадолго. Это был максимум того, на что она могла рассчитывать, и Катиетт надеялась, что этого будет достаточно.

Графирр и Меррат вернулись на свой наблюдательный пост в сгоревшей лавке. На этот раз компанию им составили те ТайГетен, которых приказала привести Катиетт. Они ходили на разведку в самое сердце Исанденета и сейчас вшестером отслеживали территорию, где разместились доки и склад. Восемнадцать солдат, трое магов. Численность врагов осталась прежней, зато атмосфера изменилась.

Графирр улыбнулся про себя. Люди наверняка что-то почувствовали и оттого занервничали. Они напряженно всматривались в ночь за пределами круга света от костра, но ничего не видели. То и дело они поглядывали на двери склада, откуда, как подсказывали им их жалкие органы чувств, грозила наибольшая опасность.

В заранее оговоренный момент изнутри донеслось низкое монотонное пение, и по коже у Графирра пробежали мурашки.

К хору голосов присоединилось ритмичное хлопанье. Эльфы торжественным речитативом молились Сефу, Гиал, Бииту и даже Иниссу. Люди повскакали на ноги или прибежали со своих мест к черте, обозначенной полукругом из бочек. Они обменивались встревоженными взглядами. Обнажали мечи. Маги сошлись вместе за спинами солдат. Прозвучали короткие приказы. Двое мечников побежали вдоль стен с обеих сторон склада.

Пение становилось все громче. Над головами людей набрякли темные, тяжелые тучи. В их глубинах засверкали молнии. Хлынул дождь.

— Давайте не будем терять зря благословенное время, — сказал Графирр. — Мы возьмем на себя магов. Марак, бери Пакиира и Экуурта, они будут твоими Тай. Займитесь мечниками. Не заходите за линию бочек. А еще нам нужно чем-то выбить двери, не приближаясь к ним вплотную. В доках где-то обязательно должны быть мачты. Начальник порта обычно хранил с дюжину их на складе. Фалин. Найди хотя бы одну. ТайГетен, вперед.

Графирр и Меррат сорвались с места и бросились к гавани. Мгновением позже за ними проследовали Тай Марак, устремившись прямиком к солдатам. Звуки от их приближения потерялись в грозном гуле песнопений и шуме дождя. Люди заметили ее приближение, когда было уже поздно. Обернувшись, солдаты разразились отчаянными криками, предупреждая товарищей об опасности. Маги встрепенулись и принялись выделывать пассы и бормотать.

Подбегая к костру, Графирр заметил, как Тай Марак пошли в атаку. В воздухе зашелестели метательные полумесяцы. Солдаты отреагировали на удивление быстро. Один из дисков прошел слишком высоко, второй солдат отбил мечом летящий в него полумесяц, а третий просто присел, пропуская завывающую смерть над головой. Метательный полумесяц врезался в доски двери. Резкий, ослепительный свет окутал оружие решеткой сверкающей, шипящей энергии.

Марак на бегу выхватила оба своих клинка, приближаясь к линии солдат. Справа от нее маги замерли в неподвижности, сосредоточенно опустив головы. Графирр устремился прямо к костру, и Меррат следовала за ним по пятам. Оба подпрыгнули, сделали в воздухе сальто-мортале над языками шипящего пламени и приземлились в глубокую лужу прямо перед тройкой магов.

Те вздрогнули и одновременно отпрянули назад. Графирр злорадно оскалился. Выхватив левой рукой клинок из ножен на правом боку, он вонзил его в плечо первого мага, перерубив тому ключицу и повредив верхнюю часть грудной клетки. Правая же его рука метнулась вперед, и железные пальцы вонзились в горло второму магу, перебив ему трахею.

Меррат пнула третьего мага в пах. Тот отлетел назад. Она развернулась боком и ногой ударила ему вдогонку, угодив прямо под подбородок. Мага подбросило, и голова его с глухим стуком ударилась о камни мостовой. Выхватив клинок, Меррат раскроила ему горло.

Обернувшись, Графирр увидел, что на земле лежат уже четыре трупа. На его глазах Пакиир резко присел и подрубил обе ноги мечнику. Экуурт перепрыгнул через голову Пакиира и приземлился прямо на грудь солдату, пронзив ему мечом сердце. Пакиир стремительно выпрямился и обратным движением полоснул по животу очередного стражника. Экуурт тем временем развернулся, клинки его сверкнули, и его меч погрузился в пах третьему солдату.

Марак достался в противники опытный мечник. Он стремительно атаковал ее, имитировав удар снизу и слева, но на замахе вывернул руку и нанес удар справа в голову. Марак парировала его и отпрыгнула на шаг. Но солдат не унимался и упорно теснил ее. Она уклонилась от удара в шею, а потом и в живот. Третий удар пошел низом, нацеленный ей в ноги. Марак высоко подпрыгнула, выбросила правую ногу и ударила противника в грудь. Того отбросило назад. Марак приземлилась и совершила стремительный пируэт, ударив своего оппонента ногой в висок. Он отлетел в сторону, а Марак, завершая оборот, уже обеими ногами опустилась подле него на землю и вонзила клинок ему в сердце.

Экуурт отступал перед солдатом, который отчаянно размахивал мечом. Но вот он мгновенно собрался и сделал выпад правым мечом. Его противник парировал удар кинжалом, зажатым в левой руке. На помощь подоспел еще один мечник. Экуурт продолжал отступать. Оба наемника атаковали его одновременно, и их клинки обрушились на эльфа справа и слева. Экуурт парировал оба удара своими короткими мечами, но тут в грудь ему по самую рукоятку вошел кинжал. Кровь хлынула у него изо рта. Тай упал.

Графирр и Меррат вновь ринулись в бой. Графирр полоснул своим клинком по икрам солдата сзади. Ноги у того подогнулись, и он рухнул на землю. Левой рукой Графирр нанес удар в лицо второму противнику, но тут третий сделал выпад, целясь клинком ему в шею. Этот удар отбила Меррат, вторым мечом располосовав лицо своему противнику.

А песнопение продолжалось, и дождь по-прежнему лил как из ведра. На двери склада, хотя само дерево уцелело, метательный полумесяц расплавился и стек горячими каплями металла на каменные плиты мостовой, где немного пошипел и застыл в луже воды. Графирр отметил это краешком сознания, присел, пропуская бездумный замах над головой, и вонзил клинок в пах нападающему. Тот отступил, пошатываясь.

Графирр выпрямился, подпрыгнул и обеими ногами ударил его в грудь. Человека отбросило к линии бочек, он не удержался и врезался спиной в дверь, дико закричав. В следующий миг его окутало слепящее белое пламя, молнии которого пронзили лицо, руки, рот и глаза. Огонь сжег ему волосы на голове и сожрал плоть на щеках. Глаза наемника задымились, и он захлебнулся криком, когда изо рта у него вырвался язык пламени.

Графирр проглотил комок в горле и отвернулся. В живых оставался всего один солдат. Храбрец. Он встал напротив четверых ТайГетен, держа меч наготове, и поманил их к себе свободной рукой. Со всех сторон вдруг зазвучали колокола и запели горны. Поднялась тревога, сзывающая врагов в гавань. Мужчина ухмыльнулся.

— Слишком поздно для меня. Слишком поздно и для вас. Если вы откроете вон те двери, то все здание рухнет.

Сбоку к нему неожиданно подскочила Меррат и кончиком клинка перерезала ему горло.

— Сдохни, — сказала она.

— Сейчас прибудут подкрепления, — сказал Графирр. — Нам нужно как-то открыть эту дверь. Фалин?

— Сюда! — крикнула та, откидывая парусину, которой были укрыты три мачты, спутанный такелаж, бочки и ящики. Графирр бросился было к ней, как вдруг сообразил, что пение смолкло. Резко затормозив, он побежал обратно к линии бочек. Дождь по-прежнему лил как из ведра, и капли его барабанили по черепице, отскакивая от каменных плит мостовой, но ему показалось, будто он услышал чей-то голос.

— Катиетт, это ты? — крикнул он. — Катиетт?

Графирр сделал еще один шаг вперед. Сосредоточиться ему мешал тлеющий труп у самых дверей, но теперь он совершенно явственно расслышал доносящийся изнутри голос. От него требовали рассказать, что здесь происходит.

— Катиетт. Если ты меня слышишь. Охрану мы убрали. Теперь нам предстоит выломать двери. Отойдите от них подальше. Будьте готовы бежать. Сейчас сюда придут подкрепления противника.

Он повторил свое послание трижды. Обернувшись, Графирр увидел, что его братья и сестры бегут к нему с мачтой каботажного тендера[21] в руках, которую они несли, держа за кожаные петли, прибитые к ней гвоздями в четырех местах. Графирр поспешил к ним навстречу. Его товарищи развернули мачту основанием вперед.

— Пакиир, Марак. Отойдите назад. Эта пара петель прибита слишком близко к концу и окажется возле самых дверей, когда мы начнем выбивать их. Поспешим. Я попросил тех, кто находится внутри, отойти вглубь склада.

— Они услышали тебя? — спросила Меррат.

— Скоро узнаем.

Графирр присоединился к Меррат у второй пары петель. Фалин осталась одна у третьей пары, тогда как Пакиир и Марак взялись за последние петли. Мачта была тяжелой и громоздкой, несмотря на ручки для переноски. ТайГетен устремились к дверям, стараясь не споткнуться и не раскачать свой тяжелый груз. Дождь немного ослабел, но тревожные сигналы по-прежнему будоражили округу. Время истекало.

— Направляем ее прямо на двери, — скомандовал Графирр. — Разгоняемся изо всех сил!

Они ускорили шаг. Мачта больно колотила Тай по бедрам, кожаные петли врезались в ладони. От основания пятидесятифутовой мачты, которое служило тараном, первую пару носильщиков отделяло всего десять футов. Графирр наклонил голову. Еще через три шага и мачта врезалась в двери склада. Затрещало дерево. По дверному полотнищу заплясали ослепительно-белые молнии. Во все стороны полетели щепки, а посередине образовалась глубокая вмятина. Но первый удар дверь выдержала — пробоины не было.

— Еще раз!

Они отошли на десять шагов и вновь устремились вперед, стараясь попасть основанием мачты как можно ближе к месту первого удара. Щепки брызнули фонтаном, а вмятина стала глубже. Вспышки же молний показались им чуточку более тусклыми.

— Еще раз!

Когда эльфы приготовились нанести третий удар, сигналы тревоги смолкли. Вокруг воцарилась настороженная, зыбкая тишина.

— И что это означает? — спросил Пакиир.

— Ничего хорошего, — ответила Меррат. — Давайте попробуем снова.

Они вновь побежали вперед. Мачта ухнула в двери в третий раз. Доски протяжно заскрипели. Затем раздался оглушительный треск, и две из них все-таки сломались. Одна доска раскололась пополам и отлетела в сторону. Человеческая магия, наложенная на дверь, принялась плеваться молниями, злые всплески которых облизывали основание мачты. Когда они попятились от двери, огонь не погас, а продолжал шипеть и брызгать искрами.

— Мы почти выбили их, Катиетт! — крикнул Графирр. — Отойдите назад.

— Ну что, остался последний удар? — предположила Марак.

— Будем надеяться.

Они вновь отошли назад. К ним приближалось целое море огней — это факелы подпрыгивали в руках людей, бежавших к складу с обеих сторон. Фалин выпустила петлю и потянулась за мечом.

— Нет, — остановила ее Марак. — Сначала мы все-таки должны выбить дверь.

— Я могу защитить вас, — возразила Фалин. — Так будет правильно.

— Держись рядом, — сказала Марак.

Четверка ТайГетен вновь побежала вперед, причем отсутствие Фалин сказалось как на скорости, так и на силе удара. Мачта решительно врезалась в дверь. Слева показались первые солдаты. Фалин побежала им наперерез. А вот пробить дверь им так и не удалось.

— Мы провозимся слишком долго! — крикнул Пакиир.

Фалин отрубила правую кисть с мечом одному солдату, выхватила факел у другого и ударила его же им в лицо. Пламя охватило голову несчастного. Фалин сделала сальто назад, уходя от мечей, которые обрушились на нее слева и справа. Четырнадцать человек выбежали из-за левого угла склада.

— Нам нужно во что бы то ни стало пробить дверь, — сказал Графирр. — Тогда все, дело будет сделано.

— Откуда ты знаешь?

— У меня такое чувство. Неужели ты не понимаешь, что теперь дверь держится только на магии? А ей нужно, чтобы дверь была ровной и гладкой. Все назад. Быстро.

Четверка ТайГетен вновь попятилась. Графирр посмотрел налево. Там людей атаковала Фалин. Она перепрыгнула через передний ряд солдат, перевернулась в воздухе и приземлилась уже за их спинами, как раз перед двумя магами. Ее мечи взлетели и опустились. Солдаты в панике обернулись, и в воздухе раздались сердитые и испуганные крики.

— Беги, Фалин! — закричала Меррат.

Справа появились еще люди. Семь человек. Из их строя вышел маг и принялся готовить заклинания. Мечники же бросились в атаку на эльфов с их тараном. ТайГетен вновь разбежались и устремились к двери. Меррат то и дело поглядывала вправо.

— Не отвлекайся, — сказал Графирр.

Меррат коротко выбросила в сторону правый кулак. Солдат упал. При этом она даже не сбилась с шага.

— Заклинание! — заорал Пакиир.

Маг хлопнул в ладоши, а потом развел их в сторону, сопровождая свои действия громким криком. Люди бросились врассыпную. С рук мага сорвался огненный шар. Даже с такого расстояния Графирр ощутил исходящий от него жар.

— Осторожно! — крикнул он. — Пакиир. Марак!

Торец мачты рухнул на землю, когда эльфы прыгнули в разные стороны, уходя с пути огненного шара, коричневую поверхность которого прочеркивали злые алые искорки. А вот Графирр и Меррат останавливаться не стали. Набрав скорость, они пробежали по инерции еще несколько шагов и изо всех сил швырнули таран в дверь. Но та лишь дрогнула и осталась стоять.

Магическое пламя коснулось кончика мачты и побежало по ней. Графирр обернулся.

— Да хранит нас Инисс, — выдохнул он. — Меррат, прочь. Спасайся!

Графирр выпустил из рук кожаную петлю, отбежал на два шага и прыгнул влево, распластываясь в воздухе. Он увидел, как Фалин по-прежнему вертится ужом, уходя от сыплющихся на нее ударов, то подпрыгивая высоко вверх, то приседая и бросаясь из стороны в сторону, пытаясь увести людей за собой, подальше от доков. Упав на землю, Графирр перекатился и замер. Пламя лизнуло дверь. Магия столкнулась с магией. Над его головой промчалась воздушная волна. Уголком глаза он заметил, как Пакиир вскочил на ноги.

— НЕТ! Пакиир. ЛОЖИСЬ!

Дверь склада разлетелась на куски. Взрывная волна подхватила Графирра и отшвырнула далеко в сторону. Но он еще успел увидеть, как Пакиира охватило пламя. И еще кто-то, лежавший на земле, сгорел без остатка в мгновение ока. Графирр взмолился, чтобы это оказался кто-нибудь из наемников, а не Марак.

Языки пламени, пепел, копоть и щепки высоко взлетели в ночное небо над доками. Огненная волна прокатилась по песку и лизнула волны, накатывающиеся на берег, отчего линия прибоя заклубилась паром. Графирр упал и покатился по земле, не в силах остановиться. Грохот взрыва оглушил его. Он с трудом поднялся на ноги, сообразив, что стоит в пятидесяти ярдах от того места, где мгновением раньше находились двери.

А теперь их просто не было. Взрывом вырвало и кусок фасада склада. Пламя с гудением вгрызалось в бревна и уже распространилось на тридцать футов с боков и по крыше. Каменные плиты перед входом захлестнуло сплошное море огня, переливавшееся белым, оранжевым и коричневым тонами. Из дверей валили густые клубы дыма. Провал входа жутко светился оранжево-коричневым цветом.

— Катиетт, — выдохнул Графирр.

Не обращая внимания на то, что после падения у него болят плечи, бедра, локти и колени, он припустил обратно к складу. Солдат, пытавшихся захватить Фалин, разбросало по вымощенной камнем мостовой. Самой Фалин нигде не было видно.

Но взрыв не зацепил людей, оказавшихся по другую сторону склада. Они сбились в кучу, держась подальше от магического пламени и пятясь перед Меррат, которая молча шла на них, не сводя глаз с единственного мага.

Перед входом в склад Графирр вынужден был остановиться. Жар здесь был невыносимым. С каждым мгновением пламя разгоралось все сильнее, распространяясь все дальше и дальше. Из-под свесов крыши уже вырывались тугие языки огня и дыма. Графирр едва разглядел обожженную и изувеченную площадку перед входом, где надеялся увидеть Катиетт, открыв ей путь к свободе. Ведь у нее с собой были всего два коротких меча да горсточка метательных полумесяцев. Такое оружие было бессильно против стен, чтобы проделать в них аварийный выход, пока здание не рухнуло и не погребло ее под собой. Она оказалась в огненной ловушке.

Особого выбора у Графирра не было. Он стоял, глядя на огненный ад, пожирающий склад, камни и небо. Это зрелище служило боевым призывом и трубным гласом для каждого вражеского солдата и мага в городе. А еще оно означало смерть для всех, кто оказался внутри, кому оставалось лишь молить Инисса о чуде. Графирр мельком подумал о том, кричат ли они и услышал ли его кто-нибудь. Но в ушах у него звенело от грохота взрыва, а в глазах рябило от слепящего блеска пламени.

Он глубоко вздохнул, пытаясь унять внезапную дрожь, пробежавшую по телу. Огонь не утихал даже на площадке перед зданием, лишь набирая силу. Снова пошел дождь, но и он принес с собой лишь бессильное шипение, когда небесная влага обращалась в пар.

Он попятился; обжигающий жар буквально оттолкнул его назад. Частьбоковой стены склада обрушилась, выбросив в небо сноп искр, но за горящими обломками не было видно ничего, кроме стены бушующего пламени. Графирр посмотрел налево. Там все было неподвижно, и лишь от одного тела к другому скользила чья-то тень. Фалин.

Графирр перевел взгляд направо. Меррат уже обнажила оба своих клинка и шла в атаку. Противник этого не замечал, но она подволакивала левую ногу, на бедре расплывалось кровавое пятно. Мага защищали четверо солдат, а сам он выделывал какие-то пассы. Ее целью был именно он, и они догадывались об этом.

И вдруг Графирр понял, что нашел ответ, и в душе у него затеплился слабый лучик надежды. Закричав, он бросился вперед, стараясь привлечь внимание Меррат. Рев пламени насмешливо потешался над его усилиями. Он изо всех сил мчался вперед, огонь жадно облизывал ему ноги, и лишь быстрота уберегла его от смертельных ожогов. Он даже не стал доставать из ножен клинки. Чем бы все ни обернулось, они ему не понадобятся.

Меррат атаковала, и Графирр уже знал, как она будет действовать. В отличие от солдат. Она побежала прямо на стоявшую перед ней четверку, делая вид, что намерена схватиться с ними. Они послушно подготовились к отражению атаки и даже слегка разошлись в стороны, чтобы им было сподручнее орудовать мечами. Но за шаг до того, как они успели нанести удар, она упала на левый бок и покатилась по земле.

В следующий миг Меррат вскочила на ноги, оказавшись с левой стороны от стоящего крайним справа солдата, оставив троих вне игры. Обратным движением правой руки с мечом она перерубила шею своей жертвы. Разворачиваясь вправо, ее левый клинок обрушился на плечо следующего солдата. Минус два.

А остальные еще толком не успели сообразить, что происходит. Первый из оставшихся отбил ее прямой выпад, но при этом потерял равновесие, и ее левый клинок пронзил ему сердце. Четвертый и последний солдат оказался к ней лицом к лицу. Меррат стремительно присела, сбила его подножкой на землю, и в следующий миг погрузила ему правый клинок в пах, а левым пробила грудь.

Выпрямившись, она развернулась к магу, который оборвал заклинание, которое пытался сплести, и попятился.

Графирр побежал еще быстрее. На бегу он выкрикивал имя Меррат, но она не слышала его. Собственный голос набатным звоном звучал у него в голове и оглушал, колотясь в виски.

Меррат устремилась в атаку, быстро шагнув вперед. Графирр знал, что последует дальше. Она держала левый клинок у пояса, а правый — на уровне шеи. Вот она сделала последний шаг. Графирр прыгнул. Вытянул обе руки, и пальцы его правой руки коснулись кожаной куртки Меррат. Левой рукой Графирр ухватил девушку за запястье и развернул. Но остановить удар она уже не могла, сверкнул клинок, и Графирр услышал, как маг охнул от боли и схватился за голову.

Оба ТайГетен полетели на землю. Меррат отреагировала первой. Привстав на одно колено, она уже занесла меч для удара, когда увидела, кто лежит перед нею.

— Граф! — закричала она, но он едва расслышал ее голос. — Что ты делаешь?

— Доверься мне, — крикнул в ответ Графирр. — Он нам нужен живым.

Меррат нахмурилась. Маг понял, что исполнение смертного приговора откладывается. Он во все глаза смотрел на них, прижав ладонь к виску. Кажется, Меррат отсекла ему ухо. Он вдруг попятился, и она толчком опрокинула его на землю. Пламя за их спинами заревело громче. Обрушилась еще одна стена склада. Вот теперь Графирр расслышал доносящиеся изнутри крики. Он поднялся на ноги и, пошатываясь, подошел к магу. Жар обжигал гортань, и ему уже было трудно дышать.

— Погаси его, — крикнул он магу в лицо. — Погаси огонь.

Маг в ужасе уставился на него. Графирр и Меррат рывком подняли его на ноги.

— Я знаю, ты понимаешь меня. Погаси огонь. И тогда я сохраню тебе жизнь.

— Граф…

— Не сейчас, Меррат. Слишком многое поставлено на карту.

— Вы зарежете меня, как свинью, — сказал маг.

— Я обещаю, что непременно сделаю это, если ты не погасишь огонь.

— Я не могу.

— Ты используешь огонь, — сказал Графирр. — Воспользуйся льдом. Хотя бы попробуй.

Маг взглянул на огненный ад, бушующий за его спиной.

— У меня ничего не выйдет.

— Попробуй, и я не стану тебя убивать, — сказал Графирр. — А если не станешь и пытаться, то сгоришь в собственном пламени.

— Я…

— У нас нет времени. Внутри погибают мои друзья. Ты ведь здесь для этого? Чтобы принести смерть тысячам беззащитных эльфов? Неужели за свои прегрешения они заслуживают смерти? У тебя так же, как и у них, есть душа. Загляни в нее. Только побыстрее. — Графирр взглянул магу в глаза. — Я — воин ТайГетен. Ты можешь довериться моему слову. Я сохраню тебе жизнь.

Маг был один. Быть может, к нему уже спешила помощь, но прийти вовремя она не успевала. Он стряхнул с себя руки эльфов и шагнул вперед.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах.

Графирр и Меррат встали к нему вплотную, пока он занимался приготовлениями. Меррат сделала едва заметный жест, и Графирр утвердительно кивнул. Она вынула нож и приставила его к спине мага. Тот глубоко вздохнул и свел ладони вместе перед самым лицом. Затем, прошептав какое-то слово, он раскрыл ладони, направив пальцы на огонь.

Воздух замерз, совсем как тогда, на мосту. Графирр опять почувствовал, как его обдало ледяным ветром. Маг направил волну холода на огонь, пожирающий переднюю часть склада. Лед встретился с пламенем. В воздухе заклубился густой туман. Он окутал коричнево-оранжевое пламя, и оно зашипело и погасло. Но склад продолжал гореть, бревна обрушивались одно за другим, а черепица трескалась и проваливалась вовнутрь.

Маг вытянул руки вперед, толкая замерзший воздух на вымощенную каменными плитами площадку перед входом. Графирр судорожно сжал руку в кулак. Меррат спрятала нож. Туман редел и рассеивался на глазах под действием ветра и дождя. В нескольких местах пламя вновь взревело, возрождаясь к жизни, но теперь, по крайней мере, из склада можно было выбраться наружу. Графирр коснулся плеча мага, выводя его из транса.

— Уходи, — сказал он. — Остальные будут далеко не так милосердны, как я.

Маг со всех ног припустил прочь. Графирр же устремился к складу.

— Катиетт! Выходи. Пусть свободен. Выводи остальных. Склад долго не продержится! — Он вбежал через зияющий провал внутрь горящего здания. — Катиетт!

Здесь царила кромешная тьма, полная едкого дыма. Повсюду на полу лежали тела. На расстоянии сорока футов от входа потолочные балки обрушились. Многие до сих пор горели. Огонь упорно карабкался по стенам, подбираясь к самой крыше. У входа громоздились завалы из трупов, похороненных под горящими обломками или сожженных во время первого взрыва.

— Катиетт! — изо всех сил крикнул Графирр.

Движение. Он разглядел во тьме какое-то движение. К выходу бежали эльфы. Откуда-то изнутри донесся рокочущий грохот обвала. С крыши начал падать огонь. Обрушились тонны черепицы. Эльфы отчаянно закричали. Кое-кто исчез под горящими обломками. Те же, кто остался на ногах, продолжили путь к выходу. Мимо него на свежий воздух выбегали биитане, сефане, орраны и гиалане. Некоторые, обессилев, падали на землю сразу же, едва поняв, что оказались в безопасности. Другие бежали дальше, стараясь оказаться как можно дальше от своей тюрьмы и затеряться в городе.

Графирр высматривал в толпе Катиетт. Сердце у него заходилось в тоске, а дыхание частыми хрипами вырывалось из груди. Он старался успокоиться из последних сил. Толпа редела на глазах. Внутри теперь оставались одни только раненые. Некоторым помогали товарищи и соседи, но остальные оказались предоставленными сами себе.

— Быстрее, быстрее.

И тогда он увидел ее в дыму, позади всех. Какой-то эльф забросил руку ей на плечо, тяжело навалившись на нее всем телом. Он почти не мог идти, с трудом переставляя ноги. На его лице виднелись ожоги. С ними были и еще несколько соплеменников, помогавшие им выбраться наружу. Графирр бросился к ним навстречу.

— Да благословит тебя Инисс. Идем скорее. Здание вот-вот рухнет.

Катиетт с трудом выдавила улыбку.

— Ты тоже заметил? Почему вы так задержались, кстати?

— Потом расскажу. Пакиир погиб. Его сожрал огонь. Фалин жива, но я нигде не могу найти Марак.

Графирр поперхнулся кашлем.

Катиетт передала своего подопечного другому эльфу и остановилась рядом с верным соратником. Но сначала она обратилась к главам кланов.

— Вы знаете, что делать. Прячьтесь, убегайте, что угодно. Только не попадайтесь на глаза людям. С ними мы разберемся сами.

— Спасибо тебе, Катиетт, — сказал один из них. — Я…

— Это не имеет значения. Благодарите Инисса. И благодарите гармонию за то, что я остаюсь у вас на службе. — Она обернулась к Графирру, и они вдвоем быстрым шагом двинулись прочь от входа, к тому месту, где перед схваткой встретились с Меррат и Фалин. — Граф?

Графирр крепко зажмурился, усилием воли пытаясь сохранить самообладание.

— Пламя было очень горячим. Пакиир, он… Оно просто поглотило его. Разве можно выжить в таком аду? От него ничего не осталось. Пепел и тот развеял ветер. Его больше нет.

— Его душа не пострадала, — сказала Катиетт. — Шорт раскроет ей свои объятия. Чертоги предков примут его к себе. Он будет ждать нас.

— А Марак?

Меррат покачала головой. Они втроем вышли на берег моря и оглянулись на склад. Объятый пламенем, он сложился, словно карточный домик. Эльфы, разделившись на кланы, разбегались в разные стороны, следуя за своими вожаками. По всему городу виднелись цепочки факелов.

— Нам нужно уходить, — сказала Катиетт.

— Прежде чем вы соберетесь сделать это, может, кто-нибудь поможет мне вылезти отсюда? — Графирр резко обернулся, пытаясь понять, откуда доносится голос. — Я тут, внизу.

— Марак. — Графирр упал на колени и протянул руки вниз, с пристани. От облегчения у него закружилась голова. — Время для купания ты выбрала явно неподходящее.

— Я не нарочно. Взрывом меня отбросило так далеко, что я уж испугалась, как бы не приземлиться на Балайе. Вытащите меня на берег. Здесь так холодно, что у меня больше не осталось сил бултыхаться в воде.

— Мы потеряли Пакиира и Экуурта, — сказал Графирр, вытаскивая ее на пристань. К нему на помощь пришли Фалин и Катиетт.

— Молиться и скорбеть мы будем позже, — сказала Катиетт. — Люди захотят отомстить. И мы должны быть готовы.

Глава 33

Если ты готов сделать для себя хоть что-нибудь, поступи следующим образом: никогда не позволяй своему клинку затупиться.

Гаран и Келлер смотрели на приближающиеся шлюпки. После прошлой ночи было решено, что кораблям лучше не приставать к берегу, а встать на якорь подальше от него, чтобы даже самый ловкий из ТайГетен не смог до них допрыгнуть. Но даже при этом всем матросам раздали луки для несения вахты.

За их спинами люди Гарана разбирали развалины склада. Большая часть трупов обгорела до неузнаваемости. Эльфы ничем не отличались от людей, превратившись в обугленные головешки. Сказать, сколько эльфов погибло вокруг здания или внутри него, было невозможно — руины еще не остыли и были слишком горячими. Гаран потерял сорок своих людей, а его единственный свидетель утверждал, что с ними сражались всего пятеро эльфов.

— Сколько человек должно высадиться на берег, по твоим сведениям? — поинтересовался он.

— Две тысячи двести семнадцать, — отозвался Келлер. — Думаешь, этого будет достаточно?

— Я собирался спросить тебя о том же.

— С ними прибыл Истормун.

— Прекрасно. Явился дать нам благословение университета или вразумить, как правильно нужно вести наступление.

— Ты говоришь о лорде Триверна, — резко бросил Келлер.

— Ох, только не надо читать мне мораль о верности лордам, Келлер. Клянусь всеми богами, тебя отправили сюда со мной вовсе не потому, что ты был их любимчиком, верно? Все тамошние фавориты сейчас или сходят на берег, или попивают вино в полной безопасности, сидя дома и любуясь видами Терновых Гор или долины Триверна.

— Но ведь ты знал о том, что один из них непременно прибудет сюда. Называй это крупным вложением или подкреплением, как тебе будет угодно.

— Они опасны. Он и его кадры обладают слишком уж большой силой и властью и нагло стремятся захапать еще.

— В кольце башен всегда идет борьба за власть, — дипломатично заметил Келлер.

— А я был рад убраться оттуда, — заявил Гаран. — Неужели ты ничего не почувствовал? У меня лично было такое ощущение, будто я сижу на пороховой бочке, готовой взорваться в любую минуту. Когда я думаю о том, что может случиться, мне становится страшно, Келлер.

— Ну, можешь спросить об этом его самого, — ответил маг. — Вон он, в первой шлюпке.

Истормун. Высокая фигура в темно-синей накидке с откинутым капюшоном, обнажающим лысую голову с ястребиными чертами. Нос такой тонкий, что, казалось, переломится, стоит его обладателю высморкаться посильнее. Глазки — крохотные и посаженные слишком близко. А вот скулы были высокими и выдающимися, словно у иниссула, а тонкие бескровные губы плотно сжаты, неизменно выражая миру свое презрение.

Впрочем, Гаран понимал, что Истормун был лучшим из них. Самым либеральным. Все могло обернуться куда хуже. Они могли прислать ему Памуна, например. Вот уж кто настоящий ублюдок.

— Тебе лучше отойти на пару шагов, — посоветовал командиру Келлер. — Я сам приветствую его.

— Если ты настаиваешь.

Гаран смотрел, как шлюпка причаливает к берегу. Келлер подошел к пирсу и стал ждать, сложив руки на животе в церемониальном жесте приветствия. Когда шлюпка приблизилась, Истормун встал, и вслед за ним с готовностью вскочили на ноги его охранники и помощники. Три пары гребцов перестали грести, удерживая утлое суденышко на месте, благо волнения на море не было. Келлер застыл на ступенях. Истормун метнул на него беглый взгляд, после чего плавно поднялся в воздух. Сотканные из тумана крылья бережно перенесли его на причал.

— Проклятый пижон, — проворчал себе под нос Гаран.

Крылья растаяли, едва подошвы колдуна коснулись набережной, и он прошагал мимо Келлера, словно мимо пустого места. Келлер поспешил вслед за своим хозяином. Гаран глубоко вздохнул, чувствуя, как по спине у него пробежал холодок.

— Начинается, — проворчал он.

Истормун широким шагом подошел к нему, так плотно сжав губы, что они стали почти невидимыми. Глазки его спрятались за недовольно нахмуренными бровями.

— Милорд Истормун, — сказал Гаран. — Добро пожаловать на Калайус.

— Во главе нашего завоевательного похода они поставили солдата, — процедил Истормун, глядя на Гарана сверху вниз. — И вот результат. По прибытии благодетеля встречают не развевающиеся знамена и стяги, а дым пожаров и ужасный запах горелой человеческой плоти. А мне докладывали, что этот город полностью находится в вашей власти.

— Прошлой ночью на нас было совершено небольшое нападение. Но мы успешно его отразили.

— Интересный выбор эпитетов, — голос Истормуна не соответствовал ширине его грудной клетки и звучал мощно и властно, так что эхо его разнеслось над руинами и уцелевшими зданиями. — Еще с борта своего корабля я заметил пожар. Мои причастники предполагают, что у вас возникли серьезные проблемы с группой эльфов, которые именуют себя ТайГетен. Это так?

Гаран вперил тяжелый взгляд в Келлера, который старательно смотрел куда-то в сторону.

— У меня нет привычки лгать и выдумывать. В свете нашего завоевания города и контроля над ним нападение действительно было мелким. Хотя и успешным в том смысле, что пленные были освобождены. Но все они — самые обычные мирные эльфы, раздираемые внутренними конфликтами. Они не представляют для нас опасности. Но ваш информатор прав. ТайГетен и впрямь остаются нашей самой серьезной головной болью.

Истормун поднял глаза к небу, на которое быстро наплывали тяжелые, свинцовые тучи.

— Здесь часто и подолгу идет дождь, — заметил Гаран.

— В таком случае идемте под крышу. Где мой экипаж?

— Келлер, ты позаботился об этом? — осведомился Гаран. — Где экипаж милорда?

Келлер метнул на Гарана убийственный взгляд. Истормун резко обернулся к нему, и брови его взлетели на лоб.

— Это жаркая и неблагоустроенная страна, — сказал он. — Я не собираюсь летать или ходить пешком, когда могу с комфортом устроиться сидя. Полагаю, у этих дикарей имеются экипажи, не так ли?

— Да, — подтвердил Келлер. — Иногда они пользуются вычурными церемониальными каретами. Но прошлой ночью у нас было второе нападение, на храм Шорта, в самом центре укрепленной территории, в результате чего экипажи, конюшни и упряжные быки серьезно пострадали.

Шлюпки причаливали одна за другой, и на берегу тем временем стало тесно от солдат и магов. Несколько мгновений Истормун наблюдал за ними, после чего поманил к себе Келлера и Гарана, обращаясь к обоим одновременно.

— Так сколько раз ТайГетен атаковали вас прошлой ночью?

— Восемь.

Истормун помолчал. Такой ответ явно стал для него неожиданностью.

— Восемь раз.

— Упрямые ребята, — заметил Гаран. — Настоящее шило в заднице.

— И где же они прячутся?

— Тропический лес велик.

— Но, если не ошибаюсь, летать они не умеют. Значит, они ушли совсем недалеко, если могут напасть в любое время и в любом месте.

Истормун вперил в Гарана многозначительный взгляд.

— Мы ищем их и непременно найдем, — заявил в ответ тот.

— Ты считаешь, это должно приободрить меня? — желчно бросил Истормун. — В какую сторону прикажете идти среди этих нелепых построек? Выслушав ваши некомпетентные объяснения, я пришел к выводу, что должен сделать нечто полезное.

Келлер махнул рукой, указывая направление, и они зашагали к храмовой площади. В качестве прелюдии к предстоящему ливню в небесах зарокотал гром, а в тучах сверкнула первая молния. Гаран поморщился и взмолился про себя, что неплохо было бы дождю обождать, хотя и знал, что молитва его не будет услышана.

— Мне нужно, — заявил Истормун, — чтобы вы сообщили мне, что знаете, где они затаились, и что вы убьете их всех.

— Непременно, — пообещал Гаран. — Они немногочисленны, зато преуспели в искусстве тайной войны. На это потребуется время.

— Немногочисленны? Надо же. Сколько их, по-вашему, участвует в этих нападениях?

Гаран хотел было солгать, но вместо него заговорил Келлер.

— Это очень умелые и опытные воины. Куда лучше тех, с которыми мы имели дело на Балайе. Если допустить, что сведения, которыми мы располагаем, верны, то их насчитывается около девяноста. В настоящий момент, по нашим расчетам, в непосредственной близости от города находятся около тридцати ТайГетен.

Истормун закрыл глаза и двинулся дальше, хотя перед этим явно собирался остановиться. На щеках у него выступил легкий румянец, а пальцы, сплетенные на животе, побелели от напряжения. Щелкнули костяшки.

— И скольких вы убили прошлой ночью? — негромко поинтересовался он.

— В доках со всей определенностью можно говорить о двоих убитых, — ответил Гаран.

— А скольких наших людей они убили?

— Если считать все нападения, то пятьдесят семь человек.

— Пятьдесят семь! — вспылил Истормун, не в силах более сдерживаться. — Это же десять процентов всех передовых сил. За одну ночь. Черт вас побери, Гаран, чем вы здесь занимаетесь?

— Охраняю город и охочусь на наших врагов, — тщательно подбирая слова, отозвался тот.

— На них не нужно охотиться, неужели это не ясно? Они сами идут к нам. Мне представляется, что это они охотятся на нас. Следовательно, и город вы охраняете плохо. Скажите мне, разве после вчерашнего нападения на улицах не стало опаснее?

— Мы держались. Ожидали подхода главных сил. Теперь, с прибытием двух тысяч солдат и сотни с чем-то магов наше господство станет полным и окончательным.

— Почему я должен верить вашим словам? По моим расчетам, через пятьдесят дней они истребят нас едва ли не подчистую, а их при этом останется не меньше четверти. Каковы бы ни были ваши планы, они недостаточно хороши. Имеющиеся у меня сведения позволяют сделать вывод, что ваши методы отличаются слабостью. Вы ведете переговоры с эльфами, а не заставляете их действовать так, как нужно нам. А ведь однажды утром в каком-то здешнем парке вы уже преподали им урок. К сожалению, я вижу, что он впрок не пошел. Где ваша стратегия, рассчитанная на демонстрацию нашей силы?

Гаран пристроился рядом с Истормуном. Келлер держался на шаг или два позади. Трусливый глупец. Гаран постарался, чтобы в голосе его не прозвучало и следа жалобы или недовольства.

— Признаю, что здешние условия и враги застали нас врасплох, а наши бывшие союзники не выполнили своих обещаний и не передали нам ТайГетен до того, как мы отстранили их от власти. Но мы удвоили караулы на всех подступах к городу, установив сложную систему охранных заклинаний, тревожных и взрывчатых, в качестве первой линии обороны.

— Она не работает! — выкрикнул Истормун и на сей раз остановился. — Вы говорите мне, что эти эльфы не похожи на тех, с кем нам приходилось иметь дело до сих пор. Тем не менее вы установили оборонительный периметр, способный отпугнуть лишь дикарей вроде племен уэсменов и рейхов. Какая глупость! Неужели я должен объяснять вам, что для других врагов необходима и другая тактика?

— Мы можем установить дополнительные заклинания, — предложил Келлер.

Истормун вперил в него настолько гневный взгляд, что тот испуганно попятился к охранникам его светлости лорда-мага, от всей души наслаждающимся унижением местных начальников.

— Неужели я остановил свой выбор на тебе из-за твоих умственных способностей? Если так, мне придется отказаться от своего места в Круге. Другая. Это означает иная, а не та же самая. Вы должны отбить у этих ублюдков всякое желание проникать в город, потому что уже ясно, что вы не можете помешать им в этом, если они того захотят. А как только вы добьетесь этого, то должны выйти за пределы города и отогнать их прочь. Как, кстати, вы их ищете? Парочка магов в воздухе и горстка насмерть перепуганных солдат на опушке леса?

И Гаран, и Келлер предпочли промолчать.

— Слушайте меня, — продолжал Истормун. — Вот как вы отныне будете действовать.

И они выслушали его. Закончив, Истормун зашагал прочь в сопровождении своей охраны, ориентируясь на шпили храма, торчавшие неподалеку. Келлер посмотрел на Гарана.

— У нас есть выбор? — спросил он.

— Нет, если мы хотим остаться в живых, — ответил Гаран.

— От этого они взбесятся еще сильнее, — сказал Келлер. — Он ничего не понимает.

— Скоро поймет. Скорее всего, еще до наступления ночи, не сегодняшней, так завтрашней, когда их ярость окончательно вызреет.

— Мы должны указать ему на его ошибку.

Гаран искоса взглянул на Келлера.

— Правильно. Валяй. Когда вернешься, я поставлю тебе выпивку.

* * *

Стражники покинули свои посты. По всему периметру города, через равные интервалы, в землю были вбиты ежи из бревен, и на каждом из них висел эльф. Так было на мосту Ултан, на перекрестке Аппосан-кроссинг, на южном мосту через Икс и на всех прочих пунктах въезда.

Всего были убиты сорок эльфов. Им вспороли животы, так что внутренности вывалились на землю, чтобы дикие звери лакомились ими, пока они были еще живы. Им срезали веки, чтобы они сполна ощутили яростный жар солнца и колючие уколы дождя. Их распяли на деревянных брусьях, и запястья и лодыжки у них обильно кровоточили от тщетных и бесплодных попыток освободиться. У каждого на груди был приколот листок пергамента. Написанный на них текст был одинаковым.

Катиетт вознесла молитву на мосту через Икс, прежде чем отправить своих воинов снять распятые тела. Они отнесут их в лес и оставят там для Возвращения. Молитвы должны были раздаваться всю ночь. Нападений сегодня не будет. Еще до того как прочесть пергамент, она знала, что увидит там преднамеренные угрозы и обещание страшной кары. Ничем иным он быть просто не мог.

Катиетт прочла написанное вслух Меррат и Графирру на обратном пути в лес, куда они возвращались, неся на себе убитых собратьев, пока их полностью не скрыл лесной полог. Затем они остановились и притаились, как делали каждую ночь, чтобы убедиться, что за ними не следят.

— Здесь чувствуется рука эльфа, — сказала Катиетт. — Их предательство стало окончательным. Когда все это кончится, cascarg не будет пощады. Эти слова пропитаны злом и ненавистью.

— Мы хотим их услышать? — спросила Меррат.

— Нет, но ты должна. Чтобы знать, с чем мы сражаемся. — Катиетт откашлялась и начала читать. — «…Эльфы ТайГетен, сражение за обладание Исанденетом закончилось, а вместе с ним — и битва за Калайус. Вы более не будете вторгаться в город. Кровь этих сорока жертв — на ваших руках. Если ваша нога еще раз ступит в пределы городской черты, умрут сорок раз по сорок эльфов. Если вы убьете еще хотя бы одного солдата или мага, то умрут сорок раз по сорок раз сорок эльфов. Итак, отныне в вашей воле спасти или пожертвовать жизнью каждого эльфа в этом городе.

Далее. Вы выдадите всех мирных иниссулов, которых защищаете, и всех гвардейцев Аль-Аринаар, которые ушли вместе с вами. И наконец, вы сдадитесь сами. На принятие решения у вас есть два дня. Если на рассвете третьего дня вас не окажется в Ултан-ин-Кайен, мы будем убивать по сорок эльфов с каждым ударом колокола и каждой каплей дождя. Казнь состоится перед храмом Шорта. Мы не лишены сострадания. Душам погибших не придется идти далеко, дабы обрести утешение в его объятиях.

Никаких переговоров больше не будет. Вы получили предупреждение».

— Обращение подписано? — спросила Меррат.

— А ты как думаешь? И они еще называют нас дикарями. Идемте.

Наступил рассвет, но он был кровавым и тошнотворным. Ночью Хитуур так и не сомкнул глаз. Крики несчастных, которых выволакивали из своих домов и потрошили на окраинах города, будут преследовать его в кошмарах до конца жизни. И дело было даже не столько в криках боли. В ушах у него до сих пор звучали слова мольбы. Причем мужчины молили не о том, чтобы сохранить им жизнь. Они взывали к Ллирон.

Хитуур одевался с необычной тщательностью, надеясь справиться с тошнотой, поселившейся в душе. Да, он совершил преступление, но только ради блага эльфов. Чтобы нация крепла и развивалась, вернувшись к прежнему образу жизни, который, как все они интуитивно понимали, был лучшим и единственно возможным. Да, при нем не было равенства, зато он давал уверенность и безопасность. Он работал. Инисс свидетель, он работал! Но это… Ужасно и отвратительно. А он своими руками помог устроить бойню. Это должно прекратиться. Чем скорее, тем лучше.

Покинув свою комнату, Хитуур прошел коротким коридором и оказался в панорамном зале, где надеялся застать Ллирон и Силдаан. Он уже собрался взяться за ручку двери, как услышал голос Ллирон. Хитуур замер, прислушиваясь. Оказывается, там был еще и Хелиас. И Силдаан тоже. Присутствовали и люди. Гаран. И высокий и худой лорд-маг, презиравший их всех, от которого исходил запах смертельной опасности. Хитуур замер, стараясь не дышать.

— …но вы не смогли отдать мне ТайГетен, — сказал Гаран.

— Мне нужно было время, — заявила в ответ Ллирон. — И тогда я бы передала их тебе тепленькими.

— При чем здесь время? Результаты приносят действия, как я уже продемонстрировал, — прошипел лорд-маг Истормун. Он говорил по-эльфийски правильно, хотя и с едва уловимым акцентом. — Я лишил их возможности нанести нам ответный удар.

Силдаан поперхнулась смехом.

— Ничего подобного. Они не сдадутся, как бы тебе этого ни хотелось. Они будут ломать голову, как добраться до тебя, не позволив тебе погубить при этом тысячи невинных жертв, но если для того, чтобы заполучить тебя, им придется пожертвовать всеми эльфами Исанденета, они это сделают безо всяких угрызений совести. И единственная разница теперь заключается в том, что они не просто убьют тебя, а вырвут у тебя сердце и покажут его тебе, пока оно еще будет биться.

В комнате воцарилась тишина. Хитууру показалось, что из-за закрытой двери на него потянуло холодом. Бревенчатые стены сочились страхом, который проник ему в самое сердце. Он содрогнулся, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы остаться на месте.

— Ты преувеличиваешь, — заговорил наконец Истормун, и голос его прозвучал холодно и зловеще. — Разыгранная тобой мелодрама ничего тебе не даст. ТайГетен будут уничтожены. Ни один эльф, сколь бы быстр он ни был, не устоит перед магией. А я владею ею очень хорошо.

— Я всего лишь хотела предупредить тебя, что они придут по твою душу, — сказала Силдаан.

— Тогда пусть приходят, — резко бросил Истормун. — И пусть горят. Довольно. Почему я должен тратить на тебя свои силы и время? Итак, теперь Хелиас, верно?

— Милорд Истормун, — отозвался Хелиас. — Что вам угодно?

Хитуур покачал головой.

— Змей подколодный, — прошептал он.

— В твоих предложениях есть рациональное зерно, и мы поговорим о них подробнее. Чем меньше времени я буду вынужден провести здесь, тем лучше будет мое настроение. Но пока у нас есть и более важные дела. Скажи мне, Хелиас, какие из ваших… кланов, не так ли? Кланов, да. Какие из ваших кланов могут быть мне полезны, а какие — нет?

— Прошу прощения, милорд? — переспросил Хелиас.

— Что здесь может быть непонятного? — обронил Истормун.

Стоя в коридоре, Хитуур почувствовал, как на лбу у него выступил холодный пот.

— Я не… — начала было Ллирон.

— Я не с тобой разговариваю, — оборвал ее Истормун. — Сядь. Давай-ка по порядку, Хелиас. Начнем, пожалуй, с иниссулов, как они себя называют. Жрецы и воины, насколько я понимаю. А что насчет остальных? Они умеют работать? Приносить пользу и производить товары для Балайи? Для меня?

В комнате вновь воцарилась тишина. Хелиас явно взвешивал свои слова. Хитуур взмолился про себя, чтобы он ответил мудро. Увы, его надеждам не суждено было сбыться.

— По традиции они принадлежат к правящему классу. Большинство из них — владельцы деловых предприятий. Хозяева, а не работники. Стойкие приверженцы кодекса жречества и воинов.

— Видишь, как легко, — рассудительно отозвался Истормун. — Здесь появился новый правящий класс. Со мной во главе. Иниссулы нам больше не нужны, за исключением разве что жрецов. Хуже того, они поставляют бойцов для ордена ТайГетен. Мне представляется, что само их существование порождает больше проблем, нежели решает таковые. Гаран. Уничтожить всех.

— Ты не можешь так поступить! — взорвалась Ллирон.

Послышался звук звонкой пощечины.

— Тебе еще предстоит узнать, иниссул, что я могу делать все, что захочу.

Силдаан презрительно фыркнула.

— Ты даже не знаешь, где они.

— И вновь неправильный ответ, — заметил Истормун. — Какие же вы на самом деле тупицы. Идем дальше. Кланов у вас много, не так ли? Так что давайте займемся делом. Кто останется жить, а кто умрет?

Застыв у двери, Хитуур почувствовал, как его охватывает паника.

— Что же я наделал? — прошептал он.

Он стал слушать дальше, и душа его заплакала горючими слезами.

Глава 34

Воин с ясной головой живет дольше того, кто вспоминает вчерашние победы.

День был уже в самом разгаре, когда они вышли из-под зеленого покрова и оказались на ярком солнечном свете, заливавшем перевалочный лагерь сквозь разрывы в ветвях и листве. Облака рассеялись, и повсюду заплясали тени. Иниссулы приветствовали их радостными криками и разразились неожиданными аплодисментами, чем привели в явное замешательство ТайГетен и Молчащих, которые оказались совершенно непривычны к чему-либо иному, кроме молчаливого уединения тропического леса.

Катиетт стояла на самом краю закрытой зоны, где располагался ее импровизированный командный пункт, и молилась с каждым звеном по очереди, целуя их глаза и губы, в молчании преклоняя колени и благословляя Инисса за то, что он даровал им очередную встречу. При виде их сердце ее переполняла гордость. Высокие, грациозные дети Инисса, с мечами за спиной, в легком кожаном облачении, коричневых и зеленых рубахах, мягких сапогах, с коротко стриженными или наголо бритыми головами и лицами в маскировочной раскраске.

Она знала каждого из них по имени, а каждого вожака звена узнала бы с закрытыми глазами по запаху и на ощупь. Они оставили все свои дела в лесу и вышли из-под его зеленого покрова, сразу же став уязвимыми для врага. Но все они пришли сюда, чтобы остановить осквернение своей земли людьми, приняв новую задачу, которую возложил на них Инисс, со стоицизмом и решимостью.

Других разговоров, кроме обмена приветствиями да радостных восклицаний от встречи с братьями и сестрами, разлученными гигантскими просторами леса, пока не было. Катиетт всем своим существом ощущала тепло от долгожданного воссоединения и грусть оттого, что их оказалось так мало. В дни расцвета на Хаусолисе орден ТайГетен насчитывал три с лишним тысячи первоклассных воинов. А сейчас, за исключением тех, о ком было точно известно, что они погибли или пропали без вести, в ее распоряжении остался восемьдесят один эльф. Всего двадцать семь звеньев. Должны были подойти еще двадцать Молчащих со своими телохранителями. И все.

Тем не менее те, кого сейчас пристально и с надеждой рассматривали мирные обыватели-иниссулы, обладали отменной выучкой и знаниями. Квиллар, Тринн, Ориаал, Илласт, Керрин, Дравин, Корсаар, Эсток. Все они были ветеранами войны с гаронинами. Командиры звеньев Тай, которым она, не раздумывая, доверила бы свою жизнь.

Когда на общий сбор прибыли уже шестьдесят воинов, что составило двадцать полных троек ТайГетен, в лагерь вошел первый из Молчащих Жрецов вместе со своим телохранителем. Иниссулы в лагере провожали его взглядами, полными немого благоговения. При иных обстоятельствах никто из них в жизни не увидел бы одного из Молчащих, представителя той касты духовенства, что никогда не заходила в города, предпочитая до конца дней своих оставаться в лесу. Лицо и тело его покрывала белая краска, из одежды на нем была только набедренная повязка, ноги его оставались босыми, а зубы и ногти были остро отточены. Пугающее зрелище для молодежи, внушающее почтение и трепет — для старшего поколения.

Это был Сикаант с Улисаном, своим ТайГетен. Казалось, Сикаант не идет, а скользит над землей. Иниссулы уважительно расступались перед ним, словно трава под ветром, когда он направился к Катиетт. Она шагнула вперед, чтобы приветствовать его. Сикаант взял ее лицо в ладони и притянул ее голову к себе, поцеловав в лоб и веки.

— Благодарю за то, что ты почтил нас своим присутствием, жрец Сикаант.

Вместо ответа Сикаант кивнул. Катиетт встретила его взгляд и содрогнулась.

— Что ты видел? — спросила она.

— Слишком много, — ответил он. — Помолимся.

Все ТайГетен преклонили колени, прижав одну ладонь к земле, а другую обратив к небу. Иниссулы последовали их примеру. В лагере воцарилась тишина. Голос Сикаанта, хриплый и прерывистый, эхом заметался меж деревьев, отражаясь от стен бараков.

— Шорт да примет наши души. Зло ходит по лесу. С твоего благословения, Инисс, мы уничтожим его. Направь наши руки и устрани препятствия с нашего пути. Подготовь нас к тому, что грядет. Я, Сикаант, прошу тебя об этом.

— Спасибо тебе, Сикаант. Ты знаешь что-либо о других Молчащих?

Сикаант отрицательно покачал головой.

— На твой зов откликнутся немногие, — вмешался Улисан, молодой ТайГетен, сдержанный и смертельно опасный. — Ты знаешь, что произошло в Аринденете?

Катиетт кивнула.

— Здесь побывал жрец Серрин.

— Жрец Сикаант был там, когда на храм напали.

Катиетт вздохнула и протянула обе руки Сикаанту. Молчащий Жрец принял их.

— Тогда ты видел то, с чем мы столкнулись. Мне очень жаль.

— Наш храм осквернен, — сказал он.

— Да, но мы выжжем скверну каленым железом. Я обещаю тебе. — Катиетт вновь повернулась к Улисану. — Расскажи мне о том, что ты видел, пока вы шли сюда.

Улисан провел рукой по подбородку, размазывая маскировочную раскраску.

— По лесу ходят слухи. Доверия к ТайГетен и Молчащим больше нет. Большинство просто отказались говорить с нами. Кое-кто даже не позволил нам присесть у своего костра. Предстоит много работы, чтобы вернуть лесу гармонию.

Катиетт обернулась к своим воинам.

— Лес разобщен. Но прежде чем мы вернем ему мир и порядок, нам предстоит уничтожить заразу, пожирающую нашу столицу. Предателя иниссула и людей с севера. Корни предательства уходят в высшие эшелоны духовенства и правительства нашей земли. К Ллирон и Хелиасу. Мы можем доверять только самим себе и Молчащим. Но при этом мы должны быть очень осторожны. Люди принесли с собой силу, от которой у нас нет защиты. Я видела ее собственными глазами. Как и жрец Сикаант. Она куда более опасна, чем клинок ТайГетен.

Катиетт подняла руку, чтобы утихомирить прокатившийся ропот.

— Есть и еще одна вещь. Жрец Серрин и Ауум отправились на поиски Такаара. Если он еще жив, он придет.

* * *

— Нет, нет, нет.

Ауум остановился. В который уже раз. Такаар сидел на корточках, прислонившись головой к стволу дерева, увитого колючей лозой. Чем ближе подходили они к перевалочному лагерю, тем глубже уходил в себя Такаар. Голос у него в голове все чаще обращался к нему, настойчиво и властно. Такаара охватили сомнения.

— Стоит мне войти туда, как я стану изгоем, отверженным. Меня забросают камнями. Убьют. Мне все равно, что ты там говоришь. Я тот, кем ты меня называешь. И всегда был им. Но так умирать я не согласен. Я сам сделаю свой выбор. И ты не столкнешь меня вниз.

— Такаар, — негромко сказал Ауум, опускаясь на колени рядом с ним. — Он отравляет вас. Загляните в свою душу и сердце. Вы нужны своему народу. Вы нужны мне.

Такаар поднял на него глаза.

— Я так и знал, что ты мне скажешь. А вот он говорит, что это ты отравляешь меня. Я странствую в обществе двух человек, и ни один из них не говорит мне правду.

— Разница заключается в том, что я не заставляю вас идти куда-либо. Вы делаете только то, что считаете нужным и во что верите. Один из нас, похоже, подталкивает вас к самоубийству. Для чего ему это понадобилось, если не для того, чтобы причинить вам зло?

— Но я заслуживаю смерти, — отозвался Такаар, стиснув руки. На лице его отражалась искренняя душевная мука. — Я — предатель и трус.

Ауум тщательно подбирал нужные, на его взгляд, слова.

— Вы всю свою жизнь посвятили служению Иниссу и эльфам всех кланов. Вы спасли бесчисленное количество жизней. Мир, продлившийся целое тысячелетие — ваша заслуга. Вы — не предатель.

— Но я струсил. Сбежал. Погибли десятки тысяч. Ты-то знаешь об этом. Ты был там.

— Я знаю, что без вас смерть собрала бы куда более обильную жатву. Я знаю, что без вас мы бы сдались и исход, нет, паническое бегство состоялось бы на двадцать лет раньше.

Такаар приложил ладонь к щеке Ауума.

— Ты — добрый. Но я слышу их голоса отсюда. Они меня ненавидят. Все до единого. Почему остальные ТайГетен нас до сих пор не заметили?

Ауум умолк. До лагеря оставалось меньше пяти миль, но в пределах слышимости они еще не оказались. Остальные ТайГетен шли на общий сбор, но Ауум выбрал такой маршрут, чтобы не столкнуться ни с кем из них.

— ТайГетен с уважением относятся к тому, что в дороге вам нужен мир и покой. Как и я тоже. К вам не подойдет никто, если только вы сами этого не захотите. Вас ждут иниссулы. Да, в их душах живет ненависть, но она направлена не на вас. Они ненавидят тех, кто в последние дни совершил против них преступления в Исанденете. И ваше появление даст им надежду на то, что они смогут вернуться к прежней жизни.

Такаар покачал головой.

— Я не могу взвалить на себя такую ношу. Мне не нужна их вера. Да, ты прав. С ненавистью жить легче. Ненависть не требует мужества и широких плеч. Я знаю. Мне не следовало приходить сюда. Я не могу возглавить борьбу.

Ауум мысленно перебрал слова Такаара в поисках тех, что, предположительно, были адресованы ему.

— Никто не ожидает от вас того, что вы станете лидером. Идемте, прошу вас. Оцените то положение, в котором оказался ваш народ. Дайте нам совет. А потом можете уйти, если захотите. Вы ведь наверняка все еще любите тех, кто вверил себя Иниссу и живет, надеясь на его покровительство? Пусть даже они полны ненависти, которой нет в иниссулах.

— Я не вынесу такого количества людей. Их запаха, когда они окажутся близко. Крика их души. У меня заболят уши.

Ауум протянул ему руку.

— Я — ТайГетен. И я буду защищать вас, Такаар. В глубине своего сердца вы знаете, что можете довериться мне. Прошу вас. Пойдемте со мной, и посмотрите сами. Сделайте это для ваших братьев и сестер.

— Он не принуждает меня силой. Он протягивает мне руку помощи. Не для того, чтобы связать меня. Замолчи. Твои слова бессмысленны. Здесь нет утеса, с которого можно прыгнуть. Я пройду еще немного. А там посмотрим.

Такаар схватил Ауума за руку и вскочил на ноги.

— Я не подведу вас.

— Когда-то я тоже так говорил, — ответил Такаар.

Ауум быстрым шагом двинулся на север, рассчитывая выйти к лагерю по старой западной дороге. От нее уже ничего не осталось к этому времени, разумеется, но земля под ногами по-прежнему была твердой, и вряд ли их здесь заметит кто-либо, кроме разведчиков, да и то это случится только тогда, когда они приблизятся к месту своего назначения.

Пошел первый утренний дождь. Он начался резко и неожиданно, и капли его звонко забарабанили по зеленой крыше над головой. Подданные Туала на разные голоса подхватили мелодию дождя. Птицы и млекопитающие, ящерицы и лягушки устроили оглушительный звуковой фон для слез Гиал. Ауум понимал, что может гордиться тем, что ему удалось привести Такаара так далеко, но он не мог отделаться от ощущения, что над эмоциональным состоянием падшего героя он потрудился недостаточно. Он вдруг обнаружил, что с тревогой ждет того момента, когда они войдут в лагерь. Смешно и странно. До того, как отправиться на поиски Такаара, он видел лица, полные надежды, радости и улыбок. Видел силу, уверенность и решимость. Но в последнее время перед его мысленным взором все чаще вставали презрение, разочарование и тоска. Поникшие плечи, слезы отчаяния и увядающая надежда.

Ауум тряхнул головой. Дождь помог ему прогнать гнетущие мысли, и он ускорил шаг. Такаар тенью следовал за ним, двигаясь совершенно бесшумно и безмалейших усилий, чего Ауум никак не мог понять. Каким-то образом это было связано с его близостью к линиям силы, которые он ощущал в земле. Ауум даже спросил себя, уж не следует ли всем ТайГетен провести дюжину лет в полном одиночестве, имея в своем распоряжении лишь изобильный лес, одежду да личное оружие. Чтобы выучить, познать себя и окружающий мир и стать единым целым с землей, которую они поклялись защищать. Он почувствовал, как по телу его пробежал восторженный холодок. Остаться совершенно одному. Без жрецов, без товарищей по звену Тай.

Такаар услышал голоса иниссулов раньше Ауума. Слух его отличался уникальной остротой. Ауум сомневался, что в этом умении с ним могло поспорить хоть одно живое существо в лесу. Такаар положил ему руку на плечо, и оба застыли, присев в густом кустарнике, растущем на берегу ручья, который с двух сторон служил границей лагеря.

— Кто-то купается, — сказал Такаар. — А в лагере слышна оживленная болтовня. Совершенно очевидно, наши враги сюда еще не добрались.

— Люди боятся леса, — согласился Ауум. — Они не могут проникнуть в его тайны и не понимают его.

— Не будь таким самоуверенным. Если то, что донеслось до меня из города, — отголоски их силы, то они запросто могут нагрянуть сюда с мощным оружием и дурными намерениями. Мы не можем позволить себе, чтобы нас захватили врасплох.

— Нас возглавляет Катиетт, так что этого не случится. А теперь у нас есть еще и вы.

Ауум искоса взглянул на Такаара, и сердце у него упало. Он опасался, что звуки голосов пробудят в нем неадекватную реакцию, аналогичную той, что заставила его выпрыгнуть из лодки. Но то, что он увидел, потрясло его куда сильнее. Такаар не находил себе места. Он судорожно скреб ладони, потирал руки, ковырял под ногтями, сплетал и расплетал пальцы. Глаза его были прикрыты тяжелыми веками, а на лице читалась неуверенность.

— Разумеется, я не могу войти туда. И это не страх перед тем, что они могут сказать. Нет. Я понимаю, на что ты намекаешь. Мне нужно подготовиться. Чтобы взглянуть в лица столь многих людей после того, как я долгие годы жил один. — Он посмотрел на Ауума, и на лице его отразилось облегчение оттого, что он наконец нашел уважительную причину. — Вот так. Мне нужно подготовиться.

— Такаар, не думаю, что у нас есть время для…

— Ложись, — прошипел Такаар.

Он ухватил Ауума за плечо, и оба простерлись на земле. Справа от них, всего в нескольких ярдах, в поле зрения вдруг возник маг. Вслед за ним появилось и еще несколько человек. Всего их было девять, и двигались они с поразительной легкостью, не производя почти никакого шума. Это были совсем не те обычные солдаты, которых Ауум встретил неподалеку от убежища Такаара. Они направлялись к ручью, на плеск воды, которым сопровождалось купание, и должны были неизбежно обнаружить лагерь.

Ауум приподнялся, собираясь скользнуть вслед за ними, но рука Такаара удержала его на месте. Юноша взглянул на мастера. Вся нервозность покинула того, и в глазах Такаара светилась прежняя решимость, хорошо знакомая Аууму еще по боям на Хаусолисе.

— Их слишком много, они рассредоточены и хорошо обучены. Идем за ними, но нападать не спеши. Они хотят установить местонахождения иниссулов. Мы не можем позволить им уйти с этим знанием.

— Они убьют тех, кто купается в ручье, — прошептал Ауум.

— За все нужно платить. И можешь не спрашивать меня о том, откуда я все это знаю.

От ручья донесся пронзительный крик, тут же резко оборвавшийся. Катиетт вскочила на ноги, на ходу выхватывая клинки, и, расталкивая мирных обывателей-иниссулов, рванулась через весь лагерь на голос. Все головы повернулись в ту сторону, откуда он прозвучал.

— Тай, за мной. Пелин, возьми десять человек. Расставь их на опушке, но в лес пусть не входят. Марак, Фалин, охраняйте тыл. На нас напали.

Катиетт пробежала мимо последних бараков. ТайГетен взяли лагерь в кольцо, успокаивая встревоженных обывателей. У нее было восемьдесят воинов. И пятнадцать Молчащих Жрецов. Общий сбор почти состоялся.

Она вбежала под зеленый покров и остановилась. Позади нее замерли Меррат и Графирр. Она жестом показала им: расходимся в стороны. Глаза ее моментально привыкли к полумраку, и она вгляделась в подлесок в поисках чужого присутствия. Крик донесся от ручья. Или из купальной зоны, или чуть выше по течению, где вода собиралась в бочажок. Взгляд, брошенный направо и назад, подсказал ей, что Марак и Фалин заняли свои места. Пелин уже должна была выставить оцепление. У нее наверняка руки чешутся пустить клинки в ход. Именно поэтому Катиетт не позволила ей вернуться обратно в город. Пелин могла поддаться жажде мести, а несмотря на всю ловкость, она все-таки не обладала скоростью или умениями подлинного воина ТайГетен.

Листва здесь была еще не такой густой, как в чаще леса. Ручей, причудливо петляя, неспешно нес свои воды на запад, а на его отлогих берегах росли кусты и деревья, низко свисавшие над водой, в которых искали и находили укрытие многие подданные Туала. Но на излучине ручья, у самого края воды, течением за долгие годы намыло широкий слой ила.

Любой, вздумавший остановиться здесь, оказывался у всех на виду. Катиетт выругала себя за то, что слишком уж уверовала в глупость и некомпетентность людей. Другого объяснения у нее не было: или это, или же за кем-то из них умело проследили, когда они уносили из города сорок погибших соплеменников.

Движение. Прямо впереди. Катиетт подняла руку над головой, выпрямив пальцы. Меррат и Графирр замерли. Ни у кого из них не было на лицах маскировочной раскраски. Она пугала обывателей в лагере, а после того, как прозвучал этот дикий вопль, времени наносить ее уже не было. Без нее Катиетт чувствовала себя голой. Выставленной на всеобщее обозрение и уязвимой. Она плотнее прижалась к стволу какого-то широколистного растения.

В поле ее зрения появились двое мужчин, ступавших осторожно и почти бесшумно. Они двигались, раздвигая кустарник грудью, держа клинки опущенными вниз, а не прорубая ими дорогу. Расстояние до них не превышало тридцати ярдов. Чуть дальше и правее появились еще двое. С левой стороны — еще одна парочка. Заметить их было нелегко. Они надели накидки темно-зеленого цвета, а кисти их рук прикрывали черные перчатки. Смуглые лица обрамляли длинные волосы и темные бороды.

— Идут по двое, — прошептал Графирр, притаившийся рядом с ней. — Явный промах.

— И они разошлись слишком далеко, чтобы прикрывать друг друга. Похоже, они знают, что делают, но это — общая ошибка. Мы возьмем среднюю пару. Добейте остальных, если они станут убегать. В любом случае ими займутся Пелин и Марак. Тай, вперед.

Катиетт выбрала место для удара. Протоптанная тапиром тропа пролегала сквозь засохшие кусты, в которых виднелся небольшой проем, за которым, однако, открывалась целая поляна. Она бесшумно скользнула вперед, не выпуская из виду намеченную жертву. Меррат двигалась в паре ярдов справа от нее, Графирр — слева. Люди не заметили их маневра.

Катиетт выскочила из укрытия в пяти ярдах от первого солдата. Тот мгновенно отреагировал, криком оповестив своих товарищей и взяв меч на изготовку. Над головой у него заунывно просвистел метательный полумесяц, с глухим чавканьем впившийся в ствол дерева у него за спиной. Солдат невольно вздрогнул и отшатнулся. Катиетт прыгнула вперед, поджав колени к груди, а руки — к бокам и выставив оба клинка перед собой. Мужчина пришел в себя и попытался защититься.

Катиетт взмахнула левым клинком, отводя его меч в сторону, а правым полоснула его по лицу. Он успел присесть, но лезвие зацепило верхушку черепа, с тошнотворным хрустом вонзившись ему в голову над самым ухом. Мужчина повалился набок. Катиетт приземлилась и взмахнула клинками, восстанавливая равновесие. Меррат стремительно атаковала второго. И вдруг в поле зрения совершенно неожиданно, словно из ниоткуда, возник третий. Он стоял от них в десяти шагах, прижавшись спиной к дереву, беззвучно шевелил губами и совершал какие-то пассы руками.

— Маг! — выкрикнула Катиетт.

И бросилась к нему. А он швырнул в нее заклинание. Катиетт показалось, будто на нее обрушился ствол дерева. Невидимая сила ударила ее в грудь, развернула и отбросила в кусты терновника. С шумом разлетелись перепуганные птицы. А маг развел руки в стороны и вновь соединил перед собой. Заклинание смяло и изломало кустарник и ветки, прижимая их к земле. Задрожали, роняя листву, деревья.

— Обходите его с боков, — крикнула Катиетт, вновь обретая способность двигаться. — Граф, прячься за деревьями.

Меррат тем временем сошлась в рукопашной схватке со вторым солдатом. Тот продемонстрировал чудеса реакции, но тягаться с ней в быстроте движений все равно не мог. Он был вооружен мечом и кинжалом, а Меррат предпочла два коротких клинка, легко фехтуя ими. Откуда ему было знать, что самым ее опасным оружием являлся смертоносный удар ногами?

Графирр быстро перемещался влево. Маг вновь свел руки перед собой, пытаясь одновременно следить за ними обоими. Справа наметилось какое-то новое движение. На сцену выступили еще два солдата. Скорее всего, где-то неподалеку обретался и сопровождавший другой маг. Ситуация в точности повторилась и с левой стороны, за спиной Графирра.

— Граф, сзади! Слева к тебе идут еще двое.

Маг перед нею вновь толкнул воздух обеими руками. Но на этот раз Катиетт была готова и нырнула за толстый ствол баньяна. Маг повторил движение, нацелив его теперь уже на Графирра. Катиетт скользнула вперед.

— Сбивай его с толку, — сказал Графирр. — Я…

И вдруг неведомая сила оторвала его от земли и швырнула вперед, чуть ли не к самым ногам первого мага. Катиетт метнула взгляд налево. Там между двумя солдатами стоял еще один колдун. Вся троица быстрым шагом двинулась к ним. А Графирр был явно оглушен и даже не мог пошевелиться.

— Меррат, ко мне. Быстрее!

Катиетт укрылась за деревом. Заклинание обломало с него ветки, оборвало листву и сбросило на землю нескольких подданных Туала. Катиетт нырнула вправо. Маг пытался уследить за ее перемещениями. Тем временем троица врагов подошла к Графирру почти вплотную. Катиетт выпустила из рук меч, выхватила из мешочка на поясе метательный полумесяц и отправила его в полет. Лезвие прошелестело в воздухе и вонзилось в живот одному из солдат.

Графирр наконец зашевелился, но движения его были вялыми и замедленными. Маг свел руки перед грудью, готовясь очередным заклинанием добить Графирра, и улыбнулся Катиетт. Он так и умер с улыбкой на губах, когда клинок Меррат разорвал ему горло.

— Меррат, сзади. Займись остальными.

Катиетт быстро осмотрела Графирра и встала над ним, оказавшись лицом к лицу с двумя противниками. Маг и солдат. Заклинание уже готово было сорваться с рук колдуна. Солдат осторожно шагнул в сторону, держа меч обеими руками. Никто из них явно не хотел умирать. Они понимали, что сейчас Графирр ничем не сможет ей помочь, а справиться с двумя врагами сразу ей не удастся.

Люди разделились, маг двинулся налево, а солдат — направо. Маг высматривал свободное место, чтобы ударить ее заклинанием. Если он обогнет следующее дерево, она окажется перед ним как на ладони. Катиетт не сводила с него глаз, одновременно грозя клинком мечнику. За ее спиной слышался лязг металла — это Меррат схватилась с остальными. Катиетт решилась.

Перебросив клинок в правую руку, она, не прерывая движения, выхватила метательный полумесяц и швырнула его в солдата. Ласточкой перелетев через простертого на земле Графирра, она перекатилась, вскочила на ноги и, выпрямляясь, вонзила клинок в пах магу. Тот ахнул, когда сталь разорвала ему мошонку и снизу вверх вошла в живот.

Катиетт развернулась и метнулась в обратную сторону, оставив клинок торчать там, где он застрял. Метательный полумесяц не попал в цель. Солдат уже бежал к Графирру. Катиетт выхватила из-за пояса кинжал, уже понимая, что опаздывает на один удар сердца. Солдат поднял меч, готовясь обрушить его на беззащитного Графирра. Катиетт прыгнула, рассчитывая прикрыть Графирра собой. Но удара так и не последовало.

Послышался глухой стук. Она обернулась. Мечник упал на колени. Оружие выпало у него из рук. Он уже смотрел в никуда, а изо рта у него толчками била кровь, заливая грудь. Потянувшись рукой за спину, в которой торчал чужой меч, он повалился набок.

Позади него возник чей-то силуэт. Катиетт во все глаза смотрела на него. Он протянул ей руку, и она машинально приняла ее, позволив ему поднять себя на ноги. Отняв руку, она судорожно проглотила застрявший в горле комок.

— Привет, Катиетт, — сказал Такаар.

Глава 35

Скорбеть о потерянном времени — дело неблагодарное и бесполезное. Лучше не начинать его вовсе.

Катиетт понимала, что должна привести свои мысли и тело хотя бы в некое подобие порядка. Она отвернулась от Такаара, чтобы скрыть шок, вызванный в равной мере его появлением и внешним видом. Растрепанный, какой-то взъерошенный и при этом прежний. Да, это действительно был он. Все такой же красивый и сильный. Она опустила взгляд на Графирра и помогла ему сесть.

— М-м. Граф. У тебя что-нибудь сломано? — срывающимся голосом осведомилась она. Ей отчаянно хотелось обернуться и убедиться, что Такаар — не мираж и не видение, но она сосредоточилась на своем Тай. — Ничего не вывихнул?

Но Графирр только покачал головой.

— Всего несколько синяков.

— Вот и хорошо. Не спеши вставать, посиди и соберись с силами. Он здесь.

— Он? — переспросил Графирр, но взглянул на Катиетт и все понял.

Катиетт повернулась. Ауум торопливо вытер кровь и протянул ей оба клинка и метательный полумесяц. Катиетт кивнула в знак благодарности и занялась оружием, старательно избегая взгляда Такаара. Она решительно не представляла, как ей вести себя. Но и игнорировать его до бесконечности она тоже не могла. А он стоял и ждал.

— Твоя ловкость и мастерство теперь намного лучше, чем раньше, — наконец торжественно изрек Такаар, хотя в голосе его и позе ощущалась неловкость. Он протянул свой клинок Аууму, который вытер его об накидку мертвого солдата. — Я рад, что Инисс уберег тебя, сделав вожаком ТайГетен.

Катиетт налетела на Такаара, свалила его на землю, уселась на него верхом и принялась трясти, ухватив за воротник потрепанной кожаной куртки.

— Я не должна была брать на себя такую ответственность, верно? — выкрикнула она ему в лицо. — А где был ты? Десять лет назад ты бросил меня одну. И все эти десять лет гармония увядала, а ненависть крепла. Неужели ты этого не чувствовал? Торчал неизвестно где, занимался неизвестно чем и видел, как рушится все вокруг тебя? Ты, который говорил, что гармония живет в твоем теле так же, как бьется твое сердце? Ну, что скажешь? Или ты настолько упивался угрызениями совести и жалостью к себе самому, что в душе у тебя ни на что другое больше не осталось места? Мы шли за тобой. Мы верили тебе. Мы любили тебя.

Катиетт разжала руки и слезла с него, чтобы он мог встать, если захочет.

— И любим до сих пор, — прошептала она.

Катиетт почувствовала руки Графирра на своих плечах. Они показались ей напряженными и тяжелыми, словно камни. Такаар поспешно отполз в сторону, и на лице его отразились смятение и страх. Ауум покачал головой, укоризненно глядя на нее, и подошел к нему, намереваясь успокоить.

— Он говорил мне, что я не должен был приходить сюда, но я не послушал его, — сказал Такаар, не зная, куда девать руки.

— Вы слышали, что она сказала? — спросил Ауум. — Она по-прежнему верит вам. И по-прежнему любит вас.

— Нет. Нет, — ответил Такаар. — Я не стану этого делать! И не упрашивай меня. Ты считаешь меня слабаком. Прошло десять лет, но ты так и не понял, что твои льстивые речи не ослабили меня. Оставь меня в покое. Ауум, почему они мучают меня? Почему они так смотрят на меня? Мне некуда спрятаться. Я не могу. И где люди?

— Они все мертвы, — ответил Ауум. — А вы только что спасли Катиетт жизнь.

Такаар нахмурился, бормоча что-то себе под нос. Слов Катиетт разобрать не могла. Ауум вздохнул и отодвинулся, ожидая, когда Такаар придет в себя. Катиетт прижала руку ко рту. От слов Такаара веяло безумством. Он вел себя, словно испуганный ребенок, спасающийся от родительского гнева. А сейчас он обхватил себя обеими руками, подтянув колени к груди.

Катиетт встала, чувствуя, как сомкнулись вокруг ее Тай. Сердце бешено колотилось в ее груди, дыхание было быстрым и прерывистым. У нее кружилась голова, и ее подташнивало. Меррат и Графирр обняли ее за плечи, успокаивая и не давая упасть.

— Я не нужен никому, — сказал Такаар и посмотрел налево, где не было ничего, кроме редкого подлеска. — Ты прекрасно знаешь, почему я пришел сюда. Для того, чтобы доказать тебе, что ты не властен надо мной. Что я могу поступать по собственной воле. Ты расстроен, не так ли? Расстроен тем, что я не стою на краю утеса, а ты не можешь подтолкнуть меня в спину. Я бы рассмеялся тебе в лицо, но сейчас мне не до смеха.

— С кем… — начала было Катиетт.

— Позже, — оборвал ее Ауум. — Все не так просто.

— Здесь нет ничего сложного, — возразил Такаар. — Ауум предпочитает не замечать нашего спутника. Но я надеюсь, ты не будешь такой же невежественной.

От необходимости отвечать Катиетт избавило появление Пелин, которая буквально влетела на небольшую поляну. Она не заметила ни Такаара, ни Ауума.

— У нас возникли проблемы, — сообщила она.

— Ты даже не представляешь какие, — отозвалась Катиетт.

— Что?

Катиетт кивнула головой, показывая, куда надо смотреть. Пелин увидела Такаара. У нее перехватило дыхание, и она замерла, боясь пошевелиться. Катиетт смотрела, как на лице подруги, словно в зеркале, отразились чувства, так хорошо знакомые ей самой. Пелин проглотила комок в горле и повернулась к Катиетт. Глаза ее были сухи, но черты лица заострились, а голос дрожал.

— Да. Тай Фалин взяли еще троих людей на противоположной стороне лагеря. Они прочесывают лес и окружают нас. А когда найдут, то задавят силой. Это лишь вопрос времени.

— Инисс, смилуйся надо мной. Только этого нам сейчас не хватало, — вырвалось у Катиетт, и она протянула руку Пелин, чтобы успокоить ее. Та с благодарностью приняла ее и пожала, прежде чем отпустить.

— С такими темпами еще до наступления ночи они обнаружат наш лагерь. Мы должны быть готовы. На рассвете истекает срок, который нам дали, чтобы сдаться.

— Сдаться. Ну да, как же. Скорее уж я съем свой метательный полумесяц. Что касается готовности, то я не думаю, что это возможно в принципе. Летуны уже близко? С лазутчиками на земле мы справимся, а вот с этими проклятыми летающими магами поделать ничего нельзя.

Пелин ненадолго задумалась.

— Но ведь сверху сквозь зеленый покров многого не разглядишь. Поэтому они и высматривают такие вот поляны, как эта. Но они увидят ее не раньше, чем перелетят через холмы с юга или обогнут крутые склоны с севера. Они уже близко, но им приходится часто менять лазутчиков. То ли они устают, то ли еще что-то, то ли просто заканчивается заклинание. Но если удача отвернется от нас, они найдут нас раньше, чем мы сядем обедать. Может, посадим на деревья лучников?

— Не смей со мной разговаривать таким тоном! Ты даже не знаешь этих людей. Как ты можешь судить их?

Голос Такаара нарушил относительное спокойствие. Пелин вздрогнула всем телом, разом позабыв обо всех проблемах. Она было решила подойти к Такаару, но потом замялась, поколебавшись, стоит ли это делать.

— Может быть, ты сумеешь успокоить его. У меня не получилось, — сказала Катиетт.

— А что ты с ним сделала, ударила в челюсть?

— Нет. Я всего лишь накричала на него, в тот момент, когда била его головой об землю.

Пелин громко фыркнула, чтобы не рассмеяться в голос. Такаар резко вскинул голову и поднялся на ноги. Стряхнув с себя руку Ауума, он сделал пару шагов вперед.

— Пелин, я так давно не слышал твоего смеха.

Катиетт наблюдала за Пелин и словно видела в зеркале себя. Смятение, грусть. Ярость. Восторженная радость.

— Даже не знаю, что и сказать, — заявила наконец Пелин. — Столько лет прошло. Наверное, я веду себя глупо, нет? Хотя я много раз представляла себе нашу встречу. Правда, я считала, что ты умер. Иногда мне очень хотелось, чтобы ты оказался мертв. Я даже была готова к тому, что тебя больше нет на свете.

— В тропическом лесу существует тысяча способов умереть. Разве ты не знала об этом?

— Причем тут тысяча способов?

— Видишь ли, я изучил многие из них. — Такаар обернулся и поманил к себе Ауума. — Вот некоторые, например. Ими можно с легкостью убить тысячу человек. Но для этого надо подобраться к ним близко. Да, очень близко, чтобы слышать запах их пота. Но эту цену стоит заплатить за возможность уже на следующий день обонять вонь от их разлагающихся трупов, разве нет? Хм. Я снова выиграл.

Пелин повернулась к Катиетт, в замешательстве качая головой.

— По-моему, у него не все дома.

— Согласна.

— Но у нас нет времени сюсюкать с ним. Скажи что-нибудь. Только не бей его головой об землю.

Пелин выразительно скривилась.

— Постараюсь.

— Прояви такт, — посоветовала Катиетт. — Он очень неуравновешен. Эльф со странностями, одним словом.

Пелин кивнула.

— Такаар, можно тебя на минуточку?

А Такаар рылся в заштопанном кожаном мешке, от которого исходил сильный запах рыбы. Испустив торжествующий вопль, он извлек из него глиняный горшок, заткнутый деревянной пробкой, и принялся перебрасывать его из руки в руку.

— Осторожнее, — сказал Ауум.

— Здесь заключена смерть тысяч живых существ. И еще многие тысячи погибнут, если специально заняться заготовкой. — В глазах Такаара блеснуло нечто очень похожее на фанатизм. — Пелин, а ведь ты считаешь, что у меня не все в порядке с головой, верно?

— Я не об этом хотела поговорить с тобой, — тщательно подбирая слова, сказала Пелин. — Такаар, у нас мало времени.

— Люди идут сюда. Они обрушат на наш лес такой ураган, которого мы можем и не пережить. А я не могу повести вас за собой. Даже не проси меня об этом. Ну вот, ты довольна, что я справился со своей гордыней?

— Я не прошу тебя вести нас за собой, — ответила Пелин. Такаар выглядел пришибленным. Казалось, он вот-вот расплачется. — Но нам действительно нужна твоя помощь. Ты нам поможешь?

Такаар прищелкнул языком, а потом со свистом втянул в себя воздух и быстро покачал головой. Катиетт даже пожалела его. Как и всех остальных, впрочем. Она возлагала на Такаара большие надежды, и вот он здесь, стоит перед нею, едва сохраняя последние остатки здравомыслия.

— Плащ с капюшоном, — вдруг сказал он.

— Он тебе нужен?

— Несомненно. Мы же не хотим неприятностей в том случае, если меня узнают остальные, а?

Пелин явно испытала облегчение.

— Нет-нет, разумеется, нет. Быть может, одолжить у одного из мертвецов…

— Великолепно.

Катиетт нахмурилась. Они шли на огромный риск, соглашаясь с ним. Но Меррат уже стаскивала просторный дорожный плащ с убитого мага. Она протянула его Пелин, а та передала его Такаару.

— Вот и отлично. — Такаар зашагал в сторону лагеря, и ТайГетен и Пелин поспешили догнать его. Ауум пристроился рядом с Катиетт. — А теперь давай поговорим. Ты что-то говорила о том, что у вас над головами летают маги. Как такое возможно? Я должен увидеть это своими глазами. Ауум, убери его на место.

И бывший архонт ТайГетен, не глядя, швырнул горшок себе за спину. Ауум выбросил руку и едва успел поймать его. Осторожно держа сосуд в вытянутой руке, он сунул его в мешок, висящий у него на плече.

— Что здесь? — поинтересовалась Катиетт.

— В горшке или мешке?

— И там, и там, но давай начнем с горшка.

— Яд желтоспинной лягушки. Такаар говорит, что она выделяет его через кожу. Дотронься до него, и умрешь. Если нанести его на кончик стрелы или еще чего-нибудь в этом роде, то можно быстро убить своих врагов.

Катиетт выразительно приподняла брови.

— Он собирал эту гадость? Разве нас не учат никогда не прикасаться к таким тварям?

— Да, именно этому меня и учили. Но Такаар, чем он очень гордится и не устает подчеркивать, имел в своем распоряжении целых десять лет, когда ему больше нечем было заняться, кроме как растравлять чувство вины и придумывать способы, чтобы покончить жизнь самоубийством, если бы у него достало на это мужества.

Катиетт улыбнулась.

— Представляю, каково тебе было странствовать в его обществе. А вообще, какой он? Сейчас, я имею в виду?

Ауум понизил голос до шепота.

— Откровенно говоря, я не знаю, что и думать. Он совершенно непредсказуем в перепадах своего настроения. Я не уверен, что он до конца понимает, зачем пришел сюда. Иногда во время нашего путешествия он выглядел таким спокойным и просветленным, что я забывал о том, что он бывает совсем другим. А в следующий миг он впадал в ярость и принимался спорить с голосом, который звучит у него в голове, или уходил в себя настолько, что я не мог ничего от него добиться. Ни единого шага в нужном направлении.

— Он представляет собой серьезную опасность, не так ли? — заметила Катиетт, тоже понижая голос.

Идущие впереди Такаар и Пелин о чем-то разговаривали. Командир Аль-Аринаар явно чувствовала себя не в своей тарелке. Ауум коснулся руки Катиетт и знаком предложил ей отстать еще немного. До этого момента Катиетт даже не замечала, что дрожит всем телом.

— В этом сражении Такаар может принести нам победу или поражение. Но где-то в нем таится вся его прежняя сила. Мне жаль негодяя-иниссула, который примет его странность за слабость. Его боевые навыки стали еще лучше.

— Вы что, подрались?

— Он пытался убить меня, но его остановил Серрин. Кстати, с Серрином все в порядке. Я расскажу тебе о нем чуть позже.

— Как тебе будет угодно. А теперь выслушай меня. Наше положение осложнилось. Теперь, в первую очередь, надо беспокоиться не о предателях-иниссулах. Такаар, между прочим, угадал причину, но не масштаб бедствия.

— Я весь внимание.

И Катиетт пересказала ему последние события в Исанденете, отметив про себя, что на лице Ауума отразились тревога и разочарование.

Некоторое время он хранил молчание.

— Именно после применения этой магии ему становится хуже. Вот что беспокоит меня сильнее всего, если маги начнут массово использовать против нас свои заклинания.

Катиетт нахмурилась.

— Как такое может быть? Он же никогда раньше не бывал здесь, верно? Во всяком случае, в окрестностях Исанденета.

— Он — не такой, как мы, — заявил Ауум.

— Теперь я и сама это вижу, — пробормотала Катиетт и подивилась горечи, прозвучавшей в ее голосе.

— Нет, я не это имею в виду. В большей или меньшей степени, но он чувствует все, что происходит вокруг. Это имеет какое-то отношение к линиям силы, которые он обнаружил здесь. Он ощущает изменения и нарушения в энергии земли. Как аппосийцы или орраны, если верить их словам. Только куда сильнее. Помнишь, что ты только что рассказывала мне о театре и складе? Все сходится. Он ощутил их так, словно они были направлены прямо на него.

— В нем что-то такое пробуждается, и он говорит, что это есть в каждом из нас. Думаю, этим и объясняется добрая половина проблем у него с головой. Если бы он действительно терзался угрызениями совести и чувством вины за то, что случилось у Тул-Кенерита, то неужели ты думаешь, что он остался бы жив до сих пор? Не смеши меня.

Катиетт не нашлась, что ответить Аууму. Вскоре они вошли в лагерь. Глаза всех мирных обывателей и воинов были устремлены на них, как и всех Аль-Аринаар тоже. Самые наблюдательные обратили особое внимание на Ауума и незнакомца в капюшоне. ТайГетен по всему лагерю обменивались сигналами. Некоторые даже начали подтягиваться под сень деревьев, где Катиетт устроила свой импровизированный командный пункт.

— Меррат. Здесь есть иниссулы, которые должны подготовить своих собратьев к Возвращению. Помоги им, но поспеши. Мы должны выработать план.

Ответ на вопрос Такаара был хорошо виден из лагеря. Примерно в миле к югу от него, высоко в небе. Катиетт содрогнулась. Она до сих пор так и не смогла привыкнуть к подобному зрелищу. Она увидела, как Пелин жестом показала на мага. Такаар остановился на самом краю опушки, не выходя из-под зеленого покрова, и стал наблюдать за колдуном. Катиетт ускорила шаг, заметив, что он простер к нему руки, и побежала, когда увидела, что он начал делать такие движения, словно тянул за веревку.

Поведение Такаара выглядело настолько театральным и комичным, что окружающие засмеялись, сочтя, что он разыгрывает перед ними шуточную пантомиму. Но тут капюшон сполз с его головы, и при виде его исказившегося от усилий лица и ярости в глазах смех стих. И тогда те, кто обладал долгой памятью и уцелел на Хаусолисе, начали спрашивать себя, что это за чужак затесался в их ряды. И кое-кто уже сложил два и два, получив четыре.

— Будь оно все проклято, — выругалась Катиетт. — Пелин, вытащи его из толпы.

Но слухи распространялись быстрее, чем пожар в лесу. Люди вставали, тыкали пальцами, начинали собираться вокруг. ТайГетен, по знаку Катиетт, преградили им путь. Они выстроили кордон, надвигаясь на своих подопечных и пряча Такаара от их взоров. Катиетт же остановилась прямо перед ним.

— Вот, значит, как ты представляешь себе незаметное проникновение? Что ты делаешь?

Такаар опустил руки, но глаза его сверкали.

— Я вижу, что привязывает его к земле. Это нечто вроде паутины, и он сидит на ней. И, одновременно, она удерживает его в небе. Я вижу ее настолько отчетливо, что, кажется, могу коснуться. Но вот стащить его вниз у меня не получается. Какая-то иная сила мешает мне.

Катиетт оглянулась на Ауума, который в ответ выразительно приподнял брови.

— И что еще ты видишь? — спросила она у Такаара.

— Цвет и силу. Форму крыльев, которые позволяют ему сохранять равновесие. Волшебное зрелище.

— Но ты не можешь разорвать эту паутину. Не можешь сбросить его вниз.

Такаар покачал головой.

— Жаль, — сказала Катиетт. — И еще мне очень жаль, что ты привлек к себе столько внимания. Боюсь, твое прикрытие рухнуло.

Такаар взглянул через головы ТайГетен на море лиц, повернутых к ним. Повсюду звучало его имя. Эльфы задавали друг другу вопросы, на которые у них не было ответа. Катиетт чувствовала исходящую от толпы растерянность и агрессию.

— Ну, и что мы теперь будем делать? Объявим, что это он? — поинтересовался Графирр. — Так просто они не успокоятся, и нам нужно выработать линию поведения и подготовиться.

— Дайте мне поговорить с ними, — сказал Такаар.

Глаза его сверкали и были полны внутренней силы, совсем как тогда, при Тул-Кенерите, перед тем…

Катиетт помолчала, прежде чем ответить.

— Ты уверен? — спросила она наконец.

Такаар покачал головой.

— Нет. Но он разозлится, если я предстану перед теми, кого предал, и заговорю с ними. Он думает, что у меня не хватит для этого мужества.

Катиетт обнаружила, что вновь смотрит на Ауума в поисках одобрения. Молодой ТайГетен пожал плечами и склонил голову к плечу. Почему бы и нет? В эти безумные дни подобная причина была ничуть не хуже любой иной. Катиетт приказала ТайГетен рассредоточиться и сообщить всем остальным о том, что должно произойти.

Ее распоряжение было выполнено незамедлительно, и взгляды всех присутствующих обратились к маленькой группе в ожидании, что к ним обратится Катиетт. Но шаг вперед сделала не она. Это был он, самый знаменитый эльф в их истории. Ula, сошедший к ним со страниц далекого прошлого.

Глава 36

Не иди за мной. Верь в меня и следуй зову своего сердца.

— Иниссулы Исанденета. Аль-Аринаар всех эльфийских кланов. ТайГетен, мои братья и сестры. Среди вас есть те, кто слышал обо мне, но никогда не видел меня. Есть и те, кто видел меня, но не знает, кто я такой. И наконец, остались те, кто сражался рядом со мной, но уже более не надеялся увидеть меня вновь. Я подвел вас всех, оказался недостоин доверия и всей расы эльфов. Я — Такаар.

Фраза «сердце готово выпрыгнуть из груди» всегда казалась Катиетт мелодраматичной и нелепой. Но только не теперь. Кровь назойливо шумела в ушах, а сердце готово было проломить грудную клетку. Она не могла проглотить комок в горле, и каждый вдох давался ей с величайшим трудом. У нее вдруг закружилась голова, и она оперлась на плечо Графирра, чтобы не упасть, шепча одну молитву за другой и отчаянно надеясь, что все не пойдет прахом прямо здесь и сейчас. Не ради себя. Ради него. Ради Такаара. Она вдруг поняла, что очень хочет, чтобы его приняли обратно. Выслушали. Поняли. Стали уважать. Только бы не насмехались. Только не это, молила она Инисса. Что угодно, только не это.

Если после этих слов Такаар рассчитывал на преклонение или отвращение, то его ждало разочарование. По толпе прокатился негромкий ропот, но и только. Такаар подождал, пока в лагере вновь не воцарилась тишина. Стоявший на шаг позади него Ауум обернулся к Катиетт и ободряюще кивнул. Такаар продолжал.

— Я пришел сюда не для того, чтобы просить прощения или искать искупления. Я не достоин ни того, ни другого. На моих руках кровь каждого эльфа всех кланов, кто погиб под Тул-Кенеритом после моего бегства. И десять лет жизни в изгнании не смыли ее. Она останется там навсегда. Как и должно быть.

— Поэтому я стою перед вами не как главнокомандующий или вожак, а как самый обычный ula, который просит вашей помощи, чтобы очистить нашу землю от людей, восстановить гармонию эльфов и вернуть нас всех к той жизни, которую мы так любим. Я хочу знать, готовы ли вы выслушать меня.

Многие в толпе согласно закивали головами. Кое-кто выкрикнул: «Да!» — а еще несколько эльфов зааплодировали, требуя продолжения. Такаар почтительно склонил голову.

— Благодарю вас. — Он указал на мага. — Вон там, вопреки законам природы и воле самого Инисса, нас высматривают человеческие глаза. Они ищут нас под зеленым покровом леса. А в городе сотни солдат ожидают приказа перейти в наступление. Точно так же, как ожидают приказа убить тысячи беззащитных эльфов, запертых в своих домах.

— В конце концов, они непременно обнаружат это убежище и пришлют сюда магов с их заклинаниями, которые попытаются сжечь нас и выгнать прямо на мечи своих солдат. Они хотят, чтобы все мы умерли. Вы, я и ТайГетен, которых они справедливо боятся.

Испуг и оцепенение охватили собравшихся. Катиетт закрыла глаза. Графирр со свистом втянул в себя воздух. Но Такаар лишь сделал еще один шаг вперед и простер руки.

— Да, мы попали в беду. Но если мы будем держаться вместе, то сможем справиться с ней. Кто-то из нас погибнет. Другие будут ранены. Третьи ударятся в панику и убегут. Такова жизнь. Я знаю. Но можете быть уверены, я вовсе не жду, чтобы вы взяли в руки мечи и пошли воевать с людьми и их магией. Это — дело ТайГетен и Аль-Аринаар. А от вас мне нужно следующее. Выслушайте меня. Не задавайте вопросов. Идите туда, куда вам говорят, и так быстро, как вам говорят. Помогайте тем, кто не может помочь себе сам. Несите раненых. Берите с собой воду и продовольствие. Вселяйте мужество в тех, кто в этом нуждается. Вместе со своими собратьями боритесь с тем, что противостоит вам. Потому что, если вы сделаете это, ТайГетен и Аль-Аринаар смогут обрушиться на врага в едином порыве.

— Я…

Такаар умолк и уставился на мага в южной части неба. Он неуверенно ткнул в него пальцем и потряс головой.

— О нет, — выдохнул Ауум. — Сейчас он свихнется прямо у всех на глазах.

Толпа зашевелилась. Многие смотрели на мага, который находился очень далеко и, по всей видимости, не представлял собой никакой угрозы. Другие показывали пальцами на Такаара, и уже зазвучали голоса, призывающие оказать ему помощь. Ауум подбежал к нему и взглянул в лицо. Такаар побледнел, что стало заметно даже под слоем маскировочной краски.

— Ему нужна помощь, — сказал Ауум. — И как можно быстрее.

Пелин и Катиетт шагнули к нему одновременно. И вдруг Такаар оттолкнул Ауума.

— Нет. — Он повернулся, и Катиетт замерла на месте, завидев смертельную бледность, залившую его лицо, дрожащую нижнюю губу и покрасневшие белки глаз. На лбу у него выступил пот, а на виске пульсировала жилка. — Начинается. Сюда идет магия. Тот маг не ищет нас. Он наблюдает за нами.

— Он… — начала было Катиетт.

Темно-коричневый сгусток магии пронесся по небу, оставляя за собой белый след. На мгновение он завис в высшей точке, и толпа, как зачарованная, уставилась на него. А потом шар начал падать.

— Бегом, врассыпную! — отчаянно закричала Катиетт. — Все в укрытие! Прячьтесь под деревьями!

Мужчины и женщины, крича и плача, кинулись в разные стороны в поисках укрытия. Шар рухнул в широкие листья деревьев у них над головой. Ударившись о толстую ветку баньяна, служившую наружной опорой бивуака, он взорвался с оглушительным грохотом, разбрасывая вокруг огненные слезы величиной с кулак, и те дождем обрушились на лагерь.

Всякое подобие порядка улетучилось. Кустарники, трава, листья и ветки вспыхнули ярким пламенем. Волна жара швырнула эльфов на землю, и жадное магическое пламя принялось пожирать их плоть. Дым пожара и запах горелого мяса смешивался с отчаянными криками. Иниссулы бежали, не разбирая дороги, отталкивая и сбивая с ног тех, кто оказывался у них на пути.

Катиетт повернулась к своим людям, остающимся внутри бивуака.

— Илласт, уноси Олмаат в безопасное место. Выходите к реке и двигайтесь на юг. ТайГетен, готовимся к охоте. Сикаант, ты будешь нужен тем, кто заблудился в лесу. Пелин, прикрой иниссулов с флангов. Ты — их последняя линия обороны. Найди людей и убей их.

ТайГетен и Аль-Аринаар молча бросились вон из-под прикрытия бивуака, на ходу бормоча молитвы и покрывая лица коричнево-зеленой краской. Катиетт смотрела, как они поднимают иниссулов с земли — тех, кому еще можно было помочь. Она слышала вопли ужаса и крики о помощи. На земле остались лежать десятки тел, мертвых или умирающих. Для них уже ничего нельзя было сделать, и теперь оставалось только молиться об их душах, чтобы те поскорее отыскали дорогу в объятия Шорта.

А в небе вспыхивали все новые и новые шары, проливая огненный дождь, который Катиетт уже видела над городом несколько ночей назад.

— Да хранит нас Инисс, — вырвалось у Графирра.

Огненный шар взорвался прямо на крыше бивуака, в клочья разнося шкуры, доски и пальмовые листья, поднимая в воздух столетний мох и обрушивая все это на лесную подстилку. Катиетт увидела, как в тыльной части бивуака Илласт и его Тай бросились на землю, не выпуская из рук носилок с Олмаатом, который судорожно вцепился в них, чтобы не выпасть на ходу.

Ауум схватил Катиетт за руку и потащил ее прочь, через пылающий лагерь. У них за спиной с грохотом обрушились пылающие подпорки. А с неба продолжал падать огонь. Шары прорывались сквозь поредевший зеленый покров, растекаясь по крышам бараков, поджигая кусты и разливая море огня по высокой траве. Тела превращались в головешки там же, где падали на землю.

На юге и востоке крики охваченных паникой мирных обывателей стали для врага лучом маяка. Зеленый покров заглушал плач и стоны. Бесчисленные животные, напуганные криками эльфов, запахом гари и видом огня, сорвались со своих мест, лагерь захлестнула какофония рычания, хрюканья и визга. Нападение людей было организовано по всем правилам. Иниссулы, лишившись своих защитников, стали для них легкой добычей. Но тут на охоту вышли самые страшные хищники леса — в бой вступили ТайГетен.

Катиетт резко остановилась и оглянулась. Графирр и Меррат следовали за ней по пятам. За ними бежали Марак и Такаар. На подбородке у Такаара и спереди на рубахе виднелись следы рвоты. Он выглядел заторможенным и готовым в любой момент потерять сознание. Пламя, ревущее и шипящее, жадно вгрызалось в землю в нескольких шагах от них. Столбы дыма и пара поднимались в небо, потемневшее в приближении нового дождя.

— А ведь тебе это нравится, правда? — прохрипел Такаар.

Катиетт не ответила, но Ауум коснулся ее руки и покачал головой.

— Надеешься, что одна из этих штук свалится мне прямо на голову и я умру, вопя от боли? Chilmatta nun kerene. Можешь не повторять одно и то же. Я уже слышал это раньше. — Он взглянул на Катиетт. — Я потерял свою духовую трубку.

— Такаар, — решительно заявила Катиетт. — Послушай меня.

На лагерь падали все новые и новые шары, но теперь в воздух уже вздымался преимущественно пепел. Огонь принялся пожирать зеленую листву. Колдовской огонь, который не потушит обычный дождь. Такаар с трудом отвернулся и вперил в Катиетт взгляд, полный боли и ярости. Она вздрогнула.

— Я знаю, где они залегли, — сказал он вдруг и с неожиданной быстротой устремился прочь.

Катиетт побежала за ним, отметив краешком сознания, что он почти не оставляет следов на лесной почве, а тело его едва касается густой растительности, через которую он скользил.

— Марак, Ауум, вы — звено Такаара. Марак, ты — старшая. Граф, Меррат, за мной. Давайте-ка покажем им, кто в лесу хозяин.

Онелла потеряла Ридда. Инстинктивное стремление вырваться из лагеря, испепеляющий жар заклинаний и растерянность в темноте под плотным лиственным покровом породили панику. В густой растительности глохли и смолкали крики заблудившихся и раненых iad и ula. Запах горелой плоти преследовал ее, пока она подныривала под низко нависшими ветвями, продираясь сквозь переплетающиеся виноградные побеги и лианы. Отовсюду доносился шум, но она была совершенно одна.

Она побежала сначала влево, потом прямо и повернула направо, стараясь догнать затихающие вдали звуки бегства остальных иниссулов. Онелла дважды окликала Ридда, но ей отвечали лишь крики животных. Она никак не могла понять, как отбилась от основной массы соплеменников. Ей казалось, что она направляется к ручью, но, похоже, она просто кружит вокруг лагеря. В такой суматохе было трудно сохранить ясную голову и чувство направления.

В конце концов она остановилась, привалившись к стволу дерева, и внимательно посмотрела себе под ноги, прежде чем сползти вниз, на землю. Здесь, в папоротниках, которые скрыли ее из виду, она присела на корточки и затаилась. Онелла вдруг вспомнила одну вещь, которую как-то сказала ей Катиетт. Что она ни за что не услышит ТайГетен и что только мирные обыватели и враги производят в лесу шум. Поэтому она решила ждать и слушать, пытаясь сориентироваться и понять, где же оказалась.

Онелла подняла голову,пытаясь разглядеть солнце, но вокруг смыкался лишь черно-зеленый лиственный покров. Полный жизни и смерти. Ей казалось, что она должна еще видеть пламя в лагере, но, повертевшись в своем укрытии, ничего не заметила. Вокруг нее обвилась какая-то туманная дымка, и все. Подсказать ей что-либо она не могла.

И вдруг раздались крики. Поначалу слабые, они с каждым мгновением становились все громче и ближе. Мимо пробежали шесть членов клана Инисса. Двое поддерживали друг друга. Оставшиеся четверо пытались помочь им передвигаться как можно быстрее. Все они непрестанно оглядывались. Нужно смотреть вперед, а не назад, хотела крикнуть им Онелла, но почему-то не сделала этого.

Дорогу им преградил человек. Размахнувшись мечом, он просто разрубил первую пару напополам. На широкие листья брызнула кровь. Мертвые эльфы беспомощно повалились в стороны. Остальные четверо остановились, потом разделились и бросились бежать. Позади них появился еще один человек и ударил одного из бегущих мечом в спину. Еще одна эльфийка прижалась спиной к дереву и стала умолять пощадить ее. Меч пронзил ее незащищенное сердце.

Онелла поспешно зажала себе рот рукой, чтобы не закричать. Ее всю трясло. По щекам ручьем текли слезы. Ей не хотелось смотреть на то, что произойдет с оставшимися двумя, но кто-то ведь должен увидеть это своими глазами, чтобы потом рассказать другим.

Оба уцелевших иниссула остановились, а потом стали пятиться, держась за руки и не произнося ни слова. Трое мечников направились к ним. Они улыбались. Как бы ей хотелось стереть эти ухмылки с их довольных физиономий и заставить их умыться кровью! Онелла отняла руку ото рта и согнула ее, напрягая пальцы, отчего ладонь превратилась в лапу хищника. Ногти у нее были крепкими и острыми. Может, она так и сделает.

Справа от нее вдруг мелькнула тень. Человек начал поворачиваться. Просвистели парные клинки. Один вонзился ему в шею, другой перерубил талию. Застонал рассекаемый воздух, и метательный полумесяц впился в лицо второму человеку, глубоко войдя ему в переносицу и задев оба глаза. Третий рухнул, как подкошенный, под градом ударов, за которыми не успевал следить глаз. Их крики быстро оборвались, и наступила агония.

Онелла вдруг поняла, что ее вновь трясет от ужаса. Жестокость людей внушала отвращение, но быстрота и стремительность ТайГетен попросту повергли ее в шок. Она хотела было встать и выйти на открытое место, но что-то удержало ее. Какое-то смутное ощущение, ничего больше. Она смотрела, как ТайГетен подошел к телам погибших эльфов, после чего утешил, как сумел, оставшихся в живых соплеменников и показал рукой, в какую сторону им следует идти.

Одна из девушек развернулась и прямиком направилась к ней, остановившись в нескольких шагах и присев на корточки. Онелла ее не узнала. Девушка протянула ей руку, но Онелла покачала головой.

— Опасность миновала, — сказала девушка. — Можешь выходить.

— Нет. Пожалуйста, — сказала Онелла.

И вдруг ее обдало леденящим холодом. На листьях и ветках осел иней, и они мгновенно почернели от его мертвящего прикосновения. Взвыл штормовой ветер, принесший с собой мороз, и она обхватила себя обеими руками и крепко зажмурилась. Но ураган стих так же быстро, как и начался, вызвав у нее лишь тошноту и головокружение. Но когда Онелла открыла глаза, от ТайГетен, убитых людей и эльфов не осталось и следа.

На прихваченную морозом траву с хрустом ступил человек в плаще и стал оглядываться по сторонам. На лице его было написано мстительное удовлетворение. Впоследствии Онелла так и не смогла бы описать, что на нее нашло. Она выпрямилась во весь рост и вышла из своего укрытия, глядя на него. Она замерзла до костей, но холод уже отступал, каплями влаги стекая с почерневших и мертвых листьев.

Человек замер и отступил на шаг, прежде чем на губах его заиграла улыбка, когда он увидел ее, одинокую iad. Он коротко рассмеялся и что-то пробормотал себе под нос. Онелла же возненавидела его лютой ненавистью. Возненавидела его глаза, которые смотрели на нее, как на дикое и неразумное животное. Возненавидела его запах и то, что он носил в себе. Она чувствовала это. Силу, призванную причинять боль и зло.

Онелла пробежала разделяющее их расстояние. Она двигалась быстро. Очень быстро. Выбросив вперед руку, она скрюченными пальцами схватила его за шею, чувствуя, как ее ногти глубоко погружаются в его плоть, разрывая ее. Ей, пожалуй, следовало бы ужаснуться и отпрянуть, но она не сделала ни того, ни другого. Она чувствовала, что поступает правильно. Пальцы ее погружались все глубже, пережимая сухожилия, а ногти разорвали трахею. Она вонзила ему в шею большой палец и сжала руку в кулак. По ее запястью и локтю стекала чужая кровь. Маг поперхнулся воздухом, и презрение на его лице сменилось ужасом.

— Не смей убивать моих братьев, — сказала Онелла.

И резко рванула руку на себя, не разжимая пальцев.

Такаар опоздал на один удар сердца. Маг выбросил обе руки перед собой, толкая воздух. Стоявшего перед ним ula оторвало от земли и ударило об ствол дерева, да так сильно, что голова его с тошнотворным треском врезалась в кору. Тело его обмякло. Такаар ухватился на нижнюю ветку, подтянулся и прямой левой ногой ударил мага в висок.

Заклинание разрушилось, и ula сполз на землю. Такаар приземлился и развернулся. Слева от него встал Ауум. Но вокруг были лишь солдаты противника. Рядом с ним, на земле, еще корчился в агонии маг. Тело его судорожно подергивалось, веки трепетали. Такаар упал на колени и прямой рукой с вытянутыми пальцами ударил его в горло. Смерть для него будет полна отчаянного страха.

А потом Такаар отвернулся, и его вырвало желчью. Этот район леса все еще пронизывали заклинания, отчего у него кружилась голова, а желудок выворачивало наизнанку. Он крепко зажмурился, стараясь взять себя в руки и выровнять дыхание. Взглянув сверху вниз на мага, он увидел, что тот еще цепляется за жизнь, задыхаясь и царапая ногтями пробитое горло.

— Я могу забрать у тебя то, чем ты владеешь, — прошептал Такаар.

В большей или меньшей степени этой энергией обладало все живое. Она была столь же обыденной, как воздух, которым они дышали. Но в теле, лежащем перед ним, этой энергии было куда больше. Словно оно могло собирать и удерживать ее, а потом концентрировать и направлять, превращая в нечто неизмеримо более плотное, по сравнению с обычным человеком, эльфом или животным.

— Я научусь тому же, что умеешь ты, — сказал Такаар.

Вот, значит, каков твой новый грандиозный проект?

— Отстань.

На твоем месте я бы прежде всего подумал о том, как остаться в живых.

— Такаар! В сторону!

Такаар упал влево. В следующий миг в землю на том самом месте, где он только что находился, вонзилось лезвие. Через него перепрыгнула Марак и ногой с разворота ударила солдата в голову. Он потерял равновесие, и уже в падении его настигли клинки Катиетт, отправив в объятия Шорта, где его ждало вечное проклятие.

Марак обернулась и подала ему руку. Такаар принял ее и встал.

— Здесь мы закончили, — сказал Ауум. — Теперь они будут бежать до самого Ултана, пока не остановятся.

— Гоните их до самого города, — распорядился Такаар. — Катиетт, надо не дать им перегруппироваться.

— В обычных условиях я бы согласилась с тобой, но сейчас у нас есть дела поважнее. Пелин! Пелин, ты нужна мне.

Слева к ним подошел воин Аль-Аринаар. Его лицо показалось Такаару знакомым, но вспомнить, как его зовут, он не мог.

— Метиан, — позвала его Катиетт. — Иди сюда.

Метиан. Точно. Близкий друг и доверенное лицо Пелин. Ничего удивительного, что он взирал на Такаара безо всякой душевной теплоты и приязни.

— Она здесь, рядом, — сказал Метиан, — и наверняка услышала тебя.

— Нам нужно вернуть и собрать вместе тех, кто уцелел. Увести их отсюда. Лучше всего — в Олбек-Райз. Как ты думаешь, вы сумеете договориться с аппосийцами?

— Запросто, — отозвался Метиан.

— Скольких, по-твоему, мы потеряли? — спросила Меррат.

— Сотни, — ответил Метиан. — Несколько сотен точно. Безо всякого преувеличения.

— ТайГетен покажут вам дорогу. Идите вдоль ручья. Мы будем прикрывать вас и отправлять вам вслед тех, кого найдем.

— Катиетт?

Из подлеска показалась Пелин в сопровождении еще двоих Аль-Аринаар. Братья. Бывшие дезертиры, которые сейчас, похоже, получили прощение. Она посмотрела на Такаара, закусила губу и перенесла все внимание на Катиетт.

— Ты закончила?

Пелин кивнула.

— Последние из тех, кого мы преследовали, или мертвы, или бегут без оглядки к мосту Ултан.

— Хорошо, — сказала Катиетт. — Мы уходим к Олбек-Райз. Метиан расскажет тебе остальное.

Пелин покачала головой.

— Нет. Мы не можем просто собрать тех, кто уцелел, и уйти. Через несколько часов наступит ночь.

Катиетт безучастно взглянула на нее.

— Я тебя не понимаю.

— Либо ТайГетен должны сдаться на рассвете, либо люди начнут убивать невиновных, помнишь? Вешать их на окраине города.

Катиетт со свистом втянула в себя воздух.

— Какая же я дура. Как я могла забыть об этом?

— Это не имеет значения, — сказала Пелин.

— Имеет, — возразила Катиетт и не удержалась, чтобы не посмотреть на Такаара. — Он сейчас не в себе. А значит, на роль лидера никак не годится.

— Успокойся. Об этом мы поговорим попозже, если хочешь, — заявила Пелин. — Но я не понимаю, для чего им вообще понадобилось нападать на нас?

— Они пытаются спровоцировать вас. Сделать так, чтобы вы наверняка вошли в город, — пояснил Такаар. — Они не ждут покорной капитуляции. Не сомневаюсь, что Ллирон просветила их на этот счет. Они надеялись посеять панику, убить всех, кого смогут… ослабить вас.

— Что ж, они в этом преуспели, — сказала Катиетт. — Но вернемся к делу. Вопрос заключается в следующем: как мы можем помешать им убивать наших людей? Потому что сдаваться мы не собираемся, а напротив, нападем на них. Выбора-то у нас нет. И они об этом знают, не так ли? Поэтому они будут готовы.

Такаар кивнул.

— Это станет для нас настоящим испытанием на прочность.

— Лобовая атака ни к чему не приведет, — заметила Марак. — Нас слишком мало. Нужно придумать что-то такое, что помешало бы им осуществить свою угрозу.

Катиетт улыбнулась, и Такаар понял, что к ней понемногу возвращается самообладание.

— Нам нужен заложник, — сказала она. — Граф. Марак. Собирайте ТайГетен. Встретимся у моста Ултан на закате. У нас остается целый день на то, чтобы собрать всех, кого сможем.

— Олбек достаточно далеко от города? — осведомился Ауум.

Такаар заметил, как Метиан и Пелин одновременно покачали головой.

— Пелин, я хочу, чтобы ты отправилась вместе с Метианом, — сказала Катиетт. — В Олбеке не останавливайтесь. Идите прямо в Катура-Фоллз.

Пелин ответила не сразу. Такаар видел, что она раздумывает над тем, как ответить. Он понимал, о чем она думает. Ее отстраняли от участия в нападении на город. Выводили из боя и отправляли в тыл. Пренебрегали ею.

— Аль-Аринаар — полиция Исанденета. Мы вам понадобимся.

— Вас осталось слишком мало для того, чтобы выполнять эту функцию.

Пелин вопросительно приподняла брови.

— У тебя еще меньше людей, чем у меня. Мы нужны вам.

— Да, и поэтому я хочу, чтобы ты спасла аппосийцев и иниссулов и увела их отсюда. Обеспечила их безопасность. Все они — тоже жители Исанденета.

Пелин покачала головой.

— Просто ты считаешь, что мы недостаточно хороши для того, чтобы драться рядом с тобой.

Лицо Катиетт окаменело.

— За исключением тебя самой, твои люди недостаточно подготовлены для той работы, которая нам предстоит сегодня ночью. Метиан — умелый воин, и его помощь пришлась бы очень кстати, но он не умеет двигаться быстро. Он знает об этом, как и ты, кстати. Пожалуйста, Пелин. Сделай, как я говорю. Так будет правильно.

— Пелин, — обратился к ней Такаар тем тоном, что всегда заставлял ее прислушаться к нему. — Ты готова выслушать меня?

— Ты знаешь, что я всегда слушала тебя, — негромко ответила Пелин.

— Не гонись за славой в бою. Задача, которую поставила перед тобой Катиетт, очень почетна и важна. Если ее постигнет неудача, если она погибнет, выжившим эльфам понадобится такой лидер, как ты. У тебя дар объединять кланы. Именно поэтому я и назначил тебя архонтом Аль-Аринаар. Никто не подходит для этой работы лучше тебя. А когда мы закончим, то присоединимся к тебе в Катуре.

Пелин наклонила голову в знак согласия.

— Хорошо, я сделаю так, как ты просишь. Но только ради гармонии, а не ради тебя. И еще одно, Катиетт. Пожалуйста, не дай им убить себя, хорошо?

Катиетт улыбнулась.

— Да благословит тебя Инисс, Пелин. Я постараюсь.

Глава 37

Герою не нужен второй шанс, потому что он никогда не упускает первый.

Семьдесят четыре ТайГетен. Считая Такаара. Никто не заговаривал с ним. Никто не желал находиться рядом с ним. Его присутствие вселяло надежду, веру и тревогу. Такаар стоял в стороне ото всех, не желая или не считая нужным присоединиться к ним, пока они совещались и вырабатывали план.

Марак и Ауум согласились сопровождать его в атаке на город. Катиетт понятия не имела, останется он с ними или нет. В лесу он дрался хорошо, но только после того, как маги перестали творить заклинания. А до той поры он был беспомощен, как новорожденный котенок.

Катиетт окинула взглядом своих бойцов. Как же мало их осталось! Они собрались у входа в Ултан. Ночь выдалась темной. Гиал закрыла своим саваном звезды, и глаза людей не могли их видеть. Они помолились вместе, нанесли краску на лица и благословили свое оружие, то, что из плоти, и то, что из стали.

Семьдесят четыре против нескольких тысяч. В городе, где магия была разбросана повсюду, словно пыль под ногами. Любой неосторожный шаг мог привести их в объятия Шорта. На городских улицах их поджидал невидимый убийца, равного которому не было во всем тропическом лесу. Но в глазах ее людей не было страха. Инисс благословил их тела. Туал направлял их руки и стопы.

— Люди рассредоточены по всему Исанденету. Они заняли храм Шорта, казармы Аль-Аринаар и дома эльфов, вышвырнув их на улицу или попросту убив. Их магия смертельно опасна, а навыки владения оружием вызывают уважение. Они сражаются отчаянно и носят доспехи, компенсирующие их недостатки. Они умеют обращаться и с луками. Но двигаются они медленно.

— Ни в коем случае нельзя недооценивать их. Они многочисленны, и страх перед своим командиром погонит их вперед. Не отклоняйтесь от тех путей, которые я для вас наметила. Вы все знаете о том, чего мы должны добиться. Будьте беспощадны. Но и сами не ждите пощады.

— Они знают, что мы придем. Они не смогут разместить свои заклинания там, где стоят сами, но они наверняка расставят их на предполагаемых направлениях нашей атаки. Если что-нибудь покажется странным и необычным, идите другим путем. Я не могу позволить себе потерять кого-либо из вас. Я люблю вас. Вы — мои братья и сестры. Моя семья.

— Вопросы.

Воцарилось молчание, но Катиетт видела, что ими овладело смутное беспокойство. Заметила она и взгляды, которыми они обменялись.

— Эсток, — сказала она. — Говори. Не в твоем обычае хранить молчание.

Эсток согласно кивнул и жестом указал на Такаара, стоявшего неподалеку, в пределах слышимости.

— Что он здесь делает? — прошипел он. — Мы не можем доверять ему. А ты повесила его на шею Аууму и Марак.

— Он нам нужен, — ответила Катиетт.

Ответ Эстока прозвучал жестко и хлестко, словно пощечина.

— Нам? Мы подчиняемся тебе вот уже десять лет, и до сих пор ты ни разу не ошиблась. И вдруг из ниоткуда появляется он, и всякий раз, когда тебе нужно принять решение, ты смотришь на него, будто спрашиваешь у него согласия. Он нам не нужен. Нам не нужно и то невидимое существо, с которым он все время ведет беседы. Быть может, он нужен только тебе?

Катиетт почувствовала себя уязвленной и едва удержалась, чтобы не посмотреть на Такаара. Но она заставила себя взглянуть прямо в лицо Эстоку.

— Мое прошлое с Такааром касается только меня одной, — осторожно подбирая слова, сказала она. — А ты ошибаешься в оценке происходящего. Да, мы идем на риск, взяв его с собой. Он сам скажет тебе об этом. Но подумай вот о чем. Каким бы ни был исход сегодняшней схватки, равно как и тех, что нам еще предстоят, мы должны будем объединить наших людей для борьбы. Чтобы очистить Калайус от людей. Репутация духовенства погублена безнадежно. В тот момент, когда они были нужны нам более всего, жрецы не смогли выступить единым фронтом ради гармонии. Они раскололись. Некоторые вообще предали нас всех. Эльфам нужно знамя. Пусть номинальный, но лидер. Можешь предложить кого-либо получше?

— Он был осужден и заклеймен позором! — Голос Эстока эхом отразился от стен Ултана. Эльф спохватился и заговорил тише. — Да кто пойдет за ним? С такой-то репутацией? Ты же видела, как он разговаривал с иниссулами. Что, разве они приняли его с распростертыми объятиями? Нет, они исполнились подозрений. Он не может всерьез рассчитывать обрести влияние, которым некогда располагал. Это просто смешно.

Эсток в упор взглянул на Такаара.

— Это безумие, — сказал он. А Такаар, казалось, вообще не обращал на них никакого внимания. Он потирал подбородок и что-то бормотал себе под нос. — Неужели это действительно спаситель эльфийской расы?

Катиетт посмотрела на Такаара, и от слов Эстока у нее защемило сердце. Тот был прав — Такаар вновь затеял войну с самим собой. Все глаза были устремлены на него, но он ничего не замечал. Она уловила обрывки его фраз. Его ответы голосу, звучавшему у него в голове, выдавали в нем человека, который отчаянно стремится обрести самостоятельность суждений и поступков, но которому это не удается.

— А теперь выслушайте меня.

Катиетт испытала прилив благословенного облегчения.

— Ауум. Да, конечно.

— Эсток, я выслушал тебя, — продолжал Ауум, явно отдавая предпочтение формальному стилю обращения. — У меня сложилось впечатление, что Эсток говорил от имени всех. Я выслушал вас. А теперь послушайте меня. Такаар спас мне жизнь. Он также пытался отнять ее. Он — не тот самый ula, что стоял со многими из нас на стенах Тул-Кенерита.

— Такаар отдает себе отчет в том, что он сделал и кем стал. Он живет с этим осознанием каждую минуту, спит он или бодрствует. Вы не доверяете ему. Но он и не ожидал этого от вас. Вы не любите его. Он не требует вашей любви. Или вашего прощения. Но подумайте вот о чем. Когда-то Такаар был равен богам, а теперь низведен до роли самого презираемого изо всех эльфов.

— Но он все-таки вернулся. Подумайте о том, какая сила воли и решимость требуются для того, чтобы прийти обратно и предстать перед судом своего народа. Спросите себя, почему он так поступил. Не ради себя. Не для того, чтобы искупить грехи. Спросите его. Он не считает, что заслуживает прощения. Но в своей ссылке в Верендии-Туале он ощутил сотрясение гармонии. И его вера в то, что она может быть сохранена, оказалась сильнее любых его страхов.

— Такаар вернулся ради вас. Ради каждой iad и ula, которые хотят оттащить нас от края пропасти, в которую мы вот-вот сорвемся. Он может потерпеть неудачу. Как и любой из нас. Но разве не заслуживает любой эльф второго шанса?

Катиетт подождала, пока слова Ауума не проникнут в сознание своих бойцов, прежде чем заговорить.

— Тай. Мы выходим на охоту.

Молчащий Жрец Сикаант увидел ее, когда она сидела, прижавшись спиной к дереву и подтянув колени к груди. Он увидел кровь у нее на руках и на лице. Тело человека лежало неподалеку. Горло у него было разорвано и представляло собой жуткое, кровавое месиво. Он умер в страхе и агонии. Шорт позаботится о том, чтобы его мучения длились вечно.

Сикаант присел перед нею на корточки.

— Я потеряла своего Ридда, — сказала она.

Жрец протянул ей руку.

— Давай поищем его вместе.

Iad взяла его за руку, и он ощутил волну энергии, которая потекла из ее пальцев, окутывая его тело невидимым коконом. Это длилось всего мгновение и было похоже на удар молнии.

— Со мной что-то случилось, — сказала она.

— Тебя благословил Инисс, — ответил Сикаант.

Он уже ощущал эту энергию раньше, но только ступнями ног, и никогда — от другого эльфа. Iad отпрянула, явно испугавшись чего-то, что возникло у него за спиной. Сикаант обернулся, не вставая с корточек. Это был еще один Молчащий. Рессеррак. Он очень давно обитал в лесу, и Сикаант понимал, почему Онелла испугалась его.

Только половина его лица была белой. Вторую половину покрывали татуировки, как и большую часть его тела. В Арин-Хииле говорили, что он еще ни разу не открыл рта. Его нос и мочки ушей были проколоты костями. Глаза у него были широко раскрыты, и в них застыло безумие. Рессеррак всегда был ближе к подданным Туала, чем к кому-либо из Молчащих. И теперь, похоже, его обращение почти завершилось. Сикаант выпрямился во весь рост, и два жреца поцеловали друг друга в глаза и лоб. За спиной Сикаанта iad нашла в себе достаточно мужества, чтобы тоже подняться на ноги.

— Меня зовут Онелла. Прошу вас. Я хочу найти своего Ридда. Вы поможете мне?

Рессеррак взглянул на нее, и Сикаант понял, что собрат тоже увидел это.

— Мы меняемся, — хриплым шепотом произнес Рессеррак. — Серрин знает.

Сикаант улыбнулся.

— Мы растем. Пойдем, Онелла. Мы найдем твоего Ридда. Мы найдем всех, кто заблудился.

На мосту Ултан стояли стражники. Десять солдат и трое магов. Мост был залит светом. Лампы висели повсюду. У каждой сваи горели факелы. Стражники и маги ничуть не выглядели встревоженными. Без сомнения, они все еще купались в лучах успешного налета на перевалочный лагерь эльфов. При этом, что тоже не вызывало сомнений, они, очевидно, полагали, что охранные заклинания спасут их от ТайГетен, притаившихся как раз за пределами круга света.

Такаар всматривался в хитросплетения заклинаний, установленных магами. На земле лежали бледно-серые сферы неведомой энергии. Они подрагивали и вращались, иногда выбрасывая коричневые и зеленые искры, которые соединялись в радугу. Перед самым мостом их было ровно восемь штук. Причем располагались они таким образом, что подойти к настилу, не наступив на одну из них, что наверняка привело бы в действие и все остальные, было практически невозможно. Он не знал в точности, какие именно это были заклинания, но ему рассказывали о фонтанах огня, так что следовало предполагать самое худшее.

Впрочем, были здесь и другие магические ловушки. Эти размещались на перилах моста. Люди не собирались повторять ошибки, допущенные несколько ночей назад. К несчастью для себя, они не подозревали о даре, обнаружившемся у Такаара. Они так и умрут, ни о чем не догадавшись.

— Мы можем избежать их, — обронил наконец Такаар. — Они установлены по всей ширине моста и на десять шагов в нашу сторону. А на перилах они висят на расстоянии первых пятнадцати шагов.

— Хорошо. Тай, ко мне. Пришло время задать последние вопросы. Говорите не колеблясь.

Такаар одобрил выбор целей и количество звеньев, выделенных для каждой из них. Пять троек под командой Эстока нападут на гавань, где люди держали свои припасы и где диверсия окажется наиболее эффективной и разрушительной. Десять звеньев должны будут окружить храмовую площадь. Пять, которые поведут в бой Катиетт и сам Такаар, совершат налет на Шорт, где, как они полагали, и квартировал Гаран, лидер наемников. Оставались еще четыре тройки и двое одиночек ТайГетен, чьи звенья погибли во время нападения на лагерь. Они должны установить наблюдение за казармами и служить связными между Эстоком и Катиетт.

— Ты уверен, что этот Гаран — тот, кто нам нужен? — поинтересовалась Марак у Ауума.

Тот кивнул.

— Он — вожак людей. По крайней мере солдатами командует именно он. Он — единственный, с кем разговаривала Силдаан, и это он возглавлял отряд людей, который мы с Серрином уничтожили в лесу. Мы не знаем, кто прибыл на кораблях второй волны. Так что он остается единственной известной нам целью.

— Придется удовлетвориться этим, — заключила Катиетт. — Марак, он — твой, но ты всегда можешь взять и других заложников, если они подвернутся тебе под руку. Еще есть вопросы?

Марак покачала головой.

— Значит, все ясно. Действуем максимально просто. Ллирон и других предателей не трогаем. Атаковали, взяли заложников и ушли. — Она многозначительно посмотрела на Эстока. — Никто из нас не может позволить себе роскоши задержаться в городе дольше необходимого.

— Мы не должны оставлять невинных обывателей запертыми в собственных домах и совершенно беззащитными, — вырвалось у Эстока.

— Эсток, — сказала Катиетт, и в голосе ее прозвучала сталь. — Мы уже говорили об этом. Нельзя объять необъятное. Помни о том, что мы собираемся сделать, что мы должны сделать. Уничтожь свою цель и уходи. Нам нужны козыри для ведения переговоров, равно как и доказательства того, что мы можем нанести удар, когда захотим и где захотим.

Эсток кивнул, но Ауум видел, что собрат остался при своем мнении. Такаар сумрачно взглянул на него и нахмурился.

— Мы все обязаны выполнять приказы своих лидеров. Иначе мы погрузимся в хаос. А там, где владычествует хаос, эльфы умирают.

В глазах Эстока вспыхнул гнев, и он уже открыл было рот, чтобы возразить. Ауум напрягся. Такаар же ограничился тем, что улыбнулся, хотя Ауум видел, что руки у него дрожат мелкой дрожью.

— То, что ты думаешь о таких вещах, и делает тебя ТайГетен. Я горжусь твоим гневом.

Паруса Эстока потеряли ветер. Он вздохнул и понурил голову.

— Это не делает мне чести, — сказал он. — Позор падет на мою голову.

— Только один из нас должен нести свой позор, — прошептал Такаар.

После его слов воспоследовало неловкое молчание. Он чувствовал его так же, как ощущал биение магических ловушек, установленных на мосту.

Пусть они боятся. Пусть они увидят настоящего тебя. Нерешительного. Испуганного. Малодушного.

— В магии есть своя красота, — сказал Такаар, крепко зажмурившись, чтобы не слышать своего мучителя. — Прекрасный и безупречный способ умереть. Точно так же, как красота присутствует в укусе тайпана или капельках пота желтоспинки.

— Но ты можешь овладеть ею и приручить? — прошептала Марак.

— О нет, — отозвался Такаар. — Пока нет, во всяком случае. Мне еще многому нужно научиться.

— Мы должны заявить о себе, сказать свое слово, — заключила Катиетт.

— Согласен, — подхватил Такаар.

И посмотрел на Катиетт, как делал всегда, когда его мучитель на время умолкал. Красивая, сильная, верная. Она почувствовала его взгляд и обернулась. Он не стал отворачиваться и отводить глаза, хотя в ее взоре и прочитал сожаление о прошедших впустую десяти годах.

— Что? — спросила она. — После такого твоего взгляда всегда следовали какие-то очень умные и важные слова.

— Мне очень жаль, — негромко сказал он.

— После прошедших десяти лет это даже не смешно, — ответила Катиетт.

— Я говорил о тебе.

— Я тоже. Но спасибо уже за то, что ты хотя бы пытался.

— И что это должно означать? — А ты ведь никогда не понимал ее, верно? Вечно отставал от нее на один шаг. Бедный Такаар. — Нет, ничуть. Себя мне не жаль.

— Что? — Катиетт выпрямилась, и черты лица ее обрели жесткость. — Сейчас у нас нет времени вспоминать прошлое. Вперед. Все сразу. Если маг сплетет заклинание, рассыпайтесь в стороны. Следуйте за Такааром. Не старайтесь опередить его. Не ступайте там, где не прошел он. Смотрите. Повторяйте его движения. И не дайте убить себя.

* * *

— В общем-то, это — моя лучшая работа, — заявил Порадж, делая вид, что оскорблен в лучших чувствах. — Сам Истормун не сделал бы лучше.

— Поскольку до сих пор твоей лучшей работой оставалась борьба с крысами в трущобах Триверна, то твои таланты не вселяют в меня особой уверенности.

— Твоя беда заключается в том, Дагеш, что ты не в состоянии рассмотреть настоящего произведения искусства, даже если ткнуть тебя в него носом.

— Я вообще ни черта ни вижу. Да и как я могу видеть заклинания? Я ведь не маг, верно?

Порадж улыбнулся. Иногда Дагеш бывал очень забавным. Особенно когда напускал на себя деланую воинственность. Если им повезет, то совсем скоро он начнет пародировать Гарана.

— Увы, мой бедный незрячий друг. Раз такой прекрасный мир остается для тебя навсегда закрытым, тебе приходится полагаться лишь на меня, несчастного смиренного мага.

— Проклятье, откуда они взялись? — Дагеш махнул рукой в сторону тропического леса, откуда доносилась неумолчная какофония дьявольских звуков. — Эй, парни, а ну-ка все сюда. К нам пожаловали гости. Пора ставить защиту, тебе не кажется, Аджо?

Проследив, куда указывает вытянутая рука Дагеша, Порадж заморгал так, словно увидел привидение. В круге света от ламп и факелов, но недостаточно близко, чтобы привести в действие заклинания, стояли проклятые размалеванные эльфы. Их неожиданное появление заставило его содрогнуться. Он не видел, как они сражаются, зато слышал, что рассказывают другие. Ужас.

— Джилан, прикрой меня, будь любезен.

— Да, босс.

Стражники выстроились вокруг Дагеша в нескольких ярдах от конца моста. Эльфы же сгрудились вокруг своего соплеменника, который, честно говоря, выглядел среди них просто неуместно. Казалось, кто-то побрил его собачьей челюстью. Но было в нем нечто такое, что выдавало его понимание происходящего, и это Дагешу совсем не нравилось.

Они просто смотрели на них, безмолвно и неподвижно. Глаза их не моргали. Порадж ощущал исходящую от них холодную агрессию и ненависть. Намерения их были вполне понятными, хотя он и знал, что до моста им не добраться.

— Что они намерены делать? — вопросил Хадран, и его рокочущий бас эхом отразился от бурных вод реки, несущихся под мостом.

— Я думаю, что они не слишком умны, — отозвался Дагеш. Он сделал пару шагов вперед и поманил эльфов к себе. — Идите сюда. Присоединяйтесь к нам. Места всем хватит. А вообще вы рановато пришли сдаваться. Наверное, с определением времени суток у вас нелады, а? Рассвет — это когда встает солнце. Чертовы остроухие дикари. Тупые как пробки.

Стоявшие позади него люди рассмеялись. Дагеш даже плюнул в сторону эльфов и отвернулся. На лице его заиграла широкая улыбка. Он не увидел, как за его спиной эльфы стремительно и бесшумно растворились в темноте.

— Ну, и что это было? — осведомился Порадж.

— Будь я проклят, если знаю, — ответил Дагеш. Он подошел к Пораджу и остановился рядом, напряженно вглядываясь в ночь. — Кто может понять, о чем они…

К ним по воздуху летел тот самый, встрепанный эльф. Порадж оцепенело смотрел, как он сжался в комок, совершил два переворота и приземлился на пятки в двух шагах от них. В следующий миг, еще до того, как Дагеш успел крикнуть, предупреждая остальных, в луче света сверкнул его клинок. Дагеш даже не успел схватиться за собственный меч, как эльф пронзил ему сердце и вспорол грудную клетку.

Порадж почувствовал, как на лицо ему брызнула горячая кровь. Закричав, он попятился. Из темноты на мост один за другим выскакивали эльфы. Они преспокойно перепрыгивали через установленные им заклинания. Какая-то часть его сознания даже восхитилась изящной грациозностью их движений. Но в остальном он был слишком напуган, чтобы сплести заклинание и помочь себе или другим.

Он уже слышал, как кто-то из его товарищей попытался спастись бегством. Порадж попятился. К нему приблизился один из эльфов, легко и непринужденно, словно скользя по воздуху. Порадж почувствовал удар в висок. Потом еще один, в живот. Третий, самый болезненный, сломал ему левое колено. Он закричал и рухнул ничком, пытаясь отползти в сторону.

Солдаты дрогнули и побежали, но эльфы двигались с потрясающей быстротой. Порадж видел, как один за другим гибли его товарищи. Их безжалостно убивали. Разум бесстрастно отмечал стремительность их ударов, за которыми не успевал следить глаз. Они ни секунды не стояли на месте. Словно танцевали. Порадж перестал дергаться. Колено горело дикой болью, и он понял, что сейчас его вырвет.

Сильная рука схватила его за плечо и перевернула на живот. Тот самый, нечесаный эльф смотрел на него с любопытством хищника, впервые увидевшего новую жертву. Под его взглядом Пораджа затрясло. В глазах врага светился ум, но было там и кое-что еще. Словно разум его присутствовал в нескольких местах одновременно, и его глазами на мага смотрели несколько существ сразу.

Эльф заговорил. Порадж не удосужился выучить эльфийский и потому не понял ни слова. Эльф положил одну руку ему на голову, а другую — на грудь. Потом он глубоко вздохнул и кивнул, сказав что-то еще, вновь кивнул и отошел. Его место заняла эльфийка.

Эта держала в руках окровавленные клинки.

Эсток повел звенья налево, через территорию складов, в обход топи, намереваясь выйти к берегу и уже оттуда пробраться в гавань. С ним отправились и две резервных тройки. Остальные же двинулись по главной дороге и растворились в лабиринте переулков, направляясь на свои исходные позиции.

Катиетт повела главные силы по темным полям, где уже заколосились зерновые. Такаар шел первым, прокладывая путь. Там, где посевы редели, над первыми домами Фрай-Ултан, района, населенного в основном фермерами и сельскохозяйственными рабочими, вздымались четыре столба дыма, что означало — Верховная жрица Шорта по-прежнему находится в своем храме.

Катиетт спросила себя, а остается ли Ллирон на свободе или томится взаперти в одной из келий в подземелье храма. Тех самых, что предназначались для эльфов из смешанных кланов, дабы оценить их пригодность или непригодность для службы. Хотя, не исключено, она уже мертва. Но почему-то Катиетт сомневалась в этом. Ллирон не преминула бы указать на то, что в отсутствие Верховной жрицы Шорта среди эльфов было бы невозможно поддерживать хотя бы подобие порядка. Людям не нужны были бунты; им требовалось повиновение.

Храмовая площадь выходила к лесу на юго-восточной окраине города. Путь экспансии зеленой растительности преграждала река Икс, текущая средь обрывистых берегов на протяжении двух миль. Выше по течению располагался Олбек-Райз, а ниже — стремнина Ултан-бридж. А здесь, прямо напротив площади, через нее был устроен переход, известный под именем Сенсерии-Апроач. Это было величественное деревянное сооружение, которое обожали пилигримы и путешественники, поскольку оно обеспечивало прямой и кратчайший доступ из леса на площадь.

По преданию, первые Сенсерии или те, кто впоследствии стал таковым, воспользовались этим маршрутом, дабы спастись от преследования в своих деревнях и городах, расположенных в глубинах тропического леса, и обрели пристанище в объятиях Шорта. Легенда была красивой, но Катиетт предпочитала считать, что первые Сенсерии появились на свет в результате смешанных браков в трущобах Баньяна и Валемира в западной части города, и от них, нелюбимых и нежеланных детей, попросту избавились, отдав их на воспитание в храм Шорта.

— Хотела бы я знать, что с ними сталось? — вслух пробормотала она.

— С кем? — полюбопытствовал Графирр.

— С Сенсерии, — ответила она.

Теперь они шли по самому краю поля, скользя, словно призраки, меж колосьев. Внезапно Такаар резко замедлил шаг. Катиетт издала трель стрижа, подавая знак остальным. ТайГетен, шедшие за ней, замерли на месте.

— Они бы нам сейчас не помешали, — заметил Графирр.

— Если только они не остались верными Ллирон, — отозвалась Катиетт.

— Что бы там ни думала себе Пелин, у них фактически не было выбора, — добавила Меррат.

Они подобрались вплотную к Такаару, который присел на корточки вместе с Марак и Ауумом. Катиетт буквально кожей ощущала тревогу своих воинов. Их недоверие к своему бывшему архонту. Но на сей раз Такаар ничего не бормотал себе под нос. Катиетт знаком приказала Тай опуститься на корточки и затаиться. Стены храма Орра были уже совсем близко. Эльфов отделяли от них двадцать шагов по открытому месту и сточная канава. Такаар заговорил.

— Они установили заклинания по всему периметру и вдоль всего моста с наружной стороны перил. Они стоят на стенах и, скорее всего, на крышах Аппоса, Орра и Гиал. А вокруг Шорта я ничего не вижу. Мы слишком далеко.

— А перепрыгнуть через них нельзя? Или пройти насквозь? — спросила Катиетт.

— Только не здесь. Ловушки слишком хорошо расставлены. Подозреваю, что они стянули всю стражу к центральным улицам и площадям, а заклинания здесь оставили в качестве раннего предупреждения.

— Ну и как же мы попадем внутрь? — осведомилась Катиетт.

— Нам придется идти прямо по Тропе Инисса, — ответил Такаар.

— Это здорово осложнит нам незаметное проникновение. А почему не попробовать с другой стороны площади?

— Ты думаешь, что от этого что-либо изменится?

Катиетт в упор взглянула на Такаара.

— Подождем, пока не начнет Эсток. А потом пойдем и мы.

Глава 38

Держись подальше от ula, который уверяет, что не испытывает страха в бою.

Корсаар выглянул из-за конька островерхой двускатной крыши дома, стоявшего прямо напротив казарм гвардии Аль-Аринаар. Сердце гулко стучало у него в груди. Именно оно заставило его отправить двух гонцов к Эстоку с приказом задержать его атаку, если только они успеют к нему вовремя.

— Здесь что-то не так, — прошептал он. — Что они делают?

Сотни людей заполонили учебные полигоны и плацы казарм гвардии. Во всех окнах горел свет. Корсаар видел, как солдаты раз за разом повторяют упражнения, а маги отрабатывают взаимодействие с небольшими отрядами мечников. Оглянувшись назад, на Тропу Инисса, которая спускалась под гору, он заметил протянувшиеся вдоль нее цепочки огней. Там были видны сотни и тысячи факелов.

Огни тянулись до самой гавани, заворачивая и в каждый квартал города. Отсветы факелов дрожали на скатах крыш. А под факелами вдоль улиц и переулков выстраивались солдаты. Эльфы знали, что в городе введен комендантский час, но сейчас на их глазах происходило нечто совсем иное.

— Это похоже на тюрьму, — предположил Эвераш, заместитель Корсаара.

— Хуже. Похоже, что никто из них не спит и спать не собирается, а ведь уже полночь.

— Катиетт говорила, что они будут ждать нас.

— Но не до такой же степени, — возразил Корсаар. — Они готовы к отражению атаки, верно? Готовы все до единого.

На крутой скат крыши вместе со своими Тай поднялся Тринн. Корсаар заметил выражение его лица раньше, чем тот покачал головой.

— Дело плохо, Корсаар. Мы шли и по земле, и по крышам. Они повсюду. Все кварталы города обнесены кордонами. Мы полагаем, что где-то по периметру установлены и заклинания, но стражу солдаты несут вперемежку с магами. Мы не видели ни единого эльфа. И огни горят только те, которые зажгли люди. Что происходит?

— Не знаю. Но мы очень быстро можем вляпаться в крупные неприятности. Нужно предупредить Катиетт. Они…

Внизу, в доках, вдруг вспыхнуло яркое зарево. Во дворе казарм коротко зазвучали приказы. По меньшей мере сотня солдат с магами поспешно выбежали с плаца в направлении гавани. Корсаар выругался.

— Тринн, бегом к Эстоку. Скажи ему, пусть как можно быстрее уходит оттуда. Возвращайтесь в лес. Я иду на площадь. Все это может плохо кончиться.

На севере вспыхнуло зарево заклинания. Катиетт подала сигнал подтянуться. Позади раздался топот марширующих ног, а со стороны казарм, находящихся ниже по улице, донеслись крики. Впереди уже показался двойной проход на храмовую площадь. Тропа Инисса разветвлялась, огибая с обеих сторон храм Сефу, уходя налево мимо низких, выкрашенных в темный цвет стен Аппоса и направо, мимо красочных фресок и живого камня Туала.

Солдаты охраняли оба прохода, а на лужайках вокруг костров и походных котлов сгрудились остальные. Маги и мечники. Теперь пробраться мимо них к храму Шорта без боя было невозможно, и план изменился с тайного проникновения на стремительное. Если они сумеют убрать охрану до того, как поднимется общая тревога, то смогут попасть внутрь и убраться оттуда без особых проблем.

Сорок пять ТайГетен разделились на два отряда и двинулись налево и направо. Они подобрались к самым стенам храмов, держась в тени и оставаясь невидимыми для врагов. Расстегнули сумки с метательными полумесяцами. Вынули из ножен короткие мечи. Размяли руки и ноги. Вознесли молитвы и нанесли маскировочную краску.

— Идем быстро, пригибаясь, — прошептала Катиетт, — чтобы не представлять собой легкую цель для магов. Марак, не задерживайся здесь. Ты знаешь, что должна сделать.

С противоположной стороны улицы донесся треск цикад. Левый отряд готов. Катиетт подала стрекочущий сигнал в ответ. Выждала несколько мгновений. Люди не всполошились и не насторожились. Катиетт испустила трубный возглас паукообразной обезьяны, и ТайГетен с двух сторон хлынули на храмовую площадь.

Прямо перед ними в немом удивлении застыли мечники, но быстро опомнились, рассредоточившись и криками предупреждая товарищей об опасности. В воздухе прошелестели двадцать пять метательных полумесяцев. Убийственные лезвия мгновенно преодолели небольшое расстояние. Металл вгрызался в кожу и плоть, вспыхивал искрами, ударяясь о сталь. Люди завопили от боли.

Один попытался присесть, но оказался недостаточно проворен, и летящая смерть угодила ему прямо в лоб. Еще трое погибли на месте, когда клинки врубились им в шеи и лица. Полумесяцы высекали искры из стены, рикошетом отлетали от металлических доспехов, вонзались в живот, грудь и руки.

Ауум бросился вперед. Он прыгнул, сделал сальто и перелетел через разрозненную шеренгу людей. Марак и Такаар последовали его примеру. Еще в воздухе он взмахнул клинком, и тот врубился в шею незадачливого вояки. Приземлившись, Ауум перекатился и вскочил на ноги, слыша, как ТайГетен за его спиной смяли оборонительные порядки, а он устремился дальше, уводя товарищей к лужайкам, на которых вокруг костров грелись маги.

Со всех сторон к нему, от него и наперерез ему бежали люди. Зазвучали приказы. Он видел, как маги выстраиваются за спинами своих защитников и опускают головы на грудь, начиная составлять заклинания. Ауум побежал еще быстрее. Но Такаар промчался мимо него так, словно он стоял на месте. Скорость его была невероятной и невозможной. Он мчался к магам. Мастер перепрыгнул черезкостер и пропал из виду.

Ауум поспешил ему на помощь, обойдя пламя слева. Такаар прыгнул, перевернулся в воздухе и нанес страшный удар первому магу в висок. Тот рухнул, как подкошенный. Такаар приземлился на обе ноги и заработал кулаками. На землю повалился второй маг, лицо его было обезображено до неузнаваемости, а грудь пробита в нескольких местах.

Ауум скользнул по земле, целясь в ноги третьему магу, который уже поднял голову, готовясь пустить в ход заклинание. Выпрямляясь, Ауум ударил его ногой в лицо, кулак его врезался в челюсть четвертому магу, а клинок вонзился в его незащищенный живот. Справа от него мимо костра пробежали его воины.

— Луки, — приказал Ауум.

Впереди показались маги. Звенья, наступавшие на левом фланге, взяли их на прицел. К ним по лужайкам, от оборонительных постов по периметру площади, бежали мечники. Марак коснулась плеча Ауума.

— Храм.

Ауум последовал за ней. Позади них основные силы ТайГетен вступили в бой с людьми и магами на лужайках. В воздухе засвистели метательные полумесяцы. Прямо перед Ауумом стальное лезвие перебило лук и вошло в горло лучнику. С флангов на площадь ворвались остальные воины ТайГетен.

Слева маг ударил заклинанием. Оно оторвало троих ТайГетен от земли и с силой впечатало их в стены храма Орра на противоположной стороне площади. Маг вновь принялся выделывать пассы, но недостаточно быстро. Клинок кого-то из ТайГетен взлетел и опустился, отрубив ему руку по плечо, а обратным движением вскрыв грудь.

Ауум мчался вслед за Марак и Такааром к храму Шорта. Двери его прятались в глубокой тени, почти наверняка крепко запертые изнутри на засовы. Их охраняли стражники, готовые принять бой, но явно нервничающие. Впрочем, Марак не собиралась вступать с ними врукопашную. С ними разберутся другие. Она спрыгнула вниз, в утопленный нижний сад, и быстро полезла вверх по виноградным лозам, что обвивали боковые и заднюю стену сплошным ковром.

Аууму всегда хотелось взглянуть на храм сверху вниз. Увидеть голову статуи, лежащую лицом кверху, в макушке которой были устроены главные врата. Пробежаться по рукам, заканчивающимся кистями, пальцы которых как будто царапали землю. Храм заканчивался на уровне пояса статуи. Согласно первоначальному замыслу, фигура бога должна была иметь еще и ноги, но на площади для них попросту не хватило места.

Очередной причудливой архитектурной особенностью Шорта было почти полное отсутствие окон. Главные врата пропускали внутрь свет, которые рассеивался по храму с помощью системы зеркал и выкрашенных в белый цвет внутренних стен, но в остальном строители постарались как можно точнее придерживаться строения эльфийского тела. Так что помимо немногочисленных световых шахт, прорубленных над комнатами для размышления, лишь на кончиках пальцев под ногтями и, разумеется, в глазах наличествовали настоящие окна.

Ауум повернулся, чтобы взглянуть на лужайки и город за ними. Схватка почти закончилась, но в воздухе сверкали заклинания. Он нахмурился, чувствуя, как по телу его пробежала холодная дрожь.

— Они ждут, что мы атакуем двери, — обронила Марак.

Ауум опустился на колени и прижался лицом к оконному стеклу в левом глазу бога. По всему огромному залу Шорта были расставлены солдаты. Заметил он и нескольких жрецов. Они занимались своими повседневными делами. Аномалия нормальности. Он спросил себя, кому они придут на помощь, а кому станут препятствовать, если дело дойдет до этого.

— Готовы? — спросила Марак.

— Здесь высоко, — отозвался Такаар.

— Почти как прыгать с верхних ступеней шахты, — сказал Ауум. — Зато внизу ждет благословенное приземление.

— Где Катиетт? — поинтересовался Такаар.

— Производит генеральную уборку на площади, но скоро присоединится к нам, — ответил Ауум.

Марак, Ауум и Такаар отступили на шаг, разбежались и ногами вперед прыгнули вниз через глаза Шорта.

Катиетт успела заметить их прыжок и поняла, что опаздывает. Она обежала последний костер. Возле него стояла группа из трех магов, которых защищали столько же мечников. К ней присоединились Графирр и Меррат. С левой стороны на помощь спешили Тай Дравина. Справа — тройка Акклана. Катиетт метнула полумесяц. Он ударился о невидимый щит перед солдатами и отскочил. Она заметила, как при этом скривился от боли один из магов.

Солдаты, похоже, не знали, в какую сторону смотреть в первую очередь и как защищаться. Один из них обернулся и закричал на магов.

— Рассыпаться! — крикнула Катиетт. — Следите за руками.

Три звена бросились врассыпную. Сама же Катиетт устремилась прямо на мечников, на бегу выхватывая второй клинок. Воины, стоявшие перед нею, вдруг присели на корточки, а стоявший позади них маг поднял голову и раскинул руки в стороны, ладонями кверху.

— В стороны! — во всю силу легких заорала она, бросаясь вправо.

Заклинание мага с воем пронеслось над площадью. Мириады кристаллов льда обрушились на Тай Дравина. Острые, как бритва, осколки пробивали одежду насквозь, впиваясь в кожу и рассекая лица, глаза, шеи и щеки. Дравин закричал, закрыл лицо руками и пошатнулся. Лед ободрал плоть у него на руках, обнажив кости быстрее, чем это сделала бы стая голодных пираний, и он ничком рухнул на землю.

Его братья по звену распластались рядом с его изуродованным телом, и из сотен порезов у них хлынула кровь. Плоть свисала кровавыми ошметками. Там, где их жалкую защиту пробили крупные осколки, зияли глубокие рваные раны.

Но месть Акклана была быстрой и жестокой. Его звено прорвалось к группе магов с тыла. Его мечи сверкнули в свете костра, и маг, бросивший заклинание, лишился головы. Обезглавленное тело неловко сунулось вперед. Тройка эльфов в мгновение ока разделалась с остальными магами. Тем временем стоявшие впереди мечники с трудом выпрямились, отпихнув в сторону тело обезглавленного мага.

Первый из них поднял голову. Сапог Катиетт размозжил ему нос. Она опустила ногу и нанесла новый удар, в голову, а потом и в шею, вколачивая его в землю. Упав на него сверху, Катиетт пустила в ход клинки, пронзив ему горло и сердце. Меррат оттащила ее в сторону. Графирр и Акклан прикончили остальных.

— Все кончено, — сказала Меррат. — Дело сделано.

Катиетт подбежала к Дравину и упала рядом с ним на колени. Он еще дышал.

— Ему нужна помощь, — крикнула она.

Но, перевернув его на спину, Катиетт поняла, что ему уже ничем не поможешь. Плечи ее бессильно поникли. Узнать Дравина было почти невозможно. Он попросту лишился большей части лица. Глаза его смотрели на нее кровавыми провалами, а губы были разорваны в клочья. Из горла у него толчками била кровь, а сквозь обрывки кожи на щеках проглядывали скулы.

— Лежи спокойно, брат мой, — сказала она. — Помощь уже идет.

— Лгунья, — выдавил Дравин, и на губах у него выступила кровавая пена. — Что ж, по крайней мере, моей душе не придется долго искать Шорта.

Слеза Катиетт упала ему на скулу. Она наклонилась и поцеловала его в лоб, ощутив на губах соленый привкус крови.

— Да. Спи. Инисс призовет тебя к себе. Ты нужен ему в другом мире.

Дравин улыбнулся, и голова его упала на плечо. Катиетт выпрямилась во весь рост и обвела взглядом лужайки, которые были усеяны трупами солдат, запятнавшими их своей кровью. В свете костров лица ее сподвижников осунулись и помрачнели при виде того, что стало с Дравином. Она вытерла окровавленные руки о штаны, нагнулась и подняла с земли свои клинки.

— Тащите трупы людей к краю площади. Используйте их, если понадобится привести в действие заклинания, чтобы освободить пути к отступлению. Акклан. Твои Тай идут на крышу. Смотри по сторонам. Не давай нам потерять друг друга. Все остальные. Разобрались на тройки. Затаились. Ни одна из этих тварей не должна пробраться сюда. Никакой пощады. Отправляйте их прямиком к Шорту. Он наблюдает за нами, и они будут вечно гореть в аду. Меррат, Графирр. За мной.

Эсток одним прыжком взлетел на накрытые парусиной ящики. Пробежав по ним до дальнего конца штабеля, он перевернулся в воздухе и приземлился прямо перед своей следующей жертвой. Его клинки пропели песню смерти, вспарывая кожаный доспех и глубоко входя в грудь. Откинувшись назад, он ударил солдата ногой в колено и почувствовал, как оно сломалось. Эсток шагнул в сторону и позволил ему упасть.

Он обернулся. Задание было выполнено. Диверсия. Бойня. Здесь, в доках, их ждали семьдесят солдат. Против пятнадцати ТайГетен. Но исход мог быть — и всегда будет — только одним. Эсток подозвал к себе свои звенья. Они потеряли двух бойцов. Он вознес молитву за их души и порадовался победе.

Но тут позади раздался топот бегущих ног, и он резко развернулся.

— Тринн. Ты опоздал к веселью. Стыдись.

Но Тринн даже не улыбнулся в ответ.

— Они идут сюда. Их сотни. Мы должны уходить. Немедленно.

— Откуда они…

— Они были готовы. Они ждали нас, вооружившись и отработав свой маневр. Эсток, пожалуйста. Мы должны вернуться в лес.

Эсток почувствовал, как улетучивается радость победы. Но он не уйдет отсюда просто так. Не убежит, поджав хвост, как какой-нибудь насмерть перепуганный зверек. Как Такаар.

— Нет. Мы можем сражаться. Мы можем победить. Взгляни, что мы сделали здесь.

Но Тринн лишь покачал головой.

— Сделай так, как просит Катиетт. Твоя задача выполнена. Идем.

Тринн развернулся и в сопровождении своей тройки побежал обратно к берегу и топи Кирит-Марш. Звенья Эстока выжидательно смотрели на него. Кое-кто уже последовал за Тринном.

— Мы должны ослабить их. Доказать, что можем победить их, — сказал он.

Эсток услышал слитный топот ног — кто-то шел сюда маршем. Нет, бегом. Он доносился со стороны разрушенного склада капитана порта. Одна из воинов ТайГетен побежала туда, чтобы рассмотреть все получше, но очень быстро вернулась назад. Эсток, не веря своим глазам, всматривался в темноту. Тринн был прав. Сотня солдат или даже больше. Мечи и заклинания. Он выругался. Они заполнили все пространство доков, направляясь прямо на ТайГетен.

— Эсток?

Эсток взглянул в ту сторону, где уже скрылся Тринн. Путь к отступлению был отрезан.

— Мы не можем привести их к Катиетт. Тай, мы будем сражаться до конца.

Над их головами разорвались первые заклинания.

Ауум приземлился на мраморном полу в водопаде осколков. Присев, он упал на бок и перекатился, гася инерцию прыжка. Выпрямился он уже за гранью круга. Люди, не веря своим глазам, в изумлении таращились на него. Рядом приземлились Такаар и Марак.

— Куда? — коротко бросил Ауум.

— Сначала в левое крыло, — ответила Марак. — Пошли.

Не обращая внимания на стражу и жрецов в большом зале, трое ТайГетен развернулись и побежали в заднюю часть храма. Позади них с опозданием раздались крики. Призыв к действию и к оружию звучит почти одинаково на любом языке. Такаар возглавил процессию, и, с его-то скоростью, быстро оторвался от остальных. Свернув за угол, в коридор левого крыла храма Шорта, он вдруг резко затормозил и попятился, одной рукой показывая вдаль, а другой совершая едва заметные круговые движения.

Ауум и Марак побежали налево, миновав по пути жреца, скорчившегося у колонны. А Такаар продолжал пятиться назад. На него наступали пять человек, держа в руках обнаженные мечи. Но Гарана среди них не было.

— Шорт напомнит вам, — сказал Такаар, — что ТайГетен никогда не остается один.

Марак заскользила по полу, Ауум прыгнул, а Такаар рванулся вправо. Марак подсекла подножкой первого солдата, сбив его на пол. Ауум перелетел через упавшего и на лету ударил ногами в голову его соседа, после чего врезался головой в лицо третьему.

На стену в углу плеснула кровь. В воздух взлетел клинок Такаара, уже окрашенный красным, и вновь опустился. Ауум приземлился между двух сбитых им людей. Первый уже не двигался. Второй очумело тряс головой, так и не придя в себя. Ауум схватил его за волосы и трижды ударил лицом о каменный пол. Из-под его головы стала быстро расползаться темная лужа крови.

Троица ТайГетен вскочила на ноги и помчалась дальше, едва только закончилась скоротечная схватка. Стражники, бежавшие за ними сзади, так и не успели догнать их.

— Вверх по лестнице, — сказала Марак.

— Почему? — спросил Ауум.

— Там находятся лучшие жилые помещения.

Лестницы были расположены с правой стороны и в конце крыла, там, где стены смыкались с пальцами. Марак побежала по первому пути, перепрыгивая через две ступеньки, повернула на лестничной площадке и, не останавливаясь, взлетела на второй этаж. Ауум едва не наступал ей на пятки, ну а Такаар не отставал от них обоих.

В коридоре одна за другой с грохотом захлопывались двери. Последняя вела в панорамную комнату, устроенную в пальцах, с окнами, выходящими на тропический лес и Ултан.

— Здесь легко угодить в ловушку, — заметил Такаар.

— Мы начнем с дальнего конца. Мы знаем, что там кто-то есть, а выбраться оттуда иначе чем через окна невозможно, — ответила Марак. — Бежим беззвучно.

Хотя с обратной стороны к каждой двери могли прижиматься любопытные уши, это не имело уже никакого значения. ТайГетен бесшумно заскользили по деревянному полу. Как и в лесу, преследуя тапира или обезьяну, они не могли позволить себе шуметь.

Марак жестом показала, чтобы Ауум и Такаар разошлись в стороны. Пробежав последние несколько шагов, она упала на бок, проехала по полу и с силой ударила ногами в нижнюю крестообразную стяжку. Дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену. Над головой у нее засвистели стрелы, отскакивая от стен и беспомощно подпрыгивая на полу.

Ауум и Такаар метнули в проем двери свои стальные полумесяцы. Марак уже вскочила на ноги. Метательные звездочки в цель не попали, но свою задачу выполнили. Лучники пригнулись. Марак взмахнула своими клинками слева направо перед собой, перерубив луки в руках двух стрелков.

Оба попятились и потянулись за ножами. Ауум и Такаар ворвались в комнату вслед за нею. Мужчины переглянулись и подняли руки, сдаваясь. Ауум покачал головой. Его меч стремительно рванулся вперед, войдя первому солдату в левый глаз, в стиле гаронинов, и пронзив ему мозг. Марак проткнула насквозь второго.

Ауум обернулся, оглядывая комнату. Она была пуста, если не считать двух iads. Иниссулы. Одна из них во все глаза смотрела на Такаара, и он, не дрогнув, встретил ее взгляд.

— Ты, — сказала она.

Глава 39

Раскрывая объятия другу, с которым давно не виделся, ты идешь на риск, пока не узнаешь, где он пропадал столько времени.

— Ты должен признать, что он очень умен.

Гаран поддел носком сапога тело одного из эльфов, переворачивая его на спину. Там, где ожоги не уничтожили ее, маскировочная краска осталась неповрежденной. Но в остальном лицо было сожжено напрочь. Должно быть, перед самой смертью жар от многочисленных шаров и капель огненного дождя был невыносимым. Ливень получился весьма зрелищным. А маги сработали аккуратно, сохранив большую часть пустых ящиков, которые были замаскированы под съестные припасы.

Гаран кивнул.

— Я сомневался не в его уме, Келлер, а лишь в его способности планировать и осуществлять военные операции. Но, похоже, он учится на ходу. Но я по-прежнему не согласен приносить в жертву столько своих людей ради столь малого количества их.

— Это простая математика, Гаран. Простые уравнения и допустимые потери.

— Я запомню твои слова и обязательно включу их в письма с соболезнованиями семьям погибших.

— Он ведет эту войну к быстрому и победному концу. И меня, например, это радует, потому что скоро я смогу вернуться домой.

— Не торопись укладывать вещи, — посоветовал ему Гаран. — Мы с ними еще не покончили, и даже здесь их осталось еще предостаточно.

Келлер принялся раскачиваться с носка на пятку, и глаза его затуманились. Губы его шевелились, но с них не слетало ни звука. Гаран ждал. Когда начиналось Общение, больше ему ничего не оставалось. Келлер хмурился, сжимая и разжимая кулаки. Контакт был недолгим, и, когда он закончился, Келлер занервничал.

— Быть может, он вовсе не так умен, как мы полагали. ТайГетен проникли в храм.

* * *

— Да, — подтвердила Марак. — Он.

Марак приставила кончик своего клинка к горлу Ллирон. Верховная жрица подняла голову, не сводя глаз с Такаара.

— И еще он очень неуравновешен, — сказала Марак. — Склонен к внезапным перепадам настроения и непредсказуемым поступкам. Так что, cascarg, лучше тебе заговорить.

— Заговорить? — Ллирон с трудом оторвала взгляд от Такаара. — Вы пришли сюда не для того, чтобы убить меня?

— Ты льстишь себе. Мы пришли за главным из людей, а не за iad, которая предала нас. Ты нам не нужна. Пока. Можешь считать это отсрочкой своего приговора.

— Жителям Исанденета нужна жрица Шорта, — обронил Такаар.

— Как и защитник гармонии? — подхватила Ллирон.

Такаар нахмурился.

— Она не права. Но я здесь — не главный. Я вернулся только для того, чтобы помочь. Не возглавлять. Не вести за собой. Я предложил лишь пару рук в помощь. Это причиняет одни только неудобства. Я опять ошибся. Но зато я могу наносить удары, как тайпан, и убивать, как пантера. Я могу быть полезным. Да.

Ауум смотрел, как Ллирон понемногу отклоняется от клинка Марак и бормотаний Такаара. Марак склонила голову к плечу.

— Убивать, как пантера, — повторила она. — Итак, ты готова говорить?

Ауум перенес внимание на вторую iad в комнате. До сих пор она хранила молчание, с открытым ртом и немым изумлением в глазах наблюдая за происходящим. Силдаан выглядела разбитой и сломленной. Куда-то подевалось выражение неизменного высокомерия и растущего могущества. Его сменила тупая покорность судьбе, нарушить которую не смогло даже появление ТайГетен.

— Где Гаран? — требовательно спросил Ауум.

Силдаан подняла голову и взглянула на него. Она явно не собиралась говорить ничего. Сидевшая рядом Ллирон сухо рассмеялась.

— Гаран? Он в казармах. Там, где живут солдаты. А какое вам до него дело?

— Как я уже сказала, нам нужен главный!

Ллирон вновь рассмеялась, и Марак вновь уперла кончик клинка ей в горло.

— Так вы ищете Гарана? Но он — отнюдь не главный здесь. Бедные глупцы, зачем вы пришли сюда? Вы ведь и впрямь не имеете ни малейшего представления о том, какая сила прибыла к нашим берегам, не так ли? Отныне для эльфов Исанденета все кончено, и то же самое вскоре случится и с жителями Толт-Аноора и Денет-Барина.

— Все, что вам остается — бежать в лес. Спрячьтесь в самом темном его уголке и ждите неизбежного конца. Сюда пришли люди. Здесь властвует магия. И вам уже не остановить ее.

Ауум увидел, что Марак заколебалась. Теперь он понимал причину отчаяния и опустошенности Силдаан. И его ненависть к ней лишь усилилась.

— Итак, кто же у них главный? — требовательно спросил он. — Нас не интересует, как его зовут. Он нам нужен. Нет человека настолько быстрого, чтобы одолеть воина ТайГетен.

Силдаан встретилась с ним взглядом, и да хранит его Инисс, если он не прочел в ее глазах жалость.

— О, Ауум. Как часто ты бываешь прав и как сильно ошибаешься сейчас. Прошу тебя, беги отсюда, пока у тебя еще есть такая возможность.

В ее голосе прозвучало нечто такое, отчего по спине у Ауума пробежал холодок.

— Что вы натворили? Кого вы привели на нашу землю?

— Мы, как и все вы, живы только до тех пор, пока можем быть полезными, — ответила Силдаан.

— Силдаан! — резко бросила Ллирон. — Довольно.

— Почему? — спросил Ауум. — Почему вы не хотите рассказать нам всего?

Силдаан не успела ответить ему. Такаар застонал. Он пошатнулся и неуверенно попятился, держась за голову, потом согнулся пополам и повалился на пол. Его вырвало на дубовый пол, и он забился в конвульсиях.

И Ллирон, и Силдаан вскочили со своих мест и отпрянули от него, пока он извивался на полу и пытался что-то выкрикнуть, но челюсти у него сводило судорогой.

— Что происходит?

— Магия, — ответил Ауум. — Вот что. Причем ее много и сразу. Или здесь, или внизу, в доках.

За окнами заиграли всполохи огней. Марак подбежала к двери и распахнула ее. Ауум, стоящий на коленях подле Такаара, вдруг увидел весь коридор, до самого конца. Он был пуст, но снизу доносился шум схватки, который постепенно приближался. В храм прорвалась Катиетт.

В середине коридора распахнулась дверь, и из нее вывалился какой-то ula. Врезавшись в стену напротив, он повернулся и ткнул пальцем в сторону комнаты.

— Я никогда не соглашусь на это. Это совсем не то, что мы планировали. Как ты можешь поощрять подобный геноцид?

Мужчина присел. В стену, в то место, где только что находилась его голова, врезалась стрела. Он посмотрел направо, потом налево, заметил Марак у дверей и побежал к ним. Ауум зарычал и выпрямился.

Хитуур.

Жрец-предатель ласточкой, головой вперед, прыгнул в комнату.

— Закройте дверь. На засов. Пожалуйста.

Из комнаты появились еще какие-то люди. Марак с грохотом захлопнула дверь, подбежала к тяжелому креслу и подтащила его к двери. Ауум обрушился на Хитуура.

— Cascarg. Ты убил моего Джаринна. Ты убил нашего Верховного жреца. Добро пожаловать на свою казнь.

— Нет. О чем ты говоришь? Это сделали люди. Люди и их магия. Я любил Джаринна.

Хитуур попытался вырваться и отползти прочь, но Ауум был слишком силен для него. Он наступил на горло Хитуура обутой в сапог ногой и надавил.

— Лжец. Олмаат видел все. Олмаат выжил.

Глаза Хитуура испуганно расширились. Он забулькал горлом, пытаясь вытолкнуть наружу слова. Ауум придавил ему шею чуточку сильнее. Марак подтащила к двери еще одно кресло. Такаар за их спинами еще стонал, но уже тише — мастер явно приходил в себя.

— Пожалуйста, — прохрипел Хитуур. — Иначе умрут еще многие тысячи эльфов.

— Я готов стать одним из них, только чтобы увидеть, как твоя душонка испытает на себе вечное проклятие Шорта, — сказал Ауум.

— Я. Заслужил. Это. Пожалуйста. Ты можешь помочь им.

Дверь содрогнулась от удара. Марак всем телом навалилась на нее, крикнув Силдаан, чтобы она помогла ей. Но та не шелохнулась.

— Ничего им не говори, Хитуур. Ничего, — приказала Ллирон. Ауум расслышал ее слова, метнул на нее убийственный взгляд и убрал ногу.

— Говори. Говори сейчас же. Ллирон не сможет причинить тебе зла. А я могу.

— Хитуур, — вновь предостерегла жреца Ллирон.

— Замолчи. Заткнись. Ты пытаешься спасти собственную шкуру. Но уже слишком поздно.

Ллирон поднялась на ноги, но Такаар загородил ей дорогу и толкнул обратно в кресло. Дверь вновь содрогнулась. На этот раз удар оказался куда сильнее. Кресла со скрипом поехали по полу. Марак опять подперла ими дверь.

— Всем командует очень могущественный человек. Лорд-маг. Он расчленил город. Разделяет кланы.

— Ага, — сказал Ауум. — Можете радоваться. Ведь именно этого вы и хотели, не так ли? Восстановления старого порядка.

— Истормун, так зовут лорда-мага, расчленяет город не для того, чтобы восстановить прежний порядок. Он делает это, потому что намерен уничтожить те кланы, которые, по его мнению, не принесут ему пользы.

Ауум отшатнулся от Хитуура и ошеломленно взглянул на Марак, дабы удостовериться, что не ослышался. Хитуур озвучил страх, который жил в душе каждого эльфа. Потерять клан — все равно что лишиться бога.

— Он полагает, что аппосийцы и орраны могут ему пригодиться. А вот иксии, гиалане и иниссулы — нет. И не только здесь, — продолжал Хитуур. — По всему Калайусу. В каждом городе, в каждом поселении. Мы… мы спасли архивы. Теперь у него есть все, что ему нужно.

Дверь, кресла и Марак отлетели в сторону, словно их небрежно отшвырнул сам Иниссул. Марак врезалась в стену под окном. Кресла ударились о каменную кладку и разбились в щепки. Ауум вскочил на ноги, выставив перед собой меч. Хитуур остался лежать на месте, слабо скуля. Штаны у него в паху потемнели.

В комнату широким шагом вошел человек. Это мог быть только Истормун. Высокий. Сухопарый и костлявый, словно скелет, который обтягивало мясо, высохшее и превратившееся в сыромятную кожу. Наголо бритая голова. Ввалившиеся глаза, обрамленные темными кругами. Они были необычного изумрудно-зеленого цвета, и в них светилась лютая злоба. Одет очень просто. Серые брюки и кремовая рубашка. На ногах — светло-коричневые сапожки. Рядом с ним стоял лучник. А за их спинами виднелся Хелиас. Последний из предателей.

Истормун обвел их взглядом и вытянул руку. Из нее ударили черные нити, похожие на молнии, и впились в тело Хитуура. Жрец судорожно задергался, лязгнул челюстями, и откушенный язык вывалился наружу. Изо рта у него хлынула кровь. Одежда задымилась, и глаза его на краткий миг полыхнули пламенем, прежде чем с губ его сорвался истошный крик, и он замер в неподвижности.

Истормун прошел на середину комнаты, втягивая носом воздух, словно принюхиваясь. Едва удостоив Силдаан и Ллирон короткого кивка, он перенес все внимание на Такаара, который опять схватился за голову и упал на колени, когда Хитуура постигла страшная участь. Ауум взглянул на Марак. Та пошевелилась, но встать не смогла. Хелиас расположился за спиной лучника, который немедленно взял Ауума на прицел.

— В моем городе мы называем это пробуждением. Весьма болезненно, не так ли? — Голос Истормуна прозвучал едва слышным шепотом, но в нем слышалась такая скрытая сила, что Такаар поднял голову, чтобы взглянуть на него. — Часто, при неумелом обращении, оно приводит к смерти. Забавно, что подобного благословения удостоился один из вас.

Истормун протянул руку и возложил ее Такаару на лоб. Черты лица мастера мгновенно расслабились; боль ушла. Он глубоко вздохнул. Истормун убрал руку и вытер ее о брюки. Взгляд его переместился на Ауума.

— ТайГетен, — протянул он. — Впечатляющее зрелище. Достойный объект для изучения. Быть может, однажды я создам существо, которое станет соперничать с тобой.

Сила взгляда Истормуна была такова, что Ауум помимо воли сделал шаг назад, но тут же взял себя в руки и принял вызов, стараясь не моргать.

— Мы никогда не будем служить тебе.

— В этом нет необходимости, — ответил Истормун. Ауум напрягся, готовясь нанести удар, но лорд-маг лишь рассмеялся. — Уймись. Даже если лучник промахнется, то я — нет. Наслаждайся тем, что осталось от твоей жизни. Вложи свои клинки в ножны.

Ауум повиновался, сам не зная почему.

За мгновение до того, как разразился хаос, Хелиас что-то учуял, потому что уже двигался в тот момент, когда стрела сорвалась с лука и ударила в потолок, а лучник согнулся пополам и рухнул на пол. Истормун обернулся и шагнул к Катиетт и ее тройке. Марак с трудом поднялась на ноги. Такаар закричал. Ауум видел все происходящее, но не мог ничего поделать.

— Нет, Катиетт, нет, — кричал Такаар.

Но Катиетт не слышала его. Она быстро скользнула вперед по отполированным дубовым половицам и с силой ударила Истормуна по лодыжкам, отчего тот опрокинулся на пол. Меррат и Графирр развернулись, чтобы оборонять дверной проем от приближающихся солдат. Катиетт прыгнула сверху на Истормуна и прижала его к доскам, словно разъяренная медведица, не давая пошевелиться.

— Готово, — сказала она. — Я его держу.

— Убей его! — отчаянно закричал Такаар, выхватывая из ножен меч и бросаясь вперед.

— Нет. Внизу мне все рассказали. Он — тот, кто нам нужен. И он нужен нам живым. Помоги мне.

Истормун не оказывал сопротивления. Он всего лишь накрыл лицо Катиетт рукой и выпустил на волю свои черные молнии. Катиетт пронзительно закричала, когда лицо ее обуглилось, почернело и почти что превратилось в пепел. Такаар взвыл и упал на пол, снова держась руками за голову. Ауум бросился к Катиетт, которая билась в агонии. Тело ее дымилось. Волосы ее вспыхнули и загорелись чадным пламенем.

Марак обеими руками обхватила Ауума и потянула его назад.

— Нет. Стой. Ты ей уже ничем не поможешь. Ничем.

Меррат и Графирр отвернулись от дверей, где отбивали атаки солдат, и бросились на Истормуна, но его свободная рука выплюнула в них черные молнии, отчего по их лицам и кистям потекли темные слезы.

— Уходим! — отчаянно закричала Марак. — Уходим!

Катиетт была мертва. Тело ее было изуродовано до неузнаваемости и тлело, курясь дымом. Истормун встал и сцепил пальцы перед грудью, так что черные молнии плевались и шипели теперь в кольце его рук, словно в колыбели. Меррат и Графирр вновь сделали попытку атаковать его.

— Поздно, — сказал Истормун. — Слишком поздно.

Но тут из груды голых костей, с которых обгорело все мясо, протянулись черные ладони. Они схватили Истормуна за лодыжки. Потянули на себя. Опрокинули. Истормун упал, молнии в его руках погасли, а с губ его сорвался дикий вопль, издать который было не под силу ни одному живому существу. Хитуур обратил к Аууму свое безглазое лицо, на котором было написано одно-единственное отчаянное желание — умереть.

— Беги, — прохрипел он. — Беги.

Истормун уже поднимался на ноги, что-то бормоча себе под нос. Ауум увидел, как покачал головой Хитуур, когда Тай вновь решили было атаковать лорда-мага. Было нечто такое в этом движении, отчего кровь у него застыла в жилах. Марак кричала, призывая их убираться отсюда как можно скорее. Графирр и Меррат не сводили глаз с Истормуна. Такаар начал действовать.

Он скользнул по полу и подхватил тело Катиетт. В следующий миг он вскочил на ноги и бросился к дверям. Коридор впереди был битком забит солдатами. Такаар остановился и обернулся. Истормун улыбался. Силдаан и Ллирон испуганно помалкивали, скорчившись за спинками своих кресел. Графирр и Меррат сорвались с места, чтобы прикрыть Такаара. Но деваться им было некуда.

— Окно! — выкрикнула Марак. — Прыгаем!

Замешательство длилось лишь долю мгновения. Истормун разъединил руки. В дверном проходе возникли вражеские мечники. Ауум рванулся вперед. Он врезался в Такаара, который застыл на месте, выкрикивая имя Катиетт, обхватил их обоих руками и выпрыгнул в окно. Долей секунды позже за ним последовали Тай Марак и Тай Катиетт.

* * *

Такаар опомнился, когда оконная рама разлетелась под его весом, и оттолкнулся от Ауума. Он увидел, как черная молния лизнула оконный проем и побежала вниз по стене, воспламеняя краску и дерево. Его крутило и вертело в воздухе. В следующий миг он увидел быстро приближающуюся землю. Времени поджимать ноги уже не оставалось.

Такаар врезался в землю, выпустив из рук тело Катиетт. Приняв первый удар плечом, он свернулся в клубок, оберегая голову, и несколько раз перевернулся. Но сила инерции была слишком велика, и, на мгновение вскочив, он не удержался на ногах и снова упал, но теперь успел выставить перед собой руки, сделав кувырок вперед, и замер, сидя на корточках.

Такаар оглянулся на храм Шорта. Катиетт ошиблась в оценке происходящего, но при этом спасла ему жизнь. Спасла жизнь всем пятерым ТайГетен. На него обрушилась ужасающая боль. Она затопила все его существо и острой занозой вонзилась в сердце. Слова Истормуна лишь подтвердили то, что он уже и сам начал подозревать. В окнах появились лица. Ауум поднял его на ноги.

Яркий свет залил все пространство площади, и воздух содрогнулся от разрывов. По стенам храмов и лужайкам ударили заклинания. Такаар подошел к телу Катиетт и вновь подхватил его на руки. Он взглянул ей в лицо. Оно было обожженным и почти неузнаваемым. Когда он попытался убрать упавшую ей на лоб прядку волос, она рассыпалась прахом у него в руке. Он заплакал.

— Такаар.

— Оставь меня.

Идти ему больше было некуда. Перед ним была та, ради кого он вернулся. Она лежала у него на руках, украденная у него в тот самый миг, когда он обрел ее вновь. Любовь к Катиетт захлестнула душу и сердце. Он сделает для нее все. Он готов умереть ради нее.

Прошу прощения, что ты сказал?

— Нет. — Ауум крепко взял его за плечо и потащил к площади. — Ты нужен нам. На нас напали. Как ты там говорил раньше? Или предавайся бесполезной скорби, или сделай так, чтобы смерть тех, кого ты потерял, оказалась не напрасной?

Такаар поднял глаза на Ауума. Из пальцев Шорта в них полетели стрелы.

— Я не оставлю ее им. Она заслуживает лучшей участи.

— Тогда бери ее с собой, но идем. Нужно убираться отсюда.

К нему потянулись руки помощи. Такаар оглянулся. Меррат и Графирр. Марак шла рядом с Ауумом. Они впятером, покрытые синяками после падения, вбежали на площадь, оставив позади лицо Шорта, в котором не было окон. Марак бежала между Меррат и Графирром, шепотом утешая обоих, похоронив собственную скорбь глубоко в душе до лучших времен.

В воздухе с рычанием сталкивались шары коричневого и зеленого пламени. Лужайки охватило магическое пламя. Если на них и оставались тела, то теперь они обратились в пепел. Их пятерка старалась держаться поближе к краю, под прикрытием храмов, которые кольцом обступили площадь. Все охранные заклинания в проходах между храмами сработали. В небо били фонтаны пламени, которые заперли их, как в ловушке, внутри, а людей — снаружи.

Такаар поискал взглядом ТайГетен. Они оказались совсем рядом. Укрывающиеся в альковах и нишах храмов Туала, Сефу и Аппоса. Кое-кто уже поглядывал на подходы к Тропе Инисса. В сорока ярдах от них там виднелась плотная масса солдат. У Такаара упало сердце. Перед основными силами людей стояли маги, готовя одно заклинание за другим. Шум на площади оглушал. Чуть ниже по улице люди бряцали оружием, поднимая собственный боевой дух и вызывая их на поединок.

Марак подбежала к лидеру ближайшей тройки.

— Почему ты не ушла, Керрин?

— И оставила бы вас одних? — вопросом на вопрос ответила та.

Керрин посмотрела на Такаара. Увидела тело у него на руках и горько вздохнула, отказываясь верить своим глазам.

— Погибла архонт ТайГетен! — закричал Графирр. — Дайте волю своему гневу. Отомстите за ее смерть. Убивайте людей. Это они виновны в ее гибели.

— Нет, — подал голос Такаар и сам удивился тому, что сделал. Они услышали его, несмотря на шум, крики и рев пламени. Впрочем, он знал, что так и будет. — Мы не можем зря отдать свои жизни. Это будет означать, что и Катиетт тоже погибла напрасно.

— Но у нас ничего нет! — выкрикнула ему в лицо Меррат. — У нас нет заложника. У нас нет вожака, и нам отрезали путь к отступлению. Все, что нам осталось — мстить.

О, должно быть, ты наслаждаешься происходящим. Лучше и быть не могло, даже если бы ты постарался устроить это специально.

Такаар мельком взглянул на вражеские войска. Они находились от них не далее чем в тридцати ярдах и готовились к атаке. Маги отступали в тыл, за шеренги солдат. Кто-то должен был обратиться к ТайГетен, которые уже молились, прося богов о славной смерти.

Да. Поговори с ними. Обратись к ним со вдохновенной речью и обмани их надежды.

У Такаара разрывалось сердце. Или это только казалось ему? По лбу и по спине у него тек пот, а руки дрожали. Сейчас он видел перед собой только врагов. Они были близко, очень близко. Совсем скоро они накатятся на жалкую горстку, что противостоит им, погребут ее под собой, и с ТайГетен будет покончено навсегда.

Быстроногий эльф, эльф-одиночка, может еще и спастись. Никем не замеченным проскользнуть по куполам за храмом Туала. Здесь, на виду, останется достаточно глупцов, за которыми начнется настоящая охота. А в одиночку ты сможешь уцелеть. Но только если побежишь прямо сейчас. Брось этот труп, что баюкаешь в руках. Сделай это. Ты должен жить. Кто-то должен остаться в живых, чтобы сложить легенду о том, что произошло здесь. Ты, Такаар. Это должен быть ты.

Соблазнительно-мучительное предложение. Подняться наверх будет нетрудно. А в живых не останется никого, кто смог бы опровергнуть его версию событий.

Подумай о том, какую славную легенду ты сможешь сочинить. С твоим-то умом и воображением.

Такаар вышел вперед, оставив за спиной первую линию защитников, уже готовящихся к последнему бою. Его провожали взглядами. Недоверчивыми. Он уже предал их однажды. У ТайГетен долгая память, в которой не было места прощению. Позади них распахнулись врата храма. На ступеньках появились солдаты. Истормун был уже близко.

Такаар окинул взглядом предполагаемый маршрут бегства. Поднял глаза к небу. Там Гиал уже раскинула свой саван, закрывая от глаз богов разворачивающуюся бойню. Собирая тяжелые тучи. Ливень будет достаточно сильным, чтобы скрыть эльфа, пытающегося убежать от судьбы.

Такаар обвел взглядом шпили и стройные башенки храма Туала. Там вили гнезда птицы и присаживались отдохнуть обезьяны. Там в пределах города находили укрытие рептилии и насекомые.

Нет. Даже не думай об этом.

— Я же говорил тебе, что должен буду сделать выбор, — пробормотал Такаар. — Что ж, я его сделал.

Он поднял тело Катиетт на вытянутых руках над головой.

— Неужели вы позволите своему архонту, своей героине, отправиться к Шорту, зная, что гибель ее была напрасной? Десять тысяч ваших соплеменников лежат сейчас в своих постелях, даже не подозревая о том, что доживают последние минуты. Да-да, это правда. Их ждет страшная смерть от рук людей. Они будут уничтожены все до единого. Но мы не можем допустить, чтобы это случилось. Торговаться мы не в состоянии — значит, мы должны сражаться. Мы должны освободить наших братьев, тех, кого сможем. Даже одна спасенная жизнь — благословение для эльфийской расы и рана на теле людей. У нас нет защиты от магии, и потому мы должны нейтрализовать ее. Вы все знаете, что мы должны сделать.

— Мы — ТайГетен. Рожденные служить Иниссу и нашему народу. Но мы служим ему не для того, чтобы сложить свои головы и отправить несколько бесполезных душ к Шорту. Если придется, я сделаю это сам. Но я не оставлю наш народ погибать бесславной смертью. Только не в этот раз.

Такаар прижал Катиетт к груди, и мертвый груз ее тела и безжизненно повисшие руки и ноги пронзили ему душу, словно острым клинком. Он опустил ее на ступеньки паперти у арочного входа в храм Сефу, где дождь не попадет ей на лицо.

— Я не предам и не подведу тебя снова, любовь моя. Ни за что.

Я не верю своим ушам.

— Тогда ступай и выслушай кого-нибудь еще.

Такаар бросился вперед, прямо на многотысячную армию людей. И тридцать семь воинов ТайГетен в едином порыве последовали за ним.

Глава 40

Численное превосходство — это одно, а фактор неожиданности — совсем другое.

Истормун отвернулся от разбитых вдребезги оконных створок. Хитуур еще дышал. Лорд-маг небрежно шевельнул ладонью, и зигзаг молнии вонзился ему в лоб, поджаривая бывшему жрецу мозги. Уловив какое-то шевеление справа, он посмотрел в ту сторону.

— Я вижу, ты сумел спасти свою шкуру, Хелиас. Молодец.

Хелиас закивал головой в ответ, отчего стал похож на детскую игрушку, настолько униженно и жалко он выглядел в своей благодарности. Ллирон и Силдаан тоже не получили видимых увечий. Просто замечательно. Истормун быстро подошел к Ллирон и сгреб ее за воротник одной рукой, одним плавным движением приподняв ее и оторвав от пола, так что она начала задыхаться.

— Что они попытаются сделать теперь? — требовательно вопросил он.

— Понятия не имею, — прохрипела Ллирон.

Истормун почувствовал, как его охватывает гнев, который придал ему новых сил.

— Верховная жрица Шорта, вот уже два раза подряд меня сбили с ног. Но в третий раз этого не случится. Ты знаешь их. Скажи мне, где они попробуют прорваться, даже невзирая на то, что моя армия взяла в плотное кольцо окружения это смехотворное и нелепое скопище храмов.

— Ты убил их архонта, — сказала Силдаан, вылезая из своего убежища. — За это они убьют тебя. Но не сегодня. Сегодня ночью они попробуют освободить тех, кто, как сообщил им Хитуур, должен умереть.

— У них нет ни единого шанса. Их самих осталась лишь жалкая горстка.

— Ты не знаешь их. Ты даже не представляешь силу их веры. Ты понятия не имеешь о том, насколько они быстры и искусны. Они не станут пытаться победить тебя. Сегодня ночью, во всяком случае. Но они доставят тебе массу хлопот. Это я тебе обещаю.

Истормун отпустил Ллирон, и Верховная жрица мешком свалилась на пол, благодарно хватая воздух широко открытым ртом. Колдун угрожающе навис над Силдаан, которая, как он ясно видел, еще сохранила остатки мужества. Но у него еще будет масса времени лишить ее последних иллюзий.

— Ты чересчур щедро раздаешь обещания, Силдаан. Но это очень мило с твоей стороны, что ты сочла возможным поделиться со мной своей уверенностью. Я тоже умею быть благодарным. — Истормун щелкнул пальцами, и его помощник, маг невеликих способностей, подбежал к своему повелителю. — У нас все готово?

Маг сверился со свитком пергамента, который сжимал в руках.

— Да, милорд. Иксийцы, гиалане, орраны, сефане и установленные буйные туали находятся под надежной охраной и в надлежащих местах. Их содержат в музее, двух самых больших амбарах, на рыночной площади к северу от центра города и во дворе, обнесенном стеной, перед особняком Ллирон. Никто из вышеупомянутых эльфов не сможет выбраться оттуда. Мы ждем только вашего распоряжения.

— В таком случае я отдаю его, — сказал Истормун и повернулся к Силдаан. — Видишь, как легко и просто все получилось.

— Что получилось?

Истормун вздохнул с деланым сожалением.

— А я полагал, что ты умнее прочих представителей своей расы. Меня заверил в этом Гаран, но, очевидно, я допустил ошибку, прислушавшись к его мнению. У меня нет достаточного количества солдат, чтобы поработить всю твою расу. Но для того чтобы собирать и получать нужные мне ресурсы, твой народ целиком, откровенно говоря, мне и не нужен. А также у меня нет ни сил, ни желания держать эльфов взаперти и под охраной. Это очень дорого. Да и жестоко, ты не находишь, держать под замком создания, которые так желают свободы, а?

— Я тебя не понимаю, — сказала Силдаан.

— То, что мне не нужно, я выбрасываю за ненадобностью. Только так можно добиться максимальной эффективности, максимальной выгоды и исключить раздор и вражду. — Истормун с улыбкой смотрел, как посерело и осунулось лицо Силдаан. — Ага, вижу, ты начинаешь понимать. И, поскольку я не намерен рисковать своими мечниками, которые могут пострадать в ходе этого процесса, то поручил своим исключительно талантливым и изобретательным помощникам провести процедуру чисто и быстро. Они могут сделать это с безопасного расстояния. И безболезненно, так что я рад случаю лишний раз проявить милосердие.

Силдаанпобледнела так, что на нее было страшно смотреть. По щекам ее потекли слезы, и она захлебнулась словами. Стоявшая рядом Ллирон была настолько потрясена, что не могла говорить вообще.

— Прошу вас, милорд. Вы заключили под стражу тридцать тысяч — iad, ula и детей. Они ни в чем не виноваты.

— Ни один эльф не может считаться невиновным, — провозгласил Истормун и обернулся к своему магу. — Их действительно тридцать тысяч?

— Пожалуй, да, милорд.

Истормун выразительно приподнял брови.

— Вот как? Что ж, Силдаан, какое счастье, что ваш лес так велик — вы сможете похоронить в нем всех.

ТайГетен рассредоточились по всей ширине Тропы Инисса и изо всех сил устремились навстречу армии людей. Графирр и Меррат оказались в самом сердце наступательного порыва. Они отдавали приказы. Их боль и страсть отдавались в каждом слове. И ТайГетен откликнулись, на бегу скандируя погребальную песнь, слова которой эхом отражались от немой стены нервничающих и напряженных солдат.

Такаар бежал слева от них. С боков его прикрывали Ауум и Марак. Он чувствовал каждого из своих собратьев так, словно прикасался к ним. Их энергию, их веру и их решимость. Их яростное желание очиститься и отомстить. Шеренги людей впереди остановились. Они выстроились по сорок человек в ряд, оставив свободные места между собой, чтобы не задеть друг друга своими двуручными мечами и щитами.

За передовыми шеренгами солдат стояли маги и метали заклинания. Коричневые и зеленые сгустки огня взлетали в ночное небо, устремляясь к площади. Маги подняли головы, чтобы полюбоваться на дело рук своих, и оказались лицом к лицу с набегающими ТайГетен. Коротко прозвучали приказы. Сосредотачиваясь, маги вновь уронили головы на грудь.

Двадцать ярдов до столкновения.

— Полумесяцы! — выкрикнул Графирр. Воины выхватили из мешочков метательные звездочки. — Огонь!

Такаар смотрел, как летучая смерть в мгновение ока пересекла разделяющее их пространство. Солдаты выставили щиты. Подняли мечи. Врагов охватил страх. Метательный полумесяц Такаара попал в щеку выбранному им противнику, когда тот присел, пытаясь увернуться. Остальные звездочки с глухим стуком вонзались в щиты, со звоном отскакивали от клинков, рикошетировали от стен или впивались в тела тех, кто стоял позади. Большая часть все-таки нашла своих жертв, насквозь пробивая кожаные доспехи.

— Полумесяцы! — вновь крикнул Графирр. — Огонь!

По шеренгам людей прокатился очередной приказ. Мечники опустились на колени. Многие ничком бросались на землю, прекрасно понимая, что сейчас произойдет. Маги подняли головы и изготовились. Метательные полумесяцы засвистели в воздухе. Страшные лезвия врубались в руки, головы и туловища. Маги закричали от боли. Заклинания окрасились темным цветом, в самый критический момент выходя из-под власти магов. Лед и пламень обрушились на ряды людей.

Десять ярдов. Дистанция сокращалась стремительно. Но те маги, кто сумел сохранить спокойствие и ясную голову, метнули заклинания.

— В стороны! Бейте по готовности!

Облака льда рванулись навстречу ТайГетен на крыльях жуткого холодного ветра. Языки пламени срывались с рук магов, даже когда метательные полумесяцы опрокидывали их на землю. Такаар увидел, как летят к ним заклинания, и ощутил миг умиротворения, смешанный с тошнотой, которая, правда, ослабела после прикосновения рук Истормуна. Грохот и шум в ушах стих, и силы, бушующие вокруг, скорее ласкали, а не терзали его. Это состояние было ему знакомо. Последний раз он испытывал его в бою с гаронинами, и сейчас мастер вновь наслаждался им сполна.

В той сплошной массе льда, что летела на него, Такаар различал отдельные осколки. Он видел, как играют на их острых гранях маслянистые желтые отсветы факелов. Видел, как они вращаются и переворачиваются в воздухе. Обманчиво прекрасные. Такаар подпрыгнул, оттолкнувшись левой ногой, и стрелой взмыл ввысь, вытянув руки перед собой. Уже в полете он выпрямился и прижал их к бокам.

Лед с ревом промчался под ним. Он почувствовал, как его осколки цепляются за куртку и вгрызаются в каблуки сапог. Волна холодного воздуха, пришедшая следом, едва не заставила его задохнуться. Но для того, чтобы разминуться с ледяным облаком, ему потребовался всего один удар сердца. Теперь под ним были уже враги. Никто из них даже не подозревал о том, что их ждет. Окровавленные тела, жертвы метательных полумесяцев, еще корчились на земле в агонии вместе с теми, кого настигли заклинания их собственных магов.

Такаар поджал ноги и обрушился сверху на плечи стоящего солдата, оседлав его. Он выбросил руку с вытянутыми и напряженными пальцами, перебив ему дыхательное горло, и выпрямился. Враги были повсюду. ТайГетен, прокатившиеся по земле под заклинаниями, вскакивали на ноги. Те же, кто предпочел перепрыгнуть их, приземлялись один за другим.

— Прорываемся вперед! Прикрывайте спину! — выкрикнула Меррат. — Тай, за мной!

Маг, оказавшийся прямо перед Такааром, поднял голову. Такаар увидел, как губы его зашевелились, скорее всего, изрыгая проклятие. Такаар выхватил из-за спины клинок и полоснул им мага по лицу. Тот, не издав ни звука, рухнул на землю. ТайГетен неудержимо рвались вперед, по-прежнему распевая песнь смерти.

Келлер не зря был назначен ведущим магом. Он сразу понял, к чему идет дело, и потому отрастил крылья за спиной, а не ледяные иглы на пальцах. Взмыв в небо, он сверху окинул взглядом прыгающие и скользящие фигуры ТайГетен и с облегчением вздохнул, радуясь, что у него хватило ума не остаться на земле.

После того как сведения об атаке на храм подтвердились, Гаран приказал отправить на Тропу Инисса семнадцать сотен солдат из казарм и тренировочного лагеря. Истормун предусмотрел, казалось бы, все, но он недооценил упорство и стойкость ТайГетен. Быть может, он рассчитывал, что людям удастся уничтожить их всех в храме, но такого развития событий он предвидеть не мог.

На площади оставшиеся в живых ТайГетен попали в ловушку. Они не могли выбраться из нее — все пути отступления были перекрыты и воины превратились в легкую мишень для заклинаний, а мечи солдат должны были довершить начатое. То, что они пойдут в атаку, казалось невероятным и невозможным. Это было против всех правил. Но отсюда, с безопасной высоты, слыша крики умирающих, вплетающиеся в какофонию суматошных приказов и низкое грозное пение эльфов, наблюдая за тем, как рушится порядок построения войск, Келлер понял и кое-что еще.

Они не просто атаковали. Они пытались прорваться. Невероятно. Келлер полетел обратно к Гарану. Он увидел, что командующий стоит в окружении своих людей, находясь слишком далеко от передовой линии, чтобы понять, что там происходит.

— Гаран! — Тот поднял голову. — Ты должен разделить свои войска. Они ворвались в самую середину. Там слишком тесно, чтобы сражаться.

— Мы задавим их числом.

— Ты не понял. Они не просто сражаются, чтобы убить как можно больше и погибнуть. Они пытаются вырваться из окружения. По крайней мере, прикажи достать кинжалы и быть готовыми встретить их.

Гаран злобно посмотрел на мага снизу вверх.

— Так не встречают врага. Они слишком быстрые. Нам нужно усилить оборону.

— В таком случае прикажи им расступиться. Освободи место для заклинаний.

— А вот это я сделаю с радостью.

Келлер кивнул и вновь поднялся выше.

— И побыстрее, иначе будет слишком поздно.

Он полетел обратно в гущу сражения. Во мраке ночи он почти ничего не различал внизу. Еще и потому, что эльфы двигались дьявольски быстро. Сближаясь с шеренгой солдат, они перепрыгивали через нее, приземлялись и наносили удар в спину. Трое солдат погибли на месте. Маги, стоявшие позади, собрались ударить заклинаниями. Слишком медленно. Сверкнули клинки, и маги упали замертво.

Посреди улицы группа солдат заняла круговую оборону, ощетинившись оружием. Эльфы подбежали к ним вплотную, перепрыгнули через них и помчались дальше, а люди бросились врассыпную. Эльфы возникали словно из ниоткуда. Наносили удары руками и ногами. Ломали шеи. Свет факелов отражался от лезвий мечей. Брызги крови туманной дымкой повисли в ночном воздухе.

— Храни нас боги, — прошептал Келлер. — Это же настоящая бойня.

В самой сердцевине своих войск люди стояли слишком плотным строем, чтобы сражаться. Они даже не могли вынуть мечи из ножен и толкались, пытаясь освободить место для боя. По шеренгам катились гневные крики. В рядах солдат начала зарождаться паника. Люди умирали один за другим, а эльфы, словно заговоренные, упорно пробивались вперед. На столь ограниченном пространстве маги не решались пустить в ход заклинания. Все больше и больше солдат отказывались умирать и пускались наутек, бросая своих товарищей на произвол судьбы и холодной, дисциплинированной, убийственной ярости ТайГетен.

— Вперед! — надрывался Графирр. — Не останавливаться!

Камни мостовой покраснели и стали скользкими от крови. Сточные канавы по бокам были завалены трупами людей. Ауум крутнулся на месте, высоко выбрасывая ногу, и носок его сапога врезался в висок очередному врагу. Того отбросило куда-то в сторону. Ауум шагнул на освободившееся место и увидел, что к нему на высоте пояса летит чей-то клинок. Он присел, пропуская его над головой, и солдат не смог остановить руку. Его меч врезался в живот кого-то из товарищей.

Такаар добил своего противника и наступил на него, осматриваясь. Марак отбила удар, нацеленный ему в голову, и мастер сунул клинок под ребра очередному противнику. Шагнул на освободившееся место. Его догнал Ауум. Такаар двинулся вперед и прыгнул. Перевернувшись в воздухе, он приземлился и нанес удар. Кровь брызнула из шеи его противника.

Ауум упал на бок и подсек ноги мага. Марак пронзила ему грудь насквозь и встала на свободное место. Давка между тем усиливалась. И сзади, кстати говоря, тоже. Ауум впервые почувствовал, что ему трудно двигаться. Солдаты впереди медленно смыкали строй, выставив перед собой мечи и используя их в качестве копий, чтобы наносить колющие удары. Над головами солдат вдоль всей Тропы Инисса кружили маги. Но не растерянно и беспорядочно, а весьма целенаправленно. Завидев их, Ауум с болью в сердце понял, что время приговоренных к смерти кланов истекает.

— За мной! — закричал Такаар.

— Куда?

Ауум парировал выпад, нацеленный ему в грудь, и ладонью толкнул в грудь атаковавшего его противника. Тот отлетел обратно к шеренге своих товарищей. Такаар кивнул на небо.

— Туда.

Ауум улыбнулся.

— Граф! Бежим по головам. Вперед!

Графирр передал его приказ, и ТайГетен выполнили его незамедлительно. Человеку, сбитому Ауумом, не дали упасть стоящие позади. Ауум пробежал по его телу и взлетел в воздух, оттолкнувшись от его лица. Он взлетел высоко над вражеской армией. Вытянувшись, как стрела, он постарался улететь как можно дальше, выискивая подходящее место для приземления, и вдруг увидел, как в нем отразились огни факелов с обеих сторон Тропы Инисса.

Шлем.

Ауум взглянул направо, потом налево. Улица оказалась перед ним, как на ладони, и он увидел, как эльфы ТайГетен парят в полете над головами своих врагов. Те провожали их взглядами, но безнадежно запаздывали и даже не пытались остановить их, не говоря уже о том, чтобы преследовать. Рядом с ним выделывала сальто-мортале в воздухе Марак, а Такаар вытянулся в одном из своих горизонтальных полетов, яростном и грациозном. Графирр и Меррат, держась за руки, опустились и тут же синхронно оттолкнулись левыми ногами.

Ауум приземлился. Обладатель шлема хрюкнул и присел под тяжестью, внезапно навалившейся ему на затылок, но она тут же исчезла вместе с Ауумом. Это напоминало ему бег по болотистой трясине в устье реки Икс или зыбучим пескам в Палинт-Рич. Быстрые шаги, моментальный перенос веса с одной ноги на другую и наклон тела под острым углом вперед. Прыгать при этом нужно вперед и вверх, не задерживаясь ни на мгновение. Олмаат называл этот бег управляемым падением.

Вслед за ними катилась волна дикой ярости. Когда солдат или маг соображали, что произошло, эльфы были уже далеко позади. Над головами в бессильной злобе вздымались мечи. Кулаки бесполезно молотили воздух. Пальцы хватали пустоту.

На бегу Ауум прыгал то влево, то вправо. Глазами он прокладывал путь на четыре шага вперед, и разум его всецело положился на ноги в том, что те не совершат ошибки при приземлении. ТайГетен скользили по головам своих врагов, словно туман, который легкий бриз гонит над океанскими волнами. Вон он легонько касается вашего лица и исчезает.

— При приземлении всем собраться. Поворачиваем налево. Общий сбор у склада Орсанз-Ярд, — сказал Графирр, и голос его услышали все парящие в воздухе эльфы.

Ауум уже видел последние шеренги. Там было посвободнее, и он понял, что их ожидает. Он закричал, предупреждая собратьев, и ТайГетен насторожились, глядя туда же, куда и он. Он выбрал место приземления, выпрямился и с силой ударил обеими ногами в голову своей последней цели.

Маг рухнул, как подкошенный. Ауум упал, перекатился и вскочил на ноги. ТайГетен рванулись вперед, собравшись в единый кулак. Ауум выхватил второй меч. Взмахнув левой рукой, он всадил его в живот зазевавшегося солдата и, оттолкнув его падающее тело, двинулся дальше. Вонзив правый клинок в шею оказавшегося на пути мечника, он высвободил левый и по самую рукоять вогнал его в грудь врага, оказавшегося позади своего товарища. Такаар, от которого ни на шаг не отставала Марак, перепрыгнул через него и обеими ногами ударил в челюсть стоявшего за ним солдата. Марак скользнула мимо и кончиками пальцев разорвала горло пятому. Ауум встал слева от нее, парировал шальной замах и перерезал подколенные сухожилия шестому.

Впереди открылось свободное пространство, но маги уже наверняка поворачиваются, и теперь основная часть армии им больше не мешает.

— Вперед, вперед, — сказал Ауум, подталкивая Такаара в спину.

Они продвигались к повороту налево, который должен был вывести их на улицу Киперз-Роу. Графирр и Меррат шли первыми, и основная часть ТайГетен следовали за ними. До поворота оставалось десять ярдов, и тогда они наконец смогут покинуть Тропу Инисса, начинавшуюся от храмовой площади.

— Заклинатели готовы! — вдруг раздался чей-то голос. — Бежим!

Такаар подхватил Ауума и Марак и буквально швырнул их за угол. Мимо с завыванием пронесся вихрь ледяного ветра. Ауум почувствовал, как заиндевели у него волосы. Клинок меча покрылся сверкающей корочкой льда. ТайГетен уже бежали на юг, направляясь в густонаселенный район Гранс.

Ауум и Марак последовали за Такааром, а сразу же за ними двигались замыкающие звенья. И вдруг Такаар споткнулся, беспомощно выставив руку, которую, к счастью, тут же подхватил Ауум.

— Такаар? — спросил он.

Такаар продолжал бежать, хотя и намного медленнее.

— Что-то надвигается, — прохрипел он. — Что-то опасное и злое. Словно Гиал готова прогневаться, но только у меня под ногами. Я чувствую это по силовым линиям. По магии. У нас осталось совсем мало времени.

— О чем ты говоришь?

— Если Истормун действительно задумал уничтожение остальных кланов, то для этого ему не понадобится меч, — ответил Такаар.

Ауум вспомнил о магах, летавших у них над головами, и содрогнулся.

Вбежав на склад Орсанз-Ярд, они едва не попали под удар пятидесяти с чем-то топоров и мечей. Обе группы застыли на несколько мгновений, с недоверием глядя друг на друга, прежде чем вперед выскочила Меррат и заключила Пелин в яростные объятия.

— Да благословит Инисс тебя и топоры аппосийцев. Вы нужны нам.

— Я не смогла выполнить последний приказ Катиетт, — ответила Пелин и нахмурилась. — А где она сама?

Вопрос оказался риторическим. Поминовение по павшим героям шептали уже все воины ТайГетен. Пелин крепко зажмурилась, и по щекам ее потекли слезы. Такаар, которого тошнило все сильнее — очевидно, магическая активность возрастала, — шагнул вперед. Его по-прежнему поддерживал Ауум.

— У нас еще будет время для скорби, Пелин, — сказал он. — Расскажи мне, для чего вы собрались здесь. И побыстрее. Время истекает.

Пелин метнула на него быстрый и гневный взгляд, но не заметила на его лице ни следа высокомерия и заносчивости. Только боль оттого, что творилось у него под ногами.

— Здесь есть и другие аппосийцы. Многие эльфы хотят уйти из города. Мы пришли помочь им.

Такаар кивнул, и на лицах ТайГетен появились понимающие улыбки.

— Ты выбрала путь, который имеет большее значение, чем ты себе представляешь. И топоры твоих аппосийцев помогут сохранить жизнь многим сотням, если не тысячам эльфов. — Такаар умолк и сделал глубокий вдох. — Я вижу большой огонь и панику. Я все объясню, но мы должны воспользоваться ими к своей выгоде. Графирр, нам нужно разделиться, чтобы добраться до всех самых уязвимых кланов одновременно.

Графирр ограничился тем, что коротко кивнул в ответ. В глазах его стояла боль потери. Он повернулся к своим эльфам и заговорил.

Гаран опустился на колени рядом с телом эльфийки и перевернул ее на спину, подставляя ее обожженное и изуродованное лицо каплям дождя, а потом задумчиво потер щетинистый подбородок, покусывая нижнюю губу.

— Значит, хотя бы одну из них мы все-таки достали, — заявил Келлер, опускаясь рядом с ним на землю и рассеивая магические крылья за спиной.

— Нет, — возразил Гаран. — Мы едва зацепили кое-кого из них. А эту они принесли с собой. У нее на лице виднеется жуткая роспись Истормуна. Наверняка она занимала у них какой-нибудь важный пост.

Гаран встал и обернулся. Вокруг него сгрудились его солдаты.

— Я хочу, чтобы эту эльфийку никто не трогал, — сказал он. — Не вздумайте отодвинуть ее тело в сторону, или справить нужду на нее, или забрать у нее что-нибудь. Я ясно выразился? Хорошо. Передайте мои слова остальным. Вернусь — проверю.

— Что ты задумал? — спросил Келлер.

— Есть у меня одна мысль, — ответил Гаран. — Расскажу тебе попозже.

Келлер пожал плечами.

— Как скажешь. Как, по-твоему, они могут сделать это? То, что они задумали, как говорит Истормун?

— Мне кажется, что ТайГетен, если только действительно захотят, способны на все. Но главная их беда заключается в том, что их слишком мало.

Гаран обернулся и взглянул на храм Шорта. Закопченные стены и курящиеся дымом руины храмов вокруг нагоняли на него тоску. Но эльфы сами разрушили большую их часть, и помощь людей в этом деле им не требовалась.

— Куда ты собрался? — поинтересовался Келлер. — Все самое интересное начнется в той стороне.

Гаран не удосужился повернуть голову, чтобы ответить своему старшему магу.

— Мне так не кажется. Я — солдат, а не убийца безоружных обывателей. И не желаю иметь отношения к этой бойне. С чего ты решил, что мне будет интересно смотреть, как убивают беспомощных штатских?

— В Парке Туала тебя это не беспокоило.

— То были провокаторы и подстрекатели. От них можно было ожидать неприятностей. А те, что остались, сейчас хотят только одного — мира и покоя. Почему я должен желать им смерти?

— Потому что они — всего лишь эльфы, а сейчас наступил такой момент, когда мы должны закрепить свою победу и успех.

Вот теперь Гаран обернулся и сам удивился тому презрению, которое испытал, глядя на Келлера. Оно смешивалось с сожалением о том, его помощник столь недальновиден.

— Я был о тебе лучшего мнения. Оказывается, ты — всего лишь лакей лорда-мага. Знаешь, на твоем месте я бы подумал о том, откуда берется эта его сила и почему она столь разительно отличается от твоей. Иначе, боюсь, в один прекрасный день тебе придется решать, по ту ли сторону баррикад ты оказался.

— Каких баррикад?

Гаран коротко рассмеялся.

— Со мной этот номер не пройдет. Не настолько ты наивен, чтобы не знать о напряженной обстановке в Триверне. Тебе известно, какая грызня там идет и чем все может кончиться. Шестеро — на одной стороне. Все остальные маги Круга — на другой. Неужели тебе никогда не приходило в голову, почему Истормуну нужно так быстро установить здесь свою власть? Оцени ресурсы. Посмотри на силу, которую они собой олицетворяют. Недалек уже тот день, когда обитатели Балайи будут сражаться друг с другом за обладание этим местом.

— А что намерен делать ты, пока этого не случилось? — Скептицизм Келлера куда-то подевался. — Будешь сидеть тихо и не высовываться или подашь в отставку?

— Сомневаюсь, что Истормун благосклонно примет мою отставку. Нет, Келлер, после того, как я отряжу своих людей разгребать пепел невинно убиенных на развалинах их домов, то, пожалуй, пойду в лес и попытаю счастья с ТайГетен. А ты?

Земля вдруг задрожала у них под ногами. Языки пламени взметнулись в ночное небо на сотню футов. Раздался протяжный стон и оглушительный грохот рушащихся бревен. Эхо взрывов разнеслось над городом.

— Начинается, — сказал Келлер.

— Как ты несокрушимо прав, мой бедный друг.

Глава 41

Воину ТайГетен не нужно другой защиты, кроме благословения Инисса.

ТайГетен бежали изо всех сил. К каждому из трех отрядов, которые Графирр отправил на поиски и освобождение гиалан, исксийцев и сефан, остающихся в плену, присоединились аппосийцы. Они понятия не имели, как добиться того, чего хотел от них Такаар, зато они точно знали, что хотя бы попытаются это сделать. Именно в этом и заключался смысл существования ТайГетен.

Ауум вместе с остальными звеньями бежал к музею. Пелин пообещала Метиану, что попытается помочь гиаланам. И это несмотря на то, что случилось с юным гвардейцем Аль-Аринаар всего несколько дней назад. Но Графирр заявил, что сейчас не время вспоминать прошлые обиды и сводить старые счеты. Эльфы могут начать убивать друг друга и позже, таково было их право. А вот люди этого права не имели.

Они бежали на свет факелов, цепочкой огораживавших квартал города, где вот уже на протяжении многих лет жили гиалане. Испокон века они были ткачами, гончарами и прочими ремесленниками, славившимися своими яркими и неповторимыми творениями. А теперь от смерти их отделяло всего несколько мгновений. Их нельзя было назвать ни чересчур многочисленным, ни чрезмерно плодовитым кланом. Они не могли позволить себе вмиг лишиться такого большого числа своих соплеменников.

Ауум и Марак поддерживали с обеих сторон бледного и трясущегося, как в лихорадке, Такаара. Каждый шаг давался ему с неимоверным трудом. Каждый вдох вызывал боль в груди. В бою от него будет не много толку. Сейчас они бежали по темным улицам Оулд-Миллерз. С ними пошла Пелин, как и Графирр с Меррат. Тринн и Корсаар охраняли аппосийцев. Улисан остался в арьергарде. В общей сложности, набралось сорок пять воинов. Ауум не сомневался, что все они погибнут.

— Помните, воцарится хаос, — прохрипел Такаар. — Воспользуйтесь им. Солдаты привыкли к порядку. Отнимите его у них.

Музей Хаусолиса являлся центром и средоточием всего квартала. По всему периметру площади, на которой ежегодно проводились торжества в честь закрытия врат, теснились дома. В остальное время она поступала в полное распоряжение рыночных торговцев и бродячих артистов. В разные стороны от нее разбегались улицы, уводившие к Оулд-Миллерз, Фреске и Глейду, а также к рынку пряностей.

Завернув за угол, они оказались на улице, залитой светом факелов. Территорию контролировали солдатские патрули, а на тротуарах небольшими группами собрались маги. Другим концом улица упиралась в площадь, на которой и располагался музей. По обеим ее сторонам тянулись жилые дома и торговые лавки. Место, где жили самые обычные, нормальные люди. Но теперь каждый дом был заперт наглухо. Все ставни были закрыты и заколочены снаружи.

Графирр подал знак рукой. Тройки ТайГетен вскарабкались на стены по обеим сторонам улицы. Сам же он с Меррат побежали дальше. Ауум с Марак прикрывали собой Такаара. Солдаты заметили их с опозданием, закричали, поднимая тревогу, и попятились к своим сослуживцам.

Маги повернулись в их сторону и опустили головы.

— Аппосийцы, обходите каждый дом! — крикнула Меррат. — Ломайте двери и отправляйте жителей к Олбеку. Толкайте их, гоните, если понадобится. Все, что угодно, только уводите их отсюда.

Ауум побежал дальше под ритмичный грохот топоров, выбивающих двери. Под звуки испуганных криков и встревоженных воплей. В атмосфере гнева и страха.

— Цельтесь в магов, — приказал Графирр.

Двое магов подняли головы и развели руки в стороны.

— В укрытие!

От крика Меррат вся улица мгновенно опустела. ТайГетен и аппосийцы укрылись в дверных проемах, вламываясь сквозь выбитые двери в дома и ныряя внутрь прямо через ставни, с треском выламывая их. А вдоль по улице понесся поток бесчисленных осколков льда, настоящая лавина, способная в мгновение ока содрать плоть с костей и отнять жизнь.

Аппосийцы валили бегущих на землю. Жертвовали собой, ради спасения тех, кого только что освободили из плена. Ледяной шторм с воем выламывал бревна, расширяя и умножая трещины в дереве и камне. Ауум услышал над собой шорох ног.

И вдруг заклинания иссякли. ТайГетен вновь выбежали на улицу, оставляя позади насмерть перепуганных гиалан — цепляющихся друг за друга в ожидании, пока аппосийцы не проводят их в безопасное место. Ауум метнул беглый взгляд на Такаара и выглянул наружу. ТайГетен прыгали с крыш вниз, и маги умирали один за другим.

Ауум выскочил на улицу и понесся по самой ее середине. Марак следовала за ним по пятам, а Такаар держался чуть позади. Их обогнали Графирр и Меррат. Солдаты выстраивались в каре. Над ними и слева проскользнул Тринн со своей тройкой и атаковал их с фланга. Уцелевшие маги готовились ударить новыми заклинаниями.

Ауум врезался в хлипкую преграду из человеческих тел через мгновение после того, как Графирр погрузил свой клинок в живот перепуганному солдату. Кулак Ауума раздробил нос очередной жертве. Он ударил солдата под колено, опрокидывая его, и вонзил ему меч в бок, протыкая насквозь жизненно важные органы. На землю горячей струей хлынула кровь.

Рядом Такаар протаранил еще одного солдата, обхватив его руками за пояс, и сбил с ног. Оба покатились по земле. Такаар выпрямился, слегка оглушенный. Человек выронил из рук оружие и замахнулся, собираясь нанести удар. Такаар одной рукой поймал его кулак, а напряженными пальцами второй пробил ему горло.

Ауум устремился дальше. Тринн со своей тройкой добежали до края крыши и спрыгнули вниз. Под ними маги творили заклинание. ТайГетен погребли их под собой.

— Идем прямо в музей, — сказал Такаар. — Они постараются уничтожить его в первую…

Он споткнулся и упал, со стоном схватившись за голову. Ауум опустился на корточки. Рядом замерла Марак. ТайГетен на мгновение приостановились в нерешительности.

— Нет, — прохрипел Такаар, с трудом выталкивая слова сквозь стиснутые зубы. — Идите. Оно приближается. Помогите им.

Ауум вскочил на ноги.

— Музей. Немедленно. Ломайте двери.

ТайГетен и аппосийцы рванулись вперед, выбегая с улицы на площадь перед музеем. Внезапно рядом с Ауумом оказалась Пелин, звонко стуча каблуками по брусчатке. Солдаты кольцом выстроились вокруг роскошного здания, и их шеренга вдруг напомнила Аууму боевые порядки эльфов при Тул-Кенерите, вызвав нежеланные и болезненные воспоминания. По другую сторону музея Тропа Инисса купалась в пляшущих отблесках огня. Оттуда приближалась вражеская армия.

Площадь залил свет факелов. Над головами солдат летали маги, выкрикивая команды. Те перестраивались в оборонительный порядок вокруг своих колдунов. С севера долетел гулкий рокот взрыва, от которого задрожала земля под ногами, и горизонт над океаном осветили жаркие всполохи. Ауум выругался. Теперь уже и он ощущал магическую атаку. Он бросился вперед, молясь про себя, чтобы его братья успели вовремя.

На сей раз маги не обернулись. Все их внимание было сосредоточено на музее. Ауум увидел простертые руки, дрожащие от напряжения. Тела била крупная дрожь. В небе над ними начало зарождаться тусклое зеленое зарево. Оно пульсировало и переливалось, быстро становясь все ярче.

— Забудьте о солдатах, — выкрикнул Графирр. — Два звена, перепрыгнуть через их шеренгу. Аппосийцы, будьте готовы. Пелин, останься и займись ими.

Ауум побежал быстрее. Он пронесся через площадь, чувствуя, как непонятная тяжесть все сильнее давит ему на грудь по мере того, как свет становился ярче.

Заклинание пульсировало, набирая силу. В нем уже засверкали коричневые вспышки. Оно походило на прежние шары, разве что было во много раз больше. Его было видно со всех концов города.

Ауум метнул полумесяц в ближайшего солдата, причем бросил его намеренно высоко. Солдат присел, и Ауум оперся правой ногой ему на плечо и прыгнул вверх. Прижав колени к груди, он сделал в воздухе переворот и приземлился на левую ногу, с ходу ринувшись на первого мага.

Перехватив меч обеими руками, он вонзил его в тело колдуна пониже спины. Того швырнуло вперед, и он умер еще до того, как ударился об землю. Ауум развернулся влево, рассекая горло следующему. Из раны фонтаном ударила кровь, и маг упал на колени. Ауум повернулся направо. Марак уже успела обезглавить одного мага, крутнулась и ударила ногой в голову второго, попав ему прямо в висок, отчего тот кубарем полетел на землю. Его прикончила Меррат. Зарево над их головами затрещало искрами и начало угасать.

Ауум развернулся на месте, оказавшись лицом к лицу с солдатами. Их уже атаковали Пелин с аппосийцами, которых поддержали остатки ТайГетен. А зарево наверху вдруг запульсировало и вновь начало разгораться. Графирр запросил подкрепления для атаки на магов.

— Осторожно, справа! — вдруг выкрикнул Тринн. — Справа идут свежие силы!

Сотни людей, которых на земле и в воздухе поддерживали маги, хлынули на площадь с Тропы Инисса. Ауум выругался.

— Все к дверям. Аппосийцы, к дверям! — отдала приказ Пелин и повела их за собой по открытому пространству к задним дверям музея.

Они были заперты на засовы, а ручки обмотаны цепями. Аппосийцы набросились на них, рубя топорами дерево и сталь. Во все стороны полетели искры. Доски затрещали и начали подаваться.

— ТайГетен, обороняйте двери.

Совсем как раньше. Как десять лет назад. ТайГетен жиденькой цепочкой выстроились перед аппосийцами. Пелин вернулась к Аууму. Солдаты постепенно заполняли площадь, отрезая им путь к отступлению в Оулд-Миллерз, где они могли бы чувствовать себя в относительной безопасности. Такаар по-прежнему лежал на камнях совершенно беспомощным.

А зеленый шар над их головами наливался цветом и становился все крупнее. Потом он начал вращаться. Внутри зашипели и засверкали молнии. Им управляли маги, до которых эльфы просто не могли добраться. Их заклинание вот-вот будет готово. За их спинами топоры аппосийцев продолжали вгрызаться в двери. ТайГетен сбили еще нескольких магов. Ауум слышал, как кричат внутри музея гиалане, а снаружи их призывают сохранять спокойствие. Хотя о каком спокойствии могла идти речь?

Солдаты, сближавшиеся с цепочкой воинов ТайГетен, вдруг остановились и даже попятились назад. Глаза их были прикованы к заклинанию. На эльфов, стоявших перед ними, они даже не смотрели.

— Выбивайте же скорее двери, — потребовал Графирр.

Он стоял по левую руку от Ауума, глаза его сверкали, а лицо было пепельно-серым от горя, которое он тщетно пытался загнать внутрь. Дверь наконец рухнула. Гиалане, подгоняемые аппосийцами, хлынули на площадь позади ТайГетен. Небо затаилось. Давление на барабанные перепонки Ауума стало невыносимым. Что-то было не так. Ауум оглянулся. Шар раскачивался и дергался в разные стороны. Бока его пульсировали вспышками яркого света, а вниз ударила ослепительная молния. Ауум проследил за нею взглядом и увидел, что она вошла прямо в сердце мага, готовящего заклинание. Он вдруг услышал крики. Испуганные и отчаянные. Это кричали люди.

— Бегом! — заорал Ауум. — Бегом!

ТайГетен нарушили строй и побежали, образовав кордон вокруг своих подопечных гиалан. Шар обрушился на музей. Люди с криками бросились врассыпную. Ослепительный зеленый свет залил площадь. Воздух заревел, и порыв сильного ветра толкнул Ауума в лицо. До его слуха донесся треск тысяч черепичных плит, а потом глухой басовитый удар.

— Ложись!

Ауум бросился на землю, больно ударившись об нее, и перевернулся на спину. Он должен увидеть происходящее своими глазами. Он обязан смотреть.

Гиалане все еще выбегали из дверей. Аппосийцы буквально вышвыривали их на площадь. Вокруг большинство собратьев последовали его примеру и лежали ничком. За открытыми дверями, внутри музея, разгорался зеленый свет, от которого было больно глазам. Раздались шипение и треск, какой бывает от молнии, бьющей из грозовой тучи. В следующий миг музей взорвался.

Стены по обе стороны от дверей выгнулись и разлетелись на тысячи осколков, расшвыривая куски камней и дерева на сотни ярдов по всей площади. Из раскрытых врат рванулось пламя. Гиалане, аппосийцы, ТайГетен — все, кто оказался у него на пути, сгорели без следа в мгновение ока. Тела их обратились в пепел. Ударная волна подхватила и расшвыряла эльфов и людей, стоявших поодаль. Они падали на землю изломанными куклами, застывая в неестественных позах. Камни мостовой окрасились кровью.

Над их головами крыша музея взлетела в небо. Куски лепнины и дерева, фрагменты экспонатов и изуродованные тела поднялись в воздух на много ярдов над землей. Эхо взрыва больно ударило Ауума по ушам. Он поднял глаза. Там, в вышине, кружились обломки. Некоторые были мелкими, другие — размером с повозку.

И вот они посыпались вниз.

— Встать! — Крик Ауума моментально подхватили все воины ТайГетен. — Встаем и бежим. Немедленно.

Ауум рывком поднялся на ноги. Кусок бревна гулко ударился об землю в том самом месте, где он только что лежал, и разлетелся в щепки. Он почувствовал, как они пробивают ему штаны и втыкаются в ноги. Он споткнулся, но потом выпрямился и начал обходить эльфов одного за другим, силой поднимая их на ноги и толкая их к северному выходу с площади. Туда, где лежал Такаар.

Разрозненное движение быстро обретало упорядоченность и напор. Ауум обернулся. Мимо него пробежала Пелин. Он последовал за нею. Солдаты вновь выстраивались в боевые порядки на площади. Пока их шеренга выглядела редкой и неубедительной.

— ТайГетен. — Благословенный голос Графирра разорвал тишину. — Прорываемся. Аппосийцы в арьергарде. Тай, вперед.

Элитные воины Инисса собрались в кулак. Теперь их осталось совсем мало. Куда-то подевался Тринн. Нигде не было видно Корсаара. Но Меррат бежала рядом с Графирром. Марак, из раны на лбу которой текла кровь, догнала Ауума и Пелин. Они неслись прямо на растущую и уплотняющуюся на глазах шеренгу солдат, чтобы отомстить за смерть своего архонта, своего товарища. Своей сестры.

В рядах солдат зазвучали приказы. С правой стороны к ним на помощь спешили лучники. Маги, те из них, кто еще мог передвигаться, спешили занять места за их спинами. Ауум сделал ложный замах, целясь в голову солдата, оказавшегося перед ним. Тот испуганно отпрянул в сторону, а Ауум упал на землю и ужом проскользнул между ним и его соседом. А в висок солдата врезался клинок Марак.

Ауум встал и нанес рубящий удар, пробивая защиту солдата в следующей шеренге. Меч врага сломался, и кончик вонзился ему прямо в лоб. Он закричал и схватился руками за голову. Ауум, воспользовавшись его беспомощностью, всадил свой клинок ему под ребра. Позади Ауума ТайГетен смяли передовую шеренгу людей. Строй попятился назад под их яростным натиском, давая Аууму краткую передышку.

Сзади на бегущих гиалан обрушился град стрел и послышался рев: это к людям прибыло подкрепление. Ауум ударом кулака опрокинул стоявшего перед ним солдата, тот потерял сознание и упал.

Через его голову уже прыгали ТайГетен, приземляясь в самой гуще людей, которые сбились в кучу. До края их оборонительных порядков оставались еще четыре шеренги, стоявшие вплотную друг к другу. Ауум и Марак бросились в атаку одновременно. Четыре клинка взлетели и опустились. К ним присоединились Меррат и Графирр, а слева от Ауума появилась Пелин.

Сзади накатилась волна новой атаки. Это вступили в бой аппосийцы. Не так красиво и зрелищно, зато ничуть не менее эффективно. Топоры взлетели и опустились. Кровь веером ударила во все стороны. Ауум приободрился. Он шагнул вперед, пропуская мимо колющий выпад в голову, и рукоятью своего меча ударил очередного противника в лицо, затем последовал страшный удар ногой в живот. Тот поперхнулся воздухом и согнулся. Следующим ударом Ауум раздробил ему переносицу. Солдат упал. Ауум с размаху наступил ему на горло и двинулся дальше.

Марак подпрыгнула, сделала разворот в воздухе и нанесла удар обеими ногами в голову своему противнику. Тот отлетел назад. Стоявший позади него солдат попытался было оттолкнуть своего товарища в сторону, но преуспел лишь в том, что вонзил меч ему в поясницу. Марак ударила с обеих рук одновременно, и оба они умерли. А сзади продолжали лететь стрелы, звонко стуча по камням мостовой.

Ауум пригнулся, пропуская шальной удар над головой, и услышал скрежет — это Пелин приняла чужой меч на свой клинок. Он быстро выпрямился. Удивленный солдат замахнулся вновь. Ауум ударил его в незащищенное горло. Тот опрокинулся навзничь. Солдат, стоявший позади него, уставился на Ауума. Но удара можно было уже не опасаться — по его лицу вдруг потекла кровь, он покачнулся и упал вперед, а за его спиной возникла Керрин.

— Мы пробились! — закричал Ауум. — Атакуем влево и вправо. Граф. Надо добраться до магов.

Строй солдат сломался. ТайГетен и аппосийцы стали преследовать убегающих. А на площади по-прежнему творился ад кромешный. То, что еще оставалось от музея, рушилось вовнутрь. Языки пламени облизывали небеса, которые вновь затягивали тяжелые тучи.

— Бегом! Бегом!

Это кричали аппосийцы. Они окружили гиалан полукольцом, подталкивая их к проходу на улицу, которая должна была вывести их в квартал Гранс. Мимо Ауума один за другим пробегали насмерть перепуганные iad и ula. Он побежал за ними следом. За их спинами на площадь выплескивались все новые и новые отряды людей, пустившиеся за ними в погоню. А впереди их поджидали маги. Их больше не прикрывали выстроившиеся в шеренгу товарищи. Зато и цель оказалась перед ними, как на ладони.

— Граф! Маги! — заорал Ауум, но Графирр его не услышал.

Ауум увидел его вместе с Меррат справа от себя. Они вступили в недолгую схватку с тремя людьми, стоявшими кучкой, в мгновение ока опрокинули их, развернулись и принялись подгонять гиалан и аппосийцев к выходу на улицу. Были спасены сотни и тысячи эльфов. Разрушение музея стало сигналом для тысяч тех, кто был заперт в своих домах — они выбивали заколоченные двери и окна, присоединяясь к бегущим собратьям. Вопросов не задавал никто. Эльфам не нужно было спрашивать, стоит ли им спасаться бегством. Одного взгляда на лица людей было достаточно. Любой, кто остался бы дома, мог считать себя мертвым.

Ауум бросился к магам, которые выстроились в ряд. Их было семеро. Море эльфов грозило поглотить их, но они не двинулись с места, готовя заклинания. Ауум прорвался сквозь толпу бегущих гиалан и аппосийцев, оказавшись совсем рядом с врагом. Но он уже не успевал.

Как по команде, маги открыли глаза и сосредоточились на своих противниках.

Но они не могли видеть того, что происходит за их спинами. В воздухе вдруг возникла чья-то фигура, крутящая сальто-мортале и приземляющаяся в самую середину их строя. Такаар. Взмахи его клинков слились в сверкающий круг. Магов разбросало в стороны. Вот упала на землю рука, пальцы которой все еще сжимались и разжимались. Рухнул на землю маг, обеими руками хватаясь за разрубленную грудь. Уцелевшие маги попытались обернуться и защититься, но он двигался слишком быстро.

Последний из оставшихся в живых магов сошелся с ним врукопашную, обхватив его за пояс и отталкивая назад. Такаар выронил оба клинка и в упор взглянул на мага. Ауум притормозил, пропуская мимо себя тех, кто спасался бегством. Такаар склонил голову к плечу. А маг, похоже, не знал, что ему делать дальше. Он судорожно зашарил одной рукой по поясу, отыскивая нож и надеясь пустить его в ход.

Такаар положил ладонь на грудь магу и несильно оттолкнул его, всего на какой-нибудь шаг, а второй ладонью накрыл ему лицо. И голову мага вдруг охватило пламя. Это была слепящая вспышка коричневого и зеленого цветов с проблесками серого. Маг отчаянно закричал и затих.

Такаар отнял ладонь и, не веря своим глазам, уставился на нее. Губы его беззвучно шевелились. Ауум оглянулся. Мимо него пробегали последние гиалане. А сзади к ним приближались люди. Они, конечно, двигались далеко не так проворно, как самый медленный из эльфов, но они непременно сомнут ТайГетен, которые остановились в ожидании.

— Такаар. Идем, — сказал он, хотя ему хотелось произнести нечто совсем другое.

Такаар поднял голову и уставился на него невидящими глазами, когда Ауум подошел к нему вплотную, потом сделал глотательное движение и попятился, словно пытаясь оказаться как можно дальше от собственной руки.

— Я ощутил это в себе, — сказал он. — И в нем тоже. Посмотри, что я наделал. Но как?

Стрела щелкнула по камням рядом с ногой Ауума. Другая вонзилась в еще дымящийся труп мага. Ауум схватил Такаара за руку и почувствовал, что его как будто пронзила молния. Ему хотелось выпустить руку мастера, но вместо этого он лишь еще крепче стиснул ее.

— Идем. Поговорим позже, ладно? А сейчас надо остаться в живых.

Ауум побежал. Мимо пронеслись последние гиалане, которых подгоняла Пелин. Она была забрызгана кровью с головы до ног, но в глазах ее светилось торжество.

— Мы победили, — сказала она Такаару, подхватывая его с другой стороны. — Мы победили.

Такаар коротко взглянул на нее и покачал головой.

— Мы ничего не добились. Спасли жалкую горстку и позволили остальным умереть. Мы потеряли Катиетт и свою столицу. Отныне Калайус принадлежит людям.

Глава 42

Пока у воина ТайГетен остается лес, в нем живет и надежда.

Еще два дня уцелевшие эльфы поодиночке выходили из города и искали прибежища в лесу, где их встречали ТайГетен и провожали в безопасное место. На третий день люди устали убивать и перекрыли все подступы к городу. Столь надежно, что наружу непроскользнула бы уже ни одна живая душа.

В лесу эльфов никто не преследовал. Скорее всего, люди отложили эту забаву до лучших времен. Пелин сказала, что они одержали победу, но Такаар оказался прав. На самом деле они проиграли. Эльфов изгнали из их собственного города. Теперь он принадлежал людям, и вскоре они придут в лес, чтобы забрать то, что им нужно.

Столько смертей. У Ллирон прибавилось работы на много лет вперед, и она будет занята с утра до вечера, отправляя души в объятия Шорта. При условии, разумеется, что Истормун сохранит ей жизнь. Ауум почему-то не сомневался, что так оно и будет. Колдун был умен. А еще жесток и злокознен. Но при этом очень умен.

Ауум сидел вместе с Серрином из клана Молчащих на утесе над Ултаном. Внезапное появление сильно хромающего и опирающегося на клюку, но в остальном живого и здорового Серрина вызвало в душе Ауума смешанные чувства. Серрин не хотел приходить сюда, но чувствовал себя обязанным сделать это. И вот теперь Ауум ждал объяснений, чувствуя, как усиливаются и крепнут охватившие его дурные предчувствия и смятение.

Здесь они находились в полной безопасности, глядя на город и то, что сделали с ним люди. Видели они и эльфов. Без сомнения, те превратились в рабов. Радость от нападения на музей давно поблекла. Попытки освободить остальные кланы в других местах города оказались далеко не столь успешными.

— Нелепо и странно, верно? — сказал Ауум. — Иниссулы теперь — самый многочисленный клан среди спасенных обитателей Исанденета.

Серрин взглянул на него и пожал плечами.

— Сюда придут еще многие.

— Только не оттуда, — возразил Ауум. — И не сейчас.

Немногим более двух тысяч гиалан присоединились в лесу к примерно двум с половиной тысячам иниссулов. Сефан было ровно вполовину меньше, а иксийцев так вообще насчитывалось всего несколько сотен. О том же, что стало с остальными эльфами, запертыми в городе, можно было только гадать. В ту ночь к бегущим присоединились еще несколько десятков представителей других кланов, сумевших воспользоваться последней возможностью спастись.

Но горькая правда заключалась в том, что спасенных насчитывалась жалкая горстка. По расчетам Пелин выходило, что только в одном Исанденете погибло никак не меньше двадцати тысяч их соотечественников. ТайГетен и Аль-Аринаар уже отправились на разведку в Толт-Аноор и Денет-Барин, чтобы узнать, не постигла ли жителей этих городов та же страшная участь.

ТайГетен погибли почти все. Теперь их едва набиралось на десять звеньев. Во время нападения на музей большая часть их уцелела, зато потом очень многие простились с жизнью, когда вернулись в город в попытке разыскать иксийцев, представителей клана, который подвергся самому жестокому уничтожению со стороны людей. Иногда Ауум спрашивал себя, что было тому причиной. Такаар, когда он спросил его об этом в редкий миг просветления, лишь понимающе кивнул головой и вновь принялся разглядывать собственную ладонь.

— Мы проиграли, — сказал Ауум, чувствуя, как охватывает его горькое отчаяние, которого он не испытывал даже десять лет назад, когда они потеряли намного больше жизней. — Я даже не уверен, что мы вообще переживем это.

Серрин глухо откашлялся.

— Я буду говорить свободно и открыто, Ауум. В последний раз.

Ауум почувствовал, как у него защемило сердце.

— Я все время спрашиваю себя, зачем ты вернулся. После того, что ты сказал мне в лесу, я уже решил, что больше тебя не увижу.

— Времена меняются, — ответил Серрин. — Это касается не только Молчащих. Духовенство утратило былой авторитет. То, что затеяли Силдаан, Ллирон и Хитуур, означает, что жрецы больше никогда не будут править эльфами, хотя со временем они могут превратиться в доверенных хранителей веры. Но не более того.

Ауум открыл было рот, чтобы возразить, но Серрин покачал головой.

— Выслушай меня, Ауум из клана ТайГетен. Ты считаешь воинов и видишь поражение и вырождение. Но появление на этих берегах людей с их магией разбудило в эльфах нечто такое, что спало на протяжении многих тысячелетий. И самым ярким тому примером может служить Такаар. Как и я. И, по крайней мере, еще одна iad из рода иниссулов, на которую наткнулся в лесу Сикаант.

— Тебе никогда не приходило в голову, почему столь многим не удавалось стать Молчащими Жрецами, или гвардейцами Аль-Аринаар, или воинами ТайГетен? Людям еще предстоит ужаснуться тому, что они в нас пробудили. Оно таится в подсознании тех из нас, кто служит Иниссу с клинком в руке. Именно оно лежит в основе всех твоих умений, стремительности и ловкости.

— Ты хочешь сказать, что нас станет больше? — спросил Ауум. Все эти рассуждения и доводы казались ему бессмысленными и притянутыми за уши, но в устах Серрина они обретали реальность неизбежного.

— Намного больше, — подтвердил жрец.

— Надеюсь, ты прав.

— Но тебе придется искать и находить их самому. Прочесать лес насквозь. Катиетт знала, чего хочет. Возвести новую твердыню в Катура-Фоллз. Именно там надо собрать всех свободных эльфов. Молчащие продолжат присматривать за храмами. Мы позаботимся о том, чтобы ни один чужак не осквернил их своим присутствием до тех пор, пока ТайГетен не станут достаточно многочисленны, чтобы вновь взять их под свою охрану. ТайГетен и Аль-Аринаар должны тренироваться и накапливать силы. Набирать в свои ряды новых талантливых бойцов.

Ауум покачал головой. На словах все получалось легко и просто. Слишком легко. И слишком просто.

— Но мы никогда не сможем отвоевать свои города. Люди останутся здесь навсегда.

— Ты действительно в этом уверен? Ты пока еще не умеешь думать на перспективу. Не забывай, что без даров тропического леса города не стоят ничего. Это пустые сосуды. Все, что у нас есть, дает нам лес. Пусть люди боятся его. Заставь их пожалеть о том, что их нога ступила здесь, чтобы, когда вы выйдете из-под лесного покрова, они уже были внутренне готовы убраться обратно за море Гиаам.

— Мы многое потеряли, но многое и обрели, хотя это и нелегко увидеть. Раны и горечь потерь еще слишком свежи.

— Например? — Ауум понимал, что ведет себя, как обиженный ребенок, но сдержаться не мог. И не желал.

— У вас есть Такаар.

— Вовсе необязательно. Последние два дня его никто не видел. Что бы ни случилось с ним в Исанденете, он вновь пережил сильнейшее потрясение. Вероятнее всего, Такаар сбежал обратно в свою берлогу. Быть может, на этот раз он все-таки позволит тайпану укусить себя или вотрет яд желтоспинки себе в язык.

Серрин коротко рассмеялся.

— Надо же. Я вижу, что нам предстоит еще многое сделать, чтобы ты вновь научился видеть красоту и гармонию.

— Извини.

— Можешь не извиняться. И не беспокойся насчет Такаара. Мастер появится вновь. Уж что-что, а выживать он умеет, верно?

Ауум не смог сдержать улыбки.

— Хорошо, — сказал Серрин, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Наконец-то ты хоть немного развеселился. Я должен идти. Мы еще увидимся, друг мой. Молчащие никогда не оставят лес своим вниманием. И помни, что у нас есть то, чего нет и никогда не будет у людей.

— Что ты имеешь в виду?

Сррин повернулся и зашагал прочь. Его фигура четко выделялась на фоне заходящего солнца. Эту картину Ауум не забудет никогда.

— У нас есть тропический лес, и мы знаем, что его нельзя покорить силой. Людям этого не понять никогда, и в этом как раз и заключается одна из причин того, что их постигнет неудача.

— Согласен, — ответил Ауум, и в душе у него затеплился лучик надежды. — А что еще есть у нас и чего никогда не будет у них?

— Время. — Серрин уходил все дальше. — Времени у нас в избытке.

* * *

Только на третью ночь своих бдений Гаран был вознагражден. Нет, он не усомнился в собственной правоте, но знал, что его люди уже выражают недовольство. Впрочем, это не имело никакого значения. Он сидел совершенно неподвижно, когда одинокий эльф соскользнул вниз по стене храма Сефу. Вокруг царила тишина. Стояла глухая полночь, покой которой нарушал лишь далекий плач и стоны тех, кто оплакивал павших. Впрочем, тех, кто осмеливался возвысить свой голос, осталось слишком мало.

Эльф опустился на колени рядом с телом. Он прошептал несколько слов, которые ускользнули от слуха Гарана, и поднял окоченевший труп эльфийки на руки. Оценивающе посмотрел на стену. Подъем предстоял нелегкий, и Гаран ему не завидовал. Он встал и вышел из тени портика[22].

— Я могу проводить тебя через мост Ултан в целости и сохранности, — сказал он.

Эльф обернулся. Лицо его было мокрым от слез, а в глазах тлело безумие, столь резко контрастировавшее с холодной уверенностью, свойственной касте воинов.

— Я могу убить тебя раньше, чем ты успеешь пошевелиться, — сказал эльф.

Гаран кивнул.

— Очень может быть. Но после этого тебе все равно предстоит ускользнуть из города с телом твоей любимой на руках. А это нелегко. Даже для ТайГетен.

— Почему ты хочешь мне помочь?

— Потому что скорбь о смерти тех, кого мы любим, свойственна всем расам, и не зависит от поражения или победы.

— Ты знал, что я приду?

— Я знал, что ее оставили здесь не просто так. Этот плащ принадлежит мне.

Эльф кивнул в знак благодарности.

— Она была архонтом ТайГетен. Я любил ее, — сказал он.

— Тогда пойдем со мной. Позволь мне помочь тебе выразить ей свое уважение в смерти, как я восхищался ее ловкостью при жизни.

Эльф долго смотрел на него, явно взвешивая все «за» и «против». Пробормотав что-то себе под нос, он бросил несколько резких слов и шагнул вперед.

— Меня зовут Гаран.

— Мы приходили, чтобы похитить тебя, — сказал эльф.

— И вместо меня наткнулись на Истормуна. Я почти жалею о том, что не подвернулся вам под руку первым.

Такаар не ответил. Гаран вышел вместе с ним на Тропу Инисса, и они зашагали к мосту Ултан-бридж. Патрули останавливались и провожали их взглядами, но Гаран лишь отсылал их прочь небрежным взмахом руки, приказывая продолжить движение по заданному маршруту. Показывая им, что с ним все в порядке.

На дальнем конце моста, за последним сторожевым постом, они остановились. Эльф смотрел себе под ноги.

— Ты ведь видишь магические ловушки, верно?

Эльф согласно кивнул.

— Я могу пройти между ними.

Он повернулся, чтобы взглянуть Гарану в лицо, и если тот ожидал благодарности, то остался разочарован.

— Передай своим хозяевам, что с нами еще не покончено. И мы еще вернемся. А Истормуну передай, чтобы он боялся моего имени.

Гаран увидел в нем скрытую силу и содрогнулся. Постаравшись взять себя в руки, он выдавил короткий смешок и сказал:

— Знаешь, а ведь я, пожалуй, так и сделаю. Как, говоришь, тебя зовут?

Эльф поднял голову, и на лице его отразилась тень былой славы.

— Меня зовут Такаар.

Книга вторая ВОССТАНИЕ ТАЙГЕТЕН

Предисловие

Целых сто двадцать лет лес истекал кровью.

Серрин из клана Обращенных

Они стояли вместе на утесах, обступивших ущелье Ултан, и смотрели на лес. В бессильной ярости Ауум стиснул зубы, чувствуя, как по коже у него пробежали мурашки. Святотатство поражало своими масштабами и попросту не укладывалось в голове.

В самом начале вторжения людей, когда эльфы еще оставались отчаянно слабыми и рассеялись по всему тропическому лесу, их враг начал безжалостную эксплуатацию ресурсов, ради которых и заварилась эта кровавая каша. Вред был нанесен колоссальный и ужасающий, быть может, даже непоправимый. Серрин, стоящий рядом с Ауумом, дрожал всем телом, и пантера ласково терлась об его ногу носом, пытаясь успокоить.

— Ради чего ты подвергаешь себя таким мучениям? — спросил Ауум.

— Чтобы ты осознал, чему позволил случиться. В этом и состоит мой долг.

В радиусе двух миль от Исанденета тропический лес был уничтожен полностью. Для борьбы с подлеском люди использовали магию. Дальнейшее опустошение не продвинулось на запад только из-за непроходимых болот и неприступных скал, но люди повернули на юг и взялись за реку Икс.

Дороги тянулись на семьдесят миль вдоль ее русла, но баржи забирались еще дальше, неся на борту бригады рабов. В тех местах, где можно было пристать к берегу, лес вырубался подчистую. Река задыхалась. Стволы огромных вековых деревьев перегородили ей путь у лесопильных заводов, которые не останавливались ни днем, ни ночью.

На север, в Балайю, бесконечной вереницей потянулись корабли с драгоценной древесиной Биита, возвращаясь обратно с трюмами, доверху забитыми инструментами и механизмами, чтобы и дальше творить чудовищные злодеяния. Ауум знал, что в окрестностях второго и третьего по величине городов Калайуса происходит то же самое. Вдоль всего северного побережья лес подвергся безжалостному истреблению. Приходу дровосеков предшествовал варварский сбор наиболее ценных растений и цветов.

Там, где эльфы веками бережно выращивали лес, занимаясь земледельческим лесоводством, люди бездумно и безжалостно уничтожали его, руководствуясь своей ужасающей логикой.

Эльфы, в силу необходимости, заглядывали вперед на тысячелетия, поскольку неизменно жаждали видеть зеленый покров у себя над головой. Люди же, продолжительность жизни которых исчислялась жалкими мгновениями, были начисто лишены подобной прозорливости.

В бескрайних лесных просторах они видели лишь «вечный» источник древесины. Люди не задумывались о последствиях своего крайне недальновидного поведения. В отличие от эльфов, которые знали, что равновесие природы, однажды нарушенное, не удастся восстановить уже никогда. До этого еще не дошло, но отсчет времени, когда случится катастрофа, начался. Не сейчас, не в следующем году и даже не через десять лет. Но это время настанет непременно.

И поэтому Серрин из рода Обращенных привел Ауума сюда, чтобы тот сам увидел то, о чем знал в глубине души, но не хотел признаваться даже самому себе.

— Мы не можем остановить их, — сказал Ауум. — Нас слишком мало, а цена, которую платят наши братья в неволе за наше сопротивление, слишком высока.

— Значит, ты и дальше намерен сидеть сиднем и смотреть, как люди уничтожают нашу землю. Ты. Архонт ТайГетен. Поклявшийся защищать свою страну, свой народ и свою веру.

Ауум вздохнул. Вот уже сотню лет Серрин обитал в лесу вместе с пантерами и другими Обращенными, и это не могло не сказаться на эльфийской стороне его натуры. Он утратил объективность. Его словарный запас оскудел, а его вера обрела куда более тесную связь с Туалом и Биитом, чем с Иниссом.

— Ты прекрасно понимаешь, что не все так просто. Я несу ответственность за существование всей эльфийской расы. Я должен смотреть вперед, не ограничиваясь настоящим и теми преступлениями, свидетелем которых я стал против своей воли. Мы не можем победить людей. Пока еще не можем. Нам нужно развивать свои боевые и магические навыки. Мне больно и неприятно говорить об этом, но такова реальность.

— Разумеется, мы в силах остановить надругательство людей над нашим лесом. Но за каждого убитого нами человека в Исанденете умирает невинный эльф. И я несу ответственность и за их жизни тоже, как и за всех свободных представителей нашего народа.

Серрин окинул его равнодушным взглядом и пожал плечами.

— Когда в городах не останется рабов, кому они будут мстить тогда?

— Посмотри чуть дальше своих охотничьих угодий, — резко бросил Ауум. — Когда в городах исчезнут рабы, эльфов останется слишком мало, чтобы возродить нашу нацию. Нам нужны и они, и катураны, иначе мы просто вымрем.

— Иниссулы бессмертны.

Ауум взглянул Серрину в лицо, и охватившая его печаль была очень похожа на скорбь.

— Ты же не веришь в то, что иниссулы сумеют выжить в одиночку. Ты был Молчащим Жрецом, адептом гармонии, и уважительно относился ко всем кланам.

— Взгляни на наш лес, — ответил Серрин. — Взгляни на то, с какой быстротой пожирает его зараза. Люди убьют нас, так или иначе. Придет тот день, когда твои слова уже не смогут остановить Обращенных. Надеюсь, ты поддержишь нас, когда это время придет.

Ауум смотрел, как Серрин со своей пантерой легко и беззвучно спускаются по узкой тропинке к лесу. Наступала ночь, накрывая бархатным пологом весь ужас человеческих преступлений. Ауум остался и вознес молитву Иниссу, прося наставить его на путь истинный, пока солнце вновь не поцеловало землю и не отпрянуло в страхе при виде представшего ему кошмара.

Глава 1

Минуло сто пятьдесят лет, и настало время остановить медленную смерть.

Серрин из клана Обращенных

Ауум опустился на корточки, резким взмахом руки показав своим Тай, чтобы они последовали его примеру. Здесь, у самой земли, в густых зарослях подлеска, было слышно лишь приглушенное эхо бурной животной жизни, ликующей наверху, в зеленом покрове. И потому посторонние звуки доносились особенно отчетливо.

Ауум повернул обратно к храму в Аринденете. Встревожившие его колебания воздуха докатились издалека, и никто из пятерки тех, кто сейчас смотрел на него, не уловил их, хотя все эти юноши и девушки подавали большие надежды. Вскоре им предстояло стать полноправными членами боевых звеньев ТайГетен, а через десяток-другой лет — возглавить их.

Ауум внимательно всматривался в их лица, замершие в ожидании его команды. Глаза их сияли — еще бы, он оказал им великую честь, согласившись стать их учителем и наставником. Их неприкрытое восхищение изрядно смущало его, но они были хорошими слушателями. Маскировочная краска была нанесена на их лица безупречно, с должным уважением к Иниссу, отцу всего живого, Бииту, богу корней и ветвей, и с соблюдением всех ритуалов воина ТайГетен.

Ни один из них не проявлял ни малейших признаков страха. Ауум знал почему: потому что с ними был он. Тот самый Ауум, который сражался с гаронинами и остался жив. Ауум, который отыскал Такаара и дрался рядом с ним, чтобы освободить эльфов Исанденета. Ауум, архонт ТайГетен. Бессмертный.

— Но по-прежнему уязвимый, — пробормотал он. Им должно быть так же страшно, как и ему. — Что вы слышите?

Все они напрягли слух, пытаясь распознать то, что уже уловил их наставник. Он знал, что они делают: пытаются отсеять обыденные звуки, издаваемые подданными Туала. Не должны его ученики обращать внимание и на шум легкого ветерка, и на шорохи опадающих листьев, и на стук капель дождевой воды, падающих на землю. Именно оставшиеся звуки приводили Ауума в содрогание.

— Для птицы это что-то чересчур большое, — сказала Элисс, лучшая из них. Она обещает вырасти в великую воительницу. — И их много.

— Сколько? — поинтересовался Ауум.

Элисс вновь склонила голову к плечу и прислушалась.

— Двадцать.

— Двадцать два, — поправил ее Ауум и обернулся к остальным. — Блестяще. Все согласны?

Трое его учеников ТайГетен согласно кивнули.

— Мне стыдно, но я ничего не слышу, — признался Малаар, опуская глаза.

Ауум улыбнулся.

— Здесь нечего стыдиться. Но нас ждет бой. Элисс услышала магов, летящих на крыльях, сотканных из теней. Они направляются в Аринденет, и нам надо постараться опередить их. Дистанция пять шагов друг от друга. Атакуем по моей команде. Тай, вперед.

С каждым шагом Ауум все явственнее ощущал приближение врага, словно тот подкрадывался к нему со спины. В скорости передвижения в лесу с ТайГетен могли поспорить только пантеры. А вот наверху, там, где не было густой растительности, где путь не преграждали цепкие лианы и предательские корни, люди могли перемещаться быстро и бесшумно.

Однако врага выдал гомон птиц, обитающих в кронах деревьев. В чистом небе раскатился пронзительный клекот ястреба. Туканы разразились отрывистыми криками и тут же смолкли, когда на их гнезда пала тень чужих крыльев.

Чуть ниже в мелодичную перекличку гиббонов вплелись нотки отчаяния, когда они попытались утвердить свое право на принадлежащую им территорию, почуяв приближение нового опасного врага. Птицы, звери и рептилии пришли в состояние крайней тревоги, и лес наполнился визгом, рычанием и шипением. В каждом звуке слышался призыв спасаться бегством или затаиться.

Ауум посмотрел вправо. Элисс, казалось, не касаясь земли, скользила по густому подлеску. Походка ее была легкой и стремительной, листья и ветки не колыхались, пропуская ее, и дыхание девушки оставалось спокойным и размеренным. Когда ТайГетен находились на удалении в сто шагов от каменной площадки перед входом в храм, над головой у них пролетели маги. Элисс лишь вскинула голову, провожая их взглядом, и ускорила шаг.

Она подмечала все, даже самые незначительные детали. Воительница была настроена на окружающий мир, ее разум был открыт лесу, и каждое его послание она воспринимала ушами и ступнями ног, впитывая его всем своим существом. Элисс олицетворяла собой будущее. Таких, как она, рождалось все больше. Воинов ТайГетен завтрашнего дня.

— Они опередили нас, — сказал Ауум так, чтобы его услышали только ученики и никто больше. — Но им еще предстоит опуститься на землю.

— Нужно подать сигнал, чтобы предупредить охрану храма, — предложил Тиирадж.

— Они не нуждаются в предостережениях, а люди не должны узнать о нашем присутствии, — возразил Ауум и опустил руку на пояс. — Подсумки с метательными лезвиями открыть. Цельтесь тщательно.

Ауум скользнул между бальзовыми и фиговыми деревьями, оберегавшими ближние подступы к Аринденету, Дому Земли. Растущие вплотную друг к другу, перевитые диким виноградом, лианами и колючим плющом, цеплявшимся за одежду и ноги неосторожных путников, они являли собой непреодолимую преграду для человека, у которого не было в руках меча.

Еще через пятьдесят шагов Ауум увидел стены увенчанного куполом храма, сверкающие в последних лучах солнца, которое уже затягивали тяжелые грозовые тучи. Вновь пошел дождь. Вид золотисто-зеленых построек, увитых ползучими побегами вьющихся растений, обрадовал бы сердце любого паломника, кому посчастливилось узреть их. Святилище.

Ауум и его Тай должны были выйти из леса у правого угла площадки перед храмом. С каждым шагом, приближавшим их к цели, архонт ТайГетен видел и слышал все больше. К храму с левой стороны бежали какие-то фигуры. Другие силуэты рассредоточились по укрытиям: это были гвардейцы Аль-Аринаар. При виде их Ауум испытал некоторое удовлетворение: значит, он не зря тренировал их.

Еще через двадцать шагов лес вздрогнул от взрывов и по нему ударили сполохи синего пламени. Ударная волна подхватила с земли всякий сор. Осколки камней и щепки с заунывным воем и визгом понеслись навстречу Аууму и его Тай, с сочным чавканьем впиваясь в стволы деревьев, ломая ветки и сбивая листья. Ауум распростерся на земле за стволом пробкового дерева, прячась от смертельного града, уродовавшего корни и ветви Биита вокруг.

Но ураган миновал так же быстро и внезапно, как и начался, и в лесу воцарилась жутковатая тишина, которую нарушали лишь вой раненых животных да крики перепуганных эльфов в храме. Ауум одним движением вскочил на ноги, отметив уголком глаза, что его Тай поднялись вместе с ним.

— Бить только наверняка, — прошептал он.

ТайГетен бесшумно вышли к площадке перед храмом. На ней столпились люди. Мечники штурмовали врата храма, которые все еще держались, несмотря на свежие шрамы от первой магической атаки. Еще два отряда на флангах теснили гвардейцев Аль-Аринаар. Позади линии солдат по каменной площадке у входа расхаживали маги, одним своим присутствием оскверняя священную землю Инисса.

Ауум заметил целую стаю магов, которые подлетают сзади и приземляются в деревне, что притаилась в тени храма. Каждая пара магов несла с собой одного солдата. И вдруг у него перехватило дыхание. Откуда-то с левой стороны храма вылетела стрела, угодив одному из магов в горло. Оставшиеся трое мгновенно развернулись в ту сторону и раскрыли ладони, с которых сорвались темно-синие шары, пронизанные белыми и красными нитями.

Ауум увидел, как кто-то из гвардейцев Аль-Аринаар наложил на тетиву новую стрелу и прицелился в ближайший шар. Но она попросту испарилась в воздухе на полпути к нему, а в следующий миг шары обрушились на стрелка, угол храма и примыкающий к нему лес, в мгновение ока испепелив дерево, плоть и кости.

С раскрытых ладоней и вытянутых пальцев магов сорвались новые заклинания. Огонь врезался во врата храма, отчего дерево застонало и вспыхнуло. По дрожи земли под ногами ТайГетен ощутили, как в ярости взревел Инисс.

Ауум бросился в атаку.

Ноги его едва касались каменной площадки. Его Тай последовали за ним, рассредоточившись для удара. На бегу Ауум выхватил из подсумка на поясе полумесяц и метнул его в цель. Лезвие отправилось в полет. Отверстия на его конце, поймав ветер, затянули скорбную, поминальную песню. Маги обернулись на звук, как он и хотел. Его жертва заметила летящую к ней смерть за миг до того, как полумесяц врезался ей в переносицу, поразив оба глаза.

За первым последовали еще пять метательных полумесяцев, вонзаясь в не защищенные доспехами тела, отсекая руки, поднятые для защиты лиц, и с глухим чавканьем глубоко погружаясь в животы и торсы. На камни плеснула горячая человеческая кровь. Зазвучали громкие встревоженные голоса людей. Солдаты повернули, чтобы бежать обратно под защиту магов.

Ауум со всех ног устремился вперед, пересекая открытое место. Четверо магов погибли. Восьмеро уцелевших повернулись лицом к нападавшим. Ауум отметил, что четверо яростно шевелят губами, готовя заклинания. Остальные пребывали в панике и непосредственной опасности пока не представляли. Бежавшая справа от наставника Элисс обнажила клинок и с ходу врезалась в пару магов, выделывавших пассы руками. Ее меч отсек ухо одному и врезался в плечо, а второго она ударила локтем в горло.

Ауум пробежал еще два шага и прыгнул, вытянув левую ногу вперед, а правую подогнув под себя. Ступня его угодила в голову выбранного им противника, оглушив и отбросив его в сторону. Еще в воздухе он выхватил из-за спины оба клинка, подобрал левую ногу и нанес два удара с обеих рук, чувствуя, как сталь впилась в чужую плоть.

Приземлился он прямо в гуще людей. Рядом упал на колено Малаар, резко крутанулся на месте и воткнул свой меч в пах одному из мечников, потом стремительно выпрямился и отточенным ударом снес голову второму. Продолжая разворот, вторым мечом он рассек грудь третьему противнику.

Ауум одобрительно кивнул и, повернувшись лицом к солдатам, выругался. Деревню позади храма охватило пламя. Под сводами деревьев заметалось эхо отчаянных криков. Мечники тем временем крушили врата храма. От заклинаний по доскам побежали трещины, петли и засов расплавились, и теперь люди пытались довершить дело.

— Элисс! — окликнул девушку Ауум. — Держись справа от меня. Тай, огибаем храм. Зачищаем деревню.

Ауум побежал к вратам, увидев, как шесть мечников проделали в них пролом, достаточно широкий для того, чтобы через него можно было попасть внутрь. Магическое пламя тем временем с жадностью пожирало изуродованное дерево. Элисс держалась за его правым плечом. Ауум скользнул в пролом, на мгновение ощутив тяжелый запах магии и огня, и оказался в полутемной прохладе храма.

Как и тысячу лет назад, под величественным куполом статуя Инисса стояла на одном колене перед бассейном гармонии. Из-под протянутой руки бога все так же тек ручеек, издавая мелодичные и красивые звуки. Но сейчас в него вплетались резкие крики людей и топот их обутых в сапоги ног, оскверняющий святые камни. Солдаты разделились, обойдя бассейн с двух сторон, и теперь торопились к проходу в тыльной части, выводившему к задним дверям и деревне за ними.

Ауум заметил жрецов и адептов Инисса, притаившихся в тени, беспомощных и напуганных. Они оказались запертыми в западне, между людьми, спешащими обогнуть бассейн, и теми, кто уже высадился в деревне. Подбежав к краю бассейна, Ауум левой ногой оттолкнулся от бортика и подпрыгнул, подобрав под себя ноги и раскинув в стороны руки с зажатыми в них клинками. В полете он выпрямился и бесшумно приземлился между двух групп солдат, направив на каждую по мечу.

— Дальше вам не пройти, — прошипел он.

По крайней мере один из них понял его, рассмеявшись вместо ответа.

— Неужто нас остановит один-единственный эльф, — прохрипел он на сносном общем эльфийском.

Солдаты устремились к нему. Ауум шагнул им навстречу, загораживая проход, и тут по воздуху пролетела Элисс, врезавшись ногами в группу по левую сторону от него, и вот уже двое солдат повалились на пол, а третий отлетел спиной к стене и сполз по ней на землю.

— Один? — рассмеялся Ауум. — Воин ТайГетен никогда не бывает один.

Ауум предоставил Элисс возможность завершить свою работу, перехватил клинки поудобнее и стал ждать. Оставшиеся трое солдат бросились на него, пылая гневом при виде столь бесславной гибели своих товарищей. Ауум поднырнул под широкий замах на уровне пояса, выпрямился, вгоняя клинок в живот противнику по самую рукоять, и шагнул вперед, оставив меч торчать в теле врага.

Тот, шатаясь, попятился назад. Ауум обратным движением второго клинка рубанул им по шее другого солдата. К нему обернулся третий, явно не успевая уследить за его перемещениями. Ауум резко крутанулся на месте, и его правая нога врезалась в нос солдата, который, впрочем, устоял и даже поднял меч, защищаясь, хотя лицо его заливала кровь, а в глазах застыли изумление и боль.

Ауум замер на миг, прикидывая, а не оставить ли его в живых, чтобы он рассказал своим хозяевам обо всем, что здесь произошло.

— Нет, пожалуй, это должен быть тот, кто умеет летать, — вслух произнес он.

Архонт ТайГетен шагнул вбок, легко уходя от неуклюжего выпада, и спокойно вонзил клинок в грудь солдату, затем отвернулся от падающего тела и выдернул свой второй меч. Вытерев оба лезвия об одежду убитых, он сунул их в заплечные ножны. Элисс к этому времени уже покончила со своими противниками и удалялась по проходу. Ауум бросился за нею вдогонку, жестами показывая жрецам и адептам, чтобы они расступились.

— Оставайтесь внутри, пока я не скажу, что можно выходить.

Ауум вдвоем с Элисс устремились к задним дверям, пробегая мимо залов для медитаций, комнат для чтения свитков и отдыха, внутри большинства которых укрывались эльфы. Им еще оставалось до дверей около десяти ярдов, когда те распахнулись и внутрь хлынули служители, мирные жители, ученики… словом, самые обычные эльфы, толкая и топча друг друга в отчаянной надежде спастись от врага, который уже дышал им в спину.

В воздухе резко похолодало, и Ауум выругался.

— Ложись! — заорал он и толкнул Элисс в зал для медитаций, ныряя туда же вслед за нею. В коридоре взвыл ледяной ветер. Крики перепуганных эльфов резко оборвались, словно кто-то захлопнул за ними гигантскую дверь.

Содрогнувшись, Ауум перекатился на спину. В дверном проеме бахромой повис иней, а в коридоре на полу и потолке образовался толстый слой льда. Лед вскарабкался и на стены, отчего проход превратился в сверкающий голубой тоннель. Снаружи доносилось эхо разрывов, от которых вздрагивал храм, и громкие крики. Внутри же царила гробовая тишина.

Ауум вскочил на ноги и выбежал в коридор, поскальзываясь на обледенелом полу. Присев на корточки, он принялся отталкиваться руками и ногами, скользя к дверям и деревне за ними. Элисс последовала за ним, правда, не так быстро. Проход впереди был завален телами беззащитных иниссулов, замерзших насмерть. Они протягивали застывшие руки, моля о помощи, а рты их были распахнуты в беззвучном крике.

А за ними в дверном проеме стояли маги. Они готовили заклинания. Ауум попытался заскользить быстрее, но на тающем льду это было уже невозможно. Тогда он выхватил из подсумка метательный полумесяц и, оттолкнувшись в очередной раз, обратным движением руки отправил его в полет. Зашелестел рассекаемый оружием воздух, и лезвие вонзилось магу в ногу. Он вскрикнул и упал. Оставшиеся трое расцепили ладони, направив их на Ауума, и он вознес молитву Иниссу, прося бога принять его душу.

Но вдруг дверной проем на мгновение заслонила чья-то тень; заклинания так и остались незаконченными. Слева мелькнул размазанный в стремительном движении силуэт. Один из магов лишился головы, и она покатилась, подпрыгивая, по обледенелому полу храма, остановившись у ног Ауума и глядя на него мертвыми глазами, в которых навеки застыло изумление.

Ауум плюнул ей в лицо и поднял взгляд к дверям. В повадках стоявшего там эльфа ощущалось безумие, избавиться от которого ему, наверное, уже не суждено. Как и от затравленного выражения в глазах. С клинков, которые он держал в руках, капала кровь, а у его ног корчились в агонии и умирали маги.

— Что-то ты подзадержался, — бросил ему Ауум. — Пожалуй, тебе надо больше практиковаться.

Эльф не обратил на него внимания, пробормотал что-то себе под нос и склонился над магом, который еще дышал.

— Ты доложишь о постигшей вас неудаче своим хозяевам, — сказал он. — Но только после того, как расскажешь мне все, что я хочу знать.

Ауум лишь покачал головой и направился к дверям. Его догнала Элисс и пристроилась рядом. Вдвоем они миновали эльфа и вышли к горящей деревне.

— Это и есть… — начала было Элисс.

— Да, — ответил Ауум. — Это и есть Такаар. Или, точнее, то, что от него осталось.

И вместе с Элисс он шагнул под проливной дождь, чтобы в очередной раз стать свидетелем кровавой бойни, порожденной человеческой магией.

Глава 2

Путь от Молчащего Жреца до Обращенного короток по времени, но бесконечен в утешении, которое дарует душе. Он навсегда останется в памяти тех, кто прошел его. Это — цена, которую они вынуждены платить за подлинное единение с самыми замечательными созданиями Туала.

«Обращенные и Молчащие», Лизаэль, Верховная жрица Инисса

На мгновение Ауум позволил себе испытать гордость. Его ученики ТайГетен проявили себя как зрелые ветераны. Убивая мастерски и беспощадно, они спасли десятки жизней. И вот сейчас они бродили по деревне, готовя мертвых к путешествию в Чертоги Возвращения, предлагая утешение раненым и скорбящим, врачуя их тела бальзамами и снадобьями.

Несколько домов еще догорали. Погасить магическое пламя было трудно, но падающие слезы Гиал хотя бы не дадут ему распространиться дальше. Ауум вернулся в храм. Лед уже растаял, и скользкие камни блестели влагой. В каждой комнате молились жрецы, а из-под купола доносился многоголосый напев. Это звучала поминальная песня по погибшим и призыв к Шорту явить свою месть душам врагов.

Войдя в зал под куполом, Ауум вновь обошел бассейн по кругу, пройдя мимо жрецов и адептов, преклонивших колени в молитве. У обгоревших половинок врат храма застыла одинокая фигурка. Ауум подошел к ней и проследил за ее взглядом: она смотрела на залитую кровью каменную площадку перед входом, на которой по-прежнему валялись тела магов-людей.

— Мне очень жаль, что нас не было здесь, чтобы спасти всех твоих людей, Онелла, — сказал Ауум.

Онелла в ответ рассмеялась сухо и безрадостно, накрыв руку Ауума своей.

— Без вас они погибли бы все, а эльфы оказались бы в безвыходном положении.

Ауум всмотрелся в лицо Онеллы и увидел в ее глазах отчаяние. Она была членом клана Инисса, которой пришлось много выстрадать, но именно на нее возлагалось столько веры и надежды. Она была первой, кто овладел и дальше всех продвинулся в изучении Иль-Арин, Одной Земли — таким именем нарекли нарождающуюся эльфийскую магию. Но это знание состарило даже ее, а ведь она была иниссулом. Бессмертной. Волосы ее подернулись пеплом седины и поредели, придавая лицу суровое и аскетическое выражение еще и потому, что она стягивала их в тугой узел на затылке.

Лицо Онеллы покрывала сеточка бесчисленных глубоких морщин, а под глазами, зелеными и по-прежнему яркими, отражающими неугасимый свет ее пылкой и юной души, залегли темные круги. На ее плечи легла невероятно трудная и почти невыполнимая задача, и об отдыхе она могла только мечтать. Но ум ее оставался острым, а желание учиться и передавать это знание ученикам лишь усилилось за сто пятьдесят лет, прошедших с момента ее бегства из Исанденета и пробуждения в ней магической силы.

— Скольких мы потеряли? — спросил Ауум.

Онелла судорожно вздохнула.

— Мы насчитали четырнадцать послушников. Еще больше ранены. Полагаю, нам повезло хотя бы в том, что ученики из класса ориентирования занимались в лесу. Их у меня двадцать восемь, и они остались живы только потому, что их здесь не было.

Онелла понурила голову. Ауум понимал, что она плачет, но он должен был выяснить все до конца.

— Что осталось от подготовительного класса и класса применения заклинаний?

Онелла лишь покачала головой в ответ.

— Ничего. Они все погибли. Но хуже всего то, что мы знали — так и должно было случиться.

— Что?

— Мы знали, что они найдут нас, если мы начнем пробовать свои силы. Они умеют чувствовать применение Иль-Арин. Они могут идти по ее следу, подобно тому, как пантера выслеживает оленя глубокой ночью по запаху. И до сих пор мы старались быть очень осторожными.

— Не вини себя. У тебя не было другого выхода — силу надо было проверить.

Онелла подняла глаза на него и улыбнулась сквозь слезы, и от вида этой улыбки у Ауума защемило сердце.

— И оказалось, что мы ужасно неполноценные, верно?

— Я тебя не понимаю.

— Мы пытались возвести защиту против магической атаки, — сказала Онелла. — Я была уверена в успехе. Мы работали, не покладая рук. А потом пришли люди, ударили одним-единственным заклинанием, и вся наша защита рассыпалась на куски. А все они погибли.

— Кто? — спросил Ауум.

— Ученики из класса практического применения заклинаний. Практики. Погибли все, кроме меня. Вместе с учениками из подготовительного класса, которые наблюдали за занятиями и учились на их примере. Всех их настигло одно заклинание. Столько сил и времени оказались потрачены впустую. Все напрасно. Я в отчаянии.

— Твой труд не может быть напрасным, — попытался утешить ее Ауум, хотя после ее слов на сердце у него легла свинцовая тяжесть. — Мы начнем все сначала.

— Те, кто оказался заперт в Исанденете, не могут больше ждать. У них просто нет для этого времени. И мы все знаем об этом.

— Им не грозит опасность, если они не станут устраивать беспорядки.

— Они рабы! — Голос Онеллы хриплым эхом отразился от стен храма. — Мы поклялись освободить их.

— И мы сделаем это. Инисс поможет нам. Не теряй веру.

— Ауум, ты не понимаешь. — Онелла смеялась сквозь слезы, но смех ее был горек. — Мы пытаемся приручить Иль-Арин на протяжении вот уже ста пятидесяти лет, с тех самых пор, как кое в ком из нас пробудилась душа Икс. И вот, спустя столько времени выясняется, что мы вновь оказались у разбитого корыта. Неужели ты не видишь этого сам?

— Все десять учеников класса практиков строили одно и то же заклинание. А один человеческий маг взял и в один миг легко развеял его по ветру, заодно убив их всех. У нас нет ни силы, ни знаний, чтобы противостоять магии людей. Пройдут века, прежде чем мы сможем встать рядом с тобой и защитить тебя от их огня, льда и прочего зла, которым они столь мастерски владеют.

— Но к тому времени от эльфов не останется и следа. Мы или погибнем, или вымрем. То, что происходит в Катуре, — симптом болезни, которая неизбежно поразит нас всех. И люди будут вечно править Калайусом.

Ауум ощетинился. Слова Онеллы в очередной обнажили пропасть между человеческой и эльфийской магией, сорвав с его глаз флер надежды. Но, несмотря на это, он не собирался отказываться от своих планов.

— Люди никогда не будут править моей страной, — отрезал он. — Катура подхватила болезнь, которая порождена тоской по тому времени, которое ушло и больше не вернется. Теперь будущее нашего народа зависит от тебя, меня и всех тех, кого мы ведем за собой. Нельзя поддаваться отчаянию. Всегда можно придумать что-либо. Ускорь процесс обучения. А я постараюсь побыстрее подготовить своих учеников.

— Чем я могу помочь тебе?

Онелла вытерла с глаз слезы.

— Прости меня. Просто мне сейчас очень тяжело. Мы так старались, а они походя уничтожили нас, словно прихлопнули комара. Оказалось, что вся наша уверенность в своих силах и способностях — на самом деле пустой звук.

— Я могу обещать тебе, что отныне охрану Аринденета от поругания возьмут на себя ТайГетен. Нам помогут гвардейцы Аль-Аринаар. В храме больше никто не умрет.

Онелла согласно кивнула.

— Что ж, по крайней мере, те из нас, кто остался жив, нынче ночью будут спать спокойно. Вот только нас совсем мало! Нам нужно найти новых учеников, обладающих хотя бы зачатками способностей, чтобы можно было расширить поле для экспериментов.

Ауум понял, что Онелла вновь начинает мыслить рационально и уже строит планы, и в душе его затеплилась робкая надежда.

— Не волнуйся, мы обязательно отыщем их и отправим к тебе.

— Как тебе это удается? — поинтересовалась вдруг Онелла.

— Что именно?

— Никогда не падать духом и не позволять сомнениям овладеть твоей душой.

Ауум нахмурился, прежде чем ответить. Подобрать нужные слова оказалось нелегко.

— Потому что я никогда не сомневался в своей вере или целесообразности своей миссии. Это — наша земля и наш лес. И я не успокоюсь до тех пор, пока все наши кланы не станут свободными и пока запах людей не будет навечно стерт из нашей памяти. Сам Инисс вручил нам Калайус. И ни один человек не сможет отнять его у нас.

Его внимание вдруг привлекло какое-то движение в дальнем конце каменного козырька перед входом. Это была всего лишь мелькнувшая тень, которую не заметил никто, кроме самых зорких лесных хищников. Ауум сорвался с места и рванулся в ту сторону, на бегу бросив Онелле:

— Укрепись духом, и никто не сможет победить нас. Занимайся своими людьми.

Сердце гулко колотилось у Ауума в груди. Тень мелькнула и исчезла, но он точно знал, кому она принадлежит.

— Стой! — крикнул он. — Поговори со мной. Скажи мне, что ты почувствовал. Прошу тебя. Ты — Обращенный, но при этом еще и эльф. Стой!

Но тень уже исчезла. Эльф и сопровождавшая его пантера растаяли в лесу без следа.

Ауум остановился на краю площадки. Взбудораженные чувства мешали ему мыслить связно, иотчаянная надежда на встречу угасла так же быстро, как и зародилась. Он всматривался в лес, вопреки всему продолжая верить, что вот сейчас навстречу ему выйдет Серрин.

— Проклятье, — сказал он и нахмурился. — Что ты здесь делал?

Ауум вернулся обратно к храму. К нему быстрым шагом подошли Элисс и Тиирадж.

— А где остальные?

— Малаар занят со жрецами, готовит мертвых для Возвращения. Виранн и Гинеев ухаживают за ранеными. У них множественные ожоги. А бальзама и мазей у нас мало.

— Жрецы дадут им все необходимое. Сколько раненых выживут? — спросил Ауум.

— Как далеко может прыгнуть ТайГетен? — вопросом на вопрос ответил Тиирадж. — Олмаат остался жив, получив ожоги, способные гарантированно погубить любого эльфа. Тяжесть ранений играет второстепенную роль, все зависит от силы духа и желания выжить.

— Это не ответ. Сколько человек получили ожоги, несовместимые с жизнью? И сколько останутся живы, потому что они — поверхностные и неглубокие?

Тиирадж кивнул на храм.

— Думаю, вам лучше сходить туда и посмотреть самому.

Ауум пожал плечами и жестом предложил им идти впереди, и они вместе вошли в прохладу храма. На каменных плитах вокруг бассейна гармонии вповалку лежали раненые послушники и жрецы. В воздухе висел запах горелой плоти, а под куполом звучало скорбное эхо стонов.

Ауум медленно обошел зал по кругу, опускаясь на колени рядом с каждой жертвой, чтобы произнести слова утешения или молитвы, если все усилия жрецов не помогали спасти их подопечных.

Только к концу обхода Ауум понял, почему Тиирадж отвечал столь уклончиво. Он видел эльфов с ужасающими ожогами на лицах, с одеждой, прикипевшей к телу, и руками, обгорелыми почти до кости, но в глазах у них светилась ярость и сила, которые позволят им выздороветь. Но видел он и тех, у кого ожоги и раны были относительно легкими, но в ком шок внезапного нападения подточил мужество, угрожая отправить их души прямиком в объятия Шорта.

— Тай, — сказал он, — предоставим этих славных эльфов выздоровлению. Инисс благословляет вас всех, и он же вернет вам здоровье и возможность учиться дальше. Мы будем молиться за вас и почтем за честь встать с вами в один ряд в тот день, когда отвоюем свою землю у людей и освободим свой народ.

Ауум повел своих учеников наружу, знаком попросив Онеллу присоединиться к ним.

— Расскажи мне о Такааре, — попросил он.

Выражение лица Онеллы было красноречивее любых слов. Ауум вдруг почувствовал, как его уверенность пошатнулась.

— Если он вам мешает, я могу убрать его.

Онелла вздохнула.

— Нет, нет, я не хочу этого. Нам нужны его озарения, в какой бы форме они ни снисходили на него.

— Он составляет заклинания?

— Сейчас нет. Он никак не может сосредоточиться. Думаю, у него в голове слишком много существ.

— Ладно, — проворчал Ауум, ощущая уже привычный наплыв самых противоречивых чувств, едва только речь зашла о Такааре. — Держи меня в курсе. И не давай ему вселять в учеников чувство неуверенности в своих силах.

— Вселять неуверенность? Видел бы ты их. Они обожают его. Сказки, которые он рассказывает, и знания, которыми он делится с ними, относительно энергии, заключенной в земле, буквально зачаровывают их, прошу прощения за каламбур.

— А он по-прежнему… наносит визиты?

— Все чаще и чаще. Полагаю, в этом нет ничего удивительного, учитывая состояние его рассудка.

Ауум выругался.

— Для чего он это делает?

Онелла лишь пожала плечами в ответ. Ауум вполне понимал ее разочарование и досаду.

— Он неизменно говорит, что получает ценные сведения, хотя на самом деле они — всего лишь друзья и им нравится разговаривать друг с другом.

— Как можно дружить с человеком? — осведомился Малаар.

— Не знаю, — отозвалась Онелла. — Хотя, полагаю, если и есть на свете человек, достойный доверия, так это он.

— Это неправильно, — сказал Ауум. — Хочет он того или нет, но он выдаст наши секреты. Глядя на то, что происходит вокруг, я спрашиваю себя, а не случилось ли это уже.

Онелла собралась было что-то ответить ему, но тут воздух потряс многоголосый рев пантер. Его подхватили хриплые и воинственные крики эльфов. Это был призыв к немедленному действию и мести. Ауум вздрогнул, вслушиваясь в эхо криков, прокатившихся из конца в конец по всему лесу. Но вот они постепенно замерли, сменившись хрупкой тишиной, прежде чем ее вновь нарушили вопли опомнившихся подданных Туала.

Онелла дрожала всем телом. Никогда раньше в лесу Калайуса не раздавалось столь жутких звуков.

— Что это было? — спросила она.

— Обращенные, — ответил Ауум. — Объявляют общий сбор.

— Для чего? — поинтересовалась Элисс.

Ауум покачал головой.

— Не знаю, но, боюсь, их действия еще аукнутся нам. Здесь был Серрин. Он стал свидетелем надругательства над храмом.

— Вы думаете, они начнут мстить? — спросил Тиирадж.

— Они — Обращенные. А люди напали на храм Инисса.

— Но… — начала было Элисс.

— Знаю, — перебил ее Ауум. — Но эти угрозы для Обращенных ничего не значат. Они считают, что те, кто оказался в рабстве за стенами наших городов, способны постоять за себя сами. А здесь произошло нападение на сердце нашей веры. И они отомстят за него.

По лицам своих учеников он видел, что они или не понимают, о чем он говорит, или не верят ему.

— Почитайте учение Лизаэль, — посоветовала Онелла. — А еще лучше — поговорите с ней, когда будете в Катуре, если она все еще там, конечно. С тех пор, как возникла первая пара Обращенных, прошло всего сто тридцать лет, но разум переродившихся эльфов настолько далеко шагнул за грань нашего понимания, что к ним уже неприменимы наши понятия о здравом смысле, добре и зле.

— Тем не менее, мы должны попытаться остановить их, — возразил Ауум.

— Как? — поинтересовался Тиирадж. — Мы даже не сможем выследить их. Как мы узнаем, куда они направились?

— Хороший вопрос. — Ауум развел руки в стороны. — Кто-нибудь готов предложить вразумительный ответ?

Первой подала голос Элисс.

— Они захотят создать прецедент. Привлечь к нему внимание людей, чтобы те задумались над происходящим.

— Хорошо, — сказал Ауум. — Малаар?

— Это будет нечто представляющее большую ценность. Охотники за шкурами или собиратели редких растений?

— Нет, — ответил Ауум. — Человеческие деньги ничего не значат для Обращенных. Думайте. Виранн?

— Значит, это будет какая-то массированная и показательная акция. Где-нибудь неподалеку от Исанденета.

Ауум кивнул.

— Правильно. А почему Исанденет?

— Потому что это — военный оплот и магическая база людей, — сказал Виранн. — Потому что там живет Истормун.

— Хорошо, — вновь кивнул Ауум. — Гинеев, будь ты на месте Обращенных, в каком месте бы ты атаковал?

— Лесосплав на реке Икс, — без колебаний отозвался Гинеев. — Его тщательно охраняют, там много рабов и стражников, а сам он является самым гнусным надругательством над лесом.

Ауум преклонил колени, и Онелла с учениками последовали его примеру.

— Тай, помолимся. — Ауум положил одну ладонь на камень, а другую простер к небесам. — Инисс, услышь меня. Биит, услышь меня. Благословите землю, по которой должны ступать ТайГетен. Покажите нам путь и наставьте нас, когда мы постараемся остановить руку слуг ваших, Обращенных.

— Шорт, услышь меня. Благослови души тех, кого отправила в твои объятия злая воля людей, и даруй им теплый прием предков. И пусть те люди, что стоят пред тобой, сполна испытают на себе всю силу твоего гнева.

— Икс, услышь меня. Направь руку Онеллы. Благослови ее труды и укрепи ее дух, когда она начнет возрождать орден Иль-Арин. Открой им глаза на природу их силы и научи управлять ею. Поставь их на пути овладения ею, чтобы они встали рядом с нами и мы сбросили бы с себя людское иго.

— Я, Ауум, прошу вас об этом.

После недолгого почтительного молчания Ауум поднялся на ноги. Онелла же еще некоторое время оставалась коленопреклоненной. Когда она, наконец, выпрямилась, в глазах ее вновь заблестели слезы.

— Икс не сможет дать мне новых учеников. Это под силу только Иниссу.

Ауум кивнул.

— Я услышал тебя, Онелла. Элисс, Малаар, вы пойдете со мной. Тиирадж, Виранн и Гинеев останутся охранять храм. Тиирадж — старший. Не уходите отсюда, пока я не вернусь.

— Тай, в путь.

Глава 3

Если кто-либо задается вопросом о том, почему эльфы не пробовали атаковать Исанденет раньше, значит, он не присутствовал при том, как Истормун убивал нашу любимую Катиетт.

«Путь падения», Пелин, архонт гвардии Аль-Аринаар, губернатор Катуры

Однажды наступило время, правда, когда именно, он уже не помнил, когда он превратил происходящее в игру. Для него это стало единственным способом справиться с болью. Справиться… нет, это неподходящее слово. Терпеть ее, так будет точнее. А смысл игры заключался в том, чтобы определить, какой орган, мышца или кость болят сильнее всего во время его редких посещений храма Шорта в Исанденете.

Все начиналось с первого вдоха, что само по себе было нелегко. Очевидно, это как-то объяснялось слабостью его грудных мышц. Проблема состояла в том, что они оцепенели, не позволяя грудной клетке подниматься, и каждый вздох походил на жалобный всхлип. Но не позволял этой боли победить себя. Он уже привык к ней и научился не обращать на нее внимания.

С величайшим трудом стал подниматься по лестнице. Во время долгого шаркающего пути от лестницы до панорамного зала в конце коридора он мысленно перебирал список источников боли.

Ага, кажется, сейчас в игру вступила его голова. Истормун что-то сделал, чтобы остановить ухудшение деятельности мозга. Он уже сомневался, к добру ли это, потому как голова теперь гудела так, словно мозг пытался вырваться наружу, просверлив дыру в макушке. Очередным кандидатом стало и левое бедро — результат его недавнего покушения на собственную жизнь.

Он бросился вниз вот с этой самой лестницы и переломал все косточки в левой ноге и еще несколько других. Большую часть тут же залечили с помощью заклинаний и наложенных шин, но вот левое бедро превратилось в сплошную кашу осколков. Ему сказали, что оно раздроблено до такой степени, что магия тут бессильна. Теперь каждый его шаг сопровождался сильной болью, огненными стрелами отдающейся в стопу и поясницу.

И уже не имело значения, что мышечная атрофия, судя по всему, прогрессировала. Он бы лишь порадовался этому, если бы не осознание того факта, что она лишь приведет Истормуна в бешенство и заставит испробовать на нем какой-либо очередной болезненный метод, чтобы остановить распад тканей.

Сегодня он вычеркнул из черного списка артрит в плечах и кистях, потому что боли в животе были просто дьявольскими. Он не ел твердой пищи вот уже почти двадцать лет, с тех самых пор, как его пищеварительная система отказалась принимать что-либо крупнее горошины. Но нынче утром он проснулся в луже собственных жидких испражнений от адской рези в животе. Заклинание уняло колики, зато оставило ему на память такую боль, какая бывает, когда в живот тебе втыкают меч и начинают проворачивать его в ране.

Он, наконец, добрался до верхней площадки лестницы и привалился к стене, переводя дыхание и с тоской глядя на путь, который ему еще предстояло преодолеть. Его охранники, которых Истормун величал помощниками, но от которых никакой помощи ждать не приходилось, поскольку они были явно приставлены к нему для того, чтобы помешать ему совершить новую попытку самоубийства, в ожидании замерли сзади и по бокам.

— Я не намерен ставить рекорды, — обратился он к одному из них охрипшим голосом, поскольку в горле у него пересохло, а губы растрескались. — Сегодня настала очередь кишок.

— Мы уже опаздываем, — пробурчал в ответ один из помощников. Он не помнил, как его зовут. В последнее время у него стало совсем плохо с памятью. — Хозяин не любит, когда его заставляют ждать.

— Ну, вы знаете, куда он может засунуть себе то, что любит или не любит. Хозяин. Тоже мне, жалкие лизоблюды.

Он двинулся по коридору, стараясь, чтобы его движения выглядели медленными и неуверенными. Вздохи и негромкая ругань его помощников доставили ему крошечное удовлетворение. В последнее время ему нечем было особенно хвастаться. Он мельком подумал, а не обмочиться ли ему. Сегодня утром к нему вернулась способность управлять собственным кишечником, а они об этом еще не знали. Но потом он решил, что не стоит. Можно было бы рискнуть хотя бы ради того, чтобы увидеть выражение их лиц, но вот потом приводить себя в порядок… Нет, этим оружием он воспользуется в другой раз.

Ему нравилось представлять, как движется по небу солнце, хотя и скрытое большую часть времени тяжелыми грозовыми тучами, пока он медленно ковылял по коридору на встречу с Истормуном. В самом начале подобные свидания происходили у них каждый день. Но только не теперь. И он был благодарен за это тому эльфийскому богу, который услышал его молитвы.

Не то чтобы Истормуну прискучил эксперимент сам по себе — хотя он всей душой жаждал, чтобы это случилось поскорее. Нет, просто правитель Калайуса стал кем-то вроде куратора, передоверив ежедневную рутину поддержания жизнедеятельности своего подопечного младшим магам. К несчастью, те оказались чрезвычайно усердными и исполнительными. Хотя чему тут удивляться? Истормун терпеть не мог разочаровываться в ком бы то ни было.

Один из его опекунов распахнул дверь в панорамный зал с роскошным видом на восточную часть Исанденета и изуродованный лес за рекой Икс. В этот момент солнце выглянуло из-за туч, заливая длинную комнату с высоким потолком ярким ласковым светом. Сценка, поражавшая своей свежестью и красотой, поразительным образом контрастировала с единственным обитателем комнаты.

Истормун сидел в кожаном кресле с высокой спинкой за огромным полированным деревянным столом. Пресс-папье прижимало внушительную стопку бумаг, а на трех тарелках перед лордом и властителем Калайуса лежали остатки еды. Истормун был худ как спичка. Кожа так туго обтягивала его лицо и руки, что, казалось, кости вот-вот могут прорвать ее. Он походил на ходячий скелет в свободных одеждах ручной выделки, которым отдают предпочтение те, кто ищет спасения от чрезмерной влажности. Вопрос о том, кто из них выглядел хуже, оставался открытым.

— Ваш отвратительный запах опережает вас, Гаран, — сказал Истормун. — Садитесь.

Небрежным взмахом руки Истормун указал на глубокое и удобное кресло слева от себя. Но Гаран проигнорировал приглашение и опустился на жесткий стул с прямой спинкой справа, из которого у него, по крайней мере, был шанс выбраться по окончании встречи.

— А вокруг вас пахнет, как от выгребной ямы, — парировал он. — В моем запахе повинны вы сами. Что вы можете сказать в свое оправдание?

В темных глазах Истормуна полыхнула молния, но его тонкие губы сложились в улыбку.

— И сколько же вам нынче? — проскрежетал колдун, и голос его скрипучим эхом раскатился по почти пустой комнате.

— Сто семьдесят шесть лет, — ответил Гаран, и названная цифра ему самому показалась нереальной, как было всегда.

— И за все это время вы так ни разу и не сумели уязвить меня.

— Я все еще не теряю надежды. Более того, каждая попытка приносит мне удовлетворение. Кто еще смог бы сидеть здесь и говорить вам, что от вас пахнет хуже, чем от дерьма пантеры, и рассчитывать остаться в живых?

— Смотрите не ошибитесь с длиной своего поводка, Гаран.

— А мне так хочется узнать, какова она на самом деле. Именно мысль о том, что когда-нибудь я переступлю предел дозволенного, и позволяет мне засыпать каждую ночь.

Истормун фыркнул и принялся перебирать бумаги, лежавшие перед ним на столе, после чего выудил один листок из толстой кожаной папки.

— Итак, к делу. Ваше зрение. Улучшилось? Стало острее?

— Теперь я даже вижу у вас под кожей тот усохший черный орган, который вы, наверное, величаете сердцем. Ну, что скажете?

Истормун проворчал что-то, и этот хриплый звук показался бы куда уместнее в лесу, а не в храмовом зале.

— Ваши почки вернулись к нормальной работе десять дней назад. У вас была какая-либо отрицательная реакция на лечение?

— Да, — ответил Гаран. — Я все еще жив.

Истормун с такой силой стиснул зубы, что на скулах у него заиграли желваки, а на висках под желтоватой кожей с коричневыми пятнами вздулись вены.

— Ваш желудок, — сказал он, медленно и тщательно выговаривая слова, в которых прозвучала явственная угроза, но она лишь вдохнула надежду в Гарана. — Три дня нового лечения. Уменьшилась ли опухоль, и способен ли теперь ваш желудок удерживать пищу?

Гаран, не дрогнув, встретил взгляд Истормуна. В его манерах не ощущалось и следа того ужаса, что так явственно проступал на лицах прочих слуг Истормуна.

— Мой желудок по-прежнему причиняет мне дикую боль, тем самым давая мне надежду на скорую смерть, невзирая на ваше бесчеловечное вмешательство в работу моего организма. Ваш эксперимент был и остается жалким провалом.

Истормун отличался завидной быстротой движений, а его рост, когда ему это было нужно, внушал страх. Он с размаху ударил ладонями по столу и угрожающе навис над Гараном, чей высохший скелет непроизвольно дернулся, хотя взгляд его не отрывался от лица мага. Уголком глаза он отметил, что стол треснул и задымился под руками Истормуна. Ну, еще немножко. Еще!

— Ничто из того, к чему я прикасаюсь, не может быть провалом. — Голос Истормуна напоминал скрежет камней, попавших в камнедробилку. — А вам давно пора уразуметь, что даже если вы скончаетесь прямо сейчас, то мой эксперимент все равно можно считать триумфальным.

У Гарана отвисла челюсть, и он ощутил, как из уголка рта у него струйкой потекла слюна.

— Взгляните на меня, — прошептал он, а потом заговорил так громко, как только мог. — Взгляните на меня! Стоит мне чихнуть чуток сильнее, как у меня лопается кожа. Все мои суставы настолько распухли от артрита, что без посторонней помощи я не в состоянии вылезти из постели, а без остановки не могу пройти и десяти шагов. Стоит мне сделать вздох поглубже, как от боли у меня перехватывает дыхание. Если я упаду, то переломаю себе все кости. Все тело, как и вся моя жизнь, превратилось в сплошной источник боли. Вот уже пятьдесят лет я не узнаю себя в зеркале. Я мертв, но вы заставляете мое сердце биться. Неужели в этом и заключается твой триумф, ублюдок?

В лице Истормуна на миг проступило нечто человеческое. Треск прекратился, и лорд-маг убрал руки со стола, на котором остались почерневшие отпечатки его ладоней.

— Да. Потому что я дал тебе жизнь, о которой ты даже и мечтать не смел. Я дал тебе возможность видеть, слышать, касаться и пробовать на вкус, когда твои выбеленные кости уже давно должны были сгнить в земле. Я сделал так, что твое имя навсегда останется в истории человечества.

— А моя семья будет вечно нести на себе позор оттого, что я был игрушкой в руках Истормуна. Я не желаю, чтобы мое имя входило в историю. Все, чего я когда-либо хотел — исполнить свой воинский долг, вернуться к тем, кого я любил, и умереть на руках жены, когда придет мой час. А ты отнял у меня это право. Я плюю на землю, по которой ты ступаешь.

Приступ человечности миновал у Истормуна так же быстро, как и начался.

— Вы считаете себя невезучим, потому что я не оставляю вас в покое. Меня так и подмывает вырвать вам язык. Поверьте, в моих силах сделать вашу жизнь куда более неприятной, нежели вы полагаете ее в настоящее время. На вашем месте я бы подумал вот о чем: эксперимент с вами еще не закончен, и я не могу позволить вам умереть до его завершения.

— У вас органы человека, стоящего одной ногой в могиле. Но сердце ваше будет преспокойно биться в теле тридцатилетнего мужчины. А мои маги с каждым днем приближаются к решению проблемы с вашей мускулатурой, кожей и костями. Вы, Гаран, имеете все шансы стать первым бессмертным человеком, но при этом продолжаете скулить и жаловаться на свое долгожительство.

— А вы вообще были когда-нибудь человеком? — спросил Гаран. — Какую такую сделку вы заключили, что честь, стыд и стремление к свободе не затронули вашего сердца?

Истормун фыркнул, умудрившись вложить в этот звук все свое презрение и одновременно показать, что не намерен больше разговаривать на эту тему.

— Вам вряд ли захочется узнать подробности этой сделки, больше того, вы их уже знаете, — заявил лорд-маг, и Гаран готов был биться о заклад, что этот живой скелет в просторных одеждах непроизвольно содрогнулся.

— По крайней мере, у вас был выбор, — сказал он.

Истормун вышел из-за стола и остановился перед Гараном.

— Да, был. Но теперь у меня нет времени на честь или свободу. Меня интересуют только завоевания и власть. — Истормун наклонился, так что глаза его оказались на одном уровне с глазами Гарана, и в ноздри последнему ударил характерный запах плесени. — А вы — очередная ступенька в моем восхождении к вершинам власти на Балайе.

— Подарите мне новый меч, да? Жду не дождусь увидеть страх на лицах ваших врагов, когда я заковыляю к ним.

Истормун вновь зарычал.

— В этой земле есть нечто такое, что обеспечивает эльфам их долгую жизнь, и я найду это семя и посею в вас, даже если мне понадобится для этого еще сто пятьдесят лет. Так что вы будете жить долго, Гаран, и своими глазами увидите рождение новой расы людей. Тех, кого я наделю долгой жизнью, колоссальной силой и быстротой. Несокрушимых. Верных. Покорных.

Наконец-то Гаран узнал правду и понял, чем объяснялись пытки последних ста пятидесяти лет. Он сдерживался изо всех сил, чтобы не рассмеяться лорду-магу в лицо.

— Вы пытаетесь слепить эльфа из моего тела, чтобы собрать армию таких, как я, и захватить власть в Триверне? А вы ведь и впрямь конченый идиот, а?

Глаза Истормуна потемнели, а с ладоней сорвались молнии.

— Вы могли бы встать вместе со мной во главе доминиона, — обронил лорд-маг. — Но каждое ваше оскорбительное слово я припомню, так что вы отправитесь на свалку, когда мне надоест возиться с вами.

— Моя смерть не может быть слишком близкой.

— Смерть? Нет, Гаран, иначе она станет для вас наградой, а не наказанием. — Истормун торжественной поступью подошел к окнам и уставился на тропический лес. — Наша сегодняшняя встреча подошла к концу. Следующий сеанс лечения может показаться вам неприятным, зато он придаст силы вашим ногам. Иначе вас ждет паралич.

Гаран похолодел. Истормуна можно было назвать кем угодно, но он был человеком слова. Впрочем, шанс, что его все-таки удастся спровоцировать, оставался всегда.

— С нетерпением жду возможности приползти на следующую встречу с вами на руках, — съязвил Гаран.

— Иногда мне кажется, что все мои усилия по поддержанию работы вашего мозга пропали втуне, — холодно заметил Истормун. — Вы видите куда меньше, чем должны.

— В самом деле? — Гаран поднял дрожащую руку и погрозил колдуну искривленном артритом пальцем. — Например, сейчас я вижу, что вы не находите себе места. Вы нервничаете, но отнюдь не из-за меня. А еще слышу, как вы без конца щелкаете пальцами.

Истормун пристально взглянул на него, и Гаран вдруг понял, что колдун очень устал; в его ввалившихся глазах, окруженных темными кругами, появилось новое выражение.

— Очевидно, ваши собратья не желают оставить вас в покое; а расстояние для продолжительных дебатов слишком велико, верно? — предположил Гаран.

Ему срочно нужно было прилечь. Одно только присутствие Истормуна буквально вытягивало из него силы. Но сейчас наступил один из тех редких моментов, когда лорд-маг был явно чем-то озабочен. И Гаран не намеревался позволить каким-то ста семидесяти годам почтенного возраста помешать ему еще немножко поиздеваться над колдуном.

Взгляд Истормуна стал напряженным и сосредоточенным, и Гарану показалось, что у него задымилась кожа на лице.

— Вот те на, — продолжал он. — А ведь вам и вправду пришлось несладко, не так ли? И чего же маги Круга потребовали от вас на этот раз?

— Я не намерен обсуждать подобные вещи с вами.

— Что ж, в таком случае мне, пожалуй, пора.

Гаран представил себе, как будет подниматься со стула. Перспектива вырисовывалась, прямо скажем, не радужная. Он боялся, что ноги у него прихватило судорогой, а голова отчаянно кружилась. В последнее время это случалось с ним частенько, особенно после умственного перенапряжения.

— А вам никогда не приходило в голову, что, будучи единственным человеком, находившимся здесь с самого начала, я могу посоветовать вам кое-что дельное? — осведомился Гаран, надеясь еще хоть ненадолго отсрочить процесс вставания на ноги.

По лицу Истормуна мелькнула тень и тут же исчезла.

— Я не признаю за другими слабостей, — отрезал он. — Только невежество.

— Ага, — удовлетворенно протянул Гаран. — Значит, речь опять зашла о «тонком балансе сил» и «хрупком равновесии», верно?

Казалось, Истормун расслабился; немного, самую чуточку.

— Кое-кто в Триверне не желает признавать угрозу, которую представляют собой ТайГетен.

— Ага. Вот как можно объяснить паруса на горизонте. Полагаю, сюда плывут подкрепления, чтобы помочь вам поскорее покончить с ними.

Но Истормун отрицательно покачал головой.

— Это всего лишь рабочие.

— Чушь собачья. — Гаран вдруг понял, что испытывает давно забытые эмоции. Сочувствие. — Здесь и так все работает, как часы. Что происходит?

— Политика, — неопределенно ответил Истормун.

— Очередная чушь, — уверенно заявил Гаран, чувствуя, что близок к успеху как никогда. — Я горжусь тем, чего мы здесь добились. Я ненавижу вас за то, что вы не даете мне умереть, но, по крайней мере, я вижу плоды своего труда. Если уж вы намерены и дальше заставлять мое сердце биться, то сделайте так, чтобы я мог быть вам полезным. Доверьтесь мне. В конце концов, разве я могу чем-то навредить вам?

— Помимо разговоров с вашим любимцем эльфом?

Гаран откинулся на спинку стула.

Все его тело пронзила жестокая боль и клещами впилась в голову. Каждый имеет право на одну-единственную маленькую тайну.

— Вы обиделись, словно маленькая девочка, — заметил Истормун. — После стольких-то лет вам давно пора бы знать, что от моего внимания не ускользает ничто.

— Он не оставляет следов, — прошептал Гаран.

— Как воин — да, не оставляет. Но в качестве мага его отпечатки кричат громким голосом и сохраняются очень долгое время. Так что вы там только что говорили?

— Вы все прекрасно расслышали. — Гаран оттолкнулся от стула, с трудом поднимаясь на ноги, и покачнулся от боли, волной прокатившейся по телу. Его едва не стошнило. — Я устал и ухожу.

В голове у Гарана зашумело. Он чувствовал себя измочаленным и обманутым.

— Передайте своему другу — пусть держит своих подопечных на привязи. Они ходят по лезвию ножа, и я — единственный, кто не дает прихлопнуть их, как мух.

— Вас послушать, так вы чуть ли не делаете им одолжение, — вновь съязвил Гаран.

— Просто передайте ему мои слова.

— Нет. У него и без вас есть чем заняться.

— Не вынуждайте меня применять силу, Гаран.

Бывший главнокомандующий рассмеялся.

— Или что? Приберегите свои угрозы для тех, кто боится вас.

Глава 4

Неверно думать, что это случилось как-то вдруг. Подозреваю, эволюция началась многие сотни лет назад. Быть может, в тот самый день, когда мы впервые ступили на Калайус. И можно не сомневаться, что появление людей всего лишь ускорило этот процесс. Будет большой ошибкой полагать, что в противном случае связь между ними не стала бы настолько прочной. Как интересно, не правда ли? Но будьте осторожны с ними. Их разум уже не принадлежит эльфам. Боюсь, что со временем они станут еще более непредсказуемыми.

«Обращенные и Молчащие», Лизаэль, Верховная жрица Инисса

Серрин — потому что он по-прежнему думал о себе, как о Серрине, хотя это было имя из другой жизни, которая теперь виделась ему только во сне, — присел на корточки рядом со своей напарницей. Он ощущал исходящее от нее тепло под гладкой черной шерстью. Он чувствовал, как с каждым вздохом вздымается грудь пантеры. Он делился с нею всем, что видел, а она разделяла с ним каждый запах, который улавливал ее чуткий нос.

Их разум стал общим, и это ощущение восторженного единения должно было оставаться безоблачным. Тот факт, что воспоминания прошлого притупили его, лишь добавлял горечи к охватившей его ярости. Впрочем, для напарницы все обстояло куда проще: в их охотничьи угодья вторглись чужаки, которым следовало преподать кровавый урок.

Грубые звуки присутствия людей и жестокой рубки векового леса они услышали задолго до того, как увидели или уловили что-либо. С ними вместе были еще пять пар Обращенных, каждая из которых затаилась под зеленым покровом настолько неприметно, что грубые органы чувств людей ничего не заподозрили.

А сами они видели и обоняли осквернение такого масштаба, которое и в мыслях не могли себе представить: организованную вырубку зеленых насаждений, после которой на гигантских пустошах не оставалось ни травинки. Пройдут долгие десятилетия, прежде чем лес найдет в себе силы зализать эти раны. Река Икс задыхалась под тяжестью барж, сетей и плотов, сплавляющихся по ней на север от Исанденета. Люди безжалостно принуждали рабов отнимать жизнь у природы, которой Инисс одарил эльфов.

Серрин насчитал около сотни эльфов, двадцать с чем-то солдат и магов. Его пантера глухо зарычала, внимательно глядя на представшую перед ней картину и втягивая носом воздух. Серрин уловил мерзкий запах, исходящий от людей, и ощутил незамысловатую простоту желаний зверя. Взгляд пантеры переместился на эльфов, сопровождавших каждый взмах топора молитвой о прощении. Согнать в стаю. Защитить.

Но вот зверь перевел взгляд на людей. Тело пантеры напряглось, шерсть на загривке встала дыбом. Добыча.

Серрин погладил бок и положил руку ей на голову. Пошел проливной дождь. Полог тяжелых туч над головой означал, что он затянется надолго.

Потерпи. Уже скоро, мысленно обратился к зверю бывший жрец.

* * *

— Ненавижу. — Джерал запрокинул голову, глядя на небо, которое стало видимым после того, как они вырубили весь лес на берегу реки и вклинились широкой полосой в зеленую чащу. Впрочем, его надеждам не суждено было сбыться. Хотя день был в самом разгаре, черные грозовые тучи похоронили под собой любой намек на солнечный свет, и весь мир вокруг подернулся серой тусклой пеленой. — Ненавижу эту проклятую страну.

— Что ж, рад слышать. Наша песня хороша, начинай сначала. Вот уже десятый раз ты открываешь свою жирную пасть, чтобы изречь одно и то же. Пора бы уж тебе придумать что-нибудь новенькое. Нет, правда?

Джерал посмотрел налево, но лица Нуина видно не было. Маг наблюдал за тем, как эльфы рубят лес, и черты его лица скрадывал низко надвинутый на лоб капюшон плаща. Но зато его хриплый голос не мог заглушить шум дождя, барабанивший по палубе баржи и выстукивающий монотонный ритм по бритой голове Джерала и коже его плаща с высоким воротником.

— Ну, зато тебе можно ничего не бояться, верно я говорю? При малейшей тревоге ты взлетишь и смоешься отсюда.

Нуин повернулся к нему. Черты его лица по-прежнему оставались неразличимыми, но на сей раз из-за дневного сумрака. Джерал различал лишь, как шевелятся его губы да поблескивают в темноте глаза.

— Ты действительно думаешь, что я брошу тебя?

— На твоем месте я бы так и сделал, — заявил Джерал.

— Ты слишком сильно беспокоишься из-за всякой ерунды.

— В самом деле?

Джерал кивнул на корму баржи. Они стояли на якоре на самой стремнине, и с обоих бортов к ним были пришвартованы такие же баржи. Между судами была натянута сеть, удерживавшая стволы срубленных на берегу деревьев, которых становилось все больше. Они выбрали именно этот участок реки Икс, потому что течение здесь было медленным, но даже при этом колоссальная масса сплавного леса, скопившаяся в воде, не на шутку тревожила Джерала.

На берегу рабочая партия численностью в сто пять шарпов валила лес так медленно, как только позволяли хлысты и угрозы надсмотрщиков. Шарпы хранили молчание, а вот взгляды их были достаточно красноречивы. Здесь и сейчас совершалось самое гнусное из всех возможных преступлений, а они стали его соучастниками. Джерал, честно говоря, их не понимал. Лес не просто велик, он огромен; сотней деревьев больше, сотней меньше — он и не заметит. Это все равно что зачерпнуть пригоршню воды из Южного океана, к тому же их проклятые молитвы надоели ему хуже горькой редьки.

— Нет, правда, — продолжал Нуин. — Вот уже три дня о них ни слуху, ни духу. Они даже не знают о том, что мы здесь.

— Они просто не знают, что мы до сих пор здесь.

— А ты пессимист, однако!

— А ты — просто идиот. Тебя послушать, так выходит, что чем дольше мы здесь проторчим, тем выше вероятность того, что они нас никогда не найдут. А я вот уверен в обратном. Вот почему я ненавижу это место, будь оно проклято. Вовсе не из-за дождя, а потому, что они могут появиться из ниоткуда в любой момент — понимаешь, в любой — и разорвать нас на куски.

— Но они этого не делают, верно? — возразил Нуин. — Они просто наблюдают. И так продолжается уже долгие годы. С тех самых пор, как…

— Я прекрасно знаком с занимательными правилами возмездия Истормуна, благодарю тебя. Но неужели ты не чувствуешь, что кое-что изменилось, а?

Нуин покачал головой.

— Откровенно говоря, нет. Все будет как раньше. Они покажутся, немного покрасуются вдалеке, а мы соберем лагерь и уйдем отсюда, если шарпы начнут слишком уж дергаться. Лес — большой, а река — длинная.

Дождь продолжал выбивать барабанную дробь на палубе баржи. Джерал вновь посмотрел на шарпов и на мгновение даже проникся к ним сочувствием — слишком уж скорбные были у них лица. Удары топоров по стволу очередного дерева совпали с ритмом его собственного сердца. Или это ему так показалось? Они завораживали. А потом вдруг кто-то из его людей пролаял короткую команду, и в ответ раздались тревожные крики.

Сопровождаемое треском, шуршанием и скрежетом, огромное дерево рухнуло, причем так, что крона его оказалась в воде. Глухой звук удара ствола о землю прокатился над рекой, в воздух поднялся фонтан брызг, а баржи, стоящие на якоре, закачались. К дереву подошла бригада шарпов, чтобы обрубить лишние ветки. Послышались частые удары маленьких топориков.

Ну вот, срублено еще одно дерево. Сделан еще один шаг к тому благословенному моменту, когда они смогут убраться отсюда. Джерал содрогнулся. Но и тогда за их безопасность он не даст и ломаного гроша. Им предстояла долгая обратная дорога к дровяному складу к югу от Исанденета, почти два дня пути по реке — и все это время они будут совершенно беззащитны перед ТайГетен, вздумай те нарушить многолетнее воздержание и устроить бойню.

— Этак и свихнуться недолго. Помолюсь-ка я лучше, — пробормотал себе под нос Джерал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, мой магический друг. Так, мысли вслух, чтобы убить время. — Джерал вперил взгляд в мокрый полумрак векового леса. — Как же я его ненавижу!

Небо стало еще темнее. Дождь усилился. Джерал зажмурился, чувствуя, как капли барабанят по его лысому черепу и стекают по лицу. Тряхнув головой, он с раздражением спросил себя, а может ли быть еще хуже. Вновь открыв глаза, он увидел, что Нуин скривился от боли, и от этого настроение его чуточку улучшилось.

— Угадай, досчитал я до десяти на этот раз или нет, — сказал Нуин.

— Удиви меня, — ответил Джерал и обнаружил, что улыбается.

Внезапно у него перед глазами мелькнула тень, и Нуин исчез. Джерал испуганно шарахнулся в сторону, отметив краешком сознания, что слышит злобный рев пантеры. Нуин лежал посередине палубы. Над ним, водрузив лапы ему на грудь, стояла черная лесная кошка. Словно при замедленной съемке, Джерал увидел, как зверь наклонил голову и сомкнул челюсти. Из разорванного горла Нуина фонтаном ударила кровь.

Джерал заорал, чтобы отвлечь внимание животного, выхватил меч и двинулся к нему по палубе, хотя и сознавал в глубине души, что уже слишком поздно. Пантера повернула к нему морду, оскалила клыки и прыгнула в сторону. Джерал, словно завороженный, смотрел, как она перемахнула через борт, в два прыжка пересекла предательскую запруду из бревен и выскочила на берег.

Джерал перевел взгляд на Нуина.

— Почему именно ты?

На берегу реки столпились люди и эльфы. Все они являли собой куда более легкие и доступные цели, и никто из них еще не понял, что только что произошло. А случилось то, что Нуина… казнили, за неимением более подходящего слова.

Джерал оглянулся на пантеру. Животное остановилось на опушке леса, не далее чем в пятидесяти ярдах от него, там, где деревья нависали над рекой, на самом краю расчищенного участка. Там стоял эльф. Во всяком случае, Джерал решил, что это эльф.

Половина его лица была раскрашена в белый цвет. Другую половину сплошь покрывали татуировки и пирсинг. Его уши и нос тоже были проколоты, а зубы, как и ногти на руках, были отточены до бритвенной остроты. Все его тело, прикрытое лишь набедренной повязкой, сплошь усеивали татуировки.

Джерал, стоя под проливным дождем, барабанящим по его бритой голове и кожаному плащу, содрогнулся. Эльф открыл рот и испустил гортанный, хриплый крик. Его подхватили по всей опушке леса вокруг расчищенного участка, а пантеры присоединили к нему свой рык. Как по команде, шарпы побросали орудия труда и преклонили колени в молитве.

Джерал похолодел. Спрыгнув за борт, он побежал по скользким бревнам, норовившим выскользнуть у него из-под ног, стремясь побыстрее достичь берега. Пантера убила Нуина, потому что тот был магом и именно это выделяло его среди остальных. Мысль эта показалась ему нелепой и абсурдной, но другого объяснения у него не было.

— Это нападение! Охраняйте магов. Всем перейти на баржу номер один.

И вдруг из леса выступили высокие, размалеванные белой краской и украшенные татуировками эльфы. Рядом с каждым из них шла пантера. Прозвучала команда, и они побежали. Быстро. Очень быстро, просто невероятно быстро, как показалось Джералу. Он смотрел, как они разделились и каждый устремился к своей цели.

— Этого не может быть, — выдохнул он. — Этого просто не может быть.

Ноги Джерала коснулись речного берега.

— На баржу номер один. Бегом! — завопил он, устремившись к месту сбора. — Прикройте магов.

Но его голос потонул в шуме и грохоте ливня. Кроме него, больше никто не видел того, что эльфы и пантеры действуют заодно. Они словно понимали друг друга без слов. Джерал пробежал мимо баржи к группе солдат, окруживших двух магов. Они застыли в неподвижности.

— Бегом! Назад! — скомандовал он. — Ко мне.

Справа прозвучал рык атакующей пантеры, и она прыгнула, избрав целью голову одного из солдат, и опрокинула его прямо в толпу людей. Трое покатились по земле, а еще трое растерянно застыли на месте. Двое из них были магами. Слева к ним гигантскими прыжками приближалась еще одна пантера в сопровождении двух эльфов.

— Бейте заклинаниями, черт бы вас подрал! — заорал Джерал.

Но было уже поздно. К ним подскочил первый эльф и выбросил руку, пробороздив ногтями по лицу одного из магов. Он оставил у него на щеке четыре глубоких кровоточащих борозды, разорвал в клочья нос и вырвал глаз. Маг закричал и попытался закрыть лицо руками. Эльф отнял руку, и в следующий миг клыки пантеры впились магу в горло.

Джерал содрогнулся и притормозил. Ему оставалось до них не больше десяти шагов, но он уже видел, что не успевает. Те трое, что лежали на земле, были уже мертвы. Второй эльф схватил уцелевшего мага обеими руками за голову. Тот запричитал, моля о пощаде, а эльф наклонился и впился ему зубами в горло. Кровь фонтаном ударила в темное небо.

Джерал закричал, не помня себя от ужаса. Он ничего не мог с собой поделать. Он увидел, что к лесу бегут солдат и последний маг, а за ними по пятам гонится эльф с пантерой. Дикая кошка прыгнула на плечи солдату, вонзив клыки ему в основание черепа. Эльф пробежал еще шаг и подпрыгнул. Перебирая ногами в воздухе, он выбросил руку и полоснул ногтями по шее своей жертвы. Маг рухнул лицом в песок, дернулся в агонии, и все было кончено.

Джерал вновь обернулся. Дыхание с хрипом вырывалось у него из груди, лицо горело, а сердце гулко билось о ребра, грозя проломить их. Он хватал воздух широко раскрытым ртом. Дождь ослабел. Землю усеивали тела, перепачканные кровью и грязью. Люди были мертвы, все до единого.

Бежать было некуда.

Джерал медленно попятился к реке. Быть может, если он прыгнет в воду…

Эльфы и пантеры бесстрастно наблюдали за ним. В следующий миг все они, кроме одной пары, растворились в лесу, не обращая внимания на рабов, которых, предположительно, приходили спасти. Но одна пара осталась и направилась к нему. Эльф, зубы и ногти которого блестели свежей кровью, положил руку на голову зверя. Пантера глухо зарычала.

Когда вода лизнула носки его сапог, Джерал остановился. Пытаться бежать — бессмысленно.

— Пожалуйста, — произнес он по-эльфийски. Меч выпал у него из рук. — Прошу, не убивайте меня.

Джерал никогда не считал себя трусом, но мысль о том, чтобы атаковать эту парочку и попытаться отомстить за гибель своего отряда, даже не пришла ему в голову. В ноздри ему назойливо лез запах крови и мокрой шерсти. Тело сотрясала дрожь. Ему понадобилось все его мужество, чтобы не обмочиться.

Эльф протянул руку, медленно и целенаправленно, и взял его за подбородок. Его ногти впились Джералу в щеки. Он стиснул пальцы, и боль стала невыносимой. Затем он приблизил свое лицо вплотную к лицу Джерала, и тот буквально физически ощутил исходящую от него силу и дикую ненависть.

— Мы — Обращенные, — негромким хриплым голосом сказал эльф. — Бойтесь нас.

Эльф разжал руку, отпуская Джерала, напоследок расцарапав ему щеки. Джерал почувствовал, как по лицу его течет кровь.

— Мы вернемся и уничтожим вас, — прошептал он, демонстрируя показную храбрость после того, как понял, что жизни его ничто больше не угрожает.

Эльф склонил голову к плечу.

— Ты ошибаешься.

Эльф повернулся и вместе с пантерой зашагал обратно к лесу. Джерал долго смотрел им вслед даже после того, как они скрылись задеревьями, а потом в последний раз обвел взглядом сцену кровавой бойни, стараясь не всматриваться в трупы слишком уж пристально. В ста ярдах от него по-прежнему молились шарпы. Ни один из них не тронулся с места.

Джерал тряхнул головой. Его тошнило. Он повернулся к реке, баржам и сетям с бревнами, ожидающим отправки вниз по течению. Он мрачно спросил себя, а сумеет ли управиться с тяжелой баржей в одиночку.

Глава 5

Их можно считать или ярким примером совершенства и чистоты эльфов, или свидетельством того, что мы скатываемся к неизбежному вырождению. Скорее всего, они олицетворяют собой и то, и другое.

Ауум, архонт ТайГетен

Ауум схватил голову человека за волосы и приподнял ее с земли. Внимательно осмотрев раны, он выпустил ее, вытер руки о штаны на бедрах и поднялся на ноги.

— Пять, — сказал он. — Малаар?

Малаар выпрямился над трупом, который осматривал, и согласно кивнул.

— Еще одна, — заметил он. — Но это все.

— Всего шесть пар Обращенных, — проговорил Ауум, подходя к нему. — А ты взгляни, что они натворили. Это был не бой, а убийство. Пройди по их следам в лес и посмотри, ушли ли они в одном направлении или разделились.

— Мы можем спросить у них.

Малаар кивнул на кучку рабочих. Ауум не знал, какие чувства они в нем вызывают — жалость или презрение. После нападения Обращенных прошло уже больше трех часов, а освобожденные эльфы все так же сидели рядом со своими топорами, не уходя от места надругательства над лесом, которое их вынудили совершить. За приближающимися ТайГетен они наблюдали с опаской, которая граничила с подозрительностью.

— Я поговорю с ними, — решил Ауум. — А ты займись следами. Потом расскажешь мне, что нашел.

— Ауум!

Ауум обернулся. Элисс внимательно рассматривала землю у себя под ногами, стоя на берегу реки. Уродливые корпуса барж низко сидели в воде, а сети по-прежнему были набиты ворованными бревнами. Ауум легким шагом направился к ней по взрытой и пропитавшейся кровью грязи, в которой валялись многочисленные изуродованные трупы.

— Что тут у тебя?

Элисс присела на корточки и показала на цепочку следов, уходивших по илистой земле на север, вдоль берега. Спустя три часа дождь и речная вода уничтожили почти все отпечатки, но картина оставалась предельно ясной.

— Серрин, что же ты наделал!

— Одного они отпустили, — сказала Элисс. — Он не мог уйти далеко.

— Мы еще можем догнать его. Не дать ему сообщить о том, что случилось здесь, своим хозяевам в Исанденете.

Ауум перевел взгляд на три баржи, перегородившие реку поперек. У двух из них к корме были привязаны весельные лодки. У третьей ее не было.

— Он ушел значительно дальше, чем ты думаешь.

— Мы должны остановить его. Разве нет? — спросила Элисс.

— Это не поможет, — обронил Ауум, глядя на лес и чувствуя, как его охватывает отчаяние. — Лучше уж мы попробуем удержать Обращенных от повторения того, что произошло здесь. Хотя, Инисс свидетель, какая-то часть меня совсем не хочет мешать им.

Ауум выпрямился, и взгляд его упал на эльфов, собравшихся на опушке леса. Их скорбная молитва негромкой скороговоркой прокатилась по лесу, и именно она привлекла ТайГетен к месту кровавой расправы. И все то время, что Ауум со своими учениками осматривал сцену разыгравшейся бойни, они молились не переставая.

Ауум зашагал к ним, впервые вслушиваясь в напевные слова, и недоуменно нахмурился. Это была молитва об умерших. Но Обращенные не позволили себе и пальцем коснуться ни одного эльфа, так кто же тогда погиб? Ауум оглянулся на трупы, над которыми уже роились мухи после того, как дождь прекратился. Ведь не о своих же поработителях?

Поминальную службу, судя по его широким плечам и мускулистым рукам, вел аппосиец. Ауум опустился на колени рядом с ним, положив одну руку ему на плечо, а ладонь другой прижав к мокрой земле.

— Инисс благословляет вас. Он уготовил вам иную судьбу, чем быть рабами людей. Не нужно оплакивать их, кем бы они для вас ни стали.

Аппосиец повернул к нему голову, избегая, впрочем, его взгляда, и скосил глаза куда-то влево, на уровне плеча ТайГетен.

— Люди оскверняют лес даже после смерти, — сказал он. — Их кровь отравит нашу реку. Мы оплакиваем не их, а тех, кого это нападение обрекло на гибель.

— Это действительно так?

— За каждого из людей, лежащих здесь, умрут десять эльфов.

— Десять? — Ауум услышал, как за его спиной испуганно ахнула Элисс. — Мне очень жаль, что мы не успели остановить их.

Аппосиец кивнул. На опушке воцарилась тишина. Ауум осторожно взял его за подбородок и заставил поднять голову.

— Ты можешь посмотреть на меня, — мягко сказал он. — Я — не человек. Меня зовут Ауум. Я — архонт ТайГетен. А вы все свободны.

Но эльф покачал головой. У него было могучее телосложение, но рабство уже наложило на него свою печать, а морщины на лице и редеющие волосы преждевременно состарили его.

— Меня зовут Коэль. Я говорю от имени всех рабочих. Мы не можем быть свободными. Мы никогда не станем свободными.

Ауум откинулся назад — так он лучше видел глаза Коэля. Сто пятьдесят лет рабства превратили его волю в ничто, но в нем по-прежнему оставалось нечто такое, чего люди не смогли уничтожить.

— Вы возвращаетесь к своим хозяевам? — спросил Ауум.

Коэль кивнул и вновь опустил взгляд на землю.

— Но вы не можете так поступить! — Элисс шагнула вперед, и голос девушки прозвучал неестественно громко в предгрозовой тишине. — Вы свободны. Вы можете присоединиться к нам, и мы станем сражаться вместе. Освобождать ваших товарищей!

Коэль посмотрел на Ауума.

— Сначала надо сделать так, чтобы вам было кого освобождать.

— Скольких эльфов они убьют?

— Они убивают десятерых за каждого из тех, кто убегает от них. Вытаскивают из бараков и вешают на деревьях в Парке Туала. Эльфам вспарывают животы, чтобы рептилии, крысы и птицы пожирали их внутренности. Первыми убивают стариков, больных и слабых. Даже те из нас, кто не видит их тела, могут обонять их. Поэтому больше никто не пытается бежать. Мы не можем себе этого позволить.

— Что же вы тогда делаете? — спросил Ауум, жестом останавливая Элисс, которая уже была готова разразиться очередной гневной речью. — Как вы сражаетесь за свою свободу?

Коэль пожал плечами.

— Мы ждем вас, ТайГетен. Только вы можете нас спасти.

Еще никогда Ауум не чувствовал себя таким пристыженным. Собираясь с мыслями, он понурил голову, а потом выпрямился, чтобы обвести взглядом всю бригаду рабов.

— Ваша честь и ваша сила обезоружили меня. Вы — причина того, почему ТайГетен день и ночь борются за то, чтобы избавить Калайус от присутствия людей. Ни один эльф не сложит оружия, пока с захватчиками не будет покончено. Ваша задача — дожить до этого времени. Наш долг — освободить вас. Вы заручились уважением ТайГетен. Я даю вам слово, что мы будем бороться за вашу свободу до тех пор, пока Шорт не заберет нас к себе.

— Но сегодня у нас есть возможность помочь вам. Малаар, Элисс, разводите костры и готовьте горячую еду. Обыщите баржи или добудьте мясо для наших друзей на охоте. Коэль, пройдемся со мной. Мне нужно поговорить с тобой.

Во время прогулки Коэль говорил, а Ауум смиренно слушал.

— В самом начале у нас была только надежда. Мы уповали на то, что людей одолеет скука и они потеряют бдительность. Мы надеялись, что нас освободят ТайГетен. Особенно учитывая, что наказание за сопротивление было очень суровым. Истормун — вот кто настоящий ублюдок. Мы ждали, что он подохнет, потому что было совершенно ясно — без него вся операция пойдет прахом. Но он не умирал, а лишь еще больше становился похожим на скелет. И преисполнялся злобы. Я не знаю, что он собою представляет, но он — не человек. Я бы посоветовал вам убить его, потому что это решило бы все проблемы, но он неприкасаем. Он слишком силен и могуществен, даже для ТайГетен.

— В некотором смысле люди очень умны, хотя им помогают сами эльфы. Cascargs. Предатели. Те, кто доносит на своих соплеменников. Несмотря на то что они загнали нас в угол, то есть тех, кого еще не убили, они по-прежнему обыскивают каждое здание, выискивая потайные убежища.

— Они изолировали те кланы, которые им не нужны — иксийцев, гиалан, орранов, сефан — и убили их. Нам удалось спасти кое-кого, но их оказалось слишком мало. Мы были совершенно беспомощны.

— Я помню крики и плач. А тебе известно, что я не помню, сколько это продолжалось? Нас перегоняли с места на место, словно стадо свиней. Они разделяли нас, понимаешь? Это было очень умно с их стороны. Они решали, какую работу мы способны выполнять. Потому что от этого зависело, будем ли мы жить дальше… точнее, существовать.

— Я ненавижу каждую жилочку в их телах; я призываю Шорта обрушить на них свой гнев. Но мне ничего не остается, кроме как воздать должное их организованности и попыткам разобщить нас, какими бы ущербными они ни казались. Смешно, если подумать. Они ведь так и не поняли, что мы сами постарались разделиться, причем без их помощи, верно?

— Каждая группа эльфов получила свою собственную тюрьму. Они намеренно смешали кланы, чтобы не допустить объединения представителей одного клана, и приложили все усилия к тому, чтобы мы не виделись друг с другом, не говоря уже о том, чтобы общаться. Сначала мы должны были расчистить место. Мы знаем, что одних определили в старый квартал Солт, а других — в Муравейник. Третьим повезло, и они остались в Грансе. Нам пришлось сравнять с землей старые верфи, потому что они располагались слишком близко к пристаням и баржам, поднимавшимся вверх по реке туда, где валили лес.

— В этом есть смысл, чего нельзя отрицать. Мы больше не бываем в других частях города, разве что нас гонят в Парк Покаяния на казнь. Полагаю, раньше вы называли его Парком Туала. Что ж, по крайней мере, его они содержат в должном порядке. Они остановили свой выбор на самом жутком из древних способов казни. Кажется, это — один из ваших. Он называется «кеджак». Как только они распинают жертву и вспарывают ей живот, то начинают делать ставки, кто из зверей первым доберется до ее внутренностей и сколько продержится несчастный после начала пиршества.

— А вокруг стоит такая тишина. Иногда нас собирается там до десяти тысяч, но сквозь стук дождя слышны лишь крики жертвы да насмешки кое-кого из людей. Ты можешь подумать, что мы храним молчание из уважения, но на самом деле, тем из нас, кто осмеливается открыть рот, вырывают язык, поэтому наше нежелание разговаривать вполне понятно, не правда ли?

— Тем не менее, свои способы общения у нас все-таки имеются. Сигналы, которые мы подаем головой или руками, люди распознавать так и не научились. Не замечают они, похоже, и меток, которые мы оставляем прямо на земле или на стенах наших бараков. Мы не знаем, много ли узнают по ним другие кланы, но нам удается собирать крохи сведений. Аппос свидетель, времени у нас вдосталь.

— Не знаю, принесло ли это общение нам какую-либо пользу. Теперь мы знаем, что все пребываем в одинаковых условиях… уборная, спальный барак, кухня под открытым небом и бамбуковая ограда. Один-единственный вход, он же выход. Ограда пронизана охранными заклинаниями. При попытке приблизиться к забору взвывает сигнал тревоги, либо раздается взрыв.

— Но, тем не менее…

— Мы живем на территории старой верфи, потому что валим лес. Да простят нас Аппос, Биит и Инисс. Другие бригады готовят бревна к транспортировке; строят то, что требуется Истормуну; обрабатывают поля; работают в доках… словом, занимаются всем, чем угодно. Тяжелым ручным трудом.

— А есть еще бригада, которая обслуживает людей. Иногда из наших кланов забирают того или иного эльфа. Раньше мы думали, что их попросту убивают, но теперь мы знаем правду. Iad или ula, но вкусы людей столь же извращенные, сколь и безбожные.

— Мы живем в грязи, потому что они не дают нам достаточно воды для того, чтобы мыться, а только чтобы утолить жажду. Мы все время испытываем чувство голода, потому что еды у нас мало и она — невкусная. Мы спим на дерюжках или прямо на голой земле. Мы даже не помещаемся в бараке, потому что там мало места. Наши дети рождаются больными — мы бы вообще не рожали их, если бы Истормун сурово не наказывал за то, что мы не поставляем ему рабочую силу. Нам остается лишь цепляться за надежду, что когда-нибудь мы станем свободными.

— Но и эта вера дала трещину. Люди прибывают каждый день, и очень часто это — не солдаты, не маги, а простые рабочие. В конце концов, они просто начнут выполнять нашу работу, и тогда мы станем лишними. Истормун не хочет, чтобы эльфы сохранились как раса. Он использует нас как рабов до тех пор, пока мы нужны ему, пока здесь не наберется столько чужаков, что они займут наше место. Никто не знает, сколько на это уйдет времени.

— До сих пор, насколько я могу судить, Истормун допустил всего одну ошибку: он не приказал прочесать лес, найти и уничтожить всех тех, кто сбежал из городов перед тем, как они были закрыты. Он решил, что клановое смешение ослабит нас, помешает образованию групп сопротивления и уменьшит шансы на восстание. Первые десять лет он, наверное, был прав. Но только не теперь. За эти годы он сделал для укрепления гармонии больше, чем Такаар — за целое тысячелетие. Смешно, правда? Мы черпаем силу друг в друге, мы молимся и страдаем вместе.

— А еще мы ждем. Ждем вас и молимся за вас. Вы ведь обязательно придете, правда?

Ауум выслушал эту исповедь, как страшный сон. И лишь в последней фразе наружу прорвалось отчаяние, которое испытывал Коэль. Они вдвоем уже довольно далеко углубились в лес, и Ауум знаком показал, что им пора возвращаться.

— Сколько всего насчитывается бригад лесорубов? — спросил Ауум.

— Тридцать. Мы уничтожаем лес гораздо быстрее, чем он успевает вырастать вновь. Биит кричит от боли. Аппос рычит в ярости.

— Но только не на вас. На людей.

Коэль пожал плечами.

— Мы можем не брать топоры в руки.

— Нет, не можете, — возразил Ауум. — Теперь я это понимаю. Собери бригаду. Позволь мне поговорить с ними перед тем, как вы уйдете.

В просеке лесорубы уже сворачивали лагерь, пока на кострах готовилась еда. На баржах подняли паруса, чтобы поймать попутный ветер. Ветер донес запах жареного мяса. Коэль подозвал к себе рабочих. Ауум смотрел, как они подходят к нему: в основном здесь собрались аппосийцы, биитане и орраны, но среди них он узнал и нескольких иксийцев. Усталость, моральная и физическая, ощущалась в каждом их шаге, когда они, спотыкаясь, брели по неровной земле. У всех на лицах было написано одно и то же выражение: с мужеством отчаяния они шли навстречу своей судьбе, и сердце Ауума преисполнилось гордости.

— То, чем я занимаюсь каждый день, я делаю ради вас, — начал он. — Сила эльфийской расы заключается в нашем духе и нашей вере. И за сто пятьдесят лет людям не удалось сломить нас. Но за это же время вы научились любить эльфов из других кланов.

— Я горжусь тем, что встретил вас и разговаривал с вами. И теперь каждого из вас я буду вспоминать в своих молитвах. Вашим мужеством и вашей решимостью я буду вдохновлять всех свободных эльфов, которых встречу на своем пути. Ваша история станет известна всему лесу.

— Но, хотя душа моя полна желания освободить вас, я призываю вас оставаться сильными. Не теряйте веру, даже если пройдут годы, прежде чем вы обретете свободу. Мы можем победить людей в честном бою, но у нас нет защиты от их магии. Но когда мы создадим ее, то очистим Калайус от людей.

— А теперь все, кто пожелает, могут говорить свободно.

Воцарилась неловкая тишина, но вот один из эльфов поднял руку. Его примеру последовали другие. Ауум наугад выбрал первого попавшегося. Им оказался туали с ввалившимися глазами и бледным от лихорадки лицом.

— Кто напал на хозяев?

Все поднятые руки разом опустились. Ауум скорбно улыбнулся. За время плена они пропустили возникновение новой разновидности эльфов.

— Вы знали их как Молчащих Жрецов, но даже тогда видели их крайне редко. А сейчас они называют себя Обращенными. Они вернулись обратно к природе и водят дружбу с пантерами.

— Сегодняшняя атака стала ответом на нападение людей на Аринденет. Там погибло много достойных эльфов, которые учились и готовились к тому, чтобы освободить вас. Но Обращенные не подчиняются ТайГетен. Смысл своего существования они видят в том, чтобы очистить лес от скверны и вернуть его в первоначальное состояние.

— Люди для них — опасная болезнь, зараза, которую следует выжечь каленым железом. И хотя они никогда не причинят вреда ни одному эльфу, они остаются глухи к последствиям своих действий. Они понимают, чего мы пытаемся добиться и почему мы выжидаем и накапливаем силы, но люди переступили черту, напав на великий храм Инисса, и мы не можем остановить Обращенных.

По бригаде рабочих пробежал шепоток. Обуревавшие их чувства были просты и понятны, хотя Ауум не разобрал ни слова. На помощь ему пришел Коэль.

— Слишком много людей понимают эльфийский, поэтому мы разработали собственный язык. В конце концов, у нас была для этого масса времени.

Ауум улыбнулся.

— Воля к победе сильнее желания капитулировать. Что их беспокоит?

Коэль пожал плечами.

— Они хотят знать, нанесут ли Обращенные новый удар.

Архонт ТайГетен вздохнул.

— У меня нет причин полагать, что они удовлетворятся содеянным.

Услышав его слова, толпа дружно затаила дыхание, и голос Коэля прозвучал глухо и мрачно.

— Ты должен остановить их. Мы рассказали тебе о том, что произойдет в противном случае. В результате одного только этого нападения умрут две сотни эльфов. Людям все равно, сколько нас погибнет; они лишь увеличат приток человеческой рабочей силы. А Обращенные добьются лишь того, что на Калайус прибудет еще больше людей. Не дай им погубить то, ради чего мы жили и страдали. Мы хотим умереть свободными.

Ауум покачал головой.

— Я не могу поверить в то, что люди уничтожат всех рабов только ради того, чтобы заменить их соотечественниками. Это противоречит здравому смыслу.

— Ты не знаешь их, — возразил Коэль. — А мы знаем. Наши жизни ничего не значат для них. Стоит кому-либо из нас заболеть или состариться, став непригодным для работы, как нас отводят в подземные казематы храма Шорта, где мы и умираем. Для них мы не больше чем животные. И они начнут убивать нас, если сочтут, что это подвигнет вас начать войну на уничтожение.

Ауум на мгновение прикрыл глаза, вознося краткую молитву, после чего взглянул налево, где стоял Малаар.

— Куда они ушли? — спросил он.

— Следы разделились, но все они ведут на север и в какой-то точке, очевидно, сойдутся вновь. Они никогда не ходят стаей, если только не охотятся.

— Да благословит Инисс наши руки и ноги, пусть они будут быстрыми. — Ауум обернулся к Коэлю. — Выше по течению есть другие бригады лесорубов?

— Нет. Мы дальше всех поднялись на север по Иксу.

— Значит, они выслеживают тех, кто собирает растения. Коэль, пусть твои люди поедят вволю, а потом отправляйтесь, и да пребудет с вами благословение и молитва ТайГетен. Догоните того человека, которого отпустили Обращенные. Заберите с собой и все бревна. Быть может, такой поступок облегчит вашу участь. А я клянусь, что сделаю все, чтобы остановить Обращенных, а если меня постигнет неудача, то я приду в ваш лагерь и сам освобожу вас.

— Да благословит тебя Аппос, Ауум, тебя и всех вас, — ответил Коэль. Он покрутил в воздухе указательным пальцем, и его люди поднялись со своих мест и побежали к баржам. — Мы постараемся рассказать остальным о том, что здесь произошло, и попросим их не терять веру.

— Я надеюсь на тебя. — Ауум обнял Коэля. — Люди умрут. Вы станете свободными. Но сначала поешьте, прошу вас.

Коэль улыбнулся.

— Мы поедим в дороге.

Ауум смотрел, как Коэль поднялся на борт головной баржи и приказал поднять парус. Вскоре флотилия отчалила от берега, увозя с собой срубленные деревья Биита, которые грозно и недовольно ворочались в сетях, когда плот медленно двинулся в обратный путь к Исанденету.

К Аууму подошла Элисс. Малаар гасил костры.

— Это было смелое обещание, мой архонт Ауум.

— И я выполню его, — ответил Ауум. — Тай, мы выступаем.

Глава 6

Силой воли эльфов очень легко воспользоваться к своей выгоде. Они, похоже, не отдают себе отчета в том, что их исключительное стремление дожить до того мифического дня, когда они станут свободными, играет мне на руку, и мне от них нужно именно это.

Дневники Истормуна, лорда Калайуса

Серрин отдыхал под сенью зеленого покрова, слушая, как слезы Гиал ласково стучат по широким листьям у него над головой, отыскивая дорогу вниз, к земле, чтобы благословить подлесок и все создания, живущие в нем. Вокруг него собрались его братья и сестры, и он возглавил молитвенную службу. Обращенные эльфы встали на колени вокруг огромного ствола баньяна, а пантеры держались рядом, охраняя и оберегая их.

Закончив молитву, Серрин прислонился спиной к дереву, наслаждаясь вкусом человеческой крови на губах и кончиках пальцев. Это был вкус первого удара, нанесенного по людям за более чем столетний период, сладостный вкус победы и разрыва кандалов, надетых на них ТайГетен.

Серрин причмокнул губами от удовольствия. Широкий лист над его головой, словно воронка, собирал дождевую воду и непрерывным потоком направлял ее на землю. Серрин вытянул шею и поймал губами струйку, чувствуя, как ее свежесть разбавляет привкус крови на языке. Его пантера сидела рядом, принюхиваясь. Ее усы подрагивали, выискивая в воздухе чужие запахи.

Серрин вдыхал ароматы, которые она сочла безопасными. Повсюду была разлита сладость дождя, укрывая собой, словно одеялом, тысячи подданных Туала, затаившихся поблизости. Но к сочному запаху земли и свежести жизненных сил и соков примешивался резкий запах человека.

Серрин погладил свою напарницу по голове. Они прячутся за щитом своей магии. Подожди, отрада моего разума, они скоро устанут, и тогда их мясо утолит твой голод.

Пантера расслабилась и легла на мокрую землю, утробно урча. Серрин почесал ее под подбородком, после чего вновь оперся спиной о ствол дерева. Сон Обращенных освежает и придает сил. Туал хранит нас от беды, а Инисс прижимает нас к своей груди. Мы — дети леса и хранители сокровищ Биита. Мы — праведники. Мы — всего лишь…

Серрин проснулся. Его напарница стояла рядом, тело ее напряглось, а бока ходили ходуном. Она втянула носом воздух, и на Серрина обрушился вал запахов. Большинство были чистыми, их благословили Туал или Биит, и лишь один казался тошнотворным и едким: те, кого они преследовали, остановились. То ли для того, чтобы отдохнуть, то ли для того, чтобы украсть. Плавным движением Серрин поднялся на ноги. Расступились окружающие его тени, и оттуда вышли еще пять пар Обращенных. Серрин наклонил голову: наступило время охоты.

Пантера Серрина скользила впереди, опередив его на тридцать или сорок шагов. Ее усы тщательно фильтровали воздух, определяя расстояние до чужаков и их местоположение. Всего их было шестеро. Двое пахли железом, мускулами и страхом. А остальные четверо несли на себе тот странный, сложный запах, соблазнительный и одновременно ядовитый. Он принадлежал магам, опасным, но физически слабым созданиям. Серрин прищелкнул языком и издал птичью трель.

Приближаемся не спеша, убиваем беззвучно.

Ауум неутомимо мчался вперед. Малаар и Элисс следовали за ним по пятам. Он ничего не упускал из виду — лес не прощает беззаботности. Ауум нырял под низко нависающие ветви, перепрыгивал через заросли густого кустарника, форсировал мелководные ручьи и тенью проскальзывал между близко стоящими деревьями, увитыми лианами и ползучими лозами. Одно неверное движение, и эта сумасшедшая гонка может закончиться смертью. Ауум в тысячный раз вознес молитву Иниссу, вверяя ему свою душу.

Впереди и слева Обращенные нагоняли своих жертв. Вдруг с неба хлынул ливень, настоящий потоп, заглушая все прочие звуки.

— Спасибо тебе, Гиал, — прошептал Ауум.

На бегу он оглянулся. Его Тай не отставали ни на шаг. Лица их выражали решимость и сосредоточенность. Они были по-настоящему хороши, эти двое. Выносливые, быстроногие и надежные. Ауум доверял им. В его устах это был самый лучший и заслуженный комплимент.

Примерно в тридцати шагах впереди, сквозь завесу дождя и сумеречные тени, Ауум различил тусклый блеск металла. Ему хватило одного взгляда, потому что дождь припустил вновь. Кто-то вынул из ножен клинок, скорее всего, просто для собственного спокойствия и удобства, но оружие привлекло внимание охотников.

Слева шевельнулась смутная тень, и Ауум моментально сбавил шаг. Очень медленно он повернул в ту сторону голову и встретился взглядом с пантерой. Выражение глаз зверя поразило его в самое сердце. Пантера глухо зарычала, затем перенесла все внимание на свою жертву и прыгнула.

— Вперед! — выкрикнул Ауум.

О скрытности пришлось забыть. Ауум рванулся через лес напрямик. Его меч безжалостно рубил лианы, расчищая путь, ноги едва касались промокшей земли, и каждый шаг громовым раскатом отдавался у него в ушах. Элисс упорно держалась у него за правым плечом; быстрота девушки потрясала. Малаар чуть приотстал, но и его дыхание оставалось ровным, а движения — плавными и отточенными.

Впереди стали видны мечущиеся в панике люди. Лес вокруг них взорвался звуками, но они по-прежнему ничего не видели. Их зрение и при дневном-то свете оставляло желать лучшего, а в сумерках они вовсе ослепли. Поэтому они остановились, сбившись в кучу, и маги начали плести заклинания.

— Элисс, Малаар, встаньте вместе с ними. Клинки в ножны!

Двое ТайГетен обогнали своего архонта. Слева от него раздался грозный рык пантер, и Обращенные завизжали и заулюлюкали, отчего подданные Туала в испуге кинулись врассыпную. Ауум вложил свой меч в ножны, пригнулся и бросился вперед, в отчаянной попытке помешать пантерам разорвать глотки людям и тем самым, как следствие, пролить кровь невинных эльфов.

Рядом с ним скользила гладкая черная тень: пантера не сводила глаз со своей жертвы. Оскалив клыки, она на мгновение напряглась, готовясь к прыжку. Теперь Ауум уже отчетливо различал людей. Они встали кругом посреди зарослей лиан, не зная, в какую сторону смотреть. Солдат, по бокам которых стояли маги, по рукам и ногам сковал ужас, а их подопечные вообще не замечали ничего, с головой уйдя в подготовку заклинаний, пока не стало слишком поздно.

— Серрин! — крикнул Ауум. — Остановись! Отзови своих, пожалуйста.

Но его никто не слушал. Вот один из магов ударил заклинанием, и длинный язык пламени врезался в лесную чащу. Стволы деревьев мгновенно почернели и обуглились, а листья, вспыхнув, тут же обратились в пепел. Подданные Туала разразились испуганными воплями, а пары Обращенных ответили разъяренным рыком. Пантера, державшаяся сбоку от Ауума, прыгнула.

Он нырнул головой вперед, продравшись сквозь густую поросль вьющихся лиан прямо перед группой насмерть перепуганных людей. Он по-прежнему чувствовал пантеру рядом с собой и обонял запах животного. Кто-то из магов открыл глаза, готовясь метнуть заклинание, но вместо этого испуганно заверещал, видя, кто мчится к нему. Прямо на его глазах Ауум и пантера столкнулись.

Вес зверя развернул архонта и заставил его потерять контроль над своим телом. Ауум боком врезался в мага, опрокидывая на землю и его, и стоявшего рядом солдата. Жуткие челюсти пантеры клацнули в каком-нибудь миллиметре от шеи мага, и она разочарованно взвыла. Ударившись плечом об землю, кошка распласталась в грязи, но в следующий миг уже вновь вскочила на лапы.

На крошечном островке леса Калайуса воцарился настоящий хаос. Ауум перекатился по телам спасенных им людей, отталкиваясь от земли и вставая на ноги, одновременно крича им, чтобы они убрали мечи в ножны. Прямо через его голову перепрыгнула Элисс и, словно пушечное ядро, врезалась в двух магов и повалила их на землю. Малаар совершил в воздухе сальто-мортале и приземлился прямо перед Ауумом, пытаясь защитить его сразу и от людей, и от Обращенных, пока архонт поднимался на ноги.

Слева и справа от него мелькнули стремительные тени лесных кошек, и он услышал, как кто-то из людей закричал от боли. Перед ним замаячили раскрашенные в белый цвет лица Обращенных эльфов. Они скалили зубы и глухо рычали. Вместе со своими напарницами они окружили свои жертвы со всех сторон, выбирая момент для смертельного удара, пока тройка ТайГетен отчаянно пыталась прикрыть тех сразу со всех направлений, одновременно защищая себя от людей, которые совершенно не представляли, кто на них напал и кто по непонятной причине старается сохранить им жизнь.

Малаар и Элисс отталкивали людей назад, криками призывая все противоборствующие стороны умолкнуть и успокоиться. Осталось неизвестным, поняли ли люди их слова, но, по крайней мере, кое-кто из них начал осознавать происходящее. Маг что-то коротко пролаял солдатам, и оба вложили свои мечи в ножны.

Ауум одним прыжком вскочил на ноги, поворачиваясь лицом к Обращенным, которые окружили их, грозные и взбешенные. Он попытался встретиться взглядом с Серрином, но, когда высокая фигура бывшего Молчащего Жреца выросла перед ним, архонт вдруг подумал, а не погибнет ли он сам и его ученики вместе с людьми: в глазах Серрина не осталось ничего от эльфа, которым он был когда-то.

— Не делай этого, Серрин, — сказал Ауум, протягивая руки к своему бывшему другу и наставнику. — Ты лишь навлечешь гибель на невинных эльфов.

Архонт видел, что пантеры уже изготовились к новой атаке. Остальные Обращенные отступили на шаг, предоставляя Серрину возможность принять решение. Тот обвел взглядом людей и ТайГетен, прежде чем остановил свой взор на Аууме. Желтые зрачки в окружении покрасневших белков больно впились в него. Ауум буквально кожей ощущал исходящее от него презрение.

— Серрин, прошу тебя. Я знаю, что не смогу помешать тебе убить этих людей, но буду вынужден хотя бы попытаться.

Серрин зарычал, и от этих леденящих звуков Ауум содрогнулся. Его собственная жизнь и жизнь его Тай зависела от того, какая часть сознания его бывшего ментора сохранилась за прошедшие сто тридцать лет. Серрин прищелкнул языком, взмахнув рукой, и пантеры у его ног изготовились к прыжку. Элисс ахнула: у девушки перехватило дыхание. Малаар машинально вскинул руки, готовясь защищаться.

— Не прикасайтесь к оружию, — прошипел Ауум. — Серрин, услышь меня.

Бывший Молчащий Жрец смотрел на него так, как хищник рассматривает свою жертву, выбирая место, куда можно вонзить клыки. Он соединил руки перед собой, и его пальцы с заостренными ногтями инстинктивно подергивались, царапая кожу.

— Серрин, ты знаешь меня. Я — Ауум. Я не пытаюсь защитить людей. Я пытаюсь спасти эльфов.

Серрин шумно выдохнул.

— Я хочу, чтобы ты отдал этих врагов мне. Они больше ничего не украдут, и ноги их никогда не будет в нашем лесу. Я клянусь в этом, стоя перед тобой и Иниссом. Отзови пантер. Смерть этих негодяев не стоит тех страданий, которые нам придется вынести в стенах Исанденета.

Когда же Серрин, наконец, заговорил, то голос его прозвучал свистящим шепотом.

— Слишком поздно. — Он облизнул губы. — Других остановить некому.

У Ауума мгновенно пересохло в горле. Дождь по-прежнему лил как из ведра. Кажется, Серрин улыбнулся, хотя, не исключено, это была лишь тень прежней жизни.

— Там, где люди оскверняют, мы наводим порядок, — сказал Серрин, и Обращенные эльфы, как-то незаметно сомкнувшиеся за его спиной, вдруг затянули монотонный негромкий напев.

— Да хранит нас Инисс, — прошептал Малаар. — В лесу насчитывается около сорока отрядов людей и рабов.

— Это еще по меньшей мере, — сказала Элисс.

— Серрин, пожалуйста, выслушай меня, — взмолился Ауум.

Люди за его спиной начали нервничать, уловив отчаяние в голосах своих незваных спасителей. Серрин, казалось, целую вечность молча смотрел на Ауума, прежде чем коротко кивнуть в знак согласия.

— Благодарю тебя. — Ауум глубоко вздохнул. У него будет одна-единственная попытка, не больше. — Я с уважением отношусь к тем задачам, которые поставил перед вами Инисс. Я преклоняюсь перед вашим усердием, пониманием, выдержкой и снисходительностью, которые вы демонстрировали на протяжении многих лет. Вам известно и то, что я хочу видеть всех людей мертвыми или бегущими без оглядки за море Гиаам.

— Но за каждого человека, которого вы убьете сегодня, в порабощенных городах умрут десять эльфов. И ваши действия нельзя оправдать благословением Инисса. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не станем достаточно сильны, чтобы освободить их всех.

В ответ Серрин лишь пожал плечами.

— Наступление этого дня откладывается до бесконечности, — сказал он. — И больше мы не будем ждать.

— Те эльфы, которых вы сегодня бросили на берегу реки. Что с ними будет?

На лице Серрина отразилась некоторая растерянность.

— Они стали свободными.

— Нет. — Ауум понимал, что в голосе его слышны умоляющие нотки, но больше ему ничего не оставалось. — Поначалу я тоже так думал. Но они решили вернуться.

Еще одно равнодушное пожатие плечами.

— Значит, они слабы.

— Нет! — Пантеры зарычали, а монотонный напев Обращенных смолк. Глаза Серрина расширились. — Они сильны, сильнее тебя и меня, и достойны того, чтобы их спасли. Если они не вернутся, то обрекут на смерть сотни эльфов. И поэтому они возвращаются, чтобы принять смерть, но спасти своих друзей. Сегодня вы убили двадцать человек, и это означает, что казнят двести эльфов. Вот цена их самопожертвования. А сейчас ты готов сделать его бессмысленным.

— У них был выбор.

Гнев, охвативший Ауума, заглушил голос разума, и он шагнул вперед, надвигаясь на Серрина.

— Выбор? Позволить своим родным жить или умереть? Да хранит меня Инисс, и это ты называешь выбором? — Ауум судорожно вздохнул. — Черт тебя возьми, Серрин, ты же знаешь, что я прав. Вы так долго наблюдали и не вмешивались. Так почему сейчас?

— Потому что мы не можем освободить всех. Зато мы можем очистить наш лес.

— Будь он проклят, этот ваш лес! Речь идет об эльфах, а не о ветках деревьев. О детях нашего народа, души которых обречены на вечные муки. Мы клялись освободить их. Неужели в твоем сердце не осталось сострадания? Не осталось милосердия?

Серрин нахмурился, а потом пожал плечами в третий раз.

— Нет.

Пантера прыгнула, задевая Ауума боком и отталкивая его в сторону. Он вскинул руки, закрывая лицо, и едва успел уклониться, чтобы не удариться головой о ствол баньяна. Лесная кошка все-таки опрокинула его на землю, придавив своим весом, но в следующий миг спрыгнула с него и рванулась вперед. Ауум с трудом поднялся на ноги. Он находился всего в четырех шагах от людей, но с таким же успехом это могли быть и четыре мили.

Серрин шагнул вперед и вонзил ногти своей правой руки в шею ближайшего мага. Один из солдат отреагировал на удивление быстро. Вскинув меч, он открыл было рот, явно собираясь прокричать какой-то приказ. Но его так и не последовало. Прыгнувшая пантера сомкнула челюсти на его лице.

Обращенные эльфы разошлись в стороны из-за спины Серрина. Один из них встал перед Малааром и Элисс, перекрывая им путь и не давая вмешаться в происходящее. Оставшиеся двое бросились в атаку, оказавшуюся ужасающе эффективной. Маг закричал от боли, когда острые зубы впились ему в плечо, опрокидывая на землю. Удар могучей лапы оборвал его крик. Второй попытался сотворить заклинание, но ужасные ногти полоснули его по лицу и глазам, ослепили, вырывая куски плоти.

Пантеры взвыли, обуреваемые жаждой крови. Ауум услышал, как треснул, раскалываясь, череп, раздавленный мощными челюстями, и Обращенные разразились неистовыми криками, радуясь своей победе. Они облизывали окровавленные пальцы и ладони, размазывая по лицу темно-красные потеки человеческой крови.

— Стойте! Остановитесь! — закричал Ауум.

А вокруг творилось безумие, больше похожее на нападение дикой стаи на беззащитную жертву, нежели на продуманную атаку элитных воинов эльфийской расы. Элисс и Малаар с раскрытыми ртами смотрели на то, что происходило перед их глазами. Ауум схватил Серрина за плечо и оттащил назад.

— Стойте! Серрин, ради любви к Туалу, ради бессмертия твоей души, когда она предстанет перед Шортом, остановись!

Бывший Молчащий Жрец резко развернулся и оскалился. Его губы были красными от крови, которая стекала по подбородку ему на грудь. Лицо его ничего не выражало, глаза смотрели на Ауума, не узнавая его. Архонт ТайГетен оттолкнул его в сторону, презрев опасность, которой подвергался.

— Тот Серрин, которого я знал, никогда бы не унизился до такого. Эта бойня недостойна эльфов. В глазах Шорта мы все равны.

Серрин зарычал.

— Тот Ауум, которого я знал, никогда бы не стал прятаться в лесу, пока его народ порабощают люди. Быть может, это ты перестал быть эльфом, а не я. — Он положил окровавленную ладонь ему на грудь, чуть повыше сердца. — Пожалуй, вот здесь у тебя больше нет желания сражаться.

После этих его слов притихли даже пантеры. Ауум не сводил глаз с Серрина. Оба, не мигая, смотрели друг на друга. Ауум прикинул разделяющее их расстояние, относительную быстроту рук и время, которое понадобится им, чтобы обнажить меч или кинжал. Пожалуй, они стояли слишком близко, чтобы знать наверняка.

Как-нибудь в другой раз.

— Объяви общий сбор ТайГетен в Аринденете, — Ауум первым отвел глаза. — Надеюсь, ты еще помнишь, как это делается?

На протяжении полутора столетий Обращенные созывали воинов ТайГетен во время величайших испытаний. Ауум даже не знал, сколько времени потребуется, чтобы собрать его воинов без их помощи и сможет ли он вообще это сделать. Несколько мгновений Серрин молча смотрел на него, а потом наклонил голову в знак согласия.

— Это будет сделано.

Ауум развернулся и побежал прочь от места кровавой бойни, и его Тай последовали за ним.

Глава 7

Когда я впервые навестил Гарана, он решил, что я пришел убить его. Он ошибался. Тогда я хотел убить Истормуна, но забрался не в ту комнату. Эта ошибка спасла жизнь мне, и не только мне.

Такаар, первый архонт Иль-Арин

Такаар вскарабкался по стене и протиснулся в маленькое окошко, оставленное открытым специально для него. Наступила полночь, небо затянули тяжелые тучи, готовясь пролиться очередным дождем, и в городе царила сплошная темнота, которую нарушал лишь слабый свет факелов у входа в главные административные здания. Запахи, исходившие от загонов, где размещались пленные эльфы, ощущались даже острее, чем запах людей.

Глаза его легко видели в темноте, и потому он без труда различал обстановку спальни, в которую пробрался. Комната была просторной. Одна дверь вела в ванную, а другая выходила на лестничную площадку, где разместились стражники и помощники. Посередине же самой спальни, на деревянном полу, покрытом толстыми коврами, стояла простая койка и потертое кресло. На стенах для борьбы со сквозняками висели гобелены, но в остальном комната выглядела убогой и голой, не считая оловянного ночного горшка и кружки воды на прикроватном столике.

Лежавший на кровати мужчина смотрел, как он мягко спрыгнул на пол, и глаза его влажно поблескивали в темноте. Такаар услышал, как он хрипло откашлялся, а потом рассмеялся сухим, дребезжащим смехом.

— А я все ломал голову, сколько времени тебе понадобится, чтобы проникнуть сюда, — проговорил Гаран шелестящим шепотом, который Такаар едва разбирал. — Мне очень жаль, что все так получилось.

Такаар сел, как делал всегда, там, где Гаран мог видеть его, не отрывая головы от подушки.

— В самом деле? Значит, именно поэтому ты забыл предупредить меня об этом, когда я был здесь в прошлый раз?

Гаран вздохнул.

— У тебя преувеличенное мнение о моем влиянии и осведомленности.

— Но ты еще не оглох.

— Прошу прощения?

— И на шута ты тоже не похож.

— Только этого мне еще не хватало в своей нелепо бесконечной жизни.

Такаар улыбнулся.

— Дружба с эльфом?

— Полагаю, придется удовлетвориться этим.

Такаар знал, что Гаран едва различает его, поскольку обычная человеческая неспособность видеть в темноте усугублялась у него еще и плохим зрением. В некотором смысле ему было неловко оттого, что они могут встречаться лишь по ночам. Такаар казался Гарану всего лишь смутным силуэтом.

— Итак? Выкладывай, не стесняйся, — заявил Такаар. — Расскажи мне, какая часть твоего тела перестала функционировать или вообще отвалилась.

Прежде чем заговорить, Гаран на мгновение прикрыл глаза.

— К сожалению, мне стало лучше. Пару дней назад один из исследователей Истормуна разработал новую методику очистки почек, и она, похоже, сработала.

— Прими мои соболезнования.

— Дерьмо собачье. Если я умру, с кем, скажи на милость, ты будешь вести задушевные беседы?

— Не злись. Но ты прав, разумеется. — Несмотря на то что прошло уже столько лет, он до сих пор не мог понять, какие чувства испытывает к этому человеку. — Ты же не станешь отрицать, что тебе нравится быть ходячим парадоксом.

— Я хочу умереть, — прошептал Гаран.

У Такаара защемило сердце.

— Тогда позволь мне убить тебя. Это будет наградой — отправить тебя в объятия Шорта.

— Не позволю. Тебе скоро станет скучно одному.

— Ну и кто теперь несет всякую чушь?

Гаран немного помолчал, и Такаар спросил себя, уж не заснул ли он. Но вот глаза бывшего командующего открылись, и, когда он заговорил вновь, его хриплый голос смягчился.

— Скажи честно, для чего ты приходишь сюда, Такаар? Уверен, что не для того, чтобы бранить меня за нападение на твоих людей.

У Гарана перехватило дыхание, и Такаар напрягся, хотя и не сделал попытки вытереть ему пот со лба или взять за руку.

— Мне показалось, ты говорил, что тебе стало лучше?

— Они еще не до конца разобрались с моим желудком. У меня такое ощущение, будто он растворяется в собственной кислоте или что-то в этом роде. Итак. Для чего ты приходишь сюда?

— Я не сомневаюсь, что ваши маги еще много лет назад засекли Иль-Арин и ее главное местонахождение. Поэтому нынешнее нападение… это смена стратегии, не так ли? Провокация. Полагаю, что в результате ее люди,рассеянные по лесу, уже умерли. Как не выжил ни один из тех, кто напал на храм.

— Вот как? А я думал, что одного ты всегда отпускаешь, чтобы он сеял страх.

— Я передумал. — Такаар пожал плечами. — Собственно, я так и собирался, но не услышал того, чего хотел.

— То есть?

— Ответа на вопрос, который я только что задал тебе. И я с радостью убью тебя, ответишь ты на него или нет. Только скажи.

— Сдается мне, что не я один гожусь на роль шута горохового. — Гаран хрипел и задыхался. — Проклятье. Надо перевернуться на бок. Понимаешь, в груди не осталось достойных упоминания мышц, так что легкие у меня иногда слипаются. Во всяком случае, такое у меня возникает чувство. Чертовски больно.

— Представляю, — посочувствовал Такаар.

— Не смеши меня. И не вздумай помогать, иначе я позову охрану.

Ага, очередное испытание для твоих ну очень хрупких эмоций.

— Оставь меня в покое, — прошипел Такаар.

И не подумаю. Кажется, здесь будет очень весело.

Гаран пошевелился, и Такаар мгновенно встряхнулся. Он не мог отвести взгляда от исказившегося болью лица Гарана. Оно настолько состарилось и покрылось морщинами, а кожа истончилась и обвисла до такой степени, что в нем уже нельзя было узнать того мужчину, что сто пятьдесят лет тому назад проводил Такаара к выходу из города, когда тот нес тело своей возлюбленной Катиетт на руках. И только глаза, сохранившие весь свой прежний цинизм и, как это ни удивительно, ум, выдавали в нем того отчаянного вояку из далекого прошлого.

Гаран с кряхтением начал переворачиваться, помогая себе одной рукой. Он весил не больше пушинки, но мышцы его ослабели настолько, что потуги пошевелиться в лежачем положении превращались для него в настоящую пытку. Черты лица его исказились, отчего и так уже плотно зажмуренные глаза утонули в складках кожи. С губ его срывались слабые стоны, а тело повиновалось ему с мучительной медлительностью. Правая его рука затряслась, когда он выпростал ее из-под себя. Из уголка рта у него потекла струйка слюны, и Такаару показалось, что он слышит, как трещат у Гарана сухожилия.

Нет-нет. Не смей закрывать глаза. Ты клялся, что не станешь этого делать.

— Я должен помочь ему.

Ты мог бы избавить его от боли, но он не позволит тебе, а твое уважение к этому человеку подавляет тебя настолько, что ты молча соглашаешься. Или это твоя ненависть к нему настолько сильна, что ты впитываешь боль своего врага, подобно самому божественному нектару?

Гаран откинулся на спину, и вздох облегчения перешел в приступ кашля, настолько сильного, что в воздухе повисла кровавая дымка, а сам он судорожно схватился за живот. В дверь громко и требовательно постучали. Такаар замер. Он увидел, как ручка едва заметно опустилась вниз.

— Гаран, вам нужна помощь?

Вместо ответа Гаран вновь разразился надрывным кашлем.

— Гаран!

Ручка опустилась еще ниже, и дверь приоткрылась. Такаар приготовился к поспешному отступлению.

— Со мной все в порядке, — прохрипел Гаран. — Никогда не чувствовал себя лучше. А теперь проваливайте и дайте мне уснуть с миром.

За дверью послышалось сдавленное ругательство, и она вновь закрылась. Такаар улыбнулся.

— И что будет дальше? Твои легкие слипнутся и провалятся вниз, выпав у тебя через спину на матрас?

Гаран поперхнулся смехом. Впрочем, отвечая, он вновь понизил голос до привычного шепота.

— Послушай меня, Такаар. Скоро кто-нибудь придет проверить, не задохнулся ли я под одеялом, так что времени у нас мало. — Взгляд Гарана впился в лицо Такаара, стараясь разглядеть его выражение в темноте. — Перемены на моей родине приведут к переменам здесь. Если только не случится чуда, вскоре начнется чудовищная драка за магическое превосходство, настолько кошмарная, что те, кто оказался расквартирован тут, будут с полным на то правом полагать себя счастливчиками.

— Разновидностей магии намного больше, чем тебе довелось видеть. Существует четыре основные школы, а этические нормы и моральные принципы, которыми они руководствуются, плохо согласуются друг с другом. Истормун и его присные занимаются магией, которую лучше вообще оставить в покое. А ты и тебе подобные владеете магией намного более чистой, которую от Истормуна требовали подавить еще тогда, когда она впервые проявилась много лет назад. Теперь перед ним поставлена задача полностью уничтожить ее.

— А ты невольно помогаешь ему в этом.

Такаар почувствовал себя так, словно ему отвесили пощечину.

— Каким образом?

— Потому что те, кого ты искренне полагаешь истинными эльфийскими волшебниками, практикующими природную магию, таковыми не являются.

— Члены клана Инисса — прирожденные владыки эльфов и остаются единственным кланом, в коем вообще проявилась Иль-Арин.

Гаран закрыл глаза и поднес трясущиеся руки к лицу.

— И ты еще называешь себя отцом гармонии? Да предрассудки укоренились в тебе так же крепко, как и в Силдаан. Неужели ты никогда не задавался вопросом, с чего это вдруг Истормун решил поголовно уничтожить всех иксийцев и гиалан? Иксийцев! Неужели это тебе ни о чем не говорит?

Такаар открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его, подавляя внезапно подступившую тошноту.

О, какой позор. Сто пятьдесят лет впустую потрачено не на тех эльфов. Каково вновь ощутить себя неудачником, причем во всем опять повинна твоя собственная слепота? На твоем месте я бы убежал в лес, чтобы скрыться ото всех.

— И ты знал обо всем с самого начала?

— Разумеется.

— Но…

— Не будь наивным, Такаар. Да, мы — друзья. Между нами установилась очень любопытная и занятная дружба, но, тем не менее, мы — друзья. Но когда это мы с тобой обменивались действительно ценными сведениями, а? Не забывай, что я верю в справедливость нашей оккупации. Или верил, во всяком случае.

Последние слова прозвучали едва слышно.

— А теперь?

— Эта оккупация больше не приносит пользы Триверну. Она превратилась всего лишь в ресурсную базу, которая склонит чашу весов в ту или иную сторону в предстоящей магической борьбе. От Истормуна с его магией следует избавиться раз и навсегда, пока его еще можно остановить. От этого зависит будущее и Калайуса, и Балайи. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Такаар кивнул, но потом, спохватившись, пробормотал, что да, понимает.

— Есть и еще кое-что, — продолжил Гаран.

Дверь спальни с грохотом распахнулась, и комнату залил свет лампы. Такаар прыгнул вверх из сидячего положения, и пальцы его ухватились за потолочную балку, расположенную высоко над кроватью. Он забросил на нее ноги, подтянулся и улегся плашмя, одним глазом поглядывая вниз сквозь поднятое им облако пыли, медленно опускающееся на пол.

Истормун вошел в комнату в окружении четверых своих магов-приспешников и двух стражей. Гаран смотрел, как он подходит к нему, и, хотя другой на его месте съежился бы от страха, выразительно закатил глаза и испустил драматический вздох.

— Он был здесь. Я чувствую его ману. Отдайте его мне.

— Ну, разумеется, — съязвил Гаран. — Он же прячется у меня под одеялом.

Один из магов шагнул вперед, собираясь откинуть одеяло. Истормун остановил его, прошипев что-то нелицеприятное.

— Идиот, — коротко бросил он. — Гаран, у меня мало времени. Где он?

Гаран, простертый на кровати, тем не менее нашел в себе силы с деланой небрежностью передернуть плечами.

— В этой комнате масса потайных мест, где можно легко спрятаться.

Истормун в бешенстве уставился на него. Щелкнув пальцами, он взмахом руки указал на дверь в ванную. Один из магов поспешно метнулся туда, чтобы проверить.

— Не испытывайте мое терпение, — процедил лорд-маг.

— Это — единственное доступное мне удовольствие, — любезно сообщил ему Гаран.

Такаар сохранял спокойствие. Всего-навсего семеро врагов. Шестерых он мог убить еще прежде, чем они успели бы прикоснуться к нему, причем троих — до того, как они успеют сообразить, что происходит. И только Истормун оставался темной лошадкой. Он распространял вокруг себя ауру неуязвимости, к которой примешивался сильный неприятный запах магической мощи, окутывавшей его подобно кокону. Было и еще кое-что: нечто зловещее и страшное, пронизывающее насквозь все его существо.

Такаар ждал и наблюдал. Ему было нужно, чтобы Истормун остановился прямо под ним. В этом случае у него появлялся шанс внезапно обрушиться на него сверху, как удав. Но тут, словно ощутив намерения Такаара, Гаран на мгновение поднял глаза к потолку и едва заметно покачал головой.

— Последний шанс, — процедил Истормун.

— Или что? — прохрипел Гаран. — Станете пытать меня, чтобы узнать правду? Или прикажете казнить? Вы не можете сделать со мной ничего такого, о чем бы я не мечтал сам или чего еще не испробовали на мне и чего бы я боялся. Даже такой скелет, как вы, в которого вселился сам дьявол, должен понимать, что он давно ушел через окно. Я уже старый человек. Сообщаю это вам на тот случай, если вы не заметили этого сами.

Такаар ощутил, как в комнате резко похолодало, и заметил, как съежились маги, ожидая вспышки гнева Истормуна. Но лорд-маг лишь кивнул в ответ. Сердце учащенно забилось у Такаара в груди. Истормун собирался уйти. Живым.

У тебя не хватит духу. И никогда не хватало.

Неправда.

Такаар прыгнул с балки головой вниз, вытянув руки. Под ним стоял один из стражников. Когда тело его врезалось охраннику в спину, он схватил его обеими руками за голову и резко повернул. Стражник мешком повалился на пол. Такаар же совершил кувырок вперед и вскочил на ноги, уже держа в руках свои парные клинки.

Первым он ударил в живот мага, а вторым пронзил шею охранника, все еще пытающегося вытащить меч из ножен. Затем он бросился вперед, перепрыгнул через Гарана, приземлился по другую сторону его кровати и ногой с разворота ударил в висок второго мага.

Не останавливаясь, он по инерции уклонился от молодецкого замаха и полоснул мечом по лицу стражника. Последний из магов готовил заклинание. Такаар выронил на пол левый клинок, сунул руку в мешочек на поясе, вынул оттуда стальной полумесяц и метнул его в колдуна. Отточенная сталь вошла тому прямо над переносицей.

Такаар выбросил вперед правую руку, и острие зажатого в ней клинка уперлось в шею Истормуна.

— Твоя очередь.

Он всем телом налег на меч, но лезвие не смогло проткнуть кожу лорда-мага. Он отдернул руку и нанес рубящий удар с плеча. Меч отпрыгнул, а Истормун даже не покачнулся, и на его костлявом лице проступило некое подобие улыбки.

— Впечатляюще, Такаар из рода ТайГетен, но, как видишь, я слеплен совсем из другого теста. — Лорд-маг небрежно оттолкнул в сторону клинок Такаара. — Итак, что же мне с тобой делать, хотел бы я знать? А вот в вас я разочаровался, Гаран. Неужели вы не предупреждали его обо мне?

— Я пытался.

В следующий миг рука Истормуна метнулась вперед. Нависая над Такааром, он схватил его за горло и притянул к себе. У Такаара перехватило дыхание. От колдуна разило таким запахом, какого он раньше не встречал еще никогда. Это был аромат власти, закутанный в саван темной ночи. Такаару показалось, что душа его стала вратами для неистовой злобы, хлынувшей в этот мир из преисподней.

Он поднял руки, пытаясь разжать пальцы Истормуна, но добился лишь того, что тот еще крепче стиснул ему горло. С такой силой, что ногти лорда-мага пробили ему кожу и из-под них выступила кровь. Истормун смотрел на него с таким видом, словно видел его насквозь, задумчиво рассматривая его разум и душу.

— Мне жаль убивать тебя. По многим причинам. Мне доставит удовольствие не спеша исследовать столь забавные конфликты в таком примитивном существе, как ты. У тебя есть… способности. Но вопрос заключается в следующем: не сделает ли тебя мученическая смерть еще опаснее?

Истормун опустил взгляд на Гарана.

— Я знаю, каков будет ваш ответ, но, увы, уже не доверяю вам.

— Вы уязвили меня до глубины души, — ответил бывший командир наемников. — Но я все-таки настойчиво советую вам оставить воина ТайГетен в живых. Да, он мой друг, а дружба — редкий гость в отношениях между нашими расами, но ваше представление о его влиянии и популярности сильно преувеличено. Если вы убьете его, то память о нем будет крепнуть и набирать силу. А если оставите в живых — что ж, он с каждым днем все больше вредит себе сам.

А ведь он и вправду хорошо тебя знает, не так ли?

Такаар с трудом проглотил комок в горле. Истормун по-прежнему цепко держал его за шею и разжимать пальцы явно не собирался. Он мысленно прикинул, стоит ли говорить что-либо, но потом решил, что молчание в данном случае — лучшее, что ему остается. Истормун вновь впился в него взглядом.

— Понимаю. Я знаю, что все мои люди погибли во время нападения, но как насчет твоих… адептов, Такаар?

— Твоя магия оказалась сильнее нашей, но в храме присутствовали не все ученики, — ответил Такаар на невыразительном языке людей, которому научил его Гаран. — Можешь считать, что добился победы, но цену, которую ты за нее заплатил, еще предстоит установить.

В лице Истормуна не осталось и следа чувства юмора или вообще чего-либо человеческого.

— Все ответные действия ваших воинов, тех, что пока еще живы, вызовут такие карательные акции, что тебе даже подумать о них будет страшно, — пообещал он.

Такаар попытался было покачать головой, но железная хватка Истормуна сделала это невозможным.

— Ты ничего не понимаешь. Ты напал на Аринденет. Храм, являющийся самым сердцем и средоточием нашей веры. И теперь Обращенные очищают лес. Больше никто из людей не сможет ступить под его покров и надеяться остаться в живых.

Истормун выдохнул сквозь стиснутые зубы, по-прежнему глядя Такаару в лицо, и одной рукой оторвал его от пола. Такаар начал задыхаться, шаря руками по пальцам лорда-мага и безуспешно пытаясь разжать их.

— Они прекратят свою деятельность, или все вы будете уничтожены. Мы оставили вас в живых только до тех пор, пока вы не мешали нам. И не думай, будто мы боимся вас. Только не теперь, спустя столько времени. Особенно теперь, когда мы обрели подлинную силу.

И он внезапно отпустил Такаара. Тот упал на корточки, растирая онемевшее горло и с хрипом проталкивая воздух в горящие огнем легкие. Он встретил взгляд Гарана, и бывший наемник лишь осуждающе покачал головой.

— Итак, решение принято. Я покамест сохраню тебе жизнь, а ты передашь послание вашим Обращенным, кем бы они ни были. Ответные действия должны прекратиться немедленно. Если этого не будет сделано, я сожгу лес со всеми его обитателями. У тебя есть три дня, чтобы принести мне их ответ.

— Не забывай о том, кто правит этим проклятым континентом, Такаар. Я не потерплю больше потерь от рук эльфов.

Такаар медленно выпрямился, глядя в лицо Истормуну.

— Пообещай мне, что не причинишь вреда Гарану, и я доставлю твое послание по назначению, — сказал он.

Вот речь истинного труса.

Истормун расхохотался. Это был жестокий и пустой смех, в котором не было веселья.

— О, я с удовольствием пообещаю тебе это. Собственно говоря, во мне вновь проснулся интерес к эксперименту над Гараном, так что он может рассчитывать на долгую, очень долгую жизнь. — Истормун подался вперед. — А теперь ступай.

Глава 8

Однажды я сказала Аууму, что мы все сделали неправильно. В лесу сокрыто столько всего, способного убить любого человека, что мы должны приветствовать их проникновение под его зеленый покров и просто позволить лесу сделать свое дело. Пусть Биит и Туал сами исполнят смертный приговор. Но он даже не улыбнулся в ответ. Иногда я спрашиваю себя, а не потому ли, что на миг принял мои слова всерьез.

«Путь падения», Пелин, архонт гвардии Аль-Аринаар, губернатор Катуры

Коэль подал знак эльфу, стоявшему на руле, направить баржу на стремнину, туда, где было глубже. Он полной грудью вдыхал свежесть реки Икс и тропического леса, наслаждаясь временным ощущением свободы. Потемневшее небо на севере пятнали дымы промышленных предприятий Исанденета. Через день они вновь окажутся внутри его заграждений.

Коэль вдруг обнаружил, что почти все время проводит в молитвах. Встреча с Ауумом глубоко тронула его, даровав ему утешение, силу и отчаяние в равной мере. Искушение свободой было очень сильным, но ни один из них не был готов пожертвовать своими родными, по-прежнему томящимися в городской неволе. И, хотя они помогали осуществиться планам людей, Коэль испытывал огромное чувство гордости за своих соотечественников. А ведь именно гордости эльфам сейчас и недоставало.

— Коэль.

Коэль оторвал взгляд от столбов дыма, карабкающихся в небо. Лиун стояла на носу судна и измеряла лотом глубину. Она была сильной и упрямой биитанкой — как и все они, впрочем, — но он со временем научился уважать ее непреклонность, сделав ее своим заместителем в бригаде лесорубов. Он доверял ей даже больше, чем своим соплеменникам, аппосийцам.

— Мы что, цепляем дно?

Лиун пожала плечами.

— Глубины хватит. Если я хоть сколько-нибудь знаю эту реку, то под килем у нас сейчас добрый фатом[23], и так останется еще на протяжении двадцати миль. Хотелось бы мне, чтобы это была наша самая большая проблема.

Лиун больше ничего не добавила, молча кивнув на берег по правому борту. Коэль не видел там ничего особенного, один только лес, подступающий к самой воде. Наклонившиеся стволы протягивали ветви, листья которых гладили реку. Присмотревшись повнимательнее, однако, Коэль заметил, как вокруг широких листьев вечнозеленых растений вода буквально вскипает и пенится.

— Пираньи, — прошептал он и поспешил к поручням. Но еще до того, как он успел облокотиться о них, Коэль увидел останки пиршества маленьких хищников. — Да хранит нас Инисс!

На поверхности покачивалась голова, отделенная от тела. Мяса и кожи на ней уже почти не осталось, и когда она подпрыгнула в воде после очередной атаки рыбешек, то показалось надорванное ухо. Голова принадлежала человеку. В переплетении мелких ветвей запутались обрывки его окровавленной одежды. Чуть подальше, в небольшой заводи, образованной выступом берега, виднелось обглоданное туловище без рук и ног. Здесь плавали и еще несколько частей тела, которые, впрочем, очень скоро исчезнут после столь свирепого пиршества.

Коэль задумчиво пожевал нижнюю губу, вглядываясь в стену леса, начинавшуюся почти у самой воды. На опушке на коленях стояли эльфы. Он насчитал семерых, но их должно быть намного больше. А этих он знал. Они входили в разведывательную партию, которая занималась поиском мест, наиболее подходящих для рубки леса, и зачищали поселения, если таковые обнаруживались поблизости. Это была самая тяжелая из обязанностей рабов; никому не хотелось наткнуться на соплеменников и лишить их свободы.

Коэль с силой потер ладонями лицо.

— Лодку на воду! — скомандовал он. — Гребите к берегу и возьмите на борт всех, кто согласится отправиться с нами.

Поймав взгляд Лиун, он отвернулся.

— Для чего? — спросила она. — Мы лишь быстрее доставим их к месту казни.

Коэль развел руки в стороны и покачал головой.

— Потому что мы должны держаться вместе. И умирать вместе, если такова наша судьба.

* * *

В голове у Ауума царил сумбур. Он бежал по лесу, не разбирая дороги, зная, что подвергает опасности себя и тех, кто следует за ним. Он бежал по руслам ледяных ручьев, продирался сквозь цепкий, колючий кустарник, не сворачивая, пересекал заброшенные деревушки и поселения, к которым уже жадно подбирался лес.

Жуткий зов Обращенных, собирающих ТайГетен на совет, все еще эхом звучал у него в ушах. Он расколол лес и пронзил его насквозь, застряв в ветвях самых высоких деревьев и прокатившись по дну самых глубоких ущелий и пещер. Ауум остановился только когда усталость взяла свое, и объявил привал.

— Тай, помолимся, — сказал он.

Они опустились на колени лицом друг к другу. По листьям над их головами барабанил дождь. Земля насквозь пропиталась влагой, превратившись в непроходимое болото. Ночь выдалась темной хоть глаз выколи, и тяжелые тучи затянули небо и звезды. Гиал плакала в темноте, и боги слушали ее.

— Инисс, услышь меня, твоего верного слугу Ауума. Мы просим твоего благословения для того, чтобы с честью выдержать предстоящие нам испытания. Наставь нас на путь истинный. Нас мало, и мы одиноки. Укрой нас в своих объятиях, пока мы станем освобождать тех, кто попал в рабство, и изгонять с нашей земли людей, вместе с тем злом, которое они с собой принесли. Если нам суждено погибнуть, приведи наши души к Шорту. Убереги нас от беды и направь наши руки, сжимающие клинки.

— Мы продолжаем дело твое. Услышь нас.

Ауум еще несколько мгновений держал голову склоненной, сознавая, что Элисс и Малаар смотрят на него. Не поднял он ее и тогда, когда обратился к ним.

— Вы хотите о многом меня расспросить. Подвергнуть мои действия сомнению. Выразить свое несогласие. Быть может, даже упрекнуть меня. Но думаете, что у вас нет для этого власти. В нашем кругу нет места страху. Не имеет значения, кто я такой. Для вас важно только то, что я — воин ТайГетен. И если вы полагаете, что я совершил ошибку, то должны оспорить мое решение. Я уже знаю, что вы полагаете, будто я ступил на неверный путь. Говорите. Выслушав ваши слова, я стану уважать вас еще сильнее.

— Вы — наш архонт, — начал Малаар.

— В первую очередь, я — эльф, во вторую — иниссул, и в третью — ТайГетен. Никто из нас не может считать себя непогрешимым. — Ауум поднял голову и обнаружил, что у него достало сил ободряюще улыбнуться своим ученикам. — Продолжайте, иначе я сам скажу, о чем вы думаете.

На этот раз заговорила Элисс, торопясь и захлебываясь словами, которые хлынули наружу, словно горный поток, прорвавший плотину.

— Гнев помешал вам мыслить связно. Ярость, которую вы испытываете к Обращенным, и чувство вины за то, какая судьба ожидает Коэля, заставило вас подвергнуть риску всех нас. Вы долго учили нас тому, что терпение — добродетель, но сейчас оно покинуло вас, растворившись в желании доказать что-то Обращенному эльфу. Не позволяйте этому чувству отвратить нас от нашего плана. У нас есть время, а у людей его нет.

Ауум выразительно приподнял брови.

— Эльфам уже давно следовало понять, что подобный образ мыслей — ошибочен. Это уяснил Серрин, а теперь наступила и наша очередь. У людей, как отдельных особей, действительно мало времени, но ведь мы сражаемся не с одним-единственным поколением, а с несколькими. Они бесконечны. С каждым годом мы слабеем, тогда как они становятся сильнее.

— Они не устают от жизни и не становятся беспечными. Истормун все так же силен и непобедим. И месть его за действия Обращенных будет жестокой. Единственный способ навредить ему и уязвить его — увести наших соотечественников прямо у него из-под носа.

— Таков был наш план, — заметил Малаар. — Но у нас нет магии, которая помогла бы нам.

Ауум согласно кивнул.

— Так каков же наш выбор? Вы знаете, скольких людей собираются убить Обращенные и чем это обернется для рабов в Исанденете и, не исключено, в Толт-Анооре и Денет-Барине. И вот, понимая это, сможете ли вы, взяв Инисса в свидетели, отвернуться от них? Я, например, не смогу.

Элисс и Малаар переглянулись. В их поведении ощущалась неуверенность, а маскировочная раскраска, размытая потеками дождя и пота, придавала их лицам скорбное выражение.

Ауум вполне понимал их сомнения. Во время безостановочного бега к Аринденету он мучил себя этим же вопросом.

Элисс, очевидно, решила предпринять еще одну попытку.

— Мы не готовы к столь масштабному наступлению. У нас недостаточно сил, чтобы напасть на них.

— Если нападение на Аринденет и научило нас чему-либо, так это тому, что люди никогда не позволят нам подготовиться. А всего через несколько дней наши братья начнут умирать. И вы, и я знаем, что у нас нет выбора.

— И вы, и мы понимаем, что если мы отважимся на это, то большинство из нас назад уже не вернется, — заметила Элисс.

— Нам нужно подкрепиться, — предложил Ауум. Он потянул носом сырой, промозглый воздух. — К западу отсюда есть стручки гуараны, да и ягоды асаи[24] растут там же. Корни маланги[25] встречаются здесь повсюду, как и бататы. Быстренько соберите все, что найдете. Мы не можем здесь долго рассиживаться.

Ночь стала еще темнее, а дождь лил как из ведра, так что земля покрылась предательской и вязкой жижей. Складывалось впечатление, что Гиал заранее оплакивает то, что должно было произойти, изливая душу бескрайнему лесу.

Но Аууму казалось, что и сквозь барабанную дробь дождя и приглушенный шум жизни леса до него доносятся крики людей. Отчаянные мольбы о помощи, они поднимались со дна самых глубоких ущелий и осыпались, словно пыль, с самых крутых склонов. Крики ужаса, обрывающиеся резко и страшно, после того как невидимые убийцы сеяли смерть и растворялись в ночи, оставляя свои жертвы в качестве угощения для подданных Туала.

В лесу появился новый хищник. Он двигался стремительно и бесшумно, носил на плечах лес, словно роскошную мантию, и был начисто лишен сострадания. Обращенные вступили в эпоху зрелости.

* * *

Истормун положил мягкую подушечку на стол перед собой и стал ждать. Сердце его забилось учащенно, а на шее завибрировала жилка, словно натянутый корабельный канат. Хотя он знал, что время пришло, ему хотелось получить какое-либо предупреждение перед тем, как связь будет действительно установлена, например возросшее давление или усилившийся звук. Все, что угодно, только не…

Тело Истормуна вдруг сложилось пополам, и голова врезалась в подушечку, подложенную на голый стол. У него перехватило дыхание, и он с трудом протолкнул воздух в легкие, ожидая, пока гул голосов у него в голове не превратится в упорядоченный поток. Он мельком подумал, а не выпрямиться ли ему и откинуться на высокую спинку кресла, но вместо этого лишь повернул голову направо, чтобы устроиться хотя бы с минимумом комфорта и при этом смотреть в панорамные окна.

Шум в ушах ослабел, а боль от удара головой о подушечку и голый стол под нею стихла. Ему стало холодно, и его зазнобило — столь сильным было противостояние сущностей, собравшихся вместе с его бестелесным образом в чертогах причастия. В воздухе повисло ощущение разочарования, щедро сдобренное цинизмом. Дебаты не обещали быть легкими.

— Милорды, — сказал Истормун. — Рад приветствовать вас.

Лорды и властители Триверна отличались завидным долголетием, насквозь пропитавшись магией. Долгие десятилетия они обладали неограниченной властью, но сейчас испытывали на себе беспрецедентное давление. От них требовали перемен, требовали включить в число магов Круга представителей трех других школ магии. Всего их было шестеро, включая Истормуна, а их имена обрели столь ужасающую славу, что родители пугали ими непослушных детей. Если бы только они знали правду!

Памун, Арумун, Белфамун, Вейамун, Гириамун, Истормун.

— Нас не интересуют ваши банальности. Мы желаем знать новости. — Холодный голос Памуна сотряс голову Истормуна, словно хлесткая пощечина. — Опишите в подробностях, каковы ваши успехи.

— Наши эксперименты по отслеживанию использования эльфийской магии закончены. Кроме того, состоялось уничтожение большей части их магического потенциала, — доложил Истормун.

— Большей части? — язвительно поинтересовался обладающий холодным разумом Вейамун. — Поданные вам отчеты настолько неточны?

— У нас вообще нет никаких отчетов, — сообщил коллегам Истормун. — Я устал напоминать вам, что здесь — не Балайя.

— И как это понимать? — пожелал узнать Вейамун.

— А так, что ни один из членов наших ударных групп не выжил, чтобы назвать мне точные цифры.

— Тем не менее, вы уверены, по крайней мере, в частичном успехе, — вмешался Арумун, голос которого сочился нескрываемым презрением. — Как такое может быть?

— Мои источники не должны вас волновать, — отрезал Истормун. — Удовлетворитесь тем, что я прав и что в данный момент на Калайусе нет магической силы, представляющей для нас угрозу.

Последовало молчание, которое он уже успел возненавидеть. Когда Истормун покидал Балайю, он был самым сильным среди них. А теперь к нему относились, как к лишней цифре в могучей сумме, которая слагалась из остальных пяти членов.

Он отсутствовал слишком долго.

— Мы чувствуем сопротивление, — заявил Гириамун. — У нас сложилось ощущение, что следующего логического шага не последует. Мы не услышали ничего, что потребовало бы внесения изменений в первоначальный план. То, что нам удается выудить у вас, означает лишь дальнейшую путаницу и все новые задержки. Так дальше продолжаться не может.

— Я буду рад получить совет от того из вас, кто отважится прибыть сюда лично.

— Вы — полномочный представитель магов Круга на Калайусе, — незамедлительно отреагировал Памун.

Истормун рассмеялся и почувствовал, как через Южный океан протянулся праведный гнев, погребая под собой его веселье. Несмотря на боль, колдун собрался с силами и заговорил, надеясь переправить на тот берег хотя бы частичку своих физических страданий.

— Я останусь здесь и буду продолжать заниматься своим делом столько, сколько сочту нужным. Я здесь не потому, что я — младший партнер, а потому, что я — самый способный из вас. Именно я и буду решать, стоит ли преследовать тех, кто уцелел, и если стоит, то когда и каким способом это будет сделано.

— Ваша изоляция может стать перманентной, — резко бросил Белфамун.

— Прошу всех успокоиться, — вмешался Памун. — Истормун, мы — партнеры. Никто из нас не может действовать в одиночку. Вы должны прислушиваться к нам.

— Я слишком часто прислушиваюсь к вам. Но прежде чем кто-либо из вас вздумает поучать меня, осмелитесь ли вы отрицать, что предложенный мной механизм работает? Осмелитесь ли вы отрицать, что товары и ресурсы, которые я вам экспортирую, сделали вас состоятельными настолько, что вам больше не о чем мечтать, равно как и позволили укрепить и усилить нашу регулярную армию до уровня, неслыханного на Балайе в мирное время? Осмелитесь ли вы отрицать, что продление нашей миссии здесь и далее послужит усилению нашей мощи, благосостояния и влияния?

— Мы не станем отрицать ничего из сказанного вами, — заявил Белфамун. — Но ваша проблема, Истормун, заключается в том, что вы не осведомлены об изменениях, произошедших на самой Балайе. Вы правы в том, что наша регулярная армия сильна как никогда, но добрая треть сил постоянно находится в вашем распоряжении. Тогда как эти солдаты и маги нужны нам здесь.

— Ротация численного состава должна продолжаться, — ответил Истормун. — От этого зависит безопасность нашего предприятия на Калайусе.

— В таком случае повлияйте на ситуацию, чтобы для обеспечения безопасности требовались сотни, а не тысячи человек.

— Все не так просто.

— Все именно так просто! — Голос Памуна резким эхом донесся сквозь разделяющее их пространство, и каждая жилка в теле Истормуна застонала от боли. — Найдите их и уничтожьте. Их мало, а вас много. Перестаньте прятаться в собственном дворце и сделайте то, ради чего вас туда отправили.

Истормун понял, что очень устал. Общение на столь огромном расстоянии, да еще против столь сильных собеседников, какими являлись пятеро лордов, требовало колоссального расхода сил. Он постарался взять себя в руки и сохранить спокойствие. Он должен победить в этом споре с помощью веских аргументов.

— Нельзя просто взять и отправить армию в тропический лес. Он способен поглотить всю Балайю и не заметить этого. Я уже работаю над тем, чтобы установить местонахождение их главного тайного убежища, но выступать до того, как мои сведения подтвердятся, было бы крайне недальновидно и даже преступно. Прибавьте к этому и наших врагов. Они немногочисленны, но об их воинском искусстве слагают легенды, и мы понятия не имеем о том, сколько их сейчас находится в лесу.

— Я не стану бездумно сжигать лес только для того, чтобы выкурить их оттуда, потому что такой шаг лишит нас всех ресурсов. Я намерен решать эту задачу в зависимости от развития ситуации. У нас, милорды, нет другого выхода.

— Вы боитесь, — заявил Гириамун.

— Я всего лишь осторожен, — возразил Истормун. — И я имею на то полное право. Нынешнее положение дел таково, что я могу бороться с нашими врагами, не нанося по ним ударов, и, одновременно, беспрепятственно продолжаю изымать потребные нам ресурсы.

— Отпущенное вам время подходит к концу, — заметил Белфамун. — Нам угрожают. Наши враги знают о том, насколько прочно мы увязли на Калайусе, и вскоре сочтут себя достаточно сильными для того, чтобы бросить нам вызов. Вы больше не получите военной поддержки, и я рекомендую вам быть готовым к тому, что большая часть армии вскоре будет отозвана.

— Вы так ничего и не поняли, — сказал Истормун. — Если я начну наступление, не располагая точными сведениями, может случиться так, что вам некого будет отзывать. Наши враги остаются хозяевами леса, но у нас сохраняется хрупкий паритет. Объявите там, у себя, мобилизацию. Не подвергайте опасности наше здешнее хозяйство, заставляя меня прибегнуть к преждевременным действиям.

— Ваше упрямство дорого нам обойдется, — заявил Памун.

И внезапно контакт был прерван. Истормун ждал, не отрывая головы от подушки, пока дрожь не перестанет сотрясать его тело, а боль в голове не утихнет. Когда же он, наконец, поднял ее, то ее левая сторона и подушечка оказались мокрыми от пота. Перед его столом обнаружился секретарь, глядевший себе под ноги.

— Надеюсь, ты принес мне хорошие известия?

Но помощник покачал головой.

— Произошло еще несколько нападений.

Истормун вздохнул.

— Только не сейчас. Только не сейчас.

Ауум привел Элисс и Малаара в Аринденет через час после восхода солнца. Двери храма стояли распахнутыми настежь, а на каменном козырьке у входа было не протолкнуться от работников и ТайГетен, уже откликнувшихся на зов Обращенных.

— Элисс, узнай, сколько наших уже здесь и кто еще должен подойти. Малаар, расскажи им о том, чему мы стали свидетелями и что намерены сделать Обращенные. Но о моем решении не говори ничего. А я пойду поищу Такаара.

Ауум вошел в прохладный зал под куполом и преклонил колени в молитве перед статуей Инисса, прежде чем поспешно пройти в глубины храма. В неподвижном воздухе раздавался негромкий гул голосов, один из которых звучал отчетливее остальных. Они доносились из часовни, расположенной в непосредственной близости от индивидуальных молитвенных келий и комнат для жрецов-паломников.

Ауум на мгновение приостановился в дверях, глядя, как Онелла разговаривает с группой учеников, которым, очевидно, повезло, что они находились в лесу в момент атаки людей. Голоса смолкли, когда он переступил порог, и адепты инстинктивно придвинулись друг к другу и отступили на шаг. Онелла улыбнулась ему, и Ауум обнял ее и поцеловал в глаза и лоб.

— Должно быть, я похож на огородное пугало, — сказал он.

Ответом ему стал неуверенный смешок.

— Тебе нужно повторно нанести маскировочную краску, — сказала Онелла. И тут же с лица ее вмиг слетела веселость. — Ты не сумел остановить их, верно?

Ауум покачал головой.

— Они начинают собственную войну, и их действия вынуждают нас прийти на выручку тем, кто не может спастись сам. Мне нужен Такаар. Где он?

Онелла заколебалась, и Ауум почувствовал, как его охватывает гнев.

— Он… отправился в гости. Во всяком случае, я так думаю. Его нет уже два дня.

— Будь проклято его сердце иниссула! — Ауум с силой провел руками по лицу. Ученики дружно поморщились.

Онелла взяла его за руку, вывела его в коридор, и оттуда они вместе вышли через задние двери к деревне.

— Не имеет значения, на чьей ты стороне, но в присутствии разъяренного воина ТайГетен неуютно становится всем.

— Не беда, им придется привыкнуть к такому зрелищу, — парировал Ауум. — Почему он ушел именно сейчас? Ведь наверняка его вторая половина должна отдавать себе отчет о том риске, которому подвергают нас Обращенные. А он в ответ уходит в гости к человеку, чтобы поболтать с ним? Быть может, он еще не готов учить овладению магией Иль-Арин.

Онелла настойчиво увлекала его все дальше, и они уже прошли через всю деревню и углубились в лес, направляясь к святилищу Туала, распложенному совсем рядом с Чертогами Возвращения.

— Успокойся, Ауум. Что происходит? Мы до сих пор не оправились от шока после нападения, и обряды для возвращения умерших только-только завершились. Мне теперь до конца жизни будут являться в кошмарах лица моих учеников, сожженных заживо, а ведь есть еще и те, от кого смерть не оставила и следа.

— Что я хочу сказать? Мы слышали, как Обращенные объявили общий сбор. Сюда приходят воины ТайГетен, людям становится страшно. Мне страшно. Лес кажется чужим, и мы чувствуем изменения в линиях силы. Ты решил атаковать людей, не так ли? А у меня нет никого, кого я могла бы отрядить тебе в помощь.

Ауум положил руки Онелле на плечи и улыбнулся, ему хотелось надеяться, что ободряюще.

— Мне очень жаль, Онелла. Все развивается куда быстрее укуса тайпана. Слушай: Обращенные собираются не просто отомстить, они затеяли настоящую чистку… а это означает, что сотни эльфов в порабощенных городах умрут, если только мы не сумеем их спасти. Серрин больше не прислушивается к голосу разума, и он уже посмел усомниться в моем мужестве и бросил вызов моей власти. — Ауум вздохнул. — Он вынудил нас перейти к решительным действиям. Мы должны атаковать Исанденет и спасти стольких, скольких сможем.

Восхитительные удлиненные глаза Онеллы расширились на ее постаревшем лице. Она беспомощно всплеснула руками.

— Но мы… Я имею в виду, я не могу…

— Мне очень жаль, Онелла. Мы должны проникнуть в Исанденет раньше, чем известия о нападениях достигнут ушей Истормуна. Мы уже и так опоздали, не сумев предотвратить несколько смертей. А теперь ситуация ухудшилась еще больше, поскольку у нас нет Такаара, который смог бы провести нас через охранные заклинания. Никто, кроме тебя, не может этого сделать.

Ауум видел, что подобная перспектива не внушает ей особой радости. Но отнюдь не страх перед людьми или вооруженным столкновением двигал ею, когда она отрицательно покачала головой.

— Я не могу вернуться туда, Ауум. После всего, что случилось, — не могу. После того, что они сделали с нами. Там до сих пор живы некоторые эльфы из тех, что преследовали иниссулов. Другие поселились в Катуре. Как, по-твоему, почему я перебралась сюда? Не только для того, чтобы изучать магию.

Ауум по-новому взглянул на Онеллу. Она дрожала всем телом, вновь переживая события стопятидесятилетней давности.

— Не для того ли ты учишь других, чтобы вооружить нас для борьбы с расой людей? Я научился прощать эльфов из других кланов, которые нападали на моих братьев и сестер иниссулов. Если мы хотим процветания под рукой Инисса после того, как люди уйдут, то должны простить друг друга.

— Тебе легко говорить, Ауум. В твоем доме никто не выбивал двери ногами, никто не насиловал тебя, а твоего мужа не избивали и заставляли смотреть. Никто не кричал тебе в лицо, что иниссулы заплатят за все, когда среди них появятся дети от смешанных союзов. Я обучаю магии для того, чтобы люди, включая тех, кто убил моего мужа в тропическом лесу, погибли бы в огне, как это случилось с ним. Но я не смогу вернуться туда. Никогда.

— Онелла, ты должна…

— Я ничего и никому не должна. Даже тебе, архонту ТайГетен. Дай мне еще пятьдесят лет, и я подготовлю для тебя новых учеников Иль-Арин. Но это — все, что я могу сделать. Если ты хочешь попасть в Исанденет, тебе придется найти Такаара.

В глазах ее стояла горечь. Ауум еще мгновение смотрел на нее, после чего коротко кивнул и зашагал в обход храма, возвращаясь на площадку перед входом. Он должен был уважать решение Онеллы, но ему было ясно, что добровольное заточение здесь, среди иниссулов, лишает ее возможности залечить душевные раны.

А на площадке перед храмом Элисс и Малаар выступали перед собравшимися воинами ТайГетен. Ауум насчитал семь звеньев и не смог скрыть своего разочарования столь малым их количеством. Он присоединился к своим Тай, кивком дав понять Малаару, чтобы тот продолжал.

— …мы уверены в том, что Обращенные продолжат очищать лес, а это означает, что невинные эльфы будут умирать и дальше. Ауум.

Ауум шагнул вперед.

— Сколько еще звеньев идут сюда?

— Четыре из южных и восточных зон патрулирования. Из отдаленных мест, таких как Толт-Аноор или Денет-Барин, пока никого. Этого следовало ожидать. — Элисс пожала плечами. — Зов прозвучал лишь вчера вечером на закате.

Ауум коротко кивнул.

— Остальные подойдут попозже, но пока что нам придется удовлетвориться тем, что есть. Сообщите Онелле о том, куда мы направляемся. Тай, мы должны попросить Инисса сохранить наши души и тела для решения великих задач. Нам нужно молчание Туала и скрытность Биита. Нам нужна удача Икс и сила Аппоса. Мы должны освободить рабов Исанденета, но, прежде чем мы попадем туда, нам нужно найти Такаара. Когда мы отправимся в путь, возьмите под особый контроль все северные подходы к храму.

— Этот ублюдок поможет нам попасть в Исанденет, дружит он с людьми или нет. Тай, мы выступаем.

Глава 9

Инисс благословил обожженную землю, и на ней взошло и расцвело великолепие леса. Глаза Биита выдавали его неимоверное удивление случившимся, и потому Инисс оказал Бииту честь, сделав его хранителем корней и ветвей. Биит ощутил аромат новой жизни, наклонился и погладил зеленый покров. «Ты — долгожитель, — сказал ему Инисс. — Но ни одно дерево не может считаться бессмертным. Пусть будет так и для твоих детей».

Арин-Хиил

Городок Катура приютился на ладони Инисса. Это было, несомненно, самое красивое место во всем тропическом лесу. Находясь на его южной окраине, от которой нужно было идти целых три дня, прежде чем роскошь зеленого покрова сменялась обжигающим жаром пустыни, он раскинулся в окружении великолепных и величественных утесов, озер, долин и гор.

Эльфы называли его «детской площадкой Туала», и на протяжении многих веков его подданные резвились здесь невозбранно. Ни один из двуногих охотников не нарушал естественного хода жизни и смерти.Ни одно растение не использовалось в пищу, для разведения огня или в качестве укрытия. Нетронутый, девственный, роскошный тропический лес; так было до тех пор, пока не пришел человек и эльфы перестали чувствовать себя в безопасности даже в собственных храмах.

Согласно преданиям, именно с ладони Инисса и разошлись по миру все создания Туала, так что это было самое подходящее и единственно правильное место, где могла найти прибежище потрепанная и изрядно поредевшая раса эльфов — в самом сердце своей прошлой жизни. Место, где они могли зализать раны, набраться сил и научиться жить заново. Если где они и могли найти бальзам для своих душевных травм, так только здесь.

Ладонь Инисса представляла собой водоем в форме лошадиной подковы, расположенный у подножия отвесного утеса, за которым начинались поросшие лесом горы. Водопады с ревом срывались со скал сразу в пяти местах, стекаясь в богатое рыбой озеро, северный исток которого через много миль впадал в реку Икс. И озеро, и река назывались Карентан, по имени горной гряды за ними, а водопады получили название Катура.

За отлогими берегами озера и реки начиналась огромная равнина, поросшая травой и невысокими деревьями. Это было прекрасное место, чтобы осесть здесь навсегда, заняться земледелием и радоваться жизни, и, не будь на него наложен запрет, эльфы обосновались бы здесь много поколений назад.

Но ладонь бога была выбрана не только из-за своей красоты и мифологии. Это была земля, скрытая от глаз посторонних туманами и низкими тучами, которые время от времени срывались с горных вершин и тысячефутовых утесов. Отсюда, с отвесного обрыва, открывался потрясающий вид на равнину, но, чтобы взобраться на вершину, нужно было вскарабкаться по скалам с самого дня ущелья, пересечь горную гряду и пройти через густой лес, где по-прежнему хозяйничали пантеры.

Попасть сюда можно было только по узкой долине, по дну которой и текла река Карентан. Русло ее было широким, а тропинки по обоим берегам — узкими и коварными, постепенно поднимающимися к плато. Склоны долины были образованы скалистыми утесами и поросшими пробковым деревом холмами, изобиловавшими диким виноградом и плющом, так что пробраться через них было практически невозможно.

Неспешно прогуляться по долинам, отыскивая новые тропинки, и вновь восхититься бескрайними лесными просторами, где солнце, казалось, порождает новую жизнь всякий раз, когда целует зеленую листву, — вот такая награда ждала путника, не пожалевшего трудов, чтобы добраться до этих мест. Поэтому Метиан собрал оставшиеся силы и заставил-таки свое постаревшее и одряхлевшее тело преодолеть последний подъем и присоединиться к Болте на вершине.

Двое старых эльфов, гиаланин и аппосиец, взирали сверху на зеленый ковер леса, убегающий к горизонту, и город, раскинувшийся на ладони Инисса. Небо пятнали столбы дыма, и даже с такого расстояния ветер доносил эхо эльфийских молитв, лязгающие удары молотов по металлу и визг пилы, вгрызающейся в дерево.

Болта сплюнул на землю.

— Мы — позорное пятно на совершенстве мира, — изрек он. — Липкая грязь, просачивающаяся сквозь коренную горную породу и заражающая нечистотами то самое место, которое должно было вдохнуть в нас стремление вернуться к былому величию. Мы не заслуживаем того, чтобы нас спасали.

Метиан оторвал взгляд от безобразных очертаний города. Катура стала для эльфов символом величайшего позора. Работа, начавшаяся с таким подъемом и воодушевлением, выродилась в свою полную противоположность. Здесь не нашлось ни единого здания, которым можно было бы гордиться. А еще в пределах городской черты с каждым днем возрастала враждебность.

— Когда ты был здесь в последний раз?

Слезящиеся и водянистые глазки Болты уставились на Метиана со старческим прищуром. Он страдал дальнозоркостью и боялся, что вскоре вообще ослепнет.

— Более пятнадцати лет тому. С тех самых пор, как мы отвели аппосийцев в долину Халиат-Вейл. Мы не задержались там ни на одно лишнее мгновение. Неудивительно, что ты предпочел выйти в отставку.

— Я не выходил в отставку, — возразил Метиан, и в голосе его прозвучала горечь, которую он не сумел скрыть. — Мне грустно оттого, что мне не рады те самые эльфы, которым я поклялся помогать.

— Не вини себя. Эдулис[26] — наркотик, отнимающий разум, здравый смысл и чувство родственной привязанности. Она прогнала тебя, потому что перестала узнавать.

Метиан вздохнул.

— Я мог бы помешать ей превратиться в наркоманку. Я должен был заметить, что она катится вниз, в пропасть.

— Наркоманы — самые умные и изворотливые создания на свете, вплоть до того момента, пока не потеряют разум. Она ведь все еще жива, не так ли?

— Мертвые наркоманы не приносят прибыли. А мертвые губернаторы не издают удобные законы. Так что поставщики проявляют осторожность и предусмотрительность. В конце концов, рождаемость остается настолько низкой, что население практически не увеличивается. Они не могут позволить себе начать убивать жителей.

Болта рассмеялся сухим, лающим смехом.

— Пожалуй, нам надо сжечь это место к чертовой матери.

— Я слышу тебя, старый друг, но не все его обитатели пали так низко. Некоторые работают по-прежнему, да и многие все еще молятся об искуплении грехов Катуры.

— Но кто из богов услышит их? — Голос Болты прозвучал резко и хрипло. — Город превратился в выгребную яму.

— А ты ничем не помог ему, когда увел свой клан отсюда.

Собственные резкие слова были неожиданностью и для Метиана, тем более что он заметил, как исказилось от гнева лицо Болты.

— Мы лишь повторили то, что сделал Ауум, когда увел иниссулов из Катуры еще до того, как было срублено первое дерево на строительстве этого проклятого города.

— У него не было выбора, — коротко бросил в ответ Метиан. — Он должен был вырастить новых воинов ТайГетен и отыскать учеников для Иль-Арин, а рождаемость среди иниссулов низка настолько, что появление на свет каждого ребенка отмечается с таким размахом, словно на землю с небес спускаются боги. А какое оправдание есть у тебя? Особенно если учесть, что ты сам помогал возводить то, к чему сейчас относишься с таким презрением.

— Мы слишком уж полагались на Иль-Арин. И блестящий крах твоего лидера стал провозвестником всего, во что превратилась Катура. А я увел свой клан только после того, как мне стали докладывать о том, что мирных обывателей насильно превращают в наркоманов. Интересно, что получают взамен сборщики листьев и дилеры, хотел бы я знать?

— Землю, — ответил Метиан. — Что же еще? Пелин получила право выделять каждому эльфу участок земли в лесу и на равнине. Теперь большая часть их перешла в руки банд туали и биитан. Они сильны. Теперь Катура принадлежит им.

Болта выразительно приподнял брови.

— В самом деле? Кто-нибудь говорил об этом Аууму?

— Ауум не бывал здесь вот уже более пятидесяти лет. Сюда не заходит ни один воин ТайГетен. — Метиан вздохнул. — Прости меня. Я не собирался дразнить тебя.

Болта улыбнулся.

— Мы с тобой будем вечно скандалить друг с другом, как и положено представителям наших кланов. А теперь говори, зачем ты пригласил меня подняться на такую верхотуру? Уж наверняка не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о славных минувших деньках.

— Нет, конечно, — согласился Метиан. — Пойдем-ка лучше присядем. У меня есть с собой недурной самогон и хлеб, тапир и сушеные фрукты.

— Я знал, что могу положиться на тебя, — заявил Болта.

Старый аппосиец, не растерявший былой силы и сноровки, несколькими ударами расчистил кустарник и виноградные плети вокруг лежащего на земле бревна, и старые друзья уселись на него. Метиан полез в свой заплечный мешок и вручил Болте глиняный кувшин, заткнутый деревянной пробкой.

— Попробуй, — сказал он. — Забористое зелье.

Болта сделал глоток, а потом медленно выдохнул, и Метиан улыбнулся, представляя, как огненная жидкость катится у него по пищеводу, согревая желудок.

— Из чего он сделан? — осведомился Болта. — В нем чувствуется привкус ямса[27].

— Верно, но мы перегоняли его с гуараной. От него пьянеешь, зато спать не хочется. И голова на другой день не болит, кстати.

Болта сделал еще один глоток и вернул кувшин Метиану.

— По крайней мере, ты не зря прожил свою жизнь.

Метиан понюхал содержимое, прежде чем смочить губы жидкостью, после чего отпил долгий глоток.

— Я уже стар, Болта, — сказал он и принялся рыться в своем мешке в поисках хлеба и мяса. — Но только сейчас я это почувствовал. Больше трех сотен лет я оставался гвардейцем Аль-Аринаар, и горжусь этим не меньше, чем тем, что родился гиаланином. Я видел лучшие проявления эльфийского духа и поверил в то, что мы вступаем в золотой век гармонии и прогресса. Но последние годы стали свидетельством неуклонного упадка и конфликтов, и я понял, что не могу принять этого, как эпитафию своей жизни, отданной служению эльфам.

— А почему, по-твоему, я ушел оттуда? Катура стала похожа на раковую опухоль.

— Вот именно! — воскликнул Метиан, чувствуя, как играющий в крови алкоголь придал ему новых сил. — И ее следует вырезать.

— Ну, так поговори со своим бывшим лидером. Должен же к ней когда-нибудь вернуться рассудок и здравый смысл! Сколько гвардейцев Аль-Аринаар все еще носят свои плащи?

— Кто знает? Наверное, впервые в эльфийской истории в наших рядах меньше воинов, чем у ТайГетен. Их недостаточно даже для того, чтобы поддерживать порядок в городе с двадцатитысячным населением.

— И становится все меньше с каждым днем, — добавил Болта.

— Этому следует положить конец. В городе есть люди, желающие очистить его, но у них нет для этого сил.

Болта поднял обе руки.

— Я уже понял, к чему ты клонишь.

— Вы сильны, — сказал Метиан, наклоняясь к нему и протягивая сушеный плод манго, который Болта принял и надкусил. — Ваш клан чист. Вы искусно владеете топорами. Остальные боятся вас, даже туали. Вернись. Помоги искоренить заразу в городе. Помоги мне вернуть Катуру к чистоте и порядку. К гармонии.

— Это можно сделать одним-единственным способом — сжечь город дотла.

Метиан пожал плечами.

— Пусть так, лишь бы помогло.

— Почему я должен рисковать жизнями своих людей ради тех, кому было наплевать на нас?

— Потому что если ты не сделаешь этого, то после падения Исанденета все, к чему мы с тобой стремились, рухнет. Твоя вера будет опозорена. А я знаю тебя, Болта. Ты веришь в гармонию. Помоги мне, и мы сможем начать сначала, чтобы Катура обрела величие еще до того, как мы с тобой умрем. — Пошел дождь, и Метиан улыбнулся. — Гиал знает, что нам обоим немного осталось.

С севера долетел жуткий, гортанный вой, эхом заметавшийся меж деревьев и прокатившийся по долинам и ущельям. Даже за пределами Катуры пантеры подхватили его. Метиан вздрогнул всем телом.

— Что это?

— Это Обращенные. Они сзывают ТайГетен на общий сбор.

— Ты уверен?

Болта кивнул и поднялся на ноги.

— Я должен вернуться в Халиат.

— Понимаю, — отозвался Метиан. — Подумай о том, что я тебе сказал. Помоги мне. Помоги нам всем.

Крики и вой стихли вдали.

— У тебя есть план, как организовать это твое восстание или как ты его там называешь?

— Я знаю, куда мы должны нанести удар, если ты это имеешь в виду.

— А твои враги знают, что ты злоумышляешь против них?

Метиан коротко рассмеялся.

— Я — старый гиаланин. Я даже не ношу при себе оружия. Никто не подозревает меня ни в чем, кроме того, что я — старый брюзга и ворчун.

— С этим трудно не согласиться. — Болта обнял Метиана за плечи. — Ты бросил вызов опасным людям. Не обманывай себя, говоря, что они не видят в тебе угрозу. Гвардия Аль-Аринаар поддержит тебя?

— Я очень надеюсь на это.

— Хорошо. Тогда пойдем со мной — среди аппосийцев ты будешь в безопасности, пока не придет время нанести удар.

— Так ты со мной?

— Не могу же я позволить старому ревматику-гиаланину присвоить себе всю славу, а? Кроме того, у меня ведь нет особого выбора.

— Почему?

Болта мотнул головой, указывая на север.

— Я могу придумать только одну причину, по которой Обращенные сзывают ТайГетен на общий сбор, и она пугает меня до дрожи. Нам нужно, чтобы Катура была сильной и вновь превратилась в убежище, каковым когда-то и задумывалась. Если у нас ничего не выйдет, боюсь, мы все погибнем.

* * *

Истормун выглядел больным. Точнее, больным более обыкновенного. Как правило, по его виду трудно было понять, как он себя чувствует, но сегодня кожа колдуна обрела какой-то сероватый оттенок, и Силдаан показалось, что он стал куда ближе к могиле, чем раньше; а ведь она видела его каждый день. Таково уж было ее счастье. Подобно Гарану, каждую ночь, когда ей дозволялось передохнуть, она жаждала смерти. И, подобно Гарану, Истормун, похоже, получал извращенное удовольствие оттого, что сохранял ей жизнь.

Силдаан остановилась перед большим деревянным столом, ожидая вопросов от этого человека, своего лорда и господина. Она не желала признавать за ним этих качеств, но и обманывать себя больше не могла. Она была иниссулом, мечтавшим о возврате господства над эльфами и обретении всесилия и могущества, и теперь она видела его перед собой, но была от него еще дальше, чем когда-либо прежде.

Это стало для нее наказанием, и Ллирон по справедливости должна была стоять рядом и разделить с нею страдания, но бывшая Верховная жрица Шорта оказалась избавлена от этой участи. Она нашла свой путь к смерти, что делало стоящую перед Силдаан задачу еще труднее.

Поэтому Силдаан пришлось испытать на себе всю тяжесть его злой воли. Она посмотрела налево, в ночное небо Калайуса. Свет лампы, отбрасывающей тень на окна, показал ей собственное отражение, и она внутренне сжалась при виде своих поредевших волос, ввалившихся глаз и тонких, бескровных губ. Уши ее, некогда такие нежные, обвисли на кончиках, как у эльфа на тысячу лет старше нее. Она до сих пор помнила силу своих рук, ума и сердца. Гордая иниссул, ныне падшая так низко. Вот какой оказалась расплата за то, что ее бог отвернулся от нее. Силдаан не сдержала стона, сорвавшегося с ее губ, и отвернулась от окна.

Сидящий перед нею Истормун с хрипом втянул в легкие воздух. Ему было больно. Руки у него дрожали, а на лбу выступил пот. На висках пульсировали жилки. Он открыл глаза, и у Силдаан перехватило дыхание. Они были белыми. Зрачков не было вовсе. Тем не менее, он видел и ее, и стоявшего рядом с нею мужчину. Колдун внимательно рассматривал их обоих, взвешивая свои первые слова. Что-то шевельнулось в молочной белизне его глаз, и Силдаан подумала, что сейчас ее стошнит.

— Время летит, — сказал наконец Истормун. — Есть вещи, которые мне просто необходимо знать.

Голос колдуна тоже изменился, став прерывистым и неблагозвучным, словно во рту у него было несколько языков, каждый из которых чуточку запаздывал с произнесением одних и тех же слов.

— Что вы хотите знать, лорд Истормун? — спросил мужчина, которому невероятно повезло в том, что он остался жив и мог стоять в его присутствии.

— А. Джерал. Получил временную отсрочку в исполнении приговора из рук животного, не так ли? Я бы, пожалуй, с пристрастием расспросил тебя о том, как так вышло, что, располагая сильным отрядом магов и солдат, ты оказался неспособен разбить безоружных эльфов и их любимиц-кошек. Но я уверен, что услышу бессмысленные бредни о быстроте, скрытности и лесных тенях. Вместо этого я спрошу тебя только об одном месте в твоем отчете, которое вызвало мой интерес.

Истормун небрежно повел рукой в сторону одинокого свитка.

— Это — честный отчет.

— Да, в котором в подробностях описаны некомпетентность, неумение руководить и незнание первого правила обращения с шарпами в полевых условиях. В воздухе обязательно должен находиться маг. А теперь скажи мне, Джерал, в твоем рапорте говорится, что эльфы и их пантеры действовали сообща. Говоря твоими же словами, «у них словно был один разум на двоих». Объяснись.

— Благодарю вас, милорд, за предоставленную возможность.

— Я не сказал, что это сохранит тебе жизнь.

У Джерала перехватило дыхание. Запнувшись, он откашлялся.

— Атака была стремительной. Защититься от нее не было никакой возможности, потому что каждого эльфа сопровождала пантера, и они действовали без слов, слаженно и по плану. Я видел, как их вожак, то есть, я думаю, что это был вожак, посмотрел своей пантере в глаза, после чего они, словно единый организм, атаковали наших магов, а потом взялись за солдат. Это были животные, но они совершенно точно знали, кого надо убивать в первую очередь. Так выдрессировать обычного зверя невозможно. Да, я знаю, что у нас есть заклинания, с помощью которых можно добиться почти того же, но у эльфов-то похожей магии нет. Я стоял рядом с Нуином, и он не почувствовал применения какой-либо магии. Это случилось как раз перед тем, как пантера разорвала ему горло, не тронув меня.

— Какой позор, — проговорил Истормун. — Но этим стоит заняться. Силдаан, ты хорошо выглядишь сегодня. С каждым днем ты все лучше переносишь то, как с тобой распорядилась судьба.

— Это получилось нечаянно, — ответила бывшая жрица.

Истормун рассмеялся, но смех его быстро перешел в сухой кашель, и черты его лица заострились и затвердели.

— Ты признаешь подобные таланты за своими подданными?

— Когда я в последний раз была в тропическом лесу, то не видела ничего подобного.

— Значит, Джерал лжет. А я почему-то недолюбливаю лгунов.

Джерал пролепетал отчаянное «Нет!».

— Но я не возьмусь утверждать этого со всей определенностью, — быстро поправилась Силдаан, ощущая некоторое родство с Джералом. — Хотя теоретически я вполне допускаю их существование.

Истормун взял со стола свиток и развернул его.

— Да, прошу тебя. Джерал называет их Обращенными. Кто они такие?

— У нас всегда ходили легенды о том, что некие эльфы чуть ли не породнились с подданными Туала. Их не кусали змеи, не жалили насекомые, не трогали хищники. Поговаривают, что Молчащие Жрецы давно искали подлинного единения со всеми созданиями в тропическом лесу, чтобы добиться большего понимания того, что создал Туал, а через него — Инисс.

— Я внимательно прочла рапорт Джерала, и у меня нет сомнений в том, что эльфы, которых он описывает, — это Молчащие Жрецы, хотя и сильно изменившиеся. Очень может быть, что большую часть времени они работали именно с пантерами, хотя я не смогу объяснить тебе, как им удалось установить с дикими кошками столь сильную ментальную связь. Я могу сказать лишь, что это вполне возможно, поскольку и Инисс, и Туал обладали подобным даром.

— Ваша вера способна объяснить все, что угодно, Силдаан, а ты прекрасно знаешь, что у меня нет времени на религиозные толкования. Вопрос заключается в следующем: ты готова поставить свою жизнь на то, что это возможно?

Силдаан ответила, не раздумывая.

— Да.

Истормун удовлетворенно кивнул.

— Так мы и думали. Очень хорошо. Джерал, можешь быть свободен. Отдыхай. Тебе и твоим людям силы еще понадобятся.

Джерал покинул комнату с неприличной поспешностью, и Силдаан вдруг почувствовала себя одинокой и брошенной. Истормун откинулся на спинку кресла, пробормотал что-то и закрыл глаза, содрогнувшись всем телом. С губ его сорвались слова на человеческом языке, которых Силдаан никогда прежде от него не слышала. Вот тело его напряглось, а потом расслабилось. Колдун открыл глаза, и Силдаан увидела, что они почти обрели свой обычный темный цвет, разве что белки оставались покрасневшими.

— Чем они занимаются, эти Обращенные? — поинтересовался он.

— Они поддерживают чистоту леса, — ответила Силдаан. — Молчащие Жрецы всегда считали это своим долгом.

— Да, мне говорили. И они не остановятся?

Силдаан улыбнулась.

— Нет. До тех пор, во всяком случае, пока все люди в его пределах не будут мертвы. Это означает, что отныне лес для тебя закрыт.

— Какая жалость, — сказал Истормун. — Потому что именно сейчас, в этот решающий и поворотный момент, я не могу этого допустить.

Под его взглядом, тяжелым, убийственным, Силдаан как-то съежилась.

— Прошу тебя. Не заставляй невинных страдать. Это не нарушает негласного соглашения, которое ты заключил с ТайГетен. Это — призыв эльфов, действующих в одиночку, на свой страх и риск, я уверена в этом.

— Ты напрасно полагаешь меня тупицей, — заявил Истормун. — Во всяком случае, достаточно глупым для того, чтобы в отместку погубить собственную рабочую силу. Признаюсь, искушение было велико. Уничтожение шарпов всегда выглядит заманчиво, но только не в этом случае. Сейчас даже у меня есть приказ. Быть может, мы и не готовы, но поворот событий в моей стране и действия твоих сородичей не оставляют мне выбора.

— И поэтому мы захватим тропический лес, а заодно и покончим с сопротивлением — самим существованием, я бы сказал, — эльфийской расы. Хочешь посмотреть, как она будет уничтожена? Я могу предложить тебе место в первом ряду.

— Недальновидно всерьез рассчитывать на то, что удастся нанести поражение ТайГетен в их собственном лесу. Воды наших рек станут красными от человеческой крови, а ты никогда не найдешь наш скрытый город. Даже я не знаю, где он находится.

— Он называется Катура, и я уверен, что тебе прекрасно известно, где его местоположение, Силдаан. Но можешь не волноваться. Я не стану подвергать тебя пыткам, чтобы узнать это. В этом нет никакой необходимости. У меня есть кое-кто, кто приведет нас прямо туда.

Силдаан пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

— Ни один эльф не способен на столь гнусное предательство своего народа.

— Разве? Кому как не cascarg судить об этом лучше всех. Впрочем, несмотря ни на что, ты сохранишь пальму первенства в этом деле и звание главного предателя. Этот эльф понятия не имеет о беде, которую принесет своему народу. А самое приятное во всем этом то, что он — один из самых верных и ярых ваших патриотов. Он обладает талантами, которые до конца не осознает и сам, хотя и намерен поставить их на службу всем эльфам.

— К несчастью, он не знает, что средоточие маны в его теле сильнее запаха крови в реке Икс. От него буквально разит ею, а он не в состоянии скрыть ее. А мы, моя дорогая Силдаан, воспользуемся этим, чтобы последовать за ним к самому центру земли. Право слово, ты должна пойти с нами и полюбоваться на это представление.

Глава 10

Тропический лес настолько велик и огромен, что его трудно объять разумом. Нужно полетать с магами, постоять на высочайшей его вершине или проплыть по самой протяженной его реке — только тогда можно получить о нем некоторое представление. Но единственный способ понять лес — идти по нему пешком, изо дня в день, в одном и том же направлении, после чего на пятидесятый, шестидесятый или семидесятый день пути осознать, что вы не одолели и половины расстояния до его края. Осознать, что до его границ так же бесконечно далеко, как и в начале пути. Осознать, что ТайГетен прошли его вдоль и поперек, изучив каждый клочок этой земли, и знают, как убить там своего врага. Осознать, что таких мест в нем — великое множество.

«Воспоминания старого солдата», Гаран, военный комендант Исанденета (в отставке).

Такаар добежал до опушки леса и только здесь принялся проклинать свое невезение.

Невезение? Помни, что воин ТайГетен никогда не остается один.

— Я больше не ТайГетен, а этот меч никогда не перерубит ему шею. Не спрашивай меня почему.

В этом нет нужды. Твоя трусость поднимает голову в самые неподходящие моменты, делая тебя слабым, словно дохлая муха. О, эльфы должны услышать о твоем последнем по счету предательстве.

— Ты больше не сможешь изводить меня, как делал когда-то. Но даже тогда я был слишком силен для тебя. Или, может, я все-таки шагнул с края того утеса? Нет. Ты проиграл битву много десятилетий назад, но до сих пор не смирился с тем, что не можешь управлять мною.

У меня нет никакого желания управлять тобой. Зато мне очень хочется увидеть, как ты ползаешь на брюхе, словно твои обожаемые змеи, на глазах у каждого честного эльфа, узнавшего правду об их бывшем герое.

— Им уже известна вся правда! — Хриплый голос Такаара распугал окрестное зверье. — И они простили меня, вновь раскрыли передо мной свои сердца и позволили мне попробовать сделать их сильнее и вдохнуть в них гордость, когда люди будут изгнаны с Калайуса.

Раскрыли перед тобой свои сердца, говоришь? Поэтому ты убегаешь к Гарану всякий раз, когда что-нибудь идет не так? Предпочитая услышать слова человека, а не эльфа, когда мир вокруг затягивает грозовыми тучами?

— Гаран дает мне больше, чем получает взамен, вот и на этот раз он поведал мне тайну и открыл глаза. Я знал, что, рано или поздно, но он пойдет против Истормуна. Я знал, что он поймет — вторжение сюда людей было святотатством.

— И что же именно раскрыл тебе Гаран, а?

Такаар резко развернулся, выпрямляясь, и парные клинки с шорохом покинули ножны за его спиной. Он насчитал пятерых, но вокруг наверняка затаились еще несколько, оставаясь невидимыми.

Да хранит тебя Инисс, как же ты беспечен!

Такаар улыбнулся и вложил клинки в ножны.

— Я ждал тебя.

Выражение лица Ауума было мрачным.

— Неужели? Ты всегда встречаешь друзей с клинками в руках?

— Признаю, ты подкрался незаметно, а я…

— Был занят разговором. Довольно громким, скажу тебе.

Такаар услышал, как по рядам ТайГетен, выходящим из леса на маленькую опушку, прокатился негромкий смешок. Ого, сколько их! Вокруг него теперь стояли пятнадцать воинов.

Не позволяй ему подначивать тебя. А ведь к этому он и стремится, не так ли?

— Никто меня не подначивает.

— Прошу прощения? — переспросил Ауум, подходя ближе.

— Я не с тобой разговариваю, — резко бросил Такаар.

— Очевидно, — мирно согласился Ауум. — Но и нам с тобой нужно поговорить. Наедине. Только мы втроем.

Такаар всматривался в лицо архонта в поисках насмешки, которая, по его убеждению, непременно должна была присутствовать в его словах, но по какой-то причине ее там не было. Он даже растерялся на миг.

Идиот. А я-то думал, ты уже привык к тому, что окружающие оскорбляют тебя, смеются за твоей спиной и все такое прочее.

— Мне не нравится твой тон, — прошипел Такаар.

Наконец-то.

Ауум подошел к нему вплотную, так что Такаар ощутил исходящий от него запах маскировочной краски. Ему даже пришлось слегка отвернуться, а еще он не знал, куда девать руки.

— А мне плевать, нравится он тебе или нет, — заявил Ауум. — Зато меня беспокоит, что совсем скоро Исанденет вновь будет завален телами невинных эльфов, и кровь их обагрит руки людей.

Такаар коротко рассмеялся.

— А хорошо все-таки, что я рядом, верно?

— Не вижу ничего хорошего в том, что ты пропадаешь неизвестно где, а не там, где ты нужен больше всего. Идем.

Ауум махнул рукой своим воинам, и ТайГетен исчезли в свежей поросли, возникшей на месте первой вырубки в окрестностях Исанденета, неподалеку от моста Ултан. Своему звену он жестом приказал оставаться на месте, прежде чем углубиться в густой подлесок на южном направлении.

Как ты думаешь, он вернется, если ты останешься стоять здесь?

— Зачем мне так вести себя? Во мне сосредоточено все, что сейчас имеет особое значение. Я нужен ему.

Как же ты жалок. Ты похож на подхалима-слугу, стремящегося во что бы то ни стало угодить своему хозяину. Ты пал еще ниже, хотя, казалось бы, дальше уже некуда.

Такаар пошел вслед за Ауумом.

— Эльфы должны выжить. Все остальное вторично.

Ты имеешь в виду, что вторично все, помимо твоего стремления оправдать свое существование в глазах эльфа, который некогда обожал тебя. По крайней мере, испытай его. Докажи ему, что ты все еще лучше его, тем единственным способом, который он признает. Только так ты сможешь сохранить хотя бы крохи самоуважения.

— Я не нуждаюсь в подобных доказательствах.

В самом деле? А ты хотя бы помнишь, как был одним из них?

— Покажись, и тогда узнаешь, что я по-прежнему остаюсь тем, кем был всегда.

Я бы посмеялся, но ты убил наше чувство юмора сто шестьдесят лет назад.

— Почему ты мучаешь меня?

Потому что ты всегда обращаешься ко мне, когда тебе нужны ответы.

— Довольно.

Такаар догнал Ауума, который на тридцать шагов углубился в чащу леса и остановился, поджидая его. На его лице отражалось разочарование, смешанное с презрением. Он знал, о чем думает Такаар.

— Не делай этого, — сказал архонт ТайГетен. — Даже не пытайся. Знаешь, я всегда восхищался тем, что даже в своем помешательстве и одиночестве ты продолжал совершенствовать свое искусство. Когда я нашел тебя, твои навыки и умения были беспримерными. А теперь? Ты перестал тренироваться, а голова у тебя забита мыслями о магии. Ты стал недостаточно быстр, чтобы бросить мне вызов.

Такаар ничего не сказал, но слова Ауума больно ужалили его в самое сердце. Быстро присев, он выбросил вперед ногу, но зацепил лишь пустоту. Ауум же всем весом обрушился на Такаара и опрокинул его на землю, уперев ему колено в грудь, стремительно отбил его руки в сторону и приставил кинжал к его горлу.

— У меня нет времени на игры, — сказал он. — Я должен попасть в город, а к несчастью, это означает, что мне нужна твоя помощь.

Ауум убрал колено и выпрямился. Такаар тоже поднялся на ноги. В голове у него царил сумбур; его мучитель насмехался над его боевыми навыками, а магия в нем пришла в беспокойство, грозя вот-вот выйти из-под контроля. На голову ему давила огромная тяжесть, а в душе крепло осознание жестокой несправедливости происходящего. Он схватил Ауума за плечи.

— То, что сокрыто во мне, трудно контролировать. Ты должен это понимать. Но теперь я увидел путь. Знаешь, мы ведь были слепы. Не видели того, что лежало у нас под самым носом. Но больше нельзя терять ни минуты. И тогда, быть может, я смогу избавиться от боли.

Посмотри на Ауума. Я — не единственный, кто не имеет понятия, о чем ты говоришь.

— Заткнись! Замолчи, иначе я не смогу сосредоточиться. Ауум, минуты просветления у меня очень редки, но я был в здравом уме, когда Гаран разговаривал со мной, и я понял все, что он сказал мне. Но с каждым прошедшим днем я все больше седею. Мысленно. Мы должны сражаться, пока у нас еще есть время.

Мои поздравления. Ни одного разумного слова. Ни единого.

— Мне нужно, чтобы ты знал: я с тобой. Каждый день я стараюсь распутать тайну своего дара, чтобы передать его тем, кто сумеет воспользоваться им лучше меня. Попытаться вырастить новую силу в эльфах, которая позволит нам защищаться на протяжении грядущих поколений.

Уже лучше.

— Я должен найти новых практиков. Я больше не могу ждать. Здесь их нет ни одного, верно? Поэтому не задерживай меня и дай мне уйти.

О боже.

Такаар умолк. Он не мог вспомнить ни слова из того, что сказал только что. Ауум убрал его руки со своих плеч, и Такаар ощутил сокрушительную силу пальцев воина, прежде чем тот отпустил его.

— Более всего на свете я хочу, чтобы ты ушел и не возвращался, но у меня возникли две проблемы. Во-первых, я думаю, что ты не годишься для того, чтобы обучать Иль-Арин, но Онелла, похоже, доверяет тебе. Во-вторых, я думаю, что ты неспособен помочь мне попасть в Исанденет, но у меня нет иного выхода, кроме как довериться тебе.

А он крут, этот Ауум, ты не находишь?

— Я не…

— Молчи и слушай, — продолжал Ауум. — Будь на то моя воля, я бы и на пушечный выстрел не подпустил тебя к тем, кто практикует. Иль-Арин. Ты — ходячая угроза, ты якшаешься с людьми, и ты сам не знаешь, о чем подумаешь, что сделаешь или что скажешь в следующую минуту. Вот каким я вижу тебя, Такаар.

Но прямо сейчас ты пойдешь со мной и моими людьми и поможешь нам освободить эльфов из Исанденета. Потому что если ты этого не сделаешь, на твоих руках окажется и их кровь тоже. Я понятно говорю?

Такаар покачал головой.

— Если вы пойдете туда, то все умрете.

— Если мы не пойдем туда, то умрут тысячи невинных душ. Об этом позаботились Обращенные.

— А ты ведь ничего не слышишь, правильно? — спросил вдруг Такаар.

— Что я должен…

Лицо Ауума просветлело, и он обернулся в сторону Исанденета. Такаар буквально чувствовал, как он просит лес умолкнуть, отсеивая посторонние звуки и вслушиваясь в те, что доносились из Исанденета. Он застыл на месте, словно каменное изваяние, и простоял так, казалось, целую вечность, и Такаар вдруг понял, что в глубине души восхищается его сосредоточенностью и целеустремленностью. Наконец Ауум неуверенно выдохнул.

— Почему там так тихо? — прошептал он.

— Потому что в черте города больше не будет смертей, — ответил Такаар. — Люди приберегают ее для леса.

— То есть?

— Твои драгоценные Обращенные своими действиями вызвали не волну мести, а начали настоящую войну.

Ауум взглянул на Такаара с новым интересом, и он торжественно кивнул, насмешливо призывая своего мучителя сказать что-нибудь. Что угодно. Но тот хранил молчание.

— Лучше бы это не оказалось твоей очередной выдумкой, — процедил Ауум.

Такаар пожал плечами.

— Тебе необязательно верить мне. Истормун поставил мне ультиматум. После этого я разговаривал с Обращенными, но они не намерены идти на уступки. Поэтому люди придут в лес, чтобы закончить то, что, сами того не желая, начали иниссулы, пригласив их сюда.

Ауум по-прежнему испепелял его тяжелым взглядом, вот только глаза его расширились.

— Ты разговаривал с Истормуном.

— Я пытался убить его.

И потерпел неудачу.

— И потерпел неудачу, — сказал Ауум. — Почему? Твоя магия оказалась недостаточно сильной? Или рука — недостаточно быстрой?

— Презрение не идет тому, кто не сталкивался с этим врагом лицом к лицу.

Тебе почти удалось произвести впечатление. Жаль, что второго шанса у тебя уже не будет.

— Ну так просвети меня. Ты оказался в таком положении, что смог угрожать нашему злейшему врагу, и… что?

— Его защищает не просто магия. Мой клинок даже не поцарапал ему кожу.

Ауум отвернулся.

— В таком случае тебе, быть может, стоит наточить его.

— Не спеши судить меня. Себя, который отправил на смерть стольких людей, что тебе и не снилось, могу судить только я сам. — Такаар хлопнул себя ладонью по лбу. — И вот здесь, в этом самом месте, я храню ключ к нашему выживанию. Если ты подождешь до рассвета, то увидишь, как люди маршем выступят из города. Я должен начать поиски тех, кто может, если тебе удастся хоть немного задержать людей, возродить наше величие.

Ауум вернулся к нему, тыча пальцем в грудь. Такаар не сдержался, кривясь от боли при каждом прикосновении.

— В этом и заключается суть моей проблемы с тобой. Ты всегда стремился присвоить себе всю славу. Всегда должен быть на голову выше всех нас, отчаянно стремясь испытать обожание, в котором некогда купался на Хаусолисе. Всегда придерживаешь кое-что в рукаве, чтобы сохранить хоть капельку власти в своих дрожащих ручонках.

— Но эльфы не могут позволить себе и дальше потакать твоему самолюбованию. Мы не можем и дальше раздувать твое непомерное самомнение, с вожделением вспоминая давно прошедшие времена. А теперь ступай, Такаар. Совершай очередные подвиги. Кажется, ты говорил, что намерен гоняться за новыми практиками, да? — Ауум небрежно взмахнул рукой, а потом указал ею в сторону Исанденета. — Если люди действительно идут на нас войной, то в ближайшие пятьдесят или сто лет нам понадобится отнюдь не магия. Уже завтра нам будут нужны сила, честь, быстрота и воины, ими обладающие.

К горлу Такаара оказался приставлен клинок, и, говоря по правде, он даже не заметил, когда Ауум выхватил его.

— Войну, если это — война, выиграет сталь. Люди думают, что их магия решает все. Но это — мой лес. Очень уединенное и пустынное место, чтобы умереть в нем.

Такаар попятился; он знал, что дрожит, но ничего не мог с этим поделать. Он погрозил Аууму пальцем, но в этом жесте не было убежденности.

— Гаран уже сделал мне большой подарок, и он подарит мне еще один. Он сам так сказал. Так что можешь пренебречь мною, Ауум. Тебе же будет хуже. Я — Такаар. И будущее по-прежнему за мной.

Клинок вернулся в ножны, но от этого Ауум не превратился в добрячка.

— Нет, Такаар, ты живешь вчерашним днем, а не завтрашним. Возьми с собой тех, кто любит тебя, и уходи из леса. Найди себе другое место, в котором ты сможешь тешить свое безумие. У эльфов нет ни времени, ни желания заниматься магией.

Такаар открыл было рот, но не нашелся, что ответить.

Как я уже говорил, он крут, этот Ауум, верно? Парой слов уложил тебя на обе лопатки.

По щекам Такаара ручьем потекли слезы. Он хотел прокричать Аууму, что тот сильно ошибается. Что он должен принять магию в любом виде и форме, потому что она столь же естественна для них, как воздух, которым они дышат, или кровь, текущая у них в жилах. Но Ауум был воином. Он принадлежал к касте ТайГетен. И не было больше ничего, что он должен был бы понять и чего бы он еще не знал.

А ты ведь собираешься сбежать, правильно? Умчаться прочь, куда глаза глядят, словно олень, которого укусила за круп пантера. Еще одна неудача. Очередной акт беспардонной трусости.

— Ты прав и неправ одновременно, и я тебе это докажу.

— Ты сейчас со мной разговариваешь?

Такаар пожал плечами.

— Решай сам.

После чего развернулся и побежал прочь.

* * *

Коэль осторожно вел баржу по последнему повороту реки Икс, которая текла здесь ниже уровня города, по дну скалистой расщелины глубиной в тридцать футов, прежде чем выныривала, чтобы соединиться с морем, сразу же за причалами и лесопильными заводами. Течение в этом месте было быстрым, расщелина — узкой и коварной, а приливы и дожди делали ее опасной вдвойне. Именно здесь, под береговыми выступами, поджидали свою добычу пираньи; эльф или животное исчезали здесь без следа, стоило им оступиться и упасть в воду. И если не река, то пираньи наверняка несли им смерть.

За баржей Коэля осторожно следовали еще две. Между ними была натянута сеть, в которой колыхались тяжелые бревна, а экипажи изо всех налегали на весла, стараясь уберечь свои суда от скалистых выступов. Они благополучно миновали проход Сенсерии-Апроач, который, под прямым углом от реки, вел прямо к храму Шорта. Их уже заметили стражники, наверняка горящие желанием устроить им неласковый прием на причале лесопилки.

Впереди, пока еще невидимый, их ждал мост Ултан. Коэль жадно вдыхал ночной воздух, свежий и сладкий, не загрязненный городскими отбросами. Небо было чистым. Гиал отдыхала, и ее облака и дождь нежились вместе с ней. Он почти мог представить себя свободным, если бы не запах города, навсегда запечатлевшийся в его памяти.

— Коэль.

Коэль насторожился. Здесь, у руля, он был один. Кормчий медленно повернулся. На кормовых поручнях стоял Ауум. Коэль одним взглядом окинул его разрисованное лицо и ощутил его решимость, когда воин легко спрыгнул на палубу. Никто из его экипажа даже головы не поднял, настолько бесшумно двигался архонт ТайГетен.

— Откуда ты взялся? — спросил Коэль. Ауум запрокинул голову. Коэль проследил за его взглядом до самой вершины утеса. — Что ты здесь делаешь? Я думал…

— Мы начинаем, — просто сказал Ауум.

Коэль покачал головой.

— Начинаете…

— Мне нужно, чтобы вы были готовы к тому, что грядет.

— Вы собираетесь атаковать? — Коэль никак не мог понять, что же изменилось за столь короткое время. — Прямо сейчас?

— Нет, — ответил Ауум. — Люди собираются вторгнуться в лес. Именно там произойдут основные бои, но, каков бы ни был их исход, ты должен найти способ подготовить всех попавших в рабство эльфов к борьбе за свободу.

— Мы будем готовы, — сказал Коэль, и на лице его, помимо воли, проступила улыбка. — Теперь нам не о чем больше мечтать.

Ауум несколько мгновений молча смотрел на него.

— Я ожидал, что ты потребуешь, чтобы мы освободили вас. В конце концов, основные силы людей покинут город.

— Да, все так, но если у вас нет магии, чтобы обезвредить охранные заклинания и магические ловушки, то не имеет значения, сколько людей останется охранять нас. Вы погибнете все до единого. Уж лучше воюйте с ними в лесу. Это ведь тот самый шанс, которого вы так долго ждали, верно? Разбейте их там, а потом, когда наступит подходящий момент, освободите нас здесь. Мы ждали этого сто пятьдесят лет, так что потерпим еще немного.

Ауум ничего не ответил.

— Я все понимаю, Ауум. Не терзайся угрызениями совести. Сразиться с людьми в лесу — правильное решение.

Ауум кивнул в знак благодарности.

— Но мы можем и проиграть в этой войне. Нас — несколько десятков, а их — многие тысячи. Если мы победим, мне понадобится помощь твоих соплеменников, чтобы убрать остатки человеческого мусора с наших улиц. А если мы потерпим поражение, вы должны убить как можно больше тех людей, которые придут за вами.

— Не забывай о том, что целью этого вторжения является полное истребление эльфов на Калайусе. Сначала в лесу, а потом и в городах.

Коэль вздохнул.

— Это из-за Обращенных.

— Да, своими действиями они обострили ситуацию, — согласился Ауум. — Но, возможно, это и к лучшему.

— Победите ради нас, — сказал Коэль. — Я буду молиться за вас каждый день.

Ауум положил ему руки на плечи и стиснул их.

— Наша кровь дорого им обойдется.

— Мы будем готовы, — пообещал Коэль.

Ауум молча кивнул в ответ. Коэль смотрел, как он вновь запрыгнул на поручни, а с них — на утес, прилипнув к нему, словно ящерица, и быстро исчез из виду.

— Лиун, — окликнул помощницу Коэль. — У нас появилась новая работенка.

Ауум затаился в зарослях бамбука, протянувшихся вдоль отвесного берега Икс в том месте, где река протекала под мостом Ултан. Светало. Стражники на мосту проявляли несвойственную им доселе тревогу и настороженность, а доносившиеся из-за стен крики, лязг металла или топот тысяч ног явственно свидетельствовали о том, что армия готовится выступить походным маршем.

И не важно, что численностью люди превосходили ТайГетен в отношении сто к одному. И то, что они обладали магией, способной воплотить в жизнь их сокрушительное численное превосходство, тоже не имело значения. Врагам была уготована одна дорога — в ад. И если будет на то воля Шорта, Ауум заставитих дорого заплатить за каждый святотатственный шаг.

Он понял, что люди выступили в путь, когда над мостом пролетела фаланга магов и пересекла узкую полосу сенокосных угодий, за которой начинался обезображенный лес. Он насчитал тридцать колдунов, разлетевшихся в стороны, чтобы обеспечить безопасный проход огромной армии. Они пролетели прямо над его головой, и он заметил, как они закружили, по крайней мере, над двумя звеньями ТайГетен, разместившимися чуть поодаль, чтобы помочь Аууму оценить численность и вооружение армии, когда она будет проходить мимо.

Ауум вновь перенес все внимание на мост. Земля задрожала под ногами приближающейся армии Истормуна. В течение следующих двух часов войска шли по мосту непрерывным потоком. Солдаты и маги походным порядком направлялись к лесу, где перестраивались на маршруты лесозаготовок, проложенные вдоль берегов Икс. В строю попадались и рабы-эльфы, сгибающиеся под тяжестью снаряжения, оружия и одежды.

Одновременно от речных причалов отчалил целый флот — баржи, битком набитые солдатами, магами и припасами. Ауум задумчиво прикусил губу. Он рассчитывал, что люди разделятся, но никак не ожидал, что каждая часть окажется настолько многочисленной. По его наблюдениям пешим порядком выступили три тысячи солдат, и еще около тысячи разместились на борту барж.

Если только люди не оставили Исанденет практически без охраны, то получалось, что Ауум серьезно недооценил масштабы оккупации. Сейчас он более всего опасался, что столь же многочисленные вооруженные отряды выступили одновременно из Толт-Аноора и Денет-Барина, имея целью либо присоединиться к главным силам, либо вести наступление на лес по трем фронтам.

Напрашивался вопрос: почему мощное наступление не началось раньше, когда эльфы были слабее? Оно не могло быть только ответной реакцией на действия Обращенных, хотя, несомненно, последние тоже сыграли свою роль. Что-то произошло. Что-то заставило людей изменить планы.

Ауум смотрел, как арьергард армии исчезает за первым поворотом реки. В воздухе над ними парил усиленный эскорт магов. Ауум с силой потер лицо руками. Решения, которые ТайГетен примут сейчас, определят судьбу всех эльфов. Он осторожно выбрался из зарослей и поспешил обратно к своим Тай, лихорадочно размышляя на ходу.

Если на призыв об общем сборе откликнутся все звенья, то пятидесяти четырем воинам ТайГетен будут противостоять четыре тысячи людей из одного только Исанденета. И тогда единственная тактика, которая может принести успех — следить за людьми и нападать на них неожиданно, из засады, после чего быстро отступать, растворяясь в лесу. Куда бы ни направились их враги, ТайГетен будут преследовать их и наносить им обескровливающие удары, лишая их сил и мужества. Люди на собственной шкуре узнают, каково это — быть врагом самого Инисса.

Глава 11

Действительно ли только чувство вины привело к изменениям в психике Обращенных? Я в этом совсем не уверена. Страх — вот главный побудительный мотив у всех подданных Туала. Гораздо более вероятно, что Обращенные, столкнувшись с уничтожением своей среды обитания, всего лишь изменили в ответ свою тактику, а тот крохотный фрагмент эльфийского сознания, что еще оставался в них, интерпретировал эту перемену как желание избавиться от чувства вины.

«Обращенные и Молчащие», Лизаэль, Верховная жрица Инисса

Пять дней ТайГетен следили за противником, выискивая его слабые места. Время от времени в просветах листвы над головой они замечали магов, что подтверждалось и сообщениями лазутчиков на верхушках деревьев, но Ауум не считал их серьезной угрозой.

В дневное время основную колонну прикрывали с флангов отряды магов и воинов, которые должны были поднять тревогу в случае нападения. По ходу движения люди выслали дозоры, выискивая наиболее удобные пути, по которым можно было пройти по самому краю леса, когда дороги вдоль берега становились вовсе уж непроходимыми. Ауум, впрочем, не обращал на них внимания.

Но он не мог игнорировать тщательно охраняемый отряд эльфов, двигавшийся в трех часах пути перед колонной. Эльфы прокладывали путь, рыли и обустраивали отхожие места и готовили площадки под полевые кухни, вырубая и расчищая растительность между деревьями и собирая дрова для костров. Эта головная партия насчитывала более сотни эльфов; их сопровождали двадцать два мага и около пятидесяти солдат.

— Элисс, что ты видишь? — спросил он.

— Солдаты вполне справляются со своей задачей, — тут же ответила она. — Это — элитные воины, в легких доспехах и с короткими мечами. Они обучены ведению боя в условиях леса. Мы должны отнестись к ним с уважением. Они совсем не похожи на тех, кто напал на храм.

— Превосходно, — согласился Ауум. — Малаар, расскажи мне о магах.

— Половина магов выставляет заклинания, пока другая половина отдыхает. Онелла говорила нам, что использование магии приводит к истощению организма и требует большого расхода сил и энергии. Поэтому, чем больше заклинаний они используют или чем больше уже установленных чар поддерживают, тем уязвимее становятся. В их арсенале не только оборонительные или наступательные заклинания. Некоторые явно предназначены для лечения ран и болезней. Однако я не понимаю, почему на рабочую партию эльфов наброшено одно общее заклинание. — Малаар улыбнулся. — Буду рад возможности поинтересоваться у них, что это такое.

— Хорошо. Передай собранные сведения остальным и жди меня в точке первого прыжка.

По всему периметру человеческого лагеря ТайГетен взобрались на огромные баньяны. Пять звеньев взлетели по стволам на самый верх, цепляясь пальцами прямо за кору, когда под рукой не оказывалось ветки, за которую можно было бы ухватиться, и быстро и бесшумно отталкиваясь от дупла, если таковое попадалось на пути. Ауум решил посостязаться в скорости с Улисаном, разведчиком мощного телосложения, пальцы на руках и ногах которого, казалось, сами находили малейшие неровности на коре, удобные сучья и выступы.

Они поднялись на две сотни футов, чувствуя, как легкий ветерок начал обвевать их лица, облегчая жар палящего солнца. Улисан расположился в двадцати футах выше него, когда вдруг потянул носом воздух и замер. Ауум проследил за его взглядом. Сквозь переплетение веток и листьев он увидел в небе мага. Тот кружил над местом лагерной стоянки, постепенно увеличивая радиус полета.

Ауум испустил пронзительный крик обезьяны-ревуна. Ему ответили такими же воплями разведчики и, что поразительно, стая обезьян. Эхо от их криков раскатилось на несколько миль вокруг. Они взобрались достаточно высоко. Ауум заметил, что Улисан улыбается.

— Не будем зря терять времени. Сдается мне, только что ты нашел себе подружку и трех соперников, готовых отбить ее у тебя.

Ауум внимательно огляделся, высматривая ветки для прыжка и приземления. Баньяны росли привольно, на большом расстоянии друг от друга, а между ними к солнцу тянулись сосны, пробковые деревья и пальмы, но все они были значительно ниже лесных великанов. Ауум спустился вниз, на ветку толщиной с его торс, и замер в ожидании. К нему присоединился Улисан. Вскоре его примеру последовали Элисс и Малаар.

— Потерял свое звено, Улисан? — насмешливо поинтересовалась Элисс.

— Боюсь, тебе придется падать с большой высоты, если ты вдруг оступишься, — парировал тот.

— Прекратить болтовню, — вмешался Ауум. — Мы — четверка Тай, и от этого должны стать еще сильнее.

Один за другим до слуха Ауума донеслись четыре призывных крика, заглушившие на мгновение обыденную суету созданий Туала. Звуки, издаваемые млекопитающими, рептилиями, птицами и насекомыми, повторялись снова и снова. Ауум ответил ревом цепохвостого медведя, удостоверившись, что его Тай заняли исходные позиции.

Ауум первым двинулся по ветке, пока она не стала тонкой настолько, что прогнулась под его весом. Тогда он наклонился, взялся за нее обеими руками и подался вперед. Сердце у него учащенно забилось, когда он увидел цель.

Вознеся краткую молитву Иниссу, он соскользнул с ветки и принялся раскачиваться. Когда его тело приняло горизонтальное положение, Ауум разжал руки, подобрал под себя ноги, совершил в воздухе кувырок назад и приземлился на толстый сук на соседнем баньяне. Присел на корточки, гася инерцию прыжка, ухватился за ветку над головой и побежал к стволу.

Он не стал останавливаться, чтобы посмотреть, как будут прыгать остальные. У него просто не было на это времени. Он спустился на пятьдесят футов, но земли внизу все еще не было видно. Но он знал, что находится прямо над защитным периметром лагеря, то есть ему остается совершить еще один прыжок. Ауум обошел ствол кругом, взобрался на подходящую ветку, торчавшую в нескольких футах у него над головой, и двинулся по ней.

Он ступал очень осторожно, внимательно глядя себе под ноги и высматривая прогалины в зеленом покрове, достаточно большие, чтобы сквозь них можно было увидеть землю внизу. Ветка начала прогибаться под его весом. Впереди, сквозь нижние ветки того баньяна, на котором он сейчас притаился, тянулась ввысь пальма. Прекрасно. Он обернулся. Элисс, Малаар и Улисан ждали своей очереди у ствола. Его молодых напарников переполнял восторг предстоящей схватки, ощущение собственной ловкости и вера в Инисса. Он вспомнил себя в их возрасте.

Ауум взмахом руки указал на цель своего следующего прыжка. Его Тай закивали головами в знак того, что все поняли. Ауум сделал еще один шаг вперед. Этот прыжок был намного проще. Ему предстояло приземлиться прямо на крону пальмы, что оставляло ему каких-то шестьдесят футов до врага.

Он сделал еще два шага, оттолкнулся от прогнувшейся ветки баньяна, как от трамплина, и прыгнул. Ауум поджал ноги и вобрал голову в плечи, чтобы не поцарапать лицо о листья и ветки, и вытянулся во весь рост. Проломив верхние ветви пальмы, он рухнул как раз на верхушку дерева, обеими руками обхватил ствол и замер.

Затем он вышел к краю кроны и поманил к себе Элисс, с улыбкой наблюдая за нею. Походка девушки была легкой, прыжок вышел безупречным, и вот она уже летит к нему, с почти неслышным шорохом раздвигая листья. Он схватил ее за руку, и они встали рядом, чтобы поймать Малаара и Улисан. Оба приземлились безошибочно.

Внизу, под собой, Ауум заметил стражников, патрулирующих вокруг рабочей партии эльфов. Отдыхающие маги сидели, опираясь спинами о деревья, или же вытянулись прямо на земле, подстелив плащи для защиты от сырости. Ауум ждал, пока не услышал, как остальные звенья, подражая крикам животных, сообщили, что заняли исходные позиции.

— Бьем насмерть, — сказал он. — Не останавливайтесь ни на миг и в первую очередь цельтесь в магов. Не гоняйтесь за легкой добычей. Тай, вперед.

Рев цепохвостого медведя прозвучал в третий и последний раз. Схватившись за кончик ветки, Ауум прыгнул вниз с кроны дерева. Он летел очень быстро, но в нужный момент ветка спружинила, замедляя падение, и в десяти футах над землей он отпустил ее. Стоявший под ним солдат начал было поднимать голову, успев заметить, что его атакуют.

Ауум рухнул ему на плечи, обхватив шею солдата ногами. Затем вскинул руки, схватил его за голову и резко повернул, ломая ему шею. Солдат мешком повалился на землю, но Ауум уже соскользнул с него и бросился вперед, на лету совершив кувырок через голову. Оказавшись на земле, он присел, и рядом с ним приземлились Элисс и Малаар. Чуть впереди спрыгнули на землю Тай Фалин, сразу же бросившиеся к стражникам, охранявшим границу лагеря.

Люди заметались и закричали, отдавая приказы. Солдаты внутри периметра дружно устремились к отдыхающим магам. Ауум бросился влево, и его Тай последовали за ним. Улисана нигде не было видно. Вдруг сзади раздался истошный человеческий крик, и Ауум ощутил, как на затылок ему брызнула теплая кровь.

— Идем дальше, прорываемся в гущу магов, — выкрикнул он.

Элисс и Малаар разделились, устремившись налево и направо. Солдаты впереди услышали его крик и начали поворачиваться. Их было четверо, с короткими мечами и щитами, висящими на сгибе руки, и они без страха ждали его приближения. Еще трое следили за перемещениями его Тай. Ауум правой рукой выхватил клинок, а левой сорвал с пояса метательный полумесяц и на бегу метнул его в цель, заметив, как солдат щитом отбил его в сторону.

Ауум выхватил второй клинок и бросился в атаку, опустив кончик меча к самой земле. Солдаты стояли плотной группой, прикрывая щитами грудь и шею и опустив мечи. Ауум имитировал атаку справа, увидел, как напрягся стоявший крайним справа солдат, перенес вес тела на правую ногу, оттолкнулся ею и прыгнул налево. Клинок в его левой руке со свистом врезался в пространство под ним.

Он почувствовал, как кромка его впилась в чье-то плечо, и услышал крик боли. Ауум извернулся в прыжке, на мгновение оказавшись спиной к своим противникам, и пустил в ход правый меч, который врезался в щит второго солдата. Приземлившись, он вновь развернулся к ним лицом.

Оба фланговых солдата ринулись на него, выставив перед собой мечи на уровне груди. Ауум блокировал их своими клинками и нанес страшный удар ногой, угодив раненому солдату в низ живота. Того отбросило назад. Меч выпал у него из рук, а из раны на плече ручьем хлынула кровь.

Ауум шагнул вперед, по-прежнему удерживая вытянутыми клинками мечи своих врагов. Но тут в бок ему ударил щит, и он упал, поворачиваясь в падении и переводя силу удара в кувырок. В землю совсем рядом с ним вонзился вражеский меч. Ауум вскочил на ноги и выбросил вперед правую ногу. Пятка его врезалась в руку нападающего и сломала ее в локте.

Он нырнул вправо, перекатился по земле и в следующий миг вскочил на ноги. С двумя врагами было покончено. Элисс вонзила меч в живот третьему, который охранял магов, и бросилась к тем, кто уже готовился пустить в ход заклинания. Малаар отчаянно сражался сразу с двумя противниками. Было очевидно, что быстро разделаться с ними ему не удастся.

— Ули…

Мощный и сложенный как бог, воин ТайГетен перелетел через голову Ауума, приземлившись как раз перед двумя оставшимися врагами, атаковавшими архонта. Ауум бросился влево. Улисан же с разворота нанес прямой удар ногой в голову одному из противников, отчего рука того вместе со щитом врезалась ему же в висок, когда тот попытался защититься. Второй солдат, воспользовавшись моментом, нанес Улисану удар в незащищенный бок. Клинок Ауума обрушился на него сверху, отсекая кисть руки у запястья. Он закричал и обернулся, но только для того, чтобы поймать ртом второй клинок Ауума, острие которого выглянуло у него из затылка.

Улисан не нуждался в особом приглашении. Он бросился вслед за Элисс прямо на магов, и в воздухе повисла кровавая дымка. Те, кому удалось уцелеть после столь стремительного нападения, повернулись и бросились врассыпную, спасаясь бегством.

— Добейте их! Не дайте им убежать! — выкрикнул Ауум.

Он развернулся. Тело Фалин изогнулось под прямым углом к солдату, атаковавшему ее, а правой ногой, выпрямленной и высоко поднятой, она пришпилила его к стволу баньяна, уперев подошву сапожка ему в горло. В следующий миг клинок Виранна выпустил ему кишки. Акклан повел своих Тай в атаку на шестерых солдат, защищавших группу магов, которые даже не подозревали о том, что с тыла к ним подбирается звено Илласта.

Акклан метнул сюрикэн[28]. Лезвие попало в цель, вонзившись солдату в бедро. Но тот даже не замедлил шаг, поведя свой отряд в атаку на звено Акклана. Выставив перед собой круглые щиты наподобие таранов и держа клинки на уровне пояса, чтобы колоть, солдаты бросились в бой.

— Рассыпаться! — закричал Акклан.

Подпрыгнув, он ухватился за свисающую лиану, чтобы та перенесла его через головы атакующих. Слева от него Тиирадж простерлась в падении и вскочила на ноги почти в тот же самый миг, как плечо ее коснулось земли. А вот Гинеев оказался не столь проворен. Когда он сорвался с места, кто-то из солдат выбросил ему навстречу руку, край щита ударил его в висок, и эльф, потеряв сознание, врезался в ствол пальмы.

Ауум испустил рык пантеры и бросился на его защиту. Он был всего в десяти шагах от юноши. За спинами солдат приземлился Акклан, поворачиваясь к своему обеспамятевшему воину. Тиирадж полоснула мечом по ноге одного из людей и бросилась в атаку на магов. К ним на помощь спешило звено Илласта. Ауум проводил его взглядом, отметив, что Тиирадж вступила в бой. В свою очередь, Ауум тоже метнул свой полумесяц в солдата, оказавшегося ближе всех к Гинееву, отвлекая его и спасая жизнь товарищу.

Маги ударили заклинанием.

Вихрь подхватил Илласта с его Тай, оторвал от земли и отшвырнул обратно в лес. Ауум встал перед Гинеевом, закрывая его собой, и принял очередной удар на свой клинок. Солдаты атаковали его со всех сторон. К своему архонту присоединился Акклан, но он был один, и численный перевес по-прежнему оставался на стороне врагов.

— Акклан. Займись магами, — приказал Ауум.

Его самого атаковали сразу трое солдат. Одного он ударил ногой в колено, парируя нисходящий удар второго своим клинком. Одновременно он вонзил правый меч в бок того же солдата, и из раны хлынула кровь. Но третий обежал его и по самую рукоять вогнал свой меч в спину Гинееву, когда молодой ТайГетен, пошатываясь, поднялся на ноги.

Ауума захлестнула бешеная ярость.

— Трус! — взревел он.

Ногой он ударил солдата в грудь, отчего тот отлетел на несколько шагов. Ауум развернулся вправо и ударил мечом раненого врага в лицо. Третий замахнулся на него своим клинком, но опустить его не успел: нога Малаара пришла в соприкосновение с его шеей у основания черепа, и он умер раньше, чем успел упасть на землю.

Ауум развернулся к убийце Гинеева. Тот попятился, внезапно обнаружив, что остался один в окружении воинов ТайГетен, да еще и с кровью одного из них на руках. За его спиной Акклан и Тиирадж добивали магов, не успевших спастись бегством. Он увидел, как мимо промчалась Фалин, спеша к Илласту и его поверженному звену, чтобы защитить их от солдат-одиночек, во множестве рассеявшихся по лесу. Ауум шагнул вперед.

— Ни один из воинов ТайГетен не унизится до того, чтобы убить достойного противника ударом в спину, — провозгласил он.

Его левый клинок метнулся вперед, раскроив солдату лицо ото лба до подбородка.

— Ни один из воинов ТайГетен не проявит неуважения к врагу, имеющему представление о чести.

Его правый клинок обрушился на круглый щит солдата, раздробив тому предплечье.

— Следовательно, ни один из воинов ТайГетен не считает людей достойными противниками, как и ни один из вас никогда не обретет чести.

Ауум нанес перекрестный удар обоими клинками, и правая рука солдата у плеча отделилась от тела, а горло его пересек порез — пока что неглубокий. Солдат затрясся от боли, шока и ужаса. В глазах его застыла обреченность. Но смерть еще не спешила явить ему свое милосердие.

— Меня зовут Ауум. Я — архонт ТайГетен. Если ты сумеешь живым добраться до своих, передай им, что все вы останетесь в этом лесу навсегда. Вы идете к вратам места, которое на вашем языке называется адом, и на этом пути мы подвергнем мучениям души каждого из вас. Вам не победить нас, вы можете только бояться нас и погибать в бою с нами. Мы — эльфы. И этот лес — наш.

Ауум крутнулся на пятке и ударом ноги размозжил солдату нос.

— А теперь беги. И пусть подданные Туала устроят пир из твоей плоти и крови, прежде чем смерть унесет твою визжащую душу на вечные муки к Шорту.

Солдат, пошатываясь, развернулся и побрел прочь, горестно вопя на ходу, и его стоны метались жалким эхом меж деревьев.

Ауум обернулся. Битва была выиграна, но слишком дорогой ценой. Гинеев погиб. Акклан и его Тай тяжело ранены, и это в лучшем случае. Эльфы из рабочей группы сбились в кучу в ста шагах от них, побросали лопаты и топоры, приготовившись бежать прочь.

— Улисан, найди Фалин и узнай, как там Акклан. Потом доложишь. Илласт, твой воин пал. Подготовь его тело, а мы помолимся за него, когда окажемся в безопасном месте. Элисс, мне нужен доклад о состоянии раненых. Мы должны оказать посильную помощь. Это — только начало.

Землю усеивали трупы. Ауум насчитал тринадцать магов и двадцать солдат. Их тела достанутся подданным Туала к вящей славе леса. Архонт окинул их беглым взглядом и подозвал к себе одного из Тай; это оказался Хассек из тройки Фалин.

— Забери у них все, что может нам пригодиться.

Сам же Ауум направился к группе рабочих, но его опередили Малаар и Виранн. Освобожденные эльфы испуганно отпрянули, выставив перед собой руки и умоляя ТайГетен не приближаться к ним. Нахмурившись, Ауум ускорил шаг.

— В чем дело? — спросил он.

— Они напуганы, — ответил Виранн. — И умоляют, чтобы мы не прикасались к ним.

— Все в порядке, — раздался голос Малаара. — Мы пришли, чтобы спасти вас.

Но эльфы продолжали пятиться от него. Большинство бывших рабов уже поднялись на ноги, крича, что это — ловушка и что все они погибнут.

— Больше никто не причинит вам вреда, — сказал Ауум, убирая свои клинки в ножны. — Успокойтесь. Теперь вы свободны. Здесь нет никакой ловушки, кроме той, которую устроили мы сами. Вы больше не рабы.

Малаар смеялся. На губах Виранна играла теплая и сочувственная улыбка. После стольких лет, проведенных в плену, кто взялся бы укорять этих бедолаг за то, что они верили каждому слову своих поработителей? Один из эльфов споткнулся о торчащий из земли корень и упал на спину. Виранн протянул руку, чтобы помочь ему подняться.

И вдруг кровь застыла у Ауума в жилах. Он вспомнил слова Малаара, как тот говорил что-то о едином заклятии, наброшенном на эльфов.

— Виранн! — во всю силу легких крикнул он. — Нет!

Виранн коснулся руки эльфа, и лес поглотила вспышка синего пламени.

Глава 12

Меня всегда учили, что возможность встретить своего врага лицом к лицу — главное и необходимое условие для того, чтобы решить, вступать ли с ним в бой или бежать без оглядки. Вот только в случае драки с ТайГетен в лесу вы их не видите и, соответственно, не можете выбирать, сражаться с ними или удирать. Вам остается лишь присмотреть подходящее местечко, куда упасть, когда вас убьют.

«Воспоминания старого солдата», Гаран, военный комендант Исанденета (в отставке)

Жар, рев пламени, отчаянные крики и боль от ожогов.

Ауум перевернулся на спину и открыл глаза. Его окружали языки синего пламени с проблесками желтого и коричневого, пробивающиеся сквозь клубы густого дыма. Магический огонь пожирал деревья и…

— Малаар!

Ауум попытался сесть. Правую ногу пронзило острой болью, которая отдалась в поясницу. Левое плечо было вывихнуто. Левая рука висела безжизненной плетью, а шею сводило судорогой, от которой у него кружилась голова. Его подташнивало. От дыма слезились глаза, и он почти ничего не видел вокруг, но и того, что сумел рассмотреть, оказалось достаточно. Его правая нога застряла между корнями, и лодыжка, скорее всего, была вывихнута.

Ауум тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. В памяти начали всплывать первые подробности случившегося. Взрыв покатился к нему, поглотив Малаара и Виранна. Ауум бросился за ствол пальмы, чтобы укрыться, но не успел. Уже в воздухе его настигла ударная волна и изрядно приложила об землю.

Рев в ушах начал стихать, и теперь он отчетливее слышал крики. Со своего места он ясно видел эпицентр взрыва, как и ТайГетен, бегущих к нему в поисках тех, кто выжил. Их крики свидетельствовали о том, что глазам их наверняка предстало ужасающее зрелище.

Огонь быстро распространялся по опушке. Деревья вокруг были объяты пламенем, и обугленные ветки начали падать на землю. Пальма, к которой привалился спиной Ауум, уже горела с обратной стороны. Земля вокруг него тоже занялась, и лишь туда, где он лежал, пламя еще не добралось.

Упершись правой рукой в ствол, Ауум оттолкнулся, опираясь на левую ногу и вытаскивая правую из переплетения корней. Все его тело пронзила жгучая боль, и он почувствовал, как по лицу его потекла кровь. Огонь все ближе подбирался к нему, и жар становился невыносимым. Его бойцы растерянно метались по прогалине. Надо было срочно что-то делать.

Оттолкнувшись от дерева, он выпрямился, стараясь сохранить равновесие, насколько это позволяли ему раны. Земля под ногами задрожала от тяжелого топота. Ауум огляделся, но из-за сильного дыма и пламени видимость ограничивалась двадцатью ярдами, и он ничего не увидел. Дыхание с хрипом вырывалось у него из груди, и он из последних сил старался не потерять сознания. Воздух был густым и отравленным, и волны боли накатывали на него одна за другой.

— Ауум!

Ауум посмотрел налево. Испытанное им облегчение стало бальзамом для его ран.

— Улисан. — К нему подбежал мощный воин. — Помоги мне вправить плечо.

— Нет времени, — ответил тот. — Сюда идут люди, чтобы закончить то, что начали. Теперь мы знаем, почему они так быстро бросились наутек.

— Я должен сражаться, — заявил Ауум.

— Ты шутишь, — возразил Улисан. — Я вообще удивляюсь тому, что ты жив до сих пор. Надо убираться отсюда. Обопрись на меня.

— Я не собираюсь покидать поле боя инвалидом. Помоги мне. Мы должны увести отсюда всех наших. Ты не сможешь организовать грамотный отход, если я буду висеть мертвым грузом у тебя на шее.

Улисан вздохнул и покачал головой. При обычных обстоятельствах Ауум бы рассмеялся; он отлично знал, о чем думает его Тай. Но сейчас он лишь уперся правой рукой в ствол пальмы, которую уже пожирало пламя, и, стараясь не обращать внимания на дым, становившийся все гуще, попытался поднять левую руку, чувствуя, как сустав со скрежетом трется о кости, отчего мышцы отозвались протестующей болью.

Улисан взял его обеими руками за предплечье, продолжая медленно поднимать его, то и дело поглядывая в ту сторону, откуда, по его предположениям, должны были или появиться враги, или прилететь новые заклинания. Подняв руку Ауума чуть выше плеча, Улисан перехватил ее за кисть, завел ее архонту за затылок и потянул к правому плечу.

Ауум медленно выдохнул, чувствуя, как сустав возвращается на место. Раздался громкий щелчок, по ребрам прокатилась боль, и плечо было вправлено. Улисан отпустил его руку, и Ауум уронил ее вдоль тела. Лопатка дьявольски болела, рука ныла, но, по крайней мере, теперь он мог владеть ею. Сжав пальцы в кулак, он скривился от боли, а потом закинул правую руку Улисану на шею.

— Идем, — сказал он.

Наступить на поврежденную лодыжку Ауум не мог. Двое ТайГетен со всей возможной быстротой заковыляли к тому месту, где лежали останки рабочей партии. Несмотря на дым и огонь, уцелевшие воины собрались вокруг.

— Построиться! — скомандовал Ауум. — Отступаем за деревья. Мы не можем…

Элисс стояла на коленях, не обращая внимания на то, что вокруг нее уже занялась лесная подстилка. Когда он заговорил, она обернулась, и выражение ее лица заставило его умолкнуть. Вместе с Улисаном он подошел к ней. Ее била дрожь. Слезы ручьем текли по лицу, размазывая грязь и копоть по щекам. Девушка держала что-то в руках.

— Это все, что от него осталось, — проговорила она надтреснутым и срывающимся голосом. — Как они могли так поступить? Даже для них это…

Элисс разжала руки, и Ауум увидел, что они обожжены. На ладонях у нее лежала застежка от мешочка с метательными полумесяцами Малаара, сплавившаяся в комковатую массу вместе с остатками лезвий. Ауум обвел взглядом место трагедии. Вот оно — одна только обугленная и почерневшая земля.

Не осталось ничего. От рабочей партии, насчитывавшей сто эльфов, не уцелело ни единой косточки. Сила заклинания уничтожила их полностью, вместе со всем остальным, что попало в радиус поражения. Земля спеклась до каменной твердости, а в центре образовалась неглубокая воронка, стенки которой были усеяны черными пятнами.

То, что метательные полумесяцы Малаара еще можно было узнать, было само по себе удивительно, но это не имело уже никакого значения. И он, и Виранн погибли; обоих стерли с лица земли так, словно их никогда и не существовало. Вот почему крики показались ему такими жуткими и отчаянными; как могла душа надеяться уцелеть в таком огненном аду?

Ауум опустил левую руку на плечо Элисс и поднял ее на ноги. Уцелевшие ТайГетен собрались вокруг. Среди них были и Илласт со своей тройкой, исцарапанные и покрытые синяками, но в остальном целые и невредимые.

— ТайГетен, — негромко сказал он, и глаза всех воинов обратились к нему. — Вы чувствуете, как дрожит под ногами земля, и знаете, что это означает. Все вы ранены. И смотрите на чудовищное зверство, только что свершенное над нашими братьями. Я знаю, что вы хотите сражаться в память о тех, кто погиб, но сейчас у нас нет для этого сил.

— Мы отправимся в Аринденет, чтобы залечить раны и отдохнуть. Если люди пойдут туда, мы должны быть готовы. Акклан понесет Гинеева. Улисан останется с моим звеном, и мы вместе произнесем поминальную молитву.

Тай, мы выступаем.

Лес за их спинами накрыла волна леденящего холода. Магический огонь угас. Деревья покрылись инеем. Под тяжестью льда ветки, почерневшие от огня, с треском падали вниз.

— Бегом! — выкрикнул Ауум.

ТайГетен покинули место жуткой бойни. Ауум оттолкнул Улисана, а сам мешком свалился на землю.

— Иди, Улисан. Отведи их в Аринденет.

Улисан поднял голову и взглянул на приближающийся ледяной фронт, затем молча кивнул и побежал. Ауум перевернулся на спину, глядя, как налетевший ветер принес с собой облако кристалликов льда, промчавшееся футах в четырех у него над головой. Он стал молиться, чтобы его Тай сумели быстро исчезнуть и чтобы ничто их не задержало. Дрожь земли подсказала ему, что враги замедлили шаг, наступая вслед за своими заклинаниями.

Дым рассеялся, и с деревьев на землю обрушился ледяной дождь; те листья, что уцелели от огня, почернели от холода. Биит будет умолять Гиал ниспослать свежий, целительный ливень, но он уже не спасет раненые деревья. Ауум ждал, оставшись там же, где и упал.

Со своего места, лежа ногами к противнику, он увидел, как на прогалину опасливо вышли пятеро солдат, за которыми следовали трое магов. Несомненно, поблизости были и другие, но он не осмеливался повернуть голову. Еще рано. Люди медленно приближались, держа мечи наготове и прикрываясь небольшими, круглыми щитами. Вот зазвучали хриплые голоса, за которыми последовал смех.

Ауум напрягся, чувствуя, как заныли мышцы и сухожилия в плече и лодыжке. К счастью, у него ничего не сломано, хотя лодыжка и правая нога ему не повиновались. Тем не менее, он стал прикидывать, скольких врагов заберет с собой, прежде чем они прикончат его. К нему направлялись двое солдат. По тому, как они держались, он понял, что они считают его мертвым, но все равно осторожничают.

Ауум закрыл глаза, оставив лишь крохотные щелочки, и постарался расслабить тело. Один из солдат пнул его правой ногой. Боль оказалась слишком сильной, чтобы он мог скрыть ее. Он вскрикнул и изо всех сил нанес удар левой ногой, чувствуя, как носок ее угодил солдату в низ живота. Тот согнулся пополам, а Ауум резко выпрямился, ухватил его за легкую кольчугу и рванул на себя, опрокидывая на землю. В следующий миг, используя инерцию рывка, он вскочил на колени, чувствуя, как из правой лодыжки по ногам хлестнула боль. Но он, не обращая на нее внимания, выхватил правой рукой меч и вонзил его в шею упавшему солдату.

Ауум отпихнул в сторону бездыханное тело и выпрямился во весь рост, опираясь на левую ногу. Собственная стойка показалась ему ужасно неуклюжей. Он ударил локтем в лицо второго солдата и метнул сюрикэн в ближайшего мага. Кто-то из солдат подставил щит, отбивая его, но сделал это так неловко, что метательный полумесяц изменил траекторию и впился ему в лицо.

Ауум прыгнул вправо, на мгновение прицельно наступив ногой на горло второму солдату. Оставшиеся трое бросились на него. Двое магов за их спинами начали готовить заклинания, и он услышал, как слева и справа к ним на помощь спешат другие. Солдаты, бежавшие к нему, замедлили шаг, увидев, что он ранен. Они разошлись в стороны, намереваясь не дать ему ни малейшего шанса.

Ауум перенес внимание на того из них, кто был в центре. Чисто выбритый, со свежим лицом, этот молодой человек явно обладал невеликим боевым опытом, нервно сжимая рукоять меча. Ауум смотрел, как он подходит к нему, уверенный в том, что раненый эльф станет для него легкой добычей.

Ауум выхватил из мешочка на поясе сюрикэн и метнул, целясь в шею врага. Юноша пригнулся. Ауум подобрал левую ногу и подпрыгнул, выпрямляя ее и нанося удар, который пришелся молодчику в висок и отбросил на несколько шагов назад. Оставшиеся двое побежали к нему, и он метнул в одного свой клинок, но промахнулся. Приземлившись, Ауум выхватил из ножен второй.

Он развернулся влево. Времени у него оставалось совсем мало. Уголком глаза Ауум видел, что маги закончили плести заклинание, и обратился к Иниссу, прося спасти его душу. А потом он прыгнул головой вперед, выбросив руку с мечом перед собой и надеясь, что заклинания просвистят над ним.

Его клинок угодил врагу прямо в живот. Ауум врезался в него, и оба упали на землю. Умирающий навалился всем телом на раненую ногу Ауума, и архонт закричал от боли и попытался оттолкнуть тело, отползая назад и борясь с подступившей тошнотой. Над ним вырос маг, раскрыв ладонь, на которой расцвел синий огонь, и потянулся ею к лицу Ауума.

И вдруг раздался тонкий, зловещий свист, на мгновение заглушив звуки боя, и маг дернулся, а изо рта у него хлынула кровь, заливая шею и грудь. Он повалился на бок, слабеющей рукой пытаясь дотянуться до метательного полумесяца, вонзившегося ему в шею за ухом. Воин ТайГетен перепрыгнул через Ауума. Приближающиеся солдаты разразились гневными воплями. Ауум увидел, как Улисан могучим ударом в подбородок опрокинул какого-то неосторожного смельчака, а Элисс вогнала ему меч под ребра.

Кто-то из магов ударил заклинанием. К ним метнулся короткий язык пламени, и Илласт подпрыгнул, сделал кувырок в воздухе, пропуская его под собой, и вновь вернулся на землю, одновременно нанося смертельный удар своими клинками. Ауум услышал, как где-то еще лязгнула скрещенная сталь. В воздухе вновь заунывно затянули песню смерти метательные полумесяцы, и кто-то из солдат пронзительно вскрикнул, насмерть ужаленный сюрикэном. Вот прозвучал топот убегающих ног, и вскоре голоса людей затихли в лесу.

Умирающего солдата, наконец, стащили с ног Ауума и коротким ударом сломали ему шею. Улисан протянул архонту руку, и Ауум с благодарностью принял ее.

— Это уже входит в привычку, — сказал он. — Фалин преследует остальных.

— Мне показалось, что я приказал тебе уходить, — проворчал Ауум.

Улисан улыбнулся и театральным жестом потер ухо.

— В самом деле? Наверное, я оглох после этого чертова взрыва, потому что обычно я в точности выполняю твои распоряжения.

— Пусть Инисс сделает так, чтобы твой слух и дальше оставался нарушенным, Улисан, — с чувством сказал Ауум. — Ну, а теперь давайте убираться отсюда.

* * *

Напарница уловила запах, и он показался Серрину настоящим оскорблением для его обоняния. Бывший Молчащий Жрец со своей пантерой и еще восемь таких пар преследовали армию людей, мечтая вновь ощутить на губах вкус их крови.

Но этот отвратительный запах заставил его забыть обо всем. В воздухе витали самые разные ароматы: сожженного дерева, пепла, горелой плоти и запекшейся крови. Но над всеми остальными преобладал двойной запах магии, застрявший в опавших листьях и густом подлеске, и эльфийской крови, которой здесь было пролито очень много.

Серрин шагнул на почерневшую прогалину и понял, что в случившемся есть и доля его вины. Его пантера обнюхала землю и обнаружила неглубокий кратер, от которого буквально разило остаточной магией и пеплом сожженных заживо эльфов. Вокруг, примерно в радиусе четверти мили, валялись трупы людей. Некоторые выглядели так, словно только что оттаяли после мгновенной заморозки, и у всех виднелись раны от метательных полумесяцев, эльфийских клинков или типичных для ТайГетен ударов открытой ладонью.

Серрин замер на месте, положив ладонь на голову своей напарницы. Она отошла от кратера и сейчас обнюхивала пятно крови на земле. Пантера глубоко втянула запах носом, и Серрин вдруг испытал чувство утраты, которое, как он надеялся, оставило его навсегда.

Ауум.

Его пантера не могла с уверенностью определить, погиб ли он здесь и был унесен своими Тай для погребения, но он явно сражался тут и пролил свою кровь, а пара следов, уходящих прочь, принадлежала эльфу, который получил серьезные раны. Серрин всматривался в землю, выискивая признаки того, что Ауум покинул место боя без посторонней помощи, но следов было столько, что разобраться в них было очень трудно. Десять пар отпечатков пересекались в разных направлениях, уходили и снова возвращались, а потом окончательно терялись в подлеске в направлении Аринденета, до которого отсюда был день пути на восток.

Серрин или, по крайней мере, та часть его сознания, в которой еще сохранилась память о Молчащем Жреце, вознес краткую молитву Иниссу, прося его сохранить душу Ауума, жив он или мертв. У тех же, кого настиг магический огонь и порожденное им огненное пекло, такой надежды не было.

Все Обращенные собрались на прогалине. Восемь пар вновь ощутили присутствие друг друга после того, как шок от увиденного стал проходить, а желание отомстить завладело ими с новой силой. Все они смотрели на Серрина, ожидая его знака пуститься по следу армии людей и начать убивать их.

Да, они отомстят, но не так. Серрин вновь обвел взглядом место страшного побоища, терзаясь чувством вины. Ему следовало бы знать, что реакция людей будет именно такой. Он должен был понимать, что Истормун предпочтет нанести удар по свободным эльфам, чем в порыве безумной мести лишать жизни рабов, которые еще могли оказаться ему полезными. Ему следовало бы прислушаться к Аууму. Он должен был остановить поход очищения. Они были недостаточно сильны, чтобы в одиночку отразить вторжение.

Серрин опустился на колени, и глаза его наполнились слезами. Прикоснувшись к земле, он ощутил ее боль. Набрав полную грудь воздуха, он понял, что тропический лес вокруг полон смерти. Прислушавшись, бывший жрец уловил полные отчаяния крики подданных Туала, которые были не в силах уразуметь, что за ужас навестил их.

И все потому, что Обращенные сами превратились в животных, растеряв свою эльфийскую сущность.

— Да простит нас Инисс, — прошептал Серрин. — Мы зашли слишком далеко.

Глава 13

Инисс шел по бескрайнему тропическому лесу, восхищаясь его красками, звуками и запахами. Подняв голову, он увидел над собой чистое небо и понял, что его работа еще не закончена. Тогда Инисс протянул правую руку и возложил на голову Гиал, самой прекрасной, брызжущей весельем и искренней богини. И заплакала от счастья Гиал, и там, где слезы ее падали на землю, буйным цветом расцветала новая жизнь. «Этот дар я не мог вручить никому, кроме тебя», — молвил Инисс.

Арин-Хиил

Ауум очнулся после долгого забытья. В лесу царили мир и спокойствие, а в храме — прохлада. Он лежал в покоях жреца. Кровать оказалась мягкой и удобной. Он лежал, не шевелясь, вслушиваясь в звуки, что долетали снаружи, и те, что раздавались внутри. К нему постепенно возвращалась память. Но воспоминания об отступлении после боя все еще оставались смутными. И вот чего он совершенно не помнил, так это того, как попал сюда, и в храм вообще, и в эту комнату в частности.

Он сел на постели. В ногу и плечо тут же клыками вцепилась боль. Ауум отбросил в сторону тонкое одеяло и оглядел себя. На нем была чистая набедренная повязка. Лодыжка забинтована, и тряпица выглядела чистой и свежей. Плечо превратилось в один сплошной синяк, которому, правда, судя по его виду, уже исполнилась, по крайней мере, пара дней. Дотронувшись до живота, он скривился от боли, а потом, прислушавшись к себе, понял, что у него стонет и ноет все тело.

Он опустил ноги на пол и попробовал наступить на левую ногу, ухватившись за столбик кровати и намереваясь допрыгать до двери. Но когда кровь отхлынула от головы, он покачнулся и тяжело опустился обратно на постель, дыша широко открытым ртом, чтобы прогнать тошноту. Окинув взглядом комнату, он коротко рассмеялся. Здесь побывал тот, кто хорошо знал его: у открытой двери стояла тросточка для ходьбы. Он вновь заставил себя подняться и потянулся к ней, как вдруг дверной проем заслонила чья-то фигура. Ауум совершенно не ожидал увидеть здесь это такое знакомое, такое прекрасное лицо и теплые, ласковые глаза.

— Как я рада видеть тебя живым и здоровым, — улыбнулась Лизаэль, протягивая ему тросточку.

— Спасибо, — поблагодарил Ауум.

Взяв тросточку, он для пробы оперся на нее. Вырезанная из темной сосны, она выглядела старой. От прикосновений бесчисленных рук набалдашник стал гладким и круглым. Пальцы Ауума накрыли его, и самыми их кончиками он ощутил едва заметную шероховатость — все, что осталось от резного орнамента из птиц и деревьев, некогда украшавшего набалдашник, которые теперь сохранились лишь на шейке трости.

— Идем со мной, — сказала Лизаэль. — Онелла и ТайГетен собрались снаружи. Сегодня — Праздник Обновления. Ты голоден?

Ауум от неожиданности едва не споткнулся.

— Этого не может быть. До праздника еще три дня.

Лизаэль рассмеялась.

— Есть вещи, в которых я, как Верховная жрица Инисса, разбираюсь лучше прочих. Одна из них — точное знание дат праздников моего бога. Можешь мне поверить.

Сердце Ауума учащенно забилось у него в груди.

— Я не мог проваляться без сознания столько времени, — прошептал он.

Лизаэль не ответила. Они вместе вошли под купол храма. Тросточка Ауума глухо стучала о каменные плиты пола, и гулкое эхо разнеслось под высоким потолком. С каждым шагом он все увереннее опирался на поврежденную лодыжку. Повязка была наложена очень умело, ограничивая боковое смещение, но стоило ему опереться на носок или пятку, как он ощущал тянущую боль в суставе, мышцах и связках.

Под купол проникал дым от костров. В животе у Ауума заурчало, а от восхитительных запахов у него потекли слюнки. На вертелах жарились тапир, пятнистый олень и заяц. Чуть поодаль готовились овощные рагу. Фруктовый суп добавлял сладости витающим ароматам, азавершал общую атмосферу праздника запах свежеиспеченного хлеба. Ауум ускорил шаг, стремясь побыстрее выйти из-под купола на солнце. Гиал благословила день празднества; похоже, дождя не будет еще несколько часов.

На площадке перед входом было людно, и не в самую последнюю очередь оттого, что на мягких подушечках в окружении многочисленных тарелок с едой сидели воины ТайГетен. Походные костры горели с правой стороны, у самого края площадки. Вокруг них суетились храмовые служители, которые резали мясо, добавляли ингредиенты и подавали готовые блюда.

Ауум направился к своим бойцам, пересчитывая их на ходу. Сорок четыре воина присоединились к празднеству. Включая его самого, в его распоряжении насчитывалось пятнадцать звеньев. Три тройки дежурило в поле. Звенья Графирра и Меррат следили за передвижениями армии Исанденета, а тот факт, что он нигде не видел Корсаара, означал, скорее всего, что ветеран вместе со своей тройкой собирал сведения об остальных силах людей в лесу.

Улисан заметил приближающегося Ауума и встал, знаком предлагая остальным последовать его примеру. ТайГетен подняли кубки, салютуя своему архонту, после чего склонили головы в ритуальном приветствии, ожидая разрешения пригубить напитки.

— Гиал наполняет наши реки, а лес дает нам корни. Умения, которыми Инисс наделил эльфов, позволяют нашим губам ощутить радость вкуса, а сердцам — познать сладость свободы. Пейте, чтобы Икс не похитила ваши силы.

— За Ауума. За нашего архонта. За ТайГетен. За лес.

Произнеся слова приветствия, они выпили и вновь вернулись на свои места. Ауум сел рядом с Лизаэль, между Улисаном и Онеллой. Он предпочел воду горячительным напиткам, положив себе на тарелку мясо пятнистого оленя и взяв миску фруктового супа. Угощение выглядело превосходным, но кусок не лез ему в горло.

— Расскажи мне, что было потом, Улисан.

Тот оставил кубок в сторону и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Когда мы, наконец, добрались до храма, ты потерял сознание, хотя, честно говоря, большую часть пути ты и так бредил. Мы решили, что ты потерял куда больше крови, чем мы думали изначально, но не могли найти достаточно глубокой раны. Так что жизнь тебе спасла Онелла.

Онелла жарко покраснела, когда он остановил на ней свой взор.

— Я в вечном и неоплатном долгу перед тобой.

— Не говори глупостей, — сказала Онелла. — В конце концов, если бы я говорила такие слова всякий раз, когда кто-нибудь из ТайГетен спасал мне жизнь, то и до сих пор не расплатилась бы. Ты убиваешь. Я лечу. И все это ради одного бога.

— С помощью Иль-Арин?

Онелла улыбнулась и неуверенно пожала плечами.

— Грешно не воспользоваться даром, если он во благо. А тебе была нужна помощь, Ауум. Тот удар, который привел к вывиху плечевого сустава, сломал еще и ребро, а оно пробило тебе внутренности. Ты медленно истекал кровью и мог умереть. А я смогла остановить кровотечение и срастить ребро, вернув его на место.

— Иль-Арин спасла тебе жизнь.

Ауум не понимал, почему осознание этого факта заставляет его испытывать неловкость. Он почесал ребра под мышкой, словно это могло избавить его от магии, которой воспользовалась Онелла.

— Спасибо тебе, — сказал он.

— Ты уверен? — лукаво поинтересовалась она.

— Инисс наделил тебя способностями, которые позволили тебе продлить мою жизнь здесь, на Калайусе.

— Это — не ответ на мой вопрос, — возразила Онелла. — Но пусть это тебя не беспокоит. Со временем ты к этому привыкнешь. Как и все мы.

Ауум наклонил голову, показывая, что услышал ее, и повернулся к Улисану, когда Лизаэль и Онелла заговорили о чем-то своем. Он жестом предложил гиганту говорить.

— Мне очень жаль, Ауум. Но другого выхода у нас не было.

— Я вернусь к этому в своих молитвах, — отозвался Ауум. — Что слышно о наших врагах?

Улисан всмотрелся в лицо Ауума, чтобы понять, не обвиняет ли его архонт, но ничего не увидел.

— Они продолжают наступать вдоль реки, не обращая внимания на этот храм. Они также не предпринимают попыток найти Лошаарен или кого-либо из иниссулов. Их армия уверенно продвигается вперед, к какой-то неведомой нам цели, и, боюсь, им что-то известно.

Ауум понял, о чем он думает, и тоже помрачнел.

— Но они ведь не могут знать туда дорогу, а?

— Конечно, нет, да и Онелла подтвердит, что ни у одного мага не хватит сил долететь до Катура-Фоллз…

— Тем не менее, они наверняка располагают какими-то сведениями. Иначе почему они оставили в покое Аринденет?

— Мы не нашли другого разумного объяснения происходящему.

— Катура не в состоянии защититься от такой армии, — сказал Ауум.

— Жители Катуры не в состоянии прокормить и одеть себя, не говоря о том, чтобы сражаться, — обронила Лизаэль. — Когда ты был там в последний раз?

Ауум пожал плечами.

— По крайней мере, лет пятьдесят назад. Мне незачем было возвращаться туда после того, как последних иниссулов убедили уйти из города. Там распоряжалась Пелин, укрепляя гвардию Аль-Аринаар. Да, я знаю, что в последнее время там возникли некоторые сложности, но…

— Ты слишком долго пренебрегал ими, — заявила Лизаэль. — От того места и людей, которых ты помнишь, не осталось ничего, даже надежды.

— Я не могу быть везде и одновременно, — негромко возразил Ауум. — Я должен доверять остальным. Я доверял Пелин. Или я ошибался?

Лизаэль уткнулась в свою тарелку.

— Когда мы остаемся одни, а наши молитвы не находят ответа, любой из нас может поддаться искушению.

— А где были наблюдатели? Почему мне никто ничего не сказал?

— Потому что в Катуре есть те, кто не хочет, чтобы ТайГетен знали о том, что происходит, — ответила Лизаэль.

Она упорно избегала его взгляда, и это пугало Ауума куда сильнее, чем то, что ему пришлось видеть и слышать после начала вторжения людей в лес.

— Но ты-то могла рассказать мне обо всем, — сказал Ауум, кладя руку ей на плечо. — Мы с тобой разговариваем всегда, где бы ни встретились, здесь или Лошаарене. У нас нет тайн друг от друга.

Когда же Лизаэль, наконец, повернулась к нему, он увидел, что по щекам ее текут слезы. Разговоры вокруг смолкли.

— Я не выполнила свой долг, — срывающимся шепотом проговорила Лизаэль. — Храм Инисса уснул. Сейчас там нет ни одного жреца. Я не возвращалась туда более десяти лет.

— Почему? — осведомился Ауум, не зная, как отнестись к ее откровениям.

— Потому что когда я была там в последний раз, то едва не лишилась жизни.

Ошеломленное молчание, воцарившееся в рядах ТайГетен, накрыло и поваров с обслугой. Он убрал руку с плеча Лизаэль, чтобы охватившая его ярость не заставила его причинить ей боль. Здесь, на паперти самого священного для всех эльфов места, где Инисс неизменно смотрел на них с небес, оберегая ото всех несчастий, его Верховная жрица была вынуждена признаться в своих страхах.

Ауум справился с собой и оглянулся на своих Тай. Затаив дыхание, они ждали его слова.

— Тебе угрожали? — спросил он. — Неужели какой-то эльф действительно посмел угрожать тебе смертью?

Лизаэль долго смотрела на Ауума, крепко сжав губы, чтобы не расплакаться, а потом кивнула.

ТайГетен взорвались гневными криками. Они вскочили на ноги, потрясая кулаками и требуя возмездия и справедливости. Один лишь Ауум остался сидеть. Вот он поднял руку, и его воины умолкли.

— Приберегите свой гнев для людей, — сказал он. — Направьте огонь своих сердец на тех, кто готов надругаться над нашим лесом, а нас всех стереть с лица земли. Верьте мне. Ни один преступник не уйдет от справедливого возмездия. А того, кто осмелился взглянуть в глаза нашей обожаемой Лизаэль и помыслить о том, чтобы оборвать ее жизнь, ждет особенная пытка и боль.

— А теперь давайте праздновать дальше. Не будем омрачать столь торжественную церемонию. Отдыхайте и набирайтесь сил. А завтра мы двинемся в путь.

* * *

Джерал наблюдал за Хундом, пока маг общался с Истормуном. Тот побледнел и дрожал всем телом. На лбу у него выступил пот, губы пересохли и кровоточили в тех местах, где он прокусил их. Глазные яблоки его двигались безостановочно за закрытыми веками, а когда Джералу показалось, что маг вот-вот потеряет равновесие, он протянул руку, чтобы поддержать его, хотя тот и так сидел, скрестив ноги, на берегу реки.

Сгущались сумерки. Наступало время суток, которого Джерал боялся больше всего. До того, как походные костры, факелы и лампы создадут иллюзию безопасности охранного периметра, и значительно позже того, как кто-либо из них еще мог разглядеть хоть что-то под сводами леса.

Джерал почесал глубокие царапины на шее и подбородке, оставшиеся после знакомства с Обращенными. От них останутся шрамы. Он не сомневался, что это было сделано намеренно. Всякий раз, когда лицо эльфа, глядящего на него в упор, всплывало у него в памяти, он содрогался. Он до сих пор ощущал его дыхание, пахнущее кровью. А его слова все еще звучали у него в ушах, и он страшился их.

Сумерки были временем Обращенных, и единственный вопрос, на который у него не было ответа, заключался в том, почему, спустя столько дней, они еще ни разу не напали на армию. Все-таки в лесу люди были очень уязвимы, несмотря на охранные заклинания, которые маги щедро рассыпали по ночам. Почти четыре тысячи человек растянулись на много миль вдоль берега, на котором лес был безжалостно вырублен. Разбитые на сводные отряды солдат и магов, они поддерживали связь с соседними подразделениями, и каждое отвечало за безопасность всех трех колонн, равно как и за бригаду шарпов, которых связывали перед тем, как оставить без присмотра на ночлег.

Вдоль всего периметра были выставлены посты, на которых стояли часовые с магическими лампами, освещавшими опушку леса. По лагерю непрерывно курсировали патрули. Между лагерем и периметром размещались группы магов, действующие как команды быстрого реагирования. Все это выглядело здорово, но Джерал прекрасно понимал, что если нападение все-таки состоится, то они дорого заплатят за каждого убитого ими эльфа.

Он оглянулся на баржи, стоявшие на якоре посередине реки.

— Везучие ублюдки.

Хунд вздохнул. Джерал перевел взгляд на него, в который уже раз радуясь в душе тому, что не принадлежит к числу магов Истормуна. Хунд ссутулился и шумно выдохнул. Открыв глаза, он прищурился и уставился на Джерала, который сидел перед ним на корточках, держа его за плечи.

— Ты… — начал Джерал.

Даже в сумерках было видно, что лицо Хунда посерело и что он выглядит больным.

— О господи, — пробормотал он.

Хунд отвернулся, его стошнило. Рвота попала на руку Джералу, и от едкого и вонючего запаха у него заслезились глаза.

— Просто замечательно.

— Извини, — прохрипел Хунд, сплевывая желчь.

— Вот, держи. — Джерал протянул ему бурдюк с водой. — Но смотри, не напусти вовнутрь своих слюней. Я не желаю пробовать на вкус твою блевотину, когда мне захочется напиться.

— Спасибо. — Хунд сделал долгий глоток, прополоскал рот и вновь сплюнул. — Проклятье, какой же он все-таки ублюдок.

— А, так ты тоже это заметил? Поздравляю.

Джерал подошел к воде, чтобы сполоснуть руку. Понюхав рукав своей легкой кожаной куртки, он скривился. Да, пожалуй, такой запашок выветрится еще не скоро.

— Нет. То есть, я хотел сказать «да», — пробормотал Джерал. — В общем, мне надо доложить генералам.

Командующие армией рассредоточились вдоль всей колонны. Самую первую ночь они провели в своей нелепой палатке, а утром обнаружилось, что какой-то шутник грязью нарисовал на ней мишень, а другие обозначили вход в нее стрелами. Хулиганский поступок возымел свое действие.

— Лореб остановился ниже по течению, вон там, позади нескольких подразделений. А Пиндок и Киллит разместились ближе к голове колонны. Выбирай, кто тебе нужен: пьяница, трус или полный придурок.

Хунд покачал головой и понизил голос.

— Не думаю, что наши парни должны слышать такие речи, капитан Джерал.

— Любой, кто решит походным маршем отправить целую армию по этому континенту, который представляет собой одну сплошную западню, не заслуживает ничего, кроме моего презрения и презрения всех нас. Можешь сам спросить у своего босса.

— А ты, конечно, придумал кое-что получше, верно?

Джерал коротко хохотнул.

— Да. Построить. Больше. Барж.

— Подумай о том, сколько времени это займет, — возразил Хунд.

— А ты подумай о тех людях, которые останутся живы, если мы сделаем это, — парировал Джерал. — Подумай о тех, кто все-таки добрался до этого мифического места, каким бы адом оно нам ни представлялось.

— Истормун хочет преподать урок шарпам. И лучший способ для этого — пройти маршем по их землям.

— Нет. Истормун хочет уничтожить их подчистую. Нет смысла делать громкие заявления, если цель в том, чтобы не оставить в живых никого, кого потом можно было бы взять на борт. А вот если подождать пятьдесят дней и построить из этих груд бревен суда для перевозки войск, то это куда лучше поддержит его намерения. И смысл его послания будет ясен всем: мы собираемся уничтожить всех вас, будьте вы прокляты, а вы не сможете помешать нам. А учитывая, как мы движемся сейчас, смысл нашего послания гласит: приходите и угощайтесь свежей человечинкой, поскольку защитить такую колонну решительно невозможно.

Хунд решительно хлопнул в ладоши, подводя итог дискуссии, и встал.

— Слезами горю не поможешь, — заявил он. — А я должен передать послание людям, которые нами командуют.

— Ах да, — съязвил Джерал. — Кстати, что он сказал?

Хунд улыбнулся.

— Помимо всего прочего, кое-что такое, что наверняка тебя обрадует. Он сказал, что мы движемся слишком медленно и что каждый день мы должны идти быстрее и дольше.

У Джерала от изумления отвисла челюсть.

— Ты, наверное, шутишь.

— Я никогда не шучу, капитан. Уж кому, как не тебе, знать об этом.

И вдруг из лесу, откуда-то ниже по течению, донесся чей-то отчаянный крик, на мгновение заглушивший суету и шум большого лагеря. Сработали охранные заклинания, и в лес ударили снопы света. Бивуак замер в недолгом оцепенении, а потом поднялась суматоха. Солдаты обнажали оружие, а маги готовили заклинания.

Джерал вскочил на ноги и помчался вниз по берегу. Хунд следовал за ним по пятам.

— Всем оставаться на местах! — надрывался капитан. — Стоять, кому говорю!

Джерал помчался вдоль позиций своего отряда. Охранные заклинания срабатывали полукругом, растянувшись на сотню ярдов вниз по течению и примерно на пятьдесят ярдов в глубину леса, в самой середине участка, который обороняла его рота.

— Не приближайтесь к лесу. Помните, чему вас учили.

Джерал выругался себе под нос и почесал шею. Он чувствовал, как его все сильнее охватывает страх, а жуткие воспоминания оживают с пугающей четкостью. Между деревьями то и дело вспыхивали пучки света, а звуковые охранные заклинания выли на одной ноте, распугивая спящих птиц и заставляя зверье глубже забиваться в свои норы или карабкаться на самые макушки деревьев.

Джералу очень хотелось, чтобы заклинания срабатывали как-нибудь потише. Он хотел знать, кто противостоит им на сей раз — ТайГетен или Обращенные. Он нырнул в лес вслед за заклинанием, брошенным прямо впереди него. Волна холода окатила деревья, и треск замерзающих стволов и сучьев походил на звон битого стекла.

Он слышал, как за его спиной раздаются приказы. Кто-то по-прежнему кричал от боли. Но вот наконец он услышал рык пантеры. Ноги у Джерала подкосились, и он споткнулся. К горлу подступила тошнота, лицо загорелось, а ладонь, сжимавшая рукоять меча, вспотела. Он уже различал впереди свет ламп и сторожевых костров, вокруг которых метались тени людей и Обращенных.

Джерал с трудом зашагал дальше, прилагая отчаянные усилия, чтобы не повернуть назад, и отказываясь поддаваться животному ужасу. Он обогнул ствол огромного баньяна, и в грудь ему ударили двести фунтов стальных мускулов. Воздух моментально улетучился из легких, а его самого отбросило назад с такой силой, что он рухнул в опавшие листья, проехавшись по грязи лицом.

Джерал быстро перевернулся на спину, выставив перед собой меч, но увидел лишь Хунда, столбом застывшего на месте, прижавшись спиной к дереву, и глядящего на реку. Джерал вскочил на ноги, широко открытым ртом хватая воздух и проталкивая его в ноющую грудь. А пантера даже не сбилась с шага и теперь неслась к реке. Джерал заметил и эльфов, и других пантер — все они атаковали главную колонну.

А вопли позади все не смолкали. Мимо него пробежали часовые, преследуя Обращенных. Вой последнего охранного заклинания смолк, и Джерал оглянулся на лагерь, высматривая, кто же там кричал столь надрывно. Вокруг костра лежали неподвижные тела. Какой-то человек еще стоял, маг, судя по одежде. Он застыл совершенно неподвижно, держа руки по швам.

А вниз по реке катилось эхо громких приказов. Джерал слышал, как солдаты готовятся к отражению атаки. Но вот все заглушил рык пантер, и он понял, что выбора у него нет. Никакого.

— Вот дерьмо, — пробормотал он. — Хунд, займись им.

Джерал развернулся и побежал к реке, где его глазам предстала жуткая картина. Обращенные парами выскакивали из леса, врезаясь в его людей. Прыгали пантеры. Челюсти и когти вгрызались в тела и рвали плоть, сея страх и панику. Он увидел, как какой-то маг крутнулся на месте и рухнул в реку с разорванным лицом. Вот другой солдат нанес мечом удар в пустоту, а пантера перепрыгнула через клинок и сомкнула челюсти у него на затылке, опрокидывая его на землю.

Но эльфов с животными не было. Они атаковали подразделения слева и справа от того, на которое набросились пантеры. Нет, это было не стихийное нападение, только чтобы убить и напугать. Это была тщательно спланированная операция.

— Цельтесь в эльфов! Остановите их!

Джерал перепрыгнул через торчащий из земли корень, продрался сквозь кусты и вырвался из леса. Прямо перед ним на землю с сочным шлепком рухнул труп мага. Пантера играючи перекусила ему шею и, рыча, повернула морду к Джералу.

Джерал отмахнулся от нее мечом и попятился. Его клинок отсек зверю кончик уха, и пантера, которая не привыкла получать отпор, взвыла и отпрыгнула в сторону. Джерал устремился за нею, но тут же лоб в лоб столкнулся с эльфом, который вышел из боя, зажимая ладонью собственное ухо.

В самой гуще битвы Джерал на несколько мгновений застыл с открытым ртом. Вокруг с лязгом скрещивались и сверкали мечи. Люди и Обращенные дрались не на жизнь, а на смерть. Армия наступала с обеих сторон, а посреди всего этого безумия эльф опустился на колени перед пантерой и зажал ладонью ее раненое ухо. Они на краткий миг соприкоснулись головами, а потом повернулись и взглянули на Джерала. В следующую секунду оба стремительно бросились на него.

— О нет, — Джерал беспомощно оглянулся по сторонам. Вокруг шел ожесточенный бой, но рядом не было никого, кто мог бы прийти ему на помощь. — Ко мне! Меня атакуют!

Отступать ему было некуда, разве что в лес, где его ждала одинокая и бесславная смерть. Пара Обращенных гигантскими прыжками неслась к нему. Слева от него один из магов ударил заклинанием. Невидимый конус маны подхватил двух эльфов, оторвал их от земли и зашвырнул обратно в лес. В следующий миг пантера зарычала, словно в агонии. Она прыгнула прямо на мага, и ее когти пробороздили глубокие раны у него на груди, а челюсти сомкнулись у него на плече, разрывая плоть.

Пара Обращенных оказалась перед ним. Джерал выставил перед собой меч, твердо решив, что не станет умирать хнычущим трусом. Но они не стали его атаковать. Вместо этого эльф и пантера разошлись в стороны, тесня его назад. Эльф, словно одичавшая собака, пролаял какую-то команду, и остальные Обращенные тут же вышли из боя, образуя полукольцо, в середине которого оказались освобожденные из рабства шарпы.

— Заклинания! — заорал Джерал. — Бейте закли…

Эльф, наступавший на него, стремительно шагнул вперед и нанес ему сокрушительный удар в подбородок. Джерал понял, что произошло, только оказавшись на земле. Вокруг него послышался топот ног. Затем в воздухе провыло запоздалое заклинание, и он услышал полный боли крик кого-то из эльфов и разъяренный рык пантер.

Джерал попытался встать. Голова у него кружилась. Чьи-то грубые руки подняли его на ноги и всунули ему в руки меч. В пылу погони люди забежали в лес, и Джерал последовал за ними, поначалу неуверенно и пошатываясь, но потом все с большей целеустремленностью. Он бежал на свет дозорных костров, но остановился рядом с Хундом и стал кричать своим людям, чтобы те прекратили погоню. Они уже и так гонялись за тенями.

— Хунд, — сказал он.

Хунд стоял рядом с раненым магом, который так и застыл в одной позе, глядя на лес. Мимо них поспешно проскакивали вышедшие из боя мужчины. Кое-кто бросал взгляды на мага и тут же испуганно отворачивался. Хунд поманил к себе Джерала.

Кровь Джерал заметил раньше, чем увидел раны, и, глядя на несчастного мага, не чувствовал к нему ничего, кроме жалости. У костра лежали погибшие в первые же минуты нападения солдаты и маги, но они, к счастью, уже ничего не могли видеть. Джерал вполне отдавал себе отчет в том, что смерть их была ужасной, но при этом не мог уразуметь жестокости, с которой Обращенные обошлись с единственным уцелевшим человеком.

Джералу показалось, что он узнал в нем Пириана, но ошибиться было очень легко. Порезы, нанесенные когтями пантеры и рукой эльфа, начинались у него на лбу. Длинный разрез тянулся от виска до виска, нанесенный с хирургической точностью. Кровь заливала его лицо, капая с бровей. Нос был отрезан по всей длине, и порез тянулся ниже, рассекая напополам верхнюю губу.

На щеках у Пириана красовались по четыре продольные борозды, тянувшиеся от носа к ушам, которые были наполовину откушены. И, наконец, шея была вспорота от подбородка до воротника рубахи. Ни одна из ран не выглядела достаточно глубокой, чтобы стать смертельной, но они были нанесены с таким расчетом, чтобы оставить шрамы. Джерал машинально потрогал рукой собственное горло и возблагодарил свое относительное везение.

Пириан же пребывал в глубоком шоке. Глаза у него закатились, чтобы не видеть произошедшего кошмара, а лицо заливала кровь. Но пострадали только его смертельно бледное лицо и разум, тогда как в остальном он не получил ни царапины.

— Его можно увести отсюда? — спросил Джерал. — Ты не пробовал?

— Он застыл, как изваяние. Думаю, нам придется нести его, — негромко ответил Хунд. — Почему они так обошлись с ним? Почему бы просто не убить его?

Джерал вздохнул, и для него приоткрылась еще одна маленькая дверца, позволявшая заглянуть в психику эльфов. Его страх и уважение к ним возросли в равной мере, причем очень значительно.

— Это — послание, — медленно проговорил он. — К утру вся армия будет знать о том, что с ним случилось. Рано или поздно, но его увидят все. Эльфы знают, что мы не можем убить его, так что он каждый день будет с нами, как жуткое напоминание о том, что ждет нас в лесу.

— И они проделали такой путь только ради этого? Чтобы доставить нам послание?

— О нет, — ответил Джерал. — Это — всего лишь интермедия. Они только что освободили семьдесят шарпов. При этом не стали убивать всех подряд, без разбору, что с легкостью могло случиться. Но, тем не менее, они нас изрядно ослабили.

— И что нам теперь делать?

— Строить. Больше. Барж.

Глава 14

Рядом с ним прыгала и кружилась Икс, смеющаяся, капризная и озорная. Инисс смеялся вместе с нею, и лес радостно вторил им. Икс танцевала на линиях земли, брызгая водой, окуналась в реки и ручьи, которые повторяли ее движения в такт переплетениям силы, которые проложил Инисс. И потому, что она получала от этого огромное удовольствие, он сделал ее их хранительницей, и ее смех до сих пор звонким эхом раздается в ветвях Биита.

Арин-Хиил

Только на следующее утро Ауум заметил то, на что ему следовало бы обратить внимание давно. Он разыскал Онеллу, и они вместе помолились у статуи Инисса, после чего двинулись к Чертогам Возвращения, расположенным сразу за деревней.

— Здесь был Такаар, да? — спросил Ауум.

Онелла кивнула.

— Я сама хотела поговорить с тобой об этом, но ведь известия, которые принесла Лизаэль, оказались важнее? А прошлой ночью тебе обязательно надо было отдохнуть. Прости меня. Не ты должен был первым поднять эту тему.

— Тебе не за что просить прощения. Он увел с собой всех твоих учеников, ведь так?

Онелла обхватила голову руками.

— Ауум, он выглядел так, словно окончательно сошел с ума. Он был небрит, от него разило так, словно он пробежал весь путь от Исанденета без остановки, и еще он очень ослабел от голода и жажды. Любой другой на его месте свалился бы без чувств от переутомления, но в нем есть нечто такое, что поддерживает его и заставляет идти дальше. Он собрал вместе всех учеников Иль-Арин и обратился к ним с крайне необычной речью. Она длилась около часа, может, даже больше. И мы все сидели и слушали его, хотя большая часть того, что он говорил, напоминала бред сумасшедшего. Просто бессмысленное бормотание. Иногда я не понимала, к кому он обращается — к нам или своему второму «я». Я никогда не видела его в таком состоянии.

Ауум молча кивнул. Похоже, это было всего лишь продолжением той горячки, что охватила Такаара неподалеку от города несколько дней назад.

— Он опять разговаривал с Гараном, — пояснил Ауум. — И что-то из сказанного настолько сильно поразило его, что он не может избавиться от этого. Он стремительно катится под откос, ты не находишь?

— В самом деле? Не знаю, Ауум.

— Надеюсь, ты сумеешь объяснить мне, что имеешь в виду, — сказал Ауум. — Потому что с моей точки зрения он представляет собой угрозу, реальную и серьезную.

Онелла вздохнула.

— Я знаю, что вы с ним недолюбливаете друг друга, но я часто виделась с ним за годы, прошедшие после его возвращения. Мы учились вместе, работали вместе и вели бесконечные разговоры об Иль-Арин и том, как лучше овладеть ею и применять на благо всех нас.

— Он буквально одержим этой мыслью, иногда склонен к причудам и полету фантазии, но при этом он — гений. Не фыркай так презрительно, Ауум, потому что ты не понимаешь этого и не видишь. Он верит в то, что Икс — восходящая богиня в нашем пантеоне и что Иль-Арин — краеугольный камень нашего будущего.

Сердце замерло у Ауума в груди.

— Понятно. Значит, дни иниссулов остались в прошлом?

Онелла остановилась, и Ауум с удивлением увидел на ее лице выражение разочарования.

— Нет, Ауум, ты опять упускаешь из виду самое главное. Инисс навеки останется отцом всех нас, но мы должны развиваться и эволюционировать. Сюда пришли люди со своей магией, и мы должны огнем бороться с огнем, иначе погибнем. В нас проснулась магия. В одних кланах она останется в зачаточном состоянии, в других расцветет пышным цветом. Мы обязаны приручить ее, овладеть ею. Невозможно отрицать, что Икс начала восхождение к славе, и ты должен смириться с этим. Принять это всем сердцем. Магия станет спасением эльфийской расы.

— Вот, значит, как, — Ауум выразительно поднял брови и кивнул на реку Икс. — Вон там, в лесу, сейчас находятся тысячи людей. И магия не спасет нас от них. От Такаара было бы куда больше пользы, если бы он вспомнил свои забытые боевые навыки и присоединился к ТайГетен. А вот когда мы разобьем их и прогоним с нашей земли, тогда можно будет поговорить и о нашем будущем.

— Ты не можешь остановить то, что происходит уже сейчас, — возразила Онелла. — Почему ты не желаешь признать очевидного?

— Да, не могу. Зато это могут наши враги. В данный момент у нас нет магии, следовательно, мы должны сражаться тем оружием, к которому привыкли. — Ауум прошел еще несколько шагов. — Я хочу быть уверен, что он больше не доставит нам хлопот. Иниссулы пребывают в безопасности, в надежном месте, и это уже кое-что. Но Такаар собрал все те невеликие магические силы, что у нас есть, и увел их с собой. Что задумал этот полоумный гений? И почему ты не пошла вместе с ним?

Онелла неуверенно улыбнулась.

— Ты прекрасно знаешь, что времена, когда я странствовала по миру, давно миновали. Я больше никогда не уйду из этого храма.

Она остановилась, и Ауум заметил, что женщина нервничает, не зная, что еще сказать.

— Ты начала с того, что описала мне безумца, а закончила портретом непризнанного гения. Я ценю твою лояльность, но мне представляется, что ты растеряна и никак не можешь решить, то ли идти с ним, то ли забрать у него своих учеников. Поэтому расскажи мне о том, что он говорил.

Онелла вытерла ладони о кожаные штаны. В ее прекрасных удлиненных глазах заблестела влага, и ей пришлось дважды откашляться, прежде чем она смогла заговорить.

— Я люблю Такаара. Я люблю то, что он принес нам, хотя и часто возражаю против его методов. Когда он прибежал сюда, то у него хватило времени только на то, чтобы собрать и увести с собой всех адептов Иль-Арин. Он назвал их учителями и заявил, что они не будут первопроходцами. Он сказал, что мы двигались не в том направлении и что другие дадут то, чего недоставало нам самим. Он сказал, что Икс посмеялась над ним, но теперь он нашел ответы на все вопросы.

— После этого он принялся разговаривать сам с собой. Я расслышала что-то насчет дара, что только время расставит все по своим местам и прочее в том же духе. Должна признаться, что я почти ничего не поняла из его слов.

— А именно?

— Он разговаривал со своим вторым «я». Я догадалась об этом, потому что он все время смотрел направо, а не на нас. И еще он злился. Он сказал, что его преследуют, но он не дастся им в руки. А потом рассмеялся и добавил, что даже Шорт недостаточно быстр для этого.

— Как, по-твоему, о ком он говорил?

Онелла пожала плечами.

— Я думала, что о вас, о ТайГетен.

— Он льстит себе. — Ауум не видел смысла углубляться в рассуждения на эту тему. — Но почему, ради всего святого, ученики пошли с ним? На их месте я бы бежал от него без оглядки.

Онелла нахмурилась, давая понять, что полагает ответ очевидным.

— Потому что он попросил их об этом.

— Неужели они не видят, что он собой представляет? Куда он их повел и что собирается с ними делать? В конце концов, по лесу бродит как минимум одна армия людей.

— Он ищет другие кланы, помимо иниссулов, в которых живет активный потенциал Иль-Арин. Насколько мне известно, он собирался вплотную заняться иксийцами, хотя ни у одного из них до сих пор не обнаружилось даже зачатков магических способностей. Он не сказал, куда направится отсюда, но, на самом деле, выбор у него невелик, не так ли? Скорее всего, он пойдет в Катуру.

После первых же слов Онеллы Ауум почувствовал, как его одолевают дурные предчувствия. И стоило ей упомянуть прибежище свободных эльфов, как он вдруг осознал всю тяжесть надвигающейся катастрофы.

— Ничего удивительного, что они не стали наносить удар по храму, — прошептал он. — В том не было необходимости.

— Ауум?

— Его предали, — пояснил Ауум. — Он приведет их прямиком в Катуру. Мы должны остановить его, иначе он погубит всех нас.

Он полагал, что проследить путь Такаара будет несложно. Или, точнее, найти следы тех, кто ушел с ним, поскольку опытному глазу это сделать столь же легко, как и услышать стаю обезьян-ревунов в поисках самки.

В поисках принимали участие пятнадцать звеньев, но прошло два дня, а они ничего не обнаружили. Совершенно ничего. Ни случайного отпечатка сапога, наполненного дождевой водой, ни оборванной лозы или оцарапанного ствола дерева. Ни золы от костра, ни нитки одежды, ни даже следов испражнений. Такаар должен был вести учеников на юг, но даже если он переправился с ними через Икс или направился к двум другим великим рекам, Орре и Шорту, то Тай должны были обнаружить их следы на земле.

Создавалось впечатление, что Такаар и его ученики растворились в воздухе.

Ауум понимал, что его поступок вызван отчаянием и безысходностью, но не смог удержаться, чтобы не влезть на вершину дерева в последней надежде обнаружить дым от костра. Раскинувшийся перед ним пейзаж пологими волнами уходил на север, к Аринденету и Исанденету, и многочисленные столбы дыма пятнали горизонт. Больше всего их было в районе Икс, где армия людей двигалась вдоль русла реки, скорее всего, идя по следу эльфа, которого он никак не мог отыскать.

В небе, среди парящих огромных орлов, украшающих своим присутствием владения Гиал, крошечными точками виднелись маги. Тяжелые тучи собирались на востоке, среди дымов, означающих, что и другие армии людей углубились в лес. Корсаар, несомненно, доложит ему об их численности, когда вернется.

А вот на юге, там, где рука Инисса погладила землю, образовав долины, горы, кряжи и утесы, не было вообще ничего. Красота тамошних мест оставалась девственно нетронутой и чистой.

— Где же ты, Такаар?

Ауум напряг слух, ловя знакомые звуки, раздающиеся позади и слева. Он слушал, как они приближаются, не поворачивая головы. Вместо этого Ауум выпрямился во весь рост и замер в неподвижности на самой высокой ветке, без усилий сохраняя равновесие и не обращая внимания на ветер, который трепал и рвал его одежду. Раскинув руки в стороны, он сделал глубокий вдох.

Едва слышимый шелест воздуха превратился в хлопанье невидимых крыльев, становившееся все громче по мере приближения. Ауум стремительно присел, и над самой его головой пронесся маг. Архонт увидел, как человек на сотканных из теней крыльях завис и стал парить в воздухе примерно в двадцати ярдах от него.

— Ты уже никогда не научишься летать, остроухий, — невыразительно и монотонно проговорил маг, как всегда получалось у людей, когда они переходили на эльфийский. — Это дарит такое ощущение свободы, что, готов держать пари, ты отдал бы за него все на свете.

— Я предпочитаю великолепие травяного покрова, — ответил Ауум, вновь выпрямляясь и опустив руки вдоль тела. — А ты вторгаешься туда, где имеет право ступать только Гиал.

— Что ж, когда я увижу Гиал, то принесу свои извинения.

Ауум улыбнулся.

— Бога могут увидеть только мертвые.

— В таком случае ему придется немного подождать.

— Ей, — поправил его Ауум. — Но я отправлю тебя к ней.

Стремительным движением он выхватил метательный полумесяц из мешочка на поясе и отправил его в полет. С протяжным стоном рассекая воздух, сюрикэн угодил магу в живот чуть ниже пояса. Тот закашлялся, схватился за рану и согнулся пополам, когда его крылья вдруг растаяли, словно туман на заре. Он дико закричал и рухнул вниз, ломая ветки.

Ауум стал быстро спускаться, подозвав Улисана и отправив его на поиски тела мага. Последние тридцать футов, отделявшие его от земли, он пролетел, спрыгнув с нижней ветки, и помчался к своему Тай, который обозначил свое местонахождение криком дроздовой мухоловки. Маг переломал себе все кости, лицо его заливала кровь, но он упорно цеплялся за жизнь.

— Все-таки лучше твердо стоять на земле, — обратился к нему Ауум. — Не так высоко падать.

Маг закашлялся, и на губах у него выступила кровавая пена. Ауум видел, что грудная клетка у него буквально вдавлена, а одежду прорвали обломки ребер. Руки его по-прежнему сжимали метательный полумесяц. В конце концов приступ миновал.

— В следующий раз я буду иметь это в виду, — прохрипел маг, захлебываясь кровью.

— Что ты искал? — спросил Ауум. — Говори, и я помогу тебе перейти в мир иной, чтобы ты мог попросить прощения у Гиал, если Шорт дарует тебе такую милость.

Маг лежал на земле изломанной кучей костей, в окружении ТайГетен, которые не сделали попытки облегчить его участь. Улисан стоял рядом с Элисс. Посмотреть на добычу Ауума подошла и Фалин со своей тройкой. Глаза мага затуманились; ему уже было трудно дышать.

— Мой конец и так уже близок. Я ничего тебе не скажу. А вот добрый совет дам.

Ауум подождал, пока маг справится с очередным жестоким приступом кашля. Когда он миновал, стало ясно, что нового ему уже не пережить.

— Ваш лес бесконечно красив. Поздравляю вас, вы сделали правильный выбор дома. Но теперь он принадлежит нам. Забирай своих людей и уходи отсюда, иначе Истормун попросту сотрет вас с лица земли. Ничто не сможет его остановить.

Ауум присел рядом с магом на корточки.

— Мы знаем, что вы ищете Такаара, и знаем, куда, по-вашему, он вас приведет. — Ауум заметил, как глаза мага округлились от удивления. — Но мы найдем его первыми, а ваши армии будут ходить кругами до тех пор, пока мы не убьем всех, до последнего солдата. Вам никогда не отыскать Катуру; во всяком случае, до тех пор, пока в лесу остается хотя бы один эльф.

— Молись своим богам, если они у тебя есть. Пусть Шорт явит тебе каплю милосердия. А теперь я хочу забрать обратно свой метательный полумесяц. Похоже, он очень острый, и еще мне пригодится.

С тела мага они сняли два кинжала и его легкий плащ. Забирать остальное смысла не имело, а труп они оставили для возвращения. Ауум привел своих Тай к водопаду и озеру, где они выкупались, поели и помолились под слезами Гиал.

Ауум подождал, пока они вновь не соберутся все вместе, и только тогда заговорил.

— Ауум?

— Я не верю, что он исчез бесследно. Тридцать или около того иниссулов должны сильно замедлить его продвижение. Когда мы выступили в путь, он опережал нас всего на два дня. Он наверняка использует магию, чтобы запутать следы… отчего нашим врагам будет куда легче обнаружить его. Мне нужно решение.

— Ты думаешь, он осознанно ведет их? — осведомился Улисан.

Ауум задумчиво почесал лоб.

— Нет. Он может быть кем угодно, но только не предателем. Но и нам не поверит тоже, что здорово усложняет нашу задачу. Ты все еще разговариваешь с Сикаантом?

Улисан покачал головой.

— Он уже много лет водит дружбу с Серрином, и его обращение приняло уже необратимый характер.

— Они нужны нам, — заявил Ауум. — Как их найти?

— Надо идти к Икс. Подобраться поближе к врагу, и тогда они сами нас найдут.

— Это — шаг назад, Улисан. Не может быть, что Такаар пошел на север.

— Есть и еще одна причина. Нам нужно подстраховаться на тот случай, если мы не найдем Такаара.

Ауум покачал головой.

— Тот день, когда я задумаюсь над обороной Катуры, станет днем нашего конца.

Улисан помолчал, явно обдумывая то, что хотел сказать.

— За все годы, что я тебя знаю, ты никогда не терял надежды.

Ауум тряхнул головой, сознавая, что только что высказал вслух свои самые сокровенные страхи.

— Иногда трудно сохранять веру, когда со всех сторон враги, а те, кого мы считали друзьями, ополчаются против нас. Если Инисс испытывает нас, то он ниспослал нам самое тяжкое из возможных испытаний. Как мы можем победить, Улисан? Нас — пятьдесят один воин против нескольких тысяч, и у них имеется могучее оружие. Если Лизаэль права, то гвардии Аль-Аринаар больше не существует. Такаар сбежал, унеся с собой все наши магические возможности, и теперь он, словно маяк, указывает нашим врагам путь к Катуре. А Обращенные отныне сражаются не за дело эльфов, а ради леса и Туала.

— Я не оставил надежду, Улисан, но мне все труднее поддерживать ее. Каждый новый день утекает, словно вода сквозь пальцы. Я пытаюсь поймать ее, но она всякий раз ускользает от меня.

— Мне очень жаль.

Улисан положил руки Аууму на плечи.

— Почему? — негромко спросил он. — Потому, что мы не можем оставаться равнодушными и не представляем себе жизни безо всего, что любим. Это лишь делает тебя одним из нас, Ауум. И от этого я чувствую себя счастливым, потому что ты станешь сражаться еще отважнее, чтобы спасти нас. За это мы тебя и любим… и потому ты должен позволить нам разделить с тобой твою ношу.

— Мы — ТайГетен. Перед лицом Инисса мы едины.

Собравшиеся вокруг воины негромким гулом выразили свое согласие.

Ауум улыбнулся.

— Я был неправ, когда позволил отчаянию завладеть моим сердцем. Простите меня.

— Нам нечего прощать, — ответил Улисан. — А надежда есть всегда. Мы должны воззвать к Бииту, Туалу и Аппосу, а потом правильно воспользоваться полученными от них дарами. Использовать лес. Ничего не пропустить и не забыть.

Ауум, не отрываясь, смотрел на Улисана, проклиная себя за слепоту.

— И мы не должны доверять никому, кроме ТайГетен, — закончил он, все еще отказываясь верить той догадке, которая только что осенила его. — Я знаю, где он.

Глава 15

Инисс и Туал недолюбливали друг друга. Туал бросил вызов Иниссу, провозгласив себя отцом эльфов и всего живого. Но Инисс лишь рассмеялся в ответ, и на звук его голоса к нему сбежались все живые существа. «Вот ваш отец, — сказал Инисс. — Имя ему Туал, и его любовь всегда будет утешать вас. Но я — отец Туала. Я — отец всего мира».

Арин-Хиил

— Где он прячется? — требовательно вопросил Ауум.

Он сам, Элисс и Улисан бежали без сна и отдыха, не останавливаясь даже ради того, чтобы поесть и вознести молитву. Оставшиеся ТайГетен разделились, чтобы найти Обращенных, и двинулись навстречу двум вражеским армиям.

Онеллу они нашли под куполом храма, где она стояла на коленях перед величественной статуей Инисса. Здесь же находились и другие жрецы, занятые подготовкой к службе. Ауум жестом показал Элисс и Улисану, чтобы они были наготове и не дали кому-либо помешать ему прервать ее молитвы.

Онелла резко вздрогнула, когда совсем рядом с нею раздался голос Ауума, но осталась стоять на одном колене, прижав одну ладонь к каменному полу, а другую обратив к крыше купола. Она встала только после того, как закончила молитву, отряхивая платье. Затем она повернулась к нему, и Ауум понял, что она потрясена до глубины души.

— Что ты здесь делаешь, Ауум? В лесу идет война, ты сам говорил мне об этом.

— Где он?

— Кто?

— Не оскорбляй меня, изображая невежество. Ты уже и так наговорила мне много лжи. А ведь я верил тебе, Онелла. И теперь тебе просто нет смысла лгать: где Лизаэль?

— Вчера она вернулась в Лошаарен. Там подрастают ее ученики и последователи. Вскоре после того, как ты отправился на поиски Такаара, Обращенные отвели туда же и семьдесят освобожденных эльфов.

— Значит, некоторые из наших предполагаемых союзников действительно сражаются на нашей стороне, — сказал Ауум. — В отличие от тебя. Это ведь ты заставила нас потратить целых два дня на поиски эльфа, который вообще не покидал Аринденета. Ведь он по-прежнему здесь, не так ли? Мы не смоглинайти его следы по той простой причине, что их не существует в природе.

— Ауум, клянусь, что не знаю…

— А вот теперь твои слова для меня почти ничего не значат. Знаешь, мне ведь понадобилось немало времени, чтобы понять, где — правда, а где — ложь. Как идиот, я решил, что враги не обращают внимания на Аринденет, потому что преследуют Такаара. Но потом они остановились, и я лишь с запозданием сообразил почему. Потому что если Такаара не было в Аринденете два дня назад, то он наверняка вернулся сюда сейчас. И знаешь, как я догадался об этом? Потому что Аринденет уже известен людям, и это — совсем не то место, которое они ищут. Значит, они ждут, когда он сделает первый шаг и уйдет отсюда. Они предоставили ему видимость свободы, зная, что он приведет их прямиком в Катуру. Он предаст нас всех. Итак, Онелла, я даю тебе последний шанс. Где он?

Шестеро жрецов, двумя группами собравшиеся по обеим сторонам бассейна перед Элисс и Улисаном, явно занервничали. Ауум окинул их внимательным взглядом, после чего вновь требовательно уставился на Онеллу. Лицо женщины жалобно сморщилось, нижняя губа задрожала.

— Ты должен дать ему шанс поступить по-своему, Ауум. Пожалуйста. Он спасет эльфов, а не предаст их.

— Элисс, Улисан, обыщите храм. Открывайте каждую дверь и заглядывайте во все углы. Ступайте, я догоню вас. — Ауум не отрывал взгляда от лица Онеллы. — Не заставляй меня зря терять время. Говори.

Онелла покачала головой.

— Он должен добраться до Катуры раньше людей. Мы не можем рисковать новыми учениками Иль-Арин.

— Он не просто рискует ими, он их погубит. Неужели ты этого не понимаешь?

Ауум развернулся и обежал бассейн, расталкивая жрецов в стороны и направляясь к анфиладе комнат, часовен и молитвенных келий.

— Не смей причинять ему вред! — крикнула ему в спину Онелла. — За ним — наше будущее! Он спасет нас! Мы не позволим тебе остановить его.

В храме зазвучали рассерженные голоса. Жрецы и послушники попытались помешать Элисс и Улисану. Ауум услышал раздраженный рев Улисана, за которым последовал протяжный скрип петель и громкий удар двери об стену. Ауум поспешил к нему на выручку.

— Тот, кто укрывает Такаара и адептов Иль-Арин, действует в интересах наших врагов, во вред всем эльфам, — громко сказал он. — Разойдитесь.

Посередине центрального прохода стояла старшая помощница Лизаэль, по бокам которой выстроились послушники, перекрывая проход. Ауум хорошо знал ее. Она была старейшиной клана Инисса, предпочитая брить голову наголо, нежели демонстрировать себе и окружающим свои изрядно поседевшие волосы. Лицо ее покрывала сеточка глубоких морщин, да и зрение уже давно оставляло желать лучшего. Сколько тысяч лет она прожила, чтобы теперь, на старости лет, столкнуться с такими испытаниями?

— Своими действиями ты оскорбляешь Инисса. Сойди со своего пути, Ауум.

— Ты здесь ни при чем, Айнаэра, — ответил Ауум. — Гостеприимство и щедрость Лизаэль позволили ученикам Иль-Арин жить и практиковаться здесь. Но ее доверие было подло обмануто. Не прячь Такаара, руководствуясь неправильно понятым чувством лояльности и дружбы.

— Верующие заняты молитвами и пребывают в мире и покое в тех самых комнатах, двери в которые ты желаешь распахнуть настежь. У тебя нет права мешать им.

— Тогда скажи мне сама, где он, — возразил Ауум. — У меня нет никакого желания мешать искренне верующим. Но я — архонт ТайГетен. На меня возложена обязанность защищать лес и всех, кто обитает в нем. А Такаар сейчас превратился в угрозу для нашего дальнейшего существования.

— Я не предам его. Клянусь тебе, что в этом храме его нет, — ответила Айнаэра. — Его благословила Икс. Он обладает способностями, которые может пробудить во многих эльфах, а Икс — дочь Инисса, который правит всеми нами. Разве есть более благородный путь, чтобы идти по нему?

— В таком случае духовенство тоже действует вопреки здравому смыслу, — негромко ответил Ауум. — Уйди с дороги, Айнаэра, иначе мне придется отодвинуть тебя силой. Тай.

Элисс и Улиан встали по обеим сторонам Ауума. Оружие оставалось в ножнах, но угроза от этого не стала менее явной. Айнаэра, не дрогнув, встретила взгляд Ауума, и он понял, что за долгие столетия женщина отнюдь не растеряла силы духа. Она не двинулась с места, и тогда Ауум заговорил вновь.

— Мы оба — слуги Инисса. Моя вера не запачкана обещанием нового оружия, и я не отойду в сторону, чтобы позволить сомнительному занятию привести наших врагов прямиком в Катуру. — Он помолчал. — Его магия оставляет след, который видят люди. В лесу их сейчас собрались многие тысячи, ожидая, пока он не покажет им дорогу. Но трагедия заключается в том, что ты, как и он, в это не веришь, не правда ли? Отойди в сторону.

— Даже если бы я поверила тебе, его миссия от этого станет лишь еще важнее. Доверься мне сейчас, — ответила Айнаэра. — Сойди с этого пути. Возвращайся в лес. Сражайся так, как умеешь. Не иди дальше. Я не могу отступить.

— Что ж, мне очень жаль, — сказал Ауум. — Да простит меня Инисс. Тай, вперед.

Ауум шагнул вперед. Из уважения к ней он не тронул жрицу, а лишь вклинился плечом между Айнаэрой и ее сподвижниками, чтобы проложить себе дорогу. Один из жрецов положил руку ему на плечо, и Ауум развернулся, глядя прямо в глаза молодого иниссула.

— Твоя честь, какой бы она ни была, осталась незапятнанной. Правда, пользы она тебе не принесет, — сказал он. — Твоя рука касается моей рубахи. Отпусти ее, или я уберу ее сам.

Ауум двинулся дальше, ощутив, как пальцы молодого жреца разжались. Он зашагал к задним дверям, знаком показав своим Тай продолжить поиски в храме. Ему было очень плохо. Он чувствовал себя преданным теми, кто стоял во главе его веры. Похоже, одну лишь Лизаэль не убаюкали речи Такаара. Но самое плохое заключалось в том, что они не станут прислушиваться к голосу разума.

Задние двери храма были закрыты и заперты на засов. За его спиной центральный проход заполонили храмовые служители, жрецы и послушники, плотной массой двигаясь вслед за одиноким звеном ТайГетен. Он слышал крики, призывающие его устыдиться и образумиться, обвиняющие его в том, что он пошел против своего бога. Он слышал угрозы страшной мести со стороны Инисса, Иль-Арин и всей эльфийской расы.

— Мы пытаемся спасти наш народ, и вот чем он нам платит, — обратился он к своим Тай. — Он где-то здесь, не так ли?

Ауум отпер и распахнул двери храма, выходящие в деревню, и вышел на свет.

— Знаешь, а ведь я, если захочу, пришпилю тебя и твоих драгоценных воинов к стенам храма и стану медленно выжимать из вас все соки, пока вы не начнете молить меня о пощаде, — сказал Такаар.

— Ну так сделай это, — ответил Ауум. — И увидишь, сколь слабы твои последователи.

Больше всего на свете Такаар обожал театральные эффекты. Так было всегда, начиная с его выдающегося и трагического падения и заканчивая подъемом к некоему подобию чести и уважения. Вот и сейчас он стоял посреди деревни, а его сторонники Иль-Арин полукругом расположились за его спиной. Храмовые работники небольшими группами стояли чуть в стороне или выглядывали из полуоткрытых дверей своих домов.

— Что ты здесь делаешь, Ауум? Мне казалось, мы сказали друг другу все, что нужно, на окраине Исанденета.

Ауум отошел на несколько шагов от храма, радуясь тому, что те, кто столпился позади, могут выйти на улицу и услышать все, что будет сказано. Элисс и Улисан следовали за ним по пятам. Улисан смотрел во все стороны сразу, внимательно обшаривая взглядом толпу в поисках скрытой угрозы. Элисс безостановочно потирала руки, а дыхание девушки было мелким и учащенным.

— Твой большой друг-человек предал тебя, Такаар. Гаран отправил тебя в Катуру только для того, чтобы ты привел к ее вратам врагов. Ты играешь роль светлячка, указывающего им путь в темноте. И твой свет притянет огонь и лед. И обрушит человеческую сталь на головы беспомощных и невинных. И обратит весь ужас магии на наш народ. Это станет концом эльфийской расы.

Такаар зааплодировал, медленно и с подчеркнутым презрением хлопая в ладоши.

— Пожалуй, тебе бы стоило приберечь подобные речи для своих людей. Очень впечатляюще, Ауум, но в твоих словах, как я с грустью и ожидал, нет ничего, кроме лжи и запугивания.

— Запугивания? — Ауум кивнул на Икс. — Что ты сказал им, Такаар? Что там нет никакой армии, марширующей вдоль берегов нашей великой реки? Что вторжение в лес вовсе и не начиналось? Они уже здесь, и они следуют за почерком твоей магии. А хуже всего то, что ты намерен привести их туда, куда они более всего стремятся попасть.

Но Такаар остался совершенно невозмутим. В его глазах не было характерного смятения, свидетельствующего о том, что он вновь затеял ссору со своим вторым «я». Его жесты были скупыми и уравновешенными. Ауум привык видеть в мучителе Такаара кого-то вроде временного союзника; но если они в кои-то веки придут к единому мнению, его задача усложнится стократ.

— Ни один эльф не станет отрицать угрозу, с которой мы столкнулись, — заявил Такаар. — Своими предположениями ты оскорбляешь и меня, и всех тех, кто стоит рядом со мной. Именно потому, что по лесу идет маршем армия людей, Инисс и возложил на меня задачу создать силу Иль-Арин, способную защитить нашу расу. А достижение ее стало возможным только потому, что Гаран, друг всех эльфов, указал мне путь. Он указал мне на наши ошибки, потому что хочет, чтобы мы выжили. Эльфы должны благодарить его, а не проклинать, как это делают ТайГетен.

Толпа вокруг них жадно внимала каждому слову Такаара. Речь его то и дело прерывалась возгласами одобрения и обвинениями в адрес ТайГетен. Аууму совсем не нравилась атмосфера почти религиозного экстаза, постепенно накалявшаяся вокруг них.

— Воевать нужно сегодня, Такаар. Скажи мне, сколько времени понадобится для того, чтобы сделать из эльфа мага, достаточно сильного для того, чтобы противостоять человеческой мощи? Двадцать лет? Тридцать? Больше?

— Можно строить будущее, сражаясь за настоящее.

— Такаар, — продолжал Ауум. — Я знаю, что ты — не предатель и что ты искренне веришь в то, что поступаешь правильно. Ты можешь и дальше идти своим путем с моего благословения, но только не попадайся мне на глаза. Но не делай этого, отправившись в Катуру за новыми учениками.

Такаар ответил не сразу. Несколько мгновений он молчал, нахмурившись, а потом сердито отмахнулся, глядя направо.

— Я сам справлюсь, — прошипел он. — Я не стану раньше времени рассказывать о своих планах всем и каждому.

— Выходит, еще кое-кто согласен со мной, не так ли? — поинтересовался Ауум.

Взор Такаара, устремленный на Ауума, был полон ярости.

— С тобой согласны лишь твои подхалимы, — буквально выплюнул он низким и хриплым голосом. — И ты, и я знаем, что враг все равно придет в Катуру, это лишь вопрос времени. А когда они обнаружат город, то войдут в него без помех, потому что в нем нет уже ни силы, ни воли, чтобы драться с ними. Вот почему я пойду туда, чтобы спасти тех, кто станет грядущей основой нашей расы: иксийцев, сефан, орранов и гиалан. Я не допущу, чтобы они рассеялись по лесу. Что касается остальных обитателей Катуры, то пусть они молятся своим богам и вверяют свои души Шорту, потому что это — единственное место, где они могут рассчитывать на милосердие.

В толпе зазвучали молитвы по падшим душам в Катуре, и Ауум вдруг обнаружил, что и сам пробормотал несколько слов, прежде чем сделать попытку вновь воззвать к голосу разума.

— Такаар, я слышал твои слова, а теперь и ты выслушай меня. Возвращайся в Верендии-Туал. Как никто другой, ты знаешь, как можно спрятаться там. Возьми с собой своих адептов и продолжи их обучение искусству Иль-Арин. Отправляйся туда с благословения и ТайГетен, и всех, кто следует по пути Инисса. Ты можешь рассчитывать на наше покровительство. Я же постараюсь защитить Катуру и лично приведу к тебе твоих учеников. Я гарантирую их безопасность.

— Я не доверю выполнение этой задачи никому, — отрезал Такаар.

Ауум обратился к толпе.

— Неужели вы действительно верите ему? Или вы не понимаете, к чему приведут его поступки? Тысячи умрут ради того, чтобы в живых остались несколько десятков. Как вы можете поддерживать его, зная, что он совершает преступление?

По толпе прокатился глухой ропот, и кто-то возвысил свой голос, который перекрыл остальные.

— Он не совершает никакого преступления. Это люди — преступники. Такаар же стремится лишь спасти эльфов.

— Но ведь он… — начал было Ауум, но толпа грозно зашумела, выражая свое одобрение говорившему, и его слова лишь потонули бы в поднявшемся ропоте. Он обвел взглядом собравшихся эльфов и покачал головой, словно отказываясь поверить своим глазам.

Затем он скосил глаза сначала в одну сторону, а потом в другую, и его Тай согласно кивнули, показывая, что они с ним.

— Такаар, не знаю, как тебе удалось убедить их в своей правоте, но я не буду стоять в стороне, позволяя тебе вонзить человеческую сталь в горло эльфов. — Ауум двинулся вперед, пока не оказался в пяти шагах от Такаара. Достаточно близко, чтобы тот не пытался ударить заклинанием. — Я вынужден арестовать тебя и взять под стражу. Тебя будут содержать там, где ты никому не причинишь вреда и откуда, если люди и дальше последуют за тобой, ты уведешь их далеко в сторону от тех, кого я поклялся защищать. А если ты или кто-либо из твоих сторонников Иль-Арин попытаются достичь Катуры, то ТайГетен придется убить тебя для защиты нашего народа.

Хотя его слова не могли стать сюрпризом ни для кого из той сотни с лишним собравшихся, что слушали его, толпа дружно ахнула, а потом вновь глухо и недовольно зароптала. Такаар же блаженно улыбнулся и раскинул руки, словно собираясь обнять их всех.

— А этих людей вы убьете тоже? Этих iads и ulas, которые посвятили себя служению Иниссу и увидели путь к спасению?

Ауум повысил голос, чтобы его было слышно во всех концах деревни.

— Те, кто последуют за тобой в Катуру, заблуждаются, представляя собой угрозу для всех эльфов. Никто из них не сможет устоять против ТайГетен. А если попробуют, то провозгласят себя врагами всех эльфов, и да, мы убьем их.

— Вот этого я и боялся, друзья мои, — провозгласил Такаар в манере древних ораторов Хаусолиса. — Те, кто поклялся защищать нас, напротив, уже готовы поднять на нас руку. Но, к счастью, я нашел истинных защитников эльфийской веры.

И он хлопнул в ладоши. Ауум оцепенел. Именно ТайГетен были истинными защитниками веры — неужели Такаар уговорил какое-то звено присоединиться к нему? Двери четырех домов в самом сердце деревни отворились, и Ауум уже приготовился схватиться с предателями-ТайГетен, хотя каждая клеточка в его душе кричала, что только в кошмарном сне Такаару мог удаться его замысел.

Из домов вышли пятнадцать фигур. Они были одеты в серые накидки, лица их закрывали тряпичные маски, а вооружены они были копьями с длинными лезвиями — ikari. Они выстроились в ряд между Такааром и ТайГетен, образовав барьер, и Ауум сразу же понял, что его ему не преодолеть.

— Сенсерии, — выдохнул он. — Этот ублюдок где-то разыскал Сенсерии.

Элисс, стоявшая за его спиной, приготовилась к бою. Пятнадцать ikari перед ними дружно качнулись вперед и вверх; Сенсерии готовы были броситься в атаку. Ауум поднял руку.

— Элисс, нет. Они убьют тебя, — сказал он.

— Наконец-то он заговорил как здравомыслящий человек, — провозгласил Такаар и захихикал, как мальчишка. — Ты плохо учила историю, Элисс, любовь моя. Кто преподаст ей урок, Ауум, ты или я?

Ауум ощутил, как в душе у него поднимается волна гнева, и с трудом взял себя в руки. Он ткнул пальцем в Такаара и шагнул вперед, намереваясь пройти между двух Сенсерии. Клинки ikari с лязгом скрестились у него перед лицом.

— Ауум! — прошипел Улисан. — Элисс, оставайся на месте. Я видел их в действии. Все, что ты читала о них, — правда.

Ауум не двинулся с места. Не поднял он и головы, чтобы взглянуть на двух Сенсерии перед ним.

— Я знаю тебя, Гильдерон, — негромко сказал он. — Я знаю всех вас и уважаю ваши умения. Вы знаете меня. Не нужно доводить дело до смертельной схватки между элитными воинами эльфийской расы. Вы нужны нам, чтобы вместе сражаться против людей. Вы слышали, что Такаар не должен попасть в Катуру. Дайте мне пройти, и я не причиню ему зла.

Они не обронили ни слова, на их лицах не дрогнул ни один мускул, они вообще ничем не показали, что слышали его, поняли или согласятся на его просьбу. Ауум задумчиво потер рукой подбородок. Ему отчаянно хотелось крикнуть им в лицо, что они заблуждаются и что Такаар одурачил их всех, но при этом он понимал, что это было бы напрасной тратой времени. Такаар собирался обрушить лавину человеческой стали и магии на Катуру, и Аууму предстояло рискнуть жизнями всех ТайГетен, чтобы не допустить этого.

— Да будет так, — прошептал он.

Ауум сделал шаг назад, развернулся спиной к Сенсерии и знаком показал своим Тай следовать за ним. Обогнув угол храма, он вбежал в лес. У первого же ручья он остановился, чтобы умыться и сполоснуть руки.

— Как только Такаар направится к Катуре, туда же двинутся и наши враги. Мы должны быть готовы.

Улисан согласно кивнул, но Элисс мотнула головой в сторону Аринденета.

— Почему ты не вышел через храм? Мы должны были помолиться. Я очень хотела вознести там молитву.

Но Ауум покачал головой.

— Инисс больше не слышит молитв, что звучат там. До тех пор, пока Аринденет не пройдет обряд повторного освящения, он перестал быть нашим храмом.

Глава 16

Одним из самых сокрушительных и трагических последствий порабощения эльфов и предательства Ллирон, Верховной жрицы Шорта, стало исчезновение и предполагаемая смерть Джуйджуена, наставника и учителя Сенсерии. Пожалуй, это был первый смертельный удар, невольно нанесенный рукой человека.

«Путь падения», Пелин, архонт гвардии Аль-Аринаар, губернатор Катуры

На бескрайних просторах леса спрятаться было негде. Ауум бежал, как никогда раньше, мысленно пытаясь выработать стратегию поведения и отчаянно цепляясь хотя бы за тень надежды. И то, и другое оказалось одинаково сложным. Зов прозвучал, ТайГетен собрались вместе. Для некоторых из них этот раз должен был стать последним.

Через два дня после недолгой заминки у храма, армия, вставшая лагерем по берегам Икс, вновь пришла в движение, и Ауум понял, что Такаар отправился в путь.

ТайГетен разделились. Пятнадцать звеньев, включая тройку Ауума, будут продолжать терзать мелкими нападениями войско, идущее вдоль Икс, а две оставшиеся тройки под командованием Корсаара должны будут препятствовать армии, вышедшей из Денет-Барина, которая, согласно полученным данным, двигалась вдоль реки Шорт.

Ауум старался не думать об огромных силах, отправленных Истормуном в лес, и малочисленности рядов обороняющихся. Разумеется, Улисан был прав, когда говорил, что эльфы должны воспользоваться преимуществами родной земли. Но пока что единственной хорошей новостью, которую он услышал от Онеллы, стало известие о том, что Обращенные продолжают атаковать людей в попытке освободить рабов. Ауум предпочел бы разработать с ними стратегию совместных действий, но подобная перспектива представлялась маловероятной.

Враг прошел через Олбек-Райз пешим порядком. Двенадцать барж отставали на полдня. Солдаты и маги не покидали палубы, а на ночь суда вставали на якорь посередине реки.

Сумерки уже сгущались, когда Ауум, наконец, догнал звенья Меррат и Графирра примерно в миле к северу от передовых частей противника. Зарядил нудный мелкий дождь, который наверняка будет идти всю ночь, отчего разбивка лагеря должна была превратиться для армии вторжения в долгое и неблагодарное дело. Девять ТайГетен взобрались на нижние ветви огромного баньяна, укрывшись под его широкими листьями, и устроили военный совет.

— Каков у них процент естественной убыли? — поинтересовался Улисан.

— Бытовые условия у них отвратительные, — сказала Меррат. — Многие спят прямо на земле, и мы видели множественные укусы паразитами, заражения и инфекции. Проблема в том, что маги, очевидно, способны справиться с большинством напастей, поэтому я не думаю, что мы можем надеяться на то, что мелкие творения Туала сильно нам помогут.

— Хорошо, давайте подумаем, как нанести им наибольший урон во время отдыха. Я не хочу рисковать и устраивать открытое нападение прямо сейчас. Лучше предпринять скрытную диверсию, которая поддержала бы усилия Обращенных. Мы можем устроить массовое отравление, например? Что-нибудь такого масштаба, что свело бы на нет усилия магов. Передаваемая через воду зараза представляется наиболее очевидной, но мы не можем позволить себе отравить водную артерию.

— Они кипятят всю воду для питья и даже бурдюки и меха наполняют ею. Они учатся на собственном горьком опыте и стараются соблюдать максимальную осторожность, — сказала Меррат. — Так что и здесь на особый успех рассчитывать не приходится.

— Как насчет запасов провианта? — осведомилась Элисс.

— Они питаются преимущественно рыбой, — сказал Нианн, который вместе с Иссет составлял звено Меррат. Нианн был молодым ТайГетен, одним из новичков, которым еще предстояло стать полноправными воинами. — Самые храбрые ходили на охоту. Во всяком случае, так было до последнего времени. Но прошлой ночью Обращенные вернули охотников к периметру лагеря по частям. Правда, они несут с собой большое количество сушеных продуктов. Все это добро погружено на баржи в бочках и ящиках. Что представляется вполне разумным, на мой взгляд.

Ауум ненадолго задумался.

— Хорошо. Вот что мы сделаем: выбранный маршрут должен неизбежно привести их в долину Халиат-Вейл, то есть прямо мимо аппосийцев вглубь материка и дальше к Катуре. Я хочу, чтобы здесь собрались все оставшиеся звенья, включая твое, Граф. Назначаю тебя ответственным за подготовку местности и лесного покрова к обороне. Используй все, что только возможно. Ты знаешь, как аппосийцы любят подраться, а Шрам — превосходное место для засады.

Графирр согласно кивнул.

— Ну, а мы…

Ауум улыбнулся.

— Идем «купаться».

— Никто не порезался? — спросил Ауум.

— Скоро узнаем, — отозвалась Меррат. — Здесь полно крокодилов и пираний, которые с радостью примчатся на запах. А вообще, Ауум, ты выбрал такой участок Икс, который буквально кишит ими.

Стояла глухая полночь. Дождь немного ослабел. Ауум, Элисс и Улисан сидели на берегу вместе с Меррат, Нианном и Иссет, щедро покрывая свои тела толстым слоем снадобья, сваренного из вербены, листьев винограда и толченых клубней. Оно должно было отбить в воде их запах и скрыть порезы. Для того чтобы проплыть вниз по течению, эта мера предосторожности вполне годилась, а вот для возвращения на берег выглядела уже далеко не столь надежной.

— Биит оказался не слишком любезен, — заметила Элисс. — Эта гадость чешется, как личинка мухи под кожей.

— Но, по крайней мере, ты знаешь, что она прилипла, — жизнерадостно откликнулся Улисан.

— А что она делает еще? — поинтересовалась Элисс, лучшая пловчиха из всех.

— Портит цвет лица, — сказала Иссет. — Потом тебе понадобится крепкая настойка померанцевой травы и мирциарии[29], чтобы избавиться от красных пятен на коже.

— Утешила, нечего сказать, — проворчала Элисс. — Немного найдется в мире вещей, которые я ненавижу сильнее померанцевой травы. Пожалуй, я все-таки предпочту походить с пятнами.

Ауум не возражал против их болтовни. После того, как он изложил им свой план, воцарилось недолгое молчание, за которым последовали бурные возгласы одобрения и истовые молитвы. И вот сейчас они находились не далее чем в двухстах футах от носа первой баржи. Все двенадцать из них стояли на якоре кормой по центру судоходного фарватера.

Огни барж и свет от многочисленных костров во вражеском лагере на берегу раскрашивали ночь в диковинные мерцающие цвета. Яркие точечки огоньков на мгновение гасли, когда их заслоняли фигуры людей, проходивших перед фонарями и факелами. Звуки армии, располагающейся на отдых, плыли над рекой вместе с ароматами готовящейся еды и нечистыми запахами людей. Визг оружия о точильные камни напоминал крик лесной ящерицы, заглушая треск и шипение сырого дерева и разговоры людей.

Ауум осторожно нанес слой вербеновой мази на лоб Элисс, покрыв ею корни ее коротко стриженных волос, после чего принялся за нос и щеки, не оставляя нетронутым ни клочка кожи.

— Закрой глаза, — попросил он. Намазав веки, он принялся втирать снадобье в уголки глаз. Она поморщилась. — Извини. Все, готово.

Элисс открыла глаза и улыбнулась.

— Теперь твоя очередь.

— Жду не дождусь, — проворчал Ауум, покорно зажмуриваясь и подаваясь вперед.

Выбранный ими яд лежал у их ног: грибы-черноголовки, аккуратно срезанные и высушенные на скрытом огне, а потом и измельченные, чтобы легче рассыпать получившийся порошок. Ауум понятия не имел, способна ли человеческая магия победить действие их страшных токсинов, но сама идея вызвать обширные желудочные колики, резкую боль, сходную с той, что бывает при вспарывании живота, в сочетании со рвотой, кровавым поносом и отказом почек, пусть даже и временным, должна была дать Обращенным лишнюю возможность нанести удар и выиграть для ТайГетен еще немного драгоценного времени.

Когда Элисс закончила, Улисан пересыпал ядовитый грибной порошок в два кожаных мешочка. Один он швырнул Меррат, а второй протянул Аууму.

— Плыви, держа руку над водой.

— У меня есть идея получше, — отказался Ауум.

Они плыли медленно и осторожно, без всплесков, спрятавшись среди речного мусора, который река безостановочно выносила от водопадов Сератон-Фоллз, расположенных в нескольких сотнях миль к югу. Ауум и Меррат водрузили свои мешочки поверх кучи спутанных виноградных лоз и веток.

Приблизившись к первой барже, Улисан и Элисс затаились в тени ее корпуса. Звено Меррат направлялось к восьмой и двенадцатой баржам.

Ауум со своим импровизированным плотом поравнялся с четвертой баржей. Огни мерцали на леерах вдоль планшира, собираясь в лужи тусклого света на открытой носовой палубе, на которой вповалку лежали солдаты, пытающиеся заснуть. Вдоль леера расхаживали часовые, поглядывая на берег, находившийся от них в ста пятидесяти ярдах по обоим бортам. Они знали, что таится в темной воде. Никто из людей не рисковал бездумно опустить в нее руку и поболтать ею.

Зажав мешочек большим и указательным пальцами, Ауум взялся рукой за борт. Он медленно сместился к корме. В этой части судна располагались грузовые тали, при помощи которых на палубу были подняты десятки бочек, мешков и ящиков. Груз размещался под защищающим его от дождя деревянным навесом. Далее три ступеньки вели на ют[30], обнесенный высокими поручнями. Здесь стояли и разговаривали четверо мужчин, поглядывая на палубу баржи, которая была видна до самого носа, и груз под собой.

Ауум подбросил мешочек к ближайшим ящикам и затаился, глядя вверх по течению. Он уже различал голову Улисана у носа головной баржи. Элисс нигде не было видно, но вот она вынырнула на поверхность, и Тай вдвоем стали аккуратно продвигаться вдоль борта к корме.

Очень медленно и незаметно, словно повинуясь легчайшему дуновению ветерка, баржа начала разворачиваться носом к берегу, удерживаемая на середине кормовым якорем. Но вот тишину нарушил чей-то тревожный крик, и на палубе раздался топот ног. Прозвучала команда поднять парус, и Ауум увидел, как солдаты ухватились за канат носового якоря, чтобы выбрать его, но он оказался обрезан. Когда баржа встала к остальным под углом в почти девяносто градусов, Элисс перерезала канат и кормового якоря.

Палуба над головой Ауума ожила. Солдаты толпой ринулись на нос. Ют опустел, хмурые матросы ушли вперед, и там остался лишь один из них, подозрительно поглядывая на якорный канат, исчезающий в темной воде. До слуха Ауума донесся хриплый смех и несколько насмешливых выкриков, которые, впрочем, тут же заглушили гневные вопли и яростные команды.

Ауум бесшумно подобрался к краю юта. Часовой все так же внимательно смотрел вниз, словно гипнотизируя якорь взглядом. Архонт вдруг заметил в воде темную тень, на глубине примерно трех футов, скользившую к канату, и улыбнулся.

Темный силуэт взлетел наверх по якорному канату, используя его в качестве опоры. Элисс выпрыгнула из воды и врезалась в часового, кинжалом в мгновение ока перехватив ему горло. Он сдавленно забулькал, захрипел и повалился на палубу. Ауум перевел взгляд на пятую баржу, стоявшую на якоре ярдах в пятнадцати от них. Там пока было темно и тихо. Элисс никто не заметил.

Ауум бесшумно перебрался через борт, старательно пригибаясь. Элисс стояла на коленях над трупом, и руки ее были скользкими от крови.

— Извини, — сказала она. — Но у меня не было другого выхода. Но ведь они увидят его, правильно?

— Не беспокойся об этом. Пока я наблюдал за людьми, мне пришла в голову идея получше, чем это скрытное проникновение. Жди, пока я не подам знак.

Элисс кивнула, вытерла руки о штаны мертвого солдата и, крадучись, двинулась вперед вдоль левого борта. Ауум нашел свой мешочек и подобрался к грузу, расположенному под деревянным навесом, обнюхивая крышку каждой бочки и ящика в поисках вяленого мяса. Он обнаружил его в четырех бочках, крышки которых были надежно закрыты, а у трех — еще и запечатаны. А вот четвертую явно открывали. Он приподнял ее лезвием ножа и посыпал грибной крошкой полоски вяленого мяса, после чего перемешал их рукой.

Он опустил крышку на место; теперь надо отыскать зерно и крупы. Люди питали нелепую привязанность к перловой каше и ячменному супу, а они должны храниться в мешках. Ауум ползком вернулся на палубу, знаком показав Элисс, что пора вновь идти к рулю.

Неподалеку вновь поднялся громкий шум: должно быть, это Тай Меррат пошли в атаку. Ауум улыбнулся и начал осматривать мешки. Три из них были уже распороты и вновь небрежно завязаны у горловины. Ауум посмотрел на палубу. Солдаты возвращались с носа — кто-то из командиров разгонял их обратно по спальным местам, без особого, впрочем, успеха. А вот трое матросов с весьма решительным видом шагали к рулю.

Времени у него оставалось совсем мало. Он сорвал тонкую бечевку с горловины, щедро сыпанул внутрь содержимое своего мешочка, поспешно перемешал его и накинул бечевку обратно, уже не успевая завязать ее и надеясь, что это останется незамеченным. Троица впереди разделилась, явно собираясь обойти груз с обеих сторон. Двое шли прямо на Ауума; что ж, тем лучше.

Он оглянулся. На палубе к Элисс присоединился Улисан, и оба видели надвигающуюся опасность. Хорошо. Было бы грешно не воспользоваться возможностью нанести врагу дополнительный ущерб… что же касается отступления, то, очевидно, придется что-то придумывать на ходу.

Ауум затаился в тени одной из бочек. Люди отличались поразительной слепотой, и эти двое заметят его, только если наступят. Вынув кинжал, он прижал его к телу, чтобы скрыть блеск клинка. Ширина палубы здесь была недостаточной, чтобы идти по ней вдвоем. Но матросы не замедлили шаг, сердито жестикулируя и оглядываясь то на баржу позади, то бросая взгляды на суматоху на соседнем судне.

Они находились уже в четырех шагах от Ауума, когда он встал, загораживая им проход, и выкрикнул на древнем языке:

— Flethar kon juene bleen. Пусть река покраснеет от крови.

Прыгнув вперед, он резанул кинжалом первого матроса по лицу. Тот вскинул руки в отчаянной попытке защититься. Ауум обратным движением полоснул лезвием ему по тыльным сторонам ладоней, шагнул вперед и ударил его локтем в горло. Матрос поперхнулся криком, и глаза его испуганно расширились, когда Ауум, крутнувшись на левой ноге, правой нанес сокрушительный удар ему в голову. Результат был вполне предсказуем: взмахнув руками, матрос перелетел через борт и рухнул в воду.

Ауум не остановился, чтобы проводить его взглядом. Он бросился ко второму матросу, нанес ему прямой удар в живот, а потом толкнул плечом, когда тот согнулся пополам. Мужчина ухватился за канаты, которыми был принайтовлен к палубе груз. Ауум взмахнул кинжалом, отрезая ему палец. Человек отчаянно закричал и боком свалился в реку. И с этим покончено.

Пробежав мимо груза, Ауум выскочил на открытую палубу. Справа от него тенью скользнул мимо падающего тела Улисан, повторяя движения Ауума. Элисс держалась чуть позади. Впереди враги только-только начали соображать, что подверглись нападению. Над рекой прокатились встревоженные крики. Солдаты вскакивали на ноги, судорожно нашаривая оружие и доспехи.

— Бьем и уходим, — сказал Ауум. — У нас есть дела в другом месте. Тай, вперед.

Один из мужчин, барахтавшихся в воде, испустил душераздирающий крик: до него добрались пираньи. Ауум устремился в самую гущу врагов. На борту находилось около сотни солдат, разместившись в тесноте на ограниченном пространстве, что было только на руку ТайГетен. Одни развернулись им навстречу, другие, наоборот, попятились назад, пытаясь что-то разглядеть в тусклом свете фонарей на планшире.

Ауум ударил ногой в лицо солдата, все еще не нашедшего свой меч, и тот отлетел к борту, где опрокинул фонарь в воду, уже кишевшую пираньями. Внизу, в реке, продолжал надрывно кричать человек, умоляя спасти его. Его крики ясно дали понять тем, кто оставался на палубе, что в воде их поджидает верная смерть. Улыбка Ауума померкла и стала мрачной. ТайГетен подстерегает точно такая же опасность, если кто-либо из них будет ранен перед тем, как прыгнуть в воду и поплыть к берегу.

Уголком глаза Ауум заметил, как Улисан обеими ногами врезался в грудь какому-то здоровенному солдату, который, падая, придавил собой товарища, спрятавшегося за его спиной. Следом за ним в толпу врезалась Элисс, и клинки в ее руках засверкали, разя врагов в незащищенные участки тела. Ауум перенес вес тела на правую ногу, а левую выбросил вперед и вверх, угодив в подбородок своему противнику. Тот упал, и Ауум шагнул вперед, на освободившееся место. Левой рукой он выхватил клинок, полоснул им по ягодицам поверженного врага и перебросил свою жертву через борт.

И тут же ему самому пришлось уклоняться вправо. Чей-то меч врезался в палубу, лишь чудом разминувшись с его плечом. Он перекатился и вскочил на ноги, настолько быстро, что враги не смогли застать его врасплох. Перед ним встали двое людей. Ауум высоко подпрыгнул и нанес удар сначала левой, а потом и правой ногой. Оба удара пришлись точно в цель: первым он сломал солдату нос, а вторым выбил ему зубы и в кровь разбил губы.

Приземлившись между двумя врагами, Ауум чуть присел и опрокинул одного из них за борт, одновременно нанося правой ногой удар в коленную чашечку второму. Сустав раскрошился, и Ауум скользнул вперед, мимоходом перерубив ему шею мечом.

Он поспешил к своим Тай. Улисан рукоятью меча ударил в лицо дородного солдата, и тот, пошатываясь, отлетел к леерам правого борта. Вытянув перед собой руки, он ухватился за Улисана, опрокидывая воина ТайГетен на себя. Улисан отпрянул, но подошвы его сапог заскользили на мокрой от крови палубе. Ауум уже не успевал прийти к нему на помощь. Улисан вот-вот должен был упасть в бурлящую воду, из которой раздавались леденящие душу крики; крокодилы спешили присоединиться к кровавому пиршеству.

Воин Тай безостановочно скользил по палубе навстречу смерти. Лодыжки солдата ударились о леера. Улисан сделал еще одну попытку отпрянуть, но солдат цепко держал его. Ауум услышал крик, когда перед его глазами один за другим сверкнули клинки Элисс, перерубив руки солдата у локтей. Тот рухнул в реку, окрашивая все вокруг кровью из обрубков. Шок был настолько силен, что он даже не вскрикнул, когда вода сомкнулась над его головой.

Улисан отпрыгнул назад, поскользнулся и едва сумел удержать равновесие. В этот момент он оказался очень уязвим. Ауум встал слева от него, погрузив оба клинка в живот солдату, который решил, что сумеет воспользоваться беспомощным положением своего противника. Улисан кивком головы поблагодарил его. С другой стороны от него оказалась Элисс.

— Быстрее, — сказал Ауум. — Надо успеть еще на одну баржу.

Звено ТайГетен развернулось и устремилось на ют, на бегу вкладывая мечи в ножны. Стоило им оторваться от врага, как вслед им засвистели стрелы, отскакивая от палубы. По обеим сторонам от них вода кишела тварями-людоедами. Повсюду виднелись кричащие тела, а в борта плескала кровавая пена.

Ауум первым добежал до юта, вскочил на поручень и прыгнул в воду, стараясь оказаться как можно дальше от баржи. Тело его вошло в воду без единого всплеска. Он принялся яростно смывать с себя кровь, надеясь, что остатки снадобья защитят его. Когда он открыл глаза, то увидел, как мимо него стремительно скользят в воде серебристые тела. Казалось, они заполонили собой все пространство. Увидел он и огромные тени стремительных крокодилов, которые колотили хвостами, передвигаясь с поразительной быстротой.

Ауум быстро поплыл вперед, к носу пятой баржи. Последняя из двенадцати барж отдала якорь и выдвинулась на стремнину. На берегу столпились люди, они размахивали руками, кричали, спорили. На борту еще одной баржи, предположительно той самой, которую атаковала Меррат со своей тройкой, творился настоящий хаос. На третьей барже сумели поднять маленький парус, и она двинулась вдоль строя посудин, спеша прийти на помощь.

Целью его была баржа, битком набитая людьми, выкрикивающими советы, приказы и слова поддержки. Почти все они были вооружены, но никто из них и не думал соваться в реку. Вот на нос протолкались лучники и взяли оружие на изготовку. Ауума обогнала Элисс, от которой на несколько гребков отставал Улисан.

Ауум вновь нырнул, и очень вовремя. В воду вонзилась стрела, и ее оперение пощекотало его по лбу. Оглядываясь в поисках якорного каната, он вскоре заметил его, а подплыв поближе, разглядел и темный силуэт Элисс, удалявшийся к корме с кинжалом в зубах. Ауум увидел, как она перестала грести и замерла, когда мимо нее проплыл огромный крокодил.

Тварь неслась прямо на него, гигантская черная тень в толще воды, подсвечиваемая сверху лунным светом, становясь все крупнее с каждой секундой. Стрелы пронзали воду под самыми разными углами, и одна из них задела уголок глаза крокодила и бессильно отскочила от чешуек его кожи. Тот настолько стремительно изменил направление движения, что Ауум едва не потерял его из виду. Кровь застыла у него в жилах. Он изо всех сил заработал ногами, устремившись к барже, но рептилия нагоняла его с ужасающей быстротой. Схватившись за якорный канат, Ауум принялся подтягиваться по нему. Перед глазами у него встал тускло-зеленый борт баржи. Перебирая руками, Ауум выпрыгнул из воды и побежал по туго натянутому якорному канату.

Крокодил вынырнул вслед за ним, подгоняемый яростью и инерцией. Оттолкнувшись, Ауум взлетел в воздух, над широко раскрывшими от изумления рты и глаза солдатами, столпившимися на барже. Совершив переворот, он выхватил из заспинных ножен клинки. Сверху он на мгновение увидел крокодила, выпрыгнувшего на палубу с канатом в огромной пасти. Он распугал людей, а некоторых так и вовсе сбросил в воду ударами мощного хвоста. Затрещали доски настила. Тварь злобно зашипела.

Переворачиваясь в воздухе, Ауум высматривал свободное место на палубе, куда можно было бы упасть. Он приземлился на ноги в четырех шагах от носа и мгновенно пустил в ход клинки. Впереди, на палубе, метался и щелкал челюстями крокодил. Солдаты растерянно шарахнулись от него, стремясь оказаться вне досягаемости его чудовищных зубов. Несколько человек не удержались на ногах и полетели в воду.

Крокодил рванулся вперед. Его гигантский хвост метнулся слева направо, безжалостно сбивая в воду оказавшихся на его пути людей. Челюсти рептилии распахнулись и сомкнулись с ужасающей силой. Раздался дикий крик, на палубу брызнул фонтан крови, и изломанное тело взлетело в воздух. Солдаты развернулись, чтобы бежать от него, но оказалось, что сзади их поджидает воин ТайГетен. Через поручни правого борта перелезли Элисс и Улисан. Их клинки дружно взлетели и опустились. Ауум шагнул вперед, внося свою лепту в царящую на носу панику. Крокодил попятился обратно к борту, зажав в зубах беспомощное тело.

Ауум развернулся и побежал на ют. Его Тай последовали за ним. Люди в панике расступались перед ними. Вновь засверкали клинки ТайГетен, разбрызгивая кровь и глубоко впиваясь в плоть. Быстроногие лесные охотники безжалостно сбивали с ног неуклюжих солдат, и вскоре палуба оказалась завалена трупами. Некоторые падали в бурлящую воду.

— Фонари! — выкрикнул Ауум.

Подбежав к планширу, он сунул клинки в ножны, оттолкнув в сторону зазевавшегося солдата. Сорвав с крюка фонарь, он швырнул его в грузовой отсек. Стекло разбилось под деревянным навесом от дождя, и горящее масло брызнуло на деревянные бочки и ящики. Элисс и Улисан последовали его примеру, и вскоре возле груза разбилось уже шесть фонарей, и пламя принялось лизать деревянную обшивку. Жар быстро стал невыносимым.

На юте столпились несколько человек, которым некуда было бежать. У руля стоял шкипер, удерживая баржу на стремнине. Двое остальных обнажили длинные мечи.

— Элисс, руль. Улисан, удар с полулета.

Звено Тай дружно рванулось вперед. Улисан взял на себя левого солдата, Ауум — правого. За три шага до часовых оба ТайГетен подпрыгнули и ногами ударили обоих солдат в лицо, прежде чем те успели хотя бы замахнуться мечами. Ауум приземлился своему врагу на грудь, упав на колени, и одним ударом перебил ему дыхательное горло. Через его голову перелетела Элисс, очутившись прямо перед шкипером, и с разворота влепила ему безупречный удар в висок. Оглушенный, он отлетел к поручням и рухнул на палубу, а подскочившая Элисс благополучно перевалила его через борт.

— На сегодня хватит, — сказал Ауум. — В воде становится слишком опасно. Пора сматываться, пока пираньи и крокодилы не принялись искать новую добычу, повкуснее, чем люди.

ТайГетен прыгнули в воду с кормы и изо всех сил устремились к противоположному берегу, на котором не было солдат. Они направлялись к заранее оговоренному месту встречи, где их уже должна была поджидать Меррат. Три баржи полыхали ярким пламенем, нарушив строй, еще на двух запасы провианта были отравлены. Две баржи дрейфовали вниз по течению. На берегу Ауум приостановился, глядя на учиненный ими погром. На поверхности реки, в кровавой пене,во множестве плавали кости, хотя они убили относительно немного своих врагов. Но не в этом заключалась цель сегодняшней ночной вылазки. Ауум улыбнулся.

— Мы с вами хорошо поработали, — обронил он.

Глава 17

Человек никогда не сможет понять всеобъемлющей и основополагающей простоты леса, что неизбежно приведет его к смерти.

Ауум, архонт ТайГетен

— Надо построить больше барж. Так, кажется, ты говорил?

Джерал с трудом оторвал взгляд от реки, горящих барж и отвратительной возни в воде. Он в бешенстве воззрился на Хунда, полагая, что тот смеется над ним, но маг даже не смотрел на него. Он во все глаза глядел на жуткую сцену, и лицо его в сумраке было смертельно бледным.

— Да. — Голос у Джерала сорвался, и он откашлялся. — Да, именно это я и говорил.

Пожар на трех баржах до сих пор не потушили, но Джерал не собирался винить кого-либо в том, что они не горели желанием подходить к реке ближе, чем то было необходимо. У всех трех на борту по-прежнему оставался экипаж и солдаты. Распространение огня удалось локализовать, а тем временем вот-вот должен был начаться очередной проливной дождь. Они рассчитывали спасти если уж не груз, то хотя бы корпуса барж.

Джерал не знал, что будет потом. Лично он подогнал бы баржи к берегу и выгрузил бы весь личный состав на сушу, пусть даже на время. Но проблема заключалась в том, что никто не знал, где сейчас безопаснее.

— Мы знали о том, что они умеют плавать? — осведомился Хунд. Голова его тряслась, когда он кивнул на воду.

— Думаю, мы предполагали это, Хунд. Как тебе известно, большинство из нас умеет плавать. — Джерал встал и отошел на шаг от воды, поближе к костру. — Но есть разница между тем, чтобы просто окунуться, и тем, чтобы проплыть по кишащей смертельно опасными тварями воде, дабы прикончить десяток людей, чего они, кстати, с легкостью могли добиться на твердой земле.

— Больше всего меня удивляет то, что они не атаковали нас одновременно и на берегу, — заметил Хунд. — В конце концов, никто из нас не удосужился прикрыть себе спину, не так ли?

Джерал пожал плечами.

— Об этом я и говорю. Как будто мы не догадывались о том, что и здесь небезопасно.

— И все-таки что-то здесь не так, — заявил Хунд, наконец-то отвернувшись от реки.

— Разумеется. Они пытаются измотать нас, чтобы мы боялись хотя бы на миг сомкнуть глаза, и у них это получается, верно? Теперь каждый человек на баржах чувствует себя голым и обмирает от страха, глядя, как очередная рябь приближается к его посудине. Опусти в воду ногу, и ты ее потеряешь, правильно? А ведь на палубе не очень-то постреляешь из лука. Да и заклинанием тоже не ударишь. Теперь меня и калачом не заманишь на одну из этих штуковин, верно тебе говорю. Ни за что, будь я проклят.

Джерал вновь оглянулся на реку. Горящие бочки и мешки сбросили в воду, почти потушив пожары. Вокруг воцарилась мертвая тишина. Вода перестала бурлить и пениться. Между баржами сновала пара весельных лодок. Людей перебрасывали с одного судна на другое, а вспыхивающие время от времени огоньки показывали, что и маги принялись за работу, врачуя раны. А вот от тех, кто свалился в воду, не осталось и следа.

В лесу были усилены сторожевые дозоры, и, куда ни глянь, солдаты повсюду вздрагивали и поеживались, словно от холода. А ведь дождь еще даже не начался.

— Видел кого-нибудь из наших достойных отцов-командиров? — поинтересовался Хунд.

Джерал презрительно фыркнул.

— А ты как думаешь? Держу пари, они окружили себя магами, заклинаниями и копьями, забившись под самый большой камень, какой только смогли найти. Хотя нет, что я говорю? Ведь сейчас уже полночь, верно? Лореб упился до полусмерти и даже не подозревает о том, что случилось. Киллит, скорее всего, устраивает импровизированный молебен или что-нибудь в этом роде. Ну а Пиндок, тот действительно забился под какой-нибудь камень и обделался со страху. А вот что нам сейчас не помешало бы, так это хорошая новость от вашей братии. Я имею в виду, сколько нам еще осталось до этого места? Лучше бы оно существовало на самом деле, вот что я тебе скажу.

— Такаар выступил в путь, — сообщил Хунд. — И нам лишь остается следовать за ним.

— Но сколько еще это будет продолжаться? Десять дней? Сорок? — Хунд пожал плечами, и Джерал шумно выдохнул. — Оглянись вокруг, Хунд. Здесь полно насмерть перепуганных людей. А мы даже не знаем, сколько еще будем забираться в глубину этого проклятого зеленого ада, и только что, в довершение ко всему, мы лишились изрядной части припасов. Как, кстати, поживают твои волдыри?

Хунд улыбнулся.

— В профессии мага есть свои преимущества.

— А мои, значит, вылечить жалко? А ведь я — не самый больной из всех. Кое у кого началась гангрена или образовались такие глубокие трещины, что можно подумать, будто их нанесли ножом. Что нам нужно, простым солдатам, я имею в виду, так это немного общения. Так дальше продолжаться не может.

— Скажи об этом Киллиту, — резко бросил Хунд. — Это — не моего ума дело. В конце концов, я знаю не больше тебя.

— Правда?

— Правда. План тебе известен. Мы идем вслед за эльфом в Катуру, а потом убиваем всех, кого найдем там.

— И надеемся при этом, что он не станет ходить кругами, водя нас за собой.

— Истормун так не думает.

Джерал сплюнул.

— Видишь ли, Истормуна здесь нет. А мы только что получили наглядное доказательство того, что эти эльфы — ушлые и скрытные ребята. Хотел бы я знать, сколько у нас останется людей, когда дело дойдет до настоящей драки?

— У тебя слишком богатое воображение.

— Нуин сказал то же самое как раз перед тем, как пантера вырвала ему глотку, — сообщил Джерал, почесывая свои шрамы. — Я имею в виду, неужели твоим хозяевам не пришло в голову, что Такаар может специально увести нас черт знает куда, чтобы предоставить ТайГетен лишнюю возможность напугать нас до смерти?

— Он идет почти прямо на юг, — возразил Хунд, — а не водит нас кругами. При каждом удобном случае мы посылаем вперед разведчиков, но наши силы не безграничны.

— Как и кожа у меня на ногах. И так думает вся армия, особенно после сегодняшней ночи, можешь мне поверить. Мы идем в никуда, причем каждый шаг приближает нас к врагу, до которого мы даже не можем дотянуться. И не имеет значения, что их должно быть очень мало, при условии, разумеется, что наши сведения верны. До тех пор, пока мы не доберемся до этого города, им необязательно навязывать нам открытый бой, не так ли?

Хунд с силой потер руками лицо.

— Ну, ладно. Я пойду и поговорю с Локешем. Только обещай, что перестанешь ныть.

Джерал коротко рассмеялся.

— Я могу пообещать тебе что угодно, только не это. В конце концов, что тогда мне останется?

— Дружелюбное молчание.

* * *

— Я — единственный, кто сохраняет веру среди неверующих. Я — истина во лжи. Я — слово среди дикарей. Я иду по истории, и за мной — будущее. Я — первый вздох новорожденного. Я — последний и смертельный удар для мертвых. Я — архонт новых бессмертных.

— Я совершенен.

Последний мазок краски лег на подбородок. Такаар стоя встречал сырой рассвет нового дня, и его ноздри жадно втягивали восхитительные запахи Икс и ее силы.

И кто же ты сегодня?

— Я — Такаар. Первый среди Иль-Арин.

А камуфляж…

— Сегодня мы соединяем магию с воинским искусством. И кто может быть лучшим учителем, чем тот, кто равен богам?

Спаси и сохрани нас Инисс, зрелище обещает быть забавным!

— Ты полагаешь, что я лишился рассудка?

Ну, ты же до сих пор разговариваешь со мной.

— Хотя ты неизменно остаешься рядом, ты упустил момент, когда я вышел на свет, пока мы спали.

Продолжай, прошу тебя.

— Путь открыт. Обучение будет быстрым, а рост числа Иль-Арин — несомненным и неизбежным.

Что, как я полагаю, означает, что ты бросаешь своих бедных растерянных последователей на произвол судьбы.

— Ты ошибаешься. Они верят в меня.

Они верят в Онеллу. А от тебя они устали. Они тебя боятся. И этот маленький акт лишь переполнит чашу их терпения.

— Я — единственный, кто может научить их. Единственный, кто способен их спасти.

Спасти от чего?

Такаар улыбнулся и зашагал обратно к лагерю, разбитому на берегах реки Шорт.

— Спасти их от Иль-Арин, силы, которая сожжет их, если они не смогут принять ее.

О чем ты говоришь?

— Слушай и учись.

Ненавижу, когда ты начинаешь вести себя так.

— Значит, сегодня я по-настоящему велик.

Сенсерии переносили багаж в лодки и раздавали на завтрак простой овощной суп из корнеплодов, гуараны и приятно пахнущих трав. Ученики уже проснулись. Многие выбрались из своих гамаков и собрались у костра. Тот, кто увидел его первым, явственно вздрогнул и попробовал спрятаться за спинами своих товарищей, прежде чем потянуть ближайшего за рубашку. Бессвязный разговор стих, и у костра воцарилась атмосфера тревоги и предчувствия беды.

Какая прелесть. Теперь они готовы внимать твоим речам.

Такаар зашипел, а потом улыбнулся, чтобы скрыть неловкость.

— Если мое появление удивило вас, то вы должны внутренне собраться и подготовиться к еще большим потрясениям. Сегодня я пробудился, и знание, которым вы должны овладеть, сосредоточено во мне. И я передам его вам. Но ваш путь не будет легким. Кое-кто из вас может споткнуться и потерпеть неудачу. Но имена тех, кто пройдет его до конца, навеки останутся в памяти.

Такаар подошел к ним, раскрыв объятия. Но они не ответили ему блаженными улыбками, как он того ожидал. Ничего страшного. Вместо этого они лишь плотнее сбились в кучку, поглядывая на своего вожака. Тот вышел вперед. Такаар приветствовал его одобрительным кивком. Талантливый молодой ula с таким странным именем… Как же его зовут? Ага, Дреч. Да.

— Милорд Такаар, я… в растерянности. Мы все растеряны.

— Все прояснится в самое ближайшее время, мой ученик.

По губам Дреча скользнула неуверенная улыбка.

— Да, конечно. Но мы что же, будем овладевать навыками ТайГетен? Ваша маскировочная раскраска…

— Ха! Да. — Такаар хлопнул в ладоши. — Вы имеете полное право так думать, поскольку, по сути своей, понимание магии — оружие столь же острое, как и клинок ТайГетен.

— Но мы уже поняли, что…

— Вы ничего не поняли! — презрительно бросил Такаар, ощутивший их страх и растерянность, словно неприятную тяжесть в животе. — Вы же не знаете, почему рухнула защита в Аринденете, а я знаю. Вы не знаете, почему наша магия и в подметки не годится человеческой. Я, конечно, могу научить вас, но для этого вам предстоит бороться. Я тоже боролся и победил, — Такаар улыбнулся с видом превосходства, — но ведь я — ТайГетен.

Дреч оглянулся на старших, но те пребывали в точно такой же растерянности, как и он, не понимая, о чем говорит Такаар. А тот недовольно фыркнул, чувствуя, как растет его разочарование. Его мучитель мелко захихикал. Такаар попытался не обращать на него внимания.

— Но ведь все мы отправились в путь для того, чтобы, как вы объяснили, стать учителями новой Иль-Арин, — сказал Дреч. — Мы уже можем помочь им осознать дремлющие в них способности, научить их различать форму и поддерживать запас жизненных сил. Но при чем здесь боевые навыки?

— Вы открыли дверь, но пока не в состоянии сдержать поток, хлынувший в нее, — пояснил Такаар. — Сила, текущая через вас, уничтожит вас, если вы не научитесь управлять ею.

— Но мы уже управляем ею, — возразил Дреч. — Мы обуздали и направляем ее туда, куда нужно.

— В самом деле? — Такаар поскреб подбородок. — Тогда позвольте мне продемонстрировать вам ваши слабости в этой области.

Глаза Дреча расширились. Такаар подошел к молодому адепту и остановился в каком-нибудь шаге от него, раскинув руки в стороны.

— Что я должен сделать? — спросил Дреч.

— Атакуй меня, — ответил Такаар. — Воспользуйся самым мощным и быстрым своим заклинанием. Ты ведь уже умеешь создавать огонь на ладонях, не так ли? Направь его прямо мне в лицо. Растопи мой камуфляж, сожги мою кожу.

— Я не могу…

— Бей или возвращайся в Аринденет и оставайся там, пряча свой позор. Я не потерплю непослушания и трусости.

Дреч взглянул Такаару в глаза, и Такаар прочел в его взгляде мужество и ярость. Прекрасно. На мгновение глаза Дреча затуманились, и руки его метнулись вперед. На ладонях у него вспыхнуло пламя, окутало их огненным облаком и рванулось к нему. Такаар открыл рот и вдохнул его, чувствуя, как сила, его породившая, заструилась у него по жилам. Он изменил ее природу, воспользовавшись сущностью собственного тела, и выдохнул уже ураган.

Сильный ветер подхватил полы накидок, бросив их в лицо ученикам, мелкий сор поднялся в воздух, а котелок с супом опасно закачался на импровизированной треноге, и кто-то из Сенсерии остановил его в самый последний момент. Дреча отбросило к его товарищам, и все они кучей повалились на мокрую землю.

Такаар скрестил руки на груди и стал ждать, пока ученики поднимутся на ноги, отряхнутся и приведут себя в божеский вид. Он видел, что Дреч пребывает в ярости.

— Никто из вас не потерпит унижения над собой, — сказал Такаар. — С ним нельзя мириться и допустить его повторения. Но вот что вы должны усвоить накрепко. Эльф, который видит дерево, еще не стал плотником. А вы лишь попробовали магию на вкус, и все, что вы способны сделать с нею — строить бумажные домики. До тех пор, пока энергия Икс не станет частью вашей души, не врастет в ваши кости и не растворится в вашей крови, вы не сможете управлять ею.

— Вы будете не просто слабыми, вы подвергнете себя опасности того, что любой поток энергии разорвет ваш разум на части. Поэтому вы должны научиться впитывать эту энергию, стать с нею единым целым, позволить ей превратиться в неотъемлемую часть вашего тела и разума. Она должна стать вашим «я». Иначе она поглотит и сожжет вас.

Он видел, как в них борются противоречивые чувства и они не знают, верить ему или нет. А вот Дреч, судя по всему, уже стряхнул с себя унижение и теперь смотрел на Такаара с неприкрытым благоговейным трепетом и обожанием, которое, впрочем, относилось не к нему лично, а к тому знанию, которым он обладал. Именно это Такаар и рассчитывал увидеть в своих учениках.

— Я хочу чувствовать то же, что и вы, — заявил Дреч.

Но Такаар видел, что остальных ему убедить пока не удалось, а они нужны были ему все.

— Мне не нужны те, кто не верит в меня. Я не стану мешать вам вернуться в Аринденет и припасть к груди Онеллы. Уж она-то, в отличие от вас, сумела слиться с Иль-Арин в единое целое. И она, в отличие от вас, не умрет однажды с криком ужаса на губах, потому что сумела обуздать поток магии у себя в голове. А без меня вы не добьетесь того же.

— Собственно говоря, выбор за вами. Идемте со мной, учитесь у меня и сами станете наставниками для новых поколений. Или возвращайтесь домой и ждите смерти.

А ведь ты — настоящий ублюдок, не так ли?

— Спасибо. Большое тебе спасибо.

Глава 18

Человеческая магия может лечить болезни, сжигать плоть на костях и кричать громче рушащейся горы. Но она не способна вдохнуть и укрепить веру, и потому люди остаются, по сути своей, слабыми.

Ауум, архонт ТайГетен

Тушеное мясо не пошло Хунду впрок. Или, пожалуй, все дело было в том, что Локеш наорал на него за то, что он осмелился предположить, будто рядовые солдаты получают лишь жалкие крохи жизненно важных сведений, например, о том, сколько еще будет продолжаться эта пытка. Ему понадобился целый день, проведенный на марше, чтобы набраться мужества и испросить аудиенции, вот только ранний привал заставил его сердце ухнуть куда-то в пятки.

Сначала Джерал заставил его поесть, скорее всего, для того, чтобы потом помучить в свое удовольствие. И довести до белого каления бесконечными причитаниями и жалобами, которыми и не подумал побеспокоить собственных командиров. Но Хунд не вслушивался в его болтовню, наблюдая за ремонтом барж.

Когда его, наконец, позвали, желудок у него взбунтовался, словно он всю ночь напролет пил самое отвратительное пойло, которое эльфы варили из своих любимых корнеплодов. Заданная ему взбучка ненадолго отвлекла его от мыслей об этом, но сейчас, возвращаясь к Джералу мимо расставленных постов, «чтобы выкинуть из головы всякие глупости, проверив каждое заклинание вдоль периметра», он вновь ощутил колики, которые списал на порывы холодного ветра.

Первый по-настоящему сильный приступ настиг его, когда он переделывал наспех установленное заклинание, которое наверняка сработало бы, если бы в зону его действия попало любое животное крупнее зайца. При этом он сидел на корточках, так что когда резкая боль заставила его потерять равновесие, падать ему было невысоко.

Хунд застонал и обеими руками схватился за живот. Колики продолжались, боль жадно вгрызалась ему во внутренности, к горлу подступила желчь, а лоб покрылся холодным потом. Несмотря на боль, маг попытался встать. В нескольких шагах от него, у костра, дозорные пытались облегчить мучения своего товарища, корчившегося на земле.

Хунд упал на четвереньки, и его вырвало. Коричневато-зеленая жижа растеклась по опавшим листьям, и он едва не лишился чувств. Собрав все силы, он перевернулся на спину и откатился подальше от лужи рвоты, жадно вдыхая сырой, спертый воздух. Он услышал, как кто-то окликнул его, но ему показалось, будто голос доносится издалека.

Хунд попытался сосредоточиться, вспоминая формулу лечебного заклинания. Но все его усилия оказались тщетными. Оно не желало складываться. Его охватил липкий страх, который лишь усилился, когда на плечо ему легла чья-то рука. Открыв глаза, он увидел, что над ним склонился один из дозорных.

— Живот? — спросил часовой.

Хунд коротко кивнул, задохнувшись от нового приступа острой боли. В голове разлилась жуткая боль, а в висках застучало так сильно, что он едва разобрал последующие слова часового.

— …хорадка. Хунд… ноги.

Дозорный протянул руку, чтобы помочь ему встать. Хунд кивнул и отмахнулся, показывая, что ему нужно еще пару минут, чтобы прийти в себя. Боль чуточку утихла, пока ему не стало казаться, будто он проглотил пригоршню толченого стекла или двуручный меч. Острием вперед. Он протянул руку часовому, но тот уже не смотрел на него.

— Ты собираешься мне…

Земля под ним вздрогнула, листья взметнулись кверху, словно подхваченные ураганом, и сработало охранное заклинание, залив окружающую местность ослепительным светом и оглушительным ревом, который вонзился Хунду в уши. В часового врезалась пантера и сбила его с ног, так что маг потерял из виду обоих.

На мгновение позабыв о боли, Хунд вскочил на ноги, чтобы бежать обратно к реке. Но его подкосил новый приступ колик, прежде чем он успел сделать хотя бы пару шагов, и ему пришлось привалиться к дереву, чтобы не упасть. Сквозь шум в ушах он услышал утробное рычание и, открыв глаза, увидел, что перед ним сидит пантера, изготовившись к прыжку. Зверь прыгнул ему на грудь, сбил с ног и прижал к земле. Кошка наклонила голову, готовясь вцепиться клыками ему в горло, но вдруг замерла, подняла морду и обнюхала его губы.

Хунд замер, боясь не то что пошевелиться, а даже дышать. Он не знал, чего ждет. Жизнь его подошла к концу, но, по крайней мере, он избавится от дикой боли, сжигающей ему внутренности. Пантера вновь утробно зарычала, отдернула морду и спрыгнула с него, негодующе рыкнув на прощание.

Хунд перекатился на живот и с трудом поднялся на ноги. Мимо тенями скользили эльфы. Свет охранного заклинания потускнел, освещая теперь лишь несколько неподвижных трупов да единственного живого человека, который все еще корчился на земле, совсем как он сам. Мага снова вырвало, причем мышцы живота свело такой судорогой, что он не представлял, как они смогут расслабиться снова. Но вот боль отпустила, и, хватаясь за низко нависающие ветки и упираясь руками в стволы деревьев, он заковылял к реке, вдруг заметив, что плачет от облегчения и кричит что-то бессвязное, радуясь тому, что остался жив.

Мимо него к пикету никто не пробежал, и это было неправильно. Хунд слышал крики людей, но они доносились откуда-то справа, и, вывалившись из лесу, он стал свидетелем сцены, более уместной в инфекционной больнице, а не на армейском привале. Повсюду, куда ни глянь, люди катались по земле или стояли на коленях, обхватив головы руками или прижимая их к животу. В воздухе висела одуряющая вонь рвоты и экскрементов, а крики пострадавших заглушили его собственные.

Хунд стал искать Джерала и нашел его на берегу. Тот стоял, согнувшись пополам, и вытирал рвоту с губ, тяжело дыша. Маг упал на колени рядом со своим другом.

— Джерал, — выдавил он.

— Нас отравили, — сказал Джерал. — Проклятье, как же мне больно!

— Знаю, — прохрипел Хунд. — Но это нас и спасает.

Джерал взглянул на него. Белки его глаз покраснели от лопнувших сосудов, а на лбу выступил пот. Потеряв равновесие, он вынужден был с размаха опустить ладонь в грязь, чтобы не упасть.

— О чем… ты говоришь?

— О пантере. Она не стала меня трогать. Просто понюхала и убежала.

Несмотря на терзавшую его боль, Джерал сумел выдавить улыбку, и на мгновение глаза его насмешливо блеснули.

— Не думаю, что это был яд, Хунд. — Он поперхнулся, и его вновь вырвало зеленой желчью. — Помощь уже идет. Пострадали далеко не все.

Хунд заскулил, когда у него начались очередные колики. Он попытался сосчитать, сколько времени длится приступ, но не мог сосредоточиться. Рядом раздался топот бегущих ног, и чей-то голос с сильным акцентом прервал его жалостливые размышления.

— Позвольте нам облегчить вашу боль.

Джерал с трудом принял вертикальное положение, покачнулся и положил ладонь на рукоять меча.

— Хунд. Прячься за меня.

А потом Джерал рухнул навзничь.

Серрин привел Обращенных в святилище Маллиос-Кейвз, расположенное в нескольких часах пути на юг от Аринденета. Впрочем, пришли не все. Серрин не знал в точности, сколько именно пар бродит по просторам тропического леса, но их явно было больше тех, кто досаждал людям стремительными нападениями во время их продвижения вдоль реки Икс.

Одни настолько глубоко погрузились в царство подданных Туала, что уже не общались с остальными Обращенными. Другие искали уединения по собственным резонам, а третьи — и таких было большинство — предпочли заняться очищением леса у Толт-Аноора и Денет-Барина. Ну и, разумеется, Серрин не знал и не мог знать, все ли Молчащие Жрецы приняли образ жизни Обращенных. Этого требовала вера, но некоторые до сих пор могли нести свет учения Инисса по старым канонам.

Но, по крайней мере, те, кто собрался в прохладном уединении пещер, узнали его, признавая за ним и право называть себя их вожаком. Четырнадцать пар расположились на грубом и холодном каменном полу. Никто из прочих созданий Туала не рисковал забредать сюда, разве что в минуту отчаянной нужды. Здесь и нашли прибежище Обращенные.

Серрин сидел рядом со своей пантерой, как и все остальные. Он обвел взглядом своих братьев, раздувая ноздри при виде Сикаанта и Рессеррака, с которыми кочевал после падения Исанденета. Еще нескольких он знал по именам: Эйрол, Тамоор и Венрас. Остальные ему были едва знакомы, но он знал, что со временем и их имена всплывут у него в памяти.

— Вы все собрались здесь, и потому мы стали сильнее в глазах Инисса и Туала, — начал Серрин. — И здесь мы должны оставаться до тех пор, пока не решим, где наше место.

— Мы чистим, — сказал Рессеррак. — Очищаем лес.

— Да, — согласился Серрин. — Но слишком многие из нас забыли о том, куда уходят корни нашей веры. Мы ведь не одни в лесу. Мы должны действовать заодно с остальными, кто разделяет наше желание.

В ответ на его слова собравшиеся зашипели. Серрин зарычал в ответ, и шерсть на загривке его пантеры встала дыбом.

— Это они ввергли нас в нынешнее состояние хаоса и отчаяния, — заявил Венрас. — Они не могут нам помочь.

— Они уже помогают нам. Без них мы не сможем одержать победу.

— Я не позволю им указывать мне путь. У них нет веры, — упорствовал Венрас.

— Они и не будут делать этого. Зато мы видели, как они действуют против наших врагов. То, что они применили яд — это очень умно, но и опасно для нас, а еще опаснее — для наших напарниц. Мы с вами освободили более трехсот эльфов. Теперь настало время защитить то, что мы имеем.

— То, что ты предлагаешь — не очищение, — проворчал Рессеррак.

— Ты бы предпочел осквернение? — осведомился Сикаант, вставая вместе со своей пантерой рядом с Серрином.

— Не понимаю, — признался Венрас.

— Подумай хорошенько, — сказал Серрин. — Это — верный признак того, что всем нам пора задуматься над тем, до чего мы докатились. Неужели неизбежным итогом нашего призвания станет то, что мы окончательно превратимся в подданных Туала, стряхнув с себя благодать Инисса? Я так не думаю.

— Это — наше естественное состояние, — парировал Рессеррак.

Серрин покачал головой.

— Нет. Только твое подспудное желание заставило тебя ступить на этот путь: стремление ощутить восторг охоты и вкус крови врага на губах. Но мы — не животные. Мы служим мостом между эльфами и подданными Туала. Грань эта узка, и мы сбились с пути.

— И что ты нам предлагаешь? — спросил Тамоор.

— Снова начать думать, как эльфы, и перехитрить людей. Вот скажи, что бы ты сделал на их месте?

Ответом на вопрос Серрина стала мертвая, непонимающая тишина. Рессеррак гневно смотрел на него, а его пантера глухо рычала, напряженная и рассерженная. Другие тоже отреагировали так, словно не поняли ни слова из того, что он сказал. Хотя не исключено, это больше не интересовало их ни в малейшей степени.

— Любой, кто хочет вернуться в лес и кочевать по нему в одиночестве, может поступать по собственному разумению и с моего благословения.

Никто из них не пошевелился, даже Рессеррак. Пожалуй, они просто не знали, что сказать. Но что-то все-таки изменилось в самой атмосфере. Пантеры принялись потягиваться и зевать, глядя в глаза друг другу. Руки Обращенных эльфов бессознательно потянулись к их головам.

Одна за другом пары поднимались и проходили мимо Серрина, почтительно наклоняя головы. Рессеррак приостановился и положил руку Серрину на грудь.

— Мы все знаем, куда идти.

* * *

— Затяни покрепче, — распорядился Ауум.

Турникет[31] был затянут на бедре Элисс чуть выше колена. Улисан еще раз провернул палку, продетую сквозь него, и она застонала.

— Куда запропастилась Меррат, черт ее подери? Ункария[32] нужна мне как можно скорее, иначе заражение пойдет дальше. — Ауум бросил взгляд на лес, после чего перевел его на Элисс. — Дыши ровно. Давай не будем разгонять эту заразу по всему телу.

Элисс улыбнулась, хотя лицо ее заливала смертельная бледность и оно блестело от пота.

— До тех пор, пока ты не затянул жгут, мне было совсем не больно.

— Обманщица.

Ауум обмакнул чистую тряпицу в масло чайного дерева, количество которого в деревянном горшке, стоявшем на угольях маленького костерка, быстро уменьшалось, и повернулся к ране Элисс. Крокодил зацепил ее лодыжку зубами, когда проплывал мимо, и занес в рану бактерии. Пока девушка плыла к берегу, ее атаковали пираньи. Но во время ночной атаки, когда они напали на людей, отравившихся ядом, она ни словом об этом не обмолвилась, убивая врагов с привычной сноровкой, хотя сама должна была страдать от невыносимой боли.

И только на следующее утро у нее появились симптомы воспаления, а теперь, помимо проблем с раной, у нее началась еще и лихорадка.

— Тебе виднее, — ответил Ауум. — Зря ты молчала.

— Перестань суетиться, — оборвала его Элисс. — У нас был один-единственный шанс на атаку, и мы им воспользовались. Посмотри, как здорово мы их потрепали.

— А я до сих пор смеюсь, как вспомню о том, что они думают, будто действие яда закончилось, — добавил Улисан.

— Я присоединюсь к тебе, как только Элисс поправится, — сказал Ауум. — Займись делом.

Ауум принялся смазывать рану маслом чайного дерева. Она покраснела и воспалилась, а края ее были рваными там, где ее покусали рыбы, и глубокой в том месте, где ей в лодыжку вцепились челюсти крокодила.

Элисс поморщилась.

— Это означает, что она действует, верно? — спросила она.

— И что там осталось еще кое-что, с чем нужно бороться, — отозвался Ауум. Он приложил ладонь свободной руки к ее лбу. — У тебя жар.

— Со мной все будет в порядке, — заявила Элисс.

— Продолжай и дальше думать в том же духе.

Ауум поднял глаза на Улисана. На лице гиганта ТайГетен отражалась тревога, и Ауум не мог утешить его. Он накрыл руку Улисана своей.

— Я сниму жгут. Готовь горшок. Меррат скоро вернется. — Ауум улыбнулся, глядя сверху вниз на Элисс. — Ждешь не дождешься своего супчика, а? На вкус ункария потрясающе отвратительна.

— Я думала, ты будешь варить мазь.

— И ее тоже.

Наконец, из лесу вышла Меррат, которую сопровождал Нианн. Присев на корточки рядом с Ауумом, она не смогла скрыть своей озабоченности.

— Я займусь корнями и лозой, — сказала она. — Иссет ищет висмию, которая нам сейчас очень нужна.

— Хорошо. Спасибо тебе.

Ему казалось, что прошла целая вечность. Меррат и Улисан работали умело и быстро, очистив и покрошив ункарию, а потом высыпали ее в кипящую речную воду, но вот ждать, пока жидкость настоится, было невыносимо. Все это время Ауум смотрел, как Элисс постепенно впадает в беспамятство. Турникет не мог остановить циркуляцию зараженной крови по ее телу, а масло чайного дерева было недостаточно сильным, чтобы победить болезнь в самом очаге ее возникновения.

— Держи глаза открытыми, — попросил Ауум. — Поговори со мной о чем-нибудь.

Веки Элисс затрепетали.

— Например?

— Ну, не знаю, — ответил Ауум и развязал турникет, чтобы хоть немного уменьшить боль. — Теперь от него все равно никакого толку, верно? Расскажи мне, о чем ты сегодня молилась.

На губах Элисс заиграла улыбка, и она провела по ним сухим языком. Ауум нацедил ей воды в уголок губ, которую она с жадностью проглотила.

— Я молюсь о том, чтобы яд, попавший в мое тело, не омрачил той радости, которую я ощутила вчера.

Ауум нахмурился.

— И что же вызвало твою радость?

— Пришло мое время, Ауум. — В глазах Элисс заблестели слезы, и она судорожно сжала его руку. Ее ладонь была сухой и горячей, и он ощутил жар сжигавшей ее лихорадки. — Я так хочу жить, чтобы познать гордость и наслаждение.

Ауум нашел прохладную тряпицу и вытер ей лоб. Состояние девушки стремительно ухудшалось.

— Оставайся со мной, — прошептал Ауум. — О какой гордости ты говоришь? Представляй ее, верь в нее, и ты познаешь ее.

Элисс вновь заговорила, но Ауум уже не слышал ее. Он оглянулся на Меррат, но та лишь развела руками.

— Уже скоро, Ауум. Я не могу ускорить процесс. Недоварить — то же самое, что и не сварить вовсе.

— Знаю, — ответил Ауум. — Держись, Элисс. Скажи мне еще раз, не стесняйся. Крикни об этом во весь голос. Чем ты хотела бы гордиться?

— Тем… чего желает… каждая… девушка-иниссул.

У Ауума перехватило дыхание.

— Да хранит тебя Инисс, Элисс. Меррат, скажи мне, что у тебя все готово.

— Почти.

Элисс уронила голову на плечо. Она потеряла сознание. Ауум легонько похлопал ее по щеке, но девушка не очнулась.

— Пора, Меррат, иначе она умрет. Шорт уже ждет ее.

Меррат подошла к нему с бурдюком.

— Подними ей голову. Нам самим придется влить настойку ей в рот.

Элисс обмякла, как тряпичная кукла, и кожа ее была неприятно сухой и горячей на ощупь. Инфекция набирала силу невероятно быстро, и Ауум взмолился про себя, чтобы они не опоздали. Он подложил ладонь ей под шею, а другой рукой попытался открыть рот, надавив на нижнюю челюсть.

— Улисан, ты мне нужен, — позвал Ауум. — Массируй ей горло; она не должна выплюнуть жидкость. Лей понемножку, Меррат.

С величайшей осторожностью, на какую у нее только достало терпения, Меррат по капле принялась вливать настойку ункарии в уголок губ девушки. Глотательный рефлекс Элисс еще не нарушился, и Ауум слегка ослабил нажим на нижнюю челюсть, чтобы она сама проглотила целебную жидкость с бережной помощью Улисана.

— Ну, Элисс, давай. Держись, все будет хорошо, — приговаривал Ауум. — Ты молодчина. Совсем скоро ты у нас будешь как новенькая. Помедленнее, Меррат.

— Я знаю, что делаю, — огрызнулась та.

— Да хранит тебя Инисс, — сказал Ауум.

— И тебя тоже, друг мой.

В лагерь вбежала Иссет.

— Как она?

— Начинай вываривать смолу, — распорядился Улисан. — Знаешь, как это делается?

— Да.

— Хорошо, она понадобится нам для раны. Чайного дерева недостаточно.

— Готово, — сказала Меррат. — Я вылила все. Когда она очнется, я приготовлю новую настойку. А сейчас надо устроить ее поудобнее. Пожалуй, я растяну гамак.

Ауум поднял голову, глядя на Меррат. В глазах его стояли слезы.

— Она должна жить. Она может дать нам так много.

Меррат оттолкнулась и поднялась на ноги.

— Мы не можем позволить себе терять воинов из-за таких пустяков. Она — сильная девочка.

Ауум опустил голову Элисс на мягкую землю и погладил ее по щеке. Она горела огнем, но лицо ее при этом оставалось мертвенно бледным. Глаза ее не двигались под опущенными веками, но по телу пробегали судороги, а на лбу выступил пот. Улисан коснулся его плеча и протянул ему тряпку, смоченную прохладной дождевой водой. Ауум благодарно кивнул и вытер ею шею и лицо Элисс.

— Улисан, посмотри, как там наши враги. Я хочу знать, когда они двинутся в путь и какие потери они понесли. Пусть Меррат отправляется к Графирру в Халиат-Вейл после того, как сварит настойку и мазь. Когда Элисс очнется, мы тоже отправимся туда же.

— А ты?

— Я не оставлю ее. Она — ТайГетен. Из моего звена. И мое место здесь.

Глава 19

Где бы я был без веры? Преломлял бы хлеб с людьми.

Ауум, архонт ТайГетен

Проснувшись, Хунд обнаружил, что над ним стоит Джерал. Если не считать зеленоватого цвета лица, в остальном он выглядел вполне нормально. Маг нахмурился.

— Разве кто-то из эльфов не выпустил тебе кишки?

Джерал рассмеялся.

— Пожалуй, в тот момент я бы не стал возражать против этого. Нет, как подобает настоящему герою, я свалился с приступом необычайно сильной боли. Мне сказали, что мы с тобой остались живы только потому, что в бой вступила Пятая рота, которая не ела из того котла, что и мы. Пока вокруг шла драка, мы просто валялись без движения. Неужели ты не помнишь, какой шум и крики тут стояли?

— Я помню только, что сам орал, как будто меня режут. — Хунд вновь стал серьезным. — Что тут произошло?

— Давай-ка я помогу тебе встать, и ты сам все увидишь.

Хунд понимал, что не должен быть таким эгоистом, но первым, на что он обратил внимание, было то, как неплохо он себя чувствует. Лишь спина немного побаливала в области почек, но в остальном он был свежим и бодрым. Впрочем, так было лишь до тех пор, пока он не огляделся по сторонам и не увидел следы жестокого боя.

На их участке реки по берегу влажная земля была изрыта и забрызгана внутренностями и кровью, убрать которые у людей не хватало или сил, или духу. Раненых перенесли на опушку леса и выложили в три ряда длиной человек в двадцать, не меньше. Убитых свалили штабелем с подветренной стороны ниже по течению, чтобы сжечь. И повсюду виднелись лежащие солдаты и маги, грязные и обессиленные.

— И сколько эльфов нас атаковали?

— Всего шестеро, — ответил Джерал.

— Но мы их убили, не так ли? — Джерал не ответил, и Хунд вздохнул. — Но среди мертвых я вижу и эльфов.

— Это всего лишь шарпы. Кое-кто склонен во всем винить именно их.

— Что ж, теперь им придется самим тащить на себе снаряжение. — Хунд сплюнул. — Проклятые идиоты. Мы-то точно знаем, на ком лежит вина за случившееся.

— Зато мы не можем ткнуть в них пальцем. Вчера мы потеряли примерно пятнадцать солдат и около тридцати магов, потому что эльфы, в первую очередь, взялись за колдунов, которые пытались нейтрализовать яд. Нам с тобой еще повезло. Мы стали последними, кого сподобился вылечить наш спаситель.

— А те, кто отравился, но помощи не получил?

— Кое-кто выжил, остальные умерли. — Джерал пожал плечами. — Будешь завтракать?

— Умираю с голоду. Но только давай обойдемся без каши, хорошо? — Хунд потянулся. Должно быть, он отлежал спину; боль становилась сильнее. — Так дальше не может продолжаться. Они побеждают нас, Джерал. Ты — капитан Первой роты. Тебе не кажется, что пришло время поговорить со своим начальством?

Джерал согласно кивнул.

— Я ждал, пока ты проснешься. В конце концов, ты — старший ротный маг.

— И еще ты не хотел получать взбучку в одиночку.

Джерал улыбнулся и развел руками.

— Ты же знаешь, что я готов поделиться с тобой последним, что у меня есть.

— Понятно. Ладно, идем. Пока Лореб не успел приложиться к бутылке.

Джерал почесал спину и скривился.

— Они могли бы положить нас на матрасы или что-нибудь в этом роде. Я чувствую себя так, словно меня били ногами. Идем.

И они зашагали вдоль берега реки, мимо измученных солдат, собиравшихся маленькими группами, магов, у которых не осталось сил на лечение, и шарпов, на лицах которых было написано тревожное ожидание. На борту стоявших на якоре барж развернулась бурная деятельность. Хунд чувствовал, как запасы провианта обрабатываются заклинаниями — маги пытались разобраться, какие припасы отравлены, а какие — нет.

Груз проверяли на всех посудинах без разбору. Хунд видел, что людей охватила мания подозрительности. Да он и сам разделял ее. Солдаты оживленно жестикулировали. Вот кто-то перевалил очередной ящик через борт, и судовой маг яростно заспорил со шкипером. Над водой разнеслись крики. Хунд покачал головой.

— Нет, ты только посмотри на них. Хотя не могу сказать, что я с ними не согласен. Теперь я буду есть только то, что поймаю или выловлю своими руками.

— Значит, тебе придется остаться голодным, — философски заметил Джерал.

— Какая разница? Все равно мы все умрем.

Хунд резко обернулся. Голос раздался в группе шарпов. Одна из них не сводила глаз с Джерала, сидя прямо на земле. Выглядела она ужасно — впрочем, как и все они, — измученная, усталая, голодная, покрытая синяками и одетая в рваные лохмотья. Ее сосед пихнул ее локтем в бок в попытке заставить замолчать.

Джерал сплюнул себе под ноги и упер лезвие своего меча ей под подбородок, заставляя ее запрокинуть лицо.

— Думаешь, что ваша жалкая шайка воинов может победить целую армию? — Женщина медленно покачала головой. — Хочешь, я покажу тебе, как легко убить эльфа?

Она в ответ улыбнулась, обнажив гнилые зубы и кровоточащие десны.

— Поторопись, потому что иначе нас ждет мучительная смерть, предотвратить которую твои маги не в силах. Я тоже ела отравленную пищу и знаю, что будет дальше.

Последовал еще один тычок под ребра, за которым прозвучала резкая тирада на эльфийском. Джерал шумно выдохнул и сунул меч в ножны.

— Мы найдем ваш священный город и убьем всех его обитателей до последнего. Если тебе повезет, я позволю тебе взглянуть, как угаснет свет твоей расы.

Он отвернулся. Хунд уже собрался последовать за ним.

— А спина у тебя еще болит? Подожди, пока тебе не захочется отлить.

Она с трудом выговаривала слова на человеческом языке.

— Что ты сказала?

Хунд рассеянно потер спину. Женщина ткнула в него пальцем и пожала плечами.

— Вот так все и начинается. А когда моча заставит тебя кричать от боли, это будет означать, что яд завладел тобой и тебя ждет мучительный конец.

Хунд присел на корточки и схватил женщину за грудки, что не составило труда, поскольку она почти ничего не весила.

— Что это такое? Что они сделали?

— Господь с тобой, Хунд, неужели ты поверил этой брехне, а?

А маг вдруг почувствовал, как на лбу у него выступил пот, а руки похолодели. Эльфийка не лгала, он чувствовал это.

— Говори, — приказал он. — А вы, все остальные, заткнулись, иначе мой друг начнет отрезать вам языки.

— Хунд, у нас нет времени на твои…

— Мне больше нечего добавить, — сказала эльфийка. — Все мы, те, кто ел черные грибы, умрем. Ты думал, что прошлой ночью тебе было плохо? Подожди, ты еще ничего не знаешь о боли. Весь лес услышит наши крики, а Шорт уже ждет, чтобы прижать нас к своей груди, а вас обречь на вечные муки.

— Вы знали, что пища отравлена, и все равно ели ее?

— Отказаться — значило бы вызвать подозрения. Я горжусь тем, что умру за свой народ, за ТайГетен. Они будут помнить меня. А вот о тебе не вспомнит никто, и ты будешь гнить в безвестной могиле.

Хунд оттолкнул ее и встал, вытирая ладони о рубаху, словно надеялся стереть воспоминания о ее словах.

— Для чего ты говоришь мне все это?

— Потому что мне будет радостно видеть человека, умирающего в адских муках, когда я отправлюсь в объятия Шорта.

Джерал выхватил свой меч и вогнал его эльфийке в горло. Она дернулась, и кровь ручьем хлынула по лезвию. Жизнь вытекла из нее с ужасающей быстротой. Джерал выдернул меч, и, когда она повалилась на колени еще одному шарпу, Хунд готов был поклясться, что увидел улыбку у нее на губах.

— Хватит с меня этой болтовни, — заявил Джерал. — Может, еще кто-нибудь хочет открыть рот?

Он вытер меч об одежду убитой женщины и зашагал в сторону командного пункта Лореба. Хунд поспешил за ним, стараясь унять вспыхнувший в груди гнев.

— Ты уже стал и судьей, и палачом, а?

Джерал не замедлил шага, и Хунд услышал, как вокруг раздались громкие возгласы одобрения.

— А ты думал, что я буду спокойно стоять и слушать, как какой-то шарп несет всякую чушь?

— Она пыталась помочь нам.

— Неужели? — Джерал развернулся к нему. — А мне показалось, что она обещала нам смерть в страшных муках.

— Это потому, что ты не слушал, — резко бросил Хунд.

— Она всего лишь хотела задурить тебе голову.

— Ты так в этом уверен? А ведь спина у тебя действительно болит, не правда ли? Над почками? И у меня тоже. И боль не унимается.

По лицу Джерала промелькнула тень беспокойства. Хунд быстрым взглядом окинул расположение Первой роты.

— Похоже, у нас здесь масса народу мучается болями в спине, ты не находишь?

— Ты преувеличиваешь. Это — всего лишь усталость.

— А если нет? Хочешь, я осмотрю тебя? Это не будет стоить тебе ни гроша.

Джерал пожал плечами и почесал спину.

— Ну, если ты считаешь это необходимым. Только побыстрее. Лореб уже наверняка мается жаждой.

— Повернись.

Хунд положил руки Джералу на спину и сформировал заклинание поиска. Он очень устал, потому оно далось ему с трудом, хотя конструкция его была очень проста: заклинание представляло собой тоненькие щупальца маны. Он начал осматривать спину Джерала, машинально отмечая состояние сигнатур, которых касалось заклинание: вен, костей, артерий, нервов. Вот оно добралось до почек.

— Господи, спаси и помилуй, — ахнул он.

На него навалилось настолько сильное ощущение болезни, что он вынужден был отступить на шаг. Поверхность почки была серой, холодной и мертвой. Паразитарная болезнь уже блокировала ее работу, отчего орган раздулся и стал практически бесполезен.

— Что там такое? — поинтересовался Джерал, и в голосе его явственно прозвучала тревога. — Ты можешь вылечить меня?

— Будем надеяться, — отозвался маг. — А теперь ложись.

Хунд влил в заклинание все силы, что у него еще оставались, пытаясь при этом не думать о том, что и у него внутри творится то же самое. Заклинание получилось неровным и рваным, но и этого должно было хватить. Хунд мог думать лишь о том, чтобы накрыть болезнь толстым одеялом маны, после чего вырвать ее из тела Джерала. Наверняка можно было составить и более тонкое, аккуратное заклинание, которое проделает то же самое, но сейчас у него не было времени упражняться в изяществе. Надо было ударить сильно и наверняка.

Хунд подавил растущее в душе беспокойство, вызванное собственным здоровьем, и влил заклинание в Джерала. Он почувствовал, как у капитана расслабились мышцы, о которых он даже не подозревал, что они сведены судорогой, а с губ его сорвался вздох облегчения, который, впрочем, быстро сменился площадной бранью.

— В чем дело? — поинтересовался Хунд, неловко опускаясь на землю, хватая воздух широко раскрытым ртом и пытаясь поудобнее устроить свое измученное тело. — Что не так на этот раз? Я ведь вылечил тебя.

— Я обмочился, чтоб тебя черти взяли, — заявил в ответ Джерал.

— Ах да, прости. Я забыл предупредить тебя об этом.

Джерал перевернулся и сел, и раздражение на его лице сменилось тревогой, когда он взглянул на Хунда.

— С тобой все в порядке?

— Не уверен. Спина побаливает немного, и еще я чертовски устал. Заклинание для тебя отняло у меня последние силы.

Хунд чувствовал, как боль все глубже зарывается в его тело. Болезнь быстро распространялась. В лагере она наверняка поразила уже сотни людей: почти всю Первую роту и ее шарпов.

— Спать будешь потом. Сначала вылечись сам.

— Извини, капитан, но больше я ни на что не годен. А вот ты теперь здоров, так что давай, требуй от Лореба помощи для тех солдат Первой роты, кого еще можно спасти. А я попытаюсь продержаться, пока ты будешь занят.

Джерал покачал головой, поднялся на ноги и заставил встать мага.

— К чертовой матери твои советы, — заявил он.

Джерал чуть ли не на себе поволок Хунда через весь лагерь. Маг не думал, что ему грозит немедленная смерть, но понимал, что у него не хватит сил вылечить себя. Он бы поблагодарил Джерала, но капитан был слишком занят — он громовым ревом требовал срочной помощи.

— Эй, ты! Иди сюда. — К ним подошел совсем молоденький еще маг. — Тебя что, не научили бегать в Триверне? Шевелись! Имя.

— Селиак, капитан Джерал.

— Селиак, готовь заклинание. Хунд, расскажи ему, что надо делать.

Хунд последовал его совету, и молодой маг, уставший от продолжавшейся всю ночь рвоты и страха погибнуть от рук ТайГетен, соорудил весьма приличное ударное заклинание. Мана плотным слоем окутала ему поясницу, задушила болезнь и вымыла заразу из почек. Он опорожнил мочевой пузырь, как и Джерал до него, но теплая струя мочи, текущая по ногам, показалась ему благословением.

— Спасибо, — поблагодарил Хунд молодого мага. — Ну как, сможешь сделать то же самое для себя?

— Не знаю. Не уверен. Что-то здесь не так.

— Тогда найди себе другого мага. Вся Первая рота по-прежнему подвергается опасности, потому что яд еще действует. Ступай. И не вздумай умирать.

Селиак улыбнулся.

— Ваша забота делает мне честь.

— Забота здесь ни при чем, малыш, — заявил Джерал. — Он просто не хочет терзаться чувством вины, глядя на твой бездыханный труп. А теперь ступай. Помощь уже идет. Да, и не забудь помочиться, прежде чем тебя начнут лечить.

Джерал и Хунд чуть ли не бегом направились к штабной палатке. Они уже различали ее за суетой солдат Первой роты, их магов и шарпов. Джерал приказал своим людям позаботиться о себе и найти магов, чтобы те вылечили их. Он призвал подчиненных верить ему, не задавать лишних вопросов и не сомневаться в том, что умрут, если не выполнят его приказ.

Хунд поддержал его, прокричав всем магам, кто оказался поблизости, что нужно делать. Но он тоже умел считать. Магов катастрофически не хватало, чтобы начать эффективное лечение. Они отчаянно нуждались в помощи других рот. Лоребу придется выслушать их, и как можно быстрее.

А изрядно подвыпивший генерал, тем временем, восседал на бревне, изучая карту известных маршрутов движения по лесу. Его окружали приближенные особы, вне всякого сомнения, рассыпающиеся перед ним в льстивых похвалах его военному гению. За их спинами кольцом выстроилась стража из солдат и магов, а по краю леса было установлено столько охранных заклинаний, что за ними можно было укрыть целый полк, а не одного человека — за исключением, пожалуй, Пиндока.

Один из адъютантов Лореба остановил Джерала.

— Генерал занят, капитан. Вам придется подождать.

Джерал сплюнул себе под ноги.

— Хорошо, я подожду, Иштак. Но прошу вас передать генералу, когда вы сочтете это удобным и возможным, что вскоре вы услышите о том, что Первая рота погибла вся, до последнего человека.

Иштак только назывался солдатом. Никудышный администратор, страдающий манией величия и любящий пустить пыль в глаза, он олицетворял собою все, что Джерал презирал в мужчинах. Подозрительно прищурившись, Иштак воззрился на него.

— Вам снова снятся кошмары, капитан Джерал?

Джерал улыбнулся в ответ.

— Хорошо, я перефразирую свой рапорт: они все скоро умрут. Дай мне поговорить с генералом, или я сверну тебе твою подхалимскую шею и все равно поговорю с ним.

Хунд оглянулся. В лагере начиналась паника; об этом свидетельствовали встревоженные голоса и беготня солдат и магов.

— Но вы не можете просто взять и войти… — начал было Иштак.

— Когда речь идет о жизни и смерти моей роты, я сделаю то, что считаю нужным.

Хунд отодвинул его в сторону, оставив и дальше пререкаться, протиснулся мимо двух стратегов Лореба, наклонился к самому уху генерала и заговорил.

— Прикажите магам из других подразделений прибыть в расположение Первой роты. Пожалуйста. Иначе яд эльфов может унести еще сотни жизней. Сэр.

Лореб вздрогнул от изумления и повернулся к Хунду. Он был небрит, выглядел так, словно всю ночь не смыкал глаз, и от него разило спиртным. В руках он баюкал большой кубок. Лицо его налилось кровью и побагровело.

— Я не привык к тому, что мне мешают, когда я строю планы следующего этапа нашей кампании.

— А я не стану извиняться за то, что пытаюсь спасти сотни ваших людей и магов от смертельной опасности.

Лореб приподнял палец, требуя молчания, и надолго приложился к кубку. Хунд слышал за спиной голос Джерала, негромкий и угрожающий.

— То главное, что отличает нас от дикарей вокруг, — чувство порядка и субординации. Доложите свои соображения моему адъютанту, и ваши тревоги будут должным образом оценены. — Лореб могучим глотком осушил свой кубок. — Иштак, еще вина.

Хунд обнаружил, что челюсть у него отвисла от изумления. Он отказывался верить своим ушам.

— Генерал. Прошу вас! Вы должны выслушать меня.

— Иштак!

Хунд расслышал характерное чавканье, с которым кулак врезается в плоть. Джерал поспешил присоединиться к нему.

— Иштак не может подойти к вам прямо сейчас, генерал, но вы должны выслушать нас, — заявил он. — Мы хотим, чтобы как можно больше свежих магов прибыли в расположение Первой роты. Яд действует…

— Джерал! Хорошо. Скажите-ка мне, почему мы прошли мимо храма в Аринденете и не разрушили его?

— Что? — Джерал явно растерялся, непонимающе глядя на ухмыляющиеся физиономии подхалимов из внутреннего круга. — Сэр, у нас здесь критическая ситуация. Ожидаем ваших распоряжений.

— Думаю, что Аринденет станет подходящей резиденцией для военачальника, который захватит столь ценный приз. Джерал, организуйте диверсионную группу и займитесь им. Захватите его. Мне нужно еще вина. Эй, кто-нибудь, кувшин стоит вон там, рядом с моим мечом.

Хунд положил руку на плечо Джерала.

— Не делай этого. Оно того не стоит.

Джерал разжал кулаки и понизил голос до свистящего шепота.

— Ступай к Пиндоку, к кому угодно. Проси других магов о помощи. Мы не можем ждать, пока возобладает здравый смысл.

— Уже иду.

Хунд развернулся и побежал прочь, успев, впрочем, расслышать последние слова Джерала.

— Сэр, я выполню ваш приказ. Но если вы не сделаете то, о чем я вас прошу, то от Первой роты не останется вообще никого, кто сможет захватить этот приз для вас.

Лореб повернулся в сторону головы колонны, откуда доносился нарастающий шум.

— Понятно. Ладно, скажите Иштаку, пусть распорядится. А пока вы будете выдвигаться к храму, подумайте о том, почему не сумели предотвратить сей прискорбный инцидент.

* * *

— Добро пожаловать домой, — сказал Ауум.

— Ты выглядишь ужасно, — ответила Элисс.

Ауум не спал двое суток. Элисс едва не угодила в объятия Шорта. Ее дыхание стало едва уловимым, а сердце почти перестало биться. Меррат отказалась оставить их одних, и пятеро ТайГетен сидели вокруг девушки, моля Инисса сохранить ей жизнь для выполнения других задач в лесу. Ауум молча молился вместо со всеми, прося Инисса сжалиться над нею и дать ей возможность возрадоваться тому дару, коим он наделил ее; дать ей сыграть свою роль в продолжении рода иниссулов.

Перед самым рассветом лихорадка ее стала спадать, и Ауум понял, что девушка погрузилась в целительный сон без сновидений. Но даже тогда он отказался покинуть ее — ему хотелось стать первым, кого она увидит, когда откроет глаза.

— Я принесу тебе зеркало. — Ауум улыбнулся. — Расскажи мне, как ты себя чувствуешь.

— У меня все болит. И еще я чувствую ужасную слабость. И голод, прямо-таки зверский голод.

— Хорошо, — сказал он. — Меррат, бульон и мясо. Наша пациентка хочет есть.

— Что ж, такие новости приятно слышать, — заметила Меррат.

Ауум помог Элисс выбраться из гамака и усадил ее спиной к дереву. Меррат принесла миску горячего бульона — суп из зайчатины с травами, корешками и гуараной. Ауум принял миску у нее из рук и вручил Элисс маленькую деревянную ложку. Она протянула за ней трясущуюся руку, и Ауум скорбно покачал головой.

— Я сам покормлю тебя, — негромко сказал он. — Иначе ты прольешь суп на себя и обожжешься.

— Прости меня, — сказала Элисс.

— За что?

— Я задержала нас, помешала вступить в бой. Я…

Ауум протянул ей ложку бульона, прерывая ее самобичевание.

— Совсем напротив, — успокоил он ее. — Ты дала нам время собраться с силами, и мы нанесли врагу мощный удар.

Элисс слабо улыбнулась, и капелька бульона стекла у нее по подбородку.

— Правда?

— Правда. Держись. Улисан? Иди сюда и расскажи Элисс о том, что ты видел вчера утром.

Улисан быстрым шагом подошел к ним. Опустившись рядом с Элисс на колени, он расцеловал ее в обе щеки, после чего уселся лицом к ней.

— Хорошо, что ты опять с нами.

— Значит, грибы сделали свое дело?

— Можно и так сказать. Вчера утром умерли сотни людей. Их маги оказались не готовы, как и командиры, впрочем. Правда, мы тоже потеряли эльфов, которых в отместку убили солдаты и черные грибы, хотя и знали, что это должно случиться. Радуйся тому, что Обращенные успели освободить столь многих, иначе наши потери были куда больше.

— Так мы побеждаем? — спросила она.

Ауум пожал плечами.

— Еще рано говорить об этом. Быть может, после Халиат-Вейла об этом можно будет заявить с уверенностью. Но из Исанденета вышло четыре тысячи человек, а теперь их осталось немногим больше трех тысяч. Мы вырываем у них сердце и лишаем их души мужества. Но расслабляться и почивать на лаврах еще рано. Нас очень мало, и одна-единственная неудача может самым кардинальным образом изменить ход событий.

Ауум огляделся. Все шестеро воинов собрались вместе, чтобы послушать его. Он протянул Элисс новую ложку бульона.

— Улисан, в каком направлении движутся наши враги?

— Они вновь выступили в путь, хотя и очень медленно. Они значительно усилили свои оборонительные порядки. На флангах армии появились маги, и, я полагаю, они прочесывают лес заклинаниями по ходу движения, чтобы не оказаться захваченными врасплох на марше, тогда как раньше подобные меры предосторожности они предпринимали лишь в темное время суток.

— Кроме того, на флангах они сосредоточили дополнительные силы. Похоже, они предпочли принести быстроту в жертву безопасности. Если только они не изменят направление, то пройдут близ Халиат-Вейла и при нынешних темпах достигнут его через пять дней. Мы хорошо поработали. Солдаты нервничают, а маги выбиваются из сил, ставя много дополнительных заклинаний.

— Мы не станем нападать на них до тех пор, пока они не попадут в устроенную нами западню. Сегодня мы отдохнем и дадим Элисс возможность набраться сил, а завтра на рассвете выступим, — распорядился Ауум. — В Халиате кровь людей будет литься рекой.

— Тай, помолимся.

Глава 20

Сегодня был плохой день. Мне пришлось принимать законы, регулирующие производство и сбыт наркотиков. Катура строилась как священное убежище для эльфов. Так откуда же здесь взялось это огромное зло?

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Болта был слишком стар для еще одного сражения, но неукротимый аппосийский дух не позволял ему остаться в стороне и уступить дорогу молодежи. Его всегда мучило осознание того, что им пришлось перебраться из Олбек-Райз в Катуру под давлением двух факторов — вторжения людей и манипуляций понятием «гармония» в среде эльфов.

Деградация Катуры и погружение ее в хаос дали ему предлог, который он так долго искал, чтобы увести соплеменников в лес, в Халиат-Вейл, то самое место, о котором они мечтали долгие десятилетия. Широкую равнину пересекал богатый рыбой приток реки Икс. Густой зеленый покров над головами защищал их от любопытных глаз человеческих магов, а богатый добычей лес позволил поселению вырасти и раскинуться на обоих берегах ручья.

Дальше на юг склоны долины становились все круче. Густо поросшие деревьями, которые своими кронами закрывали солнце, они тянулись вплоть до каменных исполинов, охранявших подходы к Катуре. На западе лес спускался к основному руслу Икс. На севере река растекалась, превращаясь в болото, непроходимое для речных судов, соваться в которое рисковали лишь глупцы, поскольку оно кишело крокодилами, гигантскими удавами и прочими смертельно опасными хищниками.

Так что восток оставался единственным направлением, откуда можно было подобраться к Катуре со стороны реки Икс. Но даже и здесь легко можно было пройти мимо Вейла. Сначала вам предстояло отыскать охотничьи тропы, ведущие через лес и вверх по крутым склонам на гребень долины Халиат.

В противном случае беспечному путнику предстояло долго брести по руслу дождевого стока, который привел бы его в узкую щель в лесном массиве, склоны которого были настолько крутыми и настолько густо поросли лесом, что на дне его даже в самый солнечный день царил полумрак. Это проклятое место сам Инисс создал для того, чтобы заманивать и уничтожать врагов леса, и именно на нем остановил свой выбор Графирр из рода ТайГетен. Местные называли его Шрамом.

Болта и Метиан готовили аппосийцев к штурму Катуры, но появление Графирра, который принес с собой известие о начавшемся в лес вторжении людей, заставило их изменить планы. Они поступили в полное распоряжение двенадцати звеньев ТайГетен, прибывших в Вейл в то хмурое утро. Болта изо всех сил старался не поддаться щенячьему восторгу, но в самой возможности поработать с элитными воинами эльфийской расы крылось эмоциональное возбуждение, отрицать которое было бессмысленно, и чувство это не могло заглушить даже осознание того, что лес наводнили тысячи врагов.

Но сегодня, однако, в поселке вновь царило праздничное настроение — прибыли Ауум, Меррат и Улисан со своими Тай; все трое были легендарными воинами ТайГетен, прославленными в боях и снискавшими себе славу непобедимых бойцов. Весть о появлении Ауума заставила и стар и млад покинуть свои дома, так что на площади собралась восторженная толпа, жадно внимавшая каждому его слову и жесту.

Ауум, однако, задержался в поселке ненадолго — только для того, чтобы определить на отдых одну из своих Тай по имени Элисс. В остальном же все его мысли занимал Шрам и работа, проделанная там. Болта напыжился от гордости, когда его с Метианом пригласили участвовать в инспекции ТайГетен.

Двое друзей пристроились позади Ауума, Графирра, Улисана и Меррат, но архонт жестом пригласил их присоединиться к нему в самом сердце отряда.

— Это — ваша земля, — сказал он.

Болта взглянул Аууму в глаза.

— Предстоит драка за всех эльфов сразу, — сказал он. — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы мы победили.

Ауум положил ему руки на плечи и поцеловал в лоб.

— Вот ради таких эльфов, как ты, и сражаются ТайГетен. За тебя и за всех настоящих героев, которые все еще остаются за стенами Исанденета. За Коэля.

Болта ахнул, и сердце замерло у него в груди.

— Он еще жив?

— Жив и находится в самом центре возрождения гармонии среди эльфов. Когда мы покончим с людьми в нашем лесу, то освободим всех рабов в каждом городе Калайуса. И Коэль будет первым. Тогда ты и твои люди смогут вернуться домой, — сказал Ауум.

Болта улыбнулся.

— Хотелось бы мне знать, сколько их будет. Времена изменились.

— Вам всегда будут рады в лесу, и мы всегда будем защищать вас.

Ауум подошел к началу Шрама и окинул его долгим взглядом. По обеим сторонам от него встали Болта и Метиан, а остальные ТайГетен сгрудились за их спинами. Шрам тянулся почти по прямой с севера на юг, и лишь едва заметный изгиб на восток искривлял его русло.

Край болота начинался в ста ярдах справа от них, а подходы за их спинами сужались и становились труднопроходимыми, естественным образом загоняя путников в Шрам.

— Граф, рассказывай. — Ауум двинулся вперед. — Мысли, планы и позиции. Все.

Графирр пристроился рядом с Болтой. За последние несколько дней они подружились, и между ними сложились почти родственные отношения, так что друзья Болты шутили, что он обрел нового сына и телохранителя в одном лице.

— В длину Шрам имеет восемь миль, и на всем протяжении рядом с ним тянется Вейл. Мы позволим армии беспрепятственно углубиться в него на три мили. Я исхожу из предположения, что люди будут идти по четверо в ряд; до сих пор таков был их излюбленный строй, и ширина Шрама вполне позволяет и здесь прибегнуть к нему. При этом они окажутся в относительной близости от первых поселений в Халиате, но эти три мили будут означать, что вся армия целиком войдет в Шрам, когда мы захлопнем капкан.

— Мы предполагаем, что они отправят фланговые отряды вверх по обоим склонам, но поскольку им придется держаться на расстоянии слышимости от основных сил, то главные точки сброса мы установили на высоте двух третей с каждой стороны. Идеальной была бы ситуация, когда капкан сработал бы сразу же после того, как хвост армии втянется в Шрам.

Графирр прошел еще несколько шагов и присел на корточки, указывая на левый склон. Болта сразу же понял, что он имеет в виду. Ауум поднял голову, всмотрелся и кивнул в знак одобрения.

— Мы замаскировали места, где будут скатываться бревна. Их двадцать с обеих сторон. Больше всего их находится в точке, отстоящей на милю от входа, где мы рассчитываем сломить им хребет и разделить армию на две части, создав посередине непреодолимый завал. Затем, по нашим расчетам, армия должна отступить и нанести ответный удар. При этом они неизбежно разобьются на еще более мелкие отряды.

— Остальная часть ловушек, силков, падающих бревен, волчьих ям и решеток с кольями должны будут заставить врага отступить вниз по склонам. Мы планируем загнать хвост колонны в болото, для чего я отрядил большую часть аппосийцев и несколько звеньев ТайГетен, которые покажут им дорогу. Мы рассчитываем рассеять их и убивать поодиночке, когда они устремятся вглубь Шрама.

Ауум кивнул на склоны.

— А что будет с теми, кто продолжит карабкаться вверх и пройдет через ловушки?

— На деревьях в засадах мы разместим аппосийских лучников, на гребне их станут поджидать аппосийцы с топорами, а ТайГетен образуют мобильный резерв на случай внезапного прорыва. Я не волнуюсь насчет того, что люди смогут прорваться на восток, — лес там настолько дикий и непроходимый, что уже одно это заставит их повернуть вспять. Поэтому большая часть оборонительных сооружений размещена со стороны Халиата. Мы выведем из боя тех рабов, кто сумеет освободиться, но следует признать, что многие будут ранены или погибнут.

— План не безупречен, но нас мало, и мы должны исходить из этого. Впрочем, я готов внести в него любые изменения, если таковые будут предложены.

— В этом нет необходимости, Граф. — Ауум ласково толкнул друга в плечо. — Именно поэтому я и отправил тебя сюда.

— И еще одно. До нашего появления здесь этим же путем прошел и Такаар. Похоже, он намного опередил нас и попадет в Катуру первым.

— Нам остается молиться, что он не успеет причинить слишком большого вреда, прежде чем мы доберемся туда. — Ауум вздохнул. — Хорошо, идем дальше: отправь два звена на разведку, чтобы они за полдня предупредили нас о приближении армии. Это даст нам время настроить ловушки, ямы и прочее. Остальные как раз успеют рассредоточиться по склонам, чтобы у нас не образовалось дыр в обороне. Сколько у нас силков?

— Около тысячи. И не все из них установлены нами. Охотники Болты — ребята опытные и умелые.

— Тысяча — это хорошо, но неплохо было бы установить и побольше. Болта, я хочу, чтобы ты отрядил всех, кого только можно, на установку дополнительных силков. Полагаю, вы используете для этого ветки пробкового и пальмового деревьев.

— Что еще? — спросил Графирр.

— Хорошо. Мы готовы. Сегодня после обеда я пройдусь по всей длине Шрама. Болта и Метиан, идемте со мной. Я хочу поговорить с вашими людьми.

— Они почтут это за честь, — отозвался Болта.

— Я намерен не оказать им честь, а сохранить жизнь, — возразил Ауум. Они вернулись по своим следам на охотничью тропу, что вела обратно в Халиат-Вейл, оставаясь единственным безопасным путем в поселок в радиусе четырех миль. — Я рад видеть тебя здесь, Метиан. Мне рассказывали всякое о том, что творится в Катуре. Что я увижу, когда мы придем туда?

— А ты придешь? — спросил Метиан. — В этом действительно есть необходимость?

— Глупо надеяться, что мы остановим их здесь. Мы можем лишь серьезно потрепать и ослабить их, но они все равно прорвутся, причем в достаточном количестве. Кроме того, в Катуру маршем идет еще одна армия. Она двинулась на восток из Денет-Барина и приближается вдоль реки Шорта. Так что, да, мне придется побывать в Катуре.

Болта заметил, как Метиан вздрогнул и внутренне сжался. Старый гиаланин вложил столько сил в борьбу за процветание гармонии, а теперь оказался в ссылке. Он дважды попытался открыть рот, но оба раза лишь вздыхал, словно понимая, что слова будут лишними. Но на третий раз он все-таки заговорил.

— Те немногие из нас, кто придерживается прежних взглядов на существование города, превратились в изгоев. В пределах городской черты кланы разделились. Вся власть перешла от Аль-Аринаар к тем, кто контролирует поставки эдулиса и других наркотиков. Есть и те, кто влачит некое подобие нормальной жизни, то есть работают, занимаются сельским хозяйством и строительством, но у города больше нет души. Разве что это душа преступника.

— А что же Пелин?

Метиан понурил голову, и последующие слова дались ему с явным трудом.

— Она не устояла перед наркотиками, попав в полную зависимость от криминальных элементов, и распустила гвардию. В городе нет единой власти. Но там еще остается столько эльфов, что мы просто не можем бросить их на произвол судьбы. Мы с Болтой думали о том, чтобы захватить город, поэтому я и оказался здесь, но теперь мы надеемся, что ты поведешь нас.

Болта внимательно следил за реакцией Ауума. Он рассчитывал увидеть проявление бурных эмоций, но архонт лишь молча вглядывался в тропу впереди с таким видом, словно услышал от Метиана именно то, чего ожидал. В конце концов, он перевел взгляд на старого верного гвардейца Аль-Аринаар.

— Один из них угрожал Лизаэль смертью. Я начну отсюда.

Болта содрогнулся и поспешил вслед за Ауумом, машинально отметив про себя, что тот почти не оставляет следов на влажной земле. Но когда ТайГетен заговорил, Болта едва не подпрыгнул от негодования.

— Наши враги без стеснения используют магию, и их не беспокоит, кого она коснется. Люди пришли сюда, в лес, для того, чтобы окончательно стереть эльфов с лица земли. Их численное превосходство способно вселить страх и неуверенность в душу мирного обывателя. Графирр не должен был привлекать тебя к подготовке к сражению, и вам придется уйти из своего поселка. Никаких костров до тех пор, пока люди не уйдут. Никаких песнопений и молитв, никакой охоты. Не должно остаться никаких следов того, что там живут эльфы. Это — не место для детей, стариков или тех, кто ищет покоя. Ты не можешь и дальше оставаться здесь, Болта. Уводи своих людей в горы на западе, пока все не закончится.

Болта остановился так резко, что Метиан ткнулся носом ему в спину. Ауум ощутил заминку и обернулся.

— Ты не заставишь меня уйти, поджав хвост, ТайГетен. И ты не сможешь отказать моим людям ни в мужестве, ни в умениях.

— Я не хотел обидеть тебя, — сказал Ауум. — Я всего лишь хотел спасти жизнь тем, кто не является воином, и не должен чувствовать себя обязанным примерить накидку солдата.

Болта кивнул, и гнев его испарился, словно утренний туман над водой.

— Ты прячешься от тех, кого клялся защищать, и потому совершенно не понимаешь нас.

— Ну так просвети меня. Что я должен понять?

— Сердца эльфов преисполнены силы и мужества, и в них никогда не ослабевало и не ослабеет желание освободить наших соотечественников. Мы сделаем все, чтобы положить конец человеческой оккупации. И я, и все члены моего клана, собравшиеся здесь, в Халиат-Вейл, готовы предложить тебе нашу помощь, и мы с радостью умрем ради того, чтобы наши земли стали свободными.

Ауум вновь поцеловал Болту, на этот раз — в глаза.

— В таком случае почту за честь встать рядом с тобой в грядущей битве и умереть вместе, если такова будет моя судьба. — Ауум уже собрался отвернуться, но потом вновь сосредоточил все внимание на старом аппосийце. — Я собирался говорить с твоими соратниками… но пусть лучше это будешь ты. А я буду стоять рядом с тобой.

* * *

В комнате Элисс царили полумрак и прохлада. Дом Болты отличался скромностью, но при этом был надежным и просторным, да еще и располагался на осушенных землях, так что в нем всегда было сухо и уютно. Сам Болта все еще разговаривал со своими аппоссийцами.

Ауум намеренно оставил его одного, поскольку не видел необходимости в своем присутствии и хотел узнать, как себя чувствует его Тай. Элисс спала, когда Ауум отодвинул занавеску и вошел на ее половину. Подойдя к ее койке, он поправил одеяло, которое сбилось под ее запястьем, и укрыл им девушку до подбородка.

Комната была обставлена весьма скудно: помимо кровати, здесь были лишь стул и маленький столик, на котором стояли таз и кувшин для умывания. Ауум подумал было, что нужно намочить тряпицу, но потом вспомнил, что лихорадки у Элисс больше нет. Поэтому он просто присел на край кровати и стал смотреть на ее прекрасное лицо. На высокие и резко очерченные скулы, аккуратный маленький носик чистокровного иниссула и большие миндалевидные глаза, которые распахнулись, когда она почувствовала на себе его взгляд.

Элисс улыбнулась, сделала долгий вдох и счастливо потянулась.

— Я не слышала, как ты вошел, — сказала она.

— Это не должно тебя удивлять, — ответил Ауум.

Элисс рассмеялась.

— Прощу прощения, — сказала она.

— За что? — Ауум пожал плечами. — Как ты себя чувствуешь?

— Отдохнула. Готова к бою. Когда они доберутся сюда?

— У нас есть еще пара дней, чтобы окончательно подготовить западню, — отозвался Ауум. — Граф отправляет на разведку два звена, Фалин и Илласта, я полагаю, так что мы узнаем об их появлении за полдня. Набирайся сил. Они тебе понадобятся.

— Ауум.

— Да?

— Зачем ты на самом деле пришел сюда?

Ауум откинулся назад и шумно выдохнул.

— Ты — моя Тай. Я должен был удостовериться, что ты в достаточной мере здорова для того, чтобы сражаться.

— И только?

— Да. В общем, нет. Хотя… Перестань, Элисс.

Под ее взглядом Ауум поежился. Она села, опираясь о спинку кровати, и взяла его руки в свои. От затаенного восторга у него перехватило дыхание.

— Я знаю, у нас мало времени, — сказала она. — Мы не знаем, кто останется в живых после грядущего сражения. Я буду горячо молиться о том, чтобы мы оба вышли из него живыми. Но если этого не случится, мы не сможем жить поодиночке или умереть вместе, сожалея о том, чего не сделали.

Ауум кивнул. Сердце гулко бухало у него в груди, и больше всего на свете ему хотелось крепко обнять ее и прижать к себе, чтобы чувствовать ее дыхание и утонуть в ее волшебном аромате.

— Я достигла расцвета женской силы, Ауум. Нет такой девушки-иниссула, которая не ощущала бы потребности зачать… но меня волнует не это. Я хочу, чтобы ula, на котором я остановлю свой выбор, дал бы моему ребенку лучший шанс последовать за мною и стать ТайГетен. Этот ula должен быть тем, кого я люблю и ради которого готова пожертвовать собственной жизнью. Это ты, Ауум. Ты согласен стать отцом моего ребенка?

Ауум не ведал, то ли ему страшно, то ли он готов потерять сознание, зато понимал, что его охватывает полная и исступленная эйфория. Кажется, он глупо улыбался, но и на это ему было наплевать.

— Я почту это за честь, которую не в состоянии передать словами.

— Вот и не нужно ничего говорить, — прошептала Элисс.

Ауум привлек ее к себе, и души их слились в поцелуе.

Глава 21

Они думают, что купили мое расположение и благосклонность наркотиками. Неужели у них совсем нет мозгов?

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Джерал вышел на каменную площадку перед входом в храм Аринденета. Он был один. Было нечто очень личное и глубоко волнующее в том, чтобы невозбранно стоять в самом сердце веры твоего врага. Он медленно прошелся по кругу и вновь оказался перед распахнутыми настежь вратами. Джерал направился к ним, полной грудью вдыхая тишину, отсутствие угрозы и ощущение полной и окончательной победы.

— Что ты делаешь? — прошипел из кустов чей-то голос.

Джерал оглянулся и увидел, что за ним напряженно следят несколько человек.

— Собираюсь войти внутрь. А что еще я должен сделать?

— Там полно всяких потайных местечек. Это самоубийство.

— Хунд, там никого нет. Это должно быть понятно даже тебе. — Джерал остановился. — Почему бы вам всем не выйти сюда?

Они неохотно повиновались. Всего их оказалось сорок девять человек: тридцать восемь солдат и одиннадцать магов. Здесь были все, кто остался в живых из двухсот сорока бойцов Первой роты, которую теперь издевательски именовали не иначе как Мертвой ротой. Джерал смотрел на них, не зная, кем они должны считать себя: проклятыми или счастливчиками. В душе у него поселилась боль, оказавшаяся намного острее и засевшая куда глубже, чем Джерал готов был признать. Они с Хундом сделали все, что могли, чтобы спасти как можно больше людей. Но Лореб поручил Иштаку разобраться, и остальные роты не спешили прийти им на помощь, не понимая всей тяжести положения, пока Хунд не вправил им мозги через Локеша, но к тому времени было уже слишком поздно. А самая мрачная ирония заключалась не только в том, что непозволительно много прекрасных молодых солдат и магов умерли страшной смертью, но и в том, что в случившемся обвинили капитана и первого мага роты.

— Все то же самое, будь оно проклято, — пробормотал Джерал себе под нос. — Чертов алкаш наверняка уже забыл о том, что отправил нас сюда.

Целый день они шли маршем вдоль берега реки, а потом еще два — вглубь материка, пока основные силы армии с ужасающей медлительностью продвигались в сторону Катуры. С каждым шагом в душе Джерала крепло раздражение и желание выжить любой ценой. И вот сейчас, стоя на пустом каменном козырьке перед входом в храм Аринденета, он вдруг почувствовал себя сильным.

— Твоя горечь отравляет всю радость пребывания в таком чудесном месте.

— А почему нет, Хунд? Чему ты радуешься, хотел бы я знать? Лореб отправил нас сюда на верную смерть. Мы видели, что он сделал, или, точнее, не сделал, так что кровь моих парней падет на его голову.

Джерал зашагал к храму, на ходу убирая меч в ножны.

— И что ты намерен с этим делать?

— Во-первых, убедиться, что здесь не осталось ни живой души.

— А потом?

К ним на паперти присоединилась вся диверсионная группа. Джерал знаком приказал солдатам окружить здание.

— А потом я доложу об этом Киллиту или Пиндоку, смотря кто первый из этих идиотов попадется мне на глаза и будет в состоянии выслушать.

Джерал и Хунд вошли под купол храма, и в прохладной тишине на обоих снизошло успокоение, которое лишь подчеркивало журчание бегущей воды. Двое мужчин с восхищением принялись разглядывать статую.

— Вот это да, — вырвалось у Хунда. — Настоящее произведение искусства. Неудивительно, что Лореб хочет жить здесь, ведь это место буквально дышит красотой.

— Ну да, он поселится здесь только через мой труп, вот что я тебе скажу, — ответил Джерал. — Держу пари, самое меньшее, что я сделаю — заставлю наших генералов рвать друг другу глотки из-за того, кому достанется это место.

Но Хунд думал уже о другом.

— Почему они ушли отсюда? — хмуро осведомился он. — Разве не здесь находится самая большая их святыня?

Джерал хлопнул его по спине.

— Ага, вижу, ты понемногу учишься думать головой. Почему, по-твоему, мы должны будем представить рапорт?

Хунд лишь пожал плечами в ответ.

— Хунд, ты — безнадежный двоечник.

— Да, ваши армейские премудрости никогда меня не интересовали, это точно.

— Тогда позволь мне просветить тебя. Когда мы начнем осматриваться, то обнаружим, что здесь царит полный порядок и благолепие. Следовательно, узнав о нашем приближении, эльфы отнюдь не бежали отсюда в панике и спешке. Почему? Да потому что заранее знали о том, что мы идем сюда, или же догадывались об этом.

— А это — уже свидетельство того, что они мыслили вполне предметно и, прихватив с собой свою магию и все вооруженные формирования, ушли туда, где, по их мнению, смогут с наибольшей эффективностью применить их против нас.

— Ты думаешь, они знают, куда мы направляемся?

Джерал рассмеялся.

— Провалиться мне на этом самом месте, Хунд, они всегда знали об этом. Но больше всего меня беспокоит то, что они знают, каким маршрутом мы туда идем. Последнее, что нам нужно — это попасть в тщательно подготовленную засаду, тебе не кажется?

Обойдя бассейн по кругу, Джерал направился в полумрак храма. Помедлив несколько мгновений, Хунд поспешил за ним.

— А разве мы каждый день не ожидаем засады? Я видел, как строится армия перед маршем.

— Да, превосходная работа, — согласился Джерал. — Громоздкое, медлительное, хорошо защищенное формирование, ползущее, как черепаха, и дающее врагам сколько угодно времени на подготовку любой засады в любом удобном месте. Лореб подготовил колонну для нападения в любой момент и показывает любому шарпу, которому это интересно, как именно строится ее оборона.

— Как обычно, он совершенно упустил из виду кое-что очевидное, а именно: чтобы победить этого врага, нам нужна соответствующая тактика ответного реагирования, нечто такое, что стало бы для них неожиданностью, иначе они и дальше будут терзать нас своими партизанскими рейдами, как делали до сих пор.

— Ничего не понимаю. Ты догадался об этом, просто придя сюда?

— Нет. Это лишь подтверждает то, о чем я думал раньше, — сказал Джерал. Приостановившись, он взглянул на Хунда, на лице которого отражалось полное непонимание, и сокрушенно покачал головой. — Мой дорогой маг, с тех самых пор, как мы двинулись в этот дурацкий поход, эльфы переигрывают нас на каждом шагу, и это несмотря на то, что они крайне малочисленны. И вот этот опустевший храм — лишнее тому доказательство.

— Нас должно беспокоить то, что шарпы прекрасно знают, куда именно мы направляемся и сколько нам еще осталось идти до этого места, тогда как мы этого совершенно не представляем. Не знаем мы и леса и просто лезем вглубь его вслепую, не подозревая, когда и где выйдем из него. Наши замечательные командиры свято уверовали в то, что эльфы поспешно отступают к Катуре, где и станут ждать, пока мы не придем и не убьем их всех до единого.

— Но они не собираются этого делать! Нам придется заставить их отступить к городу, а прежде — разбить в отрытом бою. А сделать это можно, только проявив изобретательность и смекалку. Став умнее их. Они забрали с собой всю магию из Аринденета, Хунд. Куда? Где состоится их очередное нападение? Кто его устроит — маги, проклятые ТайГетен или эти чертовы эльфы с дикими кошками?

Они вдвоем вышли на свет, в деревню, лежавшую за храмом, и Джерал понял, что был прав. Все дома стояли аккуратно запертыми и пустыми. Эвакуация была спланирована и проведена безупречно.

— Но ведь именно поэтому мы и дальше должны двигаться так, как сейчас? В оборонительных порядках.

— Нет! Мы должны уяснить себе все их наступательные приемы и разработать против них контрмеры. А потом нужно двигаться ускоренным маршем, потому что каждый лишний день, проведенный в этом проклятом месте, уносит новые жизни, истощает силы и подрывает боевой дух. А теперь у нас еще и заканчивается провиант, верно? Если ничего не изменится, то мы доберемся до Катуры настолько ослабленными, что даже не сможем разбить этих хитрых ублюдков.

Джерал впился взглядом в лицо Хунда и понял, что до того начал понемногу доходить смысл сказанного.

— Значит, нам нужно как можно скорее вернуться назад, правильно? — спросил маг.

— Почему?

— Потому что они намерены уйти от реки вглубь материка.

— В самую точку, — согласился Джерал. — Прямиком в пасть льва.

* * *

Линию передовых постов Хунд пересек вместе с Джералом. Армия остановилась на привал, разбив лагерь на берегу какой-то мелкой речушки, в которой, впрочем, в изобилии водилась рыба, которую солдаты и глушили звуковой магией. Повсюду уже горели костры, и к запахам готовящейся еды в кои-то веки не примешивалось подозрение.

— Все еще злишься? — полюбопытствовал Хунд.

— А ты все еще жив? — парировал Джерал.

— Призываю тебя соблюдать осторожность, — сказал Хунд.

Джерал пожал плечами. Всю обратную дорогу он раздумывал над тем, что скажет, и осторожности не было места в том плане разговора, который сложился у него в голове.

— Почему?

— У меня две новости: хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что все генералы собрались в одном месте и обсуждают тактику. Кстати, Локеш тоже с ними. Плохая состоит в том, что завтра они ждут драки, и я не думаю, что в данный момент Аринденет так уж сильно их заботит. Быть может, тебе стоит потерпеть до завтрашнего вечера, когда мы встанем лагерем на ночлег.

— Нет, сейчас нам выпала прекрасная возможность. А вот если мы промолчим, то потеряем еще много жизней, особенно если не изменим тактику.

— И тебе, полагаю, уже известно, какой она должна быть, эта новая тактика, — съязвил Хунд.

Джерал почувствовал, как его охватывает гнев.

— Чтоб ты знал, у этих идиотов ее точно нет. Чего ты так нервничаешь? Я ведь не прошу тебя идти со мной.

Хунд понурился.

— Это же очевидно. Мы — друзья. Во всяком случае, мне хочется так думать, но я же вижу, как ты накручиваешь себя с тех самых пор, как мы вышли из Аринденета. Я с тобой, и я понимаю, что наши генералы могут запросто угробить целую армию, но если тебя повесят за нарушение субординации, нашему делу это не очень-то поможет, верно?

— Прости меня, мамочка. Обещаю, что изо всех сил постараюсь сохранять спокойствие.

Хунд вздохнул.

— Полагаю, придется удовлетвориться этим и надеяться, что все обойдется.

— Можешь не сомневаться. — Джерал почувствовал, что охватившее его напряжение чуточку ослабло. — Послушай, я услышал тебя, верно? Но мне нужно, чтобы они услышали меня.

— Что ж, не считая Лореба, думаю, ты пользуешься авторитетом среди рядовых тактиков.

Джерал выразительно поднял брови.

— Это комплимент?

— Почти.

— Хорошо. — Джерал огляделся. Остатки Мертвой роты ждали его распоряжений. Его солдаты были злы, считали, что их предали, и ждали от него улучшения своей жизни. — Ладно, не будем хоронить себя раньше времени. Эй, парни, никаких драк и прочего насилия, но не позволяйте никому помешать мне принять участие в совещании, понятно?

Джерал повел своих людей вдоль линии внешних постов, не желая привлекать к себе ненужного внимания. Совещание проходило в самом центре лагеря, внутри палатки, установленной исключительно для этой цели. Вокруг нее плотным кольцом выстроились солдаты и маги. Большинство из них служили в личной гвардии Пиндока, которую за глаза называли «Желтой гвардией». У входа в палатку столпилисьадъютанты, а рядом стоял небольшой столик, предназначение которого было Джералу непонятно.

Джерал знаком приказал своим людям расступиться, а сам направился ко входу в палатку. Хунд не отставал от него ни на шаг. Один их адъютантов Киллита подтолкнул Иштака локтем, и Джерал приветствовал его широкой улыбкой. Выражение лица Иштака никак нельзя было назвать приветливым. Джерал заметил, как шевельнулись его губы, и напрягся.

— Рады видеть меня, Иштак? — осведомился Джерал, с удовольствием наблюдая за смятением, охватившим адъютанта. — Или разочарованы тем, что я еще дышу?

— Как посмотреть. Что вам нужно?

— Ну, как видите, мы чувствуем себя на удивление хорошо, учитывая последнее полученное нами задание. Как вам известно, чтобы благополучно завершить его, я должен доложить о его выполнении старшему по званию. Вот и я пришел. Проводите меня внутрь.

Иштак натянуто улыбнулся.

— Не спешите, капитан. Генерал Лореб совещается с командным составом армии, чтобы выработать тактику для завтрашнего наступления. Это — не то общество, которому я готов вас представить.

— Мой дорогой Иштак — кстати, рад видеть, что синяк у вас на скуле уже почти сошел, — я доставил сведения, которые имеют важное значение для этого обсуждения. Я должен на нем присутствовать.

Еще один помощник наклонился к Иштаку и что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул, и на губах его заиграла уродливая улыбка. Он отступил в сторону.

— В таком случае прошу вас, капитан. Входите. Генералы и главный маг будут счастливы получить дельный совет от человека, который проглядел, как отравилась ядом его собственная рота.

Входя в палатку, Джерал постарался посильнее задеть Иштака плечом. Внутри было так накурено, что его едва не стошнило. Генералы сидели на чурбаках, а на земле между ними лежала наспех нарисованная карта. И Пиндок, и Локеш попыхивали трубочками, набитыми самым отвратительным эльфийским табаком. Локеш явно маялся скукой, почти не вслушиваясь в обсуждение, а Пиндок нервничал, чего, впрочем, и ожидал Джерал.

Выражения лиц Лореба и Киллита он разглядеть не мог — оба сидели к нему спиной. Он громко откашлялся.

— Мои генералы и почтенный лорд-маг, прошу простить меня за вторжение.

Лореб поперхнулся, выплюнув себе под ноги очередную дозу горячительного, которую не успел влить себе в глотку, и дернулся так резко, что Джерал испугался, как бы он не упал с бревна. Но генерал удержал равновесие и обернулся, вставая.

— Я не намерен вам ничего прощать, — заявил он. — Вон отсюда.

— Нет. Сэр. — Теперь уже все головы повернулись к ним. — При всем уважении, вы должны выслушать то, что я обязан вам сказать. У меня есть сведения, которые позволят спасти многие жизни.

— Вы, как всегда, преувеличиваете, капитан Джерал, — проворчал Пиндок. — Что скажете, Киллит, может, и впрямь выслушаем его?

— Киллит здесь ни при чем, — резко бросил Лореб. — Капитан Джерал, или вы уйдете сами, или вас выведет отсюда стража и вы предстанете перед военным трибуналом.

— Как ты меня достал своими картинными позами, старый дурак, — проворчал себе под нос Джерал.

— Прощу прощения? — требовательно осведомился Лореб.

— Мне очень жаль. Позвольте мне выразиться более откровенно.

— Джерал! — предостерегающе произнес Хунд.

— Вон! — заорал Лореб.

— Нет, — ответил капитан и, подумав, добавил: — Сэр.

Лореб взревел, требуя стражу. Киллит кричал что-то невразумительное, а Пиндок уже забился в дальний угол палатки. И тогда заговорил Локеш. Голос главного мага вонзился в мозг каждому из присутствующих, а рты, уже готовые разразиться обвинениями, тут же захлопнулись.

— Хунд, — сказал он. — Ты связался с возмутителем спокойствия. Почему?

— Потому что я считаю, что ему надо дать высказаться, — ответил Хунд.

Джерал кивнул, благодаря Хунда за поддержку. Локеш был высоким мужчиной с тяжелыми чертами лица и мощным телосложением. Пожелай он стать военным, то наверняка снискал бы себе славу. Он встал. Генералы — такое впечатление — съежились в ответ. Джерал был уверен, что Локеш прибегнул к помощи какого-то заклинания, чтобы добиться подобного эффекта, но какое это имело значение? Он был очень опытным и умелым магом.

— В таком случае мы выслушаем его. — Локеш вперил взгляд в Хунда. — Но пусть он изъясняется вежливо и по делу, иначе вы оба дорого заплатите за свое вторжение.

— Не дави на них, капитан, — прошептал Хунд.

Джерал пожал плечами.

— Аринденет оказался пуст, генерал Лореб. Шарпы ушли оттуда задолго до нашего появления.

— Очевидно, сбежали в страхе, — заметил Киллит. — Что ж, я их вполне понимаю.

— Нет, сэр, — возразил Джерал. — Они знали, что мы намерены атаковать их храм, и отступили заранее. Они знали, что мы будем делать, задолго до того, как мы сделали это. Они перехитрили нас и оказались умнее. Но я знаю, что мы должны изменить и как можно заставить их сразиться с нами до того, как мы доберемся до Катуры. Если нет, то я не дам за наши жизни и гроша. Боюсь, мы просто не дойдем до своей цели и главного приза, не говоря уже о том, чтобы сохранить достаточно сил для его захвата.

В палатку вошли стражники, но Локеш жестом приказал им удалиться. Трио генералов во все глаза уставилось на Джерала, словно языки проглотили. Локеш прочистил горло.

— У вас есть доказательства?

От этих слов у Джерала по спине пробежал холодок, а кровь застыла в жилах.

— Вспомните все нападения, которые предпринял противник. Они наносят удар и отступают. А мы просто стоим и смотрим, как умирают наши товарищи. Мы же добились незначительных успехов, и то единственный раз, причем случайно, — во время первой атаки на их передовой патруль и строителей лагеря. С тех пор ни один волос не упал с их головы. Хунд рассказал мне о том, что завтра вы ожидаете столкновения и что впереди нам предстоит трудный путь.

— Да, — ответил Киллит. — Мы ожидаем засады.

— Со всем уважением, сэр, но какую тактику вы выбрали или обсуждаете?

— Мы сошлись на том, что наилучшим порядком будет оборонительный. При нынешнем построении нам не страшна никакая засада.

— Вы просто ничего не понимаете, не так ли? — с горечью воскликнул Джерал.

— С меня хватит! — заявил Лореб. — Я хочу, чтобы этого человека вывели отсюда и разжаловали в рядовые.

— Хотите узнать, как нам остаться в живых? — поинтересовался Джерал, в упор глядя на Пиндока, прежде чем перевести взгляд на Лореба. — Или вы предпочтете выслушать, зачем меня на самом деле посылали в Аринденет?

Лореб зарычал и впервые на памяти Джерала стал страшен — но потом надолго приложился к бутылке вместо того, чтобы огреть ею капитана по голове.

— Я бы очень хотел узнать, для чего вас отправили к эльфийскому храму, — обронил Локеш.

— На разведку, — резко бросил в ответ Лореб. — Предлагайте свою тактику, Джерал. А потом мы с вами немного побеседуем наедине.

Глава 22

Метиан объявил амнистию всем наркоманам, желающим излечиться от своей пагубной привязанности. У дверей комнаты собралось в восемь раз больше эльфов, чем она могла вместить. Но количество бандитов Калена, требующих компенсации за свои потерянные доходы, попросту ошеломляло.

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Небеса разверзлись проливным дождем. Начавшись еще на рассвете, он, похоже, не собирался стихать. Перед самым восходом солнца Ауум провел последний краткий инструктаж ТайГетен, после чего каждое звено вновь отрепетировало совместные действия с аппосийцами. Жизнь в деревне замерла, а тех, кто не мог держать в руках оружие, увели в лес подальше от Шрама.

— Гиал благословляет нас сегодня, — заметила Меррат.

— Она делает землю предательски скользкой под ногами наших врагов, затмевает им взор и притупляет слух, — добавил Графирр.

Ауум улыбнулся.

— Она была любимой богиней Катиетт.

— Самой полезной в бою богиней, — поправил его Графирр.

— Сегодня она бы нам пригодилась, — сказал Ауум.

— Как и каждый день, — согласилась Меррат. — И еще человек пятьдесят таких же, как она.

Катиетт, бывший архонт ТайГетен и командир звена, в которое, помимо нее самой, входили Меррат и Графирр, погибла во время первой волны вторжения людей, и ее смерть стала для эльфов невосполнимой потерей. Не только из-за того, что она обладала чрезвычайными и выдающимися способностями. Ауум был убежден, что с ее гибелью оборвалась последняя ниточка, связывающая Такаара с реальным миром здравомыслия и душевного равновесия, и он окончательно превратился в опасного и неуправляемого бродягу.

— Хотел бы я знать, где он сейчас, — задумчиво пробормотал Ауум, размышляя вслух.

— Такаар? — Меррат пожала плечами. — Нам известно то, что он жив и движется в правильном направлении. Это немало, верно?

Ауум вспомнил огонь и ярость, вспыхнувшие в глазах Такаара на окраине Аринденета. Это не было душевным надломом, как на Хаусолисе, но последствия оказались теми же самыми. Такаар ударился в бега, и жизнь десятков тысяч эльфов оказалась в опасности. Правда, на этот раз появилась возможность спасти хотя бы некоторых из них.

Подойдя к позиции, занятой Графирром, ТайГетен умолкли. Каждый из них сознавал всю неподъемную тяжесть стоящей перед ними задачи, как понимал и то, что засада должна сработать безупречно, иначе у них не будет даже тени шанса на победу.

Теперь все зависело от Графирра. Именно он был тем эльфом, который приведет в действие все скрытые пружины, чтобы наголову разбить врага. Ауум взглянул на уложенные штабелями бревна. В землю были вкопаны четыре мощных пальмовых ствола, перевитые для надежности лианами, которые должны были послужить спусковым механизмом. Пальмы удерживали более ста пятидесяти стволов, готовых покатиться вниз и обрушиться на врага.

Спуск на дно долины был расчищен с большим тщанием, и лишь нижние ветки деревьев скрывали его от любопытных глаз. Точно такая же конструкция располагалась на противоположном склоне, чуть севернее, чтобы усилить хаос и разрушения, которые должны были начаться внизу. Тридцать восемь штабелей бревен размещались вдоль всей долины, готовые принести с собой смерть и опустошение.

— Кто подаст сигнал? — спросил Ауум.

Графирр выразительно поднял брови.

— Я сам его подам, — ответил он.

Ауум мотнул головой в сторону аппосийцев, расположившихся выше штабеля бревен.

— Побереги их. Не раздумывая, отзывай и уводи их отсюда, если что-нибудь пойдет не так. Каждая смерть для нас — невосполнимая утрата.

— Из-за моего небрежения не погибнет ни один эльф, — заявил Графирр.

Ауум встал.

— Сражайтесь достойно, — напутствовал он их, обращаясь ко всем сразу, — и умрите от старости, а не сегодня.

Ранним утром Ауум обошел место засады. Он разговаривал с каждым звеном и каждым отрядом аппосийцев, подмечая в них нетерпение и решимость, приправленные здоровым страхом. Когда он возвращался обратно, его догнал Улисан, сообщивший о приближении людей. Птичьи крики разнесли эту весть по всей долине.

Они наступали.

— Каким строем они идут?

— Их построение немного отличается от того, что они использовали раньше. Они стали больше внимания уделять защите своих магов: те равномерно распределены по всей длине колонны, а на флангах их теперь почти нет. Совершенно очевидно, что они ожидают нападения, но в этом нет ничего удивительного. Маги прилетали сюда на разведку, а даже человеческие глаза способны заметить, что Шрам — самое подходящее место для засады.

— И когда нога первого солдата ступит в долину?

— Через два часа, — ответил Улисан.

— Будем молиться, чтобы к тому времени дождь не прекратился.

Оба воина ТайГетен покинули дно долины и приток, текущий по ее центру. Словно в ответ на мольбу Ауума, дождь полил еще сильнее. Вода бурным потоком струилась по склонам, неся с собою грязь и листья. Земля под ногами стала предательски влажной и скользкой. Боги помогали им всем, чем могли.

Когда они подошли к устью долины, Ауум повел Улисана безопасной тропой к Элисс и группе аппосийцев, перед которыми стояла задача завести хвост армии в болото. Свыше сотни членов клана Аппоса, возглавляемые постаревшими, но все еще бодрыми и надежными Болтой и Метианом, расположились между двумя группами ловушек, которые должны были прикрыть их с флангов, когда они пойдут в атаку.

С ними останется и звено Ауума. Особого напряжения здесь не ощущалось. Метиан, в бытность свою гвардейцем Аль-Аринаар, участвовал во многих конфликтах, и он сумел найти нужные слова, чтобы вместе с Болтой, подававшим пример выдержки и спокойствия, поддержать боевой дух своих товарищей.

— Мы готовы, — сказал Ауум. — Все на своих местах, каждая ловушка проверена, и все спусковые механизмы взведены. Еще раз повторите про себя пути наступления, точки нанесения ударов, сигналы об отходе и места встречи. Большинство из вас не являются воинами, и я горд тем, что буду драться рядом с вами.

— Но предупреждаю вас: азарт боя может ослепить и оглушить вас, и вы не заметите, что вас ждет — победа или поражение. Не отрывайтесь от остальных. Помните о том, где стоят ваши товарищи и кто им противостоит. Откликайтесь на любой зов и приказ. Всякий бой — это риск, но не жертвуйте бездумно своей жизнью в надежде стать героем. Умрите от старости, а не сегодня.

— Тай, мои братья и сестры аппосийцы, помолимся.

Они услышали армию задолго до того, как первые солдаты показались в поле зрения. Несмотря на непрекращающийся шум дождя, разноголосый и воинственный гул тысяч людских глоток и топот ног разнеслись по Шраму, опережая дрожь земли. Впереди людей бежали подданные Туала, спасаясь бегством.

Ауум уловил перемены в общей атмосфере. Метиан еще говорил, но теперь он настраивал аппосийцев на предстоящее сражение. Эльфы принялись затачивать лезвия топоров и натягивать тетивы коротких луков; зазвучали молитвы, которые не прекратятся до того, как прольется первая кровь.

Ауум повернулся к Элисс.

— Побереги себя, — негромко сказал он. — А я буду присматривать за тобой.

— Даже не думай, — вспылила Элисс. — Сражайся так, как делал это всегда. Поступить по-другому — значит подвергнуть себя опасности.

— Но…

— Нет, — отрезала Элисс. — Ничто не имеет значения, кроме того чтобы нанести поражение людям. Ничто.

Ауум почувствовал себя уязвленным. Он взглянул на Улисана, но тот быстро отвернулся.

Приказом командования, продиктованным исключительно желанием отомстить за испытанное унижение, Джерал был поставлен во главе отряда, которому предстояло первым войти в узкую лощину с крутыми склонами, чему он нисколько не удивился. Дождь лил как из ведра, но и к этому он уже привык за три года, проведенных на Калайусе, а грязь и травяной перегной превратились в непроходимое болото еще до того, как на них ступила нога двух сотен солдат. О том, что будет, когда здесь пройдут три тысячи, не хотелось и думать.

По дну лощины тек быстрый ручеек, достаточно мелкий, чтобы его с легкостью можно было перейти вброд, и армия двигалась вперед строем по пять человек в ряд, но разделившись, так что с одной его стороны шли двое, а с другой — трое человек. Маги и шарпы шли посередине, слитной группой, окруженные двойным кольцом солдат. На флангах магов не было вообще, а солдаты, прикрывавшие колонну по бокам, получили строжайший приказ отступить при малейших признаках опасности.

— Ваша братия знает, что делать?

— Мы не подведем, — ответил Хунд.

— Это не просто важно; это принесет нам победу, если на нас нападут. Все должны в точности следовать полученным указаниям.

— Я все понял, — повторил Хунд. — Слушай, тебя проверяют и ждут, что ты…

— Я все равно окажусь прав, — перебил его Джерал. Он чувствовал себя прекрасно и одарил Хунда широкой улыбкой. — А знаешь, что самое хорошее? То, что наше трио идиотов, несмотря на мой совет, решило идти в середине колонны. Но, по крайней мере, Локеш послушался меня.

— Локеш всего лишь хочет первым выйти с другой стороны.

— Ага, но сначала ему придется оттолкнуть меня, — заметил Джерал.

Он огляделся по сторонам. Склоны лощины, по дну которой двигался его авангард, густо поросли деревьями и кустами. Но он не видел их, хотя они находились от него не дальше чем в десяти ярдах, и от этого нервничал. Приходилось полагаться только на то, что видимость на самом дне лощины была чуточку получше.

Над их головами смыкался сплошной зеленый покров, так что дозорные маги, отправленные в воздушную разведку, ровным счетом ничего разглядеть не могли. От них было бы больше толку на земле, но Локеш наотрез отказался выступать в путь без магов в воздухе, хотя они создавали лишь иллюзию тактического преимущества.

На каждом шагу их поджидало одно и то же: проливной дождь, густая зеленая растительность и предательски скользкая земля под ногами. После двух часов непрерывного марша люди начали расслабляться.

— Идиоты, — проворчал себе нос Джерал. — Передай по команде, Хунд. Мы даже не дошли еще до самой опасной точки. Я хочу точно знать, когда последний из наших людей войдет в пасть лощины.

— И что потом?

— Если это засада, то именно тогда капкан захлопнется.

Прошло совсем немного времени, и он получил сообщение, что армия полностью втянулась в долину.

— А теперь — за работу, — прошептал Хунд.

И тут, словно в ответ на его слова, склоны лощины задрожали от грома, заглушившего шум дождя.

Графирр знал, что ожидает эльфов; он молился о том, чтобы люди услышали, как к ним спешит смерть. Пальмовые стволы оттащили в стороны, и бревна покатились вниз, разгоняясь с чудовищной быстротой и сотрясая грохотом склоны лощины, сталкиваясь и перекатываясь друг через друга, словно соревнуясь в том, кто первым доберется до врага и сокрушит его.

Графирр поднял руки над головой, удерживая свою группу на месте. Он знал, что на противоположной стороне долины Меррат обрушила свою лавину бревен, и если эльфы станут действовать чересчур поспешно, то внизу их будет подстерегать та же самая участь, которую они уготовили людям. Но если они замешкаются, то солдаты успеют прийти в себя и перегруппироваться.

А внизу, под ним, бревна уже прокладывали собственный маршрут. Большая часть, правда, катилась по расчищенной тропе, но некоторые отлетали в стороны, наталкиваясь на деревья по обеим сторонам от просеки, или же вообще становились на попа, ломая нижние ветки зеленого покрова. Графирр рассчитал момент, когда вражеская армия поймет, что ее ожидает, и постарался предугадать реакцию людей, молясь про себя, чтобы не ошибиться.

Он опустил одну руку. Аппосийцы подобрались, взяв оружие на изготовку. Он кивнул своим Тай, Аллину и Борруну.

— Да направит Инисс наши руки, — прошептал он.

Графирр уронил вторую руку. ТайГетен рванулись вперед, оставив аппосийцев далеко позади. Сначала — неразбериха и хаос, а уже потом — кровавая бойня. Графирр помчался вниз вместе со своей тройкой, следуя за всесокрушающей лавиной.

На бегу он молился, чувствуя, как сила переполняет его тело. Инисс направлял его шаги, а воздух в легких обострял чувства. Жизнь обрела сладостный аромат и стала прекрасной, как никогда, обещая скорую смерть людям. Шрам содрогался от грохота катящихся бревен, спешащих сокрушить мягкую плоть и хрупкие кости врагов. Подданные Туала в паническом бегстве взлетали в небо или искали спасения на верхних ветках деревьев. Под ними, на дне лощины, люди уже должны были расслышать гибельный грохот смерти, торопившейся им навстречу, и по их рядам наверняка прокатилась паника, подобно эпидемии, передающейся с зараженной водой.

Графирр ощущал свою тройку всем своим существом. Ему не нужно было оглядываться, чтобы посмотреть, как они ведут себя. Аллин мчался вниз по склону легкими скользящими прыжками, почти не касаясь земли. Графирр всегда завидовал манере его бега. Боррун, вытянув шею, с широко раскрытыми глазами, несся вперед, словно матерый вожак-олень. Вот он перепрыгнул через глубокую яму и помчался дальше. Чуть ниже, под ними, бревна приминали невысокий кустарник.

Графирр услышал, как одно из них с громким треском врезалось в стоящее дерево, и по лесу заметалось гулкое эхо многочисленных столкновений и отскоков, напрочь заглушив все остальные звуки. Это давало им еще одно преимущество, на которое он даже не рассчитывал. Если у него от такой какофонии лишь учащенно забилось сердце, то у врага наверняка кровь стыла в жилах.

Склон у него под ногами стал чуточку более пологим. Бревна оставили на земле глубокие шрамы, наматывая на себя опавшие листья и суглинок, тем самым увеличивая вес, готовый вот-вот обрушиться на захватчиков. Графирр стал считать в обратном порядке от десяти. Сейчас. И вот он уже расслышал встревоженные крики и низкий, монотонный гул тысяч человеческих голосов — люди наконец-то увидели, какая лавина несется на них с обоих склонов.

А вот он разглядел и их самих. Они стояли неподвижно, задрав головы, и глядели вверх, на скаты лощины. Бревна сталкивались, подпрыгивали, вращались и ударяли с огромной силой. Вспыхнуло голубое зарево, замерцало и погасло, а те, кто укрывался за ним, превратились в кровавое месиво. Зрелище гибели врагов привело Графирра в неописуемый восторг, и он ускорил бег, с безошибочной и уверенной легкостью перепрыгивая через все еще катящиеся бревна.

Шрам оглох от страшного грохота. Бревна сталкивались друг с другом, отскакивали от магических щитов или разносили их вдребезги, погребая под собой тех, кто прятался за ними. Графирр стал выкрикивать приказания своим Тай, но его голос потонул в общем безумном грохоте. Землю под его ногами усеивали бездыханные тела, а взбаламученная грязь стала красной от человеческой крови.

Графирр повернул на юг. Впереди солдаты скорчились за уцелевшим магическим щитом. Он устремился прямо к ним. Аллин и Боррун прикрывали его с флангов.

— Цельтесь в магов.

Им навстречу вышли солдаты, рассредоточившись по дну лощины. Графирр присел, пропуская над головой широкий замах двуручного меча. Выпрямившись, он плечом оттолкнул мечника с дороги и бросился в образовавшуюся брешь. Но впереди вырастали все новые враги. На бегу Графирр выхватил из мешочка на поясе полумесяц и метнул его в ближайшего противника. Здесь, под куполом магической защиты, проверенное оружие вновь доказало свое надежность, и стальная звездочка впилась в запястье солдата, который поднял руку с мечом, защищая лицо.

К нему присоединился Аллин. Боррун развернулся назад, чтобы встретить ту шеренгу, сквозь которую они проскочили. Графирр обнажил оба своих клинка. Шагнув вперед, он с размаху опустил правый на голову раненого солдата, сбивая его с ног. Используя инерцию замаха, Графирр крутнулся на правой ноге, левой нанося удар в грудь очередному врагу.

Совершив пируэт, он оказался лицом к лицу с еще несколькими противниками. Полоснув правым клинком по шее третьего солдата, он левым пробил защиту четвертого и вспорол ему бок, ощутив, как лезвие застряло в позвоночнике. Бросив взгляд налево, он увидел, как Аллин взлетел в высоком прыжке, совершил сальто-мортале и приземлился прямо посреди группы магов.

Щит над ними мигнул, потом еще раз и еще. Аллин же принялся разить врагов направо и налево. Графирр окликнул Борруна, подзывая его к себе, и локтем ударил в горло последнего солдата, вставшего у него на пути, и устремился в открывшийся проход. В то же самое мгновение по колонне людей прокатился приказ. Один за другим люди крепко зажмуривались и вскидывали руки, закрывая лица.

— Тай! Берегите глаза!

Графирр выронил клинки и закрыл лицо ладонями.

Сквозь грохот катящихся бревен, ощущая под ногами дрожь земли, Джерал расслышал, как посыльные передают его приказ по колонне.

— Держаться, — повторил он свое распоряжение. — Стоим на месте.

Маги изготовились. Он постарался донести до каждого из них важность составления нужного ему заклинания, причем по его команде и в нужный момент. Капитан присвоил каждому заклинанию порядковый номер, а магов разбил на группы по цветам. И вот сегодня он увидит, сохранилось ли в армии хотя бы подобие дисциплины. Если нет, то эльфы одержат сокрушительную победу.

— Красные! Один! — выкрикнул Джерал. Щиты.

Голос Хунда эхом вторил его собственному. Остальные подхватили клич. Маги приготовились, пригнулись и ударили заклинанием, и Джерал почувствовал, как над колонной встали многочисленные заклятия.

— Ты уж постарайся, чтобы ваша братия не подвела меня, — сказал Джерал.

— Доверие — великая вещь, — язвительно откликнулся Хунд.

По подлеску и нижним ветвям деревьев по обеим сторонам лощины прокатилась дрожь. Грохот катящихся бревен неуклонно нарастал. Над их головами прокатился треск от сталкивающихся стволов. Джерал понимал, какие чувства испытывают стоящие рядом люди, и не мог осуждать их за это. Ему тоже было страшно.

— Что бы нам ни грозило, — вновь закричал он, — мы должны выстоять. Держитесь!

Между деревьев замелькали тени. Темные и массивные, они катились вниз с ужасающей быстротой. В щит забарабанили сучья, мелкие камни и куски земли. И вот последний рубеж подлеска рухнул. Над его головой, кувыркаясь, пролетел огромный ствол дерева, а потом ему показалось, будто на дно лощины обрушился весь лес сразу.

— Стоять! — заорал Джерал, но голос его потонул в грохоте обвала.

Десятки срубленных деревьев, очищенных от сучьев, врезались в магические щиты. Джерал затаил дыхание, глядя на происходящее. Руки его взлетели к лицу, а слова о доверии и силе оказались забытыми. Совершенно беспомощный, он с ужасом смотрел, как один ствол за другим с грохотом ударяется о щит, порождая ослепительные синие вспышки.

Джералу казалось, будто он наблюдает за происходящим со стороны. Деревья ударялись в щит абсолютно беззвучно и, лишь сталкиваясь друг с другом, порождали грохот. Бревна пролетали над головами, врезаясь в те, что еще катились вниз по склонам, образуя огромные завалы с обеих сторон. Стена леса нависала над ним и жаждала его крови.

Маги стонали и кряхтели от натуги. Солдаты мысленно умоляли их держаться. Когда грохот катящихся бревен стал стихать, Джерал услышал крики. Вокруг него солдаты и маги с облегчением вздыхали и распрямлялись.

— Всем внимание! — взревел он. — Синие! Три!

А спустя всего несколько мгновений вновь подал голос.

— Глаза! Глаза! Глаза!

Волна слепящего белого света затопила лощину.

Свет погас так же быстро, как и вспыхнул. Графирр ощутил это даже с закрытыми глазами, сквозь ладони, которыми по-прежнему закрывал лицо. Вокруг раздались громкие вопли, и к стонам умирающих людей добавились отчаянные крики ослепших эльфов.

Графирр отнял ладони от лица, и глаза его моментально приспособились к окружающей обстановке. Он присел, подхватывая с земли упавшие клинки, и вынул метательный полумесяц из мешочка на поясе. Вокруг него приходили в себя солдаты и маги. Аллин уже дрался с ними. Графирр резко развернулся. Быстрота, с какой люди нанесли ответный удар, неприятно поразила его. Боррун лежал на груде бревен, закрывая ладонями лицо. Вокруг него валялись люди. Боррун оказался недостаточно проворен и принял на себя весь удар заклинания. Солдаты опомнились и перешли в контратаку.

— Аллин! Борруну нужна помощь. Быстрее!

Борруна заметили. Графирр расшвыривал мертвые тела и отпихивал бревна. Ему оставалось пройти какие-то несколько шагов.

— Боррун! Пригнись! — выкрикнул он.

Графирр метнул стальной полумесяц. Тот стремительно просвистел над его головой, пока ТайГетен пытался прийти в себя. Зрение еще не вернулось к нему. Стальное лезвие вонзилось в грудь солдату, пробив кожаные доспехи и легкие. Остальные бросились к нему на выручку, но тут в бой вступил Аллин. Пробежав еще два шага, он подпрыгнул, каблуками ударив в лицо солдата, уже вознамерившегося проткнуть Борруна насквозь.

Боррун попытался отползти в сторону, но в суматохе боя он потерял ориентацию.

— Ко мне! — выкрикнул Графирр.

Он метнул еще один сюрикэн, но на сей раз тот лишь отскочил от чьего-то щита, рикошетом уйдя куда-то вверх и в сторону. Сразу четверо солдат заметили беспомощного эльфа и бросились к нему, чтобы добить. Аллин уже приземлился на ноги и встал над Борруном, держа клинок в руке и широким взмахом заставляя врагов отступить.

Графирр пробивался к нему слева. Но тут из толпы врагов вынырнул дюжий солдат, врезался в Аллина и опрокинул его на землю. Графирр поспешил занять его место. Его меч вонзился в бедро очередному врагу, и тот рухнул навзничь. Еще один развернулся к нему лицом, а последний остался один рядом с Борруном, который, наконец, встал на ноги, но по-прежнему ничего не видел.

— Боррун, в сторону!

Графирр отбил вражеский выпад и, в свою очередь, нанес удар в грудь своему противнику. Рядом с ним Аллин прикончил здоровяка и отпихнул в сторону его труп. Он ласточкой прыгнул к Борруну, рассчитывая сбить его с ног, но опоздал. Солдат с размаху вонзил свой меч в незащищенную грудь Борруна, и кровь брызнула из-под лезвия, пронзившего ему сердце.

— Трус!

Графирр бросился к солдату, который так и не успел вытащить свой меч из груди Борруна. Первым ударом Графирр рассек ему лицо, а обратным — перерубил шею. Тот рухнул на землю, как подкошенный.

Аллин склонился над упавшим Борруном; тот был мертв. Графирр взревел от ярости, и в это время уцелевший щит налился магическим светом, зеленым на этот раз. Графирр бросил взгляд на склоны лощины и запоздало заметил на них эльфов, ослепленных и беспомощных. Они брели, спотыкаясь, сами не зная куда, в отчаянной надежде спастись.

— Аллин! Новое заклинание. Мы должны увести аппосийцев. Уходим. Уходим!

Графирр пробормотал заупокойную молитву по Борруну и с разбегу влетел в группу аппосийцев, слепо цепляющихся друг за друга. К нему присоединился Аллин, одним глазом поглядывая на врагов, которые еще не перешли в контратаку.

— Вверх по склону, — крикнул Графирр. — Ползите, если не можете идти, только не стойте на месте. Поднимайтесь наверх.

Аппосийцы повиновались. К одним зрение возвращалось быстрее, чем к другим, и они поспешили на помощь тем, кто пострадал сильнее всего. Они начали подниматься к линии деревьев, но слишком медленно.

— Граф! Сейчас они ударят заклинанием.

Сердце замерло у Графирра в груди. Он перевел взгляд со склона на дно лощины, до которого было не больше двадцати шагов.

— В укрытие!

В воздухе резко похолодало. Взвыл и протяжно застонал ветер. Графирр увидел, как на широкой просеке, уходящей наверх, вдруг почернела трава, опавшие листья и подлесок.

— О нет. Вверх, Аллин, вверх!

Графирр подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку и забросил ноги еще выше. Разжав руки, он выгнул спину, совершая полный оборот, и схватился руками за сук, растущий выше той ветки, за которую зацепился ступнями. Под ним с воем пронесся ураган крошечных кристалликов льда. Графирр крепко зажмурился, но в уши ему вонзились отчаянные крики тех, кто остался внизу.

Глава 23

Как быстро слабые духом соблазняются щедрыми посулами Калена и Джисан! Я лишилась стольких Плащей, что больше не могу поддерживать в городе порядок. Только что здесь побывал Кален, посоветовав Аль-Аринаар стать вооруженной силой, состоящей из представителей одного клана. Я должна остановить их, но не знаю как.

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Ауум со своей тройкой спустился на дно лощины, когда уже начала становиться понятной реакция людей на устроенную бойню. Они оставили аппосийцев позади, чему сам Ауум был только рад. Он хотел, чтобы им пришлось иметь дело с уже деморализованным врагом, готовым обратиться в бегство.

Элисс держалась слева от него. Ауум понимал, что не должен следить за нею, но ничего не мог с собой поделать. Но поступь ее была такой же уверенной, как и всегда, а движения — плавными и точными. Ауум осматривал тропу, по которой она шла, подмечая торчащие из земли корни, низко нависающие ветки и переплетения лиан. Он уже открыл было рот, чтобы предостеречь ее, но тут же инстинктивно пригнулся. Его правого уха коснулись листья, а вслед за ними раздался голос Улисана.

— ТайГетен, который не смотрит себе под ноги, подвергается величайшей опасности.

— Кто это тебе сказал?

— Ты.

Ауум понимал, что его друг прав. Он встряхнулся, стал внимательнее смотреть себе под ноги и прислушиваться к тому, что происходит вне зеленого покрова и подлеска. Они находились уже в сорока ярдах от дна Шрама. И тогда он услышал голоса людей, повторяющие одни и те же слова, и еще успел подумать о том, почему они вызывают у него такое беспокойство.

Он взглянул на Улисана, чтобы понять, как реагирует на происходящее гигант, но в следующий миг лощину затопила вспышка слепящего белого света. Ауум закрыл лицо ладонями и рухнул на спину, скользя ногами вперед, в попытке уберечь голову. Рядом закричала Элисс, но Улисан молчал, а вот за его спиной послышались крики боли и отчаяния, и он понял, что аппосийцев охватила паника. Единственный вразумительный голос, донесшийся до его слуха, принадлежал Болте, который призывал всех к спокойствию и требовал остановиться.

Ауум отнял руки от лица и широко распахнул глаза, но перед ними тут же заплясали светлячки — последствия огненной вспышки. Силуэты деревьев, превратившиеся в размытые темные пятна, колыхались на фоне ослепительно белого пламени, яркость которого постепенно угасала, сменившись сначала желтым, а потом и оранжевым тонами. Он быстро заморгал, пытаясь вернуть себе хотя бы некое подобие нормального зрения. А вот внизу, на дне лощины, действие вспышки наверняка было сильнее стократ.

Он услышал, как к нему подошел Улисан, и отчетливо слышимый голос друга прозвучал непривычно громко на фоне жуткой тишины, воцарившейся в Шраме после чудовищной вспышки.

— Мы ослепли, — прошептал Улисан. — Мы все слепы.

Тишина отступала. Со дна лощины начали долетать человеческие голоса. И вновь это были всего лишь несколько слов, повторяемых всей колонной. Точнее две фразы, передаваемые по цепочке. Ауум содрогнулся; это были новые заклинания.

К архонту постепенно возвращалось зрение, но он по-прежнему плохо видел; наверное, так воспринимают окружающий мир люди. Он не мог проникнуть взглядом в тени, а края листьев представлялись ему толстыми и размытыми, словно поросшими бахромой. Он с трудом поднялся на ноги, и тревога, охватившая его, усилилась. Воздух в Шраме вновь похолодел, а потом взорвался ревом. Аууму уже был знаком этот звук.

— О нет.

Он побежал, старательно отводя в сторону тени ветвей и выставив перед собой руку, чтобы с разбегу не налететь на деревья, которых он по-прежнему не различал из-за светлячков в глазах. Ауум испустил тревожный клич обезьяны-ревуна, эхо которого должно было проникнуть даже в самые густые заросли.

Улисан попытался было схватить его за плечо, чтобы заставить бежать помедленнее, но Ауум стряхнул его руку, продолжая почти вслепую мчаться навстречу врагу. Он живо представил себе картину кровавого побоища, устроенного ледяным ураганом. Лес вокруг почернеет и погибнет, а его бесчисленные создания встретят смерть в своих ульях, берлогах, гнездах и норах. Засада не удалась, разрозненные группы воинов наверняка сильно потрепаны и остались без командиров. А те, кто уцелел после удара заклинаниями, станут легкой жертвой солдат.

— Ауум, помедленнее…

Улисан захлебнулся воздухом, ударившись плечом о ствол дерева. Не сумев остановиться, он по инерции налетел на Ауума, и оба эльфа покатились по земле. Улисан оказался сверху и выставил перед собой руки, призывая архонта успокоиться.

— Нельзя убить того, кого не видишь, — сказал Улисан, скатываясь с Ауума и протягивая тому руку. Оба поднялись на ноги. — Ты должен верить командирам троек. Они сделают то, что требуется сейчас. Меррат, Графирр, Фалин… Они — великие воины. Отдышись.

К ним торопливо подошла Элисс, неуверенно щурясь. Ауум вновь заморгал. К нему начало возвращаться зрение, но он по-прежнему не различал мелкие детали.

— Те, кто бежал вслед за катящимися бревнами, должны были оказаться слишком близко к врагам, — сказал он. — Мы должны заставить их обороняться.

Рев ледяных заклинаний стих вдали. Снизу, со дна лощины, больше не доносились звуки боя. Эльфы молчали. А вот вдоль колонны людей опять зазвучали команды. По Шраму прокатилось безошибочное эхо шороха вынимаемых из ножей мечей и оружия, взятого на изготовку.

— Порядок действий нарушен, — сказал Ауум. — Давайте сигнал к отступлению. Нужно увести тех, кто выжил, в безопасное место.

Джерал смотрел, как уносятся вдаль заклинания. Они сжигали листву, образовывали эффектные ледяные скульптуры, натыкаясь на стволы деревьев, и валили подлесок, выискивая шарпов, беспомощных и ослепших. Наступил момент решительного удара, и его следовало нанести безо всякой жалости.

— Мечи! Два! — проревел он и подождал, пока его команда не прокатится по всей колонне. — Вперед. Гоните и добейте их.

Джерал увидел, как его солдаты двинулись вверх по склонам лощины с обеих сторон. Группами по пять человек они прорубались сквозь густой подлесок, расчищая себе дорогу. Из укрытий выскочили эльфы. Судя по быстроте их движений и камуфляжной раскраске, это были ТайГетен. Джерал улыбнулся. Они выбежали не для того, чтобы сражаться, а чтобы спасаться бегством. По всему лесу зазвучали крики животных. Повсюду было заметно движение, но оно устремилось наверх, к хребту лощины, а не вниз, на ее дно. Битва была выиграна.

Джерал смотрел, как его солдаты гонят шарпов вверх по склонам. После того как по ним прокатились сотни бревен, ничто не мешало капитану любоваться представшим ему зрелищем, и он сполна наслаждался им. Солдаты, стоявшие вокруг него, разразились радостными криками, некоторые весело смеялись. Хунд, поздравляя, положил руку ему на плечо.

ТайГетен бежали неуверенно, словно пьяные. Наверняка зрение еще не до конца вернулось к ним. По их меркам, передвигались они очень постепенно, то и дело поскальзываясь в грязи. Солдаты Джерала медленно настигали их. В каждой группе трое шли впереди, а еще двое — сзади, но всех их подгоняли радостные вопли и улюлюканье тех, кто остался внизу, в колонне.

Проходя между двух деревьев, трое ТайГетен ускорили шаг, высоко подпрыгнули и сделали в воздухе кувырок через голову, прежде чем приземлиться и двинуться дальше. Джерал едва успел задуматься над тем, что за фокус они выкинули, как трое первых солдат исчезли из виду и до него лишь донеслись их предсмертные крики. Двое, шедшие позади, притормозили и обошли два дерева с боков. Но ни один из них не прошел дальше и шагу. Частокол бревен вырос перед каждым из них, ударив каждого солдата в грудь и пронзив насквозь заостренными кольями.

Радостные крики замерли в глотках, а смех застыл на губах. Джерал услышал новые крики у себя за спиной. Вот уже второй раз за день он обнаружил, что может лишь стоять и смотреть на происходящее с раскрытым ртом. ТайГетен остановились, развернулись и притаились, наблюдая за реакцией врага. Обменявшись трелями птиц и криками животных, они скрылись из глаз. Над головой Джерала лес медленно приходил в себя, возвращаясь к жизни.

— Зеленые! Два! — крикнул Джерал. Конусы силы. — Красные! Один! — Он негромко выругался себе под нос.

— Надо двигаться дальше, — напомнил ему Хунд. — Командуй. Ты здесь по-прежнему главный.

— Я помню, — отозвался Джерал. — Дай сигнал к продолжению движения.

Графирр слышал, как враг сломал строй, чтобы начать преследование. Спрыгнув на землю вместе с Аллином, они пробежали мимо застывших на месте аппосийцев, которых ледяной ураган превратил в жуткие, почерневшие статуи. Он бежал дальше, перепрыгнув через волчью яму с заостренными кольями на дне и обогнув подъемную ловушку, молясь про себя Иниссу, чтобы они сработали, как надо, и погубили людей. Вскоре его молитва была услышана.

Двое воинов ТайГетен добежали до второй линии ловушек, помогая уцелевшим перебраться через нее и отправиться в точку сбора. Найдя подходящее укрытие, они остановились, глядя на дно лощины. Графирр заметил, что прыти у солдат поубавилось и они уже не горят желанием бездумно бросаться за ними в погоню, с подозрением вглядываясь в землю у себя под ногами.

— Графирр.

Аллин показывал на север лощины. В тридцати ярдах от них затаилось звено Керрин, наблюдая за тем, как несколько человек повернули и стали спускаться обратно, вниз по склону, спеша присоединиться к основным силам армии. По колонне прокатились команды, и маги принялись готовить новые заклинания. Красные и зеленые огни пульсировали вдоль рваной цепи щитов.

Графирр издал очередную птичью трель, чтобы привлечь внимание Керрин. Жестами он показал ей, чтобы они сместились влево, прежде чем ринуться вниз и атаковать выбранные цели в колонне людей, а потом сложил пальцы щепоткой. Керрин понимающе кивнула.

— Надо дать нашим людям время уйти, — сказал Графирр. — Остерегайтесь магов. Убивайте их первыми и при малейшей возможности. Тай, вперед.

Графирр устремился вниз по склону, забирая немного вправо и не выпуская из виду намеченные цели. Они походили на командиров. Люди старшего возраста, так и не вынувшие своих мечей из ножен и окруженные лучшими человеческими бойцами, глаза которых непрерывно обшаривали лес. Были в этой группе и маги, причем некоторые выглядели очень сосредоточенными. Остальные ждали команды ударить заклинаниями.

По колонне врагов прокатился новый приказ. Они готовились двинуться дальше.

— Атакуем их, — сказал Графирр.

С северного конца лощины долетел клич обезьяны-ревуна — это Ауум подавал команду отступать к точкам сбора — но Графирр не мог позволить, чтобы все кончилось вот так. Они едва-едва потрепали противника. Лишь огромные бревна Биита нанесли людям кое-какой ущерб, причем в масштабах, весьма далеких от тех, на которые они рассчитывали. Столько сил и времени было потрачено на устройство засады, что Графирр не мог допустить, что все они пропали втуне.

Графирр набегал на шеренгу людей, Аллин следовал за ним по пятам, а чуть дальше Керрин повторяла его тактику. Еще через пять шагов он окажется на открытомместе, среди завалов бревен, грязи и крови.

— Быстро наносим удар и отступаем! — крикнул он. — Я беру на себя людей постарше.

Графирр ворвался на дно Шрама. Солдаты, спустившиеся со склонов, все еще пристраивались к колонне, потрясенные тем, что ловушки с такой легкостью убивали их товарищей, беззаботно устремившихся в погоню за эльфами. Графирр услышал, как по колонне прокатились предупреждающие крики. Кое-кто из солдат начал оборачиваться. Аллин метнул стальной полумесяц, вскрывший, словно ножом, бедро его противника. Графирр прыгнул ногами вперед, угодив уже раненому противнику в висок.

Он приземлился, не оглядываясь, выпрямился, выхватил очередной сюрикэн из мешочка на поясе и метнул его в цель, но стальной полумесяц лишь бессильно ударился о магический щит и отлетел обратно. С Графирром поравнялся Аллин и нанес стремительный удар с правой руки, опрокидывая на землю зазевавшегося солдата, который не успел вернуться в строй.

Графирр выхватил оба клинка и врезался в толпу людей. Рядом с ним орудовала короткими мечами Керрин. Графирр нанес страшный удар прямой ногой, угодив противнику в низ живота. Проскочив по инерции вперед, он прижал одну руку с клинком к груди, чтобы отразить возможный выпад, а взмахом второй раскроил череп очередному солдату вместе с кожаным шлемом.

Мозги и внутренности полетели в разные стороны. Люди стали сбиваться в кучу. Солдаты быстро потянулись к ТайГетен, а маги, наоборот, отпрянули. Аллин отрубил одному кисть с мечом, а второго ударил с разворота ногой в голову, отчего тот полетел спиной в ручей, прихватив с собой двух товарищей.

Впереди Графирр уже видел намеченные жертвы. Один из людей побелел от страха, а второй держал в одной руке бутылку, а в другой — меч. Третий вскочил на ноги и принялся выкрикивать приказания, размахивая руками, но его никто не слушал. Графирр парировал удар, нацеленный ему в левый бок, и обратным движением вогнал свободный клинок в лицо нападавшему. Тот рухнул на землю, заливая ее кровью.

За его спиной маг развел руки в стороны и ударил заклинанием.

— Ложись! — заорал Графирр.

Упав на землю, он перекатился, выставив клинки перед собой и вырезав ими свободное пространство, в которое тут же и вклинился. До мага он добрался на один удар сердца позже, чем следовало. Ушей его достиг негромкий гул, и он услышал, как закричала сзади Керрин. Уже вскакивая на ноги, Графирр увидел, как она отлетела назад, врезавшись спиной в ствол баньяна, и изломанной куклой сползла на землю.

— Пора уходить! — крикнул Аллин.

— Нет, — выплюнул Графирр. — Еще рано.

С флангов уже подбирались солдаты, чтобы окружить их и уничтожить. В воздухе провыло очередное заклинание. Из колонны ударило пламя, и Графирр услышал, как отчаянно закричал кто-то из эльфов. Заглушая разрозненные вопли и гвалт, вновь прозвучал клич обезьяны-ревуна. И на сей раз его настойчивость и призыв проникли в затуманенное яростью сознание Графирра.

Вогнав правый клинок ударом снизу по самую рукоять в грудь магу, он обратным движением раздробил солдату коленную чашечку и вырвался из гущи боя.

— В укрытие, — заорал на бегу Графирр. — В укрытие!

В следующий миг его едва не смяли атакующие аппосийцы. Он едва успел отскочить в сторону, с раскрытым от изумления ртом глядя им вслед. Откуда они взялись? Выкрикивая ругательства и проклятия, они, обещая врагам смерть, бросились в атаку, не сводя глаз со своего противника, крепко сжимая в руках топоры, мечи и дубинки.

— Нет! — закричал Графирр. — Все назад! Они…

Застонал раздираемый заклинаниями воздух. Пламя, лед и чистая магическая сила врезались в аппосийцев. Эльфы отчаянно закричали от боли, чувствуя, как с них живьем сдирают кожу или сжигают плоть до костей. Кое-кого, как Керрин до них, отбросило назад, и они спинами врезались в столь обожаемые ими деревья. Нескольким удалось спастись, и они, не разбирая дороги, бросились обратно вверх по склону, не глядя себе под ноги, причем один, уже считающий себя в безопасности, угодил в расставленную на людей ловушку.

Графирр тоже побежал. Его душила ярость, но она была направлена против него самого. Аллин остался жив, но Боррун и Тай Керрин погибли. Аппосийцы тоже пали в бою, их убивали, словно животных на бойне, и злорадные крики людей стали для него последним унижением. Он проиграл. Более того, он обрек на страшную смерть многих из своих товарищей.

Графирр бежал, думая о том, что скажет Аууму, и вознося молитву Иниссу.

Спускаясь вниз по склону, они почти беспрерывно подавали сигнал к отступлению и общему сбору, и теперь им оставалось лишь надеяться, что он будет услышан. Ауум, Элисс и Улисан возглавили отряд в сорок аппосийцев, выскочили из-под покрова леса у самого окончания Шрама и врезались в арьергард армии людей.

Метательные полумесяцы бессильно отскочили от магического щита, но тот не смог уберечь солдат от рукопашной схватки. В ход пошли мечи, кулаки, топоры и ноги. Их противники оказались оторванными от основного войска — дорога была перегорожена двумя завалами из бревен, которые сумели пробить магическую защиту. Тут и там, преграждая путь, валялись изломанные и изуродованные тела. Тем, кто рвался присоединиться к своим товарищам, пришлось рисковать и обходить завалы по склонам, там, где были установлены ловушки.

Ауум понимал, что дает выход душившей его бессильной ярости, подвергая тем самым свою жизнь ненужной опасности, но отступать не собирался. Поглядывая одним глазом на Элисс, которая сражалась легко и безжалостно, он врубился в самую гущу отряда, насчитывавшего около двух сотен солдат и магов, в то время как аппосийцы атаковали их с флангов.

— Бьем влево, — окликнул его Улисан. — Там можно прорваться.

— Разворачиваемся влево! — немедленно подхватил его клич Болта.

Ауум увидел, как престарелый аппосиец, с ловкостью, достойной эльфа в три раза моложе, увернулся от широкого замаха и раскроил топором череп своему врагу. Видевшие это аппосийцы взревели от восторга и усилили нажим. Ауум бросил взгляд поверх их голов на основную колонну. Оттуда отделилась группа солдат, намереваясь прийти на помощь попавшим в беду товарищам. Время истекало. Ему нужно было, чтобы люди перед ним дрогнули и побежали.

— За мной.

Ауум вновь устремился вперед. Пробежав три шага, с мечами в руках, он высоко подпрыгнул. Подобрав колени к груди, он перелетел через шеренгу людей и выбросил вперед и вниз руки с мечами, ощутив, как клинки вгрызлись в плоть. Он с шумом приземлился прямо в ручей, за спинами солдат и магов, внося в их ряды смятение и панику.

Стремительно выпрямляясь, он бросился в атаку. Клинки его засверкали, впиваясь в ноги, торсы, руки и лица. В нескольких футах от него приземлился Улисан. Вот через голову Ауума перелетела Элисс и приземлилась прямо на плечи магу, обхватив коленями его шею, после чего, сломав ее, повалила того на землю.

Люди вокруг них бросились врассыпную. Ауум вонзил клинок в спину магу, который повернулся, рассчитывая спастись бегством; и тут на него бросился еще один. Архонт ТайГетен замахнулся мечом, но тут голова мага лопнула, словно гнилой арбуз, — это постарался Улисан. Ауум двинулся в сторону болота, и враги на его пути повернули и бросились наутек.

— Не давайте им остановиться, — крикнул Болта, возглавивший аппосийцев, бросившихся в погоню. Старый эльф приостановился рядом с Ауумом. — Возвращайся. Мы загоним их прямо в зубы Туалу. А тебе нужно собрать наших людей. Мы и дальше будем донимать людей стремительными налетами, но остановить их не сможем, верно? Они быстро учатся.

— Не рискуй понапрасну. Уводи своих людей в безопасное место, — сказал Ауум.

— Мы присоединимся к вам в Катуре.

— Нет. Спрячьтесь в надежном месте. Ты и твои люди и так уже сделали достаточно. Мы найдем вас, когда все закончится.

Болта кивнул, повернулся и побежал. Ауум бросил взгляд на врагов, двинувшихся им навстречу. Рядом с ним встали Элисс и Улисан.

— Ауум?

— Давайте спасать тех, кого еще можно спасти.

Глава 24

Драка между туали и биитанами стала наглядной демонстрацией силы. Она состоялась в базарный день, прямо посреди нашей мирной жизни. Кто же в действительности управляет Катурой? И кто может надеяться остановить их? Эльфы обращают свои взоры на меня, а я отнюдь не уверена, что могу спасти их.

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Ауум бежал посередине склона, чувствуя, как его охватывает отчаяние, которого он не испытывал вот уже долгие годы.

Аппосийцы, те немногие из них, кто остался жив, были разбросаны по верхним склонам лощины или уже ушли обратно в Халиат-Вейл, направляясь к месту общего сбора. Ауум полагал, что новости эти в некотором смысле хорошие, поскольку они откликнулись на команду отступить. Но на этом приятные известия заканчивались.

Склоны были усеяны телами. Обожженные, почерневшие от мороза или раздавленные до полной неузнаваемости. Маги все еще били по лесу заклинаниями, не давая собрать тела погибших. Ауум видел листья и ветки, расплющенные о стволы деревьев, в тех местах, где маги разбрасывали свои заклятья по широкой дуге, предупреждая любые попытки повторить нападение.

Среди погибших у центра колонны аппосийцев архонт заметил и изувеченные тела Керрин и ее Тай. Они лежали слишком далеко, чтобы их можно было забрать, поэтому Ауум вместе с Улисаном и Элисс преклонили колени, чтобы помолиться за их быстрое возвращение. После недолгой молитвы они оглядели изуродованную долину.

— Что здесь произошло? — прошептала Элисс.

— Они обрели силу, — ответил Улисан.

— Нет. У них был план, — возразил Ауум.

Магические щиты отразили натиск катящихся бревен, чем спасли сотни людей, а последующий ослепляющий магический удар сделал засаду беспомощной, и эльфы оказались беззащитными перед убийственными заклятьями, которые обрушились на них следом.

— Как мы можем победить такую силу? — дрожащим голосом поинтересовалась Элисс.

Она положила руку себе на живот, и Ауум ласково накрыл ее своей ладонью.

— Мы не можем терять надежду, особенно сейчас, — сказал он.

Слеза скользнула по щеке Элисс и упала на руку Ауума.

— Но как можно не потерять надежду? Сегодня мы должны были сокрушить их, но вместо этого они почти беспрепятственно идут дальше, а мы подсчитываем убитых. Скольких ТайГетен мы потеряли? Сердце мое обливается кровью при одной только мысли об этом.

— Мы скорбим, но будем сражаться дальше, — сказал Улисан, вставая на ноги и протягивая каждому из них руку, чтобы помочь им обоим подняться. — Потому что у нас нет другого выхода.

Элисс попыталась улыбнуться, но с губ ее сорвался смех, в котором прозвучали нотки отчаяния.

— И что же мы будем делать, устроим другую засаду? Вы только посмотрите, что с нами стало. Только посмотрите!

— Нет. На такой риск мы больше не пойдем, — отрезал Ауум. — Катура — единственное место, где эльфы проживают в количестве, достаточном для того, чтобы угрожать захватчикам.

Элисс покачала головой.

— Ты сам говорил о том, что если мы начнем думать, как отступить туда, чтобы защитить нашу расу, то битва будет проиграна заранее.

— Тогда вы должны доказать, что я ошибся. Как и народ Катуры. — Ауум быстрым шагом направился наверх, к первому месту сбора, в то время как армия людей возобновила марш на юг. — Идемте. Мы должны знать, кто у нас остался.

Надеясь на лучшее, но внутренне готовясь к худшему, Ауум повел своих Тай на встречу с остатками ТайГетен.

Джерал, капитан Мертвой роты, чувствовал себя неуязвимым великаном десяти футов росту. В засаде, устроенной эльфами, они потеряли свыше четырех сотен солдат и магов, но среди тех, кто сейчас шагал по дну лощины, не нашлось бы никого, кто не понимал бы, что все могло закончиться гораздо хуже.

В каждой роте нашлись люди, которые лично пожелали поблагодарить его. А Локеш, идущий в авангарде, тоже выбрал момент, чтобы сделать ему комплимент по поводу выбранной тактики и организации. Что же касается Хунда, то маг смотрел на него с немым обожанием во взоре.

Но когда подошел к концу второй час марша, во время которого маги поддерживали походный щит, поигрывая маной на нижних уровнях склонов лощины, в душу Джерала закралось неприятное подозрение.

— Сколько еще мы сможем поддерживать защиту на таком уровне? — поинтересовался он.

Он оглянулся на колонну, в середине которой по-прежнему двигались генералы. Ни один из них не снизошел хотя бы до того, чтобы прислать к нему адъютанта с поздравлениями. Он знал, что не должен удивляться этому, но охватившее его беспокойство не ослабевало.

— Это — то самое балансирование на грани, которое тебе так нравится, — отозвался Хунд. — Если мы и дальше будем двигаться с такой черепашьей скоростью, то магам довольно легко удастся сохранять концентрацию, но запас жизненных сил превратится в проблему уже через пару часов, а их у нас осталось крайне мало. По моим расчетам, как и докладам твоих лазутчиков, мы еще будем идти по этой лощине, когда заклинания начнут срываться.

— И что ты посоветуешь?

— Что ж, мой высокочтимый капитан, думаю, что мы нанесли им серьезный урон и больше они нас не побеспокоят — сегодня, во всяком случае. Держи щиты наготове, но не вдоль всей колонны, а конусы маны прикажи убрать совсем.

Джерал улыбнулся.

— И маги отдохнут, пока солдаты будут их защищать.

Хунд пожал плечами.

— Ну, нельзя сказать, чтобы сегодня им пришлось изрядно потрудиться.

— Значит, так и сделаем.

— Капитан Джерал.

Джерал поморщился; он ничего не мог с собой поделать. Было нечто угрожающее и неприятное в поведении Локеша, что вызывало подобную реакцию даже у человека, к которому, предположительно, главный маг испытывал нечто вроде признательности.

— Милорд Локеш… дважды за один день. Вы оказываете мне честь.

Локеш пристроился рядом с Джералом и взмахом руки приказал Хунду отстать на пару шагов.

— Не принимайте это за признак слабости, — сказал он. — Но я испытываю к вам достаточно уважения, чтобы предупредить вас о последствиях вашего же успеха. Хунд, прикройте нашу беседу, чтобы нас никто не мог подслушать.

— Сию секунду, милорд.

Джерал вздохнул и кивнул головой.

— Молчание моих генералов было достаточно громким.

— Все намного хуже, — сообщил Локеш, когда Хунд закончил плести заклинание. Лицо его выражало холодную решимость, и он не сводил глаз с Джерала. — Они расположились в самой середине, полагая, что там легче всего будет избежать смертоубийства, которое, как они рассчитывали, произойдет здесь, в голове колонны. А теперь они застряли там, как в ловушке, униженные вашим успехом, слыша, как слова поздравления в ваш адрес раздаются и спереди, и сзади.

— Каждый солдат в этой долине знает, что они не имеют никакого отношения к вашему плану и могут поставить себе в заслугу лишь то, что поставили вас командовать армией, надеясь, что вы погибнете.

— Обиженный и уязвленный командующий — очень опасное животное, Джерал, и последнее, что им нужно — это всеобщий любимец, вышедший из низов. Лореб уже пытался дважды убить вас, и один раз — дискредитировать. Но теперь они все втроем ненавидят вас в равной мере. Вам понадобятся друзья. Пусть они будут рядом.

— А вы — мой друг, милорд Локеш?

Локеш выразительно приподнял брови и рассмеялся лающим смехом.

— Едва ли, капитан. Я — человек, который хочет выжить, а вы в данный момент олицетворяете мой лучший шанс добиться этого. И если кто-нибудь сумеет занять ваше место, я повернусь к вам спиной в тот же миг.

— Что ж, по крайней мере, это — честный ответ.

— Никогда не считал себя лжецом.

Джерал немного помолчал. Локеш все так размеренно шагал рядом. Лес вокруг постепенно возвращался к жизни. Вновь начали перекликаться птицы и животные. Орали обезьяны и шипели насекомые. Приказ уменьшить интенсивность заклинаний прокатился по колонне, и Джерал дал команду ускорить шаг.

— Вы думаете, они попытаются убить меня? — спросил он наконец.

Локеш коротко рассмеялся.

— Все не так просто.

— Разве?

— Конечно нет. — Локеш прочистил горло. — Наши досточтимые генералы заняли нынешнее положение потому, что купались в лучах общественной славы, а не пачкали руки недоразумениями вроде убийства, которое способно дать толчок их карьере. По крайней мере, их никогда напрямую не связывали с таковыми.

— Значит…

Локеш прищелкнул языком и покачал головой.

— Святые угодники, неужели Хунд до сих пор не посвятил вас в тонкости политических махинаций, приносящих высшие командные должности?

— Что-то такое было, — признался Джерал. — Но я — всего лишь солдат. Кажется, я слушал не очень внимательно.

Хунд пробормотал нечто невразумительное, явно выражая свое согласие.

— В таком случае послушайте меня, а потом накрепко усвойте услышанное и подумайте, что оно может для вас значить, — сказал Локеш.

— Я очень ценю то, что вы тратите на меня свое время, милорд, — сказал Джерал.

— Это — не альтруизм, а защита собственных интересов, и, кстати, это должно стать для вас первым уроком. Генералы — ваши непосредственные начальники, и вы не можете оспаривать их приказы, хотя оказывались в опасной близости от этой черты уже не один раз. В любом случае вы можете не беспокоиться о том, что вас обвинят и казнят под каким-нибудь вымышленным предлогом. Это было бы слишком очевидно.

— Но вы можете возразить, что, пока мы идем столь опасным маршрутом, вам не грозит никакая опасность со стороны Лореба. В конце концов, вы показали себя способным командиром, а они, подобно мне, рассчитывают выжить любой ценой, верно?

— Должен признаться, что я подумал нечто подобное, — признался Джерал.

— М-да. Это очень наивно с вашей стороны, к сожалению, — сказал Локеш. — Во-первых, увидев собственными глазами, как надо обороняться от эльфов, они ошибочно решат, что отныне и сами смогут повторить ваш успех. Во-вторых, они уже считают себя в полной безопасности. Я уверен, что от вашего внимания не ускользнул тот факт, что каждый из них держит при себе магов, способных унести его по воздуху от любых неприятностей, если таковые возникнут.

Джерал пожал плечами.

— Собственно говоря, это — вполне разумное решение.

— А почему у вас нет подобной страховки?

— Потому что я буду драться и умру, как подобает солдату. Я — вожак, а не беглец.

— Вот именно. — Локеш оглянулся. — Именно на это они и рассчитывают.

— Поэтому они не станут убивать меня сами, а лишь отправят туда, где меня, вероятнее всего, убьют другие.

— Вижу, вы начинаете понимать суть вещей. — Локеш впервые улыбнулся. — А если вам удастся добраться целым и невредимым до этого мифического эльфийского города, который мы ищем, то вы сами увидите, как быстро может опытный генерал выйти на первый план, когда победа покажется гарантированной. И как легко номинальный лидер вроде вас может оказаться по уши в грязи, захлебываясь собственной кровью.

— Судя по всему, всех троих вы считаете некомпетентными командирами, не так ли? — осведомился Джерал.

— Я иду в голове колонны, а не в середине, — ответил Локеш.

— Но именно настоящего командира и не хватает этой армии, — сказал Джерал, испытывая в равной мере ожесточение и уныние. — Ведь я наверняка позволяю им выглядеть лучше, успешно выполняя их работу. Или как?

— Все зависит от точки зрения. Если вы — настоящий военный, стремящийся сделать карьеру и пройти весь путь от солдата до генерала, то да, конечно. Если же вы, однако, помешаны на политике и рассматриваете армию как способ обретения власти в Триверне или, паче чаяния, на всей Балайе, то вы ни в коем случае не должны позволить затмить себя кому-либо из ваших же подчиненных. А вы, мой дорогой капитан, своими действиями уже подорвали авторитет сначала Лореба, а потом и всех остальных, причем очень быстро.

— Теперь вы обречены. Примите это как данность. Проверяйте свою пищу. Заглядывайте в сапоги, прежде чем сунуть в них ноги. В тот момент, когда мы выйдем из этой долины и ситуация станет менее напряженной, ищите подвох в каждом приказе, который отдает вам Лореб. Ни один из них не пойдет на пользу армии.

— Я всегда говорил, что этой армией командуют не те люди, что нужно. С этим нужно что-то делать, — сказал Джерал и тут же пожалел о своих словах.

Локеш пристально взглянул ему в глаза, и Джерал решил, что та ярость, которую он прочел во взгляде главного мага, сейчас выплеснется наружу. Но Локеш ограничился тем, что чуточку приподнял брови и едва заметно кивнул.

— Я должен вернуться к генералам, прежде чем мое продолжительное отсутствие будет замечено, — сказал главный маг. — А вы, Джерал, запомните мои слова. И свои собственные тоже.

Локеш развернулся и зашагал обратно. Джерал изо всех сил старался не смотреть ему в спину, уставившись себе под ноги.

— Хунд, ты все еще держишь свое заклинание? — спросил он.

— Да, — жалким голосом отозвался тот.

— Он действительно предложил то, о чем я только что подумал?

Свое согласие Хунд озвучил совсем уже неслышно.

Глава 25

Сегодня я приказала Тулану и Эфрану отказаться от Плащей гвардейцев и ждать возможности нанести ответный удар. Но ожидание может затянуться. Я знаю, что должна сделать, чтобы они остались живы. Метиан говорит, что я схожу с ума, но я вверила себя Туалу. Душа моя чиста. У меня хватит сил противостоять соблазну нектара.

Последняя запись в дневниках Пелин, губернатора Катуры

Такаар постоял несколько мгновений, ожидая, пока не улягутся нахлынувшие на него чувства. Совсем не такую картину ожидал он увидеть в этой комнате. Десять дней назад он ощутил тошнотворное и массированное применение магии и понял, что ТайГетен потерпели очередное поражение в борьбе против мощи человеческих заклинаний. Он давно уже знал, что только тот путь, по которому пошел он сам, может спасти эльфов и что он должен как можно скорее попасть в Катуру, чтобы увести из города тех, кто был ему нужен.

Поэтому он бежал так, как умеют бегать только воины ТайГетен. А это время Сенсерии вели его учеников в заранее оговоренное место встречи в нескольких часах пути от ладони Инисса, укрытое от подозрительных и любопытных глаз обитателей Катуры.

Ночь сделала его невидимым, а его изрядно подзабытые навыки воина ТайГетен позволили ему без помех пробраться в зал Аль-Аринаар, а оттуда незамеченным проскользнуть в покои губернатора Катуры.

Оказалось, что все ради этого. Последний лучик надежды в его душе угас, оставив после себя только пустоту и гнев, отвращение и ощущение того, что его предали. В спальне стоял знакомый аромат. Из трубки, валявшейся на низеньком деревянном столике, еще вился дымок, а рядом лежал небольшой кожаный кисет, из горлышка которого многозначительно просыпались крошки содержимого.

Пелин лежала на грязных простынях. Обнаженная. Одна рука безвольно свешивалась с постели. Скорее всего, она была без сознания, но точнее сказать было невозможно, поскольку три туали ulas загораживали Такаару обзор. Двое наблюдали за тем, как третий насиловал ее тело, которое вяло подергивалось в такт его напористым толчкам.

Все трое стояли к нему спиной, и он пересек комнату совершенно беззвучно. В двух шагах от них ему уже были слышны гнусные комментарии, которыми они обменивались, и отвратительное сопение третьего. Такаар остановился и обнажил клинки.

Пусть прольется кровь.

В кои-то веки он был полностью согласен со своим мучителем.

— Думаю, вы уже достаточно насмотрелись, — сказал он.

Двое ulas резко обернулись, с комичной синхронностью открыв от удивления рты. Один даже умоляющим жестом протянул к нему руку. Такаар вонзил оба клинка им снизу вверх в подбородки, заставив закрыть рты. Оставив мечи торчать там, где они застряли, он прошел между обоими ulas, которые беспомощно схватились за рукояти; изо рта у них уже потекла кровь, и оба бессильно хрипели, пытаясь сказать что-то.

Третий ula настолько увлекся изнасилованием, что даже не заметил, что его дружки умирают. Такаар шагнул вперед и схватил его за волосы, стаскивая с тела Пелин, и швырнул на окровавленные и еще подергивающиеся тела подельников.

Тот заорал и неуклюже сполз с них, пытаясь прикрыться и одновременно пятясь к двери в надежде удрать и уже понимая, что это ему не удастся. Прежде чем взяться за насильника, Такаар сначала убедился, что Пелин еще дышит. Оттолкнув туали к центру комнаты, он вынул кинжал из ножен, закрепленных на лодыжке.

— Вот, значит, как ты предпочел восстанавливать могущество и силу эльфов? Надругавшись над моей Пелин?

Парень нахмурился, и страх в его глазах ненадолго сменился растерянностью. Такаар взмахнул кинжалом, и на груди малого появился аккуратный разрез, из которого выступила кровь. Ula взвизгнул.

— Ты знаешь, кто я такой, мальчик? — проревел ему в лицо Такаар. — Ты меня знаешь?

— Ты… Я…

Такаар, пританцовывая, двинулся вокруг него. Он успел трижды надрезать ему кожу на спине, прежде чем ula обернулся. В глазах его стояли слезы, а от ужаса он дрожал всем телом. Умоляющим жестом он простер к Такаару руки.

— Меня зовут Такаар, и, хотя мои преступления стоили жизни многим, я никогда не опускался так низко, как ты.

— Как…

Клинок Такаара скользнул по животу парня. Тот вскрикнул и попятился. Такаар же продолжал пританцовывать вокруг него, толкая его и нанося все новые порезы.

Хорошо, очень хорошо.

— За то, что ты посмел надругаться над моей Пелин, Шорт обречет тебя на вечные муки. Но твои преступления намного серьезнее. Кого ты представляешь?

— Кого я представляю?

Рука Такаара с зажатым в ней кинжалом метнулась вперед, и над бровью парня появился очередной порез. Из него капельками выступила кровь, грозя скатиться вниз. Тот заскулил и обмочился.

— Я не привык повторять свои вопросы.

— Здесь правят туали. И я тоже туали.

Такаар нанес ему еще один порез, на сей раз — на левой щеке.

— Как и Пелин, кстати. Отчего она, наверное, стала твоей собственностью, полагаю.

— Она сама сделала свой выбор.

— Ложь. — Такаар еще трижды провел острием кинжала по ребрам молодчика. — Ты хотя бы понимаешь, что вы здесь натворили?

— Мы захватили Катуру, и теперь она принадлежит туали. Прочие кланы не смогут долго сопротивляться нам. Особенно теперь, когда гвардии Аль-Аринаар больше нет.

— Вы захватили ее для туали, а в результате поднесли на блюдечке людям!

Такаар кивнул и до кости рассек парню лоб.

— О да, они идут сюда. И что станется с вашей властью, когда на улицы начнут падать заклинания?

Следующим взмахом он рассек молодчику подбородок.

— Ты сказал мне все, что я хотел знать. А теперь ступай и держи ответ перед Шортом.

Последним ударом Такаар вонзил клинок парню в глаз, так что острие пробило мозг, отчего тот умер мгновенно. Тело его повалилось на пол. Взглянув на руки, Такаар отметил, что они дрожат. Опустив взгляд на пол, он как будто заново увидел то, что сделал с насильником Пелин, и его едва не стошнило.

Ты должен гордиться.

— Только тем, что он мертв. Это — не я. Это не мог быть я.

Нет, ну надо же. Суровая реальность опять оказалась тебе не по вкусу.

Такаар вытер лезвие кинжала о рваную серую рубаху молодчика и отвернулся. Двое других туали тоже были мертвы, и ковер пропитался их кровью, так что различить оригинальный узор на нем было уже невозможно. Лужа кровь медленно растекалась по доскам пола, заполняя щели между ними. Такаар склонился над телами и вырвал свои застрявшие клинки. Подойдя к кровати, он вытер их о нижнюю простыню, прежде чем спрятать в ножны.

Наконец, он накрыл Пелин грязной влажной простыней и опустился на колени подле ее изголовья. От нее исходил отвратительный запах. На смятой тонкой подушке были видны следы плесени, а в ее поседевших раньше времени и грязных волосах застряли высохшие кусочки рвоты. Подушка, матрас и простыни были покрыты пятнами пота, крови и рвоты.

Пелин явно превратилась в законченную наркоманку, павшую жертвой пагубного пристрастия к самому сильному эльфийскому наркотику. В ноздрях у нее запеклась кровь, а из уголка губ стекала струйка пенистой слюны. Вены на ее покрасневших ушах пульсировали, а правая сторона лица непроизвольно подергивалась.

Дыхание ее было прерывистым и слабым, а лицо заливала смертельная бледность, если не считать глубоких темно-красных кругов под глазами. Кожа ее была холодной и безжизненной на ощупь, обтягивая костлявое и высохшее тело.

Такаар шмыгнул носом и заплакал. Рука его дрожала, когда он положил ее ей на грудь, чтобы убедиться, что сердце Пелин, пусть и слабо, но все еще бьется, и обнаружил, что груди ее ссохлись, а ребра торчат наружу. Он провел рукой ей по животу, призвав себе на помощь всю силу Иль-Арин, чтобы выяснить степень ее физической деградации. Все ее жизненно важные органы оказались поражены опухолью и едва функционировали.

— Как же ты могла пасть так низко? — прошептал он.

Вот что случается, когда те, кого ты любишь, бросают тебя.

— Все не так просто, и тебе это прекрасно известно.

Странно, но я виню в случившемся не только тебя. Слишком многие предали ее.

Взгляд Такаара остановился на столике с трубкой и кожаным кисетом. Эдулис. Им пропах весь город, и он укоренился даже здесь, там, где должно было находиться его правительство. Взмахом руки он смел кисет с его содержимым со стола, а трубочка ударилась о стену и разбилась вдребезги.

Такаар поднялся на ноги, не находя себе места. У дальней стены на умывальнике стоял кувшин с водой и таз. Такаар наполнил его водой, мельком взглянув на свое отражение в зеркале над умывальником. Эльф, который смотрел на него оттуда, исхудал и был близок к полному изнеможению. Щеки ввалились, под глазами залегли круги, а волосы торчали в разные стороны. Пожалуй, ему стоит постричься. Но в глазах светилась вера и надежда.

Красавец, не правда ли?

— Я никогда не был красив. Но, по крайней мере, я по-прежнему сражаюсь.

Да, но борьба с внутренними демонами не считается.

— Почти смешно.

Я стараюсь.

Такаар перебросил через плечо относительно чистое полотенце и перенес таз с водой на столик возле кровати. Он согрел воду, передав ей тепло рукой, несколько мгновений вдыхал пар, после чего обмакнул в воду полотенце и принялся вытирать ей лицо.

— Это вернет тебя к жизни, — негромко сказал он. — И ко мне. Грязь смоется с твоего тела, и ты вырвешься на свободу из тюрьмы своего пристрастия. Вместе мы отыщем новых адептов Иль-Арин, и раса эльфов переживет нашествие людей.

Просто поразительно, на что способна капелька теплой воды, верно?

Такаар услышал снаружи чьи-то шаги. Дверь распахнулась, и на площадку перед входом упал луч света. Он не обернулся, предоставив вошедшему возможность увидеть кровь, трупы на полу и сцену подле кровати. Такаар вновь обмакнул полотенце в воду и принялся вытирать губы и нос Пелин.

— Забирайте мертвых и уходите, — сказал он. — Пелин снова моя.

Такаар услышал шорох вынимаемого из ножен клинка. Слегка повернув голову, он оглянулся через правое плечо. У дверей стояли два эльфа. Опять — туали. Похоже, они не могли решить, что делать дальше — то ли атаковать его, то ли бежать за помощью.

— Вам ведь совсем не хочется этого, — негромко сказал Такаар.

Парочка шагнула в комнату.

— Ты кто такой? И что ты здесь делаешь?

— Меня зовут Такаар. Я умываю Пелин. Смываю с нее дерьмо туали. — Он повернулся к Пелин, которую начала бить мелкая дрожь. Она застонала, и глазные яблоки ее под закрытыми веками пришли в движение. — Ш-ш, тише, любовь моя. Все пройдет. Наступит утро, и ты откроешь глаза к новой жизни.

Скрипнула половица. Такаар приготовился метнуть стальную звездочку. Оба туали подошли еще ближе, но желания начинать драку пока не проявляли.

— Забирайте тела или бегите за помощью. Мне все равно.

— Тебе не выстоять против нас всех.

— Я пришел сюда не для того, чтобы сражаться с вами, — отмахнулся Такаар. — А теперь оставьте меня в покое. Вы мне мешаете.

Он поднялся на ноги и шагнул к ним, стараясь унять охватившее бешенство.

— Пелин нуждается в тишине и покое, — прошипел он. — Ее надо искупать. Ей не нужны ни вы, ни тела ее насильников, которые бы напоминали ей о перенесенных страданиях.

Оба эльфа попятились. Такаар перешагнул через трупы тех двоих, которых он убил первыми.

— Или, быть может, вы пришли, чтобы… присоединиться к веселью? Подошла ваша очередь? Иначе что еще вам здесь понадобилось?

Такаар зарычал, и его мучитель зашелся мелким, радостным смехом. Один из эльфов покачал головой, а второй показал на залитый кровью пол.

— Кровь, — пояснил он. — Она просочилась на первый этаж и начала капать с потолка.

— Ага, испугались? Это хорошо, — заявил Такаар. — Подождите, то, что вы сделали с Пелин, аукнется вам стократ, когда они придут сюда.

— Кто?

— Люди. А теперь убирайтесь отсюда. И не вздумайте побеспокоить нас до рассвета. А потом я встречусь с тем, кто утверждает, что он у вас — главный.

— Ты — не в том положении, чтобы выдвигать подобные требования.

Хочешь побиться об заклад?

Такаар отвернулся и продолжил умывать Пелин. Лицо и шея ее покрылись потом, а дрожь, сотрясавшая ее тело, усилилась. Дыхание же, напротив, стало мелким и частым.

— Прости меня, — прошептал Такаар. — Я не должен был оставлять тебя одну.

У кого-то из тех, кто знал о том, что он находится в зале Аль-Аринаар, достало чувства такта, и известие о том, кто он такой, наверняка достигло ушей тех, кто принимал решения. Ему принесли еды, свежей горячей воды, чистые полотенца, постельное белье и длинную белую сорочку, чтобы он переодел в нее Пелин, когда закончит.

Такаар не обращал внимания на тех, кто входил в комнату. Приносили ли они ему то, что требовалось, или забирали трупы — он по-прежнему занимался своим делом. Благодарить их было бессмысленно. То, чего они хотели, оставалось неизменным. Проявление щедрости со стороны врага всегда было лишь прелюдией к кровавой развязке.

Закончив, он взглянул на Пелин. Следы ее пагубной привязанности останутся с ней навсегда. Но, по крайней мере, она стала больше походить на себя прежнюю. И, когда она, наконец, проснулась под шум проливного дождя снаружи, он мог без содрогания смотреть на нее.

Такаар был уверен, что перед глазами у нее плывет и что ей трудно сосредоточиться. Несколько раз она провела дрожащей рукой по лицу, но, в конце концов, узнала его. Он улыбнулся и присел на край кровати. Ставни были распахнуты настежь, пропуская в комнату свет, свежий воздух и брызги дождя. Вонь немытого тела и эдулиса наконец-то заглушил запах свежести за окном.

— Пелин, сможешь ли ты простить меня за долгое отсутствие? — очень тихо спросил он, зная, что громкие звуки будут резать ей слух, когда наркотик начнет выходить из ее тела.

Пелин молча смотрела на него, и темные круги под глазами делали ее красоту какой-то зловещей. Облизнув пересохшие губы, она перевела взгляд на прикроватный столик, где сейчас стоял тазик с полотенцами. Тряхнув головой, она вновь уставилась на Такаара. А потом размахнулась и попыталась его ударить. Такаар перехватил ее запястье, но свободной рукой она сначала отвесила ему пощечину, а потом стала брыкаться, пытаясь укусить и поцарапать его. Но она была слаба, как котенок, и он без труда прижал ее к постели, пока она продолжала извиваться, шипя от ярости.

— Где мой нектар? — взвизгнула она. — Что ты сделал с моим нектаром? Давай его сюда немедленно. Я заплатила за него. Он — мой по праву.

— Пелин, послушай меня. Пелин.

— Он. Мне. Нужен.

— Нет, не нужен. Больше не нужен.

На мгновение она перестала брыкаться, пока его слова не дошли до ее затуманенного сознания. Глаза ее расширились, и она закричала так громко, что Такаару пришлось отпустить ее и зажать уши. Она спрыгнула с постели и, подбежав к платяному шкафу, начала выдвигать ящики, хлопать дверцами и расшвыривать по комнате содержимое в поисках эдулиса, которого, как прекрасно знал Такаар, ей не найти.

Он стоял посреди комнаты и наблюдал за нею, надеясь, что гнев ее иссякнет. Но первым сдалось ее ослабевшее тело, и она опустилась на пол рядом с дверью, что вела в ее кабинет за стеной. Пелин заплакала, снова и снова требуя наркотик.

Мои поздравления. Ты нашел единственного эльфа на Калайусе, который продвинулся по дороге, ведущей к сумасшествию, дальше тебя самого.

— Значит, именно я должен вернуть ее назад.

Да, я уверен, она будет в восторге, достигнув твоего уровня здравомыслия.

Такаар лишь пожал плечами, словно рассчитывая этим выбить своего мучителя из колеи. Он присел на корточки рядом с Пелин, не пытаясь, впрочем, коснуться ее. Она сидела, привалившись спиной к двери, вытянув ноги и глядя прямо перед собой. На лбу у нее вновь выступили крупные капли пота, а лицо подергивалось, словно у паралитика.

— Позволь мне помочь тебе, — сказал Такаар.

Пелин коротко рассмеялась сухим, горьким смехом и уставилась куда-то сквозь него.

— Твоя помощь. Молитвы, общие фразы и обещания. Все пустое. То, — она судорожно вздохнула, — что мне нужно, ты мне не дашь.

— Это — доказательство силы твоего духа. Того, что яд еще не до конца погубил тебя.

— Яд? Так говорят только святоши и праведники, которые никогда не пробовали сладкого нектара и не знают, что такое жизнь разума без границ.

— Я видел эту жизнь, Пелин. Видел вчера ночью. Жаль, что я не могу показать тебе, как она выглядела.

— Я могу сама показать тебе ее. Мне нужно еще. Прямо сейчас.

Пелин вновь охватило возбуждение. Она вытерла ладони о сорочку и потерла ими лицо, а потом наморщила нос.

— Ты должна вернуться ко мне. Я хочу получить обратно свою Пелин. Мне нужен архонт гвардии Аль-Аринаар.

Взгляд, которым одарила его Пелин, был холоден, как лед.

— Я не видела тебя сто пятьдесят лет! А Ауума — пятьдесят. Единственным, кто оставался со мной, был Метиан, но теперь ушел и он. Где вы были, когда все здесь начало рушиться? Где вы были, когда клановые банды заполонили улицы, а нас было слишком мало, чтобы переломить ситуацию? — Голос ее упал до едва слышного шепота. — Где ты был, когда мне пришлось продавать себя, чтобы сохранить жизнь тем, кто остался мне верен? Ты опоздал, Такаар. Ты не найдешь здесь того, что тебе действительно нужно. Я не хочу помогать тебе. Если только ты не дашь мне нектара.

— Я не намерен потакать твоей пагубной привычке, чтобы получить то, для чего пришел сюда. Я не желаю становиться соучастником твоей гибели.

Пелин подалась к нему, обдавая дыханием, таким же зловонным, как и уцелевшие зубы у нее во рту.

— Ты уже стал им.

Какая жалость. А у тебя и вправду нет ничего, что ей нужно, верно?

— Неверно, — сказал Такаар и поднялся на ноги. Пелин наблюдала за ним со слабой улыбкой. — Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем тяга станет нестерпимой? Когда ты начнешь умолять мне дать тебе то, что тебе нужно? Ты набросишься на меня снова или забьешься в угол, вся дрожа, готовая отдаться тому, кто предложит тебе отраву?

Пелин уронила голову на грудь. Она не знала, куда девать руки, а ноги ее беспрестанно елозили по полу.

— Через час наступит рассвет, — сказал Такаар. — Это — твоя первая цель, потому что до тех пор сюда не войдет никто. Видишь ли, они думают, что загнали меня в ловушку, и потому не рискнут войти, учитывая, что я настоятельно просил их не делать этого. А теперь и ты полагаешь, что обладаешь надо мною властью. Если ты скажешь, чтобы я уходил, я уйду, хорошо?

Пелин подняла голову.

— Уходи.

— А я возьму и останусь. А ты подумай вот о чем. С тобой или без тебя, но я найду то, за чем пришел. По моим расчетам, у меня есть примерно десять дней, чтобы найти это и забрать с собой. Это означает, что здесь, с тобой, я могу провести девять С половиной дней, не давая тебе дорваться до нектара, которого ты так жаждешь, и убивая всех, кто рискнет войти в эти двери.

Пелин вновь взглянула на него, но теперь в ее глазах застыло выражение загнанного в угол зверя.

— Почему ты так поступаешь со мной? Я думала, ты любишь меня.

— Люблю, — ответил Такаар и коротко рассмеялся, видя, что его мучитель предпочел промолчать. — Поэтому и сделаю все, что в моих силах, чтобы избавить тебя от этого проклятия. Но не только ради тебя одной. Десять дней — достаточно долгий срок, чтобы ты поправилась настолько, чтобы удержать меч в руках и возглавить оборону. Тебе придется это сделать. Ты будешь нужна всем тем, кто верит в тебя или думает, что верит. И тебе отчаянно захочется не обмануть их доверия.

— Почему?

Такаар заметил, как Пелин пытается встать, опираясь спиной о дверь.

— Потому что за мной следят. Поначалу я в это не верил и убедился лишь недавно. Возмущения в остаточных следах магической силы, скажем так. — Такаар небрежно взмахнул рукой. — Я ничего не могу с этим поделать, разве что взять то, за чем пришел, и попытаться оставить тебе хотя бы лучик надежды. Поэтому мне нужна твоя помощь.

Пелин развернулась и схватилась за ручку двери, ведущей в соседнюю комнату. Она успела приоткрыть ее, прежде чем Такаар ударом ноги вновь захлопнул дверь и схватил за плечи, разворачивая к себе лицом.

— И эта помощь нужна мне в эту секунду.

— Что? Что!

— Этот город поделен на гетто, правильно? Так вот, ты должна отвести меня в гетто иксийцев и гиалан, а потом и орран с сефанами. А после этого, может быть, я оставлю в живых того эльфа, который снабжает тебя этой дрянью, чтобы он своими глазами увидел, как рушится то, что он, по его мнению, построил здесь. Потому что когда они доберутся сюда, если только ты не встанешь против них, это будет конец. Не станет Катуры. Не станет эдулиса. Бедная маленькая Пелин, что же она будет делать?

— Кто придет? Кто следит за тобой?

— Тысячи и тысячи людей.

Глава 26

Спрос на калайанский лес неуклонно растет. Тому, у кого есть средства, и в голову не придет остановить свой выбор на другой древесине. Проклятые идиоты наверняка спалили бы собственные дома, будь они построены, скажем, из грейторнскогодуба.

«Воспоминания старого солдата», Гаран, военный комендант Исанденета (в отставке)

Гаран сидел в своем любимом кресле в западной панорамной комнате, откуда перед ним открывался потрясающий вид на Исанденет. За прошедшие десятилетия он полюбил смотреть, как меняется городской ландшафт; теряет эльфийские черты и, наоборот, приобретает человеческие. Истормун не ценил и не понимал красоту, для него главным была функциональность. Гаран утверждал, что никто не сможет найти прелести в том варианте функциональности, который построил Истормун, хотя эффективность этого нового Исанденета, безусловно, поражала.

Над городом доминировали огромные и не лишенные изящества складские здания, в которых содержали шарпов. Тысячи эльфов были втиснуты в явно недостаточное для нормальной жизни пространство. В сочетании с издевательскими условиями для отправления нужд, пищевыми рационами, едва-едва позволявшими не умереть с голоду да эльфийскими травами, излечивавшими лишь смертельные заболевания, они служили наглядным примером жестокого плана Истормуна, призванного лишить эльфов присутствия духа.

Следовало признать, он оказался необычайно эффективным. Угроза голодной смерти страшила шарпов ничуть не меньше, чем драконовское наказание за нарушение правил распорядка. В сущности, весь город представлял собой один огромный концентрационный лагерь со складами и причалами, с помощью которых ресурсы и материальные ценности в колоссальных объемах вывозились на север, в Балайю.

Сидя однажды у окна после утренней грозы с сильным ливнем, сменившейся слепым дождиком под лучами жаркого солнца, Гаран размышлял о том, когда же стало меняться его мировоззрение. Боги свидетели, он прожил долгую жизнь. Бывший военный комендант отпил глоток медового напитка, призванного залечить язвы, образовавшиеся у него на внутренних стенках пищевода.

Некоторые, самые туманные воспоминания можно смело отбросить. Например, о том дне, когда он понял, что никогда не вернется домой, или когда узнал, что представляет собой всего лишь объект для эксперимента. Не потому, что эти строки в его памяти перестали причинять боль, а потому, что им исполнилось сто двадцать лет. Но он признавался самому себе, что достаточной компенсацией за них стала возможность наблюдать за тем, как меняется окружающий мир на протяжении последних ста пятидесяти лет.

Несомненно, большую роль в этом сыграла и его странная и вынужденная дружба с Такааром. Хотя он не помнил почти ничего из того, о чем они разговаривали в самом ее начале, Гаран признавал, что именно это заронило в его душу семена уважения к эльфийской расе. Он никогда не сомневался в том, что они отнюдь не те примитивные дикари, коими их изображали.

Такаар, в своей путаной, но весьма обаятельной манере научил его тому, что эльфы, наравне со своими знаниями, навыками и силой, обладают глубокой духовностью и даже человечностью, которую следует приветствовать и развивать, а не уничтожать. Нет, Гаран не уверился в том, что оккупация леса людьми была ошибкой, но он постепенно начал склоняться к мысли о том, что, в конечном итоге, некая разновидность вассальной зависимости оказалась бы куда полезнее и выгоднее обеим сторонам.

Бывший вояка вздохнул и поерзал в кресле, пытаясь устроиться поудобнее и унять боль в боку, отчего правая нога то и дело вспыхивала жарким огнем. Что же тогда стало поворотным пунктом, своеобразной точкой отсчета, если таковая была одна, разумеется? Уж, во всяком случае, не Истормун. За последние пару десятков лет Гаран научился кое-как понимать его и видел, что тот смягчился и подобрел, если такие чувства вообще были свойственны существу невероятно древнему и изначально злобному.

Он действительно уважал Истормуна за его достижения на Калайусе, чем колдун, кстати, очень гордился, а в последнее время — еще и за отчаянные, но бесплодные попытки противостоять желанию коллег отправить в лес армию, чтобы уничтожить эльфов, как расу.

— Хм-м, — Гаран отпил еще капельку своего напитка. — Разумеется, дело не в том, «как», а «почему».

Теперь у него был ответ на этот вопрос. Все остальное — лишь ходьба вокруг да около или поиски черной кошки в темной комнате. Это случилось относительно недавно, каких-нибудь пятнадцать лет назад, пусть воспоминания о них и слились воедино в комок боли и неприятных запахов. Это случилось в тот самый момент, когда он понял, что завоевание и удержание Калайуса не принесет пользы ни Триверну в частности, ни магии в целом.

Более того, он выяснил, на поддержание чего уходили все ресурсы Калайуса. Гаран любил Триверн, как и всю Балайю, хотя и знал, что больше никогда не увидит их снова. А то, что ему удалось узнать, означало смерть для обоих. Власть, поддержанию которой он посвятил жизнь, в стремлении доминировать готова была превратить и его страну, и его город в руины. Тем не менее, даже располагая таким знанием, он понимал, что сам сделать ничего не сможет.

Но именно в тот день его умонастроение претерпело самые решительные перемены. И теперь, много лет спустя, он должен был сделать выбор… который неизбежно приведет его к действиям, каковые он намеревался санкционировать сегодня. Сейчас.

Гаран удостоверился, что его люди находятся у дверей панорамной комнаты и что они готовы удовлетворить любую из его многочисленных прихотей. Малейший промах, и всех их ждет страшная смерть — всех, кроме самого Гарана. Он со своими помощниками ждал удобного случая с того самого момента, как им стало понятно — Балайя и Триверн находятся на грани войны.

К его креслу приблизились шаги. Свет ему заслонила чья-то фигура. Гаран улыбнулся. Это был именно тот, кого он надеялся увидеть, когда вчера поздно ночью его корабль пришвартовался в гавани. Тем не менее, на него произвел должное впечатление тот факт, что этот человек сделал так, что Истормун вновь призвал его к себе после того, как восемь лет назад он побывал здесь впервые.

Штайн был коренастым широкоплечим мужчиной. Череп его покрывала густая копна светлых кудрей, а черты лица были чуточку крупнее, чем требовалось, чтобы назвать их правильными и красивыми, особенно когда им было тесно на круглом личике, увенчанном кустистыми бровями и остроконечной ухоженной бородкой.

— Значит, ты получил мои послания? — осведомился Гаран.

— Все до единого, — отозвался Штайн. — У нас мало времени. Истормун желает очертить круг моих обязанностей.

Гаран жестом указал ему на кресло.

— А ты все так же невероятно уродлив, — заметил он.

Штайн расхохотался и сел.

— И это говорит мне человек, чьего отражения не выдерживает ни одно зеркало! Лишнее подтверждение тому, что все мы обманываться рады.

Гаран прочистил горло.

— Я должен быть уверен, что ты понимаешь всю серьезность предложения. Давай смотреть правде в глаза: я хочу умереть. И настолько же я уверен в том, что у тебя такого желания нет.

— Правильно, но тем не менее, вот он я, сижу перед тобой. Это — все, что тебе нужно знать о том страхе, который завладел на Балайе всеми, у кого осталась хоть капелька мозгов. Все обстоит гораздо хуже, чем ты думаешь.

— И когда же грянет гром?

— В буквальном смысле в любой день. Причем магическая братия может победить, несмотря на те силы, что готовы бросить им вызов.

— Я не прошу тебя убивать себе подобных, — сказал Гаран. — И ты это знаешь. Демонстрация силы — вот что от тебя требуется.

— Ну, спасибо, утешил.

— Но мы полагаемся на шарпов — эльфов — в том, что они одержат победу в лесу. Если им это не удастся, значит, мы опоздали и это место превратится в такую ресурсную и энергетическую базу, какой еще не бывало в истории.

Штайн кивнул.

— А они победят?

— Все обстоятельства против них, но они — умные ребята, а трио генералов в поле даже не сможет правильно выговорить слово «тактика». Так что все будет зависеть от магов.

— Как и всегда, — заметил Штайн.

— Не умничай. Ладно, слушай дальше. Если они действительно одержат победу, у нас будет очень мало времени. У меня есть союзник среди них, но остальные… они опасны. По-настоящему. Сделай то, что обещал, и тогда они начнут относиться к тебе с уважением.

— Другого я и не ожидал, — заявил Штайн. — В конце концов, мы здесь для того, чтобы помочь им. Вроде как.

— Смотри не переусердствуй.

— Или что?

Гаран пожал плечами.

— Они убьют тебя.

— Что-нибудь еще?

— Говорить буду я.

— Или что?

— Угадай с одного раза.

* * *

Совершенно не заботясь о скрытности, что, впрочем, было вполне в духе туали, они набились в комнаты этажом ниже, готовясь атаковать. Последний час Пелин хранила молчание. Время от времени она делала глоток воды, но наотрез отказалась от несвежей еды, что так и осталась лежать на тарелке с минувшей ночи. Не отвечала она и на его вопросы, предпочтя сидеть в продавленном кресле и смотреть на книжную полку, с которой вот уже очень давно никто не брал в руки книг.

А ведь ты загнал себя в славную маленькую западню, не находишь?

— Даже для тебя это уже чересчур, — пробормотал Такаар.

Приложив ухо к полу, он расслышал отдаваемые приказы. Его изумляло, что им понадобилось так много времени, и он решил, что его имя все-таки еще кое-что значит и способно внушать страх. День приближался к зениту; дождь сменился солнцепеком, и шум города за окнами создавал иллюзию нормальной жизни.

— Самое время сматываться отсюда, — пробормотал Такаар.

Я уверен, что они расступятся и с поклоном распахнут перед тобой дверь.

Он принялся фальшиво насвистывать, приводя в порядок свои клинки, проверяя содержимое рюкзака и наполняя бурдюк водой из кувшина для умывания.

— Тебе обязательно надо свистеть? — не выдержала наконец Пелин.

— Ага, ты еще не разучилась говорить.

На губах Пелин заиграла злорадная и торжествующая улыбка.

— Сейчас они придут за тобой. А самое хорошее в этом то, что я получу свой нектар и смогу забыть о том, что ты возвращался в мою жизнь.

— Что им от тебя нужно?

Этот вопрос Такаар задавал ей снова и снова.

— Глупо, не правда ли? Они хотят меня, потому что я — туали. Потому что я — губернатор этого города и потому что именно я издаю законы. Так что все просто и понятно.

Но в смехе ее чувствовалась горечь, а в глаза стояла тоска — недолго, правда, до того, пока у нее вновь не началась ломка. Такаар кивнул. Он слышал, как внизу, у подножия лестницы, собираются эльфы. Теперь уже недолго.

— Трудно поверить, что добрые люди в этом городе, а я уверен, что такие в нем еще остались, смирятся с такой видимостью власти. Ведь ты на самом деле ничего не решаешь и растеряла даже остатки былого могущества — но я могу вернуть его тебе обратно.

— Мне нужно только одно.

Что ж, она, по крайней мере, последовательна.

— Пора идти, — провозгласил Такаар, и при виде его улыбки она содрогнулась.

— Ты действительно собираешься убить их всех?

— А вот это было бы несусветной глупостью, не так ли? — Такаар шагнул к ней. — Я вошел сюда не через дверь, и я не собираюсь выходить через нее. Выбирай: в сознании или без?

— Что?

Туали уже поднимались по лестнице, даже не пытаясь скрыть свое присутствие.

— Не обращай внимания.

Кулак Такаара врезался ей в висок, и Пелин лишилась чувств. Он подхватил ее, не дав упасть, и перебросил через левое плечо. Затем он распахнул дверь в ее кабинет, в два прыжка пересек его и выскочил на открытый балкон. Такаар легко вспрыгнул на перила, на мгновение повис на правой руке, после чего пролетел весь путь до земли.

В переулке было тихо. Такаар стал удаляться от центра Катуры и нырнул в четвертую по счету боковую улочку от зала Аль-Аринаар, оставаясь невидимым для туали, но находясь еще достаточно близко, чтобы расслышать их яростные вопли, когда те обнаружили, что они с Пелин сбежали.

Такаар положил голову Пелин на сгиб руки, плеснул ей водой в лицо и влил несколько капель в рот. Она закашлялась и открыла глаза. На одно невероятное мгновение улыбка осветила ее лицо, и она превратилась в прежнюю Пелин, но уже в следующий миг все исчезло и она оттолкнула его, с трудом поднявшись на ноги.

Голова у нее еще кружилась, и Пелин пришлось привалиться к стене дома, чтобы не упасть. Такаар одним гибким движением вскочил с земли и притянул ее к себе, глядя ей в лицо и держа за плечи.

— Иксийцы и гиалане. Где они живут?

— Достань мне нектар, и тогда, быть может, я покажу тебе, — заявила Пелин.

— У меня нет на это времени. — Такаар встряхнул ее за плечи. — Говори, куда идти. Быстро.

— Или что? Ты бросишь меня еще на сто пятьдесят лет?

Оказывается, она знает, как причинить тебе боль, не так ли?

Такаар прижал Пелин к стене так, что ноги ее оторвались от земли. Она попробовала ударить его коленями в грудь, но у нее ничего не получилось — она была слаба, как котенок.

— Не заставляй меня применять силу, — сказал Такаар, глядя ей в глаза, пока их не захлестнул страх, подобно грозовым тучам, закрывшим солнце. — Было бы жаль оставить тебя умирать одну на этой мусорной свалке.

Такаар отпустил ее, она упала на землю и сжалась в комочек, обхватив себя руками, раздираемая страстным желанием заполучить эдулис и страхом перед ним. Сердце его кричало, что он должен обнять ее и прижать к груди, но холодный разум на сей раз возобладал.

— У меня остался один-единственный шанс спасти эльфов от людей; и шанс этот состоит в том, чтобы взрастить в наших соотечественниках новую силу. Помоги мне начать возвращать то, что я отнял у всех нас. — Такаар пожал плечами. — Или тебе придется умереть. Я никому не позволю встать у меня на пути. Даже тебе.

Она подняла голову, глядя на него. По переулку прокатилось гулкое эхо — это банда туали вывалилась на улицу. Они быстро приближались. Если Такаар и ожидал увидеть свет понимания в ее глазах, то он был разочарован. В них не было ничего, кроме примитивного лукавства.

— Поклянись, что достанешь мне нектар, и я помогу тебе.

Это — единственное, что она готова взять у тебя. Сделай это для нее, Такаар.

Губы Такаара шевельнулись, и он предал ее вновь.

— Договорились, — сказал он, и ложь легко слетела у него с губ. — А теперь идем.

Центр Катуры был застроен в виде концентрических кругов, в полном соответствии с представлением о ладони Инисса. Здесь располагалась местная промышленность. Городская администрация благополучно соседствовала с кузницами, булочными, мясными лавками, гончарными мастерскими и прочими всевозможными заведениями. Здесь же были выстроены храмы самым разным богам, и одно время его обитателям даже казалось, что в город вернулась гармония.

Все эльфы получили земельные наделы для занятий сельским хозяйством, охотой, заготовкой древесины или добычей полезных ископаемых, если таково было их желание.

Население начало расти, и город протянул щупальца в лес, куда удалились те, кто предпочитал старинный уклад, принося свои товары для обмена на рынок, процветавший в самом сердце города.

Было невозможно с точностью сказать, когда атмосфера и настроения начали меняться, но молчание старых городов и тех, кто поклялся продолжать борьбу и освободить всех, кто попал в рабство, начали подтачивать мужество Катуры. Чувство оторванности нарастало, а вместе с ним — и ощущение безнадежности, осознание того, что у них осталось лишь то, что они построили здесь.

Дух горожан был сломлен. Как и всегда, когда происходит нечто подобное, нашлись те, кто возжелал нажиться на слабостях. Эдулис стал их оружием, столь же мощным, сколь и разрушительным. Земля переходила из рук в руки, и кланы начали обосабливаться друг от друга. Скольжение по наклонной плоскости происходило с ужасающей быстротой, и, хотя многие остались верны своим принципам, не намереваясь отступать от них, давление клановых банд возрастало с каждым днем.

Пелин привела Такаара в лабиринт немощеных улочек, являвших собой результат попытки построить процветающие кварталы, но в результате превратившихся в обособленные гетто, в которых один неверный шаг мог стоить неосторожному путнику жизни. Такаар видел уже достаточно, чтобы понять — доминирующим кланом стали туали, но они не пожелали вытеснить остальных, предпочитая извлекать прибыль из их бедственного положения.

Улочки за пределами центральных колец были узкими и извилистыми, словно пародируя районы Муравейника старого Исанденета. Большинство домов были одноэтажными и построенными из дерева. По большей части они пребывали в запущенном состоянии, но среди них кое-где встречались и опрятные, ухоженные домики. Такаар покачал головой. Ему казалось, будто он вернулся на Хаусолис до прихода гаронинов и до начала Войн Крови.

Пелин остановилась посреди грязной улочки, которая, причудливо петляя, убегала вдаль. Над крышами домов в первозданной красе виднелись водопады, скалистые утесы и леса, обступившие Катуру со всех сторон. Но здесь, однако, печной дым смешивался с вонью отбросов; дети играли в грязи, а иксийцы жались друг к другу, глядя на незнакомцев.

— Мне показалось, ты говорила, что по-прежнему остаешься губернатором, — прошипел Такаар.

— Они уже давно меня не видели, — призналась Пелин. — Сомневаюсь, что они склонны доверять мне.

После долгой пешей прогулки Пелин била крупная дрожь. Лицо ее заливала смертельная бледность, на лбу выступил пот, и дышала она тяжело и с хрипом. Взглянув на Такаара, она выразительно развела руками.

— Ну, вот мы и пришли в гетто иксийцев, — сказала она. — И что теперь?

Хороший вопрос.

— Ответить на который очень легко. У них есть какое-нибудь место для собраний?

— Зачем оно им? — вопросом на вопрос ответила Пелин. — Катура строилась не для того, чтобы устраивать здесь сегрегацию. Просто все получилось не так, как мы задумывали.

— Ладно, сойдет и так, — сказал Такаар и зашагал к нескольким иксийцам, собравшимся в кучку у дверей одного из домов неподалеку. — Пожалуйста, я бы хотел поговорить с вами. Со всеми вами. Со всеми достойными иксийцами, а также вашими друзьями гиаланами, орранами и сефанами. Вы готовы меня выслушать?

Родители подозвали к себе своих детей. Атмосфера стала холодной и враждебной. Ни один из них не вышел вперед, чтобы ответить Такаару. Он повысил голос и прибег к помощи Иль-Арин, чтобы быть услышанным.

— Меня зовут Такаар, и я принес вам новую надежду, — сказал он, и голос его эхом отразился от стен домов, прокатившись по соседним улицам и переулкам. — Выходите наружу. Выслушайте меня. Я расскажу вам о даре, который могу предложить вам. О том, как можно противостоять тем, кто стремится поработить вас. Внутри вас, иксийцев, живет сила, способная спасти всех эльфов.

— Прошу вас, выслушайте меня. Я не причиню вам зла.

Заплакал какой-то ребенок. За спиной Такаара зазвучали голоса — это были его преследователи, которые не могли не услышать его. Одна за другой начали открываться двери, из которых выглядывали любопытные лица. Видя, что остальные уже начали собираться, они присоединились к ним. Все-таки стадное чувство клана, которому угрожает опасность, было очень сильно развито у всех.

На это и рассчитывал Такаар. У него заложило уши. Туали были уже близко. Он спросил себя, а не сыграет ли их присутствие ему на руку. Он решил выждать еще немного, поскольку иксийцы продолжали собираться вокруг него. Еще около сотни эльфов направлялись к нему, останавливаясь подле своих соплеменников.

— Здесь находится Пелин. Я говорю с вами с одобрения вашего губернатора и прошу лишь одного — выслушать меня.

Такаар зашагал к ним. Пелин побрела следом, неохотно, но с надеждой — она не могла думать ни о чем, кроме своего желания забыться и его обещания дать ей наркотик. Иксийцы придвинулись друг к другу и попятились, но не из страха перед ним. Просто на улицу за спиной Такаара высыпали туали. Все они были хорошо вооружены и организованы, держа на виду мечи и луки. Очевидно, многие прежде служили в гвардии Аль-Аринаар.

— Расходитесь по домам. Этот преступник — наш.

Такаар взглянул на ula, который первым подал голос.

— Как его зовут? — шепотом спросил он у Пелин.

— Кален, — ответила та, и в голосе ее послышалось восхищение. — Похоже, я смогу получить свой нектар и без твоей помощи.

Такаар взял Пелин за руку.

— Потерпи еще немного.

Отлично. Если тебе нужна была благодарная аудитория, то она у тебя есть. Все это время я уговаривал тебя покончить с собой. Оказывается, это была несусветная глупость с моей стороны. Все, что мне было нужно — подождать, пока твое самомнение не сделает эту работу за меня.

Такаар улыбнулся. Он стоял так близко к иксийцам, что понимал — стрелять из луков туали не решатся. Их было никак не меньше сорока человек, но за его спиной собралась добрая сотня иксийцев, и к ним поспешно направлялись еще многие.

— Кален, — сказал Такаар. — Очень кстати. Я хотел поговорить с тобой.

Но Кален не обратил на него ни малейшего внимания. Внешность у него была весьма примечательная: свирепое выражение лица, надорванное ухо, темная одежда, за исключением светло-коричневой кожаной куртки. Руки у него были испещрены шрамами, а на лбу красовалась свежая уродливая ссадина.

— Пелин, — сказал он. — Мы очень беспокоились о тебе. Что ты делаешь рядом с этим трусом? Он бросил тебя давным-давно. Теперь ты с нами.

Пелин напряглась, уже готовая шагнуть к нему, но Такаар лишь крепче стиснул ее руку.

— Ей хорошо со мной. У нас есть кое-какие дела с иксийцами, а потом мы с тобой поговорим о том, как защитить Катуру.

Кален расхохотался.

— Иксийцы — слабаки и прячутся по своим норам, пока те из нас, кто остается сильным, обеспечивает их безопасность. Ты не будешь говорить ни с кем, пока я не разрешу.

Такаар оглянулся. Иксийцы во все глаза смотрели на них, и большинство явно не знало, что и думать.

— В самом деле? — спросил он. — Но ведь это Пелин — губернатор города, не так ли?

По рядам туали прокатился жестокий смешок. Такаар покачал головой и повернулся к иксийцам.

— Позвольте мне рассказать вам, почему я здесь и почему вы должны пойти со мной.

— В твою спину смотрят десять луков, Такаар, — сказал Кален. — Сейчас ты повернешься, а впредь будешь относиться ко мне с уважением.

— Стреляй, Кален, — не оборачиваясь, сказал Такаар. — Но все ли твои стрелы попадут в меня? Ты не боишься, что некоторые угодят в Пелин или тех самых иксийцев, которых, по твоим словам, ты защищаешь? И останешься ли ты стоять на месте, когда они бросятся на тебя, чтобы отомстить? Стреляй.

Но Кален не отдал приказ. Вместо этого он повел своих людей за собой, и они двинулись к Такаару. А Такаар лишь улыбнулся, продолжая полностью игнорировать туали, и обращался лишь к иксийцам. Он чувствовал, как бурлит и рвется наружу скрытый в них потенциал Иль-Арин. И он должен сделать так, чтобы они сами ощутили его.

— Вы ничего не знаете и даже никогда не слышали об Иль-Арин. Это сила, которая течет в ваших жилах и которую вы можете приручить, чтобы стать сильнее. Я начал изучать ее с тех пор, как люди стали захватывать наши города, и у меня уже есть учителя, которые ждут вас, чтобы помочь вам овладеть ею. Вы ничем не рискуете и ничего не теряете. Перед вами откроется удивительный мир, если вы решитесь стать свободными, и, по крайней мере, я предлагаю вам возможность избежать медленной смерти, которая ждет здесь всех вас.

Кончик меча уперся Такаару в основание шеи.

— Не усложняй свое и без того безнадежное положение, — сказал Кален. — Я заставил уйти отсюда Лизаэль и, не колеблясь, сделаю то же самое с тобой. Заканчивай.

Такаар резко присел, развернулся и выпрямился во весь рост, одной рукой перехватив запястье Калена с мечом, а ладонью другой накрыв его лицо. Такаар направил поток Иль-Арин в кончики своих пальцев, собирая ее в тонкий луч, а потом раскрутил его, превращая в ослепительное веретено, и тогда выпустил на свободу.

Голову Калена охватило пламя. Он закричал и вцепился в руку Такаара, но силы уже покидали его. В мгновение ока лицо его почернело от огня, а волосы на его голове вспыхнули жарким пламенем. Тело его затряслось в конвульсиях, когда огонь сжег его череп и проник в его мозг. Кипящая кровь фонтаном ударила из его глазниц и рта, а уши оплавились.

Такаар сжал ладонь в кулак, кроша череп Калена в пыль. Тело его, с дымящейся шеей и тем, что осталось от головы, рухнуло на землю. Такаар вытер руку о штаны и повернулся к иксийцам, которые, подобно туали и Пелин, в ужасе шарахнулись от него.

— Хотите научиться тому, как это делается?

Глава 27

Наши эксперименты с Гараном дали поразительные результаты. Магическое обновление тканей жизненно важных органов стимулирует и регенерацию кожи. Уже нет сомнений в том, что мы можем поддерживать жизнь в человеческом теле неопределенно долгое время. Сейчас следует сосредоточиться на разработке методов предотвращения старения, которые позволят нам сделать очередной решительный шаг вперед.

«О бессмертии», Истормун, лорд Калайуса

Даже воинам ТайГетен потребовалось пять дней, чтобы достичь Катуры. Люди будут здесь самое позднее еще через десять. Ауум отрядил два звена, чтобы они не давали покоя неприятелю, пытались замедлить его продвижение, просто показываясь ему, убивали охотников и отбившихся от строя солдат, но все это были лишь детские шалости.

В битве у Шрама они потеряли шестерых, но и те, кто выжил, несли на себе раны, душевные и физические. С учетом двух троек, идущих по следу армии Исанденета, и Корсаара с его двумя звеньями, следящего за войском, двигающимся вдоль Шорта, Ауум мог привести в Катуру всего лишь двенадцать звеньев. Он собрал их вокруг себя, когда они остановились на последний привал перед тем, как выйти из леса на ладонь Инисса с ее жестокой красотой.

— Поражение уязвило нас, но не сломило, — сказал он, обнимая Графирра за плечи и притягивая его к себе. — Мы — одна семья. Допущенные вчера ошибки следует обдумать, чтобы не повторять в будущем. Сегодня начинаем подготовку к решающему сражению. Если мы потерпим неудачу, раса эльфов будет уничтожена. А если победа будет за нами, в чем я не сомневаюсь, тогда начнется освобождение наших людей.

Ауум помолчал, вглядываясь в лица друзей.

— Мы все слышали рассказы о том, что случилось в Катуре. Все мы знаем о преступлении, совершенном против Лизаэль. И мы отомстим за нее. Но не каждая душа в городе погрязла во зле. Внутренняя сила и мужество скрываются под завесой отчаяния и утраты надежды. Если сорвать эту завесу, то мы вновь увидим подлинный дух эльфов.

— Мы должны увидеть его, потому что победить в одиночку мы не в состоянии.

Ауум отпустил Графирра и поцеловал его в лоб.

— Смотрите не ошибитесь. Мы собираемся взять Катуру под свой контроль. Нам окажут сопротивление. И мы должны будем сломить его. Никому из нас не хочется убивать себе подобных, но я не вижу иного пути, на котором этого не случится. Здесь укрылись самые матерые преступники, и они не станут покорно смотреть, как у них отбирают власть и влияние.

— Давайте помолимся о том, чтобы нас услышали честные и колеблющиеся эльфы. О том, чтобы гармония не оказалась уничтожена безвозвратно. О том, чтобы те, кого мы любим и кого надолго покинули, были еще живы.

— Давайте помолимся об этом вместе.

* * *

Истормун лежал на постели, и простыни под ним промокли от пота. Общение оказалось чрезвычайно болезненным и потребовало от него отчаянных усилий. Он впервые почувствовал страх в умах своих сподвижников, и это причинило ему ощутимую физическую боль.

— Вы действуете недостаточно быстро, — упрекнул его Гириамун.

— Да как вы смеете! — парировал Истормун.

— Скажите в таком случае, сколько им еще осталось до цели? — осведомился Памун.

— Максимум двенадцать дней. Меньше, если дорога станет легче.

Разум пятерки исторг такой возмущенный стон, что Истормун заверещал, корчась от боли, разрывавшей ему психику.

— Вы слишком долго откладывали поход. Ваша любовь к эльфам приведет всех нас к краху. — Голос Арамуна гулко забился у него в черепной коробке. — Нам нужны эти солдаты.

— И вы их получите, — заявил Истормун. — Наверняка у вас достанет вооруженной мощи, чтобы противостоять всем нашим врагам.

— Идиот! — вновь подал голос Памун. — Будь это так, мы не тратили бы силы на общение с вами.

— В таком случае я отдам приказ об отступлении, и вы получите своих драгоценных солдат скорее. К несчастью, это означает, что мы вернем Калайус шарпам. Или вы считаете, что это — та самая небольшая цена, которую можно заплатить?

— Мы не можем позволить себе потерять Калайус, — отрезал Вейамун.

— Тогда предоставьте мне делать мое дело, а сами займитесь своим. Вы полагаете, что причина всех наших трудностей кроется в постигшей меня неудаче. Я же, например, уверен в обратном. Быть может, вы хотите, чтобы я помог вам выработать соответствующую тактику?

Шум поднялся несусветный, тем не менее он доставил Истормуну некоторое удовлетворение.

— Вы не оставляете мне выбора, — сказал он. — А сейчас я с радостью отвечу вам услугой на услугу. Не затевайте конфликт прямо сейчас. Направьте все свои усилия на дипломатические переговоры. Тяните время, сколько удастся.

— Глупец, — предельно ясно выразился Арамун. — Не мы, а наши противники хотят войны. А у нас не хватает сил остановить их.

— Найдите способ, — отрезал Истормун. — Но если вы проиграете, так тому и быть. Я единственный уцелею изо всех нас и сохраню здесь все свои позиции. Я смогу с этим жить, а вот сможете ли вы с этим умереть? Разговор окончен.

Истормун прервал связь, прежде чем они вновь набросились на него с упреками. Прошло несколько часов, прежде чем он забеспокоился о том, почему ему это так легко удалось.

* * *

День уже клонился к вечеру, когда ТайГетен под командой Ауума вошли в Катуру. Они ни с кем не заговаривали, никого не искали, а сразу же направились на рыночную площадь в самом сердце Катуры, где и остановились. Вокруг них немедленно начала собираться толпа. Прошло уже более пятидесяти лет с тех пор, как кто-либо из воинов ТайГетен в последний раз бывал в городе.

Базарный день уже закончился. Те лотки, что еще оставались на площади, были или накрыты материей, или их оттащили за край круга. Ауум вдохнул зловещую и отравленную атмосферу города. Со всех сторон их окружали двух- и трехэтажные здания и храмы. Мощенные булыжником улицы разбегались по шести направлениям. Линию горизонта заслоняли островерхие крыши, шпили и купола.

ТайГетен собрались у камня Инисса на рыночной площади, первым заложенного в основание города. Вокруг него стояли скамейки, окруженные цветочными клумбами, на которых были вырезаны пожелания благополучия от жрецов всех храмов. Но цветы засохли, а высадить новые никто не удосужился. Надписи же были осквернены граффити и посечены клинками. На самом камне был вырезан знак Туала.

Даже флагшток, на котором некогда гордо развевались штандарты всех кланов, был исчеркан оскорблениями и угрозами, обещаниями и бессмысленными изречениями. Он стоял совершенно голый, на нем не развевался ни один флаг, и, скорее всего, так было уже не первый год.

Они оказались в самом сердце города, и у Ауума упало сердце. Сбылись самые худшие его опасения. Город издавал зловоние. Переулки и сточные канавы были забиты мусором и экскрементами. Многие дома и лавки стояли заколоченными, зияя провалами выбитых окон и дверей. Другие были полностью разрушены, а деревянные части разворованы и явно использованы для других нужд.

Наркоманы пустыми глазами взирали на них из открытых окон и дверей обшарпанных ночлежек или просто лежали на камнях мостовой, лишившись всего имущества или обменяв его на адское зелье. На улицах можно было встретить эльфов всех кланов, которые брели, понурив головы, или же смотрели на ТайГетен с откровенной опаской. Но все-таки любопытство оказалось сильнее страха.

Болта и Метиан нарисовали ему чересчур радужную картину. Здесь больше не осталось гармонии. Катура умирала.

Весть о прибытии ТайГетен разнеслась по улицам, и жители спешили посмотреть на спектакль. Вскоре вся площадь была битком забита, а задние ряды все напирали, горя желанием хоть одним глазком взглянуть на элитных воинов, которым они доверились в том, что те уберегут их от людей и помогут вернуться в родные дома.

Но сто пятьдесят лет бесплодного ожидания изрядно поубавили священный трепет и даже страх, который внушали воины ТайГетен, и за первым неуверенным оскорблением вскоре последовали другие. Собравшихся на площади эльфов вдохновляла и раззадоривала собственная численность, и они дали выход накопившемуся раздражению и отчаянию.

— Фалин, возьми своих Тай и сходи на разведку в зал Аль-Аринаар. Мне нужна Пелин. Илласт, бери своих Тай и иди с нею. Здесь небезопасно. Не рискуйте без нужды. Не доверяйте никому. Всем остальным выстроиться вокруг флагштока. Нам представилась слишком хорошая возможность, чтобы упустить ее.

Ауум вскарабкался на флагшток, и его ловкость заставила окружающих умолкнуть. Он воспользовался тишиной и заговорил.

— Граждане Катуры. Мои братья и сестры. Выслушайте меня. Я — Ауум, архонт ТайГетен, и мне нужна ваша помощь.

Тишина стала полной. Со своего места над головами толпы Ауум видел, как Фалин прокладывает путь ко второму кольцу, туда, где гвардейцы Аль-Аринаар построили свой Зал собраний. И как с разных сторон города спешат эльфы, чтобы присоединиться к толпе на площади. Он мельком подумал, кто из них остался чист душой, а кто уже успел пасть. Ничего, скоро все прояснится.

— Вы обманули нас! — прозвенел чей-то голос.

Остальные поддержали его клич. Ауум ждал, пока их гнев хоть немного утихнет.

— Если вы действительно так считаете, то я не стану убеждать вас в обратном. Тем не менее, ТайГетен каждый день сражаются за то, чтобы освободить нашу страну. Пролитая нами кровь сдерживает наступление людей, давая вам шанс на возрождение. Но мне кажется, что вы упустили этот шанс. В вашем городе зловоние эдулиса перебивает запах дерева. Быть может, мы ошибались, когда сражались и верили. Быть может, эльфийская раса не заслуживает того, чтобы ее спасали.

— Но у меня есть для вас и хорошие новости. Всем тем, кто верит в то, будто ТайГетен обманули их, я готов дать шанс доказать нам, что вы достойны лучшего.

Ауум, обхватив ногами флагшток и держась за него одной рукой, неторопливо описал полный оборот вокруг него. Глаза всех присутствующих были прикованы к нему. Они напрягали слух, чтобы услышать, что он скажет дальше. Вновь зазвучали оскорбления, но их никто не поддержал, и они быстро прекратились.

— Сюда идут две армии людей. Первая прибудет под стены города через десять дней. В общей сложности, в их составе насчитывается свыше четырех тысяч солдат и магов. Достаточно, чтобы, как они считают, стереть ваш город с лица земли вместе со всеми его жителями. Если бы не противодействие шестидесяти ТайГетен, которых теперь стало меньше ровно на треть, их бы пришло на две тысячи больше.

Ауум помолчал, давая собравшимся возможность уяснить и осознать страшные новости. Катура задумывалась как священное прибежище на все времена. Внизу словам Ауума жадно внимали те немногие, кто еще трудился на ее благо или, по крайней мере, не пал жертвой ее обратной стороны, погрязшей в наркотиках. Они держались, пока город вокруг катился в пропасть, но теперь рисковали потерять все.

— Десять дней — большой срок, и за это время можно вполне убежать в лес и затеряться в нем. Бегите, если таково ваше желание, потому что я не хочу, чтобы рядом со мной стояли трусы, когда враг начнет штурмовать стены.

— Я пришел сюда, чтобы сказать вам: оставайтесь! Ваше бегство будет означать конец эльфийской расы. Люди переловят нас и уничтожат поодиночке. И я не желаю, чтобы таковой была история нашей жизни.

— Я пришел сюда, чтобы сказать вам: оставайтесь и сражайтесь! Укрепляйте свой город, вооружайтесь и присоединяйтесь ко мне в сражении, которое решит судьбу эльфов по всей стране. Хотите ли вы вернуться к той жизни, которой жили до появления людей? Хотите ли вы вновь увидеть процветание эльфов без того, чтобы нами правила злая рука человека?

— Хотите остаться в живых?

Ауум смотрел, как по толпе прокатился гневный ропот. Там и сям стали вспыхивать споры, кое-где дело дошло до драки. Некоторые эльфы развернулись и, расталкивая соседей, направились обратно к своим домам, скорее всего, чтобы собрать вещи и бежать.

Ауум ждал, спрашивая себя, а воцарится ли вновь тишина достаточно продолжительная, чтобы он мог заговорить вновь и спросить о том, что хотел узнать. Но на него самого обрушился град вопросов. Как люди нашли их? Или это ТайГетен привели их сюда? Как они могут победить столь многочисленную армию? Вернутся ли аппосийцы? Не для этого ли пришел сюда Такаар?

При звуках этого имени Ауум вздрогнул. Он обвел толпу глазами, высматривая того, кто произнес имя Такаара вслух. Но в многотысячном море лиц это оказалось безнадежной задачей. Он поднял руку, надеясь восстановить хотя бы некое подобие тишины, и получил ее, правда весьма относительную.

— Мы ответим на все ваши вопросы. Я знаю, их у вас накопилось предостаточно. Но время бежит, а нам дорого каждое мгновение. Мне нужны все, кто хочет остаться в живых. Кузнецы, архитекторы, оружейники, мастера по изготовлению луков и стрел. Мне нужны все, кто умеет обращаться с луком или мечом. Мне нужны строители, и мне нужны ваши жрецы. А пока я приглашаю всех прийти на закате в зал Аль-Аринаар.

— И последнее. Кто из вас упомянул Такаара? — В первом ряду неуверенно подняла руку испуганная iad-гиаланка. — Я бы хотел поговорить с тобой. Улисан, проводи ее внутрь периметра. А всех остальных я прошу остаться в Катуре, чтобы сразиться с врагом. Мы можем победить. Никто из ТайГетен не уйдет отсюда до тех пор, пока в живых остается хотя бы один эльф. Мы верим. И вы тоже должны верить. А теперь ступайте и молитесь, чтобы боги дали вам силу, а потом возвращайтесь со своими умениями и оружием, которое сможете найти.

Ауум соскользнул по флагштоку на землю. Толпа обступила его со всех сторон, и на него градом посыпались вопросы. Воины ТайГетен предложили всем разойтись, напомнив, что у них будет достаточно времени на закате. Iad провели внутрь периметра, и Ауум опустился рядом с нею на скамейку. Толпа вокруг начала рассасываться. Кое-кто, впрочем, остался, вознамерившись досмотреть представление до конца.

— Благодарю тебя за то, что согласилась побеседовать со мной. Меня зовут Ауум.

Iad улыбнулась. Особа средних лет, в волосах ее уже пробивалась седина, а лоб испещрили морщины. Платье ее было поношенным, но чистым, а в чертах лица сквозила гордость.

— Меня зовут Нерилла.

— Сколько времени провел здесь Такаар?

— Два дня. Его прибытие наделало много шума, он убил Калена, главаря банды клана туали. За это мы благодарны ему. Чем больше торговцев эдулисом умрут, тем лучше.

Ауум не выдержал и улыбнулся. Даже охваченный безумием, в глубине души Такаар оставался прежним.

— Где он сейчас? Ушел с гиаланами? Или, быть может, с иксийцами?

Нерилла выразительно подняла брови.

— Значит, тебе известно, для чего он приходил сюда. Он говорит, что то, что он задумал, пойдет на благо всех эльфов. Я полагала, что он тоже собирается сражаться.

— Хотел бы я, чтобы это оказалось правдой, — со вздохом ответил Ауум. — Но он хочет увести с собой тех, кого обещает сделать магами, хотя они должны остаться здесь и драться с мечом в руке. Скольких ему удалось убедить?

— Многих. — Нерилла пожала плечами. — Две сотни? Точно не знаю. Он беседует с ними по несколько раз на дню, убеждая их приводить к нему как можно больше соплеменников. Он их буквально очаровал.

— Где он встречается с ними?

— В храме Икс.

Нерилла кивнула на безвкусно и аляповато разукрашенный храм на другой стороне площади, острый шпиль которого пронзал облака, а нижние бревна в основании были обтесаны таким образом, что напоминали корни деревьев.

— Благодарю тебя, Нерилла, ты мне очень помогла.

Она улыбнулась.

— А мы и вправду можем победить их, врагов, я имею в виду? У меня семья, мои мальчишки уже совсем взрослые и могут держать в руках оружие, хотя двое из троих стали ярыми поклонниками Такаара. Я бы не хотела рисковать ими в предприятии, которое заранее обречено на неудачу.

— Мы победим, — уверенно сказал Ауум. — И, если тебя это успокоит, я сам встану рядом, чтобы с ними ничего не случилось. Мы должны спасти всех, кого сможем. Вы — последние, кто остался из свободных эльфов.

Нерилла порывисто схватила его за руки.

— Мы останемся. И будем драться.

Ауум расцеловал ее в обе щеки, но потом отстранился — он должен был задать ей еще один вопрос.

— Пелин еще жива?

Нерилла вздохнула.

— Да, в некотором смысле. Кален буквально околдовал ее, а эти чары нелегко разрушить. Но сейчас она с Такааром, во всяком случае, то, что от нее осталось.

Ауум задумчиво уставился на храм.

— Значит, ей предстоит узнать, что ее ждет работа.

Глава 28

Наступил момент, когда некоторые эльфы усомнились в богом дарованном им праве владеть лесом, и судьба всей расы повисла на волоске.

«Путь падения», Пелин, архонт гвардии Аль-Аринаар, губернатор Катуры

Когда Ауум вошел в храм Икс, Пелин отчаянно пыталась вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз курила свой нектар. Она не могла думать ни о чем ином, ее голова горела, как в огне, а кости стали мягкими, как воск. Каждый нерв ее тела требовал наркотика, а каждый вдох давался невероятным напряжением сил.

Запах его назойливо лез ей в ноздри, она скрипела зубами при воспоминании о сладостном дыме, а когда она думала о нем, глаза ее застилал туман вожделения. Она не могла забыть о струйках дыма, вьющихся в неподвижном воздухе, о божественном ощущении свободы, омывающем все тело, о благословенном бегстве в самые дальние уголки сознания, об ощущении того, что она не одна и что другие слились с ней воедино и любят ее плоть так неистово, что, кажется, останутся в ней навсегда.

— Он мне нужен, — пробормотала она.

— Нет, не нужен, — прошептал чей-то голос.

Пелин вздрогнула. Такаар как раз держал очередную речь. Храм был битком набит новообращенными, жадно внимавшими каждому его слову, свято поверившими ему и жаждущими изведать славу Иль-Арин. Он был ничем не лучше Калена, назойливо предлагая свой собственный дурман и свои пустые обещания. Но Кален был мертв, и дорога к эдулису оказалась для нее закрыта, потому что раньше ее заботливо опекали день и ночь. Сейчас она с трудом могла вспомнить их имена, хотя тогда они казались ей старыми и добрыми друзьями.

Пелин понурилась и искоса взглянула на ula, который неслышно подошел к ней слева. Это был туали, сильный и верный, хотя, если ей не изменяет память, он был таким не всегда.

— Тулан, — сказала она. — Ты же знаешь, что я рассталась с пагубной привычкой, не так ли? Так что еще один разочек мне не повредит. Чтобы попрощаться с нею окончательно.

— Боюсь, что ты нужна нам здоровой, — произнес другой голос, принадлежавший Эфрану.

Оба были гвардейцами Аль-Аринаар, и оба вновь надели плащи.

— Что с вами случилось? — нахмурилась она, недоумевая, почему ее вообще интересуют такие вещи. Ведь ни один из братьев наверняка не даст ей дурмана.

— Когда началась зачистка, мы укрылись в гетто, как ты нам и посоветовала, ожидая шанса вернуться. О чем ты нам тоже говорила.

— Я такое говорила? — Пелин улыбнулась. — Значит, я спасла вам жизнь. Вы прониклись ко мне достаточной благодарностью, чтобы достать для меня капельку нектара? Это действительно будет в самый последний раз.

— Я так не думаю, — ответил Тулан. — Я…

И вдруг в проходе показался ula, направлявшийся к возвышению, с которого разглагольствовал Такаар. Никто не загородил ему дорогу. Желающих почему-то не нашлось.

— Когда он появился здесь?

Пелин слышала странный шум за стенами храма, но решила, что это — обычное дело в базарный день. Быть может, выступление труппы бродячих артистов. В Катуре еще сохранилась одна такая. Но, похоже, она ошибалась. Она смотрела на Ауума. Он выглядел очень решительно. Глаза всех присутствующих в храме устремились на него, так что, в конце концов, его вынужден был заметить и Такаар.

— Ага, а вот и туча явилась закрыть солнце, — сказал он, и в храме, такое впечатление, резко похолодало. — Недобрый голос намерен разрушить нашу гармонию. Прошу вас, не уходите, мои эльфы нового времени. Мы с Ауумом сейчас поговорим, и я вернусь.

— У меня нет намерения вести с тобой тайные переговоры, — провозгласил Ауум, и его резкий голос прозвучал разительным контрастом мягкому тону Такаара. — Этому следует положить конец.

На мгновение Пелин даже позабыла о своей ломке, глядя на то, как два самых могущественных эльфа на Калайусе сцепились, словно пантеры, оспаривающие друг у друга охотничьи угодья.

— Они не станут тебя слушать. Это — свободные эльфы. Свободные в своих поступках и мыслях. И они выбрали свой путь, путь нового поколения. Иль-Арин живет в их телах, а я научу их управлять ею. Таким образом, мы обретем силу, необходимую для того, чтобы избавить Калайус от присутствия человека.

— И всего этого ты достигнешь за десять дней, не так ли?

В голосе Ауума прозвучало нескрываемое презрение. Он подошел к Такаару почти вплотную и остановился в каком-нибудь шаге от него. В позе архонта ощущалась угроза. Такаар был быстр, но Ауум был стремителен, как молния, и Пелин поняла, что Такаар помнит об этом.

А тот коротко рассмеялся и приветственно помахал рукой.

— Теперь, когда среди нас появились ТайГетен, мы можем ничего не бояться, правда?

— А ты так ничего им и не сказал? — Ауум кивнул на север. — Сюда идет целая армия. По твоим следам. Она будет здесь через десять дней. Великий Такаар случайно забыл упомянуть об этом, не правда ли? Для магии есть свое время, но оно наступит не сейчас. Те из вас, кто уйдет с ним — жалкие трусы, бегущие с поля боя.

— Посмотрите на себя. Внимательно посмотрите. Здоровые молодые ulas и iads, которым хорошенько промыли мозги. Какой толк от магии, если исчезнет сама раса эльфов, которую вы собрались с ее помощью защищать? Вы должны присоединиться ко мне и сражаться мечами, луками, голыми руками, если потребуется. Объединившись, мы станем непобедимыми. А если вы уйдете, то ослабите всех нас. Когда мы победим, можете уходить, и я дам вам свое благословение. Но только не сейчас. Вы нужны мне. Вы нужны всей эльфийской расе.

— Им не нужно твое благословение, чтобы стать воинами Иль-Арин, — насмешливо улыбнулся Такаар. — Но вот что я тебе скажу: я дам им возможность самим сделать выбор, в котором отказываешь ты. Те из вас, кто хочет сражаться, проливать свою кровь и умереть с Ауумом, пусть выйдут наружу. Те же, кто хочет остаться и овладеть величайшим могуществом, пусть сидят на своих местах.

Ни один из них не встал и не вышел из храма; они лишь захлопали в ладони, и Ауум испытал унижение, какого не знал до сих пор. Пелин испугалась, что он совершит что-либо непоправимое, но он не собирался прибегать к насилию.

— Ты предал всех эльфов, Такаар, — бросил Ауум, когда аплодисменты стихли.

Но Такаара, похоже, его слова ничуть не задели.

— Нет, Ауум, если кто и предает нас, так это ты и те, кто готов лишить всех нас будущего.

— Очень хорошо. Забирай своих людей и уходи. Прямо сейчас. Потому что я не разрешу больше никому присоединиться к тебе. Не устраивай сцен и не суетись. Я не позволю тебе превратить трусливое бегство в громкое представление. А когда ты доберешься до своей норы в лесу и забьешься в нее, отправь ко мне Сенсерии. Или оставь их мне сейчас. Каждый из них стоит десятка твоих последователей.

— Я не намерен отдавать тебе своих верных защитников, — заявил Такаар. — Но я дам тебе кое-что другое.

Он снял с плеча рюкзак и протянул его с благоговением, достойным бесценной культовой реликвии. Ауум взглянул на него, после чего поднял глаза на Такаара, даже не пытаясь скрыть охватившее его презрение.

— За все, в чем ты отказываешь эльфам Калайуса, ты отдаешь мне свой заплечный мешок? Если ты вздумаешь оскорбить меня еще хотя бы раз, я убью тебя, и плевать я хотел на последствия.

Такаар поднял руку, успокаивая волнение, охватившее присутствующих.

— Не выставляй свое невежество напоказ, Ауум. В этом мешке находится то, над чем я долго работал и от чего ты неизменно отказывался, несмотря на мои настойчивые советы. Но используй луки, а не духовые трубки. Последние обладают очень коротким радиусом поражения, а я усовершенствовал вязкость, так что теперь яд удержится и на кончике стрелы. — Он вновь протянул Аууму свой мешок, и на сей раз тот принял его. — Здесь достаточно, чтобы убить две тысячи человек. Может, даже больше, если ты будешь бережно расходовать его. Но смотри, не прикасайся к яду сам. При попадании на кожу он вызывает мгновенную смерть.

Такаар блаженно улыбнулся, и Пелин уже решила, что сейчас Ауум прикончит его. Левая рука архонта ТайГетен сжалась в кулак, но потом он расслабился. Развернувшись на месте, Ауум зашагал обратно по проходу, и никто не рискнул ни заговорить с ним, ни остановить его. У дверей он остановился, обернулся и вперил в нее тяжелый взгляд.

— Пелин, ты идешь со мной. Это не предложение, архонт Аль-Аринаар, а приказ. У тебя есть плащ. Пришло время надеть его вновь.

Ауум не находил себе места от гнева. Катура пребывала в ужасающем состоянии. Его воины обыскали весь город в поисках тех, кто мог держать в руках оружие или обладал умениями, необходимыми для его обороны. Тай вернулись с докладом, что примерно восемьдесят процентов города принадлежат двум поставщикам наркотиков и предметов роскоши — редких растений и трав, алкоголя и дорогих тканей.

Большая часть всего этого поступала из окрестных деревень, которые по-прежнему жили и работали в тропическом лесу, как было всегда, на протяжении всей истории эльфийской расы. Но, совершенно очевидно, они находились под властью крупных гангстерских группировок, туали и биитан. Что касается эдулиса, за который приходилось втридорога расплачиваться землями и товарами, то его производили в самом городе.

— Мы должны хорошенько придавить их, — заявил Улисан. — Положить конец их господству.

ТайГетен собрались в зале Аль-Аринаар. День клонился к закату, и из леса вокруг ладони Инисса уже доносился нестройный вечерний хор его обитателей. После ухода Такаара в городе воцарилось относительное спокойствие, и приглушенный рокот водопадов, едва доносившийся из-за деревьев, завораживал и очаровывал.

— Это — работа гвардейцев Аль-Аринаар, — отозвался Ауум. — Во всяком случае, так было раньше. А у нас нет ни времени, ни сил, чтобы очищать город от наркоторговцев. Мы должны заручиться их поддержкой и словом, и делом.

— Думаю, ты рассуждаешь наивно, — возразила Элисс. — Мы прошлись по округе, пока ты разбирался с Такааром. Они отказываются говорить с нами. Просто смотрят, исподлобья и настороженно, и все. Они опасны и пользуются здесь колоссальным влиянием.

Ауум пожал плечами.

— Они — трусы. А мы сражаемся за то, чтобы наша раса выжила.

— Для тебя всегда все просто, верно, Ауум?

Это подала голос Пелин. Почти весь день она спала; с нею оставалась Элисс, а на балконах ее дома были выставлены дозорные. Тулан и Эфран, двое молодых гвардейцев Аль-Аринаар, занимались подготовкой главного зала к вечернему собранию; наводили в нем порядок и расставляли по периметру столы. Аууму они внушали опасения. Готовые бежать при малейшей опасности, но спешно вернувшиеся обратно, как только ветер задул в другую сторону.

Пелин по-прежнему выглядела бледной и изнуренной, но в глазах ее проскакивали искорки жизни. Ауум знал об эдулисе достаточно, чтобы не уверовать в ее быстрое выздоровление, но, по крайней мере, начало ему было положено.

— А что здесь сложного? — вопросом на вопрос ответил он. — Если мы потерпим поражение, с нами будет покончено. Если же мы победим, то очистим лес и станем жить той жизнью, которую у нас отняли.

— Но, Ауум, совсем не в интересах гангстерских банд поверить тебе, — заявила Пелин.

— В самом деле? А кому они будут продавать свою отраву, если в живых не останется ни одного эльфа?

— Ты не слушаешь меня. Они не откажутся от своей власти. Они накинули городу удавку на шею и не намерены ослаблять хватку.

— А вот этого нельзя было допустить ни в коем случае, — резко бросил Ауум, глядя Пелин прямо в глаза. — Что с тобой произошло? Что случилось с Аль-Аринаар? Вас любили и уважали. Город разрастался и процветал. Последним же гвардейцем, с кем я разговаривал, был Метиан, а его выгнали отсюда, и его жизни угрожали, как и Лизаэль, кстати.

— Я доверял тебе, Пелин. Я верил в тебя. А ты взялась за эдулис. Ты предала самое себя, Аль-Аринаар и эльфов Катуры. Когда я вошел сюда, то первым делом спросил себя, а для чего я пытаюсь спасти нашу страну. Подумай об этом, и о своей слабости тоже.

Гнев грозил захлестнуть Ауума. Он возвышался над Пелин, которая съежилась от страха. Она дрожала всем телом, и в глазах ее стояли слезы.

— Тебя здесь не было, — жалким голосом пролепетала она. — Ты ничего не знаешь.

— Я знаю то, что Нерилла из Катуры вырастила свою семью посреди этого хаоса и насилия, и никто из них не стал наркоманом, не уронил своего достоинства. Это люди, у которых не было оружия, зато была сила и вера вот здесь. — Он прижал руку к сердцу и понизил голос до свистящего шепота. — А если мы потеряем веру, то потеряем все.

— Тогда для чего тебе нужна я? Какую пользу я могу принести?

Ауум взглянул Пелин прямо в глаза. В них он увидел смятение, боль потери, отчаяние и тоску, которая тронула его душу.

— Ты — Пелин. Архонт гвардии Аль-Аринаар. Я знаю, на что ты способна. Я знаю глубину твоей веры. — Ауум взял ее руки в свои. — Я ненавижу то, что случилось с тобой и этим городом, но это не умаляет моей любви к тебе. Но сначала ты должна признать свои неудачи и помириться с Туалом и Иниссом.

— Только тогда ты вновь сможешь надеть плащ и занять то место, которое принадлежит тебе по праву. Ты еще способна на это?

Пелин не колебалась ни секунды.

— Да.

Ауум поцеловал ее в лоб.

— Тогда ступай в храм и молись. Я хочу, чтобы завтра ты начала обучать тех, кто никогда не держал в руках оружие, как выжить в бою.

Ауум смотрел, как она уходит в сопровождении Тулана и Эфрана. Голову она держала высоко поднятой, но левой рукой потерянно и непрестанно потирала правую. Он надеялся, что Туал окажет ей помощь, в которой она так нуждалась.

— А ты был жесток с нею, — заявила подошедшая Элисс.

— Тот, кто не поддерживает нас полностью, тянет нас назад. Мы не можем себе этого позволить.

— Ну, а что мы будем делать с бандами наркоторговцев? — поинтересовалась Меррат.

Вокруг него собрались уже все ТайГетен, и зал понемногу начал заполняться жителями Катуры.

— Какова их численность? — спросил Ауум.

— Несколько сотен, — ответила Фалин. — И они запросто могут силой и угрозами заставить других присоединиться к ним.

— Мы можем грозить эльфам смертью, если они не встанут рядом с нами в бою, но тогда их ждет смерть от рук людей. — Ауум ненадолго задумался. — Мы не станем ввязываться с ними в открытое противостояние. Но мы отберем у них все ресурсы, которыми они располагают. Убивайте тех, кто окажет вам вооруженное сопротивление. На всех остальных просто не обращайте внимания. Пусть они сами сделают первый шаг, тем самым настраивая против себя население. Пусть все увидят, что это они готовы рискнуть всем ради наживы.

Сумерки сгущались, и зал быстро заполнялся эльфами. Отблески света от факелов и ламп заплясали на деревянном вогнутом потолке храма. Взвинченные и напуганные эльфы сгрудились перед линией столов, за которыми стояли ТайГетен. На столах лежали листы бумаги и перья, чтобы записывать имена, профессии, потребности и рабочие графики.

В самом центре стоял Ауум. По бокам от него расположились Меррат и Графирр. Он настороженно вслушивался в царящую в зале атмосферу. Преобладали волнение и решимость, но к ним примешивалось и недоверие. Те, кому не нашлось места в зале, уже останавливались в дверях, и Ауум шагнул вперед и заговорил.

— Вы пришли сюда, потому что надеетесь на победу в предстоящем сражении. За это я благодарю вас, как и за ту работу, что нам предстоит проделать, чтобы эта надежда оправдалась. Я собираюсь просить у вас больше, чем вы можете себе представить. У вас может сложиться ощущение, будто задача перед нами стоит невыполнимая, но это не так.

— Я знаю о том, что сталось с вашим городом, но вы уже сами видите, что в нем произошли перемены. Гвардейцы Аль-Аринаар вновь наденут плащи и станут носить их бесстрашно и гордо. Сейчас их очень мало, но станет намного больше.

Ауум повел рукой. Тридцать четыре гвардейца Аль-Аринаар выстроились вдоль стен и у дверей.

— Я знаю, что вы жили под пятой гангстерских банд. Но вы можете больше не бояться их. Такаар уже отрубил голову зверю туали. Биитане затаились, поскольку они — трусы.

— С сегодняшнего дня они больше не будут досаждать вам. Помогите тем, кого они заразили пагубным пристрастием. Заберите у них все, что они отняли у вас. Не силой оружия, а силой воли разверните свой город лицом к людям, чтобы нанести им поражение.

Две сотни эльфов, собравшихся в храме, неуверенно зааплодировали, а кое-где даже зазвучали робкие крики одобрения. Но тут снаружи раздался шум, и все замерли. По залу покатились крики и лязг вынимаемых из ножен клинков. Толпа в страхе застыла, и Ауум впервые осознал всю тяжесть стоящей перед ним задачи — вновь вдохнуть в жителей Катуры мужество и веру. ТайГетен изготовились к бою, но Ауум поднял руку, призывая их к спокойствию.

Большая группа эльфов заставила толпу расступиться, угрозами и оскорблениями проложив себе путь в главную часть зала. Это были биитане, мощные фигуры которых как нельзя лучше соответствовали тем, кто вел свою родословную от бога деревьев, корней и ветвей, с резкими чертами лица, высокими скулами, орлиными носами и тонкими губами.

Возглавляла их iad, одетая в платье из дорогой материи и вооруженная тонким клинком. Ее окружали семьдесят или восемьдесят соплеменников с мечами и луками в руках. Мирные обыватели поспешно прянули в стороны. Некоторые уже поспешили покинуть зал, но большинство спряталось за спинами гвардейцев Аль-Аринаар, которые вышли на середину зала, чтобы обеспечить пусть ненадежную, учитывая их численность, но все-таки защиту. Но тут биитане разразились злобными и колкими насмешками, которые достигли своей цели, и Ауум понял, что не сможет целиком и полностью полагаться на гвардейцев, если дело дойдет до драки.

Биитанка воздела руки над головой, требуя тишины, и ее свита дружным ревом призвала собравшихся к молчанию. Она же одарила Ауума, стоявшего по другую сторону стола, холодным и высокомерным взглядом.

— Твой отряд хорошо вооружен и очень нам пригодится, когда нас атакуют люди, — миролюбиво начал Ауум. — Добро пожаловать.

— Придержи язык, ТайГетен, — резко прервала она его, и голос ее прозвучал уверенно и властно. — Меня зовут Джисан, и я благодарю тебя за то, что ты избавил этот зал от туали и снес с плеч голову Калену. Но ты ошибаешься, полагая, что командуешь этим городом. Каждый твой шаг стал вторжением на мою территорию. Все твои слова адресованы эльфам, которые в долгу передо мной.

— Твоя хитрость наивна и шита белыми нитками; люди не знают и не могут знать об этом месте. Здесь не будет никакого сражения, поэтому вот что я тебе предлагаю: предоставь мне управлять этим городом, и тогда я сохраню тебе и твоим людям жизнь. Ты можешь даже предложить, как укрепить наши оборонительные сооружения, чтобы отразить нападение, которое может и состояться когда-нибудь, а я очищу улицы от присутствия туали.

— Теперь, когда Калена больше нет, Катура принадлежит мне. ТайГетен — великие воины, но вас слишком мало, чтобы бросить нам вызов на улицах. Здесь вам не лес. Не забывайте об этом.

Ауум ничего не сказал. Он стремительно перемахнул через стол, левой рукой отбив в сторону запястье Джисан с зажатым в ладони мечом, а правой схватив ее за горло. Она рухнула на спину, голова ее со стуком ударилась об пол, а меч с лязгом вылетел из руки. Элисс и Улисан встали по обе стороны от Ауума, оттеснив биитан.

— А что ты скажешь, если я снесу с плеч и твою голову заодно? И чего тогда будет стоить твоя власть?

Ауум крепче стиснул ее горло, но Джисан все-таки сумела выдавить несколько слов.

— Сам увидишь, — прохрипела она. — Луки на изготовку.

По ее команде все биитане, вооруженные луками, мгновенно развернулись и взяли на прицел безоружных и беспомощных катуранцев. В зале зазвучали испуганные крики и мольбы о прощении.

— Ауум, — предостерегающе сказал Улисан.

— Отпусти меня, — улыбнулась Джисан.

Ауум рывком вздернул ее на ноги и отшвырнул обратно в толпу соплеменников. Она рассмеялась.

— Вот это и есть власть, — сказала биитанка. — Это и есть умение управлять.

Джисан наклонилась, чтобы поднять с пола свой меч, а потом знаком приказала своим людям опустить луки и выйти из зала.

— Можешь говорить, что угодно и сколько угодно, — бросила она через плечо, подойдя к дверям. — Но без моего разрешения в этом городе не делается ничего. Ты знаешь, где меня найти.

Перед тем как выйти в ночь, Джисан окинула долгим ненавидящим взглядом Ауума, Элисс и Улисана. После ее ухода в зале воцарилась звонкая тишина, которую нарушило испуганное перешептывание. Ауум закусил губу и одним махом вспрыгнул на стол, требуя тишины и порядка.

— Вот, значит, как ты взял на себя управление, да? — крикнул кто-то.

— Так я добился того, что никто из вас не умрет сегодня ночью, — ответил Ауум. — Эта биитанка затеяла драку, победить в которой она не сможет. Она пошла ва-банк, как смертельно раненное опасное животное. Она может надеяться победить только в том случае, если заставит вас бояться. Но вам больше нечего опасаться. Это она должна теперь жить в страхе, потому что знает, что потеряла власть.

Медленно и неохотно, обмениваясь растерянными репликами и взглядами, катуранцы вновь сгрудились вокруг Ауума, чтобы выслушать его планы.

— Нам нужно сделать очень много, а времени у нас очень мало. Мы должны позаботиться о своем оружии, провианте и запасах воды, о том, как будем лечить раненых и тушить пожары. Мы должны будем установить очередность дежурства и отдыха, назначить санитаров и разносчиков воды, квартирмейстеров и полевых лекарей. Но все это не будет иметь никакого смысла, если мы не сможем укрепить город для защиты от человеческой магии.

— У нас есть неиссякаемый источник древесины, но дерево не выстоит против магии людей, их огня и льда, которые попросту уничтожат его. Вместо этого, граждане Катуры, я хочу, чтобы за десять оставшихся дней мы выстроили ограду из железа и стали в десять футов высотой, которая протянулась бы от реки к востоку от утесов до скал на западе.

— Разводите огонь в кузнечных печах и не давайте им остыть.

И вот тогда началось настоящее безумие.

Глава 29

Огонь Икс горит сильнее и ярче всего в тех, чья жизнь коротка.

Арин-Хиил, впоследствии переименованная в «Хроники Калайуса»

Разговоры и споры продолжались до глубокой ночи, и даже после того, как они завершились, сомнения, охватившие катуранцев, так до конца и не рассеялись. Ауум совершенно выбился из сил. От долгого пребывания на людях он не находил себе места и нервничал. Он отчаянно нуждался в глотке свежего воздуха, пока, наконец, вместе с Элисс и Улисаном не вышел наружу под дождь, направляясь к рыночной площади. Это было самое большое открытое место во всем городе.

У него болело все тело, словно он весь день бежал без остановки, всю ночь карабкался на крутую гору и дрался голыми руками в перерывах между вздохами, как гласит поговорка. Усталость туманила мозг, и он даже не находил в себе сил заговорить до тех пор, пока они не уселись на скамейки, расставленные вокруг флагштока.

— Поскорее бы наступил бой. Ненавижу города. — Ауум жадно глотал воздух, запрокинув лицо и подставляя его каплям дождя. — А это место — вообще худшее из всех. Здесь нет парков, деревьев, здесь нечем дышать. От него исходит зловоние цивилизации, уничтожающей природу. Здесь даже не слышно ее звуков, словно кто-то взял и отгородился от леса непроницаемой стеной. И я слышу лишь крики отчаявшихся наркоманов и стук дверей, захлопывающихся у них перед носом. Нам предстоит пройти долгий путь, а времени катастрофически мало.

Элисс сидела рядом с Ауумом. Она обняла его за плечи.

— Мы пройдем его. — Она махнула рукой в сторону зала за их спинами. — Там сейчас твои ТайГетен разговаривают со жрецами кланов. У них, помимо сомнений, есть вера и решимость. А когда они увидят костры вражеской армии, то удвоят усилия.

— Хотел бы я знать, что тогда станут делать туали и биитане? — пробормотал Ауум.

— Будем молиться о том, чтобы они начали острить свои мечи и встали рядом с нами на стенах, — ответил Улисан. — Но, честно говоря, меня больше волнует то, что они будут делать завтра.

Ауум вздохнул.

— Вот почему мне нужна Пелин. Она знает город так, как его никогда не узнаем мы, и старая гвардия Аль-Аринаар потянется к ней, невзирая на ее падение, когда она вновь наденет плащ и призовет их к себе. Гангстерские банды располагают стратегическими запасами ресурсов. Если мы прямо сейчас не сумеем укрепить город, то с нами будет покончено еще до того, как мы возьмемся за дело. Кто-нибудь уже подсчитал, сколько металла нам понадобится, чтобы возвести эту стену?

Улисан улыбнулся.

— Мы только что спорили о том, какой толщины должна быть облицовка, или сколько заклепок или отверстий под болты нужно проделать на каждом ее квадратном футе.

Теперь, прислушавшись, Ауум понял, что поиск и сбор сырья уже начался. Заревели плавильные печи во втором кольце, готовые принять первые порции металла. Стук молотков и визг пил означали, очевидно, что ремесленники приступили к изготовлению форм для литья.

— По сравнению с сооружением стены все остальное представляется простым, — заметил Ауум. — Что дальше?

— Молитва и сон, — отозвалась Элисс и посмотрела на Улисана. — Будь добр, оставь нас одних ненадолго? Мы присоединимся к тебе в храме.

Улисан улыбнулся, кивнул и быстрым шагом направился к храму Инисса. Тот представлял собой скромное здание, как и все остальные, впрочем; его не коснулось надругательство, но в нем не осталось ни одного жреца с тех пор, как туали прогнали отсюда Лизаэль.

Ауум всматривался в лицо Элисс, перепачканное пылью и грязью, мокрое от дождя, но по-прежнему полное жизни и прекрасное. Ее била мелкая дрожь, и Ауум решил, что это от сырости, обнял и привлек ее к себе.

— Пойдем внутрь, там тепло, и ты согреешься.

— Я чувствую не холод, — прошептала она, — а рождение новой жизни.

Ауум почувствовал, как губы его расплываются в улыбке, а на глаза наворачиваются слезы. Говорить он не мог, а лишь схватил Элисс за руки и заглянул ей в глаза. По щекам ее текли слезы, и она дрожала всем телом. От волнения у него перехватило дыхание. Приложив ладонь к ее животу, он представил, как там зарождается жизнь. Жизнь нового иниссула. Жизнь ТайГетен. Будущего эльфов.

— У нас получилось, — прошептал он.

Элисс рассмеялась, и звук этот серебристыми колокольчиками раскатился по рыночной площади, озаряя ее ласковым светом, и эхом отразился от темных громад зданий, окружающих их. Ауум оглянулся; это место явно отвыкло радоваться.

— Чему ты так удивляешься? — спросила она. — Лучше подумай о нашем будущем. У нас будет ребенок ТайГетен.

— Сначала мы должны победить, как за стенами, так и внутри них.

— Разве теперь что-либо может остановить тебя?

Ауум привлек ее в свои объятия, разомкнуть которые его не могло заставить ничто на свете.

— Нет.

Он поцеловал ее в щеку и в ямочку над ключицей. Она оттолкнула его, и лицо ее стало серьезным.

— Но сначала я хочу сказать тебе одну вещь. Ты не должен беспокоиться обо мне и мешать мне сражаться. Я — воин ТайГетен, и это — мое призвание. Последнее, что нужно нашему сыну — родители, которые настолько волнуются друг о друге, что забудут о своем общем враге.

Ауум кивнул.

— В этом мы с тобой очень похожи.

— Смешно, если подумать, верно?

Ауум встал, чувствуя себя высоким, сильным и преисполненным благословения Инисса. Он протянул ей руку.

— Пойдем помолимся вместе с Улисаном. Он — часть нашей семьи.

— Как и все ТайГетен.

Элисс поднялась на ноги и замерла, глядя куда-то поверх плеча Ауума. Он заметил, как изменилось выражение ее лица, и коротко кивнул.

— Надо же, как трогательно. Нет, правда, — раздался голос Джисан. — Хорошими новостями всегда приятно делиться, не так ли?

Ауум обернулся, закрывая собой Элисс. Он не сводил глаз с Джисан, хотя трое других биитан, неслышно пришедших по одной из тихих улочек, что выходили на площадь, зашли ему за спину. С обеих сторон Джисан прикрывали двое лучников, а сама она держала в руке свой меч с тонким лезвием.

— Мы собираемся помолиться о жителях Катуры и вознести благодарность за ту силу духа, которую они проявили перед лицом безжалостного врага, — пояснил Ауум. — Присоединяйся к нам.

— Вам придется идти гораздо дальше, чем до ближайшего храма, — ответила Джисан. — Уходите через ворота и возвращайтесь в лес, где можете и дальше скакать по деревьям со своими приятелями-обезьянами. Этот город принадлежит мне. А вы здесь слепы и глухи, ТайГетен. — Она сплюнула на землю. — Вот они, ваши хваленые умения. Вы ведь даже не слышали, как мы подошли, не так ли?

— Противостояние не пойдет на пользу никому из нас, особенно учитывая, что здесь вот-вот появится армия людей, — возразил Ауум. Он заметил, как Элисс подает ему сигнал руками. Пары биитан обходили их с флангов. Они оказались в окружении. — Спрячьте мечи в ножны и опустите луки. Мы пришли сюда не для того, чтобы захватывать ваш город, а чтобы спасти его. Помогите нам.

Джисан шагнула вперед. Лучники по бокам от нее напряглись и натянули тетивы.

— Ты не слушаешь меня, ТайГетен. Твоя ложь меня не обманет; люди никогда не смогут отыскать нас здесь. Поэтому вы уходите, прямо сейчас. Оба. Убирайтесь немедленно, или ты, — она ткнула пальцем в Ауума, — уйдешь из Катуры один.

Ауум загородил Элисс своим телом и услышал, как она зашипела от негодования.

— Не надо угрожать моим людям, Джисан. Отойди в сторону. Мы будем молиться о том, чтобы ты не прозрела слишком поздно и все-таки увидела свет истины.

— Я не намерена повторять дважды, — сказала Джисан.

Элисс вышла из-за плеча Ауума.

— Мы не можем уйти, — заявила она. — И не можем оставить вас наедине с тем, что грядет.

— Очень хорошо, — сказала Джисан.

И кивнула. Щелкнули тетивы, и две стрелы глубоко впились в грудь Элисс, опрокинув ее на брусчатку, по которой она заскользила на спине, пока не ударилась головой о скамью, на которой только что сидела. Ауум увидел, как она замерла, а потом, еще не придя в себя после удара головой, попыталась остановить кровь, заливавшую ее рубашку. Он перевел взгляд на Джисан и сорвался с места.

Ясность. Благословения Инисса, наверное, еще бурлили в теле Ауума, поскольку он видел, что биитане реагируют так, словно бредут по грудь в болоте. Стрелы пролетели мимо. Он ощутил, как вздрогнул воздух, и различил издаваемый ими свист. Услышал он и крик боли — кричал кто-то другой, а не Элисс.

Ауум пересек разделявшее их с Джисан пространство, прежде чем она хотя бы успела поднять меч. Он прыгнул, выбросил ногу и ударил ее в подбородок, отчего она потеряла сознание. Тело ее еще не успело коснуться земли, а Ауум уже держал в руках оба клинка. Приземлившись между лучниками, он взмахнул ими слева направо, чувствуя, как один вонзился в живот стрелку, а другой перерубил лук у него в руках.

Ауум перенес вес тела на правую ногу и ударил клинками справа налево, на этот раз целясь выше. Его меч рассек второму лучнику горло, отрубил ухо и снес верхушку черепа. Архонт, не замедляя движения, сместился влево, огибая противников, которые уже падали на землю. У первой пары лучников стрелы все еще были наложены на тетивы, хотя у одного из правого бедра торчало оперенное древко.

Аууму казалось, что они невыносимо медленно поднимают оружие. Он видел, как начали разжиматься их пальцы. Не останавливаясь, он метнулся влево, и стрелы просвистели мимо. Ауум выпрямился и побежал еще быстрее. За пять шагов от них он прыгнул, поджимая колени к груди и занося над головой левую руку с мечом.

Он с размаху опустил его на макушку своей жертвы, одновременно отпуская рукоять. Выбросив вперед и вниз обе ноги, он почувствовал, как каблуки его сапог вгоняют голову второго лучника в плечи, сминая позвоночник. Оттолкнувшись от падающего тела, он обрел ускорение, достаточное для того, чтобы перекувыркнуться в воздухе, прежде чем коснуться земли и устремиться навстречу трем лучникам, подкрадывавшимся к нему со спины.

Ауум смотрел, как они поднимают луки и начинают натягивать тетивы. Выхватив из мешочка на поясе полумесяц, он метнул его в них. Стальная смерть с заунывным воем рассекла древко лука, тетиву и вонзилась в рот лучнику, стоявшему в центре.

Оставшиеся двое спустили тетивы. Ауум отчетливо видел полет стрел. Он уклонился вправо, убирая голову. Древки просвистели совсем рядом, не задев его. До лучников оставалось пятнадцать шагов. Достаточно, чтобы заметить, как на их лицах проступило изумление, а потом они повернулись, спасаясь бегством.

Ауум вонзил свой единственный оставшийся клинок в поясницу первому лучнику, шагнул вперед и раскрытой ладонью ударил в основание черепа второго, сбивая его на землю. Голова биитанина с громким стуком врезалась в бордюр. Тело его еще подергивалось в агонии, а вокруг уже натекла лужа крови.

Ауум развернулся. Последние двое лучников уже со всех ног бежали к боковой улочке. Джисан сидела, обхватив голову руками, явно не успев прийти в себя. Ауум бросился к ней. Ноги его едва касались земли. В последний миг она подняла голову. Ауум перехватил клинок обеими руками, пригнулся и на последнем шаге снес ей голову с плеч.

Меч выпал из рук Ауума, а он устремился к Элисс. Она лежала на спине, и дыхание ее было частым и затрудненным. Рубашка на груди у нее намокла от крови, а на губах пузырилась пена. Закашлявшись, она вскрикнула от боли. Ауум с размаху бросился перед ней на колени. Обеими руками, перепачканными кровью тех, кто напал на нее, он приподнял ее голову и опустил себе на колени.

— Все в порядке, Элисс, — сказал он. — С тобой все будет в порядке.

— Ох. Ауум, — сдавленным и отчаянным шепотом ответила она. — Я умираю.

— Улисан! Улисан! — взревел Ауум. — Нет, ты не умрешь. Успокойся. Сейчас мы приведем к тебе целителя. Мы вылечим тебя.

— Обманщик, — выдохнула она, захлебываясь кровью, хлынувшей у нее изо рта. — Не оставляй меня одну.

— Я никогда тебя не оставлю, — сказал Ауум. — Я люблю тебя. Я люблю нашего ребенка.

Элисс вздохнула и закрыла глаза. Ауум с трудом проглотил комок в горле, вознося жаркую молитву Иниссу и прося бога вернуть ее ему. Он обратился к Шорту, умоляя того не раскрывать перед нею своих объятий. Элисс вновь открыла глаза.

— Я снова буду охотиться с тобой, когда предки призовут тебя, любимый мой, мой Ауум, — прошептала она. — Помни о нашем сыне. Не забывай нас никогда.

— Держись, — прохрипел Ауум, но голос у него сорвался. Он уже видел, что ее ничто не спасет. — Не оставляй меня здесь одного.

Грудь Элисс поднялась и опустилась в последний раз. Кровь хлынула у нее изо рта и ран на груди, где обе стрелы пробили ей легкие. Прощаясь, она долгим взглядом посмотрела на него и подняла окровавленную руку, чтобы погладить его по щеке.

— ТайГетен никогда не остается один, — прошептала она.

Рука ее бессильно упала на землю. Улыбка коснулась ее губ, а глаза закрылись. Она вздохнула еще раз, и тело ее обмякло. Грудь ее больше не вздымалась. Ауум склонился над нею, и мучительные рыдания, сотрясавшие его тело, с громким стоном вырвались из горла, как он ни старался сдержать их.

Все было кончено. Радость, такая светлая поначалу, стала темнее ночи. Будущее, которое представлялось ему таким многообещающим и замечательным, подернулось пеплом утраты. Голова у него раскалывалась от горя. Слезы капали на ее прекрасное лицо всякий раз, стоило ему открыть глаза, но ее веки даже не дрогнули в ответ.

— Дыши, — прошептал он. — Дыши, пожалуйста.

На его плечо легла чья-то рука. Ауум стремительно вскочил на ноги и спрятал лицо на груди Улисана, крепко вцепившись в побратима обеими руками. Улисан бережно погладил его по голове и по спине. Архонт услышал, как друг его негромко выругался и стал криком сзывать к себе ТайГетен.

Ауум сделал вдох, хотя воздух отказывался идти в легкие. Он разомкнул объятия и взглянул на Улисана, видя, как лицо друга исказилось от ярости, а подбородок задрожал. Улисан оглянулся на рыночную площадь и одним взглядом окинул сцену, разыгравшуюся у флагштока.

— Что случилось? — спросил он.

— Они убили ее, — ответил Ауум. — Они застрелили ее, когда она, безоружная, стояла рядом со мной.

Издалека донесся топот бегущих ног. К ним спешили воины ТайГетен.

— Как…

— Все остальное случилось потом, — пояснил Ауум. — Они не дали ей ни единого шанса, и я ответил им тем же.

Ауум понимал, о чем думает Улисан. Одинокий воин ТайГетен просто не мог расправиться со столькими лучниками сразу. Особенно когда они стояли порознь, держа луки наготове, а он сам не получил ни царапины. Но Ауум не знал, что сказать. Он не мог заставить себя вновь взглянуть на Элисс. Пока еще не мог. Рядом с нею на коленях уже стояли остальные, чтобы вытащить стрелы из ее груди, умыть ей лицо и руки и подготовить к возвращению.

— Биитане, — с ненавистью прошептала Фалин.

Ауум огляделся. ТайГетен смотрели на него, ожидая его приказа. Но в нем не осталось больше ни ярости, ни желания отомстить. Он уже расправился с врагами, а теперь спрашивал себя, как же ему это удалось. Он почувствовал, как на него снизошла холодная решимость, и в голове у него прояснилось.

— Больше никаких убийств, — сказал Ауум. — На сегодня с нас довольно. Нынче вечером вам нужно отдохнуть. В последующие дни нам предстоит очень много работы. А завтра Пелин и гвардейцы Аль-Аринаар оттеснят банды туали и биитан в лес, где они никому не смогут причинить вреда. А вы вывернете их логова наизнанку, но найдете металл, который нужен нам для обороны города.

— Потерпеть поражение — значит вдребезги разбить мечты Элисс о свободе, и я этого не допущу.

— Но сначала мы проводим тебя и Элисс в Чертоги, — сказала Фалин. — Мы — ТайГетен, а значит, одна семья.

Но Ауум лишь покачал головой.

— Она была моим светом и моей любовью. И теперь она станет только моей ношей, как и наш сын, который спит в ней.

Издалека донесся крик какого-то наркомана, взывающего о помощи. Ночь взорвалась ревом плавильных печей и отблесками пламени. Но здесь, в кругу ТайГетен, стояла мертвая тишина, и Ауум черпал в ней силы. Подойдя к Элисс, он опустился рядом с ней на колени, кивком поблагодарив тех, кто обмыл ее, и сложил ей руки на животе. Он улыбнулся; теперь она обнимала их сына. Вот так она и отправится в объятия Шорта.

Ауум подсунул одну руку ей под плечи, другую подложил под колени и оторвал ее от земли. Голова Элисс откинулась назад, и волосы ее коснулись тыльной стороны ее ладони. Вокруг него ТайГетен преклонили колени в молитве, прижав одну руку к земле, а раскрытую ладонь другой обратив к небесам. Это была молитва об освобождении.

Ауум сделал небольшой круг, показывая Элисс ее братьям и сестрам. Ее семье.

— Ты никогда не останешься одна, — прошептал он.

Он пересек город и углубился в лес.

Глава 30

Лишенная веры протянутая рука ищет только помощи и поддержки, но никогда не предложит их сама.

Ауум, архонт ТайГетен

Через час после рассвета уже весь город знал о том, что случилось на рыночной площади. Пелин проснулась с гудящей от боли головой, а душа ее кричала криком и требовала эдулис. Простыни на ее кровати промокли от пота, а запах мочи недвусмысленно свидетельствовал о том, что мочевой пузырь опять подвел ее во сне.

Она села на кровати, когда в комнату к ней заглянули первые лучи солнца, жадно вдыхая свежий, прохладный и влажный воздух. У окна стоял Тулан. Он молча налил в таз воды для умывания, жестом указал ей на одежду и плащ и вышел из комнаты.

И вот теперь она шагала во главе отряда Аль-Аринаар, который насчитывал всего тридцать семь гвардейцев, включая ее саму. Ее подташнивало, и она чувствовала себя слабой. Кожаные доспехи и плащ невыносимой тяжестью давили ей на плечи, а меч в ножнах на поясе казался чужим и незнакомым. Она была недостойна стоять с ними в одном ряду, не говоря уже о том, чтобы возглавлять.

Гвардейцы быстрым шагом приближались к гетто биитан. Испуганные катуранцы провожали их взглядами. Здесь, вдали от мастерских в кольцах города, где кипела жизнь и бурлила энергия и вера, еще сильны были подозрения, отравленные ядом сомнений, а сама она чувствовала едва скрытое презрение.

Она приказала своим людям не обращать внимания на насмешки и издевательства, которые наверняка обрушатся на нее. С высоко поднятой головой Пелин вошла в лабиринт узких улочек и грязных переулков биитанского муравейника. ТайГетен докладывали, что ночью здесь не наблюдалось никакого движения, а сейчас не было никаких сомнений в том, что его обитатели, справедливо опасаясь мести со стороны элитных эльфийских воинов, затаились за крепко запертыми дверьми и ставнями.

— Шлюха туали!

Окно с грохотом захлопнулось, прежде чем Пелин успела обернуться. За первым последовали и другие выкрики.

— Беззубая наркоманка!

— Дневной свет не режет тебе глаза, дряхлая старуха?

— Не останавливаемся, — приказала Пелин. — Надо смотреть правде в глаза. Я действительно стала такой.

— Ты была такой, — поправил ее Тулан.

— Это еще предстоит доказать. — Пелин сделала глубокий вдох. — Моя неутолимая жажда никуда не делась.

Сейчас ей особенно сильно хотелось забыться. Она знала почему. Здесь производили эдулис. Наркотик был совсем рядом, стоило только протянуть руку, он хранился за закрытыми дверями, мимо которых они проходили. Она чувствовала в воздухе его запах, а кончик языка защипало, когда она вспомнила его вкус. Рот ее наполнился слюной, в висках застучала боль, а руки начали дрожать. Но она, не останавливаясь, шла вперед.

Гвардейцы оказались в самом сердце гетто. Перед глазами у Пелин все плыло, и она почувствовала, что начинает задыхаться. Эфран громко откашлялся.

— Приказывай, мой архонт, — прошептал он.

— Спасибо, — отозвалась Пелин и дала команду остановиться. — Развешивайте листовки. Стучите в каждую дверь. При малейших признаках сопротивления, не колеблясь, применяйте силу. Лучники — на крышу. Мне нужен свободный проход. Никаких поганых сюрпризов вроде тех, что случились прошлой ночью.

Сдержанность ТайГетен поразила Пелин. Хотя сам Ауум убил восьмерых биитан, включая Джисан, никто из Тай не стал мстить врагам. А Улисан настойчиво подчеркнул, что зачистка гетто должна производиться в полном соответствии с законами Катуры. Лишь с большим запозданием Пелин поняла, что стало тому причиной. Она подала знак Тулану, что можно зачитывать обращение. В ее гвардии он обладал самым громким голосом.

— По приказу Пелин, губернатора Катуры, все, кто повинен в нарушении статьи тринадцатой Гражданского кодекса, запрещающей производство и сбыт наркотических веществ, должны быть выселены из их домов. Все их движимое и недвижимое имущество, включая земли, подлежат конфискации и возвращению в собственность граждан Катуры. Все виновные в нарушении статьи тринадцатой должны быть немедленно выдворены за пределы Катуры. Любого, кто осмелится вернуться в город, ждет смертная казнь.

— Настоящий приказ вступает в силу незамедлительно. Все виновные в его нарушении должны покинуть пределы города до наступления ночи. Любой, кто останется в Катуре после захода солнца, поплатится за это жизнью. Лица, замешанные вукрывательстве тех, кто нарушил настоящий приказ, тоже объявляются виновными и подлежат аналогичному наказанию. Это все.

Ответом ему стали нестройные приветственные крики и робкие аплодисменты. Пелин сухо улыбнулась.

— Аль-Аринаар! — приказала она. — Приступайте!

К стенам домов, в которых проживали обвиняемые, прикалывали копии манифеста. Если по первому же требованию им не отворяли двери, их взламывали. Шестеро Аль-Аринаар зачищали каждый дом по очереди, пока остальные оставались в резерве на улице.

Стычек и беспорядков не возникло. Лучники, чудом спасшиеся после нападения на Ауума, рассказали соплеменникам о его стремительности и бешеной ярости, так что желающих повторить судьбу своей покойной предводительницы не нашлось. Немногочисленные протесты безжалостно подавлялись дубинками и угрозой применения клинков.

Впрочем, довольно быстро выяснилось, что с наступлением рассвета, после того как ТайГетен вернулись в зал Аль-Аринаар, многие попросту сбежали сами, не дожидаясь расправы. Тех же, кто остался, согнали в центр гетто, где они сполна ощутили на себе всю тяжесть насмешек и издевательств тех, кого угнетали еще вчера.

Пелин не препятствовала происходящему, вглядываясь в лица гангстеров. Они смотрели себе под ноги, чувствуя себя подавленными и униженными. Сознавая, что совершили роковую ошибку, когда пошли служить Джисан и превратились в изгоев. Их возненавидела лютой ненавистью та самая группа эльфов, причинить неприятности которой они хотели меньше всего. Существовала даже старинная поговорка о тех, кто заслужил проклятие ТайГетен. Пелин обошла гангстеров по кругу, с превеликой радостью повторяя ее им вновь и вновь.

— Sithiate, nun hannot thol, TaiGethen. Отмеченные печатью умрут, так и не услышав приближения ТайГетен.

Эфран подошел к ней, когда сто семьдесят восемь биитан оказались в кольце гвардейцев Аль-Аринаар, только и ждущих малейшего повода, чтобы отомстить им за смерть Элисс.

— Здесь все, — сказал он. — А у меня для тебя хорошие новости. Мы нашли много металлолома: дистилляторы, печи, трубную разводку…

— Хорошо. Хотя, боюсь, этого все равно будет мало, — отозвалась она. — Отведи их к воротам. При некоторой удаче ты выгонишь их прямо на мечи людей, в появление которых они столь решительно отказывались поверить. Быть может, они прихватят с собой на тот свет парочку из них. А потом дай команду тем, кто проводит обыски, собраться здесь. Мы сделаем небольшой перерыв, перегруппируемся и возьмемся за туали.

— Думаешь, они еще ждут нас?

— Кое-кто — наверняка. Трудно добровольно расстаться с былой властью.

— А ты как, держишься?

Пелин помахала рукой.

— То вверх, то вниз, как на качелях. Мне бы сейчас отдохнуть, да и голова буквально раскалывается, но я переживу. Я в долгу перед Ауумом. Кстати, я понятия не имею, почему вы до сих пор остаетесь со мной.

Тулан пожал плечами.

— Ну, не буду говорить за всех, но что касается Эфрана и меня, то ты знаешь почему. Должна знать. Ты дала нам второй шанс. Мы этого никогда не забудем.

Пелин, совершенно неожиданно для самой себя, обвила его руками за шею и крепко обняла.

— Спасибо вам, — вырвалось у нее. — Я в неоплатном долгу перед вами.

— Что ж, как мне представляется, мы в расчете, — проворчал расчувствовавшийся Тулан. — Эфран вон там. Пусть он проводит тебя в зал, а я займусь туали. Увидимся после обеда.

— Ты справишься сам? Это ведь наш клан, и мы втроем принадлежим к нему.

Тулан покачал головой.

— Мы должны очистить свои ряды, иначе никогда не сможем носить Плащ. Ты сама учила меня этому. А теперь иди, пожалуйста.

Улисан вместе с Меррат и Графирром выбрали такую позицию, откуда могли хорошо видеть стену Катуры. В длину она протянулась почти на три четверти мили, с воротами посередине, над которыми встала надвратная башня. Она была срублена из дерева, материала, крайне уязвимого для человеческой магии.

Стена прикрывала город лишь с северной и западной стороны. Две другие стороны оставались открытыми; правда, они выходили на озеро и реку, которые обеспечивали некоторую защиту. Но сейчас они волновали Улисана меньше всего. Противник не имел в своем распоряжении лодок, поскольку двигался вглубь материка, так что атака с этого направления представлялась крайне маловероятной. Конечно, люди могли выстроиться вдоль берега реки и начать обстреливать Катуру заклинаниями, но в радиусе их действия можно легко эвакуировать всех эльфов. Куда больше его беспокоила суша.

Лес обрывался, если не считать разбросанных тут и там редких деревьев, примерно в двухстах ярдах от стен. На опушке ТайГетен собирались устроить волчьи ямы и ловушки, но они не могли задержать армию надолго. Сложно было выстроить оборону с западной стороны, где лес, пахотные угодья и пастбище тянулись полосой шириной в триста ярдов, упираясь в подножие утесов на закатной стороне. Это было самое уязвимое место.

— Кто скажет Аууму, что на всем Калайусе не наберется столько железа и стали, чтобы сделать то, что он хочет? — поинтересовалась Меррат.

— Думаю, он и сам знает об этом, — отозвался Улисан.

— Как он, кстати? — спросил Графирр.

Улисан пожал плечами.

— Не знаю. Он еще не вернулся из Чертогов. Я не стану торопить его. Мы и сами управимся здесь, пока он вернется.

Сюда, под своды леса, долетал лишь приглушенный лязг металла, хотя он и отражался от утесов с достаточной силой, чтобы подданные Туала притихли в испуге.

— Не имеет значения, насколько тонкой будет обшивка. Как мне представляется, мы сумеем обшить листовым железом лишь сами ворота да стену на пару сотен ярдов в обе стороны от них. Это все, на что мы способны. — Меррат покачала головой.

— Камень, — вдруг сказал Графирр.

— Что?

— Я помню, что вчера вечером мы отказались от этой идеи, но, на мой взгляд, это неправильно. Он тверже и прочнее дерева, а у них здесь имеется цемент, хотя каменщики из них никудышные. Что ж, если у нас не хватает металла, надо просто заложить дыры камнем насухо. — Графирр показал на открытый западный край. — Особенно вон там.

— Да, он не выдержит бомбардировки, — заметила Меррат. — Но, по крайней мере, не замерзнет и не сгорит. Что скажешь, Улисан?

Улисан ответил не сразу. Вместо этого он быстрым шагом направился обратно в город.

— Пожалуй, сейчас мы должны обговорить устройство ловушек, а потом обсудить, как идут дела с подготовкой провианта. Учитывая, что карьер находится на другой стороне озера, с доставкой камней возникнут проблемы, но, кажется, другого выхода у нас просто нет.

— Я займусь этим, — предложил Графирр.

— Спасибо, — ответил Улисан и оглянулся на лес. — Не торопись, старый друг. Мы подождем.

Ауум уже выплакал все слезы над телом Элисс. Он молился до утра, прежде чем уйти из Чертогов, позволив подданным Туала приступить к возвращению тела. Элисс лежала среди тех, кто убил ее, но Ауум не испытывал гнева. Ее душа уже давно отправилась в объятия Шорта вместе с их сыном. И, хотя трупы биитан лежали совсем рядом, их душам предстояло пройти по другому пути.

— Душа живет вечно; тело же должно вернуться туда, откуда пришло, — прошептал Ауум.

Он смотрел, как занимается рассвет, и слышал, как оживает город, выполняя его приказы. Он воспользовался случаем, чтобы возблагодарить Инисса за силу, которую тот даровал ТайГетен, но сам еще не был готов вернуться в Катуру. Он нашел ручей, выкупался в нем и выстирал одежду. Над головой собирались тучи, поэтому он не стал одеваться; вместо этого он остановился на маленькой опушке, позволяя слезам Гиал благословить его тело.

Сейчас Ауум ощущал одно только спокойствие. Натянув на себя влажную одежду, он привалился спиной к стволу баньяна, мысленно перебирая события, произошедшие сразу после гибели Элисс. Тогда он счел, что им двигала слепая ярость, но теперь понял, что ошибался.

Какое-то куда более глубинное и древнее чувство, чем ярость, помогло ему в те минуты — оно пришло к нему всего на несколько секунд. Это был инстинкт самосохранения, первобытная реакция, призванная защитить самого себя и тех, кого он любил.

Она дала ему невероятную ясность мыслей, обострив его чувства до предела, чего с ним раньше никогда еще не случалось за всю его долгую жизнь. Этот инстинкт придал быстроту его рукам и ногам, но, самое главное, он многократно сократил время его реакции. В любой другой день он бы только порадовался тому, чего достиг. Но сегодня он мог лишь сожалеть о том, что такая необходимость возникла.

Но, несмотря на то что его обуревали самые противоречивые чувства, одно Ауум знал совершенно точно. В том состоянии он представлял собой мощное оружие, а еще он полагал, что достичь его способен каждый воин ТайГетен. Но при этом он понятия не имел, как его можно высвободить, что должно стать толчком для его проявления, как им управлять и как прерывать.

Ауум запрокинул голову и простер к небу раскрытую ладонь, а вторую опустил в мокрый ил на берегу ручья.

— Инисс, услышь меня, слугу твоего Ауума. Ты явил мне великий дар, но цена, которую я заплатил за него, заставляет меня задуматься, а стоил ли он того. Если по твоей воле у меня открылись глаза на то, кем я могу стать, но при этом я должен искать этого возвышения, тогда я принимаю его.

— Но душа моя в растерянности, Инисс. Задачи, которые ты поставил передо мной и перед всеми эльфами, крайне тяжелы. Дар ясности… Ты показал мне танец, но не научил правильным шагам. А ведь это может переломить ход сражения и принести нам победу в войне с силами, многократно превосходящими нас.

— Господь мой Инисс, я прошу вновь возрадоваться в имени твоем.

— Я, Ауум, прошу тебя об этом.

Ауум опустил голову и на несколько мгновений крепко зажмурился. Когда же он вновь открыл глаза, то увидел перед собой пару ног, обутых в потрепанные кожаные сапоги — сапоги ТайГетен. Подняв взгляд, он остановил его на неряшливой одежде, знакомом лице и глазах, в которых плясал огонек безумия.

— Я очень сильно сомневаюсь в том, что ты и есть тот знак, который сулит мне перемены к лучшему, — сказал он. — Оставь меня.

— Я услышал твою боль, и я услышал твои молитвы. Я знаю, что ты потерял, и скорблю вместе с тобой. Но мне также известно и то, чего ты добился, и здесь я могу помочь тебе. Или ты забыл, каким быстрым я был когда-то? Как легко сумел победить тебя, когда мы подрались на обратном пути в Исанденет?

Ауум молча смотрел на него, чувствуя, как по спине пробежал ледяной холодок, медленный, как одинокая капелька воды.

— Тогда присаживайся и поговори со мной, если только это не имеет отношения к магии. В противном случае возвращайся обратно к своим аколитам, потому что больше я не желаю иметь с тобой дела.

И Такаар сел.

Глава 31

Вопрос: Кто более опасен — Обращенный, к которому отнеслись с незаслуженным небрежением, или несправедливо обиженный ТайГетен?

Ответ: опаснее всего желтоспинная древесная лягушка.

Эльфийская детская шутка

На таком удалении от Исанденета Хунду понадобилась помощь других магов, что позволяло ему сохранять сосредоточенность. Но ни одному из них не приходилось испытывать на себе приступы чудовищной боли и тошноты во время и после Общения.

Когда его перестало рвать желчью и он опорожнил свой и Джерала бурдюки с водой, то с величайшей неохотой поднял глаза на Иштака, который стоял у него над душой с этой идиотской ухмылкой на физиономии.

— Я же сказал, что приду, как только уверюсь, что меня не стошнит прямо на сильных мира сего, — проворчал Хунд.

— Зато он запросто может обрыгать вас, Иштак, — жизнерадостно сообщил адъютанту Джерал. — Представляете, какое благоухание будет исходить от вас?

Наступили сумерки, и армия остановилась на ночлег. До цели оставалось всего четыре дня пути. Маги, летающие на разведку над лесом, уже заметили ее вдалеке, и известие о том, что место назначения появилось в поле зрения, самым решительном образом повлияло на умонастроения солдат.

Большинство позволило себе чуточку расслабиться, поскольку теперь стало ясно, что им удалось разбить ТайГетен и у тех осталось слишком мало сил для того, чтобы устроить новую засаду. Осознание того, что конец долгого пути уже близок, а там их ждут шарпы, на которых можно будет сорвать свою злость, вселило в солдат предчувствие праздника.

В лагере тут и там были слышны смех и шутки. Солдаты с утроенной энергией принялись чистить доспехи и точить мечи, а командиры вернули в распорядок дня спарринги, дабы обострить притупившуюся реакцию и напомнить всем о том, как нужно обороняться и наступать. Повсюду заключались пари на то, сколько продлится бой, сколько шарпов испытают на своей шкуре остроту чьего-либо клинка и сколькими женщинами овладеют солдаты с самой отталкивающей внешностью во время первой ночи после взятия города.

Кроме того, полученные известия стали сигналом для генералов вновь вернуться в голову колонны, где они и шагали, раздуваясь от гордости и с важным видом поглядывая по сторонам, чувствуя себя в полной безопасности под защитой магических щитов.

Случилось именно то, что и предсказывал Локеш. Стоило генералам воспрянуть духом и вернуть себе обычный апломб, как Джерал и его Мертвая рота превратились в жертвенных агнцев, которых беспрестанно гоняли на разведку, чтобы они проверяли пути наступления и места наиболее вероятных засад. К счастью, авторитет Джерала взлетел на такую высоту, что маги из других подразделений наперебой вызывались сопровождать его, обеспечивая прикрытие, в котором столь отчаянно нуждалась Мертвая рота.

Большинство сошлось во мнении, что Лореб хочет попросту угробить Джерала. Пари, кстати, заключались и на исход этого противостояния. Восторженные крики, коими солдаты приветствовали каждое благополучное возвращение Джерала, становились все громче, а раздражение Лореба, соответственно, лишь усиливалось. Локеш предостерег капитана, что вскоре генерал прибегнет к более решительным действиям. Джерал бесился из-за того, что может стать жертвой вопиющей несправедливости. Новости, полученные Хундом, позволяли, однако, рассмотреть сложившуюся ситуацию в более широком контексте.

— Вы отправитесь со мной немедленно, — резко бросил Иштак.

— Или что? Ты почешешь ему спинку? — Джерал поднялся на ноги. — Истормун выбрал Хунда, чтобы именно он обеспечивал Общение. Хунда, а не тебя. Следовательно, он куда более важная птица, чем ты. Значит, тебе придется обождать.

Хунд слабо отмахнулся и с трудом воздел себя на ноги.

— Я готов настолько, насколько это вообще возможно.

— Я пойду с тобой, — тут же заявил Джерал.

— Ваше присутствие…

— Совершенно необходимо, — отрезал Джерал. — Хунд — мой старший маг. Показывай дорогу, Иши.

— Прекратите называть меня этой дурацкой кличкой, капитан, иначе я обвиню вас в нарушении субординации.

— Как только вы перестанете вести себя, как полный идиот, я с радостью принесу вам свои извинения.

— Дети. Сущие дети, — пробормотал Хунд, как только они отправились в недолгий путь к штабу.

— Одна вещь не дает мне покоя, — заявил Джерал. — Почему Истормун выбрал именно тебя? Без обид, но ты — всего лишь военный маг.

— Откровенно говоря, меня выбрал не Истормун, а Локеш.

— Но почему?

— А что, разве ты можешь представить себе Локеша, которого выворачивает наизнанку после каждого Общения? Черт возьми, Джерал, да ведь он фактически сам входит в Круг магов. И если нужно сделать грязную работу, он находит для нее какого-нибудь лакея. На сей раз отравленное шило в задницу получил я.

Джерал расхохотался, и даже у Иштака по губам скользнуло нечто похожее на улыбку. Впрочем, все следы веселости исчезли с его лица, когда они подошли к штабной палатке. Иштак сделал приглашающий жест рукой Хунду и скалой встал перед Джералом.

— Лучше не дергайся и дай ему сделать по-своему, — сказал Хунд. — Я тебе потом обо всем расскажу.

Хунд побрел к Локешу, и Джерал напутствовал его несколькими крепкими словечками. В обычных условиях маг бы только улыбнулся, но послание, которое он должен был доставить сейчас, не располагало к веселью. Заметив его, Локеш щелкнул пальцами, призывая поторопиться.

— Вам было приказано явиться немедленно, а не когда вам будет удобно, — раздраженно заявил Локеш.

— Прошу прощения, милорд, генералы, но Общение на таком расстоянии временно лишило меня способности двигаться.

Пиндок нетерпеливо отмахнулся.

— Просто передайте нам то, что вы узнали.

Хунд сделал глубокий вдох.

— Давление на Истормуна все возрастает. Он хочет, чтобы вы знали: маги Круга продолжают требовать быстрой победы с минимальными потерями. Собственно говоря, их требования становятся все настойчивее с каждым часом. Близится схватка за Триверн. Круг магов не может надолго сдержать своих врагов дипломатическими методами.

— Вот-вот наступит Раскол.

Лореб надолго приложился к бутылке вина, которую держал в руке. Пиндок побледнел еще сильнее, если только это было возможно, и тяжело опустился на бревно, вытирая лицо. Киллит проворчал нечто нечленораздельное и растерянно взъерошил сальные волосы. И лишь Локеш с раздражением взглянул на Хунда.

— Это все?

— Да, милорд Локеш. Беседа была краткой, но весьма содержательной.

— Что вы ему ответили?

— Ничего, кроме того, что заверил его в том, что передам его послание слово в слово, что я и сделал. Я ничего не упустил.

Локеш едва заметно наклонил голову.

— Ваше самопожертвование не останется незамеченным, — обронил он. — Вы уверены в том, что он не отдал вам никаких особых распоряжений или не упомянул каких-либо конкретных имен?

— Совершенно уверен, — ответил Хунд, радуясь тому, что может сказать чистую правду.

— Напомните-ка нам вот что, — вмешался Киллит. — Какой наихудший сценарий развития событий для вас, магов, если и когда начнется Раскол?

Локеш выразительно закатил глаза.

— Раскол — некогда сугубо теоретическая, а ныне — катастрофически вероятная возможность разрушения Тривернского камня, главного источника магии на всей Балайе. Вам известно, что каждый маг использует ману, которая направляется и фокусируется как раз через этот камень. Это правило работает всякий раз, когда мы плетем заклинание, в каком бы месте мы ни находились. И что, по-вашему, произойдет, если этот камень расколется?

Заговорил Пиндок, с трудом выдавливая слова дрожащими губами.

— Я бы сказал, что составлять заклинания станет значительно труднее, — заявил он, явно надеясь, что последствия окажутся далеко не столь катастрофичными.

— Нет, — сказал Локеш, подходя к профессиональным политикам, вырядившимся в солдатские мундиры. — До тех пор, пока не будет создан новый камень — новое сердце, если угодно, — это не позволит нам вообще составлять какие-либо заклинания. Мы станем совершенно беспомощны.

— Сейчас мы пребываем внутри звуконепроницаемого пузыря, не так ли? — осведомился Лореб. Локеш лишь вздохнул, глядя на него. — Хорошо. Потому что солдаты не должны узнать об этом. А это означает, что вы, Хунд, не имеете права рассказывать об этом никому, даже своему дружку. Я лично убью вас, если хоть слово из нашего разговора просочится наружу. С вашего разрешения, разумеется, лорд Локеш.

— Разумеется, — бросил Локеш. — Хунд, подождите меня. Никому ни слова. Особенно, как подчеркнул генерал, капитану Джералу. После того как мы закончим, я хочу побеседовать с вами.

Хунд поклонился и вышел из штаба. Его трясло. Еще во время Общения и после него слова эти похоронным звоном звучали у него в голове, но он как-то не осознавал их. И лишь теперь он уразумел их смысл, и они потрясли его. Он без конца пробовал поток маны, чтобы убедиться, что она никуда не делась.

Он боялся даже представить себе, что будет, если она исчезнет и, потянувшись за ней, он вдруг обнаружит, что ее больше нет. Наверное, это будет смерти подобно. Во всяком случае, утрата станет невосполнимой, это точно. Он обхватил себя обеими руками за плечи и опустил голову. К горлу опять подкатила тошнота. Маг вновь потянулся к потоку маны. А такой ли он сильный и непрерывный, как раньше?

Хунд внезапно замер на месте, остановившись в нескольких шагах от Джерала, который с нетерпением поджидал его, и шумно откашлялся. Построить заклинание и ударить им… А вдруг мана исчезнет именно в этот момент? Святые угодники, последствия будут ужасающими, даже катастрофическими. Ахнет такой взрыв, что мало не покажется никому. Хунд содрогнулся и тряхнул головой, пытаясь убедить себя, что этого никогда не случится.

— Ты что, заблудился? Я здесь.

Хунд поднял голову. Джерал махал ему рукой и орал так, словно пытался докричаться до него из далекого далека.

— Извини, задумался о своем, — сказал Хунд, пытаясь расслабиться.

— Ты что-то совсем на себя не похож, — заметил Джерал, подходя к нему.

— Тебе показалось. — Хунд знаком предложил приятелю отойти в сторонку и сел, привалившись спиной к дереву, не обращая внимания на влагу, которой мгновенно пропитались его штаны. Джерал опустился на корточки рядом с ним. — Смешно, нет? Когда мы только отправлялись в поход, я бы тщательно расчистил место, прежде чем сесть на землю, и вывихнул бы себе шею, высматривая, не собирается ли мне на голову упасть какая-нибудь змея или паук. А посмотри на меня сейчас.

— Да, теперь ты — тот, на кого обращают свои взгляды шарпы. Ладно, не обращай внимания. Выкладывай. Что это за новости, из-за которых ты так разнервничался?

— Я не имею права ничего тебе говорить.

— Имеешь, и еще какое.

— Я получил приказ.

— Да, — заявил Джерал, — от меня. Ну, так что поведал тебе старый ходячий скелет? Чем бы это ни было, эти идиоты, что нами командуют, наверняка наложили в штаны. Давай-давай, не стесняйся. Сейчас я — не капитан, а твой друг. Тот самый, который убирает за тобой и подтирает твою блевотину, помнишь?

— Я ничего тебе не скажу, — заявил Хунд. Он не находил себе места и ничего не мог с собой поделать. Кивнув в сторону штаба, маг добавил: — Приказ вышестоящего начальника. Он хочет, чтобы я дождался его, так что, не исключено, ты обо всем узнаешь от него сам.

— Выходит, это что-то очень важное?

— Да.

Им не пришлось ждать долго. Быстрым и решительным шагом явно взбешенный Локеш вышел из штабной палатки, злобным рыком разгоняя солдат, оказавшихся у него на пути. Коротким жестом поманив за собой Хунда и Джерала, он, не останавливаясь, направился к дозорным пикетам, костры которых горели ярким пламенем в сгущающихся сумерках.

— Проклятые идиоты, — злобно пробормотал он. — Итак, Хунд. Они думают, что я прикажу вам вновь связаться с Истормуном, чтобы получить разъяснения. Неважно, что Истормун сам выбирает, когда и с кем начинать Общение. Их невежество сейчас нам как никогда на руку. Мы с вами побеседуем за котелком того отвратительного варева, что сейчас кипит на костре.

— Джерал… Полагаю, вы ничего не сказали нашему славному капитану, а?

— Нет, он не обмолвился ни словом, черт бы его подрал, — подтвердил Джерал.

— Тем лучше. — Локеш немного помолчал. Хунд почувствовал, как он выстраивает заклинание, а потом запускает его, небрежно помахав указательным пальцем правой руки перед лицом. — Хорошо. Джерал, я намерен поделиться с вами сведениями, которые в случае если станут известны кому-либо еще, навлекут на вас немедленную, преждевременную и крайне болезненную смерть. Вы меня поняли?

— Да, милорд.

— Хорошо. Истормун сообщил, что Раскол может произойти раньше, чем ожидалось, но не сказал, когда именно. Достаточно будет упомянуть, что это может случиться в любую минуту, причем безо всякого предупреждения. Полагаю, вы понимаете, какие трудности это для нас создает, не так ли?

— Хунд уже все подробно мне растолковал, милорд.

— Не сомневаюсь, — сказал Локеш. — К несчастью, то, что он вам рассказал, — не досужие выдумки. Как вы легко можете себе представить, перспектива лишиться магической поддержки заставила наших генералов бегать кругами и лезть на стену от волнения. Кроме того, она вынудила их принять ряд поспешных решений относительно будущего наступления, что приведет нас к смерти.

— Вы слышали доклады магов о местоположении города и подступах к нему. Вскоре вы получите дополнительные сведения о его оборонительных укреплениях. Я хочу, чтобы вы уже сейчас начали разрабатывать план наступления, который не предусматривает магического сопровождения. А еще я хочу, чтобы вы придумали, как защитить беспомощных магов от партизанских набегов ТайГетен. Собственно говоря, в том, что касается меня, собственная защита представляется мне гораздо более важной, нежели захват какого-либо города.

— Возьмите себе в помощники Хунда. Составьте планы, предусматривающие очень ограниченное применение магии… щиты, стены и так далее, словом, простые и быстрые заклинания. На всякий случай, скажем так.

Локеш остановился и развернулся лицом к ним обоим. Хунд понимал, что должен бояться, но по какой-то неведомой причине испытывал возбуждение. Как и Джерал, кстати. Неизбежность поражения обернулась вероятностью победы, если, разумеется, его друг и дальше будет командовать.

— Единственная хорошая новость заключается в том, что вас, Джерал, пока что вычеркнули из списка смертников. Им нужен очень способный солдат, на которого они могли бы положиться. Тем не менее, Хунд, я запрещаю вам расслабляться. Приложите все усилия, чтобы он остался жив.

— Опасность Раскола заставит генералов очертя голову спешить там, где им следовало бы затаиться и выждать. Они постараются добиться победы в самое ближайшее время и потому наделают таких ошибок, которые студенты военных заведений будут изучать на протяжении нескольких поколений. И, когда такие приказы будут отданы, я хочу, чтобы вмешались вы, капитан Джерал. Если ваш авторитет действительно настолько высок, как я думаю, то солдаты пойдут за вами, а не за ними, хотя это может случиться и не сегодня. — Локеш облизнул губы. — Я тоже поддержу вас. В нужный момент.

Хунд вздрогнул. Прозвучали слова, которых он надеялся никогда не услышать. Он обменялся взглядами с Джералом. В кои-то веки тот промолчал, не спеша с ответом. Джерал все понял.

— Благодарю вас, милорд, — сказал он.

— Не доверяйте никому. Ни с кем не делитесь своими соображениями, — продолжал Локеш. — Мы многим рискуем, принимая подобные меры предосторожности, но мы рискуем потерять куда больше, если не будем готовы, когда наступит время. Не подведите меня. Я не хочу умереть здесь. Ни ради вас и, уж во всяком случае, ни ради нашего трио бесполезных придворных шаркунов.

— Я не подведу вас.

Локеш кивнул, и выражение его лица смягчилось. Впервые он позволил себе выказать заботу о тех, кто рисковал своими жизнями вместе с ним.

— Послушайте, Джерал. Я понимаю, что прошу от вас слишком многого, и, даже если мы одержим победу здесь, ваше будущее представляется весьма туманным. Я могу защитить вас, но я бессилен перед армейскими интриганами. Когда мы вернемся домой, вас или повысят в звании, или казнят.

— Богатый выбор, не так ли? — сказал Джерал, и по губам его скользнула легкая улыбка.

Локеш согласно кивнул.

— Добро пожаловать в мир политики Триверна.

Глава 32

Нет ничего важнее напарницы.

Серрин из рода Обращенных

Ауум отсутствовал три дня, и, хотя нельзя было сказать, что он начал понимать Такаара, за это время тот вернул себе толику его уважения.

Он смотрел, как уходит Такаар, после чего сам вернулся в город. Выйдя на опушку, он увидел и услышал, как продвигается работа, и, хотя трудовая суета подняла ему настроение, в глубине души Ауум понимал, что этого безнадежно мало. Заметив у городских ворот Улисана, он быстрым шагом направился к нему. Прошел мимо эльфов, копающих волчьи ямы на открытом месте. Мимо Пелин, обучавшей приемам рукопашного боя местное народное ополчение, вооруженное луками, стрелами, дубинками и прочим самодельным оружием, которое они смогли отыскать.

Ауум отошел на обочину, пропуская повозки, везущие в город фрукты, дичь, овощи и травы, но сердце у него упало, когда он бросил взгляд на стены. Металлическая обшивка выглядела тоненькой и ненадежной. Чтобы укрепить деревянные стены, их обкладывали камнем — где на растворе, а где и всухую. Облицовка закрывала лишь треть стены, а от атаки с запада по открытой местности защищаться вообще было нечем.

Улисан руководил установкой очередного листа металла.

— Улисан, — сказал Ауум. — Да благословит тебя Инисс за все, что ты уже сделал. Прости, что я отсутствовал так долго. И спасибо за то, что не забывал присматривать за мной.

Улисан по-медвежьи облапил его, а потом отстранил, держа на вытянутых руках, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Воин ТайГетен никогда не остается один. Но ты выбрал себе неподходящего спутника для молитв, — заметил он. — Ну, как ты? Укрепился духом?

Ауум приложил руку к груди, чувствуя, как перехватило у него дыхание.

— Элисс и наш сын живут у меня вот здесь. Слезами горю не поможешь. Скорбеть я буду потом. А пока расскажи мне, как продвигаются наши дела.

— Везде мы идем с опережением графика, за исключением одного места. К несчастью, этим местом является стена. У нас нет в достаточном количестве ни сырья, ни рабочих рук, чтобы выплавить достаточно металла и облицевать стену так, как ты хотел. Мы обыскали все дома и все рудники. Все, что удалось найти, теперь ждет своей очереди у плавильных печей. Они работают день и ночь. Никто не сидит без дела.

— Пока мы переправляем камень из карьера на лодках, но это требует времени, и скоро нам придется вновь начать рубить его в каменоломнях, разве что мы выбьем его здесь, прямо из фундаментов. Мы уже снимаем брусчатку со всех улиц.

— Камни разлетятся на куски, — заметил Ауум. — Лед победит цемент.

Улисан пожал плечами.

— Это — все, что у нас есть. По крайней мере, камень крепче дерева.

— А как насчет западных подступов? Там же сплошное открытое место. Его надо каким-то образом укрепить.

Улисан закусил губу.

— Вообще-то у нас есть план, но он очень рискованный.

Он показал на вершины утесов, вздымающиеся на сотни футов над землей. Ауум увидел, что там мельтешат фигурки эльфов, и, прислушавшись, уловил их кряхтение и дружные вскрики.

— Что там происходит?

— Мы приволокли валуны с обратной стороны города и втащили их наверх на веревках. Некоторые из них размером с двадцать таких, как ты. По последним подсчетам, у нас их набралось семь штук. Еще четыре мы поднимем сегодня и установим на самом краю, чтобы они обрушились от малейшего толчка.

Ауум окинул взглядом отвесный обрыв, открытое место под ним, поросшее редкими купами деревьев, и остановил его на западной стене Катуры.

— За долгие годы потоки дождя размыли склоны утеса. Там полно мелких камней. — Ауум взмахнул рукой, показывая, что имеет в виду. И действительно, землю у подножия утесов усеивали булыжники самой разной величины. — Валуны такого размера вызовут настоящую лавину, которая по инерции запросто может обрушить и городские стены. Даже не знаю, что и сказать, Улисан.

— Я же говорил тебе, что план рискованный. Мы постарались расположить валуны в таком порядке, чтобы деревья внизу встали преградой между ними и городом. Я уже голову сломал, прикидывая, как уменьшить опасность. Меррат, Графирр и Фалин тоже не придумали ничего лучшего. Мы считаем, что попросту не успеваем привезти достаточно камней, чтобы укрепить стену, а если срубить деревья и устроить из них завалы, то этим мы лишь ослабим собственную оборону. Они не устоят против магии. Мы с радостью выслушаем другие предложения.

Ауум представил себе лавину и ту разрушительную мощь, которую она собой олицетворяла, и у него захватило дух — картина получилась впечатляющая и соблазнительная, пусть даже камнепад, раз начавшись, станет совершенно неуправляемым. Риск, конечно, велик, но и потенциал огромен; а они отчаянно нуждались в любых средствах, которые помогут им защитить город.

— Когда ты собирался обрушить валуны вниз?

— Сегодня. Мы решили, что, если случится самое худшее, у нас еще будет время, чтобы все исправить и превратить груду камней в непроходимое препятствие.

Ауум выразительно поднял брови.

— Думаю, это слишком рано — ты чересчур увлекся обороной. Враг сочтет этот открытый участок нашим слабым местом и начнет атаку именно там, я уверен. Пусть они приблизятся на достаточное расстояние, а уже тогда мы обрушим на них валуны. Такой удар не выдержит никакой магический щит. Не забывай, мы должны выиграть эту битву, а не просто отражать их атаки, пока не выбьемся из сил.

Улисан улыбнулся.

— Я рад, что ты вернулся.

— Я тоже.

— Ты мне ничего не хочешь сказать?

— Например?

— Например, о чем вы с Такааром разговаривали целых три дня.

Ауум ненадолго задумался, прикидывая, вдохновит или разочарует Улисана то, что он собирался ему сказать, но потом поставил на то, что вдохновит.

— Есть одно необычное состояние в бою. Такаар обнаружил его, пока жил в изгнании, а меня ввергло в него убийство Элисс. Оно очень необычное, Улисан. Я видел все невероятно отчетливо. Мои противники двигались медленно и неуклюже, а я… я был очень точен и стремителен. Но этому состоянию невозможно научить. Его следует только обрести.

— Когда все закончится, мы сможем покопаться в своем разуме и найти ту его часть, которая отвечает за этот дар. К моему величайшему сожалению, вряд ли мы сумеем обрести его до подхода людей. Но тем из нас, кто останется жив, предстоит изведать много чего интересного.

— Так что постарайся не умереть, хорошо?

Несколько мгновений Улисан молча смотрел на него.

— Это было весьма неожиданно, мягко говоря. Тебе придется рассказать мне побольше.

— Позже. И наедине. Пока ничего не говори остальным; это может отвлечь их, а, Инисс свидетель, мы не можем себе этого позволить.

— Я тебя найду, — пообещал Улисан.

— Я буду очень разочарован, если ты этого не сделаешь.

В Катуру вернулись тройки разведчиков, принеся с собой новости, которые все и так знали. Вот уже пару ночей вдали виднелись отсветы костров вражеской армии, а со вчерашнего дня стали слышны звуки песен и топот тысяч марширующих ног. Еще до заката враг окажется под стенами города.

Ауум вместе с остальными защитниками и горожанами видел, как над головами летают маги, старательно держась вне досягаемости выстрела из лука. Воздетые кулаки и угрозы летунам несколько ослабили напряжение, а внезапный ливень эльфы и вовсе встретили радостными криками — ведь он заставил магов поспешно убраться восвояси.

Ауум надеялся, что они увидели достаточно, чтобы остановиться, посовещаться, как отразить наступление с западной стороны. Он провел весь день на надвратной башне, наблюдая за последними приготовлениями. В стену укладывали последние камни и листы металла. А внизу, под ним, инструкторы раздавали последние наставления народному ополчению — сегодняшняя тренировка стала генеральной репетицией перед решающим сражением.

Каждый знал свое место. Каждый знал поставленную перед ним задачу. Но главный вопрос заключался в том, сумеют ли едва обученные и неопытные эльфы выстоять под огнем заклинаний и отбить атаку солдат противника.

А опытных защитников у них было ничтожно мало. Всего двенадцать полных звеньев ТайГетен, что вместе с самим Ауумом и Улисаном составляло всего тридцать восемь воинов. Плюс сто восемнадцать гвардейцев Аль-Аринаар, откликнувшихся на призыв Пелин. Сама же она не выдержит и одного дня боев, а в глубине глаз ее таилась неутолимая жажда вдохнуть дым эдулиса.

Более двух тысяч жителей прошли подготовку в качестве народных ополченцев, и некоторые показали себя вполне достойными учениками, но правда заключалась в том, что солдатами они не стали. Это была зеленая молодежь, или пожилые iads и ulas… плюс фермеры, рыбаки и гончары. Их никак нельзя было назвать грозной силой. Хотя некоторые проявили способности командиров, во главе отрядов народного ополчения поставили гвардейцев Аль-Аринаар. Остальной части двадцатитысячного населения Катуры предстояло драться зубами и ногтями, когда придет время.

И лишь охотники порадовали Ауума. Всего их было пятьдесят человек, но зато они отлично умели управляться с копьями и луками. Он вручил им добытый Такааром яд древесной лягушки, наказав уложить как можно больше врагов, но не рисковать собой понапрасну.

После того как вражеские маги отступили, он посоветовал всем отдохнуть. Собраться вместе, если есть такое желание, чтобы поесть, послушать легенды и байки. Или сходить в храм и помолиться в тишине, пройтись по улицам, очищенным от клановых банд, или же просто провести время в объятиях тех, кто был им дорог и кого они поклялись защищать даже ценой собственной жизни.

Сердце самого Ауума заходилось в тоске не только по Элисс. Он всматривался в лес на северо-востоке и небо над ним, ожидая сигнала, увидеть который уже отчаялся. Когда Улисан принес ему поесть, он отказался от угощения.

— Где же Корсаар? — вырвалось у него. — И где шортианская армия?

С рассветом он получил ответ на свой вопрос, но вместе с ним умерла последняя надежда. Когда над горизонтом встало солнце, над Катурой еще стлался утренний туман, который не спешил рассеиваться и исчез только после сильного ливня, на смену которому пришел солнцепек.

Когда небо и горизонт прояснились, Ауум заметил магов на северо-востоке и понял, что вторая армия людей находится всего лишь в одном дне пути от города. Опережая ее, на опушку леса вышла армия Исанденета. Она остановилась перед усеянным ловушками открытым пространством, не далее чем в двухстах ярдах от ворот.

Пелин стояла на надвратной башне вместе с Ауумом, Улисаном, Меррат и Графирром. В проходе за парапетом и на всех наблюдательных пунктах теснились катуранцы, глядя на лес.

А люди все выходили и выходили из-за деревьев, выстраиваясь в ровные шеренги со сноровкой профессиональных солдат. Над головами вновь закружили маги, приглашая эльфов заглянуть в глаза смерти. Тысячам хорошо вооруженных людей в доспехах противостояли, по большей части, мирные обыватели в повседневной одежде, кое-как обученные, с деревянными дубинками или сельскохозяйственными орудиями в руках.

Ауум мысленно перенесся в тот день на Хаусолисе, когда, стоя на бастионах Тул-Кенерита, он увидел орды гаронинов, выходящие из тумана, который они сами же и напустили, чтобы скрыть собственное наступление. Тот самый день, когда Такаар струсил и бежал с поля боя.

— Ничего удивительного, что он сбежал, — заметила Пелин, словно прочтя его мысли. — Как он мог вновь пережить все это?

— Не мог, — согласился Ауум. — Но сейчас он бы нам пригодился.

По рядам защитников пробежал нервный шепоток. Мужество покидало катуранцев при виде врагов, выстраивающихся перед ними в боевые порядки. Вражеская армия насчитывала более двух с половиной тысяч солдат, обеспечивая им подавляющее численное превосходство.

— Мы должны приободрить своих, — обронил Ауум.

Солдаты противника что-то декламировали нараспев, потрясая оружием и топая ногами. Их дружный рев потрясал, оказывая нужное действие.

— Споемте, — вдруг предложил Улисан. — Пожалуй, «Победа Верендии» подойдет лучше всего. Ее все знают.

Ауум кивнул.

— Давайте покажем этим варварам, каким красивым может быть хоровое пение.

Те, кто собрался на надвратной башне, запели первыми. Остальные защитники тут же подхватили слова и ритмичный напев, быстрый и вдохновенный. Это была песнь победы.

Песня разнеслась над равниной, и Ауум увидел, как смолкли враги. Немногие из них могли понять слова, но смысл был очевиден всем. Последние такты эхом отразились от скал, и защитники разразились восторженным ревом.

— Отличная работа, Улисан, — сказал Ауум.

И вдруг Улисан схватил его за руку, показывая на северо-восточный край долины. С той стороны к реке скользили стремительные тени. Пригибаясь и растянувшись широким строем, чтобы не являть собой легкую мишень для стрел, они, не останавливаясь и вздымая брызги на мелководье, бросились на глубину и сильными гребками поплыли на другой берег, презрев хищников. Выскочив на сушу, они не остановились даже для того, чтобы перевести дух, и стремглав бросились к воротам.

— Корсаар, — выдохнул Ауум и закричал во всю силу легких. — Давай, старый черт! Покажи им, как нужно бегать!

Его крик подхватила толпа зрителей на бастионах, повторяя имена Корсаара и его Тай. Эльфы подбадривали своих товарищей, призывая их бежать еще быстрее и насмехаясь над медлительными, словно улитки, людьми. Корсаар со своими Тай уже выскочил на отрытое место, перепрыгивая через ловушки и силки, огибая волчьи ямы и колья.

Но враг отреагировал незамедлительно. Шеренга солдат вышла на открытое место и остановилась, не доходя до первого ряда ловушек. За их спинами изготовились маги.

— Корсаар! — взревел Ауум, хотя и понимал, что голос его утонет в общем шуме. — Осторожно! Заклятия! Они ударят заклятиями!

Но Корсаар и его пятерка мчались вперед. Когда до ворот оставалось не более ста шагов, они выскочили на дорогу и припустили по ней. Ауум в недоумении уставился на людей, спрашивая себя, почему они не…

В небо один за другим взмыли шесть, семь, восемь ярко-синих шаров, оставляя за собой дымные полосы. Они шипели и потрескивали, а внутри каждого бесновались свирепые ослепительно-белые молнии. Шары неслись по небу с ужасающей быстротой, стремительно настигая свою жертву. Ауум оказался с ними на одной линии. Он смотрел,как шары приближаются, увеличиваясь в размерах до гигантских валунов. Даже со своего места на площадке надвратной башни он ощущал исходящий от них жар. Приветственные крики на бастионах смолкли. Эльфы начали тыкать пальцами, выкрикивая предостережения. Корсаар оглянулся на бегу.

До слуха Ауума донесся его последний, отчаянный приказ.

— В стороны! В стороны!

Шары врезались в землю, и все вокруг утонуло в ослепительной синей вспышке, от которой вздрогнули и затряслись стены. Волны огня лизали землю, сжигая траву и скрытые в ней ловушки. Заклубился тяжелый черный дым, который тут же разметало ударной волной. Ауум, не веря своим глазам, смотрел на обожженную и изуродованную землю. От Корсаара и его людей, шестерых великолепных воинов ТайГетен, не осталось и следа.

Катура погрузилась в тягостное, ошеломленное молчание.

Восторженные крики и вопли оглушали. Стоявший рядом с Джералом Лореб от души хлопал в ладоши, а Киллит с Пиндоком смеялись. И только Локеш даже не улыбнулся.

— Прекрасный выстрел, — сказал Джерал.

Лореб обернулся к нему.

— Давайте закрепим наш успех. Не будем откладывать дело в долгий ящик. Капитан Джерал, приказываю вам возглавить передовой отряд и подойти к стенам на расстояние удара заклинаниями. Обстрел начнется, как только вы займете свои позиции. Ваша задача — захватить западный бастион. Я хочу, чтобы вы лично возглавили атаку еще до полудня.

— При всем уважении, генерал, я призываю не спешить. Ваш план вполне разумен, но это — слишком легкий путь к победе, чтобы шарпы не предусмотрели его. Необходимо разведать тот отрезок открытого пространства, прежде чем идти по нему в атаку. Устроенная ими засада научила нас тому, что там, в траве, могут таиться ловушки. И атака может запросто привести нас в западню. Я предлагаю подождать, пока к нам не присоединится вторая армия.

— Вы отказываетесь выполнять мой приказ? — Лицо Лореба обрело нездоровый красно-кирпичный оттенок, и он повысил голос. — Я жду ответа, капитан!

— Я предлагаю альтернативу.

— У нас нет времени на поиск альтернатив, — стиснув зубы, прорычал Лореб. — Обстрел должен начаться немедленно. Командуйте наступление.

Хунд заметил, как Джерал метнул взгляд на Локеша, по лицу которого ничего нельзя было прочесть.

— При всем моем величайшем уважении, — сказал Джерал, — я не стану подвергать жизнь своих людей неоправданному риску.

— Как вы смеете, — проскрежетал Лореб. Трое генералов напоминали стервятников, слетевшихся к еще живой жертве. — Вы — трус. Я отстраняю вас от командования и приказываю арестовать. На закате вас будет судить военный трибунал, а в полночь вас казнят.

Выдержке Джерала можно было только позавидовать. Он расстегнул перевязь с мечом и протянул ее Лоребу, который швырнул ее на землю. Прежде чем уйти в сопровождении злорадно ухмыляющегося Иштака, капитан кивнул Хунду.

— Береги себя. Не лезь на рожон.

Лореб молодецки расправил плечи.

— Я сам поведу моих людей в атаку, — заявил он.

Он прошелся вдоль замершего строя солдат, набрал полную грудь воздуха, и его зычный голос раскатился над их головами.

— Роты с первой по шестую. На передовые позиции. Шагом марш!

Ротные капитаны дружным ревом повторили его команду. Три шеренги солдат двинулись вперед, а за их спинами двумя рядами потянулись маги. Хунд тоже пошел с Мертвой ротой, уговаривая солдат драться за Джерала, за свою честь и за завтрашний день. Он начал плести заклинание огненного шара, собираясь забросить его за стены, чтобы причинить как можно больше вреда и посеять панику. Хунд старался подавить испуганный внутренний голос, нашептывавший ему, что шар может начать плеваться огнем в любой момент и испепелить его самого. А еще он очень завидовал другим магам, потому что они не знали о риске, которому подвергались при подготовке любого заклинания.

Лореб расположился в самом центре первой шеренги. Хунд видел, как он надувает щеки от осознания собственной храбрости и важности — ведь люди пошли за ним, и сейчас последует массированный удар, который вознесет его на новую вершину власти. Он самодовольно выступал по густой и высокой траве, приказывая ударить заклинаниями по выбранным им целям.

Хунд скорее представил, нежели действительно услышал треск дерева, но он ясно увидел ветку, вынырнувшую из травы под самыми ногами Лореба. К ней была привязана доска, утыканная шипами, которая ударила генерала в лицо и опрокинула его навзничь, буквально пришпилив к земле.

Какое-то мгновение казалось, что никто ничего не заметил. Солдаты продолжали идти вперед. Затем с фланга донесся чей-то дикий вопль, когда солдаты провалились в волчью яму, и их пронзительные крики оборвались, когда они рухнули прямо на заостренные колья. Совсем рядом с Хундом еще двое наступили на связанные ветки, и те разомкнулись полукругом, дробя им лодыжки.

Вспыхнула паника, когда передняя шеренга остановилась, а задние, не понимая, в чем дело, продолжали напирать. Прозвучала команда «Стой!», но не раньше, чем еще несколько человек, которых подтолкнули в спину, нашли свою смерть.

— Назад! Отходим!

Солдаты повернули и со всех ног побежали под прикрытие леса и своих товарищей. Хунд шагал медленно, стараясь ступать по собственным следам, внезапно утратив всякое доверие к земле под ногами, в которой таилась смертельная опасность. Кричали раненые и умирающие, а известие о смерти Лореба распространилось по армии со скоростью лесного пожара. Две с половиной тысячи здоровых мужчин, еще минуту назад уверенных в своей победе, теперь в испуге шарахались от зарослей высокой травы.

Пиндок исчез. Киллит стоял, суматошно размахивая руками и широко раскрыв рот, но при этом не издал ни звука. Один лишь Локеш сохранил самообладание.

— Маги, ко мне! Давайте-ка проложим дорогу для наших тупоголовых солдат. Хунд, становись в центр; ты будешь главным. Жгите траву. Жгите ее на корню, в пепел.

Ауум смотрел, как пламя пожирает траву, демаскируя и уничтожая оставшиеся ловушки. Решение было быстрым и эффективным. Дым клубами поднимался в небо, в котором собирались грозовые тучи, но дождь пойдет не раньше, чем трава сгорит дотла. Тем не менее, это была пусть маленькая, но все-таки победа, и Пелин постаралась, чтобы о ней как можно скорее узнали все защитники города. Один из старших командиров людей был убит, а маги истощили запас жизненных сил, сжигая траву огненными заклинаниями.

Начало стало хорошим, но им было нужно нечто куда большее.

Задолго до полудня подступы к городу не таили больше никаких секретов. Ауум смотрел, как армия вновь выстраивается в боевые порядки, готовясь к наступлению, и на сей раз им не оставалось ничего иного, кроме как искать укрытия и молиться.

— Улисан. Играй общую тревогу. Всем покинуть улицы, отойти от ворот и стен. Пожарным командам и санитарам — готовность номер один. Кто обороняет ворота и надвратную башню?

Улисан жестом показал вниз. Более сотни эльфов нанесли на себя маскировочную краску и оделись, как воины ТайГетен. Ауум улыбнулся. Они выглядели очень правдоподобно, во всяком случае, достаточно, чтобы издалека обмануть людей.

— А они храбрецы. Но сейчас здесь будет жарко. Проверь, чтобы они не забыли, куда бежать в укрытия.

— Считай, что это уже сделано.

— В таком случае жди меня на западной стороне. Мы должны быть готовы.

Улисан схватил Ауума за плечи.

— Вот он, решающий момент, мой архонт. Эта битва решит судьбу нашей земли.

Ауум обнял его в ответ.

— И пока мы живы, пока Элисс смотрит на нас с небес, пока бьются наши сердца, надежда не умрет.

Зазвучали команды, и легкий ветерок понес их по стенам города. За спиной Ауума сгрудились защитники Катуры, готовясь к худшему. Жители поспешно запирали окна и двери, в сотый раз проверяя наличие воды в бочках и ведрах. Улицы опустели. На стенах выстроились эльфы, гордо подняв головы. Ауум спустился со смотровой площадки надвратной башни на бастион и окинул взглядом выжженную землю перед стенами.

Шеренги солдат пришли в движение. Маги изготовились.

Битва за Катуру началась.

Глава 33

Ничто не сравнится с радостью единения, разве только горечь расставания. Мы, Обращенные, благословлены и прокляты многократно. Иниссулы бессмертны. А жизнь пантер страшно коротка.

Серрин из рода Обращенных

Нерилла закрыла ставни и поспешила вниз по лестнице. Ее била крупная дрожь. Сыновья покинули отчий дом; двое ушли с Такааром, а один, переодевшись ТайГетен, отправился на бастион. Улисан сказал им, что если они спрячутся в укрытии, когда люди начнут обстреливать город заклинаниями, то с ними все будет в порядке, но стена казалась ей ненадежным заграждением.

Нерилла жила в Исанденете, когда люди впервые применили там свою магию. Она никогда не забудет отчаянных криков, которые слышала, или картин страшных разрушений, которые предстали ей в то утро. И вот теперь ей предстояло пережить все это заново.

Она старалась помочь всем, чем могла, и ее определили к квартирмейстерам — выдавать пищевое довольствие и следить за запасами провианта. Вчера она осматривала огромные запасы еды, которую привезли из леса и озера. Откровенно говоря, она не думала, что сражение продлится настолько долго, чтобы успели съесть все.

Как-то Нерилла случайно подслушала разговор одного из ТайГетен с гвардейцем Аль-Аринаар: людей не интересовала длительная осада города. Так что битва вполне могла состояться и закончиться за один день.

Внизу, в полумраке за закрытыми ставнями, перед тем как выйти на улицу, прямо на противоположной стороне которой находилась укрепленная городская стена, Нерилла остановилась и прислушалась. В городе стояла тишина, которую не нарушали даже крики наркоманов. Этих бедолаг отвезли к озеру и предоставили самим заботиться о себе, тогда как все остальные жители помогали ТайГетен и великолепному Аууму, которому довелось пережить такое горе.

Напрягая слух, она расслышала топот ног приближающейся армии и обрывки негромких разговоров на бастионах. Но в остальном в городе было тихо. Тысячи и тысячи ждали возможности вступить в бой. Всем им не мешало бы помолиться.

И вдруг внимание Нериллы привлек блеск металла на маленьком столике, стоявшем у дверей. Сердце замерло у нее в груди. Это был амулет ее сына, серебряный медальон с изображением Гиал, благословляющей лес дождем.

— Джио, идиот несчастный, — пробормотала она.

Без амулета мужество наверняка изменит ему. Она схватила его со стола и выбежала наружу, направляясь к надвратной башне и лестнице на бастионы. Улица под стеной была пуста, но сверху доносились голоса соотечественников, и Нерилла немного успокоилась, поняв, что не осталась одна.

Нерилла побежала к главной дороге и по ней устремилась к надвратной башне. Отворив дверь, она юркнула внутрь и с разбегу врезалась в Ауума. Он легко подхватил ее, но растерянность на его лице тут же сменилась узнаванием.

— Тебе нельзя здесь находиться, — сказал он. Выражение его лица выдавало внутреннее напряжение. — Ступай на склад; там ты будешь в безопасности.

— Я должна передать его Джио, — ответила Нерилла, показывая ему медальон. — Без него он пропадет.

— А где он? — спросил Ауум.

— На бастионах, переодетый одним из вас. Он говорил, что его позиция находится где-то со стороны реки.

— Давай я передам ему медальон, — предложил Ауум.

— Нет, — отказалась Нерилла. — Он — мой сын, и я должна помочь ему. Я должна сделать это сама. Я хочу посмотреть ему в глаза и увериться, что он останется жив.

Ауум поцеловал ее в лоб.

— И город этот — тоже твой. Я все понимаю. Иди, но пригнись и не задерживайся надолго. Слушай, что кричат наблюдатели, и прижмись к стене, если они подадут сигнал тревоги. Не рискуй понапрасну.

— Да благословит тебя твой бог, — ответила она.

Ауум разжал руки, и она поспешила к лестнице, ведущей на первый уровень. Но он заговорил опять, как раз перед тем, как она должна была скрыться из глаз.

— Не дай им себя убить, — сказал он. — Все, что я делаю сейчас — это для тебя.

Она улыбнулась и поднялась на последние несколько ступенек. К ней обернулись городские жители и гвардейцы Аль-Аринаар. Кое-кто зашикал на нее, но остальные были слишком заняты наблюдением за приближением врага и потому просто отвернулись.

— Джио, — сказала Нерилла. — Где мой Джио?

К ней вновь обернулся кто-то из гвардейцев. Это оказалась Пелин. Нерилла едва успела сдержать горестный возглас изумления. Пелин была вся мокрая от пота, но полуденная жара или тяжесть плаща на плечах были здесь ни при чем. Глаза ее ввалились, а лицо заливала ужасающая бледность. Она выглядела так, словно готова была сию секунду упасть в обморок, опираясь плечом на стену надвратной башни.

— Он вон там, со стороны реки, но лучше бы ты не ходила туда.

— Я должна, — ответила Нерилла.

Пелин ограничилась тем, что просто кивнула в ответ. Нерилла шагнула на бастион, но остановилась, чтобы накрыть ее ладонь своей.

— Сколько уже прошло дней?

Пелин сумела выдавить улыбку, но она получилась блеклой.

— Одиннадцать. Хотя мне кажется, будто минула целая тысяча лет.

— Ты выдержишь, — сказала Нерилла. — У тебя хватит сил, я знаю.

— Спасибо тебе, — прошептала Пелин.

Нерилла заспешила дальше, вдоль бастиона. Взгляд ее зацепился за почерневший участок земли перед воротами, и у нее перехватило дыхание. Они приближались, тысячи людей, думающие только о том, как бы убить ее. Они шли ровным строем, солдаты держали наготове мечи и луки, а маги за их спинами плели заклинания.

Они двигались тремя колоннами: одна шла прямо к воротам, другая повернула на запад, где тянулся открытый участок местности, который, как все они опасались, станет их самым уязвимым местом, а третья направлялась прямо к Джио и его друзьям. В каждом отряде насчитывалось больше сотни солдат, а магов с ними было столько, сколько она никогда не видела за один раз, даже в те тяжелые дни, когда пал Исанденет.

Они никогда не смогут разбить такую армию. Сейчас начнется самая настоящая бойня.

— Ты же не собираешься торчать здесь целый день, а?

Нерилла вздрогнула, приходя в себя. Оглянувшись, она заметила, что у входа в надвратную башню стоит Пелин и смотрит на нее.

— Нет, я…

— Поспеши, — сказала архонт гвардейцев. — А потом прячься. Времени осталось совсем мало.

Нерилла кивнула, сделала глубокий вдох и поспешила вдоль бастиона, на каждом шагу спрашивая, не видел ли кто ее Джио. Парапет вдоль стены был узким, и она продвигалась очень медленно. Примерно через каждые тридцать шагов к нему были приставлены лестницы, что еще больше затрудняло путь. Ей приходилось переступать через груды мечей и обходить прислоненные к стене пики и стрелы, то и дело извиняясь.

И вдруг она увидела сына. Он стоял, выпрямившись во весь рост, изображая собой могучего воина ТайГетен и не выказывая страха при виде приближающегося неприятеля. На поле под ними прозвучала команда, и армия остановилась.

— Джио!

Во внезапно воцарившейся тишине голос ее прозвучал неожиданно громко. Головы всех повернулись в ее сторону, а у Джио от изумления отвисла челюсть.

— Клянусь Гиал, мама, что ты здесь делаешь? — прошипел он, заливаясь жарким румянцем и оглядываясь на улыбки, уже заигравшие на лицах его друзей, несмотря на то что перед ними вот-вот должен был разверзнуться ад магической атаки.

— Ушел из дома и не почистил зубы, да, Джио? — поинтересовался один из них.

— Или мамочка принесла тебе сухие штанишки? — подхватил другой.

— A-а, знаю. Ты забыл обед на кухонном столе, правильно?

Пронзительный смех, неестественно громкий из-за охватившего всех напряжения, прокатился по бастиону.

Нерилла пропустила их зубоскальство мимо ушей и попыталась обнять сына, но он поспешно отстранился.

— Джио…

— Воины ТайГетен не обнимаются со своими матерями перед боем.

Нериллу охватил приступ гордости за сына. Она погладила его по щеке.

— Конечно, нет, прости меня. — Она вынула из кармана медальон. — Я принесла тебе вот это. Я не хотела, чтобы ты остался здесь без него.

Рука Джио метнулась к шее, а глаза у него изумленно расширились.

— Да хранит меня Инисс, я забыл его! — Нерилла надела медальон ему на шею и крепко взяла его за руки. Улыбка Джио осветила лица обоих. — Спасибо. Теперь я знаю, что останусь жив и увижу, как мы победим.

— Конечно, увидишь, — сказала она.

— Заклинания!

Тревожный крик прокатился здоль стены и вернулся обратно. Нерилла выглянула наружу. Солдаты опустились на одно колено. Маги остались стоять. Нерилла испытала странное ощущение, словно ее насквозь продувает теплый ветер, согревая ее. Маги ударили заклинаниями, и Джио потянул ее вниз, накрыв своим телом, когда оба скорчились у стены, молясь про себя, чтобы она выстояла.

От звуков летящих заклинаний кровь застыла у нее в жилах. Рев, перемежающийся свистом и сопровождающийся раскатами грома, становился все громче. В небе стремительно нарастало ослепительное синее сияние, и стена накрыла мать и сына глубокой черной тенью. Заклинания врезались в надвратную башню, ворота и пролетели у них над головами, падая уже в городе.

В десяти шагах от них зубцы стены разметало взрывом. В пролом рванулось пламя, сотрясая парапет и пожирая беспомощных защитников. Взрывная волна сбрасывала горящих заживо эльфов со стены во двор, и они падали, нелепо размахивая руками и ногами. Бастион дрожал, как в лихорадке, под градом ударов, которые обрушивались на него один за другим, и вот прямо под ними в стену врезалось заклятие льда. Нерилла услышала, как жалобно застонал металл, заклепки с громкими щелчками начали выскакивать из отверстий, а камни кладки разлетелись в пыль.

Огненные заклинания разорвались на крыше надвратной башни. Одно из них влетело прямо в проем, у которого стояла Пелин, пробило внутреннюю стену башни и расплескалось на главной улице. Второй взрыв потряс угол башни. Та устояла, но огонь хлынул внутрь. Нерилла услышала отчаянные крики и увидела, как эльфы охлопывают себя ладонями и прыгают с платформы, пытаясь сбить пламя, пожирающее их плоть.

Джио вцепился в нее обеими руками, враз позабыв о том, что только что изображал собой неустрашимого воина. Они смотрели, как огненные шары падают на их город. Вот от прямого попадания разлетелся на куски дом булочника Харина. Очередной шар свалился на крышу одного из пяти домов, стоявших тесной кучкой в гетто иксийцев, и поджег их разом, перепрыгивая с крыши на крышу. Третий упал прямо на балкон Второго здания суда, обрушив его, и закатился внутрь, где и взорвался; языки пламени в мгновение ока вышибли все ставни, а сотни бумаг обратились в пепел.

На мгновение все стихло. Джио собрался было подняться на ноги, но мать удержала его.

— Подожди. Сейчас все начнется снова.

В воздухе резко похолодало, и в небе над их головами показались глыбы льда величиной с ручную тележку. Быстро вращаясь в полете и замораживая все вокруг себя, они промчались высоко в небе, достигнув самого сердца Катуры. Инерция движения занесла их гораздо дальше любого огненного шара.

— Инисс, спаси нас и помилуй, — прошептал Джио. — В укрытие! Все в укрытие!

Но его крики никто не услышал. Ледяные глыбы начали падать в центре города. Вот один сбил шпиль с храма Икс. Сразу три рухнули на крышу храма Инисса, и та провалилась внутрь под их тяжестью. Десятки и сотни замерзших кусков льда падали на головы мирных катуранцев, которые надеялись спастись — ведь они находились так далеко от стен города. Очередная глыба приземлилась прямо на ступеньки временного импровизированного склада. Нерилла громко ахнула. Только что там стоял квартирмейстер. Он не мог не видеть приближающейся опасности, и она стала молиться о том, чтобы он успел отбежать в сторону.

Ураганный обстрел начал стихать. На пустых улицах зазвучали крики, призывающие санитаров и пожарные команды. Эльфы стали выбираться из своих укрытий. Огненные шары причинили колоссальный ущерб. Огонь перекидывался с одного дома на другой, с лавки на лавку, и магическое пламя распространялось со скоростью бегущего пятнистого оленя.

Джио встал, и Нерилла последовала его примеру. Оба взглянули вниз. Листы стальной обшивки держались на честном слове. У основания стены валялись груды обломков. Надвратная башня опустела, и внутри бушевало пламя. Пелин и эльфов, которые обороняли ее вместе с нею, нигде не было видно.

— Заклинания!

Они вновь бросились ничком на парапет. Джио дрожал всем телом, судорожно сжимая в ладони амулет.

— Сколько еще это будет продолжаться?

— Скоро все закончится, — ответила Нерилла. — Мужайся, Джио. С нами воины ТайГетен. Они ничего не боятся, и каждый из них стоит сотни хумансов. А я должна вернуться на склад и посмотреть, не могу ли я чем-либо помочь там.

— Нет, — возразил Джио. — Ты же видела, как глыба упала прямо на ступеньки. Тебя могут убить.

— И на стенах мне будет безопаснее, не так ли? — Нерилла улыбнулась и поцеловала его в щеку. — Будь осторожен и не лезь на рожон.

Подойдя к ближайшей лестнице, Нерилла спустилась в город. Над головой снова начали рваться заклинания. Огонь и лед ураганным дождем обрушились на город. Она вжалась в стену, которая уже не вздрагивала от новых попаданий, потому что теперь бомбардировке подвергся центр. В небе закружили маги, выбирая новые цели и корректируя огонь. Нерилла прокляла их и стала молиться Гиал, прося богиню обрушить на Катуру дождь и туман, чтобы жители могли хоть немного перевести дух. Но с ясного неба палило безжалостное солнце, и лишь где-то далеко показались первые облака. Даже Гиал укрылась от магического обстрела.

Нерилла взглянула направо. У основания надвратной башни кто-то лежал. Вот он зашевелился, сбрасывая дымящийся плащ. Это наверняка Пелин, больше некому. Нерилла бросилась к ней на помощь, старательно держась поближе к стенам. Над головой воздух рассек очередной огненный шар и с грохотом врезался в гончарную мастерскую, так что обломки камня и щепки полетели в разные стороны.

Нерилла почувствовала, как острый осколок поранил ей щеку. Отвернув голову, она, пригибаясь, двинулась дальше, стараясь не высовываться. Пелин тем временем встала на колени и, опираясь на створку ворот, поднялась на ноги. Нерилла подбежала к ней и поддержала. Лицо губернатора почернело от пепла, а на коже красными пятнами рдели ожоги, но огонь в глазах горел ярче любого заклинания.

— Хорошо, что ты пережила первую волну, — прохрипела Пелин.

— И ты тоже. Центр города полностью разрушен. Им нужна помощь.

Пелин кивнула.

— Идем. Держись поближе к стенам, перебегай от укрытия к укрытию. Бомбардировка закончится еще не скоро.

Над ними полыхала надвратная башня. Повсюду появились пожарные команды; рискуя собой, они пытались погасить магическое пламя. А над головами продолжали рваться огненные шары, сея в Катуре смерть и разрушения. Нерилла и Пелин направились к центру города, туда, где здания, которые должны были стать прибежищами от огня, обратились в пепел и лед.

Хунд стоял рядом с Локешем, передавая его приказы. Первый же обстрел принес отличные результаты. Маги-наблюдатели докладывали о значительных разрушениях и панике в городе. Стало ясно, что листовая обшивка стен в нескольких местах оказалась слабой, не выдерживая огня. Все, что от них требовалось — продолжать наносить удары в нужные точки, и дело будет сделано.

Киллит с умным видом расхаживал взад и вперед позади выстроившихся шеренг, призывая усилить обстрел и не давать врагу пощады. У солдат чесались руки вступить в бой, потому что они почувствовали, что шарпы дрогнули. Пятнадцать сотен мечников и магов ждали команды начать наступление на западном направлении. Несмотря на опасения, высказанные Джералом до его ареста, Киллит по-прежнему считал его наиболее подходящим для захвата города, одновременно пытаясь взять штурмом ворота.

Но сейчас главная задача заключалась в том, чтобы максимально облегчить захват Катуры. Ничто так не подрывает дух защитников, как зрелище бесславной и беспомощной гибели тех, кто поклялся защищать город и его жителей. А ТайГетен на стенах были поистине беспомощны. Их было слишком мало, чтобы организовать атаку на открытой местности, и, несмотря на свою скорость, они по-прежнему оставались беззащитными перед магией.

Покойный Лореб, кажется, все-таки получит свою быструю победу.

Хунд вновь потрогал поток маны, наблюдая за тем, как последние заклинания магов первой волны перелетают через стену и обрушиваются на город. Тот оставался все таким же мощным и ровным, но в глубине души он сознавал, что если его попросят ударить заклинанием, то он запросто может не совладать со своими нервами и у него ничего не получится.

— Первая волна! Отбой и отдых, — крикнул Локеш. Хунд передал его приказ. — Вторая волна! Полная готовность!

К ним подошел Киллит.

— Мы должны немедленно начать атаку с запада, — решительно заявил он. — Нужно развить успех и закрепить преимущество. К чертям осторожность! Мы побеждаем. Я желаю отпраздновать свою победу уже сегодня вечером и заснуть в эльфийской постели, сполна насладившись прелестями эльфийских шлюх.

— Сначала нужно разведать подступы. ТайГетен по-прежнему представляют опасность, — предостерег его Локеш.

— ТайГетен есть чем заняться — они прячутся на стенах, — продолжал Киллит, тыча пальцем в сторону города, куда с шипением унеслись последние заклинания первой волны. — Здесь я — старший военачальник, и я хочу одержать победу еще до захо…

— Вы вообще остались единственным генералом, — прошипел Локеш, все еще надеясь образумить этого идиота. — Кстати, а куда подевался Пиндок?

— Приказ будет отдан тотчас же. Ваши маги должны поддержать меня.

Локеш безучастно взглянул на Киллита.

— Как вам будет угодно, генерал.

А тот с решительным видом зашагал прочь, на ходу подзывая к себе адъютантов. Коротко прозвучали приказы. Колонна двинулась на запад. Хунд молча смотрел ей вслед.

— Какие будут распоряжения, милорд? — осведомился он наконец.

— Второй волне сосредоточиться на воротах и западной стороне. Посмотрите, может, им удастся поджечь там деревянную стену. Резерву расчистить подходы для атаки с запада. В траве не должно остаться поганых сюрпризов, как и самой травы. И еще я не хочу, чтобы там уцелело хотя бы одно дерево, за которым могли бы укрыться ТайГетен.

— Вы думаете, они могли залечь там в засаде? — поинтересовался Хунд и кивнул на стены. — Но ведь у них…

— Вам не кажется, что там их слишком много? — спросил Локеш. — Я отказываюсь верить в то, что все они — настоящие.

— Да, милорд.

— Еще кое-что, Хунд.

Маг, уже повернувшийся, чтобы уйти, остановился.

— Да, милорд?

— Джерала следует освободить и доставить ко мне. Обвинения против него умерли вместе с Лоребом, и он должен увидеть, как Киллит докажет его правоту насчет этого западного участка. Кроме того… — Локеш кивнул на вершины утесов, возвышавшихся над западной долиной. — Думаю, надо отправить туда лазутчиков. Займитесь этим. Четверо магов, двое солдат.

— Слушаюсь, милорд. Будет исполнено немедленно, — ответил Хунд.

Он окинул взглядом утесы, которые выглядели смертельно опасными и предательски ненадежными, а потом отвернулся, чтобы выполнить приказание Локеша и найти ничего не подозревающих простаков, готовых слетать туда и взглянуть на мир с высоты.

Ауум смотрел, как враги вышли из-за линии деревьев, что росли в начале открытого участка земли, защищенного утесами. Он поднял голову. Там, наверху, сейчас находился один-единственный воин ТайГетен и сорок катуранцев, ожидающие сигнала столкнуть вниз каменную лавину, способную погрести под собой и половину городской стены, если инерция разгона донесет их до нее.

На западный угол бастионов обрушилась новая волна заклинаний. Здесь она была обшита металлическими листами, а там, где их не хватало, ее прикрывал бутовый камень, посаженный на цементный раствор. Ледяные валуны вдребезги разбивались об обшивку, заставляя ее дребезжать. Огненные шары поливали ее жаром, и от резкого перепада температур она протестующе стонала, но держалась. Пока еще держалась.

Рядом с ним, с правой стороны, залегли все ТайГетен плюс еще двадцать охотников из пятидесяти, вооруженные отравленными стрелами, да тридцать гвардейцев Аль-Аринаар под предводительством Тулана и Эфрана. Воины прятались за деревьями, и каждый в точности знал, что должен делать. Ауум выжидал нужного момента, оценивая сокращающееся расстояние и быстроту передвижения.

— Сейчас они начнут бить сюда заклинаниями, — обронил он. — Будьте готовы отступить по моей команде. Держитесь поближе к их мечникам и выманивайте их на открытое место в зону обрушения. Ее границы вам известны. Не задерживайтесь, потому что мы не можем ждать никого. Приготовились.

Враг остановился. Солдаты опустились на колено, а маги стали плести заклинания.

— Внимание, — сказал Ауум. — Все в укрытие!

Они дружно пригнулись, прячась за широкие стволы деревьев, которые вырастил Биит. Ауум ощутил жар летящих к ним заклинаний. Земля под ногами задрожала от многочисленных ударов, выжигающих и уродующих участок открытой местности между деревьями и стенами. Огненные шары падали не далее чем в двадцати шагах от них, на стыке стен. Ауум подобрался.

— Нужно оказаться внутри круга их действия, — предупредил он. — Не давайте им возможности поправить прицел.

Очевидно, удовлетворенные произведенными разрушениями, враги вновь двинулись вперед. Ауум насчитал пятьдесят шагов, прежде чем они вновь остановились, оказавшись на расстоянии сотни ярдов от стен и края выжженной земли. Бомбардировка бастионов заклятиями прекратилась из опасения поразить своих же людей.

— Приготовились, — повторил Ауум.

Маги людей расцепили ладони, готовясь ударить заклинаниями.

— Вперед!

ТайГетен и Аль-Аринаар вырвались из-под прикрытия и побежали по сожженной земле, едва касаясь ногами углей, пепла и пламени. В центре гвардейцев вел Тулан. По бокам от них шли в атаку ТайГетен, намереваясь обойти солдат с флангов и добраться до магов.

Ауум сдерживал себя, стараясь не отрываться от звеньев Улисана и Фалин с одного бока, и Мерке и Квиллара — с другого. Они атаковали правый фланг врага. Над их головами провыли заклинания. Ауум пригнулся и услышал, как среди деревьев грохнул взрыв. За первым последовали другие.

Он увидел, как вторая шеренга солдат ощетинилась луками. Но его воины не нуждались в предупреждении. Эльфы рассыпались широким полукольцом, пригнулись и побежали зигзагами. На них обрушился град стрел. Ауум увернулся от древка и услышал, как одна из стрел попала в цель. Гвардеец Аль-Аринаар, бежавший рядом, покатился по земле, держась за бедро.

Солдаты противника застыли на месте.

— Сюрикэны! — крикнул Ауум. — Огонь!

С заунывным воем пролетели метательные полумесяцы. И, не принеся вреда, отскочили от магических щитов, хотя солдаты внутри инстинктивно вскидывали руки, защищаясь от летящей смерти. Еще через мгновение эльфы схлестнулись с ними врукопашную.

Ауум с разбегу вонзил один клинок в живот первому солдату, а второй с размаху опустил на шлем его соседа, отчего тот потерял сознание и рухнул на землю. Рядом с ним в строй людей врезались Улисан и Фалин. Гигант ТайГетен, стремительный и проворный, открытой ладонью сломал нос своему противнику и перебил ему горло. Фалин подножкой опрокинула своего врага на землю, пронзив ему клинком сердце.

Слева от Ауума в бой вступили Аль-Аринаар. Двигаясь с меньшей быстротой, зато куда более внушительно, они натолкнулись на сопротивление умелых и опытных мечников. Тулан криком призвал эльфов не сдаваться, и гвардейцы сомкнули ряды. Началась жестокая сеча. Тут же зазвучали голоса людей, отдающих приказы, и фланги людей пришли в движение.

— Отлично, — сказал Ауум. — ТайГетен, окружаем!

Меррат подхватила его крик. ТайГетен рассыпались вдоль вражеского строя, выбирая каждый свою жертву. Улисан плечом врезался в своего противника и мечом вспорол ему живот. Фалин подпрыгнула, нанесла удар сначала правой, а потом и левой ногой, приземлилась и с разворота врезала оглушенному солдату в челюсть, так что тот лицом вниз повалился на своих товарищей, сбивая их с ног.

Ауум уже несколько раз ранил, правда неопасно, своего противника. Ему попался ловкий мечник, отразивший большинство его выпадов и умело уклоняющийся от смертельных ударов. Архонт даже проникся к нему некоторым уважением. Он замахнулся, имитируя удар сверху, но вместо этого стремительно присел и атаковал врага снизу. Тот не успел среагировать, и клинок Ауума вошел ему в живот. Из раны хлынула кровь.

Ауум отпрыгнул назад и выпрямился, уходя от сильного удара в голову. Шагнув влево, он перерубил шею своему противнику. Вырвав клинок, он бросил взгляд налево. Гвардейцы увязли в плотной обороне. Пока он смотрел на них, двое упали.

— Им недостает смекалки, — пробормотал он. — Отступить на три шага!

По всему фронту эльфы разорвали контакт, отходя назад, на те самые три шага, а враги качнулись вперед, преследуя их. Ауум схватился с сильным, худощавым мужчиной, который уверенно орудовал мечом, но парные клинки Ауума явно ошеломили его. Ауум отступал, позволяя ему атаковать.

— Отступаем! — крикнул архонт. — Выманиваем их на себя!

Над их головами вновь промчались заклинания, врезаясь в деревья, расплескиваясь по деревянным стенам и поджигая их. По шеренгам врага прокатились команды, и они усилили натиск. Очевидно, их командир решил, что простое численное превосходство принесет ему долгожданную победу.

Эльфы медленно пятились назад. Угол городской стены виднелся уже в тридцати шагах за их спинами. Фланги людей начали смыкаться, и лучники с отравленными стрелами изготовились. Свистнули спущенные с тетивы стрелы, но… ни одна из них не пробила магических щитов.

В ответ заревели заклинания, волнами накатываясь на стены. Солдаты перестроились, усиливая натиск на правый фланг, все ближе и ближе подходя к утесу. Ауум улыбнулся.

— Отрываемся! — крикнул он.

Развернувшись, он со всех ног бросился бежать к почерневшим и горящим деревьям, слишком стремительный, чтобы стать легкой добычей для лучников или магов врага. Люди устремились за ним в погоню. Ауум на бегу вскинул голову и успел заметить, как к вершине утеса поднимаются две пары магов, неся с собой двоих солдат.

— Надеюсь, ты увидел их вовремя, Димуунд, — прошептал он. — Не подведи меня.

Ауум вновь развернулся, видя, как его бойцы спокойно возвращаются в укрытия, хотя со стороны их отступление выглядело паническим бегством под стены города. Он метнул полумесяц во врага, чтобы те держались настороже и чтобы им было некогда задуматься над тем, что происходит на поле боя. Остальные ТайГетен последовали его примеру.

— Делай, как я, — крикнул Ауум. — Мы почти на месте.

Глава 34

Люди считают себя существами высшего порядка, но при этом не могут различить, кто к ним подкрадывается — пятнистый олень или пара Обращенных. Они начисто лишены способности сопереживать окружающему миру, что делает их ущербными даже по сравнению с самыми простыми созданиями Туала.

Ауум, архонт ТайГетен

Димуунд наблюдал за боем, стоя на самом краю осыпающегося утеса. Перед ним открывался великолепный вид на поле брани, и он вздрагивал и морщился всякий раз, когда заклинание разрушало очередное здание, разметывало в сторону членов пожарной команды или расплескивалось по открытому месту. Эльфы проигрывали сражение.

Внизу, перед городскими стенами, маги бомбардировали ворота. Обшитые толстой сталью, они еще держались, зато участки стены по обеим сторонам от них начали поддаваться. Местами камень разметало на протяжении двадцати ярдов, и под ним осталось только дерево.

Внизу, на западном направлении, Ауум повел ТайГетен в атаку, и Димуунд с завистью наблюдал за стремительной точностью своих братьев и всесокрушающей мощью Аль-Аринаар. Маги противника продолжали обстреливать западную стену. Он заметил, что солдаты перестраиваются именно так, как и предсказывал Ауум, и уверенной поступью входят в зону поражения.

— Приготовились, — сказал он.

Сорок его катуранцев похватали с земли свои молоты, ломы и толстые деревянные брусья, готовые выбить стопорные камни, удерживающие валуны на месте, а потом и обрушить их за край утеса. Тренировки не было и быть не могло. Димуунд от всего сердца надеялся, что задуманный план сработает как надо, потому что второго шанса у них не будет.

И вдруг какое-то движение привлекло его внимание. Он бросил взгляд налево. К ним направлялись враги. Маги, несущие солдат, быстро поднимались к вершине утеса и уже находились в какой-нибудь паре сотен ярдов от него.

— В укрытие! — скомандовал он. — Прячьтесь за камни.

Димуунд махнул своим помощникам рукой, глядя, как они перелезают через плоские булыжники, лежащие на самом краю утеса. Он сомневался, что они успеют надежно укрыться хотя бы потому, что спрятаться было негде. Как только они покажутся на вершине скалы, враг поймет, что к чему.

Димуунд перегнулся через край и посмотрел вниз. Атакующие еще не дошли до точки сброса. ТайГетен и Аль-Аринаар по-прежнему оставались прямо на пути валунов, и нужно будет досчитать до ста, прежде чем они отойдут на безопасное расстояние. На семьдесят ударов сердца это было слишком долго.

— Будь оно все проклято, — проворчал он.

Пройдя вдоль линии валунов, он присел у последнего, свесив правую ногу за край обрыва. Маги противника перевалили через гребень скалы в шестидесяти шагах от него. Они поднялись достаточно высоко для того, чтобы увидеть эльфов, готовых обрушить смерть на армию внизу. Димуунд услышал, как они что-то прокричали друг другу и ринулись к земле. Приземлились оба солдата и три мага. Четвертый перемахнул через край утеса и полетел вниз, чтобы предупредить своих об опасности.

Димуунд выругался. Выскочив из своего укрытия, он бросился на врага.

— Готовьтесь столкнуть их вниз! — крикнул он на бегу. — Начинайте отсчет.

Солдаты стояли в двадцати шагах от него, и маги за их спинами уже плели заклинания.

— Сейчас ударят! — закричал он. — В укрытия! Наблюдайте оттуда!

Димуунд выхватил клинок и сюрикэн. Полумесяц он метнул в крайнего справа мага. Сверкнул меч солдата и отбил летящую смерть в сторону. Двое магов ударили заклинаниями. Один синий шар промчался мимо него и расплескался на валунах, отчего те закачались на своих опорах, а эльфы вокруг испуганно закричали. Димуунд отогнал от себя все посторонние мысли, чтобы не слышать их агонии. Второй маг выбросил руки прямо перед собой, и невидимая сила толкнула воина в грудь, отбрасывая к самому краю утеса.

Ноги Димуунда заскользили по осыпающейся земле. Уцепиться было не за что. Он неминуемо должен был сорваться вниз. Димуунд оглянулся. На земле валялись обугленные трупы эльфов. Один из валунов горел. Димуунд крутнулся на месте, опираясь о магическую силу, как о стену. Перекатившись через нее, он рухнул на землю в нескольких шагах от края утеса.

Оба солдата и двое магов уже бежали к катуранцам. Димуунд с трудом поднялся на ноги. Оставшийся маг повел руками влево, намереваясь сбросить его с обрыва. Он высоко подпрыгнул, чувствуя, как заклинание пронеслось под ним, обрывая каблуки его сапог, выхватил из мешочка на поясе сюрикэн и метнул его. Полумесяц вонзился магу в грудь, и заклинание умерло вместе с ним.

Димуунд приземлился и побежал. Солдаты уже пошли в атаку. Димуунд увидел, как один из эльфов попытался отразить удар кувалдой, но лишился при этом обеих рук. Другого поразили в спину, когда он повернулся, чтобы бежать в укрытие. Третий метнул нож, но тот лишь беспомощно ударился о магический щит.

Димуунд догнал мага, идущего за солдатами, и ударом меча перерезал ему подколенные сухожилия. Тот упал лицом вперед, и Димуунд, пробегая по его телу, наступил ногой на шею у основания черепа, ломая ему позвоночник. Его заметил последний маг. Развернувшись к нему лицом, он ударил заклинанием. Огненный шар полетел прямо в него, распространяя вокруг волну невыносимого жара. Димуунд нырнул в сторону, но заклинание краем зацепило его ногу. Он закричал, споткнулся, упал и покатился по земле.

Боль была невыносимой — колдовское пламя охватило ногу до колена. Димуунд со стоном поднялся и побежал дальше. У мага от изумления отвисла челюсть. На ходу Димуунд скользнул ладонью по его горлу, разрывая сонную артерию. Кровь с шипением хлынула на землю.

Димуунд закричал, невероятным усилием отгоняя подступающее беспамятство. Один из солдат обернулся к нему, но у Тай не было времени на драку. Хромая, он подбежал к краю утеса, над которым нависали валуны. Запах собственной горелой плоти забивал ноздри. Подпорки из-под трех валунов были уже выбиты, и один даже покачивался, готовый покатиться вниз.

Димуунд схватил кувалду и выбил опорные камешки, удерживающие четвертый булыжник. Вдруг спину ему пронзила жуткая боль, и он споткнулся. Обернувшись, он оперся о валун, чтобы не упасть. В шаге от него стоял человек, держа в руках меч, лезвие которого было перепачкано кровью Димуунда.

Взор Димуунда затуманился. Солдат шагнул к нему, намереваясь добить, и Димуунд со стоном отпрыгнул назад. Все его тело налилось невероятной слабостью. Удар солдата пришелся в пустоту, он потерял равновесие, и Димуунд схватил его за волосы и ударил головой о валун. Огромный камень покачнулся; достаточно было малейшего толчка, чтобы он покатился в пропасть. Солдат перелетел за край и покатился вниз.

Димуунд обошел валун. Оставшиеся в живых катуранцы окружили и добили последнего солдата, а потом поспешили к нему, крича, что с ним все будет в порядке. Димуунд, выпрямился, пошатнулся, из последних сил цепляясь за ускользающее сознание, и покачал головой.

— Вы знаете, что делать. Приступайте немедленно. — Доковыляв до покачивающегося валуна, он примерился, уже с трудом соображая, что делает. — Но этот… этот — мой.

ТайГетен всем телом навалился на валун, когда тот завис в крайней точке над обрывом. Онпочувствовал, как тот подался, совсем немножко, потом еще чуть-чуть. И наконец Димуунд понял, что летит.

Ауум заметил одинокого мага, поспешно опускающегося в арьергарде людского строя. Еще через несколько мгновений он услышал, как кто-то отдает солдатам команду остановиться и бежать.

— Я так не думаю, — сказал он. — ТайГетен, атакуем!

Все, как один, дружно развернулись и набросились на врага. Люди, оказавшись между угрозой сверху и обещанием скорой победы впереди, вновь устремились навстречу эльфам. Ауум заметил, как Фалин повела своих Тай на правый фланг, чтобы окружить и добить магов. Квиллар последовал за ней.

Ауум подпрыгнул и прямыми ногами ударил в грудь того же самого худощавого мечника, с кем фехтовал несколько минут назад. Приземлившись ему на грудь, он вогнал ему меч в рот, спрыгнул с падающего тела и присел на корточки, пропуская над головой широкий замах вражеского меча. Развернувшись, он уперся руками в мертвого солдата, сделал стойку и обеими ногами ударил в грудь напавшего на него врага. Тот отлетел назад на несколько шагов.

Ауум вскочил на ноги. На него напирали сразу с трех сторон. Он ударил вправо, чувствуя, как его клинок глубоко вошел в бедро противника, влепил раскрытой ладонью в лоб переднему солдату… а вот удара сзади так и не последовало.

— Это был мой, — сказал Улисан.

ТайГетен встали спина к спине, жестами предлагая врагам напасть на них. Позади шеренг людей отчаянно надрывался маг-летун, крича, что они должны развернуться и бежать. Кое-кто последовал его совету, но ТайГетен связали остальных боем. Со стен вновь полетели стрелы, заставляя врагов вплотную прижиматься к отвесным скалам — маги побежали, и теперь солдаты лишились магической защиты.

Сначала Ауум услыхал слабый треск наверху, за которым последовал низкий гул набирающей скорость лавины.

— Отходим! — во всю силу легких закричал он.

Влепив в челюсть своему противнику сильнейший удар, архонт развернулся, схватил Улисана за рубаху и потащил его прочь. Небо над их головами расколол ужасающий грохот обвала. Вокруг них на землю начали падать мелкие камешки и прочий мусор. У самого основания утеса сверху рухнуло тело одинокого солдата, и людей охватила паника.

Грохот валунов, катящихся по склону утеса, оглушал. Еще никогда в жизни Ауум не слышал ничего подобного. Один за другим огромные камни срывались с откоса, и земля принимала их со стоном и содроганием. Ауум со всех ног бежал прочь, за ним по пятам несся Улисан. Слева от них к горящим стенам города устремилась Фалин со своими Тай. Квиллар также не отставал от них.

С устрашающим грохотом обрушилась часть стены, примыкавшая к утесу. Первый валун врезался в землю прямо посреди толпы солдат, погрузившись в грунт футов на двадцать, не меньше. Валуны сыпались сверху, словно их метал сам Шорт, превращая врагов в кровавое месиво. От сотрясения люди и эльфы отлетали в разные стороны, словно изломанные куклы.

Ауум вскочил на ноги и побежал дальше, а за его спиной вместе пытались убежать от наступающей лавины и враги, и друзья. Гулкий грохот забивал уши. Сзади их догнал порыв сильного ветра, вздымающий перед собой тучи пыли, который с корнем вырывал кусты и мелкие деревья. А сверху, по обрыву, продолжала катиться многотонная лавина, увлекая за собой все новые камни.

Скорость она набрала просто невероятную. Ауум нырнул в прыжке за обломанный ствол дерева и увидел, что позади него на землю обрушилась часть утеса. Подгоняемая тысячами тонн камней, катящихся вниз по склону, лавина выплеснулась на равнину и понеслась к стенам города.

Она подхватила сотни людей и разметала их по земле, над которой заклубились столбы пыли. Стало трудно дышать, а тут еще во все стороны летел всякий мусор. Ауум спрятался за деревом, слушая, как в ствол его стучат обломки камней, и молясь про себя Бииту, чтобы оно выдержало. Пыль застилала видимость, и в этом тумане лишь смутно виднелись уцелевшие деревья.

Ауум зажал ладонью рот и поднялся на ноги, кашляя и задыхаясь. Мимо него, спотыкаясь и едва не падая, проковылял какой-то солдат. Ауум уже собрался добить его, но увидел, что затылок его уже превратился в кровавое месиво. Архонт принялся высматривать своих воинов, но видимость во все стороны ограничивалась какой-нибудь парой шагов.

Лавина растеряла всю свою мощь столь же стремительно, как и набрала ее, и шум начал стихать. В ушах у Ауума стоял звон, а лицо и руки были испещрены бесчисленными мелкими порезами от летящих щепок и осколков камней. Он не знал, выстояли ли стены. Он не знал, скольких своих людей потерял. Зато он точно знал, что опасный и открытый участок местности превратился отныне в непроходимый завал.

Теперь все атаки будут направлены только на главные ворота. Криком сзывая на сборный пункт всех, кто мог услышать его, Ауум зашагал обратно к стенам, чтобы по свисающим веревкам подняться в город.

Киллит приказал играть отступление. Джерал смотрел, как возвращаются уцелевшие, а раненые помогают умирающим выбраться из-под обломков каменной лавины. Он не испытывал удовлетворения от этого зрелища, стоя рядом с Локешем перед вконец растерявшимся генералом.

— Пиндок по-прежнему где-то прячется и скорее обделается по полной программе, чем придет вам на помощь, — заявил Джерал. — А вы, генерал Киллит, как и этот беспробудный пьяница Лореб до вас, продемонстрировали свою полнейшую неспособность командовать армией. Ротные капитаны перешли на мою сторону, и я заручился поддержкой лорда Локеша и магов. С этой минуты я принимаю на себя командование армией и ходом сражения. Истормун хочет, чтобы его солдаты вернулись на Балайю. Я выполню его приказ, поскольку вы этого сделать не в состоянии. И, хотя арестовывать вас я не намерен, вы немедленно удалитесь вместе со своими адъютантами в тыл армии. Полагаю, вы найдете там Пиндока и всю Желтую гвардию.

— У вас нет никаких полномочий для подобных действий. Это — мятеж. Круг магов узнает об этом, и ваша жизнь не будет стоить и ломаного гроша. — Но в голосе Киллита не чувствовалось убежденности, и его слова прозвучали жалко и унизительно.

— Очень может быть. Но Круг далеко отсюда. Истормун общается только с Хундом, а Хунд подчиняется мне.

— Вы угрожаете мне, капитан Джерал?

— Нет, но могу, если вы будете настаивать, — ответил Джерал. Локеш недовольно зашипел, и Джерал поправился: — Нет, конечно. У меня нет желания проливать вашу кровь. В конце концов, вы навредили себе больше, чем при всем старании это мог бы сделать я: кровь сотен тех, кто погиб под лавиной, падет на вашу голову. Но вы можете обдумать собственное положение и то, как Круг отнесется к вашим сегодняшним действиям.

Из Киллита словно выпустили воздух. Понурившись, он пробормотал:

— Желаю удачи, — после чего развернулся и побрел прочь.

Известие о смене командования распространилось по рядам с быстротой лесного пожара. Повсюду раздавались приветственные крики. Маги удвоили усилия, врачуя раненых и облегчая страдания умирающих. Воодушевление сменило апатию и обреченность, в которую погрузилась армия после схода лавины. Но Джерала не покидали дурные предчувствия. Стоящий рядом с ним Локеш выразительно приподнял брови.

— Ожидания, — сказал он, — интересный феномен. Надеюсь, вызов окажется вам по плечу.

— Поживем-увидим, не так ли? — отозвался Джерал, всматриваясь в город, со стен которого эльфы осыпали их насмешками, радуясь поражению людей. — Каковы наши магические возможности, Хунд?

— Только в трех ротах маги в состоянии бить заклинаниями, — ответил тот. — В восьмой, девятой и десятой. Но этого должно хватить, чтобы еще до наступления ночи вызвать в городе катастрофические разрушения.

— Мы должны нанести ответный удар. Что-нибудь такое, что подорвало бы их уверенность в себе и лишило мужества, сделало бы их уязвимыми и оставило на ночь в таком состоянии, чтобы они хорошенько призадумались. Собственно говоря, здесь возможен только один вариант.

Джерал не сводил глаз с городских стен. До сих пор они не подвергались особым испытаниям и благополучно выдержали бомбардировку льдом и огнем. Шарпы проделали фантастическую работу, обшив переднюю стену листовым железом, но он уже заметил слабые места и придумал, что делать дальше. А в самом центре крылась поистине ахиллесова пята всей их обороны.

— Приказывайте, господин командующий, — сказал Хунд.

— Ротам восемь, девять и десять выдвинуться к стенам на расстояние удара заклинанием. Сосредоточить огонь на воротах. Выбейте их и откройте мне дорогу вовнутрь.

Хунд отвернулся, чтобы передать его распоряжения, и Джерал услышал, как они эхом покатились по позициям. Люди поднимались на ноги; ротные капитаны зычным ревом требовали соблюдения дисциплины.

— Вижу, вы больше не намерены ждать подхода армий Синеза и Денет-Барина? — осведомился Локеш.

— В этом нет нужды. Мы можем взять ворота и сами. Если вы правы насчет-сами-знаете-чего, чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Хотя, откровенно говоря, хотел бы я видеть физиономии эльфов, когда завтра на рассвете к нам на подмогу подойдут еще две тысячи человек. Если ворота падут сегодня, то завтра к обеду дело будет сделано, какими бы ни были наши наступательные возможности.

— Очень хорошо, — улыбнулся Локеш. — Знаете, у меня вдруг появилось такое чувство, что я все-таки сумею остаться в живых после этой маленькой экспедиции.

— Держитесь рядом, и я постараюсь, чтобы ваши надежды сбылись, — заявил Джерал, лишь в самый последний момент удержавшись, чтобы не похлопать лорда-мага по плечу.

— Договорились, — отозвался Локеш.

Тем временем три роты выстроились в боевые порядки, и Джерал дал команду выступать. Солнце как раз скрывалось за тучей, клонясь к горизонту. Времени оставалось едва-едва. Капитан обернулся к Хунду.

— Знаешь, что я тебе скажу? Подыскал бы ты себе замену, что ли, а то тебя так и запомнят адъютантом. Это будет несправедливо, учитывая то, что ты сделал.

— У меня есть на примете подходящая кандидатура, — заявил Хунд.

— Отлично. А пока распорядись, чтобы разожгли походные костры. Горячая пища еще никому не вредила, даже этот отвратительный гуляш из клубней, который так любят шарпы. А потом собери мне остальных ротных капитанов. Нам придется устроить совещание или что-то в этом роде.

— Получается, сегодня мы не будем входить в город?

— Не вижу к тому достаточных причин. Кроме того, у меня есть свои планы на завтрашнее утро. К нам на помощь идут другие маги, так что если шарпы считают, что их город уже превратился в руины, они еще ничего не видели.

Квиллар вместе со своим Тай погиб; их накрыло лавиной. Димуунд пропал без вести. У Фалин была сломана лодыжка, а Хассеку, ее заместителю, перебило оба запястья, когда он прикрывал голову руками от летящего мусора. Для обоих сражение уже закончилось; принять в нем участие они не смогут.

Но Ауум понимал, что должен быть доволен. День клонился к закату, а людям так и не удалось взять город. Он направился к воротам в сопровождении своих Тай, которые по-прежнему сохраняли свежесть, хотя и скорбели о потерях. Их осталось совсем немного: тридцать воинов, способных сражаться, и еще двое на попечении целителей.

Подойдя к надвратной башне, Ауум увидел ее выгоревший остов, и сердце его сжалось от страха за Пелин. Направившись к бастиону, он окликнул защитников. Показался Тулан. Неподалеку обнаружился и Эфран; братья на два голоса рассказывали об одержанной победе всем, кто мог их слышать.

— Где Пелин?

Тулан кивнул на город.

— Последний раз ее видели, когда она уходила к складам. Они переместились дальше к югу, перевозя все ценное на берег озера.

— Хорошо. А стены?

— Держатся, — сказал Тулан. — Большую часть своих заклинаний они направляют через головы. В городе погибло больше ста человек; там творится настоящая неразбериха.

— Да, я уже заметил.

Тулан прервался на мгновение, бросил взгляд на поле боя и шумно выдохнул.

— Они снова атакуют.

Ауум взлетел по лестнице. По полю стройными рядами приближались семьсот солдат и магов. Они двигались прямо по дороге. Ауум подумал, а не выйти ли им навстречу, но тут же отказался от этой идеи. На открытом месте их в клочья разорвут заклинаниями и стрелами еще до того, как они сумеют приблизиться настолько, чтобы завязать рукопашную схватку.

В ближний бой им придется вступить в пределах городской черты, где на узких и извилистых улицах враг не сможет наступать организованно и каждый будет драться за себя. Ауум принял парадоксальное решение. Он стремился любой ценой не пустить врага в город, но понимал, что на открытом месте не сможет нанести ему сколь-нибудь существенный урон. Чтобы разбить противника наголову, им придется драться на тех самых улицах, которые они столь отчаянно старались защитить.

— Что они задумали, хотел бы я знать? — поинтересовался Эфран.

— Им нужно ворваться внутрь, — ответил Ауум. — Скорее всего, они решили, что посеяли в наших рядах панику, и теперь постараются пробить брешь в стене. Тулан, дай команду воинам на бастионах отойти подальше от ворот. Размести лучников в укрытиях на тот случай, если ворота действительно рухнут и люди пойдут в атаку. Эфран, я хочу, чтобы ворота подперли дополнительными опорами; на улицах сейчас валяются тонны бесхозной древесины. Давай сложим их подле ворот и укрепим распорками. Приступай.

Ауум спрыгнул со стены вниз, к ожидавшим его ТайГетен.

— Помогите подтащить бревна и камни к воротам. И кто-нибудь, найдите Пелин.

Со стен спрыгивали эльфы, чтобы подтащить доски и укрепить ими ворота. Ауум слышал, как снаружи, в поле, остановились атакующие. Он с Улисаном притащили тяжелое бревно и уложили его поверх быстро растущей кучи.

— Нужно приподнять повыше распорки, — сказал Ауум. — Чем больше заклинаний они израсходуют на воротах, тем меньше их достанется нашим людям.

— Я что-нибудь придумаю, — пообещал Улисан.

— Воздух!

Со стен в город передали сигнал тревоги. Его подхватили все эльфы. В ворота один за другим начали врезаться огненные шары. Ауум отошел от них на двадцать шагов, глядя, как дрожат обшитые металлом деревянные брусья. Вокруг него эльфы подтаскивали все новые бревна и доски к основанию, стараясь уложить их как можно надежнее.

Попадания следовали одно за другим, сливаясь в непрерывный грохот. Ауум увидел, как руины надвратной башни охватило пламя. Возникла недолгая заминка, за которой последовал отчаянный крик дозорного.

— Осторожно! Заклинания!

Громыхнул сильный взрыв, и верхняя створка ворот разлетелась в щепки. В воздухе засвистели раскаленные обломки металла. Один из них пронзил грудь катуранцу, стоявшему прямо перед Ауумом. Осколок прошел навылет, проделав у него в спине выходное отверстие размером с кулак. Несчастного отбросило назад, к самым ногам Ауума.

— Всем уйти с дороги! — закричал архонт. — Несите балки и подпирайте верхнюю створку. Быстрее!

Верхние три фута ворот прогнулись вовнутрь. Ауум устремился вперед, заметив краем глаза, что Улисан и еще трое эльфов тащат флагшток. Он присоединился к ним, и они опустили широкое основание мачты прямо в грязь, откуда была выбрана брусчатка, а верхний конец уперли в поперечную балку ворот.

— Флагшток свалило заклинанием, — пояснил Улисан. — Десять верхних футов снесло напрочь.

— Воздух! — раздался предупреждающий крик. — В укрытие!

Ледяные глыбы с грохотом ударились в проем в воротах. Сзади в ледяное крошево врезались огненные шары. Ауум вместе с семью эльфами навалился на мачту, чувствуя, как каждый удар дрожью отдается во всем теле. Металл стонал, швы расходились на глазах, а под обшивкой ломались деревянные брусья. Ворота трещали по швам и разлетались на куски, правая створка оторвалась и повисла на одной петле, так что в образовавшийся проем мог войти, не пригибаясь, эльф в полном боевом снаряжении.

Наконец, случилось неизбежное. Вновь раздался гулкий удар, и остатки ворот попросту вдавило внутрь. Застонал металл, а опорные балки медленно отъехали по земле назад. Ауум заметил, что швы на стыках листов металла разошлись окончательно. Тяжелые засовы выгнулись, готовые выскочить из пазов от малейшего толчка. Древесина задымилась.

— Воздух! Все в укрытие, быстро!

Ауум расслышал в голосе нотки паники и понял, что все кончено.

— Бегом!

Сделав два шага, он прыгнул под защиту стен. Упав на спину, он перевернулся и успел увидеть, как третий удар проделал дыру прямо посреди ворот. Флагшток разлетелся на куски, и щепки с визгом протаранили воздух. Ворота с треском распахнулись, сминая опорные балки, и с гулким стоном врезались в боковые стойки. Металлические листы обшивки с лязгом обрушились на землю. Искореженную правую створку вырвало с корнем, и она несколько мгновений парила в воздухе, прежде чем рухнуть вниз.

В проем влетели еще несколько заклинаний, окончательно разрушив уже поврежденные здания за воротами. Все вокруг затянуло клубами черного дыма, который пах раскаленным металлом и горящим деревом. Оборона Катуры оказалась прорвана, и легкость, с которой этого удалось добиться, заставила Ауума спросить себя, почему враг не сделал этого раньше.

Ауум подошел к искореженным воротам и выглянул наружу, на сгоревшее поле. Увиденное повергло его в такое удивление, что он выпрямился во весь рост, да так и застыл на виду у неприятеля. А тот отступал, и лишь один человек остался на месте, подняв над головой копье с привязанным к нему куском белой тряпки. Небольшие группки солдат и магов остановились и обернулись, не дойдя нескольких шагов до основных позиций. Человек же принялся размахивать своим импровизированным флагом, а потом вынул меч из ножен и положил его на землю.

— Он хочет говорить, — заметил Улисан, подходя и останавливаясь рядом с Ауумом.

— Мне не о чем разговаривать с человеком, — отрезал Ауум.

— Ты ничего не потеряешь, если выслушаешь его.

— И ничего не выиграю, — заявил Ауум. — Совершенно очевидно, что они считают сражение выигранным, и он намерен потребовать нашей капитуляции. Но он должен знать, что мы не сдадимся.

— Поговори с ним, — предложил Улисан. — Такаар всегда повторял, что знание своего врага дает тебе преимущество. Он скажет тебе больше, чем сможет узнать сам. В конце концов, он — всего лишь человек.

— И он полагает, что мы с уважением отнесемся к какой-то белой тряпке? Он или очень храбр, или очень глуп.

— Его прикрывают маги, готовые ударить заклинаниями, если его убьют. Не настолько уж он глуп.

Ауум ненадолго задумался.

— Что ж, полагаю, вреда от этого не будет. Я пойду.

— Ты должен подстраховаться, на всякий случай, как сделал он.

Но Ауум лишь покачал головой.

— Я их не боюсь.

Он вышел из ворот, не сводя глаз с человека. К чести последнего следует отметить, что и он не выказывал страха. Он стоял, гордо выпрямившись во весь рост, держа левой рукой копье, на котором обвисла белая тряпка, уперев его в землю. Ауум остановился в трех шагах от него так, чтобы солдат своим телом заслонил его от магов, но достаточно близко, чтобы убить его одним ударом в случае необходимости.

— Меня зовут Ауум. Я — архонт ТайГетен, — сказал он.

— А я — Джерал, командующий этой армией, — ответил человек на вполне приличном эльфийском.

— Ты? Не думаю. Вашими силами командуют трое старших офицеров. Один из них, как нам известно, мертв. Пришли кого-нибудь из оставшихся.

— У нас произошла смена командования, — пояснил Джерал.

Ауум медленно кивнул. По крайней мере, этим можно было объяснить изменения в тактике ведения боя.

— Что тебе нужно?

Джерал улыбнулся.

— Все кончено, Ауум. Ваших ворот больше нет. Завтра я могу сделать то же самое и с вашими стенами. Я могу забросать ваш город заклинаниями, а потом отправить своих солдат, чтобы они довершили остальное. Мы знаем, что у вас нет достаточно сил, чтобы противостоять нам. Мы уважаем и опасаемся ТайГетен, но ведь вас очень мало. Вы переодели городских жителей, чтобы выдать их за воинов, а у меня за спиной стоят две тысячи солдат, и еще две тысячи подойдут к утру. Наша численность такова, что мы запросто победим вас и без магии. Сдавайтесь.

— Какой смысл? — Ауум и сам знал примерную численность войск противника, но, произнесенная вслух, да еще врагом, она обрела особую значимость. — Мы не станем вашими рабами.

— Я буду ждать вашего решения до рассвета. Любой, кто захочет сдаться, может выйти из ворот и сдаться мне, не опасаясь за свою жизнь. У меня нет желания бесцельно проливать кровь твоего народа.

— Ты лжешь. Мы знаем, для чего вы пришли сюда. Чтобы уничтожить нас. Стереть расу эльфов с лица земли. Да, быть может, вы добьетесь своего, но при этом заплатите кровью за каждый шаг. Присылай сюда своих магов и мечников. За каждого нашего погибшего мы убьем десятерых ваших. И ты думаешь, что победил нас? Ты еще ничего не знаешь о силе духа моего народа. Возвращайся к своей армии, Джерал. Скажи своим солдатам, что им еще предстоит схватиться с ТайГетен. Это — наш лес, и эта земля — наша, ее вручил нам Инисс, и он не отвернется от нас. Тебе не победить никогда.

Джерал кивнул.

— Да будет так. Твои слова будут преследовать тебя и твоих людей до могилы.

— Я буду искать с тобой встречи в бою и убью тебя, — пообещал ему Ауум.

— Я найду тебя первым.

Джерал отвесил короткий поклон, развернулся и зашагал прочь. Ауум несколько мгновений смотрел ему вслед, после чего вернулся к воротам, где его уже с нетерпением поджидал Улисан вместе с остальными ТайГетен.

— Ну? — поинтересовался гигант.

— Он не боится нас, но кто-то в его армии сомневается в успехе, поэтому он и предлагает бескровную капитуляцию. Я ответил отказом. Мы знаем, сколько их, и знаем теперь, что он намерен предпринять. Идемте, нам предстоит еще многое сделать до рассвета.

Глава 35

Примерно через восемьдесят лет после того, как, следуя призванию, он стал Обращенным, Серрин дал мне аудиенцию. Он показал мне выдержки из священных текстов Арин-Хиил, вытатуированные у него на спине и груди. Это, заявил он, и есть подлинное выражение сути Молчащего Жреца.

«Обращенные и Молчащие», Лизаэль, Верховная жрица Инисса

Джерал наслаждался заслуженным отдыхом в гамаке подле пышущего жаром костра, когда его разбудили гневные вопли. Он открыл глаза. Стояла глухая ночь. Крики доносились откуда-то слева, там, где располагались передовые дозоры. Он опасался ночного нападения ТайГетен и потому распорядился установить дополнительные охранные заклинания. Отдохнувшие маги готовы были испепелить все, что пересечет запретную черту.

Джерал тяжело слез на землю и опоясался перевязью с мечом. Когда он зашагал на шум, к нему стали присоединяться другие любопытствующие. Но выяснилось, что ругаются старшие офицеры. Голоса принадлежали Локешу, лорду-магу, и Синезу, командующему второй армией. Их любезности стали слышны Джералу задолго до того, как он увидел их подсвеченные пламенем костра силуэты.

— …сам знаю, что нужно моим людям. Я вам не подчиняюсь, Локеш. Так что отвалите и не путайтесь под ногами.

— Мы весь день работали с заклинаниями. Мы выиграли битву. А теперь ваши губошлепы нашептывают всякие гадости моим магам.

— Они имеют право знать, — сплюнул Синез.

Он был высоким и широкоплечим мужчиной. Профессиональный военный, для которого, правда, грань между командованием и заботой частенько стиралась.

— У них нет вообще никаких прав, — вспылил Локеш. — Они — военные маги. Они делают то, что им приказывают, как и все остальные солдаты.

— Я поражен вашим благодушием. А ведь речь идет не о каком-нибудь пустяке. Маги могут просто попадать с небес на землю, как дохлые мухи, или их поглотит собственное пламя.

— Если! Если Раскол действительно произойдет. Но этого еще не случилось, и, значит, ваши маги пойдут в бой вместе с моими. Они будут сражаться.

— Джентльмены, джентльмены. Лагерь уже проснулся, и теперь ловит каждое ваше слово, — вмешался в свару Джерал, кивая на Хунда, стоявшего рядом, на лице которого отражался откровенный испуг. — Я могу чем-нибудь помочь?

Синез взглянул на него так, как смотрел бы на кусок дерьма, в который вляпался по неосторожности.

— А ты кто такой, черт тебя подери?

— Я — Джерал, командующий армией Исанденета.

Синез запрокинул голову и разразился гомерическим хохотом.

— Наконец-то я услышал хоть что-то хорошее. Настоящий солдат, судя по твоему виду. — Но вот он посерьезнел. — Но тоже наверняка замешан в преступном утаивании от наших магов судьбы, которая их ожидает.

— Напротив, сэр. Я стремлюсь выиграть эту битву до того, как риск станет неоправданно высоким. Что здесь произошло?

Локеш махнул рукой в сторону Синеза.

— В своей неизреченной мудрости генерал передал предостережение Истормуна всем, кто находится под его командой. И теперь, по его словам, его маги боятся работать с заклинаниями из опасения погибнуть от собственных чар.

— Предостережение было недвусмысленным, — заявил Синез. — Это сражение следует выиграть одной лишь сталью.

— А мы придерживаемся другого мнения, — отрезал Локеш. — Мы полагаем, что его следует выиграть как можно скорее, чтобы избежать подобной опасности. Мы уже на полпути к победе, но завтра должны воспользоваться своими магическими ресурсами.

Джерал кивнул.

— Так и есть, генерал.

— В таком случае можете подвергать опасности своих магов, если вам того так хочется. Пусть они бьют заклинаниями, зная, что каждое может обернуться против них же без предупреждения.

— Что ж, это справедливо, — сказал Джерал. — Но при условии, что ваши мечники первыми войдут в ворота.

— Это будет не так-то легко, — негромко сказал Хунд.

— Что? Почему?

— Милорд Локеш, вы позволите? — Локеш кивнул, и Хунд продолжал: — Вред уже нанесен.

— Вред? Какой вред? — Джерал вдруг занервничал. — Объяснись, Хунд.

— Ты должен понять, что способность мага зависит от его уверенности в том, что поток маны не прервется, и осознания опасности, которой он подвергнется, если это случится. Во время обучения мы испытывали имитацию этого феномена на себе, и отнюдь не все сохранили после этого здравый рассудок.

— Но ведь поток не прерывается, верно?

— Да, пока что, — ответил Хунд. — Но кто знает, что случится в следующий миг? Или через минуту? Осознание опасности подтачивает нашу уверенность в себе, а маг, беспокоящийся о потоке, не способен построить сильное заклинание.

— Ну, значит, придется рисковать, верно? Другого выхода нет, — и Джерал развел руками. — Всякий раз, вступая в бой, я ставлю на то, что противник окажется не столь искусен, как я. Война — опасная игра для всех. Вы нужны нам.

— Я всего лишь стараюсь быть честным с тобой, — отозвался Хунд. — Я видел выражение на лицах многих наших магов. Они считают, что их предали, ничего не сказав о том, что с ними может случиться в следующий момент.

— Но ты, Хунд, — напирал Джерал. — Если я попрошу, ты ведь полетишь?

Хунд выдержал его взгляд, но потом опустил глаза и покачал головой.

— Не знаю, Джерал. Честное слово, не знаю.

А капитан не мог поверить своим ушам.

— Ну, хорошо, пожалуй, полет — не самая хорошая идея. Тогда огненный шар. Его-то ты запустишь или как?

Хунд не ответил.

— Провалиться мне на этом самом месте, — прошипел Джерал. — Мне нужны летуны-наблюдатели, и мне нужны заклинания на земле.

— Не могу обещать, что ты получишь и то, и другое, — пробормотал Хунд.

Джерал гневно ткнул пальцем в сторону города.

— Вон там полно шарпов. Многие из них — совсем не солдаты, но они все до единого — опасные ублюдки, которые не боятся ничего, кроме нашей магии. И поэтому, когда мы войдем внутрь, перед нами должно лежать открытое пространство. А сейчас они могут прятаться за каждым углом и убивать нас поодиночке. И без вас мы потеряем сотни солдат, пока будем захватывать этот город. Вы должны помочь мне. Вы должны лишить их всех укрытий, чтобы мои солдаты, которые не станут праздновать труса, могли видеть, с кем, мать их, они сражаются.

— Это — не трусость, — возразил Хунд.

— А что же, по-твоему?

— Я сам буду готовить заклинания, — сказал вдруг Локеш.

Джерал вздрогнул и недоуменно воззрился на него.

— Что вы сказали, милорд?

— Я сказал, что буду готовить заклинания, как самый обычный маг. Я не растерял… своей уверенности. — Он одарил Хунда презрительным взглядом. — Пусть об этом узнают все. На рассвете я сам поведу всех магов, которые пожелают присоединиться ко мне.

— Благодарю вас, милорд, — сказал Джерал. — Каждый солдат отныне в долгу перед вами.

— Я всего лишь хочу поскорее покончить с этим и выйти из этой передряги живым, только и всего.

— Отлично, — воскликнул Джерал и хлопнул Хунда по плечу. — Ну, вот и все.

— Не совсем, — возразил Сениз, явно взбешенный тем, что Локеш взял над ним верх и продемонстрировал недюжинное мужество. — Я хочу поговорить с вами, Джерал, о должном соблюдении субординации.

— Можете беситься сколько вашей душе угодно, но подчиняться вам я не намерен.

* * *

Наступил рассвет, и глазам тех немногих, кто еще оставался на бастионах, предстало зрелище, способное лишить мужества кого угодно. Когда первые лучи солнца рассеяли тьму, загоняя ее обратно в лес, оттуда стали выходить враги, выстраиваясь в шеренги, протянувшиеся от одного края обожженной земли до другого.

Ауум, вместе с покрытой синяками и ссадинами Пелин и десятком ТайГетен, рассредоточившимися на бастионах по обе стороны от выбитых ворот, взглянул на противостоящие им силы и понял, что защитникам города остается надеяться только на божественное вмешательство.

Внизу, под ним, виднелись наспех залатанные ворота. Плотники заменили разбитые балки и установили на прежнее место стальные листы, но это была лишь видимость прежней преграды, и их враги, несомненно, знали об этом.

— Они пойдут вперед, не зная жалости, и не остановятся, пока дело не будет сделано, — сказал Ауум. — Твои люди готовы?

Пелин кивнула. Она обхватила себя руками, потирая предплечья, и голос ее дрожал, но не от страха.

— Кое-кто сбежал, переправившись на другой берег озера. Они рассчитывают отсидеться в горных пещерах над каменоломнями, но большинство остались. Они — городские жители, гордые люди, которые не знают другой жизни. Они не дрогнут и будут сражаться, когда придет их час.

Ауум приказал эвакуировать всех горожан в районы, расположенные позади Зала собраний Аль-Аринаар. Катуранцы укрылись в гетто в южной части города и в домах, разбросанных по внешнему периметру. И лишь одни ТайГетен патрулировали улицы, непосредственно примыкающие к воротам. Перед ними была поставлена задача: атаковать магов при первой же возможности, едва только начнется вторжение. Они возвели многочисленные баррикады, перегородив ими улицы, но все они были деревянными и не могли выдержать попадания больше чем пары заклинаний.

Лучники засели на крышах и верхних этажах уцелевших зданий. Недостатка в стрелах и ядах не было, но сначала придется убрать магические щиты, чтобы они смогли сполна продемонстрировать свою эффективность.

— Идут, — сказал Ауум.

Армия людей двинулась с места. Ауум следил за ними, пока они не остановились, чтобы подготовить первые залпы.

— Всем отойти назад. Пусть они израсходуют свои заклинания. Оставшись здесь, мы лишь станем для них легкими мишенями.

Защитники спрыгнули вниз со стен, а гвардейцы Аль-Аринаар отступили в переулки, уводя за собой свои отряды народного ополчения. ТайГетен собрались под прикрытием стен, чтобы помолиться. Когда они закончили, к ним обратился Ауум.

— Продавайте свою жизнь как можно дороже, но лучше бы при этом остаться в живых. Помогайте своим братьям и сестрам. Да направит Инисс каждый ваш шаг. Марак, Илласт, Акклан, Тринн — ведите свои звенья на запад. Не высовывайтесь, наносите удар и тут же отступайте. Меррат, Графирр, Мерке, Ориаал, Коринн — ваши тройки отправятся на восток. Мы с Улисаном будем курсировать между вами, выполняя роль резерва и приманки одновременно. Если нам удастся справиться с магами, мы победим. Тай, мы выступаем.

Ауум вместе с Улисаном побежали по главной улице, мимо разгромленных и сожженных домов в гетто гиалан, иксийцев и туали, направляясь ко внешнему из четырех колец. Главная улица выходила на рыночную площадь, но в пределах внутренних колец аллеи и переулки представляли собой удобное место для засады и обороны. Большая часть зданий в первом кольце и в непосредственной близости от ворот уцелела, но повреждения, нанесенные многим домам, были настолько серьезные, что Ауум не решился задерживаться здесь надолго.

Воздух наполнился ревом и свистом. Ауум смотрел, как огненные шары и глыбы льда перелетают через стены и обрушиваются на улицы сразу же за воротами. В небе висели всего лишь трое магов. Заклинания врезались в хлипкие ворота и долбили стены с обеих сторон.

Из-под навеса, прикрывавшего их от наблюдателей, Ауум и Улисан видели, как вдребезги разлетелись ворота, а надвратная башня покачнулась и рухнула наружу, проделав проломы шириной с телегу в стенах по обеим сторонам. А огненные шары все продолжали падать, плавя тонкий металл, выбивая целые ряды заклепок и дробя камни на мелкие осколки.

И вдруг маги сместили прицел. Люди явно что-то заметили. Шквал огня обрушился на стены к западу от ворот. Остальные заклинания, перелетая через тот же участок стены, бомбардировали гетто гиалан. На месте разрушенных до основания домов поднимались клубы дыма, а осколки камней и щепки взлетали в воздух. Бастионы обрушились внутрь, сквозь них прорывались глыбы льда, а огненные шары поджигали доски и бревна, образовав брешь шириной в тридцать футов.

И в эту дыру Ауум увидел, как люди устремились в атаку одновременно с двух направлений.

— Улисан, за мной.

Они стремглав бросились вперед, прячась за остовами разрушенных зданий. Вокруг них падали заклинания, земля дрожала под ногами, а из узких переулков вырывались клубы пыли и дыма, отчего на зубах и во рту появился горький и резкий привкус магии.

— Следующий поворот направо, — скомандовал Ауум.

В здание перед ним врезалась ледяная глыба. Ауум оттолкнул Улисана влево, а сам щучкой прыгнул вправо, спасаясь от обломков бревен и досок, которые полетели во все стороны. Айсберг пробил дом насквозь, вылетел наружу и врезался в здание на другой стороне кольца. Оно не выдержало удара и обрушилось, засыпав улицу битым кирпичом и разбросав на двадцать футов вокруг замерзшую каменную крошку.

Ауум смахнул кровь, выступившую из пореза на щеке, и вытер руку о штаны.

— Улисан?

Архонт стал пробираться сквозь удушающее облако пыли. Он увидел, как зашевелилась груда мусора, и из-под нее вылез гигант ТайГетен. Ауум оттащил в сторону несколько бревен и помог другу подняться на ноги.

— Как ты, цел?

— Ты спас мне жизнь, — прохрипел Улисан.

— Думаю, у тебя будет масса возможностей ответить мне тем же. Ладно, идем на запад.

Ауум пробежал по соседней улице, направляясь к стенам, и свернул налево, подальше от главной дороги. Заклинания по-прежнему падали на город, но их становилось все меньше по мере того, как наступающие приближались к Катуре. Он уже видел лучников на бастионах, ведущих огонь по врагу. Пока он наблюдал за ними, двое погибли от вражеских стрел — одному стрела попала в глаз, другому пронзила грудь. Остальные отступили на вторую линию огневых позиций.

Ауум и Улисан вернулись в гетто гиалан. Дома здесь были в основном одноэтажными, улицы — прямыми, но узкими, а в самом центре располагалась чаша церемониального огня. Ауум услышал голоса соотечественников. Но сейчас большая часть зданий на участке, выходящем к стене на западной стороне, была разрушена, и в него рвались столбы дыма и длинные языки пламени. Завернув за угол, он увидел посреди улицы Акклана и Кепплера, стоявших на коленях по обе стороны от чьего-то неподвижного тела.

Ауум бросился к ним. Улисан не отставал от него. Заслышав шум их шагов, Акклан поднял голову. По щекам его, смывая грязь и копоть, текли слезы. Дисаарт был мертв. Три сотни лет он оставался заместителем Акклана. Настоящий герой среди ТайГетен.

— Ему не дали даже шанса сразиться с врагом, — сказал Акклан. — Кусок льда угодил ему в затылок. Это бесчестно.

— Так думают эльфы, но не люди. — Ауум обнял двух друзей и помог им подняться на ноги. — Мы все потеряли тех, кого любим. Враг пробил бреши в стенах позади вас. Теперь они атакуют нас на двух фронтах. Сражайтесь и за него тоже.

Они вчетвером двинулись прочь. Кепплер сильно хромал, припадая на левую ногу. Ауум заметил кровь у него на лодыжке.

— Ерунда, — поймав его взгляд, заявил Кепплер. — Я могу сражаться.

Уже через три поворота ему представилась возможность делом подкрепить свои слова. Гетто спускалось к пролому в стене. В него одно за другим ударяли заклинания, расширяя его так, чтобы в него могли протиснуться люди. На обломках бревен расположились лучники, готовые стрелять во все, что движется. Ауум придержал своих Тай, чтобы враг не заметил их. Здесь и через ворота солдаты противника выплеснулись на улицы Катуры.

— Отступайте к следующему перекрестку; я выманю их прямо на вас. Надо убрать магов.

Киллит с размаху ударил эльфийку. И еще раз. И еще. Рабыня давно уже не шевелилась и ни разу не вскрикнула. Она всего лишь раз взглянула на него, но при этом имела наглость выплюнуть кровь из разбитого рта прямо ему на сапог. Это была единственная реакция, которой он от нее добился.

— Ну что, полегчало? — съязвил Пиндок, сидя на бревне.

Его до смешного многочисленная охрана рассыпалась среди деревьев, оберегая своего подопечного на случай появления какого-нибудь необычайно агрессивного паука.

Киллит ненадолго задумался.

— Нет, — сказал он, наконец, и пнул бездыханное тело еще раз, просто чтобы увидеть, как оно содрогается. — По крайней мере, еще нет. Я всю ночь размышлял над этим, после того как отведал густого картофельного супа, и решил вот что. Сначала я прикончу все запасы вина Лореба, а потом забью до смерти каждого шарпа, который попадется мне на глаза, и тем самым внесу свой вклад в победу. А после буду думать, как убрать этого проклятого выскочку Джерала.

— Что ж, мне остается пожелать тебе удачи. Кажется, теперь его взял под свое крылышко Локеш, не так ли?

Издалека доносился топот бегущих ног, шум сражения, крики раненых и умирающих и гул взрывов заклятий. А совсем рядом раздавались шаги караульных, которым осточертело все на свете, и внезапный шум падения чего-то тяжелого — очевидно, кто-то из них споткнулся обо что-то, скрытое в палой листве, что нередко случалось в этом совершенно идиотском лесу.

— Яд не спрашивает разрешения даже у могучих лордов-магов. — Киллит опустил взгляд на свои сапоги. Они были доверху забрызганы грязью и кровью. Он сел, брезгливо стянул их и швырнул адъютанту. — Вычисти их. Когда мстишь, обувь должна быть чистой и сверкать, так я полагаю.

Адъютант наклонился, чтобы поднять сапоги, но потом пробормотал ругательство и выронил их снова.

— Ты что… — начал было Киллит.

Но адъютант смотрел не на него. Он глядел куда-то за спину командующему, и на ширинке у него расплывалось темное пятно. Киллит обернулся. Пиндок, скуля и причитая, уже пытался отползти в сторону, хотя и знал при этом наверняка, что у него ничего не получится. Где-то рядом раздался отчаянный крик — кто-то из солдат звал на помощь.

— Встань рядом со мной, Пиндок. По крайней мере, сделай вид, что ты — мужчина.

Киллит не боялся смерти. С другой стороны, ему еще никогда не приходилось так близко сталкиваться с нею. Теперь, когда она стала неизбежной, он даже ощутил облегчение при мысли о том, что ему не придется оправдываться перед своими хозяевами на Балайе. Он жалел только о том, что не успел надеть сапоги.

Киллит, стоя в дырявых носках и с мечом в руке, развернулся к ним лицом, потому что не хотел, чтобы его застали безоружным. Эльфы возникли словно из ниоткуда, но при этом сохраняли столь величественную осанку, что он даже ощутил чувство вины оттого, что стоит здесь, перед ними. Это был их лес и их земля.

Киллит смотрел, как они приближаются к нему и тем троим, что предпочли встать рядом с ним. Восемь размалеванных и покрытых татуировками эльфов, рядом с каждым из которых вышагивала пантера, полукругом остановились перед ним. Остальные, судя по крикам, окружали лагерь.

Киллит поднял меч, держа его обеими руками и прикрывая корпус. В следующий миг на него с места, без разгона, прыгнула пантера. Ее челюсти сомкнулись у него на плече, вырывая кусок мяса и опрокидывая генерала на усыпанную опавшими листьями землю. Воздух в мгновение ока улетучился у него из легких, а меч вылетел из рук. Нащупав его, он положил ладонь на рукоятку, ощущая некоторое успокоение.

Лежа на спине, Киллит видел, как бросились вперед Обращенные. Заверещал Пиндок, моля о пощаде. Его стонущие причитания не смолкали, и он вопил до тех пор, пока в его теле теплилась жизнь.

Киллит попытался было подняться, но на грудь ему навалилась чья-то фигура. Эльф смотрел на него, как на музейный экспонат, с любопытством, но холодно и безо всякой жалости. Он ничего не сказал, лишь наклонился и заостренными ногтями расцарапал генералу обе щеки. Тот взвыл от боли, будучи не в силах сдержаться.

Эльф вздернул ему подбородок, откидывая голову. Его ногти вспороли Киллиту лоб. Он заорал, требуя прекратить издевательство и крича, что не хочет служить посланием и напоминанием для остальных, тех, кого оставили в живых, но кто выглядел настолько омерзительно, что люди неловко отводили взгляды.

И только тогда эльф остановился, чтобы покачать головой.

— Значит, тебе повезло, — произнес он по-эльфийски, медленно и тщательно выговаривая слова, чтобы Киллит мог понять его. — Ты уже не будешь дышать, когда тебя найдут.

Глава 36

Подозреваю, что эльфы обладают естественным сродством к потоку маны, которая и обеспечивает им невероятную продолжительность жизни. Она же восполняет запасы жизненной силы и дает им энергию без необходимости непосредственного магическоговмешательства. В своих будущих экспериментах я намерен исследовать движение маны в эльфийском организме. К счастью, я не испытываю недостатка в объектах для опытов.

«О бессмертии», Истормун, лорд Калайуса

Ауум выбежал из укрытия, оказавшись на виду у сотен врагов. Брошенный им метательный полумесяц бессильно отскочил от магического щита, и он взялся за клинки. Уклонившись от стрелы, архонт увидел, как одни солдаты поворачиваются к нему, а другие направляются вглубь гетто. Он бросился вперед, подпрыгнул и прямой ногой ударил солдата, который обогнал своих товарищей. Приземлившись, Ауум присел на корточки.

К нему устремились сразу три меча. Один двигался слева направо. Ауум перепрыгнул через него и нанес удар с левой руки, так что его клинок рассек плечо нападавшему. Второй прямым выпадом нацелился ему в грудь. Прогнувшись назад, архонт вонзил клинок своему противнику в низ живота. От третьего он просто отпрыгнул в сторону, нанося удар снизу вверх в пах и рассекая жизненно важную артерию на внутренней поверхности бедра.

Подпрыгнув прямо с места, Ауум перекувыркнулся в воздухе и побежал. Коротко прозвучал приказ, и целый отряд врагов устремился за ним в погоню, выкрикивая обещания отомстить и оскорбления в адрес его матери. Он был слишком быстр, чтобы они смогли догнать его, и, завернув за угол, он увидел своих Тай, застывших в ожидании с метательными полумесяцами в руках.

Ауум подпрыгнул снова, на этот раз перелетев через своих Тай, и перевернулся в воздухе так, чтобы, приземлившись, оказаться лицом к врагам. А те толпой вывалили из-за угла. Улисан, словно дикий пес, пролаял короткую команду, и шесть метательных полумесяцев с протяжным воем пересекли разделяющее их пространство, и первый ряд солдат упал прямо под ноги своим товарищам.

Улисан повел своих побратимов в атаку, врезавшись в самую гущу противников. Из переулка слева выскочили Тай Илласта, Билаан и Ашосс, атаковав людей с фланга. Илласт с разбегу вонзил кинжал в лицо первого врага и опрокинул его на тех, кто бежал следом. Клинком в другой руке он парировал удар, нацеленный ему в шею, а Билаан пинком ноги отшвырнул солдата обратно.

Врагов насчитывалось около двух сотен человек. Солдаты кольцом окружили магов, оказавшихся в середине, защищая их от нападения. Улица была узкой, но заклинания расширили пространство для боя. Одни маги воздвигли щиты, а другие метали лед и пламень перед собой и в правую сторону. Над местом схватки стоял оглушительный шум, эхом отражавшийся от стен уцелевших домов. Грохот заклинаний, рушащих здания, смешивался с ревом голосов, лязгом стали и тупыми ударами клинков, разрывающими кожу и плоть.

Ашосс, оказавшийся в шаге от своего противника, ударил его ногой в лицо. Тот рухнул на землю, словно подрубленное дерево, не издав ни звука. Ашосс пробежал по его телу и высоко подпрыгнул, вращая клинками и раскинув руки в стороны. Приземлился он прямо посреди группы магов.

— Вперед! — заорал Ауум.

К нему присоединились Улисан, Кепплер и Акклан. Они вчетвером врубились в ряды врагов. Первым же ударом Улисан опрокинул своего противника на землю. Кепплер споткнулся на раненую ногу, и Акклан парировал выпад, которым кто-то из солдат вознамерился прикончить его. Ауум правым клинком отбил вверх нацеленный в него меч, а левый с размаху вонзил в грудь своего оппонента. Он слышал, как кричит Илласт, призывая Ашосса не увлекаться и отступать; но вместо этого к нему на выручку поспешил Билаан. Кровь фонтаном ударила в воздух, так что даже Ауум разглядел ее со своего места. Маги умирали.

Строй врагов распался: солдаты в центре повернулись, чтобы защитить магов, а те, кто оставался на флангах, продолжали двигаться вперед. Ауум отступил на шаг, а вслед за ним грозящую им опасность заметил и Улисан. Кивнув Аууму, он бросился в левую сторону. Ауум же устремился направо, оставив двух ТайГетен сражаться в центре.

Ауум увидел, как взлетел и опустился клинок Ашосса, но тут же закричал от боли и эльф. Заклинания больше не падали вокруг. Он метнул сюрикэн, но тот лишь бессильно отлетел в сторону. Ауум выругался; магические щиты были на месте. В голосе Илласта, раздающемся по другую сторону схватки, уже зазвучало отчаяние, а в центре Акклан уже не нападал, а лишь отбивался, стараясь спасти Кепплера. А раненый Тай отбросил всякую осторожность и с безумной яростью все дальше продвигался вглубь вражеских боевых порядков, разя их направо и налево.

Ауум атаковал с правого фланга. Ему навстречу шагнули сразу двое, прикрываясь мечами. Ауум приоткрылся и с размаху опустил правый клинок на голову стоящего слева солдата. Не прерывая движения, он совершил пируэт и вонзил левый меч в живот второму солдату.

По-прежнему не останавливаясь, он развернулся кругом и подпрыгнул, вытянувшись в струнку и перелетев через первый ряд сражающихся. Подобрав ноги, он взял клинки обратным хватом и обрушился сверху на головы врагов. Выбросив оба меча вперед и вниз, он почувствовал, как один впился в плоть, а второй провалился в пустоту.

Ашосс тем временем оказался в смертельной опасности. Вокруг него штабелем лежали тела солдат и магов, но враги окружили его со всех сторон. Лицо и грудь его покрывали многочисленные порезы, одна рука повисла плетью, а кровь из раны на плече пропитала рукав кожаной куртки. А Билаан находился еще слишком далеко, чтобы прийти ему на помощь.

Ауум вновь перебросил клинки, взяв их прямым хватом, и ударил ими крест-накрест, разя солдата в спину, а мага — в лицо.

— Билаан! Выходи из боя! — крикнул Ауум. — Я вытащу Ашосса.

Билаан услышал его. Он резко крутнулся на месте, выставив перед собой клинки и парируя удары, нацеленные ему в голову и грудь. Ашосс ударил прямой ногой, отбивая в сторону вражеский меч, а его собственный клинок врезался в бок магу. Его атаковал очередной противник. Ашосс отпрыгнул, но лезвие вражеского меча рассекло ему кожу на животе. Из раны выступила кровь.

— Ашосс, назад! — скомандовал Ауум.

Он ударил локтем в лицо солдата, бросившегося на него справа. В рядах врага возникло замешательство, и Ауум удвоил усилия. Его клинки веером замелькали перед ним, и удары градом обрушились на врагов, прокладывая ему путь к побратиму. Ашосс принял на свой клинок очередной удар, но споткнулся о труп под ногами и упал.

Ауум плечом оттолкнул с дороги последнего солдата, сунул клинок под ребра магу и наклонился, чтобы поднять раненого воина ТайГетен. С обеих сторон и спереди на него обрушились удары. Левой рукой Ауум схватил Ашосса, пытаясь поставить его на ноги, а правой парировал нацеленный ему в бок выпад. Выбросив левую ногу, он опрокинул очередного противника и перенес вес тела на правую ногу. Невыносимый смрад крови и человеческих тел забивал ему ноздри.

— Уходим!

Ашосс, наконец, обрел опору под ногами, и оба они стали пробиваться наружу. Ауум видел, как отчаянно сражаются Билаан и Акклан, пытаясь проложить путь к отступлению. На них со всех сторон вновь обрушились удары. Архонт шагнул навстречу одному, заметив, как чужой меч высек искры, ударившись о мостовую. Он парировал и второй выпад, но третий достиг цели, ранив Ашосса в лицо и шею.

Ноги Ашосса подогнулись, но Ауум не позволил ему упасть. Обхватив собрата за пояс, он волоком протащил его сквозь шеренгу врагов, воспользовавшись их минутной заминкой.

— ТайГетен, отрываемся и уходим, — прокричал он.

Илласт и Билаан стремительно атаковали людей, после чего развернулись и подхватили Ашосса, забрав его у Ауума, и побежали вдоль улицы. За ними последовали Улисан, Акклан и Кепплер. Последний припадал на раненую ногу, и его тоже приходилось поддерживать. Засвистели стрелы. Вскоре за ними последуют заклинания.

Ауум бежал рядом с Улисаном. В двух кварталах впереди улицу перекрыли люди и быстро двинулись им навстречу.

— Следующий поворот налево, по моей команде.

Сзади и спереди в них полетели стрелы. Ауум понял, что лучники целятся в тех, кто тащил на себе раненых. Кепплер тоже это заметил и оттолкнул товарищей, помогавших ему. Улисан вновь схватил его за руку.

— Отойди в сторону, — крикнул Кепплер. — Не лезь под стрелы. Со мной все будет в порядке.

Не успел он сделать и шага, как очередная стрела вонзилась ему прямо в глаз, и он мертвым рухнул на землю. Акклан выругался и сделал попытку атаковать стрелков, но Улисан успел перехватить его и увлечь за собой в переулок. Сверху их заметил маг, находившийся слишком высоко, чтобы его можно было подстрелить. Но с правой стороны к нему все-таки устремились несколько отравленных стрел, заставив его подняться еще выше. Улисан выбил плечом дверь первого попавшегося дома и побежал в заднюю его часть, ища второй выход. Он вывалился на улицу, пересек ее и оказался в еще одном узком переулке.

Позади них дождем посыпались заклинания, обдавая эльфов волнами жара. Один огненный шар угодил в соседний дом, и тот обрушился, а вслед за ним, словно костяшки домино, рассыпались и остальные здания ленточной застройки.

— Улисан, пора возвращаться, — сказал Ауум.

Оглянувшись, архонт увидел, как Илласт и Билаан остановились, опустив Ашосса на землю. Илласт закрыл Ашоссу глаза и бережно поцеловал. Когда он выпрямился, в его собственных зрачках горела холодная ярость.

Улисан вывел их на улочку пошире. По перекрестку, находившемуся от них не далее чем в тридцати шагах, пробежали люди, направляясь к первому кольцу, и над головами у них пролетело несколько заклинаний. И вдруг среди врагов возникло замешательство. Зазвучали встревоженные голоса, и люди остановились, взяв оружие на изготовку и запрокинув головы.

Ауум увидел в воздухе летящего воина ТайГетен, вытянувшего в стороны руки с клинками. Это была Тринн. Она приземлилась в самой гуще врагов. В воздухе повис кровавый туман. Совсем как в случае с Ашоссом, вот только на этот раз Ауум не собирался позволить храброй эльфийке умереть. Архонт врезался в правый фланг противника, отчаянно прорубаясь к ней на помощь. Клинки Тринн слились в один сверкающий круг. Люди инстинктивно расступались вокруг нее, но лишь попадали под удары Илласта, Билаана, Акклана и Улисана.

Ауум ударил в лицо рукоятью меча оказавшегося перед ним солдата, разбив ему переносицу. Тот, шатаясь, попятился, машинально вскидывая меч над головой, чтобы защититься, но сделал это так неудачно, что раскроил им череп своего соседа. Ауум перерезал ему горло и отступил на шаг, оказавшись рядом с Илластом.

Тот парировал удар, нацеленный ему в бок. Но второй выпад проткнул ему левую руку выше локтя. Из раны потекла кровь. Но тут Билаан шагнул вперед, не давая солдату времени вновь поднять меч, и ударил его кулаком в лицо. Ауум оглянулся и полоснул клинком по груди мужчины, который только начал разворачиваться к нему. Второго он ударил прямой ногой в низ живота и, крутнувшись на месте, сопроводил его сокрушительным ударом в висок, опрокидывая солдата на землю. Услышав, как вскрикнула от боли Тринн, он заработал клинком, пробиваясь к ней. К ним на выручку поспешил Улисан.

Люди предостерегающе кричали, призывая отступить и перегруппироваться, и требовали подкреплений. Но в их рядах свирепствовали сразу восемь воинов ТайГетен, так что все было напрасно. Ауум уже почти добрался до Тринн, а с другой стороны к ней пробились ее Тай. Ауум оттащил солдата за волосы и вонзил ему меч в поясницу. Тот упал, и архонт перешагнул через него.

Какой-то шустрый солдат воровато ткнул Тринн в бедро. Девушка потеряла равновесие и начала падать. Солдат уже замахнулся мечом, готовясь добить ее. Заметив это, вперед с ревом метнулся Поррак, один из ее Тай, и парировал удар. Но при этом он раскрылся сам, и вражеский меч пропорол ему живот, отчего внутренности вывалились наружу.

Поррак закричал от боли и упал. Тринн выкрикнула его имя и в бешенстве перерубила шею его убийце.

— Вперед! — приказал Ауум. — Прорываемся.

Он ударил мечом по ноге одного солдата, оттолкнул плечом в сторону другого и подхватил Тринн одной рукой. Пригнув голову, он помчался прямо на шеренгу солдат, которые перегородили ему путь. Тем, правда, было уже не до него — их атаковал Атаан, заместитель Тринн, и Ауум вслепую ударил мечом, не видя, кого убивает. Он услышал, как Улисан испустил жуткий боевой клич, за которым последовал отчаянный крик умирающего человека.

Прорвавшись сквозь ряды противника, Ауум нырнул в первый же переулок, ведущий к главной дороге.

— Атаан, отрывайся и уходи!

Воин ТайГетен нанес последний удар и бросился прочь. Ауум отпустил Тринн и оглянулся. Все остальные благополучно вышли из боя. Но прямо впереди люди неудержимым потоком вливались в город, на который продолжали падать заклинания. Вскоре солдаты доберутся до жителей, и Ауум страшно было даже представить себе, какая бойня может начаться.

Катура испуганным эхом вторила грохоту рушащихся зданий и победному реву людей. Столбы дыма поднимались в небо, и смрад клубился на изуродованных улицах. В воздухе повис горьковатый запах горящей древесины. Земля под ногами Меррат вибрировала от взрывов и топота сотен человеческих ног — захватчики хлынули в город.

Она осторожно выглянула из-за угла и окинула взглядом улицу. Откуда-то слева вдруг выскочила Иссет и со всех ног бросилась по центру практически неповрежденного гетто туали. Вот она затормозила и нырнула в переулок, погруженный в глубокую тень.

— Сюда идут Тай Коринн. Но ее преследуют несколько сотен солдат, охраняющих отряд примерно из восьмидесяти магов. Их слишком много.

— Шансы есть всегда, — ответила Меррат. Она подала знак на противоположную сторону улицы, где в такой же засаде затаился Графирр. — Помните: мы бьем по магам и сразу же уходим. Приводим их в следующую ловушку. Не останавливайтесь, чтобы подобрать мертвых. Тай, помолимся.

Меррат опустила голову, но короткий свист Графирра прервал ее недолгую медитацию. Графирр показывал вверх. Там вдоль улицы летел маг-наблюдатель, старательно держась вне досягаемости выстрела из лука. Вот он повернул и направился обратно к воротам. Меррат прижалась к стене дома, стараясь стать как можно незаметнее.

Как только маг пролетел над ними, Меррат снова высунулась из-за угла, и вовремя: она увидела, как на улицу выбежала Коринн в сопровождении своих Тай — Аркииса и Перрара. За ними, отставая на несколько шагов, гнались люди. Их крики и улюлюканье, звучавшие до сего момента приглушенно, стали слышны отчетливо и эхом раскатились по улице. Они были похожи на шакалов, злобно завывающих в погоне за жертвой. Жажда крови туманила им разум, и они даже не подозревали о том, что бегут прямиком в ловушку.

— Держись, Коринн. Сохраняй хладнокровие, — прошептала Меррат.

И она словно услышала его. Вокруг ее Тай начали падать стрелы, но ни одна не попала в цель. Зато несколько отскочили от магических щитов, породив гневные и возмущенные вопли. Она находилась слишком близко к солдатам, чтобы маги рискнули ударить заклинаниями, и подавляла в себе желание ускорить бег, чтобы обрести временное убежище в лабиринте переулков, в одном из которых затаилась и Меррат.

И вдруг какое-то движение в воздухе привлекло внимание Меррат. Маг-наблюдатель вернулся и теперь завис над центром улицы, выбирая цели. Еще через несколько мгновений от главных сил людей, сосредоточенных у городских ворот, по широкой дуге прилетели огненные шары, волоча за собой длинные дымные хвосты. Гроздья сине-коричневых сфер, шипящие и плюющиеся огнем, обрушились на дома по обеим сторонам улицы примерно в тридцати ярдах позади Коринн и ее отступающих Тай.

В воздух взметнулось пламя и куски горящего дерева. Мостовую засыпало пылающими обломками. Меррат услышала, как с грохотом рухнул дом, и мимо них прокатилась волна жара и грохота, вновь наполнив воздух отвратительным запахом магии. Меррат увидела, как маг-наблюдатель скрестил руки на груди.

— Мимо, — сказал Нианн.

— Нет, они не промахнулись, — возразила Меррат и знаком подала сигнал Графирру, чтобы тот был наготове. — У Коринн неприятности.

В воздухе похолодало настолько стремительно, что очередной вдох застыл у Меррат на губах. С обеих сторон улицы ударили волны леденящего холода, разметав горящие здания и валя на землю все, что еще не успело упасть, и гася огонь. В небо рванулись клубы дыма и пара. Меррат выругалась и испустила тревожный рев черной обезьяны-ревуна.

— Тай, вперед!

Она вывела своих Тай на улицу. На другой стороне Графирр последовал ее примеру, а маг над головой отчаянно замахал руками, подавая сигналы. Заслышав приказ отступать, Коринн лишь обернулась, но не ускорила движения.

— Коринн! — во всю силу легких закричала Меррат. — Беги к нам! Скорее!

Словно в замедленном сне, Меррат увидела, как Коринн оглянулась на разрушенные здания у себя за спиной с таким видом, словно впервые увидела их после того, как побежала со своими Тай. Но в этот момент по холодным, обугленным обломкам на улицу впереди выбежали первые люди, и вскоре она целиком была запружена людьми.

— Вперед, атакуем! — закричала Меррат. — Надо проложить Коринн путь к отступлению.

Люди, бежавшие сзади, встретили появление подкрепления воодушевленным ревом. Меррат стремительно повела своих Тай в атаку. С высоких зданий во внешнем кольце засвистели стрелы эльфийских лучников. Несколько человек были убиты, но почти мгновенно маги воздвигли щиты, от которых стрелы лишь бессильно отскакивали, а на позиции лучников начали падать заклинания.

На бегу Меррат выхватила свои парные клинки и врезалась в толпу людей. Нианн и Иссет не отставали от нее ни на шаг. Справа от них в строй солдат врубился Графирр со своими воинами. Несколько десятков людей развернулись к ним, предоставив остальным разбираться с Тай Коринн. Меррат заметила, как Коринн, пригнувшись, заработала обоими клинками, уже густо окрашенными кровью, намереваясь унести с собой как можно больше врагов.

Меррат парировала удар вражеского меча и вторым клинком перерубила солдату шею. В воздух фонтаном ударила кровь, заливая соседей, и ее противник беспомощно повалился на бок. Меррат шагнула вперед, прикрывая клинками голову и грудь. Она услышала, как хрипло выдохнула Иссет, и вслед за этим раздался истошный вопль кого-то из хумансов. Уголком глаза Меррат отметила, как сверкнули сбоку клинки Иссет: один, высекая искры, с лязгом столкнулся с вражеским мечом, а второй по самую рукоятку погрузился в шею противнику.

В следующий миг Меррат пригнулась, пропуская над головой широкий замах, и вонзила оба своих клинка в живот врагу. Выпрямившись, она небрежно оттолкнула труп в сторону и шагнула вперед. Ее Тай неотступно следовали за ней.

— Идем дальше, — сказала она. — Мы должны прорваться.

Но люди на флангах сообразили, в чем заключалась цель их отчаянной атаки по центру, и начали огибать место схватки, чтобы замкнуть кольцо окружения. А сверху маг-наблюдатель обрушивал на них все новые заклинания огня и льда. Меррат, Коринн и их Тай оказались в плотном кольце врагов.

— Меррат! — Это подал голос Графирр. — Их слишком много. Надо прорываться обратно, иначе мы погибнем.

Меррат ударила рукоятью меча в лицо своего противника, а вторым клинком отбила выпад, нацеленный в Нианна. Тот отреагировал очень быстро: выпустил кишки человеку, а потом качнулся вперед и в сторону, уходя от выпада, направленного ему прямо в сердце. Иссет же, в свою очередь, жестоким пинком раздробила коленную чашечку своему врагу и коротко шагнула к нему, встретив его ударом локтя в лицо, а вторым ударом пронзила ему сердце клинком.

— Нет! Мы не можем оставить их умирать, — крикнула в ответ Меррат.

Но в глубине души она уже поняла, что он прав: ряды людей становились все плотнее. Короткий взгляд назад подсказал ей, что еще немного, и им окончательно отрежут путь к отступлению, а донесшийся спереди отчаянный эльфийский вскрик, за которым последовал торжествующий рев, подсказал ей, что кто-то из Тай Коринн только что принял смерть. Меррат отступила на шаг; ей нужно было несколько мгновений, чтобы принять решение.

И вдруг она оказалась совсем рядом — Коринн. Она высоко подпрыгнула над головами людей, прижав колени к груди и совершая вращательные движения клинками, с которых капала кровь. Одежда ее насквозь промокла от крови, текущей из многочисленных ран по всему телу. Меррат взглянула подруге в лицо. На лбу красовался длинный порез, а щеки и подбородок были залиты кровью. Рот открылся в яростном крике, а в глазах полыхала жаркая ненависть к врагам.

Глаза всех обратились на нее, когда с губ Коринн сорвался яростный крик. Один из ее клинков впился в шею какому-то солдату, наполовину перерубив ее. Из раны струей ударила кровь, и Коринн восторженно закричала. Но когда она начала опускаться, навстречу ей взметнулся неприятельский клинок, погрузившись ей в живот. Она нашла глазами своего убийцу и вонзила свой второй меч ему в грудь по самую рукоять. В следующий миг оба исчезли из виду, погребенные толпой врагов.

— Нет! — закричала Меррат и сделала попытку броситься вперед.

Иссет схватила ее за руку и оттащила назад.

— Надо уходить. Немедленно.

За миг до того, как вновь окунуться в горячку боя, в голове у Меррат прояснилось, и она повернулась и побежала, криком сзывая своих Тай. Рядом с нею оказался Графирр. Лицо друга было серым и злым, и горечь поражения доставляла ему буквально физическую боль. Люди за их спинами возмущенно заорали и бросились в погоню.

Меррат бежала мимо домов, разрушенных человеческой магией. Улицу впереди перепахали разрывы новых заклинаний. В воздух взвились языки пламени. Дома рушились по обеим сторонам от них, а за ними обнаруживались все новые толпы людей, заполонившие улицы города. ТайГетен побежали еще быстрее, хотя это и казалось невозможным. Меррат вела их к узкому проему между двумя еще целыми зданиями.

В воздухе засвистели стрелы, с глухим стуком вонзаясь в дерево и землю, но ни одна из них не попала в цель. Меррат с разбегу затормозила у прохода, заталкивая своих подопечных внутрь.

— Не останавливаемся. Надо добраться до главного места сбора.

Она в последний раз оглянулась на преследователей и стремительно присела, а в следующий миг в доски, там, где только что была ее голова, вонзились сразу три стрелы. Она устремилась вслед за своими воинами, чувствуя, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Но от людей они легко оторвались в лабиринте улочек и переулков, которые соединяли гетто туали с кварталом, в котором обитали иксийцы, а уже оттуда добрались и до самого сердца Катуры.

Оказавшись на месте сбора, они остановились, и Графирр обернулся, глядя Меррат в лицо.

— Разве можно победить такую мощь? — спросил он.

Меррат положила обе руки Графирру на плечи, стараясь отогнать тревогу, которая грозила захлестнуть и ее саму. Как легко они были разбиты. Против магической мощи людей они оказались бессильны.

— Мы будем драться до конца, потому что у нас нет иного выхода, — сказала Меррат. — Мы будем драться, пока в живых остается хоть один из нас.

Стоявшая рядом с нею Иссет вдруг покачнулась.

— Иссет?

— Все нормально, я просто… — По лицу ее промелькнула какая-то детская растерянность, и она упала на колени, а потом повалилась на бок. — Меррат?

Меррат присела рядом с подругой. Из уголка ее губ показалась тоненькая струйка крови. Меррат внимательно осмотрела ее. Под левой подмышкой у Иссет быстро расплывалось пятно крови.

— О нет, — выдохнула Меррат.

— Все в порядке, — задыхаясь, проговорила Иссет. — Я знала, что этим все кончится.

— Ты должна была выйти из боя и позвать на помощь.

— Я никогда не бросаю своих Тай в беде. — Иссет улыбнулась. — Я сразу поняла, что это — конец. Смысла звать на помощь не было.

Улыбка Иссет увяла, она нашарила руку Меррат и судорожно сжала ее. Меррат смотрела ей в глаза, пока последний вздох не слетел с ее губ. Меррат почувствовала, как чья-то рука легла ей на плечо.

— До тех пор, пока в живых остается хоть один из нас, — сказал Графирр.

— До последнего, — ответила Меррат. — Осталось уже недолго.

* * *

— Чтоб мне провалиться на этом месте, я снова чувствую себя так, словно мне опять двадцать пять лет, — вскричал Локеш.

Хунд не знал, что изумляет его сильнее — умение и опыт главного мага или его радость. Ничего подобного ему до сих пор наблюдать не приходилось. Лорд-маг был мокрым от пота, но он заразил своей уверенностью и вывел на поле боя свыше пятисот магов, где они делали именно то, чего хотел от них Джерал.

Они только что миновали ворота в окружении четырех рядов солдат, готовых защитить их от любого нападения. ТайГетен пришлось отступить, и, по крайней мере, трое из них погибли. Джерал возглавил наступление на центр города. Эльфийские лучники не могли пробить магическую защиту, а горожан вообще нигде не было видно — после того, как ополчение было разбито, гражданские куда-то попрятались. Над головами солдат то и дело пролетали заклинания, обрушиваясь на здания впереди, срывая крыши, разрушая стены и обращая в пепел все, что попадалось на пути. Совсем скоро здесь не останется ни одного потайного убежища. Это был лишь вопрос времени.

Хунд следил за тройкой магов, круживших над тремя передовыми отрядами Джерала, который вел наступление сразу по трем направлениям. Храбрецы, однако. Несмотря на все уговоры Локеша, Хунд так и не согласился надеть сегодня крылья; на эту роль вызвались всего лишь трое магов. До сих пор им удавалось очень эффективно находить ТайГетен и стрелков из луков, так что преимущества от их нахождения в воздухе оказались поистине неоценимыми.

Локеш выпустил заклинание. Синий шар, внутри которого зрелищно бесновались ослепительно-белые молнии, отправился в полет, стремительно и неотвратимо приближаясь к домам, что окружали центральную рыночную площадь Катуры. Хунд провожал его взглядом. Пробив ставни, он влетел внутрь и там взорвался.

Ударная волна оказалась настолько сильной, что крыша содрогнулась, не выдержав напора, и провалилась, а ставни и окна с грохотом вылетели наружу. Внутри стен затрещали деревянные перекрытия, и все здание наклонилось вправо. Верхний этаж обрушился вниз, здание не выдержало собственного веса и сложилось, как карточный домик. В воздух столбом поднялась пыль, а восторженные крики заглушили треск ломающегося дерева.

Шум оглушал, и Хунд сначала даже не расслышал тревожных криков. Он настолько увлекся созерцанием зрелища рушащегося дома, что толчок в спину застал его врасплох и он едва не сбил с ног стоявшего перед ним мага.

— Какого… — Хунд обернулся, чтобы отпихнуть солдата. — О, черт, черт, черт!

Зарычала пантера. Хунд видел, как она прыгнула, и огромные челюсти, с которых капала слюна, сомкнулись на голове беспомощного солдата. Позади зверей стояли высокие разрисованные эльфы. Ногти у них на руках были отточены до бритвенной остроты, а зубы специально заострены, чтобы рвать мясо с костей. Хунду показалось, что они со своими пантерами были повсюду. В воздух взлетели мечи; фонтанами ударила кровь; закричали люди. Шеренга солдат, защищавшая магов, качнулась вперед, оттесняя эльфов, чтобы дать колдунам хоть немного свободного места.

— Сосредоточиться! — заорал Локеш.

Хунд еще никогда не слышал такого испуга в его голосе. Забыв об Обращенных, он обернулся. Локеш смотрел на мага, стоявшего рядом с ним. Хунд не знал, как его зовут, но тот был мокрым от пота и шатался, словно пьяный. Его буквально парализовал страх. А ведь он явно собирался ударить заклинанием в тот момент, когда началась атака. Солдаты напирали на них со всех сторон, а маги пытались оттолкнуть их, криками требуя дать им свободное место, чтобы можно было составить заклинания.

— Я не могу… — прошептал маг, плача, как ребенок.

— Нет, можешь, — твердо сказал Локеш. — Почувствуй форму и стабилизируй ее.

Хунд дотянулся до потока маны и увидел форму, которую принял шар в исполнении молодого мага. Он был дырявым и вместо того, чтобы вращаться вокруг своей оси, растягивался в овал, который колыхался и содрогался. Хунд с трудом проглотил комок в горле. Если маг потеряет контроль над своей конструкцией, она взорвется, расплескав губительный магический огонь во все стороны.

— Отпусти ее! — сказал Хунд. — Пусть летит!

Но тут сзади на него обрушился сильный удар. Он не устоял на ногах и с силой толкнул руками в спину мага, стоявшего перед ним. Хунд рухнул на землю, его придавило чем-то тяжелым, и он ощутил прикосновение чего-то горячего и влажного к своей шее.

Перекатившись на спину, он сел, пытаясь сбросить с себя тяжесть. Это оказался труп солдата с разорванным горлом. Хунд заорал и стал отползать в сторону.

— Сожми его! — надрывался Локеш. — Уменьши форму!

Все вокруг двигалось, как в замедленном сне. Сквозь мельтешение рук и ног Хунд нашел взглядом молодого мага. Люди вокруг двигались в разные стороны; одни хотели бежать прочь, другие старались развернуться навстречу Обращенным. Мимо него черной тенью скользнула пантера. В толчее он разглядел ноги эльфов, а потом увидел, как юный маг проиграл борьбу с собственным заклинанием.

Молодой человек открыл рот, чтобы закричать, когда плоть начала таять у него на лице. Он поднес руки к щекам, и тут глаза его взорвались, кровь хлынула изо рта, а голову охватило пламя. Волосы вспыхнули и сгорели в мгновение ока, кожа почернела и струпьями осыпалась с черепа, а губы распухли и лопнули.

Он потянулся к Локешу, но лорд-маг, все еще работающий с потоком маны, оттолкнул его.

— Беги! — крикнул он. — Беги!

Локеш попытался протиснуться сквозь толпу, но было уже поздно. Молодой маг взорвался, превратившись в столб пламени. Огонь побежал по потоку маны, захлестывая остальных магов, творящих заклинания. Хунда отбросило назад, когда невидимая рука ударила его в грудь, а Локеша вообще оторвало от земли и подбросило футов на десять в воздух, швырнув на головы солдат в шести рядах впереди. Лицо его обгорело до костей.

Два мага-наблюдателя, круживших над ними, подлетели ближе. Хунд увидел, как крылья у одного из них за спиной затрепетали и опали, а другой, в ужасе от увиденного, понесся прочь, крича во все горло.

— Он погиб! Локеш мертв!

— Раскол! Раскол!

По рядам солдат прокатилась паника, словно рябь на озере от порыва сильного ветра.

— Нет, нет, нет! — забормотал Хунд, но обнаружил, что у него нет сил даже на то, чтобы закричать. — Это не Раскол. Вернитесь. Вы должны повернуться и сражаться.

Он с трудом поднялся на ноги. Повсюду бушевало пламя. В густом дыму он даже не мог сосчитать мертвых. Хунд услышал, как кто-то криком призвал солдат сохранять спокойствие и порядок, чтобы оттеснить Обращенных, но те не могли пробиться сквозь ряд обезумевших магов.

Хунд снова споткнулся. Вокруг него были люди. Маги в панике разбегались по горящим переулкам. За ними по пятам гнались пантеры и эльфы, убивая их, как загнанную дичь на охоте. Хунд уже собрался потянуться к потоку маны, но в самый последний миг испугался того, что может обнаружить. Локеш погиб. Магические щиты рухнули.

Хунд не знал, что делать. Со всех сторон его окружали люди, но он чувствовал себя совершенно беззащитным. А Обращенные продолжали атаковать, и теперь уже чей-то крик донесся из передних рядов армии.

— Вот они! — истошно завопил кто-то. — Лучники на крышах домов. Дайте мне щиты. Хунд!

Кажется, Джерал был где-то совсем рядом, но Хунд уже не мог мыслить связно. Он услышал рев пантеры и отпрыгнул, оказавшись вдруг по соседству с Джералом. Капитан с размаху нанес удар, и маг услышал, как зверь яростно взвыл от боли.

— Колдуй, — выдохнул Джерал, отступая к центру армии, машинально почесывая шрамы на щеках. — Ты же можешь.

— Не могу, — пролепетал в ответ Хунд. — Локеш погиб. Я не…

Мимо левого виска прошелестел порыв холодного ветра, и Хунд увидел, как в землю воткнулась стрела. В следующий миг он ощутил резкий толчок в плечо. Маг застонал и пошатнулся.

— Я ранен, — сказал он. — Джерал, меня ранили.

Перед глазами у него все плыло. Он попытался вдохнуть, но воздух отказывался идти в легкие. Хунд схватился руками за горло, но пальцы потеряли чувствительность. Ноги у него подогнулись, и он упал на колени. По телу прокатилась волна жгучей боли, и каждая жилка застонала и заверещала в тисках огненных объятий. Хунд бессильно царапал ногтями горло. Ему нечем было дышать, легкие горели, он отчаянно пытался сделать вдох, но все было тщетно. Воздух улетучился, а рот не открывался.

— Все в порядке, Хунд, я держу тебя. С тобой все будет в порядке, — сказал Джерал.

Хунд упал лицом вперед, не в силах ни отвернуть голову, ни выставить руки перед собой. Глаза его были широко распахнуты, но он уже ничего не видел. Боль стала невыносимой, и он потерял голос. А потом звуки боя стихли вдали, и последнее, что он услышал, был Джерал, криком зовущий на помощь.

Глава 37

Гаран ищет смерти при каждом удобном случае. Означает ли это, что и дух человеческий тоже должен претерпеть эволюцию, чтобы сполна принять бессмертие?

«О бессмертии», Истормун, лорд Калайуса

Пелин видела, как все случилось, и поняла, что пришло их время. В самой гуще врагов вспыхнул гигантский факел, и заклинания прервались. Она видела, как запаниковали люди и как одного из них подбросило в воздух. Обращенные наверняка потеряли многих, но своего добились. Ей оставалось лишь надеяться, что и Ауум видел все, где бы он ни находился.

Она возвысила голос, подавая команду идти в бой, и повела за собой три сотни тех, кто собрался в Зале Аль-Аринаар, к центральному кольцу, туда, где захлебнулось наступление людей. На крыши уцелевших зданий с обеих сторон поднялись лучники и открыли огонь. Наконец-то их отравленные стрелы начали достигать цели; магические щиты рухнули.

Пелин выстроила своих гвардейцев в шеренгу, а за ними следовало кое-как обученное народное ополчение из катуранцев. В других концах города под командой Тулана и Эфрана были собраны такие же силы, готовые отразить нападение людей. Всем же остальным горожанам было приказано укрыться на берегах озера и возле водопадов, то есть отойти как можно дальше на юг, пока путь им не преградят отвесные скалы.

Люди превосходили их числом в соотношении пять к одному, но без магии Пелин сомневалась в их мужестве. Обежав вокруг горящего и разрушенного здания суда, она оказалась на площади, где горели эльфийские храмы и метались охваченные паникой люди.

Пелин взвыла от ярости и ускорила шаг. Враги увидели ее и, после недолгого замешательства, по команде своего офицера, выстроились в боевые порядки. Из задних рядов полетели стрелы, и трое гвардейцев Аль-Аринаар упали. Погибли и несколько катуранцев, которым так и не представился случай защитить свой родной город. Но атакующие не остановились.

Пелин во главе передней шеренги своих бойцов схлестнулась с людьми. Она приняла лезвие вражеского меча на эфес своего, отвела его в сторону и ударила солдата в лицо. Затем она полоснула его по груди и пинком под ребра опрокинула наземь, прямо под ноги его товарищей.

Ее атаковали сразу двое. Она пригнулась, уходя от широкого замаха, и выбросила навстречу левый кулак, чувствуя, что высадила противнику зубы и разбила губы. Выпрямляясь, она парировала выпад, нацеленный ей прямо в живот, и отступила на шаг, переводя дыхание. Ее вновь атаковал какой-то солдат, на сей раз целясь ей мечом прямо в голову. Она едва успела подставить под удар свой клинок и отвела его в сторону, а потом выбросила ногу вперед, угодив ему прямо в живот. Но он оказался очень быстр, и кончик его меча рассек ей щеку, когда она попыталась отбить его выпад.

Рядом с нею с залитым кровью лицом и раскроенным черепом рухнул один из гвардейцев Аль-Аринаар. В образовавшуюся брешь устремился ula из народного ополчения и сильнейшим ударом лопаты рассек лицо своему врагу от правого глаза до левой щеки, переломав ему все кости и сбив с ног. Человек врезался в того солдата, которого атаковала Пелин, и она воспользовалась случаем всадить ему в грудь свой клинок по самую рукоять, пробив кожаные доспехи.

Ополченца с лопатой тут же зарубили, но это не остановило остальных горожан. Еще один закрыл собой брешь, орудуя вилами, от острых зубьев которых испуганно шарахнулся кто-то из солдат. Пелин поспешила на помощь к своему бойцу. Стремительно присев, она резким ударом раздробила коленные чашечки своему оппоненту и, выпрямляясь, атаковала его прямым ударом в голову. Ее клинок скользнул по лезвию чужого меча и вошел солдату в шею.

Пелин начала задыхаться. Сердце учащенно билось в груди, и она чувствовала, как по спине ручьями течет пот. Руки у нее ныли, а ноги дрожали от напряжения. Она отчаянно нуждалась хотя бы в глотке воды. Ей позарез нужен был ее нектар. Но она знала, что не получит ни того, ни другого. Пообещав себе, что, как только сражение закончится, она вволю напьется и примет столько нектара, сколько сможет найти, она тряхнула головой, чтобы зрение ее прояснилось, и снова бросилась в бой.

Ауум видел, как упал на землю последний из магов-наблюдателей: призрачные крылья за его спиной сложились и исчезли. Теперь его лучники, вооруженные отравленными стрелами, стали хозяевами положения, сея смерть и внося панику в ряды людей в центральном кольце. Ауум повел своих Тай по боковой улочке, выходящей на рыночную площадь. Люди сломали ряды и бросились в разные стороны — маги искали спасения в лабиринте переулков. Обращенные преследовали их по пятам.

— Марак, передай Графу и Меррат, что они должны немедленно атаковать. Потом вместе с Аккланом иди на запад. Акклан, на тебе закатная сторона. Возьми с собой Ориаала и Илласта. Нужно, чтобы и там катуранцы нанесли удар по людям до того, как к ним вернется магия. Тай, мы выступаем.

Ауум побежал к рыночной площади вместе с Улисаном, Тринн и Атааном. Здесь людей атаковали в лоб и с тыла. Пелин искупила свою вину, а Обращенные… Наверное, слова Ауума, сказанные целую вечность назад в глубинах тропического леса, наконец-то дошли до сознания Серрина. Но теперь это уже не имело значения. Они пришли, и их появление изменило ход сражения.

Они выбежали на площадь, перепрыгивая через трупы магов и догоняя пантер, которые устремились обратно к своим хозяевам. Только здесь Ауум смог сполна оценить масштаб того хаоса, что посеяли Обращенные. Они продолжали наступление на северном краю рынка у частично разрушенного храма Инисса, заблокировав соседнюю улицу, чтобы люди не смогли ударить им в тыл. Лучники, засевшие на обугленных балках и стропилах домов, посылали стрелы через их головы в толпу врагов.

На южной стороне Пелин и ее гвардейцы пытались отбить организованную контратаку, а в центре маги, вооруженные одними лишь кинжалами, искали защиты у солдат. Боевые порядки людей распались, и они небольшими группами были разбросаны по всей площади, причем большинство отчаянно искали пути поскорее убраться отсюда.

— Идем вперед и помогаем Пелин отразить нападение, — приказал Ауум.

Лучники людей стреляли по задним рядам бойцов Пелин и по крышам домов на окраине кольца, пытаясь выбить оттуда охотников. А прямо впереди солдаты, охранявшие фланг, и маги, оказавшиеся в центре сражения, заметили ТайГетен и развернулись к ним лицом.

— Сюрикэны, — скомандовал архонт.

Лишенные защиты своих магических щитов, люди в полной мере ощутили на себе убийственную силу стальных полумесяцев. Ауум метнул два, и оба они нашли свои жертвы. Он услышал заунывный вой новых сюрикэнов, отправившихся в полет, и увидел, как один снес верхушку черепа зазевавшемуся солдату, а другой перебил магу руку, в которой тот держал кинжал.

Ауум выхватил свои парные клинки и побежал прямо на врагов, рассчитывая добраться до Пелин. Люди изготовились к бою, но у него не было для них времени. За два шага до строя он подпрыгнул, совершил переворот через голову и приземлился за их спинами, в самой гуще магов и лучников.

Колдун, оказавшийся у него на пути, испуганно заверещал; Ауум разрубил ему плечо и оттолкнул в сторону. В следующий миг к нему развернулся лучник и выстрелил почти в упор; Ауум увидел, как летит в него стрела, и прянул вправо, а потом взмахнул клинком и раскроил стрелку череп. Резко развернувшись влево, он принял на эфес удар кинжала очередного мага. Выворачивая запястье, он отвел оружие вниз, к земле, а второй клинок вонзил магу в лицо. Высвободив правый клинок, он ударил им в бок очередного противника, подпрыгнул, пропуская под собой неуклюжий выпад, и выбросил вперед обе ноги, одной разбив солдату нос, а другой сломав ему челюсть.

Не останавливаясь, Ауум устремился дальше, слыша, как его Тай смяли сопротивление на фланге. Оглянувшись на бегу, он заметил, что Обращенные медленно отступают, подзывая к себе пантер — звери начали уставать. Но свое дело они сделали. Люди впереди начали выстраиваться в шеренгу, чтобы перейти в контратаку. Ауум подал знак лучникам сосредоточить огонь на их передовой шеренге.

К нему бросились сразу трое солдат, заметив, что он остался один, и сочтя его легкой добычей. Глядя на них, Ауум с легкостью разгадал их намерения. Они атакуют его одновременно, но пользы им это не принесет.

Первый подпрыгнул, собираясь нанести сверху сокрушительный удар двуручным мечом. Ауум же просто-напросто шагнул в сторону, пропуская его мимо, и ударом в поясницу проткнул его насквозь. Второй решил перерубить ему ноги, но архонт уже перепрыгивал через его меч. Приземлившись, он застал врага врасплох — тот еще не успел восстановить равновесие после неудачного замаха, и Ауум просто дал ему подножку, опрокидывая его на землю. Третьего же он ударил кулаком в лицо еще до того, как тот сумел сделать запоздалый выпад. Второго солдата он прикончил, с размаху наступив ему на шею у основания черепа, ощутив, как хрустнул под сапогом позвоночник.

Архонт приостановился на мгновение. К нему бежали новые враги. Целились в него и стрелки людей, но в общей сумятице он пригнулся и стремглав бросился в мертвую зону, где они не могли достать его. В то время как его собственные лучники отравленными стрелами разили врагов направо и налево, он с тыла врезался в шеренгу людей. Мгновением позже рядом с ним вырос Улисан.

Пелин шестым чувством уловила замешательство в рядах врага и поняла, что к ней на помощь подоспели ТайГетен. Она тяжело дышала, рукиналились свинцовой тяжестью, а меч стал казаться неподъемным. Большая часть гвардейцев Аль-Аринаар, сражавшихся рядом с нею, были уже мертвы, а катуранцы дрогнули под натиском обученных профессиональных солдат.

— Еще раз! — крикнула она, отражая удар, нацеленный ей в голову, и вонзая свой меч в живот противнику. — Еще чуть-чуть, и мы сомнем их.

Слева от нее отчаянно вскрикнула молодая биитанка. Мясницкий нож вырвался у нее из руки, которая повисла плетью, почти полностью перерубленная у плеча. Солдат рывком потянул меч на себя, намереваясь довершить начатое, но девушка не стала дожидаться, пока он прикончит ее, и прыгнула к нему, здоровой рукой выцарапывая ему глаза, а зубами впившись в нижнюю челюсть.

— Вот так! — закричала Пелин. — Бейте их всем, что подвернется под руку. За Катуру!

Катуранцы подхватили ее клич и вновь пошли в атаку. Враг попятился, перестраиваясь, но не собираясь сдаваться. Опытные мечники с легкостью орудовали клинками, пробивая бреши в рядах плохо обученных и еще хуже вооруженных горожан. Долго они не продержатся. Пелин судорожно втянула в себя воздух и вновь бросилась в бой.

Ее противником оказался человек, в повадках и выражении лица которого угадывался командир. Пелин отпрыгнула, чудом избежав его выпада, нацеленного ей прямо в живот, а потом рванулась вперед, целясь ему в голову. Он ответил ей встречным ударом, приняв ее клинок на свой меч, так что рука у нее занемела до плеча.

Ополченцы рядом с нею один за другим расставались с жизнью; их жалкое оружие не выдерживало столкновения с отточенной сталью. У одного из раны на животе наружу вывалились внутренности. Другому пронзили сердце, потому что он не успел и не сумел защититься. На их место встали другие. Надежда еще оставалась, но Пелин чувствовала, что еще немного, и она угаснет.

Противник Пелин пошел в атаку. Имитируя удар справа, он атаковал ее слева. Она парировала выпад, но его меч краем зацепил ей бок. От неожиданной и острой боли она сдавленно охнула. В ответ она атаковала замахом слева направо, и мужчина отпрыгнул, но кончик ее меча вспорол ему кожаные доспехи на шее.

За спиной Пелин раздались крики, и катуранцы сплотились вокруг нее, заставляя врага отступить. Ее противник совершал круговые движения мечом, выискивая слабые места в ее обороне. Пытаясь уследить за его клинком, она почувствовала вдруг, как к горлу подступила тошнота. Она совершенно выбилась из сил, а во рту пересохло. Пелин отступила на шаг, прикрываясь мечом, чтобы дать себе передышку.

Враг снова атаковал ее. Он оглушил ее, ударив лбом в переносицу, прежде чем она успела поднять свой меч. Пелин отлетела назад и покачнулась. По бокам от нее в контратаку перешли и другие солдаты, вынуждая ее ополченцев отступить. Мужчина вновь шагнул вперед, и Пелин нанесла удар. Он блокировал ее выпад, а в следующий миг грудь Пелин пронзила леденящая боль.

Солдат вытянул руку и оттолкнул ее от себя. Его меч выскользнул из ее тела, ломая ребра. Рот ее наполнился кровью. Пелин выронила клинок и упала. Боль сменилась ревом в ушах, который становился все громче с каждым ударом слабеющего сердца. Оглядевшись по сторонам, она увидела лишь разверстые в безмолвном крике рты и широко раскрытые глаза мертвых катуранцев.

Голова ее ударилась о землю. В воздухе показались какие-то фигуры, они кувыркались и падали прямо на нее. Кто-то окликнул ее по имени, но сил ответить у нее уже не было.

— Пелин! — Ауум приземлился над нею, широко расставив ноги, а Улисан вновь оказался в паре шагов справа. — Сражайтесь! Сражайтесь за Пелин! Деритесь за свою жизнь!

Катуранцы остановились, в результате чего кое-кто простился с жизнью. Появление Ауума вновь придало им сил, вдохнуло в них мужество и заставило наброситься на врага в последний раз.

Контратаку возглавил Улисан. Он врезался в шеренгу солдат, прорубив в ней брешь, в которую и устремились горожане. Джерал стоял перед Ауумом, опустив меч, с кончика которого капала кровь Пелин. Он махнул рукой в сторону Ауума.

— Убейте его, — приказал он.

Четверо солдат бросились вперед. Ауум держал один клинок перед лицом, а кончиком второго касался земли. Он подался вперед, а под ногами у него лежала еще живая, но умирающая Пелин. Он не стал ждать, пока они нанесут удар. Отняв клинок от лица, он ударил им по лицу крайнего слева врага, а опущенным мечом разрубил бедро крайнему справа. Мгновенно восстановив равновесие, он подобрался и прыгнул, обеими ногами ударив в грудь третьего солдата. Приземлившись на грудь несчастному, он располосовал его тело обоими клинками, левым парируя удар последнего мечника, а правым, вдогонку, выпуская ему кишки.

Ауум направился к Джералу, сойдя с тела опрокинутого солдата и попутно раздавив ему горло. Командир людей остался один. Шеренга солдат за его спиной пятилась и отступала. На флангах на нее наседали ополченцы, а в центре свирепствовал неукротимый Улисан.

Джерал махнул мечом слева направо. Ауум пригнулся и левым клинком отвел его меч в сторону и вниз. Шагнув вперед, он без замаха вонзил правое лезвие в грудь Джералу по самую рукоятку. На мгновение взгляды их встретились, а потом глаза капитана затуманились — жизнь уходила из них. Следующим движением Ауум высвободил свой меч, а левым изо всех сил, с такой яростью, какой еще никогда не испытывал ранее, рубанул Джерала по незащищенной шее.

Тело Джерала еще секунду содрогалось в агонии, а потом безжизненно повалилось набок, и голова его скатилась с плеч и легла у ног Ауума. Эльф поднял глаза на людей, застывших за спиной своего теперь уже мертвого командира, с трудом подбирая слова на уродливом языке людей.

— Бегите, — сказал он.

И они побежали. Ауум взял голову Джерала за волосы и поднял ее высоко над собой.

— Их командир мертв! — проревел он. — Их магия исчезла, и чудовище обезглавлено. Сражайся, Катура! Добейте их.

Горожане, столпившиеся позади Ауума, оглушительным ревом подхватили его клич и устремились в атаку, а он стоял и смотрел им вслед, после чего швырнул голову в сторону бегущего врага.

— Вот, забирайте. Он мне больше не нужен.

Он увидел, как голова ударилась о землю, подпрыгнула пару раз и остановилась. Широко раскрытые глаза смотрели в никуда, а рот безобразно распахнулся. Ауум же повернулся к Пелин и упал рядом с нею на колени. Она уже почти пересекла черту между жизнью и смертью, но все же нашла в себе силы улыбнуться, завидев его.

— Ты победила, — сказал Ауум. — Ты всем показала себя настоящую. Шорт раскроет перед тобой свои объятия, и предки с почестями примут тебя.

Пелин попыталась заговорить, но захлебнулась кровью.

— Ш-ш, помолчи, — продолжал Ауум. — Ты заслужила прощение, Пелин. Все осталось в прошлом. А враги разбиты. Мы победили. Ты спасла Катуру и всех эльфов.

Пелин стиснула его руки и с трудом оторвала голову от земли. Изо рта у нее хлынула кровь, и она хрипло закашлялась, забрызгав его лицо красным.

— Всегда… верила… в тебя, — выговорила она и откинулась на землю. Грудь ее вздымалась, а на губах пузырилась розовая пена.

Ауум кивнул. Наклонившись, он поцеловал ее в лоб и глаза.

— Героиня Хаусолиса. Героиня Исанденета. Героиня Катуры. Спи спокойно. Ты сделала свое дело. Теперь Инисс найдет для тебя другие задачи, уже по ту сторону смерти.

Пелин умерла. Ауум улыбнулся и поднялся на ноги.

— Носилки! — крикнул он. — Отнесите Пелин в храм Туала и позаботьтесь о том, чтобы ей было удобно.

Ауум перевел взгляд на своих людей. Ополченцы, возглавляемые Улисаном, теснили людей на рыночной площади. Тринн и Атаан прорубались навстречу Улисану сквозь поредевшую шеренгу солдат. Обращенные вновь вернулись в битву, теперь уже с правого фланга, и, завидев их, захватчики начали в панике разбегаться.

Клубы дыма, застилавшие улицу, что вела к восточной стене, рассеивались, и Ауум увидел, что и там враг разбит. Катуранцы преследовали бегущих по пятам, безжалостно убивая всех, кого им удавалось настичь. Ауум зашагал прочь с рыночной площади. Тут и там он натыкался на людей, которые еще дышали, и одного за другим отправлял их на вечные муки к Шорту.

Подойдя к отрубленной голове Джерала, он остановился и плюнул на нее.

— Этот лес — наш. И ни один человек никогда не поработит эльфов.

Глава 38

Истормун полагает, что дух мой должен развиваться и подняться на новую ступень, дабы я мог наслаждаться болью, которую испытываю ежесекундно. Вот что бывает, когда продаешь свою душу дьяволу, верно? Идиот.

«Воспоминания старого солдата», Гаран, военный комендант Исанденета (в отставке)

Не позволяй их стонам разжалобить себя, хорошо? Это же так естественно для некоторых — жаловаться и скулить, пусть даже ты спас их от верной смерти, а теперь предлагаешь им силу, о которой они не могли и мечтать.

Такаар ускорил шаг, направляясь к реке и лодкам, готовым отвезти тех, кто устал сильнее всего и нуждался в помощи, обратно в Лошаарен. Там он оставит своих учеников на попечении их учителей, а сам закончит одно дело в Исанденете с единственным человеком, который не зря жил на этой земле. Это был парадокс, самый нелепый и жестокий, учитывая стоящую перед ним последнюю задачу.

Сейчас с ним были почти две сотни адептов, в ком дремал дух Иль-Арин: гиалане, иксийцы, орраны и сефане. Изрядное количество и амбициозная задача для иниссула, который будет стараться обучить их под неусыпным присмотром его самого и Онеллы. Но даже просто доставить их в Лошаарен оказалось очень и очень нелегко.

Действительно. Они ведь совершенно беспомощны, не так ли? Ты заметил выражение, которое все чаще появляется на лицах у Сенсерии? Страшно подумать, что будет, если и они бросят тебя. Кто же тогда будет охотиться, собирать и защищать этих ничтожеств?

Такаар поскреб подбородок и пробормотал:

— Чем скорее я доберусь до реки, тем скорее начнется недолгое и спокойное путешествие. Давай не будем понапрасну терять времени и беспокоиться. Это ведь ничего не изменит, лишь создаст нам дополнительные трудности, а мы ведь и так сыты ими по горло, верно?

— Такаар! Такаар!

Дреч. Как всегда. Он стал самозваным спикером всех и каждого эльфа, что уныло брели по полному жизни и красок лесу и чье настроение Такаар безуспешно пытался поднять. Шаги молодого иниссула по редкому и невысокому подлеску зазвучали у него в ушах, словно колокола Страшного суда.

Повернись и улыбайся.

Такаар остановился и обернулся. Поверх плеча Дреча он бросил взгляд на эльфов, которые остановились. Опять.

— В чем дело?

А где же твоя улыбка?

Такаар пробормотал себе под нос нечто нечленораздельное. Дреч вопросительно приподнял брови, но Такаар махнул ему рукой, разрешая заговорить.

— Многие из ваших учеников жалуются на усталость. Было бы очень желательно отдохнуть до утра.

Такаар запрокинул голову. Полдень. В их распоряжении оставалось еще целых четыре часа хорошей ходьбы.

— Что скажете? — не отставал Дреч.

М-да. Упрямый парнишка.

— Ничуть. Вот что я тебе скажу.

Такаар оттолкнул Дреча и зашагал обратно к оленьей тропе. Он машинально потирал левое предплечье, которое вдруг страшно зачесалось. Слепцы, все до единого, и полные идиоты. Неужели они и вправду думают…

— …что это какая-то забавная игра, и вы решили пересидеть ее в ожидании, пока не изотрутся подметки ваших сапог?

Погруженная в тоску и уныние группа застряла посреди деревьев, окружающих небольшое озерцо, в которое стекала вода со скалы в нескольких футах над головой. Они разительно отличались друг от друга. Те, кому много лет назад пришлось пешком добираться до ладони Инисса, чтобы на голом месте возвести город, оставались на ногах, но таких было немного. А вот те, кто родился и вырос в пределах городской черты Катуры, в относительной и весьма спорной безопасности, уже расселись на земле. Их было большинство, причем именно они обладали наибольшим потенциалом.

— Вы что же, думаете, что мы здесь играем в прятки?

Никто из них не удостоил его и взглядом. К ним продолжали подходить все новые бедолаги, а некоторые так и вообще сидели спиной к нему. Такаар яростно расчесывал руку под рубахой, где чесотка становилась все сильнее, а потом резко дернул подбородком в сторону Катуры.

— Я вырвал вас из лап смерти, а ведь все вы могли пасть от рук людей. Вон там прямо сейчас сражаются ТайГетен, давая вам время сбежать. А вы, значит, решили вот так отплатить им за самопожертвование? — Такаар прошелся между ними. — Пожалуй, я сделал ошибку, когда решил спасти вас. Пожалуй, вы слишком слабы, чтобы стать носителями Иль-Арин.

Такаар закатал рукав и взглянул на больное место, после чего зачесался еще сильнее, царапая ногтями кожу.

— У меня нет времени на то, чтобы с ленцой прогуливаться по лесу. Меня ждет работа. Я должен кое-что сделать и кое-где побывать. Вы не должны располагаться здесь на отдых. Просто не можете. Черт бы вас подрал.

Такаар вновь уставился на свою руку. Ему показалось, что под кожей что-то ползет. Он принялся расчесывать болячку совсем уж бешено, до крови, и зашипел сквозь стиснутые зубы.

— Видите? Видите? У человеческой злобы и впрямь длинные руки. Люди наслали на меня насекомых, чтобы те поселились у меня под кожей и украли у меня Иль-Арин. Но я не допущу этого. Со мной этого никогда не случится, иначе эльфам конец. Как и всем нам!

Просто замечательно. Ты действительно умеешь убеждать.

Такаар еще раз взглянул на свою окровавленную руку и пальцы. Теперь там ничего больше не ползало.

Если там вообще было хоть что-нибудь.

Такаар подошел к озерцу с дождевой водой. К нему присоединились Дреч и спикер Сенсерии. Он заговорил громко, чтобы его услышали все.

— Ты знаешь, как выйти к реке, и тебе известен кратчайший путь в Лошаарен, — сказал он Гильдерону. — У вас есть лодки. Поспешите. Хорошенько охраняйте наших эльфов. Они слабы, но их надо сделать сильными. Не слушай никаких жалоб или надуманных предлогов. Любого, кто не сможет выдержать заданный темп, следует оставить там, где он упал.

Такаар взглянул в глаза Дречу.

— Я больше не могу терять времени, а ты не станешь помогать слабакам. Я ухожу в Исанденет, потому что там меня ждет человек, куда более достойный, чем все те, кто сейчас сидит и скулит у моих ног. Найди Онеллу и начни изучение Иль-Арин. А я вернусь, как только смогу.

На лицо Дреча набежала туча.

— Я не оставлю никого из этих эльфов умирать в лесу.

— Тогда оставайся с ними. Выбор за тобой. Гильдерон, ты все понял. Ты — старший.

Гильдерон наклонил голову.

— Да, мой архонт Такаар. Я отправлю с вами троих.

— Они понадобятся тебе самому. — Такаар вновь принялся чесаться. — Я должен идти. Меня уже ищут.

Не удостоив и взгляда эльфов, которых он уговорил отправиться в глубины леса ради весьма туманного будущего, Такаар повернулся и скрылся за деревьями. До Исанденета ему оставалось десять дней пути. Он посмотрел на свою руку. Масло чайного дерева поможет ему залечить рану, а магия Иль-Арин станет надежной повязкой.

— Я иду, мой друг. Ты не умрешь в одиночестве.

* * *

Катура ежилась под проливным дождем. Горные речушки вышли из берегов, и водопады отозвались победным ревом. Ливень смыл кровь с брусчатки, унося ее в сточные канавы, тянувшиеся вдоль большинства улиц. Она пенилась, постепенно теряя свой насыщенный цвет, пока окончательно не впиталась в изуродованную землю поля боя.

Те, для кого нашлось место, взобрались на развалины бастионов, чтобы понаблюдать за тем, как убегают в лес остатки разбитой армии людей. Пожалуй, сотен шесть все-таки сумели избежать яростной мести эльфов, то есть примерно десятая часть воинства, пришедшего сюда с намерением устроить кровавую бойню.

После одержанной победы в городе царило радостное возбуждение. Катуранцы принялись очищать улицы от трупов. Тысячи тел стали свидетельством ожесточения и ярости, с которыми велось сражение. Работа не прекращалась даже ночью. Погибших эльфов приносили в полуразрушенные храмы, чтобы подготовить к Возвращению. Людей складывали штабелями в погребальные костры на обожженной земле за стенами города и сжигали. Ветер, дующий с вершин утесов, уносил жирный и горький дым на север, в сторону Исанденета.

На рассвете следующего дня работа еще продолжалась. Ауум вместе с уцелевшими ТайГетен шел к воротам, где собрались Обращенные перед тем, как уйти из города навсегда. Товарищи по оружию помогали идти Фалин и Хассеку, пострадавшим при обрушении лавины, посему, в силу необходимости, процессия двигалась медленно.

Везде, где бы они ни проходили, катуранцы бросали работу, чтобы поблагодарить их, помолиться вместе с ними и благословить. Ауум горько сожалел о том, что всего четырнадцать Тай дожили до этого момента. Ему предстоял долгий путь к возрождению элитной касты эльфийских воинов, но ступить на него они смогут только после того, как закончат свою работу. При освобождении остальных эльфийских городов могли погибнуть и другие.

На рыночной площади скамьи и сады были уничтожены безвозвратно, зато на ней уже красовался новый, только что вырубленный из дерева и установленный флагшток. Он пока еще оставался голым, но зато это был верный признак того, что город возрождается к жизни. Ауум заметил Нериллу, разговаривавшую с Туланом из гвардии Аль-Аринаар. Левая сторона его лица была изуродована зигзагообразным шрамом, да и во всем его облике читалась скорбь по погибшим Пелин и Эфрану.

— Я так понимаю, вы уже уходите? — спросила Нерилла.

— Я дал слово Коэлю из Исанденета и намерен сдержать его. Теперь, когда люди разбиты, мы должны очистить от них лес и города. А как твой сын?

Нерилла улыбнулась.

— Жив и здоров. Это настоящее чудо. Мне очень жаль, что вы потеряли столь многих.

ТайГетен молчаливыми кивками приняли ее соболезнования.

— Будете отстраиваться? — поинтересовался Улисан.

Нерилла шумно выдохнула.

— Нам предстоит очень много работы, но думаю, что да, будем. Пожалуй, в скором времени, когда мы узнаем о том, что наши города вновь освобождены, кое-кто вернется туда. Но я останусь. Это — мой дом. Своими руками я помогала строить Катуру, и теперь хочу, чтобы меня и похоронили здесь.

— Хорошо, — сказал Ауум. — Тулан, сколько у тебя осталось гвардейцев?

— Тридцать пять, хотя почти все из нас ранены.

— Что ж, тебе есть с чего начинать. — Ауум помолчал, собираясь с мыслями. — Мы все совершали ошибки, которые дорого обошлись нам. ТайГетен больше никогда не бросят этот город на произвол судьбы, во всяком случае, до тех пор, пока здесь остается хоть один эльф. А на твои плечи ложится задача возродить гвардию Аль-Аринаар. Набирай себе добровольцев по всему Калайусу и изо всех кланов. Мы больше никогда не должны оказаться настолько слабыми, как никогда не должны забывать и о том, что мы — одна раса перед лицом общего врага.

— Я назначаю тебя архонтом гвардии Аль-Аринаар.

Глаза Тулана восторженно расширились.

— Я… принимаю… эту честь. Я не подведу тебя.

— Ты должен не подвести память Пелин, а не меня. — Ауум повернулся к Нерилле. — Не колеблясь, зови нас, если мы тебе понадобимся. Мы гордимся тем, что сражались плечом к плечу с твоим народом.

Они с Нериллой обнялись.

— Спасибо тебе, Ауум, за все, что ты для нас сделал. Да благословит тебя Инисс на выполнение того, что ждет тебя впереди. Пусть он утешит тебя в твоей скорби.

У Ауума перехватило дыхание.

— Я буду молиться, чтобы этот день когда-нибудь наступил.

Он привел ТайГетен к воротам. Дождь и не думал стихать, но Обращенные, как и все остальные жители, собрались на открытом месте, наслаждаясь его очистительными струями. Их осталось всего десять пар, и все они были покрыты шрамами, полученными в бою. И пантеры, и эльфы встали, когда к ним приблизились ТайГетен. Серрин, правая рука которого была покрыта заживляющим бальзамом, шагнул вперед. Ауум последовал его примеру, и они вновь встретились на нейтральной территории, представители двух своих народов.

— Вы спасли нас, — сказал Ауум. — Вы переломили ход битвы. Пока живы эльфы, они будут чувствовать себя перед вами в неоплатном долгу.

На лице Серрина отразилось смущение и растерянность.

— Просто мы вспомнили, кто мы такие, только и всего. Это вы спасли расу эльфов.

Серрин положил руку на плечо Ауума, и архонт ответил ему тем же. Двое старых друзей крепко обнялись, оставив в прошлом столетие боли и непонимания.

— Я бы хотел, чтобы все вновь стало так, как раньше, — сказал Серрин. — Как в самом начале.

— О большем я не смел и мечтать, — отозвался Ауум.

Серрин улыбнулся.

— Тебе предстоит многое простить.

— Я уже все простил.

Пантеры вокруг заурчали в унисон, выражая им свое одобрение, и их Обращенные эльфы протянули руки в жесте нового приветствия. ТайГетен пересекли разделявшее их расстояние, и Улисан радостно обнялся с Сикаантом.

— Вы идете в Исанденет? — спросил Серрин.

Ауум кивнул.

— Если мы сумеем освободить тех, кто попал в рабство, то сомнем те оборонительные заграждения, которые еще остаются у людей. А если мы вернем себе Исанденет, другие города падут сами. Без магии у людей нет мужества.

Серрин втянул ноздрями воздух.

— Тех, кто разбежался по лесу, предоставь нам. Охота на них станет для нас редким удовольствием.

— Найди Такаара, — попросил Ауум. — Расскажи ему о том, что случилось здесь.

— Быстрого тебе бега, Ауум.

— Доброй тебе охоты, Серрин.

Ауум смотрел, как Обращенные пересекли участок обожженной земли с его погребальными кострами и исчезли за деревьями на опушке леса. Невыполненной оставалась еще одна задача.

— Фалин, Хассек. Вы останетесь здесь. Поправляйтесь, набирайтесь сил, а потом возвращайтесь в Аринденет. Там мы найдем вас сами. Тай, мы выступаем.

Панорамная комната была погружена в темноту, и Истормун пытался унять дрожь в руках. Он вновь и вновь сканировал поток маны, ища свидетельства присутствия своих подопечных по Общению, находящихся за сотни бесконечных миль от него, в лесу под Катурой, и не находил ничего.

Тишина кричала ему в лицо.

А в городе пели шарпы.

Почему они поют? Они не могли узнать то, чего не знал он. Зато они могли считать дни, и с каждым прошедшими сутками, не принесшими весть о победе людей, надежда крепла в их грязных эльфийских душонках.

Истормун подошел к окну и уставился на тропический лес.

Вскоре Круг магов вновь возникнет у него в голове, и на сей раз они не примут его заверений. Он не мог сообщить им ничего нового. У него не было вообще никаких новостей.

Истормун сделал долгий и судорожный вдох и внезапно понял, что ему страшно.

Глава 39

Человек, протягивающий руку дружбы, таит в ладони ядовитые зубы тайпана.

Эльфийская поговорка

— Привет, дружище.

Такаар беззвучно скользнул в комнату, в которой только что побрызгали благовониями. Наступила полночь, но Гаран по-прежнему сидел в своем кресле, и темнота сомкнулась вокруг него.

— Ты ждал меня, — заметил Такаар, подходя ко второму креслу, и вопросительно приподнял брови. Гаран следил за ним. — Ты меня видишь?

— Да и да, — ответил Гаран. Впервые за последние двадцать лет голос его звучал бодро. — У меня есть друзья, которые искали тебя или, точнее, твою ауру, и они же даровали мне на сегодняшнюю ночь способность видеть в темноте.

— С каждым днем ты все больше становишься похожим на эльфа, — ухмыльнулся Такаар.

— С чувством юмора у тебя по-прежнему проблемы, — парировал Гаран.

В комнате воцарилось долгое молчание, но оба не испытывали от этого ни малейших неудобств. Такаар пересел на кровать. Он не мог заставить себя взглянуть Гарану в глаза.

— Ну, так ты мне скажешь, наконец?

— Что я должен тебе сказать? — осведомился Такаар.

Гаран покачал головой.

— Кто победил?

Такаар замер. А мучитель у него в голове захлебывался от смеха. Обращенные нашли его не далее чем в одном дне пути от Исанденета, и только сейчас он запоздало сообразил: поскольку магическое сообщение прервалось, здесь никто еще ничего не знает.

Растяни удовольствие. Помучай его немножко.

— Мы, — ответил Такаар. — Назад не вернется никто.

Как трогательно.

Гаран поднес руки ко рту, а когда заговорил, то впервые стало ясно, как же он стар.

— Я пытался предостеречь его. А ведь он поступил так только ради того, чтобы иметь возможность отправить армию обратно на Балайю. Сейчас он слаб. Слабее, чем когда-либо.

— После того, что нам довелось пережить, я искренне надеюсь на это.

Гаран коротко рассмеялся, но смех его быстро перешел в удушливый кашель.

— Неплохо, — заметил он и посерьезнел. — Сколько жизней загублено зря.

— Вас сюда никто не приглашал. С самого начала было ясно, что этим дело и кончится.

Гаран покорно склонил голову.

— Но тебе все равно понадобится помощь. Истормун слишком могуществен для тебя. Я хочу, чтобы познакомился кое с кем. Только прошу тебя, не пере…

Такаар услышал, как открылась дверь умывальной комнаты. Оттолкнувшись от кровати руками, он сделал кувырок назад и приземлился на пол. Крутнувшись на левой ноге, он с размаху упер правую под подбородок вошедшему мужчине. Тот выругался, и Такаар надавил сильнее, грозя задушить его.

— Спокойно, Такаар. Это — мой друг, — сказал Гаран. — Штайн, я же просил тебя подождать, пока я не позову тебя. И еще я говорил тебе, что он опасен.

Такаар еще несколько мгновений смотрел на странного человека, прежде чем убрать ногу.

— Ты кто? — требовательно спросил он на языке людей.

— Его зовут Штайн, — пояснил Гаран. — Он возглавляет команду из двадцати пяти магов. Они, Такаар, — мой подарок тебе.

Такаар развернулся к Гарану.

— Как прикажешь тебя понимать?

— Не знаю, сколько твоих друзей ТайГетен придет сюда, но, сколько бы их ни было, без магии этого будет мало. Штайн со своими людьми придерживается тех же убеждений, что и я. Калайус следует избавить от присутствия Истормуна, потому что сила, которую дает эта земля ему и Кругу магов, слишком велика. В нашей стране грядет война, Такаар. И Истормун со своими приспешниками не должен победить в ней. Если мы ослабим его здесь, это даст нам шанс.

Такаар подошел к Гарану и услышал, как Штайн последовал за ним.

— И что вы можете сделать? — пожелал узнать эльф.

— Все, что сможем, лишь бы не дать Истормуну и его людям вмешаться в ход событий, — ответил Штайн.

— Нам нужно, чтобы вы убрали охранные заклинания с бараков для рабов, ворот и стен храмов на площади, — заявил Такаар. — И еще вам придется где-нибудь спрятаться, когда эльфы окажутся на свободе. Погибнет много людей.

— Ты готов мне поверить? — поинтересовался Штайн.

— Тебе доверяет Гаран, а я доверяю ему.

— Спасибо, Такаар, — кивнул Гаран. — А теперь, Штайн, тебе пора уходить. Ты знаешь почему. Я устал, а Такаар еще должен выполнить давнее обещание.

— Ты уверен? — спросил Штайн.

— В моем распоряжении был целый век, чтобы обдумать все это, — отозвался Гаран.

Штайн пожал ему руку.

— Ты поступаешь правильно.

— Не прошло и ста лет, — согласился Гаран.

Штайн взглянул на Такаара.

— Я подожду тебя снаружи. Нам надо поговорить и составить план.

— Я сам тебя найду, — ответил Такаар.

Штайн закрыл за собой дверь, и Такаар опустился на колени перед Гараном. Тот погладил его по щеке холодной и влажной ладонью.

— Наконец-то, — сказал он. — Только не надо меня жалеть.

— Ты станешь легендой, когда мы напишем историю эльфов.

— Что-то я очень в этом сомневаюсь, — ответил Гаран. — Я хочу поблагодарить тебя, Такаар.

— За что?

— За то, что ты разговаривал со стариком и не дал ему окончательно сойти с ума. Мои самые одинокие и самые болезненные часы скрашивали воспоминания о наших беседах.

— Ты проявил милосердие, когда я уносил отсюда Катиетт, — сказал Такаар. — Я никогда этого не забуду.

— Теперь у вас появился шанс, — сказал Гаран. — Штайн — талантливый маг, и его люди верны ему. Смотри не облажайся. Мой призрак будет наблюдать за тобой.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь.

— Нет, но легенда получится знатной, не правда ли?

Такаар улыбнулся.

— Ты прав. Ну, как это будет?

— Быстро, — ответил Гаран.

— Обещаю.

— Хорошо. Позаботься об этом, друг мой.

— Прощай, Гаран.

— Прощай, Такаар.

Кинжал Такаара пронзил Гарану висок, и на его глазах умер единственный достойный человек.

Хорошая работа. Так, теперь главное — не расплакаться. Ой. Кажется, предупреждение запоздало.

Обратный путь в Исанденет получился сладостно-горьким. Он пролегал мимо Халиат-Вейла и дальше, к реке Икс и баржам людей. Здесь же Ауум узнал и о судьбе аппосийцев. Двое из каждых троих были или тяжело ранены, или убиты.

Правда, и Болта, и Метиан остались живы, но печать Шрама навечно легла на их лица, и Ауум выругался в бессильной злобе оттого, что два пожилых, храбрых и заслуженных эльфа дожили до таких времен.

Ауума и его ТайГетен встретили с неприкрытой радостью, но, пока Болта уверял, что жертвы, принесенные аппосийцами, были не напрасными, лица его людей свидетельствовали об обратном.

Зная, что путешествие вниз по реке будет быстрым, Ауум пригласил Болту и всех желающих принять участие в освобождении Исанденета. Добровольцев набралось пятьдесят человек, и Болта среди них, а вот Метиан отказался. Он предпочел вернуться в Катуру, чтобы помочь Тулану отстроить город и возродить гвардию Аль-Аринаар.

Баржа, на борт которой поднялись эльфы, проплывала мимо мест ожесточенных столкновений, которые тянулись почти вдоль всего течения Икс. На берегу были разбросаны оторванные части тел и кости, с которых дикие звери обгрызали то, что там еще оставалось пригодного в пищу. Лес нес на себе следы человеческой магии, но сама река хранила благоговейное спокойствие.

Ауум высадился на берег за полдня пути до Исанденета, опасаясь того, что их могут увидеть. Он повел своих людей по протоптанной людьми дороге, так что идти было легко. Он без устали взвешивал и прикидывал варианты, всякий раз приходя к одному и тому же неутешительному выводу: без помощи магии они даже не сумеют войти в город.

Такаар пообещал ждать их, но все равно его появление стало для них неожиданностью, когда часа за два до города из-за деревьев показался встрепанный эльф с безумным взглядом.

Такаар широко раскинул руки в стороны, а на губах его заиграла идиотская блаженная улыбка. Завидев ее, Ауум похолодел.

— Что ты наделал, Такаар?

По обеим сторонам Ауума встали Графирр, Меррат и Улисан.

Такаар выразительно приподнял брови.

— Я подготовил все для нашей победы, а ты ведешь себя так, словно я совершил тяжкое преступление.

Ауум обменялся взглядами с Улисаном.

— А где же твои последователи? — поинтересовался тот.

Такаар небрежно махнул рукой на запад.

— Надеюсь, сейчас они в полной безопасности в Лошаарене и, не исключено, уже начали курс обучения магии. Предоставив мне возможность провести вас в Исанденет и показать вам дар, который напоследок оставил мне Гаран.

Ауум напрягся.

— Человек не может дать тебе ничего, что пошло бы нам на пользу.

— В самом деле? Даже если речь о силе, способной обезвредить охранные заклинания на воротах, заглушить тревожную сигнализацию на ограждениях вокруг бараков с рабами и обуздать мощь самого Истормуна?

— Ты, должно быть, шутишь, — резко ответил Ауум. — Он дал тебе магов? Человеческих магов? Я в это не верю. Не могу поверить, что даже ты мог оказаться таким… наивным.

Лицо Такаара исказилось от гнева.

— Эти маги — с нами. Их двадцать пять человек, и они хотят смерти Истормуна ничуть не меньше нас.

— А почему ты так в этом уверен? — выкрикнул Ауум и, схватив Такаара за грудки, притянул его к себе так близко, что их лица почти соприкоснулись. — Чтобы они правили нами после него? Ты повторяешь ошибку Ллирон. Ты столь же близорук и самоуверен, как и она, но я не позволю тебе проделать это с нами.

С этими словами Ауум оттолкнул от себя Такаара. Тот, однако, не упал и даже не споткнулся, а шагнул вперед и взглянул Аууму прямо в глаза. На лице его появилось спокойное и даже безмятежное выражение, в котором не было и следа сумасшествия.

— Без их помощи мы не можем рассчитывать на то, что нам удастся прогнать Истормуна. Мы не сможем одолеть его магию, не располагая хотя бы толикой своей собственной. — Такаар развел руки в стороны. — Ауум, ты должен мне поверить. Доверься мне. Посмотри, как вас до обидного мало, и вспомни, что сделал Истормун с Катиетт. Если у нас не будет своей магии, он сделает то же самое со всеми нами, после чего невозбранно продолжит свое правление. В память о Катиетт, Пелин и Элисс, ты должен мне поверить. Я — не предатель.

Аууму была ненавистна сама мысль об этом, но в глубине души он понимал, что Такаар прав. Он и сам знал, что им понадобится помощь, но при этом убедил себя в том, что магия Иль-Арин с течением времени станет достаточно сильной.

— Да простит меня Инисс, — сказал он. — Хорошо. Я сделаю так, как ты хочешь. Но пусть они держатся от меня подальше. Скажи им, что, если хотя бы один из них сделает подозрительный жест, ТайГетен в мгновение ока разорвут их на куски. Ты понял меня?

— Они уже и сами знают об этом, — ответил Такаар.

Ауум повернулся к своим людям.

— Идемте, — сказал он. — И пусть все закончится сегодня ночью.

Ворота Исанденета были заперты. Наверху, над ними, стояли трое часовых, глядя в ночь и вслушиваясь в неумолчный шум тропического леса. Работенка им выпала непыльная: прежде чем неприятности доберутся до них, они должны будут начаться на мосту Ултан. Но там дежурили маги Штайна, которые обезвредили заклинания, охраняющие его, так что часовые на мосту так и не узнали, от чего умерли.

Ауум беззвучно скользнул к воротам. Жестами он показал Улисану и Меррат занять позиции слева и справа от себя. Наверх они поднимались стремительно и бесшумно. Над их головами беззаботно смеялись и переговаривались часовые, а в паре шагов от них весело трещал костер. Трое ТайГетен взмахнули руками, три горла были перерезаны одновременно, и на землю перед воротами рухнули три трупа.

Ауум спрыгнул в город. Пение, которое он слышал несколькими часами ранее, смолкло, и рабы вели себя тихо. Наверное, спали, если это было возможно в их положении. Улисан и Меррат отодвинули засовы и осторожно приоткрыли створки ворот, пропуская в город ТайГетен и аппосийцев. Последним шел Такаар с пятеркой магов.

— Заклинания в бараках сняты? — обратился к нему с вопросом Ауум.

— Да, и маги Штайна тоже ушли оттуда. Все, кого вы там найдете, — враги.

Ауум посмотрел на магов, сопровождавших Такаара.

— Ваши друзья умрут, — сказал он.

— Они — не наши друзья, — ответил один из них.

— Жаль, — обронил Ауум. — Тай, идем к верфям. Болта, веди своих людей. Мне надо выполнить одно обещание.

Ауум не доверял магам людей, и потому в город они входили медленно и скрытно, со всеми предосторожностями. Патрулей оказалось немного, и они были слабыми — всего лишь пары и тройки солдат, которые даже не подозревали о том, кто крадется в темноте по улицам, которые они считали своими. Никто из них не доживет до того момента, чтобы узнать об этом.

Такаар провел их окольными путями через верфи к лагерю, в котором содержали Коэля и тысячи других заключенных. Ауум вдохнул зловонный воздух и впервые ощутил в нем запахи скорой победы и свободы. Он вознес короткую молитву Элисс и их нерожденному сыну, после чего повел своих Тай вперед.

У ворот стояли шестеро часовых. Ни один из них даже не догадывался о том, что их ждет. Такаар остановился рядом с Ауумом.

— Охранные заклинания обезврежены? — спросил его Ауум.

— Все до единого. Я же говорил, что ты можешь доверять мне.

— Я поверю тебе только тогда, когда увижу Истормуна мертвым, — ответил архонт. — Меррат, Граф, Мерке, возьмите троих слева. Улисан, Марак, за мной. Тай, вперед.

Коэлю было страшно. Подошла его очередь отдыхать, и он лежал на полу, зажатый с обоих боков товарищами по несчастью, но уснуть не мог. Сегодня вечером они пели громко и страстно, и послание, которое они хотели передать, было получено в каждом бараке в городе. Коэль давно молился о победе эльфов, и еще пару дней назад ему казалось, что его мечта сбылась.

Двери в склад были закрыты на засов. Эльфов заперли внутри, снабдив их скудным запасом воды и питья. Для Коэля это означало, что ТайГетен одержали победу и что они скоро придут, чтобы освободить своих собратьев, но сегодня, на третью ночь, когда голод и жажда грозили отправить тех, кто ослабел, в объятия Шорта, он начал сомневаться в этом.

Он знал о прибытии рабочих-людей. Не исключено, их было куда больше, чем они думали, и их заключение продлится до тех пор, пока не вернется армия людей. В тот вечер Коэль решил, что они должны попытаться вырваться на свободу самостоятельно, и поэтому сейчас ему было страшно.

Должно быть, он все-таки забылся тревожным сном, потому что вдруг увидел над собой чью-то тень и услышал голос Ауума.

— Я же обещал, что ты будешь первым, друг мой, и сдержал слово. Вставай и идем со мной, Коэль, герой Исанденета. Ты и твои люди свободны.

По правде говоря, по большей части, слова Ауума потонули во внезапном шуме: проснувшиеся эльфы обнаружили, что к ним на выручку пришли ТайГетен. Они закричали, завопили и бросились к дверям, едва не затоптав Коэля, но архонт ТайГетен крепко держал его, так что бегущие благополучно обогнули их и вырвались в ночь.

— Толпа сделает то, что считает нужным. А мы должны открыть двери всех бараков и прийти на храмовую площадь, — прокричал Ауум.

— Я покажу дорогу, — сказал Коэль. — За мной пойдут многие.

— Снаружи тебя ждут друзья, — сказал Ауум. — С ними Болта.

Коэль разрыдался и крепко обнял Ауума.

— Старый черт, — всхлипнул он. — Неужели он никогда не умрет? Спасибо тебе, Ауум. Спасибо тебе.

— Давайте покончим с этим, — ответил тот. — Берегитесь Истормуна и его охраны; они по-прежнему опасны.

Они с Коэлем вышли из барака и направились к воротам. Коэля била крупная дрожь, а при виде Болты ноги у него вообще подогнулись. Ауум оставил их вдвоем и присоединился к ТайГетен. На улицах Исанденета уже зазвучали крики эльфов, и радостные возгласы перемежались яростными воплями. В них безнадежно глохли стоны умирающих людей.

— Пять тысяч станут тридцатью тысячами, — обратился Ауум к ТайГетен. — И они очистят этот город от грязи и смрада людей. Идемте, храмовая площадь ждет нас.

— Мы должны возглавить эльфов, — предложил Улисан. — Уберечь их от опасности.

Ауум покачал головой.

— Сегодня — их ночь, а не наша. Толпа обладает собственным разумом и отыщет правильный путь.

ТайГетен быстро направились к храмовой площади под звуки просыпающегося к восстанию города. Громовой рев означал, что освобождены новые рабы из бараков. Видели они и вспышки заклинаний, но те были редкими и никогда не появлялись в одном и том же месте дважды. Толпа действительно проявила собственный разум — эльфы кружили по городу, освобождая все новых рабов из бараков, но при этом неуклонно приближались к храмовой площади, где должно было состояться решающее противостояние с их главным палачом.

Ауум заметил, что солдаты и маги тоже отступают к площади, пытаясь перегруппироваться на единственном пятачке, оставшемся в их распоряжении. Уже совсем скоро магам Штайна предстоит продемонстрировать все свое умение. Только это и вызывало беспокойство у Ауума, но, к своему удивлению, он вдруг понял, что всецело доверяет Такаару… Хотя, откровенно говоря, поводов для беспокойства было ровно два, поскольку самого безумного и взбалмошного эльфа и след простыл.

Ауум привел ТайГетен к западной оконечности площади, где когда-то охранные заклинания гроздьями висели на стенах храмов, а стены домов в переулках поросли ими, как плесенью. Он остановился позади храма Орра и знаком показал своим воинам отойти в сторону.

— Пришло время узнать, прав ли был Такаар, — сказал он и, прежде чем они успели остановить его, положил ладони на деревянную стену и стал карабкаться наверх. Из бревен не ударило ни одного языка пламени, чтобы сжечь его заживо. — Похоже, так оно и есть. За мной.

ТайГетен укрылись среди резных фигур и плинт[33], украшающих храм Орра, и стали смотреть вниз на площадь. Следы ужасающего надругательства, которому люди подвергли храмы, были видны повсюду. Стены были изуродованы похабными рисунками и надписями, резные украшения безжалостно разбиты, шпиль храма Икс исчез вообще, а храм Инисса был полностью разрушен.

Ауум стал внимательно наблюдать за происходящим внизу. Солдаты перекрыли все подступы к площади со стороны Тропы Инисса десятью шеренгами по тридцать человек в ряд. За их спинами стояли, по крайней мере, сорок лучников, а третий кордон был составлен из магов. Некоторые из них, похоже, уже установили щиты, а остальные готовили огненный обстрел восставших.

— Нужно правильно рассчитать время, — прошептал он, хотя никто на земле не смог бы расслышать его из-за приближающегося оглушительного шума. — Истормун тоже выжидает нужного момента, и мы должны не дать стрелам и заклинаниям обрушиться на толпу. Там, внизу, у нас остались друзья. Помните об этом.

Ауум смотрел, как приближаются освобожденные эльфы. По всему городу пылали пожары, но ни у одного эльфа из тех, что шли к площади, не было в руках факелов; горели только постройки, сооруженные людьми. Вот эльфы побежали вверх по Тропе Инисса, включая стариков и детей, и из каждой улочки и переулка к ним присоединялись все новые восставшие.

Некоторые размахивали над головами оторванными конечностями или головами людей, насмехаясь над защитниками храмовой площади, которые нервно переминались с ноги на ногу. Эльфы дали волю темной стороне своей натуры, их зловещие завывания навевали дрожь, и скорая расправа обещала быть жестокой.

Они быстро приближались. Бояться им было некогда. Их подгоняла жажда мести. Пятьдесят ярдов, сорок…

Над рядами людей на площади разнеслась команда. Лучники вскинули луки, готовые спустить тетивы, а магисцепили руки, чтобы ударить заклинаниями.

— За тех, кто попал в рабство, — сказал Ауум.

ТайГетен спрыгнули вниз с крыши храма Орра. Ауум заставил себя не вслушиваться в оглушительный шум, и тот послушно отдалился и стих. Архонт бросился к магам, чувствуя, как ноги его едва касаются каменных плит. На бегу он выхватил метательный полумесяц и отправил его в полет, увидев, как он врезался в бок магу. Тот растерянно оглянулся, и от увиденного у него отвисла челюсть. Маг открыл рот, чтобы криком предупредить своих о новой опасности.

Ауум заметил, как в их сторону поворачиваются головы, а рты раскрываются в проклятиях. Выхватив оба своих клинка, он сделал еще три шага и прыгнул, перелетев через первый отряд и раскинув руки в стороны, словно крылья. Подобрав ноги, он приземлился в самой гуще магов и принялся разить клинками налево и направо, чувствуя, как лезвия впиваются в плоть, пронзают внутренности и скрежещут о кости.

Навстречу набегающей толпе по высокой дуге устремились заклинания, но их было немного, и скоро они совсем прекратились. Ауум ударил мага ногой в лицо, а потом отвесил ему сочный апперкот, раздробив подбородок и сломав нос. Он услышал глухой стук стрел и рванулся сквозь редеющий строй магов к лучникам, которых уже атаковали остальные ТайГетен.

А толпа… толпа набросилась на застывших в ужасе солдат, погребая их под собой. Месть эльфов была страшной. Ненависть, вскормленная ста пятьюдесятью годами рабства, жестокого обращения, издевательств и унижений, аукнулась людям стократ. Ауум увидел, как ногти бывших рабов рвут лица солдат в клочья, а зубы впиваются им в горло и плечи.

На каждого солдата пришлось не меньше сотни эльфов, которые рвали их на куски, испепеляя их своей ненавистью и отправляя на вечные муки к Шорту. Очередное появление над головами оторванной конечности сопровождалось ликующим ревом. Каждая голова, сорванная с плеч цепкими, жадными руками, становилась компенсацией за перенесенные неслыханные пытки, казни и издевательства.

Ауум отвернулся. Он перевел взгляд на храм Шорта и увидел его. Истормун стоял в одиночестве на крыше над главными вратами.

— Cascarg, — пробормотал Ауум и закричал: — Всем в укрытие! В стороны, в стороны!

ТайГетен бросились врассыпную, устремившись под защиту храмов, но толпе освобожденных рабов деваться было некуда.

— Возвращайтесь обратно в свои бараки! — взревел Истормун. Голос его прозвучал неестественно громко, гулким эхом отразившись от стен храмов. Толпа мгновенно притихла. — Я — ваш истинный повелитель.

Колдун воздел руки над головой, и с его скрюченных пальцев сорвались черные ветвистые молнии, пожирая невинные души. Ауум нырнул в дверной проем храма Орра. Черные пальцы с треском вцепились в бревна, выискивая трещины. Площадь накрыло рябью заклинания, и зловещие черные отростки впились в тела эльфов.

Те, кто совсем недавно обрел свободу, закричали от боли, когда плоть их начала сгорать заживо, а чудовищная сила принялась сдирать кожу с их рук и лиц. Над площадью повис отвратительный запах горелого мяса. Истормун расхохотался, и молнии погасли.

— Возвращайтесь обратно в свои бараки. Я преподал вам урок. Ни один эльф не сможет победить меня.

— Нет, — ответил ему столь же громкий голос. — Зато мы можем.

На другом краю крыши возникло несколько фигур. Истормун резко обернулся, и лицо его, похожее на обтянутый кожей скелет, исказилось от гнева. Полы плаща зловеще захлопали вокруг его ног.

— Ты, — выплюнул он.

Истормун вновь поднял руки, и с кончиков его пальцев опять сорвались черные молнии. Но Штайн и его маги были готовы. Они ударили своими заклинаниями, которые вспыхнули ярким пламенем и сжались, но не погасли. Вот они остановились, набирая силу, и поползли вперед, отталкивая к Истормуну языки его черного пламени. Истормун попытался отразить их атаку, но они были слишком сильны для него. Они взяли его в плотное кольцо. Колдун оказался в их власти.

— Все кончено, Истормун, — сказал Штайн, и голос его гулким эхом прокатился над застывшей в ошеломленном молчании площадью. — Ты низвергнут.

— Вы не можете убить меня, — злорадно оскалился Истормун. — Даже будь вас втрое больше, вам все равно не набрать и половины той силы, что понадобится для этого.

— Да, но мы можем ослабить тебя и выбросить из этой реальности.

— Но я вернусь, снедаемый одним-единственным желанием — скормить ваши души демонам.

— Да будет так, — ответил Штайн. — Начали.

Его маги окружили Истормуна, черное пламя которого явственно теряло силу. Он совсем погасил его и сцепил руки перед грудью. Ауум увидел, как между ладоней у него вспыхнул ярко-синий огненный шарик.

— Сильнее! — призвал Штайн.

Его маги развели руки в стороны, и Истормун закричал. Шарик в его ладонях мигнул, затрещал искрами и погас.

— Нет, — прохрипел он. — Вы этого не сделаете.

Ауум заметил, как он пристально уставился на одного из магов.

— Нет! — выкрикнул Штайн. — Не смотри ему в глаза. Отвернись!

Слишком поздно. Глаза мага задымились. Голову его охватило черное, ревущее пламя. Он закрыл руками лицо, и оно смялось и осыпалось под его пальцами, а сам он рухнул на крышу.

— Один, — без всякого выражения проговорил Истормун.

— Сильнее! — заорал Штайн.

Истормун вновь вскрикнул. Он решил испепелить взглядом еще одного мага, но его заставили запрокинуть голову, так что глазам его предстали лишь тучи, собирающиеся в небесах, чтобы пролиться сильным дождем, который бы смыл с Калайуса смрад человека. Истормун продолжал бороться со своими невидимыми узами, но тюремные стены все теснее смыкались вокруг него. Вот уже руки его оказались плотно прижаты к бокам. Ауум услышал, как трещат и ломаются его кости, когда он попытался было воспротивиться, и Истормун вновь испустил душераздирающий крик боли.

А Штайн, тем временем, опять призвал своих соратников удвоить усилия. Двадцать четыре мага вновь ударили заклинаниями, и Истормун взвыл. Тело его сломалось, ребра пробили сердце, а кипящий мозг взорвался, выплеснувшись из раздавленного черепа. Его длинный черный плащ, кровь и кости еще несколько секунд висели в воздухе, а потом Штайн развеял заклинание, и останки Истормуна упали на крышу.

На мгновение воцарилась тишина, и Аууму показалось, будто он расслышал протяжный крик, затихший в ночном небе.

А потом толпа вновь обрела голос. Звуковой взрыв походил на тот, что сопровождал бы обрушение самой высокой в мире горы, или удар гигантской волны, вобравшей в себя весь океан, о неприступную твердь. Он потряс стены всех храмов, передаваясь мелкой дрожью земле под ногами. От него во все стороны побежали круги, расходясь все дальше и дальше, пока каждый эльф в Исанденете не узнал о том, что Истормуна больше нет.

Ауум обхватил лицо руками и заплакал, когда рокочущая волна радости захлестнула его. Он почувствовал, как кто-то поднимает его, и, отняв ладони от лица, увидел Улисана, который и заключил его в свои знаменитые медвежьи объятия.

— Все кончено! — кричал он. — Мы победили!

Толпа заволновалась, в ней образовались ручейки и потоки. Эльфы спешили к своим храмам, чтобы вознести благодарственные молитвы, или скрывались в ночи в поисках еды, питья и людей, которых можно будет убить. Но многие обратили свои взоры на храм Шорта, который за долгие годы превратился для них в символ угнетения. Толпа дружно подалась к нему.

— Заприте двери! — приказал Ауум, срываясь с места. — Оттесните их.

ТайГетен устремились за ним, и архонт вбежал внутрь.

— Закрыть двери. Выстраиваемся в шеренгу снаружи и пытаемся воззвать к их здравому смыслу. Нашим магам надо позволить уйти невозбранно.

Ауум бросился вглубь храма, слыша, как за спиной с грохотом захлопываются двери и засовы со скрежетом вползают в петли, отрезая гул толпы. Он взлетел по лестницам на самую крышу. Штайн и маги уже ждали его. Здесь же оказался и Такаар.

— А я все спрашивал себя, куда ты запропастился, — обратился к нему Ауум.

— Никогда нельзя упускать возможности научиться чему-нибудь новому, — высокопарно изрек тот.

— Что ж, тебе придется учиться чему-нибудь другому. На Калайусе более нет места для человека.

Штайн подошел к нему и протянул руку.

— Мы никогда не встречались, но я благодарю тебя за то, что ты поверил нам. Мы сделали еще один шаг к тому, чтобы и Балайя обрела свободу.

— Меня не интересуют ваши мотивы, — отрезал Ауум. — Меня заботит лишь то, чтобы люди потерпели очередное поражение. Отныне мой народ свободен, и ваше присутствие стало нежелательным.

Он не пожал Штайну руку, хотя кое-что необычное на ладони мага привлекло его внимание. Штайн протянул обе руки к своим магам, которые дружно выразили свое неудовольствие, успокаивая их.

— Я напоминаю вам, что мы и не ждали благодарности, — сказал он. — Но доброе слово пришлось бы кстати.

— В самом деле? — вспылил Ауум. — Насколько я понимаю, люди поработили моих людей и обращались с ними, как с животными, на протяжении целых ста пятидесяти лет. Я понимаю, что ваша магия дает вам силу, но не придает мужества. А еще я знаю, что людям больше никогда не удастся поработить эльфов.

— Но ты должен понимать и то, что мы связаны неразрывной цепью. Отголоски войны, которая вот-вот начнется на Балайе, докатятся до самых отдаленных уголков нашей планеты. Когда-нибудь почувствуете их и вы. Если Круг магов Истормуна выйдет из нее победителем, то однажды они окрепнут настолько, что вновь станут заглядываться на ваши берега, и вам придется защищаться.

— Истормун мертв, — сказал Ауум.

Но Штайн покачал головой.

— Нет. Мы всего лишь выбросили его из этого мира. Мы не обладаем достаточной силой, чтобы убить его. Сейчас его душа отправилась к… вы называете их арахами… но он вернется. Он ничего не забудет, Ауум, и никого не простит. И может настать такой день, когда нам придется призвать на помощь эльфов, чтобы не допустить, дабы он и ему подобные вновь правили миром.

— И вы должны будете откликнуться на этот призыв ради всех нас, и людей, и эльфов.

Неожиданно Ауум схватил Штайна за запястье и повернул его ладонью кверху. На ней красовалось родимое пятно, по форме напоминающее дерево.

— Ты доказал, что умеешь держать слово, и за это достоин уважения, — сказал Ауум. — Но только когда минет четыре поколения твоих потомков и у одного из них снова появится на ладони такое вот родимое пятно, человеку будет позволено ступить на нашу землю. Тот, кто придет раньше, умрет страшной смертью. Это — мое обещание, и, в отличие от тебя, я буду еще жив, чтобы сдержать его.

— Да будет так, — согласился Штайн. — Мы передадим известие о том, что здесь произошло, в другие города. Без Истормуна они падут перед вами, как листья осенью.

— Благодарю тебя, — ответил Ауум. — Мы отправим армию в Толт-Аноор и Денет-Барин. Тех людей, которых мы там найдем, ожидает та же участь, что и здесь. Передай им и мои слова тоже.

Штайн отдал короткий приказ, и у его людей выросли за спиной туманные черные крылья.

— Надеюсь, что настанет такой день, когда эльф и человек встретятся, как братья, — сказал он.

— Как говорил Гаран, — заметил Такаар, — не искушай судьбу.

Штайн улыбнулся.

— Прощайте.

Ауум смотрел, как он со своими магами поднялся в воздух и полетел к кораблю, стоящему на якоре у входа в гавань, а потом подошел к краю крыши, слыша, как хрустят под подошвами его сапог кости Истормуна.

— Это ему за Катиетт, — сказал он.

— И за каждого эльфа, который пал от руки человека, — добавил Такаар.

Они стояли рядом, глядя на Исанденет. Улюлюканье и крики толпы уже смешивались с песнями, рвущимися из тысяч глоток. По всему городу пылали пожары, а в оскверненных храмах молились эльфы, благодаря богов за свое освобождение.

Ауум взглянул прямо вниз, себе под ноги. Выстроившиеся цепочкой ТайГетен все еще стояли перед входом в храм, хотя толпа перед ними уже начала рассасываться. Улисан почувствовал на себе его взгляд и поднял голову, а потом сложил руки вместе и улыбнулся. ТайГетен дружно затянули песнь в память о своих павших.

Ауум вздохнул. На глаза ему навернулись слезы об Элисс и их нерожденном сыне. Стоявший рядом Такаар смотрел на лес, и в глазах его опять вспыхнул огонек безумия. Он приплясывал на месте и чесался от нестерпимого желания поскорее уйти отсюда. Ауум не винил его за это.

— Черт бы тебя подрал, Такаар, но нам предстоит много работы, — сказал он.

Такаар перевел взгляд на него, и по губам его скользнула слабая улыбка.

— По меркам людей, четыре поколения — не слишком долгий срок, — заметил он.

— Ты успеешь подготовить к тому времени магов Иль-Арин?

— Думаю, да.

— Вот и отлично, — сказал Ауум. — В таком случае можешь приступать прямо сейчас.

И спрыгнул вниз с крыши храма, чтобы присоединить свой голос к песне ТайГетен.

Благодарности

Выражаю огромную благодарность своей супруге Клэр, которая мирилась с моей внезапной раздражительностью, понимая, что у меня что-то не получается. Я искренне признателен Саймону Спантону, у которого черпал вдохновение и силы. Мое почтение Лиззи Хилл, благожелательному критику и рецензенту. И Ричарду Гриффитсу, за его бесконечную помощь и поддержку.

Джеймс БАРКЛИ РАССВЕТНЫЙ ВОР

Действующие лица:

Вороны:

Хирад Холодное Сердце — воин-варвар

Рас — воин

Ричмонд — воин

Сайрендор Лан — воин

Безымянный Воитель — предводитель Воронов

Илкар — маг из Джулатсы

Зитеск — университет магии:

Стилиан — лорд Горы

Денсер — старший маг

Селин — разведчица-маг

Ньер — наставник Денсера

Ларион — руководитель научных исследований

Сол — покровитель университета

Додовер — университет магии:

Ирейн — ученый-маг

Алан — муж Ирейн

Фрон — воин

Джандир — эльф-лучник

Уилл Попрошайка — вор

Валдрок — лорд Башни

Листерн — университет магии:

Хэрист — лорд, старший маг

Ри Деррик — генерал армии

Джулатса — университет магии:

Баррас — глава делегации

Бароны, лорды и солдаты:

Блэксон — барон южных земель

Гресси — барон юго-восточных земель

Тессея — повелитель Висмина

Тревис — Капитан

Пролог

Она проснулась, и тут же чья-то рука зажала ей рот, задушив ее крик. Алан, лежавший рядом, не шевелился. Человек, который склонился над ней, был скрыт темнотой, но она разглядела худое лицо и безжалостные глаза. Она вперилась взглядом в эти глаза, и рука надавила сильнее.

— Если начнешь колдовать, твои дети умрут. Если будешь сопротивляться, твои дети умрут. Если откажешься нам помогать, твои дети умрут. А муж твой будет свидетелем, что мы отыщем их где угодно — хоть в самом сердце университетского городка. Думай об этом, пока засыпаешь, а проснувшись, попридержи свою злость. Нам предстоит обсудить крупную сделку.

Ее сердце бешено заколотилось, и в голову ворвались ужасные мысли. Своим глупым желанием зажить тихой жизнью вне безопасных стен университета она подвергла опасности все, что было ей дорого, — ее мальчиков, ее близнецов, в которых она так верила и которых так беззаветно любила. Они такие юные, такие невинные. Она задрожала при мысли, что могут сделать с ними люди, похожие на этого человека. Ведь им неведомо сострадание. Они видят только то, что считают злом — злом, которое поклялись уничтожить. Они слепы к чистоте ее магии и от этого становятся опасны вдвойне.

Она вспомнила, как предостерегали ее наставники, и в голове у нее вновь зазвучалиих голоса. Семейное счастье — это прекрасно, говорили они. Но вспомни, какие сейчас времена. Люди легко могут возненавидеть университет и все, что с ним связано. Теперь она на собственном опыте убедилась, что они говорили так не просто из желания ее удержать.

Но она, как всегда, сделала по-своему. В конце концов, как бы мальчики ни были ценны для науки, это были ее сыновья, да и Алан не хотел жить в университете. А сейчас она проклинала себя за глупое упрямство и излишнюю уверенность в том, что сможет защитить свою семью. На глаза у нее навернулись запоздалые слезы раскаяния и бессильного гнева.

Внезапно у нее перед глазами появилась вторая рука незнакомца. И в этой руке была тряпка, которую мужчина прижал к ее лицу. Средство подействовало почти мгновенно, и ее сопротивление было больше похоже на метания зверя в ловушке, почуявшего свору собак, — отчаянное, короткое, бесполезное. Последнее, о чем она успела подумать, теряя сознание, — это о том, как будет ей плохо, когда она откроет глаза.

Глава 1

Синяя молния разорвала низкие тучи и озарила отвесные стены узкого прохода Танцующих скал. Прогремел сильный взрыв; закричали люди.

Вороны невозмутимо наблюдали за полем боя с центральной башни замка, который служил ключом к проходу Танцующих скал.

Левый фланг обороны был сокрушен. На опаленной траве валялись обугленные и разорванные на части трупы, а неприятель усилил натиск и теперь наступал по всему фронту.

— Проклятие! — сказал Безымянный Воитель. — Нехорошо.

Он поднял над головой кулак, резко разжал пальцы и сделал широкое круговое движение рукой. Сигнальщики на малых башнях немедленно протрубили приказ. Из боковых ворот галопом вынеслись пять кавалеристов и маг.

— Там. Смотри. — Хирад указал на поверженную цепь. Отряд из пятнадцати человек, не обращая внимания на битву, спешил к стенам замка. — Мы идем?

— Идем, — ответил Безымянный.

— Самое время, — улыбнулся Хирад.

— Вороны! — прокричал Безымянный. — Вороны, за мной! — Он вытащил из ножен, прислоненных к стене, свой двуручный меч и, набычив бритую голову, бросился вниз по ступенькам. Его сверкающий нагрудник ловил лучи умирающего солнца. Несмотря на свой немалый вес, Воитель двигался с невероятной скоростью, и эта скорость для многих явилась последним предсмертным сюрпризом.

Каменные ступени вели вдоль стрелковой галереи к центральной башне, а оттуда во двор замка можно было спуститься по спиральным лестницам внутри малых башен.

Безымянный повел Воронов — мага и шестерых воинов в доспехах из металла и кожи — к левой башне. Он пинком открыл дверь, оттолкнул часового в сторону и помчался вниз, перепрыгивая через две ступеньки.

Когда Вороны были на полпути вниз, второй, более сильный взрыв потряс замок до самого основания.

— Они прошли сквозь стену внутреннего двора, — воскликнул Хирад.

— Похоже на то, — бросил на бегу Безымянный.

Дверь в основании малой башни была открыта, а он мчался с такой скоростью, что Хирад испугался, успеет ли командир остановиться, если эта дверь вдруг закроется. Вороны вырвались под янтарный свет заходящего солнца и устремились в левый угол двора, туда, где в воздухе висела поднятая взрывом пыль.

Навстречу им, пробираясь через развалины, во двор втягивались воины в кожаных доспехах, а за ними шел мужчина в черном плаще и с трубкой в зубах. У него был такой вид, будто он просто прогуливается. Попыхивая трубкой, мужчина рассеянно поглаживал черного кота, высунувшего голову из-под его плаща.

За спиной у Хирада маг отряда Илкар, эльф из Джулатсы, произнес, словно плюнул:

— Зитеск.

Хирад оглянулся, но Илкар махнул ему рукой.

— Иди вперед и сражайся. — Эльф был высок и строен; у него было тело атлета и короткие темные волосы. Его раскосые карие глаза сузились. — Я за ним присмотрю.

Неприятельские воины начали обходить Воронов слева; их целью явно была стена, вдоль которой располагались хранилища зерна, инструментов и дров, доставляемых в центральную башню из внешних укреплений.

Безымянный Воитель мгновенно изменил направление движения, чтобы пресечь новый маневр врага. Хирад, нахмурившись, продолжал следить за магом в черном плаще; а когда он наконец заставил себя оторвать взгляд от его фигуры, звуки битвы за внешней стеной замка стали стихать. Неприятельские воины, которых было втрое больше, чем Воронов, двинулись на сближение, подбадривая себя воинственными криками.

— К атаке! — крикнул Безымянный, и Вороны на ходу перестроились, образовав тупой угол. Впереди шел сам Воитель, слева — Талан, Рас и Ричмонд, а справа — Сайрендор и Хирад. Илкар, оставаясь в тылу, готовил магическую защиту.

Безымянный при каждом шаге постукивал по земле острием меча; Хирад жадно всматривался в глаза противников, желая увидеть в них страх. И наконец увидел; в их рядах возникло легкое замешательство, когда они поняли, с кем им предстоит сражаться.

— Защита готова, — объявил Илкар.

Десять лет Хирад был в отряде Воронов, но все равно каждый раз вздрагивал от этих слов. На самом деле он не мог почувствовать этого волшебства, защищающего от магических атак противника, но оно было здесь — он видел, как замерцал воздух. Безымянный перестал постукивать мечом по земле, и в следующее мгновение Вороны вступили в битву.

Круговым движением меча снизу вверх и справа налево Воитель сокрушил бессмысленную защиту своего противника, и вражеский воин, выронив меч, рухнул с рассеченным от подбородка до лба лицом. Он умер, не успев даже вскрикнуть.

Справа от Воителя Сайрендор закрылся щитом, а потом ответным ударом рассек своему противнику грудь. Хирад легко уклонился от клинка, нацеленного ему в голову, качнулся вправо и вонзил лезвие своего двуручного меча в горло врага. Другие воины не спешили заполнить образовавшуюся брешь. Варвар ухмыльнулся и, шагнув вперед, поманил их рукой.

Слева от Безымянного положение было более сложным. Талану и Расу достались опытные бойцы, они умело использовали щиты, а Ричмонду вообще пришлось уйти в глухую оборону; впрочем, его плавные, но стремительные удары тоже доставляли противнику немалые трудности.

— Маг обходит нас слева! — воскликнул Ричмонд, отражая очередной удар.

— Я слежу за ним, — откликнулся Илкар. Голос его был совсем слабым: слишком много сил уходило на то, чтобы поддерживать защитное поле. — Он творит заклинание.

— Оставьте его Илкару, — приказал Безымянный. Меч Воителя ударил в щит противника, и вражеский воин зашатался.

— Он идет влево! — выкрикнул Ричмонд.

— Забудь о нем. — Безымянный вонзил клинок в незащищенный живот своего противника, а Талан прикончил своего — но и сам был ранен в руку.

Вражеский маг громко выкрикнул ключевое слово заклинания. Порыв раскаленного воздуха заставил замереть и Воронов, и их врагов.

— Бей! — прокричал маг, и здания, стоящие вдоль стены, взорвались. В воздух взлетели обломки камня и разбитые доски.

Хаос.

Кусок доски сшиб Хирада с ног. Безымянный лишь слегка покачнулся, приняв взрывную волну своей могучей спиной.

В следующее мгновение он обрушил меч на своего противника и разрубил его до позвоночника.

— Защита пала! — крикнул Илкар. Взрыв отбросил его в грязь, но эльф быстро вскочил на ноги. — Я займусь магом.

— Я достану его! — азартно воскликнул Ричмонд. Он сделал обманное движение, потом мгновенно выпрямился и вонзил меч в грудь воину, с которым сражался. Сразив врага, Ричмонд рванулся вперед.

— Оставайся в строю! — крикнул Безымянный. — Ричмонд, встань в строй!

Хирад в это время смотрел в глаза человека, который собирался его убить. С трудом веря в свою удачу, вражеский воин занес меч над упавшим варваром. Но когда клинок пошел вниз, Хирад вскинул навстречу щит. От удара противник пошатнулся и, пытаясь сохранить равновесие, перешагнул через Хирада. Сайрендор тут же вонзил меч ему в горло. Потом наклонился и помог Хираду подняться.

Ричмонд пробежал с десяток шагов и только тогда осознал, что совершил роковую ошибку: в пылу боя Рас не заметил, что остался без прикрытия. Враг не замедлил этим воспользоваться. Из-за спины противника Раса вынырнул еще один воин и напал на Ворона слева.

Свистнул меч, и Рас, зажимая ладонью рану в боку, упал под ноги Талану. Талан споткнулся и оказался беззащитен перед двумя клинками, готовыми обрушиться на него.

— Проклятие! — выдохнул Безымянный. Его меч сверкающей полосой пронесся перед Таланом, парируя оба удара. Одновременно Воитель правой ногой ударил своего противника в пах.

В бой снова ворвался Ричмонд. Талан тем временем успел восстановить равновесие. Его меч вонзился в грудь вражеского воина, и его воинственный клич сменился глухим бульканьем. Враг упал, захлебываясь собственной кровью.

Илкар, находясь в тылу, мог лишь смотреть, как маг из Зитеска бежит к стене, обнажившейся после того, как взрыв снес деревянные постройки. Внезапно он остановился, обернулся к Илкару, улыбнулся, произнес какое-то слово и, сделав еще несколько шагов к стене, вдруг исчез, будто растворился в воздухе.

Эльф скрипнул зубами и оглядел поле битвы. Рас, скорчившись, неподвижно лежал на земле. Безымянный зарубил еще одного врага; справа от него Сайрендор и Хирад убивали с такой же деловитой неотвратимостью. И только меч Ричмонда рассекал воздух: воин был ослеплен злостью на самого себя. Илкар двинулся вперед, на ходу собирая ману для заклинания, которое должно было обездвижить врагов, но одного его вида оказалось достаточно: оставшиеся в живых вражеские воины остановились, потом развернулись и побежали.

— Забудь о них, — сказал Безымянный Хираду, который уже хотел рвануться вдогонку.

Со стен замка вслед отступающему неприятелю неслись насмешки и улюлюканье. По всему полю битвы горны пропели окончание боя.

Однако для Воронов эта победа была безрадостной.

Тишина растекалась по двору от того места, где они стояли, и все новые и новые люди умолкали и поворачивались, чтобы взглянуть на картину, которую до сегодняшнего дня видели лишь немногие. Вороны — все, кроме Илкара — склонились над бездыханным телом Раса.

— Весь день просидели сиднем, и вот результат, — сказал Хирад. — Больше мы не остаемся в резерве.

— Не думаю, что сейчас подходящее время и место, чтобы обсуждать этот вопрос, — тихо сказал Безымянный, заметив, что вокруг уже начинает собираться толпа.

— А почему нет? — Хирад выпрямился, тряхнув рыжими волосами. Под его тяжелыми доспехами из толстой кожи вздулись бугры мышц. Он со стуком бросил меч в ножны. — Сколько еще нам нужно доказательств? Когда весь день просидишь на башне, тебе уже не хватает проворства в бою.

— Здесь многие не согласятся с тобой, — фыркнул Безымянный, указав на трупы врагов.

— За десять лет мы потеряли троих, и каждый раз из-за того, что соглашались на эти дурацкие условия. Если нас нанимает кто-то, мы сами должны сражаться, а не смотреть, как дерутся другие.

— Но за это нам хорошо платят, — заметил Илкар.

— Ты думаешь, Раса сейчас это волнует? — воскликнул Хирад.

— Я... — начал было Илкар, но внезапно взгляд его стал мутным. Одной рукой он схватился за голову, а второй сжал плечо Безымянного. — Этот спор и прощание с Расом могут подождать: маг все еще здесь, — сказал эльф. Мгновенно все Вороны вскочили на ноги, готовые броситься в бой.

— Где? — прорычал Хирад. — Он уже труп.

— Я не могу увидеть его, — сказал Илкар. — Он воспользовался скрывающим заклинанием. Но он рядом. Я чувствую его ману.

— Здорово, — воскликнул Сайрендор. — А мы тут как на ладони. — Его пальцы крепче сомкнулись на рукояти меча.

— Нам пока ничего не грозит. Если он начнет творить новое заклинание, то потеряет невидимость. Просто я хочу знать, что он здесь делает. — Илкар нахмурился; лицо его было напряжено.

Хирад поднял голову и обвел взглядом стрелковые галереи. Тучи сомкнулись теснее, ускоряя наступление темноты. Дождь золотистых лучей омыл напоследок серые стены замка и иссяк. Суета прекратилась; сотни глаз пристально смотрели на Воронов, стоящих у тела погибшего друга. Замок Танцующих скал погрузился в тишину, и даже возвращающиеся с победой солдаты умолкали, когда заходили во двор и видели эту грустную сцену.

Один за другим Вороны поворачивались, чтобы осмотреть стены замка. Илкар вышел из общего круга, не спуская настороженного взгляда с обнажившегося после взрыва основания центральной башни.

— Как он мог так промахнуться? — спросил Талан, показывая на обломки бревен и рассыпанное повсюду зерно. — Ведь он стоял прямо над нами.

— Он не мог промахнуться, — ответил Илкар. — Вот потому я и...

Неожиданно у основания башни возникла мерцающая фигура вражеского мага. Он торопливо шарил руками по поверхности стены. Внезапно кусок стены ушел внутрь и сдвинулся влево, открыв темный проход. Маг нырнул в темноту, и стена тут же закрылась.

Илкар бросился к стене и стал тщательно исследовать ее поверхность в том месте, где исчез маг. Остальные тоже подбежали и обступили его.

— Давай открывай, — воскликнул Хирад. Илкар повернулся и с раздражением глянул на варвара. Заостренные, похожие на листья уши эльфа встали торчком.

— Ты можешь открыть этот ход? — спросил Талан. Илкар кивнул:

— Но мне придется прибегнуть к магии, иначе я не сумею найти точки, на которые нужно нажать. — Он снова повернулся к стене, а остальные Вороны отошли, освобождая ему пространство. Илкар закрыл глаза, произнес короткую фразу и вытянул руки, стараясь почувствовать следы магии. Потом он положил ладони на каменную кладку и принялся осторожно ее ощупывать. Один за другим кончики его пальцев останавливались, находя нужные точки.

Не прошло и половины минуты, как Илкар воскликнул:

— Готово.

Безымянный удовлетворенно кивнул:

— Отлично.

Короткие каштановые волосы Воителя были мокрыми от пота; старый шрам на левой щеке ярко пылал на фоне загорелой кожи.

— Ты, — приказал Безымянный Талану, — останься и лечи рану. — А ты, — процедил он Ричмонду, — молись о Расе и думай о своем проступке.

На мгновение стало тихо. Талан хотел возразить, но капавшая с руки кровь и бледное лицо воина свидетельствовали о том, что рана серьезная. Ричмонд, понурившись, подошел к Расу, опустился на колени, воткнул перед собой меч и оперся руками на рукоять. После этого Ричмонд склонил голову и застыл неподвижно. Легкий ветерок мягко играл длинным хвостиком его белокурых волос; в раскосых глазах воина блестели слезы. Четыре года назад он вместе с Таланом и Расом вступил в отряд после битвы, в которой погиб один из Воронов. К тому времени они трое уже пользовались славой опытных и умелых бойцов.

Безымянный вплотную подошел к Илкару.

— Давай, — сказал он.

— Хорошо, — ответил маг и нажал пальцами на нужные точки. Стена отошла внутрь и сдвинулась влево. — Вход останется открытым: он, по-видимому, закрывал его изнутри.

В конце темного прохода мерцал тусклый свет. Безымянный вошел внутрь, Хирад и Сайрендор последовали за ним; Илкар шел последним.

Когда свет в конце прохода стал ближе, Безымянный услышал громкий настойчивый голос и царапанье когтей. Вслед за этим раздался и тут же оборвался крик ужаса. Воитель прибавил шаг.

Проход резко свернул направо, и Безымянный очутился в небольшом помещении. Справа стояла кровать, напротив нее — стол. В левой стене была небольшая ниша, в которой горел огонь. Рядом чернел вход в следующий коридор. За столом, склонив голову, сидел мужчина средних лет в простой синей мантии. Из большой царапины на морщинистом лбу сочилась кровь и капала ему на ладони и длинные пальцы. Мужчина пристально смотрел на алые пятна и дрожал всем телом.

Безымянный присел напротив.

— Куда он пошел? — Мужчина молчал. — Маг в черном плаще? Куда он пошел?

— О боги! — к столу подбежал Илкар. — Это же маг замка. — Безымянный кивнул в знак согласия. Эльф приподнял мужчине голову, и кровь из раны потекла по худому бледному лицу. Его глаза начали шарить по комнате, но взгляд оставался бессмысленным.

— Сиран, это я, Илкар. Ты слышишь меня? — На мгновение глаза остановились, и этого было достаточно. — Сиран, куда пошел маг из Зитеска? Мы ищем его.

Сиран с трудом повернул голову в сторону второго проема. Он попытался что-то сказать, но у него ничего не вышло. Заикаясь, Сиран снова и снова повторял только одну букву «д».

— Постойте! — воскликнул Сайрендор. — Разве за этой стеной не?..

— Пошли, — сказал Безымянный. — Мы упустим его, если будем медлить.

— Верно, — кивнул Хирад и первым ринулся в проем. Миновав короткий коридор, он оказался в небольшой комнате. Она была пуста, но в тусклом свете, сочившемся из кабинета Сирана, варвар заметил дверь в противоположной стене.

Он подошел к ней и открыл. За дверью оказался еще один длинный проход; дальний конец его бы озарен мерцающим светом. Хирад оглянулся.

— Быстрее, — крикнул он и побежал вперед.

В конце коридора варвар увидел камин; он ярко пылал. Хирад побежал дальше и очутился в просторном зале. Он остановился и огляделся по сторонам. Справа, шагах в пяти, он увидел две двери, между которыми был расположен еще один камин. В нем огонь не горел. Внезапно одна из дверей медленно закрылась.

— Туда, — показал варвар, повернулся и помчался к двери. Он даже не посмотрел, бегут ли за ним остальные. Его добыча была уже близко.

Перед дверью он резко остановился, рывком распахнул ее и отступил на шаг, чтобы осмотреться перед тем, как броситься вперед. За дверью оказалась небольшая прихожая, в противоположном конце которой располагались массивные двойные арочные двери. Эти двери были украшены гербом — по половине на каждой створке. Прихожая освещалась медными светильниками, а ее стены были расписаны магическими письменами. Впрочем, Хирад не обратил на все это никакого внимания, потому что одна из огромных створок была приоткрыта и в щель просачивался искрящийся свет. Варвар улыбнулся.

— Ну давай, иди к папочке, — прошептал он и устремился к дверям.

— Хирад, подожди! — прокричал Сайрендор, когда они вместе с Илкаром и Безымянным вбежали в зал.

— Догони этого придурка, Сайрендор, — приказал Безымянный. — Надо бы осмотреться.

Над камином висела круглая металлическая пластина диаметром около трех футов. На ней было вычеканено изображение головы и лап дракона. Открытая пасть изрыгала пламя, когти были выпущены, словно дракон готовился схватить жертву. Других украшений в помещении не было. Безымянный прошел вперед, боковым зрением следя за Сайрендором, спешащим к двери, за которой исчез Хирад. Внезапно Воитель остановился, огляделся и нахмурился.

— Что случилось? — спросил Илкар.

— Тут что-то не так, — ответил Безымянный. — Если я не ошибаюсь, здесь должны располагаться кухни, а тот конец зала, — он показал на правую стену с двумя дверьми и камином, — вообще должен находиться во внутреннем дворе замка.

— Вероятно, все это над нами, — заметил Илкар.

— Но мы не спускались вниз, — возразил Безымянный. — Что ты об этом думаешь?

Но Илкар не обратил внимания на его вопрос: побледнев, он уставился на герб над камином.

— Мне знаком этот знак. — Эльф подошел к камину. Безымянный встал рядом:

— И же что он означает?

— Это герб драконеров. Слыхал о таких?

— Слухи. — Безымянный пожал плечами. — Ну и что из того?

— И ты говоришь, что мы должны сейчас находиться во внутреннем дворе?

— Да, мне так кажется, но...

Илкар сглотнул:

— О боги, по-моему, мы зря все это затеяли.

Размер зала заставил Хирада замедлить движение. Кроме того, в помещении было невыносимо жарко, сильно пахло древесиной и маслом. Тягучий аромат высококачественного масла буквально пронизывал воздух. Но главное — из глубины зала на варвара взирали огромные глаза, и, встретив их взгляд, он окончательно остановился.

— О боги, Хирад, не спеши! — Сайрендор резко открыл дверь справа от камина, вбежал в прихожую и увидел перед собой украшенные гербом двойные двери. Неожиданно перед ним возник маг в черном плаще. Сайрендор машинально обнажил меч и отступил на шаг; он понимал, что внезапное появление врага вызвано тем, что скрывающее заклинание действовать перестало и, значит, маг готовит другое. На вид магу было около сорока лет; его можно было бы даже назвать симпатичным, если бы не взъерошенные черные волосы и короткая встрепанная бородка. Лицо мага было бледным и испуганным. Он выставил перед собой руки ладонями вперед.

— Пожалуйста, — прошептал он. — Я не смог остановить его, но могу остановить тебя.

— Из-за тебя погиб один из Воронов...

— И я не хочу, чтобы погиб другой, поверь мне. Этот варвар...

— Где он? — перебил Сайрендор.

— Пожалуйста, говори тише. Видишь ли, он попал в беду, — сказал маг. Из-под его плаща на миг высунулась кошачья голова и снова исчезла. — Ты, наверное, Сайрендор Лан?

Сайрендор кивнул, а маг продолжал:

— А я — Денсер. Видишь ли, я понимаю твое состояние, но сейчас мы можем помочь друг другу. Кроме того, поверь мне, твоему другу тоже нужна помощь.

— Во что он опять влип? — спросил Сайрендор, послушно понизив голос. Что-то в облике мага его встревожило, хотя он сам бы не смог сказать, что именно. Сайрендор мог убить этого человека в мгновение ока, но ясно видел, что Денсер боится не смерти от руки Ворона, а чего-то другого.

— В плохую историю. Очень плохую. Впрочем, взгляни сам. — Денсер приложил палец к губам и поманил Сайрендора за собой. Воин пошел вперед, не сводя глаз с мага и с небольшой шевелящейся выпуклости под его плащом. Денсер жестом пригласил Сайрендора посмотреть в щель между створками дверей.

— О боги! — Ворон хотел рвануться внутрь, но маг удержал его за плечо. Сайрендор резко обернулся. — Убери руку. Сейчас же.

Маг послушно убрал руку и сказал:

— Там ты ему ничем не поможешь.

— Хорошо, тогда как же нам быть? — шепотом спросил Сайрендор.

— Я не уверен, — Денсер пожал плечами, — но, кажется, я могу кое-что сделать. А ты приведи сюда своих друзей. Там они ничего не найдут, а здесь могут пригодиться.

Перед тем как выйти, Сайрендор на мгновение остановился:

— Только без глупостей, понял? Если он умрет из-за тебя...

Денсер кивнул:

— Я дождусь вас.

— Хорошенько подумай перед тем, как решишь что-то делать. — Сайрендор выбежал из прихожей, еще не зная, что скоро подтвердит опасения Илкара.

Хирад бы попробовал убежать, но он с разгона слишком далеко углубился в зал, да и все равно он сомневался, что ноги будут повиноваться ему, так сильно они дрожали. Ему оставалось только стоять и смотреть.

Дракон лежал, опустив голову на передние лапы, и первой связной мыслью, промелькнувшей в сознании Хирада, была мысль о том, что расстояние от подбородка до макушки чудовища больше человеческого роста. Пасть дракона тоже была огромной — около трех футов в ширину и не меньше пяти глубиной. Над пастью располагались близко посаженные глаза, обрамленные роговыми наростами. Узкие черные щели зрачков окружала радужная оболочка удивительного голубого цвета. Высокий гребень начинался на затылке дракона и спускался на спину.

Пока варвар рассматривал дракона, тот осторожно расправил крылья и лениво взмахнул ими. Неудивительно, что зал такой громадный, подумал Хирад: размах крыльев чудовища был не меньше ста футов. Дракон поднял голову и выпрямился, крыльями помогая себе сохранить равновесие.

Дракон склонил шею, чтобы удобнее было смотреть на Хирада, но туловище его все равно возвышалось над полом футов на шестьдесят. Даже самый кончик свернутого кольцом хвоста был толще человеческого тела. Если бы дракона можно было бы вытянуть в одну линию от макушки до кончика хвоста, то его длина составила бы не менее ста двадцати футов. Чудовище твердо опиралось на две толстые задние лапы, заканчивающиеся четырьмя когтями, каждый из которых был больше человеческой головы. А самое поразительное, что дракон был золотым — весь, от морды до хвоста — и шкура его сверкала в свете камина и бросала на стены желтые зайчики.

Хирад слышал дыхание чудовища, размеренное и глубокое. Дракон широко открыл пасть, обнажив длинные клыки. Из пасти капала слюна и испарялась, касаясь пола.

Дракон поднял переднюю лапу и выпустил один загнутый крючком коготь. Хирад непроизвольно шагнул назад. Его била дрожь, все тело покрылось липким холодным потом.

— Проклятие, — прошептал он.

Хирад всегда хотел умереть с мечом в руках, но сейчас, за несколько мгновений до того, как огромный коготь должен был разорвать его на части, это показалось ему глупым позерством. Внезапная ярость вытеснила страх из его сознания. Хирад вложил меч в ножны и посмотрел прямо в глаза дракону.

Однако смертельного удара не последовало. Вместо этого дракон втянул коготь, выпрямил шею и стал опускать голову, пока она не легла на пол в трех шагах от Хирада, опалив его лицо горячим и вонючим дыханием

— Забавно, — произнес дракон, и этого варвар уже не выдержал: ноги его подкосились, и он тяжело рухнул на каменный пол. Он не мог произнести ни звука и только беззвучно открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.

— А теперь, — произнес дракон, — давай кое о чем поговорим.

Глава 2

— Кто это — драконеры? — шепотом спросил Сайрендор.

Илкар повернулся к нему:

— Все они — маги. Я точно не знаю, но, кажется, они состоят в духовном родстве с драконами. Понимаешь? — И эльф с сожалением развел руками.

— Ни шиша я не понимаю! Драконов не существует, все это только слухи и сказки, — ответил Сайрендор. И все же голос его стал еще тише.

— Да? Тогда я вижу перед собой на редкость огромную сказку, — заметил Илкар, насторожив свои острые уши.

— Неужели это действительно важно? — спросил Безымянный. Он тоже говорил шепотом, но от этого его голос не лишился обычной силы и уверенности. — Сейчас нам нужен ответ лишь на один вопрос.

Три Ворона и Денсер столпились около приоткрытой двери. Вражда на время была забыта. Хирад сидел спиной к ним, опираясь на руки и слегка согнув ноги в коленях. Голова дракона почти касалась ног варвара; крылья были сложены.

Размеры дракона с трудом укладывались в сознании эльфа. Однако нельзя сказать, что маг совсем не верил книгам и учителям. Илкар не раз представлял себе драконов и понимал, что они должны быть огромными. Но Хирад казался таким крошечным по сравнению с монстром... Эльф невольно отвел глаза и не сразу решился снова взглянуть на дракона.

— Он уже должен был погибнуть, — тихо сказал Безымянный. Его пальцы сжали рукоять меча, потом снова расслабились. —Почему эта тварь его не убила?

— Мы думаем, что они беседуют, — ответил Денсер.

— Что? — Илкар не прислушивался к их разговору: он был поглощен наблюдением за тем, что происходит в зале. Хирад покачал головой и сел прямо. Потом жестом указал на дверь за своей спиной и что-то сказал, но маг не расслышал слов. Дракон приподнял голову и посмотрел в ту сторону, открыв пасть и обнажив многочисленные ряды своих клыков. Из пасти на пол закапала слюна, и Хирад отодвинулся.

— Кого ты имел в виду, сказав «мы»? — спросил Сайрендор, но Денсер не ответил.

— Потом, Сайрендор, — прошептал Безымянный. — Сейчас мы должны придумать, что нам делать. И побыстрее.

— Проклятие, о чем они могут разговаривать? Ни у кого не было ответа на этот вопрос. Илкар, приглядевшись, заметил какой-то отблеск. Сначала он подумал, что это блестит шкура дракона, но отблеск был не золотистым, а скорее стальным или серебряным.

Илкар напряг зрение и в конце концов разглядел источник бликов. Это был небольшой, размером с ладонь, диск на цепочке, прикрепленной к одному из когтей на передней лапе дракона. Эльф сказал об этом Денсеру.

— Где именно? — уточнил второй маг.

— На третьем когте правой лапы.

Денсер кивнул:

— У вас, эльфов, зоркие глаза, не так ли? Подожди чуть-чуть. — Денсер прошептал несколько слов, закрыл глаза, потер их большим пальцем, потом снова открыл и сосредоточился.

— В чем дело? Даже не пытайся...

— Молитесь, чтобы Хираду удалось затянуть эту беседу, — перебил Илкара Денсер и снова начал что-то бормотать.

— О чем это ты? — прошептал Илкар. — Что ты там увидел?

— Доверься мне. Я его выручу, — сказал Денсер. — И приготовься бежать отсюда. — Он шагнул вперед и исчез.

— Слушай, мне до сих пор трудно в это поверить, — сказал Хирад.

Дракон повернул голову и слегка приоткрыл пасть. Варвар торопливо отдернул ноги, чтобы слюна с клыков не попала на них.

— Объясни, — приказал дракон, и это слово, как дубинка по голове, ударило Хирада по барабанным перепонкам.

— Ну, должен же ты понимать, что даже с самого жуткого перепоя мне не могло привидеться, что я буду сидеть и разговаривать с... драконом. — Варвар развел руками. — Я хочу сказать, что... — Он запнулся и умолк. Дракон раздул ноздри, и от его дыхания у Хирада зашевелились волосы на голове. А от запаха тухлятины и горелой серы варвара чуть не стошнило.

— А сейчас? — спросил дракон.

— Сейчас я просто в ужасе. — Хирад то и дело обливался холодным потом и дрожал в ознобе, несмотря на то что в зале было жарко, невыносимо жарко: десять горящих каминов с трех сторон окружали дракона, который сидел в какой-то липкой и грязной жиже.

— Страх полезен. Так же, как и предчувствие опасности. Только благодаря страху ты еще жив. — Левое крыло дракона слегка дернулось. — Ну а теперь скажи мне, что ты здесь делаешь?

— Мы преследуем одного человека. Он вбежал сюда.

— Да, я думаю, по собственной воле ты бы здесь не очутился. И кого вы преследуете?

Варвар не удержался от улыбки: такое странное ощущение двойственности он испытывал. С одной стороны, он не сомневался, что в данную минуту разговаривает с одним из тех монстров, о которых ходили разные слухи. Но с другой стороны, Хирад не мог избавиться от мысли, что все это — наваждение, которое кто-то наслал на него.

— Мага. Его люди убили моего друга... Ты, случайно... не видел кого-нибудь? — спросил варвар и тут же понял, что зашел слишком далеко. — Прошу прощения, но мне трудно поверить, что ты существуешь на самом деле.

Дракон засмеялся — а может, эти издаваемые монстром звуки только показались Хираду смехом. Они бились о его голову, словно волны о скалы. Хирад задрожал всем телом и закрыл глаза: голова раскалывалась от мучительной боли. Внезапно ужасные клыки блеснули в нескольких дюймах от лица варвара, а в глаза ему ударил горячий воздух, выпущенный драконом из ноздрей. Хирад не на шутку испугался, но прежде чем он успел почувствовать молниеносный удар, дракон уже понял голову. Удар опрокинул варвара на спину и до крови рассек ему подбородок.

— А теперь, ничтожный человечишка, ты по-прежнему не можешь поверить в мое существование?

— Я... Нет, теперь я уже не сомневаюсь...

— И не стоило сомневаться. Сиран вот не сомневается, хотя он и подвел меня сегодня. Да и твои друзья за дверью, я уверен, тоже не сомневаются, что я существую.

Голос дракона в голове Хирада зазвучал громче. Потирая разбитый подбородок, варвар поднялся на ноги.

— Ладно, прости. Я не хотел тебя оскорбить. Дракон вновь издал какие-то звуки. Возможно, это был смех, но на сей раз он звучал уже мягче.

— Зато ты усомнился в моем существовании, — сказал дракон. — Пожалуй, тебе повезло, что меня трудно оскорбить. И еще — что я не усомнился в том, что ты существуешь.

Хирад, пытаясь отдышаться, лихорадочно думал, что делать, но выхода, казалось, не было. Оставался только один вопрос — когда дракону надоест эта игра и он убьет незваного гостя.

— Да, конечно. — Хирад пожал плечами и стал ждать смерти. — Но ты должен понять, что меньше всего я ожидал встретить здесь тебя.

— Ах-ах! Значит, я не оправдал твоих надежд? Может, я должен перед тобой извиниться? — Дракон снова засмеялся — на этот раз намного тише, и его смех был скорее задумчивым, чем веселым. Изумлению варвара не было предела.

Слева от Хирада послышался слабый шорох, а затем едва слышный голос прошептал:

— Не подавай виду, что слышишь меня, и ничего не говори. Я Денсер, человек, за которым вы гнались. Я постараюсь тебе помочь. — Голос помолчал, а затем добавил: — Не спорь со мной и, главное, не оглядывайся.

— Ну а теперь, человечишка, можешь задавать мне вопросы.

— Что? — Хирад вздрогнул и сам удивился, как он мог даже на мгновение забыть о драконе.

— Спрашивай. Ты же наверняка хочешь что-нибудь узнать обо мне. — Изогнув шею, дракон слегка отвел голову назад.

— Ладно. Почему ты меня не убил?

— Потому, что ты вложил меч в ножны, — этим твоя реакция отличается от реакции других людей, с которыми я встречался. Ты показался мне интересным экземпляром, хотя очень немногие люди вызывают у меня интерес.

— Надо же! А что ты делаешь здесь?

— Отдыхаю, восстанавливаю силы. Здесь я в безопасности.

Хирад нахмурился:

— В безопасности от чего?

Дракон вытянул задние ноги, затем снова опустил голову на пол и пристально взглянул варвару прямо в глаза.

— Мой мир охвачен войной. Мы опустошаем наши земли, и этому не видно конца. Когда нам нужно восстановить силы, мы используем безопасные убежища, такие, как это.

— А где же оно помещается? — Хирад окинул взглядом огромный зал.

— Что ж, по крайней мере ты сумел понять, что находишься в другом измерении.

— Прости, но я ничего не смыслю в измерениях. Я знаю лишь то, что в замке Танцующих скал нет помещений таких размеров.

Дракон снова засмеялся:

— Все очень просто, если только понимаешь, как сюда попасть. — Он закрыл глаза, слегка приподнял голову и принялся покачивать ею из стороны в сторону. Потом снова заговорил, не открывая глаз: — Миновав покои Сирана, ты вошел в гардеробную. Она уже не принадлежит ни к одному из измерений так же, как этот зал и молитвенная комната, которую ты должен был видеть по дороге сюда. Можно сказать, что это коридор между измерениями — твоим и моим. Для его существования необходимо, чтобы структура твоего измерения оставалась неизменной.

Дракон снова поднял голову и слегка развел крылья, чтобы скомпенсировать это движение.

— Мой род защищает ваш мир от посягательств наших врагов и заботится о том, чтобы вы никогда не создали то, что никогда не должно быть создано.

— Откуда такая забота?

— Только не подумай, что мы делаем это из любви к вашему ничтожному народу. Лишь очень немногие из вас достойны нашего внимания. Просто если вам придет в голову истребить самих себя и вы преуспеете в этом, то мы навсегда потеряем наше убежище. Вот почему дверь в твой мир остается закрытой. В противном случае другие роды из моего мира возжелали бы установить здесь свое господство.

Хирад на некоторое время задумался:

— Если я тебя правильно понял, в ваших руках — будущее всех нас.

Дракон удивленно приподнял костяные наросты, служившие ему бровями:

— Да, это единственно верный вывод из моих слов, и ты сумел его сделать. Как твое имя?

— Хирад Холодное Сердце.

— А мое — Шa-Каан. Ты силен, Хирад Бессердечный. Я не сделал ошибки, решив пожалеть тебя и поговорить с тобой. Теперь я узнаю тебя при встрече, а сейчас мне нужно отдохнуть. Забирай своих товарищей и уходи. Вход за тобой закроется, и ты больше никогда не найдешь меня, хотя я сумею тебя отыскать. А что касается Сирана, то я найду себе другого драконера. У меня нет времени на человека, который не смог сохранить тайну моего убежища. Хирад не верил своим ушам:

— Ты меня отпускаешь?

— А почему бы нет?

— Беги, Хирад. Убегай быстрее.

Дракон мгновенно поднял голову, и его глаза засверкали. Он старался отыскать источник звука, но Денсер оставался невидимым. Хирад колебался, не зная, как поступить.

— Беги! — крикнул Денсер. Судя по голосу, он был где-то слева от Хирада.

Варвар посмотрел вверх на Ша-Каана, и их взгляды на мгновение встретились. В глазах дракона Хирад увидел неистовую ярость.

— О нет, — прошептал Хирад.

Внезапно дракон отвел взгляд и посмотрел вниз, на правую переднюю лапу. Варвар повернулся и побежал.

— НЕТ! — Теперь голос Ша-Каана заполнил собой весь зал и эхом отразился от стен зала. — Верни мне то, что ты отнял!

— Сюда! — крикнул Денсер откуда-то справа.

Хирад глянул в ту сторону и увидел, как маг на мгновение появился у стены примерно в тридцати шагах от двойных дверей. Дракон вскинул голову и дохнул пламенем на Денсера. Вал огня опалил стену и докатился до потолка, выжигая на своем пути гобелены и деревянные панели. Маг успел вовремя исчезнуть, но до Хирада докатилась волна раскаленного воздуха. Варвар споткнулся и закричал в испуге. Весь зал, казалось, был охвачен огнем; от жара лицо Хирада покрылось капельками пота. Сквозь дым варвар увидел Безымянного. Воитель открыл дверь и ждал Хирада. Внезапно огромная тень накрыла зал: это поднялся дракон. Хирад увидел, как побледнел Воитель.

— Беги, Хирад, беги! — закричал Безымянный. Дракон сделал шаг вперед, потом другой, и варвар почувствовал, как содрогается под ним земля.

— Верни мне то, что ты украл! — прогрохотал монстр. Хирад вбежал в открытую дверь.

— Закрывай! — закричал Безымянный. Они с Сайрендором навалились на дверь. — Быстрее, быстрее! — Все бросились к выходу. Ша-Каан снова дохнул огнем, и огромные двойные двери взорвались изнутри, разлетевшись на мелкие части. Град горящих обломков ударил в разные стороны. Взрывная волна подняла Хирада и швырнула на стену, за которой находился незажженный камин. Оглушенный ударом, он некоторое время лежал неподвижно, не видя перед собой ничего, кроме пламени. А затем Хирад увидел прямо перед собой глаза Ша-Каана: протиснув голову в дыру на месте дверей, дракон готовился послать еще один огненный вал.

Варвар закрыл глаза и приготовился к смерти, но внезапно чья-то рука схватила его за шиворот, поставила на ноги и вытолкнула через правую дверь в центральную комнату. Безымянный Воитель затащил Хирада под навес камина, и в этот момент два языка пламени, слева и справа, с ревом ударили в противоположную стену. Герб драконеров над вторым камином моментально расплавился.

— Давай, Хирад. Пора удирать, — сказал Воитель и толкнул варвара в направлении коридора, где уже скрылись остальные.

— Верни амулет! — проревел Ша-Каан. — Хирад Холодное Сердце, верни амулет!

Хирад снова замешкался, но Безымянный втолкнул его в коридор, и как раз в это мгновение в центральной комнате вновь полыхнуло пламя.

— Быстрее! — закричал Сайрендор. Он, Денсер и Илкар были уже в следующем помещении. — Проход закрывается.

Хирад с Безымянным со всех ног рванули по коридору. Вдогонку им прокатился еще один огненный вал, языки огня лизнули спину Хирада. Кожаные доспехи варвара задымились и сморщились. В конце короткого прохода, ведущего в опочивальню Сирана, стоял Илкар и произносил заклинания, стараясь удержать каменную дверь открытой. В тусклом свете поблескивало его мокрое от пота лицо. Хирад видел, как, несмотря на все его усилия, проем в стене медленно сужается. Внезапно Илкар вздохнул и закрыл глаза.

— Он теряет контроль над выходом! — закричал Денсер. — Бегите быстрее, он теряет контроль! — Дверь скользила, и покои Сирана исчезали с каждым новым шагом. В ушах Хирада гремели громкие крики Ша-Каана. Безымянный и Хирад едва успели проскочить в оставшуюся щель и, сбив Илкара с ног, рухнули на пол. Дверь с глухим стуком захлопнулась, и голос дракона умолк.

Илкар, Хирад и Безымянный поднялись с пола и отряхнулись. Варвар кивком поблагодарил эльфа, а Илкар в ответ показал на закрывшийся вход. Теперь на стене не было ни малейшего признака того, что здесь когда-то была дверь.

— Мы были в другом измерении. Как я понимаю, там все не так, как у нас.

— В другом измерении — не совсем верно, — поправил Илкар. — Между измерениями, я бы сказал. — Он опустился на колени перед лежащим лицом вниз магом замка. — Так-так. Сиран-драконер. — Эльф пощупал лежащему пульс. — Боюсь, он уже мертв.

— И не только он. — Хирад повернулся к Денсеру. — Можешь попытаться убежать, пока у тебя еще есть такая возможность. — И, вытащив меч, он шагнул вперед. Но Денсер пожал плечами и как ни в чем не бывало продолжал поглаживать своего кота.

— Хирад, — негромко одернул варвара Безымянный. Хирад остановился, не сводя глаз с Денсера. — Битва закончилась. Если ты сейчас прикончишь его, это будет убийство.

— Из-за него погиб Рас. Я чудом остался в живых. Он...

— Вспомни, кто ты, Хирад. У нас есть кодекс чести. — Безымянный подошел к варвару. — Мы же Вороны. Подумав, Хирад кивнул и убрал меч в ножны.

— Кроме того, — заметил Илкар, — он еще многое должен нам объяснить.

— Я спас тебе жизнь! — нахмурившись, воскликнул Денсер. С быстротой молнии Хирад подскочил к магу и прижал его к стене. Кот зашипел и вцепился в руку варвара, но Хирад даже не почувствовал этого.

— Спас мне жизнь? — Варвар наклонился вплотную к Денсеру. — То есть я должен быть тебе благодарен? Вместо того чтобы сжечь дотла, ты только поджарил меня до румяной корочки, да? Это Безымянный спас мне жизнь, а ты рисковал ею, понял? И за одно это тебя надо было бы убить.

— Что ты несешь? — запротестовал маг. — Я отвлек внимание дракона, чтобы ты мог убежать.

— Но это было не нужно, не так ли? — проворчал Хирад и, увидев замешательство в глазах Денсера, добавил: — Он сам отпустил меня, человек Зитеска. — Варвар отступил на шаг и убрал руку. Маг осторожно ощупал шею. — Ты рисковал моей жизнью только ради того, чтобы украсть какую-то вещь. Надеюсь, она этого стоит, — сказал Хирад и повернулся к остальным Воронам.

* * *

Алан передвинул записку через стол. Пальцы у него дрожали. Сильная рука ободряюще накрыла его ладонь.

— Успокойся, Алан. По крайней мере мы знаем, что они живы, а значит, у нас есть надежда.

Алан посмотрел в глаза своему другу. Фрон, крупный мужчина ростом почти в шесть футов, с широкими плечами и могучей грудью, едва помещался за столиком. У него было юное, но мужественное лицо, длинные волосы он собирал в хвостик, свисающий до середины спины. Фрон серьезно и озабоченно смотрел на Алана глубоко посаженными глазами. Зрачки у него были зеленые, с желтой каймой.

Таверна, как всегда в это время дня, была набита битком. Шум голосов то стихал, то вновь усиливался. Столы, огороженные тонкими перегородками, были расставлены вокруг деревянного возвышения; эти кабинки, похожие друг на друга как две капли воды, создавали обманчивое ощущение уединения.

— Ну и что там сказано, Уилл? — пробился сквозь страдания Алана низкий и хриплый голос Фрона. Этот голос вполне соответствовал комплекции своего обладателя. Уилл, сидящий рядом с Фроном, был небольшого роста, с яркими жесткими глазами и черной, но уже слегка поредевшей бородой. Он приставил к носу большой и указательный пальцы, шире раскрыл глаза и стал читать.

— Немного. «Твою жену-ведьму забрали, чтобы учинить ей подробный допрос о деятельности додоверского университета. Если она будет сотрудничать с нами, мы отпустим ее и твоих сыновей, не причинив им вреда. Больше от нас сообщений не будет».

— Итак, мы знаем, где она, — сказал третий из тех, кого созвал сюда Алан. У молодого эльфа Джандира было продолговатое симпатичное лицо, ясные голубые глаза и аккуратная бородка, такая же по цвету, как его коротко постриженные волосы.

— Да, конечно, — согласился Фрон. — И знаем, насколько можно верить этой записке. — Он облизнул губы и отправил себе в рот еще кусок мяса.

— Вы должны мне помочь! — Отчаянный взгляд блестящих глаз Алана метался от одного мужчины к другому. Фрон тоже обвел взглядом своих соседей — но вопросительным. Уилл и Джандир склонили головы в знак согласия.

— Конечно, поможем, — сказал Фрон, продолжая жевать. — И нам надо поторопиться. Надежда на то, что они отпустят Ирейн и детей, очень мала.

Алан кивнул.

— Ты в самом деле так думаешь? — спросил Уилл.

— Мальчики обладают магическим даром, — сказал Фрон. — Они додоверцы и, когда вырастут, станут могущественными магами. Покончив с Ирейн, эти люди наверняка попытаются избавиться и от них. Мы должны вытащить их оттуда. — Он снова посмотрел на Алана. — Но придется дорого заплатить!

— Мне все равно, сколько это будет стоить.

— Разумеется, себе мы не возьмем ничего, — добавил Фрон.

— Нет, что вы, друзья, я заплачу вам. — Некое подобие улыбки наконец появилось на лице Алана. — Просто я хочу, чтобы они побыстрее вернулись домой.

— И скоро они будут дома. А сейчас, — Фрон поднялся, — я провожу тебя домой. Ты отдохнешь, а мы тем временем подумаем о том, как освободить твою семью. Ближе к вечеру я зайду к тебе.

Он помог Алану подняться со стула, и друзья медленно вышли из таверны.

Ричмонд и Талан перенесли тело Раса в пещеру, высеченную в скале. В основании этой горы был построен и сам замок Танцующих скал. Рядом с телом поставили горящие свечи, по одной с каждой стороны света. Перед обрядом Раса умыли и побрили, а его доспехи вычистили и зашили. Руки погибшего воина были вытянуты по бокам, а его меч, убранный в ножны, лежал у него на груди.

Ричмонд, опустив голову, неподвижно стоял на коленях. Он не поднял глаз, когда в помещение вошли Хирад, Сайрендор, Безымянный и Илкар. Талан, стоящий в дверях, поклонился каждому из них, пока они проходили мимо.

Встав вокруг стола, на котором лежал Рас, Вороны молча склонили головы, отдавая дань уважения павшему другу. Когда свечи стали догорать, Ричмонд поднялся и вытащил из ножен меч.

— Я клянусь пожертвовать своей душой в память о тебе. Ты можешь в любую минуту отдать мне приказ, и когда бы ты ни позвал меня, я отвечу. Пока дышу, я готов исполнить клятву. — И горьким шепотом он добавил: — Прости, что меня не оказалось рядом.

Потом Ричмонд взглянул на Безымянного. Воитель кивнул и, обойдя стол по кругу, одну за другой задул все свечи, начиная с той, что стояла в изголовье.

— На север, на восток, на юг, на запад. Даже в смерти ты навечно останешься Вороном, и мы всегда будем о тебе помнить. Боги будут улыбаться твоей душе. С чем бы ты ни столкнулся сейчас и потом, мы желаем тебе удачи.

Денсер остался в жилище Сирана. Труп мага замка лежал на кровати, накрытый простыней. Денсер был благодарен судьбе за то, что выжил, хотя до сих пор не мог понять, как это произошло. Вся Балия будет благодарна варвару за то, что он остановил свою руку, но больше всех — город Зитеск.

Кот уткнулся мордочкой в лапы. Денсер дотащился до стены и сел.

— Просто не верится, что это действительно он, — вслух сказал маг, снова и снова поворачивая амулет в руках. —Вернее, я думаю, что это он, но не уверен в этом. — Кот заглянул ему в глаза, но во взгляде животного ответа тоже не было.

— Вопрос в том, хватит ли у нас сил это сделать? — Кот нырнул к Денсеру под плащ и прижался к теплому телу хозяина.

Так он питался.

— Да, — сказал Денсер, — мы это сделаем.

Он закрыл глаза и почувствовал, как вокруг него начинает сосредоточиваться магическая энергия. Денсер знал, что это будет нелегко. Связь на таком большом расстоянии требовала напряжения всех духовных и физических сил. Зато в случае удачи — и благополучного возвращения — их ждала слава.

Они похоронили Раса под стенами замка, отметив могилу знаком Воронов — профиль птицы с большим глазом и сложенными над головой крыльями.

Все, кроме Ричмонда, покинули могилу — усталые и голодные. И только он должен был простоять на коленях всю эту ночь, ветреную и безлунную, до самого рассвета.

Они расселись за столом в огромной кухне замка. Илкар рассказывал Талану о том, что случилось с ними за дверью в другое измерение, и вдруг Хирад задрожал всем телом. Кружка у него в руках ходила ходуном, и кофе выплескивался через край и стекал по его трясущимся пальцам.

— Ты здоров? — спросил Сайрендор.

— Не знаю, — пробормотал Хирад. — Не уверен.

Он поднес кружку к губам, но пить не смог. Кофе потек по его подбородку, сердце бешено заколотилось, на виске запульсировала жилка, лоб покрылся холодной испариной. Перед глазами у него вновь возник Шa-Каан и ревущее пламя. Огонь был повсюду, он окружал Хирада сплошной стеной. Невыносимый жар обжег ему ладони, и варвар выронил кружку.

— О боги земли, Хирад, что случилось? — В голосе Сайрендора слышалась тревога. Хирад попытался улыбнуться, но, наверное, его вид полностью соответствовал тем ужасным чувствам, которые он испытывал. — Тебе нужно прилечь.

— Подожди, — сказал Хирад. — Ноги почему-то отказываются меня слушаться. — Он обвел взглядом собравшихся за столом. Все смотрели на него, забыв о еде. Варвар пожал плечами. — Я не верил, что они существуют, — принялся объяснять он. — Такие большие. Такие... такие огромные. И прямо здесь! — Хирад закрыл лицо дрожащей рукой. — Такие могучие. Я не могу... — Он внезапно умолк, и все его тело затряслось. Тарелки на столе задребезжали. Перед глазами у него все поплыло. Хирад судорожно сглотнул горькую слюну.

— О чем тебе говорил дракон? — спросил Илкар.

— Он меня оглушил. Его голос грохотал у меня в голове, как гром, — начал рассказывать Хирад. — Он говорил об измерениях и порталах и хотел узнать, что я делаю в его зале. Гм-м-м. Забавно... Такой огромный монстр, а волновался, что я там делаю. Он назвал меня... Я ведь такой крошечный по сравнению с ним, а он назвал меня сильным... — Варвар снова пожал плечами. — Он сказал, что запомнил меня. И теперь моя жизнь принадлежит ему. Он может найти и раздавить меня когда угодно — хоть прямо сейчас. Почему он этого не сделал там? Жаль, что я не могу вспомнить всего.

— Хирад, ты еле говоришь, — сказал Сайрендор. — Пожалуй, лучше отложить этот разговор до следующего раза.

— Прости, может, мне и впрямь пойти прилечь — только если ты мне поможешь.

— Конечно, дружище, — улыбнулся Сайрендор. Он отодвинул скамейку и помог Хираду подняться.

— О боги. Я чувствую себя так, словно болел неделю.

— Ты болеешь всю жизнь.

— Иди к дьяволу, Лан.

— Я пошел бы, но ты упадешь.

— Пусть выпьет побольше чего-нибудь горячего и сладкого, — сказал Безымянный. — И ни капли спиртного.

— Маг из Зитеска все еще здесь? — спросил Хирад. Безымянный кивнул.

— Он в покоях Сирана, — сказал Илкар. — Спит. Способности, которые он сегодня продемонстрировал, явились для меня большим сюрпризом. Не отпущу его, пока не поговорю с ним.

— Дал бы ты мне его прикончить.

Безымянный улыбнулся:

— Ты же знаешь, что я не могу.

— Да. Пошли, Лан, а то я упаду прямо здесь.

Двое мужчин сидели в низких креслах напротив друг друга у давно погасшего камина. Ночь спешила поглотить университетский городок Зитеска, но лампы в ответ разгорались ярче, освещая многочисленные полки с книгами, стоящие вдоль стен небольшого кабинета. На идеально чистом письменном столе над пачками перевязанных ленточками листов бумаги горела свеча.

Университет внизу был погружен в тишину. Поздние лекции читались в закрытых аудиториях. Мастерство владения заклинаниями оттачивалось и совершенствовалось в подвальных помещениях, оборудованных специальной защитой, чтобы не нарушать спокойствия университетского городка.

За стенами университета на улицах Зитеска еще наблюдалось движение, но и оно замирало в преддверии ночи. Своим существованием город был обязан университету, но университет в прошлом взыскал с него за это высокую цену. В результате таверны запирались с наступлением темноты, и постоянные клиенты оставались внутри до рассвета; магазины и кухни, снабжавшие продуктами университет, наглухо закрывали ставнями окна, а у горожан вошло в привычку не зажигать света и никому не открывать по ночам.

Правда, теперь Протекторы уже не отдавали приказов о доставке объектов для экспериментов и маги Зитеска не приносили в жертву горожан в процессе своих обрядов. Но старые страхи живут долго, и слухи постоянно витали на рынках, шумных днем и замирающих ночью.

С наступлением темноты злобная тишина, словно накатывающийся с моря туман, сочилась из стен университета надоевшей тучей дурных предчувствий и тревоги. Годы кровавых ритуалов никогда не забудутся, и еще долгое время сердца людей будут сбиваться с ритма при звуках раскалывающейся древесины в отдаленной темноте и тихих шагов на улице за запертыми дверьми. Струящийся по венам Зитеска ужас и предчувствие беды отступали, только когда небо озарял первый луч нового утра.

Все это значительно упрощало работу городской стражи — в сумерках они закрывали ворота единственного обнесенного стенами города в Балии и патрулировали пустые улицы. По переулкам, как столетия назад, выслеживал свою добычу страх. Правда, теперь это было всего лишь наследство далекого прошлого.

Однако изменения происходят очень медленно, и город по-прежнему задыхался от страха. Из коренных жителей Зитеска лишь немногие остались в живых и могли насладиться свободой, дарованной им последним указом лорда Горы по случаю вручения ему мантии правящего мага. За минувшие Двенадцать лет Стилиан не сталкивался с особыми трудностями, за исключением упорного нежелания избавиться от старых порядков. Горожане упрямо не хотели менять жизнь в постоянном страхе на покой и удобство. Тем не менее попытки изменить коллективную волю и сознание своих подданных, пусть неудачные, поднимали авторитет лорда Горы среди жителей города.

Стилиан был высок ростом и в свои пятьдесят лет выглядел на сорок. Свои длинные темные волосы он зачесывал назад и стягивал в плотный «конский хвост», свисающий ниже плеч. Обычно Стилиан одевался в темные брюки и темно-синего цвета рубашку, а на плечи накидывал соответствующую своей должности черную мантию с золотым шитьем. У лорда был тонкий аристократический нос, суровое лицо и холодные зеленые глаза, взгляд которых мог ввергнуть в трепет любого.

— Полагаю, ей удалось выбраться из Теренетсы невредимой? — спросил Стилиана его собеседник.

Вопрос вывел лорда из задумчивости. Припомнив старое правило о том, с какой стороны следует помещать друзей и врагов, он несколько мгновений рассматривал Ньера, старшего советника и архимага, и в конце концов решил, что такого хитрого политика и проницательного ученого, как его советник, он поместил бы справа.

— Да, удалось. Хотя и с трудом. Но теперь все хорошо. — Лорд невольно вздрогнул, вспомнив о своем последнем контакте с Селин. Даже несмотря на заклинание невидимости, ей все равно грозила опасность со стороны тех, за кем она наблюдала. А узнав, какой способ она выбрала, чтобы бежать из Теренетсы, небольшой земледельческой общины Висмина, обосновавшейся западнее Терновых гор, Стилиан понял, что сегодня ночью не сможет уснуть. Он протянул слегка дрожащую руку к низенькому столику и взял бокал с вином. Но качество крепкого темно-красного напитка разочаровало его. Внезапно на Стилиана навалилась усталость. Общение на таком расстоянии отнимает очень много сил, и он подумал, что позже ему нужно спуститься в подземелья и помолиться.

— Но что-то вас беспокоит, милорд.

— Гм-м-м. — Стилиан понимал, что его нежелание разговаривать будет истолковано Ньером как личное оскорбление. А он не мог себе этого позволить — пока не мог. — Она подтвердила все наши опасения. Висмин покоряет селения у подножия Терновых гор. Она слышала, как шаман призывал людей жить в послушании и получать хорошие урожаи. Доказательств уже достаточно. У них многочисленные армии, они объединяются, и кроме того, у шаманов сильная магия.

Ньер кивнул и провел рукой по своим длинным седеющим волосам.

— А Парве? — спросил он.

— Я попросил ее побывать там.

— Селин?

— Да. Там больше никого нет, а нам необходимо знать все.

— Но, милорд...

— Я и сам понимаю, как это опасно, Ньер, — огрызнулся Стилиан. Однако выражение его лица быстро смягчилось. — Мои извинения.

— Пустяки. — Ньер положил ладонь на колено Стилиану, стараясь успокоить своего господина.

— Теперь мы должны быть особенно осторожны, — произнес лорд и сделал еще один глоток вина. — Наши наблюдатели уверены, что лорды-колдуны еще на прежнем месте?

Ньер вздохнул:

— Мы полагаем, что это так.

— Меня не устраивает такой ответ.

— Позвольте мне, Стилиан, объяснить положение. — Ньер обратился к лорду по имени, нарушив требования протокола, но Стилиан сделал вид, что не заметил этого. Ньер был старым магом и редко следовал правилам этикета. — Видите ли, очень сложно создать заклинания, с помощью которых можно было бы определить, находятся или нет лорды-колдуны в клетке маны. Однако за последние три месяца работа приблизилась к завершению. Задержки были вызваны необычно высокой активностью в пространстве между измерениями, где находится клетка.

— Когда мы получим ответ? — Стилиан дернул за расшитый золотом шнурок, висевший рядом с камином.

— В ближайшие несколько часов, самое большее — через день. — Ньер поднял брови, придав своему лицу виноватое выражение.

— Ты считаешь, что это только вопрос времени, да?

— Милорд?

— Все доказательства налицо, — вздохнул Стилиан. — Объединение племен Висмина, шаманы во главе вооруженных отрядов, армии, собирающиеся на юго-западе...

— Вы считаете, что все дело в лордах-колдунах?

— На самом деле тебе не нужен мой ответ на этот вопрос, не так ли? — улыбнулся Стилиан. Ньер кивнул, соглашаясь.

В это время раздался стук в дверь.

— Войдите! — громко крикнул Стилиан, и в Кабинет вошел юноша с короткими рыжими волосами. Напряженное лицо выдавало его волнение.

— Милорд?

— Принеси дров и еще одну бутылочку красного Динебри — только получше.

— Сию минуту, милорд. — И юноша вышел. Воцарилась тишина. Оба мага задумались о будущем, и обоим оно не внушало радости.

— Сможем ли мы остановить их на этот раз? — нарушил молчание Ньер.

— Боюсь, нам остается рассчитывать только на твоего человека, — ответил Стилиан. — По крайней мере он — наша единственная надежда в том случае, если лорды-колдуны сбежали. Наверное, он уже доложил тебе?

— Да, теперь у нас есть амулет.

— Отлично! — Стилиан хлопнул ладонями по подлокотникам кресла и, поднявшись, подошел к окну. — И?..

— Это амулет Септерна. Если его верно использовать, мы можем добиться прогресса.

Стилиан глубоко вздохнул и улыбнулся.

Башня, в которой находился его кабинет, возвышалась над остальными зданиями университетского городка, и с опоясывающего ее балкона открывался великолепный вид на город и его окрестности. Ночь была холодная, но сухая. Стаи легких облаков, набегая с юго-востока, гасили бледные звезды. Легкий ветерок доносил городское тепло и слабый запах горящего масла. Тишина уже воцарилась за стенами университета.

Башня Стилиана была окружена башнями других шести мастеров магии, только те были ниже. Посмотрев вниз, лорд заметил, что в башне Аариона тоже горит свет. Совсем недавно назначенный мастером, этот человек теперь присоединился и к внутреннему кругу, замкнув связь семи башен.

— Для нас это может означать спасение, — произнес Стилиан.

— Ларион трудится не покладая рук, — заметил Ньер, подойдя к лорду и встав рядом. — Отрабатывает доверие.

— А твой человек? Он позаботится о необходимой поддержке?

— Я ему полностью доверяю.

Стилиан кивнул, глядя на спящий Зитеск. Он не сомневался, что его люди без лишних вопросов выполнят любой приказ. Первый шаг был успешным, но теперь дорога становится опасной, и все, кто в достаточной степени осведомлен, должны хранить молчание.

— Пожалуй, Ньер, когда принесут вино, мы можем позволить себе небольшой праздник.

Глава 3

Она снова легла на кровать: в висках стучало, жестокие приступы тошноты выворачивали ее наизнанку. Дрожа всем телом, она взмолилась, чтобы этот приступ оказался последним, хотя сама в это не верила.

Все мышцы болели, все сухожилия были напряжены до предела. Дыхание было хриплым, и казалось, что если она отважится вдохнуть поглубже, кожа на груди лопнет. Конечно, все это пройдет. Вопрос только — когда? И сколько времени она была без сознания?

Но физическая боль, терзающая ее тело, не шла ни в какое сравнение с болью душевной Сыновья были смыслом всей ее жизни. Без них она не могла представить себя. Она попробовала установить с ними мысленную связь, а когда поняла, что не сможет этого сделать, стала проклинать себя за то, что в свое время решила, что рано пока учить их общению на расстоянии.

Где они сейчас? Вместе они или нет? О боги, только бы их не разлучили! Живы ли они? Действие зелья немного ослабло, и из глаз у нее хлынули слезы. Рыдания сотрясали ее тело, она судорожно всхлипывала и в конце концов, обессилев, снова уснула.

Рассвет и второе пробуждение не принесли облегчения. Бледный свет, сочащийся сквозь единственное окно, освещал круглую комнату с высоким потолком. Без сомнения, это какая-то башня. В комнате, кроме небольшого соломенного матраса, были еще стол и стул; на всем лежал толстый слой пыли. Каменный пол был покрытвыцветшей циновкой. В комнате было прохладно, а на узнице, кроме той же ночной рубашки, в которой ее забрали, не было ничего, даже носков, не говоря уж о туфлях В конце концов, она встала со своего неудобного ложа и накинула матрас на плечи, как одеяло.

Тяжелая деревянная дверь — единственный выход — была плотно пригнана к косяку и заперта на замок. На глаза вновь навернулись слезы, но она уже достаточно овладела собой, чтобы не поддаться слабости и подумать, как убежать из этой башни. Ее мана по-прежнему была с ней. Она пульсировала внутри и струилась вокруг тела, пребывая в изменчивом и безостановочном движении. Это движение таило в себе огромную силу. Для спасения нужно было только произнести заклинание, дверь не является преградой для «Огненного шара».

Она уже приготовилась разнести дверь в щепки, но слова заклинания застряли в горле. Если будешь колдовать, твои дети умрут.Когда чувства вернулись к ней, она заметила, что все еще стоит, и бессильно опустилась на стул.

«Спокойно, — уговаривала она себя. — Спокойно». Гнев в сочетании с магией обладал страшной разрушительной силой, поэтому, пока она не узнает что-нибудь о судьбе своих детей, ей ни в коем случае нельзя позволить себе проявить знаменитую вспыльчивость, которой отличались все Мэленви.

Усилием воли ей удалось сохранить хладнокровие и начать рассуждать. Эти люди знают, что она маг, и похитили ее из Додовера для какого-то особого дела. Но они желают полностью контролировать ее действия. Когда речь идет о маге, это нелегко, вот они и решили использовать мальчиков. Именно поэтому она была уверена, что ее дети живы и находятся где-то недалеко. Похитители должны понимать, что, прежде чем соглашаться на что-то, она должна увидеть своих детей. Впрочем, искра надежды погасла, едва она взглянула на запертую дверь.

При мысли о детях у нее сжималось сердце. Их схватили посреди ночи и заперли в незнакомом месте. Что они чувствуют? Они чувствуют страх и одиночество. Они чувствуют, что их предали. Бросили те, кто говорил, что любит их больше всего на свете.

В ней вновь начала закипать ярость.

— Спокойно, — прошептала она, — спокойно.

Скоро они придут. Похитители должны кормить свою узницу, а еды в комнате не было, только на левой половине стола стояла кружка с водой.

Наконец в замке повернулся ключ, и тот, кто внушал ей ужас, предстал перед ней. Ей не оставалось ничего другого, как только, всхлипывая, выразить свою благодарность в ответ на его слова:

— Добро пожаловать в мой замок, Ирейн Мэленви. Надеюсь, вы уже пришли в себя. И значит, пришло время воссоединить вас с вашими прекрасными детьми.

Было холодно. Он сидел в одиночестве на потрескавшейся земле посреди огромного пространства, лишенного цвета. Ветра не было, но он чувствовал, как шевелятся волосы на голове. Он поднял взгляд и прямо перед собой увидел дракона. Морда чудовища была огромной, но туловища он почему-то не мог разглядеть. Дракон дохнул на него, и кожа на лице загорелась, кости почернели и рассыпались в прах. Он открыл рот, чтобы закричать, но слова застряли у него в горле.

Потом он внезапно оказался летящим над дымящейся почерневшей землей. В небе кишели драконы, а на земле не было никакого движения. Он посмотрел на свои руки, но их, как и лица, не оказалось на месте — его плоть умерла. Внезапно ему стало жарко. Он бежал, изо всех сил помогая себе руками, но ноги двигались слишком медленно. Его преследовал дракон, и спрятаться было некуда.. Он упал, и чудовище вновь оказалось прямо перед ним. Он приподнялся и сел, и в это время дракон дохнул на него пламенем. Кожа на лице загорелась, кости почернели и рассыпались в прах. Бежать было некуда, и прятаться было негде. Огонь жег ему глаза, но он не мог опустить веки. Он открыл рот, чтобы закричать...

Хирад почувствовал чьи-то руки у себя на лице. Он вскочил, но перед ним не было ни дракона, ни выжженной земли. Илкар поправлял дрова в камине. Хирад подумал, что в комнате должно быть холодно, но ему почему-то было жарко, очень жарко. Талан и Безымянный привстали с кроватей, а Сайрендор сидел рядом с Хирадом, положив ладонь ему на лоб.

— Успокойся, Хирад. Все позади Это всего лишь сон. Варвар, глубоко вздохнув, снова оглядел комнату, и сердце его перестало биться так бешено.

— Прости, — сказал он. Сайрендор убрал руку и встал.

— Ты меня напугал, — сказал он. — Я уж подумал, что ты помираешь.

— Я тоже, — произнес в ответ Хирад.

— Как и все в замке, — заметил, отложив кочергу, Илкар и зевнул.

— Неужели я так громко кричал? — Хирад выдавил из себя улыбку.

Илкар кивнул:

— Очень громко. Ты хоть помнишь, что тебе снилось?

— Никогда не смогу этого позабыть. Мне снились драконы, тысячи драконов. Там был и Ша-Каан. Но это было какое-то другое место, мертвое место. Наверное, их мир. Ша-Каан говорил мне, что они его уничтожили, оставили после себя только выжженную черную землю. А потом Ша-Каан сжег меня, но я не умер. Я сел и хотел закричать, только не смог. Я ничего не понимаю. Разве может быть какой-нибудь другой мир? И где он находится? — Хирад вздрогнул.

— Не знаю. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что в жизни так не пугался. Такие твари просто не могут существовать.

— И все же они существуют, будь они прокляты.

— Знаешь, — сказал Сайрендор, — я думаю, тебе нужно поговорить с Илкаром, только попозже. Да и всем нам. Пусть расскажет, что знает, обо всех этих измерениях и драконах... — Онзамолчал, заметив, что Хирад его не слушает.

— Сколько сейчас времени?

— Примерно час до рассвета, — ответил Безымянный, отогнув занавеску.

— Пожалуй, я уже не усну, — сказал Хирад. Он встал и принялся одеваться. — Пойду на кухню, выпью кофе. — Сайрендор и трое других Воронов украдкой переглянулись. — Надеюсь, вы не возражаете?

— Не возражаем, — сказал Сайрендор. — Я схожу с тобой.

— Спасибо, — улыбнулся Хирад. Сайрендор улыбнулся ему в ответ, но казалось, что это стоило ему больших усилий. Одевшись, они вышли из комнаты.

Похожие на пещеры кухни замка никогда не закрывались, и там всегда было жарко от шести открытых печей. Разделочные и обеденные столы занимали почти все про-странство. На стенах висели полки с горшками, кастрюлями и прочей кухонной утварью. Дым выходил на улицу через открытые окна, расположенные высоко в стенах.

На одной из печей кипел огромный чан с водой. Рядом на подносах лежали кружки и молотый кофе. Хирад с Сайрендором устроились за дальним столом, чтобы им не мешали разговоры поваров и слуг. Они пили кофе и беседовали.

— Что-то ты мрачный, Сайрендор. — Друзья посмотрели в глаза друг другу. Брови Лана были нахмурены, и вид у него действительно был подавленный. Хирад к этому не привык.

— Мы кое о чем поговорили.

— Кто?

— Как ты думаешь — кто? Ты ведь уснул раньше нас.

— Вряд ли мне понравился бы ваш разговор. — Хирад не сомневался, что разговор был серьезным. Варвар давно не видел Сайрендора таким.

— Мы уже не станем моложе.

— Что?

— Ты же слышал, что я сказал.

— Лан, мне тридцать один! Тебе тридцать, а Безымянному только что исполнилось тридцать три, и он из нас самый старший. О чем же вы говорили?

— Ты много знаешь наемников, которым было бы за тридцать, а они по-прежнему дрались бы в первых рядах? Хирад вздохнул:

— Ладно, таких немного, но я думаю, что... мы не такие. Мы — Вороны.

— Да, мы Вороны. И мы становимся слишком старыми для сражений.

— Ты шутишь! Мы только вчера разгромили целый отряд.

— Неужели ты действительно в это веришь? — Хирад кивнул, и Сайрендор улыбнулся. — Почему-то я так и думал. А мне, например, представляется, что вчера мы, наоборот, не проявили нашей былой силы и ловкости.

— Все потому, что мы слишком много времени сидим без дела и лишь наблюдаем. Как я уже говорил, если мы перестанем торчать на стенах, все встанет на свои места.

— О боги, Хирад, ты упрямо не хочешь замечать очевидного! За последние два года наши противники становятся малочисленнее, но сражаемся мы с ними дольше. Мы делаем много ненужных движений и все чаще вынужденыподстраховывать друг друга. Неужели ты думаешь, что все это — случайные совпадения? — Хирад промолчал. — Мы уже утратили былую ловкость и быстроту. И вчера еле-еле справились со своей работой.

— Продолжай, Лан...

— Рас погиб! — Сайрендор огляделся и понизил голос. — Ты тоже мог погибнуть. Ричмонд сделал глупейшую ошибку, а Илкар не справился с защитой. Если бы не Безымянный, мы проиграли бы. Мы, Вороны!

— Да, но взрыв...

— Ты не хуже меня знаешь, что пару лет назад мы разделались бы со всеми, в том числе и с магом, еще до того, как он бы успел сотворить заклинание. Мы должны приспособиться... — Сайрендор прервался и глотнул кофе. Хирад не сводил с него глаз. — Хирад, я хочу, чтобы мы еще лет десять могли вспоминать наши лучшие дни. И если мы хотим сохранить нынешнюю славу Воронов, эти годы нужно жить по-иному.

— Одно неудачное сражение, и ты хочешь все бросить?

— Это было не просто неудачное сражение, это было предупреждение о том, что может случиться в любое время. За последние два года таких предупреждений было немало. И все это видят. Только ты предпочитаешь их не замечать.

— Так ты предлагаешь распустить Воронов, и остальные согласны? — спросил Хирад. Он был так поражен, что не замечал, что его глаза увлажнились. Его мир разваливался, а Хирад не знал, как его укрепить. Пока не знал.

— Не обязательно. Может быть, нам пора просто подвести итоги. — Сайрендор слегка откинулся назад и развел руками. — Видит Бог, у каждого из нас денег хватает, и мы все могли бы жить припеваюче. Иногда я думаю, что на паях мы можем владеть половиной Корины. — Он слегка улыбнулся. — Понимаешь, я говорю об этом лишь потому, что мы решили все обсудить, когда вернемся в город и у нас будет немного времени, чтобы подумать.

Хирад молча смотрел в свою кружку. Горячий пар поднимался прямо ему в лицо.

— А если же мы будем делать вид, что за эти годы ничего не изменилось, то однажды нам не хватит скорости. Хирад? — Варвар поднял голову. — Хирад, я не хочу потерять тебя, как мы сегодня потеряли Раса. — Сайрендор закусил губу, а потом тяжело вздохнул. — Я не хочу видеть тебя мертвым.

— Ты и не увидишь, — сказал Хирад хриплым голосом. Он допил кофе и поднялся, плотно сжимая губы, чтобы они не дрожали. — Пойду посмотрю лошадей. Мы можем выехать рано. — Он вышел из кухни и через весь замок направился во двор. Там Хирад остановился и внимательно осмотрел место вчерашней битвы. Потом сердито потер глаза и пошел к конюшням.

Илкар, чувствуя, что тоже не сможет уснуть, отправился в покои Сирана. Труп мага из Листерна, самого маленького из четырех университетских городов, был переложен на низкий столик и накрыт простыней. Илкар приподнял простыню с лица Сирана и нахмурился.

Кожа на щеках, как и волосы мертвого мага, была белой, словно снег. На лбу отчетливо была видна царапина, оставленная, по всей видимости, маленьким когтем.

Услышав за спиной какое-то движение, Илкар повернулся и увидел Денсера, стоящего в дверях. В зубах мага из Зитеска дымилась трубка, под плащом сидел кот. Денсер, вне всякого сомнения, был уже довольно пожилым человеком, хотя выглядел он лет на тридцать с небольшим.

— Печальный, но неизбежный конец, — сказал Денсер. У него был очень усталый вид: посеревшее лицо, запавшие глаза. Он оперся на дверной косяк.

— Что с ним случилось? — спросил Илкар. Денсер пожал плечами:

— Он был уже немолод, и мы понимали, что конец его недалек. — Зитескианец снова пожал плечами. — Другого пути не было, он хотел нас остановить.

— Ты говоришь «мы», — промелькнула догадка в сознании Илкара, — имея в виду кота?

— Да, это мой Любимчик.

Илкар снова накрыл простыней голову Сирана и повернулся к Денсеру:

— Проходи и садись, а то упадешь. Я хочу, чтобы ты ответил мне на несколько вопросов.

— Я вижу, это не светский визит, — улыбнулся Денсер.

— Конечно, нет, — проронил Илкар, даже не улыбнувшись в ответ.

Глядя, как Денсер тяжело опустился на кровать Сирана, Илкар подумал, что задавать первый вопрос нет необходимости. У мага просто не было сил, чтобы попытаться убежать из замка этой ночью.

— Ты, наверное, сильно устал за вчерашний день? — спросил Илкар.

— Да, дело было нелегкое, раз я решил отдохнуть здесь, — согласился Денсер и, приоткрыв плащ, показал амулет, висевший у него на шее. — Наверное, ты хочешь поговорить об этом?

Илкар кивнул.

— Какое у тебя было задание?

— Узнать, существует или нет вещь, которую мы искали.

— Ну и как, существует?

— Да.

— Тебя послал Зитеск?

— Конечно.

— А битва?

— Я могу сказать, что мне было легко попасть в ряды атакующих, но нападение было устроено не ради меня, если ты спрашиваешь об этом.

— Тогда почему ты не присоединился к гарнизону замка?

— Когда в замке драконер? Это было бы очень непросто, — со смехом ответил Денсер. — Боюсь, Сиран смотрел на вещи иначе, чем Зитеск.

— Забавно, забавно, — пробормотал эльф.

— Подумай сам, Илкар, ведь мы с тобой довольно похожи.

— Проклятие! Неужели Зитеск столь тщеславен? Неужели ваши наставники и в самом деле считают, что все маги обязательно должны быть похожи один на другого? Это просто издевательство над магией. Ваше учение ложно. — Илкар почувствовал, как в нем просыпается злость. Его лицо раскраснелось, прищуренные глаза превратились в узкие щелочки. Слепота Зитеска иногда бывала просто убийственной. — Знаешь, откуда взята сила, чтобы сформировать ману для тех заклинаний, которые ты вчера использовал? А на моих руках крови нет, Денсер.

Денсер некоторое время молчал. Он снова зажег погасшую трубку, вытащил из-под плаща кота и опустил его на кровать. Кот таращил глаза на Илкара, а темный маг почесывал ему шею. Эльф хотел продолжать свою обвинительную речь, но сдержался.

— Я считаю, Илкар, — произнес наконец Денсер, выпустив несколько колец дыма, — что тебе не следует обвинять моих наставников в ошибочности их учения, пока ты не осознаешь своихзаблуждений.

— О каких заблуждениях ты говоришь? Денсер показал свои ладони:

— Где ты видишь кровь на моих руках?

— Ты знаешь, что я имел в виду.

— Да, знаю. Но и ты должен знать, что у магов Зитеска, как, очевидно, и у тебя, есть несколько источников маны.

Снова повисло молчание. Замок уже начал просыпаться, и по коридорам разносилось эхо звуков наступающего дня.

— Я не буду обсуждать с тобой вопросы университетской этики, Денсер.

— Жаль.

— Это бессмысленно.

— Заблуждение твоих мудрецов, Илкар? Эльф пропустил мимо ушей эту колкость.

— Мне нужно знать две вещи. Как ты узнал о Сиране и об этом амулете и зачем он нужен?

— Я не намерен разглашать секреты университета, но в отличие от вас в Зитеске, видимо, всегда серьезно относились к историям о драконерах. В процессе работы по исследованию измерений мы создали заклинание, которое способно регистрировать возмущения, вызываемые открытием врат между измерениями. Именно через такие врата мы прошли вчера. Мы подозревали Сирана — я не буду рассказывать почему, — поэтому выбрали в качестве цели его покои и добились желаемого результата. Меня послали найти и вернуть артефакт драконеров, и я это сделал. — Денсер снял амулет с цепочки и бросил Илкару. Тот повертел его в руках и, пожав плечами, бросил назад.

— В нем содержатся знания драконеров, и упоминания об этом амулете есть в манускриптах всех четырех университетов, — сказал Денсер, снова вешая амулет на цепочку. — Он окажет нам неоценимую помощь в наших исследованиях, а когда мы закончим работать с ним, то легко сможем его продать. — Он улыбнулся. — Ты не поверишь, узнав, сколько готовы заплатить коллекционеры за вещь, подобную этой.

— И это все? — спокойно спросил Илкар. Денсер кивнул.

— Всем нужны деньги. Тебе лучше многих известно, что исследования стоят недешево. Илкар покачал головой.

— И что теперь?

— Теперь мне нужно как можно быстрее доставить артефакт в нужные руки, — ответил Денсер.

— В Зитеск?

Денсер отрицательно замотал головой.

— Слишком далеко и слишком опасно. В Корину. Я слышал, вы собираетесь туда же?

— Да.

— Я бы хотел, чтобы Вороны охраняли меня в дороге. Вам хорошо заплатят.

Не веря своим ушам, Илкар изумленно посмотрел на Денсера.

— Ты неудачно шутишь, Денсер. Особенно после того, что случилось вчера. Если ты хочешь пощекотать себе нервы, то я предоставлю тебе такую возможность. Насколько мне известно, Хирад по-прежнему хочет прикончить тебя. Но даже если остальные не будут возражать, неужели ты всерьез думаешь, что я унижусь до того, что соглашусь работать на Зитеск?

— Мне очень жаль, что ты испытываешь такие чувства.

— Во всяком случае, я думаю, что это для тебя неожиданность. — Илкар помолчал. — Попробуй поискать других телохранителей. Здесь полно людей, которые ждут не дождутся, чтобы кто-нибудь оплатил им возвращение в город.

— Я предпочел бы Воронов. Это самое меньшее, что я могу предложить в качестве компенсации.

— Нам не нужны твои деньги, — сказал Илкар. — Когда я вернусь в Корину, то отправлю рапорт в Джулатсу. Надеюсь, ты понимаешь, что после этого случая с Зитеском будет направлен протест от остальных трех университетов.

— Мы к этому готовы.

— Не сомневаюсь. — Илкар направился к двери, но на пороге оглянулся. — Ты голоден? Я покажу тебе, как пройти на кухню.

— Спасибо, брат.

Зарождающаяся на лице Илкара улыбка сразу исчезла.

— Я тебе не брат.

Глава 4

Присев на широкую кровать, Ирейн обняла своих сыновей. Она сразу же успокоилась, и мальчики тут же перестали плакать.

И все же она очень боялась за них; ей никогда не забыть минуты их встречи. Ее оставили одну на площадке винтовой лестницы. Открывая дверь, она боялась, что увидит своих детей мертвыми. Но нет — они сидели на краю кровати и перешептывались. На столе остывала нетронутая еда. Кроме кровати, стола и двух стульев, в комнате не было никакой мебели, даже циновки на полу.

Несколько мгновений Ирейн просто смотрела на сыновей: короткие каштановые волосы, круглые личики, светло-голубые глаза, маленькие носики, слегка оттопыренные уши, руки с длинными пальцами. Ее мальчики. Ее чудесные мальчики.

Они одновременно повернулись к ней, а она протянула к ним руки. В эту минуту Ирейн познала ненависть, которой не испытывала доселе. В первое мгновение близнецы не узнали в ней свою мать и защитницу. Они видели перед собой предательницу, которая позволила чужим людям испугать их и увезти из дома.

А она стояла на пороге со спутанными волосами, босоногая, в грязной и рваной ночной рубашке, со следами недавних страданий на лице. Слезы стекали по ее щекам, оставляя за собой светлые полоски.

— Я пришла, ваша мама здесь.

Дети бросились в ее объятия, и все трое зарыдали. А когда они выплакались, все страхи ушли и осталась только уверенность, что больше их никогда не разлучат. И вот Ирейн сидела на кровати, обняв прижавшихся к ней мальчиков.

— Где мы, мамочка? — спросил Том.

— Мы в замке, который очень далеко от нашего дома и полон плохих людей, — ответила она, крепче прижимая к себе детей, и злым взглядом посмотрела на дверь. Ирейн была уверена, что Исман стоит за ней и подслушивает. — Я должна ответить на кое-какие вопросы относительно магии, и после этого они нас отпустят.

Арон смущенно и встревоженно заглянул в глаза матери:

— А кто эти люди?

— Дома я расскажу вам о них. Эти люди стараются разобраться в магии, и все, что им непонятно, пугает их. Так было всегда.

— А когда мы поедем домой? — снова спросил Арон. Ирейн вздохнула:

— Я не знаю, мои хорошие. Я еще не знаю, о чем они будут меня спрашивать. — Она улыбнулась, чтобы немного ободрить детей. — Послушайте, когда мы вернемся домой, я позволю вам самим выбрать, чему вы желаете научиться в первую очередь. И мне интересно, что же вы выберете?

Мальчики наклонились вперед, обменялись взглядами, кивнули друг другу и в один голос воскликнули:

— Мысленную связь! Ирейн засмеялась:

— Я так и думала. Озорники! Наверное, вы просто хотите болтать вместо того, чтобы слушать меня. — И она пощекотала сыновей. Дети захихикали и стали извиваться, пытаясь вырваться. — Озорники! — Ирейн взъерошила близнецам волосы, а потом снова обняла сыновей. — Из того, что вам принесли, вы можете съесть только хлеб. Вы поняли? Больше ничего. А я пойду позабочусь, чтобы нас отправили домой. Потом я вернусь, и мы продолжим учебу. Надеюсь, вы не забыли, о чем я вам говорила на прошлой неделе! — Она хотела встать, но дети вцепились в нее.

— Неужели тебе уже пора уходить, мамочка? — спросил Арон.

— Чем раньше мы с этим покончим, тем быстрее вернемся домой. — Ирейн снова крепко обняла мальчиков. — Обещаю, я долго не задержусь.

Близнецы посмотрели на нее.

— Я обещаю вам, — повторила она. Распахнув дверь, Ирейн, как и ожидала, увидела Исмана. Вид у него был удивленный.

— Что-то вы быстро, — сказал он.

— Просто я тороплюсь, — резко ответила Ирейн. — И отвечу на ваши вопросы прямо сейчас. Мальчикам нужно вернуться к отцу, и они должны спать в своих кроватях.

— Понимаете, мы тоже заинтересованы в том, чтобы вы провели здесь как можно меньше времени, — льстиво произнес Исман. — Капитан быстро тебя расспросит, а до того...

— Сейчас, — сказала Ирейн. Закрывая за собой дверь, она улыбнулась своим детям, а те помахали ей на прощание.

— Ты не в том состоянии, чтобы выполнять наши требования, — насмешливо заметил Исман.

Ирейн улыбнулась и подошла к нему вплотную. При этом лицо ее стало суровым, а улыбка, казалось, примерзла к губам.

— А что будет, если я просто пройду мимо тебя? — побледнев, прошипела она. — Что ты будешь делать? — Их лица почти соприкасались. Исман часто заморгал, но был не в силах отвести взгляда от глаз Ирейн. — Остановишь меня? Убьешь? — Ирейн засмеялась. — Да ты боишься меня, потому что мы оба знаем, что я могу убить тебя прежде, чем ты успеешь обнажить меч. Кроме того, мы здесь одни. Так что не уговаривай меня, а просто отведи к своему Капитану. Немедленно.

Исман поджал губы и кивнул.

— Капитан предупреждал, что от тебя нужно ждать неприятностей. Такие, как ты, много знают, но слишком заносчивы. Перед тем как тебя забрать, мы несколько месяцев за тобой наблюдали. — Воин оттолкнул Ирейн и первым направился к винтовой лестнице. Спустившись на нижнюю площадку, Исман оглянулся. — Он был прав. Он всегда прав. Так что давай, убей меня, если думаешь, что у тебя это получится. За этой дверью стоят еще три человека, и тебе не удастся уйти далеко. Мы оба это понимаем, не так ли?

— Зато я увижу, как ты умираешь, — сказала Ирейн. — И буду наслаждаться страхом в твоих глазах, подумай об этом. Ты не сможешь узнать, когда я начну творить заклинание. А значит, все время будешь ждать смерти.

— Но у нас твои дети. — Ухмылка снова вернулась на лицо Исмана.

— Тогда тем более тебе нужно получше о них заботиться, не так ли? И не поворачивайся ко мне спиной, Исман.

Воин нашел в себе силы презрительно засмеяться. Однако, когда Исман повернулся, чтобы открыть дверь, Ирейн показалось, что он вздрогнул.

Денсер пристроился за столом у самого края. Рядом сидели люди, которые всего несколько часов назад могли убить его. Среди них не было только варвара, Хирада Холодное Сердце. Сайрендор Лан сказал, что он пошел проверить лошадей. Денсер положил вилку на тарелку с недоеденным завтраком и отпил кофе. Его кот лежал на скамейке и мурлыкал, наслаждаясь теплом от кухонных печей.

Они уже приготовились умереть от меча варвара. И внутренний покой их был совершенным. И если бы они умерли, он — под треск собственных костей, а кот — с оглушительным ментальном взрывом, вместе с ними погибла бы и вся Балия.

Денсер взглянул на Безымянного Воителя. Только благодаря этому человеку у них еще есть надежда. Благодаря ему и кодексу чести, которого всегда придерживались Вороны. Именно поэтому их ценили выше всех остальных наемников. Поразить врага на поле боя Вороны считали вполне законным, но в других условиях для них это было убийство. И возможно, они были единственными, кто сумел не запятнать свою репутацию, в течение десяти лет сражаясь бок о бок с ворами, бандитами, охотниками за легкой наживой и прочими наемниками, которые мало чем отличались от простых убийц.

Многие говорили, что строгая приверженность этому кодексу придает им сил и пугает противников. Денсер не сомневался, что этот миф в немалой степени помогает Воронам в бою, хотя ему было ясно, что их слава в основном зиждется на исключительных, если не сказать выдающихся, бойцовских качествах.

Разумеется, все это влияло на цену. Тот, кто нанимал Воронов, знал: контракт будет выполнен, а Вороны будут сражаться по правилам.

Кодекс гласил: будь воином, но не убийцей. Этому простому правилу старались следовать многие из тех, кто выбрал себе карьеру наемного воина или мага. Но большинству не хватало дисциплинированности, ума, моральной стойкости и способности хранить верность своему слову в пылу сражения, а главное — после битвы. И уж определенно никому не удавалось неукоснительно следовать кодексу в течение десяти лет.

Воронов легко было принять за героев, но Денсер видел, как они сражаются, и точно знал, кто они есть на самом деле: слаженная команда умелых воинов. Воинов — но не убийц.

Денсер оглядел сидящих за столом людей. Они не разговаривали: каждый был погружен в свои мысли. Он заметил, что у Воронов усталый вид, и в душу ему внезапно закрался страх: вдруг они все-таки откажут ему?

А Денсеру они были необходимы. Они были необходимы Зитеску. О боги, да всей Балии, если информация, полученная от тайных агентов, свидетельствует о начале возрождения лордов-колдунов. Но как уговорить их помочь ему, как заставить поверить, что Зитеск пытается объединить все четыре университета?

Денсер знал, что его ждет впереди, и все же невольно задумался: не выпало ли ему самое тяжелое испытание сейчас?

Вороны.

Он был уверен, что не обязательно раскрывать им всю правду. Узнав ее, они откажутся от контракта. Кроме того, он сомневался, что любая плата способна оправдать тот риск, которому они подвергнутся, если согласятся выполнить его просьбу.

Денсер снова принялся за еду. Очень жаль, что он не встретил Воронов в Корине, как было задумано. Там ему, возможно, удалось бы достаточно долго скрывать, что он из Зитеска. Никто не мог предвидеть, что они примут участие в обороне замка Танцующих скал. И теперь Денсеру не удалось уговорить даже Илкара — и это несмотря на то что Вороны сами едут в Корину.

Он поднял голову и встретился взглядом с Безымянным. Воитель спокойно посмотрел Денсеру в глаза и указал на него ножом.

— Скажи, — произнес он, — ты когда-нибудь раньше видел драконов?

— Нет, — ответил Денсер.

— Нет? А что было бы с тобой, если бы Хираду не удалось так успешно отвлечь внимание этой твари, пока ты добывал свой приз?

Денсер слегка улыбнулся:

— Хороший вопрос. Мы просто не рассчитывали, что там будет дракон.

— Ясно. Я думаю, что в этом случае тебя бы уже не было в живых.

— Возможно. — Денсер слегка пожал плечами. На самом деле он был уверен, что с ним бы ничего не случилось, но понимал, куда клонит Воитель. И это было ему на руку.

— Определенно. — Безымянный ломтиком хлеба вытер свою тарелку и бережно положил хлеб в рот. — Значит, мы помогли тебе, хотя и не собирались этого делать.

Денсер кивнул и снова наполнил свою кружку из медного котелка, стоящего на столе.

— И сколько вы хотите получить за это?

— Пять процентов рыночной стоимости. Денсер надул щеки:

— Но это огромные деньги.

Тут настала очередь Безымянного пожать плечами.

— Назовем это компенсацией за смерть одного из Воронов или за те бесчисленные ночи, когда мы будем просыпаться от кошмаров. Я не хотел тебе признаваться в этом, но мне потребовалось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не повернуться и не дать деру.

— А это был бы первый случай в истории Воронов, — воспользовавшись паузой, вставил Илкар. Безымянный кивнул, подтверждая его слова.

— И не только у него было такое желание, — добавил Сайрендор. Сидящие за столом дружно закивали и захохотали.

— Никто из вас не знает и половины всего.

Все повернулись на голос и увидели в дверях Хирада. Варвар медленно подошел к столу. Лицо его было помято, под глазами чернели круги.

— С тобой все в порядке, Хирад? — спросил Сайрендор.

— Не совсем. На улице я вспомнил, что говорил Шa-Каан. И если бы этот проход остался открытым, я бы сейчас взял амулет и вернул ему.

— Почему? — снова спросил Сайрендор, а Денсер затаил дыхание.

— Он говорил мне, что следит, чтобы мы не создали чего-то запретного. И что бы это ни было, сейчас он разгневан, иначе зачем ему нужно было бы сразу же закрывать врата?

— Не понимаю, о чем ты говоришь, Хирад, — сказал Сайрендор.

— Да и сам я не понимаю, — признался Хирад. — Но знаю одно: если мы когда-нибудь увидим дракона в небе Балии, то это будет означать, что всем нам пришел конец.

— А нельзя ли сказать поточнее, что ты имеешь в виду? — спросил Денсер.

— Ты не догадываешься, что я имею в виду? — огрызнулся варвар. — Мы все умрем. Они слишком могущественны, и их слишком много, уж ты мне поверь. — Он подошел к котлу и наложил себе в миску еды.

— Ладно, вернемся к нашему разговору. — Денсер снова повернулся к Безымянному Воителю. — Я согласен на пять процентов, но только если вы согласитесь охранять меня по пути в Корину.

Илкар, который смотрел на Хирада, повернулся так резко, словно его ударили по лицу.

— Я уже сказал тебе, что мы не будем работать на Зитеск. — Голос эльфа был тихим, но твердым.

— А сколько, по-твоему, будет стоить эта вещица, человек Зитеска? — спросил Хирад.

Денсер удивленно приподнял брови.

— Я, конечно, не утверждаю наверняка, но думаю, что она будет стоить около пяти миллионов серебром. Все разинули рты. Наступила короткая пауза.

— Мы беремся за эту работу.

— Хирад! — набросился на варвара Илкар. — Ты не понимаешь!

— Это хорошие деньги, Илкар.

— Невероятно! — вмешался Талан. — Четверть миллиона за то, что мы возьмем с собой попутчика. Хирад лишь скривил губы.

— Слушай, Хирад, я просто не могу поверить, что именно ты так легко согласился на это. Ты же сам хотел его убить. — Тон, которым Илкар это сказал, был почти оскорбительным.

— Значит, он мой должник, — сказал Хирад, не глядя на Денсера. — Мне совсем не нужно его любить, мне даже не нужно на него смотреть. Я могу и дальше его ненавидеть. Все, что мне нужно, — это проскакать рядом с ним до Корины. Там он отвалит нам круглую сумму, и мы никогда больше его не увидим. Я думаю, что смогу это выдержать.

— В любом случае это будет не так просто, — заметил Илкар.

— Брось, дело пустяковое.

— А я так не думаю. Мне трудно... — начал Илкар, но Хирад склонился к нему:

— Я знаю, ты не согласен с учением Зитеска...

— Сказать так — значит ничего не сказать...

— Подумай, Илкар, ты же все время будешь находиться за моей спиной. И зачем нам отказываться от этих денег? Тем более что они могут оказаться нашим последним заработком, — сказал Хирад, выпрямляясь. Глаза Илкара злобно блеснули. — Пойми, Илкар, ты все равно останешься в меньшинстве, так что не спорь.

Илкар прищурился, и его глаза превратились в узкие щелочки.

Безымянный протянул руку Денсеру:

— Договорились. Талан составит бумаги, а мы с тобой их подпишем. Окончательную сумму называть не будем, оговорим только процент и обязательство заплатить.

— Отлично, — сказал Денсер.

— И правда, — кивнул Безымянный. Они пожали друг другу руки. Воитель допил свой кофе и заметил: — Похоже, скоро в нашем «Скворечнике» будет вечеринка.

Дверь кухни снова отворилась.

— Я слышал, вы не смогли спасти моего мага. Жаль, Сиран был хорошим человеком.

Вороны обернулись к своему нанимателю. Барон Гресси обладал недюжинным умом и имел четырех сыновей, которые должны были стать его опорой в старости. Несмотря на то что Гресси был одним из пяти самым богатых баронов Балии, он не любил роскошь в одежде. Сегодня на нем был практичный костюм для верховой езды: плащ, кожаная жилетка, шерстяная рубашка и кожаные брюки в обтяжку.

У двери он отпустил вооруженную охрану и жестом попросил выйти поваров. Как только его приказ был исполнен, Гресси подошел к столу Воронов. Некоторое время он внимательно рассматривал их своими большими карими глазами, плавно поворачивая при этом лысеющую седую голову. Потом барон протянул руку:

— Барон Гресси.

— Безымянный Воитель.

Безымянный и Гресси обменялись рукопожатием.

— Рад познакомиться.

— Я тоже. — Безымянный повернулся к столу. — Талан, налей барону кофе.

— Так-так, Вороны. До сих пор не верится, что мы вчера победили. Сиран всегда умел подбирать людей. — Гресси пожевал губами. — Где же я теперь найду другого такого мага?

— В Джулатсе, — подсказал Илкар. — По крайней мере мы не изменяем своим убеждениям. Барон фыркнул.

— Вы не против, если я сяду? — И он показал на скамейку рядом с Илкаром. Эльф подвинулся, освобождая место, и Гресси сел. Талан поставил перед ним кофе, и барон кивнул в знак благодарности.

За столом возникло неловкое молчание. Денсер нервно поглаживал бороду, уши Илкара встали торчком. Только Безымянный невозмутимо, как всегда, смотрел на Гресси.

— Не хочу и дальше держать вас в напряженном ожидании, — сказал Гресси, потягивая кофе. — Но надеюсь, вы подтвердите одну вещь, которую я услышал.

— Конечно, — сказал Безымянный. — Если сможем.

— Я буду краток. Меня пригласили на собрание Торгового союза Корины, посвященное ухудшению положения к западу от Терновых гор. Ходят слухи, что Висмин начал наращивать свою активность в этом районе и разорвал Андерстоунское соглашение о беспрепятственном проезде. В результате возникла опасность, что Висмин вторгнется на восток, хотя должен подчеркнуть, что из Андерстоуна ни о чем необычном не сообщалось. Вот я и хотел бы узнать — не слышали ли вы подобных слухов? Я знаю, что вы не так давно сражались на стороне барона Блэксона, а сам он не сможет прибыть на собрание. — В глазах Гресси зажглись насмешливые огоньки.

— Мы лишь сражались на стороне барона, а Безымянный еще успел хорошо познакомиться с содержимым его винных погребов, — улыбнулся Сайрендор.

— Я вам сочувствую.

— Это было частью нашего соглашения, — сказал Безымянный. — А что касается слухов, то мы, безусловно, слышали их немало, пока были там, но с тех пор прошло уже шесть месяцев.

— Любые слухи, даже самые старые, могут мне пригодиться за столом переговоров.

— Тогда, — вмешался Илкар, — если вы верите всему, что слышите, то лорды-колдуны вернулись, Парве снова охвачен волнениями, а Висмин сжег все к западу от Терновых гор.

— А вы сами этому верите? — спросил Гресси.

— Когда речь идет о Висмине, меня ничто не удивит, — ответил Илкар.

— Гм-м-м, — задумчиво хмыкнул Гресси. — Интересно. Кстати, хочу поблагодарить вас за помощь. Я слышал, вчера вы потеряли человека. Поверьте, мне очень жаль, что так получилось.

— Наша работа всегда связана с риском, — сказал Хирад, но как-то не очень уверенно.

— Тем не менее потерять друга всегда тяжело. Я сочувствую вам и хочу еще раз выразить свою признательность. Я не мог позволить себе проиграть вчерашнее сражение.

— Вы говорите так, словно у вас в кармане нет ни гроша. Гресси пожал плечами.

— Замок Танцующих скал имеет важное тактическое значение, контролируя одну из основных дорог, связывающих Корину с внешним миром. Барон Понтойс владеет территорией, с двух сторон прилегающей к моему поместью. Захватив замок, он получил бы контроль и над обеими дорогами, связывающими мои земли со столицей. В этом случае Понтойс мог бы запретить провоз моих товаров или назначить непомерные пошлины. И то, и другое со временем разорило бы меня. Любой другой путь занимал бы уже не несколько часов, а несколько дней.

— Пока вы не решили бы вернуть замок силой, — заметил Хирад.

— Такая возможность всегда остается. Конечно, это дорого, но возможно. — На лице Гресси появилось суровое выражение.

— И все же вы будете сидеть рядом с Понтойсом на заседании Торгового союза Корины? — спросил Талан.

— Да. Я, конечно, понимаю, что это странно, но такова жизнь. В этом и заключается болезнь нашего союза — само слово «союз» в наши дни звучит уж очень фальшиво, — печальным голосом ответил барон.

На какое-то время за столом снова стало тихо. Безымянный пил кофе и внимательно рассматривал Гресси. Неожиданно Воитель улыбнулся, а барон, заметив его улыбку, нахмурился.

— Мне кажется, вы рассказали не все слухи, которые вам довелось услышать, — заметил Безымянный.

— Да, боюсь, что у меня есть источники понадежнее слухов. Я располагаю доказательствами, что Висмин вовсе не сожжен, а, напротив, — вновь порабощает поселения, укрепляется и объединяется.

— Что вы имели в виду, сказав «вновь»? — спросил Хирад.

— Я поучу тебя истории позже, — сказал Илкар, покачав головой.

— Как вам удалось... — Денсер прикусил губу и умолк.

— Ты что-то хотел спросить, человек Зитеска? — прорычал Хирад.

— Мне просто интересно, откуда эта информация, — нашелся Денсер, но лицо его выдавало крайнее изумление.

— Все имеет свою цену, — спокойно сказал Гресси. — Можно мне сегодня утром отправиться в Корину вместе с вами?

— Будьте нашим гостем, — ответил Хирад. — В конце концов, платит Денсер.

— Хорошо. — Гресси поднялся, с недоумением взглянув на Хирада. — Мой отряд будет готов через час.

— Это нас вполне устраивает, — сказал Безымянный. — Господа, «Скворечник» зовет.

Ирейн и Капитан встретились в библиотеке. Обогреваемый двумя каминами и освещаемый десятком светильников, книжный храм содержался в безупречном порядке, но мог свидетельствовать лишь об учености этого человека, но не о его нравственности.

Библиотека представляла собой комнату размером примерно пятьдесят на двадцать пять футов; три стены из четырех были закрыты пятью высокими книжными шкафами. По обе стороны единственной двери располагались камины, пол был застелен коврами, а в дальнем углу комнаты возвышался стол для чтения. Ирейн пригласили сесть в огромное, обитое зеленой кожей кресло, стоящее рядом с одним из каминов. После этого вошел Капитан в сопровождении воина, который нес поднос с вином и едой. Капитан не произнес ни слова, пока не устроился в точно таком же кресле справа от Ирейн. Ирейн тоже молчала, неотрывно глядя на огонь. Она даже на мгновение не пожелала взглянуть на Капитана. До нее смутно доносился тихий звон бокалов, хлопок пробки и металлический стук ножа о поднос.

— Еще раз добро пожаловать, Ирейн Мэленви, — сказал Капитан. — Вы, должно быть, проголодались.

Ирейн позволила себе взглянуть на стоящий на низком столике поднос и поразилась качеству угощения.

— Как вы смеете предлагать мне это, когда дрянь, которую принесли моим мальчикам, вряд ли сгодится даже для собаки? — возмутилась она. — Они должны немедленно получить такую же пищу.

Капитан улыбнулся.

— Ты слышал, что она сказала? Отнеси мальчикам тушеной баранины и овощей.

— Да, сэр. — Дверь за воином закрылась.

— Я отнюдь не лишен здравого смысла, — заметил Капитан.

Ирейн скривилась от отвращения:

— Вы вытаскиваете посреди ночи двух невинных мальчиков из родительского дома, пугаете их, запираете в холодной башне. Потом прячете их от меня и кормите таким дерьмом, которым я не стала бы кормить даже своих поросят. И не надо говорить мне о том, что для этого были какие-то особые причины.

По-прежнему не глядя на Капитана, Ирейн положила себе мяса с овощами и стала молча есть. Потом она налила в бокал вина и выпила его, уставившись на огонь в камине. Все это время Капитан наблюдал за ней и ждал.

— Теперь спрашивайте, — сказала Ирейн, поставив на столик пустой бокал. — Только сомневаюсь, что я знаю какие-нибудь секреты, которые вам неизвестны.

— Ну что ж, это упрощает положение, — произнес Капитан. — Я рад, что вы готовы с нами сотрудничать.

— Только не воображайте, будто я испугалась вас или вашей банды тупых обезьян, — надменно заметила Ирейн. — Просто я волнуюсь за своих детей, а другого пути помочь им и не скомпрометировать при этом университет Додовера у меня нет.

— Отлично. — Капитан снова наполнил свой бокал. — Я хотел бы, чтобы вы посмотрели на меня.

— Боюсь, что меня стошнит, если я это сделаю. Одно ваше имя является оскорблением для моего университета, а разговаривать с вами — все равно что предаваться ереси. Так что побыстрее задавайте свои вопросы, через час я снова хочу увидеться со своими сыновьями. — Ирейн по-прежнему смотрела на пламя в камине, наслаждаясь приятным теплом.

— Ну, как скажете, Ирейн, как скажете. — Капитан вытянул ноги к огню, и в поле зрения Ирейн появились потрескавшиеся от времени коричневые кожаные сапоги. — Видите ли, я крайне взволнован масштабом так называемых исследований по изучению измерений. Эти работы разрушают материю Балии.

— Я вижу, вы хорошо подготовились к этой встрече? — спросила Ирейн после небольшой паузы.

— Умные замечания могут сильно вам повредить, — сказал Капитан тоном, не оставляющим никаких сомнений относительно того, что он имел в виду.

— Я только хотела сказать, что очень немногим известно о существовании магии измерений и никто не осознает потенциальной опасности этой магии.

— Так вот. — Капитан наклонился и почесал левую ногу. Краем глаза Ирейн увидела его седые, редеющие на макушке волосы. — Вопреки распространенному мнению, я верю, что при правильном использовании эта магия может принести много пользы. Но я понимаю и ее опасность, потому что мне пришлось испытать это на себе. Мне кажется, что неумелое обращение с измерениями нарушает существующий мировой баланс.

— Вы общаетесь с адептами ложного учения? — спросила Ирейн.

— Да, когда дело касается таких вещей, магов Зитеска довольно трудно игнорировать, — с раздражением заметил Капитан.

— Я просто хотела сказать, что очень жаль, если это так, — воскликнула Ирейн и наконец посмотрела на хозяина замка. Его седые волосы были коротко пострижены, а в ухоженной бороде все еще попадались каштановые пятна — напоминание о былой молодости. Под глазами у него были мешки, а красные щеки и нос свидетельствовали о пристрастии к выпивке. Для своих лет Капитан был толстоват, и кожаный плащ и рубашка уже не могли скрыть этот факт.

— Но Септерн был додоверским магом.

— Вы и впрямь очень хорошо подготовлены. — Ирейн снова наполнила свой бокал. — Поэтому полагаю, вам не нужно рассказывать о том, что он умер примерно три столетия назад.

— И это все, что вам известно? — спросил Капитан. — А я почему-то надеялся, что додоверские ученые маги, к которым принадлежите и вы, смогут заполнить некоторые пробелы в наших знаниях.

— Вы заблуждаетесь, — заметила Ирейн, — полагая, что у нас находятся его зашифрованные записи.

— Но Септерн был додоверским магом, — повторил Капитан.

— Да, был — причем он был гением. Септерн настолько опередил свое время, что нам до сих пор не удалось воссоздать всю его работу. — Ирейн отщипнула несколько виноградин от кисточки в миске с фруктами, съела их, сплюнула косточки в руку и бросила их в огонь.

Капитан, нахмурившись, наклонился вперед.

— Но он ведь наверняка описывал свои открытия. Разве не так поступают все маги?

— Септерн не соблюдал этих правил, — вздохнула Ирейн, а Капитан еще больше нахмурился. — Понимаете, вы кое-что упускаете. Во времена Септерна университеты еще не разделились.

— Значит, он не только опередил свое время, но и отстал от него. — Капитан улыбнулся, довольный собственной шуткой, обнажив огненно-красные десны с коричневыми гнилыми зубами.

— Да, наверное, можно сказать и так. Все дело в том, что его разум был способен воспринимать самые сложные науки, и он без труда понимал суть додоверских, зитескианских и джулатсанских учений. В результате Септерн стал не только выдающимся, но еще и очень высокомерным ученым. Он жил вне университета и редко докладывал о результатах своих исследований. После Септерна остались только журналы с зашифрованными записями, причем не все из них находятся в нашей библиотеке. Некоторые хранятся в Зитеске, другие потеряны в доме Септерна. Учитывая способности Септерна, можно предположить, что он наверняка написал что-нибудь и об измерениях. — Ирейн отпила вина. — Нельзя ли попросить у вас воды?

— Конечно, можно. — Капитан поднялся и открыл дверь. Из коридора донеслись гулкие настороженные шаги охранника. — Воды и бокалы. Да поживей. — Отдав распоряжение, он вернулся на свое место. — Интересная история. Я, конечно, знаю о доме Септерна и несколько раз посылал своих людей на его развалины. Теперь расскажите мне, каково состояние ваших исследований измерений и к чему вы стремитесь?

Ирейн уже открыла рот, чтобы ответить, но тут же закрыла его, решив сначала обдумать ответ. У нее не было никаких оснований доверять Капитану. Более того, она должна была ненавидеть его, потому что, вне всякого сомнения, это он организовал, похищение ее детей. Однако поведение Капитана сбивало Ирейн с толку. Она сидела в теплой комнате, ее угощали вкусной едой и учтиво расспрашивали о деятельности университета. Капитан не задал ни одного вопроса, на который не мог получить ответ, просто постучавшись в ворота Додовера. Более того, он задавал очень разумные вопросы. Ирейн не покидало тревожное чувство, что она слишком расслабилась и может пропустить тяжелый удар. Поэтому она решила ни в коем случае не терять ясность мысли.

— Мы знаем, что Септерн далеко продвинулся в изучении магии измерений. Он создал устойчивый, самоподдерживающийся портал между пространствами зарегистрированных измерений. Кроме того, мы верим, что Септерн много путешествовал по измерениям — об этом свидетельствуют его фантастические заметки. Додоверу в настоящее время еще далеко до решения такой сложной проблемы, как создание порталов между измерениями. Мы не в состоянии путешествовать по измерениям и не можем их даже увидеть. Но нам удалось научиться составлять схемы расположения иных измерений и картографировать их. Чтобы продвинуться дальше, нужны потерянные тексты Септерна, так как мы полагаем, что его магия основана на синтезе учений всех университетов.

— И куда, вы думаете, заведут вас эти изыскания?

— В другие измерения. Перед нами откроются поразительные возможности — новые направления исследований, неизведанные земли, встречи с иными народами. — Ирейн невольно зажглась мыслью об этих захватывающих перспективах.

— И принесут с собой падение нравов, новые завоевания, новых тиранов и воровство, — спокойно, но твердо сказал Капитан.

— На чем основано ваше предположение?

Капитан склонил голову.

— Я не считаю, что наш мир соприкасается с другими измерениями. У нас есть свое собственное измерение, и им довольно сложно управлять и без связи с другими мирами и временами. Мне уже снились кошмары, в которых на нашу землю вторгаются жители других измерений, чтобы отомстить нам за то, что мы сделали. Никому не удастся спастись, потому что никто не будет знать, где и когда откроется дверь.

— Тем более нужно провести эти исследования и во всем разобраться, — сказала Ирейн.

— Мы не настолько наивны, чтобы поверить, будто исследования Додовера и Зитеска в области магии измерений принесут пользу населению Балии, не так ли? Мне страшно подумать, что будет, если вы откроете двери, закрыть которые у вас не хватит сил. — Капитан почесал ухо. — Скажите мне, а Зитеск продвинулся в своих исследованиях дальше Додовера или нет?

Ирейн озадаченно посмотрела на него.

— Мы можем согласиться на создание совместной исследовательской группы только в том случае, если нам будут возвращены недостающие фрагменты трудов Септерна по магии измерений, — медленно проговорила она. — А до этого времени наше общение сводится к минимуму.

— Понимаю.

— Глупо задавать такой вопрос додоверцу.

— На самом деле глупость иногда помогает находить драгоценные камни.

Открылась дверь, и вошел мужчина с кувшином воды и двумя бокалами. Он поставил все это на стол и удалился. Ирейн налила в бокал воды и жадно выпила.

— Вы хотите узнать что-нибудь еще?

— Конечно, — сказал Капитан. Он выпил вино и снова наполнил свой бокал. — Мне трудно на что-то решиться, хотя ваша информация полностью соответствует общепринятому мнению. Вы можете вернуться к своим детям, но подумайте вот о чем. Ваше появление здесь было связано с моим желанием узнать все, что вы могли рассказать и уже рассказали о магии измерений. В связи с этим меня очень беспокоит недавний всплеск интереса к исследованиям Септерна в этой области. Его успех в магии измерений явился для Септерна не только триумфом, не так ли? Это открытие принесло ему и дурную славу. Ведь он все-таки создал одно замечательное заклинание, не правда ли? И мне хочется знать, почему Зитеск столь внезапно сосредоточил все свои усилия на поисках ключей к этому заклинанию?

Лицо Ирейн стало мертвенно-белым.

Глава 5

Едва только солнце высушило обильную росу на поле минувшей битвы, Вороны со своими подопечными выехали из замка Танцующих скал. Вчерашние тучи ветер унес вместе с дождем на запад, к темной полоске Терновых гор. Барон Понтойс со своими солдатами, наемниками и магами отступил на север, в Грисерновский лес. О лагере нападающих напоминал только вырубленный кустарник да обнесенный деревянным частоколом холм — курган над могилой погибших.

В авангарде небольшого конного отряда ехали Хирад, Ричмонд и Илкар. Гресси, к большому неудовольствию своей охраны, предпочел, чтобы слева и справа от него ехали Талан и Безымянный. Денсер и Сайрендор держались за ними, а замыкали строй четыре воина из дружины барона.

— Барон Блэксон по-прежнему является вашим союзником? — спросил Талан. Гресси кивнул:

— Я не стал бы называть это союзом, у нас просто взаимное соглашение о свободном проезде. Он беспошлинно пользуется этой дорогой в Корину, а я проезжаю по его землям в Дженаз.

Безымянный нахмурился:

— Неужели он захватил земли к востоку от Дженаза? Я слышал, что он...

— Да, шесть месяцев назад.Он присоединил к себе всю территорию, кроме Дженаза, хотя городской совет и оказал на него сильное давление, чтобы сохранить низкими сборы за пользование его дорогами. До сих пор все шло успешно.

— А что случилось с лордом Арленом? — спросил Безымянный.

— Он служит Блэксону.

— Ого! — воскликнул Воитель.

В это время отряд въехал в ущелье, и солнечный свет померк.

— О боги, нет, войны не было. Я клянусь, что войны больше не было. Арлен по-прежнему формально контролирует земли к востоку от Дженаза, хотя в действительности он опирается на мощь Блэксона, получающего металл из южных шахт и взимающего плату за проезд по своей территории. Все, кто приезжает с юго-востока, в том числе и из Корины, вынуждены платить ему. — Гресси засмеялся и похлопал Безымянного рукой по бедру. — На вашем месте я вычеркнул бы Арлена из списка потенциальных клиентов. В настоящее время всеми финансами в окрестностях Дженаза ведает Блэксон.

— Кого еще, по вашему мнению, мы должны вычеркнуть? — спросил Талан.

— Только не меня, — сказал Гресси. — Думаю, Понтойс не успокоился. Он уже либо планирует совершить еще один набег на замок Танцующих скал, либо надеется, что я хорошо укрепился здесь, но оставил без прикрытия свои западные границы.

— Если мы вам понадобимся, сообщите нам об этом заранее, — произнес Безымянный.

— Чем раньше, тем лучше, — добавил Талан.

— Ходят слухи, что вы, возможно, скоро оставите свое занятие, — сказал Гресси, стараясь не встречаться взглядом со своими собеседниками.

— Не стоит верить слухам, — посоветовал Талан, а про себя удивился.

— А я уже собирался подороже продать эту информацию, — пожаловался Гресси, и в его глазах заиграли насмешливые огоньки.

— Вы будете первым, кого мы известим, если это случится, — сказал Безымянный.

— Договорились, — согласился Гресси и, покачав головой, замолчал.

Серые отвесные стены ущелья Танцующих скал до самой Корины вздымались на высоту более четырех сотен футов; их холодные сланцы служили пристанищем для птиц и горного плюща. По черным трещинам и расселинам со скал стекала вода, и шум ее походил на доносящиеся из-под земли вопли потерянных душ. После вчерашнего дождя на дороге стояли лужи, почва размокла, превратившись в липкую грязь. Днем солнце согреет проход, лужи высохнут, и на дороге, ширина которой в разных местах составляла от трех до двенадцати повозок, останутся только трещины. Они будут напоминать о том, как сильно солнце может раскалить камень в жаркое время года.

Крики птиц, цокот лошадиных копыт и голоса людей эхом отражались от стен ущелья. Атмосфера была довольно зловещая. Отряд не обращал на это никакого внимания, но у одинокого всадника она непременно бы вызвала чувство тревоги.

Сайрендор еще раз глубоко вдохнул чистый воздух ущелья Танцующих скал, освобождаясь от запахов замка. Насколько он знал, люди барона достаточно хорошо охраняли проход, дорога была практически безопасной и до Корины оставалось меньше дня пути. Настроение у никогда не унывающего Сайрендора было просто великолепным. Только одно его беспокоило — это предстоящее собрание: он не знал, как поведет себя Хирад.

Сайрендор всю дорогу непринужденно беседовал с Денсером и улыбался, когда ловил на себе хмурые взгляды Илкара. Не впервые ему приходилось возвращаться домой бок о бок со вчерашним противником. Такова доля наемника. Денсер, несомненно, был способным магом, и, согласно сложившимся правилам ведения войн, сейчас являлся для всех просто еще одним человеком, путешествующим в поисках новой работы. Только выражение лица у него было слишком уверенное, и этим он отличался от остальных. Сайрендор подумал, что это, наверное, объясняется воспитанием, полученным в Зитеске, и решил при случае получше расспросить Илкара о темном университете.

Он еще раз взглянул на Денсера и улыбнулся. Во рту у мага, как обычно, слабо дымилась трубка, а на седле перед ним устроился кот. Денсер был очень скрытен во всем, что касалось этого животного. Он только обронил, что кот — идеальный компаньон для того, чтобы скрасить его одинокую жизнь. Сайрендор заметил, что маг уже не в первый раз пытается просверлить взглядом дырку в спине Безымянного.

— Меня тоже удивляет этот человек, — сказал он, — и всегда удивлял.

Денсер повернулся к Сайрендору:

— Что?

— Безымянный. Я знаю его уже десять лет, но до сих пор мне неизвестно даже, откуда он родом.

— И имени его ты тоже не знаешь? — спросил Денсер.

— Не знаю, — согласился Сайрендор.

— А я думал, уж вам-то он раскрыл свою тайну.

— Боюсь, это просто очередные слухи. О Безымянном ничего не знает даже Томас.

— Кто такой Томас? — спросил Денсер.

— Хозяин постоялого двора «Скворечник», точнее, они с Безымянным — совладельцы этого заведения. Так вот, Томас знает его уже больше двадцати лет. С тех пор как Безымянный тринадцатилетним подростком впервые появился в Корине. — Сайрендор покачал головой. — Да, кстати, учись не задавать Безымянному подобных вопросов.

— А почему вы зовете его Безымянным Воителем? Сайрендор засмеялся:

— Нас часто об этом спрашивают. Сначала расскажи, что говорят, а потом я расскажу тебе правду.

— Я слышал только о том, что он не хочет, чтобы его отыскали. — Денсер пожал плечами. — Поэтому он не называет никому своего имени и довольствуется своим сегодняшним положением.

— Распространенное, но совершенно неверное мнение, — заметил Сайрендор. — Я считаю, что, называя себя Безымянным Воителем, он просто старается отделить себя от кого-то другого. Согласись, сражаться с Воронами — не самый лучший выбор, который он мог бы сделать, не так ли?

Денсер кивнул:

— Да, Вороны появились десять лет назад в «Скворечнике», а встретились мы в Дженазе, где дрались еще по индивидуальным контрактам. Говоря «мы», я имею в виду Безымянного, себя, Хирада и Илкара. Помню, как мы вернулись в Корину и Безымянный сказал, что владеет постоялым двором. Он пригласил нас к себе кое-что обсудить и предоставил жилье и стол. Так вот, мы назвали свой отряд по имени места, где пили и разрабатывали наш кодекс. Потом Томас в задней комнате перенес этот кодекс на пергамент, и мы стали его подписывать. Когда подошла очередь Безымянного, он подписываться не стал, сказав, что его имя большого значения не имеет. Только тогда все мы обратили внимание на то, что за целую неделю сражений Воитель ни разу не сказал, как его зовут.

— Ну почему Вороны? В скворечниках живут скворцы.

— Вороны тоже птицы, а звучит куда лучше. Ты можешь представить, чтобы нас называли Скворцами?

Денсер засмеялся, и его смех поглотила скала, возвышающаяся впереди. Проход в этом месте немного расширялся. Сделав небольшую паузу, Сайрендор продолжил свой рассказ:

— Я так хорошо помню, что сказали Хирад и Илкар, словно все это произошло вчера. Наш крикун воскликнул: «Не надо нам, чтобы в отряде были всякие таинственные личности. Или подписывай, или катись отсюда». — Сайрендор потряс головой, в точности копируя Хирада. — А Илкар спросил: «Да кто же ты такой — таинственный безымянный воитель, что ли?». Это имя Воитель и поставил под нашим кодексом, а потом оно к нему так и прилипло. Денсер захихикал:

— Так-так. И о таких вещах слагают легенды.

— Мы искренне на это надеемся.

— Но неужели вам не интересно узнать настоящее имя Безымянного и выяснить, почему он его не утаивает? — спросил Денсер, и его тон снова стал серьезным. — Странно, когда человек заявляет, что не имеет значения, как его зовут.

Сайрендор повернулся в седле, приложил палец к губам, а потом тихо произнес:

— Конечно, интересно, и не думай, что мы его не расспрашивали. Пытались его подпоить, ругались, да чего только не делали! Ничего не вышло. Он только злился, и все тут. Так что научись сдерживать свое любопытство. Он наш друг. И если он хочет что-то сохранить в тайне, пусть даже собственное имя, то мы уважаем его желание. Он Ворон.

— Но он от вас что-то скрывает, — продолжал настаивать Денсер. — И не говорит вам...

— Хватит, — перебил мага Сайрендор. — Так решил Безымянный, и не будем больше этого касаться. — Впрочем, Денсер видел, что сам Лан вовсе не собирается так поступать.

Стая огромных серокрылых чаек вылетела из ущелья, оглашая скалы громким ором. Навстречу им, защищая свои гнезда, поднялись в воздух птицы поменьше. Их резкие возмущенные крики заставили чаек подняться выше и свернуть на восток.

Гресси, вытянув шею, наблюдал за этой сценой. Когда птицы угомонились, он повернулся к Безымянному.

— Скажи, а барона Блэксона тревожат слухи о ситуации в Висмине?

— Думаю, вы несколько преувеличиваете нашу значимость, — ответил Воитель. — Наемникам запрещено говорить с бароном Блэксоном.

Повернувшись в седле, Гресси пристально посмотрел на Безымянного.

— Безымянный, я самый старый из баронов и очень редко что-то преувеличиваю. Кроме того, однажды я разговаривал с Блэксоном и выяснил, что он тоже восхищен вами.

— Так поговорите с ним еще раз.

— Я поговорил бы, но сейчас до него двести пятьдесят миль, — раздраженно заметил Гресси. — Ты что-то скрываешь от меня.

— Шесть месяцев назад, когда, по вашим словам, Арлен переметнулся к Блэксону, мы были в восточной Балии и размышляли об угрозе со стороны Висмина.

Гресси стукнул кулаком по луке седла:

— Я так и знал, что за этим кроется что-то еще! Хитрая бестия.

— Нет, это просто трезвый расчет, — сказал Талан. — Подумайте сами, если Висмин начнет вторжение через Андерстоунское ущелье двинется на юг, а не на север, то Блэксон встретится с его войском раньше, чем университеты. То же самое случится, если нападение произойдет со стороны Дженазского залива. Оттуда до Дженаза пять дней пути, а до замка Блэксона — всего два часа.

— И что вы надумали?

В это время Хирад скомандовал привал. Было уже за полдень, скалы нагрелись и излучали приятное тепло. Отряд расположился на отдых в естественной чашеобразной расселине, вогнутые стены которой фокусировали солнечное тепло.

— Нам нечего добавить к тому, что вы уже слышали. — Талан пожал плечами, смахнул рукой в перчатке пыль с камня и сел. Слева от него телохранители Гресси собирали сухие ветки кустарника, росшего у основания скал. — Мы проезжали Андерстоунское ущелье, когда сопровождали обоз Блэксона с вином, направлявшийся в Льон. Миновав перевал, мы повернули на юг, четыре дня шли по Терновым горам и в конце концов вышли к Дженазскому заливу. Нигде мы не видели ни сожженных деревень, ни вооруженных отрядов. И вообще не заметили никаких признаков, по которым можно было бы предположить, что Висмин готовится к нападению. Правда, он может собирать войска и в глубоком тылу, на юго-западе полуострова. Простите, если разочаровал вас.

— Но это было шесть месяцев назад. — Гресси нарвал травы и, набросав ее на камень, присел рядом с Таланом.

— Согласен, но барон Блэксон, насколько я знаю, не тревожится из-за Висмина, — сказал Безымянный. Он порылся в своем ранце и вынул небольшой кожаный мешочек, перевязанный шнурком. — Эй, Сайрендор, вот соль. — Воитель бросил мешочек Лану.

— На этот раз не забудь посолить, может, твой суп станет съедобнее, — засмеялся Хирад. Сайрендор выругался.

— И зря не тревожится, — заметил Гресси и надолго задумался. — А что делается на перевале?

— Он хорошо охраняется, да и Тессея не дурак. Он получает с перевала хороший доход и не собирается делиться ни с Торговым союзом Корины, ни с племенами. — Безымянный почесал нос.

— А казармы?

— Пусты и заколочены. — Воитель тряхнул головой. — У Тессеи два хорошо укрепленных поста по обе стороны перевала, но осады они не выдержат.

— Спасибо, — сказал Гресси. — Спасибо вам обоим и простите мне мою назойливость. Талан пожал плечами:

— Все в порядке. Если я вас правильно понял, у вас есть и другие сведения?

— Да. Они более свежие, но не менее надежные. Мне сообщают, что перевал в настоящее время закрыт для прохода на восток; с юго-запада пришли вооруженные отряды для охраны перевала. Если это правда, то нам грозит большая беда. Наша оборона не организована, и ни Блэксон, ни университеты не располагают достаточным количеством сил. Все, о чем я вас прошу, так это держать открытыми ваши глаза и уши. — Гресси вздохнул. — Я отнюдь не надеюсь уговорить баронов объединиться сейчас, тем более что на встрече не будет Блэксона. Мне остается только уповать на то, чтобы не осознали эту необходимость, когда уже будет слишком поздно.

Талан удивленно поднял брови:

— Вы полагаете, все так серьезно? А как насчет слухов о лордах-колдунах?

Гресси втянул носом воздух.

— Да, все очень серьезно. И быть может, скоро нам всем придется сражаться за свою страну. А что касается лордов-колдунов, то если случится чудо и они возвратятся, то мы рискуем навек распрощаться с Балией.

Тихо потрескивал костер, языки пламени казались бледными на фоне залитых солнцем стен ущелья. Все умолкли; каждый предавался своим думам, глядя на зачаровывающее мерцание огня. Эти минуты тишины всем сейчас были необходимы. Сайрендор тем временем сварил суп, и он оказался очень вкусным.

Через Восточные ворота Корины отряд проехал, когда солнце уже пряталось за домами. Там, где другие останавливались и спрашивали дорогу, Вороны уверенно ехали по вымощенным камнем улицам Корины, в этот вечерний торговый час запруженным людьми.

— В этом сейчас наше преимущество, — задумчиво заметил Сайрендор. — А их у нас не так много, как тебе представляется.

Денсер на это ничего не сказал.

Через некоторое время после того, как отряд въехал в город, Гресси распрощался с попутчиками и, сопровождаемый телохранителями, направился в южную часть города, где располагались конторы и квартиры Торгового союза Корины.

Корина была столицей Восточной Балии и гордилась тем, что ее население составляет не меньше двухсот пятидесяти тысяч человек. Во время празднеств и ярмарок оно увеличивалось до трехсот тысяч. Ярмарки обычно устраивались, когда приходили купеческие флотилии с восточного и южного побережий Северного континента. Корина, расположенная в устье реки Коу, славилась своим портом, построенным в специально углубленной для этого бухте, и хотя до Дженаза путь был короче, северные купцы отдавали предпочтение Корине, ибо здесь можно было получить куда больше прибыли.

Корина была примечательна своими крепкими приземистыми домами — наследство налетающих с моря шквалов и ураганов, характерных для времени, когда зимние холода сменялись весенним теплом. На трех рыночных площадях Корины ежедневно бурлили своей суетливой жизнью рынки, связанные между собою сетью улочек, на которых теснились лавочки и магазины, постоялые дворы и харчевни, бордели и игорные дома.

За пределами треугольника, образованного рынками, ближе к порту гудела, лязгала и грохотала ремесленная часть города. Здесь обжигали, пилили, отливали и ковали, создавая домашнюю утварь и снаряжение для кораблей. А в промежутках между увеселительными и торговыми заведениями, конторами и мастерскими жили люди. Одни прозябали в нищете, другие купались в роскоши, но это были крайности; в большинстве своем горожане Корины были людьми среднего достатка.

Пустив лошадей шагом, Вороны направились к западному рынку, на северной окраине которого и располагался постоялый двор «Скворечник». Улицы были забиты народом, домашней скотиной и телегами. Здесь можно было купить все что угодно — от тончайшей дорогой ткани, привезенной из далеких эльфийских земель, до гончарных, железных и стальных изделий, вылепленных, обожженных, отлитых и выкованных в гончарных и литейных цехах Корины и Джадена. На каждом шагу встречались харчевни, за редким исключением грязные и убогие. Единственным языком торговли являлся язык денег валюты, и всюду в солнечных лучах поблескивали, переходя из рук в руки, бронза и серебро.

К счастью, торговый день заканчивался, и основной людской поток двигался от рынка. Но мощенная булыжником площадь по-прежнему была плотно заставлена телегами и повозками; уговоры тут были бесполезны, и отряд, выстроившись в колонну по одному, змейкой потек к «Скворечнику».

Сын Томаса, Роб, как все юноши, испытывающий благоговейный трепет перед воинами, принял у них лошадей и повел на конюшню, а усталые Вороны вошли в дом.

— Привет, мальчик! — из-за стойки бара поприветствовал Безымянного Томас. Он неизменно называл Воителя именно так, объясняя это тем, что «Безымянным» может назвать только незнакомого человека. В большом зале с низким потолком и дубовыми колоннами были по кругу расставлены тридцать столов. Бар располагался прямо напротив входной двери, и его изогнутая стойка тянулась через все помещение. Слева от бара были двери на кухню, на второй этаж и в заднюю комнату, а справа — камин. Остальные три стены были заняты книжными полками. Книги и мягкий свет ламп создавали в зале уютную атмосферу. Как обычно, в этот час «Скворечник» был заполнен примерно на четверть.

— Привет, Томас, — сказал Безымянный усталым голосом.

Высокому лысеющему Томасу было около пятидесяти лет.

— Идите в заднюю комнату, — сказал он. — Я принесу вина, пива и кофе. Марис сейчас разожжет камины. Я... — Он обвел взглядом Воронов и умолк. Потом посмотрел на Денсера и нахмурился. Безымянный кивнул, подошел к бару и положил руку на плечо своему компаньону.

— Сегодня вечером здесь будет попойка. Нам нужно многое отметить, многое вспомнить и оплакать Раса.

Больше ничего не было сказано; Вороны прошли в заднюю комнату, по очереди приветствуя Томаса кивком или улыбкой.

В задней комнате над камином висела эмблема Воронов с короткими перекрещенными мечами, у дальней стены, рядом с двойными дверями стоял длинный роскошный стол на семь мест и изысканные мягкие кресла и диваны. Вороны опустились в кресла, а Денсер остался стоять, не зная, куда ему сесть. Наконец он направился к простому, обитому красной материей стулу, который стоял у самого камина.

— Только не туда, — остановил его на полпути голос Талана. — Там всегда сидел Рас. Если хочешь, сядь на диван Томаса. Он возражать не станет.

Денсер сел на диван.

— Ну а теперь, — сказал Безымянный, поворачиваясь к магу, — первым делом решим наши дела. Когда мы сможем получить причитающееся нам вознаграждение?

— Как я уже объяснял Илкару, сначала амулет будет исследоваться, и только потом мы станем искать покупателя.

Однако минимальную цену можно установить прямо сейчас, и я могу предложить вам пять процентов от нее. Скажем, вас устроит двести тысяч чистым серебром?

Безымянный быстро обвел Воронов взглядом. Возражений не было.

— Вполне. Наши деньги хранятся в Центральном резервном банке. Ты должен внести эту сумму на наш счет в течение недели.

Денсер поднялся.

— Я внесу ее завтра. А теперь прошу извинить меня, мне нужно принять ванну.

Он повернулся, чтобы уйти, но Безымянный остановил его:

— Где ты собираешься жить?

— Я еще об этом не думал.

— Скажи Томасу, пусть приготовит комнату. Я предоставляю ее тебе бесплатно.

— Это очень любезно с твоей стороны, спасибо. — Денсер попытался за улыбкой скрыть смущение, но этому ему плохо удалось.

— Когда приведешь себя в порядок, приходи выпить с нами. В конце концов, мы будем пить на твои деньги. Как стемнеет, встретимся в баре. — Денсер кивнул. — Еще одно. Илкар? «Предсказание», будь добр.

Илкар кивнул. С добродушной улыбкой он встал и подошел к Денсеру.

— Что такое? — насторожился Денсер.

— Ничего особенного, — ответил Илкар. — Это очень распространенное заклинание. Я просто проверю твою честность. Когда я прикоснусь к тебе, сразу же ответь на мой вопрос «да» или «нет».

Эльф закрыл глаза и пробормотал короткое заклинание. Потом он правой рукой провел у себя перед глазами, губами и сердцем и опустил ее на плечо Денсеру.

— Будут ли внесены двести тысяч серебром на счет Воронов в Центральном резервном банке в течение недели, начиная с сегодняшнего дня?

— Да.

Илкар открыл глаза, подошел к двери и распахнул ее:

— Увидимся вечером.

Денсер вышел. Илкар закрыл дверь и сердито взглянул на Безымянного.

— Хочешь, чтобы мы дали ему еще что-нибудь? Может, предоставить ему право использовать кровь воспитанников Джулатсы для восполнения маны?

Безымянный промолчал.

— Я ему не доверяю, — сказал Хирад.

— Как ты считаешь, почему он остановился здесь? — спросил Безымянный.

— И дело не в деньгах, — словно не слыша, продолжал размышлять вслух варвар. — Предсказание говорит, что он их заплатит. Но он слишком охотно согласился заплатить нам слишком большую сумму. Подумай, за такую работу нам обычно платили по две тысячи каждому.

— Как ты считаешь, почему он остановился здесь? — повторил свой вопрос Безымянный. — Если он хочет вовлечь нас во что-то, я хочу знать, во что. Вот поэтому, Илкар, я и пригласил его вечером выпить с нами.

— Думаешь, будет беда? — спросил Талан.

— Нет. — Безымянный откинулся на спинку кресла и вытянул ноги. — Но все равно лучше нам нацепить короткие мечи — и сегодня вечером мы сделаем это не только из-за уважения к памяти Раса.

— И отныне нам придется носить их все время, не только сегодня, не так ли? — Илкар вытащил пробку из бутылки и налил себе бокал вина.

— И мне. — Сайрендор попросил жестом Илкара плеснуть и ему. Эльф передал ему свой бокал, а себе налил другой.

— Теперь, когда блеск серебра померк, вы забеспокоились? — Илкар снова опустился в кресло. — Зитеск опасен, он намного опаснее, чем кажется. Это, конечно, особый разговор, но я ни за что не поверю в то, что Денсер рассказал нам об амулете.

— Почему же ты не сказал об этом? — спросил варвар.

— Неужели ты стал бы меня слушать? — огрызнулся Илкар. — Что значили бы мои слова против двухсот пятидесяти тысяч за день пути? Так что не сваливай на меня вину за то, что произошло.

— Я не вижу здесь никаких сложностей, — вмешался Ричмонд. — Мы в Крине, нам ничего не угрожает, деньги будут заплачены. Мы просто обеспечили себе возможность более широкого выбора.

— Если мы только доживем до дня, когда сможем им насладиться.

— Ты принимаешь случившееся слишком близко к сердцу, — заметил Сайрендор.

— Вы их не знаете, — медленно проговорил Илкар, — а я знаю. У воспитанников Зитеска нет чести, и для них не существует никаких законов. — Он помолчал и добавил: — Я хочу лишь сказать, что с Денсером нужно вести себя очень осторожно. Лучше всего было бы сбежать, но мы, к сожалению, должны подождать и посмотреть, что будет дальше.

— Мы не обязаны и впредь работать на Зитеск, — спокойно сказал Хирад.

— Определенно не обязаны, — отозвался Илкар.

— Мы больше не обязаны вообще ни на кого работать, — вставил Талан.

После его слов наступило молчание. Хирад неохотно поднялся и подошел к столу. Он налил себе вина, прихватил две бутылки и вернулся к камину.

— Мы и раньше не обязаны были на кого-то работать, но я понимаю, что имел в виду Талан, — произнес Безымянный. — Он хотел сказать, что двести пятьдесят тысяч позволят нам заняться тем, о чем мы говорили, когда только начинали наше дело. Они позволят нам заняться тем, о чем мы не осмеливались и мечтать. Просто подумайте, какие возможности открываются перед нами.

— Я думаю, вам стоит рассказать мне, о чем вы говорили минувшей ночью. — Хирад залпом выпил вино и снова наполнил бокал.

— Мы пытались тебя разбудить и совсем не хотели что-то скрывать, — сказал Сайрендор. — Мы выходили из замка, чтобы посидеть с Ричмондом. Не знаю, как остальные, а я, посмотрев на могилу Раса, впервые испугался, что когда-нибудь это может случиться и со мной. Или с Илкаром... — Он обвел рукой Воронов и в конце концов кивнул на Хирада. — Или с тобой. А я этого не хочу. Я хочу, чтобы у меня было будущее, пока я еще достаточно молод, чтобы наслаждаться им.

— Значит, решение принято? — спросил Хирад мрачным голосом.

Сайрендор глубоко вздохнул.

— Мы поговорили, и оказалось, что все испытывают одинаковые чувства по этому поводу. О боги! Хирад, за последние два года даже ты говорил, что пора завязывать. Мы все хотим жить. Талан мечтает о путешествиях, Ил-кар — вернуться в Джулатсу. Я... ладно, ты знаешь, о чем мечтаю я.

— Стать мужем и отцом, да? — Хирад улыбнулся, хотя его сердце было готово выпрыгнуть из груди, а в горле стоял комок.

— Все, что для этого нужно, — это перестать участвовать в сражениях, и тогда мэр разрешит нам пожениться. — Сайрендор пожал плечами. — Ты же понимаешь.

— Да. Дочь нашего мэра покорила Сайрендора Лана. Наверное, когда-нибудь это должно было случиться. — Хирад потер пальцем уголок левого глаза. — Ты же знаешь, я не стану тебе мешать.

— Знаю, — согласился Сайрендор, а взгляд, которым он обменялся с Хирадом, договорил все остальное.

— Его ты можешь понять! — воскликнул Безымянный. Хирад безучастно посмотрел на него. — О боги! А можешь ли ты понять, Хирад, что я вот уже двенадцать лет являюсь совладельцем этого постоялого двора и за стойкой бара чувствую себя в десять раз счастливее, чем на поле битвы.

— А ты что скажешь? — Варвар посмотрел на Ричмонда.

— До вчерашнего дня я сомневался, — сказал белокурый воин. — Но я устал, Хирад. Для меня утомительно даже ждать. Я... — Ричмонд замолчал и потер пальцами брови. — Вчера я совершил ошибку, и этот груз мне придется нести до самой смерти. Сейчас я сам не доверил бы себе сражаться в строю и был бы удивлен, если бы вы это сделали.

Снова наступила тишина. Молчание затягивалось. Хирад обвел взглядом Воронов, но никто больше ничего не говорил.

— Это невероятно! — воскликнул варвар. — Десять лет. Десять лет мы вместе, и вот вы принимаете решение, меняющее всю нашу жизнь... моюжизнь, — и делаете это, пока я сплю!

Хирад был так зол, что даже не мог кричать, и голос его оставался тихим. В то же время он сам понимал, что это не злость, а глубокое и горькое разочарование. Он знал, что рано или поздно их отряд распадется. Ирония судьбы состояла в том, что Хирад не надеялся прожить так долго. И до сегодняшнего дня не чувствовал необходимости, задумываться о будущем. Но вот будущее само обрушилось ему на голову, и варвар понял, что боится этого будущего, очень боится.

— Прости, Хирад.

— Я просто хотел, чтобы кто-нибудь спросил моего мнения, Сайрендор.

— Мы понимаем. Но решение созрело давно, прошлой ночью оно только оформилось.

— Однако вы все равно меня не спросили. — Хирад поднялся и пошел к двери, но на пороге остановился. — Вот что я вам скажу, — произнес он. — Вы, как воины, уходящие в отставку, платите за выпивку — а я постараюсь простить вас.

Глаза Стилиана сверкали, лицо пылало. В небольшой комнате под его башней, сгорбившись, сидели три мага. Онибыли слишком измучены, чтобы встать в знак уважения к своему лорду.

— Ну, что теперь? — спросил Стилиан. Лорд говорил тихо, но в его низком голосе была такая сила, что он заполнил собой всю комнату.

— Три часа назад мы были твердо уверены, но все же решили предпринять последнюю проверку. Нам не хотелось беспокоить вас, пока не будет надежных доказательств, — сказал самый пожилой из магов, который всю свою жизнь посвятил решению этой единственной задачи.

— Беспокоить? — повторил Стилиан с легкой дрожью в голосе. — Исчезло величайшее зло в истории Балии. Поверьте, вам совсем не нужно было бояться побеспокоить меня по этому поводу.

Маги переглянулись.

— Они не просто исчезли, милорд. Мы думаем, что их нет не только в клетке, но и в пространстве между измерениями. — Пожилой маг сглотнул. — Мы считаем, что их души вернулись в Балию.

Тишина, наступившая после этих слов, давила на уши. Стилиан с присвистом выдохнул сквозь сжатые зубы и обвел взглядом маленькое помещение, стены которого были покрыты магическими формулами, набросками и картами измерений. На единственном выщербленном столе были разбросаны тетради. Маги испуганно смотрели на стоящего в дверях лорда Горы. По одну сторону от Стилиана стоял Ньер, по другую — Ларион. Лорд Горы даже не удостоил их взглядом, в этом просто не было необходимости: потрясение услышанным так всколыхнуло их ману, что не почувствовать ее было нельзя.

— Сколько прошло времени с тех пор, как они исчезли? — спросил Стилиан. Именно этого вопроса и боялись маги.

— Мы не можем... мы не совсем уверены, — промямлил пожилой маг.

Стилиан пронзил его взглядом:

— Я не понял, повтори.

Маги посмотрели друг на друга. Наконец заговорила женщина, которая была моложе остальных:

— Так было всегда, милорд. Мы производим вычисления и произносим заклинания раз в три месяца, когда взаимное расположение измерений позволяет сделать это с наибольшей точностью.

Стилиан, не отрываясь, смотрел на пожилого мага.

— Ты хочешь сказать, что лорды-колдуны три месяца назад были еще в Балии?

— Когда мы последний раз творили заклинания, они были в клетке, — ответила за старика женщина. — Сейчас их там нет.

— Да или нет? — Стилиану показалось, что он слышит, как стучат сердца магов, но потом понял: это его собственное сердце грохочет в ушах и у горла.

— Да. — Старый маг отвел взгляд, и в его глазах блеснули слезы.

Стилиан кивнул:

— Ладно. Вычистите комнату, ваша работа закончена. — Он повернулся к Ньеру. — Выбора у нас нет. Свяжись с университетами, но ничего не говори о том, что случилось здесь и в замке Танцующих скал. Передай только, что мы должны срочно собраться на озере Триверн.

— Ни за что не поверил бы, если бы не почуял это собственным носом, — сказал Сайрендор.

Он стоял рядом с Хирадом у стойки бара «Скворечника» и рассматривал одежду варвара — кожаные штаны, темная обтягивающая рубашка, которая как нельзя лучше подчеркивала мускулистую грудь друга, и украшенный заклепками ремень. На ремне висел короткий меч в ножнах. Рядом стоял Илкар, одетый в желтую рубашку с черной вышивкой и кожаные штаны, а перед ними, за стойкой бара — Безымянный. Рубашка на Воителе была безукоризненно белой, а штаны такие же, как у его друзей.

— О чем ты? — спросил Хирад.

— Мой дорогой друг, я смотрю, ты времени зря не терял Ты не только натянул этот отвратительный кожаный наряд, который надеваешь для разговоров с драконами и в котором можно вспотеть, но еще и принял ванну с благовониями. Значит, сегодня у тебя очень торжественный вечер. — Сайрендор запрыгнул на ближайший столик и громко объявил: — Леди и джентльмены! Наш варвар наконец-то помылся!

В зале раздался смех и жидкие аплодисменты. Хирад заметил, что даже Денсер улыбнулся. Правда, маг тут же вернулся к своему прерванному занятию: принялся поглаживать кота, глядя на пламя в камине. Черная рубашка и штаны из дорогого материала составляли его наряд.

— Можешь молоть языком сколько угодно, оратор, — сказал Хирад, ткнув в Сайрендора пальцем, — но лучше взгляни на себя. Ты разрядился так, что невольно хочется спросить: ты кого предпочитаешь? Боюсь, сердце твоей будущей молодой жены будет разбито.

— Ты намекаешь, что я гомосексуалист? — спросил Сайрендор.

— Угу.

Сайрендор надул губы и внимательно осмотрел себя. Украшенные вышивкой сапоги с отворотами, коричневые, с золотыми лампасами, брюки и пурпурная шелковая рубашка с кружевным воротником. На ремне висел короткий меч, а на волосатой груди красовалось ожерелье из драгоценных камней.

— Может, ты и прав. — Сайрендор мягко спрыгнул на пол и взял в руки свою кружку с пивом. Зал заведения быстро заполнился, как только стало известно, что Вороны устраивают вечеринку.

Денсер поднялся со своего места и, оставив кота наслаждаться теплом камина, стал пробираться сквозь толпу к Воронам. Илкар поставил свой бокал на стол и подчеркнуто отошел в сторону.

— Эти двое вряд ли подружатся, — заметил Сайрендор.

— Поражаюсь твоей наблюдательности, — поддел его Хирад и с широкой улыбкой стал смотреть, как маг пробирается сквозь толпу.

— Денсер, — кивнув, поприветствовал зитескианца Безымянный.

— А здесь становится тесновато, — заметил Денсер.

— Как насчет красного вина? — Сайрендор поднял бутылку.

— Не откажусь. — Сайрендор налил ему бокал. — Благодарю. — Он отпил глоток и удивленно поднял брови. — Недурно.

— Недурно? — повторил Безымянный. — Да это терновое красное, мой друг. Фирменное вино «Скворечника».

— Простите, но я не знаток вин. — Денсер пожал плечами.

— Ясно. Тогда тебе нужно попробовать вина подешевле. — Безымянный пробежался взглядам по полкам, выбрал бутылку, поставил ее на стойку и принялся шарить в кармане в поисках штопора.

Когда Воитель стоял здесь, за стойкой бара, он неизменно испытывал чувство необыкновенного уюта. Это было очень простое чувство, но очень приятное. Очень. И все же за ним скрывалась бездна, и Безымянный не позволял себе заглянуть в нее.

— Чем не жизнь, а? — воскликнул он, вытаскивая пробку из бутылки. — Этот мускус, Денсер, как раз для тебя. Он сделан из ягод, растущих в садах барона Корины. Постарайся не подавиться.

— У меня есть к вам предложение, — неожиданно произнес Денсер.

— Неужели? Еще одна благоприятная возможность сгореть заживо? — насмешливо поинтересовался Хирад. Денсер посмотрел на него:

— Не совсем. Вы выслушаете меня?

— Говори, если хочешь, только, боюсь, ты зря потратишь время, — сказал Безымянный.

— Почему?

— Потому что пару часов назад мы решили уйти на пенсию. Я уже нашел себе новую работу — стал барменом. — Хирад и Сайрендор засмеялись. Паника и замешательство на мгновение отразились на лице Денсера. Он пытался понять, шутят ли его собеседники или говорят серьезно.

— Даже если так...

— Ладно, валяй. — Сайрендор прислонился спиной к стойке и поставил на нее локти. Хирад сделал то же самое. Безымянный встал между ними и, облокотившись на стойку, принялся равнодушно вертеть в руке штопор.

— Амулет, который мы вернули, — не единственный утраченный артефакт, — сказал Денсер.

— Вот это новость, — хихикнул Сайрендор.

— Видите ли, я говорю с вами честно: мы разрабатываем новое заклинание на случай агрессии Висмина. Для завершения наших исследований необходимо вернуть еще три предмета, и я от имени Зитеска предлагаю Воронам помочь мне их добыть.

Наступила тишина. Денсер внимательно вглядывался в лица Воронов. Наконец Безымянный выпрямился.

— А мы-то гадали, почему ты нам так много заплатил? — произнес он. — Но, знаешь ли, мы пришли к общему мнению, что больше не будем работать на Зитеск. Обратись к Защитникам.

Денсер отрицательно покачал головой:

— Нет, Защитники — это только мускулы, а для того чтобы вернуть эти вещи, мне нужны мозги.

— Но и Вороны тоже являются... были... воинами. И не больше того. Мы никогда не занимались такими делами и не собираемся начинать сейчас, — сказал Сайрендор.

— Это отнимет у вас не слишком много времени, а оплата будет проведена на тех же условиях, что и сегодня. Безымянный снова оперся на стойку:

— Еще несколько путешествий за пять процентов, да?

— Не могу обещать, что они будут такими же легкими. — Денсер улыбнулся Хираду.

— Будь я проклят, но мне понравилась наша сегодняшняя сложная работа.

— Прошу прощения, но тут ты ошибаешься. Я как раз хотел сказать, что телохранителем быть легко.

Сайрендор расплылся в широкой улыбке.

— Денсер, пару лет назад за такие деньги мы, возможно, и ударили бы по рукам. Но сейчас меня лично, например, это больше не интересует. Я хочу сказать, что у нас просто не будет возможности эти деньги потратить. Прости, старина, но у мирной жизни есть одно очевидное преимущество. — Сайрендор повернулся и хлопнул Хирада по руке. — Увидимся позже.

С этими словами он зашагал к выходу. В зал только что вошла красивая женщина в сопровождении двух мужчин. На ней был блестящий голубой плащ; откинутый капюшон открывал пышные рыжие волосы.

Увидев Хирада, она помахала ему рукой. Хирад и Безымянный поприветствовали ее в ответ. После этого женщина направилась к Сайрендору. Встретившись, они обнялись и поцеловались, и Лан провел ее к столику, расположенному справа от бара, рядом с задней комнатой.

Безымянный поставил на поднос бутылку вина и два хрустальных фужера:

— Пора возникнуть бармену.

— Да, — сказал Хирад и вновь повернулся к Денсеру. Лицо мага оставалось невозмутимым, но глаза выдавали разочарование и тревогу. — Что касается меня, то я взял бы твои деньги. Мы должны забирать у таких шельм, как ты, каждый грош, который удастся вытрясти.

— Я польщен. Как ты думаешь, это окончательное решение или нет?

Хирад сделал длинный выдох:

— Вне всякого сомнения, Безымянный заинтересовался твоим предложением. Кроме того, я уверен, «скучающие» братья тоже к нам присоединятся. Тебе остается только уговорить Сайрендора, который влюбился, но не может жениться, пока не оставит свое ремесло, и Илкара, который ненавидит все, что связано с твоим университетом.

— Да, конечно, кроме этого, никаких сложностей, — пробормотал Денсер, закуривая свою трубку.

— Послушай, что я тебе скажу. Твоя задача — обработать Сайрендора. Играй на том, что работа займет немного времени и все деньги он сможет преподнести своей невесте. Можешь придумать еще что-нибудь в этом же духе. А я тем временем постараюсь уломать Илкара. Полагаю, он захочет отправиться с нами, если узнает, какое именно заклинание вы разрабатываете.

— А если тебе не удастся его уговорить?

— Тогда ничего не выйдет. Вороны никогда не работают порознь.

— Я понимаю.

— Хорошо. Посмотри, где он сейчас? Денсер показал на центр зала. Илкар разговаривал с купцом по имени Брек и с двумя какими-то женщинами.

— Если других предложений нет, я могу заняться им прямо сейчас, — сказал Хирад и крикнул: — Эй, Илкар! Не хочешь еще выпить?

Илкар кивнул. Варвар взял бутылку и стал протискиваться сквозь толпу.

— Хирад, рад тебя видеть, — приветствовал его купец.

— Из тебя никогда не получится хороший обманщик, Брек. Выпьешь? — Купец подставил бокал. Хирад налил вина ему и Илкару. — Мне . нужно на время одолжить у вас Илкара, дорогие дамы, но обещаю, что скоро верну его вам.

Илкар недоверчиво посмотрел на варвара, но все-таки поднялся и отошел вместе с ним в сторону. Хирад заметил, что Денсер стоит у столика Сайрендора, и очень удивился, когда Лан встал и отошел вместе с магом к камину. Варвар подумал, что Денсер, вероятно, обладает необыкновенным даром убеждения. Он сам вряд ли бы сумел быстро уговорить Сайрендора покинуть свою возлюбленную после того, как они только что сели за столик.

— Так что сказал Денсер?

— Семьсот пятьдесят тысяч, Илкар. Нужно выполнить три задания, и это займет совсем немного времени. Илкар покачал головой:

— Знаешь, Хирад, я не перестаю тебе удивляться. Неужели за десять лет ты еще недостаточно меня изучил? Я разочарован.

— Но...

— Я сказал все, что должен был сказать. Я не работаю с людьми Зитеска, а тем более на Зитеск. Им нельзя доверять. И меня не волнует, сколько он обещает, потому что его денег все равно будет мало.

Хирад прикусил губу.

— Илкар, взгляни на дело с другой стороны: нам выпадает возможность вытрясти из них побольше денег. Если ты такой принципиальный, отдай свою долю в Джулатсу. Кроме того, я думаю, тебе интересно посмотреть, что задумал зитескианец.

Илкар нахмурился:

— Что именно просит нас сделать Денсер?

Хирад жестом попросил его наклониться поближе.

Безымянный Воитель облокотился на стойку бара. Он был счастлив только потому, что может вот так стоять и просто наблюдать за вечеринкой, потягивая Терновое красное. Воитель немного отодвинул локоть подальше от лужицы вина на прилавке, чтобы не запачкать свою белую рубашку.

Талан и Ричмонд — «скучающие» братья, как называл их Хирад — сидели за столиком и молчали, водя пальцами по ободу бокалов. В нескольких шагах от них стояли варвар и Илкар. Они о чем-то секретничали. Безымянный улыбнулся, допил бокал и снова наполнил его из бутылки, стоящей на стойке.

У камина в креслах сидели двое и разговаривали друг с другом. При взгляде на них улыбка исчезла с лица Воителя. Денсер. Хотя кресло почти полностью закрывало сидящего в нем человека, Безымянный заметил руку, неутомимо гладящую кота. Чем скорее этот тип отсюда исчезнет, тем лучше. У Воителя было неприятное чувство, что Денсер пытается их обмануть.

Сайрендор, казалось, был сегодня в ударе. Женщины в зале не сводили глаз с его ослепительного наряда. Одна стояла возле двери и не отрываясь глядела на Сайрендора. Счастливчик Лан. Ему никогда не надо было стараться: женщины сами падали сначала к его ногам, потом — к нему в постель. Интересно, подумал Безымянный, Сана понимает, как ей будут завидовать? Воитель посмотрел туда, где она сидела вместе со своими телохранителями за столиком, от которого недавно отошел Сайрендор. Вид у нее был немного сердитый.

Стоявшая у двери женщина направилась к камину. Ее длинные рыжеватые волосы были заколоты у висков, на шее чернела большая родинка. Черные шерстяные брюки в обтяжку, темная рубашка и приталенная кожаная жилетка подчеркивали красоту ее стройного тела. Темно-красная накидка довершала наряд незнакомки. Безымянный покачал головой. Очарованию Сайрендора, по-видимому, было просто невозможно противиться, раз женщину не волновало, что в зале находится его невеста. Воитель почувствовал, что слегка завидует другу. Хотя нет — он очень сильно ему завидовал.

Проходя мимо группы рыночных торговцев, чокающихся пивными кружками, женщина оглянулась, и ее взгляд встретился с взглядом Безымянного. И кровь застыла у Воителя в жилах. С бледного лица с пухлыми губками и изящным носиком на него смотрели пустые, темные, переполненные злобой глаза. Безымянный непроизвольно посмотрел на руки женщины и заметил блеск стали. Возле камина сидели двое, и Воитель сразу изменил свое мнение о том, что незнакомка интересуется Ланом.

— О боги всемогущие, — пробормотал он. Вынув меч из ножен, Безымянный нагнулся, пролез под стойкой и начал проталкиваться сквозь толпу.

— Сайрендор, Сайрендор, защищайся! — закричал он. Женщина быстро приближалась к камину. — Сайрендор, посмотри налево, проклятие, посмотри налево!

Сайрендор поднял глаза и нахмурился, заметив какое-то движение перед собой.

— Прочь с дороги! Сайрендор, женщина в красном плаще, рыжие длинные волосы, слева от тебя!

Сердце Безымянного было готово выпрыгнуть из груди. Ончувствовал, как изменилась атмосфера в зале, и видел женщину с кинжалом в руке, быстро приближающуюся к своей жертве. Она была уже близко, слишком близко, а Сайрендор не видел ее. Глядя на Безымянного, он поднялся с кресла, и рука его потянулась к эфесу меча.

Воитель не мог допустить, чтобы случилось непоправимое. Убийца была уже совсем рядом.

— Останови ее, Сайрендор! Проклятие, да пропустите же меня!

Сайрендор наконец увидел ее. Он заслонил собой Денсера и выставил локоть. Кинжал разрезал ему рукав и вонзился в руку. В следующее мгновение меч Безымянного опустился на шею женщины. Она умерла мгновенно, и тело ее беззвучно рухнуло на пол. Кровь брызнула в огонь и зашипела на горящих поленьях.

В зале наступила мертвая тишина. Люди расступились, а Хирад, Илкар, Талан и Ричмонд бросились к камину. Сайрендор снова сел, поднял раненую руку повыше и закатал рукав, чтобы посмотреть на рану. Она была глубокой и сильно кровоточила.

— Спасибо, Безымянный, я ее не заметил. Я... Что такое?

Безымянный присел рядом с трупом женщины, поднял кинжал за рукоять и внимательно осмотрел лезвие.

— Нет! Нет, нет, нет, проклятие!

— Эй, что с тобой? — спросил Хирад. Воитель взглянул на варвара. В его глазах стояли слезы. Он замотал головой и снова повернулся к Сайрендору.

— Прости, Сайрендор. Я опоздал, я был слишком медлителен, прости.

— Что ты хочешь сказать? О чем, черт возьми, ты говоришь, Безымянный? — Сайрендор улыбнулся, но тут же внезапно закашлялся. — О боги, я не...

Он повернулся к камину, и его вырвало в огонь.

— Мне холодно, — произнес Сайрендор тихим слабым голосом. Его неожиданно покрасневшие испуганные глаза повернулись к Хираду. — Помоги мне!

Варвар оттолкнул Безымянного и присел рядом с креслом.

— Что случилось? Что это?

На плечо ему опустилась рука Безымянного.

— Кинжал был отравлен, Хирад.

— Лекаря сюда! — закричал Хирад. — Быстро лекаря! Безымянный крепче сжал ему плечо:

— Слишком поздно. Он умирает.

— Нет, не умирает! — Варвар скрипнул зубами.

Лицо Сайрендора покрылось потом. Он пытался улыбаться, но судороги сотрясали его тело, а по щекам катились слезы.

— Не дай мне умереть, Хирад. Мы же собирались пожить еще.

— Успокойся, Сайрендор. Дыши легче, и все будет в порядке.

Сайрендор кивнул.

— Слишком холодно, я просто... — Его голос затих, и глаза плавно закрылись.

Хирад обхватил ладонями лицо Сайрендора. Оно было горячим и скользким от пота.

— Останься со мной, Лан. Не уходи!

Веки Сайрендора поднялись, и его руки легли поверх рук Хирада. Они были такими холодными, что варвар вздрогнул.

— Прости, Хирад, я не могу. Прости... — Руки Сайрендора опустились и вытянулись вдоль тела. Глаза его снова закрылись, и он умер.

Глава 6

— Кто она такая? — спросила Сана, уставившись на Хирада и умоляя взглядом помочь ей понять, что здесь произошло. Они стояли у двери в заднюю комнату. Мэр и двое телохранителей сидели за столиком возле входной двери.

Сана уже успокоилась, только покрасневшие глаза и бледное лицо хранили следы недавнего потрясения. Вороны положили Сайрендора на стол в задней комнате и накрыли покрывалом. В это время в комнату ворвалась Сана и, сорвав с Лана простыню, стала громко кричать, умоляя его проснуться, очнуться, открыть глаза, задышать. Она делала Сайрендору массаж сердца, смахивала волосы со лба, целовала в губы, сжимала ладони.

Хирад стоял рядом. Одна половина его сознания хотела оттащить Сану от Сайрендора, а вторая хотела помочь ей. Ему хотелось вернуть жизнь в тело друга и увидеть, как он улыбается. Но Хирад только стоял рядом, с трудом сдерживая слезы, и не мог унять дрожь в руках.

Наконец Сана повернулась и, тихо всхлипывая, уткнулась в плечо варвару. Хирад гладил ее по волосам, а рядом молча стояли Вороны. Хираду казалось, что вместе с Ланом умерло то, что раньше объединяло их в одно целое.

Хирад вывел Сану из комнаты, но через некоторое время, немного успокоившись, она вернулась, чтобы задать вопросы. Под ее взглядом варвар чувствовал себя беспомощным и бесполезным.

— Наемная убийца, охотница на ведьм.

— Тогда почему... — У Саны перехватило голос.

— Ей был нужен не Сайрендор. Он просто оказался у нее на пути. — Хирад пожал плечами, сам понимая, что это довольно глупый жест в такой ситуации. — Он погиб, спасая другого человека.

— Вот как? И все же он умер. Хирад взял девушку за руки.

— Он каждый день подвергал себя этому риску.

— Только не сегодня. Сегодня он решил бросить свое занятие.

Какое-то время Хирад молчал и только вытирал слезы, катившиеся по щекам Саны.

— Да. Да, он так решил, — сказал наконец варвар. — Я найду человека, который стоит за этим.

— И это твой ответ, да?

— Это единственный ответ, который я могу дать, — снова пожал плечами Хирад.

— Ночь приходит, Хирад, и все проходит. — Варвар посмотрел в глаза Саны и понял, что она права. Девушка слегка сжала ему руку, повернулась и пошла к отцу. Хирад долго смотрел ей вслед, потом открыл дверь и вошел в заднюю комнату.

В камине потрескивали поленья. Вороны молча сидели у огня и держали в руках бокалы с вином. Тело Сайрендора было снова накрыто. Хирад подошел и взглянул на контуры лица, вырисовывающиеся под покрывалом, и положил руку на ладонь друга, отчаянно желая почувствовать ответное пожатие пальцев и понимая, что этого не будет. Потом он повернулся к остальным:

— Почему они хотят убить тебя, Денсер?

— Именно об этом мы только что его спрашивали, — сказал Илкар.

— И что он сказал?

— Он сказал, что хочет, чтобы ты тоже послушал его рассказ.

— Ладно, вот я здесь, пусть начинает.

— Сядь, Хирад, — сказал Безымянный. — Мы налили тебе вина. Конечно, это не поможет, но ты все-таки выпей.

Хирад кивнул, подошел к остальным и сел в свое кресло, Безымянный вложил ему в левую руку бокал. Правую руку варвар положил на подлокотник кресла, в котором всегда сидел Сайрендор, но не пожелал, не смог взглянуть в ту сторону.

— Мы слушаем, Денсер, — сказал он.

— Хочу, чтобы вы знали: все, о чем я расскажу вам сейчас, до этого я скрывал от вас ради вашего блага.

— Не нужно предисловий, — медленно выговаривая слова, произнес Безымянный. — Мы сами разберемся со своим благом. Все равно того, кто лежит здесь под саваном, уже не воскресить. Мы хотим знать точно, во что ты нас втянул. Точно. Потом ты выйдешь, а мы посовещаемся.

Денсер сделал глубокий вдох.

— Во-первых, я не хочу извиняться и оправдываться за то, что являюсь представителем Зитеска. Этого не позволяет сделать мне мой моральный кодекс, поскольку многое из того, что о нас говорят, является просто выдумкой. Однако я должен согласиться с тем, что наше прошлое небезупречно.

— По-моему, Денсер, у тебя просто талант преуменьшать, — заметил Илкар.

— Мы могли бы устроить увлекательный диспут на эту тему, Илкар.

— Сомневаюсь.

— Ладно, перейдем к делу, — сказал Денсер после небольшой паузы. — Вы слышали, что говорил Гресси. Так вот, вся его информация абсолютно верна. Племена Висмина поднимаются и объединяются, шаманы создали свою организацию, советы старейшин принимают согласованные решения. Мы наблюдаем, как идет процесс покорения местного населения уже, можно сказать, в тени Терновых гор.

От изумления Безымянный даже вскочил.

— Далеко ли от гор расположена та местность, о которой ты говоришь?

— Мы располагаем подробным докладом очевидца о событиях в деревне Теренетса, расположенной в трех днях верховой езды от Андерстоунского ущелья, — ответил Денсер.

— Я что-то никак не пойму, какое это имеет отношение к смерти моего друга? — спросил Хирад.

— Пожалуйста, не перебивай, — сказал Денсер. — Все это очень важно, поверь мне. Вот уже в течение нескольких месяцев на востоке работают наши маги-разведчики, и картина вырисовывается очень печальная. По нашим оценкам, Висмин располагает армией численностью примерно в шестьдесят тысяч человек. Эта хорошо вооруженная и обученная армия пока сосредоточивается в глубоком тылу. То, что она двинется на восток, — неизбежно, а мы не в состоянии организовать необходимую оборону. Университеты разрознены, а десятитысячная армия была у Торгового союза Корины триста лет назад.

— Но стоит ли так бояться Висмина? — возразил Илкар. — Две тысячи магов смогут остановить их наступление. У них же теперь нет поддержки лордов-колдунов.

— Боюсь, что такая поддержка у них есть, — сказал Денсер.

В наступившей тишине было слышно только потрескивание огня. Бокал Талана замер на полпути к губам воина. Илкар открыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал.

Ричмонд покачал головой.

— Подожди-ка, — сказал он. — Их всех же уничтожили, насколько я знаю.

— Их нельзя уничтожить, — вмешался Илкар. — Мы тогда не знали, как это сделать, и до сих пор не знаем. Все, что смог сделать Зитеск, — это заключить их в темницу, из которой нельзя убежать. — Он повернулся и посмотрел на Денсера. — Что произошло?

Маг вздохнул и выбил трубку о решетку камина. Перед тем как ответить, он снова набил ее табаком; кот безмятежно дремал у него на коленях.

— Разрушив Парве, мы уничтожили основу могущества лордов-колдунов в Балии. Но мы знали, что их самих уничтожить таким способом не удастся. Когда тела лордов были сожжены, мы поймали их души в клетку маны и запустили ее в пространство между измерениями. — Кот пошевелился. — Все это время мы наблюдали за ними.

— Наблюдали за чем? — спросил Ричмонд.

— За клеткой. Зитеск, и только Зитеск, вел постоянное наблюдение за тюрьмой лордов-колдунов в течение трехсот лет. Поскольку остальные отказались признать нас, то и мы отказались признать истиной заявления об окончательной победе.

— Очевидно, вы были правы, — заметил Илкар. Денсер кивнул:

— Некоторое время назад мы заметили, что количество переходов между измерениями увеличилось. Возможно, причиной этого являлась деятельность слуг драконов. Один из таких переходов повредил клетку. Мы думали, что ее удастся исправить. — Маг почесал голову, потом зажег трубку с помощью язычка пламени, вспыхнувшего на кончике его большого пальца. — Но мы ошибались. Мана беспрепятственно проникала внутрь клетки, потому что лордов-колдунов там больше не было. Мы считаем, что они вернулись в Балию — в Парве.

Илкар правой рукой помассировал нос, потом потеребил губы и прищурил глаза.

— Когда это случилось? — спросил он.

— Кого это волнует? — вмешался Хирад — Я все еще не дождался...

— Подожди, Хирад.

— Нет, Илкар, я больше не хочу ждать! — крикнул варвар и повернулся к Денсеру. — Пока ты говорил о племенах Висмина, я тебя понимал. Но потом ты засунул эту дурацкую трубку в свою дурацкую пасть и стал болтать об измерениях, слугах драконов и о каких-то старинных опасностях, которые исчезли триста лет назад. При этом ты напустил на себя такой вид, будто все это страшно важно. Но я понятия не имею, о чем ты толкуешь, и до сих пор не знаю, почему эта сволочь убила моего друга.

— Я одобряю твое желание разобраться в этом вопросе, — мягко произнес Денсер.

— Ты представления не имеешь о моих желаниях, зитескианец, — грубо отрезал Хирад. Он осушил свой бокал и протянул его Безымянному, чтоб тот налил еще. — Ты не можешь понять, какая бездна разверзлась в моей жизни, и ходишь вокруг да около ответа на единственный вопрос. Получив его, я смогу наконец предаться своему горю. Почему эта охотница жаждала твоей смерти? Денсер помолчал.

— Я как раз и пытаюсь подвести вас к этому, — сказал он наконец. — Можно сначала я объясню кое-какие вещи?

— Нет, ты можешь объяснить только одну-единственную вещь. Почему эта женщина хотела тебя убить? Денсер вздохнул:

— Из-за того предмета, который я ношу с собой.

— И что это за предмет? — спросил Хирад.

— Вот он. — Денсер расстегнул рубашку и показал украденный у Ша-Каана амулет, который теперь висел у него на шее. — Это ключ к мастерской Септерна.

— Не пора ли тебе просто убраться отсюда? — с презрением в голосе сказал Хирад. — Ты хочешь, чтобы я в это поверил? Что Сайрендор умер из-за этой безделушки? — Однако, заметив выражение Илкара, он осекся. — Что это такое, Илкар?

Илкар резко повернулся и прищурился, словно Хирад стоял далеко и он пытался его разглядеть.

— «Рассветный вор», — выдохнул эльф, смертельно побледнев. — Он охотится за «Рассветным вором».

Ирейн позволили провести с детьми весь день, и все это время она рассказывала им истории о старинной магии, стараясь лаской утешить и ободрить мальчиков.

По ее просьбе в комнате разожгли камин, а единственное окно открыли на весь день. Но когда она потребовала, чтобы детям разрешили поиграть во внутреннем дворе, ей отказали.

Не сразу смогла добиться, чтобы мальчики забыли о своих страхах и начали прислушиваться к ее словам. Она стремилась дать своим детям хорошее образование в соответствии с традициями додоверской школы магии и ни одно ее слово не пропадало даром. Ирейн сначала рассказала мальчикам о тех далеких днях, когда на озере Триверн был построен первый город магии с единственным университетом. Потом она поведала о печальном периоде раскола, во время которого город и университет разрослись и произошло разделение магических школ. В результате образовалось четыре новых университета, построивших себе собственные крепости. Еще Ирейн рассказала об отличительных особенностях школы каждого университета и о том, как эти особенности влияют на жизнь магов. Потом она объяснила, из каких источников черпает ману каждая школа при составлении своих заклинаний.

К вечеру, когда мальчики устали, Ирейн разожгла камин, и они пообедали. На обед у них был горячий суп, картошка и овощи. Потом Ирейн умыла детей и причесала. Капитан оставил им полотенца и расческу, сказав, что мужчина всегда должен выглядеть аккуратно. Ирейн подумала, что ему самому не мешало бы прислушаться к собственному совету.

Она напевала мальчикам колыбельную, когда в комнату без приглашения вошел Исман. Мальчики сразу встрепенулись и насторожились.

— Неужели ты не мог постучать? — спросила Ирейн, даже не обернувшись на стук его каблуков по каменному полу.

— Капитан срочно хочет тебя видеть, — заявил Исман.

— Я приду, когда мои дети уснут, — тихо сказала Ирейн и погладила сыновей, чтобы их успокоить. Видя, как они напуганы, Ирейн снова почувствовала злость.

— Капитан считает, что ты провела с ними уже достаточно времени.

— Об этом судить мне, — прошипела Ирейн.

— Ты ошибаешься, — возразил Исман.

Ирейн наконец обернулась и увидела Немана, а за ним — еще троих. Она наклонилась к сыновьям и поцеловала каждого в лоб.

— Мне нужно сейчас уйти, — прошептала Ирейн. — Будьте хорошими мальчиками, засыпайте. Я скоро вернусь.

Она поднялась. Злость кипела в ней и требовала разорвать на куски этих ублюдков. Но если она потеряет контроль над собой, погибнут ее мальчики. Они не смогут убежать из замка, у Капитана слишком много людей. Ирейн прикусила язык, сдерживая готовое сорваться с губ заклинание и обрывая направленный поток маны.

— Зачем такой эскорт? — спросила она. — Я никому не собираюсь чинить неприятностей.

— Ты и твои дети уже их причинили, — сказал Исман и пошел впереди, показывая дорогу к библиотеке.

Несмотря на разожженные камины, в комнате было прохладно. Капитан сидел за столом, на котором горели два светильника, и читал книгу. Слева от него стояла полупустая бутылка и бокал. Пропустив Ирейн в библиотеку, Исман закрыл за ней дверь.

— Садись, — сказал Капитан, не поднимая головы от книги, и махнул рукой на стул с жесткой спинкой, стоящий по другую сторону стола. — Скажи мне, почему Зитеск так стремится найти «Рассветного вора»?

— По-моему, это должно быть ясно любому, — сказала Ирейн.

Капитан оторвался о чтения и посмотрел на нее холодным взглядом:

— Предположим, что мне это неясно.

— Тот, кто обладает «Рассветным вором», получает неограниченную власть. Но почему вы считаете, что Зитеск хочет его найти? — Ирейн приложила все усилия, чтобы не выдать охватившего ее смятения. Пока Ирейн была с Ароном и Томом, она старалась ни о чем не думать. Но сейчас она с новой силой осознала чудовищность того, на что намекал Капитан, и сердце лихорадочно забилось у нее в груди.

— Видишь ли, об этом слишком мало написано, — пожаловался Капитан. — Как по-твоему, есть ли у меня повод тревожиться? Сможет ли Зитеск отыскать его?

— О боги, у нас всех есть повод тревожиться!

— Смогут ли они найти «Вора»?

— Не знаю. — Ирейн закусила губу.

— Твой ответ для меня абсолютно бесполезен, — повысил голос Капитан, и его лицо слегка побагровело.

— Ну ладно. Все зависит от того, найдут ли они вход в мастерскую Септерна. Думаю, если они обладают какими-нибудь сведениями о мастерской, то смогут восстановить полное заклинание. Хотя все это лишь мои предположения.

— Ты по-прежнему не хочешь мне помогать, — сказал Капитан.

— Я могу помочь вам гораздо лучше, если сообщу обо всем в Додовер. Это самый быстрый способ остановить Зитеск или по крайней мере взять его под контроль.

Капитан осушил бокал, снова наполнил его и улыбнулся.

— Что ж, ты попыталась. Только я не собираюсь разрешать тебе сообщать что-либо своим наставникам. Мне просто не хочется, чтобы оба университета начали гоняться за этой добычей, понятно? И должен напомнить, что с твоей стороны будет неразумно пытаться связаться с университетом при помощи магии. Я могу обнаружить такую попытку, и, боюсь, для твоих мальчиков это закончится очень плохо.

Ирейн разинула рот от удивления.

— Неужели на вас работают маги? — недоверчиво спросила она.

— Далеко не все маги видят во мне угрозу магии, — сказал Капитан. — Многие из них работают на меня. — Он улыбнулся. — Вот и ты сейчас тоже в какой-то степени на меня трудишься.

— В качестве рабыни, — огрызнулась Ирейн. Она была сильно потрясена, но видела, что Капитан говорит правду. Другого способа так быстро получать информацию не существует. На него, вероятно, работают маги Листерна, а может быть, Джулатсы. Магам из Зитеска и Додовера ненавистна даже мысль о том, чтобы работать на этого человека. Ирейн еще раз решила попытать счастья: — Вы не понимаете. «Рассветный вор» слишком опасен, с ним нельзя шутить. Если им завладеет Зитеск, то вся Балия будет в его власти, и вы в том числе. Если вы расскажете о том, что вам известно, три университета сумеют остановить их. Уверена, что ваши маги думают точно так же.

— Нет. — С лица Капитана исчезла последняя тень веселья. — Наоборот, они говорят мне, что эта абсолютная власть не должна принадлежать ни магу, ни университету. Отсюда следует, что «Рассветного вора» нужно либо уничтожить, либо отдать тому, у кого хватит ума его не использовать. Если заклинание будет воссоздано, я стану его хранителем.

Второй раз за всего несколько минут Ирейн испытала изумление. Только сейчас ее изумление в считанные мгновения сменилось подлинным ужасом. Если Капитан действительно верит, что сможет стать хранителем «Рассветного вора», значит, он еще более лжив и опасен, чем она думала. К тому же он, очевидно, не имеет представления о мощи этого заклинания и о том, что некоторые маги уже много лет одержимы желанием завладеть им.

— Неужели ты всерьез рассчитываешь, что Зитеск и Додовер покорно отдадут в твои руки ключ к столь страшной силе? — спросила Ирейн, стараясь не выдать своего волнения.

— У них не останется выбора, когда я приберу к рукам все фигуры в этой игре, — сказал Капитан.

Ирейн нахмурилась; неприятный холодок пополз у нее по спине. Что еще известно этому человеку?

— Прости, но я не понимаю, — сказала она.

— Разве, Ирейн? Неужели ты думаешь, что тебя выбрали случайно? Думаешь, я слишком мало знаю? Так вот, ты — самый многообещающий маг Додовера и признанный эксперт по многогранной сущности «Рассветного вора». И я тебя уже подчинил. — Капитан пожал плечами. — Теперь мне нужен лишь человек, наиболее способный колдовать с его помощью.

— Ты его никогда не получишь, он под надежной защитой, — не скрывая облегчения, сказала Ирейн.

— И снова ты ошибаешься. На самом деле совсем недавно я едва не убил его. Но теперь, оглядываясь назад, я думаю, что это была счастливая неудача, особенно для тебя.

— При чем здесь я? — спросила Ирейн, заранее зная ответ.

— Еще вчера я был намерен свести на нет все возможности использовать «Рассветного вора». Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло. Клянусь, когда вы оба будете у меня в руках, у меня хватит сил выполнить задуманное.

— Ты знаешь слишком мало, — скрипнула зубами Ирейн. — Додовер не станет тебе помогать, а зитескианца вам никогда не поймать.

— Неужели? Я бы посоветовал тебе подумать прежде, чем делать такие заявления.

— И он, и я скорее предпочтем умереть, чем помогать тебе в осуществлении твоих сумасшедших замыслов. А если все же твой план удастся, стены этого замка раскалятся добела под напором магии огромной разрушительной силы. Это зрелище можно будет увидеть даже из Корины! У тебя не хватит сил, чтобы удержать под контролем такую мощь.

Капитан немного помолчал, думая, потом качнул бокал, одним глотком осушил его и тут же потянулся к бутылке, чтобы вновь наполнить бокал.

— Конечно, смерть ты всегда можешь выбрать, — сказал Капитан, дернув себя за ухо. — Но вряд ли ты хочешь, чтобы твои дети тоже умерли, не так ли? — Он улыбнулся. — Тебе нужно получше подумать. Все-таки будущее твоей семьи зависит от твоего ответа. Исман проводит тебя в твою комнату. Исман!

Раздался звук открываемой двери.

— Я хочу вернуться к детям, — сказала Ирейн.

С неожиданной для него скоростью Капитан выбросил руку вперед и, схватив Ирейн за подбородок, притянул ее лицо к себе.

— Ты здесь, потому что я этого захотел. Возможно, одиночество поможет тебе вспомнить об этом. — Он разжал пальцы. — Когда примешь правильное решение, приходи ко мне. А пока наслаждайся тишиной и покоем. Исман, аудиенция окончена.

— Ублюдок, — прошептала Ирейн. — Ублюдок.

— Я должен защитить невинных жителей Балии от наступления темной магии. Надеюсь, ты мне поможешь.

— Я хочу видеть моих сыновей! — воскликнула Ирейн.

— Тогда постарайся приносить пользу и перестань рассказывать мне о том, о чем может догадаться даже ребенок! — Лицо Капитана смягчилось. — А до тех пор я, наверное, не смогу сделать тебе одолжения. — Он указал Ирейн на дверь и снова открыл книгу.

* * *

Все заговорили одновременно. Илкар кричал на Денсера, а тот примирительно выставлял перед собой ладони. Безымянный старался привлечь внимание мага из Зитеска, а Ричмонд и Талан просто разразились недоумевающими возгласами.

Только Хирад был выше всего этого. Его взгляд снова был устремлен на труп Лана, и гвалт в комнате, казалось, волновал варвара не больше, чем далекий шум морского прибоя. Десять лет. Десять лет они сражались плечом к плечу и побеждали в самых безнадежных ситуациях. Они выходили из боя без единой царапины, когда кровь на поле битвы лилась рекой. Они не раз спасали друг другу жизнь и лишь изредка кивали в знак благодарности за эту услугу.

А теперь Сайрендор мертв. Он умер в тот день, когда решил вложить меч в ножны ради любви. И из-за чего он погиб? Всего лишь из-за того, что гость Воронов стащила у дракона ключ от мастерской давным-давно умершего мага, а охотники за ведьмами не желают, чтобы он им владел.

Внезапно Хирад взорвался, и его громовой голос оборвал общий гвалт:

— Он умер, потому что ты украл ключ! Так ведь? Ну как, ты доволен своей работой? — Голос варвара сорвался. — После всего того, что мы пережили, он умер за трехдюймовую плашку. Молись богам, чтобы эта плашка оказалась важной вещью. — Хирад снова опустился на свое место и подпер подбородок кулаком. В глазах у него стояли слезы.

— Это действительно очень важная вещь, Хирад, — сказал Илкар. Его щеки медленно приобретали свой нормальный цвет, но глаза по-прежнему были прищурены. — Если ему удастся восстановить «Рассветного вора», то нам предстоит многое увидеть, и, быть может, судьба Сайрендора покажется нам милосердием Божьим.

— Тысяча демонов, что же это такое? — воскликнул Талан.

— «Рассветный вор» — это какое-то заклинание, вернее, вполне определенное заклинание. Авторство его приписывают Септерну, — сказал Безымянный и посмотрел на Денсера в поисках поддержки.

— Совершенно верно, Безымянный. Слова заклинания хорошо известны во всех университетах магии, — сказал Денсер. — Каждый маг знает о его силе... и о том, сколь катастрофическими могут быть последствия его применения. К счастью, заклинание «Рассветного вора» не работает без трех форм катализаторов. Никто не знает, что собой представляют эти катализаторы и где их искать. Вернее, раньше не знали. Теперь с помощью этого амулета мы проникнем в мастерскую Септерна и, по нашим предположениям, найдем там нужные сведения.

— Ты знал, что ищешь, когда мы встретили тебя, да? — спросил Талан.

— Да, — согласился Денсер. — Видишь ли, я не хочу подробно рассказывать о последних исследованиях Зитеска, но тем не менее все говорит о том, что Септерн был драконером...

— А это значит...

— Помолчи, Талан, — сказал Безымянный. — Продолжай, Денсер.

— Есть много признаков, которые приводят к такому выводу. Но самое главное, что эти исследования придали нашим поискам «Рассветного вора» новое направление — другие измерения. Я уже объяснял Илкару, что мы разработали заклинание, с помощью которого можно определить поток и форму маны, необходимые, чтобы открыть двери между из-мерениями. В поисках «Рассветного вора» мы прошли через много таких дверей, и все они открывались драконерами. На этот раз я нашел то, что мы искали.

— А мои друзья из-за этого умерли, — сказал Хирад.

— Ты даже не представляешь, как я жалею о том, что случилось, — мягко заметил Денсер.

— Мне не нужно твое сочувствие, Денсер. Я хочу знать, почему охотники за ведьмами хотели тебя убить.

— Разве это не очевидно?

— Нет, не очевидно, — сказал Хирад. — Я спрашивал, почему мой друг умер вместо тебя, а ты так и не ответил мне.

— Хорошо. Они хотят меня убить, потому что знают, кто я такой и откуда пришел.

— А почему для них имеет какое-то значение, кто ты такой? — спросил Илкар.

— Я — главный маг Зитеска, специализирующийся на «Рассветном воре», — просто ответил Денсер. Илкар выпучил глаза от удивления.

— Ого, это дело становится все лучше да лучше, — пробормотал он.

— Что?.. — начал Талан.

— Подожди, — перебил его Илкар. — Ты всерьез собираешься применить это заклинание?

— Это единственный способ уничтожить лордов-колдунов, Илкар, и мы с тобой оба это понимаем.

— Да, но...

— Они вернулись, и если в ближайшее время мы не найдем «Рассветного вора» и не воспользуемся им, чтобы уничтожить этих исчадий ада, то всех нас ждет печальный конец. Просто найти заклинание и пригрозить им лордам-колдунам явно недостаточно. Их необходимо уничтожить, иначе Балия будет потеряна. На сей раз у нас нет сил, чтобы выдержать натиск орд Висмина. Тем более что за ними стоят лорды-колдуны.

— Это же вор света. — Слова Илкара тяжело повисли в воздухе. Тревога, снедающая эльфа, чувствовалась в его напряженной позе. Казалось, он в любой момент готов вскочить с кресла.

— Что это значит, Илкар? — спросил Талан.

— Вы не понимаете, о чем он говорит, точнее, не совсем понимаете. А я понимаю, — сказал Илкар. — Я изучал это заклинание — оно входит в обязательную программу университета. Если говорить просто, то с его помощью, в зависимости от качества и продолжительности соответствующей подготовки, можно уничтожить все, в том числе и наш мир. — Эльф пожал плечами. — Вот за это его и прозвали «Рассветным вором». То есть буквально — «вор света»: с помощью этого заклинания можно уничтожить даже солнце на небосводе.

— Но если твои поиски решат судьбу Балии, как же охотники за ведьмами этого не понимают?

— Ты думаешь, они нам верят? — Денсер развел руками. — Не будь наивным, Ричмонд. Им известно, что я покинул Зитеск, они не хотят, чтобы «Рассветный вор» был найден, и моя смерть кажется им самым простым способом этого не допустить.

— Так, — сказал Безымянный. Он допил свой бокал, снова наполнил его и пустил бутылку по кругу. — Мы установили, что ты человек известный и очень опасный, нам не надо было даже разговаривать с тобой. Почему бы тебе еще раз не сказать, для какого именно дела ты стараешься нас нанять?

Атмосфера в комнате немного остыла. Денсер обвел взором сердитые лица собравшихся.

— Нам нужно найти катализаторы, и я хочу, чтобы вы помогли мне в этом.

— Но почему именно мы?

— Почему другие нанимают Воронов?

— И все-таки нам хочется узнать поподробнее. Денсер тяжело вздохнул — столь пристрастный допрос явно не входил в его планы — и снова показал амулет.

— Предположим, этот ключ сработает и мы найдем сведения о катализаторах «Рассветного вора». Но в этом случае нам все равно еще будет нужно отыскать сами катализаторы, а в этом деле мне не обойтись без людей, умеющих сражаться и владеющих боевой магией. Кроме того, это должны быть люди, которым я мог бы полностью доверять. Поскольку с этим связан Зитеск, Вороны — моя единственная возможность.

Ненадолго в комнате стало тихо.

— Я, наверное, не соглашусь, — сказал наконец Хирад. — Почему бы тебе просто не набрать отряд из Защитников и магов Зитеска? Им ты, несомненно, можешь доверять?

— К несчастью, все не так просто, — заметил Денсер. — Надо учитывать политические моменты. Начав в открытую готовить какие-то действия, Зитеск будет вынужден лицом к лицу столкнуться с агентами лордов-колдунов. Поэтому все это нужно как можно дольше хранить в тайне.

— Не стоит и говорить, как это известие взбаламутило бы университетские города, — сказал Илкар.

— И охотников за ведьмами, — добавил Безымянный.

— Мне бы только добраться до них! — взревел Хирад.

— Не волнуйся, мы навестим и их, — сказал Денсер.

— Тем лучше.

— Я говорю совершенно серьезно, — продолжал маг из Зитеска. — Их нужно заставить замолчать. То, что они знают или воображают, будто знают, может привести к катастрофическим последствиям для всей Балии. Страшно подумать, что может случиться, если эти сведения попадут не к тем людям.

— Не знаю, может, я скажу глупость, но, по-моему, в такой ситуации университеты должны объединиться, — сказал Ричмонд.

— Это не глупость, — кивнул Денсер. — На самом деле встреча представителей всех четырех университетов уже назначена. Правда, на ней будет обсуждаться угроза со стороны Висмина, а не поиски «Рассветного вора». Пока мы еще не можем позволить, чтобы о них узнали другие университеты. Илкар подтвердит, что они непременно вмешаются в процесс и выдвинут невыполнимые условия использования заклинания. Поэтому надо как можно дольше хранить эту тайну. — Он помолчал. — Ты веришь мне, Илкар?

Эльф холодно взглянул на него:

— Я еще не готов ответить на этот вопрос. Ряд обстоятельств требует, чтобы я связался с Джулатсой. Мой долг обязывает меня рассказать им все, и ты знаешь об этом.

Снова наступила тишина. Ричмонд подбросил полено в огонь.

— Я знаю. Я прошу тебя только дать мне время доказать, что мои намерения не расходятся со словами. Но я должен получить ответ, — сказал Денсер после долгой паузы.

— На какой вопрос? — проворчал Хирад.

— Вы поможете нам или нет?

— Сколько? — спросил Талан.

— Так же, как и в предыдущем случае, — пять процентов от договорной цены за каждый артефакт.

— Просто не могу поверить, что ты вот так просто спрашиваешь о цене! — вспылил Хирад. — Разве это имеет какое-то значение? У нас уже есть работа. — Он кивнул на накрытое саваном тело Сайрендора.

— Это всегда имеет значение, — ответил Талан. — Мы никогда не принимали решений, предварительно не оговорив всех условий. Так было всегда.

— Но мы же решили уйти в отставку, Талан. Ты помнишь об этом?

— Балия не может ее принять, — сказал Денсер.

— Заткнись, зитескианец, это тебя не касается, — воскликнул Хирад, даже не повернув головы к магу.

— Хирад, успокойся, — сказал Безымянный. — Все и так достаточно сложно.

— Неужели? Мы находим охотников за ведьмами и убиваем их. Что же здесь сложного?

Безымянный пропустил эти слова мимо ушей.

— Еще один вопрос, Денсер. Предположим, мы найдем катализаторы. Что дальше?

— Дальше вы поможете мне доставить их к Израненным пустыням и использовать заклинание против лордов-колдунов в Парве. Если, конечно, захотите.

— Это хорошо, потому что мы вряд ли повезли бы их в Зитеск, — сказал Илкар.

— Я этого от вас и не ждал, — парировал Денсер.

— Итак, всем все ясно? — спросил Безымянный.

— Давным-давно, — ответил за всех Хирад.

— Хорошо. — Безымянный поднялся и открыл дверь. — Денсер, тебе пора оставить нас. Нам нужно поговорить и проводить нашего товарища в последний путь.

— Но мне нужен ответ, — повторил Денсер.

— Ты получишь его на рассвете, — сказал Безымянный, — а сейчас, пожалуйста... — и жестом пригласил мага выйти из комнаты.

На пороге Денсер остановился.

— Вы не имеете права отказать, — сказал он. — От этого зависит судьба каждого из нас.

Безымянный закрыл за ним дверь, вновь наполнил бокалы и сел на свое место.

— Кто желает высказаться первым? — спросил он.

— Это просто какой-то страшный сон! — воскликнул Илкар. — Я даже не знаю, что сказать.

— Из-за Денсера погиб Сайрендор Лан. Очевидно, смерть Раса никак не повлияла на наш последний контракт, а теперь мы снова обсуждаем, работать на него или нет! — воскликнул Хирад. — Что тут раздумывать? — Он вскочил и метнулся к камину. — Все просто. Мы идем и убиваем всех охотников за ведьмами. Денсер может засунуть свое заклинание себе в задницу, а с этим, — он вырвал кодекс Воронов из рамки и разорвал его надвое, — покончено навсегда!

Все широко раскрытыми глазами уставились на варвара, вернее, на разорванный пергамент у него в руках. Стало так тихо, что Хирад услышал свое тяжелое дыхание, стук собственного сердца и треск горящих поленьев у себя за спиной. Он смело встретил осуждающие взгляды товарищей.

— Сядь, Хирад, — тихо сказал Безымянный.

— Ну конечно! Значит, тебе можно...

— Я сказал, сядь! — проревел Воитель. Хирад послушно сел, все еще держа в руках половинки разорванного кодекса.

— Мы все понимаем, как тебе тяжело, — голос Безымянного снова стал спокойным, — и покараем убийц Сайрендора, поверь мне. Но то, что мы недавно услышали и чего ты, кажется, не понял, все изменило.

— В самом деле? — вздохнул Хирад.

— Да, в самом деле, — подтвердил Безымянный. — Пожалуй, Илкар сможет объяснить это лучше, чем я. Илкар?

Эльф удивленно поднял брови.

— Если говорить просто, два события, хуже которых не придумаешь, произошли одновременно. По крайней мере если верить словам Денсера. Лорды-колдуны вырвались на свободу, а Зитеск нашел ключ к «Рассветному вору».

— И?..

— О боги! Хирад, я не шутил, когда говорил, что «Рассветный вор» может уничтожить абсолютно все. По крайней мере теоретически. Следовательно, если Денсеру удастся уничтожить лордов-колдунов — а мы должны молиться, чтобы ему это удалось, — в руках университета темной магии появится абсолютное оружие. Как по-твоему, что ждет тогда всех нас?

— Значит, после того как он воспользуется заклинанием, мы убьем его и заберем артефакты.

— Да, но для этого мы должны быть рядом.

— Мы можем убить его сейчас и забрать амулет, — так же спокойно сказал Хирад.

На мгновение стало тихо. Потом Ричмонд кивнул.

— Это, несомненно, поможет нам сэкономить время, — сказал он.

— А если он говорит правду о лордах-колдунах? — спросил Илкар.

— Найдем кого-нибудь еще, кто бы мог управиться с этим заклинанием, — заявил Хирад. Илкар фыркнул от смеха:

— Конечно. Например, Томаса. Я сейчас схожу и спрошу, не согласится ли он уделить нам минутку.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.

— Это не так просто, Хирад. Денсер всю свою жизнь изучал теорию использования «Рассветного вора». И если он является ведущим магом Зитеска, специализирующимся на «Рассветном воре» — а у меня нет оснований сомневаться в этом, — тогда он является самым лучшим и, возможно, единственным человеком, который в состоянии эффективно использовать это заклинание.

— Значит, ты веришь ему, Илкар? — Талан подался вперед. Он допил бокал и протянул руку, чтобы Безымянный налил ему еще вина.

— А зачем ему нас обманывать? Денсер и так рискует, ведь я могу доложить в Джулатсу о «Рассветном воре». О боги, что за напасть. — Илкар сгорбился в кресле и в задумчивости стал покусывать губы.

— Ну и какие у нас варианты? — спросил Талан.

— У нас нет никаких вариантов, — сказал Илкар. — Вернее, есть только формально. Мы, разумеется, можем отказать ему и отправиться на поиски охотников за ведьмами. Но если он говорит правду тогда получается, что мы отказались сражаться за Балию. Но самое страшное, что из-за нас за «Рассветного вора» будут спорить только Зитеск и лорды-колдуны. И кто-то из них им завладеет. А обладание «Рассветным вором» означает абсолютную власть, это на самом деле необыкновенно мощное заклинание, уж вы мне поверьте. Если лорды-колдуны вернулись, то у них одна цель: уничтожить всех нас.

— Неужели они действительно такие ужасные? — спросил Ричмонд.

— Да, видят боги, да, — ответил Илкар. — Вы должны понять, откуда они взялись. Это представители одной из школ первого университета, которые были изгнаны за Терновые горы за свои убеждения. В течение нескольких столетий они копили свою ненависть и искали способ добиться бессмертия. Когда лордам-колдунам это удалось, они вернулись за тем, что, по их мнению, принадлежало им. Тогда мы победили. Но на сей раз без «Рассветного вора» нам не одержать победы. — Он замолчал, но заметив, что ему не удается убедить остальных, добавил: — Понимаете, лорды-колдуны не просто хотят завоевать страну, они жаждут истребить всех людей к востоку от Терновых гор. Такую клятву они дали, когда их помещали в клетку маны. Мне кажется, мы должны пойти с Денсером... Короче говоря, я пойду с ним независимо от того, какое решение примут Вороны, но мне бы очень хотелось, чтобы остальные присоединились к нам. Возможно, нам всем суждено умереть, но по крайней мере мы попытаемся что-то сделать.

— Никогда не думал всерьез о том, чтобы умереть во имя родины, — сказал Талан.

— Ну что ж, для Воронов это, несомненно, новый путь, — сказал Ричмонд. — Думаю, что мы выбираем его не ради денег.

— Отставка заставляет по-новому взглянуть на вещи. — Илкар пожал плечами и через силу улыбнулся.

— Все это благодаря Сайрендору, — чуть слышно произнес Хирад.

— Да, это так. Никто из нас никогда не забудет, при каких обстоятельствах мы взялись за это дело. Конечно, если все согласны отправиться с Денсером. — Безымянный обвел присутствующих вопросительным взглядом.

— Я иду проследить, чтобы «Рассветный вор» был использован только против лордов-колдунов, и настаиваю, чтобы это было записано в контракте. Я иду с Денсером ради Балии, а не ради Зитеска, — твердо заявил Илкар.

— А я хочу, чтобы Денсер обязался при первой же возможности нападать на охотников за ведьмами. — Хирад снова посмотрел на Сайрендора.

Больше никто не отважился высказать вслух свои пожелания.

— Ты все запомнил, Талан? — спросил Безымянный. Талан кивнул. — Денсер должен подписать контракт на рассвете, значит, тебе лучше составить его прямо сейчас. У кого-нибудь остались какие-то вопросы?

— Я хочу уточнить только одно, — сказал Ричмонд. — Мы охраняем Денсера или амулет, который он носит?

— Не волнуйся, кот позаботится о безопасности своего хозяина, — ответил Илкар.

Хирад подозрительно посмотрел на эльфа, представив кота, отражающего атаку сильных вооруженных людей.

— Он умеет обращаться с мечом? Илкар не удержался от улыбки.

— Это же Любимчик, Хирад. Он несет в себе часть сознания Денсера, иначе говоря, может принимать разные обличья.

— Я понимаю, — сказал Хирад, хотя на самом деле ничего не понял из слов Илкара.

— Я объясню тебе в другой раз, а сейчас просто поверь мне на слово, хорошо?

— Да, господа, — сказал Безымянный, вставая. — Встретимся здесь в час прощания с Сайрендором. А до этого времени я предлагаю покинуть Хирада, чтобы он мог в одиночестве дать выход своему горю.

Хирад улыбнулся в знак благодарности, и только когда все вышли, позволил себе заплакать.

Глава 7

Селин понимала, что ей удалось ускользнуть из Теренетсы во многом благодаря везению, хотя и предпочитала думать, что на самом деле ей ничего не угрожало. Разведчице было обидно, что шаману так легко удалось увидеть ее, несмотря на скрывающее заклинание. И ей пришлось очень низко пригнуться, когда полетели стрелы.

Она спряталась в убогой лачуге, и пока враги приближались под защитой града стрел, сосредоточилась и сотворила другое заклинание невидимости. После этого вылезла в окно, распугав кур во дворе. Они не видели Селин, но чувствовали чье-то присутствие. Она осторожно поднялась и кинулась к лесу. Скрытая заклинанием, она убегала все дальше в лес, пока звуки погони постепенно не стихли вдали.

Когда стемнело, Селин связалась со Стилианом. После этого поставила силки и, устроив себе убежище в зарослях невысокого кустарника, крепко уснула.

Утром ее разбудили просачивающиеся сквозь листву солнечные лучи. В лесу было тихо, утренняя прохлада быстро сменялась зноем. Селин проверила силки. В один попался кролик. Она разожгла костер, быстро освежевала кролика и зажарила его на вертеле. Не прошло и часа, как она уже снова двинулась в путь.

Земли к северо-западу, как раз куда двигалась Селин, были наводнены конными отрядами Висмина. Солдаты искали новых рабов и места для новых стоянок. Наблюдая за ними, Селин заметила, что висминцы стали вести себя осторожнее. Их обычная суетливость куда-то пропала. Казалось, они все ждут чего-то. И догадавшись, чего именно, она испугалась.

Вечером первого дня своего путешествия к Израненным пустыням она испытала еще один приступ внезапного страха. Селин предчувствовала, что в Парве она почти наверняка увидит признаки надвигающейся войны.Войны, какой люди не видели уже триста лет — со времен последнего нападения Висмина, войны, которая ввергнет в хаос всю Балию. Селин надеялась, что ей все-таки удастся передать достаточно информации Стилиану прежде, чем ее схватят и убьют. Ведь если Стилиан прав, ей не удастся выбраться живой из города лордов-колдунов.

Потом страх ушел, сменившись растерянностью, и Селин пришлось потратить какое-то время, чтобы продумать свои действия. Она понимала, что ей лучше выкинуть из головы все мысли о возвращении в Зитеск, иначе они лишат ее здравого смысла и заставят быть чересчур осторожной. Она усилием воли постаралась заменить их желанием доказать, что она лучшая из магов-разведчиков Зитеска. Правда, сама Селин никогда в этом не сомневалась. Другие сомневались — но лишь потому, что она была женщиной, а занятие выбрала сугубо мужское..

Впрочем, сейчас судьба предоставляла ей шанс не просто выделиться из прочих. Она получила возможность пожертвовать жизнью во имя славы Зитеска. Быть может, ей даже удастся изменить ход неотвратимо надвигающейся войны.

Разжигая в себе это желание, Селин наконец сумела вновь обрести силу духа. На разведчице были пятнистые брюки и куртка, за высокими голенищами мягких, но прочных кожаных сапожек спрятано по кинжалу. Черные перчатки плотно обтягивали ее руки, а на запястьях, под рукавами, у нее были спрятаны пружинные механизмы, стреляющие маленькими зазубренными стрелками. На большом расстоянии эти стрелки были неэффективны, зато в ближнем бою убивали противника наповал. На поясе у Селин болтались еще три кинжала, а за спиной, под курткой, висел короткий меч в кожаных ножнах.

У Селин были большие карие глаза, короткие волосы и стройная сильная фигура с длинными ногами и небольшой грудью. Главным козырем разведчицы была стремительность действий; она отлично понимала, что незаметно проникнуть в нужное место — это лишь половина дела, и в умении скрыться, когда иссякал поток маны, ей не было равных. Стилиан как-то раз язвительно заметил, что с ее качествами ей лучше было бы пойти в наемные убийцы. Однако у Селин вызывала отвращение одна мысль о том, чтобы убивать по приказу. Тем не менее в случае необходимости она не задумываясь убивала тех, кто становился у нее на пути.

Она улыбнулась про себя. Может быть, когда все закончится, ей все-таки удастся вновь увидеть Зитеск. Для того, кто осторожен и верит в успех, нет ничего невозможного. Ей дали задание как можно быстрее проникнуть в Парве. Селин знала только одно заклинание, позволявшее выполнить этот приказ, и воспользовалась им. Теперь она пробиралась на северо-запад, к пустынным предгорьям. Она знала, что укрыться в тех местах довольно легко, но рассчитывать на комфортабельное убежище в отвесных горах, подступающих к долинам с запада, не приходится. И погода там то и дело меняется. Но пока солнце еще согревало землю, и Селин старалась не думать о холодных камнях, которые ждут ее впереди.

Вороны выехали из Корины через северные ворота только после полудня: утро они посвятили похоронам Сайрендора; Денсер на них приглашен не был. Теперь, еще во власти печали, они ехали к развалинам дома Септерна, до которых было три дня пути на северо-запад.

Денсер с изможденным лицом и запавшими глазами ехал впереди вместе с Таланом и Ричмондом. Безымянный Воитель и Хирад Холодное Сердце держались в двадцати шагах за ними. Замыкал кавалькаду Илкар. С тех пор как отряд отправился в путь, эльф не произнес ни слова.

Они ехали уже целый час, и все это время Хирад был настороже. Он ждал нападения охотников за ведьмами. Варвар был уверен, что они не отступятся от своего решения убить Денсера, и теперь, глядя на спину темного мага, он невольно улыбался. Ситуация, несомненно, складывалась довольно необычная.

— Почему Илкар так ненавидит Зитеск? — спросил Хирад, по-прежнему не сводя глаз с Денсера.

— Почему бы тебе не спросить об этом его самого? — ответил вопросом на вопрос Безымянный. — Хватит ему уже плестись в одиночестве. — Он оглянулся и жестом попросил эльфа подъехать поближе, но Илкар, казалось, этого не заметил. Только когда оглянулся и Хирад, он пришпорил коня.

Варвар нахмурился, наблюдая за приближением Илкара. После вчерашних откровений Денсера с лица эльфа не сходило выражение муки. Илкар попытался улыбнуться, подъезжая к друзьям, но ему удалось только страдальчески поднять брови.

— Как ты, Илкар? — спросил Хирад.

— Что за глупый вопрос? — хмуро буркнул Илкар. — Скажите лучше, зачем вы меня позвали?

— Да вот Хираду любопытно, что ты имеешь против Зитеска? — сказал Безымянный.

— Все, — сказал Илкар. — Если говорить просто, в вопросах магии школа Джулатсы полностью расходится со школой Зитеска. Мы по-разному проводим исследования, по-разному развиваем способности управлять маной... мы все делаем по-разному. Когда мы говорим «стоп», они командуют «вперед». В Джулатсе считается преступлением работать на Зитеск. Ну как, ты понял?

— Нет, — признался Хирад. Илкар вздохнул:

— Видишь ли, разделение университетов произошло в основном по соображениям морали. Это случилось тогда, когда в Зитеске нашли быстрый способ восполнить ману. Они стали приносить в жертву людей. Сейчас, по прошествии времени, я могу многое простить Зитеску, но только не это.

— Они до сих пор совершают жертвоприношения? — спросил Безымянный.

— Зитеск уверяет, что нет, но на самом деле этот метод по-прежнему используется, несмотря на то что они открыли и более достойные способы. Но как бы там ни было, разделение произошло две тысячи лет назад, и теперь наше учение — наше понимание физики магии — настолько отличается от учения Зитеска, что нам порой трудно понять, как они создают и используют заклинания.

— Значит, ты тоже можешь воспользоваться «Рассветным вором»? — спросил Хирад. — Ведь это, наверное, не зитескианское заклинание, не так ли?

— Нет, не зитескианское, но я не могу его использовать, — сказал Илкар. — То есть теоретически, конечно, могу. Я знаю слова и правила использования «Рассветного вора», поскольку Септерн сделал их доступными для всех университетов, но я никогда не работал над формированием нужной маны и не изучал особенности произнесения данного заклинания. Поэтому у меня наверняка ничего не получится.

— Значит, мы должны беречь Денсера, — с отвращением процедил Хирад.

— По крайней мере до тех пор, пока не узнаем, обманывал он нас или говорил правду.

— Да, согласен, — тихо сказал Безымянный.

Некоторое время они ехали молча. Хирад, вспоминая то, что услышал от Илкара, пытался понять, что задумали эти маги. С другой стороны, для него куда важнее было догадаться, что замышляют охотники на ведьм. В конце концов варвар решил поразмыслить и над тем, и над другим.

— Что ты знаешь об охотниках на ведьм, Безымянный? — спросил он.

Воитель усмехнулся:

— Мне кажется, сегодня ночью ты почти не спал, не так ли?

— Конечно, я только об этом и думал. Ну так что?

— Да ничего особенного. — Безымянный пожал плечами. — Их предводителя зовут Тревис. Именно он командовал гарнизоном, когда был окончательно потерян контроль над Андерстоунским ущельем. Мы в то время сражались за лордов Раше на севере, это было началом нашей карьеры. В то время Тревис был опасным человеком, но сейчас он, наверное, постарел... — Воитель помолчал. — Илкар лучше расскажет тебе о нем.

Наконец-то Илкар улыбнулся. Уши его встали торчком.

— Я же эльф, Безымянный, — сказал Илкар и потер подбородок. — Боюсь, мой рассказ будет коротким. Тревис может быть либо блестящим героем, который ведет долгую войну с порочной магией, либо обычным солдафоном, слепцом, который не видит того, что у него перед носом. Все зависит от того, как смотреть на его поступки.

— А ты сам как считаешь?

— Я считаю его слепцом, — сказал Илкар. — Видишь ли, все это началось с одного грандиозного плана, и тогда немало было таких, кто хотел, чтобы Тревис добился своей цели. В их числе был и я. После поражения в Андерстоунском ущелье он собрал своих единомышленников и разработал кодекс. Этот кодекс ставил основной целью ограничить разрушительное действие магии Зитеска и, правда, в гораздо меньшей степени магии Додовера. Заметь, ничего противозаконного в этом кодексе не было. Тревис совсем не считал, что нужно закрыть эти университеты. Он просто хотел контролировать исследования и прекращать те, которые противоречат морали. В то время их организация называлась «Крылатой розой». Ее члены делали себе на шее татуировки — бутон красной розы между двух белых крыльев. — Эльф показал на собственной шее, где именно делалась такая татуировка. — Вероятно, это должно было символизировать страсть и свободу.

— Неужели в этом был какой-то смысл? — спросил Безымянный.

— Пожалуй, да, — ответил Илкар. — Первоначально их помыслы были чисты. Они хотели лишь одного: освободить свою страну от тени темной магии. И собирались достичь этой цели, не прибегая к насилию.

— Проклятие! — воскликнул Хирад.

— Я понял, что ты хотел сказать, — заметил Илкар. — Дальше, как ты и сам можешь предположить, высокие идеалы постепенно забылись. Во что превратились их планы насчет контроля исследований, не знаю. Вероятно, в охоту на ведьм; похоже, теперь Тревис любого искусного мага считает опасным для страны человеком. Кстати, я тоже попал в эту категорию, потому что благодаря неудачному стечению обстоятельств оказался в одной компании с нашим славным приятелем из Зитеска.

— Они все еще делают себе такие татуировки? — спросил Хирад, показывая на свою шею.

— Нет, татуировки немного изменились, — сказал Безымянный. — Сам рисунок остался прежним, но теперь он заурядного черного цвета.

— Да, — подтвердил Илкар. — И сейчас они называют себя «Черными Крыльями». А роза теперь, наверное, должна означать печаль или еще что-нибудь в этом роде.

— Так я понял, что эта женщина опасна. — Хирад не сразу понял, что Безымянный разговаривает сам с собой. — Проклятие!

— О чем это ты, Безымянный? — спросил варвар.

— Я ведь узнал эту татуировку, понимаешь? Если бы я чуть поторопился, то мог бы спасти Сайрендора. Может быть.

Просто когда я понял, что она пришла за Денсером, у меня пропало желание ее останавливать. На его жизнь мне было плевать — да и сейчас, в общем-то, плевать. В этом-то и беда.

— Так будет до тех пор, пока мы не найдем «Рассветного вора», — заметил Илкар.

— Неужели ты в это веришь? — спросил Безымянный.

— А ты по-прежнему скептик, Безымянный?

— А ты по-прежнему эльф, Илкар?

В Торговом союзе Корины еще витал дух помпезности минувших столетий.

Залы, кабинеты, столовые и комнаты этой некогда надменной и горделивой организации утопали в садах. За этими садами до сих пор тщательно ухаживали благодаря наследству, подаренному союзу графом Арленом Третьим в знак признательности за пожертвования, которые Торговый союз — ТСК — собрал во время первой войны с Висмином триста лет тому назад. С тех пор удача изменила семье Арлена, и ее богатство перешло к набирающему силу на гребне новой волны прибыльной торговли минералами барону Блэксону.

Впрочем, со стороны здание ТСК выглядело отменно. От витиевато украшенных кованых ворот вела к фасаду широкая подъездная аллея. Мраморные ступени поднимались к двойным дверям из черного дерева. Трехэтажное здание было сложено из белого камня, привезенного от скал Динебри, за семьдесят миль на северо-восток от Корины.

Однако внутри картина, напротив, была удручающей. Потолок в холле просел, его подпирали деревянные балки и просто бревна, везде царили пыль и запустение. У ТСК не было денег даже нанять полотера. Роспись облупилась, штукатурка отсырела, в углах поселилась плесень, воздух был затхлым.

Столешница банкетного стола была выщерблена и покрыта царапинами, выцветшая обивка стульев порвалась, из прорех торчала набивка. Что касается гостевых комнат, то ни один барон или лорд не селился сюда без доверенной охраны, постоянно дежурившей у дверей.

Вся эта атмосфера угнетала барона Гресси. Его первоначальный оптимизм относительно созванной встречи улетучился, едва начались жестокие перепалки между прибывшими в Корину делегатами.

Лорд Динебри созвавший эту встречу из-за нападения на один из его обозов в Андерстоунском ущелье, был сугубо номинальным и, как поговаривали многие, последним председателем ТСК. На заседании Динебри поставил вопрос о необходимости проведения военной акции в связи с тем, что Тессея, вождь племени, согласно договору, контролирующий Андерстоунское ущелье, нарушил соглашение о безопасном проходе. Предполагалось, что такая акция позволит сохранить этот торговый путь открытым.

Однако сидящие за столом лорды и бароны, начиная от седого и морщинистого, но все еще крепкого лорда Раше и чернобородого, до неприличия обрюзгшего лорда Эймота и заканчивая молодым бароном Понтойсом, которого отличали гигантский рост и ястребиное лицо, словно в непробиваемую броню, оделись в цинизм.

После трех часов бесполезных споров, выступлений и дискуссий делегаты разбились на две фракции. Позиция Гресси, Динебри и старшего сына лорда Джадена, которому принадлежали земли к северу от университетских городов, подвергалась непрерывным атакам. Ход заседания определяли Понтойс, Раше и Хаверн. Делегаты принимали резолюцию за резолюцией, опровергая все заявления Динебри и обвиняя его в желании развязать войну. Все требования лорда предоставить ему слово не включались в протокол. Кульминацией заседания явились односторонние дебаты о том, как ТСК должен извлекать максимальную выгоду из любого потенциального объединения племен. Слушая их, трое опальных делегатов кипели от негодования, но хранили молчание.

Гресси, который и до этого говорил мало, ответил лишь на прямой вопрос Понтойса.

— Почему вы молчите, Гресси? Все еще гадаете, чем заплатить за ремонт разрушенной стены замка, или просто думаете о чем-то личном?

— Мой дорогой Понтойс, — ответил Гресси. — Я считал, что вы уже забыли о той маленькой ссоре, которая вышла между нами по вашей вине. А что касается ран, то вам потребуется гораздо больше времени, чтобы их зализать. Кроме того, я боюсь, что мои мысли не соответствуют тем решениям, которые вы готовы принять. Особенно это относится к вашей попытке возобновить продажу оружия Висмину.

— Мой дорогой Гресси, — сказал Понтойс. — Вы, наверное, располагаете более надежными фактами, чем лорд Раше и Хаверн.

— Да, располагаю, — заявил Гресси, и уважение, которым он пользовался, все же заставило многих прислушаться. — Динебри старается объяснить вам, что Висмин может вторгнуться в Балию в любой минуту. Я уверен, что уже сейчас их войска сосредоточены в центральной части страны. Они организованы и сильны, так что завтра на рассвете я выступаю на помощь Блэксону.

— Неужели? — На губах Понтойса застыла улыбка. — Дорогая затея.

— Деньги — ничто, — сказал Гресси. — Главное — выжить.

За столом послышались смешки.

— Ваши опасения не соответствуют фактам, — заявил лорд Раше. — Должно быть, ваши мозги протухли с годами.

— На протяжении поколений мы — я включаю сюда и свой род — проживали богатства Балии, ее людские и природные ресурсы. Мы упивались ее красотой и наслаждались безопасностью. Все наши разногласия разлетались, как солома, под яростным ветром войны, когда запад раздирали на части полчища Висмина. Но сейчас все иначе. Противник объединился, и он гораздо сильнее нас. Его армии лучше подготовлены и по численности превосходят наши войска, — сказал Гресси. — Неужели вы не видите этого? Разве вы не слышите, о чем вам твердит Динебри? — Он повернулся к Понтойсу. — Я буду рыдать от радости, барон, стоя на стрелковой галерее своей крепости и наблюдая, как ваши люди вновь пытаются овладеть замком Танцующих скал. Но если мы не покончим с угрозой, которая нависла над нами сейчас, то над моим замком будет развиваться знамя Висмина.

— Я предпочту дожидаться этих висминцев, попивая вино из твоих подвалов, — сказал Понтойс. — В это время года погода в Балии очень непостоянна.

Его слова были встречены с одобрением. В зале снова послышался смех.

— Смейтесь, смейтесь, — с горечью произнес Гресси, — пока можете. Мне жаль вас, но мне жаль и Балию. Я люблю эту страну. Мне хочется и впредь по утрам смотреть из окон своего замка и видеть, как блестят в лучах утреннего света далекие Терновые горы, как с пастбищ поднимается туман, и наслаждаться свежестью воздуха.

— Я буду счастлив зарезервировать место для вашего кресла-качалки на своих галереях, — сказал в ответ Понтойс.

— Я, честно говоря, надеюсь, что вы умрете гораздо раньше, чем мне потребуется кресло-качалка, — презрительно проронил Гресси. — Я буду проклинать каждый день своей жизни, когда защищал ваши поганые шкуры. Вместо этого мне и другим жителям этой страны нужно было спасать свою родину. — Он повернулся и зашагал к двери, а вдогонку ему несся хохот. На пороге Гресси задержался. — Подумайте, почему здесь нет Блэксона, почему все четыре университета в эту минуту совещаются на озере Триверн. Подумайте и о том, почему Вороны сегодня работают на Зитеск, хотя они поклялись никогда не делать этого. Они все хотят спасти нашу страну от Висмина, а наших женщин — от поругания. И любой из вас, кто откажется присоединиться к Блэксону, Андерстоуну или университетам, простится с жизнью гораздо раньше, чем боги Балии сойдут на землю и настанет час расплаты. А он обязательно настанет.

С этими словами Гресси вышел из банкетного зала ТСК, оставив после себя тяжелую тишину.

В сумерках Денсер увел отряд в лес и остановился, только когда с дороги их уже невозможно было заметить. Все спешились, и Ричмонд развел небольшой костер.

Денсер огляделся, потом что-то прошептал на ухо своей лошади, показывая пальцем куда-то в чащу. Кобыла коричневой масти неторопливо направилась в ту сторону, куда показал маг, и увела за собой остальных лошадей.

— Отличный фокус, — заметил Ричмонд. Денсер только пожал плечами:

— Ничего особенного. — Он сел, прислонившись спиной к дереву, и зажег свою трубку. Кот высунул голову у него из-за пазухи, спрыгнул на землю и исчез в траве.

— Ну и какой у нас план, Денсер? — спросил Талан, протирая глаза от дорожной пыли.

— Очень простой. Амулет должен указать нам дверь в мастерскую Септерна. По нашим предположениям, она находится в пространстве между измерениями. Илкар прочитает надпись на амулете, произнесет заклинание и откроет дверь.

— Действительно просто, Денсер, — пробормотал Илкар. — Я всю жизнь только и делал, что произносил заклинания измерений.

— А то нет? — хмыкнул Хирад. — Я сам слышал, как ты разглагольствовал об измерениях и порталах между ними, но до сих пор понятия не имею, о чем ты говорил. Может, все-таки попробуешь объяснить так, чтобы я понял?

Илкар и Денсер переглянулись. Зитескианец кивнул эльфу.

— На самом деле общая концепция довольна проста, — начал Илкар, — но чтобы привыкнуть к ней, требуется некоторое умственное усилие. Фактически, одновременно с нашим существует множество других миров — или измерений, как называют их маги. Мы — под словом «мы» я подразумеваю в первую очередь магов — пока хорошо знаем два, хотя их, несомненно, гораздо больше.

— Ясно, — буркнул Хирад, поджав губы.

— Что не так? — спросил Илкар, и его уши встали торчком.

— Я знаю, что ты видел дракона, и помню твои слова о том, что он находится в каком-то другом измерении. Но сейчас ты утверждаешь, что все вокруг захламлено другими мирами, — сказал Талан. — Вот мы видим небо, землю и море. А потом хочешь, чтобы мы поверили, что в этом месте и в эту минуту существуют другие миры, но мы их увидеть не можем. Да еще радостно заявляешь, что сам знаешь о двух таких мирах.

— Прости, Илкар, — добавил Ричмонд, — но для нас все это является большим сюрпризом.

— Да, — снова вмешался Талан, — и я хочу знать, как кому-то в голову могла прийти сама мысль об этом?

— Денсер? — предположил Илкар. Из травы появился кот, прыгнул Денсеру на колени и устроился там, неотрывно глядя в глаза своему хозяину.

— Мы пришли к выводу, что Септерн знал об этом всегда, хотя, вероятно, как он обо всем догадался, так и останется тайной. Он первым из магов допустил существование других измерений, кроме того, о котором нам известно достаточно давно благодаря исследованиям маны. Сейчас утверждение Септерна уже не вызывает сомнений и он считается гением, но в то время его подвергли обструкции. Из-за этого ему пришлось покинуть Додовер и построить собственный дом.

— Я не мудрец, — серьезно проговорил Хирад.

— Самое правдоподобное предположение таково: что-то заставило Септерна обратить внимание на особенности потоков маны, которые свидетельствовали об активной деятельности за пределами нашего измерения. Он был способен чувствовать и видеть то, чего никогда не мог почувствовать и увидеть ни один маг на земле. Он был уникальным человеком, — сказал Денсер. — Простите, что говорю слишком общо, но многие из ранних работ Септерна утеряны. Он знал обязательную магию, хотя впоследствии развил и собственное учение, на основе которого строятся заклинания для создания порталов между измерениями. А может быть, это всего лишь наши догадки.

— Хорошо, — произнес Безымянный. — Допустим, мир драконов существует отдельно от нашего. Они проникают к нам, чтобы спастись. При этом их совершенно не волнует, нравятся они нам или нет и будем ли мы о них заботиться. Но возникают два вопроса. Что мешает драконам любой из враждующих сторон установить здесь свое господство и что происходит в других измерениях? — Он поднялся и подбросил в огонь хвороста.

— Денсер, это снова к тебе. — Тон Илкара нельзя было назвать дружелюбным.

— Нам очень мало известно об измерении драконов. Никто не бывал там, кроме Септерна. Дракон, которого встретил Хирад, был, наверное, представителем одного из тех великих родов, которым принадлежит исключительное право использовать коридор между нашими измерениями. Коридор имеет много связей с нашим миром — по одной на каждого члена рода и его драконера. Драконы защищают коридор от атак других своих сородичей. То, что рассказал тебе Ша-Каан, хорошо подтверждает это. — Маг помолчал, попыхивая трубкой. — Никто, — медленно проговорил он, — не в состоянии повторить работу Септерна. Так что сейчас никто не путешествует между измерениями. Но находка ключа от его мастерской может все изменить. Записи Септерна дают нам хорошее представление о пространстве между измерениями. Именно благодаря им нам удалось запустить туда клетку с лордами-колдунами. Кроме того, мы обнаружили доказательства существования других измерений, хотя проникнуть нам удалось только в одно.

— Зато именно в то, которое вам действительно необходимо, не так ли, Денсер? — с явным отвращением спросил Илкар.

— Да, оно в самом деле представляется нам полезным, — слегка раздраженно ответил Денсер.

— Пожалуйста, расскажи нам о нем. — В голосе Безымянного совсем не было привычных требовательных ноток.

— Проще говоря, это измерение населено существами, которых вы называете демонами, но не волнуйтесь, — сказал Денсер, — чтобы жить в нашем измерении, им необходимы существенные преобразования организма и постоянная помощь магии. — Он протянул руку и рассеянно погладил своего кота. Тот замурлыкал и выгнул спину.

— Почему? — спросил Ричмонд.

— Потому что они не могут жить без маны. Это воздух, которым они дышат. А в нашем мире концентрация маны очень низка по сравнению с требуемой. С другой стороны, мы тоже не можем жить там. Не стану скрывать, что Зитеск научился брать ману из этого измерения. Ричмонд посмотрел на эльфа:

— Неужели в этом есть что-то плохое, Илкар?

— Проблема не в том, как использовать ману, — ответил Илкар, — а в методах, с помощью которых сделано это открытие. Но сейчас нет никакого смысла углубляться в тонкости, поскольку это в основном вопрос морали.

Все замолчали. Каждый обдумывал или старался понять то, о чем только что услышал. Что касается Хирада, то все сказанное казалось ему пустой болтовней. Конечно, он первым задал вопрос, но ответ был ему непонятен. Впрочем, варвара это мало заботило. Он не мог сосредоточиться, его мысли постоянно возвращались к Сайрендору.

— Надеюсь, вам хватит того, что вы услышали? — спросил Денсер.

— Еще один вопрос, — нахмурился Ричмонд. — А где эти другие измерения находятся? Вот я, например, вижу звезды — и хочу спросить, не там ли?

— Нет, — сказал Денсер, слегка улыбнувшись. — Хотя аналогия неплохая. К сожалению, в повседневной жизни не найдется нужных сравнений. Самое простое, что я могу тебе предложить, — это попробовать представить невероятно огромное пространство, заполненное бесчисленным количеством пузырьков. В этом случае каждый такой пузырек будет представлять собой одно измерение. Но самое сложное — вообразить, что эти пузырьки одновременно существуют везде и нигде. Тогда количество пузырьков и размер пространства уже не имеют значения, расстояния между отдельными пузырьками не существует. В этом случае путешествие из одного измерения в другое теоретически происходит мгновенно и подчиняется некоей закономерности, зависящей от взаимной ориентации измерений. — Маг сделал паузу. — Я правильно все изложил, Илкар?

— Да, в общих чертах твой рассказ совпадает с моими представлениями, — сказал Илкар, хотя по его лицу можно было понять, что он узнал для себя что-то новое.

— А как этот амулет оказался у дракона? — спросил Талан.

— Хороший вопрос, — заметил Денсер. — Опубликовав «Рассветного вора», Септерн исчез. Мы полагаем, что он ушел через портал драконов или через один из его собственных. Если предположить, что Септерн хотел, чтобы мы когда-нибудь воспользовались его открытиями, все встает на свои места. Поскольку он сам был драконером, Септерн доверил ключ к своим изобретениям — этот амулет — драконам, а также предоставил им право решать, когда мы будем готовы принять его дар. Мы просто продвинулись на один шаг вперед, только и всего. Еще есть вопросы? — Все промолчали. — Хорошо, на рассвете отправляемся.

Хирад, нахмурившись, посмотрел на темного мага.

— Позволь и мне кое-что объяснить тебе, Денсер, — спокойно произнес он и, сняв кинжал с ремня, проверил пальцем остроту лезвия. — Ты здесь не старший. Мы отправимся с тобой к мастерской Септерна, только когда все Вороны согласятся на это, не раньше.

Денсер улыбнулся:

— Ну, если тебе хочется поиграть в эту игру...

— Нет, Денсер, — сказал Хирад. — Это не игра. И в тот момент, когда ты забудешь об этом, ты останешься в одиночестве. Или умрешь.

— И Балия умрет вместе со мной, — сказал Денсер.

— Это всего лишь твое личное мнение, — заметил Безымянный.

На лице у Денсера появилось озадаченное выражение.

— Но только я знаю, что мы должны сделать, — сказал маг.

— Пока, — возразил Безымянный. — Но, будь уверен, и у нас найдется что сказать, как только мы разберемся в этом деле.

Наступило молчание; лишь потрескивал костер да ветер шуршал листвой, покачивая верхушки деревьев. Уже давно стемнело, но никто не спал. Денсер постучал чашечкой своей трубки о корень дерева.

— Можно мне внести предложение на общее обсуждение? — медленно проговорил он. — Не пора ли нам всем немного поспать?

Глава 8

Отчуждение, недоверие, подозрения, мана. Воздух был буквально пропитан всем этим.

Озеро Триверн лежало у подножия Терновых гор. Отсюда они начинали плавно понижаться к заливу Триверн, расположенному в ста милях севернее. Здесь, в области влияния магии, растительность была буйной, только восточный берег оставался открытым. В пышной траве проглядывали россыпи ярких цветов, и даже высоко в горах скалы были покрыты густым мхом и жестким морозоустойчивым кустарником. На берегах озера любили селиться птицы, и их пение было способно тронуть даже самое черствое сердце.

Когда в горах шли дожди, со скал в озеро обрушивались сверкающие водопады, а во время продолжительных ливней все водопады сливались в один, величественный и огромный.

В день встречи поверхность озера была спокойной, только случайный ветерок время от времени рождал на зеркальной глади легкую рябь. Жарко светило солнце, на берег лениво накатывались волны, и только большой шатер на берегу нарушал эту идиллию. Во все стороны от него разбегались волны невероятного напряжения, которое, казалось, цеплялось за одежду, убивало волосы и выжигало кожу.

Шатер имел правильную геометрическую форму, все его стороны были идеально равны. По бокам на одинаковом расстоянии друг от друга располагалось четыре входа.

У каждого входа был свой навес, окрашенный в цвет соответствующего университета, и под каждым навесом стояли охранники.

Внутри шатра за одинаковыми квадратными столами сидели наставники и представители университетов: от Листерна — лорд Хэрист, старший маг; от Джулатсы — Баррас, уполномоченный представитель Джулатсы в Зитеске; от Додовера — Валдрок, лорд Башни; от Зитеска — Стилиан, лорд Горы. По обе руки от глав делегаций сидели советники.

Удобно расположившись в кресле, покрытом мехом черного горностая, Стилиан и пытался угадать настроение своих — он еще не знал, как правильнее назвать этих людей — современников... или, быть может, врагов?

Баррас из Джулатсы. Стилиан хорошо знал этого умного, но чрезвычайно вспыльчивого старого эльфа. На морщинистом лице Барраса блестели ясные голубые глаза, длинные седые волосы были стянуты на затылке в тугой хвост. Как обычно, пальцы правой руки Барраса выстукивали нетерпеливую дробь на ближайшей поверхности — в данном случае на подлокотнике кресла.

Невозмутимый лорд Хэрист из Джулатсы. Он сидел, откинувшись в кресле, его лицо пряталось в тени подголовника. Хэрист сцепил свои длинные пальцы и оперся на них подбородком. Его поза была настолько непринужденной, насколько это было возможно в таком обществе. Стилиан уважал его за осторожность и за то, что в свои сорок пять Хэрист был самым молодым из всех, кого когда-либо избирали на должность старшего мага Листерна. В этом Стилиан видел некоторое сходство между собой и Хэристом, хотя карьера лорда Горы делалась не столь демократичными методами.

Стилиан вздохнул. Валдрок, болтун и хвастун. Когда он сердится, то вспыхивает со скоростью эльфийской стрелы, но бьет с точностью катапульты. Лорд Башни Додовера сидел, наклонившись вперед и положив руки на стол перед собой; его лицо, как всегда, было красным, глаза — прищурены. Огромное туловище Валдрока с трудом уместилось в кресло. Стилиан усмехнулся про себя, подумав, что теперь университетским плотникам придется переделывать все кресла. Будь прокляты эти додоверцы вместе со своим мелочным равенством! Каждый раз они старались свести разговор к обсуждению проблем давно минувших лет.

Впрочем, на сей раз не должно быть никаких задержек и ссор, иначе их всех ожидает смерть. А Стилиан решил, что по крайней мере Зитеск должен выжить во что бы то ни стало.

Все взоры были обращены на лорда Горы. Стилиан убедился, что его советники готовы, сделал глоток воды из бокала и встал.

— Я приветствую собравшихся здесь и хочу напомнить, что у всех нас общие корни — старый университет, который дал начало четырем современным школам, — сказал Стилиан. — Господа, я очень признателен вам за то, что вы смогли приехать сюда. — Стандартная форма приветствия не имела никакого значения. Все понимали, что если созывается встреча на озере Триверн, то присутствие на ней важнее всех остальных дел. — Вряд ли кто-то из вас мог не заметить рост активности к западу от Терновых гор. — Делегаты напряженно заерзали в своих креслах. Стилиан улыбнулся. — Ну что вы, господа? Надеюсь, мы не опустимся до того, чтобы лицемерно отрицать очевидные вещи?

— Разве вы сами не знаете, что другие университеты не увлекаются так шпионажем, как ваш? — спросил Баррас, сразу прекратив барабанить пальцами по подлокотнику.

— Я в этом не сомневаюсь, — парировал Стилиан. — Но вместе с тем я уверен, что даже один хороший разведчик может добыть достаточно информации, чтобы заставить поволноваться каждого из нас.

Валдрок вытер лицо платком.

— Все это чрезвычайно интересно, Стилиан, но если вы приехали сюда лишь для того, чтобы говорить о состоянии наших разведок, то меня ждут более важные дела.

— Мой дорогой Валдрок, — заметил Стилиан с максимальной снисходительностью, какую только позволял протокол, — я здесь совсем не для того, чтобы зря отнимать у вас время, и тем более не для того, чтобы тратить свое собственное. Однако мне любопытно, как представляют вам ваши разведчики масштабы деятельности Висмина. — Лорд Горы улыбнулся и почтительно развел руками. — Не могли бы вы поделиться с нами такими подробностями?

— С удовольствием, — сказал Хэрист из Листерна. — Вот уже несколько недель у нас на западе нет разведчиков, но мы видели свидетельства крепнущего союза племен. Хотя, откровенно говоря, без цементирующей силы в лице какого-нибудь владыки это объединение вряд ли может нести направленную угрозу.

— Мое мнение отличается от вашего, — заметил Валдрок. — Наши разведчики постоянно работают в центральной части Висмина и на среднем западе. По нашим оценкам, в этом районе сосредоточена армия в тридцать тысяч воинов. Скорее всего назревает какой-то межплеменной конфликт. Мы не располагаем никакими доказательствами массового продвижения этих войск к Терновым горам.

— Баррас? — спросил Стилиан с замиранием сердца. Никто из них ничего не замечает. Но может быть, старый эльф...

— Все дело в том, что для того, чтобы возникла реальная угроза с запада, недостаточно огромной армии. Без сильной магической поддержки, какой висминцы пользовались при лордах-колдунах, если только слово «пользоваться» подходит к той ситуации, им никогда нас не одолеть. Я сомневаюсь, что им удастся пройти дальше Андерстоунского ущелья.

— В конце концов, венценосные особы едва ли окажутся достойной заменой лордам-колдунам, — хохотнул Хэрист.

— Они лишь смогут заставить ветер дуть чуть сильнее, — добавил Валдрок.

Все, кроме делегатов Зитеска, засмеялись. Когда смех утих, снова заговорил Баррас:

— Стилиан, вы хотели поделиться с нами какой-то информацией или это просто дружеская встреча? — Эльф улыбнулся, но его улыбка мгновенно погасла, когда он увидел мрачное лицо лорда Горы.

— У нас возникли сложности в пространстве между измерениями, — раздался голос Стилиана, и в шатре сразу установилась полная тишина. Казалось, люди даже перестали дышать. Стилиан медленно обвел взглядом сидящих за столами. Раздраженное красное лицо Валдрока, озадаченное лицо Хэриста. Пальцы Барраса застучали быстрее по подлокотнику кресла, и старый эльф проговорил:

— Как я понимаю, вы больше не контролируете души лордов-колдунов.

— Да, не контролируем. — Стилиан опустил голову и посмотрел на свои бумаги. — Именно поэтому я и созвал вас на эту встречу. Зитеск считает, что ситуация очень тяжелая.

— Стилиан, заседание ваше, — хриплым голосом сказал Баррас.

Стилиан кивнул:

— Я буду краток. По меньшей мере шестьдесят тысяч висминцев в настоящее время вооружены и готовы вторгнуться в Балию. Сейчас они базируются в основном в центральной части Висмина, так что переход до Терновых гор займет у них около десяти дней. Однако племена кочевников всего в трех днях пути от Андерстоунского ущелья, и их стоянки будут использованы в качестве лагерей для сосредоточения войск. Клетка была повреждена, когда открывался портал одного из драконеров. В результате утечки маны лорды-колдуны получили возможность освободиться. По нашему мнению, они вернулись в Балию и, по-видимому, сейчас занимаются восстановлением своих тел в Парве. Я направил туда разведчика, чтобы он оценил ситуацию на месте. Факты, которые я изложил, проверены и не подлежат сомнению. Мы стоим на грани катастрофы.

Он замолчал. Делегаты принялись обсуждать между собой услышанное.

— Полный провал Зитеска и его нынешнего лорда Горы, — сказал Валдрок. — Клетка маны, о которой на протяжении многих лет вы трубили как о своем величайшем триумфе, разрушена.

Стилиан вздохнул и покачал головой:

— Это общий результат ваших размышлений, Валдрок? Над нами нависла слишком серьезная угроза, и я не уверен, что нам удастся выжить. В этих условиях остается только уповать на удачу, а вы пытаетесь перечеркнуть триста лет работы, которую Зитеск вел ради всех жителей Балии. К несчастью, в их число входите и вы. — Лорд Горы опустился на свое место.

— Давайте не забывать о том, что именно Зитеск придумал способ заключить в тюрьму лордов-колдунов и осуществил это на практике, — выступил в защиту Стилиана Баррас. — Никто из представителей наших университетов не бросился в то время на помощь Зитеску. Я от себя лично хочу засвидетельствовать благодарность Зитеску за их неоценимые усилия и за то, что он созвал эту встречу.

Валдрок покраснел и сел, вытирая платком лоб. Лорд Башни был вне себя от бешенства: он неверно оценил мнение Джулатсы, а возможно, и Листерна. Если так, то сейчас он об этом услышит.

— Я присоединяюсь к Баррасу и тоже хочу поблагодарить Зитеск, — сказал Хэрист, вставая. — Однако у нас есть несколько вопросов, которые требуют немедленного ответа. Я полагаю, нам необходимо знать следующие вещи: смогут ли лорды-колдуны восстановить свое былое могущество и сколько времени им понадобится на воссоздание тел? Зависит ли от этого, когда начнется вторжение? И наконец, главное — чем мы можем ответить на агрессию и можем ли рассчитывать на помощь других университетов? У меня все. — Он опустился на свое место.

Стилиан кашлянул.

— Мне немного неловко перед вами, — сказал он, — поскольку я забыл упомянуть об одном обстоятельстве.

— Ах-ах, — проронил Валдрок, поджав губы.

— С вашей стороны естественно было предположить, что клетка маны была разрушена недавно. Может быть, так оно и есть. Однако я должен заметить, что в худшем случае лорды-колдуны могут находиться в Парве уже три месяца. Эта неопределенность объясняется тем, что из-за сложности подготовительных расчетов мы были просто не в состоянии чаще проверять клетку маны.

Вновь в шатре повисла напряженная тишина.

— Сколько времени займет у них воссоздание тел? — спросил Хэрист.

— Понятия не имею, — сказал Стилиан, — это не моя область специализации.

— Так может, они уже закончили и могут передвигаться? — испуганно воскликнул Хэрист.

— Спокойнее, Хэрист. Если бы они закончили, мы бы уже об этом услышали. — Баррас поднял руку, призывая старшего мага Листерна сохранять хладнокровие. — Не забывайте, что от их тел остались лишь обгоревшие кости. Я, например, не могу представить себе, чтобы процесс воссоздания тел был быстрым, а вы? — улыбнулся эльф.

— Однажды мы уже недооценили лордов-колдунов, — сказал Хэрист.

— Но больше этого не допустим, — заметил Стилиан. — Затем и созвана эта встреча.

— По-моему, дальнейшая дискуссия на эту тему бессмысленна, — резко заявил Валдрок. — Потому что о том, сколько им потребуется времени, мы можем только догадываться. Уже ясно, что нужно действовать быстро, и теперь мы должны решить, что следует предпринять в первую очередь.

Стилиан кивнул.

— Тем не менее мы должны продолжать собирать информацию. Я доложу вам о том, что происходит в Парве, как только получу сведения от моего разведчика. Я бы посоветовал вам немедленно послать разведчиков в центральную часть Висмина и к Израненным пустыням. Мы не можем позволить себе столкнуться с очередным сюрпризом.

С этим никто не спорил.

— Возвращаясь к вопросам Хэриста, — сказал Валдрок. — Я считаю, что второй вопрос очень важен, но на него вряд ли можно ответить. — Тучный додоверец потер переносицу.

— Почему же? — спросил Стилиан.

— Потому что ответ на него будет ясен, только когда Висмин двинет вперед свои армии.

— Я с этим не согласен, — сказал Баррас. — У нас уже есть доказательства того, что висминцы действуют под руководством шаманов, а значит, под влиянием лордов-колдунов. Мы не знаем размеров территории, которую в состоянии контролировать лорды, пока не обретут плоть. Но я подозреваю, что она достаточно велика. Разведчик Стилиана, несомненно, подтвердит это. Думаю, нам следует ждать нападения раньше, чем лорды закончат воссоздание своих тел.

— Не забывайте о том, что Висмину уже потребовалось определенное время, чтобы собрать такие большие силы, — сказал Хэрист.

— В самом деле, — согласился Баррас. — Висминцы не воюют друг с другом уже давно. Следовательно, их явно держат в узде. Но — и на это, несомненно, укажет наш дорогой Валдрок — мы не знаем, когда начнется вторжение. Все, что мы можем сделать, — это закрыть все проходы с восточной стороны Терновых гор и как можно скорее укрепить свою оборону.

— Таким образом, господа, мы подошли к цели нашей встречи, — сказал Стилиан. — Нам нужна армия, причем нужна уже сейчас.

— Слава богам, что мы так сильно ненавидим друг друга, — воскликнул Баррас, — иначе бы у нас никогда бы не было университетской охраны. — За столами послышался смех.

— Какую силу мы можем собрать? — Смех прекратился. — УДжулатсы около шести тысяч воинов, половина из них охраняет город. В течение месяца нам удастся, возможно, набрать еще около восьми тысяч резервистов.

— Мне неизвестно точное количество наших солдат, — сказал Валдрок. — По-моему, около двух тысяч человек охраняют город, а охрана университета составляет около шести тысяч. Я уточню и сообщу вам точные цифры.

— Хэрист? — спросил Стилиан.

— Одиннадцать тысяч воинов регулярной армии, двести кавалеристов и не более двух тысяч резервистов; они же в основном охраняют город. Подрабатывают. Это все, — сказал Хэрист.

— Но зато у вас лучший полководец во всей Балии, — заметил Стилиан. Хэрист кивнул:

— Несомненно.

— А что у вас, Стилиан? — спросил Валдрок. — Наверное, вы и ваш рассадник демонов имеете армию, которая превышает по численности вооруженные силы всех университетов.

— Нет, Валдрок, — ответил Стилиан. — Чтобы сберечь людей, мы построили стены. Охрана города насчитывает семьсот человек, охрана университета — пять тысяч, кроме того, у нас на службе постоянно состоит чуть меньше четырехсот Защитников.

Баррас быстро подсчитал в уме общую численность.

— Даже если мы поставим в строй все наши резервы, армия Висмина все равно будет втрое превосходить нашу. А как насчет Торгового союза Корины?

Валдрок выразительно вздохнул и презрительно хмыкнул.

— Мне бы очень хотелось сказать, что их силы можно мобилизовать, но на самом деле междоусобицы разорили баронов и заставили разойтись по своим поместьям, — сказал Стилиан. — Всю информацию, которая меня интересует, я получаю через барона Гресси. По крайней мере он воспринимает нависшую угрозу серьезно. Сейчас в Корине проходит совещание Торгового союза, но я не питаю надежд на положительный результат. Для них все наши подозрения выглядят просто детскими сказками.

— Но хоть чего-нибудь мы можем от них ждать? — спросил Хэрист.

— Гресси и Блэксон помогут нам в Дженазском заливе, но кроме них... — Стилиан отрицательно покачал головой.

— Проклятые паразиты, — пробормотал Валдрок. — В этом я вынужден с вами согласиться, — сказал Баррас. — Что еще?

— Мы согласовали, сколько людей готов выделить каждый университет, теперь осталось назначить главнокомандующего и ехать по домам вспоминать оборонительную магию, — сказал Валдрок, быстро постукивая пальцами по подлокотнику кресла.

— Хэрист, а Деррик здесь? — спросил Баррас. Хэрист улыбнулся.

— Я предусмотрительно привез его с собой, — ответил он.

— Хорошо. Думаю, мы сможем избавить себя от мучительного выбора главнокомандующего. Генерал Деррик единственный человек, который одновременно и пользуется уважением, и умеет хорошо воевать. Давайте пригласим его и спросим, что ему потребуется.

В шатре установилась необыкновенно дружеская атмосфера — редкое явление на встречах делегаций четырех университетов.

— А пока мы ждем, может быть, попробуем ответить на вопрос, которому мы не придали должного значения.

Как на этот раз мы собираемся остановить лордов-колдунов?

Рано или поздно это должно было случиться. Напряжение росло с каждым днем, но от этого инцидент не был менее прискорбным.

Когда до замка оставалось еще почти два дня пути, Фрон повернул свой отряд в сторону от больших дорог. Теперь их окружала дикая природа. За осыпавшимися скалами и толстыми стволами деревьев открывались небольшие поляны, а у подножия крутых склонов путь преграждали ручьи и болота.

Нередко всадникам приходилось спешиваться и вести лошадей через коварные места, где один неверный шаг грозил непоправимой бедой.

Отряд двигался медленно, и это выводило из себя Алана. Его призрачные надежды таяли с каждым шагом, и Фрон это чувствовал. Алан понимал, что этот путь самый безопасный из всех, но он был зол, и его злость в любую минуту могла выплеснуться наружу, несмотря на все обещания и заверения.

Когда солнце скрылось за верхушками деревьев, Фрон скомандовал привал. Отряд расположился возле ручья, в небольшой ложбинке, со всех сторон окруженной крутыми скальными склонами. С запада набегали тучи.

— Еще светло, — печально заметил Алан. — Можно было бы проехать дальше.

— В этих местах темнеет очень быстро, — сказал Фрон. — И кроме того, это хорошее, безопасное место. — Он положил руку на плечо Алану. — Мы доберемся туда вовремя, поверь мне.

— Откуда ты знаешь? — Алан сбросил руку Фрона и отошел в сторону.

— Мы неплохо устроились, если только не будет дождя, — сказал Уилл и, посмотрев в сторону Алана, нахмурился. — Он?..

— Нет, не может быть, — ответил на невысказанный вопрос Фрон. — Наверное, у него просто расшалились нервы. Постарайся быть с ним помягче, ему сейчас очень нужна наша поддержка. — Он потянул носом воздух. — Да, может, дождя и не будет.

— Ты лучше его успокой, — предупредил Фрона Уилл. — А то он начнет кидаться на нас. Фрон кивнул:

— Ты займись костром, а мне, наверное, и в самом деле надо кое-что ему объяснить.

Алан сидел на гальке возле излучины ручья и рассеянно бросал в воду камешки. Фрон присел рядом, и Алан вздрогнул от неожиданности:

— О боги...

— Прости, — сказал Фрон и улыбнулся.

— Как тебе удалось так тихо подойти? — не очень-то добродушным тоном спросил Алан.

— Привычка, — ответил Фрон. — Постарайся рассказать мне о том, что тебя тревожит, а я объясню, почему тебе не надо тревожиться.

Алан покраснел и посмотрел на Фрона полными слез глазами.

— А разве не ясно, что меня тревожит? — громко воскликнул он, нарушая спокойствие, царившее на берегу ручья. — Мы идем слишком медленно. И может быть, пока мы здесь отдыхаем, они умирают.

— Алан, я знаю, что делаю. Именно поэтому ты и пришел ко мне, так ведь? — Фрону от природы достался громкий хриплый голос, но он старался говорить как можно спокойнее и тише. — Мы знаем, что детей похитили не для того, чтобы убить, иначе бы они не увезли мальчиков в свое убежище. Еще нам известно, что Ирейн в ожидании спасения будет тянуть время и помогать им, пока это возможно. Я понимаю, как тебе тяжело. Поверь, мне тоже тяжело, но ты обязан проявить терпение.

— Терпение? — переспросил Алан с горечью в голосе. — Мы будем сидеть здесь, спокойно есть и спать, пока моя семья находится на краю гибели? Как ты можешь быть таким расчетливым? Ты играешь их жизнью!

— Тише, — прошипел Фрон. В глазах его зажглись желтые огоньки. — Твои крики могут услышать, а лишнее внимание нам ни к чему. Послушай меня. Я понимаю твою боль, разделяю твое желание побыстрее добраться до цели, и ничьей жизнью я не играю, поверь мне. Но спешка в этом деле равносильна самоубийству. Если мы хотим спасти твою семью, мы должны действовать наверняка и быть всегда начеку. А теперь иди и поешь.

— Я не голоден.

— Тебе нужно есть. И хватит терзаться, иначе ты просто свихнешься.

— Ну хорошо, прости, но я не могу просто сидеть сложа руки!

Голос Алана вспугнул стайку птиц, и тут же словно из-под земли возник Уилл и зажал ладонью Алану рот. Глаза Уилла гневно блестели.

— Может, что-то ты и делаешь правильно, но сейчас из-за своих воплей ты рискуешь моей жизнью. Прекрати орать, иначе я перережу тебе горло, и остальные меня поймут.

— Уилл, отпусти его! — прорычал Фрон. Он приподнялся, но, взглянув в глаза Уилла, опустился назад. Лицо Алана словно окаменело: еще недавно Фрон уговаривал всех помочь своему другу, а сейчас сам не может или не хочет прийти ему на выручку.

— Мы освободим твою семью тем способом, каким решим сами, — говорил Уилл в ухо Алану. — Мы будем двигаться медленно и осторожно, потому что это единственная возможность остаться в живых. А теперь решай, пойдешь ли ты с нами или упадешь лицом вниз в этот ручей. Я убью без тени сомнения, потому что в любом случае получу свои деньги. Но мне кажется, что твоя жена выбрала бы первое, и потому предлагаю тебе заткнуть пасть. — Он оттолкнул Алана и, уходя, бросил Фрону: — Никогда не бери с собой клиентов.

Над костром висел котелок. Джандир смотрел, как закипает вода. На сердце у него было тяжело. Ему было предельно ясно, что из их отряда никогда не получится слаженная команда, несмотря на то что все составляющие для этого имелись.

Среди них был и опытный взломщик, и немногословный следопыт, и охотник. Каждый был быстр, каждый умел и сражаться, и думать. Загвоздка была в их характерах. Фрон, несмотря на свою внешность, был слишком уступчив и мягок, его легко было уговорить. Взять с собой Алана — это все равно что, уходя из дому, не загасить очаг. Уилл вспыхивает как порох, ему недостает внутреннего спокойствия. Его постоянно нужно одергивать, что само по себе довольно странно для человека его профессии.

Взглянув на себя со стороны, Джандир понял, что и его сердце не здесь. На самом деле в душе он никогда не был наемником. Джандир был простым эльфом, который мог заработать немного денег благодаря своему умению обращаться с луком, пока ищет свое призвание. Ему оставалось только надеяться найти это призвание прежде, чем будет уже слишком поздно его искать.

Глядя, как его спутники подчеркнуто сторонятся друг друга, Джандир подумал, что, пожалуй, уже слишком поздно.

Генерал Ри Деррик расстелил на столе карту. Старшие маги университетов подошли ближе, только Валдрок остался сидеть.

Деррик был высоким мужчиной, больше шести футов росту. Ему было тридцать три года, но выражение его круглого загорелого лица до сих пор оставалось мальчишеским, и вечно спутанные каштановые волосы только подчеркивали это впечатление.

Однако моложавость генерала только при первой встрече могла ввести кого-то в заблуждение. Поэтому, едва он склонился над картой, все старшие маги приготовились ловить каждое его слово.

Деррик имел репутацию опытного тактика, которую заслужил еще в те годы, когда Андерстоунское ущелье пришлось уступить Тессее и Висмину. Тогда генерал провел несколько удачных рейдов в глубь территории Висмина. Почти четыре года ему удавалось сохранять контроль над восточной частью прохода.

С тех пор бароны, которые могли позволить себе заплатить Деррику и Листерну, всегда просили совета у генерала, если возникал серьезный конфликт. Он пользовался уважением у солдат всех четырех университетов, и его способность командовать объединенными силами ни у кого не вызывала сомнений.

— Что ж, хорошо то, что с таким количеством регулярных войск мы уже можем обороняться, если только вы не ошиблись в оценке численности армий Висмина. Нам очень повезет, если они нападут без поддержки лордов-колдунов. Потому что, боюсь, стоит Висмину пробить брешь в нашей обороне, и у нас уже не хватит резервов остановить их наступление на Корину, Дженаз и университеты. — Деррик обвел взглядом обступивших его магов. — Видите? — Он обвел широким жестом на карту Балии — Северного континента.

Основной географической особенностью Балии были Терновые горы, неровным шрамом протянувшиеся с юга на север, от моря до моря, разделив материк на две приблизительно равные части.

Восточная часть была чуть меньше, зато ее природа буквально взывала к цивилизации. Богатые земли, густые леса, полноводные реки и естественные гавани создавали идеальные условия для жизни людей и развития торговли.

К западу от гор почва была каменистой, и только небольшие области были пригодны для земледелия. На юго-западе располагались перенаселенные земли центрального Висмина, на северо-западе — соленые пустыни.

Существовала легенда, согласно которой Западная и Восточная Балия когда-то были отдельными континентами, которые, медленно дрейфуя в океане, столкнулись друг с другом. Камнепады, до сих пор нередкие в Терновых горах, служили подтверждением этой легенды.

— Даже незнакомый с тактикой человек может понять, что у Висмина существуют только три пути на восток. Дженазская бухта на юге, залив Триверн на севере и, конечно же, Андерстоунское ущелье. Есть еще перевалы, но они слишком опасны и не годятся для переброски больших войск. Впрочем, это не означает, что про них можно совсем забыть. — Деррик взял бокал с водой и сделал несколько глотков.

— Насколько я понимаю, вы считаете, что они не станут пытаться перебросить войска по морю вдоль северного или южного берега? — спросил Баррас.

Генерал кивнул:

— Я вполне могу предположить, что они высадят десант, например, у Дженаза, но у них нет кораблей, чтобы перевезти большую армию.

— И что они, по-вашему, сделают? — Валдрок бросил взгляд на неровный, изъеденный заливами берег Балии на карте.

— Чтобы это понять, нужно учитывать, что у противника есть два взаимосвязанных плана. И один подчинен другому, — сказал Деррик. — Висмин давно поклялся стереть университеты с лица земли. Лорды-колдуны жаждут того же, но это лишь часть их замысла установить свое господство над всем континентом. Поэтому в качестве плацдармов для вторжения удара могут быть использованы Андерстоунское ущелье и залив Триверн. На месте противника я бы выбрал ущелье. Через него проходит основной грузопоток. По нему можно не только быстро перебросить войска, но и переправить тяжелое снаряжение. К тому же Висмин полностью его контролирует. К счастью, ширина ущелья все же недостаточна, чтобы противник мог обрушиться на нас всеми силами. Вместе с тем сражаться придется у самого восточного входа в ущелье, а это ограничивает и наши возможности. С пятьюстами всадниками и пятью тысячами пехоты я сам встану вот здесь на случай, если потребуется быстро вмешаться. Сам Андерстоун — это просто сторожевой пост, стоящий там гарнизон Торгового союза Корины насчитывает чуть меньше тысячи хорошо обученных и опытных воинов. Я оценю, что нужно сделать в первую очередь для укрепления нашей обороны, и обращусь к вам за магической помощью. Не могу не подчеркнуть, что для нас крайне важно не пропустить Висмин через ущелье. Андерстоун находится меньше чем в четырех днях пути от Зитеска и в пяти от того места, где мы сейчас находимся. На таком расстоянии невероятно сложно остановить наступление противника.

Генерал замолчал и обвел взглядом магов. Баррас покусывал ногти, Валдрок поджал губы, а Хэрист рассеянно кивал, все еще рассматривая карту. Стилиан нахмурился.

— А мы не можем захватить ущелье? — спросил он.

— Согласно моему плану обороны, в этом нет тактической необходимости, и я лично считаю, что такой ход был бы непростительной глупостью с нашей стороны. Несомненно, Висмин организовал там хорошую оборону. Находящиеся там казармы могут вместить больше шести тысяч человек.

— А если использовать мощную наступательную магию?.. — произнес Стилиан.

— При наступлении соотношение наших потерь с потерями противника составит три к одному. А нам сейчас дорог каждый человек. Чтобы я мог всерьез задуматься о такой возможности, ваша магия должна обеспечить соотношение меньше чем один к одному. — Деррик пожал плечами. — Насколько я знаю, такой магии пока не существует.

Стилиан улыбнулся:

— Да. Но может быть, у нас возникнет стратегическая необходимость взять это ущелье. В конце концов, нам нужно будет покончить с лордами-колдунами, а сами они вряд ли придут к нам в руки.

— Все возможно, милорд Стилиан, — холодно ответил Деррик.

— Если вы что-то задумали, то поделитесь с нами, пожалуйста, — попросил Стилиана Валдрок.

— Нет, я ничего не задумал. Мне просто не хочется, чтобы мы упустили какое-нибудь возможное преимущество, — сказал лорд Горы.

— Надеюсь, я сумею позаботиться о том, чтобы этого не случилось, — сказал Деррик. — Теперь перейдем к заливу Триверн. Здесь мы имеем открытое место, которое тяжело оборонять с берега, и отсюда меньше четырех дней пути до Джулатсы...

Но Стилиан уже не слушал генерала. Овладеть ущельем можно было без всякого риска. Но он не мог изложить суть дела, не выдав при этом своих устремлений. Однако что-то все-таки придется рассказать: Стилиан понял, что в одиночку ему не переубедить генерала. Возможно, пришло время всем университетам узнать о последних экспериментах Зитеска. Тогда выражение «мощная наступательная магия», несомненно, приобретет совершенно другой смысл. Он улыбнулся про себя и подумал, что неплохо было бы встретиться с Дистраном — его лучшим специалистом.

Глава 9

Прошло три дня с тех пор, как Вороны выехали из Корины. Лесистые равнины постепенно уступили место холмам и оврагам. Потом холмы сменились голыми скалами, а овраги — болотистыми долинами. За все время пути Воронам не встретилось ни одного человека.

У самого дома Септерна вязкий торфяник, поросший вереском, неожиданно сменился сухой и твердой землей. В отдалении наблюдалось странное мерцание — солнечный свет искрился, словно просачиваясь сквозь какую-то тонкую пленку или облако пыли, поднятой ветром. По ровной земле лошади зашагали веселее. Насколько хватало глаз местность была безжизненной и унылой: ни чахлого деревца, ни даже скалы не возвышалось над потрескавшейся мертвой землей.

— Что здесь произошло? — спросил Хирад, оглядываясь по сторонам.

— Не знаю, — ответил Денсер. — Наверное, это последствия магической битвы. Похоже на Израненные пустыни, только здесь земля не так сильно выжжена.

— Может, кто-то пытался воздействовать магией на мастерскую Септерна? — спросил Илкар, всматриваясь в пыльную даль.

— Возможно. — Денсер пожал плечами. — Кто знает, как сказывается неконтролируемый разрыв измерения на нашу природу?

— А что это такое — «разрыв измерения»? — озадаченно спросил Безымянный.

— По сути — дыра в ткани нашего измерения, ведущая в другое измерение или просто в пространство между измерениями.

— А на нас тут не будет ничего воздействовать? — с опаской спросил Безымянный.

— Трудно сказать, я не специалист в теории измерений, — рассеянно ответил Денсер. — Мы можем лишь предполагать, чего добился Септерн в процессе своих исследований. Но он был гением, а его записи частично утеряны.

— Да, Септерн был гением, — подтвердил Илкар, пристально всматриваясь вдаль. Потом эльф пришпорил лошадь и поскакал вперед. Хирад догнал его:

— Ты что-то увидел, Илкс?

— Ничего определенного, — ответил Илкар. — Мешает это мерцание. Все, что мне удалось разглядеть, — это темные очертания каких-то предметов чуть левее направления нашего движения. Но далеко ли до них, я сказать не могу.

— Очертания предметов? — переспросил Талан, подъехав к ним.

— По всей видимости, это какое-то здание. Конечно, это может быть и груда камней, но я так не думаю.

— Хорошо, давай поедем посмотрим, — сказал Хирад. — Кажется, это единственный ориентир, который мы заметили здесь. — Варвар сжал коленями бока лошади и поскакал в том направлении, в котором указывал Илкар.

Когда они подъехали ближе, зоркий Илкар сказал, что уже может различить разрушенный особняк и рядом с ним — что-то похожее на низкий сарай.

— Разрушенный? Ты уверен? — спросил Денсер.

— Боюсь, что да, — ответил Илкар.

— Это плохо? — спросил Хирад.

— Не обязательно, но это лишнее подтверждение, что магическая битва действительно была. Всем известно, что до мага не так-то легко достучаться, — сказал Денсер.

— Только если стучатся не другие маги, — заметил Илкар. — Или не лорды-колдуны. Денсер удивленно приподнял брови:

— Точно.

Кот у него под плащом громко зашипел, высунул голову и тут же поспешно спрятался снова.

— О боги! — воскликнул Денсер.

— Что такое? — спросил Безымянный, поворачиваясь в седле.

— Кажется... — начал Денсер, но его перебил отвратительный вой. — Кажется, у нас появилась компания.

— Что там за дьявольщина? — Хирад крутился в седле, но никого не видел, хотя вой тем временем подхватило еще несколько глоток.

— Волки, — сказал Илкар. — Причем большие волки.

— Нет, это дестраны, — заметил Безымянный, кусая губы.

— Дестраны? Значит, Висмин, — сказал Талан и вынул из ножен меч.

— Да, — подтвердил Безымянный. — Нам нужно спрятаться. Где они сейчас?

— Прямо перед развалинами. — Илкар показал рукой, и теперь уже все смогли рассмотреть в переливающейся дымке огромные темные силуэты.

— Похоже, у нас неприятности, — сказал Ричмонд.

— Точно подмечено, — прошептал Хирад и осмотрелся вокруг в поисках укрытия. Увы, укрыться здесь было негде.

— Ладно, — сказал Безымянный. — Поскачем на северо-запад, сделаем круг и подъедем к развалинам с другой стороны. Может быть, они не станут преследовать нас или по крайней мере не успеют догнать. — Перехватив взгляд Хирада, он тихо добавил: — Хотя, конечно, лучше было бы сейчас посовещаться, — и пустил свою лошадь галопом, предоставив остальным догонять.

Поначалу казалось, что уловка сработала. Хирад увидел, как расстояние между Воронами и собаками с их хозяевами на лошадях начало увеличиваться. Он пришпорил лошадь, но когда еще раз оглянулся назад, то неожиданно оказалось, что огромные твари — четыре фута в холке — уже совсем рядом.

— Безымянный! — крикнул Хирад. — Нам не убежать от них, посмотри!

Воитель оглянулся и остановил лошадь.

— Всем спешиться, — приказал он. — Илкар, Денсер, отпустите лошадей. Может быть, собакам нужны они.

— Едва ли, — сказал Денсер. — Если здесь люди Висмина, то наше положение гораздо серьезнее, чем я думал. Ладно, я постараюсь что-нибудь сделать. Только постарайтесь меня не отвлекать.

— Что?.. — начал было Илкар.

— Молчи, — перебил Денсер и, подняв глаза к небесам, широко развел руки.

— Надо его защищать, — сказал Хирад, и четверо Воронов встали широким полукругом перед Денсером. Безымянный принялся постукивать о землю кончиком меча; Илкар отогнал лошадей и, обнажив меч, занял свое место. Собаки были уже совсем рядом, а четверо висминцев пустили лошадей галопом.

Обнажив клыки и брызгая пеной, огромный пес прыгнул на Хирада. Варвар отшатнулся, защищая лицо рукой, в которой держал меч, но пес все же задел его, и оба повалились на землю.

Безымянный присел на корточки, выставив перед собой лезвие меча. Когда черная дестрана приблизилась, он подался вперед и, предупреждая прыжок собаки, ударил мечом ей прямо под челюсть. Пронзив мозг, лезвие вышло из затылка собаки. Воитель быстро сместился в сторону, освобождая оружие, и мертвая дестрана упала на землю.

Хираду повезло: при падении пес оказался внизу. Не давая ему подняться, варвар сдавил псу горло левой рукой, бросил меч, сорвал с пояса кинжал и несколько раз вонзил лезвие в грудь дестраны. Кожаные доспехи обагрились кровью, но в это время вторая дестрана прыгнула Хираду на спину.

Талан и Ричмонд настороженно следили за тремя дестранами, которые медленно приближались к ним; в это время Денсер закончил свои приготовления. Он скрестил руки на груди, потом сжал кулаки и коснулся ими плеч. Открыв глаза, он ткнул указательным пальцем в шестерых собак, которые кругами бегали вокруг Воронов, выжидая удобного момента, чтобы напасть, и тихо произнес:

— Адский огонь.

Илкар выругался и бросился на землю.

Шесть столбов ревущего пламени низверглись с небес, и шесть дестран вспыхнули, словно факелы. Корчась от боли и жалобно воя, они катались по земле, сгорая заживо. Три собаки, окружившие Талана и Ричмонда, повернулись и бросились наутек. И только та дестрана, что обрушилась на Хирада, не желала отпускать свою жертву.

Нож выпал из пальцев Хирада, и варвар был беззащитен. Он перекатился на спину и вскрикнул от боли, когда рана коснулась земли. Пес прыгнул на него, и мощные когти пробили кожу доспехов. Обливаясь кровью, варвар пытался сбросить с себя собаку, но безуспешно. Дестрана нависла над Хирадом, ее горячая слюна капала ему на лицо.

Набрав горсть земли, Хирад швырнул ее в глаза собаке. Дестрана затрясла головой, и в следующее мгновение Безымянный перерубил ей шею косым ударом. Лезвие меча вонзилось в землю в нескольких дюймах от Хирада.

Стало тихо. Денсер, тяжело дыша, опустился на колени. Руки и ноги его дрожали, по его лицу стекал пот. Талан и Ричмонд бросились к Хираду. Безымянный вытер свой меч, потом поднял меч Хирада и протянул его варвару.

Илкар встал и, отряхиваясь, посмотрел на догорающие останки собак, сраженных магией Денсера. Он не знал, ругаться ему или восхищаться. Подумать только, «адский огонь». Всемогущие боги! Неудивительно, что теперь Денсер стоит на коленях. И эльф не стал говорить ничего. Он молча прошел мимо Денсера к Хираду.

Хирад сидел на земле и был очень бледен.

— Как он? — спросил Илкар Талана.

— Ему лучше, — ответил Хирад. — Кто-нибудь поможет мне снять рубашку?

— Потом, — сказал Безымянный. — Сначала нам нужно найти укрытие. Вон возвращаются наши лошади. Ты сможешь ехать верхом?

Хирад кивнул, и Талан помог ему подняться на ноги. Потом все вместе подошли к Денсеру; черный маг по-прежнему стоял на коленях.

— Ты цел, Денсер? — спросил Ричмонд.

Денсер посмотрел на него и, криво улыбнувшись, кивнул.

— Надо остановить висминцев, — с трудом произнес он. — Нельзя допустить, чтобы они доложили о нас лордам-колдунам.

— Сейчас мы не в состоянии их остановить, — сказал Ричмонд. — Хирад ранен. Нам нужно добраться до сарая.

— Откуда они взялись? — спросил Талан.

— Их лагерь, должно быть, где-то поблизости. Несомненно, лорды-колдуны велели им наблюдать за домом.

— Ты рисковал, — заметил Илкар, наклоняясь к Денсеру.

— Думаю, риск был оправдан, — сказал тот, показав на обугленные скелеты собак. — Я научился управлять этим заклинанием.

— Я видел. Но это, очевидно, очень опасно. — Тут Илкар уловил краем глаза какое-то движение и повернулся, чтобы посмотреть, что там такое.

— И утомительно, — добавил Денсер. — Я сомневаюсь даже, смогу ли сейчас ходить.

— Постарайся, — воскликнул Илкар. — Собаки возвращаются!

— Ричмонд, приведи лошадей, — приказал Безымянный. — Илкар, позаботься о Денсере. Хирад, за мной.

Илкар помог Денсеру вскарабкаться на коня, и отряд галопом поскакал к сараю.

Для Хирада эта скачка была пыткой. Он давно бы упал, если бы Безымянный, который скакал рядом, вовремя не поддерживал его. Денсеру помогал удержаться в седле Илкар.

Ричмонд и Талан первыми подскакали к сараю и распахнули большую дверь. Сразу за ними в сарай влетели Безымянный и Хирад. Безымянный спрыгнул на землю и подхватил теряющего сознание варвара.

— Ричмонд, Талан, присмотрите за ним, — бросил он и подбежал к двери. Как только Денсер с Илкаром въехали в сарай, Безымянный выскочил наружу, захлопнул дверь и закрыл ее на деревянный засов.

— Проклятие, Безымянный, что ты задумал? — закричал Илкар из сарая. Он всем весом навалился на дверь, но та не поддавалась.

— В Корине был последний раз, когда я не смог помочь моим друзьям.

Дестраны были уже в нескольких биениях сердца от Безымянного.

— Зачем, Безымянный? Они же не будут торчать здесь вечно, — крикнул Талан и вместе с Илкаром навалился на дверь.

— Будут, — срывающимся от усталости голосом произнес Денсер. — Вы просто не знаете, что такое эти твари. Дверь их не удержит.

— Но он же погибнет, ты понимаешь это, тупой ублюдок! — Это был голос Хирада.

— Мы еще посмотрим, кто кого, Хирад, — откликнулся Безымянный. — Еще посмотрим!

Огромные собаки стремительно приближались. Впереди бежала серебристо-серая дестрана, чуть позади — еще две, одна черная, другая темно-серая. Безымянный отбивал ритм кончиком своего меча о землю. Он знал, что его первый удар будет смертельным. Когда до первой собаки оставалось два шага, Безымянный отступил в сторону, взмахнул мечом на уровне пояса и, резко перенаправив удар вверх, разрубил дестране голову.

Уже мертвая, собака по инерции пролетела вперед и ударила Воителя в плечо. Он упал, но тут же откатился вбок и начал подниматься, но собаки оказались быстрее. Серая дестрана сомкнула челюсти на металлическом на-плечнике, а черная полоснула когтями по шлему Безымянного. Воитель взревел и рубанул мечом по задней лапе серой собаки. Из обрубка хлынула кровь, но челюсти не разжались. Черная дестрана еще раз ударила Воителя лапой по голове и сбила с него шлем. Ремешок шлема сдавил ему шею, и Безымянный стал задыхаться. В глазах у него потемнело. Чувствуя близкую победу, рядом завыла черная дестрана. От этого воя сознание Воителя на мгновение прояснилось, и он успел всадить лезвие меча в горло зверю. Победный вой утонул в фонтане крови.

Но в это время серая пластина наплечника переломилась под мощными клыками серой дестраны, и огромные челюсти сомкнулись, дробя человеку кости. Воитель пронзительно закричал; свет померк в его глазах. Собака рванула Безымянного назад, и меч выпал из его руки. Из последних сил Воитель несколько раз ударил дестрану кулаком по морде, но челюсти не разжимались. Собака подтащила обливающегося кровью Воителя ближе и когтями разорвала ему горло. В это время засов на двери сарая треснул, и она распахнулась. Перед гаснущим взором Безымянного мелькнуло лезвие меча, и рядом с Воителем— с глухим стуком упал на землю труп его последнего противника.

Все было кончено.

— Как ты посмел? — набросилась на Капитана Ирейн, едва он вошел в ее комнату. — Как ты посмел?

Капитан легко перехватил ее руки и толкнул Ирейн к письменному столу:

— Успокойся, Ирейн. Все идет, как обычно.

— Три дня! — раздраженно воскликнула Ирейн. Ее глаза пылали. — Три дня ты отказываешь мне в свидании с моими детьми. Как ты можешь? Неужели у тебя совсем нет сердца?

Капитан остался верен своему слову, которое он дал во время их последнего разговора. Ирейн могла говорить только с охранником, который приносил ей еду и воду. Первый день она пережила довольно легко, только злилась. Надо же, Капитан вообразил, что она смирится! От нечего делать она вспоминала университетские науки — в частности, редко используемые заклинания. Некоторые из них можно было использовать для побега. Но у Капитана остались бы ее дети, к тому же он пригрозил убить их, как только Ирейн воспользуется магией. Теперь она уже не сомневалась, что Капитан сдержит свое слово.

Потом она задумалась о том, какая судьба ждет ее мальчиков в будущем, когда Капитан больше не будет нуждаться в ее услугах. Отпустит ли он их? Ей хотелось верить, что Капитан не станет убивать невинных детей, но все же надежды на такой исход было мало. Ирейн чувствовала, что он не собирается отпускать их из замка. Капитан, несомненно, знал, что ее сыновья наделены большим магическим даром и когда-нибудь научатся пользоваться им. Безусловно, это его пугало. Ирейн рассчитывала, что когда-нибудь Капитан хоть ненадолго, нo отпустит свою охрану и у нее появится возможность осуществить задуманное, но понимала, что пока мальчики разлучены с ней, совершить побег ей не удастся.

Однако проходили часы, и злость постепенно стихала, сменяясь неудержимым желанием увидеть детей. Оно полностью завладело ею, не давая сосредоточиться на чем-то другом. Какие там науки и заклинания! Сердце бешено колотилось в груди Ирейн, на глаза то и дело навертывались слезы, а счастливые воспоминания, которыми она пыталась себя утешить, сменились ночными кошмарами. Представляя себе, как ее мальчики сидят одни в холодной и пыльной комнате, где некому их защитить, он чувствовала, что сходит с ума.

Ирейн понимала, что избавиться от этих мучений очень просто. Чтобы увидеть детей, ей всего лишь нужно позвать охранника и сказать, что она согласна сотрудничать с Капитаном. Но такое сотрудничество было несовместимо со всеми ее, убеждениями. Ирейн была уверена, что Капитан обманывает ее, и не сомневалась, что своим согласием помогать ему она поставит Балию в еще более опасное положение, чем то, в котором она уже находится.

По прошествии двух дней Ирейн уже не могла ни есть, ни спать, ни следить за собой — столь велико было ее желание увидеть своих детей. Шаркая ногами и опустив голову, она бродила по комнате, повторяла их имена и молилась, чтобы они целыми и невредимыми вернулись к ней. Все ее мысли были заняты сыновьями, ее душа истосковалась по ним.

На третий день Ирейн позвала Капитана, испугавшись, что сойдет с ума от горя и мальчики без нее погибнут. Посмотрев в зеркало, она увидела светлые дорожки от слез на своем грязном лице. Ее спутанные волосы были сальными, темные круги под глазами красноречиво свидетельствовали о крайней степени изнеможения. Ночная рубашка была порвана на плече — это Ирейн зацепилась за торчащий из стены гвоздь.

— Ты сама себе в этом отказываешь, — сказал Капитан. — Все в твоих руках.

Ирейн слишком устала, чтобы возражать. Она тяжело опустилась на стул и тихо попросила:

— Разреши мне увидеться с ними. Капитан пропустил эту просьбу мимо ушей.

— Я думал, ты хочешь сказать мне что-то новенькое?

— Что ты от меня хочешь? — спросила Ирейн обессиленным голосом.

— Отлично, — сказал Капитан. — Отлично. Я понимаю твои чувства. Я скажу, что мы будем делать. Но сначала мне хочется, чтобы ты хорошо отдохнула. А чтобы тебе было легче, я обещаю, что очень скоро ты увидишь своих сыновей. Тебе, наверное, уже известно, что я всегда выполняю свои обещания. Потом мы поговорим о твоей роли в спасении Балии от этого ужасного творения — «Рассветного вора».

— Я должна увидеть их сейчас, — сказала Ирейн. Капитан опустился перед ней на колени и приподнял ей лицо. Он улыбнулся, и улыбка смягчила его черты.

— Ирейн, посмотри на себя. Они испугаются, если увидят тебя в таком виде. Ты обязательно должна выспаться, а потом умыться. Ложись прямо сейчас, не теряй времени. — Он поднялся, помог Ирейн встать со стула, проводил до постели и укрыл простынями, когда она покорно легла. — Я хочу пожелать тебе приятных сновидений и побуду здесь, пока ты не заснешь. А когда проснешься, увидишь Тома и Арона и убедишься, что они в добром здравии. — Капитан убрал сбившиеся пряди волос с лица Ирейн. Она была слишком обессилена, чтобы сопротивляться сну, и скоро уже крепко спала.

Капитан повернулся к Исману и широко улыбнулся:

— Ты видел, Исман? Лишением можно добиться результатов, которых никогда не обеспечит насилие. — Он встал. — Только что сделан еще один шаг к нашей цели. Пойдем, поговорим о том, как нам получить самый ценный наш приз.

Илкар стоял, не в силах пошевелиться, и смотрел перед собой невидящим взглядом. Тишина резала слух. Талан опустился на колени, закрыл Безымянному глаза и, поднявшись, встал рядом с Ричмондом и Илкаром. Ветер шевелил окровавленные волосы Безымянного. Хирад, отрубив голову последней собаке, сумел сделать всего два шага и упал. Сейчас его осматривал Денсер.

Воитель мертв. Никогда Илкар не думал, что ему придется это увидеть. Больше их предводитель не скажет нужных слов и не примет единственно правильного решения, чтобы спасти всех Воронов. Илкар не мог смириться с этой мыслью.

— Проклятие, почему Безымянный это сделал? — воскликнул он.

Ричмонд медленно покачал головой. В глазах у него блестели слезы.

— Не знаю... — проговорил он. — Мы могли бы помочь ему. Если бы он не закрыл дверь, мы... Почему он ее закрыл?

У Илкара не было ответа на этот вопрос. Он повернулся в ту сторону, где лежал Хирад, и встретился взглядом с Денсером. У черного мага было встревоженное лицо.

— Дело плохо?

Денсер кивнул и спросил:

— Ты знаешь заклинание «Чудесное исцеление»?

— Неужели настолько?..

— Да, — сказал Денсер. — Он потерял слишком много крови. Так что насчет заклинания?

— Я никогда им не пользовался, — сказал Илкар.

— Я не прошу тебя им воспользоваться, тебе нужно только сформировать для меня поток маны — у меня сейчас просто не хватит сил.

— Значит, ты хочешь, чтобы-я дал тебе ману, — медленно произнес Илкар. — Да как ты можешь просить меня об этом?

Денсер почесал голову.

— Сейчас не время обсуждать вопросы морали и сотрудничества университетов.

— Не время?

— Нет! — Денсер показал на лежащего ничком Хирада. — Если мы сейчас же не сделаем что-нибудь, он умрет. Ты можешь поднабраться храбрости и попытаться сам вылечить Хирада с помощью своей энергии или сформируй для меня поток маны, я проведу исцеление. У меня это хорошо получается. — Он стоял так близко, что эльф чувствовал, как у него под плащом шевелится кот. — Что ты выбираешь?

Илкар посмотрел в сторону и, встретившись с суровыми взглядами Ричмонда и Талана, развел руками.

— Вы просто не понимаете, — сказал он.

— Мы понимаем только, что если ты ничего не сделаешь, Хирад умрет, — сказал Ричмонд. — Мы только что потеряли Воителя, так что прекрати. болтать об этике и займись делом.

Илкар посмотрел на Денсера и кивнул:

— Ладно, начнем.

Денсер снял с Хирада кожаные доспехи и рубашку. Чуть выше поясницы на спине у варвара зияла ужасная рана длиной почти в три ладони. Денсер ощупал кожу вокруг раны, и Хирад, не приходя в сознание, застонал от боли.

— Инфекция, — констатировал зитескианец. — Зубы дестран не бывают стерильными. Ты готов?

Илкар кивнул и, опустившись на колени, положил руки на плечи Денсеру. Эльф открыл свое сознание навстречу мане и, едва почувствовав прилив энергии, начал формировать ее поток для «Чудесного исцеления». Потом он направил энергию через свои ладони, и когда Денсер принял поток маны, Илкара пронзила боль. В это мгновение встретились и слились магическая энергия и знания двух университетов — Джулатсы и Зитеска. Эльф не отрывал глаз от рук черного мага, забыв о боли. Он видел только мягкие движения пальцев Денсера, слышал тихие слова заклинания и почувствовал, как поток маны, струящийся сквозь его тело, усилился, как только были завершены нужные приготовления.

Потом Илкар почувствовал, что начинает слабеть. Денсер выкачивал из него все жизненные силы, заставляя отдавать магическую энергию все быстрее и быстрее. Внезапно все прекратилось, поток маны оборвался, и энергетический канал закрылся. Теперь руки Денсера окутывало красновато-желтое сияние. У Илкара свечение было бы мягкого зеленого цвета, но эльф не почувствовал никакой разницы в своих ощущениях — все было точно так же, как если бы под его руками был соратник по университету. Илкар смотрел, как Денсер водит ладонями над раной, как его пальцы касаются кожи и сводят вместе края раны. Потом черный маг сделал глубокий вдох, постепенно замедляя движения, а когда он выдохнул, сияние вокруг рук стало меркнуть и вскоре погасло.

Окружающий мир медленно вернулся к Илкару. Сердце у него бешено колотилось, а руки, когда он снял их с плеч Денсера, дрожали. Черный маг придирчиво осмотрел результаты своей работы, потом повернулся к Илкару и улыбнулся.

— Это был весьма интересный эксперимент. В будущем нам нужно исследовать это явление, — сказал он. Илкар вытер липкий от пота лоб.

— Не забывайся, Денсер, я сделал это только ради спасения Хирада.

— И мы его спасли, — сказал Денсер. — Мне жаль, что у тебя такое отношение к этому. Мы должны учиться друг у друга, а не спорить по пустякам.

Илкар коротко засмеялся:

— И это говорит человек, который хочет, чтобы его университет завладел «Рассветным вором». Оба поднялись с земли и отряхнулись.

— А ты разве не хочешь того же самого? — сказал Денсер, роясь в кармане в поисках трубки. — Джулатса воздвигла себя на пьедестал и просит, чтобы кто-нибудь столкнул ее оттуда. Во-первых, вы прекрасно понимаете, что не сможете воспользоваться «Рассветным вором», у вас нет ни малейшей надежды на успех. А во-вторых, вы сами отказываетесь от протянутой вам руки дружбы и не хотите, чтобы восторжествовал разум.

От этих слов у Илкара перехватило дыхание, словно кто-то ударил его в солнечное сплетение. Он почувствовал, как краснеют уши и кровь приливает к лицу.

— Разум? Зитеск? Денсер, когда я в последний раз видел мага из Зитеска, он воевал на стороне лордов Эрскана и убивал людей с помощью заклятия, которое сводит человека с ума. Это, по-твоему, торжество разума?

Денсер невозмутимо набил табаком трубку и зажег ее огоньком, вспыхнувшим на кончике его большого пальца.

— Конечно, — сказал он. — Ты никогда никого не убивал, работая вместе с Воронами.

— Это другое дело.

— Неужели? Твои несущие смерть заклинания воняют праведностью, и поэтому они хорошие, так, что ли? — На лице Денсера появилась презрительная усмешка. — Ты наемник, Илкар. Твоя мораль — деньги, а твой кодекс — это кодекс чести Воронов. Если забыть о том, где я учился, то мои поступки ничем не хуже твоих. В Джулатсе вы возомнили себя некими белыми рыцарями магии, хотя по крайней мере лично ты ничуть не лучше любого мага из другого университета. Чтобы убедиться в этом, достаточно поговорить с магами из Листерна и Додовера.

— Ты говоришь это, а сам жируешь на крови и хаосе в пространстве между измерениями. Твой университет не слушает призывов к умеренности, поэтому Черные Крылья и охотятся за тобой. И за мной тоже. Я...

— Ради всего святого, вы не можете оба заткнуться? Я же отдыхаю. — Этот голос мгновенно остудил злость Илкара, и эльф улыбнулся. Денсер тоже не удержался от улыбки.

— Да, Хирад, тебе и невдомек, как мы беспокоились о твоем спасении, — сказал черный маг.

Илкар посмотрел на Хирада, и его улыбка сразу угасла. Запавшие глаза Хирада и выражение его лица слишком остро напомнили ему о недавних событиях.

— Я слышал ваш разговор, — сказал варвар. — Давайте похороним Безымянного. Боюсь, вам еще не раз придется использовать «Чудесное исцеление». — Он с трудом поднялся на ноги.

Денсер кивнул.

— Но ты должен поспать не меньше часа.

Талан достал лопату из своей сумки.

— Я вырою могилу, Ричмонд обрядит тело. Мы будем нести службу до утра.

Илкар кивнул в знак благодарности. Он устал гораздо сильнее, чем могло показаться со стороны. Напряжение, необходимое для «Чудесного исцеления», истощило его духовные и физические силы. Спасая Хирада, Илкар совершил преступление против законов Джулатсы, и теперь братья будут избегать его. Он пожал плечами. В конце концов, может, никто об этом и не узнает.

Хирад вышел из сарая и присел около могильного холма, который навсегда скрыл Безымянного. Он вытащил меч, воткнул его в землю и застыл, обхватив ладонями рукоять. Его горе было не таким острым, как тогда, когда он потерял Сайрендора, но он чувствовал пустоту в душе и собственную ненужность. Это чувство становилось слишком знакомым ему. Хирад запрокинул голову и посмотрел в черное небо. Туман, который весь день мешал Воронам в пути, сгустился и украл с небосвода все звезды.

Все они спали. Ричмонд и Талан первыми отстояли вахту и теперь храпели в унисон в дальнем конце сарая. Илкар растянулся прямо на голой земле и глубоко зарылся пальцами в почву, чтобы запас маны пополнялся во сне. Денсер улыбнулся. Если бы он только знал, что будет так просто. Все, что тебе нужно, — это мир и жертва во имя мира или молитва и счастливый случай.

Его взгляд остановился на Хираде. Варвар крепко спал, и дыхания его было почти не слышно. Сегодня ему повезло. Денсер признался себе, что понятия не имел, сможет ли он воспользоваться сформированной джулатсанцем маной для «Чудесного исцеления». Нежелание Илкара передавать ману могло повредить энергетический поток. Любопытно было проверить, идентичны или нет формы «Чудесного исцеления» у двух противоположных университетов. Денсер снова улыбнулся. Интересно, сумеет ли когда-нибудь Илкар увидеть правду, которую наставники Джулатсы скрывают от него и всех остальных братьев?

Магия одна, и маги тоже везде одинаковы.

Денсер набил трубку табаком из висевшего на поясе мешочка и нахмурился, заметив, как быстро тает его запас. За пазухой у него пошевелился Любимчик.

— Гм-м-м. — Денсер зажег трубку, и в это время снаружи послышался посторонний звук, напоминающий шелест листьев на ветру. Этот звук был хорошо знаком Денсеру и его Любимчику, который тут же высунул голову и посмотрел на хозяина. Усы кота слегка подергивались, уши встали торчком.

Шелест стал громче, потом захлопали крылья, и какое-то существо приземлилось справа от двери сарая. Было слышно, как царапнули по земле когти, затем крылья захлопали снова, их шелест стал удаляться и наконец затих.

Денсер и кот внимательно посмотрели в глаза друг другу.

— Так-так, — сказал черный маг. — Вот почему ты забеспокоился. Ты почувствовал, что они прилетели. — Он покачал головой. — А я даже об этом не подозревал.

Глава 10

Хирада разбудил голос Илкара: эльф велел кому-то готовить лошадей. Треск костра и соблазнительные запахи свидетельствовали о том, что Ричмонд уже готовит еду. Открыв глаза, Хирад увидел солнечный свет, пробивающийся между досками сарая. Потянувшись, он почувствовал тупую боль в спине, но эта боль не шла ни в какое сравнение с теми мучениями, которые ему пришлось испытать накануне.

— Доброе утро, Хирад.

Хирад повернул голову и приподнялся на локтях.

— Будь я проклят, Талан, но мне жаль ту женщину, которая, проснувшись, увидит тебя. — Он протянул руку, и Талан помог ему встать. Поднявшись, Хирад обвел взглядом сарай и сразу помрачнел.

Да, Воронов теперь осталось слишком мало. С гибелью Безымянного их отряд понес невосполнимую утрату. Хирад почувствовал, как к горлу подступает ком. Он снова и снова обшаривал взглядом сарай в поисках Безымянного. Может, он просто не заметил его за кучей соломы? Но он понимал, что надеяться глупо. Со слезами на глазах Хирад направился к двери, чтобы окончательно убедиться в том, что случилось вчера.

В самом деле, могила оказалась на месте. Рядом сидел Денсер со своим неизменным котом и не сводил унылого взгляда с небольшого холмика земли. Заметив Хирада, он медленно кивнул ему.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — сказал варвар. Денсер вяло улыбнулся:

— Может быть, и не понимаешь,

— А это отчего? — Хирад показал рукой вокруг. Несмотря на сияющее в небе солнце и отсутствие облаков, над развалинами висела легкая дымка, и все предметы уже в полсотне шагов выглядели размытыми.

— Вероятно, это либо неизвестные последствия всех тех заклинаний, которые творились рядом с домом, либо зыбь, вызванная атмосферными вихрями. Мы не знаем, как измерения влияют друг на друга. — Маг снова перевел взгляд на могилу Безымянного. — Я думаю, нам нужно поговорить.

— Да, я тоже так думаю. Слишком велика беда, в которую мы попали.

Денсер встал и жестом пригласил Хирада отойти подальше. Оба заговорили одновременно:

— Я не...

— Думаю...

Пауза. Потом Денсер жестом попросил Хирада говорить первым.

— Пора внести ясность, — сказал варвар. — Вороны не привыкли, что наши бойцы умирают. За несколько лет мы не потеряли ни одного человека.

— Я понимаю, — сказал Денсер. — Согласен, начали мы не слишком удачно...

Хирад презрительно засмеялся.

— По-твоему, это называется «не слишком удачно»? — Тон его был ледяным. — Сначала из-за твоей дурацкой секретности погиб мой лучший друг и я чудом остался жив. Потом мы попадаем в эту страну ночных кошмаров, и здесь погибает второй мой друг. Погибает, чтобы спасти тебя. — Денсер открыл рот, собираясь что-то сказать, но под взглядом Хирада не стал. — Ты должен был бы поплатиться за это жизнью, и я хочу, чтобы ты уяснил: ее оставляют тебе по одной-единственной причине — Илкар, кажется, всерьез считает, что в твоих руках спасение Балии.

На мгновение из-под воротника Денсера мелькнули уши кота и тут же снова исчезли. Маг достал из кармана трубку и хотел было закурить, но раздумал.

— Большего мне знать не требуется. Главное, что ты, как и все Вороны, веришь мне, хотя и ненавидишь меня за то, что случилось.

— Я не говорил, что верю тебе. Я сказал, что Илкар тебе верит, а этого для меня вполне достаточно. — Хирад посмотрел в глаза Денсеру и увидел, как тот нахмурился, когда до него дошел смысл сказанного. — Неужели ты не понимаешь? На самом деле не имеет значения, верю я тебе или нет. Просто Илкар говорит, что это важно. Безымянный тоже так думал, и поэтому Вороны пошли с тобой. Именно поэтому мы такая хорошая команда. Это называется — доверять друг другу.

— И теперь у вас сложности?

— Точно подмечено, Денсер. Да, теперь у нас сложности. Из-за твоей лжи и нашей поспешности у Воронов вырвано сердце. — Хирад угрожающе шагнул к магу. Денсер не двинулся с места. — Я, Илкар, Сайрендор и Безымянный сражались вместе больше десяти лет. Стоило нам встретить тебя, как меньше чем за неделю двое из нас погибли. Погибли. — Хирад опустил голову и прикусил губу, вспомнив Сайрендора.

— Дело может быть сделано без них, — сказал Денсер. — Мы должны его сделать.

— Да? Разве ты не заметил, что произошло вчера? Безымянный один убил пять этих собак. Как по-твоему, кто сделает это в следующий раз?

— В следующий раз передо мной встанешь ты и двое других хороших мечников, которые сейчас сидят в сарае. Я просил Воронов помочь мне восстановить «Рассветного вора». Мы сможем его восстановить, только если сами будем в это верить.

— Ты уже убил двоих из нас! — воскликнул Хирад. — О боги, Денсер, да нас теперь просто не хватит. Безымянный и Сайрендор были лучшими воинами из нас.

— Но это не...

— Ты меня слушаешь или нет? — перебил Денсера Хирад и тяжело вздохнул. — Мы не выдержим еще одного нападения, похожего на вчерашнее.

Денсер кивнул. Он насыпал в трубку табаку, неторопливо умял его, потом прошептал заклинание, и на кончике его указательного пальца возник язычок пламени. Этим огоньком Денсер зажег свою трубку.

— Я уже думал об этом, поверь мне, и тоже пришел к выводу, что пора внести ясность. Надо определить, сколько времени нужно, чтобы найти компоненты «Рассветного вора», и где их искать, а потом решить, куда отправиться дальше. Все, о чем я прошу сейчас, — это пойти в мастерскую Септерна и найти нужную нам информацию. Я уверен, что мы ее там найдем. После этого мы все вместе решим, что делать дальше. — Маг помолчал. — Висминцы доложат обо всем в Парве. Только боги знают, к чему это приведет.

— Почему они были здесь?

— Потому что лорды-колдуны всегда считали, что здесь находится ключ к «Рассветному вору». Вороны должны остаться со мной, Хирад, что бы вы обо мне ни думали. Это слишком важно для всей Балии.

— Тогда жди, когда мы отслужим последнюю службу для Безымянного, — сказал Хирад. — Потом мы осмотрим этот дом и решим, что нам делать.

Он повернулся и зашагал назад к сараю. Денсер пошел за ним.

Черному магу было предложено побыть в сарае, пока Вороны отдавали последнюю дань уважения Безымянному. Обряд был короче, чем того заслуживал погибший, но приходилось учитывать ситуацию, в которой оказались Вороны. До дома Септерна поехали на лошадях: во-первых, так было быстрее, во-вторых, в любую минуту могли вернуться висминцы, и оставлять лошадей в сарае было опасно.

Величественное сооружение было разрушено почти до основания. Черные камни и обугленные обломки бревен валялись возле остатков стен, на которых кое-где вспыхивали яркими красками детали былого роскошного убранства. От парадного входа остался лишь кусок арки, нависший под немыслимым углом над разрушенной парадной лестницей. Денсер отвел лошадей к упавшему дереву, лежавшему в паре десятков футов от развалин, и, вернувшись, встал рядом с Илкаром. Оба мага с явным беспокойством разглядывали разрушенный дом.

— В чем дело? — спросил Хирад. — Кто-то спалил дотла дом, ну и что из того?

— В том-то и дело. Сжечь жилище мага очень не просто, — сказал Илкар. — Для этого нужна колоссальная энергия.

— В самом деле? — Хирад повернулся к Денсеру. — Ты все еще думаешь, будто у нас что-то получится? — Черный маг удивленно приподнял брови. — Кто это сделал? Лорды-колдуны?

— Почти наверняка, — сказал Денсер. — Они, как и мы, должны были знать об исследованиях Септерна по созданию «Рассветного вора». Но, очевидно, они до него не добрались. Он успел скрыться.

— Они, наверное, здорово огорчились? — сказал Талан, пнув ногой осколок камня.

— У тебя тоже был бы повод для огорчения, если бы им удалось завладеть «Рассветным вором». В этом случае нашего мира уже просто бы не было. — Денсер повернулся к Хираду. — Вот почему так важно опередить их. Нам нужно верить, что мы сможем их опередить. Мы просто обязаны это сделать.

— Не учи меня, Денсер, — сказал Хирад. — Ладно, пошли в... Ну, ты сам лучше меня знаешь, куда нам нужно попасть. — Варвар махнул рукой в сторону обломков, оставшихся от парадного входа.

— А что мы там будем искать? — спросил Ричмонд.

— Если мы правильно прочли надпись на амулете, то вход в мастерскую находится в полу, а Илкар должен догадаться, как его открыть, — ответил Денсер.

— Почему Илкар? — нахмурился Талан.

— Следующая надпись на амулете сделана шифром Джулатсы. Кажется, Септерн хотел максимально усложнить магам поиски входа в свою мастерскую.

— Даже более того, — вмешался Илкар. — Септерн хотел, чтобы маги Зитеска сами не смогли его отыскать.

— Простите, но я не понимаю, — сказал Талан. — В каком университете работал Септерн?

— В Додовере, — ответил Денсер. — И большинство надписей на амулете сделано с помощью додоверского шифра, но его мы можем довольно легко прочесть. Только тот отрывок, в котором говорится, как открывается вход в мастерскую, мы прочесть не в состоянии, потому что он написан шифром Джулатсы. — Зитескианец пожал плечами. — Мы не смогли бы его прочесть, даже если какой-нибудь маг из Джулатсы открыл бы нам тайну шифра.

— Тогда как же Септерн написал это?

— Хороший вопрос, Ричмонд, но я не знаю ответа на него. Может быть, у него были помощники из Джулатсы, хотя Илкар скажет вам, что это невозможно.

— Нет, просто очень маловероятно. Так мы идем? — И Илкар первым зашагал вперед между обломков камней. Прыгая по сохранившимся ступенькам лестницы, он добрался до уцелевшего участка фундамента, на который опиралась входная арка. Там эльф остановился и оглянулся. — Ты не идешь с нами, Талан?

— Пока нет. Я думаю, кому-то надо покараулить снаружи, не так ли?

— Неплохая мысль. — Илкар стал осторожно пробираться к центру бывшего особняка. Пол был усыпан обломками разрушенной кладки. В одной из комнат сохранилась часть печи. Бледно-голубые изразцы едва проглядывали из-под слоя копоти.

Несмотря на многочисленные трещины в полу, особенно возле стен, в самом центре дома сохранился небольшой целый участок пола площадью примерно в тридцать футов. Каменная плита в этом месте потемнела и была сильно выщерблена, но не раскололась. Денсер ногой расчистил этот участок от осколков и пыли, потом достал амулет, а кот тем временем осторожно спустился по его плащу на пол. Он походил вокруг Денсера, тщательно принюхиваясь и насторожив уши. Маг прищелкнул языком, снял амулет с цепочки и встал в центре расчищенного участка.

— Очевидно, вход в мастерскую находится прямо здесь. — Он присел и свободной рукой принялся очищать пол от пыли. — Илкар, теперь твоя очередь. — Денсер протянул амулет эльфу. Илкар с величайшей почтительностью взял артефакт за цепочку и внимательно осмотрел его. Потом он положил металлический диск амулета себе на ладонь и снова осмотрел его с каждой стороны.

— Наверное, я должен получше изучить эту вещь, не так ли? — спросил эльф.

— Очень прошу тебя это сделать, — сказал Денсер.

— Ты что-нибудь понимаешь? — поинтересовался Хирад, заглядывая Илкару через плечо.

Эльф оглянулся:

— Нет, почти ничего. Впрочем, вот этот фрагмент, — он показал мизинцем на дугу символов над внутренним кругом амулета около центральной прорези, — написан с помощью шифра Джулатсы, хотя здесь использован очень старый стиль.

— Ну конечно, так должно и быть, — сказал Хирад. Илкар хмыкнул и похлопал Хирада по плечу:

— Прости, но я должен тебе кое-что объяснить. Понимаешь, этот шифр передается из поколения в поколение, его нельзя легко выучить, как слова какого-нибудь заклинания. Человеку требуется несколько лет ежедневных занятий, чтобы научиться им пользоваться. Именно поэтому маги Зитеска не могут его прочитать. — Эльф замолчал.

— Продолжай, кажется, я тебя понимаю, — сказал Хирад. — Ну и что же можно сделать с помощью этого шифра?

— В том смысле, который ты в это вкладываешь, — немного. Это просто способ сохранить знания университета. Проще говоря, с его помощью я могу узнать, как сформировать ману для необходимых мне заклинаний, хотя на самом деле все обстоит гораздо сложнее. Если я смогу разобрать шифр на этом амулете, то пойму, что нужно сделать, чтобы открыть вход в мастерскую Септерна. По крайней мере теоретически должно быть именно так.

Хирад внимательно смотрел на серьезное лицо Илкара. Брови эльфа были сдвинуты и почти смыкались у переносицы. Варвар улыбнулся.

— Спасибо, что объяснил, Илкар. Я уверен, лучше тебя с этим никто не справится.

Илкар кивнул и подошел к тому месту, где, по мнению Денсера, должен был быть вход в мастерскую. Хирад отошел в сторонку и уселся на камень. Наблюдая за эльфом, варвар невольно задумался о том, что они с Илкаром уже столько лет знают друг друга, а он никогда не проявлял никакого интереса к магии. Хирад не знал о магии ничего, и сейчас отчего-то жалел об этом. Впрочем, магия была профессией Илкара. Хирад понимал, что никогда не сможет выполнять работу эльфа, и поэтому не старался побольше узнать о ней.

Илкар сел на пол, скрестив ноги. В раскрытых ладонях он держал амулет и внимательно рассматривал его, время от времени что-то бормоча про себя. Его дыхание было размеренным и глубоким. Потом он неожиданно закрыл глаза.

Варвар посмотрел на Денсера. Черный маг как зачарованный смотрел на Илкара, зажав в зубах незажженную трубку и рассеянно почесывая рукой кота. На лице его блуждала улыбка.

Было очевидно, что Илкар что-то ищет. Он медленно поворачивал голову, словно изучая пространство перед собой, хотя глаза его по-прежнему были закрыты. Хирад нахмурился. Эта картина ему не понравилась.

Илкар провел языком по губам, положил амулет на колени и принялся ощупывать пол перед собой. Внезапно он повернул голову вправо и уставился закрытыми глазами на Денсера. Черный маг непроизвольно отступил на шаг. Около минуты Илкар, не двигаясь, продолжал смотреть в одну точку, а потом открыл глаза и произнес:

— Нашел.

— Отлично! — воскликнул Денсер и широко улыбнулся.

Илкар встал и на дрожащих ногах подошел к черному магу. Хирад тоже поднялся и стал исследовать участок пола, который только что ощупывал эльф. Но он почувствовал под ладонями только твердую и холодную каменную поверхность.

— Это управляющее заклинание. По-моему, додоверское. Я попробую им воспользоваться, кажется, оно довольно простое. — Илкар снова посмотрел на амулет, перевернул его и произнес несколько слов. Потом оглянулся. — Хирад, я посоветовал бы тебе отойти на пару шагов назад.

Варвар пожал плечами, но отошел.

Илкар зажал амулет в ладонях, закрыл глаза и произнес короткое заклинание. Сразу же раздалось шипение выходящего из подземелья сжатого воздуха, и каменная плита, на которой только что стоял Хирад, исчезла.

— Молодец, Илкар! Я тобой восхищаюсь! — воскликнул варвар.

— Спасибо, Хирад.

— Прими и мои поздравления, — сказал Денсер, подходя к отверстию, которое открыл Илкар. — Перенос массы в другое измерение. Неудивительно, что лорды-колдуны так и не смогли найти вход.

К нему подошел Хирад:

— Неужели в наши дни не умеют делать такие двери?

— Хирад, никто, кроме Септерна, никогда не умел делать такие двери.

Они заглянули в отверстие, но ничего не смогли увидеть: внизу царила чернильная тьма. Хирад крикнул Талану, чтобы тот принес два светильника, и когда это было сделано, первым стал осторожно спускаться по ступенькам, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой — горящий светильник.

Воздух в подвале был затхлым и пропах древностью. При свете светильника Хирад разглядел, что комната, в которую он спускается, имеет примерно такие же размеры, что и комната наверху. Сгусток тьмы у дальней стены казался живым. Тьма текла, свивалась, пестрела зелеными и коричневыми пятнами, то и дело ее пронзали белые молнии. Вихри тьмы перетекали друг в друга и вели в неизвестное, а безмолвие, царящее в мастерской, только усиливало ощущение затаившейся во тьме опасности. Хирад не мог избавиться от чувства, что темные вихри вот-вот набросятся на него, схватят и утащат в неизвестность. От этих мыслей он вздрогнул и остановился. На плечо ему легла чья-то рука.

— Не надо тревожиться, это просто разрыв в измерении, — сказал Денсер.

— А не может что-нибудь проникнуть сюда с той стороны? — с опаской спросил Хирад.

— Нет. Септерн стабилизировал его с помощью своей магии. Чтобы пройти оттуда сюда, надо сначала войти отсюда туда.

Хирад кивнул и возобновил спуск; слова Денсера его приободрили. Разрыв в измерении казался бездонным, зато его края были хорошо различимы. Со стороны казалось, что на стене просто висит картина в раме толщиной с ладонь.

Спускаясь, слева от себя Хирад увидел стол, заваленный бумагами, а рядом — еще один, уставленный инструментами, колбами и порошками. Возле правой стены стоял сундук. На всем лежал толстый слой пыли. У основания лестницы Вороны нашли ответ на вопрос, что же здесь произошло.

— Септерн, — сказал Хирад.

— Без сомнения. — Денсер вышел вперед, чтобы осмотреть тело. — Прошло триста лет, а такое впечатление, что он умер только вчера.

Скрюченное тело мага лежало возле стены. Голова запрокинута, глаза закрыты, рука зажимает кровавую рану, резко выделяющуюся на белой рубашке. Когда свет фонаря отогнал от трупа последние тени, Денсер увидел большое темное пятно на плитках пола.

Он взглянул на Хирада:

— Подумать только, они были на волоске от полной победы. Укрывшись здесь, внизу, Септерн спас всех нас.

Интересно, знал ли он сам об этом? — Потом Денсер подошел к столу, сел в кресло и принялся перебирать бумаги.

Когда все спустились, Илкар повторил последнее заклинание, и отверстие в потолке закрылось.

— Илкар?

— Что, Хирад?

— Если тебе требуется амулет, чтобы открывать и закрывать дверь, то как это делал Септерн? Эльф хмыкнул:

— Хороший вопрос. У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу, Денсер?

Денсер отложил книгу в кожаном переплете и, повернувшись к Илкару, сказал:

— Видишь ли, я не знаю, что именно ты делал для того, чтобы открыть дверь.

— Заклинание, открывающее дверь, похоже на «Пламенные ладони», только амулет при этом следует держать так, чтобы пламя было направлено прямо в него.

— Значит, амулет в любом случае является катализатором. Проверь, нет ли чего-нибудь на шее у Септерна?

— На шее? — Илкар нахмурился. — Ну да, я понял. Он наклонился над телом Септерна. Хирад заметил, что эльф вздрогнул, коснувшись мертвого мага.

— Тебе плохо, Илкар?

— Нет, просто противно, Хирад. Труп холодный и липкий, как воск. Однако цепочка у него действительно есть. — Илкар снял цепочку через голову мага и удовлетворенно кивнул, увидев висящую на ней копию знакомого амулета, всю залитую кровью. — Надписей не разобрать, но можно с полной уверенностью утверждать, что наш амулет и амулет Септерна имеют одинаковую конструкцию.

— Хорошо. Надеюсь, он сделал только одну копию ключа от своей мастерской, — сказал Денсер и вернулся к чтению.

Хирад посмотрел на Талана с Ричмондом. «Скучающие» братья, закончив осматривать склянки на столе, занялись исследованием содержимого сундука. К Хираду подошел Илкар, вытирая руки о кожаный нагрудник.

— Как тебе это? — Эльф показал на непрекращающееся кружение вихрей в разрыве измерения.

— От этой штуки у меня поджилки трясутся. Хотелось бы знать, что по другую сторону этой дыры.

— Кстати, — заметил Илкар, — я почти уверен, что скоро ты удовлетворишь свое любопытство.

— Несомненно! — воскликнул Денсер. — Эта самая невероятная вещь — здесь! — Он похлопал ладонью по книге. — Теперь наши исследования измерений шагнут на сотни лет вперед и мы получим ответы на некоторые другие вопросы. — Денсер подошел к Илкару и протянул ему книгу. — Прочти вот это, пожалуйста, а мне кое-чем надо заняться. У вас есть веревка, Талан?

— Осталась снаружи. — Талан и Ричмонд не отрываясь смотрели на разрыв в измерении. Наконец, словно очнувшись, Ричмонд повернулся к Денсеру. — Тебе нужна веревка?

— Нет, я просто хотел убить время.

— Денсер, я пока еще не научился читать мысли!

— Тебе и не нужно ничего читать, — проворчал Денсер. — Просто принеси веревку. Талан подошел к магу:

— Снова командуешь? Пойди и принеси ее сам, или ты уже разучился ходить?

— Мне просто нужна веревка, Талан, — сказал Денсер. — Я не прошу тебя открыть ворота ада или сделать еще что-то подобное.

— Если тебе нужна веревка, то она в моей седельной сумке. — Талан повернулся, подошел к другому концу разрыва и снова уставился на кружащиеся вихри.

— О бессмертные боги! — воскликнул Денсер. — Илкар, ты говорил, что нужно использовать «Пламенные ладони»?

Илкар кивнул и протянул ему оригинал амулета.

— Просто замени ключевое слово заклинания тем словом, которое ты обычно используешь для концентрации маны.

Денсер в точности выполнил инструкции эльфа, и над головами Воронов снова появился светлый квадрат.

— Я быстро, — сказал маг и заторопился вверх по ступенькам.

— Илкар, может, ты почитаешь нам вслух?

— Прости, — сказал Илкар и обернулся к Ричмонду с Таланом. — А вы хотите послушать?

Ричмонд пожал плечами и подошел ближе. Талан хмуро взглянул на Илкара, но тоже приблизился.

— Это своего рода дневник — или журнал исследований. Разбираться в научных записях Септерна я не буду, послушайте лучше вот это:

Всего четыре дня, какя завершил создание «Рассветного вора», а лорды-колдуны уже разыскивают меня. Даже здесь мана отзывается на их усилия. Мне нельзя покидать этот дом, но все же у меня остается надежда, что четыре университета смогут уничтожить зло, порожденное Израненными пустынями. Сейчас я не могу освободить Балию с помощью заклинания, которое создал, чтобы лично уничтожить лордов-колдунов. Было бы безумием сообщить университетам о своем открытии после того, как я выяснил, что «Рассветный вор» оказался неизмеримо более мощным заклинанием, чем япредполагал. Я не мог и представить, что он обладает такой разрушительной силой. «Рассветный вор» нестабилен, и для его использования требуется соответствующая подготовка, предельная сосредоточенность и, конечно, катализаторы. Это заклинание может повергнуть Балию в вечную ночь, и тогда все живое в нашем мире погибнет.

Однако я понял, что не могу уничтожить свое творение. Может, я просто боюсь лишить всех нас этого знания? Нет, мне так не кажется. Просто никогда нельзя до конца уничтожить то, что было однажды создано. Поэтому я перенес всю информацию о катализаторах через разрыв в измерении. Там она будет под надежной защитой. Эти люди поклялись охранять мою тайну даже за той чертой, за которой смерть лишит их и лиц, и дыхания.

Амулет-ключя оставил роду Каанов из измерения драконов. Драконы лучше прочих разумных созданий знают, что произойдет, если «Рассветный вор» попадет в плохие руки. Возможно, когда-нибудь они вернут ключ в наш мир, этот дневник будет найден, и люди поймут, чем я руководствовался в своих поступках. Мне же, чтобы сокрыть то, что должно быть сокрыто, нужно уничтожить разрыв в измерении и навсегда запечатать эту дверь. Для этого я должен остаться здесь и покончить с собой. Никто не должен найти «Рассветного вора». Никто.

Следующая страница в дневнике была пустой.

Закончив читать, Илкар поднял глаза и увидел, что все пристально смотрят на него. В это время вернулся Денсер. Он подошел к Илкару, взял у него амулет и снова закрыл вход.

— Так что же случилось? — спросил Хирад, показывая на тело Септерна. — Ясно ведь, что он не сам лишил себя жизни. Да и разрыв в измерении не уничтожен.

Илкар пожал плечами:

— Мне кажется, что лорды-колдуны добрались до Септерна раньше, чем он ожидал. Как сказал Денсер, он спас Балию, успев перед смертью спуститься сюда.

— И теперь мы сделаем то, чего он больше всего боялся. Мы отправляемся за информацией. Прямо сейчас. — Денсер подошел к сундуку, щелкнул задвижками и поднял крышку. Внутри он обнаружил одежду, ботинки и два светильника. — Если я не ошибаюсь, это дорожный сундучок.

— Что ты задумал, Денсер? — спросил Хирад.

— Я собираюсь устроить небольшое исследование того, что находится по другую сторону разрыва. — Денсер снова закрыл сундук, потом снял с плеча свернутую кольцом веревку и привязал один ее конец к сундуку.

— Хирад, ты не поможешь? — спросил Денсер, показывая на сундук.

Хирад нахмурился, но подошел ближе:

— Чего тебе надо?

— Если ты не против, то возьми сундук и брось его в разрыв.

— Понял, хорошая мысль. — Хирад присел, обхватил сундук руками, потом поднял его и отступил на два шага назад. — Куда именно бросать?

— В центр, пожалуй.

Хирад кивнул и подошел к середине разрыва. Здесь он перехватил сундук снизу и, раскачав его, бросил в разрыв. Сундук так медленно исчез в темноте, словно утонул в грязи.

Все напряженно смотрели, как постепенно разматывается веревка с рук Денсера. Прошло с полминуты. Наконец она резко дернулась и провисла.

— Мне все ясно, — сказал Денсер.

— А мне нет, — пробормотал Хирад.

— Это же очень просто. Сам разрыв имеет глубину около шести футов, и предметы перемещаются в нем довольно медленно. На -той стороне возвышение, поэтому мы должны быть готовы к небольшому падению. Ну а теперь — кто готов совершить путешествие в абсолютную неизвестность?

Молчание. Хирад знал, что всем с самого начала было ясно, что рано или поздно им придется пройти сквозь разрыв. Но сейчас, когда эта минута настала, все невольно задумались о том, что ждет их на той стороне.

— Может, нужно оставить здесь часового? — спросил Ричмонд.

— Не нужно, — ответил Илкар. — Тебе не кажется, Хирад, что это самое необычное путешествие Воронов? Хирад сдавленно засмеялся:

— Еще бы. Так давайте не будем задерживаться. — Он хлопнул в ладони и обнажил меч. — Мне кажется, не помешает захватить лампы.

— Обязательно, — сказал Илкар и взял светильник, который Денсер оставил на столе.

Все выстроились в линию перед разрывом. В центре шеренги стоял Хирад.

— Хирад, я думаю, что честь прокричать нам команду принадлежит тебе, — сказал Талан.

— Спасибо, Талан.

— Вы о чем? — спросил Денсер.

— Просто слушай, — посоветовал ему Илкар. Хирад набрал в грудь побольше воздуха.

— Вороны! — проревел он. — Вороны, за мной! И они стремительно ринулись в неизвестность.

Глава 11

Стилиан сидел перед камином, вытянув ноги к огню, и пил чай. В дверь постучали.

— Войдите.

В кабинет вошли Ньер и Дистран. Лорд Горы показал им на свободные кресла и предложил чаю. Ньер непринужденно устроился в кресле, как человек, привыкший к высшему обществу. Что касается Дистрана, то он заметно смущался.

— Аарион придет? — спросил Стилиан.

— К сожалению, нет, — ответил Ньер. — У него сложности с прислугой.

— Я понимаю, — сказал Стилиан и прищурился. Обычно люди не пренебрегали его приглашением. Лорд Горы сказал себе, что надо поговорить с мастером сразу же после этой встречи. — Итак, Дистран, я полагаю, ваши исследования по связи измерений продвинулись вперед?

Дистран покосился на Ньера, и тот сделал ему знак говорить.

— Да, милорд. Мы сейчас проводим испытания в катакомбах. — Он улыбнулся.

— Вас что-то рассмешило?

— Простите, милорд. — Щеки Дистрана стали пунцовыми. — Просто теперь нам необходимо срочно улучшить дренаж после первых испытаний, которые прошли с большим успехом.

Стилиан удивленно поднял брови.

— Расскажи поподробнее, — вмешался Ньер. Дистран кивнул.

— Нами было проведено три успешных эксперимента по использованию заклинания «Связь измерений». С его помощью можно соединить наше пространство с пространством другого измерения. Расчеты оказались правильными, и нам удалось перебросить поток воды из одного измерения в другое. К несчастью, при этом затопило одну из наших лабораторий.

— Отлично! — воскликнул Стилиан. — Когда вы будете готовы перейти к испытаниям на местности?

— Это можно сделать уже сейчас, — ответил Дистран. — У нас остался неисследованным только один вопрос: можно ли объединить усилия магов. Мы полагаем, что чем больше магов будут участвовать в заклинании, тем шире будет канал связи. Однако определенный риск все же существует. — Он помолчал. — В конечном счете измерения не всегда выстроены в линию. Хотя мы научились вычислять их расположение в данный момент, но пока нам не удается точно определить, когда можно приступать к подготовке заклинания.

Стилиан нахмурился:

— А сколько времени существуют окна совпадения измерений?

— От нескольких часов до нескольких дней. Мы еще уточняем модель движения измерений. Лорд Горы кивнул:

— Хорошо, этого вполне достаточно. Дистран, мне нужно, чтобы вы как можно скорее подготовили вашу группу к полномасштабному эксперименту. Сколько у вас магов?

— Тридцать, — ответил Дистран.

— А ты что думаешь по этому поводу, мой старый друг?

— Это идеальное оборонительное оружие для Андерстоунского ущелья, — сказал Ньер.

— В самом деле. — Стилиан улыбнулся. Дверь к победе снова открылась перед ними.

Чуть позже лорд Горы установил мысленную связь с Ларионом. После этого разговора улыбка исчезла с лица Стилиана. Досадно, когда старые друзья начинают играть с тобой в темные игры. Лорд Горы почувствовал, как в душе у него закипает злость.

Плоть слезала с костей, кровь прилила к коже. Хирад чувствовал, как распухает лицо и щеки пылают мучительной болью. Впереди не было видно ничего, кроме черноты, испещренной серыми пятнами. Хирад был уверен, что даже если ему удастся повернуть голову, он не сможет разглядеть в этой тьме никого из своих спутников. А есть ли вообще они рядом?

Варвар не слышал ни единого звука, кроме стука крови в висках. Что происходит? Чувства говорили Хираду, что его ноги на шевелятся, но тем не менее он явно куда-то двигался. Куда — ему было все равно. Лишь бы это закончилось прежде, чем его тело лопнет и кровь хлынет в пустоту. Мелькнула дурацкая мысль, что даже в этом случае он будет лететь вперед. Внезапно все его тело начало пульсировать. Стало жарко, очень жарко. Казалось, кровь кипит и плавятся вены.

Свет.

Конец вечности.

Удар обо что-то твердое. Тусклый свет.

Хирад обнаружил себя сидящим на земле. Почему-то у него было такое чувство, словно он попал высоко в горы. Варвар взглянул направо, потом налево. Все его спутники были здесь. Они сидели на земле и смотрели друг на друга. За ними на высоте двух футов висел в воздухе разрыв в измерении. Из него, прогнувшись дугой, свисала веревка. Сундук лежал рядом с Илкаром. За разрывом земля отвесно обрывалась в никуда.

Варвар постарался взять себя в руки. Он поднялся — ноги его дрожали — и приступил к первому знакомству с иным измерением. Воздух был необыкновенно сухим и насыщен какими-то примесями: от него щипало глаза и кожу, и во рту стоял металлический привкус.

Ветер был слабым, но темные тучи проносились по небу с поразительной скоростью; до самого горизонта, где черные небеса сливались с черной полоской земли, в них не было ни единого просвета.

Вороны приземлились довольно высоко над уровнем моря; разрыв был расположен у самого края плато. В нескольких футах за спиной варвара и справа от него это плато отвесно обрывалось вниз. Красные молнии, режущие глаза, вспыхивали вокруг и били в землю, лежащую далеко внизу. Как ни странно, они ничего не освещали, а только усиливали ощущение непроглядной темноты.

Внезапно Хирад понял, чего ему не хватает: в этом измерении не было звуков. Варвар не слышал ничего, кроме легкого шуршания ветерка. Даже молнии были беззвучными. Хираду стало не по себе. Казалось, они попали в страну мертвецов.

Слева от Хирада простиралось ровное поле; ветерок мягко шевелил высокую траву. За полем Хирад заметил беспорядочное нагромождение полуразвалившихся зданий. Вокруг них были разбросаны сломанные бревна, битый камень и колотая черепица.

За поселком в воздухе маячил еще один разрыв в измерении. А когда глаза привыкли к сумрачному свету, Хираду удалось разглядеть вдали огромные колонны. Каждая колонна расширялась вверху, превращаясь в плато круглой или овальной формы. Не было сомнений, что плато, на которое они попали, тоже вырастает из такой колонны. Хирад подумал, что на других дисках тоже есть здания, но света было явно недостаточно, чтобы их разглядеть.

— Хорошенькое местечко, — пробормотал Талан. В тишине его голос показался очень громким. Хирад вздрогнул.

— О боги земли, куда же мы попали? — Варвару страшно хотелось, чтобы рядом был Безымянный. Его присутствие хоть немного успокоило бы Хирада.

— Не могу понять, — проговорил Денсер, — как они забрались на такую высоту и как перебираются с одного плато на другое? И как им удалось построить здесь эти здания?

— И кто были эти «они»? — добавил Илкар.

— Предполагается, что они вымерли, — заметил Талан.

— Неужели вы способны думать еще и об этом? — поинтересовался Хирад. — Лично у меня предложение — а не отправиться ли нам назад? У меня мурашки бегут от здешних красот.

— Разве тебе здесь неинтересно? — спросил Денсер. — Ведь это иное измерение. Только вдумайся в эти слова.

— Неинтересно, — отрезал Хирад. — Это измерение мне чужое, мне здесь не по себе, и я считаю, что нам надо убираться отсюда.

— Да, конечно, это измерение сильно отличается от нашего, но здесь есть и много привычных для нас вещей, — заметил Илкар. Он наклонился и зачерпнул рукой горсть земли. — Ты только посмотри вокруг — почва, трава, здания... воздух.

— Но здесь нет звуков. Как ты думаешь, кем были местные жители? Живы они или все уже умерли?

Денсер направился к разрушенному поселению. Кусая губы, Хирад вместе с остальными неохотно поплелся за ним. Даже с обнаженным мечом в руке он чувствовал себя неуверенно. Это место его угнетало, несмотря на то что дышалось здесь очень легко. Особенно его расстраивало отсутствие шума.

— Что мы ищем, Денсер? — спросил Ричмонд.

— Честно говоря, у меня нет точного ответа на этот вопрос. Я только знаю, что нам нужна полная информация о катализаторах, а не какие-то ее части.

— Может, нам нужно поискать какую-нибудь рукопись? — предположил Ричмонд. Денсер пожал плечами.

— Может быть, рукопись, может быть — другой амулет, а может, и драгоценные камни. Что бы это ни было, они должны выделяться из прочего местного хлама. Это же было сделано в Балии. — Маг указал на развалины. Несмотря на сильные разрушения, было очевидно, что здешняя архитектура лишь отдаленно напоминает балийскую. Например, дверные проемы были овальной формы и приподняты над землей.

По форме эти сооружения напоминали печи. Бросалось в глаза, что все здания имели довольно приличную высоту — не менее двадцати футов. Для одноэтажных построек они были слишком высокими, но в домах полностью отсутствовали какие-нибудь детали, напоминающие окна, поэтому судить о том, сколько в них этажей, на расстоянии было трудно.

— Мне все это не нравится, — сказал Хирад. И вздрогнул.

— Это твоя обычная присказка, но сейчас я с тобой соглашусь, — произнес Илкар. — Здесь что-то не так. Меня не покидает ощущение опасности.

— Чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше. — Хирад расправил плечи, пытаясь вернуть себе мужество. — Какого дьявола Септерна понесло именно сюда?

Внезапно среди развалин возникло какое-то движение. Его заметили все — и каждый приготовился к битве.

Хирад вгляделся во мрак. Из разрушенных домов, ковыляя и спотыкаясь, выходили их обитатели. Они заполнили все пространство перед домами и начали неторопливо приближаться к Воронам. Хирад сделал попытку их сосчитать, но на пятидесяти сбился. Между тем даже по самой скромной оценке, местных жителей было, несомненно, во много раз больше.

Аборигены выглядели на удивление тощими, но когда они подошли ближе, стало ясно, что это не совсем так.

— О боги земли, не могу поверить, — прошептал Хирад.

— «За которой смерть лишит их и лиц, и дыхания», — шепотом процитировал Денсер.

Хираду было непонятно, почему эти создания с трудом могут сохранять равновесие. Ему всегда казалось, что мертвецы должны двигаться иначе. Но тут один из тех, кто шел впереди, споткнулся о камень, и Хираду все стало ясно. Мертвец попытался расправить крылья, чтобы не упасть. Только вместо крыльев у него теперь остались только кости, соединенные полуистлевшей перепонкой, и существо упало. Остальные не обратили на это никакого внимания. Они продолжали двигаться вперед и были уже не больше чем в сотне шагов от Воронов.

Невозможно было понять, какая сила влечет за собой этих мертвых людей-птиц. Обрывки одежд висели на их скелетах, в овальных черепах зияли огромные пустые глазницы, но мертвецы неумолимо приближались все тем же медленным безжизненным шагом.

— Есть предложения? — спросил варвар. Холодок надвигающейся опасности сковал его сердце. Смерть находилась в двух минутах от них.

— У них нет оружия, что же они собираются делать? — спросил Талан.

— Я думаю, они будут просто идти, — ответил Денсер. — И нам не останется ничего другого, как только убежать через разрыв, ведь мы не можем противостоять такому количеству мертвецов. Они будут двигаться вперед, и в конце концов вам уже не хватит места, чтобы размахнуться мечом. А потом они просто спихнут вас с плато.

— Но как они могут двигаться? — недоумевал Хирад. — Ведь это же просто кости, они все давно умерли.

— Наверное, тут не обошлось без колдовства? — спросил Ричмонд.

— Возможно, клятва, данная ими Септерну, связала их жизнь и смерть, — сказал Илкар.

— Поговорим об этом потом. Нам нужно как-то пройти сквозь строй этих существ и попасть в деревню, которую они защищают, — вмешался Хирад. — Что бы мы ни искали, оно, очевидно, находится именно там.

— У меня есть идея, — сказал Денсер. — Хочешь послушать?

Хирад кивнул.

— Илкар сотворит «Конус силы» и проделает брешь в их рядах. Мы с тобой бежим вперед и обыскиваем поселок. Остальные как можно дольше продолжают отвлекать существ, а потом уходят через разрыв. Если мы все побежим в поселок, я думаю, они повернут за нами. Ну как, попробуем?

Все помолчали, думая. Тишину нарушал только зловещий шорох шагов приближающихся мертвецов. Ближе к краю плато сужалось, и это вынуждало мертвецов жаться теснее друг к другу.

— Попробуем, — сказал Илкар.

— Я думаю, все получится, — сказал Денсер.

— Что-то мне слабо в это верится, — холодно заметил эльф.

Хирад встал рядом с Денсером.

— Талан, Ричмонд, старайтесь держаться напротив разрыва. Если вас все же столкнут, то тогда у вас еще будет шанс вернуться в мастерскую Септерна.

Талан кивнул:

— А как же вы? Хирад пожал плечами:

— Не знаю, но ты все-таки скрести пальцы на удачу, ладно?

— Не сомневайся.

— Мне тоже нужно кое-что сказать тебе, — произнес Илкар. Хирад повернулся к эльфу. — Я сделаю «Конус силы» цветным, чтобы вы могли его видеть. Как только он появится, не мешкая бегите вперед. Когда вы будете рядом со скелетами, я уберу конус, а дальше все уже зависит от вас.

Илкар закрыл глаза и начал формировать ману. Сначала он не почувствовал ничего и встревожился, но тревога сменилась облегчением, когда все его тело содрогнулась от удара. Очевидно, в мастерской Септерна работал мощный статический источник маны, который и удерживал разрыв на краю плато.

Илкар пошатнулся, но тут же выпрямился и продолжил свою работу. Он хотел, чтобы конус напоминал зеленый смерч. Затем Илкар произнес нараспев несколько слов, открыл глаза и выбрал место возле левого края плато.

Выкрикнув ключевое слово, он вскинул руки, и волшебный конус ударил по мертвецам. Он вспорол их ряды, словно плуг, расшвыривая вправо и влево искалеченные скелеты.

Однако угол «Конуса силы» был очень маленьким, и едва Илкар отвел его назад, скелеты перестроились и снова двинулись вперед. Хирад повернулся к Талану и Ричмонду:

— Не рискуйте и не возвращайтесь сюда. Присматривайте за Илкаром.

Воины не сказали ничего, только склонили головы в молчаливом согласии.

Хирад положил руку Денсеру на плечо.

— Вперед, и не отставай. — Илкар снова повел «Конус силы» вперед, расширив его. Варвар поднял меч и побежал сбоку. Когда они с Денсером подбежали к скелетам, их глазам предстало поразительное зрелище. Коллекция костей неумолимо ковыляла вперед. У некоторых скелетов не было рук, у других — ребер, у всех были переломаны бедра и плечи. Черные полосы переломов выделялись на фоне белых костей. Черепа смотрели строго вперед и ни разу не повернулись в сторону. Заглянув в черные дыры глазниц, Хирад вздрогнул от страха.

В них не было ничего — ни света, ни жизни. И все-таки древние кости двигались и у них была цель. Если бы хоть один скелет заговорил, варвар повернулся бы и убежал.

Едва Илкар убрал «Конус силы», варвар и черный маг устремились в брешь. Любимчик спрыгнул на землю и стрелой помчался в деревню. Сначала мертвецы продолжали двигаться вперед, но как только Хирад миновал несколько первых рядов, брешь начала затягиваться. Варвар не удержался от крика, когда руки скелетов уцепились за его кожаные доспехи. Прямо перед ним появился голый череп, и Хирад пустил в дело меч. Он слышал за спиной громкое дыхание Денсера и тихо ругался, снова и снова нанося размашистые удары двуручным мечом. Сталь дробила кости, скелеты падали, как трава под косой, но ни разу ни один мертвец не поднял руку, чтобы ударить его.

Наконец Хирад с Денсером прорвались сквозь строй скелетов. Спотыкаясь, они прошли вперед еще несколько шагов и остановились, чтобы посмотреть, что происходит на краю плато. Мертвецы не оглядываясь двигались к разрыву в измерении. Трое Воронов стояли спиной нему, держанаготове мечи.

— Надо поторапливаться, — сказал Денсер. — Заставив их прыгнуть в разрыв, скелеты вернутся. Тогда нам останется либо свалиться вниз, либо уйти через второй разрыв.

Хирад кивнул, и они поспешили в поселок. Повсюду их встречали следы цивилизации — осыпавшаяся штукатурка, разбросанные на земле горшки, кувшины и котелки. В развалинах еще сохранилась мебель — столы, стулья и тумбочки. Но все говорило о смерти: одежда превратилась в пыль, у горшков были оббиты края, балки в домах обуглились и растрескались.

— Интересно, как они здесь жили? — спросил Хирад, подобрав с земли кружку без ручки. — По-моему, здесь мало места. — Он оглянулся назад и сейчас, на расстоянии, заметил, что плато за поселком поделено на темные квадраты и светлые полосы. Участки земли и дорожки. О боги, они умудрялись возделывать эту землю. Земледельцы, которые умели летать!

— А что там внизу? — Варвар бросил кружку за край плато и прислушался. Но не дождался звука удара.

— Думаю, ничего, — сказал Денсер. — Наверное, поэтому они и перебрались сюда.

— Я не понимаю! — воскликнул Хирад. — Почему внизу ничего нет?

— Нельзя сравнивать этот мир с Балией. Проклятие, я сам понимаю не больше тебя.

— Но почему они умерли?

Денсер пожал плечами, отвернулся и стал осматривать деревню.

— Понятия не имею. Сейчас у нас нет времени об этом думать. Начнем осмотр.

— Что мы ищем?

— Сколько раз можно повторять? — вскипел Денсер. — Не знаю. Просто что-нибудь необычное. Вещь, которая нам нужна, изготовлена не здесь, и это должно сразу бросаться в глаза. Я предлагаю нам с тобой разделиться, так дело пойдет быстрее.

Хирад кивнул и, наметив себе маршрут, принялся осматривать развалины. Везде он видел одно и то же: осколки камня, сгнившая мебель, разбитая посуда. Все было оплавлено или обуглено. Казалось, дьявольский огонь пронесся по поселку и в одно мгновение уничтожил всех ее обитателей. Неожиданно варвар услышал крик Денсера. Он выглянул наружу и увидел, что черный маг бежит к зданию, расположенному в самом конце деревни, рядом со вторым разрывом.

Хирад со всех ног помчался туда. Забежав вслед за Денсером в дом, он увидел там маленькую девочку, сидящую на полу. Возле нее кругами ходил кот Денсера. На щеках ребенка играл яркий румянец, и у Хирада не было никаких сомнений в том, что девочка жива и здорова.

На ней было голубое платье, такого же цвета лента стягивала ее белокурые волосы. У девочки были огромные голубые глаза и тонкий носик. С серьезным лицом она внимательно следила за котом, сжимая в руках небольшой сундучок.

— Убей ее, Хирад, — прошипел Денсер. — Быстрее.

— Что? — воскликнул варвар. — Нет. Просто бери сундучок, и бежим отсюда. — Он рванулся к девочке, но Денсер схватил его за руку.

— Это не ребенок, как тебе кажется, — сказал черный маг. — Не будь дураком, Хирад. Неужели ты думаешь, что она смогла бы здесь выжить?

Девочка подняла голову и заметила двух мужчин, стоящих в дверном проеме.

— Будь наготове, — сказал Денсер. Он вытащил свой меч и отступил на полшага в сторону.

Хирад посмотрел на лицо мага. Денсер был серьезен и не сводил с девочки испуганных глаз. Варвар поудобнее перехватил меч.

— Неужели ты не можешь сотворить какое-нибудь заклинание?

Денсер отрицательно покачал головой:

— Она не станет так долго ждать.

— Кто она на самом деле? — спросил Хирад.

— Точно не знаю. Вероятно, ее создал Септерн. И следи за сундучком, его ни в коем случае нельзя потерять или сломать.

— Как скажешь, — — кивнул Хирад.

Девочка улыбнулась, но ее улыбка была бесчувственной, а взгляд оставался холодным. Хирад вздрогнул. А когда она заговорила, волосы у него на голове встали дыбом... Хотя голос девочки оставался голосом девятилетнего ребенка, он обладал необыкновенной силой.

— Вы первые, — сказала она, — но будете последними и единственными.

— А кто ты такая? — спросил Денсер.

— Я ваш ночной кошмар, я — ваша смерть. — Девочка с невероятной скоростью рванулась вперед, на ходу меняя свой облик. Хирад закричал.

Скелеты подошли вплотную. До разрыва в измерении Илкару, Талану и Ричмонду остался всего десяток шагов.

Отступая, Вороны оставили за собой не меньше сорока поверженных мертвецов и все же не сумели замедлить их продвижение.

— Мы совсем их не задержали, — прохрипел Талан и снес череп еще одному скелету...

— Никакого эффекта, — согласился Илкар.

— Сколько же их там и откуда они берутся? — воскликнул Ричмонд, одним ударом разбив три скелета.

— Сотни, — откликнулся Талан. — А вот откуда берутся эти ублюдки, мне неизвестно.

Скелеты оттеснили Воронов вплотную к разрыву. Мертвецы не пытались ударить людей, но в этом и не было необходимости. Они просто надвигались на них с трех сторон, а их количество предопределило исход битвы.

— Увидимся в мастерской Септерна, — крикнул Илкар. Ныряя в разрыв вслед за Таланом и Ричмондом, он успел увидеть, как скелеты развернулись и двинулись назад в поселок.

Девочка на глазах превращалась в чудовище. Ее ноги неожиданно поросли коричневым мехом и превратились в когтистые мощные лапы. У нее вырос острый змеевидный хвост. Голубое платье исчезло, и под ним оказалась мощная бычья грудь над гладким, лишенным волос животом. Маленькие ручки налились силой, вздувшись буграми мускулов. Пальчики удлинились, а ноготки превратились в острые как бритва когти.

Но больше всего Хирада поразила голова чудовища. На ней образовалась дыра, и казалось, что лицо девочки стекло внутрь черепа, словно вода. На поверхности задержались только голубые глаза. Потом и они исчезли; на их месте возникли две черные прорези, а дыра превратилась в широкую пасть с огромными клыками, с которых капала слюна. Белокурые волосы никуда не делись, но брови стали гуще, а подбородок вытянулся вперед. Лязгнув челюстями, тварь выпустила тонкий язык, зашипела и метнулась к Хираду.

Варвар инстинктивно вскинул перед собой меч. Чудовище ударило лапой по острой стали и отскочило, заревев от боли. В другой лапе оно по-прежнему крепко сжимало небольшой сундучок.

— Проклятие! — выругался Хирад и сместился в сторону, чтобы защитить Денсера.

— Осторожнее, Хирад.

— Сам знаю!

Чудовище снова рванулось вперед, опустив передние лапы и помахивая хвостом из стороны в сторону. Хирад уклонился и рубанул мечом сверху вниз. Он молил всех богов, чтобы удар достиг цели раньше, чем когти вонзятся в его тело. Лезвие меча сначала наткнулось на дерево, потом вошло в лапу и перерубило ее. Раздался пронзительный вопль, а затем звук, похожий на хлопок кнута. Что-то тяжелое упало на пол, и во все стороны полетели щепки.

Хирад выпрямился. Денсер лежал ничком на пороге дома и не двигался. Чудовище отошло в глубь комнаты, зажимая обрубок левой лапы, из которой хлестала кровь. Отрубленная лапа валялась на полу. Сундучок разбился, и среди его обломков Хирад увидел сложенный в несколько раз коричневый пергамент.

Внезапно чудовище перестало стонать, и Хирад с изумлением увидел, что вместо отрубленной лапы у него выросла новая.

— О боги всемогущие, — пробормотал варвар, глядя в сулящие гибель желтые глаза монстра. Он снял с пояса кинжал, метнул его и сам бросился вслед за ним. Блестящее лезвие со свистом мелькнуло в воздухе, отвлекая внимание твари. Хирад одним прыжком преодолел расстояние в несколько шагов, отделяющее его от создания Септерна, и рубанул мечом, целясь в шею чудовища, но оно успело заметить его движение и увернулось. Кинжал со звоном ударился в стену. Ударом хвоста чудовище сбило Хирада с ног. Он перекатился по полу и привстал на одно колено. Чудовище, слегка пошатываясь, двинулось вперед. Хирад вскочил на ноги и встретился с ним лицом к лицу. Тварь взревела, обдав варвара горячим зловонным дыханием, и Хирад от неожиданности отступил назад — настолько мощным оказался звук, издаваемый таким сравнительно небольшим созданием. Впрочем, самообладание быстро вернулось к Хираду. Он трижды перебросил меч из одной руки в другую, потом обеими руками взялся за рукоять, шагнул вперед и рубанул мечом по дуге слева направо и снизу вверх. Чудовище вскинуло лапы, но слишком промедлило. Хирад закричал, вкладывая в удар все свои силы, и рассек отвратительную морду напополам. Меч вышел из левого глаза чудовища, во все стороны брызнула кровь. Верхняя часть головы твари подпрыгнула и откинулась назад, словно крышка. С оглушительным воем чудовище повалилось на пол.

Хирад шагнул вперед, посмотрел вниз и, содрогаясь от отвращения, вонзил меч в сердце твари. Вой стал еще громче, чудовище дернулось в предсмертной агонии и замерло.

— Сожги эту тварь.

Хирад обернулся и увидел, что Денсер сидит, опершись спиной на дверной проем, и массирует руками бок. Кот терся носом о лицо хозяина.

— Сжечь?

— И побыстрее, иначе она опять оживет. Хирад повернулся назад к чудовищу и заметил, что оно уже снова дышит.

— Просто не верю своим глазам! — воскликнул варвар. Он бросил меч в ножны, открыл сумочку на поясе и достал оттуда небольшой пузырек керосина, кремень и кресало.

— Вот, возьми, — крикнул Денсер, и большая фляжка упала на пол к ногам Хирада.

— Это же керосин для фонарей, он плохо горит, — сказал варвар, подняв ее.

— Не сомневайся, он будет хорошо гореть.

Пожав плечами, Хирад облил чудовище керосином и бросил на грудь ему щепотку трута. Потом варвар чиркнул кресалом по кремню, и пламя мгновенно охватило тушу чудовища. Хирад отпрыгнул назад, заслоняя лицо рукой от нестерпимого жара.

Внезапно глаза твари мигнули и открылись, лапы зашевелились.

Хирад покачал головой:

— Слишком поздно. — Он вытащил меч и еще раз вонзил его в сердце чудовища. Не отрывая глаз от горящей туши, варвар стал отступать к порогу, и неожиданно у него под ногой что-то хрустнуло. Хирад вспомнил о сундучке и огляделся. Найдя среди обломков пергамент, он поднял его.

— Он не пострадал? — спросил Денсер из-за спины Хирада.

— Похоже, нет. А ты?

— Все в порядке, только немного ударился. — Маг потер бок. — Нам повезло, что в сундучке был пергамент, а не хрусталь или какая-нибудь другая хрупкая вещь. Иначе бы твой удар тут же поставил бы крест на всей нашей работе, не так ли?

Хирад подошел к Денсеру, отдал ему пергамент и помог подняться. Маг оглянулся по сторонам, потом посмотрел на варвара и кивнул в знак благодарности.

— Что это было? — спросил Хирад.

— Чувствующее заклинание, — ответил Денсер. — На его создание уходит уйма времени. У меня, например, никогда не хватало терпения довести дело до конца. Очевидно, у Септерна хватило. — Он развернул пергамент.

— А почему сначала у этой твари был облик девочки? Денсер оторвался от чтения.

— Чувствующее заклинание всегда создается с определенной целью. В этом случае оно был создано для того, чтобы защищать пергамент. Хотя такие создания и нельзя назвать живыми, тем не менее в определенной степени они способны мыслить. Это позволяет им оценивать ситуацию и реагировать адекватно. Я полагаю, что образ девочки, которую мы видели, был позаимствован Септерном из своей собственной жизни. Все дело в том, что если маг отчетливо помнит какой-то образ, то для сотворения и поддержки в активном состоянии такого существа требуется значительно меньше маны.

— А почему?..

— Подожди, я догадываюсь, о чем ты хочешь спросить. Образ девочки был выбран магом для состояния покоя, а чудовище, очевидно, взято из ночных кошмаров Септерна, и в этом облике оно действует, понимаешь?

— Более или менее, но все-таки прошло триста лет...

— Не переживай. Мне самому не трудно поверить, что даже Септерн, могущественный маг, сумел создать заклинание, способное просуществовать более сорока лет в полной изоляции. Впрочем, разрывы в измерениях, вероятно, обеспечивали его достаточным количеством маны. — Денсер снова углубился в изучение пергамента, а Хирад вышел наружу и осмотрелся. С противоположного края плато не доносилось ни звука. Варвар нахмурился и пошел в направлении того разрыва, через который они попали сюда.

— Илкар? — позвал он. — Илкар!

Тишина. Даже скелетов не было видно. Добежав до края поселка, Хирад обнаружил причину этого: все мертвецы валялись на земле толстым ковром костей. По спине варвара пробежал холодок. Если Воронам удалось убить всех скелетов, то куда же они сами подевались? А если нет, почему скелеты валяются на земле?

Хирад побежал вокруг поселка. Никогда еще ему не было так одиноко. Над ним проносились темные тучи, гонимые сильным ветром, которого он не слышал. Ниже плато вспыхивали молнии, словно хранители древней судьбы крылатого народа. Где же Вороны? Хирад молился, чтобы они ушли через разрыв в измерении, мысль о том, что они могли погибнуть, была невыносима.

— Денсер? — Он вернулся к дому, где они нашли сундучок, но теперь мага там не было. От страха у Хирада перехватило дыхание. Варвар испуганно осмотрелся вокруг и увидел, что Денсер торопливо идет ко второму разрыву на дальнем краю плато.

— Денсер! — окликнул его Хирад. Маг обернулся. Во рту у него, как обычно, дымилась трубка, из-под плаща торчала голова кота. Денсер заботливо поглаживал своего Любимца, пергамента в руках у него уже не было. — Ты его прочитал?

Денсер кивнул.

— Ну и что? — спросил Хирад, подбегая к магу.

— Не могу до конца разобраться, нужна помощь Илкара.

Внезапно Хирад заметил, что маг ведет себя как-то странно. Взгляд у него был рассеянный, и он все время оглядывался на разрыв в измерении.

— Ты чего? Вороны и скелеты исчезли. Или тебя это совсем не волнует?

Денсер удивленно приподнял брови.

— Я уверен, что с Воронами ничего не случилось. — Он помолчал. — Хирад, тебя никогда не одолевало обычное любопытство?

Варвар пожал плечами:

— Может быть, не помню. Что ты задумал?

Денсер повернулся и зашагал к разрыву. Хирад на мгновение растерялся — но лишь мгновение, и тут же побежал следом.

— Ты шутишь?

— Я непременно хочу выяснить все. Вдруг там находится один из катализаторов? — Денсер зашагал быстрее.

— Да что на тебя нашло? — Хирад догнал мага. — Этого нельзя делать, Денсер. Ты просто не можешь себе позволить... — Он положил руку ему на плечо. Кот царапнул Хирада и тут же спрятался. Денсер оглянулся. Сосредоточенное лицо и отсутствующий взгляд свидетельствовали о смятении, царящем у него в душе.

— Не трогай нас, Хирад, — сказал он. — И не пытайся остановить.

С этими словами Денсер подошел к разрыву в измерении и прыгнул в него.

Не прошло и минуты, как из разрыва выпал кот. Едва почувствовав под собой землю, он стрелой метнулся к Хираду.

Варвар внимательно осмотрел кота. Его шерсть стала черной от пыли, хвост нервно подергивался. Хрипло дыша, кот не сводил глаз с разрыва и трясся всем своим тельцем.

— Только не это! — Хирад шагнул к вихрям тьмы, но тут из разрыва вывалился Денсер и растянулся на земле. Его лицо было белым как снег.

— Хвала богам, — пробормотал варвар. Помогая Денсеру сесть, он почувствовал, что маг дрожит.

— Теперь ты доволен? — со злостью спросил Хирад.

— Там все черное, — хрипло проговорил сказал Денсер, не поднимая глаз — Все абсолютно черное.

— Говори яснее, Денсер. — Хирад заглянул в искаженное страхом лицо мага.

— Там все сгорело дотла. Повсюду руины и черная, потрескавшаяся земля. Этот мир по сравнению с тем полон жизни. А там только черная земля и полное небо драконов.

Именно это Хирад видел во сне. Он вздрогнул и непроизвольно отступил на шаг, с ужасом глядя на разрыв в измерении. По другую сторону этого сгустка тьмы жил его ночной кошмар.

Внезапно он осознал всю чудовищность поступка Денсера. Хирад посмотрел на мага и увидел, что тот уже поднялся на ноги.

— Ну как, тебе лучше? — спросил варвар. Денсер кивнул и слегка улыбнулся. В следующее мгновение Хирад ударом в челюсть сбил его с ног.

— Что за?.. — попробовал возмутиться маг. Хирад наклонился и поднял его за воротник плаща.

— Ты хоть чуть-чуть подумал о том, что делаешь? — прохрипел варвар, кипя от злости. Его брови сошлись на переносице, как грозовые тучи. — Как ты посмел обо всем забыть?

— Я... — Денсер недоуменно уставился на варвара. Хирад хорошенько встряхнул его.

— Заткнись! Заткнись и слушай меня! Ты унес с собой пергамент. Что было бы, если бы ты не вернулся? С твоей важной миссией было бы покончено, а мои друзья... — Хирад тяжело вздохнул, — их смерть была бы напрасной. — Он отпустил Денсера. Маг рухнул на землю, и Хирад поставил ногу ему на грудь. — Если ты еще раз такое выкинешь, я превращу твою рожу в кровавое месиво.

Неожиданно варвар услышал за спиной шорох. Денсер скользнул взглядом мимо Хирада и, сделав круглые глаза, отрицательно замотал головой. Варвар убрал ногу с его груди и повернулся. Кот Денсера сверлил его ненавидящим взглядом. Хирад вздрогнул, но тут же расхохотался:

— Твой кот собирается меня съесть?

— Ты везучий человек, Хирад. Варвар снова повернулся к магу:

— Нет, Денсер, это тебе порезло. Мне следовало бы просто убить тебя, но все дело в том, что я начинаю тебе верить. — И Хирад зашагал через деревню к первому разрыву, в надежде, что там, за кружащимися вихрями тьмы, ждут сейчас Вороны.

Глава 12

Упав на пол в мастерской Септерна, Хирад едва не сбил с ног Илкара. Эльф улыбнулся. Талан, стоящий рядом с ним, положил на пол тюк, который уже собирался взвалить на плечи. Хирад тут же сообразил, что все это значит.

— Я же приказал не возвращаться, — сказал он. Талан пожал плечами:

— Ты — Ворон.

Хирад закусил губу и кивнул в знак благодарности.

— Нашли что-нибудь? — спросил Илкар. Варвар снова кивнул.

— А где Денсер? — нахмурился Ричмонд.

— Надеюсь, он сейчас думает. Подумать ему есть о чем, — ответил Хирад.

— О чем же?

— О своей ответственности и о том, какие Вороны ему нужнее — мертвые или живые.

— О чем ты говоришь?

Хирад не стал отвечать. Он отряхнулся и повернулся к разрыву, темная поверхность которого замерцала.

— Об этом вам лучше спросить самого великого исследователя.

Сначала из разрыва появился Денсер, потом его кот. Старательно избегая холодного взгляда Хирада, маг поднялся. Потирая подбородок, он достал из кармана пергамент и протянул его Илкару. Эльф внимательно посмотрел на красное пятно у Денсера на скуле, потом стиснул зубы, взял пергамент и взглянул на Хирада. Варвар сжал пальцы на правой руке в кулак.

— Это то самое? — спросил Илкар. Денсер кивнул. — И что теперь?

— Здесь, как и на амулете, часть информации записана шифром Джулатсы. Чтобы разобраться в нем, мне нужна твоя помощь.

— Понимаю.

После этого оба мага направились к столу, на котором горел фонарь.

Хирад опустился на пол. Талан и Ричмонд присели рядом на корточки, желая получить ответы на свои вопросы. Варвар исполнил свой долг и рассказал вкратце о том, что произошло в поселке. Рассказывая, он не спускал глаз с магов. Порывистые движения и сбивчивые голоса Илкара и Денсера свидетельствовали о том, что у них возникли какие-то сложности.

Наконец Денсер и Илкар отошли от стола. Илкар с удрученным выражением на лице теребил пергамент. Денсер отрешенно смотрел на Хирада. Подчеркнуто не обращая на него внимания, варвар обратился к Илкару:

— Итак, какой теперь у нас план, дружище?

— Есть две новости: хорошая и очень, очень плохая. Сначала хорошая: теперь мы знаем, что нужно делать. А плохая заключается в том, что у нас практически нет ни малейшей надежды это сделать.

— Он всегда умел представить наше положение в самом радужном свете, правда? — бросил Талан Ричмонду.

— Настоящий мастер, — сухо добавил Ричмонд.

— Ладно, шутки в сторону, — сказал Хирад. — Сейчас не до них.

— Правильно, — сказал Илкар и поглядел на Денсера. Тот жестом разрешил ему продолжать. — Как мы знаем, Септерн был очень умен. Разработав заклинание и поняв его разрушительную мощь, он вписал в текст «Рассветного вора» три катализатора. Без этих катализаторов заклинание не сработает. Вообще говоря, катализаторов может быть сколько угодно, и ими могут служить любые предметы по выбору мага. Если бы Септерн захотел, он мог бы выбрать в качестве катализатора даже кружку пива. Вся сложность в том, что после того, как заклинание записано, его нельзя изменить. Поэтому Септерн выбрал такие катализаторы, которые, по его мнению, невозможно собрать. На этом пергаменте записан полный текст заклинания. Септерн не раскрывает здесь, каким образом катализаторы встроены в конструкцию «Рассветного вора», зато называет имена предметов и указывает их местоположение. — Илкар сделал паузу. В комнате было необыкновенно тихо. — Вы готовы это узнать?

Ричмонд пожал плечами и сказал:

— Лично я не уверен.

— Я тоже, — печально произнес Илкар и посмотрел в пергамент. — Первый катализатор — это кольцо полномочий Додовера. В наше время в каждом университете есть такое кольцо. Их получают Мастера знаний в качестве знака, свидетельствующего об их ранге. Все кольца полномочий изготовляются индивидуально для каждого Мастера. Когда он умирает, его хоронят с кольцом. Так вот, названное Септерном кольцо принадлежало Мастеру знаний Эртичу и сейчас находится в его могиле в Додовере. Талан вскочил.

— Значит, мы должны отправиться в Додовер, проникнуть в мавзолей Мастера и взять его кольцо, верно?

— Примерно так, — виноватым тоном сказал Илкар.

— А почему нельзя просто попросить их отдать нам кольцо? — спросил Ричмонд.

— Ну что ты несешь! — не выдержал Денсер. — Просить университет осквернить могилу — и при этом даже не иметь возможности объяснить зачем, иначе они попытаются сами завладеть заклинанием. Кольцо придется красть, и до поры до времени никто не должен об этом ничего знать.

— Разве ты потом собираешься вернуть кольцо назад? — недоверчиво засмеялся Талан.

— Да, Талан. Боюсь, я буду вынужден это сделать.

— Можешь даже не сомневаться, — пробормотал Хирад.

— Может быть, обсудим это потом. — спросил Илкар, помахав пергаментом. — Здесь говорится еще о двух предметах, и добыть любой из них ничуть не проще, чем кольцо полномочий Эртича.

— Я сгораю от нетерпения. — Талан сел на пол и вытянул ноги.

— Второй катализатор — это «Глаз смерти».

— Неужели это тот, о котором я слышал? — спросил Денсера Ричмонд.

— Думаю, что да, — кивнув, сказал маг.

— Это главный культовый камень у несчастных предков.

— Правильно. Поклонники смерти, не так ли? — Ричмонд нахмурился. — Но ведь они вроде бы владеют какой-то магией...

— Да-да, «пятый университет». — Денсер взглянул на Илкара и скривился, выражая свое отношение к Несчастным предкам. — У них нет науки, нет истории, они не умеют накапливать ману. И все же они пытаются уподобить себя четырем университетам. Это не просто возмутительно, это преступление против самой магии.

— Однако ты прав, Ричмонд, — сказал Илкар. — Они поклоняются смерти в надежде, что она освободит их от вечного проклятия или от чего-то похожего. У них есть некая форма магии, но они сами не до конца понимают, как она работает. И это делает их очень опасными.

— Вряд ли они проникнутся к нам любовью после того, как мы сопрем их самую большую святыню, — проворчал Хирад.

— Но Денсер никогда не говорил, что мы сможем купить эти безделушки на рынке, разве не так? — пожал плечами Илкар.

— Конечно, не говорил, — сказал Хирад. — Он вообще не хотел ничего нам рассказывать. А если бы рассказал, то я лично никогда не взялся бы за это дело. Поэтому я имею право немного поворчать. И сказать, что именно на нем, — варвар показал пальцем на Денсера, — лежит вся ответственность за гибель моих друзей.

Денсер выразительно вздохнул. Хирад весь напрягся, но не двинулся с места.

— Ты с чем-то не согласен, человек Зитеска?

— Нет, он со всем согласен, — быстро ответил за Денсера Илкар. — Ну а теперь третий катализатор.

Эльф обвел взглядом Воронов, проверяя, все ли готовы его слушать.

— Хорошо. Третий катализатор — знак командира стражи Андерстоунского ущелья. И с этим катализатором есть одна сложность — мы не знаем, где он сейчас находится.

На некоторое время в комнате установилась полная тишина. Все напряженно думали.

— Но Торговый союз Корины потерял Андерстоунское ущелье девять лет назад, и там больше нет командира стражи, — после долгого молчания сказал Талан. Потом взял пергамент у Илкара и, нахмурившись, стал изучать содержание документа.

— Точно! — воскликнул Илкар. — Так где же тогда находится сейчас знак?

Снова наступила тишина. Хирад попытался сдержать улыбку, но не смог. Он усмехнулся и встал.

— И ты еще постоянно обвиняешь меня в том, что я не знаю своей истории! — сказал он. Илкар нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

— Когда ущелье открыли, этот знак был вручен Советом баронов Баракку, первому командиру стражи. А как вы все, наверное, знаете, впоследствии Совет баронов был преобразован в Торговый союз Корины. С той поры прошло уже больше пяти веков. В то время лорды-колдуны еще не достигли пика своего могущества. Знак служил исключительно церемониальной подвеской, но, согласно уставу стражи, должен был постоянно находиться на укреплениях, контролирующих ущелье. В случае отступления командир стражи должен забрать его с собой, а войскам, которым предстояло отвоевывать ущелье, полагалось использовать этот знак в качестве штандарта. — Варвар посмотрел на недоуменные лица своих слушателей. — Нужно ли называть вам имя человека, у которого сейчас находится третий катализатор?

— Думаю, да, Хирад, — сказал Илкар.

— О боги небесные, Илкар, мы же с тобой совсем недавно говорили о нем.

— Неужели?

— Да. Похоже, мое желание сбудется скорее, чем я думал, — улыбнулся Хирад. — Последним начальником стражи был Капитан Тревис.

Потеря дестран обычно влекла за собой суровое наказание и даже смерть, но в этот раз привезенные сведения спасли им жизнь. Проскакав без отдыха целый день, разведчики Висмина стояли на поляне посреди густого леса и разговаривали со своим шаманом. Шаман сидел под парусиновым навесом и пил бесцветный напиток, восстанавливающий силы.

— Как и предполагали владыки, — докладывал командир отряда, — люди с востока ищут старый дом. Шаман кивнул и поставил чашку на землю.

— Я должен немедленно передать эту новость дальше. Готовьтесь отправиться в дорогу. Я думаю, скоро начнется война.

Никакого обсуждения не было. Никакие соображения в расчет не принимались. Просто Хирад отказался идти куда-то еще, пока Тревис и Черные Крылья не будут мертвы.

Время уже перевалило за полдень. Вороны неторопливо пообедали на развалинах дома Септерна перед тем, как отвести лошадей обратно в сарай. После долгих уговоров Хирад все-таки согласился отправиться в путь не прямо сейчас, а с утра: Илкар со всей непреклонностью заявил, что им нужен день отдыха, чтобы избежать влияния границ разрыва. Кроме того, варвар вынужден был признать, что провести ночь в абсолютной безопасности — никому не надо стоять на часах, поддерживать костер и вздрагивать от каждого шороха — очень заманчиво.

Дым от костра еще медленно поднимался в небо, когда наступили сумерки. Денсер сидел у стены и читал дневник Септерна. В зубах у него, как обычно, была зажата неизменная трубка.

Слабые шорохи, доносившиеся из мастерской, говорили о том, что Любимчик Денсера все еще продолжает рыться в оборудовании Септерна. Черный маг попросил остальных пока не спускаться вниз. Талан изучал окрестности, пытаясь наметить маршрут на завтрашнее утро, а Илкар и Хирад отдыхали за беседой.

— Послушай, разве Любимчик Денсера, — спросил Хирад, — не просто ласковый котик? Илкар искоса взглянул на него.

— Не думаю, что кто-то обвинит этого котика в том, что он «ласковый». Тебе повезло, что ты избежал его когтей... А относительно этого инцидента...

— О боги, до чего же мы докатились! — Хирад скрестил на груди руки. — Что ж, я теперь и рта не могу раскрыть, потому что он слишком могущественный, так, что ли?

Илкар взглянул на Денсера. Черный маг не поднимал головы от дневника. Эльф перешел на шепот:

— Да, только дело совсем в другом. Послушай... и не вздыхай так, это очень важно. Он не только могущественный маг, но и центральная фигура в этом деле. Так что тебе не стоит искать повода с ним подраться.

— Я и не собирался с ним драться, — прошипел Хирад.

— Ты дашь мне закончить? — раздраженно воскликнул Илкар, и его уши встали торчком. — Строго говоря, сейчас, когда у нас есть вся информация о «Рассветном воре», мы можем выбросить Денсера в канаву и попытаться довести это дело до конца сами. Мы знаем текст заклинания и где находятся катализаторы. Но, как я тебе говорил совсем недавно, он — единственный, кто всю жизнь учился использовать «Рассветного вора». А значит, только у него есть какие-то шансы на успех. Улавливаешь ход моих мыслей?

— Ну?

Теперь уже Илкар тяжело вздохнул:

— Ладно. Тренируясь в одиночку, ты представляешь себе мнимого противника, да?

— Лучше повесить перед собой мешок или зеркало, — пожал плечами Хирад.

— Но ты не знаешь, будут ли твои приемы эффективны, пока не опробуешь их в бою, так?

— С этим трудно не согласиться.

— Но если ты вообще не будешь их отрабатывать, ты никогда ими не овладеешь, верно?

— Это что, проверка?

— Просто ответь на мой вопрос, — сказал Илкар. — Я пытаюсь объяснить суть дела, используя привычные для тебя понятия.

— Ладно. — Хирад помолчал. — Нет, Илкар, я не только не овладел бы приемами, но даже не мечтал бы опробовать их в бою. Ты удовлетворен?

— Да. Точно так же обстоит дело и с заклинаниями, — сказал Илкар. — Если я, не попрактиковавшись, попытаюсь сотворить заклинание, то скорее всего оно не сработает. Более того, в итоге может получиться совсем не то, чего я хотел, а это уже опасно. Денсер всю жизнь тренировался использовать «Рассветного вора», следовательно, он знает, по крайней мере теоретически, как произносить слова, формировать ману и другие тонкости. Конечно, полной гарантии, что это сработает в жизни, нет, как и у тебя в первом настоящем бою. Но все же он будет уверен в успехе и не упустит своего шанса. Теперь ты понял?

— Да, и поэтому я не буду его убивать. — Хирад наклонился ближе к Илкару. — Но я не желаю, чтобы он так глупо рисковал собой, когда от него зависит судьба всей Балии. И кроме того, я не позволю ему издеваться над памятью о моих друзьях! — Хирад повысил голос, чтобы его услышали все. Ричмонд вздрогнул и поставил на землю котелок с водой, который собирался повесить над костром.

Денсер слегка улыбнулся Илкару и снова погрузился в чтение.

— Ладно, расскажи мне о Любимчике Денсера, — попросил Илкара Хирад.

— Как мне представляется, это какой-то вид полуразумного крылатого демона. Наверное, поэтому Денсер так беспокоится, чтобы мы ничего не разглядели под обличьем кота... — Видя, что Хирад не понимает, эльф опять тяжело вздохнул. — Может, ты и знаешь все о Тревисе, Хирад, но за все эти годы ты ни разу не прислушивался к моим словам, не так ли?

— Да, потому что ты почти всегда говорил о магии и прочей ерунде, — усмехнулся варвар.

— Но сейчас ты почему-то стал проявлять к этой ерунде необыкновенный интерес, — парировал эльф.

— Теперь это важно.

— Это было важно всегда! — раздраженно воскликнул Илкар.

— Вы не могли бы отложить обсуждение этого вопроса? — спросил Ричмонд, подходя к Хираду и Илкару. — Мне тоже хочется побольше узнать о четвероногом спутнике Денсера.

— Ладно, — сказал Илкар и бросил взгляд на черного мага. Было очевидно, что Денсер не обращает на них абсолютно никакого внимания. — Если не вдаваться в детали, то можно сказать, что Любимчик Денсера по своей сущности очень похож на девочку, с которой Хирад столкнулся в другом измерении. Они различаются только назначением и способом получения энергии. Как только Любимчик создан, он должен соединить свой разум с разумом хозяина.

— Что он должен сделать? — Хирад подтянул к себе сумку, достал бурдючок, кружки и налил всем вина.

— Спросить у Денсера — хотя я сомневаюсь, что он тебе что-нибудь расскажет. Любимчик — это зитескианское изобретение, сделанное благодаря их связи с измерением демонов. Как бы там ни было, хозяин и Любимчик делятся друг с другом частью своего сознания. Их союз нарушается только тогда, когда один из них умирает. — Илкар отпил вина и продолжал: — У Любимчика есть свой мозг, он способен рассуждать и действовать по собственной инициативе. Однако это создание всегда находится на побегушках у своего хозяина и никогда не пойдет против него. Такой преданности вы больше нигде не встретите.

— И с какой целью создают Любимчиков? — спросил Ричмонд.

Илкар пожал плечами:

— Это зависит прежде всего от мага. Любимчик Денсера, например, — это телохранитель, друг и разведчик. Кроме того, он может служить курьером. — Эльф показал на лестницу, ведущую в мастерскую Септерна. — Сейчас он наверняка ищет вещи, которые представляют какой-нибудь интерес, и, очевидно, потом все расскажет Денсеру.

— Разве они разговаривают? — нахмурился Ричмонд.

— Нет. Насколько мне известно, у этих созданий нет языка, но, находясь рядом с хозяином, они могут общаться с ним. Они обладают элементарными телепатическими способностями, — ответил Илкар. — Полагаю, что они могут беседовать и на больших расстояниях, но это требует больших затрат энергии.

— И как же они выглядят на самом деле? — Хирад кивнул на отверстие в полу.

— Не могу сказать с уверенностью, но их облик может сильно, едва ли не до смерти, испугать человека. Вспомни свое собственное представление о демоне — безобразное существо с крыльями и хвостом, — и, возможно, ты не очень сильно ошибешься.

— А что случится с ним, если Денсер умрет? — Ричмонд допил вино и потянулся за новой порцией.

— Он тоже умрет. Эти создания не могут жить без хозяина.

— Почему?

— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать, как они живут, чем питаются и как происходит совмещение сознаний, а я не осведомлен о таких тонкостях.

— А что случится с Денсером, если умрет Любимчик? — спросил Хирад.

— Я почувствую боль, — ответил Денсер, отложил книгу, поднялся и отряхнулся, — страшную боль, словно кто-то сунул руки в мой череп и сдавливает мозг. — Он подошел к Воронам и сжал кулаки, словно в подтверждение своих слов. — К счастью, их очень трудно убить. — В этот момент на верхней ступеньке лестницы показался кот.

— Интересно, а это создание знает, что мы говорили о нем? — подумал вслух Ричмонд.

— О да, — подтвердил Денсер, и на его лице появилось печальное выражение. — Он все очень хорошо понимает. — Кот запрыгнул к Денсеру под плащ и прижался к его груди.

Над костром забулькал котелок.

— Кто хочет попить горячего? — спросил Ричмонд.

— Налей мне, пожалуйста, — сказал Илкар. — Денсер, хочу тебя спросить еще кое о чем. Что ты думаешь о том месте?

— Что именно тебя интересует?

— Мне нет дела до того, почему ходили эти мертвецы. Я хочу знать, почему они все умерли?

— Я скажу тебе почему, — вмешался Хирад. — Ты сам видел сгоревшие дома и почерневшую землю. Туда проникли Драконы и установили там свое господство. Понятно?

— О боги всемогущие, — выдохнул Т алан.

— Если ты прав, — заметил Денсер, — то подумайте, что будет с Балией, если драконы появятся здесь.

— Я тебе говорил, — тихо произнес Хирад. — А ты не хотел слушать.

— Этого ни в коем случае нельзя допустить, — сказал Денсер.

— Когда все закончится, нужно вернуть амулет Ша-Каану, — сказал Хирад. — Только как его разыскать?

— Поздно, — заметил Илкар. — Мы уже получили запретное знание. Теперь наша задача — доказать, что мы сможем разумно его использовать. — Он посмотрел на Денсера. — Если мы этого не сделаем, если злоупотребим этим знанием или допустим, чтобы оно попало в грязные руки, то скорее всего Ша-Каан лишит своей защиты наш мир.

— Надеюсь, ты слышишь эти слова, человек Зитеска, — воскликнул Хирад.

Денсер кивнул:

— Да, слышу. И я во всем согласен с Илкаром. А теперь, пожалуйста, дайте мне напиться — у меня пересохло во рту.

Глава 13

Фрон вывел свой отряд к дорожке, ведущей к воротам замка. Потом они снова углубились в лес и разбили лагерь, который невозможно было бы заметить с дороги. Не рискуя разводить открытый костер, Уилл распаковал и установил свою бездымную печь. На этой печи можно было быстро приготовить пищу, но она не давала света и все тепло поглощала плита. Ночь, как назло, выдалась ветреная и холодная, и все основательно продрогли.

— До замка всего час ходьбы, — сказал Фрон. — Поэтому я запрещаю громко разговаривать и уходить из лагеря без моего разрешения. Поев, мы с Уиллом обойдем замок и прикинем, как туда можно проникнуть. Одновременно мы попробуем определить численность противника. Ты, Джандир, останешься охранять лагерь, а ты, Алан, постарайся отдохнуть, у тебя очень усталый вид. У кого есть вопросы?

— Когда мы начнем? — спросил Алан. За время путешествия он стал раздражительным и от усталости буквально валился с ног. Ему срочно требовался отдых.

— Только не сегодня. — Фрон поднял руку, предупреждая протесты Алана. — У нас был длинный переход, и мы все устали. Если разведка будет удачной, мы попробуем сделать вылазку завтра утром. Согласны?

Уилл и Джандир кивнули.

— Хорошо, а теперь давайте есть.

Наутро Хирад высказал вслух свои опасения, которые не покидали его с тех пор, как Илкар прочитал пергамент. Впрочем, они не оправдались, и путешествие прошло без приключений. Талану удалось накануне разведать более или менее приличную дорогу, и Вороны еще до полудня оказались вне влияния разрыва в измерении. Они остановились у подножия холма, с которого только что спустились. Ричмонд развел костер, и усик дыма пополз вверх, чуть отклоняясь в сторону под порывами ветра. По небу медленно проплывали кучевые облака. Настроение у всех было невеселое. Каждый думал о недавних потерях и о том, какие еще испытания ждут их впереди.

— Нам нужно набрать побольше людей, — сказал Хирад.

У костра воцарилось молчание. Все смотрели на варвара, но никто не хотел говорить.

Ричмонд кусочком хлеба вычищал из тарелки остатки густого супа. Денсер зажег трубку и пускал колечки дыма. Талан накинул капюшон, чтобы не пекло голову, и принялся точить меч. Илкар долго кусал губы, но потом все-таки решился заговорить:

— Я рад слышать это от тебя. И думаю, что все рады. Остальные Вороны дружно закивали в знак согласия.

— Значит... — задумчиво протянул Талан.

— Именно, — сказал Хирад. — Но где найти надежных людей, таких, которым можно доверять? Не забывайте, что мы должны хранить тайну.

— Я отважусь сказать, что нам вообще не следует рисковать и заходить в поселения крупнее деревень по эту сторону гор, вдали от университетских городов, — произнес Денсер. — Слишком много выжиг и длинных языков.

— Все это прекрасно, но без риска у нас ничего не получится. — Талан убрал точильный брусок и стал проверять остроту лезвия меча. Потом он взглянул на Денсера. — В деревнях вряд ли отыщутся подходящие люди, которые только и ждут, когда их призовут в спасители Балии.

Илкар засмеялся:

— Любопытный взгляд на вещи, не так ли?

— Нелепый, — отрезал Хирад. — В тебе никто никогда не видел спасителя Балии. — Илкар удовлетворенно поднял вверх средний палец. Лицо варвара опять стало серьезным. — Так каков будет ваш ответ? Нас сейчас явно мало для серьезного дела. Даже если бы Сайрендор и Безымянный были с нами, этот вопрос все равно пришлось бы решать.

— Полагаю, что сначала нужно решить другой вопрос: когда мы будем набирать людей? Сейчас или после замка Капитана Тревиса?

— После, — без промедления ответил Хирад. — Никто не помешает нам разобраться с этими ублюдками. Илкар внимательно посмотрел на варвара.

— А я было подумал, что ты стал более трезво мыслить. Теперь ты уговариваешь нас взять замок. Подумай только — впятером взять замок?

— Если потребуется, я сделаю это один, — спокойно сказал Хирад.

— Раз так, значит, сначала нужно взять замок, — воскликнул Ричмонд и прищелкнул языком. На некоторое время у костра снова воцарилось молчание.

— Это самый странный тип логики из всех, с какими я сталкивался, — раздраженно фыркнул Илкар.

— Нет, я в самом деле считаю, что мы сможем это сделать, — сказал Ричмонд. — Мне кажется, что хотя сам Тревис редко покидает замок, его подручных там мало — они занимаются своими черными делишками. На мой взгляд, в замке не больше двадцати человек. Не забывайте, Черные Крылья никогда не были многочисленны. Это же просто фанатики.

— А если ты ошибаешься?

— Если он ошибается, Илкар, то мы все утонем в одной большой луже крови. Денсер вздохнул.

— Знаешь, Хирад, мне кажется, нельзя быть таким легкомысленным, если мы собираемся преуспеть в этом деле.

— Ох, извините, наверное, я ослеп. — Варвар развел руками. — Я совсем забыл, что гораздо предусмотрительнее прыгнуть в разрыв в измерении вместе с пергаментом, в котором говорится о катализаторах «Рассветного вора».

— Ладно, Хирад. — Илкар поднял ладони. — Но все же нельзя отрицать, что мы слишком рискуем, отправляясь в замок всего впятером.

— О боги, — пробормотал Хирад, вставая. — И ты туда же. С каких это пор мы стали такими осторожными? Мне, наверное, нужно было моргнуть и не заметить, как он, — варвар показал большим пальцем на Денсера, — прыгнул в эту берлогу драконов. До сих пор мы не очень-то осторожничали, и не вижу причин начинать сейчас! — С этими словами Хирад повернулся и пошел к лошадям, которые мирно паслись на лугу, не интересуясь делами людей.

Денсер хотел встать, но Талан удержал его:

— Пусть идет.

— Он прав, Денсер. Тебе все равно не переубедить его, — сказал Илкар и зачерпнул кружкой кофе из котелка.

— Неужели ничего нельзя сделать? Неужели мы впятером попытаемся взять замок Тревиса только потому, что Хирада заботит мелкая месть? — Денсер чувствовал, как в нем разгорается гнев. На мгновение сердце замерло, а потом заколотилось с бешеной скоростью. Под плащом беспокойно зашевелился кот. Но, увидев лица остальных Воронов, Денсер понял, что ступил на опасную дорогу. Только сейчас он наконец осознал, что для этих людей значит быть одним из Воронов. И последующаяречь Илкара лишь убедила его в правильности этой догадки.

— Ты посторонний для нас человек, Денсер, — сказал эльф, тщательно подбирая слова, — и тебе надо понять, что Воронов связывают определенные обязательства. Даже смерть не может разрушить их. Хирад жаждет крови Тревиса прежде всего поэтому. И именно поэтому мы ему доверяем. — Илкар замолчал и откусил кусочек хлеба. Денсер видел, что эльф обдумывает слова. Мысли отражались на его лице, сменяя друг друга. — Мы все думаем одинаково, — наконец сказал Илкар, показывая на себя, Ричмонда и Талана. — Только не кричим об этом. Никогда не говори о мелкой мести, когда дело касается Воронов, а особенно Сайрендора Лана. Ты, кажется, забыл, что он умер вместо тебя и Хирад потерял своего самого близкого друга. Тебе повезло, что сейчас он не слышал тебя.

— Приношу извинения, — сказал Денсер. — Я был не прав.

Илкар кивнул.

— Раз уж мы начали этот разговор, — грубоватым, но не злобным тоном произнес Ричмонд, — то, наверное, попутно следует еще кое-что прояснить. Во-первых, если кто-то и имеет сейчас, после гибели Безымянного, право решающего голоса, то это Хирад. И уж во всяком случае, не ты, Денсер. Во-вторых, хотя мы все понимаем нашу задачу, мы прежде всего Вороны, а уж потом — твои наемники. Поэтому если Хирад хочет сначала взять замок, мы это сделаем.

Денсер был озадачен. Он был уверен, что такой конфликт просто не мог возникнуть. Единственной целью Воронов должно было стать уничтожение лордов-колдунов, но они этого не понимали. Не понимали, что, если они потерпят неудачу и лорды-колдуны победят в решающей битве, Зитеск будет разрушен, Балия перестанет существовать и прах Воронов будет развеян по ветру.

Он открыл рот, чтобы сказать им все это, но не успел: его опередил Талан.

— Мы все хотим, чтобы наше предприятие закончилось успешно. Но ты должен помнить, что пока ты не присоединился к нам, Вороны потеряли в сражениях только трех человек за десять лет. — Талан бросил быстрый взгляд на Ричмонда: тот опустил голову и закрыл глаза. — Мы доверяем нашим чувствам и инстинктам, потому что они почти никогда не подводили нас. Ты знал, что мы никогда не взялись бы за эту работу, если бы ты с самого начала честно рассказал нам все. Но ты обманом вовлек нас в это дело, и двое Воронов погибли за одну неделю. Теперь сам оцени, какие у нас перспективы, и не вздумай говорить, что ничего не понимаешь. Мы выжили, потому что мы хорошие воины. Если бы ты не сунул к нам свой нос, то с нами скорее всего ничего бы не случилось.

— Я уверен, мы можем согласиться на компромисс, — спокойно сказал Денсер, понимая теперь, с чем он столкнулся.

Лицо Талана смягчилось. Он улыбнулся, встал и похлопал Денсера по плечу.

— Вышла настоящая лекция, а? Может, и ты в скором времени нас просветишь. — Талан поправил куртку и подтянул ремень. — А сейчас, я думаю, нам пора отправляться в путь. Хирад? — Он пошел за варваром. — Хирад! Приведи лошадей, мы уезжаем!

Ирейн чувствовала себя так, словно проснулась после долгого ночного кошмара. Ее мальчики были грязными и немного испуганными, но сыты и тепло одеты. Кроме того, они подружились с одним из своих охранников — это Ирейн сразу заметила. Когда дети прижались к ней, она почувствовала невыразимое облегчение. Их любовь мгновенно исцелила и наполнила энергией ее измученное тело. Охранник объяснил детям, почему она не может увидеться с ними. Мальчики поверили его объяснению, и Ирейн была благодарна этому человеку.

Тревис позволил ей провести с детьми целый час. Потом пришел человек и сказал, что Капитан приглашает ее отобедать с ним. Ее снова отвели в библиотеку и усадили в кресло у камина. На сей раз она разрешила себе выпить бокал вина.

Только сейчас, видя легкую улыбку на серьезном лице Капитана, Ирейн до конца осознала, что собирается сделать.

Ей оставалось только надеяться, что боги, а точнее говоря, наставники Додовера простят ей это. Но она сама понимала, что это слишком зыбкая надежда.

— Разве я не человек слова? — Капитан широко развел руками.

— Только не жди, что, если ты позволил мне увидеть моих собственных детей, я брошусь к тебе в объятия.

— Забудь об этом, Ирейн, не надо портить этой минуты.

— Я счастлива, что мои дети живы и здоровы, и очень несчастна оттого, что нас разлучили так надолго. Поэтому я не вижу такой минуты, которую можно было бы испортить, — холодно проронила Ирейн. — А теперь расскажи мне, как именно я должна предать свои принципы.

— Мне вовсе не хотелось бы, чтобы ты так относилась к нашему общему делу, — сказал Капитан. — То, что я делаю...

— Оставь свои сказки для тех, кто хочет их слушать. Просто скажи, что от меня требуется, и отпусти к детям. Капитан посмотрел на Ирейн, помолчал и кивнул:

— Хорошо. Все довольно просто. Мне нужно, чтобы ты подтвердила или опровергла подлинность артефактов и достоверность сведений, имеющих отношение к «Рассветному вору», когда они попадут ко мне. Если я хочу контролировать использование этого заклинания для защиты Балии, я должен знать о нем все.

— Ты понятия не имеешь, с чем связываешься! — воскликнула Ирейн. — Мощность этого заклинания уходит далеко за пределы твоего воображения. Даже знание о нем может быть опасно. Малейшая оплошность — и тебя, и твоих обезьян убьют те, кто не остановится ни перед чем, лишь бы завладеть «Рассветным вором».

— Ирейн, я хорошо осведомлен обо всех опасностях и готов их встретить. Кто-то должен это делать.

— Да! — воскликнула Ирейн. Она наклонилась вперед, едва не опрокинув бокал. — Если уж на то пошло, это открытие должны охранять все четыре университета. Только так можно добиться гарантии, что «Рассветный вор» никогда не будет использован.

Капитан засмеялся:

— Не верю своим ушам. Ты хочешь, чтобы я оставил это заклинание тем, кто способен его использовать? Нет, Балия будет в безопасности только в том случае, если оно останется у меня.

— Еще безопаснее разбросать все три катализатора по разным университетам.

— И ты воображаешь, будто я поверю, что вам не захочется удовлетворить свое любопытство и поэкспериментировать с заклинанием? — Капитан развел руками. — Ирейн, я знаю магов не хуже тебя. Охрану «Рассветного вора» можно доверить только обыкновенному человеку. И этим человеком стану я, независимо от того, будешь ты мне помогать или нет. Ну как, ты согласна сделать то, о чем я тебя прошу?

Ирейн кивнула. У нее не осталось сил сопротивляться. По крайней мере, согласившись, она сможет оказать какое-то влияние на Капитана. Но тут же Ирейн снова упала духом, осознав, что возможность оказывать влияние здесь ни при чем. Она будет помогать этому человеку по одной-единственной причине. Жизнь детей была для Ирейн дороже всех моральных принципов.

Путешествие было легким. Вороны ехали в основном по лесам, по звериным и охотничьим тропам, держась подальше от деревень и открытой местности.

Чистый лесной воздух рассеял неприятные воспоминания Хирада о том, что произошло по другую сторону разрыва в измерении. Раньше он не ценил красоты природы своей страны, но, взглянув на другой мир, почувствовал, как дорога ему Балия. Теплое солнце, чистое небо, свежий ветерок подняли настроение и всем остальным. На привалах Вороны рассказывали Денсеру о своих сражениях и победах, привирая где только можно. И только когда кто-нибудь вспоминал Безымянного, к ним возвращалась печаль, и тогда хохот и крики сменялись долгим молчанием.

Третий день, когда Вороны ехали по лесам барона Понтойса, оказался черным в судьбе Воронов.

После полудня погода переменилась, и ливень загнал Воронов под скалу. Резко похолодало, пришлось доставать теплые плащи.

— Это Тревис встречает нас, — заметил Талан.

— Да. Уверен, Хирад до глубины души тронут такой встречей и обязательно представит Капитану счет за нее, — сказал Илкар.

— Еще как представлю.

Ливень усилился. Тяжелые капли отскакивали от скал, долбили каменистую землю и гнули к земле жесткую траву.

Талан выбежал под дождь, чтобы взглянуть на север, откуда шли тучи.

— По всему видно, это надолго, — сказал он, возвращаясь и стряхивая воду с волос.

— Что ж теперь — просто торчать под скалой? — проворчал Денсер.

— Ты прав, — согласился Ричмонд и снял заплечный мешок. — Мы замерзнем. Я разведу костер. — Он достал коробочку с трутом из бокового кармашка и принес большой моток кожи, который был приторочен к седлу его лошади. Развернув моток, Ричмонд взял несколько сучьев из самой середки. — Денсер, тебе задание, — сказал он. — Когда пройдут тучи, набери сухих дров. — Затем Ричмонд знаком попросил Денсера отойти в сторону и освободить самое сухое место. Маг отошел, и Ричмонд принялся сооружать костер.

— Неужели мы собираемся пересидеть дождь здесь? — спросил Денсер.

— Все будет зависеть от его продолжительности, — ответил Ричмонд.

— Но замок...

Ричмонд только пожал плечами:

— До замка осталось часа четыре. Так, Талан? — Талан кивнул, и Ричмонд продолжал: — Так вот, предположим, дождь к вечеру стихнет. Тогда мы до завтра будем отдыхать, ближе к ночи отправимся в путь и в темноте атакуем замок. По-моему, неплохой план.

Никто не возражал.

Глаза Денсера сузились, но он удержался от комментариев. Отвязав свой спальный коврик, он снял с лошади седло и положил и то, и другое у южного края скалы.

— Здесь довольно тесно, — заметил он.

— Разве мы собирались укладываться спать? — Ричмонд высек искру и разжег костер. — Эй, Хирад, сделай полезное дело. Сходи, принеси воды из ручья и побольше дров — мы их просушим.

— Да, мамочка, — сказал варвар. — Ты не возражаешь, если я возьму вот это? — Он показал на кусок кожи, в который была завернута сухая растопка. Ричмонд кивнул.

Взяв два бурдюка, Хирад накинул кожу на голову и плечи. Глядя на него, Илкар расхохотался, а вслед за ним — остальные.

— Тебе еще клюку в руки, и была бы точная копия моей бабушки, — сквозь смех проговорил Илкар, вытирая глаза.

— Представляю, какая она уродка! — воскликнул Талан.

Хирад попытался придумать какой-нибудь остроумный ответ, потом — неприличный, но так и не смог. Он пожал плечами, улыбнулся и вышел из-под скалы.

Дождь немного утих, но ему на смену с холмов спустился густой туман. Уже в нескольких шагах ничего не было видно. Хорошо еще, подумал Хирад, что дорога каменистая и не размокла.

Отыскав в тумане сухой кустарник, он нарубил кинжалом веток потолще и завернул их в кожу. На обратном пути варвар остановился набрать воды. После дождя ручей вышел из берегов и превратился в стремительный бурлящий поток. Хирад присел на плоском камне, опустил в воду первый бурдюк и стал ждать, когда он наполнится.

Он слышал только стук капель и журчание ручья. Но когда Хирад повернулся за вторым бурдюком, точный удар рукояткой меча чуть ниже левого уха свалил его на камень.

Над ним склонился воин в кольчуге и шлеме.

— Ступай домой, Холодное Сердце, с Воронами покончено. Ступай домой.

Рукоять меча вновь опустилась на голову Хирада. Мир вспыхнул и исчез в безмолвной тьме.

Глаза Алана метали молнии. Его снова предали.

— Ты говорил, что мы отправимся в замок сегодня ночью.

— Ситуация изменилась, — сказал Фрон. — В замке что-то затевается. Ты же сам видел сегодня конный отряд. Это все очень некстати. Мы должны подождать.

Уилл, который отправился следить за всадниками, вернулся к вечеру и рассказал, что в замке царит необычное волнение. Отряд привез с собой какого-то важного пленника. И Фрон принял решение понаблюдать за замком еще одну ночь, а утром подумать, что делать дальше. У Алана, как он и предполагал, были совсем другие желания.

— Пока мы выжидаем, смерть все ближе и ближе подбирается к моей семье! Фрон почесал нос.

— Это непредвиденная задержка, — сказал он, стараясь держать себя в руках и не повышать голоса. — Мне тоже хочется освободить твою семью, но если мы погибнем, твоей жене и детям уже никто не поможет.

— Но мы должны что-то делать! — В голосе Алана звучало отчаяние.

Уилл выразительно вздохнул. Фрон бросил на него предостерегающий взгляд и продолжал:

— Мы уже здесь. — Он обвел рукой лагерь. — Мы уже рядом и ждем удобного момента, чтобы сделать правильный ход. И ты должен понимать, что этот момент еще не наступил. Пока ситуация не станет более благоприятной для нас, мы должны наблюдать. Я знаю, что это тяжело, но, пожалуйста, постарайся сохранять трезвую голову.

Алан сбросил руку Фрона со своего плеча, поднялся, мрачно кивнул и направился в лес.

— Все будет нормально, — сказал Фрон в ответ на хмурый взгляд Уилла. — Просто не трогай его, и все.

— Он всех нас погубит, — сказал Уилл. В это время с дороги донесся тихий свист, и в лагерь примчался Джандир:

— Кто-то идет. Фрон вскочил:

— С меня хватит! На этой дороге людно, как на рынке Додовера в базарный день. Может, остановим их?

— А риск? — спросил Уилл.

— Небольшой, — ответил Фрон и, посмотрев, нет ли поблизости Алана, добавил: — Если в ближайшее время мы не проникнем в замок, то освобождать нам придется трупы.

Вода. Вода журчит, булькает, плещется о камень. Ветер, дождь, холод. И боль. Боль стучит в виске и раздирает ухо.

Хирад пошевелился, и волна тошноты пробежала по его телу.

— Ох! — Варвар открыл глаза. Дождь по-прежнему моросил, а туман стал еще гуще.

Хирад осторожно сел и ощупал шишку за левым ухом. Он медленно открыл рот. Челюсть отозвалась тупой болью, но зато теперь варвар знал, что кость осталась цела.

В рту стоял странный привкус. Он смутно напомнил Хираду о запахе, который варвар довольно прочно забыл...

— Проклятие! — Его опоили каким-то зельем. Хирад вскочил на ноги, но зашатался и чуть опять не упал. Снова накатила дурнота, в глазах потемнело. Дрова и бурдюки для воды валялись неподалеку. Хирад коснулся рукой виска — синяк, и довольно большой. Голова кружилась, как с перепоя. И он плохо помнил, что с ним произошло. Только шлем, выплывающий из тумана. И боль от удара. А еще голос... Знакомый голос. Определенно знакомый.

На скользкой дороге Хирад три раза падал. В последний раз он стукнулся головой о камень, и его все-таки вырвало.

Снаружи перед скалой, где они прятались от дождя, валялись два трупа. Внутри дотлевал костер.

— Только не это! — прохрипел Хирад, но, забравшись под каменный козырек, вздохнул с облегчением. Трупы были не Воронами. Талан и Ричмонд лежали дальше, у самой скалы.

У Талана глаза были открыты. У Ричмонда — нет, но видно было, что он дышит.

Талану удалось изобразить на лице подобие улыбки:

— Хирад... Слава богам, я думал, ты уже мертв.

— Где?.. — начал Хирад, но Талан перебил его:

— На нас напали Черные Крылья. Они возникли из тумана, как призраки. Но Денсер, должно быть, что-то почувствовал, потому что успел спалить тех двоих. — Он замолчал, тяжело дыша. Хирад заметил синяки у него под глазами и засохшую кровь на лице.

— Они увезли их, Хирад. Они увезли Илкара и Денсера.

— Живых?

— Думаю, да. Я уже был готов. О боги, этот брохен — сильная штука, ужасно мерзко мне. — Талан широко открыл рот, растягивая кожу на лице. Затем с трудом покачал головой и несколько раз причмокнул губами. — Не помогает. Ну и что дальше?

— Разбудим его и поедем, — пожал плечами Хирад. — Что же еще нам остается? Ты можешь ехать на лошади? Талан засмеялся.

— Что такое?

— Хирад, ты кое-чего не заметил. Варвар поник.

— Они забрали лошадей? Талан кивнул.

— Проклятие! Почему же они просто нас не убили? Что происходит?

— Они воюют не с нами, — сказал Ричмонд, открыв наконец глаза, — а с университетами.

— Ладно, они заплатят за эту ошибку! — воскликнул Хирад.

— Конечно, заплатят, — согласился Талан и, кряхтя, поднялся на ноги.

— Сколько пешком до замка Тревиса? — спросил Хирад.

— Шесть часов. Хотя скорее всего семь. Уже темнеет, а мы сейчас не в самой лучшей форме.

— Долго, — сказал Хирад. — Ладно, даю вам десять минут, чтобы промыть синяки, и уходим. Согласны?

— Что мы собираемся делать? — Ричмонд никак не мог прийти в себя. Он встал, но ноги у него подкосились, и он уцепился за скалу.

— Мы собираемся освободить их, а потом спалить этот гадюшник со всеми, кто там останется. — Все мышцы Хирада ныли, но в голове уже прояснилось. — Если их не убили сразу, значит, они были нужны Черным Крыльям живыми. Видно, Тревису понадобилась какая-то информация, а вы знаете, что маги не любят болтать.

Ричмонд и Талан посмотрели на Хирада и дружно кивнули.

Неожиданно варвар краем глаза уловил какое-то движение под плащом Ричмонда, который валялся возле костра. Он повернул голову и увидел, как из-под плаща вылезает черная кошачья голова и нюхает воздух. Любимчик Денсера посмотрел на Хирада и прыгнул. ему на плечи. Затем кот вывернул голову и заглянул варвару в глаза.

— Новый приятель, Хирад? — с трудом улыбнувшись, спросил Талан.

— Вряд ли. — Кот громко и протяжно мяукнул. — Уже идем, уже идем. Понятно? Мы отыщем его.

Кот посмотрел на дорогу, уходящую вверх по долине. Туман немного рассеялся, но видимость по-прежнему была плохой из-за дождя и надвигающихся сумерек.

— Думаешь, он тебя понимает? — спросил Ричмонд. — Возможно. — Хирад пожал плечами. — Ладно, надо двигать, да побыстрее.

Глава 14

— Это мерзкое заклинание, приятель. Хотел преподнести кому-то маленький сюрприз? — Тревис наклонился ближе к залитому кровью лицу Денсера и качнул на цепочке амулет так, чтобы диск ударил мага в левое ухо. От Капитана сильно пахло спиртным.

Маг надеялся, что потрясение, которое он испытал от этих слов, не отразится на его лице. Итак, случилось самое плохое: его предал какой-то другой маг. Маг, который работал на Тревиса, охотника за ведьмами.

С той минуты, как их взяли в плен, Денсер гадал, почему он до сих пор жив. Тревис обычно так не поступал, он привык убивать. И совсем было неясно, зачем тогда Капитан посылал к нему убийцу? Ведь в «Скворечнике» эта женщина скорее всего и в самом деле хотела убить именно его. Так что же изменилось за это время? Почему Тревис так жаждет его допросить.

Впрочем, сейчас это было не важно. Главное, что он жив, а значит, у него еще остается надежда выбраться отсюда. Хотя было очевидно, что надеяться он может лишь на то, что его спасут. А это зависит от того, жив ли Хирад. Если он остался в живых, то, несомненно, попытается выручить Илкара.

А пока Денсер ничего не мог сделать — он был беспомощен. Черные Крылья были специалистами по укрощению пленных магов. Схватив Денсера и Илкара, они сразу связали им руки, и по дороге в замок за магами неотрывно наблюдали четыре воина. В замке их провели в большой зал. Он был почти пуст — только несколько стульев и два низких стола У стены располагался камин, но огонь в нем, судя по всему, уже очень давно не зажигали.

А потом их начали бить. Причем били очень профессионально и, как ни странно, без всякой злобы. Им нужно было просто лишить их сил, а значит, возможности творить заклинания.

— Все молчишь, Денсер? — Тревис выпрямился на стуле. — Ладно, у нас много времени. Кроме того, ты, конечно, не знаешь, что нам известно, не так ли? — спросил Капитан, поднимаясь. Сразу же слева и справа от него встали охранники. Вместе с Тревисом в зале было восемь человек. И Илкар. С тех пор как их схватили, эльф не сказал ни единого слова. Он даже не подтвердил, что его зовут Илкаром, хотя его били куда более жестоко, чем Денсера. Тревис почему-то смотрел на эльфа с явным презрением и разочарованием.

Кто же все-таки прочитал амулет и стал предателем? Несомненно, это мог сделать только маг, причем или из Зитеска, или из Додовера.

Денсер содрогался от отвращения при мысли о том, что маг из какого-либо университета работает на Черные Крылья. Наверняка, этот человек из Додовера. Маг из Зитеска выбрал бы смерть.

Денсер подумал о Любимчике. Наверное, он остался жив, но все равно без хозяина очень быстро ослабеет и умрет. Денсер боялся, что в таком состоянии не выдержит страшной боли, которую повлечет за собой смерть Любимчика.

Пощечина вернула его к действительности. Он поднял глаза и увидел перед собой лицо Тревиса.

— Дай-ка я расскажу тебе немного из того, что знаю, — сказал Капитан. — И пожалуйста, слушай внимательно Мне неприятно думать, что твои мысли где-то блуждают.

Он придвинул к себе стул и сел прямо напротив Денсера. Охранник принес небольшой столик, бутылку и стакан. Капитан собственноручно налил себе изрядную порцию и сделал большой глоток. Затем он откинулся на спинку стула и вытянул ноги перед.

— Мне сообщили, что произошло важное и очень тревожное событие.

— Мы с этим согласны.

Тревис с перекошенным от злости лицом наклонился вплотную к Денсеру.

— Никогда не перебивай меня, иначе я отрежу тебе язык и прибью его к твоему подбородку в качестве напоминания.

— Может, вам сделать это сейчас, Капитан? — сказал один из людей Тревиса — высокий мечник с суровым лицом. — Маг, который не может говорить, — уже не маг, правда?

Денсер и Тревис повернулись к нему, причем маг с трудом сдержал улыбку: как сильно ошибается этот человек!

— Иди и подогрей чайник, Исман. Вдруг наш друг захочет выпить чего-нибудь горяченького? Здесь довольно прохладно. — Исман вышел из зала. — Идиот. — Тревис снова посмотрел в глаза Денсеру. — Ничему не учится. Так на чем я остановился? — Капитан допил стакан, снова наполнил и принялся задумчиво вертеть его в руке.

Денсер наблюдал за ним, плотно сжав губы. На вид Тревису было уже за сорок. Но меч у него на поясе не потерял остроты, и Денсер не сомневался, что Капитан исполнит свою угрозу. Тревис не обладал репутацией излишне жестокого человека, но не раз доказал, что держит слово.

— Ладно, вернемся к этому тревожному событию. «Рассветный вор», как я понимаю, — самое мощное из всех известных заклинаний, а это, — Капитан опять достал амулет, — первый шаг к его восстановлению. Еще мне известно, что для того чтобы заклинание сработало, вам нужны три катализатора. Очевидно, на этом амулете не сказано, что это за катализаторы. — Тревис убрал амулет и одним махом опрокинул в себя содержимое стакана. — Это все, что я знаю, — сказал он, вновь берясь за бутылку. — И хочу, чтобы ты рассказал мне остальное. Разрешаю тебе говорить свободно. Более того, я настаиваю, чтобы ты воспользовался этой привилегией.

Вернулся Исман с несколькими кружками и большим медным котелком.

— Суп, — сказал он.

— Отлично! — воскликнул Тревис. — Налей по кружке Денсеру и его молчаливому приятелю-эльфу. Освободи им по одной руке и следи, чтобы они держали кружки всей пятерней. — Капитан снова взглянул на Денсера. — Ну а теперь к делу. Ты будешь говорить?

— Не стоит на это рассчитывать.

— Ну что ж, подождем, — улыбнулся Тревис, и у Денсера похолодело внутри. К магам подошел Исман с двумя кружками, от которых поднимался пар. По кивку Капитана человек, стоящий за Денсером и Илкаром, освободил пленникам по одной руке.

— Спасибо, — сказал Денсер, взяв кружку. Суп сильно пах луком и помидорами. Илкар ничего не сказал, но тоже взял кружку.

— Хорошо, — произнес Тревис. — Теперь ты чувствуешь себя лучше. Может, все-таки согласишься рассказать мне, что Зитеск собирается сделать с «Рассветным вором».

— Вы мне не поверите.

— А ты постарайся.

Денсер пожал плечами. Если сказать правду, ситуация хуже не станет — потому что хуже уже некуда.

— Лорды-колдуны вернулись, — сказал он. — Армии Висмина сосредоточены у наших границ, их поддерживает магия шаманов. Если не уничтожить лордов-колдунов, Балия погибнет. Сделать это можно только с помощью «Рассветного вора».

Тревис громко засмеялся и жестом предложил Илкару что-нибудь добавить к этому. Эльф обменялся с Денсером долгим взглядом, потом опустил голову и снова стал пить суп.

— Ну что ж, неплохо. Очень неплохо, — сказал Капитан. — Только, боюсь, я довольно прилично знаю нашу историю. Лорды-колдуны давным-давно умерли и никогда не вернутся.

— Я же говорил, что вы мне не поверите. — Денсер снова пожал плечами. Тревис опять засмеялся.

— Конечно, я ведь забыл, как рабски вы верите вашим наставникам, — сказал Капитан, продолжая смеяться. — Да, не сомневаюсь, что именно так они тебе и сказали. Это на кого угодно произведет впечатление, не так ли? — Денсер не ответил. Тревис нахмурился. — Послушай, Денсер, неужели ты всерьез веришь, что лорды-колдуны не были уничтожены?

— Мое знание истории отличается от вашего, Тревис, — ответил Денсер. — У нас в то время не было возможности уничтожить лордов-колдунов. А сейчас они сбежали из тюрьмы, в которую мы их заключили.

— Да-да... Как там? Тюрьма между мирами или что-то такое. — Тревис покачал головой. — Красивая сказка. Уверяю тебя, с ее помощью можно прекрасно держать в узде остальные университеты. Неужели ты в нее веришь?

Денсер ничего не сказал.

— Конечно, веришь, — ответил за него Тревис. — Я и не жду, что ты откажешься от догм, которые тебе внушили за много лет обучения.

— Вы неправильно понимаете мотивы действий Зитеска, — сказал Денсер. — Мнение о нас меняется медленно, но наши принципы и мораль давно изменились.

В ответ Тревис лениво захлопал в ладоши. Денсер почувствовал, что начинает злиться.

— Сильно сказано, но боюсь, что тебя, к сожалению, ввели в заблуждение. Из того, что я знаю о ваших исследованиях, вырисовывается совсем другая картина. Ты сам должен согласиться, что «Рассветного вора» вряд ли можно отнести к разряду заклинаний, служащих «морали».

Денсер опять промолчал, хотя это стоило ему больших усилий. Суп он допил, и руки ему снова связали.

— Итак, вы узнали, какие нужны катализаторы для «Рассветного вора»? — быстро спросил Тревис, наклонившись вперед.

— Нет, — сказал Денсер.

— Понимаю. Хорошо. Значит, нам нечего беспокоиться. — Капитан повернулся к Исману. — Покажи Денсеру его комнату.

Исман кивнул, развязал магу руки и помог ему выпрямиться.

— Ты скоро обнаружишь, Денсер, — продолжал Тревис, отхлебнув из стакана, — что в твоем супе было целебное снадобье. К несчастью для тебя, Ворон Илкар, в твоем супе такого снадобья не было.

Дождь медленно стихал, и туман поднимался с холмов. Хираду казалось, что теперь он уже никогда не просохнет, а его голова навсегда останется мутной. Они шли уже больше трех часов и промокли до нитки. Хуже всего, что остаточным эффектом действия брохена была пульсирующая головная боль. Хираду казалось, что его голова вот-вот разлетится на тысячи мелких кусочков. Варвар посмотрел на своих товарищей. Судя по всему, Ричмонд и Талан чувствовали себя не лучше.

Опустив голову, Хирад тащился по грязи, терзаемый злостью и безнадежностью. Всего меньше недели назад Вороны — семеро сильных и непобедимых мужчин — стояли на крепостных стенах, предчувствуя очередную победу.

Теперь их осталось всего трое. И все это из-за одного человека — Денсера. Из-за него Хирад потерял Сайрендора и Безымянного. А теперь, кажется, еще и Илкара. За какие-то несколько дней! Просто невозможно поверить.

Он потряс головой и попытался сосредоточиться. Единственное, что сейчас имеет смысл, — это попробовать освободить Илкара. Денсер может отправляться в ад, а битву за Балию пусть ведут другие. Через два часа Вороны остановились передохнуть в укромной роще и, дрожа от холода, принялись обсуждать план атаки.

— Кто-нибудь из вас видел замок? — спросил Хирад. Талан и Ричмонд одновременно кивнули.

— До войны здесь жил какой-то барон, — сказал Ричмонд. — На самом деле это просто обнесенный стеной особняк. И хотя у Тревиса большой опыт обороны крепостей, я думаю, нам несложно будет проникнуть внутрь.

— Есть предложения? — У самого Хирада не было никаких предложений. Все его усилия что-то придумать не увенчались успехом. Любой вариант, который приходил ему в голову, заканчивался гибелью его друзей и его самого.

— Мы с Ричмондом уже говорили насчет этого. И хотя тебе посоветовали отправляться домой, уверен, Тревис ждет попытки освободить Илкара и Денсера, — сказал Талан. — Кроме того, он понимает, что, пока мы будем до него добираться, мы устанем, а его люди, наоборот, отдохнут. Вдобавок ко всему мы не знаем, сколько у него людей, а также где держат Илкара и Денсера и в каком они состоянии.

— А что-нибудь приятное ты можешь сказать?

— Могу. Против нас не будут использовать магию, — слегка улыбнувшись, сказал Талан.

Хирад оживился. В нем затеплилась надежда.

— Значит, мы можем рассчитывать на нашу ярость, — сказал он.

— Точно! — воскликнул Ричмонд.

— И что?

Ричмонд пожал плечами.

— Очень много будет зависеть от того, как мы попадем в дом — не за ограду, а именно в особняк. Если нам удастся проникнуть в дом незаметно, то наша ярость может сработать. Но это трудно сделать по двум причинам. Во-первых, замок расположен на открытом месте. А во-вторых, никто из нас там не бывал, мы видели его только издалека. Я знаю, что во внутреннем дворе раньше были конюшни и что за домом есть большой огород. Но как бы то ни было, Хирад, мы направляемся в неизвестность.

— Если бы только мы были в прежнем составе! Еще один меч, особенно если это меч Безымянного, — и я был бы уверен в успехе.

— Мы победим, Хирад, — сказал Талан, поднимаясь и потягиваясь, — или заберем с собой как можно больше этих выродков.

Хирад кивнул.

— Правильно! — воскликнул он, чувствуя неожиданный прилив сил. — Правильно!

Кот зашевелился, напоминая, что пора идти дальше, и высунул голову из-под плаща. Хирад почесал его за ушами и поразился тому, какой он холодный. Варвар посмотрел в глаза коту, но и они потеряли былую силу: слишком большое расстояние отделяло это существо от его хозяина.

— Помирает, — сказал Хирад. — Надо быстрее отнести его к Денсеру. Пошли, не будем терять времени.

Через час трое друзей, по уверениям Ричмонда, вышли на дорогу, ведущую прямо к логову Тревиса.

— Время? — спросил Хирад, когда они остановились передохнуть после подъема.

— До рассвета осталось часа четыре, — ответил Талан.

— А до замка?

— Полтора, может быть, два, не больше.

— Отлично.

Кот под плащом Хирада больше не шевелился. Тем не менее варвар чувствовал, что существо еще живо, хотя и слабеет с каждой минутой.

Сейчас темнота была их союзником, но когда до замка осталось около часа ходьбы, тучи предательски разошлись, и луна осветила дорогу. Неожиданно Талан, который шел впереди, сделал знак остановиться.

— Что случилось? — спросил Хирад, оглядываясь по сторонам, и вынул из ножен меч.

— Что-то не так. Какие-то странные следы на дороге. Вы оба разойдитесь по сторонам.

Хирад кивнул, и они с Ричмондом разошлись влево и вправо, держа оружие наготове. Талан опустился на корточки, провел рукой по следам и понюхал пальцы. Затем он начал медленно продвигаться вперед, дюйм за дюймом осматривая землю перед собой.

— Похоже... — начал он.

— Лучше молчи, — оборвал Талана голос откуда-то слева. Голос был низким и хриплым, словно тому, кому он принадлежал, долго пришлось разговаривать шепотом. Вороны замерли, но кот, внезапно ожив, спрыгнул на землю и умчался в темноту.

— Будь добр, не шевелись, — продолжал голос. — У моего друга свербит в носу. Если ему захочется его почесать, он будет вынужден отпустить стрелу.

Хирад с трудом мог поверить, что все это происходит на самом деле, и не знал, как быть. Двигаться ни в коем случае нельзя: лучник успеет уложить двоих, прежде чем удастся сообразить, где он прячется. Остается одно: не делать резких движений и попытаться договориться с невидимым врагом.

— Что тебе нужно? — спросил он.

— Вы кое-что у нас отняли и должны вернуть.

— Вряд ли получится, — сказал Хирад, — если вы имеете в виду деньги. Боюсь...

— Нам не нужны ваши деньги, — с явным отвращением перебил его голос. — У вас жена моего хорошего друга, и мы хотим, чтобы ему ее вернули.

— Вы ошибаетесь, — произнес Талан.

— Не думаю, — возразил голос. — Ваш хозяин, подлец Тревис, наверняка в эту минуту ее допрашивает. Ну-ка, подойдите сюда — только медленно.

Вороны остались стоять на месте.

— О боги, Хирад, они думают, что мы... — воскликнул Ричмонд.

— Мы не Черные Крылья, — прорычал варвар. Человек в темноте засмеялся:

— Ну конечно. В конце концов, кто только ни ходит по этой дороге в столь ранний час. Будьте добры, вложите мечи в ножны и подойдите к краю дороги.

Пришлось послушаться.

— Мы не Черные Крылья, — повторил Хирад.

— Это вы так говорите...

— Мы — Вороны. Человек присвистнул:

— Не много же вас осталось, а?

— Да, — проворчал Хирад, с трудом сохраняя самообладание.

В темноте пошептались.

— Шагайте вперед. У нас есть человек, который говорит, что видел вас раньше.

Вороны удивленно переглянулись и двинулись вперед.

— Стоп, — скомандовал другой голос, более мягкий и менее агрессивный. Наступила тишина. Вороны ждали.

— Конечно, прошло много лет, но ты, без сомнения, Хирад Холодное Сердце.

— Правильно, и теперь, я думаю, хватит...

— А где Илкар?

— Ты его знаешь? — спросил Талан.

— Я сам из Джулатсы. Где он?

— Его схватил Тревис, — сказал Хирад. — Сейчас он в замке Черных Крыльев, поэтому мы и идем туда. А вы нас задерживаете.

Первый мужчина с облегчением рассмеялся:

— Давайте-ка лучше присоединяйтесь к нам. У нас есть печь, а у вас такой вид, будто вам обязательно надо выпить горячего.

— С чего бы мы должны к вам присоединяться? — подозрительно поинтересовался Талан.

— Я вдруг подумал, что мы могли бы оказать друг другу огромную помощь.

Ирейн не могла оправиться от потрясения. Без сомнения, та вещь, которую Капитан ей показал, была именно амулетом Септерна, и ничем иным. Местоположение мастерской Септерна было указано с помощью шифра, которым пользовались в Додовере.

Ирейн ничего не оставалось, как подтвердить то, что Тревис и так уже знал: что поиски «Рассветного вора» ведутся, причем, кажется, довольно успешно, и что он, судя по всему, взял в плен мага из Зитеска по имени Денсер.

Она была в ужасе. Теперь ей пришлось поверить, что Капитан — не просто персонаж ее страшных снов. Она видела, что он и впрямь может собрать катализаторы и получить контроль над заклинанием. Если ему это удастся, университеты разорвут друг друга на части ради того, чтобы завладеть «Рассветным вором». Начнется еще одна война, и Ирейн очень боялась, что в этой войне победит Зитеск.

— Понимаешь ли, мне действительно очень хочется выведать у тебя все, что ты знаешь о «Рассветном воре», и если понадобится, я разрежу тебя на куски.

Илкар поднял разбитое в кровь лицо на Тревиса, но ничего не сказал. После того как Денсера увели, эльфа приковали к стене и принялись избивать плоской стороной лопаты. Больше всего Илкар боялся разрывов внутренних органов. Пока он связан, ему вряд ли удастся что-нибудь сделать с такой раной, тем более если его накачали наркотиками. И значит, тянуть время, сохраняя молчание, уже слишком опасно.

— Давай, Илкар, рассказывай, — сказал Тревис. Язык у него уже стал слегка заплетаться. — Тебя ведь зовут Илкаром, не так ли?

— Можете считать, что так, — сказал Илкар.

— Он говорит! — Тревис хлопнул в ладоши. — Браво! Должен сказать, мы были уверены, что тебя зовут Илкаром. В конце концов, у Воронов не так много эльфов из Джулатсы, правда?

— Немного, — согласился Илкар.

Тревис улыбнулся и положил руку на ему плечо:

— Наверное, тебе сейчас очень хочется присесть, не так ли?

— Вы точно угадали мое желание.

Илкара отковали от стены и усадили на стул, снова связав руки за спиной. Капитан тоже уселся и вновь налил себе полный стакан. Тревис был уже пьян, но не терял ясности мысли. Раскрасневшееся лицо и немного невнятная речь были единственными признаками его опьянения.

— Итак, в конце концов мы можем перейти к делу, Илкар. Я оценил твою стойкость, но теперь забудем о ней. Ответь на мои вопросы, и ты сможешь отдохнуть. Мне самому противно и дальше прибегать к насилию, но пойми, я вынужден буду это сделать, если возникнет необходимость. Илкар промолчал.

— Полагаю, мы поняли друг друга, — сказал Тревис. Он осушил стакан и тут же вылил в него остатки вина. Потом помахал пустой бутылкой. К столику подскочил один из солдат и унес ее. — Думаешь, я пьян? — Улыбка Капитана стала шире. — Боюсь, ты будешь разочарован. Каков мой рекорд, Исман?

— Четыре бутылки, Капитан.

— Четыре, — со значением повторил Тревис, — бутылки.

Илкар никак не отреагировал на эту похвальбу. Тревис допил вино и, нахмурившись, стал внимательно рассматривать пустой стакан. Однако его мрачное выражение тут же снова сменилось улыбкой, едва на стол поставили новую бутылку.

— А теперь, прежде чем мы перейдем к восхитительному заклинанию Денсера, я был бы очень благодарен тебе, если бы ты объяснил, почему маг из Джулатсы оказался в одной компании с зитескианцем.

Несколько мгновений Илкар внимательно рассматривал Тревиса.

— Вы в самом деле этого не знаете?

— Просвети меня.

— Это вы послали женщину убить Денсера, да? Тревис кивнул:

— Да, но ей, очевидно, не повезло. Правда, учитывая то, что я должен сделать теперь, это к лучшему.

— Нельзя сказать, чтобы вашей убийце совсем не повезло.

— В самом деле? — Тревис отпил глоток вина и обменялся взглядами с Исманом. Воин пожал плечами.

— Она убила Сайрендора Лана, — сказал Илкар.

— Ох, — насмешливо сказал Исман.

— Да, Исман, ох. — Илкар повернулся к нему. — Так вот, Хирад поклялся убить всех Черных Крыльев. А что хочет Хирад, того хотят все Вороны.

— Благодарю за предупреждение, — сказал Тревис. — Пожалуй, нам следует позаботиться о себе, не так ли? — Он наклонился к Илкару и похлопал его по колену.

Эльф с трудом улыбнулся уголком рта.

— На вашем месте я именно так бы и поступил, — тихо сказал он.

— Гм-м-м. — Тревис закусил верхнюю губу и откинулся на спинку стула. — Ладно... мы вернемся к этому позже, идет? Теперь, когда ты рассказал о несчастной смерти вашего друга, мне ясно, почему здесь появились Вороны. Однако я так и не понял, как среди вас оказался Денсер.

Илкар попытался выдавить из себя ироническую улыбку.

— Мы согласились на это по нескольким причинам, Капитан Тревис, но в основном из-за того, что не доверяем людям из Зитеска.

— Гм-м-м, — кивнул Тревис. — Тебе должно было быть стыдно, что ты с ним в одной компании, Илкар.

— Он должен Воронам деньги, — просто сказал Илкар. Тревис удивленно поднял брови. — Я был против. Но другие Вороны согласились сопровождать его до Корины. Мы решили, что не отпустим его, пока он не внесет плату. Когда вы убили Сайрендора, ему пришлось отправиться с нами.

Тревис помолчал, задумчиво попивая вино. Потом сказал:

— Ты разочаровываешь меня, Илкар. У тебя было столько времени — неужели это самое лучшее из того, что ты смог придумать? Неужели ты действительно пытаешься убедить меня, что не имел ни малейшего понятия о том, чем владеет Денсер?

— Но так и есть, — осторожно сказал Илкар. — Я знал только о том, что Денсер предложил нам за работу большие деньги, и понятия не имел, что это за амулет. Ведь я же не могу прочитать надписи на нем.

Тревис поднял бутылку и с размаху ударил ею Илкара по голове. В попытке увернуться маг лишь опрокинул стул, на котором сидел. Падая, он сильно ударился правым боком о пол и придавил руку. В глазах у него потемнело от боли, он чувствовал, как бежит по виску теплая струйка крови. В воздухе сильно запахло спиртным.

— Не считай меня дураком! — заорал Тревис. — Хочешь, я расскажу тебе, чем вы занимались вместе с Денсером? — Капитан встал и принялся расхаживать перед Илкаром, Под сапогами у него хрустели осколки стекла. — Вы искали катализаторы «Рассветного вора», вы знаете, что это за вещи. На амулете есть надписи на языках Джулатсы, Зитеска и Додовера. Ты и Денсер нужны друг другу, а ваш договор зла угрожает всей Балии.

Илкар молчал. Он знал, что Тревис хорошо знаком с теорией создания заклинаний, и последние слова Капитана подтвердили его худшие опасения. До этой минуты эльф просто не позволял себе в это поверить. На Тревиса работал по крайней мере один маг.

Илкара подняли и снова усадили на стул. Правая рука не двигалась: вероятно, он ее все же сломал.

— Исман, еще бутылку, — сказал Тревис усталым тоном. Он сел на свое место, но не стал ничего говорить, пока не вернулся Исман и его стакан не наполнился снова.

— Ты не сможешь вечно мне лгать, — проронил Капитан.

Но достаточно долго, подумал Илкар.

— Никто тебя не спасет, потому что никто не знает, что ты здесь.

— Они знают и уже идут сюда.

— Кто, Вороны? — с насмешкой спросил Исман. Илкар повернулся к нему:

— Ты знаешь, мне жаль тебя, Исман. Хирад думал, что ты мог бы стать Вороном. Мы не позвали тебя только потому, что никогда не видели своими глазами, как ты сражаешься.

— Я бы отказался.

— Никто никогда не отказывался.

— По крайней мере я до сих пор жив, — сказал Исман.

— Ах да, я забыл кое о чем упомянуть, — вмешался Тревис. — Исман должен был убить твоих друзей. Так что они не могут представлять угрозы для нас, не так ли?

Но Илкар не слышал его, потому что, начав говорить, Капитан наклонился вперед и под его расстегнутой на груди рубахой мелькнул знак командира стражи Андерстоунского ущелья. У этого человека на шее висел один из трех ключей к невероятной силе, а он даже не подозревал об этом. Илкар улыбнулся.

— Что тебя так забавляет?

— Сложилась довольно забавная ситуация, Тревис, — сказал Илкар. — Вы рассказываете мне историю, в которую я не верю, и желаете получить от меня сведения, которых у меня нет. А когда я отказываюсь, вы пытаетесь силой выбить их из меня.

Тревис тоже улыбнулся и снова налил себе вина.

— Я подхожу к тому же самому с другой стороны, — сказал он. — Я уверен, что твои друзья мертвы, а ты знаешь ответ на мой очень простой вопрос. Но тем не менее мне придется задать его снова. Ты знаешь, какие предметы являются катализаторами «Рассветного вора»?

— Нет.

Тревис поднялся.

— Боюсь, пришло время напомнить тебе о твоем затруднительном положении. Исман, поставь его назад к стене, только голову не разбей. Я вернусь через несколько минут. — И Капитан вышел из зала твердой походкой, словно был абсолютно трезвым.

— Вот дерьмо, — пробормотал Илкар.

— Да, — улыбнулся Исман. — Прошу тебя,не сопротивляйся, иначе ты только усложнишь свое положение.

Илкар позволил снова приковать себя цепями к стене. Он думал о том, что еще не услышал от Денсера магического крика. А это означало, что Любимчик мага еще жив. А раз так, то помощь торопится к ним.

Первый удар лопаты пришелся ему чуть ниже ребер. На мгновение Илкар потерял сознание от боли, а когда пришел в себя, неожиданно понял, что кот не проживет долго без своего хозяина. Если помощь не подоспеет до восхода солнца, значит, никого не осталось в живых.

— Когда Тревис похитил ее? — Сомнения не оставляли Хирада. Рассказ, который он только что услышал, казалось, был лишен всякого смысла. Варвар сжимал в ладонях кружку с горячим кофе, и в эту минуту она была для него подарком судьбы. По крайней мере их встреча не оказалась полностью бесполезной.

— Несколько дней назад, — сказал Алан, который в основном и вел разговор. Этот мужчина утверждал, что он муж Ирейн, волшебницы из Додовера, которую похитил Тревис. На поясе у Алана висел длинный меч, но Хирад сомневался, что Алан знает, как с ним обращаться. Это человек не был похож на бойца.

— Зачем?

— А зачем он похищает магов? Наверное, для допроса, — ответил Алан приглушенным голосом, в котором сквозило отчаяние.

— Почему университеты это терпят? — спросил Талан.

— Потому что старшие маги вынуждены были признать, что его деятельность в определенном смысле полезна для укрощения черной магии, — сказал Фрон, мужчина могучего телосложения.

— Но речь идет о похищении, — произнес Хирад. — Здесь, несомненно...

— Все не так просто, — вмешался Алан. — Ирейн — «белая ворона». Она не живет по университетским законам, и ее решили наказать за это, а может быть, даже убить. — Он помолчал и с горечью добавил: — Причем они забрали не только ее, но еще и наших мальчиков.

Хирад понимал, как он страдает. Похожее выражение лица он видел у Саны: человек знает о своей невосполнимой потере, но не может поверить, что все это произошло на самом деле.

— Мальчиков? — удивленно переспросил Талан.

— Близнецов, им всего по четыре года, — уточнил Джандир, лучник из Джулатсы. Он был эльфом и уверял, что шапочно знаком с Илкаром, хотя сам Илкар никогда о нем не упоминал.

— Как я понимаю, Алан нанял вас, чтобы освободить свою семью? — уточнил Талан.

— А вы думали, мы занимаемся этим из-за любви? — грубо спросил Уилл — третий из тех, кого нанял Алан.

— Да, — коротко сказал Хирад.

Несмотря на небольшой рост, Уилл был жилистым и сильным мужчиной. У него были умные глаза и худое лицо. Одет он был в темный кожаный костюм, а за спиной у него в перекрещенных ножнах висели два коротких меча. Хираду Уилл не понравился.

— Я не собираюсь перед вами оправдываться, — сказал Уилл, пожимая плечами. — Мы все здесь наемники — кроме Алана, конечно. Только вы сражаетесь за баронов, а мы возвращаем похищенное.

После этих слов наступило молчание. Печь слегка посвистывала и дымила. Только это да еще тусклый отсвет от углей свидетельствовали о том, что они сидят возле огня.

Хирад посмотрел на Фрона. Это был настоящий гигант, наверное, он мог бы помериться силами даже с Безымянным. Рассеянно почесывая седую бороду, Фрон смотрел в темноту. На поясе у него висел длинный меч.

Услышав за спиной шорох, Хирад оглянулся и увидел кота. Сразу можно было заметить, как ему плохо. Кот спотыкался на каждом шагу и шатался, словно его отравили. В тусклом свете углей Хирад увидел, что шерсть у него свалялась, а глаза стали тусклыми.

— О боги, Хирад, ты только взгляни! — воскликнул Ричмонд.

Варвар кивнул, поднял кота и сунул себе под куртку.

— Твой? — спросил Уилл.

— Нет, это кот Денсера, и он умирает.

— Заметно, — сказал Уилл.

Хирад с неодобрением посмотрел на него.

— Нельзя допустить, чтобы это случилось. Нужно срочно найти Денсера. — Он перевел взгляд на Ричмонда и Талана. — Нам нельзя больше терять время.

— Каким был ваш план? — спросил Ричмонд у остальных.

— Хитрость, — сказал Джандир. — Мы разведали, как можно попасть в замок с тыла, и ждали часа собаки, чтобы проникнуть туда, но тут Черные Крылья схватили ваших друзей.

— Гм-м-м. — Хирад закусил губу. — Не уверен, что это сейчас сработает. Они наверняка ждут нашего нападения.

— Но они думают, что вас будет трое, — сказал Фрон, — а не семеро.

— Интересно, — тихо пробормотал Талан и более громким голосом спросил Алана: — Кто по образованию твоя жена?

— Я же уже говорил, что она додоверский... — начал снова объяснять Алан.

— Нет-нет, прости. Я хотел спросить — на какой магии она специализируется — на атакующей или на оборонительной?

Алан некоторое время недоуменно смотрел на Талана.

— На самом деле ни на той, ни на другой. Она или является, или собиралась стать исследователем, Хранителем знаний.

— Но она знает заклинания? — настаивал Талан.

— Она ни за что не использует их во вред людям, — решительно заявил Алан.

— Отлично, — сказал Талан. — Даже если Тревис ее контролирует, наша ярость имеет все шансы на успех.

— Что? — нахмурился Уилл.

Хирад улыбнулся:

— Возможно, тактика Воронов вас заинтересует.

Ему отбили печень и сломали три ребра; одно, в самом основании грудной клетки, угрожало вонзиться в легкое.

Избив, его, залитого кровью, оставили висеть на цепях. Илкар чувствовал, что травма печени очень серьезна. Если он пытался стоять, позвоночник пронзала нестерпимая боль, а если повисал на руках, правую руку и сломанные ребра жгло, как огнем.

Сквозь щели в шторах он видел, что скоро рассвет. Эльф подумал — а стоит ли ему дальше бороться за свою жизнь? Может быть, лучше остановить сердце и не терпеть этих мучений?

Илкар попытался возненавидеть Денсера за то, что тот вовлек Воронов в эту игру и обрек их на безнадежную борьбу; за смерть его друзей; за то, что он был зитескианцем, за то, что сейчас спал, не подозревая о его мучениях.

Но эльф с удивлением обнаружил, что не может этого сделать. Денсер, несмотря на все его высокомерие, говорил правду — слишком убедительны были доказательства. Находка пергамента с описанием катализаторов «Рассветного вора», битва с дестранами, слова Гресси о мобилизации Висмина — все свидетельствовало о том, что лорды-колдуны действительно вернулись. И тогда становилось понятно, отчего Зитеск так спешит восстановить единственное заклинание, способное погубить эти исчадия ада.

Илкар вздрогнул. Умереть — значит предать Балию, хотя в борьбе за нее, по всей вероятности, не будет победителей.

Исман и Тревис отсутствовали уже довольно долго. Илкар нахмурился. Будут ли они его снова допрашивать? О боги, он надеялся, что да. По крайней мере тогда его снова посадят на стул. Но где же они? Разговаривают с Денсером? Вряд ли — зитескианец, наверное, еще спит под действием снотворного. Скорее всего они просто завтракают.

Двойные двери распахнулись, и в зал вошел Тревис в сопровождении двух охранников. В одной руке он держал бутылку, в другой — стакан и заметно шатался.

— Четвертая бутылка! — воскликнул он, улыбаясь Илкару. — Быть может, сегодня я побью свой рекорд.

— Или перестараешься и помрешь. Этим ты осчастливил бы всех, — прошептал Илкар.

— Прости, Илкар, ты что-то сказал? Пожалуйста, говори громче. — Тревис, шатаясь, направился к стулу, а эльф в ужасе смотрел на то, что происходило у него за спиной. Исман и еще один солдат тащили Денсера. Маг был раздет до пояса, его голова безвольно свисала на грудь, ноги волочились по полу. Илкару показалось, что Денсер мертв.

Они опустили мага на стул и встали рядом, придерживая, чтобы тот не упал на пол. Тревис рассмеялся. Илкар повернулся и увидел, что Капитан пристально смотрит на него.

— Вечно беда с этим снотворным. Стоит чуть переборщить, и человек просыпаться не хочет. А нам срочно нужно было задать ему пару вопросов, так что пришлось уговаривать проснуться и поговорить с нами, — сказал Тревис с притворной серьезностью. — Боюсь, он слишком долго не хотел просыпаться.

Илкар мог представить, какую боль сейчас чувствует Денсер. Он видел ярко-красные отметины на теле мага и багровые рубцы, оставленные плеткой или ремнем.

Тревис отхлебнул прямо из горлышка и, покачиваясь, встал. Лицо Тревиса раскраснелось еще больше, заплывшие глаза дико блестели, грудь тяжело вздымалась.

— Итак, у вас есть выбор. — Речь Капитана стала совсем невнятной, слов почти невозможно было разобрать. Он встал между Илкаром и Денсером, ухитрившись не взглянуть ни на того, ни на другого. — Первое. — Капитан поднял один палец. — Вы честно отвечаете на мои вопросы или заставляете меня продолжать уговаривать вас единственно возможным способом. В конце концов я все равно получу то, что хочу, предупреждаю.

Илкар смотрел на Денсера, но тот никак не отреагировал на слова капитана.

— Прекрасная попытка, Тревис, — сказал эльф. — Кажется, вам придется продолжать уговоры.

— Два! — рявкнул Тревис, поднимая два пальца вверх. Он снова глотнул из бутылки. Вино потекло по его губам, и он вытер рот тыльной стороной ладони. — В таком случае — кто из вас хочет увидеть, как умирает другой?

Илкар почувствовал что-то похожее на облегчение. По крайней мере это будет конец их мучений. Жаль, конечно, что больше не доведется увидеть Хирада. С другой стороны, он уже начинал верить, что варвар погиб. Очевидно, что Тревис притащил сюда Денсера только затем, чтобы напугать его, Илкара. Эльф решил умереть добровольно, потому что сомневался, сможет ли равнодушно наблюдать за мучениями Денсера.

Впервые он искренне посочувствовал черному магу.

— Прощай, Денсер, — прошептал он.

Денсер неожиданно вздрогнул всем телом. Потом он поднял голову, и на сей раз вздрогнул Илкар, увидев ужасную картину. Залитое кровью и опухшее лицо Денсера было почти неузнаваемо: нос перекошен вправо, на месте губ — большой кровавый пузырь, глаза превратились в узкие щелочки. Черный маг кашлянул, посмотрел на Илкара, и его рот растянулся в жуткой усмешке.

— Они здесь, — прохрипел он.

За дверью зала раздался крик тревоги, затем еще один, похожий на крик раненого животного, и в замок Черных Крыльев ворвался хаос.

Глава 15

Постепенно Хирад склонялся к мнению, что Уилл может оказаться полезен — достаточно полезен, чтобы остаться с Воронами после того, как они покончат с Черными Крыльями. Он невольно подумал, что судьба — весьма любопытная штука. Еще недавно варвар считал, что не хочет брать в Вороны никого, а теперь у него было сразу три кандидата. Конечно, если они выживут в схватке и он сумеет их уговорить присоединиться к Воронам. А это будет совсем не так легко сделать, как раньше.

Он уже не мог предложить людям гарантированную работу, хорошие деньги и отличную репутацию. Теперь сделка означала почти неминуемую смерть. Вознаграждение они могли получить лишь после того, как выполнят свою невыполнимую миссию. Вряд ли такое предложение покажется кому-то заманчивым.

Алан принадлежал к другой породе людей, и Хирад сомневался, что он изъявит желание отправиться с ними. Зато Фрон с его могучими мускулами и эльф-лучник Джандир были бы идеальным дополнением к Воронам. Хирад невольно подумал, какими были бы Вороны, если бы в их рядах были такие люди в прежние времена — в лучшие времена.

И наконец, Уилл. Этот злой, насмешливый и неблагодарный человек, кажется, был талантлив. Впрочем, нет — он, несомненно, был очень талантлив. Уилл быстро и точно разведал местность вокруг замка, чем сильно поразил Хирада, и с такой легкостью забрался по стене за конюшней, словно это была не стена, а обыкновенная лестница. Он взял с собой веревку и, оказавшись по ту сторону, бросил свободный конец к ногам варвара. Хирад удивленно посмотрел на веревку, а потом на улыбающегося Фрона.

— Ну разве не мастер? — спросил белокурый гигант.

Хирад кивнул, натянул веревку и начал взбираться на стену. Меньше чем через пару минут они все оказались во внутреннем дворе замка Черных Крыльев.

— Направо, — прошептал Уилл. — Охрана есть только у главных ворот. Патрулей я не заметил, но все равно расслабляться нельзя. Как сам видишь, в тридцати шагах от нас расположено главное здание. По моим оценкам, оно имеет около ста пятидесяти футов в длину и пятьдесят футов в ширину. — Он посмотрел Хираду в глаза. — Теперь слово за тобой.

— Все проще простого, — сказал варвар, направляясь к углу здания. — Внутри, когда мы влезем через ближайшее окно, я определю направления атаки.

Подойдя к зданию, он сначала посмотрел налево в сторону фасада и только потом — в темное стекло оконного проема. Джандир, стоящий рядом, тоже заглянул в темноту.

— Пустая, — прошептал он Хираду. — Похоже на кабинет. Комната маленькая, и там никого.

— Отлично, — сказал Хирад и занес кулак.

— Что ты делаешь? — прошипел Уилл.

— Хочу проникнуть внутрь, — ответил Хирад.

— У меня есть способ получше. — Уилл извлек из своего ремня тонкую металлическую пластинку, вставил ее между створок и, нащупав крючок, откинул его. Окно тихо раскрылось. — После вас, — сказал Уилл, отступая назад.

Хирад пристально посмотрел на него, потом перелез через подоконник и подошел к единственной в комнате двери. Пока остальные забирались в окно, он прислушивался к тому, что происходит за ней. Не услышав ничего подозрительного, Хирад повернулся к своим спутникам.

— Пока все идет, как надо. Талан, Ричмонд, вы берете Алана и Уилла и поднимаетесь наверх. Мы втроем остаемся внизу. — Он приоткрыл дверь, за ней тоже было темно. Варвар жестом подозвал Джандира. Эльф мельком взглянул в комнату, отпрянул назад и закрыл дверь.

— Там небольшое помещение, наверное, гостиная. Коридор за занавеской уходит вперед и вправо, слева — лестница наверх.

Хирад кивнул и сбросил плащ. Кот спрыгнул на пол, осмотрелся, прислушался и принюхался.

— Отлично, разделяемся. Талан, ты налево. — Варвар распахнул дверь и вошел в следующую комнату. — Если кто-то не уверен в себе, пусть не отстает от Воронов. Готовы?

Все молча кивнули. Хирад обнажил меч и, усмехнувшись, взглянул на Ричмонда и Талана.

— Вороны! — прокричал он. — Вороны и Ярость!

Это клич был тут же подхвачен другими Воронами. Они зашагали по коридору, сопровождая свои вопли стуком мечей по каменным стенам. Хирад чувствовал, как кровь закипает у него в жилах и мускулы наливаются силой. Глаза у него загорелись диким огнем. Он перешел на бег и стремительно рванулся вперед. Кот несся рядом, не отставая.

В следующей комнате было двое мужчин — двое Черных Крыльев. Хирад засмеялся, оскалив зубы, и кинулся к ним. Первый воин замер от страха. Варвар на ходу зарубил его и бросился на второго. Тот попытался защищаться, но Хирад сокрушил его оборону, словно смахнул со лба непослушную прядь волос. После этого он снова издал устрашающий вопль и остановился, чтобы подождать остальных.

— Видели, как надо действовать? А сейчас разделяемся, и каждый идет своим путем. Кричите громче и не останавливайтесь, иначе умрете.

Он повернулся, ногой распахнул ближайшую дверь и рванулся вперед. По пятам за ним бежал кот Денсера.

Вбежав в комнату, Талан увидел застекленный проем справа от себя и дверь — слева. Он махнул рукой вправо, давая сигнал Ричмонду, и, окликнув Уилла, повернул налево. За дверью оказалась большая комната с каминами и высокими окнами. В дальней стене были двойные двери, и Талан с Уиллом побежали туда, опрокидывая по пути стулья и столы.

Ричмонд, по сигналу Талана, через застекленный проем вломился во внутренний сад. Топча кусты и цветы, он побежал к дверям, находившимся слева от него, в украшенной стеклянными панелями стене. За Ричмондом, не отставая, бежал Алан. Одна из панелей отъехала в сторону, и навстречу им вышел мечник. Ричмонд издал боевой клич и рванулся к нему. Мечник спокойно улыбнулся и встал в боевую позицию.

Хирад с грохотом влетел в двойные двери. Джандир и Фрон обменялись недоверчивыми взглядами, потом эльф пожал плечами, сделал глубокий вдох и сам содрогнулся от собственного гортанного крика. Фрон кивнул, повернулся и побежал к дверям в дальней стене, ревя на бегу, как разъяренный зверь.

Джандир натянул тетиву и ногой распахнул ближайшую дверь. За ней он увидел уходящую вниз лестницу. Эльфийское зрение позволяло ему свободно ориентироваться в темноте, и им овладел охотничий инстинкт. Держа лук наготове, он беззвучно скользнул на первую ступеньку, и в нос ему сразу же ударил запах застаревшего пота, мочи и крови.

Дверной проем внизу был занавешен, и сквозь занавеску просачивался тусклый свет. Эльф бесшумно начал спускаться по лестнице. Услышав приглушенный кашель, Джандир понял, что в комнате кто-то есть. Спустившись вниз, он подошел к правому краю занавески, убрал руку с тетивы и, удерживая стрелу пальцами другой руки, отвел занавеску в сторону. При виде картины, представший перед ним, он едва удержался от смеха.

Распахнув дверь ударом ноги, Фрон ворвался в комнату как ураган. Справа от двойных дверей стоял охранник. Когда его окровавленный труп с глухим стуком повалился на пол, Фрон остановился, чтобы осмотреться. Прямо перед ним находились двери парадного входа в здание, а в левой стене — еще несколько дверей. Поворачиваясь, он заметил лестницу, ведущую на второй этаж, и побежал туда, перепрыгивая через три ступеньки.

Крик умер на губах Хирада, и он остановился, пораженный. В огромном холодном зале был прикован к стене Илкар. Эльф с трудом приподнял голову:

— Хирад, слава богам.

Варвар вложил меч в ножны и подбежал к магу.

— По крайней мере ты жив, — произнес он, снимая цепь с правой руки Илкара. Эльф скривился от боли.

— Осторожнее, — сказал он, — у меня сломаны ребра.

— Что еще у тебя болит? — Хирад остановился и посмотрел в глаза Илкара. Эльфу с трудом удалось изобразить на лице жалкое подобие улыбки.

— Ноги, живот, руки... Хирад кивнул.

— Обопрись на меня, — сказал он и, повернувшись спиной к Илкару, осторожно снял цепь с его правой руки. Илкар застонал и вцепился в Хирада, чтобы не упасть. — Как ты?

— Плохо. Дай я обопрусь на тебя левой рукой, и помоги мне перебраться на стул.

Хирад огляделся и увидел Денсера. Черный маг лежал на полу, накрыв ладонью голову своего кота. Хирад помог Илкару добраться до стула и как можно бережнее усадил его. Потом повернулся к Денсеру.

Тяжело дыша, Ричмонд упал на спину, зажимая рану на правой руке чуть ниже плеча.

— Ну что, Ворон, не повезло?

Ричмонд ничего не сказал.

— Тебе нужно было уйти домой, а здесь ты ничего не найдешь, кроме смерти.

Ричмонд переложил меч в левую руку и поднялся. Его противник удивленно поднял брови. Ричмонд сместился вправо и услышал, как за его спиной Алан вытаскивает из ножен меч.

— Держись подальше, Алан, тебя это не касается.

— Еще как касается, они схватили мою семью.

— Любящий папаша, да? Зачем ты здесь? — презрительно произнес воин из Черных Крыльев. — Пришел забрать трупы?

— Ублюдок, — проскрипел зубами Алан. — Ублюдок!

Он рванулся вперед. Ричмонд отреагировал мгновенно и рубанул мечом влево, чтобы отсечь противнику дорогу к Алану. Но воин предугадал этот маневр. Он сместился в другую сторону и вонзил меч в незащищенную грудь Ворона.

Хрипя от боли, Ричмонд упал на колени. Воин выдернул меч, и Ворон рухнул лицом вперед на измятые цветы. Ричмонд услышал торжествующий смех и удаляющийся топот ног, а потом весь мир погрузился в тишину.

Талан ворвался в коридор; следом за ним влетел Уилл. Прямо впереди, рядом с двойными дверями валялся труп. Справа наверх уходила лестница. Со второго этажа донесся могучий рев Фрона, но голосов Ричмонда и Хирада не было слышно. Талан нахмурился.

— Вперед! Вперед! — закричал он и загромыхал по лестнице.

Уилл тоже закричал и побежал за ним.

Когда Ричмонд упал, Алан повернулся и побежал назад, по той дороге, по которой они пришли сюда. Он дрожал, сердце его зашлось от страха, все тело покрылось липким потом. Он чувствовал себя очень одиноким в замке, наполненном сталью и кровью. Но перед тем как выбежать из здания, Алан на мгновение остановился в коридоре. Нет, он не одинок. Где-то в этом доме есть люди, в чьих жилах течет его кровь. Он повернулся и снова вбежал в дом: ему нужно было найти Уилла.

Исман с улыбкой на лице смотрел вслед Алану. Он мог бы догнать его, но в доме были другие, заслуживающие большего внимания. Однако перед тем как заняться ими, Исман решил навестить магов.

Тревис, покачиваясь, шел по верхнему этажу и барабанил во все двери. Он даже не останавливался проверить, слышат ли его: не было времени. Если враги успеют освободить мальчишек, зараза быстро распространится по всей Балии. Что может быть опаснее магов-близнецов? Надо с ними покончить — а потом тем же способом завершить сотрудничество с их матерью.

Когда кот впился в его плоть и начал высасывать энергию, Денсер не стал волноваться, наоборот, успокоился. Маг понимал, что Любимчику необходимо восстановить силы, даже если хозяин при этом ослабеет еще больше. Между ними должен поддерживаться баланс энергий, он должен поддерживаться постоянно. До Денсера смутно доносились голоса, кто-то подошел к нему, но он не мог ответить, пока не мог. Правой рукой маг поглаживал кота, а Любимчик тем временем сосал его кровь. Наконец он насытился — значит, они получат знак командира стражи. Денсер улыбнулся. Тревис был обречен.

Любимчик посмотрел на своего хозяина. Глаза кота вновь запылали. Их сознания слились, и Денсер мысленно передал ему образ Тревиса.

— Найди и возвращайся, — сказал он. — Приведи его ко мне. Ты сам знаешь, что нужно делать.

Любимчик медленно закрыл и открыл глаза.

— Я не умру без тебя, ступай.

Кот, кажется, был доволен; теперь его мурлыканье сильно смахивало на рычание. Он отошел от хозяина и стал осматриваться в поисках выхода из комнаты, но все двери были закрыты.

— Что происходит? — спросил Хирад. — Только что я видел, как эта тварь ела Денсера.

— Хирад, пожалуйста, — задыхаясь, проговорил Илкар. Он изо всех сил старался не потерять сознание. Боль в груди, внутреннее кровотечение возобновилось, и ему сейчас требовался покой, чтобы подлечить себя. — Есть вещи, которых ты не знаешь, но они пока могут подождать. Я очень плохо себя чувствую.

— Скажи, что мне делать, я тебе помогу.

— Дай нам возможность отдохнуть, охраняй нас и не задавай вопросов. Где остальные? Хирад кивнул.

— По дороге мы встретили еще одну группу, они шли сюда спасать какую-то женщину. Мы применили тактику хаоса. Через несколько минут замок будет в наших руках.

Илкар, скрипя зубами от боли, сполз на пол и лег рядом с Денсером.

— Хорошо, — пробормотал он, закрывая глаза. — Хорошо.

В это время снова открылись дальние двери. Воспользовавшись этим, кот вылетел из комнаты и умчался прочь. Хирад насторожился и отошел от Илкара.

— Исман.

— Хирад.

Джандир засмеялся бы, не будь открывшаяся перед ним картина такой жалкой. Посредине комнаты на покрытом кровавыми пятнами полу, раскрыв рот, неподвижно лежал человек. В одной руке он сжимал меч, а рядом валялся опрокинутый бокал, из которого вытекало вино. Очевидно, этот человек только что здесь напивался.

— Мужчина, который не может посмотреть в лицо своей смерти, не мужчина, — сказал Джандир, но человек не пошевелился. — Мертвые не кашляют, мой друг. Тебе следует прекратить это бессмысленное притворство. По крайней мере взгляни на меня. — И снова человек не пошевелился.

— У меня нет времени... — сказал Джандир, натягивая лук.

— Пожалуйста! — Мужчина рывком сел. — Я не...

— Я же сказал, мне некогда. — Эльф спустил тетиву, достал другую стрелу, повернулся и стал подниматься по лестнице.

Тревис остановился отдохнуть, прислонившись к стене узкого коридора, который вел в башню. Он хмурился. Вороны все еще шныряли по замку, и крики были еще слышны. Атакующих было явно больше трех человек, и это тревожило капитана. Пожав плечами, он открыл дверь в помещение охраны. Внутри он увидел двух воинов с мечами наготове.

— Отлично, — слегка заикаясь, сказал Тревис. — Эти незаконнорожденные дети не должны покинуть замок. Убейте их.

— Но, сэр? — Охранники обменялись растерянными взглядами.

— Это не просто дети. Если эта сука заберет их отсюда, они станут такими могущественными, что у нас не хватит сил контролировать их. Подумайте об этом.

Один из охранников кивнул и стал торопливо подниматься по спиральной лестнице в углу комнаты. Сверху донеслись детские крики, и Тревис вышел, закрыв за собой дверь.

* * *

Фрон бежал по коридору второго этажа. Окна справа выходили во внутренний сад. Не обращая внимания на небольшой дверной проем слева от себя, он бросился вперед, потом повернул направо. Впереди показались двойные двери, за которыми, судя по всему, находилось какое-то важное помещение. Фрон ударом ноги распахнул их и вбежал внутрь.

Поднявшись на второй этаж, Талан и Уилл разделились. Окна с левой стороны коридора выходили во внутренний сад, где погиб Ричмонд, справа был еще какой-то проход, а в конце коридора — двойные двери. Уилл завернул в проход, увидел перед собой дверь и побежал к ней. Талан вломился в двойные двери и очутился в большой комнате с колоннами. Это оказалась казарма. И она была не пуста.

Талан оскалил зубы.

— Ну-ка, давайте, может, кто-нибудь думает, что сможет меня одолеть?

Вбежав в дверь, Уилл попал в ту же казарму, только с другой стороны. Он сразу же присел и выставил перед собой свои короткие мечи: в комнате было полно людей. Правда, никто не заметил Уилла, потому что они надвигались на Талана.

— Жаль, — сказал Хирад. — Тебе нужно было стать Вороном.

Исман фыркнул:

— Один юноша в банде стариков. Нет, лучше я перебью вас всех.

— Да? — Злость взбодрила Хирада, его сознание прояснилось. Варвар размял мышцы рук. — Ты умер в тот самый миг, когда погиб Сайрендор, и Вороны сожгут этот замок.

Он прыгнул вперед, целясь мечом Исману в живот. Однако высокий мечник блокировал удар, быстро сместился вправо и встал в боевую стойку. Варвар посмотрел ему в глаза, но не увидел в них страха. Они стали ходить кругами, внимательно следя друг за другом. Хирад искал слабое место в позиции Исмана и удивился, когда не обнаружил его. У обоих были длинные мечи, и оба прекрасно сохраняли равновесие. Правда, у одного из них за плечами был огромный боевой опыт в поединках один на один. И этот человек первым бросился в атаку.

Сделав ложный выпад, Хирад, опережая защиту Исмана, нанес мощный секущий удар от плеча к бедру противника. Исман был к этому не готов, но его тело успело отреагировать, Он отступил назад, и меч Хирада просвистел меньше чем в дюйме от его груди.

Промахнувшись, варвар оказался в невыгодной позиции. Он успел выпрямиться и отразить удар Исмана, но ответный удар на этот раз прошел слишком далеко от цели.

Исман улыбнулся и двинулся вперед, тесня варвара туда, где беспомощно лежали два мага. Собравшись с силами, Хирад провел контратаку и пробил защиту Исмана — но тот двигался очень быстро, и меч Хирада всего лишь рассек ему кожаную куртку.

Исман снова встал в стойку; теперь он уже внимательнее следил за варваром. Хираду пришлось уже дважды переложить меч из руки в руку: ноги налились свинцом, каждое движение давалось с трудом и отзывалось болью в измученном теле. Хирад чувствовал, как силы оставляют его, но понимал, что не может позволить себе устать в этой схватке.

Исман снова атаковал. Его меч рассек кожаные доспехи на левом плече Хирада, но следующий удар, направленный в шею, был отражен, хотя и в самый последний момент. Хирад взмок, на него то и дело накатывалась дурнота. Он уже с трудом мог поднять меч.

Теперь Исман улыбался во весь рот, но его взгляд оставался безжалостным Он сделал выпад, и его меч обрушился на Хирада сверху Варвар подставил лезвие, но при этом упал на колени. Он начал с трудом подниматься, Исман нанес ему косой удар, метя в голову Варвар блокировал его, нырнул вперед и даже успел выпрямиться — но стремительный удар снизу вверх выбил меч у него из рук. Дрожа от боли и страха, Хирад посмотрел в глаза Исману.

— Я же сказал тебе, чтобы ты возвращался домой, а ты меня не послушал, — произнес Исман и вонзил меч Хираду в живот. Ноги Ворона подкосились, и он упал. Ему казалось, что он падает вечно — и в этом падении он уже ничего не чувствовал и не видел

Фрон вбежал в большую комнату, тускло освещенную светом камина и двух железных жаровен. В дальнем углу стояли два мечника Издав дикий вопль, Фрон ринулся на них. Он перепрыгнул через стол и диван, сделал еще два шага и одним взмахом отрубил руку с мечом первому воину.

Брызнула кровь. От ужаса и неожиданности воин даже не смог закричать. Он просто уставился на обрубок руки, хватая ртом воздух, и его глаза наполнились слезами Второй мечник застыл в нерешительности, и Фрон нанес ему боковой удар в грудь, с презрительной легкостью смяв его неуклюжую защиту. Первый воин упал на пол и заскулил от боли Фрон вытащил из-за пояса кинжал и перерезал ему горло.

Оттащив трупы в сторону, Фрон открыл дверь и увидел уходящую вверх лестницу. Он поднялся на площадку и оказался перед еще одной дверью, закрытой на засов. Он отодвинул засов и остановился, не решаясь открыть дверь.

— Ирейн? — наконец позвал он и услышал за дверью какое-то движение. — Ирейн? — повторил он. На этот раз тишина. — Это Фрон. Ты слышишь меня? Пожалуйста, не надо магии, я пришел помочь тебе. — Он сделал глубокий вдох и открыл дверь.

Уже второй раз Талан поскользнулся на залитом кровью полу и отступил. У его ног валялись три трупа. Теперь к нему приближались следующие трое, однако на лицах этих людей уже не было прежней самоуверенности: они видели, как быстро Талан расправился с их товарищами.

Но Ворону тоже досталось. Из раны на правом бедре сочилась кровь, и нога уже начинала неметь. Глубокий порез на груди не позволял дышать глубоко. Но это были пустяки по сравнению с общей усталостью. Силы таяли с каждым мгновением, и Талан сомневался, сможет ли он отразить следующую атаку. Но все же у него в запасе оставался один козырь. Никто из наступающих не заметил Уилла, а коротышка был у них за спиной. Талан был уверен, что он не принадлежит к тем людям, которые просят противника повернуться прежде, чем нанести удар.

Черные Крылья приближались. Талан встряхнулся, пытаясь избавиться от усталости. Он сделал ложный выпад вправо и ударил влево. Его противник парировал и нанес удар по ногам Ворона. Талан отпрыгнул, резко развернулся и, отразив неуклюжий удар сверху, вонзил меч в шею нападающему. Один готов.

После этого он отступил, готовясь к атаке, которая неминуема должна была последовать, и поскользнулся на залитом кровью полу. Заметив, что он пошатнулся, два оставшихся воина бросились на него.

Удар первого Талан парировал — но меч второго мелькнул в опасной близости от его лица. Талан отбил меч, но пропустил сокрушительный удар кулака в подбородок. Он качнулся назад, споткнулся и, падая, ударился затылком о колонну…

Уилл вонзил меч в спину ближайшего воина, целясь в область почки. Он знал, что человек после такой раны надолго выйдет из строя, даже если ему и удастся остаться в живых. Потом Уилл взглянул на неподвижно лежащего Талана и решил, что тот умер. Он вытер мечи об одежду второго воина и замер: за дверью ему послышались голоса. Уилл решил притаиться на время. Нет смысла драться дальше, если окажется, что все погибли.

Чувство долга велело ему убедиться, что Талан мертв, хотя это казалось простой формальностью: Ворон по-прежнему лежал неподвижно. Уилл шагнул к Талану, и в это время за спиной у него открылась дверь. Он развернулся, держа наготове мечи, и инстинктивно попятился. С губ были готовы сорваться слова извинения.

Алан вошел в просторную комнату. Здесь было холодно и темно, но ему удалось разглядеть разбросанные стулья и открытую дверь в другом конце помещения. За ней раздавались крики и звуки сражения. Алан сжимал в руке меч, но совершенно не знал, что с ним делать. Теперь он понял значение того взгляда, которым посмотрел на него Хирад, когда объяснял свою тактику хаоса. Варвар не презирал его, он просто не был уверен в нем. Алан рухнул в кресло, обитое бархатом, и потерял сознание.

Тревис побрел назад и открыл дверь, ведущую в основной коридор второго этажа. Но едва он прошел в нее, как был атакован какой-то тварью. Расправив перепончатые крылья, она стрелой взвилась с лестницы и бросилась на Капитана. Ее когти вонзились в волосы Капитану, а остроконечный хвост обвился вокруг его левой руки. Тварь свесила сверху морду и заглянула в глаза Тревису. Она была не больше рыночной обезьянки.

Капитан отпрыгнул назад, но и морда прыгнула вместе с ним. Тревис был готов поклясться, что тварь улыбается, — но ведь она не могла быть разумной. Безусловно, она не могла быть наделена разумом. Капитан был в этом уверен. Но он не мог отвести глаз от безобразной морды, и неприятный холодок пробежал у него по спине.

Блестящая кожа туго обтягивала череп, лишенный волос, и под тонкой кожей можно было увидеть, как бежит кровь по венам. Тварь слегка наклонила морду и снова улыбнулась, обнажив два ряда острых как иглы зубов. Она высунула язычок и стремительно лизнула Тревиса в губы.

Капитан подумал, что его сейчас вырвет, но черные, глубоко утопающие в глазницах глаза твари полностью подчинили себе его тело.

А потом лапы-руки твари опустились и сжали Тревису щеки. Острые когти глубоко вонзились под кожу, и капельки крови побежали по лицу Капитана. Тварь наклонилась ближе, обжигая своим горячим зловонным дыханием глаза Тревиса. Капитан моргнул и попытался отклониться, но тело его не слушалось.

— Пойдем, — сказала тварь. Ее хриплый голос с шипением вырывался из горла. Тревис задрожал и схватился за свой живот. — Пойдем со мной.

— Куда? — удалось выговорить Капитану. И тварь снова улыбнулась — отвратительная картина. Тревис закрыл глаза, но все равно видел эту улыбку, она запечатлелась в его сознании.

— Мой хозяин требует, чтобы ты пришел. Здесь недалеко. Шагай. — Морда исчезла, но когти еще сильнее впились в лицо Тревиса. Хвост твари обвил его правую руку и поднял ее от ножен.

И Тревис зашагал вперед, не сомневаясь, что это последняя прогулка в его жизни.

Придя в себя, Алан вскочил, и у него тут же закружилась голова. Он слышал шум сражения наверху и крики умирающих людей. Они дерутся и умирают ради него. И где-то здесь его дети и его жена.

Алан почувствовал, как в нем закипает дикая ярость. Она подстегнула его, как поцелуй девственницы. Желание заставить кого-нибудь заплатить за те мучения, через которые прошла его семья, овладело им и вытеснило страх из его души. Сегодня его меч в первый раз прольет чью-то кровь.

У Алана не было никаких сомнений, что их держат наверху. Он подбежал к открытой двери, стремглав взлетел по лестнице и остановился на площадке. С противоположного конца коридора навстречу ему шел человек с непонятным предметом на голове. На Алана он не обратил никакого внимания. Алан поднял меч, чтобы сразить этого человека, но тут его взгляд встретился с глазами кота, которого он видел у Хирада, и что-то в глазах животного остановило его. Откуда-то явилась мысль, что нужно идти к двери в конце коридора.

Алан машинально кивнул и побежал по коридору. Его цель была близка, он чувствовал их. Боги, он вот-вот уловит их запах! Его мальчики здесь и он спасет их!

Он влетел в дверь, пробежал по узкому проходу, ворвался в комнату охраны и чуть не опрокинул стул, на котором сидел охранник. Воин не успел ничего понять — Алан стремительным боковым ударом перерубил ему горло. Боясь даже подумать о том, что он только что сделал, Алан взбежал по спиральной лестнице.

* * *

Белокурые волосы Ирейн были всклокочены, ночная рубашка порвана. Она подошла к нему и схватила за плечи.

— Мои мальчики? — закричала она, впившись взглядом в лицо Фрона. — Вы нашли моих мальчиков? Фрон покачал головой.

— Нет… — начал он, но Ирейн уже рванулась мимо с пронзительным криком: — Глупцы! Они убьют их. Они сказали, что убьют их! — Она слетела по лестнице, промчалась по комнате и выбежала в коридор, Фрон бежал следом. Ирейн повернула налево, открыла дверь и нырнула в узкий проход. Сверху донесся чей-то плач, потом — звон мечей. Ирейн побежала еще быстрее.

— Подумай, Селик, тебе нет смысла меня убивать. Я же еще не расплатился с тобой. — Уилл продолжал пятиться, зная, что за спиной у него в нескольких шагах есть еще одна дверь. Он молился, чтобы она оказалась незапертой.

— Конечно, не отдал долг. Только когда-то ты был должен мне деньги, а сейчас — жизнь.

Уилл тяжело сглотнул. Все было предельно просто: если дверь за его спиной закрыта, он умрет. Он отступил еще на шаг.

Селик был его самой большой ошибкой. Он увидел перед собой деревенского парня, которого можно легко облапошить. С тех пор он был вынужден одаривать мечника деньгами.

— Скоро я получу кучу денег, Селик. Мне нужно лишь немного времени.

— Ты ни разу не одурачил меня, Попрошайка, и никогда уже не одурачишь, потому что время твое вышло. — Селик приближался, обнажив меч. — Попробуй хоть для виду посопротивляться.

— Не думаю, что мне это нужно, — сказал Уилл, повернулся и побежал к двери. Она, к счастью, оказалась открыта. Он рывком распахнул ее и помчался к лестнице. Однако чувство облегчения вновь сменилось испугом, когда Селик перегородил ему дорогу, появившись из двери, в которую перед тем заходил Талан. Мечник укоризненно покачал головой. Уилл затормозил и помчался в обратном направлении. Он забежал в первую попавшуюся дверь, за которой оказался узкий проход. Откуда-то сверху доносились голоса, причем один из них принадлежал женщине. Уилл рванулся вперед, потому что поворачивать назад было слишком поздно, и у него оставалась единственная надежда: найти кого-нибудь из своих.

Алан открыл дверь, спеша воплотить свою мечту в реальность, но она превратилась в кошмар.

Склонившись над двуспальной кроватью, спиной к двери стоял человек. На кровати лежали дети; их неподвижные тела и кровь на покрывале говорили сами за себя. У Алана перехватило дыхание, его руки и ноги мгновенно ослабли. Пальцы разжались, и меч с глухим стуком упал на пол.

Только голос воина вывел его из оцепенения. Услышав за спиной стук, он повернулся, начав говорить:

— Я только убедился, что они у…

Алан выдавил из себя единственное слово:

— Ты? — и бросился на охранника. Слабость уступила место силе, рожденной безумной яростью. Он повалил охранника и принялся молотить его кулаками, но забыл, что надо защищать себя. Охранник просто вынул кинжал и вонзил Алану в сердце.

Умирая, Алан испытал несказанное облегчение. Он слышал, как дети зовут его. И в последний миг ему показалось, что охранник попросил у него прощения.

* * *

Перед Илкаром появилось лицо Исмана, и вновь маг поймал себя на желании, чтобы все поскорее закончилось.

— А теперь ты, Ворон Илкар. — Но удара, которого ждал Илкар, не последовало. Вместо этого Исман крякнул, упал на колени, а потом повалился на спину. Из правого глаза его торчала стрела.

Раздался звук шагов. Кто-то подошел к Илкару, прошелся по комнате и снова вернулся к нему. Наконец Илкар увидел над собой еще одно лицо, на этот раз незнакомое. Перед ним стоял эльф.

— Кто ты?

— Джандир. Сейчас нет времени на разговоры, нужно помочь Хираду. Ты ведь маг.

— Хирад умер, — сказал Илкар, и холодный ужас наполнил его сердце, когда он произносил эти слова.

— Нет, не умер — пока не умер.

Илкар сел, и сразу же жгучая боль напомнила ему о разорванном сломанными ребрами легком. Теперь можно было бросать монету, кто из них умрет первым, он или Хирад.

Фрон обогнал Ирейн и первым поднялся по спиральной лестнице. Наверху стоял человек и в замешательстве смотрел на лежащее на полу тело Алана.

— О нет, — воскликнул он, увидев Фрона.

— О да, — произнес Фрон, и в следующий миг голова воина покатилась по полу. Новый фонтан крови брызнул на неподвижные тела мальчиков. Фрон опустил меч, и в это время в комнату вбежала Ирейн. — Я… — начал Фрон, но под взглядом женщины сразу же замолчал. Ирейн переступила через тело Алана, даже не взглянув на труп, и подошла к кровати. Фрон остался охранять дверь.

Ирейн молчала. Недрогнувшей рукой она коснулась детей, убрала волосы с лиц мальчиков, погладила им щеки и провела пальцами по губам.

Наблюдая за ней, Фрон жалел эту женщину и одновременно восхищался ее самообладанием. Но потом Ирейн повернулась, и ее ярость на мгновение ослепила Фрона. Казалось, что воздух вокруг нее трещит и расступается под ее пристальным взглядом.

Услышав топот ног, Фрон повернулся к двери и поднял меч.

— Отойди, — сказала Ирейн голосом, похожим на звон погребального колокола. Ослушаться этого голоса было нельзя. Фрон отошел и, повернувшись к Ирейн, увидел, что она сложила ладони перед своим лицом. В комнате сразу стало холодно.

Ее могущество было пугающим, и сердце Фрона забилось подстреленной птицей. Он вновь повернулся к двери. Загрохотала спиральная лестница, послышалось тяжелое дыхание, и на пороге возникла невысокая щуплая фигура.

— Ирейн, подожди! — закричал Фрон, но она уже простерла руки вперед и произнесла ключевое слово.

— Уилл, пригнись! Падай! — Фрон бросился в ноги Уиллу, и тот, споткнувшись, упал. «Ледяной ветер» Ирейн прогудел над их головами и ударил в грудь подбегающему к двери Селику. У Селика мгновенно посинели губы, остекленели глаза и побелели руки. Он покачнулся, выпустил из рук меч и рухнул, разлетевшись на тысячу осколков.

Фрон с трудом поднялся и помог встать Уиллу. Ирейн промчалась мимо них и стала спускаться по лестнице.

— Ирейн, постой! — окликнул ее Фрон. Не останавливаясь, она покачала головой.

— Следующим будет Тревис.

Глава 16

Илкар зарыдал. Он не понимал, почему Хирад еще жив. Рана в животе, безусловно, была смертельной, и все же варвар еще цеплялся за жизнь. Но теперь Илкар не мог спасти его, потому что у него просто не было сил. Ему оставалось лишь смотреть, как его друг медленно уходит в небытие.

Даже если бы у Илкара и Денсера была возможность отдохнуть, проспать несколько часов, их сил все равно не хватило бы, чтобы поднять Хирада на ноги: все трое получили слишкомопасные раны.

Илкар стоял на коленях возле Хирада, положив руки на его ужасную рану. Собственной боли эльф не замечал. Слезы катились по его щекам и капали на холодный каменный пол. Из последних сил он поддерживал жизнь в умирающем, но сам понимал, что его старания бесполезны.

Неожиданно чья-то рука легла ему на плечо.

— Илкар, я пришел разделить твою боль. — Эльф не слышал, как к нему подошел Денсер. Он думал, что темный маг крепко спит, чтобы восстановить силы.

— Я не могу спасти его, Денсер, — всхлипывая, сказал Илкар. Его голос дрожал от невероятной усталости. — Он уходит, и я не могу вернуть его.

— Должен быть выход. — Голос Денсера трудно было узнать. Разбитые губы почти не двигались, и слова получались невнятными.

— Что ты предлагаешь, человек Зитеска? К сожалению, у нас нет волшебной палочки! — выпалил Илкар и закашлял кровью.

— Зато в замке есть еще один маг.

— Ирейн, — подтвердил Джандир.

— Сука, которая выдала нас, — процедил Илкар.

— Нет, — резко возразил Джандир. — Ее заставили, Тревис держал в заложниках ее сыновей. Мы пришли сюда, чтобы их освободить.

— Ирейн Мэленви? — спросил Денсер. — Хранитель знаний Додовера?

— Да.

— Нам еще может улыбнуться удача. — Темный маг нахмурился. — Какого дьявола он хотел от нее? — Он повернулся к Илкару. — Сколько ты еще проживешь? — Илкар укоризненно покачал головой. — Сколько, Илкар?

— Часа три, может быть, чуть больше, — неуверенно ответил эльф.

Денсер опустился на пол за спиной у Илкара и вытянул вперед ноги.

— Обопрись на меня, — приказал он.

Илкар откинулся на спину. Денсер развернулся так, чтобы их лица смотрели в ту же сторону, что лицо Хирада. Илкару пришлось положить правую руку на рану варвара, и он скривился от боли.

— Теперь вытяни ноги, — сказал Денсер.

Джандир с недоумением наблюдал за их действиями. Денсер сидел, положив руки на плечи Илкару. Эльф лежал на коленях у черного мага и без остановки водил руками по животу Хирада.

— Что происходит? — спросил лучник.

— Я все объясню тебе потом, — сказал Денсер. — Принеси стул и подставь его мне под спину. А теперь, Илкар, скажи, что убивает тебя?

— У меня несколько опасных ран. Правое легкое пробито и наполняется кровью. Кроме того, у меня отбиты почки и кровоточит печень.

— Ладно. — Денсер поменял положение рук, положив одну ладонь эльфу на затылок, а вторую — на правую сторону его груди. — Передай мне контроль над своим телом, а всю свою ману отдай Хираду.

— А ты сам? — В голосе Илкара чувствовалась искренняя забота о Денсере.

Черному магу удалось даже хихикнуть.

— Они основательно избили меня, но ничего не сломали, кроме пальцев на руках и ногах. Так что я еще поживу.

— Спасибо тебе, — дрожащим голосом сказал Илкар.

— У нас великая цель.

— В любом случае я благодарен тебе. Денсер ничего не сказал. Джандир принес стул.

— Нам срочно нужен еще один маг, дорога каждая секунда, — сказал ему зитескианец. Джандир кивнул.

— Они уже нашли ее, я сейчас приведу их сюда. — Он повернулся, чтобы идти, но в это время открылись дальние двери, и в комнату вошел Тревис. На голове у него сидела кошка. Глаза Тревиса были мутными, он сгорбился и шел еле-еле. Создавалось впечатление, что Капитан постарел лет на двадцать за те несколько минут, пока его не было в этой комнате.

Денсер улыбнулся:

— Вижу, ты нашел моего Любимчика.

Кот спрыгнул на пол и подбежал к хозяину. Тревис словно очнулся от сна. Заметив труп Исмана, он посмотрел на Воронов и нахмурился:

— Думаю…

— Что ты думаешь, Тревис, уже не важно. Ты ничто, хотя цепь, которую ты носишь, бесценна. — Тревис нащупал под рубашкой свой знак и еще больше нахмурился. Денсер поймал на себе взгляд Джандира и сказал ему: — Тебе лучше идти, ты вряд ли захочешь смотреть на то, что здесь будет. — Джандир в нерешительности помедлил, а потом вышел из комнаты, приготовив еще одну стрелу на всякий случай.

— Пожалуйста… — Тревис шагнул к Денсеру, но маг не обратил на него никакого внимания: он в это время смотрел в глаза своему коту.

— Убей его.

Кот начал превращение, и мольбы Тревиса сменились паническим бормотанием. Денсер посмотрел на него в последний раз:

— Ты, как и я, хотел приручить Воронов. Но это невозможно. Я по крайней мере буду жить и стараться загладить свою ошибку. Слава богам, мы тебя победили. И значит, у Балии еще остается надежда.

Демон Денсера взвился в воздух и набросился на Капитана.

— Закрой глаза, Илкар, — попросил черный маг. Тревис закричал.

Джандир боролся с желанием открыть дверь. Он никогда не слышал, чтобы люди так ужасно кричали, как Тревис. Но, к счастью, крик быстро умолк, и раздался звук, похожий на треск упавшего на пол арбуза. Джандир едва справился с приступом тошноты.

На лестнице послышались торопливые шаги. Джандир натянул тетиву, но опустил лук, увидев, что по ступенькам спускается женщина в сопровождении Фрона и Уилла. Он догадался, что это Ирейн.

— Прочь с дороги, — сказала Ирейн, но Джандир не сдвинулся с места.

— Туда пока нельзя. — Он посмотрел на Фрона. — Не пускай ее, а я посмотрю, что там происходит.

Фрон молча взял Ирейн за руку. Она даже не сделала попытки выдернуть руку.

— Вам все равно не защитить Тревиса, — прохрипела она. В глазах ее полыхало неукротимое пламя.

— Уверяю вас, мы совсем не собираемся его защищать, — сказал Джандир.

— Что происходит, Джан? — спросил Уилл.

— Там Вороны — во всяком случае, трое из них. Тревис тоже там, но я думаю, что он уже мертв.

— Думаешь? — прошипела Ирейн.

— Мне не позволили остаться и посмотреть. — Джандир помолчал. — Хирад ранен и умирает. Маги Воронов хотят, чтобы вы ему помогли. — Он повернулся к двери и заглянул в комнату.

Лужа крови медленно растекалась из-под одеяла, которым была накрыта голова и останки туловища Тревиса. Денсер и Илкар сидели в прежней позе, а кот, свернувшись клубочком на стуле рядом с хозяином, чистил усы и лапы.

Эльф открыл дверь, приглашая войти остальных. Фрон с Уиллом остановились на пороге, не понимая, что же здесь произошло. Только Ирейн сразу обо всем догадалась и медленно подошла к Денсеру. На мгновение она замерла, исследуя поток маны.

— Так-так. Джулатсанец и зитескианец объединились и поддерживают жизнь в умирающем человеке. Теперь меня, кажется, уже ничем не удивить. — Голос Ирейн оставался спокойным, и только глаза выдавали малую долю тех чувств, которые бушевали у нее в душе.

— Мне бы очень хотелось, чтобы мы встретились при более благоприятных обстоятельствах, — сказал Денсер.

— Благоприятных? — вскричала Ирейн. — Ах ты, подлец! Мои дети мертвы! Мертвы! Мне нужно бы растерзать всех вас на месте.

Денсер оглянулся и посмотрел на Фрона. Воин кивнул.

— Это правда, — сказал он. — Их убил один из охранников.

— И все из-за того, что твои люди хотели тебя спасти, — заикаясь, произнесла Ирейн. Рыдания разрывали ее. — У меня отняли жизнь, а я ничего не могу сделать! — Она начала сползать на пол, но Фрон подхватил ее и заботливо усадил на стул.

— Меня даже не было рядом… они умерли в одиночестве, — причитала Ирейн.

— Успокойся, Ирейн, — уговаривал женщину Фрон, гладя ее по волосам. — Успокойся.

— Пожалуйста, — сказал Денсер. — У нас очень мало времени. Хирад умирает.

Ирейн отняла ладони от лица и пристально посмотрела в глаза Денсеру.

— Ты думаешь, мне есть до этого дело? — Она встала, подошла к магу и с отвращением взглянула на него сверху вниз. — Ты знаешь, почему меня похитили? Потому что Зитеск начал поиски «Рассветного вора», а Тревис думал, что я смогу помочь ему контролировать это заклинание. И я согласилась, потому что иначе он убил бы моих детей. — Губы ее задрожали, и она отвернулась.

Денсер гадал, как лучше извиниться перед этой женщиной, но понял, что никакие слова ничем не помогут. Поэтому он решил поступить иначе:

— Зитеску нужен «Рассветный вор» не для себя.

— Заткнись, Денсер, я не верю тебе! — Ирейн снова села на стул.

Денсер тяжело вздохнул:

— Ты должна мне поверить. Лорды-колдуны сбежали из клетки маны и вернулись в Парве. Уничтожить их и остановить восемьдесят тысяч висминцев, жаждущих разорвать нашу страну на части, можно только с помощью «Рассветного вора». — Женщина, нахмурившись, посмотрела на него. — Прошу тебя, Ирейн. Никто не в силах облегчить твоих страданий, но ты можешь спасти Хирада. Если мы хотим уничтожить лордов-колдунов, он должен быть с нами.

— Почему?

— Потому что он возглавляет Воронов, а они сейчас восстанавливают заклинание. Без него у нас не хватит на это сил. — Денсер кашлянул, и струйка крови брызнула у него изо рта.

Ирейн истерически рассмеялась:

— Твоя история — сплошная ложь. А ты что скажешь, Илкар? Ведь ты Илкар, маг Воронов, правда?

— Я верю ему, — еле слышно сказал Илкар. Брови Ирейн взлетели вверх.

— Неужели? Поразительно. — Она встала и деревянной походкой направилась к двери. По щекам у нее катились слезы. — Знаете, я была бессильна распоряжаться жизнью своих детей, но зато теперь могу распорядиться вашей. Мои дети зовут меня.

— Хорошо подумай, Ирейн, — произнес ей вслед Денсер. — И отдохни, восстанови силы. Помни, что судьба Балии сейчас в твоих руках.

Ирейн остановилась и повернулась к Денсеру.

— Таково мое мнение, — сказал Денсер, твердо глядя ей прямо в глаза.

Ирейн вышла. Фрон, словно тень, последовал за ней.

Илкар пошевелился и вздрогнул. Потом открыл глаза и обвел зал мутным от боли и усталости взглядом.

— Где остальные? — спросил он.

— Кто? — спросил Уилл.

— Талан и Ричмонд.

Уилл быстро взглянул на Денсера и закусил губу.

— Я видел, как упал Талан. О Ричмонде мне ничего не известно, но… его здесь нет. Прости.

Илкар медленно покачал головой и снова сосредоточился на Хираде. Дыхание варвара было поверхностным, но пока устойчивым. Илкару оставалось только надеяться, что все это когда-нибудь кончится. Денсер сможет поддерживать жизнь в нем, а он — в Хираде, возможно, еще часов двенадцать. И это все, что они могут сделать. Мана, последние капли которой Тревис не сумел из них выбить, скоро иссякнет. А когда это случится, смерть выпустит когти и Вороны навсегда перестанут существовать.

Денсер сжал плечо Илкара:

— Она поможет нам, ты только держись.

— Кажется, только это я еще могу сделать, — сказал эльф. — Он — все, что у меня осталось. — Илкар посмотрел на неподвижное лицо Хирада.

— Теперь, дружище, остались только ты да я. Так что даже и не думай умирать без меня.

Эльф снова погрузился в состояние отрешенности; его сознание скользило по распоротому животу Хирада. Он старался почувствовать, куда нужно направить струйку живительной маны, чтобы как можно больше помочь другу. Неожиданно задние двери открылись, и в зал, пошатываясь, вошел Талан. Уилл с Джандиром с облегчением вздохнули, а вор даже улыбнулся. Илкар тоже слегка улыбнулся, но общая радость тут же угасла: Талан нес на руках тело Ричмонда. Голова его была запрокинута, руки безжизненно свисали. Талан с мрачным лицом опустил тело друга на стол.

— Вот еще одна ночная служба, — сказал он, не сводя глаз с Илкара. — Это должно… — Неожиданно его взгляд упал на Хирада, и на лице воина отразился настоящий ужас.

— О нет, — сдавленным голосом произнес он. — О боги, только не это! — Он рванулся вперед, но голос Денсера остановил его. Облегчение, которое испытал воин, услышав слова мага, отняло у него последние силы, и он тяжело упал на стул.

— Хирад еще жив, — сказал Денсер. — И мы сможем какое-то время поддерживать в нем жизнь.

— А потом? — тревожно спросил Талан.

— Потом, надеюсь, придет Ирейн. Это единственный шанс Хирада.

— Что значит «надеюсь»? — Талан ощупал затылок и обнаружил там большую опухоль, запекшуюся кровь и слипшиеся волосы.

— Сегодня были убиты сыновья Ирейн, и жизнь потеряла для нее смысл. В случившемся она обвиняет Воронов.

— И если она не поможет?.. — По лицу Талана было видно, что он сам знает ответ. Илкар просто подтвердил его худшие опасения.

— Хирад умрет, — сказал он. — Боюсь, и я тоже. — Эльф печально взглянул на Талана и снова отдал все внимание Хираду.

Талан задумчиво потеребил губу. Он не хотел верить в то, что услышал, но знал, что Илкар всегда называет вещи своими именами. Ирейн была их единственной надеждой, и надо заставить ее это понять. Талан поднялся.

— Куда ты? — спросил Денсер.

— Где Ирейн? — в свою очередь спросил Талан.

— Если ты разругаешься с ней, это нам не поможет, — сказал Денсер.

— Да что ты понимаешь? — воскликнул Талан. — Разве это твои друзья умирают у тебя на глазах? Впервые Вороны на грани поражения, и может случиться самое худшее. Она должна понять…

— Она понимает, — осипшим от усталости голосом сказал Илкар. — Остается молиться, чтобы инстинкты мага побыстрее одержали верх над ее горем, иначе будет слишком поздно. Мы сделали все, что могли. — Эльф тяжело вздохнул и скрипнул зубами от боли. — Пожалуйста, не шумите больше, мне и без вас тяжело.

— Думаю, нам всем нужно немножко подкрепиться, — сказал Денсер. — Кухня…

— Я знаю, где она, — воскликнул Джандир и отправился на поиски съестного. С одной стороны, он выполнял просьбу Денсера, а с другой — ему очень хотелось оказаться подальше от гнетущей атмосферы страшных ран, безутешного горя и безвозвратных потерь. Закрыв за собой дверь, он вздохнул свободнее.

С помощью маны Илкар исследовал рану Хирада и понимал, что повреждения внутренних органов слишком обширны, чтобы их можно было излечить с помощью «Исцеляющего тепла» за один сеанс. Нужно провести два или три сеанса, и при этом необходимо очень точно направлять поток маны. А Илкар сомневался, что Хирад сможет продержаться так долго. Ему могло помочь только «Обновление тела», но Илкар знал только трех магов, владеющих этим заклинанием. И никого из этих магов в замке не было.

Не прекращая следить за Хирадом, Илкар мысленным взором заглянул в свой организм. Он почувствовал, как пульсирует и стекает мана с ладоней Денсера. Струящийся сквозь грудную клетку ласковый ручеек маны остановил кровотечение в легком и облегчил дыхание. Второй ручеек, у основания шеи, подпитывал энергией другие внутренние органы.

Илкар вознес благодарственную молитву богам. Как бы там ни было, в одном вопросе все университеты всегда были едины: любой маг был способен с помощью крошечных порций маны поддерживать тело в стабильном состоянии.

И все же он до сих пор не мог не удивляться поступкам Денсера. Хотя, возможно, ничего удивительного в них не было.

Время тянулось невероятно медленно. Илкар смутно осознавал, что сквозь тяжелые портьеры в зал уже давно проникает дневной свет. Не прекращая своей работы, он съел суп, который принес Джандир. Состояние Хирада требовало все большего сосредоточения, и эльф перестал обращать внимание на окружающее.

Он знал, что и сам уже обречен. Денсер не мог уследить за всем и направлял ману только в критические точки. Но и его резервы маны были уже на исходе; скоро наступит момент, когда никто из них не сможет подавлять боль в своем собственном теле и маны не хватит на всех троих. Если Ирейн не успеет помочь им, то в живых останется только Денсер.

Отдыхая после сеанса мысленной связи, Стилиан мечтательно улыбался. Он думал о Селин и представлял, как ее тело выгибается от наслаждения. Ему хотелось почувствовать ласку губ девушки и нежность ее ладоней. Когда она вернется, это будет началом кое-каких перемен. Стилиану нужен наследник.

Сейчас она в глубоком тылу Висмина, направляется в Нарве. Он не сомневался, что ее рапорт подтвердит самые худшие опасения. Если лорды-колдуны вернулись, то они, несомненно, стали еще могущественнее. Теперь их будет гораздо труднее остановить, а победить и вовсе невозможно — разумеется, без «Рассветного вора». Все-таки университеты сейчас не так сильны, как в былые времена, и армии их стали меньше. Без заветного заклинания можно потерять все.

Прячась днем и перелетая ночью с помощью «Крыльев мрака», Селин быстро и сравнительно безопасно продвигалась к Израненным пустыням. Она рассчитывала добраться до них через три дня, а до Парве — через четыре. Следующий сеанс связи должен был состояться через пять дней. Стилиан знал, что он будет для Селин тяжелым испытанием. Она никогда раньше не сталкивалась с такой опасностью, но он позаботится, чтобы в будущем этого не повторилось.

Лорд Горы в задумчивости уставился в окно, за которым вырисовывались очертания башен Ньера и Лариона. Человек Ньера открыл мастерскую Септерна, но, если верить докладам, с тех пор не выходил на связь со своим наставником. Возможно, так оно и было, но Стилиан чувствовал, что от него что-то скрывают, и это его раздражало.

Он снова улыбнулся. Все доверяют Лариону — труженик, гений, душа-человек. Быть может, пришло время немного приблизить к себе нового члена внутреннего круга. Стилиан не мог следить за действиями Ньера или расспрашивать его о дальнейших планах без того, чтобы не возбудить подозрений. С Ларионом таких сложностей не было. Стилиан позвонил в колокольчик, висящий на цепочке у камина, и приказал, чтобы ему принесли вина и два бокала.

Время абсолютно не интересовало Илкара, пока у Хирада не отказали почки. Они отказали одна за другой, и эльфу пришлось всю энергию отдать Хираду и оставить без поддержки собственный организм.

— Денсер, — прошептал он.

— Я знаю, — сказал зитескианец.

— Где она?

— Она уже идет, держись. — Облегчение, которое испытал Илкар, когда Денсер направил ману на его позвоночник и печень, только подчеркнуло безнадежность положения Хирада и самого эльфа.

Конец приближался. Хирад умирал, угасал на глазах. Илкар сосредоточил остатки сил на одной почке Хирада, понимая, что на обе их просто не хватит. Его собственное тело молило исцелить его, хотя бы блокировать боль, но Илкар не мог себе этого позволить — по крайней мере пока он не даст Хираду умереть. В то же время он не мог попросить об этом и Денсера: черный маг и так направлял уже практически весь поток своей маны на тело эльфа. От Илкара не ускользнуло, что Денсер начинает задыхаться. Очевидно, он преуменьшил размеры полученных им увечий.

— Сколько еще, Илкар?

— Мне или ему? — прохрипел эльф.

— Разве это не одно и то же? — спросил Денсер невероятно усталым голосом.

— Точно не знаю, но не больше часа — у него отказали почки. — Неожиданно волна нового тепла проникла в тело Илкара. Это произошло так внезапно, что эльф едва не оборвал поток маны, поддерживающей варвара. Он понял, что Ирейн наконец-то пришла. По ниточке маны Илкара тепло проникло в тело Хирада.

— Ты слишком великодушен, — раздался женский голос около уха эльфа. — Он не протянет и получаса. А кроме того, у меня такое впечатление, что ты не осознаешь тяжести своего состояния.

Тепло исчезло так же внезапно, как появилось. Боль снова обрушилась на Илкара.

— Ну так что? — спросил Денсер.

— Можно попробовать, — сказала Ирейн.

— Обоих?

— Если ты сможешь и захочешь поддержать эльфа из Джулатсы.

— Захочу и смогу.

— Я сделаю это, но не бесплатно.

— Понимаю.

— Надеюсь, что понимаешь.

Илкар покачал головой. Торг между додоверкой и зитескианцем. Хотя на свете все возможно. Как сказал Денсер, у нас великая цель. Тепло вернулось и потекло в тело Хирада.

— Отдай его мне, Илкар, — сказала Ирейн.

— Я…

— Ты должен это сделать, — настаивала Ирейн. — Иначе Денсер не сможет тебя спасти.

Илкар понимал, что она права. Послав Хираду последний импульс маны, он убрал руки с его живота и сосредоточился на руинах собственного тела.

Денсер положил руку ему на лоб; боль отступила, уступая место умиротворению, и эльф поплыл по волнам судьбы.

Ирейн магией обследовала Хирада и тяжело вздохнула. Она должна была дать умереть этому человеку. Перед ней лежал предводитель Воронов, по вине которых умерли ее сыновья. Его смерть хоть немного восстановила бы равновесие.

Но Денсер предугадал поведение Ирейн, когда просил ее о помощи. Он понимал, что соблазн восстановить «Рассветного вора» слишком велик, чтобы она отказала ему. Кроме того, Денсер знал, что она не сможет пойти против своего призвания. Но тем не менее врачебный кодекс не запрещал Ирейн назначать цену за жизнь тех, кого ее попросили спасти. И это давало ей возможность позаботиться о себе. Та же цель, новый объект и семя Денсера будут идеальным вознаграждением. Конечно, если Хирад и Илкар выживут. И Ирейн целиком сосредоточилась на решении этой задачи. Для Хирада единственной надеждой было «Обновление тела». На подготовку должно было уйти не меньше двадцати минут, и Ирейн молила богов, чтобы варвар сумел продержаться так долго.

Хирад изо всех сил стремился подняться из бездны агонии, туда, где был источник тепла, которое звало его. Но варвар понимал, что бездна глубока, и не думал, что сумеет выбраться из нее.

— Постарайся, Хирад, постарайся, — проник голос в его подсознание. Его звала женщина — и он постарался.

Глава 17

Первым ощущением Илкара было невыразимое блаженство. Вторым — запах дыма: удушливый, со сладковатым привкусом. Дым курительной трубки.

Он по-прежнему находился в зале. Открыв глаза, эльф увидел перед собой размытую картину: потолок, залитый ярким солнечным светом. Илкар лежал и прислушивался к тишине, пока его зрение не обрело былую остроту. Ирейн спасла его. Он чувствовал усталость и тупую боль в тех местах, где раньше были серьезные увечья, но теперь он знал, что жизнь его в безопасности. Это было замечательное ощущение.

Илкар приподнялся на локтях и увидел Денсера. Зитескианец сидел на стуле, положив ноги на стол. Он был в своем обычном черном одеянии, на коленях у него лежала знакомая шапочка. Он уже был похож на прежнего Денсера, хотя лицо его еще хранило следы недавних побоев. В зубах у него дымилась трубка, на столе перед ним стояла чашка, от которой поднимался пар, рядом с шапочкой спал, свернувшись клубочком, кот.

— Даже в самых дерзких своих мечтах я не думал, что мне будет приятно увидеть зитескианца.

Денсер пошевелился, засмеявшись, и это движение разбудило кота. Он зевнул, потянулся и спрыгнул на пол. Темный маг встал и подошел к Илкару.

— С добрым утром, Илкар — хотя, наверное, я должен был бы повторить это несколько раз.

— Не понимаю, о чем ты?

— Ты проспал двое суток.

— Хирад? Денсер улыбнулся.

— Лучше думай о себе. — Он показал рукой на что-то слева от Илкара, потом вернулся к столу и, положив трубку, взял чашку.

Илкар посмотрел туда, куда показывал Денсер, и на короткое, ужасное мгновение подумал, что Хирад мертв. Но потом он заметил, как плавно и спокойно опускается и поднимается грудь варвара. Это было поистине замечательное зрелище. Хирад был укрыт одеялами. Возвышение в области талии говорило, что на живот варвара наложена тугая повязка. Хирад был очень бледен, но сейчас это было уже не страшно. В глазах Илкара блеснули слезы радости. Эльф смахнул их рукой.

— Вот это да-а, — восхищенно произнес он.

— Кстати, тебе можно вставать, — сказал Денсер. — Иди сюда и выпей чашечку кофе.

Илкар кивнул и медленно сел. Голова тут же закружилась, и он с трудом удержался, чтобы не упасть назад на постель.

— Все в порядке? — спросил Денсер.

— Пожалуй, да, — ответил Илкар. — Но мне что-то не хочется вставать, я лучше попью кофе прямо здесь.

Денсер усмехнулся, встал и подошел к двери, ведущей на кухню. Из кухни доносились частые удары ножа.

— Талан? Заканчивай рубить и принеси чашечку кофе. Тут проснулся кое-кто, с кем тебе наверняка захочется поговорить.

Послышались шаги, и в комнату быстро вошел Талан, расплескивая на ходу кофе.

— Илкар! — Он чуть не бросил чашку в руки эльфа. — У тебя отличный вид!

— Осторожно, — усмехнулся Илкар. — Спасибо за кофе. Как дела?

Лицо Талана сразу же стало серьезным.

— Я сам отслужил службу по Ричмонду. Он похоронен в саду возле конюшен.

Илкар кивнул и отпил кофе.

— Мне очень жаль, что так случилось.

— Мне тоже.

— А что было с ним? — Илкар кивнул на Хирада. Талан сел рядом с эльфом.

— Это было просто потрясающе, — сказал он, немного оживившись. — Эта женщина, Ирейн, сейчас, наверное, спит. Денсер сказал, что она использовала «Обновление тела», правильно? — Илкар кивнул. — Она лечила его всего. Даже я почувствовал это загадочное тепло, которое излучали ее ладони… Она провозилась с Хирадом несколько часов.

Илкар кивнул еще раз и взглянул на Денсера:

— Неужели «Обновление тела»?

— Да. Ирейн выучила его по книгам. Она хороший и сильный маг, Илкар. По словам Фрона выходит, что Ирейн использовала еще и «Ледяной ветер». — Денсер многозначительно поднял брови. Он допил кофе и направился на кухню налить себе еще.

Талан наклонился ближе к Илкару.

— Знаешь, я теперь восхищаюсь Денсером.

— Да ну? — выпалил Илкар и сам на себя разозлился за эту привычную реакцию.

— Отдохнув после «Обновления тела», Ирейн использовала какое-то другое заклинание, чтобы завершить работу и усыпить Хирада. Потом она снова отдохнула и занялась Денсером. Это произошло через два дня. Все это время он сидел здесь и поддерживал в тебе жизнь. Он практически ничего не говорил, только иногда ел и пил.

— Я очень признателен ему за такую жертву, — сказал Илкар. Ему было трудно даже представить, каких усилий это потребовало и что при этом пришлось пережить Денсеру.

— Ему сломали челюсть и шесть ребер, порвали щеки, свернули нос, перебили почти все пальцы на руках и ногах. Наверное, все это время он испытывал ужасную боль. Так что ты теперь его должник.

Илкар изумленно покачал головой. В это время открылась дверь, и вернулся Денсер. Он улыбнулся, и только тогда Илкар заметил кота у себя в ногах.

— Не волнуйся, я никогда не потребую возврата этого долга, — сказал Денсер. — Я просто не мог поступить иначе.

— Что бы ты ни говорил, — произнес Илкар, — у меня не хватает слов, чтобы выразить тебе свою благодарность.

— Главное, что ты жив и разговариваешь, Илкар. Другой благодарности мне не нужно. — Смутившись, Денсер направился ко вторым дверям и вышел в коридор. Кот побежал за ним.

Днем Хирад попробовал встать. Илкар и Талан ему помогали. Только что сросшиеся мышцы болели, но он был готов к этому. Еще один сеанс «Исцеляющего тепла», сказала Ирейн, и Хирад сможет скакать верхом — через трое суток после того, как он ворвался в замок, вдохновляемый яростью.

Хирад попросил отвести его на могилу Ричмонда. На слежавшейся земле еще сохранился гордый символ Воронов. У могилы Хирадом овладело только одно чувство — неизбежности потерь. Рас, Сайрендор, Безымянный, Ричмонд. Умрут ли Вороны вместе с ними? Ведь остались только он, Илкар и Талан. Хирад спрашивал себя, достаточно ли этого, чтобы сохранить Воронов, и решил, что пока жив хоть один из первых Воронов, Вороны останутся. Они всегда понимали, что их состав будет меняться по мере того, как одни будут погибать или уходить, а другие, наоборот, присоединяться к ним. Заявить сейчас, что Воронов больше нет, — значит надругаться над памятью тех, кто проложил Воронам дорогу в историю.

Но кому суждено умереть следующим? Совершенно очевидно, что на этот раз умереть должен был он. Хирад всегда недолюбливал магию, но это чудесное спасение изменило его отношение ко всем магам и, в частности, к Денсеру. Хотя Хирад по-прежнему не доверял этому человеку, он не мог не восхищаться его силой духа и непоколебимой решимостью. Варвар выразил свою признательность и Ирейн, но она не пожелала говорить с ним и не смотрела ему в глаза.

Почти все свободное время она проводила на коленях около могил своих сыновей. На могилу Алана она даже не глядела. Хираду было жаль ее, но он понимал, что никогда не сможет выразить ей своего сочувствия, потому что она просто-напросто не станет его слушать.

И еще он понимал, что никогда не сможет отблагодарить должным образом Илкара. Эльф мог умереть вместе с ним и действительно выбрал бы смерть, если бы Ирейн не вылечила их обоих. Хирад легко мог понять верность в бою, но здесь проявилось какое-то более сильное чувство. Сглотнув комок в горле, он крепче обхватил плечо мага.

— Все готово? Илкар кивнул:

— У нас достаточно хороших лошадей — наши лошади нашлись в здешней конюшне, — трупы убраны, и Уилл подготовил замок к уничтожению. Он — мастер на все руки, поэтому я и поручил ему это дело.

— И правильно сделал, — согласился с эльфом Талан.

В ответ на просьбу Хирада посмотреть, как рухнет замок, Уилл разработал специальный маршрут, чтобы Вороны могли полюбоваться этим зрелищем, удалившись от замка на половину дневного перехода.

— Если пламя привлечет твоих врагов, то лучше, чтобы тебя в это время там уже не было, — сказал Уилл.

И теперь во все помещения, кроме кухни и столовой, было невозможно зайти. Драпировка, ковры, обстановка, книги и деревянные детали — все было пропитано керосином. Керосиновые дорожки пересекали все помещения замка снизу доверху. В особо важных местах были навалены дрова и щепки, а там, где Уиллу требовались большие разрушения — например, в башнях, — были насыпаны кучи сухой муки.

Все, кроме Хирада и Ирейн, работали под руководством Уилла. А он тем временем или обходил замок, проверяя, все ли сделано согласно его указаниям, или усердно испытывал фитили. Уилл зажигал их и контролировал время горения по стуку своего сердца. Наконец, удовлетворившись, он приготовил два длинных шнура толщиной в большой палец и протянул один из них на верхнем этаже замка, а второй — на нижнем.

— Осталось только приготовить последние две комнаты. Это сделаем завтра утром. Потом Уилл и Фрон подожгут фитили, мы навьючим лошадей и отправимся в путь.

— Хорошо, а то Денсер жалуется, что мы теряем время, — сказал Хирад.

— И не только он, — согласился Илкар.

— А как она отреагировала на наше желание отправиться в Додовер и ограбить одну из древних могил университета? Илкар улыбнулся:

— Хороший вопрос. Я могу только сказать, о чем бы они ни договорились с Денсером, ей ни в коем случае нельзя нас выдавать. — Он помолчал. — Не знаю… Ей очень много известно о «Рассветном воре», и она, несомненно, верит Денсеру.

— А остальные? — спросил Хирад. Илкар пожал плечами:

— Это хорошие люди, Хирад. Фрон — мечник от бога, Ирейн — очень талантливый маг, Джандир — замечательный лучник, о таком мы всегда мечтали, а Уилл… он быстр и хитер. Они прекрасно дополнят нашу команду. Мы с Таланом взяли с них клятву соблюдать кодекс и приняли их в Вороны. Я знаю, что это против наших правил, но у нас нет времени проверять их в другом деле. А кроме того, главное — быть уверенными, что они без вопросов последуют с нами. Я в этом уверен, а ты, Талан?

— Я тоже, — кивнул Талан, но взор его был устремлен куда-то вдаль. — Правда, Хирад, ты сомневался в Уилле, но думаю, Фрон удержит его в узде. Кроме того, Ирейн сейчас в горе и может совершить какой-нибудь непредсказуемый поступок. Так что будь начеку.

— Они подписали контракт и знают, на что идут, — продолжал Илкар. — Денсер подробно рассказал им всю кровавую историю, и они довольно легко согласились. Мы никогда бы так не поступили, правда? Но если они выживут, то станут богаты. Если нет — что ж, в этом случае им будет не до денег, не так ли?

Хирад поднял брови.

— Ты прав. — Он вдруг почувствовал усталость. — Пожалуй, мне лучше вернуться и немного полежать.

Вороны медленно зашагали через внутренний дворик к парадному входу. Около двери Талан попросил их остановиться.

— Мне нелегко говорить это, но я больше так не могу. Я ухожу из Воронов. Надеюсь, вы меня поймете. Хирад и Илкар молчали. Талан продолжил:

— Мы были очень близкими друзьями — я, Рас и Ричмонд. Но двоих уже нет, и в следующий раз придет моя очередь. Эта мысль поразила меня, когда я нашел Ричмонда… Он умер один… — Талан вздохнул и почесал голову. — Простите, если я плохо объясняю, но… но у меня в душе погас какой-то огонь. Слишком долго тянулась для меня последняя служба по Ричмонду, и я не готов еще раз хоронить кого-то из Воронов.

Хирад кивнул и ничего не сказал. Илкар помрачнел, насупил брови и прищурил глаза.

— Вы понимаете меня? — спросил Талан. — Скажите хоть что-нибудь.

— Да, я понимаю тебя, — сказал Хирад. — Оставшись с Сайрендором, я был готов сломать свой меч. Однако потом я все-таки сделал другой выбор, и мне очень жаль, что ты не можешь поступить так же.

Варвар опустился на ступеньки. Илкар протянул ему руку.

— И это все, что ты скажешь? Хирад пожал плечами:

— А что здесь еще говорить? Если его сердце не с нами, он нам будет только обузой. Я это понимаю, он это понимает, и ты тоже это понимаешь, Илкар.

— В обычных обстоятельствах — да, но ты, кажется, забываешь, что сейчас идет совершенно другая игра. И я должен заметить, что он будет гораздо большей обузой вдали от нас, чем вместе с нами.

— Я так не думаю… — начал Талан.

— Они тебя знают! — оборвал его Илкар. — Знают, как ты выглядишь и откуда пришел. Они охотятся за тем, что ты знаешь. О боги, Талан, да любой прихвостень лордов-колдунов умрет ради того, чтобы получить эти сведения. Ты знаешь, каковы катализаторы «Рассветного вора» и где их искать. И если ты сейчас уйдешь, мы никогда не узнаем, сохранил ли ты эту тайну или уже все рассказал им.

— Ты ведь знаешь, что я скорее умру, чем сделаю это.

— Да, но только ты сможешь сделать этот выбор. — Илкар на мгновение замолчал, заметив злость в глазах Талана. — Пойми, я не сомневаюсь в твоей стойкости и преданности. Я просто говорю, что может получиться так, что ты не сможешь умереть, даже если захочешь. Ты ведь не маг и не можешь остановить сердце.

Талан медленно кивнул.

— И все же — как они найдут меня, если не будут знать, что я ушел от вас? Если не будут знать, куда я отправился?

Илкар усмехнулся:

— Для тебя, Талан, есть только одно безопасное место — это гора Зитеска. И почему-то я сомневаюсь, что они примут тебя с распростертыми объятиями. — Илкар вздохнул. — Тебе нужно изменить свое решение — или по крайней мере хорошенько подумать.

— А как ты считаешь, чем я занимался все последние дни?

— Ты отказываешься от сражения за Балию. Талан наклонился к нему и постучал пальцем по груди эльфа.

— Позволь кое-что сказать тебе, Илкар. Не нужно объяснять мне, что я делаю. Я все прекрасно понимаю и сам. Мне и так тяжело, поэтому не нужно окунать меня головой в это дерьмо. — Талан вскинул руки. — Мне было нужно твое понимание, а не разрешение. Все кончено, я ухожу. — И он направился к воротам.

— Мы не можем позволить ему уйти, — сказал Илкар.

— Но не можем и остановить его, — добавил Хирад.

— Денсеру это не понравится.

— Денсер понимает, что тут он бессилен. Это дело Воронов.

— Хирад, я и в самом деле думаю…

— Это дело Воронов.

— Ладно, сдаюсь! — Илкар отвернулся. — Хоть кто-нибудь из вас понимает, что здесь происходит? Это дело важнее Воронов, оно важнее любого другого дела. Мы не имеем права его провалить.

— Нет ничего важнее Воронов, — спокойно сказал Хирад. — Только благодаря Воронам мы сумели зайти так далеко, и только благодаря Воронам мы победим. Подумай сам, так было всегда.

Илкар пристально посмотрел на Хирада, и суровое выражение его лица постепенно смягчилось.

— Неужели у тебя нет никакого другого объяснения?

— Нет.

— Слепая вера — замечательная вещь.

— На самом деле это не слепая вера, мой дорогой эльф. Назови мне хоть одну работу, с которой мы не справились.

— Ты же знаешь, что я не смогу этого сделать. Хирад пожал плечами.

— Илкар? — позвал эльфа Талан.

— Что тебе нужно?

— Твои глаза. Иди сюда.

Что-то в голосе Талана удержало Илкара от колкости, и он торопливо зашагал к воротам. Хирад, превозмогая боль, самостоятельно поднялся на ноги, оперся о стену и, подождав, пока пройдет приступ тошноты, направился вслед за эльфом.

— В чем дело? — спросил Илкар, подходя к Талану. Талан показал пальцем на дорогу:

— Смотри, вон там, кажется, какое-то движение. Илкар кивнул:

— Да, это всадник. По всей видимости, скачет сюда. Здоровый мужик!

— Джандир! Фрон! К воротам! — крикнул Талан. — Если заварится каша, Хирад, — добавил он, услышав шарканье ног у себя за спиной, — то тебе лучше уйти отсюда.

— Пошел бы ты сам…

— Не сомневался, что ты так ответишь.

— Тогда зачем советовал?

— Так, вспомнил былые времена. — Талан встретился взглядом с Хирадом, и оба улыбнулись.

— Возвращайся в любое время, — скачал Хирад.

— Как знать, может, и вернусь. — Талан снова оглянулся.

Тем временем подошли Джандир и Фрон. Теперь уже все слышали топот копыт и видели всадника.

Он скакал на огромном сером коне, темный плащ развевался за его спиной. Воины обнажили мечи, а Илкар приготовился творить заклинание. Но не доезжая сотни шагов до замка, всадник спешился и быстрым шагом направился к воротам, выставив перед собой свободную руку ладонью вверх в знак мирных намерений. Его лицо было скрыто под маской, шлема на голове у незнакомца не было.

— Стой! — закричал Талан. — Что тебе нужно?

— Можете убрать мечи, — сказал Денсер, подходя. — Он на нашей стороне.

— Да? И кто же он такой? — спросил Хирад. Илкар уже знал ответ на этот вопрос.

— Это Защитник, зовут его Сол. И давайте не будем горячиться. — Денсер встал перед Таланом. — Я слышал, кто-то из вас недавно сказал, что нам пригодится любая помощь.

— А ты не подумал, что тебе нужно было посоветоваться с нами прежде, чем потребовать Защитника? — спросил Илкар. Весь день он молчал, делая вид для Хирада, что это часть соглашения, принятого, пока варвар был без сознания. Но сейчас Хирад спал, отдыхая после последнего сеанса «Исцеляющего тепла».

Илкар и Денсер сидели на ступеньках парадной лестницы, наслаждаясь теплом вечернего воздуха. Во рту у зитескианца, как обычно, дымилась трубка; кота, правда, нигде не было видно.

— Неужели это бы что-нибудь изменило?

— Просто существуют правила вежливости, которые нужно соблюдать, — раздраженно сказал Илкар.

— Ну, тогда прости. Только я не просил о Защитнике. Это Зитеск считает, что он необходим мне из соображений безопасности.

— Разумеется.

— Почему ты во всем видишь только плохое? — Денсер выколотил трубку и снова набил ее. — Это событие не имеет никакого отношения к попыткам возвратить «Рассветного вора» в Зитеск. — Маг зажег трубку и выпустил колечко дыма. — Нам всем будет легче, если он будет с нами.

— Да, и как же ты пришел к такому выводу?

— Видишь ли, обстановка в большом мире, о котором мы, похоже, забыли, осложнилась.

— Осложнилась? — Илкар мгновенно встревожился. Денсер имел привычку все преуменьшать. Скоре всего положение было хуже некуда.

— Есть кое-что, о чем ты должен знать. Я получил отчет о встрече на озере Триверн. На этой встрече четыре университета согласились создать объединенную армию для обороны Андерстоунского ущелья и залива Триверн. Очевидно, защищать Дженазскую бухту они доверили Блэксону и Гресси. К несчастью, остальные члены Торгового союза Корины не придали значения предупреждению, и страна останется практически беззащитной, если Висмин прорвет нашу оборону.

— Верю. А как они отреагировали на известие, что мы ищем «Рассветного вора»? — спросил Илкар, представив, какую бурю могло это вызвать. Денсер ничего не ответил. — Так что же они сказали? — Эльф нерешительно улыбнулся.

— Ничего. Их не поставили об этом в известность.

— Как это?

— Другие университеты понятия не имеют о том, что мы ищем «Рассветного вора». — Денсер отвел глаза.

Уши Илкара встали торчком, глаза превратились в узкие щелочки. Эльф вскочил: ему было противно сидеть рядом с зитескианцем.

— А я-то, дурак, вообразил, что Зитеск отбросит мысли о собственной выгоде перед лицом нового вторжения Висмина! — Илкар глубоко вздохнул. — Знаешь, я почти поверил, что Зитеск и в самом деле начал меняться к лучшему. Но теперь мне кажется, что ваша главная цель не спасти нашу страну, а обеспечить себе превосходство в случае победы.

— У меня другое мнение, — сказал Денсер.

— Неужели?

— Да! — вспыхнул Денсер. — Иначе зачем бы я тебе все это рассказывал?

— Зачем? Да стоит нам добраться до Додовера, как все и так всплывет на поверхность. Там нас никто не встретит у ворот и не преподнесет кольцо в подарок. Вот зачем.

— Я понимаю, почему ты злишься, — сказал Денсер.

— А мне кажется, нет! — вспылил Илкар. — Твой университет хочет, чтобы мы сражались и умирали за деньги, а не за будущее Балии. Но я не пешка в руках Зитеска, и Вороны тоже.

— И что же теперь ты хочешь сделать? — не глядя на него, спросил Денсер.

— Ты боишься самого худшего, правда? — сказал Илкар. — Я вынужден продолжать наши поиски, потому что я верю, что Балия в опасности. Но позволь мне кое-что тебе сказать. Теперь с тобой не только я, но и Ирейн, а значит, «Рассветный вор» будет принадлежать всем университетам, не только Зитеску.

— Ты мне не поверишь, но в этом я согласен с тобой и полностью разделяю твою позицию, — сказал Денсер. — Однако я согласен и с позицией Зитеска. Ты ошибаешься, считая, что Зитеск хочет господства. Если бы мы заявили о поисках «Рассветного вора» на озере Триверн, то вмешательство университетов подвергло бы нашу работу, а вместе с ней и всю Балию еще большей опасности.

— Это удобное объяснение, — тихо сказал Илкар. — Но если ты действительно так считаешь, то, наверное, слишком доверяешь вашим догмам. Как бы там ни было, теперь нам нужно проникнуть в Додовер тайно, потому что твоим наставникам недоступна сила сотрудничества. А никому из нас не нужно лишних ран.

Сол вошел в ворота и исчез за углом дома. Илкар непонятным образом почувствовал, что его внимательно изучают, и внутренне содрогнулся. Кое-что в облике Защитника встревожило его, и он прямо сейчас мог указать причину своего беспокойства. Маска, простая черная маска. Денсер сказал, что она вырезана из эбонита. Внутренняя поверхность плотно прилегала к лицу, а по наружной поверхности, согласно заверениям магов Зитеска, было совершенно невозможно узнать хозяина маски.

Илкару маска показалась совсем безжизненной, и это как нельзя лучше соответствовало истине. Эльф снова невольно вздрогнул, неожиданно вспомнив, зачем нужнатакая маска. Защитники были живыми мертвецами, эти люди с рождения были обещаны Зитеску, и, когда они умирали, их души переносились туда. Пока существует душа, можно воссоздать тело. Это было отвратительное наследие минувших столетий издевательств Зитеска над жизнью и смертью людей. Его необходимо было запретить, но Черный университет не желал отказываться от своей армии, одной из самых могущественных.

Илкар мог лишь догадываться, как переносится душа и как воссоздается тело. Защитники неизменно хранили молчание; они открывали рот только тогда, тогда этого требовал долг. Нарушивший этот обет, как гласило зитескианское учение, «обречет себя на вечные муки в горе, по сравнению с которыми сам ад покажется избавлением — тихим и безмятежным». Еще оно говорило о том, что «никогда больше ни свет, ни взгляд живого человека не должны коснуться их лиц. Они не должны говорить, пока жизни их подопечного ничто не угрожает».

Неудивительно, что Защитники были такими преданными телохранителями. Ведь они знали, что малейшее неповиновение грозит вечными муками. Но основной их работой была война. Армию Защитников практически ничем нельзя было остановить, кроме магии. Но даже магия срабатывала не всегда, потому что Защитники при воссоздании тел получали магическую защиту.

Сол должен был стать немой тенью Денсера и следовать за ним повсюду. Он был настоящим гигантом — крупнее Фрона, а может быть, даже и Безымянного. За — спиной Защитника висели боевой топор и двуручный меч. Представив, как Сол обращается с этим оружием, Илкар решил, что лучше не становиться у него на пути.

— Прости, я немного отвлекся, — сказал он Денсеру, с трудом отрываясь от своих размышлений. — Да, если дело обстоит именно так, то его появление понять гораздо легче, правда? Ты хотел мне что-то сказать.

Денсер затянулся и выпустил большой клуб дыма.

— Я заметил, как ты смотрел на Защитника. Он не причинит тебе вреда. Его подробно проинформировали о нашем положении.

— Кто? С тех пор как он появился, ты сказал ему не больше десяти слов.

— Он гулял с моим Любимчиком.

— Понятно. Что еще?

Денсер сдвинулся в сторону, смахнул песок со ступенек и снова сел на прежнее место.

— Решение Зитеска не рассказывать о «Рассветном воре» сейчас, а объявить о нем в нужный момент создает нам дополнительные сложности.

— Почему Вороны работают на Зитеск? — сформулировал вопрос Илкар.

— Точно. Нам придется решать непростую задачу, когда доберемся до следующего катализатора. Илкар поджал губы.

— Додовер.

— Если тебя, Хирада или меня увидят в городе, это усложнит наши отношения с университетом Додовера. А нам сейчас нельзя разделяться, иначе лорды-колдуны в мгновение ока растопчут нас поодиночке.

— Нас там не заметят только при очень большом везении. — Илкар покачал головой. Когда же университеты наконец перестанут ссориться и объединятся? Он был бы рад обвинить Денсера во лжи, но что-то не позволяло ему это сделать; может быть, тот факт, что черный маг рисковал не меньше Воронов. Впрочем, поступки Зитеска все равно были недостойными и заслуживали презрения.

— Мы и не пойдем в Додовер. Туда отправятся Уилл, Фрон и Джандир.

— И Ирейн? — Похитить кольцо Мастера знаний — сложное дело, и Илкар боялся доверить его непроверенным людям. Но он понимал, что в решении Денсера есть свой резон.

— Мы можем не сомневаться, что она нас не выдаст. — В глазах Денсера вспыхнул мрачный огонь. — Тут сложностей не предвидится. Она не принадлежит к числу любимых дочерей Додовера, и если мы пошлем ее туда…

— Мне это совершенно не нравился, — сказал Илкар. — Я должен подумать и посоветоваться с Хирадом.

Селин, вздрогнув, проснулась. Ее разбудил топот множества ног. Приближался вечер, но еще можно было бы поспать часа два-три. Она укрылась в густом кустарнике, на склоне высокого холма. Отсюда можно было наблюдать за дорогой между Израненными пустынями и Терентсой. До Парве оставалось четыре дня пути.

Стараясь не шуршать листвой, она приподнялась и выглянула из-за груды камней. Мимо бежали тысячи висминцев, возглавляемые шаманами на лошадях. Селин несколько минут наблюдала за дорогой, стараясь прикинуть количество одетых в шкуры вооруженных людей, бегущих к Андерстоунскому ущелью. Получалось не меньше семи тысяч. С такой скоростью они доберутся до ущелья приблизительно через шесть дней.

— О боги, все-таки это случилось! — вздохнула Селин. И хотя она не должна была выходить на связь, пока не доберется до Парве, нельзя было допустить, чтобы эта армия застала врасплох защитников ущелья. А если предположить, что из южных областей Центрального Висмина к границе движется гораздо больше людей, значит, лорды-колдуны собираются обрушить все силы на Восточную Балию. Селин легла на спину и стала настраиваться на ману Стилиана.

Глава 18

Утро начиналось спокойно. С рассветом Вороны начали готовить лошадей в дорогу, упаковывать вещи и провизию. День обещал быть ясным и прохладным — идеальные условия для долгого путешествия. И все же скандал разразился.

Когда лошади были навьючены, а замок подготовлен к поджогу, почти все Вороны, ветераны и новички, собрались во внутреннем дворе. Талан уже сидел верхом на своей кобыле.

— Подумал? — с надеждой спросил Хирад. Он уже чувствовал себя вполне хорошо и был полон сил. Немного потренировавшись с Таланом, он обнаружил, что недавняя рана напоминает о себе только тупой болью. Ирейн сказала, что эта боль останется с ним навсегда.

— Все время только и думаю.

— Ну и что?

Талан пожал плечами:

— Я все же хочу уехать.

— Куда?

— Это тебя не касается, варвар. Чем меньше сказано, тем меньше известно.

— Что?

— Моя мать часто повторяла эти слова. Не знаю почему, но мне кажется, она была права.

Хирад хмыкнул и протянул Талану руку. Они обменялись рукопожатием.

— Ты навсегда останешься Вороном, — сказал Хирад. — Не забывай об этом.

— Спасибо тебе. О боги, Хирад, я…

— Что сделано, то сделано, Талан. Пожелаем друг другу лучшей жизни и удачи. Это все, что нам остается. — Варвар улыбнулся. — Увидимся в Корине, когда все закончится.

— Будем надеяться. — Талан повернул лошадь и шагом поехал к воротам. Но едва он приблизился к ним, дорогу ему преградил Сол.

— Я думаю, тебе лучше остаться, Талан, — крикнул Денсер, выходя из дома с котом на руках.

— В чем дело? — спросил Хирад, поворачиваясь к нему.

— До последней минуты я не верил, что он действительно уедет. Мне казалось, тебе удастся его переубедить. По спине Хирада пробежал холодок.

— Это касается только Воронов, — сказал он. — Талан сделал выбор, и это его право, — сказал он.

— Нет, это касается и нас, — сухо возразил Денсер. — Мы не имеем права так рисковать. Вдруг его схватят? Мы просто не можем его отпустить.

— Денсер, остановись! — воскликнул Илкар. Черный маг не обратил на него никакого внимания.

— Измени свое решение, — сказал он Талану. Талан замотал головой:

— Нет.

По сигналу своего подопечного Сол выхватил из-за спины топор.

— Измени решение, — повторил Денсер.

Талан снова отрицательно покачал головой.

— Неужели ты убьешь его? — Лицо Хирада потемнело.

Денсер пожал плечами:

— Сол сделает это гораздо лучше меня.

Варвар не стал долго раздумывать. Он подбежал к Денсеру, обхватил рукой его шею и приставил кинжал к подбородку.

— Измени свое решение.

Сол неумолимым размеренным шагом направился к ним.

— Еще шаг, маска, и все будет кончено. Острие кинжала проткнуло кожу, и капелька крови скатилась по лезвию. Сол замер как вкопанный.

— Даже не думай о каком-нибудь заклинании, ты все равно не сможешь опередить меня, — прошептал Хирад на ухо Денсеру, а потом посмотрел на Талана. — Убирайся отсюда.

Талан кивнул в знак благодарности, пришпорил лошадь и галопом ускакал из замка.

— Я тебе говорил, что это касается только Воронов. — Варвар отпустил Денсера и убрал кинжал. — А теперь ты либо убьешь меня, либо мы продолжим нашу работу.

— Убив тебя, я ничего не добьюсь, — сказал Денсер, потирая шею.

— Я тоже так думаю. Значит, нам пора в путь.

Илкар с облегчением выдохнул, смерил Хирада долгим пристальным взглядом и направился к конюшням. Фрон и Уилл исчезли в доме. Ирейн все еще сидела у могилы своих сыновей.

К Денсеру подошел Сол и встал сбоку от своего подопечного, кот устроился на плече Защитника. Все трое уставились на Хирада.

— Что такое? Удивляетесь, чего это я так разволновался? — Злость еще не остыла в нем. — Неужели ты до сих пор не понял нас, Денсер? Пока не поймешь, ты не станешь настоящим Вороном, даже несмотря на то что поклялся выполнять наш кодекс.

— Нет, — сказал Денсер. — Я пока не понял вас и не стал Вороном, но с каждым днем мое представление о Воронах становится все полнее. — Он помолчал. — Неужели ты и в самом деле убил бы меня?

— Это у меня хорошо получается, — улыбнулся Хирад.

— И отдал бы Балию и «Рассветного вора» лордам-колдунам?

— Этим меня не проймешь. У тебя не было права останавливать Талана…

— У меня были при…

— Это дело Воронов! — перебил его Хирад. — Мне не хочется повторять это еще раз. Да, теперь я понимаю, что ты — важная персона и твою жизнь необходимо беречь. Но если ты отколешь еще что-то подобное, я остановлю тебя любым способом. Даже если это будет означать, что мы оба умрем и Балия умрет вместе с нами.

Денсер надолго задумался. Потом он кивнул:

— Но ты понимаешь, что двигало мною?

— Конечно. И Илкар разделяет твои опасения. Но ты должен был поговорить с нами. Неужели ты в самом деле думал, что мы будем равнодушно смотреть, как твоя тень убивает одного из Воронов?

Денсер глубоко вздохнул:

— Наверное, нет. Понимаешь, я просто не задумывался об этом. У нас и так большие неприятности…

— Илкар мне говорил.

—… и мне просто показалось, что Талан слишком многое ставит под удар. — Черный маг пожал плечами. — Я ударился в панику, извини.

— Ладно, забыли. — Хирад пожал Денсеру руку. — Но он должен осознать, что в этом не было ничего личного. — Варвар взглянул на Сола. Из-под маски на него смотрели спокойные и равнодушные глаза.

— Он не причинит тебе вреда, пока ты не будешь угрожать моей жизни, — сказал Денсер.

— Что ж, я думаю, мы оба понимаем, как этого избежать, не так ли?

Хлопнула дверь, и Хирад обернулся на звук. Из дома вышли Уилл и Фрон.

— Фитили зажжены, — сказал Уилл. — Они будут гореть часа четыре. Надеюсь, к тому времени мы сумеем подыскать холм повыше и полюбоваться фейерверком.

— Посмотрим, может, и найдем подходящий, — вздохнул Хирад. — Вороны! По коням и вперед. Солнце нас ждать не будет! — Однако сам он на мгновение задержался. — Присмотри за Ирейн, ладно? — шепнул Хирад Денсеру и побежал к своей лошади. Через несколько минут в замке Черных Крыльев воцарилась тишина. Только шипели и потрескивали горящие фитили.

Минут десять Вороны ехали по дороге, потом свернули в лес и стали подниматься вверх по небольшому уклону. До университета Додовера было три дня пути.

Через три часа отряд выехал на вершину холма. Деревья загораживали замок, но у них не было времени искать более хороший наблюдательный пункт.

— Что-то не так, старина? — спросил Илкар, заметив, что Хирад чем-то опечален.

Хирад отвел взгляд от замка.

— Я тут вспоминал, когда в последний раз пил вино. И знаешь, ответ на этот вопрос меня не порадовал.

— На развалинах дома Септерна? Хирад кивнул.

— У Тревиса был большой запас выпивки, — заметил Илкар.

— Лучше уж я буду лакать собственную мочу, — отозвался Хирад.

— Очень остроумно. Впрочем, Талан говорил, что она хорошо обеззараживает раны. Хирад покачал головой.

— Лишь бы с ним ничего не случилось, — сказал он. — Кажется, я буду по нему скучать.

— Да, — согласился Илкар.

— Ты удивился, что он уехал?

— Удивился и был очень разочарован. На самом деле я думал… Впрочем, ты сам все понимаешь, все-таки после четырех лет…

— Да, понимаю. Дьявол, я начинаю сомневаться в большом фейерверке, который обещал показать Уилл. — Хирад повернулся к вору. — Эй, Уилл, где же твое представление?

Уилл пронзил варвара сердитым взглядом.

— Терпение, — сказал он.

— Дым! — воскликнул Джандир, указывая пальцем на замок.

— Где? — спросил Илкар.

— Посмотри на парадную дверь. Ага, стены покрылась трещинами.

— Вижу, — сказал Илкар.

— Где? — Пока Хирад старался разглядеть то, что было доступно только зрению эльфов, парадная дверь и примыкающие к ней стены рухнули. Огромный язык пламени вырвался во внутренний двор вместе с кучей обломков и облаком дыма. Варвар вздрогнул, вспомнив, как удирал от Ша-Каана.

Взорвались башни, и через несколько мгновений до Воронов долетел приглушенный хлопок. Одна обрушилась внутрь себя, вторая подпрыгнула и рассыпалась в воздухе. Уилл издал восторженный крик, Ирейн разрыдалась. Денсер подошел к ней, обнял и вытер ей щеки. Ирейн благодарно посмотрела на него и улыбнулась.

А когда пламя охватило весь замок, Хирад похлопал Уилла по спине и поторопил остальных. Денсер уже изнывал от нетерпения. Пора было отправляться в путь.

Андерстоун.

Когда-то здесь пересекались торговые пути востока и запада, но после того как Висмин захватил ущелье, город утратил свое значение.

Как меняются времена! После исключительно смелого, но с самого начала обреченного на провал сражения за Андерстоун, которым командовал Тревис, город был укреплен. Тогда его гарнизон насчитывал три тысячи человек, и это было время расцвета города. Шла война, но сюда стекались деньги со всей страны, и люди купались в роскоши. Теперь все его население составлял плохо снабжаемый гарнизон, находящийся на содержании Торгового союза Корины. В случае интервенции с запада страну защищали бы всего семьдесят пять человек. Впрочем, сейчас, после пяти лет затишья, никто из членов Торгового союза не верил в возможность вторжения.

Вопрос, зачем же Висмину понадобилось завладеть ущельем, в то время так и остался без ответа. Теперь, спустя девять лет, это наконец стало понятно. Висмин захватил ущелье в расчете на возвращение лордов-колдунов.

Город Андерстоун был расположен всего в тысяче футов от черной арки, с которой и начиналось непосредственно Андерстоунское ущелье. Высота его была тридцать футов, а ширина — двадцать. По обе стороны в небо вздымались горы. С востока к горам подступали поросшие кустарником холмы.

Когда лили дожди, город представлял собой печальное зрелище. Дренажная система давно пришла в негодность, и на главной улице неделями стояли вонючие лужи глубиной по щиколотку. Вода размывала почву, она проседала, и многие дома уже рухнули, а другие накренились так, что было непонятно, как они еще держатся.

Неожиданное появление пяти сотен людей и эльфов из четырех университетов вызвало панику среди гарнизона. Лишь несколько человек вышли навстречу отряду; остальные попрятались или побежали за офицером. Он с большой неохотой покинул таверну и зачавкал по грязи навстречу незваным гостям, застегивая мундир на своем внушительном животе.

Длинная колонна всадников заполнила почти всю главную улицу, разрезающую город посередине. Командир гарнизона взглянул на солдат, которые не убежали, и кивнул им в знак благодарности. Только после этого он поднял взгляд на генерала Ри Деррика. Генерал наклонился к нему с лошади.

— И так же вы будете встречать тех, кто собирается захватить нашу землю?

Командир гарнизона улыбнулся.

— Нет, — сказал он. — Потому что те, кто собирается захватить нашу землю, вырежут такой маленький гарнизон с такой скоростью, что мы не успеем даже выйти на улицу. С кем я говорю?

— Я — Деррик, генерал кавалерии Аистерна. А ты — Керус, командир гарнизона, стоящего у самых врат ада.

Керус нахмурился, услышав последнюю фразу, и подошел ближе к генеральской гнедой кобыле, чтобы их дальнейшего разговора не услышали солдаты.

— Генерал Деррик. У меня всего семьдесят пять человек, всем им не больше девятнадцати. В их задачу входит патрулировать окрестности и ловить контрабандистов. Никто не ждет, что они отразят вторжение армии, потому что армии, которая пойдет через проход, просто не существует. А теперь я вынужден спросить: что привело вас в Андерстоун?

— Необходимость приготовиться отразить вторжение армии, которой, как ты говоришь, не существует. За мной идут еще пять тысяч пеших воинов, и через два дня они будут здесь.

— Может быть, нам лучше поговорить в моем штабе? — спросил Керус.

— Может быть.

Глава 19

Солнце клонилось к закату. Уилл разжег походную печку и поставил на нее котелок с водой.

— Откровенно говоря, я изумлен, — сказал Денсер. — Мы не встретили ни души. Разве это может быть?

Он, Илкар и Хирад отошли подальше от лагеря, чтобы поговорить. Джандир и Фрон занялись лошадьми, а Ирейн прилегла отдохнуть.

— По-моему, он просто хороший следопыт, — сказал Хирад.

— Хороший! Но здесь не пустыня, а мы не услышали ни звука. Это очень странно.

— Ладно. Хватит расхваливать Фрона, — сказал Хирад. — Расскажите нам о Додовере.

Денсер знаком попросил Илкара говорить первым.

— Додовер — самый большой из всех университетских городов. Он теснее связан с Зитеском, чем Джулатса, и долгое время сохранял с ним хорошие отношения. Сейчас все иначе, но даже если бы все было как встарь, наша задача от этого легче не стала бы. Для университета самое ценное — знания. А мы как раз собираемся украсть часть знаний Додовера.

— Значит, они должны быть защищены.

— Да, но не людьми, а заклинаниями, — сказал Илкар. — Это самое трудное.

— И как же нам быть? — спросил Хирад.

— К несчастью, мы можем рассчитывать лишь на Ирейн, — ответил Денсер.

— Почему — к несчастью?

— Потому что жестоко просить ее непосредственно участвовать в этой краже. Потеря сыновей и так уже разбила ей сердце. Я боюсь, что она не выдержит.

— Понимаю, — сказал Хирад. — Ну а если она просто расскажет нам, что надо делать…

— Ты неправильно понял, — перебил Денсер. — Ей придется самой отправиться в Додовер.

— Так, значит, мы говорим о том, чтобы послать Фрона и Уилла вместе с этой обезумевшей от горя бабой? А там она будет нашептывать им из-за угла, как украсть кольцо, которое является священной реликвией ее школы?

— Ты очень точно все изложил, — сказал Денсер.

— Они знают, что Ирейн пойдет вместе с ними? — спросил Хирад.

— Да, конечно, — сказал Денсер. — Осталось обговорить только одно дополнительное условие. Им нельзя никого убивать. Этого Ирейн уж точно не перенесет.

— Может, ты хочешь, чтобы я и руки им отрубил?

— Прости, Хирад.

— Будем надеяться, что больше этой ночью никому не придется извиняться. — Варвар отошел к лагерю, позвал Фрона и вернулся назад. — А каким был ваш план, пока мы не встретили Ирейн?

Илкар с Денсером обменялись многозначительными взглядами, а кот насторожился.

— На определенное время можно подчинить более слабое сознание и управлять им на расстоянии, — ответил Денсер.

— Поверь мне, подробности тебе не захочется слушать, — сказал Илкар.

Хирад кивнул и пошел к печке.

Стилиан поставил бокал на стол. Его глаза сверкали, лицо стало пунцовым.

— Защитники находятся под моим непосредственным контролем. Никто не может получить Защитника без моего одобрения. Даже ты.

— Но ситуация, милорд… — начал оправдываться Ньер.

— Должна была быть обсуждена со мной, — закончил за него Стилиан. — Мне не нравится, когда пользуются моими правами без моего на то разрешения. И, в частности, мне не нравится твой выбор Защитника.

— Сол наделен необыкновенными способностями.

— Ты отлично понимаешь, о чем я говорю, — раздраженно сказал Стилиан. — Ты должен немедленно его отозвать. Ньер кивнул и уставился в пол:

— Разумеется, милорд. Если таково ваше желание…

— Проклятие, Ньер! Я не понимаю, — воскликнул Стилиан. — Что на тебя нашло? Ты же всегда обсуждал такие вопросы со мной. Всегда.

— Вы были на озере Триверн, а мне казалось, что решение должно быть принято немедленно. Стилиан задумался и кивнул:

— Ладно, пусть Защитник останется — по крайней мере до Додовера. И все же подробно докладывай мне обо всем.

Письменный отчет о каждом сеансе связи. Прошу учесть, я очень не люблю прибегать к «Правдивому слову», чтобы убедиться, что мне не лгут.

Ньер вздрогнул, но тут же взял себя в руки и улыбнулся.

— Наверное, я это заслужил, — сказал он. — У Селин все хорошо?

— Да, если не считать того, что армии Висмина, направляющиеся к Андерстоуну, отдавили ей ноги. — Стилиан раздраженно закусил губу.

— Вы же знаете, она справится.

— Хорошо, что ты так думаешь. — Лорд Горы позвонил в колокольчик. — Мне нужно отдохнуть. И пожалуйста, больше не предпринимай никаких действий за моей спиной.

Ньер открыл дверь и вышел из кабинета. Стилиан вздохнул. Не надо было доверять это дело Ньеру, определенно не надо.

Ирейн в сопровождении Фрона и Уилла покинула лагерь еще до заката. В отличие от Зитеска, Додовер не был закрытым городом, и через два часа трое Воронов под безразличными взглядами стражников проехали через западные ворота.

Они сняли комнаты на ночь в одной из тихих гостиниц, расположенной рядом с университетом.

— Я никогда не смогу вернуться домой, — сказала Ирейн. Все трое сидели за столом в нижнем зале гостиницы.

— Я понимаю, — сказал Фрон. — Когда все это кончится, мы подыщем тебе место подальше отсюда.

Ирейн кивнула в знак благодарности, и в ее запавших глазах снова блеснули слезы.

— Слишком много воспоминаний, слишком много счастья. А теперь… — Она горестно покачала головой и опустила взгляд.

— Мы поможем тебе с этим справиться, — сказал Уилл, — и всегда готовы явиться к тебе по первому зову. Ирейн протянула руку и сжала его ладонь.

— Спасибо, — сказала она. — А теперь слушайте. Хотя сам Додовер открытый город, в университете для посетителей установлены строгие правила. Вы не сможете попасть в университетский городок после наступления темноты. Так что, пожалуйста, во всем слушайтесь меня и постарайтесь не говорить слишком много.

— А тебя узнают? — спросил Фрон.

— Надеюсь, что да. Во всяком случае, в университете узнают точно. В конце концов, я прожила здесь много лет. Подавальщик принес еду и напитки.

— Давайте поедим, — сказала Ирейн. — А потом надо идти в университет, а то скоро стемнеет.

Университетский городок представлял собой группу из десяти зданий, расположенных вокруг так называемой Башни. Однако внешний облик Башни совершенно не соответствовал ее названию. На самом деле это был большой четырехэтажный особняк, и Уилл не преминул указать на это несоответствие.

— До того как университет получил официальный статус центра магии, здесь была башня, — объяснила Ирейн. — Она была очень древняя, и никто ею не пользовался. Когда вокруг башни вырос университет, ее снесли, а вместо нее построили это здание. Вообще сейчас башни сохранились только в Зитеске. У них семь башен, которые отражают их иерархию. — Она презрительно усмехнулась. — Каждый шагает в ногу со своим временем.

— Прости мне мою надоедливость, но для чего же все-таки была нужна Башня? — спросил Фрон.

— Башни служили символами могущества и власти. — Ирейн пожала плечами. — Фаллический символ. Чтобы потешить гордость мужчин, способность которых накапливать ману была ниже, чем требовало их эго. На самом деле жалкое зрелище.

В воротах Воронов остановил стражник и сразу узнал Ирейн.

— Ирейн, — дружелюбно произнес он. — Давненько ты не приходила сюда.

— Когда-нибудь каждому нужно вылетать из гнезда, Джеран. Я рада тебя видеть. — Охранник улыбнулся и вопросительно посмотрел на Фрона и Уилла. — Друзья моего мужа, — сказала Ирейн. — Боюсь, что у меня возникли небольшие сложности. — Голос у нее пресекся, и она замолчала.

— И ты пришла сюда за помощью?

— Похоже, что так.

— Ты знаешь правила для посетителей, — сказал Джеран, отступая в сторону.

Ирейн кивнула и прошла в ворота.

— Не думаю, что они изменились.

— Кстати, как там Алан? — спросил Джеран. Ирейн вся напряглась, но не обернулась. Фрон подошел к Джерану.

— В этом и трудности. Он умер, и ее дети тоже погибли. У Джерана вытянулось лицо.

— Я…

— Я понимаю. Ладно, мы лучше пойдем.

От ворот до Башни было футов пятьсот. Слева тянулась и уходила за Башню цепь приземистых деревянных бараков с окнами — классные комнаты. Справа располагались длинные черные здания, окна которых были забраны металлическими ставнями.

— Здесь маги совершенствуют свое искусство и испытывают новые заклинания. У этих зданий очень толстые стены, — остановившись, сказала Ирейн. — Вы знаете, что за время обучения в университете умирает один маг из пятидесяти? Конечно, не знаете. Вы думаете, что мы просто просыпаемся однажды утром и начинаем творить чудеса. Но никто не в состоянии предусмотреть все опасности, с которыми можно столкнуться в процессе исследований. Вы считаете наши способности даром, а мы называем их долгом, которому обязаны подчиняться. И если мы не приходим сюда, эти способности приводят нас насильно.

— Успокойся, Ирейн, — сказал Фрон, встревоженный этой внезапной вспышкой, и положил руку ей на плечо. Ирейн сбросила его ладонь и зашагала вперед.

— За Башней располагается еще одно страшное место — Чаша Маны. Там маги учатся принимать, накапливать и контролировать ману. А за следующей дверью находится камера, куда помещают тех, кто слишком быстро и слишком широко распахнул свое сознание навстречу магической энергии. Они лежат там, пускают слюни и бормочут что-то невнятное, пока смерть не заберет их. Правда, на свете существует милосердие и надолго в этой камере не задерживаются.

Ирейн поднялась по короткой каменной лестнице и постучалась в тяжелые дубовые двери Башни. Левая створка бесшумно открылась, и к ним вышел мужчина. Уилл и Фрон не могли и представить, что бывают такие старые люди. Старик был белым как лунь и опирался на две трости. Изборожденное морщинами лицо казалось уродливой карикатурой на портрет этого человека в молодости. Тем не менее глаза у старика были ясные и блестящие. Ирейн поклонилась ему.

— Мастер Башни, я — Ирейн, мне нужно кое-что поискать в библиотеке.

Старик некоторое время рассматривал ее, потом кивнул.

— Действительно, Ирейн, — произнес он тихим хриплым голосом. — А твои спутники? — Старик сделал неопределенный жест тростью.

— Это моя охрана.

— Они могут войти только в прихожую.

— Я знаю, Мастер Башни. — Ирейн принялась мять ладони.

— Ты нетерпелива, Ирейн Мэленви. Это твоя вечная слабость, — усмехнулся старик. — Входи и ищи, что тебе нужно. Ты слишком долго не бывала в библиотеке, но, возможно, с возрастом к тебе наконец придет мудрость.

После этих слов он подошел к Фрону с Уиллом. Вор удостоился лишь беглого взгляда, а Фрона старик рассматривал довольно долго. Закончив осмотр, Мастер Башни нахмурился.

— Гм-м-м, не злоупотребляйте нашим гостеприимством, — в конце концов сказал он, — иначе вас ждет строгое наказание. Старик зашаркал назад в Башню, оставив дверь открытой. Ирейн подошла к своим спутникам.

— Что вы обо этом думаете? — спросила она.

— У меня, должно быть, очень испуганное лицо. — Фрон улыбнулся, но улыбка получилась совершенно неубедительной.

— Мы можем задать тебе такой же вопрос, — сказал Уилл.

— Ты имеешь в виду Мастера Башни? Делай, как он говорит. Он следит за этим домом Мастеров знаний. Никто не перечит Мастеру Башни, и меня беспокоит, что вы ему не понравились.

Фрон пожал плечами.

— И что теперь? — спросил он.

— Я пойду поищу сведения о защитах на пути к кольцу Эртича. Тяжелая дверь справа от библиотеки ведет к гробницам. Можете осмотреть ее, но не советую вам поворачивать ручку.

Ирейн подошла к филенчатой двери, располагавшейся слева от входа, и оглянулась:

— Вы хорошо поняли? Ничего не трогайте.

Едва войдя в полумрак Башни, Фрон и Уилл замерли и побледнели. Уилл почувствовал, как какая-то тяжесть, словно металлический колпак, опустилась на него сверху. Она сжимала легкие и замораживала сердце. Он обвел взглядом прихожую. Прямо перед ним уходила вверх в темноту каменная лестница, а справа располагалась обитая железом дверь.

Ирейн стояла спиной ко второй двери. Слева от нее была еще одна лестница, ведущая в гробницы. Комната освещалась тусклыми светильниками, висящими высоко на стенах. С настенных панелей смотрели портреты — пристально, настойчиво, вопрошающе. Вымощенный плиткой пол под ногами Уилла был покрыт темной циновкой.

— Может, вам лучше подождать снаружи? — спросила Ирейн.

Фрон слегка покачал головой:

— Нет, все в порядке. — Уилл пронзил его встревоженным взглядом. — Что это? Какое странное чувство…

— Мана, — просто ответила Ирейн. — Наследие времен, Мастеров знаний и магов. Живые наверху, а мертвые — внизу. Вам никогда не понять, что это такое. И все же вы можете почувствовать это, не так ли? Для вас — это смертельная тяжесть, а для меня — чистейшая форма жизненной энергии. Я буду пополнять свою силу, а вы будете безропотно нести эту тяжесть. — Она слегка улыбнулась. — Я ненадолго. — И, повернувшись, исчезла в библиотеке. Тут же входная дверь с глухим звуком захлопнулась.

Уилл сел в кресло, стоящее у двери в библиотеку, а Фрон принялся осматриваться.

— Интересно, что она подразумевает под словом «ненадолго»? — спросил Уилл.

— Гм-м-м. — Фрон прислонился к косяку двери, ведущей в библиотеку. — Не знаю. Но нам это время все равно покажется вечностью.

— Тогда займемся чем-нибудь полезным. Давай взглянем на дверь в гробницы.

Денсер задремал. Ему снилось, будто Любимчик пытался освободиться из прочной клетки. Обретя свой истинный облик, он выл и пытался перегрызть прутья… Денсер в испуге проснулся. Он послал мысленный запрос в темноту и облегченно вздохнул, почувствовав спокойное биение силы Любимчика. Все же Денсер потребовал, чтобы тот был предельно осторожен.

На улице, возле университета Додовера, черный кот спрятался в тень, неотрывно глядя на ворота и единственного стражника, который их охранял.

— Нужно, чтобы ваш уход был замечен, — сказала Ирейн, выходя в прихожую. Ожидание показалось Уиллу и Фрону бесконечным. За все время, пока ее не было, они не услышали ни звука.

— А потом? — спросил Уилл.

— Дождитесь полной темноты и возвращайтесь сюда, а я останусь и поищу еще кое-какие сведения.

— Ночью ворота хорошо охраняются?

— Нет, так же, как днем. Но я думаю, что вам лучше перелезть через стену за длинным зданием.

— Разве стена не защищена заклинаниями? — Фрон переступил с ноги на ногу. Он чувствовал, что здесь что-то не так.

— Нет, — пожала плечами Ирейн. — Кто захочет тайком проникнуть в университет?

— В самом деле, кто? — печально улыбнулся Уилл.

— Сложности у вас начнутся, когда вы попытаетесь вернуться сюда.

— Тогда зачем нам уходить?

— Ночью вам нельзя оставаться в университете. Вас убьют, если найдут. Встретимся в библиотеке.

Уилл кивнул и направился к двери. Выйдя наружу, он первым делом с наслаждением глотнул свежего воздуха. Гнетущая тяжесть сразу исчезла, едва он переступил порог. Уилл подождал Фрона, и они вместе вышли на улицу.

Ирейн протянула руку к двери, и в это время услышала за спиной шарканье.

— Ирейн, Ирейн, — укоризненно произнес Мастер Башни. — Кому, как не тебе, знать, что у стен Башни есть уши.

Кот насторожился, и шерсть его встала дыбом. Он оглянулся, но ничего не заметил. Внезапно словно из ниоткуда появилась рука, сдавила коту шею и прижала его к земле. Но это была не рука — это была мана, принявшая форму руки, и когда Любимчик почувствовал это, ужас завладел всем его существом.

— Даже не думай меняться, малыш. Твои кости слишком хрупкие для моих пальцев.

Рука подняла кота в воздух. У человека, который поймал его, было темное лицо и длинные черные волосы, стянутые в хвост на затылке. Прищуренные карие глаза, казалось, впиваются в сознание Любимчика.

— Я почувствовал тебя из университета, — усмехнулся человек и слегка сжал пальцы «руки». — Посмотрим, не удастся ли выманить твоего хозяина из его укромного уголка. — И тяжелый, наполненный маной мешок опустился на голову кота, заглушая его мысленный вопль.

Крик боли Денсера разорвал тишину лесного убежища. Хирад мгновенно проснулся и вскочил на ноги, сжимая в руке меч. Защитник уже стоял рядом с Денсером и, казалось, оставался совершенно равнодушен к тому, что происходит. Впрочем, что можно понять по одним глазам, если лицо человека скрыто под маской? Денсер, сгорбившись, стоял на коленях, обхватив руками голову. Из его ноздрей вытекали два темных ручейка крови.

— Денсер? — Хирад не понимал причины внезапного крика, и это пугало его. Подошли Илкар с Джандиром. Илкар опустился на колени рядом с зитескианцем и обнял его за плечи.

— Денсер? Ты можешь говорить?

Денсер хрипел и стонал, дрожа всем телом. Илкар помог ему выпрямиться. Даже в темноте было видно, как налились кровью глаза мага на фоне смертельно бледного лица. Казалось, он постарел сразу на несколько лет. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но его челюсти свела судорога, и по подбородку побежала кровь.

— Они схватили его, — с трудом прохрипел маг. — Они схватили его, чтобы добраться до меня.

— Что? — недоуменно спросил Хирад. — Схватили кого?

— Любимчика, — сказал Илкар. — Его, должно быть, поймал какой-нибудь маг из Додовера.

— Почему именно маг? — спросил Хирад.

— Потому что больше никто не способен с ним справиться. — Илкар почесал подбородок. — Да, это уже серьезно.

— Я должен пойти туда, — сказал Денсер, вставая.

— Тебе нельзя, Денсер. — Илкар ухватил его за рукав. — Тебя просто убьют.

Оба мага пристально посмотрели друг на друга.

— Они не отпустят его, пока он не умрет. И что тогда? Что будет тогда? — В глазах Денсера плясало отчаяние. Илкар покачал головой:

— Я не знаю… не знаю.

— Что? — спросил Хирад, убирая меч в ножны.

— Фрон, Уилл, Ирейн. Неужели в университете что-то заподозрили и они попадут в ловушку? Как ты считаешь, какова теперь надежда, что они выберутся оттуда?

— Неужели их как-то смогут связать с котом? — спросил Джандир.

— Это не имеет значения, — сказал Илкар. — Как только о Любимчике станет известно, в университете объявят тревогу. Они подумают, что в городе есть зитескианцы, и никто, поверь мне, никто не сможет ни войти в университет, ни выйти из него.

Хирад присвистнул:

— Просто великолепно! Когда кот умрет, мозги поджарятся не только у Денсера. Мы рискуем потерять половину отряда, так и не добыв кольца. — Он в злости пнул ближайшее дерево. — У кого-нибудь есть какие-нибудь блестящие мысли — или, может, нам самим теперь перейти на службу к лордам-колдунам?

— Я иду за ним, — сказал Денсер. — Я не могу оставить его там. Тебе этого не понять.

— Есть только один человек, который может попробовать разобраться в том, что произошло, и этот человек — я, — сделал вывод Джандир. — Я сейчас же сажусь на лошадь и отправляюсь в город.

— Спасибо тебе, — сказал Илкар и посмотрел на Денсера. — Помни, зачем мы собрались здесь, и о людях, которые уже погибли. Если ты рванешь в Додовер, это будет равносильно самоубийству — и все, чего мы добились, будет потеряно.

Илкар замолчал и посмотрел на Сола. Глаза Защитника были скрыты в темноте, но эльф знал, что он глядит на него.

— Ты все понял. Твоя задача следить, чтобы он не сбежал. — Илкар сжал Денсеру плечо. — Прости, я понимаю глубину вашей связи. Прости меня за ту боль, которую ты перетерпел, и за ту, с которой тебе еще придется столкнуться. Но, как ты сам говорил, «Рассветный вор» значит гораздо больше, чем любой из нас. Ты согласен со мной, да?

Денсер кивнул и, внезапно обессилев, всем телом оперся на Илкара. Потом он посмотрел эльфу в лицо и зарыдал, как ребенок.

Глава 20

Уилл с Фроном все видели и сразу же догадались, что незнакомцу хорошо известно, кого он поймал. Было совершенно очевидно, что он ловил не просто заблудившегося кота. С другой стороны, они не понимали, к чему это может привести. Притаившись в тени здания, примыкающего к стене, Уилл с Фроном обсудили ситуацию.

— Мы сказали, что вернемся, — прошептал Фрон. — Но у нее могут быть сложности.

— Я понимаю, но чем мы можем помочь там? — Уилл показал большим пальцем на университет.

— Будем надеяться, что чем-нибудь сможем — у нас есть кое-что в запасе.

— Гм-м-м. — Уилл нахмурился и пристально посмотрел на Фрона. — Конечно, но мне не нравится, что старик посмотрел на тебя так, словно что-то просек. И если честно, то, наверное, трудно связать кота Денсера с Ирейн, ведь эта тварь — изобретение Зитеска. Хотя… — Он замолчал и пожал плечами.

— Я знаю, — кивнул Фрон. — Но все же нам лучше отправиться в университет. Я не люблю опаздывать.

Стена была гладкой, но Уилл перелез через нее с легкостью. А Фрон просто подпрыгнул и, уцепившись за край, подтянулся. Не прошло и минуты, как друзья уже стояли возле длинного здания, о котором так зловеще отзывалась Ирейн.

Высота обитых железом стен была не намного больше, чем рост Фрона; крыша почти отвесно спускалась почти до земли. Уилл потрогал стену и невольно отпрянул: стена была теплой на ощупь. Более того — аура здания была похожа на ауру Башни, но воздействовала совершенно иначе. Мана здесь явно была опасной и угрожала выйти из-под контроля.

— Может, лучше убраться отсюда, — сказал Уилл. Листы железа поскрипывали на ветру, усиливая и без того гнетущее впечатление.

— С удовольствием. — Фрон пошел вдоль здания к Башне. Его зоркие глаза замечали каждую веточку, каждый сухой лист. Что до Уилла, то он ничего не мог рассмотреть в темноте и старался ступать след в след за Фроном.

Бесшумно, словно приведения, друзья пробирались по университету. Завернув за угол длинного здания, они остановились и стали рассматривать Башню. В Башне светились только три окна да фонари у входа. Нижний этаж был полностью погружен во тьму, но Уиллу с Фроном предстояло еще преодолеть сотню футов открытого пространства.

— Есть предложения?

— Только одно, — ответил Фрон.

Ирейн опустила бесчувственное тело Мастера Башни в дальнем углу библиотеки и постаралась устроить старика поудобнее.

Удар в челюсть лишил старца сознания. Он рухнул на руки Ирейн, и она втащила его в библиотеку, а потом сотворила слабое снотворное заклинание.

Когда она закончила, чудовищность собственного поступка камнем обрушилась на нее. Ирейн рухнула в кресло и закрыла лицо руками.

Плохо, что Мастер Башни слышал ее разговор с Уиллом и Фроном; его свидетельства было вполне достаточно, чтобы Ирейн выгнали из университета. Но ударить его, а потом усыпить с помощью заклинания… Она чуть не плакала. Ирейн оставалось только надеяться, что ее не поймают, а в будущем те, кто будет ее наказывать, учтут обстоятельства. Но, так или иначе, — теперь ей вряд ли удастся еще раз посетить Додовер и университет.

Наконец Ирейн успокоилась. Она опустилась на колени возле Мастера Башни и убрала прядь волос с его лица.

— Простите меня. — Она поднялась. — Это не предательство, я просто пытаюсь спасти нас всех. — Мастер Башни лежал неподвижно, и только легкое движение его грудной клетки свидетельствовало о том, что он жив.

Отодвинув занавеску, Ирейн взглянула на небо и нахмурилась: за окном было уже темно. А она так и не нашла ответа ни на один интересующий ее вопрос. Ирейн сняла с полки толстый том и принялась быстро просматривать страницы.

Денсер изучал знак командира стражи Андерстоунского ущелья, который снял с Тревиса.

Ширина знака составляла три четверти ширины ладони. Он был сделан из золота и стали, по внешней окружности были вычеканены листья, а в центре выгравировано замысловатое изображение южного входа в Андерстоунское ущелье. На обратной стороне знака были запечатлены имена его предыдущих обладателей.

Денсеру эта реликвия показалась забавной. Впрочем, в эту минуту его мысли были в основном заняты судьбой Любимчика. Он представил себе, что сейчас чувствует Любимчик — страх, злость и безысходность. Денсер был готов закричать от отчаяния, когда представил, что его друг умирает. Нет, он этого не допустит!

Сол стоял рядом с магом — изваяние мощи. Его глаза не оставляли не замеченной ни одной детали, которая могла бы таить в себе угрозу для подопечного. Но в сознание Денсера взгляд проникнуть не мог.

— Сол, — тихо сказал маг. Защитник повернул голову. — Лови. — Денсер кинул знак Солу, и тот легко поймал катализатор одной рукой. — Сбереги его.

Сол опустил взгляд на знак. А когда он снова удивленно взглянул на Денсера, тот уже сотворил заклинание.

— Ты понимаешь, что я должен это сделать. — За спиной мага выросли крылья — черные, как сама ночь. Один их ленивый взмах — и Денсер взмыл в воздух.

— Нет! — Крик Сола вспугнул птиц и во второй раз вырвал Хирада из объятий сна. На мгновение варвар даже растерялся: он ни разу не слышал от Сола ни единого звука. Хирад подбежал к Защитнику и, проследив его взгляд, заметил на фоне звездного покрывала темный силуэт.

— Что за?..

— «Крылья мрака», — произнес Илкар, подходя к варвару.

— Это Денсер?

— Боюсь, что да, — сказал Илкар.

— Великолепно! — Варвар швырнул меч на землю и сжал кулаки. — Он хотел убить Талана из-за того, что тот будто бы представляет опасность для поисков его драгоценных катализаторов, а теперь сам совершает самоубийство только потому, что кто-то спер его любимого котика! — Хирад махнул рукой и шумно выдохнул через нос. — И что нам теперь, по его мнению, делать?

— Ничего, — сказал Сол и бросил знак Илкару. Эльф без труда поймал его. — Ждать.

— Ты разговариваешь со мной или со своей собакой, человек в маске? — Хирад расправил плечи и покосился на свой меч, поблескивающий среди опавших листьев.

— Хирад… — начал Илкар.

Сол быстро оценил ситуацию. Хирад почувствовал, что Защитник нахмурился, хотя и не мог в это поверить.

— Оставайтесь здесь, пожалуйста, — сказал Сол и побежал к своей лошади. Хирад подобрал меч и уже хотелпобежать следом, но Илкар остановил его:

— Не надо, Хирад.

— Что?

— Я думаю, он прав. Мы должны остаться.

— Ты соглашаешься с зитескианцем? Илкар усмехнулся:

— Да, хотя и понимаю, как это необычно.

— Но почему?

— Потому что, если они погибнут, должен остаться кто-то, кто знает, что делать.

— Но ведь, кроме этой летающей задницы, никто не сможет использовать это заклинание, разве не так? — Хирад вложил меч в ножны.

Илкар пожал плечами:

— Сейчас — да. Однако если некому будет вернуться в Зитеск и рассказать, что случилось, мы потеряем все.

— Значит, мы должны просто сидеть и ждать? — Хирад не привык оставаться в стороне, когда идет драка.

— Нет. Мы свернем лагерь и будем готовы в любую минуту отправиться в путь. Не думаю, что наше ожидание затянется.

— Как мы узнаем, если они погибнут?

— Узнаем. Поверь мне, узнаем.

Дверь в библиотеку открылась, и Ирейн от неожиданности выронила книгу. На пороге стояли Фрон и Уилл.

— О боги, вы меня напугали! Как вам… — Ирейн неясным жестом показала на улицу.

— Просто мы держимся как хозяева, — сказал Уилл. — Ты удивишься, как часто это срабатывает.

— Да, но здесь? — Ирейн была ошарашена.

— Должен признаться, университет — сложное место, но ты сама можешь убедиться в наших способностях, — улыбнулся Фрон. — Единственное везение — это что мы не встретили твоего друга, Мастера Башни. Тогда нам, вероятно, пришлось бы его убрать.

— Я бы вас за это убила. — Ирейн невольно вспомнила о событиях минувшего часа.

— Да, вот еще, — сказал Уилл. — Какой-то человек из университета поймал кота Денсера.

— Дурак! — воскликнула Ирейн, ударив кулаком по столу. — Я же предупреждала, что они обнаружат Любимчика. Самонадеянность этого человека просто не знает пределов. — Она тяжело вздохнула. — Бедняга… Ему придется пережить ужасную боль. Ладно, пошли, у нас нет времени беспокоиться еще из-за этого. В конце концов, я говорила, что нам и так везет больше, чем мы заслуживаем. Я уже потеряла свою репутацию из-за этой дурацкой затеи и не хочу потерять жизнь.

— Как ты думаешь, нам удастся добыть кольцо? — спросил Уилл.

— Я не уверена, — ответила Ирейн. — Там внизу есть одно охранное устройство, о котором мне ничего не известно.

— Значит?..

— Пока я не сформирую нужную ману, мне не удастся выяснить, что оно собой представляет и как его обойти. А сделать это я могу только на месте. — Ирейн направилась к двери. — Пошли.

Фрон убедился, что за дверью никого нет, и они на цыпочках приблизились к входу в гробницы.

— Уилл? — сказала Ирейн.

— Это стандартный замок, закрывающий задвижку с обратной стороны двери. Довольно прочный, но сделан грубо, — прошептал Уилл. — Мне нужно знать, чем он защищен — обычной ловушкой или заклинанием?

— Ни тем, ни другим, — сказала Ирейн.

— Прекрасно. — Уилл вставил в замочную скважину металлический стержень в мизинец толщиной и повращал его, исследуя механизм замка. — Очень грубая работа.

Он вытащил стержень и порылся в своей сумочке. Достав небольшой цилиндр с приваренной к нему плоской металлической пластинкой шириной в полтора дюйма, Уилл надел его на стержень. После этого он вставил импровизированный ключ в замочную скважину и стал осторожно поворачивать его, слегка перемещая вперед и назад. Через некоторое время он улыбнулся и повернул ключ уже уверенно. Они услышали, как открылась задвижка с той стороны двери.

— Не желаешь ли войти первой? — спросил Уилл у Ирейн.

— Да, так будет лучше. — Она прошла мимо Уилла и открыла дверь. За ней было темно и чувствовалось необычное давление маны.

— Здесь много статической маны, которая питает средства защиты. Я могу ориентироваться по ней, а как вы?

— Не беспокойся, я пойду за ним след в след, — сказал Уилл.

— Света нет? — осведомился Фрон.

— Есть, но его нельзя зажигать, пока мы не спустимся по лестнице. На ней расположен светочувствительный датчик, который включается с наступлением темноты.

Ирейн начала осторожно спускаться по ступенькам. Фрон и Уилл последовали за ней. Вор закрыл за собой дверь и запер ее на задвижку.

Для Уилла темнота была абсолютно непроглядной. Тяжелая атмосфера, насыщенная маной, рождала в нем беспокойство. Воздух был затхлым и пропах плесенью. Правой рукой Уилл держался за ремень Фрона, а левой опирался на стену и шел, полагаясь в основном на органы чувств своего друга.

Уилл едва расслышал, как Ирейн сказала, что они миновали первый датчик, но тем не менее он был уверен, что почувствовал его: в этом месте ощущалась особенно сильная концентрация маны. Сердце его замерло от страха, он заметался и в конце концов споткнулся.

— Полегче, Уилл, — приглушенным голосом сказал Фрон. — Еще десяток ступенек, и мы внизу.

— Мне все это не по душе.

— Мне тоже, поэтому постарайся не спотыкаться. Давай пошли.

Спуск закончился на тридцатой ступеньке. Здесь узкий проход круто поворачивал вправо и упирался в еще одну дверь. Ирейн провела Уилла с Фроном через нее, закрыла дверь и начала творить заклинание. Пока она бормотала магические слова, Уилл прислонился к деревянной двери и расслабился.

— Зажгись, — произнесла Ирейн ключевое слово, и вспыхнул свет. Он исходил от небольшого шара размером приблизительно с мужскую голову.

Теперь Уилл смог рассмотреть помещение. Оно было длинным, узким и очень холодным. Слева и справа, штабелями по три штуки, стояли на полках каменные саркофаги. Здесь тяжесть маны ощущалась еще сильнее, и краткое облегчение, которое он почувствовал, когда загорелся свет, быстро исчезло. Уилл тяжело дышал и взирал на Фрона умоляющим взглядом. Но, судя по опущенным плечам, Фрону тоже было несладко.

— Ирейн… — начал Уилл, чувствуя, что долго не выдержит.

Ирейн кивнула:

— Прости, Уилл, я не думала, что будет так тяжело. Потерпи чуть-чуть, сейчас станет легче. Нам нужно идти дальше.

Уилл скривился и усилием воли заставил себя отлепиться от двери. Непроницаемая тьма со всех сторон подступала к ним. В нескольких шагах от светящегося шара уже ничего нельзя было разглядеть.

— Все это — только плод моего воображения, — вслух сказал Уилл.

— Нет, — возразила Ирейн. — Мана — это сила, которая управляет природой и переделывает ее. Она вполне материальна, и, как ты сам убедился, в больших концентрациях ее можно почувствовать. Некоторых людей мана притягивает, а другие сами могут накапливать ее и использовать. Такие люди обладают магическими способностями и могут стать магами.

— Спасибо за поддержку, — прошептал Уилл.

— Запомни, в этом состоянии мана не может причинить никакого вреда. Она становится опасной только, когда маги придают ей форму и переводят в неустойчивое состояние.

Ирейн шагала вдоль могил Мастеров знаний и лордов-магов, умерших несколько столетий назад. «Шар света» висел в воздухе справа от ее головы и плавно перемещался вместе с ней.

Уилл и Фрон тащились следом, стараясь не отставать. Они опустили головы и согнулись, словно тащили на спинах большие тяжелые мешки.

Джандир спрыгнул на землю и забарабанил в дверь конюшен постоялого двора. Быстро переговорив с конюхом и дав ему несколько монет, он узнал все, что хотел, и получил мешок овса для лошади.

После этого Джандир надел лук и колчан и выбежал в вечерний город. Что он будет делать, эльф еще не решил и рассчитывал, что на месте его осенит.

Мана, струящаяся вокруг додоверского университета, служила для Денсера оранжевым маяком, забивающим городские огни. «Крылья мрака» несли его по направлению к цели. Прищурив глаза от встречного ветра, Денсер одной рукой придерживал шапочку, а другой — меч, чтобы не бил по ноге.

В эту минуту он совсем не думал о спасении Балии и о «Рассветном воре». Где-то в университете находился Любимчик, неотъемлемая часть его сознания. Денсер никому не позволит лишить жизни своего друга. Маг послал вперед мысленный импульс спокойствия в надежде, что он проникнет сквозь клетку маны, в которой держат Любимчика.

Денсер нырнул к главному зданию университета — Башне, уродливому приземистому строению. Оно абсолютно не соответствовало тому имени, которым называли одно из величайших магических сооружений. Но с другой стороны, в Додовере никогда не понимали сфокусированной силы, которую Башня дарила своему владельцу, как не понимали и многих других вещей. Так, человек, укравший Любимчика, совершенно не понимал, какова будет реакция его хозяина.

Кружа вокруг Башни на высоте пятидесяти футов от самой высокой ее точки, Денсер знал, что его уже ждут. Додоверцы, конечно, могут почувствовать присутствие незнакомого мага, но определить его местонахождение им не под силу. Логика подсказывала, что похититель Любимчика изредка будет выглядывать в окно. А Денсер был очень опасным противником.

Он медленно, чтобы не порезать о черепицу босые ноги, опустился на крышу Башни и принялся посылать одно и то же мысленное сообщение, пытаясь найти Любимчика. Он чувствовал, что Любимчик где-то рядом, но знал, что одно неверное движение может привести к катастрофе.

Любимчик внезапно прекратил метаться по клетке маны и поднял голову. Он ухватился за прутья и расплылся в усмешке.

Маг невольно вздрогнул, увидев это, но тут же улыбнулся.

— Отлично. Итак, твой хозяин прибыл, — сказал он.

— Да, — прошамкал демон. Его голос напоминал скрип шагов по влажному гравию. — Теперь ты мой.

— Вряд ли, — возразил маг и развернул кресло к двери. За самоуверенным выражением на его лице скрывалось огромное внутреннее напряжение. Магу пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не обращать внимания на насмешки твари, сидящей в клетке у него за спиной.

— Подождите за углом. Я чувствую еще одно охранное устройство.

Уилл выглянул из-за спины Фрона и увидел, что Ирейн стоит у бокового прохода. Шар ярко сиял у нее над головой. Стены в этом месте сужались и были свободны от полок с гробами.

— Где мы? — спросил Уилл.

— Усыпальница Эртича, — ответила Ирейн, показывая рукой в сторону бокового прохода. — Здесь внизу вход в нее, и он охраняется. Решением нынешнего совета Мастеров знаний никому не разрешается заходить сюда. Охранное устройство пропускает только членов совета.

— Но ты сможешь справиться с ним?

— Пожалуй. Точнее говоря, я могу дотронуться до него.

— Тогда почему?.. — начал Уилл.

— Магов Додовера эти охранные устройства только отпугивают. Всем остальным магам опасно дотрагиваться до них, даже если они знакомы с их конструкцией. У обычных людей вроде вас вообще нет никакой надежды уцелеть. То, что от вас останется, если вы коснетесь такого устройства, уместится у меня на ладони.

— Прекрасно, — пробормотал Уилл. — А нельзя поточнее узнать, что это за устройство?

— По существу, это пузырь маны, закрывающий дверь, внутри которого находится заклинание-ловушка. Если действовать осторожно, можно сдвинуть пузырь. Если нет, он взорвется… Я позову вас, когда все будет готово, только подходите очень медленно.

— Удачи тебе, — сказал Фрон.

— Спасибо, — ответила Ирейн и завернула за угол.

Оказавшись рядом с охранным устройством, она расфокусировала зрение и настроилась на спектр маны. Все было точно так, как она описывала, — пузырь, диаметром пять футов, плотно прикрепленный к дверному косяку в четырех точках. Он был бледно-оранжевым — питающая его мана не была сфокусированной, — а внутри убийственным голубым огнем пульсировало заклинание.

Ирейн протянула к пузырю ладони и очень мягко коснулась его. Поверхность пузыря сильно напоминала поверхность воды в наполненном до краев сосуде, и это было удачно: его упругость давала право на небольшую ошибку. Очевидно, его установили здесь не так давно.

Ирейн опустила руки и, сосредоточившись, принялась формировать ману, которая бы полностью изолировала охранное устройство. Она начала с центра пузыря и двигалась к его краям. При этом Ирейн задействовала лишь малую часть собственной маны: вокруг ее и так было достаточно. Защитная оболочка стала утолщаться и менять форму, пока не стала точной копией пузыря маны — только ее поверхность была твердой.

Этот процесс занял около пяти минут, и за это время Ирейн успела изрядно поволноваться. Потом она придвинула оболочку к пузырю и мысленно уловила приятный глухой звук касания: охранное устройство приняло ее творение и соединилось с ним. Ирейн попробовала найти слабые места, но не нашла их. Тогда она убрала твердость и усилием воли надавила на левый край оболочки. Пузырь маны мягко скользнул в сторону, освободив ручку, и постепенно открыл почти всю дверь. Довольная своей работой, Ирейн встала спиной к пузырю и позвала своих спутников.

— Уилл, вот замок, который нужно открыть, — сказала она, едва они появились. — Только не пытайтесь зайти мне за спину, можете двигаться лишь передо мной. Все поняли?

— Да, — хором ответили друзья.

Замок оказался совсем несложным, Уилл был даже разочарован. По кивку Ирейн он повернул ручку и приоткрыл дверь.

— Заходи внутрь, поверни налево и прислонись к стене, там ты будешь в относительной безопасности. Ты тоже, Фрон. Я поставлю охранное устройство назад.

Друзья вошли в усыпальницу. В тусклом свете они смогли разглядеть смутные очертания низкого и длинного предмета в центре помещения. Когда Ирейн зашла внутрь и закрыла за собой дверь, шар осветил комнату с низким потолком, вырубленную в камне.

Предмет в центре помещения оказался каменным саркофагом. Он был плоским, широким и не имел никаких украшений, кроме надписи на одном из торцов. На крышке саркофага лежали меч, темно-синяя мантия с оранжевой отделкой в стеклянном ящике и кольцо очень тонкой работы. Здесь атмосфера была не такой гнетущей, как снаружи, и Уилл вздохнул с облегчением:

— Это то, что мы ищем?

— А ты ждал чего-то другого? — спросила Ирейн и, подойдя к саркофагу, нахмурившись, стала внимательно рассматривать кольцо.

— Откровенно говоря, я ждал чего-нибудь более величественного и роскошного.

— Мастера знаний, конечно, жили на широкую ногу, но после смерти им не нужно ничего, кроме покрывала маны. О боже, — воскликнула Ирейн и медленно обошла вокруг гроба, держа руки в карманах своей мантии.

— Что такое? — спросил Уилл.

— Кольцо под защитой. Я… Подождите-ка. — Ирейн пригляделась. Сфера маны была небольшой, размером с человеческую голову, но ее настораживали два обстоятельства. Во-первых, оболочка сферы переливалась тремя цветами — оранжевым, голубым и темно-зеленым. А во-вторых, сама сфера была усеяна шипами и сильно смахивала на огромную булаву.

О таком Ирейн еще ни разу не слышала. Когда она приблизила к сфере свои защищенные маной ладони, цветные линии охранного устройства сместились и потемнели, угрожая разрушить ее защиту. Ирейн поспешно отпрянула. Руки ее дрожали.

— Закрой-ка лучше дверь, Уилл, — сказала она. — Эта операция может занять какое-то время.

— В чем дело? — спросил Фрон.

Ирейн одарила его сочувственным взглядом:

— Вряд ли ты сможешь что-то понять.

— А ты постарайся мне объяснить.

— Ну, хорошо. Форма и конструкция охранного устройства говорят о том, что оно изготовлено с помощью магии другого университета, и я пока не могу раскрыть его секреты. Ну как, помогло?

— Нет, — ответил Фрон. — Ты знаешь, отчего оно может сработать?

— Вероятно, оно срабатывает, если нарушить форму его маны, — с легким раздражением ответила Ирейн.

— Мне нужно, чтобы ты рассказала мне поподробнее, — сказал Фрон. — Например, что должно пройти сквозь ману, чтобы ее форма была нарушена?

— Я тебя не понимаю.

— Напомни мне, как работает охранное устройство, — попросил Фрон.

— Зачем?

— Просто удовлетвори мое любопытство — пожалуйста, — настаивал Фрон.

— Охранное устройство — это форма статической маны, размещаемая в определенном месте, чтобы защитить какой-то предмет, — процитировала Ирейн. — Знание формы маны позволяет магу настраивать устройство, включая в область его действия и исключая из нее любой класс объектов или живых существ, одушевленных и неодушевленных. Ну что? — саркастически спросила она.

— Как ты думаешь, тебе удастся подобрать нужную форму маны? — спросил Фрон.

Ирейн закусила губу и пожала плечами.

— Нет, — сказала она наконец. — Нет, я не смогу этого сделать без того, чтобы не подвергнуть огромному риску нас всех.

— В таком случае я предлагаю тебе попробовать выяснить, какие существуют исключения у этого устройства, — тихо сказал Фрон.

Ирейн уставилась на Фрона так, словно тот только что ударил ее.

— Ты предлагаешь? — Она покраснела. — Тебя озарило и ты возомнил себя специалистом по конструкции охранных устройств? Так я объясню тебе, кто ты такой — ты просто ходячий мешок мускулов и не имеешь права болтать о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия. Как ты смеешь пытаться меня учить?

— Это просто мое предложение. Почему бы тебе не попробовать это сделать? — Голос Фрона оставался спокойным. Однако когда он пошевелился, в этом легком движении ощущалась какая-то животная угроза.

Уилл, который наблюдал за этим обменом любезностями, стоя у двери, теперь вышел вперед, желая разрядить ситуацию.

— У тебя есть какие-нибудь другие идеи, если ты и в самом деле не можешь подобрать форму маны охранного устройства? — спросил он.

— Как ты относишься к тому, чтобы одним взмахом руки прекратить все это? — холодно произнесла Ирейн, поднимая руку.

— Я спрашивал о разумных идеях и не вижу никакого смысла в том, чтобы потерять все.

— Это для тебя в этом нет никакого смысла. Неужели ты забыл, что я уже все потеряла. — Ирейн поднесла руку к кольцу и усмехнулась. — Посмотрите на себя. Великан Фрон и умный коротышка Уилл. У меня в руке ваша жизнь и смерть. Как легко оборвать чью-то жизнь. — Ее глаза неожиданно наполнились слезами.

Уилл с Фроном переглянулись. Фрон кивнул.

— Ирейн, ты же знаешь, как сильно мы скорбим о твоей потери, — сказал Уилл, подходя к ней. — Мы любили твоих детей, и Алана тоже. Никто не в силах возместить тебе эту утрату. Но сейчас нужно, чтобы ты помогла нам. Мы должны взять это кольцо, а если мы здесь задержимся, нас поймают. — Он коснулся руки Ирейн и посмотрел ей в глаза. — Прошу тебя, Ирейн. У тебя будет время поплакать, когда мы выйдем из этого склепа.

Несколько мгновений Ирейн смотрела на Уилла, и слезы катились по ее щекам. Потом она оттолкнула его руку и вытерла лицо.

— Отвечая на твой вопрос, Фрон, скажу, что это устройство, как и большинство додоверских устройств, уничтожает людей и приводится в действие их умственной деятельностью. На животных они не реагируют. — Голос ее еще дрожал, но она уже сумела взять себя в руки. — Только это вряд ли нам сможет чем-то помочь.

— Наоборот, это означает, что твоя работа закончена, — сказал Фрон.

— Осталось только найти и выдрессировать какое-нибудь животное, чтобы оно достало кольцо. — В глазах Ирейн снова зажглись злые огоньки. — Неужели ты не заметил, что их здесь нет?

— Это не совсем так, — произнес Фрон.

— Что ты имеешь в виду?

— Фрон… — Уилл замолчал, догадавшись, что задумал Фрон. Он подошел к другу и встал рядом с ним. — Ты еще сохранил способность к логическому мышлению, а я бы никогда не догадался подумать о тебе как о звере, — прошептал он.

— Больше у нас ни на что не хватит времени, — спокойно сказал Фрон. — Если Ирейн не смогла обезвредить охранное устройство, значит, это единственная возможность.

— Вы перестанете говорить загадками или нет? Что вы предлагаете?

— Ты в этом уверен? — спросил Уилл. Фрон кивнул. — Тогда объясни ей.

— Да, я хочу, чтобы кто-нибудь из вас наконец это сделал! — раздраженно воскликнула Ирейн. Фрон глубоко вздохнул:

— Все очень просто. — Он пожал плечами. — Я — оборотень.

Любимчик в клетке громко шамкал губами, как обезьяна. Он приплясывал, распускал крылья, шипел, чмокал и насмехался:

— Смерть близка, додоверец, смерть близка.

Маг сохранял спокойствие, насколько это было возможно, и не отрывал взгляда от двери, приготовившись мгновенно сотворить выбранную заранее форму маны.

— Сейчас, — прошипел Любимчик. Он повернулся спиной к окну и закрыл голову крыльями. Маг этого не видел, иначе бы он, быть может, успел приготовиться. Быть может.

Окно взорвалось. Осколки стекла разлетелись по полу. Вслед за ними появился Денсер; едва его ноги коснулись пола, «Крылья мрака» исчезли.

Ошеломленный, додоверский маг только начал поворачиваться к окну, когда кулак Денсера ударил ему в челюсть. Додоверец покачнулся и потерял сосредоточенность, необходимую для заклинания. Не теряя времени, Денсер нанес ему еще два удара — ногой в живот и кулаком в нос. Маг рухнул на пол.

Зитескианец подошел к нему и поднял на ноги.

— Скоро придут другие, и всех нас вы не перебьете, — прохрипел додоверец.

Денсер презрительно засмеялся:

— Тебе это уже не поможет.

Грязное ругательство слетело вместе с брызгами крови с губ додоверца. Денсер подтащил его к клетке маны.

— Тебе никогда ее не открыть, — вызывающе произнес додоверец. — А я скорее умру, чем помогу тебе освободить эту тварь.

— Жалкий глупец, — сказал Денсер. В глазах его полыхала ненависть. — Ты просто слепец. Магия одна, и все маги одинаковы. — Он отшвырнул похитителя Любимчика и легко открыл защелку. Клетка маны исчезла, и наружу выкатился комок кипящего бешенства.

Глава 21

Через открытые ворота Джандир внимательно наблюдал за домом, часть которого заслоняли деревья и другие дома. В университете Додовера все было спокойно. По примыкающей улице иногда проезжали одинокие экипажи и повозки. Стражника на воротах, казалось, совершенно не беспокоило любопытство Джандира.

Эльф знал, что сейчас его не пустят в университет. Однако отсутствие всякой активности за стенами Додовера Джандир расценивал как признак того, что после пропажи кота пока ничего страшного не произошло. Значит, остается только ждать и наблюдать.

У себя за спиной эльф услышал какой-то шум. Этот шум доносился из центра города, и вскоре из него отчетливо выделился приближающийся цокот копыт.

Боль вспыхнула в голове. Ирейн пошатнулась, сжав руками виски, и опустилась на колени. К ней подбежал Уилл:

— Что случилось? С тобой все в порядке?

— О боги, как больно! — простонала Ирейн, но грохот в голове уже стал затихать. Она торопливо принялась исследовать следы маны по всей Башне в поисках пробоины в оболочке. Что-то случилось на верхнем этаже. Ирейн наконец отыскала пробоину и тяжело вздохнула. — Зитескианец в Башне, — прохрипела она, потрясенная дерзостью такого поступка.

— Денсер? — спросил Уилл.

— А кто же еще? — Ирейн вскочила на ноги. — Он разбудил всех магов в университете. — Она взглянула на Фрона. — Что бы ты ни собирался делать, делай это быстрее. У нас больше нет времени.

Признание Фрона поразило ее своей неожиданностью, но вместе с тем кое в чем помогло. Ей стало ясно, почему он видит в темноте как эльф и двигается бесшумно как хищник, выслеживающий добычу. Ирейн не знала, как теперь быть — бояться, восхищаться, удивляться или содрогаться от отвращения.

Фрон начал раздеваться:

— Послушай, Ирейн, превращение происходит быстро, но многим это зрелище кажется жутким. Если хочешь, можешь отвернуться. Не бойся, ты не оскорбишь меня этим. Уилл, не забудь мою одежду: у меня не будет возможности совершить обратное превращение, пока мы не выберемся отсюда.

Уилл кивнул:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Удачи тебе.

Раздевшись, Фрон опустился на пол. Он лег на бок, подогнул ноги и вытянул руки перед собой. Потом закрыл глаза, замедлил дыхание и постучался в ту часть своего сознания, которую он боялся, любил, ненавидел и лелеял.

В одно мгновение образ его мыслей изменился. Сознание Фрона наполнилось мечтами о стае, радости погони и славе убийства. Он ощущал теперь запах крови и мириад неуловимых лесных ароматов. Он грезил о скорости, и мускулы его конечностей набухли, кости сдвинулись, образуя лапы. Он подумал о сильной пасти, и его челюсти выдвинулись вперед, появились клыки, язык стал плоским, а ноздри расширились. Фрон тосковал об остром слухе, и на голове у него выросли остроконечные уши. Он захотел обрести силу, и его грудная клетка округлилась, легкие расширились, и сердце забилось быстрее.

Фрон почувствовал небо, вспомнил зов своих лап и услышал взывающие к нему крики братьев. Он знал, что пришел домой, но где-то в глубине души голос повторял ему только: «Вспомни».

Он вскочил и зарычал; сила вливалась в его изменившиеся мускулы. Он видел, как женщина-друг пятится, а мужчина-собрат по стае поднимает ладонь в знак того, что все хорошо. Он задрал голову и увидел над собой потолок усыпальницы.

Ирейн всегда гордилась своей непредвзятостью. Ужасы, которые она видела за время обучения, ко многому приучили ее, но трансформация Фрона ее поразила. Фрон был прав, превращение было быстрым, но оно навсегда запечатлелось в памяти Ирейн. И вот теперь его рост составляет около четырех футов в холке, тело покрыто светло-коричневой с проседью шерстью, а шею украшает белая полоска, уходящая вниз. Фрон запрыгнул на саркофаг Эртича, сунул морду в охранное устройство, слизнул языком кольцо и спрыгнул назад. Он положил кольцо на пол и взглянул на Уилла.

Ирейн перевела дух — если бы устройство сработало, они все бы погибли. Заметив, что она успокоилась, Уилл тоже расслабился. Ирейн вытянула руку, и Фрон обнюхал ее.

— Тебе, наверное, нужно снова сдвинуть в сторону охранное устройство, — сказал Уилл. — Я оставил ключ в двери, просто поверни его на пол-оборота. — Он свистнул, чтобы привлечь внимание Фрона. — Когда мы выйдем отсюда, нам придется бежать. Ты совершишь обратное превращение в лесу. Будет опасно, следуй за мной. — Уилл наклонился и протянул руку к кольцу. Фрон зарычал и накрыл его лапой. — Ладно, тогда неси его сам.

— Он понимает все, что ты ему говоришь? — спросила Ирейн от двери. Уилл пожал плечами:

— Сложно сказать. Думаю, он понимает суть и знает некоторые слова. К несчастью, после обратного превращения он ничего не помнит.

Фрон убрал лапу с кольца и взял его в зубы. Собрат по стае сказал, что будет опасно и надо бежать. Потом будет лес. Зов братьев снова эхом отозвался в его ушах.

К счастью, с обратной стороны сдвинуть охранное устройство было легче: конструкция пузыря не позволяла устройству взорваться, если дверь открывали изнутри. Но заклинание все равно могло сработать. На то, чтобы сдвинуть его, у Ирейн ушло всего несколько мгновений.

— Уилл, он пойдет за нами?

— Да, — сказал Уилл. — Но запомни, он будет вести себя совершенно независимо. И вполне возможно, не станет никого слушать, даже меня. Это опасно.

— Для нас?

— Нет, он знает, что мы его друзья. Но сейчас он, по сути, дикий зверь и будет реагировать на угрозу соответствующим образом.

— Правильно. — Ирейн пошла вперед. Шар над ее головой освещал дорогу.

— Фрон, пошли, — громко сказал Уилл и затрусил следом за Ирейн, слыша, как его друг бежит за ними, мягко касаясь пола подушечками лап.

Демон стрелой метнулся к додоверскому магу и вонзил когти в его плечи. Додоверец сразу утратил всю свою смелость. Он колотил руками и ногами по полу, но никак не мог попасть в тварь, которая сидела сверху и пускала слюни ему на лицо.

— Убей его, — сказал Денсер.

— Нет, — зарыдал маг. — Пожалуйста! Демон зажал ему рот.

— Теперь твоя душа — моя, — сказал он. Выгнув спину, демон широко развел лапы-руки, сжал кулаки и со страшной силой ударил с двух сторон по голове мага. Череп треснул, и мозги брызнули на счастливую морду Любимчика. Демон стал пожирать мозг, а Денсер спокойно и удовлетворенно наблюдал за ним.

Неожиданно зитескианец почувствовал приближение других магов. В коридоре послышались торопливые шаги и взволнованные голоса.

— Все, хватит, — сказал Денсер. Любимчик разочарованно поднял голову. — Сюда идут. — Зитескианец приготовился вновь сотворить «Крылья мрака». — Разгони их и найди Ирейн. Она внизу. Приведи ее к воротам и постарайся, чтобы с ней ничего не случилось. Я буду присматривать за тобой.

Любимчик улыбнулся, и струйка крови побежала по его подбородку.

— Ты всегда будешь присматривать за мной? — спросил он.

— До тех пор, пока моя душа не покинет сей мир, — ответил Денсер. С этими словами он повернулся и вылетел в разбитое окно. Поднимаясь в ночное небо, Денсер увеличил остроту своего зрения, чтобы ясно видеть Башню и ближайшие окрестности.

Сытый и довольный Любимчик остановился на полпути к двери, решив, что пусть лучше ее откроют снаружи. Он взлетел и завис над трупом мага, скрестив ноги в позе лотоса и изредка взмахивая крыльями.

Двери с грохотом распахнулись, и в комнату ввалились человек восемь. Стражники держали наготове мечи, а маги простерли руки, готовясь сотворить заклинание. На мгновение они замерли, увидев растерзанный труп своего собрата, а потом заметили Любимчика. Демон засмеялся, и в его леденящем душу смехе явно звучало восхищение смертью и хаосом. В следующий миг он выпустил когти, радостно завопил и метнулся навстречу вошедшим. Додоверцы пригнулись и бросились врассыпную, крича от страха.

Демон остановился полюбоваться своей работой и увидел окровавленные и изумленные лица. Потом он развернулся в воздухе и ринулся вниз по центральной лестнице. Его хохот эхом отражался от портретов, висящих на каждом этаже.

Выйдя на улицу, Джандир увидел Сола. Остановившись рядом с эльфом, Защитник спешился.

— Отправляйся на постоялый двор, — сказал он. — Приведи сюда еще лошадей. — Сол отдал Джандиру поводья. — Постарайся вернуться побыстрее, — сказал он, тщательно выговаривая каждое слово, словно его голосовые связки одеревенели от долгого молчания. — Пожалуйста, — добавил он и побежал к воротам.

— Что происходит? — крикнул Джандир вдогонку ему.

— Беда.

Джандир пожал плечами, вскочил в седло и поскакал назад к конюшням постоялого двора.

* * *

Ирейн стремительно бежала вверх по ступенькам. Она чувствовала, как жизненная сила мага рассеивается по мане. Ирейн так разозлилась, что Денсер совершил убийство, что совсем забыла об осторожности.

— Охранное устройство, Ирейн! — крикнул Уилл. Изнемогая под тяжестью маны, он все больше и больше отставал от нее.

— Теперь уже слишком поздно об этом думать. Этот глупец уже проявил себя.

— Кто?

— Ты сам знаешь кто, — раздраженно буркнула Ирейн. Однако, несмотря на свое недовольство, она чувствовала симпатию к Денсеру. Шар света привел в действие датчик, и эхо звуков горна разнеслось по всей Башне. Фрон заскулил и рванулся вперед по лестнице. Едва Ирейн открыла дверь, он проскочил мимо нее.

Прихожая Башни была пуста, но уже были слышны голоса приближающихся людей. Фрон метнулся к дверям и стал скрести лапами ручки. Ирейн побежала вслед за ним и распахнула двери. Они успели проскочить до появления Любимчика, зато Уилл с ним едва не столкнулся. И обмер, когда увидел перед собой существо из своих самых ужасных кошмаров. Кожа на черепе ужасного создания пульсировала и ходила ходуном, пасть была в крови. Любимчик занес лапу для удара, но узнал Уилла. Он наклонился к нему и сказал:

— Беги, беги. На улицу. На улицу, к воротам. Уилл открыл рот и закричал.

С высоты Денсер видел все сразу. Пока Джандир скакал к центру города, Сол размашистым шагом подошел к охраннику и одним ударом кулака свалил его с ног. Потом Защитник вбежал в ворота университета, за которыми уже начался настоящий переполох.

Вслед за огромным волком из Башни появилась Ирейн. Нужно было остановить зверя, но Денсер даже не успел подумать, что для этого сделать, как волк неожиданно развернулся и забежал назад в Башню.

Ирейн на бегу оглянулась, споткнулась и упала.

— Нет, нет! — зашипел Денсер и спикировал на дорогу. Из всех дверей выбегали маги, стражники и прислуга. Кто-то даже помог Ирейн подняться. Денсер метнулся к Солу.

— Выведи ее отсюда, — закричал он. — И найди Любимчика. Я полечу на помощь Джандиру.

Сол кивнул. Денсер снова взмыл в небо и полетел за эльфом, скакавшим на резвой лошади Сола.

Ирейн улыбнулась магу, протянувшему ей руку помощи, и побежала назад к Башне.

— Что случилось? — спросил маг, догоняя ее.

— В университет проник зитескианец. — Она вбежала в здание и остановилась, пораженная представшей перед ее глазами сценой.

Фрон и, судя по всему, Любимчик Денсера кружились в центре прихожей. Их обступили изумленные маги. Крылатая бестия металась из стороны в сторону, и грозные лапы Фрона били по воздуху. Уилла Ирейн нигде не увидела.

Она закричала Фрону с Любимчиком, чтобы они прекратили, и бросилась к волку.

— Фрон, нельзя! — приказала она. — Друг. — Ирейн была уверена, что это слово он точно поймет. — И ты тоже остановись! — крикнула она демону. Любимчик усмехнулся и хихикнул, глядя на волка.

— Оставь его, это Фрон, — предостерегла его Ирейн.

Демон сразу же отпрянул назад, и его усмешка сменилась удивленным выражением на лице.

— Оборотень… — присвистнув, произнес он.

— Да, а теперь отправляйся за своим хозяином и никогда больше не смей осквернять землю этого университета.

— Хорошо, госпожа, — сказал Любимчик и вылетел в дверь.

Ирейн повернулась и столкнулась с четырьмя магами, которые уже кое-что начали понимать.

— Вы знакомы с этими… тварями? — спросил один из них. По мерцанию маны они поняли, что Ирейн — додоверка.

— Конечно, знакома, — грубовато ответила Ирейн. — И скоро вас освободят от этой заразы, я лично прослежу за этим. А теперь прошу меня извинить, я спешу. — Она побежала к подземелью и внезапно увидела Уилла. Он лежал возле двери, свернувшись калачиком, и крупная дрожь сотрясала все его тело. — Уилл? Что…

На плечо ей легла чья-то рука.

— Боюсь, вам лучше пройти с нами. Этот зитескианский Любимчик назвал вас госпожой, — сказал маг. У него были седые волосы, а взгляд — решительный и твердый. Его лицо было Ирейн незнакомо.

— Да, и, как вы сами видели, я приказала ему убираться из университета. А сейчас мне нужно помочь моему другу. — Ирейн понимала, что сейчас главное — выиграть время.

— Простолюдин в Башне ночью, — с угрозой в голосе сказал маг.

— Это не имеет значения, ему нужна помощь. Только посмотрите на него, — настаивала Ирейн. Уилл не двигался. Да что с ним такое?

Маг даже не соизволил взглянуть на Уилла.

— Все не так просто, и вы должны это понимать.

— Отпустите меня.

— Нет. — Мужчина крепче сжал плечо Ирейн. Остальные маги тоже подошли ближе.

Ирейн тряхнула головой, мысленно проклиная Денсера за упрямство. Ему совсем не обязательно было посылать Любимчика наблюдать за ней. Фрон грозно зарычал и направился к Ирейн. Маги одновременно оглянулись на него.

— Отпусти, — повторила Ирейн. — Ты мне мешаешь.

— Схватим обоих! — воскликнул один из магов. — Вы знаете, что делать.

— О боги, — прошептала Ирейн, догадываясь, какое заклинание они хотят использовать, и крикнула: — Фрон, беги!

Но волк не послушался. Мужчина-брат ранен, а женщине-другу грозит опасность. Он должен устранить источник опасности.

Лязгнули мощные челюсти, и испуганный крик мага оборвался. Додоверец рухнул на пол, и Ирейн пошатнулась, когда он внезапно отпустил ее плечо. В следующее мгновение в прихожей Башни воцарилось смятение.

Ирейн крикнула Фрону, чтобы он не убивал мага. В этот время в двери ворвался Сол. Потеряв сосредоточенность, нужную для заклинания, маги забежали в библиотеку и захлопнули за собой дверь.

— Фрон, брось его! — закричала Ирейн. Она боялась подойти и увидеть растерзанный труп. Но Фрон отошел, и она увидела, что маг цел и невредим, если не считать царапин на шее. Ударом кулака Сол лишил мага сознания, и Ирейн вновь занялась Уиллом.

Вор по-прежнему лежал, свернувшись калачиком, и не реагировал на окружающее. Глаза его были закрыты, он весь дрожал, и дыхание его было прерывистым.

— Уилл? — Ирейн дотронулась до него. — Нам нужно уходить.

Подошел Фрон, понюхал Уилла, лизнул его в лицо — никакой реакции. Неожиданно Ирейн почувствовала движение маны и резко выпрямилась.

— Заклинание! — воскликнула она и дернула Уилла за рукав. — Давай вставай! — Уилл не пошевелился, и тогда Сол поднял его на руки.

— Бежим, — сказал он, и они побежали.

Джандир сомневался, что ему удастся за то короткое время, которое у него осталось, привести к университету еще четырех лошадей. Он галопом влетел во двор конюшен и увидел, что Денсер уже там. Маг отдавал приказы испуганному конюху. За спиной у Денсера болтались сложенные крылья.

— Ты как раз вовремя, — сказал он эльфу.

Джандир спрыгнул на землю.

— Какая следующая?

Конюх показал на лошадь Фрона.

— С… сбруя, седло и чересседельник внутри слева, первый к… крючок, — заикаясь, проговорил он и шепотом добавил: — Он только что прилетел. Он летает. А люди не могут…

— Все в порядке, парень, — сказал Джандир, забирая седло и уздечку. — Он тебе ничего не сделает. — Эльф на мгновение встретился взглядом с Денсером. Проклятый кот мага высунул голову из-под плаща своего хозяина. Джандир был готов поклясться, что эта тварь улыбается.

Денсер подтянул подпругу.

— Ты езжай вперед, а я полечу над тобой, — сказал он. — Я позабочусь, чтобы лошади не разбежались, ты только показывай им дорогу.

— Как скажешь, — согласился Джандир.

— Торопись.

— Заткнись.

Ирейн не имела понятия, каким заклинанием их угостят из библиотеки, и не горела желанием выяснять. Сбегая по ступенькам, она услышала, как дверь зашипела и с грохотом захлопнулась за ней — «Крепкий замок». Им невероятно повезло, что они успели выскочить.

Сол, закинув Уилла, словно мешок, к себе на плечо, вырвался вперед; Фрон несся рядом с Ирейн, отпугивая всякого, кто хотел преградить им дорогу. Ирейн уже поверила, что им удастся беспрепятственно миновать ворота, но тут услышала крик «Остановите их!», и сердце у нее ушло в пятки.

Джандир бросил конюху несколько монет, вскочил на лошадь, пришпорил ее и галопом вылетел на улицы Додовера. Следом за ним скакали четыре лошади без всадников, а на высоте около ста футов над ним летел Денсер.

Был ранний вечер, и на улицах было много народу. Джандир кричал без остановки, боясь, что лошади затопчут какого-нибудь зазевавшегося прохожего. Неожиданно сверху спустился Денсер.

— Впереди помеха, — громко заорал он, стараясь перекричать цокот копыт по булыжной мостовой. — На следующем перекрестке сворачивай влево, скачи до большого амбара, а там направо. Дальше прямо к окраине города, а я тебя перехвачу. — И маг снова взмыл в небо.

У Джандира не было желания выяснять, что за помеха ждет его впереди, и он повернул лошадь налево. Остальные лошади повернули за ним, но не сразу: очевидно, с расстоянием влияние Денсера ослабевало.

Денсер быстро летел к университету. Мана над зданиями снова стала ярко-оранжевой, и он сосредоточился на поисках Ирейн и оборотня.

Сверху он видел, как городская стража выставляет кордоны на улицах. От одного из таких кордонов он увел Джандира с лошадьми. С севера подтягивалась охрана университета, многие были верхом. Денсер видел, как навстречу им по главной улице бегут Ирейн, Сол и волк, преследуемые додоверскими магами. На левом плече Сол нес Уилла, в правой сжимал боевой топор. Беглецы не знали, что бегут прямо в ловушку.

Джандир обогнул амбар и снова пустил лошадь галопом, но тут остальные лошади заупрямились: Денсер улетел слишком далеко. Джандиру пришлось остановиться и потратить лишнее время на то, чтобы связать поводья. Сделав это, он уже собирался ехать дальше, как рядом раздался голос:

— Не хочешь продать этих лошадок? Их слишком много для одного человека — прошу прощения, для одного эльфа.

Денсер спустился к Солу:

— Вы бежите прямо в западню. Поворачивай вправо и следуй за мной. — Беглецы подчинились, а Денсер поднялся повыше и стал искать Джандира. Он увидел его окруженным кольцом факелов.

— Проклятие! — Денсер соединил свое сознание с сознанием Любимчика. — Воспользуйся моими глазами и приведи Сола ко мне.

* * *

Их пятеро, спокойно заметил про себя Джандир. У троих факелы, и все вооружены мечами. Наложив на лук стрелу и натянув тетиву, Джандир стал отступать назад, увлекая лошадей за собой. Он понимал, что ему нужно во что бы то ни стало выиграть время.

— Отойди от лошадей, — повторил один из бандитов.

— Не могу.

— Тогда придется тебя убить.

— Один из вас умрет первым. Ну, кто это будет? — Джандир переводил лук от одного бандита к другому. — Ты, — сказал эльф, прицелившись в того, в чьих глазах он уловил беспокойство. — Еще шаг, и ты труп.

Бандит остановился, но остальные продолжали приближаться:

— Всех ты все равно не остановишь, приятель.

Джандир взглянул на небо и увидел, что сверху, словно орел на добычу, на бандитов пикирует Денсер. Он улыбнулся:

— А мне и не придется этого делать.

Денсер согнул ноги в коленях и резко распрямил их. Один из бандитов отлетел в сторону и врезался в своего товарища. Оба упали на землю. Джандир спустил тетиву, и третий бандит рухнул со стрелою в груди. Эльф не мешкая достал вторую стрелу.

— Если хотите убежать, то бегите сейчас.

Повторять приглашение не потребовалось.

Не обращая внимания на поверженных врагов, Денсер отвязал лошадей и сел на одну из них. «Крылья мрака» у него за спиной исчезли. Джандир задержался, чтобы выдернуть стрелу из трупа.

— Поехали, быстрее! — Денсер пришпорил лошадь, Джандир вскочил в седло, и они унеслись в темноту.

* * *

Ирейн казалось, что ее легкие вот-вот лопнут. Сердце отчаянно колотилась в груди, кровь стучала в висках, ноги одеревенели от усталости. К счастью, стражники не стреляли, боясь попасть в горожан.

Сол бежал в нескольких шагах впереди Ирейн, а позади нее скользил Фрон. На правом плече Сола стоял Любимчик, одной рукой указывая путь, а другой обнимая Защитника за шею. Одного его вида хватало, чтобы все расступались.

Следуя указаниям демона, Сол свернул с главной улицы в лабиринт темных и безлюдных проулков. Шум погони не отставал — и вдруг из темноты вылетели два всадника и три лошади без седоков. Сол резкоостановился, а Любимчик снова принял облик кота. Ирейн, задыхаясь от бега, подошла к лошадям.

— Ты не ранена? — спросил Денсер.

— Потом, — хрипло выдохнула Ирейн. — Они уже близко, надо спешить.

Словно в подтверждение ее слов в проулок вбежали преследователи. На этот раз они не боялись стрелять, и вокруг беглецов засвистели стрелы. Сол забросил Уилла на лошадь, помог сесть верхом Ирейн и только после этого сам вскочил в седло. Он пустил лошадь в галоп, и остальные, пригнув головы, поскакали за ним.

Кроме Фрона. Волк развернулся и побежал навстречу врагам.

Сол проскакал вдоль амбара и снова свернул на главную улицу, а Фрон ворвался в самую гущу толпы преследователей. Он сбил своим весом одного, разорвал горло другому и за считанные мгновения обратил врагов в бегство.

Выполнив свой долг, он большими прыжками помчался прочь из города, к лесу, оглашая темные улицы победным воем.

Глава 22

— Как увлекательно быть Воронами, правда? — воскликнул Хирад, садясь под деревом и вытягивая ноги перед собой.

— Ну как, теперь ты доволен? — спросил Илкар.

— Нет, мне кое-чего не хватает.

— Всего тебе хватает.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Лагерь был свернут, вещи упакованы и навьючены на оставшихся трех лошадей.

Хирад улыбнулся, вспомнив, как торопил его Илкар. И вот они уже целый час сидят и ждут. Варвар подумал, что он должен бы тревожиться о том, что сейчас происходит в Додовере, но, как ни странно, в душе его царило необыкновенное спокойствие. Может быть, это объяснялось тем, что те, кто отправился в Додовер, не были настоящими Воронами. С другой стороны, он уже считал их своими, а некоторым из них — в частности, Фрону и Джандиру — полностью доверял. Он доверял им почти так же, как Безымянному и Сайрендору. Почти.

При воспоминании о погибших друзьях неотвратимая, словно ночь, печаль опустилась на Хирада. Рас умер, сражаясь рядом с ним; Ричмонд хотел защитить человека, которого даже не знал, и заплатил за это жизнью; Безымянный пожертвовал жизнью ради них всех; и Сайрендор… Хирад словно наяву увидел его, умирающего. Он умирал у него на руках, а Хирад ничего не мог сделать. Только смотреть, как жизнь покидает его лучшего друга. И теперь от Воронов ушел и Талан, испугавшись, что если он останется, то неизбежно погибнет.

Хирад украдкой смахнул слезы и посмотрел на Илкара. Он был единственной ниточкой, связывающей Хирада с Воронами, и варвар взмолился богам, чтобы они оставили ему хотя бы Илкара.

Внезапно новая мысль обожгла его как огнем. Там, в Додовере, решается судьба новых Воронов, а возможно, и всей Балии, но он, Хирад, не участвует в этом. Он годен только на то, чтобы седлать лошадей и сворачивать лагерь. Может, когда друзья шутили насчет его возраста, это была вовсе не шутка? Денсер. Это все из-за Денсера. Но есть одна вещь, которая Денсеру не по зубам: он никогда не сможет командовать Воронами, особенно после того, что случилось. Случилось по вине черного мага.

Хирад искоса взглянул на Илкара, боясь, что эльф заметил его состояние. Но Илкар даже не смотрел на него. Он приложил ухо к земле и прислушивался.

Хирад начал подниматься, и тут Илкар произнес:

— Сюда кто-то скачет.

— Будем надеяться, что это они.

— Что ж, я не собираюсь стоять и дожидаться их.

Хирад с Илкаром побежали к лошадям. И вдруг сзади, словно утреннее солнце, полыхнул яркий свет, прогоняя ночной мрак и даря друзьям тени. Через мгновение до них долетел грохот взрыва и какой-то гул, напоминающий рев стремительного потока.

— Мне это не нравится! — крикнул Хирад, отвязывая поводья и тщетно пытаясь успокоить свою лошадь.

— Не важно! — крикнул Илкар. — Поехали! — Его лошадь и лошадь Денсера уже успокоились, но лошадь Хирада словно взбесилась.

— На этом звере? — Хирад натянул поводья, пригибая голову лошади к земле. — Ладно, едем, едем! — Он вставил ногу в стремя, и кобыла захрапела, угрожая понести еще до того, как он сядет в седло. — Стой же, чтоб тебе провалиться! — Хирад запрыгнул в седло, и в это время на поляну выбежал волк, пронесся мимо и исчез в лесу. За ним вылетел Денсер.

— Вперед, вперед! — закричал он и поскакал вслед за волком. Затем появился Сол; поперек его седла лежал Уилл. За ним галопом скакала Ирейн. Последним мчался Джандир с лошадью в поводу. Никто из них не остановился на поляне.

Хирад боролся со своей лошадью: кобыла грызла удила и кружилась на месте — она была слишком испугана, чтобы слушаться седока. Наконец она остановилась, дрожа. За мгновение до этого варвар посмотрел на зарево и понял, что значит этот странный гул: это ревело пламя. Оно стремительно надвигалось, пожирая деревья, кустарник и траву.

— О Боже милостивый! — Хирад натянул поводья и пришпорил лошадь. Кобыла рванулась вперед, словно понимая, что в огне их ждет неминуемая смерть.

Скача по лесу, Хирад вспомнил волка, бегущего впереди всадников. Если Вороны не преследовали его, то они могли скакать за ним только по одной причине. При мысли об этом варвару стало не по себе.

Илкар догнал Ирейн на опушке. Он потерял из виду Хирада и за ревом пламени не слышал копыт других лошадей, хотя и знал, что они где-то рядом. Илкар не сомневался, что этот огонь порожден заклинанием «Сфера пламени». И как им удалось создать такую огромную и мощную сферу?

— Когда она погаснет? — прокричал эльф, спрашивая Ирейн.

— Когда огню не останется пищи. Она не выйдет из леса.

— Как они ее сделали?

— «Сложение маны». Это заклинание сотворили несколько магов. Я знала, что в Додовере работают над ним, но мне и в голову не приходило, что они осмелятся использовать его для «Сферы пламени». «Сфера пламени» требует слишком много энергии, и сейчас все, кто сотворил ее, надолго лишились сил.

— Тогда почему мы все еще убегаем? — спросил Илкар.

Ирейн остановилась; Денсер, скакавший впереди, тоже: он, видимо, пришел к такому же выводу. Сдержав лошадей, все трое развернулись, чтобы посмотреть, как «Сфера пламени» погаснет на опушке леса.

— Ну где же он? — прошептал Илкар. — Где?

Стена огня приближалась, и оранжевый цветок «Сферы пламени» рос на глазах, но увял, добравшись до последних деревьев. В свете исчезающих языков огня Илкар увидел силуэт одинокого всадника, во весь опор скачущего к ним.

Эльф вздохнул с облегчением и расплылся в улыбке. Повернув голову, он встретился взглядом с Денсером и кивнул.

— Не так-то легко его потерять, а? — спросил черный маг.

— Да, — согласился Илкар, и его улыбка пропала. — Ирейн, чего нам теперь ждать?

— Маги, сотворившие это заклинание, выдохлись, но в Додовере есть много других. Вместе с ними наверняка придут солдаты. Я даже уверена, что они шли вслед за пламенем.

— И они уже здесь, — сказал Джандир. — Посмотрите.

Илкар посмотрел туда, куда тот показывал, и увидел семь или восемь человек, выбегающих из леса. Скользя над макушками деревьев, к ним подлетали два мага.

— Проклятие! — выругался Илкар. — Сумеем ли мы от них убежать?

Ирейн пожала плечами. В этот время подъехал Хирад. Его лицо было красным от напряжения, лошадь под ним едва дрожала от усталости.

— Они слишком близко! — выдохнул варвар.

— Ничего, с десятком врагов мы справимся, — сказал Илкар.

Хирад повернулся и, прищурившись, посмотрел на поле, тускло освещенное догорающими в лесу кострами. После этого он спрыгнул с лошади.

— Мы сразимся с ними здесь.

— А маги? — воскликнул Илкар. Хирад пожал плечами.

— Ну, так защищай нас, ты в этом дока. — Варвар посмотрел по сторонам. Все, кроме Сола, еще стояли около лошадей. О боги, Защитник показывает им пример! Он уже вышел вперед, вытягивая из-за спины меч. — Джандир, идешь слева от Сола, я — справа. Где Фрон?

— Нет времени объяснять, но…

— Так он оборотень! О боги! — воскликнул Хирад. — Ладно, нам хватит и трех мечей. А сколько у них?

— Восемь мечей и два заклинания. — Илкар начал готовиться к установке защиты. — Кто-нибудь из вас двоих знает «Прочную защиту»?

— У меня сейчас нет маны, — сказал Денсер и вынул из ножен меч.

— Да, — сказала Ирейн.

— Хорошо. Поставь ее над нами, а я обеспечу защиту от магических атак. Денсер, убери меч и уведи лошадей. Если увидишь Фрона, пришли его сюда. — Илкар посмотрел зитескианцу в глаза. Поколебавшись, Денсер убрал меч и начал собирать лошадей.

Солдаты были уже совсем близко. Хирад ощутил двойной толчок, когда их накрыли магическая и непробиваемая защиты. Джандир пустил стрелу, и один из врагов упал. Он хотел выстрелить еще раз, но противник приближался слишком быстро. Заклинание с грохотом ударилось о магическую защиту и сверкнуло оранжевой вспышкой освобожденной энергии.

Хирад набрал в грудь побольше воздуху и издал боевой клич. Все как в старые добрые времена! Враги разделились, пытаясь обойти Воронов с флангов. Сол внимательно следил за ними. Он был предельно сосредоточен и вел себя совсем как… В этот момент Хирад услышал знакомый звук и опустил взгляд. Защитник ритмично бил кончиком меча по земле. От неожиданности варвар чуть не уронил меч, но тут же его мышцы налились новой силой, и он еще крепче сжал рукоять. Совсем как в старые добрые времена!

— Безымянный! — крикнул он. Сол повернулся к нему, и по мелькнувшему в его глазах блеску можно было с уверенностью утверждать, что он узнал Хирада.

— Дерись! — воскликнул Защитник печальным голосом.

— Но… — начал Хирад.

— Дерись, — перебил его Сол.

Внезапно из травы вынырнул Фрон и напал на додоверцев слева. Сражение началось.

Теперь ничто не могло остановить Хирада и никто не мог устоять перед ним. Варвару даже было немного жаль несчастных солдат Додовера, которых они убивали так методично. Сердце Хирада переполняла радость, в душе царило смятение, но удары его меча оставались быстрыми и неотразимыми.

Фрон вцепился в горло солдату, и тот упал. Хирад разрубил череп ближайшему додоверцу, а слева Безымянный убил своего противника. Хирад шагнул вперед, вспорол живот третьему воину, парировал удар четвертого, контратаковал и молниеносным движением перерубил ему подколенные сухожилия. Оставшиеся солдаты развернулись кругом и пустились наутек. Маги последовали их примеру.

— Защита снята, — сказал Илкар, не сводя глаз с Сола. — Давайте быстрее убираться отсюда.

— Ты шутишь? — воскликнул Хирад. Его лицо сияло. Он вытер окровавленный меч об одежду убитого и вложил его в ножны. — Илкар, это он! Не знаю, как это вышло, но это он!

— Прошу тебя, Хирад, — умоляюще произнес Илкар. — У нас нет времени.

— Что ты хочешь сказать? — Улыбка исчезла с губ варвара.

— Потерпи. Сначала нам нужно убраться отсюда подальше, а потом мы поговорим. — Илкар подошел к Денсеру, но, посмотрев ему в глаза, сразу же понял, что тот не имеет ни малейшего представления о том, кто был оригиналом Сола.

— Подожди. — Хирад догнал Илкара и положил руку ему на плечо. — Это как-то связано с тем, что он Защитник? Илкар повернулся к нему.

— Да. — Он поднял руку, предупреждая следующий вопрос варвара. — Денсер ничего не знает, иначе бы он отказался от этого Защитника. А теперь пошли.

Хирад всплеснул руками. Рядом бегал кругами Фрон.

— А он? — воскликнул варвар, показывая на волка. — Как нам теперь с ним быть?

— Он не тронет тебя, — сказал Джандир. — Пожалуйста, оставь его в покое.

— Ты просто не… — начал Хирад и замолчал, потому что рядом прошел Сол. — Безымянный, постой! — Но Сол не остановился. — Кто-нибудь скажет мне, что происходит? — вскричал Хирад.

— Потом, — ответил Илкар.

— Сейчас.

— Нет, Хирад, нам нельзя здесь оставаться, додоверцы скоро вернутся. Надо где-нибудь спрятаться. — Илкар показал пальцем на Денсера. — Может, это и не мое дело, но ты хотя бы понимаешь, что сотворил Зитеск? Мне даже не верится, что вы могли сделать такую глупость! — Эльф укоризненно покачал головой.

— Мне тоже, — сказал Денсер. Он посмотрел на Сола, на мгновение закрыл глаза и почесал подбородок. — И мне.

Хирад молчал полчаса, но когда они отъехали достаточно далеко от Додовера, его терпение истощилось. Он свернул в сторону и повел Воронов к невысоким холмам. Там, под защитой скал, он велел сделать привал.

Сол помог Уиллу слезть с лошади. Вор очнулся, но был молчалив и ни на что не реагировал. Джандир сделал попытку расшевелить Уилла разговорами, но все его усилия успехом не увенчались. Сол отошел на несколько шагов в сторону и сел возле своей лошади, поглаживая Любимчика. Ирейн устроилась рядом с Денсером. Фрон снова скрылся в лесу.

— Наша самая главная забота сейчас, — сказал Хирад, — Безымянный.

— Неужели это он? — спросил Денсер, набивая трубку.

— Разве не я должен был бы задать тебе этот вопрос? — спросил Илкар.

— Не знаю.

— Это он. Объясни мне, как это могло получиться и почему он не умер. — Хирад снова посмотрел на Сола. — О боги, я ничего не понимаю, кроме одного: Безымянный вернулся, и это меняет все. — Он улыбнулся. — Ну так что?

Денсер тяжело вздохнул:

— Что ж, я могу объяснить. Я знал, что Безымянный был Защитником. Я дежурил в ту ночь, когда мы похоронили его, и слышал, как демоны забирали его душу.

— И ты не рассказал нам об этом? — возмущенно спросил Илкар.

— А зачем? — огрызнулся Денсер. — Когда это случилось, вам и без того было туго. И чего бы я добился, заявив, что он — зитескианец, отвергший свою родину? Ничего, только омрачил бы вашу память о нем. Думаете, вы мне поверили бы?

— Наверное, нет, — сказал Хирад после небольшой паузы. — Но если ты знал…

— Никогда, даже в самых кошмарных снах я не думал, что его приставят ко мне. Если бы я хоть на мгновение что-то заподозрил, то никогда бы его не принял.

— Неужели он так плох?

— Хирад! — одернул друга Илкар.

— Ну и зачем все это? — Хирад показал на Сола. — Давай снимем с него эту смешную маску и займемся делом. — Молчание. — Что такое?

— Хирад, я не могу снять с него маску, — сказал Денсер.

— Хорошо, я сам это сделаю.

— Нет! — Не сдержавшись, Денсер повысил голос, но тут же взял себя в руки. — Нет. Ты не понимаешь. Если снять маску, он погибнет навечно. Я верю, что в теле Сола живет разум Безымянного. Но ты должен понять, что в целом он уже не Воитель. Он изменился, теперь это Защитник Сол. И с этим я ничего не могу поделать.

— Нет, кое-что все-таки можешь — ты можешь сделать его прежним, — упрямо сказал Хирад.

— Он не может, Хирад, — сказал Илкар. — Это уже другой человек.

— Другой? Он узнал меня, Илкар. Неужели ты не видел?

— Что? — Илкар подался вперед.

— Он узнал меня. Я позвал его, и он меня узнал. — Хирад покачал головой. — Он стучал мечом о землю перед боем. Так делал только Безымянный. Это он, ошибки быть не может.

Илкар повернулся к Денсеру:

— Как ты можешь это объяснить? Насколько я знаю, все воспоминания о прошлой жизни пропадают. — Денсер уставился в землю. — Скажи мне правду, — настаивал эльф. — Скажи.

Денсер поднял голову и посмотрел на Илкара. В его глазах стояли слезы. Через несколько мгновений маг отрицательно покачал головой.

— О нет, — выдохнул Илкар. Он повернулся к Солу — Безымянному Воителю. Илкар мог выдержать все, но только не мысль о том, что его друг в одиночестве. — О боги. Безымянный, прости меня.

— В чем дело, Илкар? — Хирад положил руку на плечо эльфа.

— Он все помнит, — сказал Илкар. — Разве ты не видишь? Он помнит Воронов, «Скворечник», все наши битвы и все, что было за эти годы. Он помнит всю свою жизнь! Но он не может говорить об этом и не сможет в этом признаться. Никогда.

— О чем ты, Илкар?

— Он обращен в рабство, Хирад. Его душа принадлежит Горе Зитеска. Если Безымянный выйдет за рамки дозволенного, за это ему грозят такие муки, что по сравнению с ними все его прежние страдания покажутся вечеринками Воронов. И в результате он умрет безвозвратно.

Хирад задумался над тем, что сказал Илкар. Он медленно подошел к Безымянному, присел на корточки перед ним и пристально посмотрел ему в глаза. В этих глазах он увидел невообразимую боль одиночества, которое ожидало Безымянного в будущем. В этих глазах можно было прочитать все, что случилось в жизни этого человека, — абсолютно все. Но память об этом теперь была надежно спрятана под маской раба Зитеска.

— Я постараюсь помочь тебе освободиться, Безымянный. — Хирад поднялся и вернулся к Денсеру. Он не заметил, что человек в маске кивнул ему вслед.

— Нет никакого сомнения в том, что это Безымянный, — прошипел Илкар Денсеру. — Ты понимаешь, что ему пришлось испытать, когда он узнал, что стал Защитником?

— Понимаю! Но я не могу перечеркнуть три тысячи лет этого призвания. Думаете, я хотел этого? — Денсер показал на Безымянного и посмотрел на Илкара с Хирадом. — Мне очень жаль, что так получилось, хотя вы и не верите в мою искренность.

— Знаешь, я уже устал от твоих извинений, Денсер. — В голосе Хирада послышалась угроза. — Все плохое, что случилось с Воронами, случилось только из-за тебя И дело здесь не только в моих друзьях, которые погибли по твоей вине. Вспомни, сколько раз ты, — Хирад ткнул пальцем в грудь Денсера, — был на грани того, чтобы погубить и тех, кто остался. И сегодняшнее приключение было тоже из-за тебя. Одним словом, до тех пор, пока ты не поможешь Безымянному, можешь считать, что я в отпуске, понял?

Денсер вынул трубку изо рта:

— Я понимаю, как тебе тяжело, но я действительно…

— Никаких «но», Денсер! — воскликнул Хирад. — Прыгнув в разрыв между измерениями, ты рисковал всем ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Ты собирался убить Талана, потому что он не послушался тебя, и заставлял Безымянного эте сделать. Вспомни, в логове Ша-Каана ты не моргнув глазом рисковал моей жизнью. А совсем недавно ты едва не погубил еще четверых только из-за того, что твой обожаемый котик попал в беду.

— Я считаю, что ты не совсем справедлив.

— Не совсем справедлив? Мы гибнем из-за твоих ошибок, твоей поспешности и ослиной самонадеянности. Я говорил тебе, что надо предоставить это дело Воронам, но ты всегда хотел сделать по-своему. Я говорил тебе, что если бы мы не были единой командой, то мы бы не выжили, но ты не слушал меня. А теперь, — Хирад приблизил лицо вплотную к лицу черного мага, — ты нанес нам последнее оскорбление. — Варвар показал на Безымянного. — Ты говоришь нам, что бросишь его в ад, и после этого хочешь, чтобы мы шли с тобой дальше?

Денсер пожал плечами:

— Я не в силах ничего сделать. Хирад сгреб мага за воротник:

— Я скажу тебе, что ты можешь сделать, человек Зитеска. Ты можешь связаться со своими наставниками и сказать им, что пока они не освободят моего друга от этого рабства, все прекращается. Не будет ни «Рассветного вора», ни победы. Ну как, на это у тебя хватит сил?

— Отпусти меня, Хирад.

— Ты можешь им это сказать? — повторил Хирад.

— Это не поможет. Они все равно не освободят его. Хирад посмотрел на Сола, и его злость сразу сменилась печалью.

— Попробуй, пожалуйста, — неожиданно попросил варвар тихим голосом. Он посмотрел Денсеру в глаза умоляющим взглядом и отпустил его. — Это мой друг. Ты должен что-нибудь сделать.

Денсер хотел сказать Хираду, что Защитник уже не является его другом. Сол — это боевая машина Зитеска с врожденной магической защитой, черпающая силу у всех Защитников, чьи души заключены в подземельях Зитеска. Эта машина должна, не задумываясь, защищать своего хозяина. Сол — это человек, полностью лишенный эмоций. Чем больше Защитников рядом, тем выше его боевые возможности. Он больше не Безымянный Воитель.

Но вместо всего этого Денсер кивнул. Он просто не мог поступить иначе. Ему самому нужно было выяснить, почему Ньер выбрал именно этого Защитника и почему Стилиан одобрил это назначение. Что-то здесь было не так. Ньер должен понимать силу чувств, которые скрепляли Воронов.

— Я свяжусь с ними утром, как только восстановлю силы, — сказал он.

Хирад кивнул ему в знак благодарности.

— Я знал, что ты не откажешь! — воскликнул варвар. — Понимаешь, я не могу идти с ним, если он останется Защитником. Я знаю, что Балия в опасности, но это было бы предательством всей моей жизни.

Это было удивительно, но вместе с тем и ужасно.

Селин уже бывала в Парве — около десяти лет назад. Тогда ее путешествие было отчасти чем-то вроде паломничества, отчасти — проверкой умения ориентироваться на местности, отчасти — началом карьеры мага-разведчика. В то время город был покинут и разорен, пыль столетий покрывала руины, и там, где когда-то стояли великолепные здания, завывал ветер. Тогда она сравнительно легко прошла Израненные пустыни.

Три сотни лет маги и Защитники Зитеска подвергали Парве систематическому разрушению. Все, что имело какое-нибудь религиозное или магическое значение, было уничтожено. Зитеск хотел одного: предупредить всех, кто хочет развязать войну против университетов, что у них не хватит для этого магической силы.

В радиусе примерно семи миль от центра Парве ничего не росло. Здесь чувствовалась только небольшая концентрация маны. Как гласила легенда, зло отравило этот город и его окрестности и все живое переселилось на ближайшие холмы и в леса.

Деревья гнили на корню, трава засыхала, кустарник умирал и становился ломким. Израненные пустыни останутся вечным доказательством ужасной силы атакующей магии.

Но сейчас, приблизившись к их границе, Селин об этом не думала. Для нее слова «Израненные пустыни» означали только, что пришла пора использовать заклинание невидимости. Однако когда день сменился хмурыми сумерками, в городе лордов-колдунов зажглись сотни костров. Весь город был окружен стоянками, и там кипела жизнь. Израненные пустыни были полны висминцев.

Селин укрылась в лесополосе на восточной границе пустынь. Меньше чем в двухстах шагах находился сторожевой пост Висмина. Он располагался у начала главной дороги, пролегающей по редколесью с востока на запад. Около пятнадцати человек сидели у костра, наблюдая за потоком висминцев, марширующих из пустынь к Андерстоунскому ущелью.

Селин нужно было решить, что делать дальше. Можно прямо отсюда связаться со Стилианом, но тогда она будет вынуждена всю ночь восстанавливать силы. С другой стороны, с наступлением темноты ей будет гораздо легче проникнуть в Парве.

Селин понимала, что нужно как можно быстрее доложить о происходящем Стилиану. Однако если она задержится здесь, на открытом пространстве, ее легко могут поймать. Было безопаснее укрыться где-нибудь в развалинах в западной части Парве. Но если Селин схватят до того, как она сообщит о происходящих здесь необычных событиях, то Зитеск лишится важной информации.

Девушка не стала долго раздумывать. Дождавшись полной темноты, Селин выбралась из своего укрытия и побежала в зловещий мрак Израненных пустынь.

— Весьма прискорбно, — сказал Ньер, когда Денсер поведал ему, что Вороны обнаружили, кто был прообразом Сола. — Очевидно, подавления памяти в этом случае не произошло.

— Почему вы послали его, мастер?

— Нужно было получить ответ на вопрос, как влияют скрытые знания на поведение Защитника.

Денсер помолчал. Он чувствовал присутствие Ньера в своем сознании.

— Вы использовали нас как подопытных кроликов? — Маг выстрелил эту мысль в своего наставника, понимая, что Ньеру будет неловко. — Знаете, что вы наделали?

— Успокойся, Денсер, — предостерегающе сказал Ньер. — Ничего страшного не случилось, мы отзовем Защитника.

— Слишком поздно. Вороны настаивают, чтобы вы освободили Сола из рабства.

— В самом деле? — удивленно спросил Ньер. — Интересный у них отряд. И чем они угрожают, если мы не удовлетворим их требование?

— Они угрожают прекратить поиски.

— И они действительно выполнят свою угрозу?

— Ни минуты в этом не сомневаюсь, — сказал Денсер. — У меня есть влияние лишь на Ирейн.

— Ты знаешь, что возможность освободить Защитника существует пока только в теории?

— Да. — Денсер чувствовал, что мастер злится. — Но нужно попытаться, если мы хотим продолжать восстанавливать «Рассветного вора».

— Приводи своего Защитника и своих друзей, но будь осторожен. В университете пахнет предательством, и есть люди, которые хотят завладеть «Рассветным вором». Я сделаю все, что смогу, чтобы освободить Сола. Никому не доверяй.

Денсер открыл глаза и увидел над собой Илкара и Хирада.

— Ну? — поинтересовался Хирад.

Денсер закрыл глаза, поглубже вдохнул, и на его губах появилось некое подобие улыбки. Он потянулся и сказал:

— Пора бы седлать коней.

— И куда мы отправляемся?

— В Зитеск.

Глава 23

По дороге в Зитеск Илкар думал о том, что это единственный достойный способ разрешить возникшие сложности. Впрочем, он был убежден, что наставники Зитеска при желании могли бы мысленно передать Денсеру все необходимые инструкции.

Денсер выглядел спокойным и счастливым. Неудивительно. Есть какая-то особая прелесть возращения в родной университет. Это все равно что вернуться в отчий дом, где тебя всегда примут с радостью. Ирейн и черный маг ехали впереди эльфа. Заметив, как непринужденно они болтают, Илкар подумал, что приподнятое настроение Денсера объясняется не только скорым возвращением домой.

До Зитеска было не больше двух дней пути. Додовер больше их не преследовал, и Денсер, ссылаясь на новое сообщение, утверждал, что на озере Триверн назначена новая встреча четырех университетов. Секрет поисков «Рассветного вора» скоро будет открыт.

Но у самых ворот Зитеска возникли сложности. И не одна.

Уилл категорически отказался въезжать в город — более того, он не желал ехать рядом с Денсером и Любимчиком. Низенький вор до сих пор еще трясся от страха. Нахальство Уилла — стержень его характера — до сих пор не восстановилось, хотя мучительные ночные кошмары беспокоили его уже меньше, чем появившаяся в одночасье седина в волосах.

И Хирад. Хирад не хотел, чтобы два катализатора попали в Зитеск, но не стал предупреждать об этом Денсера. Он считал, что неплохо иметь кое-какие гарантии, и Илкар согласился с ним. Что касается самого Денсера, то он был необычно молчалив: наверное, размышлял о последнем сеансе связи.

Илкар просто боялся. Он никогда не бывал в Зитеске — немногим представителям Джулатсы это удалось, — но знал, что не должен упускать такой возможности. Так же, как и Ирейн. Эльф не мог догадаться, о чем думали Джандир и Фрон — белокурый гигант снова принял образ человека, — но, возможно, они были в растерянности и в глубине души жалели, что повстречались с Воронами. Только на лице Ирейн играла улыбка. Илкар не мог понять, чему она радуется, и это его беспокоило.

Хирад ехал впереди Илкара. Он то внимательно смотрел на Безымянного, то пронзал сердитым взглядом Денсера.

Наконец варвар решился поговорить с черным магом. Илкар подъехал ближе, желая послушать их разговор.

—… я не набрасываюсь на тебя, Денсер, а просто хочу знать, на чьей ты стороне.

— Кажется, я не совсем тебя понимаю.

— Меня интересует, кого ты поддерживаешь — Воронов или своих наставников?

Денсер ненадолго задумался:

— Если бы ты спросил меня об этом неделю назад, я, безусловно, ответил, что я целиком на стороне Зитеска — как и в тот день, когда впервые встретился с вами. Но сейчас у меня нет определенного ответа на этот вопрос. Подожди, не говори ничего, дай мне объясниться. Я верю, что Балию неминуемо ждет катастрофа, если мы не восстановим «Рассветного вора» и не уничтожим с его помощью лордов-колдунов. Кроме того, я согласен со своим наставником, что Вороны были и остаются теми, у кого больше всего шансов добиться успеха. — Он помолчал. — Однако в отношении Сола наставники Зитеска ввели меня в заблуждение и предали ваше доверие. Тем самым они сильно снизили эти самые шансы. Я не могу об этом забыть, потому что решение прислать к нам Сола было, безусловно, принято с определенной целью, мне не известной. Я, разумеется, не могу поверить в сказку, будто мы являлись объектом эксперимента.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Хирад.

— Я имею в виду, что кто-то в Зитеске сильно заинтересован в моем — в нашем — провале.

— Но?.. — Варвар растерялся. — Но если мы потерпим неудачу…

— Не все в Зитеске считают, что на угрозу со стороны лордов-колдунов нужно отвечать с помощью заклинания, но все хотят, чтобы «Рассветный вор» был восстановлен. На Горе сейчас идет беспощадная борьба, а владелец «Рассветного вора» прекратит ее. Думаю, Илкар будет рад рассказать тебе, что политические интриганы Горы способны осквернить любое решение.

— Ладно. — Хирад обдумал то, что услышал. — Так кто послал тебя в замок Танцующих скал?

— Мой наставник Ньер.

— Если ты помнишь, именно это я и предполагал.

— Да, — согласился Денсер. — Когда я недавно связывался с ним, он предупредил меня о возможной опасности, которая ожидает нас в университете.

— Ну и что? Неужели он не защитит тебя?

— Возможно, но только именно он отправил к нам Сола. Я думаю, нам лучше остановиться и все обсудить перед тем, как отправиться дальше.

Хирад кивнул. Они съехали с дороги, и Уилл распаковал свою замечательную печь.

— Зитеск сильно отличается от Додовера, — сказал Денсер, когда кофе был готов и все взяли по кружке.

— Очень на это надеюсь, — пробормотал Фрон. Денсер не стал обращать на него внимания.

— Даже мое присутствие не послужит гарантией нашей безопасности, наоборот, в определенных кругах меня недолюбливают. По вопросу судьбы «Рассветного вора» и лордов-колдунов мнения расходятся так же сильно, как они расходились по вопросу об Андерстоунском ущелье. Нам необходимо иметь сильные позиции на предстоящих переговорах, поэтому я предлагаю следующее. Я и Сол поедем к Горе, с нами отправятся Ирейн и Илкар. Я думаю, этим мы обеспечим максимальную беспристрастность и безопасность. Представителям сразу трех университетов вряд ли что-то грозит. Как вы относитесь к этому предложению, Ирейн, Илкар?

— Ни о чем другом не мечтаю, — сказала Ирейн, улыбнувшись Денсеру. Маг улыбнулся ей в ответ.

— Согласен. — В отличие от нее Илкар ничуть не обрадовался, что его опасения подтвердились.

— Остальным лучше, не заезжать в Зитеск. Думаю, для вас это хорошая новость, — сказал Денсер.

— А плохая — в том, что ты хочешь, чтобы мы при этом охраняли катализаторы, — воскликнул Хирад. Денсер кивнул. — Отлично, я подозревал, что у тебя есть чувство здравого смысла.

— Я тоже, — тихо вставил Илкар.

— Мы разрешили все наши недоразумения, не так ли, Илкар? — резко спросил Денсер.

— Тебе просто удобно называть это недоразумениями, — холодно ответил Илкар.

— Знаешь, я ведь на самом деле подумал, что мы наконец поняли друг друга, — вздохнул Денсер.

— Только когда наши интересы совпадали, возникала такая иллюзия, — произнес Илкар, тщательно выговаривая слова.

Денсер покачал головой и поджал губы.

— И это после того, что нам пришлось пережить вместе. Мне обидно, что ты так говоришь. Неужели то, что было в замке Черных Крыльев, уже ничего не значит? Вспомни, как мы боролись за жизнь Хирада. Что еще мне нужно сделать, чтобы доказать, что я отличаюсь от того образа, который ты себе составил?

— Приведи Безымянного живым — живым в полном смысле этого слова. Тогда я поверю. А пока я не могу забыть, где ты учился. О делах твоего университета люди будут помнить еще многие сотни лет.

— Узнаю Джулатсу! — Денсер вскочил, расплескивая кофе. — Ты смотришь вперед, но ноги твои увязли в прошлом. Можно, я скажу тебе кое-что? Все сидящие около этой печки понимают, что у тебя закрытый разум и холодное сердце. Я не скрываю, Илкар, что уважаю и люблю тебя, несмотря на твой университет. Думаю, что я заслуживаю такого же отношения с твоей стороны. Может быть, нам спросить, что думают остальные по этому поводу? Ну как, спросим? Илкар отвел взгляд и ничего не ответил.

— Конечно, это очень увлекательный спор, — сказал Фрон. — Но вы лучше скажите мне, встреча на озере Триверн проходит таким же образом? Если да, то нам нужно прямо сейчас браться за мечи. Иначе, пока вы там будете ругаться, подойдут лорды-колдуны и возьмут ваши драгоценные города.

Денсер и Илкар взглянули на него так, словно он плюнул им в тарелку.

— Могу заверить тебя, что ты не очень сильно ошибаешься насчет уровня споров, — сказала Ирейн. — И я знаю, что смысла в них мало. Денсер, я хочу тебя еще кое о чем спросить и думаю, это будет интересно узнать всем. Чего мы достигнем в результате этой встречи?

— Разве это не очевидно? — нахмурился Денсер.

— Нет, не очевидно, — ответила Ирейн. — Если ты считаешь, что Зитеск расколот, то известие о «Рассветном воре» вызовет только общее смятение и скорее всего усугубит раскол.

— Нет, — покачал головой Денсер. — Никакого смятения не будет. Наше сообщение получит сам лорд Горы. Делегации университетов уже согласились, что над Балией нависла смертельная угроза и «Рассветный вор» является единственным способом ее избежать.

— Надеюсь, ты прав, — сказала Ирейн.

— Я тоже на это надеюсь. Нельзя разрушать только-только наметившееся сотрудничество четырех университетов, иначе лорды-колдуны сбросят нас в Восточное море.

— Вернемся к делу, — сказал Джандир. — Мы будем рядом с Зитеском. Это не опасно?

— Если честно, не знаю, — сказал Денсер. — Я слишком долго не был в университете и не знаю, какая там сейчас расстановка сил. Однако люди, которые хотят завладеть «Рассветным вором», несомненно, представляют угрозу.

— И ты оставляешь нас без магической защиты, — заметил Хирад.

— Но не без связи, — сказал Денсер. — Почти все это время с вами будет Любимчик.

— Ты шутишь! — воскликнул Джандир, а Уилл уставился на Денсера, не в силах вымолвить ни единого слова.

— Я… — начал Денсер и тяжело вздохнул, заметив взгляд Уилла. — Это единственный способ подстраховаться.

— После того, что он сделал со мной, ты осмеливаешься это предлагать? — нарушил молчание Уилл.

— Мне очень жаль, что так получилось, Уилл, — сказал Денсер. — Но ведь на самом деле он тебе ничего не сделал.

— Ты говоришь «ничего»? — Голос Уилла сорвался на крик. Вор показал на свои седые волосы. — А это? — Он вытянул руку. Пальцы дрожали. — И это твое «ничего», Денсер? С такими нервами я ни на что не годен. Твое дьявольское создание погубило всю мою жизнь!

Несколько мгновений Денсер молча смотрел на Уилла, а потом сказал:

— Я понимаю твои страхи, но это пройдет. Поговори с Ирейн, постарайся понять природу этого создания. Любимчик не причинит тебе вреда.

— Пока ты рядом, я в это верю. Но без тебя… Я уже видел, какой он смирный. — Уилл подтянул ноги к груди и обнял колени руками.

— Он не причинит тебе вреда, — повторил Денсер.

— Ладно, допустим, — сказал Джандир после нескольких мгновений общего молчания. — Я догадываюсь, что он может общаться с тобой, но как поймем его мы?

— Кто-нибудь должен с ним познакомиться, — сказал Денсер. — Почему-то компания Хирада кажется ему самой подходящей.

Илкар хихикнул.

— Это чувство вряд ли можно назвать взаимным, — проворчал Хирад.

— Ты согласен? — спросил Денсер. Варвар пожал плечами.

— Нет, — воскликнул Уилл.

— Разве у меня есть выбор?

— Отлично, — сказал Денсер. — Пойдем со мной, и я вас познакомлю.

— Подожди, — остановил его Фрон. — А где мы будем прятаться?

— Я знаю одно местечко, — ответил Денсер.

Когда темнота окутала ее, Селин начала пробираться к когда-то мертвому, а теперь возродившемуся городу лордов-колдунов.

Было очевидно, что висминцы собираются уходить. Пока не стемнело, Селин прикинула количество палаток, умножила эту цифру на число мест в каждой и прибавила к этому воинов, которые ушли из Израненных пустынь два дня назад. Получилось двадцать тысяч. Но это был нижний предел, скорее всего висминцев было около двадцати пяти тысяч. Селин вздрогнула. Значит, общая численность армии составляет больше восьмидесяти тысяч воинов. И все они, очевидно, рабски повинуются лордам-колдунам.

Теперь оставался только один вопрос: когда лорды-колдуны смогут принять более активное участие во вторжении? Она должна получить на него ответ — и как можно быстрее.

В небе медленно плыла темная тяжелая туча, освещаемая мириадой костров. Но гораздо ярче этих костров пылали шесть сигнальных огней на верхушке пирамиды, в которой были захоронены останки лордов-колдунов.

Построенная Зитеском и закрытая с помощью его магии, пирамида должна была служить предупреждением любому, кто захочет бросить вызов могуществу университета черной магии. А теперь, когда клетка маны пуста, победа обернулась поражением, и пирамида стала средоточием растущей мощи лордов-колдунов. Селин покачала головой. Чрезмерная самонадеянность и невообразимое высокомерие. Хотя нынешний лорд Горы и не отличался избытком этих качеств, но за чванство своих предшественников будет расплачиваться именно он.

Притаившись за валуном, Селин осмотрелась. Вокруг большого костра примерно в шестистах футах впереди стояли семь палаток, освещенные снаружи и внутри. Возле костра сидели, стояли и лежали воины Висмина.

В лагере слева всем распоряжался шаман; справа тоже стояла палатка, но костер возле нее почти погас, и она была погружена в темноту. Итак, пробраться в Парве будет не так просто, как она думала. Главная проблема Селин заключалась в недостатке маны. Если она дойдет до города с помощью заклинания невидимости, ей не хватит маны на связь со Стилианом. И все же, оценив свое положение, Селин пришла к выводу, что другого способа нет.

Она сосредоточилась, придала мане нужную форму, произнесла ключевое слово и побежала.

Хирад изучал кота, спящего у него на коленях. Если не считать глаз и пасти, Любимчик был абсолютно черным; можно было затеряться в глубинах этой черноты. Хирад с дрожью вспомнил настоящий облик этой твари. Несмотря на все свои усилия, он вздрогнул, когда это создание коснулось когтистой лапой его руки и произнесло свое имя.

Теперь он понимал, какой ужас испытал Уилл. Ему еще повезло — другой на его месте мог бы и копыта откинуть.

Звук открываемой двери вернул Хирада к действительности. В комнату вошел Джандир.

— Ну, что ты думаешь? — спросил Хирад.

— Об этом месте?

— Да Денсер привел их на ферму, расположенную примерно в трех часах езды от Зитеска. Она снабжала мясом и зерном окрестные деревни.

Денсер, очевидно, был в хороших отношениях с Эвенсоном, фермером. Хирад собирался удовольствоваться одним из сараев, но фермер настоял, чтобы они остановились в доме.

— Там вам будет удобнее по одной простой, но очень важной причине: вас не увидят мои работники. Все они из деревни и обожают потрепать языком.

Эвенсону на вид было лет тридцать-сорок. У него было загорелое морщинистое лицо, огромные ручищи и мощные плечи. Глаза Эвенсона неизменно поблескивали, на губах всегда играла улыбка. Он живо напомнил Хираду Томаса, хозяина «Скворечника».

В двухэтажном особняке всем хватало кроватей и места для уединения. На плите в кухне всегда стояли котелок с горячей водой и еда. Когда напряжение спало, все почувствовали, как сильно они устали. В результате Вороны практически ничего не делали, только спали да резались в карты.

— Замечательное местечко, — сказал Джандир. — Ферму легко защищать, отлично видно окрестности, а эти кровати, похоже, попали сюда из рая.

Хирад улыбнулся. Он лежал, положив руки под голову.

— Я тоже так думаю. А где остальные?

— Уилл спит, Фрон читает. У Эвенсона целая библиотека.

— Расскажи мне о Фроне, — попросил Хирад. Для него оборотни до недавнего времени существовали только в легендах. Теперь, увидев одного из них собственными глазами, он не знал, что ему делать — пугаться, удивляться или испытывать отвращение.

Джандир кивнул:

— Он всегда старался это скрывать.

— Отчего это случилось? — спросил Хирад.

— Это последствия древних исследований Додовера. Фрон — потомок магов, которые пытались приумножить свою силу, ловкость, зрение и слух, объединяя сознание с сущностью зверя. Предкам Фрона нужна была сила и скорость, и они выбрали волка.

— Но…

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебил Джандир. — Хуже всего, что они сами не понимали, что делают. Вместо того чтобы усилить человеческие чувства, они заменяли их звериными. Некоторые из них всю жизнь прожили в образе животных. Другие оказались способны управлять превращением, и теперь это знание передается из поколения в поколение. — Джандир помолчал. — Люди по-разному смотрят на такие вещи, — продолжил он. — Немало таких, кто считает, что оборотни — это зло, которое надо уничтожать. Поэтому Фрон и боится признаваться, кто он такой на самом деле. — Он встал. — Ты должен понять, что Фрон такой же человек, как и любой из нас, только у него есть необычная привычка. Конечно, лучше бы ему не иметь такой привычки, но, так или иначе, его не нужно бояться, а тем более жалеть. Просто относись к нему как к обычному человеку — это все, что ему нужно.

— Я понимаю, — сказал Хирад.

— На самом деле ни один из нас никогда не сможет понять его, — сказал Джандир.

* * *

Услышав тихий стук, Денсер открыл дверь. Опасности он не боялся: коридор охранял Сол. Тем более что Денсер знал, кто стоит за дверью.

Это действительно была она. Ирейн уже смыла с себя дорожную грязь и надела мягкое просторное платье. Первой мыслью Денсера было, что оно ей очень к лицу.

Он почувствовал возбуждение и невольно улыбнулся. Ему было интересно, может ли Ирейн прочитать по лицу его мысли. Если да, он бы только обрадовался. Денсер широко распахнул дверь и пригласил гостью войти.

Ирейн, улыбаясь, величаво вошла в комнату.

— Сегодня ночью я забеременею, — равнодушно сказала она, не глядя на Денсера. Маг засмеялся:

— Это действительно все, что тебе нужно?

— Мы заключили сделку. А ты ждал чего-то другого? — Но улыбка Ирейн противоречила ее словам. Денсер закрыл дверь и подошел к ней.

— Может быть, ты получишь удовольствие, когда я буду расплачиваться, — сказал он. Глаза его искрились.

— Когда я заключала сделку, то об этом не думала, — быстро возразила Ирейн. — Но события… гм-м-м… Развиваются. — Денсер заметил, что она покраснела.

Он слегка прижался к ней, и она не отодвинулась.

— Я выбрала тебя, потому что уважаю твой магический дар.

— И мою силу, — добавил Денсер. Ирейн повернулась кнему:

— Это была главная причина, чтобы выбрать тебя, а не Илкара.

— Илкар, он…

— Он, несомненно, симпатичнее тебя, — снова улыбнулась Ирейн.

— Но Илкар — эльф! — воскликнул Денсер.

— Да, и он из Джулатсы. Вот еще две причины, по которым я предпочла твое семя. — Лицо Ирейн расплылось в широкой улыбке и стало прекрасным.

— Мне льстит, что мой университет для тебя более привлекателен, — сказал Денсер.

— Скорее он приносит мне удачу, иначе бы я сейчас стояла перед Илкаром.

— Ты уверена, что мы не слишком торопимся? — Денсер погладил ее по щеке, и Ирейн прижалась к его ладони.

— Пустоту надо заполнить, — прошептала она и провела рукой по волосам Денсера.

— Ты все еще страдаешь? — спросил Денсер.

— Как будто кто-то поворачивает нож в моем сердце.

— Сегодня я избавлю тебя от этой боли. — Голос Денсера был едва слышным. Он потянулся губами к уху Ирейн. — Вместе мы вернем тебя к жизни.

Женщина обняла ладонями его лицо. Она вгляделась в глаза мага, боясь увидеть там обман. И слезы ручьями покатились по ее щекам, когда она поняла, что Денсер не обманывает ее.

— Что-то не так? — спросил он.

— Нет. — Ирейн нежно поцеловала его. Он обнял ее за талию и прижал к себе.

Постепенно их поцелуи становились все более страстными. Денсер почувствовал, что пальцы Ирейн скользнули вниз и начали расстегивать пуговицы на его рубашке.

Ее простое белое платье застегивалось только на одну застежку. Денсер нащупал ее и, не глядя, открыл. Платье беззвучно скользнуло на пол, и страсть овладела Денсером. Он поднял Ирейн на руки и положил на кровать. Потом накрыл ладонями ее грудь и почувствовал, как твердеют соски.

Ирейн торопливо расстегнула ремень на штанах Денсера, а он стащил через голову рубашку. Ирейн развела колени и притянула Денсера к себе. Подчинись зову ее тела и зову ее магии, Денсер вошел в нее.

Из глаз его брызнули голубые лучи. Они вспыхивали и умирали, утопая в теплом рыжем мерцании, окутавшем тело Ирейн.

— Не останавливайся, — прошептала она, и эти слова заставили Денсера забыть обо всем, кроме того, что происходит сейчас.

Ирейн слияние маны показалось настоящим чудом. Она чувствовала руку Денсера у себя на груди, его губы на шее, его самого внутри себя. Ирейн сдерживалась, отодвигая пик наслаждения, и наблюдала за волнами их маны до тех пор, пока из них не сформировался мягко пульсирующий розовато-лиловый кокон.

Теперь условия были идеальными. Она протянула руку и начала ласкать Денсера, а сама выгнулась навстречу ему и, двигая бедрами, быстро довела себя до высшей точки наслаждения.

Денсер застонал, и они вместе увидели вспышку маны. Кокон распался, осыпав их радужными слезами. Ирейн закричала от наслаждения и торжества. Денсер вышел из нее, и Ирейн положила ладонь на низ живота, чтобы согреть своей маной семя Денсера и пропитать его силой, которой впоследствии будет владеть их ребенок.

Денсер приподнял голову и посмотрел на нее. Ирейн улыбнулась, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала.

— Теперь нам нужно поспать, — сказала она. — В следующий раз можно будет сосредоточиться только на удовольствии.

Глава 24

Пробираясь в Парве, Селин благодарила судьбу за то, что висминцы так необычно устраивают лагеря. Хотя издалека казалось, что весь город окружен сплошным кольцом огней, на самом деле в каждом лагере палатки стояли полукругом возле больших костров, что давало Селин возможность миновать освещенное пространство и избегать встреч с людьми и собаками.

Заклинание делало ее невидимой, но не заглушало звуков и запахов. Больше всего Селин боялась дестран — специальной породы боевых собак, чьи глаза видели в ином диапазоне по сравнению с человеческим.

Селин бежала, все время глядя под ноги, чтобы случайно не наступить на сухую ветку или не задеть какой-нибудь камешек. Сердце ее трепетало. Вот оно, настоящее дело, к которому она так долго готовилась. Плотные заслоны, ужасные неожиданности, беспощадный враг — и Селин проскользнет сквозь них, как ветерок сквозь подлесок.

Все лагеря были похожи друг на друга: у костра знамя племени на шесте, над костром — котелок, вокруг костра — от шести до десяти палаток: большие для солдат и поменьше и поудобнее — для офицеров или шаманов.

Ни часовых, ни патрулей Селин не заметила. Самонадеянные и самоуверенные висминцы считали, что, раз могущество Парве восстановлено, им ничего не грозит. И им действительно ничего не грозило. Но и для Селин это была большая удача.

На окраинах, где дома еще не были восстановлены, было спокойно. Селин прошла пару кварталов и вскарабкалась на крышу одного из относительно уцелевших домов. Она улеглась там и сняла заклинание невидимости. Следующей целью Селин была пирамида, а поскольку ее запасы маны истощились, она могла рассчитывать лишь на прикрытие темноты.

На землю опустилась ночь, и Гора погрузилась во мрак. Лужи бледного света, падающего из окон, постепенно становились все ярче, а дневные звуки начали угасать. Денсер, Ирейн и Илкар сидели за столом в обществе Лариона, близкого помощника Стилиана. Он перехватил их у двери в покои Ньера, наставника Денсера, и отвел к себе. Ларион рассказал Денсеру о трениях, возникших между Ньером и лордом Горы, и пояснил, что, поскольку Ньер сблизился с сектой отшельников, теперь только он, Ларион, может заняться освобождением Безымянного.

— Риск очень большой, — сказал мастер Зитеска, откинувшись в кресле. У мага были короткие седые волосы мага, нос картошкой и маленький рот.

— Но все же это возможно, — сказал Илкар.

— Теоретически, — осторожно заметил Ларион. — Вы представляете себе процесс, в ходе которого создаются Защитники?

— Думаю, я хорошо его себе представляю, — быстро сказал Илкар.

— Нет, — возразил Денсер. — Я не о том. Давайте, пожалуйста, сейчас не будем касаться вопросов морали. Вам предстоит услышать довольно неприятные вещи, но помните, что мы все стараемся помочь Солу.

— Неужели? — невесело усмехнулся Илкар. — Я почти готов вам поверить, но, думаю, нам всем ясно, что, если ничего не будет сделано, Хирад прекратит поиски «Рассветного вора».

— Он не осмелится, — уверенно заявил Ларион.

— Хотите поспорить? — возмутился Илкар.

— Может, хватит ругаться? — Денсер с трудом сохранял спокойствие. — Илкар, этим ты ничего не добьешься, а на вашем месте, мастер Ларион, я не стал бы с ним спорить. Вы понятия не имеете, на что они способны.

Ларион фыркнул.

— Защитник, — сказал он, — это самоподдерживающаяся копия тела, воссозданная на основе воспоминаний души. Здесь есть один тонкий момент: воспоминания души гораздо более подробны и точны, чем воспоминания разума. Но если душа взята из тела в течение двенадцати часов после смерти, то восстановление личности индивидуума и его тела будет полным.

— В нашем случае приблизительно так и получилось. — Илкар взглянул на Безымянного, стоящего на страже у двери, и тот кивнул.

— Правильно, но душа не входит в новое тело.

— Что? — Ирейн резко выпрямилась в своем кресле.

— Тогда как… — хотел спросить Илкар.

— Это единственный способ создать связь, которая впоследствии обеспечивает полный контроль над Защитником, — сказал Ларион. — На начальной стадии заклинания сохранить жизнь можно только в том случае, если вы свяжете тело и душу с помощью «Цепи демонов». «Цепь демонов» — это заклинание, порабощающее объединенное сознание многих демонов. Подчинив с его помощью демонов, мы можем приказать им сделать то, что нам нужно. Обычно их работа заключается в том, чтобы обеспечить хороший канал связи между душой и телом.

— Обычно, — пробормотал Илкар, подозревая, что за этими ужасами есть и более страшные вещи.

— Да, — сказал Денсер. — Кроме того, мастера могут приказать демонам сделать все что угодно с телом или душой. Они могут даже освободить их, и тогда для умершего начнется вечный ад. Теперь ты понимаешь, почему я не взялся за это сам?

— Но это же варварство, — сказал Илкар.

— Даже хуже, — согласился Ларион.

— А где пребывают души? — спросила Ирейн.

— Здесь, в хранилище Горы. Все они собраны в одном месте, и это дает Защитникам их силу. Связь с душой происходит мгновенно. Армию Защитников практически невозможно остановить.

— А какова процедура освобождения? — Илкар показал на Сола.

— Илкар, — печально произнес Ларион. — Я рассказал вам, как создается Защитник, чтобы вы поняли всю опасность того, что вы хотите сделать, — или хотя бы представляли, с чем мы можем столкнуться. Вы должны знать, что мы с Денсером попытаемся совершить то, чего раньше никто никогда не совершал. Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить жизнь Солу, но не могу ничего гарантировать.

— Было бы лучше, если бы он умер в процессе, да?

— Нет, что вы. Чего бы я добился этой смертью?

— Вы бы сохранили Защитников, — ответил Илкар. — Вы доказали бы университетам, что старались, но у вас ничего не получилось, а после этого прибегнули бы к своему излюбленному доводу — «любая жизнь лучше смерти». Лично я сомневаюсь, что для Защитников подходит понятие «любой жизни», особенно после того, что вы мне рассказали.

— Я понимаю ваш цинизм, — сказал Ларион. — И хотя вы мне вряд ли поверите, я с вами согласен. Фракция, в которую входим мы с Денсером, требующая реформировать устаревшую практику, растет. Я очень хочу, чтобы наш опыт удался. Я хочу этого и как реформатор, и как маг-исследователь. И прошу вас мне доверять.

— Не больше, чем любому человеку Зитеска. Ларион улыбнулся:

— Это все, что я могу вам предложить.

— Значит, нужно попробовать. Только хочу вас кое о чем предупредить. Если Безымянный умрет, вы должны будете объяснить Хираду, почему это произошло, но так, чтобы он понял. Иначе результат будет такой же, как если бы вы сразу отказались нам помогать.

— Ну, спасибо тебе, Илкар, — сказал Денсер, вздохнув. — Кому-нибудь налить еще вина? — И он снова наполнил бокалы.

— Разве вы не можете заранее определить возможные опасности? — спросила Ирейн.

— Нет, я могу только предположить некоторые из них, — ответил Ларион. — Во-первых, возможность возвращения души в тело существует только теоретически, и оно возможно лишь по каналу, созданному «Цепью демонов». Кроме того, мы не имеем ни малейшего представления о том, захочет ли душа добровольно вернуться и чем чревато длительное подавление сознания. Не забывайте, что он уже умер.

Илкар посмотрел на Безымянного. Воитель наблюдал за ними. Хотя, может быть, через него за ними наблюдала «Цепь демонов».

— Снова умереть для него, наверное, лучше, чем находиться в таком состоянии, — заметил Илкар.

— Согласен, — сказал Ларион. — Денсер? Мы должны подготовиться, но сначала нам нужно выяснить, чем занят наш приятель Ньер. Ты не мог бы связаться с Любимчиком?

Денсер кивнул и закрыл глаза.

Кот внезапно пошевелился на коленях у Хирада и разбудил его. Варвар выпрямился в кресле и выглянул в окно.

День подходил к концу. И работники уже собирали свои инструменты, предвкушая вечерний отдых.

Хирад посмотрел на кота и испугался, встретившись с глазами демона.

— Не смей больше этого делать! — рявкнул он. Любимчик улыбнулся и захихикал. Впрочем, глухие хрипы, которые он издавал, было трудно назвать смехом. — Что случилось?

— Они идут. Готовьтесь к отъезду.

— Денсер?

Любимчик отрицательно покачал головой.

— Те, кто хочет завладеть «Рассветным вором». Готовьтесь к отъезду.

Стилиан окинул взглядом враждебные лица людей, сидящих за столом. Сейчас, когда полчища Висмина уже подошли к Дженазской бухте и находились рядом с Андерстоунским ущельем, он не мог позволить себе лишиться поддержки университетов. И несмотря на то что лорд Горы был взбешен действиями подчиненного Ньера — Денсера, — поступки додоверских магов злили его не меньше. Именно они виноваты в том, что случилось.

— Достойные сожаления события… — Валдрок фыркнул. Стилиан внимательно посмотрел на него, а затем хладнокровно продолжал: —… случившиеся в Додовере несколько дней назад, вынуждают нас открыть вам некоторые сведения, которые мы хотели бы как можно дольше сохранить в секрете.

— Вы нам не доверяете? — беззлобно спросил Хэрист.

— Мне представлялось, что последствия такой откровенности на столь ранней стадии нашего сотрудничества угрожали бы будущему Балии.

— И вы думаете, я соглашусь с тем, что это может оправдать кражу из нашей гробницы? — Тихий голос был полон яда. Стилиан спокойно выдержал взгляд додоверца.

— Ответ на ваш вопрос будет утвердительным, только позвольте мне уточнить. Прежде чем дать разрешение на эту акцию, мы очень тщательно обсудили возможные последствия, и потому ваша оценка наших действий вызывает глубокое сожаление. Кроме того, мы искренне верили, что информировать вас о цели наших действий было бы неразумно.

Валдрок медленно покивал. Лицо его покраснело.

— Тщательное обсуждение, — передразнил Стилиана лорд Башни. — Глубокое сожаление. — Он выпрямился в кресле. — Один из моих магов погиб! Гм-м-м. — Отпил воды и прочитал записку, написанную его помощниками. Они соглашались с линией его поведения и аргументацией. — Скажите мне, Валдрок, а почему он погиб?

— Потому что пытался не допустить осквернения наших гробниц.

— Неужели? Моя интерпретация событий немного отличается от вашей. Возможно, вы объясните столь уважаемому собранию, чем поимка Любимчика помогла ему в столь благородном деле? Мне почему-то кажется, что он просто собирался использовать Любимчика в качестве приманки, чтобы заманить его хозяина в ловушку.

— Я не ребенок, чтобы меня уличали во лжи, — огрызнулся Валдрок. — И вам не следует разговаривать со мной таким тоном. Наш маг был убит вашим выродком, и давайте не забывать об этом.

— Хорошо. Я готов согласиться, что именно так, в конце концов, и произошло. Но, думаю, мы должны представить Баррасу и Хэристу полную картину событий, которые к этому привели. Мне будет очень жаль, если из-за недоразумения они откажутся от нашего союза.

— При чем здесь недоразумение? — заявил Валдрок. — Убийство есть убийство, и тут не может быть почвы для толкований.

Глаза Стилиана вспыхнули. Помощник предостерегающе положил ладонь ему на руку.

— Я боюсь, — сказал Стилиан, с трудом вернув себе хладнокровие, — что наши коллеги не знают, что Любимчик был схвачен за пределами стен вашего университета…

— Но он все равно был в городе, — проворчал Валдрок.

— Разве это преступление? — нанес встречный удар Стилиан.

— Это часть…

— Разве это преступление? — повторил свой вопрос — Стилиан, повышая голос.

Валдрок еще больше нахмурился:

— Нет, не преступление.

— Благодарю. Я буду чувствовать себя очень неловко, если не скажу нашим коллегам, что Любимчик был просто наблюдателем. Его хозяин Денсер находился в то время в лесу, вдали от Додовера, и никогда не вошел бы в город, если бы Любимчика не похитили. — Стилиан помолчал. — Я вовсе не жду, что кто-то из присутствующих здесь посмотрит сквозь пальцы на нашу кражу. Тем не менее мне хочется, чтобы все осознали, что это было необходимо, и учли, что мы планировали забрать кольцо мирно, не прибегая к помощи никаких других магов, кроме магов Додовера. Насилие произошло по вине одного безответственного мага, который испытал на себе неизбежные последствия кражи Любимчика.

Делегаты принялись обсуждать услышанное. Стилиан молча ждал.

— Вы согласны с описанием событий, которое представил нам Стилиан? — спросил Баррас у Валдрока.

— Да, Любимчик был пойман за пределами стен университета, — признался Валдрок. — Но не забывайте, что в то же самое время к нам незаконно проникли двое посторонних.

— Боюсь, что вы неверно синхронизируете эти события. — Стилиан презрительно улыбнулся. — Те двое Воронов, о которых вы говорите, были свидетелями похищения Любимчика и тоже находились в тот момент за пределами стен университета.

— Но они собирались незаконно проникнуть в университет!

— Их поступки сейчас не рассматриваются, — сказал Хэрист. Его мягкий голос резко контрастировал с напряженной атмосферой, установившейся за столом. — Мы обсуждаем действия вашего университета.

— Но пострадал Додовер! — Валдрок стукнул кулаком по столу.

— Что касается кражи кольца — да. — Хэрист пожал плечами. — Но ваш протест против действий Зитеска был основан на факте убийства вашего мага. А теперь выясняется, что ваш маг похитил Любимчика за пределами стен университета. — Хэрист наклонился вперед. На его губах играла еле заметная улыбка. — Первое преступление в тот вечер было совершено Додовером.

— Вы так считаете? — Валдрок сразу поник.

— Он считает, — вмешался Баррас, — что в тот вечер произошло два отдельных инцидента, которые вы произвольно связали. Стилиан взял на себя ответственность за один из них и пообещал объяснить причины, которые заставили их совершить кражу кольца. Второй инцидент, как это ни прискорбно, спровоцирован додоверцем. Зитескианец со своим Любимчиком оказались в университете исключительно по его вине, что и привело к неизбежным последствиям.

— Неизбежным? С каких это пор убийство можно назвать неизбежным последствием?

— Хватит! — Стилиан встал. — Вам хорошо известно о той связи, которая существует между зитескианским магом и его Любимчиком. Знал об этом и ваш глупый студент. В других обстоятельствах вашему магу скорее всего удалось бы схватить обоих, хотя я и не понимаю, зачем ему это понадобилось. Но вся беда в том, что он украл Любимчика у очень талантливого человека. Денсер был вынужден освободить своего друга, и в результате ваш маг простился с жизнью. И его смерть вызывает у меня очень мало сочувствия. — Он перевел дух. — Вот так. В тот вечер, как верно заметил Баррас, произошло два инцидента. Теперь поговорим о краже. Я уже объяснял, что мы решились на нее потому, что нам нужно было сохранить тайну. Только что Валдрок доказал, что наша секретность полностью себя оправдала. Нас ждет катастрофа, если мы не будем работать вместе, поэтому я должен заручиться вашей поддержкой. Вы должны так же, как я, поверить, что «Рассветный вор» является нашей единственной надеждой на успех.

— Я согласен с вами, — сказал Баррас. — Но только мне лично обидно, что вы скрыли эту информацию от меня.

— Я понимаю. — Стилиан почесал нос. — Хорошо, попробуем разобраться и с этим. Давайте на минуточку представим, что было бы, если бы на прошлой встрече я рассказал о «Рассветном воре». Мы, как делегация четырех университетов, обратились бы к Совету Додовера с просьбой отдать кольцо Эртича. К чему бы это привело, Валдрок?

— Вы сами отлично знаете, к чему, — пробормотал Валдрок.

— Вот именно. Они бы ответили нам отказом. — Стилиан развел руками. — Потом на них было бы оказано давление, и Совет был бы вынужден согласиться отдать кольцо. Но взамен они потребовали бы, чтобы при любом использовании «Рассветного вора» присутствовал их старший маг и чтобы с ними советовались, как вести дальнейшие поиски. И сколько бы заняла у нас эта процедура? Месяц, два месяца? Господа, я уверен, что мы не располагаем таким временем. Я прошу прощение за то, что не сообщал вам о наших идеях, как уничтожить лордов-колдунов. Но сейчас мы неплохо продвинулись в этом направлении, и у нас появились реальные шансы на успех. Надеюсь, вы понимаете, что сейчас любая задержка с восстановлением заклинания может оказаться роковой. Вам также известно, что сейчас в состав Воронов входят представители трех университетов, и если Хэрист не станет возражать, кворум будет соблюден. — Хэрист кивнул, давая свое согласие. — Отлично. Теперь нам нужно только обеспечить Воронам путь на запад.

— И как это сделать? — спросил Хэрист.

— Взять Андерстоунское ущелье, — сказал Стилиан. Валдрок усмехнулся:

— Стилиан, ущелье охраняют восемь тысяч воинов Вис-мина. Вы собираетесь совершить чудо? Стилиан улыбнулся.

Передав сообщение Любимчику, Денсер повернулся к Илкару и Ирейн:

— Я сделал все, что мог. Он проследит, чтобы они покинули ферму и направились к озеру Триверн, а потом вернется ко мне.

— Они доберутся туда? — спросил Илкар, обеспокоенный тем, что Вороны отправляются в новое путешествие без магической защиты.

Денсер кивнул:

— Ты тоже туда попадешь, если сейчас же отправишься в путь. Один из Защитников Лариона выведет тебя из города. Если будешь скакать всю ночь, к рассвету будешь на месте.

— А где именно находится сейчас Ньер? — Илкар тревожным взглядом осмотрел коридор, словно боялся, что мастер выскочит из ниоткуда и нападет на них.

— Едет на ферму, — сказал Денсер и закусил нижнюю губу. — Не могу поверить, что он меня предал.

— Денсер! — позвал Ларион из камеры заклинаний.

— Мне пора. — Денсер обнял Ирейн и поцеловал ее. — Береги себя.

— Еще бы, — улыбнулась она и ласково провела ладонью по его лицу.

— Постарайся сделать это, Денсер, — сказал Илкар.

— Если получится, я догоню тебя по пути к озеру Триверн и Безымянный будет со мной.

— Это было бы замечательно.

— Я постараюсь, чтобы так оно и случилось. — Денсер протянул ему руку. Илкар заколебался на мгновение, но потом пожал ее.

— Денсер! — прозвучал требовательный окрик.

Денсер вошел в камеру и закрыл за собой дверь. Илкар и Ирейн слышали, как тяжелые засовы скользнули на свои места. Теперь никто не сможет зайти внутрь.

— Пошли, — сказал Илкар, и они с Ирейн направились к выходу из катакомб, подальше от удушливого давления зи-тескианской маны.

Бронированная камера заклинаний помещалась глубоко под Горой. Безымянный — Сол — лежал на столе, одетый в черную рубашку и такие же штаны. Денсер и Аарион стояли над ним.

— От тебя мне нужен канал маны, чтобы удержать «Цепь демонов» под контролем, пока душа не вернется в тело. — Ларион размял пальцы. — Они будут сопротивляться и, как только душа переместится, попробуют вырваться на свободу. Ты понял?

Денсер кивнул.

— Тогда начнем.

Аарион подошел к Солу, положил ладони ему на глаза и произнес короткое заклинание. Глаза Сола закрылись, и он перестал дышать.

— У нас мало времени, Денсер, готовь канал маны. Держи его наготове, пока не появится «Цепь демонов». Ты сам поймешь, что нужно делать. Доверься мне.

Денсер вздохнул и начал формировать канал. Он настроил свое сознание на спектр маны, и тело Сола окуталось темно-синим сиянием — это была статическая мана, направляемая «Цепью демонов».

По существу, форма канала была довольно простая — пустотелая спиралевидная труба. Самым сложным было проследить, чтобы отверстия на концах трубы оставались открытыми и не утратили прочности. Они должны быть готовы в любой момент принять и удержать «Цепь демонов».

Слева от Денсера мана шевельнулась и потемнела — это Аарион начал творить заклинание.

Окутывающее Сола сияние покрылось рябью. Мана мерцала и искрилась; Денсер сначала даже не понял, какую фигуру она образует. Но мана с тела Сола сформировалась в конус. Энергетические линии пронизывали его по всей длине, а потом в нем возникла «Цепь демонов»: лица, конечности, части тела, рты, пальцы, волосы, связанные между собой на первый взгляд хаотически.

Руки одного были в груди другого, головы третьих срослись с ногами четвертых. Тут можно было увидеть любые комбинации, но все демоны были живыми и страшно злыми.

У демона в центре цепи было тело младенца, длинные скрюченные руки, короткие уродливые ноги и исковерканное ненавистью лицо. Голубая слюна капала из безгубого рта, Длинный язык облизывал щеки, клыкам мог позавидовать любой хищник. Огромные узкие глаза сочились злобой, над плоским черепом торчали высокие уши.

— Пора, Денсер, — сказал Ларион. Его голос был слабым от напряжения.

— Схватить, — тут же скомандовал Денсер, и канал маны рванулся к «Цепи демонов», заглушая их яростные вопли, и поглотил ее.

— Отлично, — сказал Ларион.

Денсер почувствовал, как мастер ослабил контроль над «Цепью демонов». Они тут же переключили свое внимание на удерживающий их канал, стараясь разбить его ногами, кулаками и клыками.

— Так и держи, они не очень сильные и не смогут вырваться, — сказал Ларион. — Следи за моим голосом. Сейчас будет самое сложное. Уберешь канал, только когда я скажу.

Денсер кивнул, и Ларион начал готовить путь для души Безымянного.

Глава 25

Любимчик опустился на правое плечо Хирада, и варвар непроизвольно вздрогнул.

— Как они нас нашли? — спросил он.

— Кто-то предал нас, кто-то очень могущественный. — В голосе Любимчика слышались злость и удивление. — Вам нужно ехать на озеро Триверн, Эвенсон вас проводит.

— Я никогда не убегаю, — решительно заявил Хирад. Любимчик не обратил внимания на эти слова.

— Я их отвлеку.

— А почему бы нам не остаться и не отправить их в ад? Любимчик недоуменно посмотрел на варвара:

— Ты не понимаешь, они слишком сильны для нас. Они убьют меня.

Хирад вздрогнул и нахмурился.

— Удачи тебе, Ворон, присмотри за моим хозяином. — Любимчик вылетел в открытое окно и устремился в ночное небо.

Безымянный вздрогнул, когда его душа, с бешенной скоростью проскочив вдоль «Цепи демонов», влетела в тело. Ларион улыбнулся — но к тому, что случилось потом, он был не готов. Он даже не предвидел такой возможности. Возвращение души оборвало связь «Цепи демонов» с телом Безымянного, и в результате один конец цепи освободился.

С победными криками цепь хлестнула им, словно бичом, и Ларион отлетел к стене. Он ударился головой о камень и, застонав, с глухим стуком упал на пол. Струйка крови побежала у него изо рта.

Денсер был моложе и успел пригнуться. Он догадался, что демоны сейчас начнут обретать плоть, и от ужаса волосы зашевелились у него на голове.

Собрав все силы, Денсер попытался закрыть канал маны, но, видя, как демоны разрывают ткань маны у края канала, понял, что его попытка обречена на провал. А когда цепь свернулась в кольцо, словно змея, готовясь к следующему удару, Денсер испытал неведомое ему до сегодняшнего дня чувство — панику. Он боялся, что у него не хватит сил остановить процесс материализации «Цепи демонов». Если он не найдет какой-нибудь выход, цепь просто убьет его. Но Денсер не знал, как остановить этот процесс, и подумал, что этот пробел в его знаниях окажется роковым.

Канал маны лопнул, и крики ненависти ударили по ушам мага. Цепь стремительно развернулась, и Денсер едва успел отскочить. Он бросился туда, где лежал Ларион. Мастер был жив, только без сознания. Денсер встряхнул его за воротник.

— Помоги мне! — Ларион застонал. — Помоги мне! — закричал Денсер. Краем глаза он заметил, что цепь хлестнула по столу рядом с головой Безымянного. Воитель размеренно дышал, не замечая царящего над ним ужаса.

Ларион что-то сказал, но Денсер не расслышал.

— Что?

— Зелосета, — повторил Ларион.

— Не понимаю.

Ларион открыл глаза и взглянул куда-то за спину Денсера, потом обхватил голову мага руками и притянул к своему рту.

— «Зеркало света», — прошептал он и резко прижал голову мага к своей груди. Просвистев над Денсером, «Цепь демонов» рассекла Лариону лицо. Мастер закричал от боли, но крик его быстро затих, и руки безвольно опустились.

Денсер оглянулся. Цепь снова сжалась. Смех демонов эхом отражался от стен помещения, они предвкушали победу. С трудом поднявшись на ноги, Денсер посмотрел на Лариона и вздрогнул. Мастер был мертв. На его лице не осталось никаких следов удара, а глаза были открыты. Но когда Денсер заглянул в эти глаза, пытаясь увидеть душу Лариона, ее там не оказалось.

Он снова повернулся к «Цепи демонов» и сформировал ману для «Зеркала света». Это заняло у него всего несколько мгновений, поскольку зеркало представляло собой простую треугольную конструкцию. Цепь кружилась в воздухе, словно подхваченный смерчем листок бумаги. Потом она застыла, готовясь нанести удар.

Едва она начала разворачиваться, маг выкрикнул ключевое слово. Узкий луч света шириной около восьми футов разрезал мрак камеры. Когда цепь рванулась вперед, Денсер резко простер перед собой руки, и сразу же вся камера наполнилась ярким сиянием — это развернулось «Зеркало света».

Оно вбирало в себя свет свечей и отражало его усиленным в сотни раз. «Цепь демонов» пронзительно завопила и попыталась качнуться назад, но голубое свечение ее маны служило для зеркала пищей, и оно начало притягивать к себе этот свет. Денсер прикрыл ладонью глаза, когда свет устремился в зеркало с возрастающей яркостью и скоростью. Демоны завыли, почувствовав, как тает их жизненная сила. Через несколько мгновений все стихло, и демоны исчезли, оставив после себя эхо ярости и бледно-голубую полоску в спектре маны.

Денсер повернулся и увидел сидящего на столе Безымянного.

Они оставили светильники в доме зажженными — для маскировки Хирад понимал, что озеро Триверн сейчас — единственное безопасное место для Воронов: в присутствии сильнейших магов всех четырех университетов им ничто не грозило. И все-таки он испытывал какую-то непонятную тревогу. Ему нужен был Илкар. Эльф знал, что сказать, чтобы сгладить внезапность их появления. Без Илкара и его знаний Хирад чувствовал себя беззащитным.

В сгущающихся сумерках они гнали лошадей на север. Эвенсон показывал дорогу. Хирад все время высматривал в небе Любимчика, хотя и понимал, что уже никогда не увидит его. Любимчика было нелегко полюбить, но уважение — это совсем другое чувство. В отличие от Илкара Хирад не считал создание Денсера порождением зла. Любимчик заявил, что погибнет, отвлекая на себя врага, и воин мог по достоинству оценить эту жертву.

Отношение к Денсеру он тоже переменил. Теперь Хирад был уверен, что черный маг и в самом деле был искренен в своем желании использовать «Рассветного вора» для спасения Балии, а не для возвышения Зитеска. Варвар чувствовал себя виноватым за то, что сомневался в нем. Погоняя лошадь, он думал обо всем этом — и еще о том, какой прием им окажут на озере.

Они не чувствовали его, и он усмехнулся. Враги скакали по открытому полю и уже были всего в часе езды от фермы. Их было двенадцать, и они скакали по трое — маг и два Защитника, — готовые отразить атаку с земли, но беззащитные для нападения с воздуха. Он сделал круг, послал предупреждение по мане хозяину и выбрал цель: того, от которого исходила самая сильная угроза. Ньер, мастер Зитеска. Человек, с которым так долго общался его хозяин. Предатель. Почти уже труп.

Он набрал высоту и восторженно ринулся вниз, сдерживая желание засмеяться своим булькающим смехом. Нацелившись в затылок Ньеру, он камнем падал на цель. В последнее мгновение Любимчик расправил крылья, затормозив падение, выставил лапы и вонзил когти в беззащитную шею мастера.

Удар вышиб Ньера. Защитники закричали, но было уже слишком поздно. Пока они разворачивались, Любимчик выгнул спину и ударил кулаками по голове Ньера.

Потом он засмеялся и поднялся в воздух, ускользнув от Защитников, бесполезно размахивающих мечами. Оставшиеся маги готовили заклинания, чтобы поймать его, но теперь Любимчик был уверен, что он не умрет. Хозяин откликнулся на его зов и уже спешит на помощь. Тепло вливалось в его сердце, оно забилось чаще, наполняясь новой энергией. Любимчик неторопливо развернулся в воздухе, и в это время маг сотворил заклинание. Пламя охватило ногу и хвост Любимчика.

На «Крыльях мрака» Денсер мчался вперед, когда боль с грохотом ворвалась в его сознание. Отчаянно стараясь сохранить присутствие духа, Денсер сосредоточился на крыльях. Но взгляд его затуманился, по щекам покатились слезы.

Он оглянулся: Безымянный не отставал, и Денсеру хватило сил удивиться, как Воитель умудряется справляться с «Крыльями мрака». Способность накапливать ману является врожденной способностью Защитников, но Безымянный уже не был Защитником. Как только у него появится время подумать и вспомнить, кто он такой, возникнет немало проблем.

— Что случилось? — спросил Безымянный.

— Эти ублюдки ранили его, ему очень больно. — Денсер вдохнул глубже и увеличил частоту взмахов крыльев. За его спиной Безымянный каким-то непонятным образом сделал то же самое.

Любимчик слабел. Огонь пожирал его ногу и хвост. Хозяин, конечно, торопится, но он может и не успеть. Любимчик из последних сил удерживался от падения, но черная пелена боли грозила отнять у него сознание. Внизу маг готовил еще одно заклинание. И Любимчик заплакал, понимая, что смерть уже витает над ним.

Хозяин! — взмолился он. — Приди и отомсти за меня.

Огненный шар попал ему в шею. Любимчик сжался в комок и рухнул на землю.

Денсеру показалось, будто булыжник неожиданно проломил ему голову, а в глаза одновременно вонзились тысячи игл. Последний мучительный шепот и вздох Любимчика лишили его сознания, и мана развеялась.

Безымянный увидел, как голова Денсера запрокинулась и маг безумно схватился за лицо, словно хотел содрать с него кожу. Крылья задрожали, ярко блеснули в ночном небе и исчезли. Денсер начал падать, и Безымянный нырнул вниз. Сначала он промахнулся, но сделал вираж и, развернувшись, подхватил мага в пятнадцати футах над землей.

С Денсером на руках Безымянный начал медленно набирать высоту. Он взглянул на мага. Несмотря на то что зитескианец был без сознания, его бледное лицо было перекошено от боли. Безымянный неожиданно почувствовал желание защитить этого человека. Он нахмурился, зная, что прежде ненавидел Денсера, но теперь эта ненависть, казалось, осталась в далеком прошлом. Другие воспоминания начали медленно просачиваться сквозь трясину его сознания, которое еще совсем недавно подчинялось чужим приказам. Безымянный подавил их и все внимание сосредоточил на «Крыльях мрака».

Он злился. Он был зол на тех, кто причинил Денсеру боль. Он был зол на Зитеск, который сделал его Защитником и украл у него смерть. Но пока он оставил мысли о мести — сначала нужно воссоединиться с Воронами. Безымянный полетел к озеру Триверн.

Селин думала, как ей добраться до пирамиды. Когда она стала оценивать последние, но самые опасные несколько сот футов, ее хладнокровие не выдержало, и волна дрожи пробежала по спине. Однако Селин боялась не смерти: просто она почувствовала повисшую над Парве атмосферу силы, энергии, страха и предвкушения. Казалось, каждый камень восстановленного города лордов-колдунов чувствовал приближение чего-то важного.

Зитеск давно смутно догадывался об угрозе со стороны Висмина. А когда пришла весть об исчезновении лордов-колдунов, уже никто не сомневался, что вторжение произойдет. И теперь Селин должна получить ответ на последний вопрос. Вместо «будет или нет» ей предстояло узнать «когда».

Дом, на крыше которого она отдыхала в течение последнего часа, со всех сторон был окружен улицами. Над домом возвышались три дымовые трубы. Селин стояла, плотно прижавшись к средней из них, и осматривалась по сторонам.

За ее спиной простирались в ночь Израненные пустыни. Справа тянулись низкие неосвещенные постройки, за ними начинались руины. Девушку интересовали районы города, расположенные перед нею и слева.

Прилегающая к дому улица была одной из четырех главных улиц города и вела с востока к центральной площади, на которой возвышалась пирамида. От дома до площади было больше тысячи футов прямой и широкой дороги. Селин знала, что с площади в пирамиду ведет тоннель, снабженный множеством охранных устройств. Селин должна узнать, открыт тоннель или нет. Если открыт, значит, времени у них осталось совсем мало.

На улицах было безлюдно и тихо. Казалось, до пирамиды добраться довольно легко, но Селин чувствовала опасность. И поэтому стояла на крыше и наблюдала.

Спустя три часа она заметила какое-то движение на площади примерно в том районе, где, по ее предположениям, должен был находиться вход в тоннель. Потом темная масса на площади разделилась, и Селин смогла различить отдельные фигуры. Всадники, много всадников. Они покидали площадь, направляясь к Израненным пустыням. Это были шаманы.

Итак, можно считать доказанным, что лорды-колдуны управляют Висмином через шаманов. Нет сомнений, хозяева наделили их сильной магией. Когда шаманы выехали из города, Селин начала действовать.

Спрыгнув на землю, она нырнула в безмолвную темноту и стала осторожно, но быстро пробираться к центральной площади. Сначала все шло хорошо, но в двух кварталах от площади Селин внезапно нырнула в темный подъезд и замерла там, стараясь даже не дышать.

За ней следят. Она никого не увидела и не услышала ничего подозрительного, но она знала это наверняка. Чутье еще ни разу ее не подводило.

В щелку двери она увидела, как из-за угла медленно и осторожно вышел человек. Его шаги были почти беззвучными. Когда Селин рассмотрела его, у нее сжалось сердце. Это был шаман. Он может найти Селин, если настроен на ее ману. Она торопливо взвела пружины механизмов на запястьях. Шнурки, протянутые к средним пальцам, приводили их в действие. Теперь ей стоило лишь резко опустить ладонь вниз, и пружины выстрелят.

Шаман шел вдоль дома, касаясь руками стены. Селин ждала, затаив дыхание. Прошло пять минут, десять. Прислушавшись, девушка смутно различила голоса людей и треск факелов, приближающихся со стороны площади. Простучали копыта, хлопнули двери. Пятнадцать минут.

Внезапно он вырос перед Селин, и вонь от шкур, в которые он был одет, ударила ей в нос. У шамана было темное лицо и холодные глаза.

— Ты думаешь, я не чувствую твоей вони, зитескианец? — с ужасным акцентом произнес шаман.

Селин молча вскинула руку и опустила кисть. Стрелка с глухим стуком вонзилась в глаз шаману. Он умер мгновенно и рухнул на пол словно мешок.

— Проклятие, — выдохнула Селин. Она перевернула висминца на спину, вытащила стрелку и вытерла ее о шкуры врага. Напрягая все силы, девушка затащила труп в темноту коридора. Почему он шел пешком? Почему отстал от остальных? Впрочем, не важно. Теперь нельзя было терять ни секунды: исчезновение шамана скоро будет обнаружено.

Не прошло и пяти минут, как Селин добралась до площади и замерла, пораженная. Огромная площадь — длина любой из ее сторон составляла не меньше четверти мили — была вымощена белым камнем. С востока к пирамиде вела блестящая дорожка, выложенная кварцевой плиткой. Гробница лордов-колдунов возвышалась не меньше чем на двести футов. Поверхность усыпальницы была абсолютно гладкой, единственная лестница вела к шести сигнальным огням, пылающим на вершине пирамиды.

А перед открытым входом в тоннель раскинулось людское море. Служители лордов-колдунов в темных сутанах с капюшонами стояли на коленях, не сводя глаз с черный дыры входа. Они ждали — просто ждали. На Селин навалилась невероятная тяжесть, словно на плечи ей опустили жернов. Воздух был необычно густым и, казалось, потрескивал от обилия маны. Над пирамидой, клубясь, собирались черные тучи. Селин вздрогнула. Кроме биения своего собственного сердца, она слышала только один звук — дыхание служителей лордов-колдунов. Неторопливое и осторожное, оно словно служило неотъемлемой частью церемонии, которая вот-вот должна была начаться.

Селин узнала все, что было ей нужно. До пробуждения лордов-колдунов, несомненно, остались считанные дни, а возможно, даже часы. Она вернулась на крышу и связалась со Стилианом.

— Очаровательное зрелище, — сказал Стилиан, со всех сторон обойдя Безымянного. Рядом стояли старейшины университетов, пораженные этим достижением Зитеска, за которое Лариону пришлось заплатить жизнью. — Защитник без маски.

Шатер уже лишился своего богатого внутреннего убранства. Совещание закончилось. Встреч на озере больше не будет, пока не закончится война. Стулья и столы уже вынесли и упаковали для отправки. В шатре остались только грубо сколоченный стол и лавки без спинок. В центре горел костер, над которым висел котелок с водой.

За спиной Денсера и Безымянного сидели только что прибывшие Илкар и Ирейн. Увидев Воителя, эльф не мог скрыть своего восторга и без конца восхищался Денсером. Даже сейчас с его лица не сходила широкая улыбка. Ирейн сразу же подбежала к Денсеру, чтобы утешить его и попытаться облегчить боль. Но маг едва обратил на нее внимание.

Безымянный посмотрел на Стилиана сверху вниз. Воитель отказался от топора, которым пользовался Сол, и предпочел оставить себе только свое любимое оружие — двуручный меч.

— Я не Защитник, — сказал он. — Кроме того, я не являюсь результатом ни вашего, ни любого другого магического эксперимента. Если вы хотите говорить со мной, встаньте ко мне лицом.

Стилиан остановился перед ним.

— Прости, Безымянный. — Лорд Горы улыбнулся. — Но все же ты являешься важной вехой в наших магических исследованиях.

— Я просто оживший труп, — возразил Безымянный. — Я бы предпочел смерть, но Зитеск рассудил иначе. Но это был последний раз, когда вы решали мою судьбу.

— Ты не слишком вежлив. В конце концов, мы вернули тебе жизнь.

Безымянный выбросил правую руку вперед и схватил Стилиана за горло. Он посмотрел прямо в глаза лорду Горы.

— Нет, вы украли у меня смерть. — Руки Стилиана начали двигаться. — Не стоит, вы все равно не успеете.

Хотя, если вы мне не верите, можете попытаться. — Рука Безымянного сильнее сдавила горло лорда Горы. Стилиан захрипел и поднял руки, моля о пощаде. — Я сам выбрал время своей смерти. Немногим выпадает такая возможность, а вы отобрали ее у меня.

— Но ты жив, — задыхаясь, прошептал Стилиан.

— Я могу съездить и навестить собственную могилу.

— Денсер, прошу тебя. — Лорд Горы ухватился за руку Безымянного.

Казалось, Денсер только что обратил внимание на эту сцену. Телохранители Стилиана обнажили мечи.

— Безымянный, отпусти его, пожалуйста.

Воитель отпустил лорда Горы и повернулся к Денсеру.

— Прости, — сказал он.

Денсер пожал плечами. Стилиан махнул рукой, приказывая своим людям убрать оружие, но сам не сводил с Безымянного злобного взгляда.

— Денсер, пойдем на улицу, поговорим, — сказал он и медленно вышел из шатра через свой выход.

Денсер вздохнул и пошел за ним, но перед этим крепко пожал Безымянному руку. Выходя из шатра, он краем глаза заметил злорадную улыбку на лице Валдрока.

Стилиан велел телохранителям отойти подальше.

— Расскажи мне о своем состоянии. Денсер потер свои глаза.

— Я не могувосполнить запас маны и настроиться на ее спектр. Кроме того, боль мешает мне сосредоточиться и сотворить какое-нибудь сложное заклинание.

Стилиан ожидал услышать от него именно это, но слова ничего не говорили о действительном состоянии Денсера.

Чувство потери пронизывало холодом все его тело. Сознание Денсера было переполнено образами, но в нем полностью отсутствовали чувства. Та часть сознания, которую маг делил с Любимчиком, теперь пропала. Ему казалось, что над правым глазом у него дыра, которая нестерпимо зудит. Когда Денсер прикладывал руку к этому месту, зуд уходил глубже, и маг никак не мог от него избавиться.

Потеря чувств была куда хуже и опаснее той боли, которая навалилась на него после смерти Любимчика и которую он до сих пор ощущал. Только одно утешало Денсера: его голос остался прежним.

— Твои способности скоро восстановятся, тебе просто надо отдохнуть. А что касается печали, то, боюсь, она останется с тобой. — Лицо Стилиана смягчилось. — Мне жаль, что это случилось, но я до сих пор не могу понять, почему он напал на отряд Ньера. Хотя, признаюсь, я был рад, узнав о смерти предателя.

— Любимчик боялся, что они уже слишком близко. — Денсер пожал плечами. — Прежде чем отправиться сюда, они уничтожили бы Воронов — может быть. — Он покачал головой. — Хотя мне кажется, что он просто хотел доказать свою значимость.

— Значимость? — Стилиан нахмурился. — Но это же Любимчик, у него нет понятия о собственной значимости.

— У вас когда-нибудь был Любимчик? — спросил Денсер. Стилиан отрицательно покачал головой. — Значит, вы ничего не знаете о них, а я знаю.

Стилиан закусил губу и взглянул на утреннее небо, по которому плыли легкие облака.

— Покажи мне катализаторы, — сказал он после долгого молчания.

— У меня их нет.

— Тогда где?..

— Они у Воронов, а я не мог взять их с собой в Зитеск. Стилиан выдохнул носом. — Да, в самом деле.

Громкие крики на другом конце лагеря прервали их разговор. Сначала раздался приближающийся цокот копыт, а затем из-за кустов появились Вороны и Эвенсон. Они подъехали к шатру и спешились. Хирад подошел к Денсеру и с надеждой взглянул ему в лицо. Но варвар не стал ничего спрашивать, увидев глаза мага. Вместо этого он кивнул в знак уважения и сжал руку Денсера чуть ниже плеча.

— Я понимаю твою боль, — сказал Хирад.

— А я — твою злость, — ответил Денсер. Ему удалось выдавить из себя слабое подобие улыбки. — Он внутри.

Когда Хирад вошел в шатер, Безымянный сидел за столом и разговаривал с Ирейн и Илкаром. Увидев его, варвар от счастья на мгновение лишился дара речи.

Все было прежним — живое лицо, точные движения рук, знакомые жесты. Там, где раньше был Сол, теперь появился Безымянный. Больше не было ни маски, ни холодного взгляда, ни топора с двумя лезвиями.

— Слава богам, это ты. — Голос Хирада сорвался. Варвар смахнул навернувшиеся на глаза слезы и шагнул вперед. Безымянный встал, и они обнялись. Хирад похлопал Воителя по спине. — Как ты себя чувствуешь?

Безымянный отступил назад.

— Не знаю, — сказал он. — Я только понимаю, что это я. — Воитель пожал плечами. — Впрочем, я знал это еще до того, как… как ты узнал меня. Когда я был еще Солом. Но тогда я не мог разговаривать с тобой. Что-то внутри меня не позволяло мне узнать тебя, хотя глаза меня выдавали. Хирад, я должен был умереть.

— Но ты не умер, и меня совершенно не волнует, почему так случилось. Главное, что это ты. О боги, это ты!

— Ты сказал бы то же самое, если бы мы вернулись к сараю Септерна?

— Я… — Хирад смутился. — Да, а почему нет?

— Потому что я все еще зарыт в земле. Где Денсер?

— На улице, — неопределенно ответил Хирад. — Что ты задумал?

— Мне нужно с ним поговорить. — Безымянный обошел Хирада и направился к выходу. Хирад двинулся было за ним, но его остановил Илкар.

— Оставь его, — сказал альф. — Иди сюда, съешь чего-нибудь и выпей. Ты, наверное, проголодался.

— И устал, — добавил Хирад, подходя к столу. — Что происходит?

Илкар налил Хираду бокал вина и подвинул к нему мясо и хлеб.

— Садись, — сказал он. — Ты должен понять, что ему тяжело смириться с тем, что произошло.

Хирад уставился на эльфа, ничего не понимая.

— Видишь ли, Хирад, для нас это все тот же Безымянный. Он так же выглядит, говорит, ходит — все как прежде, те же шрамы на спине и шишка на колене. Это он со всеми своими особенностями — его душа, разум, воспоминания. Но теперь Безымянный знает нечто такое, о чем никто из нас даже не задумывался. Он знает, что в любой момент может отправиться к себе на могилу и вырыть собственный труп. Подумай об этом.

Хирад попробовал последовать этому совету, но не очень успешно.

— Ну и что это все значит? И почему он так заботится о Денсере?

— Я думаю, сейчас в его голове царит полная неразбериха. Ирейн согласится со мной, что не во всех его словах есть здравый смысл. — Ирейн кивнула. — Безымянный не может справиться со своими чувствами — вернее, с одним чувством — и скрывает это от нас, но оно само проявляется в его потребности защищать Денсера. Не забывай, кем он был еще вчера, Хирад. Он уже не прежний Безымянный и, может быть, никогда им не станет. Что будет дальше, мы просто не знаем.

— Так это он или нет? — спросил Хирад.

— Он. О боги, он. — Илкар наклонился вперед. — Но сейчас в душе у него идет битва, которую может выиграть только он сам. Ты должен потерпеть.

— Я понимаю только, что это слишком замечательно, чтобы быть правдой.

— Хирад, успокойся. Безымянный умер, потом проснулся Защитником, а теперь снова стал самим собой. Дай ему время. — Илкар выдержал пристальный и разочарованный взгляд варвара. — Все в порядке?

Хирад резко дернул головой, и Илкар принял это за кивок.

— Вот и отлично, а теперь ешь. Нам надо будет многое обсудить, когда ты отдохнешь.

Селин разбудили гортанные крики на улицах. Было раннее утро. Она не успела полностью восстановить запас маны, но все же теперь могла воспользоваться магией.

Она прислушалась и поняла, что висминцы обшаривают улицы города. По-видимому, они нашли тело шамана, и, что было плохо, нашли его уже довольно давно, еще до рассвета.

До дома, на крыше которого она укрылась, поиски еще не добрались, но крики и хлопанье дверей быстро приближались. Поиски велись методично, очень методично, что было несвойственно висминцам. Хотя теперь это были не просто жители Висмина, это были слуги лордов-колдунов, и они хорошо знали свое дело.

Селин сформировала ману для заклинания невидимости, произнесла ключевое слово, спрыгнула на землю и направилась к Израненным пустыням. Главное — выбраться из города.

Она быстро, но осторожно шагала мимо зданий, но когда поднялась на огромную кучу щебня, чтобы осмотреться, сердце у нее замерло. Вся восточная окраина Парве была окружена плотным кольцом воином. Селин повернулась и побежала назад.

Но навстречу ей по улицам шла такая же плотная цепь. Воины и шаманы искали повсюду — в домах и около зданий, в подвалах и на крышах. Селин попала в сеть с мелкими ячейками, и рыбак уже тянул бечеву. Шаманы чувствовали ее ману.

Страх закрался в душу Селин, ее уверенность в себе таяла как снег под весенним солнцем. А Стилиан так гордился ею прошлой ночью. Он говорил о триумфальном возвращении в Зитеск, о той роли, которую Селин сыграет в грядущей победе, и том, что теперь они всегда будут вместе. Но теперь все пути к этому счастью перекрыты воинами в вонючих шкурах.

Все, кроме одного. Селин посмотрела на небо. Если она поднимется на тысячу футов, то сможет скрыться за тучами и исчезнуть. Это, конечно, не идеальная, но единственная возможность. Селин огляделась в поисках подходящей для взлета крыши.

Прижавшись к трубе, она сбросила невидимость и начала готовить ману для «Крыльев мрака». Практически сразу снизу раздались крики: ее заметили. Девушка усилием воли отбросила страх и сосредоточилась. Через несколько мгновений все было готово.

— Развернись! — сказала Селин, и за спиной у нее выросли крылья, едва заметные для обычного глаза. Она шагнула вперед и, оттолкнувшись от крыши, взлетела. В воздухе засвистели стрелы, но ни одна из них уже не могла достать Селин. Она улыбнулась. Теперь все будет в порядке. Неожиданный удар в спину едва не сбросил ее на землю. Селин перекувырнулась в воздухе, но сумела сохранить крылья. Однако все ее тело словно налилось свинцом. И она продолжала терять высоту. Селин оглянулась и увидела тонкий белый луч, соединяющий ее и шамана. Внизу, задрав головы, свистели и улюлюкали висминцы.

Девушка заставила крылья работать быстрее и стала медленно подниматься, но в это время получила второй удар, в основание шеи. Она рухнула вниз и врезалась в стену дома. «Крылья мрака» исчезли.

— Проклятие. — Она услышала восторженные вопли врагов и топот бегущих ног. Селин с трудом поднялась и прислонилась спиной к стене. В голове стучало и гудело, но мысли оставались ясными. Слева и справа к Селин подбегали висминцы. Она вынула меч и приготовилась защищаться. Один из воинов засмеялся, и по его сигналу остальные отступили назад, освобождая место для поединка.

Противник Селин, огромный коренастый мужчина с растрепанной черной бородой и близко посаженными глазами, был вооружен боевым топором. Он широко размахнулся им, но Селин пригнулась, пропустила удар над собой и, быстро выпрямившись, вспорола врагу живот. Воин захрипел и упал на спину.

На мгновение толпа потрясенно застыла, а потом устремилась вперед. Селин выхватила из-за голенища кинжал и взяла его в левую руку.

Она успела убить двоих: одного мечом, другого — кинжалом. А потом висминцы навалились на нее и выбили у нее оружие. Селин прижали к стене, и кто-то снял с нее маску.

Холодный страх пробрал Селин до самых костей, когда она услышала их восхищенные возгласы. Воспользовавшись тем, что хватка тех, кто держал ее за руки, немного ослабла, она опустила кисти и привела в действие пружинные механизмы. Еще двое упали мертвыми, но других было слишком много.

Селин повалили, сорвали с нее одежду и прижали ее руки и ноги к земле. Потом толпа расступилась, пропуская шамана. Селин взглянула на него, и ее страх исчез, уступив место холодной решительности.

— Так-так, красотка, — сказал шаман, расстегивая ремень и опускаясь на колени между ее ног. — Быть может, смерть не сразу придет к тебе.

Он вошел в нее, и толпа разразилась одобрительными криками. Стараясь не думать о боли и унижении, Селин посмотрела в глаза своему мучителю.

— Им придется разорвать меня пополам, чтобы освободить тебя, — сказала она и надавила языком на зуб, в котором была капсула с ядом. Судороги побежали по ее телу. — Прощай, любовь моя, — прошептала Селин. Парализующий яд подействовал мгновенно, и все ее мышцы сжались с неистовой силой. Последнее, что услышала Селин в тот миг, когда мана покинула ее тело, был душераздирающий вопль шамана.

Глава 26

Громкий крик ярости и боли пронесся над озером Триверн. Предсмертный импульс маны Селин вонзился в сознание лорда Горы словно игла. Шесть человек с трудом смогли удержать Стилиана, пока двое магов усыпляли его. Но даже во сне слезы продолжали катиться по лицу повелителя Зитеска, а щеки пылали огнем. Проснувшись, лорд Горы с потухшим взором сразу же направился в шатер — слишком дорого было время.

В шатре снова стояли кресла. Стол был накрыт скатертью и заставлен едой и напитками. Стилиан сел в свое кресло между Баррасом и Хэристом. Слева от Барраса сидел Валдрок. По другую сторону стола расселись Хирад, Илкар и Денсер. Безымянный стоял рядом с Денсером. За Воронами на подушках и стульях устроились Уилл, Фрон, Джандир и Ирейн, приглашенные в качестве наблюдателей.

Программа заранее не оговаривалась, потому что еще позавчера никто не мог предположить, что эта встреча состоится. Но, оценив положение к востоку от Терновых гор и Андерстоунского ущелья, Вороны согласились обсудить свой следующий шаг со старейшинами университетов.

Хирад облокотился на стол и подпер ладонями подбородок. Денсер сидел в расслабленной позе, а Илкар — подчеркнуто прямо: он испытывал трепет перед старшими магами.

Стилиан монотонным голосом проинформировал Воронов о решении университетов помочь им перебраться через Андерстоунское ущелье. Однако проход будет взят с помощью магии, и им не придется участвовать в этом сражении. Денсер внимательно посмотрел на лорда Горы и попытался прощупать его эмоции, чтобы узнать, чем он озабочен. Стилиан почувствовал это и пронзил Ворона взглядом, полным мучительной боли.

— Они отняли у меня Селин, — сказал он. — Это им даром не пройдет.

— Мне очень жаль, милорд. Стилиан кивнул.

— Вот так, — сказал он. — А теперь расскажите мне, что вы планируете делать, когда окажетесь по другую сторону ущелья.

— Нет, — заявил Хирад.

— Пожалуйста, будь повежливее, Хирад, — сказал Илкар напряженным голосом. — Он хотел сказать, что…

— Мы ничего не расскажем вам по двум причинам. С одной стороны, если вы не будете ничего знать, нам будет спокойнее. С другой стороны, мы сами еще не знаем, что будем делать. Для этого надо подобраться поближе к цели и посмотреть, с чем придется столкнуться. Одно несомненно: оказавшись на другой стороне ущелья, мы сразу же направимся к Несчастным предкам. После этого наш путь лежит к Израненным пустыням. — Хирад налил себе вина. — Что еще я могу сказать? Мы будем держать с вами связь.

За столом воцарилось молчание. Главы университетов не верили своим ушам, а Вороны ждали, как они отреагируют. Казалось, только Хирад чувствует себя абсолютно непринужденно.

— В чем дело? — Он развел руками и взглянул на своих друзей. — Какие-то сложности?

— Сложность в том, Хирад Холодное Сердце, — огрызнулся Стилиан, — что ты даже не понимаешь, с чем вы имеете дело. Слишком беспечно ты говоришь о добыче катализатора самого могущественного заклинания из всех, что были созданы за всю историю магии. Создается впечатление, что вы отправляетесь не в тыл самого сильного врага Балии, а на прогулку в лес. Мы не можем позволить вам потерпеть неудачу. — Последние слова лорда Горы сопровождались легким постукиванием по столу.

— Ладно, тогда и я скажу, что меня в этом деле тоже поражает одно обстоятельство: вы наняли нас и сами же делаете все, чтобы нам помешать. — Хирад, приподнявшись со стула, наклонился к Стилиану. — Мы знаем, как справиться с этим делом, и справимся с ним, если оставите нас в покое. — Варвар опустился назад и погрозил Стилиану пальцем. — И никогда, никогда не говорите мне, что я не понимаю, с чем имею дело. Посмотрите, я все еще сижу рядом с Денсером, хотя многие из моих друзей погибли или струсили. Этот факт должен говорить вам о том, что я слишком хорошо понимаю, с чем я имею дело.

— Успокойся, Хирад, — сказал Илкар. — Ругань тут не поможет.

— А мне плевать. Подумайте, все очень просто. Вы даете возможность нам действовать самостоятельно, и у нас все получится. А если будете вмешиваться, все почти наверняка закончится провалом.

Стилиан посмотрел на Хирада со странной смесью злобы и уважения.

— Я не привык, чтобы мой авторитет оскорбляли подобным образом, — тихо сказал он.

— Я не оскорбляю ваш авторитет, — воскликнул Хирад. — Я просто подсказываю вам самый лучший путь действий.

— Я думаю, нам пора ехать, — произнес Хэрист. — Уверен, все согласны с тем, что Вороны справятся со своим заданием. Но вместе с тем считаю, что мы — делегаты четырех университетов — проявим предусмотрительность, если спрячем два найденных катализатора до тех пор, пока не будет добыт третий.

— Конечно, проявите.

— Почему ты улыбаешься?

— Потому что вы, должно быть, думаете, что я дурачок — а дурачки ведь всегда улыбаются.

— Хирад, — сказал Илкар. — Скажи, ты ведь не сделал того, о чем я подумал?

Денсер похлопал Хирада по спине и засмеялся, хотя ему сейчас было совсем не весело.

— Отличная работа, Хирад, просто отличная!

— Объясните, что происходит, — сказал Валдрок, его лицо быстро краснело. — Я не люблю, когда надо мной смеются.

— Позвольте вас заверить, что я смеюсь только над умением Хирада преподносить сюрпризы. Пожалуйста, Хирад, скажи нам, где катализаторы?

Варвар пожал плечами:

— Где-то между этим озером и фермой, на которой мы останавливались. Я думаю, мне не стоит точнее указывать вам место. И прежде, чем вы зашумите и начнете кричать, позвольте кое-что вам объяснить. Я уже до тошноты устал от людей, пытающихся лишить меня жизни, и не хочу, чтобы мы проиграли из-за еще одного предательства.

— А это, по-твоему, что? — Валдрок хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. — Теперь самые драгоценные вещи в Балии никем не охраняются.

— Но их никто и не сможет найти, — заявил Хирад. — Я доверяю только трем магам во всем мире, и все они сидят на стороне Воронов. Теперь нам нужно, не теряя времени, перебраться через ущелье. Если ваши расчеты верны, то армии Висмина будут у наших границ приблизительно через четыре дня, а то и раньше. У меня нет желания встретиться с ними в Терновых горах.

Хирад обвел взглядом всех, кто сидел за столом. Денсер улыбался, Безымянный не отрываясь смотрел ему в затылок. Илкар с отвисшей от изумления челюстью пялился на Хирада. Делегаты от университетов застыли в безмолвном гневе. Все, кроме Хэриста. Старший маг Листерна кивнул и поднялся первым.

— Поздравляю тебя, Хирад Холодное Сердце. Сегодня ты перехитрил нас всех. Обидно, конечно, что ты не доверяешь нам. Ведь мы действительно на твоей стороне — и на стороне всей Балии, — заметил он. — Я только надеюсь, что тебе повезет и твой ум останется таким же бдительным. Скоро на кон будет поставлена судьба нашей родины, а «Рассветный вор» — единственная карта, которая у нас есть. Потерять ее — преступление.

Он вывел свою делегацию из шатра.

— Ты что, совсем рехнулся? — спросил Илкар, когда в шатре остались одни Вороны.

— Почему? — возразил Хирад. — Мы же добились своего, верно?

— Почему? — выпалил Илкар. — Да ты хоть представляешь себе могущество Стилиана? А всей делегации? Стоило тебе еще немножко погладить его против шерсти, и он бы тебя прикончил. Ты думаешь, те штучки, что ты посеял на поле, взошли бы и принесли нам целое дерево с катализаторами?

Хирад улыбнулся.

— Успокойся, Илкар. Знаешь… — Варвар осекся. — А они нас не подслушают?

— Вот этого от них я жду меньше всего, — сказал Илкар.

Хирад удивленно поднял брови. Илкар вздохнул, пробормотал несколько слов, взмахнул руками, и все звуки, доносившиеся снаружи, мгновенно стихли.

— Ладно, продолжим, — сказал он. — Далеко отсюда ты спрятал их?

Хирад раздвинул на дюйм указательный и большой пальцы:

— Вот на таком расстоянии.

— Не понял. — Илкар прищурился.

Хирад вытащил из-под рубашки цепочку, на которой висели знак командира стражи Андерстоунского ущелья и додоверское кольцо полномочий.

— Посеял! Взойдут! За кого ты меня принимаешь?

* * *

С прибытием Деррика в Андерстоуне произошли разительные перемены. Дренаж был восстановлен, и на главной улице грязи почти не осталось. Вокруг поселка раскинулся настоящий город из палаток и загонов, где размещались кавалеристы четырех университетов и их лошади. Здесь же впоследствии должны были поселиться пять тысяч пехотинцев, которые вот-вот должны были подойти.

На расстоянии чуть больше полета стрелы от ущелья были оборудованы оборонительные позиции. Пока все было тихо. Но маги, которых послали в ущелье под прикрытием заклинания невидимости, не вернулись. Создавалось впечатление, что перед тем как перейти в наступление, висминцы ждут не просто подкрепления, а чего-то большего Это сильно тревожило Деррика, а когда он волновался, в воздухе обычно пахло магией.

Через два дня после встречи на озере Триверн в Андерстоун прибыли Вороны в сопровождении тридцати магов из Зитеска. Деррик уже ждал их. Накануне вечером его проинформировали о новой наступательной магии Зитеска. Деррик быстро проникся симпатией к Ворону и завидовал твердой решимости этого человека и той роли, которую должен был сыграть варвар в судьбе Балии.

На следующее утро разведка донесла, что войска Висмина находятся от ущелья на расстоянии чуть большем одного дневного перехода. Деррика слегка раздражало, что университеты не могут немного подождать с использованием нового заклинания. Ему хотелось, чтобы как можно больше врагов зашли в ущелье. Однако Воронам нужно было срочно оказаться по другую сторону, и он ничего не мог с этим поделать. Кроме того, новую магию можно было использовать только при благоприятном расположении измерений относительно друг друга. Деррик надеялся, что кто-нибудь потом объяснит ему, что все это значит.

Над Дженазской бухтой небо было еще чистое, но с юга уже наползала грозная темная туча.

Блэксон и Гресси стояли на восточном берегу бухты. Крутой каменистый склон переходил в песчаную полоску, выровненную слабым прибоем. Справа прямо из воды торчали Терновые горы, начиная свое шестисотмильное путешествие к заливу Триверн и северной оконечности Балии. За спиной у баронов в двух часах езды на северо-восток располагался замок Блэксона, закрывающий путь Висмину к Андерстоуну на север и к Дженазу на юго-восток Семь тысяч жителей города бросили работу на шахтах и фермах, чтобы пополнить армию барона.

С четырьмя сотнями солдат и наемных воинов Гресси силы обороны южных границ Балии насчитывали тысячу регулярных солдат и две тысячи резервистов. Сейчас на счету был каждый человек. По сведениям, полученным из Андерстоуна, шесть тысяч висминцев скоро попытаются пересечь бухту. Битва будет тяжелой и кровавой.

Гресси и Блэксона окружали маги Они использовали заклинание «Орлиный взор», чтобы получить более подробную информацию о том, что творится на другом берегу бухты Но даже невооруженным глазом можно было заметить, что весь он заполнен людьми.

— Там явно больше шести тысяч, — заметил Гресси. Один из магов повернулся к нему:

— Пока нельзя сказать точно. Они растянулись больше чем на три мили вдоль берега Число атакующих будет определяться тем количеством лодок, которое им удалось собрать, а лодки постоянно прибывают с юго-запада.

Гресси, прищурившись, посмотрел на противоположный берег. За спиной у Гресси кашлянул Блэксон.

В свои сорок с небольшим лет барон Блэксон был высоким и стройным мужчиной с худым лицом, густыми бровями, черной шевелюрой и опрятной бородкой. Он редко улыбался и не терпел, когда говорят глупости.

— Оборудование погружено? — спросил Блэксон, но по его усталому голосу можно было догадаться, что на самом деле его сейчас волнуют совершенно другие вещи.

— Да, милорд, — ответил старший маг.

— Значит, можно ждать, что они скоро выйдут в море? Подозреваю, что скорее всего это случится ночью.

— Да, милорд.

— Гм-м-м. — Блэксон пригладил бороду. — Мне хочется, чтобы как можно больше их лодок утонули, не достигнув берега и не истощив наших людских ресурсов. Используйте все — «Раскаленный дождь», «Сферу пламени», «Волну стрел», «Ледяной ветер», — все, что сможете. Возьмите половину наших магов и сотню солдат. Установите в песке сторожевые мины, чтобы первые лодки загорелись и не дали причалить другим. Только не перестарайтесь. Как только они начнут высаживаться, отступайте в замок. У них нет лошадей, поэтому вы легко скроетесь. Все ясно? — Маг кивнул. — Тогда мы с Гресси возвращаемся в замок: будем организовывать там нашу основную оборону. Барон Гресси?

Блэксон повернулся и пошел к своей лошади. Его стремянной держал наготове поводья. Поднимаясь за Блэксоном, Гресси улыбался. Войскам Висмина не удастся легко пройти к Андерстоуну или Дженазу.

— А где сейчас остальные члены Торгового союза Корины? — спросил Блэксон, когда они ехали к замку.

— Они сейчас дерутся из-за моих земель и слишком заняты, чтобы помочь нам, а может быть, слишком упрямы, чтобы поверить в реальность угрозы. Не доверять университетам вошло в привычку, — сказал Гресси.

— И это исторически оправданно. — Блэксон повернулся к нему. — А как ты поступил со своими людьми?

— В замке Танцующих скал? — Блэксон кивнул. — Я приказал им не сопротивляться, сейчас это бессмысленно. Мои сыновья тоже там, чтобы гарантировать безопасность всем, кто находится в замке. Я оставил им мою печать власти, и, если возникнет необходимость, они смогут остановиться в Корине за мой счет. Он не причинит им вреда, если они сдадутся.

— Понтойс?

— Да.

— Гм-м-м, — нахмурился Блэксон. — Я не забуду этого, Гресси.

— Я поступил так ради Балии, а не только ради тебя, — напомнил ему Гресси.

— Но ты единственный мужчина, который встал рядом со мной, — сказал Блэксон. — Я с превеликим удовольствием помогу тебе вернуть замок Танцующих скал. Такие подлецы, как Понтойс, уничтожили Торговый союз Корины и оставили нас без защиты перед лицом страшной угрозы, с которой мы теперь столкнулись. Жадность лишила его разума, и ему придется ответить за свои поступки. Я лично позабочусь об этом. — Барон помолчал. — Если мы переживем надвигающийся шторм. Но сейчас мне и тебе, мой друг, самое время вытянуть ноги у большого камина, взять лучшего вина из моих подвалов и подождать, пока затрубят горны.

И бароны пришпорили лошадей.

Глава 27

В это утро дождя не было, но тяжелая туча спускалась с Терновых гор к Андерстоуну. С первым лучом солнца кавалеристы Деррика оседлали лошадей и направились к ущелью. Впереди колонны шагали тридцать зитескианских магов. Молодые и старые, они были одеты в алые балахоны с вышитым гербом лорда Горы: черная башня над золотой короной.

В хвосте колонны ехали Вороны. В утренней тишине были слышны только топот копыт, беспокойное ржание лошадей и шорох пяти сотен плащей, развевающихся на ветру.

Деррик с гордым видом сидел в седле. Еще два месяца назад он и подумать не мог о том, что спустя триста лет четыре университета снова объединятся, а его назначат первым генералом объединенных сил и тридцать магов Зитеска будут ждать его приказаний. За спиной генерала пять сотен всадников готовы были ринуться в атаку по взмаху его меча. Кавалерия была разделена по университетам, каждый из четырех отрядов имел своих магов, умеющих ставить прочные и магические щиты и рассеивать тьму. Костюмы всадников были разными: зеленые у Листерна, темно-синие у Додовера и Зитеска и желтые у Джулатсы.

— Интересно, что именно они будут делать? — спросил Хирад. — Хотя в любом случае это будет впечатляющим зрелищем, правда? В конце концов, целых тридцать магов.

Денсер, все еще бледный, но уже заметно оживший, пожал плечами:

— Да, будет на что посмотреть.

— Ну же, Денсер, продолжай, ты ведь можешь рассказать больше, — воскликнул Илкар. — Исследования велись двадцать лет, и ты должен что-нибудь знать.

— Ах, Илкар, — сказал Денсер, придвигаясь ближе к Ирейн. — Неужели ты полагаешь, что наши исследовательские группы такие же общительные, как у вас? Не забывай, что создание новых заклинаний в Зитеске позволяет получить статус мастера.

— Ну, если ты не слышал никаких слухов, то можешь убрать руку с моей талии, — улыбнулась Ирейн. Рука Денсера осталась там, где была.

— Я просто не хочу портить вам впечатление. Если я все понял правильно, того, что сейчас произойдет, вы никогда не видели.

— Объясни нам, — сказал Безымянный, который по-прежнему говорил очень мало и никогда не уходил далеко от Денсера.

Денсер важно надул щеки:

— Ладно. Я только знаю, что здесь будет использована магия измерений. Такие заклинания очень трудно контролировать, и если моя интуиция меня не подводит, оно будет мокрым.

— Мокрым? — недоуменно переспросил Хирад. Денсер улыбнулся:

— Просто смотри.

Деррик дал знак начать заклинание. Маги вышли вперед и выстроились квадратом без одной стороны. Старший маг отдал команду сформировать ману. Мгновенно головы у всех магов опустились, и руки вытянулись вниз, словно эти люди держали что-то очень тяжелое. Денсер восхищенно крякнул, наблюдая за созданием формы.

— Это грандиозно, — произнес он. Маги двинулись к проходу.

— Прочная защита установлена. — Трое магов из Джулатсы защищали зитескианцев.

Из ущелья полетели стрелы, но отскочили от прочной защиты, установленной эльфами. Денсер, настроив свое зрение на спектр маны, был удивлен. Такой формы он ни разу не видел. Огромная и асимметричная, она заслонила собой и ущелье, и холмы, возвышающиеся по обе стороны от него.

— Я никогда.. — выдохнул черный маг.

— Это невероятно, — согласился Илкар.

— Слишком нестабильная, — сказала Ирейн. — Надеюсь, они смогут ее удержать.

— На что это похоже? — спросил Уилл.

Пульсирующая форма была темно-синего цвета, ее края находились в непрерывном движении, словно океанские волны. Она была пронизана оранжевыми линиями, которые постоянно соединялись, переплетаясь, и снова разъединялись. Для мага она являлась воплощением красоты, для всех остальных — непостижимой тайной.

Когда из ущелья появился первый воин Висмина, вперед вышли лучники. Воин исчез, но тут же из ущелья с боевым кличем выбежали еще десятка два висминцев.

Пропели стрелы, и крики умолкли. Оставшиеся в живых висминцы повернулись и убежали в темноту.

— Развернуть, — скомандовал главный маг.

Над ущельем повисла линия алого света. Через мгновение к ней присоединились еще три. Вместе они образовали висящий в воздухе на расстоянии тридцати футов от входа правильный квадрат со стороной в пятьдесят футов. Линии шипели и потрескивали, но оставались на месте. Маги простерли руки и качнулись назад, крепко держась за воздух. Они наклонились под таким углом, что неминуемо упали бы, если бы форма маны не удерживала их.

— Соединить и открыть, — приказал главный маг. Раздалось громкое шипение, и линии квадрата завертелись, вспыхивая всеми цветами радуги. Два мага упали в грязь. От их одежды и волос поднимался дым. На некоторое время наступила пронзительная тишина. А потом ее разорвал рев воды.

Через мгновение из квадрата хлынул пенящийся поток. Вода со страшным ревом вырывалась из другого измерения и устремлялась в ущелье. Казалось, из затянутого тучами неба извергается океан, сметая все на своем пути.

Маги изо всех сил старались удержать квадрат, а он дергался и скручивался, сгибался и снова выпрямлялся. Врываясь в измерение Балии, вода вырывала с корнем деревья и увлекала за собой огромные валуны. В воздухе повисли брызги, во все стороны от ущелья побежали ручьи. На фоне рева воды из ущелья доносились слабые крики людей, грохот камней и треск стволов.

Илкар выругался.

— Они перебросили целое море, — потрясение произнес он.

Врата в другое измерение были открыты не больше трех минут, но казалось, что прошла целая вечность. Было видно, каких усилий стоит магам удерживать коридор, по которому несся смертоносный поток. Потом он оборвался так же внезапно, как и возник.

Снова наступила пронзительная тишина, которую через мгновение нарушил хор восхищенных голосов. У измученных магов не было сил даже поздравить друг друга. Они попадали на землю, до последней капли израсходовав все свои запасы маны.

Кавалеристы зааплодировали. Но аплодисменты мгновенно утихли, когда Деррик скомандовал:

— Очистить ущелье!

По колонне пробежала рябь: это всадники натянули поводья. Маги из Джулатсы торопливо оттащили в сторону своих обессиленных товарищей из Зитеска. Деррик поднял меч, и за ним пять сотен всадников тоже обнажили оружие, приготовившись к бою.

— Защита и свет! — Маги быстро сотворили заклинание, и вслед за двумя дюжинами «Светящихся шаров» на колонну опустилась прочная защита.

— Вперед!

Деррик взмахнул мечом и пришпорил коня. Копыта забарабанили по скользкой дороге, разбрызгивая липкую грязь.

Вода еще стекала по трещинам камней, когда конница въехала в Андерстоунское ущелье.

Гресси и Блэксон расположились на низком холме в миле от берега. Они хотели своими глазами увидеть начало второй войны.

Горны пропели уже на рассвете. Как и предвидел Блэксон, войска Висмина переправлялись через бухту под покровом темноты, но береговая охрана была приведена в боевую готовность еще за три часа до первых лучей солнца.

Барон смотрел с холма, как приближается огромный флот. Здесь были суда всех размеров, начиная от гребных шлюпок, вмещающих только дюжину человек, и заканчивая купеческими кораблями, которые могли взять на борт несколько сотен воинов. Это было грозное зрелище. Блэксон не сомневался, что висминцы не собирались дожидаться рассвета, а намеревались пристать к берегу Балии еще в темноте. Но ночью был дождь, и, видимо, он задержал высадку.

На берегу стояли сорок магов. Тридцать из них должны были вызвать панику на судах с помощью магических атак, а остальным предстояло прикрыть своих товарищей магической защитой. Отряду меченосцев была поставлена задача отбросить первую волну высадившихся на берег врагов. И наконец, в песке было установлено три дюжины магических мин, которые предполагалось активировать при отступлении.

— Здесь, должно быть, не меньше четырех сотен судов, — заметил Гресси. Он нервничал и не понимал, почему маги медлят.

— Еще немного, — пробормотал Блэксон себе под нос. — Еще немного.

Корабли убрали паруса. Вражеский флот в угрожающей тишине приближался к берегам Балии.

Когда он подошел на расстоянии мили от берега, маги разбились на три группы так, чтобы магические защиты каждой из них перекрывались, а меченосцы собрались у сигнальных костров.

Старший маг давал последние наставления:

— Цели перед вами. Не ждите, если потеряете заклинание. Не ждите, если у вас закончится мана. Мне нужно, чтобы вы все вернулись целыми и невредимыми в замок и отдохнули не меньше двенадцати часов. Приступайте.

Ветер донес до Гресси нестройный хор голосов: это маги начали придавать форму мане и готовить заклинания. Весь процесс занял не больше двух минут, а потом на вражеский флот обрушился огненный дождь.

Капли огня появлялись прямо из воздуха. Лодки задымились, но большие корабли, на которых, очевидно, ехали шаманы, были окружены надежной защитой, и пламя не причинило им никакого вреда.

Но основную задачу «Огненный дождь» выполнил: он посеял панику среди наступающих. Не защищенные магией лодки вспыхнули, и капитанам больших кораблей пришлось лавировать, чтобы не допустить пожара уже не магического, а самого обыкновенного. На воинах горела одежда и волосы. Пытаясь спастись, они прыгали в море и гибли, раздавленные собственными кораблями. Вода кипела от барахтающихся в воде людей, повсюду раздавались крики боли, вопли умирающих, потрескивание огня и треск ломающихся досок.

«Огненный дождь» прекратился так же внезапно, как и начался, но передышка была недолгой. Когда из-за густой завесы дыма выплыли уцелевшие лодки и корабли, в небе зажглись «Сферы пламени». Созданные с помощью маны трех магов, они были размером с человека и необыкновенно яркими. Словно тяжелые камни, «Сферы пламени» обрушились на защищенные магией корабли, и некоторым удалось пробить защиту шаманов. Гресси видел, как одна сфера упала на палубу и транспорт с тремя сотнями человек на борту в мгновение ока превратился в костер.

Барон отвернулся. За все годы сражений с использованием магии и мускулов он никогда не видел бойни такого масштаба. Он знал, что предсмертные крики тонущих и сгорающих заживо людей теперь будут преследовать его всю жизнь. Да, Гресси не раз видел, как рушится защита и магия пожирает свою жертву, но он никогда не сталкивался со столь неподготовленным противником. Враг не учел многообразия и качества магических атак, которые обрушились на него. А здесь было всего сорок магов — в замке их будет в два раза больше.

Блэксон наблюдал за происходящим с бесстрастным удовлетворением.

— Не забывайте, что они пришли уничтожить нас и забрать наши земли, — сказал он Гресси. — Если их шаманы оказались недостаточно сильными, нам не к лицу горевать об этом.

— Почему же тогда ты просто не разгромил их на воде? — спросил Гресси.

— Я даже не думал, что мы сможем добиться такого успеха, — признался Блэксон и закусил губу. — Кроме того, я не мог оставить беззащитным мой город. Что было бы, если бы они вздумали гнаться за нами до самого Блэксона?

Море пылало на протяжении полумили, но целые и частично поврежденные суда плыли вперед сквозь месиво тонущих людей и деревянных обломков. Первые лодки уже уткнулись в берег, и с них прыгали воины в звериных шкурах. Однако их встретили мечи и стрелы воинов Блэксона.

Как и предполагалось, первая волна нападающих была без труда уничтожена. В полном соответствии с приказом барона его солдаты развернули лодки, подожгли их и пустили навстречу остальному флоту. Но это не остановило висминцев, и скоро сотни судов причалили к береговой полосе. Израсходовав ману, маги побежали к лошадям, и Блэксон дал команду отступать и пехоте.

Люди барона выиграли первое сражение в этой войне почти без потерь. Те висминцы, которые бросились за ними в погоню, погибли в лавине магического огня, когда взорвались закопанные в песок мины.

Оставшиеся в живых — а их было несколько тысяч — начали закрепляться на захваченном плацдарме. Наблюдая за ними, Блэксон улыбнулся.

— Никто не возьмет мой замок, — сказал он самому себе. — Никто.

Гресси услышал его слова, но сам испытывал большие сомнения по этому поводу, несмотря на только что одержанную победу. Когда рассеялся дым, он понял, что они слишком недооценили силы врага. Кроме того, в следующий раз шаманы наверняка подготовятся лучше.

Решающая битва произойдет у стен замка Блэксона.

Андерстоунское ущелье возникло в результате титанических усилий по расширению небольшой естественной трещины, пересекающей Терновые горы. Его создание заняло несколько лет и унесло множество жизней. Ущелье сооружалось по приказу объединения баронов, который был предшественником Торгового союза Корины. В результате появился путь через практически непроходимый горный массив.

На протяжении первых трехсот футов высота тоннеля едва превышала высоту крытого фургона, а ширина равнялась ширине двух фургонов. На своем пути тоннель пересекал поразительные естественные пещеры и глубокие расселины, на дне которых белели кости неудачников. Галопом можно было проскакать его из конца в конец за четыре часа с небольшим.

Въехав в ущелье, Деррик испытал благоговейный страх перед разрушениями, вызванными зитескианским заклинанием, соединившим два измерения. «Светящиеся шары» освещали остатки укрепленных постов Висмина: груды камней и торчащие из стен балки. Людей, ни живых, ни мертвых, нигде не было видно — « поток унес все.

Когда ущелье расширилось, отряд поскакал быстрее. Деррик знал, что здесь был расположен центр висминской обороны. В стенах пещер были оборудованы позиции для катапульт и арбалетчиков, стрелковые галереи и лотки для горящей нефти. Глубоко в скале располагались казармы приблизительно на четыре — семь тысяч человек, а лабиринт комнат и коридоров тянулся с каждой стороны ущелья по крайней мере на половину мили.

Но тишина, нарушаемая только журчанием воды, поведала страшную историю о точности расчетов Зитеска. Разрыв в измерениях был шире ущелья, и поток, ворвавшись в него, стал еще стремительнее. Деррик не сомневался, что никому не удалось убежать от него. Вода заполнила все, она ворвалась во все коридоры и закоулки и просто смыла все следы пребывания воинов Висмина в Андерстоунском ущелье.

— Им некуда было бежать, — прошептал Деррик, сам удивляясь, что сочувствует этим людям, у которых не было никакой надежды избежать смерти.

— Прикажете обыскать казармы, сэр? — спросил, подъезжая, один из его адъютантов.

Деррик отрицательно покачал головой:

— Не думаю, что вам захочется посмотреть на то, что там осталось. — Он проводил взглядом адъютанта, когда тот отъехал, и почесал затылок. — Куда же могут завести нас такие исследования, если их не запретить? — пробормотал он себе под нос.

Илкар думал о том же самом, глядя на остатки укреплений.

— Мы практически ничего не знаем о последствиях, к которым может привести переброска ресурсов из одного измерения в другое, — сказал он Денсеру.

— Весь вопрос в том, как часто использовать такие заклинания, — откликнулся черный маг. — Потерю такого количества воды, которое было переброшено сегодня, не почувствует ни одно измерение.

— Но ты же не будешь отрицать, что это нарушает баланс, пусть даже немного? — спросил Илкар.

— Песчинка, переброшенная с одной чашки весов на другую, абсолютно ничего не изменит.

— Если эти песчинки все время перекладывать в одном направлении, то в конце концов одна песчинка окажется решающей, — возразил Илкар. — Что будет тогда?

— Позорно, — сказал Безымянный, — рассматривать такое заклинание только с точки зрения военного применения. Ведь с его помощью можно, например, соединять озеро и пустыню, где никогда не бывает дождей.

Но спор быстро затих, и вскоре в ущелье снова раздавались только цокот копыт и журчание воды.

Первые тела погибших Деррик увидел примерно через час с небольшим, когда отряд подъезжал к границе еще не сошедшей воды. Здесь стало ясно, как много смерти, к счастью, смыл поток. Повсюду были видны застрявшие в трещинах искалеченные останки людей, а оставшаяся в тоннеле вода была красной от крови. Деррик почувствовал отвращение к магии, способной творить такое.

Через шесть часов дорогу отряду преградило укрепление, за которым скрывались человек двадцать висминских воинов. Все они были вооружены луками и арбалетами.

Один из висминцев поднялся на баррикаду и прокричал:

— Ваши заклинания не удержат нас. За моей спиной стоят силы, которые сметут вас с лица земли, и Властители Пустынь снова гордо пройдут по вашей земле. Наша магия все равно сильнее. Убирайтесь назад и ройте себе могилы.

— Освободите дорогу или умрете, — просто сказал Деррик.

— Мы хорошо защищены, вы не сможете причинить нам вреда.

Деррик усмехнулся и повернулся к магам.

— У меня нет времени на болтовню, — сказал он. — «Адский огонь»? — Маги кивнули и принялись готовить заклинание. Деррик снова повернулся к укреплению. — Молитесь богам, которым вы поклоняетесь, — сказал он и отъехал в сторону.

— «Адский огонь»! — хоромвоскликнули маги.

Укрепление висминцев превратилось в груду горящих бревен.

Примерно еще через полтора часа конница выехала из ущелья. Отправленный вперед под прикрытием заклинания невидимости разведчик доложил, что дорога свободна.

— Думаю, можно честно признаться, что мы просто застали их врасплох, — сказал Деррик, когда Вороны прощались с генералом.

— Жаль, что вы только зря потратили время, — улыбнувшись, сказал Хирад. — Мы и сами смогли бы взять это последние укрепление.

Деррик засмеялся:

— Не сомневаюсь.

— И что вы собираетесь делать дальше? — спросил Фрон.

— Нам нужно продержаться здесь пару дней, чтобы организовать оборону. Лучший способ остановить войска Висмина — это не позволить им снова захватить ущелье.

— Это будет нелегко, — заметил Джандир.

— Конечно, — согласился Деррик. — Но у нас на подходе еще пять тысяч воинов, и если нам удастся хорошо отдохнуть до вечера, то, надеюсь, наши маги нас не подведут. У вас задача тоже не из простых.

— Да, — согласился Хирад. — Нам нужен еще один меч. Может, вы еще раз подумаете о моем предложении присоединиться к Воронам?

— Пожалуй, я пока останусь верным кавалерии. Хирад посмотрел на небо. С этой стороны оно пока было чистым и ярким, но на горизонте уже снова собирались тучи.

— Ты что-нибудь видишь, Илкар? — спросил варвар, заметив, что эльф смотрит вперед.

— Ничего, кроме холмов, деревьев и цветущей долины. Радующее глаз зрелище — пока там не появятся толпы висминцев.

— Нам лучше поскорее отправиться в путь и подыскать себе укромное местечко для привала, — сказал Безымянный. — Задержка здесь может плохо сказаться на нашем здоровье.

— Наоборот, хорошо, — возразил Деррик. — Но вот ближе к вечеру или завтра утром ваш отъезд действительно может быть уже не таким приятным.

— Да… — Безымянный повернулся к Фрону. — Фрон, ты знаешь маршрут? Фрон кивнул:

— Да, я хорошо изучил карту.

Хирад обменялся с Дерриком рукопожатием.

— Держите ущелье, хорошо? Оно, может быть, нам скоро понадобится.

— Возвращайтесь живыми. Мы с тобой еще пофехтуем. Я хочу отыграться.

— Четыре-два в мою пользу, не так ли?

— Четыре-три. Удачи тебе.

Через несколько мгновений Вороны скрылись из виду.

Глава 28

Блэксон был расположен в небольшой долине, окруженной горами. Отряд, отражавший нападение висминцев на берегу, добрался до города, когда утро уже сменилось пасмурным ветреным днем. Небо на западе было темным, собирался дождь. Всех, кто не мог сражаться, Блэксон отправил в Дженаз или в Корину, поэтому организация обороны, которую барон решил сделать двухступенчатой, была делом нетрудным.

Внешние стены города были крепкими, но их конструкция не позволяла выдержать длительную осаду. Поэтому Блэксон расположил на них три четверти своих лучников и сорок магов, владеющих наступательной магией и не принимавших участия в утреннем сражении. И тех, и других прикрывала прочная магическая защита. Они должны были отступить, когда противник пробьет в стенах первую брешь. Блэксон рассчитывал, что до этого момента перед городом вырастет гора трупов.

Основное внимание барон обратил на замок, расположенный в северной части города. Он был специально построен, чтобы отражать атаки Висмина на Андерстоунское ущелье. Его отвесные стены были на семьдесят футов выше городских. На стенах через одинаковые интервалы были возведены малые башни, которые обеспечивали хороший обзор и служили защитой для лучников.

Северные ворота замка, которые были обычно открыты для торговли — рынок располагался на территории замка, — теперь закрыли и усилили железными листами. Башни по сторонам ворот были вынесены вперед, в результате чего территория перед воротами хорошо простреливалась. Южные ворота были устроены так же.

В долине у северных ворот Блэксон поместил кавалерию, чтобы пресечь любую попытку висминцев обойти замок. Центральная башня замка возвышалась на сорок футов над стенами. Под крышей располагалась стрелковая галерея, которая среди обитателей замка ласково звалась «короной». В преддверии осады «корона» ощетинилась тяжелыми арбалетами и лотками для горящего масла. Провизии в замке было запасено на три месяца. Блэксон полагал, что за это время висминцы либо победят, либо будут побеждены.

Теперь защитникам замка оставалось только одно — ожидание.

Но Блэксон знал, что Висмин не заставит их ждать слишком долго.

Стилиан, чей разум был все еще затуманен жаждой мести, в первой половине дня остановил возглавляемую им колонну из ста Защитников у восточного входа Андерстоунского ущелья, стража с опаской смотрела на них, но знала свой долг. Стражники перегородили путь Стилиану.

— Пожалуйста, изложите цель вашего прибытия, — с почтительной вежливостью попросил один из них.

— Уничтожение Висмина, — сказал Стилиан. Его голос не вызывал никаких сомнений в правдивости этих слов, а выражение лица говорило о том, что он не потерпит дальнейших обсуждений.

— У меня приказ не пускать никого без разрешения генерала Деррика, — виноватым тоном произнес стражник.

— Ты знаешь, кто я такой? — грозно спросил Стилиан.

— Да, милорд.

— Тогда ты должен знать, что это я отдаю приказы вашему генералу. И разрешаю себе пройти. Отойдите.

Стражник с сомнением и тревогой посмотрел на лорда Горы, но не сдвинулся с места.

Стилиан вздернул брови.

— Где Деррик? — спросил он.

— На дальнем конце ущелья, милорд, следит за сооружением укреплений.

— Ты исполнил свой долг, и я оценил твою верность, — сказал Стилиан. — Он сможет лично разрешить мне проехать, когда я с ним встречусь.

Стражник улыбнулся и отступил в сторону:

— Удачи вам, милорд.

Стилиан посмотрел на него сверху вниз.

— Я никогда не полагаюсь на удачу. — Он въехал в ущелье. Защитники молча последовали за ним.

Лорд Горы добрался до западного входа, когда уже начали сгущаться сумерки. Увидев Деррика, он остановился.

Двое мужчин какое-то время внимательно смотрели друг на друга. В словах не было нужды. Деррик прочел все, что ему было нужно знать, на лице Стилиана. Лорд Горы горел желанием перерезать глотки людям, убивщим Селин. И генерал ничего не сказал. Он просто кивнул, отошел в сторону и махнул рукой, пропуская Стилиана. Лорд Горы и Защитники въехали на землю Висмина. На ночной отдых им было нельзя останавливаться, потому что Стилиану нужно было еще побывать в одном месте и доказать кое-что этому самоуверенному варвару.

Проснувшись, Хирад порадовался, что накануне Фрон все же уговорил их накрыть шалаши кожами. Тогда это показалось варвару полной бессмыслицей, но сейчас, слушая стук дождя, Хирад улыбнулся.

Он сел и поскреб затылок. Пахло дымом, и, выглянув наружу, Хирад увидел, что Уилл согнулся над своей печкой. На плечи у него была наброшена кожа, на голове красовалась широкополая шляпа. Из котелка валил пар.

За спиной у Хирада зашевелился Илкар. Он открыл один глаз и тут же его закрыл.

— Разбуди меня, когда будет сухо, — пробормотал эльф и перевернулся на другой бок.

— Этот ливень мне надоел еще в Андерстоуне, — заявил Хирад.

Илкар фыркнул.

Они разбили лагерь в редкой роще на склоне холма, спускающегося к быстрому ручью. Четыре шалаша были поставлены полукругом. С тех пор как Вороны покинули Деррика с его кавалерией, Хирад не мог избавиться от странной тревоги.

Он редко бывал западнее Андерстоунского ущелья, и о том месте, куда они направлялись, имел только смутное представление, основанное в основном на легендах и слухах. А неизвестности Хирад никогда не любил.

— Сколько отсюда до Несчастных предков? — спросил он, когда все сели завтракать.

— Не больше дня пути, — ответил Фрон с набитым ртом. — Конечно, если нам удастся избежать встречи с висминцами.

— Мы удаляемся от их основных сил. Если будем держаться подальше от дорог, нам почти ничего не грозит, — сказал Безымянный. — К тому же я слышал, ты неплохо умеешь прятаться.

— Да, неплохо.

— Наверное, очень тяжело вдруг обнаружить, что ты совсем не тот, кем бы тебе хотелось быть? — В голосе Безымянного прозвучала такая печаль, что Хирад вздрогнул и чуть не пролил кофе.

Фрон и Воитель пристально посмотрели в глаза друг другу. Вороны замерли, ожидая, как отреагирует Фрон на этот вопрос, но он просто кивнул.

— Только такой же человек, как ты сам, может понять эту боль и этот страх. Я бы отдал все, лишь бы не быть тем, кто я сейчас.

— Но в гробницах ты, кажется… — произнесла Ирейн.

— Только если нет другого выхода. — Фрон поднялся. — Пойду оседлаю лошадей.

Безымянный тоже встал и пошел за ним. Остальные смущенно замолчали.

— Да, это несчастливый дар, — в конце концов заметил Уилл, разбирая печку. — Он все время боится, что однажды не сможет совершить обратного превращения.

Вороны двинулись в путь. Дождь не прекращался, и ручей под холмом уже превратился в бурный поток. Фрон скакал впереди, указывая дорогу, Хирад и Илкар держались рядом с Безымянным, который ехал следом за Денсером с Ирейн.

— Почему Фрон думает, что ты не сможешь его понять? — спросил Хирад.

— Ты никогда не отличался деликатностью, верно, Хирад? — хмыкнув, заметил Илкар. Безымянный покачал головой.

— Его уже не изменишь, — сказал он. — Видишь ли, Хирад, все это сложно и довольно неприятно, по крайней мере для меня. — Безымянный посмотрел на Денсера, но было похоже, что черный маг не прислушивался к их разговору. — Нам обоим довелось неожиданно узнать, что мы не такие, как все. Ты, конечно, можешь спросить Фрона, как он узнал об этом, но дело не в этом. Главное, что мы с ним не те, кем бы нам хотелось быть, и нам никогда от этого не избавиться. Я убедился в этом, хотя раньше верил, что у меня все же получится. — Безымянный закусил губу.

— Тебе не кажется… — начал Илкар.

— Нет. Я должен все рассказать. По крайней мере это будет справедливо по отношению к вам, а Денсер и так уже все знает. В том, что меня сделали Защитником, нет ничего случайного. Я — зитескианец. Мы… они были выведены ради силы, выносливости и скорости, их родословная тщательно подбиралась. Меня с раннего возраста учили умению обращаться с оружием, а в тринадцать лет я узнал о своем предназначении. Это был удар для меня. Я-то думал, что меня просто готовят для службы в охране. — Безымянный передернул плечами. — Мне была ненавистна мысль о том, что моя душа уже продана Горе Зитеска, и я убежал. Очевидно, так бывает со всеми и всем позволяют уйти. А почему бы и не позволить? Ведь ты все равно попадешь к ним, когда умрешь.

— Так ты всегда знал об этом? — переспросил Хирад. Вот она, тайна, которую Безымянный хранил все эти годы. — И поэтому скрывал свое имя?

— Да. Но на самом деле в этом не было смысла. Я не мог отказаться от своего призвания, но не хотел этого признавать. Я пытался подобрать себе вымышленное имя, но все они мне не подходили. Наконец, я принял решение просто никому ничего не говорить. Когда Илкар придумал Безымянного Воителя, мне показалось, что это самый лучший вариант. Это имя стало для меня родным, хотя на самом деле и не было именем, если так можно выразиться. — Безымянный снова закусил губу. Его глаза заблестели, голос стал хриплым. — А потом появились Вороны, и я поверил, что никогда не умру. Но от судьбы не уйдешь. — Воитель стиснул зубы и уставился вперед.

— Прости, но я тебя не понял, — сказал Илкар.

— Я тоже, — поддакнул Хирад. — Если ты так не хотел умирать, зачем же вышел один против этих собак?

— Потому что я понял, что они все равно отыщут меня. Тогда мне пришло в голову, что я по крайней мере могу умереть, спасая вас — всех вас. Кроме того, я рассчитывал, что если умру рядом с мастерской Септерна, где мана нестабильна, они меня не найдут.

— Подожди, не могли бы мы вернуться немного назад? Что ты имел в виду, когда сказал, что они все равно отыскали бы тебя? — Илкар надеялся, что Безымянный не знал, какая участь его ожидала.

Денсер придержал лошадь и пристроился сбоку от Илкара.

— Он имел в виду, что демоны все равно забрали бы его. душу — у живого или у мертвого. Безымянный понимал, что его время истекает. Какая польза от сорокалетнего Защитника? — Слова Денсера звучали грубо, но в его голосе слышалось явное отвращение к подобной практике. — Вот почему он решил умереть — это была его единственная возможность спасти себя и вас. Но они все равно нашли Безымянного и украли у него смерть. — Черный маг пришпорил лошадь и снова присоединился к Ирейн.

Хирад хотел что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Он посмотрел на Денсера, потом на Безымянного, боясь осознать, что пришлось вынести его другу. Все эти годы, пытаясь скрыть свое происхождение, Воитель обманывал не только их, но и себя самого. У него никогда не было ни будущего, ни выбора, но он ни разу не позволил себе даже малейшего намека на правду.

Словно угадав его мысли, Воитель повернулся к Хираду.

— Мне хотелось, чтобы мы были предельно честны друг с другом, и все это время я сам себе верил: отставка, — «Скворечник» и все остальное — для меня это было реальностью.

— Но ты можешь позволить себе быть честным сейчас. — Хирад неожиданно обрадовался. — Теперь, когда все закончилось, ты можешь себе это позволить!

Но Безымянный быстро охладил его радость.

— Мне никогда не освободиться, я потерял слишком много. — Из груди его вырвалось сдавленное рыдание. Денсер оглянулся с испуганным выражением на лице. Безымянный кивнул. — Точно так же, как ты, Денсер, точно так же.

— О чем ты говоришь? — с неожиданной тревогой спросил, Илкар.

— Души Защитников сливаются в Горе в одну общую душу. Когда меня забрали назад, часть моей души — та часть, которую давало мне братство Защитников — была потеряна навсегда. Я живу, дышу, смеюсь и плачу, но внутри У меня пустота. Да хранят вас боги от такой участи.

Поредевшая армия Висмина, жаждущая мести, подошла к Блэксону утром следующего дня и остановилась вне досягаемости для заклинаний.

Блэксон наблюдал за противником с «короны». Рядом с ним стоял Гресси. Под стенами города раскинулось целое море палаток. Блэксон покачал головой: ему с трудом верилось, что столько воинов смогли уцелеть в кровавой бойне, устроенной в бухте. От холма, где остановились висминцы, до городской стены было не больше мили. Противник не поддался соблазну окружить город и сосредоточил все силы — больше семи тысяч воинов, по подсчетам Блэксона — у южных ворот.

Из вражеского лагеря вышли шесть шаманов и не спеша направились к городу. Их сопровождали десять воинов. Маги барона на внешней стене сразу начали готовить заклинания: «Ледяной ветер», «Смертельный град», «Абсолютная защита». Шаманы продолжали идти вперед. Когда они подошли на триста футов, Блэксон приказал открыть огонь.

Заклинания засверкали цветными вспышками, столкнувшись с защитой шаманов. Рой стрел поднялся в воздух, но прочная защита не позволила им поразить цели. Когда до городских стен осталось сто футов, шаманы остановились и начали готовить заклинание.

— Нужно сделать вылазку, — сказал Гресси, но Блэксон уже опередил его. Сигнальщики протрубили приказ, и возле южных ворот засуетились солдаты. Лязгнуло железо, заскрипело дерево, и тяжелые створки ворот начали медленно открываться.

Стрелы и заклинания по-прежнему не могли пробить защиту, которую поддерживали два шамана. Остальные четверо монотонно напевали и делали странные пассы. Люди Блэксона бросились к ним, но было уже слишком поздно.

Встав плечом к плечу, шаманы воздели руки. Белое пламя засверкало у них между пальцев, и нити этого пламени сплелись в четыре луча. Лучи рыскали в воздухе в поисках добычи, словно змеиные языки. Потом они соединились и образовали мерцающий столб белого света. Он протянулся к городским стенам и уперся в них. Стены засветились, по ним побежали, пульсируя, сверкающие ручьи, а в следующее мгновение участок стены длиной в двести футов взорвался изнутри, и в воздух со свистом полетели каменные осколки.

Стена обрушилась, и вместе с ней рухнули все планы барона. Среди оставшихся в живых защитников города началась невообразимая суматоха. Семь тысяч висминцев с ревом бросились к образовавшейся бреши.

— О всемогущие боги! — воскликнул барон, побледнев, и повернулся к Гресси. — Мы будем драться на улицах, я…

Небо озарилось вспышкой: это «Сфера пламени» подлетела к плотным рядам Висмина. Она взорвалась, уничтожая людей огнем маны, и воинственные крики на мгновение утонули в стонах умирающих висминцев.

Белое пламя вспыхнуло снова, и одна из башен южных ворот упала. В небе засверкали заклинания; «Каменный дождь» ударил в самую гущу нападающих, «Ледяной ветер» пронесся по флангам. Пять шаманов были уничтожены столбами «Адского огня», но враг продолжал наступать.

— Седлайте всех лошадей, — приказал Блэксон помощнику. — Боюсь, нам придется уйти в предгорья и вести партизанскую войну. Мы не можем допустить, чтобы они прорвались к Андерстоуну.

Воины Висмина достигли бреши и хлынули в город, сметая оборону Блэксона. С уцелевших стен маги и лучники обрушили на захватчиков дождь огня, льда и железа, но этот дождь наткнулся на защиту шаманов. На место каждою убитого висминца вставали десять новых воинов. Несмотря на отчаянное сопротивление, они теснили защитников к замку, по пути поджигая дома, а шаманы забрасывали на стрелковые галереи нити белего пламени.

— На этот раз мы проиграли! — закричал Гресси, стараясь перекрыть вопли висминцев, рев огня, стоны раненых и треск заклинаний.

Блэксон кивнул, стиснув зубы. На его глаза навернулись слезы. Не прошло и десяти минут с той минуты, как рухнула стена, а город уже был в руках врага. И Блэксон отдал приказ отступать. Горнисты протрубили сигнал, и защитники города начали отходить к предгорьям.

Глава 29

Главный храм Несчастных предков располагался в долине между высокими холмами. К востоку от нее у подножия Джаранских гор раскинулось тихое озеро.

Храм представлял собой низкое здание с куполообразной крышей, по краю которой торчали короткие шпили — сорок игл разной величины. Общий диаметр здания составлял около двухсот футов. Крыша была обшита досками и покрыта шифером, в самом центре ее возвышался еще один шпиль. Каменные стены храма были отделаны мрамором и сияли в лучах выглянувшего после дождя солнца.

Если в четырех университетах люди жили очень компактно, то Несчастные предки, наоборот, любили простор. Небольшие храмы были разбросаны по всей Балии, но на востоке их было гораздо больше, чем на западе. Орден Несчастных предков верил в магию смерти, которая не имела ничего общего с энергией маны. Именно поэтому маги презирали их веру.

Однако они, несомненно, кое-что умели, и это признавали все университеты. Но энергия, которой они пользовались, гораздо хуже, чем мана, поддавалась контролю, и все двести лет, которые существовал орден, были отмечены цепью несчастий и катастроф.

Вороны добрались до места уже поздно вечером, насквозь промокшие и уставшие. На рассвете дождь прекратился, на безоблачном небе показалось яркое солнце, и земля быстро начала просыхать. От листьев, травы и кустарников поднимался пар.

Они разбили лагерь в густом лесу, в трех милях от храма. Днем незаметно подобраться к храму было невозможно, но Денсер обещал к полудню пойти на разведку, воспользовавшись заклинанием невидимости. А до тех пор Вороны отдыхали и разговаривали о Несчастных предках.

— На самом деле они не любят высовываться, — сказала Ирейн.

— Им есть что скрывать, — ехидно заметил Денсер.

— Но ведь у них и в самом деле что-то есть, разве не так? — спросил Джандир.

Черный маг пожал плечами:

— С этим никто не спорит.

— Давай, Денсер, рассказывай, — ухватился за слова зитескианца Фрон. — Нам ведь скоро предстоит идти туда. Денсер важно надул щеки.

— Это полурелигиозная, полумагическая — хотя, конечно, я использую этот термин слишком вольно — организация. Они поклоняются силе земной смерти, делают вид, что способны ее покорить, и претендуют в связи с этим на некоторое родство с университетами. Но на самом деле это просто мошенники, их магия фальшива, а притязания на роль пятого университета вызывают лишь отвращение. Что-нибудь еще? — Черный маг вынул из-под плаща трубку, набил ее табаком, подаренным ему в Листерне, и зажег язычком пламени, появившимся на кончике его большого пальца.

Хирад осуждающе поглядел на него.

— Денсер, кажется, ты забыл, что мой лучший друг погиб из-за твоей любви к скрытности. Вы трое, называющие себя магами, презираете этих Несчастных предков. — После этих слов маги беспокойно заерзали. — Я не знаю, обосновано ли ваше презрение или нет, и, честно говоря, мне на это наплевать. Мои друзья не собираются задирать нос, мы только хотим узнать, с чем нам предстоит столкнуться. Какие заклинания они используют, какое у них оружие, сколько их там и так далее. Если ты не знаешь этого, другое дело. Только не молчи, если ты что-то знаешь, но считаешь, что это не важно. Понятно?

Денсер задумался.

— Прости, Хирад, — сказал он после долгого молчания. — Ты прав. Но они не маги, поэтому то, что они делают, нельзя называть заклинаниями.

— Мне наплевать, как ты это назовешь. Давай рассказывай, пока я не начал сердиться.

— Начал? — улыбнулся Илкар.

— Ладно. — Денсер хлопнул себя по коленям. — Наши сведения о заклинаниях Несчастных предков довольно отрывочны. Мы лишь знаем, что они основаны на определенных молитвах и срабатывают только тогда, когда Несчастные предки собираются в группы — чем больше «предков», тем сильнее эффект. Их могущество, если его можно так назвать, основано на силах природных явлений, таких, как ветер, дождь, огонь — или смерть. Несчастные предки считают, что ее они производят сами. Но главное, они не умеют должным образом контролировать эти силы. Поэтому все их заклинания нестабильны и приводят к непредсказуемым для них самих, а в данном случае и для нас, последствиям.

— Каким это? — уточнил Джандир. Денсер пожал плечами:

— Говоря проще, длительность, сила, направление и обратное действие заклинаний носят случайный характер. Кроме того, Несчастные предки слепо верят, что сила смерти укрепляет храм, а сама стихия смерти лежит в основе их общего могущества.

— И ты утверждаешь, что они не умеют использовать эту силу? — с сомнением спросил Уилл. Денсер кивнул. — Ты в этом уверен? — спросил коротышка.

— Конечно. — Черный маг улыбнулся. Илкар поджал губы, но ничего не сказал.

— Они агрессивны? — спросил Хирад.

— Нет, — ответил Денсер. — Они совсем непохожи на жителей Висмина, хотя те по каким-то неизвестным причинам их не трогают. Хотя, может быть, это мы думаем, что не трогают. — Денсер обвел взглядом Воронов. — Что-нибудь еще?

— Сколько их там? — поинтересовался Фрон.

— Не имею ни малейшего представления.

— Я говорю о главном храме. Хотя бы порядок — тридцать или триста?

— Не имею ни малейшего представления, — повторил Денсер.

— Замечательно, — хором воскликнули Безымянный и Хирад.

— Храм способен вместить несколько сотен человек, но не забывайте, что он построен для религиозных обрядов. Только богам известно, сколько сейчас там «предков» и сколько у них клинков. Надеюсь, после полудня в этом смысле кое-что прояснится.

Но ничего не прояснилось. Денсер взял с собой Фрона и отправился на опушку леса перед храмом. Там маг сотворил заклинание невидимости и неторопливо пошел к украшенному колоннами входу в святилище Несчастных предков. Дубовые двери были закрыты, и он не рискнул дотронуться до больших латунных колец, заменяющих ручки. Денсер обошел храм кругом, рассматривая мозаику и витиеватую резьбу, украшающие стены. Великолепные пейзажи соседствовали с образами огня и ветра, а одна очень печальная картина изображала похоронную процессию.

Изнутри не доносилось ни звука. Вентиляционные окошки были снабжены ставнями, боковые и задние двери храма тоже были закрыты. Великолепные шпили из черного мрамора высотою в два человеческих роста ничего не могли рассказать о Несчастных предках. Денсер вернулся к Фрону, и они пошли в лагерь.

— Ну, чем ты нас удивишь? — спросил Уилл, увидев черного мага.

— Если честно, ничем, — ответил Денсер. — Я уже говорил, что это место используется для религиозных обрядов. Здесь скорее всего живут только несколько служителей, если вообще кто-то живет. Я никого не видел. Правда…

— В чем дело? — Хирад поднялся и потянулся. — Судя по твоим словам, мы можем прямо сейчас забраться в храм и избавить себя от кучи неприятностей.

— Я тоже об этом подумал, — согласился Денсер. — Но меня не покидает мысль, что если бы это был мой храм, то я бы его охранял. Особенно в связи с происходящими в Балии событиями.

— Я что-то не пойму, откуда у тебя такие мысли, — сказал Хирад. — Если они решили оставить это место без охраны, нам только на пользу.

— Не знаю, — сказал Денсер. — Просто мне не по себе.

— Шестое чувство? — Ирейн провела рукой по волосам зитескианца. Он кивнул:

— Что-то в этом роде. Мне кажется, мы должны быть очень осторожны.

— Мы всегда осторожны, — заметил Илкар.

— Так пойдем в храм прямо сейчас или будем следовать первоначальному плану? — Джандир посмотрел на Хирада, но ответил ему Безымянный:

— Днем существует риск, что в храм могут прийти Несчастные предки, поэтому ночь для нас более безопасна. Думаю, что у нас нет причин торопиться, правда, Хирад?

Варвар посмотрел в пустые глаза Безымянного и подумал, наполнятся ли они когда-нибудь каким-нибудь чувством. Но, несмотря на то что душа Воителя была пуста, его ум оставался острым, а в голосе звучали прежние властные нотки.

— Согласен, — сказал варвар. — Зачем торопиться? Давайте отдохнем, убедимся, что мы избрали верную тактику, и будем придерживаться нашего плана. Вряд ли потом у нас будет время на отдых. — Он невесело улыбнулся. — Деррик, конечно, хороший полководец, но висминцев слишком много.

Барон Блэксон стоял у входа одной из своих самых доходных шахт, расположенной высоко в горах, и смотрел, как гибнет его мир. Когда опустилась ночь, пожары в городе погасли, но в лагере висминцев ярко горели костры: там праздновали победу.

У Блэксона и Гресси осталось меньше двух тысяч человек. Войска Висмина не стали преследовать побежденных, вновь демонстрируя свою непоколебимую уверенность в том, что они могут уничтожить их в любое время. И Блэксон чувствовал, что эта уверенность основана не на пустом месте.

Барон не мог отвести взгляда от огней, горящих в его замке. Кто-то из врагов сегодня будет спать в его кровати. Блэксон вздохнул. К нему подошел Гресси.

— Ты сделал все, что мог, — сказал он. — В конце концов, мы еще живы и можем продолжать борьбу.

— Но долго ли? — с горечью в голосе спросил Блэксон. — Против магии шаманов у нас нет защиты.

— По крайней мере мы можем предупредить Деррика и университеты.

— Что толку? — с горечью сказал Блэксон. — Мы даже не знаем, сколько здесь шаманов. Без мощной атакующей магии нельзя рассчитывать на победу. К тому же висминцев слишком много. Ты сам слышал доклады — восемьдесят пять тысяч. По всей Балии не наберется и половины этого количества солдат. А Висмин уже двинулся на Андерстоун и, наверное, на Дженаз. Мы должны были продержаться три дня, а продержались всего десять минут. Если Андерстоунское ущелье постигнет такая же участь, Воронам незачем возвращаться. Будет уже слишком поздно.

Гресси положил руку на плечо другу. Сегодня у Блэксона самый мрачный день в жизни, но его оценка сложившейся ситуации была точной. Он потерял свой дом, его люди разбрелись по стране. Многие из них никогда не вернутся назад.

Гресси не мог найти нужных слов, но все-таки постарался утешить его:

— Если лишить шаманов магии лордов-колдунов, мы одолеем висминцев даже в том случае, если они будут пить вино из погребов Торгового союза Корины.

Блэксон покачал головой:

— Гресси, если войска Висмина возьмут Корину, то уже некому будет их одолеть, О боги, если они овладеют университетами, то можно уплывать на юг. Мы все равно уже не сможем ничего с ними сделать.

Гресси опустил голову. Блэксон был прав. Если силы Висмина в заливе Триверн столь же многочисленны, как в Блэксонтауне, то через четыре дня они будут стоять у ворот Джулатсы.

День и вечер прошли без происшествий. Фрон с Безымянным почти все время следили за храмом и никого не увидели — но от этого тревога Денсера только усилилась.

Перед тем как отправиться к храму, Вороны поели. Настроение у всех было мрачным.

— Если наше поражение станет неизбежным, мы должны уничтожить «Рассветного вора», чтобы им не завладели лорды — колдуны.

— Как? — спросил Уилл.

— Достаточно просто расплавить катализаторы или хотя бы один из них, — ответил Денсер. — Это просто.

— Так мы можем ликвидировать это заклинание прямо сейчас?

Денсер пожал плечами:

— Если мы хотим потерять наш единственный шанс избавиться от лордов-колдунов, то да. Я должен кое-что тебе объяснить. Если меня убьют и станет ясно, что никто из нас не останется в живых, чтобы доставить катализаторы в Зитеск, то один из них или оба должны быть уничтожены. Потому что стоит лордам-колдунам завладеть ими, как у нас не останется никакой надежды. Вороны переглянулись.

— С этим понятно, — сказал Джандир. — Но если мы сделаем то, что должны сделать, и лорды-колдуны будут уничтожены — что тогда?

— Безусловно, Висмин не остановится, хотя и лишится уверенности в своих силах, — ответил Денсер. — Ты должен понять, что Висмин готовился к этому вторжению десять лет. Они объединились, они стали сильными, они уверены в победе — но самое главное, они знают, что восток сейчас разобщен. И верят, что смогут завоевать Балию и без помощи лордов-колдунов. И если висминцы вернут себе ущелье до того, как наши армии успеют подготовиться, то им это удастся.

— Ты не слишком драматизируешь, Денсер? — улыбнулся Хирад. — Уверен, с этим водным заклинанием ваши маги удержат ущелье.

Илкар поморщился. Денсер укоризненно покачал головой.

— Знаешь, я страшно не люблю, когда маги задаются, — добавил варвар.

— Прости, Хирад, ты просто незнаком с кое-какими тонкостями, — сказал Денсер. — Как бы ты отнесся к тому, если бы тебе предложили сражаться с одной рукой? Вот и твое утверждение столь же абсурдно.

— Так объясни, — потребовал Хирад.

— Ты видел, в каком состоянии были маги после заклинания. А двое из них уже никогда не поднимутся. — Денсер закусил губу. — Но ты не знаешь, что происходило перед этим. Эти маги готовились две недели, все это время они тренировались и отдыхали. Их изолировали от остальных магов университета, чтобы они достигли максимальной сосредоточенности. Теперь самое простое заклинание будет доступно им в лучшем случае на третий день. А если они захотят создать новое «Соединение измерений», им потребуется еще две недели на подготовку. Кроме того, нужно учитывать, что измерение, с которым ты хочешь соединиться, должно находиться на одной линии с нашим.

— Но висминцы этого не знают, — сказал Хирад, стараясь не показать своей тревоги. Подумать только — выходит, это почти одноразовое заклинание, а он-то надеялся…

— Их шаманы вполне могут сделать логические выводы из рассказов очевидцев, — заметила Ирейн.

— А учитывая это, — добавил Илкар, — есть только одно заклинание более могущественное, чем это. Надеюсь, мне не нужно его называть. Любой шаман легко сообразит, что мы создали и использовали заклинание, соединяющее измерения. Этого им будет вполне достаточно. Они сразу же поймут, сколько усилий нужно, чтобы его сотворить.

Ночь была теплой, но по спине Хирада пробежал холодок. Он подумал о силах, с которыми им приходится иметь дело, — о страшной силе, которую они уже видели, и о другой, которую они хотят высвободить. Он не мог избавиться от чувства, что эти силы постепенно выходят из-под контроля. Если они возьмут «Глаз смерти» у Несчастных предков, Денсер станет самым могущественным человеком в Балии.

— Меня беспокоит еще кое-что. — Все посмотрели на Уилла. — Как вы считаете, лорды-колдуны знают о том, что мы здесь?

— Нет, — уверенно ответил Безымянный. — Им может быть известно только, что оборона ущелья пала, причем очень эффектно. Сейчас они скорее всего делают все возможное, чтобы вернуть его назад. Они — точнее, их агенты — знают о поисках «Рассветного вора» благодаря той стычке у дома Септерна. Однако у них нет необходимой информации, чтобы выследить нас. Во всяком случае, пока.

— И не забывайте, — добавил Денсер, — что лорды-колдуны еще не восстановили свои телесные оболочки. Их сила пока ограничена. Вот когда они смогут передвигаться, тогда придется побеспокоиться. Жаль только, что мы не знаем, когда это произойдет.

— Сколько всего лордов-колдунов? — спросил Уилл.

— Шесть, — сказал Илкар. — Мне, конечно, стыдно, но я не знаю их имен, хотя и должен бы. Денсер?

— Ты серьезно?

— Да, я в основном учил другие предметы.

— О боги, а мы должны были знать это, словно молитву. Паман, Аруман, Белфаман, Уиман, Истерман, Джериман.

— Очень впечатляюще, — улыбнулся Илкар.

— На самом деле так быть не должно, — сказал Денсер. — Ведь это прежде всего имена заблудших магов. Стыдно, что сейчас они звучат не просто как страшная сказка.

Беседа увяла. Услышав имена отступников, каждый из Воронов, быть может, впервые проникся грандиозностью того дела, которое они пытались совершить.

Денсер зажег свою трубку, и его мысли вернулись к погибшему Любимчику. Он попытался прогнать их, вызвав в памяти образ величественной гробницы в Парве. Огромная лестница ведет в сердце пирамиды. Изысканная мозаика украшает стены и пол огромного куполообразного холла, в конце которого находится дверь в усыпальницу. А внутри усыпальницы Хранители следят за шестью каменными саркофагами, готовясь к возвращению древних магов. Они ждут, когда под каменными крышками послышатся звуки движения… Денсер невольно вздрогнул. Нет, Вороны должны успеть! Просто обязаны.

Глухой ночью отправились к главному храму Несчастных предков. Денсер уже поверил, что храм внутри пуст, и сам удивлялся, почему эта мысль так его беспокоит.

Через час они вышли к опушке. Тишину нарушал только еле слышный плеск волн на озере и шорох листьев под ветром. Вороны развернулись в цепь и стали медленно приближаться к огромным дубовым дверям, обитым железом. Три мага прикрывали остальных. Илкар был готов установить магическую защиту, Ирейн — осветить местность, а Денсер приготовил одно из своих самых разрушительных заклинаний.

Джандир вышел вперед и приложил ухо к дубовым дверям.

— Я ничего не слышу, но двери очень толстые. И все же, по-моему, внутри никто не молится, а значит, трехсот человек там сейчас точно нет.

— Существует только один способ убедиться в этом, — сказал Хирад.

Он поднялся по истертым ступенькам, взялся за кольца, повернул их и толкнул створки вперед. Изнутри повеяло тлением.

— О боги, мне это не нравится. Давайте-ка подождем. Посмотрим, что будет.

Все замерли в ожидании, готовые к битве. Но из храма никто не вышел.

За дверью было темно. Илкар подошел ближе и заглянул внутрь. Глазам эльфа предстало кровавое зрелище, и он невольно отпрянул.

Облицованный разноцветной — черной, белой и зеленой — мраморной плиткой пол был залит кровью. У самых дверей Илкар увидел семь трупов. Три были в доспехах и зеленых плащах, четыре — в кожаных доспехах. В дальнем конце храма валялись тела еще шестерых «предков» — их можно было узнать по темно-зеленым одеждам, — а всего Илкар насчитал около трех десятков мертвых защитников храма.

В центре храма стоял круглый постамент высотою примерно в пять футов, на котором в ящичке из стекла и металла лежал нужный «Глаз смерти»: черный шар с пунцово-красными и изумрудно-зелеными прожилками, окруженный ослепительно голубым диском.

Вокруг постамента были разбросаны еще шесть трупов — точнее, то, что от них осталось. Илкар недоуменно покачал головой. Какая-то загадка. Судя по всему, люди в кожаных доспехах перебили стражу, но потом погибли сами. Они явно не были висминцами — но кто же они такие? И кто их убил? И почему те, кто это сделал, не забрали камень? Как им удалось разделаться с людьми в кожаных доспехах без потерь? Или они унесли трупы своих собратьев? Все это было лишено всякого смысла.

Илкар сделал глубокий вдох и, задержав дыхание, вошел в храм.

— Осторожнее,Илкар, — сказал Хирад. Эльф вернулся и с шумом выдохнул воздух.

— Хирад, они все мертвы.

— Давно?

Илкар присел и потрогал кровавое пятно. Оно было совершенно сухим.

— Трудно сказать. Запах такой, словно они лежат здесь уже около четырех дней, но может быть, их убили гораздо позже: пол очень теплый.

— Ладно, пойдем. Там можно дышать? — Хирад осторожно поднялся по ступенькам.

— С трудом.

— Так, — сказал варвар. — Сначала оттащим трупы, чтобы было посвободнее. И пусть пока никто не трогает камень.

Ирейн сотворила «Светящийся шар». Уилл и Джандир стали оттаскивать трупы от постамента к стенам. Безымянный встал на страже у дверей: на душе у него было неспокойно. Илкар тем временем проверил отгороженные занавесками альковы в стенах.

Хирад подошел к Денсеру, который изучал статуи в нишах.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Денсер.

В нишах стояли восемь статуй, одетых в кольчуги. На лице у каждого изваяния была яркая маска, в руке — боевой топор с двойным лезвием. Высота статуй была больше восьми футов.

— Выглядят неуместно, правда? — сказал Хирад.

— Не совсем, — откликнулась Ирейн, подходя к ним. — Они похожи на известные изображения древних воинов. А маски, вероятно, символизируют энергию смерти.

Денсер подозрительно посмотрел на нее:

— Ты, похоже, специалист по таким вещам?

— Нет, но иногда неплохо знать чуть больше своих современников, — заметила Ирейн.

В главный зал храма снова вошел Илкар.

— У тебя есть какие-нибудь предположения по поводу того, что здесь произошло? — спросил Хирад. Илкар отрицательно покачал головой:

— В альковах валяется еще пара трупов, но ничего не тронуто. Одно меня беспокоит. Эти парни в кожаных доспехах смахивают на наемников, но я уверен, что Несчастные предки их не нанимали.

— То есть ты хочешь сказать, что не они защищали камень? — спросил Денсер.

— По-моему, нет. Ведь он в итоге остался здесь, не так ли?

— Какое это имеет значение? — спросил Уилл. — Давайте возьмем его и уйдем отсюда. — Коротышка склонился над ящичком.

— Не трогай! — закричал Денсер. — Прости, Уилл, — добавил он уже тише, — но мы еще не проверили, есть ли там ловушки или охранные устройства.

— Ты же сам говорил, что их магия не имеет ничего общего с маной, — обиженно сказал Уилл.

— Да, не имеет. Но они могли нанять какого-нибудь мага. — Денсер взглянул на Ирейн и Илкара. — Проверим?

Маги настроились на спектр маны и внимательно исследовали постамент и ящик с камнем. Это заняло у них совсем немного времени.

— Ловушек нет, — сказала Ирейн.

— А как насчет магии Несчастных предков? — спросил Безымянный, отступив внутрь храма.

— Они не умеют создавать статическую магию, — раздраженно сказал Денсер.

— Ты уверен? — настаивал Хирад.

— Над камнем, во всяком случае, ее нет, — уже более осторожнее произнес Денсер.

— Хорошо, — сказал Хирад. — Значит, нам ничто не грозит.

Безымянный кивнул и снова вернулся к дверям. Уилл склонился над постаментом и стал проверять края и стеклянную крышку ящика, стараясь, чтобы даже его дыхание не касалось святыни «предков». Остальные Вороны затаив дыхание наблюдали за ним. Фрон заметил, что руки у Уилла больше не дрожат, и улыбнулся довольной улыбкой.

— Стекло очень плотно прилегает к стенкам ящика, но ловушек, по-моему, никаких нет. Можно разбить стекло, или вы хотите, чтобы я открыл ящик?

— Стекло разбивать нельзя, — сказал Денсер. — Нам нельзя рисковать, камень должен остаться цел. Если осколки стекла поцарапают его, это может повлиять на «Рассветного вора».

Уилл достал инструменты, выбрал среди них клинообразную металлическую пластинку и осторожно вставил ее между стеклом и стенкой ящика.

По храму пронесся шепот. Откуда-то налетел внезапный порыв ветра, и звук захлопнувшихся дверей грохочущим эхом заметался под куполом. Воитель едва успел отпрыгнуть. По стенам замелькали тени. За пределами круга света от шара Ирейн сгустилась темнота.

Шепот становился все громче, злобные голоса кружились под куполом. Вороны встали вокруг постамента и вытащили из ножен мечи. Шепот перерос в шум, напоминающий свист сильного ветра.

— Есть предложения? — спросил Хирад. Безымянный попробовал повернуть ручки дверей, но они не поворачивались. — Попробуй открыть другие двери или ставни! — перекрикивая гул сотен голосов, звучащих ниоткуда, посоветовал варвар и посмотрел по сторонам. Маги сосредоточились, готовя заклинания; их хмурые лица свидетельствовали о том, что им приходится тяжело. Испуганный взгляд широко раскрытых глаз Джандира метался по стенам. Уилл возился с ящиком, Фрон и Безымянный пытались открыть двери или хотя бы ставни.

Ирейн прижала пальцы к вискам. Она не могла больше сосредоточиться. Илкар тоже чувствовал, что мана ускользает от него.

Внезапно шепот прекратился. Шар света Ирейн вспыхнул и погас. Храм погрузился в полную темноту. Уилл со звоном выронил пластинку. Вот-вот могла начаться паника.

Ирейн наткнулась на Денсера, и они оба упали. В темноте выругался Безымянный, ударившись о стену. Уилл с мечами наготове бросился в темноту, но споткнулся о труп и тоже упал.

— Илкар, Джандир, Фрон — говорите, что вы видите, — крикнул Хирад. — Ирейн, попробуй сделать свет. Денсер, что происходит?

Внезапно раздался неприятный скрежет, словно кто-то провел куском железа по камню.

— Эй, кто там? — крикнул Хирад в темноту. Он услышал, как Денсер поднимает с пола Ирейн. — Нам нужен свет. Что это был за шум? — Варвар поскользнулся на луже крови и чуть не упал. Температура воздуха в храме начала расти, запах тления стал нестерпимым.

— Ради всего святого, кто-нибудь может зажечь свечу?

— Да-да. — В голосе Уилла сквозило отчаяние. Коротышка убрал мечи и стал рыться в карманах в поисках огарка.Снова раздался скрежет, но на сей раз он сопровождался тяжелыми ударами. Пол заходил ходуном.

— О нет! — в ужасе воскликнул Илкар.

— Что, что там такое? — крикнул Хирад. Снова скрежет металла по камню и грохот тяжелых шагов.

— Статуи двигаются, они идут сюда! — сказал Илкар. — Безымянный, Фрон, идите в центр зала.

— А где он, этот центр? — раздраженно спросил Воитель.

— Иди прямо вперед, Фрон, дай ему руку. Фрон быстро провел Воителя к постаменту.

— Ирейн, где свет? — крикнул Хирад.

— Я не могу сформировать ману, — ответила Ирейн дрожащим голосом.

— Успокойся, — уверенно произнес Денсер, — и все в порядке.

— Нет! — возразил Илкар. — Поток маны прервался. Я тоже не могу сформировать ни одного заклинания. Через минуту статуи подойдут к нам. Уилл, иди назад, нам нужен этот камень.

— Ладно, — согласился Уилл. — Джандир, проводи меня. — Голос коротышки звучал на удивление твердо.

Вороны в полном составе собрались у постамента. Безымянный встал слева от Хирада, рядом с ним — Илкар. Справа от варвара стояли Джандир, Денсер, Ирейн и Фрон. Уилл шарил по полу в поисках своего инструмента. Найдя пластинку, он снова попытался поддеть крышку ящика.

Звон подков и металлический скрежет приближались с каждым мгновением. В воздухе ощущалось присутствие неведомой силы. Варвар приготовил меч.

— Илкар…

— О боги, все дело в храме! — воскликнул эльф.

— Что? — спросил Денсер.

— Подумай сам! Как же мы сразу не сообразили… Круглое здание, куполообразная крыша, абсолютная герметичность, игловидные шпили… Мы в «Холодной комнате». Нужно открыть дверь или ставни. Проклятие! Они подойдут к нам через двадцать секунд. — Илкар судорожно сглотнул.

Лязгающий звук возвестил о том, что восемь топоров легли в руки статуй. Хирад тряхнул головой. Ладно, по крайней мере они умрут, защищая друг друга.

— Илкар, Ирейн, попробуйте что-нибудь сделать, — сказал он. — Уилл, занимайся ящиком. Всем остальным встать в круг, постараемся выиграть время. Только двигайтесь осторожнее, кровь еще не совсем высохла. Фрон, Джандир, говорите, что видите. О боги, что за ужасная вонь!

Слева от Хирада Безымянный постукивал кончиком своего меча по полу. Время кончалось.

— Они совсем рядом, — сказал Фрон. — Хирад, на тебя идут двое. Денсер, у тебя один. Безымянный, два. Топоры у всех подняты, будут бить сверху.

— Готов, Безымянный? — спросил Хирад, пытаясь ободрить себя собственным голосом.

— К этому нельзя подготовиться. Наклони меч, иначе они тебя свалят!

Внезапно грохот и скрежет умолкли, но наступившая тишина была еще ужаснее, чем эти звуки.

— Защищайтесь! — крикнул Джандир.

На Воронов одновременно обрушились восемь ударов. За миг до этого Хирад почувствовал положение статуй и движение их топоров. Сжав обеими руками рукоятку меча, он отразил один удар и уклонился от второго. Брызнули искры, осветив на мгновение кошмарные маски статуй. Потом храм снова погрузился в темноту.

— Они двигаются очень медленно, — сказал Фрон. — Топоры еще внизу, но уже начинают подниматься, вероятно, теперь они собираются бить из второй позиции. Я бы не советовал пока атаковать, посмотрим, что они будут делать.

— Примитивные создания, — сказал Денсер. — Если следующий удар будет таким же, значит, это все, что они умеют.

Уилл вслепую трудился над ящиком. Кончиками пальцев он ощупал стекло и почувствовал, что оно очень прочное. Если щелей нигде нет, значит, должен быть механизм, который его открывает. Только бы хватило времени его отыскать!

Илкар взял Ирейн за руку и провел ее сквозь строй статуй. Понимая, что сломать двери очень тяжело, Илкар бросился к ближайшим ставням. Ирейн в темноте наступила на лицо мертвого охранника. Голова повернулась под ее весом. Ирейн споткнулась и, дрожа, ухватилась за Илкара:

— О боги, это ужасно!

— Все в порядке, Ирейн, мы уже пришли.

— И что же нам сделать? — спросила Ирейн. Она положила ладони на деревянные ставни и принялась ощупывать их края.

— Думай. Безымянный уже попробовал открыть их силой, значит, нужно найти замок.

— А если он магический?

— Тогда придется поверить, что можем разрушить заклинания Несчастных предков. — Илкар пожал плечами, хотя знал, что Ирейн не видит его. — г — Мы должны это сделать.

— Готовят второй удар — справа налево в грудь. Отступаем назад с блоком, — сказал Джандир. — Защита!

Восемь топоров свистнули в горячем зловонном воздухе.

— Все в порядке, они снова повторят комбинацию, ни одна статуя не изменила позиции. Все знают, что делать. Защита!

На сей раз удары оказались куда сильнее, чем в первый. Хирад отступил назад, уклоняясь от топора второй статуи.

— Денсер?

— Я все еще где-то здесь.

— Второй удар, — предупредил Фрон. — Защита! Хирад едва успел отразить его и подумал, что если скорость и сила статуй будут расти в таком темпе, то бой будет коротким, а он не хотел умирать, не увидев глаз своего убийцы.

Уилл нашел его. Крошечное отверстие под ободком крышки. Это была очень тонкая работа, но Уилл не стал тратить время на восхищение. Он покопался в своей сумочке, нащупал тоненькую проволочку и плавно вставил ее в отверстие.

Сражение становилось все более ожесточенным. Уже дважды Хираду пришлось отступать, а ответные удары не причиняли его молчаливому противнику никакого вреда — лишь высекали искры из кольчуги статуи.

Денсер держался из последних сил. Статуи подобрали ритм и увеличили скорость. Несмотря на то что Денсер мог предугадать их удары, он не привык к долгой работе мечом. Его руки быстро слабели. Он понимал, что скоро его оборона будет сломлена, и уже мысленно представлял себе ту ужасную боль, которую ему предстоит испытать.

Илкар и Ирейн обшарили стену рядом со ставнями. Ничего. Какое бы устройство ни удерживало створки ставень, оно, безусловно, было не механическим. Илкар даже не сомневался, что без потока маны им не разрушить заклинания Несчастных предков. Это все равно что гасить костер пером. Но пока они не смогут сломать ставни, им отсюда не выбраться. Если уж Безымянный не смог выбить их, то на что надеяться ему? Илкар вытащил меч и принялся колотить рукоятью по створке. Больше он ничего не мог придумать.

Фрон обнаружил, что довольно просто справляется со своей задачей. Он, как и Хирад, мог перекладывать меч из одной руки в другую, поочередно давая отдых рукам. Зато Джандир быстро слабел: у лучника был слишком легкий меч, чтобы противостоять боевым топорам. Скоро они достанут его.

Уилл едва не закричал от восторга, когда почувствовал его — паз в конце длинного отверстия. Теперь оставалось лишь попасть в него проволочкой.

— Есть! — выдохнул он.

— Уилл, подожди, не делай ничего! — Безымянный отразил очередную пару ударов. — Я уверен, что стоит тебе взять камень, как они все набросятся на тебя. Нам нужно подготовиться. Джандир?

— Да, — задыхаясь, откликнулся эльф. Удушливая жара становилась нестерпимой, храм был буквально пропитан смертью. Силы Воронов таяли.

— Будешь глазами Уилла. Уилл, по моему сигналу открываешь крышку и берешь камень. Потом бежишь сквозь строй статуй в дальний конец храма. Все ясно? Уилл?

— Да.

На Воронов обрушился следующий удар, еще более сильный и быстрый.

— Остальные отражают атаку и делают то же самое. Они не будут нас преследовать. Фрон, следи за ними, хотя я уверен, все уже выучили, где стоят наши враги. Действуем по моей команде.

— Сейчас будет удар, — воскликнул Фрон.

— Уилл, давай!

Вор вставил проволочку в паз и, как только крышка поднялась, схватил камень:

— Он у меня.

Отбив удары, Безымянный пригнулся и бросился в промежуток между двумя статуями. Джандир повернулся, схватил Уилла за плечо и толкнул вперед.

— Беги, Уилл! — Крик эльфа громким эхом разнесся по темному храму.

Топоры снова поднялись и опустились, высекая искры из мраморной плитки. В этой мгновенной вспышке можно было заметить, как Уилл с Джандиром бегут в дальний конец храма мимо трупов на полу. Через некоторое время снова раздался металлический скрип и звон подков — статуи двигались.

— Джандир, ты сейчас — глаза Уилла, — напомнил Безымянный, — и должен перехитрить этих идолов. Только смотри, сам не попади в ловушку.

— Будем надеяться, не попаду, — устало отозвался Джандир.

— А мы попробуем открыть один из этих проклятых ставней. Фрон, проводи меня.

— Они прямо перед тобой, просто протяни руки. Вот они.

— Илкар, что-нибудь выяснил? — спросил Безымянный.

Грохочущее эхо зловещей поступи статуй время от времени сменялось хлюпающим хрустом: это каменные ноги давили тела своих бывших хозяев. В промежутках между шагами можно было услышать тихий усталый голос Джандира. Эльф старался успокоить Уилла.

— Здесь нет механических запоров, — сказал Илкар, когда Безымянный стал ощупывать края ставней. — Уверен, что все это — часть одного и того же заклинания.

— Значит, нужно разбить их. Фрон, давай попробуем принести сюда постамент. Илкар, ты можешь убрать меч и встать у стены. Нам ни к чему раненые.

Уилл проклинал судьбу. Сначала Любимчик, потом дрожащие руки, потом внезапная темнота, а теперь вот за ним охотятся восемь огромных статуй — и лишь потому, что в руках у него «Глаз смерти». У него не было сил подумать о том, какая сила оживила их, и о том, что эта же сила может лишить Воронов возможности победить. Он вцепился в плечо Джандира, уверенный, что ему суждено умереть в этом кошмарном месте.

— Уилл, ты весь дрожишь.

— А ты удивлен?

— Слушай меня, и с тобой ничего не случится. Они приближаются, значит, нам пора перейти в другое место. Они очень медленно ходят, и нам ничто не грозит. Я намереваюсь двинуться влево. Держись за мою руку и шагай. Спокойно шагай, не беги. Ты понял?

— Да.

— Пошли.

И они зашагали вдоль стены. Каждый шаг давался Джандиру с большим трудом, он задыхался. Но, несмотря на усталость, эльф все равно шел быстро, и Уилл дважды чуть не потерял его руку, споткнувшись о труп. Неожиданно эльф резко изменил направление, и Уилл снова споткнулся.

— Где ты, Джандир?

— Прости, Уилл. Сейчас мы перейдем на другую сторону храма, — сказал Джандир. — Там у нас будет больше места для маневра.

Фрон смахнул ящик на пол и попытался приподнять постамент. На мгновение ему показалось, что он вмурован в пол, но потом раздался треск, и постамент наклонился, подняв облако пыли.

— Безымянный?

— Слава богам!

Они вдвоем обхватили руками колонну и оторвали ее от пола.

— Веди, Фрон, — прохрипел Безымянный. — Быстрее.

Уилл поскользнулся на лужице крови и упал, выпустив руку Джандира. Он вскрикнул от страха, перевернулся на живот и присел на корточки, безнадежно всматриваясь в беспросветную черноту.

— Джандир! — взмолился он. — Не дай им убить меня! — Рядом послышалось какое-то движение, и эльф взял его за руку.

— Я с тобой, Уилл, я с тобой. — Голос Джандира был воплощением спокойствия. — Все хорошо. Они не сумеют нас догнать. Пойдем, нам нужно двигаться.

Уилл поднялся на ноги:

— Куда теперь?

— Просто иди за мной.

После первого удара они едва не уронили постамент, но ставень все же немного поддался. Хотя окна и были закрыты с помощью магии, но дерево все равно оставалось просто деревом.

— Еще раз, — сказал Фрон. — Готов?

— Давай.

Со второго удара ставень сломался. Фрон отпустил свой конец, и Безымянный вытолкнул импровизированный таран наружу. Сквозь неровное отверстие — потек свежий воздух. Тусклый свет, сочившийся через окно, показался им ярким, словно луч сигнального фонаря. Но главное, что после того как структура «Холодной комнаты» была разрушена, в храм стал вливаться поток маны.

— Этого достаточно, — сказал Денсер.

Через несколько мгновений. Ирейн сотворила «Светящуюся сферу», и храм наполнился мягким светом. Джандир и Уилл побежали к главному входу. Джандир сильно хромал.

— Двери, — сказал Безымянный.

— Я о них позабочусь. — «Конус силы» Илкара сорвал их с петель и швырнул в ночь.

— Вперед, вперед! — Хирад первым выбежал из храма и жадно вдохнул свежий воздух, в котором не было ужасного привкуса смерти. — Если они пойдут за нами, мы легко убежим от них. Давайте быстрее!

Последними из храма выбежали Джандир с Уиллом и рухнули на землю возле ступенек. Статуи замерли в дверях, не в силах преодолеть пределы заклинания, поддерживающего в них жизнь. А Воронам пришлось остановиться на опушке леса.

Из тени вышла сначала одна фигура в маске, потом другая. Через несколько мгновений девяносто Защитников под предводительством человека на лошади окружили Воронов.

Вороны выстроились треугольником, только Уилл остался с Джандиром. Эльф лежал, уткнувшись лицом в землю, и кровь заливала землю. Тело Джандира было рассечено от плеча до самого бедра.

— Ему нужна помощь.

— Нам тоже, — сказала Ирейн.

Уилл поднял глаза, и в это время заговорил Денсер:

— Стилиан, если вы пришли нас спасти, то слегка опоздали.

— Замечательно, — произнес Стилиан. — Вы просто обязаны были выжить. Балия гибнет, у нее почти не осталось времени.

Глава 30

Орды висминцев приближались, и Деррик принял самое рискованное решение за всю свою карьеру. Он обеспечил Воронам путь на запад, а через день в том же направлении прошел влекомый жаждой мщения Стилиан в сопровождении сотни Защитников, увидев его лицо, генерал пожалел тех висминцев, которые встретятся с этим отрядом смерти.

Для Деррика ситуация была предельно ясна. Настоящее сражение ведется на западе Воронами и, кажется, Стилианом. А его задача — выиграть для них время.

Блэксон и Гресси потеряли Блэкстаун, и это был серьезный удар. Однако их партизанская тактика задержала продвижение войск Висмина. Генерал верил, что на севере университеты удержат оборону в заливе Триверн. Там сосредоточена огромная магическая сила, которая в состоянии эффективно противостоять шаманам.

Деррик больше не мог бездельничать в ожидании результатов из Израненных пустынь. Ему хотелось взять пятьсот своих всадников, пятьдесят своих магов и отправиться в свободный рейд по тылам противника.

Деррик хотел сражаться, и, боги тому свидетели, он будет сражаться.

— Что произошло? — спросил Илкар. — Что случилось в заливе Триверн? — Он не мог поверить, что ситуация на самом деле может быть столь катастрофической.

— Сегодня вечером я получил сообщение, что вчера они разбили нас. Мы надеялись задержать висминцев на несколько дней, но у них слишком сильная магия, — сказал Стилиан. — Сейчас они используют такие заклинания, которых триста лет назад не знали. Белый огонь разрушает стены, а какая-то абсолютно черная субстанция пожирает людей.

Вороны потрясенно молчали. Меньше чем через три дня войска Висмина будут стоять у Джулатсы, и вряд ли университеты смогут выдержать их натиск. Блэксон и Гресси потерпели поражение, и в результате Висмин может ударить по

Андерстоунскому ущелью с тыла. Деррик ускакал на запад и исчез; только боги знали, что он задумал. Теперь их поход через Израненные пустыни должен был смениться стремительным броском в Парве, и все равно они могли опоздать.

— И какие у вас теперь планы, милорд? — спросил Денсер.

— Ты знаешь какие, — сказал Стилиан. — Они отняли у меня Селин, я отниму у них жизнь. Ты возьмешь катализаторы и пойдешь со мной. Вороны вернутся к Андерстоунскому ущелью, там их способности нужнее.

Обстановка мгновенно изменилась. Хирад встал в боевую позицию, хотя меча пока не доставал. Безымянный отошел от Защитников и встал рядом с ним, с другой стороны подошел Фрон. Илкар и Ирейн подошли к Денсеру, который стоял перед сидящим на лошади Стилианом. Уилл остался с Джандиром.

— Я не уверен, что понял вас правильно, — сказал Денсер, но его сердце содрогнулось от ужасной догадки. Стилиан удивленно поднял брови.

— Денсер, равновесие должно быть восстановлено. Мы должны получить власть, и «Рассветный вор» должен принадлежать только Зитеску. Теперь принеси мне катализаторы или я возьму их у трупов твоих друзей. — Лорд Горы подал сигнал, и Защитники обнажили оружие.

— Ты не позволишь ему это сделать! — прошипел Илкар.

— У него нет выбора, — сказал Стилиан. — Он всегда понимал, чем это должно закончиться.

Денсер изумленно смотрел на Стилиана, слегка покачивая головой.

— И вы?.. — Он показал на храм за своей спиной. Стилиан нахмурился:

— Да. Вы сделали то, чего не смогли сделать даже мои Защитники. Я восхищен вами, — сказал лорд Горы. — Но теперь работа Воронов закончена.

— Как вам удалось появиться здесь раньше нас? — спросил Хирад.

— Я выехал следом за вами, Хирад. Вы решили отдохнуть перед тем, как идти в храм, а я не стал этого делать. — Стилиан пожал плечами. — Жаль, что мне не повезло, иначе все было бы гораздо проще.

— Да, — сказал Безымянный. — Потому что сейчас все козыри у нас на руках, не так ли?

Илкар отошел от Денсера к Воронам и произнес короткое заклинание.

— Защита установлена, — прошептал он, и Вороны вытащили мечи.

Стилиан засмеялся.

— Не думаю, что вы сможете встать у меня на пути, — сказал он с облегчением. — Денсер, делай то, что тебе было приказано, иначе я буду вынужден забрать и твою жизнь.

— Вам не следует этого делать. — Денсер отошел назад вместе с Ирейн и почувствовал, как защита Илкара накрыла его.

— Интересно почему?

Защитники приготовились к бою. На лице Безымянного появилось напряженное выражение.

— Потому что на самом деле лишь я могу уничтожить лордов-колдунов с помощью «Рассветного вора», не погубив при этом и Балию, — сказал Денсер, но его голосу явно недоставало уверенности.

— Неужели ты думаешь, что в Зитеске только один маг умеет обращаться с «Рассветным вором»? Если это так, то мне тебя жаль, — сказал Стилиан. — Я предлагаю тебе славу. Мы с тобой уничтожим лордов-колдунов, а потом ты встанешь рядом со мной на Горе. Мы будем вместе править Балией. В Зитеске две башни ждут новых мастеров. Иди сюда. — Аорд Горы поманил Денсера к себе.

Черный маг непроизвольно сделал полшага вперед, но тут же остановился: Ирейн всё еще держала его под руку.

Он оглянулся и обвел взглядом Воронов. Первой стояла Ирейн, которая носила его ребенка. Он не мог поступить подло по отношению к ней. Следующим стоял Хирад, который дважды покушался на его жизнь. Правда, варвар гораздо чаще спасал ее и, не задумываясь, сделал бы это еще раз, если бы ему представилась такая возможность. Илкар. Эльф понимал, что нужно делать, и поэтому был терпелив. Безымянный, которого недавно освободили от маски Защитника. Правда, Воитель все еще пребывал в рабстве у воспоминаний своей души. Уилл, Фрон и Джандир, которые верили Денсеру, потому что ему верили Вороны.

А прямо перед ним восседает на лошади Стилиан, лорд Горы Зитеска. Этот человек может с одинаковой легкостью подарить ему и славу, и смерть.

Денсер подошел к Хираду и спросил шепотом:

— Ты мне доверяешь?

Хирад посмотрел на него долгим взглядом.

— Ты — Ворон, — наконец ответил он и пожал плечами. — Ты рисковал жизнью, чтобы освободить Безымянного. Ты поступил так, как поступил бы любой из нас.

— Дай мне цепочку. — Хирад хотел воспротивиться, но Денсер опередил его. — Он так или иначе возьмет их, мы не в силах его остановить.

— Нам нельзя их отдавать. — Пальцы Хирада крепче сжали рукоятку меча.

Голос Денсера был едва слышен:

— Никто ничего не отдает, поверь мне.

Хирад посмотрел на Стилиана и на Защитников у него за спиной. Варвар прищелкнул языком и снял с шеи цепочку со знаком командира стражи Андерстоунского ущелья и додоверским кольцом полномочий. Он слышал, как охнул Илкар, но магическая защита эльфа не дрогнула.

— Уилл, отдай Денсеру камень, — сказал Хирад. — Мы ничего не добьемся, если умрем.

Уилл отошел от Джандира и отдал Денсеру «Глаз смерти». Зитескианец улыбнулся и, подходя к Стилиану, задержался рядом с Илкаром. Он повернулся спиной к лорду Горы и прошептал эльфу:

— Что бы сейчас ни случилось, постарайся удержать защиту.

Затем он подошел к Стилиану и остановился перед ним, держа катализаторы на ладони.

— Подумать только, судьба Балии в моих руках, — произнес он.

— Осторожнее, — сказал Стилиан и протянул руку. — Не будем терять времени, это очень дорогой товар.

— В самом деле, — улыбнувшись, согласился Денсер. — И я сейчас решу судьбу Балии.

Прежде чем Стилиан успел что-то сообразить, черный маг сформировал ману, произнес ключевое слово и, расправив «Крылья мрака», рванулся в небо. Все задрали головы, завороженно глядя на мага, висящего высоко в воздухе. А Денсер, находясь теперь вне досягаемости заклинаний Стилиана, лениво помахивал «Крыльями мрака». Он крикнул, обращаясь к лор. у Горы:

— Я не могу позволить вам вернуться к старым методам, Стилиан. Они давно отжили свой век. «Рассветный вор» останется у Воронов. Таков наш контракт, и мы должны выполнить его или умереть, выполняя.

— Ты маг Зитеска и мой слуга, — сказал Стилиан. Его голос был холоден и внушал ужас. — Ты будешь повиноваться мне.

— Нет, — возразил Денсер. — Я — Ворон. Улыбка на лице Хирада была шире Андерстоунского ущелья.

— Ох, дорогой Стилиан, — сказал он. — Вы снова проиграли. Почему бы вам не признать это и не дать нам дорогу?

Но Стилиан не слушал его. Он сформировал ману с невероятной скоростью и точностью, которые доступны лишь мастерам. Три «Сферы пламени» одна за другой ударили в защиту Илкара. Невидимый барьер вспыхнул красно-голубым светом. У Илкара перехватило дыхание, он задрожал от.. невероятного напряжения, но защита выдержала.

— Магические атаки никогда не пробивали защиты Илкара, — сказал Хирад. — Уверяю вас, сейчас они тоже ее не пробьют. Все кончено, Стилиан.

— Я так не думаю, — прохрипел лорд Горы и повернулся к Защитникам. — Убейте их, убейте немедленно! — Но Защитники не двигались. — Убейте их! — закричал Стилиан. Его глаза пылали бешеной злобой. В свете луны было видно, как побагровело лицо лорда Горы. Хирад приготовился к смерти.

— Расслабься, Хирад, — сказал Безымянный. Довольная улыбка наконец-то тронула и глаза Воителя. — Я посоветовал бы вам поберечь голос, Стилиан.

— В чем дело? — выдавил лорд Горы.

— Вы никогда не задумываетесь о некоторых чувствах и тем более не стремитесь их понять. Они не станут на нас нападать, пока здесь стою я и пока вашей жизни ничего не грозит. По той же причине я не позволю Воронам их атаковать. Но я хочу предупредить вас, что стоит мне умереть от вашей руки, как ваши же Защитники восстанут против вас.

Стилиан оглянулся. Защитники пристально смотрели на него; их маски поблескивали в свете звезд.

— Вы можете не верить мне, милорд. — Безымянный вышел из-под магической защиты. — Однако вы уже потеряли свое заклинание, а теперь можете потерять и жизнь.

Стилиан еще больше помрачнел. Он развернулся в седле и внимательно всмотрелся в своих Защитников. Кто-кто, а он понимал, что означает их неповиновение. Наконец он опять повернулся к Безымянному.

— Но тебя же освободили, ты больше не являешься одним из них.

— Я тоже так думал, но узы, связавшие наши души в Горе, нерушимы. Моя душа может принадлежать мне, но она навеки связана с душами Защитников. Они это понимают. Вам тоже не мешало бы понять.

Лорд Горы в третий раз оглянулся и кивнул, признавая поражение. Он уже разворачивал лошадь, но голос Безымянного остановил его:

— Вы можете помочь нам спасти Балию и утолить свою жажду мести. Если вы по нашему сигналу нападете на Парве с юга или с юго-востока, то нам будет легче пройти к пирамиде. В конце концов, вы сохраните свой университет, Стилиан.

На лице лорда Горы ничего не отразилось.

— Можете передать Денсеру, что, пока я являюсь лордом Горы, ему лучше не появляться в Зитеске. А что касается Воронов, то мы еще посчитаемся, когда вы будете возвращаться. Постарайтесь больше не попадаться мне на глаза.

— Я подам вам знак через Защитников, — сказал Безымянный. — Если вы будете рядом, то услышите меня.

Стилиан ничего не сказал и поехал назад, сквозь ряды Защитников. Защитники помедлили какое-то время — их души общались с душой Безымянного, — а потом последовали за своим подопечным.

Еще несколько минут Вороны сохраняли строй, а Денсер кружил над их головами, высматривая, не собирается ли Стилиан предпринять новую атаку. Наконец он приземлился, и все немного успокоились.

— Защита снята, — произнес Илкар. Хирад положил руку Денсеру на плечо и, когда маг повернулся к нему, кивнул в знак благодарности.

— Наконец-то я могу сказать, что меня поняли, — сказал Денсер.

— Стилиан поможет нам? — спросил Хирад. Безымянный задумчиво пригладил волосы.

— Трудно сказать, — проговорил он. — Если он хорошенько подумает, то, наверное, поможет.

— Фрон, собери, пожалуйста, лошадей и разведай дорогу, — попросил Хирад. Фрон кивнул и скрылся из виду.

Наконец у Воронов появилась возможность заняться Джандиром. Эльф был еще жив, но рана его была очень серьезной. Одежда эльфа и земля под ним пропитались кровью.

— Как он? — спросил Уилл.

— Ему еще повезло, — сказала Ирейн. — Лезвие топора не разрубило ребра, так что легкие и сердце не задеты. Правда, меня очень беспокоят его плечо и поясница.

— Мы сможем его везти? — спросил Безымянный.

— Сначала я должна его подлечить, так что не раньше, чем утром. Однако он какое-то время не сможет стрелять: слишком сильно повреждены мышцы и сухожилия плеча.

— У нас совсем нет времени! — воскликнул Илкар. — Ты же слышала, что сказал Стилиан. Войска Висмина будут у Джулатсы через три дня.

— Значит, нужно задержать висминцев, — сказала Ирейн. — Если мы отправимся в путь сейчас, он умрет. Илкар, я прошу подождать только до рассвета, всего пять часов.

— Рассвет, — задумчиво произнес Илкар. — Ну что ж, это дает нам возможность проверить слова Стилиана.

Хирад огляделся. Пестрые маски статуй все еще маячили в дверях храма, и, увидев их, варвар непроизвольно вздрогнул.

— Придется выставить часовых. Уилл, собери печку, пожалуйста. Денсер, нам нужно будет обсудить маршрут, по которому мы отправимся в Парве. Я думаю, нам лучше держаться подальше от дорог, ведущих к Андерстоуну. Илкар, Безымянный, я хочу поговорить с вами.

Денсер и Уилл отправились за Фроном, Ирейн принялась готовить целебное заклинание для Джандира, а Хирад, Илкар и Безымянный отошли к храму. Хирад на всякий случай еще раз взглянул на статуи и заговорил:

— Я кое-чего не понимаю.

— Тут уж ничего не поделаешь, — сказал Илкар. Хирад ткнул его в плечо кулаком.

— Да ты просто чокнутый, Илкар, правда, еще не совсем. — Он засмеялся. — Объясни мне, что такое «Холодная комната» и почему я раньше о ней не слышал.

— Университеты по вполне очевидным причинам предпочитают не распространяться об этом. — Илкар взглянул на небо. — Как бы тебе объяснить получше? Видишь ли, мана проникает всюду и сквозь любые преграды. Как мы сами убедились, она проникает даже сквозь пространство между измерениями. Однако существуют конструкции — например, этот храм, — которые могут отклонять поток маны. Все дело в том, что мана распространяется по линиям с наименьшим сопротивлением. Этот храм построен с большим искусством — я имею в виду его необычные архитектурные детали и особые материалы. Если плотно закрыть все щели в нем, то мана просто обтекает его, не проникая внутрь. — Илкар пожал плечами. — Вот так.

— Отличная ловушка для неосторожного вора, — согласился Безымянный.

— Или мага, — добавил Илкар. — Мы сами едва не погибли здесь.

— Так значит, эти трупы принадлежали Защитникам? — спросил Хирад.

— Да, — сказал Безымянный. — Я сразу это понял, но не поверил. Мне казалось, что такое просто невозможно. Вне всякого сомнения, это были Защитники Стилиана.

— Но они были без масок, — заметил Илкар.

— Очевидно, когда угроза миновала, статуи встали на свои места и двери открылись. Защитники всегда снимают маски со своих павших братьев. Стилиан хотел сам добыть «Глаз смерти», но он очень осторожен. Он послал Защитников в храм, а сам остался снаружи. Нам повезло: если бы лорд Горы завладел камнем, он бы получил реальную власть над нами.

— Значит, он ждал, удастся нам взять камень или нет? — спросил Хирад.

— Безусловно, ждал и надеялся, — сказал Безымянный. — Я уверен, что у него с самого начала был такой запасной план: подождать, пока мы возьмем камень, а затем отобрать у нас все катализаторы.

Хирад покачал головой:

— Когда я увидел Защитников, мне не пришло в голову поделиться с вами своими мыслями. А я в тот момент думал, что очень скоро на поляне будут остывать наши трупы. Что же все-таки произошло?

— Все дело в нем. — Илкар показал на Денсера. Черный маг, Уилл и Фрон вернулись на поляну и привели с собой лошадей.

— Ты не мог бы пояснить? — спросил Хирад.

— С удовольствием. Мы только что были свидетелями величайшего перелома в зитескианском мышлении, но, возможно, это останется единичным случаем. Денсер отказался от власти и славы ради Балии. Я до сих пор с трудом в это верю.

— Но это не объясняет поведения Защитников, — заметил Хирад и посмотрел на лагерь. Уилл сидел рядом с печкой и старался не обращать на них внимания, но он, безусловно, слышал, о чем они говорят. Ирейн разговаривала с Джандиром и гладила его по волосам. Эльф уже пришел в сознание, но еще не мог встать. Денсер и Фрон сидели над картой. Фрон бурно жестикулировал, а Денсер улыбался; в зубах у него, как обычно, дымилась трубка.

У Хирада стало тепло на душе. У Воронов снова полный состав, и все заняты своим делом. После гибели Раса он впервые почувствовал себя так хорошо.

— Об этом тебе лучше спросить Безымянного, — сказал Илкар.

— Даже не знаю, как объяснить — ты все равно многого не сможешь понять, — произнес Безымянный. — Как я уже говорил, власть Стилиана над Защитниками оказалась слабее уз, соединяющих их со мною. Они никогда не нападают на одного из своих братьев, пока жизни их подопечного ничто не угрожает.

— И они убили бы его, если бы он убил тебя? — спросил Илкар.

— Нет. Он их подопечный, и Защитники никогда не смогут его убить. Но кого это волнует? Главное, что Стилиан мне поверил.

Хирад снова засмеялся:

— Отличная работа, Безымянный. Пойдем полюбуемся озером и принесем Уиллу воды.

Висминцы были атакованы с фланга. В воздухе запели стрелы, «Каменный дождь» и «Град смерти» заставили шаманов потратить драгоценные запасы маны на магическую защиту.

А потом тысяча всадников устремилась на беззащитного врага. Клинки сверкали в свете полуденного солнца. Люди Блэксона налетели и тут же откатились, чтобы перестроиться. Но протрубили горны, и с другого фланга ударил Гресси.

Скача в атаку, он снова чувствовал себя юношей, и его рука не знала усталости. Одному висминцу Гресси расколол череп, второму рассек плечо. Шум битвы гремел у него в ушах и казался сладкой музыкой.

Висминцы отступали под натиском воинов Гресси, их линия обороны вот-вот должна была разорваться. Самоуверенность врагов погибла под копытами разгоряченных коней и лезвиями мечей. Гресси уже ощущал запах победы.

Горны протрубили опять. Барон развернул лошадь и стал выбираться из битвы, топча копытами убитых и умирающих. Сам Гресси потерял не больше десяти человек. Его люди отступили за пределы досягаемости вражеских стрел и перестроились, а на висминцев опять обрушились заклинания и стрелы.

Горны протрубили в третий раз, и Блэксон снова повел в атаку своих воинов.

Но теперь висминцы успели сомкнуть ряды и были готовы отразить нападение. Кавалерия Блэксона обрушилась на врага, а вслед за ними ударила пехота. Гресси видел, как взлетает и опускается меч Блэксона, беспощадно разя врагов.

Внезапно сквозь шум битвы послышалось какое-то жужжание. От него закладывало уши и ныли зубы. Лошади вставали на дыбы и, раздувая ноздри, рвались с поля боя. От пальцев шаманов протянулись черные нити, завертелись в воздухе и ударили по всадникам и лошадям.

Началась паника. Черные нити косили атакующих десятками, вспарывая плоть, разъедая ее изнутри, разрывая людей на куски. От них не спасали ни доспехи, ни магическая защита.

Ход битвы сразу же изменился. Горны протрубили отступление. Кавалерия баронов позорно бежала, и вслед отступающим неслись насмешки висминцев.

Триумф обернулся безысходным отчаянием

Глава 31

Теплая и сухая ночь сменилась безоблачным рассветом, и о вчерашнем дожде уже никто не вспоминал.

Денсер связался с предводителем магов в Андерстоуне, и теперь Вороны точно знали, что Стилиан не преувеличивал. Подходящие с юга армии Висмина двигались с пугающей скоростью и были всего в трех днях пути от Андерстоуна Усилия Блэксона практически ничего не давали, барон лишь терял людей. Но хуже всего, что около тридцати тысяч висминцев и шаманов находились в дне пути от западного входа Андерстоунского ущелья.

— И ты утверждаешь, что лорды-колдуны еще не восстановили полностью свои силы? — спросил Хирад. Денсер кивнул.

— Когда они обретут тела, сила шаманов возрастет неимоверно. Их будет невозможно остановить

— Если только это уже не произошло, — сказал Илкар.

— Сколько отсюда до Израненных пустынь? — спросил Хирад.

— Два с половиной дня, и еще около часа до пирамиды, — ответил Фрон.

— Да, наше положение и в самом деле очень печально, — заметил Илкар.

— И то это если мы не будем задерживаться в дороге, — добавил Фрон.

Все помолчали. Хирад представил себе этот стремительный бросок в пасть смерти: за каждым поворотом они могли наткнуться на висминцев.

— Нам бы сейчас очень помог твой котик, правда? — с сожалением спросил Уилл.

— Он помогал мне всегда. — Денсер еле заметно улыбнулся.

— Как долго люди Деррика смогут удерживать ущелье? — спросил Хирад.

Безымянный пожал плечами:

— Кто знает? Мы не видели магии шаманов. Наше счастье, что ущелье узкое. У них не получится атаковать широким фронтом, а значит, наши маги смогут эффективнее защищаться.

— Гм-м-м. — Хирад присел на ступеньки храма. — Джандир сможет ехать верхом? Ирейн кивнула:

— Если хочешь, буди его, только не заставляй сражаться или стрелять из лука.

— А когда можно будет заставить?

— В идеальных условиях — через день. Но мы поскачем сломя голову, а это не слишком полезно для его ран. Не думаю, что в Парве у тебя будет лучник.

— Замечательно! — воскликнул Хирад. — Ладно, не стоит торчать здесь и ждать конца света. Давайте поедем и сами устроим его. — Варвар хлопнул Илкара по плечу и встал.

План Деррика был очень простым — окольными дорогами доскакать до Израненных пустынь, а там всеми силами ударить с флангов на пирамиду. Убивать всех, кто попадется ему на пути, и с победой проводить Воронов назад к ущелью.

Но на третий день через два часа после рассвета треть его воинов погибла, еще пятьдесят человек были ранены, а от поддержки магов остались одни воспоминания. Деррик не мог понять, как висминцам удалось узнать его маршрут, и дрожал от ярости и унижения.

Семьдесят лучников, сидевших в засаде, посеяли смерть среди лошадей и всадников. Конница уничтожила лучников, засевших на высоком холме, но потери были огромны. Впрочем, Деррик считал, что им еще очень повезло. В засаде вполне могли ждать и шаманы.

Генерал видел растерянность и испуг на лицах своих людей. Он отправил тяжелораненых назад к ущелью, а потом подозвал старшего мага. У зитескианца теперь осталось только семнадцать человек.

— Вы сможете удержать прочную и магическую защиты, если мы поскачем галопом?

— Что вы задумали? Деррик покачал головой:

— Мы должны прорваться к Парве. Если мы свернем с дороги, то это все равно что вернуться, потому что тогда мы опоздаем. Весь день мы будем скакать галопом и преподнесем висминцам сюрприз, появившись у них глубоко в тылу. Если снова встретим засаду, останавливаться больше не будем.

— Но это очень рискованно, — сказал зитескианец.

— Я знаю, но зато мы получим инициативу. Мы сделаем так, что они никогда не будут готовы к нашему появлению. Кроме того, они никак не смогут узнать наш маршрут. Никак.

Маг удивленно приподнял брови.

— Лорды-колдуны проснутся гораздо раньше, чем мы думали.

— Вы попытаетесь удержать защиту? — спросил Деррик. Зитескианец кивнул:

— Конечно, если вы этого хотите.

— Хочу. Ладно, мне нужно поговорить с людьми, соберите их. Это будет бешеная гонка. — Деррик улыбнулся. — У нас осталось только два дня, чтобы спасти Балию. Вы готовы к этому?

Тессея вместе со своими шаманами стоял на холме перед Андерстоунским ущельем. Совсем недавно ему пришлось сдать его коннице университетов, но теперь он не сомневался, что очень скоро вновь овладеет ущельем. Тридцать тысяч кочевников, которые еще год назад враждовали друг с другом, расположились лагерем в четырех часах ходьбы от входа. Тем временем двенадцать шаманов под прикрытием трехсот воинов направились к ущелью. Еще пять тысяч человек были готовы атаковать с гор. Сладкий миг торжества был уже близок.

— Я хочу, чтобы вы истребили их до последнего человека. Но Деррика доставьте ко мне живым. Я прикажу приковать этого человека к каменной стене у самого входа в тоннель и лично прослежу, чтобы его смерть была медленной и мучительной. — Шаманы кивнули. — Сколько вам нужно времени, чтобы занять позиции?

— Мы будем ждать ваших приказаний, когда солнце будет в зените, господин.

Тессея посмотрел на небо. До полудня оставалось еще два часа. Через два часа он, быть может, избавится от вселяющих ужас воспоминаний. До сих пор во сне лорд слышал рев низвергающегося с небес моря. Поток врывался в жерло ущелья, смывал и уносил с собой воинов Тессеи. Рев воды отражался от стен, крики, плач и молитвы тонули в нем вместе с людьми. Слишком много воинов никогда не удостоятся почетных погребальных костров и никогда не получат возможности умереть так, как они мечтали.

Но они будут отомщены, когда его люди прорвутся на восток и возьмут все, что пожелают. Тессея улыбнулся — впервые за последние дни.

— Я сам поведу моих людей в атаку. Мы вернем то, что принадлежит нам по праву, — сказал он. — Скоро мы все попробуем крови университетских магов.

Когда взошло солнце, Вороны были уже в пути. Их никто не преследовал. Во всяком случае, Вороны никого не видели и ничего не слышали. Безымянный больше не чувствовал Защитников и не имел ни малейшего представления, куда они направились — на восток или на запад. Вороны гнали лошадей во весь опор. Но все двигались медленнее, чем им бы хотелось: дорога была отвратительной.

Больше всего Хирада беспокоил Джандир: он отставал. Эльф проспал всю ночь после «Исцеляющего тепла» и заявил, что сможет ехать верхом. Однако его бледное измученное лицо и капли пота на лбу красноречиво говорили о той боли, которую ему приходилось терпеть.

Первый час Джандир держался, но потом стал все больше и больше слабеть. Теперь рядом с ним почти все время ехали либо Денсер с Ирейн, либо Илкар с Ирейн. У него снова открылась рана, и кровь уже пропитала его одежду и капала на седло.

На первом привале Фрон и Уилл занялись лошадьми, а остальные собрались возле Джандира. Эльф полулежал, прислонившись к покрытому мхом валуну, и тяжело дышал. Отряд остановился в горловине долины. Лес остался позади. Теперь перед ними до самого Парве тянулись продуваемые всеми ветрами безжизненные холмы.

Внизу, приблизительно в миле от лагеря вдоль Баравильской долины шла дорога от Парве к Андерстоуну. Она соединяла две основные области западной Балии — Джаранские и Терновые горы. Вороны расположили свой лагерь так, чтобы его нельзя было заметить с дороги, и обсуждали, как быть дальше. Ветер доносил до них топот войск Висмина, марширующих к Андерстоуну.

— Вы можете что-нибудь сделать, чтобы облегчить его боль? — спросил Хирад. Денсер прикоснулся к теплым ладоням Ирейн и посмотрел ей в глаза.

— Подожди, — сказала женщина и отдернула руки. Она опустилась на колени рядом с Джандиром и помогла ему повернуться на бок, чтобы осмотреть рану. Потом Ирейн с помощью Илкара распорола сделанный наспех шов и раздвинула половинки окровавленной куртки эльфа. — Рана разошлась, и сейчас я вряд ли что-то смогу сделать. Конечно, можно убрать боль, но тогда он не будет чувствовать последующие повреждения, а это очень опасно.

— Что скажешь, Джандир? — спросил Хирад. Эльф глубоко вздохнул и заговорил хриплым голосом.

— К сожалению, я не могу скакать с такой болью, — сказал он. — Я буду только задерживать вас. Так что либо вы оставляете меня здесь и возвращаетесь за мной, когда все закончится, либо Ирейн творит свое заклинание.

— Его нельзя оставлять одного, — воскликнула Ирейн. — Без лечения он просто не выживет.

— Значит, решение принято, — сказал Хирад.

— Время от времени его нужно поддерживать, сам он не сможет все время держаться прямо, — заметила Ирейн.

— Какое заклинание ты хочешь использовать? — спросил Денсер.

— «Оцепенение чувств».

— Тебе не кажется, что оно слишком сильное? — спросил Илкар.

Ирейн застыла в нерешительности.

— В чем дело? — нахмурился Джандир. — Мои дела хуже, чем ты думала? Ирейн кивнула:

— Кровотечение сильнее, чем я предполагала. Теперь мне нужно использовать «Оцепенение чувств», чтобы ты смог скакать дальше. Надеюсь, вечером я смогу сделать больше.

— А я доживу до вечера? — спросил эльф.

— Не знаю, — сказала Ирейн. — Неужели я еще не доказала своих способностей сохранять людям жизнь? — По щекам ее покатились слезы. Денсер обнял Ирейн за плечи и посмотрел на Хирада.

— Пора в путь.

Приближаясь к деревне, Стилиан почувствовал магию. Воздух был буквально пропитан ею. Он придержал лошадь и поехал позади Защитников. Защитники сомкнули строй, и их магические защиты перекрылись, образуя одну, но такую, которую шаманам будет очень трудно разрушить.

От храма Несчастных предков Стилиан двинулся к югу. Лорд Горы был вне себя от ярости — подумать только,

Вороны во второй раз унизили его. Обдумывая смысл предложения Безымянного, Стилиан уже решил, что отправится в Парве, не оглядываясь на Воронов. Может быть, им повезет и он прибудет туда в нужное время.

Своей первой целью лорд Горы избрал деревню на границецентральной области Висмина. Отсюда до Израненных пустынь было меньше двух дней пути. Это будет хорошим напоминанием лордам-колдунам о том, где настоящая сила.

— Вперед, — приказал Стилиан. — Здесь нет невинных младенцев, никого не жалеть.

Защитники пустили лошадей галопом. Стилиан скакал за ними, формируя ману для своего любимого разрушительного заклинания, и улыбался при одной мысли о том, что начнется через несколько минут.

Защитники обрушились на деревню как ураган. Эта была обычная висминская деревушка: костер, тотемный столб племени и десятка три лачуг и сараев, обнесенных хилой оградой.

Отряд Защитников разделился надвое, огибая деревню. Сверкнули мечи, опускаясь на головы жителей, которые с криками разбегались. Защитники не жалели никого — ни мужчин, ни женщин, ни детей. Вслед за ними в деревню въехал Стилиан.

— «Адский огонь», — сказал он.

Двенадцать столбов огня опустились на крыши лачуг. В воздух взметнулось пламя, полетели обломки. Из домов выбегали горящие люди; от рева пламени закладывало уши.

Окружив деревню, Защитники спешились и, вооружившись топорами, двинулись к центру деревни. В деревне творился настоящий ад. Двенадцать лачуг пылали, и клубы черного дыма поднимались в небо. Уцелевшие жители бросились в разные стороны: одни к лесу, другие — за оружием. Шаман направился к Стилиану.

Лорд Горы спрыгнул с лошади и обнажил меч. Магическую защиту он сформировал и поставил сразу же после «Адского огня». Шаман начал заклинание, и десять черных нитей вытянулись вперед и коснулись защиты. В глазах шамана лорд Горы прочитал уверенность в том, что защита вот-вот должна сломаться.

— Ну нет, дорогой. — Стилиан покачал головой, подошел к шаману и ударил его рукоятью меча. Защитники по всей деревне молча, быстро и с безжалостной эффективностью поджигали оставшиеся здания и убивали всех, кого находили, — и молодых, и старых. Шаман упал на колени, и Стилиан ударил его ногой в лицо. Висминец опрокинулся на спину. Кровь залила его нос и щеки. Лорд Горы присел рядом. Испуганный шаман ничего не мог сделать, он только смотрел в глаза Стилиану. — Пошли сообщение своим хозяевам, что всех, кто будет меня преследовать, ждет участь твоей деревни — их дома превратятся в черные пепелища, а трупы будут гнить под лучами палящего солнца.

— Кто ты? Стилиан улыбнулся:

— Никогда не смей сомневаться в силе Зитеска. — Лорд Горы положил ладонь на его губы. Потом он сотворил «Пламенную ладонь» и послал огонь прямо в горло висминцу. Шаман умер мгновенно; пламя вырвалось из его глаз и ноздрей, волосы съежились и осыпались. Стилиан поднялся, отряхнулся и снова вскочил в седло. — Прекратить! — скомандовал он и осмотрелся вокруг, гадая, удастся ли точно так же сжечь Парве.

— Сомкнуть ряды! — крикнул Деррик. — Поставить защиты.

Конница университетов двинулась по дороге от Андерстоуна к Парве. Потом Деррик намеревался повернуть на север, чтобы встретиться с Воронами, но сейчас его кавалерия рванулась вперед, на отряд Висмина, не готовый к такой атаке.

— Защиты поставлены! — произнес маг, и в то же мгновение копейщик во главе колонны нанес первый удар. Всадники галопом поскакали сквозь вражеский строй и оставили на дороге семьдесят врагов, которым не суждено было дойти до Андерстоунского ущелья.

Вскоре после этого боя Деррик повернул свой отряд на север, покинув основную дорогу. До Израненных пустынь оставалось два дня пути.

— Неужели наша атака действительно была так нужна? — спросил один из магов.

— Нет, — ответил Деррик, — но я могу сказать вам, что это было ужасно смешно.

Улыбки вернулись на лица воинов — и значит, его отчаянная атака прошла недаром.

Баррас стоял на дозорной башне, не в силах оторвать глаз от гаснущего света последнего мирного дня Джулатсы. За спиной старого эльфийского мага его город готовился к битве, в которой, после сокрушительного разгрома в заливе Триверн, не было никакой надежды одержать победу. Из Зитеска сообщали, что Стилиан выехал из города с сотней Защитников. Баррас догадывался, куда он направился.

Старый эльф различал вдали темную волну — армия Висмина. Ранним утром она подойдет на расстояние действия заклинаний. Баррас вздрогнул при мысли о том, что белый и черный огонь шаманов завтра ворвется в самое сердце Джулатсы.

Он знал, что если не произойдет чуда, то послезавтра еще до наступления ночи Джулатса будет в руках Висмина. Им просто нечего противопоставить магии шаманов. Конечно, их защита эффективна против этой магии, но она быстро расходует запасы маны, а ресурсы магов невелики. Джулатса недолго сможет обороняться. А если учесть, что воинов у Висмина больше по крайней мере в четыре раза, чем у университета, то исход битвы предрешен.

Баррас вспомнил своего прадеда, и на глаза у него навернулись слезы. Еще юным магом его прадед был свидетелем первой агрессии Висмина под предводительством лордов-колдунов. Пылали города, горел урожай, повсюду валялись трупы, дети лишались отцов. Банды Висмина убивали всех, кто попадался им на глаза.

И вот это повторилось опять, но теперь ничто и никто не сможет их остановить. На сей раз у них нет ни магии, способной разбить лордов-колдунов, ни армии, способной разгромить армии Висмина. Единственная надежда была на Воронов, но Баррас сильно сомневался в их успехе. Устало спускаясь с башни, старый маг вознес богам молитву о том, чтобы Вороны по крайней мере уничтожили «Рассветного вора», если не смогут воспользоваться им.

С другой стороны, если заклинание попадет в руки лордов-колдунов, страдания жителей Балии будут недолгими.

Блэксон и Гресси с остатками защитников Дженазской бухты укрылись среди холмов. Они размышляли о своей дальнейшей судьбе. Многие из наемников ушли защищать свои семьи или просто сбежали. Теперь неумолимое продвижение войск Висмина к Андерстоуну могли замедлить лишь четыреста с небольшим человек — воинов и магов.

Левая рука Гресси была забинтована и годилась только для того, чтобы поднести вилку ко рту. Барон жевал хлеб и запивал его водой. Поев, Гресси заговорил:

— Они достигнут Андерстоуна меньше чем за три дня, если мы не задержим их. Мы должны постараться.

— Это самоубийство, — возразил Блэксон. Его изнуренное лицо было заляпано грязью. Пять раз они атаковали войска Висмина и пять раз откатывались назад, отброшенные магией шаманов и свирепостью кочевников. У них осталось триста пятьдесят человек, способных сражаться, включая раненых и больных, и по две лошади на каждых трех бойцов.

— Нельзя позволить им взять Андерстоун, — сказал Гресси. — Нам обязательно нужно, как ты говорил, преподнести им урок, который бы заставил их задуматься. Андерстоун — это ключ ко всей Восточной Балии. Мы не имеем права отдать им его.

— Что ты предлагаешь? — устало спросил Блэксон.

— Завтра на рассвете мы ударим в лоб висминцам. Шаманы находятся довольно далеко от передовых линий, и в течение первых секунд у войск не будет защиты. В конце концов, нам удастся хоть чуть-чуть задержать их.

— Они просто нас перебьют. Гресси кивнул:

— Я знаю. Но час сражения задержит их почти на день: им нужно будет перестроиться, сжечь своих мертвецов и убедиться, что мы отправились в мир иной.

Блэксон пристально посмотрел на своего друга. Глаза Гресси, несмотря на его возраст, по-прежнему сверкали, а его энергия казалась просто неиссякаемой. У Блэксона была идея получше, но и ее исход был бы не менее печальным.

— Встретим их в Соколиных скалах, — сказал Блэксон. — На вершинах можно разместить лучников и магов, это даст нам возможность создать переполох в центре колонны. А остальные тем временем под прикрытием двойной защиты ударят с фронта.

— А далеко отсюда до Соколиных скал?

— Нам нужно выступать прямо сейчас, иначе маги не успеют хорошо отдохнуть.

Блэксон почувствовал прилив новых сил. Они готовились умереть, но их смерть не будет напрасной — много врагов утонут в крови и сгорят в магическом пламени.

— Нам нужно занять позиции через час после рассвета. Гресси протянул правую руку, и Блэксон горячо пожал ее.

— Боги проводят нас в рай.

— А Висмин и Понтойс пусть отправляются в ад.

Поздно вечером Вороны подъехали к границе Израненных пустынь. Небо было затянуто темными тучами, холодный ветер пригибал к земле редкую траву. Как и Селин, Вороны вышли к пустыням левее западного сторожевого поста на дороге Парве — Андерстоун. От поста до города было семь миль. Отсюда было видно, как ярко горят в ночном небе сигнальные огни на пирамиде. Но в отличие от зитескианской разведчицы, перед которой стояла задача узнать побольше о силе лордов-колдунов, Вороны не стали рассматривать город сквозь море палаток висминцев.

Фрон провел их через лес, окружающий Израненные пустыни. Теперь в Израненных пустынях действительно было пусто, лишь кое-где в ночи светились костры редких лагерей. Основные силы Висмина были сейчас возле Андерстоунского ущелья или на пути к нему.

Атмосфера вблизи города лордов-колдунов была пронизана вселяющим ужас торжеством. Оно медленно сочилось из земли, поднималось в воздух и пропитывало чувства. От него замирало сердце. Хирад не мог избавиться от ощущения, что они опоздали, но не хотел в это верить. Он не мог в это поверить, пока люди сражались и умирали, спасая землю, которую он любил. Он не мог поверить в это, пока были живы Вороны и войска Висмина шли уничтожать их города.

Еще через день бешеной скачки они были у цели. Устали все, но хуже всего было состояние Джандира.

— Ну, вот мы и добрались, — сказал Денсер. — Отсюда до пирамиды семь миль. Пустим лошадей галопом и скоро будем там.

Хирад не смог удержаться от улыбки.

— Мне бы очень хотелось, чтобы все было так просто, — сказал он. — Однако город охраняется воинами и шаманами, на площади полно служителей лордов-колдунов, а в гробнице тьма-тьмущая стражников.

— Ты вечно преувеличиваешь, — сказал Денсер. — Если серьезно, какая там оборона?

— Я только что ее описал, — ответил Хирад.

— Для одних Воронов это слишком много, — сказал Безымянный. — Даже если бы Джандир был здоров, наши шансы добраться до пирамиды и сотворить заклинание были бы мизерными.

— Как он? — спросил Денсер у Ирейн. Она подняла голову и протянула ему руку. Денсер помог ей подняться и обнял за талию. Вороны собрались вокруг Джандира. Эльф лежал без сознания после сеанса «Исцеляющего тепла». Ирейн вложила в это заклинание все свои силы. Фрон встал у изголовья Джандира, а Уилл присел рядом с другом и положил ему на лоб мокрое полотенце. Даже в сумерках можно было заметить смертельную бледность на лице эльфа. Огромные черные круги появились под глазами Джандира, а его губы утратили цвет.

— Плохо, — сказала Ирейн. — Очень плохо. Я почистила и соединила края раны. На этот раз мы с Фроном очень плотно примотали руку Джандира к телу, так что теперь он вряд ли сможет даже пошевелить ею. Заклинание соединило мышцы плеча и ускорило заживление, но скачка верхом губительна для него. Боюсь, после «Оцепенения чувств» Джандир не почувствовал, как началось заражение, и теперь у него поднялась температура. Я могу попробовать «Соединение тканей», но тогда у меня совсем не останется сил.

— Но он будет жить? — спросил Хирад.

— Будет до тех пор, пока не проскачет галопом семь миль до города и не бросится в пирамиду, чтобы встретиться там с пробуждающейся смертью. — Ирейн поджала губы.

Хирад ненадолго задумался.

— Ты сильно устал, Денсер?

— Очень сильно, — ответил маг. — Как и все остальные.

Хирад посмотрел на Илкара и Безымянного. Оба кивнули, соглашаясь с Денсером.

— Значит, решено, — сказал варвар. — Спасение Балии должно подождать до утра.

— А что будет утром? — спросил Уилл. — Разве мы сможем это сделать одни? Ты слышал, что сказал Безымянный. Нам не справиться со всеми.

— Мы будем делать то, что всегда делали Вороны. — Хирад подошел к Илкару и Безымянному и встал рядом с ними. — Осторожно двигаться, умело сражаться и мудро убегать.

— И что все это значит?

На сей раз ответил Безымянный:

— Это значит, Уилл, что мы поскачем через Израненные пустыни часа за два до рассвета. Если нам повезет, мы беспрепятственно проникнем в город и попробуем воспользоваться всеми шансами на успех. Если нет, то мы будем сражаться там, где должны сражаться, и убегать там, где сражаться бесполезно.

— А Деррик и Стилиан? — нахмурился Уилл.

— Мы не можем их ждать, — сказал Хирад. — Мы даже не знаем, придут они или нет. Ты же слышал, что сказал Стилиан. Андерстоун и Джулатса падут, если мы не уничтожим лордов-колдунов. Мы должны постараться это сделать, иначе война будет проиграна. — Варвар подошел к Уиллу, присел рядом и посмотрел ему в глаза. Этот взгляд часто вдохновлял Воронов на подвиги. — Вот так. Это наш долг, и мы его выполним. — Хирад поднялся и развел руками. — Мы зашли так далеко и потеряли дорогих нам людей не для того, чтобы в последний миг отступить. Пришло время расплаты.

Глава 32

Рассвет решающего для Балии дня начался с огня в небе — белого огня, который обрушился на укрепления Андерстоунского ущелья. У защитников прохода не было от него никакого спасения. Огонь пронизывал и крушил камень, заставляя лучников спешно искать убежище.

Двадцать шаманов стояли под прикрытием магической защиты и деловито разрушали стены укреплений. Но на этот раз обороняющиеся были готовы к такой атаке. Как только стены обрушились, две тысячи пехотинцев выбежали из пролома, и маги были готовы прикрыть их в любую минуту.

Сначала Тессея любовался работой своих шаманов, но теперь ему пришлось наблюдать, как его магов и их телохранителей рубят на куски, не дожидаясь, пока к ним на выручку подоспеют воины Висмина. Лорд приказал начать битву, и воздух сразу же наполнился криками и запахом крови.

Выполнив свою миссию, защитники ущелья отступили назад и образовали плотное полукольцо у входа в тоннель. На них надвигались полчища Висмина, под прикрытием которых шагали шаманы. Из тоннеля навстречу им летели стрелы и камни из катапульт и гудели тяжелые арбалеты, производя опустошение в рядах наступающих. «Сферы пламени» и «Огненный дождь» сжигали воинов Висмина, кое-где пробивая магическую защиту. Смрад горелого мяса и пелена едкого дыма повисли над полем битвы.

Первую атаку удалось отразить. Маги обеспечивали пехотинцам защиту, и мечники могли не бояться, что враг обойдет их с флангов. Защитники дрались яростно, но каждый понимал, что победить в этой битве невозможно, можно лишь выиграть время.

Тессея, наблюдавший за сражением, не мог не восхищаться силой духа защитников, видя, как гибли его люди от мечей, заклинаний, стрел и камней. Потери были гораздо больше, чем он ожидал. Но в отличие от того разгрома, который был учинен водяным заклинанием, это сражение не вызывало у него бешенства. Это была честная битва, а его люди привыкли храбро сражаться, жить и умирать. Лорд повернулся к своим генералам и шаманам:

— Ну, что скажете?

— Они будут сопротивляться, пока у них не кончатся запасы маны, — сказал старый шаман. Для старика наблюдать за битвой и давать советы своему повелителю было великим счастьем. — Их магические защиты хороши, но требуют много энергии. Чуть-чуть терпения, и мы ворвемся в ущелье.

— Но посмотрите, сколько мы теряем людей, — сказал другой шаман. — На каждого убитого врага приходится пять наших людей, потому что мы не можем поразить заклинаниями машины в тоннеле.

— Нельзя давать им передышки, — сказал Тессея. — Мы можем победить, убивая врага одного за другим, но это нам не подходит. — Он посмотрел на вход в тоннель, и его взгляд задержался на арке. Казалось, она была сделана еще в те благословенные времена, когда два человека, встретившись на дороге, не обязаны были убивать друг друга. Высотой она была не меньше тридцати футов. Лорд улыбнулся: ему в голову пришло неожиданное решение.

— Думаю, настало время расширить вход в тоннель. По-моему, крышу нужно слегка приподнять, что скажете?

— Пять шаманов могут это сделать, — сказал старик, уловив ход мысли Тессеи.

— Проследи, — приказал лорд.

Передовым шеренгам срочно был передан приказ, воины пропустили пятерых шаманов в самый центр площадки перед проходом. Над шаманами были поставлены защиты, и как только шум битвы в ушах смолк, они принялись творить заклинание, которое должно было изменить ход сражения за Андерстоунское ущелье.

Белый огонь взметнулся и ударил в вершину арки. Воздух наполнили шипение и треск. Языки пламени лизали камень и проникали в тоннель, заклинание лордов-колдунов находило каждую трещинку, каждую щербинку, каждое слабое место. Камень вспыхивал и начинал светиться. Огонь осветил боковые стены и свод примерно на двадцать шагов в глубь тоннеля. Отовсюду посыпались пыль и каменная крошка. Шаманы оборвали заклинание, и горны протрубили отступление. Воины Висмина покинули поле боя, оставив своих убитых.

Сначала послышался грохот, который, казалось, рождался где-то в недрах горы. Арка зашаталась, стены задрожали, свод тоннеля затрясся и наконец свод рухнул. Огромные камни падали слева, справа и сверху, сея панику в рядах защитников. Одни воины побежали в тоннель, другие — врассыпную бросились вон из ущелья, но большинство просто осталось на месте, когда вниз полетел обломок скалы шириной примерно в сорок футов. Он накрыл собой все, что было внизу, — людей, укрепления, катапульты.

Висминцы торжествовали. В воздух взметнулась туча пыли, и во все стороны полетели обломки камня, добивая тех, кому удалось пережить первый камнепад. Затем все прекратилось так же быстро, как и началось, осталось лишь эхо, грохочущее в самом сердце Терновых гор.

Когда пыль начала оседать, открывшаяся взорам Тессеи картина согрела его сердце. Линии обороны были разбиты. Сотни убитых и умирающих людей валялись возле ущелья, а те, кто остался в живых, лишились командования и защиты. Они стояли, потрясенные катастрофой, и щурились от яркого света. За их спинами уже не было ущелья, от пола и почти доверху он был завален камнями. Теперь никто не мог зайти в тоннель и никто не мог оттуда выйти.

Тессея улыбнулся, зная, что его шаманы и воины смогут убрать этот завал так же легко, как сотворили его.

— Трубите атаку, — приказал он. — У нас впереди много работы.

И войска Висмина с леденящим сердце криком взялись за дело.

Селин погибла в Парве, и он, Стилиан, отомстит за нее. Он лично позаботится о том, чтобы этот город вновь превратился в прах. Лорд Горы сделал привал, чтобы Защитники могли перевязать раны и отдохнуть. Когда занялся рассвет, они поскакали к Израненным пустыням. План Стилиана был очень прост — побыстрее добраться до города, истребить там все живое, а остальное предать огню.

Лорд Горы скакал в окружении своих Защитников и чувствовал, как тело его наполняет энергия маны. Когда взошло солнце, Стилиан увидел пирамиду. Ее огни горели по-прежнему ярко, хотя при свете дня казались тусклее. Лорд Горы увидел просторы Израненных пустынь и палатки висминцев, расположенные прямо перед ним. Второй вражеский лагерь раскинулся правее, на расстоянии примерно трех миль от него. Они будут первыми.

На полном скаку десять Защитников дружно повернули коней направо, отделились от колонны, перестроились в две шеренги и направились ко второму лагерю. Остальные продолжали скакать вперед.

Подъехав к лагерю, Защитники спешились и начали одну за другой валить палатки. Они молча и неумолимо двигались по лагерю, пока у потухшего костра путь им не преградили тридцать висминцев, вооруженных мечами и топорами.

Десять Защитников кончиками мечей отбивали по земле ритм — раз, два, три. На счет «четыре» они разом переложили мечи в правую руку, а левой достали из-за спины топоры. Закипел бой.

У висминцев не было никакой защиты от разящей стали. Когда один из них делал выпад, чтобы нанести удар в незащищенное место одного из Защитников, другой Защитник его блокировал. Висминцы падали, покалеченные или убитые боевыми топорами и мечами. Защитники двигались вперед и прежде чем нанести удар, прикрывали соседа. У висминцев не оставалось ни единого шанса.

На крики сражающихся и умирающих кочевников Защитники отвечали молчанием, которое внушало противнику суеверный страх. Казалось, воины Стилиана даже не дышат, наступая на врагов, вспарывая им животы, рубя головы и пронзая сердца. Через пару минут все было кончено, и Защитники даже не оглянулись на дело рук своих. Они присоединились к своим собратьям, оставив поверженных висминцев лежать в крови на безжизненной земле Израненных пустынь.

Стилиан скакал по заваленным осколками камня окраинам города. В полумиле от центра путь ему преградили около сотни воинов и дюжина шаманов. Кое-где среди них мелькали красные плащи служителей лордов-колдунов.

Стилиан удовлетворенно кивнул — пробитые черепа и вырванные сердца станут его местью за Селин и подарком для Воронов. Варвару не придется драться хотя бы с этими. Лорд Горы приказал Защитникам спешиться и атаковать врага. Сам он уже сформировал ману для «Сфер пламени».

Рано утром под покровом темноты Вороны начали медленно, но неуклонно пробираться к Парве сквозь Израненные пустыни. Лошади шли шагом, дорогу выбирали эльф и оборотень. Пока отряд не обнаружат, переходить на галоп не имело смысла. С первыми лучами солнца Вороны подъехали к городу.

— Они здесь? — спросил Хирад. Варвар ехал с Безымянным во главе отряда, за ними скакали Илкар и Фрон. Эльф и оборотень пристально всматривались в темноту и вполголоса предупреждали остальных Воронов обо всех опасностях. Правда, в данный момент они в основном подсказывали дорогу, поскольку враг ушел из Израненных пустынь. Войска Висмина, еще недавно стоявшие здесь, теперь шли к Джулатсе или штурмовали Андерстоунское ущелье.

Джандир, ехавший между Ирейн и Денсером, морщился От боли. Его бледное лицо покрылось испариной. За несколько часов отдыха состояние эльфа значительно улучшилось. Рана перестала кровоточить, а «Исцеляющее тепло» Ирейн заживило поврежденные мышцы плеча и спины. Жар спал, и, несмотря на слабость, Джандир решил скакать без обезболивающего заклинания. Он был уверен, что сможет сохранить ясность мысли в случае атаки. Тем не менее эльф понимал, что сейчас у него вряд ли хватит сил вытащить меч, а тем более воспользоваться им, а без этого он ничем не сможет помочь своим друзьям. Замыкающим у Воронов ехал Уилл.

— Я не чувствую их, — ответил Безымянный. — Но это вовсе не значит, что их здесь нет. Думаю, Стилиан приказал им закрыться от меня. Не забывай, я уже не нахожусь в хранилище душ и мои связи с Защитниками довольно слабые. — Воитель снова попробовал связаться со своими недавними собратьями, но на этот раз не разумом, а чувствами. Всей своей сущностью Безымянный жаждал того дружеского тепла, которое согревало его душу в Горе Зитеска. Он все еще чувствовал внутреннюю пустоту, хотя возвращение к Воронам и их радушный прием несколько облегчили ему разлуку. Однако Безымянный считал, что вряд ли сможет полностью освободиться от Защитников, да ему и не хотелось такой свободы. А если это так, то он всегда будет чувствовать себя здесь посторонним.

Безымянный ничего не почувствовал. Воитель предвкушал, как ощутит силу и тепло братьев, собравшихся вокруг него. Они будут слушать и верить в него точно так же, как он сам верил в них. Но Защитники были далеко, и Безымянному стало очень одиноко.

Вороны продолжали ехать вперед и спустя час, когда сумрачный рассвет разорвал небо над Израненными пустынями, перейдя на легкий галоп, подъехали к Парве. И в этот момент Безымянный наконец почувствовал их. Он обрадовался, когда понял, что его братья сейчас сражаются. Воитель ощущал их духовное единство, сплоченность и непоколебимую веру. Безымянный почувствовал, как они обрадовались, узнав, что он рядом. Воитель задал им один маленький вопрос, и они помогли ему. Он повернулся к Хираду, и веселые огоньки загорелись в его глазах.

— Они здесь, — сказал Безымянный.

— Где? — спросил варвар, машинально оглядываясь назад.

— На юго-востоке города. Они придут к нам на помощь.

— Отлично, только пусть поспешат, — заметил скакавший за ними Илкар. — Посмотрите вперед.

Вороны придержали лошадей, увидев на въезде в город висминцев. Врагов было вполне достаточно, чтобы уничтожить их маленький отряд.

— Какие будут предложения? — спросил Хирад.

Однако все предложения, если таковые и были, остались невысказанными. С севера донесся слабый, но постепенно нарастающий стук копыт — сотен копыт.

Барон Блэксон стоял вместе с Гресси на плоском камне, собираясь обратиться к своим людям. Они собрались в горловине ущелья Соколиных скал, где примерно через час должны были показаться войска Висмина. Барон пристально вглядывался в толпу собравшихся, потом кивнул, удовлетворенный увиденным. Перед ним стояли испуганные, усталые и голодные мужчины и женщины, но их сердца все еще горели желанием спасти свою страну.

— Я не собираюсь вас обманывать, нас ждет тяжелая битва. Сегодня мы все можем погибнуть, но я знаю, что каждый из вас понимает важность задачи, которую нам необходимо выполнить. Мы уже задержали армию Висмина на два дня, и прежде чем умереть, я хочу задержать их хотя бы еще на день. Мне хочется поблагодарить всех вас за ваш беспримерный героизм не только от своего имени, но и от имени Гресси и всей Балии. Обещаю, я никого из вас не посчитаю трусом, если вы оставите нас, потому что в этой битве сигнала к отступлению не будет. Нам больше некуда отступать. Я горжусь, что мне выпала честь сражаться вместе с вами. Если мы победим в этой войне, вы все узнаете, что я умею быть щедрым, и до конца ваших дней я не забуду вас своей милостью. Но должен сказать еще и о том, что если мы не задержим здесь войска Висмина по крайней мере на несколько часов, они атакуют Андерстоун с фланга. Андерстоунское ущелье скоро подвергнется нападению с запада, Джулатса находится на грани войны… Этот удар с фланга может уничтожить сердце нашей обороны. Если это случится, Балия погибнет. Хочу также сказать тем из вас, кто слышал о Воронах: они будут благодарны нам за каждую лишнюю минуту, которую мы вырвем для них. Нам нужно сделать все, чтобы помочь Воронам добиться своей цели и уничтожить лордов-колдунов в Парве. Я хочу, чтобы у них осталась страна, куда они могли бы вернуться. Я хочу, чтобы у всех вас было место, где не было бы страданий и ужасов войны, — место, где вы могли бы жить и воспитывать своих детей. Если мне не суждено этого сделать, то я хотя бы умру, пытаясь осуществить свою мечту. — Блэксон поднял руку, чтобы остановить возгласы одобрения, прежде чем они прозвучат. — Я понимаю, вам сейчас хочется покричать, но враг слишком близко, а нам очень нужна внезапность — внезапность и чудо. Запомните лица стоящих рядом с вами людей. Один из них может сегодня оказаться вашим спасителем, как и вы для него. Посмотрите на людей, они тоже посмотрят на вас. Вы все знаете, что от вас требуется, вам известны наши сигналы. Я только прошу вас сражаться, не жалея сил, верить в Балию и унести с собой жизни стольких ублюдков, сколько вам по силам. Занять позиции и приготовиться к бою.

Глава 33

Защитники с топорами и мечами в руках ворвались в гущу воинов Висмина, следом за ними шагал Стилиан. Бой завязался на границе нового Парве, отмеченной руинами древних зданий. Десять Защитников остались прикрывать лорда Горы с флангов и с фронта. Пока Стилиан находился еще слишком далеко от позиций висминцев, поэтому шаманы не обращали на него внимания. Они сосредоточили всю свою силу на Защитниках, которые собирались проложить себе путь сквозь тонкие цепи воинов Висмина.

Лорд Горы Зитеска, подходя к границе зоны действия заклинаний, тщательно сформировал ману. С пальцев восьми шаманов срывался черный огонь, который рассекал защиту воинов Стилиана и проникал под их доспехи и маски. Трех Защитников страшная сила этого заклинания буквально разорвала на части. Они умерли, не издав ни звука, а остальные сомкнули поплотнее ряды и усилили свой натиск.

— «Адский огонь», — прорычал Стилиан.

Шаманы слишком увлеклись заклинанием и были так уверены в своей безопасности, что даже не позаботились о магической защите. Неожиданно восемь столбов пламени обрушились на них с ясного неба. Ревущий огонь просто разорвал шаманов на части, бросив куски горящей плоти и одежды на головы воинов Висмина.

Стилиан, не останавливаясь, направил три «Сферы пламени» в гущу висминцев. Грамотное использование маны позволяло лорду Горы постоянно поддерживать свои резервы магической энергии на высоком уровне. Стилиан начинал восхищаться творением своих рук, наблюдая, как горят и гибнут шаманы и воины Висмина. Враги пытались обойти их с фланга, но Защитники быстро построились клином. Лорду Горы было ясно, что нужно делать дальше.

Он продвинулся вперед и встал под защиту клина. На первый взгляд Защитники казались обычными людьми, вооруженными мечами и топорами. Однако стоило чуть дольше посмотреть на них, как становилось ясно, что это не просто воины. Каждый из них мог в любое мгновение изменить направление отдельного удара и воспользоваться малейшей ошибкой в обороне противника. Но самое главное, что любые удары Защитников удачно сочетались с ударами их соседей. Топоры никогда не перекрещивались, ни один замах не мешал другому замаху.

Стилиан наблюдал за боем и одновременно в глубине своего сознания готовил заклинание, чтобы взломать последнюю линию обороны Висмина. За короткое время он увидел, как много висминцев полегло от небольшого отряда Защитников. Справа от него один из воинов Висмина отбил удар меча и чуть подался влево, открыв шею под Удар топора. Голова отлетела в сторону, а тело рухнуло на землю, обливая кровью товарищей несчастного. В самом сердце битвы другой воин качнулся назад, когда острая сталь пронзила его грудь. Защитник выхватил меч, блокировал топором удар, направленный в голову, и перерубил горло противнику прежде, чем тот успел вновь занести меч.

Но висминцы все же теснили Защитников, хотя и очень медленно. Шаманы, разбежавшиеся при виде ужасной смерти восьми своих собратьев, теперь перегруппировались. Двое из них, очевидно, держали защиту, а семеро других начали снова творить черный огонь. Правда, на этот раз Защитники не давали им достичь своей цели.

Сформировав основную часть заклинания, Стилиан остановился и сосредоточился. Клин Защитников отступил назад, и лорд Горы был теперь почти полностью окружен своими воинами. Звуки боя стихли в ушах Стилиана, когда он завершил создание формы заклинания. Форма начала медленное вращение, яркие и живые оранжевые и голубые цвета вспыхивали на ее поверхности. Лорд Горы добавил последние штрихи и произвел окончательную настройку заклинания. Подпитывая созданную им силу и сохраняя сосредоточенность, он открыл глаза и стал речитативом произносить слова. Стилиан был уверен, что его Защитники правильно отреагируют на заклинание.

Груды булыжников вокруг воинов Висмина задрожали, верхние камни начали скатываться вниз. Потом вибрация перешла на землю, верхний слой почвы зашатался под ногами, и висминцы испугались, но пока могли сохранять равновесие. Постепенно все более глубокие слои грунта начали приходить в движение, и скоро из-под земли послышался странный рокот. Защитникам было знакомо это заклинание, поэтому они продолжали сражаться.

Когда Стилиан понял, что мана опустилась на нужную глубину, он закончил свое заклинание.

— Бей! — воскликнул лорд Горы и ударил себя кулаками в грудь.

Глубоко в недрах земли раздался глухой удар. При этом звуке Защитники сломали строй и разбежались в разные стороны, оставив изумленных висминцев вхолостую махать оружием.

Земля под воинами Висмина поднялась и раскололась, словно орех. Из глубины разлома со страшной скоростью начали вылетать огромные каменные глыбы, поднимая в воздух тучи пыли и земли. Они тяжело падали на землю и долго крутились на месте, прежде чем остановиться. Воины и шаманы бросились бежать, забыв про защиту и черный огонь А тем временем земля продолжала трястись и вздыматься, выбрасывая фонтаны каменных глыб.

Еще не успело закончиться это извержение, а Стилиан и Защитники уже напали на висминцев, не давая им опомниться. Беспощадная сталь разила растерявшегося врага. Когда до пирамиды оставалось меньше мили, лорд Горы наконец решил, что настало время протянуть руку помощи Воронам.

Деррик мчался через Израненные пустыни во главе своего отряда. Генерал даже не представлял, что он надеется здесь найти. Деррик знал лишь, что Вороны либо уже здесь, либо будут здесь через два дня, либо уже погибли И если верно второе или третье — Балии конец. И когда один из разведчиков-эльфов, доложил, что видит Воронов, генерал испытал огромное облегчение. Он приказал изменить направление, и колонна всадников повернула на юго-восток.

Хирад широко улыбнулся, когда Илкар доложил, что к ним скачет конница Деррека.

— Теперь я знаю, — заявил Фрон, — что называют счастливым совпадением.

— Иногда нам действительно просто везет, — сказал Хирад. — Но в данном случае это не совпадение. Мы все знали время встречи, просто он немного опоздал. Вот и все.

Вороны остановились, заметив на подступах к Парве висминцев. Хирад уже был готов пробиваться сквозь оборону врага, но прибытие конницы предоставляло им гораздо лучшую возможность проникнуть в город. Слева в небе вспыхнуло пламя и раздался сильный взрыв. Через несколько мгновений там сверкнули еще две вспышки и — послышался второй приглушенный взрыв.

— Готов поспорить, это работа Стилиана, — воскликнул Илкар.

— Он выдающийся маг, — заметил Денсер.

— Я бы сказал, что он очень горячий маг, — произнес Илкар, наблюдая, как отсветы «Адского огня» и «Сфер пламени» тают в свете занимающегося дня. — Не хотел бы я сейчас оказаться там.

Вскоре к Воронам подъехал Деррик со своей конницей Генерал спрыгнул с лошади, чтобы поприветствовать друзей Хирад, широко улыбаясь, тоже спешился.

— Вот здесь все и должно закончиться, — сказал Деррик, похлопывая варвара по плечу. — Я вижу, вы приехали сюда с победой. Слава богам, что ты жив.

— А ты ждал чего-то другого? — спросил Хирад и, засмеявшись, обнял генерала. — Я знал, что ты не можешь поступить иначе, и рад, что твоя вера оказалась столь крепкой. Однако нам нужно прорваться сквозь оцепление в город.

— Какие у вас соображения на этот счет, генерал? — спросил Безымянный. — Как видите, Стилиан и Защитники сейчас сражаются на юго-восточной окраине города. Приблизительно через полчаса они подойдут к площади и пирамиде.

— Откуда вы это узнали? — спросил Деррик, нахмурившись.

— Верь ему, он знает, что говорит, — сказал Хирад.

— Очень хорошо. Тогда моим конникам нужно пробить брешь в рядах висминцев, и вы проскочите. Это не так сложно. Когда вы окажетесь в городе, я позабочусь, чтобы за вами не было погони. Однако до пирамиды вам придется добираться самим. Селин докладывала, что вся площадь перед пирамидой заполнена служителями лордов-колдунов, так что будьте осторожны. Я, конечно, постараюсь побыстрее туда добраться, но, думаю, сначала мне придется перебить всех висминцев здесь. Есть еще вопросы?

— Только один — где наше место?

— Сейчас вставайте в конец колонны, а когда мы развернемся в цепь для атаки, держитесь в центре Думаю, вам не придется долго ждать, пока вы увидите брешь в обороне висминцев.

По приказу Деррика конница, построившись в колонну по четыре, легкой рысью двинулась к Парве. Вороны пристроились в конец.

Генерал глубоко вдохнул, набрав в легкие холодного воздуха. Сейчас начнется бой, которого он так ждал. Деррик велел прибавить ходу, и триста всадников перешли на легкий галоп. Когда до города оставалось около четверти мили, он приказал перестроиться. Колонна развернулась в три линии по сто всадников в каждой. Маги установили свои защиты с таким расчетом, чтобы они перекрывали одна другую.

— В атаку, марш! — громко скомандовал Деррик, и университетская конница галопом понеслась на воинов Висмина. Первая шеренга висминцев была буквально сметена Деррик, оказавшись в центре схватки, повернул свою кобылу и наискосок ударил мечом одного из висминцев. Когда он выдернул оружие из груди противника, воин замертвс рухнул на землю. Повсюду раздавались звон металла, ржание лошадей, призывы и приказы, сопение и кряхтенье, вопли и стоны. За спинами обороняющихся шаманы сотворили черный огонь и принялись прожигать дыры в телах людей и лошадей Деррика, в местах, где не хватало защиты. Проводников магии лордов-колдунов необходимо было срочно уничтожить.

Рядом с генералом двое воинов Висмина пытались стащить с лошади его конника. Деррик поднял свою кобылу на дыбы, и она передними копытами пробила голову одному из врагов. Второй воин изумленно обернулся, но успел лишь почувствовать, как меч генерала вонзился ему в спину. Деррик снова взмахнул мечом, заставляя отступить назад очередного врага, давая возможность всаднику снова сесть в седло. Выслушивать слова благодарности генералу было некогда.

Вороны не вступали в бой, высматривая слабое место в обороне висминцев. Находясь в гуще кровавой схватки, Хирад чувствовал бы себя гораздо лучше. Но он пока не мог помочь своим собратьям и от этого беспокойно ерзал в седле. Безымянный пришпорил лошадь и, подъехав к нему, сказал:

— Кажется, вон там что-то намечается. Будь готов. — Воитель показал туда, где висминцы начали отступать под натиском кавалерии Деррика. Шаманы побежали под защиту своих воинов, и их заклинания перестали достигать цели.

В этот момент атакующие прорвали линию обороны, и Хирад увидел впереди просвет.

— Защита поставлена, — произнес Илкар.

— Вороны! — закричал Хирад. — Вороны, за мной!

Горн протрубил один раз, и в воздух над ущельем Соколиных скал взвилась туча стрел, а с неба стал падать «Огненный дождь». Ужасные потери заставили висминцев остановиться. Они мгновенно сломали строй и стали взбираться по скалам вверх. Тем временем внизу шаманы установили защиты и приготовились сотворить свои страшные заклинания.

Горн протрубил во второй раз. Блэксон и Гресси, обогнув скалы, влетели в ущелье с севера и бросились на передовые линии войск Висмина. Семь первых шеренг были смяты, прежде чем конницу баронов удалось сдержать. Все маги, находившиеся справа и слева на вершинах Соколиных скал, обрушили на висминцев свои заклинания. Ни у воинов, ни у шаманов Висмина не было защиты.

После первого града стрел большая часть лучников сосредоточила огонь на шаманах и поражала их, пока не были установлены защиты. Остальные расстреливали карабкающихся вверх воинов.

В горловине ущелья битва становилась все более ожесточенной. Войска Висмина перегруппировались и начали отчаянно наседать на конницу баронов. Раненный в ногу Блэксон повернул лошадь и стал пробиваться влево. Вместе с молодыми всадниками он обогнал Гресси. Пожилой барон решил на некоторое время превратиться в простого зрителя и отступить назад, чтобы немного перевести дух. А потом в ущелье ударил огонь.

Черные лучи смерти из-под пальцев шаманов вспарывали и разрывали беззащитные тела. У всадника рядом с Гресси черный огонь выбил глаза, и несчастный как подрубленный рухнул на землю и забился в конвульсиях. Смерть косила людей и лошадей, но все же висминцы отступали. Гресси мгновенно изменил свои намерения, пришпорил лошадь и поскакал на шаманов.

Скалы начали взрываться, камни, маги и лучники полетели вниз. Но шаманы еще не успели прекратить свое заклинание, как оно обернулось настоящей катастрофой для самих висминцев. Аавина камней обрушилась вниз, сметая воинов и сбрасывая их на землю.

Сразу же люди Блэксона удвоили свой натиск. Гресси со своими людьми был уже почти у цели — шаманы готовили новое заклинание и не видели приближающейся опасности. Барон сильным ударом разрубил атаковавшего его врага от головы до середины туловища. Тем временем рядом с ним висминцы выбили из седла всадника, и тот погиб под градом ударов. Гресси снова пришпорил лошадь, сбил с ног последнего воина, стоявшего перед ним, и поскакал к шаманам. Барон уже занес меч для удара, когда они открыли глаза и черный огонь с шипением сорвался с их пальцев.

Вороны наконец добрались до улиц Парве и галопом понеслись к площади. За их спинами конница Деррика перемалывала войска Висмина, но и сама несла тяжелые потери.

Хирад и Безымянный возглавляли отряд, за ними скакал Денсер. Замыкал строй Фрон, а остальные Вороны были посредине. Они выскочили на площадь с севера и увидели, что она заполнена служителями лордов-колдунов.

Не обращая внимания на звуки битвы на окраине города, сотни людей в красных плащах раскачивались и заунывно пели молитвы. Первый ряд располагался примерно в трехстах футах от тоннеля, ведущего в пирамиду.

— Вперед! Вперед! — закричал Хирад. Он проскакал по краю площади и повернул налево к пирамиде. В этот момент один из служителей поднял тревогу. Пение прекратилось и сменилось злобными криками, но Вороны, не останавливаясь, продолжали мчаться к своей цели. Возле тоннеля Хирад соскочил с лошади и сразил мечом одного из воинов, охранявших вход в гробницу. Второго охранника остановил меч Безымянного.

Остальные Вороны спешились, лошади легким галопом поскакали прочь. Некоторое время толпа просто стояла и наблюдала за наглым вторжением в храм, но как только Вороны собрались скрыться в темноте тоннеля, служители бросились за ними. Волна красных плащей устремилась вперед, словно волна прибоя к берегу.

— О всемогущие боги! — прошептал Хирад. — Что теперь?

— Вы с Денсером идете в гробницу, а мы постараемся задержать их и будем молиться, чтобы Деррик со Стилианом подоспели раньше, чем нас разорвут на части.

— Нет, Безымянный, — начал Хирад, — я не…

— Ты сделаешь это ради Балии, Хирад. Она гораздо важнее, чем Вороны. Беги! — И Воитель повернулся лицом к служителям лордов-колдунов. Фрон встал слева от него, Джандир и Уилл — справа. Ирейн и Илкар расположились сзади.

— Ты вернешься ко мне, Денсер, — сказала Ирейн, и Денсер быстро пожал ее руки. Потом он и Хирад побежали к входу в тоннель и исчезли во мраке.

Черный огонь ударил лошадь Гресси чуть ниже нагрудной пластины. Животное рухнуло, испустивпронзительный визг. Гресси вылетел из седла и со всего маху ударился головой о камень.

Блэксон видел, как упал его друг. Приказав своим людям следовать за ним, он вновь ринулся в бой. Вокруг него свирепствовал черный огонь, разрывая на части доспехи и тела воинов. Атака захлебнулась, потому что все боялись потерять своих лошадей. Незадолго перед этим камнепад и мечники Блэксона заставили воинов Висмина отступить и смешать ряды. Но у людей барона не было магии, и благодаря шаманам чаша весов медленно склонялась в пользу вражеского войска. Блэксон разозлился и дал себе слово, что если даже он не сможет спасти Гресси, то по крайней мере закончит дело, начатое его другом. Шаманы должны быть уничтожены.

Хирад и Денсер бежали по тоннелю, освещенному стоявшими вдоль стен медными жаровнями. Каменная поверхность стен на всем протяжении прохода была покрыта древними рунами. Варвар слышал позади звуки боя, в который уже вступили Вороны, и молился о том, чтобы снова увидеть своих друзей живыми. Тоннель длиной в пятьсот футов заканчивался двойными дверьми; их гладкие тяжелые створки были закрыты. Каждая створка была снабжена большой медной ручкой на уровне груди.

Добежав до дверей, Хирад почувствовал такую тяжесть во всех членах, какой не испытывал со времен своего поединка с Неманом в замке Черных Крыльев. Зло сковывало его мышцы, давило на сердце и лишало мужества, соблазняя повернуться и убежать. Сила лордов-колдунов струилась со стен, питала светильники и насыщала воздух, которым дышал Хирад. Варвар чувствовал, будто чья-то огромная рука давит ему на лоб, толкая назад. Денсер разбил это заклятие, задышав в ухо Хираду, когда они подошли к дверям. Пульсирующая аура и твердая решимость мага развеяли злые чары.

Хирад вновь обрел силы, взялся за ручку и, открыв левую половину двери, вошел внутрь. Денсер не отставал от него. Они оказались в пирамиде, где была уже совсем другая архитектура. По обе стороны длинной каменной лестницы уходили вверх, в царство мрака, мраморные и каменные плиты. Ступени были шириной в двадцать шагов. Лестницу освещали факелы, закрепленные по два на трехногих металлических подставках, расположенных на каждой сороковой ступеньке. На верхней площадке стояли двое стражников в кольчугах и красных одеждах. Они были вооружены длинными кривыми клинками — ритуальными, но смертельно опасными.

— Держись за моей спиной, Денсер.

— А я ничего другого и не собирался делать. Стражники подошли к краю лестницы и остановилась.

— Вы опоздали, хозяева просыпаются. На колени или будете уничтожены.

— Побереги свое красноречие для молитв, — прорычал Хирад.

Он бросился на правого воина и ударил его мечом по ногам. Тот ожидал удара в верхнюю часть туловища и поэтому опустил клинок слишком поздно. Лезвие меча Хирада глубоко вонзилось в ногу врага и вышло над самым коленом. Обрубок ноги упал на пол, а следом за ним рухнул и сам стражник. Хирад перепрыгнул через него, посмотрел в глаза второму воину и засмеялся.

— Хочешь попробовать? — Варвар не стал ждать ответа. Он сделал ложный выпад, отступил в сторону и, взяв обеими руками меч, нанес сильный боковой удар в грудь стражнику. Противник Хирада блокировал удар, но потерял равновесие и был вынужден отступить назад. Варвар снова поднял меч и ударил сверху. Он наносил удар за ударом, все ниже и ниже опуская клинок стражника. Наконец враг был вынужден открыть лицо, и Хирад вонзил меч ему в рот. Стражник беззвучно рухнул на пол. Варвар оглянулся и увидел, как Денсер вынимает кинжал из сердца первого врага.

За лестницей начинался коридор в тридцать футов длиной, стены которого были облицованы мрамором. Путь Воронам освещали камины, и в их неровном свете была видна затейливая мозаика, изображающая людей в красных одеждах, склонившихся перед шестью высокими фигурами с нимбами вокруг головы. Хирад не стал ее разглядывать, взгляд его лишь скользнул по гладкой поверхности и остановился на единственной открытой двери в конце коридора. Эта небольшая дверь была похожа на входную дверь обычного дома. За ней слышалось какое-то движение. Варвар вжался в стену у самой двери и заглянул внутрь. От того, что он увидел, у него перехватило дыхание.

В центре огромной комнаты, словно спицы колеса, лежали по кругу шесть саркофагов. Здесь при свете свечей молились двенадцать хранителей усыпальницы, по два у каждого гроба. Склонив головы, они произносили заклинания на неизвестном Хираду языке. Даже с того места, где стоял варвар, он чувствовал, какой там внутри холод. Словно в Терновых горах зимой. Из ртов хранителей вырывался пар, слова их эхом отражались от стен.

— Денсер, мы пришли, — прошептал он. Черный маг подошел к нему:

— Мне нужно несколько минут, чтобы подготовить заклинание.

— Хорошо, делай свое дело.

Денсер отошел на несколько шагов, положил перед собой на мраморный пол катализаторы, опустил голову и начал формировать ману для самого мощного в мире заклинания.

* * *

Шаманы разрушили завал, который сами же создали, и воины Тессеи хлынули в Андерстоунское ущелье. Они бежали вперед по телам людей, погибших под обломками скалы

Разрушения внутри тоннеля были просто ужасны Люди были завалены тысячами тонн камня, катапульты и тяжелые арбалеты разбиты и выведены из строя, от укреплений не осталось и следа.

Командиры Деррика с уцелевшими воинами отступили. Следующей оборонительной позицией для них стал сам Андерстоун и прочные укрепления, за возведением которых Деррик наблюдал лично, перед тем как отправился в глубь территории Висмина. Здесь были сооружены стрелковые башни, окопы для катапульт, частоколы и замаскированные бойницы для лучников. Конечно, никакие укрепления не спасут от магии шаманов, однако на этот раз защитников будет намного больше.

Всего три дня воины востока удерживали ущелье, по которому теперь бежали тысячи висминцев. Словно бурная река воины Висмина неслись по сухим камням тоннеля, и этот поток угрожал проглотить весь восток — его города и жителей. Враг жаждал ощутить тепло восточного солнца на своих лицах и напоить мечи кровью здешних народов. На этот раз каждый шаг воинов Висмина подкрепляла магия шаманов, и никто в мире не обладал силой, способной надолго их задержать.

— Защита установлена, — сказал Илкар, пока Безымянный постукивал кончиком меча по камню. Воитель пристально наблюдал, как к ним приближаются служители лордов-колдунов и их красные плащи развеваются на ветру. Однако далеко не у всех висминцев было оружие. По мере приближения к Воронам безоружные служители, оказавшиеся в первых рядах, начали проявлять заметную нерешительность.

— Нам нужно решительное начало, — сказал Безымянный. — Если мы сразу их не отпугнем, они нас просто раздавят. Ирейн, нам понадобится непробиваемая защита, если они вдруг приведут лучников.

— Я тебя поняла.

— Джандир, отойди назад, — приказал Безымянный.

— Я останусь на месте.

— Джандир!

— Успокойся, Безымянный.

Первые служители вбежали в тоннель. Безымянный прекратил стучать, и бой начался. Воитель слегка подался вперед, чтобы как следует замахнуться мечом, и распорол грудь первому висминцу. Служитель отлетел вправо на бежавших следом за ним людей и умер, не успев коснуться земли.

Илкар следил за тем, чтобы в шеренге Воронов не образовалась брешь. Слева от Безымянного Фрон вскинул меч, чтобы отразить удар нападающего, чуть качнулся вправо и молниеносно ударил левой рукой в челюсть своему противнику. Рукоять его меча тотчас же протаранила висминцу грудь. Воспользовавшись мимолетной паузой, Фрон вонзил меч в живот служителя, громко закричал и взглянул в глаза следующему противнику.

Джандиру пришлось туго. Тело его еще не достаточно окрепло после ранения, а одна рука вообще не действовала. Поэтому Джандиру приходилось соблюдать осторожность и думать только о том, как себя защитить. Лоб его покрылся испариной. Уилл вращал перед собой два коротких меча и ловко наносил порез за порезом своему противнику.

— Защита установлена, — сказала Ирейн.

Быстрота, с какой Фрон наносил удары кулаком и мечом, оказалась смертельной для служителей лордов-колдунов, у которых не было опыта и решительности Воронов.

После того как Безымянный разрубил лицо очередному противнику, служители отступили. Образовавшийся промежуток заполнили стражники с кривыми клинками.

— Вперед, Вороны! — крикнул Безымянный. — Мы сможем с ними справиться.

В этот момент справа на площади раздался взрыв, и сверкнула вспышка голубого света. Служители, которые находились перед входом в тоннель, на короткое время застыли от изумления, потом испуганно шарахнулись влево На площадь въехал Стилиан

Деррик расколол мечом череп шамана, и магия лордов-колдунов покинула рухнувшее на землю безжизненное тело. Семь передовых линий Висмина были разбиты, и сопротивление их ослабело. Генерал издал громкий клич, чтобы привлечь внимание своих воинов.

— Сомкнуть ряды! — приказал он. — Двигаемся направо и скачем на площадь. — Генерал пришпорил лошадь и поскакал вперед, по пути сразив еще одного врага. Как только шаманы были уничтожены и их заклинаний уже можно было не бояться, маги университетов перешли в атаку. «Огненный дождь» обрушился на правый фланг обороны висминцев. Для слабеющего врага это была уже последняя капля. По всему фронту воины Висмина смешали ряды и начали разбегаться — одни в сторону Израненных пустынь, другие — назад в Парве.

— Конница, за мной! — Приказ Деррика был подхвачен лейтенантами, и университетская конница устремилась через оставшиеся очаги сопротивления к пирамиде. В этот момент на центральной площади города раздался взрыв.

Второе за сегодняшний день заклинание «Молота земли» пробило большую дыру на центральной площади Парве, вызвав панику среди служителей и стражников лордов-колдунов. Именно этого Стилиан и добивался. Защитники развернулись в цепь и направились к пирамиде. Топоры и мечи воинов Стилиана поднимались и опускались, разя служителей и сминая их ослабевшую оборону.

Однако лорд Горы еще не закончил, его последняя «Сфера пламени» ударила в толпу отступающих и взорвалась. Море огня хлынуло во все стороны. Много мужчин и женщин погибли сразу, других поймали огненные языки маны, опалившие лица и одежду висминцев.

Служители начали убегать с площади в северном и западном направлениях, но потом внезапно развернулись, сбились в кучу и побежали назад к пирамиде. Стилиан сначала нахмурился, но улыбнулся вновь, когда увидел, что на площадь вылетели первые всадники университетской конницы. Почти весь Парве теперь был у них в руках.

Когда Денсер начал заклинание, хранители почуяли их присутствие. Они вскочили на ноги, вытащили из-за поясов кинжалы и двинулись на черного мага.

— Язычник, — прошипел один из них, но тут в дверном проеме встал Хирад и преградил им путь. За спиной у него Денсер закрыл глаза и произнес следующее слово.

На этот раз он готовил заклинание с помощью катализаторов, и форма маны приобретала еще одно измерение. Раньше она была двухмерной и имела серый цвет. Теперь она стала кроваво-красной и пульсировала в воздухе, посылая волны дрожи во все стороны от головы Денсера. Маг старался удержать ману и придать ей нужную конфигурацию.

Но она, казалось, жила своей собственной жизнью, каждый ее поворот добавлял новые грани в сложный многогранник. Денсеру нельзя было этого допускать. Любые дополнительные грани приведут к тому, что сила заклинания уничтожит все живое к востоку от гор. Где-то в глубине души мага зародилось желание уничтожить жизнь.

Денсер произнес слова, подключающие катализаторы, и мана запульсировала мириадами цветов и оттенков. Наконец, ценой неимоверных усилий, магу удалось подчинить своей воле это хаотическое движение; теперь надо было ограничить размер формы. Маг должен быть уверен в силе, направлении и радиусе действия заклинания. Он вновь погрузился в себя и проверил каждую линию, каждый оттенок и пульсацию формы. И как только Денсер это сделал, «Рассветный вор» стал вырываться на свободу.

Пока варвар стоял в дверях, к нему мог подойти только один человек. И стоило человеку приблизиться, как Хирад его убивал. Нельзя было даже помыслить о том, чтобы с помощью шестидюймового кинжала одолеть противника, вооруженного длинным мечом. Однако хранители продолжали приближаться к варвару, и он продолжал убивать. После того как у двери скопилось шесть трупов, самой главной задачей для Хирада стало сохранить равновесие и не поскользнуться на залитом кровью полу.

Хирад осторожно перелез через безжизненные тела, чтобы расправиться с двумя последними хранителями. Не произнося ни слова, он убил их и с отвращением посмотрел на дело своих рук. С короткими кинжалами, эти люди были перед ним практически безоружны. Варвар почувствовал спазм в животе. Для него не имело значения, что эти люди были служителями лордов-колдунов. Хирада тошнило от той легкости, с которой ему удалось их перебить.

Варвар вложил меч в ножны и уже повернулся, чтобы выйти из комнаты, как услышал скрежет камня о камень. Кровь застыла у него в жилах, в комнате вновь повеяло жутким холодом, и Хирад задрожал. Он заставил себя обернуться и зажал ладонью рот, чтобы не закричать. Крышка одного из саркофагов сдвинулась. Она сдвинулась совсем немного, но все-таки сдвинулась. Варвар начал пятиться назад, крышка сдвинулась еще на полдюйма. Хирад наступил на одно из тел, поскользнулся на луже крови, упал и проехал вперед ногами прямо к каменному гробу, у которого двигалась крышка. Теперь двигались крышки всех саркофагов, их скрежет громко раздавался в комнате. Хирад задрожал и стал ловить ртом воздух.

Он попытался на четвереньках отползти назад и подняться на ноги, но пол был слишком скользким. Тогда Хирад опустился на колени, развернулся и отодвинул в сторону тела, преграждавшие ему дорогу. Только единственная мысль пульсировала у него в мозгу — нужно во что бы то ни стало закрыть дверь комнаты. Варвар не понимал, почему это пришло ему в голову, он просто должен был это сделать. Крик сорвался с губ Хирада, когда он услышал бряцание костей, и почувствовал, как сердце его сжалось. Но сильная боль в груди тут же прошла.

— О боги, — прошептал Хирад. — Давай, Денсер, давай. — Но сквозь проем двери он видел, что черный маг все еще готовится. Варвару не хватало смелости оглянуться назад. Снова раздалось бряцание костей, потом еще раз. Хирад оттащил с дороги последнее тело, выскочил из комнаты, схватился за ручку и захлопнул дверь. В последний момент в его глазах запечатлелась страшная картина. Руки скелета с длинными костяшками пальцев ухватились за края гроба, белые пальцы шарили по камню в поисках точки опоры.

Хирада затошнило — зло веков наводнило комнату. После того как он схватился за ручку и захлопнул дверь, ноги у него ослабли и подломились. Варвар хватал ртом воздух и все равно задыхался. Он пытался обмануть себя, убедить в том, что все увиденное ему померещилось. Но с другой стороны, Хирад понимал, что не мог ошибиться — он действительно видел, как из своей могилы поднималась смерть Балии. Оживший беспросветный ужас попирал всякий здравый смысл и потрясал до самого основания разум обычного человека. Это зло обладало силой, которая могла разрушить горы, продырявить небо и пролить реки крови, уничтожив все население восточной части континента.

Пальцы Хирада онемели, он задыхался и только старался не потерять сознания, по каплям вытекающего из него с каждым тяжелым ударом сердца. Варвар удерживал ручку двери, за которой находился величайший враг Балии, тщетно пытаясь остановить опускающуюся на землю ночь.

Охранники были опытными и жестокими воинами, они рвались в бой, ведомые гневом на осквернителей гробниц своих хозяев. Безымянный и Фрон оборонялись и убивали с обычной ловкостью и силой, но вот справа дела шли гораздо хуже. Джандир сражался с искусным мечником, который сразу же заметил слабые стороны своего противника и нанес ему удар сверху. Эльф блокировал удар, но меч остановился в опасной близости от его лица. Несмотря на то что Уилл упорно оборонялся, ему все-таки удалось продвинуться немного вперед, пробиться сквозь защиту врага и оставить на его щеке длинную безобразную рану.

Ирейн наблюдала за боем сзади, удерживая прочную защиту, но уже начала понимать ее бесполезность. Илкар, несомненно, думал о том же. Пока маги наблюдали за происходящим, рука Джандира дрогнула под новым ударом врага. Эльф еще не успел восстановить равновесие, как стражник вонзил клинок ему в сердце. Джандир вскрикнул и упал на пол.

— Нет! — Услышав предсмертный крик Джандира, Безымянный резко бросился вперед, проломил череп стражнику и обратным ударом рассек бедро другому врагу. Через мгновение в тоннель вбежал Деррик во главе отряда университетских воинов и магов. Зажатые меж двух стен сверкающей стали, оставшиеся стражники были быстро перебиты. Деррик кивнул Безымянному, а потом увидел безжизненное тело Джандира, возле которого опустился Уилл.

— Проклятие, — выругался генерал и повернулся к своему лейтенанту. — Выставить охрану у тоннеля, коннице очистить город и площадь от врага. Выполняйте немедленно. — Деррик снова повернулся к Безымянному: — Где Хирад?

— В пирамиде с Денсером, — ответил Воитель, тяжело дыша.

— Ступайте за ними, здесь я сам управлюсь. На площади Стилиан, так что опасность миновала. Безымянный благодарно кивнул:

— Вороны! Вороны, за мной!

Стилиан с удовлетворением осмотрел площадь. Повсюду валялись тела служителей лордов-колдунов, кровь и плащи покрывали площадь алым ковром. Кое-где группы висминцев атаковали конницу Деррика и его Защитников, но их сопротивление быстро подавлялось. Лорд Горы вздохнул. Они захватили Парве врасплох и посмеялись над жалкой обороной города. Основные армии Висмина сейчас маршируют на восток, сметая все на своем пути.

Стилиан подъехал к входу в тоннель, спешился и прислонился к правой колонне. Неожиданно он почувствовал страшную усталость. Внутри пирамиды шел последний бой, но лорд Горы обнаружил, что у него нет желания участвовать в нем.

Резервы маны Стилиана были на исходе, но его месть была утолена. Теперь лорд Горы мог подождать действия «Рассветного вора» и отправиться назад в свои владения. Он сел и подпер голову руками. Ветер трепал его волосы.

Пальцы Хирада, сжимавшие ручку двери, побелели от напряжения. Варвар взмок, от звуков, которые доносились из комнаты, ему хотелось кричать. Хирада бросало то в жар, то в холод. Мышцы одеревенели, а ноги так сильно дрожали, что Хирад боялся сойти с ума. Перед глазами все плыло, в голове стоял туман. А потом Хирад почувствовал, как на ручку надавили с противоположной стороны двери — сначала мягко, а потом сильнее.

— Денсер, пожалуйста. — Шепот застрял у варвара в горле. Хирад изо всех сил старался удержать ручку, но она все же понемногу поворачивалась. Через мгновение в дверь забарабанили кулаками, и варвар навалился на дверь всем своим весом, чтобы она не открылась. Через некоторое время последовал один тяжелый удар, дверь содрогнулась, но все же не открылась. Из комнаты доносились звуки торжества, возрождения и могущества. У Хирада перехватило дыхание.

— Денсер! — закричал он. — Пора! — Денсер стонал и что-то монотонно бормотал за спиной варвара. Страшная тревога шевельнулась в сознании Хирада, когда он услышал неровное дыхание мага. Варвар подумал, что если зитескианец так тяжело дышит, значит, в этот момент он ведет какую-то внутреннюю борьбу. А заклинание все еще не было готово.

Второй удар разнес деревянную дверь в щепки. Хирада отбросило на мраморный пол, его запястья пронзила острая боль.

— Денсер! — закричал варвар.

На пороге показался силуэт одного из лордов-колдунов в рваном погребальном саване, плоть уже кое-где покрывала обнаженные кости. Хирад увидел пустые глазницы на клиновидном черепе, когда высокая фигура остановилась в дверном проеме.

— Еретик. — Хирад подумал, что именно так должен звучать голос покойника, которого только что вытащили из могилы.

Варвар смотрел, как на костях лорда начала нарастать плоть — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Она окутывала его ладони, стремительно взлетала по ногам, вытягивалась вдоль ребер и покрывала внутренности, которые возникали буквально из ничего, росли, дрожали и начинали биться.

И вот наконец лорд-колдун, высокий и ужасный, сверху вниз взглянул на Хирада. Его пустые глазницы наполнились новой жизнью, холодный убийственный взгляд черных глаз, казалось, пронизывал насквозь. За спиной первого лорда толпились фигуры других воскресших мертвецов. Он шагнул вперед, и обрывки его савана превратились в ослепительно белое одеяние, колыхавшееся от дыхания своего владельца. Босые ноги лорда обрели мышцы и объем, пальцы распрямились.

Хирад посмотрел на Денсера. Черный маг боролся с заклинанием, и бисеринки пота блестели у него на лбу. Руки теперь были вытянуты вперед и сильно дрожали, хриплый тихий голос быстро произносил слова, которых варвару никогда не понять.

— Торопись, Денсер, — сказал Хирад, вытаскивая меч из ножен. — Торопись. — И варвар приготовился к бою. Лорды-колдуны стояли в дверном проеме усыпальницы и смотрели друг на друга, рост каждого из них был выше восьми футов. — Ну давай, — воскликнул Хирад. — Посмотрим, сможешь ли ты меня одолеть. — Он поднял меч.

Лорды-колдуны тоже приготовились к бою. Первый из них шагнул в коридор, а его братья выстроились полукругом. Хирад облизнул губы. Даже если ему суждено умереть, друзья не оставят его одного: он услышал за спиной шаги и постукивание стали по камню — ритмичное, звонкое, прекрасное. Радостное чувство охватило его, кровь снова заиграла в жилах, и сознание наполнилось новой верой. Теперь у Хирада было все необходимое, чтобы дать Денсеру время закончить приготовления «Рассветного вора».

— Вороны! — закричал он. — Вороны, за мной!

Хотя Денсер полностью отстранился от опасности и ушел в себя, он смутно слышал шум голосов, топот ног и настойчивые слова Хирада. Чрезвычайно насыщенную форму маны «Рассветного вора» было невероятно трудно контролировать, но основные приемы управления заклинанием прочно укоренились в подсознании мага. Денсер мысленно поблагодарил своих учителей за то, что они не упустили ни одной детали и ни одного малейшего нюанса за долгие годы обучения.

Никогда раньше само заклинание не пыталось овладеть сознанием Денсера и использовать его способности и ману, чтобы получить еще большее могущество. Конечно, «Рассветный вор» не обладал разумом, но порожденные им интонации, жесты и мысли вели к единственному возможному концу — к гибели мага, а вместе с ним и всей Балии.

Только сейчас Денсер понял истинную природу самого ужасного творения Септерна. А истина заключалась в том, что теперь, когда основная форма была создана, цепная реакция могла просто подчинить себе его сознание. И тогда все в этом мире будет уничтожено — произойдет похищение света, кража рассвета.

И поэтому Денсер боролся с малейшими поползновениями заклинания выйти из-под контроля — тушил вспышки сложной формы, останавливал любое вращение против оси, пресекал все попытки остановить движение и воспользоваться жестко охраняемыми резервами маны. «Рассветный вор» все еще высасывал из мага силы, и зитескианец пока не был готов его применить. Перед его внутренним взором мана соединилась с катализаторами и запылала в треугольнике, поднявшем с пола реликвии и присоединившем их к ядру заклинания. Мощь возросла еще больше и теперь соблазняла Денсера ее испытать.

Тем не менее форма заклинания была еще не сфокусирована, а сила слишком рассеяна. Если бы Денсер сейчас воспользовался «Рассветным вором», то Вороны канули бы в забвение вместе с лордами-колдунами. И хотя внутренний голос нашептывал ему, что придется заплатить эту цену за свободу Балии, он не собирался отказываться от своих замыслов. Денсеру нужен был канал для энергии «Рассветного вора», и теоретически он мог его создать. Однако просачивающиеся в сознание звуки битвы напоминали магу, что у него остается очень мало времени, чтобы воплотить замысел в дело.

Меч Хирада с треском рассек незащищенный бок одного из лордов-колдунов — Арумана. Варвар знал, как зовут его врага и пятерых других, но когда Денсер называл их, это были просто имена. Теперь же, когда Хирад сам встретился с древним злом, имена проснулись где-то глубоко в его мозгу и угрожали лишить его последних сил.

Аруман завыл и упал на спину, зажав руками рану, из которой сочилась темная жидкость. Крик торжества Хирада быстро оборвался, когда он увидел, что рана его врага в считанные секунды затянулась. Аруман распрямился, и лорды-колдуны подняли его на ноги. Он посмотрел на Хирада и укоризненно покачал головой.

— О боги, — прошептал варвар. Лорд шагнул вперед и неуловимым движением выбросил вперед руку, чуть не выбив у Хирада меч. Ужасающая сила удара ошеломила варвара.

— Мы не сможем с ними драться, — сказал он.

— Еще как сможем, — ободрил его Безымянный. — Нам нужно только удержать их на месте. — Воитель нанес высокий горизонтальный удар, рассекая плоть и дробя кости лорду-колдуну. Белфаман рухнул на пол.

— Они все еще слабы. Давай делай, как я.

— Защита установлена, — сказал Илкар.

Хирад застыл на месте и посмотрел за спину трех лордов, стоящих перед ними. Оставшиеся трое — Истерман, Паман и Уиман — готовили заклинание.

— Вороны, давайте разберемся с ними! — Встав на полшага сзади и справа от Безымянного, Хирад блокировал еще один молниеносный удар Арумана и вонзил меч в грудь лорда. Казалось, рана затянулась раньше, чем он выдернул свое оружие.

Белфаман быстро поднялся и ринулся в атаку. Безымянный нырнул, уклоняясь от сокрушительного удара, и подрубил лорду ноги. Затрещали кости, и Белфаман споткнулся. Мгновенно оценив ситуацию, Безымянный ударил рукоятью меча в лицо лорда, а потом до половины перерубил ему шею. На этот раз падение было более тяжелым, а крик боли более ужасным.

— Защита установлена, Денсер закрыт, — сказала Ирейн.

Джериман сильно ударил испуганного Уилла в плечо. Коротышка вскрикнул и рухнул на пол. Фрон заревел от злости и перерубил руку лорду, раздробив локоть. Джериман в ответ просто ударил его другой рукой. Кулак резко врезался в голову Фрона, воин отлетел и упал без чувств.

— Черт возьми, — прохрипел Безымянный.

— Ну, давай, Денсер, — прошептал Хирад.

Заклинания лордов-колдунов ударили внезапно и жестоко. Дрожащий резкий свет, темный и злобный, уперся в окружающие Денсера и сражающихся Воронов защиты и с треском и шипением вспыхнул на их поверхности. Защиты продержались довольно долго. В этот момент поднялся Белфаман, его глаза горели лютой злобой.

— Защита снята, — произнес Илкар, переводя дух.

Безымянный и Хирад обменялись короткими взглядами. Варвар изнемогал от усталости — мышцы молили о передышке, легкие отяжелели, сердце бешено стучало в груди. Хирад не знал, сколько еще он сможет выдержать.

— Давай, — воскликнул он.

Безымянный стремительно бросился в атаку. Сначала он упал на колени и ударил Белфамана по ногам, потом вскочил и рубанул своего противника по незащищенной шее. Лорд не успевал проследить за движениями Воителя. Справа от Безымянного Хирад переложил меч в левую руку и нанес косой удар снизу вверх и справа налево в подбородок Арумана. Голова лорда откинулась назад, а сам он пошатнулся, теряя равновесие. Хирад подался вперед и обратным ударом рассек лицо следующему врагу. Но в этот момент, словно из ниоткуда, на варвара обрушился удар Уимана.

Белфаман упал, но Истерман и Паман сбоку приблизились к Безымянному. Воитель успел повернуться и поставить защиту. Падая, Хирад увидел, как страшные удары обрушились на Безымянного. И хотя Воитель устоял на ногах, этого было явно недостаточно. Лорды-колдуны уже готовили очередное заклинание.

Хирад подобрал меч и начал подниматься. Каждое движение отзывалось колющей болью в плече, зрение затуманилось, но варвар понимал, что не может оставить Безымянного сражаться в одиночестве. Он уже почти поднялся, когда Уиман своим ударом снова сбил его с ног. Рядом упал Безымянный, струйка крови сбегала по его лицу.

— Поднимайся, Безымянный.

— Уже поднимаюсь.

Оба начали подниматься, помогая друг другу. Отбитые кулаками лордов-колдунов мышцы и кости невыносимо болели. Тело Хирада протестовало, колени дрожали ноги болели, а правую руку жгло огнем. Полное изнеможение не давало варвару подняться на ноги. В этот момент Илкар запустил свои «Сферы пламени», которые ударили прямо в лордов-колдунов. Ревущее пламя и яркий свет залили коридор, сжигая одеяния и обугливая плоть, которая отрастала вновь и вновь. Лорды даже не стали тушить огонь.

Хирад поднял глаза и увидел в дыму и пламени шесть улыбающихся лиц — торжествующих, ликующих и победоносных.

— Мы живы, — прошептал Аруман.

— «Рассветный вор».

Эти два слова разрушили короткую паузу.

— Падай! Падай! — закричал Илкар. Хирад все еще пытался подняться, но Безымянный дернул его за ноги, и варвар снова упал.

— Нет! — завопил Аруман, и к его голосу присоединились голоса братьев.

Столб непроницаемого мрака появился над головами лордов. Его ширины было вполне достаточно, чтобы накрыть всех братьев в узком коридоре перед усыпальницей. Этот столб обжигающего мрака накрыл лордов-колдунов, сбил их с ног, содрал плоть с их костей. Сила заклинания швырнула лордов-колдунов друг на друга и отбросила к дальней стене усыпальницы, где они повисли, словно огромные тряпичные куклы, корчась и завывая.

Внезапно Вороны услышали необычный шум, напоминающий завывание ветра в узкой расселине. Этот шум постепенно усиливался, закладывая уши и заставляя стиснуть зубы. Висящий в воздухе черный и гладкий столб непроницаемого мрака сдвинулся, и ветер растрепал волосы Хирада. Варвар, собрав последние силы, откатился в сторону и взглянул на Денсера.

Темный маг сидел на коленях, выпрямив спину и вытянув вперед; руки. Энергия «Рассветного вора» лилась из воздуха между его ладонями. Все тело Денсера сотрясала дрожь, руки вибрировали, кожа на лице натянулась. Рот мага был широко открыт, волосы встали дыбом. Темный туман постепенно окутывал Денсера все плотнее и плотнее, кружился и струился, вливаясь в столб «Рассветного вора». Широко открытые глаза Денсера не видели ничего, кроме непроницаемого мрака, висевшего перед ним. Ирейн стояла рядом с магом и не осмеливалась дотронуться до него, на лице ее читался благоговейный ужас.

— Отходим — крикнул Безымянный. — Чернота расползается.

Хирад не расслышал слов Воителя, но, уловив какое-то настоятельное требование в его жестах, вытянул руку и ухватился за рукав друга. Они с трудом отползли подальше от черного столба и оглянулись, чтобы увидеть гибель лордов-колдунов. И тут Хирад заметил распростертых на полу Фрона и Уилла — оба уже очнулись, шевелились и вот-вот должны были подняться.

— Лежать! — заорал варвар, хлопнув в ладоши. — Лежать! — Но Фрон с Уиллом не могли услышать его из-за завывания «Рассветного вора» и криков лордов-колдунов. Фрон поднял голову, совершенно не догадываясь о том, что смерть висит в воздухе всего лишь в нескольких дюймах над ним.

— Проклятие, — пробормотал Хирад, рванулся вперед и поднырнул под расширяющийся столб «Рассветного вора»

Тело Денсера наполнилось прекрасным могуществом Он чувствовал, как сила бежит по его венам, наполняет мышцы, зажигает вены и сухожилия и выдавливает воздух из легких. Но Денсеру и не нужно было сейчас дышать, ему придавал силы «Рассветный вор».

Лорды-колдуны корчились в страшных судорогах, а он смеялся над их жалкими попытками разорвать оковы заклинания. Но Денсер еще не закончил свою игру. Он еще не выбрал, куда отправить лордов-колдунов, и не решил, позволить «Рассветному вору» уничтожить мир или нет. Ведь это было так легко сделать. Ладони мага с трудом удерживали силы заклинания Септерна, которое стремилось вырваться из-под контроля. Денсеру достаточно развести руки в стороны, и чернота поглотит их всех.

«Рассветный вор» пытался заставить мага сделать это, но что-то в глубине его сознания встало неприступным заслоном на пути заклинания. Наконец Денсер понял, что нашел для себя отличное место в жизни, где можно было избавиться от власти Зитеска. Здесь о нем заботились, искренне уважали и любили. Здесь он сам мог выбрать свою судьбу. Таким местом для него стала команда Воронов.

Пришло время открыть ворота забвения, разорвать измерения и бросить жалкие остатки лордов-колдунов в бушующий вихрь ада. Но Денсеру хотелось превратить все это в эффектное зрелище, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что вековое зло уничтожено навеки. Ему было нужно, чтобы как можно больше зрителей в этом заброшенном городе увидели последнее путешествие лордов-колдунов сквозь измерения Балии. Денсер улыбнулся и наклонил голову, зная, как это сделать.

Рев «Рассветного вора» и ветер струящейся маны завывали в ушах Хирада. Варвар лежал рядом с Фроном и прижимал к земле голову оборотня. Все еще оглушенный после удара лорда-колдуна, Фрон боролся за выживание и пытался оттеснить Хирада в область непроглядного мрака. Наконец Уилл, осознав опасность, пододвинулся, прикоснулся рукой к лицу оборотня и успокоил его долгим проникновенным взглядом.

Хирад снова посмотрел на Денсера. Черный маг морщился от боли, а «Рассветный вор» терзал его тело. Волны напряжения пробегали по лицу зитескианца, черный туман вился и сгущался вокруг него. Внезапно выражение его лица резко изменилось. Оно успокоилось и прояснилось. Темный маг улыбнулся, прошептал следующие слова заклинания и начал медленно сдвигать ладони, направляя их вверх.

Колонна «Рассветного вора» втянулась внутрь себя, забирая и лордов-колдунов. Они уже больше не сопротивлялись, только свет в глазах лордов напоминал Хираду, что их души все еще находятся в исковерканных телах.

Туман плавно опускался сверху колонны и окутывал лордов-колдунов сферой струящейся черноты. Через несколько мгновений в сфере уже нельзя было ничего разглядеть, кроме слабых колебаний непрозрачной сети мрака, опутавшей и удерживающей в своих объятиях вековое зло Балии. Теперь испуганные вопли лордов-колдунов были громче воя «Рассветного вора».

Денсер начал придвигать колонну ближе к себе, одновременно поднимая ее вверх. Наконец колонна зависла прямо под вершиной пирамиды. Черная сеть вздрогнула, а затем Денсер резко взмахнул ладонями вверх, отпуская колонну. Колонна со страшной скоростью взлетела вверх, непрозрачная сфера ударила точно в каменную вершину пирамиды.

— О боги земли, — прошептал Хирад. — Бежим! Бежим! — И он побежал, стараясь побыстрее убраться из-под вершины пирамиды. Следом за ним бежал Безымянный, потом Фрон и Уилл. Но ни Илкар, ни Ирейн не сдвинулись с места. Не успел Хирад открыть рот, чтобы позвать их, как заклинание разрушило вершину гробницы лордов-колдунов.

Несметное множество каменных обломков взлетело вверх вместе с вековой пылью в качестве материального дополнения к вою «Рассветного вора», разрывающего небо. Сквозь зияющую дыру в пирамиду проникли лучи солнца, осветив Денсера, его воздетые к небесам руки, широко раскрытые глаза и дьявольскую улыбку на лице.

Но если «Рассветный вор» вместе со своим грузом, пробив измерения Балии и вырвавшись в пространство между измерениями, исчез в вихре ада, то обломки камня остались в этом мире. Огромные глыбы по спирали опускались вниз и наконец рухнули на пирамиду. Рваные края созданной Денсером дыры обрушились вниз на Воронов.

Хирад смотрел в глаза смерти и понимал, что не сможет ничего сделать. Колонна «Рассветного вора» исчезла, и Денсер, взгляд которого по-прежнему был устремлен в небо, сделал пируэт в воздухе и свалился на пол. Хирад отвернулся, чтобы не видеть, как камни раздавят близких ему людей.

— Прочная защита установлена, — одновременно воскликнули Илкар и Ирейн. — Никому не двигаться.

Для Денсера это было воплощением мечты всей его жизни. Процесс сотворения «Рассветного вора» со всеми его многоуровневыми сложностями и в самом деле оказался невероятно захватывающим. Ему пришлось бороться не только с маной, жившей своей собственной жизнью, но и со страшным искушением выпустить на волю чудовищные силы, всю мощность которых Денсер так и не постиг. Но в этой борьбе он победил. Более того, Денсер открыл ворота в забвение и отправил туда искалеченные тела лордов-колдунов, души которых были уничтожены ненасытным голодом заклинания Септерна. А он сам устоял против влияния «Рассветного вора». Теперь мечта его жизни исчезла. Остатки заклинания цеплялись за сознание Денсера и прятались в его теле. Они ласкали мага, предлагали ему умиротворение и обещали долгожданный отдых. Что еще может требовать спаситель Балии? Разве это не совпадает с его желаниями? Денсер закрыл глаза и вознесся навстречу своей славе.

Мозаичный пол дробился и крошился под ударами падающих сверху камней. Осколки летели во все стороны и рикошетировали от стен. Хирад сначала упал на пол и закрыл руками голову, но практически сразу же перевернулся на спину и сел. Прочная защита закрывала их и одинаково отражала как мелкие обломки, так и крупные валуны. Варвар наблюдал, как каменная плита длиной в пять и толщиной в два фута упала, кувыркаясь в воздухе, и ударилась в защиту прямо над неподвижно лежащим Денсером. Потом плита скользнула вниз по невидимой поверхности защиты и с глухим стуком упала на мозаичный пол Повсюду сверху сыпались камни разных размеров, пол под ногами сотрясался под градом ударов, от сильного грохота закладывало уши. Сквозь прореху в верхней части пирамиды светило солнце, и мириады кружащих в воздухе пылинок блестели в его лучах.

Вскоре камнепад, треск плит и мраморных пластин стал стихать. Хирад устало поднялся на ноги и нахмурился, посмотрев на лицо Ирейн. Додоверка стояла в нескольких шагах от Денсера и не отрываясь смотрела на черного мага, из последних сил стараясь сохранить контроль над заклинанием. Ее тело дрожало, а по лицу катились слезы. Наконец камнепад полностью прекратился, и на смену грохоту и гулким ударам пришла звенящая тишина.

— Все кончено, — сказал Хирад.

В самый разгар битвы лучи черного огня, срывающиеся с сотен пальцев, внезапно резко оборвались, магические защиты пали, и торжествующее выражение на лицах шаманов сменилось сначала неуверенностью, а потом страхом.

Блэксон сразу понял, что произошло. Внезапная перемена в ходе битвы свидетельствовала о победе Воронов. Барон завопил от восторга. Его люди бросились вперед, а сам Блэксон поскакал галопом сквозь лишившиеся руководства шеренги висминцев к упавшему другу. Он соскочил с лошади, срубил голову напавшему на него воину и опустился на колени. Гресси все еще дышал, несмотря на то что голова его была разбита. Блэксон подозвал одного из своих людей, и они вдвоем вынесли потерявшего сознание барона с поля битвы. Громкие крики воинов востока звенели у них в ушах.

Войска Висмина были разбиты. Без магии лордов-колдунов шаманы были беспомощными, а без шаманов простые воины утратили цель. Конечно, висминцы были свирепы, но военное счастье отвернулось от них, и люди Блэксона снова воспряли духом.

Барон издал ликующий крик. Сегодняшний день обещал стать чудесным днем.

— Защита снята, — прошептал Илкар в тишине.

— Защита снята. — Голос Ирейн сорвался, и она бросилась к Денсеру, опустилась на колени, подняла голову мага и обняла ее ладонями. Потом женщина уткнулась лицом в плечо зитескианцу, плача и бормоча ласковые слова, все ее тело сотрясалось от рыданий.

— Что случилось? — подошел Хирад.

Залитое слезами лицо Ирейн повернулось к нему.

— Он умер, — запричитала женщина. — Он не дышит.

— Ну нет. — Хирад опустился рядом с Ирейн. — Илкар, сделай что-нибудь.

— Не существует заклинаний на все случаи жизни, Хирад, — быстро подбежал к ним Илкар. — Он не ранен, так что лечить здесь нечего.

Хирад осмотрел тело Денсера сверху донизу. Все вроде бы было как обычно, только губы мага посинели.

— Так-так. Отпусти его, Ирейн. Безымянный, давай сюда. Наклони ему голову и прочисти горло.

— Готово.

Хирад внимательно посмотрел в лицо черного мага.

— Даже не думай об этом, Денсер, — сказал он и начал делать зитескианцу непрямой массаж сердца, надавливая на грудь основанием ладони. — Не смей умирать. Давай дыши.

Ирейн гладила рукой волосы Денсера.

— Пожалуйста, Денсер, — всхлипывала она. — Я же ношу твоего ребенка, не оставляй меня одну. Хирад остановился.

— Что ты сказала? О всемогущие боги. — Он начал сильнее надавливать на грудь мага. — Ты слышал это, Денсер? На тебе теперь лежит ответственность за новую жизнь, черт возьми. Дыши! Дыши! — Хирад стал хлестать мага ладонью по щекам. Безымянный массировал Денсеру шею и мышцы челюсти.

— Дыши!

Денсер открыл рот, и его легкие втянули воздух. Грудь мага поднялась, и он сел прямо, оттолкнув Хирада в сторону. Жадно глотая ртом воздух, Денсер ощупывал свою грудь. Ирейн снова залилась слезами. Денсер хотел повернуться к ней, но упал на спину. В последний момент Ирейн успела подставить руку под его голову и смягчить удар. Потом она стала поглаживать и ерошить волосы мага.

— Ну ты и шельмец. Я думала, ты умер. Я думала, ты умер, — повторяла Ирейн, и слезы катились по ее щекам. Денсер улыбнулся и покачал головой.

— Я попытался, — сказал он, — но в это время мне повредили грудную клетку.

— Мы должны были что-нибудь сделать, — сказал Хирад.

— Я чувствую себя так, словно ты руками сжимал мое сердце.

— Нет-нет. Я просто уговаривал его забиться.

— Спасибо.

Хирад пожал плечами.

— Ты Ворон, и я не мог позволить тебе умереть после того, как ты уничтожил лордов-колдунов. Мы не смогли бы отпраздновать это событие. — Взгляд Денсера был устремлен куда-то в голубое небо Балии. Варвар проследил за ним и сквозь запыленный воздух увидел вращающуюся темную заплатку, испещренную серыми пятнами.

— О боги, — сказал Денсер — Я не уверен в том, что это должно было произойти.

Хирад чуть дольше рассматривал новый разрыв в измерении, а потом снова перевел взгляд на Денсера.

— Привыкнем, — сказал он, поднялся с пола и отряхнул пыль с одежды. — Как ты себячувствуешь?

— Усталым и больным.

— Хорошо, здесь есть неплохое местечко для отдыха, — сказал Илкар, не в силах отвести взгляд от разрыва.

— Я собираюсь отдохнуть прямо сейчас. — Денсер закрыл глаза. — Разбудите меня через несколько дней.

— Вы не могли бы оставить нас одних? — спросила Ирейн, лениво проводя рукой по волосам Денсера.

— Конечно, — ответил Безымянный. — Друзья… — Он вложил меч в ножны, закинул их за спину и жестом попросил остальных освободить помещение.

— Что ты нашел там, вверху, Илкар? — спросил Хирад, подходя к эльфу.

— Да вот это, — ответил Илкар, показывая на разрыв в измерении. — Мне интересно, куда он ведет. Надеюсь, что в безопасное место. — Эльф прищелкнул языком и вздохнул. — Что мы такое натворили, а?

Хирад обнял друга за плечи и слегка потряс.

— Всего-навсего победили. Пойдем, на улице лучше видно. — Он повернул Илкара. Прямо перед ними стояли Безымянный, Фрон и Уилл. — Мы победили.

— По крайней мере теперь мы сможем получить причитающиеся нам по контракту деньги, — сказал Илкар.

— А я думал, ты не захочешь касаться грязных денег Зитеска, — сказал Денсер со своего места.

Илкар засмеялся:

— Не нужно быть слишком гордым, когда дело касается денег.

— Ты говоришь как настоящий наемник, — заметил Хирад. Ирейн громко кашлянула, напоминая, что посторонним пора удалиться. — Прости, Ирейн — Варвар показал на пролом, из которого лился солнечный свет.

— Вороны, — тихо позвал он и поманил остальных пальцем. — Вороны, за мной.

Джеймс БАРКЛИ ДНЕВНАЯ ТЕНЬ

Действующие лица:

Вороны:

Хирад Холодное Сердце — воин-варвар

Безымянный Воитель — воин

Фрон — воин и оборотень

Уилл Попрошайка — вор

Илкар — маг из Джулатсы

Денсер — маг «Рассветного вора»

Ирейн — ученый-маг

Зитеск — университет магии

Стилиан — лорд Горы

Дистран — руководитель научных исследований

Айль, Сил, Риа, Аэб — Протекторы

Джулатса — университет магии

Керела — старший маг

Баррас — глава делегации

Кард — генерал стражи университета

Бароны, лорды и солдаты:

Ри Деррик — генерал армий

Блэксон — барон южных земель

Гресси — барон юго-восточных земель

Тессея — вождь объединенных племен

Сенедай — командир северных армий

Риаса — командир Андерстоунского ущелья

Кессарин — разведчик

Старшие представители Родов:

Ша-Каан — великий Каан

Элу-Каан — молодой Каан

Танис-Берет — старейшина Берет

Ясал-Наик — вожак Рода Наиков

ПРОЛОГ

Вибрация у него в голове становилась все сильнее и интенсивнее. Глубоко под землей, в джунглях Тераса, Спящие неожиданно занервничали во мраке Чоула, зашевелились во сне… Впрочем, большинство из них не знало, что вызывало тревогу.

Точно зуд, с которым ничего нельзя сделать, гул нарастал, и все его существо охватило беспокойство. Он открыл один огромный голубой глаз. Зрачок расширился, приспосабливаясь к тусклому свету, льющемуся сверху, и он увидел изъеденный сыростью камень, свисающие зеленые лианы, мох, покрывающий все вокруг. А еще — трепещущие крылья, вытянутые шеи, когтистые лапы, беспокойно топчущие землю…

Стая разбужена. Раньше времени.

Учащенный пульс, тяжелое дыхание, широко раскрытые пасти.

Огромное тело Ша-Каана содрогнулось, сердце сильнее забилось в груди. В голове продолжалась вибрация — сигнал тревоги. Он вскочил на ноги, развернул огромные крылья и приготовился с боевым кличем подняться в воздух. Потом призвал свой Род и повел его из Чоула, к свету. Его звало новое сражение, которое только что началось в разверзшихся небесах.

ГЛАВА 1

Их ждет великая и славная победа!

Лорд Сенедай, вождь Хейстронских племен, стоял на слегка приподнятой платформе и наблюдал за тем, как дым окутывает Джулатсу, а его воины методично предают огню городские здания. Горький аромат дыма доставлял Сенедаю истинное наслаждение. Сквозь пахучую серую завесу он видел черно-белое пламя, вызванное к жизни шаманами благодаря связи с лордами-колдунами. Город медленно превращался в руины. Университет не мог остановить победоносную армию Висмина.

Сотня шаманов стояла, вытянув вперед руки; их пальцы метали огненные молнии, белое пламя безжалостно вгрызалось в каменные и деревянные строения когда-то гордого университетского города, рушились, превращаясь в жалкие обломки, дома, ограды, защитные сооружения. Мужчины и женщины пытались спастись бегством, но черный огонь настигал их, пожирал плоть, вырывал глаза, а потом швырял на землю, оставляя умирать в мучительной агонии.

Сенедай не испытывал к поверженным никакой жалости. Он спрыгнул с платформы и подозвал своих лейтенантов. Наступлению на сам университет мешали маги, которые контролировали границы города, и вражеские солдаты, не подпускавшие к ним его мечников. Пора положить конец их сопротивлению.

Когда он помчался в сторону поля боя, отдавая на ходу приказы и наблюдая за тем, как развеваются на ветру знамена и штандарты, прямо перед ним возникла огненная стена, грохнуло заклинание, и шаманов поглотило пламя — они умерли, не успев произнести ни единого звука.

— Вперед! Вперед! — орал Сенедай.

Однако его голос, который всего в сотне ярдов отсюда походил на свирепый рык, исчез в шуме сражения. Он слышал звон стали, крики страха и боли. Он слышал приказы, отчаянные и уверенные голоса командиров. Он слышал, как оружие ударяет в кожаные доспехи, слышал грохот падающих камней, треск горящего дерева.

Ряды защитников Джулатсы сильно поредели. Сенедай знал, что стоит прорвать оборону в одном месте, и дорога к университету будет открыта.

Запели рожки, и его воины снова пошли в атаку. Стоящие за спинами защитников, пожираемые черным огнем, гибли маги, которые до самого последнего вздоха не сдавались, пытаясь произносить заклинания. Сенедай чувствовал их страх. Топоры Висмина поднимались и опускались, проливая кровь врага и окрашивая затянутые серым дымом небеса фонтанами алых брызг.

— Уничтожить магов справа! — крикнул он одному из лейтенантов. — Передать мой приказ немедленно.

Земля трепетала от джулатсанской магии, теплый день пронизывали ледяные вихри воздуха, огненный дождь проливался с небес. Каждый шаг вперед давался дорогой ценой.

Отряд шаманов вдруг разорвал ряды и бросился вправо, не обращая внимания на град стрел. Один из шаманов упал — стрела угодила ему в бедро; его оставили на земле корчиться от боли. Сенедая охватило возбуждение, когда руки шаманов одновременно устремились вверх, зашевелились губы, призывая пламя из глубин черных душ лордов-колдунов, чтобы обрушить страшную, безжалостную смерть на защитников Джулатсы.

Однако огонь, пульсирующий на кончиках вытянутых пальцев, неожиданно рассыпался снопами искр, на одно короткое мгновение набрал силу, вспыхнул и снова, теперь уже окончательно, погас. Воины заволновались, раздались удивленные крики, шаманы с изумлением и страхом смотрели на свои руки и друг на друга, пытаясь понять, что произошло.

Со стороны защитных линий врага раздались крики ликования, которые постепенно становились все громче. Заклинания набирали силу, джулатсанцы, не теряя ни минуты, воспользовались замешательством воинов Сенедая, и те отступили.

— Милорд? — осмелился подать голос капитан.

Сенедай резко повернулся и увидел страх, не достойный воина Висмина. Внезапно он почувствовал, как его охватывает ярость. Тогда он бросил еще один взгляд на поле боя, где его солдаты отступали под ударами врага, к которому, казалось, пришло второе дыхание. Маги Джулатсы также вносили свой — весьма существенный — вклад в сражение.

— Священные духи, разве мы не воины? — взревел Сенедай, стараясь перекричать шум. — Трубите атаку! Атаку на всех фронтах! Нам не нужна магия, мы сражаемся при помощи стали. В бой, ублюдки, вперед!

Он бросился в самую гущу сражения, разрубив своим топором плечо защитника Джулатсы. Тот упал, Сенедай наступил ногой на труп, выдернул топор и нанес удар по новому врагу. Горны протрубили приказ, поникшие было штандарты затрепетали на ветру, знаменосцы устремились в бой. Висминцы шли вперед, не обращая внимания на смерть и увечья, которые сеяли вражеские заклинания — и защитники дрогнули перед яростью их атаки.

Лорд Сенедай быстро оглядел ряды своих воинов. Многие сегодня погибнут, лишившись поддержки лордов-колдунов, но победа все равно достанется Висмину.

Заметив, где расположились маги, атакующие его солдат, он отбил неуклюжий удар и бросился в гущу сражения.

На центральной площади Парве молча собрались Вороны. Сражение выиграно. Заклинание «Рассветный вор» произнесено, лорды-колдуны уничтожены, их город снова стал обителью мертвецов. В небе висели остатки заклинания — грязно-коричневое переливающееся пятно, чуждое, похожее на злобного хищного зверя, вышедшего поохотиться на земли Балии. Этот разрыв измерений не вел никуда.

На противоположной стороне площади уцелевшие солдаты из сводного отряда кавалерии четырех университетов под командованием генерала Деррика складывали тела на импровизированные погребальные костры. Учеников лордов-колдунов, висминцев, — в одно место, своих павших соратников — в другое; почтение и благоговение, с которыми они переносили тела погибших товарищей, резко контрастировали с тем, как они швыряли в кучу трупы врагов.

Стилиан и Протекторы внутри разрушенной пирамиды искали тайный ключ, позволивший древним пусть на короткое, зато трагическое время вернуть себе власть.

На площади стояла такая тишина, что, казалось, ее можно потрогать руками. Люди Деррика выполняли свои печальные обязанности молча; в небе под разрывом не видно было ни одной птицы, а ветер, проносящийся над открытым пространством, что-то тихонько нашептывал, шелестел над домами Парве.

Для Воронов победа снова омрачилась потерей.

Денсер тяжело опирался на плечо Хирада, Ирейн, обхватив его рукой, стояла с другой стороны. Рядом с варваром замер Илкар. Напротив них — Уилл, Фрон и Безымянный Воитель. Все смотрели на закутанное в саван тело Джандира.

Тишину, окутавшую Воронов, пронизывала печаль. Джандир погиб, прежде чем стало ясно, что они одержали победу. Какая злая судьба умереть после всего, что ему пришлось пережить!

Особенно остро потерю переживал Илкар. Как правило, эльфы селились в жарких Южных землях, в Балии их было совсем немного. Мало кто отправлялся на северный континент, разве что те, кого призывала магия, но даже и их становилось все меньше. Уилл и Фрон прощались с близким другом, отдавшим жизнь за Балию и Воронов, и не скрывали своей боли. Все начиналось, как обычная спасательная экспедиция, а закончилось на ступенях гробницы лордов-колдунов после отчаянных попыток разыскать и сотворить единственное заклинание, которое могло спасти Балию от древнего зла. Однако Джандир погиб, не ведая, чем закончится сражение и сработает ли заклинание. Воистину, жизнь бывает жестока, а безвременно пришедшая смерть всегда безжалостна.

Безымянный произнес прощальную молитву Воронов:

— Клянемся севером, востоком, югом и западом. Ты умер, но ты всегда останешься Вороном, и мы тебя не забудем. Балия навеки запомнит жертву, которую ты принес во имя ее спасения. Боги с радостью примут твою душу. Прощай навсегда, иди туда, где тебя сейчас ждут.

— Спасибо, — кивнув, сказал Уилл. — Мы ценим честь, которую вы оказали нашему другу. А теперь мы с Фроном хотим побыть с ним наедине.

— Разумеется, — ответил Илкар и отошел в сторону.

— Я побуду еще немного, — сказала Ирейн, отпуская Денсера. — Ведь он пришел, чтобы спасти мою семью.

Уилл кивнул, и она опустилась на колени у тела эльфа рядом с вором и оборотнем, чтобы разделить с ними их горе и надежды.

Безымянный, Хирад и Денсер догнали Илкара и уселись с подветренной стороны пирамиды, оставив за спиной разрыв в небесной ткани, но по-прежнему чувствуя его угрожающее присутствие. Чуть дальше люди Деррика продолжали складывать тела в погребальные костры. На булыжниках засыхали лужи крови, тут и там валялись обрывки одежды, которые подхватывал ветер и растаскивал по всей площади. Стилиан и Протекторы оставались внутри пирамиды — изучали руны, картины, мозаики, пытаясь разгадать их значение.

Генерал Ри Деррик подошел к Воронам, когда Безымянный закончил раздавать кружки с кофе, который они приготовили на печке Уилла. Все замолчали.

— Мне ужасно неприятно вам напоминать, — сказал Деррик, — но, несмотря на то, что мы одержали великую победу, нас осталось около трех сотен, а на дороге к дому нас поджидают около пятидесяти тысяч висминцев.

— Какая ирония, да? — проговорил Илкар. — Представить себе трудно, что нам удалось свершить. А в результате мы лишь дали Балии шанс, не более того. Нам неизвестно, какое будущее ее ждет.

— Вот и погрелись в лучах славы, — заметил Хирад.

— Не стоит недооценивать того, что мы сделали, — возразил Денсер; он лежал на земле, подложив руки под голову. — Мы лишили лордов-колдунов возможности одержать победу и установить в Балии свою власть. Пусть тебя греют эти мысли.

— Пусть, — снова улыбнулся Хирад.

— Не забывайте, — напомнил Денсер, — у висминцев нет магии.

— А у нас нет армии, — вставил Илкар.

— Интересно, будет ли нам куда вернуться, — задумчиво проговорил Безымянный.

— Сеанс связи помог бы ответить на некоторые вопросы, — заметил Денсер.

— Какой ты умный, Денсер, — ответил Илкар. — Поспал бы лучше.

— Я не имел в виду ничего обидного! — возмутился маг из Зитеска.

— Мне кажется, мы довольно далеко от Андерстоуна, — сказал Илкар и похлопал его по плечу.

— А вот Селин не пугали расстояния, — услышали они голос Стилиана.

Вороны дружно повернулись и увидели, как из окутанного тенями тоннеля пирамиды вышел лорд Горы. Стилиан поразил их своей неестественной бледностью, он явно держался из последних сил, вид у него был измученный, волосы рассыпались по плечам, коса давно расплелась.

— Можно? — Он показал на котелок. Безымянный пожал плечами и кивнул. Стилиан налил себе кружку кофе и сел рядом с Воронами.

— Я тут подумал…

— Ваши таланты безграничны, — пробормотал Денсер. В глазах Стилиана вспыхнул гнев.

— «Рассветный вор» уничтожен, Денсер, однако советую тебе не забывать, что я продолжаю оставаться лордом Горы. — Он помолчал немного. — Селин была разведчицей. Она докладывала о том, что большие отряды висминцев покинули Парве и направились в сторону Андерстоуна. Они еще не добрались до места, и потому мы встретимся с ними, прежде чем достигаем ущелья. Нам придется действовать заодно — по крайней мере, пока. — Стилиан произнес эти слова так, словно они упорно не хотели слетать с его губ.

Все немного успокоились, а Безымянный сказал:

— Должен заметить, что ваше недавнее вмешательство, хотя и чрезвычайно своевременное, вряд ли можно рассматривать, как желание помочь. Перед этим вы попытались нас всех прикончить. Потом напустили на меня Протекторов. А теперь хотите, чтобы мы действовали заодно. — Безымянный отвернулся и с беспокойством посмотрел на пирамиду.

— Мы пришли сюда без вашей помощи и сумеем обойтись без нее, чтобы вернуться домой, — заявил Хирад.

Стилиан окинул их спокойным взглядом, и на губах у него появилось подобие улыбки.

— Должен признать, вы умелые воины, однако не понимаете, серьезности положения, в котором оказались. Вороны не сумеют попасть на восток без посторонней помощи. Андер-стоунское ущелье сейчас наверняка для вас недоступно. У меня имеется сеть разведчиков и агентов, которые смогут организовать переход. У вас такой возможности нет, а Деррик находится в подчинении у меня и четырех университетов.

— Похоже, вы в нас совсем не нуждаетесь, — заметил Хирад, и Стилиан улыбнулся:

— Вороны чрезвычайно полезные союзники.

— Насколько я понимаю, вы что-то придумали, — кивнув, сказал Безымянный.

— Я обдумал маршрут; тактические вопросы будет решать генерал.

Он посмотрел на Деррика, который во время их разговора не произнес ни слова, лишь, когда Стилиан напомнил, кто из них главный, у него слегка изменилось выражение лица.

— По-моему, вам стоит поделиться с нами соображениями по поводу маршрута, милорд, — сказал Деррик.

В голове у Хирада пульсировала боль. Ему было необходимо выпить — желательно чего-нибудь спиртного, чтобы прогнать ее хотя бы на время. Он вскочил на ноги и направился к костру.

— С тобой все в порядке, Хирад?

— Не очень, — ответил он. — Голова трещит.

Неожиданно по спине у него пробежал холодок, словно с ветки дерева за шиворот упало сразу несколько пригоршней снега. Впрочем, это ощущение сразу прошло. В воздухе что-то переменилось, возникло какое-то движение, которое не имело никакого отношения к теплому ветерку, резвившемуся на площади.

Хирад остановился, поднял голову к небу, ослепительно синему, если не считать огромной прорехи, которая слегка шевелилась, словно жила собственной жизнью. У него на глазах испещренная коричневыми пятнами поверхность заволновалась, вспенилась, вытянулась вперед и на мгновение разошлась в стороны. Оглушительный рев разорвал относительно мирную тишину — ликующий, ужасный.

Хирад закричал, развернулся и, ничего не различая на своем пути, помчался к далекому лесу на востоке. Страх, который не покидал его с тех пор, как он встретился с Ша-Кааном, вырвался на волю в единую долю секунды.

Они еще не успели насладиться своей победой, а их уже ждут безнадежное поражение и смерть. В небе Балии появился дракон.

Больше всего ему нравилось сражаться на мечах. Висминцы воины, а не маги. И хотя могущество лордов-колдунов Действительно помогло одержать множество побед, лорд Тессея не сомневался, что они справились бы с врагом и без бело-черного огня.

А теперь магия — взятая в долг, украденная, полученная в дар, называйте, как пожелаете, — исчезла. Шаманы лишились власти над висминцами, и она вновь вернулась к вождям племен. Это пугало и одновременно возбуждало. Если союз распадется, армия четырех университетов отбросит их назад, за Блэксонские горы. Тессея не сомневался, что он сохранит единство, и они сумеют захватить Корину, столицу, душу и сердце могущества и несметных богатств Восточной Балии.

Впрочем, ему следовало опасаться университетов, против которых оружия больше нет. Его мечте увидеть горящие башни Зитеска не суждено было сбыться — по крайней мере, пока. Грустная улыбка коснулась истерзанного непогодой, покрытого темным загаром лица. Существует множество разных способов борьбы с магами…

Тессея никогда не думал о возможности поражения. В особенности, когда пил, празднуя недавнюю победу. Победу над магами.

Паника грозила поглотить тысячи его людей, бросившихся в Андерстоунское ущелье, когда весть о том, что шаманы лишились поддержки лордов-колдунов, стала всеобщим достоянием. Однако Тессея, сам того не зная, поступил точно так же, как Сенедай в далекой Джулатсе, — заставил всех успокоиться, возглавив отряд висминцев, что устремился на залитый солнцем восток.

Армия университетов знала, что они приближаются, но висминцы безнадежно превосходили врага числом. Они врезались в линию обороны, заглушая своими воинственными кличами приказы командиров противника, крики ужаса и стоны умирающих. Когда висминцев вел за собой Тессея, остановить их не мог никто, песнь победы звучала у них в ушах, мечи и боевые топоры безжалостно крушили врага. Передняя линия обороны держалась стойко, но висминцы разбили защитников наголову, и теперь их тела лежали в грязи у входа в ущелье. Как только погибли маги, сражение превратилось в организованную бойню, и Тессея испытал разочарование.

Сидя в трактире в Андерстоуне, из которого убрали тела погибших, он вспоминал сражение, элементарные ошибки обороны и путаницу в приказах, долетавших до его слуха. Совсем не похоже на бой у западной границы ущелья. Там он видел, что враг прекрасно организован и готов сражаться до последней капли крови. Там защитники ущелья продержались гораздо дольше, чем имели на это право. Такого врага он уважал.

Но больше всего разочаровал Тессею генерал, отвечавший за оборону Андерстоунского ущелья. Какой позор! Он должен был стать еще одним восхитительным врагом, а оказался самым обычным трусом, как и многие другие. Имя генерала Деррика очень скоро перестанет пугать висминцев.

Дверь в таверну открылась, и вошел главный шаман. Без могущества лордов-колдунов Тессее больше не стоило его опасаться, однако вождь Палеонских племен продолжал демонстрировать ему уважение.

Тессея налил шаману вина, и они устроились за столом напротив друг друга в окутанной тенью задней части комнаты.

— У тебя уставший вид, Арноан.

— День выдался тяжелый, милорд.

— Судя по всему, он подошел к концу. — Издалека доносились крики ликования.

— Как ваши раны? — спросил Арноан.

— Жить буду, — улыбнувшись, ответил Тессея, удивленный отеческой заботой Арноана.

Ожог на правой руке болел, но его обработали и наложили повязку. Тессея успел среагировать и отскочить в сторону, когда налетела «Сфера пламени», и потому остался в живых.

Царапины на лице, груди и ногах Тессея считал трофеями, Добытыми на поле боя. В его возрасте и при его влиянии внешность не имела никакого значения, а кроме того, он начал уставать от внимания женщин. Его род переживет войну; у него полно сыновей — от новорожденных младенцев до сильных крепких юношей. Сегодня их отец вел за собой племена и одержал победу при Андерстоуне. Куда они пойдут дальше? Видимо, этот вопрос очень беспокоил Арноана.

— Что принесет нам утро? — спросил шаман.

— Отдых и строительство. Я не намерен отдавать врагу Андерстоунское ущелье. — Лицо Тессеи ожесточилось. — Лорд Таоми и силы на севере должны присоединиться к нам максимум через день. Тогда и станем думать, как захватить Корину.

— Вы считаете, удастся?

— У них нет армии, — кивнув, сказал Тессея. — Только защитники города и резервисты. У нас здесь десять тысяч воинов, пятнадцать тысяч находятся в двух днях пути от ущелья, и еще двадцать пять тысяч вошли в залив Триверн, чтобы атаковать университеты и разобраться с любыми проблемами, которые приготовил нам Юг. Кто нас остановит?

— Милорд, я не спорю, военное преимущество явно на нашей стороне. Но не следует забывать о могуществе их магов. Мы совершим ошибку, если будем их недооценивать.

Арноан наклонился вперед, сложив перед собой узловатые пальцы.

Тессея помахал в воздухе обожженной рукой.

— Неужели ты думаешь, что я настолько глуп? — Он сердито прищурился. — Арноан, я самый старый из вождей племен, мне подчиняется крупнейший племенной совет. И все потому, что я никогда не совершаю подобных ошибок — я умею правильно оценивать преимущества врагов. Маги очень сильны, да и университеты способны оказать серьезное сопротивление. Однако маги быстро устают, и тогда их легко убить. Потеря магии стала для нас тяжелым ударом, но мы родились, чтобы воевать при помощи оружия, а не заклинаний.

Висмин будет править Балией, а я стану главой висминцев.

Впрочем, Тессея напрасно ждал подкрепления с Юга. Висминцы были разбиты наголову и бежали в город Блэксон, в то время как барон Блэксон отдыхал среди скал, высившихся над полем боя, где он одержал победу. Вместе с ним были получивший сотрясение мозга, но в остальном совершенно счастливый барон Гресси и еще около пятисот солдат и магов, которые мечтали о возвращении домой.

Однако радость довольно скоро прошла, поскольку положение складывалось серьезное. В живых осталось около дюжины магов, остальные погибли, став жертвой белого огня. Число раненых превосходило число тех, кто мог снова встать в строй, и все прекрасно понимали, что висминцы потерпели поражение главным образом из-за того, что лишились поддержки лордов-колдунов — что, явилось для них полной неожиданностью. Блэксон и Гресси просто воспользовались возникшей паникой. Если висминцы решат вернуться, чтобы завершить начатое, одержать вторую победу будет уже не просто.

Впрочем, Блэксон считал, что они, скорее всего не вернутся. Во время сражения среди скал возник страшный переполох, и определить точное число солдат с обеих сторон не представлялось возможным. Будь он на месте командиров Висмина, он отступил бы, чтобы зализать раны и спланировать новое наступление, дожидаясь подкреплений со стороны пролива Гайернат.

Барон зашел под естественный каменный навес, где устроил свой командный пункт. Места там хватило лишь для костра и нескольких старших офицеров. Гресси сидел, прислонившись к стене; по собственному опыту Блэксон знал, что у бедняги отчаянно болит голова и накатывают приступы тошноты, если он делает резкое движение.

Скалы тянулись на многие мили на север и юг. После победы Блэксон отвел своих людей на юг, подальше от поля боя, над которым витал дух смерти. Павших солдат и магов предали огню на погребальных кострах, погибших висминцев оставили на поживу любителям падали. Каменный навес располагался на вершине пологого холма, на небольшом плато и поросших травой полянках отдыхали солдаты, наслаждаясь покоем и теплым днем. Несмотря на угрозу возвращения висминцев, тут и там весело полыхали костры; только часовые получили строгий приказ не разводить огня до тех пор, пока их смена не закончится. На ключевых позициях Блэксон расставил эльфов, которые прекрасно видели в темноте и могли вовремя предупредить о наступлении врага, чтобы люди выспались после тяжелого дня.

Шум в лагере начал постепенно стихать. Радостное ликование уступило место тихим разговорам, потом, когда спустилась ночь, усталость взяла свое. Блэксон впервые за много часов позволил себе улыбнуться.

Неожиданно рядом кто-то робко кашлянул.

— Милорд?

Блэксон повернулся и увидел юношу, которого отправил сосчитать оставшихся в его распоряжении людей.

— Говори, приятель. — С некоторым усилием барон заставил себя смягчить строгий тон и отеческим жестом обнял юношу за плечи. — Ты откуда, Люк?

— Наша ферма находится в трех милях к северу от Блэксона, милорд, — ответил юноша, не поднимая глаз. — Я бы сейчас работал дома, на земле. Если там что-нибудь осталось…

Блэксон видел, что мальчишке не больше шестнадцати и он с трудом борется с подступившими слезами. Длинные волосы обрамляли юное грустное лицо. Барон сжал его плечо и опустил руку.

— Мы все потеряли родных и близких, Люк. Но мы обязательно отберем у врага наши земли. Обязательно! А те, кто сражался рядом со мной против Висмина, прославятся как герои. Погибшие и живые! — Он замолчал и посмотрел юноше в глаза. — Тебе хорошо жилось на ферме? Только говори правду.

— Трудно, милорд, — ответил юноша. — Если честно, не могу сказать, что мы постоянно были счастливы. Земля не каждый год к нам добра, а боги не всегда благословляют нас хорошим приплодом скота.

— Значит, я подвел тебя и многих других крестьян, — кивнув, промолвил Блэксон. — Однако ты все равно был готов отдать за меня жизнь. Мы вернем себе Блэксон и тогда обсудим сложившееся положение. А теперь говори, ты узнал для меня что-нибудь интересное?

— Да, милорд. — Люк заколебался, и барон кивнул, чтобы он продолжал. — Всего у нас пятьсот тридцать два человека, милорд. Из них восемнадцать магов, хотя пятеро получили слишком тяжелые ранения, чтобы встать в строй. Остается пятьсот четырнадцать солдат, более четырехсот получили ранения во время боя. Сто пять очень серьезные, они не смогут сражаться. Я не считал тех, кто к утру умрет, милорд. — Люк замолчал.

— Ас чего ты взял, что они умрут к утру? — удивленно спросил Блэксон.

— Я вырос на ферме, милорд, и видел много похожих случаев, — немного осмелев, ответил юноша. — Мы не так уж сильно отличаемся от животных. Я слышал, как они дышат, и видел смерть в их глазах. В глубине души человек всегда знает, когда пришел его час; животные тоже. И это ни с чем не перепутаешь.

— Придется мне поверить тебе на слово. — Блэксон вдруг с удивлением подумал, что за свою долгую жизнь видел гораздо меньше смертей, чем шестнадцатилетний мальчик, стоящий перед ним. Для Люка гибель животного означала серьезное несчастье, грозившее благополучию семьи. — Мы обязательно еще поговорим, Люк. А сейчас отдыхай. Нам предстоят тяжелые испытания, нужно, чтобы люди вроде тебя находились в хорошей форме.

— Спокойной ночи, милорд.

— Спокойной ночи, Люк.

Блэксон наблюдал за юношей, пока тот не скрылся из виду, — теперь он расправил плечи и шагал увереннее. Старый барон едва заметно покачал головой и улыбнулся. Людьми распоряжается судьба. Ведь Люк, сын крестьянина, вполне мог быть отпрыском какого-нибудь лорда. И чувствовал бы себя не менее уютно в роскошном замке, чем на скотном дворе.

Барон задумался над докладом Люка. Менее четырехсот пятидесяти человек в состоянии взять оружие и сражаться с врагом, не хватает магов и полноценных солдат, большинство ранены. Судя по всему, висминцы по-прежнему превосходят их числом, по крайней мере, вдвое. Кроме того, Блэксон не знал, какое количество неприятеля засело в его городе, на берегу пролива и на дороге, ведущей в Гайернат. Он прикусил губу, заставив себя успокоиться. Наступили тяжелые времена. Нужно во что бы то ни стало сохранять присутствие духа.

Проблема заключалась в том, что, если не навести порядок в Блэксонских горах, где сейчас царит настоящий хаос, висминцы смогут добраться до Корины, даже, несмотря на то, что они лишились магической поддержки. Университетам придется снова вмешаться, взять на себя контроль над ситуацией. Хотя это не слишком привлекательная перспектива, другого выхода нет.

Однако университеты далеко, и проблемы Блэксона их вряд ли обеспокоят. На помощь с севера рассчитывать не стоит, однако можно попытаться связаться с Зитеском. Если жители восточных земель хотят одержать победу, им придется заключить союз с магами.

Барон Блэксон зевнул и подумал, что пора проверить, как себя чувствует Гресси, а потом немного поспать. Завтра принимать решения. Необходимо изучить обстановку, выяснить, как обстоят дела в Андерстоуне, Гайернате, в разбросанных вдоль побережья деревнях. Он должен знать, откуда может прийти помощь, висминцев нужно прогнать на другую сторону пролива Гайернат. А еще найти способ отвоевать у врага свой город и замок. И свою постель.

Подавив внезапно охвативший его гнев, Блэксон резко развернулся и отправился под навес.

* * *

Висминцы наступали. Тысячи воинов двигались в сторону границы Джулатсы, перешагивая через тела павших товарищей и вступая в стычки со стражей университета. Баррас наблюдал за происходящим из своей Башни, видел, как заклинания ударяют в солдат армии противника, которые продолжают неуклонно продвигаться вперед.

Полдень уже давно миновал, а короткий перерыв в схватке возник, лишь, когда враг неожиданно лишился магии. В этот момент сердце радостно забилось в груди Барраса, потому что он понял — Вороны уничтожили лордов-колдунов. Тогда он даже не сумел сдержать крика ликования… Сейчас же было впору плакать от собственной беспомощности.

Вместо того чтобы полностью деморализовать вражеских солдат, новая проблема, казалось, разозлила их еще больше. Они снова бросились в атаку, одержимые слепой яростью, размахивали мечами и топорами, издавали боевые кличи и мчались вперед.

Сначала происходящее напоминало кровавую бойню: стража университета сумела сдержать наступление при помощи магов, которые бросили на врага всю мощь своих заклинаний. В результате погибли тысячи висминцев, беспомощных перед «Сферами пламени», «Ледяным ветром», «Смертоносным градом», «Раскаленным дождем» и «Костоломом».

Однако мана у мага конечна, ему необходим отдых, и висминцам это известно. Джулатсанцы слишком много сил потратили на то, чтобы защитить город и горожан во время атак шаманов.

Теперь, когда град заклинаний превратился в легкий дождик, враг наступал с неотвратимой уверенностью в собственных силах, вгрызаясь в ряды защитников университета и нисколько не опасаясь нового удара магов.

Стоявший слева от Барраса генерал, командовавший обороной Джулатсы, выругался и принялся кусать губы.

— Сколько же их? — спросил он, ни к кому в отдельности не обращаясь; в его хриплом голосе прозвучало отчаяние — висминцев было не меньше десяти тысяч.

— Слишком много, — ответил Баррас.

— Можно подумать, я не знаю, — вспылил генерал. — Если вы намекаете…

— Успокойтесь, дорогой Кард. Я ни на что не намекаю, просто констатирую факт. Сколько мы сможем их удерживать?

— Три часа, если не меньше, — мрачно ответил Кард. — Я не могу ничего обещать.

— По нашей просьбе Додовер вчера отправил к нам три тысячи человек. Они будут здесь к наступлению ночи.

— Ну, тогда можете спокойно отправить их назад, — с горечью заявил генерал Кард, который за короткую долю секунды превратился в старика. — К ночи Джулатса падет.

— Им не взять университет, — сказал Баррас.

— И кто же их остановит? — удивленно спросил Кард.

Баррас открыл рот, чтобы ответить на его вопрос, но решил промолчать. Кард — солдат и вряд ли поймет.

Невозможно даже представить себе, что университет падет. Способ остановить висминцев и не допустить, чтобы они получили желанный лакомый кусочек, был.

Впрочем, глядя на бушующее сражение на границе города, в котором гибли его люди, Баррас молил всех святых, чтобы Совету не пришлось к нему прибегнуть. Потому что даже самым страшным своим врагам он не желал того, что вынужден, будет сделать — если возникнет такая необходимость. Даже висминцам, стоящим у ворот его любимого университета.

ГЛАВА 2

Все на центральной площади Парве были потрясены и охвачены ужасом. Когда дракон издал свой первый клич, наступила гробовая тишина — люди и животные не могли отвести глаз от громадной прорехи на небе.

Нестреноженные лошади бросились бежать, другие сбрасывали всадников или метались по площади, задыхаясь и оглашая площадь отчаянными криками в инстинктивном страхе перед неминуемой смертью.

Однако вскоре слепой ужас уступил место своеобразному фатальному любопытству — люди и эльфы с интересом наблюдали за тем, как все четче вырисовывается на фоне неба силуэт дракона. В реве, которым он приветствовал солнце Балии, звучало радостное ликование. Он извивался, раскачивался, кувыркался в воздухе, его крылья судорожно опускались и поднимались… Дракон резвился, наслаждаясь своей свободой.

Он медленно, неуклонно приближался к земле, и Илкар, не обращая внимания на охватившую его дрожь, на отчаянно бьющееся в груди сердце, на желание бежать, пасть на землю, спрятаться, заставил себя оценить ситуацию.

Этот дракон был меньше Ша-Каана, которого они видели, когда попали в другое измерение через портал замка Танцующих скал. Кроме того, шкура и чешуя Ша-Каана отливала золотом в свете факелов, а дракон, появившийся над площадью Парве, принадлежал к другому семейству — цвета темной ржавчины. Его плоская прямоугольная голова не имела ничего общего с удлиненной головой и мордой Ша-Каана, хотя в остальном они походили друг на друга. Длинная шея изогнулась, потом вытянулась вперед, дракон опустил голову к земле, будто что-то выискивая, мощный хвост ритмично рассекал воздух.

Тишина, окутавшая центральную площадь, неожиданно взорвалась криками, когда все, наконец, сообразили, что дракон быстро снижается. Начался настоящий переполох. Обычно дисциплинированный отряд Деррика разбежался по прилегающим улицам, лошади и люди налетали друг на друга, сталкивались и падали, пытаясь найти спасение от грозящей им смертельной опасности. Деррик охрип, призывая всех к порядку и спокойствию.

Стилиан и Вороны вскочили на ноги, моментально забыв об усталости.

— Внутрь, бегите внутрь! — крикнул Илкар и бросился к тоннелю, ведущему в пирамиду. В следующее мгновение он так резко затормозил, что Безымянный не успел среагировать и налетел на него. — Где Хирад? — повернувшись, спросил Илкар.

Безымянный принялся звать варвара — тот уже пробежал несколько сотен ярдов и останавливаться не собирался. Рев испуганной толпы заглушил слова Безымянного.

— Я его догоню! — крикнул он.

— Нет, — сказал Илкар, не сводя глаз с дракона, который приближался к городу.

Безымянный схватил его за руку.

— Я его догоню, — повторил он. — Ты все понял.

Илкар кивнул, и Безымянный бросился вслед за Хирадом — варвар уже забежал за угол и пропал из виду.

Стоя у входа в тоннель, Илкар видел, как Безымянный инстинктивно присел, когда дракон промчался у него над головой, примерно в двадцати футах над самым высоким зданием с плоской крышей. Дракон изогнул шею и смотрел на спасающихся бегством людей, эльфов, животных. Илкар услышал громоподобный рев, и страх вцепился в него своими безжалостными пальцами.

Неожиданно дракон поднялся выше, затем развернулся и понесся вниз, широко разинув пасть с белыми клыками. Илкара передернуло, а в следующее мгновение он побледнел — солнце отбросило громадную тень дракона прямо на бегущего Безымянного Воителя.

События развивались с головокружительной скоростью. Безымянный поднял голову, когда его окутала тень, повернул и помчался под прямым углом по отношению к дракону. Над Илкаром и позади него разрыв в ткани Вселенной начал мерцать, его края разошлись — и все вокруг на мгновение замерло. Вместо того чтобы выпустить огненный залп, дракон резко взмыл в небо и издал пронзительный вопль разочарования и ярости.

Хирад мчался по пустынным улицам Парве, когда услышал его второй рык. Он вскрикнул, почувствовав, что в голове пульсирует невыносимая боль, споткнулся и прикрыл уши руками, когда прозвучал громоподобный голос, который скомандовал ему: «Остановись! » В следующее мгновение Хирад повалился на землю.

Поднимаясь вверх, в сторону завихрения в небе, Ша-Каан чувствовал, как его охватывает ярость. Казалось, прошло лишь мгновение с тех пор, как он предупредил человека по имени Хирад Холодное Сердце об опасности, которую представляют собой знание и амулет, отданный ему на хранение магом Септерном. И вот как тот ему отплатил.

Сначала украл амулет, затем, вне всякого сомнения, использовал заклинание, которое на нем написано, и, наконец, открыл коридор в измерение Рода Каанов.

Стая покинула Чоул, недовольная, что их сон прерван. Тридцать представителей Рода Каанов летели, чтобы присоединиться к тем, кто уже кружил возле ворот в небе.

Со всех сторон, привлеченные присутствием ворот, не в состоянии противиться их притяжению, собирались враги Рода Каанов. Если не удастся их прогнать, начнется такое грандиозное сражение, какого небеса не видели со времен великого человека по имени Септерн. Септерн спас Род Каанов, предложил им убежище, которое они так искали во времена, когда Род был близок к исчезновению — число его представителей резко упало.

Ша-Каан сильнее заработал крыльями, в голове у него звучал сигнал тревоги. Со стороны облаков, повисших за разрывом, появился дракон из Рода Наиков и помчался к волнующейся массе. Он летел на такой скорости, что легко миновал стража; его победный клич оборвался, когда он нырнул в ворота и исчез из виду.

Остальные собрались броситься в погоню, однако Ша-Каан приказал им оставаться на местах.

— Я сам с ним разберусь. Следите за воротами. Вы должны удержать их, во что бы то ни стало.

Он поднялся выше и облетел разрыв, чтобы оценить его размеры и глубину, потом сложил крылья и нырнул внутрь.

Путешествие превратилось в почти невыносимую муку — страшное давление, слепящая темнота, обрывки посланий и смутное понимание того, что находится за пределами коридора. Ша-Каан вырвался в небеса Балии и мгновенно почувствовал присутствие двух существ, которых знал. Наик — враг — заполнил почти все его сознание, и тогда он издал боевой клич, призывая его к сражению и зная, что Наик не может отказаться. Ша-Каан сразу понял, что другое существо — Хирад Холодное Сердце. Им нужно поговорить. Бросившись к Наику, Ша-Каан передал человеку приказ остановиться.

Илкара охватил ужас — изменить ничего нельзя. Теперь в любой момент в небе могут появиться другие драконы, которые принесут на земли Балии смерть. Он знал, что у него за спиной Стилиан и Вороны не сводят глаз с неба. Впервые за свою долгую и успешную военную карьеру они лишь наблюдали за происходящим.

Сражение было быстрым и безжалостным. Драконы приближались друг к другу на головокружительной скорости, тот, что поменьше, — снизу; другой, огромный, значительно больше первого, золотой, падал на своего врага сверху.

— Ша-Каан, — едва слышно проговорил Илкар, узнав дракона по движению головы.

Ша-Каан с яростным ревом промчался по усеянному облаками небу Балии. Перед самым столкновением с рыже-коричневым драконом он успел отвернуть в сторону и в результате оказался у того под брюхом. Тогда Ша-Каан выдохнул, и длинный язык пламени опалил врага по всей длине тела.

Отчаянный вопль боли разорвал тишину, раненый зверь, изгибая шею в поисках своего мучителя, начал по спирали подниматься вверх. Ша-Каан закрыл пасть, чтобы погасить огонь, и резко развернулся, стараясь обойти врага сзади. Пока коричневый дракон, потерявший ориентировку и страдающий от боли, пытался его найти, Ша-Каан взмахнул крыльями, чтобы восстановить равновесие, и завис прямо над своей жертвой, затем вытянул шею и нанес невероятной силы удар по основанию черепа противника. Тот конвульсивно задергался, пытаясь ухватиться когтями за воздух, забил крыльями, и его рев превратился в булькающий стон, когда тело, расставшееся с жизнью, понеслось к земле.

Илкар, затаив дыхание, наблюдал за тем, как Ша-Каан падает вместе со своей жертвой, не выпуская коричневого дракона из когтей до тех пор, пока они не оказались на уровне крыш. Затем, издав ликующий крик, он взмыл вверх и повис в небе, наблюдая за тем, как поверженный враг рухнул прямо на центральную площадь. Земля содрогнулась у Илкара под ногами, огромная туча пыли окутала площадь, а мертвые тела, сложенные для погребального костра, зашевелились, словно в них вдруг вдохнули жизнь.

Парве замер в смущении. У всех свидетелей происшедшего возникло ощущение, что случилось нечто ужасное.Тишину, наступившую после сражения, нарушал лишь шорох крыльев Ша-Каана. Вблизи стало ясно, какой он громадный. Ша-Каан заслонил собой само небо; тем, кто смотрел на чудовище с земли, показалось, будто даже разрыв стал меньше. Он сделал три круга, с гортанным криком промчался над площадью, едва не задев крыльями, тело поверженного дракона, взвился в воздух и понесся к Хираду.

— О нет! — вскричал Илкар и бросился вперед.

— Вы ничем ему не поможете, — шепотом проговорил потрясенный Стилиан, однако в его голосе по-прежнему слышались властные нотки, пропитанные угрозой и цинизмом.

— Вы действительно не понимаете? — повернувшись, сказал Илкар. — Да, наверное, — таким, как вы, это не Дано. Я не имею ни малейшего представления, что стану делать, но постараюсь придумать какой-нибудь выход. Я не могу оставить его один на один с чудовищем. Он Ворон.

Эльф выбежал на площадь и помчался вслед за Безымянным. Через несколько мгновений за ним поспешили Фрон и Уилл. Денсер остался лежать на земле, у него не было сил даже пошевелиться, он лишь молча смотрел на неподвижное тело дракона, которого так легко убил Ша-Каан. Ирейн опустилась рядом с Денсером и положила его голову к себе на колени.

— Боги, — прошептал Денсер. — Что я наделал?

Хирад лежал, прикрыв уши руками. Когда сражение, бушевавшее в небе, закончилось, он с трудом поднялся на колени и опасливо посмотрел в сторону площади. Будто в тумане, он заметил, что к нему бежит Безымянный Воитель и что-то кричит, но он не мог оторвать глаз от громадного чудовища, повисшего в небе над мертвым городом. Дракон начал резко снижаться, возник над крышами ближайших домов, и это зрелище вывело Хирада из почти гипнотического состояния, погрузив в пучину такого невыносимого страха, какого ему еще ни разу в жизни не приходилось испытывать. Его кошмары становились реальностью.

Тогда он заставил себя подняться и бросился бежать.

Хирад почувствовал приближение Ша-Каана задолго до того, как его накрыла громадная тень, и приготовился к смерти. Хирад остановился и стал наблюдать за драконом, который развернулся в воздухе, вытянул шею и принялся вертеть головой, ни на секунду не выпуская его из виду.

На мгновение он замер в воздухе, потом легко опустился на землю, на все четыре лапы, и золотое тело нависло над Хирадом. Ша-Каан сложил крылья, откинул голову назад, а затем несильным ударом сбил варвара с ног. Ошеломленный Хирад почувствовал гнев чудовища, но, заглянув в глаза Ша-Каана, с удивлением обнаружил, что не видит в них надвигающейся смерти.

Голова дракона не шевелилась, громадное тело блестело в лучах солнца, заслоняя собой все вокруг. Хирад даже не пытался встать, подумав, что, наверное, нужно заговорить с Ша-Кааном. И тут из ноздрей чудовища вырвались две струи горячего воздуха, который ударил невыносимой вонью варвару в лицо.

Дракон рассматривал его несколько секунд, стараясь поудобнее поставить лапы. Длинные когти легко прочертили глубокие царапины в жесткой, утоптанной земле.

— Я бы сказал, что рад нашей встрече, но это не так, Хирад Холодное Сердце.

— Я думал… — начал Хирад.

— Помолчи! — Голос Ша-Каана громоподобным эхом прокатился по Израненным пустыням. — То, что ты думаешь, не имеет никакого значения. Важно, что ты совершил. — Дракон закрыл глаза и сделал глубокий осторожный вдох. — Поразительно — такое маленькое существо в состоянии причинить столь серьезный ущерб. Ты подверг риску мой Род.

— Не понимаю.

Ша-Каан открыл глаза и пронзил Хирада сердитым взглядом.

— Конечно, не понимаешь. Однако ты кое-что у меня украл.

— Я не…

— Молчи! — проревел Ша-Каан. — Замолчи и слушай меня. Будешь говорить, когда я тебе прикажу.

Хирад облизнул губы. Судя по доносящимся звукам, Безымянный побежал медленнее, его ноги размеренно стучали по сухой земле и мертвой траве. Он помахал рукой у себя за спиной, показывая, чтобы Безымянный остановился.

Ша-Каан снова заговорил, глаза дракона метали синие молнии, ноздри трепетали, Хирад чувствовал отвратительный смрад его дыхания. Варвар сам себе казался крошечной букашкой. Впрочем, «крошечной» — не совсем подходящее слово. Правильнее сказать — ничтожной. Его удивляло, что величественный дракон с ним разговаривает вместо того, чтобы испепелить прямо на месте.

Хирад отчетливо чувствовал настроение чудовища. Сейчас он имел дело совсем не с тем драконом, который с удовольствием беседовал с ним в другом измерении, куда открывались ворота из замка Танцующих скал. Та встреча привела Воронов в Парве, где они использовали «Рассветного вора». Ша-Каан был зол. И обеспокоен. Не судьбой Хирада — он опасался за себя. Варвар чувствовал, что вряд ли услышит что-нибудь обнадеживающее.

И оказался прав.

— Я тебя предупреждал, — промолвил Ша-Каан. — Я говорил, что являюсь хранителем вещи, при помощи которой вы сможете уничтожить себя и мой Род. Ты не пожелал меня слушать. И теперь результат твоего поступка изуродовал небо в твоем измерении — и в моем.

Вот в чем главная проблема, Хирад Холодное Сердце. Полагаю, вы попытаетесь спасти себя, вам наплевать на то, что при этом погибнет огромное количество представителей моего Рода. Однако ваше спасение будет временным. Потому что, когда исчезнет мой Род, вы останетесь без защиты. Одного дракона, твердо решившего с вами разделаться, вполне достаточно. А должен тебе сказать, что в действительности таких желающих тысячи. Тысячи!

Хирад, совершенно растерянный, заглянул в бездонные глубины глаз Ша-Каана.

— Ты не понимаешь, что натворил, да? — Ша-Каан моргнул, и Хирад покачал головой, выйдя из состояния транса. — Говори!

— Нет, не понимаю, — ответил Хирад. — Я знаю только, что мы должны были найти и применить заклинание «Рассветный вор», иначе лорды-колдуны и Висмин уничтожили бы нас и захватили наши земли. Нельзя винить нас за то, что мы пытались спасти свою жизнь.

— Вы думаете только о своей жизни. Последствия ваших поступков вас не волнуют. Вы ликуете, радуясь одержанной победе, не так ли? Но никому не пришло в голову заглянуть в будущее

— Мы использовали все оружие, имеющееся у нас в распоряжении, — немного подумав, ответил Хирад.

— Это оружие вам не принадлежало, оно украденное, — сказал Ша-Каан. — Кроме того, вы использовали его не совсем правильно.

— Оно было нам необходимо, — возразил Хирад. — Правильно мы его использовали или нет, не важно — мы спасли Балию.

Ша-Каан широко раскрыл пасть и расхохотался. Звук его голоса пронесся над Израненными пустынями, заставив броситься врассыпную перепуганных насмерть животных. Безымянный замер на месте, а Хирад повалился на спину. Смех неожиданно прекратился, но его эхо еще некоторое время металось среди скал, билось в здания Парве.

Громадный дракон вытянул шею и склонил голову, над лицом распростертого на земле варвара. Из открытой пасти капала зловонная слюна.

Хирад приподнялся и оперся на локти, чтобы заглянуть в глаза, закрывшие собой весь свет. Дракон был так близко, что Хирад мог бы прикоснуться к клыкам размером со свою руку, которые — стоит чудовищу захотеть — легко, точно тряпичную куклу, искромсают его на куски.

— Спасли Балию, — спокойно и холодно повторил Ша-Каан. — Ничего подобного. Вы разорвали ткань, разделяющие миры. Образовалась дыра, которую Кааны не в силах охранять вечно. А когда мы потерпим поражение, кто защитит вас от полного уничтожения или рабства?

Ша-Каан повернул голову и посмотрел на Безымянного, Илкара, Уилла и Фрона — те замерли в нескольких шагах от чудовища, напуганные, но не желающие сдаться. Хирад улыбнулся, почувствовав, как сердце наполняется гордостью за них.

— Кто это? — спросил Ша-Каан.

— Вороны — в основном.

— Друзья?

— Да — Ша-Каан изогнул шею, чтобы видеть всех одновременно.

— В таком случае послушайте меня, Хирад Холодное Сердце и Вороны. Слушайте внимательно, и я вам скажу, что вы должны сделать, чтобы спасти нас всех.

Лорд Тессея, держа в руке бутылку белого виноградного вина, шел по улицам Андерстоуна. Повсюду виднелись следы недавнего сражения и дождя. Сейчас под лучами палящего солнца грязь начала высыхать, превращаясь в диковинный памятник смерти и разрушениям.

Люди Тессеи праздновали победу. Тут и там весело трещали костры, дым от которых черными спиралями уходил в затянутое тучами небо. Грубый смех, несмолкающие разговоры, звон оружия — кто-то решил устроить соревнование — создавали радостное настроение. Тессея с удовольствием отметил, что не слышит криков пытаемых, воплей женщин, стонов умирающих. Он пришел в Андерстоун не для того, чтобы жечь и убивать; эту судьбу он уготовил университетам. Андерстоун он покорит, и будет здесь править. А потом будет править и Балией. Теперь он один сможет насладиться всей полнотой власти — ведь лордов-колдунов больше нет.

Он не намерен внушать своим подданным ужас. Только дурак попытается страхом удержать в подчинении такую громадную страну. Он нашел очень простой путь, который обязательно даст результаты. Контролировать крупные центры. Поместить в большие города доверенных людей, которые установят правила, законы и жесткий порядок. Контролировать сборища, контролировать все разговоры. Постоянно быть на виду. Железная рука. Не оставлять надежды и не вызывать праведного гнева.

Тессея прикусил губу. Его представления о том, как следует управлять страной, несколько отличались от принятых в Висмине… Впрочем, старые обычаи ведут лишь к раздорам и разногласиям. Если Висмин хочет править Балией, ему придется изменить свои взгляды.

Добравшись до конца городка, Тессея остановился и сделал глоток из бутылки. От того места, где он стоял, в разные стороны разбегались дороги; именно они приведут его в самое сердце Восточной Балии, приведут к победе.

По обе стороны высились пологие зеленые холмы, которые соединялись с долинами, принадлежащими барону Денебру, старому торговому партнеру. У барона богатые фермы, нет недостатка в домашних животных… На его землях царит мир — пока.

Скоро придется принимать решения, однако прежде необходимо получить ответы на некоторые вопросы. Тессея повернул налево и зашагал вверх по склону, где защитники Андерстоуна выстроили бараки, превращенные сейчас в тюрьму. Две дюжины сооружений из дерева и парусины предназначались для двухсот человек. В шести из них в настоящий момент находились около трехсот пленных. Для людей Тессеи места осталось предостаточно. Пленных мужчин и женщин разделили, а раненые висминцы лежали рядом с гражданами Балии. Они, конечно, враги, но даже враг заслуживает права жить после того, как он предпочел сражаться, а не поднял руки, сдаваясь на милость победителя.

Направляясь к баракам, Тессея с удовлетворением отметил выправку стражников. Прямые спины, гордо поднятые головы — они стояли на равном расстоянии друг от друга, окружая тюремные бараки. Тессея кивнул солдату, открывшему перед ним дверь.

— Прошу вас, милорд, — почтительно поклонился солдат.

Внутри оказалось тесно, жарко и душно. Люди лежали на койках и на полу, кто-то играл в карты, другие разговаривали, собравшись небольшими группами. Их объединяло одно — унижение, которое они пережили, попав в плен к врагу.

Когда Тессея вошел, в бараке воцарилась тишина. Вскоре все до единого пленные подняли головы и смотрели на господина испуганными глазами, ожидая решения своей судьбы. Его переполняло презрение к этим жалким людишкам.

— Пришло время поговорить, — сказал он на безупречном восточном диалекте.

Сквозь толпу начал проталкиваться толстый мужчина с седыми волосами, слишком короткими для воина. Возможно, в прошлом его отличала могучая сила, но сейчас заляпанные грязью доспехи прикрывали лишь жирное тело.

— Я Керус, командир Андерстоунского гарнизона. Можете задавать ваши вопросы мне.

— Я Тессея, вождь объединенных племен. Впредь ты будешь обращаться ко мне «милорд»

Керус молча кивнул.

Тессея видел в его глазах страх. Этого типа следовало давным-давно отправить в отставку. Очень характерно для мягких нравов Восточной Балии — назначить штабного офицера командиром ключевого тактического узла.

— Меня удивляет, что тебя выбрали официальным представителем гарнизона, — сказал Тессея. — Неужели твой командир настолько нас боится, что приказал вам его спрятать?

— Генерал, командовавший обороной Андерстоуна, погиб, — ответил Керус, в голосе которого появилось некоторое удивление. — Я самый старший из оставшихся в живых офицеров.

Тессея нахмурился. Разведчики докладывали ему, что армия сдалась задолго до того, как удалось взять командный пункт. Возможно, другие слухи правда, и Деррик погиб в бою… Впрочем, такой исход казался Тессее маловероятным.

— Погиб?

— На западной границе ущелья.

— Понятно. — Тессея еще больше нахмурился. Что-то не стыковалось. Ладно, он скоро во всем разберется. А сейчас необходимо выяснить, где находится Деррик. — Расскажи, вам удалось проникнуть на мои земли перед тем, как мы отобрали у вас ущелье? — Так, наверное, и произошло, но Тессее необходимо было знать численность врага.

— Почему вы меня спрашиваете, милорд?

— Потому что ты старший офицер, да к тому же мой пленник. Хочу предупредить, что пытаться утаивать необходимую мне информацию бесполезно.

— Вам не хуже нас известно, что наша армия вошла в цитадель лордов-колдунов. Именно по этой причине вы лишились магии, — с легкой насмешкой в голосе ответил Керус.

— Однако это сражение мы выиграли, не так ли? — Тессея нахмурился и проговорил с угрозой: — Ты во второй раз позволил себе обратиться ко мне не по форме. Надеюсь, третьего не будет.

Он немного расслабился и сделал глоток из бутылки, отметив про себя, что на лицах вокруг него появилось угрюмое выражение.

— Весьма впечатляющее достижение. Хотя, должен признаться, у меня имелись собственные представления о надежности обороны Парве. Боюсь, слишком многие из старших шаманов считали, что не стоит отправлять туда сильную армию. Сколько там было ваших людей?

— Не много, милорд.

— Сколько?

— Четыреста всадников, несколько Протекторов, несколько магов и Вороны, милорд.

Тессея прекрасно понимал, что такого слабого отряда было недостаточно, чтобы справиться с обороной Парве, не говоря уже о лордах-колдунах. Тессея почувствовал беспокойство. Он видел, какой силой обладало заклинание, при помощи которого было захвачено Андерстоунское ущелье. А если враг применил похожее или более сильное заклинание, чтобы расправиться с лордами-колдунами?

Он похолодел. Слухи о попытках вернуть заклинание, обладающее легендарным могуществом, заклинание, которое шаманы называют «Тиа-фере», «Ночь», заставили многих сомневаться в целесообразности наступления на Балию три месяца назад.

Впрочем, если бы заклинание удалось найти, он бы здесь уже не стоял.

— Вороны, — повторил Тессея имя знаменитого отряда. Хорошие воины. Не следует их недооценивать, как это, похоже, сделали лорды-колдуны и совет шаманов.

— А зачем Вороны явились в Парве? — спросил он.

— Разве не ясно? — На лице Керуса снова появилась хитроватая ухмылка. — Они доставили в город оружие, способное уничтожить ваших Хозяев. И добились успеха, милорд.

Тессею возможная гибель лордов-колдунов не слишком тревожила. Он знал только одно — теперь шаманы, лишившиеся магической поддержки, снова будут вести себя тихо, прячась в тени племенных вождей и воинов.

А тревожило его вот что: несколько сотен вооруженных людей и маги сумели проникнуть в самое сердце веры Висмина. Для этого требовались воинское мастерство, храбрость и сила. Внутри у Тессеи все похолодело, когда он наконец понял, что произошло. Слухи обрели ясность и содержание — Теневой Отряд, патрулирующий горы, мародеры, объявившиеся к югу от Парве, и всадники, которые постоянно в седле, всегда в походе. Все это произошло после того, как Андерстоунское ущелье подверглось магической атаке. Тессея почувствовал, что его затошнило. Только один человек настолько самоуверен, что может отправиться в Парве с отрядом в несколько сотен человек.

— Как звали командира, который погиб в ущелье?

— Ненет, милорд.

— А кавалерию возглавлял Деррик?

— Да, милорд. И можете не сомневаться, он вернется.

Слова Керуса не шли у Тессеи из головы, когда он шагал по главной улице Андерстоуна.

ГЛАВА 3

Баррас испытал самое настоящее ликование, он был счастлив, словно вышел к цветущему оазису после бесконечного блуждания по пустыне безнадежности.

С точки зрения Барраса, на свете не было ничего прекраснее солнца, встающего над башнями университета Джулатсы, когда ослепительно сияют конические крыши, когда можно снова посмотреть на запад, туда, где сверкают воды озера Триверн, и увидеть, как место, в котором родилась магия Балии, расцвечивает изысканными рисунками склоны Блэксонских гор.

Он полагал, что сможет перенести любую боль до тех пор, пока будет в состоянии видеть эти картины. Но вот армия висминцев прорвала линию обороны, и Баррас вдруг отчетливо понял, что, если он не предпримет никаких решительных шагов, ему не суждено увидеть восхода солнца над Джулатсой.

Несколько минут он в ужасе наблюдал за тем, как висминцы заполняют улицы его любимого города, вступают в схватки с остатками городской стражи, видел, что заклинания вспыхивают все реже, становятся менее эффективными. После первого прорыва по всей линии обороны возникли бреши, и вскоре висминцы пошли на штурм стен университета. Он не мог этого допустить.

Баррас повернулся к генералу Карду и увидел у него на глазах слезы.

— Генерал, — мягко проговорил он, положив руку на плечо старому другу. — Позвольте мне, по крайней мере, спасти университет.

Кард поднял голову. Смысл слов Барраса дошел до него не сразу, он нахмурился и едва слышно промолвил:

— Невозможно.

— Возможно. Мне только требуется ваше согласие.

— Считайте, что вы его получили, — мгновенно ответил Кард.

Баррас, кивнув, подозвал своего помощника.

— Подайте сигнал тревоги, пусть вся стража войдет внутрь университета, усильте в четыре раза охрану ворот. Я направляюсь в Сердце Башни, Совет будет меня сопровождать. Мы сразу же начнем творить заклинание. Выполняй, сей приказ без промедления.

Помощник посмотрел на Барраса, пытаясь осознать слова, которые он никогда не предполагал услышать.

— Я понял, господин Баррас.

Баррас бросил еще один взгляд на бастионы, башни, стены университета и улицы Джулатсы. Стоял оглушительный грохот, началась паника. Отовсюду неслись крики и звон оружия. Висминцы оглушительно ревели, предчувствуя победу, время от времени кто-нибудь из защитников города издавал совершенно бесполезный боевой клич… Когда прозвучал сигнал тревоги — разноголосые колокола, призывающие к вниманию, — все население Джулатсы словно по команде бросилось к воротам университета.

Баррас безмолвно попросил прощения и произнес молитву за всех тех, кто останется за воротами и умрет.

— Идемте, Кард. Вам лучше этого не видеть.

— Чего мне лучше не видеть?

— Мы используем заклинание «Саван демона».

Он направился к двери Башни, которую тут же распахнул перед ним служка, и начал быстро спускаться по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки и демонстрируя резвость, не вяжущуюся с его преклонным возрастом. Кард пыхтел сзади.

Баррас вошел в Сердце Башни, где уже собрался Совет, и занял свое место в круге, даже не запыхавшись. Вот еще одна загадка, которая мучила Карда. Вне зависимости от возраста маг должен находиться в хорошей физической форме. Сильная сердечно-сосудистая система играет принципиальную роль, когда нужно сотворить заклинание, да и для восполнения маны это немаловажно.

— Вы не могли бы позаботиться об охране двери, генерал Кард? — попросил Баррас.

— Почту за честь, — ответил генерал; мана внутри Сердца была такой сильной, что ему стало не по себе.

Он поклонился Совету и закрыл за собой дверь. Его присутствие здесь обеспечит магам возможность спокойно сделать свое дело.

Сердце Башни Джулатсы представляло собой помещение, находившееся на уровне земли. Восемь отполированных плит из серого камня сходились в точке, находящейся на высоте двух человеческих ростов над рисунком, что украшал пол. Одна-единственная дорожка, выложенная каменными плитками, шла по спирали и заканчивалась в самом центре помещения. Именно там находился источник маны — слеза размером с пламя свечи, которая всегда оставалась в неподвижности и не испускала никакого света, несмотря на то, что сама была желтая. Увидеть ее мог только маг.

Остальные семь членов Совета по очереди кивнули Баррасу, когда он вошел, затем каждый встал около каменной плиты. Когда Кард закрыл дверь, комната погрузилась в непроглядный мрак.

Баррас чувствовал, что члены Совета нервничают. И не удивительно, «Саван демона» — самое трудное джулатсанское заклинание, опасное и очень сильное. До сих пор оно использовалось лишь дважды, всякий раз перед созданием нового Совета, когда университет оказывался в чрезвычайно серьезном положении.

Все прекрасно знали, на что идут. Все были готовы к последствиям, которыми грозит заклинание. Знали, что будет, когда висминцы ринутся в атаку. А еще маги знали, что только семеро из них покинут Сердце. Лишь имя того, кто будет избран, оставалось для них тайной.

— Следует ли зажечь свет, чтобы сотворить заклинание? — спросила у Совета верховный маг.

Один за другим маги давали традиционный ответ:

— Да, свет нужен, чтобы видеть, друг друга, это даст нам дополнительные силы.

— Маг Баррас, призвавший нас в Сердце, дай нам свет, — проговорила верховный маг.

— Да будет так, — ответил Баррас.

И, не теряя ни минуты, сотворил неподвижное полушарие с помощью маны, пронизывающей Сердце. Он почти не затратил на заклинание сил и быстро расположил «Светящийся шар» прямо над свечой маны. Мягкое сияние разогнало мрак,

Баррас внимательно оглядел всех по очереди, кивнул каждому, стараясь запомнить выражения лиц, зная, что больше не увидит одного из них, понимая, что демоны могут забрать его самого.

Слева стоял Эндорр, самый младший член Совета, избранный всего семь недель назад. Невысокого роста, уродливый и исключительно талантливый. Жаль будет его лишиться. Рядом с ним — Вилиф, секретарь Совета, сгорбленный, старый, лысый, его время не за горами. Селдейн, одна из двух женщин в Совете, уже немолодая, седая, всегда мрачная. Керела, верховный маг, эльфиня, близкий друг Барраса; они не могут позволить себе потерять ее в такое время. Высокая, темноволосая, гордая Керела управляет Советом уверенно и жестко, ее уважает весь университет. Дил, еще один эльф, стареющий, склонный к резким высказываниям. На его бледном лице с заострившимися чертами явно читается страх. Кордолан, маг средних лет, тучный, жизнерадостный. Баррас заметил капельки пота у него на лысине. Да, Кордолан в последнее время что-то отяжелел. Ему стоит заняться здоровьем, иначе пострадает мана.

И, наконец, справа от Барраса замер Торвис. Немолодой, стремительный, энергичный, очень высокий, все лицо в морщинах. Поразительный человек.

— Начнем? — спросила Керела, верховный маг. — Я благодарю тебя, Баррас, за то, что ты подарил нам свет. На этом формальности закончились.

— Члены Совета Джулатсы, — продолжала Керела, — мы собрались здесь, потому что нашему университету угрожает смертельная опасность. Если мы откажемся от задуманного, университет падет. Кто-нибудь из членов Совета не согласен с данной постановкой вопроса?

Стоящий справа от Барраса Торвис с усмешкой фыркнул, и напряженная обстановка несколько разрядилась.

— Слушай, Керела, — проговорил он, и его голос прозвучал, точно шорох сухих листьев под ногами, — к тому моменту, когда мы закончим обсуждать, правильно ли поступаем, здесь уже могут быть шаманы. Ты же знаешь, что назад никто не повернет.

Керела нахмурилась, но в ее глазах загорелись искорки веселья. Баррас кивнул, соглашаясь с Торвисом.

— Я должна была спросить, — заметила Керела.

— Конечно, — проговорил Баррас. — Мы все это понимаем. — Он улыбнулся. — Веди нас, Керела.

Керела сделала глубокий вдох и снова оглядела членов Совета.

— Я желаю вам, принявшим решение пожертвовать своей жизнью ради спасения университета и магии Джулатсы, обрести мир и встретить души тех, кого вы любите. — Она немного помолчала. — Внимательно следите за моими словами. Не отступайте от моих указаний. Сосредоточьтесь только на моем голосе. Итак, — голос зазвучал жестче, в нем появилась властная интонация, — положите ладони на плиту у себя за спиной и настройтесь на спектр маны.

Баррас приложил ладони к холодной поверхности камня и постарался настроить свое зрение на ману, которая заполняла помещение. Зрелище было поразительным и одновременно пугающим.

Сердце Башни Джулатсы являлось резервуаром, где хранилась мана; форма и материал стен притягивали топливо для магии и сохраняли его внутри помещения. Сильные отражатели, восемь каменных плит, собирали ману, которая поднималась по их поверхности в самое средоточие Сердца. Баррас видел, как восемь потоков маны слились воедино, превратившись в могучий столб, что проходил через центр Сердца и выложенный плитками пол.

Баррас знал, что у него под ногами находится зеркальное отражение комнаты, в которой собрался Совет, — таким образом, получался замкнутый круг магической силы. Положив руки на каменную плиту, Баррас стал частью этого круга.

Члены Совета реагировали на потоки маны, проникшие в их тела, по-разному: некоторые вздрагивали, кто-то вскрикнул. Но у всех одновременно участился пульс, все постарались очистить сознание от посторонних мыслей, чтобы максимально сосредоточиться.

— Вдохните ману. — Сильный, звенящий голос Керелы наполнил Сердце. — Постарайтесь понять, как она течет. Насладитесь ее силой. Оцените потенциал. Произнесите свое имя, когда поймете, что готовы.

Члены Совета по очереди называли свои имена — голос Барраса прозвучал уверенно и громко, Торвис едва сдерживал нетерпение, Дил с трудом справлялся со страхом.

— Хорошо, — сказала Керела. — Мы откроем тропу и призовем Хозяина Савана. Подготовьтесь к его появлению. Постройте крут.

Восемь голосов едва слышно произносили слова заклинания, которое придаст мане очертания и оформит Призыв.

Сердце Барраса отчаянно забилось в груди, он сильнее прижал руки к серому камню, слова, древние и могущественные, слетали с его губ единым непрерывным потоком.

Мана начала видоизменяться. Сначала исказилось ее движение по каменным плитам. Затем последовали более резкие перемены, и вдруг в одно короткое мгновение, подчиняясь воле магов, поток сорвался со стен. Обрывки маны еще продолжали циркулировать, а на уровне глаз членов Совета возник круг шириной в ладонь, желтый и абсолютно неподвижный.

— Отлично, — пробормотала Керела, которая полностью сосредоточилась на подготовке заклинания. — Теперь давайте опустим его.

Маги Джулатсы убрали руки с каменных плит и приложили кончики пальцев к кругу маны. Баррасу почудилось, будто он касается мягкой ткани, невероятно прекрасной и прозрачной. Он начал опускать руки вниз одновременно с остальными магами, создавая в своем сознании безупречный цилиндр. Руки, вдруг обретшие нечеловеческую чувствительность, уверенно выполняли все необходимые движения. Про себя он повторял только одно слово: «Осторожно». Если целостность цилиндра будет нарушена, это не только повлияет на успех заклинания, но и подвергнет опасности здоровье членов Совета. Они зашли уже достаточно далеко, и сильная головная боль, кровотечение из ушей, даже временная слепота вполне могли стать следствием чьей-нибудь ошибки.

Впрочем, членами Совета Джулатсы становились только самые умелые маги… Прошло всего несколько мгновений, и в Центре комнаты возникла безупречная колонна маны.

— Прекрасно, — выдохнула Керела. — Все в порядке? — Посчитав молчание положительным ответом, она продолжала: — Эндорр, Селдейн, Дил, Торвис. Вы будете удерживать колонну на месте. Остальные по моему сигналу отойдут. Не сопротивляйтесь, если почувствуете давление, откройте свое сознание. — Она помолчала. — Я начинаю считать. Уходим — три, два, один…

Баррас, Вилиф, Керела и Кордолан убрали руки и выпрямились. Баррас улыбнулся, увидев, как Эндорр отреагировал на усилившийся поток маны — лишь надул щеки и тихонько выдохнул. Старому эльфу ужасно захотелось похлопать юношу по плечу. Вот уже в который раз он подумал, что, несмотря на возраст, Эндорр очень умелый и сильный маг.

Четверо магов, в чью задачу входило удерживать колонну маны на месте, заняли более удобное положение. Колонна должна сохраниться в идеальном состоянии до окончания сеанса. Иначе вырвавшиеся на свободу силы разорвут Сердце на части.

Керела окинула взглядом зал и восхищенно кивнула.

— Мы сильный Совет. Если мы лишимся нашего могущества, это будет трагедия для Джулатсы. — Она вздохнула и соединила ладони. — Приготовимся призвать демона. Бар-рас, ты будешь держать портал открытым.

Баррас кивнул, его охватило разочарование и одновременно облегчение — демон не мог забрать хранителя портала.

Четыре мага подошли вплотную к колонне маны, их лица находились в нескольких дюймах от ее неподвижной поверхности. Каждый смотрел в глаза тому, кто стоял напротив, черпая силу в непосредственном контакте с силой товарища.

Керела заговорила:

— Произносить слова заклинания буду я, однако творить его мы будем вместе. Поделитесь со мной своей силой. — Она откашлялась. — Хейлера, диун тар. — Температура воздуха в комнате резко понизилась. Когда Керела снова заговорила, изо рта у нее вырвалось облачко пара. — Хейлера диун тар, мекст хейрон диун тар.

Четыре мага постарались вобрать в себя как можно больше маны, витающей в воздухе, и создали мерцающий желтый диск, испещренный синими точками. Диск завис над цилиндром, начал быстро вращаться. Постепенно его края становились нечеткими и расплывчатыми.

— Медленно, — сказала Керела. — Осторожно заводите его внутрь цилиндра.

Касаясь носами безупречной желтой колонны, маги заставили диск войти внутрь, чувствуя, как он на мгновение нарушил ее неподвижность.

— Хейлера, дуин, скортос эрида, — проговорила Керела.

Синие точки внутри диска стали ярче, внутренняя поверхность колонны начала пульсировать, и маги, ее удерживающие, дружно вздрогнули, но не выпустили.

Диск опустился, Баррас с товарищами изо всех сил старались удерживать его в горизонтальном положении и не позволить ему набрать скорость. Диск должен был медленно опускаться вниз. Демоны услышали призыв.

— Ровнее, — приказала Керела. — Аккуратнее. Кордолан, следи за собой.

Диск, который на мгновение наклонился, тут же выровнялся, внутри него все чаще возникали фиолетовые вспышки, он медленно опускался, миновал свечу маны и мягко коснулся каменного пола.

— Баррас, приготовься. Хейлера, сендиум, скортонере ан эстолан.

В центре диска возникла черная точка, которая быстро увеличивалась в размерах. Отверстие разрасталось, из него вырвался синий луч. Раздался громкий щелчок, и диск превратился в тонкий круг джулатсанской маны. Внутри метался яростный синий свет, ударивший в самое Сердце и пролившийся на каменные плиты. Воздух наполнился шепотом, насмешливыми голосами, просьбами, уговорами, предложениями, исполненными зла… Постепенно слова звучали все громче, шипение проникало в тела магов, леденило сердца, отдавалось в мозгу. Дверь в измерение, населенное демонами, открылась.

— Баррас, готов? — спросила верховный маг.

Баррас кивнул, не в состоянии произнести ни слова. Каждая мышца его тела была напряжена, в голове словно стучали тяжелые молоты, но он знал, что сможет удерживать портал открытым бесконечно. Силы, которые пытались отнять у него контроль и проникнуть в Сердце, оказались недостаточно могущественными. Его уверенность в себе росла, мышцы начали расслабляться, в голове прояснилось. Он улыбнулся.

— Да, Керела, я в полном порядке. Зови Хозяина Савана.

— Хорошо, — ответила Керела. — Кордолан, Вилиф, отойдите от колонны. Я все сделаю сама.

Верховный маг просунула голову в колонну и погрузила лицо в синий демонический огонь. Баррас видел, как она напряглась, и ее лицо в сиянии магического света стало похоже на череп. Эльфийский маг уверенно держал дверь открытой. Он старался не только ради Джулатсы, он делал это ради верховного мага и своего друга.

Керела заглянула в бушующий демонический ураган и голосом сильным и уверенным, как и в первые минуты, когда она начала произносить заклинание, произнесла:

— Хейлера, дуис… Я, Керела, верховный маг Джулатсанского Совета Балии, призываю тебя, Великий Хейла, Хозяин Савана. Приди ко мне, выслушай нашу просьбу и назови свою цену.

Несколько мгновений ничего не происходило. Шорохи и шепот не изменились, будто никто не слышал призыва верховного мага.

— Услышь меня, — проговорила Керела. — Хейла, услышь меня.

Неожиданно шепот стих.

— Я слышу.

Голос прозвучал тихо и ласково. Члены Совета вздрогнули от неожиданности, но колонна осталась на месте — так же, как и ворота.

И вот Он появился. Один. Медленно вращаясь, демон парил над свечой — сидел в воздухе, скрестив ноги и сложив руки на коленях. С его появлением колонна исчезла, маги, которые ее удерживали, вышли из транса, а поток маны снова вернулся в свое естественное русло.

Только Керела неподвижно стояла на расстоянии вытянутой руки от демона.

— Мы рады твоему появлению, — сказала она.

— Вряд ли, — ответил Хейла. — Вряд ли. — Казалось, он искренне огорчен тем, что оказался в их компании.

Баррас сделал шаг назад, однако продолжал уверенно удерживать открытой дверь в измерение демонов. Он не имел права позволить ей закрыться, это привело бы к непоправимым последствиям. Прежде чем погибнуть в чужом измерении, Хейла разорвет их души на части. Члены Совета боялись даже дышать. Все, кроме Керелы, вернулись к плитам у стены, словно расстояние имело какое-то значение.

В самом центре Сердца парил демон. А Баррас никак не мог увидеть в нем проявлений зла. Около четырех футов роста, похожее на человеческое тело, мягкого голубого цвета, лишенная волос голова, на которой пульсируют вены, и аккуратные борода и усы. Впрочем, у него оказались маленькие, глубоко посаженные глаза, и когда он встретился взглядом с эльфом, тот сразу понял, что ошибался. В глазах демона поселилось зло.

Хейла замер на месте, когда оказался лицом к лицу с Керелой, нахмурился и сердито проговорил:

— Я отдыхал. Говорите, что вам нужно, а потом обсудим Цену.

Баррас едва заметно вздрогнул. Ценой станет душа одного из членов Совета, которой Хейла будет владеть столько времени, сколько пожелает.

Керела спокойно встретила взгляд Хейлы.

— Нашему университету грозит вторжение. Враг не должен проникнуть за эти стены. Нам требуется Саван, мы хотим, чтобы он защищал тех, кто находится внутри, и убивал каждого, кто осмелится к нему прикоснуться. Саван должен скрыть главный поток маны университета.

— И на какое время вам понадобится Саван? — спросил Хейла.

— Пока блокада не будет снята. На несколько недель. Мы не знаем точно.

Брови Хейлы поползли вверх.

— Правда? Так-так.

Он снова начал вращаться в воздухе, вглядываясь безжалостными глазами в лица членов Совета.

— Вам придется заплатить. Вы понимаете, что наша энергия убывает, когда нам приходится удерживать Саван на месте. Потребуется дополнительное питание, чтобы восстановить силы.

Баррас почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Человеческая жизнь станет пищей для демонов. Какое варварство, и как же страшно! Но другого выбора у Джулатсы нет.

Хейла остановился и посмотрел на него. Баррас справился с паникой и продолжал удерживать портал.

— Тебе повезло, — сказал демон. — Я не могу тебя тронуть. Обидно. Я бы выбрал твою эльфийскую душу.

— Нам всем не повезло. — Спокойный голос Барраса не имел никакого отношения к буре, бушевавшей у него в душе. — Сегодня мы потеряем того, кого знаем и любим. Выбирай и уходи.

Хейла с усмешкой повернулся к верховному магу.

— Я выбираю тебя, Керела. Ты станешь пищей для Савана, в котором так отчаянно нуждается твой университет.

Его слова вызвали дружный вздох членов Совета. Никакой демон не имеет права забирать верховного мага. Это все равно, что рубить дерево, которое еще не начало плодоносить. Однако Керела лишь улыбнулась.

— Да бу… — начала она.

— Нет! — выкрикнул белый как полотно Дил, которого отчаянно трясло. — Если ее не будет, бессмысленно спасать университет. Слушай, Хейла, коли тебе так хочется забрать эльфа, возьми меня. Когда я вошел сюда, я знал, что меня ждет. А когда мы тебя вызвали, ты тоже это знал. Я твоя жертва. Забирай меня.

Хейла резко повернулся к Дилу.

— Замечательно, — сказал он. — Только боюсь, вы не в том положении, чтобы со мной торговаться.

— Мы можем отправить тебя назад, туда, откуда ты явился, с пустыми руками, — спокойно ответил Дил, голос которого источал страх.

— И вы не получите Саван.

— А ты не получишь душу члена Совета Джулатсы.

— Дил, я… — начала Керела.

— Нет, Керела. Он тебя не заберет. Хейла холодно посмотрел на Дила.

— Я не привык, чтобы мне перечили.

— Вот и хорошо, — пожав плечами, ответил Дил. Хейла снова начал вращаться в воздухе.

— Слушайте меня, Совет Джулатсы. Я предлагаю вам сделку. Душа эльфа Дила не такой лакомый кусочек, как душа верховного мага Керелы или Барраса, посла. Но я возьму его при одном условии. Если через пятьдесят ваших дней вы по-прежнему будете нуждаться в Саване, чтобы удерживать врагов, Керела или Баррас, — вы сами решите, кто войдет в Саван, дабы напитать его. Если к концу оговоренного нами срока никто не явится, мы снимем заклинание и оставим вас погибать. Ну как, договорились?

— Цена за Саван демона всего одна душа, — резко возразила Керела. — Если моя кажется тебе подходящей, в таком случае…

— Керела, университет не может тебя потерять, — сказал Дил. — По крайней мере, не в такое, как сейчас, время. Нам нужен человек, который поведет нас за собой. Ты именно такой человек. Ты должна остаться. — Дил резко повернулся к своим коллегам, и Баррас заметил, что все они избегают смотреть ему в глаза. — Разве вы со мной не согласны? Он должен забрать меня, а Керела пусть останется. Ну?

Старый маг наблюдал за тем, как его товарищи по очереди неохотно кивнули. Все понимали, что своим согласием приговаривают Дила к смерти и спасают свою жизнь.

— Вот видишь, — голос Дила окреп, хотя и продолжал дрожать, — мы все согласны. — Маг повернулся к Хейле, который рассматривал его с серьезным видом, поглаживая одной рукой подбородок — безгубый рот был слегка приоткрыт, и все собравшиеся видели острые, как бритва, зубы. — Великий Хейла и Хозяин Савана, мы готовы заключить с тобой сделку.

Демон кивнул.

— До сих пор мне еще не приходилось слышать, чтобы человек или эльф так страстно выступал за собственную смерть.

— Когда будет сотворен Саван? — не глядя на Хейлу, строго спросила Керела. Ее глаза, полные слез, остановились на Диле.

— Как только я уйду, и портал закроется. Саван будет защищать стены и окружит главные нити вашей маны, как вы того хотели.

Керела кивнула.

— Надеюсь, ты сдержишь слово, Хейла. Наш друг жертвует жизнью. Дил, с тобой благословение университета. Я… твоя жертва такова… — Она не смогла договорить и улыбнулась Дилу. Баррас подумал, что ему ни разу в жизни не доводилось видеть такой грустной улыбки. — Я желаю тебе как можно быстрее обрести мир.

— У нас мало времени, — напомнил Хейла. — Вы получили пятьдесят ваших дней. Считайте их вместе со мной. — Он посмотрел на Дила. — А для тебя, друг мой, эти дни и те, что придут после них, покажутся вечностью. Идем.

Он протянул руку. Она миновала границы портала и вошла в грудь Дила, которого мгновенно охватило синее пламя. В последние минуты жизни Дил был совершенно спокоен. Страх ушел. Он дернулся один раз, когда у него отняли душу, и тело упало на пол и осталось лежать — никто не поверил бы, что он так страшно ушел из жизни.

Хейла снова начал вращаться и провалился в портал, который Баррас тут же за ним захлопнул. На мгновение зазвучал приглушенный шепот, и стало тихо.

— Все, — сказала Керела дрогнувшим голосом.

Слезы катились у нее по щекам, и она без сил опустилась на пол. Селдейн быстро подошел к телу Дила и закрыл ему глаза.

— Мы должны…

Дверь в Сердце распахнулась, внутрь ввалился бледный, перепуганный насмерть Кард, который прижимал к ушам руки. Он не должен был переступать порог комнаты, так сильна была внутри мана, однако грохот, преследовавший его, все объяснил.

Удушающее давление магической маны оказалось пустяком по сравнению с криками висминцев и джулатсанцев, которые перекрыли грохот сражения. Занесенные для смертельного удара клинки замерли в руках солдат. Этот звук не имел никакого отношения к балийскому измерению. Пронзительные, страшные вопли, исторгнутые из самых глубин человеческого существа, когда из живого еще тела вырвана душа, вибрировали в сознании всех, кто их слышал, заставляя покрепче сжимать зубы и лишая возможности сдвинуться с места.

Керела подняла голову и встретилась глазами с Баррасом, который увидел в них осознание того, что они свершили.

«Саван демона» встал на защиту Джулатсы.

ГЛАВА 4

Как всегда бывает, любопытство взяло верх над страхом. Возвращение Ша-Каана в его собственное измерение означало, что им не грозит немедленная смерть, и Вороны медленно вышли на центральную площадь, где около тела поверженного Дракона собиралась толпа зевак.

— Я сейчас вернусь, — сказал Безымянный, направляясь к трупу.

«Он всегда остается воином и тактиком», — подумал Хирад, наблюдая за тем, как его друг пробирается между кавалеристами Деррика. Протекторы, стоявшие к нему спиной, инстинктивно расступились. Он шел туда совсем не затем, чтобы поглазеть на поразительное зрелище; его интересовали слабые места дракона, знание которых могло помочь в будущем.

Хирад сомневался, что Безымянному удастся обнаружить что-нибудь полезное. Лично он считал, что для одного дня драконов повидал достаточно. Впрочем, никто егоособенно и не спрашивал. Он медленно вернулся к костру, который развел Уилл, и входу в тоннель, ведущий в пирамиду и прежнюю гробницу лордов-колдунов. Хотелось немного успокоиться, да и в котелке, висящем над огнем, возможно, осталось еще немного кофе.

Илкар, обняв его за плечи, молча шагал рядом. Хирад почувствовал, как товарищ напрягся, когда они подошли к тоннелю. В тени, рядом с лежащим на земле Денсером и Ирейн, стоял Стилиан.

— Неужели этот ублюдок не мог отправиться куда-нибудь в другое место? — пробормотал маг из Джулатсы. — Меня от него тошнит.

— Вряд ли он здесь останется после того, как выслушает нас.

— Я тоже не прочь, чтобы он как можно быстрее вернулся в Зитеск, — проворчал Илкар. — К сожалению, у нас с ним одна дорога.

Хирад помолчал немного, а потом, когда они подошли к костру, промолвил:

— Знаешь, я с нетерпением ждал, когда можно будет заняться висминцами. Там все просто. Но это…

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Илкар. — Давай садись. Проверю, есть ли кофе.

Денсер с трудом поднялся и встал, опираясь на Ирейн; на его лице появилось выражение страха и ожидания.

— Иди сюда, послушай, что мы тебе расскажем, — сказал Хирад. — Вы тоже, Стилиан. Новости не слишком хорошие.

— Что значит «не слишком хорошие»? — спросил Стилиан, который вышел на солнечный свет и принялся рассеянно приводить в порядок воротник своей рубашки.

— Давайте подождем, когда все соберутся, ладно? — предложил Илкар, передавая Хираду полчашки кофе и усаживаясь рядом с варваром. Он кивком показал на Уилла и Фрона, шагавших по площади. Безымянный еще не закончил изучать тело дракона. — Не хочу упустить какую-нибудь деталь.

Никто не осмелился даже прикоснуться к холодеющему телу дракона, пока Безымянный не присел рядом с ним на корточки и не приподнял тяжелое веко. Да, конечно, он прибыл из другого измерения, но Безымянный умел отличать мертвое животное от живого по глазам.

Он отпустил веко, которое прикрыло молочно-белый глаз, и сел на пятки, оглядывая лежащее на боку тело дракона. Затем принялся изучать голову чудовища — клинообразная, около трех футов длиной, под жесткими складками губ виднелся один клык. Другой, около четырех дюймов в длину, сломанный, лежал немного в стороне. Безымянный поднял его, повертел в руках и положил в карман.

Костистый череп защищал более уязвимую часть шеи. Не слишком успешно, с точки зрения Безымянного, если учесть, с какой легкостью Ша-Каан нанес своему врагу сразу несколько смертельных ударов.

Воин вновь наклонился вперед и попытался открыть пасть Дракона. Несмотря на то что Безымянный старался изо всех сил, ему удалось лишь немного раздвинуть челюсти, но они тут же захлопнулись, когда он собрался заглянуть внутрь. Он поднял голову и встретился глазами с двумя кавалеристами, которые опасливо пинали ногами труп чудовища.

— Вы мне не поможете?

Кавалеристы, не раздумывая, бросились выполнять просьбу — ведь просил не просто Ворон, а Безымянный. Втроем они повернули голову дракона на бок; люди Деррика держали верхнюю челюсть, а Безымянный оттянул нижнюю и заглянул внутрь, задохнувшись от нестерпимой вони.

Зубы дракона показались ему самыми обычными. Четыре больших клыка, два наверху, два внизу, а также ряд резцов спереди указывали на то, что перед ним хищник. Однако Безымянного заинтересовали десны чудовища. Около полудюжины расположенных под углом лоскутков кожи прикрывали небольшие отверстия. Отодвинув один из лоскутков, он почувствовал, как сократились мышцы, и ему на ладонь вылилась капля прозрачной жидкости, которая быстро испарилась. Теперь ясно, откуда берется огонь.

Безымянный кивком поблагодарил кавалеристов и встал, выпустив нижнюю челюсть — та захлопнулась с отвратительным хлюпающим звуком. Окинув дракона взглядом, он медленно пошел вдоль его тела. Слегка согнутая шея достигала примерно восьми футов в длину. Безымянный подумал, что этот дракон заметно грациознее и быстрее Ша-Каана, но, учитывая скорость, с которой Ша-Каан его прикончил, он еще не успел набраться боевого опыта. Молодой. Передние конечности с ярко выраженными локтевыми суставами заканчивались маленькими когтями — видимо, результат эволюции, стремившейся создать более изящное существо.

Сразу над передними конечностями располагались крылья, и Безымянному не потребовалось подходить близко, чтобы разглядеть группу мощных мышц, позволявших дракону летать на огромной скорости. По его просьбе десять кавалеристов растянули крыло.

Внешняя часть крыла, состоящая из подвижной кости толщиной с бедро, достигала в длину около тридцати футов. Еще двенадцать костей выходили из сложного сустава, расположенного у основания центральной, а на них была натянута толстая, покрытая маслянистой субстанцией мембрана.

— Натяните посильнее.

Безымянный вытащил нож и ударил по мембране. Из разреза вытекло немного красной жидкости — не кровь, а нечто похожее на жир. Он потрогал жидкость, затем потер указательный и большой пальцы друг о друга. Тягучее, скользкое вещество.

— Любопытно…

Несмотря на то, что мембрана была очень тонкой, она оказалась прочной, и Безымянный не смог разрезать ее ножом.

— Спасибо, — поблагодарил он кавалеристов, и они выпустили крыло.

То мгновенно вернулось на свое место — сработал защитный механизм, который бросал вызов смерти. В воздух поднялся столб пыли, в очередной раз, напомнив зевакам, какой могучий зверь рухнул на центральную площадь Парве.

Шея составляла пятую часть длины тела дракона. Дракон лежал на боку, но даже так был значительно выше Безымянного, который провел рукой по более мягкому бледному брюху и услышал шуршание жесткой чешуи, защищавшей бока и спину. Он снова достал нож и присел на корточки возле брюха. Однако нож оказался бессилен против жесткой шкуры дракона.

Безымянный нахмурился и занялся ожогами на боку, которые представляли собой черные полосы длиной около двадцати футов. В нескольких местах он заметил глубокие раны, заполненные темно-красной жидкостью. Впрочем, дракон умер явно не от них. Даже если бы Ша-Каан дохнул на него пламенем изо всех сил, он не смог бы прикончить молодого противника одним ударом.

— А ты крепкий орешек, — пробормотал Безымянный и продолжил искать у дракона слабые места.

* * *

— Проклятие, что он там делает? — мрачно спросил Денсер.

Безымянный шел вдоль тела дракона, направляясь к тонкому двадцатифутовому хвосту. Время от времени он пытался проткнуть его мечом или наносил сильные удары — и все время качал головой.

— Наверное, пытается понять, что нужно сделать, чтобы убить дракона, — ответил Илкар.

— Это безнадежно, — проворчал Хирад.

— В таком случае, зачем он тратит время? — Денсер поджал губы и снова улегся на землю, потеряв интерес к происходящему.

— Потому что Безымянный всегда так поступает, — проговорил Хирад. — Он должен знать, с каким врагом ему придется иметь дело. По его словам, знать, чего ты не можешь сделать, гораздо важнее чем то, что ты можешь.

— Разумно, — заметил Фрон.

— Все это просто замечательно, — проворчал Стилиан. — Только я не понимаю, зачем нам его ждать?

— Так нужно, — спокойно ответил Хирад. — Он Ворон.

Безымянный направился в их сторону. Подойдя к друзьям, он положил ножны с мечом на землю и, нахмурившись, сел.

— Ну?

— Ша-Каан прав. Даже если предположить, что нам удастся к нему подобраться, самое уязвимое место находится у чудища во рту, и мне трудно себе представить, что он добровольно откроет пасть, помогая нам себя прикончить. Единственный шанс — как-то высушить крылья. Они смазаны маслянистой субстанцией и, полагаю, без нее могут сломаться от сильного жара. Но, учитывая какие они громадные, столько огня производит только другой дракон.

— А глаза? — спросил Хирад.

— Очень маленькие, в качестве мишени не подойдут. В особенности, когда он двигает головой. Короче говоря, один дракон в нашем измерении может убить кого угодно, точнее, столько людей, сколько пожелает.

— Ты забыл о могуществе магии, — холодно произнес Стилиан.

Безымянный не обратил на его слова ни малейшего внимания.

— Шкура невероятно жесткая, даже на брюхе и крыльях. Не исключено, что на нее можно воздействовать кислотой или определенными заклинаниями огня и льда. Вот только как к нему подобраться… — Безымянный выдохнул через нос. — Итак, если вас атакует дракон и вам будет негде прятаться, прощайтесь с жизнью.

— Нас интересовало совсем другое, — напомнил ему Илкар.

— Идти туда — все равно, что добровольно совершить самоубийство, — сказал Хирад.

— Похоже, оставаться здесь тоже не слишком разумно, — заметил Уилл.

Денсер поднял руку.

— Подождите-ка. Что-то я не понимаю… О чем вы говорите? — Черный маг смотрел на Хирада.

— Давай расскажи ему, — предложил Илкар варвару. — В конце концов, Ша-Каан ведь твой дружок.

— Он мне не дружок, — возмутился Хирад.

— Ну, почти, — возразил эльф.

— Ладно, пусть будет по-твоему. Я заметил: он изо всех сил старался меня не сжечь и не отгрызть мне какую-нибудь часть тела. Если это не дружба, тогда уж и не знаю, как жить на свете дальше.

— Вот видишь, — рассмеялся Илкар. — Вы с ним закадычные приятели.

— Только из-за того, что…

— Слушайте, прекратите! — Денсер не дал Хираду договорить. — Мы хотим знать, что происходит.

— Нет, не хотите, — сказал Хирад. — Но придется вам узнать. Итак, сложилась следующая ситуация… — Он сделал глубокий вдох и показал себе за спину. — Этот разрыв в небе является прямым коридором в измерение, где живут драконы. Очевидно, по другую сторону небо выглядит точно так же. Проблема в том, что семья Ша-Каана — он называет ее Род, Род Каанов — должна защищать разрыв, чтобы другие драконы не явились сюда и не уничтожили нас. — Хирад кивком показал на труп дракона. — Закрыть разрыв они не могут. Ша-Каан говорит, что это должны сделать мы.

— Какие проблемы? — вскричал Денсер. — Щелкнем пальцами, и все — полный порядок!.. Как же, ради всех богов, мы справимся с такой задачей?

— Мы отреагировали на его слова подобным образом, — сказал Илкар. — Ша-Каан довольно резко ответил, что это наша проблема, и для нас будет лучше, если мы ее решим.

— А что произойдет, если мы не справимся? — спросила Ирейн.

— Если мы не справимся, сюда прилетит другой Род, достаточно сильный, чтобы делать все, что он пожелает, — ответил Илкар. — И те из нас, кто побывал в разрыве Септерна, поймут, что это значит.

Краем глаза Хирад заметил какое-то движение. Деррик вернулся на площадь и снова взял на себя командование кавалеристами. Он зашагал в сторону дракона, но, увидев, что Хирад махнул ему рукой, резко изменил направление.

— По-моему, мы должны принять его в нашу компанию, — сказал Хирад.

Когда Деррику рассказали о том, что происходит, у него на лице появилось мрачное выражение.

— Итак, — проговорил Стилиан, который до сих пор молчал и не реагировал на рассказ Хирада, — я готов признать, что разрыв, как вы его называете, представляет серьезную опасность. Я также готов согласиться с тем, что драконы — могущественные существа, и нам нужно придумать способ убивать или выводить их из строя на расстоянии. Я не понимаю одного: почему другие Роды драконов захотят сюда прилететь и уничтожить все живое и почему, клянусь маной Горы, до этого есть дело Ша-Каану?

— Хороший вопрос, — заявил Деррик.

— Илкар? — обратился Хирад. — Тут я не очень понял.

— Безымянный, поможешь мне, если я буду говорить не слишком внятно. — Илкар принялся в задумчивости потирать щеки. — Между нашим измерением и Родом Кланов существует связь. Наличие здесь определенных элементов помогает Каанам жить и плодиться. Эти элементы являются пищей для их психики, что для драконов не менее важно, чем обычная еда. Их существование зависит от того, чтобы базовая ткань нашего измерения оставалась целой. Если мы исчезнем, им грозит смерть.

— А почему бы им не выставить надежную стражу для охраны разрыва? — высокомерно поинтересовался Стилиан.

— Потому что им есть, чем заняться, кроме того, чтобы умирать ради того, чтобы мы жили, — сердито ответил Илкар. — Они не находятся у нас в услужении. — Илкар положил руку на плечо Хираду.

— Дело в том, милорд, что они уже вынуждены это делать, — сказал эльф. — Но Ша-Каан утверждает, что, во-первых, они не могут охранять разрыв бесконечно, а во-вторых, поскольку мы сами виноваты в том, что возникла проблема, мы и должны ее решить. Впрочем, Ша-Каан готов оказать нам помощь.

— Сколько в нашем распоряжении времени? — спросил Деррик.

— Неизвестно, — ответил Хирад.

— Очень полезная информация, — заметил Денсер.

— Наверное, Ша-Каан и сам не знает. Он сказал только, что, когда тень накроет город, будет уже поздно. — Хирад пожал плечами.

— А что он имел в виду? — спросила Ирейн. — Это какой-то особый способ измерять время — с точки зрения драконов?

— Мы еще не до конца разобрались, — сказал Илкар.

— В таком случае старайтесь усердней, — заявил Стилиан.

— Что? — взорвался Хирад.

— Успокойся, Хирад Холодное Сердце, — проговорил лорд Горы. — Я прекрасно понимаю, с какими трудностями вам пришлось столкнуться. Но сейчас наступило время думать. В полдень не бывает тени, потому что солнце находится в высшей точке на небе. При обычных условиях. Разрыв будет отбрасывать тень. Однако он не настолько велик, чтобы накрыть весь Парве, а…

— Боги, — прошептал Денсер. — Разрыв будет увеличиваться. — Он побледнел и отвернулся.

— Значит, время ограничено… Сколько же его осталось? — Уилл посмотрел в небо.

— Надо прикинуть, — вмешался Безымянный. — Измерить, с какой скоростью растет разрыв и его тень. Результат получится приблизительный, но все равно нам он необходим.

— Конечно, — с горечью проговорил Денсер. — Только нам нужно решать и другие, гораздо более серьезные проблемы.

— Например, как мы его закроем, — напомнила Ирейн.

— И что происходит к востоку от Блэксонских гор, — добавил Безымянный.

— И это далеко не все, — заметил Денсер.

— Хотя начать следует с того, как ты сотворил заклинание «Рассветный вор», — сказал Хирад.

— Верно, — согласился с ним Денсер.

— Ша-Каан обмолвился, что ты проделал что-то не совсем, ну… он употребил слово «точно».

— Большая толстая ящерица, конечно же, лучше всех знает, как нужно произносить заклинание! — проревел Денсер и сердито сбросил руку Ирейн, пытавшейся его успокоить. — К его сведению, при помощи «Рассветного вора» я спас от страшной опасности измерение, где они находят пищу для своей психики. Я готовился к этой минуте всю свою жизнь… Неточно. Ублюдок!

— Денсер, тебе не нужно ни в чем нас убеждать. Мы знаем, что ты сделал, — сказал Хирад. — Но Ша-Каан смотрит на вещи иначе. Ему все равно, кто будет править Балией, до тех пор, пока она остается в целости и сохранности, и хватает драконеров, которые служат его Роду.

— Мы спасали свою жизнь! — запротестовал Денсер.

— Я привел ему этот довод, — кивнул Хирад. — Он меня не понял. Только повторял, что мы неправильно оценили силу заклинания.

— Да, тяжелое положение.

— Для Каанов и для нас, — заметил Фрон.

— Точно, — согласился Уилл. — Что будем делать?

Ша-Каан появился в воротах и увидел мелькание крыльев и огонь, услышал треск щелкающих челюстей, возбужденные крики, стоны боли, приказы. Всюду, куда бы он ни бросил взгляд, шло сражение; в небе собралось такое количество драконов, что их хватило бы, чтобы закрыть собой весь город Парве. Определить, сколько именно драконов находится рядом с разрывом или какие Роды принимают участие в конфронтации, он не смог. Однако Ша-Каан понял сразу, что практически весь Род Каанов бьется за собственную жизнь, за существование семьи. В небе было более четырехсот Каанов, однако враг значительно превосходил их числом.

Ша-Каан издал боевой клич, чтобы поддержать сородичей, и услышал ответные крики, которые доносились со всех сторон, наполнив его сознание ощущением силы. Ша-Каан поднялся выше, чтобы оценить ситуацию, и вслед за ним поспешила фаланга охраны, защищая его с тыла.

У портала шло отчаянное сражение. Более пятидесяти Каанов заняли оборону возле ворот, не подпуская к ним никого. С теми же, кто предпринимал попытки проникнуть внутрь, разбирались небольшие стаи из восьми или девяти Каанов.

Не в первый раз за свою долгую и плодовитую жизнь Ша-Каан порадовался чувству семейственности, которое присуще Роду Каанов. Объединившись, другие Роды могли бы без проблем справиться с Казнами, но они не способны долго сохранять между собой мир, не способны подготовить организованную атаку. Разрозненные группы нападающих не обладали достаточной силой, чтобы разгромить оборону Каанов, прошедших специальную подготовку. Не удивительно, что Кааны считаются самым сильным Родом.

Тем не менее, долгая битва истощит Каанов. Он надеялся, что люди поторопятся, и молил Небеса о том, чтобы они сумели закрыть ворота. В противном случае Каанов ждет неминуемая смерть. Всех до единого.

Однако в настоящий момент шло сражение, и ему следовало обратить все свое внимание на его ход. Внизу и чуть левее три представителя Рода Наик изолировали Каана, вырвав его из фаланги сородичей. Ша-Каан ничем не мог помочь молодому дракону. Тот делал все правильно, но враг поливал его огнем, и в конце концов тонкая мембрана крыла вспыхнула, жир, предназначавшийся для смазки и одновременно защиты от огня, выгорел, и пламя пожрало кости, сухожилия и мышцы.

С криком боли, страха и негодования юный Каан завертелся и начал падать. Одно крыло у него дымилось, другое рассекало воздух в бесплодной попытке восстановить равновесие. Дракон бил хвостом и вертел головой в надежде на помощь. Напрасно. Ша-Каан знал, какой его ждет конец, и знал, что следует делать.

— За мной, — передал он своей охране. Сложив крылья, он резко нырнул вниз и помчался вперед на безумной скорости, чтобы нанести смертельный удар или погибнуть. Три Наика не поняли, что происходит. Челюсти Ша-Каана сомкнулись на крыле того, что находился справа, враг потерял равновесие, и Ша-Каан потянул его в сторону земли, едва успев скорректировать положение собственного громадного тела.

Самый маленький дракон, размахивая лапами, хвостом и крыльями, завопил от ярости и страха. Он не успел повернуть голову, чтобы посмотреть, кто его атаковал, и струя пламени ушла в небо.

Противники начали стремительно падать, однако Ша-Каан уже выпустил свою жертву. И тут же выплюнул струю огня, которая окатила дракона, потерявшего ориентировку.

Ослепленный Наик предпринял контратаку, но его струя огня опалила лишь пустой воздух. Тогда Ша-Каан снова раскрыл пасть, и на сей раз пламя охватило все тело неприятеля, вывело из строя мышцы хвоста и крыла. Наик рухнул на землю.

Ша-Каан развернулся и издал пронзительный вопль ликования. Затем выбрал себе новую жертву и снова бросился в бой.

— Вопрос, в сущности, ясен: явился ли разрыв неизбежным побочным эффектом заклинания «Рассветный вор»? — проговорил Стилиан.

В его словах не было и намека на критику, он лишь размышлял вслух, и Денсер расслабился, заметив выражение, появившееся на лице лорда Горы.

Четыре мага по-прежнему сидели возле костра. Денсер Держал во рту трубку, хотя ему требовались огромные усилия, чтобы поддерживать в ней хотя бы подобие огня. Он положил голову на колени Ирейн, которая задумчиво гладила его по волосам. Илкар тоже был здесь и время от времени ворошил угли палкой из дерева какой-то твердой породы. Стилиан устроился в одиночестве напротив остальных.

На площади Вороны обсуждали с Дерриком способ измерения тени. Пора было принимать окончательное решение. Приближался полдень.

Люди Деррика и Протекторы, не стоявшие на страже и не занятые патрулированием, получили приказ очистить город — требовалось сжечь тела погибших и убедиться, что в домах не прячутся враги. Парве должен снова стать мертвым городом. Здесь не останется ни души — кроме тех, кто добровольно согласится каждодневно измерять тень и сообщать о результатах магам, выходящим с ними на связь.

Четверо магов не замечали ничего вокруг себя, погрузившись в обсуждение проблемы, которую требовалось решить: как закрыть разрыв в измерении, прежде чем Казны ослабеют и Балия погибнет в огне?

— Чтобы ответить на ваш вопрос, милорд, необходимо получить все записи Септерна, имеющиеся в распоряжении университетов, — сказала Ирейн. — Теперь ясно, что основа силы «Рассветного вора» состоит в создании разрыва, ведущего в пространство между измерениями. Очевидно, в результате полного заклинания возникает такая большая дыра, что она может поглотить весь мир. Отсюда и название «Крадущее свет».

— Моя подготовка была направлена исключительно на создание заклинания, я не знаю, как его снять, — пожав плечами, проговорил Денсер.

Илкар отвернулся от костра, которым занимался последние несколько минут.

— Иными словами, возможность закрыть разрыв существует, только тебе она недоступна.

— Да, данное заклинание нигде не описывается. Может быть, мы сумеем отыскать его в манускриптах Септерна. Тому удалось проникнуть в самые глубокие секреты магии измерений.

— Описания интересующего нас заклинания и не должно быть в книгах, — заметила Ирейн. — Чтобы закрыть разрыв с обеих сторон, необходимо создать совершенно новое заклинание.

— Ты хочешь сказать, что в текстах, посвященных «Рассветному вору», не содержится указаний на контрзаклинание? — проговорил Илкар.

— Именно.

— Почему ты так уверена? — с надменным видом поинтересовался Стилиан.

— Сейчас не самое подходящее время для дурацкой гордости, Стилиан, — вмешался Илкар, удивившись собственной резкости. — Мы столкнулись с проблемой, которую не в состоянии решить ни один университет в отдельности. Послушайте, что она говорит.

Стилиан возмущенно нахмурился, но Денсер не дал ему ничего сказать.

— Милорд, Илкар прав. Ирейн является архимагом и ученым.

— Ты изучала работы Септерна? — спросил Стилиан.

— Разумеется, — пожав плечами, ответила Ирейн. — Он ведь из Додовера.

— Только по происхождению, — заметил Стилиан.

— Он из Додовера, — повторила Ирейн. — Однако чтобы понять меня, не нужно быть ученым, необходимо лишь обладать здравым смыслом. Не перебивайте. Я не собираюсь никого критиковать. — Она положила руку на плечо Денсеру — Так ведь?

Денсер хмуро кивнул.

— Хорошо. — Ирейн сделала глубокий вдох. — Ша-Каан был совершенно прав, когда сказал, что Денсер допустил ошибку. — Она чуть сжала плечо Денсера, почувствовав, как он напрягся. — Однако не следует забывать о том, как Септерна изначально представлял себе данное заклинание, хотя у нас и могут возникнуть определенные вопросы относительно причин, заставивших его заняться этим исследованием.

— Он был экспериментатором, — пояснил Илкар, — и хотел посмотреть, как далеко сможет зайти.

— Возможно, — кивнув, согласилась с ним Ирейн. — Заклинание «Рассветный вор», сотворенное по всем правилам, должно было создать громадную дыру, способную поглотить всю Балию. Позвольте задать вам вопрос: стали бы вы вносить в текст заклинания метод, позволяющий закрыть разрыв, зная, что вы не сможете им воспользоваться?

— И что же ты сделал, Денсер? — спросил Илкар.

— Я всего лишь разрушил форму. Не спорю, я спешил — в тот момент запасы моей маны быстро иссякали, и это имело критическое значение, — ответил черный маг. — Мне казалось, что безопаснее всего просто прервать заклинание. Я прекрасно понимал, что разрыв мог разрастись и выйти из-под моего контроля, а я не мог рисковать. С «Рассветным вором» шутить не стоит.

— Ты уверен, что другого пути не было? — поинтересовался Илкар.

— Вы ведь изучали только те тексты, где описывается теория маны, верно?

Илкар и Стилиан одновременно кивнули.

— Вот именно. Если бы вы посмотрели на методы сотворения заклинания, вы бы сразу увидели, что они ни на что не похожи. Все, с чем вам приходилось сталкиваться, имеет непосредственное отношение к созиданию: используешь катализатор — в случае необходимости, — произносишь нужные слова, устанавливаешь длительность действия, наводишь на цель и затем выпускаешь заклинание на волю. И все. Оно абсолютно стабильно, поскольку его форма заложена в конструкции.

С «Рассветным вором» дело обстоит иначе. Так как в текстах Септерна описывается метод, позволяющий сотворить заклинание в полной его силе, ограничение делает форму маны нестабильной. Следовательно, я не мог выпустить ее из-под контроля, в то время как запасы моей собственной маны быстро иссякали. Оставался только один выход — оборвать заклинание. А вы способны придумать что-нибудь лучше?

— Твои слова носят исключительно академический характер, Денсер, поскольку заклинание «Рассветный вор» можно сотворить только один раз, — сказал Стилиан. — Кроме того, у нас нет необходимых знаний, которые помогли бы найти выход из сложившейся ситуации.

— Итак, возвращаемся к самому началу — требуется собрать все, что имеется в университетах касательно работ Септерна и магии измерений. У нас есть и дневники Септерна, но я считаю, что необходимо вернуться в его мастерскую, — сказал Илкар.

— А мы отправимся в университеты и попытаемся украсть там нужные манускрипты, — в голосе Ирейн звучало едва скрываемое сомнение. — Хотя не уверена, что меня будут рады там видеть.

— Вовсе не обязательно, — заявил Стилиан. — Поскольку мы находимся рядом с Блэксоном, я свяжусь с Зитеском и передам просьбу университетам заняться поисками нужных нам документов. Пожалуй, больше всего их в Зитеске и Додовере. Ученые просмотрят бумаги, а мы изучим то, что они отыщут у озера Триверн.

— По-моему, вы забыли об одной исключительно важной детали, милорд, — заметил Илкар. — В тех краях собралось около пятидесяти тысяч висминцев. Вряд ли разумно рассматривать озеро Триверн, как подходящее место встречи.

— Верно, — улыбнувшись, проговорил Стилиан. — А я и забыл.

— Нам придется самим отправиться в университеты, — сказал Илкар.

— Если сможем до них добраться. — Денсер переменил положение, стараясь устроиться поудобнее. — Вокруг университетов наверняка собрались большие армии. Вы же знаете, какие цели преследуют висминцы.

— Да, но у них нет магии, — запротестовала Ирейн.

— Это не помешает им окружить университеты, — резко возразил Денсер. — Кроме рукопашного боя, существуют и другие методы ведения военных действий, которые нередко приводят к победе.

Ирейн нахмурилась, однако промолчала.

— Вы не слышали, что сказал Безымянный? — Илкар чуть приподнял брови. — Если хотите, я попрошу его пояснить, но, если коротко, он предполагает, что нам некуда будет возвращаться.

— Университетам не в силах угрожать армия, не владеющая магией, — даже очень большая, — презрительно фыркнув, заявил Стилиан.

— Им достаточно организовать осаду, чтобы те, кто находится внутри, начали умирать от голода, — напомнил ему Илкар. — Кроме того, ни у одного из университетов нет магов, способных остановить наступающую армию, которой плевать на потери. Именно это и беспокоит Безымянного. Тем не менее, мы знаем, что делать. Полагаю, мы сумеем найти искомое в Джулатсе и Додовере. Мы — я имею в виду Воронов, — он со значением посмотрел на Стилиана, — отправимся в мастерскую Септерна и, в случае необходимости, в другое измерение. Все зависит от того, что мы найдем в библиотеках.

— Получается, что никаких серьезных проблем нам решать не нужно, — с улыбкой проговорил Денсер. — Не понимаю, что мы так всполошились. Можно мне немного поспать?

ГЛАВА 5

Павших кавалеристов Деррика сожгли на специально сложенных погребальных кострах. Ученики лордов-колдунов, стража и висминцы сгорели вместе в одном из углов площади.

Генерал Деррик и Вороны ждали наступления полудня возле пирамиды, которая, по словам магов Деррика, стояла в самом центре Парве. Быстрый обмен мнениями — и наступила полнейшая тишина.

Зловещая тень разрыва, изуродовавшего безоблачное небо, пала на залитые кровью каменные мостовые Парве. Она прикрыла собой площадь, равняющуюся пятистам шагам в более длинной стороне, тремстам в короткой — если про неровную тень можно сказать, что у нее есть стороны. Своими размерами она примерно в десять раз превосходила сам разрыв. Безымянный, за действиями которого внимательно наблюдали два мага-связиста из Додовера, находившиеся в отряде Деррика, обозначил углы тени на земле.

Безымянный выпрямился.

— Ну вот. Сегодня, разумеется, мы ничего не узнаем. Завтра тоже, поскольку нам неизвестно, с какой скоростью растет разрыв. Мы получим необходимые нам данные только через неделю или около того. Все согласны с тем, как проводить замеры?

Маги и Деррик кивнули. За ними Уилл. Фрон лишь пожал плечами.

— Хирад?

— Пошутить решил? — Хирад не сумел скрыть раздражения.

Безымянный подошел к нему.

— Извини. Что-то случилось?

— Ничего особенного. Просто сегодня мы расправились с самой страшной угрозой для Балии — так мы, по крайней мере думали. А в самый разгар ликования обнаружили, что нас поджидает еще более ужасная опасность. Так что ничего особенного не случилось, верно?

Безымянный положил руку на плечо Хираду и повернул его спиной к Уиллу и Фрону.

— Верно. Но есть ведь что-то еще… Хирад уставился на могучего воина.

— Послушай, Хирад, мы знакомы десять лет. Нечего прикидываться, что тебя беспокоит только это.

Хирад посмотрел на трех магов Воронов и Стилиана, которые беседовали у костра.

— Придется туда идти, — нахмурившись, проговорил он. — Ша-Каан сказал, что разрыв необходимо закрыть со всех сторон. Ирейн поняла. Но…

— Знаю, — перебил его Безымянный.

— Безымянный, я не уверен, что смогу это сделать.

— Я буду рядом с тобой. Мы тебя не оставим. Мы же Вороны.

— По крайней мере, я умру в хорошей компании, — с нервным смешком сказал Хирад.

— Никто из нас не умрет. И уж конечно, не ты. У тебя жизней больше, чем у кошки.

— Это моя судьба.

Безымянный спокойно на него посмотрел.

— Ты ничего не знаешь про судьбу. — Его безжизненный голос прозвучал едва слышно.

Хирад прикусил язык, ругая себя за несдержанность. Для Безымянного это слово имело особое, горькое значение.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Я чувствую пустоту и одиночество, — ответил Безымянный. — Словно потерял что-то очень дорогое. — Он наблюдал за отрядом Протекторов Стилиана, которые изучали мертвого дракона. — Ты и не представляешь, каково это. Я их ощущаю, но не могу находиться рядом с ними. Они знают, что я из их числа, но им не дано со мной даже заговорить. Как будто я ни Протектор, ни живой человек. — Безымянный снял перчатку и почесал указательным пальцем лоб. — Пока не потеряешь душу, не знаешь, что она такое.

— Но ты не хотел бы снова стать одним из них?

Хирад тоже смотрел на Протекторов. Воинов Зитеска призвали на службу университету и превратили в рабов, вынув из тела душу. Души оставались живыми и хранились в особом хранилище, в подземельях Зитеска, где демоны могли до них добраться и покарать, если они вели себя неподобающим образом.

Безымянный как-то сказал, что стать Протектором почетно, но одновременно это страшная трагедия и несчастье. Никогда еще он не чувствовал столь сильную связь со своими товарищами, чьи души содержались в хранилище, позволяя им действовать как единое живое существо, наделенное плотью, — понимание человеческой сущности на ее глубинном уровне и делало Протекторов могучей силой.

Однако «Цепь демонов», соединяющая каждое тело с сущностью души, являлась источником нескончаемой боли. Ни один Протектор не мог вернуться к прежней жизни, хотя помнил все, что с ним происходило до того, как у него отняли душу. Маска из черного дерева, за которой прятались их лица, служила напоминанием и предупреждением одновременно. Протекторы принадлежали Зитеску. У них не было индивидуальности — одно из условий сделки, заключенной черными магами с демонами.

Хирада передернуло. Безымянный был одним из Протекторов, пока Ларион, ученый из Зитеска, считавший, что Призыву следует положить конец, не пожертвовал жизнью, чтобы освободить воина, ставшего Вороном.

Однако ничто не проходит бесследно. Его связь с остальными Протекторами, которых насчитывалось около пятисот, не прервалась. И хотя его душа снова вернулась в тело и он мог больше не носить маску и не бояться наказания демонов, Хирад знал: Воитель никогда не познает настоящей свободы. Он видел это в его глазах. Да, Безымянный смеялся, радовался и страдал, как и сам Хирад… но чего-то в нем все-таки не хватало. Его лишили братских уз, и Хирад сомневался, что эта рана когда-нибудь затянется. А значит, Безымянному вечно суждено нести в душе боль потери.

— Что? — Безымянный не слышал вопроса.

— Ты не хотел бы снова стать Протектором? — спросил варвар.

— Вряд ли мне удастся описать, чего я лишился, когда моя душа вернулась в тело… Зато я получил назад свою прежнюю жизнь. Нет, я не хотел бы снова стать Протектором, однако никогда не буду требовать, чтобы тем, кто связан узами Призыва, вернули свободу. Не все сумеют справиться с болью. Они слишком много времени провели в хранилище, и прежняя жизнь потеряла для них смысл. Они должны захотеть обрести свободу.

Хирад кивнул и посмотрел на дыру в небе. Ее испещренная белыми пятнами поверхность напоминала глаз злобного бога, взирающего на Балию.

— Наверное, это дело будущего, — сказал он. — Пойдем, посмотрим, что придумали маги.

Тессея почти не спал ночью, хотя ему следовало погрузиться в спокойный счастливый сон победителя, которого ждут славные походы и дела. Он испытывал необъяснимое беспокойство; слова толстого солдата не давали уснуть, разрушали сладостные мечты.

Деррик. Он доставил висминцу массу неприятностей, когда девять лет назад захват Андерстоунского ущелья был всего лишь мечтой. И принял участие в сражении, в котором висминцы пали жертвой водяной магии, обрушившейся на Андерстоунское ущелье за несколько дней до сражения.

Деррик миновал ущелье и проник в самое сердце земель Висмина, в Парве, где лорды-колдуны были особенно сильны. Увы, это не помешало им потерпеть поражение. Конечно, Тессея рад, что лорды-колдуны уничтожены. Несмотря на то что их могущество объединило племена, этот союз нельзя было назвать равным. Лорды-колдуны требовали, чтобы вожди племен подчинялись их законам. Теперь же, когда древних изгнали, а шаманы снова стали всего лишь духовными наставниками и лекарями, вожди племен могут вернуть себе положение, принадлежащее им по праву.

Однако того, кто сумел прогнать лордов-колдунов, следует рассматривать как серьезную угрозу, значимости которой не понимает только глупец.

Сидя в кровати с чашкой воды в руках и надеждой, хотя бы чуть-чуть унять отчаянную головную боль, Тессея слушал тишину раннего утра, окутавшую Андерстоунское ущелье, и невольно испытывал уважение к тому, кто справился с могущественными колдунами.

Он испытывал уважение к Деррику, его кавалеристам и Воронам. Последние были ненамного моложе его самого и множество, раз бросали вызов смерти, противопоставляя ей мастерство и отвагу. Тессея улыбнулся. Такого врага он понимал, а следовательно, мог победить. Это его козырь, и он обязательно разыграет его, постаравшись не допустить ошибок.

Он знал, где они должны находиться. До Парве от Андерстоуна всего десять дней пути. Более того, попасть на восток чрезвычайно трудно, скорее всего, просто невозможно. Тессея снова улыбнулся и наконец немного успокоился. За Дерриком следует присматривать, но сейчас по крайней мере за ним можно наблюдать на расстоянии.

Вождь Палеонских племен успокоился и с трудом прогнал желание закрыть глаза и уснуть. Приближался рассвет, впереди много дел. Тессея хотел владеть всей Балией, а для этого ему требовалось организовать связь между своими армиями.

Теперь, лишившись поддержки лордов-колдунов, шаманы не могли отправлять послания. Тессея вдруг понял, что снова улыбается: вернулись старые добрые времена, придется вспомнить прежние методы связи. Дым, флаги и птицы.

Тессея предвидел, что такое может произойти, и, несмотря на усилия шаманов разубедить его, взял с собой почтовых птиц, настояв на том, чтобы генералы сделали то же самое. Значит, связь с остальными армиями будет быстрой и эффективной. Но сначала его людям придется доставить птиц во все висминские крепости в Восточной Балии, а это рискованно.

Впрочем, если он прав, и армии востока сильно потрепаны на всей территории вдоль Блэксонских гор, его всадники без проблем доберутся до места назначения. Тессея приказал стражнику позвать разведчиков, надел рубашку и кожаные штаны и встретил их у входа на постоялый двор.

Утро было ясным и удивительно прозрачным, с гор, чьи черные силуэты тянулись далеко на север и юг, дул легкий ветерок. Тессея ненавидел горы. Если бы не они, висминцы давно бы захватили восток, и магия никогда не появилась бы на свет. Однако Духи не проявили к висминцам благосклонности, и горные хребты продолжали преграждать им путь к вожделенным завоеваниям.

Тессея услышал шаги у себя за спиной и оторвался от созерцания ненавистных гор. К нему приближались его доверенные всадники в сопровождении шамана Арноана. Тессея усилием воли заставил себя сдержать гнев. Он уважал Арноана, но времена изменились, шаманы больше не будут участвовать в принятии важных — да и вообще каких бы то ни было — решений. Война — дело воинов, а не лекарей-колдунов.

— Милорд, — проговорил Арноан, склонив перед Тессеей голову.

Тессея едва заметно кивнул ему и повернулся к своим воинам. Шесть кавалеристов — сильных, выносливых, опытных, для которых искусство наездника традиционно являлось правом мужчины благородной крови.

— Трое отправятся на север, чтобы встретиться с лордом Сенедаем, трое — на юг, к лорду Таоми, — без предисловий объявил Тессея. — Разделите между собой птиц. Даю вам четыре дня на то, чтобы найти армии. Не подведите меня. Ваши имена будут увековечены в будущих славных сражениях.

— Мы вас не подведем, милорд, — сказал один из всадников.

— Идите. Я подготовлю послания. Жду вас через полчаса.

— Слушаемся, милорд. — Воины поспешили к конюшням, расположенным в восточной части города.

— Арноан, мне нужно с тобой поговорить.

— Разумеется, милорд.

Тессея жестом показал старому шаману, чтобы он следовал за ним на постоялый двор. Они уселись за стол, за которым сидели накануне.

— Желаете отправить послания, милорд?

— Да, и в состоянии справиться с этой задачей самостоятельно.

Арноан вздрогнул, словно получил пощечину.

— Тессея, традиции Висмина требуют, чтобы шаманы наставляли военных вождей, поскольку они обладают верховной властью в племенах.

Старый шаман сердито хмурился, его тонкие седые волосы трепал ветер, который проникал внутрь сквозь открытую дверь.

— Совершенно верно, — не стал спорить Тессея. — Но в данном случае мы говорим о вопросах, не имеющих никакого отношения к делам племени. Идет война, и командиры будут самостоятельно принимать решения и выбирать, кто и когда должен давать им советы.

— После возрождения лордов-колдунов шаманы добились огромного уважения во всех племенах, — запротестовал Арноан, невольно вцепившись в край стола.

— Лордов-колдунов больше нет, а уважение к вам основывалось на страхе перед вашими господами. Вы уже не обладаете магией, не владеете оружием, не знакомы с военным искусством.

— Вы меня прогоняете, милорд?

Тессея позволил себе немного смягчиться.

— Нет, Арноан. Ты старый и верный друг, и потому я дам тебе возможность занять принадлежащее тебе по праву место. Я буду спрашивать твоего совета, когда возникнет необходимость. Постарайся не навязывать мне своего мнения, время, когда шаманы обладали властью в племенах, ушло вместе с лордами-колдунами. Зря вы думаете, что по-прежнему имеете влияние на висминцев. Такое заблуждение может оказаться опасным и будет дорого вам стоить.

— Вы уверены, что лорды-колдуны побеждены. Я в этом сомневаюсь, — сказал Арноан.

— Все видели, что с ними произошло, все видели страх, который появился в ваших глазах, когда вы лишились магии. И не пытайся меня убедить, что дело обстоит иначе.

Арноан вскочил, оттолкнув стул. Его глаза неожиданно запылали гневом.

— Без шаманов вы по-прежнему топтались бы к западу от Андерстоунского ущелья, мечтая о славе и победах. Теперь, получив то, что хотели, вы пытаетесь отодвинуть нас в сторону. Это тоже может оказаться ошибкой, которая будет дорого вам стоить.

— Ты мне угрожаешь, Арноан? — резко спросил Тессея.

— Нет, милорд. Но простые люди нас уважают и верят нам. Прогоните нас, и вы лишитесь их поддержки.

— Никто не собирается прогонять шаманов, — фыркнул Тессея. — И я вам верю, как и остальные висминцы. Я благодарю тебя и других шаманов за помощь. Просто вы свое дело сделали. И теперь всего лишь возвращаетесь на законное место духовных наставников племен. Власть принадлежит не шаманам, а вождям, для нее рожденным.

— Молитесь за то, чтобы Духи продолжали вас поддерживать, лорд Тессея.

— Мне не нужны Духи. Мне нужны искусство, тактика и храбрость в сражении. Все это у меня есть. Займись теми, кто в тебе сейчас нуждается, Арноан, а я позову тебя, когда возникнет необходимость. Можешь идти.

— Порой наступают времена, когда мы все нуждаемся в поддержке Духов, милорд. Не стоит от них отворачиваться, вы рискуете впасть в немилость.

— Можешь идти, — повторил Тессея, в глазах которого появилось ледяное выражение.

Он смотрел вслед Арноану, шагавшему прочь от постоялого двора. Старый шаман гордо выпрямил спину и возмущенно тряс головой. Тессея пожалел о своей резкости, подумав о том, что, возможно, нажил себе нового врага. Будет ли это иметь какое-то значение, он не знал. Впрочем, вряд ли стоит опасаться старика…

Через несколько минут он уже выдавал указания разведчикам, готовым отправиться в путь.

— Мне необходимо узнать о состоянии наших и неприятельских крепостей, передвижениях врага, военных действиях в других районах, надежности и организации поставок оружия и всего необходимого, а также о магической защите противника. Всеэто указано в моих записках, которые вы должны выучить наизусть на случай, если вы разделитесь или кто-нибудь из вас погибнет. И еще. Передайте в армии мой приказ: я должен незамедлительно узнавать все, что касается Воронов, генерала Деррика и Протекторов. Вы все поняли?

— Да, милорд.

— Отлично.

Тессея кивнул каждому из посланников в отдельности, демонстрируя уважение отваге этих людей. Некоторое время он раздумывал над тем, не послать ли их через ущелье, а затем на север и юг к переправам у пролива Гайернат и залива Триверн. Но тогда им придется провести в пути на два дня больше, а лишнего времени у Тессеи не было

— Помните, что вы сражаетесь за племена Висмина. Да пребудут с вами Духи.

Последние слова прозвучали несколько фальшиво в устах Тессеи, и он представил себе, какое выражение появилось бы на лице Арноана, если бы старик их услышал.

Всадники развернули коней и помчались в сторону дороги, где разделились на два отряда — трое направились на север, в сторону университетских городов, трое — на юг, к Блэксону.

Тессея занялся организацией обороны Андерстоуна.

* * *

— У меня появилась идея, — сказал барон Блэксон.

Рассвет залил розовым светом склоны горы, где расположились на ночь его люди. Лучи утреннего солнца осторожно подбирались к пещере под каменным уступом и командному пункту. Постепенно становилось теплее, сырость ночи уступила место свежей прохладе утра. Впереди был ясный сухой день без дождя, и Блэксон радовался этому дару богов.

Гресси повернулся к нему. Старый барон продолжал сидеть на своем месте, синяк от удара по голове черным пятном расползся по лбу и вискам. На бледном лице выделялись покрасневшие усталые глаза.

— Интересно, этот мерзкий грохот у меня в ушах когда-нибудь прекратится? — спросил он слабым, едва различимым голосом.

— Боюсь, что нет, — улыбнувшись, ответил Блэксон. — Зато он поможет нам быстрее добраться до моего родного города.

— Да, хорошая постель мне сейчас не повредила бы, — заметил Гресси. — Я немного староват, чтобы чувствовать себя удобно на жестких камнях.

Блэксон почесал густую черную бороду и посмотрел на Гресси, чувствуя, как его переполняет восхищение старым бароном, которого он уже считал своим другом. Среди представителей Торгового союза Корины — совершенно бесполезной организации, занимавшейся разжиганием распрей между баронами вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности и гасить разногласия, — он единственный увидел опасность, исходящую от Висмина. Более того, только ему хватило храбрости заявить об этом вслух, и только он настолько верил в собственные силы, что отправился на защиту Балии.

Гресси бесстрашно сражался рядом со своими солдатами и воинами Блэксона, зная, что его земли подвергаются разграблению близорукими, жадными людьми, вроде барона Понтойса. Он чудом остался жив, когда черный огонь шаманов превращал людей и животных в кучки серого пепла. Под ним погибла лошадь, сбросив его прямо на скалы, в результате чего старик получил ранения. И Блэксон поклялся богам сделать все, чтобы сохранить ему жизнь и вернуть земли.

— Насколько я понял, мы отправляемся в Гайернат? — спросил Гресси.

— Да. Висминцы доберутся до Блэксона намного раньше нас, мы не сможем организовать осаду или отобрать у них город собственными силами. В Гайернате найдем команду и поплывем в Пролив, прихватив с собой достаточное количество людей, чтобы перекрыть врагу пути поставки продовольствия и оружия. Через некоторое время к нам присоединятся пешие и конные отряды, и мы войдем в Блэксон через неделю после того, как прибудем в Гайернат.

— Если армия в Гайернате согласится нам помогать, — промолвил Гресси.

— Мой дорогой Гресси, — взглянув на него, заявил Блэксон, — я ведь не просто так аннексировал город. Армия будет послушна.

— Хотел бы я сказать, что меня удивили ваши слова, — проговорил Гресси. — Гайернат всегда казался свободным городом.

— А он и есть свободный город, — заверил Блэксон. — Внутри его стен я не обладаю никакой властью.

— Но… — начал Гресси, и тут же улыбка коснулась его почерневших губ.

— Но путешествие вовсе не будет безопасным… Боги, Гресси, не заставляйте меня произносить вслух очевидные вещи.

— Значит, вы собираетесь заключить несколько сделок.

— Конечно. Я действительно не управляю городским советом, однако в торговом сообществе у меня есть определенное влияние.

— Так я и знал, — сказал Гресси, в голосе которого уважение заняло место раздражения. — Торговый союз Корины упорно отказывался вмешиваться в ваши отношения с лордом Арленом. Теперь я понял почему.

— У меня полно денег, если вы это имеете в виду. Точнее, было полно. До некоторой степени все зависит от того, что удалось обнаружить висминцам.

Блэксон опустился на корточки рядом с Гресси. Старик качал головой и улыбался.

— Похоже, кроме меня, честных баронов больше не осталось…

Блэксон расхохотался и похлопал левой рукой по бедру товарища.

— Данный вид баронов давно вымер. Как бы вы ни старались, вам никогда не удастся меня убедить в том, что вы являетесь его единственным, чудом сохранившимся представителем. Мои люди не раз сталкивались с вашими представлениями о честности в ущелье Танцующих скал.

— Какое неприятное и опасное место, — широко улыбаясь, заявил Гресси.

— И вы не взимаете плату с тех, кто идет в Корину через Танцующие скалы.

— Не могу сказать, что она чрезмерна.

— Благодарение богам. Да и платят ее не все.

— Все зависит от груза и отношений со мной. — Гресси постарался устроиться поудобнее. — Не забывайте, я обеспечиваю безопасность по всему пути следования вдоль ущелья.

— Понтойс, вне всякого сомнения, полной мерой познал, что представляет собой ваша не слишком чрезмерная плата за проезд.

— Его поведение не позволило мне заключить с ним честную сделку, — не стал спорить Гресси. — Но если нам удастся выбраться из этой передряги живыми, он узнает, что такое настоящая плата за дурное поведение.

У входа в пещеру появился солдат.

— Милорд?

— Да? — Блэксон встал на ноги и отряхнул пыль с одежды.

— Мы готовы и ждем вашего приказа начать марш. — Прекрасно, — сказал Блэксон. — Гресси, вы сможете ехать верхом?

— Я сижу на заднице, а не на голове. Солдат с трудом сдержал смех, а Блэксон покачал головой.

— Полагаю, ваш ответ можно расценивать как утвердительный. — Он повернулся к солдату. — Будет что рассказать у костра вечером, верно? Итак, направляемся в Гайернат. Пусть разведчики поскачут вперед и проследят, как висминцы возвращаются в Блэксон. У мыса Варок выйдем на Юго-Восточную дорогу. Выступаем через час.

— Слушаюсь, милорд.

Блэксон подошел к входу в пещеру. На склонах холма кипела жизнь. Вот солдат-посыльный помчался к своему начальству передать приказ… Повсюду раздавались громкие голоса, люди, подхватив ранцы, вскакивали на ноги; оставшиеся в живых маги собрались вместе, лошадей подвели к всадникам. Солдаты, стараясь не терять времени, складывали свое немудреное имущество. Тут и там гасили костры, которые разожгли специально для раненых и умирающих, чтобы хотя бы немного облегчить их страдания.

Барон улыбнулся, довольный тем, как идет подготовка к маршу. Теперь уже было почти невозможно отличить простых крестьян от бывалых солдат из гарнизона. Ими двигала одна цель, один общий приказ — они готовились к маршу. Следующие несколько недель решат судьбу всего баронетства Блэксон. Если удастся привести в состояние боевой готовности Гайернат, защитить берега пролива и вернуть себе город, юг получит надежный оплот на своих собственных землях и сможет нанести удар по Висмину.

Улыбка покинула лицо Блэксона. Балия в ужасающем положении. Андерстоун и ущелье, вне всякого сомнения, удерживают висминцы; университеты могут пасть, несмотря на то что шаманы лишились магии; он, барон Блэксон, самый могущественный землевладелец в Восточной Балии, лишился крова, болтается среди скал с горсткой горожан, крестьян и раненых уставших солдат.

Кроме того, Вороны оказались в ловушке на западе; большая часть вооруженных сил востока занята защитой гарнизонов, могучая армия разбита на отряды, которые воюют вместе с баронами, старающимися отстоять границы своих владений. Им глубоко наплевать на судьбу Балии. И в довершение всего Корина, не доверяющая магам и их разведке, ничего не желает слышать об угрозе со стороны Висмина. Даже если гарнизон Андерстоуна отправил сообщение на восточное побережье, оно прибудет лишь через семь дней — если вообще прибудет. Орды висминцев могут захватить все земли вплоть до океана на востоке, и в настоящий момент их никто не в силах остановить.

— Боги, плохо наше дело.

— Точно подмечено, — проворчал Гресси из глубины пещеры.

— Я имею в виду не только нас. Я говорю о Балии.

— Точно подмечено.

— Что нам делать? — спросил Блэксон, которого вдруг оставили уверенность в себе и надежда на победу; неожиданно показалось, что ему на голову обрушилась снежная лавина, сошедшая с самого высокого горного пика.

— Все, что в наших силах, друг мой, — ответил Гресси. — Нужно действовать не спеша, осторожно, и все будет хорошо. Пожалуйста, помогите мне подняться. По-моему, не следует больше откладывать наше путешествие в Гайернат.

ГЛАВА 6

Вороны двинулись в путь только на следующий день. Денсер еще не совсем оправился, но ждать больше было нельзя. Стоял теплый день, и открытые пространства Израненных пустынь, казалось, притягивали к себе жару. Воины понимали: если тучи не прикроют солнце, их ждет трудная дорога.

Второе измерение тени, как и предполагалось, конкретных результатов не принесло. Учитывая тот факт, что данные получались весьма приблизительными, определить, вырос или уменьшился разрыв, оказалось невозможно. Безымянный предположил, что пройдет по меньшей мере неделя, прежде чем ситуация прояснится.

Кавалерия четырех университетов, которой командовал генерал Деррик, разделилась. Три мага, специалисты по связи, остались в Парве, а с ними пятнадцать вооруженных кавалеристов, получивших, среди прочего, приказ как можно подробнее измерить и изучить дракона. Именно этот маленький отряд должен был обеспечить Воронов информацией, в которой они нуждались: сколько пройдет времени до того момента, когда разрыв станет таким большим, что Род Ша-Каана не сможет его защищать.

С генералом Дерриком осталось около двухсот кавалеристов и одиннадцать магов, в чью задачу входило сражаться и поддерживать связь с другими отрядами. Девяносто Протекторов Стилиана представляли собой могучую силу, да и сам лорд Горы был могущественным магом.

Однако Хирад, возглавлявший отряд Воронов из четырех воинов и трех магов, считал, что их слишком мало.

Учитывая тот факт, что около пятидесяти тысяч висминцев будет сосредоточено всего в нескольких районах к востоку и западу от Блэксона, избежать столкновения с ними непросто, а победить в сражении и вовсе немыслимо.

В самом ближайшем времени встанет и еще одна серьезная проблема. Обойдя опасные горные кряжи, они либо выйдут к Андерстоунскому ущелью, что будет самым настоящим самоубийством, либо двинутся на север к заливу Триверн… или на юг, к проливу Гайернат. Решение, какие воды выбрать, следует отложить до тех пор, пока они не проедут хотя бы два дня по восточной дороге, которая идет рядом с Главным храмом Несчастных предков прямо под Андерстоунским ущельем.

Хирада передернуло. Главный храм — место, где пролита кровь Протектора, Ворона и Несчастного предка и найден последний катализатор, место, куда варвару совсем не хотелось возвращаться.

Колонна — впереди Деррик, за его кавалерией Вороны, за ними Протекторы, окружающие Стилиана, — покинула Парве.

— Мы сами себя обманываем, — проговорил Хирад.

— Не понял, — отозвался Илкар, который вместе с Безымянным скакал рядом.

— Нужно принять решение, а мы сами не знаем, чего хотим, и можем заплатить за свое незнание высокую цену.

— Все равно не понимаю, — повторил джулатсанец.

— Например, стоит ли нам, я имею в виду Воронов, так стремиться в университеты. Разве тамошние ученые не в силах самостоятельно выяснить то, что необходимо?

— Хирад, никто из нас не знает наверняка, что мы ищем, — указал Илкар.

— Нам требуется найти и изучить все материалы, касающиеся Септерна. Точнее, это дело магов, поскольку я все равно ничего не понимаю. Затем мы должны связать наше новое знание с тем, что известно Зитеску про ворота в измерения и порталы драконеров. А потом следует сотворить какое-нибудь действенное заклинание.

Илкар посмотрел на Хирада, стараясь скрыть улыбку.

— Ради всего святого, Хирад, мы же ищем не рецепт какого-нибудь хитрого пирога! — Хирад непонимающе на него уставился. — Если придется придумывать новое заклинание, которое закроет разрыв, нам конец.

— Что? — удивленно спросил Хирад.

— Чтобы составить и проверить толковое заклинание, о котором ты говоришь, нужно лет пять, даже при наличии необходимых знаний. Ты, по-видимому, не понял, что мы пытаемся отыскать бумаги Септерна, в которых либо описывается заклинание, закроющее разрыв, либо рассказывается, где его можно найти.

— Все, я окончательно сбит с толку, — признался Хирад. — Речь идет о разрыве. Если дыру можно открыть, значит, ее можно и закрыть.

— Нет. — Ирейн подъехала сзади и заняла место между Хирадом и Илкаром, вздохнувшим с облегчением. — Имеется три разных вида разрывов. Четыре, если считать порталы драконеров. Ограниченные и стабильные разрывы Септерна, знакомые некоторым из вас. «Связь измерений», заклинание, разработанное Зитеском, весьма нестабильное и являющееся зародышевой магией порталов. Порталы драконеров, контролируемые самими драконами — так мы по крайней мере думаем. И, наконец, разрыв, созданный «Рассветным вором».

Все они отличаются друг от друга. Сказать, что можно закрыть один, потому что известно, как закрывается другой, все равно, что заявить, будто ты умеешь делать подковы для лошадей, ибо научился шить обувь для людей. Мы уверены только в одном: существует связь между разрывами Септерна и тем, с которым мы имеем дело. У нас мало времени, и мы можем рассчитывать только на то, что его работы помогут нам решить задачу. Экспериментировать некогда.

— Иными словами, ты уверена, что нам не удастся самостоятельно разобраться с нашими проблемами, так? — спросил Безымянный.

— Уверена, — ответила Ирейн. — Более того, какое бы заклинание мы ни сотворили, мы страшно рискуем.

— Плохо, — покачал головой Хирад. — А что мы будем делать, если ничего не найдем в записях Септерна?

— Умрем, — произнес Безымянный. После его слов повисла напряженная тишина.

— Веселенькая перспектива, верно? — заявил Хирад.

— Зато реальная, — ответил Безымянный. — Какой смысл обманывать себя?

— Однако мои слова остаются в силе. Нам вряд ли удастся перебраться через залив Триверн или Гайернат так, чтобы висминцы ничего не заметили. Триста человек — довольно большой отряд. Итак, вопрос: наше ли это дело и как нам поступить, — заявил Хирад.

Безымянный посмотрел на спины кавалеристов, скакавших впереди. Затем повернулся и взглянул на Протекторов, замыкавших колонну.

— Здесь не самое подходящее место для обмена мнениями. Нас обязательно кто-нибудь услышит. По-моему, Стилиану ни к чему знать, о чем мы говорим. Хирад совершенно прав. Мы так спешили покинуть Парве, что забыли о себе. Мы Вороны. И сами принимаем решения. Без посторонних.

Колонна выбралась в Израненные пустыни, залитые безжалостным горячим солнцем. Тут и там на прокаленной пыльной земле виднелись следы стоянок висминцев: обгоревшее дерево, обрывки брезента, сломанные столбы и колышки для палаток, веревки и объедки. Кое-где валялись трупы висминцев, что-то не поделивших со своими соплеменниками.

Позади отряда небо уродовал страшный разрыв, отбрасывавший зловещую тень на город лордов-колдунов. Если Вороны не найдут способа его закрыть, эта тень поглотит их мир.

Через два часа Парве остался далеко позади, и Хирад почувствовал облегчение. Напряжение спало настолько, что он даже не слишком обращал внимание на трудности пути. Лошади отчаянно потели, привлекая тучи мерзко жужжащих мух, которые, не разбирая, атаковали животных и людей.

Ближе к вечеру стало прохладнее, небо затянули тучи, а пейзаж заметно изменился. Проехав по северной границе прекрасных речных долин с роскошным зеленым ковром, громадными древними деревьями и поросшими папоротниками склонами холмов, балийцы оказались в более неприветливых землях.

Тут и там высились островерхие горные пики, усеянные обломками скал. Деррик приказал спешиться, чтобы поберечь ноги и подковы лошадей; уставшие солдаты и маги, разминая затекшие мышцы, повели животных на поводу, стараясь обходить прячущиеся в высокой траве камни. Дорога вилась среди отвесных крутых склонов. И нигде никаких признаков жилья. Однако Безымянный нервничал.

— Мы здесь, как на ладони!

—Похоже, кроме природной стихии нами никто не интересуется, — беспечно отмахнулся Илкар, кутаясь в плащ; порывистый ветер безжалостно трепал одежду, и жара быстро сменилась пронизывающим холодом.

— Если нас заметят, прятаться будет негде, — сказал Безымянный. — Твое мнение, Фрон?

Оборотень провел некоторое время в голове колонны, давая советы разведчикам Деррика. Сейчас он подошел к Безымянному.

— Все совсем не так плохо, как кажется, хотя нам, возможно, придется проехать еще на север. Разведчики докладывают, что там практически нет жилья. Земля годится лишь для выпаса домашних коз. Вряд ли мы встретим кого-нибудь из местных жителей. Опасаться следует только встречи с висминцами.

Здесь мало тропинок, подходящих для лошадей, и эта лучшая из всех — уж можете мне поверить. Думаю, висминцы не доставят нам никаких хлопот в течение ближайших двух дней. Я посоветовал трем разведчикам отправиться к развилке чуть выше Теренетсы. Даже самому быстрому из них понадобится два дня, чтобы туда добраться. Через три мы получим более точный отчет. До тех пор эльфы и я — наша единственная возможность и надежда избежать неприятностей.

— Как полагаешь, пройдем? — спросил Илкар, который с уважением относился к умению Фрона распознавать запахи и читать следы.

— Да.

Почти сразу после наступления сумерек Деррик остановил колонну у подножия очередного крутого склона. Ветер разогнал тучи и постепенно стих, открыв глазампутников холодное ночное небо

Эльфы быстро обозначили границы лагеря так, чтобы посторонний глаз не заметил костров. Командиры расставили часовых, и солдаты принялись готовить ужин.

Вороны постарались устроиться как можно дальше от Стилиана и Протекторов — сели возле походной печки Уилла и стали ждать, когда закипит вода.

— Интересно, как он себя чувствует? — проговорил Хирад. — Я про Стилиана. Друзей у него не много. Даже несмотря на то что от кавалеристов его отделяет около сотни футов, они явно нервничают.

— Вряд ли он «переживает, — проговорил Денсер. — Лорд Горы привык к одиночеству.

Черный маг лежал на спине, положив голову на колени Ирейн, которая гладила его волосы, — картина, ставшая привычной после того, как Денсер, сотворив заклинание «Рассветный вор», приходил в себя. Хирад и Безымянный переглянулись. Это были первые слова, произнесенные Денсером за целый день. Зитескианец ни с кем не разговаривал и держался в стороне от Воронов. Ирейн в ответ на удивленные взгляды лишь пожимала плечами или просто качала головой. Сейчас, сидя рядом с ним, она не скрывала своего беспокойства и смущения.

Разговор не особенно клеился, пока не начали разливать кофе. Слева от Денсера и Ирейн уселись Уилл и Фрон, Илкар, Хирад и Безымянный — справа. Безымянный откашлялся.

— Илкар, Хирад, устраивайтесь поудобнее, — сказал он, и его друзья молча кивнули.

— А почему ты обращаешься только к ним? — поинтересовался Уилл.

— Потому что только мы трое участвовали в серьезных сражениях прежде, а то, что у нас впереди, мне совсем не нравится.

— А что тут особенного? — спросила Ирейн. — Нам всего-то нужно быстро и без потерь добраться до университетов, и мне представляется, что мы выбрали самый разумный путь.

— Нет, — ответил Безымянный. — Потому что нам совсем ни к чему ввязываться в сражение, а отряду Деррика этого не избежать, по крайней мере когда мы подойдем к Блэксону.

— Что же ты предлагаешь? — спросил Фрон.

— Мы должны от них отделиться. Нам нужно совсем в другую сторону.

— Почему? — Фрон нахмурился, а в его низком ворчливом голосе прозвучало сомнение.

— Ситуация осложнится, когда мы доберемся до залива Триверн, куда, насколько я понимаю, направляется Деррик. Полагаю, висминцы снабжают свои армии по воде, значит, там будут сосредоточены значительные силы. Если мы продолжим путь в компании Деррика и Стилиана, нам неминуемо придется принять участие в сражении. Если же мы от них оторвемся, то с помощью Фрона сможем найти лодку и перебраться на другой берег незаметно.

— А что будет с Дерриком?

— Уговорим его направиться на юг, к проливу Гайернат, и, возможно, организовать отвлекающий маневр по дороге, чтобы прикрыть нас. В любом случае мы должны идти дальше одни.

— Дело в том, — сказал Хирад, — что нас рассматривают, как придаток кавалерии. Вороны не привыкли так действовать. По крайней мере сейчас.

— И как же мы действуем? — спросил Денсер.

— Тебе это прекрасно известно, — ответил Хирад, хмуро поглядывая на мага. Ему не понравился его равнодушный голос. — Мы изучаем ситуацию, принимаем решение и не позволяем никому подвергать сомнению его правильность.

— А тебе не кажется, что это попахивает высокомерием? — спросил Уилл.

Хирад пожал плечами.

— Задай себе вот какой вопрос: в течение десяти лет мы принимаем участие в самых разных военных действиях — почему мы все еще живы? И почему именно мы остались в живых, в то время как лорды-колдуны умерли? Никакое это не высокомерие, просто у Воронов свои законы.

— Только ты можешь так петушиться, зная, что от места, куда ты направляешься, тебя отделяет армия в пятьдесят тысяч висминцев, — улыбнувшись, заявил Илкар.

— Дело не в этом, я…

— Знаю, — сказал Илкар. — Если мы поступаем так, как считаем правильным, нам удается выжить.

Он изобразил, что зевает, и Уилл с Фроном рассмеялись. Хирад нахмурился, а Безымянный снова откашлялся.

— Я рад, что мы сумели внести ясность в некоторые исключительно важные вопросы. А теперь послушайте меня. Деррик поймет, что в нашем плане есть разумное начало. Стилиан — нет.

— Почему? — спросил Уилл.

— Потому что самый короткий путь к Зитеску лежит через залив Триверн — не считая, конечно, Андерстоунского ущелья. Если нам не удастся его убедить, придется через пару ночей покинуть лагерь тайно. Надеюсь, до этого не дойдет. Стилиан сильный союзник и способен помочь нам получить доступ в библиотеки университетов.

— Я ему не доверяю, — сказал Илкар.

— И не удивительно, — заметил Денсер.

— Нет, дело тут не во вражде университетов. Он попытался убить нас в храме Несчастных предков, и давайте не будем забывать почему. Стилиан хотел получить «Рассветного вора», чтобы захватить власть над всеми университетами и держать в подчинении лордов-колдунов и висминцев. Он всегда мечтал править Балией и сейчас вряд ли расстался со своей мечтой. Только боги знают, что нам удастся найти, но я не думаю, что к информации следует допускать Стилиана.

— Что, взять и просто исключить Зитеск? — резко спросил Денсер.

— Ты же здесь, верно? — вздохнув, проговорил Илкар.

— Ты сделал свой выбор в Храме, — добавил Хирад. — Ты теперь Ворон.

— Все не так однозначно, — вмешалась Ирейн. — Работы Септерна разделены между университетами не случайно. Септерн позаботился, чтобы ни один из них не получил достаточно знаний и не стал доминирующим.

— Неужели он был таким могущественным магом? — спросил Уилл.

— Он видел опасность в потенциальных возможностях своей магии, — пояснила Ирейн. — Я подозреваю, что он понимал, к чему могут привести его исследования. И не ошибся. Зитеск это доказал, когда получил свое заклинание «Связь измерений». Представьте себе опасность, которой грозит стабилизация ворот.

— Я внимательно вас слушаю, — вставил Фрон, — и вижу в ваших умозаключениях одно серьезное несоответствие. Мы рассчитываем, что влияние Стилиана поможет нам попасть в библиотеки. Давайте посмотрим на ситуацию вот с какой стороны — вы главный маг, лорд Горы обращается к вам с просьбой передать ему для изучения документы Септерна. Вы молча их отдадите?

— Именно, — ответила Ирейн.

— Нет, — заявил Илкар. — Не отдашь. И Стилиан должен это знать.

— Если он знает, почему так уверенно вел себя в Парве? — спросил Хирад.

— Ну, у него весьма разветвленная сеть агентов, — со смешком ответил Денсер. — Он скорее будет дергать за веревочки, чем выберет прямой путь в библиотеки Джулатсы и Листерна. Хотя додоверцы могут благосклонно отнестись к личной просьбе лорда Горы.

— Но если он планирует напрямую связаться со старшими магами других университетов, нам необходимо помешать ему выбрать короткий путь в Зитеск и ускорить процесс сбора информации, — добавил Хирад.

— Так, и что же получается? — спросил Уилл.

— Ничего, полагаю, — проговорил Безымянный. — Давайте представим себе, что Стилиан планирует перебраться через залив Триверн и при помощи разных хитроумных уловок выманить у других университетов необходимые ему сведения. — Он оглядел лица Воронов. — Во-первых, мы поговорим с Дерриком и постараемся сделать его своим союзником. Возможно, он сумеет придумать для Стилиана разумную тактическую причину, по которой отряду необходимо пройти к югу от гор. Если же у него ничего не выйдет, через два дня мы поступим так же, как сейчас, — разобьем свой лагерь подальше от Стилиана. А за четыре часа до восхода солнца уйдем. Деррик нам поможет — например, чтобы прикрыть наш уход, поднимет шум, будто бы лагерь атаковал патруль висминцев.

До тех пор мы будем изо всех сил убеждать Стилиана выбрать правильный путь, но он не должен догадаться, что у нас собственные цели. Если демонстрировать ему уважение, он ничего не заподозрит. Так ведь, Денсер?

Маг сел, чтобы выпить кофе, и на вопрос Безымянного пожал плечами.

— Не уверен, что твоя идея с отвлекающим маневром сработает, но потакать его самолюбию стоит. Меня лично беспокоят Протекторы.

— Протекторами займусь я, — сказал Безымянный. — Существуют способы не выполнить приказ так, что никто не заподозрит их в неповиновении.

— Каким образом? — спросил Хирад, задумчиво потирая подбородок.

— Ты не поймешь, — ответил Безымянный, и Хирад, который достаточно хорошо его знал, увидел, что вопросов задавать больше не следует.

— А когда мы поговорим с Дерриком? — поинтересовался Уилл.

— Сейчас самый подходящий момент, — ответил Безымянный.

— Его маги вышли на связь, — заметил Илкар. — Лучше немного подождать.

Могучий великан кивнул.

— Сколько времени им нужно?

— Около часа. Все зависит от того, насколько быстро установят контакт.

— Хорошо, подождем.

Чуть позже Ирейн отвела Денсера, который последовал за ней явно неохотно, в сторону от костра.

— Ты мне скажешь, что с тобой происходит?

— Ничего не происходит. Просто устал и не могу поверить, что во всем виноват «Рассветный вор».

— Никто тебя не обвиняет, Денсер, — проговорила Ирейн, заглянув ему в глаза и ласково погладив по волосам.

— Дело не в вине. Это у меня внутри. Не могу тебе объяснить. Понимаешь… — Он махнул рукой и замолчал.

— Я хочу тебе помочь. Не прячься от меня.

— А я не прячусь, — резко ответил Денсер.

— Не прячешься? Ты все время молчишь и сторонишься меня. Всех нас.

— Ничего я не сторонюсь! — выкрикнул Денсер так громко, что Ирейн невольно отшатнулась. Денсер попытался улыбнуться. — Просто не желаю об этом говорить.

— Вот и получается, что ты нас сторонишься. — Ирейн почувствовала, как сердце сжалось у нее в груди. — Ты мне нужен, Денсер. Пожалуйста, не оставляй меня одну.

— Я с тобой, разве нет?

— Боги, ты как ребенок. Ты же прекрасно понимаешь, что я не это имела в виду.

— А что ты имела в виду? — спросил Денсер, и у него на лице появилось сердитое выражение.

— Твое тело здесь, а где твое сердце?

— На месте. — Он похлопал себя по груди.

— Проклятие, Денсер, почему ты такой?

— Какой? А ты почему так себя ведешь?

— Потому что я за тебя волнуюсь! — выкрикнула Ирейн, чувствуя, как краска заливает щеки. Ей так хотелось, чтобы он понял… — Я беспокоюсь за нас.

— У меня все хорошо. Оставь меня в покое.

— Отлично.

Она быстро отвернулась и зашагала к лагерю, чтобы не сказать слов, о которых позже пожалеет.

Маги из Додовера, вышедшие на связь со своими коллегами, были не одни. Лорд Горы, окруженный плотным кольцом Протекторов, пытался пробиться за Блэксонские горы, чтобы переговорить с кем-нибудь из доверенных людей. Сеанс связи оказался очень коротким. Услыхав новости, Стилиан задохнулся от неожиданности. Открыв глаза, он понял, что его бьет дрожь.

В Джулатсе царила тишина. Всю ночь и утро висминцы, разбившие лагерь за стенами университета, пытались пройти сквозь «Саван демона». Души тех, кто к нему прикасался, становились пищей для ненасытных демонов, контролирующих страшное заклинание.

Печальное и мучительное зрелище. Баррас слышал из своей комнаты, как висминцы пытаются перебраться через крепостной ров, затем они решили построить переправу из дерева и железа, потом надумали перелезть на стены университета при помощи веревок, прикрепленных к близлежащим строениям.

Сейчас, когда солнце стояло высоко в зените, они начали что-то строить. Баррас, не в силах больше слышать крики умирающих, отправился на бастион одной из башен, чтобы посмотреть, что происходит за городскими стенами. Его глазам предстали адские картины — а виной тому были Совет и он сам.

«Саван демона» окружал университет призрачным серым облаком, которое поднималось от самой земли и уносилось к небу, теряясь в голубой вышине. В толщину оно достигало десяти футов, и Баррас знал, что оно уходит под землю на такую глубину, где не выживет ни один человек. Величественное зрелище и наводящее ужас подтверждение того, что могут сотворить с Балией демоны, если объединятся с магами. Присутствие «Савана» источало страх, внушало нестерпимое желание оказаться как можно дальше от его могущественной силы.

Баррас не сомневался, что висминцы попытаются прорыть тоннель и обойти «Саван». Он молил святых о том, чтобы они поняли всю безнадежность своих попыток, прежде чем демоны заберут слишком много душ. Однако глядя на «Саван демона», внутри которого тут и там возникали вспышки синего и желтого цвета, похожие на молнии, он подумал, что до сих пор действия висминцев говорили о непонимании сути маны и связи измерений. Они и не могут понять. У них ведь нет магии — это их проклятие и благословение одновременно.

Мерцающий серый цвет «Савана» придавал всему, что находилось за его пределами, призрачный, безжизненный оттенок; краски потускнели, люди казались непривычно неуклюжими. Впервые заклинание использовали семьсот лет назад, чтобы защитить Джулатсу. Тогда оно сыграло роль крепостного вала, только значительно более эффективного, чем обычный.

Миновать «Саван демона» невозможно, пока заклинание не снято. Любой, кто попытается это сделать, друг или враг, погибнет. Над заклинанием не перелетишь по воздуху, под ним не пророешь ход. Оно отнимает все души без разбора — и у животных, и у людей. Оно зло. Но оно спасет Джулатсу от висминцев, и, несмотря на ужас, который Баррас испытывал, знание того, что университет надежно защищен, успокаивало.

Все, кто находился внутри стен университета, с должным уважением относились к «Савану», никто не приближался к его границе ближе, чем на дюжину шагов. Счастливчики, успевшие добежать до ворот, и те, для кого университет был домом, молча расхаживали по территории, собирались группами, просто сидели на земле, ошарашенные, потрясенные, не в силах справиться с печалью и смириться с тишиной, опустившейся на университет. Потому что одним из самых страшных аспектов заклинания была именно тишина.

Все звуки, которые издавали висминцы, доносились приглушенно, словно издалека. Они давно перестали посылать в сторону университетских стен стрелы — чтобы, лишаясь собственного запаса, не пополнять арсеналы джулатсанцев. Вместо этого солдаты толпились у крепостного вала и просто смотрели на серое облако, окутавшее Джулатсу. Их разговоры, смех, беготня, топот ног, звон оружия и посуды были едва различимы.

Баррас на мгновение даже засомневался в том, что у него все в порядке со слухом. Но тут слева от него прозвучал громкий голос Карда.

— Добрый день, Баррас.

Старый эльф вздрогнул от неожиданности.

— Кард. Я рад, что вы в порядке.

— Все относительно, — сказал генерал.

— Да уж. Что привело вас сюда?

— То же, что и вас. — Кард встал рядом с Баррасом. — Хочу посмотреть на глупость висминцев. — Он кивком показал на недостроенное сооружение у южных ворот Джулатсы.

С того места, где стоял Баррас, оно казалось ненадежным и хлипким, но Баррас знал, что висминцы умелые плотники. Решетка из перекрещивающихся балок окружала четыре ствола. Внутри сооружения на высоту тридцати футов поднимались лестницы, ведущие на платформу, где собрались висминцы, строившие следующий уровень.

Чуть левее работала другая группа плотников, которые делали колеса, справа пылали громадные костры, посылавшие столбы черного дыма в небо. Висминцы в толстых кожаных передниках трудились у наковален, остальные занимались отливками.

— Что они делают? Оружие? — спросил Баррас.

— Нет, — ответил Кард. — Если я не ошибаюсь, металлическую обшивку для своей башни.

— Они думают, что мы попытаемся ее поджечь?

— Именно. Очевидно, они собираются перекинуть это сооружение через ров, надеясь, что металл их защитит.

— Боги! — пробормотал Баррас и покачал головой. — Нам следует с ними поговорить.

— Если висминцы намерены совершить самоубийство, зачем их переубеждать? — глянув на эльфа искоса, произнес Кард.

— Я понимаю вашу ненависть к врагу, но потери, которые они понесут, ничего не изменят — их слишком много, — сказал Баррас. — Кроме того, думаю, вы не представляете себе, что означает смерть в «Саване демона». Я никому не желаю испытать такие бесконечные муки. Ни зитесканцам, ни висминцам, никому.

— Поговорите с ними, если вам так хочется, — пожав плечами, ответил Кард. — Я не собираюсь вам мешать, но и поддерживать не стану.

— У вас безжалостное сердце.

— Они уничтожили большую часть моей армии, огромное количество джулатсанцев и магов. — Голос Карда звучал холодно и резко. — Каждая мучительная смерть врага в «Саване демона» приносит мне утешение.

— Вы с радостью готовы платить смертью за смерть?

— Желание отомстить присуще каждому человеку, а мы их сюда не звали. Висминцы сами выбрали свою судьбу. Если они не в состоянии делать выводы из собственных ошибок… За глупость надо расплачиваться. Я не намерен учить их жизни.

— Возможно, мне надо прислушаться к голосу совести, — промолвил Баррас.

— Мой старый друг, я восхищаюсь вашей способностью к прощению. Однако сейчас идет война, которую начали не мы, — сказал Кард. — По правде говоря, мне до сих пор трудно поверить, что происходящее реально, но, вне всякого сомнения, висминцы надеялись с помощью лордов-колдунов уничтожить университеты, совсем как тогда, триста лет назад.

А теперь они так возгордились, что думают, будто сумеют с нами справиться и без лордов-колдунов. Может, они и не ошибаются. Хотите вступить с ними в переговоры — ладно, так тому и быть, но подумайте вот о чем: чем дольше они надеются прорваться сквозь «Саван демона», тем дольше будут здесь оставаться. И тем выше наши шансы получить помощь от Додовера. Кроме того, они так упорно пытаются обойти «Саван демона», что просмотрели совершенно очевидное решение, — мрачно проговорил Кард.

— Какое?

Генерал не успел ему ответить. У северных ворот раздался громкий крик. Баррас и Кард промчались по бастиону и увидели, что к границе «Савана» направляется около дюжины висминцев с красно-белым флагом в руках.

Перемирие?

Дверь, ведущая наверх, распахнулась, и Баррас увидел адъютанта Карда.

— Керела просит вас немедленно прийти. — Юноша нетерпеливо убрал со лба рыжие волосы, которые разметал ветер.

— К северным воротам? — спросил Баррас.

— Да.

— Передай Кереле, что мы идем. — Юноша кивнул и умчался прочь.

Баррас сделал глубокий вдох и повернулся к генералу Карду. Увидев у него на лице мрачное выражение, он удивленно приподнял брови.

— Кард?

— Думаю, им все-таки пришло в голову очевидное решение.

— Какое же?

— Выслушайте их, Баррас, если они пожелают с вами разговаривать. — Кард шагнул в сторону двери. — А я буду молить всех святых, что ошибся.

ГЛАВА 7

В лагере постепенно наступила тишина, холодный ветер цеплялся за одежду и мешал разговаривать. Спустилась ночь, и на небо высыпали звезды. Деррик по просьбе Хирада и Безымянного Воителя направился к костру Воронов. Накинув на кожаные доспехи плащ, генерал сел между Хирадом и Денсером и с благодарностью кивнул Уиллу, когда тот подал ему громадную кружку горячего кофе.

— Прошу меня простить — не сразу ответил на вашу просьбу, — сказал Деррик. — Я беседовал с магами и разведчиками, и вам наверняка будет интересно услышать, что я узнал. Но вы ведь и сами хотели со мной поговорить.

Хирад едва заметно улыбнулся. Деррик, который вел свою кавалерию по вражеским землям, держался уверенно и спокойно, как и подобает настоящему командиру. Не удивительно, что его все уважают.

— Да, хотели, — кивнул Безымянный Воитель. — Но наши соображения могут измениться в зависимости от того, что вы узнали про положение дел на востоке.

— Выскажите мне свои мысли, — почесав нос, предложил Деррик, — а я сообщу вам, что стало известно мне.

Безымянный поделился с ним планами и опасениями Воронов, а Хирад тем временем следил за реакцией Деррика. Впрочем, он мог не тратить силы зря. Генерал вел себя сдержанно, лишь время от времени кивал. Когда Безымянный закончил, наступила тишина. Деррик допил кофе, выплеснул гущу на землю и протянул кружку Уиллу, чтобы тот налил еще. Вор молча выполнил его просьбу.

— Спасибо, Уилл, — промолвил Деррик. — Должен вам заявить, что многое из того, что вы сказали, приходило мне в голову, и я благодарю вас за то, что вы подтвердили мои мысли. Я планировал разделиться у Теренетсы и отправить вас на север, а своих людей повести в Гайернат. Сообщения, которые получили маги сегодня вечером, убедили меня в том, что я прав. — Он сделал глоток кофе. — Около университетов и в Андерстоуне сложилась очень серьезная ситуация. Мы не смогли связаться с магом, представителем четырех университетов в Андерстоуне, и потому решили, что город находится в руках врага. Пятнадцать тысяч висминцев пересекли залив Триверн и направились в Джулатсу. — Илкар вздрогнул при упоминании родного университета, и Хирад заметил, что его лоб покрылся испариной. — Несмотря на то что враг лишен поддержки лордов-колдунов, он продолжает наступать. — Деррик сделал еще один глоток кофе.

— Университет пал? — едва слышно спросил Илкар.

— Илкар, не следует забывать, что все новости мы получаем через Додовер и в лучшем случае они страдают неточностью. Их следует рассматривать всего лишь как слухи.

— Университет пал? — медленно выговаривая слова, повторил вопрос Илкар, и Хирад почувствовал его отчаяние.

— Мы думаем, что нет, — ответил Деррик.

— Думаете? Мне необходимо знать. Немедленно.

— Успокойся, Илкар, — произнес Хирад и протянул к другу руку; Илкар только покачал головой.

— . Хирад, лишь маг способен понять, что означает подобное известие для Илкара, — вмешалась Ирейн. — Генерал, пожалуйста, расскажите нам все, что вам известно.

Деррик поднял руку, чтобы успокоить своих слушателей.

— Мы получили сообщение, что город Джулатса захвачен неприятелем, но сам университет — нет. Однако я должен еще раз повторить, что эти сообщения ничем не подтверждены. Армия Додовера направляется на помощь Джулатсе, хотя известия от них мы получим в лучшем случае через день.

Глаза Илкара превратились в две узкие щелки, щеки запали, уши сердито напряглись. Эльф попытался взять себя в руки, сглотнул с усилием и повернулся к Деррику.

— А известно, сколько времени они смогут продержаться? — спросил он, стараясь унять дрожь в голосе. — Неужели никто из Додовера не сумел связаться с Джулатсой?

— С тех пор как Джулатса попросила у Додовера помощи, на связь они не выходили, — ответил Деррик. — Это было два дня назад. Сообщение о том, что город захвачен висминцами, мы получили вчера от мага, который находится за пределами университета. К моим сведениям следует относиться с определенной долей сомнения.

— Почему?

— Связь прервалась, маг из Додовера пострадал. Он еще не окончательно пришел в себя и не помнит подробностей разговора. Когда я узнаю больше, вы будете первыми, кому я сообщу новости.

— Спасибо, Деррик. — Илкар кивнул и встал. Даже в свете костра было видно, как сильно он побледнел, в глазах у него стояли слезы. — Извините, мне нужно побыть одному.

— Илкар, подожди… — Хирад начал подниматься.

— Прошу тебя, не сейчас.

Илкар медленно отошел к выстроившимся ровными рядами палаткам и скрылся в темноте. Хирад только покачал головой.

— Но если университет не пал… — начал он.

— Прошло время, враги могли его захватить, — тихо сказал Денсер, и в его голосе впервые появилось нечто похожее на чувства. — Единственное сообщение от них поступило день назад. Если висминцам так быстро удалось захватить город, что помешает им разрушить университет? Илкар страшится именно этого. Поверьте мне, кроме собственной смерти, уничтожение родного университета — худшее, что может с ним произойти. Худшее, что может произойти с любым магом из Джулатсы, потому что будет означать конец джулатсанской магии. В течение многих сотенлет никто даже и помыслить не мог о таком исходе. Не трогайте его.

Хирад поджал губы.

— Он Ворон. Мы должны ему помочь.

— Да, но не сейчас. В настоящий момент он только джулатсанец, которому стало известно, что утеряны знания, накопленные родным университетом. Мы поможем ему, когда он вернется, — сказала Ирейн.

— Если университет погибнет, Илкар лишится своих магических способностей? — спросил Уилл.

— Нет. Мана остается, и он по-прежнему может творить заклинания. Если университет падет, будут утеряны знания Джулатсы, наука, которая развивалась в течение многих веков. Разрушив Башню, висминцы уничтожат центр джулатсанской магии. Нельзя построить новую и вернуться на прежнее место. Мана наделяла Башню магической силой в течение веков, и столько же времени джулатсанцам понадобится, чтобы прийти в себя. Если им вообще это удастся.

— А какая часть работ Септерна хранилась в библиотеках Джулатсы? — спросил Фрон. От его голоса у всех собравшихся по спинам пробежали мурашки.

— Именно. — Деррик покачал головой. — Вот почему вы и только вы должны как можно быстрее перебраться через залив Триверн. Вы должны попасть в университет и покинуть его прежде, чем он падет, — если такова его судьба. Сделать это в состоянии лишь такой маленький отряд, как ваш. Вам нужно без промедления покинуть лагерь и отправиться на северо-восток.

— Мы задержимся еще на один день, — сказал Безымянный. — Илкар не захочет уходить, пока не узнает новости от додоверцев.

— Я могу установить с ними связь, — предложил Денсер.

— Ты даже трубку закурить не можешь, — резко возразила Ирейн. — А я не умею устанавливать связь на большом расстоянии. Я согласна с Безымянным.

— Хорошо, — проговорил Деррик. — Еще один день и одна ночь.

— А как насчет вас, генерал? — спросил Хирад.

— На юге ситуация чуть менее напряженная. Мы считаем, что барону Блэксону удалось помешать висминцам добраться до Андерстоуна. Его родной город захвачен неприятелем, а он сам, насколько нам известно, направляется в Гайернат, чтобы собрать там подкрепление. Мне представляется разумным объединиться с ним и попытаться — что как раз и входит в его планы — захватить дороги, по которым висминцы получают необходимые им припасы, а затем вернуть ему замок. Оттуда мы сможем организовать ответный удар.

— Старина Блэксон, — проговорил Безымянный. — Передайте ему от нас привет.

— С удовольствием.

— А Стилиан?

Услышав вопрос Денсера, Деррик надул щеки.

— Он также попросил встречи со мной, и я посоветую ему отправиться с нами на юг. Однако по закону он мой командир и волен делать то, что пожелает. Я постараюсь его убедить, что единственный шанс вернуться с триумфом в Зитеск — атаковать врага с нами на юге и обойти Андерстоун.

— Ничего не выйдет, — сказал Денсер, с легким презрением покачав головой. — Ему необходимо получить работы Септерна, и он намерен идти с нами.

Деррик допил кофе и встал, отряхнув грязь с формы.

— Ладно, посмотрим.

— Удачи, — пожелал Денсер. — Она вам понадобится.

— Я никогда не рассчитываю на удачу, — улыбнувшись, заявил генерал. — Поспите. Мы выходим на рассвете.

— Если увидите Илкара… — начал Хирад.

— Обойду его стороной, — пообещал Деррик. — Спокойной ночи.

Илкар шагал среди ровных рядов палаток, глядя прямо перед собой и не обращая внимания на приветствия кавалеристов, веселый смех и разговоры.

В глазах у него стояли слезы, он до крови прикусил нижнюю губу в безнадежной попытке унять дрожь. Наконец, добравшись до последней палатки, стоявшей на границе открытого пространства, он замедлил шаг.

Усевшись на плоский, поросший мхом камень, Илкар заставил себя успокоиться и подумать о том, что он узнал, — возможная гибель джулатсанской магии, убийство тысяч его братьев и сестер магов, одиночество тех, кому удалось спастись… Да, они по-прежнему остаются джулатсанцами, но лишены средоточия своей силы, магической энергии и знаний.

Вполне возможно, что университет уже погиб. Илкар полагал, что почувствует уничтожение Башни благодаря следам маны, однако на таком огромном расстоянии от Джулатсы смерть магов пройдет мимо него.

Что будет, если Башня падет? Кто займется восстановлением университета? Наверное, маги, оставшиеся в живых, — такие, как он. А где они найдут ресурсы и силы выполнить столь грандиозную задачу? И желающих учиться в университете, ставшем жертвой армии, не обладающей магией? Вне всякого сомнения, потеря университета повлечет за собой медленное угасание джулатсанской магии по мере того, как будут стареть и умирать оставшиеся в живых ее представители.

Удастся ли Воронам добраться до Джулатсы вовремя? А вдруг им суждено увидеть лишь руины и трупы защитников университета? И даже если они успеют попасть в Джулатсу до ее гибели… на что может рассчитывать маленький отряд, когда университет осаждает могучая многочисленная армия? Может, лучше не видеть конца Джулатсы?

Илкар опустил голову и дал волю слезам. Он больше не мог справиться с рыданиями, которые сотрясали его тело. Надежды нет. Если висминцы захватили город, университет непременно падет. И тогда у него не останется никого, кроме Воронов. Достаточно ли этого?..

— Мы не можем знать наверняка, что университет погиб, Илкар, — донесся голос из темноты.

Илкар вытер глаза и вдруг почувствовал, что замерз. Он потерял счет времени и понятия не имел, сколько просидел здесь в полном одиночестве. Спина затекла и болела. Илкар вздрогнул от неожиданности и попытался разглядеть человека, чей силуэт вырисовывался на фоне догорающих костров.

— Уходите, Стилиан! — выкрикнул он. — Не стоит делать вид, что вас огорчает наше несчастье. Вы и представить себе не можете, что это такое.

— Ничего подобного, Илкар. Но я прощаю тебя за резкость. Мне понятно твое настроение.

Стилиан не замедлил шагов, и вскоре Илкар увидел шестерых Протекторов, окружавших своего господина.

— Большое спасибо, — отвернувшись, проворчал Илкар. — Чего вы хотите?

— Я пришел, чтобы посочувствовать тебе, предложить помощь, если возможно, и надежду.

Лорд Горы остановился в нескольких шагах от Илкара, словно демонстрируя, что уважает его стремление к одиночеству.

— Какая неожиданность, — пробормотал Илкар.

— Я прекрасно понимаю, — вздохнув, проговорил Стилиан, — как тебе трудно осознать случившееся. А еще я знаю, что такое одиночество, уж можешь мне поверить. Прошу только об одном: выслушай меня. Тебе нет необходимости отвечать.

Стилиан замолчал, а Илкар лишь пожал плечами.

— Я совсем не хочу, чтобы магическое равновесие было нарушено, это опасно и в самые спокойные времена. Сейчас необходимо, чтобы все маги объединились, иначе нам не справиться с висминской угрозой. Сегодня, когда я вышел на связь, мне удалось узнать лишь обрывочные сведения про Джулатсу, мне известно только то, что сказал Деррик. Однако завтра я попытаюсь разобраться в сложившейся ситуации. Насколько я понимаю, вы останетесь с отрядом Деррика еще на один день, и я постараюсь сообщить тебе новые подробности. И, наконец, о надежде. — Стилиан подошел к Илкару и понизил голос. — Мы с тобой лучше других в лагере знаем, что университеты обладают возможностями для самосохранения. С моей точки зрения, сообщение о том, что город пал, а университет — нет, говорит о том, что Джулатса нашла способ остановить армию висминцев. Вопрос сейчас в том, как долго продержится данная ситуация, вот почему вы должны спешить.

Илкар прикусил губу, но потом все-таки кивнул.

— Может быть. Каковы же ваши планы? Стилиан прищурился, и лицо его приняло жесткое выражение.

— Я отправляюсь на юг, отдельно от отряда Деррика. Мое будущее лежит там, хотя я сделаю все, чтобы вы получили работы Септерна. Боюсь только, что не смогу заняться их изучением вместе с вами.

Его слова застали Илкара врасплох. Он резко поднял голову, встретился со Стилианом глазами и почувствовал, что тот в ярости.

— Почему?

— У меня возникла проблема, личная проблема, — ответил Стилиан. — Складывается впечатление, что я, по крайней мере временно, больше не лорд Горы Зитеска.

Он повернулся и зашагал прочь.

* * *

— Когда же ты снова сможешь сотворить какое-нибудь заклинание, Денсер? — спросил Безымянный сразу после того, как Деррик ушел на встречу со Стилианом.

Денсер, который уже достаточно пришел в себя и мог сидеть, пожал плечами и выбил трубку о конец полена, торчавшего из костра. Крошечные угольки вспыхнули на мгновение в темноте и погасли.

— На твой вопрос нет однозначного ответа, — сказал он и засунул руку в кисет, чтобы достать новую порцию табака. — Проклятие, табак кончается.

— С однозначными ответами часто возникают трудности, не так ли? — проговорил Хирад.

— Дело обстоит так, — продолжал черный маг. — Я еще очень слаб после «Рассветного вора», мне трудно собрать необходимую ману для того, чтобы сотворить заклинание. Кроме того, я нахожусь в угнетенном состоянии, которому не вижу объяснения… впрочем, это пройдет. Однако должен заметить, что общественное мнение ошибочно. — Он с улыбкой посмотрел на Ирейн. — Я могу самостоятельно раскурить свою трубку.

Он щелкнул пальцами, и тут же возникло темно-синее пламя, которое он поднес к трубке.

— Прекрасно, — заявила Ирейн и чуть оттолкнула его в сторону. — А теперь зажги «Адский огонь».

— Видите? Вечно она недовольна, — проговорил Денсер и снова улыбнулся, хотя в его улыбке не было и намека на веселье. — Предлагаешь женщине одну страну, а она тут же требует целый мир.

— А вот и нет, — возразила Ирейн. — Я требую всего лишь доказательства твоих возможностей, которые выходили бы за рамки первой необходимости.

— «Адский огонь» — это несколько больше, чем простое Доказательство.

— Я упомянула данное заклинание в метафорическом смысле. — Ирейн ткнула Денсера в грудь.

— Ладно, дай мне время прийти в себя! — рявкнул Денсер и оттолкнул руку Ирейн. Та вздрогнула от неожиданности и отодвинулась; на глаза у нее навернулись слезы.

— Перестань, Денсер, — сказал Хирад, удивленный необъяснимой вспышкой гнева. — Она же пошутила. Ты можешь ответить на вопрос? Скажи нам, что ты в состоянии сделать?

— Практически ничего, — признался Денсер. Он прикусил губу и протянул к Ирейн руку, но та еще дальше от него отодвинулась. — Я опустошен. Учитывая, что мы постоянно в пути и почти совсем не отдыхаем, прежде чем я смогу выйти на связь, должно пройти дня два, до «Крыльев мрака» — тоже, а, например, до «Адского огня» — целых четыре. Мне жаль, что я оказался для вас обузой.

Хирад наградил его спокойным взглядом.

— Полагаю, мы сможем тебя простить.

— Как мило с вашей стороны. — Денсер изобразил поклон, не поднимаясь на ноги.

— Успокойся, ладно? — Хирад показал на Ирейн. Денсер собрался что-то ему ответить, но в последний момент решил промолчать и просто коротко кивнул. Наступившее молчание прервал Безымянный:

— Фрон?

— Никаких проблем…

— Я знаю, — перебил его Безымянный. — Я пытаюсь оценить состояние каждого из нас. Мы ничего от тебя не требуем. Ты сам решишь, нужно ли тебе превращаться.

Фрон кивнул.

— А как насчет Илкара? — спросила Ирейн. — То, что он сегодня услышал, может серьезно повлиять на его способность концентрироваться.

— Кроме всего прочего, в Балии он самый лучший маг, специализирующийся на обороне, — заметил Хирад. — Его способность концентрироваться во время сражения — одна из причин, по которой Воронам удалось прожить так долго. Когда дойдет до дела, он сумеет взять себя в руки.

— Надеюсь, ты не ошибаешься, — проговорила Ирейн. — Но все-таки я советую вам в ближайшее время присматривать за ним повнимательнее.

— Разумеется. — Хирад развел руки в стороны. — Он же Ворон.

Безымянный откашлялся, привлекая к себе всеобщее внимание.

— Я рад, что все уверены в своих силах, поскольку нам предстоит серьезная передряга. Ничего подобного с нами еще не случалось. Мы будем одни на землях, захваченных полчищами висминцев. Мы не имеем права на ошибки и не сможем нести с собой раненых. Если кто-то из вас сомневается в себе, лучше остаться с кавалерией.

— Иными словами, нам предстоит сделать то же самое, что мы сделали, только с другой стороны, — ровным голосом прокомментировал его слова Хирад. — А ты нас спрашиваешь, уверены ли мы в том, что у нас получится?

Улыбка коснулась губ Безымянного.

— Мне кажется, тебе необходимо немного поспать, — заметил Хирад и похлопал великана по плечу. — Такие речи следовало произносить десять лет назад. Я постою на страже и подожду Илкара.

Баррас и Кард встретились с Керелой у северных ворот университета; трое самых старых джулатсанцев стояли плечом к плечу, когда открылись ворота. Рядом с ними замерли на своих местах представители университета с желто-белыми флагами на коротких древках, означавших мирные переговоры. Чуть поодаль расположились лучники и маги, которые были готовы открыть огонь в случае, если возникнет хоть малейшая угроза жизни старейшин Джулатсы. Кард считал, что нападение маловероятно, и даже отказался от «Жесткого щита», посоветовав магу не тратить зря свою ману.

Ворота раскрылись, и глазам джулатсанцев предстал «Саван демона» — толстое серое покрывало, пронизанное у самой земли сине-желтыми сполохами. По другую его сторону остановились трое висминцев. Лучников нигде не было видно, хотя два воина явно выступали в роли телохранителей человека, стоявшего между ними, — мужчины лет сорока, среднего роста, могучего телосложения, чьи плечи и спину украшали роскошные меха. Он был в потрескавшихся черных доспехах из кожи, украшенных меховой опушкой, кожаных наголенниках, тяжелых высоких сапогах, которые защищали ноги, однако руки парламентера оставались обнаженными до самых перчаток. Длинные, темные, давно не чесанные волосы обрамляли черное от загара лицо с большими глазами и подбородком, изуродованным свежим шрамом.

— Я Сенедай, лорд и генерал хейстронских племен. Я требую, чтобы вы немедленно сдались. — Его громкий голос тусклым эхом отразился от «Савана».

— Ты у нас дипломат, — сказала Керела, поворачиваясь к Баррасу. — Объясни ему, что происходит.

— Боюсь, ты решила напоить меня из отравленного кубка, — мрачно проговорил Баррас.

— Вполне возможно, мой старый друг.

Баррас взял себя в руки и сделал три осторожных шага в сторону ворот и «Савана», от близости которого по спине у него пробежали мурашки. Он изо всех сил старался держаться прямо и следить за тем, чтобы не дрожал голос.

— Я Баррас, старший член Совета и глава делегации университета Джулатса. Мы не намерены отдавать вам то, что вы еще не захватили путем неоправданного применения силы. Каковы ваши условия?

— Условия? Я ничего вам не обещаю, кроме того, что мы сохраним вам жизнь, маг. И это очень великодушно с моей стороны, учитывая, сколько моих сородичей погибло.

— Мы были вынуждены защищать наш город от вашего необоснованного нападения, — сказал Баррас.

— Вы должны были сражаться, как воины, с оружием в руках, а не при помощи заклинаний.

Баррас не смог сдержаться и рассмеялся.

— Эти слова звучат забавно из уст тех, кто с удовольствием прибегал к помощи лордов-колдунов, чтобы уничтожить моих соратников.

— Вожди племен выступали против применения этого оружия.

— Значит, в исторических хрониках будет так и написано, — в голосе Барраса прозвучало презрение. — По воле лордов Висмина был наложен запрет на использование заклинаний лордов-колдунов, и храбрые воины с оружием в руках вступили в сражение с силами Джулатсы, однако презренный трусливый университет ответил им градом магических снарядов.

— Мы все равно победим, — заявил Сенедай.

— Перед вами город магии. Неужели вы надеялись, что мы не воспользуемся всеми средствами, имеющимися в нашем распоряжении? Должен напомнить, что у нас их предостаточно.

— Магия — это сила зла, и мы, висминцы, дали клятву, что наступит день, когда мы увидим, как горят ваши университеты, а Башни лежат в руинах. — Сенедай указал пальцем на Барраса.

— Красивый образ, — заметил Баррас. — Только не думаю, что вам посчастливится увидеть картину, которую вы нарисовали.

— Вы так полагаете? — Сенедай улыбнулся. — За вашими жалкими стенами осталась всего горстка магов, небольшой отряд воинов и напуганные женщины и дети. У вас есть дьявольский барьер, но мне прекрасно известно, что вы не в силах поддерживать его до бесконечности. Мы даже не будем тратить на вас стрелы. Зачем?

— Разумно. Наши дома построены из камня, крыши сделаны из черепицы. Трава и глина остались в далеком прошлом.

— Твои оскорбления стары, как и твое тело, маг, — заявил Сенедай. — А теперь выслушай меня внимательно, член Совета Джулатсы. Я предлагаю тебе и всем, кто находится за стенами университета, жизнь, если вы немедленно сдадитесь. Данное обещание умрет вместе с вами, если прольется еще хотя бы одна капля висминской крови.

— Какие у меня гарантии, что вы сдержите слово? — спросил Баррас, призвав на помощь все высокомерие, на которое только был способен.

— Я лорд хейстронских племен.

— Лично для меня это пустой звук. А что станет с нами, если мы решим сдаться?

— Мы возьмем вас в плен и найдем для вас подходящую работу на благо Висминской империи. Иначе вы умрете.

— Вы не даете нам ничего.

— Вы не в том положении, чтобы требовать большего. — Сенедай обвел рукой вокруг себя.

— А вы забываете, что не в состоянии сюда ворваться. Дьявольский барьер, как вы его называете, невозможно разрушить.

— Верно, но мы еще не сдались, — проговорил Сенедай. — Впрочем, мы можем подождать, пока вы не перемрете от голода и жажды, или пока ваш барьер не падет, потому что у вас больше не останется сил его поддерживать. У нас имеются и другие методы давления, хотя мне не хочется к ним прибегать. Я не дикарь, однако так или иначе мы ваш университет уничтожим.

— Я скорее умру, прежде чем позволю вам ступить на нашу землю, — холодно ответил Баррас. Сенедай лишь вскинул к небу руки.

— Твой выбор, маг. Каждый человек имеет право выбрать, как ему умереть. Но, возможно, твои люди не захотят последовать за тобой и отдать свою жизнь за университет. Вам решать. Можете сохранить жизнь и стать нашими пленниками; обещаю, что мы будем хорошо с вами обращаться. Можете умереть от наших мечей или погибнуть медленной смертью от жажды и голода. Я даю вам время подумать — до завтрашнего рассвета. А потом мне придется применить другие методы борьбы с вами. — Он резко развернулся и зашагал в сторону разрушенного города Джулатса.

Баррас знаком показал, чтобы закрыли ворота, и вернулся к Карду и Кереле.

— И это ты называешь переговорами? — спросила Керела, обняв Барраса за плечи.

Все трое направились прямо к Башне.

— Нет. Скорее я раздразнил висминского лорда, который и не собирался вести с нами переговоры.

— Насколько я понимаю, капитуляция не рассматривается, — заметил Кард.

— Нет, — хором ответили Керела и Баррас.

— А почему вы спросили? — поинтересовался Баррас.

— И что имел в виду Сенедай, когда сказал о «других методах»? — добавила Керела.

— Я знаю, что он имел в виду, и поэтому спросил вас про капитуляцию, — ответил Кард с такой болью в голосе, что в горле у Барраса застрял комок.

— Поясните.

— Полагаю, будет лучше, если мы войдем внутрь, — сказал Кард. — До утра нам нужно многое обсудить.

ГЛАВА 8

Ша-Каан полетел к своему дому над землей — огромному сооружению, построенному под его руководством и присмотром.

Несмотря на то что бой был долгим и тяжелым, потери оказались незначительными, и многие представители Рода остались охранять ворота. Враг обязательно вернется. И будет возвращаться до тех пор, пока Казны не потерпят сокрушительное поражение или ворота не будут закрыты. Ша-Каан чувствовал, как ворота медленно увеличиваются в размерах.

Тяжелораненых он отправил в Клене, убежище в пространстве между измерениями, соединенном с Балией. Там маги-драконеры вылечат их и подготовят к следующей схватке.

Ша-Каан не имел собственного драконера. После кражи амулета Септерна и смерти драконера Серана, когда он впервые встретился с Хирадом Холодное Сердце и Воронами, Ша-Каану было некогда выбирать себе нового.

Великий Каан некоторое время летел вместе с сородичами в сторону Чоула. Там все, кроме него, с радостью нырнули в прохладные темные глубины, чтобы отдохнуть, как и полагается после победоносного сражения. Однако ему предстояло еще многое сделать, и он отправился дальше, стараясь определить, в каком состоянии находятся земли Каанов.

Владения Каанов тянулись от границ разоренных территорий Кеола и включали в себя иссушенные безжалостным солнцем пустыни и покрытые шрамами горы Бешара, зеленые холмы и долины Дормара и пронизанные невыносимым жаром леса Тераса. Впрочем, если не будут закрыты ворота в Балию, Кааны лишатся всего.

Право Каанов на большую часть их владений никто не оспаривал, но так было далеко не всегда. Ша-Каан еще не забыл, как в юности, почти три поколения назад, сражался с Родом Скаров за контроль над когда-то плодородными землями Кеола.

Он помнил отвесные скалы, которые окружали прекрасные глубокие лощины, напоенные водами красочных водопадов, раскачивающиеся на ветру травы на склонах старых вулканов и плато, роскошные леса, где под раскидистыми кронами деревьев росла огненная трава… Огненную траву собирали слуги, чтобы дать пищу огню Каанов.

Кааны слабели, их ряды редели в результате бесконечных сражений, им требовалась поддержка параллельного измерения, которое накормило бы сознание Рода.

Скары и Кааны воевали в небе, на земле, в озерах и реках, повсюду уничтожая жизнь. Люди, не успевшие бежать в пустыни и за их пределы, умирали, град скал, падающих на землю, оползни горящей земли, разрушенные подземные тоннели навсегда меняли течение рек. Чоулы гибли один за другим.

На поверхности растительность была сожжена до самых корней, почва лишилась плодородия, почернела и стала твердой, точно камень.

Земля умерла, и Кааны перестали бы существовать, если бы не появление на границе израненной, опустошенной страны, которая когда-то называлась Кеол и была самым желанным и прекрасным местом в царстве Каанов, великого человека — Септерна.

Нашел его Ша-Каан. А могли найти и Скары, и тогда все сложилось бы иначе. Септерн шагал по земле, без всякой цели — как показалось Ша-Каану, который парил прямо над ним, — и смотрел в небо, где шло сражение драконов.

Когда Ша-Каан начал резко снижаться, направляясь к нему, Септерн не выказал никакого страха, будто смирившись, совсем, как Хирад Холодное Сердце в замке Танцующих скал. Он просто принял свою судьбу — и все. Именно по этой причине Ша-Каан не убил великого человека. Его охватило любопытство, поскольку он сразу понял, что Септерн не вестар, которые так верно служили Казнам. По правде говоря, незнакомец не принадлежал ни к одному из народов, поклонявшихся драконам.

Несмотря на бушующее сражение, любопытство пересилило осторожность, и Ша-Каан приземлился. Драконы, могучие властелины неба, несколько неповоротливы и медлительны на земле. Его решение приземлиться положило начало победы

Каанов над Скарами и подарило параллельное измерение, в котором они так нуждались, чтобы выйти на следующий уровень самосознания.

Опустившись на землю неподалеку от Септерна, Ша-Каан заглянул ему за спину и догадался, откуда тот появился. Частично скрытый жалким сухим кустом, чудом сохранившимся на обожженных землях Кеола, мерцал коричневый с белыми крапинками прямоугольник, практически невидимый на фоне скалы. Ша-Каан сразу понял, что это такое, и, отогнав Септерна в сторону, послал Казнам сообщение, изменившее ход сражения за Кеол.

Отряд Каанов мгновенно промчался сквозь ворота, вызвав отчаянную реакцию у Скаров. Весь Род бросил сражаться и поспешил к маяку, который являлся действующими воротами, поглотившими их врагов.

Около дюжины Скаров успели прорваться сквозь ворота, прежде чем Кааны установили возле них защитную сеть. Этот урок они не забудут никогда. И никогда не сотрется из памяти Ша-Каана его первый короткий разговор с Септерном, обладавшим на удивление острым для преклонных лет умом.

— Что происходит? — спросил Септерн, ни к кому не обращаясь и явно не ожидая ответа от своего нежданного стража; в его голосе прозвучало изумление, оно же читалось на лице.

— Кааны уничтожат измерение Скаров. Затем мы одержим победу в сражении за Кеол.

И снова, как у Хирада Холодное Сердце, у Септерна от неожиданности подкосились ноги. Он не рассчитывал получить ответ на свой вопрос. Но так же, как и Хирад, быстро пришел в себя.

— Я не понимаю.

— Ворота, через которые ты сюда пришел, ведут в измерение, принадлежащее Роду Скаров. Мы уничтожим его ткань и лишим врага поддержки. Затем победим в сражении за Кеол.

Лицо Септерна исказилось от ярости.

— Но они ведь совершенно безвредны. Вы не смеете… убийцы! — И он бросился прочь от потрясенного Ша-Каана прямо к воротам.

— Ты не сможешь нас остановить. Так будет. Однако Септерн его не слушал. И не помешал им. И вернулся. А Ша-Каан его ждал.

Ша-Каан отогнал прочь воспоминания и взмыл в воздух, чтобы охрана у ворот узнала его. Сообщив, что направляется в Крылатый Приют, и сделав полный разворот, он издал низкое рычание и начал резко снижаться к густым зарослям тропического леса.

Даже сейчас, по прошествии почти четырехсот балийских лет, Ша-Каан наслаждался мыслью о том, что возвращается в родные земли Рода. Он мчался вниз на головокружительной скорости — в этом не было никакой необходимости, но тогда он не испытал бы и восторга.

Ша-Каан сделал в воздухе сложный пируэт и полетел в сторону непроницаемой зеленой завесы. Легкий взмах крыльев вывел дракона на нужную траекторию; в следующее мгновение он прижал крылья к телу, промчался сквозь листья, и его глазам открылась прекрасная долина.

Окутанные тонкой дымкой, нежащиеся в пелене бледно-зеленого сияния, земли Каанов тянулись во все стороны, насколько мог видеть глаз вестара. Могучие кроны давали надежное убежище и создавали мягкую приятную атмосферу, которая своим чудесным теплом ласкала чешую и приглушала все внешние звуки — отгораживала дом Рода от остального мира. Ша-Каан издал приветственный клич, говоривший о его мирных намерениях, и стража, прятавшаяся в тумане, ему ответила.

Мир. Лепет воды, шорох веток, голоса сородичей действовали успокаивающе. Ша-Каан расправил крылья и затормозил в воздухе; деревья, со всех сторон окружавшие долину, черным тенистым пологом нависали у него над головой, а бледная дымка внизу переливалась в светящихся копьях солнечных лучей.

Он перевернулся разок, чтобы влажное тепло приласкало уставшее тело, а потом направился к земле. Громадные крылья работали сильно и уверенно, создавая в воздухе могучие водовороты — Ша-Каан возвращался домой. Через несколько взмахов крыльями дымка растаяла, и открылась картина, которая успокоила его наполненное печалью сердце.

По владениям Рода Каанов пробегала широкая река Тере. Она брала начало от могучего водопада на севере, затем мчалась по долине и падала вниз с южного уступа гор, уходя под землю. По бокам долины среди деревьев свили гнезда птицы, питавшиеся огненной травой. Среди травы высились обломки скал, а там, где почва была тоньше всего, нестары Рода строили из дерева и соломы свои дома.

Ша-Каан пролетел над долиной. На его приветственные крики отзывались детеныши Рода, которые не рисковали покидать Родовые Чоулы — плоские низкие сооружения, где поддерживались необходимые условия для рождения и роста юных Каанов. Внутри каждого Чоула горели костры, в огромных чанах кипела вода, и пар создавал нужную температуру и влажность. Вода стекала по стенам, уходила в землю и там собиралась в громадные резервуары.

Ша-Каан грациозно развернулся, расправил крылья и направился к земле. Огромный кусок скалы дрогнул, когда он коснулся его лапами. К нему тут же бросились слуги.

— Я не ранен, оставьте меня. Я посмотрю, как вы работаете.

И он посмотрел, и увидел, что все здесь именно так, как он желал. Ша-Каан удовлетворенно вздохнул. Крылатый Приют. Дом.

Крылатый Приют представлял собой величественное сооружение. Отполированная до блеска белая каменная арка уходила более чем на сто пятьдесят метров в небо и занимала центральное место в долине. Низкий вход вел к главному куполу, где Ша-Каан отдыхал и устраивал советы. Сам купол являлся идеальной полусферой; ее пришлось переделывать четыре раза, прежде чем Ша-Каан остался доволен. Купол венчал восьмиугольный зал, стены которого украшало изображение морды правителя, смотрящей в разные стороны, — Ша-Каан охранял земли Рода от зла.

В углах высились башни, сверкающие колонны с балконами на трех уровнях. На каждом из балконов над кострами висели чаны с водой. Ша-Каан любил влажное тепло — оно успокаивало глаза, снимало боль в чешуе, ласкало крылья.

Крылатый Приют получил свое имя благодаря резной картине, украшавшей купол. На ней были во всех подробностях, до мельчайших царапин и морщин изображены крылья Ша-Каана, поднятые вверх. Памятник, достойный правителя Рода.

Великий Каан медленно прошел вперед.

— Отлично, — сказал он. — Превосходно.

Затем он закрыл глаза, настроился и шагнул внутрь купола. Короткое пространственное перемещение было возможно, только когда его тело оставалось в полной неподвижности, и являлось необходимостью в доме, где двери приспособлены не для громадного дракона, а лишь для слуг и помощников.

Оказавшись внутри, Ша-Каан мгновенно почувствовал, как его окатила волна успокоительного жара. Он опустился на влажный пол и, прежде чем схватить козла, приготовленного на обед, принялся рассеяно жевать огненную траву, разложенную кучками у стен. Несколько минут правитель размышлял в тишине, наслаждался покоем и медленно оглядывал купол. Время от времени его взгляд останавливался на стенных росписях; там были изображены земли, давно исчезнувшие в водоворотах истории. Земли, существовавшие еще до того, как Драконы вступили в войну за владычество. Теперь остались лишь отдельные драгоценные островки прекрасного…

Раздумывая над тем, что настенные росписи нуждаются в некоторой доработке, Ша-Каан вновь вернулся мыслями к Септерну и подумал о том, что их встреча в тот важный для судьбы Каанов день неразрывно связана с нынешними страданиями Балии и с воротами, открывшимися в небе над Терасом.

— Выбор у нас ограничен, — сказал Кард. — Я знаю, что говорю очевидные вещи, но вы должны ясно сознавать, в каком положении мы оказались.

Керела созвала Совет Джулатсы, чтобы его члены выслушали Карда. Они расселись вокруг Высокого Стола в Залах Совета Башни, анфиладе комнат, которая по внешнему периметру окружала Башню.

Кард сидел рядом с Керелой и Баррасом; вокруг отполированного до блеска мраморного стола устроились Эндорр, Вилиф, Селдейн, Кордолан и Торвис. На внешней стене комнаты располагалось три открытых окна. Жаровни, расставленные у противоположной стены, служили светильниками, а гобелены на стенах, изображавшие давно умерших членов Совета, придавали комнате аромат древности.

— Не могли бы вы сначала сообщить, сколько в нашем распоряжении осталось воинов и магов, генерал? — попросила Керела.

Кард кивнул и развернул свиток кремового цвета.

— Я приказал своим людям провести подсчеты. Боюсь, это заняло гораздо меньше времени, чем мне хотелось бы. — Кард сделал глубокий вдох и продолжал: — Внутри университетских стен сто восемьдесят семь магов, включая вас. Вчера у нас было больше пятисот. Наши вооруженные силы находятся в таком же плачевном состоянии. В настоящий момент под моей командой семьсот семнадцать боеспособных солдат и еще тридцать в состоянии передвигаться. Около дюжины, по моим представлениям, не доживут до рассвета. Четыреста восемь детей в возрасте от нескольких месяцев до тринадцати лет, шестьсот восемьдесят женщин и триста четырнадцать мужчин разного возраста успели спрятаться за университетскими воротами.

Всего получается две тысячи триста пятьдесят пять человек. Да, много. К счастью, колодцы у нас глубокие, а провианта хватит на четыре недели. По истечении этого срока…

Баррасу казалось, что стук его сердца слышат все собравшиеся на Совет. Маги Джулатсы молча разглядывали рисунок на столе, никто из них не решился поднять голову и взглянуть на Карда.

— Боги, — выдохнул Торвис, сгорбившийся на своем стуле. — Сколько людей жило в Джулатсе?

Все вновь повернулись к Карду. Генерал был не в силах скрыть смущение.

— До нападения висминцев, учитывая гостей города, отсутствующих магов и отряд, посланный к Деррику в Андерстоун, в городе находилось около пятидесяти тысяч человек. За стенами университета удалось укрыться менее чем одному из двадцати.

Баррас откинулся на спинку стула. Керела спрятала лицо в ладонях. Селдейн поднесла руку к дрожащим губам, по щекам Кордолана и Торвиса текли слезы. Вилиф и Эндорр внешне никак не отреагировали на слова Карда — они были слишком потрясены, чтобы плакать.

— Я понимаю вашу печаль, ваш ужас и ощущение беспомощности, — продолжал Кард, — но не следует забывать о том, что многим удалось бежать в прилегающие земли, они наверняка отправились в Додовер или в другие университеты. Да, защищая город, мы потеряли замечательных бойцов. Кроме того, конечно же, висминцы взяли большое количество пленных. И тут возникает наша самая главная проблема.

— Что же мы можем сделать? — На лице Эндорра появилось некое подобие улыбки, хотя в глазах не было и намека на веселье. Он задал вопрос, словно не слышал последних слов Карда.

— Выбор у нас невелик, — ответил генерал. — Сдаться, снять «Саван демона» и открыть ворота — или ждать помощи от Додовера и других неизвестных нам сил.

— О сдаче не может быть и речи, — заявила Керела. — Если мы откроем ворота, это будет означать конец Джулатсы как одного из центров магии и скорее всего нашу смерть. Я хочу спросить: кто из вас верит словам лорда Сенедая?

— Нас всех ждет смерть, — сказала Селдейн. — Вы же знаете, как висминцы относятся к магии. Собравшиеся согласно закивали.

— А если в течение четырех недель помощь к нам не придет? — спросил Торвис, который явно немного успокоился, у него даже слегка заблестели глаза.

— Разумеется, вместе с моими старшими офицерами мы постараемся разработать план военной акции, однако вам следует знать, что в этом случае будет пролито много крови, и в реализации плана должны принять участие все, — сказал Кард.

— Очевидно, прорыв, — заметил Торвис.

— Да. — Кард с трудом улыбнулся. — Сосредоточим свои силы на том участке, где висминцы слабее. Вот почему нам следует уничтожить башню, которую они сейчас строят. До тех пор пока не откроются ворота, наши действия должны оставаться для них тайной. Я предоставляю решение данного вопроса вам. Однако существует одна проблема, требующая нашего немедленного внимания. Возможно, она повлияет на настроение тех, кто сейчас находится за стенами университета.

— Они должны быть счастливы, что выжили, — заявила Селдейн.

— Не сомневаюсь, — согласился Кард. — Но у большинства за стенами университета остались родные и друзья, кто-то погиб, кто-то бежал, а некоторые попали в плен к врагу. Чуть раньше Сенедай сказал, что намерен прибегнуть к мерам, которые заставят нас сдаться и снять «Саван демона».

Он уже потерял достаточно людей, чтобы сообразить, что через заклинание им не пройти. Мне совсем не хочется произносить вслух то, что он имел в виду. Я задам вам вопрос: если бы вы вынуждали нас убрать «Саван демона» и сдаться и в вашем распоряжении находилось несколько тысяч пленных, что бы вы сделали, чтобы оказать на нас давление?

Возвращение Септерна через разрыв вызвало ярость у Ша-Каана, но исключительность происходящего одновременно наполняла его радостью. Септерн был не слишком высоким человеком, чуть больше пяти с половиной футов по балийским меркам. Ша-Каан же, несмотря на свою молодость, достигал восьмидесяти пяти футов от носа до кончика хвоста. С тех пор он вырос еще больше — до ста двадцати футов и был одним из самых крупных драконов, способных подняться в воздух. Что еще важнее, ему удалось сохранить свою ловкость, и летал он почти так же быстро, как и прежде.

Септерн вывалился из ворот, отряхнул грязь с одежды, сразу же увидел Ша-Каана и принялся поносить его и всех его сородичей. Вестар за такое поведение мгновенно поплатился бы жизнью или был бы изгнан. Произнося свою гневную речь, Септерн указывал себе за спину.

— Почему бы тебе не посмотреть, что сотворил твой любимый — как ты его называешь — Род, кажется?.. Вы уничтожили прекрасную мирную цивилизацию. Кто дал вам право решать, жить или умереть людям в другом измерении? Как вы осмелились? Впрочем, благодаря мне ни один из твоих ублюдочных кровожадных сородичей больше не увидит Измерения Летунов. Я молю богов о том, чтобы их осталось достаточно, дабы восстановилось разрушенное.

Вы не Правители мира, вы всего лишь господствуете в своем измерении. А то, что вы уничтожаете все на своем пути, делает вас бессмысленными животными — и не более того. Какая вам польза от смерти ни в чем не повинных людей? Ну? Лишился дара речи, что ли?

Септерн стоял так близко от Ша-Каана, что почти касался его носа. Дракон лежал на земле, удобно устроив голову на куче листьев и сложив крылья вдоль тела. Он с трудом подавил в себе желание покарать наглого человека — тот может оказаться полезным для выживания и процветания Рода.

Из темных клубящихся глубин ворот в другое измерение, находящихся за спиной Септерна, вылетели четыре Каана, оставшихся в живых после сражения со Скарами. Их победные крики огласили разоренные земли Кеола.

Ша-Каан помнил разговор, который последовал за их появлением, словно он произошел вчера.

Он дождался, когда Кааны улетят, оглядел небо, принюхался к воздуху, пытаясь уловить запах Скаров, и лишь после этого обратился к Септерну:

— Я скажу тебе три вещи. Меня зовут Ша-Каан из Рода Каан, мой Род не угрожает твоему миру, и тебе следует в дальнейшем следить за своим языком, поскольку мои сородичи не столь терпимы — в отличие от меня.

— Терпимы?! А как ты назовешь массовые убийства, свершенные представителями твоего Рода?

— Я назову это выживанием, — ответил Ша-Каан как можно мягче, зная, что такой тон всегда успокаивал не в меру разволновавшихся вестаров.

— О каком выживании может идти речь? Вы разрушили дома летунов, сожгли крылья и тела, сломали ноги, из-за вас ясный день превратился в ночь, которую освещали вспышки ослепительных молний. Не думаю, что на них произведут впечатление твои слова о том, что так было нужно, чтобы вы могли выжить. Еще вчера они вряд ли знали о существовании Рода Каан.

— Зато они знают о существовании Рода Скар. И служат ему. Значит, они наши враги, пусть даже сами того и не хотят. Идет война, а они являются союзниками наших противников. Получается, что они не на нашей стороне.

Если бы Ша-Каан мог пожать плечами, как человек, он бы так и сделал. Но он только приподнял свои кустистые брови.

Септерн переменил позу, немного успокоился.

— И все-таки… они знали, ведь так?

— Скары наверняка рассказывали летунам про драконов и объяснили, почему они выбрали их на роль слуг. Так будет и с тобой.

— Большое спасибо, — усмехнулся Септерн. — Только сначала объясни мне, как летуны могут служить слугами драконов. Чушь какая-то.

Ша-Каан чуть сдвинул голову и начал подниматься.

— Ответить на твой вопрос непросто, — проговорил он. — Сейчас мы переберемся в более безопасное место. Мои слуги дадут тебе пищу и будут тебя сопровождать. Жду тебя на землях Рода Каан.

— А кто сказал, что я отправлюсь вслед за тобой? — сердито поинтересовался Септерн.

Наконец в глазах Ша-Каана вспыхнул гнев, и дракон сбил Септерна с ног, слегка на него дунув.

— Я сказал! — громко заявил он. Септерн побледнел от ужаса и приложил руки к ушам. — Ты и твое измерение можете оказаться чрезвычайно полезными для Каанов, в ответ мы будем защищать вас от менее терпимых Родов. И поверь мне, жалкий человечек, если бы тебе не повезло на меня наткнуться, тебя обязательно нашел бы представитель какого-нибудь другого Рода.

Ты встретишься с Древними нашего Рода. Вестары тебе помогут, но они не говорят на твоем языке, и ты не сможешь прочитать их мысли. До нашей новой встречи постарайся успокоиться и открой свое сознание, потому что мир значительно больше, чем ты в состоянии себе представить.

Он развернул крылья и улетел, чувствуя, что Септерн смотрит ему вслед. Ша-Каан не сомневался, что Септерн великий человек. Ему удалось научиться путешествовать между измерениями, он умеет контролировать их магию — значит, он ценная добыча для Каанов.

Ша-Каан оглянулся один раз, изогнув шею, и увидел, что вестары прибыли на место. Они позаботятся о безопасности Септерна.

Ша-Каан издал радостный клич и помчался к землям Рода.

ГЛАВА 9

Кард, Керела и Баррас молча стояли в предрассветном тумане и смотрели на «Саван демона», где тут и там возникали безликие бледно-голубые призраки. Наблюдатели, занявшие посты над северными воротами, доложили, что Сенедай в полном одиночестве направляется к воротам университета. Улицы Джулатсы, на которых совсем недавно кипела мирная жизнь, теперь принадлежали висминцам, а их лорд собирался выслушать решение Совета.

По сигналу Керелы ворота открылись, и напротив Сенедая встали старшие маги и военачальник Джулатсы. На сей раз не было ни флагов, ни лучников, ни стражи. Встреча обещала быть короткой.

— Я вижу, ваши друзья решили составить вам компанию. Утро сегодня и правда чудесное, — сказал Сенедай, насмешливо улыбаясь. Его голос звучал тускло и глухо за завесой «Савана».

— Я не вижу ничего хорошего в сложившейся ситуации, — резко ответил Баррас. — Генерал Кард и высший маг Керела пришли со мной, чтобы выслушать ваш ответ на наше решение.

— Прекрасно. Итак, до чего вы договорились?

— Мы не сдадимся, — холодно проговорила Керела. Сенедай кивнул, на его лице появилось нечто похожее на огорчение.

— Ничего другого я и не ожидал. Увы, вы не оставляете мне выбора.Придется силой вынудить вас отбросить таящую в себе зло завесу. Время переговоров прошло.

— Вы называете вчерашний ультиматум переговорами? — сердито поинтересовался Баррас.

— Как видите, — не обращая на него внимания, продолжил Сенедай, — я пришел без оружия и сопровождения, потому что хочу, чтобы вы мне поверили. Если после того, как я замолчу, вы посчитаете возможным поразить меня каким-нибудь заклинанием, так тому и быть. Но то, что я намерен сказать, все равно произойдет.

— Начинается, — пробормотал Кард.

— В каком состоянии наши люди, попавшие к вам в плен? — потребовал Баррас.

— Они живы, — ответил Сенедай. — Но пленные лишены прав. — Он немного помолчал. — Среди них нет магов — больше нет. Я не мог допустить, чтобы они сотворили какое-нибудь заклинание у меня за спиной.

— Он блефует, — прошептал Кард, отвернувшись от Сенедая. — В толпе отличить магов от простых горожан невозможно. Для этого нужно видеть, как они творят заклинания.

Сенедай хлопнул в ладоши, и звук гулким эхом прокатился по мощеному булыжником двору.

— Ладно, хватит разговоров. Вот что будет происходить до тех пор, пока вы не согласитесь сдаться. На рассвете, в полдень и на закате мы будем приводить к вашим стенам по пятьдесят пленных. Им придется пройти сквозь барьер, который вы построили, чтобы защитить свой драгоценный университет. Любая попытка нам помешать приведет к тому, что мы казним еще триста пленных, а их тела доставим сюда, чтобы вы распорядились ими по собственному усмотрению. К несчастью, поскольку тела невозможно передать через барьер, они останутся гнить на глазах у каждого, кто пожелает посмотреть на них с ваших стен.

Далее. Ежедневно число пленных, приговоренных к смерти в колдовском тумане, будет увеличиваться на пятьдесят человек. Вы сможете остановить репатриацию, — он улыбнулся, довольный выбранным словом, — вывесив на воротах флаг перемирия и сняв барьер. Первые пятьдесят пленных прибудут завтра на рассвете. Даю вам еще один день, чтобы принять правильное решение. Не заставляйте меня сдержать свое слово.

Он резко развернулся и пошел прочь.

Баррас и Керела посмотрели на Карда.

— Сделает, — мрачно кивнув, сказал генерал. — Не сомневайтесь. По правде говоря, меня удивило, что он дал нам еще один день.

— Будь он проклят, — проворчал Баррас.

— Следует отдать ему должное, Сенедай умен, — заметила Керела. — То, что он задумал, носит публичный характер. Наши люди увидят, как их родные и друзья гибнут от заклинания, созданного нами же.

— Но ведь сила на его стороне, Керела, — запротестовал Баррас. — Мы невинные жертвы.

— Конечно, — тихо проговорила Керела. — А в нашей власти предотвратить казни… Простые люди могут выступить против нас. Мы должны быть к этому готовы.

— Вы не предлагаете сдаться? — спросил Кард.

— Нет. Только помните, что большинство людей, собравшихся за нашими стенами, не маги. Они не понимают, что означает гибель университета. — Керела прикусила губу и направилась обратно к Башне. — Давайте решать, что мы скажем гостям.

Ша-Каан с удовольствием зевал в тишине Крылатого Приюта, слыша благодаря легкой вибрации стен и пола, как шуршат ноги помощника. Тот должен многое ему сказать, а потом отправиться в путешествие. То, что должно произойти с Кеолом, а затем и Терасом, напоминало появление Септерна много циклов назад. Впрочем, имелось и существенное отличие.

Благодаря своему пониманию природы измерений Септерн смог оказать Роду столь необходимую помощь. Ша-Каан не был так же безоговорочно уверен в способностях Хирада Холодное Сердце и его Воронов. Однако порой он начинал думать, что, возможно, это судьба, оспорить решения которой не дано никому. Разве можно было предвидеть, что появление Септерна на землях Рода вызовет к жизни новую цепь событий?

Ша-Каан закрыл глаза, вдыхая аромат сырой земли, и вспомнил встречу Древних с Септерном. Человек прибыл на встречу сердитый, но в полном здравии, и Ша-Каан никогда не забудет, какое благоговение появилось у него в глазах, когда он увидел владения Рода. Крылатого Приюта тогда, разумеется, еще не существовало, зато повсюду виднелись дома Древних — свидетельство их главенства над Каанами.

Древние решили встретиться с Септерном на берегу реки Тере, чтобы те, кому требовался отдых, могли насладиться ее спокойными водами. Кроме Ша-Каана, приглашенного, поскольку он нашел Септерна, в совете принимали участие Ара-Каан, Дан-Каан и Лос-Каан. Все трое подошли к завершающей стадии своей жизни, чешуя из золотой превратилась в тускло-коричневую, крылья высохли, и потому полеты представляли для них тяжелую мучительную работу. Септерн встал посередине и вытянул шею, чтобы заглянуть Древним в лица. Затем принялся рассматривать массивные тела.

Ара-Каан собрался что-то сказать, но Септерн его опередил, заставив Ша-Каана замереть от неожиданности. Ара всегда отличался дурным нравом, и Ша-Каана передернуло от воспоминаний о том, что последовало…

— Мне все это совсем не нравится, — заявил Септерн. — Демонстрируя свои добрые намерения, я сумел завоевать доверие летунов, и они позволили мне создать разрыв в своих землях. А что они получили в благодарность? Безжалостную, бессмысленную смерть от ваших… ваших приспешников! Летунам не повезло — мое неполное знание магии измерений привело к тому, что я создал ворота значительно больших размеров, чем собирался. Далее, если…

— Молчать! — прорычал Ара-Каан. — Вы, жалкие людишки, не знаете, когда следует попридержать свой поганый язык.

Голос Древнего прокатился над долиной, и Септерн вновь упал на землю, не в силах удержаться на ногах; однако это не помешало ему с вызовом взглянуть в глаза Ара.

— Я прекрасно понимаю, что представляю для вас ценность, иначе я бы давно был мертв.

— В таком случае ты ничего не понимаешь. — Ара вытянул длинную шею, и его тускло-голубые глаза остановились прямо перед глазами Септерна. — Мы уже получили возможность путешествовать в твое измерение. Ты нам ее подарил. Там наверняка есть другие люди, которые окажутся полезными.

— Ну так сожгите меня, а потом убедитесь в том, что вы совершили ошибку, — заявил Септерн, поднимаясь на ноги. Ара склонил голову набок.

— Нет! — выкрикнул Ша-Каан. — Великий Каан, не делай этого.

Ара-Каан замер, переведя один глаз на Ша-Каана.

— Выслушайте его, — попросил более молодой дракон. — Он научился устанавливать связь между измерениями. И заслуживает уважения.

— Он человек, — возразил Ара-Каан.

— Причем находится там, где ему находиться не следует, — заметил Дан, заговорив в первый раз за все время. — Выслушаем его.

Ара опустил шею.

— Говори, человек.

— Спасибо, — язвительно поблагодарил его Септерн. — Позвольте мне представиться. Я Септерн, номинально маг, принадлежащий к университету Додовер в Балии. Однако я не считаю, что являюсь представителем какого-то отдельного университета, поскольку мне посчастливилось освоить сразу несколько дисциплин.

— Отлично. — Лос-Каан наполовину погрузился в воду реки Тере и рассеянно бил по ней хвостом. — Означают ли твои слова, что освоенные тобой дисциплины включают в себя понимание магии измерений, как ты ее называешь?

Септерн внимательно посмотрел на Лос-Каана, скорее всего пытаясь решить, не стоит ли что-нибудь еще за его вопросом, а потом пожал плечами.

— Да, теоретически все четыре университета обладают знаниями, необходимыми для развития магии измерений. Однако заниматься данными исследованиями могут лишь отдельные маги, и в этой области работают немногие. Теория измерений нова, ей не очень доверяют.

— Хотя некоторые доверяют, — сердито проворчал Ара.

— Именно, — улыбнувшись, ответил Септерн. — Ведь я ее придумал.

— Правда? — удивился Ара и открыл пасть, демонстрируя Септерну желтые клыки. — Ну и какую ошибку мы допустили с твоими воротами?

— Когда я прошел в разрыв, чтобы стать свидетелем устроенного вами геноцида, я внес некоторые изменения в магию ворот. Теперь принципиальное значение имеет отправная точка, а поскольку разрывы, ведущие в измерение летунов и в Балию, соединены между собой, вам придется сначала попасть в Балию. Выходит, мои ворота для вас бесполезны.

Септерн снисходительно улыбался, такое выражение Ша-Каан видел на лицах вестаров.

— Клянусь Небесами, — вскричал Ара, — если бы я сомневался в том, что ты говоришь правду, я бы превратил тебя в кучку пепла!

— Вы все проблемы так решаете? Поджечь обидчика в надежде, что он поймет, как сильно был не прав? Не удивительно, что вы сражаетесь со Скарами и уничтожаете собственные земли.

— В каком смысле? — спросил Дан-Каан. Язык Древнего вырвался изо рта и смочил сухие губы и веки.

— Ты когда-нибудь пытался использовать это? — Септерн показал на свой рот. — Ты кажешься мне достаточно разумным, почему же ты не говоришь?

— К нам обращается существо, — промолвил Лос-Каан, — которое не знает нашей истории. Время разговоров давно прошло. В настоящий момент завоевание есть единственный путь установления мира.

— О боги, ты похож на висминца, — заявил Септерн.

— На кого? — спросил Лос-Каан.

— Народ в Балии, — покачав головой, ответил Септерн, — который угрожает нашим землям. Ладно, не важно. Чего вы хотите? — неожиданно нетерпеливым тоном спросил он. — И почему вы говорите со мной так, будто уже встречались с людьми?

— С такими, как ты, мы не встречались никогда, — ответил Ша-Каан. Остальные драконы принялись кивать, а в голове у него прозвучал веселый смех.

— Почему бы тебе не ответить на вопросы человека, Ша? — сказал Дан-Каан. — Заодно проверим твои знания.

— Почту за честь, Дан-Каан.

Ша-Каан опустил голову и вытянул шею, а затем посмотрел прямо на Септерна, стоявшего в дюжине футов ниже него.

— Мы считаем себя сложными существами, оказавшимися в ловушке неприглядных тел, которые в состоянии достигнуть своего полного потенциала только в полете. Многие из нас хотели бы иметь руки, способные строить и ваять, а также размеры, позволившие нам свободно перемещаться в пространстве, — начал Ша-Каан.

— Однако лишившись впечатляющих размеров, вы расстанетесь со своим могуществом, — заметил Септерн.

— И больше не будем драконами, — согласился с ним Ша-Каан. — Поэтому нам приходится лишь наблюдать за вестарами, строящими сооружения, которые мы сами хотели бы возвести. Но речь идет не только о размерах, силе и языке. Мы чувствуем давление измерений, мы можем путешествовать по ним без помощи магии и нуждаемся в их энергии, чтобы выжить и процветать.

— Значит, я вам не нужен.

— Нужен. — Ша-Каан приблизился к Септерну и наклонился вперед, его тень полностью накрыла собой человека. — Потому что покинуть наше измерение, не зная, где ты окажешься, решится только самый глупый или отчаянный.

— Но вы видели других людей, — заметил Септерн, — значит, побывали в Балии.

— Всех драконов посещают видения. Я знаком с картинами бесчисленного количества измерений, включая и ваше; они возникают, когда оказываются на одной линии и проходят сквозь сферу моей психики. Но мы в состоянии попасть в эти места, только если кто-нибудь покажет нам туда дорогу или по случайному стечению обстоятельств. — Ша-Каан опустился на живот и сложил передние лапы перед грудью; на золотой чешуе заиграли блики солнечного света, отраженного от поверхности воды. Септерн отошел назад, чтобы дать дракону побольше места. — Мы хотим, чтобы ты показал нам дорогу в свое измерение.

— Не сомневаюсь, что хотите, — фыркнул Септерн. — Но если не возражаете, я, пожалуй, откажусь от той помощи, которую вы оказали летунам. Я люблю свою землю и по крайней мере некоторых людей, там живущих.

— Упрямец! — прошипел Ара-Каан.

— Прошу прощения? — вскричал Септерн. — Приведите мне хотя бы одну уважительную причину, почему мне следует впустить вас и ваш огонь в мое измерение.

Ша-Каан закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Поразительно, что этому человеку позволили вести себя столь дерзко в присутствии Древних. Впрочем, лично он считал, что в его Доводах есть разумное зерно.

— Другой Род рано или поздно найдет дорогу в ваше измерение и, возможно, захочет вас уничтожить.

— Почему?

— Род может иметь связь только с одним измерением, — пояснил Дан-Каан так, будто имел дело с тупым ребенком. — Если Род обнаруживает еще одно незащищенное измерение — поверь мне, мы все ищем такие места, — его представители уничтожат ткань измерения, чтобы оно не попало в руки врага. Если твое измерение и Род Каанов соединятся, мы защитим вас от других драконов.

— И вы полагаете, будто я поверю, что у вас нет… э-э… собственного измерения-убежища? — Септерн скептически прищурился.

— Мы тебя не понимаем.

— Откуда мне знать, что вы не воспользуетесь моей помощью, чтобы уничтожить Балию?

Драконы не умеют улыбаться, как люди, но пространство, где находились драконы, наполнилось таким эмоциональным всплеском, что люди непременно весело расхохотались бы. Даже Септерн почувствовал реакцию драконов на свои слова.

— Что? Что случилось?

— Позволь мне заверить тебя, Септерн из Балии, — сказал Ара-Каан, — что, будь ты представителем вражеского измерения-убежища, твое сознание было бы для нас закрыто, и мы сразу поняли бы, кто ты такой; твой пепел смешался бы с пылью Кеола, а мы промчались бы сквозь ворота, которые ты открыл в твое измерение.

— Не вижу ничего смешного, — сказал Септерн с каменным выражением на лице. — Ладно, предположим, я вам поверил Как вы собираетесь нас защищать и, что еще важнее, чего хотите от нас взамен?

— Умный вопрос, который может заинтересовать тебя как человека, изучающего теорию измерений, — ответил Ша-Каан. — Каждое измерение и каждое живое существо в нем имеют собственный отличительный признак. Мы в состоянии почувствовать этот знак, вступив в союз с вашим сознанием. Септерн кивнул, показывая Ша-Каану, чтобы он продолжал.

— Как только наш Род узнает данный признак, Кааны смогут защитить ваше измерение от других Родов. Когда мы станем сильнее благодаря потоку энергии из вашего измерения, мы сумеем помешать другим Родам улавливать его изображение.

— Вы закроете поток энергии из моего измерения. — Ша-Каан видел, что Септерну, несмотря на его подозрительность и положение, в котором он оказался, стало интересно.

— Да, — проговорил молодой дракон. — Пространство между измерениями обладает случайной энергией и не имеет формы. Мы его чувствуем, все драконы, и хаос поддерживает наше сознание. Живое измерение — это придание энергии четкой формы. Найти измерение, которое мы можем сделать своим убежищем, — мечта каждого Рода, поскольку его можно использовать для усиления сознания Рода и для того, чтобы Род стал многочисленнее, жил дольше и процветал.

Твое измерение, наделенное собственной магией, пониманием теории, пусть лишь ее основ, и чистой энергией жизни особенно ценно.

Септерн нахмурился и долго молчал, сжимая и разжимая кулаки. Ша-Каана поразило это зрелище. Незаменимые вестары не обладали умственными способностями людей, и маг завораживал дракона, касаясь периферических участков его сознания и пробуждая к жизни невероятную силу.

— Меня интересует знак, о котором ты говорил, — взглянув на Ша-Каана, промолвил Септерн. — Как только вы его узнаете, можно ли считать слияние законченным и полным?

— Это очень важный шаг, однако слияние не становится Функциональным, — ответил Ша-Каан. — Образно говоря, знак излучает свет, который позволяет нам проникать в измерение и покидать его — если, конечно, его расположение не меняется. Твое измерение призывает и тебя, только твое сознание не слышит призывной мелодии.

— Разумно, — кивнул Септерн. — Но у меня есть другой способ определить местонахождение измерений. Иначе меня бы здесь не было, верно?

— Верно, — подтвердил Ара-Каан, приблизив к человеку голову. — Мы с удовольствием изучим твои методы путешествия.

— В другой раз, — улыбнулся Септерн. — Итак, объясните мне, каким образом я могу помочь вам установить связь? Ша-Каан выпустил воздух через ноздри.

— Нет ничего проще. Я проникну в глубины твоего сознания. Не сопротивляйся, иначе ты испытаешь страшную боль, а твой мозг представляет для нас большую ценность.

— Я постараюсь. — Септерн уселся на заросший мхом камень. — Подожди минуту. — Он закрыл глаза. — Мое сознание открыто. Совсем как когда готовишься сотворить заклинание. Лучше у меня все равно не получится.

— Отлично, — похвалил его Ша-Каан. — Я не причиню тебе никакого вреда, если ты не будешь сопротивляться.

— Я готов.

— Порядок, — радостно проговорил Ша-Каан. — У тебя поразительное сознание. Мы многому друг у друга научимся.

— И что теперь? — с сомнением спросил Септерн.

— Теперь мы можем отправиться в твое измерение. А с тобой сделать все, что пожелаем. — Голос Ара-Каана прозвучал холодно и спокойно, и Ша-Каан на мгновение испугался. Впрочем, он тут же понял, что Древний шутит. Септерн смертельно побледнел, однако Великий Каан поспешил его успокоить: — К счастью для тебя, Ша-Каан сказал правду. Нам требуется много людей с открытым сознанием, как у тебя. Ша-Каан покажет тебе другую дорогу домой и объяснит, что нам нужно.

И совет закончился. Древние, не говоря больше ни слова, покинули берег реки, а Ша-Каан остался с Септерном, первым драконером Балии.

— Идем, — позвал он. — Я покажу тебе, как возникнет слияние наших измерений.

Слуга Ша-Каана вбежал под купол Крылатого Приюта, прервав его воспоминания.

— Великий Каан, я ваш вечный раб.

Ша-Каан чуть приподнял голову с влажной земли. Вестар, стоявший перед ним, несмотря на средний возраст, сохранил могучее телосложение, типичное для представителей его народа. Волосы цвета сухой огненной травы, светлые с желтыми прядями, были подстрижены так, что открывались большие чувствительные уши, начинающиеся около бровей и ниспадающие до самых плеч. Огромные ярко-синие глаза прекрасно видели в полумраке купола. Заплетенная в косу борода, признак статуса слуги великого Казна, ниспадала на грудь.

Имея возможность проникнуть в его сознание, Ша-Каан не нуждался в словах.

— Я услышал в вашем призыве срочность, Ша-Каан.

— Сюда придут люди, Джата. Они воспользуются воротами Септерна. Мы не должны их потерять. Нам нужна их помощь.

Джата с трудом сглотнул, и на лбу у него выступили капельки пота.

— Когда они придут?

— Скоро. Точнее я не знаю. Они идут трудной дорогой, к дальней стороне ворот. Однако ты должен организовать их встречу немедленно. Мы не можем допустить, чтобы они добрались до ворот раньше вас. Отправляйся туда сам и возьми с собой достаточное количество вестаров, чтобы иметь возможность защитить себя на земле. Род не будет вам помогать. Мы не имеем права привлекать к себе излишнее внимание. Мы должны уйти, когда светило поднимется три раза.

— Как скажете, Великий Каан. — Джата поклонился. — Могу ли я спросить, почему они идут сюда?

— Они должны исправить повреждение, которое возникло на нашем небе из-за их глупости, а также предотвратить опасность, угрожающую Роду.

— Трудная задача, Великий Каан, — сказал Джата.

— Да, — медленно проговорил Ша-Каан. — Очень трудная.

— Вы обеспокоены. Они могут потерпеть поражение? Ша-Каан посмотрел на Джату, несколько раз сморгнул и коснулся языком век.

— Не знаю. Они люди. Слабые люди, считающие себя сильными. Но в них есть много поразительных качеств. Твердость. И хитрость. А еще они обладают магией, которая нам поможет. — Дракон опустил голову на землю и потянулся к пучку огненной травы. — Мне нужно отдохнуть. Уходи и сделай все, что я приказал. Я поем после наступления темноты.

Ша-Каан вновь погрузился в воспоминания. Септерн был драконером совсем недолго. Великий человек всегда оставался опасным и не поддающимся контролю, а значит, Каанам так и не удалось узнать всех его тайн относительно расположения измерений.

Вестар отвел Септерна в Зал Слияния, огромное подземное сооружение, лишь частично расположенное в измерении Каанов. Ша-Каан перенесся в зал, в чьи двери, как и двери Крылатого Приюта, не прошло бы существо размеров дракона.

— Дверями, достаточно большими, чтобы впустить дракона, стоящего на ногах, сложно управлять, да и необходимости в них нет, — сказал Ша-Каан в ответ на вопрос Септерна.

Зал Слияния был построен в надежде на счастливое стечение обстоятельств, которое привело бы к обнаружению подходящего измерения. Когда новость о том, что оно найдено, распространилась, празднование радостного события на время отложили, чтобы вестары смогли подготовить Зал к торжественной церемонии. Сотни слуг отполировали мозаичные панно и мрамор, стерли пыль со статуй и подготовили Зал для приема двухсот драконов и хранения надлежащего количества огненной травы.

Ша-Каан вспомнил, как он тогда прикоснулся к сознанию Септерна и почувствовал удивление и восторг балийского мага…

Септерн так и не расстался со своей подозрительностью, несмотря на очевидное дружелюбие Ша-Каана. За его внешней бравадой прятался страх перед сложившейся ситуацией. К тому же он не мог прогнать мысли о том, что не знает, чего будет стоить Балии его соглашение с Родом Каанов.

Зал был самым большим сооружением, какое ему когда-либо доводилось видеть, — длиной в несколько сотен футов, крыша теряется где-то в темноте над головой, а светильники, расставленные вдоль стен, только подчеркивают его огромные размеры. Септерн едва различал противоположную арку с того места, где остановился, а когда его глаза приспособились к полумраку, сообразил, что анфилада из восемнадцати арок, способных вместить дракона, уходит вдаль, теряясь в темноте.

Человек сделал несколько шагов внутрь Зала и пошел вдоль одной из стен, разглядывая статуи драконов и картины сражений, выполненные в мозаике.

Сами арки оказались широкими и очень высокими, их украшали орнаменты из листьев и растений, которые заканчивались наверху изображениями цветов. Септерн подошел к ближайшей, заглянул внутрь, и его тут же окатила знакомая волна безграничного мрака. Сердце отчаянно забилось в груди.

— Заинтригован? — промолвил Ша-Каан.

— Что это за место? — спросил Септерн. — Здесь чувствуется магическая сила.

— Наша версия твоих ворот. Ты смотришь в коридор слияния. Выбери какой-нибудь и войди в него. Я последую за тобой.

— Если не возражаешь, иди первым. Можешь называть это страхом перед неизведанным, — Септерн смущенно улыбнулся.

— Или недоверием, — проговорил Каан. — Хорошо.

Ша-Каан прошел по залу, расправив крылья, чтобы сохранить равновесие. Его лапы оставляли глубокие следы на мягкой земле. Септерн последовал за ним, но Каан, который передвигался с поразительной скоростью, несмотря на неуклюжую походку, исчез в коридоре, расположенном слева от центра Зала.

— Поспеши, человек, — крикнул Ша-Каан. — Сейчас наступит следующая фаза.

Справа от Зала Слияния появился еще один дракон и, прежде чем расслабиться, выпрямился во весь свой громадный рост. Вслед за ним возник его слуга вестар. Сильный порыв ветра разметал траву и волосы Септерна. В следующее мгновение за спиной человека возник третий дракон. Испугавшись, что великолепные золотистые существа его растопчут, Септерн бросился бежать.

Приблизившись к арке, выбранной Ша-Кааном, он услышал прибытие еще нескольких могучих существ; их приветственные крики смешались со звуками мягкой музыки, одновременно приятной и пугающей. Оглянувшись в последний раз, Септерн увидел, что Зал наполняется великолепными золотыми драконами, и у него перехватило дыхание. Он бросился вслед за Ша-Кааном в ворота.

В отличие от магического перемещения в измерениях, сопровождавшегося болью и безотчетным движением вперед, короткое — или ему так показалось? — путешествие по коридору напоминало прогулку в густом удушающем тумане.

Освещенный шумный зал остался позади. Септерн понял, что попал в пространство между измерениями. Он вытянул вперед руки, но ничего не почувствовал. Под ногами вырисовывался силуэт тропинки. Легкое давление, сжимавшее грудь, мешало дышать, однако боли не было.

Не успев сообразить, с какой скоростью он передвигается вперед, Септерн шагнул в другой громадный зал с куполом и высокими, окованными железом деревянными дверями на противоположной стене. Ша-Каан стоял возле одного из дюжины гобеленов с изображением какого-то пейзажа. Свет от факелов, фонарей, украшенных диковинными орнаментами свечей размером с толстую колонну, и жаровен наполнял зал пляшущими тенями. Из-за двери доносились шум, грохот, топот ног.

Чувствуя, как спокойствие и радость наполняют его сознание, Септерн взглянул на Ша-Каана.

— И ты намерен мне сказать, что это Балия?

— Нет, — ответил Ша-Каан. — Мы находимся в пространстве между измерениями. Когда-нибудь я тебе объясню, как мы это делаем. Достаточно провести аналогию с пристанью на берегу моря, чьи опоры прочно закреплены в земле.

Септерн оглянулся и не заметил места, откуда он попал в зал. Стена у него за спиной была самой обычной стеной.

— Вернуться назад тем же путем нельзя, — проговорил Ша-Каан. — Чтобы попасть в Зал Слияния, требуется знак Каанов.

— Понятно, — кивнул Септерн. — И все те арки ведут в подобные места?

— Да. Их восемнадцать. Больше мы не в силах спрятать от наших врагов.

— Хорошо, придется тебе поверить. Как далеко отсюда до Балии? И имеет ли здесь смысл понятие «расстояние»?

— Нет. Твои слова многое говорят о том, как ты представляешь себе реальность. Должен тебе сказать, что в коридоре, по которому ты только что прошел, на самом деле нет никакой необходимости. Чтобы вернуться в родное измерение и к себе домой, ты должен всего лишь выбрать место выхода. Воспользовавшись твоим знаком, я могу гарантировать, что ты окажешься именно там, где хочешь, а за этой дверью мы обозначим точку входа во внешнее сооружение.

— И все?

— Да.

С точки зрения Септерна, объяснения Ша-Каана звучали вполне разумно. Но он не верил, что здесь нет никакого подвоха. Дракон наверняка что-то скрывает.

— И вы получите все, что вам нужно?

— Ни в коем случае, — сказал Ша-Каан. — Защита вашего измерения имеет свою цену, хотя она невысока.

— Говори.

— Мы потребуем от тебя и других магов-драконеров отвечать на наш зов всякий раз, когда вы нам понадобитесь. Слабые и раненые воспользуются этими залами, чтобы восстановить свои силы, но коридор должен быть открыт, вот зачем нам драконеры.

— Я стану пленником в своем собственном доме, — заметил Септерн. — Придется сидеть и ждать, когда вы меня позовете… Это неприемлемо. Я отказываюсь от сделки.

Ша-Каан резко дернул головой.

— Ты не понял. У меня есть твой знак. Если ты согласишься стать моим драконером, я смогу прикоснуться к твоему сознанию, где бы ты ни находился, и в случае необходимости открыть портал в любом месте Балии. Именно ты являешься ключом нашей связи.

Септерн задумался над словами Ша-Каана, понимая, что на самом деле у него нет выбора, поскольку он не только отдал в распоряжение Ша-Каана измерение Балии, но и свой личный знак.

— А почему вам нужно именно здесь восстанавливать силы? Получается, что это место лучше ваших родовых земель.

— Да, — не стал спорить Ша-Каан. — Сейчас я тебе все объясню. По обе стороны данного зала находится сжатая энергия. Внутри каждого измерения энергия остается случайной с точки зрения ее направления. Однако открытый коридор заставляет энергию течь, то есть задает направление.

Погрузившись в такой поток, мы получаем возможность быстрее залечить раны и восстановить силы.

У Септерна перехватило дыхание. Дракон говорил о контроле над потоками измерений! Он мог только мечтать о том, чтобы понять данный процесс. Впрочем, имелась маленькая загвоздка.

— Но ведь потоки должны быть видны любому дракону, путешествующему вслепую по пространству между измерениями. Значит, враг способен последовать по ним в Балию или в ваш зал Слияния.

— Вероятность этого настолько мала, что я даже не в силах ее рассчитать, — сказал Ша-Каан. — Дело не только в том, что мы старательно прячем наши коридоры и наши измерения; летать в пространстве между измерениями все равно, что для тебя пытаться найти дорогу в густом тумане. Убежище может находиться на расстоянии вытянутой руки, а ты пройдешь мимо, ничего не заметив.

— Если только случайно не войду внутрь. — Септерн почесал в затылке. — Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да. Разница состоит в том, что надежно спрятанный знак вообще невозможно увидеть. Его нет. Дракон, не имеющий этого знака, пролетит сквозь определенную точку в пространстве между измерениями и даже не прикоснется к тому, что ищет. — Ша-Каан опустил шею и заглянул Септерну в глаза. — Ты согласен стать моим драконером?

Септерн кивнул.

— Почту за честь. Только позволь задать тебе еще один вопрос. Ты говорил о том, как важно защищать ткань измерения, с которым произошло слияние… Что это значит?

Ша-Каан выдохнул, обдав лицо Септерна приятным теплом.

— Маг и Каан будут развиваться вместе, — мягко произнес Дракон. — Я отвечу на твой вопрос, воспользовавшись примером твоего измерения. Балия, естественно, всего лишь один континент в вашем мире, однако концентрация магии сделала ее очень важным местом. Наше слияние, основанное на связи с драконерами, которых ты назовешь и покажешь, будет происходить в местах, оставшихся нетронутыми. Ваше озеро, центр твоей магии, одно из них. Другое — древние Башни в университетских городах. А еще горная гряда рядом с вашим крупнейшим городом, которую вы называете Танцующие скалы, и твой дом. Драконы могут их уничтожить. Мы должны защитить святыни от драконов и от вас самих, поскольку внутри вас живет сила, способная разрушить горы. — Ша-Каан вопросительно склонил голову и почему-то стал ужасно похож на большую собаку. Септерн едва сдержался, чтобы не рассмеяться. — Ты напуган.

Да, Септерн был напуган, но решение его проблемы сидело прямо перед ним. Хотел бы он посмотреть на человека, который сумеет отнять у Ша-Каана амулет.

— Именно поэтому я заключил союз с летунами… Мне удалось создать вещь, которую я не могу уничтожить и которая не должна попасть в чужие руки. Я хотел спрятать ее за воротами в другое измерение, но меня сгубило любопытство. Именно тогда я и встретил тебя. Летуны хранят часть моей тайны; надеюсь, я могу доверить тебе остальное.

— А что это? — спросил Ша-Каан.

— Артефакт, способный уничтожить ткань измерений. Перед тобой… — он снял с шеи цепочку с амулетом, украшенным причудливым рисунком, — … первая часть заклинания. Оно очень сильное. Я назвал его «Рассветный вор».

ГЛАВА 10

К наступлению следующей ночи отряд, покинувший Парве, разделился на три части. После ужина и обещанного сеанса связи Стилиан и Илкар коротко переговорили, а затем бывший лорд Горы призвал Протекторов и подготовил свою лошадь, чтобы отправиться в путь. Новость о том, что его лишили власти в Зитеске, оказалась очень болезненной.

Оглядываясь на него во время бесконечных подъемов и спусков с горных склонов, скачки по долинам и вдоль рек, Илкар заметил, что плечи Стилиана безвольно поникли, а глаза больше не сверкают неистовым огнем. Маг помрачнел, губы сжались в тонкую нитку, шея была постоянно напряжена.

Он отказывался говорить, куда направляется, сказал лишь, что ему как можно быстрее нужно встретиться с другом. Факт, что он едет в Гайернат той же дорогой, которую выбрал для своего отряда Деррик, казалось, не имел для него никакого значения. Стилиан заявил, что Протекторы практически не нуждаются в отдыхе, а кавалерия Деррика только задержит их в пути.

Вороны, которые собирались отправиться в путь на рассвете, чтобы их никто не заметил, сидели с Дерриком. Генерал не слишком радовался тому, что ему придется следовать за Стилианом.

— Если он попадет в какую-нибудь переделку, нам будет в десять раз хуже, а мы даже заранее не узнаем, что нас ждет.

— Идите другой дорогой, — пожав плечами, предложил Денсер.

— Да, у вас богатый выбор, — улыбнулся Фрон. Деррик кивнул, подыгрывая ему.

— Точно. Мы совершенно случайно выбрали одну и ту же дорогу из множества возможных. Вокруг костра раздались смешки.

— Я лишь предложил самое очевидное решение проблемы, — пробормотал Денсер.

— Тебе, пожалуй, не следует отвлекаться от занятий магией, Денсер, — усмехаясь, проговорил Фрон.

— С какой стати? «Рассветный вор» принес нам не слишком много пользы, так ведь? — сердито заявил Денсер. Деррик не обратил на него внимания.

— Слушайте, добраться до залива Гайернат можно разными дорогами, но все, кроме одной, опасны. — Он потер руки и протянул их к огню, хотя было совсем не холодно. — Вот только выбери мы самую удобную, придется обходить стороной полдюжины деревень. Если Стилиан решит пробиваться через них с боем, вряд ли нам удастся попасть в Гайернат быстро.

— Так пошли с нами, — предложил Хирад.

— Нет, — покачав головой, ответил Деррик. — Нельзя подвергать риску вашу миссию. Ладно, справлюсь. Я всегда справляюсь, — рассмеявшись, добавил он.

— Боги, вы с Хирадом, часом, не братья? — поинтересовался Илкар. Его настроение явно улучшилось, когда Стилиан подтвердил, что университет еще держится. Каким образом ему удалось выстоять, оставалось загадкой, но по крайней мере он не попал в руки к врагу.

— Сколько нужно времени, чтобы добраться отсюда до залива? — спросил Хирад.

Деррик лишь пожал плечами.

— К югу от Теренетсы дорога становится легче — на некоторое время. Думаю, принимая во внимание непредвиденные задержки, дней через десять мы преподнесем висминцам сюрприз.

— К тому времени мы будем в Джулатсе, — сказал Безымянный.

— Если от нее что-нибудь останется, — проворчал Илкар.

— А ты не можешь связаться с тамошними магами? — спросил Деррик.

— Нет, я не изучал это заклинание. Оно редко применяется магами-наемниками, — ответил Илкар. — Впрочем, у меня все равно ничего не вышло бы. Даже Стилиану не удалось войти в контакт с теми, кто находится за университетскими стенами. А он очень сильный маг.

— С чего же вы решили, будто с университетом все в порядке? — спросил Уилл.

— Башня продолжает стоять, и не слышно шума сражения.

Деррик нахмурился.

— Не могу поверить, что висминцы просто взяли и остановились перед стенами университета.

— Они боятся магии, — напомнил ему Илкар. — И только что лишились поддержки лордов-колдунов. Подойдя к стенам университета, висминцы, наверное, по-настоящему испугались, ведь ходили самые разные слухи о том, что ждет их внутри. Кроме того, Совет наверняка что-нибудь придумал. Впрочем, надолго ли…

Безымянный поднял голову.

— Нам известно, где находится маг, с которым связался Стилиан? Вдруг он пригодится…

— Она, — поправил Илкар. — Она не назвала своего точного местоположения, однако Денсер знает отличительные черты ее маны и может войти с ней в контакт.

— Хорошо, нам будет полезно пообщаться с разведчиками, когда мы переберемся через залив.

— Я понял, — заявил Илкар. — Вороны с Безымянным Воителем во главе поведут за собой отряд мятежных джулатсанцев, предприняв беспрецедентную по своей храбрости атаку на висминцев. — Он похлопал могучего воина по плечу. — Думаю, что такое даже нам не под силу, но спасибо за предложение.

Безымянный Воитель потянулся и кивнул.

— А что, не такая плохая идея, советую подумать. Если многим джулатсанцам удалось бежать из города, а слухи о подкреплении из Додовера правда, мы освободим твой университет собственными силами.

— А ты мечтатель, Безымянный.

— Чего ж плохого? — заявил Деррик. — По-моему, вам надо немного поспать. Я разбужу вас на рассвете.

То, что барон Блэксон и его отряд возвращались в родной город по дороге, по которой недавно прошли висминцы, сыграло им на руку. Они нигде никого не встретили. Блэксон отправил вперед дюжину всадников, чтобы предупредить Совет о своем приближении; магов-связистов он оставил при себе на случай неожиданного нападения врага. В запечатанной записке говорилось, что ему требуются люди, лошади и припасы. И не объяснялось зачем.

Барон Блэксон сидел рядом с медленно поправляющимся Гресси в лагере, который они разбили на ночь. До Гайерната оставалось шесть дней пути. Моральный дух людей медленно поднимался, у них была ясная и понятная цель: они собирались отнять у неприятеля свои дома.

— Вернем себе Блэксон, а потом и замок Танцующих скал, — сказал Блэксон.

Гресси посмотрел на него с улыбкой.

— Думаю, нам следует остаться в районе залива Гайернат. Мой замок подождет. Понтойс не будет его разрушать. Позор, что он не стал сражаться за свои собственные земли.

— Будь он проклят, — выругался Блэксон.

Барон Понтойс всегда отличался высокомерием. Блэксон представлял себе, как он веселится в компании своих приспешников, сидя за столом в замке Гресси, который он захватил, поскольку никто его по-настоящему не оборонял.

Ладно, ненадолго. Кто его прогонит — висминцы или отряд под предводительством Блэксона, не имеет значения. Барон с радостным предвкушением ждал момента, когда Понтойс будет в ужасе валяться в ногах у победителя. Блэксон не считал себя жестоким человеком, но, когда он смотрел на Гресси и видел боль и горечь за его бравадой, он знал, что с радостью вырвал бы сердце из груди Понтойса.

— Нужно отправить гонцов ко всем баронам и лордам, не только к тем, кто является членом Торгового союза Корины.

— Ко всем, кроме Понтойса, — заявил Гресси. — Я лучше умру, чем соглашусь сражаться с ним бок о бок.

— Я разделяю ваши чувства.

— Займемся этим, когда доберемся до Гайерната. Там мы сможем понять, сколько нам нужно людей и провианта.

Блэксон вздохнул и уставился в темноту, покусывая нижнюю губу.

— В чем дело? — спросил Гресси.

— Мы доберемся до Блэксона дней через десять или двенадцать. Враг может укрепить город — или сравняет его с землей. Наверняка известно лишь, что они не будут сидеть и ждать нас сложа руки. Необходимо сократить время в пути хотя бы на два дня, иначе может быть слишком поздно. Я не хочу увидеть с высоты Баланских гор, как горит мой мир.

В Башне Джулатсы до поздней ночи не гасили свечей. Совет университета заседал уже три часа подряд, обсуждали варианты ответа на угрозу Сенедая и возможное возмущение тех, кто успел скрыться за спасительными стенами, когда опустился «Саван демона». В нарушение традиции на Совете присутствовал генерал Кард, поскольку члены Совета нуждались в его знаниях и опыте.

— Итак, необходимо ответить на несколько вопросов, — подытожила Керела. Глава Совета устала от бесконечных дебатов на тему о том, что сохранить джулатсанскую магию необходимо, поскольку она обеспечивает равновесие в Балии, о благодарности, которую жители Джулатсы должны испытывать по отношению к магам; и о том, что многие балийцы погибнут, но их смерть послужит благородным целям и процветанию Балии. — Выполнят ли висминцы свою угрозу? Сумеем ли мы помешать тем, кто находится внутри, увидеть зверства врага? Если не сумеем, как объясним наш отказ снять заклинание и сдать неприятелю университет, чтобы избежать ненужных жертв? И унесет ли наша капитуляция больше жизней, чем мы спасем, отказавшись от сопротивления?

—  — Полагаю, на первые два вопроса ответит генерал КаРД, — произнес Баррас. Кард кивнул.

— Во-первых, повторю для всех то, что я сказал, когда Mbl шли от ворот к Башне. Сенедай сдержит свое слово. Думаю, вы сами в этом убедитесь. Впрочем, должен сказать, что ничего другого я от вас и не ожидал — сдаться немедленно, получив такую угрозу, слишком унизительно.

Баррас, сидевший рядом с Кардом, оглядел присутствующих, стараясь понять, как отреагирует на его слова Совет, и с удивлением обнаружил, что лица магов стали жестче, они твердо решили идти до конца. В обычных обстоятельствах все до единого члены Совета отличались состраданием и добротой. Впрочем, напомнил себе Баррас, сейчас совсем не обычные обстоятельства.

— Во-вторых, — продолжал Кард, — мы в состоянии помешать тем, кто находится на нашей территории, стать свидетелями убийства. Из соображений безопасности мы ограничили доступ к стенам, а зданий, из которых видно основание «Савана демона», нет; даже Башня стоит таким образом, что из нее нельзя ничего увидеть. Если мы полностью закроем подходы к стенам, мы сможем отрицать факт свершения казней.

— Неприемлемо, — заявил Вилиф.

— Я не говорил, что это приемлемое решение, — заметил Кард. — Я только сказал, что оно осуществимо.

— Нам не удастся заглушить все звуки, — проговорила Селдейн. — К тому времени, когда Сенедай начнет убивать по сто пятьдесят человек три раза в день, крики жертв наполнят весь университет. Как по-вашему, что будет, когда простые люди узнают правду?

— Кроме того, начиная с завтрашнего утра, поползут слухи, — добавил Кордолан. — Более того, я уверен, что они уже начали расползаться. Не хочу выказать неуважения к вашим солдатам, генерал, но по крайней мере около дюжины рядовых слышали угрозу Сенедая. Люди, как правило, не умеют держать язык за зубами.

— Уверяю вас, у меня нет никаких иллюзий, — заметил Кард.

— Ладно, — вмешалась Керела, — подведем итог: мы не можем скрыть от тех, кто находится в стенах университета, правду, даже если бы хотели, а попытки это сделать приведут к озлоблению людей. Значит, нужно ответить на следующий вопрос: как мы объясним наш отказ сдаться?

Члены Совета, стараясь не смотреть друг на друга, смущенно ерзали на стульях. Неловкое молчание нарушил Кард:

— Отказ сдаться будет означать, что мы считаем магию важнее человеческой жизни. Объяснить и оправдать такое трудно. Но мы еще не обсудили, что нас ждет в случае сдачи. Капитуляция — неправильное решение не только с точки зрения существования магии, но и на уровне людей и эльфов. Если мы выполним условие Сенедая, магов он прикажет уничтожить, а жителей Джулатсы превратит в рабов. Лично я предпочитаю смерть.

Похоже, все присутствующие разделяли чувства генерала, хотя и по разным причинам. Кард признавал только достойную, свободную жизнь, Совет радел за сохранение джулатсанской магии и ради своей цели был готов на все.

— Существует и еще одно соображение, — проговорил Торвис без тенипривычного добродушия. — Наши гости, как весьма удачно назвала беженцев Керела, не могут заставить нас снять заклинание. Даже убив нас, они ничего не добьются. Если только мы не согласимся добровольно убрать «Саван демона», он будет действовать пятьдесят дней, после чего Хейла, вне всякого сомнения, нас навестит.

Кард покачал головой.

— Вы хотите что-то сказать? — нахмурившись, поинтересовался Торвис. — Я всего лишь излагаю факты.

— Да, хочу. — Кард встал и начал обходить стол, маги не сводили с него глаз. — Подобные рассуждения всегда приводят к конфликту. Заявление: «Мы тверды в своем решении, и вы не заставите нас его изменить даже под страхом смерти», не успокоило бы меня, когда раздаются предсмертные крики моих друзей и родных. Я бы вас прикончил, чтобы вы последовали за теми, кого вражеская рука толкнула в «Саван демона».

Если хотите заручиться поддержкой людей, заставьте их поверить в то, что, несмотря на страшные муки казненных, последствия капитуляции будут значительно хуже. Объясните, какая жизнь их ждет в плену у Сенедая и висминцев. Напомните, что вот-вот придет помощь из Додовера. И ни в коем случае не говорите о необходимости сохранения джулатсанской магии. Умоляйте их, не пытайтесь силой заставить выполнять вашу волю.

— Почему бы вам не взять это на себя, раз вы так хорошо все понимаете? — с вызовом заявил Вилиф.

Кард остановился у конца стола, глядя на Барраса.

— Хорошо.

Пока пленные строили новый частокол вокруг Андерстоуна и каменные укрепления, Тессея ждал.

Он не имел права терять время. Деррик и Вороны уже в пути, Протекторы тоже. Все они направляются на восток, все готовы к сражению. Надо помешать им объединиться с остатками армии на юге, университетами и в особенности с силами Корины.

Конечно, четыре дня — это мало, но Таоми, наверное, уже рядом с Андерстоуном — вряд ли он встретил серьезное сопротивление при переправе через залив Гайернат и на пустынных северных дорогах. Сенедай, атаковавший университеты, наверняка столкнулся с более серьезным противником.

Тессея вот уже три дня только и делал, что разглядывал затянутое тучами небо и смотрел на юг в надежде увидеть приближающихся почтовых птиц. Сегодня вечером его терпение было вознаграждено. Высоко в небе, на южном горизонте, он заметил одну птицу. Тессея завязал волосы, чтобы они ему не мешали, и взобрался на только что построенную южную сторожевую башню.

Когда посланник приблизился, Тессея привязал к своему запястью красно-зеленую ленту и принялся размахивать рукой у себя над головой. Прошло совсем немного времени, и белый турухтан опустился на перила. Тессея взял птицу, ласково прижал ее к груди и осторожно снял с лапки послание. Затем снова выпустил почтальона — пусть отдохнет.

— Гораздо надежнее дыма, верно? — заявил он, обращаясь к часовому, и развернул листок бумаги с зашифрованным посланием.

— Да, милорд, — ответил солдат. На его губах возникло подобие улыбки, которая тут же исчезла, когда он увидел выражение, появившееся на лице Тессеи. — Милорд? — осмелился пролепетать солдат.

— Будь они прокляты! — взорвался Тессея. — Будь они прокляты!

Не обращая внимания на перепуганного часового, он бросился к лестнице и, не разбирая пути, помчался вниз. Разведчики не нашли лорда Таоми, однако наткнулись на его людей и шаманов — все до единого были убиты и брошены гнить прямо на поле боя. А еще они видели погребальные костры, сложенные на восточный манер. И следы поспешного отступления на юг. Они будут продолжать поиски, но значительно медленнее. В их планы не входит наткнуться на армию, преследующую лорда Таоми.

Кто же их враг?.. Предполагалось, что наступление будет таким быстрым, что никакая погоня из Гайерната им не страшна. Остается богатый барон Блэксон, чье вино в свое время показалось Тессее слишком кислым. Неужели проклятый Блэксон смог собрать достаточную мощную армию, чтобы доставить серьезные неприятности Таоми? Нет, ему кто-то помог…

Тессея еще раз перечитал сообщение, а потом направился к баракам, где содержались пленные. Возможно, толстяк Керус кое-что прояснит. То есть либо прояснит, либо кто-нибудь из его соплеменников станет жертвой висминских палачей. Время доводов прошло. Необходимо знать, кто твой враг, и ради этого можно идти на все.

* * *

Баррас стоял на самом высоком бастионе Башни, глядя на затихший город и чувствуя, как холодный предрассветный ветерок ласково касается его лица.

В подобные моменты легко представить себе, что ничего не изменилось, что армия Висмина не стоит под стенами университета, что первые солнечные лучи не увидят гибели пятидесяти невинных жертв врага…

Старый маг смотрел на чудовищную завесу, окружавшую университет, завесу, пронизанную таким непереносимым ощущением зла, что ему становилось не по себе. А еще его взгляд постоянно возвращался к башне, построенной висминцами.

Маги ошиблись, когда пытались понять ее назначение. Висминцы не собирались предпринимать попыток прорваться сквозь «Саван демона» при помощи башни, поднимавшейся к небу примерно на восемьдесят футов. Они приделали к ней колеса и защитили от огня и заклинаний при помощи металлических пластин, намереваясь объезжать университет по кругу, чтобы видеть, что там происходит. Баррас в душе понимал, что это разумно, но проклинал врага за изобретательность.

Старый маг-эльф, уполномоченный представитель Джулатсы, окинул взглядом город. Он видел все ясно и четко, несмотря на предрассветные сумерки. Серое облако «Савана демона» становилось все отчетливее по мере того, как первые лучи солнца зажигали утреннее небо. Висминцы, точнее, их пленники, не теряли времени даром, и повсюду виднелись свидетельства того, что Джулатса оккупирована всерьез.

В полудюжине мест к небу тянулись сторожевые башни, рабы строили частокол вокруг города. На его завершение потребуется немало времени. Дерева здесь не много, а Джулатса город большой. Впрочем, через три недели строительство наверняка будет закончено, и сдвинуть висминцев с места станет еще труднее.

Баррас перевел взгляд за стены университета. Башня и многочисленные служебные постройки занимали весь центр территории университета. Прямо перед ним располагались три Длинные комнаты, которые тянулись от противоположной стороны мощеного камнем двора, окружавшего башню, и предназначались для проверки цепочек заклинаний. Каждая из них видела за прошедшие века немало великих открытий и страшных трагедий. Однако сейчас их использовали в соответствии с нуждами чрезвычайного положения. Так же, как и лекционные залы, Общий зал, главную аудиторию и Чашу маны. Тщательно охранялись только библиотека и склады продовольствия.

Несмотря на ранний час, во дворе собралось около сотни человек; они знали, какая судьба ждет несчастных пленных. Генерал не спал всю ночь. Вместе с членами Совета он обошел весь университет, побывал во всех закутках и уголках, стараясь как можно подробнее объяснить людям, что происходит. Его слова вызывали страх и боль, но не гнев.

Баррас поспешно спустился с Башни, быстро прошел по вымощенному камнем двору к северным воротам, взобрался на сторожевую вышку и налетел на удивленного часового.

— Милорд?

— Мне необходимо поговорить с Сенедаем.

Баррас вышел на бастион, соединенный с воротами. Сейчас он мог бы прикоснуться к «Савану демона» — если бы захотел. Отчетливо были видны три стражника висминца, которые сидели около маленького костра, разведенного неподалеку от первых домов города.

— Я желаю говорить с вашим лордом! — крикнул Баррас.

Висминцы подняли головы и одновременно нахмурились. Один поднялся на ноги и подошел поближе, приложив руку к уху.

— Мне необходимо поговорить с вашим лордом, — повторил Баррас.

Солдат ответил ему что-то на своем родном языке и пожал плечами.

— Придурок, — проворчал старый маг. Затем, выпрямившись, крикнул как можно громче: — Сенедай. Приведите Сенедая. Поняли?

Прошла, казалось, вечность, прежде чем висминец кивнул и умчался, бросив на бегу какое-то замечание, которое страшно развеселило его товарищей.

— Смейтесь, пока еще можете, — пробормотал Баррас, улыбнувшись и помахав стражникам рукой.

Ему не пришлось ждать долго. Вскоре Сенедай вышел из теней в свет костра, усиленный первыми лучами солнца.

— Какая точность, эльф, — сказал командир северных армий, остановившись на безопасном расстоянии от «Савана демона». — Полагаю, вы приняли решение сдаться.

— Совершенно верно. Только не на рассвете. Мы еще не готовы.

— В таком случае пятьдесят человек скоро лишатся жизни, — презрительно фыркнув, заявил Сенедай и повернулся, собираясь уйти.

— Нет, Сенедай, подожди.

Висминец развел руки в стороны и снова повернулся к Баррасу.

— Я выслушаю тебя, но это ничего не изменит.

— Ты не до конца понимаешь наше положение.

— Прекрасно понимаю. Вы в отчаянии. У вас нет выхода, и вы пытаетесь выиграть время. Я прав?

— Нет, — ответил Баррас, зная, что его попытка, с самого начала сомнительная, почти наверняка обречена на провал. — Поставь себя на наше место. У нас здесь очень неспокойно. Люди напуганы. Требуется время, чтобы навести порядок и заверить их в честности ваших намерений. Однако, что еще важнее, мы должны привести в порядок свои дела.

— Ваши люди совершенно правильно делают, что боятся нашей силы и ярости, но доказать им, что мы не дикари, которые убивают просто так, можно только одним способом — отдать их в наши руки.

. — Я взываю к твоему гуманизму, а еще к здравому смыслу и разуму, — проговорил Баррас. — Мы в состоянии успокоить людей, это принесет пользу всем — как вам, так и нам. Однако мы нуждаемся в дополнительном времени. Но для тебя гораздо важнее другое — тебе ничто не должно угрожать, когда ты ступишь на территорию университета как победитель. Мана — страшная и опасная сила для тех, кто ее не понимает. Если ты сейчас войдешь сюда без сопровождения мага, я и гроша ломаного не дам за твою жизнь.

. — Ты мне угрожаешь? — Голос Сенедая зазвучал громко и стал жестким.

— Нет, просто говорю правду, — спокойно ответил Баррас.

— Однако ты дождался наступления нового дня, чтобы сказать мне свою правду.

— Прости меня, лорд Сенедай, нам еще не приходилось оказываться в подобном положении, и мы не знали, сколько нужно времени, чтобы закрыть источник нашей магии. Но мы должны это сделать, иначе погибнете не только вы, но и весь город вместе с вами.

Сенедай сделал несколько шагов вперед, собрался что-то сказать, затем передумал, и на лице у него появилось сомнение.

Баррас ухватился за свой шанс.

— Понимаешь, вы можете начать убивать невинных жителей города, попавших к вам в плен. Мы все равно не откроем ворота и не снимем защиты. И вовсе не потому, что нам наплевать на соотечественников. Университет должен стать безопасным местом, когда его покинут маги. Кроме того, у нас обязательства перед всем населением Джулатсы, а не только перед теми, кого вы выбрали в жертву. Умоляю тебя, лорд Сенедай, поверь мне.

Сенедай наградил Барраса долгим внимательным взглядом. На его лице явственно читалось сомнение. Он знал, что не может проверить правдивость слов мага.

— Я должен подумать, — сказал он наконец. — Сколько нужно времени, чтобы прикрыть источник маны?

— Шесть дней, может быть, больше, — пожав плечами, ответил Баррас.

— Ты, наверное, решил, что у меня совсем нет мозгов! — рявкнул Сенедай. — Шесть дней!.. И никаких доказательств того, что это правда. Как ты можешь меня убедить?

— Никак, — спокойно произнес Баррас. — Довод только один: мы ничего не выиграем, если тебя обманем. Помощи мы не ждем и не имеем никакой возможности ее вызвать. Я прекрасно понимаю, что ты спешишь, но, вне всякого сомнения, ты должен здесь закрепиться, причем надежно. То, что мы делаем, поможет нам всем.

— Если ты лжешь, я лично тебя прикончу.

— Договорились.

— Шесть дней… — проворчал Сенедай. — Я мог бы дать тебе два или три. Мог бы вообще отказать. Вопли умирающих сообщат тебе, когда мое терпение кончится. — Он собрался уйти, но вдруг обернулся и сказал: — Ты играешь на том, что я ничего не смыслю в магии. Пожалуй, я допрошу кого-нибудь из пленных магов. Может быть, мне удастся узнать что-нибудь полезное.

— Насколько я понял, они все мертвы.

— Как и мне, тебе не следует верить всему, что ты слышишь.

Сенедай подозвал стражника и зашагал прочь с площади.

— Вот как должен вести себя настоящий дипломат, — сказала Керела.

Керела, Кард и Баррас стояли в южной Длинной комнате, где собиралась молчаливая толпа, чтобы выслушать обращение генерала.

— А что в действительности нужно сделать, чтобы отключить магию Джулатсы? — с грустной улыбкой поинтересовался Кард.

— Понятия не имею, — ответил Баррас. — Хотя, должен признать, меня удивило, что он так плохо осведомлен о случайности природы маны и безвредности ее естественного состояния.

— А вы молодец! — Кард радостно похлопал Барраса по спине, но тут же помрачнел. — Он не даст нам шесть дней. Он не настолько глуп.

— Даже один день спасет жизнь ста пятидесяти человек, — заметила Керела.

— Не стоит забывать об образе мышления висминцев. Магия пугает их на уровне подсознания. Сенедай знает, что победил; точнее, он так думает. Несколько дней, с его точки зрения, ничего не изменят, — проговорил Баррас.

— Он, конечно, боится магии, однако это не мешает ему грабить и разрушать город. — Кард поправил форму, разгладил мундир. Толпа начала успокаиваться. — Довольно скоро он не сможет бороться с нетерпением. Пленные для него ничего не значат, в особенности те, кто не в силах выполнять тяжелую работу. Думаю, что через три дня он отправит в «Саван демона» юных девушек и стариков.

— Полагаю, вы правы, — сказала Керела. — Сенедай не сможет проверить твои слова, Баррас, поэтому будет считать, что ты лжешь. Чтобы заставить нас поторопиться, он обязательно отдаст «Савану демона» пленных.

Баррас кивнул, понимая, что ему придется снова вступить с Сенедаем в переговоры. Блеск его первой, небольшой победы померк.

Кард обратился к группе людей, собравшихся в Длинной комнате; всего здесь насчитывалось около трехсот человек.

— Мы благодарим вас за то, что вы пришли и проявили терпение. Наверное, кое-кто из вас уже слышал о том, что происходит за воротами. Для тех, кто еще ничего не знает, я опишу сложившуюся ситуацию. Попрошу вас задавать вопросы, когда я закончу…

Баррас задумался. Три дня. Противник превосходит их чуть ли не десятикратно. Однако маги успели отдохнуть. К ним на помощь спешат додоверцы; «Саван» не пропускает никаких заклинаний, и потому связаться с ними невозможно. Нужно спланировать действия — отдавать врагу университет без боя никто не собирался.

Теперь люди внутри стен Джулатсы знали: если университету суждено пасть, будет сражение, о котором сложат легенды.

ГЛАВА 11

Вороны — по крайней мере Илкар и Фрон — уловили едва различимый звук, который доносился со стороны лагеря висминцев, задолго до того, как послышался шорох воды, набегающей на западный берег залива Триверн.

С тех пор как они расстались с отрядом Деррика и Стилианом, прошло шесть дней. Стояла глубокая ночь. Вороны под руководством Фрона и опытного Безымянного быстро передвигались по захваченной врагом территории у подножия Зубов Сунары — высоких гор, расположенных на севере. Приходилось выбирать нехоженые тропы подальше от деревень и постов висминцев, идти по крутым склонам, густым лесным зарослям, среди горных осыпей и холодных плато.

За эти шесть дней тревога, охватившая Хирада, стала почти невыносимой, поскольку Денсер все больше погружался в себя. Эйфория от успеха и постепенное выздоровление быстро сменились мрачным самокопанием. Даже Ирейн страдала от его настроений, а ее ласковые слова нередко приводили к резким вспышкам и грубости.

— Похоже, он считает, что выполнил то, ради чего родился на свет, — сказала она на четвертый день вечером, когда Денсер как обычно раньше всех отправился спать. — В глубине души он хорошо относится ко мне и нашему ребенку, но тщательно это скрывает. Он так долго искал «Рассветного вора» и олицетворяемое им совершенство, что сейчас просто растерялся.

— И грозящее вторжение драконов его совершенно не волнует, — добавил Илкар.

— Не волнует, — согласилась Ирейн. — Денсера покинули не только силы, но и ощущение важности происходящего. Что кажется мне странным, учитывая вчерашние новости.

Ирейн имела в виду свой сеанс связи, из которого они узнали первые результаты измерений. Парве скроется под тенью через тридцать дней, если только Вороны не найдут способ запечатать разрыв. Тридцать дней до того момента, как в Балии установится власть драконов.

Впрочем, с точки зрения Хирада, это было далеким будущим. Сейчас им требовалось пройти мимо постов висминцев и попасть в Джулатсу.

На ночь остановились в небольшой лощине, укрытой от резкого ветра с залива. Кроны деревьев шелестели над головами, трава бессильно льнула к земле, а жесткий кустарник цеплялся ветвями за растущий повсюду папоротник. Путники сошли по склону между крутыми скалами и устроились среди зарослей вереска и обросших лишайником валунов. Тут и там, отчаянно сражаясь с порывами ветра, росли жалкие кривые деревца.

Фрон и Илкар внимательно оглядели берег и доложили о том, что им удалось увидеть.

Хирад потер руки в перчатках и взял чашку горячего кофе, радуясь тому, что они решили прихватить с собой печку Уилла. Чуть раньше, поняв, что лошади им скорее мешают, чем облегчают путь, животных отпустили в заросшей деревьями Долине, уничтожив седла, уздечки, стремена и все, что не могли унести в руках. После коротких споров Фрон надел на спину сложенную печку Уилла; казалось, она ничего не весила, таким легким был его шаг. Сейчас все радовались теплу, которое печка дарила усталым путникам, не выдавая их местонахождения.

Они пристроили ее на один из камней, и тонкая струйка дыма медленно поднималась в затянутое тучами небо. До восхода солнца оставалось пять часов. В темноте путники не могли разглядеть даже лиц своих соседей.

— Где мы находимся? — спросил Хирад.

— Примерно в получасе от цели, если идти быстрым шагом. И в два раза дольше, если соблюдать осторожность. Придется отойти чуть дальше на север, иначе нас заметят, — ответил Фрон.

— Итак, что мы имеем? — спросил Безымянный.

— В лагере около трехсот человек, все они в палатках, расставленных по традиции племен полукругом вокруг костров, — сказал Илкар. — Три сторожевые башни поставлены таким образом, чтобы охватывать всю территорию вдоль берега. Главная дорога ведет с юга. Нам нужно подойти с севера, как можно дальше от сторожевой башни, хотя и в этом случае могут возникнуть проблемы.

— Как насчет лодок? — поинтересовался Хирад.

— Лодок множество. От маленьких парусников до морских кораблей среднего размера, хотя одни только боги знают, где их взяли. Мы без проблем найдем что-нибудь подходящее.

— А что на противоположном берегу? — спросил Уилл.

— Думаю, значительно более серьезные укрепления, — ответил Фрон. — Но так далеко мы не видим. Так или иначе, чтобы избежать неприятностей, направимся прямо к Водопаду Горан.

— К тому же это немного сократит путь, — добавил Безымянный.

— А как насчет лошадей на другой стороне? — поинтересовался Уилл.

— У нас есть два варианта, — сказал Илкар. — Либо украдем у висминцев, либо будем надеяться, что Стража озера Триверн еще жива. Вероятность этого достаточно высока, поскольку висминцам удалось дойти только до Джулатсы. Хирад вытер рукой губы.

— Ладно. В теории все получается очень даже неплохо. А теперь попытаемся решить практические вопросы. Как мы достанем лодку, не подняв на ноги весь лагерь?

— Допей кофе, а потом я тебе кое-что покажу, — ответил Илкар. — У нас с Фроном возникла идея.

Через некоторое время Вороны, скрываясь за кустами и прижимаясь к земле, смотрели на покрытый папоротником склон, что сбегал к заросшей травой поляне и берегу залива Триверн. Прямо перед ними был разбит сборный пункт висминцев. Сейчас там царила тишина, хотя между палатками, расставленными в форме восьмиугольника, горел большой костер, а вокруг него расположилось несколько висминцев. Вдоль берега виднелось еще несколько костров, освещавших ряды вытащенных на песок лодок, но в целом в лагере было темно, если не считать тусклого отражения луны на воде.

В синей дымке Хирад различил три сторожевые башни. С той, что стояла на южной стороне, просматривались дорога, которая уходила на юго-запад, и сарай, где держали лошадей и домашних животных; животные вели себя тихо. Быстро оглядев лагерь, Хирад убедился, что дестранов не видно, однако собаки наверняка неподалеку. Фрон был прав, единственный разумный путь — идти дальше на север, где их не заметят стражники на башнях.

— Ладно, — сказал Фрон. — Теперь вы все видели. Нужно проскользнуть по границе лагеря, миновать большой костер и выбраться на берег. Придется убрать стражников на башне, иначе нас заметят. Илкар предлагает, чтобы двое под прикрытием «Плаща-невидимки» попытались застать стражников врасплох и прикончили их. Таким образом, мы справимся с первым препятствием.

— Значит, потребуется два мага, — сказал Денсер. — Кого Илкар имел в виду?

— Если хочешь, можешь обращаться прямо ко мне, Денсер. Я тебя пойму.

Хирад вздохнул.

— Мы должны действовать сообща, — сказал он, глядя на Денсера. — Иначе нас убьют. Я знаю, тебе сейчас очень трудно, но ты нам нужен. Неподалеку расположились триста висминцев. Как ты думаешь, сколько времени мы продержимся, если нас обнаружат?

— Я прекрасно понимаю серьезность нашего положения. Мне только хотелось знать, кого Илкар намерен послать на самоубийство.

— Я рассчитывал на тебя и себя, — ответил Илкар. — Трудное задание поможет тебе отвлечься от душевной боли.

— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что я чувствую, — снисходительно заявил Денсер.

— Не спорю, — серьезно проговорил Илкар. — Но сейчас ты изо всех сил стараешься, чтобы с тобой страдали и остальные. Попытайся снова стать участником происходящих событий — вдруг понравится. Лично мне они доставят истинное наслаждение.

— Попытайся завершить дело своей жизни, которое в конце концов проклятием падет на твою голову, — парировал Денсер.

— Хватит! — Сердитый голос Безымянного заглушил спорщиков. — У нас нет времени на пустые разговоры. Продолжай, Фрон.

— Проблема в сторожевой башне. Как видите, с севера не подойти, скалы слишком крутые. Нам нужно вот там приблизиться к лагерю, спуститься вниз и дальше идти, прячась в тени. — Фрон показал рукой в ту сторону, о которой говорил, но Хирад, как ни старался, ничего не смог разглядеть.

— Убрать стражников на сторожевой башне — это все, что вы придумали? — спросил Уилл. Фрон покачал головой.

— С точки зрения того, чтобы попасть в лагерь без происшествий, — да. Но мы задумали еще две вещи. Первое — отходной вариант на случай, если нас все-таки заметят, и второе — мы предлагаем устроить врагу небольшое развлечение, раз уж мы здесь.

— О боги, — пробормотал Денсер.

— С нашей стороны было бы неприлично упустить такую возможность, — с улыбкой заявил Хирад. — Выкладывайте.

Стилиан не пошел к заливу Гайернат, в его намерения это не входило. Покинув жалкий отряд всадников Деррика, он в сопровождении девяноста Протекторов направился к укреплениям с восточной стороны Андерстоунского ущелья. Там ему скорее всего было суждено столкнуться с полуторами тысячами висминцев, однако Стилиан полагал, что в открытом бою сумеет заставить врага сдаться или пропустить его отряд. Впрочем, он хотел лишь обеспечить себе быстрый и беспрепятственный проход на восток. И собирался пообещать то, что был не намерен давать. Помощь.

Его появление вызвало переполох на платформе, окружавшей недостроенные укрепления. Воздух наполнили крики и лай собак. Ему приказали остановиться, и он послушно выполнил требование. Лучи заходящего солнца отражались от масок Протекторов, чья неподвижность и молчание смутили висминцев.

Стилиан сидел на лошади, окруженный Протекторами, положив руки на луку седла и наблюдая за висминцами, которые пытались успокоиться и навести порядок в своих рядах. Первый порыв броситься в атаку был подавлен, и из сердитой толпы в сопровождении четверых стражников вышел мужчина. Он решительно преодолел разделявшее их расстояние и встал в нескольких ярдах от переднего ряда Протекторов. Две дюжины голов в масках чуть повернулись, чтобы видеть его, тела напряглись, хотя оружия никто не доставал.

Висминец заговорил на племенном диалекте вис, с резким акцентом, быстро и уверенно.

— Вы проникли на земли, которые принадлежат объединенным племенам. Объявите причину.

— Прошу простить меня за столь неожиданное появление, — ответил Стилиан по-висмински, не слишком уверенно, но вполне прилично. — Прежде чем ответить на ваш вопрос, я должен понять, с кем говорю.

Мужчина слегка наклонил голову.

— То, что вы знаете мой язык, вызывает во мне некоторое уважение. Меня зовут Риаса. Назовите ваше имя.

— Стилиан, лорд Зитеска. — Он сознательно изменил свой титул. — Вы здесь главный? Риаса кивнул.

— В моем распоряжении более двух тысяч воинов, которые охраняют ущелье от наших врагов. Должен заметить, что вы как раз отвечаете данному определению.

Стилиан знал, что висминец выразился более цветасто, но ему не хватало знания языка, чтобы понять все нюансы.

— Мне известно, что у вас умелые воины, — сказал он, пытаясь отыскать правильные слова. — Но у вас нет магии. Я могу вам ее дать.

— Нам не нужна магия, — рассмеявшись, ответил Риа. — Она несет в себе зло и должна умереть. Ты тоже умрешь.

Несмотря на угрозу, Стилиан сохранял полнейшее спокойствие.

— Я знаю о вашем страхе…

— Я ничего не боюсь! — рявкнул Риаса сердито, и Стилиан поднял руки, пытаясь его успокоить.

— О вашей… э-э… вере. Учтите, что стрелы не причинят вреда ни мне, ни моим людям. Хотите убедиться?

Стилиан окружил себя защитным заклинанием, но Риаса только покачал головой.

— Понимаю, магия… Чего вы хотите? Что заставит меня изменить свое решение и сохранить вам жизнь?

— Кто возглавляет вашу армию на востоке?

— Лорд Тессея.

. — Я буду говорить с ним, — сказал Стилиан.

— Если я позволю вам проехать, — заявил Риаса. — А в мои намерения это не входит. Чего вы хотите?

Стилиан кивнул, не желая демонстрировать висминцу свою силу. Риаса не пытался нападать, значит, висминец осторожен и боится заклинаний, а еще ему известно, кто такие Протекторы. Но Стилиана беспокоило, что мелкий военачальник может его не понять, а ему не хотелось терять Протекторов на этой стороне ущелья.

— Давайте сядем у костра, перекусим и поговорим, — предложил бывший лорд Горы. — Вон там, на нейтральной территории.

— Хорошо.

Риаса отдал приказ солдатам у ворот в частоколе. Тут же появилось дерево для костра, котелок, еда; пришли и еще несколько стражников, расположившихся между своим командиром и Стилианом. Вскоре разгорелся огонь, закипела вода. Риаса и Стилиан сели напротив друг друга, за спиной каждого выстроилось по дюжине охранников. Остальным Протекторам Стилиан приказал отойти на то же расстояние, на котором находились люди Риасы.

Стилиан внутренне улыбнулся — Риаса, принимая меры предосторожности, не имел ни малейшего понятия о том, как общаются между собой Протекторы. Если их беседа не сложится, Риаса умрет, и его охрана вместе с ним, прежде чем подоспеет подмога. Однако висминец чувствовал себя спокойно и уверенно, что и требовалось Стилиану.

Держа в руке кусок мяса и кружку с вином, Риаса проговорил:

— Не могу сказать, что рад знакомству с вами. Однако я не намерен бессмысленно рисковать жизнью солдат. Этому научил нас Тессея.

— Опыт не спас его от огромных потерь, — заметил Стилиан. Он предпочел вину горячий чай, проверив его прежде на наличие яда.

— Мне про это ничего не известно.

— А мне известно. — Стилиану было любопытно, как отреагирует Риаса. При помощи простейшего заклинания его зрение стало острее, и он отчетливо видел своего собеседника, несмотря на сгущающиеся сумерки. На лице Риасы появилось сомнение. — Вы ненавидите магию, потому что не понимаете ее. В противном случае вы бы знали, что она в состоянии вам помочь.

— Вряд ли, — презрительно фыркнул Риаса. — Мы воины. Ваши трюки могут убивать и калечить, позволяют видеть вещи, скрытые расстоянием, но мы обязательно вас победим.

Стилиан вздохнул. Они ходили по кругу.

— Тем не менее вы не хотите, чтобы ваши люди гибли зря. Если не станете меня слушать, это приведет к ненужным жертвам.

Стилиан уже в который раз пожалел, что плохо знает висминский язык. Ему было трудно убедить Риасу в своей правоте, открыть ему глаза на происходящее, чтобы он увидел здравый смысл в его словах и позволил пройти через ущелье.

— Расскажите о сделке, которую вы намерены с нами заключить, — потребовал Риаса так, словно не слышал или не понял того, что говорил ему до сих пор Стилиан.

— Все очень просто. Я получу возможность быстро добраться до своего университета. Вы хотите уничтожить магию. Вы поможете мне, а я помогу вам, если вы позволите мне сохранить мою магию.

— Мы поклялись уничтожить всю магию, — пожав плечами, заявил Риаса. — Зачем нам заключать с вами сделку?

— Вам не удастся покончить со всей магией сразу, — • ответил Стилиан. — Если хотя бы один маг останется в живых, с ним останется его магия. И он сможет научить других. Д Зитеск вам никогда не победить.

— Вы уверены? А что будет, если вы здесь умрете?

Стилиан потер виски указательным и средним пальцами правой руки. Он понимал, что ему следовало ожидать от своего собеседника непробиваемого упрямства и тупости, но от этого не становилось легче.

— Здесь вам меня не убить. Не хватит сил, — сказал он и посмотрел в глаза Риасе, который тут же напрягся.

— Вы угрожаете мне на моих собственных землях?

— Нет. Только говорю правду, — усмехнулся Стилиан.

— Две тысячи человек, — напомнил Риаса, пальцем указывая на укрепления.

— Знаю. Но ваша вера… — как жаль, что он забыл слово, обозначающее невежество! — … относительно магии мешает вам увидеть правду. Со мной около сотни Протекторов; если мне придется с вами сразиться, я знаю, каким будет исход. Протекторы наделены магическими способностями. Если бы вы видели, как они ведут себя на поле боя, вы бы и сами все поняли.

— Мы разорвали бы вас в клочья.

— Вы умелые воины, но у вас нет магии. Я не хочу кровопролития. Позвольте мне поговорить с Тессеей. Риаса поднял указательный палец в воздух.

— Хорошо. Испытание. Один из ваших людей в масках против двоих моих воинов.

— Силы будут не равны, — сказал Стилиан. — Мне не хочется, чтобы гибли ваши солдаты.

— В таком случае ваши условия, — предложил Риаса.

— Один из моих людей сразится с четырьмя вашими, вооруженными или нет — как пожелаете.

— С четырьмя моими? — удивленно приподняв брови, спросил Риаса. — Мои люди будут вооружены. Давайте посмотрим на настоящий бой. — Он повернулся к одному из стражников и что-то ему сказал. Тот кивнул и умчался к частоколу. — Выбирайте воина.

— Вы уверены, что хотите этого? Люди погибнут зря. — Стилиан поджал губы.

— Ваши.

— Как пожелаете.

Стилиан поднялся со своего места, забыв об ужине. Возможно, это неизбежно. Все зависит от того, как Риаса отнесется к результату — с уважением или придет в ярость.

Он подозвал ближайшего Протектора.

— Выбери кого-нибудь, кто захочет сразиться. Речь идет не о моей защите; нужно доказать им, что я говорю правду. Очень быстро и как можно больше крови. Ты меня понял?

— Я понял.

— Отлично. Кто преподаст им урок? Воин в маске молчал несколько мгновений, вступив в переговоры со своими братьями.

— Сил.

— Передайте ему свою мощь и зрение. Пусть себя не сдерживает и победит врага быстро. Мы не имеем права на ошибку.

— Все будет сделано.

Протектор отвернулся. От группы, стоявшей на приличном расстоянии от костра, отделился Сил и вышел в залитый светом круг. На его черной маске играли отблески огня.

Риаса выбрал четырех могучих великанов, одетых в меха и железные шлемы. Двое держали в руках длинные мечи, двое — топоры. Они заняли боевую стойку, встав полукругом и глядя на приближающегося Сила, который держал в правой руке топор, а в левой — длинный меч.

Протектор, одетый в доспехи из толстой кожи и железную кольчугу, более чем на шесть футов возвышался над приземистыми сильными противниками. Он стоял, опустив руки с оружием, и ждал.

— Вы еще можете спасти своих людей, — сказал Стилиан.

Риаса улыбнулся и покачал головой.

— Они сами себя спасут. В бой!

Висминцы двинулись вперед, стараясь окружить Сила. Протектор неподвижно замер на месте, не обращая ни малейшего внимания на воинов, приближающихся к нему с флангов. Он молча смотрел на двух висминцев, наступавших с топорами на изготовку, лишь слегка согнул ноги в коленях — и все. По сигналу воина с топором один из тех, кто находился сзади, метнулся вперед, намереваясь нанести Силу удар в спину. Протектор, не оборачиваясь, легко отбил удар. Висминец отступил.

Стилиан сложил руки на груди. Он знал, что солдат уже ничто не спасет, и вдруг почувствовал, как его покидает желание уладить дело мирным путем. Он хотел увидеть, как прольется кровь врага. Пусть убедятся, что противник не так слаб, как они думают. Пусть убедятся, что захват Андерстоуна и ущелья ничего не значит для магов Зитеска.

Сил снова спокойно стоял, будто нарочно подставляясь под удары. Стилиан знал, что он слушает своих братьев, чувствует движение земли под ногами, пробует на вкус воздух.

Решив, что им удастся победить числом, висминцы атаковали одновременно с четырех сторон. Сил блокировал удар первого топора своим мечом, затем сделал резкое движение назад топором и попал висминцу по голове. Тот рухнул на землю — из размозженного черепа текла кровь вперемешку с мозгами.

Сил внезапно нанес удар врагу, наступавшему сзади, затем поставил меч параллельно телу, защищаясь от третьего висминца. Потянул на себя рукоять топора, и беспомощный висминец потерял равновесие. Только сейчас Протектор сдвинулся с места и, стоя вполоборота, толкнул захваченного неприятеля на его товарища. Оба упали.

Он снова повернулся, на сей раз чтобы отразить удар, направленный ему в бок, вонзил оружие в живот висминскому воину и разрубил его пополам. Только после этого он обратил внимание на двоих оставшихся воинов. Они вскочили на ноги, но Сил оказался быстрее: лезвием топора нанес удар в лицо одному и мечом пронзил другого прямо в сердце. Прежде чем Стилиан успел приказать ему остановиться, он отрубил голову последнему из своих противников.

Закончив, Протектор замер на месте. Кровь стекала с его оружия на землю, вокруг лежали тела поверженных врагов, а над полем боя повисло напряженное молчание.

Стилиан повернулся к Риасе, который, открыв рот, смотрел на тела своих воинов.

— А теперь подумайте, что будет, если я прикажу вступить в бой всем моим людям и стану поддерживать их при помощи магии.

Стилиан увидел на лице Риаса страх, ярость и унижение.

— Ты умрешь!

Риаса взмахнул рукой, и со стороны укреплений полетели стрелы. Сверкнув в лучах заходящего солнца, они упали на землю, не причинив Стилиану, успевшему выставить защитное заклинание, ни малейшего вреда.

— Ты меня проверяешь, — промолвил маг. — Это хорошо. А теперь я желаю говорить с лордом Тессеей.

— Не вздумай отдавать мне приказы, — прорычал Риаса.

— Советую тебе следующие слова выбирать осторожно, — предупредил его Стилиан. — Твои две тысячи воинов далеко отсюда.

В глазах Риасы появился ужас — он вдруг сообразил, что находится слишком близко от дюжины Протекторов, а его стражники вряд ли сумеют оказать им необходимое сопротивление.

— Я пошлю Тессее сообщение, что ты хочешь с ним говорить.

— Хорошо. У меня нет никакого желания устраивать новое кровопролитие.

Риаса едва заметно кивнул и повернулся, собираясь уйти, однако следующие слова Стилиана заставили его замереть на месте.

— Я даю тебе один день, чтобы доставить ответ. Мне нужно пройти через ущелье, и ты мне не помешаешь.

— Я не забуду, что ты сделал, лорд Зитеска. Тебя не всегда будут сопровождать твои люди. Будь осторожен, — сказал Риаса и зашагал в сторону укреплений; его стражники задержались, остановившись возле погибших товарищей.

— Заберите тела, — позволил Стилиан.

Сил вытер и убрал оружие и вернулся к остальным Протекторам.

Стилиан посмотрел вслед удаляющемуся Риасе и опустился на землю у костра. Жалкий дурак! Ему суждено узнать — возможно, ценой собственной жизни, — что ни один маг Зитеска, в особенности занимающий столь высокое положение, никогда не остается одинок.

ГЛАВА 12

Вороны спешили на север вдоль ущелья, в котором провели ночь. Печь Уилла, упакованная в кожаный мешок, снова заняла свое место на спине Фрона. Оборотень возглавлял отряд, Безымянный шагал рядом. Хирад был замыкающим, охраняя с тыла Илкара, Денсера, Ирейн и Уилла.

Они обсудили множество вариантов захвата лодки, однако самый простой — отправить магов под прикрытием «Плаща-невидимки», чтобы они украли лодку и спустили ее на воду — отмели по банальнейшей из причин. Никто из них не смог бы отличить нос от кормы. Все страшно развеселились, пусть и ненадолго, когда Илкар признался, что не только не умеет плавать, но еще и панически боится воды. Кроме того, Вороны хотели причинить врагу хотя бы некоторый урон.

В конце концов Денсер согласился с первоначальным планом Илкара, несмотря на то что Хирада мучили сомнения.

Денсер так и не пришел в себя, следовательно, Илкару может угрожать опасность, когда они будут подниматься на сторожевую башню.

Решили сначала добыть лодку и лишь потом немного расшевелить неприятеля. Фейерверк, предложенный Илкаром, выдаст их местоположение, и им придется спасаться бегством, однако его идея была принята единогласно. Все понимали, что задерживаться нельзя, но Илкар хотел сделать хотя бы что-нибудь, чтобы затруднить атаку врага на университеты.

Спуск оказался трудным и вывел Воронов к берегу, где из воды торчали обломки камней. Отряд старался держаться в тени скал, уходящих прямо к лагерю висминцев. Вскоре Фрон приказал остановиться — они подошли слишком близко, и враг мог их заметить, несмотря на то что ночь выдалась темная. До ближайшей палатки оставалось около ста ярдов.

— Будем идти вперед, пока не досчитаем до трехсот, если только они не поднимут тревогу, — сказал Фрон. — Вы знаете, где встречаемся. Готовы?

Илкар кивнул, Денсер пожал плечами.

— Что ж, займемся делом, — сказал он, и Хирад с сомнением на него посмотрел.

— Постарайся сосредоточиться на своем задании, Денсер, — посоветовал он. — Любая ошибка убьет вас с Илкаром. Мы не можем себе этого позволить.

— Я еще не лишился зрения, да и здравого смысла тоже, — отрезал Денсер.

— Ты только потерял смысл своего существования, — заметил Илкар.

— А также я по-прежнему уважаю друзей, — наградив суровым взглядом Илкара, проговорил Денсер.

— Рад слышать. Хорошо. В путь.

Илкар и Денсер начали едва слышно произносить заклинание, двигая руками вдоль тела. После короткого кивка Денсер сделал шаг вперед и исчез. Илкар последовал за ним.

— Только бы он не наделал глупостей, — пробормотал Хирад.

— Все будет в порядке, — заверила его Ирейн. — Что бы ни происходило, Денсер не дурак.

— Просто он чувствует себя несчастным, страшно упрям, и с ним невозможно иметь дело, — проговорил Хирад.

— Идеальных людей не бывает, — заметила Ирейн и вымученно улыбнулась.

— Да уж.

Как и договорились, Илкар шел впереди, Денсер за ним. «Плащи» скрывали тела, делая их невидимыми, но не заглушали шагов, и Илкар старался обходить стороной высокую траву, растущую по краю скалистого уступа.

— Не останавливайся, когда подойдем к лестнице, — • сказал Денсер.

— Разумеется, — резко ответил Илкар. — Мне известно, что заклинание действует ограниченное время. Старайся говорить потише.

— С удовольствием, — прошипел Денсер.

— Что с тобой произошло, Денсер? — шепотом спросил Илкар, гнев которого мгновенно улетучился.

— Ты не поймешь, — ответил черный маг, и в его тихом голосе вдруг прозвучала боль.

— Попытайся объяснить, вдруг пойму.

— Потом. Когда мы будем в башне, ты пойдешь налево или направо?

— Налево, как договаривались.

— Я просто хотел проверить.

В лагере царила тишина. Проходя мимо стоящих с краю палаток, над которыми развевались флаги, маги замедлили шаги. Из-за плотной ткани доносился могучий храп. Где-то неподалеку заржала лошадь; ветер принес запах свиней, промчался над лагерем, натянул веревки, державшие палатки, подхватил обрывки разговора висминцев, сидевших у главного костра…

Илкар еще раз задумался над тем, что им предстояло сделать. Когда они обсуждали план в относительной безопасности лощины, задача представлялась ему не слишком сложной. Сейчас же башня выглядела чересчур высокой, а висминцев около нее собралось слишком много.

Башня достигала в высоту около двадцати футов и стояла на четырех подпорках, укрепленных на земле камнями. До самой платформы наверху шли перекрещивающиеся деревянные балки, предназначенные для придания конструкции большей надежности. На платформе караулили два стражника. В левом углу с одной из опор крыши свисал колокол; язык колокола был привязан, чтобы его не раскачивал ветер или не задел случайно часовой.

— Не забыл, ты должен перерезать горло или постараться попасть прямо в глаз. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из них крикнул, — прошептал Денсер.

— Знаю. — Илкар едва сдерживал нервную дрожь. Он не привык к подобным вещам. Ему приходилось убивать врагов — при помощи меча или боевого заклинания. А вот так, исподтишка, никогда. — Все, поднимаюсь.

Прекрасно видная из лагеря лестница шла между двумя большими балками и заканчивалась отверстием в платформе. Вокруг отверстия было сделано невысокое, до пояса, ограждение. Два скучающих стража стояли,прислонившись к ограждению и глядя в противоположную от лагеря сторону; время от времени они обменивались тихими репликами.

Илкар ухватился руками за края лестницы, изо всех сил стараясь сохранить равновесие, и дерево тут же громко заскрипело. Сердце отчаянно забилось у него в груди, и он поднял глаза на платформу, но стражи, казалось, ничего не слышали. Ветер, по крайней мере пока, был их союзником,

Илкар, на мгновение охваченный страхом, замер на месте. Такую работу должен делать настоящий воин, однако воины не владеют магией. Даже Безымянный, который использовал «Крылья мрака» сразу после того, как освободился из рабства и перестал быть Протектором, вряд ли справился бы с «Плащом-невидимкой». Это заклинание имеет свои тонкости, которыми нужно уметь пользоваться. Способность удерживать форму маны, когда ты невидим и стоишь на месте, и выполнять простейшие задания во время движения, не теряя концентрации, дается нелегко. Этому необходимо учиться. «Да, простейшие задания… вроде убийства», — мрачно подумал Илкар.

За пять ступенек до верха начались проблемы. Новое дерево, еще не окончательно пригнанное на место, отчаянно скрипело. Илкар замедлил шаг, нисколько не удивившись тому, что вскоре у конца лестницы появилась голова стражника. Солдат хмурился, вглядываясь в темноту, где вроде бы никого не было.

Илкар почувствовал, что Денсер ухватился рукой за ступеньку, с которой он только что убрал ногу. Предполагалось, что они будут находиться на некотором расстоянии друг от друга. Денсер не остановился — он не видел опасности.

— Назад, — прошептал Илкар, надеясь, что стражник отойдет. И продолжил подниматься, только значительно медленнее. Еще больше замедлить свое движение он не мог — это означало бы, что он станет видимым, а значит, умрет. — Назад.

Он сделал шаг, стараясь поставить ногу на край ступеньки… и тут ночную тишину разорвал новый оглушительный скрип. Висминец еще сильнее наклонился вперед, напряженно вглядываясь в тени, понимая, что он слышит шаги, и удивляясь тому, что никого не видит.

Илкар несколько секунд раздумывал над тем, не повернуть ли назад, но вовремя вспомнил, что изменение направления движения выдаст его и застанет Денсера врасплох. Они оказались в абсолютно идиотской ситуации.

Стражник выпрямился, хотя от края платформы не отошел. Не сводя глаз с лестницы, Илкар положил одну руку на ступеньку рядом с ногами висминца, а другой вытащил кинжал. У него не оставалось выбора.

— О боги, — пробормотал он и, метнувшись вперед, вонзил кинжал стражнику в пах.

Висминец вскрикнул от удивления и боли, сделал шаг назад и упал, сунув руки между ног, откуда фонтаном била кровь. Кинжал Илкара так и остался у него в теле.

Илкар, не останавливаясь, двинулся налево, зная, что Денсер пойдет направо. Когда охранник с глухим звуком рухнул на пол, его товарищ повернулся и открыл от изумления рот. Он хотел что-то сказать, но Денсер швырнул кинжал, который вонзился ему в горло, и крик превратился в бульканье крови, полившейся из раны.

Илкар посмотрел на свою жертву. Висминец открыл рот и испустил низкий вой, исполненный боли. Тогда Илкар наклонился и, выхватив второй кинжал, вонзил его в открытый глаз. Стражник мгновенно умер. Другой висминец, вцепившись рукой в кинжал, торчавший из горла, и беззвучно шевеля губами, шагнул назад и от удивления раскрыл глаза — увидел Илкара.

Эльф слишком поздно сообразил, какая опасность им угрожает. Денсер, остававшийся невидимым, схватил стражника за меховую куртку и потянул на себя. Тот повалился на пол, но успел выбросить вперед руку, задев ею колокол, который, издав низкое гудение, качнулся и рухнул вниз.

— Если нам повезет… — начал Илкар.

— Это вряд ли, — изрек Денсер.

Колокол с грохотом ударился о камни в основании башни, и тишину лагеря разорвал тревожный набат.

— У нас проблемы, — проговорил Илкар. — Ты висминский знаешь? — Денсер покачал головой. — Да, у нас серьезные проблемы.

Со стороны соседней башни раздались громкие голоса, в лагере внизу подняли тревогу.

— Пригнись, — велел Денсер.

— Спасибо за совет, — сердито проворчал Илкар. — Умные идеи есть?

— Угу, давай украдем лодку, научимся управлять парусами и смоемся отсюда.

Денсер подполз к отверстию в ограде. Крики из соседней башни звучали громче. На мгновение воцарилось молчание, а затем раздался тревожный набат колокола.

— Боги, ну и переделка! — пробормотал Илкар, подняв голову, чтобы посмотреть на лагерь.

Денсер потянул его назад, и Илкар вдруг увидел, как у него заблестели глаза.

— Хотели развлечь наших друзей висминцев? Сейчас будет им веселье! — И он закрыл глаза, приготовившись творить заклинание.

Илкар радостно улыбнулся.

Фрон сбросил рюкзак и собрался снять кожаную куртку еще до того, как гудение колокола отозвалось тревогой в сознании Хирада.

— Зачем, Фрон? — На лице Уилла отчетливо читалось беспокойство.

— Мы должны организовать отвлекающий маневр, иначе Денсер с Илкаром погибнут.

— Сомневаюсь, — сказал Хирад.

— Нас семеро против трехсот висминцев. Надо сражаться, — возразил Фрон.

— Но это не главная причина, верно?

В желтых глазах Фрона промелькнул гнев.

— Сейчас не время для разговоров. — Он повернулся к Хираду. — Не ждите меня на берегу. Я умею плавать и найду вас.

Оборотень, сняв всю одежду, обнаженный лег на землю.

Безымянный надел на плечи рюкзак с печкой Уилла и взял меч Фрона. Уилл убрал в свой мешок одежду и доспехи и закинул его на плечо.

— Идите, — велел оборотень. — Я вас догоню.

Тишину ночи разорвали крики ярости и растерянности.

Хирад вел Воронов вдоль подножия скал. Вскоре показалась сторожевая башня, и берег начал резко уходить влево, к лагерю. На платформе не было видно никакого движения.

— Где они?

Словно в ответ на его вопрос возникла фигура Денсера. Он сначала вытянул руки вперед, а затем прижал их к груди. С неба на землю начал изливаться свет — шесть столбов пламени, окатившего ослепительным сиянием лагерь. Каждый из них ударил в палатку с припасами, которые мгновенно превратились в громадные костры.

Столбы пламени «Адского огня» искали живые души. Денсер совершенно правильно предположил, что в палатках с провиантом и другими припасами спят люди и собаки; голодное пламя, для которого не было преград, ворвалось внутрь, чтобы утолить свою ненасытную утробу. Огонь пожрал деревянные ящики, запасы мяса, овощей, зерна, оружия, веревок, муку. Палатки полыхали, во все стороны летели куски дерева, обрывки брезента, осколки стекла.

Пламя начало расползаться в разные стороны, без разбору поглощая людей и соседние палатки. У стражников, сидевших возле костра, не было ни единого шанса.

— Вороны, уходим! — позвал Хирад, когда лагерь погрузился в хаос.

Ему показалось, что ветер принес обрывки смеха. Он побежал, направляясь к основанию башни, на которой стояли Илкар и Денсер. «Сферы пламени» летали над лагерем, впивались в палатки в северной части лагеря, облизывали племенные знамена, жгли висминцев. Повсюду на фоне рева огня слышались вопли боли и страха. Висминцы метались по лагерю с ведрами воды, пытались спасти свои припасы и умирающих товарищей.

Несколько воинов бросились, чтобы перехватить Воронов.

. — Сними щит, Ирейн, — крикнул Хирад, когда они заняли позицию — один маг позади троих воинов с мечами в руках. — Нам нужно боевое заклинание. Быстро.

— Поняла.

С пронзительным боевым криком Хирад бросился на первого висминца. Безымянный, стоявший в трех шагах справа от него, ждал атаки с фланга.

Варвар наносил удары справа и слева, его противник их перехватывал, затем сделал шаг назад. Хирад последовал за ним, целясь ему в шею, однако висминец сумел отбить и этот удар. Впрочем, он оказался не готов к третьему, и Хирад резким движением распорол ему грудь. Кровь тут же пропитала меховую куртку висминца, а Ворон отступил на шаг назад и пронзил сердце врага.

Повернувшись, Хирад увидел, что Безымянный сражается с двумя висминцами. В следующее мгновение он вонзил меч одному из них в бок, а другого лягнул в живот. Оглядевшись по сторонам, Хирад понял, что к врагу прибыло подкрепление, и прикинул, какие у них шансы на победу.

— Илкар, вы нам нужны здесь! — крикнул он, подняв голову.

— Есть идея получше, — закричал в ответ Илкар. — Бегите на берег. Мы вас найдем.

Хирад снова посмотрел на поле боя. В центре лагеря полыхал огонь. Пламя подхватывал разгулявшийся ветер, и все больше и больше палаток становилось его жертвой. Повсюду слышались крики испуганных животных и людей.

К Воронам мчалось около двадцати висминцев.

— Я займусь теми, что слева, — сказал Безымянный, почувствовав на себе взгляд Хирада.

— Уилл, твои правые, — распорядился Хирад, и тот занял указанную позицию.

Висминцы продолжали бежать. Они могли легко справиться с тремя Воронами, поскольку превосходили их числом — если °Ь1 приняли верное решение. Хирад напрягся, готовясь отразить атаку. Однако за двадцать ярдов до Воронов висминцы остановились.

Ирейн встала между Хирадом и Безымянным. Она чуть наклонилась вперед и широко развела руки в стороны.

«Ледяной ветер». Температура воздуха резко упала, когда струя ледяного ветра вылетела из ладоней Ирейн, со свистом устремилась вперед и ударила в первый ряд наступавших врагов. Фронт заклинания ударил в шестерых воинов, и те упали, цепляясь руками за лица, на которых склеились губы, а глаза замерзли и лопнули. Крики боли так и не вырвались из ставших бесполезными ртов.

По периферии действия заклинания кровь замерзла в обнаженных руках, и бесчувственные пальцы выпустили оружие. Линия наступавших замерла на месте, не в силах противостоять порывам жалящего ветра.

Заклинание рассеялось, однако еще не пришедшие в себя висминцы передышки не получили. Стараясь привести в боевой порядок поддавшихся панике солдат, их командиры не заметили приближения Фрона. В первый момент воин двигался совершенно бесшумно, но уже через несколько мгновений с диким воем кинулся на врага, вцепился в глотку одному, сбил могучими лапами с ног другого — висминец так и остался лежать на земле, не понимая, что произошло.

Хирад хотел было поспешить на помощь Фрону, но Безымянный его остановил:

— Нет, Хирад, за оборотня не беспокойся. Нужно выбираться на берег.

Варвар кивнул.

— Все, как мы планировали, — сказал он и направился на север, чтобы обойти первую группу сгоревших палаток.

Над головой у него пронеслась темная тень и тут же начала быстро снижаться. Хирад шарахнулся в сторону и вытащил меч. Прямо перед ним в воздухе висел Денсер, применивший заклинание «Крылья мрака»; он прижимал к себе Илкара.

. — Мы хотим тут еще немного порезвиться. Найдите лодку и выходите из залива. Я прилечу, — сказал Денсер; Илкар, не говоря ни слова, закрыл глаза, приготовившись сотворить заклинание.

— Будь осторожен, Денсер, — попросила Ирейн.

— Я всегда осторожен.

Он взмыл вверх и устремился к южному концу лагеря. Хирад проследил за ним взглядом; мимо промчалась черная тень стрелы, которая четким силуэтом отпечаталась на фоне освещенного пламенем неба. Практически сразу после этого распахнулись ворота загонов для лошадей и коров, и животные с пронзительными криками начали выбегать наружу.

— Пошли, Вороны! — Хирад бросился к берегу, оставив Фрона и магов заниматься своим делом.

Фрон чувствовал аромат костров, страха и крови, смешанный с запахом домашних животных и собак. Он быстро крался сквозь высокую траву, егобледно-коричневое тело сливалось с красками ночи, лапы едва слышно касались земли. Неподалеку от места, где были люди, где смешались мириады самых разных ароматов, он замер. Враги наступи' ли на мужчину — брата стаи: угрожали ему, подняв свое острое оружие.

В голове у него раздался отзвук голоса стаи, он почувствовал запах леса — и бросился в атаку.

Первый враг даже не успел повернуться к нему лицом. Фрон прыгнул вперед, и его челюсти сомкнулись на беззащитном горле, левая лапа ударила в грудь, правой он швырнул на землю еще одного врага. Кровь наполнила его пасть, перепачкала нос, и оборотень издал воинственный, исполненный радости клич — последнее, что услышала жертва.

Враг испугался и побежал. Фрон повернул голову.Мужчина-брат и остальные быстро уходили. Вода. Он встретит их на воде. Фрон снова завыл и стал догонять мужчину-брата, отчаянно сражаясь с желанием броситься в погоню за животными, метавшимися по всему лагерю.

Мужчина-брат двигался вдоль границы места, где жили люди. Фрон оказался внутри первой линии жилищ, большая часть из которых сгорела, а их хозяева либо умерли, либо бежали прочь, спасая свою жизнь. Никакого порядка. К мужчине-брату приближалось трое врагов. Фрон налетел на них на полной скорости, ударив первого в грудь с такой силой, что висминца откинуло на его друзей. Не в силах противиться зову крови, Фрон рвал и кусал, его клыки вгрызались в плоть, челюсти работали, не останавливаясь ни на секунду, могучие лапы крушили врага.

Один из врагов нанес ему удар сверху своим острым оружием. Было больно, но шкура выдержала. Фрон взвыл, оскалился и бросился в наступление.

Денсер полетел назад, в сторону пылающих палаток, чтобы посмотреть на переполох, который он устроил. Перепуганные насмерть висминцы пытались загасить огонь — по цепочке передавали друг другу ведра с водой. Впрочем, это не очень помогало. Заклинание, произнесенное Илкаром, раскрыло ворота в загоны для скота, и теперь перепуганные лошади и коровы метались по лагерю, топча все подряд — людей, палатки, других животных.

Слева от него Фрон вцепился в руку висминского воина, замахнувшегося на него мечом. Чуть дальше, в тенях, отбрасываемых пожарами, он заметил Воронов, которые направлялись к берегу. На них никто не обращал внимания.

Вскоре Денсер стал чувствовать вес Илкара. Он был сильным человеком, кроме того, помогало заклинание «Крылья мрака», однако всему есть предел, и растущая боль в мышцах начала его отвлекать.

— Что у тебя осталось? — спросил Денсер.

— «Сферы пламени» или еще один «Конус силы». Надо приберечь что-то для защиты лодки, — ответил Илкар. — Кстати, а что осталось у тебя?

. — Узнаешь, — ответил Денсер.

— Как?

— Начнешь падать.

— Очень смешно.

— Сосредоточься на «Сферах». Если мы сумеем разрушить цепь, по которой висминцы передают воду, нам удастся сбежать.

Илкар кивнул и закрыл глаза; его губы едва заметно шевелились, пальцы рисовали сложные круги в воздухе. Денсер чуть отклонился назад, чтобы не потерять равновесия, и наблюдал за ловкими движениями опытного мага — руки почти неподвижны, ладони выписывают в воздухе орнаменты в соответствии со словами. Ни одного лишнего пасса, ни капли маны не потеряно зря. Замечательный маг, изучавший и оттачивавший свою науку на протяжении многих лет!.. Денсер ценил это, потому что и сам прошел тот же путь.

Однако несмотря на умелое использование маны, Илкар начал уставать, в то время как Денсер чувствовал себя свежим и полным сил. Что-то случилось с ним, когда он выпустил на волю «Рассветного вора». Возникла иная связь с маной, которая пронизывала все его существо. Кроме того, он познал новые пути создания образов. На Денсера снизошло понимание сложных процессов магии, совсем как у Стилиана, управлявшего маной так быстро и ловко, что у обычных магов захватывало дух.

Илкар кивнул, показывая Денсеру, что готов. Он открыл глаза и сосредоточился на цели. Денсер парил над цепью висминцев, передававших друг другу ведра с водой.

«Сферы пламени». Илкар хлопнул в ладоши и раскрыл руки, где лежали три оранжевых шара. Прежде чем он опустил руки вниз, а потом развел их в стороны, они выросли до размера больших яблок и помчались к врагу. Падая, сферы быстро увеличивались в размерах и ударили в незащищенных висминцев, поглощая плоть и одежду. К реву пламени, пожиравшему лагерь, прибавились вопли горящих людей.

Денсер, у которого отчаянно болели руки, быстро помчался к берегу.

Хирад бросился бежать, когда «Сферы пламени» Илкара разрушили цепь воинов, передававших друг другу ведра с водой. Вороны спешили за ним, увязая в песке. Висминцы забыли о спасении горящих палаток и принялись помогать своим товарищам, чьи жалобные крики разрывали ночь.

Фрон замер на месте, убедился в том, что с Уиллом все в порядке, и помчался по песку к Денсеру и Илкару, которые приземлились неподалеку от лодок. Хирад, не останавливаясь, бежал вперед. Тихий плеск волн так не вязался с криками и грохотом, доносившимися из лагеря.

На мгновение в лагере наступила тишина. Огонь продолжал буйствовать, но висминцы бросились к оружию, сообразив наконец, что происходит.

— Нужно ускориться, — крикнул Безымянный, который не отставал от Хирада.

— Вороны! — взревел Хирад. — Вороны, за мной.

Он метнулся к группе висминцев, окруживших Фрона. Волк рычал, щелкал челюстями, его могучие лапы разрывали воздух. Висминцы опасливо держались на расстоянии. Но спасения от Воронов не было.

— Ирейн, найди лодку. Нужна какая-нибудь побыстроходней, с парусом. Уилл, прикрой магов. Безымянный, за мной.

Хирад бросился на врага, разрубая плоть и густой мех курток. Пламя пожара на мгновение отразилось от меча Безымянного — тот, не мешкая, приступил к уничтожению врага. Фрон, почувствовав, что пришла помощь, завыл, подпрыгнул в воздух и вцепился зубами в плечо ближайшей жертвы.

Хирад ловко отбил удар топора, направленный ему в голову; его меч скользнул по рукояти и отрубил пальцы воина. Висминец завопил и выронил топор. Следующий удар Хирада пронзил его насквозь.

Их заметили другие висминцы. Фрон перепрыгнул через свою жертву и приготовился атаковать наступающую стаю врагов. Мечи поднимались и опускались, но Хирад, который врезал кулаком противнику в нос и вонзил меч ему в живот, видел, что Фрон не ранен.

Небо за спиной разорвала голубая молния, которая сожгла глаза троим висминцам, и те повалились на землю, прижимая к дымящимся лицам руки. Атака захлебнулась. Хирад отбил неуверенный выпад, сделал шаг вперед и вонзил кинжал в сердце висминца — кровь фонтаном брызнула из разорванной артерии. Рычание Фрона сопровождало вопли отчаяния и боли.

Хирад оглянулся через плечо. Илкар и Ирейн стащили лодку в воду. Фрон атаковал небольшие группы врага, не подпуская их к берегу. Тогда Хирад и Безымянный помчались по песку к воде. Новые огненные молнии вырвались из пальцев Денсера, новые висминцы рухнули на землю — их лица превратились в черную обугленную маску, глаза исчезли.

— Забирайтесь, мы вас столкнем, — приказал Хирад.

На берег полетели стрелы, но они отскакивали от щита, выставленного Илкаром. Хирад ухмыльнулся. Вороны непобедимы.

Добравшись до воды, они с Безымянным принялись толкать корму лодки, в которой сидели три мага и Уилл. Вода оказалась такой холодной, что мышцы у Хирада словно налились новой жизнью.

— Скажите, если они начнут нас преследовать! — крикнул Хирад.

Очередной залп стрел отскочил от щита. Лодка двигалась вперед, преодолевая слабое течение и волны, ветер на таком расстоянии от берега еще не успел разгуляться. Неожиданно Хирад услышал плеск у себя за спиной, а Уилл в лодке напрягся. Хирад повернулся. Их пытались догнать три висминца, которые с громкими кличами крутили над головами боевыми топорами.

Безымянный остановился, и они стали ждать приближения врага.

Висминцы их не догнали. Справа от них возник каскад брызг, и появился Фрон, вонзивший клыки в бедро одного из воинов. С берега раздался крик, и остальные висминцы повернулись и бросились бежать, оставив своего товарища, чья кровь окрасила алым залитую лунным светом воду залива.

Хирад издал ликующий вопль. Зрелище горящего лагеря врага вселяло в него радость, с которой он не мог справиться.

Безымянный хлопнул его по плечу.

— Давай, пора в путь.

Друзья залезли в лодку; рядом, работая сильными лапами, плыл Фрон. Через несколько мгновений они развернули паруса, ветер подхватил маленькое суденышко, и Вороны направились назад, на восток. Домой.

ГЛАВА 13

Ша-Каан и дюжина его лейтенантов летели из земель, принадлежащих Роду, зная, что они почти наверняка опоздали — вряд ли удастся спасти Джату и отряд вестаров, которые должны были встретить Воронов.

В небе над Терасом висели ворота. Вокруг них летала охрана, спокойная в этот безоблачный день и уверенная в том, что они успеют увидеть врага и организовать оборону в случае возникновения опасности.

Но сколько еще времени небо будет оставаться чистым? Вскоре Ша-Каану придется отправлять все новых и новых представителей Рода облетать границы густых черных туч, которые периодически появляются со стороны Бешарских гор. Дождь поит огненную траву, но за тучами могут легко спрятаться враги. Значит, сейчас предпочтительнее чистое небо.

Вестары научились использовать реку Тере, могучую и сильную, для выращивания огненной травы; урожай пострадает только на открытых равнинах, где не хватает влаги. Но в разоренных землях Кеола, где находились ворота Септерна, хитроумно скрытые вестарами, в небо тянулись колонны дыма, пожары пожирали землю.

Ша-Каан повел за собой драконов, поднимаясь все выше и выше, здороваясь и предупреждая о своем появлении охрану. Когда они пролетали над холмами Дормара и пустошами на границе Бешара, в небе возникли темные тени — род Берет.

Великий Каан удивился и передал предупреждение своей армии. Стройные и быстрые, драконы из Рода Берет были полуморскими существами и, как правило, селились в пещерах и морях к северу от Тераса. Они никогда не удалялись от своих земель в океане Шедара. Их отличали сине-зеленая раскраска, вытянутые морды, короткие шеи, четыре перепончатые лапы и слегка приплющенные хвосты, дававшие им возможность передвигаться в воде.

Вдоль черепа и шеи шел ряд ядовитых шипов, но крылья, маленькие и, как правило, прижатые к телу для максимальной скорости, являлись их слабым местом. У них не было мешочка с особым веществом, которое смазывало крылья сухопутных драконов и защищало их от огня. Вместо этого тела Беретов покрывала смазка, позволявшая им жить в воде. Они отличались удивительной для таких больших существ подвижностью, однако отсутствие жесткой чешуи делало Беретов уязвимыми для огня других драконов. Проблема заключалась в том, что поймать их было очень трудно.

Кааны приближались к врагу. Ша-Каан чувствовал страх Джаты и биение его сердца — вестар убегал от преследовавшего его дракона. Всего Ша-Каан насчитал восемь Беретов — все до единого были настроены самым решительным образом и не собирались упускать добычу. Организуя первую атаку, Ша-Каан постоянно задавал себе один и тот же вопрос: почему Вереты ушли так далеко в глубь континента, и является ли их встреча с вестарами случайностью?

Сначала Берет не заметил, что ему угрожает опасность от Рода Каанов, он не знал, что прямо над ним завис Ша-Каан, который приготовился окатить его огнем. Враг преследовал вестара.

Вестар оказался недостаточно быстрым и ловким, его метания между почерневшими сломанными деревьями нисколько не смущали Верета. Ша-Каан видел, как он бросается то вправо, то влево, потом мчится вперед, тут же поворачивает назад, бежит, останавливается — так его учили. Теоретически он делал все правильно — драконы не слишком маневренны в полете и не могут резко изменить направление своего движения, — только вестару никогда не приходилось встречаться с более резвыми Верстами.

Ша-Каан пристроился позади молодого Верета, а враг, ловко догнав свою добычу, открыл пасть и выдохнул две струи пламени, поглотившего тело вестара. Несчастного отбросило на дерево, а затем обугленный труп рухнул на землю. Вокруг него заполыхали деревья, и волна огня понеслась дальше, пожирая все вокруг себя — ветки, листья, птиц.

Ша-Каан сдвинулся чуть правее, выпустил огненную стрелу, вонзившуюся в крыло Верета, и отлетел в сторону, чтобы тот его не сбил. Молодой Берет, который не ожидал нападения, резко повернул голову и посмотрел на Ша-Каана. В следующее мгновение пламя поглотило его крыло, и он начал стремительно падать вниз, ударился о землю, подняв в воздух столб пыли и сухих листьев, и остался лежать среди почерневших деревьев.

Ша-Каан взлетел повыше, оглядывая землю в поисках Джаты, чье присутствие он продолжал ощущать, и изучая небо и идущее там сражение. Кааны преследовали троих Веретов; быстрые сине-зеленые драконы пытались уйти от своих более сильных противников. Чуть ниже и левее Берет вел бой с Кааном. Шипы Верета пронзили мягкую шейную чешую, но представительница Рода Каанов держалась, намертво вцепившись в шею врага. Ша-Каан передал ей приказ отступить. Ответ его опечалил. Яд начал действовать, она должна была умереть, но не собиралась отпускать Верета. Ша-Каан видел, как два дракона вместе рухнули на землю.

И тут он заметил Джату.

Перепуганный вестар продолжал бежать, однако Ша-Каан приказал ему остановиться, а затем приземлился рядом с ним. Отряд Джаты уже должен был прибыть на место и ждать балийских гостей, а они застряли в целом дне пути от ворот Септерна.

— Благодарение Небесам, вы пришли, Великий Каан, — задыхаясь, проговорил Джата. — Мы…

— Успокойся, — передал ему Ша-Каан, стараясь привести в чувство испуганного вестара. — Сядь, дыши глубже. Биение твоего сердца оглушает меня.

Джата повалился на землю и начал делать глубокие вдохи, на губах у него появилось подобие улыбки. В небе над головой Кааны прогнали Беретов и выстроились в ровный ряд. Ша-Каан удовлетворенно вздохнул.

— А теперь объясни мне, почему вы так далеко от ворот. Джата кивнул, и Великий Каан почувствовал, что пульс у него начал успокаиваться.

— Мы столкнулись с большой активностью в Кеоле. Нам пришлось скрываться от отрядов Наиков и воинов Беретов. Складывается впечатление, что они связаны между собой. Мне кажется, это единственная причина, по которой они появились в небе. Впервые мы увидели их вчера, они летели на юг, и мы подумали, что сможем избежать встречи с ними. Но воины Вереты устроили нам засаду. Враг погиб, но о нас стало известно. Таким образом, нас атаковали.

Ша-Каан опустил голову. Наики и Вереты заключили союз… Выходит, у Каанов гораздо более серьезные проблемы, чем он думал. Им не справиться с объединенными силами двух или трех Родов.

— Насколько ты уверен, что у них союз?

— Они не сражались друг с другом, когда мы встретились, — ответил Джата. — Мы наблюдали за ними целый день. Великий Каан, это наши земли, хотя мы их не защищаем. Нельзя допустить, чтобы их захватил враг. До Тераса отсюда рукой подать.

— Существует гораздо более серьезная опасность, чем оккупация другими Родами Кеола. Люди из Балии должны обязательно добраться до наших земель, когда они сюда прибудут. Я не могу отправить с вами для защиты драконов. Ты меня понимаешь?

Джата склонил голову.

— Есть еще один путь.

Ша-Каан резко вскинул голову и зашипел.

— Ни один человек не сядет верхом на дракона. Мы здесь господа. — Ша-Каан сделал глубокий вдох. — Проследи за тем, чтобы они благополучно добрались до Тераса. Ты представляешь себе, как мы сможем сражаться, если у нас на спинах будут сидеть люди? В этом случае ни один Каан не останется в живых; тогда всему конец. — Он снова опустил голову к земле. — И думать забудь, Джата. Хотя я прекрасно понимаю, что ты был в отчаянии, когда эта мысль пришла тебе в голову. Казны никогда не подставят свои шеи людям. Мы предпочтем смерть такому унижению.

— Простите меня, Великий Каан. Я благодарю вас за понимание.

— В другой ситуации моя реакция могла быть совсем иной. — В сердитом тоне Ша-Каана проскользнули насмешливые нотки. — Ты верный слуга и спутник, Джата. Мы полетим вперед и поищем наших врагов на земле и в небе. Вам следует пуститься в путь только после наступления ночи, когда мы покинем эти места. Добравшись до ворот, отправь мне сообщение.

Джата встал и широко развел руки в стороны, демонстрируя почтение. Затем, прежде чем снова заговорить, опустился на одно колено.

— Все будет сделано, Великий Каан.

— Да хранят тебя Небеса. — Ша-Каан расправил крылья и лениво поднялся в воздух, призывая Род следовать за собой.

Терпение Сенедая лопнуло на четвертый день. Он не посчитал необходимым выдвинуть новый ультиматум или предупредить магов о своих намерениях.

Наступил рассвет, небо затянули тяжелые тучи, предвещавшие дождливый день. Барраса разбудил сигнал общей тревоги, который прозвучал во всех Залах Совета одновременно.

Мгновенно проснувшись, старый эльф натянул сапоги прямо на голые ноги и поспешил во двор, не обращая внимания на то, что ветер развевает его длинные седые волосы. Он рассеянно отбросил их с лица, когда к нему подбежал Кард.

— Сенедай?.. Генерал кивнул.

— Он привел пленных.

— Проклятие. — Баррас побежал быстрее. — Я надеялся, что нам удастся дольше морочить ему голову.

— Вы уже спасли жизнь полутора тысячам невинных людей. Мы знали, что он рано или поздно потеряет терпение.

У них за спиной слышался топот сотен ног. Мимо пронеслись солдаты, которые спешили занять посты у северных ворот и на стенах.

К Баррасу подошли Керела и Селдейн.

— Начинается, — мрачно проговорила Керела. Баррас кивнул.

— Жаль, что мне не удалось выиграть побольше времени. Керела молча сжала его плечо.

— Ты выиграл для нас больше времени, чем мы могли мечтать. Страх Сенедая перед магией сидит гораздо глубже, чем мы думали. Только тебе удалось понять и воспользоваться этим.

— Гораздо более вероятно, что тогда он не особенно спешил. Сейчас ситуация изменилась. Я встревожен. Похоже, где-то произошли некие события, которые требуют, чтобы он без промедления захватил университет. Наверное, пал другой университет.

Они начали спускаться по лестнице, чтобы подойти к воротам.

— Вне всякого сомнения, что-то его беспокоит, — кивнул Кард. — Но не стоит думать, что это только желание одержать здесь победу. Возможно, его заставляют действовать неудачи других армий.

Желание продолжать разговор и отыскать объяснение спешке Сенедая пропало у всех одновременно, когда они посмотрели на выложенную булыжником площадь перед воротами. Там, сложив руки на груди и широко расставив ноги, замер Сенедай. Плащ военачальника развевался на ветру, однако в старательно заплетенной косе не шевелился ни волосок.

У него за спиной около сотни висминцев окружили группу детей и стариков. Пленники были напуганы и не очень понимали, что происходит, зная лишь одно: они — ставка в чужой игре. Никто не мог даже предположить, какая их ждет судьба, и потому на лицах не читалось ни паники, ни ужаса.

— Я сказал, что нам понадобится шесть дней, — крикнул Баррас.

Сенедай лишь пожал плечами.

— За три дня вы не сделали ничего, только муштровали своих солдат на глазах моих наблюдателей. Я больше не намерен вступать с вами в переговоры. — Он поднял руку.

— Подождите! Результаты нашей деятельности не видны невооруженным глазом. Скоро мы будем готовы.

— Ты обманул меня, маг, — ответил Сенедай. — Так думают мои офицеры. И за это по условиям нашего договора я собственноручно тебя прикончу.

— Долго же он соображал… — пробормотал Кард.

— Сколько времени вы будете упорствовать, дело ваше. Но по мере того, как будет расти гора трупов, а запах гниения начнет преследовать вас повсюду, будет разгораться ненависть ваших людей.

Пленные заволновались, они наконец поняли, что их ждет ужасная смерть, однако солдаты Сенедая быстро навели порядок.

Страх и непонимание на лицах детей заставили сердце Барраса тоскливо сжаться.

— Я думал, что ты человек чести, — проговорил эльф. — А не убийца слабых и беззащитных. Ты же солдат, так веди себя, как полагается солдату.

Сенедай провел рукой по губам, очевидно, стараясь скрыть улыбку.

— А ты опытный дипломат, но твои слова больше меня не трогают. Смерть несчастных будет не на моей совести. Никто из пленников не умрет от руки или оружия висминцев. Я просто отдаю их вам. Если вы снимете свою дьявольскую защиту, они будут жить. — Он показал на бастионы. — Это вы убийцы. Смотрите, как погибнет пятьдесят человек. И вините в их гибели только себя.

Он снова поднял руку и, прежде чем Баррас успел раскрыть рот, быстро опустил ее. Стражники разбились на пары, схватили пленников и потащили их к «Савану демона» прямо под северными воротами. Они остановились в трех футах от серого колышущегося полога.

Сенедай прошел за первым рядом пленных с таким видом, будто проводил инспекцию боеготовности солдат. Ровно посередине он остановился.

— Сенедай, не делай этого, — взмолился старый маг.

— Снимите защиту. — Он пристально посмотрел на Бар-раса. — Снимите защиту. Баррас молчал.

— Не сдавайтесь, — услышал Баррас голос.

В первом ряду он увидел пожилого мага, высокого, гордого, с глазами, пылающими гневом. Сенедай быстро встал у него за спиной и схватил мага за горло рукой в перчатке.

— Кажется, ты стремишься умереть, старик, — прошипел он. — Может быть, пойдешь первым?

— Я счастлив умереть за мой университет, — выкрикнул старик, глядя мучителю в глаза. — И многие из тех, кого ты сюда привел, с радостью последуют моему примеру. — Он тряхнул руками. — Отпустите! Я вполне могу стоять без посторонней помощи.

Сенедай кивнул, и стражники отпустили старика.

— Я жду, — заявил висминский лорд. Старый маг повернулся к джулатсанцам:

— Сегодня я прошу вас присоединиться ко мне и отдать вашу жизнь, чтобы спасти университет и всех тех, кто находится сейчас за его стенами. Я знаю, вы не имеете никакого отношения к магии, но она несла добро всем жителям Джулатсы. Нельзя допустить, чтобы эта сила умерла. Сотни лет маги Джулатсы служили своему народу. Вспомните, сколько из них погибло, защищая город. Теперь, когда университету грозит страшная беда, пришло время отплатить добром за добро. Те, кто готов добровольно войти вслед за мной в «Саван демона», скажите «Да! »

Сначала голоса, прозвучавшие в ответ, были едва слышны, но постепенно стали громче, и вот уже к небу унесся тонкий детский голосок: «Да! ».

Маг снова посмотрел на Сенедая.

— Твои слова зловонны, точно гниющий труп. Ты приказал нас убить, ты лишаешь жизни пленных. Джулатса имеет право защищаться, а твой шантаж в конце концов обернется для тебя и твоих сородичей смертью. Но мы не доставим тебе удовольствия и не станем молить о пощаде.

Баррас видел, как исказилось от ненависти лицо Сенедая, и понял, что старый маг, чьего имени он не знал, одержал победу, пусть и маленькую.

— Нас не нужно держать. Прикажи своим людям убрать руки.

У Сенедая не было выбора. Он покачал головой, дал сигнал стражникам, и те отпустили пленных. Никто из них и не думал бежать, и на лицах висминцев появилось удивленное выражение, говорившее о многом. Всего несколько человек слышали разговор Сенедая со старым магом, стражники не понимали, почему люди не пытаются спастись.

— Мы выстроимся в линию. Каждый возьмет за руку того, кто стоит рядом.

Пленные, мужчины и женщины, безмолвно шагнули вперед, гордо подняв головы, несмотря на страх. Дети не понимали, что происходит, и их голоса звучали едва слышно в наступившей тишине.

Баррас не мог смотреть на происходящее, но знал, что не имеет права показывать свои чувства, не имеет права предать тех, кто сейчас демонстрировал необыкновенную, нечеловеческую храбрость. Ему отчаянно хотелось крикнуть им, чтобы они бежали, сражались, постарались спасти свою жизнь… Однако другая часть сознания твердила, что мужество пленных произведет на Сенедая гораздо более сильное впечатление, чем безнадежные попытки оказать сопротивление. Теперь по крайней мере он увидел силу джулатсанцев.

Движение внизу прекратилось. Пятьдесят джулатсанцев выстроились в шаге от «Савана демона», на лицах застыл ужас перед грозящей им смертью и злом, которое источал «Саван». Ветер шелестел над стенами университета. За спинами пленных замерли Сенедай и стражники. Они собирались выполнить задуманное, но энтузиазм и гордость за собственную жесткость куда-то пропали.

Старый маг оказался в самом центре линии, он крепко держал за руку девчушку, стоявшую справа от него, и старика — слева.

— Мои маги Керела и Баррас, генерал Кард, мы с гордостью отдаем жизнь за университет. Не допустите, чтобы наша жертва оказалась напрасной.

— Никогда, — дрожащим голосом ответил Баррас.

— Как тебя зовут? — спросила Керела.

— Теопа, миледи.

— Теопа, твое имя останется в памяти будущих поколений магов Джулатсы, — промолвила Керела. — Мне стыдно, что я не знала тебя раньше.

— Достаточно, что вы узнали меня сейчас. Всех нас. — Он заговорил громче: — Вперед, к вечной славе! Боги улыбнутся нам, а демоны сжалятся над нашими душами.

Выражение на лице Теопы выдавало его неуверенность в собственных словах.

Девочка заплакала. Теопа наклонился и прошептал ей на ухо слова, которые навсегда останутся между ними. Малышка кивнула и улыбнулась.

— Закрой глаза и иди за мной, — сказал маг уверенным и громким голосом.

Он сделал шаг вперед, и остальные пленные последовали за ним.

Пятьдесят джулатсанцев повалились на землю — их рты были открыты, крик боли замер на губах, когда демоны вырвали души из тел.

Баррас понял, что плачет. Мимо прошел солдат и что-то тихонько пробормотал, однако Кард его услышал.

— Отправляйся в казарму, — резким тоном приказал он. — По дороге ни с кем не разговаривай. Я разберусь с тобой сам.

Солдат побледнел и молча поспешил прочь.

— Не будьте с ним слишком строги, — проговорил Баррас.

— Он обвинил вас в убийстве.

— Он прав.

Кард встал перед Баррасом, прикрыв его от висминцев, находившихся внизу.

— Никогда так не говорите, никогда! Убийца стоит за стенами университета. И правосудие восторжествует. Баррас жестом попросил Карда отойти в сторону.

— Лорд Сенедай! — крикнул он. Висминец повернулся и поднял голову.

— Я вам желаю, чтобы до конца вашей короткой жизни вас не покидали видения ада.

— Хорошо. В полдень вы увидите смерть еще, пятидесяти человек, — кивнув, ответил Сенедай.

Баррас приготовился произнести заклинание. Отсюда он мог легко достать Сенедая, превратить его в пылающий костер, сжечь дотла…

Керела заговорила, помешав ему сосредоточиться.

— Я понимаю твою ненависть, — сказала она. — Но заклинание не сможет миновать «Саван», ты только растеряешь ману. Лучше давай подумаем, как нам освободить себя и пленных. Идем, Баррас. Тебе необходимо отдохнуть.

Высший маг увела плачущего Барраса с бастиона.

ГЛАВА 14

Тессея должен был узнать о том, что Стилиан к нему едет, и бывший лорд Горы, понимавший, что это страшный риск, приготовился на него пойти. По правде говоря, он не питал надежд, что Риаса его пропустит, но тот, потрясенный Демонстрацией силы Протекторов, сразу отправил всадников к Тессее.

А Стилиан получил очередное подтверждение того, как сильно висминцы боятся магии. По отдельности висминцы, даже их командиры, слабы, по крайней мере большинство. Конечно, есть и исключения, например, командующий войсками, осадившими Джулатсу. Однако даже этот, вне всякого сомнения, сильный человек опасается входить в цитадель магии, движимый страхом перед неизвестным, которое не подчинено военной мощи.

Стилиан не хотел продолжать путь с Воронами, которым не доверял и которыми одновременно восхищался, и замечательным военачальником, генералом Дерриком, — истинным героем, если таковые вообще существуют на свете. С первыми — потому что в его планы не входило участвовать в освобождении Джулатсы; со вторым — исключительно по причине того, что Гайернат находился слишком далеко от цели его путешествия.

После того как заклинание «Рассветный вор» было приведено в действие и он узнал, что у него отняли титул, Стилиан на некоторое время утратил самоуверенность и даже усомнился, что способен по-прежнему влиять на жизнь Балии. Впрочем, довольно скоро он все понял. Большая часть знаний о магии измерений собрана в стенах Зитеска. Недавно из закрытых подземелий под Башней извлечен текст, который наверняка имеет непосредственное отношение к проблеме, вставшей перед Воронами. Он сохранит свое влияние в Балии, если сможет быстро вернуть себе Гору.

Отсюда и маршрут — самый прямой в Зитеск, но и содержащий самое серьезное препятствие. И все же факт, что Тессея его ждет, ничего не меняет. В конце концов Стилиан направляется к висминцу для переговоров, причем под серьезной охраной. Вряд ли там соберут большую армию. Как раз наоборот, если он правильно оценил Тессею,

Когда солнце находилось в зените, Стилиан, его Протекторы и охрана из сорока висминцев вышли к Андерстоунскому ущелью, причем бывший лорд Горы единственный скакал верхом. Висминцы выступали в роли проводников и почетного караула, так сказал Риаса, и Стилиан с трудом сдержал улыбку.

Неужели висминский лорд действительно думает, что он заблудится в Андерстоунском ущелье? И какая может быть польза от его сорока солдат против девяноста Протекторов, самых могущественных воинов в Балии?

Во главе колонны шагали двадцать висминцев, свет их фонарей украшал темные каменные стены ущелья изысканными танцующими тенями. Наверху трещина естественного происхождения уходила в сердце Блэксонских гор. Однако над головой Стилиана потолок резко снижался до пятнадцати футов, а по одну сторону тропинка обрывалась и уходила в черную пропасть, в самые глубины ада.

Воздух здесь был холодным и влажным, со стен капала вода — следы похороненного под землей притока какой-то реки. Звук шагов и копыт в сочетании со звоном оружия в ножнах эхом отражался от скал. Никто ничего не говорил, и, уж конечно, Стилиан не вступал ни в какие беседы с висминцами, чья напускная храбрость сменилась испуганным перешептыванием или просто молчанием. Андерстоунское ущелье всегда оказывало такое влияние на людей — отнимало уверенность, давило на плечи, заставляло ускорить шаги.

Колонна двигалась очень быстро; им оставалось три часа, чтобы добраться до места назначения. Бараки, выстроенные у восточной границы ущелья, остались позади, и никто, ни на севере, ни на востоке, не слышал и не видел отряда.

Стилиан улыбнулся. Время пришло. Ему не требовались ни проводники, ни фонари. Лучше быстражники остались на западе — по крайней мере прожили бы дольше.

Раздумывая над возможными вариантами, Стилиан решил не тратить зря ману, пусть даже и небольшое ее количество. Висминцы не взяли с собой луки — ошибка, о которой никто из них не сможет пожалеть в старости. Он слегка наклонился в седле вперед, приблизив губы к уху Сила; могучий воин шагал в центре надежного защитного кордона, окружавшего лорда Горы.

— Уничтожьте их, — прошептал он.

Сил едва заметно кивнул, показывая, что приказ услышан, и, не нарушая шага, передал желание своего господина братьям. Стилиан снова улыбнулся, когда в воздухе возникло мгновенное напряжение. А потом вскипел бой, который закончился прежде, чем висминцы что-либо сообразили.

Протекторы из первого ряда — восемь человек — вытащили из-за пояса топоры и обрушили их на спины и шеи ничего не подозревающих висминцев, идущих впереди. Тридцать Протекторов, охранявших тыл Стилиана, быстро развернулись и врубились в замыкавших шествие воинов, которые только и успели, что от изумления широко раскрыть глаза.

Крики и стоны, наполнившие ущелье, были предсмертными воплями боли, а не боевыми кличами. Стараясь развернуться и вытащить оружие, висминцы ударились в панику, а неожиданность атаки лишила их способности думать. Стройные ряды были нарушены. Даже те немногие, кто успел повернуться лицом к нападавшим Протекторам и попытался оказать им сопротивление, в следующее мгновение пали под ударами безмолвных воинов.

В задних рядах висминцы пытались сопротивляться, но недолго. Издав боевой клич, один висминец бросился в бой, его товарищи последовали за ним. В течение нескольких секунд звенела сталь, искры освещали проход, придавая жутковатые очертания освещенному фонарями сражению. Однако Протекторы лишь усилили ярость и быстроту атаки, нанося новый удар прежде, чем был завершен предыдущий.

Кровь заливала все вокруг, расчлененные тела усеивали землю, воины в масках безжалостно убивали своих врагов. Оставшиеся в живых висминцы, около десяти человек, развернулись и бросились бежать, выкрикивая предупреждения, которые никому не суждено было услышать.

— Догоните и убейте, — приказал Стилиан.

Полдюжины Протекторов помчались на восток и запад, их шаги гремели, словно топот самой смерти, устремившейся в погоню.

Часть фонарей висминцы унесли с собой, другие были растоптаны во время сражения, и Стилиану пришлось вызвать «Светящийся шар». Оглядев поле боя, он чуть приподнял брови.

— Великолепно. Есть раненые?

— Несколько небольших царапин, милорд, — ответил Сил.

— Великолепно, — кивнув, повторил Стилиан. — Сбросьте тела в пропасть. Я поеду вперед, вы будете меня охранять.

И снова едва заметный кивок. Протекторы принялись наводить порядок, а Стилиан в сопровождении Сила и еще пятерых Протекторов направил разволновавшуюся лошадь вперед. Через несколько ярдов он остановился и соскочил на землю, затем отряхнул пыль и сел, прислонившись спиной к северной стене ущелья.

Удивить Стилиана чем-нибудь было крайне трудно, однако Андерстоунское ущелье производило впечатление даже на него. Оно представляло собой поразительный образец творения природы и человеческих рук. Стилиан почесал скулу под левым глазом и пожал плечами. Так часто бывает — то, что задумано с добрыми намерениями, становится носителем злых.

— Теперь будем ждать, — сказал он Силу. — Точнее, вы будете ждать. У меня есть дело. Мне нужны спутники ваших душ.

В тускнеющем свете дня лорд Тессея обошел границы Андерстоуна. Его тревожило какое-то смутное предчувствие. День выдался очень необычным.

Записка, которую принесла птица, испортила ему настроение, но не нарушила планов. А гонцы Риасы, стоявшего с отрядом у восточной границы ущелья, принесли поразительную новость. Заполучить верховного мага Зитеска — достойный приз. Не стоит обращать внимания на легендарный, на-водящий ужас отряд Протекторов. Если удастся изолировать мага, их можно будет обезвредить, а потом и уничтожить. Стилиан предложил помощь в обмен на возможность быстро вернуться в Зитеск? Отлично. Тессея был готов пообещать все что угодно, но давать ничего не собирался. В особенности магу.

Впрочем, что-то здесь не так. Первоначальная эйфория от наивности Стилиана и его излишней самоуверенности прошла. Некоторое время Тессея раздумывал над тем, не встретить ли ему гостя с огромной армией, однако он не имел желания разбрасываться солдатами в ситуации, когда, проявив немного терпения, он сможет добиться того же самого, не пролив ни капли висминской крови.

Сейчас, когда день начал клониться к закату, Тессею охватило беспокойство. По его расчетам, Стилиан должен был появиться около часа или даже больше назад. А люди, которых он отправил встретить и заменить воинов Риасы, не вернулись, как им было приказано на случай, если они разминутся в пути.

Разумеется, для задержки существует множество уважительных причин. Лошадь потеряла подкову, отсутствие дисциплины и организации на западном конце ущелья, слишком долгий привал… Или его люди решили продолжать путь вместо того, чтобы вернуться и доложить о том, что они никого не встретили.

Стилиан не в состоянии выдерживать марш.

Стилиан старается убедиться в том, что сделка, которую он заключил с Тессеей, не будет нарушена.

Стилиан выдвигает новые требования.

Стилиан.

Тессея уселся на плоский камень и посмотрел на юг. Закатное солнце заливало город бледно-красным сиянием, раскрасив в алые сердитые тона облака и посылая к земле тонкие сверкающие лучи. Откуда-то справа ветер донес приглушенный звук молотка. Внизу и чуть левее открылась дверь в один из бараков, и несколько пленных с поникшими головами вышли на вечернюю прогулку.

Прислушиваясь к шепоту ветра, Тессея уловил доносившиеся со всех сторон голоса. Люди разговаривали, спорили, отдавали приказы… Через три дня укрепления, которые уже защищают восточную и западную дороги, окружат весь город. Тогда можно будет заняться обороной ущелья.

В результате висминской оккупации маленький городок растекся, точно масло по воде. В неглубокой впадине, где расположились основные здания Андерстоуна, каждый дюйм пологого южного склона занимали серые палатки. Над ними гордо развевались флаги разных племен и сотен мелких аристократических семейств.

Сам Тессея решил остановиться на постоялом дворе вместе со своими советниками, включая Арноана, за которым считал необходимым внимательно приглядывать. В Андерстоуне почти не было представителей его собственной семьи. Сыновья сражались с Сенедаем на севере, братья давно погибли от рук магов Зитеска.

Тессея нахмурился и встал, поправив мундир.

Стилиан.

Тессея быстрым шагом подошел к западной границе города.

— Мне нужен разведчик, — заявил он капитану стражи.

— Слушаюсь, милорд. — Капитан, лицо которого украшала роскошная каштановая борода, выкрикнул имя, и его громкий голос звонким эхом отразился от близлежащих домов. Из отряда, занимавшегося рытьем траншеи за пределами укреплений, примчался человек. — Кессарин, милорд.

Тессея повернулся к висминцу атлетического сложения, одетому в бледно-коричневые рейтузы, рубашку и легкие сапоги. На поясе у него висел боевой топор. Совсем мальчик, явно из какой-то деревни, принадлежащей мелкому аристократическому семейству.

— Бегать умеешь? — спросил Тессея.

— Конечно, милорд. — Кессарин с энтузиазмом кивнул, желание выслужиться пересилило страх перед Тессеей.

— В таком случае отправляйся в ущелье. Возьми с собой потайной фонарь, но старайся не пользоваться им без необходимости. Мне нужно, чтобы ты нашел идиотов, которых я отправил туда сегодня днем. Ни с кем не вступай ни в какие контакты. Как только вернешься, доложишь лично мне.

— Слушаюсь, милорд.

— Иди.

Тессея бросил взгляд в сторону черной пасти ущелья, погрузившегося в глубокие тени. Ему совсем не хотелось связываться со Стилианом и его отрядом убийц, но на рассвете придется что-то предпринять. Кессарин должен вернуться довольно скоро; мысль о том, что он не выполнит задание, пугала Тессею гораздо больше, чем следовало.

Стилиан, окруженный стражей, расслабился и придал мане форму, необходимую для выхода на сеанс связи; этот сеанс либо принесет ему невероятное наслаждение, либо станет проклятием всей оставшейся жизни. Мана, словно узкая, переплетенная веревка темно-синего цвета, раскручиваясь спиралью, промчалась сквозь Блэксонские горы в поисках одного-единственного сознания в Зитеске, неожиданно набравшего силу, однако не имеющего ни единого шанса противостоять зову Стилиана.

Связь с Зитеском была установлена мгновенно. На губах Стилиана появилась довольная улыбка, когда заклинание промчалось мимо спящих сознаний сотен магов, находившихся за стенами университета. Они проявились, словно рябь на поверхности спокойного озера, карта, которую может прочитать тот, кто обладает необходимыми знаниями, умением и осторожностью.

Стилиан искал активное сознание, что напоминало струи дождя, падающего на землю. Ему был нужен человек, неожиданно получивший власть и ухватившийся за представившуюся возможность обеими руками. Негодяю повезло — он сумел удачно сотворить заклинание в отсутствие истинного лорда Горы.

Стилиан восхищался храбростью этого человека, но ненавидел его за собственное унижение. Кроме того, бывший лорд Горы гневался на тех, кто находился прежде в его непосредственном окружении. Вернув себе законное положение, он потребует с них ответа.

Заклинание стрелой пронзило сон мага. Слабые попытки оказать сопротивление тут же были пресечены.

— Приношу извинения за то, что побеспокоил тебя в столь поздний час, милорд, — язвительно прозвучал голос Стилиана в сознании его собеседника.

— С-Стилиан? — выдохнул потрясенный маг.

— Да, Дистран, это Стилиан. Причем я нахожусь достаточно близко, чтобы разбить вдребезги твой жалкий щит. Следовало бы серьезнее относиться к вопросам собственной безопасности. — Стилиану еще ни разу не приходилось выходить на связь с другим магом против его воли.

— Где ты? — Дистран окончательно проснулся.

Стилиан чувствовал его страх и представил себе, как он пытается сесть и оглядеться по сторонам, хотя заклинание связи не пускало, заставляя лежать неподвижно.

— Необходимости накладывать защитное заклинание на двери нет, — насмешливо проговорил Стилиан. — Пока.

— Чего ты хочешь? — спросил новый лорд Горы.

— Кроме очевидных вещей? Прошу небольшой помощи, чтобы наша неминуемая встреча прошла бескровно.

— Ты возвращаешься?

— Зитеск мой дом, — сердито ответил Стилиан, испытав приятное удовлетворение: Дистран и его компания не подумали о возможных последствиях узурпации власти.

Наступило короткое молчание. Стилиан чувствовал, как в смущенном сознании Дистран одна мысль быстро сменяет другую.

— Чего ты хочешь? — снова спросил он.

— Воинов, — ответил Стилиан. — Много. Они должны немедленно выйти из Зитеска и направиться на юг в сторону Андерстоуна. Я встречу их по дороге.

— Ты имеешь в виду Протекторов? — недоверчиво спросил Дистран.

— Естественно. Призвать армию Протекторов — право лорда Горы.

— Ты больше не лорд Горы, — язвительно заявил Дистран. — Твое место занято.

Стилиан фыркнул. Надо признать, что у Дистран по крайней мере есть характер, хотя бедолага совершенно не понимает, что натворил. Вслед за успешным применением заклинания «Соединение измерений» его сделали — и совершенно справедливо — мастером. Однако захват Дистраном всей власти никого не устроит, кроме его советников, а те используют Дистрана в качестве ширмы, чтобы иметь возможность оценивать мнения и настроения, царящие в университете. Позор, что он этого не видит. Впрочем, поделом ему.

— Ты все равно дашь мне армию Протекторов, — уверенным тоном заявил Стилиан. — Полагаю, тогда мы сможем разобраться с проблемой Горы разумно.

— А если я не дам тебе армию, ты не вернешься. И ситуация разрешится сама собой.

— Идиот! — Стилиан столь резко направил свою мысль, что Дистран в испуге отшатнулся. — Неужели ты думаешь, что я так долго был лордом Горы лишь затем, чтобы позволить какому-то выскочке захватить мою Башню? — Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Ему требовалась информация. — Ты, вне всякого сомнения, просматривал тексты, посвященные Управлению…

— Когда выдавалось свободное время, — ответил Дистран.

— Да, проблем у тебя много…

Стилиан почувствовал, что Дистран расслабился.

— Надеюсь, мы сможем обсудить их в более цивилизованной манере.

— Хм-м-м. — Стилиан помолчал. — Ты аннулировал Акт Присвоения и самостоятельно захватил власть, верно?

— Какой Акт? Нет, этот текст мне неизвестен.

— Понятно. — Стилиана охватило ликование. — Очевидно, он неизвестен и твоим не слишком умным советникам.

Стилиан резко прервал связь и постарался справиться с минутной потерей ориентации.

Узурпатор совершил ошибку, не обратив внимания на Акт Присвоения. Обычно новый лорд Горы избирался после смерти предыдущего, и в Акте не возникало необходимости. Узнать о его возможностях можно было значительно позже, в спокойной обстановке. Обычно.

Стилиан улыбнулся. Право призвать армию Протекторов, к несчастью для Дистрана, по-прежнему принадлежало ему.

Кессарин гордился тем, что капитан избрал его, а лорд Тессея доверил ему исполнение тайной и исключительно важной миссии, о результатах которой он должен доложить самому милорду.

Юноша помчался в ущелье, прихватив с собой масляный фонарь, которого должно было хватить на полных четыре часа. Кессарин старательно подрезал фитилек и прикрыл дверцу, оставив лишь небольшую щель для поступления воздуха. Тонкий лучик света не заметит никто.

Закатное солнце освещало дорогу, и Кессарин быстро добежал до входа в ущелье. Дальше тропинка слегка опускалась вниз.

Сапоги с кожаными подметками почти не производили шума. Маленький топорик юноша привязал за спину, чтобы освободить руки и иметь возможность ощупывать стены ущелья в местах, где пробраться можно только так — хороший разведчик-палеонец должен уметь еще и не такое. Но важнее всего соблюдение тишины. Кессарин должен найти стражников так, чтобы они об этом не догадались.

Юноша фыркнул, представив себе марш, если его можно так назвать, стражников, отправленных сюда пять часов назад. Очевидно, что-то помешало им встретиться с зитескианцем, но они уже наверняка приближаются к западному концу ущелья или отдыхают у костра Риасы.

Однако почему-то Кессарин сомневался, что им удалось уйти так далеко. Поскольку ими командует Пелассар, славящийся дурным нравом, они скорее всего находятся где-нибудь в получасе от входа в ущелье. Назначив Пелассара командиром отряда сопровождения зитескианца, Тессея совершил первую свою ошибку — по мнению Кессарина. Впрочем, она не настолько серьезна, чтобы о ней говорить, а Кессарин будет только рад доложить о неподобающем поведении Пелассара, которого в наказание высекут.

Пелассара не оказалось в том месте, где Кессарин ожидал встретить его отряд из тридцати воинов. Разведчик предполагал, что он издалека услышит стук игральных костей по каменному полу, грубый смех, отражающийся от стен ущелья, и увидит свет фонарей и факелов, освещающих на сотню ярдов все вокруг.

Однако ему не пришлось замедлить шаг или прикрывать свой фонарь. Как ни странно, Пелассар ушел вперед. Разведчик удивленно приподнял брови и последовал его примеру.

Довольно быстро юноша оказался где-то посередине ущелья. Здесь осторожность заставила его перейти на быстрый шаг. Из тщательно замаскированного фонаря вырывался тонкий луч света, которым Кессарин освещал либо землю у себя под ногами, либо стены по бокам. Прямо вперед он не светил ни разу.

Он даже не запыхался и дышал ровно и тихо, напряженно прислушиваясь, но сумел уловить лишь легкий перестук капель где-то вдалеке. Он продолжал двигаться дальше примерно еще полчаса, окутанный, гробовой тишиной и практически непроглядным мраком. Пелассара и его людей нигде не было видно. И тут почувствовался запах крови. Несильный, но не вызывающий никаких сомнений — его принес ветерок, беспрепятственно гулявший по ущелью.

Кессарин мгновенно остановился, закрыл фонарь и, прижавшись к левой стене, задумался. Никаких признаков отряда Пелассара. Ни эха шагов по каменному проходу, ни движения воздуха. Только едва различимый запах крови. Вдох, потом еще один…

По природе своей Кессарин был человеком спокойным, однако тишина и непроглядный мрак начали действовать ему на нервы. Ему вдруг показалось, что он слышит шепот, звуки, голоса, которых здесь точно быть не должно. Детский плач, мычание скота. Наверное, горы решили сыграть с ним злую шутку. Он потряс головой и заставил себя сосредоточиться.

Итак, перед ним выбор.

Либо доложить Тессее о тишине в ущелье и запахе крови, либо пойти вперед и постараться выяснить, правильны ли его подозрения, зная, что командир будет волноваться из-за задержки.

Впрочем, на самом деле все совсем просто. Чтобы добиться расположения Тессеи, он должен пойти вперед — гнев командира мгновенно улетучится, когда он услышит новости, которые принесет ему разведчик.

Кессарин снова принялся вглядываться в темноту. Сюда, в самое сердце ущелья, естественный свет не проникал. Даже налетев на стену и прикоснувшись к ней носом, ее не разглядишь как следует. Здесь крохотный лучик света превратится в яркий маяк. Значит, впереди никого нет.

Он закрыл дверцу фонаря, прекрасно понимая, что очень скоро воздух внутри выгорит, если не оставить хотя бы маленькое отверстие. Его манипуляции с фонарем прогремели в пустом коридоре, словно раскаты грома, словно кто-то вдруг открыл заржавевшие ворота. Кессарин позволил себе мимолетную улыбку.

Придерживаясь левой рукой за стену, юноша снова осторожно двинулся вперед, держа фонарь так, что свет падал ему под ноги чуть справа. Через несколько шагов он шагнул во что-то липкое.

Кессарин остановился, уже зная, что это кровь… И тут они безмолвно возникли из темноты, на жуткие маски падал бледный, призрачный свет. Один воин мгновенно схватил Кессарина за шею, и висминец выронил фонарь. Разведчик попытался что-то сказать, но понял, что не может произнести ни слова. Юноша отчаянно размахивал руками, глаза широко раскрылись от ужаса, когда он увидел, как невозмутимые люди в масках расступились, чтобы пропустить высокого черноволосого человека. За спиной у него по воздуху плыл испускающий сияние шар. Лицо незнакомца приблизилось к лицу Кессарина.

— Очень хорошо, — сказал он. — Тебе почти удалось нас провести. Почти. Насколько я понимаю, ты один?

Охваченный ужасом Кессарин с трудом кивнул, прижавшись челюстью к руке в перчатке.

— Так я и думал. Снаружи темно? — спросил незнакомец, отвернувшись. Еще один кивок.

— Отлично. Сил, есть работа.

Рука на горле Кессарина сжалась, и все его мечты о славе умчались в черную ночь, из которой нельзя вернуться.

Он получил ответ на единственный вопрос, который вызывал у него сомнения, — как его встретят в Андерстоуне. Стилиан полагал, что Тессея, прежде чем организовать оборону, подождет доклада разведчика. На данном этапе Тессея должен считать, что лорд Горы до сих пор не прибыл в Андерстоун по какой-то непредвиденной причине.

Стилиан и Протекторы двигались очень быстро. «Световой шар», хоть и не слишком яркий, давал достаточно света, чтобы видеть на несколько шагов впереди и вокруг себя; в сочетании с внутренним чутьем воинов этого хватало. Меньше чем через два часа они уже приближались к восточному концу ущелья.

Отряд остановился примерно в четырехстах футах от выхода в тени каменистых навесов и небольших ниш. Стилиан передал «Световой шар» Силу, а сам сотворил заклинание и закутался в «Плащ-невидимку». Он мог бы выбрать кого-нибудь из Протекторов, но удерживать это заклинание значительно сложнее, чем «Световой шар» или «Крылья мрака».

— Оставайтесь на месте, — приказал он, исчезнув из виду. — Они меня не заметят.

Стилиан шел, ведя левой рукой по стене. Глаза постепенно привыкали к тусклому свету, проникающему в ущелье.

На землю опустилась ночь, но небо сияло яркими звездами.

Никаких признаков баррикад, выстроенных прямо у входа, Стилиан не заметил, лишь неподалеку горел костер, вокруг которого расположились восемь стражников. Стилиану стало их жаль. Они умрут прежде, чем сообразят, что происходит.

Он остановился примерно в десяти шагах от висминцев и спрятался за обломком скалы. Никто из стражников не смотрел в сторону ущелья, что несколько удивило Стилиана. Чрезмерная самоуверенность всегда ведет к легкомыслию. Он заглянул за спины висминцев, стараясь увидеть там Андерстоун. Укрепления Деррика были заметно усилены, к тому же Стилиан насчитал восемь сторожевых башен. Обзор частично загораживал склон, уходивший к самым воротам, которые построил Тессея, но по свету костров, расположенных вдалеке, Стилиан понял, что за городскими стенами находятся дополнительные отряды охраны.

В Андерстоуне царила тишина. Висминцы спали. Небо над городом было чистым, воздух неподвижным и холодным. Лучшей возможности не придумаешь.

Стилиан, защищенный магией, вернулся к Протекторам.

Однако ночь в Андерстоуне была не такой спокойной, как показалось Стилиану. Тессея, впервые охваченный сомнениями, молча шагал по тихим улицам. Кессарин считался одним из лучших разведчиков — так по крайней мере заверил начальник стражи. Он найдет его людей и доложит о результатах, но, если ему придется пройти через все ущелье, он вернется лишь рано утром, перед самым рассветом.

И все-таки в сложившейся ситуации что-то не так. Что могло задержать Стилиана? И почему он не сообщил о своей задержке? Тессея, который никогда не страдал нерешительностью, чувствовал, что его разрывают противоречия. Ему отчаянно хотелось разбудить своих людей и уничтожить проклятого мага, как только он появится на востоке. А опыт тактика требовал терпения. Нужно дождаться Стилиана и встретить его с распростертыми объятиями. Пусть он окажется там, где нужно Тессее.

Лорд Палеонских племен посмотрел на небо в надежде найти там ответ на мучающие его вопросы, но ничего стоящего не обнаружил. Неподвижный воздух был холодным и безмолвным. Тессея остановился около постоялого двора, но справился с сильным желанием спросить совета у Арноана. Кроме того, он знал, что скажет ему старый шаман: «Приведите ко мне Стилиана. Позвольте испробовать на нем мою магию». На самом деле никакой магии у него нет. Только песнопения, зелья, кости и книги. Стилиан справится с ним одним пальцем.

Что делать? Тессея снова зашагал по главной улице в сторону городских ворот и забрался на сторожевую башню. Увидев командира, два стражника поспешно склонили головы.

— Продолжайте наблюдать за воротами, — приказал им Тессея. Стражники вновь повернулись к черному пятну входа в ущелье, освещенному костром. — Вы не заметили ничего необычного?

— Нет, милорд, — ответил один из солдат, не зная, должен ли он повернуться к своему командиру, или ему следует продолжать наблюдать за воротами. В результате он замер вполоборота к Тессее. — Стража внизу ничего не видела. Дороги к северу и югу пусты.

— Проклятие, что могло с ними стрястись? — сердито проговорил Тессея.

По-прежнему не зная, как себя вести, стражник осмелился ответить:

— Он маг, милорд. Ему нельзя доверять.

Тессея открыл рот, чтобы осадить стражника, чье мнение его не интересовало, но вдруг понял, что совершенно с ним согласен. Вместо того чтобы отругать смельчака, он просто кивнул и немного расслабился.

— Да. И что меня так удивляет его поведение?.. — Он повернулся, собираясь уйти. — Будьте настороже. Нельзя допустить…

И тут у входа в ущелье возник настоящий хаос.

Неожиданно в ночи появились воины в масках, разбросали костер и прикончили стражников, которые даже не успели заметить, как они приближаются. Крики боли сразу же смолкли, и снова стало тихо. Не останавливаясь, воины помчались вперед. Могучие, безжалостные, легко и уверенно продвигающиеся к цели, они плотным кольцом окружали человека верхом на лошади. Ни шума, ни борьбы, никаких сомнений. Лишь пугающая ловкость и полная сосредоточенность на своем задании. Ни один из них не посмотрел в сторону Андерстоуна, все дружно повернули на север и побежали по дороге, сопровождаемые взглядами потрясенных висминцев, стоявших на сторожевой башне.

Тессея выругался, стараясь разрушить страшные чары, и с такой силой ударил кулаками по перилам, что башня содрогнулась, а одна доска даже треснула.

— Будите племена! — зарычал он. — Я хочу, чтобы все До единого покинули свои постели. Мы должны поймать и прикончить ублюдков. Шевелитесь!

В Андерстоуне заголосили колокола, а Тессея стоял и смотрел вслед Стилиану. Наверняка это он верхом на лошади — сумел пробраться на восток в окружении своих воинов в масках, а теперь направляется в Зитеск.

Глядя в спину Стилиану, Тессея вдруг похолодел, пронзенный новой мыслью. Стилиан здесь. А где же Деррик? И где Вороны?

Он заставил себя отвлечься от мрачных мыслей, зная, что они вернутся, когда волнение уляжется. Сейчас у него только одна задача.

— Клянусь душами ушедших палеонцев, я выпью всю твою кровь, Стилиан из Зитеска!

Но когда звон оружия просыпающейся армии заглушил все остальные звуки, ему показалось, что он услышал смех, который гулким эхом пронесся над окутанными ночным мраком горами.

Так продолжалось три дня. Совет Джулатсы совершал страшное паломничество к северным воротам, где Сенедай и висминцы убивали невинных. Приносили их в жертву на алтарь «Савана демона». В первый день погибло еще сто джулатсанцев — пятьдесят в полдень, пятьдесят на закате. На второй день смерть настигла триста человек. Многие из них продемонстрировали мужество, следуя примеру старого мага… но постепенно стали раздаваться гневные голоса в адрес Совета, которые обвиняли его членов в том, что они ничего не делают для спасения людей.

На третий день внутри университета начались беспорядки. После гибели в полдень ста пятидесяти пожилых женщин Совет натолкнулся на бушующую толпу, которую сдерживал строй солдат. Маги приготовились сотворить заклинание «Конус силы», чтобы в случае необходимости рассеять возмущенных людей.

Впереди толпы примерно из двухсот человек стоял солдат, которому Кард сделал выговор в первый день. Генералу удалось немного успокоить недовольных, однако тишина носила угрожающий характер, все глаза были обращены на Совет.

Керела кивнула.

— Думаю, этого следовало ожидать.

— Сейчас разговаривать с ними бесполезно, — сказала Селдейн.

— Подходящее время не наступит никогда, — возразила Керела. — Хотя я рассчитывала, что слова Карда будут иметь более длительный эффект.

— Я подозреваю, что те, кто к нему прислушался, сейчас молятся, а не устраивают демонстрации, — заметил Баррас. — Мы ведь не надеялись убедить всех без исключения.

— Чего они хотят? — спросил Эндорр, с опаской оглядывая толпу.

— Давайте спросим у них, — предложила Керела и начала спускаться с бастиона.

Когда маги появились во дворе, по толпе пробежал легкий шепоток. Керела прошла через открытое пространство и знаком показала Карду и его солдатам, чтобы они отступили в сторону. Она остановилась — рядом с ней Баррас, позади остальные члены Совета — и спокойно посмотрела в лица перепуганных, сердитых горожан, чьи друзья умирали за стенами, ставшими для них самих надежным убежищем.

— Для нас наступили тяжелые времена, — сказала Керела, и шепот мгновенно стих. — Наш народ… ваши родные умирают, их заставляют войти в «Саван демона» убийцы, которые хотят уничтожить наш университет. Однако если мы снимем сейчас «Саван», мы подвергнем риску жизнь всех джулатсанцев.

— Но если «Савана» не будет, убийства прекратятся, — выкрикнул кто-то из толпы. К нему тут же присоединились многие другие.

— Вы так считаете? — спросила Керела. — А как вы Думаете, почему висминцы убивают самых молодых и старых, а еще женщин, которые, по их мнению, уже не в состоянии рожать детей? Это армия захватчиков. Зачем содержать бесполезных с их точки зрения людей, кормить лишние рты? Ну, Детей еще можно продать за Южный океан, а как насчет остальных? Висминцам дополнительные расходы ни к чему.

Вот я смотрю на вас… если бы мы сняли «Саван», каждый третий умер бы, и мы ничего не успели бы предпринять. Не верите? Подойдите к северным воротам на закате и собственными глазами посмотрите, кого висминцы выбирают в жертву.

— Нельзя же сидеть здесь и наблюдать за тем, как растет гора трупов! — воскликнул представитель возмущенной толпы, темноволосый молодой человек по имени Лоррон. — Разве вы не понимаете?

— Понимаем. Удивительно, что вы ничего не знаете о наших планах. Вы стоите рядом с представителем городской стражи, которой генерал Кард чуть позже расскажет, что мы намерены сделать. Однако мне ясно, что он не поставил вас в известность о ситуации, в которой мы оказались. — Керела посмотрела на солдата. На его лице возмущение начало постепенно уступать место сомнению. — Я очень надеюсь, что вы не сознательно пытаетесь устроить тут беспорядки.

— Я объясню, в чем проблема, — проговорил солдат. Баррас почувствовал, как напрягся Кард, и мог только представить себе, какое выражение появилось у генерала на лице. — Похоже, вы готовы пойти на все, чтобы сохранить ваш университет. Даже если это будет означать, что пленные погибнут.

— Однако вы лично успели укрыться за стенами университета. Вас больше не удовлетворяет данное положение вещей? — Кончики ушей Керелы покраснели. Баррас знал, что она вот-вот утратит самообладание. — Скажите мне, что бы вы сделали на нашем месте?

— Мы бы сражались! — выкрикнул солдат, которого поддержал нестройный гул голосов. — Что же еще?

— Понятно, — кивнула верховный маг. — И, вне всякого сомнения, вы уверены в том, что одержали бы победу, хотя ситуация складывается не в нашу пользу, так ведь?

— Мы можем по крайней мере попытаться, — не сдавался Лоррон. — У нас есть магия.

— И она будет использована, когда наступит подходящий момент! — уже не сдерживаясь, вскричала Керела, и ее громкий голос потряс толпу. — Неужели вы думаете, что мне нравится стоять и смотреть, как умирают ни в чем не повинные джулатсанцы? Но у меня нет выбора. Потому что более половины моих магов не в состоянии творить заклинания из-за ранений физических, а также причиненных их психике, когда они сражались за то, чтобы вы могли стоять здесь сегодня, живые и невредимые. Генерал Кард приготовил план атаки, но у нас слишком много раненых. Вы хотите, чтобы они умерли? Или по какой-то неведомой мне причине вы думаете, что они менее важны, чем люди, гибнущие за стенами университета?

Додовер послал нам на помощь солдат и, возможно, магов. Вы считаете, что нам не стоит их ждать? По вашему мнению, мы должны, стоя здесь, во дворе, на глазах висминцев, засевших на той проклятой башне, обсуждать наши планы? — Она показала рукой на башню, где днем и ночью несли дежурство висминцы; сейчас башню несколько передвинули, чтобы лучше слышать, что происходит за стенами университета.

— Смерть невинных джулатсанцев заставляет меня страдать, однако гораздо тяжелее мысль о том, что вы считаете, будто я не выполняю своих обязанностей. — Керела снова заговорила тише. — Нас мало, мы вынуждены сражаться против врага, превосходящего нас числом, и потому должны сделать это на наших условиях и в подходящий момент, иначе мы все погибнем. Я прекрасно понимаю ваши чувства и ваше нетерпение, но мы надеемся спасти больше жизней. Разве не такова наша цель?

— А как насчет университета? — спросил солдат.

— Он нас кормит и дает нам силу. Не стану вас обманывать — мы будем защищать его всеми доступными средствами. — Керела замолчала, дожидаясь ответа. — Ни один джулатсанец не погибнет зря, пока я остаюсь верховным магом. Кто-нибудь хочет еще что-нибудь сказать?

Собравшиеся начали переглядываться, смущенно опускать головы.

— И еще одно, прежде чем вы разойдетесь. Я являюсь главой университета, Совета и, поскольку мы находимся в осаде, командиром генерала Карда. Любой из вас, кому не нравится данное положение вещей, может с моего благословения войти в «Саван демона». Вы меня поняли?

Кое-кто кивнул, другие стояли неподвижно. Многие вдруг обнаружили, что на свете нет ничего интереснее их собственной обуви.

Керела кивнула и в сопровождении членов Совета направилась к Башне.

Фрон стоял на корме одномачтовой парусной лодки и рычал на висминцев, собравшихся на берегу. Он немного мешал Денсеру управлять румпелем, и тот под внимательным взглядом Безымянного осторожно попытался вывести лодку на нужный курс, стараясь не задеть оборотня. Висминцы в погоню не пустились. Пожар в лагере озарял ночное небо и отбрасывал пляшущие тени на волны, поднятые резвым ветром. Тучи практически погасили тусклое сияние луны.

Хирад уселся поудобнее, снял сапоги и вылил из них воду за борт. Он устал. Шесть тяжелых дней верхом, а потом еще сражение, которого они не планировали.

Ветер наполнил паруса, и лодка весело спешила покинуть бухту. Безымянный Воитель устроился напротив Хирада и выжимал носки. На крытом носу, стараясь никому не мешать, сидели Ирейн и Уилл. Илкар, вцепившись руками в борт и глядя прямо перед собой, замер рядом с Хирадом.

Они сумели бежать от врага, но операция прошла не слишком гладко. К счастью, сработал запасной вариант. Однако Хирад все равно был недоволен.

— Что случилось, Илкар?

— Висминец попался ужасно неуклюжий, — улыбнувшись, ответил Илкар. — Попытался вытащить кинжал, который Денсер воткнул ему в глотку, а вместо этого уронил колокол.

— Нам пришлось атаковать их до того, как мы добрались до платформы, — добавил Денсер, отвечая на вопрос Хирада. — Илкар не мог идти назад, иначе рассеялось бы заклинание невидимости; учитывая, что стражник стоял у самого входа, мы были вынуждены на них напасть. Ничего другого не оставалось.

— Вы подняли ужасный шум, — заметил Хирад.

— Мы маги, а не воины, — с досадой заявил Илкар. — До сих пор мне не приходилось делать ничего подобного. Думаю, тебе тоже.

— Да уж, — не стал спорить Хирад. — И все равно придется научить вас убивать врага быстро и чисто. Может пригодиться.

— Я с удовольствием потренируюсь, когда мы окажемся на суше, — сказал Илкар. — Но сейчас я думаю только о том, чтобы меня не стошнило.

Хирад расхохотался. Лодка гладко скользила по воде, ее движение было практически незаметно, однако эльфа покрыла весьма нехарактерная для него бледность.

— Все будет в порядке, — заверил Илкара варвар.

— Смотри на горизонт, — посоветовал Безымянный. — Он движется медленнее лодки. Это поможет.

Илкар кивнул и, медленно подняв голову, посмотрел на восточный берег, где море встречалось с небом.

Удовлетворившись тем, что происходило на берегу, Фрон повернулся и нечаянно выбил из рук Денсера румпель. Затем он медленно прошел по лодке, останавливаясь, чтобы посмотреть на каждого из Воронов. Хирад встретил его взгляд, увидев в глазах волка желтые искорки. Впрочем, в них светился ум, и, как это ни удивительно, Хирад не почувствовал никакой опасности, хотя находился в одном шаге от смерти.

Он наблюдал за тем, как волк легко вспрыгнул на нос лодки и занял место между Ирейн и Уиллом. Уилл протянул руку и погладил его по спине. Фрон повернул голову и, высунув язык, коснулся им лица своего приятеля.

— А он ласковый, верно? — проговорил Хирад.

— Интересно, смутится ли он, когда мы ему расскажем про это, — заметил Денсер. Его настроение разительно изменилось и совсем не походило на то, каким было в последние дни.

— Сколько нам еще плыть? — спросил Илкар.

— Полночи, может быть, больше, — ответил Безымянный.

— О боги, — пробормотал Илкар, еще сильнее цепляясь за борт лодки.

Хирад положил руку ему на плечо и тихонько погладил.

Уилл вытер лицо, чтобы слюна волка не попала ему на губы. Потом, нахмурившись, схватил Фрона за нос и легонько сжал.

— Что ты вытворяешь? — Волк облизнулся и, печально оглянувшись, стал смотреть назад. — В чем дело, Фрон? Что-то не так? — Фрон опустил грустные глаза. — Ты можешь превратиться в человека прямо здесь. Нет никакой необходимости ждать, когда мы высадимся. Вспомни.

Это слово разбудило человека, запрятанного глубоко в существе волка. Точнее, должно было разбудить. Фрон лег на палубу и положил голову на передние лапы, не сводя глаз с залива.

Ирейн тоже встревожилась.

— Ничего, — с сомнением произнесла она. — Он вернется, когда мы высадимся.

— Ты же видела его в прошлый раз, — напомнил ей Уилл. — Он снова стал человеком, как только мы покинули Додовер. Не мог дождаться. Чем дольше он остается волком, тем труднее ему вспомнить, что он человек.

Он снова погладил Фрона, а потом с силой прижал руку к его спине. Фрон лениво пошевелил хвостом, совсем как собака у ног любимого хозяина.

Уилл покачал головой. Фрон всегда быстро возвращался в человеческий облик. Он терпеть не мог быть животным, его пугало это состояние. Но сейчас… возможно, мешало движение лодки. Возможно. Но у него был вполне довольный вид. Он чувствовал себя прекрасно. Такого у волка по имени Фрон Уилл никогда прежде не видел, а ведь за годы знакомства он множество раз становился свидетелем того, как его друг превращался в волка и обратно в человека.

— Фрон, иди сюда, взгляни на меня. — Волк послушно выполнил его приказ: смотрел на Уилла и время от времени мигал. Уже кое-что. — Вспомни. Пожалуйста.

Фрон чуть приподнял голову, принюхался к воздуху. Затем зарычал и снова принялся разглядывать воду перед собой.

Уилл повернулся к Воронам.

— Лодка может плыть быстрее? Кажется, у нас проблемы.

ГЛАВА 15

Утро выдалось солнечным. Легкие облака, затянувшие небо на рассвете, унес северо-восточный ветерок, оставив за собой мягкое теплое солнце и постоянно растущую тень.

Пятнадцать солдат и три мага из отряда, следившего за тенью в Парве, поселились в одном из богатых особняков неподалеку от центральной площади. Полные припасов подвалы и кухня делали жизнь вполне сносной.

Каждый из тех, кто вызвался добровольцем для выполнения этого задания, знал, что скорее всего никогда не вернется в свой университет. Между Парве и домом лежали территории, захваченные висминцами. Да и разрыв, ведущий в измерение драконов, представлял собой серьезную опасность. Кроме того, в городе мертвых далеко не все были мертвы.

Командир взвода, Джейеш, запретил подчиненным передвигаться группами меньше трех человек. Маги получили охрану, каждый по два солдата. Патрули, покидавшие площадь, насчитывали шесть человек, при них всегда имелся маг. На улицах было небезопасно.

Не то чтобы они кого-нибудь видели… зато слышали множество раз. Эхо шагов, стук дверей в безветренный день, отзвуки голосов, которые приносил ветер, шорох рук, искавших что-то в пыли… Жутковатое место.

Близился полдень одиннадцатого дня измерений. Поскольку скорость увеличения тени и размеры Парве давно были подсчитаны, сейчас оставалось только записывать результаты, заполнять каждый день таблицы и наблюдать за небом.

Все понимали, что новая атака драконов не за горами. Атака, которую не переживет никто.

Джейеш и три солдата следили за тем, как маги готовятся к очередному измерению тени. На территории почти в тысячу шагов в длину и семьсот в ширину вкопали в землю восемь рядов металлических пик — как в компасе. Джейеш прошел вдоль одной линии, вернулся по другой, отмечая про себя расстояние между колышками. Когда небо затягивали тучи, края тени становились не такими четкими, и ничего не стоило совершить ошибку.

Он остановился у конца второго ряда, отмечавшего юго-восточное направление, и нахмурился. Последние две пики, казалось, находились чуть дальше, чем остальные, словно линию кто-то растянул. Джейеш посмотрел направо, затем налево. Если глаза его не обманывали, то же самое происходило с южным и восточным рядами.

— Делир? — позвал Джейеш.

Зитескианец поднял голову, прервав разговор с коллегой из Додовера, Сапоном.

— Да?

— За последние несколько дней у нас возникали какие-нибудь проблемы?

— Вроде нет, — пожав плечами, ответил Делир. — Отмечено небольшое увеличение скорости роста тени, но скорее всего дело в том, что тучи мешают нам как следует ее видеть. — Он посмотрел на небо, голубое и чистое, если не считать разрыва над головами. — Сегодня выясним наверняка.

— Но вы знаете о существовании проблемы уже несколько дней, — проговорил Джейеш.

— На самом деле пять. Я прекрасно понимаю— вы хотите, чтобы мы докладывали вам о самых мельчайших изменениях. Но с научной точки зрения об этом не стоило упоминать, вот я и не сказал ничего.

— А сегодня посчитали, что такая необходимость возникла? Делир смущенно улыбнулся.

— Вы получите подробные данные, затем наш отчет… Прошу простить, у нас мало времени.

Он показал на разрыв и тень у основания пирамиды, которая уже практически исчезла.

Джейеш махнул рукой и отошел, продолжая наблюдать за измерениями. Делир и Сапон пробежали по краю поля, отмеченного пиками, оставляя на земле в конце каждого ряда колышек. Затем оба мага быстро прошли к основанию пирамиды и опустились на колени рядом с длинным куском полированного дерева, прикрепленного в том месте, где восточная стена пирамиды касалась земли и служащего в качестве отметки солнечной тени. Когда естественная тень ушла, были сделаны измерения.

Хорошая система, однако, по мнению Джейеша, не без недостатков. В настоящий момент тень была относительно мала, а пирамида находилась достаточно близко; движение солнца от того момента, который маги договорились считать полуднем, и до момента измерения тени можно не рассматривать. Но скоро пирамида скроется в тени разрыва, и тогда придется выбирать новые отправные точки для расчетов. Более того, с увеличением размеров тени измерения будут занимать больше времени.

Джейеш предвидел, что в процессе измерения придется задействовать всех людей, значит, охранять их будет некому. Точность неминуемо пострадает, Вороны получат результаты, в которые могут вкрасться ошибки, исчисляемые днями. Делир,казалось, об этом не думал. Он единственный считал, что вернется в свой родной университет, как только измерения будут закончены.

Он еще не понимал, что ему предначертано стать мучеником, а не героем.

Наступил полдень. Делир и Сапон выпрямились и быстро вернулись к пикам. Разрыв висел над ними, ждал; его тень, широкая и четкая сегодня, была отчетливо видна на безоблачном небе.

Не говоря ни слова, маги встали напротив друг друга, один на северной стороне, другой — на южной, и приступили к своим обязанностям, как можно ниже наклонившись к земле, чтобы разглядеть, где точно находится граница тени и света. Затем при помощи маленьких железных молотков они вогнали в землю пики. Двигаясь против часовой стрелки, через пять минут повторили ту же операцию.

Джейеш, заметив их удивленные взгляды, понял, что маги озадачены, и направился прямо к ним. Делир и Сапон встретились у южного ряда и измерили расстояние от новой пики до вчерашней сначала при помощи веревки, затем — прямого куска дерева, на который нанесли две отметки. Они произвели ту же операцию в трех разных точках, а потом Делир вытащил из кожаной сумки записи и принялся их изучать.

— В чем дело? — спросил Джейеш, уже зная, каким будет ответ.

— Минуту, — проговорил Делир.

Они с Сапоном сделали пометки, снова произвели измерения, внесли цифры в журнал. Делир посмотрел на Джейеша.

— Меня интересуют ваши первоначальные выводы, — сказал Джейеш.

— У нас серьезные неприятности.

— Объясните.

— Мы снова все проверим завтра, но скорость, с которой растет тень, меняется. Она нестабильна.

— В каком смысле?

— Чем больше тень, тем быстрее она растет. Джейеш облизнул губы.

— Значит, у нас меньше времени, чем получалось по первоначальным расчетам?

— Намного, — ответил Делир. — Кроме того, нет возможности установить, будет ли сохраняться тенденция увеличения скорости роста тени. Я подозреваю, что будет.

— Итак, сколько нам осталось?

— Подождите…

Сапон что-то быстро писал на листке бумаги. Затем, подчеркнув получившийся результат, он протянул его Делиру, который от удивления вытаращил глаза.

— Ты уверен?

— Да. — Сапон кивнул. — Я уточню чуть позже, но полученный результат недалек от истины.

— Итак. Раньше у нас было тридцать дней до того, как тень накроет Парве… сейчас осталось восемь.

Джейеш промолчал. Просто посмотрел на разрыв и представил себе, как оттуда появляются драконы.

Илкару казалось, что длиннее ночи в его жизни не было. Безымянный и Денсер выбрали прямой курс через залив Триверн и, воспользовавшись помощью ветра, направили лодку туда, где вода встречалась с Блэксонскими горами. По крайней мере зитескианец изо всех сил старался научиться править парусной лодкой.

Когда берег и его тихие воды остались далеко позади, волнение усилилось. Маленькая лодчонка, подпрыгивая на волнах, уверенно мчалась вперед.

Однако что-то было не так. Илкар всегда считал, что природа наградила его даром сопереживать другим людям, но он не понимал, почему никто не чувствует серьезности положения. И дело не только в неспособности — или нежелании — Фрона вернуться в человеческий облик.

Илкару происходящее казалось таким же очевидным, как факт, что утром взойдет солнце. Он воспользовался советом Безымянного и смотрел на горизонт; тошнота постепенно отступала. Впрочем, его глаза постоянно возвращались к пассажирам лодки. Над водой повисла тишина. Сначала Хирад болтал о каких-то пустяках, но в ответ раздавался лишь тихий смех или краткие, немногословные реплики. В конце концов товарищи перестали на него реагировать, да и он погрузился в себя.

Все это очень странно для Воронов. Они почти не обсуждали, какое выберут направление, когда окажутся на восточном берегу. Больше никаких планов не было и, поскольку Безымянный ничего не говорил, все тоже помалкивали.

Не обращая внимания на тошноту, Илкар повернулся, чтобы посмотреть на великана, и похолодел. Никогда не отличавшийся излишне веселым нравом Безымянный, как правило, успевал следить за всем сразу, умело играя роль ангела-хранителя и заранее чувствуя приближение опасности. Однако сейчас он почти полностью ушел в себя. Да, он время от времени оглядывал Воронов, смотрел на парус, пару раз дал Денсеру совет, как лучше управлять рулем… Но если не считать этого, сидел, слегка сгорбившись и глядя в дно лодки прямо перед собой. Илкар знал, что его беспокоит… Увы, никто из них не мог помочь Безымянному. Он сильно изменился за то короткое время, что был Протектором.

Казалось, Безымянный сумел избавиться от тяжелых воспоминаний, однако сейчас, по пути на восток, вновь попал к ним в плен. Потому что с каждой минутой они приближались к университетам, к Зитеску, к хранилищу, из которого извлекли его душу. Илкар не знал, продолжает ли Безымянный слышать зов остальных душ.

— Безымянный, — позвал Илкар.

Великан поднял глаза, в которых застыла боль.

— Ты их чувствуешь? Безымянный покачал головой.

— Нет. Но они там, а я нет. Их голоса все еще звучат в моей памяти и надрывают мне сердце. Пустота в душе так и не заполнилась. Наверное, этого никогда не произойдет.

— Но…

— Прошу тебя, Илкар. Ты не сможешь мне помочь. Никто не сможет. — Безымянный снова опустил голову и принялся изучать дно лодки. — Чтобы добраться до драконов, мне придется пройти мимо собственной могилы.

У Илкара внутри всесжалось. Взглянув на Денсера, он увидел, что черный маг выглядит не лучше Безымянного. Илкар надеялся, что переполох, устроенный в лагере неприятеля, а потом успешный побег возродят Денсера к жизни. Но теперь ему стало ясно, что это была всего лишь искра, разгоревшаяся от самого обычного желания остаться в живых.

Денсер считал, что уже выполнил свое предназначение: «Рассветный вор» приведен в действие, а лорды-колдуны изгнаны. Однако надо еще закрыть разрыв в небе, иначе орды драконов наводнят Балию, и спасения не будет. Ни для Денсера, ни для Воронов, ни для Ирейн и их ребенка.

Куда же исчез тот энтузиазм, что толкал Денсера вперед, когда они шли к Парве? Разумеется, он устал, но его мана восстановилась, а физическая усталость не новость для всего их отряда.

— Спасибо, что не бросил меня там, — произнес Илкар.

— Какие проблемы? Ты мне больше нравишься живой, чем мертвый.

Илкар расценил его слова как комплимент, но почему-то ему стало грустно. Прежний Денсер, который устроил феерическое представление в лагере врага, снова исчез, погребенный под гнетом жалости к самому себе. Эльф с трудом сдержался, чтобы не сказать ему этого.

— Ты, наверное, устал.

— Бывало и хуже, — пожав плечами, ответил Денсер. — По сравнению с «Рассветным вором» все остальные заклинания бледнеют.

— Ты неплохо потрудился, Денсер, — заявил Хирад.

Илкар посмотрел на варвара — тот, подложив под голову свернутый плащ, лежал с закрытыми глазами на скамейке. Благодарение богам, у них есть Хирад. По крайней мере он не знает о том, что мучает Воронов, и потому их настроение на него не действует. Очень скоро им пригодятся его сила и злость.

Илкар было открыл рот, собираясь еще что-то сказать, но вдруг понял, что больше не хочет напрягаться и разговаривать с Денсером. Все равно от него не добиться ничего вразумительного, лишь пустые слова человека, пытающегося найти причину, по которой ему следует продолжать жить и сражаться. Эльф покачал головой. Разве Ирейн и нерожденный ребенок — недостаточная причина? Однако вот они сидят далеко друг от Друга, разделенные барьером возникшей отчужденности…

Впрочем, самая серьезная проблема сейчас в другом. Уилл так и не убрал руку со спины Фрона и уже несколько часов не сводил глаз с головы оборотня. На лице у него застыла тревога, а то, что он время от времени принимался что-то шептать на ухо волку, вызывало лишь легкое подергивание хвоста или тихое рычание. Фрон не хотел его слушать.

Что делать, если он не вернется в человеческое обличье?.. Илкар чуть не рассмеялся от глупости собственного вопроса. Здесь они совершенно бессильны. Они не смогут приказать волку остаться с ними. Не смогут его контролировать. Чем дольше он будет оставаться волком, тем будет более диким. И в конце концов перестанет их узнавать. Тогда — они превратятся для него в самую обычную добычу, и им придется его убить.

Илкар знал, что именно это беспокоит Уилла. Должно беспокоить их всех.

Однако лично он боялся того, что они увидят в Джулатсе. Он бы знал, если бы университет пал, а Сердце перестало существовать. Илкар прекрасно понимал, что город уже наверняка лежит в руинах. А еще он не сомневался, что Совет не отдаст врагу университет, пока хотя бы один из его членов остается в живых.

Но если Вороны не сумеют попасть в библиотеку, не найдут то, что ищут, тогда висминцы, торжествуя победу, отдадут всю Балию драконам.

Илкар вздохнул и принялся наблюдать за проносящимся мимо берегом, моля всех святых, чтобы вернулась надежда. Судьба Балии не в самых лучших руках.

Стараясь держаться подальше от висминских постов, Вороны выбрались на сушу в небольшой бухте, скрытой со всех сторон крутыми скалами и утесами. Чуть дальше высились темные Блэксонские горы, а прямо перед ними берег уходил вверх от скалистой бухты к озеру Триверн, дающему начало реке Три.

Наконец Вороны, к явному облегчению Илкара, ступили на сушу. Он заметил, что Хирад с радостью смотрит на крутой склон горы, по которому им предстояло подняться.

В то время как Безымянный закреплял лодку, а Денсер, следуя его указаниям, сворачивал паруса, Уилл и Фрон начали карабкаться по заросшему травой склону. Уилл, прижимая к груди мешок с одеждой Фрона в надежде, что все образуется, крепко вцепился другой рукой в загривок волка.

— А зачем ты пытаешься этому научиться? — спросил Илкар, тут же подумав, что лучше ему было промолчать. Денсер выпрямился.

— В каком смысле?

— Если тебе на будущее наплевать, зачем учиться управлять парусами?

— А может, я стараюсь стать нормальным, — прищурившись, ответил Денсер. — Стараюсь, понимаешь? Тебя что-то не устраивает?

Илкар улыбнулся в попытке разрядить возникшее напряжение и понимая, что все Вороны на него смотрят.

— Просто мне твое поведение показалось немного нелогичным, вот и все. Не беспокойся. Денсер подошел к нему.

— А я беспокоюсь. Твое непонимание того, что я чувствую, не дает тебе права надо мной насмехаться. Ты хотел мне что-то сказать?

— Я хотел сказать, что ты абсолютно непредсказуем, и нас это волнует. Когда я смотрел, как ты сворачиваешь паруса, ты показался мне совершенно нормальным, прежним Денсером, которого мы все знаем так хорошо. Но уже в следующее мгновение ты закрылся и ушел в себя. Мы не понимаем, чего от тебя ждать.

— Правда? — покраснев, спросил Денсер. — Ты думаешь, я сам понимаю? В голове у меня полнейшая путаница, и я пытаюсь разобраться. От вас мне требуется немного терпения, я не нуждаюсь в идиотских замечаниях людей вроде тебя!

Он ткнул пальцем в грудь джулатсанца. Илкар оттолкнул его и показал на Ирейн.

— Выходит, ее тебе недостаточно?

— Илкар, хватит, оставь его, — попросила Ирейн.

Однако Денсер продолжал наступать, пока его лицо не оказалось в нескольких дюймах от лица эльфа.

— Что я чувствую к Ирейн, не твое дело. Ты не понимаешь. — Он с силой оттолкнул Илкара от себя. — Держись от меня подальше, джулатсанец, если тебе нечего сказать. Вот когда придумаешь что-нибудь умное, тогда и поговорим.

Он направился к склону горы и с сердитым видом начал подниматься вверх, Ирейн поспешила за ним.

— Отлично, Илкар, — проговорил Хирад, покачав головой.

Он последовал за магами, глядя на небо, где на востоке начинался рассвет. Вскоре им понадобится укромное местечко, чтобы остановиться и отдохнуть. К счастью, вдоль реки

Три растут буйные леса, да и расположена она достаточно далеко от районов, занятых висминцами, что позволит им быстро продвигаться вперед. Впрочем, все равно придется соблюдать осторожность, ведь они здесь чужие.

Кроме необъяснимой вспышки Илкара и вполне ожидаемой реакции Денсера, Хирада больше всего беспокоило, где они найдут лошадей. Без них придется в три раза дольше добираться до Джулатсы. Кроме того, спасаться от преследования всегда лучше верхом.

Запах дома был повсюду, его источала сама земля, по которой ступал Фрон. Цвета леса и ароматы братьев наполнили его сознание по мере того, как он все дальше удалялся от воды, стараясь не бежать слишком быстро, чтобы не потерять своего мужчину-брата.

Взобравшись на вершину скалы, он поднял голову и принюхался. Теперь, когда запах морской воды ему не мешал, ароматы земли и ее жителей разворачивались перед ним, точно карта. Он повернулся к мужчине-брату, сообразив, что тот издает какие-то звуки. Мужчина-брат опустился перед ним на колени и взял в руки его морду. Фрон зарычал, испытав удивление и легкое раздражение.

Мужчина-брат произнес какое-то слово. Фрон догадался, что это слово, хотя и не понимал языка. Оно металось у него в голове, но двери не открылись. Мысли путались…

Он стоял на задних лапах, лицо у него было голое, без шерсти. Он разучился выть и мог бегать, выпрямившись и не падая на землю. Однако он не испытывал радости, не чувствовал рядом с собой стаи. Он казался себе неуклюжим и сильным одновременно, а еще он почти не ощущал земли и добычи, не видел угрожающей ему опасности…

Воспоминания были тусклыми, но Фрон понимал, что это воспоминания. Они причиняли боль, терзали тело, за что-то наказывая. Он знал, что есть способ избавиться от страдания.

Боль пугала, и Фрон отреагировал на нее.

Он тявкнул один раз и вырвался из рукУилла. Затем, пригнувшись к земле, ощерился и посмотрел своими желтыми глазами на человека. В следующее мгновение раздалось его тихое угрожающее рычание. Уилл удивленно выпрямился и инстинктивно отступил, вытянув вперед руки.

— Фрон, все в порядке. Успокойся. Ну же, спокойно. — Он сделал еще шаг назад.

Как раз в этот момент Хирад добрался до вершины склона и услышал последние слова Уилла. Фрон неожиданно попятился и чуть не сбросил его вниз, к кромке воды. Хирад затаил дыхание. Волк, который не сводил глаз с Уилла, приготовился к прыжку. Однако надо отдать Уиллу должное — он сохранял полнейшее спокойствие. И в конце концов Фрон потряс головой, расслабился и потрусил в сторону деревьев.

— Что случилось? — спросил Хирад бледного как полотно Уилла. Тот в ответ только пожал плечами. — Что ты сделал?

— Н-ничего, — ответил вор с легким заиканием, которое так и осталось у него после встречи с Любимчиком Денсера в Додовере. — Попытался вернуть его при помощи слова.

— Какого слова?

— Вспомни, — ответил Уилл, потирая виски указательным и большим пальцами и глядя вслед удаляющемуся волку. — Он произносит это слово перед тем, как изменить обличье. Оно должно всколыхнуть воспоминания. А сейчас ничего не получается.

В голосе Уилла звучало отчаяние, и, чтобы его утешить, Хирад положил руку ему на плечо.

— С ним все будет в порядке. Может быть, он ушел, чтобы измениться?

Уилл повернулся к Хираду, и тот увидел у него на глазах слезы.

— Не думаю, — с печальной улыбкой ответил Уилл.

— А что произошло? Раньше он никогда так себя не вел?

— Нет. Фрон терпеть не может быть волком. Больше всего на свете он боится остаться таким навсегда, лишиться способности вернуть себе человеческий облик. Но за все годы, что я с ним знаком, он никогда не убивал такое количество людей сразу. Мне кажется, он погрузился в особое состояние, которое мешает ему вспомнить, что он человек. И вернуться.

— Что же делать?

— Я не знаю, — вздохнув, проговорил Уилл. — Заклинания тут бессильны — его состояние не имеет отношения к магии. Нам придется ждать, а я буду продолжать попытки к нему пробиться.

— Рискованный путь.

— Единственно возможный. — Уилл посмотрел на Хирада. — Я не могу его потерять. Для меня это все равно, что умереть. Так что уж пусть я лучше погибну, пытаясь его спасти, чем буду просто сидеть и ждать смерти.

— Я понимаю, — кивнул Хирад.

ГЛАВА 16

Когда Илкар, Денсер, Ирейн и Безымянный добрались до плоскогорья над бухтой, Вороны направились в долину реки Три, Фрон бежал за ними, держась чуть в стороне.

На север и восток тянулись невысокие холмы, тут и там трепетали на ветру заросли кустарника, кое-где виднелись одинокие деревья, узкие ущелья своими тусклыми серыми красками портили веселый зеленый пейзаж.

Однако на юго-востоке, там, куда направлялся отряд, картина была совсем иной. После резкого подъема начинался такой же резкий спуск в долину реки Три и небольшое плато, заросшее густой травой. Вдоль реки росли старые могучие Дубы и ивы, а дикий боярышник украшал ее берега, времена-ми уступая место каменистым проплешинам, которые во время наводнения оказывались под водой.

На юго-западе высились главные горы Балии, а за ними начинались плодородные восточные земли. На таком расстоянии горы казались могучими исполинами, и Хираду стало интересно, испытывал ли когда-нибудь барон Блэксон, чья семья взяла себе их имя, подобные чувства. Рядом с горами он казался самому себе крошечной букашкой. Пока стоят Блэксонские горы, Балия жива. Однако если сквозь разрыв прилетит стая драконов, с которой не сможет справиться Род Каанов, Блэксонские горы превратятся в кучу мелких обломков и мусора. Хирад не мог этого допустить.

Выйдя к берегу реки Три, путники сразу поняли, что, хотя растительность вдоль нее является отличным укрытием, идти здесь практически невозможно. Начинался рассвет, и Вороны двинулись дальше, стараясь соблюдать максимальную осторожность. Вскоре они устали и нашли на берегу реки небольшую, закрытую со всех сторон полянку, где поставили печку. Фрон исчез, однако никто не сомневался, что он знает, где они остановились, и легко найдет их, если захочет.

— Хорошо снова оказаться по эту сторону Блэксонских гор, — сказал Хирад, прислонившись спиной к стволу дерева.

Он потерся о жесткий ствол и почувствовал, как прикосновение коры снимает напряжение уставших, натруженных мышц. Он распустил ремни кожаных доспехов и вздохнул. Безымянный молча смотрел куда-то вдаль, в окружавший их лес. Денсер покачал головой, а Уилл проговорил:

— Кажется, нам пришлось заплатить за это слишком высокую цену. По-моему, оно того не стоило.

Такой реакции Хирад не ожидал. Он фыркнул и посмотрел на Илкара, нисколько не удивившись мрачному выражению его лица. Впрочем, веселых и радостных лиц вокруг костра не наблюдалось.

— Пожалуй, нам следует немного поспать, — предложил Хирад.

— Нам нужен Фрон, — сказал Безымянный. — Мы не обойдемся без его чутья и способности находить дорогу. Если здесь разгуливают патрули — а я не сомневаюсь, что так оно и есть, — у нас могут возникнуть серьезные неприятности, причем мы узнаем о них, когда будет слишком поздно.

— А ты не умеешь находить дорогу? — спросила Ирейн.

— Далеко не так, как Фрон, — ответил Безымянный.

— А что вы делали, когда нас с вами не было? — спросил Уилл, который постоянно разглядывал заросли кустарника в поисках своего друга.

— Как правило, приезжали в замок или на поле боя среди бела дня, сражались до самого вечера, забирали деньги — и все. Нам не требовалось ни от кого скрываться, — ответил Хирад.

— Ну что ж, придется соблюдать максимальную осторожность, — ровным голосом проговорил Денсер.

— У нас нет времени на осторожность, — резко возразил ему Илкар. — Если библиотека в Джулатсе погибнет, прежде чем мы туда попадем…

— Да знаю я, знаю, — сказал Денсер. — Что ты объясняешь мне очевидные вещи?

— Мне почему-то кажется, что ты не понимаешь, как сильно нам нужно спешить.

— Я просто хотел сказать, что нет никакой необходимости напрашиваться на неприятности только потому, что нам страшно некогда. Если мы все погибнем, проку от этого будет немного.

— А ну-ка, не шумите, — приказал Безымянный тихо, но непререкаемо. Они продвигались вперед медленнее, чем он рассчитывал. Состояние Денсера влияло на всех. Прежде чем им придется снова вступить в сражение, нужно снова стать единым целым — вот чего не хватает Воронам. — Если вы наконец перестанете повторять очевидные вещи, мы сможем попытаться найти решение. — Он повернулся к Уиллу. — Насколько хорошо Фрон тебя понимает?

— Трудно сказать, — пожав плечами, ответил тот. — Он узнает мой голос, это точно, а вот что он понимает… Слова вроде «да», «стой», «беги» — наверное. Но вряд ли он поймет просьбу найти максимально удобную и безопасную дорогу. В особенности сейчас. Таким диким я его никогда не видел, а ведь он пробыл в обличье волка не так уж и долго.

— Нам нужно сделать так, чтобы он снова стал человеком, — сказал Илкар.

— Мы бессильны. Он меня не слушает.. — Уилл прикусил губу.

— В таком случае нам придется смириться с тем, что он больше не с нами. Прости, Уилл, но ты понимаешь, что я имею в виду. — Безымянный отстегнул нагрудник. — Фрон может на нас напасть?

— Понятия не имею, — признался Уилл. — Мне хочется верить, что он будет еще долго меня узнавать. Но он сам сказал, что в конце концов просто станет диким животным.

— Только убить его нам будет труднее, — заметил Денсер.

— Намного, — согласился Уилл. — Впрочем, до этого не дойдет. Волки не убийцы, они охотятся для того, чтобы добыть себе пищу. А тут ее предостаточно.

Фрон появился в лагере и встал за спиной Уилла, словно понял, что речь идет о нем. Он возник так неожиданно, что Ирейн вздрогнула.

Уилл повернулся и, обняв громадного волка за шею, притянул к себе его голову.

— Я рад, что ты пришел…

Фрон ткнулся носом ему в щеку и улегся на землю мордой к печке. Ноздри у него чутко раздувались навстречу ароматам леса, горячего кофе и раскаленного металла.

— Я же сказал, — проговорил Уилл. — Он будет делать то, что пожелает, а если кто-то из вас думает, что способен ему помешать… — Его слова перешли в невеселый смех.

— Ладно, — произнес Безымянный, лицо которого оставалось совершенно спокойным. — Мы в шести днях от Джулатсы, если добираться туда пешком. Нам нужно как можно быстрее добыть лошадей, но мы не имеем права рисковать. Встреча с большим отрядом висминцев грозит серьезными неприятностями. Здесь есть какие-нибудь фермы или деревни, до которых висминцы не добрались?

— Нет, — ответил Илкар. — Ближайшее поселение, которое могло не попасть к ним в руки, принадлежит лорду Джадену и находится к северу отсюда. Но это два дня пути по чужой территории, да еще в противоположном направлении. Наш единственный шанс, если не считать воровства или военных действий, озеро Триверн, как и сказал Стилиан.

— Наверняка территория вокруг озера захвачена, — заявил Хирад.

— А вот я в этом не уверен, — заметил Илкар. — Озеро является средоточием древней магии, а следовательно, местом, где живет страшное зло — с точки зрения висминцев. Его защищают двести человек. Всегда. Вполне возможно, что они все еще там. Кроме того, не забывайте, что Триверн — не самый прямой путь к Джулатсе с того места, где высадились висминцы.

— Можно попытаться выйти с ними на связь, — предложила Ирейн.

Денсер лишь пожал плечами.

— Ладно. Только сначала мне необходимо отдохнуть.

— Я сама войду с ними в контакт, — предложила Ирейн. — Я могу.

— Как хочешь, — ответил зитескианец.

— Отлично. — Безымянный вытянул перед собой ноги, пытаясь прогнать собственные заботы и сохранить целостность отряда. — Мне не очень верится, что нам удастся с ними связаться, но если таким способом мы выясним что-нибудь полезное — хорошо. Иначе идти туда не имеет смысла — нет времени. Кроме того, необходимо связаться с магом за пределами Джулатсы, если он, конечно, еще там. Должны же мы знать, что происходит. Но Денсер прав — сначала следует отдохнуть. Я постою на страже. И Фрон тоже — можете не сомневаться. Двинемся в путь после полудня.

На одиннадцатый день осады Джулатсы произошел первый конфликт внутри стен университета. Только что погибло двести пятьдесят невинных джулатсанцев. Тела тех, что лишились жизни первыми, гнили около «Савана». Баррас чувствовал, что напряжение растет. Оно витало в воздухе со времени первой конфронтации, но сейчас в нем появилась настоящая угроза.

Члены Совета отошли от ворот, испытывая горечь, печаль, возмущение и страх. На сей раз никто из погибших не демонстрировал отваги, никто не пел, никто не призывал своих близких отдать жизнь за университет. Только слезы, жалобные крики и проклятия перед смертью.

Горожане вышли из зданий, окружавших площадь, когда члены Совета, опустив головы и глубоко задумавшись, направились к Башне. Кард был готов ко всему, и его приказы обеспечили охрану и безопасность членов Совета к тому времени, когда их окружила возмущенная толпа.

— О боги, — пробормотала Керела на ухо Баррасу.

Старый эльф быстро огляделся по сторонам. Стоял оглушительный шум, ярость джулатсанцев могла вот-вот перерасти в насилие. Появилось оружие, возмущенные, покрасневшие от гнева горожане размахивали кулаками.

Требование Карда успокоиться слышали только те, кто стоял непосредственно рядом с ним, но и они не обратили на него никакого внимания. Толпа начала наступать, несмотря на то что солдаты пытались ее сдерживать, и седой генерал с беспокойством посмотрел на Барраса.

— Мне кажется, пришла ваша очередь, — едва слышно прошептал он.

Баррас кивнул и наклонился к Кереле.

— Пора использовать «Громовой голос», — сказал он.

— Всего одно слово, — предупредила она. — Я тебя поддержу.

— Спасибо.

Баррас сделал глубокий вдох и закрыл глаза, стараясь вспомнить расположение зданий на территории университета. Мана представляла собой всего лишь тонкую линию, соединявшую все строения. Башня, Длинные комнаты, стены, Чаша маны, лекционные залы, классы и казармы — мана объединила их все, они должны были сначала уловить, а потом передать и усилить голос Барраса. Он открыл глаза и кивнул.

Керела положила руку ему на плечо; все солдаты и члены Совета мгновенно закрыли уши руками. Прежде чем кто-нибудь в разбушевавшейся толпе успел отреагировать, голос Барраса, настроившегося на поток маны, произнес:

— Тише.

Слово пронеслось по открытому пространству площади и ударило по незащищенным ушам, отозвалось в сознании мятежников, заставило их замолчать. Затем оно отразилось от стен университета — слово, произнесенное богами, оглушительное и могущественное. Зазвенел металл, на его призыв тут же отозвались стекла в окнах, громоподобный звук прокатился по площади.

— Мы не собираемся обмениваться с вами гневными криками и выяснять отношения, — сказала Керела. Ее голос, как и голос Барраса, был усилен потоком маны. Горожане замерли, осторожно потирая уши или прижимая руки к голове; впрочем, их ярость не улеглась. — Неужели вы не понимаете, что именно этого добиваются Сенедай и его банда убийц? Боги, если мы поубиваем друг друга или позволим конфронтации разделить нас на друзей и врагов… — Керела покачала головой. — Мы должны сохранить единство, иначе нам конец.

— Скоро там никого не останется, некому будет сражаться! — выкрикнул кто-то. К нему присоединились гневные голоса.

Баррас явно различил слово «убийцы»; толпа наступала.

— Прошу вас, — продолжала Керела, — прошу вас еще немного потерпеть и проявить понимание.

— Сколько? Сколько нам еще терпеть? — прорычал высокий крепкий мужчина, стоявший в первом ряду, в руке он держал булаву. — Там лежит моя мать, и всякий раз делая вдох, я ощущаю запах ее гниющего тела. У меня сердце разрывается на части, а я должен стоять и слушать, как вы выпрашиваете у нас еще немножко времени, чтобы спасти свои грязные шкуры!

— Я вам сочувствую… — начала Керела.

— Вы ничего не понимаете! — выкрикнул мужчина. — Кто из ваших родных умер, чтобы защитить магов, разжиревших за счет Джулатсы?

— А кто спас от смерти вас? — поинтересовалась Керела, и Баррас понял, что она из последних сил держит себя в руках. — Маги, погибшие в «Саване». Они остались за стенами университета, чтобы вы успели сюда добежать. Пожалуйста, не думайте, что нам плевать на наш народ.

— Мы не ваш народ, — громко заявил мужчина, притихшая толпа слушала, чем кончится перепалка. — И мы требуем, чтобы вы сняли «Саван демона». Мы намерены сражаться.

— Когда подоспеют додоверцы, тогда и придет время сражаться. Кроме того, вы будете подчиняться приказам генерала Карда и вольетесь в ряды его армии, — сказала Керела, забыв о том, что ее слова могут услышать враги на сторожевой башне у ворот.

— Они должны были явиться несколько дней назад, — возразил мужчина, еще сильнее покраснев. — Неужели вы думаете, что мы поверим в вашу ложь? Снимайте «Саван»!

— А если я откажусь? — спросила Керела.

— Мы будем вынуждены принести кое-кого в жертву.

Сердце Барраса дрогнуло, внутри все похолодело. Он видел, что Керела не в состоянии ответить на угрозу. Надо вмешаться.

— Вы готовы убить джулатсанцев, чтобы заставить нас действовать? Убить невинных? — сурово спросил он.

— Нет, мы не будем убивать невинных. Только магов. — По толпе пробежал шепот. Очевидно, не всем нравился такой поворот событий. — Не всех магов защищают так, как вас.

— Вы думаете, что сумеете справиться с врагом, если мы снимем заклинание? Нас слишком мало. А если разделимся, мы вообще обречены.

— Вам плевать на Джулатсу! — выкрикнул мужчина. — Вас беспокоит только необходимость сохранить это! — Он показал булавой на Башню, и толпа снова заволновалась. — Сколько еще людей погибнет, прежде чем вы прозреете? Мы должны остановить убийства!

Он сделал шаг вперед, взмахнул булавой и опустил ее на шлем одного из солдат Карда. Тот рухнул на землю, по лбу потекла струйка крови.

Другой солдат тут же сделал выпад мечом и проткнул мятежника насквозь. Мужчина со стоном упал под ноги своих соседей, а толпа разразилась яростными воплями. Возмущенные горожане начали напирать, несмотря на попытки дисциплинированных солдат Карда их удержать. Баррас снова крикнул, призывая всех к спокойствию, но даже его усиленный маной голос не возымел никакого действия. По краям толпы возникли стычки; затем отделился небольшой отряд, который помчался к Чаше маны, где находилась большая часть магов.

Однако более серьезную проблему представляла собой наступающая со всех сторон толпа. Люди Карда размахивали оружием, удерживая передние ряды на безопасном расстоянии от магов, однако те из мятежников, что находились сзади, понимали, что им ничто не угрожает, и потому продолжали напирать.

— Быстро, — приказала Керела. — Сообща. «Солнечный взрыв». Выберите себе направление, чтобы прикрыть все стороны света. Кард, по моей команде передайте своим людям, чтобы они прикрыли глаза.

— Слушаюсь, миледи. — Кард быстро предупредил солдат.

Баррас сосредоточился на новом заклинании. Настроившись на спектр маны, он увидел желтый диск, цвет которого становился все интенсивнее по мере того, как члены Совета направляли потоки маны. Прошло всего несколько мгновений, прежде чем медленно вращающийся желтый диск накрыл весь университет.

Маги по очереди доложили о своей готовности, и Керела сказала:

— Пора, Кард. Вилиф, командуй.

— «Солнечный взрыв», — произнес маг. — Вспышка.

Через секунду мана исчезла. Баррас закрыл глаза и прижал к ним руки. Белый свет потоком пролился во двор университета, ослепив всех, кто не был готов к его появлению. Даже Баррас чувствовал силу заклинания.

Во дворе начали раздаваться крики боли и удивления, оружие со звоном выпало из рук мятежников. Баррас открыл глаза и увидел, что кто-то из горожан лежит на земле, другие пытаются спастись бегством, устремившись в никуда — поскольку они ничего не видели. Испуг заставил их забыть о своем гневе.

— Пошли, — приказал Кард и повел Совет к Башне.

Убедившись, что маги в безопасности, он принялся отдавать четкие приказы, распределяя своих людей для охраны зданий университета, имевших важное стратегическое значение. Баррас закрыл двери в Башню и последовал за членами Совета вверх по длинной внешней лестнице на первый бастион. Там они остановились, чтобы посмотреть на действие заклинания.

На короткое время им удалось добиться успеха. Дух сопротивления, охвативший толпу, был сломлен, и многие покинули двор. Однако кое-кто остался, и возмущенные крики наполнили воздух.

— Ну и где же додоверцы? — спросил сильно побледневший Эндорр.

Он смотрел на север, откуда должно было появиться подкрепление, однако видел лишь серую тень «Савана демона», окружившую университет.

— Понятия не имею, — ответила Керела. — Тот несчастный был прав. Им давно уже следовало быть здесь. Если они повернули назад или погибли в сражении по дороге, нас ничто не спасет. Наступила завершающая стадия сражения за университет, друзья мои. У нас полно врагов, как внутри этих стен, так и снаружи, и очень скоро наступит время, когда нам придется действовать. Когда все немного успокоятся, встретимся с Кар дом и договоримся о дне, когда снимем заклинание.

— Висминцы убьют нас и уничтожат университет, — запротестовала Селдейн. — Ничего не изменилось, если не считать того, что больше наших людей погибло, а висминцы сумели построить надежные укрепления.

Керела несколько мгновений молчала, и Баррас проследил за ее взглядом — она смотрела, как уносят тела двух погибших в стычке мужчин. На мостовой, где они лежали, остались лужи крови.

— Мы ждали столько, сколько могли, — проговорила она наконец. — Я не думаю, что нам стоит рассчитывать на помощь из Додовера. — Она повернулась к друзьям, и все увидели, как по щекам у нее катятся слезы. — Наш университет погибнет.

Ша-Каан испытывал странное и весьма неприятное чувство. Возвращаясь из Кеола в сопровождении своего отряда, одержавшего победу, он раздумывал о том, что может означать союз между Наиками и Беретами, и ему совсем не понравились выводы, к которым он пришел. Ша-Каан испугался.

Во-первых, и это самое главное, получалось, что два Рода вступили друг с другом в переговоры. Очевидно, они преследовали одну цель — уничтожение Рода Каанов. Кроме ее достижения, Ша-Каан не видел в их союзе никакой перспективы. Для Беретов, которые предпочитают жить в воде, гибель Кланов, населяющих Бешар, не принесет никакой пользы.

Исторически сложилось так, что Казны и Береты терпели присутствие друг друга просто потому, что интересы двух Родов не совпадали. В таком случае почему Береты объединились с Наиками для уничтожения Каанов? Решили, что смогут жить в реке Тере? Ша-Каан знал, что этого не произойдет никогда. Наики не допустят Беретов на земли Родав, потому что не захотят, чтобы те пришли к власти.

Значит, Беретам что-то угрожает, и они заключили союз с Наиками, чтобы избежать угрозы. Почему же они не пришли за помощью к Казнам? И кто может представлять для них опасность? Ни один Род не стремится захватить громадные пространства океана Шедар. А представителей других Родов, живущих в воде, Береты изгнали много циклов назад.

Наконец Ша-Каан понял. Наики могут уничтожить Беретов, стоит им только захотеть. Это будет актом мести, но они на такое способны. Ша-Каан не слишком хорошо знал, как устроены Наики, но полагал, что они вполне могут пригрозить другому Роду гибелью, если те не окажут им помощь. А если они в состоянии поступить так с одним Родом, что помешает им сделать то же самое с другим?

Союз, построенный на страхе… и все же союз. Он окажется гибельным для Каанов. Ша-Каан рассчитывал, что ненависть и недоверие Родов друг к другу даст Воронам дополнительное время, пока ворота не достигнут критических размеров, и Род Каанов потерпит решающее поражение. Союз между двумя Родами приблизил этот день.

Подлетая к родовым землям, Ша-Каан прогнал неприятные мысли, наслаждаясь ощущением покоя и мира, которые там царили.

Позже, в тишине Крылатого Приюта он задумался о возможных новых союзах, проклиная мстительность врагов и одновременно прекрасно понимая, что это самый эффективный способ быстро покончить с Родом Каанов. В отличие от своих предков, Ша-Каан не любил открытых дебетов и предпочитал объявить о своем решении, а затем выслушать критику и рассмотреть другие варианты.

Он считал, что должен действовать в двух направлениях. Во-первых, поговорить с Верстами и выяснить, почему они объединились с Наиками. После этого он разорвет их союз, создаст свой собственный или отыщет Роды, не имеющие сильных союзников, и уничтожит их, если сможет. Последняя перспектива казалась ему не слишком привлекательной, поскольку силы Каанов были ограничены, и Ша-Каан не мог делить их на несколько отрядов.

Второе направление было более личным, и Ша-Каан прекрасно понимал, что ему не следовало так долго его игнорировать. Он потерял связь с Балией и не имел ни малейшего представления о том, как разворачиваются военные действия, и, что более важно, слишком долго оставался без целительного воздействия пространства между измерениями. Ему уже давно пора избрать для себя нового драконера.

Но это совсем не простое дело. Учитывая, что вокруг университетских городов идут сражения, шансы, что драконер его Рода сумеет выбрать мага, способного справиться с потребностями Ша-Каана, весьма невелики. До сих пор ему еще не предложили ни одного подходящего кандидата.

Перед Ша-Кааном стояла очень серьезная проблема. Связь с Септерном, а вслед за ним с другими магами, вплоть до Серана, была установлена при их непосредственном участии и с их согласия. Кроме того, они обладали силой, необходимой для выполнения столь сложной миссии. Если Ша-Каан проникнет в сознание неподготовленного мага, пусть и очень способного, это может привести к помутнению рассудка и смерти мага.

Оставалась только одна возможность. Ша-Каан знал человека, который в состоянии без угрозы для себя слушать его мысленный голос; его друзья смогут обеспечить их необходимой в такой ситуации магией. Да, это нарушение четырехсотлетней традиции, но сейчас не время для подобных глупостей. Если он намерен встретиться для переговоров с Беретами, ему нужно знать, что в случае необходимости у него есть возможность исцелить свои раны. А без знака драконера в пространстве Балии у него такой возможности не будет.

Он вытянул шею, схватил пучок огненной травы, быстро прожевал ее и проглотил.

— Да будет так, — сказал Ша-Каан. — Да будет так.

Затем он растянулся во всю длину на теплом сыром полу и открыл двери своего сознания в поисках нового драконера.

День вдруг сделался холодным и ветреным, когда солнце спряталось за Блэксонскими горами, и юго-восточный ветер принес черные мрачные тучи. Вороны спали в укрытии, наслаждаясь теплом печки. Безымянный охранял лагерь; Фрон тоже спал, подставив свой бок Уиллу, который использовал его вместо подушки.

Ирейн удалось отыскать мага, прячущегося к северу от Джулатсы, и выйти на связь. Заклинание действовало недолго. Когда Ирейн открыла глаза, Илкар понял, что она не знает, как ей себя вести — улыбаться или хмуриться. Прошло несколько минут, прежде чем она решилась посмотреть на него.

— Ты в порядке? — спросил Илкар.

Выход на связь, точнее — ее прерывание, оставляет направленную ману без цели. Возвращение маны в нормальное хаотическое состояние нередко выбивает из равновесия и лишает ориентации обоих магов — того, кто вышел на связь, и того, с кем он разговаривал.

Ирейн кивнула и смущенно улыбнулась Денсеру. Он осторожно убрал с ее лица волосы, и она снова улыбнулась, радуясь проявлению чувств.

— Университет еще стоит. Сердце не тронуто, — сказала она и замолчала. — Не знаю, в каком порядке докладывать.

— Маг знает, сколько висминцев находится около Джулатсы? — спросил Безымянный.

— Да, — ответила Ирейн. — Она — ее зовут Феона — говорит, что Джулатсу заняли около десяти тысяч висминцев, которые построили вокруг города надежные укрепления. Чуть в стороне от города стоят лагерем примерно еще пять тысяч висминцев. Они пока не пошли на юго-восток, в сторону Додовера.

— А как насчет джулатсанцев, кому удалось бежать в горы? — Безымянный налил себе в кружку кофе.

— Феона думает, что на них пока не обращают внимания, поскольку университет оказывает сопротивление.

Илкар почувствовал, как его одновременно охватывают гордость и отчаяние. Его родной город в руках захватчиков; люди, которым удалось спастись, вынуждены прятаться в горах. Однако университету каким-то непостижимым образом удалось выстоять.

— Это не все, — продолжала Ирейн. — В городе, лесах и среди холмов прячутся джулатсанцы. Феона не знает точного числа, однако группа на юго-востоке встретила армию из Додовера, о которой говорил Деррик, — около трех тысяч пехотинцев и кавалеристов, — и предупредила разведчиков, чтобы те не напоролись на врага.

— Значит, там есть военный командир, — заметил Безымянный. — А Феона что-нибудь говорила о нападении на висминцев?

— Меня удивляет, что до сих пор никто ничего не предпринял, — сказал Хирад. — Они же могут связаться с магами, оставшимися внутри университета, и организовать сопротивление.

— Не могут, потому что никто не в состоянии говорить с Университетом, — ответила Ирейн. — Кроме того, очень трудно координировать действия разрозненных групп, прячущихся за пределами города. Связь — сложное заклинание.

— А почему никто не может связаться с университетом? — спросил Илкар с замирающим сердцем. — Она уверена, что висминцы его не захватили?

— Да, уверена. Они воспользовались магической защитой, которая блокирует связь. — Ирейн сделала глубокий вдох. — Илкар, они поставили «Саван демона».

— Что? — спросил Хирад.

— О боги, что они сделали? — удивленно переспросил Илкар.

Однако теперь, когда Ирейн произнесла эти слова, он понял, что такое решение напрашивалось само собой как единственное, способное остановить пятнадцатитысячную армию. Впрочем, тут возникала новая проблема. Илкар быстро рассказал Воронам, что представляет собой заклинание. В отличие от Ирейн и Денсера они не знали о его побочном эффекте.

— И как же мы проникнем внутрь? — спросил Хирад.

— Никак, пока не будет снят «Саван», — ответил Илкар.

— Это я и без тебя понял, — сказал Хирад и хлопнул себя по лбу. — Голова у меня не такая умная, как у тебя, но тоже ничего, соображает. Я имел в виду, что когда — и если — «Саван»будет снят, как мы доберемся до библиотеки прежде пятнадцати тысяч висминцев?

— А мы и пытаться не будем, — ответил Безымянный. — Нам нужно увести врага от университета, когда это произойдет. Знаю, мои слова могут показаться вам глупыми, но у нас есть мы, три тысячи профессиональных солдат, и одному богу известно, сколько джулатсанцев, мечтающих о мести. Висминцы ничего не знают про существование такой силы. У нас есть время, потому что тень растет не слишком быстро, и мы в состоянии использовать кое-что себе на пользу.

— Правда? Что же? — Сомнения испытывал не один Денсер, однако Безымянный не успел ему ответить. Черный маг покачал головой и проворчал мрачно: — Сеанс связи. Делир, мне кажется.

Он лег на землю и закрыл глаза, приготовившись получить новости из Парве.

Новости, которые изменят все.

ГЛАВА 17

В Зале Совета было мрачно и холодно. За стенами университета повисла пугающая тишина. Два человека погибло, несколько дюжин получили ранения, Кард установил на площади пост, его люди патрулировали территорию. Все, чьего участия в жизни университета не требовалось, были собраны в двух Длинных комнатах, возле дверей которых стояла надежная охрана.

Восемьдесят отборных солдат охраняли основание Башни, и впервые за все время стража на стенах смотрела внутрь, а не наружу, за ворота университета.

Баррас, как и остальные члены Совета, предвидел, что, если они не снимут заклинание, внутри университета возникнет сражение. Его такая перспектива совершенно не вдохновляла, и он считал, что этого допустить нельзя.

— Ну почему они не хотят понять?! — в отчаянии спрашивал Эндорр.

— Где твоя семья, Эндорр? — поинтересовался Кордолан, уже давно забывший, когда в последний раз улыбался.

— Ты же знаешь, что у меня нет семьи.

— В таком случае ты никогда не поймешь, почему они не понимают, — сказал Кордолан и сложил руки перед собой.

— Почему?

— Потому что твоя семья не умирает, в то время как ты находишься в безопасности за этими стенами. Люди, которых ты любишь больше всего на свете, не становятся пешками в чужой игре, твои братья, сестры, твои родители не гибнут у тебя на глазах.

— Видишь ли, Эндорр, — вмешался Баррас, — нельзя больше рассчитывать на то, что нам удастся сохранить университет после такого количества жертв. Я думал, что университет и джулатсанская магия важнее жизни. Это не так. Кроме того, я не верил, что Сенедай выполнит свою угрозу; я полагал, что он остановится, один раз продемонстрировав нам свою решимость идти до конца. Я ошибся.

Я видел лица тех, кто умирал сегодня, и гнев тех, кто выступил против нас. Если вы все окончательно не ослепли, вы должны понимать, что мы не вправе допустить продолжение убийств.

— Иными словами, ваше мнение кардинально изменилось, — заметила Селдейн. — Совсем недавно мы сидели здесь вместе с генералом Кардом и дружно согласились с тем, что нет ничего важнее сохранения университета.

— Да, и наше решение было ханжеским, абсолютно лишенным сострадания и аморальным, — сказал Баррас.

— Нельзя допустить гибели университета, — заявил Тор-вис. — Мы просто обязаны сохранить джулатсанскую магию. Нарушение равновесия дестабилизирует всю Балию.

— Мы можем похоронить Сердце, — проговорила Керела.

— Зачем? Если мы потеряем Чашу маны, Башню и библиотеку, у нас почти ничего не останется. Сердце — лишь духовный центр магии. Магами нас делают наши книги, здания и священные места. — Селдейн покачала головой.

— Если мы будем бездействовать, здесь скоро начнется настоящая смута, а я не позволю джулатсанцам убивать друг друга в стенах моего университета! — В голосе Керелы прозвучала жесткая сила, хотя в глазах стояли слезы боли, которая терзала ее душу.

— Если мы выйдем за стены, нас убьют, а все остальные джулатсанцы станут рабами, — сказал Вилиф.

— Мы не сдадимся без боя, — заявила Керела.

— Если мы вступим с ними в сражение, мы потерпим поражение, — проговорила Селдейн. — Надо ждать, пока придет помощь.

— Помощи не будет! — сердито выкрикнула Керела и стукнула кулаком по столу. — Разве вы не видите то, что было очевидно с самого начала? Пока «Саван демона» не снят, нам никто не сможет помочь. Мы воздвигли непреодолимый барьер. Мы находимся в безопасности. Никто не знает, что здесь происходит, Будь я на месте додоверцев, я бы хорошенько подумала, прежде чем бросаться на мечи висминцев, не зная наверняка, стоит ли ждать помощи от тех, кого мне предстоит спасти. А вы?

Раздался стук в дверь, вошел Кард, раскрасневшийся, с всклокоченными волосами и капельками пота на лице.

— Вы как раз вовремя, — сказала Керела. — Пожалуйста, садитесь, выпейте чего-нибудь и доложите нам, что там происходит.

Кард кивнул, радуясь короткой передышке. Он расстегнул плащ и повесил его на спинку кресла, затем наполнил хрустальный бокал водой и, тяжело вздохнув, сел. Осушив бокал, генерал осторожно поставил его на стол.

— Слишком я уже стар, — сказал он, и его слова были встречены едва заметными улыбками магов.

— Ну, это можно сказать про большинство из нас, — заметил Вилиф.

— Итак, на время нам удалось навести порядок, но долго его не удержать. Горожан вдвое больше, чем моих солдат. Впрочем, особого значения это не имеет, мы ведь не намерены сражаться с ними врукопашную. По крайней мере до тех пор, пока здесь не будет принято правильное решение, причем не позже полудня. Мы должны остановить убийства.

— Как вы считаете, что нам следует сделать, генерал? — спросила Селдейн напряженным голосом.

— Убрать «Саван демона»…

— И пусть висминцы всех нас прикончат? — возмущенно поинтересовался Эндорр.

— Нет, юный болван, — рявкнул Кард по-военному жестко. — Стража университета не допустит убийств и уничтожения зданий. Поберегите свой острый язык для заклинаний.

— Успокойтесь, Кард, — вмешался Баррас, протягивая к генералу руку. — Положение и без того тяжелое. Кард кивнул.

— Если мы хотим выиграть время, нам нужно быстро сделать несколько вещей. Многое будет зависеть от магов. Могу ли я внести свои предложения, не опасаясь, что меня будут перебивать?

— Попробуйте, — с улыбкой проговорила Керела.

— Хорошо. — Кард бросил сердитый взгляд на Эндорра. — Я полагаю, что додоверцы прячутся в одном дне пути от города. Скорее всего они поддерживают связь с джулатсанцами, которым удалось бежать в горы. Если я ошибаюсь, мы потерпим поражение.

После того как «Саван» будет снят, маги должны сделать две вещи — причем быстро, прежде чем висминцы поднимут тревогу. Во-первых, установить связь со всеми, кто сможет нас услышать, особенно с додоверцами. Они нам понадобятся для того, чтобы атаковать тылы врага. Во-вторых, , необходимо уничтожить наблюдательную башню. Мне все равно, каким способом, — она даст возможность неприятелю попасть в университет и видеть, что здесь происходит, после того как мы лишимся магической защиты «Савана».

Солдаты знают, что им делать; требуется ваше разрешение расставить магов таким образом, чтобы они защищали стены. И последнее, Баррас: я хочу, чтобы вы вступили с Сенедаем в переговоры. Попробуйте договориться с ним, чтобы он отложил казни. Все.

— Вы намерены начать действовать через три дня? — спросил Торвис.

— Нет, через два. Но висминцы не должны быть готовы нас встретить. Значение имеет каждая минута.

— В таком случае «Саван демона» следует снять ночью, когда их не так много около наших стен, — сказал Эндорр.

— Верно, — согласился с ним Кард. — Я полагаю, перед рассветом. Помните, мы не собираемся начинать боевые действия глубокой ночью, когда додоверцы будут спать. Кроме того, башню следует уничтожить только после того, как висминцы сообразят, что «Савана» больше нет. Если мы сумеем таким образом выиграть время, за которое додоверцы успеют собрать свои силы, будет очень хорошо.

— Что бы вы ни говорили, это будет означать, что мы отдаем врагу университет, — сказала Селдейн.

— Миледи, — повернувшись к ней, проговорил Кард, — я не намерен отдавать врагу университет.

— В таком случае почему вы хотите избавиться от «Савана демона», за который, должен вам напомнить, Дил отдал свою жизнь? — спросил Эндорр.

— Потому что пришло время сразиться за нашу свободу. И надеяться на помощь додоверцев. Если ситуация будет складываться не в нашу пользу, мы захороним Сердце.

— Неужели вы верите в победу? — скептически поинтересовался Эндорр.

— Молодой человек, я никогда не начинаю сражения, если не надеюсь победить. Если мы правильно направим магическую энергию, а наши союзники атакуют тылы висминцев, у нас есть шанс.

— Спасибо, Кард, — сказала Керела. — Я предлагаю вам с Баррасом переговорить с Сенедаем. Мы останемся здесь и обсудим, кто из магов будет заниматься выполнением ваших заданий.

Шагая в сопровождении солдат и Карда к северным воротам, Баррас чувствовал напряжение, царящее в безмолвном университете. В башне из металла и дерева, стоящей напротив Длинных комнат, собралось около дюжины висминцев, которые, наклонившись над парапетом, разглядывали пустую площадь.

— Вам следовало стать дипломатом, генерал, — сказал Баррас с грустной улыбкой. — Вы почти такой же непревзойденный лжец, как я.

— Я вас не понимаю, — Кард смотрел прямо перед собой, но Баррас заметил, как дрогнули уголки его губ.

— За стенами университета собралось около десяти тысяч вооруженных висминцев, единственным желанием которых является уничтожение Джулатсы. У нас семьсот солдат, несколько сотен сердитых горожан и чуть меньше двухсот магов. Как вы думаете, что я имел в виду?

— По правде говоря, учитывая их способность накапливать силы, за стенами должно находиться около двадцати тысяч висминцев.

— Неужели вы и вправду верите, будто додоверцы только и ждут нашего сигнала, чтобы начать действовать? Наверняка их армия была отозвана, как только стало известно, что город Джулатса пал.

— Нет, они где-то здесь. Просто их недостаточно.

— И сколько времени мы сможем оказывать врагу сопротивление? — спросил Баррас.

— Трудно сказать, — пожав плечами, ответил Кард. — Возможно, три дня, хотя все может закончиться и за один, если мы падем духом.

— Но вы не думаете, что мы одержим победу? Кард рассмеялся, хлопнул одной рукой Барраса по спине, а другой открыл дверь, ведущую в башню северных ворот.

— Я, конечно, стар, однако еще не выжил из ума. Советую положить самые ценные тексты в Сердце, прежде чем вы его захороните, — заявил он и показал на лестницу. — После вас.

Лорд Блэксон и лорд Гресси прибыли в южный порт Гайернат слишком поздно, чтобы бросить свои немногочисленные силы в сражение, зато подоспели как раз вовремя, чтобы принять участие в наведении порядка. Давая команды людям, Блэксон почувствовал облегчение, несмотря на царившие вокруг смерть и разруху.

Отблески пожаров они увидели, когда находились водном дне пути от Гайерната — оранжевые сполохи освещали горы, стоявшие на северной границе порта. Блэксон и Гресси предполагали худшее, представляли себе разграбленный город, уничтоженную армию… прощались с надеждой, пусть и не слишком серьезной, на победу.

Однако Гайернат выжил, остатки армии висминцев отошли назад, навстречу Блэксону. Разведчики барона сообщили, что готовится атака, и его армия успела подготовиться.

В течение восьми дней Гайернат отбивал атаки висминцев с моря и на суше; в конце концов, когда горел порт и сила магов была на исходе, жителям удалось сломить боевой дух врага. Магам не пришлось испытать на себе силу бело-черного огня шаманов, но они все равно понесли серьезные потери.

Армия Гайерната потеряла половину своего военного резерва — кто-то погиб, иные получили тяжелые ранения. А маги, ставшие главной мишенью висминцев, насчитывали в своих рядах всего около сотни человек.

Блэксон радовался тому, что город выстоял, но одновременно понимал, что его надеждам воспользоваться армией для спасения своих собственных владений не суждено сбыться.

— С другой стороны, в Блэксоне будет гораздо меньше висминцев, чем мы предполагали, — сказал Гресси, стоявший рядом с товарищем; тяжелая контузия давала о себе знать тупой головной болью, да возникающим время от времени головокружением.

— Это зависит от того, сколько висминцев пришло из Блэксона, а сколько прямо через пролив, — заметил Блэксон.

— Вечный пессимист…

— Пессимистом быть легко. Только взгляни, во что они превратили прекрасный порт.

Оба одновременно посмотрели вниз, к подножию холма, где начинался Южный океан. Их глазам предстал порт, залитый яркими лучами солнца. Дым от потушенных пожаров медленно поднимался в небо, центральная улица, в начале которой они стояли, являла собой страшную картину разрушения. Бои шли на ее мостовых, спускающихся со склонов холма, в домах, на постоялых дворах, в пекарнях, оружейных и корабельных мастерских, которые сейчас лежали в руинах.

Повсюду виднелись следы сражения: кровь, и пепел, и погребальные костры. Только когда взгляд останавливался на пристанях, кранах и складских помещениях, порт начинал приобретать привычные очертания. В гавани из воды торчали мачты трех или четырех потопленных кораблей, однако Гайернат сумел отбить все атаки врага, не обладавшего необходимыми навыками ведения морского боя.

В результате восьми дней беспрерывных боев многие жители города остались без крова, дети осиротели, женщины стали вдовами. Солдаты и городская стража, способные держаться на ногах, отдавали все силы спасению того, что еще можно было спасти, стараясь превратить портовые постройки в некое подобие жилья. Слава Гайерната осталась в прошлом.

По склону Корабельной улицы — главной улицы города — к ним направлялся какой-то человек. Высокий, средних лет, со свитком в руке; эмблема мэра висела у него на цепочке на шее.

— Я бы сказал: «Блэксон, добро пожаловать в мой город», только от него почти ничего не осталось, — печально промолвил мэр.

Барон пожал ему руку.

— Про свой город я не могу сказать и этого. Мэр Скальер, позвольте представить вам моего друга. Барон Гресси. Они обменялись рукопожатием.

— Я слышал, сколько стараний вы приложили, чтобы предупредить нас о наступлении висминцев, — сказал Скальер. — В наше время трудно найти честного человека, который носил бы титул барона. Естественно, о присутствующих речь не идет.

— Еще реже удается встретить в Восточной Балии командующего, который одержал бы победу над висминцами. Я поздравляю вас.

Скальер перестал улыбаться, а на его худом удлиненном лице появилось грустное выражение.

— Если это можно назвать победой. Еще одной такой атаки нам не выдержать. Нас просто загонят в море. А глядя на развалины города, я порой думаю, что так, возможно, будет даже лучше.

— Я понимаю, что вы чувствуете, Скальер, понимаю как никто другой. И прошу у вас солдат и магов именно потому, что хочу уничтожить угрозу для вашего города. — Блэксон пригладил бороду. — Наверное, свиток, который вы держите в руке, и есть ваше решение?

— Да. Прошу меня простить за то, что мы долго не отвечали. Вы же видите, у нас масса дел, мы просто задыхаемся.

Мэр протянул свиток Блэксону. Барон с замиранием сердца развернул его и принялся читать. Просмотрев указанные цифры, он радостно заулыбался. Впрочем, улыбка тут же сошла с его лица.

— Вы не можете себе позволить отдать нам столько солдат и магов. Вам ведь нужно защищать город!

Он передал свиток Гресси, который тоже едва сдерживал волнение.

— Зачем? — хлопнув в ладоши, спросил Скальер. — Оглянитесь по сторонам. Висминцев необходимо остановить, и вы сможете это сделать, если заберете с собой остатки нашей армии и магов. Мы расставим разведчиков и сигнальные костры на всех дорогах, ведущих из порта. Если висминцы снова нас атакуют, мы узнаем заранее и эвакуируемся на море. Вы будете командовать армией Гайерната. И да благословят вас боги.

Блэксон крепко обнял Скальера и принялся колотить его по спине, пока тот не начал отчаянно кашлять.

— Вы дали Балии шанс. Как только мы вернем Блэксон, а лагеря противника, расположенные по обе стороны пролива Гайернат, будут уничтожены, мы пойдем назад, на север, в Андерстоун. И на сей раз постараемся победить. Тогда, — он повернулся к Гресси, — тогда мы воздадим всем по заслугам.

— Скоро ваши люди будут готовы? — спросил Гресси.

— Нужно некоторое время, чтобы снарядить корабли, и, я думаю, примерно столько же, чтобы вы обсудили ваши планы с моими офицерами, я уже не говорю о небольшом отдыхе. Через два дня на рассвете будет подходящий прилив. Вот тогда и отправитесь в путь.

Блэксон кивнул.

— Давайте найдем какую-нибудь подходящую гостиницу, которой посчастливилось выстоять, и выпьем за Гайернат и нашу Балию.

Он начал спускаться по Корабельной улице, высоко подняв голову. В Блэксоне их ждет победа. Люди барона вместе с восемью тысячами солдат Гайерната прогонят висминцев туда, откуда они явились. Блэксон надеялся прожить достаточно долго, чтобы стать свидетелем того, как они будут проклинать свою глупость и дадут слово никогда больше не беспокоить барона Блэксона.

ГЛАВА 18

Фрон почувствовал его первым, хотя Хирад узнал об этом значительно позже. Денсер по-прежнему находился на связи, он хмурился, его губы беззвучно двигались. Ирейн мягко гладила его по волосам.

Остальные Вороны ничего особенного не заметили, однако волк поднял уши, а потом из его горла вырвался звук, очень похожий на жалобный визг. Встряхнув могучей головой, он начал принюхиваться к воздуху, шерсть на загривке встала дыбом, передние лапы задрожали.

Затем он отошел от печки, несмотря на то что Уилл попытался его успокоить, посмотрел налево, на другой берег реки, потом направо, на кусты, скрывавшие лагерь от посторонних глаз. В следующее мгновение он взвыл, но тут же резко замолчал и посмотрел на Хирада. Варвар мог бы поклясться, что волк хмурится, что он очень обеспокоен… Но тут его пронзила почти невыносимая головная боль.

Хирад вскрикнул, сжал голову обеими руками, попытался встать, однако упал на землю — сначала на пятки, затем на спину, высоко задрав ноги. Лицо исказила гримаса боли. Словно издалека он слышал голос Илкара, почувствовал, как его схватили чьи-то руки, пытаясь удержать бившееся в конвульсиях тело.

Ничего подобного ему испытывать не приходилось. Мозг словно размазали по внутренней поверхности черепа при помощи молотков с шипами и одновременно сжали до размеров маленького яблока. Перед глазами возникали красно-золотые вспышки, а весь остальной мир погрузился в непроглядный мрак. В ушах раздавался грохот тысяч могучих крыльев. Наступил короткий момент прояснения, и Хирад вдруг понял, что у него из носа идет кровь.

Боль имела голос. Сначала Хирад услышал его эхо и посчитал отголоском боли. Пронесся ураган шепотов — Хирад не мог до него дотянуться, он промчался мимо онемевшего сознания, затем остановился. Варвар хотел открыть глаза, но не смог. Руки и ноги тоже не желали слушаться.

«Это смерть», — подумал он.

— Нет, Хирад Холодное Сердце, не смерть. — Этот голос, приходивший к нему в кошмарных снах, он знал очень хорошо. Почему-то он принес неожиданное утешение. — Прошу простить меня за то, что доставил тебе неудобства, но они неизбежны. Первый контакт натаком расстоянии труден. Тебе скоро станет легче.

— Ша-Каан? — Путающиеся мысли сошлись в одной точке в его страдающем от почти невыносимой боли мозгу, позволив быть услышанным и слышать дракона.

— Отлично. Ты не пострадал.

— Я так не думаю. Да и «неудобства» — не совсем подходящее слово, чтобы описать то, что я пережил минуту назад.

Ша-Каан рассмеялся, и Хираду показалось, будто ласковая рука погладила его мозг.

— Ты наделен тем же бесстрашием, что я видел в Септерне. Жаль, что ты не маг.

— Почему?

— Потому что тогда наш союз был бы сильнее и полнее.

— Какой союз?

Хирад почувствовал беспокойство.

— Чтобы помочь моему Роду выжить, я должен обратиться к тебе с просьбой. Я стар, даже по меркам Каанов, однако у меня нет драконера с тех пор, как умер Серан из замка Танцующих скал. Ты единственный человек, наделенный достаточно сильной волей, чтобы ответить на мой призыв. Возможно, ты мне понадобишься, прежде чем вы попадете в мои владения.

Хирад был потрясен. А еще его охватило чувство, что ему оказали огромную честь, хотя он и не понимал, откуда оно взялось. Про драконеров он ничего не знал, если не считать того, что все они маги.

— Но что я могу? Я даже заклинания творить не умею.

— Кое-кто из Воронов способен направить энергию пространства между измерениями и позаботиться о моих ранах. А твое сознание горит так ярко, как ни у кого из твоих товарищей. Даже если я буду серьезно ранен, я смогу тебя увидеть и добраться до убежища. Прошу, дай согласие. Я научу тебя всему, что необходимо знать.

— А я смогу тебя позвать?

— Если возникнет необходимость. Хотя не обещаю, что отвечу на твой призыв сразу или смогу оказать тебе необходимую помощь. А вот ты должен откликаться на мой зов без промедления.

— Даже если я буду находиться в гуще сражения?

Хирад представил себе, как страшная боль пронзает его голову и он падает, словно от удара вражеского оружия, прямо на поле боя. Он не мог такого допустить.

— Если твое сознание будет открыто, я смогу понять, когда ты отдыхаешь, и свяжусь с тобой только в такой ситуации.

— Тогда я согласен, — сказал Хирад, прежде чем успел сообразить, что говорит.

— Отлично. А теперь скажи мне, как продвигаются ваши поиски способа закрыть разрыв?

Хирад быстро рассказал Ша-Каану о «Саване демона» все, что знал, — по правде говоря, не слишком много, и более подробно о том, какое расстояние им осталось проделать до Джулатсы.

— Поясни про «Саван демона». Какое отношение он имеет к измерениям?

— Понятия не имею, — ответил Хирад. — Мне известно лишь, что ни одно живое существо не в силах сквозь него пройти, что он тянется к самому небу и уходит под землю до самой преисподней, а тот, кто пытается через него проскочить, отдает свою душу демонам.

Ша-Каан молчал несколько минут, но Хирад чувствовал его присутствие и беспокойство.

— А почему ты выбрал меня именно сейчас? — спросил он.

— Потому что я должен выполнить миссию, которая обязательно спровоцирует нападение моих врагов, и, следовательно, я могу быть ранен. Мне необходим драконер. Так, вернемся к «Савану демона». Дай-ка я попытаюсь разобраться с тем, что у вас происходит. Ваши маги опять сотворили заклинание, которое не в состоянии контролировать. Я свяжусь со своим Родом и посмотрю, что творится в пространстве вокруг города, куда вы направляетесь. Я буду говорить с тобой завтра, когда ваше солнце пройдет зенит. Приготовься.

— Хорошо.

— Спасибо тебе, Хирад Холодное Сердце. Ты дал торжественную клятву, но ты не один. Везде, где есть маги, есть драконеры. До завтра.

Дракон исчез, и только тут Хирад сообразил, что не имеет ни малейшего понятия, что нужно делать, чтобы связаться с Ша-Кааном. Он открыл глаза.

— Боги, Хирад! Что с тобой случилось? — Над варваром склонился встревоженный Илкар.

Хирад улыбнулся. Перед глазами все плыло, тупая боль в голове неоспоримо подтверждала, что разговор с Ша-Кааном ему не приснился. Он лежал на спине, кто-то подложил ему под голову сложенный плащ. Женская рука осторожно стерла влажной тряпкой кровь, которая текла у него из носа.

— Сколько я был без сознания?

— Пару минут, — ответил Безымянный.

— Может быть, даже меньше, — добавил Илкар.

И тут раздалось низкое глухое рычание. Неожиданно Хирад увидел нос Фрона, желтые глаза волка внимательно заглянули в его глаза, и у варвара возникло ощущение, будто волк хмурится — получилось очень забавно. Впрочем, его, очевидно, удовлетворило то, что он увидел, — высунув язык, Фрон быстро лизнул Хирада в щеку и отошел в сторону.

— Его все устраивает, — заметил варвар.

— А вот несколько минут назад он ужасно нервничал, — проговорил Безымянный.

— Вы не против, если я сяду? — спросил Хирад.

Ему помогли подняться. Денсер устроился, скрестив ноги, в стороне от остальных, зажег трубку и принялся пускать кольца дыма в голубое небо. На лице у него застыло беспокойство. Уилл стоял рядом с Хирадом, ласково поглаживая бок Фрона, в окружении Илкара, Безымянного и Ирейн. Илкар протянул кружку с кофе.

— Ты уронил ту, что собирался выпить, — сказал он.

— Не помню.

Хирад чувствовал себя намного лучше: боль начала отступать, мысли и зрение постепенно становились четче.

— Итак, что же произошло? — повторил свой вопрос Илкар.

— Со мной разговаривал Ша-Каан. Сейчас он находится на землях своего Рода, в Крылатом Приюте.

— Где-где?

Хирад лишь пожал плечами. Он не имел ни малейшего представления о том, откуда взялось это слово. Ша-Каан его не произносил.

— В Крылатом Приюте. Думаю, это дом Ша-Каана. Хирад заглянул в лица Илкара и Безымянного. Первый задумался, второй был явно озадачен.

— Насколько я понимаю, новости не слишком хорошие, — произнес Илкар. — Иначе зачем ему с тобой разговаривать?

— Гораздо важнее понять, как он с тобой разговаривал, — заявил Безымянный. — Посмотри на себя. Двухдневный труп и то выглядит лучше.

— Спасибо, — сказал Хирад. — Понимаете, он боится пострадать, и ему нужен новый драконер. Если быть точным, ему нужен я.

— Что? — спросили одновременно три мага.

— Вот-вот, я ему задал точно такой же вопрос. Но, очевидно, я могу стать для него связующим звеном с нашим измерением, а вы трое сделаете остальное. Он выбрал меня, потому что знаком с моим сознанием. Ша-Каан сказал, что оно очень сильное. — Хирад гордо выпятил грудь.

— Да уж, голова у тебя точно твердая, — фыркнул Илкар.

— Ты ведь не согласился, правда? — спросил Денсер, и его слова прозвучали скорее как утверждение.

— Разумеется, согласился. Мне пришлось, — удивленно приподняв одну бровь, ответил Хирад.

— Большое спасибо, — рявкнул зитескианец.

— А в чем дело? — Хирад начал злиться. — Разве у меня был выбор?

— Был. Ты мог отказаться. Предположим, я не хочу быть драконером?

— А ты им и не стал, зитескианец. Драконер я. Ты… ну, не знаю… ты что-то вроде консорта. — Хирад сознательно выбрал неправильное слово.

Денсер вскочил на ноги.

— Ты, наверное, решил неудачно пошутить, Хирад. Если ты надеешься, что я соглашусь на роль консорта, — он выплюнул это слово, словно оно целиком состояло из вонючего гнилья, — так вот, можешь засунуть свои надежды в задницу.

— Денсер, сядь и говори потише, — приказал Безымянный и сделал вид, что встает, когда маг хотел ему что-то возразить. — Ты так орешь, что приманишь сюда висминцев. Впрочем, должен заметить, что орешь тут не ты один. Мы Вороны. Советую вам хотя бы иногда об этом вспоминать.

— Тебя там не было, — проворчал Хирад.

— Хирад, — предупредил друга Безымянный.

— Нет, вы меня выслушайте, — Хирад заговорил потише. — Я чувствовал, что Ша-Каан во мне нуждается. Не только во мне, а во всех нас — не меньше, чем мы нуждаемся в нем. Учти, Денсер, если все Казны погибнут, нас тоже ждет смерть. Наш долг его защищать. У меня не было времени с вами посоветоваться, и я поступил так, как считал правильным.

Денсер снова уселся возле костра, обменявшись мимолетным взглядом с Ирейн.

— В любом случае ты прав, времени у нас мало.

Все Вороны удивленно на него посмотрели. Они успели забыть о том, что он выходил на связь.

Илкар кашлянул.

— А что случилось?

— У нас есть всего восемь дней на то, чтобы закрыть разрыв.

Сердце Деррика переполняло ликование. Восемь дней безумной скачки привели его людей на позицию, с которой они могли атаковать стоянку висминцев у пролива Гайернат. Разведчики доложили, что лишь небольшой отряд, насчитывающий примерно сто пятьдесят воинов и рабочих, контролирует постоянный поток всего необходимого для армии из Висмина и охраняет его восточные границы.

Отряд Деррика скакал без отдыха днем и останавливался на ночлег только после наступления ночи. Лошади, конечно, долго не протянут, но конец пути уже виден. Разгромив эту стоянку, они выйдут к морю и после короткого морского путешествия смогут один день отдохнуть.

Представители четырех университетов, сто девяносто воинов и восемнадцать магов, остановились в часе пути от лагеря врага на берегу моря. Командиры обсудили план операции. Самую большую опасность представляли три сторожевые башни, на каждой из которых несли караул по три воина. Деррик приказал заняться ими всем своим четырнадцати лучникам, обеспечив их поддержкой магов. Он предпочел бы расправиться с врагом при помощи магии, но на скаку было очень трудно подготовить необходимые заклинания. Целью кавалерийской атаки послужат огромные палатки с припасами в центре лагеря.

Деррик, возглавлявший отряд кавалеристов, обратился перед боем к своим воинам:

— Эти люди захватили наши земли, они убивали и грабили. Среди вас нет никого, кто не потерял бы друзей или родных, тех, кто погиб, защищая Андерстоунское ущелье, и тех, кто отдал жизнь во время блокады Джулатсы. Одним богам известно, что происходит сейчас в Блэксоне, Эрскане, Денебре и Эймоте.

Враг не ведает сострадания. Покажите, что вы тоже можете быть безжалостными. Убивайте их, иначе они убьют вас. Я хочу, чтобы вы сравняли лагерь висминцев с землей. Восток не покорится Западу. Университеты будут жить. Мы прогоним висминцев из наших домов. Вы со мной?

От дружного вопля в небе взлетели перепуганные птицы. Деррик кивнул.

— В таком случае вперед!

И кавалерия поскакала в сторону пролива.

В лагере наконец стало тихо. Вороны сидели вокруг печки Уилла. Каждый погрузился в свои собственные мысли, но всем не давал покоя рассказ Денсера. Уилл растянулся на земле рядом с Фроном, положив руку на спину волку. Фрон оставался настороже: уши торчком, язык вываливается из пасти — охранял свою новую территорию.

Ирейн некоторое время смотрела на них, разглядев близость, которая ушла из ее отношений с Денсером. Черный маг задумчиво играл сухими листьями, посасывая давно потухшую трубку. Ирейн нахмурилась и попыталась осторожно проникнуть в его мысли, но, как и прежде, наткнулась лишь на щит, прикрывавший его сознание. Она не знала, понимает ли Денсер, что его мысли от нее скрыты. Впрочем, вряд ли он вообще что-нибудь замечает вокруг себя — он постоянно думал о «Рассветном воре» и о том, что заклинание с ним сделало.

Ирейн встала и подошла к нему. Опустившись на землю рядом с ним, она увидела, что он улыбнулся, и сердце у нее радостно забилось.

— Хочешь немного прогуляться? — предложила Ирейн. — Подойдем к воде. Сейчас ведь темно.

Денсер посмотрел ей в лицо, нахмурился, зрачки слегка расширились в тусклом свете. Как же ей хотелось, чтобы в его глазах снова загорелось желание!..

— Зачем?

— Казалось бы, понятно, — пробормотал Илкар.

— Не суйся, Илкар, — сердито оборвала его Ирейн. — Денсер, пожалуйста.

Денсер пожал плечами и, тяжело вздохнув, с трудом поднялся на ноги.

— Веди, — сказал он и махнул рукой, даже не пытаясь скрыть полное отсутствие энтузиазма. Ирейн прищурилась, но промолчала.

— Не уходите далеко, — предупредил Хирад. — Здесь небезопасно.

Ирейн отвела в сторону низкие ветки, повернула направо и пошла к реке Три. Несмотря на то что стояла ночь, луна проливала на землю яркое сияние, и девушка уверенно шагала между деревьями и кустами, спускаясь по пологому склону к границе воды.

На берегу она повернула налево и, перешагивая через лужи, вскоре вышла на небольшую, заросшую травой полянку, прикрытую со всех сторон высокими деревьями. Села на чуть сырую землю и посмотрела на широкую Три, которая несла свои воды сначала в залив Триверн, а затем и в море. В ночном сумраке река казалась серой, словно медленно ползущая по своим делам улитка. Настроение у Ирейн совсем испортилось.

Через несколько минут появился Денсер, пытавшийся разжечь свою трубку. Он явно не знал, что ему делать дальше.

— Садись, — пригласила Ирейн, похлопав рукой по земле рядом с собой.

Он снова пожал плечами и сел, не глядя на нее и стараясь держаться на некотором расстоянии.

— Почему ты со мной не разговариваешь? — спросила Ирейн, которая не очень понимала, с чего начать, но твердо знала, что должна пробиться к Денсеру, не только ради себя самой, но и ради Воронов.

— Я разговариваю, — ответил Денсер.

— О да, я получаю колоссальное удовольствие от твоих «Как дела? » и «Хорошо», Просто замечательные, чудесные разговоры!

Налетел порыв ветра, разворошил листья у ног Ирейн, запутался в ее волосах.

— ао чем я должен с тобой разговаривать?

— Боги, Денсер, разве ты не видишь, что с тобой происходит с того самого момента, как ты выпустил «Рассветного вора»? — Ее охватила ярость от его мрачного, холодного нежелания идти на контакт.

— Ничего не произошло, — с вызовом заявил Денсер. — Просто я получил знание о том, как в действительности работает магия.

— Да, и посмотри, к чему это привело. Твое знание отняло тебя у нас, у меня. Ты стал таким высокомерным, как будто вдруг мы превратились в грязь у тебя под ногами.

— Я так не думаю.

— Но впечатление складывается именно такое. Ты грубишь Илкару, рычишь на Хирада, а на меня практически не обращаешь внимания. — На глаза Ирейн навернулись слезы. Всего несколько дней назад она сидела, держа на коленях его голову, так им гордилась, так была счастлива, что он остался жив, и потрясена тем, что ему удалось сделать. Но ее чувства наталкивались на непроницаемую стену, и сейчас ее охватило отчаяние. — Что с тобой происходит?

— Ничего, — тихо ответил он.

— Именно, — взорвалась Ирейн. — С тех самых пор, как ты восстановил свою ману, ты ведешь себя так, будто тебе все равно. Будто тебе наплевать на меня, на Воронов, даже на нашего ребенка.

— Неправда. — Денсер по-прежнему не смотрел на нее.

Ирейн хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, но у нее отчаянно сжималось сердце, когда она представляла себе, как он отшатнется.

— Ну, тогда поговори со мной, — взмолилась она. — Прошу тебя.

Он вздохнул, и Ирейн едва не влепила ему пощечину. Тут он посмотрел ей в глаза, и она поняла, что он пытается отыскать нужные слова.

— Это трудно.

— У нас вся ночь впереди.

— Вряд ли. — Впервые мимолетная улыбка коснулась его губ. — Ты понимаешь магию. Ты знаешь, сколько нужно сил, чтобы контролировать ману, и знаешь, как они уходят, когда произносишь заклинание. Еще тебе известно, что каждый маг ищет новые пути, которые помогут уменьшить потери. А мне нужные сведения преподнесли на тарелочке с голубой каемочкой. Но это далеко не все.

Ирейн ужасно хотелось его перебить, однако еще больше она хотела, чтобы он продолжал говорить. Она сомневалась, что его слова имеют какое-то значение, но была рада тому, что он наконец не молчит.

— У каждого из нас есть дело и мечта всей жизни. Похоже, нельзя допускать, чтобы твоя мечта исполнилась. — Денсер отвернулся и посмотрел на воду.

— Я не понимаю, — сказала Ирейн. — Зачем добиваться того, что тебе на самом деле совсем не нужно?

— Что ты будешь делать, когда исполнится то, о чем ты всю жизнь мечтала? — спросил Денсер. Помолчав, Ирейн ответила:

— Можно захотеть чего-нибудь другого.

— И я так думал. Но что, если ты не можешь захотеть ничего столь же грандиозного, как то, что ты совершил?

— Я… — начала Ирейн, думая, что поняла. На мгновение куски головоломки будто сложились в сложный рисунок… а потом стало ясно, что они не подходят друг к другу. — Почему ты говоришь, что у тебя ничего не осталось? Мы здесь, потому что должны закрыть разрыв. Кроме нас, никто другой не справится. Разве для тебя это не важно?

— Не знаю

— Если мы потерпим поражение, ты умрешь. Мы все умрем.

— Я больше не боюсь смерти. Я сотворил заклинание «Рассветный вор», я достиг того, что считал недостижимым. Я мечтал об этом, потому что знал: мне не суждено претворить свою мечту в жизнь. Но мне удалось, и теперь я пуст. Я получил то, что хотел, и могу спокойно умереть.

Не в силах больше сдерживаться, Ирейн влепила ему пощечину. Она вложила в нее всю свою ярость и всю боль. Однако лучше себя не почувствовала.

— Тогда живи ради кого-нибудь другого. Как насчет меня? Или твоего ребенка? — По ее щекам текли слезы. — Эгоистичный ублюдок!

Денсер схватил Ирейн за руку.

— Я сотворил заклинание, чтобы спасти всех!

— Ты сотворил «Рассветного вора» ради себя, — сердито возразила Ирейн, почувствовав, как ее вдруг охватило презрение к этому человеку. — Только удивительно, что ты не выпустил его на полную мощь. Почему бы не продемонстрировать истинный эгоизм и не взять нас всех в свою компанию? По крайней мере тебе не пришлось бы так себя жалеть.

Она встала, чтобы уйти, но его слова заставили ее замереть на месте.

— Я хотел так и сделать, но не мог, потому что люблю тебя.

Ирейн повернулась, желая врезать ему еще одну пощечину за то, что он смеет играть ее чувствами, однако что-то в его голосе ее остановило,

— Необычное заявление, — холодно проговорила она.

— Зато правдивое.

— Ты выбрал странный способ демонстрировать свои чувства.

Денсер посмотрел на нее, и его глаза засверкали в тусклом свете луны.

— Я не в силах быть тем, кто тебе сейчас нужен. Если честно, я считаю, что принес огромную жертву. Не только ради тебя, но и ради Воронов. Но тогда я не мог предать твою веру в меня. Не мог предать вас всех. И хотя «Рассветный вор» пытался соблазнить меня и заставить отдать ему весь мир, я не смог. — Он снова опустил глаза к земле.

Ирейн села рядом с ним, обняла его и принялась гладить щеку, которую ударила.

— А теперь у тебя появилось новое дело жизни, любовь моя, — прошептала она. — До сих пор ты учился разрушать, но мы с тобой кое-что создали. Ты должен сделать все, чтобы наш ребенок жил.

Неожиданно она поняла, что Денсер дрожит. Она не знала, от холода или волнения, но когда он повернулся к ней и взял ее руки в свои, у него в глазах стояли слезы.

— Я хочу этого больше всего на свете… а внутри у меня такое ощущение, будто меня обманули. Неужели ты не понимаешь? Сколько я себя помню, в моей жизни все было второстепенным по сравнению с этим проклятым заклинанием. Оно имело для меня такое огромное значение, что остального просто не существовало. Но его больше нет, и я лишился цели — ради чего продолжать жить, бороться с трудностями и побеждать. — Он провел рукой по ее щеке. — Я знаю, тебе больно это слышать, и понимаю, что так чувствовать не должен. А что если я больше никогда не смогу стать прежним? Что если не захочу ничего так же сильно, как хотел получить «Рассветного вора»?

— Захочешь, любовь моя. Поверь мне. Нужно только попытаться.

Она нежно поцеловала его, коснулась языком губ. И вдруг Денсер быстро обнял ее за плечи, потянул к себе. Ирейн готова была устремиться ему навстречу, однако оттолкнула его.

— Все не так просто, — сказала она, чувствуя, как пылают щеки и отчаянно колотится сердце в груди.

Их лица застыли напротив друг друга, и он улыбался ей знакомой, искренней улыбкой, которую она любила.

— Смотри, как здесь удобно. Мягкая трава, лунный свет, говор реки… Просто неприлично не использовать такую возможность.

— Ты не обращал на меня внимания много дней подряд…

— Нужно же когда-то начинать.

Денсер положил руку ей на грудь. Ирейн хотела отодвинуться, но не нашла в себе сил. Опускаясь на траву и чувствуя на губах его настойчивые поцелуи, она вроде бы услышала удаляющиеся в сторону лагеря шаги…

Ша-Каан отдыхал. Огненная трава ему надоела, и он проглотил только что убитого козла.

Он задумался о своем разговоре с Хирадом Холодное Сердце. Хотя его поразила сила человека, он продолжал сомневаться в правильности своего решения. Если ничего не получится, он будет жить дальше, но мысль о неминуемой смерти Хирада Холодное Сердце причиняла ему боль. Ставка сделана, а Ша-Каан никогда не относился к таким вещам легкомысленно.

Тем не менее пришла пора действовать. Он раздавил и проглотил остатки костей, заел их огненной травой и выбрался из Крылатого Приюта, велев призвать Каана, который ему понадобится.

Ша-Каан приблизился к реке и напился холодной воды. Туман над головой расступился, и возник большой молодой Каан, который, сложив крылья, приближался к земле. Он приземлился, его могучие когти вонзились в каменистый берег реки.

Великий Каан выпрямился, выгнув шею в формальном приветствии. Молодой Каан, демонстрируя уважение, опустил голову к земле.

Элу-Каан напоминал Ша-Каану самого себя в юные годы — сильный, могучий, уверенный в своих силах, однако всегда смущающийся в присутствии старших.

— Небеса приветствуют тебя, Элу-Каан.

— Ты оказал мне честь, призвав к себе, — ответил Элу.

— Есть задание. Насколько мне известно, твой драконер — маг, живущий в балийском городе Джулатса?

— Да, Великий Каан, хотя я не вступал с ним в контакт вот уже несколько циклов. Мне везло в сражениях. — Элу-Каан еще ниже склонил голову, хотя, как и следовало в подобной ситуации, очень собой гордился.

— Дело не в удаче. Тебя выручало мастерство. — Ша-Каан почувствовал, как молодого Каана переполняет радость от его похвалы. — Но сейчас мне нужно, чтобы ты отправился в пространство между измерениями и поговорил со своим драконером — если сумеешь. Маги защитили университет при помощи энергии, взятой в измерении Арак. Боюсь, ворота отдают свое могущество Аракам, а я не могу позволить им беспрепятственно проникать в Балию. Выясни, сможешь ли ты воспользоваться своим порталом, но жизнью не рискуй. То, о чем я прошу, опасно. Как только почувствуешь их наступление, улетай. Они — серьезный враг.

— Я отправлюсь немедленно. — Молодой Каан поднял голову, чтобы показать Ша-Каану свое намерение действовать.

— Элу, — сказал Ша-Каан. — Я должен получить ответ, когда потемнеют небеса.

— Хорошо, Великий Каан.

— Меня не будет здесь некоторое время — нужно поговорить с Верстами. Если я не вернусь, отыщи знак Хирада Холодное Сердце из отряда Воронов. Он находится в сознании Крылатого Приюта. Только ты получаешь разрешение туда войти после моей смерти.

— Я горжусь оказанной мне честью, Великий Каан.

— Ты еще молод, Элу, но твое сердце, ум и крылья исполнены величия. Учись у меня, икогда-нибудь ты тоже станешь Великим Кааном. — Ша-Каан расправил крылья. — Пусть Небеса тебе улыбаются.

— Благодарю, Великий Каан. Будь осторожен. Род в тебе нуждается.

Ша-Каан ничего ему не ответил. Попрощавшись с Родом, он полетел на север, в сторону океана Шедар.

В чистом небе царил покой, ветры помогали ему лететь вперед. Обменявшись приветствиями и выдав указания стражам ворот, великий дракон взлетел выше уровня облаков и некоторое время наслаждался величием светила.

Здесь, на такой высоте, покой согревал сердце, и на короткое мгновение Ша-Каан поверил в то, что в мире царит гармония. Теплый желто-оранжевый свет затопил небо, отражаясь от облаков и слегка слепя. Ша-Каан закрыл внутренние веки и настроил свое сознание на картины внизу.

Там все было спокойно. Он не видел драконов, не слышал боевых кличей, криков боли, мысленных переговоров… Довольный Ша-Каан сильнее заработал крыльями и помчался к своей цели.

Океан Шедар занимал северное полушарие. Там, где заканчивались обширные земли Дормар и Кеол, начинался океан, испещренный тут и там островами, рифами, песчаными отмелями. Могучий и величественный. Но только очень близорукий дракон не станет обращать внимание на участки суши, пусть и самые крошечные. Вереты, хотя и были морскими драконами, предпочитали строить гнезда и размножаться в пещерах.

Ша-Каан знал, где располагаются земли Беретов, и совершенно сознательно пролетел через самый их центр, прежде чем резко подняться вверх, дожидаясь их реакции. Ответ пришел практически сразу.

К нему направлялась стая Беретов — шесть сильных драконов, приготовившихся к сражению. Однако Ша-Каан заговорил, прежде чем они успели его атаковать.

— Я хочу беседовать с Танис-Веретом, — сказал он, назвав имя Старейшины Беретов и зная, что многолетнее соглашение о ненападении остановит воинов. — Я Ша-Каан.

Вереты понеслись вниз, выкрикивая сердитые предупреждения, предлагая ему проверить, что будет, если он посмеет направиться к их Родовым землям. Их голубая чешуя поблескивала в солнечных лучах, крылья уверенно рассекали воздух. Ша-Каан видел, как Вереты развернулись, оценил ловкость, с которой они двигались, и пришел к выводу, что скорее всего погибнет, если они решат его атаковать. Он медленно кружил на одном месте, в то время как Вереты образовали вокруг посетителя плотное кольцо. Ша-Каан чувствовал их благоговение и одновременно ярость, а от дракона, зависшего справа, исходили волны ненависти.

— Спускайся одновременно с нами, ничего не передавай своим соплеменникам, не издавай никаких звуков, — предупредил Берет, источавший ненависть.

— Я понимаю, — ответил Ша-Каан. — И не представляю для вас никакой опасности. Я прилетел для переговоров. Один.

— У нас принято сопровождать всех посетителей, — ответил другой, в голосе которого прозвучало почтение. — Осторожность никогда не бывает лишней.

Стая начала резко снижаться, чуть сбросив свою обычную скорость, чтобы менее подвижный Ша-Каан от них не отставал. Они направлялись к маленькому скалистому острову, границу которого отмечали пять высоких каменных башен естественного происхождения.

— Ты должен приземлиться в самом центре, — приказали Ша-Каану.

И стая улетела. Ша-Каан сложил могучие крылья и быстро сбросил скорость, чтобы опуститься между скалистыми шпилями на сырые от морской воды камни. Практически сразу океан вспенился, и на поверхности, подняв тучи брызг, появился Танис-Верет. В следующее мгновение, издав приветственный клич, словно стрела, пронзившая воздух, он взмыл в небо. Сделал в воздухе сальто и приземлился на краю острова.

— Нет ничего приятнее ветра, ласкающего влажную чешую, — заявил Танис. — А ты далеко от дома, Ша-Каан.

— У нас сложилась непростая ситуация. Приветствую тебя, Танис-Берет. — Он изогнул шею в формальном приветствии и встретился взглядом с драконом, который был ему равным.

— А я приветствую тебя. — Короткая шея Танис-Верета не могла так изогнуться, но он гордо выпрямился, открыв, как и Ша-Каан, внутреннюю поверхность своего брюха.

Стая, парившая над ними, нырнула в море уверенно и бесшумно, практически не подняв брызг.

— Вряд ли они нам понадобятся, верно? Ша-Каан склонил голову.

— Благодарю тебя за доверие.

— Говори, Ша-Каан. Хотя, мне кажется, я знаю, что тебя к нам привело.

— Я полагаю, что вы заключили союз с Наиками, чтобы принять участие в сражении, которое с одной стороны не имеет к вам никакого отношения, а с другой — не может принести пользу вашему Роду.

Танис отвернулся и закашлялся. Ша-Каан заметил, что чешуя у него потемнела от возраста, значит, он старше самого Великого Каана. Однако в обществе, живущем по законам Веретов, его власть и способность вести за собой Род никем и никогда не будет оспорена; нового главу Рода назначат только после смерти Танис-Верета. Для Ша-Каана принципиальное значение имела сила интеллекта, и он знал, что наступит день, когда Элу-Каан превзойдет его; тогда он займет свое место среди Старейшин — Каанов, уважаемых, но не играющих особой роли в жизни Рода.

— Ша-Каан, для Веретов наступили тяжелые времена. Упала рождаемость, и нашей главной задачей стала защита самок, способных иметь детенышей, а следовательно, у нас почти не остается стражей для границ.

— Значит, я не ошибся, — гневно заявил Ша-Каан. Он почувствовал жалость к Танису, но ее тут же поглотило презрение. — Почему вы не обратились ко мне?

— Наики уже были здесь. Они могли легко нас прикончить. У нас не оставалось выбора.

— Наики! — выплюнул Ша-Каан, и вокруг его пасти образовалось облако дыма. — Но потом… почему было не послать ко мне гонца потом, после того, как они улетели?

— Они бы узнали. Им известно про все наши проблемы. Они прекрасно понимают, что нам ничего не остается, как подчиниться их требованиям.

Ша-Каан посмотрел на Танис-Верета, чувствуя, как презрение уступило место разочарованию. Глава Веретов сломлен. У него даже не хватило решимости, чтобы попытаться спасти свой Род. Наики уничтожат их. Он так и сказал.

— Возможно, — ответил Танис. — Но мне приходится верить в то, что они этого не сделают.

— Ты ведешь Род к смерти, — сердито заявил Ша-Каан. — Я пришел, чтобы предложить тебе помощь. Хотя, может быть, мне следует предоставить вас вашей судьбе.

— Разве ты в силах нам помочь? Твой Род вынужден охранять ворота, висящие в небе. Их видят все. Вы сражаетесь за собственное выживание.

— А вы помогаете Наикам и усложняете нам задачу. Ты этого не понимаешь?

— Главная моя цель — защитить свой Род. И ты должен это уважать. — Танис опасливо посмотрел на небо.

— Поблизости никого нет.

— Они всегда рядом,

— Недавно я испытал истинное горе, — сказал Ша-Каан. — Мне пришлось убить представителя твоего Рода, который преследовал и сжег моего вестара. Еще один Каан погиб вместе с Беретом, который уколол его отравленным шипом. Мы преследовали и убили нескольких твоих соплеменников. Мы не воюем с вами, Танис; зачем вам выступать против нас?

— Потому что, если мы откажемся, нас уничтожат. — Танис не смотрел на Ша-Каана.

— Я понимаю ваши трудности и сомнения, которые вас мучают. Но мой Род защитит вас, если вы разорвете союз с Наиками, основанный на страхе.

Впервые за все время с тех пор, как он приземлился, Ша-Каан расправил крылья, которые накрыли своей тенью остров, и поднялся на задние лапы. На его фоне Берет казался крошечным.

Танис открыл пасть и нахмурился, а солнечные лучи заиграли, отражаясь от его шипов.

— Вы не сумеете защитить нас от Наиков. Вам не хватит сил.

— Дело обстоит так, — спокойно проговорил Ша-Каан. — Мы находимся в состоянии войны с Наиками, а также с некоторыми малочисленными Родами, потому что они намерены воспользоваться нашими воротами. Они заключили с вами союз и, мы полагаем, с другими Родами, которым они тоже угрожают, чтобы одержать над нами верх. У нас не остается выбора, нам приходится воевать с этими Родами тоже. Откажитесь от своего союза с Наиками. Поверьте мне. Поверьте Каанам.

— Ша-Каан, я не могу.

— В таком случае мы будем уничтожать представителей твоего Рода, если они будут нам угрожать. А если угроза возрастет, в следующий раз ты увидишь меня здесь во главе боевого отряда. По возможности старайтесь держаться от нас подальше. Я не допущу, чтобы Кааны потерпели поражение.

— Мне жаль, что так получилось.

— В твоей власти все изменить, Танис-Верет. Если ты передумаешь, ты знаешь, что я тебя выслушаю.

Наконец Танис решился встретиться глазами с Ша-Кааном.

— Улетай. Я не стану передавать соплеменникам твои слова до тех пор, пока ты не покинешь наше небо.

— Да сопутствуют тебе попутные ветры и приливы, — пожелал Ша-Каан.

— Разбейте Наиков.

— Обязательно, — ответил Ша-Каан. — Только ты не веришь, что мы на это способны, вот в чем беда.

Он взмыл в воздух, попрощался и унесся в относительно безопасные верхние слои, где ветры его немного успокоили, заставив смириться с неудачей.

ГЛАВА 19

Примерно в трехстах ярдах от лагеря тропинку обступали деревья — отличное прикрытие для кавалерии. Прекрасно понимая, что враг услышит стук копыт, Деррик приказал своему отряду разделиться и атаковать сразу с нескольких направлений.

Верховые лучники перешли на галоп; их окружили дюжина всадников с мечами в руках и пять магов, каждый из которых сотворил защитное заклинание. Они старались держаться внешней стороны тропы, намереваясь напасть на сторожевые башни, в то время как Деррик направил остальную часть отряда прямо в центр вражеского лагеря.

Конь генерала вырвался вперед как раз в тот момент, когда первый залп стрел умчался в сторону врага, безошибочно разя цель. Деррик не переставал удивляться мастерству верховых лучников. Удерживаясь в седле скачущей галопом лошади лишь при помощи ног, они умудрялись уверенно и спокойно выпускать стрелы, всегда находившие свои жертвы. После первого залпа четыре висминца рухнули на землю.

Лагерь был не готов отразить организованную атаку кавалерии. По правде говоря, он не был готов ни к какой атаке. Несмотря на некоторое подобие укреплений, его построили для хранения и отправки припасов через пролив Гайернат. Настоящий рай для опытного в вопросах тактики генерала, а сейчас висминцам пришлось столкнуться с самым лучшим.

Деррик приказал своим людям разделиться, подняв руку в перчатке и указав сначала налево, затем направо. Он промчался вдоль одного ряда палаток, остальная часть его отряда — вдоль другого. Мечи сверкали в лучах закатного солнца. Воины пронеслись через лагерь, легко преодолев слабую оборону противника, перерубая веревки, деревянные подпорки и брезент. Палатки падали прямо на головы не успевших прийти в себя висминцев. Генерал Деррик и его кавалерия проскакали по берегу и остановились, чтобы посмотреть на дело своих рук.

В сторожевых башнях не осталось ни одного живого солдата, лучники молча ждали нового приказа. В самом лагере мольбы о помощи мешались с сердитыми воплями висминцев, пытавшихся понять, что произошло. Те из них, что оказались под копытами лошадей, медленно поднимались на ноги — если могли, и оборона начала принимать какие-то очертания. Но они опоздали, и их было слишком мало.

— Маги, огонь.

Приказ вызвал к жизни две дюжины «Сфер пламени», которые взвились в небо и в следующее мгновение подожгли лагерь, устроив там настоящую панику. Как только крики тех, кого коснулся огонь, достигли ушей генерала, он приказал произвести новый залп.

Двести кавалеристов снова въехали в лагерь, топтали об-_ горевший брезент, окровавленные мечи поднимались и опускались на головы висминцев — простых рабочих и воинов, чей мир и спокойная жизнь превратились в самый настоящий ад. Стоя на тропе, лучники разбирались со всеми, кто мог представлять опасность, маги при помощи заклинаний крушили ограды, каменные сооружения, людей. Сражение закончилось за несколько минут.

Деррик сидел на коне во главе ликующего отряда, оглядывая уничтоженный лагерь неприятеля. Совсем, как в старые добрые времена, думал он.

* * *

Они поджидали втроем, остановившись против ветра, чтобы их появление стало для него неожиданностью. Но Великий Каан читал их мысли, точно открытую книгу.

Возвращаясь в Терас, великий дракон спокойно летел в верхних слоях атмосферы навстречу ветру. Наики, очевидно, знали об этом, и он почувствовал их приближение справа и снизу, почувствовал до того, как воинственный клич разорвал тишину холодного неба.

Ша-Каан быстро развернулся и пошел в сторону атаковавшей его троицы, воспользовавшись тем, что он находился выше них, мог развить значительную скорость и выбрать удобный для себя угол нападения. Наики увидели его приближение и разделились: один теперь находился слева от Великого Казна, другой — справа, а третий — снизу, чтобы ввести его в заблуждение. Но он участвовал в таком количестве сражений, что смутить его было очень трудно. Он уже выбрал свою жертву и не сводил с не? глаз. Наик оказался маленьким, наверное, менее пятидесяти футов в длину, в два раза меньше самого Ша-Каана. Приближаясь к нему, Ша-Каан видел, что враг неправильно держит крылья, кроме того, он слишком широко расставил ноги, а его тело находилось не под тем углом относительно направления движения. Либо Наик слишком неопытен, либо…

Ша-Каан затормозил и попятился. В этот момент огненный залп опалил воздух прямо у него под брюхом, а второй чудом не угодил в цель. Разочарованные неудачей Наики, попытавшиеся заманить его в ловушку, промчались под брюхом старого дракона. Ша-Каан развернулся и понесся вслед за Наиком, который чуть не заманил его в западню, но не успел еще выправить свое тело.

Миновав двух атакующих, Ша-Каан открыл пасть и выплюнул струю пламени чуть левее себя, поразив крыло и бок Наика. Тот вздрогнул всем телом и взвыл от боли. В самом центре его правого крыла появилась огромная дыра, обожженная чешуя на боку вспучилась.

Не дожидаясь ответных действий, Ша-Каан на мгновение сложил крылья и устремился прочь от своих врагов, затеи круто взмыл вверх и чуть правее, повернув голову назад, чтобы видеть, что там происходит. Он разглядел только двоих Наиков.

Ша-Каан снова развернулся в воздухе, но опоздал на долю секунды. Сверху на него шел третий Наик, который целился в незащищенное брюхо. Понимая, что огненной струи не избежать, Ша-Каан прижал к телу крылья и стал ждать, когда придет боль. Пламя ударило в плечо и обожгло нижнюю часть шеи. Ша-Каан почувствовал, как оторвалась чешуя, открывая кожу, знал, что потерял скорость, но не хотел сдавать свои позиции, прекрасно понимая, где Наики атакуют его снова.

Когда враг проносился мимо, Ша-Каан открыл внешние жесткие веки, расправил крылья, стараясь не обращать внимания на жгучую боль, вытянул шею вдоль туловища и вцепился челюстями в крыло пролетавшего Наика. Более молодой дракон оказался очень сильным противником и чуть не вырвался, однако умение Ша-Каана сохранять равновесие в любых ситуациях родилось в многочисленных схватках. В результате его противник действительно сумел вырваться, но кусок его крыла остался в зубах Великого Каана. Он обдал огненной струей раненое крыло, и враг, медленно кружа, стал падать на землю.

Ша-Каан издал громоподобный рев, исполненный ликования и боли, и широко расправил крылья. Прямо перед ним парил еще один Наик, который пытался решить, куда нанести удар. Справа повис раненый, но еще очень даже подвижный второй враг.

Пока они держались на расстоянии, однако Ша-Каан знал, что произойдет через несколько мгновений. По команде драконы сорвались с места и полетели — один вниз, другой вверх, а затем бросились в атаку. Старый, как мир, маневр, говорящий о том, что у драконов мало боевого опыта.

Жесткая броня часто играет решающую роль, и не один дракон погиб, забыв эту простую истину. Ша-Каан понимал, что ему не избежать столкновения сразу с обоими драконами, и потому приготовился к новой боли. Впрочем, он знал, что следует делать, чтобы максимально ее уменьшить. Он сбросил скорость, сложил крылья, вытянул шею вдоль живота и начал стремительно падать вниз.

Наик, находившийся над ним, быстро изменил угол атаки и выпустил струю пламени в спину Ша-Каану. Однако раненый дракон, паривший внизу, не успел среагировать, и Ша-Каан влетел в тело своего врага, схватил его хвостом за шею и принялся душить.

Наик задыхался, выпуская тонкие струи огня… Ша-Каан полностью контролировал его действия. Продолжая нестись к земле, он заставил молодого дракона потерять равновесие, а потом с близкого расстояния выплюнул струю пламени прямо ему в морду. Затем выпустил врага и, широко расправив крылья, отлетел в сторону, чувствуя, как протестуют мышцы шеи и спины, принявшие на себя удар. Он снова издал рычание, но на сей раз враг не ответил.

Видя, что сражение проиграно, последний Наик развернулся и бросился бежать. Ша-Каан наблюдал за тем, как темная тень исчезает среди облаков. Он не стал его преследовать, а снова взлетел повыше и направился, на этот раз значительно медленнее, в сторону Тераса, своих Родовых земель, и, что важнее всего, к столь необходимым ему потокам измерений в Зале Слияний.

Вороны вышли в путь только после полудня. После контакта с Ша-Кааном Хирад чувствовал усталость и страшный голод. Фрон и Уилл скрылись в кустах и вскоре вернулись с четырьмя кроликами и парой диких голубей. Уилл их приготовил на сковороде в соусе из зерна, отыскавшегося в мешке

Безымянного, овощей, которые он нашел на берегу реки, и каких-то пахучих трав.

Получилось вполне приличное жаркое, но Хирад вдруг понял, что отчаянно скучает по хлебу. А еще ему ужасно не хватало эля и вина.

— Как же давно я не пил ничего приличного, — проворчал он.

— Да, я потерял кучу денег из-за того, что ты столько времени не заезжал в мою гостиницу, — заметил Безымянный.

Хирад посмотрел на него, надеясь, что тот шутит, но вид у Безымянного был совершенно серьезный. Им всем не хватало Корины, а Безымянный явно скучал по «Скворечнику», бару, которым владел вместе с Томом, хозяином гостиницы. Сейчас Хирад отдал бы все, что у него есть, за возможность задрать ноги у огня в дальней комнате с бокалом вина в руке и тарелкой с мясом и сыром на коленях.

Воспоминания о «Скворечнике» были пронизаны печалью. В прошлый раз, когда они там остановились, старый друг Хирада, Сайрендор Лан, погиб от руки наемного убийцы. Тот факт, что он пожертвовал своей жизнью ради спасения Денсера, не слишком утешал Хирада.

Обсасывая косточку кролика, варвар вспоминал первую встречу с Денсером на территории замка Танцующих скал и то, к чему она привела. Столько людей погибло, так много удалось сделать… Однако вот он — прячется на берегу реки Три и чувствует себя мелкой букашкой, от которой ничего не зависит. Воронов всего семеро и, если не считать его самого, Безымянного и Илкара, их не назовешь опытными воинами. Но им выпала задача закрыть разрыв, прежде чем небеса Балии наводнят драконы.

И при обычных-то обстоятельствах трудно было бы уговорить открыть библиотеки по крайней мере двух университетов. Сейчас же, когда висминцы наводнили страну, задача стала практически невыполнимой. Висминцы, вне всякого сомнения, не станут их слушать. Несмотря на то что они подвергаются не меньшей опасности, чем сами балийцы, с какой стати им верить в россказни сомнительной компании наемников, да еще всем известных? Пока про разрыв никто не знает. Когда же они его увидят, возможно, будет слишком поздно. История звучит неправдоподобно, и даже если Деррик и Стилиан подтвердят их слова, это ничего не изменит.

И потому Вороны вынуждены скрывать причины своего путешествия от всех, кого они встречают, просто потому, что у них нет времени рассказывать людям правду, причем так, чтобы они поверили. На самом деле Хирад считал, что в истинности их истории не будут сомневаться только драконеры, да еще те, кого сможет убедить Стилиан. Однако драконеры держатся особняком, и пользы от них будет не много. Никто из них не признается, что он драконер, другим магам, не говоря уже о простых людях, не имеющих к магии никакого отношения.

Хирад выплюнул кусок сухожилия. Да, они попали в сложное положение, но терзания по этому поводу ничего не дадут.

Сковорода опустела, и Вороны начали собираться в путь.

— Пора, — сказал Хирад. — Уилл, остуди печку. Безымянный? Какую дорогу мы выберем? Если кому-то нужно облегчиться, сейчас самое время. Мы не будем останавливаться до наступления темноты.

Денсер что-то проворчал, поднялся на ноги и побрел к воде.

— Веселый парень, правда? — проговорил Илкар.

— Хм-м-м. Совсем как в прежние времена. К сожалению, — ответил Хирад. — Ирейн, ты уверена, что хочешь до седин жить с ним?

— А кто сказал, что я поседею? — улыбнувшись, спросила Ирейн. — Сейчас его немного трудновато любить, но вы же знаете… — Хирад кивнул. — Вот что я вам скажу, — продолжала она. — Вы бы очень ему помогли, если бы вели себя потактичнее. Он такой вспыльчивый.

— Это ты мне? — удивился Хирад.

— Ты ему про такт говоришь? — Илкар пальцем показал на Хирада. — Попроси лучше Фрона подпилить клыки. Нереально.

— Спасибо за поддержку, Илкар, — заявил Хирад, повернулся к магу спиной и, ухмыляясь, посмотрел на Безымянного, который никак не отреагировал на его шутку. — Куда пойдем, великан?

Безымянный Воитель одним движением поднялся на ноги и помог Уиллу забросать горячую печку землей.

— Я мог бы пошутить и сказать, что мы пойдем на восток, но вряд ли вы будете смеяться. Раз мы решили, что идти к озеру Триверн не стоит, выбора практически нет. Наша цель — Джулатса. Учитывая сообщение Денсера о том, что у нас осталось мало времени, придется рискнуть. Фрон наверняка предупредит нас, если почувствует висминцев. Итак, оставим реку и двинемся к городу. Должен заметить, что скрываться от посторонних глаз будет легко, поскольку тут полно деревьев.

— Как скажешь, — заявил Хирад. Увидев, что на поляну вернулся Денсер, он спросил: — Облегчился?

— Да, спасибо, Хирад, — ответил маг слегка язвительно.

— Тогда в путь.

Варвар жестом показал Безымянному, чтобы тот шел первым. Фрон умчался к реке. Уилл, спрятав печку в кожаный мешок, надел его на плечо и зашагал позади троих магов.

Хирад подумал, что идти до Джулатсы пешком далековато, и он был бы не прочь встретиться с какими-нибудь утратившими бдительность висминцами.

Фрон пил холодную воду медленно текущей реки. Жидкость холодила горло и стекала в желудок.

Чуть раньше он испытал страх, и ему это совсем не понравилось. Пришлось прятаться, чувствуя себя побитым, когда громадный зверь, обладающий могучей силой, причинил боль человеку, который вел их за собой. Человек вскрикнул, сила проникла к нему в голову, заполнила собой пространство и пролилась на землю, поглотив листья и цветы.

Фрон почувствовал ее приближение задолго до людей. Они слишком мало знали, чтобы бояться этой странной силы, а следовало бы. Потому что она появилась ниоткуда. У нее не было морды, она не дышала. Однако Фрон совершенно точно знал, что это зверь.

Ее почувствовал только один человек, и, хотя он испытал боль, ему зверь не причинил вреда. На теле не осталось никаких следов, а ум сохранил ясность.

Но в безопасности ли человек, который ведет их за собой? Зверь может вернуться в любой момент. А еще Фрон должен присматривать за мужчиной-братом. Он — единственный человек, которого Фрон узнает, хотя остальные, его окружающие, тоже ему знакомы, существуют в его памяти. Мужчина-брат спокоен, и это хорошо. Защищая мужчину-брата, Фрон защищает и остальных. Женщину, внутри которой копошится новая жизнь, двух мужчин, чьи души окружает туманная дымка, и еще одного, чья душа неспокойна и тоскует по прошлой жизни.

Фрон будет следить. Фрон будет защищать. Фрон будет охотиться и убивать.

Он поднял морду и принюхался. Запах стаи был очень силен, но лес звал его, манил все бросить и уйти туда, где он будет свободен от людей.

В Зале Совета Джулатсы было холодно. Вокруг овального стола сидели Керела, Баррас, Селдейн, Торвис, Эндорр, Кордолан и Вилиф. Они слушали генерала Карда, который излагал план предстоящего сражения.

Им с Баррасом удалось убедить Сенедая остановить казни невинных джулатсанцев. Однако висминский командир пообещал убить всех до единого, если они его обманывают.

Риск того стоил. Когда начнется сражение, враг скорее всего сосредоточит силы на стенах университета, а значит, у пленных появится шанс на спасение.

Огонь в жаровне за спиной Карда вдруг вспыхнул, и лицо генерала погрузилось в тень. Ветерок, легкий, точно ночной воздух, быстро устал, и пламя снова выпрямилось, перестало метаться.

— Мы должны нанести максимальный ущерб тем, кто находится непосредственно за стенами, прежде чем Сенедай сумеет мобилизовать свою армию. Действовать будем в следующей последовательности. За час до рассвета снимем «Саван демона». Если солдаты на башне не поднимут тревогу немедленно, восемь магов попытаются выйти на связь с нашими сторонниками за пределами города. Мы не знаем, удастся ли им добиться успеха, но при помощи восьми человек мы сможем охватить все стороны света. Кроме того, существует несколько очевидных мест, где можно тайно разбить лагерь, мы проверим их сразу же после снятия заклинания.

До определенной степени наши дальнейшие действия зависят от стражи на башне. Если они увидят нас быстро, все произойдет без промедления. Если же нет, мы не будем начинать атаку, пока враг не поднимет тревогу. Как только это произойдет, дюжина магов при помощи «Сфер пламени» подожжет башню, и мы откроем северные и южные ворота. Лучники при поддержке магов отправятся на бастионы, а вся городская и университетская стража выйдет наружу.

В их задачу входит как можно значительнее потрепать оборону и сторожевые посты Сенедая, прежде чем к врагу подоспеет подмога. Тогда мы отступим, закроем ворота, укрепим их при помощи магии и рабочих рук, и снова начнется осада.

И последнее. Я выбрал дюжину парней, которые попытаются найти и освободить пленных в самом начале операции, в разгар переполоха.

У кого-нибудь есть вопросы?

Кард откинулся на спинку кресла, сложив на груди руки. Маги молча кивали, показывая, что согласны с его планом.

— Мы сможем усилить заклинание, если выйдем на связь из Сердца, — сказал Вилиф.

— Старшие члены круга и маги — не члены Совета не имеют права входить в Сердце, — заметил Эндорр. Керела фыркнула.

— Такой молодой, — проговорила она. — От Торвиса я еще могла бы ожидать подобного заявления, но от тебя — никогда. Я рада, что ты так старательно оберегаешь. наши законы и традиции.

— Хотя сейчас совсем не подходящее для этого время, — заметил Торвис.

— Вот именно. Если не будет других возражений, я разрешаю использовать Сердце в данной экстраординарной ситуации, — сказала Керела.

Баррас кивнул, показывая, что согласен, и посмотрел на Эндорра. Молодой маг нахмурился. Баррасу стало его жаль. Упорная работа, немыслимое прилежание и выдающиеся способности сделали Эндорра членом Совета в столь юном возрасте со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Ему, конечно, нелегко смириться с их потерей — какой бы сложной ни была ситуация.

— А как ваши люди узнают, когда им следует отступить? — спросила Селдейн.

— Как только на башне не останется висминцев, я отправлю троих магов, которые используют заклинание «Крылья мрака», в город. Сверху они смогут увидеть, в каком состоянии находится армия Сенедая. На самом деле в мои планы входит только хорошенько потрепать стражу у наших стен, а не всю армию. Если нам все-таки придется сражаться на улицах города, будем держаться узких переулков.

Когда маги увидят, что Сенедай собрал достаточно большую армию, которая сможет разбить нас у ворот, мы отступим. Они знают, на что следует обращать внимание, я им все подробно рассказал.

— Зачем рисковать людьми в такой бессмысленной акции? — спросил Вилиф. — Разве не лучше расставить их на стенах, чтобы они могли оттуда атаковать врага со свежими силами?

— Нет, не лучше, — покачал головой Кард. — Я не думаю, что мы долго пробудем за стенами, а эта акция принесет нам двойной результат. Самое главное — первыми начать убивать врага, это даст нам надежду на успех. Должен вас заверить, что стоять на бастионе и смотреть, как приближается огромная вражеская армия, это ну… мягко говоря, не способствует повышению морального духа солдат. Во-вторых, если нам удастся внести в их ряды беспорядок, пусть и незначительный, они потеряют уверенность в себе — хотя бы ненадолго. Не следует забывать также и о заклинаниях… Иными словами, я рассчитываю поколебать их желание с нами воевать.

— Вряд ли у вас получится, — заметил Вилиф. — Они десятикратно превышают нас числом.

— Зато у них низкий моральный дух. А когда будет нанесен удар и по тылам врага, мы можем только догадываться о последствиях.

Баррас удивленно приподнял брови. Он мог себе представить последствия: висминцы станут убивать. Но ничего другого не оставалось. Даже если прятаться за «Саваном демона» сто дней, в конце концов их ждет поражение. Закончатся запасы продовольствия и воды, души бесчисленного количества джулатсанцев будут сожраны демонами, а внутри университета начнется мятеж.

— Проклятие, о чем мы думали, когда приняли решение установить «Саван демона»? — вскричал он, чувствуя, как его охватывает отчаяние.

В комнате на мгновение повисло молчание, а потом Керела погладила его сложенные на столе руки. На вопрос ответил Кард.

— Мы пытались выиграть время, — мягко проговорил он — Мы знали это с самого начала. Дил тоже знал. И еще мы хотели помешать висминцам нас растоптать. Если на время забыть о словах и отважных уверениях, мы надеялись увидеть армию, спешащую на выручку университету и городу. Сейчас, двенадцать дней спустя, приходится признать, что никто не придет нам на помощь, по крайней мере пока «Саван демона» остается на месте, а мы больше не в силах смотреть, как умирают невинные люди. В определенной степени нам было бы легче, если бы висминцы убивали их собственноручно, тогда несчастные сохранили бы свои души, но в «Саване»… Боги, как же страшно они страдают!

— Так неужели их жертва ничего не значит? Неужели мы должны без сопротивления отдать университет врагу? — спросил Эндорр.

В глазах Карда вспыхнул гнев, Баррас суровым взглядом заставил его успокоиться, и голос генерала прозвучал ровно.

— Мы не можем помочь тем, кто погиб в «Саване демона», зато еще не поздно спасти тех, кто жив и томится в плену. Эндорр, вы молоды и наивны. Мы не собираемся без сопротивления отдавать врагу университет. По правде говоря, я очень надеюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы в сердцах висминцев поселился вечный страх перед Джулатсой. Даже если во время сражения погибнут все, а в живых посчастливится остаться лишь одному ребенку, я буду считать, что мы одержали победу, и нам стоило идти за нее в бой. Вы позволите мне начать операцию? — спросил Кард, обращаясь к членам Совета.

Все по очереди кивнули.

— Значит, решено, — продолжал Кард. — Завтра за час до рассвета я приду сюда с просьбой снять заклинание «Саван демона». И возьму на себя командование вооруженными силами города Джулатса и университета — магами, солдатами, мужчинами и женщинами. Вы согласны?

— Да, генерал Кард, мы согласны, — сказала Керела. — Вы получите нашу поддержку и благословение. Мы будем за вас молиться. Спасите наш университет. Остановите бессмысленные убийства.

— Посмотрим, что я смогу сделать, — улыбнувшись, ответил Кард.

На сей раз, возвращаясь в Родовые земли, Ша-Каан не испытывал ликования. Он незаметно проскользнул сквозь туман и сообщил о своем прибытии вестару, только когда приземлился. Отмахнувшись от традиционных приветствий, спросил о состоянии Зала Слияний, постарался успокоиться и сразу перенесся внутрь.

Там он увидел Элу-Каана. Молодой дракон лежал на боку, вытянув израненные хвост и шею. Одно крыло было расправлено, его мембрана высохла, но, к счастью, осталась цела. Дышал Элу-Каан неровно и с огромным трудом, словно легкие сильно пострадали, и каждый вдох давался с трудом. Это больше всего обеспокоило Ша-Каана.

Несмотря на то что он сам страдал от боли и устал после длительного перелета, Ша-Каан приказал вестарам заняться Элу-Кааном, отошел, стараясь им не мешать, сел, а затем вытянул шею так, чтобы его голова оказалась рядом с головой Элу-Каана.

Все было ясно и без вопросов. Элу-Каан встретился с Араками; а раз он не отправился в поток пространства между измерениями, значит, ему не удалось связаться со своим драконером в Джулатсе.

Морду Элу-Каана покрывали тысячи царапин от зубов и когтей Араков. Демоны не боялись огня и были опасными врагами, но редко покидали свое измерение и старались не связываться с огромными драконами, чьи души забрать не могли. Однако «Саван демона» нарушил целостность пространства между измерениями; Элу-Каан оказался у них на пути и чуть не заплатил за это жизнью.

Араки и драконы не поддерживали между собой никаких официальных отношений. С драконами трудно вести переговоры, Араки же и вовсе отказывались идти на какие-либо контакты. Они слепо верили, что все народы, населяющие другие измерения, следует использовать и уничтожать. Ша-Каан, которому довелось встретиться с ними лишь раз за всю свою жизнь, признавал, что нередко они были правы. Но драконы, а теперь люди и эльфы научились использовать их…

Элу-Каан открыл глаза, почувствовав на своей морде дыхание Ша-Каана. Из его носа вытекла струя какой-то черной жидкости; вестары не обратили на нее внимания, сосредоточив все усилия на крыле, чешуе и коже на груди.

— Мне очень жаль, Ша-Каан, я тебя подвел, — с трудом проговорил он.

— Говори со мной при помощи сознания, Элу, я для тебя открыт. Дай отдых горлу и легким.

— Спасибо, — ответил Элу-Каан, и Ша-Каан почувствовал, как молодого дракона переполняет гордость, что Великий Каан открыл ему свои мысли.

— Скоро ты снова будешь в порядке. Поведай мне о своей встрече сАраками, и я не желаю слышать о том, что ты меня подвел. Ты получил опасное задание, и то, что ты сумел остаться в живых, говорит о твоем мастерстве и силе. Если устанешь, скажи, мы побеседуем в другой раз.

— Ты ранен, Ша-Каан.

— Думай о своих собственных ранениях, Элу-Каан. Мне нужна твоя информация. Говори, пока можешь.

Элу-Каан сделал глубокий вдох, и его тело содрогнулось от усилия и боли. Ша-Каан снова подумал, что еще неизвестно, насколько серьезно ранен Элу-Каан, и решил чуть позже спросить об этом вестара.

— Трудно передвигаться по коридору без драконера в качестве маяка, но я могу следовать за потоками и вехами, которые знаю, а у Балии очень четкий знак. — Элу-Каан закрыл глаза, и Ша-Каан нахмурился, не в силах скрыть беспокойство. Еще один вдох, на сей раз совсем короткий, сотряс тело Элу-Каана. Его голос смолк на мгновение, затем зазвучал снова: — Я почувствовал присутствие того, что ты назвал «Саваном», когда приблизился к Джулатсе, но за ним царила тишина, словно в пропасти, которую мы ощутили, когда балийцы сотворили свое заклинание и раскрыли ворота.

— Успокойся, Элу, — проговорил Ша-Каан, почувствовав, как сильнее забилось сердце молодого дракона.

Он бросил взгляд на вестара, который промывал раны травяными настойками и прикладывал к ним горячие грязевые мази. Нужно время, чтобы они впитались в кожу. Один из вестаров прошел между головами двух драконов и поставил перед самым носом Ша-Каана дымящийся котелок. Ша-Каан удивился новому аромату, но тут же почувствовал, как мышцы шеи расслабились, а мягкий травяной аромат понес свою целительную силу в легкие.

— Искусство вестаров для нас благословение, — сказал Ша-Каан, кивнув слугам, которые принялись кланяться, хотя и не слышали его разговора с Элу. — Каким образом Аракам удалось подобраться к тебе?

— Прикоснувшись к «Савану», я понял, что его магия очень сильна и является связующим звеном между балийским измерением и тем, что населяют Араки. Там было полно Араков, они заполнили мой коридор, отражали огонь, атаковали меня ногами, руками и зубами. Те, что кусали меня во внутреннюю часть пасти, причинили сильную боль. Меня словно сковал лед, мой огонь гас, и теперь внутри все горит…

Элу-Каан замолчал, сильный приступ кашля сотряс его тело, хвост невольно начал метаться и колотить по земле; вестару, стоявшему рядом, пришлось отскочить в сторону. Из ноздрей снова потекла черная жидкость, которая пролилась в горшок с лечебным составом. Его тут же заменили на новый.

— Достаточно, Элу-Каан, отдохни.

— Нет, Великий Каан, я должен рассказать тебе еще кое-что. — Мысленный голос Элу-Каана звучал все тише, и Ша-Каан догадался, что мази и ароматные травяные настои скоро усыпят раненого дракона. — В «Саване» множество Араков, и они с радостным воем поглощают души балийцев. Они думают, будто нашли путь в балийское измерение, путь, который балийцы не в состоянии закрыть. Мы должны молиться Небесам, чтобы это было не так, поскольку помочь балийцам мы не сможем — магия слишком сильна, а нас очень мало.

— Ты о чем? — спросил Ша-Каан, пытаясь понять, что представляет собой новая угроза.

— Если Араки смогут победить магов, с которыми заключили союз, чтобы создать «Саван демона», — ответил Элу-Каан, — они получат возможность изменять его размеры по собственной воле. Это еще одни ворота, Ша-Каан. Учитывая, что балийцы не в силах их контролировать, Араки поглотят наше измерение так же легко, как и ворота над Терасом.

Элу-Каан замолчал, и на мгновение Ша-Каану показалось, что он умер. Впрочем, судя по спокойному поведению вестаров, молодой дракон просто заснул целительным сном.

Ша-Каан поднял голову и встал. Нельзя терять ни минуты, некогда отдыхать и заниматься своими ранами. Он оказался прав. Пытаясь защитить себя, балийцы вновь выпустили на волю силы, которые не способны контролировать.

На сей раз мало обратиться только к Хираду Холодное Сердце; его должны услышать все Вороны.

Не оглядываясь, Ша-Каан прошел в свой коридор и отправился в пространство между измерениями, используя в качестве маяка знак Хирада Холодное Сердце.

ГЛАВА 20

Баррас негромко постучал, в глубине души надеясь, что генерал еще спит, но хриплый голос сразу же предложил ему войти. Старый эльф оказался в покоях Карда, расположенных в основании Башни. Генерал сидел возле камина рядом с открытым окном. Чашка, над которой поднимался пар, стояла на подоконнике, а генерал смотрел в освещенное звездами небо. Ночь несла освобождение — хотя бы только потому, что «Саван» становился невидимым в темноте, а значит, не таким грозным. Если верить большим песочным часам, до рассвета было два часа.

Сейчас им оставалось только ждать, а потом день принесет то, что должен принести. Над университетом повисла тревожная тишина. Мужчины, женщины и дети хорошо знали свои роли. На дюжине собраний, которые проходили под присмотром стражников башни висминцев, Кард и его помощники организовали гражданское население так, что у всех было свое дело.

Сколотив боевые отряды, а также группы магов, отвечавших за защитные и атакующие действия, Кард разбил остальных на небольшие взводы, поручив каждому выполнение определенной задачи. Специальные группы должны были заниматься обеспечением солдат на стенах всем необходимым, от продовольствия до стрел; группы плотников и каменщиков занимались укреплением стен. Имелись подразделения санитаров и пожарная дружина. Каждый использовался в соответствии с его возможностями.

Керела предложила магам выполнять приказы Карда — до тех пор, пока сражение не будет выиграно. Или проиграно. Все знали, что произойдет в последнем случае; тем, кто не участвовал в захоронении Сердца, следовало сражаться до последнего, защищая остальных. Наконец, пока университет досыпал последние часы перед боем, Эндорр и Селдейн по просьбе Барраса перенесли наиболее ценные тексты ближе к Сердцу. Теперь, когда «Саван» рассеялся, Сердце стало похоже скорее на склад, чем на средоточие волшебства Джулатсы.

Баррас оглядел скромные покои Карда. Одинокая койка, на которую генерал так и не прилег, стояла у правой стены. Карты, пергаменты и перья лежали на столе перед другим, закрытым окном, а на стуле были свалены книги и донесения.

Увидев, что пришел старый друг, Кард сразу же освободил стул.

— Садитесь, Баррас, вам нужно немного отдохнуть, — сказал он, и на его потрескавшихся губах появилась улыбка.

Свежевыбритый подбородок лоснился от пота — в комнате было жарко. Кард снял висевший над огнем котелок и налил магу полную чашку горячего чая. Эльф с благодарностью принял ее обеими руками.

— Вы уверены, что мы поступаем правильно? — спросил Кард, кивая в сторону «Савана».

— А разве у нас есть другой выход?

— Ну, мы можем остановить наших людей и протянуть внутри этих стен в течение… — он взял со стола лист бумаги, стряхнув в сторону остальные, — … ста семнадцати дней. Если рационально распределять оставшиеся запасы.

— А что потом?

Кард снова улыбнулся и пожал плечами.

— За это время многое может случиться. Возможно, нас освободят.

— У Сенедая закончатся пленные, ему больше некого будет убивать, а горы разлагающихся трупов поднимутся выше наших стен. О чем тут говорить? — Баррас нахмурился и сделал несколько глотков травяного чая с небольшой добавкой перечной мяты.

Улыбка Карда погасла.

— Просто я надеялся, что вы найдете другое решение, которое не приведет к гибели множества людей.

— Мне казалось, что у вас не бывает сомнений, — признался Баррас.

Кард выглянул во двор.

— Прошлой ночью я размышлял о том, что произошло бы, если бы вы не воспользовались заклинанием «Савана».

— И? — Баррас приподнял брови.

— Вы знаете ответ не хуже, чем я. Висминцы взяли бы стены университета штурмом. Маги исчерпали свои силы, солдаты устали, мы не были готовы к обороне. Сейчас мы отдохнули, мораль высока, хотя многие испытывают страх. Во всяком случае, завтра неприятелю будет нелегко ворваться в университет.

Баррас ничего не ответил, он молча пил чай и наблюдал за лицом Карда, на котором появлялись, сменяя друг друга, призраки улыбок, мрачных усмешек и слез. Старый солдат вспоминал прожитую жизнь, прекрасно понимая, что ему осталось совсем немного. И сомнения,которые он только что высказал, были совершенно естественны для любого человека, способного мыслить и ищущего выход даже из самого безнадежного положения.

Баррас понял, что лучше бы ему побыстрее уйти, но он пришел сюда не просто так.

— Вы хотели мне что-то сказать? — спросил Кард — очевидно, ему пришла в голову такая же мысль.

— Совет принял решение призвать Хейлу. Пройдет некоторое время, прежде чем он появится, после чего мы начнем переговоры о снятии «Савана». Трудно гарантировать, что он исчезнет ровно за час до рассвета, но не думаю, что это произойдет позже. Нужно, чтобы атакующие маги были готовы в самое ближайшее время.

— А я разбужу своих солдат. Почему меня не предупредили раньше?

— Требовалось изучить кое-какие тексты, чтобы убедиться. — Баррас встал, поставил пустую чашку на стол, и на карте остался круглый след. — Извините.

Кард слегка пожал плечами.

— Не имеет значения. Полагаю, они нам больше не понадобятся. — Он пожал руку Барраса; пожатие оказалось по-прежнему сильным и уверенным. — Удачи.

Баррас кивнул.

— Утром увидимся наверху. Да пребудут с вами боги.

— Ну а если нет, мы скоро сами с ними встретимся.

— Мрачная мысль, — с улыбкой ответил Баррас.

— Тем не менее близкая к правде.

Баррас направился в Сердце Башни Джулатсы.

Вороны расположились на отдых возле небольшого пригорка, защищавшего их от ветра. За поросшим папоротником склоном расстилалась равнина с множеством речушек, болот, топей и кустарников.

Они шли до позднего вечера и остановились, только когда Денсер заметил, что Ирейн совсем выдохлась. Сама она отважно молчала, однако морщины на ее лице становились все глубже по мере того, как клонилось к закату солнце. И хотя Ирейн раздражало излишнее внимание, вскоре ученый-маг со счастливым видом заснула.

Уилл и Фрон оставили лагерь, после того как Хирад разжег костер, и вернулись не слишком скоро. Уилл поджал губы, а Фрон нашел себе местечко немного в стороне от остальных, и на морде у него застыло задумчивое выражение.

Первым стоял на страже Денсер, потом его сменил Безымянный, а теперь, когда звезды залили землю мягким светом, пришла очередь Хирада. Он сидел, опираясь спиной на большой валун, смотрел на спящих друзей и вспоминал о том, как прошел день.

Хотя они шли быстро, им не удалось раздобыть хотя бы пару лошадей, которые везли бы самые тяжелые вещи. Времени оставалось совсем немного, однако Хирада гораздо больше беспокоило, что им предстояло сначала проскользнуть мимо войск висминцев, а потом проникнуть через «Саван демона».

Варвар плохо понял объяснения Илкара, но пришел к выводу, что сделать это невозможно. И с нетерпением ждал следующего контакта с Ша-Кааном, рассчитывая, что могучий дракон найдет способ проникнуть в университет.

Хирад протяжно зевнул, тряхнул головой и посмотрел на небо. До рассвета оставалось совсем немного. Ночь выдалась тихая, и тепло от костра мягким одеялом накрывало весь лагерь.

Он налил себе горячего кофе из висевшего над огнем котелка. Запас кофе быстро убывал, и Хирад недовольно наморщил нос, представив себе, что скоро придется вновь перейти на травяной чай.

Он собрался сесть на прежнее место, но рычание за спиной заставило его резко повернуться. Кофе выплеснулся на руку в перчатке. Фрон сидел и пристально смотрел на варвара желтыми холодными глазами. Хирад спокойно встретил его взгляд и заставил себя улыбнуться.

— Эй, Фрон, это я, ты меня помнишь?

Фрон снова зарычал, шерсть у него на загривке встала дыбом. Волк слегка подался назад, опустившись на мощные задние ноги. Рядом с ним зашевелился и проснулся Уилл.

— Что такое? — сонно спросил он.

— Я не знаю, — ответил Хирад. — Тут…

С коротким лаем волк прыгнул в темноту, а в следующее мгновение на Хирада обрушилась боль. Она была столь сильной, что он упал на колени, выплеснув на землю содержимое чашки.

— Хирад Холодное Сердце, слушай меня. — Хирад не знал почему, но на сей раз голос Ша-Каана звучал совсем близко.

И не так, как в прошлый раз. В нем не было прежней силы, и слышалась боль.

— Я слушаю тебя, Ша-Каан.

— Мне необходимо открыть портал. Вороны должны меня выслушать. Вы в безопасном месте? Ваши ритмы показывают, что вы на отдыхе.

— Да, Великий Каан.

— Прекрасно. Ждите. — И боль исчезла.

Хирад так и остался стоять на коленях, когда в нескольких шагах от пригорка возник прямоугольный световой контур, поднимавшийся от земли на высоту примерно в десять футов.

Варвар встал на ноги и огляделся. Уилл, широко раскрыв глаза, смотрел на свет; начали просыпаться остальные Вороны.

— Не бойся, Уилл, это Ша-Каан.

— Хорошо, со мной все в порядке, — проговорил Уилл, хотя его голос предательски дрогнул. — Откуда здесь может быть Ша-Каан?

— Трудно объяснить… он прибыл из другого измерения, чтобы поговорить с нами. Разбуди остальных. — Глаза Хирада обратились к световому контуру.

Внутри контура вдруг закружились золотые снежинки, а затем темнота исчезла, и стал виден освещенный жаровнями коридор, ведущий в маленькое голое помещение, которое Хираду уже доводилось видеть раньше.

— Что это такое? — спросил Уилл. Хирад с улыбкой повернулся к нему.

— Тропа Великого Казна, — сказал он.

В сознании Хирада зазвучал голос Ша-Каана:

— Хорошая работа, Хирад Холодное Сердце, твой знак силен. Приведи своих спутников.

Хирад и сам не до конца понимал, какие чувства испытывает, но они походили на эйфорию. В голове прояснилось, тело наполнилось силой, сердце стучало от радости. Варвар легко отбросил в сторону все тревоги. Ша-Каан здесь.

— А вот и снова он? — послышался усталый голос Ил-кара — казалось, маг совсем не удивился.

— Только сейчас встреча будет гораздо более приятной, — заверил его Хирад.

Вороны быстро проснулись. Безымянный молча подошел к Хираду с другой стороны.

— Как в прежние времена, Безымянный? — Хирад улыбнулся.

— Нет, Хирад, вовсе нет. — И Безымянный шагнул вперед.

Хирад дождался, когда в проход войдут Денсер и Ирейн.

— Завораживает, — заметил черный маг. — Я вижу тебя с той стороны, но не могу просунуть руку и помахать. — Он подошел к Хираду. — Выполнишь мою просьбу?

Хирад пожал плечами и кивнул.

— Ну, если нужно.

— Пройдись по коридору, как это только что сделал я. А я постою на твоем месте.

Хирад приподнял брови и сделал несколько шагов вперед, потом остановился.

— Подожди, — сказал он. — Не получается. Вход в коридор двигался, и сам Хирад по-прежнему оставался перед ним.

— Да, все правильно, — сказал Илкар. — Мы вновь оказались за ним, если только можно так выразиться.

— Теперь ты стал драконером, — вмешалась Ирейн. — Портал существует только благодаря твоей связи с Ша-Кааном.

— Я понимаю, — кивнул Хирад.

Он понятия не имел, о чем говорит Ирейн.

— Вы идете? — из портала появилось лицо Безымянного. — Давайте быстрее.

— Уилл, а как насчет Фрона? Он пойдет с нами? — спросил Хирад.

— Мне с трудом удалось убедить себя сюда войти, — проворчал Уилл, в черных волосах которого тут и там просвечивала седина — наследие преследовавших его кошмаров. — Думаю, пойдет, если намерен, как и прежде, меня охранять. Наверное, его пугает твой дракон.

— Не только его, — заметила Ирейн.

— Вороны, пришла пора познакомиться с Великим Кааном, — сказал Хирад, а потом добавил: — Мечи лучше убрать в ножны.

Казалось, он возвращается в прошлое по дорогам своей памяти. Хирад с удивительной четкостью вспомнил, как отчаянно преследовал Денсера в тот первый раз, когда они находились внутри коридора слияния. Тогда он не остановился, чтобы взглянуть по сторонам. Теперь же чуть задержался.

Проход был коротким, и Безымянный ждал их в дальнем конце, внутри небольшого помещения. Вдоль стен стояли скамейки, пол был выложен каменными плитами, фрески изображали пылающие джунгли.

Дальше находился первый зал; Хирад вспомнил лишь столб огня, которым Ша-Каан пробил двойные двери справа. Сейчас здесь все привели в порядок, черные следы исчезли, в камине под висящим на стене гербом драконера пылали поленья.

Хирад направился к гербу — символическому изображению двух скрещенных когтей под открытой пастью огнедышащего дракона. Хирад подошел поближе, и представшая глазам картина наполнила его сердце гордостью. Он смотрел на герб Воронов — кроваво-красный фон, силуэт головы Ворона и его крыла. Он находился внутри символа драконера, гордый, но подчиненный ему. Впрочем, Хирад был согласен выполнять приказы Ша-Каана.

— Ну-ну, — проговорил Илкар, который сразу же понял символический смысл герба.

— Один из нас «за» — значит и остальные тоже, — улыбнулся Хирад.

— Какой путь ведет к Ша-Каану? — спросила Ирейн.

Хирад показал направо и повел Воронов вперед.

Они прошли через двойные двери и оказались перед вторым камином и еще одной дверью, исписанной рунами, которые Хирад видел уничтоженными много лет назад — во всяком случае, так ему показалось. Теперь они вернулись на свое место, золото герба поблескивало в свете жаровен, расставленных по периметру узкого помещения.

— Открой дверь, — сказал Хирад, и Безымянный молча повиновался.

Вороны увидели Зал Дракона, гобелены, горящий огонь и лежащего Ша-Каана, свернувшего хвост в кольцо.

— Добро пожаловать, Хирад Холодное Сердце, драконер. Добро пожаловать, Вороны, — сказал Ша-Каан, обращаясь ко всем сразу.

Дракон был огромным. С той первой встреча Хирад не позволял себе об этом думать, сейчас он понял почему. Размеры Ша-Каана производили ужасающее впечатление, но осознать, что на свете есть существа длиной сто двадцать футов, к тому же излучающие невероятную силу и могущество, — первый шаг к безумию.

Теперь, когда Хирад смотрел на Ша-Каана уже в качестве драконера, он увидел нечто большее. Ему удалось заглянуть в сознание невероятного существа. Он чувствовал его мысли и страхи. И понял, что Великий Каан ранен.

Хирад повел Воронов по выложенному каменными плитками полу к влажной земле, на которой отдыхал Ша-Каан. В десяти каминах, окружавших дракона с трех сторон, пылал огонь, в помещении было жарко и влажно. Вороны выстроились обычным защитным клином: у правого плеча Хирада встал Безымянный, слева — Уилл, сзади расположились маги: Денсер, Илкар и Ирейн. Фрона нигде не было видно. Подойдя к Ша-Каану совсем близко, Хирад заметил следы ожогов на шее дракона.

— Скажи, что мы должны сделать, Ша-Каан, — промолвил он.

— Об этом мы еще поговорим — если не произойдет ничего непредвиденного. В Джулатсу пришла беда. Ваши маги, сами того не зная, выпустили в мир силы, которыми не в состоянии управлять…,

— Позволь мне… — попросил Илкар. Ша-Каан приподнял на несколько футов голову и прикрыл глаза.

— Эльф из Джулатсы, — протянул дракон. — Меня очень интересует то, что ты можешь сказать, но будь краток. У нас нет времени.

— Благодарю тебя, — ответил Илкар и шагнул вперед. Теперь он стоял рядом с Хирадом. Уилл с облегчением уступил ему свое место. — Силы, о которых ты говоришь, вызваны древним заклинанием, которое называется «Саван демона». Члены Совета Джулатсы владеют искусством управления данным заклинанием. Уверяю тебя, они способны ограничить власть демонов. «Саван» по своей природе есть замкнутое заклинание. Демоны не в силах выйти за его пределы.

Некоторое время Ша-Каан молчал, тяжелые надбровные дуги задумчиво приподнялись. Потом выдохнул, и на Воронов повеяло жаром.

— И ваш Совет в это верит?

— В наших текстах написано, что структура маны абсолютно надежна и множество раз проверена, — ответил Илкар.

— Ткань вашего измерения больна, — возразил Ша-Каан, и его голос раскатился, как погребальный звон смерти. — Силы других измерений уже проникли в ваши небеса, и демоны Арака обладают способностью влиять на измерения. Заклинание «Саван» дало им долгожданный шанс. В момент окончания действия заклинания — рассеивания, как вы его называете, — они могут получить постоянный доступ в ваше измерение. И если это произойдет, то демоны станут серьезной угрозой для вашего выживания и нашего слияния.

— Нет, — покачал головой Илкар. — Конструкция, выстроенная при помощи маны, полностью контролируется магами Джулатсы. Демоны вынуждены поставить «Саван» как продолжение своего измерения внутри Балии, наша магия его ограничивает.

Глаза Ша-Каана сверкнули, и Хирад почувствовал, что дракон разгневан.

— Илкар… — начал он.

— Я просто рассказываю то, что мне известно, — перебил его Илкар.

— Значит, тебе мало известно! — Голос Ша-Каана раскатился по залу, отражаясь от стен. — «Саван» дает демонам Арака доступ к вашему измерению; колонна проецируется из их измерения через пространство, пока она не сталкивается с таким измерением, которое не в состоянии пронзить, — одни

Небеса знают, где это происходит. «Саван» вовсе не ограничен магией Балии, а ослабление ткани вашего измерения дает Аракам дополнительное могущество, силу которого вам не понять. Они напьются вашей материей досыта. И тогда у них будет достаточно сил, чтобы победить Совет магов Джулатсы.

— Верьте Ша-Каану, — вновь вмешался Хирад, чувствуя, что терпение дракона на пределе. — Я не понимаю, о чем он говорит, но наверняка Великий Каан прав.

Илкар кивнул, но тут заговорил Денсер:

— Ша-Каан, могу ли я задать вопрос? Ша-Каан слегка повернул голову и посмотрел на Денсера холодными голубыми глазами.

— А, — проговорил дракон, и Хирад ощутил всю силу презрения Ша-Каана, — тот, кто меня обокрал… Тебе повезло, что я решил не брать в виде компенсации твою жизнь. Но у нас есть поговорка: когда Небеса чернеют от крыльев врагов, приходится жевать даже гнилую солому, чтобы дать топливо огню. Помни об этом и спрашивай, вор.

Хирад оглянулся на побледневшего Денсера. Однако маг не опустил глаза.

— «Рассветный вор» был нашей единственной надеждой на спасение…

— Не испытывай мое терпение, вор, мотивация твоих поступков мне неинтересна. Важно лишь то, что ты украл у меня амулет. Говори.

Хирад вздохнул. Денсер набрал в грудь воздуха.

— Я хочу спросить, откуда ты так много знаешь…

— Почему я настолько уверен? Потому что один из моих самых сильных молодых Каанов находится на грани смерти после встречи с демонами Арака в том месте, где их не должно было быть. Они напали на Каана в его собственном коридоре слияния. И пока ты не задал очередного вопроса — да, при обычных обстоятельствах этого произойти не могло.

— Что мы можем сделать Великий Каан? — спросил Хирад, опасаясь услышать ответ дракона.

— У нас остается единственный шанс, но мне необходимы сила людей и их волшебство. И ваши души.

— Мы приманка, — пробормотал Безымянный. Ша-Каан отреагировал глухим ворчанием, соответствовавшим усмешке.

— Верно. Приманка, сдобренная ядом.

Вороны переглянулись, на их лицах отразилось сомнение.

— Я объясню, что вам следует сделать, — заявил Ша-Каан.

Хирад заглянул в глаза Великого Каана. Он не увидел там ненависти, в них неукротимым огнем горело желание выжить и победить. Хирад кивнул и приготовился слушать.

Фрон осторожно подошел к дыре, источавшей запах животного. Волк понимал, что видит нечтопротивоестественное, и это его беспокоило, когда он осторожно заглянул в дыру. Там мерцал свет. Фрон зарычал, но очень скоро рычание превратилось в поскуливание — ему стало страшно. Путь через дыру вел к мужчине-брату; а еще он вел к животному, чья сила пугала. И вдруг волк понял, что на самом деле путь никуда не ведет — это не лес, не равнина, не вода и не небо.

Фрон принюхивался, не входя в дыру, смотрел на траву, которая стала камнем. Он ощущал запах дерева и масла, там были человек и эльф, и это успокаивало. А еще он различал чужие запахи, новые и совершенно неизвестные. Фрон осторожно засунул голову внутрь и увидел свет и камень. Он учуял след мужчины-брата… Он боялся, но не испытывал ужаса. Такие же запахи исходили от человека и эльфа.

Волк оглянулся, и сердце отчаянно заколотилось у него в груди — он увидел место, где они отдыхали, теперь там никого не было. Фрон бросил последний взгляд на небо и осторожно вошел в дыру.

ГЛАВА 21

Хирад внимательно оглядел лица Воронов. Слова Ша-Каана все еще звучали в его сознании, ему никак не удавалось до конца понять суть опасности, о которой говорил дракон. Как обычно, Великий Каан предоставил им выбор, но на самом деле было ясно, какое они примут решение.

Хорошо бы Совет Джулатсы обладал достаточной силой, чтобы подавить угрозу вторжения демонов. Если это не так, Балия будет наводнена демонами, несущимися на волне чистой маны. Жителям Балии мана принесет гибель: она не даст воздуху поступать в их легкие, но, что еще страшнее, души людей лишатся защиты. Балия станет продолжением измерения демонов, а Казны будут обречены на смерть.

Возможно, существует способ заставить демонов Арака отказаться от своих намерений… От поставленной задачи и опасностей, грозящих драконам и Воронам, захватывало дух. Но и награда обещана грандиозная: конец угрозы со стороны демонов и проход мимо армии висминцев в университет Джулатсы.

Хирад разглядывал своих спутников. Для одних ответ казался очевидным — Илкар просто кивнул, а Безымянный Воитель посмотрел на Хирада так, словно не понимал, как тот может в нем сомневаться. Сам Хирад был готов выполнять любые приказы Великого Казна, если Вороны дадут свое согласие. Все Вороны.

Уиллу было страшно. Однако он уже видел демона; от одной мысли о том, что им придется столкнуться с порождениями тьмы, Уилл побледнел, и у него начали дрожать руки и ноги.

— Быть может, нам не придется сражаться с ними, — сказал Хирад.

— Но встречи избежать не удастся, — ответил Уилл.

— Мы защитим тебя.

— Только Фрон способен на это.

Хирад забыл о волке. Он предполагал, что оборотень остался снаружи; впрочем, тогда Уилла среди них уже не было бы. Вороны никогда не сражаются поодиночке. Никогда.

— А если Фрон пойдет с нами?

— Тогда я тоже, — заявил Уилл.

Хирад кивнул и повернулся к стоящим рядом Ирейн и Денсеру.

— Мы не можем обойтись без вас. Главным образом потому, что вы Вороны, но еще вы необходимы нашему отряду, чтобы помочь Илкару поддерживать щит маны. — Вар-вар обращался к Денсеру, хотя на самом деле все зависело от Ирейн.

— Задача чрезвычайно трудная, однако мне кажется, нам по силам. Да и не думаю, что у нас есть выбор, — ответила Ирейн.

Она положила руку себе на живот, и на ее лице появилась тревога.

— Выбор есть всегда, — пробормотал Денсер.

— Похожий на тот, который ты предоставил нам, применив «Рассветного вора»?.. — прорычал Хирад. — Теперь твоя очередь.

— Я не говорил, что отказываюсь.

— Но если ты согласишься, тебе придется там быть, — сказал Хирад. — До самого конца.

Ша-Каан, который все это время молчал, поднял огромную голову на длинной шее и заговорил через плечо Хирада:

— Он верно говорит, вор. Никто не ставит под сомнение твое искусство, но если ты не будешь действовать в гармонии с остальными, то твое присутствие станет для нас источником дополнительной опасности.

Денсер ощетинился — ему не понравились слова Ша-Каана, — но хмурое лицо Хирада заставило его успокоиться. Денсер неожиданно улыбнулся.

— Сейчас у меня нет никаких срочных дел, — заявил он.

Изогнув шею, Ша-Каан посмотрел на Хирада.

— Ну? — спросил дракон. Хирад ухмыльнулся.

— Можно считать, что он сказал «да», Великий Каан.

— Прекрасно. — Голова опустилась на землю. — Сворачивайте лагерь, сюда мы больше не вернемся.

— А как быть с Фроном? — спросил Уилл.

— Фрон? — Ша-Каан вопросительно посмотрел на Хирада.

— Оборотень, — пояснил Хирад. — Волк.

— Ага. — Пульсирующие образы леса и кровавой погони наполнили сознание Хирада. — Я вошел в контакт с его сознанием. Он где-то в коридоре. Фрон придет. Его связь с тобой, маленький человечек Уилл, очень сильна. Как у дракона и драконера.

Морщины на лице Уилла разгладились, он кивнул и оглянулся по сторонам.

— Найди его, Уилл, — предложил Хирад. — А мы пока свернем лагерь.

— Поторопитесь, — напомнил Ша-Каан. — Совет скоро начнет действовать.

Хирад вывел Воронов из покоев Ша-Каана, и они на короткое время вернулись в Балию.

После того как генерал Кард ушел, Совет Джулатсы вновь собрался в Сердце для переговоров с Хейлой, хозяином «Савана», — только теперь среди них не было принесшего себя в жертву Дила. — Небольшое помещение озарял «Светящийся шар» Эндорра.

Центр волшебства Джулатсы был забит самыми важными текстами, которые выбрал Баррас. Их сложили в высокие стопки между восемью гладкими серыми камнями.

Керела нахмурилась, глядя на беспорядок в самом священном помещении университета, и Баррас невольно улыбнулся.

— Мы не раз предлагали увеличить библиотеку, — напомнил старый эльф.

— Я отдам указание подготовить новые планы, как только мы разберемся с угрозой висминцев, — обещал Торвис. Все рассмеялись, и напряжение спало. Керела подняла руки, чтобы восстановить порядок.

— Пожалуйста, друзья мои, — заговорила она. — Мы собрались здесь, чтобы снять «Саван демона», защищавший нас от армий висминцев. Дил пожертвовал жизнью, дабы заручиться помощью демонов, и его душа останется у Хейлы даже после того, как «Саван» исчезнет. Возможно, Дила никогда не отпустят. В честь памяти о его душе я прошу вас немного помолчать.

Баррас и остальные члены Совета склонили головы.

— Благодарю вас, — вновь заговорила Керела. — Пришла пора вызвать Хейлу, хозяина «Савана».

Теперь, когда их осталось семеро, дело значительно осложнилось. Керела могла выделить лишь троих магов на поддержание колонны, и пот очень скоро выступил на лбу у Эндорра, Торвиса и Селдейн, когда они приступили к выполнению своей нелегкой задачи. Лишь однажды возникла неожиданная вспышка, в остальном же они успешно справлялись с работой, позволив Баррасу открыть врата.

Сине-ледяной свет маны наполнил цилиндр, и Баррас с трудом удержал его внутри.

— Что-то произошло, — сказал он, едва удерживая контроль.

— Справляешься? — спросила Керела.

— С огромным трудом, — сквозь зубы ответил Баррас.

— Я могу продолжать? — В голосе Керелы слышалось волнение.

— У нас нет выбора. — Баррас ощущал, как по спине у него бегут струйки пота.

Мана кипела внутри цилиндра, ударяла в стенки и питала устройства Сердца, увеличивая запасы, которые мог использовать Совет.

Слова Керелы казались Баррасу далеким шепотом, когда он напрягал свои силы, опыт и упрямство, удерживая врата. Каким-то образом демоны черпали энергию, кипевшую в цилиндре и в небольшом портале, через который Керела сотворила заклинание Призыва.

Баррас не понимал, что происходит. Возможно, демоны разочарованы, что Совет намерен прекратить действие заклинания «Савана». Обычное проявление упрямства. Однако скорее за этим стоит нечто более опасное. Необходимо сохранять максимальную осторожность.

Вдруг давление на портал прекратилось, колонна исчезла, и перед ними вновь появился Хейла. На сей раз он оказался выше ростом, а лазурное свечение было таким сильным, что частично скрывало черты его лица. Некоторое время демон молчал, глядя на Совет магов.

— Я не ожидал, что приду к вам так скоро, — сказал он, с трудом скрывая раздражение.

— Мы постарались максимально сократить нашу потребность в заклинании «Савана», — спокойно ответила Керела.

— Ага, значит, вы хотите обсудить вопрос о прекращении действия заклинания, а не о его продлении.

— Ты удивлен? — спросила Керела.

— Я знал, что нам предстоит встреча; меня удивило лишь, что она произошла так скоро.

— Ты не имеешь права влиять на время прекращения действия заклинания, — теперь уже в голосе Керелы слышалась тревога.

— Но ситуация изменилась, не так ли, Высокий маг?

Напряжение усилилось.

Баррас нахмурился. Изменилась?..

— Что ты имеешь в виду? — К счастью, боги успокоили Керелу — ее голос вновь звучал совершенно спокойно.

— В данный момент снятие заклинания «Саван демона» противоречит нашим интересам. Это доставит нам неудобства.

Выражение лица Хейлы не менялось, он говорил без малейших эмоций, ничем не выдавая своих намерений. Однако каждое его слово было исполнено внутренней силы и убежденности. Лишь очень немногие занимали более высокое положение, чем он, в умении контролировать измерение демонов — измерение, в котором гораздо больше порядка, чем утверждают многие популярные легенды.

— Неудобство? — с презрением спросила Керела. — Неужели мне нужно напоминать тебе, Хейла, что снятие «Савана» не имеет никакого отношения к твоим удобствам? Оно определяется решением Совета Джулатсы. Твое согласие требуется нам лишь для того, чтобы никто из демонов не пострадал во время снятия заклинания. Речь идет об элементарной вежливости с нашей стороны — мы рассчитываем, что вы проявите милосердие к тем душам, которые к вам попали. Вы не можете препятствовать снятию заклинания.

Хейла улыбнулся, обнажив ровные ряды острых, точно иголки, зубов.

— Мне известны ограничения, которые вы наложили на нас, когда столь хитроумно сконструировали систему контроля над маной. Я прошу всего лишь о двух днях, чтобы мы в полной мере воспользовались преимуществами, которые дает нам временный источник дополнительной маны. У нас тоже есть враги. Если вы выполните нашу просьбу, захваченные нами души будут освобождены. — Глаза Хейлы сверкнули.

Баррас услышал, как вскрикнула Селдейн, а в голосе Керелы послышалось сомнение.

— Хейла, ты сделал нам привлекательное и щедрое предложение. Очень привлекательное, — сказала она. — И при любых других обстоятельствах я бы с радостью его приняла. Однако сейчас на карту поставлена жизнь тысяч жителей Джулатсы. И скорбя о нелегкой участи Дила и других захваченных душ, я должна отклонить твое предложение.

Брови Хейлы изогнулись, а лицо исказилось от ярости, что привело к вспышкам и завихрениям маны. Воздух внутри портала затуманился от его холодного дыхания, и маги почувствовали, что температура в комнате заметно понизилась. Пальцы Хейлы разжались, из них потекла белая субстанция, раздались мучительные крики людей, которых возвращали через портал.

— Мы будем сражаться с тобой, верховный маг! А этим душам — я обещаю тебе — предстоят вечные страдания далеко от небес, которым они принадлежат. Они потеряны навсегда, как и ты. Теперь, Керела из Джулатсы, ты моя.

— Ты не в силах добраться до меня, Хейла, — ответила Керела, хотя слова демона явно ее потрясли. — Приготовься к исчезновению «Савана». Прощай.

Керела разорвала связь, и Хейла мгновенно исчез.

Мана вновь забурлила внутри колонны, но Баррас был готов и легко справился с ней. С глухим ворчанием он закрыл портал.

В комнате воцарилось молчание. Баррас убрал с лица пряди седых волос и провел ладонями по щекам. Торвис и Вилиф переглянулись,

— Что он имел в виду: «Мы будем сражаться с тобой»?.. — прервал молчание Эндорр, молодой маг.

— Наверное, они будут противиться закрытию портала и снятию «Савана», — ответил Кордолан.

— Нет, — возразила Керела, — все гораздо серьезнее. Демоны ищут новые души, и что-то дает им силу бросить нам вызов. Очевидно, теперь у них есть опора в Балии. Полагаю, они попробуют вырваться из заточения.

— Что? — воскликнула Селдейн. — Неужели они на это способны?

— При обычных обстоятельствах нет, — ответила Керела. — Впрочем, они никогда не осмеливались угрожать нам, находясь в нашем измерении. Похоже, сейчас положение изменилось.

— Возможно, нам следует подождать еще два дня? Пусть Хейла закончит свои дела, — предложил Эндорр.

Торвис покачал головой, а Вилиф сказал:

— Нет, юный мастер, боюсь, ты неправильно понял Хейлу, когда он упоминал о своих врагах. Подозреваю, что через два дня демоны станут настолько сильны, что сумеют выбраться из заточения. Хейла так разозлился именно потому, что теперь у него нет такой уверенности.

— Да, — согласился Баррас. — А через два дня жертв «Савана» станет еще больше. Мы не можем ждать.

— Но его предложение… — не унимался Эндорр.

— Ложь, — решительно перебила его Керела. — Давайте начнем, друзья мои. Чем дольше мы ждем, тем выше шансы на неудачу. Соединим наши силы вокруг горящей свечи. Не позволим себе слабости, демоны или висминцы не должны захватить Джулатсу. В противном случае они завладеют всей Балией.

Вороны приблизились к Ша-Каану; запах дерева и масла, который шел от шкуры дракона, смешался с едким ароматом его дыхания и жаром огня. Они встали в защитную формацию, дракон и люди — спина к спине; он занимал три четверти квадранта, на их долю пришлась четвертая. По бокам от Хирада стояли Безымянный Воитель и Уилл, Фрон устроился рядом с маленьким человеком. За ними замерли Илкар, Ирейн и Денсер, готовые вступить в бой по первому же слову Ша-Каана.

Казалось, они стоят на месте, однако Ша-Каан заверил Воронов, что они приближаются к Джулатсе и он просто ждет подходящего момента, чтобы пробить брешь в «Саване». Однако тишина действовала на нервы. Только полнейшее доверие к Ша-Каану позволяло Хираду сохранять спокойствие.

— Вы сами узнаете, когда мы коснемся «Савана демона», — обещал Ша-Каан. — Стены дрогнут, и вам будет трудно устоять на ногах. Я постараюсь обеспечить надежную дорогу, но мне необходимо нанести удар в самое средоточие их могущества, чтобы остановить демонов и позволить вашим магам прекратить действие «Савана».

— Как скоро? — спросил Хирад.

— Очень скоро. Они уже начали приготовления.

— Помните, с каким заклинанием нам предстоит столкнуться, — сказал Илкар. — Мы конструируем Холодную Комнату, создавая оболочку, внутри которой мана не может перемещаться. Мы будем поддерживать ее, используя нити маны, имеющейся внутри каждого из нас. Это очень утомительный процесс. Холодная Комната не остановит демонов, хотя лишит их сил. Отсутствие потока маны вокруг вашего оружия позволит наносить демонам раны, но убить демона совсем не просто, нужно постоянно наносить удары, чтобы не позволить им приблизиться.

Мы окрасим защитное поле в светло-зеленый цвет. Оно останется прозрачным, но за его пределы выходить нельзя, в противном случае ваше оружие сразу станет бесполезным, а главное — вы потеряете души.

Хирад и Безымянный кивнули. Уилл повернулся к Фрону, чьи волчьи глаза неотрывно смотрели в лицо друга.

— Постоянно оставайся рядом со мной, — сказал Уилл и дрожащими руками вытащил пару коротких мечей. Фрон негромко зарычал.

— А они точно на нас нападут? — спросил Уилл.

— Точно, — ответил Ша-Каан, голос которого заметно изменился с того момента, как он начал разворачивать коридор в сторону Джулатсы. — Наше присутствие прервет поток энергии — мы сыграем роль пробки в бутылке. Ваши души привлекут демонов, как добыча привлекает драконов, и они сосредоточат все свое внимание на новых жертвах. Араки, когда у них появляется возможность отнять душу, быстро забывают о дисциплине. — Он повернул свою длинную шею, чтобы посмотреть людям в лицо. — И еще одно. Ожидайте нападения демонов с любой стороны. Они не связаны вашими физическими законами и могут появиться сверху или у вас из-под ног. Их прикосновение жжет, словно огонь, укусы подобны уколам ледяных сосулек, а глаза постараются высосать силы. Не выказывайте страха.

Хирад ощутил поток благодарности, смешанный с гневом. Ша-Каан все еще винил их за то, что Денсер сотворил заклинание «Рассветный вор». Очевидно, дракон не скоро их простит.

Хирад повернулся к магам.

— Вы готовы? Илкар кивнул.

— Ты только постарайся, чтобы твой меч оставался острым.

— Интересно, какого цвета кровь у демонов?

— Ну, сейчас самое подходящее время это выяснить, — заметил Денсер. — Надеюсь, мы увидим ее немало, верно? Хирад улыбнулся.

— Постараюсь. Вперед, Вороны! Великий Каан, маги начнут творить заклинания по твоей команде.

— Прекрасно. Начинайте немедленно. — Ша-Каан повернул голову вперед.

По коридору пробежала дрожь. Хирад приготовился к толчкам, слегка согнув колени, и обнажил меч. Маги встали спина к спине, чтобы не упасть и не потерять концентрации.

Илкар обнаружил, что его совсем не пугает союз трех различных магических школ. И в самом деле, после вынужденного единения с Денсером, когда они спасали жизнь Хирада, возможность взаимодействия не казалась ему такой уж дикой. Похоже, черный маг из Зитеска тоже так думает.

Теперь, когда все три мага настроились на спектр маны, Илкар наблюдал за потоками оранжевой, темно-синей и желтой маны, которые указывали на три разные школы — Додовер, Зитеск и Джулатсу. Каждого мага окружала оболочка своего цвета, а над ними потоки сплетались, словно волокна одного каната, усиливая друг друга.

Затем, когда сплетенные потоки начали пульсировать в едином ритме, трое магов соприкоснулись головами и взялись за руки, образовав полный круг. Ирейн, обладавшая большим опытом совместной работы, руководила сотворением заклинаний.

— Одно волшебство, один маг, — сказала она.

— Одно волшебство, один маг, — повторил Денсер.

— Дальше, — промолвил Илкар, чувствуя тепло между Денсером и Ирейн сквозь поток маны, который заключил их всех в трехцветный тюльпан.

— Я буду произносить слова, но мы должны усилить форму. Сохраняйте цвета, и пусть каждый создаст свою часть равностороннего треугольника. Затем совместим их стороны и начнем вращать. — Голос Ирейн был едва слышен на фоне гула.

Коридор задрожал, однако Илкар, не обращая внимания, сосредоточился на медленно вращающейся фигуре у себя над головой. Ирейн убедилась, что фигура не теряет формы, после чего двинулась дальше.

— Разделите и выверните наружу ваши стороны… Пусть вершины разойдутся… Создадим зеркальное отображение и удвоим его основания.

Задача неожиданно оказалась совсем несложной. Вскоре уже две пирамиды вращались в разных направлениях, и Илкар начал понимать, какую форму примет фигура в конце и где их подстерегают трудности. Ирейн подтвердила его предположения.

— Хорошо. Нам нужно создать острый выступ с каждой стороны, причем выступы должны вращаться в противоположном направлении относительно соответствующей шестигранной пирамиды, чтобы надежно связать между собой учения наших университетов и образовать фигуру, которая заставит потоки маны ее обходить. Не забывайте, что во время создания выступов пирамиды должны продолжать вращаться. — Она замолчала, и воздух вокруг Илкара зазвенел от напряжения.

Разум магов в титаническом усилии одновременно создавал новые формы и удерживал старые. Искусству разделения начинали учить рано, но давалось оно нелегко. Илкар не сомневался, что все они владеют им в необходимой степени, однако ситуация сложилась неординарная. Если пирамиды перестанут вращаться, последствия окажутся ужасными. Они могут потерять память или ослепнуть. Или умереть.

Грани Денсера появились почти сразу же и начали вращаться, касаясь друг друга вершинами.

— Со мной все в порядке, — сказал он.

Интересно, какие изменения произошли с Денсером после того, как он сотворил заклинание «Рассветный вор», подумал Илкар. Для обычного мага создать грани так быстро практически невозможно. Однако это давало им всем преимущество и позволяло быстрее и эффективнее создавать собственные грани.

Илкар, используя едва заметные движения рук, которые все еще сжимали ладони других магов, сформировал две свои грани, соответствующие треугольным граням Денсера. Он сделал их желтыми и поставил на место через мгновение после того, как Ирейн справилась со своей частью задачи. Теперь пирамиды имели на каждой грани выступы, вращающиеся в противоположные стороны. Заклинание было почти готово.

— Потрясающе, — сказала Ирейн, хотя в ее голосе почти не слышалось удивления. Она знала, какими возможностями обладает их компания. — Обе части должны иметь абсолютно одинаковую форму и скорость вращения. Теперь нужно уменьшить высоту пирамид и растянуть их в стороны… да. Увеличивайте основания выступов. Так, хорошо. Мы готовы к запуску.

— Моя часть конструкции стабильна, — заявил Денсер.

— И моя, — проговорил Илкар.

Над ними вращались два облака маны, напоминающие куполообразные шлемы с пиками.

— Дор анвар энуит, — произнесла Ирейн слова додоверского магического языка, отчего разноцветные потоки маны смешались. — Эарт джен хоте. — Она отпустила ладони Илкара и Денсера и подняла руки над головой. — Запуск.

Ирейн положила руки на каменный пол.

И тут же фигура стала резко увеличиваться, словно в нее под высоким давлением накачивали воздух. Одна половина накрыла Воронов и Ша-Каана, а другая оказалась под ними, чтобы замедлить наступление демонов, которые попытаются атаковать их снизу.

— Лис фалетте, — негромко произнес Илкар.

Зеленая волна, светлая и прозрачная, накрыла всю фигуру.

Трое магов позволили себе опустить головы. Они сотворили заклинание. Вороны и дракон дышали воздухом, полным маны.

Хирад даже не успел открыть рот, чтобы сообщить Ша-Каану о том, что заклинание сотворено. Мощный толчок потряс коридор, по гобеленам пробежала рябь, пламя взметнулось вверх, во все стороны посыпались искры. Хирад пошатнулся, а Уилл упал, споткнувшись о длинное тело Фрона. Волк испуганно взвыл; он не видел угрозы, но понимал, что она где-то рядом.

— Спокойно, Вороны, — сказал Безымянный, который даже не шевельнулся.

Он слегка постучал острием меча по камню, и этот звук помог остальным прийти в себя.

Последовал второй толчок, сопровождаемый грозным гулом. Воздух наполнился пылью.

— Приготовьтесь, — предупредил Ша-Каан.

Хирад и Безымянный обменялись взглядами. Впервые Хирад прочитал в глазах могучего воина одновременно сомнение и решимость преодолеть все преграды. Безымянный понимал, что значит потерять душу и позволить демонам завладеть ею. Ему удалось получить ее обратно, и он не собирался вновь с ней расставаться.

С боевым кличем Вороны вошли в «Саван демона».

ГЛАВА 22

Члены Совета магов Джулатсы встали вокруг свечи маны в центре Сердца, держа руки в форме распятия, чтобы надежнее сохранять контакт с венцом. Вокруг бушевала мана демонического измерения, стараясь лишить их точек опоры.

Создание заклинания, снимающего «Саван демона», прошло довольно спокойно, и магам быстро удалось сотворить форму, которая направит всю энергию «Савана» обратно в измерение демонов. Но в тот самый миг, когда форма вошла в соприкосновение с «Саваном», демоны начали атаку, посылая потоки чистой энергии.

Продолжая изо всех сил сопротивляться натиску врага, стараясь удержать венец, Баррас поблагодарил богов за то, что маги Совета так виртуозно владеют своим искусством. В противном случае они мгновенно потерпели бы поражение, а их разум не выдержал бы мощной атаки демонов. Более того, Эндорр и Кордолан на несколько мгновений потеряли контакт с венцом, так что оставшимся членам Совета пришлось принять всю тяжесть борьбы на себя, пока младшие коллеги не восстановили силы.

Вместе с благодарностью пришел страх — Баррас прекрасно понимал, что Совет не сможет долго удерживать такой мощный натиск, но думать об отступлении было поздно. Основа, на которой держался «Саван», создана демонами — именно за это они потребовали душу одного из магов. Однако после свертывания «Савана» они теряли контроль над основой, которая оставалась в Джулатсе.

Для того чтобы остановить демонов, требовалось огромное количество маны, к тому же подобная борьба изменяла саму природу основы. Именно в этот момент — во всяком случае, так утверждала теория — демоны имели шанс прорваться через границы и наполнить Балию таким количеством маны, которого хватит на то, чтобы умертвить все живые существа.

Маги всегда знали о существовании такой возможности, но еще никогда демоны не имели столь мощного независимого источника энергии, чтобы попытаться претворить теорию в жизнь.

Больше всего Барраса беспокоил тот факт, что демоны столь удачно выбрали время для своего удара. Следовательно, они знакомы с магическим языком Джулатсы и принципами устройства основы гораздо лучше, чем предполагали маги. Демоны способны распознавать следы, которые оставляют заклинания магов, — а если так, то им по силам противодействовать Совету.

Сейчас магам ничего не оставалось, как отчаянно защищать свое измерение, цепляясь за венец. Баррас содрогнулся. Венец — самое слабое место, его уничтожение приведет к тому, что основа «Савана» изменится и станет уязвимой. Нет, о том, чтобы потерять венец, даже и помыслить невозможно. В таком случае демоны получат полную свободу.

— Керела, мы должны исправить форму, венец теряет четкость очертаний. Так мы не сумеем его закрыть. — Бар-рас знал, что говорит тихо, но все члены Совета его обязательно услышат, несмотря на вой маны, пытающейся пробиться сквозь магическую защиту.

— Прежде нам необходимо вернуть сплоченность в наши ряды, — спокойно, но властно возразила Керела. — Эндорр, нужен щит против маны демонов.

— Да, верховный маг. — В голосе молодого мага слышалось напряжение.

— Предоставь венец остальным. Мы справимся, пока ты будешь творить заклинание, — сказала Керела.

— Я ухожу, — заявил Эндорр.

Вилиф и Селдейн тут же взяли на себя его часть круга. Баррас закрыл глаза и направил свой разум в сторону Эндорра, ощущая, как тот черпает энергию маны, чтобы создать щит, призванный отталкивать вражеские заклинания. Он улыбнулся: Эндорр работал просто великолепно, сращивая щит заклинаний с «Маской маны», предназначенной для блокировки атак на разум.

Но уже в следующий момент улыбка исчезла. Форма маны, с которой работал Эндорр, была неровной, два заклинания сливались неудачно, образуя нестабильную систему. Казалось, Эндорр ничего не замечает, продолжая направлять в неуклюжее сооружение все новую и новую энергию. Границы неровного додекаэдра начали пульсировать, внутри возникли резкие, неприятные цвета: желтый, потом пурпурный, а в следующее мгновение появились серые завихрения, указывающие на катастрофическую слабость заклинания.

— Эндорр, твоему заклинанию не хватает стабильности. Не вздумай его заканчивать в таком виде. У тебя еще есть время. — Слова Барраса разрушиликонцентрацию магов вокруг свечи.

Клочья оболочки венца полетели в разные стороны, когда члены Совета отвлеклись на неуклюжее творение Эндорра. Однако юный маг не слышал Барраса. Оказавшись вне круга магов, он полностью сосредоточился на своем заклинании, его губы беззвучно шевелились, а руки продолжали творить щит. И он по-прежнему не видел, что происходит в самом центре сплетения маны. Баррас не понимал, почему так происходит, но мрак поглотил ядро сплетающихся заклинаний — если Эндорр доведет свое дело до конца, они потерпят поражение.

— Эндорр! — крикнула Керела, продолжая контролировать венец, хотя часть ее сознания пыталась привлечь внимание юноши.

Эндорр негромко произносил слова заклинания, и беспокойство охватило всех членов Совета, что сразу же отразилось на венце. Керела призвала магов вновь сосредоточиться на своей задаче, хотя теперь все не сводили взглядов с Эндорра.

Никто не мог пошевелиться, иначе венец тут же потерял бы стабильность — пятерым магам не справиться с организованным натиском демонов. Эндорр заканчивал последние приготовления, в додекаэдре пульсировали ярко-желтые всполохи, перемежающиеся бронзовыми и белыми полосами, но его центр оставался серым. Баррас ощущал, как растет напряжение в кольце магов.

— Приготовьтесь. Если заклинание Эндорра выйдет из-под контроля, нам понадобятся все наши силы, — предупредила Керела.

Почему Эндорр не видит ошибки? Баррас мучительно пытался найти ответ на свой вопрос. Однако он понимал, что должен сосредоточить все свое внимание на венце, иначе подвергнет своих товарищей страшной опасности.

Эндорр открыл глаза, произнес заключительное слово и только после этого заметил ошибку в своей конструкции. Лицо юного мага мучительно покраснело, а его творение стало расти вширь. Но тут же начало быстро сжиматься — серое пятно принялось пожирать все остальные цвета.

Пронзительный вопль вырвался из плотно закрытого рта Эндорра, из носа и ушей брызнула кровь, тело содрогнулось, пальцы мучительно сжались, хватая воздух — он все еще пытался взять заклинание под контроль.

Ослепительно вспыхнула мана, и творение юного мага схлопнулось. Эндорра отбросило назад, он рухнул на пол и остался лежать без движения.

Свечение прекратилось, хотя венец продолжал раскачиваться. Новый поток маны хлынул вдоль границ «Савана», разрывая связи в дюжине мест.

— Заприте его, — сказала Керела. — Заприте его. Оставшимся шестерым членам Совета после жестокой борьбы удалось навести некое подобие порядка.

— Что теперь? — испуганно спросила Селдейн.

— Будем ждать и размышлять. Сконцентрируемся и станем сильнее, — ответила Керела.

— Чего мы будем ждать?

— Я не знаю, Селдейн, — сказала Керела, и в первый раз Баррас увидел, что она подумала о возможности поражения. — Я не знаю.

* * *

Коридор с гудением уперся во внешнюю оболочку «Савана демона». В тот же миг возле зеленых границ Холодной Комнаты возникли извивающиеся синие фигуры демонов. Если бы не защитное заклинание, души Воронов уже достались бы им, но вопли разочарования и боли, вырывавшиеся из сотен глоток, говорили о многом. Некоторое время никто не осмеливался сделать шаг вперед.

— Не ждите их. Наносите удары, когда они приблизятся к границе нашего щита. Заставьте демонов испытать страх — тогда они будут не такими смелыми, — сказал Ша-Каан, и тут же из его огромной пасти вырвалось пламя, он сделал шаг вперед, а могучий хвост дракона нанес несколько ударов, после чего свернулся кольцами вокруг магов, защищая их.

Безымянный перестал стучать о пол острием меча.

— Вороны! — вскричал он. — Вороны, за мной! — Он взметнул в воздух свой меч. Лезвие описало восходящую дугу и обрушилось на лишенные доспехов тела демонов.

Раздался возмущенный визг, замелькали конечности, когти застучали по металлу. Хирад бросил взгляд направо и увидел, что оба коротких меча Уилла чертят в воздухе замысловатые восьмерки. Фрон взвыл и присоединился к схватке.

Клинки Воронов взбесили демонов; они окружили Холодную Комнату, выбирая момент для нанесения удара. Снова и снова демоны выскакивали на свободное от маны пространство, но тут же отступали с громкими криками боли.

Однако к ним присоединялись все новые чудовища, привлеченные запахом плоти и свободных душ, которые смогут компенсировать урон, полученный ими от контакта с лишенным маны воздухом.

Хирад посмотрел вверх. Демоны парили над их головами, шумно требуя крови и жизненной сущности.

— Так много… Нам их никогда не побить, — сказал Хирад.

— Наша задача вовсе не в том, чтобы их побить, — ответил Ша-Каан, направляя струю огня в демона, который неосторожно высунулся слишком далеко. — Чем больше врагов мы сумеем отвлечь на себя, тем легче Совету Джулатсы с ними сражаться. Нам необходимо задержать Араков. Тогда у магов появится шанс закрыть «Саван».

— А если нет?

— Тогда нам всем конец. — Ша-Каан повернул голову и бросил взгляд на своего драконера. Хирад почувствовал, как к нему возвращается уверенность. — Сражайся, Хирад Холодное Сердце. Веди за собой Воронов. И бейтесь с демонами так, как вы еще не бились ни с одним врагом.

Первый из демонов решился войти в Холодную Комнату, и сражение за жизнь началось.

Давление на их разумы усилилось — так ветер превращается в бурю, — отнимая у каждого из магов запасы маны, мешая сосредоточиться. Потом они услышали голоса и смех. По мере того как новые волны маны накатывали на Совет Джулатсы, демоны обретали силу и уверенность. Они подбирались все ближе, еще немного, и мерзкие твари осмелятся нарушить границу измерения, проникнуть на территорию Балии.

… Сначала это был лишь шепот, и Баррас не разбирал слов. Постепенно он становился все громче, превращаясь в голос, который поддерживали многие и многие другие. Голос обещал страдания. Целую вечность страшных мук. Он обещал боль, ужас и безграничную скорбь. Он обещал ад.

Но только в том случае, если ты, маг, будешь цепляться за свое заклинание.

Откажись от борьбы, позволь демонам получить лакомый кусочек, и чаша сия тебя минует. Да, кое-кто из простых людей умрет, но разве это слишком большая цена за спасение Совета, который является средоточием магии Джулатсы? Разве не пора после многолетних жертв ради других немного подумать о себе?

Прекратите сопротивление. Прекратите, больше от вас ничего не требуется…

Баррас открыл глаза, его сердце отчаянно колотилось. Глаза остальных членов Совета были закрыты. Более того, на лице Кордолана появилась улыбка. А над ними медленно, но верно терял четкость своих очертаний венец. Начали падать украшающие его бриллианты. Исчезали узоры, идущие вдоль обода… натиск вражеской маны усиливался.

— Нет! — вскричал старый эльф.

Теперь венец балансировал на грани реальности, удерживаемый лишь подсознанием магов. Но этого было явно недостаточно, еще немного — и от венца останутся лишь воспоминания.

— Керела, проснись! — выкрикнул Баррас.

Конечно, верховный маг проснется, услышав свое имя, однако это может привести к тому, что она покинет круг. Риск очень велик… но Баррас решил взять на себя контроль части венца, за который отвечала Керела. Пот градом катился по лицу старого эльфа, пока его разум из последних сил защищал сразу два участка венца.

А потом Керела пришла в себя и поспешила на помощь.

— А теперь займись остальными. Только действуй осторожно, — попросила она.

Баррас и Керела будили загипнотизированных членов Совета, как маленьких детей, которым приснился плохой сон. Снова они слышали голоса демонов, призывающих их сдаться, сначала настойчиво, а потом и с яростью, когда им стало ясно, что Совет сумел — во всяком случае, временно — избежать гибели.

Вилифа разбудили последним. Он выглядел смертельно усталым, сказывался тяжкий груз прожитых им семидесяти с лишним лет. Глаза погасли, кожа побледнела, руки и ноги Дрожали. Он подошел к последнему пределу.

— Вилиф, мы справимся, — сказал Баррас. — Верь в нашу общую силу. И пусть бьется Сердце.

Вилиф кивнул, в его глазах вновь сверкнула надежда. Однако члены Совета прекрасно понимали, что находились в одном шаге от катастрофы. Если бы Баррас пришел в себя на несколько минут позже, все было бы кончено. Без посторонней помощи они обречены на поражение.

Пронзительные вопли наполнили воздух — демоны атаковали со всех сторон. Их становилось все больше и больше, У Хирада уже не было возможности смотреть, как идут дела у других. Он едва справлялся со своими врагами.

Демоны решительно нападали сверху, слева и спереди, оскалив острые зубы безгубых ртов, сверкая в зеленоватом пламени жуткими когтями. Их лица исказила боль, кожа покрылась волдырями, но они продолжали натиск.

Хирад перехватил поудобнее меч, который держал в правой руке, и кинжал, зажатый в левой. Демоны атаковали волнами, с душераздирающими воплями и смехом, обещая ему смерть и вечные мучения.

Варвар смеялся в ответ и вычерчивал клинком сложные фигуры, используя кинжал для защиты головы. Он ощутил, как тяжелое лезвие попало в цель, услышал мучительный крик, посмотрел направо и увидел, как демон схватился обеими руками за обрубок ноги и исчез.

Шум наверху усилился, и Хирад поменял клинки местами. Его меч описал широкую дугу над головой, и демонам пришлось отступить. Сзади пятерка мерзких тварей пикировала на магов. Он попытался сбить хотя бы одного, но Безымянный его опередил — двуручный меч обрушился на синюю шкуру так внезапно, что демон не успел уйти от расплаты.

Новые враги появились в Холодной Комнате, задыхаясь из-за недостатка маны, намереваясь атаковать Безымянного Воителя сзади и сбоку.

— Назад, Вороны! — вскричал Хирад. Уилл слева, Безымянный справа сомкнулись вокруг магов.

Уилл ушел от стремительной атаки пары демонов и встал в полушаге от Хирада, который заставил Араков, устремившихся на Безымянного Воителя, переключиться на него. Воитель бросил на каменный пол свой огромный меч и вытащил пару кинжалов с длинными клинками, образовав третью сторону защитного треугольника.

— Уилл, если тебе станет слишком трудно, мы поможем. Только позови.

— Не беспокойся, я справлюсь.

Над ними высилась могучая фигура Ша-Каана, который беззвучно уничтожал демонов мощными струями пламени. Хирад ощущал его спокойное присутствие в своем сознании.

Демоны перестроились и пошли в новую атаку.

Фрон пытался не думать о непонятном, помогая мужчине-брату, снова и снова нанося удары по парящим синим существам, которые нападали со стороны зеленого неба. Его челюсти щелкали, вгрызаясь в безвкусную, лишенную крови плоть. Он знал, что причиняет врагу боль и что его челюсти наносят урон, но у них не шла кровь, а рваные раны от клыков затягивались на глазах.

И он ощущал еще больший страх, чем в присутствии огромного зверя, который, казалось, на их стороне, но мог с легкостью всех уничтожить. Синие существа не были птицами, однако умели летать, и не были людьми, однако могли ходить на двух ногах. Их запах пугал Фрона. Существа пришли из другого мира, чуждого и отвратительного, обещающего долгую смерть.

Фрон нанес удачный удар лапой по одному из синих чудищ, то закричало и исчезло, но на его месте тут же возникло другое. Голову волка чем-то обожгло, он взвыл, тряхнул головой, и синее существо отлетело к стене.

Ужас охватил Фрона, и он отступил назад, вывалив язык, его глаза перебегали с лица одного врага на другого.

Он завыл, посмотрел на мужчину-брата, который теперь стоял плечом к плечу с другим человеком. А потом весь воздух стал синим.

—Они пришли, — проговорил Ша-Каан, на мгновение испугав Хирада.

Дергающиеся в агонии тела мелких демонов исчезли, им на смену пришли иные твари, с лицами размером с детскую куклу. Черные брови, синяя кожа, туго обтягивающая щеки и челюсти, глубокие глазницы… из приоткрытых ртов торчат клыки и черные десны…

— Боже мой, — выдохнул Хирад.

— Только не позволяйте им заглянуть вам в глаза. Тогда, ваши души будут в безопасности, — посоветовал Ша-Каан

— Но как нам это сделать? — вскричал Уилл, ворочая головой из стороны в сторону.

— Не смотрите им в глаза. Как только они овладеют вашим разумом, им будет по силам забрать душу, — сказал Ша-Каан.

Демоны атаковали.

Небо мгновенно наполнилось синими крылатыми существами, издающими пронзительные крики радости от предстоящей встречи с новыми душами и вопли боли — ведь для демонов здешний воздух был ядовитым. Сотни крылатых существ появлялись на смену каждым десяти, поверженным Воронами и драконом, быстро удвоив количество тех, кто ворвался в Холодную Комнату. Однако они начинали уставать.

Последовав примеру друзей, Хирад бросил на пол меч и вытащил второй кинжал.

— Наносите побольше ударов, Вороны. Охраняйте магов.

Его кинжалы начали описывать сложные кривые, предназначенные для защиты верхней части туловища и головы. Демоны метались в воздухе, точно птицы, пол постепенно покрывался их отрубленными конечностями. Нескольким удалось проникнуть сквозь каменные плиты снизу, но они потратили на это столько сил, что уже не представляли никакой опасности.

Клинки Хирада разили одного врага за другим, всякий раз отбрасывая легкие тела демонов по широкой дуге. Его предплечья ломали носы, конечности и ребра, ноги безостановочно наносили быстрые удары, топтали и давили тех врагов, которые оказывались на полу.

И все же они продолжали наступление, цепляясь за его доспехи, руки, плечи, сапоги и голову. И всякий раз, когда демонам удавалось коснуться его, тело пронзала острая боль. Тогда Хирад кричал от гнева и старался двигаться еще быстрее.

Рядом тяжело дышал Уилл, каждый свой удар он сопровождал стоном, от которого по спине Хирада пробегал холодок. Безымянный, непрерывно вращая кинжалами, наносил разящие удары и говорил слабеющему другу:

— Уилл, дыши глубже. Сосредоточься на врагах, забудь о боли. Они не в силах тебя убить, если не заглянут в твои глаза.

— Их слишком много, — прохрипел Уилл.

— Убей еще одного, и их станет меньше. — Хирад нанес удар левым кинжалом — и сразу четверо визжащих демонов убрались в свое измерение.

У него за спиной Ша-Каан выпустил огненную струю, уничтожив нескольких демонов, а могучий хвост дракона продолжал защищать застывших в неподвижности магов, раз за разом отбивая новые волны вражеских атак. Каждое движение дракона было точно рассчитано и причиняло врагу максимальный ущерб.

Фрон вел себя иначе. Волк, которого непрерывные атаки летающих демонов вывели из себя, скулил, бил хвостом, его голова металась из стороны в сторону, однако он постоянно следил за Уиллом, готовый в любой момент прийти к нему на помощь.

Вражеские атаки вновь усилились. Все больше и больше демонов появлялось в замкнутом пространстве Холодной Комнаты.

— Нужно продержаться еще немного, мы побеждаем, — заявил Ша-Каан.

— Побеждаем? — выдохнул Хирад, нанося удары кинжалами и ногами.

Демоны наступали со всех сторон. Они ползли вверх по ногам, кусали кожу доспехов, кружили над головой, пытались вцепиться в волосы… Безымянный Воитель, который за все время боя не издал ни единого звука, застонал, когда в его обнаженные руки вонзились когти и зубы демонов, и Хирад представил себе, как жар и холод распространяются по всему его телу, а кровь течет из многочисленных ран. Уилл почти прекратил сражаться, со всех сторон облепленный синими телами демонов; Фрон выл и бросался на врага, не обращая внимания на порезы, почти сплошь покрывающие его шкуру.

Ша-Каан выпустил широкую струю огня вправо и в сторону от Воронов, его хвост продолжал наносить мощные удары. Но теперь и его золотая шкура была покрыта синими телами, и ему не удавалось стряхнуть с себя дьявольские отродья.

— Вороны, бейтесь! — закричал Хирад, руки которого мелькали над головой, а клинки поражали все новых и новых врагов.

Демоны начали атаковать еще и снизу, и под ударом оказались беззащитные маги. Безымянный прокричал предупреждение и нырнул мимо взметнувшегося хвоста дракона на помощь магам, на которых напали визжащие, хохочущие твари. Все прекрасно понимали, что лишь заклинание магов мешает демонам покончить с ними. Пока Холодная Комната сохраняла свою целостность, у Воронов оставались шансы на победу. Однако схватка подходила к концу.

Уилл отчаянно закричал — демоны добрались до его лица.

— Нет! — завопил Хирад. — Оставьте его в покое, ублюдки!

Он бросился к Уиллу, забыв о своих кинжалах, и принялся руками отрывать от друга демонов, отшвыривая их в сторону. Фрон не отставал, мощные челюсти волка перекусывали одно маленькое тело за другим.

— Ша-Каан! — позвал Хирад, и его голос перекрыл шум боя. — Нам необходимо выйти отсюда. Немедленно!

— Нужно продержаться еще немного, — откуда-то издалека донесся ответ дракона. — Мы еще можем одержать победу. Мы должны.

Хирад чувствовал, как демоны сдирают с него одежду, стараясь добраться до горла.

Ша-Каан ошибается. Еще немного, и Вороны погибнут.

Тело Эндорра неподвижно лежало на полу Сердца — руки закрывают голову, одно колено прижато к груди, другое вывернуто наружу. Кровь медленно вытекала из уголка рта и носа. Похоже, он был еще жив.

Баррас наблюдал за своим товарищем совершенно отстраненно, по-прежнему направляя все свои силы на безнадежную борьбу за сохранение венца.

Демоны чувствовали близость победы, и их насмешки становились все более ядовитыми. Мана бурлила вокруг, наполняя сознание Барраса туманом и ослабляя его волю, в ушах гремел презрительный смех демонов.

На лицах магов выступил пот, по щекам текли слезы, маги держались исключительно за счет последних волевых усилий. Эндорр нуждался в немедленной помощи, но сейчас они ничего не могли для него сделать. Боги, они ничего не могли сделать и для себя.

— Сколько еще? — простонала Селдейн.

— Столько, сколько потребуется, — ответила Керела, но все прекрасно понимали, что Селдейн спрашивала совсем не об этом.

Баррас почувствовал, как по щеке сбежала слеза разочарования. Они попали в ловушку. Эндорр не сумел справиться с заклинанием, а у них не было возможности отпустить венец, чтобы поставить щит, — демоны не позволят. Однако они не в силах удерживать венец бесконечно, и когда последние запасы маны иссякнут, результат будет точно таким же, как если бы они прекратили борьбу прямо сейчас.

И все же маги не могли сдаться демонам — до тех пор, пока существовал хотя бы теоретический шанс, что подоспеет помощь.

Баррас сдержал слезы сожаления. До сих пор он рассчитывал, что его ждет спокойная старость в университете, которому он прослужил всю жизнь. Потом пришли висминцы, и он примирился с возможностью героической гибели во время защиты университета.

Но это? Позорная, бессмысленная гибель внутри замкнутой комнаты, вдали от свежего воздуха и солнечного света — гибель, которая никому не принесет надежды, а лишь бесконечные мучения… Такой конец не устраивал эльфа, как и остальных членов Совета.

Он поднял голову, хотя его внутреннее зрение было по-прежнему обращено к спектру маны, и принялся восстанавливать венец.

— Баррас? — голос Торвиса звучал едва слышно. — Будь я проклят, если позволю мерзким тварям разгуливать по моему университету и измерению. Я не стану кротко подставлять шею, чтобы им было легче со мной покончить. — Каждое слово маг подчеркивал мощным усилием духа, которое позволяло постепенно возвращать венцу прежнюю форму.

— Великие боги, мы еще не потеряли своего могущества, — послышался скрипучий голос Керелы. — Давайте все вместе покажем ублюдкам, кто владеет Балией. Если у кого-то не осталось сил, просто продолжайте свою работу. — И она присоединилась к Баррасу, усиливая защитные контуры венца.

И тут они заметили, что ситуация изменилась. Сначала совсем чуть-чуть, потом интенсивность потоков маны стала слабеть, начали стихать голоса демонов. Конечно, было бы приятно принять эти изменения на свой счет, но Баррас прекрасно понимал, что они не имеют к ним никакого отношения. Произошло чудо. Что-то — или кто-то — отвлекло внимание демонов.

— Другого шанса у нас не будет! — В голосе Керелы вновь послышались властные нотки, Совет оживал на глазах. — Мы и так потратили слишком много бесценного времени Карда, пора избавить город от проклятого «Савана»!

И венец, совсем недавно почти потухший, заискрился с новой силой.

Крики Уилла мешали магам сосредоточиться больше, чем вопли атакующих демонов. Хирад и Безымянный Воитель, не обращая внимания на боль, топтали и отбрасывали в стороны чудовищные существа, не забывая уклоняться от могучих ударов хвоста Ша-Каана. Одной рукой Безымянный крушил демонов, пытавшихся добраться до его глаз, а другой не давал добраться до магов.

У Хирада была более сложная задача. Уилл, давно уронивший свои короткие мечи, катался по полу, испуская пронзительные крики. Его тело мучительно дергалось под тучей демонов, и к горлу Хирада подступила тошнота, когда он видел, как их когти рвут плоть Уилла.

— Не дергайся! — закричал он, яростно встряхнув головой, чтобы сбросить вцепившегося ему в волосы демона.

Маленький человечек продолжал отчаянно извиваться — демоны вцепились ему в лицо.

Хирад повернул лицо друга к себе и начал отрывать от него демонов, не обращая внимания на глубокие царапины, которые оставляли их когти. Он заботился только о том, чтобы демонам не удалось заглянуть в глаза Уилла. Рядом сражался Фрон — враги не пытались добраться до его звериной души, запрятанной слишком глубоко.

Один за другим исчезали раздавленные и разорванные демоны, но тут же появлялись другие, которые с отвратительным хохотом включались в схватку.

Одному из демонов удалось зацепить когтем щеку Хирада. Варвар выругался и стащил его с лица, раздавив одной рукой. Уилл вывернулся из объятий Хирада и откатился в сторону, яростно растирая лицо.

— Спокойно, Уилл… Тот его не слушал.

— Нужно выйти отсюда, — скулил он. — Выйти… Он встал и побежал к границе Холодной Комнаты.

— Нет, Уилл, нет! — Хирад бросился вслед за Уиллом и удачным ударом по голени сбил его с ног.

Уилл упал, однако тут же вскочил, и Хирад услышал, как демоны уговаривают Уилла пойти с ними. Фрон коротко залаял и прыгнул вслед за своим постоянным спутником, но промахнулся всего на несколько дюймов. Уилл добежал до границ Холодной Комнаты и высунул руку наружу.

И тут демоны исчезли, вместе со всей своей ненавистью и злобой. Илкар, Ирейн и Денсер прекратили поддерживать заклинание, мгновенно возник коридор.

В наступившей тишине Хирад оглядел Воронов и Ша-Каана. Безымянный Воитель сидел рядом со сравнительно не пострадавшими магами, его голова и руки были покрыты множеством ран и царапин, из которых обильно текла кровь. Великий Каан отдыхал, лежа на животе, внешне выглядя нормально, однако Хирад чувствовал его боль и знал, что враги заставили дракона страдать за каждого убитого им демона.

Пронзительный вой разорвал тишину. Вороны повернулись и увидели сидящего возле Уилла Фрона.. Волк положил лапы другу на грудь, в его желтых глазах мешались скорбь и слепая ярость.

— О нет, — прошептала Ирейн. Уилл лежал совершенно неподвижно.

ГЛАВА 23

Баррас скорее ощутил, чем услышал, как венец закрыл «Саван демона», поскольку яростный вой озверевших врагов мгновенно прекратился.

Совет покончил с заклинанием, и все ощутили ни с чем не сравнимое облегчение, даже краткое блаженство. Вилиф покачнулся и наверняка бы упал, если бы не крепкие руки подхватившего его Кордолана; впрочем, тот и сам едва держался на ногах. Торвис, Селдейн и Керела бросились к неподвижному телу Эндорра — молодой маг еще дышал.

Баррас сразу же устремился к двери и распахнул ее — на пороге стоял побледневший Кард. Увидев Барраса, генерал облегченно улыбнулся.

— Баррас… я слышал такие звуки…

— С нами все в порядке, вот только Эндорр ранен. Позовите магов-связистов, Савана больше нет. Кард с сомнением спросил:

— А Эндорр?

— Вы ничем помочь не сможете. Лучше займитесь обороной. Ступайте. — Баррас посмотрел вслед Карду, а потом вернулся в комнату.

Помрачневшая Керела встала и провела ладонью по лбу, перехватив взгляд Барраса.

— Дело плохо. Не приходит в сознание. — Она похлопала Кордолана по плечу. — Отнесите его к лекарям. Я буду ждать магов разведки. Поторопитесь.

Кордолан, Торвис и Селдейн подняли обмякшее тело Эндорра и понесли его к двери. Вилиф, пошатываясь, двинулся вслед за ними.

— Спасибо тебе, Баррас, — сказала Керела.

— За что?

— За то, что всем нам показал путь. Баррас пожал плечами.

— Это ни к чему бы не привело, если бы… Рядом с дверью возник освещенный прямоугольник. Керела открыла рот, но Баррас поднял руку и опередил ее.

— Все в порядке, Керела. Полагаю, тебе предстоит узнать обо мне нечто совершенно неожиданное.

С негромким шелестом пятно света обрело материальность, и в свете горящих сзади факелов они увидели фигуру мужчины. Он сделал несколько быстрых шагов вперед, за ним последовали другие, один, самый высокий, держал на руках тело, рядом шла большая собака или…

— Великие боги… — начал Баррас.

— Баррас, все в порядке, — сказал Илкар. — Волк — это оборотень. Он с нами.

Баррас не видел Воронов со встречи у озера Триверн, когда было сотворено заклинание «Рассветный вор», и считал, что они оказались в ловушке к западу от Андерстоунского ущелья. Баррас был ошеломлен. Ни один из них не являлся драконером — он точно это знал, когда они встречались у озера, — однако лишь драконеру по силам открыть портал, а Баррас не сомневался, что Элу-Каана с ним нет.

— Как вы сюда попали?

— Долго рассказывать, — ответил Илкар, подталкивая Воронов внутрь Сердца. Воины сразу ощутили тяжесть маны на своих плечах, да и маги Зитеска и Додовера чувствовали себя здесь не лучшим образом. — Прежде всего сейчас необходимо сделать две вещи. Нам нужен немедленный доступ в библиотеку и лекарь для Уилла.

Наконец Баррас начал что-то понимать.

— Вы прошли сквозь «Саван»?

— Пожалуйста, поторопитесь, у нас очень мало времени.

— Ты прав, — вмешалась Керела. — Но всегда есть несколько мгновений, чтобы приветствовать любимого сына. — И она расцеловала Илкара в обе щеки. — Как видишь, часть библиотеки мы перенесли сюда, поскольку у ворот университета стоят висминцы. Очень скоро начнется сражение, и у нас почти нет надежды на победу, однако Вороны часто изменяют соотношение сил. Нужно привести в порядок Сердце, чтобы выйти на связь с другими магами. Пойдем, отнесем вашего раненого в лечебницу, а потом у нас будет несколько минут, чтобы поговорить в зале Совета. — Она жестом предложила Илкару идти первым и повернулась к Баррасу. — Ты мог бы мне довериться.

— Дело вовсе не в доверии.

— Позднее, — сказала Керела.

Хирад Холодное Сердце прошел мимо нее; мана вызывала у варвара весьма неприятные ощущения.

— Ша-Каан хочет говорить с тобой, — сказал он Баррасу.

— Ты драконер? — Баррас нахмурился. Хирад кивнул.

— Пойдем. Элу-Каан серьезно ранен и нуждается в твоей помощи.

Он повел Барраса в коридор слияния.

Генерал Кард быстро зашагал к кухням в основании Башни и приказал магам-связистам занять позиции перед Сердцем. Затем он направился во двор и одобрительно кивнул, увидев, что жители Джулатсы сохраняют спокойствие и дисциплину после того, как исчез «Саван». Кард посмотрел на передвижную наблюдательную башню висминцев, которая всю ночь освещалась факелами. Он не мог представить себе, что сидящие внутри дозорные не заметили исчезновения «Савана», но, судя по их молчанию, так оно и было. С другой стороны, он знал, что в темноте трудно разглядеть серые переливы «Савана», к тому же люди часто видят то, что предполагают увидеть. Прошло и ощущение зла, хотя висминцы этого также не заметили.

Кард надеялся, что у них есть еще хотя бы час. К этому моменту успеют подготовиться боевые маги, они уже приступили к сотворению заклинаний, да и остальная часть войск будет в состоянии нанести упреждающий удар.

Он постоял немного, зная, что все его люди поняли: «Савана» больше нет. За закрытыми дверями армия — точнее, то, что от нее осталось, — готовилась к сражению и получала последние указания. В другом месте боевые маги творили заклинания, которые принесут смерть висминцам.

Шум за спиной заставил Карда обернуться, и от удивления генерал даже отступил на два шага. К нему направлялся огромный воин, неся на руках тело своего маленького товарища. За ними следовали крупный волк, два члена Совета и несколько солдат, которые тащили вялое тело Эндорра.

Рот Карда невольно открылся, а рука потянулась к рукояти меча.

— Мы друзья, — резко сказал воин. — Где у вас лечебница? Быстрее, у Уилла совсем мало времени.

Кард с некоторым удивлением обнаружил, что показывает влево. Воин кивнул и побежал в нужном направлении; волк не отставал ни на шаг. Вслед за ними быстро шагали солдаты с телом Эндорра. Кордолан остановился рядом с Кардом.

— К нам прибыли Вороны. Баррас, похоже, оказался драконером и… в общем, вам следует вернуться в зал Совета, где Керела с ними разговаривает. — Кордолан поспешил вслед за солдатами.

Кард обратил взор к небесам, пожал плечами и побежал внутрь, остановившись лишь на несколько секунд, чтобы отдать указания своему заместителю.

— Все остается по-прежнему, — сказал он, — хотя ситуация немного изменилась в нашу пользу. Если сигнал тревоги будет подан до того, как я вернусь, бери под свою команду Башню и начинай атаку. Ты понял?

— Да, сэр.

Кард побежал в зал Совета.

Хирад присоединился к разговору Керелы и магов Воронов, предварительно познакомив Барраса с Ша-Кааном. Великий Каан должен был немедленно вернуться в Крылатый

Приют, оставив коридор открытым для Элу-Каана, чтобы тот мог получить помощь под неусыпным наблюдением Барраса. Его также познакомили с Керелой, верховным магом Джулатсы, и генералом Кардом, отвечавшим за оборону университета. Безымянный остался с Уиллом и Фроном.

— Внутри Сердца маги вышли на связь, — говорила Керела, когда Хирад вошел в комнату. — Неизвестно, кто нас услышит и как быстро они сумеют прийти к нам на помощь. Но с наступлением рассвета висминцы увидят, что «Савана демона» больше нет. Я полагаю, мы сумеем отражать их атаки в течение двух, может быть, трех дней. После этого университет падет.

— Хорошо, — кивнул Илкар, которому было трудно сразу принять все на веру. — Я бы хотел знать соотношение сил.

— Точно сказать не могу, — ответила Керела. — Предполагаем, что на каждого нашего солдата приходится от десяти до пятнадцати вражеских. Конечно, мы под защитой стен и магов.

— Да, положение серьезное, — мягко заметила Ирейн. — Но у нас другая проблема, и она значительно важнее всех остальных, не так ли, Илкар?

Прошло довольно много времени, после чего Илкар покачал головой.

— Керела, мы пришли сюда вовсе не для того, чтобы спасти Джулатсу. — Он облизнул губы. — Сейчас всей Балии угрожает гораздо более серьезная опасность, чем висминцы, и Вороны должны ее предотвратить, прежде чем тьма поглотит всех, в том числе и висминцев.

Керела некоторое время размышляла над словами Илкара. Денсер молчал, разжигая трубку, и лишь качал головой. На сей раз Хирад был доволен, что он помалкивает.

— А как же «Рассветный вор» — разве заклинание не гарантировало нам победу? — недоуменно спросила Керела.

— Над лордами-колдунами — да, — кивнула Ирейн. — Однако в результате заклинания была разорвана ткань нашего измерения, причем разрыв увеличивается с каждым нашим вздохом. Получилось, что мы открыли сюда путь драконам. Скоро даже Казны не смогут защитить нас от тех, кто захочет уничтожить Балию. И тогда начнется вторжение драконов.

На сей раз молчание Керелы продолжалось еще дольше. Возникла любопытная симметрия между повреждением ткани пространства и неожиданным усилением демонов, которые пытались помешать снятию заклинания «Савана». Верховный маг оглядела лица Воронов, пытаясь найти в них ложь или предательство, понимая, что ничего не обнаружит, кроме правды, в которую ей так не хотелось верить.

— Что вы ищете? — спросила Керела.

— Тексты Септерна, — ответила Ирейн, прежде чем голос Керелы смолк. — Все, что может помочь нам закрыть портал между измерениями.

Керела кивнула, но развела руки в стороны.

— Конечно, вы получите доступ ко всем нашим текстам. Я уверена, что Баррас подтвердит ваши слова. Я предлагаю вам начать работать в Сердце, как только сеанс связи подойдет к концу. Баррас перенес в Сердце многие ключевые тексты, среди них наверняка есть книги Септерна. Но в библиотеке находится более сотни его трудов и работ других авторов, касающихся смежных областей. Дежурный маг вам поможет, но поиски предстоят долгие.

— У нас в запасе не более двух дней, — заявил Илкар.

— Генерал Кард, — сказал Хирад, — вы можете узнать кое-что полезное от Безымянного Воителя и меня. Если мы будем сражаться на вашей стороне, то нам следует высказать свое мнение по поводу того, как следует организовать оборону.

— Мне прекрасно известно, как следует организовать оборону университета во время осады, — ощетинился Кард.

— Мы Вороны, — напомнил Хирад. — И участвовали во множестве осад, причем не только обороняли замки, но и находились на стороне осаждающих. Пожалуйста, я прошу вас.

Керела положила руку на плечо Карда и кивнула.

— Нам следует воспользоваться любыми возможностями. Кард кивнул.

— Ладно, хотя я сомневаюсь, что вы сможете предложить что-нибудь новое.

— Очень может быть. Но даже если удастся улучшить оборону одного участка, наши усилия будут не напрасными. Кард указал на дверь.

— Пойдем. Висминцы не заставят себя долго ждать.

Безымянный Воитель положил Уилла на кровать. Не вызывало сомнений, что обычные примочки и лекарства бедняге не помогут. Уиллу требовалась иная помощь.

Фрон сидел рядом с кроватью и изредка лизал лицо Уилла, но большую часть времени волк просто смотрел на своего друга, в его желтых глазах застыло отчаяние. Безымянный рассеянно гладил Фрона, пока Уилла внимательно осматривали лекари, пытаясь найти причины его состояния.

Лечебница помещалась в низком каменном строении с крытой шифером крышей. В палате стояло двадцать кроватей. Безымянный прекрасно понимал, что очень скоро раненых изрядно прибавится, и коек будет катастрофически не хватать. В дальнем конце единственной палаты, рядом со стопками запасных простыней, в большом камине весело полыхал огонь.

Безымянный искренне сочувствовал Уиллу. Он знал, как страшно, когда твою душу рвут когтями демоны. Живой ты или мертвый — значения не имеет; душа принадлежит телу До тех пор, пока не решит покинуть пределы смертных.

Душа Уилла еще не отлетела, но демонам удалось ее коснуться. Ледяное прикосновение их когтей и повергло Уилла в глубокий шок. Чудо, что его мозг оставался в состоянии отдавать приказы легким и он продолжал дышать. Безымянный почти не сомневался, что Уилл умрет, и когда целительница-маг попыталась войти в контакт с сознанием своего пациента, выражение ее лица о многом сказало Безымянному Воителю.

— Ну? — спросил Безымянный.

Целительница повернулась к нему и чуть сдвинулась в сторону, чтобы позволить двум женщинам, работавшим в лечебнице, положить Уилла поудобнее. Целительница была высокой и грациозной, с длинными изящными пальцами и седыми короткими волосами. Ее лицо покрывала сетка морщин.

— Мне еще не приходилось видеть людей, так далеко ушедших от нас. И хотя он дышит, трудно поверить, что душа все еще в теле. Я не слышу его разума, не говоря уже о том, чтобы войти с ним в контакт. Мозг поддерживает жизнедеятельность организма, однако боюсь, что это ненадолго. — И она в очередной раз посмотрела на Фрона.

— Не беспокойтесь из-за него. Он понимает, что вы пытаетесь помочь другу, и ему ясно, что Уилл очень серьезно болен. Так сколько ему осталось?

В палату вошли Хирад и генерал Джулатсы.

— До того, как он придет в себя, или до того, как он умрет?

— Полагаю, мы оба понимаем, что надежды практически нет, — ответил Безымянный.

Целительница печально улыбнулась и кивнула.

— Ну, скажу так: если в течение дня ему не станет лучше, я переведу его в дом призрения, где он и умрет, — нам здесь потребуются кровати.

Безымянный присел на корточки рядом с волком, который с тоской посмотрел на него.

— Уж не знаю, понимаешь ли ты меня, Фрон, но нам предстоит сражение. Если хочешь помочь Уиллу, пойдем со мной. Мы нуждаемся в тебе, а Уиллу способно помочь только время.

Фрон, не мигая, посмотрел в глаза Безымянного Воителя, а потом подошел к Уиллу и лизнул его в лицо, после чего улегся на полу возле изголовья.

Безымянный поднялся, отметив, что многочисленные раны на руках постепенно затягиваются под влиянием целительных заклинаний Ирейн и Илкара.

— Что ж, попытка не пытка, — сказал он и решительно зашагал навстречу Хираду и генералу Карду. — Хотите поговорить о предстоящей осаде, господа? — осведомился Безымянный. Они кивнули. — Тогда лучше всего это сделать за чашкой кофе. — Он показал на столики в западной части палаты, где весело пылал камин и кипело несколько котелков.

Хирад представил ему генерала Карда, и они пожали друг другу руки.

— Сожалею, что не представился раньше. Меня зовут Безымянный Воитель.

— Я знаю, — с улыбкой ответил Кард. — А я командующий войсками Джулатсы.

— Нельзя терять время, — заметил Безымянный.

— Вы правы. Маги-связисты уже предупредили всех, кто находится не более чем в дне пути, что нам нужна помощь; один из ваших магов, Илкар, назвал мне имя мага, с которым мы можем войти в контакт.

— Феона, — вспомнил Безымянный.

— Да. Сейчас нам ничего не остается, как ждать, когда дозорные на башне поднимут тревогу, прежде чем мы пойдем в атаку.

— А зачем нам ждать? — поинтересовался Хирад.

— Потому что любое промедление дает возможность нашим союзникам подойти ближе. Без их помощи поражение неизбежно.

— Ждать подкрепления нельзя, — настаивал Безымянный. — Ваши люди нервничают, к тому же атака потеряет фактор внезапности, а это для нас жизненно важно. Действуйте немедленно, как только вы будете готовы. Следует уничтожить сторожевую башню еще до того, как неприятель поднимет тревогу, а после первой магической атаки вывести людей на улицу, если именно таковы ваши намерения.

— Но… — начал Кард.

— Ваши идеи разумны, генерал, додоверцам необходимо время, чтобы прийти на помощь университету, однако подумайте об эффекте, который произведет на висминцев неожиданная вылазка. Прежде чем они сообразят, что «Савана» больше нет, смерть настигнет их во сне и вокруг лагерных костров. И прежде чем они успеют организовать серьезное сопротивление, мы вернемся обратно и будем готовы к их ответным действиям.

Генерал кивнул.

— Да, в том, что вы говорите, есть смысл. А потом мы постараемся не подпускать их к стенам при помощи магии, не давая начать настоящий штурм.

— Совершенно верно, прежде нужно позаботиться о том, чтобы нанести висминцам чувствительный удар, — продолжил Безымянный. — И пусть затем ваши маги поменяют позицию. Тогда висминцы не будут знать, откуда им ждать новых заклинаний.

— Хорошо, — сказал Кард, на лице которого появилось обиженное выражение. — Но нам придется очистить стену.

— Ничего страшного, расположим воинов чуть в стороне, где они и будут ждать приказа. Впрочем, лучников следует оставить возле бойниц, — заметил Хирад. — И запомните, если внезапная атака на улицах города принесет успех, висминцы будут деморализованы, и им придется потратить несколько часов, чтобы организовать осаду. А если удастся нанести им урон, когда они приблизятся к стенам, это будет просто здорово. Крайне важно эффективно использовать магов.

Безымянный улыбнулся и положил руку Карду на плечо.

— Генерал, мы не ставим под сомнение ваши способности и власть, просто делимся опытом. Вам во многих осадах приходилось принимать участие?

— Ни в одной, — признался Кард. В его глазах загорелся огонь, на лице появилась улыбка.

— Тогда вы добились поразительных успехов, — заявил Безымянный. — Мы провели более десяти лет, сражаясь как вне, так и внутри крепостных стен.

— Что ж, рад получить от вас совет. И вот еще что. — Кард одним глотком допил свой кофе. — Висминцы захватили в плен жителей Джулатсы, возможно, их тысячи. Сенедай, лорд висминцев, обещал казнить пленников, если его обманут, — а мы именно так и намерены поступить.

— А вам не кажется, что ему будет некогда думать о пленных? — спросил Хирад.

— Да, я говорил об этом Совету, — кивнул генерал, — но у меня остаются сомнения. У него здесь не менее пятнадцати тысяч воинов. Пожалуй, он может выделить некоторую часть, чтобы покончить с потенциальной опасностью.

— Среди пленных есть маги? — нахмурившись, спросил Безымянный.

— Наверняка есть, хотя они стараются не привлекать к себе внимания, — ответил Кард. — В противном случае Сенедай давно казнил бы их. Он безжалостный человек — мы убедились в этом, когда он посылал людей на верную гибель в «Саване».

— Вы пытались связаться с пленными магами? Вы знаете, где их держат? — спросил Безымянный, заметив, что Хирад собирается задать тот же самый вопрос.

— В южной части города, скорее всего в зерновом складе. Это самое большое строение в городе, в других невозможно разместить такое количество людей. Как вы понимаете, проникнуть туда трудно. Да и не можем мы рисковать и раскрывать наши планы пленным — вдруг о них узнают висминцы.

Безымянный обменялся взглядом с Хирадом, который приподнял брови, а потом кивнул.

— Мы освободим пленников, — заявил Безымянный Воитель. — Но придется слегка изменить ваши планы.

— Как? — спросил Кард.

— Предоставьте это Воронам, — предложил Хирад. — Мы знаем, что делаем.

Кард кивнул.

— Ладно, не буду вам мешать. Разыгрывайте партию, как пожелаете.

Результаты связи порадовали. Феона — маг, с которым Вороны уже вошли в контакт, — возглавляла отряд из двухсот джулатсанских воинов и одиннадцати магов. Они пробирались к месту предполагаемого расположения додоверцев, готовых через сутки нанести удар по окружающим город висминцам.

Лагерьудалось отыскать. В нем находилось две с половиной тысячи пеших солдат, конный отряд в пятьсот клинков и пятьдесят магов, которые собирались возвращаться в Додовер, поскольку висминцы собирали большие силы возле Андерстоуна, но получили приказ двигаться к Джулатсе.

Удалось разыскать еще три группы солдат, городских жителей и горстку магов, общим числом в полторы сотни человек. Их также поставили в известность относительно планов осажденных.

Дело оставалось за малым: удержать университет в течение суток, не позволить висминцам, которые имели огромное численное превосходство, взять его штурмом. Успех зависел от настроения воинов, эффективного использования магов и морали тех, кто находился за стенами университета — и здесь первостепенное значение имела операция Воронов по освобождению пленных.

Впервые после падения города фортуна повернулась к университету лицом. Новость о появлении таинственных Воронов распространилась с быстротой лесного пожара, на лицах людей появились улыбки, они начали рассказывать друг другу о хороших предзнаменованиях. На счет Воронов была отнесена необъяснимая слепота висминцев в дозорной башне, которые даже через час после снятия заклинания «Савана» не заметили, что стены университета остались без защиты. Однако нельзя было терять время.

Со стороны Башни появилась группа из шести магов. В темные предрассветные часы из кухонь доносился грохот кастрюль и скрип колодезного ворота — Кард потребовал, чтобы жизнь шла своим чередом, словно начинался самый обычный день. Однако за каждой дверью готовились к бою солдаты — как только командиры отдадут приказ, они бросятся в атаку на врага. Маги готовили заклинание «Крылья мрака», а Вороны собрались у южных ворот. Хирад и Безымянный Воитель обнажили мечи, Илкар и Ирейн сосредоточились, чтобы сотворить «Жесткий щит» и «Раскаленный дождь», Денсер — «Крылья мрака». Он поведет своих товарищей — так они сумеют избежать нежелательных встреч.

Шестеро магов спокойно пересекли двор. Внешне они не выдавали своего напряжения, но каждый приготовился произнести заклинание. Несмотря на то что из нижней части дозорной башни висминцев уже доносился шум, наблюдательная платформа оставалась открытой, хотя кто-то успел натянуть сеть, защищающую от стрел.

Далее все произошло практически мгновенно. Дюжина «Сфер пламени» обрушилась на башню с неба — у магов было достаточно времени, чтобы идеально точно рассчитать направление удара. Оранжевое пламя устремилось к беззащитным дозорным висминцам. За ним последовали «Крылья мрака», и, прежде чем огонь обрушился на врага, в университете наступила короткая тишина.

А потом ночь Джулатсы озарилась оранжевыми сполохами, огонь поглотил платформу, вспыхнуло дерево, загорелась человеческая плоть. Пламя устремилось вверх, расплавляя крышу, висминцы с воплями выпрыгивали наружу сквозь прорехи в сети, но смерть продолжала их преследовать. Одинокий удар тревожного колокола скорбно разнесся в ночи, подхваченный криками умирающих, а двор университета наполнился солдатами.

Кард и его капитаны выкрикивали приказы, солдаты бросились к распахнутым воротам… Однако первыми наружу выскочили Вороны, ведомые Денсером; тот благодаря заклинанию прекрасно видел в темноте. За ними бежали шестьсот солдат вместе с городским ополчением и тридцать магов защиты. С северной стороны их должны были поддержать четыреста мечников, усиленных двадцатью магами, — в результате чего в стенах университета временно не осталось солдат. Впрочем, там хватало магов, чтобы отразить неожиданную атаку врага.

Пока университет находился под защитой «Савана демона», Сенедай передислоцировал свои войска, которые сначала окружали университет со всех сторон, разместив их в захваченных домах. Однако университет по-прежнему оставался в кольце сторожевых постов, перекрывавших основные дороги в город — именно по ним и будет нанесен первый удар.

Хирад вел Воронов к главной улице промышленного квартала. Дозорные висминцы тщетно что-то кричали и доставали оружие — наступающая волна легко смела первую линию обороны противника.

— Вороны! — вскричал Хирад. — Вороны, за мной! — И он помчался вперед, Безымянный Воитель слева, а следом за ними Илкар.

— Щит наверх, — бросил на бегу эльф. — Останови свое заклинание, Ирейн.

— Сделано.

Четверо висминцев стояли на их пути, в полном недоумении глядя на приближающихся воинов. Первым к врагам подбежал Хирад и нанес удар в грудь врага. Тот отскочил назад, запоздало пытаясь отвести своим топором меч Ворона, в результате обух собственного оружия сломал несчастному нос. Безымянный попросту рассек оружие своего противника, и его меч глубоко вошел в плечо висминца. Хирад услышал скрежет ломающихся костей.

Пока первый дозорный держался за сломанный нос, Хирад нанес удар мечом по диагонали, поразив следующего врага в живот — тот успел лишь поднять топор. Обратным движением Хирад перерезал горло стражнику со сломанным носом, а Безымянный Воитель проломил череп четвертому и последнему висминцу.

Тут их догнал Денсер.

— Слева от нас небольшой переулок, затем поворот направо. Сейчас там спокойно, но висминцы уже начали просыпаться. Нужно торопиться. Ирейн, с тобой все в порядке?

Девушка кивнула и показала в сторону; Денсер увидел, что она держит наготове «Раскаленный дождь».

Денсер вновь устремился вперед, и Вороны побежали за ним, предоставив солдатам Джулатсы самостоятельно расчищать себе обратную дорогу.

Хирад выхватил ветку из пылающего костра и свернул в узкий переулок. У него за спиной слышались крики проснувшихся висминцев, сигналы тревоги и звон стали — воины Джулатсы вступили в сражение с захватчиками. Однако стены домов заглушали шум битвы. Переулок уходил в сторону от главной улицы, лишь свет «Сфер пламени» и приглушенное сияние «Раскаленного дождя» озаряли отблесками темное небо.

Свернув направо в следующий переулок, Хирад заметил летевшего впереди Денсера. Маг резко свернул в сторону, снизился и помчался навстречу Воронам. Он приземлился прямо перед Хирадом, заставив того отскочить назад.

— Все даже проще, чем я предполагал. Склады с зерном находятся в конце переулка, но прежде нужно перейти через площадь. Здание охраняется. Как только раздался сигнал тревоги, они повсюду зажгли свет. Впрочем, висминцы бегут по направлению к университету. Если мы поторопимся…

Пронзительный, исполненный гнева и боли вой перекрыл шум битвы и гром творимых заклинаний. Вой разорвал ночь и вдруг стих. На мгновение в Джулатсе наступила тишина, потом битва разгорелась с новой силой.

— Опустите «Щит», — сказал Илкар. — Что случилось?

— О боги, — пробормотала Ирейн, которая на мгновение отвлеклась от своего заклинания. — Фрон.

— Уилл, — сказал Безымянный. — Бедный Уилл. И снова мучительный вой разорвал темноту.

— Что он будет делать? Я имею в виду Фрона… — промолвил Илкар.

— Не знаю, — ответила Ирейн. — Нам следует как можно быстрее вернуться. Если Фрон и будет кого-нибудь слушать, то только нас.

— Сначала необходимо освободить пленных, — напомнил Хирад, повернувшись к Денсеру, который стоял, гордо расправив крылья. — Ирейн, ты полетишь вместе с Денсером, если он сумеет тебя нести, — заклинания лучше направлять сверху. Илкар, сначала «Сфера пламени», потом меч, пожалуйста; мы не можем потратить еще один щит. С Фроном разберемся позднее. — Хирад на короткое мгновение с горечью подумал, что погиб еще один Ворон, но тут же заставил себя сосредоточиться на предстоящем деле. — Вороны, за мной!

Фрон завыл в третий раз, где-то рядом, и эхо прокатилось по тихому переулку. На улицы Джулатсы вышел волк.

ГЛАВА 24

Дистран выругался и швырнул книгу под ноги. Он стоял, опираясь на перила балкона Башни, которую отнял у Стилиана, и молился о том, чтобы адская месть пала на голову бывшего лорда Горы.

Узурпировав власть в университете и зная, что Стилиан, возможно, еще жив, Дистран и его сообщники прекрасно понимали, какую значительную роль играют Протекторы в поддержании силы лорда Горы. И вот сейчас, внизу, на тщательно подстриженной лужайке армия Протекторов застыла в молчании, вызывающем благоговение и ужас. Они ждали.

Сначала Дистран не поверил словам Стилиана и снова забылся тревожным сном. Однако очень скоро отчаянный стук в дверь заставил его поспешить в кабинет и на балкон, откуда он увидел Протекторов, выходящих из бараков в озаренную мерцающим светом факелов холодную ветреную ночь. Неторопливо, но уверенно они маршировали по улице, оранжевое сияние отражалось от их масок, начищенной кожи, пряжек сапог и одежды.

Протекторы строились в течение часа, но Дистран не смотрел на них. Вернувшись в кабинет, он схватил с полки Свод Законов и принялся торопливо его листать. Вот и Акт Присвоения… тогда, сразу после переворота, переполненный гордостью Дистран не дал себе труда прочитать его.

Этот закон Стилиан сочинил совсем недавно, чтобы сделать процесс отречения чрезвычайно сложным и долгим. К тому моменту, когда Дистран внимательно изучит текст, соберет Круг Семи и завершит процесс медитации, пройдет восемь дней.

Свод Законов лежал на полу у его ног, а легкий ночной ветерок шелестел страницами.

— Мы должны их остановить, — пробормотал он.

— Что вы собираетесь делать? — спросил его доверенный помощник, стареющий седовласый маг по имени Ранил.

— Для начала наложим заклятие на ворота, чтобы никто не смог их открыть. — Дистран сделал неопределенный жест.

— И они разрубят их в щепки, — ответил Ранил. — Ни одно заклинание не остановит Протекторов — они лишь ответят агрессией и уничтожат того, кто сотворил заклинание. Иными словами, вас. — Голос старого мага звучал негромко, но уверенно. — Здесь четыреста семнадцать Протекторов, и у каждого магический щит.

— Так что же нам делать? — В голосе Дистрана появилось отчаяние.

— Необходимо аннулировать Акт Присвоения. Или послать убийцу к Стилиану. Есть только два способа взять Протекторов под свой контроль.

Дистран фыркнул.

— Убийцу? Скоро вокруг Стилиана будет пятьсот Протекторов. Вся армия висминцев ему не страшна!

Ранил наклонился, поднял Свод Законов и сунул книгу в руки Дистрана.

— В таком случае, милорд, я могу лишь предложить вам заняться чтением.

Внизу перемещалась армия Протекторов, подчинявшаяся неслышным приказам; они были готовы к бою. Дистран смотрел на них, и сердце отчаянно колотилось в его груди. Излучая силу и уверенность, воины устремились к южным воротам под взглядами пробудившихся обитателей университета.

У ворот один из Протекторов решительно отстранил стражника, отодвинул тяжелый засов и с помощью трех товарищей открыл тяжелую деревянную створку, окованную железом. Протекторы устремились на темные улицы Зитеска, и Дистран вдруг представил, как смеется Стилиан.

Лорд Тессея, поджав губы, наблюдал, как Стилиан со своим жутким отрядом устремился на север. Он призвал к себе своего главного генерала, которого звали Адеселлер.

— Я хочу, чтобы еще до восхода солнца вслед за ними отправилось четыре тысячи человек. Не дай им уйти. Отправь Риасе приказ, чтобы он выслал навстречу еще пять тысяч человек резерва. Наконец, я желаю, чтобы ты лично организовал оборону Андерстоуна, ущелья и окружающей его территории. Особенно внимательно следует отнестись к южному направлению. Через два дня я подойду к Корине. Позаботься, чтобы у каждого командира были почтовые птицы. Тебе все ясно?

— Да, милорд, — ответил Адеселлер, пожилой и надежный генерал, на чьем лице виднелись следы многих сражений. — Вы хотите, чтобы я лично руководил обороной?

Тессея кивнул и положил руку ему на плечо.

— Ты один из немногих, кому я могу доверять. Пошли Беделао за магом. Я свяжусь с моими разведчиками на севере и юге. У меня возникло неприятное предчувствие, что нам придется пересмотреть наши планы. Далеко не все мои собратья лорды выполнили свои обещания.

— Я вас не подведу, лорд Тессея.

— Да, ты всегда был верен своему слову.

Тессея отпустил Адеселлера и оглядел место сбора. Туда уже спешил генерал, на ходу выкрикивая приказы офицерам, которые довольно быстро привели в порядок войска.

События развивались совсем не так, как планировал Тессея, и он негромко выругался, мысленно возвращаясь к началу всех неприятностей.

Безусловно, сыграло роль уничтожение лордов-колдунов, но не только. Атака на Джулатсу оказалась недостаточно стремительной, а Таоми потерпел поражение на юге. И главное, висминцам не удалось ни захватить, ни убить своих основных противников.

Если только он не ошибается, генерал Деррик, барон Блэксон и Вороны живы и продолжают сражаться. А теперь, если его не перехватить, вернется в Зитеск Стилиан — и станет для всех магов символом сопротивления.

Тессея лишился возможности маневра.

Ему было необходимо, чтобы Сенедай захватил университетские города, а генерал Адеселлер остановил наступление с юга и возглавил стремительный марш десяти тысяч висминцев на Корину. Надутая столица погрязла в роскоши и не сумеет организовать оборону. Да, город окажет некоторое сопротивление, но без помощи университетов и южных армий Корина обречена.

Однако теперь Тессея не мог рассчитывать на то, что, оставив за спиной дымящиеся развалины проклятых университетов, он торжественно въедет в столицу, о которой столько мечтал. Тот, кто во всем этом виноват, заплатит ему кровью.

Флотилия Деррика, состоявшая из малых и средних судов, успела пересечь три четверти пролива Гайернат, когда послышались тревожные крики с южной стороны. Деррик быстро осмотрел берег, к которому они приближались, и ничего особенного не увидел. Однако страх передавался от лодки к лодке; люди, точнее, эльфы, показывали на юг.

Он вновь посмотрел в ту сторону, но понял, что происходит, лишь после того, как плывущее впереди двухмачтовое судно отошло немного вправо. Из-за мыса появились паруса — два, четыре… Разговоры на его лодке смолкли, когда все увидели двигающийся им наперерез флот. Парусов становилось все больше, они, словно призраки, возникали из-за мыса. Молчаливые хищники, быстрые и смертельно опасные,

— Подводные боги, — пробормотал Деррик, повернувшись к помощнику. — Мне нужны эльфы и маги — я должен знать, кто это. Немедленно.

Тот отвернулся и прокричал какое-то имя. Наверное, звал сигнальщика.

— Приготовьте флаги для смены курса. Северо-северо-восток. Если это корабли висминцев, нам необходимо от них оторваться.

Замелькали флажки на мачтах, и флотилия изменила курс, направляясь к менее удобному берегу, который находился ближе. Почти сразу же флот противника, состоявший из крупных трехмачтовых кораблей, ответил тем же. Расстояние быстро сокращалось. На мачтах и на корме взвились вымпелы. Деррик уже различал лица матросов на палубах. Тысячи лиц.

Они едва успеют добраться до берега, когда враг их догонит…

Между тем из-за мыса появлялись все новые и новые корабли. Больше двух дюжин. Если это висминцы, то кавалерии четырех университетов конец.

Слева в воздух поднялась женщина-маг, влекомая в небеса заклинанием «Крылья мрака». Генерал смотрел ей вслед, а она летела на юг, в сторону приближающегося флота. Он ждал, когда ей навстречу устремятся стрелы. Стояла напряженная тишина. Деррик слышал лишь потрескивание дерева, шелест парусов, плеск весел и журчание воды под носами кораблей. Маг продолжала полет. Деррик затаил дыхание.

Три тени взлетели навстречу магу с флагманского корабля — маги. Послышались радостные крики, и Деррик улыбнулся. У висминцев нет магов. Значит, это друзья.

Все глаза были устремлены на четверку магов, кружащих в небе. Казалось, их переговоры длятся целую вечность, и Деррик обнаружил, что от нетерпения скрипит зубами. Наконец маг вернулась на палубу; ее глаза горели от возбуждения, грязное, но хорошенькое личико раскраснелось.

Она тут же принялась тараторить что-то неразборчивое. Деррик рассмеялся и положил ей руки на плечи.

— Успокойся.

Она кивнула, сделала несколько глубоких вздохов и улыбнулась.

— Прошу меня простить, сэр, но от облегчения…

— Мы все испытываем такие чувства, — заверил ее Деррик. — А теперь расскажи, кто наши новые друзья.

— Армия Гайерната. Ее возглавляют бароны Блэксон и Гресси.

На сей раз громкий смех Деррика прокатился над спокойными водами пролива Гайернат. Он ударил ладонью по мачте.

— Не могу поверить! Эта встреча доставит мне истинное удовольствие!

Генерал приказал, чтобы эскадра ложилась на прежний курс, и с улыбкой предвкушения стал ждать встречи с двумя баронами.

Перед самым наступлением полудня два флота подошли к берегу, насколько позволяла осадка кораблей, после чего шлюпки и легкие баркасы флота Гайерната принялись перевозить солдат на берег под присмотром взлетевших в воздух магов. Между тем Деррик решительно зашагал по песку к Блэксону и Гресси.

Бароны стояли рядом, наблюдая за тем, как берег заполняется солдатами. На их лицах застыла спокойная уверенность. Когда подошел Деррик, они прекратили разговор, повернулись к нему и протянули руки. Деррик крепко пожал их.

— Какая чудесная встреча, — сказал генерал из Листерна. — Я намеревался прибыть в Гайернат, чтобы собрать армию для марша к Андерстоуну. И нахожу обоих якобы равнодушных баронов в полной боевой готовности, что сэкономит нам семь дней.

— Равнодушных?.. Как тебе нравится, Блэксон? Какой нам следует сделать вывод? — Гресси поскреб заросший щетиной подбородок.

— Юные выскочки генералы, у которых нет мозгов, для нас не новость. К счастью, перед нами стоит настоящий генерал, — заявил Блэксон.

— А вы совсем не похожи на людей равнодушных, хотя этого не скажешь про некоторых других баронов, — произнес Деррик, ответив поклоном на комплимент барона.

Бароны переглянулись, и Гресси прищурился.

— Мы намерены кое-что предпринять, когда все закончится. А сейчас, генерал, расскажите нам, что вы желаете сделать, и тогда мы вместе спланируем освобождение Блэксона.

— Освобождение? — Сердце Деррика замерло, а потом забилось с удвоенной силой. Он посмотрел на Блэксона, который приподнял брови. — Разве висминцы не направились к Гайернату и Корине?

— Нет, — покачал головой Блэксон. — Очевидно, они решили сделать из Блэксона свой южный опорный пункт, что выгодно для вас, если вы действительно рассчитывали собрать здесь армию. Большая часть их войск направилась на север, к Андерстоуну, но они туда не добрались.

— Нет, так дело не пойдет, — заявил Гресси. — Давайте сядем и тщательно проанализируем ситуацию. Мы хотели до наступления ночи прибыть к воротам Блэксона.

Деррик почувствовал, как в его тело стремительно вливается энергия. Столь счастливый поворот судьбы многое менял. Гайернату удалось не только отбить нападение висминцев, но и разрушить линию снабжения, связывающую северные и южные войска висминцев; восстановить ее им будет очень сложно. Впервые с тех пор, как он пересек Андерстоунское ущелье, чтобы помочь Воронам, Деррик поверил, что Балия будет освобождена.

Впрочем, несмотря на то что у них остается по самым скромным подсчетам около двадцати дней, времени в обрез — коричневое пятно расползается над Парве, полуденные тени удлиняются, приближая гибель Балии от вторжения армии драконов. Только Вороны в силах спасти континент, и Деррик должен им помочь, очищая путь от висминцев. Теперь, успешно высадившись на востоке, ему необходимо связаться с Воронами. Ведь если с ними что-нибудь случится, лишь он и Стилиан смогут рассказать об угрозе университетам. К тому же Денсер совсем не доверял Стилиану.

Ша-Каан устало сидел в Зале слияния. Элу-Каан, которого Великий Каан видел своим преемником, лежал на грани смерти в коридоре слияния, где ему наконец оказывал помощь его драконер, эльфийский маг Баррас. Ша-Каан не знал, достаточно ли мастерства мага из Джулатсы и мощных потоков маны из коридоров между измерениями, но они должны попытаться излечить дракона, несмотря на отчаянное положение осажденного университета.

Ша-Каан на основании собственного горького опыта мог дать совет Баррасу о природе множественных ран Элу. Чешую Великого Казна покрывали мелкие царапины, глаза слезились от прикосновения когтей, даже огонь внутри пасти стал не таким горячим из-за ледяных укусов врага. Он жевал огненную траву, размышляя о том, что еще легко отделался — заклинания людей ослабили демонов Арака, которые их атаковали. Элу-Каану повезло меньше, ему пришлось столкнуться с врагом во всем его величии, и он получил страшные ранения.

Ша-Каану тоже требовался отдых. Лучше всего было бы вернуться в свой собственный коридор слияния, где ему помогли бы Хирад Холодное Сердце и Вороны, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Поэтому великий дракон решил получить побольше энергии в Зале слияния, а затем удалиться в тишину и покой Крылатого Приюта.

Все тело дрожало от тяжелых трудов. Раны, полученные во время сражения с Наиками над южными равнинами, еще не успели зарубцеваться, мышцы привычно ныли, хотя ему удалось сложить и расслабить крылья. Ша-Каан с неудовольствием отметил, как потускнела золотая чешуя; если прежде она сверкала и искрилась в свете факелов, то теперь напоминала о возрасте и состоянии здоровья. Чешуя еще не начала коробиться, и крылья сохраняли прежнюю мощь, но Ша-Каан знал, что скоро его могуществу придет конец. И где-то в глубине души с нетерпением ждал того дня, когда ему больше не придется носить тяжесть ответственности за Род Каанов на своей широкой спине. Но еще так много предстоит сделать… а их судьба зависит от прихотей ветра.

Ша-Каан проглотил очередную порцию огненной травы и вдруг ощутил тревогу. Он сделал долгий выдох, из уголков пасти вырвался дым. Ша-Каан прекрасно понимал, что не может рассчитывать на полноценный отдых, но не ожидал, что события будут разворачиваться с такой головокружительной скоростью. Подхватив солидную порцию огненной травы, он перенесся в Крылатый Приют и призвал стаю.

Вид врат потряс Ша-Каана. Хотя он удвоил стражу вокруг мутной коричневой массы, Каанов явно не хватало для борьбы с врагом. Наики атаковали большими силами, более того, привели с собой союзников. Сигнал тревоги передавался в сознание отдыхающих Каанов, и они спешили на помощь собратьям, следуя плану обороны, составленному Ша-Кааном.

Врата росли гораздо быстрее, чем предполагал Великий Каан, они уже соединялись с небесами Бешара, удовлетворяя растущий аппетит врага. Тонкая линия туч показывала границы врат, и скоро у защитников возникнут новые проблемы.

Со временем врата рухнут, такова природа их внутреннего строения. Однако это произойдет после того, как Каан и Балия будут уничтожены; волны, которые разойдутся после их падения, окажут воздействие и на остальные измерения, но самый тяжелый удар получит Балия.

Ша-Каан постарался выбросить лишние мысли из головы. Сейчас Казнам необходимо выиграть сражение. Со всех сторон прибывали драконы его стаи на защиту своего измерения, а с севера наступала черная масса Наиков и их союзников.

Едва приблизившись к месту разрыва, он ощутил силу его воздействия на свой разум. Великий Каан понял, что, если Вороны не доберутся до Бешара прежде, чем Наики атакуют еще раз, все будет кончено.

Он приветствовал своих соплеменников и начал быстро отдавать приказы, посылая воинов в сражение.

Каменное здание склада для зерна находилось посреди мощеной булыжником площади, что обеспечивало естественную защиту от пожара — ведь вокруг стояли деревянные дома. Горький опыт научил людей строить такие склады максимально прочными. Далеко не все прошедшие столетия дарили благосостояние мирным жителям Джулатсы, порой для сохранения запасов приходилось идти на крайние меры — кровь многих голодающих людей, пытавшихся добраться до зерна, оросила стены хранилища и землю вокруг него. И хотя страшные времена давно прошли, склад оставался горьким напоминанием. К тому же его вполне можно было использовать не только по основному назначению.

Вороны, над головами которых парил Денсер с Ирейн в руках, прятались в тени переулка, выходящего на площадь. Параллельно переулку шла главная улица, связывающая южный рынок с университетом. Фрон немного успокоился, но шум сражения близился, да и вообще крики со всех сторон становились все громче. Хирад поудобнее перехватил меч.

Висминцы оставили дюжину солдат возле главного входа, кроме того, в углах площади горели сторожевые костры.

Когда долгожданная возможность представилась, Хирад не колебался ни секунды. Неподалеку приземлилась «Сфера пламени», и огонь мгновенно взметнулся к небесам, Висминцы, находившиеся возле двух сторожевых костров, убежали, чтобы принять участие в сражении на подходах к площади, слева от Воронов, а стража у главного входа утратила бдительность и нервно озиралась по сторонам, не зная, что делать.

— Пора, Вороны! — крикнул Хирад, выскочив из переулка.

Безымянный Воитель бежал рядом, а Илкар с обнаженным мечом на шаг позади. Круживший над ними Денсер полетел через площадь к складу. С неба на стражников обрушились сгустки пламени. Запаниковавшая охрана бросилась врассыпную, даже не заметив Воронов, которые атаковали их в пешем строю.

Сбивая пламя, грозившее его поглотить, самый ловкий из висминцев стремглав помчался на Безымянного. Воитель спокойно сделал шаг в сторону, оставив на месте ногу, о которую и споткнулся стражник. В следующее мгновение клинок вошел ему в горло.

Хирад схватился с двумя другими. Один из них с беспокойством смотрел на небо, пока спутник не дернул его за тлеющий рукав, — и оба уставились на варвара.

— Кто первый? — спросил Хирад, прыгнув вперед, и полоснул по лицу того, кто оказался слева. — Ты подойдешь. — Он нырнул под взмах тяжелого топора и вонзил меч висминцу в живот.

Хирад успел вытащить клинок и уйти от атаки второго висминца, повернувшегося к Безымянному спиной. Больше подобных ошибок ему уже не совершить. Его тело еще не успело упасть на землю, а Безымянный Воитель повернулся, чтобы встретить оставшихся трех солдат. Илкар устремился к дверям склада.

Хирад бросился на помощь старому другу, хотя Безымянный едва ли в ней нуждался. Подняв рукоять меча вверх, он принял удар топора на клинок, одновременно резко рванув меч на себя, — в результате оружие висминца со звоном покатилось по каменной мостовой. В следующее мгновение двуручный меч обрушился на грудь врага, и Хирад услышал, как затрещали ребра. Стражник упал на спину, прижимая разом покрасневшие руки к огромной ране в груди.

Скрестив клинки с предпоследним висминцем, Хирад одновременно ловко лягнул его в живот. Тот застонал, но продолжал упорно защищаться. Варвар улыбнулся. Отступив на шаг назад, он сделал вид, что нанесет удар справа, перехватил рукоять меча и рубанул слева. Висминец только начал перемещать свой меч в нужном направлении, а клинок Хирада уже вошел ему в шею.

Повернувшись, Хирад увидел, как Безымянный Воитель вытирает свой меч об одежду последнего врага.

— Мы очень хороши, верно? — улыбаясь, сказал он.

— Ты и сам это знаешь, — усмехнулся Безымянный.

Они бегом присоединились к Илкару, который готовился произнести заклинание. Денсер и Ирейн продолжали кружить в небе.

— Осталось совсем немного, — обещал маг из Зитеска. — Солдаты Джулатсы столкнулись с сопротивлением к югу от рынка, но висминцы еще не успели организоваться. Торопитесь, я вижу крупный отряд, не менее двух или трех тысяч человек, — они бегут на запад. Довольно скоро будут здесь.

Хирад кивнул и забарабанил рукоятью меча по запертой на висячий замок двери. Послышался гул множества голосов.

— Отойдите от дверей! — закричал он. — Сейчас нет времени на объяснения, просто отойдите как можно дальше!

Илкар отступил на шаг и вытянул вперед руки, словно пытался поймать мяч. Варвар быстро отошел в сторону.

— Начинаю, — негромко проговорил маг.

Он резко выбросил руки вперед, и «Конус силы» вылетел из его ладоней, с грохотом ударив в тяжелые деревянные двери. Те могли выдержать удары могучих воинов, но не заклинание, сотворенное мастером своего дела. Сначала конус маны разбил замок, а потом вошел внутрь, сорвал цепь, и она со звоном ударила о стену рядом с головой Илкара.

— Спокойно, Илкар, — сказал Хирад. Маг пожал плечами.

— Я не мог рисковать, — ответил он. Трое Воронов вбежали внутрь, увидели море лиц и услышали тысячи напуганных голосов.

— Ну давай. — Хирад похлопал Илкара по спине. — Ты ведь местный.

Илкар мрачно посмотрел на него и громко попросил всех замолчать.

ГЛАВА 25

Когда жизнь покинула тело мужчины-брата, глаза Фрона на мгновение затуманились. Сердце волка наполни' лось серым туманом одиночества. Пронзительный вой вырвался из его глотки, когда голова мужчины-брата бессильно упала на переставшую вздыматься грудь. Фрон посмотрелв лицо женщины, ухаживавшей за другом. Она все отложила в сторону, в том числе и платок, которым вытирала лицо мужчины-брата, и накрыла белым неподвижное тело.

/Женщина испытывала скорбь, а его самого охватили гнев и горе. И еще он ощутил беспомощность. Однако мгновение прошло, и Фрон почувствовал, как его охватывает ярость. Он широко раскрыл пасть, и вой унесся в далекое небо, а все его существо напитала жажда крови.

Теперь от женщины исходил страх. С искаженным лицом она на шаг отступила. Волк чуял ее ужас, как чуял запахи леса. Она боялась, и это хорошо — страх показывал, что враг побежден. Но она пыталась спасти мужчину-брата, и Фрон не мог на нее напасть. Обрывки мыслей пронеслись в его обезумевшем сознании, и он бросился наружу. Из пасти вновь вырвался вой, от которого стыла кровь, мышцы напряглись, тело превратилось в орудие убийства.

Оказавшись под открытом небом, Фрон застыл на месте. В сгустившейся тьме пылал огонь, раздавались крика ужаса и ярости, царил хаос. Со всех сторон куда-то бежали люди, запах ненавистного врага мешался с отвратительными ароматами смерти. Множество людей спешило к стенам, они не вызывали у волка ненависти. А еще дальше находился враг, крови которого он так жаждал.

Фрон помчался к проходу. Его злобный вой заставлял людей расступаться — врожденный страх перед волком делал свое дело. Он ощущал их ужас и приходившее ему на смену облегчение, когда волк пробегал мимо. Но Фрона теперь интересовали лишь те, чей запах он хорошо помнил, и чьей крови желал испить. Он устремился навстречу врагу, и из его пасти вырвался последний скорбный вой о погибшем мужчине-брате.

Он бежал к мерцающим сполохам огня, вокруг которых толпились ненавистные враги, и уже чувствовал их тревогу — темнота и пламя сбило их с толку. Бурое тело волка пряталось в тенях, шум и крики заглушали шорох его лап и вырывавшееся из глотки рычание.

Добыча.

Подкрадываться он не собирался. Стая осталась где-то далеко, цвета леса потускнели в памяти, а мозг был затуманен яростью — у волка отняли то, что невозможно вернуть.

Он стремительно вылетел из мрака, высоко подпрыгнул и вонзил зубы в горло первой жертвы. Человек упал на спину, в нем не осталось воли к борьбе, жизнь быстро утекала через рваную рану на горле. Фрон жадно глотал кровь, не обращая внимания на окруживших его врагов, только почувствовал удар металлической палки.

Тогда он повернулся, и четверка врагов отпрянула назад, что-то испуганно крича и размахивая руками. Фрон присел — желтые глаза презрительно смотрели на беспомощных людей, с пасти капала кровь, тело напряглось перед прыжком.

Враги продолжали отступать, но им было не спастись. Фрон прыгнул, передние лапы ударили в грудь следующей жертвы, жаркое дыхание коснулось лица несчастного. Челюсти сомкнулись, зубы сорвали плоть со щеки отчаянно закричавшего человека. Его спутники попытались оттащить Фрона, и ему пришлось отступить, однако прежде он успел нанести удар лапой, заставивший замолчать уже вторую жертву.

Двое оставшихся понимали, что не в силах сражаться с волком. Переглянувшись, они бросились бежать в противоположные стороны, но Фрон уже выбрал следующую жертву. Он помчался за убегающим человеком по узкому проходу между каменных стен и закончил его жалкую жизнь далеко от пылающих огней.

Позднее, когда Фрон немного пришел в себя и месть за погибшего мужчину-брата свершилась, он вылизал лапы, морду игрудь и побежал обратно — туда, где лежал Уилл. Жажда крови покинула волка, и в его сознании теперь пульсировало лишь одно слово.

Вспомни.

Некоторое время Илкар боялся, что шум не прекратится. Каменное здание склада было забито мужчинами, женщинами и детьми всех возрастов, которые замерли на месте, увидев, что из-за разбитых дверей появились вовсе не ненавистные висминцы.

Казалось, все они что-то кричат, и Илкару на мгновение стало страшно, что толпа растопчет его, устремившись наружу. Он снова попытался успокоить пленных, и к нему присоединились голоса Хирада и Безымянного Воителя. Трое Воронов успели убрать мечи в ножны, зная, что Денсер предупредит их в случае появления врага.

Внутри склада царил полумрак, в огромном помещении горело лишь несколько светильников. Слева и справа Илкар разглядел запасы еды и воду, чтобы пленники могли помыться. И хотя запах пота и застоявшегося воздуха был довольно сильным, Илкар понял: пленным позволили справлять естественные надобности не там, где они спали.

В передней части толпы стояли молодые мужчины с усталыми и разгневанными лицами. В центре Илкар сразу ощутил ауру мага и направился к нему. Его движение заставило толпу расступиться, и Илкар догадался, как обращались со своими пленниками висминцы. Каждый день часть их товарищей уводили со склада, и больше они их не видели. Илкар знал, где лежат тела погибших, и ненависть к врагам вспыхнула с новой силой.

Однако он прекрасно понимал, что любые необдуманные действия приведут к гибели многих его сограждан.

Маг, хрупкий рыжеволосый мужчина среднего возраста, с облегчением посмотрел на Илкара, но тот не дал ему заговорить первым. Они встретились перед толпой и пожали друг другу руки.

— Как тебя зовут? — спросил Илкар.

— Девер.

— Девер, я Илкар, а это Вороны. Мы пришли, чтобы вывести вас отсюда. Всех. Но у нас мало времени. Девер вытаращил глаза.

— Вороны? — У него на глазах выступили слезы.

— Да. Послушай, мне необходима тишина. Висминцы рядом, нужно уходить. Кто здесь за главного?

— Я обеспечу тишину, — пообещал Девер. — А вы пока поговорите с Лалланом. — Маг указал на высокого стройного человека, которому давно перевалило за пятьдесят.

Зеленая куртка и бордовая рубашка Лаллана испачкались, но Илкар видел, что они достаточно дорогие. Несмотря на усталость и превратности судьбы, Лаллан не утратил чувства собственного достоинства. Илкар подошел к нему, и они направились к стене, где к ним присоединились Безымянный и Хирад.

— Лаллан, меня зовут Илкар, а это Хирад и Безымянный Воитель.

Лаллан кивнул.

— Я вас узнал.

— Необходимо, чтобы ваши люди выслушали нас и точно выполнили все указания. В противном случае нам не избежать бойни, — продолжал Илкар.

— Сколько здесь людей? — вмешался Хирад.

— Три тысячи четыреста семьдесят восемь, — сразу же ответил Лаллан. — Было больше, но висминцы увели часть стариков, маленьких детей и женщин.

— Я знаю.

Послышалось несколько негромких восклицаний, затем установилась полнейшая тишина.

— Впечатляюще, — заметил Безымянный.

— Мы сразу решили, что дисциплина имеет огромное значение, — пояснил Лаллан. — Сейчас я представлю вас, Илкар. Вас будут слушать.

Четверо мужчин отошли от толпы к дверям. Денсер выбрал этот момент, чтобы опуститься на землю, поставить Ирейн возле входа в склад, поцеловать ее в щеку и вновь взмыть в небо.

Ирейн вбежала внутрь, и бывшие пленники опять зашумели.

— Как дела, Ирейн? — спросил Хирад.

— У нас проблема, — сказала она, — основные силы висминцев, находившиеся в западной части города, спешат сюда. Очевидно, их командир сообразил, что происходит. Очень скоро они будут здесь. Нам удается удерживать коридор до самого университета, однако нас атакуют в десятке мест, на нескольких улицах. Карда не устраивает такой поворот событий — его люди гибнут, а они нужны для защиты университетских стен.

— Верно, — кивнул Безымянный. — Лаллан, начинайте. Лаллан повернулся к толпе, и пленники успокоились, как только он заговорил.

— Друзья мои, — начал он, подняв руки над головой. — Вороны организовали наше спасение. Нам грозит серьезная опасность, и я умоляю вас выслушать Илкара. Верьте ему, не позволяйте сомнениям завладеть вашими душами. Сюда идут висминцы, нам необходимо действовать решительно. У нас только один шанс. Илкар.

Маг Воронов выступил вперед.

— Снаружи темно, небо освещают лишь пламя пожаров и заклинания. Вот что вам следует делать. По команде Лаллана выходите отсюда и бегите изо всех сил через южный рынок по главной улице в сторону университета. Не останавливайтесь до тех пор, пока не окажетесь под защитой его стен. Всякий, кто может сражаться, пусть подбирает оружие мертвых висминцев — оно вам понадобится. Сейчас главную улицу контролируют воины Джулатсы, но им трудно сдерживать натиск врага. Всякий, кто задержится, рискует жизнью.

Есть две вещи, о которых я хочу вас предупредить. Первое: вы окажетесь в университете — но это еще не свобода, висминцы продолжают осаду. Каждый из вас может что-то сделать для освобождения Джулатсы. Конечно, если кто-то полагает, что больше шансов уцелеть в другом месте, бегите туда. И все же я хочу напомнить, что Вороны будут помогать защищать университет, и именно за его стенами больше всего шансов спастись.

Второе. Когда вы приблизитесь к университету, вам предстоит увидеть страшную картину. Висминцы убили всех ваших собратьев, которых уводили отсюда, чтобы заставить университет сдаться. Ваши близкие отдали свою жизнь, чтобы дать вам шанс. Не останавливайтесь, чтобы почтить их память, в противном случае их гибель будет напрасной. Лаллан.

Лаллан вновь обратился к толпе; теперь тишину нарушали лишь редкие вопросы или сдавленные рыдания. Лаллан заговорил громче:

— Друзья мои, у нас нет времени для вопросов. Нужно спешить изо всех сил и молить богов о том, чтобы наши солдаты сумели нас защитить. Сильные должны помочь слабым и нести самых маленьких. Мы побежим отрядами, по алфавиту; вряд ли стоит напоминать магам о том, что им необходимо защищать остальных. Быстро разбейтесь на отряды. Я хочу, чтобы первый отряд — от «А» до «Е» — немедленно выстроился перед дверями.

Он хлопнул в ладоши, и люди бросились выполнять его указания. Топот тысяч ног по каменному полу, крики, приказы, грохот отодвигаемых в сторону столов… Илкар не мог удержаться от улыбки и повернулся к Хираду и Безымянному Воителю, которые одобрительно кивали. Дисциплина жителей Джулатсы давала им дополнительные шансы на спасение.

Денсер вновь приземлился у дверей склада и быстро проговорил:

— Давайте быстрее. Висминцы уже рядом, они приближаются со стороны западного входа. Любое промедление, и нас сметут. — Денсер протянул руки к Ирейн, и она бросилась к нему. — «Раскаленный дождь», я полагаю.

Она кивнула, и они улетели.

Первый отряд уже был готов. Лаллан, стоявший рядом с Безымянным Воителем, не колебался ни мгновения.

— Вперед, вперед! Через южный рынок, по коридору, который защищают солдаты. Забирайте с собой оружие, которое вам попадется. Бегите! — Последнее слово заглушили топот ног и возбужденные крики, эхом отразившиеся от каменных стен.

Освобожденные пленники побежали изо всех сил.

Илкар встал слева от дверей, рядом с Безымянным и Хирадом. Трое Воронов наблюдали за жителями Джулатсы, мчавшимися к свободе. Над ними, описывая широкие круги и не сводя глаз с приближающихся висминцев, парили Денсер и Ирейн. По всей Джулатсе шло жестокое сражение, слышались громкие крики, звон мечей и гром заклинаний.

— Мы не имели права рассчитывать, что все пройдет успешно, — заметил Илкар.

— Я не уверен, что наши дела обстоят так уж хорошо, — ответил Безымянный. — Они двигаются слишком медленно.

Илкар сразу понял, что имеет в виду Безымянный. Несмотря на то что самые старые и самые юные пленники погибли, далеко не все из оставшихся в живых могли бежать быстро, поэтому часть колонны перемещалась очень медленно, люди спотыкались, падали, вскакивали на ноги и бежали дальше, пожилых и маленьких детей поддерживали молодые и сильные. Из-за спин доносился сильный голос Лаллана, который постоянно побуждал жителей Джулатсы ускорить шаг.

Между тем приближающиеся войска висминцев уже выходили на площадь.

Парящий над крышами домов Денсер, усилив зрение при помощи заклинания, наблюдал за Джулатсой, однако прежде всего его интересовала непосредственная угроза Воронам. По охраняемому коридору шли освобожденные жители города, а с запада наступали разозленные висминцы. По всей длине коридора постоянно возникали схватки защитников университета с врагом. Пока натиск солдат удавалось сдерживать, хотя на востоке и западе Денсер видел висминцев, которые покидали палатки, дома и гостиницы, на ходу пристегивали оружие, стремились побыстрее вступить в бой; по всему городу звучал тревожный бой колоколов.

Самыми слабыми участками коридора оказались его концы и южный рынок, где не было зданий и оставалось большое открытое пространство, что вынуждало защитников растягивать свои ряды. К счастью, висминцы еще не успели сюда добраться, более того, им даже пришлось остановиться, поскольку они встретили отчаянное сопротивление на узких боковых улицах, а также их задерживали пожары, устроенные магами в критических точках. Кроме того, жители Джулатсы умело использовали знание родного города, усугубляя положение атакующей стороны. Поэтому войска висминцев до сих пор не добрались до склада и не начали осаду университета.

Но к югу и западу от склада висминцам удалось организовать мощный ударный отряд из трех тысяч человек, который быстро продвигался к площади. Очень скоро он поглотит Воронов и только что освобожденных пленных. Слишком скоро.

Освобожденные жители Джулатсы продолжали выходить из дверей склада. Хирад, Безымянный и Илкар всячески их подгоняли, в постепенно светлеющеенебо уносились голоса. Денсер нырнул вниз и завис над движущейся вереницей людей.

— Хирад, на площади скоро появятся висминцы. Им осталось преодолеть один квартал, а у нас слишком мало людей, чтобы их остановить.

Хирад пожал плечами и показал на Ирейн, которая с закрытыми глазами отдыхала на руках Денсера. Впрочем, судя по ее сосредоточенному лицу, она собиралась сотворить заклинание.

— Задержи их, мы не можем уйти до тех пор, пока склад не опустеет. — Хирад заглянул внутрь. — Осталось всего несколько сотен.

. — Боги, ты рискуешь! — проворчал Денсер.

. — Да, если ты не начнешь поливать их огнем, — ответил Хирад. — Так что сделай что-нибудь полезное.

Денсер бросил на него свирепый взгляд, но промолчал, взмыл в небо и полетел на юго-запад.

— Быстрей, быстрей! — крикнул Илкар напряженным голосом.

Внутри здания оставалось около двухсот человек, и Хирад заставил себя улыбнуться, хотя он уже слышал крики приближающихся врагов.

— Успокойся, Илкар. Все будет хорошо.

— Успокойся? Армия висминцев сейчас разорвет нас на куски, мы стоим за едва ползущими детьми и стариками, а в твоей варварской башке одни глупости!.. И не надо меня успокаивать.

— Илкар, — с укоризной произнес Безымянный, — от твоих слов начнется паника. Слепое бегство только усугубит наше положение. — Безымянный дружески похлопал по спине хрупкого человека, который в этот момент выходил из здания. — Постарайся не сбавлять шага. Времени совсем немного. Вот так, хорошо. — Он наклонился к Илкару. — Не забывай, мы Вороны. Пока мы сохраняем спокойствие, остальные будут следовать нашему примеру.

— Я, как и Денсер, считаю, что мы слишком сильно рискуем, вот и все, — проворчал Илкар.

— Не спорю, — спокойно ответил Безымянный Воитель. — Но Хирад прав, мы никого не оставим здесь умирать.

Огромное помещение склада практически опустело. Мимо пробежал мужчина с ребенком на шее и младенцем на руках, за ним последовали две молодые женщины, которые тащили потерявшую сознание старуху.

— Как наши дела, Лаллан? — позвал Илкар.

— Отлично. Почти все ушли.

Неожиданно у них за спиной что-то ярко вспыхнуло, и по мощенной булыжником площади быстро промчалась тень.

Хирад резко повернулся. Денсер с Ирейн на руках взмыл вверх, им вслед полетели темные стрелы. Впрочем, Хирад заметил, что ни одна их не задела, а в следующее мгновение раздались крики — «Раскаленный дождь» Ирейн достиг своей цели.

Из-за зданий послышались звуки горна, кто-то рыдал от боли, потрясения или ужаса. Отчетливо доносился топот бегущих ног, а там, где падал «Раскаленный дождь», приближая рассвет, взметнулось ввысь пламя.

На глазах у Хирада Денсер и Ирейн сделали резкий разворот и вновь нырнули вниз. Пространство под ними прочертила длинная узкая линия «Раскаленного дождя». Новые стрелы взлетели в небо, пытаясь достать удаляющуюся пару магов.

Они благополучно опустились на землю у склада, подняв тучу пыли. Мимо пробежали последние пленники, которых подгонял нетерпеливый голос Лаллана. Денсер опустил Ирейн на землю и принялся растирать затекшие руки.

— Мы их немного задержали, но не остановили, я…

С громкими воплями на площади появились первые висминцы. Словно поток, рвущийся с гор в долину, они моментально заполнили площадь, увидев наконец убегающих жителей Джулатсы.

Охваченные паникой пленники бросились бежать изо всех сил, их ряды разом потеряли стройность, люди спотыкались и падали, стремясь как можно скорее оказаться на северном конце площади.

— Двигайтесь быстро, но спокойно. Помогайте друзьям, не толкайтесь! — Голос Лаллана перекрыл шум, однако на него уже никто не обращал внимания.

— Уходите отсюда, — обратился к нему Безымянный Воитель. — И не оборачивайтесь. Хирад, пришло время действовать.

Хирад прикинул скорость приближения висминцев и решил, что они успеют добежать до улицы раньше врага.

— Ладно, нам нужны камни, чтобы немного их задержать. Мне очень жаль, Илкар, но часть этих зданий придется разрушить. — Он показал на здание городской ратуши и бараки, стоявшие вдоль северного края площади.

— Сделаем, — кивнул Илкар. — Идем со мной. — И он побежал через редеющую толпу. За ним поспешили Ирейн и Денсер, крылья которого исчезли.

— Ну, дружище, мы с тобой остаемся в арьергарде. Безымянный кивнул.

— Я так и понял. Пошли.

Двое воинов повернулись и быстро зашагали вслед за бегущими жителями Джулатсы, направляя их к выходу с площади.

— Не останавливайтесь. Не нужно паниковать, мы идем за вами. — Голос Хирада торопил и уговаривал напуганных мужчин, женщин и детей. Слева от него Безымянный Воитель подхватил упавшего ребенка, рванулся вперед и посадил его на шею плачущей молодой женщины. Повернувшись к приближающимся висминцам, он крикнул Хираду: — Пригнись!

Стрелы просвистели над головой Хирада, поражая беззащитных горожан. Дюжина людей упала, люди бросились врассыпную.

— Нет! — крикнул Хирад. — Бегите вперед. Только вперед! — Его никто не слушал. Рев висминцев усилился, топот сапог звучал уже где-то совсем рядом. — Илкар! — позвал он изо всех сил и увидел, что маг повернулся к нему. — «Жесткий щит»! Прикрой наш отход.

Стрела просвистела мимо правого уха Хирада и вонзилась в плечо старика. Старик упал, остальные остановились, чтобы ему помочь. Хирад перевернул тело и взмахнул рукой.

— Бегите дальше. Несчастный мертв, ему уже ничем не поможешь.

Вместе с Безымянным Воителем они бежали позади последних пленников, каждое мгновение ожидая, что в спину вонзится стрела. Висминцы продолжали стрелять, но теперь они направляли стрелы дальше, туда, где было больше жителей Джулатсы, чтобы вызвать панику.

Между тем Илкар сотворил заклинание, а Ирейн и Денсер готовились обрушить здания на головы приближающихся висминцев. Солдаты Джулатсы жестами торопили бегущих к ним пленников, большинство из которых уже оказались в сравнительной безопасности коридора.

— Мы почти у цели, — закричал Хирад. — Не отставайте!

Стрелы перестали падать в толпу, теперь они отскакивали от щита Илкара. Хирад и Безымянный добежали до цепи солдат и повернулись. Висминцы находились менее чем в сотне ярдов.

— Денсер, Ирейн… давайте! — сказал Хирад.

Они с Безымянным развели руки и заставили солдат отступить вместе с горожанами. Висминцы взревели, предчувствуя легкую добычу.

— «Молот», — сказали Денсер и Ирейн вместе.

Под ногами зашевелилась земля, послышался глухой рокот. Хирад ощутил, как волна, набирая силу, двинулась к площади.

Передовые ряды висминцев смешались. Прямо под ногами у врага неожиданно возникли трещины, многие повалились на землю, другим пришлось остановиться. Сзади напирали все новые и новые воины, топча упавших, пока, с некоторым опозданием, не прозвучали горны, остановившие наступление.

Слева и справа от Хирада дрожали дома, клубы пыли медленно поднимались над крышами. Между тем Денсер и Ирейн одновременно взметнули руки вверх, после чего развели их в стороны и бросились бежать.

Хирад тут же последовал их примеру. Оказавшись рядом с Илкаром, он прошептал ему на ухо:

— Пора уходить. Если можешь, подними «Щит». Маг кивнул. Хирад взял его за руку и повел за собой, постоянно оглядываясь назад.

Огромные каменные глыбы, высотой в два человеческих роста, вспоров мостовую посреди улицы, стремительно выходили из-под земли сразу в десятках мест. Другие каменные пики вырастали среди зданий и под ногами висминцев, сея хаос и разрушение.

С оглушительным грохотом рухнуло здание ратуши. Тысячи обломков каскадом посыпались во все стороны, прикрывая бегство жителей Джулатсы. Через несколько мгновений зашатались стоящие справа бараки — еще немного, и они превратились в руины, заставив висминцев отступить. Посреди площади образовалась глубокая трещина, которая в некоторых местах достигала трех футов в ширину.

— Не упустите свой шанс! — крикнул Хирад. — Бегите прямо к университету!

Армия Джулатсы организованно сомкнула ряды и начала отходить, сохраняя порядок. Этот маневр был отрепетирован заранее. С самого начала гвардия училась воевать на улицах городах и теперь была способна наносить неожиданные удары и отступать, пользуясь хорошим знанием улиц Джулатсы.

Вороны старались поддерживать порядок внутри отступающей колонны. Илкар перемещал «Жесткий щит»; вскоре к нему присоединились Денсер и Ирейн, что позволило защитить людей от редких стрел висминцев.

Хирад прекрасно понимал, что рухнувшие здания не смогут надолго задержать висминцев — стрелы, продолжавшие падать среди толпы, указывали на то, что он не ошибся. Висминцы двинулись по параллельным улицам, однако они не успевали накопить достаточно сил, чтобы прорвать ряды хорошо организованной городской гвардии. И все же Хирад знал: в линии обороны есть одно слабое звено. Убедившись, что отступление идет по плану, он принял решение.

— Безымянный! — Зычный голос перекрыл шум толпы и громкие приказы капитанов гвардии. — Южный рынок. Безымянный кивнул.

— Вороны! Вороны, за мной!

Покончив с заклинанием «Щита», трио магов присоединилось к Хираду и Безымянному; все вместе они побежали к открытому пространству южного рынка Джулатсы, где в мирные времена торговали пшеницей и свежими продуктами.

Здесь висминцы энергично атаковали ряды гвардии, не обращая внимания на урон, который им наносили боевые заклинания магов Джулатсы.

Хирад помчался через площадь налево, где гвардейцы уже начали отступать. Он не оглядывался, чтобы проверить, рядом ли остальные Вороны. Сотни висминцев выбегали с соседней широкой улицы, готовясь к решительному удару. Им противостояли всего две дюжины гвардейцев и пара магов, один из которых постоянно удерживал заклинание «Жесткий щит», чтобы прикрыть своих солдат от стрел врага.

— Денсер, нам нужны «Сферы пламени». Илкар, смени мага, который поддерживает «Щит». Ирейн, постарайся их остановить. Безымянный, со мной! — Хирад побежал к центру линии обороны и занял место раненого солдата, одновременно нанося удар мечом, который угодил в плечо врага.

За его спиной Безымянный отдавал приказы капитану гвардейцев:

— Возьми половину своих людей и отступай. Магов оставь с нами. Не давай солдатам останавливаться. Пока все идет по плану, но до университета еще далеко.

— Есть, сэр, — ответил капитан, бросившись выполнять приказ.

Через несколько мгновений Безымянный занял позицию рядом с Хирадом, и его клинок описал широкую дугу, сбив с ног висминца. Вражеский воин отлетел на своих товарищей; обод его топора треснул, на руках выступила кровь. Хирад ударил следующего висминца кулаком в лицо и вонзил меч ему в живот.

— Сэр? — Хирад покачал головой. — Неужели он тебя узнал?

Безымянный бросил быстрый взгляд на варвара. Его двуручный меч описал защитную дугу, отбросив в сторону клинки сразу нескольких врагов, но Хирад успел заметить, что уголки рта Безымянного слегка дрогнули.

— Просто не посмел ослушаться командного голоса, — пожав плечами, сказал он.

— Ну, ты, наглый ублюдок, — с улыбкой заметил Хирад.

— У меня большой меч. — Безымянный подмигнул и поудобнее перехватил рукоять. — Обычно этого хватает.

Давление на ряды защитников немного ослабело. Неожиданное появление Воронов вселило надежду в сердца гвардейцев Джулатсы и заставило врага призадуматься. Они атаковали уже без прежней решимости, на лицах висминцев появилась тревога — все пущенные ими стрелы, как и прежде, отражало заклинание «Щита», которое уверенно поддерживал Илкар.

Между тем Денсер обрушил «Сферы пламени» на головы висминцев, находившихся во втором эшелоне, что тут же вызвало панику.

Хотя Хирад множество раз видел действие этого заклинания, он с трудом преодолел ужас перед магическим пламенем, которое с легкостью пожирало доспехи и плоть. Висминцы бросились кто куда, предоставив своим товарищам умирать от страшных ран.

Хирад и Безымянный были готовы к тому, что паника бросит первые ряды обезумевших висминцев вперед. Под их руководством гвардейцы Джулатсы легко расправились с деморализованным врагом.

Заклинание Денсера еще продолжало действовать, когда на смешавших стройные ряды висминцев обрушился «Раскаленный дождь». Враг не выдержал и побежал, бросив раненых товарищей.

Хирад рассмеялся.

— Счастливого пути! Вам никогда не покорить восток!

Они с Безымянным наклонились над упавшими висминцами и добили кинжалами раненых. Потом вытерли клинки и сгребли в кучу брошенное оружие.

— Нам удалось выиграть немного времени, — сказал Безымянный, оглядываясь по сторонам. — Однако дело еще не сделано. Посмотри туда. — И он небрежно указал огромным мечом вперед.

В тридцати ярдах перед ними противник перестраивал ряды на перекрестке, где сходились главная улица и небольшой переулок. А за ними колонна вражеских воинов неуклонно двигалась на север, к университету. Пока их было не слишком много, но Хирад не сомневался, что другие отряды шагают по параллельным улицам.

— Нам нельзя вступать в длительные схватки с противником, пока мы не окажемся за стенами университета, — заметил Безымянный. — Нужно укреплять другие звенья цепи.

Хирад бросил взгляд через плечо. Площадь быстро пустела, остались лишь гвардейцы.

— Пора уходить, — ответил Хирад. — В противном случае нам их не удержать. Безымянный кивнул.

— Согласен. — Он заговорил громче: — Хорошо, по моей команде отступаем. Деррик и Ирейн, присмотрите за Илкаром.

Гвардейцы Джулатсы, повинуясь спокойным и четким указаниям Воронов, начали отступление с площади, что вызвало мгновенную реакцию висминцев, которые, впрочем, пока сохраняли уважительную дистанцию.

— «Щит» опущен, — почти сразу же заявил Илкар. — Подождите, так ничего не выйдет — если они сейчас пойдут в атаку, нам их не остановить. Необходимо как-то задержать висминцев. Лучше всего использовать заклинание «Конусы силы», чтобы перекрыть входы на площадь. Пусть все маги, знающие его, приступят к делу. Хирад, верь мне.

— Всегда, — ответил Хирад. Илкар начал готовить заклинание. — Я останусь с ним. Остальные пусть ищут магов.

Ирейн колебалась, потом собралась уйти, но Денсер ее удержал. Безымянный повернулся к капитану гвардии и крикнул, обращаясь к нему через площадь:

— Ты слышал? Нам нужно выиграть время. Бегите. — Он развернулся и встал с другой стороны от Илкара, а Денсер и Ирейн остались у них за спиной. — Сейчас нам нельзя разделяться. Мы Вороны. — Безымянный поднял перед собой меч.

На Хирада снизошло спокойствие. Он улыбнулся и посмотрел на врага. Илкар закончил монотонно бормотать и произнес последнее слово. «Конусы силы», невидимые, но непреодолимые, устремились навстречу наступающим висминцам.

— «Жесткий щит» действует, — сказала Ирейн.

— Я поддерживаю Илкара, — добавил Денсер.

Огромное численное преимущество помогло висминцам преодолеть страх перед магией, и они пошли в наступление, подбадривая себя громкими криками. Первые лучи восходящего солнца засверкали на щитах, мечах и топорах.

Висминцам удалось сделать лишь дюжину шагов, когда первые ряды уперлись в «Конусы силы» Илкара, полностью перегородившие проход.

Висминцев отбросило от невидимой преграды, многие упали на землю, но следующие ряды не хотели верить своим глазам и устремились вперед. Многие разбили себе носы, а топоры отскакивали от таинственной стены, не причиняя ей никакого вреда.

Смущение пришло на место гнева, воины неловко поднимались с земли, собирали оружие и осторожно шли вперед, выставив перед собой руки, пока не натыкались на барьер Илкара.

Хирад с некоторым интересом наблюдал за ними, не сомневаясь в мастерстве магов. Он чувствовал, что Безымянный держит под контролем всю площадь, следит за обороной других проходов, прикидывая, когда наступит самый подходящий момент для бегства.

Между тем висминцы достаточно быстро оценили ситуацию. Они сообразили, что удары по барьеру могут привести лишь к травмам — лезвия топоров и стрелы отскакивали и норовили покарать глупцов.

Лучники решили перенести огонь к границам конуса, пытаясь определить его высоту, посылая стрелы вверх под разными углами. Однако даже в тех случаях, когда им удавалось сделать удачный выстрел, стрелы останавливал «Жесткий щит», поставленный Ирейн.

Висминцы отступили на несколько шагов, понимая, что столкнулись с магией, против которой бессильны. Однако они хорошо знали, что на их стороне остается последнее оружие — время. Никакое заклинание не может длиться вечно.

Хирад оглядел Воронов. Илкар и Ирейн полностью сосредоточились на поддержании «Щита». Денсер стоял рядом с Ирейн, положив руку ей на плечо и контролируя заклинания. Безымянный отступил на несколько шагов назад, чтобы иметь лучший обзор.

Поэтому Хирад вновь повернулся к врагам, наблюдая за их растущим раздражением. Ему удалось перехватить взгляд висминского воина, и варвар широко улыбнулся. Из носа воина капала кровь, он умудрился разбить костяшки пальцев, но по-прежнему крепко сжимал обух топора. С загорелого, покрытого шрамами лица угрюмо смотрели карие глаза, над которыми нависали косматые брови. Тонкие губы, большие уши и грива нечесаных волос дополняли не слишком привлекательную картину. Хирад нахмурился и расправил плечи.

— Думаешь, ты сможешь со мной разобраться? — спросил он. Висминец, очевидно, понимавший восточный диалект, кивнул. — Знаешь, кто я такой? Знаешь, кто мы такие? — Никакого ответа. — Мы Вороны. Мы ваш кошмар. Мы ваша смерть.

Хирад видел, как висминец переминается с ноги на ногу, поудобнее перехватывая топор.

— Стоит ли? — негромко спросил Безымянный, вновь оказавшийся у его плеча. — Они еще больше рассвирепеют — больше ты ничего не добьешься.

— Мы все равно будем быстрее… Что происходит? — спросил Хирад, видя, что Безымянный прикусил губу.

— На площади слишком мало магов. Висминцы пускают стрелы туда, где нет «Щитов». Пройдет еще некоторое время, и конусы прекратят свое действие.

— А что с пленниками?

— Их уже не осталось на площади, но дальше по коридору идет серьезное сражение.

— Сколько у нас времени? — поинтересовался Хирад.

— Насколько хороши лучники висминцев? — вопросом на вопрос ответил Безымянный.

— Достаточно хороши.

По площади прокатился рев. Через несколько мгновений мимо них на север пробежал первый из гвардейцев Джулатсы.

— Если мы здесь задержимся, то погибнем, — сказал Хирад.

Он видел, как напряглись стоящие напротив висминцы. Безымянный кивнул и наклонился к Илкару.

— Пора уходить. Когда я сожму твое плечо, бросай «Конус» и беги. Не оборачивайся. Илкар в ответ слегка кивнул. Денсер передал указания Ирейн.

— Готовы? Хирад, Денсер? — Безымянный дождался кивков, положил руку на плечо Илкара и сжал его.

Маг резко выпрямил руки, и «Конус» устремился на ничего не подозревающих висминцев. Прежде чем исчезнуть, он сбил с ног дюжину врагов, вызвав в их рядах небольшую панику. Именно этого момента и ждали Вороны.

— Бежим! — вскричал Хирад.

И Вороны побежали. Денсер подхватил Ирейн на руки и взмыл в воздух, сотворив заклинание «Крылья мрака». Хирад обернулся на бегу и увидел, как волна висминцев вырвалась на площадь, а перед ними мчится горстка гвардейцев и магов Джулатсы, отчаянно пытаясь спастись от неминуемой гибели.

Впереди с топотом мчалась колонна пленников — люди окончательно забыли о дисциплине, видя перед собой лишь открытые ворота университета, а по сторонам коридора гвардейцы Джулатсы вели жестокие бои с наступающими висминцами.

Трое Воронов, бегущих под «Жестким щитом» Илкара, замыкали отступление. Над ними парил Денсер, а Ирейн посылала на врага все новые потоки «Раскаленного дождя», выигрывая драгоценные мгновения.

Они быстро догоняли колонну пленников, впереди уже показался университет. Мощные стены магического пламени закрывали все подходы к южным воротам, милосердно пряча горы мертвых тел, разлагающихся перед крепостными стенами.

А потом, когда они были совсем рядом с воротами, враг прорвал оборону коридора и выскочил на главную улицу, убивая беззащитных горожан.

— Денсер, заблокируй проход! — взревел Безымянный, устремляясь к месту прорыва.

Хирад выругался и бросился в толпу. Его меч тут же нашел спину висминца, чей топор обрушился на голову старика. Мимо пролетели черный маг и Ирейн, вновь на землю обрушился «Раскаленный дождь» — на сей раз настоящий ливень оранжевого, красного и белого огня, прожигающего камень, кирпич, доспехи и плоть.

Слева от Хирада Безымянный с разбега подхватил за шею висминца и отшвырнул его в сторону от толпы.

— Бегите. Бегите к воротам. Быстрее! — кричал он.

У него за спиной армия висминцев вливалась на главную улицу, туча стрел обрушилась на крепостные стены и убегающих горожан. Хирад подрубил ноги еще одному висминцу, наклонился и поднял упавшего ребенка.

Илкар прекратил поддерживать заклинание «Щита» и побежал к воротам, рядом мчался Безымянный.

У них над головами проносились заклинания магов Джулатсы. Огонь, лед и град вгрызались в наступающую армию врага, заметно ослабив отчаянный натиск, — магия косила висминцев одного за другим.

— Закройте ворота, — приказал Хирад, как только они к ним приблизились. Стражник немедленно повиновался, и Вороны проскользнули в узкую щель.

Затем тяжелые, окованные железом ворота с лязгом захлопнулись, с шипением сработало заклинание «Защиты замка», последние стрелы бессильно ударили в створки.

Хирад усадил на землю ребенка, который с плачем цеплялся за его ногу, вытер клинок и убрал его в ножны. Потом повернулся к друзьям, и у него на губах появилась улыбка. Он пожал плечами и потрепал ребенка по голове, хотя тот продолжал громко плакать.

— Теперь ты в безопасности, — проворчал Хирад. — Успокойся.

Денсер приземлился рядом, поставил на землю Ирейн; девушка подхватила малыша и прижала к груди.

— Ты что, совсем ничего не понимаешь? — спросила она, но в ее голосе было больше восхищения, чем гнева. Хирад улыбнулся.

— Да, почти ничего. Спасибо.

Двор заполняли счастливые горожане, часть из которых набралась смелости, чтобы поблагодарить своих спасителей. Гвардия увела гражданских внутрь, опасаясь обстрела.

Висминцы отступили на безопасное расстояние, и маги прекратили творить боевые заклинания. Однако пройдет совсем немного времени, и затишье закончится — между тем воины устали, а маги почти полностью исчерпали запасы маны.

Прежде чем вновь вступить в сражение, Воронам требовалось найти магические тексты.

Хирад указал в сторону лечебницы.

— Пойдем, Вороны, нам следует отдать последний долг.

Наемники молча пересекли двор. Фрона нигде не было видно.

ГЛАВА 26

Стилиану стало немного не по себе, когда он понял, в какое положение попали висминцы.

Протекторы шли вперед; казалось, они совершенно не устают и останавливаются только после того, как висминцы без сил валятся на землю. А потом первыми вставали и вновь устремлялись в путь. Впрочем, за все время погони висминцы ни разу не отстали больше чем на несколько часов — Стилиана поражали их выносливость и решимость.

Но на третий день погони подоспела армия Протекторов, вызванная из Зитеска, и теперь оставалось только ждать. Разведчики докладывали, что армия висминцев насчитывает от четырех до пяти тысяч человек, и, хотя в распоряжении Стилиана находилось около пяти сотен Протекторов, он знал, что одержит победу, потеряв не более сорока своих воинов.

Сидя верхом на лошади, Стилиан изучал место, выбранное для сражения, с вершины небольшого холма, справа от его основных сил. Впереди местность постепенно поднималась вверх, переходя в небольшое плато, на противоположной стороне начинался крутой подъем — скоро по нему будут маршировать висминцы. Слева и справа дюжина Протекторов рыскала в поисках передовых разведчиков врага, а две группы по сорок Протекторов находились в резерве на флангах, готовые в любой момент вступить в бой.

Оставались почти четыреста Протекторов, которые должны были принять на себя основной удар войска висминцев. Они стояли в полнейшем молчании за вершиной холма, дожидаясь команды Сила. Если все пойдет по плану, сражение начнется, прежде чем висминские лучники успеют натянуть тетиву своих луков.

Стилиан решил атаковать клином. Его передняя линия составляла в ширину всего восемьдесят воинов. С одной стороны ее будет невозможно разбить, а с другой Протекторы смогут нанести полновесный удар по врагу, совершенно не готовому к такому повороту событий.

Он услышал висминцев задолго до того, как безмолвный приказ привел Протекторов в боевую готовность. Со склонов зазвучали племенные песни; подхваченные ветром, они уносились в далекое голубое небо. Десять солдат — авангард висминцев — взбежали по склону на самый верх, где их ждала быстрая тихая смерть от клинков зитескианских воинов — они даже не успели предупредить остальных. Основная часть армии перешла на легкий бег, ритм которого определяла песня; враг спешил к месту своей гибели с победным кличем на устах.

Стилиан улыбнулся, оценив иронию ситуации.

Бывший лорд Горы вдруг понял, что его раздражает необходимость предстоящего сражения. Но он не мог позволить висминцам преследовать себя до самых ворот Зитеска, а они бы так и поступили, не остановись он для решающей битвы. У Стилиана не было уверенности, что он сразу получит доступ в город, а задержка может оказаться фатальной — в буквальном смысле. Местность вокруг Зитеска слишком открытая, и даже Протекторам будет сложно удержать натиск четырех тысяч висминцев в чистом поле, перед городскими стенами. Нет, их надо встретить раньше, а лучшего места не придумаешь.

Стилиан повернулся к Силу.

— Начнешь, когда посчитаешь нужным.

Сил кивнул и повернулся к рядам своих собратьев, одной рукой придерживая поводья лошади.

Стилиану вдруг стало не по себе… Впрочем, беспокойство исчезло, как только он взглянул на ровные ряды Протекторов. Никто не произнес ни одного слова, головы воинов не поворачивались к командирам в ожидании приказа.

Топот тысяч ног приближался, земля дрожала. Уже можно было различить отдельные голоса поющих — висминцы не смолкали даже на бегу. Четыре тысячи висминцев призывали смерть на головы врага, ударяя рукоятями топоров о бедра, и эти глухие звуки придавали особый ритм их песне. Они стремительно приближались, готовые смять любого противника. Они не ведали страха. Они единое целое, скоро они завладеют всеми землями.

Выступающий край холма по-прежнему скрывал Протекторов. Еще мгновение назад безмолвные воины стояли совершенно неподвижно, а песня висминцев поднималась в небо, сопровождаемая топотом тысяч сапог. А затем началось сражение, зазвенели клинки, пронзительно закричали раненые. Буря грянула.

Протекторы стояли довольно далеко друг от друга, чтобы иметь возможность свободно действовать мечом и топором. Когда они молча бросились на ошеломленных висминцев, песня оборвалась, но первые тревожные крики раздались только после того, как первые ряды встретили смерть. Войско Зитеска атаковало с невероятной жестокостью, и висминцы остановились. В воздухе стремительно мелькали клинки.

Стилиан бесстрастно наблюдал за тем, как Протекторы уничтожили весь передовой отряд висминцев, которые даже не успели перестроиться из походной колонны, а в его сознании уже созрело заклинание «Раскаленный дождь».

Он слегка тронул поводья и переместился поближе к сражению. Теперь ему стало видно, как Протекторы с флангов атакуют врага. Им очень быстро удалось отрезать колонну висминцев численностью около трехсот человек.

Оказавшихся в окружении безжалостно и быстро уничтожали, а остальные силы Зитеска успели перегруппироваться, чтобы встретить следующий отряд врага. Передовая линия Протекторов получилась вогнутой, что позволяло заманить противника в ловушку.

Между тем командир висминцев сумел навести некоторое подобие порядка среди своих людей. Повинуясь приказам, висминцы наконец перестроились. За ними готовились вступить в сражение лучники, и Стилиан быстро изменил подготовленное заклинание на «Сферы пламени».

Прежде чем лучники успели сделать первый залп, четверка бело-оранжевых шаров, каждый величиной с человеческий череп, проплыла над передними рядами висминцев и обрушила огонь на беззащитных лучников. Тем, кого не захватила лавина пламени, стало не до стрельбы, люди в страхе разбегались во все стороны, густой черный дым поднимался в воздух от горящих жертв, крики ужаса и боли заглушили приказы офицеров.

Настоящее сражение только началось, а висминцы уже лишились прежней уверенности в победе. Они испугались. Стилиан видел страх на их лицах — висминцы наконец сообразили, кто им противостоит: маски и сверкающая сталь, безмолвная и неотвратимая смерть.

Протекторы сражались беззвучно. Они не издавали воинственных кличей, не стонали, пропуская удары, не причитали даже в тех редких случаях, когда их настигала смерть. Полное молчание. Лишь стена клинков, неподвижные, равнодушные маски и забрызганные кровью доспехи. В ушах Стилиана скрежет стали звучал дивной музыкой, и он наблюдал за неуклонным наступлением своего войска, словно за изящными па жуткого танца.

Лезвия мечей и топоров сверкали на солнце, обрушиваясь на упорно отбивающихся висминцев. Однако Протекторы без устали наносили все новые и новые удары, и враг нес тяжелые потери. Клинки обрушивались на щиты, сталь пробивала плоть, звенели, ударяясь друг о друга, мечи; казалось, над полем боя плывет кровавое облако. Еще трижды Стилиан обрушивал «Сферы пламени» на лучников. Трижды огонь закрывал небо. И трижды едкий черный дым поднимался вверх, мешаясь с пылью и кровью.

Висминцы сражались храбро, Стилиан не мог не восхищаться их боевым духом, хотя прекрасно понимал, что они обречены на поражение. Получалось, что они просто выстроились в очередь за смертью. Он видел, как около пяти сотен висминских солдат из задних рядов попытались атаковать Протекторов с фланга. Однако Стилиан предвидел этот маневр, и враг был остановлен задолго до того, как успел выйти в тыл войска Зитеска.

Но даже эта неудача не остановила висминцев. В конечном счете их волю сломила стойкость Протекторов.

Сражение длилось целый час, а Протекторы продолжали свое неуклонное, безмолвное наступление. Они шли, не глядя себе под ноги, — по телам висминцев, и их каждый следующий шаг был спокойным и уверенным. Те, кто оставался в задних рядах, руководили остальными, выбирая лучшее направление удара, другие помогали упавшим собратьям выйти из битвы.

Положение висминцев становилось все более безнадежным. Даже в тех редких случаях, когда кто-то из Протекторов погибал, строй не нарушался. Один воин не успевал упасть, как его место занимал другой.

Каждый Протектор сражался, не глядя на фланги. И пока его меч или топор обрушивался на очередного врага, оружие соседа парировало ответные удары, защищая не только себя, но и идущего рядом собрата. Протекторами руководил общий разум, находившийся в Зитеске и наблюдавший за сражением глазами пятисот своих воинов. Они замечали почти все и не давали висминцам ни единого шанса на победу.

Стилиан видел, что конец приближается. На правом фланге висминцы предприняли отчаянную атаку, бросив в бой отряд копейщиков. С громким боевым кличем, собрав в кулак всю волю, враг устремился вперед.

Мгновенно, но внешне почти незаметно Протекторы отреагировали на новый маневр противника. Они сплотили свои ряды, слегка ускорили ритм ударов, стали чуть быстрее защищаться. Теперь топоры и мечи висминцев наталкивались только на сталь; удары копий Протекторы из второго ряда ловили руками, защищенными боевыми рукавицами, после чего подтягивали к себе копейщика и тут же его убивали. Тела падали на землю, стонали раненые, кровь текла по ногам тех, кто еще мог стоять.

Прошло совсем немного времени, и стало ясно, что попытка прорвать оборону Протекторов не удалась. Воины Зитеска тут же перехватили инициативу, и ряды врага вновь смешались.

Затем висминцы не выдержали и побежали по всему фронту, не обращая внимания на приказы своих офицеров, их воля была окончательно сломлена. Протекторы даже не пытались преследовать противника.

Стилиан положил руку на плечо Сила.

— Можете снять маски с мертвых, но не затягивайте ритуалы. Мы должны вернуться в Зитеск к завтрашнему заходу солнца. Нужно еще очень многое сделать.

Вороны нашли Фрона — он свернулся клубочком у изножья кровати Уилла. Никто не осмелился тронуть обнаженного светловолосого воина, его лишь накрыли одеялом.

Больше они ничем не могли ему помочь, ведь повсюду лежали раненые воины Джулатсы. Все койки были заняты; однако поступали новые и новые пострадавшие, повсюду сновали лекари, маги шептали заклинания.

Лишь вокруг постели Уилла никто не суетился, все ждали, когда придут Вороны, чтобы отдать ему последние почести.

Привычных похорон не будет — тела погибших складывали в подвалах под Чашей Маны, где оставалось прохладно и сухо, а воздух был полон благовоний.

Вороны положили спящего Фрона на постель Уилла и собрались в одной из пустых комнат Башни. За стенами университета висминцы собирали силы для штурма, устанавливали катапульты и осадные башни, а в небе сияло теплое солнце, задул свежий ветер.

Хирад понимал, что всем сейчас хочется только одного — хорошенько выспаться. Они не отдыхали с тех пор, как появился Ша-Каан, почти все время сражались, а Илкар и Ирейн почти полностью исчерпали запасы маны. Относительно Денсера у Хирада оставались некоторые сомнения. Зитескианец выглядел свежим, а в зубах держал неизменную трубку. Однако в его глазах застыло отчужденное выражение, которое совсем не нравилось Хираду. Казалось, Денсер думает о чем-то возвышенном и не желает делиться своими мыслями с товарищами. И все же он изменился к лучшему — ведь после того, как Денсер покинул Парве, он вообще ни к чему не проявлял интереса.

— Полагаю, смерть Уилла помогла Фрону снова стать человеком, — сказал Илкар. Ирейн кивнула.

— Наверное, — заметил Безымянный. — Но я считаю, что не стоит тратить время на бессмысленные предположения.

— Нам необходимо понять Фрона, иначе мы не сумеем помочь ему в следующий раз, — возразила Ирейн.

— Верно, и все же сейчас нам предстоит решить несколько проблем, не имеющих к Фрону никакого отношения. Боюсь, некоторые из нас забыли о них из-за последних событий, — продолжал Безымянный тоном, который не терпел возражений.

Хирад с трудом удержался от улыбки. Денсер и Ирейн еще не видели Безымянного Воителя таким. Но именно такой

Безымянный был необходим Хираду. Не только прекрасный воин, но и мудрый советник.

— Мы пришли сюда, чтобы найти тексты Септерна. Но мы не знаем, как долго университет сможет выдерживать осаду висминцев. Задача усложняется еще и тем, что часть библиотеки находится в Сердце, под нами. На поиски потребуется время, а у Барраса едва ли найдутся свободные маги, которые могли бы нам помочь.

Кроме того, мы должны принять участие в обороне университета и ухаживать за Фроном до тех пор, пока он не сможет самостоятельно передвигаться. Когда нам удастся найти то, ради чего мы сюда пришли, мы немедленно покинем Джулатсу — в каком бы положении ни находился университет. Каждый день разрыв увеличивается. Мы и так потеряли слишком много времени. Если измерения не врут, у нас есть лишь семь дней на то, чтобы устранить разрыв, а ближайшие ворота в трех днях пути отсюда.

— Послушай, Безымянный, — сказал Хирад. — Сейчас мы не в состоянии сражаться или творить заклинания. Мы слишком устали. Прежде всего нам необходим отдых.

— Мы сами создали себе кнут и постоянно им себя погоняем, не так ли? — промолвил Денсер, разжигая трубку. — Мы героически освободили пленников; от нас ждут, что мы и дальше будем продолжать в том же духе.

— Ну, спасибо за язвительное поучение, — проворчал Илкар. — Еще есть мудрые мысли?

— Просто я считал, что это нужно сказать, — пожал плечами Денсер.

— Не имеет значения, чего от нас ждут, — сказал Хирад. — Вороны делают то, что должны делать Вороны. А сейчас нам нужно отдохнуть. Я не хочу, чтобы сегодня кто-то из вас появлялся на стенах — если только висминцы не сумеют пробить брешь, в чем я сильно сомневаюсь.

— А ты не думаешь, что от нас ждут советов? — поинтересовался Денсер.

— Мы уже рассказали Карду все, что ему полезно знать, — заявил Безымянный. — Теперь пришла пора позаботиться о себе. Илкар, как ты себя чувствуешь?

— Совсем недурно, — ответил маг. — Здесь, в стенах университета, я могу довольно быстро восстановиться. Денсер и Ирейн тоже, только им надо приспособиться к иному потоку маны. Прежде всего, в отдыхе нуждаетесь ты, Хирад и Фрон. Я направляюсь в Сердце и начну поиски текстов, а ночью, если не помешают висминцы, немного посплю. Если Ирейн и Денсер захотят помочь, библиотека для них открыта.

Оба мага кивнули.

Стилиан потерял только двадцать три Протектора, поразительное доказательство могущества объединенной в единое целое армии. По его подсчетам, почти половина висминцев осталась лежать на поле боя, глядя невидящими глазами в небо. Стервятники уже слетались на роскошное пиршество. Остатки разбитой армии доложат о поражении Тессее, и рассказы о неуязвимых Протекторах принесут висминцам больше вреда, чем любые клинки.

Ворота Зитеска были закрыты для бывшего лорда Горы, что не слишком его удивило. Дистран практически не мог обороняться, да и друзей у него теперь стало совсем мало. Сумрачный день клонился к вечеру, и уже темнело, когда Стилиан подъезжал к воротам, поэтому он усилил естественное поле, защищавшее сознание. Он не сдержал улыбки, почувствовав, как щупальца заклинаний ударили в щит. У противников — кем бы они ни являлись — не было никаких шансов справиться с его защитой, но Стилиан огорчился бы, если бы они не попытались атаковать. Для человека, который намеревался оставаться лордом Горы, умение защищать свой разум имело первостепенное значение.

Стилиан спешился и уселся на удобном холмике, поросшем густой травой, примерно в пятидесяти ярдах от ворот и немного в стороне от ведущей к ним дороги. Неожиданно он ощутил, как отчаянно забилось сердце в груди — перед ним высились темные стены любимого города.

Мощный фундамент, внутренние контрфорсы, слегка наклоненные наружу стены, высота которых нигде не опускалась ниже пятидесяти футов, и пространство вокруг них, очищенное по всему периметру от деревьев и даже кустарника, позволяло боевым магам наносить точные удары по врагу.

Стилиан видел, как зажигаются огни в Башнях Зитеска. Ему вдруг стало грустно, он почувствовал, как сильно тосковал по родному городу.

Со стен и башенок на него смотрели сотни глаз, а он размышлял о том, с какими проблемами ему придется столкнуться в Зитеске. Первые шаги зависят от обстоятельств. Обычный гвардеец Зитеска не мог не испытывать смущения, глядя на лорда Горы и армию Протекторов. Более продвинутые горожане будут ждать политических перемен, но никто еще не знает, что совершена попытка узурпации власти. Дистран достаточно умен, он не потребует верховной власти до тех пор, пока ему не удастся овладеть войсками Стилиана.

Те, кто сохранил верность Стилиану, постараются обеспечить ему безопасный проход в университет, зная, что он не в силах летать, не ослабив свою ментальную защиту, что почти наверняка привело бы его к гибели. По всей вероятности, сейчас они ведут переговоры с Дистраном, требуя аудиенции для Стилиана с гарантией безопасности, вероятно, в Холодных Покоях.

Оставалось только одно: ждать. Впрочем, ожидание оказалось недолгим.

Когда прохладный лунный свет придал безмолвному лагерю Стилиана жутковатые очертания, на большой башне появились лучники и маги, а ворота слегка приоткрылись. Наружу вышел человек.

Стилиан встал и зашагал навстречу одинокому посланнику, оставив позади уютное тепло костра; за ним следовал Сил. Остальные Протекторы молча наблюдали за происходящим.

— Дистран!.. Я польщен.

Никто не подал другому руки, хотя Стилиан не мог не признать, что новый лорд Горы оказал ему честь, лично выйдя навстречу.

— Чего ты хочешь? — спросил Дистран, пытаясь сохранять невозмутимость.

— О, мне требуется пристанище, всего на одну ночь. Я усталый путник, — ответил Стилиан голосом, полным яда. — Чего еще я могу хотеть?

Дистран даже отпрянул, не ожидая, что Стилиан будет говорить так резко.

— Я не могу впустить тебя. Было принято решение. Я лорд Горы.

Стилиан поджал губы.

— Но я вернулся, не так ли? Ты знал, что так оно и будет.

— Как только мне сообщили, что ты жив и находишься на востоке, я сразу это понял, — не стал спорить Дистран.

— Да, — усмехнулся Стилиан. — Тебе не повезло. Уголки рта Дистрана слегка опустились.

— Немного.

Стилиан внимательно посмотрел ему в лицо, сознательно затягивая паузу.

— Разрыв в небе постоянно увеличивается, нам грозит грандиозное вторжение из другого измерения. Только я и Вороны в состоянии решить эту проблему. Висминцы осаждают Джулатсу. Они захватили Андерстоун и ущелье; десятки тысяч висминских воинов готовы в любой момент начать марш на Корину. А что ты и твои соратники успели сделать в мое отсутствие?

Вместо того чтобы провести исследование по моим указаниям или организовать оборону и послать солдат на помощь

В Джулатсе, ты пытаешься решить собственные проблемы. Какими жалкими они покажутся тебе самому, когда драконы превратят все Башни в руины!

Если бы ты хотя бы наполовину был мужчиной, то понял, что сейчас нам следует забыть о распрях. В данный момент мне необходим доступ в библиотеку. Кто получит верховную власть, не имеет значения.

— В библиотеку? Значит, ты хочешь найти в Зитеске то, что не удалось нам и что пытаются отыскать в Джулатсе Вороны?

Стилиан напрягся, на его лице возникло жесткое выражение. Он пристально посмотрел на Дистрана.

— Вороны добрались до Джулатсы? Дистран кивнул.

— Вопреки твоим ожиданиям мы смогли войти в контакт с Джулатсой, когда прекратил действие «Саван демона». Это событие совпало с удивительным появлением Воронов, которым удалось освободить несколько тысяч пленников в захваченном висминцами городе. Теперь они заняты поисками текстов вбиблиотеке Джулатсы.

Стилиан громко рассмеялся. Дистран никак не ожидал такой реакции.

— Надо отдать им должное, знают свое дело… — Затем улыбка исчезла с лица Стилиана. — Скажи мне, давно они в Джулатсе?

— С восхода сегодняшнего дня, — ответил Дистран.

Стилиан прикусил губу. Ему следовало поторопиться, в противном случае Вороны перейдут в измерение драконов без него, чего он никак не мог допустить. Наконец туман в сознании рассеялся, и пришли ответы.

— Я хочу сделать тебе предложение, — сказал Стилиан. Дистран нахмурился и невольно шагнул назад.

— Думаю, тебе оно понравится.

— Я слушаю.

ГЛАВА 27

На стенах Джулатсы шел жестокий бой. Заклинания проносились над головами обороняющихся и обрушивались на висминцев, от взрывов дрожала земля. Звон клинков, крики мужчин и женщин, глухие удары катапульт, шум несущихся потоков маны — все эти звуки в сильно приглушенном виде доходили до Сердца, где сидел Илкар.

Постоянно прислушиваясь к шуму сражения, готовый в любой момент лично принять участие в обороне университета, если ситуация ухудшится, он просматривал один текст за другим, стараясь найти хоть какую-нибудь ссылку на труды Септерна.

Рядом, в библиотеке, работали Денсер и Ирейн вместе с библиотекарями и архивариусами, которых им выделил Бар-рас, но надежды на успех с каждой минутой убывали.

А в одном из дальних помещений университета, куда почти не доходил шум сражения, спали Хирад и Безымянный. По правде говоря, тишина им совсем не требовалась. Любой воин может заснуть чуть ли не рядом с тем местом, где идет бой. Хирад был большим специалистом по такому сну — обостренное чувство опасности всегда помогало ему вовремя проснуться. Нет, им не требовалась тишина, но Илкар хотел, чтобы они как следует отдохнули. Впереди их ждали серьезные испытания.

Илкар потер глаза и угрюмо уставился на кучу книг, свитков, связок различных бумаг, которые ему осталось просмотреть, и совсем маленькую горку уже изученных. Полные тексты Септерна были большой редкостью. Пять переплетенных кожей томов, лежащих возле его правого локтя, Баррас перенес из библиотеки в Сердце, когда угроза захвата университета стала реальной. Увы, большая часть мудрых мыслей Септерна, записанных на кусках пергамента, либо утеряна, либо спрятана и переписана. У них имелись лишь ссылки и отрывочная информация архивариусов.

Следуя очередному смутному указанию, вычитанному в последнем документе, Илкар нахмурился, взял новый свиток и вновь погрузился в чтение.

В библиотеке Джулатсы часы тянулись очень медленно, хотя все знали, что время ограничено. Появление Ирейн и Денсера, несмотря на заверения Барраса в их самых лучших намерениях, было встречено архивариусами с большим подозрением; три старика и юный ученик, все как один обладавшие длинными крючковатыми носами, фыркали в ответ на любую просьбу.

— Да, чтобы содержать библиотеку в порядке, требуются особые люди, как ты считаешь? — осведомился Денсер вскоре после начала работы.

— Они, наверное, родные братья тех, кто служит в библиотеке Додовера, — согласилась Ирейн.

Холодное отношение архивариусов смягчилось за время совместной работы, когда они поняли, что маги Воронов не собираются воровать секреты Джулатсы. На смену коротким кивкам пришли смущенные улыбки, а вскоре они уже полностью включились в совместные поиски.

Ученик сидел за столом вместе со всеми и читал текст об истории Джулатсы, но звуки сражения часто заставляли его поднимать голову и прислушиваться.

— Сейчас нам не грозит непосредственная опасность, — заметил Денсер.

— Откуда вы знаете? — спросил веснушчатый паренек Терус, с благоговением глядя на мага, сотворившего «Рассветного вора».

— Если Хирад Холодное Сердце до сих пор не пришел за нами и не приказал вступить в сражение, значит, ничего страшного не произошло, — ответил Денсер. — Сохраняй спокойствие. Ваши солдаты — отважные люди. Они не отступят.

Терус успокоился и вновь взялся за чтение. Ирейн улыбнулась, а Денсер откинулся на спинку стула, оглядывая огромные полки с волшебными текстами, теоретическими исследованиями и практическими рекомендациями — в последних он не разбирался и передавал их Илкару, если ему казалось, что там может быть что-то интересное.

Библиотеку Джулатсы, как и Зитеска, построили много лет назад, и легкая пыль, накопившаяся повсюду, вызывала восторг у любого истинного книжного червя. Как ни странно, несмотря на то что в библиотеке были собраны огромные знания о магии, здесь совершенно не чувствовалось присутствия маны. Сейчас, растирая затекший затылок, Денсер был этому рад.

— Так на чем мы остановились? — спросил он, ни к кому в отдельности не обращаясь.

— Мы не нашли ничего по-настоящему полезного, — проворчала Ирейн, поклоном поблагодарив архивариуса, который передал ей очередную кипу пергаментов. — Впрочем, удалось обнаружить связь между записями Септерна о разрыве и «Соединении измерений», но вот объединяющего труда нигде нет.

Терус смутно помнит запись на полях одного текста, относящуюся к потокам маны и разрыву между измерениями, но не может его найти. А тебе удалось отыскать способ поддерживать постоянную температуру в своей трубке — весьма полезные сведения!

— Да, это важно, — сверкнув глазами, ответил Денсер. Ирейн поджала губы.

— Отвратительная привычка.

— Мой единственный порок.

— Едва ли.

Терус выразительно откашлялся.

— Прошу прощения за то, что прерываю вас, но мне удалось кое-что найти.

— Хорошее? — поинтересовался Денсер.

— Не совсем.

— Ну, рассказывай.

Фрону снились самые разные сны — заканчивался один, и тут же начинался другой. Все мысли, чувства, запахи и побуждения его волчьей половины воздействовали на человеческий разум — и он знал, что впервые в жизни запомнит все.

Его сознание мучительно пыталось вынырнуть на поверхность сквозь трясину усталости и скорби. В сердце открылся глубокий колодец, и боль в натруженных мышцах и сухожилиях лишь делала его горе ярче и сильнее.

Он приподнял веки и взглянул на мир, который видел раньше другими, волчьими глазами. Белое, он вспомнил, — цвет стен, простыней и повязок. И людей, часть из которых лежала совершенно неподвижно. Здесь он нашел некоторое утешение, но и оно было связано со смертью.

Фрон пробормотал первое из тысяч слов извинения другу, которого не сумел спасти, чьи глаза навеки закрылись и больше уже ничего не увидят. Шепот перешел в рычание, и тут же он почувствовал, как ему на лоб легла рука, а потом влажная материя. Он поднял взгляд и увидел пожилую женщину. С морщинистого лица на него смотрели удивительно ясные голубые глаза. Она улыбалась.

— Тебе нечего бояться, — негромко проговорила женщина. — Здесь ты можешь спокойно отдохнуть.

Фрону не приходило в голову, что они могут знать о его тайне, но мягкие слова его успокоили. Сил поблагодарить женщину не было, но она, казалось, его поняла.

— Не нужно скрывать свое горе. Люди плачут — это естественно. Твои друзья почтили его память, и теперь он обретет покой. Отдыхай. Возле твоей кровати есть вода. Меня зовут Салтея. Позови меня, если что-нибудь понадобится.

Фрон кивнул и отвернулся — он не хотел, чтобы она видела его первые слезы.

Дожидаясь прихода Илкара, Денсер снова и снова перечитывал строчки, найденные Терусом. Смысл их не вызывал сомнений. Существовали и другие записи, в них детально рассказывалось о построении связей между измерениями, их защите от пустоты, по которой происходил переход; рассказывалось и о влиянии на окружающее пространство, о последствиях установления связи между двумя измерениями.

Около трехсот пятидесяти лет назад Септерн написал отчет для Совета Джулатсы. И прочитал серию лекций на симпозиуме для посвященных у озера Триверн, где разъяснил теоретические основы магии измерений. Записи его лекций были переданы в дар организовавшему лекции университету. Типичный поступок для Септерна — маг никогда не выделял никаких университетов, если не считать Додовера, где родился.

Оставалось лишь пожалеть о том, что организовал симпозиум Зитеск.

— Неужели ты в это веришь? — спросила Ирейн.

— Если вспомнить о желании Стилиана попасть в Зитеск в одиночку — да, боюсь, я готов поверить, — ответил Денсер.

— Ты думаешь, ему известно о текстах?

— Вне всякого сомнения. Ему и Дистрану.

Дверь в библиотеку распахнулась, и вошел Илкар, потирая на ходу затекшую шею. Денсер быстро рассказал ему о том, что им удалось выяснить.

— Каков же будет наш ход? И как поведет себя Стилиан? — спросил Илкар, покачав головой.

— Он знает о наших планах и отдает себе отчет, какое значение имеют записи. То, что он ничего не сказал нам о них в Парве, кое-что объясняет. Стилиан намерен попасть в измерение драконов вместе с нами.

— Зачем? — удивился Илкар.

— Возможно, не верит, что мы сумеем без него найти решение… Однако я в этом сомневаюсь. Нет, мне кажется, его гложет любопытство — что меня не слишком тревожит. А вот желание получить побольше власти и усилить влияние и могущество Зитеска… совсем другое дело.

— Усилить? — презрительно бросила Ирейн.

— Я говорю о возможной сделке с драконами или получении каких-нибудь гарантий для Зитеска.

— Но он ведь не может попасть туда без нас? — уточнил ' Илкар.

— Почему? — спросила Ирейн.

— Потому что оба ключа к лаборатории Септерна у нас, — ответил Илкар. — Откровенно говоря, я уверен, что Казны не станут его даже слушать. Похоже, Стилиан не сознает, насколько они могущественны.

— Что ж, всем известна самонадеянность лорда Горы, — заметила Ирейн.

Денсер бросил на нее быстрый взгляд, но промолчал.

— Значит, мы возьмем его с собой? — спросил он после короткой паузы.

Илкар пожал плечами.

— Пожалуй, у нас нет выбора. Хирад и Безымянный наверняка с нами согласятся. Прежде всего необходимо уничтожить разрыв, а уж потом будем разбираться с мотивами Стилиана.

Денсер кивнул.

— В таком случае возвращаясь к твоему первому вопросу… Наш следующий ход, точнее, мой следующий ход состоит в том, чтобы связаться со Стилианом. Поскольку нам друг без друга не обойтись, уточним позиции.

— Хорошо, — согласился Илкар. — А потом разбудим остальных и подумаем, как отсюда выбраться.

— Как идет сражение? — спросила Ирейн. Все невольно прислушались к шуму.

— Как мы и ожидали. Висминцы пытаются подойти к стенам, их останавливают стрелы и заклинания боевых магов. От выстрелов катапульты университет спасают «Щиты», к тому же висминцы в основном пытаются разрушить стены. Они потихоньку делают свое дело, мы не в силах им помешать. Рано или поздно маги устанут, и висминцам это известно. Тогда они пойдут на решительный штурм, и университет падет. — Лицо Илкара оставалось невозмутимым, но Денсер знал, какие чувства тот испытывает.

Он должен покинуть родной университет, оставив его врагу на разграбление.

— А что додоверцы? — спросил Денсер.

— На них вся надежда. По нашим расчетам, они будут здесь завтра утром. Самое главное, чтобы они нанесли удар в нужном месте. Кстати, тогда у нас и появится шанс незаметно ускользнуть. — Илкар задумчиво почесал затылок. — Так или иначе, я возвращаюсь в Сердце. Ирейн, есть новости о Фроне?

— Он пришел в себя, но снова заснул. Физически с ним все в порядке, он просто очень устал. А эмоционально… Кто знает?

— Держи меня в курсе, ладно? Встретимся позже. Денсер подождал, пока за Илкаром закроется дверь.

— Я хочу немного отдохнуть, любимая. Встретимся после наступления темноты. — Он наклонился, чтобы поцеловать Ирейн. — Не забудь восстановить запас маны. Мы нуждаемся в тебе.

Ирейн взъерошила ему волосы.

— Не беспокойся, высплюсь — и все будет в порядке. Ты поосторожнее — общение со Стилианом всегда опасно.

Баррас вместе с остальными членами Совета стоял на стенах университета — здесь он провел почти весь день под охраной «Жесткого щита». Стены и бастионы от выстрелов катапульт и тарана тоже защищало заклинание. И хотя до сих пор висминцам не удавалось подойти к стене, старый эльф наблюдал за боем с растущим ощущением беспомощности.

День начался с жестокого оскорбления: висминцы облили тела убитых жителей Джулатсы маслом и подожгли их горящими стрелами.

Тела быстро вспыхнули, и оставшиеся в живых лишились надежды отдать своим близким последние почести. Ветер подхватил серо-черный дым и понес его в сторону университета. Над стенами повис удушающий туман, под прикрытием которого висминцы пошли в первую серьезную атаку.

Защитникам университета пришлось приложить немало сил, чтобы отбросить врага. Сквозь удушающий отвратительный дым маги покрыли все подходы к стенам заклинаниями. Одновременно пришлось наложить защитное заклинание на стены, иначе они могли пострадать от своих же ударов, в результате маги потратили много маны. И только после этого горны висминцев дали сигнал к отступлению.

Вскоре дым рассеялся, но среди защитников университета воцарилось уныние. Висминцы принялись атаковать стены в двух дюжинах разных точек, не давая защитникам передышки. Врагу ни разу не удалось пробить стены, однако магам приходилось весь день работать в полную силу.

Если бы Баррас услышал оценку осады, которую сделал Илкар, то согласился бы с ним практически по всем существенным позициям. Висминцы располагали временем — или думали, что располагают; они знали, что жители Джулатсы будут с каждым днем терять силы, и в конце концов университет падет.

Баррас потер глаза. Враг наверняка будет атаковать всю ночь, вынуждая большую часть магов и солдат оставаться на стенах и лишая их полноценного отдыха. К тому же защитники университета прекрасно понимали, в каком тяжелом положении оказались, и это вселяло в их сердца уныние.

Лишь кое-где во дворе можно было на короткое время забыть об осаде. Но стоило подняться на стены, как все менялось. Среди развалин городской ратуши стояли войска висминцев — тысячи и тысячи солдат, в любой момент готовых пойти в наступление. Время от времени они начинали горланить свои победные песни или злобно грозить защитникам университета, описывая, какой страшный их ждет конец.

Казалось, под стенами застыло вражеское море, чтобы штормовой волной смести немногочисленных защитников с лица земли. Саранча, приготовившаяся пожрать урожай.

Да, они боялись магии и вынужденно соблюдали осторожность — иного утешения у Барраса не было. Если бы не это, то первая же атака закончилась бы для университета плачевно. Пока Сенедай не стал посылать в сражение всю свою армию.

В результате обороняющейся стороне приходилось отбивать один удар за другим, слабея после каждого наступления висминцев, наблюдая за постепенным уничтожением своего города. Пожары бушевали повсюду. Грохот рушащихся зданий доносился со всех сторон, тяжелым грузом ложась на плечи мужчин, женщин и детей Джулатсы.

Выхода не было, и все же Баррас сохранял слабую надежду. Вороны до сих пор находились в университете. Конечно, временно, но…

— Когда появятся додоверцы? — спросил он у Селдейн, поднявшейся на стену.

— Они продвигаются довольно медленно. Висминцы рассылают во все стороны разведывательные отряды, которые попутно занимаются грабежом, — очевидно, считают, что победа близка. Три часа назад додоверцев оттеснили в лес. Если им удастся удержать позиции до завтра, они пойдут в атаку сразу после рассвета. Если нет… никто не в силах предсказать, как будут развиваться события.

— Нужно встать пораньше, — сказала Керела.

— В каком состоянии наши магические силы? — спросил генерал Кард.

Он весь день провел вместе с членами Совета на стене. Керела кивнула, предлагая Вилифу ответить на вопрос генерала. Лысый, сгорбленный секретарь Совета приподнял брови.

— Не могу сказать, что у нас все хорошо. «Раскаленный дождь» и «Сферы пламени» наносят врагу серьезный урон, но с каждым разом заклинания становятся менее эффективными. Если магам придется работать всю ночь, то к полудню завтрашнего дня их силы иссякнут. Ну а тогда, мой дорогой друг, мы все окажемся в очень крепких руках.

На Джулатсу спустилась ночь. Как и предполагалось, висминцы не прекратили наступления. Катапульта продолжала бомбардировать защищенные заклинаниями стены, изредка посылая снаряды внутрь, что приводило к повреждению зданий и лишало жизни тех, кто имел глупость оказаться на открытом месте.

Уставший и сонный Денсер сидел рядом с Ирейн в пустых покоях Башни. Ирейн только что закончила переговоры с Феоной, которая присоединилась к додоверским войскам. Бодрые и отдохнувшие, Хирад и Безымянный уплели по тарелке мяса с овощами и собирались часок поразмяться, а потом лечь спать вместе с остальными Воронами до самого рассвета. Фрон так и не просыпался.

— Мы можем продолжать поиски, — сказал Илкар, — хотя сомневаюсь, что еще что-нибудь здесь найдем. Нам удалось обнаружить важные сведения, но главный приз в Зитеске, поэтому не стоит делать вид, что существуют другие решения. — Он злился из-за того, что Стилиан заставил их зря потратить столько времени и сил.

— Если честно, возможно, это к лучшему. — Безымянный глотнул эля и вытер ладонью рот. — Отвлекающая атака додоверцев даст нам хороший шанс выбраться отсюда. Мало того, если вмешательство союзников не поможет снять осаду, то университет падет, и, хотя мне очень жаль, Илкар, мы ничего не в силах сделать, чтобы помешать висминцам.

— Я понимаю, — ответил Илкар. — Мы все это понимаем. И мы готовы.

Наступила недолгая тишина.

— Необходимо поставить в известность Карда и Совет, — сказал Безымянный. — Нам нужны лошади, припасы, и кто-то должен открыть северные ворота в нужный момент. Кроме того, было бы неплохо нас прикрыть,

— Мы все получим. — заверил его Илкар. — Керела умная женщина, она в состоянии увидеть общую картину. Я поговорю с ней.

— Денсер, а как насчет Стилиана? — поинтересовался Безымянный.

Денсер поднял голову и открыл слипающиеся глаза.

— Разговор получился не слишком приятный. — Несмотря на царившее за столом невеселое настроение, Вороны заулыбались. — Стилиан принял твердое решение отправиться вместе с нами, хотя прямо этого не сказал. Ему известно, что нам нужны найденные им тексты, и он предлагает встретиться в доме Септерна, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Наверное, всем ясно, что это значит.

— Когда он намерен отправиться в путь? — спросил Хирад, у которого план Стилиана не вызвал особого раздражения.

Он уже перестал удивляться тому, что видел или слышал. «Рассветный вор» и драконы сделали свое дело.

— Завтра, как и мы. Он даже может опередить нас.

— Протекторы?

— А как ты думаешь?

— Сколько? — Хирад нахмурился.

— Он не сказал.

— Я дам вам знать, — твердо произнес Безымянный. — Ирейн, расскажи нам, как дела у додоверцев.

— Новостей практически нет, — ответила она. — Додоверцы, не торопясь, двигаются в сторону северных ворот; к ним присоединились отчаявшиеся жители Джулатсы, прятавшиеся в лесах. Я взяла на себя смелость сообщить Феоне, что нам необходимо выбраться из университета, и она обещала передать мои слова командиру додоверцев. Однако их главной задачей является освобождение Джулатсы. Вот, пожалуй, и все.

— Она говорила что-то конкретное о намерении додоверцев пойти в атаку? — спросил Хирад. Ирейн нахмурилась.

— То есть?

— Планируют ли они атаку широким фронтом, или собираются ударить узким клином, чтобы прорваться к университету?

— Она не сказала, — ответила Ирейн. — Сомневаюсь, что это известно.

— Не имеет значения, — вмешался Безымянный. — Нам сразу же станет ясно, что происходит. Хорошо, отдыхайте. Хирад, пойдем немного разомнемся и навестим Фрона. С рассветом он должен быть готов уйти с нами.

Стилиан сидел вместе с Дистраном в Башне лорда Горы, рассерженный и немного напуганный беспорядком, который умудрился устроить молодой маг всего за несколько дней. Порядок имеет огромное значение; придет день, и Дистран поймет, как это важно. С другой стороны, его уже поздно учить.

Стилиан глотнул красного блэксонского вина, не лучшего, но вполне приличного, и вошел в кабинет. Рядом с новым лордом замерли два воина и два мага, которые смотрели на Стилиана с очевидным недоверием, хотя у того за спиной стоял лишь один Сил. Однако сам Стилиан считал, что имеет заметное преимущество.

— И каким же будет твой ответ? — спросил бывший лорд Горы, поставив пустой бокал на камин.

— Откровенно говоря, твое предложение кажется мне сомнительным, — ответил Дистран. — К тому же ты отказываешься подвергнуться заклинанию «Правда или ложь».

— Брось, Дистран, я отказался совсем по другой причине, и тебе это прекрасно известно. Я предлагаю любую награду за стопку бумаг, которые, как ты и сам прекрасно понимаешь, необходимы Воронам, чтобы у всех нас появились шансы на спасение.

— Но ты хочешь получить в свое распоряжение армию Протекторов, — напомнил Дистран.

— Только для защиты. На случай, если это ускользнуло от твоего внимания, сообщаю, что огромная армия висминцев вторглась в нашу страну, а я должен добраться до дома Септерна. Тебе ничто не помешает провести Акт Отречения в течение ближайших семи дней, после чего Протекторы перейдут в твое подчинение. Я прошу совсем немного. И помни: после того как я покину университет, ты сможешь навсегда закрыть для меня его двери.

— И ты обещаешь не посягать на мою верховную власть? — Дистран недоуменно покачал головой.

— Совершенно верно. Я подпишу все необходимые документы, как только ты их приготовишь. — Стилиан налил себе еще бокал вина. — У тебя нет причин отказываться.

— Именно это меня и беспокоит. Стилиан рассмеялся.

— Рад видеть, что ты еще не потерял способности мыслить. Тем не менее повторю: в моем предложении тебя устраивает все.

— Но почему? — Дистран всем телом подался вперед. — Я никак не могу понять, почему ты отказываешься от того, ради чего прежде жил.

— Да, пожалуй, ты не в силах понять, — усмехнулся Стилиан. Он даже пожалел, что у Дистрана нет истинного видения вещей. Пожалел, но его это вполне устраивало. — Порой для нас открываются новые пути, и мы не осмеливаемся от них отказаться.

— И полуденная тень — одна из таких вещей? Стилиан склонил голову.

— В некотором смысле да.

Дистран отвернулся и посмотрел в огонь, однако Стилиан видел, что его собеседник погрузился в раздумья — выдавали глаза. Более того, он почти наверняка вошел в контакт со своими советниками, которые мудро решили не показываться Стилиану. Впрочем, молчал Дистран недолго.

— Соответствующие документы будут составлены. Ты их подпишешь и немедленно покинешь город, а вернуться сможешь только после моего разрешения и вместе с текстами Септерна, которые получаешь во временное пользование для спасения Балии. Тебя такая постановка вопроса устраивает?

— Да, милорд, — ответил Стилиан, вставая. — А теперь я уйду, чтобы не мешать. Лорду Горы необходимо иногда отдыхать. Я буду ждать в Большом зале.

— Там будет приготовлена трапеза.

— Спасибо. — Стилиан протянул руку, и Дистран неохотно ее пожал. — До встречи.

Сжимая записи Септерна в руках, Стилиан вышел из Башни.

Позднее, шагая вместе с Силом, который вел шесть лошадей, нагруженных различными припасами, к дожидавшимся его Протекторам, Стилиан взглянул на бумаги и пергаменты, удивляясь глупости нового лорда Горы. Он не обратил ни малейшего внимания на тексты, которые отобрал Стилиан. А ведь это ключи к власти и влиянию, которые делали самого Дистрана мелкой фигурой в чужой игре.

Стилиан с нетерпением ждал дня, когда он это поймет.

«Совсем не похоже на ночь», — думал Хирад, стоя под прикрытием северной стены. Рядом ждали шесть оседланных и успокоенных при помощи магии лошадей, нагруженных припасами. Сражение вокруг стен университета продолжалось. Отблески заклинаний озаряли предрассветную мглу, сливаясь с пламенем пожаров, — многие здания Джулатсы горели.

Пламя и град косили наступающих висминцев, и их крики мешались с приказами старших магов, направляющих огонь и лед. Стрелы со свистом рассекали воздух, но звона мечей не было слышно. Висминцам до сих пор не удалось добраться до стен, хотя они подбирались все ближе и ближе.

Хирад прятался в тени, прислушиваясь к шуму сражения. Он ничего не мог сделать, к тому же ему было необходимо, как и всем Воронам, подготовиться к предстоящему прорыву. Утро додоверской атаки будет трудным. Рискованным. А Вороны не любили рисковать понапрасну.

Пока он стоял, прислонившись к стене и рассеянно поглаживая лошадь, дверь Башни распахнулась, и на пороге появились Безымянный и Илкар. Он улыбнулся друзьям, которые неторопливо приближались к нему, разговаривая на ходу. Хирад не сомневался, что говорят они вовсе не о приятном, теплом утре.

Вскоре двор осветили огни, зажженные в окнах лечебницы, и наружу вышли еще трое. В центре, сгорбившись, шел высокий мужчина, его спутники шагали впереди. Они молчали.

— Давно ждешь? — спросил подошедший Илкар.

— Достаточно долго, чтобы понять слабости обороны, — ответил Хирад. — Как настроение?

— Какое может быть настроение в такой ранний час?

— Есть новости от додоверцев? — поинтересовался Хирад.

— «Будьте наготове», вот что они сказали.

— Значит, скоро?

— Ну, они не сказали, как собираются провести предстоящее сражение, если тебя интересует именно это. — Илкар покачал головой. — Мы лишь вошли в краткий контакт, а не вели застольную беседу.

— Кажется, вы называете себя магами, — проворчал Хирад, но улыбка сползла с его лица, когда он увидел, как посерьезнел Илкар — к ним подходил Фрон.

Кто-то собрал его волосы в пучок на затылке; сам Фрон сделал бы это аккуратнее. С усталого лица печально смотрели покрасневшие глаза. Сердце Хирада дрогнуло, когда он вспомнил, что они все чувствовали после убийства Сайрендора. Что тут скажешь… но и молчать было никак нельзя.

— Боль постепенно утихнет, — промолвил он. Фрон посмотрел на него, затем покачал головой и опустил глаза.

— Нет. Я дал ему умереть.

— Ты знаешь, что это не так, — вмешался Безымянный.

— Как человек, я мог бы их остановить, но, будучи волком, я испытывал страх и больше ничего. Я дал ему умереть.

Хирад собрался вновь возразить, потом передумал и решил поговорить на практические темы:

— Ты можешь ехать на лошади? Фрон коротко кивнул.

— Хорошо. Ты нам нужен, Фрон. Нам необходима твоя сила. Ты Ворон, и мы всегда будем рядом с тобой. Он еще раз кивнул, у него затряслись плечи.

— Я стоял рядом с Уиллом, когда он умирал…

— Иногда наших сил оказывается недостаточно, — сказал Хирад.

— Про меня этого не скажешь. Я был напуган — и Уилл погиб.

— Ты не знаешь, почему погиб Уилл, — вмешалась молчавшая Ирейн.

Фрон мрачно посмотрел на нее.

— Нет, знаю, — прошептал он. — Знаю.

Висминцы продолжали атаковать стены, словно почувствовали, что настроение у защитников университета изменилось. В действиях врага появилась яростная уверенность.

Тысячи воинов одновременно пытались подняться на стены по лестницам и с осадных башен, не обращая внимания на огонь и ледяной град. Они несли серьезные потери, но продолжали наступать. Маги устали, угроза рукопашной на стенах обрела реальные очертания.

Во время короткого затишья, когда висминцы решили перегруппировать силы и отступили, Вороны подошли к бастионам северных ворот, чтобы оценить ситуацию. Джулатса гибла: дома горели, враг не жалел городские постройки. Повсюду начались пожары, зона сгоревших дотла зданий увеличивалась с каждым часом.

Хирад повернулся к Безымянному Воителю, когда у них над головами начали пролетать снаряды-баллисты, ударяясь в здания или падая на пустой двор. Могучий воин невозмутимо смотрел на огромную армию висминцев, прикидывая шансы Воронов выбраться из осады. Тактика выматывающих ударов делала свое дело — маги Джулатсы заметно сдавали.

— Что скажешь, Безымянный?

— Мы слишком полагаемся на помощь додоверцев, — ответил он. — Если мы не нанесем встречного удара, фронт прорвать не удастся.

— Ты уверен?

Безымянный взглянул на Хирада.

— Просто я смотрю правде в глаза.

— И что ты предлагаешь?

— Давай предположим, что додоверцы ударят со стороны знамени с красным медведем, по направлению штандарта с бычьей головой. — Он указал на два висминских знамени, находившихся в семидесяти ярдах друг от друга. — Полагаю, висминцы смешают ряды, чтобы переключиться на нового врага. Если мы быстро атакуем их со своей стороны, то у нас появятся реальные шансы на прорыв. Все достаточно просто.

Хирад рассмеялся.

— Мы уже не раз делали подобное, — заметил он и широко улыбнулся, увидев, что Безымянный нахмурился. — Хотя тебя с нами тогда не было. Верь мне.

Безымянный кивнул и повернулся к висминцам.

* * *

Атака началась без всякого предупреждения, как только солнце оказалось в зените. Маги Джулатсы отбивали очередное нападение висминцев, когда с северной окраины города послышался грохот рушащихся зданий, а в воздух взметнулся столб пламени. Затем последовали новые ослепительные вспышки, окрасившие день в ярко-красные, оранжевые и синие цвета.

С северных бастионов раздались радостные крики, маги отвлеклись от заклинаний, лица защитников Джулатсы обратились на север. Додоверцы вступили в сражение.

Несколько мгновений висминцы не реагировали на появление нового врага. Затем с северной стороны послышалась серия быстрых приказов. Отряды висминцев начали разворачиваться, чтобы встретить новую угрозу, передовые ряды, обращенные к университету, заметно поредели. Часть вражеских войск двинулась навстречу додоверцам, и защитники университета вздохнули с облегчением, а вот настроение висминцев заметно ухудшилось.

На мрачных лицах жителей Джулатсы появились улыбки, из пепла отчаяния родилась надежда. Защитники университета радостными криками приветствовали своих спасителей. Очень скоро битва развернулась на улицах Джулатсы. Хирад понял, что их время пришло.

— Пора, — коротко сказал он.

Хирад, Безымянный и Илкар побежали вниз, где их уже ждал специальный отряд. Вороны будут следовать на лошадях за пятеркой защищенных заклинаниями магов, но перед отрядом из двухсот пехотинцев.

Вскочив в седло, Хирад обернулся к остальным:

— Готовы? Все ответили кивками.

По сигналу Безымянного Воителя северные ворота распахнулись.

— И поторопитесь! — крикнул он. — Висминцы не станут нас ждать.

Небольшой отряд галопом устремился навстречу висминцам, которые не сразу обратили на него внимание, поскольку враг атаковал их с другой стороны.

Два мага сотворили заклинание «Конус силы», которое они уже давно приготовили. Двойное заклинание ударило по рядам висминцев, разбрасывая солдат в разные стороны; многим из них не повезло, и они нашли свою смерть под развалинами домов. Через мгновение с ладоней двух других магов вырвалось заклинание «Сфера пламени», сея панику среди тех, кого не задели «Конусы силы». Вся пятерка магов резко свернула в сторону под защитой «Щита», поставленного пятым, — впрочем, он им не понадобился.

— Вороны! — взревел Хирад. — Вороны, за мной!

Сохраняя боевой порядок, Вороны устремились в образовавшуюся брешь, мечи взметнулись в воздух, «Жесткий щит» Илкара закрывал их сверху, а «Сферы пламени» Денсера и Ирейн обрушили огонь на висминцев, стоявших чуть дальше. Лишь Фрон не принимал участия в сражении. Он сидел в седле, опустив голову и даже не управляя лошадью, которая продолжала следовать за остальными только из страха.

Хирад, отрубив руку с топором у одного из висминцев, победно закричал. Языки пламени поднимались в воздух справа и слева, враг разбегался во все стороны, лошадь норовила свернуть, но Хирад твердой рукой направлял ее вперед. Камни, стрелы и удары топоров отскакивали от «1_Цита» Илкара, меч Безымянного сверкал, по клинку стекала кровь — Вороны прорубались через растерявшихся висминцев. Их стремительный рейд сопровождали крики одобрения со стен университета.

Слева наступали додоверцы, их хорошо организованный строй защищали магический огонь и лед; всего солдат насчитывалось три тысячи. Додовер прислал на помощь свои лучшие войска.

Хирад хотел присоединиться к атаке додоверцев, чтобы нанести врагу максимальный урон, но Безымянный не дал варвару увлечься.

— Не сейчас, Хирад, — закричал он. — В этом сражении мы участвовать не будем.

Теперь висминцы уже не атаковали маленький отряд, и Вороны галопом проскакали по опустевшим улицам Джулатсы. Вскоре они выехали из города и оказались среди зеленых равнин.

Полдень. Оборона на стенах за Длинными комнатами дрогнула, и висминцы ворвались на бастионы. На помощь защитникам бежал резервный отряд гвардии Джулатсы, который с ходу атаковал противника, давая возможность своим товарищам перегруппироваться.

Во дворе метались мужчины, женщины и дети, уносили раненых, тушили пожары, возникавшие от зажигательных снарядов, подносили пищу, воду и оружие солдатам.

С башни сигнальщик Карда передавал приказы капитанам, а сам не спускался со стен, подбадривая солдат, не раз обагрив свой клинок кровью висминцев. Рядом стояли шесть членов Совета: управляли магической защитой университета, поддерживали «Щиты», указывали лучшие направления для магических ударов. Лишь Эндорра, который ничем не мог помочь своим товарищам, не было с ними.

Додоверским войскам удалось отвлечь на себя значительные силы висминцев, но пробиться к стенам университета они не сумели. В течение трех часов их наступление замедлялось, и с каждой минутой задержки приближалось падение университета.

Успешное бегство Воронов возродило надежды на спасение Балии, однако Джулатса была обречена.

Баррас руководил заклинанием «Раскаленный дождь», которое косило ряды висминцев, атаковавших северные ворота, заставляя разбегаться тех, кто не получил ранения. Ему был необходим хотя бы краткий отдых, но поле битвы затягивал тяжелый мутный туман. Звон клинков, глухие стоны катапульт, приказы командиров, вопли детей, отчаянные стоны раненых и умирающих мучили уставший слух. Небо застилал пепел, оружие сверкало на солнце, бастионы и стены университета покраснели от крови, развевались знамена, ветер раздувал пламя пожаров, ослепительные вспышки заклинаний слепили слезящиеся глаза.

Баррас ощущал запах страха и силы, пота и крови; он чувствовал боль каждого умирающего жителя Джулатсы и отчаяние тех, кто еще жил. Они не могли остановить наступление висминцев — ведь на место одного поверженного врага тут же вставал другой.

Несмотря на несгибаемый дух, магию и упрямство, слишком малочисленная гвардия не могла противостоять тысячам врагов; раз додоверцы не прорвали ряды висминцев, университет неизбежно должен пасть.

Неожиданно справа послышался крик. Тысячи висминцев устремились на площадь перед северными воротами. За ними еще поднимались в воздух клубы пыли от схватки с додоверцами, но что-то пошло не так. Рядом с Баррасом одна из женщин-магов присела на камень и с кем-то вступила в контакт, который быстро закончился. Она посмотрела на Барраса со слезами на глазах — и тот все понял.

— Додоверцы разбиты. Они отступают.

Баррас почувствовал, как сжимается сердце, но постарался ничем не выдать своего отчаяния. Он протянул руку и помог женщине подняться.

— Пойдем. Нам не следует сдаваться. Мы еще сможем их победить.

Но повернувшись, чтобы отдать новые приказы, он понимал: минуты Джулатсы сочтены.

Кард тоже услышал крики и поспешил к северным воротам. По его лицу стекал пот. Подбадривая на ходу солдат, старый воин остановился рядом с Баррасом и оглядел поле боя.

— Похоже, мы обречены, друг мой. Когда придет время, я отведу вас в Сердце. Баррас кивнул.

— Постараемся как можно дольше оттягивать этот момент, не так ли?

Кард улыбнулся и принялся отдавать приказы своим людям, а потом занял место в строю, и они вновь отражали атаки бесчисленных висминцев. Воодушевленные победой над додоверцами, те с удвоенной силой пошли на штурм, появились еще лестницы и второй таран, сражение разгорелось с новой силой.

В четырех местах висминцам удалось взобраться на стены, и защитникам пришлось отступить, таким яростным был натиск врага. Теперь висминцы находились слишком близко для применения заклинаний, а гвардейцев Джулатсы явно не хватало для защиты всего периметра университета.

Кард бросил в бой резервы, изо всех сил стремился поддерживать в людях боевой дух, сам появлялся там, где врагу удавалось прорвать оборону. Между тем Баррас и его маги продолжали атаковать скопившихся под стенами висминцев при помощи «Сфер пламени» и «Раскаленного дождя». И хотя враг нес огромные потери, ничто не могло его остановить — висминцы направляли в бой все новые отряды.

— Ворота! — крикнул Кард. — Удерживайте ворота!

В этот момент последовал особенно мощный удар тарана, словно подчеркивая важность слов генерала. Маги тут же ответили заклинаниями, но, как только их действие закончилось, новые солдаты бросились к тарану, предчувствуя близкую победу.

С юга все громче раздавался победный клич висминцев, где им удалось подняться на стены. Закричали женщины — небольшой вражеский отряд прорвался во внутренний двор; впрочем, здесь их быстро прикончили гвардейцы Джулатсы.

Оборона быстро сдавала позиции. Снаряды, выпущенные катапультами, начали падать на внутренние постройки университета и во двор, снова и снова мощный таран бил в северные ворота, створки которых отчаянно трещали. Маги творили заклинания, чтобы усилить ворота, плотники всячески пытались их укрепить. Висминцы прорвались на стену уже в дюжине мест, защитники продолжали отступать.

Кард повернулся к Баррасу, стирая кровь с лица.

— Время пришло, — сказал генерал.

— Нет, мы еще можем их удерживать, — возразил Бар-рас, глаза которого мучительно искали надежду.

— Баррас, наши силы на исходе. Уходите, я вас прикрою. Эльфийский маг пожал руку старому генералу.

— Прощайте, старый друг.

— Делайте то, что должны, — хрипло проговорил Кард. — Я горжусь, что был с вами знаком.

«Все равно вас ждет смерть», — тоскливо подумал Баррас.

Он побежал вверх по лестнице, и пятеро магов тут же последовали за ним. Они сами выбрали смерть, но их имена останутся жить в веках.

Баррас бежал к Башне, а за спиной у него продолжали звучать четкие приказы Карда. Шум сражения стал понемногу стихать, Баррас оглядел южные бастионы в поисках Керелы и улыбнулся, увидев, как она отдает приказы магам и солдатам. Верховный маг почувствовала его взгляд и повернулась к Баррасу. Несколько мгновений эльфы смотрели друг на друга, вспоминая, как много всего ими пережито вместе.

Баррас ощутил легкое прикосновение маны, улыбнулся, кивнул и помахал рукой. Керела помахала в ответ, и он побежал к Башне, бросив последний взгляд на университет.

ГЛАВА 28

Лорд Сенедай не спеша разгуливал среди развалин университета, пока его воины готовились к маршу на юг. Сенедай знал, что юный маг будет говорить. Он прекрасно владел магией, но не выдержал пыток. Им повезло, что они нашли ослабленного болезнью мага в лечебнице. Остальных членов

Совета, старых упрямцев, он попросту казнил, другого способа избавиться от опасности не существовало. Всех, кроме Бар-раса. Ему опять удалось ускользнуть; в университете имелись глубокие подвалы — любой трус мог найти там убежище.

Но прежде чем покинуть Джулатсу, Сенедай сдержит свое обещание, найдет старого эльфа. И только после этого отправится вслед за Воронами — те обладают оружием, при помощи которого можно одержать победу в войне, пригласив в Балию драконов. Это оружие, согласно древней легенде, способно принести гибель людям запада. Он уже отправил птицу, чтобы предупредить Тессею.

— Баррас, где ты прячешься? — Сенедай шагал по двору вокруг Башни.

Его люди грабили университет; мостовые покраснели от крови магов. Тела валялись на бастионах, на земле под ногами и в древних залах, а граждане Джулатсы трепетали от страха под охраной его воинов возле южных ворот. Те, кто вновь оказался в плену после чудесного спасения со склада зерна, не выдержали жестоких испытаний и безутешно рыдали — не только женщины и дети, но и мужчины, что давало прекрасное представление о настроении выживших жителей Джулатсы. Они были раздавлены и окончательно покорились злой судьбе.

Храбрым воинам Джулатсы — тем немногим, кто уцелел, — было предоставлено право выбора: умереть смертью воина или стать рабами. Обычным жителям такой чести не предоставили. Им предстояло отстроить свой город для новых хозяев.

Сенедай остановился. Он получил ответ на свой вопрос. Башня.

Только Башня не пострадала от огня и атак висминцев. Наверняка оставшиеся в живых маги прячутся в катакомбах под Башней, рассчитывая, что висминцы боятся магии и не станут их там разыскивать. Они ошибались. Университет разгромлен, а Башня всего лишь еще одно здание, которое требует осмотра.

Сенедай улыбнулся своим мыслям. На практике, как свидетельствовали нетронутые камни, дело обстояло иначе. Солдаты боялись сил, заключенных в Башне, хотя понимали, что со смертью такого количества магов она потеряла существенную часть своего могущества.

Сенедай призвал полдюжины воинов и постарался вдохнуть в них уверенность.

— Университет принадлежит нам, — заявил он. — Все, кто прячется в Башне, напуганы. Следуйте за мной, и мы одержим окончательную победу.

Почти сразу же, как они вошли в Башню, им на плечи начала давить какая-то тяжесть. Стало трудно дышать, руки и ноги налились свинцом. Конечно, это только усилило сомнения сопровождавших его воинов, да и сам Сенедай с трудом шагал вперед.

Лорд висминцев опасался, что ему придется обыскивать всю Башню, чтобы найти Барраса, но он ошибся. Обогнули центральную колонну, Сенедай услышал доносящиеся снизу голоса, которые что-то бормотали.

Он повел своих воинов вниз по лестнице, идущей вдоль внешней стены. Внизу перед дверью стоял человек. Сенедай сразу его узнал. Обнажив меч, лорд висминцев решительно направился к врагу.

— А вот и последняя линия обороны, жаль только, что она состоит из выжившего из ума старика, —презрительно бросил Сенедай.

— Который двенадцать дней отражал атаки твоих безмозглых трусливых орд, — спокойно ответил генерал Кард. — Теперь я лично позабочусь о том, чтобы твой путь закончился здесь. — Кард также обнажил меч, но не атаковал.

— Настало время для благородной капитуляции. Сражение закончено, — заявил Сенедай.

— Как мало ты знаешь. — Голоса за закрытой дверью стали громче, а потом одновременно смолкли; им на смену пришел один, сильный и уверенный. Голос Барраса.

— Уйди с дороги, иначе я тебя прикончу, — прорычал Сенедай.

— Что ж, валяй. — Кард бросился вперед, его меч сверкнул в свете факелов.

Он сделал быстрый выпад, однако усталость последних дней и возраст помешали ему, и Сенедай сумел парировать удар, ответив встречной атакой. Кард вовремя отступил. Воины Сенедая обошли своего командира с двух сторон, угрожающе подняв топоры. Карду удалось отбить первый удар, но второй топор ударил его в плечо, и генерал упал на колени.

Меч Карда со звоном упал на каменный пол, рука сжала плечо, из которого обильно текла кровь. Глаза генерала на мгновение закрылись, и он застонал от боли. Сенедай присел рядом с ним на корточки.

— Ты храбрый человек, генерал Кард. Не будь дураком. Тебе вовсе не обязательно умирать.

Кард покачал головой, но у него не осталось сил, чтобы поднять голову.

— Ты ошибаешься, — едва слышно прошептал он. — Смысл есть.

Повинуясь приказу Сенедая, один из воинов отодвинул тело Карда в сторону. За закрытой дверью стало тихо. Башня слегка шевельнулась, воздух вдруг наполнился пылью.

— Дверь, — приказал Сенедай. — Быстро.

Дверь была заперта на замок, однако мощный удар сапога заставил ее распахнуться. В центре комнаты, полной книг и свитков, на коленях лицом друг к другу стояли шесть магов. И вновь Башня дрогнула, на сей раз ощутимо. Послышался звон бьющейся посуды. Жуткое предчувствие охватило висминцев. Воздух стал густым, было трудно двигаться и дышать.

Башня содрогнулась в третий раз, факелы попадали со стен, со всех сторон слышался звон бьющегося стекла и посуды. Висминцы едва держались на ногах; один из воинов упал и разбил голову о каменную стену; остальные обменялись встревоженными взглядами, облизывая пересохшие губы.

— Милорд… — в голосе воина слышались страх и мольба.

— Знаю, — сквозь сжатые зубы ответил Сенедай. Он посмотрел Баррасу прямо в глаза. Старый эльф улыбнулся.

— Ты можешь захватить наши здания и отнять у нас жизнь, но тебе никогда не получить наше Сердце.

— Твоя голова принадлежит мне, Баррас.

— Условия сделки изменились. Я предлагаю тебе покинуть Башню, пока она не стала твоей могилой. — Он поднял руки над головой и прокричал слова, смысла которых лорд висминцев не понял.

Башня покачнулась, свод рухнул, по потолку побежали глубокие трещины. На глазах у пораженного Сенедая комната, в которой на коленях стояли шестеро магов, начала опускаться. Застонало дерево, камни и кирпичи крошились в песок. Все вокруг дрожало.

— Уходи, Сенедай. Оставь в покое мой университет. Невидимая рука захлопнула дверь. Сенедай повернулся к напуганным до смерти воинам.

— Чего вы ждете? Бегите! Быстрее!

Словно в подтверждение его слов, вновь застонало дерево, посыпались камни — комната продолжала погружаться. Воины бросились бежать, Сенедай последовал за ними. Стены дрожали, воздух наполнился пылью, почти все факелы погасли, на лестнице стало темно.

Они выскочили на солнечный свет и присоединились к другим висминцам, которые, разинув рты, не сводили взглядов с раскачивающейся Башни. По поверхности здания змеились длинные трещины, в разные стороны полетели осколки камня.

И хотя у многих падение Башни Джулатсы вызвало страх, оно сопровождалось победными криками. Все пространство вокруг рухнувшей Башни заволокло пылью, повсюду валялись обломки стен и разбитого стекла.

Но когда ветер унес пыль и наступила тишина, Сенедай вернулся на командный пост, понимая, что падение Башни вовсе не означало конца магии Джулатсы.

Марш нигде не встречал сопротивления. Впереди скакала кавалерия Деррика, Блэксон и Гресси контролировали фланги. Отправив три тысячи воинов обратно в Гайернат, чтобы они привели в порядок и защищали порт, Деррик организовал свои силы, насчитывающие почти восемь тысяч солдат, в сотни, во главе каждой поставил капитана. Потом из сотен Деррик сформировал восемь полков, каждым полком командовал конный офицер.

Настроение в войсках царило приподнятое, люди были полны решимости идти в бой. Всем частям армии довелось принять участие в победоносных сражениях; им удалось удержать в своих руках порт Гайернат, Блэксон и Гресси сумели остановить силы врага, которые в четыре раза превосходили их численностью, а сам Деррик руководил захватом Парве, уничтожением обозов висминцев, кроме того, его солдаты сожгли множество судов противника.

Теперь с обороной и отдельными набегами покончено. Враг вошел в восточную Балию, и в войсках говорили об освобождении, а не о выживании. Через два часа армия вышла к холмам, окружавшим город Блэксон и замок. Командиры предполагали, что висминцы забаррикадировались в городе, подняв над его поврежденными стенами свои знамена. И ожидали, что в сердце врага появится страх, когда он увидит такую могучую армию.

Однако действительность оказалась иной. Город Блэксон был уничтожен, армию встречали лишь сгоревшие развалины. Ветер поднимал в воздух тучи пепла. От многочисленных улиц, зданий, лавок и гостиниц не осталось ровным счетом ничего. Как и от замка Блэксона, его родового гнезда. Лишь почерневшие груды камней. Солдаты тяжело вздыхали и отводили глаза.

Гресси соскочил с коня и молча встал рядом с Блэксоном, по щеке которого скатилась одинокая слеза. Сейчас не время для слов, нужно просто положить руку на плечо друга и поделиться с ним своей силой.

По мере того как войска поднимались на холм, тишина становилась все более удручающей. Люди Блэксона падали на колени, силы оставляли мужественных мужчин, их мечты о возвращении домой были развеяны навсегда. Города больше не существовало.

Барон с застывшим лицом смотрел на руины. Гресси прекрасно понимал, о чем сейчас размышляет его друг, в глазах которого постепенно закипал гнев. За их спинами молча ждала армия — жители Блэксона молчали опустошенные и ошеломленные, выходцы из Гайерната молчали из уважения к чужому горю.

Наконец барон Блэксон повернулся к солдатам.

— Я буду краток, — начал он, и его голос эхом прокатился по рядам. — Вы видите, что осталось от моего города. Висминцы его уничтожили. Вот почему мы должны преследовать висминцев, вот почему их необходимо остановить и навсегда изгнать с нашей земли. Да, я хочу отомстить, но еще мечтаю о том, чтобы больше никому не пришлось пережить то, что чувствую я и жители Блэксона.

А теперь нам пора в путь. Генерал, слово за вами.

Туман оставался таким же, каким его помнил Хирад. Он походил на искрящуюся на солнце пыль, но сегодня их нещадно поливал дождь и дул холодный ветер. Тусклый свет лишь усиливал ощущение неправильности, которое исходило от маны Септерна в разрыве между измерениями.

Впрочем, дело было не только в погоде. Перед развалинами дома Септерна стоял Стилиан и армия Протекторов.

В течение четырехдневного марша к дому Септерна настроение Безымянного Воителя менялось от решимости к неуверенности, сейчас же его охватило жестокое разочарование.

А когда Вороны приблизились к амбару, где он встретил свою смерть, Безымянный обменялся несколькими сердитыми репликами с Хирадом — близость Протекторов ему мешала.

— Забудь о том, что здесь произошло, — сказал Хирад. — Оставь за спиной.

— Ты не понимаешь. — Безымянный ткнул пальцем в сторону Протекторов. — Они знают. Они понимают, но ничего не могут сказать.

— А им стало бы легче, если бы они могли? — резко бросил Хирад.

— Да, демоны тебя побери, стало бы, — прорычал Безымянный. — Попытайся думать головой. Неужели ты не понимаешь, что я сейчас испытываю?

Хирад пожал плечами.

— Ты здесь, — сказал он. — Ты здесь, и я слышу твое дыхание. А под землей лежит другой. Больше никто не владеет твоей душой.

Безымянный вздрогнул, словно его ударили.

— Душой? Клянусь богами, твой язык доведет тебя до беды. Ты ничего не знаешь о моей душе. Но в одном ты прав: она должна быть вместе с моими предками. В мире. А не в чужом теле, которое не имеет ко мне никакого отношения. Вокруг все это… дерьмо! — Безымянный широко развел руки в стороны, включив в круг всех: Протекторов, дом Септерна и Воронов.

— Если хочешь уйти, тебя никто не держит, — сказал Хирад. — Брось своих лучших друзей. Я не стану тебя останавливать.

— Ради бога, Хирад, попытайся понять, что он хочет сказать, — вмешался Илкар, прежде чем Безымянный успел ответить. — Безымянный, тебе необходимо побыть одному. Амбар самое подходящее место. Хирад, нам нужно разобраться со Стилианом.

Хирад почувствовал, как его захлестывает гнев, однако сумел взять себя в руки. Илкар помрачнел. Безымянный кивнул Илкару, бросил испепеляющий взгляд на Хирада и направил свою лошадь в сторону амбара и могилы, которую ему лучше бы никогда не видеть.

— Хирад, нужно поговорить, — заявил Илкар.

— Сейчас?

— Если Денсер и Ирейн проведут переговоры со Стилианом от имени Воронов, то нам никто не будет мешать, верно? Хирад приподнял брови.

— Ты считаешь, что я не проявил понимания?

— Слишком мягко сказано, — проворчал Илкар. — Поезжай вслед за мной, Хирад Холодное Сердце. Мне нужно многое тебе сказать.

Безымянный Воитель соскочил с лошади задолго до того, как подъехал к амбару, и отпустил ее попастись.

Нахлынули воспоминания, сердце мучительно забилось в груди, в ушах шумело, а перед глазами плыли черные круги. Он представил, как его преследуют боевые псы — слюна сочится из разинутых пастей, глаза горят безумным огнем. И вновь ощутил, как меч входит в их плоть, горячее дыхание пса опять опалило лицо, и Безымянный вздрогнул от боли, когда клыки вонзились в плечо, а потом кровь хлынула из его разорванного горла.

Он схватился за шею рукой, перед глазами потемнело, как в тот страшный день, во рту возник вкус смерти, звуки вокруг стали стихать. Безымянный упал на колени, а потом рухнул вперед, вытянув правую руку. Он задыхался, на глазах выступили слезы. Потом он закашлялся, и его вырвало. Наконец Безымянному Воителю удалось оторвать левую руку от горла, и в глазах понемногу прояснилось. На руке не было крови.

Не было крови, не было собак и не было смерти. Он поднял голову, увидел тускло освещенный амбар, а потом его взгляд уперся в невысокий холмик чуть в стороне от двери.

— О боги, — прошептал он. — Уберегите меня от этого.

Но спасения не было. Все время, пока Безымянный жил и дышал, его тело лежало здесь.

Его снова вырвало, и он с отвращением сплюнул на землю.

— Почему вы не позволили мне умереть? — прорычал он, вскакивая на ноги.

Он ненавидел Зитеск, место, где прошла его юность, — именно там у него отняли смерть. И дали взамен чудовищно исковерканную жизнь под маской. Он проклинал город и его хозяев, проклинал магов, которые до сих пор сохраняли власть над другими несчастными чудовищами — его собратьями.

Каждый шаг к могиле давался ему с таким трудом, словно он шел по топкому болоту. Безымянный не спускал глаз с пыльного холмика, где виднелся лишь смутный отпечаток символа Воронов, выжженного на поверхности — и почти исчезнувшего за несколько недель упорной работы неослабевающего ветра.

И когда он наконец остановился, глядя на свою одинокую могилу, слезы хлынули по щекам, капая в пыль. Он опустился на колени и провел ладонями по камню, зная, что может коснуться собственных костей, увидеть собственное тело и лицо. Бросить внимательный взгляд на истинного Безымянного Воителя, чье тело лежало в этой могиле и куда стремилась его душа. Отдохнуть. На свободе.

Он глубоко вздохнул и закрыл глаза, положив обе руки на могилу. Голова опустилась на грудь.

— На север, восток, юг и запад. Ты ушел, но всегда останешься Вороном, и я всегда буду тебя помнить. Пожалей меня за то, что я еще дышу, а ты уже нет. — Он замолчал, ему больше не хотелось двигаться. Безымянный сознавал, что произнес мантру, обращаясь к лишенному души мешку с костями, однако находил в этом странное утешение.

Прошло довольно много времени, прежде чем Безымянный Воитель встал и отступил на два шага от могилы, а затем вернулся к дому Септерна. Перед ним стоял Протектор Сил, сзади выстроились остальные. Молчаливые ряды все понимающих и сочувствующих; их лица под масками оставались неподвижными, но разум протестовал — с Безымянным Воителем обошлись слишком жестоко.

Не в силах говорить, Сил положил руку на плечо Безымянного, слегка склонив голову. Мгновение Безымянный смотрел ему в глаза, потом перевел взгляд на остальных, и по его телу пробежала дрожь — от молчаливых воинов исходило ощущение огромной силы. Безымянный почувствовал на глазах слезы благодарности.

— Вы можете нарушить свои обязательства, — сказал он. — Но цена высока, поверьте мне. Боль разлуки почти невыносима. Я все еще чувствую вас, хотя и не могу быть рядом. Вам еще предстоит сделать выбор.

Безымянный Воитель прошел сквозь строй Протекторов, которые последовали за ним к дому Септерна. Он сделал свой выбор, но, повернувшись спиной к собственной могиле, обнаружил, что существует и другой путь, вот только хватит ли у него мужества, чтобы на него ступить…

Как всегда, ответ даст время.

— Вряд ли ты сумеешь прихватить с собой сотни Протекторов, — заявил Хирад.

Бывший лорд Горы категорически отказался показать магам тексты Септерна. Очевидно, Стилиан не сомневался, что рано или поздно сотворит необходимые заклинания самостоятельно. Хирад, как и остальные Вороны, понимал, что на стороне Стилиана сила.

— Хотел бы я знать, как ты мне помешаешь, — сказал Стилиан.

— Вопрос вовсе не во мне, — покачал головой Хирад. — Все дело в том, как поступят Кааны, когда ты появишься в их измерении. Им не нужны твои Протекторы, а драконы склонны уничтожать то, что им не требуется.

Стилиан сделал широкий жест рукой.

— Не так-то просто уничтожить почти пятьсот Протекторов.

Хирад посмотрел на него… и почувствовал, как на плечо легла рука Илкара. Он кивнул и сделал несколько глубоких вздохов, прежде чем ответить.

— Ты сам видел размеры Ша-Каана, Стилиан. И прекрасно понимаешь, что он может в одиночку расправиться с твоими Протекторами. Я просто пытаюсь сохранить им жизнь…

Протекторы зашевелились и медленно зашагали в сторону амбара во главе с Силом. Денсер и Стилиан, разинув рты, смотрели им вслед.

Сообразив, куда они направляются, Хирад усмехнулся.

— Боюсь, они перестали тебе подчиняться, — нарушил затянувшееся молчание Хирад.

— Вернитесь! — приказал Стилиан. — Немедленно! Сил, ты знаешь свой долг. Вернитесь, или возмездие станет для вас неизбежным.

— Не думаю, что ты выполнишь свое обещание, — спокойно проговорил Денсер.

— Прошу прощения? — Стилиан продолжал смотреть в спину Протекторам.

— Ты слышал, — ответил Денсер. — Это очень рассердит Безымянного Воителя. Сейчас ты совсем один. Они вернутся.

И маг оказался прав. Вскоре они возвратились с Безымянным во главе. На лице Воителя вновь появилась решимость.

— Я вижу, вы готовы отправиться в путь, — сказал он. — Стилиан, можешь взять с собой шесть Протекторов. Остальные будут охранять дом Септерна.

Челюсти Стилиана дернулись, но он не произнес ни звука. Его покрасневшее лицо пылало от ярости.

— От кого охранять? — спросил Хирад.

— Я могу?.. — К Стилиану наконец вернулся дар речи. — Клянусь кровью богов!.. Да кто ты такой, чтобы говорить мне о том, что я могу, а что не могу делать с моими Протекторами?

— Поймешь со временем, — коротко бросил Безымянный.

— Безымянный, от кого они должны охранять дом Септерна? — повторил Хирад.

— Скоро здесь будут висминцы, — ответил Безымянный. — Если они закроют вход в лабораторию, мы никогда не сможем вернуться назад.

— Но зачем им это? — спросил Илкар.

— Джулатса пала, — вдруг заговорил Сил, нарушив условия порабощения. — Висминцам все известно.

— Откуда ты знаешь? — резко спросил Илкар у Сила. — Я ничего не почувствовал.

В его голосе звучало отчаяние, глаза пристально всматривались в маску, пытаясь найти ответ, даже уши мага покраснели от охвативших его чувств.

— Не мудрено, — заявил Стилиан. — Твои маги один за другим погибли под ударами висминских мечей; однако можно предположить, что Сердце удалось спрятать. Впрочем, вам самим повезло. В конце концов вы покинете это измерение.

— Повезло? — сверкнул глазами Илкар. — Ублюдки уничтожили главный город Джулатсы!.. Денсер откашлялся.

— Стилиан выразился неудачно, но боюсь, что, по сути, он прав.

— Мы должны уходить, — вмешался Безымянный. — Сейчас же.

— Прежде я намерен узнать, откуда ему известно о падении Джулатсы, — возразил Илкар.

— Сил, ты можешь говорить свободно, — сказал Стилиан, которому тоже стало интересно.

Сил немного помолчал, словно обдумывая ответ. Потом он заговорил, коротко и четко формулируя мысль:

— Демоны ведут наблюдение. Когда мы становимся единым целым, мы можем чувствовать то, что они видят.

— Поразительно, — сказал Стилиан. — Не устаю удивляться побочным эффектам заклинания.

—  — Наслаждайся ими, пока у тебя есть время, — спокойно промолвил Безымянный. Лицо Воителя превратилось в зеркальное отражение масок его собратьев.

По лицу Стилиана скользнула кривая улыбка.

— Ты мне угрожаешь, Безымянный?

— Считай, что я дал тебе искренний совет.

— Ладно, — сказал Хирад. — Вам необходимо знать, что произойдет, когда мы войдем в разрыв.

Он предупредил их относительно боли при переносе, рассказал о разрушениях в измерении драконов, с которыми Вороны столкнулись во время поисков «Рассветного вора». Описал поведение восставших из праха мертвецов, тишину, царящую на небе, где плывут облака и сверкают молнии, поразительную высоту, из-за которой теряешь ориентацию, и платформы в небесах, стоящие на скалистых колоннах. И еще Хирад объяснил, что именно Казны виновны в разрушениях и что та же судьба ждет Балию, если Кааны допустят ошибку, или заклинание, когда они смогут его сформулировать, не закроет разрыв.

Наконец он напомнил некоторым, что они Вороны, и что, как ни странно, не только Балия, но и судьба драконов зависит от их успеха.

— А теперь, — сказал в заключение Хирад, — мы отправляемся в путь.

Но в развалинах дома Септерна им пришлось столкнуться с новой проблемой.

— Проклятие, что здесь случилось? — Илкар мрачно посмотрел на Стилиана — вход в лабораторию Септерна был открыт.

— Разве так было не всегда? — Казалось, Стилиан искренне удивлен.

— Нет, — коротко ответил Илкар. Он присел на корточки возле самой двери. Денсер устроился рядом, к ним тут же присоединилась Ирейн.

— Вряд ли это дело рук Стилиана, — прошептал Денсер.

— Так что же произошло? — спросила Ирейн. Илкар почесал в затылке.

— Тут может быть только одно объяснение. Действие заклинания Септерна прекратилось.

— Следствие разрыва? — поинтересовался Денсер. Илкар пожал плечами.

— А ты способен найти другое объяснение?

— Какая разница? — раздраженно спросил Безымянный. Маги повернулись к нему, явно недовольные тем, что их прервали. — Главное, теперь висминцы смогут войти в разрыв. Если они победят Протекторов, то последуют за нами.

— Этого допустить нельзя, — вмешался Хирад. — Даже могущественные драконы не помешают висминцам найти нас. Илкар поднялся на ноги и отряхнул колени.

— И что ты предлагаешь?

— Мы нуждаемся в подкреплении, — решительно заявил Хирад. — Других вариантов нет. Войска Деррика наверняка идут на север. — Он повернулся к Денсеру. — Денсер, постарайся войти с ними в контакт.

Черный маг вздохнул, но не стал спорить.

— Что им сказать?

Вороны стояли у разрыва в измерениях. Небо бурлило, впереди дымились развалины драконьего поселения, далеко внизу сверкали яростные красные молнии. Это был разрыв, через который до сих пор проходил только Денсер — тогда он вернулся объятый ужасом и бормотал что-то невнятное о драконах. Впрочем, Хирад не видел здесь ничего нового. Слияние с Ша-Кааном позволило ему самому заглянуть в измерение драконов, и он запомнил его с удивительной четкостью. Уже тогда, сообразил Хирад, он понял, что побывает здесь лично. И собственными глазами увидит кошмар, который преследовал его во снах.

Хирад повернулся к остальным — впереди стояли Вороны, чуть дальше — Стилиан с шестью Протекторами.

— Вы готовы? — На самом деле Хирад задавал этот вопрос только своим спутникам: Илкару, чье мужество после падения университета подтачивала тоска, и Стилиану, чья решимость посетить измерение драконов поколебалось во время короткого путешествия между разрывами.

Бывший лорд Горы коротко кивнул. Илкару удалось улыбнуться.

— Готов, насколько такое вообще возможно, — сказал он.

— Денсер? Ты ни о чем не хочешь нас предупредить?

— Будьте готовы к худшему. Здесь и раньше хватало неприятностей, сомневаюсь, что за прошедшее время что-то изменилось к лучшему.

На самом деле описание Денсера оказалось неверным. Он рассказывал о почерневшей земле, о небесах, где металось множество драконов, а воздух был полон огня… А через разрыв они попали внутрь пещеры, погруженной во мрак; лишь откуда-то из-за поворота лился мягкий серо-зеленый свет.

— Проклятие, где мы? — проворчал Денсер, отряхиваясь. — Очевидно, разрыв переместился.

— Не думаю, что такое могло произойти без вмешательства мага, — заметила Ирейн.

— Ну, этой проклятой скалы здесь раньше не было.

— У кого-нибудь есть факел? — Хирад улыбался.

— Зачем он тебе? — спросил Безымянный.

— Возможно, драконы нарисовали что-то на потолке…

— А ты шутник, Холодное Сердце, — рассердился Денсер. — Я доверяю тому, что видят мои глаза.

— Тогда, — заговорил Стилиан, в голосе которого слышалась спокойная уверенность, — эту пещеру построили.

Хирад искоса посмотрел на Стилиана, но прежде чем он успел ответить, в его сознании возник Ша-Каан.

— Добро пожаловать в мой мир, Хирад Холодное Сердце. Теперь ты сам увидишь, к чему привело ваше легкомыслие. Джата проводит вас.

Присутствие Ша-Каана быстро исчезло, и Хирад обнаружил, что смотрит в удивленное лицо Безымянного.

— С тобой все в порядке? Хирад кивнул.

— Приходил Ша-Каан. Он знает, что мы уже здесь…

Хирад замолчал, уловив движение впереди.

Какая-то тень перемещалась к свету. Вороны мгновенно построились: Хирад, Безымянный и Фрон машинально обнажили мечи и заняли центральную часть пещеры, Илкар, Денсер и Ирейн расположились сзади. Через мгновение Протекторы прикрыли фланги маленького отряда.

Перед ними возник невысокий человек в простой одежде, на боку которого висел меч в ножнах. Увидев готовых к бою воинов, он не испугался; напротив, на его бородатое лицо легла улыбка.

Хирад расслабился и опустил меч.

— Джата?

Мужчина кивнул.

— Хирад Холодное Сердце. Вороны, — Не вызывало сомнений, что он давно отвык от обычной речи.

ГЛАВА 29

Около полудня лорд Тессея за один час получил с почтовыми птицами два сообщения. В них говорилось, что ему придется участвовать в бойне, которой он рассчитывал избежать.

Первое сообщение, от остатков отряда Таоми, отступающего на северо-запад в сторону Андерстоуна, подтвердило его худшие предположения о вторжении армии Гайерната и неповиновении барона, чье вино ему так нравилось. Мало того, он узнал об уничтожении запасов провианта и о том, что Деррик жив и продолжает сражаться.

А во втором послании, кроме давно ожидаемой вести о падении Джулатсы, говорилось о прорыве небольшого вражеского отряда, ушедшего от мести висминцев за несколько часов до победного штурма университета. Кроме того, ему сообщали о миссии в стране драконов и страшных катаклизмах, которые могут обрушиться на Балию. Эти новости появились вслед за известием о разгроме его людей, пытавшихся захватить проклятого мага из Зитеска, и впервые за долгое время Тессея ощутил неуверенность.

Пришлось позвать на помощь Арноана. Они сидели вдвоем на постоялом дворе, ели и разговаривали, а хитрые глаза старого шамана блестели от возбуждения.

— Ваше спокойствие окупится, — заявил Арноан, опуская хлеб в густой бульон.

— Спокойствие? — повторил Тессея. — Вороны, будь они прокляты, сбежали из осажденного города и, судя по всему, собираются вступить в переговоры с драконами, чтобы заключить против меня союз. Стилиан вместе со своей жуткой армией в пятьсот воинов уничтожил тысячи моих солдат, причем потерял всего пару десятков воинов и, если мои разведчики не ошибаются, спешит навстречу Воронам. А теперь я узнаю, что мои южные собратья сбежали из города, который уже считали своим. Город пришлось уничтожить, чтобы не оставлять врагу; их дух сломлен, а оставшиеся в живых идут к нам, рассчитывая на мое сочувствие. И совершенно напрасно.

Так что у меня нет оснований для сохранения спокойствия.

Он залпом допил бокал блэксонского вина — какая ирония! — и вновь наполнил его, одновременно засунув в рот кусок хлеба.

Арноан мягко улыбнулся.

— Все ли полученные вами сообщения правдивы, милорд? Деррик и Блэксон — да, тут все ясно. Но драконы? И ужас с неба? Неужели мы будем верить в такие россказни? Полагаю, большая часть доклада Сенедая состоит из истерических бредней мага, понимающего, что его жизнь подошла к концу, и желающего напугать своего мучителя.

— В таком случае он своего добился. — Тессея посмотрел на Арноана сквозь стекло бокала.

— Нельзя обращать внимание на сказки о драконах. Они существа из ночных кошмаров, их нет, — заявил Арноан.

— Тогда как объяснить поведение Воронов и куда они направляются? И почему Стилиан не остался в Зитеске, чтобы защитить родной город, да еще забрал с собой лучшую часть войска? — Тессея забарабанил пальцами по столу.

— Вороны поняли, что падение университета неизбежно — и сбежали. У них нет никаких обязательств, они наемники.

Тессея с трудом сдержал улыбку, хотя его ужасно раздражало то, с какой легкостью шаман отбрасывал обстоятельства, которые не укладывались в его теорию.

— Я скорее поверю в существование драконов, чем в то, что Вороны сбежали с поля боя. И не пытайся смягчить происходящие события. В послании Сенедая четко сказано: они прорвались при помощи додоверцев и осажденных. — Лорд поднял руку, чтобы остановить возражения Арноана. — Что-то происходит. Я чувствую. А мы сидим и ждем, когда грянет буря… Я больше не хочу ждать.

— Мы можем выследить Воронов и выяснить, что они сейчас делают, — предложил Арноан. — Андерстоун для нас очень важен. Нельзя его оставлять.

— Быть может, теперь, когда ты потерял зубы, у тебя пропал вкус к сражениям, шаман, но со мной этой неприятности не случилось. — Голос Тессеи оставался спокойным, однако от него повеяло холодом. — Сейчас я расскажу тебе, как обстоят дела. Вороны отправились на переговоры с драконами или с кем-то столь же могущественным. То есть с союзником, которому по силам нас остановить. Стилиан и его войско собираются к ним присоединиться. В лучшем для нас случае — если, конечно, мы их не выследим и не убьем, — они укрепят оборону Корины, что совершенно не входит в мои планы. В худшем — они действительно найдут союзника, с которым мы не справимся.

Лорд Сенедай отнесся к этой угрозе настолько серьезно, что отправил в погоню за Воронами крупный отряд, лорд Таоми бежит к нам, его преследует барон Блэксон и, возможно, Деррик. Наша цель состоит в захвате Балии, значит, необходимо взять ее столицу, но мы ее не получим, если будем сидеть здесь и ждать, пока Таоми посеет панику в наших рядах.

Вели Риасе укрепить защиту Андерстоунского ущелья. Ни один маг не должен подойти достаточно близко, чтобы сотворить заклинания. У Риасы хватит людей; в крайнем случае пусть возьмет воинов резерва. Мы последуем за Воронами, а потом я поведу войска на Корину. Время работает против нас, мой старый друг, нужно действовать, пока шансы на победу не ускользнули.

Некоторое время Арноан молчал, покусывая верхнюю губу и кивая собственным мыслям.

— Дерзкий план, милорд. А что будет с Андерстоуном? Мы потратили столько сил на его укрепление…

Тессея оглядел почти законченные башни и пожал плечами.

— Андерстоун выполнил свое предназначение: мы находились в безопасности, и наши воины не слонялись без дела. Сейчас не существует угрозы ущелью. Университеты слишком слабы после падения Джулатсы, а Стилиана нет. Мы уйдем из Андерстоуна.

— Нас сменит Риаса? — спросил Арноан.

— Нет. — Тессея покачал головой. — Мы не оставим здесь камня на камне.

— Что будет с пленными?

Лорд Тессея вздохнул и провел по лицу рукой.

— Мы воины, а не стражники. И не можем допустить, чтобы они присоединились к сражению.

— Милорд… — Арноан побледнел.

— Зачем нам пленные? Лишняя обуза. Мне они не нужны.

Тессея встал, вышел на улицу и зашагал по направлению к Андерстоунскому ущелью. В сердце лорда не было холодной уверенности, которую услышал Арноан в его голосе. Нет, он совсем не стремился к такому развитию событий. Просто теперь у него не оставалось выбора. Балию нужно покорить любой ценой.

Тессея оглянулся на бараки, где содержались пленные. Тяжело вздохнув, он зашагал вперед, чтобы отдать соответствующие приказы.

Понимая, что гости торопятся, Джата без долгих слов повел Воронов вместе с незваными гостями прочь из пещеры. Вскоре они уже стояли перед стеной. Джата оглянулся, убедился, что все следуют за ним, и решительно шагнул прямо в стену. И исчез.

Вороны удивленно посмотрели на гладкую поверхность.

— Илкар? — спросил Безымянный. Эльф сделал шаг вперед.

— Иллюзия, — проговорил он, приложив руку к стене. Однако она оказалась настоящей. — Причем исключительного качества. Я не уверен… — Он замолчал, потом толкнул сильнее, и на этот раз его рука прошла внутрь. — Поразительно!

К нему подошел Денсер.

— Любопытно, — пробормотал он. — Сделано без использования маны.

Ирейн и Стилиан задумчиво поглаживали стену руками.

— И что вы думаете? — спросил Денсер.

— Скала настоящая, верно? — неуверенно проговорил Стилиан. — Но она изменена.

— Возможно, она узнает некоторых людей или что-то вроде того, — предположил Денсер. Он засунул руку по локоть и почувствовал, что пальцы оказались в воздухе. — Здесь скала совсем тонкая.

— А как она может узнать меня? — сказал Стилиан. — Никто не ожидал, что я приду вместе с вами. — Он также приложил руку к камню.

— Подозреваю, что это граничное волшебство, сходное с разрывом, — заявил Илкар. — Оно предназначено для того, чтобы спрятать разрыв.

— Как и вся система пещер, если уж на то пошло, — заметил Денсер. — Хотя остальная их часть совсем настоящая.

Хирад, лениво почесывавший подбородок, надул щеки, подмигнул Безымянному и с улыбкой на губах шагнул вперед.

— Вся ваша мудрость не позволяет вам сделать ни одного разумного предположения, не так ли?

Четверка магов повернулась к нему, и у всех на лицах появилось одинаковое надменное выражение.

— Хирад, — начал Илкар, — мы пытаемся понять, что происходит. Так уж мы устроены.

— О да, — проворчал Хирад, положил руку на стену и сильно нажал. — Но вы упустили одну деталь. — Он отодвинулся от стены и медленно вытащил руку, которая прошла сквозь стену, не встречая сопротивления.

— Неужели ты знаешь, что перед нами? — На лице Илкара появилось комическое выражение испуга. — Хирад кивнул. Илкар вздохнул и обратился к остальным магам: — Приходится смириться с тем фактом, что ему известно то, чего не знаем мы. Такое редко, но случается.

— Ну? — сердито проворчал Денсер.

— Волшебство тут ни при чем. Во всяком случае, не такое, к которому вы привыкли, — ответил Хирад. — Перед вами кусок межпространственного материала, настроенного на отличительные черты Кланов и Балии. Только тот, кто родился в одном из этих измерений, в состоянии пройти сквозь стену. А драконы умны…

И он прошел сквозь стену.

Оказавшись снаружи, Хирад сразу понял, что Денсер правильно все описал.

Огромная долина. Земля почернела от огня, повсюду обгоревшие деревья, словно пальцы рук, взывающие о помощи. Лишь самая упрямая растительность тянется вверх из почерневшей земли, а воздух полон едкого запаха гари.

У них за спиной остался полуразрушенный утес, ничем не отличающийся от дюжин других, разбросанных по долине. По ярко-синему небу неспешно плыли белые облака. Вокруг царила тишина, нигде не было видно ни животных, ни птиц. Воздух показался путникам влажным и густым, их окружали чужие запахи. Впрочем, несмотря на неприятные ощущения, они могли дышать без всякого вреда для здоровья.

— Здесь так тихо, — негромко проговорила Ирейн.

Вороны стояли немного в стороне от Стилиана и Протекторов, на лицах которых появилась растерянность, что не ускользнуло от внимания Безымянного. Слева стоял Джата вместе с двумя дюжинами своих собратьев — невысокими по стандартам Балии мужчинами, с широкими плечами и сильными руками, явно привычными к тяжелому физическому труду. Их лица украшали бороды разной длины, сплетенные в косички, причем косички на бороде у Джаты оказались самыми затейливыми.

Пока Вороны озирались по сторонам, люди Джаты посматривали в небо или прикладывали уши к земле, пытаясь уловить приближение опасности. Все они были вооружены короткими мечами и булавами.

— Что теперь? — спросил Илкар.

— Мы отправляемся на родину Каанов, — ответил Хирад. Джата подошел к Хираду и посмотрел на него.

— Пойдем, — сказал он, неуверенно выговаривая слова. — Плохое место. — Он левой рукой обвел долину. Вдалеке высились позолоченные солнцем горы. — Дом.

— Пора отправляться в путь, — заявил Хирад. — Похоже, идем пешком.

— Разве драконы нас не подбросят? — осведомился Денсер.

— Никогда, — с каменным выражением лица ответил Хирад.

Слуги Казна шагали быстро, но их глаза постоянно обращались к небу. Они шли по земле, обожженной солнцем и огнем, довольно часто под ногами попадались белые кости.

— Нам далеко? — спросила Ирейн, прижимая руку к животу. В глазах у нее застыла тревога. Хирад пожал плечами.

— У нас мало времени, — сказал Илкар. — Нам нужно много всего узнать, если мы хотим сотворить эффективное заклинание…

— Ты в порядке? — Денсер обнял Ирейн за плечи.

— Немного устала. — Она улыбнулась. — Со мной все будет хорошо.

Отряд шагал по долине около часа, затем Джата свернул налево, и им пришлось подниматься по высохшему руслу реки, которая когда-то стекала по склону. Добравшись до вершины холма, Джата и его люди остановились, и глазам Воронов открылся поразительный вид.

Перед ними раскинулась долина, в высокой траве шелестел легкий ветерок. Иногда он усиливался, и тогда долина начинала переливаться, сверкая алыми, синими и желтыми красками полевых цветов. Казалось, они смотрят на безбрежное море, которое тянется до самого горного кряжа, упирающегося своими вершинами в высокие облака… Кое-где сверкающее море перечерчивали черные выжженные полосы, портящие изумительный пейзаж.

Но когда путники подняли головы, их сердца по-настоящему затрепетали. Ослепительно голубое небо пересекала монументальная полоса разрыва. Вокруг его краев бурлили облака, сверкали огненно-красные молнии — и все это на фоне бесконечной, прекрасной синевы.

А потом они заметили драконов. Хирад насчитал сорок огромных зверей, которые кружили в небе в определенном порядке. Разбившись на группы по три, драконы пронзали тонкие облака, совершали невероятные пируэты, а их гортанные крики доносились до самой земли. Джата показал рукой в их сторону.

— Казны, — только и сказал он.

— Возможно ли решить задачу, которая перед нами стоит? — спросил Безымянный, бросив взгляд на Протекторов. Протекторы не собирались защищать Стилиана, их взгляды были устремлены к разрыву и драконам.

Стилиан протяжно вздохнул.

— Магия дает ответы на все вопросы.

— Рано или поздно, — добавил Илкар. — Однако времени у нас нет. Я предлагаю двигаться дальше и работать над заклинанием всякий раз, когда мы будем делать привал. Вы только посмотрите на размеры разрыва!

Хирад посмотрел, и ему показалось, что разрыв увеличивается прямо у него на глазах. Возможно, так и было.

— Хирад? — раздался голос Безымянного.

— Да? — Он с трудом заставил себя оторваться от созерцания разрыва и охраняющих его Каанов и повернулся к могучему воину. — Что?

— Нам пора. — Он показал на Джату, который с благоговением смотрел на Хирада. Хирад кивнул.

— Джата. Крылатый Приют?

Слуга Великого Каана нахмурился, а потом просиял.

— Да, Крылатый Приют, — кивнул он и показал через равнину на далекие горы. Его улыбка дрогнула. — Осторожно. — Он указал на небо, потом замахал руками, словно крыльями.

— Вороны, вы поняли? — спросил Хирад. Их молчание было ему ответом. Отряд зашагал вниз по склону к соблазнительно колышущемуся морю травы.

Трава оказалась выше Сила и Безымянного, к тому же она росла настолько густо, что они продвигались вперед очень медленно. Пахло летним полем и чем-то почти неуловимо сладким — может быть, спелыми фруктами в жаркий день? И хотя трава прекрасно защищала отряд от глаз тех, кто находился на земле, все понимали, что сверху их прекрасно видно.

Однако Джата сохранял оптимизм, показывая, как стебли травы упруго отскакивают назад. Впрочем, довольно скоро у него на лице появилось озабоченное выражение, когда он увидел, какие следы оставляют за собой жители Балии.

Весь день они шли, стараясь нигде не задерживаться; остановились лишь однажды, чтобы перекусить. Солнце начало клониться к закату, и Джата и его люди принялись что-то искать.

Джата остановил отряд, повернулся к Хираду и демонстративно сделал несколько шагов на цыпочках.

Варвар кивнул и обратился к Воронам:

— Попытайтесь двигаться бесшумно, не ломайте траву.

Джата медленно повел их в сторону от тропы, каждый следующий шаг делая с величайшей осторожностью. Его люди повторяли движения командира; Хирад пожал плечами, ничего не оставалось, как последовать примеру. Вороны сразу же поняли, что от них требуется. Так они шли около получаса. Теперь, чтобы их найти, потребовался бы следопыт класса Фрона.

Цель путешествия оставалась неизвестной до тех пор, пока к ней не вышли. Хирад, шедший за последним из людей Джаты, чуть не наткнулся на него, когда тот неожиданно остановился. Его собратья присели на корточки, образовав полукруг, быстро убрали в сторону землю и траву, затем подняли деревянную решетку, открывающую небольшой проход. Джата молча повел своих людей в темноту.

— Ловко, — заметил Илкар, стоявший рядом с Хирадом.

— Удивительно, как они смогли найти вход, — проворчал Хирад.

— Ну, ничего особенного, — спокойно проговорил Фрон. — Тропа хорошо отмечена.

Безымянный похлопал его по плечу.

— Хорошо бы прийти к огню. Я готов убить за чашку кофе.

Вороны спустились по каменным ступеням и попали в естественную пещеру, высота которой составляла тридцать футов, а длина и ширина никак не меньше сорока футов. Со стороны, противоположной лестнице, потолок резко уходил вниз, образовывая длинную нишу, откуда шел прохладный воздух. Очевидно, там имелся еще один вход.

Пол пещеры устилала сухая листва. В левом углу Хирад заметил аккуратно сложенные дрова, металлические миски и четьих большие бочки с водой. Справа лежали травяные матрасы. Люди Джаты разожгли фонари в нишах, осветив ряды полок и свисающие с потолка лианы. В пещере оказалось сыро и прохладно, царили запахи плесени и гниения, но здесь было безопасно.

В неглубокой яме люди Джаты быстро развели огонь. Дым уходил в пористый потолок. Скоро в пещере стало тепло, и люди начали расслабляться, устраиваясь на матрасах, которые оказались удивительно удобными.

— Чоул, — сказал Джата, обведя руками пещеру. Хирад кивнул.

— Чоул, — повторил он.

Джата и его собратья занялись приготовлением ужина. Они достали из мешков сушеное мясо и овощи, и вскоре на огне закипела вода в больших котелках.

Между тем Фрон быстро соорудил собственный очаг. Ничто не могло помешать Воронам приготовить кофе, и весь их отряд собрался отведать любимого напитка — привычное занятие в чужом измерении.

Стилиан и шестеро Протекторов устроились справа от огня. Они по-прежнему не разговаривали, но произошли ощутимые изменения… Бывший лорд Горы обменялся несколькими словами с Силом и подошел к Воронам, держа в руках пачку бумаг.

— Нам многое нужно сделать.

— Да, — ответил Хирад. — Выпить кофе, поесть и поговорить с Воронами. А потом ваша четверка примется за работу.

Стилиан посмотрел на варвара, поджав губы.

— Разве мы не оставили разногласия в другом измерении? Лицо Хирада сохраняло невозмутимое выражение.

— Понятия не имею, — ответил он. — Мне лишь известно, что ты нас задерживаешь. Когда мы выполняем какую-то работу, мы каждый вечер ее обсуждаем, готовим планы на следующий день. Так поступают Вороны.

— Да, и я бы не хотел нарушать ваши замечательные правила, — бросил Стилиан. — В конце концов нам всего лишь предстоит спасти два измерения.

Хирад спокойно посмотрел на него и покачал головой. Но прежде чем он успел что-то сказать, послышался усталый голос Денсера:

— Стилиан, ради бога, присядь, пока он не начал свою речь, которая называется «Причина, по которой мы до сих пор живы».

Илкар громко рассмеялся. Стилиан пожал плечами и вернулся к Протекторам.

— Спасибо за поддержку, — пробормотал варвар. Илкар улыбнулся.

— Однажды, Хирад, мы продолжим наш разговор о такте.

Изумительный аромат тушеного мяса пришел на смену запаху плесени и гниения, и путешественники окончательно успокоились. Люди Джаты общались между собой при помощи жестов и телепатии, в результате единственным звуком, нарушавшим тишину, был стук тарелок и ложек.

После короткой беседы со Стилианом Вороны молча пили свой кофе. Говорить было не о чем, но кофе помог им освоиться в новом мире.

Позднее, когда люди Джаты подбросилидров в огонь, вымыли посуду и навели порядок в пещере, четверка магов принялась изучать тексты, принесенные из Джулатсы и Зитеска.

В течение нескольких часов слышался лишь шелест переворачиваемых страниц да негромкие восхищенные восклицания. Иногда маги шепотом помогали друг другу перевести какое-нибудь непонятное место.

Сперва Джата и его люди с интересом наблюдали за пришельцами из далекой Балии, но скоро их интерес угас. Двое встали на посту у входа в пещеру, остальные легли спать.

Хирад прислонился к стене, рядом с ним устроился Безымянный, оба с облегчением вытянули уставшие ноги. Разговор затих; Фрон, не сказавший ни единого слова с тех пор, как они спустились в Чоул, погрузился в собственные мысли.

Наконец маги закончили чтение, выпили еще кофе, сложили тексты на полу пещеры и начали их обсуждать.

— Стилиан, когда ты узнал, что тексты находятся в Зитеске? — спросила Ирейн.

— Я знал с самого начала. И молчал только потому, что не мог придумать, как получить их из университета.

— Но ты изучал их раньше?

— Мельком просмотрел. Все тексты были заперты.

— И что ты о них думаешь?

— Подождите, — прервал беседу Илкар. — У нас ничего не получится, если мы будем просто высказывать свое мнение. Давайте определим задачу, а потом шаг за шагом постараемся ее решить. Хорошо?

Остальные закивали. На губах у Стилиана появилась улыбка.

— А у тебя дар дипломата, Илкар, — сказал он. Илкар пожал плечами.

— Нам нельзя терять времени. Кто хочет сформулировать проблему?

— Давайте я попробую, — начала Ирейн. — Образовался разрыв, который связывает два измерения и стремительно увеличивается. Поскольку он возник в результате применения обычной магии, с ее помощью его можно и закрыть. Однако мы не нашли для этого готового заклинания; остается лишь создать новое — на основании обрывочной информации, которую мы почерпнули из текстов Септерна и собственных скромных познаний. Риск чрезвычайно высок, успех проблематичен, требуемые силы неизвестны. Ну как?

— Ты много об этом думала, дорогая, не правда ли? — спросил Денсер, проведя рукой по волосам Ирейн.

Илкар улыбнулся, увидев, как засверкали глаза Денсера. Перед ними снова был прежний Денсер. Интересно, что помогло магу из Зитеска прийти в себя? Конечно, во многом это заслуга Ирейн… Впрочем, в Денсере всегда чувствовалась сила, просто ее требовалось освободить.

— Ты четко сформулировала проблему, которая перед нами стоит, — заявил Стилиан. — И если маги Воронов мне позволят, я скажу, что для начала надо выяснить, сумеем ли мы создать выход в пространство между измерениями. Если мы не сможем воздействовать на пространство в районе разрыва, то нет и никакой надежды поставить на небе заплату. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.

Илкар посмотрел на него.

— Х-м-м, поставить заплату. — Он наклонился вперед и полистал лежащие перед ним тексты. — Септерн использовал такие же слова, когда описывал граничные врата. Вот здесь. — Илкар схватил переплетенный кожей тонкий том, который они нашли в Джулатсе, и принялся быстро переворачивать страницы. — Послушайте, отрывок из записи лекции о процессе мышления. «Недостаточно абстрактного понимания теории создания формы маны, когда имеешь дело с силами, связывающими различные измерения. Нужно попытаться проникнуть в эту форму, вычленить в ее конструкции нечто земное и хорошо знакомое, чтобы сохранять полную сосредоточенность не только во время формирования, но и применения заклинания.

Вы должны понимать, что силы, действующие на различные измерения, влияют на ману совсем не так, как в пространстве Балии. Заклинание, которое вы творите, чтобы укротить ману или придать ей нужную форму, приобретает собственный разум, и если вы создали нечто вроде граничных врат, то они могут быстро выйти из-под вашего контроля. Каким же образом сохранить концентрацию и не утратить контроля за процессом? Обдумайте все свои действия и, как я уже говорил, постарайтесь создать звено связи с чем-нибудь обычным. Например, если речь идет о граничных вратах, развертывание заклинания требует материи из пространства Балии, а также материала из другого измерения, что позволит их сблизить, после чего станет возможным строительство самих врат.

Итак, первый шаг состоит в следующем: представьте себе два куска материи, которые вы наложили один на другой. Как их связать? Почему бы не зашить? Мы все видели, как происходит процесс шитья — так вот, держите его в уме во время процесса формирования маны».

Илкар замолчал и посмотрел на Денсера.

— И дальше он на примерах объясняет, что нужно делать, но смысл понятен. Мы ведь и в самом деле намерены заделать дыру в этом и в нашем измерениях, чтобы закрыть коридор, не так ли?

Стилиан кивнул.

— Что скажешь, Денсер?

— Все это звучит замечательно, вот только я не припоминаю, чтобы где-нибудь было написано, как сделать иголку с ниткой и начать процесс. Мне кажется, что может возникнуть нестабильная система.

— Не исключено, но мы слишком торопимся, — сказала Ирейн. — Отрывок, который мы сейчас обсуждаем, на этом не заканчивается. Мы понятия не имеем о том, сможет ли созданная нами система соединить края разрыва. Не стоит забывать, что Септерн стоял рядом с разрывом. А у нас размеры разрыва огромны.

Стилиан вновь кивнул.

— Ты совершенно права, хотя сейчас нам необходимо решить другую проблему. Заклинание «Соединение измерений», примененное возле Андерстоунского ущелья, имело зону действия, сущность которой я прекрасно понимаю. Вчетвером мы сможем соединить края разрыва связывающим заклинанием. Во всяком случае, мне так кажется.

— Мы должны быть уверены, — заявил Илкар.

— Разумеется, Илкар, — сказал Стилиан. — А теперь давайте обсудим, как создать «иголку с ниткой».

Хирад, по-прежнему сидевший рядом с Безымянным, зевнул. Им предстояла долгая ночь.

Его звали Аэб, только это и отличало его от остальных Протекторов. Он не испытывал одиночества даже в тех случаях, когда получал личное задание, или сейчас, когда рядом находились все его братья. Он чувствовал каждого из них, все они приготовились защищать дом — им отдал приказ Избранный. Причины не имели значения, приказ значил все.

Аэб, очень сильный человек, смутно помнил, что его призвали в возрасте двадцати трех лет. Как и остальных, его защищали тяжелые доспехи, состоящие из кожи и кольчуги, жесткие сапоги и маска из черного дерева. В руках он держал меч и боевой топор. Аэб наблюдал за участком земли и сохранял полнейшее спокойствие. Тот, кто никогда не был Протектором, едва ли мог оставаться столь невозмутимым — ведь до самого горизонта перед ним толпились висминские воины.

Протекторы наблюдали за приближением вражеской армии в течение нескольких часов, сначала глазами дюжины разведчиков, позднее сами, когда отряд, посланный из Джулатсы, занял исходные позиции, выстроившись по дуге на расстоянии в сто пятьдесят ярдов. Но по мере того, как день клонился к вечеру, Аэб согласился с предположением своих собратьев, что атака начнется только на рассвете следующего дня.

— Мы будем по очереди стоять на посту, — подумал Аэб, и его мысль мгновенно услышали остальные Протекторы.

Он посмотрел налево и направо, взглянул на развалины дома у себя за спиной. Их строй защищал дом со всех сторон. Часть братьев вышла на три шага из строя и собралась вокруг костров, рядом с которыми были заготовлены дрова, вода и пища. Треть Протекторов будет стоять на посту по четыре часа или до тех пор, пока угроза вражеского нападения не изменит принятый порядок. Таким образом, висминцы не смогут застать их врасплох. Конечно, ночное время особенно опасно, но в отличие от Протекторов висминцам требовался свет, чтобы эффективно сражаться.

Чувства, мысли и четко сформулированные утверждения его братьев звучали в сознании Аэба, не мешая ему контролировать окружающую обстановку. В любой момент времени он знал все, что видели или слышали другие Протекторы, ощущал каждое движение их тел, знал о слабостях и о том, какие мышцы у кого болят, ощущал любую рану, полученную кем-то из собратьев… Раненые братья занимали наименее опасные места, где за ними могли присмотреть другие. Все предусмотрено заранее.

Их общее сознание тревожили Сил и пятеро других собратьев, ушедших вместе с Избранным, — они их не чувствовали, хотя шесть душ оставалось в резервуаре. Получалось, что они спят. Живы, но не могут разделить чувства со своими собратьями. Когда они вернутся, отряд станет сильнее.

— Потерянных по-прежнему не слышно, — просигналил Айль, брат, которому поручили следить за шестеркой.

— И все же они живы, — последовал ответ. — Когда вы вернетесь в строй, не думайте о них во время сражения.

Аэб еще раз посмотрел в сторону врага. Воспользовавшись наблюдениями собратьев, он пришел к выводу, что им противостоит армия в десять с половиной тысяч человек, армия опытных бойцов, которые не раз одерживали победы. Они будут думать, что легко справятся с небольшим отрядом.

Протекторы не могли этого допустить. Избранный на них рассчитывает. Как и Тот, кто знает Протекторов, но перестал быть одним из них.

Нет, поражения не будет.

ГЛАВА 30

Лорд Сенедай приказал остановиться и разбить лагерь, понимая, что пора дать людям отдохнуть после трехдневного марша. Не было никакой необходимости сразу же атаковать небольшой отряд у развалин дома, ставшего в сознании всех висминцев символом злой магии. Духи привели их сюда, и духи дадут им силы для победы. Шаманы неожиданно обнаружили, что вновь оказались в центре внимания и уважения, несмотря на то что лишились своих волшебных сил.

Сенедаю следовало испытывать уверенность в победе и собственных силах. Ему удалось легко окружить тех, кто оборонял развалины дома. Им некуда бежать, на каждого защитника приходится по двадцать висминцев. С рассветом начнется бойня, а потом висминцы настигнут Воронов — куда бы им ни пришлось для этого направиться. Воронов поймают, положив раз и навсегда конец их отчаянным попыткам привести мифическую помощь. Ну а в качестве дополнительной награды Сенедай избавится от сильного противника.

Так он сказал своим офицерам и тем воинам, что были поблизости, и жестокая улыбка Сенедая полностью соответствовала облику Племенного вождя.

Но сейчас, когда он сидел в одиночестве, сомнения вновь нахлынули на него с небывалой силой. И он вдруг подумал о том, как повезло восьми тысячам его солдат, в чью задачу входит охранять пленных и ухаживать за ранеными в Джулатсе. Они считали себя обиженными — еще бы, их лишили еще одного шанса покрыть себя славой. Сенедай неожиданно пожалел, что не остался в Джулатсе сам, как и положено одержавшему славную победу вождю. Джулатса теперь его город на все времена.

Он стоял у самого края лагеря висминцев, за линией последних постов, и смотрел в сторону развалин. Именно там находились те, кто вселил в него сомнения. Четыреста семьдесят шесть воинов. Сенедай еще вчера приказал своим разведчикам пересчитать защитников руин. Все до одного высокие и сильные. Все в одинаковых доспехах, каждый вооружен мечом и топором. На всех жуткие черные маски.

Они окружили дом, стоят молча и совершенно неподвижно.

Сенедай вздрогнул. Было что-то жуткое в неподвижности вражеских воинов, их упрямых взглядах и руках, сжимающих оружие. Лишь головы воинов двигались — они наблюдали за висминцами. Да, Сенедай не сомневался, что перед ним серьезный противник, который не станет ждать, пока лучники начнут обстрел. Сенедай прекрасно понимал, что лучшего способа заставить врага смешать ряды не существует, но мысль о том, что они перейдут в наступление, несмотря на свою малочисленность, почему-то его смущала. В любом случае ждать придется до завтрашнего утра.

Он повернулся спиной к дому, и солнце бросило на землю последний красный луч, напомнив ему похожий знак над Парве. Дыра в Небе. Молодой маг что-то лепетал о драконах, которые уничтожат Балию, и Сенедай не мог с полной уверенностью утверждать, что драконов не существует. В конечном счете именно по этой причине он оказался здесь, получив приказ от Тессеи любой ценой уничтожить развалины дома вплоть до самого фундамента, а потом догнать и уничтожить Воронов. Тессея считал, что где-то здесь находятся врата, ведущие в другое место. И дал весьма подробные указания Сенедаю.

Еще раз вздрогнув, Сенедай зашагал к своей палатке. Казалось, сама земля вокруг исполнена магии и зла. Ему стало не по себе. Хоть бы Тессея успел прийти до начала сражения… тогда ему не придется взваливать на себя всю ответственность.

Бароны Блэксон и Гресси вместе с генералом Дерриком медленно ехали по развалинам Андерстоуна, а за ними следовал отряд из тридцати всадников, хотя они сразу поняли, что охрана не понадобится. Армия продолжала марш на восток, в сторону Корины, обойдя Андерстоунское ущелье по широкой дуге. Как ни странно, они не встретили никакого сопротивления даже после того, как вышли на главную дорогу. Враг, которого они преследовали, не повернул на запад.

Проехав мимо сожженных ворот только что выстроенного и тут же уничтоженного частокола, мимо пустых глазниц сторожевых башен, Деррик заметил первые алые пятна и повернулся к своим людям.

— Никому не рассказывайте о том, что вы здесь увидите. Нам предстоит тяжелое зрелище.

Они остановили лошадей в центре города — того, что когда-то называлось городом, — и его слова потеряли всякий смысл. Деррик даже не представлял себе, что им предстоит увидеть.

Он считал, что за долгие годы военной службы видел все. Война всегда отвратительна. На его глазах копыта лошадей разносили черепа людей, и они корчились от боли, моля о помощи. Он видел, как молодые мужчины прижимают руки к животам, пытаясь удержать выпадающие наружу внутренности, и никогда не забудет их глаз, искавших надежду на лицах друзей. Видел отрубленные конечности, пронзенные стрелами глаза, видел, как продолжают шагать вперед тела с только что отрубленными головами…

Ему доводилось видеть страшные ожоги от огня и холода, которые умели вызывать маги, а совсем недавно он стал свидетелем наводнения, после которого изувеченные тела остались лежать в расселинах и оврагах.

Но во всех случаях имелись оправдывающие эти жертвы обстоятельства. Когда две стороны вступают в войну, они понимают, какие им предстоят страдания.

Но здесь, в Андерстоуне, все было иначе.

Город Блэксон тоже уничтожен, однако его жители успели сбежать в леса или присоединиться к армии барона. Андерстоуну такого выбора никто не предоставил, здесь устроили настоящую бойню.

Деррик покачал головой. Он достаточно хорошо знал Тессею — вождь висминцев не должен был так поступить. Висминцы успели хорошо укрепить Андерстоун — это видно даже по сгоревшим руинам. Частокол, усиленный высокими сторожевыми башнями, почти полностью окружал город. Перед частоколом вырыты глубокие рвы, во всех ключевых точках города имелись укрепленные посты. Тессея готовился к длительной осаде.

А потом что-то решительно изменило его планы. Все здания сожжены до самого фундамента, стены полностью разрушены, то, что построили сами висминцы, превратилось в груды пепла. И повсюду, повсюду тела. Казалось, здесь произошло чудовищное ритуальное жертвоприношение. Людей отводили в определенные места и убивали, перерезали горло, выкалывали глаза, вспарывали животы и распинали, повернув лицом в сторону восходящего солнца.

Более трехсот человек — солдаты гарнизона Андерстоуна и гвардейцы четырех университетов. Некоторых Деррик узнал, с другими не раз вместе сражался. Они были мертвы уже в течение целого дня. Тучи мух роились в воздухе с отвратительным гулом, стервятники спокойно ждали, пока всадники уедут прочь, чтобы вновь приняться за прерванное пиршество. Над городом поднимался тошнотворный запах гниения.

— О боги, что же здесь произошло? — Голос Гресси превратился в хриплый шепот.

Барон соскользнул с седла на землю, Деррик, Блэксон и остальные всадники последовали его примеру.

— Это предупреждение, — сказал один из воинов, вслух повторив предположение Деррика. — Они хотят нас запугать.

— Нет, — возразил Блэксон. — Висминцы сами напуганы.

— Тебе приходилось видеть подобные вещи раньше? — спросил Гресси, недоверчиво посмотрев на Блэксона. Блэксон покачал головой.

— Похожие случаи описаны в книгах библиотеки замка Блэксон — только они сгорели. Не забывай, мы и раньше воевали с висминцами.

— Так что же заставило Тессею так поступить? — спросил Деррик.

— Город они сожгли для того, чтобы никто не смог воспользоваться построенными укреплениями. А вот жертвоприношения — совсем другое дело.

Когда висминцы идут в бой, шаманы вызывают на помощь духов, чтобы они благословили их на подвиги. Но когда висминцы боятся, что враг сильнее, они приносят жертвы, желая отвести зло, которое их преследует. Эти несчастные стали жертвами ритуала; их распяли так, чтобы им в глаза светило восходящее солнце, — висминцы считают, что таким образом принесенные в жертву увидят богов и это отнимет у них мужество. — Блэксон пожал плечами.

— Они нас боятся? — Гресси нахмурился.

— Не нас, — сказал Деррик. — Что-то сильно напугало Тессею, заставив его изменить планы. Обычно он очень осторожен. Должно быть, он считает, что вторжение может потерпеть неудачу; полагаю, он отправился туда, где, по его мнению, решится исход всей войны.

— А его слуги повсюду следуют за ним, — мрачно проговорил Гресси.

— Да, — кивнул Блэксон. — Похоже, теперь мы преследуем отряд убийц, а не могущественного вождя. Деррик нахмурился.

— Но прежде мы должны устроить погребальный костер для тех, кто здесь погиб.

— Нельзя терять время, — возразил Блэксон. — Эти люди не сказали бы нам спасибо, если бы узнали, что мы упустили убийц из-за того, что задержались для соблюдения погребального обряда.

Деррик мрачно посмотрел на него.

— Мы поймаем Тессею. Восемь тысяч наших воинов ускоренным маршем идут на восток. Присоединяйтесь к ним, а сюда пришлите мою кавалерию. Мы позаботимся о том, чтобы отдать погибшим последние почести. И еще до захода солнца догоним вас.

— Прошу меня простить, генерал, — сказал Блэксон. — Я не хотел…

Деррик остановил его взмахом руки.

— Я все понимаю, барон, и мое уважение к вам остается неизменным. Но я не могу оставить людей без погребения. Вы поступили бы так же.

Блэксон улыбнулся и вскочил на лошадь.

— Да, вы правы, генерал. Вы хороший человек. Пожалуйста, сделайте все, как положено.

— Времени действительно мало. Но у нас оно еще есть.

Вороны вместе со Стилианом, Протекторами и людьми Джаты покинули Чоул задолго до рассвета. Маги проговорили почти bcjo ночь — Хирад слышал тихие голоса всякий раз, когда просыпался. И когда их разбудил Джата, он почувствовал себя усталым и раздраженным. Оглядев друзей и Стилиана, Хирад заметил, что никто толком не отдохнул.

Хотя солнце еще не взошло и равнину окутывала тень, света вполне хватало, чтобы разглядеть окружающую их со всех сторон траву. Сумрак давал ощущение ложной безопасности, Хирад прекрасно понимал, что вражеские драконы могут появиться в любой момент. И если от обычных людей в темноте можно спрятаться, то спутники Джаты и драконы прекрасно видели в темноте. Так что ночное путешествие не принесло бы Воронам никакой пользы. Хирад поделился своими мыслями с Безымянным, который коротко кивнул, словно эта мысль уже приходила ему в голову.

Отряд перестроился. Люди Джаты по-прежнему шли впереди, маги Воронов немного приотстали, чтобы иметь возможность разговаривать со Стилианом, Протекторы охраняли тыл, а Хирад, Безымянный и Фрон следили за флангами.

Фрон выглядел ужасно. Его все еще мучила вина за гибель Уилла. Наверное, он мог бы сражаться, однако практически не обращал внимания на окружающий мир.

Постепенно они стали подниматься в гору. Сначала подъем был почти незаметным, затем стал круче. Трава оставалась столь же густой, но теперь даже Джата перестал заботиться о том, чтобы не оставлять следов.

Некоторое время Хирад следил за ним, отметив, что их проводник регулярно посматривает в небо, в сторону разрыва.

— У тебя бывает ощущение, что все идет не так? — спросил Хирад, оказавшись рядом с Безымянным.

— Очень часто, — ответил Безымянный. — Нам следует подготовиться к нападению. — И он похлопал по ножнам своего длинного меча, висевшего на спине.

— Пожалуй, я поговорю с Джатой. Хирад ускорил шаг и коснулся плеча Джаты. Слуга Каанов повернулся к нему, в его глазах застыла тревога.

— Что-то не так? — спросил Хирад. — Опасность? — Варвар показал на небо, а потом замахал руками, имитируя дракона.

Джата энергично закивал головой.

— Приближается небесное сражение. Осторожно. — Он обвел рукой окружающую местность. — И здесь сражение. Хирад кивнул.

— Вороны, — обратился Хирад к друзьям, когда они вновь оказались рядом. — Скоро у нас появятся незваные гости — с неба и с земли. Приготовьтесь. Фрон, Безымянный, займите позиции на флангах, Илкар готовит «Щит», Денсер и Ирейн — атакующие заклинания.

В этот момент двое людей Джаты с обнаженными мечами устремились вправо, а другая пара — влево. Вскоре они исчезли в высокой траве. Сам Джата продолжал идти вперед, заметно ускорив шаг.

Хирад оглянулся на Стилиана.

— Полагаю, ты сможешь организовать оборону тыла? Стилиан кивнул.

— Не беспокойся, — заявил маг.

В небе появились новые защитники разрыва, Хирад насчитал семьдесят Каанов, их крики были хорошо слышны. Напряжение усиливалось. Неприятные резкие звуки, напоминающие лай, действовали на нервы. Хирад вдруг почувствовал желание оглянуться, и тут впервые заметил нечто необычное.

Сначала высоко в небе со стороны долины, которую они пересекли вчера, появились черные точки. По мере того как они приближались, он уже мог разглядеть удлиненные тела, стремительно несущиеся вперед. Хирад насчитал двадцать драконов, летящих единым строем прямо в сторону разрыва. Крики Каанов стали громче, по меньшей мере половина обороняющихся драконов устремилась навстречу врагу, разбившись на небольшие группы.

Раздался голос Джаты, и только тогда Хирад понял, что все остановились и смотрят в небо.

— Идем. Осторожно. — Джата сделал шаг вперед, но неожиданное движение в небе заставило его остановиться.

Хирад проследил за взглядом Джаты и увидел, что один из драконов отделился от вражеского отряда и устремился прямо к ним.

— Вороны, уберите мечи и забудьте о заклинаниях. Нам нужно бежать. Протекторы, следуйте за нами, в противном случае вы погибнете. — Хирад указал на мчавшегося в их сторону дракона.

— Хирад! — Джата схватил его за руку, в голосе явственно слышалась тревога. — Уходите.

Потом он прокричал приказ своим людям, которые тут же скрылись в высокой траве, парами разбегаясь в разные стороны.

Хирад понял, что от них требуется.

— Вороны! В ряд, сохраняя дистанцию в три ярда. За мной! — И не дожидаясь Стилиана, варвар бросился через траву, зная, что Безымянный и Илкар бегут рядом. Остальных Хирад не видел, ему пришлось сосредоточиться на траве, которая так и норовила ударить его в лицо.

Они бежали практически вслепую, рассчитывая только на везение. Дракон мог спалить их в любой момент — еще немного, и они превратятся в кучку пепла.

Хирада охватил гнев: как мог Ша-Каан оставить их без всякой защиты? Варвар мысленно позвал Великого Казна, требуя помощи. Он споткнулся, едва не упал и с трудом удержал крик, когда сообразил, что его ночные кошмары стали реальностью. В замке Танцующих скал ему приснилось, что он куда-то бежит по потрескавшейся земле, однако его обязательно настигнут, и кожа сгорит до костей, пока он будет беспомощно дожидаться неизбежной гибели.

Справа пронеслась волна жара, вспыхнул огонь, загорелась трава. Никто не закричал… просто не успели?.. Повалил густой дым. Однако Хирад успел заметить, как дракон, находившийся всего в сорока ярдах от него, грациозно взмахнул крыльями, и синее тело взмыло ввысь. Очевидно, он готовился к новой атаке. Черная тень стремительно бежала по земле. Хирад понял, что в следующий раз дракон попытается достать Воронов.

Он мчался вперед, закрывая руками лицо, в дюжине шагов земля резко уходила вниз. Другого шанса у них не будет.

— Вороны! — вскричал он, перекрывая рев пламени, вопли людей и хриплый лай драконов. — Впереди склон. Спускайтесь и не поднимайте головы!

Дракон разворачивался, готовясь к новой атаке.

Хирад нырнул вперед и покатился вниз по склону, в глазах замелькали небо, трава и земля.

Над головой пронесся столб огня, мгновенно уничтожив траву на вершине холма. Жар стремительно приближался к Хираду, он широко расставил руки, чтобы замедлить падение, и неожиданно остановился внизу, рядом с Безымянным. В воздухе клубилась пыль, шелестела трава.

Вороны помогли друг другу подняться. Илкар сидел на земле неподалеку и тряс головой. В воздухе висел удушливый запах горящей травы.

— Вороны! — позвал Хирад. — Отзовитесь, если слышите меня. Идите на мой голос!

Денсер и Ирейн одновременно крикнули, что с ними все в порядке. Тут же появился Фрон и коротко кивнул.

— Ваше мнение, — сказал Хирад.

— Дым в небе прикроет нас, но огонь с нами покончит, если мы здесь застрянем, — отозвался Безымянный. — Нужно перебраться на противоположный склон холма. Ветер дует с востока на запад, поэтому я предлагаю идти на восток.

Появились Денсер и Ирейн; черный маг обнимал Ирейн за талию, с ее поцарапанного подбородка стекала кровь.

— Не лучший способ передвижения для беременной женщины, — заявила она. Очевидно, на лице Хирад появилось беспокойство, поскольку Ирейн с улыбкой добавила: — Однако ребенка мага не так легко убить.

— Хорошо, — сказал Хирад. — Нужно уходить от пожара. Постарайтесь чем-нибудь прикрыть рот. — И он зашагал на восток, доставая на ходу платок.

Ветер гнал дым как раз в то место, где они только что находились. С двух сторон горела трава, и им пришлось ускорить шаг, чтобы пламя их не отрезало.

Путники поднимались на вершину холма, и Хирад прислушался — не хлопают ли крылья атакующего дракона и нет ли рядом остальных членов отряда. Его охватила тревога, он обнажил меч и повернулся к Безымянному, чтобы посоветовать ему сделать то же самое, но услышал шелест травы и приказал Илкару сотворить заклинание «Жесткий щит» еще до того, как стрела вонзилась Фрону в левое плечо.

— «Щит» установлен, — доложил Илкар.

— Вороны, наблюдайте за флангами. Денсер, полагаю, что от твоего меча будет больше пользы. Фрон, как ты? Просвистели еще две стрелы, обе отскочили от «Щита».

— Кость не задета. Рана кровоточит, но сражаться я смогу. — По его голосу было невозможно представить, что Фрон испытывает боль.

Хирад продолжал идти вперед. Безымянный шел справа, отставая на два шага, Денсер слева, а Фрон прикрывал творящих заклинания магов. Хирад слышал, как бормочет Ирейн, готовя заклинание; оставалось надеяться, что она не намерена применить огонь. Еще три стрелы отскочили от «Щита», затем послышался топот ног.

Хирад остановился и срубил траву перед собой.

— А вот и они. Будьте готовы к тому, что у них короткие мечи — вы видели, чем вооружены люди Джаты.

Трое воинов с бритыми головами выскочили из травы, все ростом около пяти футов. Их вооружение состояло из массивных дубинок с железными зубцами, которые они держали двумя руками. Нападая, враги что-то кричали на незнакомом языке, за ними наступали другие

Хирад сделал шаг назад и принял неожиданно мощный удар дубины на свой клинок, перемещая его слева направо, чтобы открылся правый бок противника. Хирад быстро изменил направление движения меча и отсек врагу ухо, когда тот попытался уклониться. Нападавший закричал от боли, а Хирад нанес смертельный удар, разрубив ему плечо и кость.

Хирад вновь отступил и успел заметить, что Денсер поразил своего противника в грудь. Безымянный разделался еще с одним врагом.

Нападавшие дрогнули и остановились. Если первая троица дала выход своей ненависти, то остальные решили разглядеть неприятеля и оценить его возможности.

— Продвигаемся вперед, — скомандовал Хирад. — Следите за флангами. Ирейн, думаю, самое время продемонстрировать им твои возможности. — Дюжина вражеских воинов медленно отступала, Хирад внимательно наблюдал за ними. — Они собираются вновь нас атаковать. С флангов. Ирейн, твой ход.

Ирейн выступила из-за плеча Хирада, подняла руки и произнесла одно слово. Над травой с воем пронесся «Ледяной ветер», уничтожая все на своем пути. Вороны быстро зашагали вперед. Послышались вопли ужаса, и враг обратился в бегство.

— Превосходно, — похвалил Хирад.

Он решительно пересек мертвую зону, которая образовалась после заклинания Ирейн, мимо полудюжины мертвых тел. Справа над долиной поднимались в воздух клубы дыма. Предстояло выяснить, что с Джатой, Стилианом и Протекторами.

Хирад остановил Воронов. Ирейн тут же занялась плечом Фрона, а варвар поднял голову.

Вокруг разрыва шло ожесточенное сражение. Пламя озаряло небо, где схлестнулись в смертельной схватке десятки драконов. Пара драконов, если судить по размерам, Кааны, преследовала одного врага. Один из Каанов выпустил длинную струю пламени, которая ударила по крыльям, а другой нырнул вниз и вцепился врагу в шею, и вскоре поверженный дракон рухнул на землю.

С трех сторон в сражение спешили вступить все новые и новые драконы, но того, который пытался настичь Воронов, нигде не было видно. Некоторое время они не могли оторваться от зрелища грандиозной битвы; невероятная мощь драконов поражала. Ничего подобного никому не приходилось видеть, а Хирад в очередной раз подумал о том, какое место занимают в конфликте Вороны. До сих пор им везло, ведь впервые с тех пор, как они сразились с лордами-колдунами, он понял, что не является творцом своей собственной судьбы. Если дракон захочет с ними покончить, их ничто не спасет.

— Что теперь? — спросил Денсер, и его взор обратился к Ирейн, которая продолжала перевязывать Фрона.

— Будем сохранять бдительность, — ответил Хирад, — следить не только за небом, но и за землей. Ирейн напугала их, однако они могут вернуться. А сейчас нам нужно каким-то образом отыскать остальных.

— Если еще есть, кого искать, — заметила Ирейн.

Она положила кусок чистой ткани на рану Фрона. Оборотень взялся правой рукой за древко стрелы и по кивку Ирейн сильно дернул. Стрела вышла из раны. Фрон застонал от боли, кровь быстро пропитала ткань, запачкав пальцы Ирейн. Она остановила кровотечение, пробормотав несколько слов, и сильнее сжала пальцы.

— Дави пальцами на края раны, — сказала она. — Я связала рану внутри, но она еще не успела полностью зажить. Постарайся не напрягать руку до вечера, ладно?

Он кивнул.

— Спасибо.

Девушка погладила его по щеке испачканной кровью рукой.

— Милый Фрон, — тихо проговорила она, и ее обеспокоенное лицо сказало те слова, которые она не произнесла вслух.

Некоторое время Вороны оставались на месте. Их окружали враги — в траве и в небе. К тому же они не знали, где находятся.

— Какие есть варианты? — спросил Хирад.

— Уходим отсюда, — сказал Безымянный. — Мы знаем, что нам нужно в горы. Попробуем добраться туда самостоятельно.

— Я поднимусь в воздух, — предложил Денсер. — Быстро осмотрюсь и попытаюсь найти наших союзников и врагов.

— Рискованно, — сквозь зубы проговорил Илкар, который продолжал удерживать «Щит».

— Не больше, чем стоять здесь и ждать неизвестно чего, — возразил Денсер. — Нам нужен Стилиан. У него остались тексты.

— Давай, — вздохнул Хирад.

— Будь осторожен, — попросила Ирейн. Денсер кивнул.

— Я быстро.

Сотворив заклинание «Крылья мрака», маг взлетел в воздух и сразу же почувствовал свою незащищенность в небе, полном драконов. Хотя они находились довольно далеко и были заняты боем, их жуткие крики и струи пламени производили на Денсера гнетущее впечатление. Вдруг показалось, что взоры всех драконов устремлены к нему… Он содрогнулся и посмотрел на землю.

Позиция Воронов была относительно безопасной — судя по тому, как волновалась трава, враги продолжали уходить на восток. Денсеру не удалось их сосчитать, но они не представляли серьезной опасности. А вот пожар, который бушевал сразу в трех местах, совсем другое дело — его огненные языки стремительно распространялись по равнине. Пламя почти полностью поглотило впадину, где путники спасались от дракона, и продолжало расползаться во все стороны.

Еще два пожара бушевали справа, и Денсер понял, как легко драконы способны уничтожить Балию. Ничто, кроме ливневого дождя, не остановит пожар, поглотивший долину.

Он полетел над пожаром в сторону гор, предположив, что все оставшиеся в живых будут двигаться в прежнем направлении. Довольно скоро оказалось, что маг не ошибся — кто-то решительно шагал вперед через море травы.

— Стилиан, — выдохнул он.

Денсер снизился и увидел трех Протекторов, которые повернулись в его сторону, но больше никого не сумел разглядеть. Похоже, Стилиан применил заклинание «Плащ-невидимка».

— Стилиан, остановись. Необходимо перегруппироваться. — Денсер завис в воздухе.

— Нет, — послышался задыхающийся голос, лишенный тела. — Нам нужно выбраться отсюда. Я потерял Джату, трое Протекторов погибли.

— Успокойся, дракона больше нет.

— Ничего подобного.

Словно для того, чтобы подтвердить правоту Стилиана, справа послышался рев.

Из пелены дыма вылетел дракон, спикировал вниз и схватил одного из людей Джаты, или даже самого Джату, взмыл в воздух и разорвал несчастного на две части передними когтями, после чего, разбрызгивая кровь, сунул оба куска себе в рот.

Сердце Денсера отчаянно заколотилось в груди, и он рванулся в сторону, с трудом заставив себя успокоиться.

— Спускайся на землю, Денсер; он легко тебя заметит. И пусть Хирад позовет на помощь своих проклятых друзей драконов, иначе нам всем конец. Ты понял? Теперь проваливай, ты только выдаешь мое местонахождение.

Стилиан и Протекторы свернули в другую сторону, а Денсер поднялся выше, прекрасно понимая уязвимость своего положения. Решив, что лучше не рисковать, он снова спустился и, задевая траву, полетел обратно к Воронам. Оказалось, что он успел оторваться от них на значительное расстояние.

Неожиданно дракон издал удивленный крик. Бросив взгляд через плечо, Денсер заметил, как дракон развернулся в воздухе, не спуская глаз с одной точки.

— О боги, — пробормотал маг.

Дракон уже приближался к Воронам, и шансов у них оставалось совсем немного. Денсер слышал, как хлопают крылья дракона, мчавшегося вслед за ним, и опустился еще ниже — теперь его тело задевало стебли травы. Еще несколько долгих мгновений, и маг оказался внутри дымного облака. Затаив дыхание, он резко свернул налево и полетел вдоль линии пожара. Вырвавшись на свежий воздух, Денсер увидел, что дракон продолжает лететь по прямой, благополучно миновав Воронов.

Денсер на максимальной скорости помчался к Воронам и успел приземлиться как раз в тот момент, когда дракон понял, что его обманули, и резко развернулся.

— Быстро, — сказал Денсер, начавший говорить еще до того, как его ноги коснулись земли и исчезли магические крылья. — Обратно по склону. Дракон возвращается. Ирейн, нужно остановить пламя. Потребуется «Жесткий щит». А я попробую использовать «Ледяной ветер». Тут трудно знать заранее…

Они принялись готовить заклинания, пока со всех ног бежали вниз по склону, сохраняя боевое построение с Хирадом впереди.

Положение было почти безнадежно. Тень дракона еще раз пронеслась над ними, Вороны почувствовали, какой мощью веет от его огромных крыльев, а потом увидели, как он разворачивается, собираясь пролететь над лощиной, и уже открыл пасть, чтобы полить все вокруг огнем.

Однако пламя не успело до них добраться. В последний момент могучие челюсти сомкнулись на горле вражеского дракона, и он с оглушительным грохотом рухнул на землю. Вспыхнувшее пламя озарило небо, двойной рев распорол воздух, а затем один из драконов умолк.

Послышался шелест могучих крыльев, и над Воронами появилась тень Ша-Каана. С его пасти капала кровь, грудь часто вздымалась.

Вороны вздохнули с облегчением.

— Я слышал твой призыв, но находился слишком далеко. Обойдите огонь и двигайтесь в сторону гор, а я приведу к вам Джату и его людей. Вы должны быть готовы закрыть разрыв, когда наше солнце встанет в третий раз. — И Ша-Каан взмыл в небо.

Денсер упал на землю.

— Дайте мне отдышаться…

— Встанешь, когда тебе будет слишком жарко, — проворчал Хирад, показывая на огонь, до которого оставалось всего несколько ярдов. — Кстати, твой маневр в дыму был очень удачным, однако дракон успел заметить, как ты приземлился. Постарайся в следующий раз быть аккуратнее.

Рассерженный Денсер поднял голову, но его гнев тут же исчез, как только маг увидел улыбку Хирада.

— Смешно, Холодное Сердце, очень смешно.

Хирад протянул ему руку.

— Вставай, Денсер, нам предстоит долгий путь.

ГЛАВА 31

Лорда Сенедая разбудили запах дыма от костров, на которых жарилось мясо, а также сырость и пение шаманов, старавшихся вселить храбрость в сердца висминцев. Шаманы рассчитывали, что духи умерших воинов пойдут в сражение вместе с живыми.

Лорд сел на своей узкой койке и посмотрел в сторону шевелящегося полога палатки. Прислушался к голосам солдат и шепоту ветра, потом тяжело вздохнул, провел рукой по лицу и волосам.

— Адъютант!

Полог палатки тут же отодвинулся в сторону, и вошел высокий молодой воин в обтягивающей рубахе без рукавов, открывавшей мускулистые руки; голова юноши была обрита, как и положено солдату его ранга.

— Милорд.

— Доспехи и завтрак, — приказал Сенедай.

— Слушаюсь, милорд. — С коротким поклоном юноша исчез.

Сенедай подошел к выходу из палатки и выглянул наружу. С темного предрассветного неба лил дождь, над землей стелился туман, лишь яркие пятна костров разгоняли мглу. Сенедай вновь вздохнул и вернулся в теплую палатку.

— Вот тебе и песни про удачу, — пробормотал он.

Ему не хватало только влажного поля битвы. Да, кровь прольется рекой, но дождь превратит землю в болото с самого начала сражения, а у Сенедая сложилась уверенность, что огромного численного преимущества на сей раз может оказаться недостаточно.

Он почти не спал ночью: успел перебрать все возможные варианты и даже пожалел, что катапульты остались в Джулатсе — на случай, если Додовер попытается отбить город. Конечно, можно попытаться просто смять врага, воспользовавшись огромным численным преимуществом, но тогда нужно лично встать во главе армии. А ему совсем не хотелось умирать.

Он быстро поел, оделся и вышел из палатки под медленно светлеющее небо, и тут же к нему подбежал солдат с запечатанным посланием.

— Кто доставил?

— Всадник из Андерстоуна, милорд. Прискакал как раз перед тем, как вы проснулись.

Тессея прислал слово. Превосходно. Сенедай отвернулся. и вскрыл сообщение по пути к ближайшему костру, чтобы его прочитать. Солдаты постепенно просыпались — точили оружие, надевали доспехи или болтали между собой. Лаяли собаки, звучали приказы, потрескивало дерево в кострах, со всех сторон доносились песни. Было трудно не почувствовать уверенность. Врагам некуда бежать, и даже новичку ясно, что их слишком мало.

И все же Сенедая не покидали сомнения. Послание Тессеи лишь усилило его страхи. Сенедай рассчитывал, что его повелитель окажется рядом, чтобы уже сегодня утром они могли одержать сокрушительную победу над врагом. Но планы изменились. От остатков разбитого войска Таоми Тессея получил сообщение, что с юга к ним приближается большая вражеская армия. Так что Сенедаю придется завершить дело самому, говорилось в послании. Тессея же соединит собственные силы с еще способными сражаться частями Таоми, чтобы сокрушить приближающегося с юга неприятеля. Затем направится в Корину и пошлет подкрепление для обороны Джулатсы.

Победа не вызывает сомнений, так заканчивалось послание. Духи улыбаются им, а вражеские боги отвернулись от своих подопечных.

Все это хорошо, только Тессее не придется сражаться с таким врагом. Взошедшее солнце осветило вражеское войско в масках, застывшее перед развалинами дома. Казалось, они так и простояли всю ночь. Лорд висминцев взмолился о том, чтобы ему удалось избежать жестокого унижения.

Сенедай бросил послание Тессеи в огонь и призвал офицеров, чтобы отдать распоряжения относительно предстоящего сражения.

В ярком свете наступившего полдня генерал Деррик вместе с Блэксоном, Гресси и усталым магом-связистом рассматривали разложенную на только что сколоченном столе карту. Висминцы заняли позиции и принялись рыть траншеи, а разведчики доложили, что армия Тессеи соединилась с остатками войск Таоми.

— О чем идет речь? — спросил Гресси. Только что прозвучал доклад мага-связиста, и теперь они с Блэксоном недоуменно смотрели на Деррика.

— Происходят события, о которых вам ничего неизвестно. Я сожалею, что не рассказал о них раньше, но тогда не было особого смысла, к тому же нам все равно предстоит сражение с висминцами.

— О каких событиях идет речь? — осторожно поинтересовался Гресси.

— Я понимаю, мои слова покажутся странными, но клянусь, все это правда, — ответил генерал, затем огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг нет лишних ушей. — Дело в том… что над Парве возникла дыра в небе. Она растет, и когда ее тень накроет город, начнется вторжение драконов. Не спрашивайте у меня, как и почему, но будет именно так. Вороны и Стилиан ищут способ закрыть разрыв. Стилиан вернулся в Зитеск, а они отправились в Джулатсу. Мне оставалось только молиться, чтобы им никто не помешал — так и вышло. Однако сейчас висминцы представляют для них серьезную угрозу, и нам необходимо остановить врага.

— А почему висминцы преследуют Воронов? Десять с лишним тысяч человек отправились в погоню за шестью!..

— Они думают, что Вороны намерены призвать на помощь драконов. Иными словами, висминцы все поняли не так, но сейчас уже ничего не изменишь. И договориться с ними невозможно. Более того, — продолжал Деррик, убедившись, что бароны слушают его внимательно, — теперь понятно, почему Тессея снялся с места. Взгляните. — Он указал накарту. — Тессея собирался идти маршем на Корину, в то время как его южная армия должна была разграбить Гайернат, а северная захватить Джулатсу, перерезав связь между самыми сильными университетами — Зитеском и Додовером. Листерн он решил оставить на потом. У него тысячи солдат в резерве для защиты обоих городов и ущелья, так что Тессея совершенно спокоен. Он также знает — или думает, будто знает, — что координированной защиты востока больше не существует, и хотя «Рассветный вор» покончил с лордами-колдунами и отнял у висминцев волшебство, Тессея все еще верит, что сумеет захватить Балию. Поэтому он хочет отрезать Корину от восточной и западной линий снабжения, лишив жителей столицы последних надежд.

Но все пошло не так, как планировал Тессея. С самого начала висминцам не удалось покорить Гайернат; город и сейчас успешно держит оборону. Я уже не говорю о вашей разношерстной банде крестьян, — Деррик произнес последние слова с полнейшим уважением, — которая разбила его южные части, о чем он узнал совсем недавно. Затем Вороны появились на востоке, а вслед за ними Стилиан и я, причем Воронам удалось сбежать из осажденного университета. Применив пытки, висминцы узнали, почему Вороны покинули Джулатсу, однако, судя по всему, их обманули.

Тессея торопится и начинает уничтожать все на своем пути, стремится всячески затруднить для нас решение вопросов продовольствия… отсюда гибель Андерстоуна. Он движется в сторону Корины, но не хочет привести нас к дому Септерна, где мы сможем остановить другую его армию — и помешать ей расправиться с Воронами. Я поступил бы так же, если бы страдал суевериями. Вороны, между тем, сумели уничтожить хваленые подразделения врага, и Тессея не сомневается, что они способны повторить свои подвиги. Лучше не рисковать — и увидеть наконец их мертвые тела.

— Поэтому он будет с нами сражаться только для того, чтобы помешать нам вступить в бой с Сенедаем? — Гресси был настроен скептически.

— Кроме того, ему лучше сражаться с нами здесь, а не возле Корины, где, как он ошибочно предполагает, мы могли бы получить существенную помощь и даже одержать победу.

Сердце Деррика отчаянно колотилось, он чувствовал, как части головоломки занимают свои места в сознании баронов.

— Но все это не будет иметь значения, если Сенедай сумеет уничтожить Воронов, — заметил Блэксон. — И если вы не ошиблись относительно драконов…

— … у нас у всех — висминцев или обитателей Балии — остается единственный шанс — остановить Сенедая, — закончил Деррик.

— Тессея нам не поверит, — сказал Гресси. — Клянусь богами, я не уверен, что сам в это верю.

— Предположим, что все правда… а теперь скажите мне, сколько смогут продержаться Протекторы? Вороны успеют завершить свою операцию? И успеем ли мы обойти Тессею и нанести удар по войскам Сенедая? — спросил Блэксон.

Деррик покачал головой.

— Что до Воронов, то я ничего не знаю. Мне лишь известно, что нам не обойти Тессею, во всяком случае, не такой большой армией. Его разведчики уже засекли нас.

— Значит, будем с ним сражаться? — Гресси совсем не радовала подобная перспектива.

— Если мы будем сражаться и даже одержим победу, то это займет не менее двух дней. Нет. — Деррик улыбнулся. — У нас нет выбора, мы должны заручиться его помощью, какой бы безнадежной эта идея нам не казалась.

— И как мы поступим? — спросил Блэксон. Барон уже знал ответ и пытался отказаться от мыслей о мести.

— Мы подведем к Тессее наши войска, продемонстрируем силу, а потом постараемся убедить его послать гонца к Сенедаю.

Хирад знал, что зрелище будет красивым, но не мог себе представить, что его глазам предстанет столь поразительная картина. Они поднялись на несколько сотен футов по крутому скалистому склону, а оранжевое солнце продолжало светить с яркого голубого неба, которое возникло над ними с того самого момента, как они оказались в измерении драконов.

Конец путешествия проходил по почерневшей от пожара долине. Оставшиеся в живых путники встретились через час после нападения дракона Берет; если Вороны практически не пострадали, то половина Протекторов погибла, в живых остались лишь Сил и два его собрата. Джата потерял семь человек.

Стилиан не стал говорить об обстоятельствах гибели трех Протекторов, но, когда Ша-Каан пролетал над ним, так вздрогнул, что Хирад все понял. Маг из Зитеска побледнел и был явно потрясен. И Хирад впервые за все время ему посочувствовал.

Казны одержали победу в небесном сражении, однако Хирад ощутил скорбь Ша-Каана, когда он рассказал о том, как они выделили Беретов, атаковали их и изгнали, нарушив непрочный союз между враждующими Родами. Теперь отношение Ша-Каана к людям изменилось — он отправил четверых Каанов сопровождать путешественников, несмотря на то что подобная акция могла привлечь внимание врага.

Путники шли все дальше, потрясенные пережитым, прекрасно понимая, какую страшную силу представляет даже один дракон. К счастью, они довольно быстро добрались до подножия скалистых гор, которые видели из мертвого леса. Оглянувшись назад, путешественники бросили последний взгляд на черные шрамы пожарищ.

Между тем равнина перестала испускать голубое и алое сияния. Теперь ее накрывала огромная туча дыма и пепла, желтые и оранжевые всполохи говорили о том, что пламя с прежним аппетитом продолжает пожирать траву и кустарник. Там, где огонь догорел, оставались черные обугленные пятна и полосы. Конечно, со временем трава вырастет вновь, однако сейчас картины опустошения вызывали уныние.

— Всего один дракон, — промолвил Безымянный, когда они молча смотрели на бесчисленные мили дыма и огня. — Всего один.

Никто ему не ответил, но маленький отряд ускорил шаг.

Вороны остановились чуть в стороне от своих спутников, как и полагалось драконеру Великого Казна и тем, кто поклялся ему помогать, и впервые посмотрели на дом Каана. Склон, по которому они поднимались, превратился в плато; они стояли на его краю, а перед ними расстилался чужой мир.

Слева и справа зеленый ковер покрывал широкую долину. Оранжевые лучи солнца тонули в светлых полосах тумана, придавая ландшафту сказочное очарование, а далекие заснеженные вершины, переходящие в темные поля, окутывали окрестности негой и покоем.

Но Хирад видел и другое. В небе лениво скользили Казны, паря на могучих крыльях. Золотые тела сверкали в оранжевых лучах, а за ними, постепенно растворяясь, тянулись мерцающие завихрения тумана.

Драконы приветствовали друг друга: здоровались или прощались, обменивались знаками печали, любви и преданности. К своему Роду, к каждому сородичу и дому. Их призывы звучали отрывисто и гортанно, порой протяжные звуки эхом отражались от стен долины. Сердце Хирада наполнялось любовью и ощущением причастности, а также страданием — ведь каждый день войны уносил все новые и новые жизни.

Хирад почувствовал, что едва держится на ногах, и присел на корточки, опираясь правой рукой о камень. Он мог бы оставаться здесь целый день, наслаждаясь великолепным зрелищем…

На плечо ему легла дружеская рука. Рядом стоял Илкар.

— Ты можешь поверить своим глазам? — спросил Хирад, показывая на удивительный ландшафт. В следующее мгновение его взгляд вновь устремился к Казнам, деревьям и туману, окутавшему долину. Свежий ветер приятно холодил разгоряченное лицо.

— Если мне суждено дожить до пятисот лет, это будет самым ярким воспоминанием перед смертью, — восхищенно проговорил эльф.

— Не стоит сейчас вспоминать о Балии. Большинство ее жителей слишком заняты своими проблемами. Вот почему нам нельзя допустить ошибку. — Хирад встал, вытирая повлажневшие глаза.

Чуть в стороне с поглупевшим выражением лица смотрел на долину Джата.

— Дом, — сказал он.

— Видишь, что это для них значит? Достаточно на него посмотреть, чтобы все понять. Илкар кивнул.

— Мы все хотим победить в этой борьбе, Хирад, и хотя у тебя самые веские причины стремиться к успеху, ты должен понимать, что наши шансы невелики.

— Расскажешь по дороге вниз. По-моему, Джата хочет побыстрее спуститься. Впрочем, я тоже.

Джата подвел их к выбитой в скале лестнице. Крутые, покрытые мхом ступени уходили вниз, мимо водопада, и огибали огромные стволы деревьев, чья листва терялась в тумане.

Они спускались, окруженные танцующими оранжевыми облаками тумана; воздух стал жарким и сырым, ступени скользкими. Впереди уверенно шагали люди Джаты, а сам он постоянно напоминал остальным о необходимости соблюдать осторожность.

Однако жители Балии не могли идти так же быстро. Они прижимались к скале, покрытой тонким влажным слоем лишайника, подальше от края.

Хирад, который шел за Илкаром, решил не задавать вопросов до тех пор, пока они не выйдут из тумана, но когда это произошло, он долго не мог найти слов. Туман быстро поредел, и сквозь листву наконец стал виден дом Каанов.

За пологом тумана путникам открылась огромная долина, озаренная мягким отраженным светом. Вода протекающей реки искрилась всеми оттенками синего и голубого, влажный воздух поднимался над дюжиной водопадов, питавших реку, роскошный травяной ковер украшали красные и синие пятна цветов. А дальше виднелись ухоженные поля.

Вдоль края долины стояли многочисленные дома, некоторые низкие и приземистые, другие запрятанные в толще скал. Однако над всеми постройками возвышалось великолепное здание. Полированный белый камень сверкал в разноцветных лучах солнца, купол и многочисленные башенки устремлялись к небесам. Купол украшали невероятных размеров крылья, кончики которых уходили в марево тумана. Оказалось, что Крылатый Приют — это памятник Ша-Каану. Вырезанная из камня морда была обращена к его владениям, а глаза будут вечно искать признаки опасности.

Ничего подобного не существовало в Балии, и ее жители знали, что никакая магия не способна создать такое великолепие. Удивительное сооружение было построено из уважения и любви к вождю Каанов вестарами, почитавшими драконов с пылом, давно утерянным среди их собратьев в другом измерении.

Жители Балии остановились, не в силах двинуться дальше. Взглянув на Денсера, Хирад увидел у него на лице благоговение, щеки Ирейн пылали восторженным румянцем. Неожиданно Хираду показалось, что он вернулся домой. Закрыв глаза, он дал возможность чувствам Каанов омыть его, а потом в сознание ворвались мысли Ша-Каана.

— Скажите мне, что мы не позволим уничтожить все это, — наконец проговорил он.

— Мы спасем этот мир или погибнем, — сказал Илкар. Хирад взглянул на мага и увидел, что десятилетняя связь с Воронами ничуть не ослабела.

— Ну, лично я погибать не собираюсь, — заявил варвар.

Он жестом показал, что им нужно следовать за Джатой, который вместе со своими людьми успел добраться до основания лестницы и остановился на заросшей травой лужайке. Джата не выдержал и побежал, остальные устремились за ним к реке.

Над долиной раздались приветственные крики, из домиков небольшого поселения, расположенного на берегу, выскакивали вестары. Дети визжали от восторга, мужчины и женщины вбегали в реку и обнимались, приветствуя тех, кто надолго покинул свои дома, а теперь вернулся.

Однако вскоре раздались и рыдания — жители деревушки узнали о тех, кто уже никогда не переступит порог своего дома. Радостное настроение быстро исчезло. Все лица обратились к Воронам, когда они вместе со Стилианом и Протекторами перешли реку вброд.

— Добро пожаловать, Вороны, — сказал Джата. — Хирад, это дом.

— Дом, — согласился Хирад. — Он показал на Крылатый Приют. — Ша-Каан? Джата покачал головой.

— Подожди. — На его лице появилась улыбка. — Есть? Пить? — Он хлопнул в ладоши, и несколько человек исчезло в домах.

Джата присел на лужайке, жестом предложив гостям присоединиться к нему. Принесли фрукты, полоски мяса, кувшины с водой и соком и резные деревянные чашки. Зазвучала музыка.

Самая настоящая идиллия, только Хирад не мог забыть, зачем они здесь. Чуть в стороне приземлились несколько драконов; огромные тела частично находились в воде, головы лениво поворачивались к вестарам, которые несли им огненную траву. Драконы не обращали ни малейшего внимания на незнакомцев. Наверное, они получили ранения в сражении на небесах.

Хирад не сомневался, что Ша-Каан находится внутри Крылатого Приюта, и его удивило, что дракон не вышел их приветствовать. Впрочем, у него наверняка имелись на это причины.

— Хирад, — сказал Илкар, — прежде чем ты будешь говорить с Ша-Кааном…

— Да, наши шансы, — согласился Хирад.

— Или их отсутствие, — вздохнул Илкар. — Не нужно возмущаться, я лишь пытаюсь посмотреть правде в глаза. Тебе необходимо знать, как далеко мы продвинулись.

Хирад прожевал мясо и запил его большим глотком светло-зеленого сладкого сока.

— Новости плохие, верно?

— Ну, не так чтобы очень, — возразил Илкар. — Просто мы мало знаем и вынуждены строить догадки. Но дай мне рассказать, что мы выяснили. Безымянный, тебе тоже следует меня послушать.

— Я здесь, — последовал ответ. — Фрон? Оборотень подошел к Илкару. Он держал чашку в руке, но есть ничего не стал.

— Теория достаточно проста, хотя без точных данных сила любого нашего заклинания может оказаться недостаточной. Нам необходимо сформировать сеть маны, которая сможет стянуть края разрыва, — а мы четверо достаточно сильны, чтобы сделать это, находясь под ним. Идея основана на заклинаниях Септерна, предназначенных для контроля разрывов.

— Значит, вы намерены сначала зафиксировать разрыв, — сказал Безымянный.

— Совершенно верно, — кивнул Илкар. — А потом мы попытаемся стянуть его края. Это сравнительно несложно, если работаешь с одним концом, но, к сожалению, у нас имеется коридор, и с другой стороны разрыв тоже большой. Пока все понятно, Хирад?

— Если мне что-нибудь будет неясно, я спрошу у Безымянного, когда ты уйдешь, — проворчал Хирад.

— Куда уйду? — спросил Илкар.

— Туда, где ты не услышишь, как я жалуюсь на тебя за то, что ты все усложняешь, — с улыбкой ответил Хирад, заметив, как насторожился Илкар.

— Хорошо, — сказал эльфийский маг. — А теперь, хотя бы ненадолго, вернемся к реальности. Мы уверены, что Септерн открывал и закрывал коридоры, связывающие измерения, и что существует теория, описывающая, как он это делал. Мы полагаем, что необходимо создать «челнок маны», который будет жестко привязан к одному краю разрыва. Челнок полетит вдоль коридора, накидывая петли на его стены, а потом выйдет с другой стороны, после чего мы все стянем.

— И это возможно? — Безымянный взял с тарелки плод и с улыбкой поблагодарил женщину, которая его принесла. — Должен признаться, Илкар, звучит как-то сомнительно.

Илкар вздохнул.

— А как еще может звучать? Послушай, мы до сих пор не знаем, по силам ли нам поставленная задача. Теория изложена в текстах Септерна, Стилиан и Денсер пытаются связать ее с зитескианским учением о разных измерениях, и у нас уже есть заклинание, которое закроет ворота.

— Значит, вся проблема в челноке, верно? — спросил Хирад.

— Да, — кивнул Илкар. — Сетка маны позволит удерживать разрыв с одной стороны… тут мы, по сути, гадаем, что очень опасно.

— Я не хочу зря вас тревожить, но у нас попросту нет времени на поиски других вариантов, — сказал Хирад. — Мы должны закрыть разрыв завтра, в крайнем случае послезавтра, или будет слишком поздно. Ты же понимаешь, что тогда ждет Балию.

— Конечно, понимаю, Хирад, но мы с самого начала говорили, что будет трудно. — Глаза Илкара сузились, а уши покраснели. — Тебе хорошо известно, как трудно создавать новые заклинания.

Безымянный поднял руку, стараясь успокоить Илкара.

— Пререкания нам не помогут. Похоже, я чего-то не понимаю. Почему вы не можете создать сетку, которая будет граничить с разрывом с нашей стороны, натянуть ее, а потом вернуться в Балию и проделать такую же операцию в Парве?

Илкар приподнял брови и улыбнулся.

— Прекрасная мысль… увы, нам пришлось ее отбросить. Даже если предположить, что мы успеем вернуться, ничего не получится. Мощь пространства между измерениями слишком велика, к тому же коридор никуда не исчезнет, только второго выхода не будет. Нам необходимо закрыть коридор, а сети маны присуща нестабильность, и за то время, что нам потребуется, чтобы оказаться в Парве, она порвется. Вот почему нам нужно закрыть разрыв именно в том месте, где он увеличивается.

— Тогда сформулируй вывод относительно наших шансов так, чтобы я понял, — попросил Хирад, который быстро терял аппетит.

— Если Денсер и Стилиан не найдут дополнительной информации в зитескианской теории измерений, у нас практически нет шансов на успех, поскольку наше представление о структуре разрыва останется минимальным. Если же у них что-нибудь получится, наши усилия по созданию сети маны будут первым шагом вперед — никто из нас не имеет представления о возможных последствиях. К тому же придется напрячь все свои силы, чтобы создать такое сложное заклинание с земли. — Он замолчал и серьезно посмотрел на Хирада. — Сейчас мы оказались в гораздо более сложном положении, чем когда имели дело с лордами-колдунами.

— Ша-Каану это не понравится, — заявил Хирад.

— Ничего не поделаешь. Переживет.

— Или умрет. — Хирад встал на ноги, отряхнул одежду от пыли и решительно зашагал к Крылатому Приюту,

ГЛАВА 32

Враг пошел в наступление.

Висминцы атаковали, впереди бежали собаки, за ними следовали лучники. Аэб решил посоветоваться с собратьями.

Собаки в авангарде, лучники нас ослабят, потом в дело вступят основные силы.

Протекторы обнажили двуручные мечи и боевые топоры.

Нас достаточно, чтобы эффективно защищаться, —обратился Аэб. — Главное — внимание. Мы единое целое, и сражаемся как один.

Мы единое целое, и сражаемся как один. —Заклинание эхом прозвучало в их сознании, и принесло силу из хранилища душ вместе с уверенностью в собственной непобедимости.

Они были готовы.

Со всех сторон полетели стрелы, враг спустил собак. Их вой заглушил победный клич висминцев.

Думайте о щите.

Протекторы сосредоточились, и стрелы отразились от щита, никому не причинив вреда. Клич висминцев смолк, но собаки бежали дальше. Огромные, размером с новорожденного жеребенка, псы врезались в строй.

Те, что бежали в первых рядах, прыгнули, рассчитывая вцепиться в горло, бедро или живот. Аэб нанес удар топором, раскроив череп псу, атаковавшему одного из собратьев. Еще два клинка вонзились ему в шею и спину. Пес взвизгнул и умер.

Аэб, левая нижняя четверть.

Аэб не глядя нанес удар, чувствуя, как меч входит в брюхо собаки. Ему указали лишь направление, но ничего другого и не требовалось. Он высвободил топор, чтобы всадить его в морду третьего пса.

Быстрые ментальные приказы звучали по периметру обороны — и тут же опускались мечи и топоры. Семидесяти собак оказалось мало для нанесения серьезного удара; те, что не убежали, чтобы спрятаться за хозяев, сдохли, не причинив вреда ни одному из собратьев. Псы действовали слишком медленно и разрозненно. Зверям никогда не победить Протекторов.

В рядах висминцев наступила тишина, и даже их командир не сразу отдал приказ лучникам. Вновь щит сделал свое дело, однако один из собратьев получил ранение в бедро. Его сразу отвели в тыл, чтобы перевязать рану.

Затрубили горны, враг начал медленно наступать. Аэб чувствовал, что в рядах противника нет уверенности в победе, и тут же сообщил об этом братьям.

Их командир не хочет сражаться. Мы его пугаем. Ищите офицеров. Мы единое целое, и сражаемся как один.

Мы единое целое, и сражаемся как один.

Заклинание эхом прокатилось по рядам Протекторов. Никто не думал о колоссальном численном превосходстве противника. Тот, кто первым вступит в сражение, погибнет. Это было неизбежно.

Как и победа. Мы Избранные, мы не можем потерпеть поражение.

Лорд Сенедай, сжав зубы, наблюдал, как убивают его собак. Могучих псов боялись все, об их свирепости и жажде крови ходили легенды. Но противник — одни боги знают, кто они такие, — даже не дрогнул. Казалось, они заранее знают, с какой стороны ждать нападения; Сенедай мог бы поклясться, что некоторые наносят удары не глядя. И не промахиваются. Они наносили точные осмысленные удары.

И это пугало Сенедая больше, чем все остальное.

Собаки атаковали стаей, и очень скоро почти все погибли, с жалобным визгом корчась на земле. Сенедай заставил себя сосредоточиться на сражении. Туман и дождь поглощали крики его воинов. Армия висминцев теперь тоже сражалась молча. Враги стояли неколебимо. Офицеры оглядывались на Сенедая, дожидаясь новых приказов.

— Милорд? — спросил один из них. — Нам нельзя терять темп.

— Знаю! — резко бросил Сенедай, но затем заставил себя успокоиться. — Пусть трубят сигнал о наступлении со всех четырех сторон. Медленным маршем. Они должны увидеть, как мы приближаемся, они испугаются, а мы сметем их оборону. Наступают только первые ряды. Остальные ждут моего приказа.

Замелькали флажки сигнальщиков, затрубили горны. Висминцы пошли в атаку. Сердце Сенедая глухо стучало в груди, когда он шагал за передними рядами и кричал ободряющие слова, не давая своим воинам переходить на бег.

Враг, защищающий развалины дома Септерна, никак не реагировал. Маленький отряд стоял наготове, кровь стекала с лезвий мечей и топоров, черные маски скрывали лица, от застывших в неподвижности тел исходила угроза.

Последовал приказ, и лучники вновь открыли огонь. Бессмысленный расход стрел. Ни одна не нашла цели, натолкнувшись на невидимый барьер. Однако Сенедай не видел магов.

— Проклятие, что происходит? — вскричал потерявший самообладание Сенедай. — Кто эти люди?

За сорок шагов до первой вражеской шеренги висминцы начали скандировать боевую песнь. Она прокатилась по рядам атакующей армии, наполнив Сенедая уверенностью в победе. Песнь приветствовала вражескую сталь, предлагая неприятелю принять смерть, уйти, как положено воину.

Снова и снова повторялись слова песни, ее звук покрывал шум боя — звон клинков и топот тысяч ног. Наконец воины не выдержали и перешли на бег.

Ощущение угрозы нависло в утреннем воздухе, из низких туч лил мелкий дождь, обещавший перейти в ливень.

Деррик вел армию походным маршем прямо на орды висминцев. Он приказал, чтобы колонна соблюдала строй и порядок. Деррик прекрасно понимал, что враги внимательно наблюдают за ними; его разведчики тоже не спускали глаз с висминцев. Он хотел, чтобы Тессее доложили о решимости и спокойствии противника. И его люди не подвели — кавалерия скакала, сомкнув ряды, ни разу не нарушив строя.

Деррик остановил войска в открытом поле, примерно в миле от армии Тессеи. Коротко протрубил горн, последовала серия быстрых и четких команд, каждый человек, эльф и маг знали, что им следует делать. Быстро разбили лагерь, солдаты заняли по его периметру оборону, командиры выставили дозоры. Маги стояли рядом с воинами, зоркие глаза эльфов всматривались в лес Гретерн на юге и голые скалы на севере. Солдаты разжигали костры и ставили палатки. Не прошло и часа, как фургоны были разгружены, и солдаты успели приготовить ужин.

Деррик с улыбкой наблюдал за кипящей в лагере работой.

— Совсем неплохо, — заметил он, — если учесть, что опытных воинов, участвовавших в нескольких кампаниях, очень немного.

Блэксон рассмеялся.

— Ну, крестьяне и виноградари Блэксона всегда отличались практичностью!

Деррик с сомнением посмотрел на барона. Он не каждый раз понимал его шутки. На помощь пришел Гресси.

— А солдаты, удержавшие Гайернат, лишь стоят и восхищенно наблюдают, не так ли, Блэксон?

— Им позволили помочь моим специалистам, — ответил Блэксон, и его глаза сверкнули из-под густых бровей. Деррик откашлялся.

— Что ж, разведчикам висминцев будет над чем поразмыслить.

— Полагаю, Тессея испугается до смерти, когда узнает о том, как ловко разбивают лагерь виноделы и виноградари, — ответил Гресси.

Деррик нахмурился, посчитав замечание Гресси слишком легкомысленным, и Гресси согнал с лица улыбку.

— Извините, генерал… Скажите, когда вы собираетесь встретиться с Тессеей? — Он уселся на одном из шести складных стульев, стоящих вокруг стола с картами в палатке Деррика.

— Мы поужинаем, а потом я подниму флаг для переговоров и с эскортом из дюжины всадников отправлюсь к висминцам.

— И с нами, — вмешался Блэксон.

— Прошу прощения? — Деррик нахмурился и пристально посмотрел на высокого и непреклонного барона.

На сей раз его лицо оставалось совершенно серьезным.

— Я хорошо знаю Тессею. Он покупает, точнее, покупал мои лучшие вина. Мне будет легче с ним говорить, — заявил Блэксон.

— А вы, Гресси?

— Я поеду с моим другом, чтобы поддержать вас и придать значимость нашей миссии. Тессея не должен понять, что мы блефуем. Делегация из трех знатных балийцев произведет на него впечатление.

Деррик кивнул.

— Ладно. Ваша поддержка пойдет на пользу. С Тессеей нелегко договориться. — Генерал почувствовал облегчение, само присутствие баронов внушало уверенность. Всем своим видом они показывали, что не допускают возможности неудачи. Вот почему их люди верят в своих баронов, а из крестьян получилась боеспособная армия. — Но проявит ли он уважение к парламентариям?

— Да, — без колебаний ответил Блэксон. — И вовсе не потому, что Тессея отличается благородством. Просто он разумный человек и не станет понапрасну приносить в жертву своих людей, если можно сохранить им жизнь и добиться желаемого результата путем переговоров.

— Хотя в критической ситуации он не проявил лучших качеств, — заметил Деррик. — К примеру, он мог встретить нас возле Андерстоуна — там он занял бы очень удачную позицию.

— Возможно, — сказал Блэксон. — Но не стоит рассчитывать, что он сделает еще одну ошибку.

Два часа спустя трое всадников в сопровождении дюжины воинов выехали по направлению к лагерю висминцев. Впереди скакал одинокий всадник с бело-зеленым флагом парламентария, который указывал на его мирные намерения.

В четверти мили от лагеря висминцев их остановил отряд из тридцати солдат противника, который неожиданно появился из леса. Это был почетный караул, и Деррик почувствовал себя немного спокойнее, хотя два мага из его эскорта продолжали поддерживать «Щит».

Вскоре они выехали на вершину холма, откуда был хорошо виден лагерь висминцев, расположенный посреди большого луга. Дюжины костров пылали возле аккуратно расставленных палаток. Висминцы не стали возводить частокол с башнями, ограничившись дозорами, которые патрулировали периметр лагеря. Тессея демонстрировал, что неожиданной атаки не получится.

После того как они въехали в лагерь, спокойствие Деррика улетучилось. Тысячи глаз устремились на парламентариев, разговоры прекратились, висминцы не скрывали своей враждебности. Со всех сторон подбегали воины, чтобы взглянуть на врага. Деррик заметил закутанных в накидки шаманов, посылающих в их сторону проклятия.

Но никто не осмелился нарушить строй почетного караула, который с трудом прокладывал дорогу через густеющую толпу к одной из палаток, ничем не отличающейся от остальных, если не считать мощной охраны, окружавшей ее со всех сторон, и дюжины знамен.

В нескольких шагах от входа в палатку почетный караул остановился, показывая, что балийцам следует спешиться.

— Оставайтесь рядом с лошадьми, — приказал Деррик эльфийскому магу. — Не смотрите в глаза висминцам и продолжайте поддерживать «Щиты».

— Есть, сэр.

Деррик оглядел своих людей, стоящих за эльфом, чей короткий кивок выдал охвативший его страх, и увидел собравшуюся толпу висминцев, со всех сторон напиравшую на цепь охраны. Если переговоры пройдут неудачно, бежать будет некуда.

— Не беспокойтесь, — сказал Блэксон, почувствовав настроение Деррика. — Если мы умрем, у нашей армии есть все для победы.

— Как утешительно знать, что они во мне не нуждаются, — проворчал Деррик.

— Вы прекрасно понимаете, что я имел в виду.

Полог палатки раздвинулся, и старый шаман жестом предложил им войти.

Обстановка внутри оказалась самой обычной. Слева стояла скромная аккуратная койка, справа — стол, уставленный тарелками с мясом, хлебом, кувшинами и кубками. По обе стороны и перед входом расположилась охрана, центр палатки занимал еще один стол с единственным стулом. Старый шаман, одетый в простую коричневую рубаху, стоял за спиной сидящего за столом Тессеи, который заканчивал трапезу.

— Добро пожаловать на мои земли, — сказал он, и хищная улыбка появилась на его смуглом лице.

— Благодарю вас за то, что вы согласились нас принять, — ответил Деррик, не обращая внимания на слова Тессеи. — Необходимо обсудить важную проблему, которая касается вашего и нашего народов.

— Да, — ответил Тессея. — Ваша капитуляция, подтверждающая тот факт, что висминцы овладели Балией, остановит бессмысленную гибель людей. — Он посмотрел мимо Деррика. — Барон Блэксон, как всегда, рад вас видеть.

— Надеюсь, очень скоро мы сможем распить бутылку лучшего вина из моих погребов, милорд, — ответил Блэксон. — Если, конечно, ваши отступающие войска не нашли туда вход. Однако если вы не выслушаете генерала Деррика, мы все лишимся этого удовольствия.

Шаман наклонился и что-то прошептал на ухо Тессеи. Висминский лорд кивнул.

— Мне известно о ваших отчаянных попытках заручиться помощью из других миров. Даже если вам удастся задержать меня бессмысленными разговорами, мой родственник, лорд Сенедай, уничтожит дом Септерна, а потом и ваших драгоценных Воронов. Очень скоро он сомнет зитескианских нелюдей, после чего Балия будет открыта для моих армий. Говорите, генерал Деррик. Посмотрим, такой ли вы хороший оратор, как солдат.

Тессея откинулся на спинку стула и сделал большой глоток из кубка с вином. Он щелкнул пальцами, и в палатку вбежал слуга, который тут же наполнил кубок.

— Балии грозит серьезная опасность. Над Парве в небе образовалась дыра. Она связывает наш мир с другим, и ее надо закрыть, иначе Балия будет наводнена драконами. Вороны отправились в тот мир, чтобы это сделать. Если лорд Сенедай им помешает, мы все погибнем. Прошу вас остановить лорда Сенедая, прежде чем он именем народа Висмина совершит страшное преступление.

Деррик внимательно наблюдал за Тессеей, пытаясь прочитать его мысли.

И с тоской увидел презрение на лице Тессея.

— Должно быть, вы считаете меня глупцом. Вам бы следовало уважать мои прошлые победы… а вы рассказываете мне сказки, в которые не поверил бы и умственно отсталый ребенок.

— Деррик сказал правду, — вмешался Блэксон. — Вы знаете, что я человек чести. И не стану вам лгать.

— Я знаю, что многие люди, оказавшись в отчаянном положении, забывают о принципах, в особенности если им грозит смерть, — спокойно проговорил Тессея. — И я скажу вам, в чем состоит правда. Драконы действительно появятся здесь, согласно пророчеству предков, — если я буду бездействовать. Но я их остановлю. Дыра в небе нам ничем не угрожает. Мне сообщили, что это лишь огненный след Парве, уничтоженного вашими руками. Я не стану терять время, пока ваши союзники ищут силу, способную остановить победный марш висминцев на Корину.

И все же я продемонстрирую вам больше уважения, чем вы мне. Если вы отказываетесь от почетной капитуляции, встретимся на поле брани. Идите и готовьтесь к сражению. Как парламентарии вы можете покинуть мой лагерь, пока идет счет до трехсот. Отсчет начался.

За спиной Деррика откинулся полог палатки, но генерал не обратил на это внимания. Он сделал несколько шагов вперед и ударил обоими кулаками по столу, кубок с вином упал на землю.

— А если я сказал правду и ваши люди остановят Воронов до того, как они успеют закрыть дыру? Поздно будет молить о прощении, когда драконы уничтожат Балию. Только прежде они превратят в пепел висминские земли! — Гнев охватил Деррика. Он услышал, как охрана обнажила мечи, но даже не обернулся. — Что вы станете тогда делать?

Тессея спокойно встретил его взгляд и махнул рукой охране. Он улыбнулся.

— Если вы верите в сказки, надейтесь, что Воронам удастся перехитрить мою северную армию. Счет продолжается.

Блэксон и Гресси подошли к Деррику и мягко потянули его назад.

— Я понимаю ваши сомнения, — сказал Блэксон. — И все же существует понятие реальности. Мы с Гресси готовы добровольно остаться в вашем лагере в качестве пленников. И если окажется, что мы солгали, наша жизнь будет принадлежать вам.

Тессея засунул в рот кусок мяса, задумчиво прожевал его, а потом показал вилкой на Блэксона.

— Вы храбрый человек, барон, и я восхищаюсь тем, как вы разбили мою южную армию. Мне не хотелось разрушать ваш город, просто война диктует свои законы. Вы сделали щедрое предложение, но отрубить ваши благородные головы в то время, когда драконы будут пожирать моих солдат, — слабое утешение.

Неужели вы ничего не понимаете? После того как ваши войска будут разбиты, я двину армию на Корину и стану правителем Балии. Поэтому вы в любом случае окажетесь в моей власти.

Тессея повернулся к шаману, тот быстро шагнул к выходу из палатки.

— Арноан проводит вас до границ лагеря. Встретимся на поле битвы.

Балийцы переглянулись. Деррик почувствовал, как его захлестывает волна отчаяния, он даже прикинул, не прикончить ли Тессею, нарушив слово чести. Но он понимал, что у него ничего не выйдет, к тому же Блэксон и Гресси попытаются ему помешать. На самом деле отказ Тессеи не удивил генерала, однако если Сенедай сумеет победить Протекторов, Вороны останутся без защиты.

Выходя из палатки, Деррик вдруг понял, что молится о том, чтобы жуткие воины Зитеска оказались достойными своей репутации.

Ша-Каан вылетел из Крылатого Приюта, когда солнце спускалось с небес. Великий Каан устал, но теперь, когда Хирад Холодное Сердце находился в его владениях, он расправил свои огромные крылья, чтобы поймать восходящие потоки воздуха. Он направлялся в сторону океана Шедар, намереваясь найти Танис-Верета.

Холодный воздух очистил сознание Ша-Каана, он мчался так быстро, что лед попадал к нему в легкие, когда он открывал пасть, чтобы сделать вдох. И это также помогало подавить гнев, охвативший его после разговора с Хирадом Холодное Сердце. Только теперь он мог здраво оценить слова своего драконера.

Неожиданно у Ша-Каана появилось новое, незнакомое до сих пор чувство. Он привык к беспрекословному исполнению своих приказов. Однако Вороны сказали, что у них нет уверенности в успехе, и Хирад познакомил Ша-Каана с совершенно новым балийским понятием: если человек делает все, что в его силах, то это считается достаточным, даже если в результате всех ждет смерть. Ша-Каана охватило возмущение. Ему следовало убить несчастного на месте, но Хирад вновь умудрился смутить дракона своей неопровержимой логикой.

— Убей меня, и ты никогда не узнаешь, суждено ли нам добиться успеха. Да и самого тебя ждет тогда смерть. Если же мы потерпим неудачу, то все равно погибнем, и твое желание исполнится.

Хирад сказал это совершенно спокойно. Ша-Каан рассмеялся, хотя гнев не прошел. Во всяком случае, тогда.

Теперь, по пути на многообещающую встречу, он наконец понял, как трудно пришлось Воронам. Он ощущал, как они хотели добиться успеха, к тому же Ша-Каан прекрасно понимал, что Вороны знают, какие последствия будет иметь неудача для Балии, Каанов и для них самих. Но знать — не то же самое, что делать.

И вновь его охватили непривычные чувства. Например, глубокий страх. Конечно, ему и раньше приходилось бояться — ранений, гнева своих собратьев или смерти потомства, не достигшего зрелости… Сейчас все было иначе. Он боялся, что судьба Рода Каанов целиком в руках Воронов.

Род следовало защитить любой ценой, иными словами, все силы бросить на оборону ворот. А здоровых драконов осталось совсем немного. Элу-Каан, лишившийся своего драконера, находился на пороге смерти, его жизнь полностью зависела от вестаров, которые за ним ухаживали. Были задействованы все коридоры слияния. Кааны нуждались в помощи, но только один Род мог заключить с ними союз. Трагедия состояла в том, что во время прошлого сражения они напали на Беретов, рассчитывая, что бегство Беретов поможет поколебать уверенность Наиков в победе. Так и получилось, однако теперь Береты отказывались им помочь. Смерть и ранения Каанов могут оказаться напрасными.

Ночь вступила в свои права в небе Шедарана, когда Ша-Каан начал стремительно снижаться. Никто не вылетел ему навстречу, ни один Берет не попытался отомстить. Никто не патрулировал границы, а вода под ним оставалась спокойной.

Ша-Каан сел на остров, опустил голову в воды океана, и его зов пронзил бездонные глубины. Он искал разум Танис-Верета, рассказывал ему о своем горе и отчаянии, и о том, что произошло в небе над Терасом. Он говорил о своих несчастьях и просил о немедленной помощи.

Ша-Каан поднял голову из воды и остался лежать на плоском камне. Такая поза позволяла органам чувств контролировать все пространство просоленного морем острова, фиксировать вибрации воды.

Он ждал целую вечность в пространстве чужого измерения, ничем не защищенный от вражеской атаки. В конце концов терпение Ша-Каана было вознаграждено. Вибрация скалы предупредила его о приближении большого дракона, поднимающегося из океанских глубин. Ша-Каан сел, изогнув шею в формальном приветствии. Танис-Верет с оглушительным шумом вылетел из воды, во все стороны полетели брызги, по поверхности океана пробежала мощная волна.

Вода каскадом падала с тела поднимающегося в небо дракона, крылья увлекали его ввысь. Он яростно взревел и выпустил длинную струю огня в воздух, только после этого немного успокоился, сделал круг и тяжело приземлился, опустив нижнюю часть тела в воду.

— Пришел насладиться уничтожением Беретов, Ша-Каан?

— Нет, Танис-Верет, я пришел, чтобы предложить твоему Роду путь к спасению, — почтительно сказал Ша-Каан, слегка склонив голову.

— Пустые слова, — бросил старый Берет. — Ты не видел плодов своих трудов.

— Теперь мы…

— Остатки моего Рода питают слабую надежду, что Наики выполнят свое обещание и оставят нас в покое после того, как Кааны будут уничтожены. Нас меньше семидесяти, многие находятся на пороге смерти в коридорах слияния. Из тех, кто еще в состоянии летать, я пострадал меньше всех, хотя чешуя у меня на спине никогда не зарубцуется — такими жестокими были огонь, когти и клыки Каанов. — Танис-Верет вновь посмотрел в глаза Ша-Каана, и его голос прозвучал эхом голоса прежнего могучего дракона, уставшего и потерявшего надежду. — Мне некого послать на охрану границ. Уходи, Ша-Каан, ты уже сделал достаточно.

Ша-Каан не пошевелился. Танис-Верет мог посчитать его поведение прямым актом агрессии, если бы пожелал, однако раненый дракон лишь покачал головой.

— Понятно, — промолвил он.

— Клянусь небесами, Танис, ничего тебе не понятно! — вскричал Ша-Каан. — Я пришел к тебе, просил вас не вступать в союз с Наиками, просил поверить, что мы защитим вас от них… Но ты не захотел меня слушать, и нам пришлось сражаться. Твой Род оказался слабее. Казнам победа над вами не принесла радости. А теперь мы поможем вам выжить.

Из могучей груди Танис-Верета вырвался оглушительный хохот.

— Как вы нам поможете? С Каанами практически покончено. Это встреча двух мертвых драконов. Ворота слишком велики, и вы не в силах их защищать. Когда Наики соберут новых союзников, вас уничтожат вместе с коридорами слияния.

Ша-Каан склонил голову. Танис-Верет знал далеко не все.

— Появилась возможность закрыть ворота, необходимо только выиграть время.

— Я не вижу причин тебе верить.

— Я сделал тебе предложение, Танис-Верет, — сказал Ша-Каан. — Решай, принимать его или нет. Я не стану на тебя давить. Я рисковал, в одиночку преодолев огромное расстояние, и ты оказал мне честь, когда согласился поговорить со мной. Обитатели моего измерения-слияния пришли к нам, чтобы при помощи своего искусства закрыть ворота. Ворота возникли в результате использования магии и могут быть уничтожены таким же образом. Но эти существа будут находиться на земле, лишенные защиты.

Если вы вступите в сражение на стороне Каанов, мы сумеем их защитить. И если они добьются успеха, Казны быстро восстановят свои силы. Я не верю, что Наики оставят вас в покое. И даю слово, что мы защитим вас в случае нашей победы. Мы не позволим врагам нарушать ваши границы, пока Беретов снова не станет много. Никогда больше Казны и Вереты не будут воевать. Наши земли не пересекаются, у нас нет причин для конфликта. Во всяком случае, Казны видят ситуацию именно так.

Я не жду ответа сразу. Будущее вашего Рода зависит от твоего решения. Я нуждаюсь в твоей помощи. Сейчас мне пора уходить. Нам, как и тебе, нужно приготовиться к последнему сражению. Надеюсь, я еще увижу, как Вереты выступят против Наиков.

— Да благословят тебя небеса, Ша-Каан, — сказал Танис-Верет, чей голос стал задумчивым. — Я отвечу на зов Наиков так, как должен. Не более того.

— Твое право, Танис-Верет.

Ша-Каан расправил крылья, попрощался и полетел в страну Каанов; на сердце у него стало немного легче.

Он думал о предстоящем сражении.

ГЛАВА 33

По мере приближения вечера страну Каанов окутал густой туман. Никто из драконов не пожелал остаться снаружи, все ушли в Чоул, коридоры слияния или собственные дома, если таковые имелись. Вороны расположились на берегу реки; очевидно, им предстояло провести ночь под открытым небом. Впрочем, ночь выдалась теплой, и спать на берегу было даже приятно.

Больше всего Хирада беспокоила неуверенность магов. Он видел тревогу в глазах Илкара, не мог не заметить, как нервно покусывал черенок своей трубки Денсер.

Четверка магов что-то напряженно обсуждала, разложив вокруг костра книги и тексты. Самые лучшие маги Балии и могущественный волшебник из Зитеска не могли решить проблему — а ведь у них имелась почти вся необходимая информация.

С другой стороны, что ж тут удивительного. Их попросили закрыть дыру в небе размером с целый город. Хирад мог только догадываться о мастерстве, которое для этого требовалось. И вновь он ощутил собственную беспомощность. Да, без воинского искусства им не удалось бы сюда добраться, но теперь только от магов зависела самая важная часть работы, а ему оставалось лишь пить кофе.

С противоположнойстороны костра сидел Фрон, молчаливый и задумчивый, его длинные светлые волосы потемнели от влаги и спутанными прядями свисали на плечи. После смерти Уилла оборотень не проявлял никакого интереса к жизни, оживляясь только в те моменты, когда Воронам угрожала опасность.

— Фрон? — рискнул обратиться к нему Хирад.

Молодой воин оторвал взгляд от травы и посмотрел Хираду в глаза. В его взгляде не чувствовалось прежней силы. Исчезла решимость. Ничего не осталось, кроме скорби. Завладев вниманием Фрона, Хирад не знал, что делать дальше. Он понимал лишь, что необходимо прервать затянувшееся молчание.

— Как ты себя чувствуешь? — Хирад внутренне поморщился, задав столь дурацкий вопрос. Фрон долго не отвечал.

— Уиллу бы здесь понравилось… Знаешь, он был очень нервным — странно для такого талантливого вора. А здесь все наполнено такой безмятежностью… Уилл нашел бы здесь покой.

— Несмотря на то что вокруг летают огромные драконы? На губах Фрона промелькнула тень улыбки.

— Да, несмотря на драконов. Забавно. Маленькое существо, Любимчик Денсера, ужасно его напугало, а огромные драконы не производили никакого впечатления.

— Ну, не знаю, — ответил Хирад. — В драконах много хорошего, во всяком случае, в Каане. Но и Любимчик Денсера казался мне совсем не страшным.

— Наверное, — не стал спорить Фрон, вновь опустив взгляд к земле. — Я больше не могу, — неожиданно заявил он, застав Хирада врасплох.

— Что?

— Только он знает, о чем я говорю. — Фрон указал на Безымянного, который стоял неподалеку от магов вместе с тремя оставшимися в живых Протекторами. — Иметь в себе то, что ты одновременно любишь и ненавидишь в равной мере. То, чего не хочешь больше всего на свете, но не можешь иначе жить… Вот только его друзья не умирали, когда он был Протектором.

— Ричмонд умер.

— Безымянный ведь не стоял рядом с ним, верно? Он ушел, его никто не мог спасти.

— Как и Уилла, — горячо проговорил Хирад, подавшись вперед. — Послушай, когда Сайрендор Лан умер, я испытал такие же чувства. Мне казалось, что я бросил его, не встал рядом в момент опасности. Да, я отомстил, но знаешь, боль не стала меньше. Ты просто должен делать все, что в твоих силах. Радоваться тому, что у тебя осталось, и не думать о том, чего нет.

Фрон посмотрел на Хирада, задумчиво кивнул, и его глаза наполнились слезами.

— Ты хочешь мне помочь, Хирад, и я благодарен тебе. Но Уилл был единственной ниточкой, которая связывала меня с миром людей, когда я оказывался в обличье волка. Только он помогал мне вновь стать человеком. Только у него хватало мужества оставаться рядом со мной в худшие мои минуты. А я дал ему умереть, спрятался под шкурой волка; я испугался. И Уилл умер.

Ты не поймешь. Он был моей семьей, и я любил Уилла потому, что он знал меня и принимал таким, какой я есть. И никогда не судил меня. Теперь только стая никогда не станет меня судить. Когда мы вернемся в Балию, я их найду.

— Теперь Вороны стали твоей семьей, — сказал Хирад. — Мы сильны, и ты нам близок. Оставайся с нами.

Слова Фрона потрясли Хирада, он чувствовал, что оборотень уходит от них.

И вновь тень улыбки тронула уголки губ Фрона.

— Я не принадлежу к Воронам. Я не могу быть с вами без Уилла. — Он пристально посмотрел в глаза Хирада. — Но я не предам Воронов.

— Я знаю, — ответил Хирад.

Какая-то сила влекла Безымянного к Протекторам. Он чувствовал их одиночество, разлука с братьями их тревожила. И он стоял рядом, чтобы хоть как-то разделить их страдания. Сначала Протекторы не разговаривали, Безымянный чувствовал, что они погружены в себя. Тогда он решил нарушить молчание.

— Сил, Айль, Риа. Я Сол. Вы меня знаете. Вы все еще меня знаете. Вы встревожены.

Сил склонил свое закрытое маской лицо.

— Мы не чувствуем наших собратьев. И даже цепи, которая нас связывает. Наши души остались где-то очень далеко. Мы боимся их потерять.

— Цепь разорвана? — Безымянный был поражен.

Снять заклинание «Цепь демонов», связывающее Протекторов с хранилищем душ, значило уничтожить тело и потерять душу. Однако до сих пор ни один из Протекторов не отправлялся в путешествие по измерениям, а эти трое живы.

— Мы не чувствуем их, — сказал Риа. — Их там нет.

— Но вы ощущаете свои души?

— Они где-то очень далеко, — ответил Сил.

— Тогда… — начал Безымянный.

— Свободны ли мы? — продолжал Сил. — Мы узнаем только после того, как снимем маски. И если мы ошибаемся, нас ждут вечные муки. Да и как мы можем быть свободными, если наши души находятся вне наших тел.

— А Стилиан знает? — спросил Безымянный, который вдруг засомневался относительно собственной свободы.

— Мы остаемся его Избранными, — сказал Сил. — Мы не нарушим его доверия.

— Я поддержу вас, какое бы решение вы ни приняли, — заявил Безымянный.

Сил, Риа и Айль одновременно кивнули:

— Мы единое целое.

Деррик принял решение еще до того, как под оглушительные крики висминцев галопом вернулся в лагерь. Он сразу призвал полковых командиров, соскочил с лошади и вошел в свою палатку. Блэксон и Гресси следовали за ним.

Генерал остановился возле стола с картами, а его старшие офицеры молча ждали. Он начал быстро и четко отдавать приказы. Никогда не показывать слабости. Никогда не колебаться. Можно предложить им задать вопросы. Но никогда не отменять приказов, в случае необходимости лишь немного изменить.

— Тессея не захотел ничего слушать, что нас не слишком удивило. Он думает, что в состоянии победить нас в любой момент. Нам не по силам прорваться сквозь его армию к дому Септерна, и мы не можем помешать его маршу на Корину. Естественно, мы не станем даже пытаться.

И все же мы немедленно вступим в бой — не станем прорывать ряды врага, а просто заставим его с нами сражаться. Мы бросим в битву не все наши силы. Армия висминцев, атакующая дом Септерна, насчитывает от восьми до десяти тысяч воинов, а противостоят им только Протекторы. Вот что произойдет дальше.

Второй, третий и четвертый полки под командованием Изака немедленно отправятся на юг, но в районе леса Гретерн свернут на восток, чтобы атаковать висминцев возле дома Септерна с юга на рассвете завтрашнего дня.

Конечно, Тессея предвидит такой ход, он неглупый человек. Армия под моим командованием должна принять на себя лобовую атаку. Попытаемся заманить врага в лес, где трудно воспользоваться численным преимуществом. Более того, мы разобьем наши полки на части, и каждый капитан будет отвечать за оборону определенного участка. Стратегия рискованная, но она позволит нам удерживать широкий фронт. У нас есть шанс на победу, если мы сумеем убедить Тессею, что лес станет для нас ловушкой. Вопросы.

— Сэр, — заговорил Изак, темноволосый офицер с карими глазами и безупречными усами. Деррик жестом попросил его продолжать. — Через лес трудно идти быстро. Если вы намерены встретить врага в Гретерне, почему бы нам не двинуться сначала на север, а уж потом свернуть на восток, за первой же скалой?

— Если висминцы попытаются нас смять, вы не сможете прийти к нам на помощь. К тому моменту, когда вы уйдете на север настолько, чтобы враг не заметил, что вы свернули на восток, мы будем знать, сумеем ли удержать фронт без твоих солдат. И вам не потребуется идти через весь лес. В миле за лагерем висминцев вы выйдете на главную дорогу. В целом так будет быстрее, чем идти на восток через горы. — Деррик уже успел обдумать и отбросить идею, которая пришла в голову Изаку.

Хорошо уже то, что у офицера хватило мужества высказать свои мысли вслух.

— Генерал, вы пытаетесь спрятать огромное количество людей в лесу. Неужели вы рассчитываете, что они сумеют уйти от висминцев? — спросил Гресси.

— Да, но это сработает только в том случае, если нам удастся убедить Тессею, что ему противостоит вся наша армия. Потребуется максимальное использование магии, чтобы скрыть прорехи в обороне. Вот почему нам нужно, чтобы главное сражение проходило в лесу, а Изаку необходимо пройти три мили на юг, и только потом сворачивать на восток.

— А если мы не сумеем их удержать? — спросил Блэксон. Деррик пожал плечами и дал ответ, который всегда давал на подобные вопросы:

— Пожалуй, лучше задать этот вопрос Изаку, поскольку я уже не смогу отдавать новых приказов. — Деррик никогда не рассматривал поражение как возможный исход. Ему еще ни разу не приходилось проигрывать. И он твердо верил, что удача тут ни при чем. — Что-нибудь еще?

Офицеры покачали головами.

— Нет, сэр.

— Тогда подходите по очереди, я закреплю за каждым оборонительный участок. Бароны, буду весьма вам обязан, если вы расскажете крестьянам и виноградарям, которые так ловко разбили лагерь, что следует делать, чтобы столь же успешно вести защиту против превосходящих сил врага.

Гресси громко расхохотался, и они с Блэксоном вышли из палатки.

Ночь полностью вступила в свои права, когда Вороны собрались вокруг костра, чтобы обменяться мнениями. Вокруг стояла удивительная тишина. В одном из жилищ горел свет, под открытым небом оставались только балийцы.

— Так вы справитесь? — спросил Хирад, в руках которого вновь оказалась чашка с кофе.

— Теоретически, — ответила Ирейн, — мы умеем создавать нужные формы.

— В твоих словах звучит сомнение, — заметил Безымянный. — И немалое.

— Ты прав, — согласилась Ирейн. — Мы не представляем, сколько сил потребуется, чтобы закрыть разрыв с этой стороны, знаем лишь, что способны сотворить заклинание, находясь на земле. Нам может просто не хватить энергии. Кроме того, необходимо учесть случайные факторы, влияющие на объект, созданный из маны, в пространстве между измерениями. Необходимо заранее выяснить, какой энергией должно обладать наше заклинание, чтобы оно запечатало коридор, не вызвав его сплющивания. Я уже не говорю о разного рода технических трудностях.

— Значит, гарантировать ничего нельзя, — сухо произнес Хирад.

Илкар усмехнулся и похлопал его по плечу.

— Бедный старина Хирад. Боюсь, что магия навсегда останется для тебя закрытой книгой.

— Ну, не такой уж я старый, — проворчал Хирад. — Просто не хочу, чтобы вы снова начали спорить. Мне нужно знать: да или нет.

— Да, — заявил Денсер. — Мы всегда побеждаем.

— Тебя Хирад научил так говорить? — поинтересовался Илкар.

Денсер пожал плечами.

— Нужно верить в успех.

Ирейн обняла его и поцеловала в щеку.

— Очевидно, он верит, — сказал Илкар.

— А как насчет нашего приятеля из Зитеска? — Хирад кивнул в сторону Стилиана, который сидел, прижимая к груди книгу Септерна. — Он верит?

— С жаром, который мне трудно объяснить, — ответил Денсер. — Откровенно говоря, он меня беспокоит. Его глаза горят безумным огнем. Уж не знаю, напуган он или взволнован.

— Нам он нужен, — заметила Ирейн. — Так что не будем его огорчать.

— Не забывайте, что и он нуждается в нас, — сказал Хирад. — Если мы потерпим неудачу, Стилиан тоже умрет.

Вороны замолчали. Хирад вдохнул теплый влажный воздух. Род Каан отдыхал. Драконы знали, что следующий день будет решающим, Наики вернутся. Многих ждут страдания и кровь, но главное — их судьба, как бы здорово они ни сражались, зависит от других.

Неожиданно Хирад ощутил всю тяжесть ответственности, которая легла на плечи Воронов. Скоро Ша-Каан вернется и потребует от Хирада ответа. Его не устроит, если драконер вновь выскажет сомнения. Несмотря на уверенность Денсера, Хираду не удавалось избавиться от беспокойства.

— Ты все еще пытаешься разговорами избежать уничтожения, Ша-Каан. По-прежнему говоришь, вместо того чтобы изрыгать пламя, как положено истинному дракону. Немногие будут сожалеть об исчезновении Каанов.

Ша-Каан продолжал лениво кружить в воздухе. Вождь Наиков, Ясал-Наик, вместе с двумя телохранителями перехватил Великого Каана, когда тот возвращался после разговора с Танис-Веретом. Он не собирался вступать в бой. Но и заключение мира не входило в намерения Ясал-Наика. Ша-Каан не удивился их встрече, лишь сожалел, что не выбрал другой путь для возвращения в Терас.

Ша-Каан летел высоко над облаками, где холодные потоки быстро донесли бы его до дома, когда в свете звезд заметил трех драконов из рода Наик. Великий Каан решил не избегать с ними встречи. Он знал, что способен прикончить трех коричневых драконов, которые заметно меньше и слабее. Не помешали бы даже усталость и многочисленные ранения, полученные во время недавних схваток.

Когда они сблизились, он узнал Ясала по отметине на голове. Ша-Каан лично нанес ему удар около ста циклов назад, в сражении над Бешаром. Появление Ясала могло означать только одно: он хотел насладиться приближающейся победой.

Два старых дракона кружили неподалеку друг от друга, их разумы встретились, и они начали разговор. Охрана осталась внизу.

— Только род Наик до сих пор не желает видеть, как страдают наши земли. Нельзя сражаться бесконечно, в противном случае победителю не достанется ничего. Наступит момент, когда даже тебе придется признать мою правоту.

Ясал-Наик рассмеялся.

— Сражение выиграно, Ша-Каан. Твой род практически уничтожен, коридоры слияния тлеют, мы побеждаем, и все остальные Роды будут складывать крылья перед нами. Вереты обречены на подчинение. Гасты, как и Стары, скоро последует за ними; пройдет еще немного времени, и все Роды покорно пойдут за Наиками.

— Твоя самоуверенность приведет тебя к гибели, Ясал, — сказал Ша-Каан, хотя знал, что противник правильно оценивает ситуацию. — Ты еще не одержал победу.

— Тут не может быть никаких сомнений! — взревел Ясал. — Кааны оказались в таком безнадежном положении, что пытаются заручиться поддержкой жалких водяных драконов, я уже не говорю о балийцах, которых ты призвал на помощь. Разве они способны на то, что не по силам тебе? Мы превратим их кости в пепел у тебя на глазах, и я триумфально поведу Род Наиков через ворота, а ты будешь умирать на земле и никогда больше не познаешь восторга полета. Мы высушим их океаны, разрушим жалкие города, сравняем с землей горы. А всякий, кто уцелеет, станет пищей для наших детенышей. В Балии не останется даже насекомых.

— Сколько ненависти, — спокойно проговорил Ша-Каан. — Сколько яда… Яд ослепляет. Раз уж мы встретились, я в последний раз предлагаю тебе: прекрати атаки, и мы не станем уничтожать Род Наик, когда ворота закроются.

Ясал-Наик сделал эффектный разворот и полетел рядом с Ша-Кааном. Его зеленые глаза были полны презрения, изо рта текла слюна, которую уносил ветер.

— Ворота никогда не будут закрыты. — Хриплый голос громко прозвучал в сознании Ша-Каана. — Похоже, ты окончательно выжил из ума. Мы победили, Великий Каан. Я прилетел сюда только для того, чтобы сообщить тебе: завтра ты будешь наблюдать за уничтожением твоего Рода. Мне захотелось посмотреть, как выглядит потерпевший поражение вождь.

— Тогда слетай к океану и взгляни на собственное отражение, Ясал. Завтра ворота закроются, и Род Наиков познает гнев Каанов. Пройдет несколько циклов, и твой Род исчезнет. Забирай телохранителей и улетай. У тебя даже не хватило мужества встретиться со мной один на один. Ты маленький дракон, Ясал-Наик, и твоя гибель станет знаком — с этих пор все будут уважать земли, которые с таким безрассудством уничтожают.

— Я лично отведаю твою плоть, — заявил Ясал. Ша-Каан взревел от ярости, его крылья пришли в движение, и он завис над своим врагом.

— Улетай, Ясал! — вскричал он. — Улетай, пока тебе не пришел конец. И не вздумай появляться в пространстве Каанов, когда взойдет солнце, — иначе взглянешь в глаза смерти.

Ясал призвал телохранителей.

— Ты старый дурак, Ша-Каан. Молись небесам за свой Род. Прежде чем солнце вновь опустится, ты расстанешься с жизнью, а Наики будут править миром. До завтра, Великий Каан.

Он повернулся и в сопровождении телохранителей полетел прочь.

Ша-Каан несколько мгновений колебался. Может, стоит их догнать? Если сейчас убить Ясала, то ситуация могла бы измениться. Но если он сам погибнет, то гибель Каанов станет неизбежной. '

Он взревел, и огненная струя вырвалась из его пасти. Ша-Каан полетел домой.

Обманное движение влево, удар справа, топор. Защита плоской стороной меча, выпад в живот, топор над головой. Удар вниз, меч над головой, защита слева. Полшага вперед, выпад мечом, топор в нижней правой четверти, блок. Отойти, перевязать рану, заполнить место в строю. Отдых. Быстрый удар в верхнюю правую четверть, вытащить топор, шаг назад. Ждем.

Каждый удар попадает в цель, движения точны и безошибочны. Протекторы сражались с жуткой молчаливой яростью, их души общались с быстротой мысли, глаза видели все. Мощное наступление висминцев было встречено сталью. Победные кличи наступающих мешались со звоном клинков и глухими ударами стали, входящей в тело.

Брат упал. Скорбь о теле, утешение души. Приготовились к уходу.

Снова и снова волны наступающих висминцев разбивались о барьер из стали и черных масок. С каждой минутой мертвых висминцев становилось все больше, а их боевой дух падал. Теперь гибель одного Протектора становилась радостным известием для всей армии.

Однако Протекторы продолжали сражаться с прежним мастерством и хладнокровием. Они стояли в три ряда, расстояние между соседями позволяло свободно использовать оружие без опасений задеть собратьев, и отбивали одну атаку за другой. Когда командиры висминцев отводили войска для перегруппировки, Протекторы менялись местами, давая возможность отдохнуть уставшим товарищам.

Когда мертвых тел висминцев становилось так много, что сражаться дальше было невозможно, Протекторы спокойно ждали, пока противник оттащит трупы в сторону, кровавой дорожкой отмечая их последний путь.

Аэб мог бы с уважением отнестись к упрямству висминцев, но уж слишком беспорядочно они наступали. Каждый воин сражался сам за себя, оставляя очевидные дыры в обороне, в результате поразить такого противника не составляло особого труда. Он не знал, как долго им потребуется сдерживать врага, Протекторы выполняли приказ, полученный от Избранного. И от Сола, которым они восхищались, Протек-, тора, вновь ставшего свободным человеком.

Все это время его сознание фиксировало предупреждения и советы, отдавало приказы, безошибочно вылавливая то, что касалось его лично. Он ударил по руке с топором, отбил еще один выпад и послал предупреждение Фину, чей фланг был временно ослаблен из-за ранения Жэла.

Нижняя четверть, топор, Аэб.

Он автоматически поставил блок, и его топор отбил удар врага.

Шаг назад. Передний ряд отдыхает, третий выходит вперед. Оружие наготове. Вперед.

Аэб вонзил меч в беззащитную шею зазевавшегося висминца.

Приближался полдень.

— Балия, вперед! — взревел Деррик. Его меч описал широкую дугу над головой, и отчаянное наступление началось.

Он старался, чтобы лошадь не задевала солдат — его армия почти полностью состояла из пехоты, — Деррик хотел, чтобы его видело как можно больше людей. Он знал, что разведчики висминцев сразу же доложат о происходящем Тессее, и хотел, чтобы они его заметили.

Он сообщил своим офицерам, что атака противника может начаться в любой момент, и тогда балийцам следует рассредоточиться и небольшими отрядами двигаться к лесу, на заранее заготовленные позиции. Они не должны вступать в сражение в открытом поле, если останется хотя бы минимальная возможность для отступления. Деррик подробно разъяснил капитанам, какой хаос возникает во время сражения в лесу, и как важно поддерживать связь между отдельными отрядами. Генерал знал, что сильно рискует, но посчитал, что других вариантов у них нет.

Деррик предпочел бы обратиться ко всей армии, но у него не было времени. Поэтому он постарался убедить офицеров в том, что теперь все будет зависеть от них. Вновь наступил момент, когда Балия не могла потерпеть поражение. Вороны нуждались в помощи. Сейчас не имело смысла беречь силы для новых битв, поскольку, в случае поражения, все закончится. Как для них, так и для висминцев.

Армия выстроилась в колонну, боевые маги парами шли впереди под прикрытием «Плащей-невидимок» и искали вражеских разведчиков. Деррик, находившийся в центре колонны, знал, что маги едва ли принесут пользу, но посчитал, что нет смысла их отзывать. По крайней мере он мог рассчитывать, что его заранее предупредят о наступлении противника.

Им оставалось меньше часа пути до Гретернского леса, и Деррик стремился извлечь как можно больше преимуществ из своего положения. Его полки шли быстрым маршем по главной дороге, быстро приближаясь к лагерю висминцев, находившемуся в миле от них. Они успели преодолеть меньше половины расстояния, когда до них донесся рев, похожий на раскаты грома.

Отразившись от далеких гор, он скатился по склонам к Гретернскому лесу и, словно облако звука, повис над холмом. Висминцы шли в атаку. Деррик услышал топот приближающегося врага, и в этот момент двое магов прекратили действие заклинаний невидимости и приземлились возле него.

— Висминцы в семистах ярдах от нас, генерал, — сказал один из них, хрупкий высокий эльф с лысой головой, одетый в обтягивающий плащ.

— Фронт атаки? — спросил Деррик.

— От трехсот до трехсот пятидесяти, начиная от северных склонов до первых деревьев на юге.

— Благодарю вас.

Деррик предвидел, что враг будет наступать широким фронтом.

Он еще раз оглядел окружающую местность. Слева и с севера тропа уходила в сторону холмов, упираясь в высокий утес примерно в миле от них. К. югу находился Гретернский лес, темный и густой. Первые деревья начинались уже в ста ярдах от них, но Деррик предпочитал оказаться в более густой его части, до которой оставалось еще две сотни ярдов. Он увидел, как теснятся там стволы и ветви, как темно под плотным пологом листвы, и взмолился богам, чтобы его решение оказалось верным.

Изак увел свой отряд на юг. Наступил самый опасный момент. Деррик не мог допустить, чтобы хотя бы один разведчик армии висминцев доложил своему командиру, что войско Деррика разделилось. Тессея должен думать, что он сражается с последними регулярными войсками балийцев, которые находятся вне стен Корины. Пришло время сделать решающий ход.

Деррик поднял руку, и колонна остановилась. Затем он сжал поднятую руку в кулак, а потом разжал пальцы — приказ рассредоточиться.

— Отдельными отрядами, к лесу, бегом марш!

Медленно и не слишком четко колонна ломала строй — сказывалось отсутствие тренировок — однако мощный отряд остался на прежнем месте, чтобы дать возможность остальным занять удобные позиции. На своих рисунках Деррик назвал защитное построение серпом, именно такую форму должна была принять линия обороны. На самом деле фронт получился неровным. Впрочем, Деррик был доволен, что его армия правильно поняла приказ.

Он одобрительно кивнул и подал знак отряду, который подчинялся ему лично, и они двинулись чуть в сторону от основной дороги. Деррик рассчитывал, что висминцы клюнут на его приманку и сразу устремятся к лесу, не сообразив, что защитное построение долго не продержится. Он понимал, что оставшийся для прикрытия основных сил отряд могут окружить, но рассчитывал, что висминцам захочется побыстрее вступить в сражение. И хотя Тессея был опытным военачальником, Деррик надеялся, что их движение к лесу будет воспринято как попытка уйти к дому Септерна.

У него за спиной солдаты бежали к лесу, многие уже добрались до деревьев. Деррик услышал приказы капитанов, и скоро порядок был восстановлен, солдаты занимали свои места и готовились к обороне. Другие продолжали беспорядочное бегство — висминцы просто не могли удержаться!

Деррик не ошибся.

Он увидел, как передняя линия висминцев взобралась на вершину холма и издала победный клич, заметив беспорядочно бегущих балийцев. Некоторое время командиры удерживали своих солдат, но висминцев становилось все больше, темная полоса на вершине становилась все шире. Наконец затрубили сотни горнов, раздался боевой клич, висминцы устремились вниз по склону вдогонку за убегающим врагом. Деррик даже разглядел находящегося в центре Тессею.

Некоторое время Деррик раздумывал, не пойти ли во встречную атаку, чтобы добраться до вражеского вождя, но потом отказался от этой затеи, понимая, что Тессея хорошо защищен. А Деррик не собирался совершать самоубийство. Он развернул свой отряд и направил его в сторону Гретернского леса. В воздух полетели первые стрелы висминцев, но врагу не удалось никого поразить.

— Будьте наготове! — крикнул он, увидев, что его люди построились в шеренгу у входа в лес. — Отступите еще на три шага. Разойдитесь пошире. Пусть маги заполнят образовавшиеся просветы.

Приказ Деррика был передан по шеренге, а висминцы уже мчались вслед за ними, отставая не более чем на полми-нуты. Стрелы падали уже среди деревьев, из леса доносились крики балийцев, дразнящих врага. Деррик остановился и провел линию на усыпанной листвой земле, его воины заняли удобные позиции вокруг и позади него.

Хмурое серое небо разразилось дождем, поднялся ветер, зашелестела листва. Где-то впереди Изак со своим отрядом спешил на помощь Протекторам. Деррик наблюдал за висминцами, бегущими к лесу, приманка сработала. Однако противник имел численное преимущество, и балийцам будет очень непросто удержать оборону.

День будет долгим.

ГЛАВА 34

Сенедай размышлял над докладами своих командиров. Армия висминцев окружала горстку воинов в черных масках, продолжавших защищать дом Септерна и проход в земли драконов. Чем больше уставали солдаты Сенедая, тем свежее выглядел противник. Движения воинов в масках оставались плавными, действия согласованными, Сенедаю еще никогда не приходилось видеть ничего подобного. Он понимал, что без магии тут не обошлось, но не представлял, в чем она состоит. Он совершенно точно знал, что у противника нет магов.

Но это не имело значения. Важно то, что происходило у него на глазах. Тела его солдат устилали землю, их было так много, что периодически приходилось оттаскивать мертвых и раненых, в противном случае живые просто не смогли бы добраться до врага. Дождь с каждым часом усиливался, время шло, и отчаяние Сенедая росло. Враг не оставлял в своих рядах даже малейших разрывов, защитники дома практически не несли потерь; и хотя его воинам удалось ранить многих, те отступали назад, чтобы перевязать раны, а их места тут же занимали другие.

Сила и выносливость воинов в масках поражала, и Сенедай не мог не восхищаться их мужеством. Однако его солдаты обладали огромным численным преимуществом, и то, что они не могли справиться с таким маленьким отрядом, мучило Сенедая, подтачивая его веру в своих людей. Он должен был одержать быструю победу, но день уже начал клониться к вечеру, и он понимал, что с наступлением темноты его солдатам придется вернуться в лагерь, унижение становилось неизбежным.

Конечно, он мог заставить своих солдат сражаться при свете факелов, но в темноте маски становились еще страшнее. К тому же не в обычаях висминцев идти в бой ночью, хотя им и пришлось нарушить собственные правила в Джулатсе. Сенедай вздохнул, мысленно проклял Тессею за то, что тот не пришел к нему на помощь, и бросил в бой новые резервы.

Справа от Деррика пылал огонь, раненые висминцы кричали от боли, горящие деревья отбрасывали жуткие отблески на поле брани. Как генерал он и предполагал, висминцам пришлось замедлить свое наступление, как только они оказались в лесу. Первые схватки, как и рассчитывал Деррик, никому не дали преимущества. Очень скоро маги применили заклинания «Сфера пламени», «Адский огонь» и «Ледяной ветер», что позволило приостановить продвижение висминцев.

Однако Тессея изменил тактику, отказавшись от фронтальных атак, и послал значительные силы к лагерю балийцев, а напротив Гретернского леса выстроил своих солдат в шеренгу шириной в семьдесят футов, вынуждая противника поступить так же. Деррик быстро перебросил магов на фланги, чтобы помешать висминцам обойти их, постоянным огнем не давая врагу собрать ударный кулак в центре, и оставил четыре сотни в резерве, а также отвел назад магов-связистов.

Висминцы нанесли мощный удар в центре, заставив отступить три сотни балийцев, и теперь пытались развить успех. Деррик двинул вперед резервы и сам спустился с небольшого холма, с которого наблюдал за сражением, но опоздал, и враг успел окружить и уничтожить отряд балийской пехоты и нескольких магов.

— Я хочу, чтобы вы перенесли огонь за передовую линию! Первая сотня атакует с правого фланга! — взревел Деррик и устремился в сражение. Его со всех сторон окружал отряд опытных воинов, сзади следовало трое магов, и отряд генерала врезался во вражескую шеренгу, состоявшую из сотни воинов, а его меч обрушился на топор одного из висминцев, едва успевшего защититься. — Вторая сотня, под защитой магов, вперед! — Деррик ударил висминца в живот, тот невольно отвел топор в сторону, и меч Деррика довершил дело.

Им удалось уничтожить почти всю первую шеренгу, прежде чем основные силы висминцев успели как-то отреагировать. Деррик парировал выпад копья, и кулаком левой руки разбил губы и нос врага. Наступив ногой на древко копья, он вонзил клинок в грудь висминца. Одновременно он услышал крики из задних шеренг висминцев, повеяло холодом, и Деррик понял, что маги сотворили заклинание «Ледяной ветер». Прошло всего несколько мгновений, и с неба на врага обрушился «Адский огонь». Загремели взрывы, рядом с Дерриком упала оторванная рука висминца.

Висминцы начали отступать. Деррик удержал своих солдат от преследования. В лесу быстро темнело, скоро враг прекратит атаки.

Мы устали. Это понятно. Темнеет. Нижняя правая четверть, блок, топор. Они не станут нас атаковать после наступления темноты. Отдых. Держать шеренгу. Мы получили приказ. И не можем проиграть.

У Аэба устали руки и ноги, но он старался этого не показывать. Висминцы уже плохо подчинялись приказам своих командиров. Им выпал трудный день, воины не умели сражаться с максимальной эффективностью. Однако их было много, и все новые воины вступали в сражение на место павших. Оставалось меньше двух часов до полного наступления ночи, небо стало тусклым и серым.

Сумрак не мешал Аэбу и его собратьям. Им не требовалось яркого света для эффективного ведения боя. Аэб рубанул вниз, и топор вошел в плечо уставшего висминца, который пытался отразить угрозу совсем с другой стороны.

Висминцу удалось пробить защиту Олна. Протектор пропустил удар в правое бедро, и враг вытащил топор, обагрившийся кровью. Олн пошатнулся, он уже не мог удерживать равновесие.

Присядь.

И Аэб нанес сокрушительный удар топором — висминец, только издавший победный вопль, встретил смерть.

Отступай. Аэб прикрывает.

Олн сделал шаг и упал на спину. Он больше не будет сражаться, если уцелевшие собратья не поделятся с ним силой. Аэб раздробил череп висминца рукоятью меча и повернулся к следующему врагу, а в его сознании звучали слова братьев. Сегодня они потеряли тридцать человек, и еще пятьдесят не смогут пойти в бой. Они выстоят до темноты, но следующий день станет для них — последним. Оставалось надеяться, что помощь прибудет раньше.

Тессея, вождь палеонских племен, вышел из леса, чтобы выслушать доклады командиров. С его боевого топора стекала кровь. Балийцы придерживались непривычной партизанской тактики, чего он никак не мог понять — ведь у них было достаточно сил, чтобы принять сражение на открытом поле. Висминцы атаковали их в лесу и на дороге, и сражение то разгоралось, то стихало, а балийцы даже не пытались развить свой успех, если висминцы отступали. Казалось, они чего-то ждут, и Тессея ломал голову, в чем тут дело. Не вызывало сомнений, что на подкрепление Деррик рассчитывать не мог.

Тессея покачал головой и посмотрел на быстро темнеющее небо. Крупные капли падали ему на лицо и стекали на землю. Дождь не стихал весь день. В лесу тут и там пылал огонь, и Тессея чувствовал жар ближайшего пожара, но понимал, что при таком ливне огонь долго гореть не будет.

Его солдаты весь день храбро атаковали балийцев, но им так и не удалось прорвать их ряды или выманить в открытое поле. К тому же враг оказывал сопротивление, а проклятая магия вполне компенсировала недостаток численности.

— Что они охраняют? — Арноан, повсюду сопровождавший вождя, задал вопрос, который не приходил в голову Тессее.

— Охраняют? — Тессея нахмурился и по спине у него пробежал холодок, когда он вдруг все понял. — Сколько продолжается сражение?

— Около трех часов, милорд.

— Я глупец, — пробормотал Тессея и крикнул: — Палеон! Отступай! Ревион! Удерживай свои позиции! Таранон! Атакуй восточный фланг! — Он повернулся к Арноану, схватил старика за ворот и притянул к себе. — Найди Адеселлера; он останется за командира. У него будет только одна задача: не пустить врага вслед за нами.

— Что происходит, милорд?

— Неужели ты не видишь? Окончательно ослеп? Деррик послал своих людей на юг, чтобы они обошли наши позиции, а он вступил с нами в сражение. Он дает возможность части своей армии добраться до Сенедая. А теперь иди.

Тессея побежал к лагерю, созывая воинов своего племени. Теперь он мог довериться только им. Таоми ошибся, и племя Лиандон разбито Блэксоном. Таоми больше ни на что не годится. Вновь от племени Палеон зависит будущее висминцев. Даже если ему придется всю ночь преследовать врага, он его догонит.

Деррик лягнул вражеского воина в колено, почувствовал, как хрустнула кость, перепрыгнул через упавшего врага и побежал вперед. Висминцы отступали по всему фронту. Однако Деррик видел, что это не бегство, а приказ командиров. В первый момент Деррик даже с облегчением вздохнул.

Но очень скоро он увидел, что противник оставил мощный заслон на дороге к лагерю. Очевидно, Тессея понимал, что они не станут их преследовать.

Деррик остановил своих людей.

— Тессея все понял, — сказал он одному из своих заместителей. — Нам нужно временно отступить. Думаю, они не будут нас преследовать. Найди мне лучшего мага связи. Я должен поговорить с Изаком.

— Есть, сэр. — И помощник тут же скрылся за деревьями.

Между тем сражение продолжалось. «Сфера пламени» ударила в скопление вражеских солдат слева, и те бросились врассыпную. Балийские воины тут же перешли в наступление, воспользовавшись минутной слабостью противника. Справа висминцам удалось окружить сотню балийцев. На глазах у Деррика мага поразила вражеская стрела, лишив балийцев ключевого преимущества.

— Ко мне! — крикнул Деррик, перепрыгивая через обгоревший ствол рухнувшего дерева, его воины бежали вслед за ним. — «Сфера пламени» по задним рядам, а мы атакуем с фланга, — приказал он на бегу.

Висминцы видели и слышали приближение противника. Навстречу балийцам полетели стрелы, одна из них едва не угодила Деррику в голову и вонзилась в глаз бежавшего чуть сзади воина.

— Покончите с лучниками! — крикнул Деррик, и его меч столкнулся в воздухе с топором висминца, высекая искры.

У Деррика над головой маги посылали «Сферы пламени» в задние ряды врага, нанося ему страшный урон, уничтожая людей и деревья, пламя придавало происходящему жуткий вид.

Окруженная сотня балийцев воспаряла духом и принялась сражаться с новой силой. Слева и справа от Деррика воины с остервенением наносили удары, вынуждая врага обороняться. Еще одна «Сфера пламени» обрушилась на висминцев, а Деррик нанес такой мощный удар ближайшему солдату, что во все стороны полетели осколки кости и брызги крови. Неприятель дрогнул и бросился бежать.

— Не преследуйте их, — приказал Деррик и повернулся к капитану сотни. — Оставайтесь здесь еще некоторое время, а потом медленно отступайте. Никого не преследуйте и держите заклинание «Жесткий щит».

— Есть, генерал. — Капитан кивнул и, повернувшись к своим людям, принялся отдавать приказы.

Деррик побежал к центру постепенно затихающего сражения.

— Где маг-связист?

Хирад спал беспокойно. Он вновь и вновь просыпался, чувствуя, что падает, сердце отчаянно колотилось в груди, горло перехватывала судорога. А пока он спал…

Он парил в огромном море пустоты. Под ним горела земля. Крики боли, гнева и отчаяния переполняли уставший разум.

Он остался один. Последний и потерянный.

Вокруг него клубился пустой воздух. Звезды померкли, хотя в небе не было ни облачка. Свет шел лишь от далекой земли. Но все внизу умерло. Ему было некуда идти.

Однако оставаться здесь означало смерть. Он должен спуститься вниз.

Он упал.

—Тебе опять что-то приснилось, Хирад? — спросил лежавший рядом Илкар.

Было темно, тепло и очень тихо. Хирад кивнул и сел.

— Пустота, — сказал он. — Я ощущал, как лечу, но все вокруг умерло.

— Надеюсь, твой сон не был пророческим, — проворчал эльф. — Мы все встревожены, Хирад. Не один ты не можешь спать. — Илкар показал на себя. — Наверное, лучше, когда тебе не снятся сны?

Хирад вновь кивнул.

— Легко сказать, трудно сделать. В любом случае полагаю, я видел сон Ша-Каана.

Он снова улегся, внутренне улыбаясь удивлению, отразившемуся на лице Илкара. На сей раз Великий Каан сумел заснуть крепко, и ему ничего не снилось.

— Проклятие, никак не ожидал, что он так быстро все поймет, — сказал Деррик.

Блэксон улыбнулся и откинулся на спинку стула.

— Я же говорил, что он совсем не глуп.

Генеральская палатка ярким пятном выделялась на фоне темного лагеря, поскольку Деррик запретил своим людям зажигать костры, чтобы висминцы не могли оценить их силы. Спустились сумерки, и балийцы вернулись в лагерь. Наступила тревожная тишина.

Висминцы заняли позиции на значительном расстоянии от лагеря балийцев и, оставшись без своего вождя, явно не стремились к продолжению битвы.

Деррик послал в разведку магов, чтобы они оценили численность противника. Висминцы перекрывали главную дорогу, но не стали окружать балийцев. Их количество заметно уменьшилось.

Деррику удалось выяснить, что Изак не собирался останавливаться до тех пор, пока они не окажутся рядом с войсками Сенедая. Однако ему придется занять другую позицию, чтобы избежать встречи с силами Тессеи.

— Сколько людей взял с собой Тессея? — спросил Деррик.

— Ну, судя по донесениям разведчиков, — ответил Блэксон, — Тессея решил разделить свои силы по племенам. Племя Палеон довольно многочисленно, хотя они понесли заметные потери в сражении за Андерстоун и в сегодняшней битве. Но если он взял с собой всех, то их не менее четырех тысяч.

Деррик ахнул и почувствовал, как по спине побежал холодный пот.

— Отряд Изака будет разгромлен.

— Если Тессея сумеет его найти, — заметил Гресси.

— Его будет нетрудно обнаружить после того, как он начнет сражаться, — мрачно заметил Деррик и провел рукой по лицу, понимая, что план провалился. — Какая неразбериха… Нельзя терять время на сражение с ними. Послушайте, насколько сильны оставшиеся войска со стороны утесов? — Он посмотрел на двух магов-разведчиков, которые ждали новых приказов.

— Гораздо слабее тех, что в лесу, сэр, — ответил один из магов, почесывая двухдневную щетину. — Мы можем ослабить их еще немного. — И он позволил себе слегка улыбнуться.

— Вам придется хорошенько потрудиться, чтобы расчистить нам дорогу, — заявил Деррик, увидев, что маг понял его намерения.

— Нас восемь, — заявил маг. — Все возможно. Они не проверяют посты, просто кричат друг другу, если замечают что-то необычное.

— И вы сделаете так, что они не смогут кричать? — спросил Деррик. Маг кивнул.

— Мы сразу же начнем готовиться. — Он жестом предложил своему напарнику следовать за ним.

Деррик увидел, что бароны и капитан сотни не сводят с него глаз.

— Разве у нас есть выбор? — Он пожал плечами и развел руки в стороны.

— Они нас заметят и последуют за нами, — возразил Гресси. — Ничего не получится. Деррик покачал головой.

— Если мы двинем все войска, то обязательно заметят. Но мы поступим иначе. Вот что я хочу сделать… Пусть все здоровые солдаты соберутся в задней части лагеря. Ни один из тех, кто получил хотя бы небольшое ранение, с нами не пойдет. Нужно, чтобы в лагере осталось заметное количество людей, которые будут постоянно оставаться у врага на глазах. Например, кавалерия.

Мы пройдем милю по тропе, ведущей в обратном направлении, после чего свернем в горы. Если потребуется, будем бежать всю ночь, но я не позволю Изаку и его солдатам погибнуть зря.

— А как насчет раненых и тех, кого мы оставим здесь? — спросил Блэксон. — Даже если ваш отчаянный замысел увенчается успехом, после наступления рассвета их ждет участь, на которую сейчас обречены люди Изака. — В голосе барона слышался гнев.

Деррик улыбнулся, рассчитывая, что ему удастся убедить Блэксона.

— Я еще не все сказал. После того как основная масса войска отправится на помощь Изаку, потребуются добровольцы, которые помогут раненым солдатам уйти из лагеря и спрятаться в безопасном месте. — Он пристально посмотрел на баронов.

— А что будут делать те, кто останется? — спросил Гресси.

— Как только висминцы сообразят, что произошло, они умчатся отсюда, словно ветер. — Улыбка Деррика стала более уверенной, когда он заметил, как засверкали глаза Гресси. — Ну, что вы думаете? Если нам удастся реализовать мой план, мы сможем изменить ситуацию и дать Воронам столь необходимое им время. — Деррик оглядел своих офицеров. — Вы со мной? Капитан кивнул.

— Да, сэр.

— Барон Блэксон?

— Сиделка для больных?

— Мне больше нравится защитник беспомощных, — возразил Деррик. — Больше славы, я полагаю. Барон Гресси?

— Молодой человек, вы очень любите рисковать. Такой риск иногда приносит победу. К утру, как только рассветет, лошади будут готовы.

Деррик хлопнул в ладоши, чувствуя, как его охватывает возбуждение, заставляющее забыть об усталости.

— Тогда вперед, времени очень мало.

ГЛАВА 35

Когда Хирад проснулся, вокруг пылали огни. Ему так и не удалось как следует выспаться. Хирад встал и вместе с другими Воронами с удивлением наблюдал за происходящим.

Он насчитал три дюжины огромных костров, взметнувшихся в воздух вдоль берега реки. Жутковатый желтый свет отражался от туманного полога, заливая все вокруг бледным сиянием.

И они увидели тысячи вестаров, часть из которых точила оружие или чинила доспехи, но большинство ухаживали за драконами. Вестары накладывалиповязки, смоченные мазью на шеи, крылья, головы драконов, пели песни и молились о победе Каанов. Люди казались совсем маленькими рядом с огромными драконами, многие из которых достигали сотни футов в длину. Огромные головы покоились на земле, а вестары осторожно намазывали мазью обожженные десны.

Вороны не могли оторвать глаз от мускулистых шей, здоровенных голов и огромных крыльев, размеры которых превышали паруса самого крупного боевого корабля.

— Как давно это началось? — спросил Хирад.

— Такое впечатление, что они не спали всю ночь, — ответил Илкар. — Не могу поверить, что тебе удалось так долго не просыпаться.

— Уметь надо, — проворчал Хирад, поворачиваясь в сторону Крылатого Приюта, откуда только что появился Ша-Каан. — Похоже, он хочет нам что-то сказать.

— Мне тоже нужно ему кое-что сообщить, — заявил Стилиан и решительно зашагал к Ша-Каану. Трое Протекторов молча следовали за ним.

— Что это на него нашло? — спросил Илкар.

— Он с самого утра что-то бормотал относительно «лучшего порядка», — сказал Денсер.

— И намерен сейчас говорить с Ша-Кааном? — Хирад удивленно посмотрел вслед Стилиану.

— Я его понял именно так, — пожал плечами Денсер.

— Ошибка, — сказал Хирад и решительно направился к Крылатому Приюту. — Большая ошибка.

Весь вид Стилиана свидетельствовал о том, что он настроен самым решительным образом. Между тем Великий Каан готовился к сражению. Хирад знал, что он будет говорить с Воронами — в предстоящих событиях им отводится едва ли не самая главная роль. Но сейчас Ша-Каана ждал трудный бой. И ничто не должно его отвлекать.

Хирад, за которым шли остальные Вороны, успел догнать Стилиана до того, как тот подошел к Крылатому Приюту.

— Стилиан, полагаю, что разговор следует вести мне, — сказал Хирад.

Зитескианский маг даже не повернул головы в его сторону.

— А, это ты, Хирад-драконер. Необходимо кое-что уточнить. Сейчас самый подходящий момент. Думаю, мне удастся заставить Ша-Каана меня выслушать.

— Стилиан, ты не понимаешь…

Черный маг остановился, и Протекторы окружили Хирада.

— Наоборот, я все прекрасно понимаю. Теперь наша односторонняя сделка будет заключена на совсем иных условиях.

— Что? — воскликнул Хирад.

— Остановите его, — приказал Стилиан, глаза которого зажглись безумным огнем.

Он снова зашагал вперед, а Протекторы преградили Хираду дорогу. Варвар попытался оттолкнуть их, но ничего не получилось.

— Уйдите с моего пути, — сказал Хирад, чувствуя, как его охватывает гнев. Молчание.

— Вы не поняли? Кого вы пытаетесь защищать? Если вы сейчас не пропустите меня, то от Стилиана останется лишь обугленный труп. — Он снова попытался пройти, однако один из Протекторов резко оттолкнул его.

Хирад мгновенно вытащил меч. Протекторы также обнажили оружие.

— Хирад, не нужно. — Резкий тон Безымянного заставил Хирада остановиться. — Они убьют тебя. — Он уже стоял за спиной Хирада. — Айль, Риа, Сил, он говорит правду. Пропустите его.

Протекторы убрали оружие и отошли в сторону. Хирад побежал вперед, Вороны бросились за ним.

Вокруг головы Ша-Каана суетились вестары. Глаза старого дракона были закрыты, шея и голова покоились на земле, половина тела оставалась в воде. Некоторое время Стилиан молча стоял рядом, прижимая к груди тексты Септерна, словно набирался мужества, чтобы заговорить.

— Ша-Каан, — наконец сказал Стилиан. Дракон даже ухом не повел. — Великий Каан, вы должны меня выслушать.

Голова Ша-Каана шевельнулась, и он открыл глаза. Холодная голубизна хлынула на мага. Взгляд дракона остановился на Стилиане, челюсти слегка приоткрылись.

— Я не намерен беседовать с тобой, — негромко, но звучно сказал Ша-Каан. — Уходи.

— Нет, — стоял на своем Стилиан. — Выслушайте меня.

Глаза Ша-Каана сузились, и голова метнулась вперед, сбив с ног двоих вестаров. Теперь его морда почти касалась живота Стилиана.

— Никогда больше не смей говорить со мной таким тоном, — прорычал Великий Каан. — Тебе не быть моим драконером.

— Я не хотел вас оскорбить, — не унимался Стилиан. — Но у нас осталось совсем мало времени и…

— Мне необходимо подготовиться к бою. Уходи.

— … существует возможность, что наше заклинание не сработает, — хладнокровно продолжал Стилиан.

Это остановило всех. Ша-Каан резко отвел голову назад, его глаза медленно заморгали, дыхание с шумом вырвалось из могучих легких.

Хирад повернулся и бросил взгляд на Илкара и Денсера. Оба пожали плечами, показывая, что не понимают, о чем говорит Стилиан, а Ирейн нахмурилась, ее губы беззвучно зашевелились.

Ша-Каан резко вошел в контакт с сознанием Хирада.

— Как такое может быть? — быстро спросил он.

— Великий Каан, я не понимаю. Маги Вороны не видят проблемы, о которой говорит Стилиан, — ответил Хирад.

— Из твоих слов я понял, что магам предстоит сотворить некое заклинание, возможны неприятные последствия. — В тихом голосе Ша-Каана зазвучал гнев.

Хирад содрогнулся. Однако первым заговорил Стилиан:

— Вы все правильно поняли. Просто Балия нуждается в гарантиях будущей поддержки, когда начнется борьба за восстановление законной власти.

Казалось, вокруг сильно похолодало.

Голова Ша-Каана вновь приблизилась к Стилиану.

— Гарантии… — промолвил дракон. Хирад заметил, что вестары отошли от головы и шеи Ша-Каана. Он повернулся к Воронам и прошептал:

— На всякий случай отойдите немного. Это относится и к твоим Протекторам, Безымянный.

— Ты не думаешь… — начал Денсер. Хирад покачал головой.

— Сомневаюсь, но ты же знаешь… Дай мне разобраться в том, что происходит, ладно?

Он быстро подошел к голове Ша-Каана и остановился напротив Стилиана, на лице которого застыло упрямое выражение.

— Мне кажется, произошло недоразумение, Великий Каан, — сказал Хирад, ощущая, как стремительно растет гнев Ша-Каана.

— Будем надеяться, что ты прав, — ответил Ша-Каан. В его голосе явственно слышалась угроза, но Стилиан ее не заметил.

— Никаких недоразумений, — заявил Стилиан, и у него на лице промелькнула самодовольная улыбка.

— Стилиан, я тебя предупреждаю: отступись. Сейчас не время, — сказал Хирад, положив руку на рукоять меча.

— Хм-м. — Стилиан поднял палец, очевидно, стараясь получше сформулировать свою мысль. — Я понимаю, что у нас очень мало времени, поэтому буду выражаться с предельной ясностью. — Он посмотрел Ша-Каану в глаза. — Я слышал, что вы всегда держите свое слово.

— Я дракон из рода Каанов, — последовал ответ.

— Именно. Так вот что произойдет. Вы, Каан, поможете мне вернуть власть в моем университете. Кроме того, вы ока-жете мне содействие при заключении договора с висминцами и другими университетами. В противном случае боюсь, я не смогу участвовать в сотворении заклинания, которое закроет разрыв; а без меня трем магам не справиться.

— Если ты им не поможешь, тебя ждет смерть, — сказал Ша-Каан.

— Как и всех вас, — усмехнулся Стилиан. — Поэтому я самым решительным образом советую согласиться на мои условия. Или я отказываюсь участвовать в происходящем.

В его глазах появился безумный блеск — раньше Хираду никогда не доводилось его видеть. Стилиан действительно верил, что получит желаемое; словно Великий Каан, сто двадцать футов могучих мышц, поддастся на столь грубый шантаж. С другой стороны, Хирад видел, что маг ужасно нервничает.

Хирад не смог бы объяснить, какие чувства переполняли его самого. Молчание Воронов показало, что они испытывают то же самое. Слово «омерзение» было бы не совсем точным. Однако оказалось, что Ша-Каан способен сделать нечто большее, чем просто вложить презрение во взгляд.

— Ты, жалкий человечек, готов принести в жертву жизнь обитателей Балии и моего Рода, если не получишь обещания нашей помощи для решения твоих личных проблем?

— Я предпочитаю считать, что это справедливая компенсация за мою жертву при спасении Балии от неминуемой смерти, — сказал Стилиан.

— Мы ничего не просим для себя, — вмешался Хирад, не в силах сдержаться. — Мы просто делаем то, что должны. Стилиан приподнял брови.

— Значит, вы в отличие от меня не захотели все обдумать заранее.

— Стилиан, ты понимаешь, что говоришь? — спросил Денсер, стоявший чуть в стороне от них. — Ты не имеешь права отказывать нам в помощи.

— Неужели, Денсер? Мне терять нечего, я уже все потерял. — Стилиан даже не повернулся к нему. — Так что подожди немного и увидишь сам.

— Ты убьешь всех нас, — сказал Хирад.

— Что ж, убеди дракона, что я не блефую.

Хирад мечтал только о том, чтобы стереть самодовольное выражение с лица черного мага, но понимал, что Стилиан убьет его раньше, чем будет нанесен первый удар.

В горле Ша-Каана что-то заклокотало, казалось, начался сход лавины.

Стилиан вновь улыбнулся.

— Похоже, вопрос можно считать закрытым. Однако окажите мне честь и дайте утвердительный ответ на мою просьбу о гарантиях. Вашего слова будет достаточно.

— Мой ответ, — произнес Ша-Каан, слегка кивнув головой, — будет таким, какой тебе и следовало ожидать. Улыбка Стилиана стала еще шире.

— О боги, — выдохнул Хирад.

Он и сам не знал, что заставило его прыгнуть вперед, выхватить тексты Септерна из рук Стилиана, упасть на землю и откатиться в сторону.

Два сгустка пламени вырвались из пасти Ша-Каана. Хирад навсегда запомнил, как улыбка исчезла с лица Стилиана — за мгновение до смерти он понял, что его ждет. Объятое пламенем тело отбросило назад, на груди образовалась дыра, а голова мгновенно почернела.

Тело мага пролетело тридцать ярдов, туловище отделилось от практически не пострадавших ног, грудь и лицо исчезли, остался лишь пепел, который тут же развеял ветер.

— Наглец, — сказал Ша-Каан.

Безымянный помог Хираду встать. У варвара отчаянно дрожали ноги — пламя пронеслось совсем рядом. Побледневший Денсер прикрыл рукой рот; другой рукой он поддерживал задыхающуюся Ирейн. Хирад повернулся к Илкару. Эльф бессмысленно смотрел на него, голова раскачивалась из стороны в сторону, уши покраснели.

— Надеюсь, вы сможете этим воспользоваться, — сказал варвар, протягивая магам пергаменты и книги. — Ну, вы понимаете, о чем я. — Он пожал плечами. — Найти другой способ.

— Я продолжу приготовления, — сказал Ша-Каан, в голосе которого больше не было гнева. — Надеюсь, у вас все получится.

Илкар открыл рот, чтобы запротестовать, но Хирад остановил его решительным жестом.

— Не сейчас, — прошипел он. — Пошли. И повел Воронов прочь.

Трое Протекторов остановились возле тела Стилиана, переглянулись и посмотрели на Безымянного.

— Что будем делать с ними? — спросил Хирад.

— Честно говоря, не знаю, — ответил Безымянный. — Сейчас нужно решать другие проблемы. Илкар, Денсер и Ирейн, что нам остается?

Денсер и Ирейн повернулись к Илкару, и он ответил:

— В библиотеке Джулатсы мы читали про одну теорию, но тогда мы ее отбросили, поскольку появился Стилиан с новыми текстами. Благодарение богам, что ты успел спасти книги и пергаменты, Хирад.

— Значит, вы сможете закрыть разрыв и коридор? — спросил Безымянный.

— В принципе да, — сказала Ирейн.

— Дело обстоит так, — вновь заговорил Илкар, — теперь у нас не хватит сил, чтобы сотворить заклинание, на которое мы рассчитывали. К тому же мы не сумеем удерживать заклинание достаточно долго, чтобы зашить пространство между измерениями.

— И что вы можете сделать? — устало спросил Хирад.

— Вызвать коллапс.

— Прекрасно, значит, у нас нет никаких проблем.

Его уверенность тут же исчезла, когда он заметил, что Ирейн покачала головой.

— Что такое?

— Мы не знаем, к чему приведет коллапс здесь или в Балии, я уже не говорю о других измерениях. Так или иначе, в пространстве между измерениями возникнут волны, а Септерн предупреждал, что это очень рискованно. Коллапс вызовет перестройку измерений, мы можем разорвать ткань пространства или повредить все измерения… Последствия предсказать невозможно. — Ирейн растерянно провела ладонью по волосам.

— Но у нас нет выбора, не так ли? Ша-Каан об этом позаботился, — со вздохом сказал Хирад.

— Выбора действительно нет, — согласился Денсер. — Возникает новая проблема: чтобы вызвать коллапс, мы должны находиться внутри разрыва.

Случившееся потрясло всех, даже находящихся очень далеко. У тех, кто стоял на посту, возникло ощущение, будто через их разум пронеслось торнадо, сея смятение и лишая надежды.

Для тех, кто отдыхал, происшедшее стало настоящим кошмаром. Их мгновенно выдернуло из сна, и они проснулись, исполненные тревогой. Стоны исторглись из двухсот ртов.

Наблюдавшие за противником висминцы заметили необъяснимое: передняя шеренга нарушила строй, воины обхватывали руками головы, многие с трудом удержались на ногах. Остальные тревожно озирались, словно не могли поверить собственным глазам.

Через несколько мгновений шок прошел, но его последствия будут сказываться еще довольно долго.

Аэб потряс головой, надеясь, что мысли прояснятся. Он чувствовал своих братьев, но больше не ощущал присутствия Избранного.

Его больше нет, мы не справились.

Мысль пронеслась в сознании Протекторов, а вслед за ней они ощутили потерю, и их существование лишилось смысла.

Это не наша ошибка. —Аэб попытался внедрить свою мысль в сознание остальных. — Мы хорошо сражались. Враг не смог захватить дом.

Но как только Аэб произнес эти слова, он вспомнил о безнадежности их положения. Они обороняли дом для того, чтобы туда мог возвратиться командир. Теперь он мертв. Значит, им следует немедленно идти в Зитеск. Необходимость в сражении с висминцами отпала, однако враг никуда не собирался уходить — Протекторы оказались в кольце.

— Сол. Мы можем сражаться для Сола, —услышал Аэб мысль одного из Протекторов.

Аэб возмутился.

Наша цель состоит в том, чтобы выжить, вернуться в Зитеск и ждать, пока мы не получим нового командира. —Он подождал, пока смолкнут мысли других Протекторов. Теперь все слушали только Аэба. — Мы уважаем и почитаем Сола. Он был нашим братом. Он единственный из всех людей понимает наше призвание. Но без нашего командира мы можем сражаться только за себя. Каждый из вас идет в бой за своих братьев. Помните об этом, и мы победим. Возвращайтесь на позиции. Ночь еще не закончилась.

Но Аэб продолжал размышлять. Связь с Избранным прервалась. Хватит ли у них веры в себя, чтобы выжить и одержать победу? Ответ придет с рассветом.

Деррик увидел свет костров в лагере висминцев, разбитом неподалеку от дома Септерна, за час того, как они приблизились к неприятелю на расстояние удара. Маги-разведчики ушли вперед с приказом оценить силу внешней линии обороны, выставленной Сенедаем, но вернулись и сообщили, что висминцы находятся внутри лагеря, который полностью окружает дом с горсткой его стойких защитников.

Короткие переговоры с магами Изака позволили определить время атаки. Они нанесут свои удары одновременно, через полчаса после того как висминцы возобновят наступление. Деррик решил, что шум битвы будет лучшим прикрытием для неожиданного удара. Они с Изаком имели в своем распоряжении чуть больше шести тысяч воинов и магов. Противник по-прежнему превосходил числом, учитывая, что где-то рядом находились войска Тессеи, но теперь у них появлялись шансы на победу.

Деррик с трудом верил в то, что его план сработал. Самые лучшие воины, соблюдая полнейшую тишину, перебрались в конец лагеря, прошли на север три мили, после свернули на восток, чтобы через холмы выйти к дому Септерна.

Маги сумели скрыть армию от глаз вражеских разведчиков. Благодаря эльфам-проводникам, прекрасно знающим окрестности, они смогли продолжать марш всю ночь, останавливаясь на пять минут в течение каждого часа.

Наконец в часе пути от позиций висминцев сделали привал, однако непрекращающийся дождь не дал как следует отдохнуть. Деррик лично обошел каждую сотню, поблагодарив солдат за мужество и стойкость. С рассветом им предстояло решающее сражение.

Теперь он сидел наедине со своими мыслями, массируя мышцы ног. Ложиться спать перед самым рассветом не имело смысла, но отдохнуть было необходимо, ведь им всем предстоял трудный день.

Только сейчас Деррик до конца осознал, как сильно рискует. Он знал, что рассвет здесь совпадает с полуднем в Парве, где тень уже практически полностью накрывает город. Приближалось время, когда Кланы не смогут больше защищать Парве, скоро вражеские драконы появятся в Балии. Но когда появятся Вороны — если они вообще появятся, — Деррик не знал. Если они не вернутся, то дальнейшее не будет иметь значения — никто не сможет уничтожить разрыв над Парве, и всех обитателей Балии ждет гибель в огне.

А если Вороны вернутся, какое будет иметь значение, в чьих руках дом Септерна? Их слишком мало, чтобы изменить ход сражения. Вороны спасут Балию только для того, чтобы плодами их трудов могли воспользоваться висминцы.

Пожалуй, Деррик всегда это понимал. Поэтому он не просто пытался помешать висминцам добраться до разрыва и уничтожить Воронов. Ставкой в битве была Балия. Пока войска Тессеи контролировали ситуацию, он старался, чтобы никто не догадывался об охватившем его отчаянии. Он надеялся, что висминцы слишком хотят прорваться в иное измерение и забудут об опасности, которая угрожает им с другой стороны.

Но теперь его людям следует узнать правду. Если балийцам суждено сражаться и победить, они должны понимать, что поставлено на карту. Деррик решил рассказать все Изаку.

Он встал и направился на поиски мага.

Глаза Ша-Каана сверкнули, когда он отвернулся от Хирада, который с беспокойством оглядел собравшихся вокруг него Воронов.

— Найдите другое решение, — только и сказал дракон. — То, что вы предлагаете, невозможно.

— Великий Каан, другого решения нет. У нас не осталось времени. Мы не успеем провести новые исследования. Разрыв необходимо закрыть сейчас, или он станет таким большим, что Кааны не смогут его защищать.

Приближался рассвет, но костры все еще давали отраженный туманом свет. Стало теплее.

— Ни один человек никогда не летал на драконе рода Каан. Это знак покорности. Такое невозможно.

— Это не покорность, а необходимость, — возразил Илкар. Голова Ша-Каана резко повернулась к Илкару, обнажились клыки.

— Я не предлагал тебе говорить, эльф. Хирад сделал глубокий вдох.

— Ша-Каан, я твой драконер. Позволь высказаться.

— Это твое право, — ответил Ша-Каан.

— Правильно. — Хирад встал так, чтобы смотреть в глаза Ша-Каана. — Я понимаю твои чувства, но у нас нет другого шанса. Убив Стилиана, ты заметно сократил возможности наших магов. Давай посмотрим правде в глаза. Ты сам заварил эту кашу.

Неужели ты думаешь, что мы хотим сесть на драконов и отправиться в самую гущу сражения, чтобы сотворить заклинание? Мне еще никогда не приходилось подниматься в воздух. Клянусь богами, меньше всего на свете я хочу летать. Да, наши маги умеют это делать при помощи заклинаний, но воины никогда не летают. И никого из нас, уж поверь мне, не тянет оседлать дракона.

Ша-Каан мрачно посмотрел на Хирада.

— Ты так говоришь, чтобы я согласился на твое требование?

— Конечно, но не только — я объясняю тебе, что нас данная перспектива не вдохновляет. Но другого шанса спасти Балию и твой Род не существует. Мы готовы попытаться. А ты?

— Проявить покорность стыдно… — Голова Ша-Каана опустилась на землю.

— Будь проклят твой стыд! — вскричал Хирад. — Если у нас ничего не получится, то испытывать его будет просто некому. А если мы победим, засунешь свой стыд в пасть любому Роду, который посмеет тебе о нем напомнить. О чем ты беспокоишься?

— Мне кажется, речь идет об истории, — заговорил Денсер, в надежде примирить спорящие стороны.

— Наконец я слышу мудрые слова из уст вора, — ответил Ша-Каан.

Денсер неуверенно улыбнулся.

— Мы сами станем историей, если не сможем добраться до разрыва, — сказал Хирад. — Ша-Каан?

Великий Каан закрыл глаза и поднял голову и изогнул шею. Немного помолчав, он открыл глаза и заговорил:

— Ни один дракон не согласится везти на своей спине человека. Это означает полное поражение — дракон признается в подчинении человеку. Но Казны понимают, что вы не хотите управлять нами. У вас одно желание: спасти наши расы. Только по этой причине мы соглашаемся на ваше предложение. Три дракона понесут по магу. Лос-Каан, Хин-Каан и Ша-Каан. Элу-Каан останется в Чоуле и возглавит Род, если я не вернусь. — Дракон говорил на языке балийцев, но Хирад знал, что эти слова звучат в сознании драконов и вестаров.

Наступившая тишина показала, каким невероятным представлялось всем решение Ша-Каана.

— Великий Каан, твоя вера будет вознаграждена Воронами, которые спасут твой Род от уничтожения, — сказал Хирад и склонил голову.

Он обернулся и увидел, как расслабился Безымянный Воитель.

— Ну, теперь ты спокоен, Безымянный?

— Конечно. — Он нахмурился. — Я что-то пропустил? Хирад кивнул.

— Совсем немного. Магам нужно лететь, чтобы сотворить заклинание, а как ты думаешь, кто будет их держать, чтобы они не свалились?

Безымянный побледнел, а Фрон, разинув рот, смотрел на Хирада.

— О боги на небесах, — пробормотал Безымянный. — А я никак не мог понять, почему ты говорил о себе, когда речь шла о нежелании летать на драконах. Неужели нет другой возможности?

Хирад покачал головой.

— Безымянный, ты меня удивляешь. — Он подмигнул Илкару. — К тому же Вороны никогда не сражаются по отдельности, помнишь?

Безымянный откашлялся.

— Пожалуй, нужно найти веревку.

ГЛАВА 36

Люди Деррика продвинулись вперед, а его разведчики доложили через мага связи, что Сенедай начал сражение с Протекторами. Рассвет вступил в свои права, стало видно серое небо, с которого неумолимо продолжал лить дождь.

Деррик остановил войска перед небольшим холмом. Послышались крики наступающих висминцев, но Деррик взобрался на выступ скалы и заговорил:

— Вы знаете, зачем мы сюда пришли, и я должен поблагодарить вас за твердость, мужество и веру, которые вы продемонстрировали с того момента, как мы высадились в проливе Гайернат.

Сначала наш марш к свободе стал маршем мести. Теперь нам придется обороняться. Но мы не просто должны защитить дом Септерна от висминцев, чтобы предоставить возможность Воронам и Стилиану завершить начатое дело… Поймите, мы идем в бой за нечто большее.

Деррик видел, как заволновались солдаты его небольшой армии. Теперь они слушали очень внимательно, ему осталось лишь вдохновить их сражаться за жизнь всех мужчин, женщин и детей к востоку от университетских городов.

— Посмотрите на наше положение. Гайернат держится, но у него нет резервов. Блэксон стерт с лица земли, Джулатса тоже. Университетам грозит страшная опасность со стороны Блэксонских гор, армия висминцев готова к маршу на Корину — если только мы их не остановим.

Корину охраняет небольшой отряд городской гвардии. У города нет крепостных стен. Барон Гресси мог бы организовать оборону, но он с нами. Другие бароны прячутся в своих замках, защищая собственные владения.

Кто же остался? Вы. Вы последняя надежда Балии на победу и спасение. Больше некому остановить висминцев. И если вы верите в нашу землю и наш народ — в свои семьи и тех, кого никогда не видели, — мы победим.

Висминцы превосходят нас числом, но в наших сердцах больше мужества. В наших душах горит огонь веры. Мы сражаемся за свою землю и людей, которых любим.

Будущее Балии решится не у врат Корины или стен Зитеска. Оно решается здесь, у развалин дома Септерна.

И я уверен, что каждый из вас с честью сыграет выпавшую ему роль. Я верю в вас. А вы верите в победу?

Могучий рев стал ответом на его вопрос, и Деррик порадовался, что висминцы уже начали атаку.

Замечательные слова. Истина же будет измеряться ударами клинка и маны.

Пришло время веры. Время сражения.

— Сол?

Безымянный обернулся, услышав свое имя. Его звали Сол. Он, Айль и Риа стояли возле холмика свежей земли, под которым покоились останки Стилиана. Никто из Воронов не участвовал в процедуре похорон, лишь Денсер посчитал, что он должать отдать последний долг бывшему господину.

Да, для Стилиана никогда уже не будет торжественной церемонии в склепах Зитеска. Никто не станет скорбеть о нем. Скульптор не возведет ему памятника, не воздадут последних почестей. Лишь маленькая могила на берегу реки, у подножия скалы, в чужом измерении… Могила, которую выкопали Протекторы, пользуясь лопатами, позаимствованными у вестаров.

Безымянный подошел к Протекторам. На плече у него висел моток длинной веревки.

— Ты хочешь мне что-то сказать, Сил?

— Мы приняли решение остаться здесь и жить среди Каанов.

Безымянный кивнул.

— Я предполагал, что вы так поступите. Теперь вы уверены, что можете чувствовать свои души.

— А если нам станет слишком одиноко, мы вернемся, — сказал Риа.

— А маски? — Безымянный легко коснулся его щеки и тут же почувствовал, как на него нахлынули болезненные воспоминания.

— Ты станешь первым, кто увидит наши лица, — заявил Сил. — Здесь демоны не смогут до нас добраться. У них нет власти в измерении драконов. Вот, мы обрели свободу.

И без всяких колебаний Протекторы сорвали маски.

Безымянный затаил дыхание, но удивление в глазах его бывших собратьев рассказало ему все, что он хотел узнать. Впервые за долгие месяцы, может быть, даже годы свежий воздух коснулся их лиц. Они дышали полной грудью и могли смотреть на мир не через узкие прорези в масках.

Риа, Айль и Сил оказались молодыми людьми, никому из них не исполнилось больше двадцати пяти лет. Кожа на лицах осталась белой, если не считать загоревших кругов вокруг глаз и рта; ее покрывали многочисленные язвочки, которые не удавалось вылечить даже зитескианским лекарям. Теперь солнце и свежий воздух быстро сделают свое дело, и юный, крепкий зеленоглазый Сил станет желанным призом для многих девушек.

Безымянный улыбнулся своим мыслям; во всяком случае, ему не придется соперничать с этой троицей, когда он вернется домой.

Им не потребовались слова, чтобы выразить свои чувства. Их глаза сказали ему больше, чем самые длинные тексты из библиотеки Зитеска. Безымянный, Сол, подошел к ним и обнял каждого. Заглянув в зеленые глаза Сила, он увидел, как в них отразилась надежда.

— Однажды мы все обретем свободу, и вы сможете вернуться на родину без масок. Мы никогда не забудем наше братство, и, хотя каждый из нас вернет свои души, мы не будем расставаться. Поверьте мне, я до сих пор вас чувствую.

Сил кивнул.

— Тебе пора уходить. Мы присоединимся ко второй волне обороны вестаров.

— Удачи вам, — сказал Безымянный.

— И всем Воронам.

Вороны стояли возле драконов, которые скоро поднимутся с ними в небеса. Они замерли в тени огромных тел, глядя на длинные шеи и гордые головы союзников. Илкар и Хирад будут сидеть у основания шеи Ша-Каана, воин сзади, чтобы придерживать мага, когда тот полностью сосредоточится на сотворении заклинания. Безымянный с Денсером полетят на Лос-Каане, а Ирейн будет придерживать Фрон на Хин-Каане.

— Готовы? — спросил Хирад.

— Да, — ответил Безымянный. — В Балии у нас еще полно дел. Не будем терять времени.

Они оживленно спорили о том, как лучше всего устроиться на драконах. К ним присоединились Ша-Каан и Джата. В конце концов выбрали едва ли не самое простое решение: каждый Ворон обвяжется веревкой вокруг груди, что позволит оставить свободными руки и ноги, затем веревку прикрепят к нижней части шеи дракона.

Идея состояла в том, что веревка не будет жестко держать их на месте, но позволит не свалиться со спины дракона, если они начнут сползать. Нижняя часть шеи дракона во время полета двигается мало, к тому же она достаточно узка, чтобы сидеть на ней верхом. Массивное тело Казна не позволит человеку соскользнуть вниз, а если дракон резко изменит направление полета…

— … нам придется крепко держаться, — сказал Хирад. — Кроме того, имейте в виду, что общение будет крайне затруднено. Ша-Каан полетит впереди, стараясь удержать драконов плотной группой. Мы получим максимально возможную защиту — все, кто свободен от патрулирования разрыва, полетят с нами. Денсер, полагаю, тебе следует быть ведущим магом. Фрон, Безымянный, вы знаете, что от вас требуется. Не дайте вашим магам упасть.

— А что, если строй будет разорван? — спросила Ирейн.

— Ну, Илкар скажет мне, помешало ли это сотворению заклинания, и тогда придется начинать все сначала, — а Ша-Каан знает, как восстановить строй. Мы должны полностью довериться драконам, иногда они будут вынуждены совершать оборонительные маневры. Что я могу сказать? Постарайтесь не упасть.

Вороны похлопали друг друга по плечам, обнялись, а Денсер и Ирейн обменялись поцелуем, после чего каждая пара подошла к своему дракону, позволив вестарам обвязать себя веревками. Когда все расселись по местам, Хирад ощутил раздражение лежавших на земле драконов.

— Как это неприятно, — проворчал Ша-Каан.

— Да, — ответил Хирад, — и не только для тебя. — Он устроился поудобнее за спиной Илкара, чувствуя жесткую чешую сквозь ткань штанов. Наверное, что-то подобное испытывает человек, забравшийся на быка. — После этого полета у меня не будет детей.

— Не понял, — заявил Ша-Каан.

— Ладно, ерунда, — проворчал Хирад. Илкар повернулся к нему и покачал головой.

— Ты неподражаем…

— Просто мне страшно, Илк. Очень страшно.

Вестары обвязали веревки вокруг шей драконов, используя выступы на чешуе, и сделали петлю, чтобы за нее можно было держаться.

Теперь, сидя верхом на Ша-Каане, Хирад вновь ощутил невероятную мощь дракона. Когда Ша-Каан делал вдох, под чешуей перекатывались мощные мускулы. Оглянувшись, Хирад увидел, что огромное тело Ша-Каана скрывает весь обзор. Он даже не мог разглядеть хвост. Могучие крылья слегка подрагивали. Ша-Каан представлялся Хираду огромной летающей горой, а он сам — привязанной к ней букашкой…

— И кто только это придумал? — пробормотал Хирад. Он посмотрел на побледневшего Безымянного, намертво вцепившегося в веревку. — Эй, Безымянный!

— Что бы ты ни сказал, мое положение не станет лучше, — проворчал Безымянный Воитель.

— С нетерпением жду момента, когда смогу пожать твою руку в Балии.

— Как у них принято говорить? — ответил Безымянный, и быстрая улыбка промелькнула у него на губах. — Встретимся на другой стороне.

— Хирад Холодное Сердце.

— Да, Великий Каан.

— Ты и Вороны готовы? Хирад сделал глубокий вдох.

— Да. Мы готовы.

— Тогда позволь мне представить вас Небесам.

Оглушительный рев Ша-Каана нарушил тишину.

Вестары ответили ему криками, драконы затрубили, и множество огромных существ взлетело в воздух. Ша-Каан вскочил на ноги, и внутри у Хирада все похолодело. Крылья дракона с шумом распахнулись, мощная волна воздуха ударила в землю. Хирад схватил Илкара за плечо и почувствовал, как рука мага сжала его ладонь.

Ша-Каан устремился в небо.

* * *

Бароны Блэксон и Гресси стояли возле одного из передовых костров и наблюдали начинающийся рассвет. Небо скрывали тучи, но постепенно тусклый свет пролился на снующих по своему лагерю висминцев. Теперь, когда раненых перенесли в безопасное место в северо-западных пещерах, кавалерия Деррика старалась показать, что их гораздо больше, чем было на самом деле.

— Ты когда-нибудь чувствовал себя брошенным, Блэксон? — спросил Гресси, делая первый глоток горячего кофе, чтобы прогнать утренний холод.

— Да уж, бывали приказы и поинтереснее, — согласился Блэксон. — Но мне кажется, Деррик прав. Я слишком стар, чтобы бежать всю ночь.

— Как ты думаешь, что они будут делать?

— Висминцы?

— Да. Останутся на месте или пойдут в атаку? Блэксон поскреб свою безупречную бородку.

— Ну, сегодня они уже не успеют присоединиться к сражению за дом Септерна, на их месте я бы сначала убедился в том, что мы оставили лагерь, и только после этого попытался бы соединиться с Тессеей.

— Так что мы правильно сделали, когда приказали оседлать лошадей, — заметил Гресси. Блэксон кивнул.

— Вряд ли они будут нас преследовать. Нужно держаться от них на таком расстоянии, чтобы они имели возможность нас сосчитать, но не могли стрелять из луков.

Висминцы находились на расстоянии в сто пятьдесят ярдов, растянув свои ряды от утесов до леса. И хотя они могли насчитать всего триста воинов, Блэксон не сомневался, что большая часть войска расположена рядом. Удалось ли Деррику прорваться? Очевидно, да, поскольку в лагере висминцев не поднялась тревога и никто из солдат Деррика не вернулся, чтобы сообщить о неудаче.

Блэксон понимал: как только станет светло, им больше не удастся сохранять иллюзию, поэтому он испытал облегчение, когда ему доложили, что лошади оседланы. Сердце забилось быстрее. Вторая половина утра обещала быть веселой.

Рядом с ним барон Гресси стряхнул с камня росу и присел со второй чашкой кофе. Солдаты и маги были готовы. Вещи собраны в седельные сумки, мечи вычищены и спрятаны в ножны. Им придется оставить кузнечный горн, оружейную мастерскую и множество палаток, но все это не имело значения. Инструменты и вещи можно заменить. А вот где взять новых воинов и магов?

— Мы готовы к бегству? — спросил Блэксон.

— Целиком и полностью, — ответил Гресси. Он поставил кружку на землю и стянул сапог, чтобы вытряхнуть воображаемый камешек.

— Гресси, я без колебаний оставлю тебя умирать, — заявил Блэксон.

Гресси рассмеялся.

— Во время этой войны буквально все испытали небывалое напряжение и страх. Я не хочу быть белой вороной.

За спиной у Блэксона вежливо кашлянул один из кавалеристов.

— Да, капитан?

Воин, лицо которого почти полностью скрывал шлем с опущенным забралом, слегка поклонился.

— Милорды, я полагаю, нам пора. — Он указал рукой на главную дорогу, которая быстро заполнялась висминцами.

Вражеские командиры отдавали громкие приказы, и, несмотря на чужой язык, Блэксон понял, что они встревожены.

Кавалерия продолжала «патрулировать» периметр лагеря, создавая впечатление, что в нем полно солдат.

— Гресси, надевай сапог, — сказал Блэксон.

— У меня запуталась шнуровка, друг мой, — последовал ответ.

— Гресси, на твоих сапогах нет шнуровки. Надевай сапог. Игра приближается к развязке. — Он оглянулся на Гресси и увидел, что барон быстро надел сапог и встал, забыв о чашке с кофе.

Висминцы пошли в наступление.

— Кавалерия! — воскликнул капитан. — Готовьтесь к отступлению. Следите за противником. Медленно!

— Я все понял, — сказал Блэксон, когда они медленно покидали лагерь. — Пожалуй, нам лучше сесть на лошадей, отъехать подальше и накрыться «Жестким щитом». Я бы хотел поговорить с командующим войсками.

— О чем? — удивился Гресси.

— Верь мне, ладно?

Гресси пожал плечами. Кавалерийский капитан повторил свой приказ.

Хирад успел расстаться с содержимым своего желудка задолго до того, как Ша-Каан выровнял полет. Они летели так быстро, что уже через час должны были добраться до разрыва. Лос-Каан и Хин-Каан оставались чуть сзади, остальные драконы патрулировали разрыв или прикрывали Воронов.

Рев ветра перекрывал все другие звуки, и прошло много времени, прежде чем Хирад сумел заставить себя открыть глаза. Земля была где-то безнадежно далеко. Очень скоро Хирад уже не понимал, откуда они стартовали. Лишь видневшийся впереди разрыв позволял ему сохранять смутное представление о течении полета, впрочем, плывущие по небу облака мешали и тут, вызывая беспокойство Ша-Каана.

В следующее мгновение он ощутил присутствие Ша-Каана в своем сознании.

— Спокойно, Хирад Холодное Сердце. Я не дам тебе упасть.

— Слабое утешение, — пробормотал Хирад.

Он почувствовал, как Ша-Каан усмехнулся, но дракон тут же заговорил серьезно:

— Облака скрывают наших врагов. Следует соблюдать осторожность.

Илкар обернулся, и Хирад увидел, что маг раскраснелся и наслаждается полетом. Конечно, даже если он упадет, то всегда успеет сотворить заклинание «Крылья мрака».

— Как ты себя чувствуешь, Хирад? — прокричал маг, отклонившись назад. В ответ Хирад лишь покачал головой и покрепче ухватился за веревку, которую вестары привязали на шею Ша-Каану. — У тебя неплохо получается.

— Мне так не кажется, — крикнул в ответ Хирад.

Он рискнул бросить взгляд назад и увидел, что рядом летят два дракона. Денсер помахал ему рукой, но Безымянный смотрел в другую сторону. Он сидел, наклонив голову вперед и вцепившись в веревку.

Хирад вновь перевел взгляд вперед и увидел, что драконы в районе разрыва заволновались. Послышался трубный зов, и трое Каанов резко изменили курс. Варвар проследил направление их полета и вздрогнул. К ним приближались сотни темных точек, которые быстро превращались во вражеских драконов. Ша-Каан взревел, Хирад ощутил, как завибрировали его кости, скорость полета увеличилась.

— Держись, Хирад Холодное Сердце. Скоро начнется сражение.

Ша-Каан мчался вперед, его могучие крылья с оглушительным шумом рассекали воздух.

Болели мышцы ног, охвативших толстую шею дракона; несмотря на рукавицы, мерзли руки, но пальцы мертвой хваткой держали веревку. Оставалось надеяться, что он сумеет разжать пальцы, когда придет время поддерживать Илкара.

Им уже с трудом удавалось сохранять прежнюю сплоченность. Мысли носились с невероятной скоростью, но не успевали воплотиться в мгновенное действие. И это многим стоило жизни.

Через полчаса после рассвета погибло в два раза больше братьев, чем за весь предыдущий день. Аэб получил ранение в руку, которое превратило топор в неповоротливую палку, плохо пригодную даже для защиты. В результате ему пришлось в два раза больше работать мечом только для того, чтобы уцелеть.

Висминцы почувствовали, что враг слабеет, и наступали со всех сторон. Вскоре в бой вступили воины резерва, не успевшие оправиться от ран.

Думай и действуй. Мы должны выстоять, —передал остальным Аэб, понимая, что рано или поздно придется взглянуть правде в глаза.

Лишившись Избранного, который делал их единым целым, они не могли оставаться той могучей силой, которая приводила в трепет любого врага. Висминцы по-прежнему несли тяжелые потери — за каждого раненого Протектора погибало не менее пяти вражеских воинов, но если ничего не изменится, то к полудню дом Септерна попадет в руки к неприятелю.

К тому моменту, как в лагере висминцев вспыхнуло первое пламя, Аэб успел познать незнакомую доселе горечь близкого поражения.

Маги Деррика обрушили мощную атаку на резервы висминцев. Одновременно удар нанес Изак. Балийцы побежали вперед, минуя сожженные повозки, палатки и наскоро возведенный частокол. Висминцы пытались понять, что произошло, многие погибли в магическом огне и под ударами мечей. «Сферы пламени» пролетали над головой Деррика, «Раскаленный дождь» смертоносным потоком обрушивался на врага с неба, «Смертельный град» косил ряды неприятеля — острые, словно бритва, льдинки рассекали даже кость.

— Сотням разделиться! — крикнул Деррик, и офицеры поспешили передать его приказ солдатам.

Сотни уверенно выполнили маневр и рассыпались по вражескому лагерю. Генерал повел свои поредевшие две сотни на наскоро собранные шеренги еще не пришедших в себя висминцев и быстро рассеял их — многие даже не успели взять в руки оружие. С противоположной стороны дома раздавались взрывы — Изак вел огонь по позициям неприятеля.

— Прорвем линию обороны! Вперед! — закричал Деррик.

Его солдаты смяли шеренги врага, еще никогда балийцы не сражались с такой яростью. Кровь туманила воздух, едкий дым мешался с запахом горящей одежды, отчаянно кричали раненые, но боевой клич атакующих балийцев заглушил все другие звуки боя.

Деррик отбил сильный удар, направленный ему в грудь, оттолкнул врага и вонзил клинок прямо ему в сердце. До шеренги сражающихся Протекторов было совсем близко. Даже если это будет последнее, что ему суждено сделать в жизни, Деррик до них доберется.

Сенедай обернулся, и его лицо исказила удивленная гримаса. Всего лишь в ста ярдах от него вспыхнула палатка, а резервная шеренга уже вступила в сражение с врагом, который возник неизвестно откуда. Сенедая охватили сомнения, гибельные в такие моменты. Он позвал капитана.

— Что происходит?

— Милорд, балийцы нанесли неожиданный удар. Нас атакуют с двух сторон.

— Я и сам вижу! — прорычал Сенедай, схватив капитана за ворот. — Как их остановить? К полудню я должен захватить дом.

— Мы их остановим…

Раздалась новая серия взрывов — на сей раз с противоположной стороны дома.

— Что здесь происходит! — закричал Сенедай — теперь он обращался к небу. Взяв себя в руки, он повернулся к капитану. — Если хотя бы один из ублюдков выскочит из травы, чтобы напасть на меня, я лично вырву твое сердце. Останови их.

Схватив топор, Сенедай устремился вперед.

— Сражайтесь, собаки, сражайтесь! Я не допущу поражения. — Висминцы расступились, и он оказался лицом к лицу с врагом в черной маске. Он слишком низко держал топор, но его меч двигался с удивительной быстротой. — Я не допущу поражения!

Он поднял топор дрожащими руками и нанес удар, однако меч с легкостью его блокировал. Из пустоты возник летящий на Сенедая топор, он отпрыгнул назад, и острое лезвие просвистело рядом с его носом. Затем на него обрушился меч, но теперь Сенедай был готов к защите, удачно парировал выпад и тут же сделал выпад зубцом, с удовлетворением ощутив, как он вошел в тело врага.

Человек в маске отступил, и зубец вышел наружу, брызнула кровь. Сенедай улыбнулся, вновь поднял топор, чтобы завершить начатое… и тут что-то обожгло бок. Он опустил глаза и увидел, что вражеский клинок вошел ему под ребра. Сенедай даже не заметил момента удара. Ему и в голову не приходило, что неприятель способен действовать так быстро. Однако смерть настигла висминца, а не его врага.

Топор вывалился из разжавшихся пальцев, и Сенедай начал медленно падать на землю. В этот момент он услышал восторженный рев висминцев.

Тессея.

Им давным-давно следовало убежать, но любопытство ученого заставило остаться. Вот уже несколько дней, как не было никакой нужды измерять тень, а они продолжали это делать, записывая результаты для будущих поколений— если, конечно, их труды сохранятся.

Джейеш посмотрел на чудовищную черно-коричневую массу, закрывавшую небо. По ее краям теснились тучи, постоянно шел сильный дождь, внутри разрыва вспыхивали молнии.

Где-то вдалеке молния ударила в камень, и он ощутил, как дрогнула земля. Теперь такие вещи случались все чаще.

Но все это не имело особого значения. Потому что настал день, когда все закончится. Сегодня в полдень тень полностью накроет Парве. Не вызывало сомнений, что Воронов постигла неудача, а больше рассчитывать было не на кого. Разрыв продолжал разъедать небо.

И вот все собрались на центральной площади, не сводя глаз с разрыва. Тени стремительно удлинялись. Люди терпеливо ждали. Больше им ничего не оставалось делать. Только умереть.

Они ждали драконов.

ГЛАВА 37

Хирад чувствовал, как напрягается тело Ша-Каана, мчавшегося навстречу врагу. Великий Каан хотел вступить в сражение, но понимал, что не имеет права. Нос и Хин догнали их, и теперь три дракона летели рядом. Вскоре они оказались в зоне ведения боевых действий — тысячи ярдов вверх, вниз и в стороны.

Пожалуй, именно это показалось Хираду самым страшным: он не знал, с какой стороны ждать смерть.

Илкар предупредил, что Хирад должен досчитать до двухсот — столько времени потребуется магам для создания заклинания, которое станет действенным лишь возле разрыва, если, конечно, им никто не помешает. Затем надо проследовать вдоль границы разрыва и войти в коридор, где маги сотворят еще одно заклинание, чтобы уничтожить коридор до самой Балии. Маги Воронов сумели найти достаточно рискованный способ закрыть коридор, не говоря уже о множестве других проблем. Интересно, подумал Хирад, изменит ли еще один бросок костей исход борьбы.

Два дракона под ними вступили в схватку, поливая друг друга огнем и пытаясь вцепиться в глотку врага. Не обращая внимания на все остальное, они стремительно падали вниз, пока один не нанес смертельный удар и начал подниматься в небо. На землю упал Каан.

— Хирад! — закричал Илкар. — Мы начинаем заклинание. Держи меня крепче.

Хирад передал слова Илкара Ша-Каану, зная, что ему достаточно подумать — и Великий Каан его поймет и передаст остальным драконам. Варвар разомкнул пальцы, сжимавшие веревку, и обнял Илкара за талию, чтобы маг мог освободить руки. Потом сильнее сжал ногами шею Ша-Каана, почувствовал, как чешуя врезается в тело, и постарался сохранять неподвижность.

Неожиданно Илкар напрягся, его тело откинулось назад — он начал готовить заклинание, войдя в контакт с Денсером и Ирейн. Хирад быстро вертел головой, пытаясь определить, не приближаются ли к ним вражеские драконы.

И хотя Хирад летел на огромном и могучем существе, никогда еще он не чувствовал себя настолько беззащитным. Меч бесполезно болтался в ножнах, а любая атака врага могла оказаться для него последней.

В небе было полно драконов. Ша, Нос и Хин стремительно приближались к разрыву, маги готовили заклинание, которое могло спасти Каанов. Сам разрыв, огромный, окруженный тучами, занимал большую часть небосвода. Свет мерцал внутри коричневой массы, и участки голубого неба уменьшались с пугающей быстротой.

Казнам становилось все труднее защищать увеличивающееся пространство разрыва, им приходилось все больше растягивать свои силы, чтобы предотвратить прорыв врага.

Без предупреждения Ша-Каан оглушительно взревел, сделал резкий поворот и начал быстро набирать высоту. Тут же над ними пронеслась тень, и Хирад увидел другого Каана. Из его раскрытой пасти вырывалось пламя. Хирад не сразу заметил цель, но через мгновение увидел дракона из Рода Наиков, успевшего увернуться от огненной струи и по спирали уйти вниз. Каан устремился в погоню.

— Это будет непросто! — прокричал Илкар, вынужденный прервать подготовку заклинания.

— Что ж, начнем сначала, — сказал Хирад, вновь прижимая к себе Илкара так, чтобы их головы соприкасались.

Троица драконов, несущих на себе всадников, перестроилась и полетела в сторону разрыва. Когда они до него доберутся, драконы будут кружить по периметру до тех пор, пока маги не сотворят заклинание.

Хирад вдруг понял, что перестал бояться; теперь он с жутким восторгом и удивлением наблюдал за происходящим. По оценкам Ша-Каана, в небе вели бой более семисот драконов. Кааны компенсировали недостаток численности лучшей организованностью. Против них выступили Наики, Госты и Стары, действовавшие по отдельности, без единого командования — однако все они сражались против Каанов.

Ша-Каан пролетел сквозь облако, и они вновь вошли в район разрыва. Илкар напрягся. Хирад вцепился в мага и начал молиться.

Вблизи разрыва стоял невообразимый шум. Крики драконов мешались с хлопаньем крыльев, шипением и ревом пламени, жутким стуком челюстей и скрежетом когтей по чешуе.

Шло сражение сотен драконов, их тела сталкивались с огромной силой. Они мчались друг на друга с невероятной скоростью, хотя некоторым в последний момент удавалось свернуть в сторону, выплюнув на врага струю ревущего пламени. Чудовищные живые машины перемещались в воздухе с грацией умелых танцоров.

Шесть Каанов пронеслись так близко от Хирада, что он мог бы коснуться их тел. Они показались ему такими стремительными и могучими, что он сжался. Вот они обрушились на врага, четверых Гостов, спешивших к разрыву… Огонь вылетел из десяти глоток, и все драконы изменили направление полета, чтобы избежать сгустков пламени. Один из Гостов не успел, нелепо взмахнул крыльями и с воплем начал падать вниз.

Кланы развернулись, перестроились и устремились за двумя удирающими Гостами, однако четвертый не изменил направления полета, и Хирад с ужасом понял, что он мчится им навстречу.

Он машинально сообщил об этом Ша-Каану, и спокойствие дракона помогло варвару прийти в себя. И все же Гост приближался — огромные зеленые крылья вспарывают воздух, челюсти широко раскрыты, глаза ищут жертву.

А потом он исчез. С ним расправились два небольших Каана, атаковавших врага сбоку: один сомкнул челюсти на шее, возле головы, а другой вонзил когти в спину.

Ша-Каан летел вперед, Илкар погрузился в магический сумрак, а Хирад дрожал.

Тессея наконец поймал врага в ловушку. Балийцы атаковали плохо защищенные тылы армии Сенедая, нанося ей серьезный урон магией и своими мечами. Однако стремление поскорее пробиться на помощь к защитникам дома сделало их слишком беспечными — никто из балийцев не задумывался о возможности удара сзади.

Вождю Палеонских племен пришлось ждать удара врага — только так он мог определить его расположение. Теперь он стремительно двинул свои войска, послав два отряда с приказом окружить балийцев с флангов, а сам возглавил центральную часть армии.

Он знал, что слева быстро продвигается вперед генерал Деррик. Только мужественный балиец мог преодолеть такое расстояние за ночь, и Тессея испытывал уважение к столь сильному противнику. Конечно, это не спасет генерала от смерти, но Тессея знал, что ему необходимо быстро покончить с балийцами, пока атака Деррика не подорвала уверенность войска Сенедая в победе.

Тессея щелкнул пальцами, вперед выступили горнисты. Короткий сигнал, и атака началась. Тессея вытащил топор и выдвинулся в первые ряды, чтобы лично возглавить наступление и побыстрее пробить слабые шеренги вражеского тыла. Его первый удар разрубил противника чуть ли не пополам, второй сломал ребра и поразил сердце, третий рассек бедро до кости.

Все вражеские маги находились на передних рубежах, и он не опасался магической атаки. Тессея легко отбил выпад меча и обрушил топор на голову балийца. Взревев от восторга, он приказал своим людям идти вперед, а сам занес топор для нового страшного удара.

Ша-Каану пришлось вновь свернуть в сторону, чтобы уйти от атаки Наика. Теперь их приходилось прикрывать слишком многим Каанам, и Хирад ощущал растущую тревогу Ша-Каана.

— Прерывать подготовку к заклинанию больше нельзя! — крикнул Илкар. — Мы теряем ману. Ша-Каан не должен менять курс. Нам необходимо время.

— Он делает все, что в его силах, — хрипло ответил Хирад, вытирая рот, а Ша-Каан развернулся, направляясь к разрыву.

В третий раз напрягся Илкар, и в третий раз Хирад крепко прижал к себе мага. В третий раз прозвучала молитва варвара.

Ша-Каан пронесся через густеющие облака, не обращая внимания на схватку между двумя Казнами и одним Старом.

Перед самым разрывом появилось десять Каанов, которые стремительно помчались вперед, где маячили по меньшей мере пятнадцать вражеских драконов. Судя по коричневой окраске, это были Наики, и Хирад вдруг понял, что они представляют серьезную опасность.

Наики разбились на три группы. Одна устремилась вверх, другая ушла вниз, а третья направилась в самый центр строя

Кланов, которые не имели возможности разбиться на три части, чтобы сражаться со всеми группамиодновременно.

Казны решили разделиться на две группы по пять драконов: пять продолжали лететь прямо, пять устремились вверх. В результате третья группа Наиков осталась без противника. С оглушительным ревом отряды столкнулись. Во все стороны рвались струи пламени, хлопали крылья, сверкали острые когти, с глухим стуком сталкивались тела. Наики и Кааны полетели вниз, у одного было в клочья разорвано крыло, другому распороли живот. За ними последовали другие, их рев и стук челюстей едва не оглушили Хирада, перед глазами у которого расходились ослепительные желтые круги.

Но третья группа Наиков продолжала свой полет. Сначала у Хирада не было уверенности, что они охотятся на Ша-Каана и Воронов. Но потом Наики изменили курс — они мчались наперерез Ша-Каану, Лос-Каану и Хин-Каану и их беспомощным седокам.

Хирад огляделся по сторонам, рассчитывая увидеть других Каанов, которые могли бы атаковать врага… Повсюду шли беспорядочные схватки. Хирад не сомневался, что никто не видит несущихся к ним Наиков, и обратился с предупреждением к Ша-Каану. Тот в ответ увеличил скорость.

— Мы должны сделать это сейчас. Другого раза может не быть.

Если они долетят до края разрыва, то другие Кааны остановят врага, но Хирад видел, что им не удастся опередить Наиков. Он посмотрел налево, направо, стараясь разглядеть друзей. Маги держали руки перед собой, сложив ладони, их глаза были закрыты, головы откинуты назад, они продолжали создавать заклинание, чтобы уничтожить разрыв и положить конец войне в небесах. Перепуганные воины крепко прижимали к себе магов.

Они приближались к разрыву; одновременно сокращалось расстояние до Наиков. Хирад уже слышал их рев, дерзкий и уверенный, отметил, что они слегка увеличили расстояние между собой, чтобы не мешать друг другу сражаться. Пройдет еще несколько мгновений, и Вороны сгорят в жарком пламени. Ша-Каан допустил роковую ошибку. Помощь так и не пришла.

Сверху и слева от Хирада разошлись тучи, и три дюжины драконов ринулись вниз. Сердце Хирада радостно забилось, но он сразу же понял, что это не Кааны, а Берет. Хирад закрыл глаза, дожидаясь близкого конца, он знал, что почувствует мгновенный жар, но не хотел ничего видеть.

Однако Вереты промчались мимо и устремились на ничего не подозревающих Наиков. Прошло еще несколько долгих мгновений, и каждый Наик оказался в окружении нескольких ловких и вертких морских драконов.

Ша-Каан еще немного увеличил скорость, и троица Каанов с Воронами на спинах подлетела к разрыву. Ша-Каан приказал прекратить оборону разрыва и сделал осторожный разворот, Нос и Хин неотступно следовали за ним. Илкар неожиданно произнес незнакомые Хираду слова, направил ладони в сторону разрыва, и с пронзительным криком выпустил заклинание. Три видимых полосы маны протянулись к краю разрыва, одна темно-синяя, другая оранжевая, третья желтая. Словно кошки, брошенные уверенной рукой матроса, они прикрепились к краям разрыва, и разноцветные полосы начали свиваться в прочный канат маны, который шипел и дергался, но его концы продолжали удерживать маги.

Ша-Каан взревел, и ему ответили Нос и Хин. Другие драконы присоединили свои голоса к их дружному воплю.

— Хирад, ты готов? — спросил Илкар.

— К чему?

— К самой немыслимой гонке в твоей жизни! — вскричал маг из Джулатсы.

Трое драконов с Воронами на спинах притормозили, развернулись и помчались прямо в разрыв.

Хирад закричал, сообразив, что разрыв стремительно приближается. У них за спиной канат маны ударял по стенам коридора, намертво присасываясь к нему в тех местах, где происходило касание. Послышался нарастающий грохот, напоминающий грозу в горах, а потом, совершенно неожиданно, Илкар отпустил свою нить маны. Она изогнулась и устремилась в глубь коридора, оставляя за собой разноцветный шлейф. Обнажились черные пятна пустоты, яростно завыл ветер.

Илкар повернулся и что-то прокричал, но Хирад ничего не разобрал. Коричневый коридор по всей своей длине начал растворяться, а края разрыва соединялись, посылая вперед мощные волны воздуха, которые словно пушинки бросали из стороны в сторону огромные тела драконов. Хираду вдруг показалось, что Ша-Каан похож на птицу, застигнутую ураганом.

Он наклонился вперед, изо всех сил вцепившись в веревку. Хирад даже не мог кричать, в легких не осталось воздуха.

Наконец Ша-Каану удалось выровнять полет. Хирад рискнул оглянуться и увидел, что их нагоняет черная волна пустоты.

— Ша-Каан, быстрее! — мысленно попросил он, но в ответ ощутил лишь множество не связанных между собой обрывочных мыслей.

Стремительно темнело, коридор распадался. Еще несколько ударов сердца, и их поглотит пустота, что царит между измерениями…

Трое драконов вынырнули в пространство Балии. Ша-Каан резко свернул в сторону от разрыва и полетел еще быстрее, перпендикулярно огромной полосе на небе. Хирад размахивал руками и кричал от переполнявшей его радости.

Вороны вернулись.

Джейеш увидел, как по краям разрыва пробежала рябь, молнии больше не сверкали в его глубинах. Из темноты вынырнули три дракона, которые сразу же резко свернули в сторону. Но он не обращал на них внимания. По всей длине разрыва пошли глубокие трещины, на место черному приходило коричневое — цвет, который Джейеш уже привык считать нормальным. Края разрыва стремительно сходились, глаз не поспевал за ними; затем они соединились в центре, и поток воздуха устремился вниз.

Могучий ветер подхватил полы плаща и взметнул вверх столбы пыли.

— О боги, — прошептал Джейеш.

Темнота окутала землю.

Хирад смотрел на Парве. Центр разрыва устремился вниз, затопляя землю невероятной мощью пространства между измерениями. Она ревела между зданиями, выла на открытых местах, бескрайний мрак обрушился на Балию. А потом мрак исчез с таким чудовищным грохотом, что у всех свидетелей чуда еще несколько дней звенело в ушах.

Парве превратилось в гладкую равнину. Не осталось даже развалин зданий, которые могли бы рассказать об исчезнувшем городе.

— О боги, — прошептал Хирад.

— Справедливость, — сказал Илкар.

— Только не для ученых, которые продолжали следить за ростом тени, — прошептал Хирад.

Илкар ничего не ответил.

Между тем Ша-Каан, не теряя времени, развернулся к Блэксонскими горам.

— Летим к дому Септерна, — ответил Ша-Каан на невысказанный вопрос Хирада. — Твои люди там сражаются. Нельзя допустить, чтобы враги уничтожили это место. Оно священно для Каанов.

Деррик свалил вражеского воина могучим ударом в грудь, чувствуя, как в нем бурлит сила. Генерал быстро продвигался вперед, воины и маги не отставали. Заклинания удавались магам не так часто, как в начале, но по-прежнему наносили врагу колоссальный урон. Неприятель не оказывал серьезного сопротивления, и Деррик уже видел висминцев, атакующих развалины дома.

— Армия, ко мне! — крикнул он и побежал по открытому участку земли.

Неожиданно земля задрожала, и он упал на колени. Затем последовали новые сильные толчки. Деррик огляделся по сторонам и увидел, что многие солдаты повалились на землю. Протекторы быстро вскочили на ноги, однако атаковавшие их висминцы отпрянули назад.

Стены давно покинутого дома рушились на глазах у многочисленных зрителей.

Последовал третий толчок, дом задрожал, и кирпичные стены обрушились внутрь глубокой расселины, где на фоне непроницаемой тьмы сверкали вспышки света. Огромный столб пыли поднялся в небо, за ним выплеснулась струя тьмы, тут же засосавшая все внутрь, и края расселины сомкнулись.

Дом исчез.

Висминцы радостно закричали, подбрасывая топоры вверх. Воины обнимались, победная песнь вырвалась из тысяч глоток.

Деррик поднял руку, и его люди остановились. Он молча наблюдал за тем, как Протекторы, успевшие убрать оружие в ножны, наклоняются, чтобы собрать маски погибших собратьев. Потом они отошли в сторону.

Висминцы расступились, словно что-то почувствовали. Возможно, они были просто счастливы, что им больше не нужно сражаться с таким страшным врагом.

Постепенно пение смолкло. Все больше и больше висминцев собиралось на опустевшем поле брани возле исчезнувшего дома Септерна. Сражение еще не закончилось. До победы было далеко. Им противостояла армия Деррика.

Воюющие стороны внимательно наблюдали друг за другом, потом ряды висминцев расступились, чтобы дать пройти своему лидеру. Тессея.

— Генерал Деррик! — позвал он.

— Лорд Тессея, — ответил Деррик через полосу в сотню ярдов, которая теперь разделяла армии.

Уцелевшие висминцы присоединились к своим соплеменникам; войска Деррика не были окружены, хотя враг по-прежнему имел численное превосходство.

— Быть может, нам следует провести еще одни переговоры, чтобы обсудить условия вашей капитуляции, — предложил Тессея.

— Не думаю, — возразил Деррик, и его войска поддержали своего генерала воинственными криками. — Хочу напомнить, что вы не поверили мне в прошлый раз, а я считаю себя человеком слова.

И он показал на запад, где далеко над Блэксонскими горами чернел разрыв.

— Вы видите, Вороны пытаются нас спасти. Пусть я буду проклят, если позволю им вернуться в страну, которой управляете вы, Тессея.

— Храбрые слова для человека, оказавшегося в таком неприятном положении, — заметил Тессея. — Вам бессмысленно ставить условия, ведь даже ваши лучшие воины прекратили сражаться. — Он показал на Протекторов, которые зашагали в сторону Зитеска, но вдруг остановились и посмотрели в небо. Тессея пожал плечами. — И как, спрашивается, вернутся ваши Вороны? Теперь дыра, через которую могли явиться ваши союзники, благополучно закрыта.

Издалека донеся необычный звук. Впрочем, Деррику уже приходилось его слышать, оставалось надеяться, что на сей раз он не предвещает появление врага.

— Существуют разные способы, лорд Тессея.

Протекторы продолжали стоять на месте, их скрытые масками лица все еще были обращены к небу. На горизонте появились три стремительно приближающиеся точки.

— Похоже, они будут здесь очень скоро.

— Даже если так, то вам это уже не поможет. Давайте обсудим условия капитуляции. А если вы откажетесь, то всех балийцев ждет смерть.

— Сами по себе Вороны вряд ли изменят соотношение сил. А вот их друзья — совсем другое дело. — Деррик повернулся к ближайшему офицеру. — Боги, к нам летят драконы. Надеюсь, с ними возвращаются Вороны, в противном случае нас всех ждет быстрая смерть.

И он зашагал навстречу Тессее.

Они встретились посреди полосы, разделяющей армии, отвесили друг другу вежливые поклоны, но остались стоять на некотором расстоянии.

— Сложная ситуация, не так ли? — заметил Тессея, лицо которого сохраняло самодовольное выражение.

— Не сказал бы, — ответил Деррик. — Ваши армии вторглись в наши земли, мы на каждом шагу оказывали вам сопротивление, и теперь вы решили обговорить условия вашей капитуляции, чтобы избежать непредсказуемых последствий.

Тессея сложил руки на широкой груди. Деррик заметил у него на плечах и доспехах сгустки засохшей крови.

— Любопытная точка зрения, в особенности если учесть, что я заставил сдаться тот жалкий отряд, который вы вчера направили через лес. Вас намного меньше, а козырей не осталось никаких. Зато в моих руках много жизней, нити которых я могу прервать без колебаний.

Деррик незаметно посмотрел направо и увидел, что точки заметно увеличились. Ему не придется затягивать переговоры.

— Очень хорошо, — сказал Деррик, слегка опустив голову. — Сформулируйте свои условия. Я хочу услышать, что в вашем представлении называется почетной капитуляцией.

Тессея усмехнулся; ветер шевелил его волосы, дождь неожиданно прекратился. Он широко развел руки в стороны.

— Даже дождь ждет моих слов… Я больше не хочу, чтобы проливалась кровь. Все солдаты и офицеры, стоящие у вас за спиной, сложат оружие и перейдут под командование моих офицеров. Они будут оставаться здесь до тех пор, пока им не подыщут подходящую работу.

Вы последуете за моей победоносной армией в Корину, где проведете переговоры о сдаче города. Обращаться с вами и вашими солдатами будут хорошо. Третье…

Волна ужаса пробежала по шеренгам висминцев и балийцев. Тессея обернулся и нахмурился. Теперь пришел черед Деррика самодовольно улыбаться.

— Извините, милорд, но ваши условия неприемлемы.

Сердце отчаянно колотилось у него в груди, и он безмолвно взмолился богам, чтобы это оказались драконы из Рода Каанов.

— Вы понимаете…

— Молчать! — вскричал Деррик, и в его голосе послышалась такая сила, что Тессея заметно вздрогнул. — Вы поставили под сомнение мое слово и теперь пожалеете об этом. Вы спросили, как Вороны сюда вернутся?.. Посмотрите в небо. Там вы найдете ответ.

Он поднял руку и указал в небо. Вопреки собственному желанию Тессея повернул голову. Деррик увидел, как побледнел висминский вождь и от удивления разинул рот. Закричали солдаты. Многие обратились в бегство, но если балийские капитаны быстро навели порядок в своих рядах, то висминские командиры бежали вместе с рядовыми воинами.

Однако Тессея сохранил достоинство, отступив туда, где только что стояли его солдаты.

Только после этого Деррик позволил себе повернуться. Он увидел, как к ним, быстро теряя высоту, мчатся драконы. Теперь уже не вызывало сомнений, что на спинах у них кто-то сидит.

Деррик не выдержал и расхохотался.

Висминцы обстреливали их из луков, несколько раз делали вид, что идут в наступление, обвиняли балийцев в трусости… Однако кавалерия четырех университетов во главе с Блэксоном и Гресси не отвечала на провокации — они прекрасно понимали, что могут в любой момент оторваться от противника.

В конце концов, как и предполагал Блэксон, любопытство командира висминцев взяло верх, и он, подняв красно-белый флаг переговоров, вышел вперед в гордом одиночестве. Блэксон и Гресси выехали ему навстречу.

Разговор получился коротким.

— Меня зовут Адеселлер. С кем имею честь вести переговоры?

— Бароны Блэксон и Гресси, — ответил Блэксон.

— А где ваши войска?

Только теперь Гресси понял, что придумал Блэксон, и причины, по которым висминцы их не атаковали.

— Ну да, так я вам и сказал, — отвечал Блэксон. — Возможно, они рассредоточены вокруг лагеря и ждут, когда вы пойдете в решительное наступление. Однако не исключено, что они ушли ночью, чтобы атаковать вашу армию, которая штурмует дом Септерна.

Вы можете выяснить истину, если пойдете на нас в атаку, — и тогда мы просто уведем свою кавалерию. Или вас ждет засада — и вы будете разбиты. Или можете отправиться к дому Септерна. Вы окажетесь там еще до наступления сумерек. Выбор за вами.

Ветер шевелил влажную ткань палаток. С неба продолжал лить дождь. Адеселлер посмотрел на ровные ряды палаток. Там царила тишина, но в любой момент оттуда могла прийти смерть.

— Вам не остановить наступление висминцев, — заявил Адеселлер.

Потом он повернулся и увел своих солдат обратно в лагерь. Через полчаса Блэксон и кавалеристы уже сидели в седлах. Вернувшийся разведчик сообщил, что висминцы быстрым маршем двинулись на восток.

— Ну, друзья мои, — сказал Блэксон. — Похоже, пришло время забрать раненых. Здесь им будет гораздо удобнее.

Он развернул свою лошадь, и кавалерия последовала его примеру.

Неожиданно раздались громкие крики. Со стороны Блэксонских гор к ним неслись три огромные тени. Гресси хотел спросить у эльфа, что это такое, но и сам все понял.

— Спешиться! Спешиться! — закричал капитан, когда лошади, почуяв новую, страшную угрозу, начали бить копытами и пытались встать на дыбы.

Приказ был тут же выполнен, и лошади, очутившись на свободе, мгновенно разбежались.

— О боги! — воскликнул Гресси, чувствуя, как по спине побежали струйки пота.

Он стоял на месте, не в силах сделать даже шага. Рядом застыл Блэксон.

Драконы приближались, золото их огромных тел сверкало на фоне серого, покрытого тучами неба. Чудовища продолжали снижаться, потом одно из них оглушительно взревело, и они пронеслись мимо. Гресси резко развернулся, едва не свалившись на землю. Он мог бы поклясться, что слышал смех.

Когда драконы скрылись за горами, барон повернулся к Блэксону. Улыбка преобразила лицо его приятеля, и он трясущейся рукой похлопал Гресси по плечу.

— Что это было?

— Разве ты не заметил? — спросил Блэксон, показывая вслед драконам.

— Заметил? Да я чуть в штаны не наложил!

— Нет. — И Блэксон принялся хохотать. — Я о всадниках. О, мой дорогой Гресси, мы победили. Ты что, не видел Воронов?

— Ты… — Гресси еще раз посмотрел в сторону далеких гор.

Драконы исчезли, и он почувствовал, что начинает успокаиваться.

— Милорды? — обратился к ним кавалерийский капитан. Офицер снял шлем, его лицо заметно побледнело, но в руках он держал небольшой ларец.

— Да, капитан, — сказал Блэксон.

— Я подумал, что нам всем это не помешало бы… — И он открыл ларец, в котором оказались небольшая бутылка блэксонского виноградного спирта и четыре маленьких стаканчика. — Я хранил ее для особого случая. Полагаю, сейчас самое время.

— Мой дорогой мальчик, — ответил Гресси, в душе которого все пело, а голова слегка кружилась, словно он уже хорошо приложился к бутылке. — Ты только что сделал счастливым одного немолодого человека.

Хирад видел стоявшие друг напротив друга армии, но развалины дома исчезли. Шa-Каан устремился вниз, и сердце Хирада вновь замерло, когда он почувствовал, что постепенно сползает по могучей шее. Многочисленные зрители уже сообразили, что Ша-Каан намерен приземлиться, и Хирад приветственно закричал, наблюдая за тем, как воины разбегаются в стороны, подчиняясь распоряжениям командиров.

Ша-Каан поднял голову, аккуратно сложил крылья, его лапы с глухим стуком ударились о землю. Хирад тут же выхватил кинжал и перерезал веревки. Ему вдруг нестерпимо захотелось вновь почувствовать под ногами траву и твердую землю, пусть даже залитую кровью. Великий Каан наклонил шею, и Хирад соскользнул вниз, но не удержался и начал падать. Тут же дружеские руки подхватили его за плечи, помогая подняться.

Он повернулся и оказался лицом к лицу с Дерриком. Они обнялись, похлопывая друг друга по спинам.

— Значит, ты все еще жив? — спросил Хирад, делая шаг назад.

— Все еще жив, — кивнул Деррик. — Ладно, поздравлять друг друга будем потом. Если ты не заметил, хочу тебе сообщить, что по другую сторону от дракона находится армия висминцев.

Хирад принялся хохотать так, что на щеках у него выступили слезы.

— Красиво сказано. — Хирад понемногу успокаивался. — Война закончена. Потребуй от висминцев, чтобы они увели свои войска к востоку от Блэксонских гор. Если не послушаются, я готов организовать для них небольшую демонстрацию силы, понимаешь?

Деррик улыбнулся и кивнул.

— Посмотрим, что у меня получится. — И он решительно зашагал в сторону висминцев.

Хирад неторопливо подошел к Ша-Каану, возле которого собрались остальные Вороны, чтобы понаблюдать за переговорами Деррика с Тессеей. Хирад положил руку на голову дракона.

— Благодарю тебя, Великий Каан.

Старый дракон открыл один глаз и близоруко посмотрел на своего драконера.

— Ты спас Каанов, ты и твои Вороны. Это я должен тебя благодарить.

— Но почему я слышу в твоем голосе грусть?

— Дом Септерна исчез. Для нас это большая потеря, ведь там находились ворота, а теперь, когда исчезли ворота над Парве… Мне неизвестно, существуют ли другие.

— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Хирад.

— Он думает, что застрял здесь, в нашем измерении, — вмешалась Ирейн. — Во всяком случае, на некоторое время.

— Но вы ведь можете вернуть их домой? — спросил Хирад, оглядев трех магов. Они покачали головами. Хирад вновь посмотрел на Ша-Каана.

— Ты знал, что этим может кончиться, так? Вот почему ты прилетел сюда? Хотел убедиться в том, что ворота Септерна все еще работают?

— Конечно, — ответил Ша-Каан. — Но какое значение имеет жизнь трех драконов, когда речь идет о выживании всего Рода. Невелика жертва.

Хирад с трудом подбирал слова.

— Мы вернем вас обратно. Найдем способ. — Он улыбнулся. — В конце концов, мы же Вороны.

— Неужели твое тщеславие не знает границ? — спросил Денсер. Его глаза сияли.

— Не знает, — ответил Хирад.

Он оглядел своих друзей. Деррик что-то говорил Тессее, и висминский лорд кивал, не отводя глаз от троицы драконов, отдыхавших посреди армии балийцев. Безымянный пожимал руки уцелевшим Протекторам. Денсер и Ирейн стояли обнявшись, в их глазах сияла любовь. Ша-Каан поднял голову, чтобы осмотреть свой новый дом, и в его мыслях мешались ликование, печаль и великая надежда. А Илкар стоял, скрестив руки на груди и качая головой.

Они справились. Даже теперь он с трудом мог этому поверить.

Только Фрона нигде не было видно. Высокий светловолосый воин исчез сразу же после приземления. Он соскочил с дракона и незаметно ускользнул прочь. Фрон хотел побыть один. Хирад его понимал. Он вернется, когда будет готов.

По рядам балийцев пробежали тревожные крики. Они показывали в сторону лагеря висминцев. Хирад посмотрел в том же направлении.

— Не трогайте его, — приказал Хирад. — Он не причинит вам вреда.

Фрон подбежал к Хираду, который присел рядом с ним на корточки и погладил по голове.

— Я не мог бы этого сделать, если бы ты остался человеком, — сказал варвар. На губах у него появилась печальная улыбка. — О, Фрон, что ты наделал?

Волк серьезно посмотрел на него, и его желтые глаза увлажнились. Он понюхал воздух и дружелюбно зарычал. Несколько мгновений Хирад с трудом удерживал слезы.

— Не знаю, понимаешь ли ты меня, Фрон, но помни одно, — хрипло сказал он, и весь мир вокруг них исчез. — Ты всегда будешь оставаться Вороном. И мы всегда будем тебя помнить. Удачи тебе. И пусть твоя душа найдет покой.

Он почувствовал ладонь на своем плече.

Рядом стоял Илкар. Эльф лишь молча сжал его плечо.

Фрон сделал шаг вперед, лизнул щеку Хирада, повернулся и побежал прочь.

Джеймс Баркли "Крик новорождённых" (Восходящие Эстории-01)

Клэр, в которой смысл моей жизни

СПИСОК ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ

Жители Вестфаллена

Ардол Кессиан — отец Восхождения, Слушающий Ветер

Виллем Гесте — Ступень Восхождения, Огнеходец

Дженна Кессиан — Ступень Восхождения, Объявляющая Боль

Андреас Колл — Ступень Восхождения, Хранитель Земли

Эстер Наравни — Ступень Восхождения, Хранительница Земли

Гвитен Терол — Ступень Восхождения, Хозяйка Стад

Меера Наравни — Ступень Восхождения, Огнеходец

Йен Шалк — Ступень Восхождения, Воднорожденная

Ардуций — Восходящий

Гориан — Восходящий

Миррон — Восходящая

Оссакер — Восходящий

Элса Геран — чтица Вестфаллена

Брин Марр — кузнец

Служащие Эсторийского Конкорда

Эрин Дел Аглиос — Адвокат Эсторийского Конкорда

Пол Джеред — казначей сборщиков

Фелис Коройен — канцлер ордена Всеведущего

Арван Васселис — маршал-защитник Карадука

Томал Юран — маршал-защитник Атрески

Катрин Мардов — маршал-защитник Гестерна

Орин Д'Аллинниус — главный ученый Адвоката

Арков — капитан дворцовой стражи

Эрит Менас — сборщик

Арин — сборщик

Легионы Северного фронта

Роберто Дел Аглиос — генерал армии

Даваров — мастер мечников, 21-я ала

Элиз Кастенас — мастер конников, 8-й легион

Горан Шакаров — мастер мечников, 15-я ала

Дахнишев — мастер-хирург

Рован Неристус — мастер-инженер

Эллас Леннарт — глас ордена Всеведущего

Легионы Восточного фронта

Гестерис — генерал армии

Павел Нунан — мастер мечников, 2-й легион

Дина Келл — мастер конников, 2-й легион

Легионы Южного фронта

Джорганеш — генерал армии

Парнфорст — мастер мечников, 34-я ала

Мореплаватели Конкорда

Гай Кортоний — адмирал, главнокомандующий окетанов

Карл Ильев — командир отряда, эскадра окениев

Патония — капитан, «Гордость Кирандона»

Антус — такелажник, «Гордость Кирандона»

Горрес — хирург, «Гордость Кирандона»

Граждане и другие

Лина Горсал — претор Брода Чаек, Атреска

Хан Джессон — гончар из Брода Чаек

Харбан Квист — проводник карку

Изенга Квист — Гор-Камас карку

Ренсаарк — сентор, отряд Царда

Крейсан — просентор, отряд Царда

ГЛАВА 1

834-й Божественный цикл, 1-й день от рождения генастро, 1-й год истинного Восхождения

И вот они лежат и мирно спят. Новорожденные и беспомощные. Прекрасные и хрупкие. Сейчас они мало чем отличаются от всех остальных младенцев, пришедших в этот благословенный Богом мир.

Никогда еще четверку новорожденных не разглядывали с такой тревогой, надеждой и восхищением. Казалось, атмосфера столь напряженного молчания должна была растревожить младенцев, заставить их проснуться, заплакать. Но они спали спокойно.

Жадно вглядываясь в крошечные лица, у колыбелей столпились те, для кого эти три мальчика и девочка, прожившие на свете всего лишь считанные часы, являли собой вершину самоотверженных усилий многих поколений. Но даже им, носящим титул Ступеней Восхождения, было неизвестно, смогут ли эти дети совершить то, что им предназначено. Несмотря на все приобретенные знания и бесконечный анализ записей, которые велись уже несколько сотен лет, полной уверенности не было.

И сколько бы присутствующие ни пытались прочесть знаки судьбы на безмятежных младенческих личиках, они знали наверняка: никакого знамения не будет. Младенцы не раскроют тайну — обладают ли они хоть чем-нибудь из того, чем должны обладать по тщательным подсчетам. Ступени Восхождения собрались вокруг колыбелек, не сговариваясь, в едином порыве. Все они ощущали нечто необыкновенное. После бесчисленных разочарований и ложных всходов на этот раз все было иначе. Должно быть иначе.

Шела Хаси стояла за колыбельками, а перед ними столпились семеро из восьми Ступеней. Впереди неизбежное, нестерпимо долгое ожидание проявлений истинного таланта. Но все последующие годы, пока не наступит разочарование, они будут хранить в сердцах надежду и мечтать об осуществлении предназначения, истоки которого теряются в тумане древней религии и веры. Присутствие Ступеней внушало Шеле трепет. Все жители Вестфаллена были связаны друг с другом родственными и иными узами, так сложилось за долгие века, однако Ступени Восхождения отличала некая аура, отделявшая их от остальных. На их облик наложили печать сохранившиеся способности, поразительная самоотдача и всепоглощающая решимость.

Время от времени Шела испытывала уколы зависти. До десятилетнего возраста она сама была Воднорожденной. Это чудесное время навсегда останется с ней. В тот день, когда она утратила талант, Шела едва не утонула.

С тех пор прошло почти сорок лет, и все равно время от времени она ощущала эту потерю так остро, как в самый первый миг. Ощущала как насилие над телом. Будто у нее похитили нечто такое, что она привыкла считать своим по праву. Поэтому она завидовала Ступеням, которые сохранили неразрывную связь с Восхождением и смутно ощущали те потенциальные способности, которыми наделены эти младенцы.

И в то же время Шела жалела Ступени, отлично понимая их постоянное беспокойство. Хотя те, чьи таланты гасли, обычно переносили эту утрату в раннем возрасте, случалось, что их лишался зрелый человек. Пережить подобную боль, наверное, невыносимо. Каждую ночь она, как и любой другой член пряди, молилась, чтобы Ступени не подверглись такому испытанию. И пока Бог был благосклонен к их молитвам.

Шела улыбнулась Ступеням. Люди, перед которыми преклонялись жители Вестфаллена, были очарованы новорожденными. Все, начиная с Ардола Кессиана, одного из трех ныне живущих представителей первой пряди, и кончая Йен Шалк, едва шагнувшей в отрочество и только привыкающей к своему предназначению. Какой он милый, Ардол Кессиан. Ему уже сто тридцать три года, он потерял все волосы и сгорбился, но все еще бодр. Его улыбка согревала в холодный день, а голос, низкий и звучный, приносил утешение Ступеням всех поколений. Он был несравненным Слушающим Ветер и точно предсказал, что во время рождения младенцев и в течение нескольких следующих дней установится теплая погода.

— Они прекрасны, не правда ли? — сказала Шела, и ее шепот громко разнесся в тишине уютной, залитой солнцем детской.

Через открытые окна струился легкий морской бриз, принося свежесть и прохладу. Шела слышала, как горячий пар шелестел по трубкам гипокоста под плитками пола, мягким теплом согревая воздух и нежные тела новорожденных.

Темно-зеленые глаза Кессиана лучились под истончившимися дугами бровей.

— Великолепны. Бесценны. В них сосредоточены все наши надежды и желания, хотя они этого не знают. — Он кивнул. — И я одобряю имена. Прекрасный выбор.

Ардол Кессиан протянул слегка дрожащую руку, чтобы по очереди погладить лобик каждого малыша, продолжая тихо говорить:

— Миррон. Многое ляжет на твои плечи. Помимо прочего, что выпадет на твою долю, тебе придется вынести бремя материнства. Твои братья по пряди, которые сегодня лежат рядом, будут всегда поддерживать тебя, как и ты их. Оссакер и Ардуций, вы носите имена великих героев-воинов, но вам никогда не придется сражаться. Ваша участь в мирных деяниях. И ты, Гориан. Ты поистине благословен именем отца нашего. Храни его. Будь верен его памяти. Исполни свое предназначение и вместе со своими братьями и сестрой достигни того, чего не можем мы. И используй это на благо всем нам во имя Бога Всеведущего.

Ардол Кессиан повернулся к человеку, с которым дружил уже сто лет, к Виллему Гесте из второй пряди.

— Виллем, молитву.

Ступени сблизились, и каждый опустился на одно колено, левой рукой касаясь земли и воздев правую к небу открытой ладонью вверх. Шела положила руки на крайние колыбельки, словно обнимая всех новорожденных.

— Восхождение предстоит перед Тобой, Господи, чтобы передать этих новорожденных детей под Твое покровительство. Тех, которые, как мы горячо надеемся, станут Твоими самыми могущественными слугами на этой земле. Мы обещаем воспитать и обучить их, чтобы они, в свою очередь, творили дела Твои, охраняя землю и море и всех, кто уповает на них, пока Ты будешь благословлять их жизнью. Мы молим Тебя хранить, беречь и любить их, как всех Твоих детей. Мы молим об этом во имя истинной веры Всеведущего. Мы — Ступени из чистых прядей Восхождения — взываем к Тебе, Господи. Да будет так.

— Как было всегда, — хором заключили остальные.

— Спасибо, Виллем, — сказал Кессиан, вставая. — А теперь, пока Шела не выставила нас отсюда, давайте уйдем и дадим этим малышам отдохнуть.

— А можно мне немного побыть с ними? — Голос Йен Шалк звучал жалобно.

Кессиан прижал палец к губам. Шела улыбнулась про себя.

— Подожди минутку, юная Йен, — ответил он. — Прежде всего, Гвитен, Меера, — марш в постели. Не знаю, почему вам взбрело на ум торчать здесь с нами сразу после родов. Вы, должно быть, совсем измучились.

— Мы — Ступени Восхождения, — заявила Гвитен Терол, мать Миррон. — Это наш долг.

Ее голос звучал гордо, но лицо осунулось от усталости.

— Тем не менее, вы слишком рискуете собой, — мягко проговорил Кессиан, и в его голосе, несмотря на укоризненные слова, звучала всегдашняя теплота. — Виллем, Дженна, нам нужно еще раз просмотреть записи. Необходимо найти кое-какие ответы, хотя я и подозреваю, что немалая часть наших новых знаний спит сейчас в этих кроватках. Юная Йен, я не сомневаюсь, что Шела будет рада твоему обществу и сейчас, и позже. Однако сегодня наша нянюшка должна познакомиться поближе со своими подопечными, и лучше оставить ее одну. Напоминаю тебе, что рыбаки хотели бы знать, где им сегодня забрасывать сети. Погода прекрасная, море теплое. Может, ты отыщешь нам косяк рыбы, девочка? Иначе вечерний пир будет скуден, не правда ли?

Йен откликнулась улыбкой, полной обожания, и Шела снова ощутила привычный укол зависти к таланту юной Воднорожденной. До сих пор ей снились картины подводного мира и места, где она побывала, пока у нее не отобрали право находиться под волнами.

Благодаря рассказам юной девушки Шела вспоминала прошлое и, в свою очередь, была единственной, кто по-настоящему понимал Йен. За последний год они очень сблизились. Шела опустила глаза. Несмотря на то что все уважали ее как члена пряди и ценили как опытную няню, ей никогда не быть одной из них, не ощутить узы Восхождения, которые их связывают.

Дверь в детскую отворилась, и через порог шагнула Эстер Наравни, Хранительница Земли пятой пряди, женщина вспыльчивая и неистовая. Ей давно перевалило за шестьдесят, но, казалось, с возрастом ее силы и энергия только прибавлялись. Эстер обвела взглядом Ступеней — и ее лицо мрачнело по мере того, как глаза скользили по лицам.

— Меера, что ты тут делаешь, скажи на милость? И ты тоже, Гвитен. Вам не следовало вставать с постелей!

— Ступени собрались, чтобы благословить новорожденных, — ответила Меера. — Так что скорее я должна спросить, почему тебя здесь не было?

— Ты ведешь себя как капризный ребенок, —сердито проворчала Эстер. — Мне придется присматривать за тобой до самой старости, Меера?

— Я уже тысячу раз тебе говорила. Ты мне не мать.

Лицо Эстер смягчилось. Шагнув к Меере, она прижала ладони к ее щекам.

— Да. Но я твоя сестра и люблю тебя больше всех живущих на этом Богом благословенном свете. Ты — мать девятой пряди, пряди, которая, о чем мы все горячо молимся, приведет нас к Восхождению, и я не желаю видеть, как ты рискуешь собой. Пожалуйста, Меера, роды были трудными. Тебе надо отдыхать.

Меера понурилась и кивнула.

— Знаю. Но это все так волнующе… и посмотри на мое прелестное дитя.

Лицо Эстер просияло.

— Я прежде всего гордая тетка и гордая сестра, а уже потом одна из Ступеней. У тебя прекрасный сын, особенный сын. А теперь пойдем. Гвитен, и ты тоже. Помогите друг другу лечь.

Все остальные расступились, а Виллем открыл дверь.

— Благослови вас Бог, — улыбнулся он. — Хорошего сна.

— Так, — сказала Эстер, как только дверь снова закрылась. — Ардол, толпа на форуме собралась с самого рассвета. Люди терпеливо ждут, но все же пора сообщить им хоть что-то.

— Ты права, — кивнул Кессиан. — Нет смысла и дальше оставлять их в неведении.

— Совершенно верно. — Эстер повернулась к няне. — Шела, как они?

— Мирно спят. И еще немного спокойного сна им не повредит.

Эстер подмигнула ей и пошла к двери.

— Я поговорю с горожанами. Остальные — вон отсюда.

* * *

Детская выходила прямо на вымощенную мрамором колоннаду, которая окружала сады внутреннего двора виллы Восхождения. Солнце уже раскалило плиты под ногами, жар чувствовался даже сквозь сандалии. Яркие лучи играли на воде, стекавшей из четырех фонтанов, которые были установлены в центре каждого квадранта круглого двора. Благоухание и яркая окраска лепестков, бутонов, трав и кустарников создавали ликующую атмосферу расцветающей жизни. Эстер вдохнула ее, чувствуя прилив энергии.

Возбуждение, наполнившее ее при взгляде на лучшие и самые светлые надежды Восхождения, как на крыльях пронесло ее через прекрасные сады, затем по длинному парадному вестибюлю и прохладной приемной. И вот она уже на улицах Вестфаллена.

Вестфаллен приютился в центре бухты с крутыми склонами, которая в сотне миль к югу соединялась с бескрайним океаном. В полумиле от стен гавани срывался с высоты в тысячу футов и обрушивался вниз живописный водопад Генастро, черпавший воды из Ивового озера, расположенного на востоке, в двух милях от города.

Вилла стояла на холме, выше основной части города, выходя фасадом на великолепный золотистый залив с бетонными и каменными постройками гавани. На пологих холмах вокруг города располагались большие усадьбы, окруженные сельскими угодьями. На полях зрели посевы, стада мирно паслись или безмятежно грелись на солнышке. Внизу, ближе к форуму, на узких, плотно застроенных улочках теснились невысокие дома, перемежаемые немногочисленными многоквартирными зданиями с магазинами на первых этажах.

Сейчас город обезлюдел. Все тридцать баркасов рыбачьей флотилии вытащили на берег, под лениво колышущимися на ветру тентами магазинов не видно ни одного человека. Видимо, все жители собрались на форуме. Эстер слышала гул голосов и видела толпу людей перед молельней. Сотни горожан ожидали новостей. Торопясь к ним и при этом стараясь не сбить дыхание, Эстер уловила волну смеха, прокатившуюся по толпе. Хорошо, что кто-то развлекает жителей.

Она вышла на форум позади молельни и поднялась по нескольким ступенькам, ведущим на помост. Окружавшие мощеную площадь магазины и лавки пустовали. Солнце отражалось от полированных колонн, крашеных белых стен и крыш из красной черепицы. Голоса смолкли сразу же, как только собравшиеся заметили Эстер. Юные акробаты и жонглеры бросились врассыпную и скрылись в толпе.

Эстер перевела дыхание, чтобы успокоиться, поправила поясок простого голубого платья. Потом пригладила длинные каштановые локоны и окинула взглядом горожан, которые прождали целый день, чтобы услышать ее слова. В этот момент она ощутила на плечах груз своих шестидесяти пяти лет, груз надежд, которые она несла им, и трудностей, которые ожидают всех в случае успеха.

Все они хотели спокойной жизни без каких-либо перемен. Однако то, о чем она сейчас объявит, положит начало изменениям самого решительного характера. На всех лицах читалось напряженное внимание. В глазах тех, кто не был связан с прядями, Эстер тоже видела волнение и наивную радость. Жажду услышать новости, которые она принесла, — и никакого представления о том, как сильно эти новости изменят их жизнь.

Эстер не чувствовала вины — только радость. Потому что каждое обращенное к ней лицо говорило о силе духа и решимости. Тишина стала невыносимой. И она заговорила.

— Друзья мои! Они родились — и у них все хорошо.

Раздавшийся рев толпы едва не сшиб ее с ног.

* * *

Ардол Кессиан поставил локти на стол и утвердил подбородок на сплетенных пальцах. Он поерзал по жесткой скамье, с ворчанием пытаясь найти удобную позу. Жаль, что никто не догадался принести ему подушку. Ночь уже наступила. Звезды расплескались по всему небу, и воздух был чистым и все еще теплым. Дождя не будет семь дней, хотя набежавшие облака через пару дней сделают погоду чуть прохладнее.

Площадь форума перед ним была запружена людьми, чьи лица сияли в свете огней. Оркестр на помосте вновь зазывал усталых танцоров, заиграв еще одну популярную мелодию. Барабан и литавры отбивали ритм, кифара и флейты вели мелодию, а сильный звонкий голос объявлял движения.

Кессиан уже давно не осмеливался выйти в центр форума, чтобы танцевать. Ему не хватало этих ощущений. Энергии и радости, прикосновения женщины, аромата ее кружащегося тела. Внимательного взгляда, пока они делают шаги и повороты. Теперь Ардол Кессиан довольствовался тем, что наблюдал, как молодые поколения повторяют те же ошибки, которые он делал в молодости. Как это было давно! Он повернул голову направо и накрыл ладонью руку Дженны.

— Помнишь, как мы познакомились во время танца?

— Да, Ардол, — ответила Дженна голосом, в котором звучала покорность судьбе. — Ты спрашиваешь меня об этом каждый раз, когда мы смотрим на танец.

— Правда? — Уголки губ Кессиана чуть приподнялись. — Я стал забывчив.

— Ну да, когда тебе это удобно.

Кессиан чуть сжал руку Дженны. Он уйдет первым. Дженна на тридцать лет моложе его. Они уже восемьдесят лет вместе. Он подумал, каково ей будет одной. Возможно, Дженна обрадуется тишине и покою.

— Йен сегодня показала себя молодцом, — проговорил Кессиан, отказываясь поддаваться печали в ночь праздника.

— Это точно.

Ноздри щекотало дымом, запахами жарящейся на углях рыбы, печеного мяса и пенистым дурманом пролитого эля. Йен отыскала стаи морских окуней и сардин. Сети заполнились до отказа, так что завтра утром, когда пройдет похмелье, на рынке будет много рыбы.

— Вы позволите?

Кессиан поднял взгляд и посмотрел через стол. Там стоял Арван Васселис, маршал-защитник Карадука. Он приехал с женой и маленьким сыном еще пять дней назад, получив известие о том, что рождение близится. Флаг маршала — темно-синий, с золотой каймой и двумя вздыбившимися медведями — развевался над его резиденцией, откуда открывался великолепный вид на бухту и гавань.

— Вы, как всегда, вовремя, — сказал Кессиан, собираясь встать.

Васселис жестом попросил его остаться на месте.

— Никогда не пропускаю праздник в Вестфаллене. Я даже привез с собой вина. — Маршал водрузил на стол два причудливо изукрашенных керамических кувшина, несомненно наполненных чем-то выдержанным и дорогим. — Не возражаете, если я присяду?

— Вам нет нужды спрашивать.

— Высокое положение — не повод для грубости, — сказал Васселис, отодвигая скамью, стоявшую напротив. Он наклонился, чтобы поцеловать Дженну в щеку, а потом сел. — Разливайте.

Дженна выплеснула остатки эля из обоих кубков и прихватила еще один, который кто-то забыл у них на столе. Она протерла их куском ткани, висевшим на талии, а потом наполнила вином Васселиса.

— А где первая дама нашей страны? — спросила она.

— Нетта? Наверное, укладывает Кована. Все это пока еще не для него. Лучше пусть спит.

— Разве у вас нет слуг для таких дел?

— Думаю, вы убедитесь, что мы сами неплохо справляемся с родительскими обязанностями, — улыбнулся Васселис. — Кроме того, нам едва ли стоит беспокоиться, так ведь? Только не здесь.

— Вы так и не привыкнете к внешним атрибутам вашего положения, да?

Васселис негромко засмеялся.

— Только попробуйте позволить себе что-то лишнее, Кессиан, и вы убедитесь, что я очень хорошо умею пользоваться атрибутами власти.

Он поднял кубок. Все трое чокнулись и выпили.

— Отличный вкус, — кивнул Кессиан, чувствуя, как выдержанное красное вино мягко течет по горлу, оставляя во рту сладкий аромат спелых слив.

— А вы сомневались? — хмыкнул Васселис.

Друзья замолчали. Кессиан смотрел на профиль Васселиса, наблюдавшего за танцами и празднеством. Он гордился этим человеком. Маршал-защитник вел себя очень непринужденно, не выказывая превосходства и не опасаясь за свой авторитет.

На глазах Кессиана из юного паренька, влюбленного в море, он превратился в правителя Карадука. Маршал был самым влиятельным союзником Восхождения и самым яростным защитником его тайн. И даже при его поддержке необходимость не выпускать секрет за пределы Вестфаллена стоила постоянных усилий и ужасных тревог. Если их надежды оправдаются, то в последующие годы они будут еще больше нуждаться в помощи Васселиса.

Васселис вдруг прекратил стучать пальцами по столу в такт барабанам и устремил на Кессиана взгляд больших карих глаз, красиво сочетающихся с короткими темными волосами. Улыбка теплилась на его мягком, дружелюбном лице, но было бы большой ошибкой расценить располагающую внешность маршала как признак мягкости характера.

— Ну что, — спросил он, — это они?

Кессиан пожал плечами.

— Это зависит от того, насколько вы полагаетесь на знамения и насколько на науку. Даже мне эти совпадения кажутся поразительными. Однако с точки зрения математики мы их во внимание не принимаем. — Кессиан не смог сдержать улыбку и покачал головой, безуспешно пытаясь подавить радостное волнение, которое каждый раз заставляло его трепетать, стоило подумать о них. — Они все родились в один час от матерей, как принадлежащих, так и не принадлежащих к Ступеням, и после одинаково тяжелых родов. В час, когда закончился дождь, разошлись облака, и сквозь них прорвалось солнце. И если верить таким людям, как Андреас Колл и Эстер Наравни, — в час, когда птицы смолкли, а все коровы, овцы и свиньи, собаки и кошки повернули головы к вилле.

— И вы этому верите? — прямо спросил Васселис.

Улыбка Кессиана стала еще шире, и он осушил кубок.

— Я верю, что во время их рождения в атмосфере было нечто такое, что подействовало на все живое. А еще я верю в теорию массового эмпатического выброса эмоций, таких как надежда и любовь. В знамения и предзнаменования я не верю. По крайней мере, стараюсь не верить.

— Ардол, мой старый друг, вы пытаетесь уклониться от ответа. Это они?

Кессиан пожевал губами. Он посмотрел на форум и танцы, на толпы оживленно разговаривающих и пьющих людей. Слитный гул музыки и смеха, ароматные запахи пищи и резкий свет пламени и фонарей ударили ему в голову. И вино очень неприятно усиливало этот шум. Он попытался понять, когда именно стал испытывать такие ощущения.

— Я стар, маршал Васселис. Я не могу допустить, чтобы это оказались не они.

ГЛАВА 2

838-й Божественный цикл, 25-й день от вершины соластро, 5-й год истинного Восхождения

— Наступать строем!

Капитан Элиз Кастенас, Второй кавалерийский легион, Медвежьи Когти Эсторра, пустила свой отряд шагом. На противоположной стороне форума капитан Дина Келл повторила ее маневр, и гастаты колоннами по пять шеренг, с поднятыми щитами двинулись вперед. Мятежники начали отступать, освобождая засыпанное мусором пространство.

Лошадиные копыта звонко цокали по булыжнику. Элиз глядела вперед поверх небольшого круглого щита. Конь под ней шел спокойно. Шоры на глазах заставляли его смотреть только вперед. Толпа была плотной и решительно настроенной. Крики, угрозы и насмешки эхом отражались от зданий, окружавших площадь. За спиной у мятежников находилась базилика, которую они заняли два дня назад, подогреваемые бунтовщиками остального Дорноса. Они отказались допустить сборщиков к книгам и сундукам с податями, что и спровоцировало появление легиона. И Роберто Дел Аглиос, сын Адвоката и мастер мечников Медвежьих Когтей, сообщил ей, что внутри мятежники держат пленных сборщиков.

Кастенас печально покачала головой. Бунты из-за податей. То, что они начались здесь, в Кабрии, традиционно мирной столице северного штата Дорнос, показывало, какие серьезные проблемы все чаще возникают в Эсторийском Конкорде. Медвежьи Когти еще не успели опомниться после кровопролитной бойни в Тундарре. Она молилась, чтобы и эта ситуация не переросла в избиение бунтовщиков.

Передний край толпы попятился, тесня задних. Гневные вопли усилились.

— Прибавить шаг! — скомандовала Кастенас, взмахивая рукой.

Отряд ускорил движение с правого края, вытягиваясь полумесяцем — строем, предназначенным для охвата бунтовщиков. Слева Келл вела свой отряд по прямой, оставляя толпе единственный проход в центральный сад города, где ее удобно будет сдерживать. В центре Дел Аглиос закричал, приказывая бросить оружие и опуститься на колени, положив руки за голову. Никто не подчинился. На форуме собралось несколько сот мятежников, и они орали и презрительно плевали в сторону отряда Конкорда.

Отделение Второго легиона продолжало движение. Безупречная дисциплина. Каждая деталь доспехов сияла свежей полировкой, каждый гладиус и наконечник копья были заточены перед рассветом. Элиз случалось видеть, как ломался строй профессиональных армий при виде наступающих легионеров Конкорда. Эта толпа простых горожан пятилась, но отказывалась расходиться. Они не верили, что Конкорд будет атаковать, и были правы. До определенного момента.

Камни полетели, когда легионеры приблизились на расстояние в двадцать ярдов. Настроение толпы приобрело угрожающий характер. Жалобные возгласы горожан в оправдание протеста против властей смешались с антиконкордовскими выкриками тех, кто надеялся, что дело не ограничится только словесной перепалкой.

— Щиты! — взревел Дел Аглиос.

Его гастаты подняли над головами длинные зелено-золотые прямоугольные щиты. Камни застучали по металлу. Раздался звон бьющейся посуды — ярко раскрашенная керамика присоединилась к дождю метательных снарядов.

— Держать строй! — прозвучал мощный голос мастера мечников. — Давите справа!

Лошади били копытами и храпели. Легионеры стучали мечами и копьями по внутренней стороне щитов. На левом фланге скорость движения возросла. Кастенас перевела отряд на рысь. Толпа перед ней стала выгибаться в сторону выхода, но медленно и неохотно. Не желая снимать осаду с базилики, вожаки призывали сторонников быть смелее и не отступать. Метательные снаряды продолжали лететь — главным образом с верхних ступеней лестницы, где Кастенас заметила груды заготовленных камней. А еще она увидела блеск металла и изгиб лука. Оставалось надеяться, что ради собственного же блага никто в толпе не рискнет применить это оружие.

Шум на форуме достиг апогея. Элиз изучала лица мятежников. Неуверенные и испуганные. Начинающие колебаться. Большинство — просто невинные горожане, которых раззадорили вожаки, стоявшие сейчас позади людей, вне реальной опасности. Кастенас уставилась в затылок Дел Аглиосу. Он повернул голову, встретился с ней глазами и кивнул. С этим пора кончать. Элиз обнажила меч и вскинула руку. По форуму стремительно распространился страх.

— Когти! Вперед! — Ее рука опустилась, и кавалерия двинулась на толпу следом за пехотой. — Будьте начеку. Держите строй.

Передний край толпы начал рассеиваться и смещаться влево. Люди бежали вдоль строя в поисках выхода, который Келл и ее отряд только рады были им указать. Однако стойкий центр не дрогнул. Мятежники с вызывающим видом стояли перед флагами Конкорда, свисающими с высоких мраморных колонн у входа в базилику. Камни продолжали лететь, и новые горшки бились о щиты, рассыпая черепки по форуму.

Столкновение произошло на нижней ступеньке. Кастенас придержала кавалерию, пока пехота ударами щитов теснила тех, кому хватало храбрости продолжать сопротивление. В воздухе запахло дракой. Группа мужчин и женщин стояла перед закрытыми на засов деревянными дверями базилики. Внутреннюю территорию огораживали стены, что было несвойственно базиликам Конкорда, но диктовалось необходимостью: на эту местность то и дело налетали ураганы.

Толпа хлынула вниз по лестнице, подталкиваемая сзади. Кастенас видела, как некоторых горожан притиснули к неумолимой стене щитов. Легионеры отреагировали, с силой надавив на щиты, расквашивая носы и ломая кости. Из дальней части толпы вылетело копье. Кастенас чертыхнулась. Оно попало в гущу пехоты.

— Ломайте их! — приказал Дел Аглиос.

Кастенас подвела свой отряд к лестнице. Горожане попятились.

— Давите, Когти, давите!

Используя древки копий и рукояти мечей, кавалерия двинулась в гущу толпы, нанося удары тем, кто не успевал освободить дорогу. Пехота наступала, давя щитами и все еще не обнажая мечей. Гневные крики переросли в вопли боли и паники. Единство толпы нарушилось. Люди сдались и побежали влево. В саду их ждали остальные Медвежьи Когти. Легионеры наносили удары, активно используя ситуацию. Скандируя, они гнали бунтовщиков прочь.

Кастенас ехала сзади, наблюдая за бегством. Среди града сыпавшихся камней в ее щит ударила стрела. Она прилетела из-за колонн у входа. Элиз перебросила щит так, чтобы закрыться, и приказала отряду сделать то же самое. Потом повернулась к высокому мужчине с суровым лицом, шагавшему следом за кавалерией. На его голове красовался шлем с зеленым плюмажем, позади вился широкий плащ.

— Казначей Джеред, стрелы у входа.

Пол Джеред коротко кивнул в знак того, что понял.

— Левимы! — гаркнул он. — Поднять щиты! Вперед! Он обнажил гладиус, заслонился щитом и повел тридцать левимов, элиту воинов-сборщиков, вверх по ступеням следом за лошадьми. Кое-где на земле лежали горожане, зажимая руками раны. У Джереда не было времени ни для разбирательств, ни для сочувствия, и он обходил людей или переступал через них, не замедляя шага.

Казначей единым махом преодолел дюжину мраморных ступеней, миновав первый ряд колонн, украшающих вход в базилику. Перед дверями столпилось около пятидесяти человек. Легион, как и планировалось, рассеял основную часть толпы, оставив ему вожаков, которые были слишком упрямы или глупы, чтобы убежать вместе с теми, кого подбили на бунт.

Джеред увидел копья, клинки и луки. Но доспехов не было ни у кого. Джеред и его левимы имели хорошую защиту — нагрудники и ножные латы — и прикрывали плотные зеленые туники щитами. Любой бой будет неравным. В них полетели стрелы. Целых три. Одна ушла намного выше и в сторону, две ударили в щиты воинов по обе стороны от него. Казначей рванулся вперед и замер всего в трех шагах от острия ближайшего клинка.

— Я прощу вам эти стрелы, потому что вы испугались. Но еще одна выходка с вашей стороны — и я атакую, — предупредил он.

— Мы не сдадимся, сборщик. Даже вам, — заявил стоявший впереди мужчина, высокий, бородатый и сильный.

— Будьте уверены, сдадитесь, — негромко сказал Джеред.

Он дал знак левимам слева начать окружение. Увидев тревогу на лицах, следивших за движением воинов, казначей понадеялся, что дело удастся разрешить миром. Кавалерия и пехота уже покидали форум. Солдаты охраняли периметр площади.

— Сборы слишком велики! — выкрикнул высокий мужчина. — Мне не хватает денег на покупку семян, у меня остается слишком мало скота, чтобы закупить производителей. Вы отнимаете еду у наших детей и забираете наших работников, чтобы они сражались за вас. Какой налог вы сможете собрать в следующий раз? У меня уже ничего нет! И мне нечем засеять поля!

Джеред поставил щит на землю.

— Граждане! Налог устанавливается и закрепляется вашим законодательством и объявляется в начале каждого периода взимания. У вас есть возможность выразить недовольство по поводу вашего личного вклада через квесторов или судей. Но сначала подумайте, не переплачиваете ли вы за корма, не слишком ли большое вознаграждение назначаете работникам и не тратите ли много денег на предметы роскоши. Мы — только сборщики. Мы взимаем.

— Мытарь! — Мужчина презрительно сплюнул. — Ты ничего не знаешь о наших трудностях.

— Я понимаю вашу озабоченность. Но на угрозы реагировать не стану. Вам следует разговаривать с вашими законодателями. — Казначей сделал паузу, чтобы обвести взглядом собравшихся. — Вы все — законопослушные и трудолюбивые граждане. Это видно с первого взгляда. Не стоит устраивать бунт. Расходитесь.

— Ты не оставляешь нам выбора. — Фермер покачал головой. Толпа напряглась, готовая действовать.

Джеред резко кивнул головой. Левимы справа и слева от него рванулись вперед, щитами отталкивая бунтарей. Джеред сделал пару быстрых, почти незаметных шагов. Его щит ударил мужчину по руке с мечом, остановив замах, а острие гладиуса коснулось шеи фермера. Мужчина уставился на казначея, ошеломленный стремительностью действий и осознанием своего внезапного одиночества.

— Пройдет немного времени, — негромко произнес Джеред, — и ты поблагодаришь меня за то, что я не довел удар до конца. Кто бы тогда кормил твою семью? Конкорд дает вам все, что ты видишь вокруг. И он забирает только то, что необходимо. Сдавайся сейчас, и ты вернешься домой.

Фермер сдвинул брови и посмотрел ему в глаза:

— Ты дашь нам уйти и ничего не сделаешь?

Джеред опустил меч.

— Я мог бы усилить твое недовольство властями, посадив тебя на год в тюрьму, но какой от этого прок? В камерах сидят преступники, честным людям там не место. Мне нужно, чтобы ты трудился на благо Конкорда и был ему верен. Положи меч и вернись к своей семье, на ферму. Как твое имя?

— Хорге Куинта, господин.

— А я казначей Пол Джеред. Конкорд примет меры. Я вернусь и поговорю с тобой. И если я увижу, что тебе действительно трудно выплатить сбор, я внесу его за тебя.

Джеред наблюдал, как воинственный запал покидает рослого фермера. Он сделал знак левимам отойти, и Куинта увел своих людей от стен базилики. Джеред удовлетворенно улыбнулся, а потом снова поглядел на базилику. На ее дверях были намалеваны лозунги, требующие уменьшения налогов, изгнания Конкорда и смерти сборщиков. И это далеко не первый случай.

— Давайте внутрь! — приказал он левимам. — Очистим базилику от бунтовщиков, отыщем наших людей и сундуки и уберемся отсюда. Думаю, что без нас у Медвежьих Когтей будет гораздо меньше хлопот.

— Вы серьезно это сказали, господин? Насчет уплаты налога за того фермера?

Джеред посмотрел на юношу, задавшего вопрос. Он имел звание младшего сборщика и совсем недавно попал в элитный отряд Адвоката.

— У тебя будет возможность убедиться, Арин, что я всегда говорю серьезно.

Джеред сбежал вниз по ступенькам, передал щит оруженосцу и вложил меч в ножны. Ему навстречу шел человек, которому на роду было написано великое будущее. И не просто из-за фамильного герба, украшавшего его щит.

— Роберто! — окликнул Джеред.

Казначей снял шлем и пристроил его под мышку. Молодой Дел Аглиос помахал ему и подошел ближе.

— Результат удовлетворительный, Пол?

— Едва ли, — ответил Джеред. Он указал на обломки камней, усеявшие форум. — Меня беспокоят эти события. Их становится слишком много, чтобы не обращать внимания.

— Это неизбежный результат экспансии.

Джеред приподнял брови.

— Это неизбежный результат чрезмерных налогов. Ты слишком прислушиваешься к матери, Роберто, а она начинает меня смущать. Мои сборщики встречают сопротивление и отказы везде, где появляются. Мы высасываем из Конкорда жизненные соки. Нам надо бы остановиться и отдышаться.

— Она — Адвокат, — пожал плечами Роберто. — Ты знаешь, как она относится к власти Адвокатуры и будущему Конкорда.

— Это заклинание я повторяю во сне, — проворчал Джеред. — Безопасность и процветание за счет завоеваний и экспансии. Насколько я понимаю, эти сундуки с податями не предназначены для ремонта стоков и водоводов?

Роберто засмеялся.

— Нет, господин казначей. — Его улыбка была мимолетной. — В Эсторре происходит много разного. И налоги — только часть всего. Мы набираем новые легионы по всему Конкорду. Моя мать планирует открыть фронт в Омари.

Джеред удивился и почувствовал вспышку раздражения.

— Дорнос еще недостаточно надежен, чтобы вести кампанию оттуда. Надеюсь, она не рискнет открыть фронт из Госланда? Граница с Цардом слишком неспокойна. — Джеред помолчал и нахмурился. — Предполагается, что ты будешь командовать этим предприятием?

Роберто покачал головой.

— Нет. Действительно нет, хотя ты почти угадал. Сегодня была моя последняя операция с Медвежьими Когтями. И последняя — для Второго легиона на севере.

Сердце Джереда радостно затрепетало.

— Тебе все-таки дают командование!

— Два легиона и две алы. Полный набор, от зеленых рекрутов до опытных легионеров. Я не буду участвовать в боевых действиях по крайней мере два года.

Джеред видел, что Роберто рад новому назначению. Казначей сжал плечо друга.

— Поздравляю. И позволю себе сказать: давно пора.

— Спасибо. Не сомневаюсь, матушка будет рада больше не слышать, как ты постоянно твердишь об этом. Я очень обязан тебе за поддержку.

— Я не говорил бы об этом, если бы не считал тебя достойным. Генерал. — Оба засмеялись. — Звучит хорошо, правда? Сегодня вечером мы за это выпьем. Уверен, что у нее есть на тебя виды.

— О да, — ответил Роберто. — Конечно. У нее серьезные планы. Мать собирается открыть три фронта в Царде через четыре года.

Ошеломленный Джеред застыл на месте. Он схватил Роберто за руку и оттащил в укромное место, подальше от любопытных глаз и посторонних ушей. Казначей ощущал, как у него колотится сердце, и понимал, что должен высказаться.

— Она не должна этого делать! — прошипел он. — Это глупо. Пусть Госланд и алмаз стабильности Конкорда, но Атреску еще слишком недавно присоединили. Там начнется гражданская война, готов поклясться собственной жизнью! Четыре года — слишком маленький срок. У нас не будет сил сражаться с королевством по крайней мере еще десять лет! Она вырвет сердце у народа. Роберто… ты ведь знаешь, что я прав!

— Тогда ты должен сам поговорить с ней, Пол! — огрызнулся Дел Аглиос. — Мое влияние на мать не так уж велико, а ты слишком часто в разъездах. Она прислушается к тебе, как ни к кому другому.

Джеред глубоко вздохнул и покачал головой.

— Цард! Она считает нас сильнее, чем мы есть. Так она может атаковать и Сирран… — Он замолчал, ощутив, что ему вдруг сделалось жарко. — Господь да обнимет нас! Сирран не станет молчать, если мы будет вести войну одновременно в Омари и Царде. Надеюсь, она уже отправила к ним дипломатов?

— Маршал-защитник Васселис возглавил посольство, — подтвердил Роберто.

— Хорошо. У нас будет шанс на успех. Мы не можем потерять то немногое, чего от них добились.

— Знаю, — откликнулся Роберто. — Поговори с матушкой. Есть другие территории, более уязвимые и менее обширные, которыми мы могли бы заняться в первую очередь.

— Поговорю, юный Дел Аглиос. Обязательно поговорю, как только смогу.

Джеред повернулся, чтобы проконтролировать действия левимов у базилики, понимая, что надо поторапливаться.

ГЛАВА 3

838-й Божественный цикл, 40-й день от рождения дуса, 5-й год истинного Восхождения

Толстый слой изморози покрывал дорожку сада во дворце Соластро. Совершенно неподходящее для нынешнего момента название, поскольку сезон урожая и солнца сменился морозом очень холодного дуса. Дворец, построенный в месте, где сходились границы трех стран, Эстории, Фаскара и Нератарна, был центром Конкорда вне Эсторра и олицетворял собой его масштабы и мощь.

Эрин Дел Аглиос, Адвокат Эсторийского Конкорда, старалась ступать по предательски ускользающей из-под ног земле как можно более непринужденно. Идущие рядом Пол Джеред и Арван Васселис готовы были поддержать ее в случае надобности. Там, где ее отделанные мехом сапожки до колен скользили, их тяжелые, подкованные металлом сапоги превращали наледь в крошево. Все трое кутались в тяжелые темно-зеленые шерстяные плащи, отделанные бело-золотистым мехом тундаррских горных львов.

Тусклое серое небо над головами грозило разродиться снегом. Снегопад будет обильным и продолжительным. Эрин содрогнулась. Вечером после собрания переход в жилые покои дворца из Главной палаты будет исключительно неприятным. Джереда, похоже, забавляло стесненное положение Адвоката. Эрин снизу вверх заглянула ему в лицо. Льдисто-голубые глаза искрились плохо скрываемым смехом. На волосках, угнездившихся на крупном носу, и на густых бровях лежал иней.

— Ты собирался сказать мне, что в Тундарре вы все еще ходили бы в тогах и с голыми руками, — лукаво проговорила Эрин, крепко ухватив Джереда под локоть рукой в перчатке.

Он рассмеялся.

— Ну, не совсем. Я всего лишь хотел обратить внимание на изнеженность типичного эсторийца. Или карадукца, если уж на то пошло.

Васселис, шедший по другую руку от Эрин, отозвался язвительным смешком.

— Я прожил бы в снегу с голой грудью дольше, чем ты, Джеред. Когда приходит дус, на юге моей страны не менее холодно, чем на любой твоей горной вершине.

— Вас двоих только послушать! — сказала Эрин, качая головой. — Хвастаетесь как мальчишки. Только не устраивайте такого в Палате. Мне ни к чему, чтобы ваши назначения поставили под сомнение вместе с просьбами остальных.

— Ты их выслушаешь, хорошо, Эрин? — попросил Джеред. — Их мольбы об осторожности и отсрочке — это не обычный скулеж.

Эрин выдохнула из ноздрей два морозных облачка.

— Да, и мы слышим это жалкое блеяние ежедневно, они как овцы — всегда одно и то же! — Она немного смягчилась. — Но — да, я их выслушаю и, конечно, сделаю что смогу. Но планы свои я менять не стану. Будущее Конкорда должно быть обеспечено.

— Это то, чего желаем мы все, — заметил Васселис. — Ну, почти все.

Джеред снова рассмеялся.

— Неужели я слышу шпильку в адрес нашего уважаемого канцлера ордена?

— Право, тебе не следовало бы постоянно ее задевать, Арван, — укорила маршала Эрин, ощущая в груди разгорающийся огонек озорства.

Васселис вздохнул.

— Мой Адвокат, при всем моем уважении к твоему положению номинального главы ордена Всеведущего, канцлер Коройен — это острый шип у меня в седалище. И у тебя тоже, я уверен. Меня тревожит ее жажда власти, не оговоренной законами государства. И мы все знаем, на что способны ее любимые Доспехи Бога, если за ними не приглядывать.

— О Боже! — Джеред возвел глаза к небу. — Я слышал, что она снова беспокоится насчет неких районов Карадука. Какую ересь, по ее мнению, вы от нее скрываете?

— Сам хотел бы знать, — ответил Васселис, не заметив иронии в вопросе Джереда. — Ее чтецы и гласы действуют на меня как крапивная лихорадка. Они терзают меня вопросами о древней истории, в то время как им следовало бы заняться теми многочисленными гражданами, которые нуждаются в их наставлениях. Мне не нравятся эти постоянные подозрения.

— Ах, Арван, брось обижаться! Тебе так хорошо удается сбивать ее с толку, — заметила Эрин, с улыбкой глядя ему в глаза и наблюдая, как с лица маршала исчезает напряженное выражение. — А раз тебе нечего скрывать и ты пользуешься моей неизменной поддержкой, то прошу, не лишай нас развлечения, пусть она говорит. Лицо канцлера приобретает такой дивный цвет, когда собственные действия приводят ее к публичному позору!

Стражники Адвокатуры у входа Главной палаты вытянулись в струнку. Все трое поднялись по отполированным мраморным ступеням на колоннаду и вошли в вестибюль, где стояли бюсты всех Адвокатов со времен Первого Божественного цикла и создания Эсторийского Конкорда.

В вестибюле было светло благодаря огромным окнам по обеим сторонам от входа и тепло, поскольку воздух согревало жаркое пламя в шести больших каминах. Тем не менее, Эрин находила это помещение не столько великолепным, сколько весьма унылым.

— Только бы мне не прийти слишком рано, — пробормотала она.

Помощники завертелись вокруг них, принимая плащи, меха, перчатки и шапки и поправляя тоги. Все трое остановились и сели, чтобы переобуться в более подобающие случаю сандалии, после чего каждый поправил прическу, глядя в поданное зеркало.

— Хочешь, чтобы я вошел первым? — спросил Васселис.

Эрин пожала плечами.

— Это не имеет значения. Собрание все равно будет считать, что я потворствую Карадуку, что бы мы с тобой ни делали. Пойдем. Не будем усложнять. Просто продолжайте беседовать со мной.

Перед Адвокатом и ее спутниками предстали закрытые двери Главной палаты. Они возвышались на сорок футов и доходили до сводчатого потолка, а на их деревянных, выкрашенных в белый цвет створках красовался резной герб Эсторийского Конкорда. При их приближении двери отворили. Палата была построена по образу здания сената в Эсторре: по всей длине, по правую и левую стороны от устланного ковром прохода, который вел к креслу Адвоката, уступами располагались мраморные скамьи. Позади кресла размещались шесть главных советников, записывающих каждое произнесенное слово и готовых предоставить Адвокату любую необходимую информацию. Само помещение было чудесно нагрето благодаря проложенным под полом тепловым трубам. Ярко окрашенные стены и ряды делегатов в белых и зеленых тогах придавали ему такой уютный вид, словно за стенами царил полдень сола.

Появления Адвоката дожидались почти триста делегатов. Присутствовали маршалы-защитники всех территорий с делегациями, состоящими из эдилей и пропреторов. В глубине зала чуть слева сидела канцлер ордена Всеведущего Фелис Коройен с внутренним кругом из четырех высших гласов. Справа в порядке старшинства располагались преторы и консулы Конкорда. Двенадцать человек Джереда, совет сборщиков, находились на скамье под ними.

Шеренги лиц повернулись к ней. Эрин Дел Аглиос с высоко поднятой головой прошествовала по темно-зеленому ковру, кивая направо и налево. Раз в год они встречались вот так — главы территорий, все сразу и в одном месте, — чтобы выработать политику, которая будет осуществляться централизованно из Эсторра весь следующий цикл. И каждый год вопросы были одними и теми же. Эрин спрятала улыбку при мысли о блеянии овец.

К тому моменту, когда она добралась до кресла и уселась, чтобы посмотреть сверху вниз на собрание, все голоса стихли. Джеред и Васселис заняли свои места, и Эрин поймала завистливые взгляды, которые многие бросали в их сторону. Благосклонность Адвоката означала почет и дополнительные привилегии. Так было всегда.

— Приветствую вас, друзья мои, — проговорила Адвокат голосом, который был ясно слышен во всем зале. — За стенами холодный день, но здесь нас согревает сияние Конкорда. И я хотела бы распространить это тепло за пределы наших нынешних границ. — Она подождала, чтобы гул голосов смолк. — Прежде всего, я хочу выслушать доклады каждого из вас относительно состояния армий и военных флотов, как базирующихся на местах, так и перемещающихся. Затем я в общих чертах опишу, как именно необходимо увеличить численность этих сил, и наконец отвечу на ваши вопросы. После чего мы сможем перейти к повседневным делам управления. Итак, маршал-защитник Катрин Мардов, прошу: состояние вооруженных сил Гестерна. Вам слово.

Эрин откинулась на спинку кресла, глядя, как встает Катрин. Великая женщина. Адвокат поудобнее устроилась на подушке и приготовилась слушать.

* * *

Эстер Наравни подула на руки и прижала ладони к стволу дерева. Владелец фруктового сада Люций Эндрад стоял рядом с ней, кутаясь в мех и ежась от морского ветра, насквозь пронизывающего открытое плато.

— Надо было позвать меня раньше, — хмуро сказала Эстер.

— Я не подозревал, что это серьезно, — ответил он. — Думал, просто обожгло морозом.

Эстер повернулась и окинула взглядом рощу лимонных и апельсиновых деревьев. Каждое окружала деревянная загородка, обтянутая мешковиной, чтобы защитить дерево от краткого периода холодов, наступавшего в Вестфаллене в это время года.

Три деревца частично освободили от тепловой защиты, чтобы Эстер могла их осмотреть. По словам Люция, поражены еще тридцать. И все на одном участке сада.

— Но раньше этого никогда не случалось, так ведь? — язвительно спросила она.

Начал падать снег — и с каждой снежинкой настроение Эстер тоже падало. Она оглядела юных Восходящих, собравшихся вокруг нее. Эстер привезла их сюда, наверх, по настоянию Ардола Кессиана, который счел этот случай удобной возможностью проверить, не проявятся ли у кого-то из них способности Хранителя Земли. Ей же сейчас больше всего хотелось погрузить их обратно в повозку и вернуться на виллу. Дети начали с того, что бегали кругами, кричали и кидались снежками, но мороз быстро пробрал их до самых костей. Теперь все четверо стояли, тесно прижавшись друг к другу и спрятав руки в перчатки, а туловища и лица — в шарфы, подбитые мехом кожаные полушубки и шерстяные шапки. Наружу торчали только посиневшие носы.

— Так что же это? — вопросил Люций.

В детстве он и сам был Хранителем Земли, к огромной радости своего отца. Но его способности угасли прежде, чем ему исполнилось восемь лет.

— Подожди немного. — Эстер улыбнулась Восходящим. Они скоро достигнут пятилетнего возраста, и их врожденные способности развивались хорошо. Однако признаков перехода пока не наблюдалось. — Гориан, у тебя шансов больше всего. Хочешь попробовать?

Гориан широко улыбнулся ей и направился к дереву, бросив презрительный взгляд на своих товарищей, что не слишком понравилось Эстер.

— Не считай себя лучше других, — сказала ему Хранительница Земли. — Кроме того, это ощущение немного похоже на то, когда ты кладешь руки на больное животное. Понимаешь?

Гориан кивнул.

— Хорошо. И я больше не желаю видеть такие взгляды, понял?

— Да, — ответил Гориан еле слышно.

Это следовало сказать, ему же на пользу.

— Отлично. Теперь приложи ладони к стволу дерева. Тебе придется снять перчатки. Не урони их в снег. Давай я подержу. Так, скажи мне, что ты чувствуешь.

— Он холодный и шершавый, Эстер, — сказал Гориан. За спиной раздалось сдавленное хихиканье. Гориан обернулся.

— Тише, Оссакер, или ты будешь следующим.

— Он не сможет это сделать, если не смогу я! — заявил Гориан.

Эстер приподняла брови.

— Он мог бы, знаешь ли. Он — Объявляющий Боль, и раз может ощущать, где болит у человека, то сможет определить, где болит у дерева.

— Не сможет, — безапелляционно отрезал Гориан.

Эстер нахмурилась.

— Сосредоточься. Постарайся почувствовать, что происходит под корой. Как ты сделал бы, если б заболела собака, и тебе понадобилось понять, как ей может помочь хирург.

Гориан какое-то время молчал. Его ручонки, побелевшие от холода, ощупывали кору. Эстер увидела, что он зажмурил глаза так, как их учили, чтобы лучше сосредоточиться. Она улыбнулась: любовь к ребенку сестры согревала ее. Гориан, как и все четверо, рано начал проявлять большие способности. И даже в таком раннем возрасте дети очень многое понимали. В них было нечто особенное, это чувствовал каждый. Однако насколько они одарены — еще только предстояло определить.

В конце концов Гориан повернулся к женщине и убрал руки со ствола.

— Наверное, оно умерло. Я не чувствую его внутри.

Эстер поцеловала его в макушку и вернула перчатки.

— Не страшно, милый. Но оно не умерло, а только болеет.

— Оно мертвое! — Гориан был несгибаемо упрям.

Эстер погладила его по щеке и повернула лицом к себе, опустившись перед ним на колени.

— Ты старался изо всех сил, и большего от тебя никто не может ждать. В следующий раз ты обязательно почувствуешь то, что чувствую я. — Мальчик дернулся и посмотрел на нее с яростью. — Не злись. Ничего страшного. Ты не сделал ничего плохого.

Хранительница Земли встала и посмотрела на остальных Восходящих. Она ощущала гнев Гориана, и это заставило ее принять решение.

— Ладно. Здесь слишком холодно. Возвращайтесь в повозку, а мы скоро придем к вам. Иди, Гориан. Найди в мешке яблоко для мула, ладно?

Повеселев, мальчик побежал к повозке. Остальные резво направились следом, явно собираясь затеять спор: кто будет кормить животное и кто первым заберется под меховой полог, чтобы согреться.

— Так. — Эстер приложила замерзшие руки к стволу дерева, чтобы еще раз проверить свой диагноз.

Ощущать больное растение или дерево всегда неприятно. Хранительница Земли почувствовала, что ее начинает тошнить, но за долгие годы она научилась терпеть. Здоровый ствол влил бы в нее силы. Этот был поразительно тусклым и безжизненным. В верхних ветвях сохранялось здоровье, но из глубины шла отрава. Эстер уже пару раз сталкивалась с этим. Отняв руки от ствола, она с радостью натянула перчатки. Люций вопросительно смотрел на нее.

— Надеюсь, что мы не опоздали, хотя болезнь в нем сидит глубоко. На этом участке почва слишком кислая. Надо уравновесить баланс. Сегодня же.

— Вы уверены? Это не грибковая инфекция? — Он указал на ствол дерева, где под загородкой прилепилась кучка цепких грибов.

— Ты сам меня позвал. Дело в кислоте, а не в грибках. Поверь.

— Я верю, конечно.

— Ты их спасешь, — пообещала Эстер. — Но даже если не сможешь, надо уравновесить кислотный баланс почвы, чтобы кислота не распространилась дальше.

Люций собрался что-то ответить, но по саду разнесся громкий и гневный детский крик. Эстер нахмурилась.

— Пойдем, — сказала она. — Пора уезжать, пока дети не умерли от холода.

Эстер поспешила к повозке. Все Восходящие собрались у головы мулы. Животное печально наблюдало за тем, как они ссорятся. Но не из-за яблока. Женщина услышала обрывки обвинений и обидных слов. Внезапно без всякого предупреждения рука Гориана стремительно дернулась. Пощечина прозвучала в морозномвоздухе, словно удар хлыста. Оссакер с криком упал на землю.

— Гориан! — прогремел голос женщины. — Иди сюда!

— Но…

— Немедленно!

Мальчик неохотно поплелся к ней, а она ускорила шаги, чтобы быстрее его встретить. Эстер схватила нанесшую удар ледяную ручонку.

— Он сказал, что у меня никогда не получится это сделать! — выпалил Гориан, вне себя от ярости.

— Что именно?

— Почувствовать дерево!

— А что ты ему сказал?

— Ничего.

— Я тебе не верю! — отрезала раздосадованная и замерзшая Эстер. — Оссакер никогда не начинает первым, так ведь? А теперь слушай меня внимательно, Гориан. Ты никогда, никогда не будешь бить своих братьев или сестру. Ты никогда никого не ударишь. А если я когда-нибудь увижу или услышу, что ты кого-то бьешь, на этом твое обучение закончится.

Гориан стушевался и попытался отступить. Его взгляд внезапно стал испуганным, а лицо сморщилось, предвещая слезы. Эстер продолжала крепко держать его за руку.

— Ты меня понял? — Мальчик кивнул, и его глаза наполнились слезами. — Тогда научись хорошо себя вести. А сейчас иди, попроси прощения у Оссакера и залезай в повозку. И я не хочу больше слышать твой голос, пока мы не вернемся на виллу.

Она отпустила его и со вздохом выпрямилась.

— Детская вспыльчивость, — примирительно сказал Люций. — Он просто замерз.

Эстер покачала головой.

— Надеюсь, ты прав.

* * *

Эрин старалась сохранять демонстративно нейтральное выражение лица и расслабленную позу. На скамьях обеих сторон Главной палаты вопили и размахивали бумагами. Мужчины и женщины вскакивали, чтобы тыкать пальцами и выкрикивать обвинения. Гнев присутствующих обратился на маршала-защитника Атрески Томала Юрана. Новый член Конкорда и прежде вызывал противоречивые чувства, поскольку его страна бурлила, балансируя на грани гражданской войны. Заявление Эрин о планах будущей кампании заставило его в порыве ярости вскочить на ноги, что, в свою очередь, навлекло на него негодование членов Палаты.

Адвокат выжидала и наблюдала, как маршал орал, отвечая своим обвинителям и периодически бросая на нее взгляды, в надежде, что она призовет Палату к порядку. Ему уже следовало бы знать: Эрин никогда не станет требовать, чтобы другие заткнулись. Это его слова спровоцировали вспышку эмоций, так что он оседлал тигра по собственной воле. В конце концов шум стих настолько, что Эрин лениво подняла руку. Все, кроме Юрана, снова сели. Он же гордо стоял, большие карие глаза под седеющими волосами пылали гневом. Парадная тога сидела на нем неловко, поскольку эту одежду в Атреске не носили.

— Маршал Юран, я допустила оплошность, официально не поприветствовав вас как впервые пришедшего в Главную палату Эсторийского Конкорда. Приношу извинения. Добро пожаловать.

Иронические возгласы и аплодисменты. Атмосфера немного разрядилась, и на лице маршала мелькнула улыбка. Сидевший рядом эсторийский консул в Атреске произнес какие-то слова ободрения.

— Благодарю вас, мой Адвокат, — ответил Юран.

— Возможно, было оплошностью и то, что я не сообщила вам заранее о наших намерениях, хотя должна отметить, что эта информация не вызвала такой же бурной реакции у уважаемых маршалов Гестерна и Госланда.

— При всем моем уважении, Адвокат, положение Гестерна и Госланда отличается от нашего. Мы только что вошли в Конкорд после яростной кампании сопротивления. Кампании, во время которой легионы всех наших бывших соседей выступили против нас. В моей стране немало людей, которые долго будут помнить об этом и чью верность будет нелегко завоевать.

Маршал переждал, пока по залу прокатилась еще одна волна возмущения.

— Почтенные члены Главной палаты, — продолжил он. — Я приношу извинения за характер моей предыдущей вспышки — но не за ее содержание. Атреска и ее жители только начинают привыкать к присутствию герба Конкорда и его легионов во всех уголках их когда-то независимого королевства. Они только начинают привыкать ко мне как к маршалу-защитнику Конкорда, заменившему их короля. Многие ему верны по-прежнему и с радостью пошли бы за ним на смерть. Наши внутренние проблемы отличаются от тех, которые знает история Конкорда. И, даже не принимая во внимание мое личное отношение к разумности вторжения в Цард, вам следует учесть тесные связи Атрески с этим королевством.

— На самом деле, — проговорила Эрин, — мне было бы очень интересно узнать ваше отношение к вторжению. Судя по тому, что говорили казначей Джеред и маршал Васселис, вы не одиноки в своих возражениях. Поскольку вы уже стоите, пожалуйста, выскажитесь.

Юран поклонился.

— Благодарю вас, мой Адвокат.

Он встал чуть прямее и развел руки, словно обнимая всех присутствующих.

— Почтенные делегаты, никто лучше меня не знает, как мыслят жители Царда. Воины Царда и степная кавалерия сражались вместе с нами против Конкорда. У нас общие взгляды, верования, семейные традиции и торговля. Мы — друзья. И естественно, они сильно обеспокоены тем, что Конкорд расширил границы и вобрал в себя Атреску.

Вы знаете о постоянной напряженности вдоль границ Госланда, которая неизбежно распространится на юг, на наши границы. На настоящий момент наши заверения о мирных намерениях и продолжении торговли находят понимание, но когда Цард получит сообщения о наборе рекрутов и перемещении армий Конкорда, мы станем для них врагами. Уже сейчас строительство пограничных фортов вызывает подозрения и снижает наши доходы — хотя, как я заметил, не уменьшает налоговых сборов Конкорда.

Королевство Цард огромно и, как и Конкорд, граничит с Карком и Сирраном. Но любая империя имеет свои размеры. Цард сознает, что они достигли предела. Я считаю, что и мы тоже достигли своего предела. Вторжение в Цард — или даже угроза такого вторжения — окажется катастрофой. Эта страна слишком велика, ее население слишком многочисленно, а местность слишком сложна для продвижения войск. Жители Царда горды и воинственны, и мы, жители Атрески, станем первой жертвой грядущей кампании. Поскольку самое ненавистное для них — это друг, который, как они посчитают, повернул против них оружие.

Я прошу вас прислушаться ко мне. Будьте довольны тем, что имеете. Если у вас есть необходимость расширять территорию, продвигайтесь на север, где слаборазвитые страны извлекут для себя пользу от правления Конкорда. Цард ее не получит — и нам нападение на это королевство не принесет процветания. Право же, увеличение торгового оборота с Цардом будет намного более выгодным путем развития. Мне понадобится ваша помощь, чтобы стабилизировать положение в моей стране. Мне ни к чему, чтобы по моей земле двигались силы вторжения для того, чтобы начать кампанию, которая неизбежно закончится поражением.

Шум и комментарии в зале по ходу его речи нарастали, а когда Юран сел, презрительные выкрики и протесты против оскорбительных замечаний о силе Конкорда сделались просто оглушительными.

— Довольно! — Эрин встала, и в зале быстро установилась тишина. — Я не стану сидеть и слушать, как вы обмениваетесь оскорблениями. Займитесь этим за дверями, на морозе. Я вижу, что, в отличие от нашей кампании в Омари, полного согласия относительно планируемого Адвокатурой вторжения в Цард нет. Все вы слышали доводы против. Я — Адвокат Конкорда. Я говорю от вашего лица, но я не навязываю вам решений. Мы будем голосовать, как велит закон в случае наличия явных разногласий.

Она сделала знак одному из пропреторов, приглашая его провести голосование, и села.

Процедура голосования всегда вызывала у Эрин странное, почти ребяческое возбуждение — существовал процент риска, что воля Адвокатуры не восторжествует. Поражение являлось делом редким, однако иногда случалось, при этом практически никогда не касалось вопросов расширения территорий. Эрин полагала, что количество голосов за и против будет сопоставимым, но результат окажется в ее пользу.

Однако подсчет голосов и тишина в зале развеяли ее уверенность. Эрин выпрямилась в кресле и стала внимательно наблюдать за тем, как пропретор повторно подсчитывает голоса. Ей передали результаты — и сердце застучало. Госланд, Атреска, Дорнос, Гестерн — все выступили против. И такое же решение приняли Тундарра и Фаскар. Оставалось радоваться тому, что маршал Васселис в конце концов принял ее сторону и перетянул за собой голоса делегации Карадука. Это спасло ее от конфуза, но не принесло уверенности. И теперь Эрин придется полагаться на самые неустойчивые умы.

— Мы разделились, — объявила Адвокат, вызвав тихий ропот. — Господь Всеведущий видит, что мы разделились. Большинство в пользу экспансии слишком невелико, чтобы действовать. И потому, как велит закон, решение — в руках Божьих. И будет принято теми, кого я назначила определять слово и волю Божью. Фелис, вам слово.

Она сделала знак канцлеру Фелис Коройен, которая грациозно поднялась на ноги. Орден не голосовал по государственным вопросам, имея совещательный голос, если не возникала патовая ситуация. Это положение закона Палата всегда уважала.

— Мой Адвокат, я удивлена равенством в распределении голосов, и для меня принятие решения не вызывает проблем. Благодаря своим знаниям и мудрости орден распространяется по всему Конкорду и за его пределами. Однако завоевания ускоряют его распространение. Мы не требуем, чтобы другие принимали нашу веру… — Тут Васселис громко кашлянул. — Мы не требуем, чтобы другие принимали нашу веру слепо, но ищем возможность открыть всем народам глаза на великолепие и милосердие Всеведущего Бога. И самый быстрый способ обеспечить стабильность в Атреске — это ускорить распространение веры во Всеведущего среди народов, цепляющихся за преданность цардитским верованиям, которые есть не что иное, как поклонение фальшивым идолам. А наиболее быстрый способ заставить их забыть прошлое — это сделать Цард членом Конкорда и привести его в объятия Бога. Экспансия — это не просто желание Конкорда. Безусловно, это и наш долг. Мы высказываемся в пользу Адвокатуры.

Приветственные и презрительные выкрики усилились. Эрин увидела, как Юран уронил голову на руки. Верный путь скоро откроется ему. Адвокат повернулась, чтобы благодарно кивнуть канцлеру Коройен, рассчитывая увидеть, что та дожидается этого знака признания. Но Фелис Коройен не искала ее взгляда. Вместо этого она с нескрываемым отвращением взирала на маршала-защитника Васселиса.

Эрин вздохнула. Настанет день! Настанет такой день, когда она сможет передохнуть, и тогда, во имя Бога Всеведущего, она обязательно выяснит, что же все-таки происходит. Но сейчас ей нужно создавать новые армии и планировать войну.

А Цард будет очень трудным противником.

ГЛАВА 4

842-й Божественный цикл, 10-й день от рождения соластро, 9-й год истинного Восхождения

Отряд кавалерии мастера Дины Келл рысью мчался по редколесью к восточной части долины, пока Павел Нунан бегом вел три сотни легкой пехоты Второго легиона к западному краю. Триарии начали подъем по крутому южному склону, чтобы перехватить ловких беглецов, если таковые найдутся.

Атресские мятежники напали на небольшой форт всего в десяти милях от границы с Цардом. Форт состоял из почтовой станции, казармы для стражи и спальных помещений для дорожных отрядов, прокладывающих новый тракт к границе. А еще он находился далеко от обжитых мест и прятался в начале густо поросшей лесом долины. Второй легион, Медвежьи Когти Эсторра, двигался маршем на пункт сбора, чтобы начать кампанию против Царда в ближайшее рождение генастро. Им предстояло охранять границу, готовиться к кампании и следить за созданием армейской артиллерии в течение всего холодного дуса. Они станут основой армии, которая в дальнейшем будет наращиваться до первоначальной наступательной силы в тридцать тысяч солдат.

Когда по всей Атреске распространилась зараза гражданской войны, генерал Гестерис предупредил командиров об усиливающейся деятельности мятежников в этом районе. Сами легионы были неуязвимы, однако линии снабжения постоянно подвергались нападению. И когда войска Конкорда увидели столбы дыма, поднимающиеся двумя милями дальше, генерал дал волю ярости. Он без колебаний принял решение.

— Это не преданные Конкорду граждане, — на бегу напомнил солдатам Нунан. — Это предатели Эстории и Бога. Их улыбки фальшивы, их речи — западня. Увидев нас, они содрогнутся от страха! Мы — Медвежьи Когти. Мы их сокрушим.

Нунан добежал до входа в долину. Его первая сотня была вооружена луками, две другие — дротиками. Каждый воин, одетый в доспех, нес гладиус и легкий круглый щит. Расширяющуюся впереди долину усеивали валуны. Внизу река выходила из подземного русла, и вдоль ее берега прокладывали дорогу. Форт располагался милей дальше, в восточной части долины, на природном плато. Сейчас он горел, и черный дым поднимался к затянутому облаками небу.

Вдали у форта Нунан увидел движущиеся массы людей. Много, сотни. Плато, спускавшееся к дороге, было завалено телами. Кое-где группы солдат Конкорда еще сражались в горящих зданиях, но они не смогли бы долго продержаться. Повозки и строительные материалы разметало по всей долине. Река окрасилась кровью и несла трупы людей, волов и лошадей — последствия нападения крупного отряда мятежников.

— Вперед! — заорал Нунан.

Он помчался по дороге, надеясь, что правильно рассчитал время и Келл с кавалерией с другого конца долины отрежет бунтовщикам путь к отступлению. Очень скоро на поле битвы услышали громкий топот бегущей пехоты и заметили блеск доспехов на солнце. По долине разнеслись крики командиров. Солдаты, лучники и всадники вернулись на дорогу, уходя из атакованного ими форта.

Из дыма и пыли выступила неровная линия бойцов. Напротив левого фланга Нунана сгруппировалась кавалерия. По приблизительной оценке, перед ними было около четырех сотен бойцов. Соотношение, конечно, не слишком хорошее, но у него — закаленные в боях воины. Противостояли же им неорганизованные ополченцы, уставшие после долгого и нелегкого боя, который уже считали выигранным. Конкорд одержит верх!

— Рассыпаться и приготовиться к бою! — приказал Нунан, когда расстояние сократилось до четверти мили. — Лучники, целься в конных!

Его приказ передали по рядам пехоты. Вскоре лучники подтянулись и начали занимать позиции на возвышенных местах. Пехотинцы вокруг него сформировали бегущий строй шириной более тридцати ярдов, заняв дорогу и неровную землю по обе ее стороны. Две сотни ярдов — Нунан увидел, как вражеские лучники натягивают тетиву. Сто пятьдесят — слишком рано! — они начали стрелять. Сто ярдов — вражеская кавалерия двинулась в атаку.

— Держать скорость!

Нунан заслонил лицо щитом и выбросил вперед руку с коротким копьем. Над головой свистели стрелы. Он слышал, с какими звуками они втыкаются в дерево и плоть. Слева неслась вперед вражеская кавалерия. Его лучники остановились и сделали залп. Стрелы пронеслись и упали среди вражеских всадников. Люди и животные начали валиться наземь, но ряды не дрогнули. Еще один залп. И еще. Атака замедлилась, отряд перестроился. И снова двинулся вперед, стремясь быстрее сблизиться с пехотой.

Нунан был в сорока ярдах от строя неподвижных мятежников. Он увидел краденые конкордские доспехи, атресские гербы и разномастные оружие и шлемы. Он увидел страх в их глазах.

— Дротики!

Нунан развернулся и метнул короткое копье. Дротики заполонили воздух. Щиты перед ним поднялись над головами. Дротики начали падать — отлетая, пронзая, стуча, словно град по железной крыше. Раздались мужские и женские вопли. В ответ полетели стрелы. Нунан опустил щит, и стрела с силой ударила прямо в герб Конкорда. Наконечник прошел насквозь и оцарапал ему руку. Он вытащил из-за щита второе копье.

— Дротики!

Короткие мощные копья снова обрушились на ряды неприятеля. И на этот раз следом за ними на врага кинулся Второй легион. Шум поднялся невероятный, напор толпы чудовищно возрос. Нунан всем телом навалился на щит и пробежал прямо по своему первому противнику, топча его ногами. Стрела, пронзившая щит, переломилась. Справа и слева ревели его пехотинцы, выкрикивая боевые лозунги Конкорда.

Слегка притормозив, Нунан обнаружил, что оказался глубоко в рядах врагов. Он бил щитом направо и налево, ощущая, как тот сталкивается с вражескими щитами. Перед ним открылся чей-то бок. Он по рукоять вонзил в него гладиус и ногой отпихнул падающее тело, одновременно подтягивая щит к себе, чтобы прикрыться. Мгновение Нунан стоял неподвижно. Справа погиб его солдат: направленный снизу кинжал с силой вонзился ему в шею. Удар стал последним для мятежника, который его нанес. Клинок Нунана вылетел над щитом и пробил мужчине горло.

— Когти, вперед!

Крик командира подхватили пехотинцы по всей короткой линии боя. Потом он услышал ржание коней и топот копыт. Накатила новая волна шума, послышались удары мечей о щиты. Нунан метнул взгляд налево. Остатки мятежной кавалерии ударили во фланг строя Конкорда. Пехотинцы стремительно подбегали сзади, чтобы атаковать. Лучники неслись вниз по склону, бросив луки и обнажив мечи.

Высоко над головой взметнулся меч и стал опускаться вниз по косой. Конкордец принял удар на щит. От столкновения по руке пробежали мурашки. Он отступил на шаг. Нунан и сам был человеком не маленьким, но мятежник оказался настоящим великаном. Его рука сжимала старинный двуручный меч, а туловище прикрывала ржавая кольчуга с дюжиной прорех. Лицо воина, испещренное шрамами и густо обросшее бородой, невозможно было разглядеть. Остальные мятежники группировались вокруг него.

— Ко мне! — скомандовал Нунан.

Великан ударил снова. Двигался он стремительно. Сокрушительный удар пришелся по верху щита, мятежник пытался сбить противника на землю. Нунану оставалось надеяться, что его призыв услышали. Второй удар сильной болью отозвался в плече.

Мятежник поднял меч над головой, готовясь нанести третий. Нунан быстро и мощно выбросил вперед щит, ударив противника в грудь. Тот почти не дрогнул, но у него не оказалось пространства для удара, так что он развернул клинок, блокируя меч Нунана на уровне груди.

Великан был невнимательным бойцом, и при маневре его меч рассек бок другого мятежника, однако ему хватило силы, чтобы ускорить движение и остановить противника. Нунан развернул гладиус, чтобы отбить удар, и снова ударил щитом. На этот раз он метил выше и разбил мятежнику нос. Мужчина отступил назад, занося меч, и лишь на волосок разминулся с торсом еще одного мятежника. Нунан резко свел гладиус и щит, поймав клинок противника и с силой отклоняя его вниз и влево.

Потом Нунан шагнул вперед, ударив щитом по ребрам великана, не давая ему восстановить равновесие. Мужчина на миг оперся на меч, чтобы не споткнуться. Нунан увидел, как он открылся, и тут же вонзил ему гладиус под ребра, в сердце. Мятежник ахнул и откачнулся назад — мощный ствол, падающий на тонкие деревца.

— Дави! — взревел Нунан.

По долине разнесся звук горна. Келл. Очень вовремя!

— Вперед, Медвежьи Когти, вперед!

Нунан продолжал наступать, не обращая внимания на боль в плече и на онемение, распространяющееся по руке. Через пару ударов он уже едва мог поднять щит, но гастаты прикрывали его. Мятежники дрогнули. Он уже слышал тревожные крики и сквозь мелькание рук и клинков разглядел, как несколько человек обратились в бегство.

Хаос постепенно сменялся порядком. Центурионы выстраивали легионеров в шеренгу, образовалась стена из щитов. Солдаты опередили командира и бережно оттеснили назад. Второй легион сомкнул ряды и плотным строем неудержимо двинулся вперед, то раздвигая щиты, чтобы наносить удары между ними, то сдвигая, чтобы давить противника. Оставшиеся в живых всадники мятежников уже обогнули фланг и стремительно скакали прочь. Его лучники снова схватили луки, топот кавалерии Келл становился оглушительным. Нунан посмотрел поверх голов своих солдат.

— Стоять! — рявкнул он.

Они остановились. Мятежники тоже замерли, растерянные и оглушенные, надеясь услышать предложение сдаться. Но пощады не будет. Его пехота отступила назад в идеальном порядке. Нунан услышал громкий приказ Дины Келл, увидел сотню поднятых копий. Волна панического ужаса прокатилась по рядам противника. Впереди высилась безжалостная стена щитов. Сзади на них галопом мчалась конница.

Нунан сплюнул и отвернулся, обнаружив, что не имеет никакого желания видеть дальнейшее.

* * *

Претор Лина Горсал вытерла ладони о тунику и пошла к открытой восточной стороне базилики. В Броде Чаек, атресском городке в сотне миль от границы с Цардом, стоял чудесный день. Жизнь текла своим чередом. Вдали от нового тракта, который прокладывали на юг, порой трудно было поверить, что ее страна, Атреска, ввязалась в гражданскую войну, или что Конкорд готовится к новой наступательной операции. В Броде Чаек вели оживленную торговлю и с востоком, и с западом и считали, что новая кампания совершенно не способствует развитию деловой активности.

Ни она, ни другие жители Брода Чаек не хотели иметь отношения к войне. То, что происходило в столице Хароге, их совершенно не интересовало: местное население даже не видело настоящих сражений во время кампании пятилетней давности, когда Атреска пала под натиском Конкорда. Они охотно приняли чтеца ордена Всеведущего, тем более что он оказался хорошим советчиком и прекрасным учителем. Многие обратились в новую веру. Те, кто этого не сделал, убедились, что их выбор тоже уважают.

Крики, которые привели Лину на форум, звучали тревожно. Там оказались всадники, на первый взгляд их было около двадцати. Цардиты с равнины Тарит, где степная кавалерия держала большие отряды из-за укреплений Конкорда, построенных вдоль границ Атрески и Госланда. При ее приближении они спешились, и она улыбнулась, узнав их командира.

— Сентор Ренсаарк! — проговорила Лина на атресском диалекте, которым они оба свободно владели. — Вы так далеко забрались в этот жаркий день соластро!

— У нас лагерь недалеко отсюда, — ответил сентор, рослый мужчина с холодным взглядом.

На нем и его людях была одежда из легкой шерсти. К седлам у каждого крепились чешуйчатые доспехи, на поясах висели мечи.

— Торговля? — спросила Горсал.

Ренсаарк покачал головой.

— Надо поговорить, — ответил он.

— А мне казалось, что граница закрыта для тех, кто не торгует, — заметила женщина. — Как вы проехали?

— Немного денег заставляет людей ослепнуть.

— Давайте поговорим, — предложила претор. — Могу я предложить вам напиться? Или хотя бы укрытие от жары для ваших людей и коней, пока мы разговариваем?

— Спасибо. Очень любезно с вашей стороны.

— Мы же с вами друзья, — сказала Лина Горсал.

— Да, — жестко отозвался сентор.

Они переместились в относительную прохладу базилики. Горсал провела его к себе в приемную и приказала принести вина, разбавленного водой, а также апельсинов и мяса с кровью. Ренсаарк чувствовал себя неуютно. Он постоянно облизывал губы, а на лице его лежала тень, словно он вспоминал что-то неприятное. Горсал не знала, чего ожидать, но почувствовала, что немного нервничает, приглашая сентора начать разговор.

— Наступили трудные времена, — произнес Ренсаарк. — Мы видим, что прежние союзники повернулись против нас, а Конкорд протянул свой кулак, чтобы раздавить других. Но даже после завоевания Атреска осталась нашим другом. Маршал Юран — великий человек и старается сохранить верность нашему королю, но его взгляд застят обещанные Конкордом богатства.

— Многие в Атреске разделяют его взгляды и протестуют не только на словах, но и действуют более решительно.

— Знаю. И мы благодарны. В течение пяти лет мы надеялись на восстание. Мы помогали, как могли, но нам следует подумать о нашей собственной безопасности и вооружении. Госланд стал нам совсем чужим. Его правители с тем же успехом могли быть рождены в тогах и сидеть под колоннами — с такой страстью они отдались на милость Конкорда. Но мы считали, что Атреска не такова. Теперь мы в этом не уверены.

— Гражданская война продолжается, — осторожно сказала Горсал. — Мы не хотим войны с Цардом. Мы слишком долго жили в мире.

Ренсаарк кивнул.

— Но вам также не хочется прогонять Конкорд.

— Торговля идет хорошо, — признала Лина.

— Пришло время сделать выбор. — Голос Ренсаарка стал таким же холодным, как и его взгляд. — Эстория собирает такие силы вдоль границ Госланда и Атрески, какие еще никогда не собирала. Всего в тридцати милях отсюда Медвежьи Когти уничтожили верных атресцев, которые чинили им препятствия. Вопреки собственной вере они сжигают тела тех, кто выступил против них. Они пойдут войной на Цард, и Атреска должна выбрать, кому сохранять верность и преданность. Нельзя больше сидеть на двух стульях. Ни сейчас, ни далее.

Горсал судорожно сглотнула, ощущая укол тревоги.

— Что вы хотите сказать? Мы ни в чем вам не отказываем. Мы ваши друзья и всегда ими будем. Но наши правители в Хароге издают свои законы. Я — верная подданная Атрески. Я буду им подчиняться.

— Это достойная позиция, и я могу ее понять, — ответил Ренсаарк. Он встал. — По старой дружбе я предупреждаю вас, претор. Как только хоть один солдат Конкорда поставит ногу на нашу землю, мы начнем войну. И в эту войну будет втянута Атреска. Никто из вас не останется в безопасности, несмотря на все их обещания. От этого бессмысленного конфликта пострадают все. И я буду делать то, что мне прикажут.

— Я не понимаю, — прошептала Лина Горсал.

Ренсаарк уже стоял в дверях.

— Еще не поздно. Атреска должна восстать против негодяев, шагающих по ее землям. Вы должны отвернуться от Конкорда. У них не хватит сил, чтобы нас победить. Не дай им сделать попытку. Мы не можем поговорить с Юраном — нам не удается с ним встретиться. Вы можете. Вы — его подчиненная, и он должен вас выслушать. Пожалуйста, Лина, заставьте его понять. Прежде чем война превратит нас всех в чудовищ.

Когда он вышел, Горсал бесконечно долго смотрела на дверь, стараясь унять отчаянное сердцебиение и дрожь в коленях.

* * *

Ардол Кессиан вместе с Ардуцием сидел на поросшем травой склоне, внизу перед ними раскинулся Вестфаллен. В такой день невозможно было чувствовать себя стариком. Золотые колосья качались на легком ветру, приносящем прохладу с моря. Ветки садов гнулись под тяжестью спелых цитрусов и играли яркими красками всевозможных цветов и листьев. Стада овец и коров мирно щипали траву, в тенечке дремали свиньи. Жизнерадостные переливы детского смеха смешивались с далеким шумом прибрежных волн, перестуком молотков и звуком грызущей дерево пилы.

Юный Восходящий и Кессиан прятались под зонтом, который закрывал их от жгучих лучей палящего солнца. У ног стояли кувшин с водой и наполовину опустевшее блюдо с фруктами. Школьные уроки давно закончились, но для Восходящих учеба продолжалась.

— Что ты чувствуешь, когда проверяешь небо, Ардуций? — спросил Кессиан.

Ардуций становился превосходным Слушающим Ветер, хотя ему еще не исполнилось девять лет. Он был почти так же точен в оценках, как сам Кессиан, и его способности проявились очень рано. Кессиан всегда с удовольствием вспоминал те первые минуты. Ардуций сперва не знал, как передать словами перемены в погоде и климате, которые он ощущал. Это иногда заставляло его реагировать нелепым, но практичным способом. Например, выходить на улицу в кожаном дождевике в жаркий день соластро. Так происходило до тех пор, пока он не научился понимать разницу во времени между своими ощущениями и действительным приходом атмосферных фронтов. Кессиан тихо засмеялся.

— Чему ты смеешься? — спросил Ардуций.

— Я просто вспомнил, как ты ходил по улицам, потея в кожаном плаще, смотрел на небо и гадал, почему оно синее.

Ардуций тоже рассмеялся. На них стали оглядываться.

— А мне говорили: «Дождь завтра». Да?

— А ты ужасно злился и заявлял, что он будет сегодня. В пять лет ты был таким вспыльчивым!

— И вы все надо мной смеялись, — добавил Ардуций.

Кессиан взъерошил его волосы.

— Но сейчас над тобой уже не смеются, правда?

— Да, — согласился мальчик. — Большинство людей смотрят на меня, на нас всех, как будто чего-то ждут.

— Так и есть. Мы все ждем.

Это действительно было так. К восьми годам все четверо обрели великолепной силы дар. Но что до остального… множественные способности, манипулирование стихиями… Ни малейшего признака. Ступени перечитывали и анализировали все творения Гориана-старшего, выискивая изъяны в его теории. Найти их не удавалось. Но Кессиан все больше угнетала мысль о том, что все это — только теория.

Уже начали звучать вопросы. Действительно ли эти четверо из девятой пряди Восхождения стали первыми. Или ожидание еще продлится. Каждый день Кессиан молился, чтобы дожить и увидеть, как это случится, и каждый день ощущал, как Бог все сильнее призывает его к себе. Он не верил, что недавние рождения в десятой пряди будут иметь какое-нибудь значение. Некоторые ждали детей сейчас. Но Ардол Кессиан не доживет до того дня, когда кто-то из них достигнет зрелости. Ему уже сто сорок лет, и он ощущает это каждым скрипящим суставом и каждым пропущенным ударом сердца.

— С тобой все в порядке, отец Кессиан? — спросил Ардуций.

Кессиан заставил себя улыбнуться.

— Да, конечно. А теперь вернемся к уроку. Что ты чувствуешь? Скажи мне.

— Я чувствую ветер: он как будто проходит через мою голову и тело. Я могу почувствовать запах капли дождя, упавшей за три сотни миль отсюда, — его принес ветер. Я могу потрогать воздух на высоте и проверить, когда температура начнет подниматься или падать. Я могу посмотреть на поверхность моря и узнать, когда начнется шторм. — Ардуций пожал плечами. — Как всегда. Точно так же, как ты.

В голосе Ардуция слышались нотки уныния, и Кессиан не мог его винить. Груз ожиданий все тяжелее давил на юные плечи. И это пустяк по сравнению с той волной разочарования, которая захлестнет всех четверых, если они не оправдают ожиданий.

— Мне очень жаль, Ардуций, — сказал Кессиан.

— Почему?

— Потому что это оказалось твоей судьбой.

Ардуций нахмурился.

— Да, но масса людей в Вестфаллене имела способности.

— Но никто не был так гармоничен в столь раннем возрасте. И ни на кого не возлагали таких надежд. — Кессиан вздохнул. — С нашей стороны несправедливо было так рассчитывать на вас и так слепо верить. Хотя, конечно, время еще есть. Много времени.

Ардуций уставился на него, и на его лице отразилась неуверенность:

— Но мы лучше, чем в нашем возрасте были другие. Даже лучше, чем ты, правильно?

— О да, несомненно, — кивнул Кессиан.

Ребенок всегда дарит взрослым надежду, и Кессиан с готовностью уцепился за эту соломинку. Ниже по склону сидели Гориан с Гвитен Терол — два Хозяина Стада рядом. Гориан дотошно изучал анатомию коровы. Как всегда, при его приближении животное успокоилось. И как всегда — такое происходило только с ним, — остальное стадо собралось вокруг, словно зрители. Они мерно жевали жвачку и смотрели. Животные знали.

Но что именно они знали и почему же, Боже Всемогущий, Ардолу Кессиану никак не удавалось заставить своих подопечных сделать следующий шаг? Скоро это должно произойти. Должно произойти!

ГЛАВА 5

843-й Божественный цикл, 35-й день от рождения соластро, 10-й год истинного Восхождения

Пелена дыма над Бродом Чаек становилась все плотнее. Пламя от множества пожаров усиливало дневной жар. Воздух дрожал и тек над южной частью города, и в нем стремительно мелькали грабители, темные силуэты на фоне горящих посевов.

В центре, на главной улице командующий гарнизоном пытался навести хоть какой-то порядок в рядах перепуганных ополченцев. Плохо вооруженные и почти необученные, они оказались в безнадежном меньшинстве. Однако все равно смогли составить оборонительное построение в четыре шеренги, передняя часть которого щетинилась немногочисленными пиками. Позади стояла горстка лучников, изготовив для стрельбы охотничьи луки.

Хан Джессон покачал головой. Жалкая картина. Почти бессмысленная попытка. Ему хотелось крикнуть им: бегите, прячьтесь и попытайтесь спастись. Однако они могли выиграть немного времени для спасения других, и его инстинкт самосохранения победил чувство жалости.

Северная часть города была потеряна. Дома горели до самой реки. Джессон все еще слышал звуки сражения, но разбойники уже вели зачистку, отгоняя домашний скот к северо-востоку. И теперь они займутся центром города. У Джессона было два варианта. Он мог либо спрятаться у себя в доме, рискуя, что сгорит вместе с ним, или бежать с семьей на юг, надеясь, что на него не обратят внимания, пока он не доберется до конюшни, где они держали повозку и лошадей.

Джессон отошел от окна и заглянул в полумрак дома и лавки. Сердце отчаянно колотилось. Он не мог ни на чем сосредоточиться. Он не знал, как поступить.

В углу гончарной лавки жена пыталась успокоить маленького сына. Нападение произошло внезапно: налетчики вырвались из леса в полумиле от городка, когда солнце достигло зенита. Громкие вопли и паника леденили сердце мальчика и заставляли дрожать всем телом. Бедняжке Хансону всего пять лет!

Джессон заглянул в глаза жены. Кари взглядом умоляла его сделать что-нибудь. Вокруг в лавке громоздились плоды его трудов. Амфоры, горшки, тарелки, вазы, кубки, статуэтки. Все они были придуманы, обожжены и расписаны вручную в мастерской Джессона. Бросить их — означало разрушить дело всей жизни. Остаться — рисковать сгореть заживо.

Шум на улице усилился. Джессон услышал приближающийся топот копыт. Люди в слепой панике бежали на юг. Как могло произойти такое? Брод Чаек находится в трех днях пути от границы с Цардом! Как он полагал, налетчики явились именно оттуда. Он потер глаза пальцами и прижался к приоткрытой ставне, чтобы увидеть начало улицы. Он слишком долго медлил! Теперь было поздно бежать.

— С нами тут ничего не случится. Все будет хорошо. Просто держитесь подальше и не поднимайте головы.

— Хан, что происходит? — В голосе Кари звучали мольба и страх.

— Ополчение не может их остановить. Люди бегут. Мы тут в безопасности, даю слово.

Обещание казалось ему самому пустым и фальшивым. Он ощущал сухость и горечь в желудке, глаза то и дело туманили слезы.

Налетчики атаковали неровный строй пикинеров. Джессон видел, как они разворачивают коней боком. Их было больше пятидесяти. В ряды защитников полетели стрелы. Ополченцы стали падать. Некоторые дергались и вопили. В ответ выпустили лишь несколько стрел. Может быть, в двух всадников и попали. Неприятельские конные лучники снова развернулись и сделали второй залп. На этот раз левый фланг пикинеров сломался. В воздух брызнула кровь. Лучники ополчения повернулись и побежали.

Стук копыт по булыжнику гулким эхом отражался от домов. Когда мимо пронесся первый разбойник, Джессон непроизвольно пригнулся. Прямо перед их домом убили мужчину, Хан знал его. Тело ударилось о стену, кровь брызнула на булыжник, и невидящие глаза уставились прямо на Джессона.

Джессон отшатнулся, прижимая ладонь к губам. Волной подкатила тошнота. Он давился, хватая ртом воздух.

— Ох, Боже Всеведущий, сохрани своих слуг! — забормотал он. — Мы предаем себя Твоей милости!

— Он отвернулся от нас! — прошипела Кари. — Не трать время на разговоры с Богом. Думай о том, как спасти семью!

Джессон почувствовал, как его захлестывает стыд. Он двинулся к ним, ощущая, что его мысли начинают проясняться. Грохот копыт на улице начал стихать, хотя он все еще слышал топот бегущих ног, вопли и треск досок чуть дальше к северу.

— Мы находимся там, где надо, — сказал он, нагибаясь к ним и гладя сына по голове. — Если они пройдут мимо, то нас никто не заметит. Если они подожгут дом, мы сможем выбежать отсюда назад или вперед, через склад или мастерскую. Все ценности с нами. Бог нас не оставит.

Последние слова он произнес, глядя Кари в глаза. Ему было нужно, чтобы она ему верила.

— Так что мы можем только ждать, так?

— Я не воин, — ответил Хан. — Наше место здесь.

Из соседней лавки раздался громкий стук. Сквозь стену слышались чужеземные голоса и звуки, как будто по камню волокли дерево. И совершенно узнаваемый треск пламени.

— Мы сгорим здесь! — с отчаянием выпалила Кари. — Почему мы не побежали, когда нападение только началось?

Хан не мог смотреть ей в глаза. Выпрямившись, он попятился.

— Нам надо защищать то, что нам принадлежит.

— Чем? Ты не увез нас, потому что побоялся двинуться с места! И теперь мы в ловушке. Твой Бог спасет нас от огня и меча?

Ставни разлетелись, осыпав лавку щепками. Лицо налетчика было окружено светом и обведено дымом и пламенем горящего дома напротив. Он удовлетворенно кивнул, что-то крикнул через плечо и влез в окно. Еще два налетчика взломали широкие входные двери. Кари завопила и прижала сына к себе. Хан заслонил ее собой. Больше ему ничего не оставалось.

Он поднял руки, чтобы оттолкнуть врагов.

— Не трогайте их! — сказал Джессон дрожащим голосом. Они даже не приостановились. Одетые в легкие доспехи и плащи для верховой езды, они быстро преодолели короткое расстояние, отделявшее их от него. Один ударил его кулаком в висок — и Хан рухнул на руки второго. В глазах потемнело, в ноздри ударила вонь — пот и промасленная кожа. Джессон стал вырываться, но его крепко держали. Острие клинка, приставленное к боку, заставило его замереть.

Грабитель наклонился и бросил какой-то приказ Кари. Она продолжала кричать. Он еще раз произнес те же слова, но Кари не пошевелилась. Тогда он вырвал мальчика из ее рук и передал другому налетчику.

— Все будет нормально, — с трудом выговорил Хан. — Спокойно. — Он почувствовал, что по щекам текут слезы. — Пожалуйста, пощадите мою семью! — попросил он. — Пожалуйста!

Разбойник только чуть сильнее прижал к его боку острие меча. Его товарищ отвесил Кари оплеуху, чтобы заставить замолчать. Зажав ее лицо рукой в перчатке, он повернул голову Кари вправо и влево, одобрительно хмыкнув.

— Отпустите ее! — Хан снова начал вырываться. — Не трогай ее, цардитский ублюдок!

Острие меча прокололо ему кожу и вошло в тело. Боль оказалась невероятной. По боку потекла кровь.

Разбойник сгреб Кари за ворот платья, видимо собираясь его сорвать, но вместо этого выпрямился, поднимая женщину на ноги. Потом начал толкать ее перед собой.

— Хан, помоги мне! — снова закричала Кари. — Помоги нам!

Но Хан не мог сдвинуться с места из-за меча. Он беспомощно смотрел, как его сына и жену выводят из лавки на улицу. А потом острие меча резко убрали. Хан стремительно повернулся, но цардит оттолкнул его. Он яростно глянул в обветренное долгими переходами лицо врага, сжал кулаки и бросился вперед, зовя близких.

Грабитель засмеялся — и рукоять меча ударила Хана Джессона в висок.

От Брода Чаек до Харога, столицы Атрески, нужно ехать целый день. Джеред приказал своей команде подробно изучить книги Атрески, прежде чем утвердить величину налога за полугодие. Ему следовало бы остаться с ними, поскольку Атреска числилась членом Эсторийского Конкорда меньше шести лет и являлась весьма непростой провинцией.

Система учета налогов была малоэффективной, а на северных окраинах и вдоль границ с Госландом и Цардом наблюдалось заметное сопротивление властям. Атресские сборщики то и дело устраивали волокиту и саботаж, и в результате Джереду пришлось отрядить больше пятисот своих сборщиков, которые устанавливали и отлаживали непростую систему налогообложения в атмосфере тлеющей гражданской войны.

Набеги и вторжения из Царда еще больше осложняли работу сборщиков, и поэтому казначей понимал, зачем его везут в Брод Чаек. Однако он видел все это и раньше, так что не рассчитывал узнать или услышать нечто новое.

Джеред пустился в путь с шестью своими людьми и пятьюдесятью солдатами Атрески. Кавалерийский отряд был хорошо вооружен и облачен в доспехи, так что наверняка в такую погоду страдал от жары. На концах поднятых копий трепетали вымпелы. Луки за спиной, мечи в ножнах. Солнечные зайчики танцевали на отполированных наголенниках и наручах, шлемах и кирасах. За солдатами ехали повозки, на которых везли вещи первой необходимости, походную кузницу и палатки для тех, кто лишился крова. Демонстрация силы и поддержки, а также неизменности намерений. Томал Юран, маршал-защитник Атрески, был местным жителем и гордым человеком. Джеред не ожидал от него ничего иного.

Юран и Джеред ехали во главе отряда по главному тракту из Харога к Царду. Путь, проложенный для армий Конкорда, проходил неподалеку от Брода Чаек. По обе стороны дороги лежала иссохшая, поросшая кустарником земля. Впереди местность чуть повышалась, а на затянутом жарким маревом горизонте слева от дороги виднелась темная полоса дыма. Они приближались к городку.

— Это очень мирное место, — внезапно сказал Юран, нарушая долгое молчание.

Его грубоватый и низкий голос был чуть приглушен шлемом, слишком туго затянутым под подбородком и затруднявшим движение челюстей.

Джеред посмотрел на него. Маршал ехал, гордо выпрямившись в седле и устремив карие глаза вперед, из-под шлема с плюмажем обильно тек пот. Казначей уважал Юрана за преданность своему народу, однако его нежелание понимать, какое влияние гражданские волнения в Атреске оказывают на весь Конкорд, сильно раздражало. Именно эта замкнутость, это стремление остаться отделенным от империи и вызывали у Джереда сомнения по поводу того, стоило ли назначать Томала Юрана на столь высокую должность. Его опасения не были приняты в расчет сенатом Эстории, хотя он полагал, что Адвокат тоже колебалась по поводу Юрана. Что ж, досадно.

— В этом я не сомневаюсь, — спокойно отозвался казначей. — Но я по-прежнему сомневаюсь в том, разумно ли везти меня туда, маршал Юран. Мой визит к вам рассчитан всего на три дня, и за это время я готов обсудить все ваши проблемы. Два дня мы растратим на дорогу. И сегодня вы почти со мной не разговаривали. Надо ли мне понимать, что этот злополучный город — ваша единственная проблема?

Юран повернулся к нему, прищурив глаза.

— Я боюсь, что ваше раздутое представление о собственной значимости, как всегда, не даст вам услышать, какие проблемы стоят перед Атреской.

Джеред промолчал, сохраняя бесстрастное выражение лица, чтобы Юран мог дать выход раздражению.

— Я везу вас в Брод Чаек потому, что верю —зрелище того, в какие беды ввергает нас Конкорд, разбудит ваш разум. Слова вы сможете игнорировать. То, что увидите, — нет.

— Я видел результаты набегов и грабежей чаще, чем мне хотелось бы, Томал. Я участвовал в стольких боях — вы не прожили столько лет на этой земле. Вы, как и я, должны научиться воспринимать такие события как весьма прискорбные шаги на трудном пути к миру и стабильности.

Юран коротко и зло засмеялся.

— Я уважал бы вас, если б вы хоть в чем-то были личностью, а не функционером. Позвольте вашему сердцу почувствовать то, что чувствуем мы. Позвольте вашим губам отвечать честно, а не повторять избитые истины, нацарапанные перьями чиновников и политиканов Адвокатуры. Эти люди никогда не видели разрушений. Они никогда не видели войны. Они не могут понять наших трудностей. У вас есть возможность помочь. Мне больно видеть, что за все годы, пока я вас знаю, вы ни разу ею не воспользовались.

— Я говорю то, что думаю. — Джеред по-прежнему сохранял спокойствие. — И я делаю дело, в которое верю. Я представитель Эсторийского Конкорда и его Адвоката. Мою работу никто не уважает, но с этим приходится жить. — Он пожал плечами. — Я сборщик налогов и потому никому не нравлюсь. Однако моя работа выполняется на благо всех. Даже жителей Брода Чаек. Даже в такой момент.

— И вы спрашиваете, почему я не захотел разговаривать с вами сегодня? Возможно, вы сами дали ответ.

— В этом случае, маршал, я буду уважать ваше желание молчать.

Брод Чаек лежал на плоском дне и пологих склонах долины, по которой с севера на юг текла река Чайка. Она брала начало в озерном крае на юге Госланда и впадала в Тирронское море. Брод, вокруг которого вырос город, располагался у южной окраины поселения и обеспечивал основной торговый путь через Чайку на восток и запад. Когда Атреска вошла в Эсторийский Конкорд и началась подготовка к кампании в Царде, через реку ниже по течению перекинули каменный мост, который обеспечивал прямой доступ на вражескую территорию.

В последние годы Брод Чаек тоже процветал, армии Конкорда регулярно закупали здесь оптом припасы и продавали добычу из Царда. Торговцы Брода Чаек имели хорошие связи с рынками Харога и могли предложить конкурентоспособные цены на товары, которые потом продавали в столице с немалой прибылью. Наверняка добрая слава и привела к тому, что город стал целью набега цардитов.

Прошло два дня после нападения, и вот, откликнувшись на письмо, доставленное гонцом на загнанной лошади прямо во двор замка Юрана, атресцы и люди Джереда, стоя на холме, смотрели вниз, на разрушенный город. Броду Чаек был нанесен сокрушительный урон. На склонах долины и везде, куда ни кинь взгляд, сожгли и вытоптали посевы. Виллы превратили в дымящиеся руины, и дым до сих пор поднимался в ясное голубое небо. В самом городе путь грабителей отмечали сгоревшие здания, темные пятна на мостовой и разбросанное испорченное имущество: одежда, посуда, мебель. Разбойники сосредоточили усилия на главных улицах и окрестных полях, поэтому некоторые дома и переулки все же уцелели. Воздух провонял золой и сыростью.

В городе царила тишина. Джеред видел, как люди перемещаются по поселению, стараясь расчистить все, что можно. Все трупы уже убрали и, надо полагать, сожгли. У Дома Масок появилось множество новых флагов, свидетельствующих о смерти, которая так недавно и жестоко прошлась по городу. Джеред мысленно пообещал себе помолиться перед отъездом и взрыхлить землю на лужайке у Дома.

Казначей въехал в город, остро ощущая, как он выглядит. В отличие от сверкающих доспехов атресской кавалерии он и его люди ехали в одежде, подходящей для долгого пути. Легкая кольчуга поверх кожаной рубашки, штаны, обшитые кожей, и плащ, предназначенный для того, чтобы уберечь от прохлады в ясные ночи. На поясе у Джереда висели ножны с эсторийским гладиусом, а в седельной сумке казначей вез свою печать и верительные грамоты.

Все это не слишком явно говорило о том, кто он, но на спине его плаща и на ленте, перекинутой через плечо, красовался вышитый знак сборщиков. Такой же знак был и на круглых щитах его людей: руки, охватывающие герб Эсторийского Конкорда и семьи Дел Аглиос. Хватило бы и одного герба, чтобы вызвать в Атреске недоверие. А то, что знак был охвачен руками, в подобных местах превращало недоверие во враждебность.

Работы по расчистке развалин прекращались, как только шум, производимый отрядом, отвлекал людей от мрачного занятия. Начала собираться толпа. Юран провел отряд на городской форум, где спешился и приказал своим солдатам сделать то же. Джеред и его подчиненные последовали их примеру. Сборщики вели себя настороженно: они окружили казначея, чтобы в случае необходимости иметь возможность его защитить. Джеред смотрел, как жители сходятся на форум. В их движениях не наблюдалось агрессивности. Им хотелось услышать новости. Они нуждались в помощи, и маршал Юран приехал, чтобы ее предложить. Однако на грязных, измученных лицах не было приветливых улыбок или признаков благодарности. На них явно отражались только горе, растерянность и потрясение.

Вперед вышла пожилая женщина. Она вытерла испачканные пеплом ладони о платье, которое когда-то было темно-зеленым, но теперь его покрывали черные пятна и полосы. Ее седые волосы сзади стягивал красно-белый шарф. В морщины на лице забилась сажа, глаза покраснели. Женщина взяла протянутую Юраном руку и сцепила пальцы в традиционном атресском приветствии.

— Маршал-защитник Юран, добро пожаловать.

Джереда она одарила взглядом, полным отвращения.

— Я опоздал на два дня. Я отдаю почести вашим мертвым, претор Горсал, и позже помолюсь в Доме Масок с вашим чтецом. А сейчас скажите, чем я могу вам помочь.

Плечи Горсал ссутулились.

— С чего начать? У нас сгорели дома, посевы, мастерские и лавки. Наших людей захватили в плен, наш скот угнали. У нас не было возможности защититься от цардитов. Нас смяли. Мужчины и женщины вынуждены были бежать из своих домов. Храбрейшие наши жители убиты. Маршал, некоторые из них сгорели дотла, и их циклы завершились. Они больше не появятся на Божьей земле. Такая жестокость! Ведь это не убийцы. Это невинные люди, которые якобы находились под защитой Конкорда.

По толпе прокатился ропот. По оценке Джереда, на форуме собралось больше ста человек. Он сделал пальцами едва заметный знак, призывая своих людей расслабиться. Атмосфера была горькой и гневной. И, похоже, Юран поощрял эту демонстрацию.

— Мне понятны твои чувства, Лина, — сказал Юран. — Меня тоже уверяли, что наши границы хорошо защищены. Все силы, которые я могу выделить для защиты граждан, находятся в приграничных фортах. Я делаю все, что могу, чтобы обеспечить безопасность жителей Атрески. Но вы должны понять, насколько тяжел груз финансовых проблем. Почти все наши действующие легионы, вся регулярная армия, покинули нашу территорию. Ты знаешь, сколько атресцев сейчас участвует в кампании в Царде. Мы обсуждали это на совете всего десять дней назад.

— И что я должна сказать людям? Что каждое утро, вставая, мы должны надеяться, что грабители не вернутся, потому что, если это произойдет, мы не в силах будем их остановить? Что Конкорд не желает нас защищать? Что наши собственные правители в Хароге сидят без дела и не могут дать нам средств, чтобы мы защитили себя?!

Голос претора становился все пронзительнее и сорвался на крик. Женщина пребывала в явном отчаянии. Толпа позади нее шевелилась и недовольно роптала. Джеред слышал отдельные оскорбительные выкрики. Он кашлянул. Юран на секунду повернулся к нему.

— Вы уверены, что добиваетесь именно того, чего хотите? — негромко спросил Джеред, скрестив руки на груди.

— Я слушаю моих людей! — ответил Юран. — Имейте уважение.

Джеред придвинулся ближе к Юрану и понизил голос так, чтобы никто из толпы не услышал:

— Я не хотел бы проявлять неуважение, но раздувать гнев бессмысленно. Лучше вместе с претором осмотрите нанесенный ущерб. Оцените то, что необходимо сделать, а потом выслушайте правителей города в базилике. В соответствии с протоколом. Скоро наступит ночь, и я не намерен отчитываться перед толпой.

— Это ваши разорительные налоги сделали нас беззащитными перед нападением, — прошипела Лина Горсал. — Вы непосредственно отвечаете за то, что здесь погибли люди.

— Такие утверждения необходимо доказывать. К счастью, со мной приехали специалисты, которые просмотрят ваши книги и укажут на ошибки и недостатки вашей экономики. У вас больше возможностей получать прибыль, чем вы думаете. Но прежде всего я приехал с намерением лично осмотреть ваш город и оценить нанесенный ущерб и то, как это скажется на налогообложении, которое будет определено вам на следующее полугодие. Если у вас есть желание обвинить меня и Конкорд в целом в чем-то неподобающем, сделайте это внутри базилики. Мы находимся в состоянии войны, и все должны делать свой вклад в то, чтобы она была успешной. А теперь я предлагаю поручить нашим людям нечто более конструктивное, чем выслушивание недовольства.

Джеред замолчал. Он знал, что они не станут бросать ему вызов. Не так уж много можно позволить себе во взаимоотношениях со сборщиками — а в особенности с их главой. Несмотря на весь их гнев и горе, его присутствие произвело впечатление горожан. Немногим удавалось увидеть Пола Джереда во плоти, а уж тем более поговорить с ним лично. Он возглавлял сборщиков уже семнадцать лет и в свои сорок семь все еще был молод для этого поста. Джеред знал все слухи, которые ходили о нем, и тот, который он чаще всего обыгрывал, — слух о его громадном росте. Конечно, это преувеличение. Уж что-что, а выше дома он не был. Хотя порой жалел, что это не так.

Казначей повернулся к своим подчиненным: четверым мужчинам и двум женщинам. Пятеро в самом младшем чине сборщиков, один недавно получил звание пробера. Все не слишком привычны к поездкам в далекие поселения и, соответственно, нервничают.

— Я пройдусь по городу один, — сказал он. — Вы начинайте просмотр отчетов и книг. Несомненно, вы услышите рассказы о несчастьях и трудностях. Придерживайтесь фактов. Сохраняйте бдительность и ищите в записях преувеличения. Отмечайте все, что сочтете подозрительным. Я хочу получить честную оценку уровня налога, который здесь собирался. Действительно ли он не оставил им средств, чтобы нанять защитников? Я вернусь с прикидочной оценкой стоимости восстановления Брода Чаек, новых посадок и закупки скота. Мы по меньшей мере могли бы оставить им приятные известия относительно налогов на ближайшее полугодие. Вопросы есть?

Его служащие покачали головами.

— Отлично. Пробер Арин, ты знаешь, где находится моя печать и верительные грамоты. Обязательно предъявляйте их, когда будете запрашивать сведения. Не берите с собой оружия. Выполняйте.

— Да, господин.

Казначей оглядел их. Достойные ученики, все до одного. Арин имел хорошие шансы занять высокий пост, если выдержит суровую жизнь сборщика. Повернувшись, Джеред посмотрел на город. Ему надо обойти две главные улицы, обе ведут к форуму. Посетить какую-нибудь виллу со стороны долины и Дом Масок. Работы на два часа, не больше. А потом — долгая ночь, в течение которой придется выслушивать жалобы людей, не имеющих представления о том, как устроен Конкорд.

Джеред пошел через форум, жестом раздвигая толпу и рассчитывая, что Юран и Горсал пойдут за ним. Всегда полезно заставить местных вождей прибавить шагу. Добрые жители Брода Чаек могут сколько угодно их уважать, но горожанам следует понимать, чей голос тут действительно важен. Атреска — гордая и сильная нация, но прежде всего она провинция Эсторийского Конкорда.

Он двинулся по середине когда-то аккуратной улицы, вымощенной булыжником. Мостовая и сточная канава были завалены мусором, отверстия стоков забились, пятна высохшей крови облепили мухи. Справа и слева черные дыры оконных проемов обрамляли потемневшие от копоти стены. Черепица потрескалась и осыпалась от пламени, которое жадно терзало здание за зданием.

Запахи были едкими и горькими, как настроение жителей. Казначей неспешно шагал по улице, и металлические подковы сапог звякали о камни мостовой. Джеред представлял себе тот ужас, который пронесся по Броду Чаек. Эти люди не были воинами. Крайне неприятное происшествие. Но не первое, потревожившее Атреску с начала цардитской кампании, и определенно не последнее.

— Мы почти в ста милях от границы, — сказала претор Горсал, словно читая его мысли. — Мы всего в одном дне пути от Харога. Однако они напали на нас среди бела дня. Цардиты были нашими друзьями. Ваша война превратила их во врагов. Моих людей убили те, с кем они прежде торговали и выпивали. Вы знаете, почему они это делают, так ведь? И вы знаете, почему они обещали вернуться.

— Потому что они в отчаянном положении. Это достаточно распространенная тактика для тех, кто проигрывает войну. Атреска тоже ею пользовалась. Вы — относительно новые члены Конкорда. Шрамы тех войн, в результате которых Эстория вас аннексировала, еще свежи в памяти многих людей. И они полагают, что такими действиями могли бы подорвать вашу веру в Конкорд.

— И они в чем-то правы, — коротко бросила Горсал, поднимая глаза на Джереда. И встретила твердый, непреклонный взгляд. — Вы почувствовали настроение людей. Что нам думать? Что делать? Ваши ястребы увидят, что налоги, которыми нас обложили, не оставили нам средств, чтобы содержать наемников. Мы полагались на добровольцев и ржавое оружие. Результаты — вот они, перед вами.

Джеред немного помолчал.

— Полагаю, вы признаете, что никогда прежде не знали такого благополучия. Что Конкорд дал вам экономическую стабильность и больше возможности для развития, если вы этого пожелаете. И я полагаю, что вам следует верить — Конкорд принесет вам мир и безопасность.

— Когда? Сейчас я не вижу никакого благополучия! И какой прок от него тем, кто сгорел дотла? — Лина Горсал указала на превращенную в руины улицу. — Сколько раз нам придется бежать из наших домов, не имея возможности защититься?

Джеред остановился и повернулся к ней.

— Я вырос в приграничной провинции. Я жил в деревне, которая страдала от набегов. И, как и вас, никто не спрашивал меня или моих родных, хотим ли мы стать членами Конкорда. Мы потерпели поражение в войне так же, как это произошло с вами и всеми провинциями Атрески. Как и мне, вам придется жить в реальном мире и знать, что ваше будущее при Конкорде обеспечено так, как никогда не было бы при вашей беспорядочной торговле и договорах с Цардом. Конкорд даст вам все. А пока я сожалею о ваших нынешних потерях и о тех, которые еще могут выпасть на вашу долю. Устройство приграничных фортов — не единственный способ обеспечить безопасность. Оценивайте, действительно ли ваш правитель обеспечивает вам всю защиту, какая только возможна. Это его обязанность.

Юран поперхнулся — или, по крайней мере, так это прозвучало. Джеред твердо посмотрел на него.

— Вы что-то хотели сказать, маршал?

— Казначей Джеред, я нахожу подтекст ваших слов оскорбительным. — Лицо Юрана казалось багровым в солнечном свете, уже блекнущем с наступлением вечера. — Мои люди знают, что я делаю все, что могу. Я оплакиваю каждого, кто погибает ради Конкорда, в то время как тех, кто мог бы их защитить, забирают для участия в кампании в Царде. Ваша попытка посеять подозрения — это низость.

Джеред мрачно улыбнулся.

— Я просто хочу добиться, чтобы каждый получал то, что ему положено. Казначейство — легкая мишень для нападок. Я просто спросил, все ли стороны дела приняты во внимание.

Они пошли дальше. Опытным взглядом Джеред оценивал ущерб и стоимость восстановления, мысленно подсчитывая и запоминая. Возможно, этот визит все-таки окажется не совсем бесполезным. Город пострадал сильно, очень сильно для поселения, расположенного так далеко от границы. Пережить такое за столь короткий срок!

Юран вышагивал позади казначея, и от него исходили волны возмущения. Претор Горсал шла по левую руку, в некотором отдалении. Она сжимала губы, явно чтобы не сказать что-то лишнее.

В нескольких ярдах впереди из разбитой двери на улицу выбрел мужчина. Он был небрит и отвратительно грязен. Его волосы слиплись, а на лице отражалось такое отчаяние, что сердце Джереда дрогнуло. Несчастный заметил их, обвел взглядом. Его глаза остановились на Джереде, и лицо изменилось и потемнело. Он схватил обломок разбитого кувшина и бросился на сборщика.

Лина Горсал окаменела, на ее губах замер крик. Джеред качнулся навстречу замахнувшейся руке и остановил удар резко поднятым левым локтем. Осколок отлетел в сторону и разбился о стену дома. Джеред схватил мужчину за руки выше локтя и удержал на расстоянии. В лицо казначею вместе со скорбными причитаниями брызгами летела слюна.

— Она пропала из-за тебя, ублюдок! Их обоих увели. Мы просто хотели жить мирно, а из-за тебя у меня отняли все. Все, что я любил, пропало! — Мужчина обмяк, и жилы на его шее расслабились. — Обратно! Я просто хочу их вернуть. Где они? Они увели мою жену и сына. Ты должен мне помочь! Должен!

Джеред обхватил его рукой за шею и привлек к себе. Теперь несчастный неудержимо рыдал, его тело отяжелело от горя. Ощущая каждое содрогание, Джеред крепче обнял его.

— Цард падет, — пообещал он, его дыхание ерошило волосы мужчины. — Конкорд призовет его к ответу, и все, что было отнято, вернут. Бог защитит твоих любимых. Верь моим словам. Верь Адвокату. Верь Конкорду. Как твое имя?

— Джессон, — глухо сказал мужчина, уткнувшись Джереду в грудь, — Хан Джессон.

— Крепись, Хан Джессон. Я Пол Джеред. Я казначей сборщиков и говорю от лица Конкорда. Мы вернем тебе жену и сына.

Он передал Джессона в руки претора Горсал. Лина взирала на казначея с удивлением, граничащим с недоверием.

— Этого человека не следует оставлять одного, — велел Джеред. — Послушайте меня. Единственный способ остановить набеги — это покорить Цард. На это уходят ваши налоги, для этого ведут набор рекрутов среди ваших жителей. Настанет мир, и Атреска расцветет, а ее народ будет принят в сердце Конкорда. Мы все ведем это сражение. И мы победим. А теперь пойдем в Дом Масок. Я должен помолиться за продление циклов тех, кто погиб.

ГЛАВА 6

844-й Божественный цикл, 40-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения

— Успокойтесь же, ну! — воскликнула Шела Хаси, хлопая в ладоши.

Трое ребят снова покатились со смеху, и даже губы Гориана чуть раздвинулись в улыбке. Такой редкой и такой необходимой. Ему всего десять, и он лишком серьезен! Казалось, что мальчик привыкает — хотя и чересчур рано — к тому, кто он. Разум отца Восхождения раздирала тревога, хотя он и не позволял, чтобы дети это заметили. Скоро. Это должно случиться скоро! Сегодня. Боже Всеведущий!

Все четверо вместе с Шелой и Кессианом взобрались наверх по длинному склону, ведущему к плато над гаванью. Здесь цвели сады. Стоял отличный, лучший в этом году день. В синем, без единого облачка небе сияло солнце, ветер с залива смягчал жару.

Со своего великолепного наблюдательного пункта они глядели, как солнечные блики танцуют на воде залива между рыбацкими баркасами и отражаются от ярко окрашенных бортов торговых кораблей, вставших на якорь недалеко от берега. На склонах позади Вестфаллена лениво паслись или грелись на солнце овцы и коровы. На террасах волнами качались колосья, ленивые и почти созревшие. Урожай будет прекрасным, как и предсказывала Эстер в холода первых дней от рождения генастро.

Кессиан привалился спиной к апельсиновому дереву, под которым сидел, наслаждаясь тенью. Листья шуршали по созревающим плодам. Они все ненадолго спрятались от солнца: даже загорелое тело может получить ожог в такой день, как сегодня. Ардол Кессиан посмотрел на юных Восходящих, которых, мягко уговаривая, успокаивала Шела. Все четверо в легких светлых туниках с красными полосами Восхождения, на ногах — открытые сандалии, головы покрыты соломенными шляпами с широкими полями.

Гориан спрятал улыбку, и его красивое юное лицо хмурилось все сильнее. Светло-голубые глаза мальчика под копной курчавых белокурых волос сверлили взглядом сверстников, руки были скрещены на груди. Миррон, сидевшая рядом, заметила перемену в его настроении и напустила на себя притворную серьезность. Кессиан улыбнулся.

— Ты видишь? — тихо спросил он у Шелы.

— Вижу, — ответила она. — Славно, правда?

— Очень, — согласился Кессиан. — Полно, вы двое! Ардуций, Оссакер. Будет вам. Вам еще многому надо научиться, а я человек старый.

Двое мальчишек попытались успокоиться, но их первые слова снова перешли в хихиканье.

— Гориан. Наш отец… — передразнил Оссакер, пытаясь говорить басом.

Оба посмотрели на Гориана и снова зашлись смехом.

— Им не стоит надо мной смеяться, — заявил Гориан.

— Они не смеются над тобой, — успокаивающе проговорила Шела. — Это просто глупая шутка про отцов, так ведь?

— Они смеются над моим именем, — сказал Гориан, и в его голосе внезапно прорезался лед. — Они смеются над нашей историей.

Кессиан пристально посмотрел на Гориана, пытаясь понять, не шутит ли он.

— Что ж, возможно, это так, хотя они этого не понимают, — мягко произнес Кессиан. Он бросил пристальный взгляд на расшалившихся мальчишек, мгновенно умеривший их веселье. — И возможно, им следовало бы внимательнее относиться к твоим чувствам. Но они ничего плохого не имели в виду, так ведь?

Но Гориан игнорировал вопрос.

— Гориан умер как герой и сделал для нас все возможное. Ардуций и Оссакер были простыми воинами. И оба умерли во сне. Ничего героического. Посмеемся над ними?

— Совсем не обязательно геройски погибать, чтобы стать героем, — возразил Кессиан. — Твои поступки в течение всей жизни определяют то, какая о тебе останется память.

— Два старика, — продолжал Гориан, — мочились в постель как новорожденные. Умерли беспомощными, как младенцы. Вот это достойно смеха.

И он захохотал, хватаясь за живот, как это только что делали Ардуций и Оссакер, затем резко смолк. Не потому, что понял, что зашел слишком далеко, а чтобы оценить их реакцию. Кессиан почувствовал, как его охватывает холодный гнев. Рука сжала лежащий рядом посох.

Сочувствие Миррон сменилось недоумением, а оба мальчишки посмотрели на Кессиана, ожидая восстановления справедливости. Другие на их месте набросились бы на Гориана с кулаками. Но не эти двое. Оба слишком миролюбивы. Оссакер к тому же хилый и болезненный, а Ардуций — худенький и тонкокостный. И оба прискорбно слабы по сравнению с сильным телосложением того, кто бросил им вызов.

Кессиан повернулся к Гориану. Мальчик ответил ему вызывающим взглядом. Чересчур вызывающим.

— Никто не смеет оскорблять память героев Восхождения! — Ардол Кессиан говорил так, чтобы его голос, всегда отличавшийся звучностью, разнесся по саду.

Четверка сидевших перед ним детей поежилась.

— Но… — начал Гориан.

— Их неудачная шутка была произнесена с теплотой и любовью. А твои выпады рассчитаны на то, чтобы ранить и умалить память наших лучших защитников. Научись чувствовать разницу, прежде чем снова заговоришь.

— Я…

— Ты считаешь меня таким слабым стариком, что со мной можно пререкаться? — Глаза Кессиана сверкнули. Он ощутил, как у него дрожат руки и ноги. Его голос гремел. Отзвуки, наверное, услышат даже внизу, в заливе Генастро. — Ты считаешь себя настолько ученым, что бросаешь мне вызов? Тебе всего десять, и ты всего лишь росток. Мне сто сорок. Я отец Ступеней. Единственный член первой пряди, который еще жив. — Ардол Кессиан понизил голос. — И могу тебя заверить: я полностью управляю своим мочевым пузырем.

Миррон прижала ладошку к губам. Гориан глотал слезы, отчаянно пытаясь не потерять лица.

— А теперь, — сказал Кессиан, снова превращаясь в доброго наставника, — давайте внесем ясность. Все ваши имена славятся в истории Восхождения. Без тех, в честь кого вы названы, вас здесь бы не было. Вместо этого наши предки превратились бы в золу, которую орден Всеведущего развеял по ветру, чтобы лишить нас новых циклов под оком Божьим.

Ты прав, Гориан, твой предок был отцом всех Восходящих. Тем самым человеком, который познал закономерности и занес все, что видел, слышал и понял, на пергамент, чтобы те, кто придет после него, могли продолжить его дело. Он сознательно подверг себя огромной опасности. Он успешно выступил против ордена, считая Восхождение законной эволюцией людей.

Но он был не одинок. Миррон прокладывала ложный след для тех, кто пытался захватить Гориана. Она любила и поддерживала Гориана. Она была его сильной половинкой, тем краеугольным камнем, на который опиралась его жизнь. Миррон чертила схемы и диаграммы, которыми мы пользуемся сегодня. Она пошла на огромный риск, спрятав от любопытствующих все, что им удалось узнать, когда Гориан был вынужден обратиться в бегство. В конце концов его настигли и убили. И если Гориан — отец Восхождения, то Миррон была нашей матерью.

Кессиан увидел, насколько завладел вниманием ребят, и на его губах невольно появилась улыбка. Все четверо сидели, поджав ноги и подавшись вперед. Они снова были просто детьми. Но еще мгновение — и они станут чем-то иным. Он понимал, с каким трудом они каждый день обретают равновесие. И легче им не станет.

— Но из всех наших преданий и записей, передаваемых из поколения в поколение, также ясно, что ничего бы этого не было, если б не постоянные усилия Ардуция и Оссакера. Это они создали организацию преданных людей, мужчин и женщин, которые сообщали обо всех действиях ордена. Это они поспешили на помощь юным членам пряди, оказавшимся в опасности. Это они стояли рядом с Горианом в битве при Карао, это они помогли ему бежать из темницы Кирандона в день, когда его собирались казнить. И это было сделано задолго до того, как он нашел те главные знания, которыми мы сейчас владеем.

Да, Ардуций и Оссакер умерли стариками. Но они умерли, окруженные заботами тех, кто их любил, зная, что их жизни не прошли впустую. Они потрачены, чтобы стало возможным все то, что произошло после. И в самое недавнее время появились вы, четверо. Хотя, как вы знаете, после вас на свет появились и другие, и пять матерей из прядей сейчас беременны. У нас есть серьезные надежды.

Они, все четверо, — герои. И вы сидите здесь благодаря их общим усилиям. Не забывайте об этом. И я не желаю слышать новые колкости и шутки, какими бы невинными вы их ни считали. — Его улыбка стала шире. — Вы меня поняли?

— Да, отец Кессиан, — хором отозвались дети.

— Хорошо. А теперь — за работу.

По их лицам Ардол Кессиан увидел, что они готовы, и кивнул, выражая одобрение. Эти четверо, как все члены прядей, воспринимали свои способности без лишних вопросов. Проблема заключалась в том, чтобы объяснить: не все имеют такие таланты и потому они невероятно ценны. В будущих поколениях все должны иметь какие-то способности по праву рождения. Несомненно, именно так назначил Бог людям на Его земле. А до той поры…

— Сегодня я хочу, чтобы вы постарались и подумали о том, что находится за пределами данного вам от природы. — Сад огласился стонами. Он поднял обе руки. — Знаю, знаю! Мы уже сто раз это пробовали, как вы любите мне напоминать, но я ощутил, что в прошлый раз мы были близки к результату. Да, я знаю, что испытываю ваше терпение, но помните: для нас это тоже ново. — Кессиан вскинул руки. — Кто знает, возможно, еще через несколько поколений такое обучение станет простым и естественным для тех, кто вырастет. Для таких, как вы, вероятно.

Миррон подняла руку.

— Да, моя малышка?

— Мы не понимаем. А вы нам не объясняете. Почему мы должны искать другие таланты?

— Это часть обучения для всех. Миррон, ты — Огнеходец, таланта подобной силы еще никогда не видели в Восхождении. Точно так же твои братья проявляют свои таланты лучше, чем кто бы то ни было. Нам нужен новый великий Слушающий Ветер. — Он подмигнул Ардуцию. — Молодой. Нынешний уже очень устал. Но учения Гориана говорят, что истинные Восходящие способны на большее. И что когда они этого достигнут, то смогут управлять своими талантами и миром вокруг них. Это будет началом.

Кессиан был не уверен в том, что дети его понимают, но, похоже, это все равно их успокоило.

— Итак, Миррон, почему бы тебе не начать? Можешь не двигаться. Мы пришли в апельсиновую рощу не случайно. Эти деревья полны жизни, как и трава вокруг. Ты можешь это почуять, правда? Но можешь ли ты по-настоящему это ощутить? Положи ладони на землю. Углубись в то, что ты ощущаешь под кончиками пальцев. Расскажи мне все. Но будь честной. Гадание никуда нас не приведет.

— А почему здесь нет Эстер? — спросил Оссакер. — Она могла бы сказать нам, что мы должны искать.

— Именно по этой причине, юный воин. Если у тебя нет подсказки, тебя не могут к чему-то подтолкнуть. Все, что ты ощутишь, будет исходить из твоего сердца. Миррон, продолжай, пожалуйста.

Миррон быстро взглянула на Гориана, но сразу же опустила голову, почувствовав, как краснеет под его пристальным взглядом. Она положила ладони на траву. Травяное тепло приятно покалывало кончики пальцев. Отец Кессиан тихо говорил с ней, подбадривал. Как ее учили, девочка очистила разум от посторонних мыслей и постаралась сосредоточиться на пространстве непосредственно вокруг нее.

С огнем было легко. Всегда легко. Миррон ощущала природную близость с ним и, закрывая глаза, видела картины пламени, обволакивающего ее, ласкающего, защищающего. Она могла увидеть путь сквозь пламя, могла ощутить, где именно огонь наносит самый серьезный ущерб, так же как могла увидеть более холодные участки в очаге или в только что выкованной стали. Кузнец в ней души не чаял.

Значит, точно так же должно происходить и с землей под ее ногами и пальцами. Миррон успокоилась, стала дышать медленнее и глубже. Она расправила пальцы на траве, сосредотачиваясь на них, стараясь почувствовать землю и отдельные травинки, прикасающиеся к коже.

— А теперь, — сказал Кессиан, — устремись вниз, к энергии, которая лежит под поверхностью земли. К тому, что связывает все и дает жизнь каждому растению, что качается под ветром и растет под заботливой дланью солнца. Что ты чувствуешь, Миррон, дитя мое? Скажи нам.

Миррон попыталась. Ей хотелось ощутить, как червяк ползет сквозь почву. Хотелось почувствовать едва заметное движение корешков, которые ищут новую опору, утолщаются и растут. Ей хотелось обнаружить крошечные капли воды, питающие землю жизнью, и знать, что земля здорова.

Миррон открылась, как открылась бы огню, чтобы дать энергии течь через нее. Она излила себя в землю, на которой лежали ее пальцы. Ничего. Ни шепотка, ни искорки. Девочка нахмурила брови.

— Я ничего не чувствую. Только траву. Ничего не получается. Я не знаю, что я должна почувствовать.

Все бесполезно. Она выглядит глупо! Как можно ожидать, что она почувствует происходящее там, внизу? Она Огнеходец, а не Хранительница Земли. Миррон открыла глаза.

— Может, мы не те, кем вы нас считаете, — вмешался Ардуций, которому всегда удавалось выразить ее мысли словами.

— Ты просто все делаешь неправильно, — пренебрежительно заявил Гориан.

— Тогда попробуй сам! — огрызнулась Миррон, ощутив, что его слова царапнули по сердцу.

— Терпение, терпение, — проговорил Кессиан успокаивающим тоном. — Ардуций, пожалуйста, не позволяй трудностям себя запугать. Помните, все вы уже сейчас лучшие в своей области, и это в столь ранние годы! Вы — особенные. Но чтобы научиться большему, понадобится время. К сожалению, Гориан — первый Гориан — не упоминал, сколько времени нужно для того, чтобы истинное Восхождение проявило себя. — Его взгляд остановился на Гориане. — Неправильного способа нет, потому что мы не знаем правильного. Но если ты его нам покажешь, мы будем очень и очень рады. Пожалуйста.

Гориан одарил товарищей улыбкой, в которой ощущалось презрение, и приступил к делу. Но и у него ничего не вышло. Как не вышло и у Ардуция, и Оссакера. И хотя отец Кессиан уговаривал и ободрял их, снова повторяя, что они добьются успеха, в этот день ничего не получилось. Так что когда солнце начало опускаться за скалы, а дневная жара — спадать, подавленная Миррон первой ушла с плато.

* * *

Этим же вечером Кессиан ужинал с Дженной, Эстер, Виллемом Гесте и Андреасом Коллом. Трапеза выдалась невеселой, чему еще больше способствовала непрекращающаяся ссора детей во внутреннем саду, под окнами столовой.

Кессиан посмотрел через открытые окна за колоннаду и почувствовал, как настоящее сомнение закрадывается ему в душу — впервые после их рождения. На скамье у фонтана сидела Шела, присматривая за подопечными. Дети начали хвастливый спор по поводу того, чей талант полезнее. Спор вполне невинный, и велся он уже в тысячный раз. Некоторые их доводы и заявления даже немного повысили Кессиану настроение, настолько они были нелепыми.

— Они хотя бы демонстрируют фантазию, намного превосходящую то, что свойственно десятилетним детям, не принадлежащим к прядям, — заметила Дженна.

— Мне особенно понравилось заблаговременное предупреждение относительно цунами в противовес избавлению Вестфаллена от коровьего мора, — согласился Виллем Гесте.

— Да уж, настоящие катастрофы, — сказал Кессиан. — Под стать ураганам, которых у нас тоже никогда не бывает. Тем не менее, Ардуций уверен, что сможет заметить их приближение. В общем, все мы можем спать спокойно.

Смех, которым было встречено это заявление, звучал не очень весело и теперь быстро растаял в ночной прохладе. Пламя свечей трепетало на ветру, доносящем громкие голоса спорщиков. Кессиан знал, о чем думают его собеседники. Неизбежные мысли.

— Совсем никакого прогресса? — спросил Андреас.

— По внешнему виду я бы сказал, что нет, но мы не знаем, что на самом деле зарождается в их разуме и теле, — ответил Кессиан. — Кто-нибудь из вас видит признаки продвижения?

— Мы все сошлись на одном, — вздохнула Эстер. — Мы видим их врожденные таланты, но в плане способности манипулировать стихиями — ничего. — Она пожала плечами. — Как иначе можно узнать что-то, если не с помощью демонстрации?

Кессиан понурился.

— Я так много и так тщательно с ними занимаюсь! Но ответьте мне кто-нибудь: как, во имя Бога Всемилостивейшего, мы можем обучать тому, чего сами не знаем?

Наступило молчание. Глубокое. Задумчивое. Его нарушил резкий и звучный крик Гориана. Кессиан вскипел.

— Бога ради, Шела, уйми этих болтливых детей! Дайте нам хоть немного покоя! — заорал он, мгновенно пожалев и о своих словах, и о том, что сорвался и закричал.

Обвал. Мгновение тишины, а потом резкие слова Шелы. От детей протестов не последовало. Кессиан заставил себя успокоиться, прежде чем продолжить.

— Прошу прощения, — выдохнул он. — Стар стал, терпение истощается.

Он предпочел не услышать слов утешения.

— Вопрос в том, как долго нам продолжать попытки? — Голос Виллема звучал устало.

Кессиан понимал, что тот сейчас чувствует.

— У нас нет иного выхода, кроме как продолжать попытки, пока Всеведущий не призовет нас обратно в землю, — сказал Кессиан. — Нигде не написано об ограничении по времени, после которого Восхождение становится недостижимым. У нас нет прецедента. Что еще нам остается делать? Эстер потерла подбородок.

— Тогда мы должны спросить себя: не надо ли винить в неудаче наши методы преподавания?

Виллем рассмеялся и развел руками.

— А как мы можем это узнать? — Он наполнил кубок вином и протянул кувшин направо. Эстер с благодарностью приняла его. — Я бы скорее задал вопрос: не пропустили ли мы чего-то в трудах Гориана? Или даже не сделал ли он ошибки в своих выводах.

— Мы должны поставить под сомнение все, что ранее считали известным, — подхватил Ардол Кессиан. — И мы должны менять методы преподавания. Однако мне следует произнести вслух то, о чем мы все думаем. Может быть, мы просто напрасно теряем время? Честь обязывает нас не сдаваться, но, может быть, это глупость? Есть ли у Восхождения будущее?

На этот раз молчание означало крушение иллюзий. Грубое вторжение реальности. Кессиан протянул руку за кубком, но она дрожала так, что он поспешно ее убрал. Баранина на тарелке казалась несвежей, соус — тошнотворным, листья овощей — вялыми и горькими. Кессиан посмотрел в морщинистое лицо Дженны. Она попыталась улыбнуться, но ее губы задрожали. Дженна положила руку на его локоть и ласково сжала.

— Они еще маленькие. — Она пыталась найти слова утешения. — Их умы не сформировались. Они просто дети, Ардол. Дай им время.

— Все имеющиеся у нас факты говорят, что к этому моменту они уже должны были проявлять подлинные разносторонние способности, — проговорил Кессиан. Его усталый ум стремительно перескакивал с одной мысли на другую, и ни одна из них не была плодотворной. — Мы пытаемся подвести их к этому уже три года, с тех самых пор, как их основной талант сформировался. — Он улыбнулся. — Помните, какую радость мы тогда испытывали? Их восприятие своих талантов было настолько полным, настолько естественным, что мы без тени сомнения поверили в то, что они — первые истинные Восходящие. Чудесное время…

— И вот почему ты прав, и нам нельзя сдаваться, — вступил в разговор Виллем. — Никогда! Ардол, твоя энергия поддерживала нас многие десятилетия и в последние десять лет пылала столь ярко, что этому могут позавидовать и люди на сорок лет тебя моложе. Я рад, что ты сегодня произнес вслух свои сомнения и опасения. Среди нас не найдется ни одного, кто не испытывал бы того же, что испытываешь ты. Но на этом все и должно закончиться, мой старый друг. Мы не можем допустить, чтобы эти сомнения отражались на том, что мы делаем. Мы слишком долго трудились, чтобы сейчас сдаться. Я говорю за всех нас, Ардол. Мы тебя поддерживаем. Мы приведем этих детей к их предназначению. И я знаю, о чем ты думаешь. Да, мы сделаем это прежде, чем ты вернешься в землю.

Кессиан почувствовал, как глаза его наполняются слезами. Он кивнул в знак признательности, не в силах высказать благодарность. Эти люди, его Ступени, были сильнее, чем он мог себе представить. Ардол Кессиан ощутил, как их дух укрепляет его.

Пронзительный крик ребенка прервал размышления и вернул к действительности. Кессиан повернулся к окну. Он еще мог разглядеть детей на внутреннем дворе, освещенном свечами, которые плавали в кольцах по краям чаш с фонтанами.

— Отпусти его! — кричала Миррон тонким дрожащим голоском.

Ардуций вскрикнул от резкой боли.

— Пожалуйста! — попросил он.

— Ты же сломаешь ему руку, ты ведь понимаешь это! — Это Миррон.

— Гориан, отпусти его немедленно! — приказала Шела.

— Заставь его попросить прощения, — потребовал от нее Гориан. — Заставь.

— Не буду, — выдавил Ардуций сквозь сжатые губы, хотя в его голосе звучала боль. — Мне не за что просить прощения.

— Я буду давить сильнее, пока не попросишь! — В голосе Гориана была жестокая решимость.

— Оставь его сейчас же! — тихо и гневно велела Шела.

Кессиан с трудом поднялся на ноги. Виллем вложил ему в руку палку. Андреас уже выходил во двор.

— Ты ее сломаешь, сломаешь! — завопила Миррон. — Прекрати, Гориан, прекрати!

Ардуций взвыл от боли, но Гориан продолжал его держать.

И тут вспыхнул свет! Язык пламени сорвался со свеч фонтана позади Шелы, и все до единой погасли. Гориан с криком отлетел назад, зажимая запястье. Ардуций бросился к Шеле, прижимая к груди правую руку — несомненно, сломанную. Оссакер указывал на Миррон и лепетал что-то невнятное. Миррон, дрожа всем телом, упала на газон.

Кессиан перешагнул через порог и поспешно вышел в сад. Эстер бросилась к Миррон, Виллем и Андреас — к Гориану.

— Что случилось? — вопросил Кессиан. — Что здесь случилось?!

Он наклонился и положил руку Оссакеру на плечо.

— Оссакер, — сказал он, — что случилось? Ты видел?

Мальчик поднял к нему лицо, застывшее от потрясения. Глаза его в полумраке казались огромными и быстро моргали. Губы тряслись.

— Боже правый! — прошептал Кессиан. — Дженна, иди сюда, займись Оссакером. Теплые одеяла, горячее питье. Быстро. Постарайся, чтобы он заговорил.

Ардол Кессиан повернулся. Гориан сидел на коленях у Андреаса, тяжело дыша и глядя на Миррон, рыдавшую в объятиях Эстер. Виллем осматривал руку Гориана.

— Она обожжена! — объявил он голосом, в котором смешались изумление и недоумение.

— Это она сделала, — сказал Гориан, шмыгая носом. — Это Миррон сделала. Она меня обожгла.

Он был сильно напуган, и, когда Миррон повернула голову, чтобы посмотреть на него, он попытался вжаться в тело Андреаса.

— Ты его не отпускал, — прорыдала Миррон. — Я просто хотела, чтобы ты перестал. Прости, Гориан.

— Ты меня обожгла, — повторил Гориан. — Как это могло получиться?

Кессиан поймал взгляд Виллема и с трудом удержался от улыбки. Происшествие в высшей степени неприятное, но то, что оно собой явило, невозможно было недооценить. Решения. Решения!

— Шела, возьми Оссакера. Дженна, доставь Ардуция к врачу. Ему нужно вправить руку и наложить шины. Постарайся поговорить с ним, выясни, что он видел или чувствовал. Андреас, давай перевяжем Гориану рану. У меня в шкафчике около умывальника есть мазь от ожогов. И еще — дети этой ночью спят отдельно друг от друга!

Кессиан опустился на колени рядом с Миррон и Эстер, слыша, как протестующе скрипят его старые кости. Кому-то придется помочь ему встать.

— Ну, Миррон, ты знаешь, что случилось? Постарайся рассказать мне, что ты сделала.

Миррон повернула к нему заплаканное лицо. Оно было очень бледным, очень испуганным. Кессиан пригладил ей волосы, и она теснее прижалась к Эстер.

— Ничего страшного, малышка. Никто на тебя не сердится.

— Гориан сердится, — прошептала она срывающимся голоском.

Кессиан улыбнулся.

— Да, наверное. Но он тебя простит. А теперь ты можешь сказать мне, что случилось?

Девочка всхлипнула и провела ладошкой по носу и рту.

— Он никак не хотел отпустить Ардуция. Он знал, что делает ему больно, но все равно не останавливался. А я только хотела, чтобы он перестал.

— Я знаю, Миррон. Ты всегда должна защищать братьев. Ты можешь рассказать мне, что происходило у тебя в голове?

Девочка ненадолго замолчала, пытаясь разобраться в своих мыслях. Кессиан ощутил, как его сердце наполняется надеждой.

— Огонь со мной заговорил, — сказала она наконец. — Я почувствовала, как он меня согревает.

Кессиан посмотрел на фонтан с его дымящимися погасшими свечами. До него было не меньше десяти шагов.

— И чтопотом?

— Это было нехорошо. — Миррон нахмурилась.

— Что именно?

— Я знала, что огонь сделает Гориану больно. Он ведь пока не Огнеходец. Но свечи были слишком далеко, а Ардуций кричал. Гориан ломал ему руку.

Миррон снова разрыдалась, и Эстер прижала ее к себе.

— Ш-ш, — зашептала она. — Ш-ш. Все в порядке.

— Тебе надо было его остановить, правда? — подсказал Кессиан. Миррон сумела кивнуть. — И ты подумала, что если он почувствует огонь, то отпустит его? — Еще один кивок. — Ну а что же ты могла сделать, а?

Кессиан улыбнулся ей, а девочка посмотрела на него, как будто он сказал глупость. Ее лицо было совершенно ясным, в глазах появилась уверенность.

— Я собрала все огни свечей и бросила в него, — объявила Миррон.

Кессиан выпрямил спину. Началось!

ГЛАВА 7

844-й Божественный цикл, 41-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения

Миррон пробудилась от сна, полного кошмаров, ощущая горечь где-то глубоко под ложечкой. За ставнями слышались крики чаев. Яркие, жгучие лучи пробивались сквозь щели между планками. Вестфаллен был полон жизни и, как всегда, великолепен.

Еще вчера она вскочила бы с постели, задержавшись только для того, чтобы подпоясать тунику, и выбежала навстречу прекрасному дню. Но то было вчера. Сегодня голова пульсировала болью, желудок тошнотворно сжимался, а в мыслях снова и снова прокручивались события прошедшего вечера.

Миррон казалось, будто у нее что-то отняли, и она стала другой. Она ощущала себя изменившейся, и это сбивало с толку. Девочка попыталась вернуть себе прежнее, веселое и беззаботное настроение, но ничего не получалось. Вместо этого она видела, как из свеч в фонтане зарождается копье пламени и обжигает запястье Гориана. Она видела огненный вихрь и нанесенный им ущерб в мельчайших деталях. Миррон по-прежнему ощущала вонь паленых волосков и кожи и с ужасом понимала, какой вред нанесло пламя. У Гориана навсегда останется шрам. Он никогда не простит ее, и она никогда себя не простит!

По щекам девочки вновь потекли слезы. Они все обманывали ее. Отец Кессиан, Виллем, Эстер. Даже мать. Они говорили ей, что Восхождение — это нечто чудесное, это будущее всех людей, и оно поможет ей стать ближе к Богу. Но все оказалось не так. Миррон понимала, что вчерашний поступок имеет отношение к ее предназначению, но в нем не было ничего прекрасного или мирного. Только вред и боль.

В первый раз кому-то удалось использовать свой дар так, как это сделала она, — и в результате ранен другой человек. И не просто человек. Гориан. Миррон меньше всего на свете желала, чтобы ему причинили боль, — и это сделала она сама. И в тот момент она так хотела. Девочку пугало то, что она сделала. Что случится в следующий раз?

Следующего раза не должно быть. Миррон уткнулась в подушку и заплакала. В дверь тихо постучали.

— Уходи!

Было слышно, как ручка двери повернулась и створка открылась. В комнату ворвался свежий воздух. Миррон оглянулась.

— Я же сказала — ухо… — Это оказался отец Кессиан. — Я думала, это моя мать.

— И так ты говоришь со своей матерью, дитя мое? Она тебя любит и желает тебе только самого хорошего. Ты ведь это понимаешь, правда?

Миррон замотала головой.

— Почему она мне лгала? Почему вы все лгали?

Кессиан нахмурился и вошел в комнату. Придвинув к кровати стул, он уселся на него. В полумраке лицо Ардола Кессиана выглядело очень старым, кожа вся в складках и морщинах. Но глаза были полны тепла, и его улыбка, как всегда, растопила лед в сердце девочки.

— Почему ты решила, что мы лгали? — спросил он и прижал ладонь к груди. — Мне было бы больно думать, что я так поступил.

— Вы говорили мне, что я буду хорошим человеком, потому что я истинная Восходящая. Но я обожгла Гориана и заставила его навсегда возненавидеть меня. Я больше не хочу быть Восходящей!

Кессиан наклонился к ней и большим пальцем стер слезинки со щек.

— Ах, дитя мое, я понимаю, что ты сейчас очень расстроена. Никто из нас не хочет причинить боль тем, кого мы любим, но иногда наша досада заставляет нас это сделать, словом или делом. Ты должна помнить, что действовала с самыми лучшими намерениями, по велению сердца. Ты хотела, чтобы Гориан перестал обижать Ардуция. И при этом ты совершила нечто такое, о чем теперь жалеешь. Сделанного не воротишь, но не стоит ненавидеть себя из-за того, что произошло.

— Этого больше не случится, я обещаю. Я больше никогда не прикоснусь к огню!

— А вот это опечалило бы меня сильнее всего. Миррон, ты — драгоценная дочь Восхождения. И благодаря твоему вчерашнему поступку случилось нечто поистине важное и чудесное. — Кессиан со вздохом выпрямился.

— Я его обожгла! — крикнула Миррон.

Перед ее мысленным взором снова встало красное, покрытое волдырями запястье Гориана.

— И он поправится. Он сильный. Но ты не можешь отказаться от того, кто ты есть теперь. Тебе трудно, понимаю. Ты такая юная. Но ты должна помочь нам понять, как ты это сделала, чтобы мы, в свою очередь, смогли помочь тебе контролировать твой дар. И помогли твоим братьям высвободить их таланты. Разве ты не понимаешь?

— Нельзя иметь такие способности, — возразила девочка, сбитая с толку его тоном и смыслом слов. Ее сердце отчаянно колотилось. Не может же отец Кессиан на самом деле хотеть, чтобы она заново попробовала сделать это? После того, что произошло вчера! — Это опасно.

— Да, опасно, — согласился Кессиан, — если не уметь этим управлять. И когда мы все поймем, что происходит, вы с братьями сможете использовать ваши новые способности для блага и пользы. Чтобы делать то, что нужно людям. И тогда ты будешь гордиться тем, что ты такая. Так и будет, я обещаю.

Миррон затрясла головой.

— Я не могу, отец Кессиан. Мне страшно! — Ее глаза снова наполнились слезами.

— Знаю, малышка. И если честно, нам всем немного страшно. Ты нас сильно напугала. — Кессиан улыбнулся. — Знаешь что, я привел кое-кого, кто хочет тебя видеть. Может быть, он сможет тебе помочь. Входи, Гориан.

И он вошел. Высокий и красивый, хотя вид у него был усталый. В чистой и свежевыглаженной ярко-синей тунике, с улыбкой на лице, белокурые волосы отливают рыжеватым блеском. Миррон хотела бы иметь такие волосы. Кудри — это так красиво! Ее взгляд упал на руку Гориана — и она содрогнулась. Повязка шла от середины ладони до самого локтя. Миррон поняла, что тешила себя надеждой, будто ожог не такой страшный, как она помнила в своих кошмарах. Но он был именно таким.

— Привет, Миррон, как ты себя чувствуешь?

Она расплакалась. Гориан посмотрел на Кессиана, который поманил его ближе. Мальчик подошел к кровати и положил ладонь на руку девочки. Миррон почувствовала прикосновение повязки к коже и решилась взглянуть на него.

— Мне так жаль, Гориан, — с трудом проговорила она сквозь рыдания.

Кессиан нашел носовой платок и передал Гориану, который вручил его Миррон.

— Спасибо.

— Я знаю, что тебе жаль, — сказал Гориан. — Я знаю, что ты не хотела мне вредить. Я знаю, ты просто хотела помочь Ардуцию. Я попросил у него прощения. — Он опустил глаза. — У него сломана рука.

— Тебе не надо было так поступать, — укорила его Миррон, вытирая слезы.

Гориан вскинул голову.

— И тебе… Мы оба были не правы вчера вечером. Ардуций сказал, что он меня прощает. А я прощаю тебя.

Облегчение захлестнуло Миррон, словно на нее пролился водопад чистой воды. Она почувствовала себя обновленной, хотя только что ощущала нечистой.

— Я молилась, чтобы ты так сказал.

— И мне хотелось бы уметь делать то, что сделала ты… Нет, я не это хотел сказать… Я хотел сказать — уметь пользоваться нашим даром. Может, это поможет нам найти новые таланты. Я могу помочь тебе все понять. Мы все постараемся. Пожалуйста, Миррон, пойдем играть. Отец Кессиан сказал, что сегодня мы можем не учиться.

Миррон улыбнулась сквозь слезы, и на сей раз она плакала от радости. Он действительно ее простил. Девочка глубоко вздохнула — и свежий воздух заставил ее ожить.

— Ладно, хорошо. Дай мне одеться. И еще я хочу есть!

Гориан встал, и она заметила в его глазах новое выражение.

Оно было странным — холодным и одновременно счастливым. Может быть, он испытывал облегчение?

— Здорово. Буду ждать тебя во дворе. Может, пойдем поплавать?

— Если Йен пойдет с нами.

— Я пойду спрошу у нее.

Гориан выбежал из спальни, и Миррон услышала, как его шаги эхом разносятся по мраморным полам виллы. Кессиан поднялся на ноги и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.

— Спасибо тебе, Миррон. Знаешь, ты очень взрослая для такой юной особы.

Она захихикала и поежилась.

— И помни, мы всегда будем рядом, чтобы помочь и поддержать тебя. Ты и твои братья — настоящие сокровища. Мы не допустим, чтобы с вами что-то случилось.

Миррон радостно улыбнулась ему. Возможно, этот день все-таки будет хорошим.

* * *

В течение следующих нескольких дней, пока Вестфаллен трудился и торговал под безоблачным небом соластро, Кессиан и Ступени стали понемногу понимать, как работает разум истинного Восходящего. Наутро после происшествия во внутреннем дворе Кессиан отправил послание маршалу-защитнику Васселису, и их правитель уже ехал из Кирандона, чтобы своими глазами увидеть прогресс. Он вез с собой жену и сына, решив немного отдохнуть в Вестфаллене.

Такое решение вызывало некоторое опасение, поскольку Кессиан не был уверен, что Миррон сумеет правильно описать происшедшее или тем более повторить свои действия. Однако в ту первую ночь, внимательно проштудировав записи, Кессиан обратил внимание на слова Гориана: «Невозможно отвергнуть проснувшуюся способность — ни тому, кто ею воспользовался, ни свидетелям. Она станет такой же естественной, как процесс дыхания. Нужно только время, чтобы она нашла выражение».

Как оказалось, времени понадобилось совсем немного. После одного дня отдыха, во время которого они стали свидетелями некой перемены в отношениях Гориана к братьям и сестре, Кессиан повел их к главной кузнице, находившейся чуть севернее форума. Они отчасти рисковали быть замеченными, поскольку множество торговцев приехало в эти дни на главный праздник соластро, но могли с успехом скрыться в толпе, так что проблему не сочли серьезной. Только Оссакер остался дома. Шок, вызванный увиденным, оказался глубже, чем у остальных, и слабый организм снова подвел его. У мальчика развился жар, внушающий серьезные опасения.

Брин Марр, кузнец Вестфаллена, крупный, сильный человек средних лет с привычно хмурым видом, в ранние годы сам был Огнеходцем. Теперь он имел детей в седьмой и восьмой прядях и собирался снова стать отцом в одиннадцатой.

Его корни уходили глубоко в Восхождение. Кузнец был доверенным и преданным служителем, однако очень горько переживал, что его семя давало лишь мимолетные способности. Он вместе с Виллемом обучал Миррон, когда ее дар начал расцветать. В десять лет она уже во всем превзошла Марра. Кессиан терялся в догадках, как он воспримет ее сейчас.

Брин уже ждал их. Он расчистил вокруг обложенного камнем горна как можно больше свободного пространства. Весь инструмент аккуратно сложил в ящики, а заготовки железа и стали собрал на огороженном дворе. Несмотря на отсутствие стен, в кузнице царила чрезвычайная жара, и одуряюще пахло древесным углем и торфом. Кессиан вынужден был признаться, что ему понадобится стул, Виллем и Дженна тоже захотели сесть.

— Давайте поскорее закончим с этим, — раздраженно пробурчал Брин, вытирая грязные руки о не менее замызганную тряпицу. — А то тут скоро толпа соберется.

Кессиан подался вперед на стуле, положив ладони на ручку палки, которую подставил себе под подбородок.

— Миррон, ты готова попробовать?

Миррон стояла рядом с Горианом и Ардуцием. У обоих мальчиков были забинтованы руки. Она казалась испуганной, румянец на ее щеках поблек. Хотя девочка и согласилась попытаться выяснить, как она выполнила манипуляцию с пламенем свечей, ее это пугало. Обычно жизнерадостная натура Миррон целиком погрузилась в тревогу и во все усиливающееся напряжение. Кессиан понимал: она чувствует, будто больше не властна над своими поступками, и ему понадобился целый день, чтобы убедить ее прийти в кузницу. Он пытался внушить Миррон, что все ее действия — лишь естественное развитие событий. И был совсем не убежден, что она ему поверила.

Девочка посмотрела на него и кивнула в ответ слабо и испуганно.

— Тогда шагай вперед и подойди ближе к огню. В конце концов, ты ведь знаешь, что он не сделает тебе ничего плохого.

Это замечание вызвало у девочки бледную мимолетную улыбку.

Миррон подошла к горну. Уголь светился оранжевым огнем. Изредка куски угля лизал язык пламени, и дым поднимался вверх к ясному небу. Брин протянул ей огромную руку, и девочка сжала ее.

— Ну, моя хорошенькая ученица, что ты пришла мне показать? — спросил кузнец негромким, но все равно ворчливым голосом.

Миррон оглянулась на Кессиана.

— Что мне надо сделать, отец?

— Постарайся выманить пламя с углей. Подержи его в руках, если сможешь. Направь его, если у тебя хватит сил. Но не делай ничего, что заставит тебя почувствовать, будто ты теряешь над ним власть.

— Я все время такое чувствую, — вздохнула она.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Брин скептически приподнял брови. Такое же выражение было на лицах тех Ступеней, кто не присутствовал на внутреннем дворе в тот судьбоносный вечер.

— Я попробую, — прошептала Миррон.

— Умница. Не торопись.

Когда Миррон повернулась к горну, Кессиан почувствовал, что сердце у него бьется быстрее. Она встала на табурет, чтобы смотреть на пламя сверху. Брин находился рядом, чуть сзади, оберегая ее, хотя в этом не было нужды. Девочка стояла боком к Кессиану, одетая в легкое платье без рукавов, со стянутыми назад волосами. Она протянула руки к огню. В тот момент, когда они погрузились в угли, Кессиан перестал видеть их из-за края горна.

Лицо Миррон успокоилось и расслабилось, она готовилась. Дженна сжала руку Кессиана, лежащую на палке. Эстер стояла позади, положив ладони ему на плечи. Кессиан не обращал внимания на пот, выступивший на его лице и теле, молясь, чтобы Миррон смогла повторить свои действия.

— Я одно целое с огнем, — произнесла она. — Я понимаю его силу. Уголь хорошего качества, Брин, но слева, ближе к центру горна, ты насыпал торф чересчур толстым слоем. Там прохладное место. Дай-ка я… — Девочка повела руками. Кессиан услышал, как скрежещут угли. — Вот так. Годится для стали.

— Спасибо, — сказал Брин и чуть смущенно улыбнулся.

— Жар распределен равномерно, — продолжала Миррон.

Она отняла руки, и маска спокойствия соскользнула с ее лица. Миррон думала о том, что должна попытаться сделать теперь. Она пожевала верхнюю губу и глубоко вздохнула. Кессиан увидел, как по ее телу пробежала волна дрожи. Брин положил руку ей на спину, чтобы поддержать.

Миррон закрыла глаза, но почти сразу же широко их распахнула. Огонь загорелся жарче, ярко освещая крышу кузницы. Все неосознанно отступили назад, а Кессиан откинулся на стуле. Он пристально наблюдал за лицом Миррон. Он увидел, как по нему стремительно пробежал испуг, который сменился странной безмятежностью. Ее глаза расширились, тело расслабилось.

Миррон медленно отняла руки от углей, держа ладони повернутыми вниз. Температура в горне возросла. Языки пламени потянулись за ее руками, обвивая их, как будто лаская, и заливая теплым оранжевым светом. Кессиан снова подался вперед, затаив дыхание. Жар в теле уже не имел никакого отношения к кузнице — только лишь к радостному изумлению, захватившему его. Быстрый взгляд в сторону показал отцу Восхождения, что на лицах Ступеней отражаются самые разные чувства, а Гориан и Ардуций переполнены чистым восторгом.

Пламя лизало предплечья Миррон, возможно следуя вдоль нервов или сосудов. Казалось, она полностью владеет происходящим. Она повернула ладони одну к другой. Пламя заполнило расстояние между ними, которое составляло около двух шагов. Оно стало толще и приняло форму трубки, которую подпитывал огонь в горне. Миррон осторожно повела руками, заставив трубку растянуться, а потом загнуться вверх. Юная Восходящая облизала губы.

— Ты можешь сказать нам, что ты чувствуешь и что видишь? — тихо спросил Кессиан.

Миррон покачнулась на табурете. Пламя начало затухать и опало. Девочка откинулась назад, на руки Брину.

— Ох, дитя мое, прости! Я нарушил твою сосредоточенность.

Миррон повернула к нему лицо — немного отстраненное, но глубоко удовлетворенное.

— Я попыталась говорить, но пламя не пожелало остаться, — проговорила она. — Это было прекрасно.

— Безусловно, — согласился Кессиан.

— Нет, — возразила она, — внутри.

— О чем ты говоришь?

— У меня в теле и в голове. Я видела дорожки в воздухе и внутри земли.

У Кессиана пересохло в горле. Это была прямая цитата из работ Гориана. Его теория о том, что увидит Восходящий. Руки Эстер стиснули его плечи.

— Ты уверена? — прошептал Кессиан, и его голос почти потонул в реве горна.

Миррон кивнула.

— Со мной все нормально? — спросила она дрожащим голосом.

Кессиан засмеялся.

— Ах, милая, с тобой все очень хорошо, а не просто нормально!

Брин поставил Миррон на пол и мягко, но решительно подтолкнул ее к Кессиану. Кузнец сложил ладони на уровне груди, составляя чашу — в традиционном всеохватывающем знаке ордена Всеведущего. Отец Восхождения нахмурился.

— Брин, это несколько…

И замолчал, увидев лицо кузнеца. Он видел то же выражение на лице Оссакера всего два дня назад. Смертельный испуг.

ГЛАВА 8

844-й Божественный цикл, 42-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения

Хан Джессон жил во тьме. Холод одиночества захлестывал его при каждом пробуждении и терзал всякий раз, когда он пытался сомкнуть глаза. Воспоминания о том жутком дне, пережитом год назад в Броде Чаек, не желали его покидать. Ужас в глазах жены, ее немое потрясение и беспомощные крики. Плач сына. Кровь на улице, трупы людей, которых он знал в течение тридцати лет. Удушающий запах гари. Воспоминания преследовали Джессона везде, куда бы он ни шел, читались в каждом встреченном лице, таились в темных шрамах зданий, которые так никогда и не закрасят.

Первые дни пронеслись словно в тумане. Отчаяние настолько поглотило его — Джессон едва замечал, что живет. Из того периода в памяти остались всего две вещи. Слово «пропали», стучащее в его затуманенной голове, и высокий мужчина. Сборщик.

Человек, который пообещал, что вернет его семью. И хотя Джеред писал ему в каждый период сбора податей, никаких известий не появилось. В письмах не было никакой определенной надежды, за которую можно уцепиться. Они напоминали отчеты о войне. Они были отделены от его боли.

Каждый день Хан уходил к востоку от деревни, к началу долины, и сидел там. В обжигающий жар соластро, резкий холод дуса и цветение генастро он совершал свое короткое паломничество. И пока он сидел там, мир двигался мимо него.

Посевы взошли и дали урожай, который собрали и сложили в хранилища. В городок пригнали новый скот. По долине разносились звуки молотков и пил, смешиваясь с криками мужчин и оживленной болтовней детей. Приезжали и уезжали торговцы. По улицам громыхали повозки легионов, закупая припасы по дороге на цардитский фронт и продавая военную добычу на обратном пути. Сборщики тоже возвращались. На этот раз не высокий мужчина, а другие. Они оценивали прогресс в делах и на основе увиденного требовали увеличения налогов. И гражданская война подходила к ним все ближе и ближе.

Но о семье Джессона не было никаких вестей. Не сообщалось и о том, что кампания идет успешно и вскоре правящая династия Царда падет и начнутся выплаты репараций. «Когда-нибудь» Хана Джессона не устраивало. Бессмысленное слово. И с каждым днем его надежда утекала по капле.

Наступил поздний вечер. День выдался обжигающе жарким, без малейшего дуновения ветерка. Большую часть времени Хан провел в тени скалы и дерева, наблюдая за холмами на востоке, маревом над дорогой, ведущей на юг, и редким движением по реке. Ближе к полудню он видел, как вдалеке проехали какие-то всадники, численность которых определить было невозможно. Почти наверняка — конница Конкорда, хотя теперь при виде вооруженных отрядов его каждый раз бросало в дрожь, а воспоминания просыпались снова, острые и болезненные.

Когда солнце зашло, Хан отправился обратно по утоптанной тропе. В первые дни он зажигал костры, которые служили бы вехами для тех, кто возвращается, и сидел возле них ночи напролет. Однако следовало жить и заниматься своим ремеслом, чтобы его семье было к чему вернуться. И поэтому он зажег фонари у дверей отремонтированной мастерской и зашел внутрь. Огни будут гореть до рассвета, на всякий случай.

Хан бродил по мастерской, зажигая свечи и лампы. Он весь день держал ставни закрытыми, так что в помещении сохранялась относительная прохлада, хотя жар соластро проникал сквозь выбеленные стены. Дом был небольшим: почти все пространство внизу занимала мастерская, и один пролет ступеней вел наверх, где находились жилые помещения и плоская крыша с террасой. Но Хан воспринимал дом как пустую пещеру, где каждое движение будило печальное эхо, отражавшееся от покрытых пятнами стен.

Он потер ладонями лицо, и это движение напомнило ему о необходимости побриться. Еще одно дело, как и еда, которое теперь казалось ненужным. Почти каждый день Джессону приходилось напоминать себе, что нужно действовать, стараться вести более или менее нормальную жизнь, чтобы быть готовым к их возвращению домой. Однако даже купание и стирка одежды стали ему почти не по силам, так что он с трудом следовал собственным напоминаниям.

С заднего двора от печи для обжига глины, которую Хан топил каждый вечер, шел жар. У ее основания валялись многочисленные осколки посуды и черепки ваз. Он отодвинул задвижку на дверце и открыл ее, чувствуя, как горячий воздух омывает лицо и руки.

Хан взял со стойки две пары щипцов и потянул на себя тяжелый каменный поднос, зацепив за железные ручки. Потом он поставил его на землю остывать. Бросив беглый взгляд на разнообразные тарелки и кружки на подносе, заказанные горожанами, Джессон вздохнул. Часть посуды растрескалась, он опять невнимательно смешал глину, да и толщина изделий, отправленных на обжиг, оказалась разной. К тому же в глине виднелись пузырьки. Все теперь получалось не так, как нужно.

Хан действовал машинально, по одному и тому же распорядку, который завел, чтобы занять время до раннего утра. Он знал, что должен смертельно устать, чтобы голоса не помешали ему заснуть. Вынуть вчерашнюю работу. Снова разжечь печь. Сесть за круг и выполнить новые заказы. Расписать обожженные изделия — те, которые остались целы.

Последнее занятие часто заставляло его плакать. Художницей была Кари, а Джессон — просто гончар. Без нее вазы, тарелки, кувшины и кружки, которыми он обычно торговал, получались примитивными и неуклюжими. Он больше не мог гордиться своими изделиями и смутно сознавал, что получаемые им заказы скорее объясняются желанием жителей Брода Чаек позаботиться о соседях, чем надеждой выгодно продать посуду в Хароге.

Но, Бог свидетель, ничего другого он сделать не мог. Хан надеялся, что они это понимают. В ту ночь он уснул за красками и глазурью, поскольку ничего не ел весь день, выпил чересчур много вина, и жара в конце концов дала о себе знать.

Хан Джессон проснулся и испуганно вздрогнул, не понимая, что его разбудило. Ночь была теплой и влажной. Хан посмотрел на звезды и решил, что до рассвета осталась пара часов. Он чувствовал головную боль и жажду, но не настолько сильные, чтобы заставить проснуться. Он заснул крепким сном измученного человека, упав прямо на стол. Кисточка для росписи все еще торчала у него в руке, и ее кончик багровел в ярком свете ламп, расставленных по углам.

Хан Джессон сел и распрямил спину. К северу небо светилось. А потом раздались вопли, и он понял, почему проснулся и откуда взялся огонь. Он уже слышал такие крики и помнил их так ясно, как будто это было вчера.

Темный ужас скрутил его живот и грудь, заставив задохнуться. Хан замер на стуле, слушая, как топот ног и копыт приближается вместе с полными паники криками. Не может быть, чтобы это повторилось! Они уже один раз забрали в Броде Чаек все.

— Только не это, — прошептал он. — Смилуйся, Боже, только не это. Умоляю!

Хан заставил себя подняться. Его тело тряслось, разум отказывался повиноваться. Дыхание участилось, вязкая слюна заполнила горло. Он попробовал успокоиться, тяжело опираясь на спинку стула, и сморгнул слезы, подступившие к глазам. В голове не было ни единой мысли.

С улицы до него донесся цокот копыт и резкие крики цардитов. Вопли и плач жителей Брода Чаек стали громче: все больше людей выходило из домов. Свечение на севере усилилось, и в краткой паузе между криками Хан услышал треск пламени и хриплый крик одобрения.

Хан отвернулся от стола. На улице за дверью вдруг наступила тишина, и он неуверенно направился к окну. В этом набеге таилось нечто совсем иное. Прежде, при свете дня, цардиты атаковали беспорядочно. Они оставили без внимания целые районы города, тогда как на других улицах некоторые дома были уничтожены, некоторые вовсе не тронуты, а некоторые слегка повреждены, как его собственный.

Он остановился и прижал ухо к ставням, плохо понимая, что именно слышит. Шум возник снова, но он отдалялся к северу, оставив вокруг него нечто такое, чего он не мог понять. Хан постарался как можно тише приоткрыть ставню, чтобы выглянуть наружу. Он посмотрел сначала налево — и у него перехватило дыхание. Поменяв положение, он посмотрел направо и в сторону юга. То же самое. Он попятился назад.

Цардиты. Они приближались с обеих сторон и ехали посередине улицы в сопровождении пеших мечников, которые взламывали каждую дверь. Джессон отпрянул от окна, в глазах у него помутилось. Фонари привлекут его врагов. Дверь распахнется так же, как в прошлый раз, и его уволокут прочь, как сделали это с женой и ребенком. Он не может допустить этого. Ему нужно быть здесь, когда они вернутся!

Эта мысль разогнала туман, который наполнял голову. У него не было времени что-то взять с собой. Он одет — и этого достаточно. Хан пробежал через мастерскую, проскочил на двор, мимо печи и деревянных полок, закрепленных на дальней стене. Раньше на них стояли изделия, ожидающие росписи. Теперь они пустовали — но была надежда, что они спасут ему жизнь.

Хан начал карабкаться по полкам, чувствуя, как доски проламываются под его весом, и слыша их протестующий треск. Звук показался ужасно громким. Добравшись до верхней полки, он подпрыгнул, вытянув руки, чтобы ухватиться за край балкона у него над головой. Дом претора Горсал. Она не будет в обиде, если он воспользуется возможностью спастись.

Позади него ломали дверь дома. Крики разносились по мастерской, а шум с улицы стал намного громче. Это придало ему сил, и Хан начал подтягиваться и упираться ногами, забираясь на балкон к Горсал. Он перекатился один раз, перевел дух и бросился к лестнице под балконом. Мимолетный взгляд, брошенный назад, убедил Хана, что его не заметили.

Дом Горсал оказался темным и пустым. Сандалии Хана прошелестели по камням. Рукой он вел по стене, чтобы сохранять равновесие. Внизу из небольшой прихожей лился слабый свет. Хан понимал, что это нехорошо, но испытал облегчение, убедившись в том, что цардиты уже успели здесь побывать и забрать всех, кого обнаружили внутри.

Дверь была взломана, а собранная Горсал коллекция амфор и ваз разорена и рассыпана осколками по полу: их сбивали из подставок в нишах, где они так гордо красовались. Среди обломков он увидел и одно свое изделие — черепки хрустели под ногами, пока Хан пробирался к двери.

Сердце колотилось так сильно, что могли бы услышать цардиты: оно выскакивало из груди. Руки и ноги снова начали дрожать. Хан остановился. Конечно же, ему надо прятаться здесь. Дом уже проверили, так что не следует рисковать и выбегать на улицу. Он будет в безопасности. Новая надежда затопила его тело.

Хан попятился на шаг. До него доносился глухой шум, показывавший, куда уводят жителей — на север, к пожару и Дому Масок. Он повернулся, решив спрятаться наверху — может быть, под кроватью. На короткой лестнице стояли два цардита, буравя его жесткими взглядами! Хан закрыл глаза и бессильно осел на пол.

Они не стали его убивать. Вместо этого они вытолкнули Хана на улицу и повели в северную часть города вместе с другими горожанами, чуть было не ускользнувшими из сети. Горел дом чтеца, примыкавший к Дому Масок. Двухэтажное здание полностью охватило пламя. Камень раскалился докрасна, а последние деревянные части на глазах распадались от жаркого огня. Черепичная крыша давно провалилась внутрь.

Перед горящим домом стоял чтец, молча глядевший на разрушения. Чтеца охранял цардит, прижимавший его руки к туловищу, хотя тот и не делал попытки вырваться. А на молитвенной лужайке перед Домом Масок находилось все население Брода Чаек.

Джессона затолкали в толпу. Он ощутил, как нарастает охватившая их тревога. Кругом испуганные глаза, судорожно сжатые руки и дрожащие губы, казавшиеся мертвенно-бледными в отсветах пожара. Люди цеплялись друг за друга, чтобы не упасть, и заглядывали в лица рядом стоящих, ища поддержки. Его окружал тихий плач. Хан обильно потел: пожар и ночь были невыносимо жаркими. Говорить он не смог бы, даже если б нашел нужные слова. Что бы с ними ни случилось, только бы все быстрее закончилось.

Цардитские всадники с факелами обступили их с трех сторон так, чтобы люди в толпе могли видеть пожар и то, что происходит перед ними. Чтеца передвинули: теперь он стоял перед столом с подношениями, чью поверхность еще недавно украшали дары в виде фруктов, рыбы и мяса, собранные в преддверии праздника вершины соластро. Теперь его поверхность очистили, и отполированная столешница из белого с черными прожилками мрамора отражала пламя пожара, яркое и завораживающее.

Трое цардитов прошли вперед и встали перед столом — высокие, бритоголовые и бородатые. Их кожаные жилеты украшали стальные заклепки, на правом боку у каждого висела длинная кривая сабля. Они бесстрастно взирали на жителей Брода Чаек.

— Вас предупреждали, — произнес мужчина, стоявший в центре. Говорил он с акцентом. — Вам велели отвергнуть Конкорд и его ложного Бога. Вам велели передать наши слова вашему маршалу. Либо вы с ним не говорили, либо он вас не послушал, и теперь вы пожинаете плоды того выбора, который сделали.

Толпа пришла в движение.

— Конкорд — это язва нашего мира, а его народы — наши враги. Его вера слаба. Он начал несправедливую войну против Царда, и мы не сдадимся на милость его легионам. Смотрите, где мы сейчас стоим. Эстория не может вас защитить. Ее Бог не может вас защитить.

Он повернулся и плюнул на стол.

— Расскажите своему маршалу Юрану то, что увидите и услышите в Броде Чаек сегодня. Заставьте его понять, что вы не останетесь в Конкорде, что вы хотите вернуть свою независимость. Здесь мы — сила. Мы — ваши соседи, и мы были вашими друзьями. Спросите себя, совершали ли мы набеги и убийства, пока не пришел Конкорд? Но вы предали нас и своих Богов для того, чтобы к ним присоединиться.

— И где сейчас ваши защитники? — Цардит покачал головой. — Они сидят в своих роскошных дворцах и считают деньги, которые у вас забрали, — и они слепы к вашим бедам. То, что не видят глаза, не обременяет совесть. Они обещают вам все и не дают ничего. Почему же вы не сопротивляетесь им, как это делает большая часть ваших соотечественников? Это избавило бы вас от сегодняшней участи.

— Прошу вас! — Голос Лины Горсал вознесся над страхом, царившим в толпе. — Я вас знаю. Мы делили хлеб и вино, сентор Ренсаарк. Вы не злой человек. Не делайте этого. Вы не должны!

— Слишком поздно, Лина, — ответил Ренсаарк. — Я вас предупреждал. Я умолял вас. Но вы остались глухи к моим словам. И теперь я делаю то, что должен.

— Конкорд о вас позаботится! — выкрикнул чтец ясным и твердым голосом. — Бог защитит вас всех. Его…

Цардит ударил его кулаком в живот, так что тот сложился пополам. Чтеца заставили опуститься на колени, пригнув голову так, чтобы лицо уткнулось к земле.

— Вы не сможете заставить меня замолчать! — Голос чтеца был сдавленным от боли и пыли. — Молитесь со мной. Под небесами и над землей, на волнах и горной вершине, мы купаемся в радости Твоего творения…

Несколько приглушенных голосов присоединились к молитве. Ренсаарк прошагал к стоящему на коленях чтецу и ударил ногой в лицо. Кровь брызнула фонтаном, и молитва прервалась. По знаку сентора чтеца вздернули на ноги. Цардит зажал его окровавленный рот рукой, затянутой в перчатку.

— Пусть твой Бог тебя спасет. Если сможет.

Еще один знак рукой. Четыре воина с факелами вбежали в Дом Масок. Хан замер. Пламя начало распространяться стремительно, пируя на занавесях, гобеленах и деревянных полках, на которых лежали маски недавно умерших. Разбойники отступили. Огонь взвился вверх, к стропилам. Клубы дыма вырвались из верхней части дверного проема. Хан увидел, как чтец шевелит губами, беззвучно молясь о прекращении осквернения.

Третий жест. Чтеца потащили к рукотворному аду. Он не пытался вырываться, и его слова вновь звучно разнеслись над молитвенной лужайкой.

— Прости тех, кто разрушает, потому что они слепы к Твоему свету и милосердию. Спаси тех, кто стоит перед Тобою. Хотя я ухожу к демонам ветра и мой пепел лишит меня тепла Твоего возвращающего объятия, я ухожу, зная, что Твоя сила охранит тех, кто живет.

Его втолкнули внутрь и закрыли за ним дверь. Под ручку просунули копье, которое уперли в дверную раму. В толпе кричали и стенали. Лина Горсал возглавила рывок вперед, но всадники напирали со всех сторон, жестко оттесняя жителей обратно.

В здании без окон пламя ревело негромко и глухо. Хан услышал, как чтец выкрикивает слова молитвы сквозь кашель, раздирающий ему грудь. Он не сделал попытки вырваться. Дверь не сотрясалась, в стены не стучали.

Хан присоединился к тем жителям, которые молились за чтеца, похищенного у Бога, лишенного возможности когда-нибудь вернуться на землю. С залитыми слезами лицами они шептали молитвы до тех пор, пока возгласы чтеца не превратились в хриплые крики, вырванные болью из его рта. Они оказались милосердно недолгими.

В толпе воцарилась тишина, нарушаемая только треском пламени и стуком копыт переминающихся с ноги на ногу коней.

— Это была непростительная жестокость, сентор, — проговорила Горсал, когда цардит снова повернулся к ним лицом. — Этот человек не был вашим врагом. И мы вам не враги.

Ее осипший голос дрожал от гнева и горечи. Джессон кивнул, соглашаясь с ней. В нем тоже кипел бессильный гнев.

— Все, кто добровольно живет под знаменем Эсторийского Конкорда, — наши враги! — заявил Ренсаарк. — Все ваши жизни ничего не стоят. К счастью, мы более милосердны, чем ваши правители, которые сейчас прокладывают кровавый путь через наши города. Города, населенные моими согражданами, которые хотят только мирно и свободно жить в королевстве Цард.

Ренсаарк повернулся и сложил пальцы кольцом. Дюжина цардитов ворвалась в толпу жителей, держа перед собой обнаженные сабли. Люди подались назад. Разбойники прошли сквозь толпу, как нож сквозь масло, распихав горожан в неровные шеренги и приказав не двигаться.

— Ваш чтец узнал цену поклонения ложному богу. А сейчас вы узнаете цену покорности Эстории. Цену, которую вы заплатите за то, что не прислушались к моим словам, Лина.

Все произошло мгновенно! Они двигались спереди и сзади — цардиты шли вдоль шеренг и считали. На каждый десятый счет они касались лба одного из жителей и его или ее выволакивали из толпы и ставили в кольцо воинов с саблями. Женщина рядом с Ханом оказалась десятой, и ее, вопящую, оттащили от мужа, который умолял, чтобы его взяли вместо нее. Он получил удар рукоятью сабли по затылку и упал на землю.

Джессон не почувствовал облегчения. Его голова раскалывалась от криков тех, кого разлучали с любимыми. Воздух наполнился мольбами о пощаде и движениями цардитов, наводящих в толпе жестокий порядок. Двадцать девять жителей вытолкнули и спрятали за стеной из конских крупов, кожи и стали. Их судьба была в руках Божьих.

— И хотя мы ненавидим Конкорд, это не значит, что мы не способны ничему у него научиться, — куражась, сказал Ренсаарк.

Он рассмеялся, и этот леденящий звук ударил Джессона в самое сердце.

Понимание пришло быстро. Каждый десятый. Джессону хотелось закрыть глаза, но он обнаружил, что не может этого сделать. Одну из окруженных женщин подняли над землей шестеро цардитов. Она кричала и извивалась в их руках, и ее ужас разделяли и те, кто остался в окружении, и те, кто мог только смотреть.

Они уложили женщину на стол лицом вниз: сильные руки прижали ее конечности, бедра и спину. Голова и шея оказались за краем стола. Ренсаарк занес меч, быстро примерился и замахнулся. Он снес голову женщины одним ударом, ее крики смолкли, потоком хлынула кровь. Голова покатилась и замерла на траве, глаза, открытые в момент смерти, в изумлении воззрились на толпу.

Кони двинулись вперед, тесня жителей. Двадцать восемь захваченных людей вопили и вырывались, но цардитов было слишком много, больше сотни — вооруженных и сильных.

Джессон опустил голову и уставился на свои сандалии. Его тело дрожало и сотрясалось от каждого крика. Ожидающие смерти издавали жуткие вопли. Они призывали Бога, звали близких, молили о пощаде, проклинали цардитов и Конкорд, выкрикивали слова любви. Он сжимал кулаки, слыша свист стали, тошнотворный звук удара и глухой стук головы, падающей на сухую траву.

Хан считал каждого. Он молился, чтобы они нашли умиротворение в объятиях Бога и вернулись к жизни, где были бы избавлены от страха и одарены покоем и светом. Отсчет шел мучительно медленно. Хан обнаружил, что раскачивается на ногах вперед и назад, хватая воздух короткими глотками. На ногах его удерживали только слова, которые он обращал к Богу, пока тело сотрясалось от судорог.

К тому моменту, как все было кончено, он почти лишился способности думать и едва воспринял слова цардита.

— Вы получили два предупреждения, — объявил Ренсаарк. — Третьего не будет.

И его люди почти беззвучно растворились в ночи, за клубами дыма, оставив живым жителям Брода Чаек трупы, оскверняющие место их молитв, и мрачный долг собрать и почтить память убитых.

Хан Джессон рухнул на колени и понял, что надежда покинула его.

ГЛАВА 9

844-й Божественный цикл, 43-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения

После демонстрации новых возможностей Миррон в кузнице Кессиан распорядился, чтобы за Брином Марром установили тайное наблюдение. Он решил зайти к нему и попытаться образумить. После того как Восходящие и Ступени ушли, Брин запер кузницу и больше там не появлялся. Вместо этого он проводил время в одиноком пьяном размышлении либо у себя в доме, либо, что было более тревожным, в одном из питейных заведений, выходивших на форум. Пока он не сказал ничего неуместного, однако неизбежно проговорится. В городе же находилось слишком много заезжих торговцев.

С Кессианом к кузнецу отправилась женщина, которой суждено было в ближайшие годы играть важнейшую роль в том, чтобы обеспечить Восходящим возможность свободного развития. Элса Геран, чтица ордена Всеведущего, единственная представительница ордена в Вестфаллене. Ступени были бесконечно рады этому назначению, состоявшемуся благодаря влиянию ее предшественника.

Кессиан зашел за Элсой Геран в ее скромный одноэтажный домик рядом с Домом Масок на западном краю бухты. Сегодня он остро чувствовал жару. Великолепный соластро был в полном разгаре, и ветер совсем стих. Без морского бриза, который приносил прохладу, наступила очень жаркая и душная погода. В городе дела шли вяло: люди сидели в тени, обсуждая торговые сделки, или работали под открытым небом, обнажив спины. На склонах за городом скот искал укрытия под деревьями, а фермеры медленно передвигались в жарком мареве.

Элса подставила плечо, чтобы он мог опереться, а посох принял на себя остальной вес. Кессиана. Отец Восхождения надел самую просторную тунику и щеголял в громадной соломенной шляпе, которая затеняла голову и шею, — и все равно моментально покрылся потом.

— Этим утром я чувствую себя старым, — пожаловался он, пока они с чтицей шли через форум, отвечая на приветствия прохожих.

— Это потому, что так оно и есть, Ардол, — отозвалась Элса, улыбнувшись ему. — Так Бог дает тебе понять, что твое время почти кончилось.

В сорок семь лет Элса была красавицей. Как многие, посвятившие себя службе ордену, она избрала безбрачие, считая, что и без того является матерью всех жителей Вестфаллена. Черные волосы, украшенные несколькими косичками с бусинами, струились по ее спине, атлетическое телосложение вызывало зависть даже у женщин вдвое моложе, а лицо, улыбающееся и приветливое, природа наделила безупречными чертами.

А еще она отличалась резкостью суждений и непочтительностью к догмам, что в ее весьма сложном положении было благословением Божьим.

— Ох, смотри, отыщутся такие, кто потребует тебя сжечь за констатацию неприятных истин, — со смехом проговорил Кессиан.

— Меня могли бы сжечь за многие вещи, если бы стало известно, что тут творится, Ардол. То, что я сообщила тебе, что ты близок к смерти, — это наименьшая из моих трудностей, поверь мне.

Ее лицо стало серьезным. Кессиан похлопал Элсу по руке.

— Не при твоей жизни, да? — спросил он.

Элса пожала плечами.

— Труднее всего принять, что это реальность. Я видела Миррон, а теперь и Ардуция, и я все равно не уверена, что до конца верю.

— Подозреваю, что именно в этом заключается суть проблемы Брина.

— Несомненно. С этим трудно смириться тем, у кого нет стабильного дара. Или, как в моем случае, вообще не было.

Элса замолчала, пытаясь разобраться в своих мыслях.

Кессиан заметил на ближайшем лотке отличную тундаррскую ткань. Темно-зеленую, с вплетенными красными и золотыми нитями. Дженну порадовал бы ярд-другой такой материи.

— Как насчет специальной скидки для бедного старика? — вопросил Кессиан, указывая на ткань.

— Ты используешь этот подход уже лет десять, Ардол, — покачал головой продавец, высокий худой мужчина, тоже немолодой.

— И эти слова с каждым разом становятсявсе ближе к истине.

— Как и опасность, что мои поставщики задумаются о том, почему отправленная так далеко ткань продается так дешево. Для тебя, как и для всех, она стоит один денарий за ярд. Скидка при покупке десяти.

Кессиан надулся и поймал на себе слегка встревоженный взгляд Элсы.

— Я об этом подумаю. Может, вернусь попозже, когда ты будешь более склонен к щедрости.

— Неужели твоя почтенная супруга простит тебя, если узнает, что я распродал все раньше, чем ты решился ее порадовать?

— А неужели я прощу тебя, если она узнает, что я хотя бы приценивался? — Кессиан подмигнул продавцу. Потом повернулся и снова положил ладонь на плечо Элсе. Они медленно пошли дальше. — Прости, Элса. Ты что-то собиралась сказать?

— Я верю в истинный путь ордена. Вот почему я здесь. И я пока могу держать инквизиторов канцлера подальше от Вестфаллена. Но, как и наша вера в жизненный цикл, истинный путь Восхождения — это то же самое, вера. Или было верой. Доказательств не было — настоящих доказательств. И вот я их получила. Это все равно как оказаться перед лицом Бога. Это меня пугает. И я уверена, что это испугало и Брина.

— Только не надо, чтобы твои слова услышали Восходящие. По крайней мере один из них уже набрался заблуждений относительно своего будущего величия.

Кессиан шутил только наполовину.

— Да, за этим надо следить, — согласилась Элса, не улыбнувшись. — Послушай, Ардол, мы сидим на пороховой бочке — самой хорошо охраняемой тайне во всем Конкорде, возможно даже, на всей земле Господа нашего. Орден по-прежнему считает, что все это закончилось, когда они убили Гориана. Тебе лучше, чем кому-либо, известно, как тяжело было сделать так, чтобы тайное осталось тайным. То, что я видела… Милостивый Боже Всеведущий, ведь и другие женщины, с тем же потенциалом, сейчас беременны. Это не может вечно оставаться тайной.

— Знаю, — отозвался Кессиан. — Поэтому сейчас здесь находится маршал Васселис.

— Я хочу сказать вот что. Эти люди — то, чем, по нашим предположениям, мы все должны стать спустя сколько-то поколений. — Элса помолчала, а потом обернулась к нему, когда они сворачивали на тихую улицу, ведущую к дому кузнеца. — Ты можешь себе представить, как это повлияет на орден? Да и на Конкорд, если уж на то пошло? Твоих Восходящих не будут приветствовать, вывешивая флаги. Их не примут с распростертыми объятиями. Милый Ардол, эти люди, которых вы сотворили, — их битва только начинается. Тебе не удастся держать их здесь. То, что они собой представляют — на самом деле или в воображении, — обязательно станет известно. Я к этому готовлюсь. И я посоветовала бы Ступеням сделать то же самое.

— Мы это делаем, Элса. Вот почему сейчас я иду поговорить с Брином, — сказал Кессиан, хоть чувствовал, что его слова звучат с прискорбной неубедительностью. — Подсознательно мы понимаем, что были наивны. Все. Включая и тебя. Мы только теперь начинаем осознавать возможные результаты того, что сделали. Все усилия сосредоточились на создании — и очень мало на просвещении. Конкорд велик, а орден влиятелен и болезненно подозрителен. Все будет очень нелегко.

— Ардол Кессиан, твой дар к преуменьшению опасности с годами не тускнеет.

Кузница стояла остывшей, в доме было тихо, ставни закрыты. Недовольные заказчики прикрепили записки к дверям дома, и изделий во дворе заметно поубавилось. Неясно, воровство ли это или люди забирали законное имущество.

Кессиан резко постучал палкой в тяжелую дверь, не рассчитывая на отклик, и не получил его. Кузница располагалась на перекрестке тихих и узких улочек, характерных для этой части Вестфаллена. Ряды домов, по большей части с мастерскими или магазинами под жилой частью, теснились вдоль кривых мощеных улиц. В это жаркое утро работа шла в основном в помещениях, однако в маленьком городке всегда легко привлечь внимание.

Кессиан посмотрел на Элсу, та пожала плечами.

— Какой выбор у нас есть? Весь город знает, что он участвовал в программе Восхождения. Мы не могли не прийти. И не забывай, зачем мы здесь, Ардол. Надо помешать ему совершить ошибку, пока идет праздник, иначе новость стихийным образом попадет в Конкорд.

Кессиан кивнул.

— Ты ведь понимаешь, что скоро нам придется рассказать всему городу правду? Люди уже должны были заподозрить, что прорыв произошел.

— Да, но мы все время говорили, что сделаем это. Всему свой час.

Элса стала стучать в дверь кулаком, а Кессиан снова пустил в ход палку.

— Брин! — крикнул Кессиан. — Открой дверь! Мы пришли тебе помочь. Это Ардол и Элса. Выйди к нам!

Он огляделся. В дверях соседних зданий уже появлялись люди. Кессиан отмахнулся от них и снова ударил в дверь.

— Брин, выходи! Мы не хотим звать стражу и взламывать дверь, чтобы убедиться, что ты еще жив.

— А ты уверен, что он там? — спросила Элса.

— Если только он прошлой ночью не вырыл туннель.

— Или свою собственную могилу.

— Это не смешно!

— А я и не собиралась тебя смешить.

Кессиан снова ударил в дверь посохом.

— Брин! Последний шанс!

Он подождал и наконец покачал головой:

— Не знаю…

Звук отодвигаемого засова прервал его. Дверь чуть приоткрылась.

— Неужели человек не может немного побыть один, если ему хочется? — проворчал Брин.

Они услышали его удаляющиеся шаги. Кессиан отворил дверь в полумрак. Видимо, ставни были закрыты давно. Затхлый воздух заполнял дом прокисшим запахом. Он пожал плечами и прошел по короткому коридору, который вел в гостиную и столовую Брина. Пустые винные кувшины, кубки и плошки валялись на полу, на низких столиках и диванах.

За столовой, через короткий коридор направо, находилась кухня. Слева лестница вела наверх, в спальню. Кузница и двор располагались за кухней, но так далеко им идти не пришлось. Брин сидел за кухонным столом, спиной к остывшей плите, и смотрел в пространство. На окружавшей обстановке лежала трехдневная грязь. Да и на нем самом тоже. Неумытый, небритый, со слипшимися на голове волосами, он являл собой неприглядное зрелище. Глаза покраснели от алкоголя и бессонницы, а руки трясли кубок, который кузнец держал перед собой. Вокруг стола полукругом стояли или лежали новые кувшины. Брин всегда любил вино. Похоже, что он вылакал большую часть своего погреба.

— Не возражаешь, если я сяду? — спросил Кессиан, придвигая стул.

Брин слабо пошевелил рукой в знак согласия. Кессиан тяжело опустился на сиденье и, пыхтя, стал пристраивать палку у края стола. Элса встала рядом, положив руку ему на плечо. От Брина в радиусе нескольких футов несло потом, рвотой и перегаром.

— Мы просто хотели поговорить с тобой, — сказала Элса. — Убедиться, что с тобой все в порядке.

— Ну, теперь вы меня видели и можете уходить, — буркнул Брин. — Не беспокойтесь, я не выдам вашу драгоценную тайну.

Кузнец не смотрел на них, он уставился на кубок, который перекатывал в отвратительно грязных пальцах.

— Это и твоя тайна тоже, Брин. Она общая. Для всех в Вестфаллене, — поправил его Кессиан.

— Послушай, мы понимаем, что ты испугался… — начала Элса.

— Испугался? — Теперь Брин взглянул на них, покрасневшие глаза на сильно загорелом и обветренном лице распахнулись. — Нет, я не испугался. Я испытываю такое раскаяние и отчаяние, что для испуга нет места. Нет смысла бояться теперь, когда мы создали это вопиющее зло.

Кессиан почувствовал, как печаль обрушивается на него, подобно снежной лавине. Он покачал головой, всем сердцем обращаясь к своему измученному другу.

— Брин, что ты говоришь! Неужели это есть зло: принести в мир новую жизнь, которая связана со всеми Божьими творениями теснее, чем все, кто был до нее?

— Это не может быть правильным, — ответил Брин хриплым шепотом. — Что мы наделали?!

— Мы принесли в мир новое знание, — сказал Кессиан. — Мы подняли людей на следующий уровень. Ближе к Богу. Чтобы лучше выполнить волю Всеведущего. Это естественное движение.

Брин фыркнул.

— Естественное! Эта девочка держала в руках огонь! Он ее слушался.

— Найдутся такие, кто стал бы утверждать, что все таланты прядей, прирожденные и иные, неестественны. В конце концов, ты же был в юности Огнеходцем. Разве ты неестественный?

— Бог дарует такие таланты, — ледяным тоном заявил Брин. — И Бог же их отнимает. Это естественный порядок вещей. А это? Мы проводили селекцию. Это неестественный путь. Он против Бога.

— Ты запутался, Брин, — резко возразил Кессиан. — Все наши дары, преходящие или иные, появились путем селекции. Включая твой.

Элса сжала Кессиану плечо и выпрямилась.

— Я стою перед тобой, чтица ордена Всеведущего. Я провожу жизнь в служении Богу. То, чего мы здесь достигли, удивительно. Это чудо. Бог привел нас сюда, чтобы мы развивали его мир во время циклов нашей жизни. Вот это мы и сделали. Мы развили. Пошли вперед.

Брин издал короткий лающий смех и обратил нарастающий гнев на нее.

— А скажи мне, почтенная чтица: что, твои собратья и вышестоящие члены ордена считают так же? Так же думает канцлер? Или ты полагаешь, что я настолько глуп, чтобы проглотить твои слова как священное писание? Когда Гориана поймали, орден объявил его еретиком. И если б они заподозрили, что здесь продолжают его работу, сюда явились бы армии. Ты не представляешь здесь ни орден, ни Конкорд, Элса Геран. Ты — марионетка Ступеней.

Кессиан почувствовал, как Элса напряглась. Она сделала медленный размеренный вдох и выдох, а потом присела на край стола.

— Я понимаю твою точку зрения, Брин, и понимаю твои страхи. Но ты не прав, считая меня марионеткой. Я верю в истинный путь ордена. Сегодняшний орден силен и вездесущ, но здесь, в Вестфаллене и в некоторых районах Конкорда, мы сохранили веру, на которой был основан орден. В то, что люди будут приближаться к Богу. Что взойдут и станут едины с Ним.

Кессиан видел, что Брин ее не слушает. Его разум не принимал рациональных доводов.

— Именно сейчас нам нужны твои силы, мой друг, — мягко сказал Кессиан. — Ты работал столь усердно и вложил так много сил. И сейчас мы должны держаться вместе. Приближаются времена испытания, опасные времена. Ты нам нужен.

— Орден сметет вас. Я слишком долго был вашим сообщником. Я могу только предаться милости Всезнающего. — Брин понурил голову.

Кессиан взглянул на Элсу. Та покачала головой. Они оба встали, чтобы уйти.

— Отдохни, Брин, — предложил Кессиан. — Мы кого-нибудь к тебе пришлем. Чтобы приготовить еды, которая подошла бы к твоему прекрасному вину. Может быть, немного прибраться.

Брин не поднял головы.

— Я уже и так достаточно замаран. Я не стану говорить ни с кем, кого ты пришлешь, отец Кессиан.

У двери их ждал Андреас Колл. Он печально улыбнулся.

— Ничего хорошего?

— Совсем ничего, — ответил Кессиан. — Пусть за ним наблюдают. Днем и ночью. Он не должен говорить о том, что видел, ни с кем, кроме Элсы и Ступеней. Для этого нужны надежные люди, Андреас. Поговори с его друзьями. Позаботься, чтобы его не подпускали к чужакам.

— А ты не преувеличиваешь? — спросила Элса. — Он не опасен. Он просто сбит с толку и напуган.

Кессиан нахмурился.

— Ты сама себе противоречишь. Ему нужно, чтобы Бог его помиловал. Как ты думаешь, кого он будет об этом просить? Не тебя, Элса. Одно небрежное слово — и все, к чему мы стремились, будет потеряно. Я не допущу, чтобы он подверг нас риску. В любом случае, это нужно сделать. Надо, чтобы он молчал.

Кессиан со спокойной уверенностью осознал, что каждое его слово было сказано всерьез. Никакой слабости. Они не могут ее себе позволить. Только не сейчас.

— Когда заканчивается праздник соластро? — спросил он.

— Через пять дней.

— Это решающий период. Когда праздник закончится и посторонние уедут, мы обратимся к горожанам. Мы должны понять масштаб того, с чем столкнемся в наших родных местах. Только после этого можно будет решать, что делать в отношении внешнего мира.

Кессиан провел ладонью по лицу. Брин потряс его до глубины души. Он очень остро ощутил его страх. И это человек, который до самого недавнего времени был предан их делу!

— Элса, мне нужно, чтобы ты изучила священные писания. Найди там все, что может поддержать нас. Подумай, что ты станешь говорить, чтобы успокоить людей.

— Нам надо будет показать им, что могут сделать наши Восходящие, не так ли? — спросила чтица.

— Другого пути я не вижу. Реакция Брина уже породила разговоры. Мы долго держали Восходящих вдали от людей. Нам надо довериться хотя бы своим согражданам. Если мы не сможем этого сделать, мы пропали.

— Тогда, возможно, Брин для нас — подарок, — заметил Андреас.

Кессиан улыбнулся Хранителю Земли из четвертой пряди. Сильный человек.

— Твой оптимизм — урок нам всем.

— Однако он прав, — подхватила Элса. — Мы уже готовы жалеть себя, а всего-то и случилось, что один человек сильно испугался. Давайте не забывать о том чуде, которое показали нам Миррон и Ардуций. Все, о чем мы молились, осуществилось.

Кессиан кивнул.

— Но разве вы не ощутили, как ушли чистота и невинность? — Он повернулся в сторону причалов. — Мне надо пойти на озеро и повидаться с маршалом. Необходимо ускорить создание планов нашей защиты.

ГЛАВА 10

844-й Божественный цикл, 43-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения

Ивовое озеро находилось в двух милях к северо-востоку от Вестфаллена и снабжало город пресной водой, которая по трубам текла вниз по склону к городским фонтанам и в дома богатых горожан. Длина озера составляла более трех миль, оно имело несколько пляжей с мелкой галькой, и с трех сторон его окружали деревья, которые дали ему название и дарили тень у кромки воды. Озеро питали подземные ручьи и реки, текущие с севера и запада, а лишняя вода уходила к водопаду Генастро по реке Гаррет, которую в периоды засухи перекрывали дамбой.

Жители Вестфаллена любили проводить время на озере, здесь удили рыбу и обучали хождению на веслах и под парусами. Именно туда на целый день отправились Восходящие, чтобы попытаться развить достигнутый Миррон прогресс, — в места, которые могли соперничать по красоте с фруктовыми садами на плато. Маршал Васселис с женой и сыном сопровождал их, чтобы узнать как можно больше, пока отец Кессиан будет разговаривать с Брином Марром.

Гориан наблюдал, как Миррон, а потом и Ардуций сделали первую попытку установить подлинную связь с землей — и оба начали добиваться успеха. Прошло всего два дня, а они уже стали совсем другими людьми. Миррон по-прежнему боялась, потому что не до конца понимала, что именно она делает. Ардуций тоже еще не все понял, но его склад ума был более аналитическим. А Гориана завораживало то, что теперь у них обоих в распоряжении оказались новые способности.

Накануне во время своего прорыва Ардуций призвал со спокойного неба легкий ветерок. Сегодня он заставил небольшой столб воды подняться над поверхностью озера. Миррон теперь могла дышать под водой, а еще вызывала червей на поверхность почвы, просто прикладывая ладони к земле. Это были маленькие победы, но им казалось, будто у них в голове открылись какие-то двери.

Гориан знал, что ненамного отстает от них. Хорошо хоть, что он опережает хилого Оссакера. Жалкое создание! Ардуций обладал сильным умом, несмотря на хрупкость костей. Оссакер же был слаб и умом и телом и по-прежнему лежал в постели, дрожал и стонал.

За всю жизнь Гориан не болел ни одного дня. Пусть сейчас он отстает, но он ощущает, как приближается его прорыв. Сегодня идеальный момент. Маршал Васселис приехал к ним и, онемев, восхищенно наблюдал за мелкими фокусами, которые устраивали двое Восходящих. А его сын, Кован, весь день не отходил от Миррон и осыпал ее восторженными поздравлениями. Будет только правильно, если демонстрация Гориана поразит всех сильнее, чем эти двое, вместе взятые. Это покажет, кому суждено быть лучшим.

В разгар этого замечательного дня, спокойного и жаркого, озеро было таким гладким, что отражения в нем почти не искажались. А вода — такой прозрачной, что рыбки, стремительно несущиеся за Миррон и Йен Шалк, походили на ленты сверкающего серебра. Изумительное зрелище, и Гориану хотелось в нем участвовать.

Он сидел один в тени ивы, пристально наблюдая за Миррон и Йен. Обе уже устали плавать и разговаривали с Виллемом, Дженной и Эстер, которые записывали все, что они говорили. Шела и его мать готовили салаты на столах, стоявших у озера. Маршал Васселис и его жена вели любезные беседы, а Кован плавал у причала, стараясь произвести впечатление на Миррон.

Гориан поднялся на ноги, внезапно почувствовав голод. Он немного прошел вдоль берега, потом захрустел галькой, направляясь к столам. Из-за большого сарая для лодок до него донеслись звуки подъезжающей коляски. Отца Кессиана вез к озеру кто-то из его слуг. Теперь все были в сборе. Отлично.

Карета остановилась, и слуга помог отцу Кессиану вылезти. Он медленно пошел к столам, тяжело опираясь на палку. Маршал Васселис вскочил со скамейки, приветствуя и обнимая его. Миррон и Ардуций бросили наставников, чтобы сделать то же самое. Гориан не спешил: ему достаточно было слышать, как басовитый смех отца разносится над поверхностью воды.

— Поосторожнее со стариком! — отбивался от ребят Кессиан. — По одному, по очереди!

Миррон и Ардуций громко тараторили, рассказывая о своих достижениях. Гориан предоставил им такую возможность, остановившись у причала. Он увидел, что Кован прекратил плавать и нырять, как только на него перестали обращать внимание. Он цеплялся за одну из опор причала, и вид у него был грустный. Гориан улыбнулся.

— Тебе никогда не стать одним из нас, да? Как бы ты ни старался. И это делает тебя незначительным. Она это знает. Ты зря тратишь время.

— Думай, что говоришь, — ответил Кован. — Когда мой отец умрет, я стану маршалом-защитником Карадука. Я буду тем, кто вами правит. И тобой тоже.

Гориан воззрился на него: ему хотелось рассмеяться над такой глупостью.

— Никто не будет мною править!

— Гориан? — окликнул его голос Кессиана.

Он побежал к отцу, который усаживался за трапезу рядом с маршалом Васселисом.

— Да, отец?

— Иди и сядь. Расскажи мне, что ты делал этим утром.

— Я ждал тебя, — ответил он, вдруг осознав, что это абсолютно верно.

— О? И зачем?

— Мне надо кое-что тебе показать. Всем вам. Но мне хотелось дождаться тебя, чтобы ты тоже увидел.

Кессиан нахмурился и взглянул на Дженну, та пожала плечами.

— Ясно. Я слышал, что ты вел себя тихо и работал один, в стороне. Ты что-то нашел?

— Нет.

— Тогда что ты можешь мне показать?

Гориан ощутил резкий укол гнева — он сомневался! Васселис заметил, как мальчик вздрогнул, и положил руку на плечо Кессиана.

— Полно, Ардол, просто дай пареньку показать тебе то, что ему хочется. Как знать, он может удивить и обрадовать тебя.

Кессиан улыбнулся, но его сомнения не рассеялись.

— Давай, Гориан.

Гориан отошел на пару шагов, чтобы его видели. Вокруг него, на краю пляжа, трава имела здоровый темно-зеленый цвет: ее питала вода, и грело солнце. Он огляделся, проверяя, все ли на него смотрят. Отец Кессиан, Ступени, Восходящие и маршал Васселис. Потом Гориан опустился на колени.

Почти спрятав ладони в траву, он почувствовал то, о чем ему уже сказали глаза. Растительность была сильной и полной жизни, условия идеально подходили для роста. Под травой Гориан почувствовал корни деревьев, ищущие плодородную землю и озерную влагу. Копошение клещей, насекомых, пауков и червяков передавалось через его пальцы и находило место в строе его мыслей. Мальчик уже стал невероятно умелым Хозяином Стад и участвовал в спасении многих животных на фермах Вестфаллена. Однако до нынешнего дня это был его единственный талант.

Однако сегодня мир Хранителя Земли тоже принадлежал ему. Странно. Гориан ни разу не усомнился в том, что это произойдет именно сейчас. С той самой минуты, когда он пришел сюда утром, со смехом и шутками. Он не сомневался, когда играл и плавал с остальными. Он ощутил подъем настроения, близость — к Миррон в особенности, но и к Ардуцию тоже. Это показалось ему непривычным, но мальчик понял, что ему нравится. И он мог использовать это чувство, чтобы добиться превосходства. И то, что Гориан чувствовал сегодня, искупало годы бесконечных уроков и трудов.

Все голоса вокруг него смолкли. Возможно, они заметили по его лицу, что он может по-настоящему чувствовать землю. Но Гориан еще не закончил. Он сосредоточился на траве. Глядя на растения, среди которых он стоял, опустившись на колени, Гориан погрузился в строение самих стеблей. Он применил знания, которые дал ему уход за стадами. Эти методы помогали видеть больше, чем невооруженным взглядом, ощущать потоки энергии, соединявшие клетки между собой и способствовавшие росту и жизни живого организма.

Если у коровы или лошади была травма или болезнь, то они проявлялись как разрыв в этих потоках, так что источник проблемы казался неясным пятном. Если бы он обладал цветом, то был бы серым, слабо колеблющимся и бесформенным. Таким он представлялся мысленному взору Гориана.

Однако здесь повреждений не оказалось. Мальчик двинулся вдоль потоков, которые мощно текли сквозь почву. Он мог ощутить, где они разветвлялись, чтобы питать каждую отдельную нить. Это походило на карту, начертанную с мельчайшими подробностями, — и все это приходило к нему через прикосновение и расшифровывалось его разумом.

Поистине чудесно! Гориан ощутил прилив радости от новых возможностей. И величия. И он стал искать способ изменить то, что ощущает. Площадка, доступная ему, была невелика — чуть больше той, на которую падала его тень. За ее пределами потоки и ощущения начинали блекнуть.

Мальчик попытался вспомнить то, что говорила Миррон. Что надо расслабить мышцы и направить окружающую тебя свободную энергию в те потоки, какие тебе нужны. Она сказала, что ты как будто превращаешь свое сознание в сеть, а потом просто вытягиваешь палец — и потоки наполняются энергией и жизнью.

Но все это ужасно расплывчато. Миррон не умела выразить свои чувства и ощущения словами. И она говорила про управление огнем и водой. Его задача сейчас состояла в том, чтобы изменить живую материю. Погрузившись сознанием в строение травы, Гориан начал понимать, что ему нужно сделать. В сердцевине стебля, в основании, где корень утолщался, чтобы вырваться на поверхность, шла пульсация. У каждой нити она оказалась разной. Где-то яркой и доминирующей, где-то слабой и угасающей, и потоки энергии подходили ко всем растениям без исключения. Он погрузился глубже, пытаясь сконцентрировать восприятие на этой пульсации.

Гориан замер. Его сердце почему-то вдруг отчаянно забилось. Почему это казалось таким естественным… таким понятным? Эти чувства, эти удивительные ощущения так долго оставались скрытыми. Они все время находились на краю сознания, но никогда не приближались настолько, чтобы ими можно было насладиться. До этого мгновения. Его охватило радостное возбуждение. Оно могло бы нарушить его сосредоточенность. Но вместо этого Гориан направил его в пульсацию стеблей. Он превратил возбуждение в быстрый и решительный приток энергии к жизненной силе сотен травинок, которые его окружали. Это должен быть правильный путь к желаемому результату.

И в тот момент, когда он это сделал, каждая пульсация вспыхнула в его внутреннем зрении. Некоторые быстро начали меркнуть, как огни угасающих свечей, и погасли. Другие забурлили здоровьем, ростом и энергией. Гориан мгновенно почувствовал, как его концентрация начинает таять. Как будто он стоял и держал в руках два конца веревки, каждый из которых с силой тянул его в противоположную сторону. А он отчаянно цеплялся за оба, не зная, что может случиться, если отпустить один из них. Однако чем больше стараний он прилагал, тем труднее становилось сохранять сосредоточенность.

Все оборвалось внезапно. Гориан больше не мог направлять потоки силы во вспыхивающие и угасающие пульсации. Он отступил внутрь себя, сознавая, что растратил все силы. В его сознании оба конца веревки были отпущены. Гориан почувствовал, что валится на бок, но, несмотря на внезапную усталость, в нем пылала искра торжества.

* * *

Кессиан молча, потрясенно наблюдал за прорывом Гориана. Все они были поражены. Он стыдился, что принял поведение мальчика за надменность и похвальбу, как это бывало прежде. К счастью, Васселис вовремя все понял.

Отец Восхождения осознавал, что должен восторгаться не столько демонстрацией, сколько пониманием процессов, которые за этим стояли, но он ничего не мог с собой поделать. Ничто в трудах первого Гориана не подготовило Ступени к тем картинам, какие они наблюдали в последние несколько дней. Конечно, он мог только строить теории, поскольку сам никогда ничего подобного не видел. Однако даже в момент полного изумления Кессиан нашел время подивиться прозрению Гориана-первого.

Но вернемся к мальчику, названному в его честь. Его определенно ждет столь же легендарный статус. Но в этот момент мальчика скрывала густая стена стеблей травы, поднявшихся над землей на три фута. Кессиан видел, как они выросли — в десять раз быстрее, чем он успел досчитать до тридцати. За это время по лицу Гориана начали пробегать морщинки. Не слишком глубокие, они могли быть вызваны его мимикой, но Кессиан так не думал. Прежде чем мальчика скрыла трава, у него от уголков глаз пробежали морщины.

А теперь Гориан лежал неподвижно, и его мать, Меера Наравни, бежала к сыну. Остальные от нее не отставали. Миррон и Ардуций первыми прыгнули на Гориана и обняли его — Миррон яростно, а Ардуций осторожно. Оба были вне себя от радости. А остальные гладили ладонями роскошную длинную траву, переполненные восхищением и гордостью.

Все шло так, как планировали Ступени. Кессиан снова ощутил внутреннее тепло, никак не связанное с жаркой погодой. Он зашагал к ним величественной походкой человека, достигшего мудрости и просветления. Кессиан не желал прятать искренней радости, которая затопила его больное, старое, усталое тело.

Как и остальные, он погладил рукой только что выросшую траву. А потом посмотрел на нее и сдвинул брови, задумавшись. Среди полных жизни зеленых зарослей виднелись коричневые ломкие травинки, словно бы давно умершие и высохшие. Возможно, позднее Гориан сможет это объяснить. Однако тут крылось нечто странное.

Меера взяла Гориана на руки, опустившись на колени рядом с измученным Восходящим. Она отогнала в сторону его друзей, гладила мальчика по голове и что-то шептала. Гориан прижимался к ней, нуждаясь в ее тепле.

— О, смотрите! — воскликнула Меера. — Ардол, посмотри сюда.

Кессиан подошел к ней. Меера указала на висок Гориана. Секунду старик не мог понять, что ее обеспокоило, но потом сообразил. Его волосы. Среди пышной ребячьей шевелюры появилась седина.

* * *

В ответ на вопрос Васселиса Кессиан только пожал плечами. Мужчины ужинали вдвоем в небольшой комнате на вилле. В главной столовой Нетта и Кован Васселисы принимали остальных Ступеней.

Поистине день был богат контрастами. От отчаяния, вызванного состоянием Брина, к радости от прорыва Гориана. Теперь же на них навалился тяжкий груз реальности.

— Несомненно, у Восхождения есть множество последствий, которые нам только предстоит увидеть. Мы будем наблюдать за юным Горианом, хоть я и уверен, что он очень быстро восстановится.

Мальчика пришлось поддерживать по дороге к повозке: ноги у него совсем ослабели. Помимо седых волос все заметили крошечные морщинки у глаз, появление которых наблюдал Кессиан. Они остались даже тогда, когда Гориан перестал широко улыбаться. Многое следовало записать. Дженна и Меера занялись этим еще до трапезы.

Кессиан вздохнул и выпрямился из полулежачего положения на диване. На стоявшем между ним и Васселисом невысоком столе еще оставались еда и питье. Хлеб, баранина и жареные овощи. Пряные соусы в красиво вылепленных и изящно расписанных кувшинчиках из гончарных мастерских Атрески по-прежнему испускали легкий аромат. Полупустой кувшин с подогретым вином, также приправленным пряностями, стоял у правой руки Васселиса. Кессиан подвинул пустой кубок к маршалу и стал разглядывать пищу, приходя к выводу, что съел достаточно.

Васселис наполнил сначала подставленный кубок, а потом и собственный. Он улыбался, но Кессиан прочел на его лице озабоченность мужчины, чья молодость уже позади.

— И ты рад, что дожил до этого? — спросил маршал.

— Дурацкий вопрос, — отозвался Кессиан. — Помнится, я ни разу не спросил, был ли ты счастлив увидеть рождение своего сына?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, Ардол. Ты сейчас уже пришел в себя после бурных восторгов. И остальные Ступени тоже.

— Я не могу не думать о будущем.

— И реакция кузнеца тебя встревожила.

— Она глубоко меня потрясла, — признался Кессиан, находя утешение в том, что Васселис так хорошо его понимает. — Именно поэтому мы сейчас сидим здесь, а не с остальными. Забавно, друг мой. Хотя мы всегда знали, что столкнемся с этой проблемой и не сможем вечно их прятать — да и не хотели прятать, — я не думал, что все начнется прямо сейчас. Они еще такие юные!

Кессиан вздохнул и покачал головой. Под ложечкой неприятно сосало.

Васселис поставил кубок и тоже выпрямился. Перегнувшись через стол, он дотронулся до рук Кессиана, которые мелко дрожали.

— Ардол, прежде всего нельзя впадать в панику. И допустить, чтобы предстоящие задачи выросли до таких масштабов, что ты счел бы их невыполнимыми. Вот почему я здесь. — Он улыбнулся ироничной улыбкой, которая так нравилась Кессиану. — Эй, я ведь правлю этой территорией. Я хорошо умею делать такие вещи.

Кессиан почувствовал, как судорога, перехватившая его горло, начинает отступать. Он размял виски и лоб большим и указательным пальцами.

— Прости, — сказал он. — Глупый старик.

— Ничуть, — мягко откликнулся Васселис. — Бог свидетель: ты единственный из Ступеней по-настоящему понимаешь масштаб того, что нам предстоит. Нельзя недооценивать те проблемы, которые ждут нас впереди. Мы не должны пренебрегать ничем, даже самым малым, и мы должны быть едиными в наших усилиях. Брин просто помог нам яснее осознать это.

Кессиан кивнул. Он испытывал явное облегчение. Благодарение Богу, приславшему в этот мир Арвана Васселиса! Благодарение Богу, за четыре последних поколения рода Васселисов, если уж на то пошло. То, что династию маршалов-защитников посвятили в тайну происходившего, оказалось мудрым ходом.

Эта семья имела древние корни в Карадуке и славилась непредубежденным отношением к религии. Ступени приняли решение поговорить с ними в тот момент, когда орден заинтересовался подозрительными слухами относительно Вестфаллена. Правившая в тот момент маршал оказалась сторонницей течения Восхождения внутри ордена Всеведущего, и был заключен союз.

Вскоре в Вестфаллене обосновался чтец, избранный ею, а Ступени начали получать сведения относительно военных, священников или торговцев, которые могли представлять опасность, так что эксперименты по Восхождению продолжались в городе без удушающей завесы конспирации.

Спустя три поколения каждый житель Вестфаллена знал, чего именно они пытаются добиться, и играл свою роль в обеспечении необходимой секретности. По сею пору карадукские корабли патрулировали в море рядом с бухтой, солдаты дежурили на сторожевых постах на всех дорогах, ведущих из города, а Васселис и Ступени использовали гонцов Адвокатуры, чтобы поддерживать необходимый обмен информацией.

Никого, кто мог бы представлять потенциальную опасность, отсюда не выпускали. Более того, маршалам-защитникам из семейства Васселисов приходилось принимать нелегкие решения. Невинные люди погибали только лишь из-за того, что увидели или услышали нечто такое, что не предназначалось для их глаз или ушей. Это хоть и было крайне неприятно Кессиану, однако же не мешало спать по ночам. Его вера в то, что они служат великому благу, оставалась непоколебимой.

Отец Восхождения посмотрел на своего благодетеля — человека, который предоставлял ему деньги, защиту и, что самое главное, дарил неизменной дружбой.

— Итак, — сказал Кессиан, — с чего мы начнем?

— Давай к делу, — откликнулся Васселис, поправляя парадную тогу, темно-синюю, с золотой и кремовой отделкой. — Время, которое ты выбрал для разговора с жителями Вестфаллена, представляется мне удачным. Торговцев, уезжающих по окончании праздника, должна окружать обычная обстановка. Что нам необходимо сделать — это закрыть город после твоего объявления, в каком бы виде ты это ни сделал. Это я организую. Вы ничего не заметите, не беспокойся. Пугать людей нет смысла. Это будут учения для моих солдат. Я придумаю какой-нибудь убедительный предлог.

— Интересно узнать какой?

— Как насчет карантина для ограничения вспышки коровьего гриппа? Это позволит нам не выпускать никого из горожан, если у некоторых возникнет… неожиданное желание уехать. И конечно, мы прекратим все въезды в город по морю и суше.

— Слишком просто, правда? — Кессиан рассмеялся.

— Как я уже сказал, это я хорошо умею делать. — Лицо Васселиса стало жестким. — К несчастью, это легкая часть дела. Я не могу держать моих солдат на учениях неопределенно долго, а вы не можете жить, не торгуя. К чему мы должны стремиться — и как можно быстрее — к тому, чтобы обеспечить надежность ваших границ, не вызвав никаких подозрений. Я займусь планами и согласую их с тобой при первой же возможности. Только после этого можно будет обдумывать, как представить Восходящих кому-то из посторонних людей. Трудно оценить, какой окажется реакция людей непосвященных, но, как ты, конечно же, согласишься, наивно рассчитывать на всеобщее признание. Подозреваю, что преобладать будут страх и подозрительность.

— Ах, если бы только люди поняли, что это может означать для всех нас! — взволнованно воскликнул Кессиан.

— Мы не имеем права на это рассчитывать, — отрезал Васселис. — И ты это знаешь не хуже меня. Нам надо постараться, чтобы информация как можно дольше не стала всеобщим достоянием. Но ясно одно. Сведения обязательно просочатся. По мере того как эти Восходящие будут взрослеть и будут рождаться новые, люди начнут замечать необычные происшествия и обсуждать увиденное. Прежде чем это произойдет, нам нужно получить поддержку влиятельных людей. Мне надо подумать, когда стоит открыть истину Адвокату и сборщикам. Они стали бы особо полезными союзниками. Союзниками могут стать также другие династии маршалов-защитников и те представители ордена, про которых мы знаем, что их вера совпадает с нашей.

Васселис замолчал и сделал глоток вина. Кессиан увидел, как в складках его губ и в глазах появляется тревога.

— В чем дело, Арван? — мягко спросил он.

Маршал улыбнулся:

— Я знаю этот город уже сорок лет. С тех пор, как маленьким мальчиком играл у Ивового озера и плавал в море у водопада Генастро. Я люблю каждую его улочку, каждый дом в городе и каждую пригородную виллу. Я люблю запах рыбачьих сетей на пристанях у гавани и тот звук, с которым борта кораблей стукаются о глубоководные доки, когда начинается прилив или отлив. Ты и Дженна входите в число моих ближайших и самых дорогих друзей, несмотря на то что ты на девяносто лет меня старше. Я надоедал отцу просьбами переехать сюда — и я нисколько не изменился. Бог свидетель, не будь я маршалом-защитником, я жил бы здесь постоянно, такова моя любовь к Вестфаллену и его жителям. Это самый прекрасный и дружелюбный уголок во всем Конкорде, а тебе ли не знать, что я повидал немалую часть нашей дорогой империи.

— Но сейчас я услышу большое «но», так ведь? — догадался Кессиан, чувствуя, как гордость за родной город поднялась в его душе в ответ на слова Васселиса, который так ясно объяснил, почему множество людей, приезжающих в Вестфаллен, влюбляются в него и почему те, кто здесь родился, не хотят уезжать.

— Меня пугает то, что все это может быть разрушено, — признался Васселис. — Ты должен это знать, Ардол, и тебе тоже следует бояться. Ты, Ступени и весь Вестфаллен в течение многих поколений были удалены от настоящего лица ордена Всеведущего. А я нет. Служители ордена обладают немалой властью, и их решительность соответствует их рвению. Канцлер — женщина, ослепленная верой, не способная увидеть ничего за пределами святости ордена, который она возглавляет.

Я знаю, что ты немало слышал о них от Элсы Геран, но она не рассказывает тебе всего. Если хоть один человек канцлера прослышит о том, что мы здесь успели сделать, на нас обрушатся армии ордена. В общем-то, они ведь не заинтересованы, чтобы кто-то становился ближе к Богу, не пользуясь их любезной помощью, так? И их суд добьется, чтобы Вестфаллен сгорел до последней щепки, а пепел его жителей развеялся по ветру и их терзали лапы демонов.

Если мы не окружим себя союзниками, Адвокатура тоже поддержит канцлера, не осознавая, какое преступление совершает против людей всего мира.

Кессиан уставился на Васселиса: он не мог отвести глаз от лица маршала, чья речь неожиданно изливалась потоком красноречия. Он почти ощущал запах горящих стропил своей виллы, видел, как мечутся горожане, которым негде спрятаться от пламени, вырывающегося из их пылающих домов. Он почувствовал волну безнадежного отчаяния оттого, что они сотворили с множеством невинных людей. И отец Восхождения вдруг понял, куда вели Брина его раздумья!

— Скажи мне, что мы должны делать, — проговорил Кессиан, заставляя голос звучать твердо и спокойно.

Васселис кивнул.

— Ты — сильный человек, Ардол. И хорошая новость — это то, что наши планы составлены правильно. Но с этого дня ни на секунду не забывай, что твоим друзьям, в том числе и Элсе, угрожает опасность. Положись на защиту, которую я буду вам обеспечивать. Будь бдительным в тот момент, когда твои горожане осознают важность случившегося. Снова и снова заучивай планы бегства. Помни это и передай тем, кто будет направлять Ступени после твоего возвращения в землю. Восхождение и его Ступени — это единственное и главное звено, соединяющее нас с будущим. Если случится худшее, не оглядывайтесь, не испытывайте вины за тех, кто останется у вас за спиной и падет, чтобы помешать врагам, жаждущим вашей смерти. Мы все избрали свой путь и будем жить, или умрем в соответствии с этим. Ты никогда, ни на мгновение не должен колебаться, жертвуя любым из нас, если это будет означать, что вы спасетесь.

— Молю Бога, чтобы до этого никогда не дошло.

— Ежедневно и еженощно, — согласился Васселис. — Однако будь готов на случай, если дойдет.

* * *

На следующее утро начались приготовления. И Кессиан оказался прав: Гориан полностью оправился и нисколько не пострадал от своих усилий. Седина исчезла, как и морщины на его лице. Глядя на Гориана, трудно было поверить, что накануне он казался таким постаревшим. Более того: Кессиан усомнился бы в своей памяти, если б рядом не было других свидетелей. Способность мальчика восстанавливаться оказалась еще одним чудом, происшедшим в это удивительное время.

Время, которое омрачило печальное напоминание о том, что необходимо с великой осторожностью отнестись к публичному объявлению о Восхождении. Тем же утром Брина Марра нашли повесившимся в кузнице, над горном.

ГЛАВА 11

846-й Божественный цикл, 45-й день от вершины соластро, 13-й год истинного Восхождения

Йен Шалк, опустившись на глубину, искала косяки белорыбицы для промысловой флотилии, чьи лодки покачивались рядом на волнах. Она привела Восходящих в закрытую бухточку, где они любили играть на воде и под водой, а потом покинула их, таща за собой на леске поплавок с флажком, который указывал яликам ее местонахождение.

Миррон смотрела, как Йен плывет сквозь спокойную прозрачную воду, прижав руки к бокам и двигаясь только за счет сильных ног. За последние два года все они переняли у Йен приемы подводного плавания. От первой секунды, когда втягиваешь воду в легкие и испытываешь нестерпимый страх и желание захлебнуться, до изучения способов дыхания, воздействия давления на организм и медленного подъема, который помогает его нейтрализовать. А потом они познали чистую радость погружения в воду, поиска рыбы и знакомства с чудесами и опасностями морского дна.

Миррон отвернулась и быстро взглянула наверх, на солнце, яркими бликами игравшее на поверхности воды примерно в сорока футах над ее головой, и поплыла к остальным. Мальчики уже приближались к любимому месту, в котором они часто резвились — в водопаде Генастро, на плато, где его воды обрушивались в море. Там так здорово играть в подводные прятки! Девочка сильнее заработала ногами, чтобы догнать остальных. Внезапно она почувствовала острый приступ одиночества. Эти трое мальчишек, которых она считала своими братьями, ее единственные друзья.

Йен старалась, как могла, но она была слишком взрослой, так что это воспринималось как фальшь и неловкость. А родители школьных подруг Миррон все реже и реже приглашали ее в дом или отпускали к ней своих дочерей. Миррон плохо понимала, в чем дело. Она знала, что отличается от других, потому что ее дар действовал. Однако у ее подруг в раннем возрасте тоже был тот или иной дар. Возможно, они ей завидовали, хотя никак этого не показывали.

Когда девочка догнала остальных, они уже начали игру. Гориан завис в воде, почти скрывшись среди пузырьков, которые вихрем кружились рядом с падавшими с высоты струями. Они мягко щекотали кожу, а рев водопада звучал в ушах, как далекий гром. Увидев Миррон, Гориан поманил ее к себе. Она ощутила дрожь восторга и послушно поплыла к нему, сознавая, что на несколько мгновений они остались наедине.

Гориан был прекрасен. Как всегда, мрачен, но полон жизни! Волосы колыхались вокруг его головы, глаза сияли, мышцы на руках, груди и ногах гордо бугрились. Девочка подплыла к нему совсем близко и остановилась. Пузырьки воздуха мелькали перед их лицами. Внезапно она почувствовала острое желание поцеловать Гориана и испугалась, потому что в глазах у него прочитала то же самое. Но здесь царило такое спокойствие… Ей не хотелось, чтобы это мгновение закончилось, и девочка постаралась справиться с желанием дотронуться до него, опасаясь, что все испортит. Гориан открыл рот, втянул пузырьки и выпустил их в нее. Миррон рассмеялась — и звук собственного смеха показался ей чужим.

«Кто водит?» — спросила она знаками: повернув ладони вверх, а потом положив руку на лоб, прикрывая глаза.

«Оссакер», — ответил Гориан, показав четырепальца. Ее он обозначал двумя, Ардуция — тремя пальцами. Себя, конечно же, одним. Сразу стало понятно, почему Гориан прячется в струях воды и потоках воздушных пузырьков, хотя такую тактику не назовешь честной. У Оссакера стремительно ухудшалось зрение. Два года назад, после шока, вызванного прорывом Миррон, Оссакер заболел, и это положило начало процессу. Все усилия врачей не помогали ни улучшить зрение, ни остановить наступление слепоты. Он полностью потеряет зрение еще до середины дуса. Но пока мальчик наслаждался тем, что у него осталось, с яростной сосредоточенностью погружаясь в игры и учебу.

«Где Ардуций?» — Она использовала знаки «искать» и «три».

Гориан пожал плечами, а потом указал наверх.

«Оссакер?»

Гориан ухмыльнулся и несколько раз указал вниз, обозначив большое расстояние. Он протянул руку к девочке и провел пальцами по ее волосам, прядь которых выбилась из-под повязки и плыла в теплой пузырящейся воде. У нее не было желания отстраняться. Внизу живота возник горячий комок. Миррон задрожала. Стайка крошечных серебристо-серых рыбок проплыла мимо них, на секунду окружив со всех сторон, а потом скользнув дальше через залив. Гориан подался вперед, сближая их лица. Девочка представила, что ощущает на своем лице его дыхание. Ее взгляд сосредоточился на губах Гориана.

Глухой звон разнесся по воде. Один удар, два, три. Эстер или Шел а вызывали их на берег. Миррон отшатнулась от Гориана, а тот нахмурился и поманил ее к себе. Она покачала головой и указала вверх и вдаль, в сторону берега, подняв брови в знаке «сейчас». Гориан кивнул. Мгновение закончилось. Он протянул руку. Девочка приняла ее, и они вдвоем поплыли в сторону Вестфаллена. Оссакер и Ардуций присоединились к ним, поднявшись из глубины.

* * *

— А когда нам можно будет начать развивать дар Воднорожденных? — спросил Гориан. — Йен говорит, что мы уже не хуже ее. Нам надо бы попытаться стать лучше.

— Мечтаешь управлять рыбами, да? — спросила Миррон, выныривая из складок полотенца, чтобы полюбоваться, как блестит на солнце кожа Гориана.

— Скорее уж дельфинами и акулами.

— Всему свое время, — сказала Эстер. — Не думаю, что нам уже удалось разработать методику. По-моему, тебе лучше попробовать этот номер на овцах.

Оссакер засмеялся.

— Только представьте себе! Гориан управляет умом овцы и ведет ее в атаку.

Шутка рассмешила всех. Всех, кроме Гориана.

— Ты не увидишь, потому что ослепнешь, — пробурчал он.

— Гориан, ты немедленно извинишься! — велела Шела.

— Так он же ослепнет.

— И не надо, чтобы ему напоминал об этом твой гадкий язык, так? Извиняйся.

Гориан мгновение упрямо смотрел на Шелу, но потом промямлил:

— Извини.

Миррон попыталась понять, как Оссакер это воспринимает. Тот смотрел вниз и возил ногой по песку. А потом поднял голову.

— А мне все равно не будут нужны глаза, — ответил он. — Со временем за меня будут видеть животные.

Эстер нахмурилась, пристально глядя Оссакеру в глаза. Спустя несколько мгновений ее лицо просветлело, и она хлопнула в ладоши.

— Так. Если вы все отдохнули и почти обсохли, одевайтесь, потому что пришло время еды — и сюрприза.

Миррон и мальчики встали и двинулись за Эстер и Шелой в сторону от берега, к склонам, которые вели к фруктовому саду. По дороге они миновали дом маршала-защитника. Миррон посмотрела на закрытые ставнями окна и с любопытством подумала, когда же вернется его семья. Когда приезжал погостить Кован, становилось весело. Он всегда присоединялся к ним, если мог, и, похоже, не опасался их, как некоторые из горожан. И Кован почти не отходил от нее — конечно, если они не играли как Воднорожденные, — и ей это очень нравилось. Жаль, что они с Горианом плохо ладили.

Вилла маршала соседствовала с красивым садом, который тянулся на пятьдесят ярдов в обе стороны. Ее высокие стены были побелены, а крыша выложена красной черепицей. По углам здания и посередине каждой стены стояли скульптурные изображения предыдущих маршалов, в позах героических или, напротив, задумчивых. Ребята следом за Эстер прошли внутрь через деревянную боковую дверь, ведущую прямо в сад.

Миррон обожала эти сады с мраморными дорожками, разрезавшими газоны, плодовыми деревьями, дарившими яблоки, апельсины и лимоны, и декоративными прудами и фонтанами, в которых лениво плавали великолепные золотистые карпы. В самом центре сада пряталась открытая со всех сторон беседка с высоким мраморным полом. Ее купол поддерживали четыре колонны. Внутри по периметру располагалось кольцо скамеек, и на одной из них сидел отец Кессиан. Миррон радостно вскрикнула и бросилась вперед, увлекая за собой возбужденно галдящих мальчиков.

В последнее время их все чаще и чаще обучала Эстер. Отец Кессиан был очень стар и почти все время маялся простудой, болями в суставах или чем-то еще. Но когда он все-таки приходил дать им урок, сердце ее наполнялось теплом — и не только оттого, что он расскажет им что-то важное. Миррон любила его. Они все любили отца. Они молчали, когда он говорил, и согревались душой, когда он улыбался. Каждое сказанное им слово западало в сердца Восходящих и открывало то, чего они прежде не понимали. И они становились лучше и совершеннее.

— Привет, мои юные Восходящие, — проговорил Ардол Кессиан мягким, ласковым голосом. — Надеюсь, что вода была теплой, а рыбы — дружелюбными.

— Все чудесно! — воскликнула Миррон, чмокая его в щеку и обнимая за шею.

К ней присоединились мальчики.

— Спокойнее, спокойнее. — Кессиан со смехом пытался не свалиться со скамьи под напором их веса. — Отпустите старика, чтобы он мог дышать!

Ребята разомкнули объятия.

— Гориан хочет управлять акулами, — заявил Ардуций.

— Да неужели? — Кессиан поднял брови. — Ты у нас честолюбив, да? Ну что ж, в этом нет ничего дурного. А теперь садитесь. Шела принесет вам еду, а я сегодня днем буду с вами заниматься.

Миррон захлопала в ладоши и уселась рядышком с отцом. Она заглянула в его мудрые глаза, полускрытые складками дряблой старческой кожи. Настанет день, когда отца не будет рядом, чтобы учить их и поддерживать. Он приближался к концу своего цикла и скоро попадет в объятия Бога. Миррон не хотела, чтобы этот день когда-нибудь наступил.

— Ты чувствуешь себя лучше? — спросила она.

Кессиан улыбнулся.

— Да, дитя мое, и спасибо, что спросила. Грудь у меня очистилась, и Дженна говорит, что я перестал храпеть.

— Я рада.

— Ну вот и ладно. Все устроились? Тогда давайте узнаем что-то новое, — предложил Кессиан.

Миррон почувствовала, что у нее быстрее забилось сердце. Она обменялась улыбкой с Горианом. Нет ничего лучше новых умений! Это означало, что, по мнению Ступеней, они совершенствуются.

— Итак, пока я буду вам объяснять, и мы будем проводить опыт, который я хочу поставить, не забывайте, что было основой вашего обучения с момента прорыва. Прошло уже почти два года… Время летит так быстро, правда? Что вы можете сказать про ядра стихийных энергий? Ардуций.

— Это самые концентрированные источники жизненной энергии, которую мы можем использовать.

— Та-а-ак, — протянул отец Кессиан. — Но что еще, помимо простого использования, вы можете с ними делать? Что-то чудесное…

— С их помощью мы можем создавать новую энергию, — сказал Оссакер.

— Да, вы можете ее усиливать. Но я знаю, что вы все считаете это трудным, даже когда источник надежный и сильный. Мы все знаем об эффекте временного старения, которое вы переживаете, когда используете свои способности. А еще мы заметили, что вам под силу некое ограниченное количество работы, пока вы не устанете и не поседеете, верно? Что, Гориан?

— Но у нас получается лучше, чем даже год назад, — возразил мальчик. — Мы уже можем сделать намного больше.

— О да, конечно! — с энтузиазмом кивнул Кессиан. — И я очень рад, что вы так хорошо развиваетесь. Несомненно, так будет и впредь. Но я хочу, чтобы вы помнили: всегда найдется предел вашим способностям и вам надо следить за тем, на что способны ваше тело и разум. В особенности если вы вызываете рост живых созданий. Согласны? Отлично. Я напомнил об этом потому, что мне хотелось бы внушить вам — есть другие способы использовать ту энергию, которую вы все так хорошо научились находить и направлять по своему желанию.

Отец Кессиан взял лист бумаги со скамьи:

— Гориан написал, что…

— Первый Гориан? — спросил Ардуций.

Кессиан посмотрел на него, чуть сдвинув брови.

— Ну, несомненно.

Трое мальчишек зашлись смехом, бессильно привалившись друг к другу. Они пытались что-то сказать, но давились словами.

— Ладно, ладно. — Кессиан широко улыбнулся.

Миррон покачала головой, радуясь, что немного лучше владеет собой. Она посмотрела на отца и повела плечом.

— Мальчишки, — констатировала она, подражая интонациям матери.

— Да уж. — Кессиан тихо рассмеялся. — Ладно, мальчики. Думаю, вам пора объяснить мне, почему мои слова показались вам столь смешными.

Ребята переглянулись, чуть было заново не потеряв контроль над собой, но постарались сдержаться. Объяснение взял на себя Гориан.

— Извини, отец, но вы всегда так говорите. Ты и все Ступени.

— Что именно? — переспросил Кессиан.

— Вы всегда говорите «ну, несомненно», отец. Постоянно.

— Да неужели? — удивился Кессиан. — Ну, чтобы мы перестали это делать, надо не задавать нам глупых вопросов, так? Да? — Он с улыбкой взъерошил волосы Гориана. — А теперь, если мне будет позволено продолжить…

— Ну, несомненно, — выдавил Оссакер, прежде чем взвыть от хохота, заразив смехом остальных.

Даже Миррон не смогла сдержаться. Отец Кессиан дождался, пока все успокоятся, воспользовавшись моментом, чтобы откинуться на спинку скамьи и дать возможность Шеле поставить перед ними еду. После этого он снова призвал учеников к порядку.

— Гориан — первый Гориан — написал вот что: «Мы принимаем существование энергий во всех вещах, живых и немых, и то, что формы и плотности энергий соответствуют определенным задачам. Например, специфический рисунок энергетических линий типичен для апельсинового дерева и отличается от того, который присутствует в домашнем животном. Это вытекает как из древних писаний, говорящих о венах и крови Бога, идущих сквозь Его землю, так и из наблюдений, моих собственных и тех Восходящих, кто имеет зрение, чтобы видеть.

Мы также полагаем и верим, что, когда будет рожден первый истинный Восходящий, он или она сможет после прорыва определять и направлять эти энергии на выполнение задач, которые отличаются от их первоначального назначения, хотя эти задачи, скорее всего, будут родственны первоначальному назначению».

Кессиан замолчал и улыбнулся.

— Временами Гориан был довольно многоречив. Он хотел сказать вот что: огонь для огненных дел, земля — для корней и ветвей. И я вижу, что ты собираешься сказать, юный Гориан, так что воздержись. Эта шутка быстро надоест.

Гориан сказал также следующее, что важно, а также, не в пример предыдущим словам, кратко: «Однако нет причин, по которым энергия, сформированная Богом для одной цели, не могла бы быть перестроена Восходящим для совершенно иной цели. В конце концов, энергия одинакова в своей глубинной сущности и управляет всем циклом жизни, которая есть слава Божья и то, чем связаны мы все».

Кессиан отложил в сторону пергамент и обвел взглядом Восходящих. Миррон почувствовала, как в ней нарастает радостное возбуждение. Если она не ошибается, и сегодня они попробуют сделать именно то, о чем она подумала, — это будет огромный шаг вперед. Хотя и очень трудный.

— Итак, я не собираюсь никого принуждать, но позвольте мне сначала сказать вот что. Вы все освоили — и освоили быстро — основные правила изменения жизненных энергий для получения нужного вам результата. Это означает, что вы понимаете, как действуют линии жизни, и как вы можете наращивать их с помощью своего тела, чтобы усилить результат. Вы все способны сделать то, о чем я собираюсь вас просить.

Я хочу, чтобы сегодня днем вы подумали вот о чем. Например… Миррон, ты — несравненный Огнеходец. Мы видели, как ты создаешь из тлеющей щепы мощное пламя, способное раскалить горн. Твоя задача — использовать жизненную энергию любого дерева из этого сада, и использовать для того, чтобы создать огонь. Ты помнишь рисунок энергии, присутствующей в пламени? Ты можешь изменить энергию лимонного дерева и создать пламя там, где его не было? И если ты способна это сделать, то хватит ли у тебя сил, чтобы раздуть это пламя и усилить то, что ты создала?

Отец Кессиан положил руку ей на колено. Заметив беспокойство, которое, видимо, скользнуло по лицу девочки, пока услышанное укладывалось в сознании, он одарил ее теплой улыбкой. Этот шаг будет намного более серьезным, чем она предполагала. Миррон взглянула на Гориана. Даже он выглядел немного встревоженным, тогда как двое остальных, казалось, погрузились в размышления.

— Не тревожься, Миррон Вестфаллен. Это трудная задача, и, возможно, вы не сможете решить ее сразу. Поэтому мы привели вас сюда, в мирный сад маршала Васселиса. И здесь собрались все Ступени, чтобы вам помочь. Я буду переходить от одного к другому, а двое Ступеней постоянно будут наблюдать за каждым из вас. Не страшитесь временного поражения — и радуйтесь любому маленькому успеху. Ты попробуешь сделать это ради меня?

Миррон чуть было не расплакалась. Ей удалось сдержать слезы, и она кивнула, не находя нужных слов.

— Хорошо, — сказал отец Кессиан. — Тогда поешь и иди, куда тебе надо. Виллем и Меера придут к тебе.

Миррон заметила, что у нее дрожат руки. Это было вызвано смесью возбуждения и страха перед неизвестностью. В сад неслышно вошли Ступени Восхождения и остановились у калитки. Миррон посмотрела на тарелку с холодным мясом и сладким пряным хлебом и постаралась сосредоточиться на еде, вполуха слушая, как отец Кессиан обрисовывает задачи ее братьям. Она поглощала пищу машинально, а не потому, что испытывала хоть какое-то желание поесть.

Миррон отодвинула тарелку и встала, отряхнув крошки с синей туники. Ей хотелось отойти подальше от всех. В самом дальнем углу от калитки на залитом солнцем участке росло одинокое апельсиновое дерево. Оно идеально подойдет.

— Постой! — сказал Ардуций. — Пока мы не разошлись. — Он поманил всех к себе. — Соедините руки.

Он делал так и раньше, когда им предстояло что-то сложное. Это очень успокаивало.

— Помните, кто мы, — произнес Ардуций. — Мы здесь, чтобы быть рядом друг с другом, и мы поддержим друг друга. Никто из нас не одинок.

Они разошлись, и Миррон поспешила к выбранному месту. Солнце согревало тело, стены сада защищали от легкого ветерка. Она села на траву вне тени, которую отбрасывали ветви дерева. Легкие шаги, раздавшиеся у нее за спиной, принадлежали Виллему Гесте и Меере Наравни, двум Огнеходцам Восхождения. Девочка оглянулась и через плечо послала им улыбку. Меера пригладила ей волосы, а Виллем осторожно присел перед ней на корточки, чуть поморщившись от боли в суставах. Возможно, Оссакер сможет определить, чем она вызвана.

— Помни: мы здесь, чтобы наблюдать за тобой, направлять тебя и поддерживать. Отец Кессиан будет медленно обходить всех. Тебе просто нужно не торопиться, — сказал Виллем. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Отлично. Только немного нервничаю.

— Конечно же, милая, — улыбнулась Меера. — Но это нормально. Тревожиться не о чем.

— А с чего мне начать? — спросила Миррон, внезапно поняв, что не представляет себе, что ей надо делать.

— Ну, — отозвался Виллем, — ты могла бы для начала внимательно рассмотреть рисунок этого дерева. И помни, в этом мы не в состоянии тебе помочь. Что сделаем мы, так это зажжем небольшой огонь, чтобы ты могла сравнить рисунки. А потом, если у тебя не будет затруднений, сотвори одно из другого и увеличь силу за счет самой себя. Мы сможем увидеть рисунок огня, когда он начнет формироваться.

— Я постараюсь сделать все как можно лучше, — кивнула Миррон.

— Ты молодец, — сказала Меера. — Ну же, Виллем, оставь ее на минутку в покое.

Миррон прижала ладони к земле и потянулась к ней разумом, не закрывая глаз. Немедленно перед ней возникли линии энергии. В первые дни даже это требовало огромных усилий, но теперь она могла делать так сколь угодно долго. Девочка сосредоточилась на корнях дерева, которые пульсировали яркой жизнью, пронизывая землю прямо у нее под ногами. Дерево было молодым и здоровым, ярко-зеленые и желтые потоки бежали вверх по стволу, расходясь по веткам, и блекли до серого цвета в листьях, которые уже начинали бледнеть перед близким началом дуса.

Миррон нахмурилась. Рисунок дерева имел… ну… форму дерева. Неужели отец Кессиан хотел, чтобы она увидела именно это? Она прервала размышления и осмотрелась. Словно догадавшись о ее недоумении, отец направлялся к ней, тяжело опираясь на палки и осторожно делая каждый шаг. Шела шла рядом, готовая подхватить, если он споткнется.

— Ты выглядишь смущенной, малышка, — сказал Кессиан, чуть задохнувшись.

— Я не знаю, что высматриваю. Потоки энергии имеют ту же самую форму, что и дерево. А чем еще они могут быть?

— Ничем, — согласился Кессиан, — если им не помочь. Но я понимаю твое недоумение. Я хочу, чтобы ты задумалась о различиях между рисунком жизни этого дерева и рисунком огня — разрушительной, мощной, но недолго живущей силы. Плотность энергий в центре структуры — это главный признак этих различий. В дереве центр распределен между корнями. У огня очень плотная фиолетовая сердцевина. Посмотри на огонь, который разжигает для тебя Виллем.

Виллем принес маленькую чугунную жаровню, которую держал за ручки без всяких прокладок. Они ему не нужны. В сто двадцать два года он по-прежнему не ощущал жара огня. Виллем поставил жаровню на камень, подставленный Меерой. В ней ярко горели угли и дерево. Миррон сняла свой браслет с талисманами и погрузила ладошку в огонь, ощущая, как его чудесный жар поднимается по руке. Она сосредоточилась на энергии, заключенной в нем, и ахнула.

— Я вижу! — воскликнула девочка, удивляясь, почему ей раньше не пришло это в голову.

— Опиши мне все, — попросил отец Кессиан.

— Она связана, хоть и кажется хаотичной. Все потоки энергии начинаются в одном месте. Там, где угли и дерево горят жарче, сердцевина огня темно-красная, почти как кровь. Потоки делают горячими другие угли, через которые они проходят, а потом передают жар наружу.

Миррон повернулась к отцу.

— Так что это замкнутый круг. Даже в огне, и даже если энергия всегда в конце концов рассеивается в воздухе.

— Так что, если подумать, то огонь растет, поглощая свое топливо, а в конце концов умирает и становится холодным и безжизненным. Этот процесс не слишком отличается от развития дерева, которое растет медленно, поглощая жизненную энергию своих корней. Корни, ветви, листья и в конце концов все дерево целиком умирают и становятся холодными и безжизненными. Цикл огня, не получающего нового топлива, которое дает ему энергию, короче цикла дерева. Это поможет тебе перевести энергию растения в энергию огня?

Миррон на мгновение задумалась.

— Наверное, мне надо… Ты ведешь к тому, что надо сжать энергию, которую я возьму у дерева?

— Да, но не забудь, что тебе нужен объект, на который ты перенесешь эту энергию. Циклу огня нужно топливо, так ведь?

Миррон прикусила язык, чуть было не сказав: «Ну, несомненно». Она спрятала улыбку.

— Я даже не могу менять форму энергий, не имея источника, так ведь?

Отец Кессиан поднял брови.

— Ты уверена? Если Гориан прав, ты, возможно, сумеешь поддерживать рисунок энергии внутри себя, а потом переносить его на избранное топливо, такое, на котором рисунок способен выжить. Ты понимаешь?

Миррон почесала в затылке и глубоко задумалась. Она решила, что это должно не так уж сильно отличаться от изменения огненной энергии от одной работы до другой. Однако в круге энергии никогда не было разрыва. Отец Кессиан сказал, что она могла бы удержать огонь в своем теле, без присутствия топлива, которое питало бы огонь…

— Не уверена.

— Ну попытайся ради меня. И не огорчайся, если ничего не получится. У нас времени — сколько захочешь.

Миррон казалось, что в присутствии отца Кессиана она способна добиться чего угодно. Девочка улыбнулась, потянувшись к нему взглядом, увидела воодушевление на чудесном старом морщинистом лице и решила сделать все, что сможет. Она снова приложила ладони к земле и восстановила в мыслях энергетический рисунок дерева. В почве его окружали потоки, относившиеся к другим корням, червяки и насекомые разбегались во все стороны, и каждого она могла опознать, если внимательно присмотреться.

Девочка открылась апельсиновому дереву, ощутив, как его линия жизни соединяется с ее собственной. Она почувствовала его изящество, неспешность роста и мягкую пульсацию жизни, которая так контрастировала со стремительностью ее тела.

Миррон выждала, позволяя линиям успокоиться после осторожного разрыва в их течении, а потом задумалась, как перекачать силу дерева таким образом, чтобы создать огонь. Она забеспокоилась. Ярость огня была прямой противоположностью мирной жизни дерева, и казалось неправильным использовать последнюю для создания первой. Но ведь это всего лишь опыт.

Решение оказалось достаточно простым. Если бы Миррон хотела усилить рост дерева, ей достаточно было бы сфокусировать свою яркую быструю энергию и послать ее в корень его линий жизни, заставляя островки возможного роста подниматься из основания корней. Ее жизненная сила начала бы усиливать процесс. Утомительно, но действенно. А если бы она хотела переключить энергию дерева на то, чтобы дать рост сходной стихийной жизни, например цветку, она использовала бы себя как передатчик и усилитель, но работа по сути оставалась бы той же самой.

Значит, разжигание огня будет похоже на переключение энергии, но без цели приложения, пока энергетическая карта огня не будет начертана в ее сознании и удержана в теле. Для Миррон стало очевидным, что ей придется сжать мягкие линии жизни дерева в более жесткую и быструю модель огня, превратив собственное тело во временное жилище силы. Ведь это не повредит ей, и огонь нельзя создавать прямо в воздухе, иначе его умчат демоны ветра и жизненная энергия навсегда будет потеряна для Бога.

Миррон вытянула левую руку, увидев, как поверх розовой гладкой ладошки возникают яркие линии жизни, а правая ее рука продолжала поддерживать контакт с циклом апельсинового дерева. Энергия его корней, ветвей и листьев казалась бесконечной по сравнению с ее собственной. Девочка вытянула несколько прядей энергии, наблюдая за тем, как густо-зеленые и коричневые нити уходят в тело, и древняя сила растения, как всегда, заставила ее изумленно вздрогнуть.

Сосредоточившись сильнее, чем когда-либо прежде, ощущая пристальное внимание отца Кессиана, Миррон с помощью собственных потоков оплела энергию дерева, сильно сжимая ее, чувствуя, как она начинает ускоряться. Мысленно девочка видела, как энергетическая карта дерева врастает в ее ладонь. Красные, темные и пульсирующие, и желтые сверкающие искры вырывались к небу из кончиков пальцев, но возвращались обратно в ее тело, оставляя цепь замкнутой.

Теперь можно было подумать о том, куда следует направить огонь. Виллем уже позаботился об этом. Миррон увидела, как он выкладывает на каменной плите треугольник из сухих веток, четкий серо-черный рисунок. Она протянула руку к топливу, намереваясь прикоснуться к дереву, чтобы передав ему энергию.

Однако древесные линии жизни, текущие сквозь тело, оказались намного более сильными, чем могла предположить девочка. Не имея мгновенной цели для передачи энергии, она с трудом регулировала их мощность после того, как осторожно разомкнула цикл. Дерево пульсировало слишком сильно, и карта огня, которую она строила, искала опору. Ее рука оказалась недостаточно близко от сухого дерева, а вблизи имелось другое топливо!

Миррон закричала и стремительно вскочила, отшатываясь назад. Ее одежда и волосы пылали, дым и искры окутывали ее со всех сторон. Девочка видела, как пламя поднимается выше ее глаз, вонь забила ноздри. Она смутно слышала крики вокруг себя. Огонь был жарким. Жарче, чем в горне. И чистым в самом центре, а загрязнялся и дымил только там, где находил топливо в виде ее одежды и волос.

Потрясение быстро прошло, и Миррон вдохнула в себя силу. Это оказалось ошибкой. Дым заставил ее раскашляться. Тем не менее девочка почувствовала себя полной энергии и чистой. А потом ей на голову вылили воду, и она ощутила мимолетное чувство потери. Миррон мгновение стояла, опустив голову и не стесняясь собственной наготы. Ступени и Восходящие столпились вокруг нее на небольшом удалении.

Миррон подняла голову и почесала череп. Волосы на голове исчезли. Она улыбнулась, чуть было не рассмеявшись. Возможно, ей следовало огорчиться, но девочка чувствовала, как ее переполняют жизненные силы! Миррон понимала, что произошло. Она понимала, что ей следовало замкнуть энергию дерева, прежде чем попытаться перенаправить созданную карту огня в выбранное место. Как это надо сделать, девочка не знала. Она создала маленькую и чистую карту огня, но отток энергии от дерева получился непропорционально большим. И так много энергии потрачено зря из-за того, что она не смогла удержать ее в себе! Должен существовать более удачный путь.

Миррон вздохнула и успокаивающе кивнула всем, видя, как тревога покидает их лица, сменяясь жадной жаждой познания.

— Значит, — сказала она чуть охрипшим от дыма голосом, — это можно сделать.

— Ну, несомненно, — откликнулся отец Кессиан.

И по саду, окруженному высокими стенами, разнесся смех.

ГЛАВА 12

847-й Божественный цикл, 10-й день от рождения дуса, 14-й год истинного Восхождения

Эсторр. Столица Эсторийского Конкорда. Бело-алый город, полный великолепия и роскоши, сверкающий под лучами восходящего солнца. Он возвышался на горизонте в течение последних нескольких часов пути по Тирронскому морю, к Эстории. Картина, веселившая сердце и наполнявшая душу гордостью.

Пол Джеред стоял на носу «Стрелы Арка», завернувшись в плащ и надвинув на голову капюшон, чтобы защититься от холода. Грот над его головой наполнял сильный ветер. В центре паруса гордо красовался герб сборщиков.

Массивные укрепления гавани — стены из камня и бетона — на полмили пронзали море. Их двойные стены имели форму крабьей клешни, на конце каждой возвышалась крепость. Ее плоскую крышу украшали парапеты с бойницами, а метательные баллисты смотрели в море и на гавань с трех уровней укрепления, грозя сокрушительным обстрелом неприятелю и предостерегая тех, кто попытался бы вырваться из порта с контрабандой или беглецами на борту. Стены гавани служили глубоководными причалами для крупных торговых и военных кораблей, а рыбацкие баркасы покачивались на мелководье и у берега на гладкой, почти как в озере, воде.

От гавани огромный, окруженный стенами город простирался на север и запад вдоль берега и поднимался по склонам невысокой горы, чью вершину выровняли уже много веков тому назад, чтобы построить первый из дворцов Конкорда. Джеред часто говорил, что каждому жителю надо предоставить возможность увидеть город с моря. Подобного зрелища в Конкорде нигде больше не было, а он мог судить об этом, как никто другой.

Перед ним, почти как на карте, раскинулся Эсторр. Джеред видел широкие главные проспекты, вдоль которых были посажены деревья и вывешены флаги, они тянулись по склонам к дворцу, словно спицы огромного колеса. Жилые дома и деловые здания между ними переплетали лабиринты узких улочек и переулков. Бетон и камень украшали ослепительной белизны штукатурка и калейдоскопы цветных узоров, служившие в качестве рекламы и опознавательных знаков.

По мере того как город возносился к вершинам, богатство и простор улиц возрастали. Городской пейзаж расцвечивали многочисленные парки. За ухоженными садами и оградами из высоких подстриженных вечнозеленых деревьев высились виллы. На юге к небу поднимались пять этажей главной арены, а широкую дорогу для торжественных шествий, которая вела от нее к дворцовому комплексу, по всей длине украшали знамена. Рядом с ареной раскинулись сады Адвокатуры, прекрасные и благоговейные. Мраморные изображения Адвокатов, с нынешних времен и вплоть до самых ранних дней Конкорда, стояли вдоль дорожек парка на величавых колоннах с канелюрами или вокруг каменных скамей и фонтанов.

С корабля Джереду был виден центральный форум, окруженный со всех четырех сторон колоннадами, — самая большая площадь Эсторра. Слева от него находился амфитеатр, с юга — молельня, а в середине — море прилавков и людей, роившихся вокруг них. Здесь, как нигде, била ключом городская жизнь.

И если форум — это сердце города, то три акведука были его артериями. Поразительные сооружения в виде двойных арок, возвышаясь над склонами позади города, несли воду к фонтанам и трубам, городским прудам и озерцам. Но взгляд казначея неизбежно притягивал сам дворцовый комплекс, взиравший сверху на все, что ему принадлежало. Джеред уже представлял картины, которые откроются его взгляду, когда через считанные часы он войдет во дворец.

Миновав парадные ворота, посетитель испытывал благоговейное потрясение явившимся ему величием. За стенами, в центре огромного двора, располагался Фонтан Победы: четыре всадника на торжествующе вздыбленных на все стороны света конях держали знамя Конкорда. На юге и востоке комплекса располагались административные здания сената и штаб-квартиры армии и сборщиков. Они представляли собой один сплошной фасад с колоннами, а их внушительные двери вели в сводчатые залы и бесчисленные помещения, где Конкорд обустраивали, облагали налогами, защищали и расширяли.

На западе располагалась базилика. Колонны с изящной резьбой, высотой более ста футов, стояли в восемь рядов, по двенадцать штук в каждом, поддерживая каменную крышу, украшенную барельефами великих битв раннего Конкорда, времен его распространения по землям Гестерна, Аварна, Карадука и Истхейла. В этом здании Адвокат и приближенный к ней круг пропреторов, преторов, эдилей и судей принимали законы, вершили правосудие и выслушивали просьбы.

Сам дворец находился на севере. Сорок ступеней, каждая шириной двести футов, вели к поражающему воображение входу, украшенному колоннами. С балкона для церемоний свисал флаг, затеняя огромные, украшенные позолоченными накладками и укрепленные стальными полосами двери. Они вели в парадный вестибюль. Тот, в свою очередь, выходил в огромный атриум, в центре которого фонтан извергал потоки воды на золотых рыбок и лилии.

По всем четырем сторонам атриума тоже шли колонны, и из него можно было попасть в тронную залу, пиршественные залы, личные помещения и сады. На каждой стене висели гобелены и картины, в каждой нише возвышались величественные статуи, и груз триумфов и исторических свершений давил даже на самого сильного человека, смиряя его и лишая силы.

Джеред сделал глубокий вдох, ощущая, как холодный воздух обжигает легкие и наполняет тело жизненной силой. Дворец тоже должен быть местом, которое могут увидеть все граждане. Это здание так красноречиво свидетельствовало о величии и мощи Конкорда! Оно служило напоминанием обо всем, что Конкорд принес в мир. Дворец был абсолютным, сияющим центром Конкорда — однако кое-кто из тех, кто ходил по этим коридорам, превратился в его гнилую, увядшую сердцевину.

Вот из-за чего Джеред был вынужден отвлечься от исполнения обязанностей в Гестерне, оставив на месте большую часть своих сборщиков и захватив только почетную охрану. Слишком много проблем, слишком много слухов и слишком много набегов выпало на долю этой мирной страны, к несчастью имевшей общую границу с Атреской. Как правило, Джереда смущало, если он испытывал сочувствие к правителю той области, где приходилось повышать налоги. Однако маршалом-защитником Гестерна была женщина, к которой он питал глубочайшее уважение. После встречи с Катрин Мардов казначей принял решение отправиться домой с доходами казны и заверенными счетами.

Когда бледное солнце достигло зенита, «Стрела Арка» безмятежно скользнула между крепостями гавани. Теперь три ряда ее весел спустили на воду, а парус свернули. Сигнал четырех труб на главных башнях возвестил о прибытии флагмана сборщиков. Звук расколол дневную тишину, разнесся над водой и прокатился по холмам, на которых стоял Эсторр. На секунду вся работа на пристани замерла: все повернулись, чтобы посмотреть, как гребцы умело подводят корабль к постоянному месту у причала. От зданий портового гарнизона послышались свистки, и встречать корабль выехал отряд всадников, развернув над бронированной повозкой знамя Адвоката.

Капитан «Стрелы» громко отдал серию приказов, направляя корабль к месту стоянки. Матросы стремительно бросились к носу и корме, готовя концы. Еще двенадцать человек встали вдоль борта с шестами, чтобы не дать кораблю удариться о стенку во время причаливания. Корабль подошел к причалу, весла по левому борту подняли, а весла правого борта медленно развернули корабль. Со слабым скрежетом «Стрела» коснулась причальной стенки. Широкие сходни шлепнулись на камни пристани.

— Казначей Джеред, добро пожаловать в Эсторр, — объявил капитан.

Джеред повернулся и, кивнув в знак благодарности, зашагал к капитану, стоявшему у трапа.

— Благодарю. Плавание прошло отлично. Скажите, сколько вы пробудете в порту?

— Десять дней, мой господин. Нам нужно провести мелкий ремонт, погрузить припасы и дать отдых команде. А потом мы отправимся на север, в Нератарн.

— Ах, да. Вы пойдете забирать пробера Деризана и его отряд. Непростое у них было задание. Юго-запад Атрески — трудный район.

— Ваша правда, мой господин. Нам велели не приставать к берегу, пока их миссия не будет закончена.

— Так и поступайте, — кивнул Джеред. — Возможно, обратно я отправлюсь с вами. Я дам вам знать. Пусть мои вещи отправят в мои покои на холме.

Джеред протопал по сходням в сопровождении почетного эскорта из восьми солдат. Приблизившись к конному отряду и повозке, которые остановились в ожидании сундуков с налогами, он улыбнулся при виде изумления на лице капитана. Командир спешился и приветствовал казначея.

— Мы вас не ждали, казначей Джеред.

— Тогда вы должны радоваться, что приказали своим кавалеристам начистить наголенники, капитан Арков, — с улыбкой сказал Джеред.

Он кивнул отряду, и по рядам пронесся тихий смешок. Но сказанное было правдой. Не только наголенники, но и кирасы, ножны, шлемы с плюмажами и уздечки — все блестело и выглядело как новенькое. Джеред был приятно удивлен.

— Кавалерия Адвоката должна быть безупречной, мой господин.

— Вы делаете ей честь.

— Куда вы направляетесь? Наши кони в вашем распоряжении.

— Прямо на холм, на аудиенцию к Адвокату, — ответил Джеред. — Благодарю вас за предложение, но ваша обязанность — это сундуки с налогами. Сегодня свежо, хорошо дышится. Мы пройдем вдоль причала к гарнизону. Думаю, там лошадей будет в достатке.

— Конечно, мой господин. Я распоряжусь, чтобы их приготовили для вас в нужном количестве. — Капитан кивнул одному из всадников, который стремительно развернулся и ускакал галопом. — В последнее время этот маршрут пользуется популярностью.

— В самом деле?

Джеред расправил края плаща поверх кирасы. Ветер задувал под него, холодя ноги.

— Два дня назад сам сопровождал туда маршала-защитника Атрески, мой господин. И насколько я понимаю, делегации из Госланда и Дорноса находятся там уже семь дней. Мне также следует сообщить вам, что над Главным зданием поднято знамя канцлера.

— Неужели нигде больше не осталось еретиков, которых она могла бы жечь? — проворчал Джеред так, что это мог услышать только Арков.

— Похоже, возникли проблемы в каких-то отдаленных районах, — сообщил Арков. Он так высоко поднял брови, что они скрылись под краем шлема. — Она просит о дополнительных отрядах, как я понимаю.

— В этом она не слишком оригинальна, — проговорил Джеред, раздраженный тем, что у него есть соперники, претендующие на внимание Адвоката. — Я благодарен вам за информацию. — Он кивнул. — Рад был вас увидеть, капитан Арков. Право, вам следовало бы еще раз обдумать мое предложение.

— Может быть, когда мои дети немного подрастут, мой господин. — Капитан снова отдал честь казначею.

— Ваша семья сама не понимает, насколько ей повезло. — Джеред повернулся к своему эскорту. — Идем. В колонну по два, за мной, равнение на центр. Шагом марш!

От казарм гвардии Джеред проехал верхом через город к дворцу на холме. Оказавшись на месте, он провел свой спешившийся эскорт в казармы сборщиков, где велел им отдыхать, а сам прошел через Врата Победы. Врата были построены в память первого Адвоката Конкорда, Дженнин Авессел, — огромное, внушительное сооружение, самые высокие его бастионы вздымались в небо на триста футов.

Однако, пройдя под величественной аркой и устремив взгляд на красоты, находившиеся во внутреннем дворе, легко было не заметить барельефы, целиком покрывавшие сооружение из мрамора и песчаника, которые скульптор посвятил сражениям Авессел и доставке военной добычи в Эсторр. В холодные пасмурные дни позолота не сверкала. Да и стражники — скульптурные изображения четырех героических воинов по сто пятьдесят футов в высоту — отступали в тень, внушая не столь глубокое почтение. Но Джеред всегда приостанавливался, чтобы провести ладонями по многовековой давности камням и напомнить себе о наследии, которое он поклялся оберегать и приумножать.

Казначей вышел из-под освещенной фонарями арки, ответил на приветствие дворцовой стражи и прошествовал по вымощенному мрамором двору с мозаичными изображениями выигранных сражений и триумфов, которые давно отошли в область легенд и преданий. Джеред не поддался соблазну привести себя в порядок в личных покоях и направился прямо в базилику. Между ее колонн виднелись многоцветие тог и блеск начищенных доспехов. Перед главным входом висело знамя Адвоката, отмечая день для официального приема прошений, дебатов и заявлений.

Ветер донес до него шум голосов. По мере приближения один голос перекрыл все остальные — Фелис Коройен, канцлер ордена Всеведущего. Номинально она была вторым по влиятельности человеком Конкорда и женщиной, которую Джеред должен защищать даже ценой собственной жизни, однако на самом деле он предпочел бы не дышать с ней одним воздухом. Тем не менее, казначей получал удовольствие от словесных перепалок, которые неизменно сопровождали любую публичную встречу канцлера с Адвокатом. Сегодня, похоже, стычка выдалась жаркой.

Джеред поднялся по дюжине отполированных мраморных ступеней, шагая через одну, и быстро прошел через вестибюль, мимо знамен, закрепленных на каждой колонне, и гвардейцев, которые при виде его вытягивались в струнку и поднимали копья. Стук подкованных сталью сапог отражался от высокого свода, разносясь по всей базилике. Он отметил, что голоса стали затихать.

Казначей повернул налево, в зал для аудиенций. Зал был заполнен всеми великими, добрыми и порочными людьми из окружения Адвоката. Сама Адвокат сидела на троне, установленном на возвышении, на две ступеньки выше своих подданных. Широкое сиденье трона, рассчитанное на намного более крупное тело, украшала деревянная резьба с позолотой, подушки обтягивала темно-зеленая ткань. Этот цвет считался цветом Конкорда.

Адвокат облачилась в просторное парадное одеяние из лучшей тундаррской шерсти, ослепительно белое, с зеленой и золотой каймой, от правого плеча к левому бедру шла лента, которая символизировала занимаемый ею пост. Ее короткие темные с проседью волосы были перевиты золотыми нитями и украшены диадемой. До прихода казначея Эрин слегка сутулилась на троне, упираясь локтем в один из бархатных подлокотников и поставив подбородок на кулак, но теперь села прямо, и ее губы осветила улыбка.

Все взгляды устремились на Джереда. Он шагал мимо скамей, занятых придворными и просителями, направляясь к пространству перед троном и двум дугам из пяти стульев с высокими спинками, которые располагались около него. Поравнявшись с канцлером, которая стояла около своего стула, казначей остановился и встретился с ее негодующим взглядом. Все разговоры окончательно смолкли.

Джеред поклонился, и последние отзвуки его шагов затихли среди деревянных балок перекрытия.

— Приношу извинения, мой Адвокат, за приход без уведомления. — Он полуобернулся к канцлеру. — Прошу вас, не прерывайтесь ради меня.

Адвокат сдавленно фыркнула, пряча смех за быстро поднятой ко рту ладонью. Канцлер немного помолчала.

— Тогда сядьте, казначей Джеред, — сказала она. — Я взяла слово, а ваше появление отнюдь не является незаметным.

— Тем не менее, это приятный сюрприз, — проговорила Адвокат, и ее мелодичный властный голос резко контрастировал с неуклюжим юго-восточным говором канцлера.

Джеред еще раз поклонился и занял свое место слева от прохода. Протянув руку, он обменялся крепким рукопожатием с маршалом-защитником Карадука Васселисом, которого не ожидал здесь увидеть. Потом отрывисто кивнул маршалу-защитнику Атрески Юрану, встреча с ним не слишком обрадовала казначея. Этот человек постоянно жаловался на гражданскую войну, оказывающую давление на все идущие в Цард легионы, однако для прекращения оной маршал почти ничего не предпринимал.

Но на этот раз присутствие Юрана могло оказаться кстати. По крайней мере, он смотрел на кампанию в Царде под иным углом, чем придворные лизоблюды Эрин, и если бы его удалось убедить на какое-то время забыть о своих мелких неприятностях, он мог бы сказать нечто полезное относительно проблем, с которыми столкнулись Госланд и Гестерн.

Канцлер Коройен возобновила речь. Она взяла пергаментный свиток у одного из своих советников. Джеред вытянул шею и увидел, что этот человек — глас Земли. Поистине внушительная делегация.

— Действительно, на всех семи наших новых территориях у нас не хватает сил, чтобы нести свет ордена. Местные религии процветают, тогда как моих чтецов, пастырей и гласов в лучшем случае игнорируют или изгоняют из Домов Масок. Некоторым повезло еще меньше. Я вручу вам для архивов Конкорда список тех, кто принял смерть за свои убеждения.

Коройен щелкнула пальцами, и ей вручили другой свиток.

— Еще несколько деталей.

Адвокатмельком взглянула на Джереда, и тот поднял глаза к небу.

— Языческая религия Госланда, поклоняющаяся изображениям животных, снова возникла на всей его территории. Всем известная приверженность Атрески к разнообразным еретическим верованиям Царда не идет на убыль. На северо-востоке Гестерна горные идолы, статуи и барельефы, почитаемые карку, привлекают к себе тысячи приверженцев и паломников.

И прежде чем все присутствующие возразят, что наше соседство с Цардом неизбежно должно сеять недовольство и заставлять заблудших людей искать утешения в прежних верованиях, позвольте мне сказать вам — я это понимаю. А еще я понимаю, что это придает вес моему прошению. И если бы эти территории составляли мою единственную проблему, я бы здесь не стояла. Напротив, я сама направила бы моих миссионеров и немногочисленные легионы к границам с Цардом.

Однако оказывается, что подъем возмутительных и беспочвенных верований усиливается и вблизи от центра Конкорда. — Канцлер устремила многозначительный взгляд на Васселиса, который тот встретил не дрогнув. — Среди ваших ближайших союзников моих чтецов игнорируют или чинят им препятствия в исполнении данных Богом обязанностей. И в центре Конкорда, в Аварне, Нератарне, Фаскаре… в странах, пропитанных веками славы Конкорда, все еще имеется значительное количество граждан, которые открыто попирают учения ордена.

Похоже, что только в Эстории Бога по-настоящему почитают и уважают. Несомненно, именно потому здесь мы избавлены от Божьей кары и граждане ведут долгую, мирную и полезную жизнь, прежде чем с торжеством вернуться в лоно Господне.

Коройен помолчала, позволив словам раствориться в напоенном светом воздухе базилики.

— Мой Адвокат, население Конкорда растет со скоростью, которую никто из нас не мог предвидеть даже пятнадцать лет тому назад. Присоединение Госланда и Атрески истощило ресурсы ордена настолько, что мы потеряли возможность осуществлять должное руководство. И это было еще до того, как начались приграничные проблемы и восстания, которые также имеют свои неблагоприятные последствия.

Конкорду необходимо, чтобы его доминирующей силой служила религия, иначе все успехи наших легионов в конечном счете окажутся бесполезными, чего не хочет никто из нас. Вы — высший глас ордена и знаете, что это правда. Мне необходимо получить дополнительное финансирование, потому что мне нужно больше людей, которые несли бы народам Слово и поднимали оружие против тех, кто восстает против Бога и всего того, что мы лелеем в наших сердцах.

— Я предоставляю в ваше распоряжение мои записи и расчеты, чтобы вы могли их проанализировать. — Канцлер слегка поклонилась и сделала шаг назад.

Волна перешептываний пронеслась по скамьям для публики. Адвокат обдумывала ответ. Джеред нахмурился: услышанное встревожило его, несмотря на то что канцлер имела склонность к преувеличениям. Неприятное эхо ее речи звучало у него в голове.

— Ты надолго в Эсторр? — Это спросил Васселис. Джеред повернулся. Васселис смотрел на него и дружески улыбался.

— На десять дней, не больше. Я не рассчитывал тебя здесь увидеть.

— А я — тебя. В последние годы ты здесь редкий гость.

— На востоке очень много работы.

— Работа казначея всегда проходит вдали и в одиночестве. — Улыбка Васселиса стала шире.

— Кажется, тебе об этом сказал я, верно? — Джеред тихо засмеялся.

— Совершенно верно, — кивнул Васселис. — И я был бы рад возможности услышать новые перлы мудрости за обедом, прежде чем мы оба уедем.

— Я ни за что не упущу такую возможность.

— Канцлер Коройен. — Адвокат подалась вперед на троне, потирая рукой подбородок. Все разговоры мгновенно прекратились. Джеред откинулся на спинку стула, приготовившись слушать. — Я отвечу кратко, потому что, конечно же, самым внимательным образом изучу ваши документы. Но я нахожу вынесение решения в вашу пользу весьма затруднительным, несмотря на то что вы пишете. Причины тому таковы. Как высший глас ордена, я, конечно же, хочу, чтобы слово Господа Всеведущего распространилось до самых дальних уголков Конкорда. Мы поклоняемся одному истинному Богу, и все остальные религии с их ложными идолами и ложными богами дают ложные обещания. Но, как я уже устала объяснять, путь к просвещению тех, кто следует неправедным, верованиям, — это путь воспитания и поучения, а не силы и принуждения. Поистине, если вам приходится принуждать население следовать Всеведущему — это значит, что вы проиграли спор в области теологии, не так ли?

Она подняла руку, прерывая попытку канцлера запротестовать.

— Я не подвергаю сомнению желания членов ордена поучать и обращать в истинную веру любого язычника, с которым они встретились. Однако сопротивление вполне естественно. Нельзя надеяться на то, что века веры удастся смести с помощью нескольких древних слов, подкрепленных мечом и стрелами. На это нужно время, а на новых территориях раны еще очень свежи. Но люди обратятся. Этот процесс пойдет быстрее после того, как Цард окажется под властью Конкорда. Но даже и тогда некоторые так и не придут к нашей вере, и мы должны их уважать. Канцлер Коройен, мы обязаны их уважать. Они просто неверующие, и их ждет всего лишь один короткий цикл на Божьей земле, тогда как мы возродимся, чтобы получить новые дары.

Пытайтесь понять их, а не подавлять, иначе вы своими руками создадите тех, кто будет вас ненавидеть. Я считаю практически невозможной мысль, что я выделю деньги из казны на то, чтобы вы могли увеличивать свои и без того немалые армии. Несомненно, их достаточно, чтобы блюсти Слово Божье среди тех, кто его принял, и оберегать миссионеров, которые трудятся за нашими границами.

Если — и я подчеркиваю, если — я бы согласилась на дополнительное финансирование, то оно предназначалось бы только для набора новых чтецов, пастырей и гласов. На строительство новых Домов Масок. Вот в чем должна заключаться ваша истинная сила. Возможно, следует пересмотреть распределение уже имеющегося финансирования. Или, возможно, вы попросите независимой аудиторской проверки, чтобы выяснить, что конкретно — если это происходит — тратится от вашего имени впустую.

Тут Эрин сделала знак Джереду, и казначей сборщиков не смог скрыть улыбки. Лицо канцлера было каменным, а Адвокат держалась подчеркнуто нейтрально.

— Я убеждена, что Слово Божье должно исходить из уст верующих, а не располагаться на острие меча его защитников. Я прочту ваше прошение, и мое окончательное решение будет вам передано завтра к вечеру.

Канцлер покачала головой, поклонилась и развернулась, чтобы выйти из базилики в сопровождении своих приближенных. Адвокат наблюдала, как та шествует прочь, прикусив верхнюю губу. На ее лице отразилось беспокойство.

— А теперь к другим вопросам, — помолчав, сказала Эрин. — Список прошений длиннее косы моей дочери, а вечер уже близок.

ГЛАВА 13

847-й Божественный цикл, 10-й день от рождения дуса, 14-й год истинного Восхождения

Эрин Дел Аглиос, Адвокат, высший глас и мать четырех детей, взяла Пола Джереда под руку, как только за ними закрылись двери дворца. В свои шестьдесят семь она грациозно приближалась к старости и твердой рукой управляла Конкордом, который намеревалась умиротворить, прежде чем передать бразды правления старшему сыну Роберто.

Эрин заставила высокого воина идти медленно, желая получить удовольствие от неспешной прогулки в его обществе по своим садам и дворикам, мимо колонн и статуй. Охрану, советников и нынешнего консорта она отпустила.

— Если мы пойдем еще медленнее, то и вовсе остановимся, — проворчал Джеред.

— А ты бы хотел двигаться походным маршем, чтобы уходить меня до безвременной кончины, — парировала Эрин. — Успокойся. Наслаждайся моим домом. Смотри.

Она остановила его и повела свободной рукой. Хотя сейчас похолодало, и сад потерял богатые краски позднего дня заката генастро, но даже в простом одеянии дуса, в свете сотен фонарей, изгоняющих тьму, он являл собой потрясающую картину. Фонари примостились на руках статуй, сияли сквозь стеклянные пластины, установленные у основания фонтанов, усеивали цветочные клумбы и плавно покачивались на шестах, достигавших высоты человеческого роста.

Это придавало окруженному колоннами пространству ощущение сказочности и превращало его в убежище, где можно было укрыться от шума и суеты государственных дел. День, проведенный в базилике, выматывал Эрин до предела, несмотря на всю ее любовь к дискуссиям и ту пользу, которую приносила возможность выслушать как простых граждан, так и высокопоставленных лиц.

Сегодняшний приезд Джереда стал настоящим подарком: она могла насладиться обществом и разговором умного человека и из первых рук узнать новости с дальних территорий, не искаженные местными пристрастиями. Порой Эрин казалось, что она живет в коконе. Джеред был глотком свежего воздуха.

— Это одно из моих самых любимых мест во всем Конкорде, мой Адвокат, — признался Джеред.

— Ты только послушай себя, Пол! — фыркнула Эрин. — Ну просто солдат, вымуштрованный начальником! Мы же здесь одни!

Джеред улыбнулся.

— Авторитет и уважение — это основы нашего правления, Эрин. Извини. Порой мне бывает трудно перестроиться, даже когда я среди друзей.

— А я тебе друг?

Джеред нахмурился и посмотрел на нее с высоты своего роста. Он был действительно высоким и очень внушительным мужчиной. Не столько красивым, сколько производящим впечатление. Но, будучи на целых шестнадцать дюймов выше, он буквально нависал над этой маленькой женщиной.

— Никогда в этом не сомневайся, — искренне сказал Джеред. — Ты среди тех немногих, кого я могу так называть. Так мало людей, у которых Конкорд запечатлен в сердце, — даже среди тех, кого ты любишь.

Эрин почувствовала легкий укол и шумно выпустила воздух сквозь сжатые зубы.

— Это упрек?

— Ты знаешь, как я отношусь к тем, кто ежедневно окружает тебя: это то немногое, в чем я согласен с канцлером. Они не видят того, что видим мы, — только богатство, которое дает твое положение. Будь я одним из них, я бы тоже не захотел мутить воду.

Эрин дернула его за руку.

— Ты бы не побоялся. Я по-прежнему говорю, что тебе надо было согласиться стать моим консортом. Стать отцом моего ребенка.

— Я слишком высоко ценю свое мужское достоинство.

Оба громко рассмеялись.

— Ты считаешь, что позже это сказалось бы на твоей карьере? — спросила она весело.

— Мужчина в прекрасной форме, которого ты сейчас видишь, превратился бы в ленивого толстого шута, облачающегося в яркие одежды и не имеющего возможности выбраться из какого-нибудь захолустного дворца в Фаскаре. Ты сама это прекрасно знаешь. Хорошо, что никто из твоих детей никогда не увидит своих отцов.

— Я могла бы сделать тебя своим мужем. Я всегда предпочитала мужчин моложе себя.

Эрин понимала, что не следовало бы с таким удовольствием флиртовать с Джередом, но ничего не могла с собой поделать. Как это чудесно: сбросить оковы высокого положения и на секунду стать просто женщиной!

— Ты знаешь, почему никогда не сможешь этого сделать, — отозвался казначей, который не уловил ее настроения.

— Мечты никому не вредят.

— А ты бы этого хотела?

— Я выказала бы слабость, если бы ответила «да»? — парировала она.

Пропасть одиночества грозила разверзнуться.

— Жажда любви и тепла никогда не бывает слабостью. Человеку свойственно хотеть, чтобы кто-то делил с ним жизнь.

— Но мы оба выбрали пути, которые не дают нам осуществить такое желание.

— По крайней мере до тех пор, пока мы не отойдем от дел. А пока мы можем только защищать это право для всех остальных граждан Конкорда.

Эрин снова потянула его за руку.

— Такие вещи и таким голосом следует произносить в молельне. Пойдем. Здесь, конечно, красиво, но холодно, а ты пришел не для того, чтобы обмениваться со мной любезностями и объяснять, как полезно избежать кастрации. Выпей со мной вина.

Они пошли через колоннады. На ходу Эрин поглядывала вверх, на красивые ионические завитки, освещенные фонарями. Она часто гадала, кто обрабатывал эти гигантские куски камня с помощью резцов и молотков. Эрин высоко ценила мастерство и фантазию создателей великолепных колонн. А ведь они так часто воспринимались людьми как нечто само собой разумеющееся, считались простыми элементами конструкции, которые поддерживают крышу у них над головами.

Недолгий путь привел их в теплую уединенную столовую, богато обставленную, увешанную гобеленами и застеленную коврами поверх мозаичных полов, под которыми струился горячий воздух. Эрин указала Джереду на длинный кожаный диванчик с бронзовыми накладками, выложенный зелеными и золотыми перьевыми подушками. Она заняла ложе, установленное под прямым углом к Джереду, чтобы их головы были близко друг от друга. Когда служанка налила первую порцию теплого пряного вина, Эрин знаком приказала ей удалиться. Дверь закрылась.

Адвокат взмахом руки указала на стол.

— Разное мясо и хлеб, и особенно удачный соус из меда и трав. Мой старший привез этот рецепт после кампании, десять лет назад. Он тогда был еще таким юным мальчишкой, мой Роберто.

— А теперь он очень способный генерал. Из Царда до меня доходили прекрасные отзывы о нем.

— Трудная кампания.

— Это ожидалось с самого начала, — напомнил Джеред. — Большая и гордая страна. Очень воинственная, очень независимая.

— И в будущем они станут прекрасным приобретением Конкорда. Там фантастические богатства. Огромные природные запасы и трудолюбивое население. Только подумай, присоединение Царда откроет нам весь восток, по морю и по суше. Какие перспективы!

— Ты уже решила, кто станет твоими консулами в этих областях? — поинтересовался Джеред. — Это будет трудно, как никогда.

— При этом цардиты должны почувствовать наше уважение к ним. Я подумала, что члены семьи будут подходящими кандидатами.

— Как всегда, мудро, если тебе удастся обуздать зависть своих старших генералов. И ордена.

Эрин слегка ощетинилась.

— Это моя работа, Пол. А ты расскажи мне про свою. Что тебя особенно беспокоит?

Джеред неспешно отпил вина и поднял брови, наслаждаясь вкусом.

— Ты не будешь возражать, если я сначала задам один вопрос?

— Конечно, не буду. — Эрин откинулась на спинку дивана, обхватив ладонями теплый кубок и вдыхая аромат пряного вина.

— Что говорится в докладах, которые ты получаешь о кампании против Царда?

Эрин вздохнула и постаралась быстро вспомнить цифры.

— У меня в Царде двадцать легионов и шестнадцать ал, которые ведут бои на трех отдельных фронтах. Почти сто двадцать тысяч мужчин и женщин, которые сражаются за Конкорд за две тысячи миль от него. На холодное время года боевые действия прекратились. Насколько я понимаю, в этом году дус в Царде очень холодный, и я получаю сообщения о том, что нужно рассмотреть вопрос об увеличении отрядов и улучшении их снабжения. Я редко стремлюсь вникать в подробности, да и удаленность делает это затруднительным. Во время боев доклады становятся менее внятными. — Эрин вдруг нахмурилась, ощутив волну тревоги. — А почему ты спросил?

— А что сообщают те, кто находится за передним краем? Те, кто занимается снабжением и приграничными укреплениями?

Джеред добивался от нее сведений — и Эрин не понравилось, как звучали его вопросы.

— Есть что-то, о чем мне не докладывают? Я не люблю, когда меня держат в неведении!

Адвокат увидела, что Джеред внимательно смотрит на нее, оценивая настроение. Он знал ее опасную вспыльчивость. И надо было отдать ему должное: казначей не испытывал страха. Да ему и не следовало бояться. Ей хотелось иметь сотню таких Джередов. Тысячу. Да обнимет ее Бог, как она по нему соскучилась!

— Мой Адвокат. Эрин. Я многое вижу и многое слышу. На самом деле люди очень хотят, чтобы я узнал все, что могло бы снизить для них бремя налогов. Но в последнее время я испытываю беспокойство. Не все, что я вижу и слышу, можно игнорировать, как блеяние жадин, которые не хотят, чтобы их богатство использовалось во благо Конкорда.

— Я тоже слышу такие вещи, Пол. Я слышу их уже сорок два года, с тех пор как стала Адвокатом. Почему теперь они внушают тебе тревогу? Мы богаче и успешнее, чем когда бы то ни было. Конкорд остается триумфатором.

— Кому это надо идти в молельню? — улыбаясь, передразнил Джеред.

Эрин почувствовала, как у нее холодеет лицо. Она выпила вина, ощущая легкую дрожь в руках.

— Я верю в то, чего мы добились.

— Именно потому ты Адвокат, а я люблю тебя и служу тебе. Полно, Эрин, если бы я не разделял твоей решимости и веры, я не мог бы выполнять ту работу, которую ты мне поручила.

— Я не сомневаюсь в тебе.

Джеред поднял руку.

— Знаю, знаю. И знаю, что ты слышишь мольбы и рассказы о несчастьях каждый день, когда входишь в базилику. Я понимаю, что тебя от всего этого уже тошнит. Но если позволишь… по-моему, ты никогда не слышала доклада, который мог бы связать между собой кажущиеся независимыми происшествия.

— Ты хочешь сказать — твоего… — Джеред молча наклонил голову. — Ты знаешь, что я тебя выслушаю, Пол. Но, прошу, давай сначала поедим и поговорим о чем-то менее серьезном. Я проголодалась, а соус стынет. Обидно будет, если он испортится.

— Это верно. И, Эрин, то, что я собираюсь сказать, конечно, содержит некоторые домыслы, но это честные домыслы. И, что самое важное, мы не стоим перед кризисом. Пока. При условии, что в ближайшее время примем меры.

Получилось так, что они ели почти молча. Джеред признал соус превосходным. И только к концу трапезы, когда слугам снова было приказано удалиться, казначей немного разговорился. Он задумчиво вертел в руках все тот же кубок с вином, и тут по его губам пробежала мимолетная улыбка.

— О да, и у меня есть новая кандидатура на самую нелепую попытку избежать налога. Забавная, даю тебе слово.

— Ты ведь знаешь, что мне нужны новые истории для банкетов, — отозвалась Эрин, жестом приглашая его продолжить и снова откидываясь на спинку дивана.

— Как ты знаешь, я только что вернулся с налогами из Госланда и ехал через Атреску и Гестерн. Одна из моих сборщиков с подозрением отнеслась к низким сборам в крестьянском поселке на юго-восточной границе с Цардом. Ее зовут Менас. Очень способная женщина. Думаю, скоро она окажется в Атреске или еще в каком-нибудь проблемном местечке. Я отправил ее с отрядом из шести человек в поселок — он был всего в двух днях езды, — чтобы приобрести полезный опыт. И случилось вот что.

Джеред сел прямо и поставил ноги на пол, а кубок на стол, чтобы для большей выразительности можно было жестикулировать обеими руками.

— Это поселение называется Рутирин. Небольшое, примерно две сотни жителей. Все они крестьяне, в основном разводят коз и коров. Отряд приезжает туда: снег глубиной шесть дюймов, по долине дует ледяной ветер. Им показывают якобы разоренные хозяйства — немного разбитых горшков и пустые поля. Рассказывают, что они стали жертвой цардитского отряда, который увел их скот. Но чувствуется — тут что-то не то. Сборщики видят нескольких небрежно перевязанных жителей, но никто не выглядит серьезно пострадавшим. И вид у всех тоже спокойный. Однако налицо факт, что скотина исчезла, а от соседних поселений мы знаем, что неожиданного оживления торговли не было. Итак…

— Они его спрятали, конечно. В лесу или в соседней долине, да?

Эрин увлеклась рассказом. Джеред никогда не приукрашивал свои истории, и тем не менее картина всегда получалась очень живой. Эрин так и видела жителей, неловко переминающихся с ноги на ногу и глядящих в землю во время опроса.

— Почти так, — ответил Джеред, поднимая палец. — Но гораздо глупее. Просто поверить трудно. — Он помолчал и покачал головой, словно напоминая себе, что вся рассказываемая история правдива. — Отряд поехал на предполагаемое место, где могли укрыть скот. Они нашли пещеры, долины и лес, но никаких признаков стада — а они должны быть. На снегу должна остаться масса следов от копыт, а там ничего не оказалось.

— И конечно, именно это выдало их с головой.

— Безусловно. Они утверждали, будто это доказывает, что скот угнан, но когда сборщики потребовали показать следы угнанного стада, все начало рассыпаться. Жители сделали слабую попытку скрыть свои дела, но любой, кто хоть день обучался у следопыта, разгадает такую уловку. — Казначей улыбнулся. — Хочешь знать, что они сделали?

— И немедленно.

— Они забили весь скот, к такой-то матери, за исключением производителей, конечно. Разделали туши и закопали в снег, чтобы они не испортились, желая продать их после нашего отъезда, без налогов.

Эрин выплюнула вино обратно в кубок, чтобы можно было посмеяться, выкашливая капли, попавшие в горло.

— Ох, Пол, нет! И почему они решили, что это стоит сделать?

— Не знаю, — ответил Джеред, у которого от смеха тряслись плечи. — Мы проделали кое-какие подсчеты, и у нас получилось, что поскольку туши продавались бы по сниженной цене из-за того, что гарантий свежести нет, то им удалось бы выгадать приблизительно двадцать пять денариев, не больше.

— И что вы сделали?

Джеред перестал смеяться.

— Если бы это было протестом, я отнесся бы к происшедшему с большим сочувствием, как — объясню чуть позже. Но в отношении этих преступников я сделал именно то, что должен был. Мы — гаранты справедливости, и я не допущу, чтобы кто-то обкрадывал Конкорд или пытался обмануть сборщиков. Наша репутация нами заслужена. Так что зачинщиков казнили, а все боеспособные мужчины и женщины теперь служат в четвертой але, Копье Госланда, в Царде. Всех остальных отправили в столицу для переселения, а саму деревню разрушили.

Эрин постаралась успокоиться. Несомненно, это заслуженное наказание, но все равно услышать такое, находясь в сердце Конкорда, было тяжело.

— Нам следовало бы поместить все эти случаи в книгу и позаботиться о том, чтобы ее прочел каждый гражданин, — сказала она. — Но для этих людей все бесполезно. Как ты считаешь: это по глупости?

— Я приказал, чтобы приговор вывесили на всех досках объявлений в каждой базилике Госланда. По глупости? Нет, не думаю. По-моему, они решили, что у границы они находятся вне досягаемости сборщиков. Теперь все в Госланде знают, что это не так. Но мне интересно, почему они так думали. Вот о чем нам надо поговорить, прежде чем ты отправишься спать.

— Я достаточно тебя отвлекала, да?

— Да, мой Адвокат.

Эрин вздохнула и долила вина себе в кубок. Джеред отказался от вина и вместо этого наполнил кубок водой. У Эрин возникло тоскливое чувство, что в этот день она выслушала достаточно проблем — и что представленная Джередом окажется самой экстренной.

— Итак, почему я должна встревожиться?

— Потому что многое из того, что я видел и слышал в течение соластро и этого дуса, говорит мне: Конкорд с трудом поддерживает единство в своих отдаленных районах.

Эрин отшатнулась, словно получив пощечину. Она ощутила, как у нее пылает лицо, а в животе разгорается знакомая ярость.

— Ты это серьезно, да?

— Иначе я сюда не приехал бы. На окраинах масса сложных вопросов, которыми мне следовало бы заниматься.

— Я этого не понимаю. Кампании идут успешно.

— Достаточно успешно, но ты не получаешь полной информации с границ. Проблемы растут, и если канцлер права, то они начинают проникать вглубь Конкорда. Твои доклады во время активной кампании не должны были быть такими уж нерегулярными. В конце концов, у нас есть посыльная служба Адвокатуры, а дороги и морские пути в Цард оживленные и хорошо проложены, даже по Атреске.

— Пол, ты на грани того, чтобы говорить со мной свысока. Я все же вижу больше, чем эти четыре стены. — Эрин откашлялась и вздохнула. — Просто скажи мне. Перестань говорить обиняками.

Взгляд Джереда похолодел, и Эрин на миг осознала, почему его так боятся. И врагу не пожелаешь увидеть такое выражение лица.

— Четыре года назад, в самом начале войны с Цардом, как ты помнишь, я прислал из Атрески вместе с налогами доклад, в котором упоминалось о цардитских налетах вглубь атресской территории. Я сам был свидетелем того, что они после себя оставили. В тот момент я пришел к выводу, что это цена экспансии, и что они прекратятся, когда кампания против Царда развернется. Этого не случилось.

Налеты на Атреску продолжаются и, по отчетам моих отрядов, которые там работают — и это подтверждают рассказы, — становятся все более жестокими и проникают все дальше. Результатом становится то, что уязвимые поселения оказываются покинутыми и все больше людей ищет убежища в крупных городах. Это вызывает неизбежное снижение сбора налогов и торговли. И, что гораздо серьезнее, по мере разрушения приграничных поселений линии снабжения легионов, находящихся в Царде, подвергаются все большей нагрузке. Я не сомневаюсь, что маршал Юран прибыл сюда для того, чтобы рассказать тебе именно это и попросить уменьшить налоги и снизить количество граждан, забираемых на войну в Цард, чтобы он мог защищать собственные земли.

Эрин хотела ответить, но быстрый жест Джереда остановил ее. Ее гнев усиливался. Чинить препятствия завоеванию Царда недопустимо!

— Нам обоим известно, что Юран склонен к сильным преувеличениям, и что многие из его людей все еще не смирились с присоединением к Конкорду. Но я слышу такие же сообщения из Госланда и, что более важно, из Гестерна. Ты знаешь, что я сам возражал против нынешней кампании, когда это предложение впервые обсуждалось в Главной палате. Поэтому нам так трудно. У нас нет поддержки на местах, у нас недостаточно своих представителей, и у нас нет ополчений, а все это имело бы смысл обеспечить. И от проблем Гестерна нельзя отмахнуться.

Эрин это очень не понравилось. Гестерн! Он контролировал торговлю с Карком, и без его металлов и руд Конкорд понес бы катастрофический ущерб. Джеред продолжил.

— Перед тем как вернуться сюда, я несколько дней провел с маршалом Мардов. Ей пришлось собрать новый гестернский легион, чтобы защищать северные границы. Цардитские грабители проходят по границе Атрески и Карка, чтобы напасть на них. Это поразительно, но я знаю, что сомневаться в словах Катрин Мардов нельзя.

— В это трудно поверить. — Эрин покачала головой. — И существует реальная угроза Гестерну?

— Давай не будем слишком забегать вперед. Налеты пока бывают редкими, их успешно отражают, но сам факт, что они вообще происходят, — повод для реальной озабоченности.

— Ты явно преуменьшаешь, Пол. Это очень серьезно.

— Только если мы оставим их без внимания.

— Это не все?

— Да, но тут я вступаю в область предположений, так что прошу меня извинить. В нашей организации кампании против Царда что-то упущено, раз у них остается возможность устраивать налеты, которые я считаю организованными. Тут просматривается закономерность. Все началось с Госланда и Атрески и явно направлено на то, чтобы вызывать возмущение среди населения, относительно недавно включенного в Конкорд. Не забудь, обе эти страны всего пятнадцать лет назад были торговыми партнерами, если не союзниками, Царда.

Однако нарушается не только торговля. Цардиты выбирают объектами нападения те поселения, которые приняли Всеведение. Когда они нападают, то первый налет обычно ограничивается похищением жителей, угоном скота и небольшим ущербом. Во время второго нападения разрушают Дом Масок и устраивают показательные казни жителей, часто казня каждого десятого, то есть имитируя наказания Конкорда. Во время третьего — поселение разрушают, если оно к этому моменту не покинуто либо не укреплено.

Подумай, какое впечатление это производит на простых атресцев или госландцев. Оставшиеся в живых жители доносят рассказы о налетах до крупных городов. Там появляются страх и тревога. Люди перестают верить, что Конкорд способен или желает их защищать. Они возвращаются к прежним верованиям, поскольку видят, что орден не может их спасти. Так что канцлер права, хотя она, как всегда, не видит картины происходящего в целом.

Люди теряют веру в маршалов-защитников, которые, в свою очередь, пытаются поддержать авторитет, отказываясь отправлять граждан в Цард и используя их для собственной обороны. Территории начинают разобщаться. Думаю, мне нет смысла продолжать. Мы очень далеко вытянулись на восток и север. Дорнос все еще не очень надежный партнер Конкорда, а его маршал имеет тесные связи с Атреской. Кампания в Омари идет отчаянно медленно. Если кто-то вроде Юрана начнет действовать самостоятельно, нам будет трудно с ним справиться или заменить.

— И вот теперь цардиты демонстративно нападают на Гестерн. Они сильны, мобильны и полны решимости. — Джеред замолчал.

Эрин провела пальцами по волосам, вытащив из них часть вплетенных золотых нитей. Слова Джереда глубоко проникли в ее сердце, заставили участиться пульс и на мгновение смешали мысли.

— Ты говоришь об открытом восстании, — прошептала она, сама того не желая. — А не просто о гражданском неповиновении.

— В конечном итоге — да. Но этого вполне возможно избежать, Эрин. Потому я убедительно прошу тебя прислушаться к Юрану, когда он явится к тебе на аудиенцию. Услышь то, что кроется за его нытьем. По-моему, он ощущает громадное давление со стороны граждан Атрески и чувствует себя в ловушке из-за того уровня налогов, который мы были вынуждены установить. Он не знает, куда обратиться, и он слабый человек, не способный заставить своих граждан повиноваться. Скоро и Госланд будет стучаться в твои двери, прося о помощи.

Я сожалею, но мы не может отмахнуться от происходящего, сочтя его временным явлением. В ближайшем будущем линии снабжения легионов могут оказаться под угрозой. В последние два года сборщики постоянно сталкиваются с уменьшением сбора налогов по уважительным причинам — и все они созданы Цардом. Казна сообщает о дефиците. Юран не захочет, чтобы я присутствовал при его разговоре с тобой. Боюсь, что мы с ним расходимся во взглядах. Но я буду рядом, чтобы помочь тебе с ответом, если понадобится.

Эрин кивнула, стараясь собраться. Она почувствовала, как тело ее успокаивается, а мысли становятся четкими. Решения существуют. Она находит их вот уже сорок лет.

— Конкорд — сильное сообщество, — проговорила Адвокат. — Совершенно исключено, чтобы мы не смогли пресечь это в корне. Мы найдем способ справиться — будут ли то новые легионы, новые чтецы, новые маршалы или повторное назначение преторов и консулов из Эсторра.

— В этом я совершенно уверен.

— Я буду слушать и буду советоваться. Когда ты уезжаешь?

— Дней через десять.

— Превосходно. — Эрин снова наполнила кубок, и на этот раз Джеред тоже согласился на новую порцию вина. — Ты увезешь с собой послания и планы для посыльной службы Адвокатуры. Некоторые ты вручишь лично.

— Я сделаю все, что ты велишь мне.

— Спасибо, Пол.

Джеред встал, чтобы уйти.

— Не принимай решений до завтрашнего дня. Я не пытаюсь напугать тебя, но ситуация опаснее, чем считает большинство во дворце.

— Знаю. — Эрин улыбнулась, но явно не успокоилась. — Вернее, теперь знаю.

— Кстати, что привело сюда Арвана Васселиса? — спросил казначей, уже направляясь к двери столовой.

Эрин пожала плечами.

— Не знаю. Он хочет поговорить со мной по поводу какого-то вопроса или приказа, но, по-моему, его визит в основном дружеский. И он выводит из равновесия Фелис, что, как всегда, забавляет.

— Доброй ночи, мой Адвокат, — сказал Джеред, наклоняя голову.

— Доброй ночи, Пол.

Эрин расцеловала его в обе щеки и закрыла за ним дверь. Его шаги затихали, как отголоски приятного сновидения, оставляя ее бодрствовать в одиночестве.

ГЛАВА 14

847-й Божественный цикл, 14-й день от рождения дуса, 14-й год истинного Восхождения

После столь встревожившего ее разговора с Джередом прошло четыре дня, и Эрин незамедлительно начала действовать. Она запросила у казначейства доклад по отклонениям и снижениям налоговых сборов в граничащих с Цардом областях, а также цифры об объеме торговли с Сирраном и Карком. Она приказала просмотреть отчеты по расходам сырья и металла и составить доклад об их дефиците в случае, если Карк перестанет быть торговым партнером Конкорда. Лес можно будет получать не из Сиррана, а из других стран, однако более низкого качества.

Адвокат отправила посланцев во все страны Конкорда с поручениями, подтвержденными ее личной печатью, запрашивая разнообразную информацию. Иногда запрос заключался в том, чтобы просто предсказать объем собранных налогов по сравнению с установленными сборами и объяснить причины недостач. Некоторые земли должны были представить дополнительную информацию о гражданах, которые могли бы служить в кавалерии и пехоте, интендантской или транспортной службе. У легионов в Царде и у маршалов-защитников Госланда и Гестерна Эрин потребовала полную информацию о вторжениях, надежности границ, состоянии армий и настроении граждан. Она сообщила, что рассмотрит все просьбы об усилении линий защиты, но напомнила, что казна не бездонна и что землевладельцы не в состоянии бесконечно поставлять лошадей и людей, пригодных для боевых действий.

Пока у Эрин оставалось достаточно времени. Дус только начался, и на северо-востоке стояла суровая, холодная погода. Кампании прекратились до той поры, когда солнце генастро нагреет землю. Цардиты отступили в крепости для восстановления сил и пополнения запасов. Но дус продлится девяносто дней, а потом кампании возобновятся. Адвокат не могла позволить проволочек и допустить, чтобы на ее требования о предоставлении информации не были даны немедленные ответы. Это она особо подчеркивала.

Сейчас перед ней сидел маршал-защитник Атрески Томал Юран. Ему был оказан теплый прием, и какое-то время они говорили о пустяках. Однако, несмотря на все усилия Эрин, Юран ни на секунду не расслабился. Она не винила его. Маршал все время думал о том, сколь серьезны его проблемы, и создавалось впечатление, что не все жалобы были выдумкой или хотя бы преувеличением.

Эрин поступила так же, как Джеред: сильно разбавила вино, чтобы сохранить ясную голову. Для встречи она выбрала не слишком роскошную обстановку — личную комнату для приемов в административных помещениях базилики — и надела официальную тогу. Они сидели напротив друг друга рядом с большим открытым камином — тяжелый каменный пол базилики не подходил для устройства под ним каналов для обогрева. Адвокат куталась в шерстяную шаль, чтобы уберечься от холода, угнездившегося под высокими сводами. Юран надел тогу с желтыми и зелеными полосами, цветами Атрески и Эстории, а на плечи набросил меха.

— Эту торговлю я бы очень хотела поощрять, — сказала Эрин. — Ваши керамические изделия — лучшие в Конкорде, что прекрасно продемонстрировал подарок, сделанный вами в этот визит. Я уверена, что я могла бы способствовать лучшему распространению товара на северо-запад и юго-запад. Тундарра и Бакир просто не догадываются, чего лишены их обеденные столы.

— А мы регулярно теряем наших гончаров и художников во время цардитских налетов, — напрямую заявил Юран.

Эрин ощутила напряжение, повисшее в воздухе. Юран дожидался удобного случая, чтобы начать. И получил такую возможность.

— Я знаю о твоих тревогах, Томал.

— И тем не менее, мой Адвокат, вы намереваетесь наладить торговлю со странами, которым трудно заплатить нам столько, сколько мы вынуждены запрашивать, потому что и мы, и они обложены большими налогами по требованию вашей казны. И для чего? Цардиты свободно перемещаются через мои границы, мои граждане требуют защиты, а у меня для этого практически нет средств. Я вынужден спросить, чего добились легионы в Царде, если такое количество налетчиков явно не задействовано на фронтах сражений с Конкордом и может не обращать внимания на регулярную армию.

— Ты должен помнить соглашение, которое мы с вами заключили, когда Атреска вошла в состав Конкорда.

— То было время, которое я никогда не забуду, мой Адвокат, — ответил Юран. Он говорил с таким сильным акцентом, что порой его слова было трудно разобрать. — Как не забуду и моей явно необоснованной веры в надежность и святость Конкорда.

Эрин решила проигнорировать оскорбление.

— Тогда ты помнишь, — сказала она, — что налоги пересматриваются два раза в год и что Атреска сама отвечает за оборону своей территории.

— У нас нет денег, чтобы подготовить, а тем более вооружить и содержать силы самообороны.

— Полно, полно! — снисходительно проговорила Эрин, позволив себе улыбнуться. — Право же, ты и твои граждане вполне могли бы организовать гражданское ополчение, чтобы защищать собственное имущество.

Юран изумленно раскрыл рот. Такая реакция стала для Эрин неожиданностью.

— Я не маршал-защитник Фаскара или Карадука! Судебных приставов и надежных граждан с оружием совершенно недостаточно! Я имею дело с обученными конными лучниками Царда, степной кавалерией и опытными пехотинцами. С пожаром нужно бороться встречным огнем, а у меня нет на это денежных средств. Вы обязаны снизить бремя, лежащее на Атреске, как в отношении денег, так и людей. Временно, пока проблемы обучения и размещения не будут решены.

— Позволь напомнить тебе, маршал-защитник Юран, что нет ничего такого, что я обязана сделать. Я, как всегда, выслушаю твое прошение, но я должна убедиться, что ты уже сделал все возможное, чтобы решить свои проблемы, прежде чем обратиться ко мне. В этом ведь и заключается цена местной автономии.

— Я не заслуживаю снисходительного обращения, мой Адвокат! — Лицо Юрана побагровело. — Я заслуживаю того, чтобы ко мне относились серьезно, сочувственно и объективно. В течение всего времени, пока я был маршалом-защитником, я пытался справиться с гражданскими волнениями и восстаниями. И я подвергался постоянным набегам со стороны Царда, которые стали прямым результатом необдуманного стремления Конкорда к завоеванию слишком сильного королевства. Приграничные крепости явно не справляются с ролью первой линии обороны, и во многом потому, что большая часть их не имеет гарнизона, а само строительство — пустая насмешка. Алы, приданные легионам в Царде, полны жителями Атрески, что лишает меня людей, которые могли бы сеять и собирать урожаи, обжигать и расписывать керамику, столь высоко ценимую вами. Я и так с трудом выплачиваю суммы, установленные вашей казной. Если я привлеку дополнительных людей, чтобы создать силы самообороны, они не будут производить товары, тем самым еще больше сокращая мои финансовые возможности, и пострадает ваша же казна. И тогда, конечно же, казначей Джеред будет стучать в мои двери, требуя от меня объяснений.

Скажите мне, мой Адвокат, где мне взять людей и денег, чтобы сделать то, чего требуют мои граждане? Я прошу вас снизить бремя, наложенное на мою страну, и желательно дать мне дополнительные войска. Бакир, Нератарн, ваша собственная страна, Эстория, — они не подвергаются налетам и грабежам, которые терзают Атреску, Госланд, а теперь и Гестерн. Дайте каждому приграничному государству возможность себя оборонять. Признайте, что вы недооценили силу цардитов. Конкорд должен действовать слаженно, чтобы, как и прежде, покрыть себя заслуженной славой. Сейчас, в тяжелый для Атрески час, не отворачивайтесь и не делайте вид, будто все в порядке. — Юран сделал паузу, чтобы перевести дух. — Даже ваш человек, Джеред, знает, что я говорю правду, как знает и ваша канцлер.

Эрин ответила не сразу. Она придержала язык и мысленно повторила слова Юрана. Кратко. Гораздо короче, чем его обычные многословные мольбы. Адвокат чувствовала себя усталой, придавленной бременем ответственности и впервые немного обеспокоенной стабильностью Конкорда. С ее положения на вершине холма с трудом верилось, что в стране существует недовольство. Именно этим и был обеспокоен Джеред. Слова же, которые нашептывали ей на ухо советники, резко контрастировали с тем, что Адвокат слышала сейчас.

Но Эрин надо было знать наверняка. Приезжие из далеких областей вполне естественно могут испытывать зависть при виде дворцовой роскоши. Что не в состоянии понять такие люди, как Юран, — ей хотелось бы, чтобы и они по праву имели такие же богатства. Однако это необходимо заслужить. Успехам неизбежно предшествуют пот и кровь.

— Маршал Юран, — начала Эрин, втайне взволнованная реакцией, которую, скорее всего, спровоцирует, — я сожалею, что тебе кажется, будто ваше налоговое бремя слишком велико. Но, к счастью, как раз сейчас здесь гостит мой казначей. Я попрошу его провести полную проверку счетов Атрески за последние пять лет и оценку налога, который сборщики планируют получить, когда генастро согреет землю. Возможно, они обнаружат ошибку в вашу пользу. Возможно — нет.

— Мой Адвокат, это не…

Эрин подняла руку, ощущая прилив раздражения.

— Сейчас ты слушаешь меня, — сказала она. — Не забывайся. Ты попросил меня снизить сборы. Я проверю, есть ли для этого основания. И я поддерживаю твою идею нанять солдат из стран Конкорда. Наша структура позволяет это сделать, хоть я и не понимаю, почему ты обратился сначала ко мне.

Юран осторожно качал головой, словно не был уверен, правильно ли он все расслышал.

— Потому что у меня нет денег, чтобы платить солдатам Конкорда, так же как и на то, чтобы обучать собственных.

Он говорил медленно, словно обращаясь к кому-то, кто плохо усваивает сказанное.

— Тогда ты должен ввести режим экономии, чтобы высвободить средства. Гестерн создал легион для обороны именно таким образом.

Юран ударил обеими ладонями о стол и встал. Один стакан зашатался, упал и раскололся на мраморной крышке.

— Будь ты проклята! Ты связала мне руки за спиной и приказываешь взбираться на гору! Ты что, не слышишь меня, женщина? У меня нет денег, нет защиты, и твои легионы оставили меня открытым. Я пытаюсь сохранить единство Конкорда под напором Царда, и на каждом шагу ты чинишь мне препоны. Можно подумать, ты хочешь, чтобы я потерпел неудачу, а Атреска была захвачена!

Тут он, казалось, вспомнил, где находится и к кому обращается. Судорожно вздохнув, Юран сделал знак Всеведения и, закрыв глаза, с пылающим лицом рухнул в кресло.

Позади Эрин дверь в комнату стремительно распахнулась, и два стражника уже добежали до середины комнаты. Не оборачиваясь, она сделала им знак уйти и дождалась, чтобы дверь за ними закрылась. Адвокат смотрела на Юрана, чье смущение не позволяло ему поднять взгляд. Она ощутила короткий укол вины зато, что спровоцировала эту вспышку, и решила не прибегать к официальному выговору, хотя и была разочарована его несдержанностью. Отчаяние маршала оказалось намного более сильным, чем она ожидала. Видимо, именно в этом ей и хотелось убедиться.

Эрин заговорила негромко и медленно и увидела, как при первых же ее словах маршал поднял голову.

— Я сделаю все, что смогу. И поверь мне, я горюю о каждом гражданине, умирающем на клинке цардита. Но в течение этого дуса вы должны научиться сами себе помогать. Действуй совместно с легионами, находящимися в Царде. Поставь людей на стены приграничных фортов, пусть даже необученных. Поощряй горожан создавать свою оборону, если у тебя больше никого нет. Меры пресечения действуют даже против налетчиков из Царда.

И прежде чем ты уйдешь — а ты уйдешь, не сказав больше ни слова, — позволь мне напомнить тебе три вещи. Во-первых, Конкорд существует потому, что все входящие в него государства прилагают усилия, чтобы помочь общему делу. Всем пришлось пройти через то, что ты испытываешь сейчас. И все добились успеха, потому что верили и были готовы действовать, когда сталкивались с врагами, бывшими когда-то торговыми партнерами или даже друзьями.

Во-вторых, трудности в настоящем часто бывают ценой, которую надо уплатить за благоденствие в будущем. Я вижу, что у тебя на пальцах и на шее достаточно ценностей, чтобы финансировать немалую часть обученной обороны, которой ты так жаждешь. Возможно, тебе стоит подумать о личных жертвах, а не о том, чтобы требовать их от своих граждан.

И в-третьих, я не женщина. Я — маршал-защитник Эстории, высший глас ордена Всеведущего и Адвокат Эсторийского Конкорда. Тебе следовало бы подумать, кого ты проклинаешь. — Эрин выдержала паузу и добавила: — Ветер сегодня холодный. Не забудь плотно закрыть за собой дверь, когда будешь уходить.

* * *

Казначей Пол Джеред шагал по великолепной, украшенной колоннами дороге, которая вела от дворцового комплекса. Несмотря на теплые гетры, шерстяную поддевку под кожаной кирасой и подбитый мехом плащ, в который он плотно закутался, Джеред в полной мере ощущал глубокий холод ночи дуса.

Казначей часто и с удовольствием ходил этим путем. Холод бодрил его. Фонари, прикрепленные к колоннам и деревьям, создавали озерца света на булыжнике, который звенел под стальными носками сапог и подкованными каблуками. Таверна Алькарина, где его ждал Васселис, была определенно лучшей в Эсторре — и это при немалой конкуренции. Великолепное мясо, самая свежая рыба из Тирронского моря и чудесные соусы, при одной мысли о которых начинает выделяться слюна.

Однако в этот тихий вечер, когда звезды густо осыпали небосклон, а на улицах почти не было прохожих, Джеред ощущал неприятное беспокойство. Беспокойство из-за аудиенции, на которую его вызвала Адвокат. Разговор оказался на редкость односторонним. Эрин многословно высказала ряд пожеланий. Она начала с новой перепроверки налогов Атрески, потом попросила оценить количество войск в Царде и на неспокойных границах, а закончила требованием, чтобы он обратился к канцлеру за подробным изложением взгляда ордена на настроения граждан и религиозное образование по всему Конкорду.

Но не только это — хотя по крайней мере одно из поручений было весьма неприятным — так испортило Джереду настроение. Дело заключалось в необыкновенной рассеянности Эрин в течение всей встречи — и не потому, что ее мысли улетали к новому любовнику. Это просто очередной красавчик, которому суждена кастрация и ссылка во дворец Адвоката в Фаскаре, если его семя даст плод чреву Адвоката.

Эрин глубоко взволновало нечто, услышанное при встрече с Васселисом. По правде говоря, Джеред ни разу не видел, чтобы она так плохо сосредотачивалась на насущных вопросах. Вопросах, которые были крайне важны для Конкорда. Острота ума и решимость добиваться процветания Конкорда, которое Эрин ставила выше всех личных целей, — вот некоторые из многих качеств, которые уважал в ней Джеред.

Адвокат не пожелала говорить о том, что сказал ей Васселис, но вызванная этим тревога окрашивала каждое ее слово, каждое движение. Эрин только один раз встретилась взглядом с казначеем и сказала:

— Ты ему друг, так ведь? Ты уважаешь и любишь его как брата?

И это прозвучало почти как обвинение. А когда он ответил, что действительно ужинает с Васселисом этим вечером, у нее на глазах выступили слезы.

— Он доверяет так всецело — и ему могут понадобиться те, кому он доверяет. Ты в их числе. Я тоже. И почему я не уверена, что он не ошибся, доверяя?

Адвокат больше ничего не стала говорить, так что Джеред остался в смятении и недоумении. После того как он распрощался с Эрин, ее загадочные слова заставили его поспешить к себе в комнаты, а оттуда в таверну. И сейчас его рука в перчатке уже сжимала ручку дверей. Казначей открыл дверь — и его захлестнула волна тепла, света, шума и запахов чудесно приготовленной еды.

В таверне было многолюдно. Тесно занятые столы, освещенные свечами, располагались среди тонких колонн из черного мрамора, поддерживавших низкий деревянный потолок. На верхнем этаже находился еще один, такой же людный, зал. Джеред привык к тому, какое впечатление производило появление его внушительной фигуры и всем известного лица в подобном заведении. Уже на пороге казначей был замечен одним из посетителей, и все разговоры смолкли со скоростью распространения степного пожара, а лица стали поворачиваться к нему или, наоборот, отворачиваться в сторону. Люди нервничали по причинам, над которыми Джереду не хотелось задумываться.

Движение привлекло внимание хозяина таверны, который поспешил к казначею с радостной улыбкой на лице, приветственно протягивая изящные руки. Он сжал левую ладонь Джереда неожиданно сильными пальцами.

— Казначей Джеред, вы так давно не снисходили к нашему скромному застолью! Добро пожаловать! Добро пожаловать!

Джеред заставил себя улыбнуться. Разговоры в таверне возобновились.

— А я скучал по благословенному Богом вкусу ваших блюд, мастер Алькарин.

— Есть новые творения, которых вы еще не пробовали, — сообщил Алькарин, отпуская его руку и пробираясь между столами. — Я принесу вам кое-что из них. Маршал Васселис сидит в той стороне.

Радостно посмеиваясь, он вел Джереда через таверну. Джеред остро ощущал, как возвышается над всеми. Как автоматически пододвигаются стулья, чтобы он мог пройти, как кивают в знак уважения и приветствия головы, как следуют за ним взгляды. В таверне было два приватных кабинета, в один из них Джеред с радостью удалился.

За дверью находилась богато украшенная комната. Обшитые деревом стены были покрашены в темно-красный цвет. Два зелено-золотых кресла с откидными спинками стояли под прямым углом друг к другу, рядом с ними — уставленный едой и винами стол. В камине, облицованном резным мрамором, ревело пламя. Васселис в кремовой с желтым тоге стоял у огня и, сцепив руки за спиной, смотрел через единственное окно на замерзшую улицу.

Алькарин удалился, а Джеред пригнул голову и вошел. В комнате ощущалась тревожная и нервная атмосфера, так что он не сумел улыбнуться, когда Васселис обернулся. Вместо этого казначей нахмурил брови, испытывая неуверенность. Васселис казался не просто взволнованным — скорее испуганным. Взгляд встревоженный, уголки рта неуверенно приподняты. Маршал был не намного старше Джереда, но в этот вечер казался усталым и измученным. Что же произошло во время его встречи с Адвокатом?

— Если ты не возражаешь, я уже сделал заказ для нас обоих, и Алькарин сказал, что хочет предложить нам на пробу какие-то угощения.

Васселис приглашающе указал на одно из кресел, а сам занял второе. Он сел прямо, беспокойство не позволило ему откинуться на спинку и расслабиться. Джеред чувствовал себя неуютно и почти не испытывал голода, хотя блюда на столе выглядели аппетитно. Он налил себе кубок вина, сел так же, как Васселис, и сделал большой глоток.

— Я уверен, что ты, как всегда, сделал мудрый выбор.

— Я не уверен, что всегда бываю мудрым, — почти шепотом отозвался Васселис.

— Ладно, — решительно проговорил Джеред, запуская обе руки в волосы, — я не собираюсь играть с тобой в кошки-мышки, как сегодня с Адвокатом. Что произошло? И если ты откажешься мне рассказать, то я уйду прямо сейчас и унесу эту еду с собой.

Васселис пристально посмотрел на него. Джеред видел, как тот взвешивает в уме, следует ли доверить старому другу то, что он хотел сказать. Неужели дело зашло так далеко, чтобы такой вопрос вообще возник? Маршал-защитник пригубил вино. Рука у него дрожала.

— Пол, я либо принял самое смелое за всю свою жизнь решение, либо совершил самую крупную ошибку. И от этого зависят жизни почти всех, кто мне дорог.

Повисла пауза.

— Это серьезное заявление, — проговорил Джеред, преодолевая глубокое, как бездна, молчание. — Не хочешь его пояснить?

— Странно, — после недолгого размышления сказал Васселис. — Я ехал из Карадука в полной уверенности, что поступаю правильно, абсолютно правильно. Но при этом я знал, что, возможно, навсегда останусь в Эсторре. Из-за этого мне трудно было сказать Нетте и Ковану «до свидания». Но я был полон отваги и гордости от сознания важности своей миссии. Я отрепетировал речи и ответы на любые вопросы. И я был счастлив потому, что думал об интересах моих граждан, и да примет меня Бог в свои объятия — я был готов, как готов и сейчас, пойти ради них на костер.

Но в тот день, когда я поднялся на перевал Горн и увидел, как на холме развеваются флаги, я почувствовал, как отвага покидает меня. И сейчас я сижу перед тобой, словно ребенок, которому приходится признаваться в постыдном поступке.

Джеред выдохнул: его переполняло желание понять, в чем источник тревоги Васселиса. Однако, как всегда, он понимал чувства этого человека.

— Легко быть мужественным за пять миль от битвы, — сказал он. — Гораздо труднее броситься на нацеленные в тебя пики, когда ты видишь лихорадочный блеск в глазах врага. Однако же сам факт твоего присутствия здесь неоспоримо свидетельствует о твоем мужестве.

— Ты говоришь так, не зная, что я должен тебе сказать.

— Я стоял на поле боя перед врагами, которых уважал за храбрость, — ответил Джеред. — А теперь хватит уверток. Вспомни — я твой друг. Скажи мне то, что должен сказать.

Васселис кивнул и потер ладонью подбородок. Джеред видел, как он с трудом подбирает слова, чтобы начать. В конце концов он еще раз кивнул и прихлопнул ладонями по коленям. Его голос стал настолько тихим, что Джереду пришлось податься вперед, чтобы расслышать. В нос ему ударил запах пищи.

— Пол, то, что я тебе расскажу, относится к самой сути того, кто мы и кем хотим быть. Это идет вразрез с учениями, которые большинство людей считают незыблемыми, но показывает, что мы способны стать чем-то намного большим, чем сейчас. Нам нужно только открыть глаза, принять эволюцию как неизбежное и не бояться.

Четырнадцать лет назад в одном рыбацком городке Карадука родились четверо детей. Это особенные, необыкновенные дети. Они — будущее человечества и Конкорда. И одновременно они доказательство того, что те, кого в течение нескольких веков преследовал орден, были правы. Мы не просто возделыватели и хранители Божьей земли. Бог дал нам способность приблизиться к нему. Исцелять землю и всех ее тварей, очищать воду и способствовать росту всего живого. Приносить дождь туда, где царит засуха, и прогонять тучи, чтобы солнце могло согревать посевы. И для всего этого использовать силы своего тела и разума. Мы можем соединиться с миром, который создал Бог, чтобы лучше познать Его творение.

С тех пор рождались и другие дети, но мы пока не знаем их возможностей. Эти четверо обладают и теми способностями, которые я описал, и многими другими. Видеть их — счастье, понимать их — восторг и радость. Но они также и опасны. Я не столь наивен. Я понимаю, что они воплощают собой в глазах ордена, и знаю, какова будет реакция тех, кто боится перемен и всего непонятного и непознанного.

Васселис помолчал и продолжил.

— Вот почему мне пришлось прийти к Адвокату и к тебе. Я доверяю вам. А Конкорд должен довериться мне и защитить этих детей от тех, кто захочет их убить. Ты должен поверить мне, Пол: они — величайший триумф Конкорда. Неоценимое сокровище!

Джеред откинулся в кресле, прикрыв ладонями нос и рот. Все мысли о еде исчезли в приступе дурноты, подступившей к горлу. Слова Васселиса проникли в разум, и их значение заставило сердце казначея содрогнуться. Какое-то время он был не в состоянии ответить и смог только подумать, что теперь ему слишком хорошо понятна причина рассеянности Адвоката.

Казначей заставил себя посмотреть на друга и увидел обеспокоенное, серьезное лицо и честные карие глаза, которые всматривались в его собственные, ища поддержки. Джеред подавил желание высмеять утверждения Васселиса. Не было ни малейших сомнений: маршал полностью убежден в том, что говорит. Но как можно отреагировать на такое богохульство? Казначей три раза открывал рот, чтобы заговорить, но только на четвертый нашел слова, которые произнес не только для Васселиса, но и для себя.

— Даже высказывать такие мысли — это преступление против основ нашей веры, — проговорил он, подражая шепоту Васселиса. — Но чтобы они оказались правдой… и чтобы ты был в этом замешан… это заходит слишком далеко.

— Но только если в качестве улик против меня ты выдвинешь опровергнутые мысли, предположения и догмы. А у меня есть живое доказательство моей правоты.

Джеред понял, что вряд ли может переварить услышанное.

— Как твой друг, я должен спросить: понимаешь ли ты все последствия того, что говоришь? Как представитель Эсторийского Конкорда и приверженец учений ордена Всеведущего, я должен спросить, готов ли ты подписаться под своими заявлениями?

Васселис тихо засмеялся.

— Ты поступишь так, как сочтешь нужным. И да, я знаю, что говорю, и готов подписаться под этим. Я видел, а ты — нет. Я верю, что ты поступишь должным образом. Ты меня знаешь. Ты знаешь, что я не еретик и не предатель.

Джеред вскинул руки и с трудом удержался, чтобы не повысить голос.

— Должным образом? Это как? Сохраню верность другу или веру, которой я следовал с детства и в правильности которой незыблемо убежден? Бог мне свидетель, Васселис, то, что ты мне сказал, идет вопреки разуму и Богу. Это распространение зла на земле. Это превознесение человека выше Бога. И после этого ты не еретик?

— И ты сидишь здесь и удивляешься, почему ты меня еще не убил, правда, Пол? — Васселис вдруг совершенно успокоился.

Джеред замер. Васселис был прав. И гладиус останется в ножнах у него на боку.

— Потому что ты — это ты, будь ты проклят, — проворчал он. — Потому что ты тот, кем я тебя считаю… кого я знаю.

Васселис кивнул в знак признательности.

— Я понимаю, что тебе трудно. Бог, согревающий эту землю, свидетель: мне самому это трудно дается, а ведь я всю жизнь знал о такой возможности. Карадук пропитан учением о Восхождении и был центром протестов и демонстраций против правления ордена, когда веру в Восхождение объявили ересью.

— Я учил историю, — проворчал Джеред. — Но это было в древности. Это не имеет отношения к происходящему сейчас.

— Конечно, имеет! — возразил Васселис резче, чем следовало. — Это оставило след в сердце каждого, кто рожден в Карадуке. Мы уважаем и почитаем орден, но не всех его представителей и не все их методы. Мы верим в святость Бога и праведность Адвоката. Но, несмотря на древность, вера не умирает просто потому, что ее заставили прятаться.

— Я не подозревал, что ты затаил подобные убеждения, — тряхнул головой Джеред.

— Ах, Пол, мне так часто хотелось быть с тобой откровенным! С тобой и с Адвокатом. С людьми, которые должны были бы нас поддерживать. Но все это время достаточно было одной ошибки и…

— Орден, — напомнил Джеред, и Васселис, кивнув, развел руками. — Тогда почему сейчас?

— Потому что до нынешнего времени даже эти четверо проявляли в основном только потенциальные возможности. Теперь произошел прорыв, и они стали настоящими Восходящими. Они способны управлять стихиями. Рано или поздно слухи о них разойдутся, и когда это произойдет, мне нужно, чтобы на моей стороне против ордена оказалось как можно больше сил.

Джеред вздохнул. Васселис прежде казался таким рассудительным.

— И ты отправился к Эрин, живому воплощению Бога на земле, чтобы заручиться такой силой? Полно, Арван! Что ты от нас хочешь? Что, по-твоему, я или Эрин должны с этим делать?

— Просто изучите все подробности без предубеждения. Поверьте мне, что это благо, а не зло.

— Это противоречит всем учениям, которые я знаю! — огрызнулся Джеред, невольно повышая, голос.

Васселис вытянул руки в жесте успокоения.

— Я понимаю. Понимаю. Просто подумай до утра, обсуди все с Адвокатом. Что бы вы ни решили, я, конечно же, это приму и отдам себя в ваши руки, если вы этого потребуете. Но не принимай поспешного решения, основываясь на страхах, которые распространяет доктрина ордена.

— Ты хочешь сказать: не говори канцлеру о том, что ты мне рассказал.

— Это само собой разумеется, Пол, разве не так? Один намек — и мы погибли, еще ничего не начав.

— Мы? — Джеред воздел к небу палец. — Я не с тобой, маршал Васселис.

Казначей тихо зарычал от досады и бессилия. Он находился в полной растерянности. Его вера отчаянно требовала, чтобы он немедленно отрекся от Васселиса, но как воин он понимал, что маршал заслуживает большего уважения, чем то судилище, которое, несомненно, устроят ему судьи канцлера.

— Приезжай в Карадук! — настаивал Васселис — Тебе все равно давно пора у нас побывать. Посмотри на все сам, прежде чем решать, встал я на сторону будущего или ереси.

— Не могу, Арван, — ответил Джеред. — Возможно, в последние дни от твоего внимания ускользнуло то, что у нас серьезные проблемы на границах с Цардом и Адвокат требует, чтобы я находился там до конца дуса. А пока ты, надо полагать, рассчитываешь, что я сохраню эту новость в тайне?

— Это даст тебе время подумать. — Васселис развел руками.

Джеред покачал головой, чувствуя растущий гнев.

— Ты поставил меня в ужасное положение. Просто не сообщая о тебе ордену, я совершаю поступок, из-за которого меня сожгут вместе с тобой. — Он помолчал, видя, что Васселис прекрасно осознает, что он сделал. — Однако я понимаю, ты полагал, будто у тебя нет выбора, и я с уважением отношусь к тому, что ты считал должным сделать. Любого другого человека я арестовал бы на месте, как того требует мой долг… Проклятье, но это совершенно не нужно ни мне, ни Адвокату, ни Конкорду! Внутренние раздоры среди ближайших союзников были бы слишком опасными, и мы не можем дать повод канцлеру для осуществления ее планов репрессий. Повод, который ты, дурень, дашь ей в случае, если она узнает, что ты наделал.

Казначей снова вздохнул.

— Вот что я сделаю. Я поговорю с Адвокатом, прежде чем плыть в Гестерн. Мы с ней разработаем план действий и уведомим тебя о нем, так что я предлагаю тебе не уезжать из Эсторра, пока тебя снова не вызовут во дворец. Это все, что я могу сделать, и если тем временем ты будешь не спать ночами — отлично. Считай это частью той цены, которую ты заставил нас заплатить. Ради тебя.

Васселис глубоко вздохнул и расслабился, откидываясь в кресле.

— О большем я и не мог бы просить тебя, Пол. Прими мою благодарность.

— Тебе повезло, что это ты, — проворчал Джеред, чувствуя, как на его лице появляется слабая улыбка. Он подался вперед и на мгновение стиснул плечо Васселиса. — Тем временем позаботься о том, чтобы твои люди были в безопасности. Тебе надо быть готовым ко всему.

Казначей хлопнул в ладоши, испытывая острую потребность переменить тему и успокоить отчаянно бьющееся сердце.

— А теперь давай попробуем поесть. Можешь рассказать мне, как дела у твоего сына. Мастера академии расхваливали его успехи в фехтовании. А он еще такой юный! Наверное, ты им очень гордишься.

На миг ему показалось, что Васселис готов разрыдаться.

ГЛАВА 15

847-й Божественный цикл, 34-й день от вершины дуса, 14-й год истинного Восхождения

— Пригнись!

Снежок попал Ардуцию прямо в лицо. Он вскрикнул от внезапного ледяного прикосновения к лицу, и без того замерзшему сверх меры. Опомнившись, мальчик завертелся на месте и картинно рухнул на землю, ощущая, как вокруг него взметнулся свежевыпавший мягкий снег.

— Есть! — торжествующе закричала Миррон. — Я же говорила, что мы победим! Я говорила, что у тебя получится.

Ардуций приподнялся на локтях. Вокруг него высились снежные баррикады, которые они с Горианом построили в обнесенном стеной саду позади виллы Восходящих. Миррон хохотала, обняв Оссакера за шею. Его лицо тоже озаряла редкая улыбка. Оссакер сказал, что кое-что придумал, но вышло просто замечательно. Ардуций заразился их настроением и тоже начал смеяться.

Мальчик обожал дус. Особенно он любил снегопады. Снежные хлопья напоминали ему рассыпанные по земле перья, и Ардуций мог бегать, падать и играть как все, почти не опасаясь синяков или переломов хрупких костей. Как круглый год делал Гориан. В дус он мог состязаться с остальными.

— Почему ты не пригнулся? — Голос Гориана был недовольным и ворчливым.

Ардуций обернулся, и его охватил знакомый смутный страх. Он перестал смеяться. Гориан смотрел на него сверху вниз, все еще держа снежок рукой в перчатке: он собирался бросить его в кого-нибудь. Теперь в этом не было смысла, они проиграли поединок. Но Гориан ненавидел проигрывать. Даже к сражению в снежки он относился с той же серьезностью, что и к занятиям Восхождения.

Порой Ардуций не знал, как ему относиться к Гориану: с презрением или с восхищением? Как правило, он искренне желал, чтобы парень, на которого ему хотелось походить, научился хоть изредка просто получать удовольствие, а не относиться ко всему так, будто это борьба за спасение мира. Но Гориан частенько держался особняком. Казалось, только Миррон способна к нему приблизиться. И совершенно ясно почему. Он всегда ей нравился, и Миррон хотела быть с ним. Гориан не оставался к ней равнодушным, хотя Ардуцию казалось, что Гориану просто льстит ее внимание.

— Я не думал, что он сможет подобраться ко мне, не то что попасть. А ты?

— Я велел тебе пригнуться, — Гориан пожал плечами. — Я видел, что снежок летит, а ты даже не смотрел в ту сторону.

Ардуций встал и стряхнул снег с плаща. Миррон и Оссакер уже шли к ним.

— Да ладно, — сказал он. — Это же была просто игра.

— Мы проиграли. Хотя не должны были.

— И что, по-твоему, придумал Оссакер? — спросил Ардуций, стараясь сменить тему.

Гориан глядел сердито, но стоило упомянуть о втором мальчике, как выражение его лица изменилось.

— Интересно, — пробормотал он.

Забыв о поражении, Гориан сосредоточил внимание на Оссакере, чья рука мягко лежала на локте Миррон, пока они медленно шествовали по белому пушистому ковру. Над ними нависало хмурое темно-серое небо, ветер крепчал. Скоро должен был начаться новый снегопад. Снег будет идти всю ночь, а к утру тучи разойдутся. Наверное, к лучшему, что игра закончилась именно сейчас. Гориан неслышно подкрался к Оссакеру с левой стороны.

— Гориан, — прошептал Ардуций, — не надо.

— Эй, Оссакер! — громко сказал Гориан над самым ухом паренька.

Оссакер вздрогнул и остановился, поворачивая голову на звук и хмуря брови. Его глаза, как всегда, безрезультатно всматривались в окружающее. Он мог видеть разницу между светом и темнотой и говорил, что иногда там появляются туманные силуэты — все, этим его зрительные возможности ограничивались. Инфекция, отнявшая у Оссакера зрение, надолго лишила его радости жизни. Горечь несчастья понемногу стала слабеть, но полностью не исчезнет никогда.

— Зачем ты так? — возмутилась Миррон.

— Пускай, — сказал Оссакер баском, у него рано ломался голос. — Жаль, что я не попал в тебя, Гориан.

— Я для тебя слишком умен, — заявил Гориан. Он улыбнулся Миррон, довольный ее яростной реакцией. — Не обращайся с ним как с младенцем. Ты просто сделаешь его еще слабее, чем сейчас.

— Я не слабый, — возразил Оссакер. — Просто слепой.

— И сколько пройдет времени, пока ты не подхватишь еще что-то? И что у тебя откажет тогда? Уши? Рот?

— Прекрати, перестань! — выкрикнула Миррон. — Оставь его в покое.

— Я сам могу о себе позаботиться, — резко сказал Оссакер. Он отпустил руку Миррон и повернулся лицом к Гориану.

Гориан со смехом заплясал вокруг него.

— Тебе меня никогда не поймать, слепой!

Он остановился слева от Оссакера и медленно вытянул руку, собираясь его толкнуть. Оссакер сдвинул брови, потом неспешно поднял руку и схватил Гориана за запястье.

— Я слепой, но это не значит, что я не могу видеть, — негромко проговорил он.

Озорство на лице Гориана мгновенно сменилось любопытством.

— Как ты это сделал?

— А зачем тебе знать? — Оссакер отпустил его руку. — Ведь ты же не слепой.

— Просто скажи мне! — Тон Гориана тут же стал угрожающим.

— Теперь я не такой слабый, да? — Оссакер бросал Гориану вызов, и Ардуций почувствовал, как у него быстрее забилось сердце. — Значит, ты все-таки знаешь не все? И тебе это не нравится.

— Не дразни его! — предостерегла Миррон.

— Ты ведь знаешь, что бывает, когда ты это делаешь, — подхватил Гориан. — Пожалей себя. Оссакер, Оссикер![1] — Он засмеялся своей неудачной шутке. — Скажи мне.

— Нет, — заявил Оссакер. Он выпрямился и вызывающе устремил взгляд в никуда, развернувшись лицом к Гориану. — Не скажу.

— О, так мы теперь большие, да?

Гориан шагнул вперед и толкнул Оссакера в грудь. Тот попятился, едва удержавшись на ногах за счет суматошных взмахов руками.

— Оставь его, — вмешался Ардуций.

— А что ты можешь сделать? Ударь меня — и сломаешь себе руку. Ты еще слабее, чем он. — Гориан снова переключил внимание на Оссакера. — Некому тебя спасать, слепенький, — и ты даже не будешь знать, откуда я появлюсь в следующий раз. Скажи мне, что ты выучил.

— Нет, — ответил Оссакер, хотя у него в голосе появилась дрожь.

— Прекрати это, Гориан, — повторила Миррон, дергаясь в его сторону.

— Попробуй меня заставить. — Он снова шагнул вперед и слабо шлепнул Оссакера по щеке. — В следующий раз будет сильнее.

Оссакер отшатнулся назад и споткнулся. Гориан стремительно рванулся вперед и схватил его за плечо, удержав на ногах.

— Только я тут могу тебя спасти, Оссакер. — Хватка Гориана была крепкой, пальцы больно впивались Оссакеру в плечо. Гориан оглянулся на Ардуция и Миррон. Ардуций чувствовал, как у него колотится сердце, а к горлу подступает тошнота. Он был бессилен что-либо сделать. — Я лучше вас. Я лучше вас троих вместе взятых.

Гориан застыл, и почти мгновенно воздух вокруг них сделался ледяным. Ардуций увидел, как кожа на его голом предплечье бледнеет, а на перчатке образуется иней. Оссакер вскрикнул и попытался попятиться. Он дергал плечом, скованным ледяной хваткой Гориана, но не мог вырваться. Ардуций метнулся в их сторону, понимая, что должен что-то сделать, и одновременно опасаясь получить травму. Миррон застыла неподвижно, ее губы беззвучно шевелились.

— Скажи мне! — прохрипел Гориан полным угрозы голосом. Ардуцию необходимо было что-то сделать! Сжав зубы, чтобы приготовиться к неизбежной боли, он побежал на Гориана. Его слух заполнили отчаянные крики Оссакера, а в глазах стояло лицо Гориана, на котором отражалось что-то вроде радости от причиняемой им боли.

— Оставь его в покое! — закричал Ардуций.

Гориан обернулся, и на его лице появилось изумление при виде того, кто к нему приближался. У него почти не осталось времени, чтобы отреагировать. И когда Ардуций столкнулся с ним, стараясь отгородиться от более массивного паренька руками, прикрывавшими грудную клетку, он услышал голос Миррон, а потом — как отец Кессиан выкрикивает имя Гориана.

* * *

Кессиан уронил голову на руки. Об этом тоже пойдут слухи, как и о каждом крохотном происшествии. И у жителей Вестфаллена появится еще одна причина, чтобы не подпускать сыновей и дочерей к Восходящим. Таким образом, они лишатся их взаимоотношений, столь необходимых всей четверке, чтобы стать полноценными членами общества. Сейчас изоляция влияла на них в мелочах, но в конце концов она царапнет своими когтями по всем сторонам их жизни.

Такое поведение горожан являлось совсем не тем, чего хотел бы добиться Кессиан, и наносило серьезный удар по включению Восходящих в окружающий мир. Если их не смогут принять жители города, которые понимают их лучше других, тогда надежды почти не останется.

Для всех это стало неразрешимым парадоксом. Чтобы прекратить выходки, подобные той, что позволил себе Гориан, необходимо было больше общаться с нормальными молодыми людьми. Общение помогло бы ему и другим Восходящим лучше понять огромную ответственность, которая на них лежит. И тем не менее Кессиан не мог ни в чем обвинить родителей Вестфаллена. Им было страшно, и их детям тоже.

Прошло два года с тех пор, как жители Вестфаллена участвовали в радостном празднестве, и теперь настроения в городе были прямо противоположными. И хотя Ступени по-прежнему пользовались уважением, и жители продолжали участвовать в Восхождении, добровольно вызываясь быть отцами и матерями, тревога по поводу результатов нарастала.

Кессиан покачал головой. Способности детей были именно такими, как предсказывалось. К сожалению, реальность оказалось намного сложнее теории. Он почувствовал ладонь на своем плече. Дженна только-только поправилась после болезни, которая едва не отняла у нее жизнь. Она все еще была слаба, но если бы Оссакер не определил очаги инфекции, она вообще не выжила бы. Еще один триумф Восходящих.

Кессиан отнял руки от лица и улыбнулся ей.

— Ты собираешься сказать мне, чтобы я перестал видеть все в таком мрачном свете, так ведь?

— Я все еще здесь благодаря им, так ведь? — парировала она.

Ступени собрались в центральной приемной виллы. Позади кресла Кессиана шумел теплый воздух в трубах гипокоста. Это его чуть-чуть успокаивало. Простые обыденные звуки. В последнее время было так мало простого и понятного! Каждый день давался Кессиану с трудом. И не просто потому, что наступило время дуса. Ноги у него ныли, одышка стала невыносимо жестокой. И он едва мог писать из-за дрожи в руках. Он стар, он умирает. Ему следовало бы испытывать радость при мысли о скором возвращении в объятия Бога, но радости не было. Отец Кессиан не мог оставить Ступени и Вестфаллен, не решив все назревшие проблемы.

— Ардол?

Дженна. Кессиан вздрогнул.

— А? О, извини. Увы, старческие мысли такие рассеянные.

— Нам не обязательно делать это сегодня, — вмешалась Эстер Наравни. — День был длинный.

— Нет смысла ложиться в постель, чтобы лежать там без сна, — отозвалась Меера, сидевшая рядом с сестрой. Она была снова беременна и казалась более усталой и напряженной, чем сам Кессиан. Восходящие питали серьезные надежды на то, что она, Йен Шалк и Гвитен Терол вынашивают двенадцатую прядь. Однако под вопросом оставалось то, будет ли Вестфаллен рад новорожденным. — Он мой сын. Мне нужна ваша помощь, чтобы понять, что с ним делать.

— Безусловно, — откликнулся Кессиан, отметив, что все присутствующие тоже кивнули. — И как он сейчас?

— Так же, как все, — сухо отозвался Виллем Гесте.

— Конечно. Давайте по одному. Меера?

— Ах, Ардол, я просто ничего не понимаю! — Меера чуть не плакала. Эстер положила ладонь на ее руку. — Я провела с ним несколько часов — все то время, когда я не извинялась перед бедной матерью Оссакера. Он глух.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Андреас Колл.

— Он считает, что не сделал ничего плохого, — прошептала Меера.

В комнате воцарилось молчание. Слышались только шум воздуха в гипокосте и хриплое дыхание Кессиана. Они ждали, чтобы Меера продолжила объяснение. Кессиан видел, как она собирается с мыслями под их сочувствующими взглядами.

— Он считает, что имел право немедленно узнать то, что понял Оссакер, а когда Оссакер отказался ему объяснить, он должен был заставить его заговорить. Он не признает вины и не проявляет раскаяния. И он считает, что винить надо Оссакера.

— А как же Ардуций? Ведь по его действиям Гориан должен был понять, что поступает нехорошо? — спросила Дженна, выражая растущее потрясение.

Меера покачала головой.

— Он этого совершенно не ощущает. Он сказал, что в жизни сильные добиваются успеха потому, что берут то, что им нужно, и тогда, когда им нужно. Слабые способны отважно сражаться, но всегда терпят поражение. Ардуций травмировал себя сам.

— Он все это сказал? — ахнул Виллем.

— Почти слово в слово.

— Ему еще нет четырнадцати, — прошипел Виллем. — Как он может говорить такое?

— Он всегда был вспыльчивым.

— Это не вспыльчивость, — возразила Эстер. — Это холодный расчет. Виллем прав. Он слишком юн, чтобы быть таким. Не правда ли?

Всякий раз, когда Ступени испытывали неуверенность, они единодушно обращались к Кессиану. И этот раз не стал исключением. Что они будут делать, когда он вернется в землю? Он слушал их реплики, мрачнея все сильнее. Им хотелось, чтобы он нашел объяснение поведению Гориана, представив его поступок не в столь скверном свете. Но Кессиан не собирался сглаживать то, чему нет оправдания.

— Не стоит заблуждаться. Время для происшествия едва ли могло быть более неподходящим. Арван Васселис сейчас рассказывает Адвокату, что у нас происходит. Несомненно, он расписывает ей триумфы и победы, которые мы можем принести всему Конкорду, если программе будет позволено процветать сейчас, когда она добилась первых Восхождений. И сегодня мы продемонстрировали всем, кто только хотел увидеть, что способности Восходящих можно использовать для того, чтобы наносить вред и творить зло.

Наши дела наверняка будут внимательно изучать представители Адвокатуры. И как только станет известно, что здесь происходит, начнется давление со стороны ордена. И если в городе будут шептаться о том, что мы вывели опасных и склонных к насилию уродов, тогда кто-то из жителей Вестфаллена неизбежно попросит орден разобраться с этим. Давайте не забывать, что с точки зрения ордена мы — еретики и нас сожгут сразу после вынесения приговора. И хотя сейчас город остается на нашей стороне, людей беспокоят все четверо Восходящих. И я их не виню. Нужно совсем немного, чтобы некоторые горожане отвернулись от нас. Века доверия ничего не значат, когда люди чувствуют угрозу со стороны тех, кому они до этого доверяли.

— Мы всегда знали, что мир за пределами наших границ представляет для нас опасность. Теперь нам надо понять, что для нас могут стать опасными и те, кто к нам ближе всего, если мы не изменим поведение Гориана. — Отец Кессиан замолчал и обвел взглядом Ступени.

Ни на одном из обращенных к нему лиц не наблюдалось и тени удивления, вызванного его словами. Он кивнул и заставил себя улыбнуться.

— Мы — первопроходцы, — проговорил Кессиан мягко и ободряюще. — И перед нами стоят проблемы, которых не будут знать те, кто пойдет за нами. Наш долг — найти решения и сделать так, чтобы вера в Восхождение оставалась крепкой и неколебимой. Я знаю, что это нелегко. Боже Всеобъемлющий, я сегодня пережил тяжелый момент, как и все вы. Я сомневаюсь, чтобы кому-то из нас удалось сегодня спокойно заснуть. Так что давайте сделаем все, что в наших силах. Мы — люди практичные, изобретательные и решительные. Итак. Самое главное. Дженна, как дела у Оссакера и Ардуция?

Объявляющая Боль вздохнула и провела руками по волосам.

— Сейчас с ними сидит Шела. Мы перевели их в одну комнату, чтобы они были вместе. Оссакер молчит. Он отказывается говорить. Мы промыли и перевязали ему руку. К счастью, ожоги оказались не очень глубокими. Если бы Ардуций не вмешался, Гориан мог бы лишить Оссакера руки. Ему повезло с защитником, однако сам защитник находится в плохом состоянии. У него сломаны оба запястья. Одно плечо снова вывихнуто, а левый локоть раздулся, как больной мочевой пузырь. Я наложила шины на переломы и вправила плечо. На локоть каждый час кладем лед. Но меня тревожит его подвижность в будущем. У него такие хрупкие кости!

— Но их раны заживут, — вступила в разговор Эстер. — И это значит, что мы сможем заняться их эмоциональными и психическими ранами. Их гораздо труднее оценить и вылечить.

— Ты сказала как раз то, о чем я подумал, — отозвался Кессиан. — Утром я поговорю с Горианом. Нам надо до конца разобраться с тем, что он думает. Я льщу себе мыслью, что он по-прежнему благоговеет передо мной и даже временами меня побаивается, что неплохо, как вы наверняка согласитесь. Он уже проявлял дурные наклонности. Помните, когда он рос? Каким серьезным он всегда был и как легко выходил из себя? И помните: когда у Миррон произошел прорыв, он тоже прибег к насилию. Разница в том, что на этот раз его способности были намеренно использованы для того, чтобы причинить вред. Что мы запретили делать раз и навсегда. Я до него достучусь. Обязан. А пока, Гвитен, поговори с дочерью. Я уверен, ты знаешь, какой будет ее реакция.

Гвитен пожала плечами.

— Она сделает то, что делает всегда, когда Гориан совершает проступок. Она начинает с того, что выражает свое негодование, а заканчивает тем, что оправдывает его поступки. Мы все знаем, отчего это. — По комнате пронесся сухой смешок. — Не думаю, чтобы что-то изменилось.

— Да уж, — согласился Виллем. — Но все же мы можем этим воспользоваться. Гориан будет к ней прислушиваться, так ведь? В конце концов, это чувство не одностороннее.

— Не стоит обольщаться, — возразила Меера. — Мне неприятно об этом говорить, но он хитрит. Он очень мил с ней, когда ему это нужно. Не удивляйтесь, если он будет воплощенным очарованием в течение пары дней, пока не решит, что с него снята опала. Мы это уже проходили.

— А остальные двое? — спросил Кессиан.

— Дайте им отдохнуть ночь, посмотрим, какими они проснутся, — предложила Дженна. — У Оссакера не видно признаков болезни из-за происшедшего, что надо признать благословением. Судя по тому, что рассказал Ардуций, Оссакер гордо противостоял Гориану, это что-то новое. Ардуций… Ну, Ардуций — это Ардуций. — Все снова тихо засмеялись. — Втайне он будет злиться на Гориана до конца дуса, наверное, но он — прирожденный дипломат. Он быстро всех снова объединит. По-моему, большая часть его гнева вызвана позицией Гориана, а не собственной физической болью.

Кессиана ободрило услышанное. Ступени объединялись и шли вперед.

— Хорошо, — подытожил он. — И последнее. Эстер, я знаю, что всегда обращаюсь к тебе. Но если предположить, что происшедшее хотя бы в общих чертах, а не в подробностях просочится в город через слуг, нам придется подготовить ответ. Вам с Элсой Геран нужно действовать сообща. Нужно, чтобы орден выступил на нашей стороне, пусть даже через чтицу, которая верит в то же, что и мы, и должна не меньше нас опасаться канцлера.

— Конечно, Ардол, — отозвалась Эстер.

— Только после того, как мы успокоим всех Восходящих, мы поговорим с Оссакером о том, что он узнал. У меня есть ощущение, что это станет настоящим прорывом, но нужна более подходящая атмосфера. Так ведь?

Все кивнули. Кессиан с трудом поднялся, опираясь на две палки.

— Тогда давайте отправимся в постели. Да осенит вас Бог покоем и благословением, пока не пробудит светом зари.

* * *

Глубокую тишину ночи нарушали лишь едва слышные звуки, издаваемые спящими — Шелой Хаси и Ардуцием. Оссакер прислушивался к узорам, которые они создавали своим дыханием, а его веки смаргивали призрачные формы, плывущие сквозь слепоту. Глубокое и ровное дыхание Шелы соответствовало неподвижности тела, Ардуций же шмыгал носом и вздыхал. Оссакер улыбнулся в темноте: благодарность другу снова переполнила грудь.

— Ты не спишь, Ардуций, — тихо сказал он.

— Да, — ответил тот. — Не могу заснуть. Больно. Как твоя рука?

— Ничего. — Оссакер рассеянно почесал повязку. От охлаждающего бальзама, которым Дженна намазала рану, пульсирующая боль не унялась. — Шела заснула, да?

— Да, до утра. Пока Дженна не придет снова ставить лед. Ух, какая это гадость!

— А это помогает? — спросил Оссакер, представив себе, как содрогнулся Ардуций.

— Только притупляет боль. Она все равно остается. И пальцы у меня все время покалывает.

— Ты мне доверяешь?

Ардуций несколько мгновений молчал.

— Я? Ну конечно. Что за странный вопрос ты задал посреди ночи!

— Я могу тебе помочь, — предложил Оссакер. Сердце отчаянно колотилось у него в груди. — Если ты мне позволишь.

— Помочь мне в чем?

— Мне кажется, я могу тебя исцелить. — Оссакер подвинулся и приподнялся на здоровом локте, чтобы смотреть в ту сторону, где лежал Ардуций. — Если ты разрешишь мне попробовать.

Опять воцарилось молчание. Оссакер чувствовал, как Ардуций все взвешивает. Он поправился после множественных переломов хрупких костей только потому, что Дженна Кессиан хорошо находила точное место перелома, а хирурги Вестфаллена под ее руководством умело фиксировали конечность или палец. А вот теперь Восходящий, прорыв которого произошел меньше двух лет назад, предлагает ему нечто неопробованное и совершенно новое. И оба они на личном, неприятном и болезненном опыте узнали, какой риск связан с проверкой новых способностей.

— Ты именно об этом не захотел говорить Гориану?

— Да, это причина, по которой ты здесь лежишь.

— Мне будет больно? Тебе будет больно?

— Не думаю, — ответил Оссакер. — Нет, если я все правильно сделаю.

В ответ на это Ардуций даже сумел засмеяться, и небольшая неловкость исчезла.

— Ну, несомненно.

Оссакер тоже улыбнулся. Он переместился ближе к другу, подвинувшись на кровати. Их разделяло расстояние примерно в пару футов. Шела была у двери: она спала в кресле, положив ноги на мягкий стульчик.

— Ну?

— Ты уверен, что сможешь?

— Я дам тебе знать, — пообещал Оссакер.

— Очень смешно, — пробурчал Ардуций. — Просто убери боль, этого хватит. И говори мне, что будешь делать.

Оссакера захлестнула волна гордости. Ему доверяют. Чудесное чувство!

— Я тебя не подведу.

Оссакер закрыл глаза и сконцентрировался. Он дышал медленно и осторожно. Затем он вытянул руки и, растопырив пальцы, начал медленно шевелить ими, словно играл на невидимой кифаре. Насторожившись, мальчик прислушивался к скрипу потолочных балок и кроватей, на которых онилежали.

Свет и разноцветные пятна медленно заполнили голову Оссакера, согревая все тело и напоминая о том времени, когда для того, чтобы видеть, ему достаточно было открыть глаза. Но это ощущение потрясало гораздо сильнее, чем воспоминания, — оно стало окном в мир, которое никто и никогда не сможет у него отнять.

За завесой незрячих глаз перед Оссакером возникла спальня. Он мог бы пожелать увидеть ее настолько же четко, как и с помощью зрения, но Оссакер воспринимал свой дар как личное благословение Богом его, Оссакера, вторым шансом, и от него самого зависело, как наилучшим образом им воспользоваться. Другие Восходящие и Ступени считали, что в течение этого дуса Оссакер стал непривычно тихим и замкнутым, и он предоставил им возможность думать как угодно. Взрослые оставили его в покое, когда поняли, что мальчик здоров и просто грустит.

Однако то, что он открыл, уже начало менять его жизнь: Оссакер перестал зависеть от других и снова становился самостоятельным. Это вышло почти случайно, хотя, как понял Оссакер, причиной послужило то, что обстоятельства вынудили его развивать остальные чувства. Мальчик выучился прислушиваться к самым слабым звукам, чтобы составлять мысленную картину того, что его окружало. Он привычно вытягивал руки, но не просто чтобы пощупать, что было впереди и сбоку, а чтобы получать информацию о потоках воздуха, которые текли мимо его тела. Кончики его пальцев приобрели необыкновенную чувствительность, позволяя оценивать расстояния и сложные очертания твердых предметов, находящихся поблизости.

Обоняние Оссакера стало не менее острым и различало малейшие оттенки запахов. Мальчик использовал его, чтобы определять направление. Он мог почуять виллу, находясь высоко на склоне, он мог пройти от виллы к форуму. И он мог самостоятельно ходить по саду над водопадом Генастро. Теперь никто уже не боялся, что Оссакер сорвется со скал. Он одержал маленькие победы в сражении с собственной немощью. Тем не менее, во время немногочисленных встреч с другими слепыми он убедился, что его чувства обострились намного сильнее, чем у остальных.

Это заставило Оссакера задуматься. Единственным плюсом его слепоты — плюсом, отдававшим горечью, — являлось то, что она давала ему возможность думать, освобождая от всех отвлекающих моментов мира света. Но на этот раз награда оказалась большой. Их обучение было направлено главным образом на то, чтобы обуздать силы Бога и природы для достижения своих Целей, будь то выращивание растений, раннее плодоношение деревьев или определение очагов инфекции у домашних животных. Восходящим по-прежнему надо было многому научиться и особенно — эффективно использовать свои усилия. Однократное применение силы выматывало их и награждало морщинами, иногда на многие дни. Но все они успели понять, что, хотя определенные виды энергии тесно связаны с той способностью, которой они пользовались, и значительно повышают их возможности, можно использовать и энергию, почерпнутую из других источников. При этом силы Восходящего тратятся быстрее.

Отец Кессиан сравнил это с перенесением воды с места на место при помощи губки вместо мехов. Это возможно, но утомляло гораздо сильнее, потому что одинаковое количество воды требовало намного большего количества ходок — и много терялось по дороге.

И вот Оссакер стал заниматься тем, чтобы — как ему нравилось об этом думать — затыкать дырки в губке. Он связал свои усилия с пониманием того, что в его обострившихся чувствах есть нечто большее, нежели старания и удача. Поскольку он — Восходящий. Со всех сторон его окружала энергия. Она поступала сквозь кончики пальцев, через ноздри, через уши и язык — и шла прямо в разум. И там мальчик ее использовал.

Оссакер с самого начала обладал талантом Объявляющего Боль и мог найти инфекцию, жар, растяжение или перелом в теле человека или, с меньшей точностью, животного. Но исцеление — вот на что он не был способен, и к чему не удалось даже приблизиться никому из них. Гориан — первый Гориан — писал об объединении энергий для исцеления, но это оказалось невозможным, потому что все болезни представлялись серыми тенями, скрывавшими потоки энергии, и прорваться сквозь них было невозможно. До нынешнего времени.

Оссакеру неожиданно пришло в голову, что раз повсюду есть энергия, которую можно использовать для излечения, пусть и неэффективно, то совсем необязательно пробиваться сквозь серые тени. Их можно обойти. Не будучи вполне уверенным, чтобы решиться проверить свою теорию на животном или хотя бы обсудить ее с отцом Кессианом или Дженной, мальчик прежде всего применил ее к тем потокам энергии, которые ему удавалось уловить оставшимися чувствами. И он обнаружил, что способен нарисовать мысленную карту энергий в непосредственной близости от себя.

Твердые объекты, такие как стены, шкафы, колонны и кровати, выглядели густо-серыми силуэтами на ярком полотне. Люди представлялись движущимися пятнами красного, зеленого и желтого, с темно-синими прожилками, а когда у них было что-то не в порядке — с серыми или черными тенями. Их силуэты оказались размытыми, но достаточно четкими для того, чтобы различать разных людей. Именно так он смог попасть снежком в Ардуция. На открытой местности фон различать было трудно, особенно после снегопада, и поэтому люди выделялись, словно огни в ночи.

Однако это утомляло, поскольку энергию оказалось невозможно использовать напрямую. Оссакеру приходилось тратить много сил на то, чтобы удерживать карту в голове. Он пока не мог делать это долго, но надеялся, что короткого периода хватит, чтобы помочь Ардуцию.

Оссакер встал с кровати, видя свои вытянутые вперед руки: его пальцы были густо-красными с бледно-желтой каймой, ноги выглядели так же, но не столь яркими, а цвет тела частично приглушала ночная сорочка. Коврик под ногами казался бледной тенью на прохладно-голубом камне, а прямо перед ним из-под одеяла выглядывали голова и руки Ардуция.

Оссакер сел на край кровати.

— Ты готов? — прошептал он.

— Как ты это сделал? Я за тобой наблюдал. Ты двигался так, словно можешь видеть.

— Я могу. — Оссакер чувствовал, как растет радостное волнение. — Вроде как. Я вам всем потом объясню. Мне надо только попробовать еще одну вещь.

— И я стану твоим подопытным материалом, так?

— Ну, несомненно.

Оба мальчика тихо засмеялись. Их радовала возможность сделать что-то втайне, и они не хотели разбудить Шелу.

— И что я должен делать? — спросил Ардуций.

— Ничего. Просто лежи. Больно быть не должно, но если будет, скажи мне, и я сразу же перестану.

— Все будет нормально.

Оссакер позволил карте энергий погаснуть: ему хватало уверенности в том, что он управляет своими чувствами. Он положил обе ладони на левую руку Ардуция.

— Холодно! — прошипел Ардуций.

— Извини.

Оссакер погрузился в себя, заставив энергию собственного тела течь через разум, уходить в руки, а из них — в Ардуция. Силуэт друга моментально возник у него в голове, и мальчик позаимствовал у него немного энергии, чтобы пополнить собственную. Оссакер проследил за яркой пульсацией, которая соответствовала артериям и венам, двигаясь по их течению через тело Ардуция. Очертания костей оказались тускло-зелеными, сердце сияло красным, у легких — чуть более светлый, красноватый оттенок, а желудок был спокойно-желтым.

Вокруг сильных потоков энергии в теле Ардуция танцевали ее свободные частички. Мысленно они представлялись Оссакеру слабыми полосками или мерцающими тусклыми огоньками. Он был уверен, что сможет направить их, чтобы соединить два участка разорванной энергии по обеим сторонам переломов на запястьях Ардуция. Мальчик передвинул руки к травмированному левому запястью, прикасаясь к коже только самыми кончиками пальцев.

— Не шевелись, — сказал он, почувствовав, что друг слабо дернулся. — Извини, если тебе щекотно.

— Стало тепло, — пояснил Ардуций.

— Хорошо.

Запястье Ардуция оказалось в ужасном состоянии. Оссакер едва не отдернул пальцы от повязки и шины. Он привык ощущать синяки, которые представлялись пятном тускло-серого цвета, или поврежденные потоки, но здесь — нечто гораздо более серьезное. Разум показал ему глубокую, непроницаемую серую пелену, пронизанную мертвой чернотой там, где переломы оказались множественными и жизненной энергии не было. На этот раз шины не помогли бы.

— В чем дело? — спросил Ардуций.

— Переломы очень плохие.

— А то я не понял! — сухо парировал Ардуций.

— Я не об этом. Я имел в виду — они идут так глубоко! Тебе зафиксировали кости, но сквозь них ничего не течет, чтобы они выздоравливали. Нет линий жизни.

— Значит…

— Не страшно, — поспешно сказал Оссакер, почувствовав, как напрягся Ардуций. — Я могу их вернуть.

Оссакер понял, что не сможет брать у Ардуция энергию, чтобы связать прервавшиеся в запястьях потоки. Так всегда получалось с серьезно травмированными или больными людьми и животными. Они были исходно слабы по вполне очевидной причине. И хотя потоки энергии в воздухе и те, что приходили по гипокосту и прилетали с легким сквозняком из-под двери, давали ему сырье, Оссакер пока не заткнул достаточно дыр в губке, а Ардуций нуждался в серьезной помощи. Это окажется намного более утомительным делом, чем он думал сначала.

Мальчик очень осторожно взял Ардуция за запястье, перемещая пальцы по повязке. Он ощутил глубину и площадь повреждений, увидел темные линии, отмечающие трещины, ущемления или разрывы в нервах и жилах. Убедившись в том, что масштаб задачи оценен правильно, Оссакер положил обе ладони на повязку, сблизив большие пальцы и растопырив остальные.

В руках и пальцах Ардуция потоки энергии были спутанными, ненаправленными, что, наверное, и определяло боль и покалывание, которые тот ощущал. Оссакер совершенно неожиданно почувствовал, что его захлестывает волна радости. Все было именно так, как говорили отец Кессиан и Дженна. Именно так, как это описывалось в работах Гориана и священных писаниях. Цикл жизни непрерывен. Здоровье и жизнь даются потоками энергии, которые замыкаются в круги, большие и малые. А их разрывы забирают здоровье и жизнь. Теперь мальчик уже совершенно точно знал, что его идея верна. И что Бог послал их на эту землю, чтобы помогать и исцелять. Чтобы быть источником чудес и творить Божьи дела. Орден ошибался.

— Я соединю разорванные линии жизни у тебя в запястьях. Старайся не двигаться.

— С помощью чего?

— Всего, что смогу взять в этой комнате. Но главным образом — себя.

— Оссакер, это…

— Не спорь. Бог вернет мне силы.

Оссакер попытался собрать слабую энергию ветерка и теплых камней под ногами, открыв разум так, как его учили — как он открыл бы рот, чтобы принять пищу. Однако прибавилось очень мало. Мальчик почувствовал, что энергия помогает ему сосредоточиться, но этого недостаточно, чтобы помочь Ардуцию. То, на что он рассчитывал, сделать не удавалось, а для экспериментов времени не было. Оставалось только молиться, что в нем самом окажется достаточно энергии для того, чтобы сделать необходимое.

Оссакер сосредоточил все силы на работе. Он влил энергию своего тела в руку Ардуция, почувствовав, как мальчик напрягся под его пальцами, и услышал изумленный вздох. Мысленно Оссакер видел, как линии жизни из пальцев переплетаются с линиями по обе стороны перелома. Ардуций ахнул, когда круг замкнулся, почувствовав, как жизнь течет вокруг его руки и вливается в больное место.

Это оказалось самым легким. Оссакер мог бы прерваться на этом, избавляя Ардуция от боли столько времени, сколько сможет бодрствовать и не терять концентрации, но это его не исцелит. Теперь надо провести линии жизни через поврежденное запястье, создав связь, которая показала бы, что исцеление произошло.

Оссакер ясно видел нарушения, вызванные переломом. Там, где кости сопоставили неправильно, где обломки по-прежнему оставались в теле, поток крови прерывался.

— Начинаем, Ардуций. Постарайся оставаться спокойным. Надо, чтобы энергия прошла тебе в запястье. Надеюсь, тебе не больно.

— Действуй.

Оссакер кивнул и сделал очень глубокий вдох. Он начал с того места, где линии жизни у Ардуция были самыми сильными, — с предплечья. У него в голове появилась картина распределения энергии, Оссакер видел те точки, в которых линии уходили с запястья Ардуция, чтобы соединиться с его собственными линиями. Он сосредоточился и надавил, начав проталкивать линии назад, туда, где им полагалось быть. Мальчик продвигался медленно, используя искусственно замкнутую цепь для того, чтобы проходить через место травмы. Он возвращал обломки кости на место, снова открывал сосуды, затаскивал нервные окончания в места их правильного расположения. Процесс был ужасно медленным и чересчур деликатным.

Ему приходилось сражаться с каждым волоконцем энергии на каждом крошечном шагу. Оссакер словно направлял множество угрей через лабиринт, который перемещался и менялся вокруг, и каждый угорь готов был в любой момент улизнуть, если внимание целителя на секунду отвлекалось.

Оссакер чувствовал, что на лбу у него выступили капли пота, а потом пот начал стекать вниз. Подмышки и спина тоже намокли. Все его тело разогревалось по мере того, как он отдавал все больше собственных сил. Оссакер оставил попытки направлять беспорядочную энергию, находившуюся в помещении. Это было бы слишком большим шагом вперед для юного разума, которому сейчас требовалась максимальная сосредоточенность.

И в то же время мальчику приходилось бороться с радостным возбуждением. Оно было вызвано тем, что под его пальцами, ставшими ярко-красными и желтыми от переполнявшей их энергии, серое и черное начало светлеть и исчезать.

— Как ты себя чувствуешь? — с трудом спросил он, хватая ртом воздух.

— Жжет, — ответил Ардуций спокойно. — Но это не больно.

— Хорошо. Наверное.

Центр перелома еще сильнее замедлил его продвижение. Там оказалось так много трещин и смещений! Ардуций говорил, что рука болит. Но боль должна быть просто невыносимой! Оссакер подавил поднявшееся в нем чувство вины. Он направил еще больше энергии в руку. И там, где у него по щекам струился пот, он ощущал сухость, которая приходит вместе со старением.

Нужно еще больше энергии, напомнил себе Оссакер, ведь ему надо залечить оба запястья! Локоть, который не сломан, а просто распух, подождет.

* * *

Когда рассвет, яркий и белый, прокрался сквозь закрытые жалюзи, Шела Хаси проснулась усталой и разбитой. Она потерла шею рукой и, моргая, осмотрела комнату. Зевок застрял у нее в горле.

Ардуций, сняв шины с запястий, сидел на кровати Оссакера, держа его за руку. Голова Оссакера едва виднелась из-под одеяла. Лицо у него было потрескавшимся и морщинистым, голову покрывали седые волосы. Он еле шевелился, зато Ардуций улыбался во весь рот. Болезненная бледность почти сошла с его лица, глаза сияли здоровьем.

— Смотри, что он сделал! — торжествующе сказал Ардуций. — Смотри, что он сделал!

Шела уставилась на них, не зная, следует ли ей радоваться или вопить от страха.

ГЛАВА 16

847-й Божественный цикл, 35-й день от вершины дуса, 14-й год истинного Восхождения

Когда Кессиан тем же утром открыл дверь спальни Гориана, слепящее солнце дуса отражалось от режущей глаз белизны снега и врывалось в комнату сквозь распахнутые ставни.

Гориан сидел за рабочим столом и читал текст Восхождения о масштабах возможностей Хранителя Земли, их развитии и применении. Кессиан сам написал его больше четырех десятилетий тому назад. И то, что Гориан был так поглощен чтением, доставило старику маленькую радость в этот неприятный день.

Тунику Гориана, как и его собственную, украшали красные полосы Восхождения. Он был бос и лениво постукивал пальцами ног по теплым камням под ногами. Мальчик не обернулся к Кессиану, пока тот, медленно и осторожно, не опустился на его кровать.

— Откуда ты так давно знал, что мы вообще появимся? — взволнованным голосом спросил Гориан.

Выглядел мальчик ужасно: глаза покраснели и распухли из-за того, что он постоянно вытирал слезы, а темные тени под ними говорили о беспокойной ночи. Кессиана ободрило, что в тишине и темноте Гориан, видимо, обрел чувства вина и раскаяния. Однако его тревожило, что накануне вечером мальчик счел возможным продемонстрировать матери полное отсутствие оных.

— Потому что тот, в честь кого ты назван, видел закономерности и не оставлял без внимания ни единого факта. И на основе многочисленных наблюдений мы со временем смогли определить, где возможности сильнее всего, а логика — безупречна. Именно так совершаются открытия, и происходит прогресс в науке.

— Так это наука? Или благословение Бога? — нахмурился Гориан.

— И то и другое неразрывно связаны. Бог показывает нам, куда ставить ноги, он открывает нам глаза. Мы считаем, что врачи развивают свою науку путем изучения человеческого тела. Но они ничего не достигли бы, если б их не вела рука Бога. Так же произошло и с нами. Нам показывают путь, а от нас зависит, сможем ли мы узреть его.

Гориан мгновение молчал, а потом судорожно сглотнул.

— Как Оссакер и Ардуций?

— А вот это должно было стать твоим первым вопросом, не так ли?

Ответа не последовало. Нижняя губа Гориана дрожала, глаза наполнились слезами.

— С ними обоими все в порядке, к счастью для тебя, — проговорил Кессиан после короткой паузы. — Оссакер продемонстрировал удивительное новое понимание.

— Какое? — Глаза Гориана ярко и жадно вспыхнули.

— А, вот если бы ты подождал и подбодрил его, то конечно же узнал бы. Гориан, почему ты сделал это?

Тяжкое разочарование отца обрушилось на Гориана, подобно ударам, каждое следующее слово било больнее предыдущих. Слезы потекли по щекам мальчика. Кессиан не пошевелился, чтобы его утешить, хотя именно этого жаждал.

— Почему он мне не сказал?

— Мы говорим не об Оссакере, мы говорим о тебе! — резко бросил Кессиан. — Он имел полное право так поступить. У тебя права не было. А судя по тем словам, которые ты сказал, матери вчера вечером, ты этого не понимаешь.

— Понимаю! — заскулил тот. — Я не хотел ему повредить!

— Гориан, посмотри на меня! — приказал Кессиан. Гориан послушался. Никто никогда не перечил отцу Кессиану. — Не отводи глаз. Ты схватил Оссакера за запястье и обжег холодом, используя свой дар Восходящего. У него до могилы останутся шрамы. Я вижу сейчас твое раскаяние, но сразу после случившегося его не было, так ведь? И ты даже не задумался, прежде чем это сделать, так?

— Я не хотел делать ему плохо! Я не хотел, чтобы Ардуций пострадал!

Ссутулившись за столом и прикрыв одной рукой глаза, Гориан являл собой жалкое зрелище. По щекам его струились слезы. Кессиан с трудом удержался, чтобы не привлечь мальчика к себе. Он казался раздавленным.

Кессиан заговорил чуть мягче.

— Но как мы можем этому поверить? Ты сделал то, что сделал. А когда твоя мать заговорила с тобой, ты сказал, что сильные берут то, что им нужно, и случившееся с теми двумя — это их вина, а не твоя. Гориан! Помоги нам понять, в чем дело. Помочь тебе. Нельзя так терять власть над собой. Ни в коем случае нельзя, обладая такими способностями.

Гориан не знал, что сказать, — это было ясно. Кессиан не удивился. Он какое-то время подождал. Гориан немного успокоился, но явно не собирался ничего говорить.

— Гориан, посмотри на меня. — Кессиан дождался, пока паренек выполнил приказ. — Давай двигаться постепенно. Почему ты сказал эти слова матери?

Молчание.

— Наверное, потому что я злился. Я хотел быть правым. Я считал, что я прав.

— Неужели? Но, похоже, сейчас ты считаешь немного по-другому.

Гориан кивнул.

— Но я все равно не понимаю. Меера очень подробно описала нам, как далек ты был от сожалений. Ты помнишь свои ощущения, когда вел себя таким образом?

Гориан покачал головой.

— Ладно. Тогда откуда бессонная ночь и все эти слезы раскаяния сегодня утром? Ты знаешь, что изменило твои мысли? У тебя было время подумать. Постарайся ответить мне.

Лицо Гориана снова жалко сморщилось.

— Потому что я знал, что ты утром придешь говорить со мной. И я знал, что ты будешь сердиться. А я ненавижу навлекать на себя твой гнев.

Кессиан посмотрел прямо в глаза Гориану.

— Не знаю, считать себя польщенным или оскорбленным, — сказал он, сознавая, что мальчик не поймет этих слов. — Проблема заключается в том, что, если ты сказал правду, значит, ты не раскаиваешься в содеянном, а только расстраиваешься из-за того, какой будет моя реакция. Ты искренне сожалеешь о том, что сделал?

— Я знаю, что это было нехорошо, — кивнул Гориан.

— Ты знаешь это сейчас или знал тогда?

— Знаю сейчас.

— Ну что ж, это хотя бы честно, — вздохнул отец Кессиан, хотя надеялся услышать другой ответ. — Скажи мне вот что. Ты задумался и понял, что поступил нехорошо, только из-за того, что я сюда приду?

Гориан нахмурился, а потом кивнул:

— Наверное.

— А что будет, когда меня не станет и некому будет заставить тебя думать?

— Ты всегда будешь, отец Кессиан! — отчаянно выкрикнул Гориан. — Ты нам нужен. Ты мне нужен.

Кессиан справился с желанием закрыть лицо ладонями и заставил себя слабо улыбнуться.

— Ах, Гориан, мы с тобой оба знаем, насколько я стар. Я не смогу быть здесь вечно. Настанет день — и, возможно, скоро, — когда Бог раскроет объятия, приветствуя мое возвращение к Нему. К кому тогда ты обратишься, хотел бы я знать?

«Кого ты будешь уважать настолько, чтобы тебя можно было держать в узде?..»

Кессиан покачал головой и встал.

— Ты от меня уходишь?

— На время.

— А что будет дальше?

Кессиан посмотрел на Гориана: испуганный мальчуган, ожидающий наказания. Это так не вязалось с заносчивостью, проявленной накануне. Он вздохнул.

— Мне по-прежнему кажется, что ты до конца не понял, что сделал, — повторил отец Кессиан. — Прежде чем ты выйдешь из этой комнаты, должно произойти многое — но это должно произойти быстро. Я поговорю с другими Восходящими, и они помогут мне решить, будешь ли ты тем временем обучаться вместе с остальными или отдельно от них. И только им решать, захотят ли они хоть когда-то снова играть с тобой. А пока мы с ними будем разговаривать, я хочу, чтобы ты подумал вот над чем: дела Восхождения предназначены только для помощи и мира. И никоим образом не для того, чтобы причинять боль, творить зло или навязывать власть. Восхождение — это инструмент Бога, чье милосердие и доброта не знают границ. Своим поступком ты показал, что все хорошее может быть использовано во зло. Врачебным скальпелем можно перерезать горло, а мотыгу использовать для того, чтобы сбить с ног невинного человека. И наши дела можно направить на то, чтобы сеять смерть и разрушения. Этого больше нельзя допустить. Никогда.

Спроси себя, Гориан: хочешь ли ты, чтобы тебя любили и почитали как творца чудес и как человека, который несет жизнь и добро? Или ты хочешь, чтобы тебя ненавидели и боялись и чтобы ты жил, постоянно зная, что есть люди, которые больше всего на свете хотят твоей смерти. И что в любой момент на тебя могут быть направлены стрела или клинок. И ты не будешь знать, откуда придет удар. — Кессиан кивнул, увидев реакцию Гориана. — Надеюсь, тебя это пугает. Это должно пугать. В тебе есть огромный потенциал силы, так же как в твоих братьях и сестре. И если ты веришь в меня так, как говоришь, ты окажешь мне большую услугу и поклянешься, что будешь использовать свои возможности только для тех целей, за которые отдал жизнь твой тезка. Для тех целей, для которых и я готов отдать свою жизнь.

Мы еще раз поговорим с тобой, прежде чем ты выйдешь из этой комнаты. Если ты голоден, я могу попросить, чтобы Шела принесла тебе завтрак.

Гориан кивнул, и Кессиан ему улыбнулся.

— Хорошо. Подумай хорошенько, Гориан. Мы все любим тебя и хотим, чтобы ты всегда оставался в наших объятиях. Но ты должен научиться сдерживаться, иначе ты рискуешь стать очень одиноким молодым человеком. Не подведи меня.

— Не подведу, отец. Мне очень жаль.

Кессиан закрыл за собой дверь. Его уже ждали Дженна, Меера и Шела.

— Как много противоречий в этом юноше. Меня очень заботит состояние его ума, очень, — прошептал отец Восхождения. — Мы пристально должны наблюдать за ним, даже во время игр. В его голове происходит сражение, и я не представляю себе, какая сторона победит. Шела, ему можно дать позавтракать. — Он наклонился и поцеловал Дженну в щеку. — Это неожиданная радость — видеть тебя, милая.

— А еще одна ждет тебя в столовой. Арван Васселис вернулся из Эсторра. Он тебя ждет.

Кессиан почувствовал, как исчезает тревога, которую он хранил в душе, сам того не замечая.

— А вот это добрая весть. Васселис — живой, а не казненный за ересь — это определенно шаг в нужном направлении.

— Не сомневаюсь, что он с тобой согласен, — тихо рассмеялась Дженна. — Идем, я оставлю тебя с ним, а потом схожу проверю, хорошо ли Нетта и Кован устроены на вилле.

— Думаю, ты отыщешь Кована там, где будет Миррон. Он будет счастлив, что рядом не окажется Гориана.

— Тише ты, Ардол Кессиан!

Кессиан широко улыбнулся ей.

— Я еще помню, каково это, влюбиться в таком возрасте. Радость и боль одновременно, как две стороны одной монеты, при этом приходится бороться с целой кучей неуклюжих мыслей и чувств. Я ему не завидую.

— Нет, завидуешь.

— Ты права.

* * *

В столовой в одном из двух мраморных каминов на дровах и торфе резвился огонь, от которого в комнату струились волны тепла, помогая перегруженным трубам гипокоста. Маршал Васселис привез с собой сильный ветер, который всю дорогу дул ему в спину, а теперь начал менять направление, так что вскоре должен был ворваться в бухту со стороны моря.

Васселис снял перчатки и грел руки над огнем. Он еще не успел скинуть подбитый мехом плащ и, стоя у камина, устремил взгляд на портрет Гориана, висевший над изящной резной полкой. Маршал обернулся на звук открывшейся двери. В комнату вошел Ардол Кессиан, он двигался медленно, тяжело опираясь на две палки. Васселису докладывали, что тазобедренные суставы причиняют старику постоянную боль и что артрит распространился по всему телу. Дженна приветственно помахала рукой маршалу из-за порога и закрыла за мужем дверь.

Кессиан выглядел очень нездоровым. Васселис отсутствовал долго, а отец Ступеней стремительно приближался к смерти. Однако он успел увидеть рождение того, ради чего трудился всю жизнь, и Васселис полагал, что для старика будет благом не узнать многое из надвигающихся событий.

— Я постарел, правда? — сказал Кессиан, осторожно опускаясь в одно из кресел, поставленных перед камином.

Васселис кивнул и, подойдя к старому другу, опустился на колени и накрыл ладонью его холодные руки.

— Снова прочли мои мысли, Ардол?

— Нет, только выражение лица, — улыбнулся Кессиан.

— Я никогда не умел скрывать от вас то, что думаю. — Васселис поднялся на ноги и повернулся к стоящему рядом столику. — Сюда принесли чай. Не хотите чаю? Думаю, для вина рановато.

— Благодарю вас, Арван. И добро пожаловать.

Васселис подал ему чай — крепкий настой трав, согревающий и сладкий.

— Была пара дней, в течение которых я серьезно сомневался, что услышу, как вы это говорите. Это был тяжелый момент, и боюсь, что это только начало.

— Чего и следовало ожидать. Но само ваше присутствие здесь говорит о том, что Адвокат хотя бы готова нас выслушать. Расскажите же мне, что она говорила.

Васселис коротко передал суть своих разговоров с Адвокатом и Полом Джередом и закончил тем, как его вызвали во дворец, чтобы выслушать их решение.

— Я отправился туда, не зная, сяду ли я вечером на корабль или проведу остаток дней в камере под моими личными помещениями в базилике, — признался он, живо вспомнив пережитую тревогу и мрачные лица Эрин и Пола, которые смотрели на него поверх стола для официальных переговоров. Только время покажет, потерял ли он в них друзей, приобретя только временных союзников.

— Зачем вы говорили с Джередом? — прервал его рассказ Кессиан.

— Он представляет высший эшелон безопасности в Конкорде, — объяснил Васселис. — А еще он мой давний друг, которому я могу доверить наши жизни. И именно это нам придется сделать. Наступило время трудных решений и тяжелых испытаний.

Единственная причина, по которой Адвокат не осудила меня публично и не передала в руки канцлера, — это наша незапятнанная многолетняя верность Конкорду. История свидетельствует, что представители рода Васселисов всегда следили, чтобы эта верность блюлась. Ну и еще, пожалуй, то, что ко мне лично всегда относились с симпатией и доверием. Не сочтите это самонадеянностью, я просто излагаю факты.

— Самонадеянность вам не свойственна, Арван.

Васселис кивнул, выражая благодарность.

— Мне надо было переговорить с ними, потому что всем нам теперь грозит очень серьезная опасность. Меня мало беспокоит мое личное положение, но мне очень дороги репутация моей семьи и тесная связь между Карадуком и Эсторией. Я верю в то, что вы здесь делаете, но сейчас вы и ваши горожане должны сыграть свои роли.

Вестфаллен скоро станет объектом пристального внимания Конкорда — не меньшего, чем восточный фронт в Царде или заключение договора с Сирраном. Нас будут внимательнейшим образом изучать высшие представители Конкорда. Нам придется уповать на то, что они будут разделять мнение Адвоката и казначея. И надеяться, что ордену сюда не позволят сунуться — как мне и обещали. И жители Вестфаллена должны быть едины в своих убеждениях.

Нельзя допустить, чтобы Восхождение изолировали. Ни в коем случае. В свою очередь, я должен признаться, что доклады моей приграничной службы не внушают оптимизма. Слухи ходят, хотя пока и не вырвались наружу. До того времени, когда сюда доберутся люди Адвоката, тайна должна быть сохранена, потому что только их одобрение может обеспечить нам безопасность.

— Когда они здесь будут? — спросил Кессиан, нервно стискивая руки.

— Этого я вам сказать не могу. По крайней мере пока. Они постараются нас не оповещать заранее, поскольку хотят, чтобы ни мы, ни орден не узнали о том, что они делают. Итак, скажите мне, Кессиан, что я не совершил самой серьезной ошибки за всю свою жизнь.

Кессиан сделал маленький глоток чая. Руки у него тряслись, и не только от старости.

— У нас возникает все больше проблем с некоторыми группами жителей. И не важно, что многие из них были отцами или матерями детей из прядей Восхождения. Не важно, что большинство из них обладали мимолетными или длительными проявлениями пассивных способностей. Наши Восходящие — новые, сильные и пугающие. Втайне никто не хочет перемен, а люди слишком хорошо понимают, что мы несем им перемены, которые повлияют на каждого. Против нас никто не выступает, но на форуме меня приветствуют не так тепло, как прежде.

Васселис кивнул. Он не выказал удивления. Отвага простых людей в лучшем случае недолговечна. Однако это лишняя проблема.

— Тогда я поговорю с ними. Завтра в полдень, у молельни.

— Я отдам распоряжения.

— Пора дать понять этому сонному городку, что происходит за пределами его полей и рыболовных угодий. Пора им узнать, что Адвокатура будет рассматривать непосредственно вопрос их существования. А теперь — есть ли еще что-то, что мне следует знать?

Тщательно подбирая слова, Ардол Кессиан рассказал ему о Гориане, и с каждым ударом сердца в груди его все более воцарялся холод.

— Вы можете держать Гориана в узде?

— Пока могу. В конце концов, он еще ребенок. Но я опасаюсь того, что он будет чувствовать, думать и делать, когда станет старше и сильнее, а я вернусь в объятия Бога.

— Тогда его поведение нужно изменить сейчас, — заявил Васселис. Его лицо посуровело, а в голосе прорезалась интонация маршала, отдающего приказ. — Вы не должны допустить, чтобы он оставался неуправляемым эгоистом. Это слишком опасно для нас, наших близких и жителей Карадука. Восходящих четверо. Гориан — только один из них, и, несмотря на все потенциальные способности, которыми он, несомненно, обладает, он всего лишь мальчишка и будет всего лишь человеком. Четверо, Ардол, могут очень легко превратиться в троих.

ГЛАВА 17

847-й Божественный цикл, 36-й день от вершины дуса, 14-й год истинного Восхождения

Они встретились с Горианом в зимнем саду незадолго перед тем, как идти к молельне, где перед горожанами собирался выступить маршал Васселис. Кован хотел остаться с ними, чтобы защищать Миррон, но та заверила его, что она в безопасности, и он с неохотой ушел к отцу.

— Он что, так и не думает от тебя отстать? — спросил Ардуций, сгибая и разгибая локоть, который, несмотря на все усилия Дженны Кессиан и врачей Вестфаллена, еще плохо двигался.

Оссакер не смог им заняться. У него едва хватило сил, чтобы встать с постели после того, как он столько потрудился над запястьями Ардуция.

— Оставь его в покое, Арду, — дернула плечом Миррон. — Он просто хочет помочь.

— По-моему, дело не только в этом, — заметил Оссакер.

Восходящие сидели втроем на скамье перед фонтаном, отключенным до той поры, пока генастро не прогреет трубы. К счастью, ждать оставалось уже недолго. Перед ними на подставке стояла жаровня с углями, и они радовались возможности согреть над ней вытянутые руки. Все трое плотно закутались в плащи, а ноги от щиколоток до бедер упрятали в гетры. Но все равно было холодно, хотя Миррон нравилось, что дыхание собирается у рта облачком пара. К тому же холод бодрил ее. Если она сосредотачивалась, то могла проследить его знаки, глубокие и темные.

— О! И откуда тебе знать? — осведомилась девочка, уже зная ответ, но желая получить подтверждение.

— В слепоте мало хорошего, но одно есть: я слышу гораздо лучше, чем ты. А Кован всегда разговаривает с тобой мягче и серьезнее, чем со всеми остальными, особенно сама-знаешь-с-кем. По-моему, идет соперничество за твою благосклонность, дорогая Миррон.

Миррон посмотрела на Оссакера, который повернулся к ней, несомненно видя ее с помощью линий жизни.

— Не понимаю, о чем ты.

— Значит, ты единственная, кто не понимает, — заявил Ардуций, как обычно становясь на сторону Оссакера. — Ты им обоим нравишься, каждому по-своему. Интересно, кого ты выберешь?

Миррон почувствовала, что краснеет. По ее телу пробежала дрожь приятного возбуждения.

— Ни того ни другого, — ответила она, хотя перед ее мысленным взором возникло лицо Гориана. — У меня есть вещи поинтереснее мальчишек. — Миррон лукаво улыбнулась. — И кстати, Арду, в последнее время ты, кажется, слишком часто нечаянно сталкиваешься с Ливви?

Ардуций покраснел не менее густо, чем она, и потер подбородок, на котором начали появляться мягкие волосики.

— Хотелось бы почаще, но ее родители не очень-то поощряют нашу дружбу.

— Она не может быть матерью Восхождения, — сказал Оссакер. — Ты зря тратишь время.

После его резких слов в саду наступила тишина. Ардуций быстро повернулся к нему.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Тебе следовало бы лучше слушать. — Оссакер постучал себя по уху. — Ты ведь знаешь, что мы здесь не случайно. Каждый ребенок, который сейчас рождается в Восхождении, появляется по плану, чтобы быть как мы. У родителей Ливви нет способностей. И у нее тоже. Тебе не позволят в нее влюбиться.

— Я не… О чем ты говоришь? Она просто мне нравится, вот и все.

— Это и будет все. Перечисли родителей десятой пряди и скажи мне, что я ошибся. А вот Гориан или Кован… — Он сложил руки под плащом и откинулся назад с озорной улыбкой. — У обоих есть силы, которые нужны Восхождению.

— Прекрати, Оссакер! — воскликнула Миррон, которой вдруг стало неловко.

Им только тринадцать лет. И тем не менее она томилась по прикосновению кожи Гориана. По запаху его волос и необычайной силе взгляда.

Дверь справа от них, в переходе под колоннами, открылась, и оттуда вышел Гориан в простом черном плаще с откинутым капюшоном. Роскошные светлые волосы, спадавшие на плечи, освещали его лицо. Однако лицо это было истерзанным и печальным. Миррон хотелось подбежать к нему, обнять и сказать, что все в порядке, что они все его простили. Но она не могла так поступить. Травмы, которые он нанес братьям, слишком свежи.

Миррон почувствовала, как в воздухе разлилось напряжение, словно резкий утренний мороз в середине дуса. Ардуций выпрямился, чтобы смотреть на Гориана с максимальной высоты, а лицо Оссакера сделалось презрительно-равнодушным. Миррон не желала, чтобы их отношения стали такими. Она так любила их всех! Ей хотелось, чтобы ничего этого не было… но оно уже случилось.

Пока Гориан шел к ним, его взгляд перебегал с одного лица на другое. Он остановился у жаровни, не пытаясь сесть рядом с ними. Позади в дверях показались Эстер и Меера вместе с отцом Кессианом. В саду стало еще тише. Никто не знал, что сказать. Миррон сосредоточила внимание на Гориане, который теперь смотрел в землю. Начинать надо было ему.

— С-спасибо вам всем, что согласились со мной встретиться, — проговорил он, с трудом проталкивая слова между губ. Гориан оглянулся на дверь. — Я понимаю, что ничто не может изменить того, что я сделал, но я искренне сожалею об этом… Я обещаю, что такого больше не произойдет.

— До каких пор? — огрызнулся Оссакер, гладя пальцами бинты, закрывавшие его ожог. — Ты всегда так говоришь — и потом опять берешься за старое.

Миррон увидела, что глаза Гориана сверкнули, но он только кивнул, соглашаясь.

— Я могу измениться, — сказал он. — Я изменюсь.

Их слова облачками пара висели в неподвижном воздухе. Миррон не знала, что сказать. Похоже, не знал и Ардуций, хотя она чувствовала, как работает его ум, пытаясь найти решение.

— Мне так жаль, что я сделал тебе больно, Оссакер. И я не хотел, чтобы ты получил переломы, защищая его, Ардуций.

— Я бы сделал то же, чтобы защитить тебя, Гориан, — негромко проговорил Ардуций, и у Миррон защипало глаза от слез.

— А я рассказал бы тебе то, что ты хотел узнать, — усмехнулся Оссакер. — Тебе просто надо было подождать, пока я буду готов. А ты не захотел.

— Теперь я это понял. Мне нужно, чтобы вы меня простили.

Снова наступило молчание. Оказалось, что никто не готов произнести эти слова. Гориан посмотрел на Миррон, и она отвела глаза, переведя взгляд на Оссакера, линии жизни которого ярко пылали от гнева.

— У нас нет причин тебе верить, — заявил Оссакер.

Гориан шумно задышал, словно собирался заплакать.

— Я знаю, знаю. Но вы должны дать мне еще один шанс. Мы должны быть вместе.

— Ты так не считал, когда обжег меня, — напомнил Оссакер.

Некоторое время Гориан молчал. Его глаза влажно блестели, и он дрожал — не только из-за утреннего холода.

— Спасибо тебе за то, что смог вылечить Ардуция. — Он вновь попытался наладить контакт.

— У меня не было выбора. У него так неудачно сломались запястья, что он мог остаться без рук.

Миррон увидела, что Гориан воспринял эти слова как пощечину. От потрясения его лицо побледнело еще сильнее — стало почти мертвенным. Девочка еще раз сдержала свой порыв. Утешить его она сможет позже.

— Я… Я бы не сделал…

— Но сделал, — парировал Оссакер. — И посмотри, что получилось. И что бы с нами стало? Четверка Восходящих. Один слепой, один без рук, один не владеет собой — и одна не знает, кто она такая. Весьма печальное зрелище при той любви, которой окружил нас отец Кессиан.

— Хватит, — оборвал его Ардуций и поднялся со скамьи, внезапно показавшись сильным и решительным. — Мы не сможем жить, если вечно будем задевать друг друга. Мы родились, чтобы быть вместе, и это должно быть так. — Он шагнул вперед и сгреб Гориана за плащ. — Я знаю, что ты жалеешь о том, что сделал, и что изменил бы все, если б мог. И мы сейчас тебя простим, хотя пока и не будем тебе доверять. Но нам необходимо верить друг в друга, как раньше, иначе мы пропали. Я не справлюсь со всем этим без вас.

Ардуций жестом велел Миррон и Оссакеру встать. Движение было таким быстрым, что Оссакер не успел его рассмотреть, и Миррон тронула его за руку и помогла подняться.

— С этого мгновения все, что мы делаем, мы делаем вместе. Всегда. И мы никогда ничего не станем скрывать друг от друга, даже самые мелкие мелочи. Поклянитесь в этом вместе со мной.

Они послушались и обняли друг друга. Миррон крепко стиснула плечо Гориана, и он ответил тем же. Слева в нее вцепился Ардуций, больно сжимая пальцы и требуя ее согласия. Но напротив нее рука Оссакера неуверенно лежала на плече Гориана, а его лицо оставалось мрачным. Оссакер сумеет простить лишь со временем и, возможно, не скоро.

* * *

Хотя едва миновала середина дня, под холодным серым небом светились фонари, окружавшие форум. Со своего места на ступенях молельни маршал Арван Васселис смотрел на собравшихся там жителей любимого города. Восходящие сидели справа от него и казались маленькими и напуганными. Ступени и чтица Элса Геран гордо стояли по левую руку от маршала. На время собрания границы закрыли, хотя приезжих и не ждали: холод заставлял сидеть дома всех, кроме самых выносливых путешественников.

В Вестфаллене сейчас находилась парочка гостей, но на форум их не допустили по той причине, что маршал-защитник желает говорить с жителями Вестфаллена по личному и не подлежащему огласке делу. Что ж, вполне правдоподобно.

Горожанам была известна тема обращения. Никто из них не знал подробностей, и Васселису предстояло приложить все силы, чтобы убедить их сплотиться вокруг него и Восхождения в ожидании того, что неизбежно начнется. Он посмотрел вверх, на тяжелые облака, и понадеялся, что снегопад на какое-то время задержится. Кессиан сказал, что снег начнет идти только к вечеру. Ардуций решил, что это произойдет немного раньше. Над головой маршала, как светлое пятно на сером, едва различалось солнце. Время настало.

Васселис встал, снял отороченные мехом перчатки, откинул капюшон плаща и вышел на возвышение. Холод обжигал ему лицо и руки, но, чтобы выглядеть искренним, он не мог их прятать. Ропот толпы, плотно сбившейся ради тепла, замер до шепота, а потом и вовсе затих. Ветер свистел в колоннах, окружавших форум, принося с собой шум волн, пытающихся дотянуться до баркасов на берегу.

Молельню хорошо осветили, а по сторонам возвышения поставили жаровни с углями. Они не слишком согревали Васселиса, который стоял под крышей сводчатой, без стен молельни, между двумя резными колоннами.

— Друзья мои, спасибо вам за то, что пришли выслушатьменя в момент, когда решается судьба Вестфаллена, Карадука да и всего Эсторийского Конкорда. Я сожалею только, что вы не принесли с собой теплой погоды. Не знаю, как там у вас внизу, а здесь, наверху, убийственно холодно.

Он дождался, чтобы волна смеха схлынула. На лицах, обращенных к нему, читались обожание и дружеская приязнь. Васселис знал, что они его любят. Ему вдруг стало мучительно стыдно за то, что он сейчас скажет. Это будет похоже на лишение невинности — грубое вторжение в их жизнь остального мира.

— Знаете, с каждым моим приездом сюда я все сильнее влюбляюсь в этот прекрасный город. Моя семья хотела бы здесь поселиться, и я сам больше всего на свете люблю ходить среди вас, проникаясь вашей жизнерадостностью, силой и добротой. В Конкорде действительно нет второго такого места — и я низко кланяюсь вам за то, что вы здесь создали.

На этот раз приветственные возгласы были громче, а аплодисменты не смолкали довольно долго.

— Но вас отличает от остальных не только то, что вы построили, но и то, что вы взлелеяли здесь в течение десятков и сотен лет. Великое дело, в которое многие из вас внесли важный вклад. Великое дело, благословенное Богом. Дело, благодаря которому большинство из вас обладало способностями, такими, какие в будущем будут у многих, а не только у избранных. Как чудесно, что вы стали частью этого дела! И через тысячу лет ваши имена и имя Вестфаллена будут звучать в истории и преданиях. Вас никогда не забудут.

Теперь они целиком принадлежали ему. И молчали.

— Вы спросите почему? Потому что именно сейчас наконец осуществилась та возможность, о которой писал Гориан. И эти четверо граждан справа от меня воплощают собой то, ради чего трудились все мы и наши отцы и деды. Вы все наверняка читали о трудностях, с которыми сталкивались наши предки. Необходимость скрывать тайну Восхождения от ордена, постоянные разочарования, изменения тела и разума у тех, кто рождался с большими надеждами. Пряди Восхождения пришлось пронести сквозь болезни, войны и завесу подозрений. Трудности были столь велики, что часто казалось — легче сдаться и оставить все это в легендах и преданиях.

Но вера, проявленная тогда, была слишком сильной — и при поддержке этого прекрасного города Ступени продолжали путь к успеху, которого мы сейчас достигли. И теперь наступило время, когда надо сплотиться и стать сильнее, чем когда бы то ни было.

Голос маршала зазвучал резче. Сделав паузу, чтобы набрать воздуха, он обвел взглядом жителей Вестфаллена. Напоминание об истории подействовало, и теперь сотни лиц светились гордостью за то, чего им удалось достичь. Однако к этому чувству примешивалось беспокойство. Слишком многие из присутствующих отлично понимали, что за похвалами и признаниями последует призыв к стойкости и разговор о будущих проблемах.

— Ибо с нашим успехом грядут перемены. А с переменами приходит страх перед неизвестностью и страх перед реальными событиями, с которыми мы столкнулись. Я слышал, как вы относитесь к нашим юным Восходящим, и я понимаю вас, на самом деле понимаю. Конечно, вы должны делать то, что считаете правильным для себя и своих детей. Но вам не следует впадать в крайности и забывать, что вы глубоко и неразрывно связаны со всем происходящим здесь.

Поэтому я весьма разочарован, что многие из вас сильно встревожены и поэтому отгородились от наших Восходящих, тем самым изолируя их и даже сторонясь. Пусть их способности необычны, но сами они в душе — обычные дети. И им нужна ваша помощь, чтобы оставаться обычными. Они — ваши друзья, как и Ступени Восхождения. Не отворачивайтесь от них в то время, когда они больше всего в вас нуждаются. Вы все знаете, что мой сын очень с ними дружен. Он их не боится, он их любит.

Васселис поднял руки, заметив, что многие горожане виновато переминаются с ноги на ногу.

— Но довольно об этом. Я здесь не для того, чтобы учить вас, как вам следует растить ваших детей, хотя мне и хотелось бы, чтобы вы сегодня разобрались в том, что чувствуете. То, о чем я пришел вам сообщить, будет иметь далеко идущие последствия для всех.

Мы достигли развилки дороги. Юные Восходящие совершили прорыв и очень быстро осваиваются со своими способностями. И многих из вас, конечно же, удивил собственный страх, когда вы поняли, к чему это ведет. У всех нас бывают периоды тревоги. Но что вам необходимо сейчас понять — пришло время перемен и ваша жизнь уже никогда не будет прежней. Природа Восхождения такова, что в какой-то момент она заявит о себе миру. Это время наступило.

Изумление пронеслось по толпе, словно ветер по пшеничному полю. Васселис поднял руку, призывая к тишине.

— Жители Вестфаллена. Друзья мои. Мы с вами не знали, произойдет ли это при нашей жизни, и мы должны радоваться нашему успеху, хоть он и сопровождается опасностями. Я недавно вернулся из Эсторра, где лично встречался с Адвокатом. Я рассказал ей о том, чего мы достигли здесь, и умолял ее принять это.

Форум замер, все разговоры смолкли. Васселис постарался улыбнуться как можно увереннее, хотя у него отчаянно билось сердце. Только сейчас он осознал, насколько велик был риск, которому он подверг всех, кто стоит перед ним. Маршал унял в голосе дрожь.

— То, что я сегодня стою перед вами, показывает, что она приняла нас. Однако не безусловно. Чтобы умерить ваши страхи, я могу также подтвердить, что ордену ничего не известно и пока я смогу не допустить его сюда, как делал это в течение двадцати лет. Но Адвокатура пришлет в город своих представителей для расследования, и вам надо будет отвечать на все их вопросы с полной откровенностью. Взгляд Адвоката обращен на Вестфаллен — и нам важно сейчас не ошибиться. Ничего не следует скрывать, и никто из нас не должен дурно отзываться о Восхождении, которым мы все так глубоко пропитаны.

Васселис выждал, пока его слушатели немного освоились с тем, что должно на них обрушиться.

— Вестфаллен и его жители уже несколько сотен лет являются гаванью мира и спокойствия для всех, кто имел счастье здесь жить или приезжать сюда. Но, по крайней мере сейчас, этот покой будет нарушен. Я знаю, что очень многие из вас вернутся домой и будут с грустью размышлять о том, что жизнь, которую вы так любите, исчезнет. И возможно, так оно и есть. Но мерило поистине великих, по-настоящему отважных — это способность расти и развиваться при трудностях и переменах. Способность делать жизнь лучше в сравнении с той, что осталась позади.

— И когда я сегодня смотрю вокруг, я вижу величие и отвагу в каждом из вас. Я горд тем, что считаю вас моим народом. Я горд тем, что могу называть вас моими друзьями. — Эти слова вновь вызвали крики одобрения. — Будьте со мной. Будьте с Восхождением. Вместе мы станем легендой!

ГЛАВА 18

848-й Божественный цикл, 30-й день от рождения генастро, 15-й год истинного Восхождения

Генастро поздно пришел на земли Царда. И после холодного, сурового дуса, когда легионеры, стоящие лагерями на захваченных территориях, гибли в основном от переохлаждения, наступил наконец новый долгожданный сезон роста.

Два легиона и две алы, которыми командовал Роберто Дел Аглиос, оказались удачливее многих. Составляя половину северо-восточного фронта, они получили разрешение зимовать на границе Сиррана, огромного королевства лесов и гор, которое раскинулось вдоль северной части Царда.

В течение ста пятидесяти дней, когда погодные условия потребовали прекращения боевых действий, перед Роберто стояла еще одна задача кроме поддержания боеспособности армии. Матери было отчаянно необходимо заключить официальный союз с Сирраном. Уже сейчас дипломаты Конкорда углубились далеко в незнакомые лесные земли. Роберто сыграл свою роль в переговорах, поддерживая в лагере жесткую дисциплину, добывая пропитание только на отведенном ему участке леса и стараясь жечь как можно меньше древесины.

В результате продуктов хватало, и настроение в армии было спокойным. Количество дезертиров невелико, боевой дух вполне удовлетворителен. Хотя, конечно, никого не радовала необходимость провести время дуса вдали от дома. По мнению самого Роберто, Цард с нашествием снега и льда становился самой унылой страной из всех, какие ему доводилось видеть.

Во время спокойных дней, как всегда, появились проблемы с дисциплиной. Скука — опасный демон, и в армии, состоящей из шестнадцати тысяч мужчин и женщин, она распространялась, словно болезнь. Учения и состязания между манипулами и легионами оказались самыми действенными мерами, а вдобавок к ним Дел Аглиос постоянно менял отряды фуражиров, чтобы все могли насладиться охотой. Однако солдаты ссорились из-за сирранских шлюх, обслуживающих войска, из-за доли еды и питья, из-за карточных игр… в холодные ночи все могло вызвать драки и неповиновение.

И хотя Роберто имел репутацию понимающего, «душевного» генерала, он не потерпел отсутствия дисциплины. Он казнил за серьезные нарушения трех мужчин и двух женщин — эти смерти легли на его душу тяжелым грузом. Однако в действующей армии такого масштаба приходилось наказывать одних в назидание другим или же рисковать нарваться на мятеж. В прошлые годы для поддержания дисциплины было достаточно верности своему командиру. Однако война с Цардом тянулась уже пять лет, и терпение тех, кто оставил семьи, переложив на их плечи бремя хозяйственных забот, начинало истощаться.

Последний дус оказался трудным и для администрации Конкорда. Роберто посетила делегация высокопоставленных сборщиков, которые оценивали силы и боевой дух армии и обсуждали планы кампании на генастро. Сам Пол Джеред навестил огромный лагерь легионеров, находившийся в глубине Царда, в двухстах милях от восточной границы Атрески. Именно там Цардиты проявили наибольшую агрессивность во время последней кампании, и продвижение шло мучительно медленно. Легионы южного фронта, стоявшие на границе с Карком, также понесли потери, но больше от набегов степняков, которые грабили обозы и устраивали засады колоннам на марше.

Роберто считал, что ему и другим генералам не нужны подкрепления. Скорее им необходима уверенность, что восточный фронт останется непоколебимым, чтобы северные и южные армии могли достаточно далеко углубиться на территорию Царда и закончить охват.

Его цель заключалась в том, чтобы обезопасить границу Сиррана, пройдя далеко на восток, и встать прямо над заливом Харрин, который лежал почти в тысяче миль южнее. Амбициозный, но осуществимый план, способный стать тем кирпичиком в кампании года, который переломает хребет Царду и оттеснит остатки его сил назад, в центральные области, в крепости и цитадели. После этого можно рассчитывать, что Цард сдастся, и все они смогут отправиться по домам.

Именно об этом Дел Аглиос говорил своим солдатам и кавалеристам с момента отъезда сборщиков. Они увезли с собой его предложения о необходимости удвоить охрану обозов и разместить гарнизоны во всех двухстах приграничных фортах, которые служили защитой от вторжения Царда в Атреску и Госланд. Роберто встревожил тот факт, что каждый третий форт был всего лишь пустой скорлупкой. Несомненно, известия от сограждан о том, что налеты не прекращаются, а искры гражданской войны продолжают вяло тлеть, могли подкосить боевой дух солдат, особенно находящихся под его командованием атресских ал.

Обмен сообщениями между фронтами ускорился с того момента, как начал таять снег. Большие военные силы — двадцать легионов Конкорда и шестнадцать ал, общим числом почти в сто двадцать тысяч человек — одновременно начали учения, восстанавливая боевую форму. Роберто обожал это время года. Энергия и уверенность переполняли пехоту и кавалерию. Все люди верили, что этот год станет последним годом боевых действий. Каждый мечтал о возвращении к той жизни, которую Конкорд обещал им в уплату за службу в легионах.

Что касается Роберто, то он сменит доспехи и гладиус на тогу и жезл высокопоставленного политика. Он не мог определить, насколько ему этого хочется, но такова судьба старшего сына Адвоката. Мать желает, чтобы Роберто вернулся домой. Возможно, именно поэтому ему не хотелось отказываться от жизни солдата. Пусть ему тридцать восемь, но мать будет обращаться с ним так, словно ему десять лет, обучая хитросплетениям политической жизни. У нее благие намерения, но при этом Эрин Дел Аглиос будет так высокомерно-снисходительна!

Роберто покачал головой и вздохнул. Он пригладил коротко остриженные черные волосы и встал из-за рабочего стола, прихватив бумагу, доставленную ему посыльным Конкорда. Прежде чем выйти, Дел Аглиос бросил взгляд в зеркало в правом углу его палатки командующего, расположенной в центре лагеря. Один из ценных советов, который дала ему мать, заключался в том, чтобы он постоянно следил за своей внешностью. Командирам легионов необходимо предъявить эталон дисциплины, а она начиналась с внешнего вида командующего армией.

Из зеркала на него взглянул гладко выбритый, крупный мужчина. Глубоко посаженные синие глаза сверкали, кожа на лице покраснела от ветра и метелей. Белая туника до колен с зелеными полосами Адвокатуры прихвачена на талии кожаным ремнем с гербом Дел Аглиосов: вздыбившийся белый конь, под передними копытами которого скрещены копья. Темно-зеленые гетры доходили до тяжелых сапог с укрепленными сталью носками.

Дел Аглиос удовлетворенно кивнул. Полевая форма вполне подходила для дневных дел. Он снял с подставки, на которой висела его отлично вычищенная и отглаженная парадная форма, подбитый мехом плащ с капюшоном и накинул на плечи, сколов фибулой Дел Аглиосов.

Потом еще раз пригладил волосы, развернулся на каблуках и вышел из палатки, приостановившись, чтобы вдохнуть свежий прохладный воздух раннего утра генастро. Перед ним открывалась картина, которой он никогда не уставал любоваться.

Слева — ошеломляющей красоты лес Сиррана. Вечнозеленый, пронизанный свежими побегами, пробивающимися сквозь его полог, он волнами уходил вдаль, поднимаясь все выше и выше, к склонам, все еще покрытым толстым слоем снега. Разведчики Конкорда прошли две тысячи миль вдоль южного края леса и так и не добрались до его конца. Возможно, в ширину он был такого же размера, как и с севера на юг. В сердце леса возвышалась остроконечная вершина гор Нассос, которая, по предварительным оценкам, имела высоту более тридцати тысяч футов. В ясный день заснеженная верхушка этой потрясающей горы виднелась на сотни миль, доминируя над линией деревьев.

По слухам, у ее подножия находилась столица Сиррана, расположенная на берегах кристально-голубого озера, но так далеко проехать никому не удавалось. Сирранцы свято блюли свои тайны, хранимые до тех пор, пока стоят их леса. В Конкорде никому не приходило в голову затеять войну, чтобы покорить эту страну. Густой лес поглотил бы легионы — и больше их никто никогда не увидел бы.

Со своей стороны сирранцы никогда не проявляли желания расширить границы. Они рождались, жили и умирали в лесу и редко удалялись от дома больше чем на несколько миль. Никто из них никогда не приезжал в Конкорд. Роберто находил это очень и очень любопытным. Жители Сиррана относились к другим странам спокойно, торговали с ними, но дальше дипломатии дело не шло. Что до их культуры, то она, как и экономическая, и политическая системы, оставалась загадкой. Если он сможет выбирать, то его первым делом в качестве политика Конкорда станет посольство в Сирран.

Роберто переместил взгляд направо, устремив его к намеченной цели следующей кампании. Ландшафт прекрасный, но генералу он внушал тревогу. За плоскогорьем, на котором был разбит лагерь, местность сразу понижалась, уходя вдаль холмистой равниной, где в предыдущий сезон разыгралось последнее сражение кампании. Победа, одержанная там, согревала их сердца в течение дуса.

За равниной пейзаж Царда снова приобретал характерные черты. Крутые склоны, глубокие лощины и русла рек, извивающихся между предательскими скалистыми обрывами, вырезанными рукой Бога. Утесы и каменные столбы усеивали местность, словно часовые, преграждавшие путь захватчикам.

Местность, сложная для переходов, не говоря уже о боях. Роберто понимал, что ему придется приложить немало усилий для того, чтобы занять удачные позиции при новом столкновении с яростно сражающимися армиями Царда, которые нельзя не признать достойным противником.

Глядя на пейзажи Царда с их доминирующим зеленым цветом, с прожилками лилового и голубого, которые давали ранние цветы вереска, Дел Аглиос испытал укол сожаления, что эти потрясающе красивые места скоро окрасятся алым, цветом крови тысяч мужчин и женщин. Они будут усеяны трупами, слишком многочисленными, чтобы их похоронить, и завалены обрывками кожи и обломками стали, на которые налетят местные мародеры, сразу прибиравшие все к рукам после ухода армий. И это потому, что король Царда не желает признать разумность объединения с Конкордом и правление Адвокатуры. Сколько еще жизней придется потерять, прежде чем они признают поражение?

Роберто ответил на приветствие стражи у палатки и пошел в лагерь. Он представлял собой увеличенную и немного более благоустроенную версию походного лагеря. Мощеные дороги внутри высокой бревенчатой ограды с четырьмя воротами разбивали лагерь на отдельные сектора.

Его инженеры хорошо поработали. Главной задачей являлся отвод воды и стоков, и палатки разбивали на деревянных помостах, на несколько дюймов поднимавшихся над землей. Только загоны располагались на оттаивающей земле, и раскисшая грязь под копытами коней свидетельствовала о мудрости главного строителя.

Кавалерию — элитные части легионов — расквартировали рядом с его палаткой, вместе с командирами. Легионеры и инженерные части окружали генерала в порядке возраста и опыта: триарии ближе всего, гастаты — на внешней стороне около укреплений, а между ними — принципии. Все как учили. В легионах Конкорда всегда было так. Другого пути нет. Дисциплина, порядок, победа.

Генерал миновал штандарты легионов и ал, полощущиеся на свежем ветру. Покрытые боевой славой знамена частей-ветеранов. Регулярные эсторийские Восьмой и Девятый легионы, легионеры которых назывались Пикирующими Ястребами и Железными Кулаками. И Двадцать первая и Двадцать пятая атресские алы, где были в основном кавалеристы, именовавшиеся Божьими Стрелами и Клинками Харога.

Дел Аглиос поднырнул под свободно висящий клапан палатки, и его встретили скрип отодвигаемых стульев, команды «смирно!» и приветственный стук левых кулаков о правое плечо.

— Вольно! — ответил он. — Садитесь, садитесь.

Роберто направился к прямоугольному столу, к которому были приколоты карты окружающей местности, составленные квартирьерами, и подробные изображения уже пройденных дорог. Он помахал бумагой, доставленной посыльным.

— Дус официально закончился. — Это заявление было встречено радостным криком, хотя все, кто собрался здесь, уже знали это. — Мы сворачиваем лагерь при первой же возможности. Я принял решение, что это произойдет через семь дней. Вы знаете, что нужно делать вам и вашим центурионам, чтобы привести воинов в боевую готовность. Вот дополнительные приказы. Стрелы и Клинки, я хочу, чтобы ваши конные разведчики с сегодняшнего дня начали выезжать на местность. Надо, чтобы они побывали в поселениях, набрали припасов и составили карты лучших дорог. Мы все осознаем возможность засады. Старайтесь получить от местного населения как можно больше информации. Платите им щедро, у моей матери очень большие сундуки. — Это вызвало смешки. — Я хочу, чтобы на марше разведка постоянно опережала нас на четыре дня. Я не желаю столкнуться с противником неожиданно. Надеюсь, это ясно.

Дел Аглиос дождался кивка командующих конными отрядами.

— Отлично. Ястребы, ваша разведка будет идти вдоль границы Сиррана. Я не хочу, чтобы мне зашли во фланг. Дистанция и обмен сообщениями такие же, как у ал. Кулаки, ваша разведка проследит за нашим тылом и поддержит связь с восточным фронтом. Снабжение будет затруднено, но я не потерплю перерывов из-за небрежности с вашей стороны. Договорились? Превосходно. Мастер Рован Неристус. Мы выступаем. Напоминаю, что мы провели дус у лучшего в мире источника древесины. Надеюсь, что наши контракты по поставкам в порядке. Если нет, у тебя осталось семь дней. Не подходи ко мне на марше с докладом о том, что какое-то орудие или повозку надо бросить из-за отсутствия материалов для ремонта — или перейдешь сражаться в ряды гастатов.

Худощавый узкогрудый инженер хмуро взглянул на него:

— Уверен, что гастаты будут рады заполучить меня, Роберто.

— Будем надеяться, что нам не придется это проверять. Опять-таки, ты имеешь разрешение платить. У квартирьеров есть мои счета. Помните все: мы не воюем с Сирраном, и наша цель состоит в том, чтобы этого никогда не случилось. Вы не смеете позволять себе никаких вольностей. Ну разве только с их шлюхами.

Еще один смешок. Дел Аглиос вскинул руку.

— Могу сообщить всем две новости. Одну хорошую, вторую — не очень. Хотя мы подкреплений не получим, на восточном фронте появятся четыре новых легиона. Их наберут в Аварне, Нератарне, Моразии и Бакире, которые до этого времени мало участвовали в кампании. Набор уже идет, но мы не можем рассчитывать, что они начнут участвовать в боевых действиях раньше вершины соластро, это в лучшем случае. Что, мои друзья из Атрески, означает: ваша страна не будет и дальше отрывать людей от полей и мастерских.

Но прежде чем вы начнете радоваться, я вынужден сказать, что, хотя посыльная служба и линии снабжения из Госланда и Атрески будут укрепляться и это завершится к концу генастро, приграничные форты гарнизонов не получат. Мне не дали объяснений, но я подозреваю, что дело как в деньгах, так и в отсутствии людей.

Раздался один-единственный возглас протеста, и Роберто кивнул.

— Знаю, Горан, знаю. Но это реальность. Мы должны использовать ее как стимул для того, чтобы одержать решительные победы в начале кампании, вынуждая грабителей за нашей спиной вернуться к армиям и участвовать в боевых действиях.

Не сомневайтесь, в этом году мы выиграем кампанию. Нам всем хочется снова увидеть свои дома. Поддерживайте дисциплину, поддерживайте боевой дух. Я без колебаний сниму с командования того, кто проявит неспособность работать в полевых условиях. За последние пять лет никто из вас меня не подводил. Позаботьтесь, чтобы так было и дальше. Все свободны.

* * *

Томал Юран, маршал-защитник Атрески, сидел в тронном зале королевского замка в Хароге, который теперь, после присоединения к Эсторийскому Конкорду, стал именоваться базиликой. Бывший король Атрески давно умер, предпочтя пойти на казнь, но не преклонить колени перед Адвокатом. Юран считал себя его законным, хотя и удачливым преемником и поначалу почитал за честь называться первым маршалом-защитником новой области. Теперь он уже не был в этом так уверен.

Генастро почти не согрел его сердце и кости, и мрачный гнев не покидал маршала со времени сокрушившей его надежды аудиенции у Адвоката. Лютые холода, которые пронеслись по Конкорду и охватили Цард, соответствовали его настроению, а ожидание ответа на свои требования и проверки финансовых дел области казались Юрану нескончаемыми.

Но наконец все было завершено, и документы попадут ему в руки, как только маршал закончит встречу с претором Брода Чаек Горсал. Она ожидала его ответа на свое новое прошение. В тронном зале теперь заметно было влияние Эсторра. Здесь воздвигли белые колонны, чтобы установить бюсты великих правителей Атрески, и они выглядели совершенно неуместными в этом увешанном гобеленами помещении с каменным сводчатым потолком.

Прежний трон разрушили как символ свергнутого правителя и заменили на широкое, низкое и очень неудобное сиденье. На формах стражников наряду с гербом Атрески — зубчатой башней, перечеркнутой мечами, — появилась темно-зеленая отделка Конкорда. В настоящий момент вся эта мишура стоила не много. С наступлением генастро должны вновь начаться набеги цардитов.

Томал Юран посмотрел на Лину Горсал, которую пригласил сесть, хоть это и противоречило этикету. Она дрожала от холода, лихорадки и страха за своих людей, которых он, правитель Атрески, не в состоянии защитить от набегов.

— Я рад был бы пообещать больше. Но я и так слишком много людей отрываю от работы и разрушаю экономику, чтобы вести войну, которой мы не хотели, и защищать границы, которые мы не должны были защищать. Я не могу обещать вам безопасности нигде, кроме как за стенами столицы.

— Мы не бросим Брод Чаек, — прохрипела Горсал и закашлялась так сильно, что переломилась пополам. — Так что мы сгорим, когда они вернутся, и наша смерть будет на твоей совести. Закончатся циклы множества Божьих чад. Ты сможешь жить с этим?

Юран проглотил грубость, не поморщившись. Он невысоко ставил религию Конкорда и согласился стать маршалом-защитником только после того, как стало ясно, что верования Атрески, которые имели больше общего с цардитскими, чем с эсторийскими, будут сохранены. Стычки между гражданским населением, с коим он постоянно имел дело, заставили его задуматься, не было ли и это ошибкой. Неудивительно, что маршал каждый вечер возвращался к своему алтарю, моля, чтобы повелители неба и звезд указали ему путь.

— А чего ты от меня хочешь? В таком же положении находятся пятьдесят поселений. Я не могу защитить их все — или одно в ущерб остальным. Мы должны надеяться на окончание боевых действий в Царде. Молись об этом в своем Доме Масок.

Тут же Юран мысленно выругал себя за забывчивость. Презрение скользнуло по бледному, больному лицу Горсал.

— У меня есть надежды, — сказал он. — Реальные надежды. Хотя я сам больше ничего сделать не могу, у меня есть предчувствие, что Адвокат согласится направить в приграничные форты людей из легионов Конкорда.

— Еще одно пустое обещание погрязшего в роскоши и разврате Эсторра, — фыркнула Горсал. — Такое же пустое, как те, что давал Джеред.

— Тогда приезжайте сюда, в Харог, пока не закончатся неприятности. Вы сможете восстановить город, когда наши солдаты вернутся на родину.

Юран чувствовал, что его раздирают противоречия. Эстория по-прежнему внушала ему уважение, хотя оно с каждым днем слабело. Ее служащие и политики наводняли его коридоры. Что ему оставалось, как не идти с ними в ногу? И в то же время маршал-защитник остро ощущал пустоту собственных слов. Это были отговорки, не больше. Горсал покачала головой.

— Мы сильны на своих окраинах. Мы гордимся своим укладом. И мы просим только, чтобы Конкорд отвечал нам такой же преданностью, какую мы проявили по отношению к нему. Защити нас. Защити своих граждан. Или настанет день, когда мы тоже прислушаемся к мятежникам и будем потеряны для Конкорда. — Она встала. — И мы будем не одни. Принеси нам надежду, маршал. Большего мы никогда и не просили.

Провожая ее взглядом, Юран вздохнул. Он ударил рукой по подлокотнику трона и наклонился вперед, проведя ушибленной рукой по лбу. Стоявшие рядом с ним советники молчали. Маршал подозревал, что все они — шпионы Эсторра. Ведь он сам не назначал ни одного из них. Ну что ж, они хотя бы смогут доложить, что он по-прежнему верен Конкорду.

По тронному залу разнеслись звуки шагов. К нему направлялись трое — двое мужчин сопровождали женщину. Сборщики. Маршал жестом пригласил их подойти, вглядываясь в лица. Они оставались непроницаемыми.

— Итак, — спросил Юран, — что с моими книгами? И какое решение приняла Адвокат в ответ на мои просьбы?

Женщина, сборщик-пробер, старший счетчик и воин, подала ему лист пергамента, скрепленного печатью Дел Аглиос.

— Это слово Адвоката, — объявила она. — А тем временем наш отчет о ваших финансах изучают наши собственные аудиторы. Там оказалось мало такого, что можно истолковать как нерадивость.

Он протянул руку, чтобы взять пергамент.

— Я говорил вам, что вы зря тратите время, пробер Менас. Я даю все, что могу. И следовательно, я могу полагать, что от меня не потребуют завербовать еще солдат или собирать дополнительные налоги.

— Безусловно нет, — ответила Менас. Ее тон был нейтральным, лицо со шрамами от давнего нападения оставалось суровым. — Хотя вы не удивитесь, если услышите, что страна, которая не дает налогов, не может претендовать на защиту, обеспечиваемую за счет чужих налогов, особенно когда кампании в Царде так обременяют казну.

Юран поник.

— Что? Но разве не в этом состоит цель Конкорда? Централизованный сбор налогов для блага всех. Нератарн не подвергается нападениям. Его люди могут защищать моих, когда мы в этом нуждаемся. Разве мы — не одна семья?

— Да, маршал Юран, это так. Но Адвокатура приняла решение потратить оставшуюся часть военного бюджета на создание новых легионов, которые обеспечат победу в Царде. Именно туда и отправятся нератарнцы в числе прочих.

— Тогда я вернулся к тому, с чего начал, — горько сказал он. — Мои люди будут умирать по прихоти цардитских налетчиков.

— Оборона вашей страны не моя забота.

Юран ничего не ответил. Он опасался ареста за то, что может произнести, если потеряет контроль над собой. Он откашлялся и развернул пергамент. Послание оказалось кратким. По сути, это было приглашение, из тех, какие невозможно отклонить. Когда маршал читал его, ему казалось, что он глядит на себя со стороны и видит недоверчивое изумление на своем лице и пульсирующий от головной боли висок. Выпустив лист из рук, он устремил на Менас взгляд, от которого она содрогнулась.

— Это что, какая-то шутка?!

ГЛАВА 19

848-й Божественный цикл, 1-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения

Дворец кипел жизнью намного более активной, чем обычно позволяла Адвокат. В коридорах толпились штатские служащие и местные ремесленники, выполняющие поручения организаторов. Шум и суета, царившие в широких коридорах и общественных приемных, только усиливали гнев Джереда.

Он намеревался вымыться, поскольку только что сошел с корабля, прибывшего из Госланда, но знамена на улицах, лихорадочное возбуждение в городе и кипучая работа на холме вызвали у него тошнотворные чувства. А когда казначей выяснил, что является причиной этому, то швырнул гладиус на стол, скинул на пол грязный плащ и зашагал по дворцу в поисках Адвоката.

Украшения венчали каждую колонну и оскорбляли статуи генералов, когда-то принесших победы Конкорду. Хуже того, они оскорбляли каждого легионера и кавалериста, который сейчас находился на территории Царда и сражался с врагом. Сапоги казначея тяжело протопали по мраморному полу большого вестибюля, превратившегося во временный центр проекта. Головы поворачивались в его сторону — головы людей, настолько опьяневших от собственной значимости, что они смотрели на него почти со снисхождением.

Коротко кивнув дворцовой страже, Джеред прошел по центральному саду, направился налево по переходу с колоннами и поднялся по лестнице на личные уровни, где Адвокат и самые близкие к ней люди вели жизнь, скрытую от любопытных взглядов.

Выражение лица казначея не меньше, чем его положение, способствовало тому, что никто не усомнился в его праве стремительно взлететь по мраморной лестнице, балюстраду которой украшали бюсты прежних Адвокатов, а мозаика на стенах вокруг изображала решающую битву в ущелье Картак. Потрясающую победу, после которой Аварн наконец признал поражение и Конкорд получил полную власть над южной частью континента и открыл своим легионам дорогу на северо-запад. В той битве участвовали несколько предков Джереда. Один из них, заслуженный генерал, погиб за Конкорд в этом ущелье.

Мозаика представляла собой великолепное зрелище, но Джереду сейчас было не до нее. Он буквально прыгал через ступеньки и чуть не сшиб двух мужчин, направлявшихся вниз. Тоги из тонкой ткани ярких цветов и аляповатые головные уборы. Казначей едва успел притормозить, узнав их. Богатые землевладельцы, разжиревшие на чужом труде, не знающие жизни за пределами своего роскошного ленивого мирка.

— Надеюсь, ради вашего же блага, что вы не причастны к этому идиотизму, — процедил Джеред.

Они снисходительно улыбнулись ему, словно маленькому шалуну.

— О великолепный казначей Джеред! — проговорил один неразборчивым, видимо из-за выпитого вина, голосом. — Укоротите свой норов. Мы спасаем Конкорд от краха, напоминая себе о нашей славе.

— Вы и вам подобные добьетесь нашего падения — и ничего не заметите, даже когда будете гореть в огне!

Казначей прошел мимо них, сильно задев плечом говорившего и толкнув его на приятеля.

— Берегись, Джеред, как бы твоя звезда не закатилась! Пусть у тебя влиятельные друзья, но их не много.

Джеред остановился и обернулся. Он оказался на ступеньку выше этих бездельников и воспользовался своим ростом, чтобы гневно нависнуть над ними, с удовольствием глядя, как бледнеют их жирные щеки.

— Давайте угрожайте, — проговорил он спокойно и негромко. — Я давно не использовал свое право проверять финансы частных лиц. Возможно, мне надо найти время и снова заняться этим приятным делом.

Казначей покачал головой при виде того, как они поспешно спускаются по лестнице — несомненно, чтобы настрочить Адвокату письма с жалобами на его варварское обхождение. Там, где кончалась лестница, площадка в виде галереи составляла три стороны квадрата. От каждой уходили двери и коридоры. На каждом углу стояли стражники, их доспехи ярко блестели в свете множества фонарей. Копья отставлены в сторону, взгляд устремлен прямо перед собой.

— Хоть кто-то тут еще способен выполнять свои обязанности, — проворчал Джеред себе под нос.

— Где Адвокат? — спросил он у ближайшего стражника.

В вопросе не было необходимости. Из открытой двери в центральной части первого коридора на мягкой волне струнной музыки плыл смех. Казначей узнал голос Эрин. Стражник кивнул в ту сторону.

— Она принимает организаторов, господин Джеред.

— Тогда мое лицо будет приятным контрастом, — отозвался казначей.

— Я не получал приказа не пускать других посетителей, мой господин, — согласился стражник.

— Тебе повезло.

Пока Джеред шел по короткому коридору, он пригладил волосы и потер ладонью лицо. Стражники вытянулись в струнку, стремительно салютуя копьями. На мгновение казначей задержался в дверях. Эрин полулежала на горе подушек в центре комнаты. Мужчины и женщины — восемь человек, судя по быстрому подсчету, — распределились вокруг нее. Некоторые стояли, а другие, на его взгляд, находились слишком близко от ее ног. Лизоблюды.

Один — молодой человек, едва вышедший из подросткового возраста, — разлегся перед Эрин. Ее пальцы обводили контуры его мускулистого торса, тогда как другой рукой она подносила к губам кубок с вином. Вдоль стен стояли слуги, приближаясь, чтобы подать фрукты или долить вино. Музыканты сидели справа от дверей и играли нежные мелодии на кифарах и лютнях.

Джеред покачал головой. В последнее время во дворце он часто повторял этот жест. Ему захотелось сплюнуть на пол прямо под ноги. Вместо этого казначей медленно двинулся вперед, заполняя пространство своей внушительной фигурой и заставляя умолкнуть квохтанье разговоров, — что постепенно и произошло. Он остановился в нескольких шагах от беспорядочно расставленных табуреточек и пуфиков. Те, кто стоял, инстинктивно попятились. Джеред был неуместен. Его дорожная одежда не гармонировала с их пышными нарядами, грязь и пыль реального мира оскорбляли их тонкий вкус.

Адвокат повернула голову и улыбнулась. Подняв кубок, она пролила немного вина на грудь своему консорту. Окунув в лужицу кончики пальцев, Эрин по очереди обсосала каждый.

— Мой господин Джеред, прибыл из дальних стран. Какие вести с наших обширных территорий?

Эрин была пьяна, а ее слова больше подходили для произнесения со сцены, чем для приветствия старшего воина. Джеред проигнорировал вопрос.

— Игры? — спросил он, выплевывая это слово, как протухшее мясо. — Кто из этих кретинов уговорил тебя на такое? Одно из этих раздувшихся чучел, которые мне встретились на лестнице?

Лицо Эрин выразило наигранное огорчение.

— Ты хочешь сказать, что тебе не нравится эта идея?

— Не нравится? Мой Адвокат, эта глупость по своему замыслу и исполнению еще более неуместна, чем строительство новой арены во время правления вашего деда. И мы все читали о том, какие долгие последствия имело его решение.

Ропот протеста пронесся по группе организаторов. Он бросил на них один-единственный презрительный взгляд. Все они были немолоды, слабы разумом и кичились близостью к Адвокату. Эрин уловила их настроение, и ее лицо стало трезветь. Она хотела что-то сказать, но Джеред ее опередил.

— Празднество закончено, — объявил он публике. — Вам пора идти и злоупотребить чьим-то другим гостеприимством.

Это их задело, как он и предвидел. Самозваные сливки общества Эсторра и по этой причине всего Конкорда возмутились и апеллировали к Адвокату. Винный туман у нее в голове, похоже, рассеялся, и она взирала на Джереда со смущением, к коему примешивалось раздражение. Казначей спокойно встретил ее взгляд.

— Если вы не хотите, чтобы этот разговор стал известен большему числу людей, чем следует, то очистите комнату, мой Адвокат, — продолжил он, перекрывая нарастающий шум.

— Не помню, чтобы я обещала вам аудиенцию, казначей Джеред.

— А я не помню, чтобы мой Адвокат становилась жертвой такого слепого безрассудства. Прошу вас, — мягко произнес он. — Сейчас.

Эрин смерила его взглядом. Он увидел едва заметный кивок.

— Я снова призову вас всех утром, — пообещала она. — Прошу прощения за неуместное вторжение моего казначея.

Среди организаторов раздалось облегченное хихиканье. Джеред с трудом сдержал ярость, продолжая смотреть в глаза Эрин. Консорт неохотно выскользнул из игривых объятий Адвоката и встал. Проходя мимо Джереда, он бросил на него недовольный взгляд.

— Адвокат принимает решения исключительно на благо Конкорда. Мы вправе праздновать наши триумфы, — проговорил он ломким голосом, который оказался неожиданно высоким для его телосложения. — Тебе следовало бы поду…

Джеред схватил консорта за подбородок, с силой закрыв ему рот, и поволок к дверям, приговаривая:

— Никогда не стану выслушивать советы недочеловека, который к тому же лишится яиц, если, к нашему изумлению, окажется способным заделать ребенка. Не уверен, что она не сделала ошибки, когда выбрала тебя. Твой голос звучит так, как будто их уже отрезали. Вон! — Казначей вытолкнул консорта за дверь, так что тот отлетел к противоположной стене коридора. — Вон!

Джеред повернулся и захлопнул дверь, успев уловить плохо скрытую ухмылку на лице стражника. Консорт напоследок одарил его убийственным взглядом. Пусть попробует! Джеред прошагал обратно к Адвокату, ожидая ядовитой отповеди и видя веселую улыбку. Он давно знал этот прием и постарался не растерять запал.

— Ах, Пол, тебе не следовало бы так обращаться с моим новым возлюбленным. У него такой тонкий ум.

— Никакого ума я не заметил, — проворчал Джеред. — И буду обращаться с недоумками, которыми ты себя окружила, именно так, как они того заслуживают.

— Ты наживешь новых врагов, — заметила Эрин, поднося кубок к губам. На ее лице снова играла улыбка. Джеред пожал плечами. — Знаю, знаю. Внести их в список, да? Ну, ты немного успокоился или мне звать стражу?

— Я для тебя не так опасен, как ты сама с этим нелепым решением. Праздничные игры? Что на тебя нашло? Или это сборище пустоголовых жирдяев что-то подсыпало тебе в вино?

— Пол, я бы…

— Бог Всеобъемлющий свидетель, с чего нам праздновать?

— Сядь, Пол. — Эрин глубоко вздохнула.

— Нет, я лучше постою.

— Ты будешь делать то, что тебе прикажет твой Адвокат, казначей Джеред.

Джеред закашлялся.

— Разве нам с тобой еще нужны эти демонстрации?

— Ты можешь всерьез об этом спрашивать после столь драматичного явления?

Джеред замолчал и заставил себя сделать пару медленных вдохов. Вот почему он никогда не станет жить с какой-нибудь женщиной. Что-то в их поведении заставляло его взрываться — причем невероятно быстро. Он махнул рукой и сел.

— Вина?

— Нет, спасибо. Эрин, я пришел не для того, чтобы с тобой спорить или чтобы ты напоминала мне, кто из нас главнее. Я просто хочу узнать, что, во имя Бога Всемилостивейшего, заставило тебя решить, будто праздничные игры будут чем-то полезны для твоей репутации или репутации Конкорда.

— В разгар дуса, пока тебя не было, мы…

— Мы?

— Мы. — Эрин махнула рукой в сторону опустевших подушек. — Дело было не столько в холодной погоде, сколько в холоде, охватившем сердца людей. Настроение упало. Мы воюем с Цардом уже пять лет — и до сих пор не нанесли решающего удара. Было решено, что десятидневные игры в начале соластро поднимут упавшее настроение и напомнят нашим гражданам о славе и блеске Эсторийского Конкорда.

Джеред нахмурился. Похоже, что она верит в это — или убедила себя, что верит.

— Пол, битву за Конкорд сначала придется вести на наших улицах. К чему все, если наши собственные граждане не будут нас любить и уважать? Им нужно что-то, что бы их развеселило, и они это получат. Эти игры будут триумфом.

Джеред кивнул, безуспешно пытаясь найти слова, которые могли бы передать его чувства. Он почесал переносицу и потер уголок глаза грязным пальцем.

— Я не согласен. Во время крупной кампании суровость должна распространяться на всех, чтобы они чувствовали, что разделяют общие усилия и трудности. И как все это оплатит казна? Игры ужасно дороги. Твои организаторы не могут рассчитывать на то, что смогут собрать средства на мероприятия такого масштаба, какой, как я полагаю, ты задумала.

Эрин рассмеялась — очень весело, словно он задал элементарный вопрос.

— Ах, Пол, казна богата! У нас есть средства.

— Нет, черт подери, у нас их нет! — прогремел казначей, окончательно выйдя из себя.

Джеред ударил кулаком по блюду, подбросив остатки фруктов в воздух, и вскочил на ноги.

— Я и мои сборщики провели дус, таскаясь из одной промерзшей провинции в другую, чтобы выжать капли налогов, на которые можно набрать новые легионы. И нам мало удалось получить. Ничего нельзя взять с Атрески и Госланда, ничего с Тундарры, Истхейла или Гестерна. Просить у Васселиса ты не станешь, хотя он, наверное, нашел бы деньги. Денег просто нет. Мы с тобой оба это знаем.

— Тогда найди их для меня, Пол! — закричала в ответ Эрин. — Ты мой казначей. Этотвоя обязанность.

Джеред ненадолго замолчал.

— Ты ведь не ждешь, чтобы я на это ответил, правда? Ты знаешь, что я хочу сказать.

— Ты ослеплен войной, Пол. У казны есть бюджет на все аспекты жизни Конкорда. Другие могут выделить деньги на это.

— При всем моем уважении, мой Адвокат, ты не понимаешь, в чем дело. — Он увидел, как Эрин ощетинилась, но все равно продолжил: — Если ты можешь выделить деньги на игры, ты могла бы выделить их на войну в Царде или оборону Атрески. Это совершенно ясно каждому генералу, включая и твоего собственного сына. И я поражен, что ты сама этого не видишь. Признайся. Ты потворствуешь прихотям дюжины скучающих богачей, которым понадобилась новая игрушка. И в это время твои легионы сражаются и умирают ради тебя. Каждая монета, которую ты потратишь на эти игры, могла бы пойти на то, чтобы им помочь. На эти деньги можно было бы защитить границы Атрески и Госланда.

— Я уверена, что маршал Юран убедится в пользе этих игр, когда он сюда приедет.

— Ты его пригласила! — ахнул Джеред.

— Вызваны все маршалы-защитники.

— Боже правый, это же все равно как показать приговоренным к казни кузницу, где собираются отковать меч, который их обезглавит! Ты пытаешься вызвать бунт?

— Он не станет бунтовать.

— Да неужели? Ты давно не смотрела ему в глаза. Гражданская война в Атреске не дает ему покоя. Он знает, как плохо защищена граница с Цардом. Достаточно одной неудачи — и их армии без помех пойдут на Харог.

— Пол, я…

— А когда они в него войдут, кто помешает им двинуться на Эсторр?

— Господин Джеред, изволь замолчать! — взревела Эрин. — Мне плевать на то, кто ты такой, я не позволю обращаться ко мне в таком тоне в моем собственном дворце!

— Джеред собрался что-то ответить, но выражение глаз Адвоката заставило его замолчать. Он ограничился тем, что скрестил руки на груди и отрывисто кивнул.

— Ах, большое тебе спасибо за согласие! — сморщилась Эрин. — А теперь изволь меня послушать. Я не допущу таких несдержанных речей у меня во дворце или на улицах моей столицы. Ты ведешь себя так, будто Конкорду что-то угрожает. Это неправда. Ты говоришь так, словно мы на грани банкротства. И это неправда. У меня в Царде шестнадцать легионов и четырнадцать ал, и я направляю туда подкрепления, что тебе прекрасно известно. Конкорд еще ни разу не собирал такой большой армии — и любой здравомыслящий человек понимает, что мы одержим победу.

А если даже произойдет невозможное и Цард станет угрожать нашим границам, количество граждан и обученных легионов во всем Конкорде просто подавляющее. Цард это знает. Они вынуждены продолжать защищаться, пока не будут побеждены, но нас им не сломать.

Ты говоришь об общей суровости. Джеред, полно! Всегда было так, что приграничные государства сталкиваются с новыми врагами, тогда как те, кто живет в центре, чьи размеры постоянно растут, наслаждаются жизнью, за которую в ходе истории сражались их отцы и матери. Так принято. Мы — система заслуженных привилегий. Мы зарабатываем свое право на роскошь. Когда Цард присоединится к Конкорду, Атреска тоже пожнет плоды победы. Игры, которые мы готовим, — это чествование того, что мы уже построили, и того, что предстоит построить. Они состоятся, и ты не станешь их саботировать.

— Но я не стану принимать в них хоть какое-то участие, — отрезал Джеред. — И на них не буду присутствовать ни я сам, ни хоть кто-то из сборщиков. Я выслушал тебя и надеюсь, что ты права. Искренне надеюсь. Однако это моим людям приходится ездить по дальним областям, и я не допущу, чтобы их обвиняли в том, что они растрачивают сборы, которым можно найти лучшее применение. Их работа и без того достаточно опасна.

Они прекрасно знали друг друга, Эрин Дел Аглиос и Пол Джеред. И казначей понимал, что большего она с его стороны не потерпит. Какое-то время оба молча сверлили друг друга взглядами. Джеред сознавал, что Эрин нужна его поддержка, чтобы игры получили необходимый кредит доверия. Адвокат понимала, что ей понадобится найти уважительную причину для его отсутствия. К счастью, таких было множество.

— Пол, я уважаю тебя и все, что ты говоришь, но ты по-прежнему не потерял способности удивлять и разочаровывать меня.

— Именно для этого ты меня и держишь, — проворчал казначей.

— Возможно, ты прав. Но порой твой вариант видения событий настолько же искажен, как и, по-твоему разумению, мой. — Она отпила глоток вина, и Джеред увидел, что Эрин приняла решение. — Как видишь, я занята, и, откровенно говоря, мне ни к чему, чтобы ты оставался здесь, распространяя дурное настроение. Однако я не хочу, чтобы ты уезжал далеко.

Мы слишком долго тянули с разбирательством относительно Арвана Васселиса и Вестфаллена. Это не давало мне покоя весь дус. Какую позицию займет орден? Какая роль будет отведена мне как высшему гласу? Мне нужны ответы, Пол, и, честно говоря, я не могу доверить это никому, кроме тебя. Хотя меня пугает то, что ты там обнаружишь. — Адвокат позволила себе перейти на шепот. — Меня преследует кошмар, что я подписываю приказ о казни Васселиса.

— Я разделяю это беспокойство, — отозвался Джеред.

— Не сомневаюсь. Так что отправляйся в Карадук. Узнай, что там происходит. И смотри не возвращайся до окончания игр. И скажи Арвану, что он может не приезжать. Думаю, у него будут другие заботы, когда ты приедешь.

Джеред улыбнулся, довольный принятым решением.

— Возвращаясь к теме, как канцлер приняла известие об играх?

— Она в восторге, как ты мог бы предположить. Игры всегда были ареной, на которой орден занимался просвещением, так ведь? И предвкушая присутствие такого количества маршалов, в чьих областях продолжают процветать еретические верования, она буквально слюнки пускает.

— В воображении возникает не слишком приятная картина, — проворчал Джеред. — Мне пора идти.

Он поприветствовал Адвоката, ударив левой рукой по правому плечу, и повернулся к двери.

— Пол. — Джеред остановился и обернулся. Эрин поднялась на ноги. — Ты мой самый доверенный друг. Но даже ты не стоишь выше закона. Действуй осмотрительно и следи за своими словами. Игры уже одобрены сенатом. Их дискредитация — преступление.

Он вздохнул.

— Все, что я делаю, и все, что я говорю, делается из любви к тебе и Конкорду. Тебе следовало бы спросить себя, чем определяются твои решения. — Казначей взялся за ручку двери. — Твои приближенные — твой единственный недостаток. Не позволь им себя ослепить. Ты слишком нужна Конкорду.

Джеред ушел, оставив ее и не зная, воспримет ли Эрин Дел Аглиос его слова как оскорбление или как комплимент.

ГЛАВА 20

848-й Божественный цикл, 8-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения

Разведчики Клинков Харога заметили отряды цардитов семью днями раньше, и Роберто сразу же увеличил скорость марша, намереваясь сблизиться с ними на расстояние однодневного перехода. Они легко углубились в земли Царда, двигаясь по проложенным тропам и дорогам там, где это было возможно, и по прямой — там, где пригодных дорог не было. Местность пересекали глубокие балки и овраги, так что Дел Аглиос отправил дополнительные отряды разведки, чтобы избежать засад. В стороне от главных колонн произошли три стычки, в которых победа осталась за Эсторией, однако вероятность крупного сражения возрастала.

Окрестные поселения уже обнаружили и вооруженные отряды разослали для сбора припасов с приказом не прибегать к силе, если не будет явного противодействия. Роберто не сомневался в том, что кое-кто из фуражиров придумает такое противодействие, чтобы получить возможность помахать клинками. Так было всегда — и, возможно, нелишне изредка демонстрировать решимость Конкорда.

После трех дней быстрого марша облако пыли, отмечавшее передвижение армии Царда, стало ясно видно с верхушки каждого холма. Разведка докладывала, что вражеская армия замедляет ход — видимо, в поисках выгодной позиции, которую можно занять. Тем временем гонцы с юга и востока сообщали, что обе эсторийские армии тоже сближаются со значительными силами цардитов. И это происходило в самом начале сезона!

Роберто отправил ответные сообщения, выражая озабоченность высоким уровнем организации и осведомленности врага и, что важнее, размерами армий, выдвинутых против них. Ему противостояли силы, которые он оценил в две трети собственных, и это повторялось на всех фронтах. Он рекомендовал проявить осмотрительность при выборе места сражения, бдительность по отношению к провокациям и соблазну втянуться в мелкие оборонительные схватки, предпочитаемые противником.

Спустя два дня его армия вступила на неудобную скалистую местность, где повозкам стало трудно двигаться. Разведчики сообщили, что цардиты остановились и разбили лагерь. Роберто решил не торопиться. Он отдал приказ снизить скорость передвижения вдвое и перевел четыре манипулы назад, чтобы те помогли повозкам преодолеть предательские места.

Это был напряженный момент. Цардиты прошли перед ними, и путь теперь усеивали тотемы и идолы. Ученые, сопровождавшие Роберто, истолковали большинство из них как насланные богами Царда проклятия на вражеские ноги, которые должны вызывать переломы костей, потертости и болезни. Но некоторые тотемы были призывами отступить и содержали в себе угрозы смерти в том случае, если армия поднимется на следующий холм, пересечет следующую реку или пройдет через следующую долину.

Суеверные атресские алы дрогнули, поскольку их верования имели тесную связь с цардитскими. Их тревога передавалась остальным легионам, и Роберто немедленно принял меры. В одиночку он проехал в голову колонны и поднялся до середины ущелья, по обе стороны которого теснились отвесные скалы, а под ногами тек мелкий приток реки. Там он повернулся и обратился к верховым лучникам Клинков и всем остальным, кто мог его слышать.

— Кто мы — закаленные ветераны или необученные рекруты, боящиеся брошенных идолов врага, который отступает перед нами? Разве мы не едины перед Богом, который обнимает всех нас, находящихся под небом и над камнями? Или же мы просто толпа суеверных людей, которая воспринимает каждый знак, словно это священное писание? Никто не умрет в конце этого ущелья. Никто не умрет из-за каких-то безделушек, что попадаются на нашем пути. Я вам это докажу.

Он спешился и подошел к тотему, из-за которого всадники прервали движение. Это оказалась невысокая каменная башенка, построенная вокруг деревянного кола. На кол насадили один изогнутый рог горного барана, и все сооружение залили кровью животного. Такой тотем был уже вторым на их пути, но более крупным — более серьезное предостережение. Оно говорило, что горный зверь набросится на тех, кто поднимется на вершину, что камни низвергнутся на них и прольется кровь.

Роберто пнул тотем ногой, обрушив осколки камня и кол. Рог ударился о скалу позади и покатился вниз по склону.

— Это сооружение так же слабо, как и вложенная в него угроза! — крикнул он. — Клинки! За мной! Вперед!

Дел Аглиос довел воинов до конца ущелья, раскинув руки, чтобы продемонстрировать пустоту, которую там обнаружил, и торжествующе улыбаясь тысячам, что шли за ним. Он услышал восторженные крики, которые издавали даже те, кому виден был только его силуэт. Роберто наклонил голову и повернулся, чтобы осмотреть открывшийся перед ним вид.

Схватка близилась. На севере сирранский лес уходил вверх по склонам невысокой горной гряды. На юге устье ущелья, где он сейчас стоял, переходило в длинный ровный хребет, возвышавшийся на сотни или даже на тысячу футов над поросшей деревьями речной долиной внизу. На другой стороне долины, примерно в шести милях, на нижней части склона, которым начиналась гряда гор с заснеженными вершинами, расположился лагерь цардитов. Гряду перерезали перевалы, а на юге, куда едва достигал взгляд, она понижалась, сменяясь более пологими холмами. На севере гряда шла сплошной стеной до границы с Сирраном и дальше.

Позади него останавливалась армия. Роберто стоял на месте, целый и невредимый, принимая не слишком сложное решение. Лагерь цардитов располагался удачно. Они знали, что их враг не пойдет через Сирран, поэтому северный подступ был закрыт. Лагерь защищал все три легко различимых перевала и был обращен к армии, двигавшейся к южным холмам.

Облака закрыли стоящее еще достаточно высоко солнце. Идти дальше сегодня смысла не имело. Роберто прошел обратно к кавалеристам и принял от помощника поводья своего коня. Сев в седло, он обратился к мастеру конников Клинков.

— Вниз по склону и резко направо. Три мили к югу — и разбивайте лагерь. Пусть знаменосцы и инженеры идут вперед с вами, чтобы разметить границы. Промедление будет означать пустые желудки.

— Есть!

— Действуй, — приказал Дел Аглиос и ударил пятками в бока коня, переводя его на рысь и направляя туда, где приток реки вырывался из-под земли. — Клинки! Мастер мечников! — прокричал он. — Ты где, Даваров?

— Здесь! — донесся ответ из плотной массы мужчин и женщин, толпящихся в сужающемся ущелье.

— На время постройки лагеря разверни легкую пехоту между нами и врагом. Я придам тебе кавалерию. Вас не потревожат, но никогда не мешает продемонстрировать решимость. — На губах Роберто возникла улыбка. — И тебе не помешает лишнее учение, а?

— Могу я напомнить моему генералу, что на прошлых играх пехота Клинков быстрее всех выполнила эту задачу? — скупо улыбнулся мастер мечников. Рядовые вокруг него разразились радостными криками. — И если нам не помешает учение, то что говорить о пехоте Стрел, Кулаков и Ястребов?

Крики стали еще громче, и к ним примешался смех.

— Надо сказать, что вы все расслабились за время дуса, когда упражняли только бедра и языки, — откликнулся Роберто и хлопнул в ладоши. — А теперь шагай. Кавалерия ушла вперед.

Он проехал обратно к перевалу и отвел коня чуть в сторону, наблюдая за прохождением армии, ободряя каждого солдата, попадавшего ему на глаза, уверяя, что каждый шаг приближает их к славе.

Голова Дел Аглиоса гудела от возбуждения. Сражение близилось!

* * *

Устройство лагеря удалось завершить к наступлению сумерек, и теперь темнеющее небо прочертили языки костров. Запахи готовящейся еды доносились отовсюду. Инженеры нашли чуть приподнятое плато почти напротив лагеря цардитов. У его основания тек ручей, а почва была достаточно твердой, чтобы разбить шатры и укрепить секции ограды.

Пока основная часть легионеров и кавалеристов занимались снаряжением и лошадьми, плотники и кузнецы работали под руководством инженеров, устраняя поломки в повозках, возникшие в результате последнего нелегкого перехода. Хирургам также нашлось занятие — укусы насекомых, мозоли, растяжения, вывихи и даже редкие переломы. Лагерь наполнился громкими разговорами, песнями и суетой.

Цардиты, расположившиеся на противоположной стороне долины, решили не атаковать — как и предполагал Роберто. Он давно вернул Клинков в лагерь, и теперь только немногочисленные всадники объезжали открытое пространство за оградой, готовые дать сигнал тревоги в случае налета или полномасштабной атаки. Дел Аглиос был уверен, что они не подвергнутся ни тому, ни другому.

Этим вечером он ужинал в своей палатке со всеми старшими командирами. Разведчики должны были вернуться к воротам лагеря только ближе к рассвету, а Роберто желал немного расслабиться и сделать некие предположения, до того как они доставят ему конкретные сведения.

Он поднял серебряный кубок, украшенный гербом Дел Аглиосов, с выгравированной на нем семейной молитвой. Эти слова Роберто выучил в детстве одним из первых:

Если вокруг темно, всегда есть огонь для нас,

Если грядет потоп, всегда есть земля для нас,

Если падет гора, всегда есть приют для нас,

Если ударит враг, всегда есть щит для нас,

Если обнимет Бог, страха нет для нас.

— Дамы и господа, приветствую вас в вашем новом доме. По крайней мере на ближайшие несколько дней.

Они выпили, и армейский глас ордена Эллас Леннарт начал молитву:

— Пусть руки Бога всегда объемлют армию, которая творит дела Его во имя Его. И да пребудет каждый из нас цел и невредим в Его объятиях!

— И да будет так, пока заря освещает небо! — отозвались все.

— Спасибо, Эллас, — сказал Роберто. — Ешьте, ешьте.

Низкий стол, вокруг которого они расположились, был уставлен копченым мясом, выпечкой и пряными соусами, горячими и холодными. Сосуды с вином и водой располагались в трех местах. Тарелки наполняли в молчании: все ждали, чтобы генерал начал обсуждение. Он с оживлением заговорил.

— У нас несколько возможностей. Вы их знаете, и я их знаю. Так что скажите мне, о чем думают командиры цардитов этим вечером.

— Мы — захватчики, — отозвалась Элиз Кастенас, мастер конников Восьмого легиона. Ее домом был Карадук, сердце северных равнин, где все рождаются всадниками. Профессиональный воин, невысокая и крепкая, она с гордостью носила шрамы на удлиненном, с резко очерченными чертами лице. — Им хотелось бы до бесконечности держать нас на расстоянии. Но они — во многих отношениях странные противники, и в последние пять лет нам неизменно удавалось их провоцировать. Думаю, движение в их направлении окажется слишком сильным соблазном.

— Согласен, — поддержал ее Горан Шакаров, мастер мечников Стрел Харога, массивный широкогрудый уроженец Атрески с крупными чертами лица и черными волосами, спускавшимися почти до пояса. — Они гордый народ, и наше присутствие здесь, на их земле, в качестве захватчиков — оскорбление для них. Я всю жизнь провел рядом с ними. Цардиты не станут ждать, чтобы нам наскучило бездействие, и мы сами растаяли, как снег под солнцем соластро. Они захотят изгнать нас из своей страны. — Он улыбнулся, демонстрируя сломанные зубы. — Я знаю, что они чувствуют.

Прислушиваясь к его словам, мастер конников десятой тундаррской алы Томас Энгаард качал головой. Высокий, светловолосый, с внушительным телосложением, он был великолепным конным лучником — лучшего Роберто никогда не встречал.

— Не понимаю, как ты можешь говорить так. Твои слова могли быть верны года три назад, но за последние четыре-пять сезонов мы видим, как цардиты постоянно отдают нам территории. Для этого есть две вероятные причины, и обе должны нас встревожить. Первая — они учатся у нас, и нам будет все труднее спровоцировать их на сражение на наших условиях. И вторая — они намеренно нас заманивают. Что меня беспокоит, так это то, что, если наши сведения верны, восточный фронт снова крепко застрял. А это значит, что позади нас — значительные силы цардитов. И мы должны учитывать то, что генерал Гестерис их не свяжет.

— Не думаю, чтобы нам стоило опасаться, что нас отрежут, Томас, — отозвался Роберто. — Я понял, что ты хочешь сказать, но наш противник — перед нами. Гестериса не смять, давайте реально смотреть на вещи. Если нам удастся победить тех, кто противостоит нам, мы сможем зайти в тыл и нанести решающий удар.

— Я хочу сказать только, что мы отходим все дальше вглубь страны, и погоня за врагом изолирует нас еще больше.

— Вот почему мне хотелось бы узнать мысли их командующего, — задумчиво протянул Роберто. — Они разбили лагерь и позволили нам догнать их. Что бы там ни было, я не думаю, чтобы они стали отступать дальше. Они хотят дать нам бой сейчас. Вопрос в том, встретят ли они нас в долине, а если нет, то где они встанут и нельзя ли нам навязать им действия? Не следует ли нам, например, свернуть лагерь и начать обманное движение на юг?

— Не сразу, — голосом, хриплым от громких криков и сильных холодов, вмешался в разговор Даваров, командир пехоты Клинков. — У нас здесь хорошая позиция. Превосходный обзор по всем направлениям и отсутствие опасности удара в тыл. Давайте спустимся и проверим, не выйдут ли они к нам на ровный участок.

— Вот как? — Бену Рекеросу, уроженцу Эстории, было далеко за пятьдесят, в конце этой кампании он собирался уйти на покой, освободив должность мастера мечников в Десятом легионе. Он говорил мало, но взвешенно, и Роберто глубоко уважал его как за ум, так и за талант командира и физическую силу. — Думаю, на их месте я бы остался на склоне под лагерем и проверил, не попробуем ли мы взломать их фаланги или подойти на расстояние выстрела лучников.

— Я не согласна с тем, что они нас заманивают, и не думаю, что у них хватит терпения двигаться вместе с нами, пытаясь получить тактическое преимущество, — возразила Элиз. — Они никогда не демонстрировали подобной силы воли. Им нужна победа в самом начале сезона — и они остановились здесь потому, что смогли развернуть свои силы, чтобы дать нам бой. Он может начаться не завтра, но я готова поставить свое дневное содержание на то, что мы будем биться с ними на этом поле, и больше нигде.

— Послушайте меня, — сказал Томас. — Даже если они останутся здесь, они могут задерживать нас так долго, насколько у них хватит терпения. И возможно, им только это и нужно.

— Так что ты признаешь, что ошибся? — улыбнулся Роберто.

— Нет, генерал. Я говорю, что, хотя и готов признать, что у них нет желания заманивать нас вглубь своей территории, они все равно могут планировать отрезать нас от подкреплений. Мы уже продвинулись гораздо дальше, чем восточный фронт. Я повторяю еще раз: они у нас учатся. Они не станут просто катиться на нас вниз по склону.

Роберто покончил с вином и наполнил кубок водой, чтобы запить сухой хлеб и жесткое мясо.

— У нас есть контракт на охоту в Сирране? — поинтересовался он.

— Квартирьер говорит, что есть.

— Тогда мне хотелось бы, чтобы он подстрелил нам что-нибудь свеженькое. Это животное явно пережило свои лучшие времена. — Командиры откликнулись на его слова веселым смехом. — Ну что ж, спасибо вам за ваши соображения. Если наша разведка не принесет мне каких-то непредвиденных известий, я предлагаю считать, что лагерь останется на месте хотя бы завтра. Нам надо пройтись боевым порядком, чтобы я проверил, насколько близко мы сможем подобраться, прежде чем я отдам приказ о трехколонном строе. На этом этапе я не стану провоцировать атаку. Томас, я не вполне с тобой согласен. Я не думаю, чтобы они собирались нас задержать. И, Элиз, я не думаю, что они бросятся на нас, как только мы подойдем чуть ближе.

— Так что нас ждет приятный и легкий день, — Роберто прожевал кусок хлеба, раздробив зубами твердое зернышко. — Кстати, сейчас самое время упомянуть о проблемах. Мне не хотелось бы узнать о них на рассвете.

Никто из них не успел ответить. Стук вытянутых в приветствии копий предварил появление воина, нырнувшего в палатку, снимая на ходу шлем.

— Да, центурион? — сказал Роберто.

— Гонец Конкорда от генерала Гестериса с восточного фронта, мой господин, — отрапортовал центурион, носящий знаки отличия Десятого легиона. — Уверяет, что дело срочное.

Он держал в руке сумку.

— Не сомневаюсь. Неси сюда.

Центурион поспешно пересек палатку, передал сумку и ушел, четко отдав честь.

— Один из твоих, Рекерос, — проговорил Роберто, кивая вслед удаляющейся фигуре центуриона и ломая печать Конкорда на сумке.

— Да, генерал, и отличный боец, хоть и немного нервничает в присутствии старших по званию. Он далеко пойдет, если переживет уровень гастата.

Роберто извлек из сумки пачку бумаг. Они были перевязаны бечевкой, а сверху прилагались опись содержимого и его краткое изложение, написанное быстрым почерком генерала Гестериса. Роберто просмотрел верхний лист и почувствовал, как по его телу растекается тепло.

— Гонца отправили от бродов Цинтарита. Как это далеко, по-вашему?

Даваров почесал в затылке.

— Гонец мог бы добраться туда за шесть дней, если часть пути проплыть по реке, ехать всю ночь и получать свежих лошадей в течение всего пути. Я бы сказал, что это не меньше четырехсот миль.

— Значит, они доставили послание максимально быстро, — почувствовав невольное уважение, заметил Роберто, когда сверился с датой, проставленной на письме. — Похоже, мы отстаем и жиреем, когда другие накачивают мышцы с мечом в руке. Генерал Гестерис вступил в бой с цардитами семь дней назад. Будем надеяться, что он уже одержал победу.

— А это что-то меняет? — осведомился Томас.

— Только в моей душе, — ответил Роберто. — Ненавижу вступать в бой позже других. От этого у меня появляется желание оторвать голову первому попавшемуся цардиту. Хорошо, что их тут так много, правда?

ГЛАВА 21

848-й Божественный цикл, 9-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения

Звуки рога, зазвучавшие на рассвете, почти потонули в барабанной дроби дождя, молотившего по крышам палаток. В середине ночи грозовой фронт перевалил через хребет, оставшийся за их спинами, и, хотя ветер быстро стих, тучи не рассеялись, так что лагерь поливало четыре часа подряд.

По лагерю разнеслись крики, поднимавшие солдат с постелей. Дождь заставлял разноголосо гудеть тысячи шлемов, щитов и нагрудников. Роберто уже встал, и оруженосец закреплял на нем доспехи. Они блестели в свете лампы, и генерал одобрительно кивнул. Под начищенным металлом, закрывавшим голову, грудь, предплечья и голени, его отлично выглаженное одеяние, как и положено, зеленого цвета, было украшено вышитой молитвой о победе, которую впервые произнесли во время битвы на перевале Риза двести лет тому назад. Та битва оказалась решающей: после нее Тундарра сдалась Конкорду, а семейство Дел Аглиосов возвысилось.

Роберто поднял руки, пока на пояс навешивали гладиус в ножнах со спиральными узорами. Его плащ, черный с зелеными полосами и гербом Конкорда, был закреплен на правом плече.

— Спасибо, Гаррелит.

Молодой гастат наклонил голову и ударил левым кулаком по правому плечу.

— Мы будем сегодня сражаться, генерал? — спросил он. Роберто улыбнулся.

— Сколько раз ты уже задавал мне этот вопрос? И что я тебе всегда отвечаю? — Он хлопнул Гаррелита по плечу и указал на лук, который стоял на подставке, обернутый кожей.

— Что если бы вы намеревались биться об заклад, то сказали бы, что боя не будет — мы будем только стоять и кричать.

— Ну, вот видишь! — Роберто взял лук и шагнул к выходу из палатки. — Иди в свою манипулу, Гаррелит, и постарайся не дать себя убить. Мне нужно, чтобы кто-то по утрам застегивал на мне кирасу.

— Вы и это всегда говорите, генерал.

— Иди, — рассмеялся Роберто.

Шум армии, начинающей построение, вблизи был просто оглушительным. Он волной обрушился на Дел Аглиоса, показавшись особенно резким из-за дождя и мрачных черных туч. Роберто прибавил свой голос к общему гвалту.

— Пятнадцатый кавалерийский, почему до сих пор не в седлах? — заорал он. — Где маршевый порядок? Ястребы и Кулаки, вы сегодня копаетесь! И почему мои доспехи — единственные, с которых стекает дождь? У нас что, вчера вечером закончилась полировка? Ну-ка, шевелитесь! Лучники, уберите луки. Конкорд, мы выступаем! Разворачивайтесь строем! Надо, чтобы эти цардиты обмочились от одного нашего приближения!

Широкие проходы в лагере были устроены с расчетом на построения. Размещение каждой палатки обеспечивало сбор манипул в нужной для перехода последовательности. Теперь проходы стремительно заполнялись. Воздух щетинился копьями и пиками. Шумные удары капель о металлические шлемы стали намного громче. В загонах кавалеристы вскакивали в седла. Лошади, почуявшие возбуждение перед боем и напряженность, царившую в воздухе, били копытами и храпели. Роберто подвели его коня, и он закрепил лук за седлом, а потом уселся верхом, получив возможность наблюдать за своей армией с высоты.

Шум голосов уже затихал, давая возможность центурионам и мастерам криками сбить подчиненных в тесный строй. Дел Аглиос удовлетворенно кивнул. Они славно поработали в течение дуса. Более шестнадцати тысяч пехотинцев и две тысячи кавалеристов бесконечно упражнялись в передвижении и развертывании. Легионы соревновались друг с другом, кавалерийские отряды устраивали скачки и игры с обходами флангов.

Роберто на рысях направился к горке, специально насыпанной для него у главных ворот. Сигнальщик уже стоял там, дожидаясь его. Развернув коня, Дел Аглиос увидел армию, стоящую в полной готовности. Достойное построение, если принять во внимание проливной дождь.

— Ладно, займемся ими. Сигналь воротам.

— Есть!

Флаги с зелеными и красными квадратами взлетели вертикально вверх, опустились на тридцать градусов, задержались и упали вниз. У всех четырех ворот уже дожидались сигнала. Прозвучали приказы. Укрепленные на петлях створки растащили в стороны. Тяжелые мостки перебросили через ров — и армия пришла в движение. В этом сезоне цардитам предстояло увидеть армию Конкорда в полном боевом порядке.

Роберто любил эти мгновения. Страх и возбуждение на лицах гастатов, показная усталость и умудренность опытом — на лицах триариев. Поразительное ощущение энергии армии, готовой к бою. И звук. От него по коже неизменно бежали мурашки. Ритмичный топот марширующих воинов, рокот тысяч копыт, ударяющих в твердую землю. Звуки, которые свидетельствовали о неудержимой силе.

Три колонны пехоты вышли из ворот в центре, справа и слева, тогда как кавалеристы воспользовались воротами в задней части лагеря, поворачивая направо или налево, в зависимости от того, какой из флангов им был назначен. Сверху это выглядело бы так, словно четыре огромные темные змеи выползают из брюха чешуйчатого зверя. Роберто надеялся, что с той стороны долины это зрелище выглядит не менее пугающим.

Роберто подбадривал криками, желал удачи и призывал Божье благословение на принципиев, которые проходили мимо него через главные ворота в центре, и ощущал, как тело содрогается от ритма марша. Он выехал следом вместе со своими экстраординариями — охраной, составленной из кавалеристов Атрески и Эстории. Слева и справа, стоя у палаток и повозок, их провожали взглядами гражданские — маркитанты и шлюхи, прикидывавшие, какая работа предстоит им в конце дня.

За стенами лагеря колонны построились. Гастаты слева, принципии в центре, триарии справа. Еще правее инженеры вывезли цепь повозок, запряженных мулами: на каждой была установлена метательная баллиста. Эсторийская кавалерия рысила справа и чуть впереди, охраняя пехоту от неожиданных действий противника, хотя бы и маловероятных. Дождь и туман уменьшали видимость, но казалось, что враг просто стоит и наблюдает — насколько можно было судить по темному пятну перед их лагерем.

Легионы пошли сквозь дождь и грязь вниз, к берегу реки, которая пересекала центральную часть долины. Спуск оказался легким — пологий склон порос сочной травой и редким кустарником. Разведчики Роберто отыскали брод, там из воды торчали камни.

Перейдя реку, они двинулись дальше. До врага оставалось две мили. Роберто ехал во главе армии, оценивая расстояние и определяя момент, когда надо будет отдать приказ к развертыванию. Впереди цардиты поспешно строились и перемещались вниз по склону, чтобы оказаться на расстоянии от лагеря, но не потерять преимущества, которое давала им возвышенность. Сбор проходил не так дисциплинированно, как требовал от своих Роберто, но вполне успешно.

Дел Аглиос приказал повозкам развернуться на расстоянии чуть меньше полумили от врага. Расстояние превышало полет стрелы, и у него оставалась возможность двинуться вперед при прямой провокации. По последним оценкам, дальнобойность его лучников была чуть меньше, чем у цардитских стрелков, хотя под таким дождем стрелкам действовать сложно. В любом случае баллисты вступят в бой прежде лучников, посылая копья, усиленные стальными болтами, на расстояние почти в триста ярдов.

Роберто проехал направо, мимо кавалеристов, которые разбились на лучников, мечников и катафрактов — тяжеловооруженных конников в доспехах. У него за спиной манипулы выходили на позиции, центурионы четко держали строй. Повозки с грохотом выехали на места, орудия пока оставались под чехлами, так как нежелательно подставлять блоки и веревки дождю раньше, чем это потребуется для битвы.

Дел Аглиос ждал в конце строя. На развертывание ушел почти час, каждая манипула была отделена от соседних в классическом шахматном порядке. Тщательное построение проходило под защитой кавалерии, которая сосредоточила все внимание на врагах. Когда оно завершилось, Роберто проехал вдоль строя. Мимо лучников и легкой пехоты, готовых вступить в схватку. Мимо фаланги и тяжелой пехоты, чьи щиты впереди и в центре были установлены на землю, а концы сарисс длиной в двадцать футов почти терялись за пеленой дождя. Пехота атресских ал составляла левый и правый фланги, эсторийские регулярные части занимали центр.

— Мы — армия Конкорда! — Дел Аглиос знал, что речь услышат не многие, но ее содержание быстро передадут всем. — Мы — авангард. Перед нами девственная территория. И, насколько я знаю, вы после себя нигде не оставляли девственниц!

Хриплые крики и волна смеха прокатились по строю, следуя за его словами, передаваемыми по армии — манипула за манипулой. Роберто выехал в центр строя и остановился, глядя назад, поверх голов легионеров.

— Нам дали приказ. Этот год — год, когда мы нанесем решающие удары, которые поставят Цард на колени перед Богом и Адвокатом. И есть награда весомее той добычи, которую мы уже захватили. На этот раз победа будет означать, что мы все сможем вернуться домой!

Второй взрыв криков, более громких. Копья и пики стучали по обратной стороне щитов.

— Но победу надо заработать. Уважайте своего противника и сражайтесь упорно. Защищайте своих товарищей. Дисциплина. Порядок. Победа.

Они были готовы. И теперь оставалось только ждать.

И они ждали. Весь этот дождливый день, в течение которого все презрительные выкрики, ложные маневры и небольшое продвижение вперед не смогли выманить ни единого человека и ни единой стрелы со стороны цардитов, стоявших перед ними на склоне. Роберто продержал легионы в поле до раннего вечера, а когда тучи начали наконец расходиться, они ушли обратно в лагерь, двигаясь на заходящее багровое солнце.

Так прошли четыре дня. Армия Царда наблюдала демонстрируемые Конкордом силу, обученность и решимость и довольствовалась тем, что отпускала насмешки, кричала и даже пела, оставаясь в безопасности на склоне, куда, как они поняли, Роберто вести свои легионы не собирался. Дальнобойность вражеских луков и без того представляла опасность, и он не хотел усугублять ее, ведя атаку вверх по склону. Дел Аглиос уже подумывал о том, чтобы вывести баллисты перед пехотой. Такую тактику он не любил. Повозки мешали наступлению, к тому же значительно увеличивался шанс их повреждения или разрушения. Но в конце концов это могло оказаться единственным способом спровоцировать противника.

Роберто даже попытался начать ложное движение на юг — но тут же стало ясно, что противник им не воспрепятствует. Разведчик, вернувшийся этой ночью, разъяснил причину происходящего. Цардиты накапливали дополнительные силы семьюдесятью милями дальше. В результате такого перехода Дел Аглиос просто получил бы врага как впереди, так и в тылу. Такой вариант он разыгрывать не собирался.

Вечером, на четвертый день противостояния Роберто прошелся по лагерю, останавливаясь у костров маркитантов, подхватывая песни и рассказы и возглавив молитвенный обряд на лужайке ордена. Пусть во время кампании у них нет Дома Масок, но это не означало, что они должны отказаться от своих традиций. Дерн лужайки перевозился в трех повозках и выкладывался на землю перед палаткой гласа, как только разбивали полевой лагерь. За эти последние дни, солнечные и дождливые попеременно, трава хорошо подросла, так что конь пощипал ее. Это было добрым знаком.

Позже Дел Аглиос в одиночестве ужинал в своей палатке, обложившись рапортами центурионов, квартирьеров, хирургов и ветеринаров. Армия находилась в отличном состоянии, и он составлял послание на восточный фронт Гестерису, спрашивая о новостях и сообщая о первом контакте с противником. Кружка сладкого чая испускала ароматный пар у его левой руки, а чашка с заячьим бульоном стояла справа, прямо на рабочем столе.

— Можно, генерал?

Он поднял голову. У входа стоял мастер-инженер. Рован Неристус, застенчивый лысоватый мужчина со слабым телосложением, совершенно не подходившим для жизни в действующей армии. Роберто не мог сказать толком, как инженеру удается выживать, но каждый следующий день был благом для армии. Неристус обладал блестящим умом и острым языком. В армии его любили. Роберто часто говорил, что хотя он сам — генерал, но последним человеком, который погибнет в его армии, будет Неристус. Он пригласил инженера войти.

— Чем могу быть полезен, Рован?

По традиции в каждом легионе и але должен существовать свой собственный отряд инженеров, но Роберто решил создать отдельное формирование. Оно включало в себя двести человек. Хотя каждый его член номинально прикреплялся к какой-то из манипул легиона, эти люди были слишком важны, чтобы рисковать ими в бою. Роберто всегда говорил, что если фермеры и гончары должны сражаться, то для лучших плотников, кузнецов, ученых и каменщиков найдутся дела поважнее. Если, конечно, им не грозит удар мечом в брюхо. Тогда они должны вступить в бой.

Неристус сдернул шапку с головы и прошел в палатку. Его руки, лицо и одежда перепачкались в смазке. Ему было далеко за пятьдесят, так что он приближался к пожилому возрасту. Роберто задумался: инженера хоть когда-нибудь волновала его внешность? Маловероятно.

— Спасибо, что привел себя в порядок перед визитом к своему командующему. Я рад, что ты так уважительно ко мне относишься.

— От этого мало толку, Роберто, — ответил Неристус. У него всегда были проблемы с субординацией. И уж с глазу на глаз — определенно. — Я еще не закончил работу.

— Итак?..

— Ну, насколько я понял, мы просидим здесь до дуса, пытаясь выманить этих цардитов со склона, если не выведем вперед баллисты.

— А, так ты теперь еще и тактик? Твои способности растут.

Неристус указал пальцем на свои глаза.

— Они у меня еще в порядке, — заявил он. — И я знаю, что у нас нет такого количества людей, чтобы тратить жизни на атаку вверх по склону. Тем более если помнить, что ждет нас дальше.

— Верно, — согласился Роберто.

Что-то за этим стояло. Что-то хорошее, иначе Неристус не явился бы к нему. Он ощутил прилив радостного возбуждения.

— Так что нам нужно в ближайшее время убедить противника спуститься со склона в долину — иначе мы рискуем, что к ним подойдет подкрепление.

Зануда, этот Неристус. Неплохое свойство, хотя порой оно заставляло его произносить вслух нечто ясное как божий день. Роберто решил его не прерывать. Иначе мастер доберется до сути не раньше утра.

— Мои плотники работали с разными сортами древесины, которую нам продают сирранцы. У некоторых видов бука очень интересные свойства. Он обладает большой прочностью и одновременно гибкостью. Это значит, что мы можем… — Неристус замолчал. — У тебя найдется время выйти и посмотреть?

Роберто пожал плечами.

— А дело того стоит? — спросил он, решив немного подразнить собеседника.

Неристус непонимающе воззрился на него.

— Я никогда не трачу даром чужое время.

Мастерские инженеров развернули у задних ворот — как можно дальше от Роберто, чтобы не мешать ему шумом. Они были залиты ярким светом и почти невыносимо раскалены горнами. Удары молота по металлу разносились под ночным небом, смешиваясь со звуками пилы, фрезы и напильников.

— Ты не даешь своим подчиненным спать? — спросил Роберто, пока они шли к открытому входу в палатку.

— Телу нужно меньше сна, чем мы думаем. И потом, мы любим свою работу, — ответил Неристус. — Нам сюда.

Он провел генерала в правый угол, где на земле стояли две баллисты. Окружавшие их работники поспешно выпрямились для приветствия. Роберто ответил коротким кивком.

— Продолжайте. — Он повернулся к Неристусу. — Так, на что я смотрю?

Неристус прищелкнул пальцами.

— Закрутите эти две, — приказал он своей команде. — Смотрите, генерал.

Роберто смотрел. Двое мужчин стали закручивать вороты в задней части обоих орудий. Окованный железом деревянный стержень-рычаг, больше всего похожий на гигантский лук, начал сгибаться, по мере того как канат скручивался и напрягался. Дерево и канат трещали, ползун тащил тетиву лука назад по ложу метательного снаряда. Одна тетива со щелчком встала на спусковой рычаг. Спустя какое-то время то же сделала вторая. Заряжающие отошли. Роберто нахмурился. Он на всякий случай всмотрелся еще раз, но разница, несомненно, была.

— Ты отвел спусковой рычаг этой баллисты дальше, чем у первой. Почему?

Глаза Неристуса заблестели.

— Сирранский бук великолепен! — ответил он, похлопав ладонью по второй баллисте. — Посмотри, какая у него прочность на изгиб! Она на пятнадцать процентов выше!

— И насколько дальше она выстрелит? — Роберто улыбнулся.

— На шестьдесят ярдов, не меньше. Я изготовил новые рычаги для всех, генерал, — объявил он. — И с твоего позволения я могу установить их к завтрашнему утреннему маршу.

— А точность стрельбы?

— Сможем поэкспериментировать на цардитах, если хочешь, — сказал Неристус.

Это резко меняло будущую картину боя. Дел Аглиос радостно кивнул.

— Рован, ты гений, а твои инженеры — гордость Конкорда! Сделай это, — приказал он, — Завтра нас ждет великий день.

* * *

Еще до начала сухого, но пасмурного рассвета распорядок изменений тактики был передан по команде. Армия выходила так же, как и в первые четыре дня, но на этот раз существовала настоящая уверенность, что кровь прольется. Неристус этим утром шел со своими повозками, и это зрелище придало Роберто еще больше уверенности. Баллисты освободили от пологов, и свежее масло блестело на новых буковых рычагах.

Легионы построились, как раньше, но на этот раз паузы не последовало. Наступление началось, как только развернули боевой порядок. Оно было медленным и четким. Роберто приложил увеличительную трубу к глазу, проверяя, есть ли перемены в реакции цардитов, но заметного передвижения не наблюдалось. Их пехота стояла одной сплошной цепью с центральной фалангой. Позади наготове располагались лучники, кавалерия прикрывала фланги.

Кавалерия Дел Аглиоса стояла чуть позади. Шестьдесят лишних ярдов означали, что баллисты смогут начать стрельбу по цардитам поверх голов его пехоты раньше, чем гастаты окажутся в пределах досягаемости стрел противника. Этообнаружит слабость в позиции врага. Хотя цардиты имели тактическое преимущество, находясь выше по склону, у них почти не оставалось места для маневра при отступлении — они сразу же окажутся в собственном лагере. У них не будет другого пути, если им захочется уйти из-под обстрела баллист.

Неристус прекрасно умел оценивать расстояния, так что армию Роберто остановил по его сигналу. Они подошли к противнику ближе, чем раньше. Гастаты оказались в двухстах пятидесяти ярдах от врагов, которые по-прежнему вызывающе стояли в полный рост за щитами. В строю цардитов не было движения, хотя, возможно, ощущалось беспокойное шевеление, вызванное новым маневром. Однако они знали, что по-прежнему находятся вне досягаемости.

— Стой! — выкрикнул Роберто. Его приказ передали флажками и повторили по всей армии мастера и центурионы. — Приготовиться к обороне! Стена щитов перед наступающим противником, копья вперед и вверх! — Он развернулся в седле к правому флангу с эсторийской кавалерией. — Инженеры! Взводить и заряжать. Первый залп по моему сигналу, затем — по команде мастера!

Сорок воротов баллист со скрипом и стонами начали вращаться, на каждом стояло по двое мужчин. Болты установили в пазы — зазубренные стальные пирамидки на ясеневых древках, тяжелые и смертоносные. Прозвучал сигнал готовности. Роберто поднял руку, флажки повторили его движение. На равнину упала тишина. Цардиты на склоне ждали. Ниже готовился к бою Конкорд.

— Не подведи меня, Неристус, — прошептал Роберто. Он рубанул рукой воздух, и флажки опустились. Почти сразу же тетивы баллист рванулись вперед, и глухой стук нарушил тишину. Снаряды просвистели над головами пехотинцев. Роберто удалось проследить начало их полета, но потом, опускаясь, они растворились на фоне гор и зелени.

Пехотинцы и кавалеристы Конкорда затаили дыхание. Роберто представил себе, как Гаррелит, стоя среди гастатов, глядит поверх щита на болты, несущиеся на противника. Юнец рвался в бой. Сегодня его желание осуществится.

Цардиты пришли в движение — бурный всплеск на глади моря. Крики тревоги разнеслись по строю, а потом ударили болты. Роберто посмотрел на линии врага через увеличительную трубу. От мест попадания разбегались люди. Некоторые болты не долетели до цардитов добрых десять ярдов, взрыв землю или отскочив и растеряв энергию. Но лучшие выстрелы попали прямо в первый ряд. Цардитов сразило наповал. Один, пригвожденный болтом, извивался и дергался, и изо рта у него лилась кровь. Легионы Конкорда торжествующе завопили.

Позади Роберто снова вращались вороты.

— Увеличить наклон! — заревел он. — Пять градусов!

Приказ передали инженерам. Рычаги передвинулись на зубчатых колесах, и острия новых болтов отклонились вверх.

Баллисты выстрелили снова. Опять короткая тишина, а потом смертоносный свист. На этот раз все болты ударили по первым трем рядам. Цардиты сдвинули и подняли щиты, но против тяжелых болтов они были бесполезны. Дерево и кожа крошились, кольчуги и броня рассекались. Роберто показалось, что каждый болт нашел свою жертву. Через трубу он увидел, как смертоносный снаряд прошил насквозь одного человека и ударил в следующего, отбросив двух убитых назад, на их товарищей. Легионеры Конкорда презрительно орали и хохотали, призывая врага идти вперед и сражаться.

Вороты баллист закрутили в третий раз. В лагере цардитов началось движение. Единственным вопросом было, в какую сторону они пойдут. Щиты снова подняли для защиты. Цардиты тесно сбились за ними, стараясь поставить впереди как можно больше слоев. Это оказалось ошибкой. Баллисты Неристуса выстрелили снова, загудев тетивами, и множество цардитов погибли, отброшенные тяжелыми гарпуноподобными снарядами. Даже скользящие удары вырывали конечности из суставов.

Цардиты ринулись в атаку сразу после выстрела. Пехота и кавалерия понеслись вниз по склону. Перемена в звуках и настроении была поразительной. Десятки тысяч людей мчались вперед, желая заполучить головы врагов. Топот ног и стук копыт сотрясали землю. На новичков гастатов в передних манипулах это могло произвести впечатление.

В ответ позади своих манипул забегали центурионы, глядя на Роберто и сигнальные флаги. Дел Аглиос быстро переместился туда, где его штандарт будет виден лучше всего, ощущая, как в теле нарастает возбуждение, а сердце бьется быстрее. Он извлек гладиус из ножен.

Вороты заскрипели снова. У Роберто оставалось немного времени на то, чтобы оценить атаку противника. Она проходила дружно и дисциплинированно, со скоростью, рассчитанной на то, чтобы смешать ряды врагов и оттеснить их назад. Цардиты захотят навязать им отступление, зная, что баллисты неповоротливы и могут застрять позади.

Отряды цардитов были построены шире, чем манипулы Роберто, но в целом линия наступления оказалась более узкой, так что шансы на охват флангов противника кавалерией у них невелики. А вот сам Роберто мог предпринять такую попытку. Но не сейчас. Флаги и вестовые замелькали вдоль строя, длина которого составляла примерно полмили. Слишком велика, чтобы управлять ею непосредственно. Сигнальщики и посыльные смогут передавать его указания, а мастера и центурионы будут принимать решения на местах. Дел Аглиосу придется полагаться на то, что эти решения окажутся правильными. Сейчас от него ждали сигнала, как следует начинать бой.

Цардитская кавалерия двигалась стремительно и хорошо умела стрелять с седла на скаку. Ряды пехоты начали наступление, прикрываясь традиционными щитами и обнажив чуть изогнутые сабли среднего размера. Неплохое оружие для открытой стычки, но не очень годится для боя в тесном строю. Роберто принял простое решение.

— Сигнальте тактический план номер один. Пехота держится плотно, кавалерия разбивает строй и изматывает. Начать действия при разделении в тридцать ярдов. Не дайте им остановиться и обстрелять нас.

Флаги пришли в движение, передавая заранее оговоренные сигналы. Вестовые, расставленные позади гастатов, повторили приказ. Сквозь шум наступающей армии Роберто слышал, как выкрикивают команды центурионы и мастера. В центре строя эсторийцев восемь манипул, вооруженных сариссами, составили фалангу. Они продвинулись вперед на несколько ярдов, чтобы передние ряды могли встать на колени и выставить длинные копья горизонтально. Противника встречал лес копий — нужно преодолеть три ряда таких, чтобы дотянуться саблями до первых гастатов. Их прикрыли щитами, так что они были трудноуязвимы для стрел или метательных дротиков.

На другом конце линии фронта готовились к атаке манипулы пехоты. Передние ряды выставили щиты вперед, а стоящие сзади подняли их вверх над головами, создав плотный панцирь. Справа и слева эсторийская конница разбилась на атакующие и резервные отряды, ожидая приказа начать движение. А в рядах принципиев и триариев подняли дальнобойные луки. Сотни спокойных, опытных солдат Конкорда воткнули стрелы в землю у ног.

Баллисты сделали еще один выстрел. Болты косили передние ряды цардитской армии, отбрасывая их на задние, вызывая смятение и временную приостановку наступления. Солдаты перешли на шаг, держа тесный строй. На ходу они стучали саблями и копьями о щиты, выкрикивая оскорбления и издавая боевой клич, желая шумом компенсировать свою относительную малочисленность. Им необходимо было быстро сломать легионы Конкорда.

— Лучники! Приготовиться к залпу! — выкрикнул Роберто.

Новые флаги, новые вестовые. Луки согнулись. За мгновение до приказа Роберто выстрелили цардитские лучники. Тысячи стрел дугой прошли над передними рядами наступающих и застучали по щитам манипул гастатов: колючий дождь, достаточно частый, чтобы отыскать любую случайную щель в стене щитов. Роберто увидел, как появились бреши, щиты падали на тела тех, кто их держал.

— Проклятье! Стрел очень много, — пробормотал Дел Аглиос.

Ему хотелось дать сигнал к наступлению, хотя он знал, что делать этого пока не следует.

— Стоять на месте!

Крик разнесся по строю. Стена составилась заново, бреши по возможности закрыли.

Легионы Конкорда ответили. Туча стрел взвилась вверх, прошелестела по воздуху и обрушилась на первые ряды цардитов, стуча по щитам, пробивая шлемы и впиваясь в руки и ноги. Люди стали падать. Послышались крики, но оскорбления и песни не прекратились. Движение ускорилось, и Роберто увидел, что щиты врагов сдвинуты и подняты вверх, повторяя прием его легионов. Новые стрелы. Выстрелы с обеих сторон шли на счет десять, так что от них потемнело небо. Стрелы летели все дальше и дальше в ряды Конкорда. Пока армии сближались, его воины падали на землю — хотя у врага потерь было больше.

— Сохранять дисциплину, — негромко приказал Дел Аглиос — Не двигаться, не показывать страха.

* * *

— Щиты! — рявкнул центурион.

Гаррелит поднял щит под углом над головой и напряг тело. Сквозь узенькую щелку в стене щитов он увидел, как летят стрелы. Ужасающий, убийственный дождь сверкал перед глазами, проносясь прямо над головой или стуча по щитам и доспехам. Стрелы падали, словно град на жестяную крышу, — грохочущий шум смертоносных когтей. Они проскальзывали по щитам или отскакивали от них, находили щели и пробивали слабые точки.

Деваться было некуда. Убежать нельзя. Все легионеры стояли твердо. Гаррелиту эти минуты сражений казались самыми тяжелыми. Единственные мгновения, когда он чувствовал себя по-настоящему беспомощным. Сердце отчаянно колотилось, и он молился Всеведущему, чтобы ему не выпало умереть от зазубренной стрелы. Он обещал генералу, что вернется и поможет ему снять доспехи, после того как будет одержана победа.

Лучники Конкорда сделали ответный выстрел. Гаррелит увидел, как стрелы падают на врагов и злосчастные цардиты гибнут, не успев нанести удар. Гастаты радостно закричали. На них обрушился следующий залп. Новые молитвы, новые тихие призывы удачи. Дождь металла пролился. Стрелы колотили по его щиту, шум и вибрация были мерзкими. Одна стрела пробила щит насквозь, ее наконечник расщепил дерево прямо под его рукой. В третьем ряду перед Гаррелитом один солдат получил стрелу в глаз. Он упал замертво. Еще одна жизнь унесена прочь. Ничего нельзя было сделать — только переместиться на ряд вперед и помочь отодвинуть назад тело.

Гаррелит глубоко вздохнул и перешел вперед, отчаянно мечтая услышать приказ наступать и звон скрещивающихся клинков.

* * *

Еще три залпа — и цардиты сблизились с ними на расстояние в тридцать ярдов. Сигнальные флаги свернули и закрепили на древках. Гастаты Роберто двинулись вперед. Направляемые стоящими позади центурионами, они поднимали щиты высоко перед собой или над головами и шли вперед — фланги быстрее, чем центр. Их вызывающие крики разрывали воздух, понося меткость вражеских стрелков, оскорбляя мастеров клинка и предрекая неизбежную победу Конкорда.

Цардиты отвечали. Продолжали лететь стрелы. Справа и слева маневры конницы повторяли движение его собственной кавалерии. Однако противник подобрался чуть ближе, чем следовало. Роберто пристально наблюдал за ним, и у него возникла идея, как этим воспользоваться. Он успел повернуться, чтобы увидеть новый залп баллист. Болты ударили в центр построения лучников, сбивая с ног людей, взметая в воздух фонтаны земли и крови. Дел Аглиос поманил ближайшего вестового.

— Пусть баллисты целятся в кавалерию. Только один залп!

— Есть, генерал!

Женщина помчалась вдоль построения. Роберто секунду смотрел ей вслед. Он надеялся, что его кавалерия поймет намек. Послание все равно не успело бы дойти до левого фланга. А вот у себя за спиной он мог быстро передавать приказы — и сделал это.

Его всегда возбуждал вид армий, идущих в бой. Дел Аглиос потратил много времени на обучение командующих той работе, которую они выполняли ради самих себя, своих близких и всего Конкорда. Он ожидал, что все воины пойдут в сражение, полные сил и веры, и что они выложатся до конца, даже если это будет стоить им жизни.

Почти не останавливаясь, чувствуя за собой дыхание товарищей, легионы Конкорда и армия Царда мерным шагом сближались. Дротики пехоты уже преодолевали сокращавшееся расстояние, попадая в первые ряды врага. Клинки обнажили, щиты подняли, солдаты приняли боевую стойку. В центре должны были столкнуться фаланга с фалангой — жестокая схватка на выносливость. На флангах выпады и рубящие удары эсторийских гладиусов парировались более длинными цардитскими клинками.

Первый звон оружия положил начало резкому и дружному взрыву воплей, исторгнутых из множества глоток. Для всех начинался бой. Сейчас будет решаться вопрос жизни и смерти.

Роберто наблюдал за происходящим и ждал, когда баллисты будут повернуты и заряжены. Стрелы все еще летели, но армии уже сблизились настолько, что целиться стало трудно. А поскольку кавалерия все еще находилась вне досягаемости, слишком много стрел бесполезно падало между передней линией и резервом.

На переднем крае, казалось, никто пока не добился успеха. Возможно, Конкорд чуть продвинулся на флангах, но пока схватки не были ни жестокими, ни затяжными, никому не хотелось совершить ошибку, которая создаст реальный прорыв. Вскоре противники начали расходиться, сражающиеся отталкивали друг друга и рубили пустой воздух или выставляли щиты далеко вперед. На земле лежало несколько тел. Каждая сторона осыпала противника оскорблениями и приглашала сразиться, а из задних рядов снова полетели дротики Конкорда.

Роберто нахмурился. В стычке не ощущалось напора, словно обе стороны просто вели учебный бой, готовясь к какому-то сражению в будущем. Тетивы баллист снова щелкнули. Разминка закончилась. Инженеры его не подвели. Болты вломились в конницу противника на обоих флангах, протыкая коней, пригвождая всадников к седлам или снося их на товарищей. Моментально поднялась паника. Кони шарахнулись от мест ударов, всадники пытались с ними справиться. Справа целый отряд не смог удержать коней, которые понесли их на цардитский лагерь. Всадники ничего не могли сделать, некоторые даже предпочли спрыгнуть наземь и покатиться. Результат оказался даже лучше, что Роберто мог надеяться.

Дел Аглиос приказал дать сигнал к атаке конницы, но мог бы и не беспокоиться. Его катафракты рванулись вперед, конные лучники поддержали их атаку, всех, в свою очередь, защищали легкие отряды, вооруженные мечами. В целом две трети его верховых понеслись на врага, а остальные охраняли фланги пехоты. Та отреагировала не менее быстро и снова начала ближний бой.

Огромная волна шума катилась по равнине. Рык солдат Конкорда, почувствовавших близость победы в этом неожиданном повороте событий. Оглушительный топот копыт по влажной земле. Храп и ржание коней. И резкие удары металла по щитам и доспехам.

Роберто смотрел, как атакуют первые катафракты. Всадники в тяжелой броне, выходцы из благородных семей, были вооружены длинными пиками и обучены разбивать отряды вражеской кавалерии, нанося удар, поворачивая и отступая. Они налетели на конников Царда, разрывая построение, увеличили смятение, вызванное ударом баллист, и посеяли новую панику. Десятки всадников врага мгновенно оказались на земле.

Следом за ними подоспели лучники, сделавшие три залпа по разорванному строю, а потом отступившие следом за катафрактами, чтобы перестроиться для следующей атаки. При этом они уступили место легкой кавалерии.

Уже при второй атаке Роберто увидел, что противник начинает ломаться. Пора развивать успех! Под обстрелом баллист пехота цардитов, к тому же опасающаяся за незащищенные фланги, была очень уязвимой.

* * *

Грохот царил неописуемый. Никакой приказ не услышали бы — и потому приказов после начала атаки не отдавали. Гаррелит стоял теперь во втором ряду и кричал на товарищей впереди. Из-за плотно сомкнутых щитов и тесно стоящих воинов жара усиливалась, и тошнотворная вонь разливалась от крови, дерьма и желчи. В ближнем бою цардиты были пугающей силой. Кривые сабли наносили удары, разбрызгивая кровь воинов Конкорда. Овальные щиты пробивались с трудом.

Гаррелит посмотрел на тех, кто стоял слева и справа от него. На их лицах отражалось то же напряжение, какое испытывал и он. Гастатов мутило от ожидания, им отчаянно хотелось драться и не менее отчаянно хотелось остаться в живых. Гаррелит крепче стиснул рукоять меча и в сотый раз стукнул щитом. Впереди шел яростный бой. Нескончаемое кровопролитие. В голове у него крутился стишок: «Не для потехи надень доспехи — ударь сердито по всем цардитам».

Клинки звенели и сталкивались. Искры разлетались, воины хрипели, вопили и ругались. Они сражались за лучшую позицию, за убийственный замах, за боевой дух. Оружие било в щиты. Громовые удары разносились по тесному строю. Громче и громче. Гастат впереди него заорал. Шлем слетел с его головы и отскочил от наплечника Гаррелита. Солдат повернулся, показав Гаррелиту перерубленное горло, и упал мертвым.

Гаррелит встретился взглядом с цардитом и рванулся в прорыв, лишая его возможности ударить по незащищенным бокам легионеров справа и слева. Враг ударил саблей сверху вниз. Гаррелит отвел клинок в сторону, а потом нанес ответный удар гладиусом, почувствовав, как по кольчуге скользнуло острие. Противники приготовились продолжить поединок.

В голове у Гаррелита прояснилось. Этот человек ему не ровня. Он недостоин жить. Гаррелит ощутил близость окружающих его гастатов. Он не может их подвести. Он резко двинул вперед щит — и почувствовал, как по нему ударил вражеский клинок. Гаррелит пробил из-под щита гладиусом и натолкнулся на защиту цардита.

Вражеский клинок нанес новый удар, скользнул по левому плечу и вызвал боль в руке, держащей щит. Гаррелит охнул. Цардит почуял шанс — это промелькнуло в его глазах. Его щит выдвинулся вперед. Гаррелит рискнул. Он отшатнулся назад и влево. Противник нанес удар, ожидая ответного, и не встретил его. Его сабля рубанула по щиту Гаррелита, но удар оказался несбалансированным. Гаррелит увидел слабину, колющий удар — и меч проходит сквозь доспехи, погружаясь в живот!

Глаза цардита округлились от потрясения и боли. Он закашлялся. Кровь забила у него изо рта, плеснув Гаррелиту на лицо, на щит и шлем. Цардит стал падать. Гаррелит отпихнул его ногой назад и издал крик облегчения. Он услышал вокруг дружный рев и увидел, как строй цардитов дрожит и ломается. Что-то случилось. Где-то на поле боя нанесли мощный удар.

Рядом с ним отвлекшегося легионера Конкорда рубанули по ногам, и он рухнул. Новая брешь, новая угроза. Гаррелит не мог дожидаться, пока оживет онемевшая от удара рука. Он тряхнул головой, чтобы убрать с глаз кровь и пот, глубоко вздохнул и снова перешел в атаку, молясь, чтобы поскорее пришла победа.

* * *

— Принципии, вперед! — приказал Роберто. Флаги передали сигнал к наступлению. Вторая линия легионеров Конкорда побежала вперед, увеличив напор, заставлявший врага отступать шаг за шагом. Снова начался обмен залпами стрел, но перевес был за ним. Роберто это ощущал. Всеведущий да пребудет с ними, он это видел! Слева сделали решающий прорыв. Он увидел, как сотни конников стремительно отступают вверх по склону. И одновременно на самом левом фланге быстро наступали манипулы Божьих Стрел.

Пехота почувствовала необходимость нового усиления атаки. Оскорбления стали громче, удары клинков и щитов — сильнее. Уверенность в близкой победе придавала воинам Конкорда новые силы. Справа от Роберто приготовились к массированной атаке катафракты. Уже ослабленная конница цардитов разлетелась клочьями. И пока легкая кавалерия преследовала последних врагов на фланге, катафракты врезались в оставшихся без прикрытия лучников и пехотинцев. Разбегающихся врагов топтали копытами, били щитами и пиками…

* * *

Гаррелит понял, что в бой вступили принципии. Гастаты подались назад, чтобы пропустить их, но он остался на месте. С его меча уже стекала кровь трех врагов, и он чувствовал себя могучим и несокрушимым. Принципии мощно ударили по цардитам, заставив поредевший строй попятиться назад. Гаррелит двинулся вместе с ними, проталкивая вперед щит и нанося удары.

Он услышал ржание коней и почувствовал, как дрожит земля от ударов копыт. Зажатый со всех сторон, Гаррелит не мог определить, чьи это кони и насколько они близко. Однако появление принципиев определенно означало, что перелом в ходе боя произошел. Наверняка это мастер Кастенас вламывается в центр вражеской армии.

С Гаррелита ручьем тек пот. У него ныли руки и огнем пылали ноги. Прямо перед ним линия цардитов сжалась, словно Бог стиснул их своей могучей рукой. Среди них началась паника. За спиной у Гаррелита орали гастаты, спешащие присоединиться к атаке. Гаррелит посмотрел поверх щита. Цардиты больше не смотрели вперед. Он вонзил меч прямо в бок вражеского солдата и вырвал его обратно, двигаясь дальше, пока противник падал. Они ломаются. Цардиты ломаются! В плотных рядах стали появляться просветы: вражеские воины начали поворачиваться и убегать.

Вокруг него раздался новый оглушающий рев, и гастаты рванулись вперед следом за сплошным фронтом принципиев. Справа от него пехота шла в обход флангов, завершая охват противника, перемещаясь относительно фаланги, которая якорем держала на себе сражение. Гаррелит замахал мечом над головой и присоединился к атаке. Всюду царила мешанина ног и тел. Он спотыкался и скользил по трупам цардитов, используя щит как опору.

Его наполняла радость победы. Перед ним поскользнулся и упал цардит. Гаррелит обрушил край щита на его незащищенную спину, а меч — на шлем врага. Кровь оросила взрыхленную землю. Невероятно. Битва могла длиться целый день! Гаррелит так быстро оказался на переднем крае, что только сейчас осознал: в душе он не рассчитывал, что переживет это сражение! Он расхохотался, охваченный возбуждением, которое разделяли все гастаты вокруг него, и побежал дальше, к лагерю цардитов.

Гаррелит не увидел клинка, который рассек ему ляжку и вонзился в пах. Он не смотрел на мертвых, только вперед, на бегущих и сломленных цардитов. Он сделал еще шаг, прежде чем боль догнала его и бросила на колени. Он свалился на щит, зажав туловищем руку. И всем телом содрогнулся от боли. Гаррелит с трудом перевернулся на спину. Гастаты пронеслись мимо.

Он увидел того человека, который нанес ему удар, — это был цардит, с головой, перемазанной кровью. Враг выронил саблю и упал на спину, лишившись сил.

— Ублюдок, — прошептал Гаррелит. — Да пошлет тебя Бог к демонам ветра.

Он вновь содрогнулся и оттолкнул свой щит. Схватился за ляжку и пах, почувствовав горячую влагу. Клинок с такой легкостью рассек его плоть — и как раз там, где у него не было доспехов. Кровь лилась так быстро! Гаррелит зажал рану, пытаясь остановить кровотечение, но кровь струилась меж его пальцев.

Он позвал на помощь, но вокруг стоял такой шум! Топот ног и стук копыт… Гаррелит протянул руку, с которой капала кровь.

— Пожалуйста! — пролепетал он.

Кто-то шел к нему. Кто-то поймал его взгляд и понял, в каком он положении. В глазах плыло. В ушах раздавался оглушительный рев. Теперь он лежал на боку, снова пытаясь зажать рану. Как много крови!

Гаррелит усомнился, сможет ли он смыть ее, когда придет время помочь генералу снять доспехи.

* * *

Роберто не мог просто стоять и наблюдать за боем. Он радостно закричал и повернулся к экстраординариям, которые с восторгом наблюдали за происходящим.

— Какая победа! — воскликнул он. — Просто невероятная победа! Да вознаградит Бог Рована Неристуса! Да возлюбит Бог Конкорд!

Дел Аглиос воздел руку с мечом над головой.

— Эстория! Погоним этих ублюдков! — Роберто ударил пятками в бока коня, и экстраординарии последовали его примеру. — Я хочу получить голову их командира, чтобы уже к вечеру отправить королю Царда!

Громко улюлюкая, он поскакал вслед за своей победоносной армией.

ГЛАВА 22

848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения

Дорога в Вестфаллен отличалась не только идеальным покрытием, великолепными постоялыми дворами и отличной охраной — она также позволяла путнику любоваться мирными и прекрасными видами. Они оказалась идеальным противоядием отвратительному настроению Джереда, в котором тот пребывал с момента ссоры с Адвокатом.

Решение Джереда уехать из Эсторра на время подготовки и проведения того действа, которое, к его ярости, было поименовано «Торжества Конкорда», было воспринято как оскорбление всеми титулованными гражданами столицы. Однако они понятия не имели ни об истинных причинах его отсутствия, ни о том, как это могло отразиться на их вере.

Путь до порта Pay лент — главного порта Карадука на Тирронском море — оказался ужасным. Джеред свалился с болезнью желудка, которая лишила его сил, аппетита и способности переносить качку. Ему еще никогда в жизни не было так тошно, и возможность сойти со «Стрелы Арка» оказалась настоящим благословением.

Казначей был настолько слаб, что отправился в Кирандон в экипаже и почти всю дорогу прижимал к носу надушенный травами платок. Неизменно гостеприимный Васселис настоял, чтобы Джеред остановился на его великолепной трехэтажной вилле с потрясающими садами и роскошными купальнями.

Джеред быстро шел на поправку благодаря дополнительным усилиям умелых докторов Васселиса и травяным и овощным отварам, которые они готовили. Однако настроение не улучшалось. Он заметил, что с подозрением относится к Васселису, и почти не разговаривал с ним во время недолгого пребывания на вилле. Только сейчас, когда солнце прогрело тело казначея, пока они ехали верхом на отличных лошадях, он начал успокаиваться.

Дорога в Вестфаллен в основном шла вдоль реки Вест. Она оказалась вымощена и устроена не хуже любой дороги в центре Конкорда. Немало товаров проходило через Вестфаллен по торговому пути от Истхейла в Кирандон, и им редко удавалось остаться на дороге в одиночестве больше чем на пару часов.

Растительность вдоль берегов широкой, медленно текущей и неглубокой реки поражала буйством красок. Дорога вилась вдоль южного берега реки, оставляя нетронутой дикую природу на северном.

Главным элементом ландшафта были болота. Местами их ширина достигала сотни миль, так что они доходили до самых склонов Дуканских гор. Рай для естествоиспытателя, но совершенно непригодны для чего-нибудь другого. Ровная, однообразная, безрадостная местность. Джеред наслаждался ее дикостью, пугающими криками хищных птиц и печальными воплями животных, которые заходили в болота слишком далеко и теряли всякую надежду выбраться живыми. Бог царил здесь неколебимо — и даже самая мирная страна не была безопасной.

На взгляд Джереда, основные красоты лежали на юге. Равнины с вереском и высокой травой, продуваемые преобладающими восточными ветрами, сменялись пологими лесистыми холмами, усыпанными небольшими поселениями, отдельными фермами и виллами ушедших на покой богачей Адвокатуры.

Он хорошо знал эти места. Тут легко было целиком погрузиться в охоту и рыбалку или просто в прогулки по лужайкам и берегам покрытых солнечной рябью озер. Джеред и сам планировал начать строить здесь виллу лет через десять, чтобы завершить строительство к тому моменту, как он перестанет быть сборщиком. Ему полагалось бы войти в политическую структуру Адвокатуры, но эта перспектива внушала отвращение. Казначей не любил ни толпы, ни придворных угодников. Отставка и тишина казались неизмеримо более привлекательными. Если, конечно, рассчитывать на то, что к моменту его отставки Конкорд еще сохранится.

— Ты уже присмотрел себе землю? — спросил Васселис, угадав его мысли.

Джеред указал на полосу долины, которая, как он знал, заканчивалась широким участком с превосходной рыбалкой.

— На северном склоне над озером Фристос. Хорошие пастбища для моих коней и лучшие виды во всем Карадуке.

— И можно добывать мрамор и везти вверх по реке из Гленхейла. Чудесное место, хотя я не соглашусь с тобой насчет видов. Наверное, они все-таки на втором месте.

— Если, конечно, там все не разграбят и не сожгут к тому моменту, как я дам отдых своим старым костям, — проговорил Джеред, удивив самого себя серьезностью тона.

Васселис искоса посмотрел на него, хмурясь под широкополой шляпой.

— Ты чересчур драматизируешь.

— Да неужели? — резко бросил Джеред. С того вечера в Эсторре его уважение к Васселису очень сильно уменьшилось, и пережитое разочарование по-прежнему причиняло боль. — И на чем ты основываешь это предположение?

— Я все-таки регулярно езжу в Эсторр, Пол.

— Но ты не видишь того, что видят сборщики.

— Так просвети меня.

Будь он проклят, этот человек: он все понимал!

— На нас идет сильное давление. Победа в Царде отнюдь не гарантирована, несмотря на присутствие нескольких отличных генералов и испытанных в боях легионов. Продвижение фронта на границе Омари и Дорноса полностью остановилось. К этому надо добавить необходимость нашего военного присутствия в Тирронском море, в Горнеонском заливе и в Великом Северном океане — и станет ясно, что силы наши слишком напряжены. Набеги на Атреску и Госланд серьезно подрывают верноподданнические чувства и настроения. Гестерн также подвергается все большему давлению. И в довершение всего Юран никак не может справиться со своими внутренними неурядицами. Когда-нибудь нам сильно набьют морду — если не сделают чего-нибудь похуже. И что тогда? Одно можно сказать определенно: игры — это не решение.

— В этом мы с тобой едины. Цард силен и стоек, а у нас почти нет нормальной защиты, — добавил Джеред, для которого явилось облегчением высказать то, что не пожелали слушать в Эсторре.

— Защиты от чего?

— От серьезного поражения.

— Это смелое и пугающее высказывание, если учесть, что исходит оно от тебя, — заявил Васселис с суровым видом.

— Ты не был в Атреске или в Царде.

Наступила пауза.

— Так это действительно серьезно?

— Ты видишь, что я улыбаюсь, маршал?

— Нет, — откликнулся Васселис — Не вижу.

Джеред не рассчитывал на такой поворот. Настроение испортилось как раз в тот момент, когда он сам начал успокаиваться. Казначей некоторое время молчал.

— Как скоро мы его увидим?

— Что?

— Вестфаллен, конечно.

— Извини. Я задумался. — Васселис почесал голову под шляпой. — Теперь уже совсем скоро. Поднимемся на следующий холм, и он будет лежать внизу, воплощение красоты и безмятежности, каким, безусловно, и является.

Джеред увидел, что глаза у Васселиса заблестели, и почувствовал, как его лицо согрела улыбка.

— Есть ли что-нибудь, что ты любишь больше этого якобы несравненного города?

— Не считая жены и сына? На самом деле нет. — Маршал-защитник негромко засмеялся, позволив себе расслабиться. — Ты ведь там ни разу не был, правильно? Всегда посылал подчиненных, несмотря на все мои советы.

— Возможно, меня всегда тревожило то, что прячется под поверхностью, — отозвался Джеред, пытаясь понять, всерьез ли он это сказал.

— Можешь не тревожиться, — заверил Васселис.

— В этом еще надо убедиться. — Джеред протер запорошенные пылью глаза. В долине, по которой они поднимались, небо отличалось поразительной синевой, а в воздухе царили жара и безветрие. — Сколько я не был в Кирандоне?

— Пару лет или что-то около того, — ответил Васселис.

— Могу поклясться, что за это время твой сын стал вдвое выше.

Казначей посмотрел на Кована, который ехал и беседовал с его группой расследования. Нетта предпочла закрытый экипаж, защищавший от жаркого солнца. Кован ехал с ними не просто ради отдыха. Он был полезным свидетелем — и, как понимал казначей, возможным участником заговора. И его мать тоже.

— Обещай, что найдешь время устроить с ним учебный поединок, — попросил Васселис. — И не надо его недооценивать. Сейчас он входит в десятку лучших в Кирандоне, а ведь ему всего семнадцать.

— Буду рад. Мне не мешает попрактиковаться.

— На каком ты сейчас месте?

— Ну, после этих игр я буду нигде, но сейчас я третий, — проворчал Джеред. — В последнее время у меня нет возможности участвовать в поединках. Слишком много дел вне Эсторра.

— Третий? Наверное, вам все-таки лучше не биться. Я не хочу, чтобы ты ему что-нибудь повредил.

— Обещаю быть нежным и ласковым.

— Это нечто новенькое.

Они замолчали. Кони преодолевали последний участок подъема. Джеред почувствовал, как появляется ветерок, и ощутил в воздухе запах моря. Васселис натянул поводья и остановился.

— Ну, вот мы и приехали, — объявил он. — И попробуй сказать, будто я преувеличивал.

Маршал не преувеличивал. Вестфаллен был прекрасен. Начиная с рыбацких баркасов в заливе и кончая потрясающим водопадом. От золотистого песчаного пляжа и до белоснежных домов, построенных вокруг форума и фонтанов. От полей, где колыхалась пшеница, и буйно росли овощи, до водяной мельницы, чье тихо шлепающее колесо задавало медленный ритм жизни. Он был прекрасен, как на картине. Казалось невозможным поверить, что ересь, о которой рассказал Васселис, действительно растекается по этим мощеным улочкам и пропитывает каждый камень.

Его отряд подтянулся на холм, и Джеред посмотрел направо. Ему придали всего двоих людей, но самых лучших. Капитан Арков входил в личную охрану Адвоката, и его едва удалось оторвать от семьи и всех обязанностей. Он будет смотреть на все скептическим взором, не замутненным религиозными идеями. И еще мастер-инженер Адвоката, беспокойный стареющий гений Орин Д'Алинниус. Джереду необходим взгляд ученого и инженера, а лучшего в Конкорде не было. Если не считать Рована Неристуса, которого Роберто держал при себе в Царде.

Позади него остановилась повозка. Двадцать телохранителей Васселиса и собственный отряд левимов Джереда, элита сборщиков, ждали приказа продолжить путь.

— Я думал будет что-то более мрачное, — проговорил Д'Алинниус, чьи маленькие глазки почти спрятались под нахмуренными бровями. — Ты обрисовал это место как какую-то твердыню зла. Я скорей бы остался здесь на покой, чем рекомендовал стереть этот город с лица земли.

Джеред покачал головой и проговорил скорее для Васселиса, чем для самого себя:

— Думаю, ты вспомнишь, что на самом деле я говорил так: ересь может предстать снаружи белой и невинной, тогда как внутри будет биться черное и непреклонное сердце.

— Очень поэтично, — пробормотал Васселис.

— Я не хочу, чтобы люди меняли свои взгляды просто потому, что все выглядит так мило. — Джеред в упор посмотрел на Д'Алинниуса. — Это ясно?

— Науку внешний вид не обманывает, — пожал плечами инженер.

— Капитан Арков, вам есть что добавить?

Джеред заметил, что капитан хмуро смотрит на лежащий внизу Вестфаллен.

— Я пытаюсь понять, откуда взялось это облако, — сказал он, указывая на дальнюю часть города, где над полем пшеницы на совершенно ясном небе росло серое пятно.

— Столб дыма, по-моему, — предположил Джеред.

— Нет, — возразил Д'Алинниус. — У него нет свойств ни того ни другого. — Он откашлялся. — Скорее всего, это мираж, созданный жарой и близостью моря. Ничего еретического в этом нет, как я подозреваю, казначей Джеред. Пока. — Он помолчал. — Постойте. Ведь это…

Васселис смеялся.

— Да! Поразительно, правда? И может считаться чудом после двадцати дней сплошного солнца, вы согласны со мной?

Джеред почувствовал, как у него колотится сердце, и он пробормотал молитву, призывая Бога сохранить их в своих объятиях. Это была одиночная туча, она не двигалась по небу, и она проливалась дождем.

* * *

— Получилось, получилось! — воскликнул Кессиан из своего кресла.

Миррон расслышала его слова, и они придали ей уверенности. Она чуть сильнее прижала пальцы к затылку Ардуция. Мальчик стоял на коленях на земле позади виллы, где орошение провести не удалось, и посевам грозила опасность из-за долгого отсутствия дождя. Одну руку он опустил в ведро с водой, вторую повернул ладонью к небу.

За последний сезон их способности раскрылись, словно рассеялся туман, позволив впервые увидеть новую землю. Они научились ставить преграды, когда использовали окружавшие их энергии жизни, усиливая их и меняя их форму, и получали результаты, которые были одновременно чудесными и пугающими.

Миррон побаивалась того, на что она способна. Ей казалось, что страшно им всем, за исключением, возможно, Гориана, хотя и он казался изменившимся. Он стал тише и усерднее и не так быстро выходил из себя. Она прогнала мысли о нем. Из-за них пульс у нее ускорялся, а глубоко в животе возникал жар.

«Сосредоточься!» — приказала она себе голосом отца Кессиана.

Девочка чувствовала, как Ардуций проводит природную энергию воды сквозь их тела. Он как Слушающий Ветер направлял работу, тогда как она обеспечивала усиление. Они уже проделали такое в спокойной атмосфере виллы, но теперь в этом нуждались фермеры Вестфаллена. Возможность оправдать себя в глазах жителей радовала Миррон.

Ардуций напрягся и с трудом произнес:

— Спокойней, Миррон. У нас получается, видишь?

Миррон подняла голову. Ее тело переполнял поток энергии воды, ровный и непрерывный. Она походила на энергию земли, только прохладнее. Миррон позволила ей наполнить себя и расти внутри ее, а потом передала через свои пальцы Ардуцию. Она видела линии, которые стремительно текли с его расставленных пальцев высоко в небо. Прохладная энергия била в горячий воздух и сразу становилась видимой, как быстро растущее облако. Ардуций использовал приток новой энергии, чтобы удержать облако, не дать ему превратиться в тонкий туман и сгореть.

Миррон поражало умение Ардуция. Хотя облако оказалось небольшим, главное то, что он, как любой великий Слушающий Ветер, способен читать энергии неба и к тому же направлять их по своему желанию. Девочка задумалась над тем, нельзя ли приспособить его идеи к экспериментам с огнем.

Облако над ними набухало и кипело. Оно потемнело и бросило тень на них, на виллу и поля вокруг нее. Облако находилось в сотнях футов над ними, гораздо ниже, чем положено облакам, и было размером с половину холма.

— Какая красота, Арду! Продолжай строить.

— Если ты и дальше мне поможешь.

Они оба стали уставать. От расхода энергии у Миррон дрожали колени, и она чувствовала, как Ардуций под ее руками покачнулся.

— Осторожнее! — донесся голос Кессиана. — Не перенапрягайтесь. Вы уже сделали очень много.

— Пора отпускать, Миррон, — сказал Ардуций. — Ведро пустое. Готова?

— Да.

Миррон увидела, как он сдвинул ладони, а затем развел скрюченные пальцы, словно разрывая паутину. Она ощутила каплю дождя у себя на лбу, еще одну и еще — а потом из тучи полился дождь, питая землю. Миррон обняла Ардуция, и они со смехом заплясали под ливнем, несмотря на усталость.

Обернувшись, она увидела, как отец Кессиан с радостью смотрит в небо, смаргивая капли дождя. Стоявшие поблизости фермер, его жена и двое работников протянули руки, глядя, как струи воды бьют им в ладони, и не веря ни своим глазам, ни чувствам. Однако они невольно улыбались.

— Ладно, вы двое, немного поспокойней, — проговорил Кессиан, поднимаясь из кресла с помощью своих палок. — Вам надо пойти отдохнуть. Вы наверняка устали.

Миррон радостно улыбнулась ему и подбежала, чтобы крепко обнять.

— Смотри, что мы можем сделать! — чуть задыхаясь, сказал Ардуций.

— Вы определенно сделали старика очень счастливым, — отозвался Кессиан.

— А на следующий год я смогу закрыть все небо водой из одного ведра, вот увидишь!

Кессиан рассмеялся. Миррон наблюдала, как он смотрит на облако, которое уже стремительно таяло, хотя дождь еще продолжал идти, сильный и обильный, заливая поля и отскакивая от поникших стеблей пшеницы.

— Не знаю, что и сказать, — проговорил фермер, подходя к ним. — Похоже, вы спасли мой урожай. Это… ну… я просто не знаю.

Он махнул рукой в сторону полей, а потом провел пальцами по намокшим волосам.

— Я рад, что мы смогли тебе помочь, Фарий, — улыбнулся Ардуций.

Фермер кивнул и взъерошил Ардуцию волосы.

— Я тоже рад, что у вас получилось. Мы все многое узнали за этот сезон, верно?

— Совершенно верно, — согласился Кессиан. — И я надеюсь, что теперь ты сможешь наладить орошение. Думаю, просто где-то лопнула труба. Гм-м…

Миррон была хорошо знакома с этим звуком. Он означал, что отцу пришла в голову идея.

— Интересно, не сможет ли юный Оссакер найти место поломки, — проговорил Кессиан.

— Так, как он делает это с костями? — подхватила Миррон, моментально оценив его мысль. — Он может почувствовать, как вода вытекает из разлома, правильно? Потому что там появится темнота, из-за того что энергия воды будет впитываться в землю вокруг этого места.

— Умница! — похвалил Кессиан. — Мы потом поговорим с ним. Если ты не возражаешь, Фарий.

— Ваша помощь более чем кстати, — ответил тот. — Мне только хотелось бы, чтобы вы позволили мне заплатить или сделать что-нибудь в ответ.

— Когда в Вестфаллен приедет расследование, отзывайся о нас хорошо. Большего я не прошу. Помни, что нас не надо бояться, и что Бог не оставил Вестфаллен. Он дал нам свои дары и чудеса.

Фарий кивнул.

— Вы знаете, что я был среди тех, кто думал иначе. Мне жаль, что я в вас сомневался.

— Тебе нет нужды извиняться. — Кессиан положил руку ему на плечо. — Нас всех напугало то, что мы видели, и мы все заглядывали себе в душу, проверяя, не идем ли мы против Бога. Верь нам. Верь Элсе Геран. Мы желаем только самого лучшего для Вестфаллена, Бога и Конкорда.

Миррон вздохнула. Она продолжала держаться за отца Кессиана и была этому рада. Вера в собственные слова текла в нем и очень ее успокаивала. Он позаботится о том, чтобы Восхождение принесло только благо. Он может все.

— Смотрите! — воскликнул Ардуций.

Все повернулись туда, куда он указывал. На вершине холма у края города, где шла дорога из Кирандона, появились всадники. В этот миг они уже медленным шагом спускались в город. Позади них ехал экипаж и еще не меньше тридцати или сорока верховых. Они все знали, что дознаватели едут, но при виде пришельцев по лицам Восходящих пробежала дрожь.

— Похоже, у меня уже очень скоро появится возможность расплатиться с вами, — проговорил Фарий.

— Действительно, похоже, — согласился Кессиан. — Ну, дети, пора идти домой и готовиться.

— Бог защитит вас, — сказал Фарий. — Удачи вам.

— Спасибо, — откликнулся Кессиан.

Миррон улыбнулась Фарию.

— Спасибо, что разрешили нам помочь.

— Ради Восхождения я готов на все, — ответил Фарий. И по его глазам Миррон поняла, что он говорит искренне.

ГЛАВА 23

848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения

Гориан еще никогда не чувствовал себя таким исключительным и важным. Возможно, такое чувство испытывает актер, только это было гораздо лучше, потому что актеры просто развлекают. То, что делает он, может повлиять на судьбы их всех. Кроме него выбрали и Оссакера, но он настолько напугался, что едва мог что-то сделать. Хорошо, что для Оссакера нашли легкие задания, иначе он провалился бы, и они все выглядели бы глупо. Гориан был твердо намерен показать этим приезжим нечто намного внушительнее.

Отец Кессиан попросил его действовать медленно и по ходу дела все объяснять, но Гориан не был уверен, что его смогут расслышать. Шум в сарае стоял ужасный. Корова невероятно страдала: теленок внутри ее шел неправильно. Она умирала, и то же случится с ее детенышем, если Гориан быстро не предпримет что-нибудь. Операция спасла бы только новорожденного. Он способен спасти обоих.

Рядом с ним находилась Гвитен Терол. Она передала ему все мастерство, необходимое для Хозяина Стад, она и сейчас способна ему помочь. Однако к девяти годам Гориан уже знал больше, чем когда-либо будет знать она. В тот момент, когда они вошли в сарай, у коровы подломились ноги, теперь, когда боль стала очень сильной, они не выдержали ее веса.

Корова повернула голову к Гориану, узнав его ауру, и взглядом молила помочь ей. Его успокаивающее прикосновение позволило скотнику охватить тело животного веревками, которые он забросил на балку, чтобы в нужный момент корову можно было поставить на ноги. Голову коровы повернули в сторону, и двое мужчин держали ее, чтобы она не нанесла себе травму. Тело ее содрогалось от попыток остаться в живых, ребра вздымались. К тому же корова вся взмокла от пота.

Гориан встал по одну сторону от коровы, а Гвитен по другую. Оба положили руки ей на бока.

— Ты чувствуешь теленка? — спросила Гвитен. Гориан кивнул. Он позволил беспорядочно пульсирующей энергии коровы войти в него и отсек боль, оставив два биения. Одно, слабое и очень учащенное, принадлежало теленку.

— Он еще жив, но очень плох, — сказал Гориан. — Сейчас я дал линиям жизни коровы течь через меня. Это значит, что я могу чувствовать гораздо больше, чем Гвитен, которая способна только различить общее физическое состояние. Я могу рассказать вам о каждой отдельной мышце, нерве или сосуде.

— Как это может быть? — спросил один из мужчин, голос которого едва слышался из-за шума, устроенного коровой.

Гориан мельком взглянул на него. Он казался очень старым и не переставал хмуриться с того мгновения, когда сошел «с лошади. Видимо, это был инженер или ученый.

— Потому что я связан с природой всего живого. И если я сосредоточусь, то могу почувствовать и изменить все, что захочу. Не думаю, чтобы вы это поняли, потому что вам никогда не узнать того, что мне помогают увидеть мои чувства.

— Гориан, сосредоточься на деле, — предложил маршал Васселис, чей гордый и чванливый сынок стоял рядом с ним, положив руку на меч, которым, скорее всего, и пользоваться толком не умел. — Мы все согласны, что эта корова скоро умрет вместе со своим теленком. Мы здесь для того, чтобы увидеть результат твоего вмешательства.

— Да, маршал, — отозвался Гориан. — Мне нужно определить точное положение теленка. Мы знаем, что он идет задом, но, возможно, его удастся повернуть и спасти обоих.

Он наклонился ближе к корове. От животного разило потом, навозом и страхом. Его тело дергалось в тесном стойле, и Гориан немного встревожился. Если корова лягнет или повернется, собрав остатки сил, она может его раздавить. Однако похоже было, что она способна только на громкое мычание, говорящее о ее боли и бессильной ярости. Гориан вдохнул резкие запахи и попытался отгородиться от вони.

— Уже скоро, — прошептал он им обоим.

Жизненная энергия коровы была неравномерной, и мальчик ощущал ее болезнь и угасающие силы. Гориан последовал вдоль линий жизни туда, где они прерывались. Он резко втянул воздух. В этот момент корова так же резко содрогнулась, и ее вырвало желчью и кровью.

— В чем дело? — спросила Гвитен. — Я ощущаю напряжение во многих мышцах. Наверное, какие-то из них порвались.

— Да, — подтвердил Гориан. — Но все еще хуже. Они все сократились вокруг утробы. Теленок идет не совсем задом. Он перекрыл боком родовые пути, а мать не способна расслабиться и дать ему передвинуться. — Он заговорил громче. — Я могу найти все отдельные линии энергии, которые относятся к мышцам утробы, и почувствовать, как они взаимодействуют друг с другом. Мне нужно использовать себя так, чтобы протолкнуть собственную энергию коровы по этим линиям, чтобы мышцы расслаблялись и сокращались в нужном порядке.

— Ты будешь использовать свой разум? — спросил высокий суровый мужчина.

Сборщик Джеред, который всех пугал пристальным взглядом.

— Не совсем, — ответил Гориан. — Мой разум понимает то, что видят мои чувства, и создает у меня в голове картину всего, что происходит. Я использую все мое тело, чтобы изменить или усилить энергию, которую беру извне.

— Пока достаточно, парень, — сказал Джеред. — Действуй. Делай то, что нужно. От шума и вони у меня голова идет кругом.

На самом деле все оказалось очень просто. Гвитен следила за коровой, чтобы убедиться, что он не причиняет ей новой боли, а Гориан тем временем соображал, как использовать тело самого животного, чтобы передвинуть ее теленка. Тут имелся некий ритм, и как только Гориан его задал, корова сама выполнила большую часть работы. Теленок тоже отреагировал: дернувшись, он повернул нос вниз, ища выход.

Гориан почувствовал, как расслабилась мать, когда боль унялась, а момент родов приблизился. Он передал энергию оставшимся линиям, и теленок вошел в родовые пути. Корова отреагировала на это так, как положено природой, и попыталась встать.

— Гвитен, беги!

Гориан выскочил из стойла. Корова повернулась и ударила по тому месту, где он только что стоял. Сильные руки потянули за веревку и поставили животное на ноги. Она замычала протяжно и страдальчески. Гориан даже через воздух ощущал напряжение ее тела и видел, как дергаются бока.

Теленок родился стремительно. Он вывалился из оболочки, выталкивая вместе с собой кровь и слизь, и растянулся на сене. Гориан бросился вперед и взял скользкого новорожденного на руки, очищая ему нос, рот и глаза. Владелец коровы освободил новорожденного от пуповины, и теленок попытался встать на ноги. А мать уже тянулась, чтобы вылизать его и подтолкнуть к вымени.

— Все в порядке, малыш, — сказал Гориан, гладя его склизкое, дрожащее тельце. — Я держал твою жизнь в руках, правда? Как хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил, да?

Он выпрямился и вытер руки о тунику. Она была покрыта слизью и кровью. Гориан улыбнулся Кессиану и маршалу. Все смотрели на него как-то хмуро.

— Я все сделал, — сказал он на тот случай, если им не удалось увидеть его триумф. — Без меня они оба погибли бы.

— Что ты имел в виду, когда сказал: «Хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил»? — спросил Джеред.

— Именно это и имел, — ответил Гориан, раздосадованный тем, что его работу восприняли так равнодушно.

— И значит ли это, что ты мог бы убить его с такой же легкостью с помощью твоих… — он помахал рукой, подбирая подходящее слово, — способностей?

Гориан нахмурился.

— Я просто хотел сказать, что раз я хотел, чтобы он жил, он живет. Я был рядом, я мог помочь, я дал ему жизнь. Больше никто не смог бы этого сделать. Что с вами такое, неужели вы не можете это понять?

— Ничего страшного, Гориан, — успокоил его отец Кессиан. — Ему надо задавать свои вопросы. Не расстраивайся.

— Я дал ему жизнь, — повторил мальчик, уставившись на Джереда и обнаружив, что не боится. — И я сделал бы то же самое для вас, если б вы меня попросили. Вы тогда тоже были бы так подозрительны? — Он поискал взглядом мать. Меера стояла рядом и кивала ему, показывая, что он хорошо справился. — Мне нужно отдохнуть. Я устал.

Все расступились, чтобы пропустить его. Гориан слышал, как они разговаривают за его спиной, но не о нем. Приезжие уже забыли о том, что он сделал. Никто из них не смог бы сделать такого. Так почему они не восторгаются?

— Куда теперь, господин Джеред? — спросил у сборщика маршал Васселис.

— К твоей чтице, наверное. Ей придется ответить на очень непростые вопросы теологического характера. А потом… э… Кессиан, кажется? Кессиан, я захочу поговорить с тобой. Не уходи далеко.

Их слова стали неразборчивыми.

— Что они будут делать? — спросил Гориан у матери.

— Не знаю, милый, — ответила она, тесно прижимая его к себе. — Но ты показал им, как много хорошего ты можешь совершить. Это сделал и Оссакер, и остальные, но ты спас две жизни. Они не могли тебя похвалить — им положено подозревать. Это их работа. Постарайся не тревожиться. Лучше отдохни немного. Я уверена, что они еще захотят с тобой поговорить.

— Почему они не могут принять нас, как это делают все здесь?

— Ах, дорогой, это трудный вопрос. — Меера вздохнула. — Мир велик и недоверчив, и людям свойственно бояться тех вещей, которых они не понимают. Какое-то время так было и с большинством жителей в Вестфаллене. Орден смотрит на вещи не совсем так, как Элса Геран. Придет день, когда ты все поймешь.

— Тогда почему они не здесь и не задают вопросы?

Лицо Мееры омрачилось.

— Потому что им неинтересно задавать вопросы — они только судят. Радуйся, что расследование ведет Адвокатура, а не орден.

И хотя Гориан настойчиво ее расспрашивал, мать больше ничего не сказала.

* * *

Элса Геран не знала, бояться ей или испытывать облегчение, быть спокойной или быть дерзкой. Беседа с Джередом, Д'Алинниусом и Арковом проходила без свидетелей в Доме Масок. Если кто-то здесь виновен в ереси, тогда определенно она является первым кандидатом. Чтица миловидна и даже красива, но она та, кто последовательно извращал учения ордена во имя собственных целей и целей Вестфаллена. Таковым явно было предположение Джереда, когда он пришел говорить с ней. Сможет ли Элса Геран переубедить его?

— Я знаю, что вы обо мне плохого мнения, казначей Джеред. И я прошу только, чтобы вы задали вопросы и выслушали мои ответы беспристрастно. Все, что я делаю, я делаю с убеждением, что такова воля Бога.

— Позволь мне заверить тебя, что у меня нет о тебе абсолютно никакого мнения. То, что ты носишь одеяния чтицы и гордо восседаешь в Доме Масок, — оскорбление Всеведущего. И мне тошно думать, что у тебя должны иметься сообщники внутри ордена, которые помогали тебе поддерживать этот обман. Интересно, как далеко это все проникло в Эсторр?

— Вы хотите, чтобы я ответила на этот вопрос? — спросила Элса, стараясь не выдавать тревоги, которую вызвала его горячность.

— Это было бы вполне подходящее начало и, возможно, самый легкий из вопросов, на которые тебе сегодня предстоит ответить. Начинай. Я слушаю.

— Каким бы ни было мое отношение к ордену как организации, а также к издержкам его структур, я никоим образом не стану втягивать орден в те невероятные вещи, которые мы здесь делаем. — Она удивила Джереда, улыбнувшись. — В конце концов, почему это ему должна достаться слава?

— Ты не ответила на мой вопрос.

Элса решительно встретилась с ним взглядом. Вечерний свет врывался в открытые двустворчатые двери и отражался от полированной витой резьбы, украшавшей каждый дюйм дерева, и от масок, которые покрывали стены Дома, невысокий сводчатый потолок и многоярусные полки. Прохладный морской ветер играл сложенными в стопки томами Хроник Памяти, открывая первые страницы тех, что лежали сверху, и демонстрируя яркие цвета, причудливые узоры и изображения мертвых, выполненные с детальной, исполненной чувства прорисовкой.

— Чтецы Вестфаллена всегда верили в истину, которую представляла изгнанная прядь ордена, поскольку мы не боялись того, что в ней воплощено. И мы не считаем, что это подрывает наш авторитет, — совсем наоборот. Но это значит, что чтец избирается из небольшого числа членов ордена, многим из которых никогда не доверялись ключи от Дома Масок или лужайка для проповедей.

— Мы поддерживаем осторожный контакт и строим то, что необходимо построить, потому что это — истинное Слово Бога, как мы его понимаем. — Элса вскинула руки. — Но я знаю, что большинство с нами не согласно, и потому мы не стремимся навязать наши взгляды тем, кто не желает их принимать. И поскольку мы не хотим вмешательства со стороны широкой части ордена, Вестфаллен остается отделенным. Если имеешь союзников, легко отговорить других ездить сюда. В конце концов, я легко могу доложить о делах в таком спокойном и богобоязненном уголке, совершив поездку в Кирандон. И, как вы знаете, у нас есть один очень влиятельный союзник.

Джеред ладонями прикрыл нос и рот. Бессознательное движение — и он медленно убрал руки. Заносчивость этой женщины была просто умопомрачительной. Он ожидал, что она станет прятаться за священными писаниями, цитировать малоизвестные отрывки, которые оправдывали бы ее еретические взгляды. Но женщина оказалась нахальной и слишком уверенной в тех, кто, как она считает, сможет ее защитить, потому что здесь не присутствует орден, который осуществил бы правосудие. Пусть Джеред не слишком прислушивается к фанатичным высказываниям канцлера, стремящейся захватить власть, но тут было нечто не менее гадкое. Невинных людей вводят в заблуждение, сталкивают с пути веры в истинного Бога.

Он взглянул на Аркова и Д'Алинниуса. Последний проявлял полное равнодушие, но Арков смотрел на Геран с явным уважением и легкой улыбкой. Джеред подавил вспышку гнева. В конце концов, он выбрал их в помощники именно поэтому. Васселис заслуживает как минимум всесторонней оценки.

— То, что ты сказала, — признание вины по законам ордена, — проговорил Джеред. — Ты глумишься над местом, где мы сидим, и над рангом, который указан перед твоим именем. Тебе повезло, что ты будешь отвечать передо мной.

— Несомненно, — согласилась Элса. — Но ведь вы именно поэтому приехали сюда без представителей ордена, не так ли? Вы должны представлять разум и беспристрастность, верно?

— Нет, — отрезал Джеред. — Я нахожусь здесь по просьбе Адвоката, которая последовала за признаниями маршала-защитника Васселиса. Мне поручено определить, являются ли ваши… эксперименты… преступлением против Конкорда или Всеведущего. Я не беспристрастен — и тебе не следует забывать об этом. Итак. Вопросы и прямые ответы. Орден отверг и запретил раскольническую веру много сотен лет назад. Приверженцам любой веры запрещено следовать ей, потому что она извращает учения Бога. Какое право ты имела ее здесь проповедовать?

— Я проповедую священные писания. «Раскольническая вера», если вам так нравится ее называть, не проповедуется. Она повсюду, во всей нашей жизни. Мне нет нужды говорить о том, что все здесь давно знают.

— Вы хотите сказать, что в Вестфаллене никто не отвергает вашей веры? — спросил Арков.

Элса улыбнулась и покачала головой.

— По-моему, никто из вас не имеет даже отдаленного представления, что вы приехали расследовать. «Раскольническая вера», которую, кстати говоря, мы называем Восхождением, многие века составляет часть жизни Вестфаллена. С тех самых пор, как оно было отвергнуто орденом. Для нас это естественный порядок жизни, каким он должен быть для всех, кто следует нашей вере.

Джеред презрительно фыркнул.

— Ты очень рискуешь, чтица Геран. Я подробнейшим образом изучал писания. Я истинный верующий, строгий последователь ордена Всеведущего. Вы тут играете с верой, как и с природой. Как может быть естественным, что дождь вызывается там, куда Бог принес ясное небо? Или насилие над телом коровы для того, чтобы принести в мир жизнь, которой Бог явно определил не начаться? В каком месте священных писаний об этом говорится?

Элса положила руки на книги, лежавшие перед ней.

— Многое из того, что мы сейчас знаем, не было известно тогда, когда составлялись писания. И если нечто не получило официальной санкции ордена, оно не становится запретным. Если следовать вашему аргументу, то нам не следовало бы применять изготовленные человеком приспособления для лечения больных, не так ли?

Именно к этому Джеред и стремился. Схлестнуться с ней в споре об основах веры, которую она якобы исповедует. Именно здесь он ее опрокинет и продемонстрирует ее неискушенность.

— На твоем месте я бы сказал то же самое. Но ты прекрасно понимаешь, что это не так. Наши успехи в науке и медицине позволяют нам дать больным и раненым средство для выздоровления, на тот случай, если их воля достаточно сильна, а тело желает этого. Это и называется волей Божьей, разве не так?

Геран кивнула.

— Естественный цикл остается нерушимым. Медицина должна противостоять только тому, что атакует тело, или растение, или животное вопреки воле человека или Бога. Это совсем другое дело. А как же ты можешь верить в Восхождение и якобы оставаться верной ордену, который с такой легкостью отвергаешь?!

Джеред ударил кулаком по столу, который их разделял. Книги в кожаных переплетах подбросило вверх, а Элса отшатнулась.

— Я не отвергаю никого и ничего, а тем более орден, — ответила Геран после паузы, во время которой она приходила в себя. — Орден — это вера, которую я знаю и люблю всю жизнь, и это никогда не изменится. Это и есть моя жизнь. Свидетельства Божьего благословения переполняют мои чувства с каждым вздохом, который я делаю. Но глаза ордена не видят эволюции человека, и орден опасается за себя — в том случае, если его власть над верующими Конкорда станет слабее.

Джеред расхохотался. Он слышал достаточно.

— Ты считаешь, что орден слеп? Ты заблуждаешься, женщина! Это тебе надо увидеть то, что стоит перед тобой! Твое Восхождение использует тебя, чтобы оправдать свое существование под дланью Бога, тогда как все, чему тебя учили, должно было бы вопить, что это дети воплощают собой мерзость, хоть они и невинны как беспомощные соучастники преступления.

— Я вижу восхождение человека на уровень, где ему легче будет выполнять волю Бога и приносить в мир спокойствие и благоденствие.

— Но они делают себя равными Богу! — завопил Джеред. — Они присваивают божественные способности и держат в руках огонь и воду. Они угрожают самому сердцу нашей веры, хоть ты и пытаешься спрятать их внутри ее.

— Ничего подобного они не делают, — заявила Геран, не без труда сохраняя спокойствие. — Бог всеведущ. А они — всего лишь четыре человека, которые выполняют Его волю везде, где ее видят. Они не будут равны Богу — не больше меня. Мы все Его слуги. Прошу вас, поймите, казначей Джеред. Это прогресс. Это чудесно, и нам следует принять это, а не ненавидеть. Я — чтица ордена. Если бы мне казалось, что это хоть как-то оскорбляет веру, которую я люблю, неужели я терпела бы это на землях, находящихся под моей опекой?

— Еретики постоянно стремятся повредить истинной вере, прикрываясь благочестием, — заявил Джеред.

Заговорил Д'Алинниус, и в его надтреснутом голосе прозвучали благоразумие и сомнение.

— Вол, мул, конь и свинья разводятся с помощью селекции, когда мы стремимся улучшить их породу и способность выполнять то, что им предназначено. Это вопрос, который решают исключительно их владельцы. Кому будут принадлежать ваши выведенные люди?

— Никому… — Геран помолчала, чувствуя раздражение. — Прошу прощения, но вы не видите главного. Наши Восходящие доказывают, что мужчина или женщина могут быть ближе к природе и, следовательно, к Богу. Это то, к чему стремятся все последователи Всеведущего. А заводчик, который выращивает прекрасных кавалерийских лошадей, просто показывает, что наблюдение и отбор лучше помогают создать подходящее для его целей животное, чем надежда на природу и удачу. В этом мы ничем не отличаемся, и воля Бога состоит в том, чтобы мы стремились к такому усовершенствованию. Но во всех этих случаях мы считаем, что результат получился бы и естественным путем — со временем.

— Прошу прощения. — Арков откашлялся. — Надо ли понимать так, что, по-вашему, дети с такими способностями появились бы и без вашего вмешательства?

— Со временем — да, — подтвердила Геран. — Восхождение верит в то, что настанет день, когда все рождающиеся будут проявлять такие способности — в большей или меньшей степени. Это очень важно, потому что означает: такова воля Бога, и мы не пойдем против нее.

— Но никакого исходного материала пока не видно, — сказал Д'Алинниус.

— Не понимаю.

— Пока они — первые и единственные, — объяснил он. — Они появились вроде бы из ниоткуда, за счет отбора родителей на основании факторов, которых мы пока не поняли. Подобных им, которые бы появлялись случайно, не было. Из какой группы вы их брали?

— Ну, из Вестфаллена, конечно, — нахмурилась Геран.

— Ясно, — протянул Арков. — Значит, в Вестфаллене есть те, кто естественно проявляет какие-то из этих способностей?

— Ну, несомненно. — Геран не смогла сдержать улыбку. — Почти каждый человек в течение какого-то периода своей жизни.

Джеред выпрямился, как от удара.

— Что ты сказала?!

ГЛАВА 24

848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения

Роберто Дел Аглиоса разбудил вопль за стенами палатки, и он сразу же ощутил растерянность. Несмотря на ночное время, ему было жарко, и постель намокла от пота. Он не мог вспомнить, как ложился в кровать. Роберто прислушивался к звукам лагеря, пытаясь вспомнить, что случилось. Звуки были странными. Тишина казалась мертвенной, а крик эхом отразился от скал. Он попытался сесть, но почувствовал ужасную слабость. Каждый мускул болел. От малейшего движения захлестывала тошнота. На лбу у него лежала тряпица. Роберто стащил ее — и услышал, как она шлепнулась в таз с водой, стоящий у кровати. О да. Теперь он начал вспоминать.

— Гаррелит! — позвал Дел Аглиос слабым, хриплым голосом.

И так сильно раскашлялся, что его чуть не вырвало.

Раздались шаги, клапан палатки тяжело хлопнул. Сил, чтобы повернуть голову, не было, так что он дождался, пока над ним появилось лицо.

— Ты не Гаррелит, — сказал Дел Аглиос, узнав своего главного хирурга Дахнишева, высокого долговязого чудотворца из Госланда.

— Хорошо хоть у тебя глаза действуют, — проворчал Дахнишев. — Гаррелит погиб в сражении. Разве ты не помнишь? Он умер. Как полагалось бы и тебе. — Он по очереди приложил ладонь ко лбу, щеке, шее и груди Роберто. — У тебя прошел жар! Ты везучий. Богу по-прежнему нужно твое присутствие на этой земле, — улыбнулся он.

— Жар, — повторил Роберто, пытаясь сложить вместе обрывки воспоминаний. В голове у него ритмично пульсировала боль. — Мы в безопасности?

— Успокойся, генерал, — приказал Дахнишев. — Двигайся вперед постепенно.

— Гаррелит мертв? — спросил Роберто. — Хороший человек.

Друг.

— Да, — подтвердил Дахнишев. — А теперь попробуй сказать мне, что ты чувствуешь.

— Какой-то туман.

— Я уже догадался. Боли?

— Всюду. Хуже всего голова. И живот такой, словно на нем лежит мой конь.

— По крайней мере, у тебя есть ощущения. Это хороший знак. И бред у тебя прекратился.

— Я долго валялся? — спросил Роберто.

— Восемь дней.

— Да обнимет меня Бог!

Он испытывал ужасную слабость, сердце отчаянно колотилось где-то в районе горла. Роберто попытался сесть, но Дахнишев без труда ему воспрепятствовал.

— Не советую. — Он покачал головой. — У тебя нет сил. Завтра сможешь сесть, а послезавтра — встать. Может быть.

— У меня есть обязанности. Цардиты…

— Их рядом с нами нет. Прошу тебя, генерал… Роберто, выслушай меня.

Роберто кивнул. Прилив панического страха слегка ослаб, и он сосредоточил взгляд на Дахнишеве. Пронзительные голубые глаза хирурга под полуопущенными веками выражали отеческую заботу. Роберто почувствовал себя усталым и с трудом сохранил сосредоточенность.

— Извини. Извини меня.

— Извиняться тебе не надо, генерал. — Дахнишев присел на кровать рядом с ним. — У нас в лагере была вспышка тифа. Сейчас она уже идет на убыль. Мы очистили лагерь от блох и крыс, окружили ограду очень глубоким рвом и начали осматривать всех на предмет укусов. Мы справились с эпидемией, но наши силы серьезно подорваны. Я принесу тебе данные, когда ты немного окрепнешь, но сейчас тебе важно усвоить, что нам ничего не угрожает. Мы отправили сообщения генералу Атаркису, и его легионы сейчас защищают нас за пределами зоны карантина. Роберто снова откинулся на полушку.

— Гонцы в Эсторр посланы?

— Да. Мы запросили подкрепления. Завтра я пришлю Элиз Кастенас, чтобы она ввела тебя в курс дела и выслушала твои приказы. А сейчас тебе нужно немного подкрепиться и хорошенько выспаться. И я сообщу легионам, что ты выживешь. Это очень ободрит их всех.

— Хорошее лекарство, — слабо проговорил Роберто.

— Самое хорошее, — подтвердил Дахнишев. — Мы за тебя молились, Роберто. Ты — сердце нашей армии.

— Ты меня смущаешь.

— Намеренно. Потому что тебе нужно встать и пройтись по лагерю как можно скорее. И если ты будешь меня слушаться, то именно это ты и сделаешь. Ты все понял, генерал?

— Никогда не перечь своему доктору, — устало кивнул Роберто.

— Разумный совет. Еда, а потом сон. Можешь пописать в судно. — Дахнишев встал. — Я загляну к тебе попозже.

— Спасибо, дружище.

— Слава Богу, что он тебя пощадил.

Радостные крики в лагере провожали Роберто обратно, в мирный сон.

* * *

Дел Аглиос не мог сказать, сколько же он проспал, но пробудился с ясностью мыслей, принесшей не только радость. Он вырвался из темницы горячечного бреда — и это очень хорошо. Но вернувшиеся воспоминания и мысли были неприятными. Все началось через несколько дней после поражения, которое они нанесли плохо организованным силам цардитов. Они возвратили своих мертвых в землю и в объятия Бога, хирурги помогли раненым — и в течение двух дней легионеры праздновали победу.

Отряды кавалерии Ястребов и легкая пехота Клинков трепали остатки цардитской армии, рассеивая и захватывая врагов. Пленных тысячами отправляли в лагеря на границе с Госландом. Спустя пятнадцать дней армия должна была остановиться для перегруппировки на дальней стороне горного хребта, куда они загнали побежденного противника.

С поля боя собрали пригодные к использованию оружие и доспехи, лагерь цардитов тоже вычистили. По традициям ведения войны мертвых врагов сложили рядами, предоставив соотечественникам похоронить их в соответствии со странными верованиями и законами Царда.

Рано утром, через пять дней после победы армия Конкорда в прекрасном настроении свернула лагерь и направилась на юго-восток, в обход гор, следуя за легионами под командованием генерала Атаркиса. Разведка и гонцы сообщали о наличии на их пути городов и поселений. Каждый обыскивали и закупали припасы для перехода.

Также сообщалось, что в десяти днях пути формируется новая армия. Ее удачно расположили на горном перевале, и она перекрывала единственную на ближайшие триста миль дорогу на Хуран, по которой могла бы пройти армия. Роберто и Атаркис собирались объединить силы, чтобы разгромить это последнее препятствие, после чего можно было бы заняться обустройством захваченной территории. Осаду столицы собирались начать следующей весной, при условии, что Гестерис в центре и старый госландец Джорганеш на юге достигнут поставленных перед ними целей.

Первые больные начали появляться на третий день перехода. Конечно, они передвигались по наполовину заболоченной долине, где было множество грызунов и тучи комаров, однако лагерь все время обустраивался очень тщательно: к концу каждого дня рыли рвы, ставили ограду, разбивали палатки. Однако тиф все равно стал распространяться. Как сказал Дахнишев, виной были блохи на спинах у крыс и мышей. Одна блоха могла заразить всех, кого укусит, а так как на каждого легионера приходилось по десятку крыс, то от носителей заразы они пострадали еще до того, как начался тиф.

Роберто всегда считал болезни одной из проблем военной кампании. Дифтерия и дизентерия свирепствовали довольно часто, и с ними удавалось справляться с помощью закрытых повозок, на которых больных перевозили, обеспечивая должный карантин. Однако на этот раз масштаб эпидемии, охватившей его армию, оказался полной неожиданностью. И через десять дней после начала похода и уже совсем рядом с южными отрогами горного хребта Дел Аглиос вынужден был остановиться.

Спустя пять дней в лагере едва хватало здоровых солдат, чтобы выполнять необходимые ежедневные работы. Атресским кавалерии и пехоте дали приказ не приближаться и срочно связаться с Атаркисом. Легионы Дел Аглиоса стали легкой добычей.

Роберто сел на кровати и ухватился за ее края. Вокруг него все плыло. Он снова дрожал, хотя на этот раз не от озноба. Он слишком хорошо помнил собственное все возрастающее отчаяние и тревогу солдат, когда тиф стал уносить жизни с пугающей быстротой.

К двадцатому дню вынужденной стоянки легионы, попеременно поджариваемые солнцем и заливаемые дождями, потеряли от болезни больше людей, чем от клинков и стрел цардитов. Паника и ощущение неотвратимости судьбы распространились по армии, грозя сломить ее. Целые манипулы лежали, болея и умирая, тогда как других болезнь не затронула. Восемь человек из палатки могли умереть, в то время как двое оставались сильными и здоровыми, благодаря Бога за удачу и пытаясь справиться с чувством вины.

Роберто пришлось прибегнуть к все более суровым мерам, чтобы не дать армии рассыпаться. Вместе с Дахнишевым он привел в исполнение план по уничтожению крыс, мышей и блох, что для армии в шестнадцать тысяч солдат было делом нелегким. Он приказал, чтобы коней разместили подальше от легионеров и чтобы ими занимались только дежурные конюхи-офицеры и их подручные. Солдаты переносили блох, а Роберто не мог рисковать, позволяя кавалеристам соприкасаться с ними, пока бушует эпидемия.

Когда были замечены первые дезертиры — в основном из атресских легионов, — Дел Аглиос удвоил охрану ворот и ограждений и усилил наружные пикеты. За пределами главного лагеря поставили тюрьму, рядом с сопровождающими армию штатскими, которые тоже сильно страдали от болезни. Когда он в последний раз был в сознании, там содержались семьдесят мужчин и женщин, решивших, что бегство — это единственный способ спастись. Как только Роберто поднимется на ноги, он сообщит им неприятную новость.

И наконец в разгар заката генастро Дел Аглиос тоже заболел. Воспоминания о начале болезни сохранились отвратительные. Лихорадка охватила его стремительно, принеся слабость и испарину, так что он едва мог ходить. Еще страшнее была головная боль. Непрекращающаяся, пульсирующая, словно удары молота по камням, она била по черепу. Роберто слышал, как мужчины и женщины молили о помощи и забытьи, и считал их слабовольными. Как ему хотелось попросить у них прощения потом, когда он испытал те же страдания! Ему казалось, что голова у него вот-вот расколется, а мозг разорвется.

К тому времени, как на его теле начала появляться сыпь, шершавая и красная, покрывшая всю кожу, за исключением лица, ладоней и подошв, Роберто начал впадать в забытье. Он еще помнил, как мучился от страшного зуда и Дахнишев связал ему руки, чтобы не дать растерзать плоть, но это уже было каким-то смутным воспоминанием.

И наконец, перед тем как погрузиться в благословенное беспамятство, дыхание Роберто настолько участилось, что его видение мира, и без того двоящееся из-за головной боли, стало туманным и тусклым. Последнее, что он мог вспомнить, — это медленное биение сердца: оно стучало так редко, что лишало остатков сил.

Все мысли и тревоги исчезли, когда Дел Аглиос погрузился в горячечный бред, который поработил его разум и сделал пленником слабеющего, больного тела. Из этого периода он не помнил ничего. Восемь дней были для него потеряны.

Роберто тряхнул головой, и дрожь унялась. Внезапно он почувствовал облегчение, и улыбка промелькнула у него на губах. Судя по тому, что сказал Дахнишев, худшее осталось позади. Сейчас начнется период восстановления, и, возможно, через несколько дней они смогут уйти с этого жуткого места. Его улыбка растаяла. Ведь генерал пока не знал, сколько человек осталось в живых, чтобы последовать за ним.

Роберто криком потребовал внимания, и в палатку вошел легионер, державший копье. На нем был полный доспех, начищенный до идеального состояния.

— Приведи ко мне Элиз Кастенас. И пусть пришлют еды. — Он помолчал и немного подумал. — Но прежде помоги мне встать и одеться.

— Да, мой генерал.

Легионер пристроил копье у шеста палатки. Это был молодой эсторийский гастат среднего телосложения, с большими карими глазами и темно-русыми волосами.

— Как тебя зовут, солдат?

— Эридес, господин.

— Гордишься своими доспехами и оружием?

— Да, мой господин. Только они и помогают мне выжить.

— Молодец. Это заметно. Считай, что стал членом моей личной охраны и оруженосцем вместо бедняги Гаррелита.

Молодой человек улыбнулся, и под его загаром проступил румянец.

— Спасибо, господин Дел Аглиос. Для меня это настоящая честь.

— И спасибо тебе, что остался верен долгу во время болезни. Мне нужно, чтобы рядом были люди вроде тебя. А теперь помоги мне встать и пройти к туалетному столику.

Если Эридеса и смутило то, какая помощь понадобилась генералу, он этого не показал. Роберто чувствовал себя невероятно слабым, ноги еле держали, так что он тяжело опирался на солдата. Эридес оказался ловким и сообразительным. Неожиданно быстро Роберто, облаченный в легкую тогу с гербом Дел Аглиосов, уже сидел за столом с картами. Элиз Кастенас и пища появились одновременно. Еда смотрелась аппетитно и пахла дьявольски приятно. Элиз выглядела измученной, озабоченной и постаревшей на десять лет.

— Садись, садись, пока не упала, — сказал ей Дел Аглиос. — И поешь, бога ради. Ты выглядишь хуже меня.

Лицо Элиз просияло.

— Как приятно слышать твой голос, генерал, — произнесла она, опускаясь в кресло рядом с ним. — Тебе стоит внимательнее присмотреться к себе самому. Пусть я немного устала, но от тебя остались только кожа да кости. И не мешало бы побриться.

Роберто потер подбородок, изумляясь длине отросшей щетины.

— А что, за мной никто не следил, пока я болел? — спросил он не без раздражения.

— С тобой не было Гаррелита.

— Да. Да, конечно. — Роберто вспомнил умелые руки и жизнерадостность молодого гастата. — Что ж, он хотя бы был избавлен от мора. Геройски погиб в бою.

Элиз кивнула, опустила голову и судорожно сглотнула.

— Все было очень плохо, да? — спросил Роберто. — Мне жаль, что я не мог быть рядом и помочь. Но мне нужно услышать от тебя, что у меня осталось. Командующий состав. Они все выжили?

— Нет, — ответила Элиз, и на глазах у нее выступили слезы. У Роберто оборвалось сердце. — Бен Рекерос и Томас Энгаард оба ушли в объятия Бога. А в алах — Шакаров и Даваров оба еще больны. Хирург Дахнишев считает, что оба выживут только при большом везении. Остальные в порядке. Меня болезнь не тронула, а Эллас Леннарт переболел, пока ты был в жару. По-моему, его смерть оказалась бы ужасным ударом. Легионам необходимо было знать, что Бог хотя бы пощадил свой собственный глас. Другие командующие и мастера по-прежнему на ногах.

Роберто вздохнул. Простые воины селились в палатках намного теснее и сильнее подвергались блошиным укусам, так что там последствия окажутся очень тяжелыми. Бедняга Рекерос! Ему так мало оставалось до отставки. Бог слишком рано от него отвернулся.

— Итак, цифры. В самом общем виде.

— Десятый легион пострадал больше всех. — Элиз глубоко вздохнула. — Потеряно почти три тысячи пехотинцев.

— Три тысячи?

У Роберто перехватило дыхание. Он ощутил физическую боль и откинулся на спинку кресла, не в силах осознать масштабы катастрофы.

— А в кавалерии умерли сто сорок человек. — Элиз вытерла глаза. — В Восьмом мы пока потеряли тысячу пехотинцев, кавалерия в основном уцелела. Двадцать умерли, и еще тридцать пока больны. В алах дела обстоят гораздо лучше. В кавалерии и легкой пехоте, отправленных изматывать противника, потерь не было. Стрелы потеряли три сотни пехотинцев и сорок кавалеристов. Клинки — пятьсот пехотинцев и сто кавалеристов. Цифры еще растут, но незначительно.

— Да хранит Бог тех, кто выстоял! — прошептал Роберто. — Я не подозревал, что все так плохо.

— Почти семеро из десяти находившихся в лагере болели. Дахнишев говорит, что нам повезло.

— Повезло? — Роберто коротко и горько рассмеялся. — Не хотелось бы мне тогда столкнуться с невезением! — Он несколько мгновений сосредоточенно думал. — А каковы настроения?

— Боевой дух упал. Сто тринадцать оказались в тюрьме. Разница в смертности между легионами и алами привела к ссорам и стычкам. Атресцы воздвигли свои алтари и говорят, что именно они спасли жизнь их согражданам и что они помогут Шакарову и Даварову. И даже кое-кто из наших говорит, что Бог покинул нас в этой стране зла. Десятый стал легионом проклятых. Так много смертей! Но в целом армию удержала вера в то, что ты выживешь. Когда ты появишься среди них — и молю Бога, чтобы это случилось скоро, — настроение поднимется.

Роберто затошнило. Еда, стоящая перед ним, отдавала тухлятиной. Он отпил глоток воды и заставил себя прожевать кусок хлеба, смазанный медовым соусом.

— Мы сделаем все, что необходимо сделать, — собравшись, проговорил он. — Завтра я буду достаточно здоров, чтобы выйти из палатки, обещаю. А пока приготовь бумаги по роспуску Десятого легиона и сожжению их штандарта. Все надо сделать правильно. Тех, кто относится к этому легиону, надо освободить от присяги и пригласить вступить в Восьмой, иначе проклятие останется. Меня печалит его гибель. У Десятого была такая славная история! Алы останутся прежними.

Отправь гонцов в Эсторр и к другим командующим армиями с сообщением о моем решении и о наших последних данных по численному составу. Когда мы соединимся с Атаркисом, я приму на себя командование всеми силами, пока не прибудут наши подкрепления. Если мне что-то еще придет в голову, я тебя снова вызову.

Элиз, катастрофа уже произошла. И только благодаря твоим усилиям и усилиям всего командования она не стала роковой. Я вынесу тебе благодарность во всех бумагах. — Дел Аглиос ласково дотронулся до ее руки. — Но помимо прочего я хочу поблагодарить тебя сам, лично. Я твой должник.

— Мы делали это потому, что верили в тебя. Ни у кого не было других мыслей, — улыбнулась Элиз.

— А теперь ешь, ешь. А когда мы составим приказы, то ты поспишь до завтрашнего утра. Это тоже приказ. — Роберто посмотрел ей в глаза и прочел в них явное облегчение. — А сейчас давай поговорим о чем-то более приятном. Я чувствую в этом немалую потребность.

— Завтра начнутся игры.

— Игры? — Роберто разразился смехом. — Игры! Боже Всеблагой! Мы мрем от тифа, а они устраивают празднества в нашу честь! За время своего правления моя мать совершила немало глупостей, но эта определенно не имеет себе равных. — Он помолчал. — Однако это навело меня на мысль… Нечто, что поднимет боевой дух и вызовет возбуждение после топтания на месте и потери формы.

— Ты это серьезно?

— Совершенно серьезно, Элиз.

* * *

Роберто смутило и растрогало то, как его встретили, когда следующим утром он прошел по лагерю. Искренняя симпатия, облегчение и радость были настолько велики, что ему приходилось сдерживаться, чтобы скрыть слезы на глазах. Побрившись и надев парадную форму ради предстоящего неприятного дела, Дел Аглиос с десятью личными охранниками обошел каждую улицу лагеря. Он постарался поговорить как можно с большим числом воинов, ответил на сотни приветствий и поблагодарил всех встреченных за их сплоченность во время морового поветрия.

Вполне естественно, что лагерь находился в немалом беспорядке, однако заметно было, что работа по приведению его в рабочее состояние идет. После уничтожения крыс и блох с лошадей сняли карантин, так что кавалеристы могли снова встретиться со своими любимцами. И это стало не единственным событием, повысившим настроение. В лагере впервые после начала инфекции зазвучал смех. Ближе к полудню запылали кухонные костры, однако благодаря ветерку воздух не стал слишком жарким.

Когда Роберто вышел из палатки, он жадно глотал свежий воздух. И сейчас он снова сделал несколько глубоких вдохов, вспоминая запахи лагеря, как приятные, так и мерзкие. По сравнению с душным воздухом палатки, пропахшим лекарственными травами, все казалось ароматом новой жизни.

Но хотя легионы радостно встречали его появление, каждый шаг приносил Дел Аглиосу боль. В лагере не было суеты и толчеи. Шум, к которому он привык, стал приглушенным, несмотря на то что настроение улучшилось. И не ощущалось энергии, которая всегда ассоциировалась у него с армией. Слишком много людей погибло. Слишком много прекрасных мужчин и женщин покоилось сейчас в объятиях Бога, вместо того чтобы начищать доспехи и точить мечи в ожидании близких сражений. Как уязвимы перед лицом столь ничтожного врага даже самые сильные! Насколько слабо Бог держит их на земле, если один толчок может вызвать падение многих!

Палатки Десятого легиона, оставшиеся без прежних жильцов, теперь перешли к хирургам в качестве больничных палат. Роберто направился к ним, чтобы посмотреть, в какой степени болезнь до сих пор угрожает армии. Навстречу ему из одной палатки вышел Дахнишев, вытирая руки куском ткани. При виде Роберто на его мрачном лице появилась улыбка.

Хирург подошел к генералу и сжал его плечо.

— Мое сердце радуется, видя, что ты ходишь!

— А мое — что я хожу, — откликнулся Роберто. — Ужасно выглядишь. Когда ты в последний раз спал?

— Не требуй, чтобы я тебе врал, Роберто, — ухмыльнулся Дахнишев. — Но не сомневайся, что я о себе позабочусь.

— Как скажешь. Сколько еще больных?

— С каждым днем все меньше. У меня двести все еще в жару, и еще пятьдесят выздоравливают. Мы приближаемся к финишной черте, но можно ожидать, что смерти еще будут. Хотя нам может повезти и погибших окажется меньше.

— Совершай свои чудеса, друг мой, они нам нужнее, чем когда бы то ни было. — Робертопокачал головой. — Здесь так тихо!

— Четверть твоих солдат умерли, — тихо сказал Дахнишев. — Но те, кто выжил, как никогда сильны волей.

— Большинство — да, но есть и другие. — Роберто кивнул в сторону тюрьмы. — Скажи, для твоих больных я буду помощью или помехой?

— А ты как считаешь? Идем со мной.

Дахнишев провел его мимо всех коек, на которых лежали больные. Некоторые были без сознания и не замечали его. Но Дел Аглиос видел, что тех, кто находился на пути к выздоровлению, его визит ободрил, и он останавливался возле каждого, пытаясь оказать хоть какую-то поддержку. В отдельной палатке лежали Шакаров и Даваров. Оба в горячке и без сознания. Их кровати стояли близко друг к другу, потому что, по мнению Дахнишева, старые друзья должны были давать друг другу силы. Роберто прошел по узкому проходу между ними и опустился на колени, чтобы положить ладони на оба пылающих жаром лба.

— Боже милосердный, благословляющий эту землю и все, что на ней растет и живет, оставь этих людей мне ради тех дел, которые они должны творить во имя Твое. Пусть они снова ощутят на своих лицах лучи солнца и познают Твою милость. Прошу Тебя как Твой покорный слуга.

Дел Аглиос на мгновение закрыл глаза, а потом переместил руки на плечи больных и сильно сжал.

— Шевелитесь, вы двое! Валяетесь в постели, когда еще не все цардиты разбиты! Не знаю, слышите ли вы меня, но вы оба мне нужны. Не поодиночке. Оба! И если уж вам необходимо умереть, не делайте этого здесь. Сделайте это в бою и отправьтесь к Богу на волне воинской славы. Вернитесь ко мне. Давайте пить вино и смеяться как прежде. Это приказ!

Он поднялся на ноги. Шакаров пошевелился, но не очнулся. Роберто гадал, проникнут ли его слова сквозь забытье, чтобы вернуть их. Дел Аглиос повернулся к Дахнишеву.

— Пора сделать то, что необходимо сделать, — вздохнул он. — А потом я смогу молиться над Хрониками Памяти.

Тюрьма представляла собой простое сооружение из заостренных деревянных кольев высотой пятнадцать футов, с одной дверью, которую охраняли днем и ночью. Ступени вели на помост, с которого просматривалась площадка из грязи и нечистот, где ели, спали и передвигались сто тринадцать дезертиров. У них не было никакого укрытия, помимо тюремных стен. Раз в день им давали хлеб и воду. Они выглядели так, как должно, — сломленными и раскаявшимися.

Роберто поднялся по ступенькам, и сразу же все лица, полные напряженного ожидания, повернулись к нему. Он посмотрел на них с презрением. Жители Атрески, Эстории, Тундарры, Карадука. Он покачал головой.

— Что на вас нашло? — спросил генерал. — Почему вы решили, что у вас больше шансов выжить вне легионов? Каким же я был глупцом, командуя теми, кто способен на такие мысли! — Он снова обвел их взглядом, узнавая некоторых. Все — пехотинцы, гастаты. Не освоившиеся с жестокой правдой военной кампании. — Я не допущу паники и не стану терпеть неповиновение. Это моя армия, и тут действуют мои правила.

Когда вы пытались убежать от болезни, тысячи ваших товарищей, нуждавшихся в помощи, болели и умирали. Вы повернулись спиной к ним, как повернулись спиной и ко мне. То, что вы сделали, непростительно. Вы могли бы подумать, что я верну вам ваши мечи, так много воинов мы потеряли от тифа.

Но если вы хоть немного меня знаете, то должны понимать, что я скорее встречу цардитские орды с одним сильным солдатом, чем с десятью тысячами трусов. Вы не заслужили объятий Бога, как не заслуживаете права дышать Его воздухом и ходить по Его земле. Моя армия будет сильнее без вас.

Роберто сделал паузу. На него больше никто не смотрел. Они понимали, что должно случиться.

— Вас всех казнят на закате этого дня, а ваши тела сожгут и развеют, отдав демонам ветра. И если вы считаете, что это суровое наказание, тогда в свои последние часы подумайте вот о чем. В этой армии были те, кому Бог даровал более краткий жизненный путь, но они выказали больше мужества, чем вы. Есть и те, кто умрет позже вас, но эти воины уйдут в объятия Бога слишком рано.

Не молитесь за себя — это будет пустой тратой бесценного дыхания. Молитесь за тех, кого вы бросили в момент, когда они больше всего нуждались в помощи. Молитесь за тех, кто доверял вам, и кто теперь чувствует себя преданным. Вы умрете, но ваш позор останется жить в ваших семьях. Подумайте об этом. Умрите, думая об этом.

Дел Аглиос резко развернулся, быстро спустился по лестнице и пошел прочь.

ГЛАВА 25

848-й Божественный цикл, 42-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения

— Это основа всего, — произнес Кессиан. — Этому нельзя научить любого ребенка. Это нечто, с чем они рождаются. И мы можем надеяться только на то, что научим их мудро пользоваться даром, которым они им обладают.

Джеред сидел на вилле старца среди остатков великолепного обеда. На нем присутствовали все, кто называл себя Ступенями Восхождения. Они представляли все этапы жизни человека, от юности до близкой смерти. Впервые ему дали почувствовать истинный масштаб предприятия. Васселис едва затронул суть дела теми сведениями, которые сообщил в Эсторре.

Джеред приехал, готовый ненавидеть этих людей. Но они приняли его. Видимо, Васселис объяснил, что так нужно, и теперь казначей боролся с собой, чтобы не проникнуться к ним симпатией.

Дверь открылась, и самая юная из них вернулась с грузом книг, за которыми ее отправили в библиотеку. Некоторые книги явно были очень старинными — вероятно, ровесниками Конкорда или даже старше.

— О, Йен, превосходно! — воскликнул Кессиан, пылкий, страстный старик, чье слабеющее тело с трудом вмещало весь его энтузиазм. Человек, способный безошибочно предсказывать погоду на двадцать дней вперед. — Положи их здесь, рядом со мной.

— Так вы можете назвать точное количество жителей города, у которых есть или были какие-то способности? — спросил Джеред, не желающий отклоняться от темы разговора, пока ему не начнут показывать книги.

— По крайней мере восемь из каждых десяти рождающихся, я думаю, — ответила Меера Наравни, мать строптивого подростка Гориана.

Меера продемонстрировала полную невосприимчивость к огню в первые минуты его прихода, и Джереда ошеломили как сами способности, так и спокойное отношение к ним.

— Восемьдесят процентов? — Казначей на мгновение лишился дара речи. — Как такое возможно? Как мы могли раньше об этом не слышать?

— Всему свое время, — произнес Виллем Гесте, тоже Огнеходец, как и Меера. Еще один старец, обладавший изысканной манерой речи. — Поймите, это, по крайней мере, не случайность. Мастер-кавалерист и его жена, у которых родился ребенок, были бы разочарованы тем, что у него нет способностей к верховой езде, не так ли? То же и здесь. Плотность проявления способностей у новорожденных растет с каждым поколением. Это естественный отбор.

Снова эта формулировка, начинавшая звучать ужасно убедительно!

— Но мы не трубим о даре, который получили, — добавила Дженна Кессиан, очаровательная жена пылкого старца, способная определить источник боли в теле человека с помощью одного только прикосновения. — Вы прекрасно понимаете, что орден не посмотрит на все это так, как смотрим мы. Никто из нас не проявляет свои способности в присутствии посторонних. Какими бы ни были соблазн и возможная выгода. Новые поколения переняли нашу осторожность и поняли, во что обходится неуместная откровенность — им самим и тем, кого они любят. А те посторонние, которые видели то, что не следовало, ну… — Она взглянула на Васселиса. — Мы не можем допустить, чтобы неосторожные рты нашептывали сплетни в чужие уши.

Джеред приподнял бровь и встретился взглядом с Васселисом. Даже у рая есть железная граница. Он едва заметно кивнул. Джеред понимал необходимость охраны не менее, чем причины, по которым пришло время поднять завесу.

— Но почему именно здесь? — спросил казначей, и на миг ему показалось, что он не произнес этих слов вслух.

— Потому что именно здесь жил Гориан! — ответил Ардол Кессиан, и глаза его загорелись воодушевлением. Он похлопал рукой по книгам, лежавшим рядом с ним. — Это все записано здесь, и я оставлю книги вам, чтобы вы прочли их во время вашего пребывания здесь. И пусть оно продлится столько, сколько вам нужно, чтобы задать все вопросы. Всегда существовали люди со способностями Восхождения, в основном временными. Гориан записал все их истории и свел вместе. Этих людей сторонились окружающие, им нужен был новый дом. Они испытывали отчужденность со стороны родных и друзей и нуждались в объяснении. Или в утешении, поскольку их пугала странность того, что они чувствовали.

— Гориан? — переспросил Джеред. — Но не…

— Нет-нет. Наш юный Гориан назван в честь человека, который положил начало всему примерно пятьсот лет назад, — объяснил Кессиан. — И все, что ему удавалось узнать, он записывал. Орден убил его, когда поймал, но уничтожить его творения не удалось, хотя они и считали, что сделали это. Вы ведь никогда не слышали о нем, верно?

Джеред покачал головой.

— Ничего удивительного. Для них это опасная информация, которая демонстрирует лживость утверждений, будто Восхождение — это извращение или колдовство. Это не так. Оно так же естественно, как приливы и отливы или листва на деревьях.

Джеред покачал головой.

— Осторожнее выбирай слова, отец Кессиан, — посоветовал он. — Следовало ли ордену принимать такой закон или нет, но он есть в уложениях. Я дал клятву блюсти законы ордена и Конкорда.

— Тогда какой смысл в этом расследовании, если вы не определите, является ли Восхождение ересью или его нужно принять? — спросил Виллем. — Ведь вам же нужно, чтобы мы честно выражали свои чувства и мнения. Несправедливые законы следует отменить.

— Как я объяснил вашей чтице, я оказался в незавидной ситуации. Я не беспристрастен. Совершено преступление, в этом нет сомнений. Вопрос состоит в том, что с вами делать и что вы узнали. Я здесь для того, чтобы выяснить ваши цели и желания. Но это не значит, что у вас нет союзников. Орин Д'Алинниус заворожен вашими методами, а капитан Арков обнаружил в каждом из вас целомудренные помыслы. А вот меня, напротив, тревожит, что вы создали Восходящих под знаменем ордена. Это и есть ваше преступление, и оно серьезно. Если вас передадут ордену, то вы понесете суровое наказание.

Молчание. Но отец Кессиан был не из пугливых. А его энтузиазм просто заражал. Джеред невольно испытывал к нему теплые чувства.

— Тогда прочтите то, что написал Гориан. Поговорите с горожанами и с любым из нас. Корень всего, что мы делали, лежит в природе и потому является волей Бога. Неестественным надо считать меры подавления, предпринятые орденом. Это решение приняли люди, которые блюли собственные интересы, целомудренные или иные. Я могу спросить вас, где в священных писаниях подавление природы считается необходимым или приемлемым.

— Орден руководит так, как считает нужным, и по праву, данному Адвокатом, — улыбнулся Джеред. — Раскол основной религии Конкорда стал бы катастрофой.

— Мы этого не хотим, — негромко проговорила Дженна. — Мы этого никогда не хотели. Нас постоянно печалит мысль, что орден сжег бы всех нас за наши дела.

— Как чудесно было бы, если бы каждый мог чувствовать то, что чувствуют наши Восходящие! — воскликнул Кессиан, давая выход пылкому нраву. — Подумайте, господин Джеред, какая это радость — чувствовать, как растут ваши посевы. Понимать своего коня так хорошо, чтобы не причинить ему никакого вреда. Открывать глаза навстречу новому дню и всем телом ощущать энергию земли! Быть единым с природой и стихиями. Приблизиться к Богу.

Джеред откинулся в кресле, внимая словам Кессиана. Он оценил величие сказанного, но вслед за ним в душу просочился трепет.

— Но что будет, отец Кессиан, если силы всех станут настолько велики, что смогут управлять морем, погодой и всем, что растет? Этот дар может привести к злу, если они пожелают таким образом его использовать. Как далеко способны зайти ваши Восходящие?

* * *

Джеред встретился один на один с Восходящими только на пятый день расследования. Это был в высшей степени необычный период. Вестфаллен оказался совершенно непохожим на все города, где ему приходилось бывать, несмотря на то что располагался в центре его любимой страны. Джереду казалось, будто он попал в прозрачный пузырь, бережно отделенный от остального мира. Однако события внутри этого пузыря могли иметь не меньшую важность, чем те, что разворачивались в Царде.

Горожане и Ступени Восхождения Вестфаллена были открыты, радушны и после первой пары дней не испытывали страха. Джеред лично убедился в том, как осмотрительно они ведут себя в присутствии торговцев и приезжих и как спокойно обладатели начальных способностей принимают то, что имеют. Он разговаривал со многими из них, в том числе и с теми, чьи способности со временем угасли.

Невозможно было усомниться, что они верят в чистоту своих намерений. Однако он не мог избавиться от опасения, что наивность, вызванная их изолированностью, закрывает им глаза на суть действий. Будучи профессиональным воином и политиком, Джеред понимал, что на каждое доброе намерение найдется враг, который исказит и вывернет его наизнанку. Восходящие представляли собой опасность, сомнений не было.

Казначей пытался найти решение конфликта в беседах с Арковом и Д'Алинниусом и подробно отражал все увиденное в записях. Было ли Восхождение естественным ходом вещей или преступным намерением, замаскированным под естественный ход? И, что более актуально, как Адвокатуре следует поступить с ними… и, если уж на то пошло, со всем Вестфалленом?

Однако, находясь там, где оказался казначей, трудно было думать о чем-то, кроме признания и милосердия. Окруженный стеной сад маршала Васселиса переживал свой лучший период. Цветы всех оттенков украшали стены и клумбы. Плющ карабкался на статуи великих людей Карадука, чтобы украсить их, и волнами ниспадал с крыши мраморной беседки, в которой они сейчас сидели, укрывшись от безжалостных лучей солнца. Фонтаны радостно журчали, карпы в прудах всплывали на поверхность, охотясь за мухами, а потом снова прятались в тени белоцветных лилий.

В нише на скамье слева от казначея сидели Восходящие, одетые в красивые светлые туники с красной отделкой Восхождения. В них ощущалась чудесная смесь волнения и подростковой самоуверенности и капелька подлинной зрелости.

С огромным интересом Джеред наблюдал за тем, как они вошли в калитку в дальней стороне сада и направились к нему. Слепой, Оссакер, держался за Ардуция, паренька с добрым лицом. По другую его руку шла девочка, Миррон. Хорошенькая. Казалось, Оссакеру не нужна их помощь — настолько уверенным был его шаг. И чуть в стороне от них шел Гориан. Пока они приближались, он внимательно рассматривал Джереда пристальным, не вполне понятным взглядом.

— Можно многое узнать о людях еще до того, как первый раз пообщаешься с ними, — сказал Джеред, когда все уселись. Их служанка, Шела Хаси, перед уходом раздала всем весьма своевременное прохладное питье. — То, как они держатся, как идут, в какой последовательности они на тебя смотрят, кто встречается с тобой взглядом без страха, а кто — с интересом или трепетом.

Они молчали, как он предположил, ожидая приглашения говорить.

— Вы знаете, почему я здесь, не так ли? Вам должны были рассказать обо мне и моих коллегах и о том, насколько серьезно наше расследование.

Восходящие кивнули, кто-то пробормотал слова подтверждения. Джеред улыбнулся.

— Вам не нужно меня бояться. Сегодня я не ваш судья, а только наблюдатель. Так что, пожалуйста, считайте себя вправе в любой момент ко мне обратиться.

— Вы на самом деле жестокий человек? — неожиданно спросил Гориан.

Джеред изумился.

— Я… — Он замолчал и рассмеялся. — А считалось, что это я буду вас расспрашивать! Давайте скажем так. Моя работа состоит в том, чтобы собирать налоги и платежи с людей, которые порой не согласны с тем, сколько я хочу получить, или не спешат расставаться с тем, что должны. И такие люди убеждаются, что, да, я действительно жестокий человек. А еще они убеждаются в том, что я почти ничего не упускаю из вида. Об этом следует помнить, пока мы разговариваем, да? — Он стер улыбку с лица. — А почему ты меня об этом спросил?

— Потому что мы много про вас слышали. Вы командуете сборщиками, поэтому никто вас не любит.

— Мытарей никто не любит, — согласился Джеред.

— Но вы кажетесь не таким уж плохим, — заявил Гориан.

— Это потому, что вы не дали мне повода. Постарайтесь, чтобы так было и впредь. — Джеред сложил руки, соединив кончики пальцев. — Скажи мне, почему остальные трое любят тебя гораздо меньше, чем друг друга?

Все четверо на какое-то время опустили глаза и стали разглядывать землю под ногами. Отлично. Надо, чтобы они почувствовали, кто тут главный.

— Мне казалось, что вы должны держаться вместе. В конце концов, вас пока только четверо, хоть, как я понял, родились уже и другие кандидаты и ожидаются новые.

Гориан теперь смотрел прямо на него, но отвечать не собирался. Джеред ощутил разочарование.

— Поймите, я стою перед проблемой. Ваши Ступени, ваша чтица и, по сути, все, с кем я разговаривал, спешили рассказать мне о важных и добрых делах, которые вы уже можете творить, и о том, что вы способны сделать в будущем. Похоже, вам предстоит стать нашими спасителями и первыми представителями нового человечества, которое станет использовать свои способности для общего блага. Однако меня тревожит то, что думаете вы сами. В конце концов, у каждого есть своя голова на плечах, и в какой-то момент угрозой может стать ваше излишнее любопытство или что-то еще. Вы должны были задумываться о вашем будущем. Вы все едины? По тому, как вы шли, я подозреваю, что это не так.

На этот раз их молчание вызвало у Джереда раздражение. Он не привык иметь дело с детьми, и это становилось очевидным. Казначей кашлянул.

— Хотите, чтобы я выбрал кого-то, кто сделает первый шаг, несмотря на жару, побуждающую к лени? Миррон?

— Я так и знала, что вы выберете меня. Просто потому, что я девочка.

— А может, я счел тебя самой умной! — парировал казначей. — Просто скажи что-то в ответ. Представь, юная госпожа. Когда ты думаешь о будущем, что ты видишь?

— Я вижу себя здесь, в Вестфаллене. Я присоединюсь к Ступеням Восхождения, как и все, потому что Восхождению надо развиваться, чтобы помочь новым Восходящим учиться быстрее, чем мы. Наверное, со временем я стану матерью Восхождения, так же как мои братья — отцами. И я воспользуюсь своими способностями, чтобы помогать людям. Зачем мне хотеть чего-то еще?

— Ты не считаешь, что благодаря своим способностям могла бы требовать всего, чего захочешь?

— Я не понимаю. — Девочка нахмурилась.

Джеред приподнял брови. Она действительно не задумывалась над этим! Но, наверное, потому, что ей всего четырнадцать. Хотя ей следовало бы задуматься. В ее возрасте Джеред уже знал, что его умение обращаться с мечом поможет ему высоко подняться в Адвокатуре.

— Вы видите себя отдельно от остального Конкорда? — задал он внезапно пришедший в голову вопрос.

— Мы — граждане Конкорда, — ответил Ардуций. Джеред отметил, как Миррон и Гориан посмотрели на него, а Оссакер стиснул его руку. — Конкорд найдет нам дело, если мы будем ему нужны. Или мы выберем его сами. Так или иначе, правильным решением было бы позволить нам воспитывать следующее поколение Восходящих.

— По вашему образу и подобию?

— А есть другие? — спросил Гориан.

— Мы отделены от Конкорда настолько же, как любой фермер или рыбак Вестфаллена. Мы будем служить, если нас призовут, мы можем вызваться добровольцами, если войны еще не прекратятся. Когда придет время, Бог укажет нам правильный путь, — закончил Ардуций.

— Ты действительно думаешь, что вас попросят надеть доспехи и шагать вместе с гастатами? — Джереда позабавила такая картина.

— Нет, — вступил в разговор Оссакер. — Мы можем быть врачами и ветеринарами. В этом будет состоять наше умение на поле боя.

— Да неужели? И ничего больше? Гориан, а ты что думаешь?

Гориан пожал плечами.

— Оссакер прав. В основном. Но возможно, мы могли бы делать и что-то еще. Мы ведь можем вызвать или прекратить дождь. И мы можем заставить дуть ветер. Может, нашим генералам понадобилось бы это, а не наши способности залечивать травмы.

— Я согласен, — кивнул Джеред. — И ты считаешь, что вас следует использовать именно так? А, Гориан?

— Нет, конечно же, — ответил Гориан. — Мы особенные. Мы должны быть хозяевами своего будущего. Делать то, что хотим.

Вот так. Остальные покосились на него и постарались отстраниться. Гориан уже начал понимать, куда могут привести его способности. А Джеред почти увидел, какие силы захотят заполучить его в погоне за властью. Остальные все еще находились под влиянием того ограниченного взгляда на вещи, который внушили им Ступени. Взгляда, который Джеред уважал. Но в Гориане на мгновение проявились те проблемы, которые неизбежно возникнут, когда эти юные умы начнут развиваться. А Ступени явно не замечали опасности.

— Таким образом, вы ответили на мой первый вопрос: почему вы так шли на встречу со мной, не правда ли? Вы трое с ним не согласны. Но разве он не смотрит на вещи более реалистично?

Ардуций покачал головой.

— Мы должны использовать наши способности только для того, чтобы творить Божьи дела. Они в исцелении, созидании и росте, а не в том, чтобы сделать поле скользким под ногами солдат.

— Ох, Ардуций, ты не понимаешь! — возразил Гориан. — Мы могли бы вызвать дождь, когда наша армия пойдет в наступление, потому что тогда вражеские стрелы не смогут попасть точно в цель. И мы могли бы направить молнии в доспехи противника, чтобы спасти жизнь нашим людям. Мне казалось, вам всем нравится Кован. Но я, по крайней мере, слушаю, что он говорит!

— Ты такой умный, Гориан! — сказал Ардуций. — Не знаю, почему бы тебе просто не уйти, раз ты и так уже все знаешь.

— Зачем ты так говоришь? Я слушаю и учусь. Не завидуй мне потому, что не делаешь того, что делаю я.

— Я рад не делать того, что делаешь ты, — огрызнулся Ардуций. — Кому захочется иметь такие мысли?

— Прекратите! — воскликнула Миррон. — Мне за вас стыдно!

Она взглянула на Джереда, щеки ее пылали, на глазах стояли слезы. А Оссакер снова понурил голову.

— Я не хочу работать на войне, — прошептал он.

У Джереда защемило сердце, и он подавил желание в знак утешения положить мальчику ладонь на плечо. Это сделал Ардуций.

— Будет так, как угодно Богу, Осей, — сказал он.

Джеред наблюдал за ними. Троица сплотила ряды, а Гориан держался в стороне, не сомневаясь в своей правоте. Очень и очень любопытный квартет. Джеред не мог точно определить, что именно ему удалось узнать. Во многом они были просто подростками, как любые другие, бегающие по улицам Конкорда. В чем-то они понимали тяжелый груз своих способностей. А один из них уже начал осознавать возможность получить власть и влияние.

Джеред обсудил с ними много разных вопросов, прежде чем день сменился великолепным огненным закатом. Когда казначей встал, чтобы уйти, он понял, что проведет ночь без сна, пытаясь разобраться, как относиться к этим детям. Он поблагодарил их за терпение и уделенное ему время и направился к калитке.

— Казначей Джеред!

Он обернулся. Ардуций поднялся на ноги, остальные собрались вокруг него.

— Да, Ардуций?

— В нас нет зла. Мы не просили о способностях, но мы с ними родились. И мы можем только стараться воспользоваться ими как можно лучше и жить так, как того желал бы Бог. Не зовите сюда орден. Нас сожгут, а мы этого не заслуживаем.

Джеред отрывисто кивнул и повернулся на каблуках. Он долго ходил по берегу, прежде чем вернуться в свои комнаты на вилле Васселиса.

* * *

Васселис проводил Джереда до конца подъема на холмы, откуда десятью днями раньше они смотрели вниз, на безмятежный Вестфаллен. Со своей стороны, маршал радовался тому, что это спокойствие не нарушено — пусть и ненадолго. Был уже пятидесятый день заката генастро, хотя палящая жара дня больше напоминала разгар соластро.

Васселис ехал без своих телохранителей. Здесь было безопасно, а левимы Джереда скорее представляли собой почетный эскорт, профессиональный и безупречный. В их присутствии маршал чувствовал себя совершенно спокойно, несмотря на напряженные отношения, возникшие сейчас между двумя давними друзьями. Что касается двух других дознавателей, то Д'Алинниус и Арков оказались гостями, уважительно отнесшимися к хозяевам, и нашли друзей среди тех, чью деятельность расследовали. Васселис проникся уважением к обоим за их объективность и щепетильность.

— Ты хочешь узнать, что я скажу Эрин Дел Аглиос, так ведь? — спросил Джеред, когда подошло время прощания.

Васселис собирался на какое-то время задержаться в Вестфаллене.

— Конечно. Должен узнать.

— Этот вопрос будет на устах всех жителей Вестфаллена, не так ли?

— Не играй со мной, Пол.

Джеред остановил коня и жестом велел остальным ехать вперед. Васселис остался рядом, безуспешно пытаясь прочесть выражение его лица.

— Я с самого начала планировал поразмыслить над тем, что увидел и услышал, а потом, по дороге в Эсторр, пересмотреть записи. Высказать свои взгляды моим помощникам и обсудить с ними все факты. И я по-прежнему намерен это сделать. Но я понимаю также, что оставить тебя, не высказав своего мнения, было бы равносильно проявлению жестокости ко всему этому… — тут он жестом указал на Вестфаллен, — твоему необыкновенному городу. Кстати, теперь я понимаю, почему ты его так любишь.

— Спасибо тебе за заботу, — сказал Васселис. — Тебе вправду следовало бы отстроить здесь виллу.

— Ты должен понимать, почему теперь я счел бы это неуместным.

— Тем хуже для тебя, — заявил Васселис.

Джеред затянутым в перчатку пальцем ткнул в грудь маршала.

— Арван, я выскажу тебе все, что сочту нужным, а ты можешь истолковать это для своих людей, как пожелаешь. Я не отправлюсь домой, чтобы объявить ордену о том, что узнал. Если я смогу добиться того, что хочу, канцлер будет оставаться в неведении как можно дольше. Но я не вижу варианта, при котором Адвокатура оставила бы этих людей под твоим контролем. Они — оружие. Притом опасное, если попадут под влияние не тех людей.

Васселис вздрогнул.

— Они же всего лишь дети, которые только узнают границы своих возможностей!

— А ты задавал себе вопрос, насколько широки эти границы? Гориан уже видит свой разрушительный потенциал — и я готов держать пари, что он проводил эксперименты в этом направлении, так ведь? — Выражение, промелькнувшее на лице Васселиса, подтвердило его догадку. — Так я и думал. Их нужно контролировать, а Ступени не соображают, как это делать.

— Ты имеешь в виду военный контроль, — проговорил Васселис. — Пол, не делай этого! Они — ранимые дети. Им нужна защита, которую дает им Вестфаллен. Не отнимай у них этого!

— А как, по-твоему, какой выбор ты мне оставил? — вопросил Джеред, гневно сверкнув глазами. — Я не могу вернуться к Адвокату и доложить, что все чисто. Сам подумай! Они не только оружие, они — буря, которая встряхнет весь Конкорд, до основания. Люди будут их бояться. Бог свидетель: я сам испугался, когда увидел, что они способны делать. А ведь уже сейчас есть пятилетние дети и младенцы, которые могут оказаться следующими в цепочке. Как мы можем не взять это под контроль? Когда ты обратился ко мне, ты должен был предвидеть, что произойдет.

— Понимаю. Все понимаю. Но надежды-то все равно питаешь, так ведь? — вздохнул Васселис.

— Послушай, Арван: это лучшее из того, на что ты мог рассчитывать. Особенно учитывая мои первые впечатления. Можешь мне поверить. Я намерен получить развернутые консультации относительно теологической стороны вопроса. Я по-прежнему не убежден в том, что это не ересь. Но задуматься меня заставило прежде всего вот что. Хотя ты и твои Ступени можете быть преступниками перед Богом, ваши Восходящие — не преступники. И поскольку ты их покровитель, по крайней мере пока, я обязан поддерживать тебя. И я уверен, что Адвокатура со мной согласится, а это значит, что орден до тебя не допустят.

— Спасибо тебе, Пол, — сказал Васселис. — Спасибо тебе.

— Не считай это полной поддержкой, потому что это отнюдь не так. Когда-нибудь в будущем тебе еще предстоит держать ответ. А пока не заходи слишком далеко и позаботься о том, чтобы твои Восходящие не покидали Вестфаллен. Жизнь для всех вас изменилась.

ГЛАВА 26

848-й Божественный цикл, 58-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения

Брод у Цинтарита стал причиной немалого раздражения генерала Гестериса. Генастро близился к концу. Тепло сменилось удушливой жарой, а цардитов все не удавалось ни потеснить, ни заманить в ловушку. Прошло почти тридцать дней с момента первых стычек, а он так и не смог спровоцировать противника на полномасштабное сражение.

Цинтарит оказался широкой болотистой равниной, где во множестве мест на поверхность выходил скальный грунт, иногда в виде плоских плит выше уровня травы и дерна, а иногда в виде столбов, похожих на пальцы, возносящихся вверх, к небу на сотни футов. Мрачная равнина продувалась ветрами даже в жару, которой не удавалось высушить влагу, пропитавшую землю. Уровень подземных вод был очень высоким, что сильно усложняло пешие переходы, верховую езду и передвижение повозок.

Середину равнины длинными медленными изгибами прорезала река Тарит. Ее питали подземные потоки, которые поднимались от подножия Галорианов — громадного горного хребта, занимавшего северо-восточную часть Царда. А во время влажных сезонов подкреплял и величественный водопад Галор. Русло реки никогда не сужалось хотя бы до четверти мили в ширину. Тарит окаймляли крутые скалистые берега, вдоль которых почти на всем протяжении не могли проехать повозки, а потом она уходила к величественному ущелью Королей в семидесяти милях к югу.

Цардиты разрушили два моста, переброшенные через реку на севере и на юге, но они ничего не могли поделать с тремя бродами в центре равнины. Это были предательски скользкие перешейки из гладкого, покрытого водорослями камня на глубине два-три фута ниже поверхности воды. Ширина каждого позволяла пересечь реку только одной колонне. Однако делать это приходилось с величайшей осторожностью, поскольку противник при желании мог спокойно выцеливать беззащитные мишени.

Тактическое значение равнины нельзя было недооценивать. Отдать ее цардитам означало оставить им свободный доступ к границам Атрески и Госланда. А победа Конкорда открыла бы доступ в центральные территории Царда и в конечном счете обеспечила победу и значительно приблизила падение столицы Царда Хурана.

И потому, пока Дел Аглиос и Атаркис на севере, а Джорганеш на юге выводили свои менее крупные армии на позиции, откуда можно нанести удары по флангам цардитов, Гестерис удерживал и продвигал центр с помощью самой крупной армии, которую когда-либо отправлял в бой Конкорд. Более восьмидесяти тысяч воинов противостояли вражеской армии численностью примерно в шестьдесят тысяч.

Гестерис славился как умелый командир, но его задача была связана с наибольшими трудностями и риском. Будучи от природы человеком осторожным, он прекрасно сознавал, какая решающая роль отводится его армии. Провинции Конкорда лишились немалого числа мужчин и женщин, чтобы создать ту армию, которую он каждый день видел на рассвете. Опытные отборные части, однако командовать ими было сложно даже при помощи созданной им системы.

Громадные проблемы возникали со снабжением и повседневным функционированием армии, и во многом это было связано с необходимостью стоять лагерем в пяти милях от берега реки Тарит. Каждый день много времени отнимали переход и построение. Как правило, Гестерис поднимал армию за три часа до рассвета, а порой и раньше, пытаясь достичь эффекта неожиданности. Однако цардитские пикеты и разведывательные отряды на обеих сторонах реки были многочисленными, и они легко мобилизовали защитные соединения, блокируя любое направление возможного удара.

И потому все шестьдесят дней шли только кавалерийские атаки, быстрые налеты и уничтожение пикетов, которые почти мгновенно восстанавливались. Каждое утро обе стороны выходили, чтобы встать друг напротив друга на противоположных берегах реки, растянувшись более чем на пять миль и охватив все броды. А в конце каждого дня, когда солнце опускалось за плато Тарит, они уходили обратно.

Обе стороны знали, что не могут позволить себе необдуманных действий, которые могут привести к поражению. Что касается цардитов, выжидание было им на руку. Они понимали: даже если на них нападут идущие к ним во фланги армии Конкорда, их численность, вместе с подкреплениями из других частей страны, окажется достаточно большой, чтобы не беспокоиться. А еще они понимали, что без Гестериса Хуран никогда не падет. Такая патовая ситуация провоцировала падение боевого духа в армии Конкорда, солдатам которой больше всего хотелось снова увидеть дом и семью.

Гестерис проснулся рано, как всегда во время кампании. Побудка в лагере прогоняла спокойные сны. Крики центурионов и мастеров смешивались с ржанием коней и грохотом, с которым десятки тысяч воинов вытаскивали себя из постелей.

Несколько мгновений он лежал в темноте и прислушивался, а потом вошли его оруженосцы с фонарями и завтраком. Он ел и одновременно одевался. При свете фитилей Гестерис оглядел свое отражение в зеркале — блеск начищенных доспехов, отглаженная туника из темно-зеленой ткани и серебристо-серого цвета плащ с вышитым гербом Эстории и каймой из плетеного шнура.

Он пригладил седеющие волосы, цветом перекликающиеся с плащом, и провел рукой по морщинам на лице, напоминавшим, что юность отшумела почти три десятка лет тому назад. Сейчас генералу уже минуло пятьдесят. И наконец он надел шлем с зеленым плюмажем, привычно ощутив под подбородком тугой ремень.

Для преодоления реки силы Гестериса разбились на три отряда. В последнее время он разделил и лагери, чтобы переход шел более организованно, и сам остался в центральном — номинально со Вторым легионом, Медвежьими Когтями Эсторра. Однако все три отряда двигались согласованно, и он соответствующим образом разместил легкую пехоту и кавалерию, концентрируя их на флангах так, чтобы быстро переводить на новое место и постоянно обозначать намерение усилить давление на левый или правый брод. Таким образом генерал пытался осуществить решающий прорыв и начать желанное сражение.

Гестерис прошел по отрядам пехоты и кавалерии, пожелав всем удачи, и помолился вместе с гласом ордена на лужайке возле палатки. Он вышагивал, гордо выпрямившись во весь рост, и уверенность в том, что в ближайшее время им удастся развязать сражение и одержать победу, распространялась вокруг него, подобно волнам. В душе Гестерис не сомневался, что так и будет. Его тревожило лишь то, когда это наконец случится, и не придется ли отправлять гонцов в другие армии с просьбой стать лагерем и ждать его. Это стало бы для генерала позором.

Гестерис осмотрел одну из манипул Тридцатой алы — Огненных Драконов из Госланда — и катафрактов из своего легиона. Потом сел на коня, приказал горнам дать сигнал и вывел триариев из главных ворот. Они сноровисто, без лишней показухи прошли по седьмой дороге, той, которая на сегодняшний день была меньше других разбита постоянными маршами к реке, хотя и на ней грязь местами доходила до щиколоток.

Надежный грунт среди болотистой местности разведали и разметили флажками. Инженеры проложили временные дороги, вымощенные камнем и твердой древесиной на всех выходах из лагерей и вдоль каждого маршрута почти на милю вперед. Пути отхода оставались чистыми и нетронутыми, их сохраняли на случай самого дурного поворота событий: если они вынуждены будут отступить и оборонять тщательно укрепленные лагеря.

Все было в порядке, все на местах. Не хватало только сражения — и у Гестериса кончались и время, и идеи. Он сознавал, что не столь изобретателен, как некоторые молодые генералы. Ему чудились тихие разговоры за спиной. Но он найдет подходящий момент! В прошлом так всегда и было. И возвращение в Эсторр снова станет триумфальным.

К середине утра армия развернулась мощным трехколонным строем, закрывшим центральный брод. После шумного перехода воцарилась тишина. Тридцать тысяч пехотинцев и кавалеристов стояли почти беззвучно, если не считать редкого ржания лошадей, трепета ткани на ветру, глухих шлепков штандартов о древко или звона металла о металл.

Перед ними на другой стороне реки стояли многочисленные цардиты. Как всегда, они выставили вперед дальнобойные луки и арбалеты и подтянули маломощные катапульты почти к самому броду. Армии почти перестали обмениваться криками и оскорблениями. Ту же самую картину дублировали части слева и справа. Между армиями в готовности застыли сигнальщики и конные вестовые.

Гестерис взглянул на небо, а потом направил коня в медленный ежедневный объезд своих рядов. Ни облачка, солнца палило вовсю, издеваясь над его неспособностью действовать. Генерала сопровождала мастер конников Дина Келл, решительная и упрямая женщина. Гестерис ощущал, как с каждым днем растет ее безмолвное недовольство. Ее советы все больше склонялись к неоправданному риску ради сомнительной выгоды. Тем не менее, Гестерис с уважением относился к умениям и опыту Келл. Он не хотел бы, чтобы его кавалерией командовал кто-то другой.

Единственное, о чем он жалел, — это о том, что с самого начала не поставил артиллерийские башни на берегу реки. Это могло бы позволить катапультам и баллистам достать неприятеля. Теперь же ставить их слишком поздно. К тому моменту, как их соорудят наверху, он уже вынужден будет с боями прорываться через броды.

Взгляд генерала уловил что-то на фоне южного неба, в направлении ущелья Королей. Похоже на пятно на небе или на темный потек на синем холсте. Он нахмурился. В той стороне ничего не было. Путь на юг и восток вдоль восточной стороны хребта для армий был непроходим, несмотря на сухой грунт. Сотни миль глубоких трещин, острых скал и расщелин, поросших редким вереском, — местность, пригодная только для передвижения горных коз.

— Мастер Келл, скажи мне, что ты видишь вон там. — Гестерис вытянул руку.

Келл прищурила темные карие глаза под шлемом с плюмажем.

— Пыль в воздухе, — сказала она с сильным тундаррским выговором. — Видимо, от Турсанских озер идет подкрепление. — Она пожала плечами. — Эти отряды не могут быть крупными. Джорганеш их сковал, так ведь?

— Так нам говорят, — отозвался Гестерис. — У нас там есть разведчики?

— Сейчас нет. После разрушения моста там не осталось переправы. Но я могу отправить конных.

— Отправь.

Генерал еще раз посмотрел на облако пыли. Очень трудно определить, насколько оно далеко и насколько большое. Гестерис не мог точно сказать, почему он не разделял уверенности Келл в том, что подкрепления невелики. Под мерцающим знойным маревом точная оценка невозможна.

Он остановил коня, повернулся и достал из седельной сумки карту. Развернув ее, Гестерис сопоставил изображение с тем, что видел вдали. Стены ущелья вздымались высоко в небо, на востоке понижаясь и переходя в каменистую местность, которая вместе с Турсанскими озерами закрывала его южный фланг. Русло реки на протяжении пятидесяти миль извивалось, а потом на двадцать миль становилось прямым, как стрела, перед тем как обрушиться в ущелье.

Гестерис сощурился, пытаясь привязать к местности пылевую завесу, по которой уже можно было приблизительно определить местонахождение подкреплений. Ошибку могла давать сила ветра у входа в ущелье. Ветер в том месте, где стоял он сам, дул почти точно на север, и это означало, что пыль, скорее всего, предшествует тем, кто ее поднимает. Но тогда определить их примерное расположение было еще проще.

Генерал крепко сжал поводья, пытаясь не выдать внезапный страх. А еще ему хотелось достать увеличительную трубу, но тем самым он привлек бы нежелательное внимание к проблеме.

— Немедленно отправь туда разведку! — прошипел он Келл. — И прикажи им соблюдать осторожность. Цардиты на этом берегу Тарита.

* * *

Набеги не прекращались, а Конкорд по-прежнему ничего не предпринимал для его обороны — только наращивал явно увязшие в Царде армии. Юран поставил отряды в тех приграничных фортах, на которые ему хватило людей, и переводил войска из одного в другой, заставляя налетчиков гадать, где именно можно безопасно проникнуть в Атреску. Однако это помогало только отсрочить неизбежное.

А теперь он держал в руке послание, которое ожидал получить от Адвоката, и с презрением читал его. Отказ присутствовать на играх встретили яростью и угрозами. Его право управлять страной висело на волоске, и Эрин Дел Аглиос искала окончательный повод для замены Томала Юрана.

— Но почему это должно меня волновать в то время, когда мои люди гибнут, а мои города пылают?

— Мой господин? — изумленно откликнулась его помощница.

— Извини, Меган, — ответил маршал Юран. — Просто думаю вслух.

Она сидела у него за спиной и читала сегодняшние прошения. Маршал заранее знал, что в них содержится, и встал, чтобы выйти на балкон замка и с чувством растущей безнадежности взглянуть на состояние столицы, Харога. Все началось с того, что население приграничных городов стало собираться за стенами города. Многие приносили с собой рассказы о зверствах цардитов. И не меньшее число вело речь об ультиматумах — таких, какой он услышал от претора Брода Чаек Горсал. Многие убеждали его отвернуться от Конкорда и провозгласить независимость.

Для них выбор был простым. То, чего требуют цардиты, или смерть. Для маршала-защитника все представлялось намного более сложным. Войска Конкорда находились на всех его землях — либо перемещались к фронтам, либо возвращались оттуда, занимаясь переформированием и переподготовкой. Восстания, распространяющиеся по Атреске, поглощали большую часть его времени. Все старшие советники Томала Юрана были эсторийцами, верными Адвокату. А он сам все еще цеплялся за надежду, что Конкорд скоро одержит победу в Царде и обещания, данные Адвокатом, начнут исполняться.

Однако Юран понимал отчаяние своих граждан и видел в их глазах обвинения, во многом справедливые. Они ранили его, задевали за живое. Он сулил им прелести Конкорда, и пока слишком многимэто принесло только страх и смерть.

Маршал-защитник искренне считал, что делает все возможное. Он отправлял отряды на границу с Цардом, и им удалось одержать несколько крупных побед. Похоже, однако, что налетчики проникли в страну гораздо дальше, чем предполагалось, и ему не хватало людей, чтобы закрыть все направления, по которым они могли нанести удары. Способность цардитов наносить удары практически везде, где им было угодно, сеяла панику по всей Атреске. Не оставалось сомнений, что они действуют в сговоре с мятежниками. И когда население Харога достигло критической величины и маршалу пришлось селить беженцев вне стен, начались бунты.

Жители города объединились с переселенцами и тысячами шли к замку, требуя от Юрана действий. Они хотели, чтобы число солдат на территории страны увеличилось, и в Эсторр направили ультиматум, ставящий их дальнейшую верность в зависимость от того, сумеет ли Конкорд защитить страну согласно конституции.

Юран принял лидеров народного движения и постарался объяснить им все как можно лучше. Он призвал их остаться верными и молиться своим богам, чтобы те помогли пережить сложное время. Он говорил, что, хотя сейчас все выглядит мрачным, победа в Царде близка и что этот сезон военных действий — последний.

Юран сумел на какое-то время их успокоить, но когда начались нехватки продуктов из-за того, что слишком много полей и ферм опустели, терпение иссякло. Демонстрации превратились в грабежи, и ему пришлось отправить стражу Харога на подавление беспорядков. В городе ввели военное положение. Комендантский час с сумерек до рассвета помогал свести проблемы к минимуму, но каждый день маршал-защитник видел пожары в новых местах и слышал отдаленные крики толпы.

Медленно, но неуклонно власть и порядок в Хароге расползались по швам, и даже ордену Всеведущего не удавалось удерживать верующих от насильственных действий.

— Что я могу сделать? — вопросил Юран. — Меня угрожают сместить с поста маршала-защитника. Но мой пост требует, чтобы я выполнял свои обязанности, а не лебезил перед Адвокатом на играх, которые являются неприкрытой издевкой над каждым голодным ребенком моей страны и служат насмешкой над каждой каплей крови, пролитой невинными людьми на полях у границ с Цардом.

— Вы должны заботиться о своем народе, — тихо проговорила Меган, не знавшая, ждут ли от нее ответа. — А это именно то, что вы делаете сейчас.

— Это мало утешает, когда люди, которых я поклялся защищать, подымают руку друг на друга. Тюрьмы полны подстрекателей. Многие из них — сторонники Царда, и они украли надежду у города, как прежде украли ее у ферм. Но они не понимают, что стоит за возвращением независимости. Если мы провозгласим независимость, Атреска превратится в поле сражения, а я скорее умру, чем допущу это.

— Разрешите мне говорить прямо, маршал? — спросила Меган.

— Конечно. Любое решение лучше того хаоса, который я вижу отсюда, — вздохнул он.

Над северной частью города повисла туча дыма — там происходили очередные беспорядки. Сейчас на улицах было тихо, дневная жара лишала воли даже самых рьяных бунтовщиков. Но и это не в его пользу. Свидетели запомнят, как отряды маршала Юрана с оружием в руках подавляли мятеж в столице. Так больше продолжаться не могло.

— Пора пойти на больший риск, чтобы защитить Атреску. Сделайте то, что сделала бы Эстория. Мобилизуйте всех беженцев. Вооружите их, обучите и отправьте защищать свою страну. Дайте им цель. Тем самым вы устраните повод для бунта. Изымите деньги из собранных налогов, чтобы оплатить это. Казначей с пониманием отнесется к этой необходимости.

— Да неужели? С казначеем Джередом крайне трудно вести переговоры.

— А какая вам разница, маршал Юран? — Меган покраснела. — Прошу прощения, но если вас снимут, то обязанность собирать налоги будет лежать уже не на ваших плечах. А если цардитам удастся осуществить их намерения, результат будет тот же. Но если вам удастся исполнить задуманное, народ решительно поддержит вас, так что Конкорд не сможет заменить вас и при этом сохранить свой престиж. Вы будете героем. И ваши переговоры относительно сборов будут вестись с позиции силы.

Юран уставился на нее с изумлением. Ему показалось, будто из-за туч выглянуло солнце и согрело ему лицо. Непонятно было, решит ли это проблему с цардитами и мятежниками. Но это определенно уменьшит беспорядки в городе и давление на его жителей. И возможно, не только в городе. Может восстановиться нормальная жизнь. И, что самое главное, он выиграет время. Драгоценное время.

— Приведи ко мне начальника городской стражи и генерала оборонного легиона. Клянусь богами славного прошлого Атрески, девочка, этот план стоит попытаться осуществить. Почему я не подумал об этом раньше?

— Иногда мы не видим того, что находится рядом с нами, — отозвалась Меган, изо всех сил стараясь не показать, насколько она обрадована.

— Спасибо, что нашла мужество высказать свои мысли. Возможно, мы еще выберемся из этой каши, и, если это произойдет, я позабочусь о том, чтобы тебя вознаградили. А теперь иди. Нам надо очень много сделать, если мы хотим спасти Атреску от всеобщей гражданской войны.

* * *

На этот раз дозорные заметили их приближение, но было ясно, что цардиты и не стремились нагрянуть неожиданно. Это был третий налет. В Броде Чаек все знали, что это означает, и приготовились. Собрание в базилике выдалось долгим и безрадостным, но в конце концов желание жить и работать в том месте, где они родились и выросли, перевесило все другие соображения.

Претор Лина Горсал вышла к тому месту, где цардиты должны были войти в город, и застыла в ожидании. Она смотрела, как они проезжают через пригородные фермы и замедляют скорость, переходя на рысь, а потом и на шаг. Цардиты их заметили, и, что важнее, они так же увидели алтарь Юни, атресской богини плодородия. Шло время жары и урожая, и Юни предстала во всем великолепии, купаясь в радости своих творений на земле.

Горсал стояла под синим небом и обжигающим солнцем, и над ее головой неподвижно висел флаг переговоров. Рядом с ней находились ее управляющие и судьи, все в одежде соластро и без оружия, хоть они и перекрыли дорогу.

Цардиты приближались, чувствуя себя настолько уверенно, что даже не обнажили сабли. Вымпелы трепетали на концах примерно пятидесяти копий отряда, численность которого приближалась к ста пятидесяти. Из-за жары они надели только легкие доспехи для верховой езды. Луки с незакрепленными тетивами были заброшены за спину. Лошади выглядели здоровыми, хотя и несколько утомленными ездой.

Предводитель цардитов спешился, когда они приблизились на двадцать ярдов. Его сопровождали шесть телохранителей. Горсал обрадовалась, что это снова он, хоть он и вышагивал так, словно являлся господином всех окрестных мест.

— Претор Горсал, — сказал цардит, чуть наклоняя голову.

— Сентор Ренсаарк, — отозвалась Лина Горсал, вспомнив его чин, равный чину центуриона.

— Вы все еще здесь, — проговорил он на эсторийском с сильным акцентом. — Это вызывает уважение. И по этому я заключаю, что ваши мольбы, обращенные к вашему маршалу, имели успех. Если, конечно, вы не желаете смерти.

— Ни то, ни другое. — Горсал указала на флаг переговоров. Ренсаарк нахмурил брови и напрягся. — Выслушайте меня, если хоть немного меня уважаете.

Ренсаарк пожал плечами, предлагая ей продолжать.

— Наши мольбы и требования, обращенные к маршалу-защитнику Юрану, отвергнуты. Ваше заявление, которое мы ему передали, вызвало только смех. Но мы — город, который не желает умирать за тех, кто отказывается защищать нас в наших домах и предлагает нам только сомнительное убежище в палаточном городе рядом с Харогом.

Мы хотим мирно жить здесь, в Броде Чаек. Мы хотим торговать с нашими соседями, будь они из Конкорда, Атрески, Карка или Царда. Нам нужна простая жизнь — и у нас простые желания. И потому мы пришли к решению.

Она повернулась и протянула руку к поселку, подавая знак. На каждой крыше Брода Чаек были установлены флагштоки, и у каждого стоял один из жителей. По ее сигналу флаги развернули. Поле, разделенное по диагонали на золотую и белую половины с золотым солнцем на белой части и белым — на золотой.

Это были флаги прежней монархии Атрески.

Лина Горсал обернулась к Ренсаарку.

— Мы больше не считаем себя союзниками Конкорда. В этом небольшом поселении мы стали независимыми, возрождая старую Атреску. Вы видели, что алтари, которые орден хотел разрушить, снова гордо стоят на наших полях. А теперь вы видели наши флаги. Мы здесь все едины, так что теперь решать вам, сентор Царда. Убивайте нас или торгуйте с нами. Возвращайтесь к тому, что было, или оставайтесь навсегда нашими врагами. Что скажете?

Ренсаарк посмотрел на флаги, а потом — снова на Горсал. Отрывистые слова какого-то приказа заставили ее вздрогнуть. Его люди спешились и повели коней в поводу. Лицо Ренсаарка расплылось в широкой улыбке, продемонстрировавшей сломанные гнилые зубы.

— Страхи для вас позади, и дружба с королевством Цард возвращается снова. С вашего шага начинается гибель Конкорда. Этот день — исторический. Это день победы без крови.

Он протянул к ней руки ладонями вверх. Проглотив отвращение к прошлым делам этого человека, Лина Горсал положила ладони сверху. Договор заключен. Судьба решена.

ГЛАВА 27

848-й Божественный цикл, 1-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Они вышли за четыре часа до рассвета, их песни и молитвы разорвали тишину ночи. Генерал Гестерис ехал во главе своей армии, двигаясь на юг, чтобы встретить новую угрозу. Он первым громко запел гимн Эстории, который подхватили сначала его экстраординарии, после чего он стремительно пронесся по колоннам пехоты и кавалерии.

Звуки гимна всегда вызывали у Гестериса дрожь. Тридцать тысяч голосов возносили хвалу своей стране и Конкорду.

На востоке и на севере на другом берегу реки в лагерях цардитов горели костры. Ответное пение донеслось до них, создав немыслимую какофонию, разлившуюся по всей равнине. Гестерис почувствовал подъем духа. Первые схватки состоятся на словах и в песнях. И он отдавал должное их важности.

Гестерис удивился и обрадовался тому, что цардиты навязали ему бой. Видимо, силы Конкорда на флангах двигаются хорошо. Но какой бы ни была причина, ему надо отреагировать на несколько неожиданный демарш противника.

По восточному берегу реки Тарит подходила еще одна армия. Цардиты выставили разведчиков по южным топям, но не у начала ущелья, поскольку мосты разрушили. Гестерис не мог определить, было ли их разрушение умелой уловкой, однако такой ход внушал ему уважение. Больше всего его смущало то, что сам он не проявил достаточно ума и фантазии, чтобы проделать такое самому.

Цардиты установили понтонный мост в шестидесяти милях к югу, наводя его медленно и только в те моменты, когда армии стояли друг напротив друга на берегах реки. Они вывели новые отряды из центра, не встретившись с Джорганешем и Дел Аглиосом, и расположили их в неосвещенном лагере на сухом участке, где на склонах ущелья начинался лес.

Имея в запасе два дня для перестройки войск после подтверждения угрозы, Гестерис встретился с командованием всех трех армий. Сейчас, на третье утро, он был готов. Воины Конкорда наконец получат свою битву. Он разделил силы на четыре части — и самая мощная находилась по его правую руку и под его командованием. Гестерис рисковал. Необходимо быстро сломать цардитскую армию на их берегу Тарита и надеяться, что при этом его ослабленные силы устоят у брода.

Справа на его армию надвигались значительные силы. Шли пятнадцать тысяч пехотинцев, которых поддерживали четыре тысячи лучников и, что самое опасное, шесть тысяч внушающей ужас степной кавалерии. Гестерис взял всех катафрактов трех армий, подкрепил их легкой пехотой и двумя третями конных лучников, разместившихся на флангах. В центр он поставил две фаланги, намереваясь пробить фланги, используя мечников-гастатов в качестве движущей силы. Принципии и триарии будут использованы как ударные отряды для подкрепления фронта.

Гестерису не хотелось вести бой с линией фронта, выгнутой под прямым углом, и потому он на милю отвел армию от сил, оставшихся у брода. Если врагу удастся прорваться, у него должно остаться время на то, чтобы укрепить тыл и расчистить путь отступления к лагерям.

Приближаясь к намеченным позициям и ощущая, как утреннее солнце начинает раскаляться за тонким слоем облаков, генерал смог рассмотреть силы Царда. Они подходили боевым построением, являя собой внушительную картину. Колонна шириной около тысячи ярдов быстро продвигалась по равнине, обтекая острые пальцы скал. Шум шагов звучал в такт их песням.

Кавалерия ехала по обоим флангам, и ее строй выглядел внушительно даже на расстоянии, превышавшем милю. Гестерис тщательно подбирал слова, чтобы поставить задачу мастеру Келл, которой предстояло командовать всей кавалерией на этом фронте. Перед ней были не только что набранные рекруты. Степную кавалерию формировали на севере и востоке, территориях, граничащих с Сирраном и каменистыми землями северной части Карка. Прекрасно обученная и оплаченная богатыми землевладельцами, она всегда представляла собой достойного противника Конкорду. Наступит день, когда степняки станут союзниками, которыми он будет горд командовать.

Гестерис наблюдал, как его конные лучники и легкая пехота впереди отбивают атаку цардитов. Произошли уже четыре стычки, что показывало намерение обеих сторон вести серьезный бой. Пока Конкорду удавалось одерживать победы. Его конные лучники на быстрых и свежих конях действовали умело.

Он дал сигнал повернуть направо, и армия в идеальном порядке начала разворачиваться. Через час формирования завершились, и стычки в основном пошли на флангах. Цардиты продолжали сближение, увеличив скорость, а на дальнем берегу реки вот-вот должна была начаться атака.

Гестерис видел флажки, передающие приказы, и слышал топот ног и лошадиных копыт, перестраивающегося по приказам командующих войска. Он проехал перед линией своих воинов, выкрикивая оскорбления приближающемуся неприятелю. Сейчас было не время для красивых речей. Сейчас необходимо показаться солдатам и придать отваги тем, кто еще ни разу не побывал в бою.

— Солдаты! — выкрикнул он. — Вы — Конкорд! Сражайтесь упорно и побеждайте! Ни шагу назад!

Генерал повторял эти слова вдоль всей линии фронта, принимая приветственные крики пехотинцев и салюты кавалеристов. Они были готовы. Он обогнул правый фланг армии и галопом поскакал на место, откуда собирался вести наблюдение. Место, надо сказать, не слишком удачное, поскольку ландшафт был плоский, но тут хотя бы под ногами камень, а не болото. Большинству его отрядов повезло меньше. Утешает лишь то, что противник будет страдать точно так же.

Вестовые, помощники и сигнальщики ожидали распоряжений. Его штандарт развевался на ветру.

— Мне надо, чтобы вы передавали информацию с максимальной скоростью. Быстрее, чем когда бы то ни было. Мне нужны новости с бродов — точные и исчерпывающие. Не подведите меня. — Он кивнул, принимая их подтверждения готовности. — Отлично.

По равнине пронесся оглушительный грохот. Цардиты перед ним и у брода ударили оружием в щиты, издали боевой клич и пошли в атаку. Противостояния на малом расстоянии не будет. Ни обмена оскорблениями, ни длительного обстрела из луков и арбалетов. И тактических наступлений тоже.

Гестерис ощутил волну сладостной дрожи.

— Фалангам стоять. Лучникам готовиться! — закричал он, и сигнальщики передали его приказ отрядам. — Кавалерия действует по ситуации.

Цардиты шагали быстро. Кавалерия шла на флангах медленной рысью, но кони рвались в галоп. Слева от него мастер Келл выставила катафрактов перед отрядом конных лучников, приказав им нацелиться на правый край противника и ждать приказа атаковать.

Позади мечей и копий гастатов стояли лучники, закрепив тетивы, изготовив луки и запасаясь стрелами, воткнутыми в землю у ног. Цардиты приближались и уже находились в пределах досягаемости стрел, их намерение заключалось в том, чтобы ударить по армии Конкорда быстро и мощно. Гестерис посмотрел назад и налево. Та же ситуация складывалась у ближайшего брода и, как он предполагал, у тех двух, которых он не видел.

Громко зазвучали приказы. Стрелы летели тучами, впиваясь в ряды цардитов. Гестерис видел, как люди спотыкаются и падают, как с голов слетают шлемы, как руки и ноги дергаются под ударами. Они не замедлили наступления. Стрелы и болты цардитских арбалетов отвечали из-за передней линии, ударяясь о щиты гастатов. Но организовать массированный и прицельный обстрел не удавалось из-за движения.

Цардиты подошли на расстояние пятидесяти ярдов, когда их кавалерия ринулась в атаку. Гестерис видел примерно половину атакующих. Внушительное зрелище. Три тысячи конных всадников с топотом понеслись вперед. Пот струился по крупам коней, грязь хлюпала и разлеталась из-под копыт. Они стремительно вынеслись из-за флангов своей пехоты, не опасаясь полетевших на них стрел.

Командиры мечников и конников отреагировали быстро. Катафракты Келл выставили пики и двинулись вперед, сверкая доспехами под лучами солнца. На флангах манипулы, вооруженные гладиусами, сомкнули щиты в боевом порядке и стали ждать, чтобы волна разбилась о них. А в центре две фаланги пригнулись и ощетинились смертоносными копьями.

Стрелы летели над их головами рой за роем. Грохот стал оглушительным. Бойцы Конкорда ревели, подкрепляя свою решимость, яростно выкрикивали оскорбления в лицо врагам, которые удерживали ровный строй даже на последних ярдах. У себя за спиной Гестерис услышал звуки начавшей обстрел артиллерии.

Кавалерия и пехота сшиблись, и по равнине прокатился гром. Кони вставали на дыбы, шарахались или рвались вперед. Всадники рубили и кололи. С боков в схватку галопом врывались новые. В центре его катафрактам удалось клином разрезать строй, дав возможность конным лучникам стрелять поверх их голов.

Всадники и кони гибли десятками. Звучали ужасающие вопли, и конское ржание заглушало людские голоса. В воздухе стоял кровавый туман, крутясь вихрями в лихорадочной горячке битвы. Келл вводила в сражение новые отряды, давая другим возможность отступить, перестроиться, развернуться — и снова войти в бой. Жестокость схватки потрясла даже такого закаленного генерала, как Гестерис, и он понимал, что так продлится недолго.

Относительное спокойствие в рядах пехоты ошеломляло. Первое столкновение вызвало небольшое отступление сил Конкорда, за которым моментально последовало выравнивание рядов. В центре в лязге и скрежете металла сцепились фаланги, и это противостояние могло длиться в течение всего дня. Однако победа или поражение — решать не им. На флангах пехоты — Гестерис мог обозреть оба, когда поднимался на стременах, — кипело особенно яростное сражение. Короткие копья и стрелы все еще продолжали летать над головами, повергая на землю солдат с обеих сторон. На линии боя солдаты Конкорда стояли тесным строем против более свободного построения цардитских воинов. Солдаты Гестериса использовали высокие прямоугольные щиты как тараны, стремительно выдвигая их вперед и приоткрываясь, чтобы нанести укол или удар, и снова заслоняясь ими, при этом почти не оставляя противникам времени для ответа. Доспехи цардитов оказались легче, чем у его пехотинцев. Кожа с металлическими накладками позволяла им двигаться быстрее, чем кольчуга, нагрудник и шлем Конкорда. Щиты из дерева и шкур успешно блокировали прямые выпады, а слегка изогнутые сабли были длиннее и лучше приспособлены для рубящих ударов.

Гестерис продолжал наблюдать за боем.

— Заставьте их стоять, — приказал он. — Утомите их. Измотайте.

В ответ на его слова взметнулись сигнальные флажки. Всадники поскакали позади строя, разнося приказы. Генерал снова опустился в седло и пристально поглядел в сторону бродов. Лучники вели навесной обстрел самих переправ. Снаряды катапульт взлетали высоко в воздух и рушились вниз, в реку. Струи воды взметались высоко в воздух. Грохотали баллисты. А внизу, на передней линии, ровным строем стояли его солдаты, ощетинясь копьями и мечами и составив оборонительную стену из щитов.

Гестерис пропустил это зрелище, мощь и оглушительный грохот через себя. Он ощутил странную безмятежность, всегда наступавшую после начала схватки. Обе стороны держали строй, ни про одну нельзя было сказать, что она побеждает. Сражение вступило в стабильную фазу. Именно в такой момент талантливый генерал может предпринять действия для того, чтобы одержать победу. Ему смутно показалось, будто он слышит лай собак.

Глядя вперед, Гестерис увидел, что отряды кавалерии стали расходиться после первой стычки. Именно там все и произойдет. Степная кавалерия определяет боевой дух цардитов, в этом он не сомневался. И открыть один фланг смертельно опасно. Генерал дал шенкеля коню и в сопровождении экстраординариев поехал искать мастера Келл.

* * *

Великолепие игр произвело впечатление даже на Эрин Дел Аглиос. Будучи Адвокатом и дочерью Адвоката, она видела их достаточно часто. Официальное открытие десятидневных игр ознаменовалось теплым солнечным днем над Эсторром. Солнце заливало главную арену, отбрасывая тени колонн, арок и флагов на овальную бетонную дорожку и посыпанное песком центральное поле.

Эрин ехала на колеснице во главе дворцовой процессии через Врата Победы. Она проследовала по торжественной аллее и мимо садов Адвокатов, где скульптурные изображения ее предшественников украсили цветами. Вдоль всего пути выстроились толпы. Над их головами разрисованные транспаранты повествовали об истории возникновения Конкорда, а имена героев ярко выделялись на фоне обрамлений из классического орнамента. Адвокат принимала аплодисменты и приветственные крики толпы, потом увидела, что порядок обеспечивают воины Первого легиона, и приветливо замахала им в ответ.

Она проехала мимо садов, там уже четвертый день шли соревнования, в которых определялись финалисты для выступления на арене. Вокруг временных площадок устроили трибуны, и толпы людей стекались посмотреть, как лучшие граждане Конкорда демонстрируют мастерство владения мечом, пикой, луком и метательным копьем. Хотя очень многие умелые воины отсутствовали, находясь в действующей армии или, как в случае с Джередом, выполняя индивидуальные поручения.

В других местах проводились отборочные соревнования бегунов на скоростные забеги и выносливость, всадники проводили заезды с барьерами или демонстрировали навыки выездки. По овальной дороге в северной части садов неслись колесницы, а команды со всех уголков Конкорда штурмовали сложные маршруты, которые будут воспроизведены на арене ближе к концу игр.

Все шло как должно. Ученые Адвокатуры обещали непревзойденные зрелища, как традиционные, так и новые. В последний день арену должны были освободить и построить там уменьшенную модель Тирронского моря вокруг острова Кестер. Ничто из того, что Эрин доводилось видеть, не могло сравниться с реконструкцией осады острова Кестер, которая проходила в шестьсот тридцать третьем цикле, перед самым падением Гестерна.

Настоящие чудеса инженерного искусства, совершенные для того, чтобы создать миниатюрные модели кораблей, замка и артиллерии, не переставали ее изумлять, хотя за свою жизнь Адвокат видала подобное зрелище уже полдюжины раз.

Эрин поднялась по ступенькам в главную ложу на первом ярусе стадиона и ступила на темно-зеленый ковер, уложенный вокруг стоящего в центре роскошного трона. Канцлер Фелис Коройен уже сидела на отведенном ей месте, как и гласы Ветра, Моря и Земли. Справа расположились приближенный круг организаторов и двое ее детей: семнадцатилетний сын Адранис и четырнадцатилетняя дочь Тулин. Тулин выглядела недовольной и, конечно же, предпочла бы оказаться где угодно, только не здесь. А вот Адранис смотрел на происходящее с неприкрытым изумлением.

Эрин прошла вперед, и шестьдесят тысяч зрителей взревели и начали скандировать ее имя. Она впитывала все происходящее, окончательно уверившись, что ее решение провести игры оказалось абсолютно правильным. Как можно было сомневаться в том, что желание вспомнить о прошлой славе по-прежнему ярко горит в душах ее подданных? Как можно было называть это напрасной тратой времени и денег, когда игры принесли всем столько бурных эмоций и энергии?

Скандирование продолжалось. Кулаки вздымались вверх, шарфы развевались, их ослепительное праздничное разноцветье заполонило стадион. Жар охватил ее, и Эрин закрыла глаза, ощущая прилив сил. Этим окупались все неприятности, связанные с организацией. Она открыла глаза и подняла руки. Зрители затихли, и Адвокат заговорила громко, так что ее голос разнесся по всему стадиону, эхом отражаясь от умело расставленных специальных архитектурных элементов.

— Граждане Эсторийского Конкорда, добро пожаловать на торжество вашего мира. Торжество, которому мы посвятим эти величайшие игры из всех, что когда-либо происходили!

Приветственные крики разнеслись по стадиону. Чудесный, ошеломляющий шум.

— Все, что нас окружает, создано трудом наших рук и полито потом и кровью наших легионов, которые и сейчас заняты тем, чтобы увеличить славу Конкорда. В ближайшие десять дней вы увидите чудеса из дюжины стран. Вы увидите лучших атлетов, всадников и воинов, которые будут состязаться за почетные Позолоченные Листья Конкорда. Вы увидите сильнейшие команды, собранные, чтобы бороться за приз чемпионов — Золотые Копья Окетара. И вы увидите, как перед вами разыграют величайшие победы, одержанные Конкордом. Смотрите, граждане, и знайте, что ваши труды, ваши жертвы и ваша воля — это то, что делает Конкорд великим. И что благодаря вам наше величие возрастает. Пусть же начнутся игры!

Прозвучали фанфары, которые едва могли состязаться с возобновившимися приветственными криками и скандированием. Эрин отступила обратно к своему месту, помахала рукой, поворачиваясь во все стороны, и села. Первые атлеты вышли на арену, шум немного утих, и она почувствовала прикосновение к локтю. Адвокат повернулась налево и улыбнулась канцлеру Коройен.

— Вдохновляющая речь, Эрин, — сказала она. — И толпа жаждет развлечений. Трудности военного времени подорвали дух наших граждан, так что даже ордену не удавалось поддерживать всех. Эти игры — мастерский ход, и мы будем проповедовать слово Всеведущего перед возродившимися людьми. Я благодарю тебя от лица нас всех.

— О, спасибо тебе, Фелис, — отозвалась Эрин. — Меня радует твое одобрение.

— А как еще я могла отреагировать? Я чувствую, что люди словно обрели новую жизнь. А торжество Конкорда — это торжество Бога.

— Будем надеяться, что игры никого не разочаруют.

— И тем более удивительно, что казначей Джеред не сидит подле тебя, обеспечивая тебе ту же поддержку, что и я.

Эрин постаралась сохранить нейтральное выражение лица.

— Работу сборщиков нельзя прерывать даже ради таких игр. Игры прославляют Конкорд, но мы по-прежнему находимся в состоянии войны. Необходимо собирать налоги.

— Слово Бога тоже необходимо распространять по всему Конкорду, и в первую очередь — на наших новых территориях. Тем не менее, мы постарались привезти на игры делегацию высших служителей. Гражданам необходимо нас видеть. Им нужно видеть и сборщиков.

— Ты в этом уверена? — спросила Эрин, раздражаясь. — Большинство людей будут только рады отсутствию левимов. Эти формирования не пользуются любовью в Конкорде.

— И у ордена есть противники…

— … которых с каждым днем все меньше.

— … но чтобы нас воспринимали как силу добра, каковой мы, безусловно, являемся, нужно, чтобы мы выглядели великодушными. И способными получать удовольствие от жизни, как и простые граждане. В конце концов, если мы не будем понимать людей, как мы сможем ими руководить?

— Сборщики не стремятся стать духовными наставниками, — отрезала Эрин. — Думаю, нам стоит радоваться, что мы здесь, и не тревожиться о тех, кого здесь нет.

Коройен снисходительно улыбнулась. Парадное одеяние — тога цвета темной охры, поверх которой повязан кушак с золотой каймой, сшитый из темно-зеленой ткани, — придавало ей гордый и величественный вид, чем она и упивалась. Золотой обруч в виде переплетенных корней, которые соединялись на лбу веткой с листьями, довершал облик канцлера.

— Просто я слышала, что он уехал из Эсторра в дурном настроении.

Эрин пристально посмотрела на нее.

— Возможно, он досадовал, что его обязанности помешают ему добиваться Позолоченных Листьев в фехтовании.

— Возможно, и так. Хотя я слышала, что это результат того разговора с тобой, когда он высказался против игр. И что это удаление, а не необходимость, связанная с его обязанностями. — Эрин ничего не ответила, но Коройен настойчиво продолжила: — И к тому же он, как мне кажется, уехал в сопровождении таких странных спутников… Арков из дворцовой стражи и твой главный ученый Д'Алинниус. Последний, безусловно, принес бы тебе больше пользы, останься он здесь, ты не считаешь?

— Господин Джеред попросил, чтобы его сопровождали именно эти люди, и я согласилась.

— И тем не менее… Странная делегация для сбора налога. В Карадуке есть проблемы? Насколько я поняла, он направлялся именно туда.

— Ты много чего понимаешь, Фелис. И далеко не все должно тебя касаться. Твои гласы из Карадука сообщали о каких-нибудь проблемах?

— Нет.

— Тогда это и есть ответ на твой вопрос.

— Но Карадук меня всегда занимал. Информацию из некоторых его отдаленных уголков бывает очень трудно получить. Можно подумать, кому-то нужно, чтобы я не слышала о том, что там происходит.

— И что может происходить в таком спокойном месте, как Карадук? — Эрин рассмеялась, но почувствовала, что это вышло неубедительно.

— Действительно, что?

Взгляды двух женщин скрестились в безмолвном поединке. Внизу под рев толпы начался четвертьфинал гонок на колесницах. Эрин повернулась, чтобы наблюдать за состязанием, прекрасно сознавая, что Коройен не отвела взгляда.

ГЛАВА 28

848-й Божественный цикл, 1-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Мастер Келл следила, как конные лучники Девятой алы, Диких Копий Атрески, выдвигаются в брешь, которую создал второй отряд катафрактов, приданный Второму легиону. Ее собственным легионом были Медвежьи Когти Эсторра. Они поливали стрелами кавалерию цардитов, которая временно смешалась, пытаясь организовать отход и перестроение.

— Приказ Первому тяжелому! — заорала она сигнальщику. — Расширить брешь!

Флаги взметнулись и опустились, три одновременно. Наблюдатели кавалерии передали распоряжение ее первому отряду катафрактов, взятому от Тридцать четвертой алы. Громы Тундарры собрались и атаковали, быстро двигаясь в центре пехоты, защищавшей их фланги. В то же время лучники Диких Копий развернулись и галопом ускакали. Когти держались за ними, чтобы не втянуться слишком далеко в брюхо степной кавалерии.

Врагу не давали передышки. Первый отряд катафрактов вломился в наполовину разбитый строй, оттесняя его еще дальше. А следом за ними снова вернулись лучники, чтобы сбивать с седел потерявших ориентацию всадников и калечить коней. Атака шла как по учебнику, и цардиты начинали слабеть.

Позади пехоты Гестерис направил манипулы принципиев к левому флангу строя, заставляя цардитов отступать. И пока правый, как было приказано, держался и связывал противника, левый неудержимо продвигался вперед. Келл чувствовала себя живой и энергичной, хотя солнце уже миновало зенит и продолжало палить, выпивая силы тех, чей дух начинал слабеть.

Она понимала, что легионы Конкорда под тяжелыми доспехами больше страдали от жары, но свидетельства их превосходства помогут воинам выстоять в течение всего дня. Гестерис старался сменять гастатов по мере возможности, и его тактика начала приносить плоды. Фаланги держались без труда. С обеих сторон было очень мало раненых. Однако тревога постепенно разъедала ряды цардитов. Известия о медленном продвижении прокатывались по их рядам. Если фланг сомнется под давлением, Конкорд окажется у них в тылу.

— Пора этим заняться. — Келл повернула лошадь и направила ее в сторону командира манипул левого фланга. — Продолжайте их оттеснять. Я сейчас вернусь, — приказала она своему заместителю.

Она двинулась через отряды временно отдыхающей кавалерии, поздравляя их с успехом и требуя новых усилий, чтобы обеспечить победу. Броды позади пока удавалось надежно удерживать, хотя потери обеих сторон были большими из-за того, что бой сосредоточился на коротком участке фронта.

— Нунан! — заорала Келл, перекрывая шум.

Мастер мечников Медвежьих Когтей стоял перед триариями, отправляя в бой манипулы принципиев в соответствии с приказами, переданными от Гестериса. Шлем с зеленым плюмажем выделял его из окружающих. Доспех, еще утром начищенный до блеска, покрывали грязь и кровь.

— Нунан!

Он не услышал мастера конников, пока она не оказалась практически над ним. Треугольное, с выступающими скулами лицо Нунана тоже было забрызгано грязью.

— Ты заехала далеко от дома!

В такой близости от боя им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Всего в ста ярдах от них снова столкнулись оба строя. Звон оружия и стук щитов громом разносились вокруг — от этого шума удается отрешиться, лишь когда сам вступаешь в бой.

— Мы можем одержать победу здесь и сейчас. — Келл наклонилась в седле, когда Нунан подошел ближе, и чуть понизила голос. — Мы можем сломать степняков на левом фланге и оказаться за ними. Но мне нужна твоя помощь, и мне нужно, чтобы ты поддержал меня перед Гестерисом.

— Ты думаешь, он сам этого не увидит?

— Ты же его слышал! Он настаивает на тактике мягкого давления и выматывания. Он осторожен, а сегодня слишком жаркий день для твоей пехоты. Все может пойти наоборот. Я хочу позаботиться, чтобы этого не случилось. Ты готов?

— Ну, мне не хочется париться в доспехах дольше, чем это необходимо. — Нунан соскреб с лица часть грязи.

— Тогда садись позади меня. — Келл улыбнулась.

Нунан взгромоздился на ее лошадь.

— Поддерживай темп, — приказал он заместителю. — Не отступай ни на шаг. Скоро будет новый приказ.

Келл понеслась через ряды солдат, окриками требуя, чтобы они убрались с дороги. Позади фронта царил не меньший хаос. Вестовые и лекари с носилками мелькали там и тут. Легкая пехота, переброшенная от брода, перемещалась на правый фланг. Часть кавалерии Келл направлялась в противоположную сторону: усталых коней вели шагом, их шкуры окрашивали потеки крови. Повсюду под ногами — кровь и грязь.

Гестерис увидел ее приближение и расчистил дорогу. При виде Нунана он поднял брови.

— Надеюсь, что бой идет исключительно хорошо, раз вы оба оставили войска, чтобы поговорить со мной.

Нунан спешился, верхом он чувствовал себя неловко.

— Мы выполнили ваш приказ, генерал, — отрапортовала Келл. — Они отступают. Но мы можем добиться большего. Разрешите Нунану отправить еще принципиев и даже триариев на левый фланг, где я расчищаю пространство. Им нас не удержать, у них не хватит дисциплины.

— Если только они не перестроятся и не повторят наш маневр, — возразил Гестерис. — По-моему, ты делаешь ошибку, недооценивая степную кавалерию. Они не сломаются и не побегут.

— Я отдаю им должное, генерал. Их просто окажется слишком мало, если они будут вынуждены защищать свою пехоту. А сломается именно пехота. — Келл закусила губу. Гестерис молчал. Она продолжила: — Кого они смогут выставить из резерва? Посмотрите на строй. Там в основном лучники и легкая пехота. У них не хватит мощи пробить строй принципиев с гладиусами. А степняки не смогут переместиться налево — иначе мы проломим их справа.

Келл наблюдала за тем, как Гестерис с большой сосредоточенностью рассматривает поле сражения. Каждая мышца ее тела напряглась от беспомощности и досады. Он привстал в седле и медленно обернулся, чтобы посмотреть на броды, где бой на данный момент, похоже, практически прекратился.

— Нунан, что ты скажешь?

— Им трудно из-за наших тесных рядов и опыта солдат, генерал, — ответил Нунан. — Я согласен с мастером Келл. Мы можем сломать их здесь и сейчас.

— А если они разместили резервы за поворотом реки и позади холма, где мы их не видим?

— Мы всегда можем перестроиться, чтобы на это отреагировать, — отозвалась Келл. Она резко втянула носом воздух. — Генерал, сейчас самое время. День был долгим, и если мы сейчас ничего не предпримем, мы рискуем, что не добьемся прорыва и будем вынуждены сражаться завтра, не имея никакой уверенности в том, что добьемся такого же преимущества.

Гестерис посмотрел на нее из-под шлема, хмуря седые брови.

— Я не стала бы рисковать армией, — сказала Келл, пытаясь подвигнуть его на решение.

— Безусловно нет.

Он снова замолчал. Над ними катился шум сражения. Тучи стрел свистели в воздухе. Центурионы выкрикивали приказы. Солдаты двигались, наступая, обороняясь, отступая и нападая. Кавалерия шла в атаку, разворачивалась, перестраивалась и атаковала снова. Келл не понимала осторожности генерала. Исход битвы склонялся в их пользу. Один маленький толчок…

Но Гестерис, несомненно, учитывал каждого воина и его позицию. Чего у него нельзя было отнять, так это осторожности и взвешенности решений. Ни одна жизнь не тратилась напрасно. Даже жизнь одного человека из восьмидесяти тысяч. За это Гестериса обожали солдаты — и рекруты, и регулярные солдаты легионов, — но меньше ценили подчиненные ему командиры.

— Они уже укрепляют левый фланг, — проговорил наконец генерал. — И ты заставляешь их чувствовать неуверенность. Казалось бы, атака на правом принесет больше результатов.

— Там они более опытные, — возразила Келл. — Они вошли в ритм боя. Мне нужен только один отряд катафрактов и один — лучников. Верьте мне!

Удивление отразилось на лице Гестериса, брови исчезли под краем шлема.

— Верить? Конечно, я тебе верю, мастер Келл. Вопрос не в этом. — Он снова замолчал: ему в голову пришла какая-то мысль. Мимо них прошагала манипула гастатов: их отвели назад, чтобы дать передохнуть и перевязать раны. — Продолжай давить. Возможно, нам не понадобится делать здесь перестроение. На ближайшем броде все успокоилось, и множество всадников стоят без дела. Попробуем сделать по-твоему. Жди подкрепления и действуй по ситуации.

Келл улыбнулась и кивнула, но ее слова потонули в тревожных криках, пронесшихся по рядам Конкорда. Она стремительно обернулась. Воздух наполнился воем и свистом.

— Какого…

Небо было черно от камней.

В полном недоумении Келл смотрела, как летучие снаряды падают посреди легионов Конкорда. Тяжелые ядра баллист обрушились на задние ряды гастатов. Каждое весом по три таланта. Удары поражали солдат, поднимали фонтаны грязи и разбрасывали воинов во все стороны. Она увидела, что пехота пришла в движение, словно волны прокатились по тесным рядам манипул, и почувствовала мгновенно возникшую вокруг нее неуверенность.

Келл их отлично понимала. Такие камни были слишком велики, а орудия для них — слишком тяжелыми, чтобы перетаскивать их по раскисшей земле. Именно поэтому тяжелые катапульты Конкорда оставили для обороны лагеря, повозки и мулы не справлялись с задачей. Цардитам как-то удалось решить эту проблему, и эффект получился внушительным. У них же для ответа имелись только баллисты, снарядов к которым почти не осталось.

— Обратно в строй! — закричал Гестерис. — Я пришлю тебе резервы. Надо разбить эти катапульты на куски!

Он находился в состоянии некоторого шока. На линии фронта центурионы требовали двигаться вперед. Легионы перестроились и ревом подбодрили своих товарищей. Стрелы полетели гуще.

— Как, во имя Бога, им удалось это сделать? — вопросил Гестерис.

— Это не важно, — отозвалась Келл, хотя ей не менее остро хотелось это понять. Она помогла Нунану взобраться на лошадь. — Присылайте резерв, генерал. Я сделаю остальное.

Дина Келл отсалютовала генералу, развернула лошадь и поскакала обратно вдоль построения, слыша, как триарии криками подбадривают тех, кто стоит впереди. Приближаясь к левому флангу, она увидела, что в небо по крутой дуге снова взлетели камни. Верхняя точка их траектории находилась очень высоко, что заблаговременно предупреждало о падении снарядов. Однако легионам некуда было деваться. Они подняли щиты, но это бесполезная защита от камней, которые врезаются в беспомощные тела, вбивая одних в землю и словно кегли отбрасывая других. В такой близости звуки ударов вызывали тошноту: басовитый хлопок, сопровождающийся треском разламывающихся щитов, доспехов и костей.

Нунан соскользнул с лошади и бросился в центр растущей сумятицы, криками призывая возобновить порядок и поднять штандарты. Он старался, чтобы его увидели и услышали. Келл сделала то же самое, проскакав вдоль переднего края обороняющейся кавалерии, где всадники старались успокоить нервничающих коней. Пока артиллерия вела обстрел пехотинцев, но шума и воплей было предостаточно.

— Держитесь! — крикнула Келл. — Сохраняйте строй, продвигайтесь вперед! Помните, что победа по-прежнему за нами!

Баллисты сделали ответный выстрел. Болты ворвались в строй резерва цардитов, позади переднего края. Конкорд возобновил бой. На линии сражения капитаны кавалерии усилили давление, отреагировав на происходящее с характерным для них мужеством. Келл видела, что первый отряд катафрактов ведет бой глубоко в рядах противника, поддерживаемый слева отрядом мечников, а с тыла — лучниками.

Цардиты воспрянули духом и защищали свою пехоту достаточно эффективно, хотя и без уверенности. Далеко налево, ближе в реке, резервы цардитов связали силы Конкорда, возглавляемые вторым отрядом катафрактов. Там ближнего боя не было:противостоящие стороны пытались занять выгодную позицию.

Дина Келл задержала дыхание, сосредотачиваясь. Ей нужно было определить точку прорыва, чтобы добраться до артиллерии. Сигнальщик ждал рядом с ней.

— Дай сигнал, чтобы резервные лучники и мечники начали атаку по левому краю. Я ее возглавлю.

— Есть, мастер Келл.

Келл снова дала шенкеля лошади, и ее кобыла рванулась вперед. Она понеслась по раскисшей земле. Видно было, как резервы отреагировали на приказ и вышли с места за пределами обстрела, направляясь в ее сторону. Келл подняла руку и махнула вперед, вдоль течения реки.

Ее захлестнуло возбуждение. Восемьдесят кавалеристов подскакали к ней, топот копыт гулко отдавался в голове. Грязь разлетелась вокруг них, забрызгав ей лицо и доспехи. Келл стерла ее с глаз и послала лошадь вперед, ведя оба отряда в бой. Капитан второго отряда катафрактов заметил ее приближение. Она увидела, как он разворачивает сорок тяжелых всадников, которые выставляют пики и двигаются в атаку, зная, что она их поддержит.

Келл обнажила меч и вскинула его над головой. Тонкий клинок блеснул на солнце. Пот тек с лица, сердце колотилось в груди. Слева от нее снова громыхнули цардитские катапульты. На этот раз мастер конников смогла их увидеть — и выругалась. Катапульты стояли на бесколесных повозках, их громадные рычаги ударяли о стопоры, отправляя смертоносные снаряды высоко и далеко, на триста ярдов и больше.

Это были не полевые орудия, а скорее осадная артиллерия. Их протащили по болотистой равнине на огромных санях, а потом закрепили на скальном грунте. Еще один умный шаг, который создал для Конкорда серьезную проблему. Камни падали на легионы. Солдаты гибли, размозженные, покалеченные, отброшенные в сторону. Легионы не будут стоять вечно, не видя контратаки. Келл должна обеспечить ее.

— Когти, за Конкорд!

Она вытянула вперед клинок, пришпорила лошадь, переводя в полный галоп, и вломилась в степную кавалерию, всем телом содрогнувшись от силы удара. Катафракты клином врезались в отряд противника и начинали разворачиваться для перестроения. Кругом царила мешанина из конской плоти и стали. Келл замахнулась налево, и ее меч впился в руку всадника-цардита. Он перешел в защиту и блокировал следующий удар, но чья-то пика вонзилась ему в плечо и сбила с седла. Келл углубилась в сечу. Кавалерия следовала за ней. Катафракты отходили, освобождая ей обзор. Стрелы прорезали воздух, упав впереди нее. Цардиты ответили на залп, и на отряд Келл ринулась степная кавалерия.

Келл повернула лошадь и ударила мечом. Клинок нанес ее противнику скользящий удар по кожаному шлему с металлическими накладками. Воин покачнулся в седле. Келл ткнула острием, попав ему в подмышку, лезвие клинка глубоко вспороло шею его коня. Кровь брызнула в воздух. Один из ее кавалеристов выпал из седла с копьем в груди. Впереди стена степной кавалерии была плотной и протяженной. Обе стороны замедлили движение.

— Разворот! — заорала она, не желая терять напор. — Лучники, не пускайте их вперед!

Дина Келл резко повернула лошадь, отводя ее назад и снова выкрикивая приказ. Лучники стремительно выскочили вперед, быстро и точно стреляя с седел, переводя коней на рысь пятками и коленями. Она одобрительно кивнула, промчалась через их отряд под дождем цардитских стрел, развернулась, собрала своих и снова бросилась в атаку.

* * *

Пока Эрин следила за захватывающим финалом гонок колесниц, ей приходилось сдерживать себя, чтобы не вскочить и не закричать, подбадривая команду Эсторра. В конце концов, Адвокату положено одинаково относиться ко всему Конкорду. Но теперь она вместе с шестьюдесятью тысячами зрителей поднялась с места, чтобы стоя аплодировать каждому великолепному перестроению кавалерии и пехоты Первого легиона, Эсторийским Легендам.

Безошибочное построение в фалангу, черепаху, клин. Стена щитов стремительно встает на место, когда дождь стрел проливается с платформ, установленных вокруг арены. Ей сказали, что наконечники у стрел металлические, но сейчас точно не определишь. Но это не имело особого значения. Когда стрелы отскакивали или ломались о выставленные против них, сверкающие барьеры зелено-золотых цветов Конкорда, это было невероятно волнующее зрелище.

Пехоту, которая идеальным строем приближалась к ложе Адвоката, окружала кавалерия. После атаки и прорыва катафракты проткнули движущиеся мишени, заставив кровь Эрин пульсировать в жилах. Конные лучники разбивали глиняные тарелки, стреляя с несущихся галопом коней. Конные мечники схватились в игровом бою с воинами в цардитских одеяниях, налетев на них, заставив их рассеяться и победив.

Они перескакивали с одного коня на другого, вставали в седлах, пока их лошади неслись по арене. Делали сальто на скаку, прыгали в седла, балансировали, вытянувшись под прямым углом к траектории движения, и свешивались с коней, чтобы подхватить с земли мельчайшие сверкающие монетки, в то время как их лица находились всего в нескольких дюймах от мелькающих копыт.

Голоса церемониймейстеров давно потонули в приветственных воплях зрителей, когда наконец легион остановился перед Адвокатом. Пыль над стадионом осела, явив зрителям штандарт, на котором изображались вздыбившийся белый конь и перекрещенные копья дома Дел Аглиосов. Она поклонилась генералу легиона, и Легенды удалились со стадиона под возобновившиеся крики толпы. Эрин повернулась к канцлеру.

— Разве мы можем сомневаться в превосходстве наших армий? — воскликнула она. — Ни одна страна не способна устоять перед таким умением.

— Хотелось бы мне, чтобы каждый солдат и всадник были так же хорошо обучены, — отозвалась Коройен.

— Годы кампаний под командованием моих генералов и центурионов — это достаточно хорошее обучение, — отмахнулась от нее Эрин. — Чем еще нас угостят, хотела бы я знать?

— Финалы лучников-охотников, — объявил Адранис, заглянув в программку.

Его лицо раскраснелось от волнения, а сам он напрягся и подался к краю балкона, словно готов был перепрыгнуть через него и присоединиться к играм.

— Ах, чудесно! — проговорила Тулин, возводя глаза к небу. Она откинулась в кресле, перекинув ноги через один из подлокотников. — Взрослые мужчины ползают по песку и стреляют в чучела зверей.

— Спасибо, что пошли со мной, — улыбнулась ей Эрин. — Роберто гордился бы вами обоими.

— Думаю, Роберто сейчас веселее, — откликнулась Тулин. — По крайней мере, то, что он видит, не выдумка и не подделка.

— Ты позволишь мне вступить в кавалерию, правда, матушка? — спросил Адранис.

Эрин тихо рассмеялась.

— Ну конечно! Такому прекрасному всаднику, как тебе, — и не позволить? Наверное, я отдам тебя мастеру Келл. Она сделает тебя лучшим.

Адранис просиял.

* * *

Слова Гестериса громко отдавались в голове Келл. Степная кавалерия оказалась сильным противником. Великолепные всадники быстро разворачивались и метко били копьями и стреляли из луков с седел. Если что-то их и подводило, то рубка, но сначала к ним надо было подобраться поближе, чтобы достать клинком.

Отряды Келл быстро расправились с регулярной конницей цардитов, и ей уже казалось, что прорыв удался. Однако присланный Гестерисом резерв столкнулся с большой группой степной конницы, примерно в три сотни сабель. Все это время камни, каждый в вес человека, продолжали падать. Пока до катапульт добраться не удавалось, и Келл знала: Гестерис тревожится, что его пехота гибнет, не подняв мечей на врага.

Идя на рысях по направлению к врагу, Дина Келл бросила взгляд направо и налево, оценивая распределение своих сил. Она составила один отряд катафрактов из трех, и он протянулся настолько, насколько могла видеть мастер конников. Удар по степнякам нанесут тремя линиями. Позади них пойдут мечники, а над их головами полетят стрелы. Однако такое построение ей навязали противники.

Противостоящие ей степняки разбились на отряды примерно по двадцать человек и перемещались относительно друг друга. Их коней покрывала яркая желтая ткань с красной каймой, под которой находились легкие доспехи. Всадники были одеты в серовато-коричневые кожаные одежды, желтые вымпелы трепетали на концах их копий. Рукояти сабель и концы луков также украшали желтые ленты. Все рассчитано на то, чтобы притягивать взгляд и заставить отвлекаться. И это было не все. Келл ощущала что-то в воздухе. Тревогу, вызванную их репутацией? Но степняки — не единственные всадники, внушающие страх на этом поле боя.

— Катафракты, вспомните, кто вы! — выкрикнула она. — Мы — воины Конкорда. Мы — Эстория! Мы — Когти, Громы и Драконы! Мы не знаем поражений!

Кавалерия пошла рысью, приблизившись к противнику на двести ярдов. Пикинеры на флангах переместились, встав по пологой дуге. Степная кавалерия не обратила на них внимания. Келл встревожила новая тактика. Они передвигались небольшими отрядами то медленной, то быстрой рысью, словно играли друг с другом, пока их противники приближались. Мастер конников попыталась угадать, как они поведут себя во время атаки.

Келл подъехала к капитану катафрактов. Он повернул к ней лицо, на котором шлем закрывал почти все, кроме глаз. Рука в латной перчатке крепко сжимала поводья.

— Атакуй с пятидесяти ярдов. Иди прямо. Не позволяй изменить твое направление. Мы будем позади и займемся теми, кто тебя пропустит.

— Да, мастер, — ответил он резковатым госландским говором, который немного приглушало забрало.

— Да хранит тебя Бог.

— И тебя. За Конкорд и за тебя!

— За Конкорд и за меня!

Приказ капитана передали по строю, и он возвратился для подтверждения. Расстояние до противника сократилось. С обеих сторон полетели стрелы. Когда разрыв составил семьдесят ярдов и часть стрел начала попадать в цель, скорость немного возросла. Шестьдесят. Пятьдесят.

— Конкорд! Рви их части!

Кони перешли в галоп, катафракты рванулись вперед, наставив на врага пики, удерживаемые обеими руками. Всадники чуть подались вперед, чтобы компенсировать ожидаемое столкновение. Какую картину они собой являли! Келл подозвала своих мечников и лучников и поскакала следом.

Сквозь разлетающиеся комья грязи она увидела, что степняки наконец отреагировали. Каждый второй отряд повернулся и бросился вперед, оставив в строю прорехи. Остальные рассыпались, поворачивая к флангам и разделяясь на тройки и четверки. Келл тряхнула головой, не понимая, что происходит.

Катафракты сшиблись со степной кавалерией. На последнем шаге кони разошлись влево и вправо, пики выбили цардитов из седел, цардитские клинки полоснули по коням и всадникам. Но больше половины всадников Конкорда прошли через строй, не встретив сопротивления. А на флангах степняки уже начали разворачиваться.

— Боже Всеобъемлющий! — выдохнула Келл. — Лучники! Фланги! Бейте этих ублюдков!

Враги скакали следом за своими менее поворотливыми жертвами. Ей следовало это предвидеть, следовало предвидеть! Луки согнулись, стрелы полетели. Тяжелые кавалеристы начали падать — слишком много и слишком быстро. Келл понеслась в бой, пробившись сквозь ложный фронт и схватку. Перед ней степняк получил стрелу в горло и упал с коня. Она искала взглядом противника. Стрелы свистели мимо ее головы. По обе стороны падали всадники.

Она посмотрела налево. Там царил хаос. Степняки раздробили наступающий строй Конкорда на мелкие группы, и все равно на флангах их оказалось больше. Дина Келл увидела, как они соединились и перешли в нападение, как сверкают сабли и летят в воздух стрелы. Позади нее снова ударила катапульта. Келл услышала свирепый лай собак. Сотен собак! Взглянув направо, она увидела, как тучи псов бегут сквозь ряды цардитской армии, словно подгоняемые камнями катапульт.

Топот копыт, громкий. Келл резко обернулась. Цардитская булава уже опускалась на нее. Она стремительно выбросила вперед меч, но клинок был отбит в сторону, и оружие противника ударило ей в кирасу. Металл прогнулся, и ее обожгла острая боль. Келл выбросило из седла. Потеряв поводья, она отлетела назад и вниз. Последнее, что она увидела, — хвост ее собственной лошади, а потом вздымающаяся земля ударила по ней, лишив сознания.

* * *

Он оказался простолюдином, но луком владел с исключительным мастерством. Гончар по профессии, а охотой занимался ради отдыха. Он попадал в центр каждой мишени, как только та появлялась из-за укрытия, приводимая в движение проложенной по арене проволокой. Даже Тулин подперла голову рукой, чтобы смотреть на происходящее.

Как требовали правила, его привели в ложу Адвокатуры, чтобы вручить приз: Позолоченные Листья Конкорда с вычеканенными на них луком и стрелой. Эрин шлепнула Тулин по ноге и жестом велела сесть, как следует, когда победитель, запыленный и радостный, появился из-за занавеса. Он принял приз с глубоким поклоном.

— Поистине внушительное представление, — сказала Эрин.

— Спасибо вам, мой Адвокат! — восторженно выпалил мужчина. — Никогда не думал, что буду стоять перед вами. Так много людей стреляют лучше меня.

— И большинство из них в Царде, — пробормотала Тулин.

Эрин бросила на нее предостерегающий взгляд. Позже ее ожидает выволочка.

— Не обращай внимания на мою невежественную дочь. — Она улыбнулась. — Хотя генерал Гестерис был бы рад помощи такого умелого стрелка, как ты.

— Ему не нужна помощь, чтобы принести победу Конкорду. — Мужчина густо покраснел. — Хотя если меня призовут, я буду горд служить вам.

Эрин поцеловала его в лоб. Раздались приветственные крики.

— Ты — наша гордость, гражданин. Наслаждайся успехом.

* * *

Нунан стоял с гастатами, поддерживая в них мужество, хотя в их рядах нарастал страх, а уверенность стремительно таяла. Рядом с ним юнец не старше восемнадцати лет трясся всем телом в ожидании начала боя. Весь день ему пришлось стоять и смотреть, пока его товарищи упорно сражались, получали раны, погибали или уходили на отдых. Скоро должна была наступить его очередь встать на переднюю линию, и страх стянул его лицо словно маской. Гастат съежился за щитом.

А теперь начали падать камни, земля содрогалась, и люди позади него превращались в кровавые ошметки. Запах рвоты и мочи примешивался к привычным запахам пота, кожи и крови. Нунан видел, что мальчишка едва удерживается, чтобы не побежать.

— Ты меня знаешь, воин? — спросил он.

Мастер мечников позаимствовал у триариев щит и поставил его перед собой, защищаясь от стрел, беспорядочно летевших со стороны неприятеля.

— Да, мастер Нунан.

— Тогда встань рядом со мной, и мы будем сражаться бок о бок. Мужайся. Кавалерия разобьет катапульты, и мы победим.

— Да, господин.

Грохот стоял оглушительный. Нунан успел забыть, как это бывает, и теперь, ожидая, тоже ощущал боль в напряженных до предела мышцах. Тремя шеренгами дальше, щиты стремительно ударяли вперед, освобождая пространство, чтобы воины повернулись и нанесли удар гладиусом. Цардиты с более длинными клинками и овальными щитами блокировали и парировали выпады. Потери все еще оставались относительно небольшими, но кровь струилась под ногами, смешиваясь с грязью. Звуки внезапной смерти леденили сердце, как это бывало всегда.

— Стена!

Приказ пронесся по строю. Щиты взметнулись вверх, закрывая небо. Камни просвистели над головами. Нунан задержал дыхание. Рядом с ним сквозь стиснутые зубы молился юнец. Камни упали. Правее, совсем рядом с ним возникли просвет и опустошение. Нунан покачнулся. Мужчины и женщины вопили. Грязь фонтаном поднялась вверх и разлетелась в стороны. Нунан рефлекторно отдернул голову, почувствовав влажные шлепки, упавшие на его шлем.

Он оглянулся на юнца, который уронил меч и уставился на свои руки. Их покрывала кровь. На лице у мальчишки — ни кровинки, и глаза как у человека, который вот-вот готов сломаться.

— Покинь сражение! — приказал Нунан. — Я тебе разрешаю.

Но парнишка продолжал стоять, пока манипула колебалась вокруг него, а ужасающие крики раздавленных и раненых воинов накладывались на удары стали о щиты.

— Вперед! — заорал Нунан. — Сила и порядок!

Его громкий приказ подхватили центурионы, но с поля доносились другие крики. Мастер мечников уловил в них панику и впервые за всю свою карьеру почувствовал, как армия дрогнула. Фаланга рассыпалась.

— Гастаты, стойте и обороняйтесь! — Он повернулся и побежал отдать приказ, молясь, чтобы Келл удалось прорваться. — Три манипулы принципиев вперед, триарии — в фалангу! Не отступать ни на шаг, не поворачивать!

Но он видел солдат позади строя, которые отделялись и отступали назад. Теперь цардиты направили против них все силы. Воздух потемнел от стрел, оскорбления противников начали походить на правду. Нунан побежал в центр вместе с обнажившими гладиусы принципиями. Он приказал центурионам возвращать в бой смешавшихся солдат, заставлять легионы держаться. Нунан выдвинул вперед триариев, нуждаясь в их опыте и отваге. Страх пронесется по армии и сломит волю и надежду быстрее, чем любая чума.

— Мы все равно победим! — твердил он. — Сражайтесь за Конкорд. Сражайтесь за меня! Сражайтесь!

Однако фаланга попала в трудное положение. Множество камней летело в центр, на передние ряды наседали цардиты, которые пробивались мимо леса длинных копий с помощью сабель и щитов. Триарии бежали на помощь сминающемуся центру, когда справа активно атаковала кавалерия, стараясь ослабить давление на пехоту.

Нунан поискал взглядом командира фаланги, но того нигде не было видно. Он поймал за ворот перепуганную молодую женщину.

— Где Кейт?

— Убит, — ответила она, дрожа. — Попало прямо в него. От него ничего не осталось. Мы проигрываем бой, мастер Нунан.

— Нет! — рявкнул Нунан. — Иди обратно. Стой вместе с товарищами. Мы победим!

Он оттолкнул ее от себя, к задним рядам фаланги. Острия длинных копий качались, а не смотрели прямо вверх, как положено. Паника. Опять камни! Опять волна страха. Нунан молился об удаче. Не сбылось. Сорок снарядов снова ударили по легиону, оставляя борозды в грязи и убивая и калеча людей на своем пути. Еще три попали по фаланге. И цардиты немедленно усилили давление, а лучники осыпали стрелами середину и задние ряды. Нунан услышал, как они стучат по щитам.

— Стоять! — взревел он. — Стоять!

Неуверенность грозила затопить легионы. Катапульты продолжали стрелять, а цардиты яростно сражались, почувствовав близость победы. Нунан был не готов смириться со своим первым поражением. Он будет сражаться, пока у него останется сила в руках и ногах и пока хватит дыхания, чтобы кричать! Мастер мечников двинулся вперед, в гущу тесного, провонявшего строя. Его присутствие вернуло людей с края отчаяния, помогло снова поверить в себя. Нунан поднял гладиус и возглавил атаку.

Опять прилетели камни, упав позади него и осыпав по крайней мере четыре манипулы. Однако ожидаемого всплеска вибраций и воплей не последовало. Вместо этого в рядах воцарилась странная тишина. Нунан почувствовал, как что-то жидкое плеснуло ему в спину. Он на мгновение оглянулся. Кровь повсюду. Некоторые солдаты были покрыты ею с ног до головы. Забрызгало всех. Это не камни. Это мешки с кровью!

— Спаси нас Боже! — выдохнул Нунан. Он стремительно обернулся. — Стоять, стоять! Собаки! Идут собаки!

И в следующее мгновение все их услышали. Рычание, лай и вой. Цардиты перед армией Конкорда расступились и пропустили собак. Десятки, сотни, тысячи собак! Оголодавших и обезумевших от запаха свежей крови животных. Крови, которая покрывала легионы.

Собаки мощной охотничьей породы захлестнули первые ряды, павшие под натиском клыков и когтей, перед которыми оказались бесполезны гладиусы и щиты. Собаки протискивались в пространства, слишком маленькие для воина, жаждущие крови и плоти, чтобы утолить голод.

Нунан взмахнул мечом, распоров одной из собак спину. Пес взвизгнул и обернулся, чтобы укусить, на волосок не достав его кисть. Он бил еще и еще. Теперь собаки окружали его со всех сторон, роем проносились мимо, проникали глубоко внутрь построения Конкорда. Цардиты криками гнали их вперед.

— Сражайся, Конкорд, сражайся!

Его крик подхватили центурионы и триарии.

Во всех манипулах удары стали наноситься сверху вниз. Солдаты рубили и вспарывали собачьи тела, наполняя воздух визгом, воплями и криками. Но вместо каждой убитой собаки подбегали еще две, кусая и вгрызаясь в тела людей.

Легионеры падали, когда челюсти смыкались у них на шеях, на лицах или крепко захватывали ногу, руку или бок. Мешки с кровью продолжали падать, как мерзкий дождь, но теперь они были перемешаны с камнями, как холодными, так и пылающими, увеличивая хаос. Нунан развернулся, чтобы ударить собаку, и еще одна сбила его с ног. Уже в падении он успел притянуть к себе меч. Собака оскалилась и подалась вперед, чтобы схватить его за спину, где на доспех попала кровь. Нунан нанес ей в бок глубокую рану, и она отскочила. Он поднялся на колени. Зверь снова бросился на него, и он проткнул ему грудь.

Поднявшись на ноги, Нунан огляделся, ища островки порядка. Их почти не осталось. Кровь пропитала влажную почву. Повсюду ряды гастатов смешались, и это распространилось на принципиев, выстроенных позади них. Собаки везде вызвали неразбериху. Стрелы цардитов снова полетели тучами, а их пехота двинулась вперед, сокращая расстояние между армиями.

Нунан закричал, призывая своих людей, направляя их вперед, и сам побежал туда же. Его окружили триарии. Это были опытные солдаты, понявшие опасность и стремительно прореживающие стаи собак, которых все еще оставалось очень много. Животные рассеяли гастатов, многие из которых обратились в бегство.

— Стоять! — взревел мастер мечников. — Стой со мной, Конкорд!

Стрела пробила ему плечо, прилетев сверху по крутой дуге. Удар был неожиданным и мучительно болезненным. Он почувствовал, как острие прорезало сочленение между кирасой и наплечником. Нунан пошатнулся и схватился за плечо, выронив из ослабевшей руки гладиус. Внезапно навалившаяся тяжесть доспехов бросила его на колени, а бежавшие следом солдаты окончательно сбили с ног.

Нунан крепко зажмурился от острой боли. Он почувствовал, как его подхватывают, пытаются оттащить в сторону. Когда он снова открыл глаза, то увидел только кровь, льющуюся из раны. Он содрогнулся. На него смотрели лица — встревоженные, испуганные, неуверенные.

— Бейтесь, — с трудом выговорил он. — За меня.

Мастер мечников не мог определить, в какую сторону они направились, когда мир вокруг него стал меркнуть.

* * *

Гестерис увидел, как все начало рассыпаться, и сигнальными флажками передал приказ, чтобы триарии заняли передние позиции. В кризисный момент необходимо использовать их опыт и выдержку. Однако цардитская артиллерия оказалась пугающе эффективной, а на левом фланге кавалерия Келл была рассредоточена и маленькими группами сражалась со степными кавалеристами, идеально приспособленными именно для такого боя.

Через увеличительную трубу генерал видел, как его лучших катафрактов разделывают степняки. Он видел, как камни пробивают огромные бреши в строю его пехоты, в то время как слишком мало врагов гибло от их мечей и стрел. Видел, как фаланга распадается впереди и в центре. Как падают мешками тела и собаки облепляют солдат словно муравьи. И еще он увидел, как упал Нунан.

На секунду образовалась брешь. Битва кипела по всему фронту, от стрел потемнело небо. Но возможности Гестериса иссякали. Еще сорок камней рухнули с неба, сминая все на своем пути, и наконец гастаты сломались и побежали. Они бежали мимо умирающих товарищей, мимо сражающихся триариев и принципиев, и собаки преследовали их, кусая за пятки. Бегство началось в центре фаланги и приобретало размах, словно волна, приближающаяся к берегу. Цардиты заметили это и ринулись вперед.

— Проклятье, нет! — воскликнул Гестерис — Я не проиграю! — Он обнажил меч. — Экстраординарии, со мной! Поднять штандарт!

Он перевел коня в галоп и помчался на врага. Кавалерия Конкорда выдвинулась справа, чтобы поддержать его. Гестерис пронесся вдоль переднего края цардитов, не обращая внимания на стрелы и сабли. Его клинок разил направо и налево. Он отрубил руку одному воину, отмахнулся назад, ударив в плечо второму, и сбил шлем с третьего.

Гестерис заставил их отступить — с пятьюдесятью экстраординариями и сотней кавалеристов. Генерал остановился там, где строй уже полностью рассыпался, и резко развернулся, собираясь скакать обратно.

— Бейтесь! — крикнул он всем, кто мог его слышать. — Обратите их в бегство!

Гестерис начал вторую атаку, направив коня прямо на цардита, который попятился назад. Конь встал на дыбы, и его копыта ударили солдата по лицу. Позади него шли триарии, увлекая за собой потерявших уверенность гастатов и принципиев. И на один упоительный момент противник смутился.

Но все больше и больше пехотинцев Царда обегали вокруг генерала, не желая снижать скорость атаки. Пробитая им брешь составила всего сорок ярдов в передовой линии, которая была в десять раз длиннее. И повсюду штандарты Конкорда колебались. Его солдат косили, словно траву, и атаку остановить не удавалось. Краем глаза справа Гестерис заметил степную кавалерию. Конница врезалась в незащищенные манипулы, которые еще пытались сохранить строй. У них не осталось шансов!

Гестерис снова развернулся и поскакал прочь от разваливающегося фронта. Впереди него, в легионе, уже исчезли последние следы порядка. Гастаты хлынули мимо более опытных частей. Неспособные удержать прилив, те тоже побежали. Цардиты смешались с солдатами Конкорда, не давая им остановиться и срубая их на бегу. Кое-где кавалерия пыталась защищать своих легионеров, но степняки тучами приближались с обоих флангов.

— Генерал! — крикнул кто-то. — Генерал!

Он огляделся. Его окружали экстраординарии.

— Надо добраться до первого брода. Развернуть резерв. Надо остановить наступление цардитов.

Гестерис снова перевел испуганного коня в галоп. Он не обращал внимания на своих и чужих, вопреки всему надеясь добраться до брода, пока армия еще держится. Но по равнине уже бежали десятки тысяч мужчин и женщин. Грохот и гвалт стояли неописуемые. Земля тряслась от топота ног. Воздух наполняли вопли, стоны и крики торжества.

Войска у бродов беспомощно наблюдали за этим. С противоположного берега цардиты начали наступление всеми силами, с новой яростью завязав бой с Конкордом. И Гестерис уже видел, как манипулы резерва начинают поворачиваться и бегут к лагерю.

— Нет, нет! — бормотал он. — Вы должны стоять!

Они не желали стоять. Гестерис не успел добраться до первого брода, когда степная кавалерия врезалась в незащищенный фланг резерва и тех немногочисленных кавалеристов, которые не участвовали в обороне берега. Он увидел, как армия пришла в движение, словно поле пшеницы под ветром. Сотни голов повернулись, потеряв сосредоточенность. Цардитам осталось надавить чуть сильнее. И они выполнили это идеально.

Гестерис позволил коню замедлить бег. Надежды не оставалось. Армия у первого брода расползлась, словно плохо сотканная ткань. Целые легионы поворачивались и убегали на запад. Стремительно, словно степной пожар, паника распространилась на второй брод, а затем и на третий. Начиналась она с гастатов. Они убегали с переднего края, открывая цардитам возможность атаковать незащищенных легионеров и срывая все попытки организованного отступления.

Гестерис увидел, как движутся сигнальные флажки. Командиры отчаянно пытались установить хоть какой-то порядок и ничего не могли поделать. А спустя несколько мгновений им самим пришлось бежать от цардитов, которые ринулись вперед и грозили смести всех.

— Генерал! — выкрикнул один из экстраординариев, ехавший рядом с ним. — Надо повернуть прямо сейчас. Мы проиграли. Мы сможем остановить их у лагерей, если попадем туда раньше.

Гестерис кивнул и пришпорил коня. К глазам подступали слезы. Как же это могло произойти? Где были его разведчики? Почему они не предупредили?

Грохот, гвалт, умопомрачительный шум. Он свистел у него в ушах, словно ветер среди скал. Отряды Конкорда слепо бежали к лагерям. Воины Царда били по их незащищенным спинам клинками и стрелами. Кавалерия пыталась замедлить их натиск, но ее смяли.

Хорошо хоть катапульты замолчали.

Гестерис ощутил полное бессилие. До лагерей было больше пяти миль, а степная кавалерия стремительно приближалась. Он пришпорил коня и присоединился к беспорядочному бегству. И единственные победные песни, которые ловил его слух, звучали на незнакомом языке.

ГЛАВА 29

848-й Божественный цикл, 1-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Когда Дина Келл пришла в сознание, бой переместился за ее спину. Она приподнялась на локтях. При падении с головы слетел шлем, который валялся в грязи в нескольких шагах от нее. Келл поняла, что совершенно потеряла ориентировку. Сквозь смятую траву она видела неподвижно лежащих лошадей и искореженные людские тела воинов Конкорда и Царда, усеивавшие землю. Сзади раздавался отдаленный рев, а ее окружала странная, принесенная ветерком тишина. Единственное, что шевелилось в этом безмолвии, — гривы мертвых коней и плюмажи шлемов. Где-то далеко лаяли собаки.

Келл не имела представления, как долго пролежала на поле боя под копытами кавалерийских коней, стрелами, клинками и падающими телами. Наверное, она должна была считать, что ей повезло, но всепоглощающее чувство отчаяния, охватившее мастера конников, заслонило даже физическую боль и превратило в злую насмешку само понятие удачи.

С трудом сохраняя равновесие, Келл села на корточки. Перед глазами все поплыло. Она ощутила острую боль в грудной клетке и заметила, что правая рука у нее бессильно висит. Быстрый взгляд подтвердил, что удар палицы согнул кирасу, наверняка вызвав трещины и переломы ребер. Она предположила, что ударилась рукой, когда упала на землю. Это не имело особого значения.

Келл с трудом собралась с мыслями и осмотрелась. В жарком мареве слева двигались фигуры, а далеко впереди виднелась какая-то темная масса. Армии. Однако они больше не вели бой. Не слышно было звуков, которые обычно ассоциировались с идущим сражением, — множества ударов стали о сталь, топота коней, свиста тяжелых снарядов. Ей не хотелось верить своим глазам и ушам, однако не оставалось сомнений в том, что именно случилось. Ссутулив плечи, она опустила голову.

Из-за движений боль в груди и руке усилилась. Келл постаралась дышать неглубоко. Необходимо двигаться. Она оказалась слишком близко к позициям цардитов и очень далеко от своей армии. Позади по-прежнему текла река, ей не было никакого дела до трагедии, которая разыгралась на ее берегах, и до крови, которая смешается с ее водами, просочившись сквозь почву. Келл с трудом встала на ноги. Она была здесь одна — и это ее радовало. Дина постаралась не думать о том, какой тут царил хаос, когда восемьдесят тысяч солдат бежали по грязи, стремясь добраться до относительно безопасных лагерей. От этого места до них шесть миль или больше. Если организованного отступления не получилось, бойня была ужасная, а количество пленных — чудовищное.

Будь прокляты цардиты, их камни и их собаки!

Дина Келл направилась туда, где проходил фронт сражения, пробираясь между трупами и слишком хорошо сознавая свою уязвимость. Она оказалась в одиночестве в тылу врага. Каждый шаг отдавался в ребрах мучительной болью, и, хотя она старалась спешить, идти было трудно. Ноги скользили по грязи и крови, проваливались в глубокие отпечатки копыт. Дина часто спотыкалась и каждый раз охала, словно от удара. Зрение все никак не приходило в норму, и она видела везде призрачные фигуры людей и странные темные очертания, которые оказывались выступами скал или вообще плодом ее воображения.

Кровь и трупы. Повсюду. Келл в очередной раз споткнулась и упала на колени. Перед ней на земле лежал расходный материал военной кампании. Некоторые тела все еще слабо шевелились. В поле ее зрения их были сотни, разбросанные, словно семена из руки сеятеля. Трепетали лоскуты рваной материи. В грязи блестело оружие. И все было покрыто темными пятнами и воняло. Келл вдруг стало очень страшно.

Она заставила себя осмотреться. Среди мертвых двигались какие-то фигуры — несомненно, цардиты. Они сосредоточенно пробирались между телами, лежащими на поле, помогали товарищам и ускоряли кончину врагов. Вскоре заметят и ее, а Келл не хотела умирать. Не здесь и не так.

Она отползла влево, надеясь на то, что рельеф местности и груды тел скроют ее передвижение, и начала осторожно пробираться к берегу реки. Келл не смела оглядываться. Под ней была скользкая земля. Клонящееся к закату солнце поджаривало ее внутри доспеха. Пот смешивался с кровью и покрывал тело. Каждое движение становилось пыткой. Она прикинула, что до берега и укрытия оставалось не больше пятидесяти ярдов. Ей понадобился почти час отчаянно медленных движений, чтобы добраться туда, и каждое мгновение ее преследовал страх, что на плечо ляжет чья-то рука.

Келл ползла по лужам крови, по телам своих товарищей, по трупам коней, павших под секирами степняков. К тому моменту, когда она дотащилась до края берега и с трудом съехала вниз по склону, чтобы лечь в прохладную воду реки, слезы утрат и отчаяния залили ей лицо.

Она перекатилась на спину и дала воде омыть тело, продолжая плакать. Одной рукой Келл цеплялась за камни на берегу и смотрела в небо. Солнце скрылось за прибрежным обрывом, вдоль реки дул прохладный ветер. Тело быстро замерзло, и она выползла на отмель под береговым выступом.

Обрыв нависал над рекой. Здесь Келл пока была в безопасности. Она находилась где-то на уровне того места, где днем шел бой. Первый брод располагался примерно в миле, за поворотом реки. А до Эсторра — две тысячи миль по прямой, и только птица может долететь туда.

Картины минувшего дня вставали перед ней, хоть Келл и пыталась их прогнать. Какими же они были самоуверенными! Как твердо знали, что их ждет победа! И как успешно их перехитрили. Сколько солдат, которые утром пели гимн Конкорда, сейчас лежало под безупречным покрывалом Божьего неба? Друзья, любимые, великие воины. Сколько их погибло! Усталая безнадежность нахлынула на нее, и Дина закрыла глаза. Хорошо хоть слезы иссякли.

Разбудила ее песня. Глаза распахнулись навстречу усыпанному звездами небу. На мгновение ее охватило недоумение, а потом Келл вспомнила, в каком опасном положении оказалась. Это были не эсторийские песни торжества, и пели их не на зеленой поляне у казарм Медвежьих Когтей в Эсторре. Сон ускользнул из ее памяти.

Ночь оказалась теплой и влажной, несмотря на чистое небо. Не пытаясь двигаться, Келл дождалась, чтобы ее глаза привыкли к темноте. А потом ей пришлось напрячь все силы, чтобы не закричать. Пока она спала, грудь и руки одеревенели так, что Дина не могла поднять кисть, чтобы расстегнуть смятую кирасу. Когда волна боли схлынула, она снова пошевелилась, на этот раз медленнее.

Отчаяние, которое она испытывала перед тем, как погрузиться в забытье, прошло, сменившись жаждой узнать истинное положение вещей. Келл понимала, что поражение было полным, но понимала и то, что тысячи солдат Конкорда рассеялись и бегут с поля боя перед армией Царда, пытаясь найти дорогу домой. Некоторые постараются соединиться и организоваться, насколько это возможно. Другие убегут, спрячутся и исчезнут навсегда, став жертвами собственного страха. Ей необходимо добраться до них, помочь им, постараться собрать сведения относительно масштаба катастрофы.

Келл поползла вдоль берега реки, стараясь двигаться как можно тише. Она искала место, где можно легче взобраться наверх. Каждое движение мучительно бередило травмы, так что даже небольшой подъем стал для нее испытанием. Посмотрев на болотистую равнину в той стороне, где находился лагерь, она снова чуть было не оказалась во власти слез, беспросветного отчаяния и горя.

Цардитские победные песни разносились по открытому пространству. Их смех звучал как издевка. Их костры покрывали землю — призрачный ковер пламени, высвечивающего пляшущие силуэты. Но самый сильный пожар пылал в расположении когда-то гордых лагерей Конкорда. Здесь был дом восьмидесяти тысяч воинов. И теперь Келл могла только гадать, для скольких из них он стал погребальным костром.

Дина Келл смотрела на все это, пока ее взгляд не застило пляшущее пламя. Враги были со всех сторон. Они расположились на равнине во всех направлениях, заполнив землю между нею и лагерем и перекрыв движение в сторону бродов. У нее мало шансов на то, чтобы улизнуть от них, попытавшись сейчас пересечь равнину. Особенно если учесть ее раны.

Но когда они двинутся вперед, Келл хотя бы сможет точно знать их расположение и направление движения. А если ей удастся найти коня, она к тому же сможет передвигаться быстрее, чем армия на марше. Она может позволить себе выждать, но так или иначе необходимо добраться до Эсторра. До Атрески или даже до Госланда. Это ее долг перед всеми гражданами Конкорда от лица разбитой армии.

Кто-то должен предупредить их о надвигающейся беде.

* * *

Кован Васселис отыскал Миррон, в одиночестве гуляющую по саду. День выдался спокойный, крики чаек слабым эхом доносились от скалистых берегов бухты. Солнце светило ярко, но ветерок с моря не давал жаре стать невыносимой. Миррон была одета в простую голубую тунику, столь непринужденно подчеркивавшую ее красоту, что Кован почувствовал себя чересчур нарядным в парадной тоге с зелеными и синими полосами, которую надевал по настоянию отца во время визитов в Вестфаллен. На кожаном ремне, стягивавшем талию юноши, висел гладиус в отделанных золотом ножнах.

Миррон сидела, прислонившись к дереву, и смотрела вверх, на его больные ветки, крепко прижав ладони к траве. Кован заметил, что вокруг ее пальцев, словно в ответ на прикосновение, выросли зеленые стебли.

— Я не знал, что это происходит так, — сказал он, радуясь поводу начать разговор.

Юноша почувствовал, что во рту у него пересохло, а желудок свело нервным спазмом. Глупо, конечно. Миррон на три года его моложе, но всегда действовала на него именно так. Лишь недавно Кован полностью разобрался в том, что это означает, и был твердо намерен завоевать ее, несмотря на конкуренцию. Девочка вздрогнула и резко обернулась к нему, но как только узнала, на ее лице появилась теплая улыбка.

— Извини, я не хотел тебя пугать, — проговорил Кован, не решаясь подойти.

— Ничего страшного, — ответила Миррон мягким, мелодичным голосом, — я была очень далеко, потерялась в дереве. Я пыталась понять, почему оно умирает. Что ты сказал?

— Трава. Я и не знал, что она просто вот так растет вокруг тебя. — Кован указал на ее руки.

Миррон посмотрела на землю и кивнула.

— Мы становимся ближе ко всему, что растет. Мне нравится, что растения так на меня реагируют. Словно я распространяю здоровье всюду, куда прихожу.

Она говорила без всякой заносчивости, голосом, полным изумления и радости. Кован улыбнулся и подошел чуть ближе.

— Поразительно, на что ты способна. Теперь это все происходит само собой?

— Нет, — покачала головой Миррон. — Любое дело требует сосредоточенности и сил, как раньше. Но отец Кессиан говорит, что наша скрытая энергия делает многое — например, заставляет траву расти, если мы на какое-то время положим на нее руки. Эта же энергия помогает нам возобновлять силы и убирает морщины.

— Ты не возражаешь, если я сяду рядом с тобой?

— Конечно нет! — Она похлопала по земле. — Тут много свободной травы.

Оказавшись так близко от нее, Кован едва мог справиться с переполнявшими его чувствами. Он слышал ее дыхание, видел изгиб губ, ощущал свежий запах тела и одежды. Он отчаянно хотел коснуться ее — и безумно боялся. Ведь Миррон могла отшатнуться, а он не был уверен, что сможет это пережить. Кован стиснул руками колени.

— И что же случилось с этим деревом? — спросил он.

— Пока не знаю.

— А! — Он помолчал. — А почему ты положила руки на землю?

— Потому что я начинаю с корней. Смотрю, не больны ли они.

— Ясно.

Внезапно Кована охватила паника. Все мысли куда-то улетучились, так что он не мог придумать, что сказать. Кован почувствовал, как молчание растягивается и становится все более тягостным с каждым прошедшим мгновением, но смог только снова кивнуть и повторить «ясно». Когда Миррон заговорила, юноша почувствовал такое облегчение, что оно, должно быть, отразилось на его лице.

— Когда ты пришел, я как раз собиралась перейти к стволу. Думаю, он мог загнить изнутри, хоть и не понимаю, с чего бы. — Миррон замолчала и повернулась к нему с улыбкой, от которой у него зашлось сердце. — Вот предлог, чтобы здесь оказаться. А у тебя какой?

— Я… — Кован замолчал. Щеки у него пылали. — Я просто… Ну, я просто хотел проверить, все ли у тебя в порядке. Ты ведь гуляешь одна.

— А почему у меня что-то может быть не в порядке?

— Причин особо нет. Но, понимаешь, после этого расследования…

Он замолчал, сознавая, что говорит не слишком убедительно.

— Кован, да это же было сто лет назад! Ну уж никак не меньше двадцати дней. Но спасибо тебе. Всегда приятно знать, что у меня есть защитник.

— Всегда, — эхом повторил он.

Лицо девочки стало серьезным.

— Можно у тебя кое-что спросить?

— Конечно.

Тысячи возможных вопросов роились у него в голове. Однако ее слова не совпали ни с одним из них.

— Мы тут разговаривали и…

— Мы? — быстро переспросил Кован.

— Мы с Горианом.

— А! — У него упало сердце.

— Твой отец ничего не говорил насчет того, что будет с нами дальше? — Миррон посмотрела на Кована, на мгновение став такой хрупкой и испуганной. — Мы не хотим отсюда уезжать. Нам придется?

— Боже Всеобъемлющий! Надеюсь, что нет, — откликнулся Кован. При мысли о том, что она может оказаться в Эсторре, так далеко от него, в груди возникла боль. — Но ты ведь знаешь, что казначей Джеред сказал моему отцу, так?

Миррон кивнула и опустила глаза.

— Отец Кессиан сказал нам. Но мы подумали… твой отец сможет убедить его, что в этом нет необходимости. Что если они хотят за нами наблюдать, то это можно сделать и здесь.

— Все не так просто. — Кован повторял слова своего отца. — В Конкорде все бывает не просто. И ты ведь помнишь, дело не только в том, что за вами нужно наблюдать, — вас нужно защищать. Орден вас возненавидит.

— Но почему? Мы ничего плохого не сделали. И никогда не сделаем.

Кован пожал плечами.

— Они посмотрят на это иначе. — Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась. Набравшись мужества, юноша накрыл ладонью ее руки, и его сердце запело, когда Миррон не попыталась их убрать. — Ты ведь никогда не видела людей ордена, если не считать Элсы Геран, так ведь?

Девочка покачала головой.

— Большинство членов ордена не такие, как она. Они не понимают, что вы родились такими по воле Бога. И они стремятся уничтожить все, чего не понимают. — Кован сжал ее руки. Он сознавал, что, возможно, пугает Миррон, но был счастлив. Он сможет произнести те слова, которые хотел сказать, когда шел сюда. Слова, которые должны завоевать ее сердце. — Но я не допущу, чтобы кто-то причинил тебе зло. Я всегда буду рядом, чтобы тебя защищать. Всегда.

Миррон широко улыбнулась ему и перевернула руки, чтобы сжать его ладонь. Юноша почувствовал прилив восторга.

— Спасибо тебе, Кован. — Она встала, и он тоже. — А теперь мне все-таки нужно разобраться с этим деревом, иначе отец Кессиан будет мной недоволен.

— Как он? — спросил Кован. — Я хочу сказать — на самом деле?

— Он старый. — Миррон судорожно сглотнула. — И он все время болеет. И хотя он старается это скрыть, по-моему, ему трудно дышать. Но он не позволяет Оссакеру осмотреть себя. Скоро его не будет рядом, чтобы нас направлять. Не знаю, как мы с этим справимся.

— Мне очень жаль. Это будет утрата для всех, но более всего для тебя.

— Мне надо заняться делом. — Она кивнула и повернулась лицом к дереву.

Миррон приложила ладони к потрескавшейся коре, и Кован увидел, что она сильно вздрогнула. Ахнув, она крепко обхватила ствол. Глаза девочки закрылись, и она прислонилась лбом к дереву. С губ слетел тихий, болезненный стон.

— Миррон, как ты?

Девочка не отозвалась. Она содрогалась, и по подбородку у нее протянулась ниточка слюны. Зубы скрежетали. Кован рванулся и замер, уставившись на ее руки. Кончики пальцев Миррон изменили цвет на серо-коричневый, как у коры. Медленно цвет начал распространяться по ее пальцам, заставляя кожу бугриться. Вены на кистях рук набухли и начали пульсировать: зеленый цвет смешивался с тошнотворно-серым и коричневым.

Миррон вскрикнула — это был вопль мучительной боли. Она пыталась что-то сказать, но у нее не получалось говорить внятно. Кован не знал, что делать. Он не мог оторвать взгляд от ее рук, которые уже стали трескаться и крошиться, словно став продолжением коры. Он хотел оттащить девочку прочь, но не был уверен, не причинит ли этим больше вреда, чем пользы. А еще ему хотелось закричать дереву, что оно убивает ту, которая пытается его излечить!

— Миррон, отойди, — попросил юноша. — Отойди!

Кован подошел ближе и, протянув руку, прикоснулся к ее плечу. Миррон дернулась, ее ладони оторвались от ствола, и она упала ему на руки. Кован с облегчением подхватил ее, и они вместе опустились на землю. Миррон тяжело дышала, и он чувствовал, как пальцы девочки вцепились в его спину. Ее сердце било в его грудь, пульс ускорился от страха.

— Все хорошо, — прошептал Кован, гладя ее влажные от пота волосы. — Все хорошо. Я с тобой.

Он снова посмотрел на дерево. Там, где руки Миррон обхватывали ствол, кора исчезла, и он видел следы ее ладоней и пальцев, словно она окунула их в краску и отпечатала на нем. А там, где стояли ноги, трава стала длинной, но часть ее увяла и пожухла.

— Что случилось? — спросил Кован. — Что случилось?

Миррон отстранилась от него. Она дрожала всем телом. Потом посмотрела на свои руки так, словно они предали ее. Следов коры не осталось, хотя кожа стала морщинистой и сухой. Постаревшей.

— Миррон?

Девочка устремила на него испуганный взгляд, и по щекам ее потекли слезы.

— Позови отца Кессиана. Позови Ступеней. Скорее, пожалуйста!

Кован уложил ее на траву в тени другого, здорового дерева и побежал в Вестфаллен, крича во весь голос.

ГЛАВА 30

848-й Божественный цикл, 2-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Уже наступила ночь, а Кована продолжала бить дрожь. Он попытался заснуть днем, но пережитое потрясение все еще владело им, так что во сне Кован все время видел, как Миррон превращается в кору дерева. Иногда менялись только ее руки, но иногда у нее на теле начинали расти листья, а лицо превращалось в больную, искореженную древесину.

Единственное, что он мог, — это рассказывать о происшедшем, но и это оказалось бесполезным. Мать утешала Кована, потом отец проводил его на виллу, где отец Кессиан и Ступени долго с ним беседовали, пытаясь понять, что же случилось. Поначалу они не поверили, решив, что это какая-то юношеская фантазия. Но потом Миррон сумела заговорить, и паника охватила всех.

Большая часть беседы прошла для Кована словно в тумане, но он видел, как они листают книги и пускаются в жаркие споры и дискуссии. Ступени снова и снова расспрашивали его, чтобы убедиться, что он не упустил какой-то детали. Ему даже пришлось сидеть и смотреть, как какой-то художник изображает то, что он рассказал.

Наконец Ступени отпустили его, хотя, похоже, это не помогло им принять решение. Миррон была не в состоянии дать объяснения. Похоже, она все еще находилась в шоке. Кован отказался уходить с виллы, пока отец Кессиан не скажет, что с ней все в порядке. Старик вышел в библиотеку, где юноша пытался занять себя чтением, только с наступлением ночи. Кован вскочил, как только дверь начала открываться.

Кессиан двигался, шаркая ногами и тяжело опираясь на две палки. Вид у него был измученный, болезненно-бледный из-за легочной инфекции, с которой старик никак не мог справиться, руки, сжимавшие палки, дрожали. Позади него шла Дженна Кессиан. Она явно тревожилась за мужа, а не за Кована.

— Очень хорошо, что ты подождал, — проговорил Кессиан тихим голосом, в котором ощущалось бульканье мокроты. — Не нужно вставать.

— Я не мог уйти, — ответил Кован. — Как она? С ней все в порядке?

— С ней все хорошо, насколько мы можем судить. Ни Оссакер, ни Дженна не обнаружили у нее ничего плохого.

— Она еще что-то сказала о том, что почувствовала, о том, что случилось?

— Что-то говорила, — признал Кессиан. — Она растерянна. Но одно можно сказать точно: твое прикосновение прервало то, что происходило. А вот правильно ли ты поступил, мы не знаем, поскольку не знаем, действительно ли Миррон угрожала опасность.

— Но ей было больно. Я слышал, как она кричала. — Кован содрогнулся. — Я всегда буду это слышать.

— Я знаю, Кован. — Кессиан улыбнулся. — И мы почитаем за счастье, что сегодня тебе пришло в голову найти ее. Однако все Восходящие усвоили одно: боль в их работе не всегда признак опасности. Иногда в результате шока тело реагирует и приспосабливается к чему-то новому. Что именно, возможно, сегодня и произошло. Время покажет, когда Миррон сможет нам все объяснить.

— Значит, я навредил ей, когда дотронулся до нее и прервал то, что происходило?

— Я очень в этом сомневаюсь, — ответил отец Кессиан. — А теперь иди домой и постарайся заснуть. И помни вот что. Ты действовал из благородных побуждений, потому что понял, что Миррон больно. И она тебе благодарна. Мы все тебе благодарны. И ты оказался рядом, чтобы позвать на помощь. И, что самое главное, это означает, что Миррон была не одна, когда прошла через новое испытание, а этому нет цены.

Кован улыбнулся, успокаиваясь, и внезапно понял, как сильно он устал. Он почувствовал себя маленьким и слабым, а не высоким, сильным семнадцатилетним мужчиной.

— Спасибо, отец Кессиан.

— Приходи завтра навестить Миррон, — сказала Дженна. — Я уверена, что ей захочется тебя видеть.

Кован пожелал им доброй ночи, вышел из библиотеки и пошел через колоннаду сада. Сегодня его красиво осветили — и цветы, и фонтаны. Маленькие фонарики на уровне земли подсвечивали дорожки.

— Теперь бежишь домой, да? — спросил голос из темноты.

Кован остановился и повернулся на звук. Он увидел за фонарями фигуру, не представлявшую собой часть сада.

— Уже поздно, Гориан. Мне пора в постель. И маленьким мальчикам тоже давно пора спать.

Гориан вышел на свет, встав перед ним на дорожке.

— Не мог оставить ее в покое, да? — вызывающе бросил он, неспешно шагая навстречу Ковану. Его сандалии шуршали по камням.

— Что? — Кован уставился на него.

Гориан был одного с ним роста, и через пару лет превзойдет его силой. Через пару лет.

— Ты решил, что она отправилась в сад, чтобы ты смог побыть с ней наедине? — Гориан остановился в шаге от него. — Ей нужны были покой и тишина, чтобы осознать себя и свою работу. Нам всем они нужны. Мы это понимаем и уважаем. А почему ты — нет? Ты только помешал.

— Она прошла через такое, чего не испытывал никто из вас, — возразил Кован. — Отец Кессиан сказал: удачно, что я оказался рядом.

— Удачно? — презрительно переспросил Гориан. — Когда ты в Вестфаллене, удача у нас бывает тогда, когда ты не жужжишь рядом, как туча навозных мух. И чем ты реально мог ей помочь? Ты не Ступень Восхождения. Почему бы тебе просто не оставить ее в покое? Она поднялась в сад на холме, чтобы спрятаться от тебя, неужели ты не понимаешь?

Кован, не мигая, смотрел на противника. Он чувствовал, что Гориана это смущает. Это была тактика дуэлянта.

— Миррон могла попросить меня уйти. Она этого не сделала. Возможно, ей не хотелось встречаться с тобой.

Слова укололи Гориана, и ответить ему было нечем.

— Ей не нужно твое вмешательство. Никому из нас оно не нужно!

— Тогда кто, по-твоему, будет охранять Восхождение, когда моего отца не станет? — презрительно осведомился Кован. — От меня будет зависеть ваше будущее.

— А вот и нет! — Гориан рассмеялся. — Великий Боже, ты даже не подозреваешь, да? А ведь тебе полагается быть старше и умнее. Пойми, когда казначей Джеред сделает свой доклад, нас вызовут в Эсторр, чтобы встретиться с Адвокатом. И когда мы будем жить во дворце, продолжая обучение под защитой самой Адвокатуры, где будешь ты? Наверное, будешь лежать мертвым где-то на полях Царда, потому что тебе придется идти воевать, чтобы доказать, что ты достоин быть маршалом-защитником.

Кован не нашел что возразить, и Гориан торжествующе добавил:

— Забудь о ней. Тебе никогда ее не получить. Она для других. — Его улыбка была полна злорадства. — То есть для меня, если я пожелаю.

— Этот выбор сделает она сама, — спокойно произнес Кован. — А твоя заносчивость тебя погубит. Ее не привлекут твои трюки, потому что она сама может их делать. Я могу предложить ей намного больше.

Гориан покачал головой.

— Я уже говорил тебе: это будет не так. Знаешь что, Васселис? Наступит время, когда я смогу убить тебя одним прикосновением или прихотью стихий, находящихся в моей власти. Тогда твой красивый меч тебе не поможет, так ведь?

— Ты мне угрожаешь, Гориан?

— А что, похоже? — Теперь пришел черед Гориана презрительно усмехаться. — В конце концов, твое влияние кончается на границах Карадука, тогда как мое распространится в самое сердце Конкорда. — Он помолчал, и его голос стал мягче. — Отступи, пока с тобой ничего плохого не случилось. В этом городе есть люди, которые мне дороги. Стань хорошим маршалом-защитником, каким тебе суждено быть, и заботься о них. Тогда, возможно, мы сможем стать друзьями.

Кован искренне изумился. Он внимательно поглядел на Гориана, пытаясь уловить новые признаки насмешки, но их не было.

— Только жизнь не настолько проста, так ведь? И тебе предстоит убедиться, что Васселис всегда сам творит свою судьбу. Никто не определяет ее за него.

— Тогда, возможно, мы не будем друзьями.

— Я это переживу.

Кован пожал плечами и двинулся к выходу.

* * *

Миррон проснулась в изменившемся мире. Она не сразу смогла понять, что именно стало другим. Она знала, что чувствовала себя совсем не так, когда засыпала накануне вечером. Ее страх сменился относительным спокойствием, и она мирно спала, пока ее не разбудило солнце, ворвавшееся в комнату через открытые ставни.

Девочка лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, который отражал солнечные блики с поверхности пруда под окном спальни. Она слышала шум фонтанов и ощущала быстро нарастающую дневную жару. Миррон чувствовала трепет ветра в перьях птиц, которые парили в небе над зреющими посевами или сидели у причала.

Вестфаллен был оживлен и полон суеты, торговля на рынке шла удачно. Жизненные силы пульсировали в городе, изредка перемежаясь в ее мысленной картине серым пятном, обозначавшим болезнь разума или мрачное настроение. Прямо под ее окном бурно рос сад, его корни углублялись в землю, расширялись и произрастали. А вот величественный старый бук в дальнем углу умирал. Болезнь затаилась в его стволе, распространяясь из сердцевины наружу, так что единственным видимым признаком служили несколько свернувшихся листьев. Он был точно таким же, как дерево вчера, во фруктовом саду…

Миррон резко тряхнула головой. Ее сердце отчаянно забилось. Стало жарко, и страх вернулся. Девочка попыталась сосредоточиться на танцующих бликах на потолке, но не смогла закрыть разум от внешнего мира. Каждый раз, когда ее внимание хоть немного ослабевало, Миррон осознавала или ощущала — она не могла точно определить, как именно, — жизнь за окном. Она знала силу и направление ветра, знала состояние прилива в бухте…

— Успокойся, успокойся, — сказала она себе. — Это пройдет.

Девочка сосредоточилась на своем дыхании и пульсе, используя приемы успокоения, которым Эстер научила ее в те давние дни до прорыва, когда мир все еще был закрыт для них. Но в результате ее тело заговорило с ней гораздо громче, чем когда-либо прежде. Миррон ощущала кровь в каждой вене и артерии, перистальтику кишечника и потоки воздуха в легких. А еще было потрескивание, которое она то ли слышала, то ли нет. Оно напоминало рост корней внутри земли.

Это не проходило. Миррон удалось успокоить сердцебиение, но расслабленность только усилила ощущения, которые наперебой требовали внимания. Ей не удавалось от них закрыться. Девочка ощутила прикосновение страха. Она вцепилась пальцами в простыню и сжала кулаки. Дерево страдало, кустарник рядом с ним был здоров и тянулся вверх, к солнцу, и вниз, к воде. Кипение жизни на рынке, неподалеку от виллы, грозило окончательно захлестнуть ее!

— Мама! — хрипло закричала Миррон. — Мама!

Второй раз это получилось больше похоже на плач, хотя она и не хотела…

Девочка не знала, слышит ли ее кто-нибудь, но ей не хотелось вставать с постели и выяснять. Не было уверенности, что ноги удержат ее, несмотря на полную убежденность — физически с ней все в порядке!

— Мама…

Послышался стук сандалий о мраморный пол, который становился громче. Миррон сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, чувствуя, как воздух дает энергию ее телу. И она ощутила — если правильно поняла — дрожь у себя в легких. Дверь открылась, и на пороге появилась Гвитен Терол. Ее лицо переполняла тревога.

— Что случилось, милая? Ты здорова? — Мать вошла в спальню и прошла по деревянному полу на коврик у кровати. Сев на край постели, она положила ладонь на лоб Миррон. — У тебя жар, юная госпожа. И ты немного раскраснелась. — Она нахмурилась. — Ты заболеваешь?

Миррон покачала головой.

— Я не могу это закрыть, мама. Оно у меня в голове и никак не уходит.

— О чем ты? — Гвитен нахмурилась сильнее. Миррон не знала, как ей объяснить. Тревожное состояние матери ощущалось в жаре ее тела, в учащении пульса и фокусировке линий энергии, проходившей в ней. Девочка секунду понаблюдала линии: разум автоматически отмечал их и понимал. Она могла отключить их в одно мгновение.

— Мир говорит со мной! — сказала она, с трудом подбирая слова. — Он здесь повсюду, и я не могу заставить его замолчать!

Гвитен встала.

— Потерпи, Миррон, давай я позову отца Кессиана. Он должен об этом услышать.

— Не оставляй меня! — со слезами на глазах попросила Миррон.

— Ш-ш. Я ненадолго. Он рядом.

Миррон проводила мать взглядом. А когда дверь закрылась, мир вновь потребовал ее внимания. Она не могла запретить разуму исследовать корни каждого ощущения. На самом деле девочка ничего не слышала, впечатления выражались для нее в звуках, бушующих внутри ее.

С каждым мгновением шум становился громче. Насекомые пролетали стремительно, отдаваясь свистом в голове Миррон. Их энергия уходила быстро, истощаясь с каждым мгновением жизни, — настолько коротким был срок, отпущенный им на земле. А на другом конце шкалы оказались медлительные ощущения растений и деревьев, глубоко вросших корнями в землю.

— Оставьте меня в покое! — жалобно взмолилась Миррон. — Пожалуйста!

Но все стало только хуже. Начался низкий гул, который шел словно из-под нее, это двигалась сама земля. Потрескивание и щелчки вокруг нее, рост и гибель листьев, цветов и корней. Шорох и шебуршание больших и маленьких животных — в почве под ней, в воздухе над ней и в саду за стенами. И все нарастающее и усиливающееся гудение жителей Вестфаллена.

К тому времени, как отец Кессиан медленно и мучительно доковылял до ее комнаты, разум Миррон настолько переполнился, что она едва смогла сосредоточиться на нем. Голос отца Восхождения немного успокоил девочку, и она обнаружила, что может остановиться на его лице — его морщинах и складках, его заботе и любви. Она разрыдалась.

— Ах, дитя мое, не плачь, — сказал Кессиан.

— Пожалуйста, сделай, чтобы это прекратилось! — взмолилась Миррон.

Ему помогли сесть рядом с ней, и Кессиан, как недавно ее мать, положил ладонь ей на лоб. Он ощутил исходящий от Миррон жар.

— Попытайся рассказать мне о своих ощущениях, — попросил Кессиан. — Это похоже на то, что ты чувствовала вчера с деревом и корой?

Миррон кивнула, ощутив слабое облегчение. Как всегда, отец умел заставить ее остановиться, подумать и увидеть.

— Когда я дотронулась до дерева, оно заговорило со мной так громко! А теперь со мной разговаривает все!

— И что ты сделала с деревом? Постарайся вспомнить это.

— Не знаю… Я поняла, почему оно болеет, и постаралась помочь. Но дело было не только в этом. Я почувствовала, будто я — его часть. — Она замолчала. — Я соединилась с ним, ненадолго стала с ним одним целым. Пока Кован не разорвал контакт.

— А после этого ты все равно чувствовала, как оно с тобой говорит?

— Так громко, что было больно.

— А ты могла его не слушать?

— Не помню. Все прошло, когда меня унесли из сада.

— Ну, это понятно, — сказал Кессиан. — Ты оказалась слишком далеко, чтобы его ощущать.

— А почему я теперь ощущаю людей на рыночной площади?

Глаза Кессиана расширились.

— Ты уверена?

Миррон кивнула, и шум снова стал громче. Намного громче.

— Мне не надо видеть потоки энергии, чтобы знать, где они. И мне не нужно видеть потоки, чтобы знать, что бук в саду умирает. Разрежьте ствол, если не верите.

— О, мы тебе верим, Миррон. Любые твои ощущения не будут для нас настолько невероятными, чтобы мы в них не поверили. А ты можешь сосредоточиться на мне? Что ты видишь?

— Не хочу, — ответила она, но обнаружила, что разум все равно тянется к нему.

— Потому что не хочешь почувствовать тело, которое умирает?

Миррон кивнула, и ей открылось состояние отца. Она увидела серые и темные пятна в его линиях жизни и бедность притока энергии. Девочка попыталась отстраниться. Очень скоро она сможет догадаться, сколько ему осталось — а она не хочет этого знать! Однако ей не удалось скрыть нахлынувшие чувства. Это было ощущение стремительно утекавшей жизни, и звуки, отражавшие его, оказались мучительными и горестными — звуки борьбы, в которой нельзя победить.

— Я не хочу это чувствовать! — закричала Миррон и снова начала плакать. — Помоги мне это прекратить!

— Дитя мое, ты соединилась с миром, окружающим тебя, на новом уровне, — мягко проговорил Кессиан. — Ты можешь ощутить все, начиная от элементов, которые составляют нас, и кончая теми, которые составляют эту землю, будь они людьми, животными или цветами.

— Почему? — простонала она. — Мне это не нужно. Это слишком громко.

— Ты научишься этим управлять, как научилась управлять видением линий энергии. Это часть твоего развития, хотя об этом ничего не было написано. Постарайся принять это, постарайся понять.

— Я не могу! — крикнула Миррон.

Ощущения захлестывали ее, словно волны прилива. Они становились все громче, и каждое требовало внимания. Гул земли неприятно резонировал в ушах, вой ветра в бухте пульсировал в голове. Энергия рынка превратилась в рев, и Миррон не могла уже выделить отдельные элементы, говорившие с ней, когда она проснулась. Девочка содрогнулась от напора этих звуков и зажмурила глаза. Больно! Так больно, что ее сейчас разорвет на части!

— Помоги мне! — проскулила она, глядя на мать, стоявшую за спиной Кессиана. — Помоги!

— Постарайся сохранять спокойствие, — попросил Кессиан.

Тело Миррон скрутило судорогой.

— Помогите! — завопила она. И прилив унес ее.

ГЛАВА 31

848-й Божественный цикл, 3-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Цардитская армия построилась и ушла от бродов Цинтарита через два дня после победы. Это был громадный поток людей, коней, домашнего скота и повозок, который разделился на три колонны, чтобы уменьшить заторы на дорогах и облегчить снабжение.

Мастер Келл по мере возможности следила за ними. Цардиты обошли поле боя, собирая с трупов оружие, доспехи и сувениры. Своих мертвых они положили рядами и выполнили над ними какой-то погребальный обряд, после чего сожгли на кострах. Мертвых солдат Конкорда предоставили жаре, грызунам и воронам-падальщицам. Вонь усиливалась, и воздух гудел от туч насекомых.

Она наблюдала, как колонны пленных увели через броды. Тысячи людей ожидало рабство, казни или выкуп. Даже издали Келл могла видеть, как бредут, понуривши головы, побежденные. Однако она не могла думать о них. По крайней мере пока.

Келл сосредоточилась на собственном выживании. Воды у нее было вдоволь, но голод начинал ощущаться остро. Проблемой являлась и ушибленная грудь — ей будет больно ехать верхом или сражаться. Ее грудную клетку покрывала масса лиловых и черных синяков, а над поврежденными — скорее всего, сломанными — ребрами в области сердца появился отек. А вот ее правая рука оказалась не сломанной. Порванная мышца должна восстановиться сама по себе, что было настоящим благословением.

Рассвет второго дня давно миновал, когда последние отряды регулярной армии ушли от Цинтарита, отправившись в путь, пока воздух был относительно прохладным. Келл подождала до середины утра, чтобы не ошибиться. В густом мареве по-прежнему передвигались люди. Это были не солдаты, а первые мародеры, ищущие поживу. Они беспокойства не вызывали.

Ее время наступило. Скоро поле наполнится людьми из деревень, расположенных в округе. Несмотря на то, что место боя уже обошли солдаты, там всегда можно найти монеты, если разогнать крыс и без стыда и совести обыскать карманы разлагающихся трупов. Если ты не боишься, что невидящие глаза вдруг устремятся на тебя, пытаясь заглянуть в душу. А сломанные конечности могут вдруг сдвинуться, на мгновение имитируя жизнь. Келл хотелось уйти отсюда, пока она не впала в безумие.

Она встала и потянулась под лучами солнца, впервые за это время, показавшееся ей вечностью. Тело затекло, а желудок скрутило от голода. Зачерпнув речной воды, Келл смыла грязь, которую налепила на доспехи, чтобы скрыть их блеск. Она усердно терла герб Конкорда, пока он снова не засиял. Под прикрытием шума уходящей армии женщина немного постучала по кирасе, сделав ее более плоской и уменьшив давление на ребра.

Келл влезла на берег и пошла по равнине. Тела обчистили почти полностью, но она внимательно высматривала то, что могло оказаться для нее полезным. Она часто нагибалась над разлагающимися трупами и куталась в плащ, несмотря на жару, пытаясь казаться просто мародером.

Она не нашла ничего, что пополнило бы ее скудное снаряжение. Шлем и меч Келл потеряла на поле боя, так что у нее оставались только парные кинжалы. Это был подарок Гестериса, награда за храбрость, проявленную в начале кампании. Разукрашенные рукояти и покрытые надписями клинки делали их скорее парадным оружием, хотя она следила, чтобы кинжалы оставались остро наточенными.

Проходя по грязи, смешанной с кровью, мастер конников легко представляла себе трагическую картину разгрома. Многие солдаты имели раны на спине — их убили во время бегства. Больше всего трупов лежало там, где проходил передний край, а дальше они были разбросаны по широкой дуге. Она видела места, где люди бежали к бродам, стараясь найти защиту среди другой армии, — и только приносили панику и туда. Келл прошла вдоль редеющей линии трупов к сгоревшим дотла лагерям. Большинство бежало туда, пытаясь найти укрытие или место, где можно будет противостоять врагам. Однако цардиты их просто смели.

Ей хотелось идти быстрее, но Келл понимала, что это привлечет излишнее внимание. И потому она заставила себя двигаться неспешно, молясь о тех, мимо кого проходила. Количество жертв потрясло ее. За время службы в кавалерии легиона ей случалось переживать поражения, особенно в первый год, пока шли бои в Госланде, и она не вступила в Медвежьи Когти. Но ничего подобного Дина Келл еще не видела. Тогда отступление было сознательным выбором. Здесь же просто шло избиение всех, кто не сумел избежать цардитских клинков и стрел.

Уже наступила середина дня, когда она добралась до превращенных в руины лагерей Конкорда. Келл не могла отвести от них взгляд с того момента, когда они стали вырисовываться сквозь марево. Дым курился над пожарами, которым предстояло тлеть еще несколько дней. Часть ограды центрального лагеря уцелела, нависая над землей почерневшими стенами. Однако внутри ничто не сохранилось. Келл прошла по хрустящим под ногами углям на месте главных ворот и остановилась. От палаток не осталось ни кусочка ткани. Все, что не унесли с собой цардиты, сгорело. По открытому пространству были разбросаны кости и черепа тех, кому никогда не ощутить объятия Бога, — и она гадала, кто они.

Справа до нее донеслось ржание коня. Оно раздавалось из-за оставшихся столбов. Келл медленно двинулась в ту сторону, прижалась спиной к дереву и осторожно высунула голову, чтобы посмотреть, в чем дело. Это было первой ее удачей с тех пор, как она очнулась на поле боя. Цардитский всадник — гонец, судя по легкой одежде, — мочился на ограду. Его отчасти скрывал круп коня, который стоял, словно равнодушный часовой, повернув голову в ее сторону.

Келл взяла кинжал в левую руку. Неудобно и неловко, но придется довольствоваться этим, пока не заживет ее правая рука. Она зашагала по грязи, молясь, чтобы шаги оставались тихими, и пряча оружие и доспехи под плащом. Келл почти успела, но мужчина опорожнил мочевой пузырь, повернулся и увидел ее, когда их разделяли еще шесть шагов.

Он что-то сказал и нетерпеливо махнул рукой в сторону мародеров. Он не испугался, видя на ее лице грязь равнины, а в позе — робость бедняка. Келл улыбнулась ему и продолжила осторожно двигаться в его сторону, придерживая края плаща больной правой рукой. Мужчина нахмурился и снова что-то сказал, на этот раз резко, указывая пальцем куда-то поверх ее головы и кладя руку на рукоять сабли.

Келл понимала, что ей придется плохо, но это был шанс. Она прыгнула на него, позволив плащу распахнуться. Его глаза округлились при виде доспехов. Кинжал ударил снизу вверх, и он не успел уклониться. Клинок вонзился ему под ребра, и Келл с силой рванула рукоять вертикально вверх, захватив правой рукой шею цардита и наклоняя его навстречу удару. Они оба ахнули. Она — от боли в ребрах, а он от мучительной боли, с которой клинок рассекал его тело.

Цардит попытался ее оттолкнуть, но сил не хватило. Острие кинжала проткнуло ему сердце. Мужчина дернулся и обмяк. Келл опустила его на землю. Кровь потекла у нее по руке и залила правую ногу. Она наклонилась, стирая кровь краями его одежды, а потом отстегнула меч и проверила содержимое карманов. Там нашлись кремень, огниво и несколько монет.

Дина Келл выпрямилась, плюнула на его труп и пошатнулась от волны внезапного головокружения.

— Ты только первый.

Она опоясалась его клинком, выбросив свои ножны. Чуть изогнутая сабля, типичная для цардитов. Келл обнажила клинок левой рукой и сделала пару мягких выпадов, проверяя вес и балансировку. Клинок был недурен, однако не мог сравниться с ее кавалерийским мечом. Сейчас его носит какой-нибудь подонок цардит. Келл пожелала ему погибнуть, напоровшись на этот меч.

Потом она осмотрелась. Ее никто не видел. Рядом никого. От запаха крови конь попятился, насколько ему позволила привязь. Дина Келл медленно подошла к нему и подняла руку, чтобы погладить гладкую черную морду.

— Ш-ш. Все в порядке. Все в порядке. Теперь у тебя хозяин получше.

Конь откликнулся на мягкий голос и ткнулся носом в ее плечо. Келл отвязала поводья и перекинула их назад, гладя ладонью его круп и негромко приговаривая. Конь тихо заржал и тряхнул головой. Она расстегнула седельную сумку и чуть не заплакала от облегчения. Походная пища. Хлеб и вяленое мясо. И мехи, полные воды. Келл понимала, что не следует задерживаться здесь, но сейчас ей было все равно. Когда она наконец двинулась прочь от Цинтарита, на языке у нее еще сохранялся сладкий вкус пищи.

Конь был отдохнувшим и сильным, выращенным в степях. К тому же он оказался послушным и уверенно и спокойно передвигался по местности. Ехать на нем — одно удовольствие. Келл быстро скакала на запад, переходя на шаг только тогда, когда боль в груди становилась нестерпимой. Она выехала через полдня после отхода последнего пехотного отряда Царда, но рассчитывала добраться до их лагеря еще до наступления ночи.

Солнце перестало палить и в море красного сияния заходило позади всадницы, когда она въехала на холм в паре миль от построенных Конкордом дорог, по которым сейчас шла армия цардитов. Отчаянность ее положения стала очевидной. Не случайно легионы Конкорда строили надежные дороги там, где они открыли три своих фронта.

Огромная туча пыли закрывала небо впереди и ниже холма: армия цардитов остановилась на отдых. Сотни костров мерцали на земле, покрытой темным шевелящимся ковром людей. По ее оценке, задний конец лагеря находился примерно в пяти милях от нее, но Келл могла оценить его размеры: слева, справа и впереди границы лагеря просто исчезали из поля зрения.

Невозможно объехать отряды так, чтобы попасть в Атреску раньше их. Они промчатся сквозь линии снабжения Конкорда и по его дорогам к границе, зная, что предупредить об их приближении смогут только те, кому удалось убежать вперед. На юге любой беглец рисковал завязнуть в болотах, которые граничили с Турсанскими озерами, опять же, по слухам, там жили людоеды. А на севере Зубы Хура тянулись на север и восток, где сливались с Галорианами. Там невозможно пройти войскам, единственным перевалом был предательски обледеневший Гибельный.

Келл придется выбрать именно этот перевал. У нее не оставалось иного выбора, кроме как попытаться пробраться в Госланд, а оттуда отправиться на юг. Она сжала бока коня и повернула на север, остановившись только тогда, когда темнота накрыла землю и усталость охватила и человека, и животное.

Пять дней Келл ехала шагом или рысью, стараясь растянуть свои припасы. Ей не хотелось заезжать в поселения, вместо этого она сторонилась немногочисленных троп и дорог, предпочитая необжитую местность. Путь оказался относительно легким, и с каждым днем ее рука обретала силу, а ушибы на ребрах желтели и бледнели. Она ощущала резкую боль при каждом вдохе. Несомненно, сломанное ребро давило на легкое. Спустя такой большой срок после травмы сращивать перелом уже не имело смысла.

На шестой день Келл ехала неспешной рысью по пологим холмам, которые прилегали к равнине Тарит. Очередной солнечный день обжигал так, что она часто останавливалась, чтобы напоить коня и по возможности укрыться в тени. Двигаясь по неглубокой выемке вдоль пересохшего русла, Келл уловила какое-то движение всего за секунду до того, как стрела вонзилась в землю прямо перед ней. Конь попятился, и она натянула повод, останавливая его.

— Ни шагу дальше, иначе он станет последним!

Келл громко рассмеялась. Говор был эсторийским.

— Это я! — крикнула она. — Мастер Келл.

Тут она поняла, что капюшон плаща накинут на голову, защищая ее от палящих лучей солнца. Келл отбросила капюшон назад.

— Да обнимет меня Бог! Мы решили, что ты погибла в бою или попала в рабство! — раздался ответ. — Подъезжай. Мы тебя встретим.

Келл не ожидала, что настолько обрадуется, услышав дружелюбный голос, хоть и не узнала его обладателя. Всадники ехали вниз по склону слева от нее. Она увидела знаки их легиона, и ее улыбка стала еще шире.

— Когти! — воскликнула мастер конников, не сдержав радости. — У меня на душе полегчало! Бог наконец явил нам свою милость. Сколько нас?

Пара всадников, конных лучников, подъехали к ней. Лица у них были мрачные, так что ее радость погасла.

— Очень мало, — сказал один. — Следуй за нами, мастер Келл. Мастер Нунан расскажет тебе, что случилось.

— Павел Нунан тоже жив?

— Едва жив, — сказал второй, — Едем.

После поражения прошло десять дней, и воля этих уцелевших солдат подверглась такому испытанию, что они не видели смысла разговаривать или хотя бы должным образом отреагировать на ее звание и присутствие. Можно было подумать, что она им незнакома и они ей не доверяют.

Будь положение иным, она назвала бы место, выбранное для лагеря, прекрасным. На небольшом травянистом плато, с трех сторон укрытом холмами, раскинулась роща. Ручей, вдоль которого она ехала, с журчанием вытекал из-под земли прямо в центре лагеря.

Однако здесь ее встретили только горе, отчаяние и страдания. Невозможно было точно оценить число пехотинцев и кавалеристов Конкорда, которые здесь собрались. Две сотни, возможно, немного больше. Большинство лежали. Многие не шевелились. Некоторые передвигались, и Келл разглядела среди них одного полевого хирурга, что ее очень обрадовало. Она насчитала двадцать человек, которые стояли или ездили, охраняя лагерь, включая и ту пару, что ее перехватили. Хотя на плато дул ветер, воздух провонял рвотой и экскрементами.

Келл спешилась и передала повод молодой женщине, которая едва сумела улыбнуться при виде ее. Но она даже не попыталась приветствовать Келл как положено.

— Где Нунан?

— 410

— У ключа, под буком, — ответил один из лучников Когтей. — Прошу прощения, но нам нужно патрулировать. Цардиты все еще обыскивают эти холмы, так что надо сохранять бдительность.

— Конечно. Вы свободны. И спасибо вам.

Келл кивнула в ответ на их салюты и быстро пошла по наспех устроенному лагерю. Большинство из тех, мимо кого она проходила, не казались ранеными — просто отдыхали. Келл нахмурилась. Тут не ощущалось структуры, не было никаких намеков на организованность. Она надеялась, что Нунан сможет объяснить, в чем дело. Мастер мечников сидел, привалившись спиной к дереву, с толстой повязкой на одном плече. Его кираса лежала рядом, и он потел от жары. По бледному, болезненному лицу струйками стекал пот.

— Павел Нунан, мне следовало бы догадаться, что ты не дашь себя изловить и сможешь найти местечко для отдыха с красивым видом! — выпалила Дина Келл, улыбаясь и опускаясь перед ним на корточки. — Только тут немного грязно.

Он поднял голову и ухмыльнулся в ответ.

— Команде уборщиков не сообщили о твоем прибытии, Дина. Я распоряжусь их выпороть, как только смогу поднять руку над головой, чтобы отдавать приказы.

— Насколько плохо дело?

— У меня или у них?

— Давай начнем с тебя.

Нунан почесал нос.

— Поймал стрелу, когда армия развалилась, и меня вынесли с поля. Думаю, оказался одним из немногих счастливчиков. Собаки там были повсюду. Очень много укусов, много заражений. Стрелу из плеча вынули, и рана достаточно чистая, но рассекли меня сильно. Не уверен, что на следующих играх смогу показать хороший результат в фехтовании.

— Главное, чтобы ты дожил до них, — ответила Келл.

— Главное, чтобы все мы это сделали.

— Теперь остальное. — Она указала на лагерь.

— Не знаю наверняка, но, насколько я понимаю, большинство из тех, кто здесь оказался, пробежали мимо лагеря, когда стало ясно, что его окружат раньше, чем мы туда доберемся. На бродах царила неразбериха, но некоторые продержались достаточно долго, чтобы мы смогли пробраться мимо них и побежать прямо на север. Не спрашивай, почему за нами не гнались, на это я ответить не могу. Но когда мы от них оторвались и спрятались, то на следующий день смогли немного навести порядок. Здесь ты видишь только тех, кому раны не дают передвигаться, и тех, кто отказался их бросить. И еще есть я — их командир, где-то посредине.

— Так скольким удалось уйти?

— Мы собрали почти две тысячи к тому моменту, когда цардиты начали отходить. Несомненно, многие тысячи доберутся прямо до Атрески или Госланда, но я не мог рисковать и положиться на это. Я отправил как можно больше кавалеристов и легких пехотинцев, чтобы они доставили известия в Харог и Госкапиту через Гибельный перевал. И если перевал будет к ним милостив, они должны добраться туда раньше цардитов.

Нунан закашлялся, и по его лицу пробежала гримаса боли. Он со стоном прижал руку к плечу.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — участливо спросила Келл.

— Как никогда, — проворчал он.

— Что известно о Гестерисе?

— Ничего. Когда мы видели его в последний раз, он пустил своих экстраординариев позади нас, чтобы дать нам возможность уйти. Он пытался заставить армии у бродов стоять, но не смог. Будем молиться, что он не задержался там слишком долго и успел спастись. Как ты понимаешь, мы видели пожары в лагерях в ту ночь. Был ли он там? Вот в чем вопрос.

— Бог защищает великих, а он — один из них, — сказала Келл, на мгновение изумившись, насколько мало ее волнует судьба генерала. Она моментально поняла, чем это объясняется. Этот человек был словно заговорен. Бог улыбался ему каждый день. Конечно, за исключением одного. — А Дел Аглиосу и Джорганешу гонцов отправили?

— Если так можно выразиться. Джорганеш не получит известий довольно долго. Я поручил кавалерийскому взводу прятаться и наблюдать за цардитами. Они отправятся на юг, как только путь освободится. Возможно, уже и отправились. Что до Дел Аглиоса, то несколько человек посланы к водопаду Халор; считается, что там есть перевал. Я им не доверяю, Келл. У них одно желание — спрятаться. В чем-то я с ними согласен. Но кому-то необходимо доставить известия на север.

Келл покачала головой.

— Случалось мне слышать беспомощные и явные отговорки, друг мой, но более характерного примера еще не попадалось.

— Но ты ведь это сделаешь, да? — Нунан нахмурился. — Ты ведь тоже ранена?

— Не настолько, чтобы это помешало мне ехать верхом, — ответила Келл. — Но я покажусь хирургу, прежде чем уехать.

— Спасибо тебе. — Нунан снова начал улыбаться.

— А что собираетесь делать вы?

Нунан пожал плечами и, моментально пожалев об этом, скривился.

— Подлатать раны и продолжать искать выживших. Беспокоить их здесь или отправиться обратно, чтобы участвовать в обороне.

— Хм. Тебе нужно хорошенько подумать, куда ты направишься. Вас сейчас сколько, две сотни?

— Около того.

— Вы окажетесь легкой добычей для любого более или менее крупного отряда. Следи, чтобы постоянно высылались вперед разведчики — даже при таком небольшом числе людей. И если дела пойдут плохо, постарайся найти нас. Дел Аглиос и Атаркис оба отправятся на юг, когда узнают о случившемся. Вам лучше стать частью более крупной силы, так?

— Буду иметь это в виду. — Его лицо стало серьезным. — Келл, еще одна вещь. Не знаю, насколько этому можно верить, но мои разведчики докладывают только о том, что видят. Колонны пленных, идущие на восток, полны тундаррцев, эсторийцев, карадукцев и фаскарцев… кого угодно. Но нет никого из Атрески.

— Совпадение?

Нунан поднял брови.

— И сообщают, что кавалерия и пехота Атрески идут на запад с цардитами.

— Отдельные лагеря для пленных?

— Они не обязательно пленные.

— Ты серьезно предполагаешь массовое дезертирство?

— Не знаю, что я предполагаю, — вздохнул Нунан. — Но с Дел Аглиосом две алы из Атрески. Я просто считаю, что ему следует знать о том, что мы видели, вот и все.

Внезапная мысль пришла в голову Келл, и, извинившись, она поспешно вернулась к своему коню. Что тот цардит делал в сгоревшем лагере? Она внимательно пересмотрела седельные сумки. Там нашлось послание. Ничего удивительного в том, что оно было у гонца. Она прошла по лагерю, ища жителя Атрески или Госланда, и обнаружила нескольких, прежде чем ей попался тот, кто умел разбирать цардитские каракули.

Мужчина с повязкой на глазу, которого он лишился, запинаясь прочел послание. С каждой фразой он сжимал его в руках все крепче, и стук сердца Келл почти заглушал его слова.

— Не может быть! — пробормотала она. — Не может быть!

— Тут так говорится, мастер Келл. Мне очень жаль.

— Но переметнется ли он, хотела бы я знать?

— Кто, сударыня?

— Юран. Боже правый, если он это сделает, то еще до наступления дуса война может переместиться на порог Эстории! А там слишком мало сил, чтобы обороняться. — Келл встала и посмотрела на уроженца Атрески. — Молись, чтобы наши известия дошли туда раньше цардитов. Молись, чтобы мне быстро удалось добраться до Дел Аглиоса. И молись, чтобы то, что содержится в этом послании, не осуществилось. Иначе ты, мой друг, скоро станешь моим врагом, и вся наша жизнь окажется пустой тратой времени.

ГЛАВА 32

848-й Божественный цикл, 11-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Орин Д'Алинниус радовался возвращению домой. Не будучи хорошим мореплавателем, он стойко, но без удовольствия перенес плавание «Стрелы Арка» до Эсторра и с наслаждением, хоть и нетвердо, шагнул на причал.

Полный и заверенный подписями доклад, который они подробнейшим образом обсудили сначала в Кирандоне, а потом на борту корабля, находился у Джереда. Джеред отпустил его и Аркова, а сам с левимами поехал по темным улицам. Он направлялся на холм, чтобы там подать Адвокату их общий и, как считал Д'Алинниус, просвещенный вердикт.

Арков предложил ему коня, чтобы добраться до дома, но Д'Алинниус отказался. Ночь была ясная и теплаяи благодаря ветру с берега не слишком влажная. Его вилла находилась недалеко от гавани, так что он неспешно пошел домой по оживленным улицам. Вещи должны были доставить на следующее утро.

Поскольку игры закончились совсем недавно, знамена и праздничные лозунги по-прежнему украшали улицы, и кругом явственно ощущалась радостная атмосфера. Д'Алинниус чувствовал ее в воздухе, слышал в шуме, доносившемся из таверн и баров. Он приподнял брови, с новым уважением оценив решение Адвоката.

Д'Алинниуса хорошо знали в городе и особенно в его родном квартале. Его неспешное продвижение прерывали люди, справлявшиеся о его здоровье и о том, где он находился в последние дни. Понравились ли ему игры… Правда же, соластро в этом году просто редкостное… Не хочет ли он задержаться, чтобы что-нибудь выпить… Ученый вежливо отвечал, но отказывался от всех приглашений, ссылаясь на усталость в конце долгого дня. Уже за калиткой своей виллы Д'Алинниус остановился, чтобы посмотреть на ухоженный кустарник, и медленно вздохнул, впитывая разлитый в воздухе покой.

Прислугу предупредили о его приезде, так что в доме горели огни. Там будет еда на плите и теплая вода, чтобы помыться. А если повезет, то найдется и компания на вечер. Ему это не помешало бы. Воздержанность не шла Д'Алинниусу на пользу.

Внутри виллы царила прохлада. Мрамор сиял в свете ламп, из холла за портиком доносился шум фонтанов. Тихо пройдя через холл, ученый заметил какое-то движение в окруженном колоннадой саду в центре его скромного, но уютного жилища. Он поздоровался со слугой, который посмотрел на него с выражением некоторой озабоченности, после чего попросил пройти в большую приемную. Похоже, его ждали гости.

Чувствуя раздражение, Д'Алинниус прошел в комнату по коврам, устилавшим каменный пол. Окна были распахнуты навстречу ночи. На жестких стульях напротив его собственного ложа сидели три человека. Перед ними на столе стояли нетронутые еда и вино. Ученый ощутил холодок, пробежавший по коже, и резкую дрожь страха.

— Добрый вечер, Орин. Надеюсь, ваша поездка прошла спокойно.

— Канцлер Коройен, — отозвался Д'Алинниус. — Какой приятный сюрприз. — Он нашел в себе мужество, чтобы едко добавить: — Надо полагать, вы пришли благословить мое благополучное возвращение и пожелать здоровья. Право, вам не следовало себя утруждать.

Коройен не улыбнулась. Она поправила на себе тогу, а двое ее сопровождающих, одетые как гласы ордена, но больше похожие на наемных головорезов, уставились на него с нескрываемой угрозой.

— Сядь. Мне не хочется задирать голову, чтобы смотреть на тебя.

Д'Алинниус подумал об отступлении, но отреагировал послушно: кивнул и сел. Оказавшись лицом к лицу с канцлером, он почувствовал еще большее беспокойство. Ученый стиснул руки, стараясь скрыть дрожь. В ее глазах было холодное презрение с примесью лихорадочного жара. Опасная смесь, которая лично у него ассоциировалась с отречениями и тирадами против преступной ереси.

Д'Алинниус всегда держался от нее в стороне. Его беспокоило насильственное распространение доктрины Всеведущего, которого канцлер придерживалась вопреки официальному разрешению иных верований или атеистических воззрений, какие имел он сам.

— Давай внесем полную ясность, — сказала канцлер. — Мне не нравишься ты и то вмешательство в Божьи замыслы на земле, которые тебе разрешены во имя науки и техники. Я не уважаю призвание, которое в качестве одной из своих исходных посылок открыто подвергает сомнению мою веру. И ты должен знать, у меня очень много дел, как и должно быть при моем положении.

— Думаю, что Адвокат…

— Адвоката здесь нет. А я здесь. — Канцлер замолчала и секунду пристально смотрела на него. — У тебя испуганный вид, Орин. Меня это немного беспокоит. В конце концов, я всего лишь назначенный Адвокатом представитель Бога на этой земле. Уверена, тебе нечего меня бояться.

У Д'Алинниуса перехватило горло. Он потянулся за кувшином с водой и обнаружил, что плотно сжимает губы, прилагая немало усилий, чтобы его рука оставалась твердой.

— Я не ожидал вас увидеть, вот и все, — проговорил ученый сухими губами. — Не знаю, почему вы здесь.

— И это тебя пугает, не так ли, Орин? Что человек моего ранга сидит у тебя дома и ждет тебя? Мне вполне понятно, что меня испугались слуги, но мастер-инженер Адвоката? Что ты должен был натворить, чтобы так тревожиться?

Д'Алинниус сделал глоток воды. Он покрылся потом. В голове все смешалось, и ученый отчаянно пытался успокоиться.

Но чем больше он сосредотачивался, тем больше он осознавал причины появления канцлера в его доме. А он дал клятву Адвокату, что будет хранить тайну!

— Я ничего не сделал, — сказал Д'Алинниус. — Я выполнял свои обязанности в соответствии с приказами Адвоката, которая является моей повелительницей. Она, а не вы. — Последнее было произнесено шепотом.

Канцлер слегка наклонилась к нему.

— Не пытайся спрятаться за тогой Адвоката. Законы, разрешающие исповедовать другие религии, существуют по политическим соображениям и только на диких приграничных территориях. Они неприменимы здесь, как неприменимы и в Карадуке. И я буду искоренять и уничтожать ересь, направленную против Всеведущего всюду, где буду ее находить. Это моя главная цель.

— Эти законы действуют во всем Конкорде, канцлер Коройен. Вы, как и я, не можете выбирать, где и когда они будут соблюдаться.

— Гм. — Улыбка канцлера стала ледяной. — Думаю, ты убедишься, что тут ты ошибся, Орин. Как ошибаешься, если думаешь, будто сейчас можешь не исполнять мои требования. Я должна напомнить тебе, что ты сейчас здесь один. Я полна подозрений и желаю получить ответы.

— Мне нечего вам сказать. — Д'Алинниус сделал глубокий вдох.

— Еще одна ошибка, — заявила Коройен. — Мне не хотелось бы прибегать к принуждению или, сохрани меня Бог, к насилию, но ты сам осложняешь дело.

— Вы не можете заставить меня говорить. Тогда я нарушу клятву, которую принес моему Адвокату.

Угрожающие нотки в голосе Коройен заставили его содрогнуться.

— Ты считаешь себя в безопасности благодаря твоему положению — но ты ошибаешься. Адвокат готова закрывать глаза на твои склонности, но это не делает их менее отвратительными.

Сердце Д'Алинниуса ушло в пятки.

— Как вы могли… — произнес он, прежде чем успел стиснуть зубы.

— Ах, Орин, до чего ты наивен! Я — канцлер ордена Всеведущего. Только Адвокат стоит к Богу ближе, чем я. Никто мне ни в чем не отказывает. По крайней мере сколько-нибудь долго. Когда я спрашиваю, люди отвечают. Всегда.

Канцлер выпрямила спину и сделала движение левой рукой. Двое ее спутников поднялись на ноги, обошли вокруг стола и встали позади Д'Алинниуса.

— Насилие над несовершеннолетними — это преступление против Бога и Конкорда, — заявила она. — Но я поступлю так же, как Адвокат, если ты расскажешь то, что мне нужно узнать. Я блюду святость Всеведущего. Следовательно, я должна знать все о том, где высказывается и практикуется ересь. Я знаю, что ты ездил в Карадук с Полом Джередом. Я знаю, что вы проводили расследование. И то, что в нем не участвовал орден, вызывает у меня глубокую озабоченность. Рассказывай. Что вы обнаружили под знаменем Васселиса?

— Рассказывать вам — не мое дело, — ответил Д'Алинниус, с трудом сглатывая вставший в горле ком. — И вы не можете запугать меня угрозами. Я нахожусь под защитой. Обращайтесь к Адвокату.

— Но я спрашиваю тебя.

— Я вам не скажу.

Ученый почувствовал, как руки — сильные руки — сжались у него на плечах. Он ощутил запах пота и насилия. Канцлер смотрела на него с наигранной тревогой.

— Пожалуйста, не заставляй меня причинять тебе боль, Орин.

Д'Алинниус тряхнул головой, собирая остатки тающего мужества.

— Я вам не скажу, — повторил он.

— Нет, Орин, скажешь.

* * *

Эрин сама удивилась, как приятно ей вновь видеть Пола Джереда. Казначей явился во дворец, требуя аудиенции. Он не переоделся и лишь немного умылся с дороги. От него воняло морем. Она избавилась от консорта, который доставлял ей немалое удовольствие, отослав его, и поймала себя на том, что улыбается, глядя, каким взглядом Джеред провожает молодого красавчика, ускоряющего шаг под грозным рыком казначея.

— Ох, Пол, ты просто невозможен! Пугаешь моего консорта и едва даешь мне время прикрыть наготу, прежде чем ты ворвешься.

Эрин откинулась на постели в пристойной позе, наблюдая, как Джеред переходит к дивану и садится, чтобы налить себе разбавленного водой вина и придвинуть блюдо с фруктами.

— Тебе надо завести расторопных слуг. Я велел той девице бежать бегом. Ясно, что она поленилась.

— Не поленилась. Она дышала, как загнанная коза, пока говорила со мной. Неужели то, что ты обнаружил в Вестфаллене, настолько важно? Или ты пришел, чтобы мстить за свое наказание?

— Нисколько. Я благодарю тебя за поездку, которая оказалась удивительно интересной, хотя и беспокойной. И ты прекрасно знаешь, насколько это важно. Иди и сядь рядом со мной, Эрин. Мне неловко смотреть на тебя, когда ты лежишь в постели.

Эрин рассмеялась, плотнее завернулась в тогу и перетянула ее на талии кожаным шнурком.

— Я по тебе скучала. Нам с тобой не следует ссориться.

— Не похоже, чтобы твое отчаяние было очень глубоким, — отозвался Джеред. — Игры имели успех, как мне сказали.

— Да, имели. Могу заметить, что ты безупречно рассчитал время своего возвращения, — резко бросила Эрин. — Но даже ты не мог не ощутить настроения в городе.

— Я не сомневаюсь, что горожане счастливы. Но наверняка этого нельзя сказать о наших друзьях в Атреске и Госланде.

— Мои последние сообщения говорят, что армии на севере и на юге одержали значительные победы, а восток твердо противостоит силам врага. Победа близка.

— Молюсь, чтобы ты была права. Когда должны прийти следующие известия?

Эрин пожала плечами, этот разговор ей наскучил.

— Дней через семь или десять. — Она жестом предложила Джереду налить ей вина. — Итак, это колдовство и ересь или Васселис впадает в безумие?

Джеред положил на колени кожаную сумку, которую принес с собой, и извлек переплетенный документ. Эрин приняла его и открыла на первой странице.

— Здесь два варианта. Этот — более короткий. В нем краткое изложение, рекомендации и подробный рассказ о том, что мы видели и поняли. В более длинном варианте содержатся генеалогии и соображения относительно врожденных способностей и их развития. Там также есть сделанные под присягой заявления мужчин и женщин Вестфаллена плюс всех, кто связан с этим из дома Васселиса. Я оставлю их в сумке, чтобы ты смогла ознакомиться.

— Ясно.

Эрин начала читать. Она просмотрела краткий доклад и перешла к изложению увиденного, обнаружив, что ее все больше увлекает его содержание, которое читалось как роман. Она слышала, что Джеред о чем-то говорит ей. Слова «опека», «оружие», «наблюдение» и «контроль» долетали до нее словно в тумане. Эрин трудно было поверить, что текст, который она держит в руках, подписан сидящим перед ней мужчиной как соответствующий истине. Она почувствовала, что в глазах у нее темнеет, а по коже пробегают мурашки. Кровь запульсировала в венах, а ладони стали липкими от пота.

Адвокат не отрываясь прочла доклад целиком, пытаясь найти выход и выискивая обман и подвохи, которые продемонстрировали бы, что все это хитрая уловка. Рекомендации Джереда состояли в тщательном изучении вопроса и подготовке общественного сознания, а позднее — в уведомлении ордена и всего населения. Там говорилось о вероятном возникновении паники среди населения, но это уравновешивалось возможностями прогресса и развития цивилизации. И все это должно будет происходить под покровительством Адвокатуры. Однако он упустил один основной момент.

— Это отвратительно, — заявила Эрин, когда почувствовала, что сможет говорить решительно. — Я попросила тебя поехать туда без предубеждений, но с именем Бога на устах. Это оскорбление Всеведущего. О чем вы думали?

— Именно это я почувствовал, когда впервые увидел Восходящих и поговорил с чтицей Вестфаллена. Но тебе надо отрешиться от священных писаний и взглянуть на суть происходящего. Эти эксперименты шли на грани приемлемого, но в них нет ничего, что не было бы повторено природой и, следовательно, Богом. Разве это ересь? Этот вопрос не давал мне покоя.

— Как ты можешь даже спрашивать об этом, Пол? — Эрин покачала головой, чувствуя, как ее наполняет чувство глубокого разочарования. — Наверное, мне не следовало посылать туда тебя. Васселис явно оказал на тебя влияние.

— Не говори так, пока не прочтешь всего, что написано в обоих докладах. Меня это тревожит, да. Но это факты… А для жителей Вестфаллена — это обычная повседневность. Восходящие для них — всего лишь следующий шаг в развитии и жизни. Пламя зажжено.

— Тогда его надо потушить, — отрезала Эрин. — Пол, я — высший глас ордена Всеведущего. Я — Его представитель на земле. Я позволила провести расследование без участия ордена из уважения к тебе и к Васселису и зная, что Фелис Коройен неспособна найти взвешенное решение. Но то, что я здесь прочла… Не знаю, как ты пришел к этим выводам. Оружие? Они будут неуправляемыми. Не вижу, как можно оставить их в живых. Совершенно не вижу.

— Ты же не натравишь на них канцлера! Только не сейчас! — Джеред напряженно застыл и нахмурился.

Эрин покачала головой.

— Как это ни подавай, то, о чем я здесь читаю, — преступление, и больше ничего. И преступление, которое совершалось в течение весьма долгого времени. — Она вздохнула. — Я не могу допустить таких откровенных нарушений законов Конкорда. Этих людей надо привлечь к суду и признать невиновными или виноватыми. И это должен сделать орден и его судьи.

— Я только прошу, чтобы ты обдумала все более серьезно, прежде чем принимать такое решение. Прочти то, что мы написали. Подумай. Познакомься с ними.

— Я с ними познакомлюсь. Здесь. В Эсторре. Когда они будут в цепях. Я ясно выразилась?

— Ты ведь говоришь об Арване Васселисе, Эрин. Подумай, что это значит.

— Я знаю, — прошептала она.

Эрин смотрела, как Джеред обдумывает дальнейшие действия. Она понимала, что он мучается. Бог свидетель, но и она ощутила жуткий груз, павший ей на плечи при этих словах. Она прочтет все этой ночью. В конце концов, глупо надеяться, что после всего этого она может уснуть. Но Адвокат не могла даже представить себе, что к утру ее мнение изменится. А это означает, что Арван Васселис предстанет перед ней — и, скорее всего, услышит, как она приговаривает его к смерти через сожжение.

— Я получу приказ от тебя завтра утром, — проговорил Джеред, вставая. Его голос звучал бесстрастно. — И если ты пожелаешь, чтобы я отправил в тюрьму всех, кто к этому причастен, я сделаю это для тебя, мой Адвокат.

— Нет, Пол. Извини, но нет. Поедет Арков. Это работа для дворцовой гвардии, а не для тебя.

— А мне придется просто ходить кругами, пока он не вернется с моим другом, согнувшимся под тяжестью цепей? — Джеред покачал головой. — Тридцать дней по меньшей мере. Я с ума сойду.

— У тебя будут другие дела, которые займут твой ум, мой казначей. Маршал-защитник Юран отказался присутствовать на играх. Ты нужен мне там, потому что его придется снять, а левимы под твоим командованием смогут обеспечить бескровную передачу власти.

— И кто будет править вместо него?

— Консул Сафинн, конечно. Если бы я прислушалась к своему разуму, он сидел бы на троне с момента присоединения Атрески.

— Тебя не интересуют причины, по которым Юран не приехал? Возможно, он решил, что его отсутствие стало бы ударом по настроению общества в тот момент, когда цардитские орды нарушают его границы, а страна охвачена беспорядками.

— В его послании с отказом не было ничего, кроме презрения к играм и времени их проведения. — Эрин пожала плечами. — Это последнее оскорбление.

— Как пожелает мой Адвокат. — Джеред склонил голову.

— Приказ для тебя будет готов на рассвете. Приведи с собой Аркова. — Эрин Дел Аглиос смотрела, как он кивает и поворачивается, чтобы уйти. — Да, Пол! — Казначей остановился, но не обернулся. — Спасибо тебе.

— Не надо. Сейчас не время для благодарностей.

Адвокат наклонила голову — и прошло очень много времени, прежде чем она смогла поднять взгляд.

ГЛАВА 33

848-й Божественный цикл, 14-й день от рождения соластро, 15й год истинного Восхождения

Ночь принесла странные известия. Казначею Джереду сообщили на рассвете, и он явился незамедлительно. Д'Алинниус был без сознания с того момента, когда его обнаружили, и осмотр виллы показал, что он единственный выживший. Все его слуги были мертвы. Их не пытали и не избивали, как его. Их казнили. Им сломали шеи, а тела сложили так, чтобы их нашли и погребли по всем правилам.

Джеред посмотрел на Д'Алинниуса и едва не пожалел, что тот тоже не умер. Его травмы приводили в ужас, и Джеред мог только уважать то мужество, которое проявил ученый, пытаясь не открыть секретов, которые желали заполучить напавшие на него. Хирурги не давали никаких гарантий, что он выживет, но Джереду было отчаянно необходимо получить подтверждение, кто именно сотворил такое. Джеред прекрасно знал это, но против ордена нельзя было предпринять никаких действий, не имея показаний, данных при свидетелях. И потому рядом с ним сидел Арков.

Д'Алинниуса почти невозможно было узнать. Ему целенаправленно разбили лицо, раздробили челюсть и выбили или сломали все зубы. Вокруг рта и глаз остались жуткие отеки, одно ухо было отсечено, а волосы на голове частично вырваны, а частично сожжены. Руки переломали. Трех пальцев он лишился, а на остальных были сорваны ногти. То же самое проделали с его ногами и ступнями.

На теле бедняги не было живого места от синяков, а его половые органы, видимо, прижигали раскаленным металлом. Части тела, не спрятанные под повязками, покрывал слой мазей. Ярость Джереда грозила выйти из-под контроля. Ничто не извиняло подобной жестокости — и если он прав и это сделал орден… они совершили преступление против Бога, за которое им придется ответить.

Глаза Д'Алинниуса двигались под почерневшими веками, и время от времени с губ срывался тихий стон. Джеред потер рукой подбородок и посмотрел на женщину-хирурга, дежурившую у постели.

— Вы уверены, что не помните, что он говорил?

— Да, мой господин. Я была слишком далеко, когда он начал что-то бормотать, а потом мне не удалось добиться, чтобы он повторил свои слова.

— Вы уверены, что он был в сознании? — осведомился Арков.

Хирург кивнула.

— Он смотрел на меня. Глаза были полны боли и страха. Кто способен сделать такое с человеком. С этим человеком?

— Мы это выясним, — пообещал Джеред. — Думайте лучше о том, как сохранить ему жизнь.

— Теперь жизнь Орина зависит от него самого в той же мере, как и от меня, — ответила врач. — Ему наложили шины, боль облегчили и придали телу удобное положение, насколько это вообще возможно при таких ранах. Он потерял много крови, пролежав в своей вилле бог знает сколько, но если он захочет, он сможет выжить. Хотя что станет с его разумом — это другой вопрос.

Джеред тяжело дышал сквозь прижатые к губам пальцы, уперев локти в край кровати. Он чувствовал, что полностью ответствен за случившееся. Именно он уговорил Д'Алинниуса присоединиться к ним. Это он убедил ученого, что тот будет в безопасности, и что Адвокат его защитит. Вот чего стоят заверения казначея!

Джеред предполагал, что Д'Алинниус сломался и что его мучители готовятся к отправке в Вестфаллен. Он приказал приготовить небольшой флот, чтобы перевезти двести левимов на юг с утренним приливом, а его осведомители наводнили город в поисках информации. Никакого особого оживления деятельности ордена на пристани или в официальном здании Канцлерского суда не было, но Джереду не удалось обнаружить самого канцлера, и это его тревожило. Коройен бывает трудно найти, но сейчас не время для совпадений. Казначею это очень не нравилось.

— Ну же, Орин, поговори с нами, — мягко произнес Джеред. — Дай нам инструмент, чтобы поймать тех, кто это сотворил.

Д'Алинниус закашлялся. Прохладной влажной тряпицей Джеред стер с его губ слюну. Помещение, в котором положили ученого, находилось при дворце. Сводчатые потолки поддерживали безупречно белые ионические колонны с канелюрами. Мягкий свет струился сквозь огромные пластины рифленого стекла, выходившие на фонтаны и сады. Внутри стояла только кровать с раненым, а все другие плоские поверхности были покрыты свежесрезанными цветами и зелеными листьями, их аромат приносил радость и утешение.

— Все, Орин. Все позади. Ты в безопасности. На этот раз по-настоящему в безопасности. Тебя здесь никто не тронет. Ничто не сможет тебе навредить.

— Он приходит в себя, — подсказала хирург.

Ученый пошевелился. Руки и ноги слабо дернулись, стон наполнился болью. Джеред хотел бы сделать нечто большее, чем просто вытереть ему лоб — практически единственное место на теле Д'Алинниуса, где не было синяков или ожогов.

— Не двигайся, друг мой, — проговорил Джеред. — Дай телу отдых. Говори, если можешь.

Веки Д'Алинниуса дернулись и чуть приоткрылись. Его лицо сморщилось от яркого света, а в уголках глаз собрались слезы. Джеред улыбнулся.

— Мне очень жаль, что с тобой случилось такое.

Д'Алинниус почти улыбнулся, но разбитые и растрескавшиеся губы не слушались.

— Цена… славы… — с трудом выговорил он.

Джеред изумился, что ученому хватило воли попытаться шутить.

— Тебе нужно набираться сил, Орин, — сказал Джеред, на мгновение положив руку ему на плечо. — А сейчас просто скажи мне, кто это сделал.

— Они все знают, — прохрипел Орин. — Я пытался…

— Это очевидно, — откликнулся Арков. — Твое мужество просто потрясает.

— Кто? — поторопил его Джеред.

— Канцлер, — ответил Орин невнятно и со стонами. Рот Джереда распахнулся от изумления, и он поспешно огляделся. Эти слова могли услышать только он сам, Арков и хирург.

— Лично? — переспросил он, не желая в это поверить. Орин с видимым напряжением кивнул. — Почему она тебя не убила?

— Ей казалось, что убила… — Орин провел языком по губам. — Я полагаю…

— Так легко было подумать, — вмешалась хирург. — Когда его сюда доставили, дыхание было таким слабым, что я приняла его за мертвого. Пришлось воспользоваться зеркальцем, чтобы проверить, стоит ли ему помогать.

— Рад, что у вас оно оказалось под рукой. — Орин сильно раскашлялся и содрогнулся от мучительной боли.

— А теперь молчи, — попросил Джеред. — Спи, Орин. И спасибо тебе.

— Спаси Восходящих. Они же просто дети! — Глаза Д'Алинниуса впились в него с неожиданной силой.

— Я намерен это сделать, — ответил Джеред.

Д'Алинниус кивнул, явно успокоенный, и закрыл глаза. Джеред секунду наблюдал за ним, убеждаясь, что он не умер. А потом встал, охваченный яростью.

— Арков, похоже, что ваше поручение в Карадуке оказалось намного более срочным. А ты, — тут казначей схватил хирурга за руку и крепко стиснул ее, — ты ничего не скажешь о том, что слышала. Ничего!

Женщина ответила ему прямым взглядом.

— Хирург никогда и ни с кем не обсуждает своих пациентов.

— Позаботься, чтобы это было именно так. — Джеред отпустил ее. — Это слишком важно, поверь мне.

— Вы можете мне доверять.

— Позаботься, чтобы это осталось так.

Джеред прошагал к двери и распахнул ее. Он быстро миновал сады и попал в основную часть дворца, войдя туда через административные помещения. Казначей прошествовал мимо стоящих рядами конторок с кипами бумаг и свитков. Люди поднимали головы и провожали его взглядами. Джеред смотрел прямо перед собой и крепко прижимал к боку гладиус. Он прошел через кабинеты и попал в главный вестибюль, откуда коридоры шли в садовые колоннады, парадные приемные и зал Адвокатуры. Казначей не замедлил шага до личных покоев Адвоката. Час был ранним, и если она не страдает от бессонницы, то должна еще спать.

В сопровождении Аркова он взбежал по широкой лестнице и рявкнул, отгоняя стражников, дежуривших наверху. У дверей Эрин путь ему преградили два личных телохранителя, скрестив копья перед его лицом.

— Адвокат еще спит, мой господин, — сказал один.

— Тогда ей пора проснуться. Конкорд страдает без нее.

— Мы не можем разрешить вам войти, казначей Джеред, — подтвердил второй.

Джеред выпрямился во весь рост и обжег их взглядом.

— Ваше усердие делает вам честь. Но я приказываю вам отойти. Я буду говорить с Адвокатом.

— Нам нельзя… — нервно пробормотал первый.

— Дурни! — прошипел Джеред. — Я не собираюсь причинять ей вред. А вот ваше промедление его точно причинит. Проклятье! — Он расстегнул перевязь меча, бросил ее на пол и щелчком пальцев приказал Аркову сделать то же. — Следите за мной, если вы должны, но я немедленно ее увижу.

Последовала короткая заминка. Стражники бросили взгляд на богато украшенные ножны, лежащие на полу, затем на казначея. Их копья раздвинулись.

Джеред распахнул двустворчатые двери и вошел в сильно надушенный и скрытый занавесями полумрак. Узкая полоска света падала поперек постели, на которой он сумел различить два тела. Гулкий топот его сапог по мраморному возвышению разбудил пару. Эрин вскрикнула от неожиданности.

— Не тревожься, мой Адвокат. Это Джеред и Арков.

Больше ни слова не говоря, Джеред подошел к кровати. Тонкие простыни и покрывала темно-зеленого цвета были смяты.

— Проклятье, о чем ты думаешь, когда вот так врываешься сюда?!

— О том, чтобы спасти твой Конкорд, — ответил Джеред. — От тех, кто готов подорвать твой авторитет, чтобы потворствовать своей ущербной морали.

— О чем ты говоришь?

Глаза Джереда привыкли к полумраку. Эрин в рубахе без рукавов сидела, откинувшись на гору подушек. Ее волосы были собраны в сетку. Консорт отполз на дальнюю сторону постели и попытался стать незаметным. Джеред ткнул пальцем в его сторону.

— Мне действительно надо говорить тебе, что надо сделать? — прорычал он.

Консорт — его гибкое тело было мускулистым и тренированным — выскочил из кровати, словно испуганный кот, и бегом бросился к двери, подхватив по пути подушку, чтобы прикрыться.

— Однажды ты зайдешь слишком далеко, — мрачно проговорила Эрин. — Даже ты не стоишь выше законов Конкорда.

— А канцлер?

— Никто, кроме меня, — ответила Эрин, немного успокаиваясь.

— Тогда ты должна ее арестовать. Это она пытала Д'Алинниуса. Лично.

Эрин замерла.

— Значит, он не умер?

— Что? Нет. Хоть я и не понимаю почему. Но он ее назвал. Я не могу отдавать приказ о ее аресте. Ты можешь.

Эрин передвинулась на край кровати и встала. Взяв накидку со стула, завернулась в нее. Кинув гневный взгляд на Аркова, она перешла к одной из кушеток. Сев, налила себе из кувшина немного воды.

— Уже поздно, — сказала она.

— Что ты хочешь сказать? Она уже в тюрьме? — Джеред нахмурился.

— Нет, но она уже покинула Эсторр.

— Что? Когда? — Джеред похолодел.

— Два дня назад, поздно вечером.

— Я не понимаю. Мы говорили с тобой о том, кто мог совершить такое преступление по отношению к Орину, и тем не менее ты не сказала мне, что она уезжает, не говоря уже о том, чтобы самой ее остановить.

Эрин развела руками.

— Мне представляется, что Бог позаботится о справедливости.

Джеред открыл было рот, но тут же снова его закрыл и вместо этого повернулся к Аркову.

— Капитан, вы не будете так добры подождать меня в моем кабинете?

— Мой господин. — Арков отдал ему честь, ударив левым кулаком в грудь. После этого он поклонился Эрин. — Мой Адвокат.

Когда Арков вышел, Джеред обрушил гнев на Адвоката.

— Справедливость? Ты совсем лишилась разума?

— Я не допущу, чтобы ко мне обращались…

— Проклятье! Ты меня выслушаешь, Эрин. Разве то, о чем мы с тобой говорили, ничего для тебя не значит? Канцлер отправится в Вестфаллен, и «справедливость», которую она там устроит, оставит город сожженным дотла вместе со всеми его жителями, как виновными, так и невинными. Что случилось с твоим желанием судить их в Эсторре? Законы Конкорда, которые тебе якобы так дороги, требуют именно этого. Ты не можешь позволить канцлеру бесчинствовать!

— Не могу? — Адвокат подняла брови. — Нет ничего такого, что я «не могу», казначей Джеред. И почему бы мне не решить, что это явное дело о ереси должна судить канцлер ордена Всеведущего?

— Потому что ты знаешь, какой кровавый приговор она вынесет. Потому что ты знаешь, что она нарушит законы Конкорда и прикроется Богом. — Джеред закрыл лицо ладонями. — Эрин, что ты наделала?

— Я сделала то, что следовало бы сделать с самого начала. Если б я не была ослеплена своей симпатией к тебе и Васселису.

— Ты делаешь очень серьезную ошибку, — сказал казначей и замолчал. Ему в голову пришла еще одна очень неприятная мысль. — Ты знала, что она лично пытала Орина?

Эрин встала и прошествовала к нему.

— То, что произошло с Орином, очень прискорбно, и меня печалит, что канцлер при этом присутствовала. Я молюсь о том, чтобы он поправился, и если ты хоть на секунду позволишь себе предположить, что я потворствую подобному, я сниму тебя с должности, можешь не сомневаться. Ты идешь по очень тонкой грани. Не испытывай мое терпение сильнее, Пол. Мне надо править всем Конкордом, и мое решение заключается в том, что вопрос о ереси должен решаться теми, кто имеет достаточный опыт и знания, чтобы выносить приговоры от имени Бога. А этот человек, если ты плохо соображаешь, — канцлер. Но если ты считаешь, что тебе необходимо присутствовать при этом, чтобы обеспечить правосудие, если ты считаешь, что Васселис сам не справится, тогда ты имеешь мое дозволение вернуться в Вестфаллен. Посмотри, сможешь ли ты поймать канцлера.

Джеред уставился на нее. Он не мог понять, что случилось. Эта женщина лучше, чем кто бы то ни было, знала, на какие крайности способна канцлер. Год назад ее осудили бы, остановили бы. Сейчас ей развязали руки — и Джереду не удалось заставить Адвоката изменить свое решение. Их отношения очень сильно переменились.

— Нет, Арков прекрасно справится, — сказал он. — А я послужу Конкорду тем, что поеду в Атреску.

Эрин кивнула.

— И вновь я буду счастлива, что тебя здесь нет.

— Да. И когда я вернусь, мы сядем и обсудим, смогу ли я и дальше работать на Адвокатуру. Потому что в последнее время мои взгляды на то, как мы можем быть полезны нашим гражданам, в корне отличаются от твоих.

Адвокат пожала плечами.

— Твоя поездка даст тебе время это обдумать. Ступай.

Джеред поклонился, но задержался у двери.

— Есть ли что-то еще, что мне следует знать? Какие-то проблемы, которые ты от меня скрываешь?

— Я управляю громадным Конкордом. Проблемы есть всегда. Но нет той, что была бы моему сердцу ближе, чем та, что стоит передо мной сейчас. Иди.

Джеред вышел из дворца на теплое утреннее солнце. Он забрал Аркова из своего кабинета, и оба взяли коней и поехали в порт, чтобы наблюдать за подготовкой флота. Себе казначей оставил два корабля — те, что были сейчас в его распоряжении. Коням будет тесновато, но в пределах допустимого. В результате многим всадникам придется ночевать на палубе. Флот Аркова состоял из трех кораблей, и по дороге в порт Payлент его люди хотя бы смогут нормально поспать.

Пройдет почти целый день, прежде чем они отплывут, и Джеред не собирался тратить это время впустую.

— Капитан Арков, я знаю, что у вас хорошие связи в посыльной службе, — сказал он.

— Да, — настороженно ответил Арков.

— Пока вы будете отправлять известие семье о своем отъезде, мне хотелось бы, чтобы вы задали там кое-какие вопросы. Кто именно прибыл и откуда они привезли сообщения. Если сможете, поговорите с самими посыльными. Где-то возникли проблемы, и нам необходимо о них узнать. Конкорд стоит перед чем-то более серьезным, чем кризис, который вот-вот разразится в Вестфаллене, и я хочу знать, что нас ждет.

— Мой господин, но ведь Адвокат в первую очередь сказала бы об этом именно вам.

— Вы любите Конкорд? — спросил Джеред.

— Я готов умереть за него!

— Тогда доверьтесь мне так, как я доверяю вам, и выполните мою просьбу. Адвокат сама не своя, и мы должны помочь ей вопреки ее желанию. Бывают моменты, когда такие граждане, как мы с вами, должны действовать на грани закона, чтобы спасти тех, кто нами правит, и края, которые нам дороги. И мое чутье говорит мне, что сейчас наступил как раз такой момент.

ГЛАВА 34

848-й Божественный цикл, 20-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Фелис Коройен, канцлер ордена Всеведущего, подчиняющаяся на этой благословенной Богом земле только Адвокату, стояла на носу «Вечной истины». Даже в самом запахе ветра она ощущала злобную ересь.

Галера плавно заходила на веслах в гавань порта Pay лент, свернув парус, чтобы не бороться с порывами берегового ветра. Семидневное плавание служителей Господа, потребовавшее от них силы и мужества, прошло по морю, остававшемуся благословенно спокойным, чтобы быстрее доставить их к месту исполнения работы. От порта Раулент до Вестфаллена четыре дня пути верхом или в карете. Затем начнется очищение, и те, кого еще можно спасти для Бога, будут спасены. А те, кто недостоин спасения, будут вечно плясать с демонами ветра.

На мачте гордо развевался флаг ордена. Его стилизованную букву «О» составляли сомкнутые руки, внутри которых находились распределенные по четырем полям солнце, дерево, конь и обнимающиеся влюбленные. Его цвет — золотой на зеленом — говорил о том, что на борту находится канцлер. Это скоро увидят те, чьи увеличительные трубы направлены на суда, проходящие мимо башни гавани и направляющиеся на причал к глубоководной пристани. Визит канцлера должен почитаться за честь. Если бы только его причина была поводом для радости.

Горны протрубили разрешение войти в гавань. Флаги обозначили причалы для кораблей канцлера. Суматошное движение свидетельствовало о поспешных приготовлениях к тому, чтобы она могла сойти на берег. Пока корабль подходил к причальной стенке, Коройен всматривалась в быстро увеличивающуюся толпу, ища своих представителей. Она отправила двух голубей, находясь в дне пути от берега. Будет неприятно, если они не нашли тех, кому были предназначены.

— Ваша светлость.

Коройен повернулась к Хорсту Веннегуру, первому мечу Всеведущего, командующему всеми ее силами. Он согласился лично обеспечить безопасность суда, который состоится в Вестфаллене. В его распоряжении находилась сотня Доспехов Бога — Третьего легиона Всеведущего. Это были опытные охранники, прекрасно соответствующие непростой задаче. Все всадники умело владели луками, мечами и копьями. Все — преданные воины Бога, поклявшиеся обеспечивать право и истину на Его земле.

— Я не слышала, как ты подошел, Первый.

Веннегур наклонил голову. Немолодой узколицый мужчина с редкими седыми волосами, прилизанными и блестевшими от масла, благоговейно взирал на нее карими глазами. Эти глаза вместе с мягким голосом помогли немалому количеству преступников раскаяться и выдать себя.

— Тишина — это оружие, которое не стоит недооценивать, — отозвался он с улыбкой. — Но я готов носить подкованные сталью сапоги, если вы этого пожелаете.

— Не знаю, что мне было бы страшнее, будь я твоей жертвой: знать, что ты приближаешься, или обернуться и обнаружить тебя рядом, — сказала канцлер. — Ты меня искал?

— Просто чтобы указать вам, кто нас встречает, — объяснил Веннегур.

Коройен рассмеялась.

— Значит, я проиграла в споре о возможностях твоих птиц. Отлично. — Она снова посмотрела в сторону причалов. — И где они?

— Спускаются от главного Дома Масок.

Веннегур указал ей на дом, который стоял в стороне от кипящего жизнью порта, на холме, возвышавшемся над южной бухтой, где расположился рыбачий флот. Канцлер увидела флаги и вымпелы ордена, развевающиеся в рядах небольшой группы всадников с тремя каретами. Именно то, что она просила. Коройен наблюдала за их передвижением, пока «Вечная истина» медленно подходила к причалу. Первый меч стоял подле нее, не снимая руки с рукояти оружия. Еще несколько воинов Доспехов охраняли их с натянутыми луками. Невозможно представить, что в Карадуке будет совершено покушение на ее жизнь, но небрежность всегда непростительна.

Охрана прикрывала ее с боков, пока канцлер спускалась по трапу. Она шла, прижав локти к себе и вытянув ладони в приветствии. Коройен направо и налево улыбалась горожанам, кивая в ответ на молитвы работников, благословляющих ее присутствие. В тридцати шагах дальше во главе колонны их ждала главный глас порта Payлент. Она спешилась и держала коня под уздцы, а усиливающийся ветер закручивал полы одеяния вокруг ее ног. Толпа стояла на почтительном расстоянии, и Коройен услышала, как люди подхватывают молитвенные распевы. Чудесные голоса в провинции, славящейся глубокой набожностью. Однако обладающей гнилой сердцевиной.

— Благословенная канцлер, это несравненная честь! — произнесла глас, опускаясь на одно колено.

Одну руку она прижала ко лбу, вторую опустила на землю, согнув пальцы когтями, символизируя корни в почве. Первый глас растолстела на щедротах, дарованных Богом. Ее круглое лицо было напряжено и покрыто потом.

— Полно, встань, глас Лотерис. Я так давно не приезжала в эту южную жемчужину. Это я должна говорить о чести и радости.

Фелис Коройен вещала в расчете на публику и чувствовала, как от них идут волны благодарной радости. Она взяла липкую и горячую руку Лотерис и поцеловала ее влажный лоб, даруя благословение.

— Я рада, что птицы Веннегура к тебе прилетели, — негромко проговорила она. — Это намного упростит нашу неприятную задачу.

— Все приготовлено, — доложила Лотерис.

— Мы поговорим в моем экипаже, — отозвалась Коройен. Она быстро прикинула, какая часть дня уже прошла. Полдень миновал совсем недавно, и жара стояла сильная, несмотря на ветер. Канцлер обратилась к толпе: — Передайте мое слово. В сумерках я проведу богослужение у Дома Масок. Приходите все, чтобы услышать меня и восславить Бога.

Толпа оживленно загомонила. Коройен жестом пригласила Лотерис сесть в экипаж первой. Как только дверца за ними закрылась, карета развернулась. Сопровождающие криками потребовали очистить дорогу. Веннегур сам позаботится о себе и остальной делегации из гласов и воинов. Этот надежнейший человек никогда ее не подводил.

— Я приготовила для вас комнаты на моей вилле, — сказала Лотерис. — Ваши люди могут разбить лагерь или устроиться на постой в порту. Как вы пожелаете?

— Нет. Как только служба закончится, я сяду с вами и депутацией за церемониальный обед, после чего мы отправимся в Вестфаллен. И прежде чем ты задашь мне неизбежные вопросы, ответь: как насчет моих пожеланий?

— Я расположила воинов на дорогах в Вестфаллен, Кирандон и еще двух мелких путях. Те, кого мы заподозрим в перевозке вестей, будут задержаны.

— Почтовые голуби?

— Делается все возможное. Я разместила наблюдателей на чердаках и соколиных охотников вдоль дорог. По меньшей мере мы увидим, посланы ли птицы, но мы оказываем давление, чтобы сообщения были задержаны хотя бы на день.

— Хорошо. У тебя есть известия об Арване Васселисе?

— По нашим сведениям, он в Кирандоне, хотя его жена и сын могут еще оставаться в Вестфаллене. Это любимое место отдыха всей семьи. Но точных сведений у меня нет.

— Интересно, — проговорила Коройен, оценивая благоприятные возможности. — И там мы его оставим, по крайней мере пока. Этой ситуацией надо заниматься в нужной последовательности. Лучше, чтобы поначалу он отсутствовал. Хорошо.

— И тем не менее проблемы есть, — продолжала Лотерис. — Дорогу на Вестфаллен бдительно охраняют. По слухам, это постоянные учения на случай эпидемии скота, но, на мой взгляд, они идут слишком давно, чтобы этот предлог оставался убедительным.

— За моей спиной — сотня Доспехов Бога, глас Лотерис. Дорожные посты для нас не преграда.

— Канцлер, я должна спросить. Все это так неожиданно, хоть я и выполнила все просьбы, которые содержались в ваших посланиях. Что произошло в Вестфаллене? И почему в этом участвует маршал Васселис?

Коройен кивнула.

— Как зовут чтеца в Вестфаллене?

— Элса Геран, мой канцлер.

— И ты ее когда-нибудь видела или слышала, чтобы она произнесла хоть слово?

— Нет, — ответила Лотерис, хмуря брови.

— И, несомненно, когда ты говоришь с первым гласом Кирандона, ты понимаешь, что у него те же проблемы — он тоже ничего о ней не знает.

Лотерис кивнула.

— Это так, насколько я помню, но…

— Тогда призови к себе Бога и выслушай то, что я тебе расскажу. Это урок, который показывает, почему никогда нельзя терять бдительность. В этой прекраснейшей стране вершится зло, и оно так близко, что, кажется, к нему можно прикоснуться.

К тому моменту, когда они достигли Дома Масок, расплывшееся лицо Лотерис было багровым и злым.

* * *

Это произошло с каждым из них по очереди, и для Ступеней Восхождения наступили долгие и мрачные дни. Это так не вязалось с радостным солнцем, заливавшим Божью землю. Посевы созревали, на деревьях наливались плоды, молодые животные крепли и росли. Даже косяки рыб, казалось, становились все более многочисленными и стремились попасть в сети, как только их закидывали.

Во всех отношениях этот сезон соластро был благословенным. Вестфаллен нежился на солнце, овеваемый морским бризом. Погода наладилась надолго, в этом Ардол Кессиан не сомневался. Торговля была оживленной и доходной, зерно уже продали за хорошую цену задолго до обильного урожая. Народные гуляния и горячие молитвы у Дома Масок расцвечивались улыбками и смехом.

Однако вдали от посторонних глаз и настороженных ушей приезжих — торговцев и просто чужаков — за Восходящих молились. Весь город знал о постигшем их несчастье, и за закрытыми дверями горожане единодушно молили Бога о милости к ним. Доброжелатели постоянно текли к дверям виллы. Там охотно принимали подарки и добрые слова. Никого никогда не прогоняли. Порой поддержка была единственным, что помогало Ступеням не сдаваться.

Эстер не видела этого, она целиком сосредоточилась на Восходящих и почти совсем не спала и не ела. Когда женщина все-таки ложилась отдохнуть, ее мысли были полны ими, и она часто вскрикивала во сне так же громко и испуганно, как они сами, потерявшиеся в той битве, что шла внутри их тел.

Начиная стретьего дня от рождения соластро такое состояние быстро захватило всех четверых. Эстер никак не могла прогнать от себя воспоминания. Трое мальчиков сидели у постели Миррон, глядя, как она извивается, стонет и плачет. Они приложили к ней ладони, пытались успокаивать, но в словах не чувствовалось уверенности, и Эстер ясно прочла на их лицах страх и ожидание. В процессе развития Восходящих все, что происходило с одним, происходило потом и с остальными.

Как печально. Дерзкое юношеское возбуждение и дикие фантазии о том, что скоро они смогут принимать форму дерева, коня или всего, к чему они прикоснутся, рассеялись как дым. Радостное волнение уничтожила страшная неизбежность того, что им предстоит.

Неудивительно, что первым стал Оссакер. Он всегда был очень чутким, и понимание состояния Миррон указало его разуму тот же путь, каким ушла она. Вдобавок при слабом здоровье мальчика приходилось опасаться за его жизнь. Ардуций и Гориан старались поддерживать друг друга в тот день, когда остались вдвоем, пока Ардуций внезапно не упал среди садовой колоннады.

К тому моменту, когда Гориан впал в беспамятство, мальчик уже не боялся, а злился. Он был уверен, что это путь к расширению возможностей и понимания, и чувствовал себя беспомощным, поскольку не мог его контролировать. Кессиан долго разговаривал с ним, однако тот лишь мрачно замкнулся. Гориан был мнительным и начал опасаться, что его способности вот-вот оставят его.

Когда через три дня после Ардуция его стали охватывать болезненно-острые ощущения, Гориан улыбнулся и заплакал от облегчения.

— Но что тебе принесет облегчение сейчас, племянник мой? — прошептала Эстер, убирая влажные волосы с его горячечного лба.

Все Восходящие находились в одной комнате, в дальних помещениях виллы. Здесь издаваемые ими время от времени вопли не могли потревожить жителей Вестфаллена или пробудить подозрения у посторонних. На шестнадцатый день их пребывания в таком состоянии — в борьбе с собой и за пределами помощи человека или Бога — изменений в состоянии подростков не наблюдалось.

В более спокойные периоды, когда их мышцы не были напряжены, а лица — искажены пугающими гримасами, ребят заботами окружающих приводили в порядок и немного поддерживали. Заставляли глотать воду и жидкую пищу, в основном овощи и размоченный хлеб, массируя им горло. Двигали конечности, чтобы уменьшить судороги и предотвратить атрофию. Дженна Кессиан и хирурги установили жесткий режим, и все, кто помогал ухаживать за детьми, изучили его досконально.

— Эстер?

Эстер оглянулась на окликнувшую ее Шелу Хаси. Бедняжка Шела сидела на стуле рядом с кроватью Ардуция. Она не жалела сил больше, чем остальные, и чуть ли не считала себя виновной в состоянии Восходящих. Слова утешения не уменьшали чувство ее вины.

— Извини, просто говорила с Горианом. Не знаю, может, им полезно, чтобы с ними разговаривали.

— Стоит попробовать все, — ответила Шела.

Был конец дня — спокойный период для Восходящих. Их покормили, им поупражняли руки и ноги, переодели в свежее белье. Однако даже когда они не стонали и не бормотали какую-то невнятицу, их забытье было беспокойным — подростки метались на постели и тревожили всех, кто за ними ухаживал. Дженна Кессиан и Андреас Колл ушли, чтобы попробовать отдохнуть. Меера Наравни и Йен Шалк скоро заступят на дежурство.

Мееру и Гвитен Терол трудно было увести от детей. Матери Ардуция и Оссакера тоже очень расстраивались, но они — всего лишь простые жительницы Вестфаллена, имевшие долговременные способности и доверившие своих детей Ступеням Восхождения. Личности отцов навсегда останутся тайной для детей. Им небезопасно знать об этом.

Эстер снова посмотрела на Гориана. Он повернул голову, губы его шевелились, а на подушку стекала нитка слюны. Она не могла даже предположить, где сейчас Гориан, действительно ли он испытывает боль или же просто бредит, потеряв способность управлять разумом и телом. Или мальчик захвачен неконтролируемыми ощущениями, потоком, несущимся сквозь него?

Дверь в комнату, напоенную ароматами трав и цветов, открылась, впуская Кессиана. Он с трудом передвигался. Лицо его осунулось и побледнело, глаза провалились, а лоб постоянно хмурился. Восходящие убивали его не меньше, чем бесконечно долгие годы жизни. С ним пришел Виллем, еще один старик, выглядевший старше своих лет, однако в нем оставались силы, на которые Кессиан полагался, чтобы передвигаться, пока Дженна спит.

Сердце Эстер больно сжалось, и она бросилась к нему.

— Ах, Ардол, тебе надо отдохнуть! Обопрись на меня. Виллем, пододвинь кресло! Ты выглядишь просто изможденным.

— Отдохнуть? — Глаза Ардола влажно блестели, на лице читалось отчаяние. — Как я могу отдыхать? Кто из нас может?

Он перенес руку с плеча Виллема на плечо Эстер и позволил провести его по комнате. На ярко расписанных стенах были изображены животные, цветы и рыбы, от которых до сих пор пахло свежей краской. Палка Кессиана стучала по полу. Эстер попыталась подвести его к креслу, но старик заупрямился.

— Дай мне посмотреть на них. Хочу проверить, нет ли какого-то знака.

Эстер провела его вдоль ряда кроватей. Она почувствовала, как обмякло тело Кессиана, и услышала тихий вздох. И, как во все дни, когда Кессиан навещал Восходящих, по его щекам заструились слезы. Каждый день это было самым тяжелым моментом для тех, кто его сопровождал.

Кессиан стоял у края пропасти. Он опасался, не потеряет ли все то, чему он посвятил свою жизнь. Эти четверо представляли собой его последний шанс увидеть истинного Восходящего! Те, кто родился после них, не выказывали никаких признаков прорыва. Наконец старик позволил Эстер подвести его к креслу, в которое опустился со вздохом безмерной усталости.

— Надо верить, что это часть их роста. Надо верить, что это закончится истинным прорывом и что все виденное нами до этой поры — это только прелюдия, — проговорила Эстер, опускаясь перед ним на колени и кладя ладони на старческие руки.

Кессиан умоляюще посмотрел на нее.

— Когда это закончится? — спросил он обессиленным голосом. — Как можно верить, что это правильно, хорошо и верно? Как может Бог подвергать их такому? Как мы можем быть рядом и ничего не делать?

— Мы ничего не делаем, потому что другого нам и не остается. Мы вступили в область неизведанного и должны сохранять веру. Бог не оставит нас, а мы, Ступени, не оставим тебя. Мы все впали в отчаяние, но мы не должны позволить ему поглотить нас.

Кессиан накрыл ее руки своими.

— Эстер, ты такая сильная! Я хотя бы знаю, что оставляю Ступени в самых хороших руках. — Его взгляд снова переместился в сторону постелей. — Мне так хочется еще раз увидеть, как они улыбаются!

— Ты увидишь не только это. Твое возвращение в землю не настолько близко, и ты прекрасно это знаешь.

В дверь постучали, негромко и вежливо. Шела встала и открыла дверь. Там стояли Кован и Нетта Васселисы. Сын и мать. Он — высок и хорош собой, подобно отцу, а она грациозна и все еще прекрасна. Оба неизменно поддерживали всех в эти ужасные дни. Дни, когда сам маршал задержался в Кирандоне по срочным делам Конкорда перед отъездом в Гленхейл. Они остановились на пороге с охапками цветов из сада.

— Сейчас удобно их навестить? — спросила Нетта.

— По-моему, жена и сын нашего любимого маршала не нуждаются в том, чтобы об этом спрашивать. — Эстер встала на ноги и расправила платье.

— Ты преувеличиваешь нашу важность, Эстер, — улыбнулась Нетта. — И ты понимаешь, что я имела в виду.

— Заходите, — пригласила Эстер. — Вы знаете, что вам всегда рады.

Нетта прошла к ближайшей кровати и остановилась рядом с Шелой, которая снова вернулась к Ардуцию. Кован, не обращая внимания на мальчиков, прошел через всю комнату туда, где сейчас очень тихо лежала Миррон. Он вытащил из вазы вчерашние цветы и неловко запихнул вместо них свежие. Сев на деревянный стул в изголовье ее постели, Кован положил ненужные цветы на пол.

— Никаких перемен? — спросил он, взяв девочку за руку.

— Боюсь, что нет, Кован. — Эстер покачала головой. — Но я уверена, что где-то в глубине души она рада, что ты с ней.

Кован покраснел и улыбнулся. Нетта прошла к Эстер.

— Может быть, вы разрешите мне тоже дежурить здесь, — негромко попросила она. — Вы все выглядите такими усталыми.

— Нет, никак нельзя, — сказал Кессиан, не вставая с кресла. — Этим должны заниматься Ступени, хоть я и не знаю, где бы мы были без вашей поддержки.

— Я понимаю, — отозвалась Нетта. — Но если вы передумаете…

— Вы первая об этом узнаете, — пообещала Эстер. — Но мы каждый день молимся о том, чтобы этот кошмар закончился.

— Мы приходим в Дом Масок каждый рассвет и закат, чтобы сделать то же.

— И там ваше присутствие ценнее всего, — кивнул Кессиан. — То, что вы здесь и публично выражаете свою поддержку, удерживает наших людей с нами.

— Мне очень жаль, что я навлек на вас это. — Голос Кована разнесся по погрузившейся в тишину комнате.

— Не вини себя, — сказал Кессиан. — Мы уже все это обсуждали, Кован. Твоей вины тут нет.

— Я обо всем еще раз подумал, — возразил Кован. — Если бы я не вмешался тогда в саду, то, может быть, она узнала бы немного больше и лучше с этим справилась. У меня такое чувство, что я вызвал начало перемен.

— Перемен? — переспросил Кессиан. — Ты так это рассматриваешь?

— А что еще это может быть? — Юноша пожал плечами. — Не будь это так, нам всем надо было бы опасаться за их жизни, так ведь? И не ждать, когда они придут в себя.

Кессиан негромко засмеялся. Этот звук наполнил Эстер теплом и надеждой.

— Твой ясный взгляд — это благословение, юноша. Но не волнуйся, ты ничего не вызвал. Это, несомненно, совпадение, которое как-то связано с их возрастом и той ступенью развития, которой они достигли. В конце концов, если б причина была в тебе, как ты вообразил, то почему остальные трое тоже изменились?

— Мы знаем так мало, — призналась Эстер. — Гориан описал многое, но он не увидел такого ни в ком из своих объектов и в себе тоже. Это не имеет аналогий в нашей жизни.

— Не знаю. Совпадение, случайность или судьба. Различия очень невелики. — Кован посмотрел на них с сомнением.

Эстер повернулась к Нетте и прошептала:

— Он настоящий мыслитель, верно?

— У него острый ум, хотя пока он и разменивается на мелочи, — отозвалась Нетта, излучая гордость.

— Он станет прекрасным маршалом, когда будет призван, — заявил Кессиан.

Они ненадолго замолчали, глядя, как Кован что-то негромко говорит Миррон, промокая ей лоб тряпицей, смоченной в душистой воде.

— Знаете, он ходит по саду и ждет, когда можно будет снова сюда прийти, — сказала Нетта спустя какое-то время.

— Он знает, что никогда не сможет быть отцом ее детей? — тихо, почти шепотом спросил Кессиан.

— Мы говорили с ним, но ему ведь семнадцать, Ардол. Какое ему дело до требований Восхождения? Он считает, что сможет изменить все, что захочет. Но он поймет, когда станет старше.

— Бедный паренек, — проговорила Эстер. — Запретная любовь.

— Не тревожьтесь о нем, — сказала Нетта. — Он видит это иначе. А когда его увлечение пройдет, у нее останется близкий друг, который будет понимать Восхождение лучше, чем кто бы то ни было вне Вестфаллена. В будущем это может оказаться бесценным.

Эстер наблюдала за Кованом. Его лицо было полно юношеской страсти к Миррон. Она не могла согласиться с Неттой — по крайней мере с тем, как та смотрела на будущее. Ей казалась, что эта любовь не сможет легко угаснуть. Прошло какое-то время, прежде чем она поняла, что видит! Кован негромко говорил с Миррон, приблизив к ней лицо и обхватив ее руку обеими ладонями. Свободная рука Миррон сонно приподнялась с постели, и ее пальцы погладили его лицо. Юноша тихо засмеялся.

— Что ты тут делаешь? — спросила девочка ясным и ровным голосом.

— Привет, красавица, — выговорил он.

Эстер и Шела уже бежали к постели Миррон. Нетта задержалась, чтобы помочь Кессиану встать. Он хрипло крикнул, чтобы кто-нибудь пошел за Гвитен. У Миррон был недоумевающий вид. Она продолжала глядеть на Кована, чья улыбка могла осветить самую темную ночь. Потом девочка перевела взгляд на Эстер. Ее лоб прорезали морщины.

Эстер присмотрелась к ней.

— Твои глаза! — невольно воскликнула она. — Как красиво!

И это было так. Казалось, они сияют, и они менялись, отражая все цвета радуги. Выглядело совершенно необычайно.

— Что происходит? — спросила Миррон.

Она огляделась и явно встревожилась, заметив, что находится не у себя в комнате и что справа от нее лежат все три мальчика.

— Помнишь, что случилось, когда ты в последний раз проснулась? — спросил Кессиан, останавливаясь в изножье кровати.

— Я… Почему мы все оказались здесь? Что с нами случилось?

— Сейчас… Ответь отцу, — попросила Эстер.

— Я не могла прекратить это, — сказала Миррон. — Оно не уходило и затопило меня. Ты ведь там был, ты должен был видеть.

— Мы видели, — подтвердил Кессиан. — А ты помнишь, что с тобой происходило с тех пор?

— Я просто спала. И сейчас я чувствую себя хорошо. — Миррон тихо засмеялась.

— Все не так просто. — Тон Кессиана заставил ее прерваться. — Ты потеряла сознание третьего. Сегодня двадцатое.

У нее открылся рот. Помолчав секунду, девочка потрясение выговорила:

— Семнадцать дней?!

Кессиан кивнул.

— И твои братья продолжают страдать. Ты страдала, Миррон? Что ты помнишь?

Миррон снова посмотрела на остальных Восходящих и покачала головой.

— Я просто научилась это прекращать. Нет, я не то сказала. Оно не прекращается. Я хочу сказать, что научилась этим управлять, как огнем и дождем, как я уже умела. Но мне казалось, что прошло очень немного времени. Семнадцать дней? А что у меня с глазами?

— Мы сейчас принесем тебе зеркало, — пообещал Кессиан. — Ответь мне, что ты сейчас чувствуешь?

Миррон замолчала и задумалась. Теплое желтое сияние промелькнуло по ее радужке, сменившись мягким пульсирующим голубым светом.

— Я чувствую все, как тепло, вот здесь. — Она прикоснулась к своему животу. — И здесь. — Теперь она дотронулась до головы. А потом отняла руку у Кована и подняла обе кисти вверх, шевеля пальцами. Девочка посмотрела прямо на Кессиана. — И я могу держать все здесь. Все целиком.

ГЛАВА 35

848-й Божественный цикл, 20-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Первый отряд поспешно собранного Юраном ополчения уже вышел из Харога, получив задание защищать свои земли. Доспехи и оружие они получили из оружейных складов города. Деньги для них взяли из сундуков с налогами. Маршал был в восторге от моментально последовавших результатов. Он понимал, что рискует, но уменьшение напряженности в городе являлось для него достаточным оправданием.

Томал Юран вернул своим людям возможность защитить страну, несмотря на то что так много народа ушло служить под знаменами Конкорда в Царде. И хотя у ополченцев были не самые новые доспехи и не самые острые клинки, у них возникла новая вера в их маршала. И поскольку Юран отправлял с каждым отрядом хорошо обученных стражников, ополченцам казалось, что у них есть возможность чего-то добиться.

Бунты и демонстрации быстро прекратились, и в Хароге восстановилось спокойствие. Наступило время испытаний. Маршал ждал от ополчения известий о том, насколько глубоко в страну проникли отряды цардитов и в каком количестве. Необходимо было, чтобы создание отрядов подвигло людей на возвращение домой и сбор урожая, пока дус снова не сковал землю морозом. Нужно, чтобы они прекратили гражданское неповиновение.

Юран сидел за столом вместе с Меган. Он вскрыл бутыль с дорогим вином и приказал поварам приготовить традиционные деликатесы Атрески и Царда. Окна огромной сводчатой столовой были распахнуты в ночь, и Юран наслаждался ветерком, который не приносил звуков драк и насилия.

Как он ни пытался привыкнуть есть полулежа во время визитов эсторийцев, ему так и не удалось это сделать, так что маршал сидел напротив Меган за нормальным столом с обычными стульями с прямой спинкой. Канделябры разгоняли темноту, слуги стояли вдоль затянутых гобеленами стен, ожидая его знака. Так было принято в Атреске. Проклятье, так принято практически везде, не считая Эстории и постоянно подражающего ей Карадука, так ведь?

— Маршал?

— Извини, Меган. Я задумался.

— Вы качали головой. Что-то не так?

— Нет. Конечно же нет, — ответил Юран. — Как что-то может быть не так?

Меган была не просто сообразительна, изобретательна и умна. Она не просто спасла его столицу — а возможно, и всю страну — от последствий продолжающейся гражданской войны. Она еще очень, очень хороша собой. Возможно, дело было в туманившем ему глаза вине, но советница, казалось, искренне наслаждалась его обществом. Меган не нервничала и не трепетала. Она не встревожилась, когда Юран пригласил ее присоединиться к трапезе. Скорее казалось, что она ожидала этого — и ожидала с удовольствием. Возможно даже, это с самого начала входило в ее планы.

Если так, Юран был бы счастлив. Он поднял свой кубок и сделал еще глоток.

— Как тебе понравилось козье сердце, политое горючим вином и подожженное? — спросил он.

— Интересный вкус, — ответила Меган. — Но я к такому не привыкла, мой господин.

— Полно, — сказал он. — Это неофициальный ужин. Меня зовут Томал.

— Спасибо. — Меган зарумянилась и кивнула.

— Это самое малое, что я могу сделать для спасительницы моего народа.

— О, по-моему, вы преувеличиваете, — отозвалась она, — Наверное, пока только столицы.

Юран расхохотался, и Меган подхватила его смех. Он погрозил ей пальцем.

— Вот что я всегда в тебе видел! Ты честная и не боишься.

— Я — гордая жительницы Атрески, мой господин… Томал. Я готова сделать все, чтобы обеспечить безопасность нашей страны.

— Тогда, наверное, мне надо направить тебя замолвить за меня словечко в Адвокатуре. Возможно, эта Дел Аглиос прислушалась бы к тебе скорее, чем ко мне. — Еще не договорив, он вдруг понял, что совершенно серьезен.

— Если вы этого пожелаете.

— Только мне не хотелось бы расставаться с тобой слишком надолго, — добавил Юран почти шепотом.

Меган понурилась, и он почувствовал укол совести.

— Прости. Я позволил себе слишком много.

Но девушка покачала головой и снова посмотрела на него. По ее лицу катились слезы.

— Нет, — возразила она. — Просто очень редко случается услышать наяву те слова, которые ты слышишь во сне.

Юран ощутил волну облегчения и чистого, незамутненного счастья. Он откинулся на спинку стула, не зная, что делать дальше. Маршал смотрел на нее, понимая, что они оба улыбаются как идиоты. Громкий стук в дверь столовой оказался крайне неуместным.

— Господь наш на небесах, неужели мне нельзя хоть немного отдохнуть! — крикнул он, ударив кулаком по столу. — Извини, Меган.

Маршал отодвинулся от стола и встал, резким жестом приказав слуге открыть дверь. Старший офицер чуть не упал, споткнувшись о порог комнаты, настолько он спешил.

— Надеюсь, это что-то по-настоящему важное, — прорычал Юран.

— Это так, маршал.

Он сделал паузу, глядя на Меган.

— Говори. Меган тоже надо это услышать.

Офицер кивнул. Юран нахмурился. Мужчина был покрыт потом, а руки у него дрожали, словно он только что поднимал тяжести.

— По городу прошел слух, — проговорил офицер. — Скоро он донесется к вам через окна. Прибыли легионеры с войны. Они в жутком состоянии.

— Мы видели их и раньше. Дезертиры, сбежавшие после какой-то неудачи. — Юран пожал плечами. — Что за слух?

— На самом деле это не слух. Я разговаривал с одним солдатом. — Офицер судорожно всхлипнул. — Весь восточный фронт рассыпался. Силы Конкорда разгромлены. Цардиты идут на Атреску.

— Что? — Юран отказывался воспринимать услышанное.

— Если верить этим людям, то цардитов не менее пятидесяти тысяч.

Юран откинулся на спинку стула и воздел руки.

— Я не… А что я говорил?! Что я говорил с самого начала этой кампании? Слишком много надежд на фронты и ничего в резерве. — Он покачал головой, стремительно осознавая чудовищность происшедшего. — О Боже морей, мы беззащитны! — Маршал посмотрел на вестника беды. — Сколько до их появления?

— Пока уцелевшие и добравшиеся сюда все были верхом. Часть Диких Копий, Девятой алы Атрески. Они заметно опередили армию на марше, но, скорее всего, первые отряды цардитской кавалерии отстают от них не больше чем на пять дней, а возможно, всего на три. Главные силы армии можно ожидать через десять дней, не больше.

— Они идут нашими трактами, — прошептал Юран.

— Это ускоряет движение противника. — Офицер склонил голову. — Маршал-защитник, ваши приказы.

— Приказы… приказы.

Юран почувствовал, что его грудь сдавил чудовищный груз. В глазах у него померкло. Он ощутил влажный жар пота, покрывшего все тело. Мысли его разбегались, и маршал не видел впереди ничего, кроме гибели.

— Маршал?

Юран с силой тряхнул головой, стараясь прояснить мысли, и поднял руку. Он чувствовал, что она трясется, но не обращал на это внимания. Маршал посмотрел в сторону стола, на Меган.

— Мне не суждено насладиться мирной жизнью, так ведь? — горько произнес он.

— Мы последуем за вами, что бы нас ни ожидало, — отозвалась Меган. — Только скажите, что мы должны сделать.

Ее лицо, полное веры и любви, вернуло ему решимость. Юран сел прямее.

— Собери всех командиров. Я хочу знать, какими силами смогу распоряжаться, обеспечивая оборону. Возможно, нам удастся остановить их у границы. Я напишу воззвание, которое надо будет распространить по городу, оно объяснит жителям, что нам предстоит. И зажгите маяки. Атреска снова вступает в войну, и необходимо как можно больше людей укрыть за стенами городов. — Он взглянул в глаза офицеру, чувствуя, как прежнее отчаяние сменяется яростью. — И я хочу, чтобы эсторийский консул предстал передо мной немедленно. Иди.

Посланец выбежал из комнаты. Юран слушал, как его шаги разносятся по каменному коридору. Через окна маршал почувствовал, как в столице просыпается страх. А когда загорятся маяки, то же произойдет по всей Атреске. Семьи тех, кто воюет в Царде, будут бросаться к каждому выжившему, который войдет в ворота, требуя сведений о своих близких. С крошечной надеждой на то, что им удастся избежать катастрофы, рассказ о которой промчится по стране, словно пожар, раздуваемый ветрами вторжения.

Меган встала и, обойдя стол, подошла к нему. Он тоже встал, и они обнялись, крепко сжав руки. Спустя какое-то время Юран отстранился.

— Как печально, что наше первое объятие — прощальное.

— Мой господин? — недоуменно нахмурилась Меган.

— Хотя бы ты останешься в безопасности, по крайней мере пока. Ты готова к высокому назначению, и ты отправишься в Эсторр с моим посланием и требованием мощных подкреплений. Если нам не удастся остановить их на наших границах и даже спасти столицу, мы не отдадим страну без боя. Пора Конкорду помогать своим народам.

Маршал провел пальцем по щеке Меган. Она поймала его руку и сильно сжала.

— Ты сможешь отплыть на корабле по Тилу до Бискара прямо на рассвете. При хорошей погоде ты сумеешь добраться до Эсторра за тринадцать дней. Я дам тебе письмо и печать, чтобы ты получила корабль и команду.

— Мне следует остаться рядом с вами, маршал, — сказала девушка.

— Ты лучше послужишь мне и Атреске в Эсторре, Меган. — Он наклонился и поцеловал ее в губы. — Сейчас скорейший путь оказаться вместе — работать порознь.

Меган кивнула.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Я знаю.

Они снова обнялись, и затем Юран проводил ее взглядом. Маршал был не в состоянии отделаться от ощущения, что Конкорд украл у него еще что-то, что он любит.

* * *

На этот раз сентор Ренсаарк пересек границу Царда и Атрески, зная, что следом за ним движется армия. Его многолетняя работа оказалась не напрасной. В брезжащем рассвете нового дня он наблюдал, как над горами поднимается Око Корла, и знал, что держит в руках окончательную победу своего короля. Сентор ехал во главе пяти сотен степных кавалеристов, более половины которых только что вернулись после славной победы у Цинтарита. Чуть ниже по склону, где он приостановился, был ясно виден один из двухсот приграничных фортов, выстроенных на границе Атрески. Над ним в жарком воздухе лениво повис флаг Конкорда.

Ренсаарк поднял копье над головой — и всадники перешли на рысь, преодолевая последнюю милю, остававшуюся до форта. Мерный топот копыт и облако пыли предупреждали об их приближении. Их заметили. Флаг Конкорда опустился, а на его месте подняли флаг старого королевства Атреска. Сентор Ренсаарк улыбнулся. Все как раньше.

Они остановились практически под стенами форта. Ренсаарк спешился и пошел к окованным железом дверям. Одна створка открылась. Седовласый мужчина в смятом и тусклом нагруднике поверх кремовой шерстяной туники вышел ему навстречу. У него во рту дымилась трубка.

— Я вижу, ты не потратил свой заработок на новое снаряжение, центурион Данлер, — ухмыльнулся Ренсаарк.

Мужчина с лицом, покрытым шрамами, цинично пожал плечами.

— Не годится, чтобы проверяющий решил, что мы имеем больше, чем те жалкие крохи, которые записаны за нами официально. И я вижу, что ты привел отряд больше обычного. Полагаю, это увеличит мое вознаграждение.

Сентор расхохотался.

— Ты не меняешься, центурион. Нет, это говорит не об этом. — Он щелкнул пальцами, и один из его спутников спешился и принес небольшой деревянный ящик. — Но вот золото, которое мы тебе должны. Это последнее.

— Вот как? — Данлер поднял брови.

— Ты был верным слугой обеим нашим странам, — торжественно сказал Ренсаарк. — Но ты видел, как остатки армии Конкорда пробежали здесь, ища спасения?

— Дезертиры проходят здесь регулярно, — отозвался центурион. — Кто я такой, чтобы их останавливать, а? В последнее время их, может, и было больше обычного, но настоящий бой тяжело ударяет по трусу, так ведь?

— Тогда позволь сообщить тебе, что мы разбили Конкорд у Цинтарита. Что его силы разгромлены и рассеяны отсюда до Сиррана на севере и Карка на юге. Что мы одержали величайшую победу в истории нашего королевства, и что Цард идет на Эсторр, чтобы разрушить его стены. И что ты обеспечил свое будущее, позаботившись о нашей победе. Помощь таких, как ты, и линии снабжения, которые мы уже создали глубоко в Атреске, ускорят разгром Конкорда. То же будет в Гестерне и Госланде.

— Ты надо мной смеешься? — В глазах Данлера, взявшего ящик, мелькнул страх.

Ренсаарк покачал головой.

— Мы когда-то были друзьями и будем ими снова. Ты знаешь, чего мы хотим от Атрески, и я пришел попросить тебя еще об одном одолжении. Поговори с фортами, которые расположены рядом с твоим. Передай весть вдоль границы. Цардитская армия войдет на вашу территорию, и они должны встретить нас как друзей. Позаботься о том, чтобы нас не задерживали.

Данлер сжал губы, но кивнул.

— Тебе нечего бояться, мой друг. И тебе есть за что быть благодарным. Армия будет здесь через два дня. Позаботься о том, чтобы поднять правильный флаг.

Вдруг Ренсаарк заметил какое-то движение на горизонте. Он увидел, что столбы дыма поднимаются в небо со слишком равными интервалами, чтобы это могло быть совпадением.

— Что это? — спросил он.

— Сигнальные огни, — ответил Данлер. — Атреска полагает, что началось вторжение. Если я зажгу такой огонь у себя на крыше, тогда граница тоже будет так считать.

— Верь мне, а не вашим огням. — Ренсаарк улыбнулся. — Вас захватывать не будут. Только не Цард. Вас захватили десять лет назад. Наша задача — вас освободить.

— Не выставь меня дураком, Ренсаарк.

— Время рассеет твои тревоги, — заверил его сентор. — А теперь мне пора. У меня есть дело к твоему маршалу. Пришла пора, чтобы он тоже кое-что понял.

* * *

Юран прижал вечно ухмыляющегося надменного консула к стене в тронном зале. Его люди оттеснили телохранителей Конкорда. Пока страх в городе стремительно нарастал, а сигнальные огни разносили известие по всей стране, Юрана заставляли ждать. К тому моменту, когда консул соизволил явиться, перед глазами Юрана уже стояла багровая пелена.

— Легионы перестроятся раньше, чем подойдет противник. Цардиты не дойдут до Харога.

Юран надавил чуть сильнее, и консул закашлялся. Низенький мужчина с коротко остриженными черными волосами и толстым животиком, слишком любивший удовольствия, еще не осознал, что происходит.

— Твоей драгоценной армии больше нет! — крикнул маршал, брызгая в лицо консула слюной. Он встряхивал эсторийца при каждой фразе. — Они потеряли командование, они испуганы, и они разбиты. Вы оставили меня и мой народ без защиты из-за своей надменности и глухоты к моим словам. Куда нам теперь идти?

— Мне понятны твои тревоги. — Консул попытался поднять руки в нелепом жесте успокоения.

— Ты понятия не имеешь о моих тревогах! Ты выходишь из своей виллы только для того, чтобы нажраться за мой счет. Ты ничего не видишь и ничего не знаешь. К моим границам идет пятьдесят тысяч цардитов! А у меня три легиона. Три! Ни один из них не закален в боях, и все находятся слишком далеко.

— Конечно же, вам предоставят защиту, — забормотал консул. — Я немедленно вернусь в Эсторр с моими советниками и сообщу Адвокату о…

Юран громко расхохотался прямо ему в лицо.

— О нет, мой хорек! Ничего этого ты не сделаешь! Если мне суждено умереть от рук короля Царда, то ты будешь стоять рядом со мной!

Впервые консул выказал реальный страх.

— Я…

— Ты надеялся сбежать. Даже по меркам консулов Конкорда, ты законченный трус! Я уже послал в Эсторр делегацию. Большая часть отряда сборщиков отправилась с моими людьми, чтобы их слова имели вес. Они хотя бы не лишены отваги и уважения к Адвокатуре. А у тебя, я уверен, нет ни того ни другого. Ты не уйдешь из города. Больше того, ты выйдешь из своей виллы только по моему приказу!

Консул невнятно запротестовал. Юран еще раз притиснул его к стене.

— У моих границ война. И ты, мой бесхребетный ментор, встретишь ее вместе со мной.

ГЛАВА 36

848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Уже наступил рассвет, и канцлер Коройен злилась. Ее возок тащился позади первого меча Веннегура и всадников Доспехов Бога, наткнувшихся на сторожевой пост, спрятанный от глаз путников. Высунувшись из окна, она увидела бегущих людей. Один вскочил на коня и галопом понесся к городу: этот маневр был явно отработан заранее.

Веннегур поднял три пальца, и трое всадников пришпорили коней, начав преследование. Остальные рассредоточились по дуге, чтобы перекрыть новые попытки бегства. Перед ними стояли восемь мужчин, одетых в цвета маршала Васселиса, — его личный отряд, а не легион Конкорда. Они благоразумно не обнажили оружие и не изготовили луки.

Когда грохочущая позади карета остановилась, Веннегур спешился. Он открыл дверцу, и они вдвоем пошли к солдатам. Все они выглядели опытными воинами. Ни один не выказывал особого страха, что свидетельствовало об их преданности Васселису и вере в орден, чей герб они увидели. Но это не меняло дела.

— Вы обвиняетесь в ереси и укрывательстве зла в городе Вестфаллен, — объявила канцлер, глядя, как на их лицах появляется тень беспокойства. — Кроме того, вы обвиняетесь в том, что помешали ордену выполнять его обязанности и в сговоре по укрывательству и защите еретической чтицы. Я, Фелис Коройен, канцлер ордена Всеведущего, выдвигаю эти обвинения. Что вы ответите?

Фелис говорила намеренно нейтрально и буднично, несмотря на ярость, которая терзала ее. Уже в третий раз она вынуждена была выдвигать обвинения против тех, кто просто выполнял приказы Васселиса. И в третий раз ее слова вызвали явно ощутимый страх.

Семеро из восьми упали на одно колено, опустив руки ладонями на землю. Их капитан сорвал с себя шлем с плюмажем и прижал его к груди. Человек еще молодой, он держался как профессионал, но, как и его солдаты, воззрился на Коройен в немом потрясении.

— Говорите! — приказал Веннегур. — Канцлер задала вам вопрос.

— Мы невиновны! — проговорил капитан, который никак не мог справиться с волнением при виде таких персон. — Мы несем охрану, как приказано. В Вестфаллене была вспышка коровьего гриппа, так что город на карантине. При всем моем уважении, канцлер, я должен просить вас повернуть обратно.

Фелис ощутила, как ее лицо мрачнеет.

— И о том же нас попросили первые два сторожевых поста, которые нам встретились. И знаете, почему мы все же здесь? Потому что Божьи дела нельзя остановить ложью. Коровий грипп… — Она покачала головой. — По-твоему, я похожа на идиотку?

— Нет, мой канцлер.

— Нет, — повторила Фелис. — Тогда зачем ты подсовываешь мне ложь? Эта вспышка гриппа, которая, по твоим утверждениям, охватила несчастных в Вестфаллене, длится дольше, чем допускают наука и здравый смысл. Она либо успела бы унести жизнь всех животных в городе, либо давно прекратилась бы. Если ты не в состоянии сказать ничего другого, я могу только заключить, что ты виновен.

— Прошу вас, мой канцлер! Мы простые солдаты. Мы выполняем приказы и проявляем верность, которую требует наш маршал-защитник.

— Даже если для этого вы поворачиваетесь спиной к своему Богу? — Фелис дала волю гневу. — Даже если это означает, что на ваших глазах рождается и процветает зло? Разве ваш Бог и я не требуем и не заслуживаем уважения?

— Конечно, мой канцлер.

— Тогда прояви его! — отрезала она. — Скажи мне правду!

— Я не подвергаю сомнению приказы моего маршала. Поверьте, канцлер, мы ни в чем не виновны!

— Лжец! — мягко проговорил Веннегур. — Мы знаем, какие вопросы вы задаете тем, кто едет в Вестфаллен. И мы знаем, что вы спрашиваете у тех, кто уезжает. Это карантин для распространения зла. Вы виновны в ереси не меньше вашего маршала и ваших Восходящих.

Он выплюнул это слово изо рта, словно гнилую пищу. Фелис увидела, как капитан напрягся и чуть ниже опустил голову.

— Ах, как жаль! — проговорила она. — Виновны. Позади нее натянулась сотня луков. Стражников охватила паника. Крики о помощи, мольбы о милости, заверения в верности… Канцлер покачала головой.

— Ваш Бог просит только, чтобы вы выполняли Его просьбы и сохраняли Его землю свободной от тех, кто хотел бы ее извратить. Вы этого не делали. Вы не приводите достойных оправданий. Вы знали о присутствии зла, а потому я признаю вас виновными в тех преступлениях, в которых вас обвинили. Вы приговорены к смерти — и вы никогда не узнаете объятий Бога.

— У вас нет права привести в исполнение такой приговор! — Капитан наконец обрел мужество.

— Ты убедишься, что заблуждаешься в этом — как и во многом другом, — произнес Веннегур.

Один из стражников сломался и бросился бежать. Рука Веннегура поднялась и упала. С флангов дуги всадников прозвенела многократно натянутая тетива. Стрелы, на секунду затмив взгляд канцлера, ударили в стражников. Все воины погибли мгновенно. Фелис покачала головой.

— Сожгите их. Приговор приведен в исполнение. — Она опустилась на одно колено. — Давайте помолимся.

* * *

Ардуций вместе с друзьями шел по Вестфаллену. Они направлялись к морю. Оссакер положил ладонь на его правую руку, хотя мог бы и обойтись; теперь он легко видел с помощью линий жизни, но для этого по-прежнему требовалось небольшое усилие ума. Миррон чуть опережала их, болтая с Кованом, который гордо шагал, положив руку на рукоять меча. Гориан шел чуть левее, как обычно двигаясь прогулочной походкой. Он жевал травинку, и каждый раз, когда он смотрел на Миррон и Кована, на его губах появлялась легкая улыбка.

В разгар благословенного Богом дня жизнь на земле лилась сквозь Восходящих радостным потоком. Ардуций ощущал ее, как гул во всем теле. Он вспомнил боль, сопровождавшую соединение со всем окружающим, и облегчение, отразившееся на лицах Ступеней, когда он пришел в себя. А ведь они думали, что их прежние игры со стихиями были прорывом! Но нет, это было только начало. Все, чему они научились, только вело их к способности воспринимать настоящую энергию, настоящие линии жизни.

И то, что Восходящие чувствовали сейчас, оказалось на порядок выше, чем раньше. Неудивительно, что их тела и умы с таким трудом научились принимать и контролировать это. Неудивительно, что они до сих пор с трудом справлялись со своими ощущениями, и поэтому им приходилось с такой тщательностью готовиться к деяниям. Даже сейчас Восходящие все еще не смели до конца исследовать новые способности. Они их пугали, и отец Кессиан хотел, чтобы ребята двигались вперед осторожно. Так они и делали.

Сегодня Восходящие прервали занятия и решили пойти искупаться и поплавать под парусом. Кован собирался выступить судьей в плавании по поверхности воды и засекать время, которое они проведут под водой, ныряя за разноцветными камешками. Ардуций обожал такие игры. Они сближали Восходящих и, как он надеялся, могли уменьшить разлад между Кованом и Горианом. Но возможно, эта надежда была тщетной. Особенно когда предмет их раздора находился здесь, с ними. Ему хотелось, чтобы Миррон отнеслась к этому серьезнее, но она словно наслаждалась ситуацией.

Когда они добрались до берега, рыбацкий флот уже вышел в море. Только горстка лодок стояла на берегу. Слуги из дома Кована готовили к плаванию его одномачтовую яхту; как всегда в последнее время, тут присутствовали несколько солдат маршала. Тем не менее Кован пребывал в отличном настроении. Его отец неожиданно приехал накануне, закончив какие-то дела на озере Фристос и в Гленхейле. По правде говоря, это обрадовало весь город. После расследования установилась тревожная атмосфера, а присутствие маршала помогло людям почувствовать себя спокойнее.

Гориан встал на колени у кромки берега и опустил руку в воду. По воде побежала рябь. Подошел Ардуций и тоже встал на колени.

— Он здесь?

Гориан повернулся к нему. На губах его играла улыбка, в глазах плескалась безмятежная синева.

— Да, — ответил он. — Он подплывает.

Дельфин всплыл на поверхность примерно в тридцати ярдах от берега и выплыл на мелководье, изредка поднимая голову из воды, чтобы издавать щелкающие звуки.

— Он счастлив, — сказал Гориан. — Я ощущаю в нем волну, словно новую жизнь. Может, там большая стая?

— Ну, если это так, то Йен наверняка это знает.

— Наверняка. Настанет время, когда людям больше не понадобятся рыбачьи суда. Мы сможем приводить рыбу прямо к берегу.

— Не думаю, Гориан. — Ардуций рассмеялся.

— Поверь мне, — серьезно сказал Гориан.

Чуть в стороне слуги уже спустили яхту на воду и удерживали ее на глубине в пару футов. Кован стоял за рулем.

— Давайте! — позвал он. — Забирайтесь на борт! Состязание не ждет!

Мирную тишину полдня внезапно разорвали звуки колокола. Дельфин резко нырнул и исчез. Охранники маршала на берегу вскочили на ноги и повернулись в сторону холма, на котором стояла дозорная башня, смотревшая на дорогу в Кирандон. Кован выбрался из яхты, а Восходящие встали рядом.

— Что происходит? — спросил Оссакер, хватая Ардуция за локоть.

— Это тревога, — сказал Кован. — Нефис, бери отряд с виллы. Приведите моего отца, он на озере. Я отведу Восходящих на виллу Ступеней.

— Да, господин, — ответил Нефис.

Он и два его товарища побежали вдоль берега. Двое остальных подошли и встали по обе стороны от Кована.

— Идемте, — велел Кован. — Вам нужно укрыться.

— Тогда почему бы нам просто не выйти в море? — спросил Гориан.

— Нет, — возразил Кован. — Вы знаете, какое решение было принято. Там нельзя будет оставаться вечно. Идемте со мной.

— Ты не можешь мне приказывать! — заявил Гориан.

Ардуций почувствовал, как пальцы Оссакера сжали его локоть. Он оглянулся и увидел напряжение на лице Миррон. Она смотрела на склон, откуда продолжал звонить колокол, к нему бежали солдаты. Он повернулся к Гориану.

— Сейчас не время. Они напуганы. Мы сделаем то, что хочет отец Кессиан, иначе Ступени не будут знать, где нас найти.

Гориан секунду гневно смотрел на него, но потом кивнул. Кован немного расслабился.

— Пойдем, — сказал он.

— Они приближаются! — воскликнула Миррон, указывая на склон.

Ардуций посмотрел наверх. С вершины мчались всадники. Множество всадников.

— Кто они?

— Не имеет значения, — заявил Кован. В его голосе появились командирские нотки. — Идем. Быстрее.

Восходящие и Кован побежали по дороге, которая уходила влево от форума. По ней можно быстрее всего добраться до виллы и, как они надеялись, до безопасного укрытия. Впереди началась сумятица. Люди пересекали им дорогу — они бежали, шли, кричали. Большинство спешили домой, но многие просто пытались разминуться с всадниками, которые направлялись вглубь Вестфаллена, к берегу.

Ардуций следил, чтобы все держались рядом. На лице Миррон отражался тот страх, который испытывал он сам. Оссакер начал пользоваться линиями в воздухе, чтобы выбирать дорогу, и отпустил руку Ардуция. Мрачное лицо Гориана пылало гневом, глаза все время обращались в сторону пришельцев — кем бы они ни были. Ардуций молился о том, чтобы это оказались войска Адвокатуры. Если это орден, то их ждут серьезные неприятности.

От жары и бега Ардуций начал сильно потеть. Он чувствовал, как пот намочил спину туники, собрался под мышками, течет по лицу. Он бежал чуть впереди остальных, а сзади держались солдаты Васселиса. Люди освобождали им дорогу, кричали, чтобы они спрятались, убежали и скрылись.

Они свернули налево, от форума, и понеслись по крутой мощеной улице, где дома стояли тесными рядами. Темп задавал Кован, Восходящие следовали за ним. Ардуций слышал, как сапоги солдат стучат по камню. Его страх рос. Они оставили позади улицу, чтобы направиться через поля к вилле. Темная полоса возникла на горизонте и стала быстро распространяться справа от них.

— Ох, нет! — выдохнул Кован. — Быстрее. Быстрее.

Еще всадники! Они свернули с дороги и проехали полями, отрезав отступление к озеру и реке, на Гленхейл. У Ардуция отчаянно колотилось сердце. Он ощущал волны растерянности, охватившей город. Сквозь землю ясно слышался топот копыт. Сумятица ощущений стала неприятной — словно кипящий котел нарушенных линий жизни. Грудь сдавило.

Восходящие уже поднялись выше уровня города и приближались к вилле. Всадники успели проникнуть в центр Вестфаллена, ичасть их направлялась к Дому Масок. Другие окружили виллу Васселисов и собирались полностью отсечь город от полей. В воздухе ощущалась паника, и Ардуций услышал, как Миррон часто задышала.

— Спокойней, Миррон, — сказал он. — Все будет в порядке.

— Они приехали за нами, — воскликнула девочка. — Они приехали нас забрать!

— Они тебя не заберут, — бросил Кован через плечо. — Бегите. Я о вас позабочусь.

Они оказались в открытом поле и бежали со всех ног. До виллы оставалось всего несколько сот ярдов, и в саду и вокруг стен видны были солдаты Васселиса. На его глазах трое выбежали из ворот и повернули направо. По дороге к ним подскакали пять всадников. Им крикнули, приказывая остановиться, но они оставили приказ без внимания.

Мечи обнажили, и на солнце блеснула сталь. Ардуций задохнулся. Всадники мчались не останавливаясь. Солдаты встали в боевые стойки. Все смешалось, когда они столкнулись. Он увидел, как клинок опускается вниз, на лицо одного из солдат. Его сбило с ног и отбросило на землю. Немного прокатившись следом за конями, он остался лежать неподвижно. Кровь! Песчаная земля покрылась кровью.

Миррон закричала и резко остановилась, зажав рот ладонями. Ардуция затошнило. Из-за стены виллы выехали новые всадники. Казалось, они были повсюду, и на каждом коне одно и то же тавро: кольцо рук с переплетенными пальцами.

Кован остановился и выбросил руки в стороны, чтобы не дать Восходящим пробежать мимо него. Два солдата подошли к нему и обнажили мечи. Впереди те, кто уцелел при атаке всадников, бросились к своему товарищу. Кони резко развернулись и снова понеслись на них. Всадники натянули тетиву луков. Солдаты попятились, поднимая руки.

Ардуций увидел, как другие всадники скачут по дороге в их сторону. Кто-то спешился и вбежал в ворота виллы. Из города доносились громкие испуганные крики. Кони ржали и храпели. Копыта били по брусчатке.

— Стойте рядом, — выдохнул Ардуций, притягивая к себе Восходящих. — Не поднимайте голову. Не дайте им увидеть, кто вы.

— Это орден! — прошипел Гориан. — Они приехали, чтобы нас убить!

— Этого ты не знаешь, — возразил Ардуций.

— Мы можем им помешать!

Ардуций гневно посмотрел на него.

— Мы не будем использовать наши способности для насилия! Наш единственный шанс — доказать, что мы — сила добра. Так требует отец Кессиан.

Стук копыт стал очень громким. Ардуций бросил взгляд исподлобья. К ним скакали четыре всадника. У двоих были луки, у двоих — мечи. Рядом с ним всем телом дрожала Миррон. Это было им не по силам — жестокость, кровь на земле, наставленное на них оружие.

Оссакер снова вцепился в его руку.

— Я не могу сосредоточиться, — сказал он тихо и испуганно. Потом закашлялся. — Я не могу собраться!

— Ничего, — отозвался Ардуций. — Обопрись на меня. Гориан, позаботься о Миррон.

Гориан обхватил ее сильной рукой, и девочка вцепилась в него. Ардуций не мог сказать, кто из них испуган сильнее. А потом один из всадников заговорил — и подтвердил все их наихудшие опасения.

— Граждане Вестфаллена, вы должны собраться на форум. Здесь есть зло. Ересь против Бога. Ваши Восходящие будут разоблачены и предстанут перед судом. Все, кто был замешан в этом преступлении, предстанут перед судом. Уберите мечи. Ступайте на форум.

ГЛАВА 37

848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

По крайней мере, утешало то, что представители ордена не знали, кто из них Восходящие. Однако им не понадобится много времени, чтобы сузить круг подозреваемых. Пока они удовлетворились тем, что просто сгоняли всех, кого им удалось найти, на форум. Жара угнетала, но страх давил сильнее. Недоумевающие горожане стояли неподвижно и молча или вертели головами, глядя на всадников, которые перекрыли все выходы с форума.

На помосте молельни, под тентом от солнца, находились шесть человек. Четверо — просто солдаты, воины Доспехов Бога. Главными же фигурами были Хорст Веннегур, командир всадников, и канцлер Фелис Коройен. Она оказалась горделивой, высокой и стройной женщиной и смотрела на жителей сверху вниз с усмешкой на лице. Канцлер ненавидела их, а ведь она ничего о них не знала!

Восходящие вместе с Кованом стояли в центре толпы. Солдат куда-то увели. Ковану удалось спрятать гладиус под складками легкого плаща. Оружие придавало ему хоть какую-то уверенность. Гориан с Ардуцием спорили, шипя друг на друга. Гориан хотел действовать. Вызвать грозу или штормовой ветер. Броситься к помосту и захватить канцлера. Ардуций велел ему держаться спокойно, но становилось все более очевидным, что Гориана не удастся усмирить надолго.

— Ты даже не знаешь, способен ли сделать то, что предлагаешь.

— Не глупи, Арду, — огрызнулся Гориан. — Ты ощущаешь это не хуже меня. Мы все чувствуем. Энергия ветра будоражит твое тело так же, как мое. Еще сильнее, раз ты Слушающий Ветер. Ты знаешь силу, которая лежит под камнями этого форума. Мы можем ее усмирить.

— И какой в этом будет прок? Ты не сможешь напугать всех настолько, чтобы они убежали. Их слишком много. А потом ты покроешься морщинами, потеряешь энергию и не сможешь бежать. Ты покажешь им, кто ты, — и останешься бессильным. Подожди.

— Чего мне ждать? Чтобы они вычислили нас, просто посмотрев нам в лицо? — В глазах Гориана кружились лилово-коричневые вихри. Он ощущал энергию у себя под ногами и позволял ей напитать себя. — Мы не можем оставаться здесь и ничего не предпринимать. С тем же успехом мы могли бы сами перерезать себе горло. Неужели ты не видишь, что они уже все про нас знают? Они знали, где находится наша вилла, они знали, где находится вилла маршала, они знали, где находится Дом Масок. Кто-то все им рассказал.

— Послушай Арду. — Кован повернулся к Гориану. — Успокойся и подожди. Мы не беспомощны. Моего отца и Ступеней пока нет здесь. Это значит, что их не удалось найти.

— И что с того? Ты считаешь, что отец Кессиан и Виллем их напугают? Они старики! А у твоего отца мало людей. Все будет зависеть от нас.

— Но не сейчас, — попросил Ардуций. — Пожалуйста, Гориан, не выдавай всех нас!

Гориан посмотрел на Миррон, и та кивнула, соглашаясь.

— Пожалуйста, — сказала она, протягивая к нему руку. — Послушайся их.

Но Гориан был прав в оценке того, что известно ордену. Ужас сжал Миррон сердце. Воины ордена начали перемещаться по толпе. Страх нарастал. Они шли со всех сторон. Их была всего горстка, но они осматривали всех, не пропуская никого. И как горожане ни старались отводить глаза, Миррон ощущала на себе их взгляды. В них не было осуждения или обвинения, а только сочувствие. Девочка предпочла, чтобы они не смотрели — это привлечет к ним внимание.

— Опустите глаза, — прошептал Ардуций. — Смотрите в землю. Что бы ни случилось, не поднимайте глаз!

Всякий раз, когда Миррон оглядывалась, она видела, как солдаты хватают людей и толкают их к помосту. Слышались гневные слова, кое-где возникали короткие драки, раздался даже крик боли. Люди начали толкаться, и она снова увидела, как на солнце блеснул металл. Девочка содрогнулась. Это напомнило ей о том человеке, убийство которого она видела у виллы. Такая жестокость у них дома! Миррон никогда не думала, что ей придется это увидеть.

Солдаты приближались к ним.

— Не сопротивляйтесь, — предупредил Ардуций. — Делайте то, что они скажут. Гориан, это относится к тебе!

— Ладно! — прошипел Гориан.

Его голос по-прежнему был полон гнева. Миррон ощутила руку на своем плече.

— Иди вперед, — приказал воин. — Сейчас же. Вставай с остальными.

Она кивнула, не отрывая взгляда от сандалий. Солдат приложил ладонь к ее спине и подтолкнул. Девочка вскрикнула.

— Не смей ее трогать! — вмешался Гориан.

— Не огрызайся, парень! — рявкнул солдат. — Иди с ней. И вы. Все пятеро. Бегите, или я дам вам пинка в зад.

Восходящие и Кован пошли сквозь толпу, которая раздалась, чтобы пропустить их. Какой-то пес побежал перед ними, и Ардуций споткнулся о него. К ним прикасались другие руки. Но эти прикосновения были дружескими и ободряющими, как и слова, которые их сопровождали. Миррон тихо благодарила горожан. Перед толпой вдоль возвышения стояла цепочка солдат.

Слева от него воины ордена отделяли от остальных небольшую, но все увеличивавшуюся группу. Им велели присоединиться к остальным. Миррон быстро огляделась. В свои семнадцать Кован, наверное, самый старший среди них. Некоторым было всего по десять. И многие в отличие от взрослых бросали на Восходящих обвиняющие взгляды. Кован заметил это и прошел по группе, насчитывавшей к этому моменту уже человек тридцать или сорок, шепотом говоря, чего он от них хочет. Достаточно одного неосторожного слова, и Восходящих разоблачат.

— Мне очень жаль, — прошептала Миррон какой-то девочке, стоявшей рядом с ней. Она почувствовала, как о ее ногу потерлась кошка. — С вами все будет в порядке. Не тревожься.

На помосте вперед вышла канцлер. Окружавшие форум солдаты криком потребовали тишины.

— Некоторые из вас, возможно, гадают, почему я здесь и почему вас собрали передо мной, — сказала она, не отводя взгляда от юнцов, собранных по правую руку от нее. Миррон ощутила ее отвращение. — Но я сомневаюсь в том, чтобы их число было большим. Я готова к тому, что среди вас находятся некоторые невинные приезжие, — и позвольте мне заверить вас, что вам бояться нечего. Бог с вами, хотя Он наверняка отвернулся от места, где вы сейчас находитесь.

А всем, кто избрал это место своим домом, я скажу вот что. У вас здесь прекрасная бухта. Можно сказать, что это рай, который Бог благословил плодородной землей и обильным морем. Это дар Божий. И тем не менее вы позволили злу сгноить все это. И зло пропитало каждый уголок каждой виллы. Вы позволили сотворить детей, которых готовы были поставить выше Господа. Людей, которые, как вы решили, смогут управлять стихиями и землей, небесами и морями, животными и деревьями… И другими людьми, захотят они того или нет. Природа во всех ее красотах и ужасах дана нам, чтобы наслаждаться ею, уважать ее и хранить ее. Нам не дано ей диктовать, менять или управлять ею. Это ересь!

Канцлер помолчала, скользнув взглядом по толпе. Воцарилась полная тишина. Никто не смел даже переступить с ноги на ногу. Только цикады в полях и птицы в небе продолжали петь и перекликаться.

— И я найду всех, кто виновен, и представлю на суд перед Богом. И что это будет означать? Возможно, те, кто высказывал свои страхи перед творимыми здесь преступлениями, преувеличивали. Возможно, я ищу только горстку преступников и четырех несчастных, чьи тела содержат силы, которые они не могут понять и контролировать.

Миррон прижалась к надежному телу Гориана. Его руки легли ей на талию, притянули к себе. Она старалась не расплакаться, но ей было так трудно справиться со страхом! Канцлер, несомненно, смотрела прямо на нее, обращалась к ее сердцу, чтобы заставить признаться. Девочка сжала губы, пытаясь унять дрожь.

Вокруг группы юнцов начали собираться собаки и кошки. Они сосредоточили свое внимание на Гориане. Скоро кто-нибудь из ордена это заметит. Миррон попыталась собраться и прогнать их. Это следовало бы сделать Гориану, но его плохо сдерживаемая ярость была направлена прямо на канцлера.

— Не заблуждайтесь: я найду тех, кто совершил эти преступления. Кто разрешил создать этих Восходящих и кто сейчас их защищает. И позвольте мне напомнить вам, что если вы будете их укрывать или хотя бы откажетесь указать на них, когда от вас этого потребуют, то станете виновными не меньше, чем они.

Я предоставляю вам время подумать. Бог со снисхождением и милостью смотрит на тех, кто кается и возвращается к истинной вере, на тех, кто отрекается от порока, с которым соприкоснулся. Я продемонстрирую вам, почему упорство в заблуждениях станет очень серьезной ошибкой.

Канцлер сделала знак Веннегуру.

— Приведите их! — рявкнул он.

По толпе пробежало волнение. Слева и справа от возвышения началось движение. Справа на помост вывели Ступеней. Всех, за исключением милой Йен Шалк, которая по-прежнему находилась с флотом. Отец Кессиан вел их — очень старый и слабый с виду.

— Ох, нет! — Миррон почувствовала, как по щекам у нее бегут слезы. — Как они могут так с ним обращаться?

Отец Восхождения старался держаться гордо, но с трудом ковылял, опираясь на две палки, и ему пришлось помочь добраться до назначенного места. Рядом с ним находились Дженна, Виллем, Андреас, Эстер, Меера и Гвитен. Незаметно было, чтобы им причинили какой-то вред, но их лица несли на себе печать потрясения. Их всех заставили встать у помоста.

— Я не позволю, чтобы они ему навредили, — пробормотал Гориан.

— И я, — отозвался Кован. — Только не он. Они не смеют его трогать!

— Они не хотели бы, чтобы мы себя выдали, — напомнил Ардуций. — Помните об этом. Мы не должны приносить себя в жертву.

— Я не стану стоять и смотреть, — заявил Гориан. — А если я себя выдам — то так тому и быть.

Миррон услышала вскрик, раздавшийся перед ней, и посмотрела в сторону, куда указывали пальцы многих — на левую часть помоста. Кого-то волокли туда два воина ордена. Имя выкликнули вслух, и его подхватила толпа, которую объединило общее возмущение. Миррон присмотрелась и поняла, что это правда.

Сквозь маску застывшей на лице крови под спутанными волосами, в сбившейся, разорванной и окровавленной одежде она все-таки узнала Элсу Геран. Элсу, которая всегда улыбалась, любила их и проповедовала истинное слово Божье. Послышались гневные крики, взметнулись кулаки. Вокруг людей на форуме натянули тетиву луков. Солдаты ордена вломились в толпу, раздавая пинки и удары, чтобы успокоить возмущение.

— И отчего вы пришли в ярость? — крикнула канцлер. — Эта женщина принесла обеты благочестия и преданности единственному Богу. И однако она не только отвернулась от ереси в ваших рядах, она приняла в ней активное участие. Вам следовало бы благодарить меня за то, что я разоблачила ее преступление и наказываю ее. Вы должны сохранять веру в вашего чтеца. Как вы можете верить той, кто повернулась спиной к Богу?

На форуме снова восстановилась тишина. Миррон, как и остальные, с тошнотворной уверенностью поняла, что никакой справедливости не будет. Не будет свидетельских показаний и слушаний. Именем Бога и с одобрения канцлера — той, кому прежде всего поручено оберегать всех, кто ходит по Его земле, — произойдет убийство. И на помосте перед испуганными плененными зрителями разыгрывается первая сцена отвратительного спектакля.

— Я хочу знать, ты о чем-нибудь спросила ее? — Голос Кессиана дрожал, но был полон страсти. — Ты хотела узнать правду или твоим головорезам просто нужно оправдание, чтобы избить неповинную женщину? Почему самые невежественные среди нас хотят вершить над нами суд? Почему ты, которой следовало бы искать новые дары Бога, так боишься их, что готова убивать Его людей, чтобы их спрятать?

Сердце Миррон запело при звуках его голоса, и на секунду она ощутила, как уходит смертный страх Вестфаллена. Однако все то время, пока он говорил, Коройен лениво шла к нему. Теперь она встала перед Кессианом. Отец Восхождения не дрогнул.

— Как красноречивы слова зла, — проговорила канцлер. — Как обольстительны твои речи, Ардол Кессиан, отец ереси. Неизменно те, кто стремится уничтожить Бога, прячут свои желания под одеждами праведности.

— Уничтожить? — На лице Кессиана отразился ужас — Вы не станете нас слушать, канцлер? Вы не захотите увидеть, что здесь сделано — и что все, кто в этом участвовал, в полной мере верят в святость Бога?

— Мне ничего не надо видеть. Я не смею на это смотреть.

— Вы не смеете на это смотреть потому, что боитесь увидеть правду.

Миррон ахнула. Эти слова произнесла Элса. Ее голос хрипел от боли, но она высоко подняла голову. Солдаты продолжали удерживать ее за руки. Коройен резко развернулась и зашагала обратно по возвышению, наставив на Элсу обвиняющий палец.

— Видите! — крикнула она толпе. — Видите, какое развращение умов приносит это зло? Когда-то чистый разум смущен. — Она схватила Элсу за подбородок. — Мне почти жаль тебя, девочка. Потому что это ты ничего не видишь. Мне нет нужды смотреть на твою истину. Я есть истина.

— Значит, вы слепы, — ответила Элса. — Потому что только слепой не смог бы увидеть веру и любовь, которые питают к Богу в этом городе.

Коройен отступила на шаг. Ее лицо застыло в гримасе презрения.

— Это оскорбление стало последней каплей! — заявила она. — Ты уже призналась в преступлениях, караемых смертью, после которой твой прах развеют демоны ветра. И теперь ты смеешь сомневаться в моей вере?

— Я только прошу вас увидеть.

— Это не мое зрение испортилось.

— Не позволяйте ей себя обмануть! — неожиданно выкрикнула Элса толпе — всем, кто мог ее слышать. — Не дайте ей убедить вас в том, что вы безбожники. Не позволяйте ей отвратить вас от…

Стремительно — так, что глаз едва успел уловить движение — канцлер схватила Элсу за волосы и оттянула ее голову назад. Ее одеяние взметнулось, и Миррон успела уловить серебряный отблеск, метнувшийся слева направо. А когда канцлер отступила назад, из горла Элсы била кровь, а одежды и руки Коройен были красными.

— Принеси мне воды, чтобы смыть эту дрянь, — сказала Фелис Коройен. — Приговор вынесен.

Тишина превратилась в бурю гнева. Все выкрикивали оскорбления. Слово «убийца» эхом отдавалось от колонн форума. Толпа снова вскипела, и солдаты ордена стали теснить ее, обнажив мечи и натянув луки. Кован и Ардуций удерживали Гориана, Оссакер цеплялся за Миррон, а та смотрела на возвышение молельни, где Ступеней отталкивали назад солдаты. Они махали руками и кричали, пытаясь пробиться к Элсе, чья жизнь уходила на глазах у всех. Солдаты отпустили ее, и она умерла.

Дженна ухватилась за отца Кессиана, который сипел, пытаясь говорить. Он прижимал левую руку к груди, словно испытывая боль. Его голос перекрыл утихающий шум, но он едва выговаривал слова, так трудно ему было дышать.

— Это не суд и не правосудие, — сказал Ардол Кессиан, хватая воздух ртом после каждого слова. — Это убийство, порожденное невежеством и страхом. Несмотря на все обвинения, которые ты против нас выдвинула, единственный человек здесь погиб от твоей руки.

Он замолчал и бессильно обмяк. Его поддерживали Дженна и теперь еще Виллем, который подхватил его с другой стороны. Они что-то шептали ему.

Болезненный ужас молнией пронзил Миррон, и все Восходящие рядом с ней напряглись. Коройен снова повернулась к Кессиану и шагала по помосту, словно актриса, играющая героическую роль.

— Я прекращу распространение зла, даже если для этого надо будет сжечь всех в этом городе! — провозгласила она.

— У тебя нет такой власти, — заявил Кессиан. Его лицо покраснело, черты исказила боль. — Где печать Адвокатуры?

— Я действую от лица Бога.

— Ты действуешь в своих интересах. Я не признаю тебя моим канцлером.

Коройен отвесила ему пощечину. Ардол Кессиан дернулся назад, а потом упал ничком. Дженна пронзительно закричала. На этот раз никто не пытался остановить Гориана. Они все побежали с ним, зная, что надо делать.

Дорогу им преградили два солдата. Воздух был жарким и сухим, линии энергии казались Миррон синевато-багровыми. Она впитала энергию, чувствуя, как та стремительно течет по ее жилам и накапливается, фокусируемая разумом. Девочка направила ее сквозь руки, сведя ладони вместе, чтобы замкнуть круг на себе. Перед ней Кован и Гориан растолкали детей, криком заставив их замолчать. В смятении и ярости Миррон развела ладони, так что пламя рванулось на волю. Оно ударило в шлемы и кирасы солдат, притянутое металлом, и сбило обоих с ног.

Восходящие мгновенно пробежали мимо них и помчались к молельне. Ветер ворвался на форум, поднимая тучу песка и пыли. Ардуций шел, расставив руки в стороны, управляя порывами ветра, которые слепили лучников, стоявших впереди. Стрелы выпустили, но они бессильно упали, сбитые ветром.

Те, кто находился на возвышении, с трудом удерживались на ногах. Гориан и Кован добрались до боковой лестницы. Кован схватился с воином ордена, легко отбил его выпад и ударил рукоятью меча в лицо противника, заставив его упасть. Гориан пробежал мимо, не обращая внимания на Веннегура и стремясь добраться до отца Кессиана и канцлера.

Миррон бежала за ним, и Оссакер тоже. Когда Кован приставил меч к шее канцлера, Ардуций прекратил ветер. Наступила тишина, в которой стал слышен топот приближающихся коней. Толпа ахнула, когда песок и пыль опустились, и наступила неопределенность. Миррон не представляла себе, что делать дальше. Она гадала, знает ли это хоть кто-то из них. Все Восходящие окружили Кессиана. Солдаты попятились. Она не знала, вызвано ли это страхом или смятением.

На них со всех сторон были направлены луки. Она обвела взглядом молельню. Коройен игнорировала приставленное к ней острие и взирала на них в полном ошеломлении. Веннегур уже положил руку на рукоять меча.

— Не надо, — посоветовал ему Кован. Он стоял позади канцлера, держа ее за плечо. — Убери руку и прикажи своим людям отойти. Я не хочу ей навредить — но я это сделаю. Если полетит хоть одна стрела…

— Успокойся, юноша, — сказал Веннегур. Его голос прозвучал слабо, взгляд вернулся к Восходящим, как и у канцлера. Он взмахнул руками вниз, и луки опустили. — Никому не нужно причинять вред.

— Твои слова запоздали, — сквозь зубы проговорил Гориан, который сидел, положив голову Кессиана себе на колени. Отец дышал, но слабо. Оссакер прижал руки к его груди, изо всех сил пытаясь помочь. — Ты уже навредил. Больше, чем можешь себе представить.

— Так вот вы наконец, — произнесла канцлер. Лицо ее побелело, и голос тоже дрожал. — Те, кто хочет свергнуть Бога и владеть нами. Эта демонстрация только подтвердила вашу вину. Это мерзость. Страшная, ужасающая мерзость. И я растопчу ее. Здесь и сейчас.

Топот стал громче, и Веннегур подобрался.

— Что ты будешь делать теперь? — спросил он, обращаясь к Ковану. — Нас сотня. И ты слышишь, что приближаются другие. У тебя всего один меч и те, кто может создать ураган вопреки всякому разуму и вере. Ты не можешь победить. Положи его, парень. Пусть будет сделано то, что необходимо сделать.

— Вы все умрете, прежде чем я позволю вам повредить еще кому-то из нас! — объявил Гориан.

— И продемонстрируешь свою порочность всем присутствующим, — напомнила канцлер.

— Я защищаю своих, — отрезал он. — Вы даже не представляете себе, что я могу сделать.

Кессиан поднял руку и сжал пальцы Гориана. Его глаза открылись, и Миррон почувствовала облегчение. Однако оно было мимолетным. Слезы выступили на глазах Оссакера и потекли по щекам.

— Не делай этого, Гориан, — прошептал Кессиан. — Ради меня, не делай этого. Не давай им повода, который они хотят получить. Помощь близка.

— Ради тебя, отец, — откликнулся Гориан, кивая. Его голос начал срываться. — Но только ради тебя.

— Молодец, — прошептал старик. — Молодец. Помни свое предназначение.

Его рука бессильно упала, глаза закрылись. И все Восходящие почувствовали серость, сменяющуюся чернотой. Гаснущие линии. Конец благословенной жизни.

— Нет! — выкрикнула Миррон. — НЕТ!!!

Она уткнулась головой в грудь Дженны и зарыдала. Весь ее мир расползался на части. Девочка слышала крики вокруг. Голос Кована — сильный и ровный. Гориан неистовствовал и обвинял. Ардуций пытался всех примирить, но замолк, подавившись рыданиями. А потом снова пришел ветер. Гром расколол небо, потемневшее от туч. Раздался топот бегущих ног. Звон скрестившихся мечей — и один голос, властно требующий порядка.

ГЛАВА 38

848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Васселис понимал, что должен сдерживать себя и своих солдат. Стремительно скача от озера, где он спрятал Нетту, маршал привел с собой всего десять человек. Приближаясь к городу, Васселис увидел на форуме толпу и понял, что в Вестфаллен явился орден. Насильственное собрание для отречения являлось его излюбленным методом. Как именно им удалось узнать про Восходящих, предстояло выяснить позже.

Мчась галопом к форуму и молельне, он разделил отряд, чтобы захватить обе лестницы. У каждой стояло по три солдата. Маршал направился к правой. Стрелы сбили двоих, и он спрыгнул с коня, чтобы схватиться с третьим, обнажив кавалерийский клинок.

— Брось оружие! — приказал Васселис.

С помоста над ним раздались резкие слова. А потом их сменил горестный вопль. Воин ордена решительно преграждал ему путь. Васселис ударил, их клинки встретились. Он отвел меч противника вправо и нанес удар левым кулаком, почувствовав, как перчатка со стальными накладками крушит скулу. Мужчина рухнул на спину. Васселис вонзил меч ему в живот, перепрыгнул через скорчившееся тело и взбежал по ступеням.

Маршал шагнул на помост. Его сын — его сын! — приставил меч к горлу канцлера. Хорст Веннегур стоял рядом, напряженно выпрямившись. На другой стороне молельни Ступени и Восходящие сгрудились в одном месте. Там кричали и плакали, а на лице Гориана он увидел бешеную ярость. На небе собиралась грозовая туча. Жители Вестфаллена на форуме радостными криками приветствовали его появление.

— Я требую порядка! — взревел маршал. — Я требую порядка!

Небо начало расчищаться, ветер стих. Теперь Васселис слышал только горестный плач. Он направился к канцлеру, роняя капли крови с кончика меча. Его люди оттеснили от молельни солдат ордена, разоружили их и защищали теперь Ступени и Восходящих.

— Сними перевязь с мечом, Хорст. Я не хочу обагрять мой клинок и твоей кровью, — сказал Васселис. — И прикажи своим людям уйти. Вы все уезжаете.

Веннегур наклонил голову и взялся за перевязь. Васселис встал перед канцлером и увидел за ее гордой миной страх. Не страх за свою жизнь, а страх перед тем, что она только что видела.

— Все в порядке, Кован. Ты можешь успокоиться. Не могу передать, как я тобой горжусь.

— Ты вовлек в это и своего сына, — сказала Коройен. — Неужели твой эгоизм не знает границ?

Васселис смотрел, как его сын убирает меч и отходит, чтобы встать рядом с Восходящими. Он сегодня стал мужчиной. В каком-то смысле это было прорывом — не менее важным, чем у тех, кого он сегодня оберегал. Перед лицом такой агрессии и жестокости! В другое время Васселис бы обрадовался. Но только не сегодня.

— Кован, сейчас они под твоей защитой. Уведи их. Ты знаешь, что надо делать.

— Они убили отца Кессиана! — выкрикнул Гориан.

— И на этом все закончится, — ответил Васселис, хотя сердце его разбилось. — Уходите. Пока есть возможность. Теперь вам опасно тут оставаться.

— Им далеко не уйти! — прокаркала Коройен. — Мы знаем их лица. Их глаза — свидетельство их вины. И ты сгоришь с ними, маршал. Твое время почти закончилось.

— На твоем месте я не сказал бы больше ни слова, Фелис. Ты принесла достаточно горя за один день.

Маршал-защитник посмотрел налево и увидел Элсу, которая лежала в луже собственной крови. Ее волосы шевелил ветер. А справа лежал неподвижный, мертвый Кессиан.

— Я здесь для того…

— Молчать! — Васселис вложил все бешенство в одно слово. — Если у тебя нет печати Адвоката, то ты не имеешь права вершить здесь суд. Это моя страна, и это мои люди. И я без колебаний зарублю каждого, кто им угрожает.

Приветственные крики у него за спиной были громкими и долгими. Маршал кивнул, но не стал оборачиваться. Вместо этого он приблизился к Коройен.

— Фелис, ты можешь настаивать на своем, если хочешь, и я подвергну тебя унижению в присутствии этих невинных и законопослушных горожан. Или ты можешь уехать немедленно, и позднее мы оба предстанем перед Адвокатом, чтобы объяснить свои действия. Что ты выбираешь? В любом случае Восходящие уйдут отсюда невредимыми.

Коройен посмотрела на Восходящих, которых силой оторвали от тела Ардола Кессиана. Она холодно улыбнулась.

— Вы — еретики, и вы сгорите, — пообещала она. — Интересно, сколько человек у тебя здесь?

— Будь ты проклята, Фелис. Будь проклят твой прах и предан ветру! — Васселис повернулся. — Давай, Кован! Беги!

* * *

Ардуций едва мог видеть из-за слез, туманивших ему глаза. Его поставил на ноги один из солдат Васселиса, а потом его, остальных Восходящих и Ступеней потащили с помоста. Стрелы полетели с краев форума, ударяясь о камни и со свистом проносясь над головой. Только Дженна осталась с отцом Кессианом, чье тело лежало на каменном возвышении под жаркими лучами солнца. Крики Миррон, когда ее отрывали от тела и стремительно уводили, навсегда останутся в его душе. Ардуций не представлял себе, что стало с маршалом Васселисом.

Воздух переполнился криками и злобой. Он и остальные оказались в центре скопления стремительно бегущих ног и машущих рук. Люди Васселиса бежали впереди и сзади. Эстер, Меера и Гвитен спасались вместе с ними, а Виллем и Андреас, слишком старые, чтобы выдержать такой темп, постарались найти какое-то укрытие. Но пока не они были мишенью.

Воины ордена разорвали кольцо вокруг форума и пытались пробиться сквозь толпу, которая повсюду преграждала им путь. Кован увлек Восходящих по одному из проходов, а потом по узкой улице, ведущей вдоль форума к берегу моря. Он бежал стремительно, в сопровождении воинов отца. Гориан почти не отставал от него.

Оссакеру приходилось трудно: он не мог сосредоточиться на линиях, которые помогали бы ему бежать. Мальчика поддерживал один из солдат, рука в латной перчатке сгребала сзади его тунику и каждый раз дергала вверх, не давая упасть на землю. То же самое происходило с Миррон. Она несколько раз споткнулась, и один из солдат забросил ее себе на плечо. Девочка посмотрела назад, на Ардуция, ее потрясенное лицо заливали слезы.

— Я здесь, Миррон, — с трудом выговорил он. — Я здесь.

Но ему показалось, что девочка не услышала.

Их преследовали. Орден устроил за ними погоню. Стрела ударила в стену дома слева от них.

— Быстрее! — крикнул один из солдат. — Не оглядывайтесь!

Трое мужчин выбежали на улицу впереди них. Снова полетели стрелы. Одна попала кому-то из солдат в лицо. Он покачнулся и налетел на стену слева. Кован и второй солдат стремительно атаковали солдат ордена. Оба держали гладиусы двумя руками. Ардуций едва мог воспринимать то, что происходило прямо перед ним.

Кован не колебался. Его клинок метнулся вниз и наискосок, и лучник упал с огромной дырой в легком кавалерийском доспехе. Солдат Васселиса отбил клинок врага и ударил его в шею. Кровь фонтаном взвилась к благословенному Богом небу и обрызгала бегущему Ардуцию лицо. Ему пришлось перепрыгнуть через тело, которое еще продолжало шевелиться, расставаясь с жизнью. Третий противник выпустил еще одну стрелу, она прошла мимо цели. Кован рубанул его по рукам. Мужчина взвыл и упал. Его мучительный вопль пронзил Ардуция. Он ощутил всплеск энергии, с помощью которой тело солдата пыталось компенсировать ранение. Улица окрасилась кровью.

Ардуций тяжело дышал. На бегу он утирал лицо. Сзади снова прилетели стрелы, но прошли над головами: лучники пытались стрелять не останавливаясь. Но замедлить бег или передохнуть было нельзя. Рев толпы на форуме долетал и сюда, лишь немного приглушенный каменными стенами. В ушах грохотал топот сапог по брусчатке. Все требовало его внимания, а Ардуций едва справлялся с тем, чтобы передвигать ноги!

Улица закончилась, и они оказались на открытом пространстве, которое вело к гавани, берегу и открытому морю. Рядом с ними бежали яростно лаявшие собаки, справа — какие-то люди. Воины ордена, люди Васселиса и простые горожане. Направление, которое выбрали Восходящие, стало понятно с самого начала — это был их единственный шанс спастись бегством.

Стрелы продолжали лететь, а вот солдаты Васселиса, прикрывавшие их сзади, остановились. Криками подгоняя Восходящих вперед, они повернулись и бросились навстречу лучникам ордена. Ардуций мог смотреть только прямо перед собой. Готовая к отплытию яхта Кована покачивалась на воде. Пять лучников Васселиса дугой расположились вокруг нее, сгибая луки и выпуская стрелы.

Ардуций пытался не смотреть назад, но не сумел с собой справиться. Сколько воинов ордена преследовало их! Они миновали последние дома с дальней стороны форума и мчались по грубой порыжевшей траве, которая отделяла город от берега. За ними бежали разъяренные горожане.

Кован вывел их на бетон причала, направляясь к яхте. Но они не успеют туда первыми.

— В воду! — крикнул Ардуций. — Восходящие, за мной! Кован, ты должен будешь подобрать нас подальше от берега.

Он увидел, как Кован кивнул и сделал знак своим людям следовать за ним. Миррон поставили на землю, Оссакера отпустили. Солдаты повернулись и побежали за Кованом. Ступени окружили Восходящих.

— У нас мало времени, — выдохнула Эстер.

Лицо ее сморщилось от горя и напряжения, которого потребовал бег.

— Вам надо ехать с нами, — выпалил Гориан.

— Мы не можем, — ответила Меера, обхватывая сына руками. — Вам надо скрыться. С нами все будет в порядке, маршал нас защитит.

— Я не хочу уезжать! — заплакал Оссакер. — Пожалуйста, не заставляйте меня!

— Это не навсегда, — утешила его Эстер. — Вы очень скоро вернетесь.

— Я не поеду, — заявила Миррон. — Я вас не брошу. Никого из вас.

Стрела отскочила от земли — слишком близко от них. Звон скрещивающихся мечей разносился над водой. Ступени встали вокруг Восходящих. Гвитен крепко обняла Миррон.

— Это слишком опасно, — сказала она. — Ну же, юная дама, мы беседовали об этом. Мы знали, что это может случиться.

Ардуций чувствовал тот же страх, что отражался на их лицах. Но сейчас им нельзя оставаться здесь. Это совершенно очевидно.

Эстер оглянулась и хлопнула в ладоши.

— Ну же, идите. Ардуций, присматривай за ними. Гориан, держи себя в руках. Миррон, помни, к чему лежит твое сердце. Оссакер, все можно излечить. А теперь идите. Мы заслоним вас.

Ардуций кивнул, сбросил сандалии и повел Восходящих в воды бухты, быстро скрываясь из виду.

* * *

Кован не оборачивался. Его яхта казалась невообразимо далекой, а враги приближались. Он бежал вдоль причальной стенки в сопровождении трех солдат. Лучники, охранявшие яхту, продолжали стрелять, но их стрелы падали слишком близко: они опасались попасть в невинных граждан.

— Мечи и щиты! — выкрикнул Кован.

Его люди впереди услышали. Они бросили на землю луки, подняли из песка прямоугольные щиты и обнажили гладиусы. Солдаты встали у кормы яхты, а слуги Васселисов зашли в воду к носу, придерживая яхту у берега и готовясь ее оттолкнуть.

По крайней мере шесть воинов ордена сильно опередили главную группу врагов и союзников. Орденцы должны были успеть к яхте раньше Кована. Позади них еще двое приостановились, чтобы выпустить стрелы. Одного ударом в затылок свалил крепкий вестфалленский фермер. Второго поглотила толпа, в которой раздались пугающе радостные крики.

Кован почувствовал, как под ногами у него захрустел песок.

— Когда я отплыву, постарайтесь как можно быстрее прекратить бой. Крови уже слишком много.

— Да, господин.

Орденцы добрались до яхты. На локте у каждого был круглый щит, в руке — кавалерийский меч. Защитники напряглись, укрывшись за щитами, чтобы принять первые удары. Мечи обрушились на щиты. Через мгновение щиты резко рванулись вперед и раздвинулись, заставляя противников отступить и освобождая пространство для колющего удара. Клинки гладиусов сделали выпад, но ни один не нашел плоти.

— Оттесняйте их! — крикнул Кован.

Но с дальней стороны бухты от Дома Масок подбегали новые воины, которых никто не задерживал.

— Слева, слева! — крикнул один из солдат, бежавших с Кованом.

Но солдаты у яхты его не услышали, поглощенные боем. Оставалось только молиться, чтобы стрелы прошли мимо цели. Кован был всего в двадцати ярдах от яхты и сам представлял мишень. Он увидел, как враги остановились, прицелились и выстрелили. Полдюжины стрел стремительно пронеслись по ясному синему небу. Кован услыхал, что бормочет: «Мимо, мимо!»

Одна стрела нашла цель, попав солдату в шею. Он свалился на землю, столкнувшись с соседом. Трое орденцев мгновенно прорвались между ними и оказались среди слуг вокруг яхты. Те попятились от воинов, поднимая руки в знак того, что сдаются. Их зарубили прямо в полосе прилива, кровь окрасила воду.

— Нет! — закричал Кован и тихо добавил: — Они же были безоружны! Безоружны!

Он резко остановился: потрясение на миг завладело им целиком. Но солдаты его отца не дрогнули. Они бросились в атаку, и Кован проводил их взглядом, желая смерти врагам. Воздаяния. Отмщения. Его тошнило.

Один из его людей с ревом перепрыгнул через форштевень яхты и, держа меч обеими руками, рубанул застигнутого врасплох врага. Клинок вонзился глубоко в бедро противника, и тот боком упал в воду, подняв тучу брызг. Второй солдат ордена отвел удар круглым щитом, но потерял равновесие, поскользнувшись на влажном песке. Следующий удар прошел под его щитом, вонзившись снизу вверх под ребра. Третий солдат повернулся и побежал.

У кормы яхты защитники без труда удерживали противников. Кован насмотрелся достаточно, он вдруг почувствовал, что с трудом сдерживает слезы. По чистой синей воде расплывались темные пятна, лицами вниз плавали трупы. Он подбежал сбоку к одному из воинов ордена и сбил его с ног.

— Хватит! — Кован встал между сражающимися. — Довольно!

Слова давались ему с трудом, он задыхался. Один из воинов ордена поднял конец меча. Люди Кована моментально встали по обе стороны от него.

— Уберите мечи, — приказал Кован. — Они ушли, а мне вы не помешаете увести эту яхту.

— Ты сгоришь, еретик, — заявил один из воинов. — И твой отец тебе не поможет, потому что он будет на соседнем костре.

— Проявляй почтение к господину Васселису! — огрызнулся кто-то из солдат.

Кован покачал головой. Вырвавшаяся из города толпа стала распадаться. Отряды людей его отца бежали, чтобы вступить в бой с более крупными группами воинов ордена. Гнев горожан начал стихать, и представители городских властей призывали их остановиться и уводили обратно. А со стороны форума прозвучали горны. Две раздельные ноты.

— Задержите их, пока я буду отчаливать, — велел Кован. Яхта дрейфовала и повернулась боком к берегу, покачиваясь на слабых волнах. Он вошел в воду, развернул нос к морю и содрогнулся, когда по его ноге скользнула рука мертвеца. Стараясь не смотреть на кровь, расплывшуюся в воде, Кован прошел к корме и забрался на борт. Схватив полотнище главного паруса, он расправил его и закрепил на мачте. Вторая его рука лежала на румпеле. Яхта отошла от берега. Кован Васселис посмотрел на Вестфаллен, гадая, увидит ли когда-нибудь еще город и родителей. Стараясь не терять присутствия духа, он вышел в бухту, высматривая Восходящих.

* * *

Васселис и трое его людей держали канцлера и Веннегура под стражей, пока не прозвучали горны, отозвавшие оба отряда. Маршал-защитник слушал, как панический шум постепенно стихает, сменяясь бессильным гневом и горем. Форум больше походил на поле боя, чем на торговую площадь в день соластро. Васселис до сих пор с трудом верил собственным глазам.

Он насчитал на земле двадцать тел. Почти всеми кто-то занимался. Два принадлежали воинам ордена, убитым в кратком безумии, охватившем площадь, когда Восходящие обратились в бегство. Но остальные были обычными горожанами, оказавшимися в неудачном месте в неудачное время, когда на толпу обрушились стрелы и удары клинков.

— Мне надо посмотреть, нельзя ли им помочь.

Этот голос обжег сердце маршала. Невыразительный, потерянный и ужасно одинокий. Дженна Кессиан. Васселис поглядел на нее. Она стояла, поддерживаемая одним из его солдат. Женщина вытирала руки о бока туники и смотрела на него, словно умоляя о помощи, которую никто не мог ей оказать.

— Ими займутся хирурги, Дженна. Пожалуйста, позволь нам помочь тебе. И Ардолу.

Она кивнула, было видно, как из нее уходят силы. Дженна покачнулась, и солдат притянул ее к себе, удерживая на ногах.

— Доставьте ее и отца Кессиана в Дом Масок. Найдите чтеца-мирянина и организуйте службу.

— Да, маршал.

Канцлер презрительно фыркнула. Васселис резко повернулся к ней.

— Ты что-то хотела сказать, канцлер?

— Он осквернит Дом своим присутствием. Как и вы все.

На мгновение Васселису захотелось убить ее на месте. Она увидела, как дернулась к оружию его рука.

— Нет, — сказал маршал не столько ей, сколько себе. — Иначе я стану обычным убийцей, как ты. — Он кивком указал на Кессиана. — Все во имя Бога? Ты убила его, так же верно, как если б вонзила ему нож в сердце. Я любил этого человека. Они с Дженной — мои самые давние друзья. Я могу назвать имя каждого человека, лежащего на земле форума. Это были мирные, верующие люди. — Его голос сорвался на крик. — Что ты наделала?

Коройен воззрилась на него, как на идиота.

— Я разоблачала ересь и вершила правосудие, — заявила она.

— Ты недостойна даже употреблять слово «правосудие». — Васселис тряхнул головой, пытаясь овладеть кипевшими в нем чувствами. Кессиан с одной стороны, Элса Геран с другой. Оба мертвы. — Хочешь, чтобы я провел тебя по форуму? Показать тебе тундаррского торговца тканями, который лежит там мертвый?

— Иногда и невиновные умирают ради общего блага.

— Да проклянет тебя твой Бог, канцлер Коройен, кто бы он ни был. Здесь все невиновны.

— Нет, маршал, отнюдь нет. И я выясняла правду путем исповедей и молитв, пока ты не вмешался. Вся эта кровь — на твоих руках. Ты должен был находиться в Кирандоне, завершая последние дела своего правления.

— Да, ты не ожидала меня здесь увидеть, верно? Тебе пора бы знать, что я слежу за тем, чтобы твои шпионы не знали всех моих планов. Знаешь, что мне противнее всего? То, что ты считаешь, будто тебе все это сойдет с рук. У тебя нет мандата от Адвоката. Твои действия незаконны, и все твои утверждения насчет святости ордена на этот раз тебя не спасут. Я бы сам арестовал тебя, но тебе будет интересно услышать, что капитан Арков направляется сюда с двумя сотнями левимов и дворцовых гвардейцев, так что я смогу передать тебя и твоих головорезов ему, верно? Он должен появиться здесь уже сегодня.

Коройен рассмеялась.

— Как плохо ты разбираешься в действиях Адвокатуры, маршал Васселис! Он приезжает не для того, чтобы защитить тебя от меня. Он будет здесь для того, чтобы тебя арестовать. Я просто приехала сюдараньше его. Я одержу верх.

И по глазам канцлера Васселис увидел, что впервые за все время их разговора она говорит правду.

ГЛАВА 39

848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Оссакер и Миррон никак не могли перестать плакать. Жаркие лучи солнца быстро высушили их после того, как они влезли на яхту Кована, но они дрожали всем телом. Ардуций обнимал Оссакера, Гориан обнимал Миррон, и они смотрели то друг на друга, то на исчезающий вдали Вестфаллен. Слова благодарности и утешения, произнесенные после благополучного появления Восходящих из воды, прозвучали, и потом воцарилось молчание. Теперь тишину нарушали только рыдания, плеск волн о корпус яхты и гул ветра в туго натянутом парусе.

Кован не вмешивался. Ему казалось, что он так же бледен и испуган, как и все. Груз неожиданно упавшей на него ответственности оказался весьма ощутимым, и он смотрел на Восходящих в некотором замешательстве. Однако рука юноши по-прежнему уверенно лежала на румпеле, направляя яхту в центр бухты, к проливу, который соединял ее с океаном. Где-то там их ждала галера. Она постоянно дежурила в море именно на этот случай, а также для защиты залива Генастро. На галере не знают о приближении Восходящих.

Восходящие прятались у водопада Генастро, пока не ощутили, что яхта Кована движется по поверхности бухты. Гориан к тому же подозвал к ним дельфина, и тот по-прежнему плыл рядом, следя за ними одним глазом и тревожно посвистывая.

Впереди на сотни футов вздымались в воздух скалы, окружавшие пролив, темные и величественные. Морские птицы кружили высоко в небе, а ветер, сдерживаемый крутыми берегами, усиливался и быстро нес их дальше. Позади в гавань спешили рыбацкий флот и Йен Шалк. Они не знали о том, что случилось с городом, пока не встретили одинокую яхту. Рыбаки оставили Восходящим еду, воду и лишнюю одежду и, полные гнева, поспешно отправились дальше. Йен Шалк рассталась с ними очень неохотно. Ее наивные надежды на лучшее, как и их собственные, стремительно таяли. В одном ялике лежал кусок роскошного цветного коралла, который Йен нашла для отца Кессиана. И теперь он пригодится лишь для того, чтобы украсить его могилу.

Оссакер пошевелился под его рукой, и Ардуций перевел взгляд на друга. Залитое слезами лицо искажали непонимание и мука. У Ардуция защемило сердце. Смерть отца пробила в его теле ужасную брешь, но для Оссакера это должно быть еще больнее. Его ладони прикасались к отцу, когда тот ушел.

— Почему я не смог его спасти? Я пытался пропустить через него мою энергию, но она в него не текла!

— Никто не смог бы ничего сделать, — сказал Ардуций.

— У него вокруг сердца все было серое! — прорыдал Оссакер. — И я чувствовал, как он уходит. Я пытался его остановить и не смог. Я не смог!

Ардуций крепко обнял Оссакера. Он чувствовал себя беспомощным. Больше всего ему хотелось выплакаться, но он должен был оставаться сильным.

— Ты не виноват, Оссакер, — сказал Гориан.

Ардуций содрогнулся. Это были первые слова, произнесенные Горианом, и таким холодным и бесстрастным голосом! Миррон тоже это почувствовала и повернула голову.

— Теперь мы знаем, кто наши настоящие враги, — продолжил Гориан. — Это все, кто поклоняется Всеведущему.

— Полно, Гориан, это неправда, — возразил Ардуций.

— Да неужели? Я не говорю об Элсе, Ступенях или маршале. Но мы уже не живем в Вестфаллене. А миру за его пределами мы не нравимся. — Гориан обвел их взглядом, но не увидел той реакции, на которую рассчитывал. Он повысил голос. — Вы что, тупые? Канцлер лично приехала проследить, чтобы нас сожгли. Она взяла с собой сто воинов. Какие еще доказательства вам нужны? Нам повезло, что мы остались живы, и мы сможем выжить и дальше, если будем считать, что все, кого мы встречаем, — наши враги. Наверное, в безбожном Царде мы нашли бы больше друзей.

Ардуций уставился на дно лодки.

— Вы их видели, — уже спокойнее сказал Гориан. — Воинов и канцлера на форуме. Их напугало то, что мы сделали. Ветер, волна жара. Новости распространяются быстро. Маршал повторяет это всякий раз, когда приезжает поговорить с нами. Скоро все будут знать про нас. Все будут знать про наши глаза. И они тоже будут нас бояться, потому что орден скажет им, что мы — зло, а они поверят ордену. А вы ведь знаете, что люди делают с теми вещами, которых боятся, правильно?

После общего молчания, подала голос Миррон.

— Они их уничтожают, — прошептала она.

— Я с вами, — вмешался Кован. — Никто не обидит вас, если я смогу этому помешать.

— Тебе их не остановить, — беззлобно возразил Гориан. — Никто не сможет их остановить.

— Я отвезу вас в безопасное место, — пообещал Кован. — Клянусь.

— А что потом? — Гориан возмущенно вскинул руки. — Что произойдет, когда орден разыщет нас в Гестерне, или Сирране, или еще где-то? Там, где, по-твоему, мы должны находиться? Каков тогда будет план твоего отца? Чтобы мы на всю жизнь стали беглецами, не имея дома и постоянно опасаясь, что нас поймают и сожгут?

— Сначала надо спрятать вас в безопасном месте, потом заняться тем, чтобы убедить людей, что вы — не зло, — ответил Кован.

— Как? — Вопрос Миррон превратился в крик. — Как?! Им отравят разум, и они все будут желать нашей смерти.

— Мы потеряли все, что у нас было, — сказал Оссакер. Его голос ледышкой скользнул по сердцу Восходящих, несмотря на дневную жару. — Мы никогда не сможем вернуться домой, мы никогда больше не увидим наших друзей и родных.

Ардуций почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Он был связан со всем, что его окружало: с морем, ветром, энергией, растворенной в воздухе, со всеми живыми существами. Но он чувствовал себя отрезанным от мира и безнадежно одиноким.

— Все будет не так, — возразил Кован. — Ступени уцелеют. Есть уже следующее поколение с потенциалом Восхождения. А мой отец имеет власть и влияние. Он будет говорить с людьми. Он заставит их понять.

Гориан фыркнул.

— Ты ничего не понимаешь. — Он гневно махнул рукой в сторону Вестфаллена. — Может быть, все это сейчас уже горит. Может, твой отец мертв. Может, мы единственные Восходящие, которым суждено появиться на свете.

— Нужно надеяться. Нужно верить в тех, кого мы оставили позади.

— Нет, — возразил Гориан, и его голос обрел ледяную твердость. — Нам надо считать, что мы — последние, кто остался. Это единственный безопасный путь. А ты, Кован, сын Арвана Васселиса, становишься защитником четырех самых важных людей в мире. Мы уникальны. Позаботься о том, чтобы с нами ничего не случилось, ладно?

Ардуций посмотрел на Кована. Тот сжал пальцы на румпеле и устремил взгляд на пролив. Он качал головой и беззвучно двигал губами, стараясь разобраться с путаницей в мыслях.

— Все станет не так страшно, когда мы окажемся на корабле, — сказал Кован и снова превратился в семнадцатилетнего сына Васселиса, а не в воина, который их спас. — Они будут знать, что делать. Мой отец наверняка отдал им приказы, так что все будет в порядке. — Он перевел взгляд на Миррон. — Вы увидите. Все будет в порядке.

Миррон уткнулась лицом Гориану в грудь и расплакалась. Ардуций сосредоточил взгляд на горизонте и подумал, как бы ему хотелось не родиться Восходящим.

* * *

Маршал Томал Юран стоял на стенах Харога. Ворота еще оставались открытыми, и унылый поток беженцев не иссякал. За стенами их направляли в парки и на склады, где были устроены временные лагеря и кухни. Других вели к всевозможным судам для перевозки вниз по реке Тил, которая текла на юго-запад, туда, где находился Бискар — главный порт Атрески на Тирронском море.

За отпущенные ему пять дней Юран сделал все, что было в его силах. Меган уехала с посланием к Адвокату. Сигнальные огни зажгли по всей Атреске, оповещая население о вторжении. Почтовых птиц отправили на север, в Госланд, и на юг, в Гестерн и Эсторр. Конные гонцы и вестники на судах развезли те же сообщения.

Его военные командиры подтвердили, что большая часть оборонительных сил страны рассредоточена вдоль границы с Цардом, а резервы стоят лагерем на центральных равнинах. По облаку пыли в жарком небе соластро стало ясно, что первый эшелон обороны не остановил врага. А последние данные разведки сообщали, что пять сотен степной кавалерии приближаются к городу — видимо, чтобы потребовать его сдачи.

Маршал-защитник стянул сюда всех легионеров, каких ему удалось найти, чтобы оборонять столицу и озерный край на юго-востоке, прилегающий к реке Тил. Это единственный путь к отступлению, единственная линия снабжения, которую возможно было отстоять, и он намеревался заставить врага дорого заплатить за их сдачу. Взять штурмом Харог не просто, в чем десять лет назад убедились стратеги Конкорда. Так будет и на этот раз. В распоряжении Юрана семь тысяч легионеров в двух неполных легионах. При определенной отваге, удаче и умениях они смогут продержаться до подхода подкреплений из дальних районов Атрески, а также из Нератарна и Эстории, Фаскара и Аварна.

Однако маршал был вовсе не уверен, что действительно готов противостоять армии, численность которой, по его сведениям, превышала тридцать тысяч. Госланду придется иметь дело с армией примерно такого же размера, которая, судя по всему, пройдет мимо сил Дел Аглиоса. Гестерн — при условии, что Джорганеш устоял, — останется немного времени, чтобы собрать достаточно сил для защиты.

В городе царила паника. Продукты выдавали в ограниченном количестве, места, где можно переночевать, ценились на вес золота. И хотя некоторые беженцы сумели захватить с собой немалую часть имущества, те, кто подходил к городу сейчас, явно не имели при себе ничего, кроме того, что на них надето. Как он сможет обо всех позаботиться? Повсюду восстанавливались или устраивались старые алтари — жители Атрески искали помощи у старых богов и духов. Куда бы ни падал взгляд, обычаи и правила Конкорда отвергали.

— Смотри, что дала нам ваша политика! — сказал маршал эсторийскому консулу Сафинну, который стоял рядом с ним.

Консул вырядился в официальную тогу с зелеными полосами Конкорда и ради добропорядочных жителей Харога старался держаться гордо. Но под внешним лоском Юран ощущал его страх. Как и все высокопоставленные чиновники Конкорда и горстка сборщиков, задержавшихся в городе, консул боялся. Юран не позволил никому из них покинуть город, пока конфликт так или иначе не разрешится.

— Тебе нечего мне сказать, да? — Маршал тихо засмеялся и покачал головой. Ему было жарко в начищенных доспехах и шлеме с плюмажем, но теперь он повсюду появлялся в них. И будет появляться, пока битва не закончится. — И ты не можешь отрицать того, что видит каждый житель моего города, и чего боится каждый беженец, спешащий попасть за ворота. Забудь о горстке всадников, которые уже близко. Под той громадной тучей пыли на горизонте двигаются десятки тысяч цардитских пехотинцев и кавалеристов. Ты только задумайся, Сафинн: твои правители в Эсторре еще даже не знают о том, что в их страну вторглись! И не будут знать, пока до них не долетят мои почтовые птицы. Они будут сидеть, пить вино и радоваться своей удаче, пока мы с тобой будем умирать на этих стенах. Неуютно, правда? И где теперь твоя уверенность в вашей мощи?

— Легионы Гестериса соберутся и перегруппируются. Они были рассеяны, а не уничтожены, и цардиты весьма наивны, если решили, что им удалось сломить Конкорд с помощью одной единственной победы. Удерживай свои стены, маршал, — и помощь придет отовсюду.

Юран воззрился на консула, чей взгляд был прикован к приближающейся туче пыли, и покачал головой.

— Как эта туча закрывает солнце, так ты закрываешь глаза на действительность! Неужели ты не слышал слова легионеров, которые ковыляли через наши ворота, окровавленные и побитые? Да, они, конечно, были рассеяны. И в большом количестве взяты в плен. Сколько осталось таких, кому хватило воли и ума, чтобы переформировать силы и вновь вступить в бой с противником, который нанес им решительное поражение? Ты ни разу не выдерживал гнета боя и уж точно не изведал разрушительной горечи разгрома. Я все это знал. И мне понадобились годы на то, чтобы восстановить мужество и стоять так, как я стою сейчас. Ты глупец, Сафинн. Ты родился глупцом и глупцом умрешь. Смотри и учись.

Когда солнце достигло зенита и жара стала почти невыносимой, Юран перешел в тень, которую отбрасывала надвратная башня. Мужчины, женщины, дети и раненые солдаты продолжали вливаться в ворота. Его городское ополчение и Первая ала Харога, Каменные Воины, направляли их при подходе.

Уже совсем близко, всего в часе пути, двигалась кавалерия Царда. На флангах их сопровождала его собственная кавалерия: как и ожидал Юран, отряд ехал под флагом переговоров. Маршал отдал приказ направлять беженцев к восточным воротам и почувствовал надежный басовитый гул, когда у него под ногами закрылись громадные железные створки и с грохотом встала на место решетка.

Он дал сигнал поднять собственный флаг для переговоров на флагштоке надвратной башни и вышел на балкон, над которым растянули навес, чтобы не так пекло. Как это было нелепо! Балкон украшала затейливая резьба, изображавшая празднование победы после присоединения Атрески к Конкорду. Он был задуман как трибуна для приветствия важных персон и союзников, прибывающих из других частей империи. А сейчас на нем стоял маршал-защитник, ожидая приближения авангарда армии захватчиков, которые позаботятся о том, чтобы обрушить это сооружение на землю.

Лучники выстроились над воротами и цепью растянулись по стенам. С башен, установленных на стенах с интервалами в триста футов, смотрели баллисты, онагры и скорпионы — двухплечевые устройства для метания копий, уже наведенные и готовые к выстрелу. Никто не начнет стрельбы без личного приказа маршала. Юран знал цардитов. Скорее всего, те устроят какую-нибудь демонстрацию своего превосходства. Но он не поддастся на провокацию, и его артиллеристы и лучники прекрасно знают, во что им обойдется самовольный выстрел.

— Ты ни разу не видел врага вблизи, так ведь, Сафинн? — Юран ощутил вкус к оскорблениям, которого раньше за собой не знал. — Я чую твой страх. Как дерьмо, воняющее под солнцем. Некуда бежать, да? Остается только встретить врага и победить его или молить Бога о даровании быстрой смерти. Ты задумывался, что сделают цардиты с посланцами своего смертельного врага? Мне надо показать тебе шрам у меня на спине. Рану нанес тот самый гладиус, который я сейчас ношу на поясе. Дюймом ниже — и я бы здесь не стоял. — Он выдохнул прямо в лицо консулу. — Ее нанес эсториец, который собирался вырезать мне почки.

— Что ты пытаешься мне объяснить? — спросил Сафинн, у которого уже тряслись поджилки.

— Что твои дни уюта и роскоши давным-давно миновали. Что тебе придется стать тем человеком, за которого тебя принимала твой Адвокат. Я здесь маршал-защитник, но ты — старший представитель Адвокатуры. У тебя хватит духа встретить врага так, как это сделал я десять лет назад? И готов ли ты заплатить максимальную цену, как я когда-то?

— Я сделаю то, чего ждет мой Адвокат.

— Очень скоро мы это увидим, правда?

Степная кавалерия Царда подъехала к городу в строгом порядке и встала красивым строем, который Юран оценил по достоинству. Он уже давно не видел степной кавалерии. Их умения явно не стали хуже. В результате шестеро всадников в центре оказались там, откуда можно было перекрикиваться с теми, кто стоял на балконе. Остальные выстроились дальше широкой дугой. Каждый второй держал луки. Другие вздымали вверх острия пик с закрепленными на древках вымпелами.

В центре строя Юран увидел сентора, который возглавлял кавалерию. По обе руки от него стояла пара лучников. Шестой всадник нес переговорный флаг: белая и желтая половины, разделенные диагональной полосой. Сентор не стал спешиваться. Он осмотрел балкон и стены справа и слева. На его лице Юран заметил легкую улыбку.

В городе воцарилось молчание. Голоса стихали по мере того, как распространялось известие о том, что цардиты уже у стен. За воротами, там, где большинство горожан не могли увидеть происходящего, ждет Враг. Сейчас будет решена их судьба. Очень немногие верили в то, что войны удастся избежать. Стояла испуганная, отягощенная безнадежностью тишина.

— Я полагаю, что обращаюсь к маршалу-защитнику Юрану, правителю королевства Атреска, — сказал сентор на цардитском просторечии.

— Это так, — ответил Юран, решив говорить на том же языке. Достаточным поводом для этого стала тревога Сафинна. — Я желал бы знать твое имя, сентор.

— Ренсаарк. Старший офицер короля Царда, его величества короля Хурана. И мое присутствие здесь свидетельствует о том, что мой король будет править долго.

— Это покажет будущее, — отозвался Юран. — Одной победой война не заканчивается.

— Твой флаг переговоров, — проговорил Ренсаарк, указывая на ткань, вывешенную перед балконом. — Это флаг Атрески, так ведь? Знак вашего прошлого.

— Конкорд не верит в переговоры, — сказал Юран.

— Да, — согласился Ренсаарк. — А этот человек по твою правую руку? Это человек Конкорда?

— Консул Сафинн из Эстории.

— Я не веду переговоры с Конкордом, — заявил Ренсаарк. Он произнес пару слов, которые Юран не смог расслышать, и сделал едва заметный знак пальцами. Один из его телохранителей наложил стрелу и выпустил ее настолько быстро, что Юран даже не успел понять, что происходит. Стрела ударила Сафинну в горло и прошла глубоко в рот. Консул схватился за древко, из открывшегося рта хлынула кровь. Он не мог говорить: наконечник стрелы пробил язык. Умоляюще посмотрев на Юрана, он рухнул на колени.

— Максимальная плата, — жестко сказал Юран. — Пусть твой Бог примет тебя в объятия.

Сафинн завалился на бок, бессмысленно хватаясь руками за горло, давясь кровью, деревом и металлом. Юран поднял обе руки, запрещая своим людям ответные выстрелы.

— Тогда говори с Атреской, — предложил он. — Что ты можешь сказать такого, что я захотел бы услышать?

— Только давай не будем перекрикиваться. Встреться со мной у твоих ворот. Давай поговорим как цивилизованные люди. — Ренсаарк наклонил голову.

— Ты уверен, что мы цивилизованные?

— Выслушай меня и убедись.

ГЛАВА 40

848-й Божественный цикл, 25-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Они сидели вдвоем за простым столом в надвратной башне. Оба без оружия. Им принесли еды и воды. Цардиты стояли подле своих коней у ворот, которые были открыты в соответствии с правилами переговоров, но заполнены тяжелой пехотой Атрески. Ренсаарк не захотел взять с собой телохранителей.

— Если я не выйду из этих ворот до ночи, армия Царда снесет стены, чтобы получить мой труп. И где тогда ты окажешься? — спросил он.

Юран не стал ничего отвечать, и Ренсаарк радовался этому молчанию.

— Знаешь, сколько времени я постоянно слышу ржание коня? Либо подо мной, либо в загоне, куда я ставлю его на ночь. И я уже много дней не ощущал холода крепкого каменного здания, такого, как это.

— Этот город трудно взять штурмом, — осторожно сказал Юран, несколько сбитый с толку его словами.

— Однако один раз взяли, — отозвался Ренсаарк.

— Легионы Конкорда — опасный противник.

— Может, раньше так и было. — Ренсаарк улыбнулся. — Но Цард еще опаснее. Мы предостерегали Конкорд, как предостерегали все эти годы и вас. Не воюйте с нами. Мы слишком сильны.

— Сентор, мне не хотелось бы думать, что ты играешь со мной на почве неуместной веры в неизбежность вашей победы. Ты пришел сюда, чтобы вести со мной переговоры. Выдвигай свои требования.

— Маршал, мне понятны сомнения, которые тебя раздирают, — заявил Ренсаарк.

— Да неужели? — Юран поднял брови. — Не думал, что мои мысли так легко прочесть.

— Десять лет назад мы встретились бы как друзья, как торговые партнеры. Цард вам не угрожал.

— Конечно не угрожал! — резко отозвался Юран. — Мы были нужны вам как щит против Конкорда. Но до тех пор, пока Конкорд на нас не напал, наша история изобиловала приграничными конфликтами. Эстории не пришлось слишком тратиться на строительство приграничных фортов на нашей границе с Цардом, так ведь?

— Ты преувеличиваешь.

— У тебя короткая память. Но я не думаю, что ты пришел сюда вести споры о нашей истории.

Ренсаарк пожал плечами.

— В каком-то отношении я пришел именно для этого. То, что я не явился сюда с требованием, чтобы ты немедленно сдался, имеет прямое отношение к нашей истории. Наши отношения не всегда шли гладко, но мы никогда не воевали. И не воевали бы и сейчас, если бы Конкорд не напал на нас, вместо того чтобы протянуть дружескую руку. Руку, которую мы прижали бы к сердцу. И что нам оставалось делать, как не воевать против всего Конкорда? Неужели ты думаешь, что нам не было больно разорять ваши земли, чтобы добиться своего?

— Не считай меня дураком! — огрызнулся Юран. — Я видел результаты вашей боли. Украденные люди. Сгоревшие деревни. Обезглавленные трупы. Сожженные чтецы и гласы. Ты обращался с моими людьми с такой жестокостью, какую никогда не проявлял Конкорд.

Лицо Ренсаарка стало жестким.

— Потому что ты игнорировал наших послов и наши мольбы о переговорах.

— А какой у меня был выбор? Мы с вами воюем. Атреска — часть Конкорда. Консул запретил мне с вами разговаривать.

— Ну так его сейчас здесь нет! — прорычал Ренсаарк. — И я говорю с тобой как с атресцем. Конкорд необходимо остановить. Неумеренное расширение его территорий угрожает нам всем. Если Цард не устоит, куда они обратят свои взоры потом? На Сирран? На Карк?

— Ты видишь только военную сторону, — ответил Юран, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Да, мне не нравится, что Атреска оказалась на линии фронта, но если Цард будет побежден, я стану ближе к сердцу Конкорда. А это сердце бьется в мире, богатстве и безопасности для граждан. Никто в Фаскаре, Карадуке или Бакире не беспокоится, что грабители придут сжигать их посевы. Хоть я и сражался против Конкорда десять лет назад, но наше вхождение в него принесло моей стране зачатки стабильности, которой мы не знали прежде. Стабильности, которую затем стал подрывать Цард.

— Потому что Эстория пожелала превратить ваши границы в новое поле битвы, — парировал Ренсаарк. — Вопреки желаниям многих твоих людей и против воли Царда. И где сейчас эта начальная стабильность? Она погибла в самом зародыше. И где сейчас эта безопасность, когда ваши армии, ведущие кампанию, разгромлены? Как ты думаешь, где произойдет следующее сражение?

Юран опустил взгляд. Ренсаарк был прав. На самом деле время мирной жизни оказалось таким кратким!

— Твоим людям действительно пошло на пользу присоединение к Конкорду? Их веру — нашу веру — подавляют. Их так сильно облагают налогами, что они едва могут прокормиться, а юношей и девушек забирают в легионы. И все ради чего? Чтобы потешить Адвоката, эту самовлюбленную дамочку, которой захотелось править самой крупной империей, какую только знал мир. Это ее личные амбиции.

Юран покачал головой.

— Нет. Ты никогда с ней не встречался. А я встречался. И, несмотря на все ее недостатки и слепоту, она искренне желает обеспечить мир и спокойствие своим гражданам. Она понимает, что для достижения этой цели необходима война.

— Как понимает и то, что необходимо подчинить покоренные территории, — подхватил Ренсаарк. — Маршал, я знаю твои желания. И я знаю, что они совпадают с волей твоего народа. Я разговаривал с ними. По всей твоей стране есть поселения, которые подняли флаг независимости. Мы не желаем тебе зла. Мы просто хотим вернуть тебе то, чего ты жаждешь. Свободу править твоим собственным народом.

Юран посмотрел в суровое лицо Ренсаарка. Сентор затронул самую суть его устремлений и прекрасно это понимал.

— Больше тридцати тысяч воинов идут на Харог, — добавил Ренсаарк. — У нас нет желания проливать кровь жителей Атрески. Помоги нам. Помоги Царду восстановить естественное равновесие в мире. Помоги нам сломить Конкорд.

— Это очень трудно. — Юран вздохнул и потер ладонями лицо. — Мне нужно время, чтобы подумать.

— Тебе не нужно думать ни о чем, кроме того, как защитить твой народ, как уберечь людей от разрушительной войны, которая не должна идти на их земле. Но она будет здесь идти, если ты сейчас мне откажешь. Мои генералы не желают ждать и спорить.

— Ты должен дать мне время, — повторил Юран.

Его сердце отчаянно колотилось. Казалось, будто череп разрывается пополам. Головная боль становилась сильнее. Ему было бы понятно, если бы враг хотел разграбить его столицу. Но это…

Маршал-защитник внимательно посмотрел на Ренсаарка, пытаясь понять, были ли его слова подслащенной ложью или честным предложением.

— У тебя есть один день, — сказал Ренсаарк. — И за это время я продемонстрирую тебе, почему ты можешь нам доверять. Это не вторжение, это освобождение. Я это тебе докажу.

Юран смотрел, как сентор в сопровождении своего отряда уезжает, а потом в полном молчании вернулся в замок, пытаясь понять, находится ли он в городе, который ему нужно оборонять, или в тюрьме, где он ожидает смертной казни.

Остаток дня маршал пытался просчитать варианты. Как он может отвернуться от Конкорда сейчас, после десятилетней борьбы за все его блага? Как он может отвернуться от них, когда битва плечом к плечу сделала бы его героем Эстории? Но как он может отказаться от предложения Ренсаарка, зная, что противостояние Царду оросит поля потоками крови его людей? Очень может быть, что сентор лжет. Война может стоять на пороге Атрески вне зависимости от того, какое решение он примет. Возможно, он просто сменит диктат одной империи на власть другой. На Юрана с двух сторон давили люди, давшие почти одинаковые обещания относительно далекого будущего Атрески, так что ему некуда было деваться. Маршал оказался в полном одиночестве. Он проклял свое решение отправить Меган в Эсторр. Сейчас она могла бы помочь ему собраться с мыслями. Возможно, что сейчас Меган плывет прямо в сети нового врага.

За стенами в сгущающихся сумерках город хранил спокойствие. Юран снова открыл все ворота для беженцев и увел большую часть солдат со стен. Когда кавалерия цардитов отъехала, общего призыва к оружию не последовало. Это дало людям какую-то надежду, но под ней таилась неуверенность. Это была пауза. Потому что завтра враг снова появится. Он все равно приближается.

Юран больше ничего не мог сделать. Ему придется ждать, что Ренсаарк исполнит свое обещание, если он намеревается это сделать. Но даже маршал не был готов к тому масштабу, который принял жест доброй воли со стороны Царда.

Его разбудили с первыми лучами рассвета, и маршал-защитник в карете поспешил на стены, слыша, как жители Харога приветственно кричат и скандируют его имя. Никто не желал подсказать ему, каким оказался результат разговора с Ренсаарком. Все считали, что Юран это знает, а он слишком давно занимался политикой, чтобы разубеждать их. Возможно, шум и оживление не имели никакого отношения к цардитам. Возможно, это приближались легионы Конкорда, которые смогут защитить город.

Когда маршал-защитник вышел на балкон, то увидел море пехотинцев и кавалеристов Атрески. С ними был Ренсаарк. И новые отряды продолжали прибывать. При виде Юрана воины разразились восторженными криками. Развевались знамена легионов, в воздух вздымались кулаки. Волна эмоций захватила маршала так, что он с трудом удержал слезу, готовую скатиться по щеке. Он сбежал с балкона, приказал открыть ворота и вышел к своим людям.

— Мы не желаем вам зла, — сказал сентор. — Вот мое доказательство. Присоединяйтесь к нам. Отвоюйте свою независимость.

— Сколько их? — спросил Юран.

— Пехота и всадники Девятой алы, Дикие Копья, и Восьмая ала, Акульи Зубы. Больше шести тысяч мужчин и женщин. Мы сожалеем о каждом, кому пришлось погибнуть у Цинтарита. Но эти возвращены вам целыми и при полном вооружении.

Юран вздрогнул, услышав такое заявление. Заметив это, Ренсаарк кивнул.

— Вам нас не победить, — сказал он. — Это скажет тебе любой из ваших храбрецов. Я ничем не рискую, отдавая их на твое попечение. Пусть кровь жителей Атрески больше не льется ради Конкорда, который неспособен их защитить. Отправь своих людей обратно в дома и селения. Пусть они мирно работают на полях и в мастерских. Провозгласи свою независимость сегодня. Сделай это, маршал. Потому что мы не повернем обратно. Война движется на Конкорд. Пусть она не станет твоей войной.

Юран проснулся, осознав неизбежное, задолго до того, как поднялся с постели. В конечном итоге настоящего выбора у него не было. Юран посмотрел поверх плеча Ренсаарка на своих граждан. Они стояли у ворот. Они были готовы вернуться в свои дома, к своим семьям. С оружием и доспехами.

— Если я это сделаю, мне нужны будут самые твердые заверения твоего короля. На меня начнется охота как за пределами моих границ, так и внутри их. Люди Конкорда будут преследовать меня и всех, кто встанет рядом со мной. И я приглашаю вас без всякой уверенности в том, что вы когда-то захотите уйти.

— Твои тревоги понятны, и их нельзя не уважать, — ответил Ренсаарк, кланяясь и улыбаясь. — И потому ты и я сядем за стол переговоров в твоем замке, и, пока мы не договоримся, армия Царда не сделает больше ни шагу по твоей территории. Это будет первой ступенькой на пути освобождения твоего народа. Открой свои храмы. Ощути запах свободы. Мы — твои друзья. Твои союзники. Вместе мы сможем разрушить Конкорд.

— Вместе?

— О да, — подтвердил Ренсаарк. — Цардиты и атресцы плечом к плечу двинутся на Эсторр. Независимость — это твой дар. И тебе суждено нести его другим.

* * *

Река Тил была широкой и полноводной, а в месте впадения в Тирронское море подвержена воздействию приливов. Пол Джеред и левимы задержались в Бискаре, где стояла большая часть флота Атрески, только для того, чтобы взять на борт минимальное снаряжение и припасы, после чего вошли в дельту реки. В нижнем течении они успешно воспользовались приливами и силой гребцов, быстро поднимаясь по реке к глубоководным причалам Харога.

Под флагом и вышитым парусом сборщиков они делали при ветре до восьми узлов в час, имея возможность периодически сушить весла и идти только на парусах. «Стрела Арка» и ее близнец «Копье Арка» были кораблями, известными всем. Джеред привык к внимательным взглядам людей в многочисленных прибрежных поселках, мимо которых они проплывали, и на оживленной реке. Но через два дня после их отплытия из Бискара количество судов резко увеличилось. Помимо этого, на берегах реки стали видны пункты сбора легионов Атрески, а вдали время от времени показывались кавалеристы, патрулировавшие равнины и озерные края. На горизонте появились пятна дыма от сигнальных огней.

Джеред наблюдал за этим и начинал приходить к неизбежному выводу. Ему уже доводилось видеть подобное. Он пережил это в собственной стране, когда был мальчишкой. В Атреску произошло вторжение, или, по крайней мере, ее жители сами так считают. Все признаки были налицо, и становились понятными оскорбления, которые бросали в их адрес. В конце концов казначей приказал взводу левимов взять гребную лодку и перехватить перегруженный плот, направлявшийся на юго-запад. Он проследил за коротким разговором на борту и выслушал доклад своих наблюдателей. В то, что рассказывали торговцы, верилось с трудом. Но известия хотя бы уже переданы в Конкорд, так что Джеред имел право продолжить путь.

А теперь он увидел почти пустые причалы, хотя порт был полон людей и оружия, готовых к отправке, и обратился к своим командирам.

— Действительно ли Атреску ожидает вторжение — вопрос пока открыт. Слухи о разгроме часто бывают преувеличением. Но какой бы ни была истинная картина, город находится в тревожном состоянии, а нас и в хорошие времена не слишком-то любят.

— Может, вам стоит переодеться, мой казначей. — Предложение пробера Арина вызвало всеобщий смех.

Джеред кивнул, повернув к ним лицо, отлично известное всему Конкорду.

— И наверное, мне следовало бы ходить на коленях, чтобы лучше вводить их в заблуждение. — Он поднял руки, призывая к тишине. — Но идея хорошая. Не надевайте плащей и не демонстрируйте без нужды служебные бляхи. Мы должны сделать все возможное, чтобы не вызвать взрыв гнева в городе.

Казначей помолчал, и его лицо стало жестким.

— Вам всем уже приходилось бывать со мной в Хароге и в других местах Атрески, именно поэтому вы сейчас со мной. Мы здесь для того, чтобы снять с должности Юрана и передать временную власть консулу Сафинну. Не исключено, что сейчас это окажется невозможным, а поэтому об этом не следует говорить ни слова. Вот что надо сделать. Арин, возьми девяносто человек, и распределитесь по городу. По базилике, больницам, казармам гарнизона и легионов. Постарайтесь узнать как можно больше, предпочтительно от беженцев с фронта, если таковых удастся отыскать. Представьтесь командующим местными силами. Они вряд ли поддадутся панике и скорее смогут дать взвешенную картину. Я возьму десять человек и пойду в замок, чтобы встретиться с пробером Менас, ее людьми и нашим вскоре уже отставным маршалом. Господа, мы отправимся пешком. От причалов добираться в любое место не так далеко, а я не хочу, чтобы несколько коней привлекли к нам лишнее внимание. — Джеред обвел сборщиков взглядом, проверяя, понят ли его приказ. — Связь будем держать через корабль или с помощью весточек, которые будут передаваться отрядом сборщиков в замке. Следите за портом. Если мы спустим флаг сборщиков, это будет означать, что нужно срочно уезжать. В любом случае вы должны вернуться на борт к ночи. — Он помолчал. — Все может быть не так плохо, как мы слышали, но нет сомнения, что нечто серьезно напугало Харог и Юрана. Будьте внимательны. Ничего не упускайте. Не доверяйте никому, кроме ваших левимов и доспехов Конкорда. И подготовьте людей.

Едва корабли встали к причалам и трапы со стуком упали на камни, сборщики бегом углубились в город. Джеред вывел их сам, кивая солдатам, стоящим вдоль пристани. Он выслушал немало замечаний в свой адрес, но практически ничего, что заслуживало бы ответа или хотя бы реакции. Он привык к такому.

— Приехал собрать налог, казначей?

— А ты не думал, что цардиты могли добраться до денег первыми, казначей?

— Или же мы потратили их на себя впервые за десять лет?

— На твоем месте я уплыл бы отсюда немедленно, господин Джеред. — Тон, которым это было произнесено, заставил его задержаться. Казначей посмотрел в глаза бывалого солдата. Этот далеко не молодой человек сидел на какой-то бочке. — Здесь ничего нельзя сделать.

— Сделать что-то можно всегда, — ответил Джеред.

— В твоем случае — уехать и предостеречь всех, кого сможешь, господин, — сказал центурион в плохо начищенном доспехе. — Ничто уже не сможет спасти Атреску для Конкорда.

— Встань, когда обращаешься к старшему. — Джеред покачал головой. — Ты подаешь плохой пример подчиненным.

Центурион развел руками. Джеред нахмурился. Все остальные солдаты, мимо которых они проходили, были местными жителями. Этот человек нет. Он сильно обгорел на солнце, и акцент у него другой. Его соотечественник, тундаррец. Джеред махнул рукой, приказывая проберу Арину двигаться дальше.

— Я был там, мой господин. У Цинтарита. Я спасся, потому что в тот день охранял лагерь. Извините, но сейчас не стоит чистить доспехи.

— Что там произошло? Что стало с Гестерисом?

Центурион огляделся, заметив, что окружающие слишком внимательно прислушиваются к его разговору с Джередом. Он поманил сборщика ближе.

— Это была катастрофа, которая потрясет Конкорд, господин Джеред, но у вас нет времени это выслушивать. Не сейчас. Маршал делает что-то не то. Он разговаривал с цардитами.

— Они уже здесь? — изумился Джеред.

— Часть. Степная кавалерия.

— И о чем шел разговор?

Центурион поднял выгоревшие на солнце брови. Его пересеченный шрамами лоб уродливо сморщился.

— О старой дружбе? — предположил он. Джеред выпрямился.

— Имя и легион, — потребовал он.

— Отин, мой господин, — ответил солдат, наконец вставая на ноги. — Громы Тундарры.

— Я освобождаю тебя от твоих обязанностей. — Джеред подозвал одного из левимов. — Отведи центуриона на корабль. Я желаю выслушать его рассказ во время обратного плавания, когда бы оно ни состоялось.

Отин отдал честь. Взгляд мужчины стал диковатым. Он уже слишком многое перенес. Это разъедало его разум.

— Тысячи солдат из Атрески вернулись в город этим утром, мой господин, — прежде чем уйти, сказал Отин. — Они вооружены и целы — и это пленные из Цинтарита. Они пришли раньше основных сил Царда. Как вы думаете, почему это произошло? — Его брови еще раз выразительно приподнялись.

Джеред повернулся к девяти левимам, остававшимся при нем.

— Похоже, у нас появилось срочное дело.

Харог был типичным для Атрески городом-крепостью, и сегодня Джереда это очень радовало. Он смог быстро провести своих людей по широким главным улицам, очищенным для передвижения отрядов к причалам и обратно. И казначей все время видел замок, стоявший на холме и возвышавшийся над центром города.

Проходя по западному краю форума, он мельком увидел жизнь нынешнего Харога. Город переполняли люди, которым некуда было больше идти. Напуганные, растерянные, оторванные от родного дома… Они спали под открытым небом и ждали первых ударов артиллерии. Джеред мрачно подумал, что, возможно, им не придется их услышать.

Сборщики целеустремленно прошли в ворота замка. Они не стали ждать, чтобы горн возвестил об их присутствии. В замке царил хаос. Двор гудел от топота коней и криков солдат. Нагруженные повозки грохотали по брусчатке. Гонцы бежали во все стороны. Слева, за оцеплением из легионеров, ждали простые граждане, желавшие высказать свои претензии. Джереду показалось, что сегодня их никто не станет слушать.

Входя под своды внутренних ворот, од бросил беглый взгляд на увенчанный башнями и зубцами замок. Он навсегда останется уродливым строением. Какие-то попытки перенять эсторийскую архитектуру все же предприняли. Местами простой камень закрыли резным мрамором, кое-где воздвигли мраморные колонны, на которых висели знамена всех наций Конкорда. Колоннаде предназначалось стать торжественной аллеей, но знамена оказались ветхими, а мрамор — грязным. В остальном Юран цеплялся за многочисленные традиции старой Атрески. Возможно, это должно было сильнее тревожить Адвоката.

За воротами их встретил неубранный внутренний двор. Центральный фонтан начали сооружать с опозданием на десять лет. Как и гипокост, который, как решил Джеред, вообще вряд ли установят. Двор представлял собой просторную круглую площадку, вымощенную брусчаткой, сквозь которую в большом количестве пробивались сорняки. Толстые стены замка образовывали внушительный серый фасад, украшенный множеством окон с узорчатыми стеклами и ставнями. Джеред указал вперед.

— Сталос, ты идешь со мной, чтобы встретиться с Юраном. Остальные, займитесь помещениями сборщиков. Мы заберем те сундуки, которые там есть. Скажи Менас и ее людям, что они уезжают с нами. Ждите меня там.

— Да, мой господин.

Положив руку на эфес кавалерийского клинка, Джеред быстро обогнул фонтан, направляясь к широкой мраморной лестнице, ведущей в роскошные покои маршала. Там стояла странная тишина. Не было заметно бурной деятельности, такой, как во дворе, которая свидетельствовала бы о приготовлениях правителя к войне.

— В его интересах сейчас оказаться на месте, — пробормотал Джеред.

— Казначей?

— Ничего, наблюдатель. Просто смотри в оба и не спускай руку с меча. Я чую тут что-то странное.

Джеред хорошо знал дорогу. Он кивнул двум стражникам на ступенях и спиной ощутил на себе их взгляды, пока входил в гулкий, увешанный флагами зал. Внутри колоннады тянулись мозаичные дорожки, выложенные на естественном каменном основании. Казначей повернул налево, поднялся по широкой лестнице и оказался на устланной ковром площадке.

Широкий коридор, освещенный лампами, дугой загибался налево. У двустворчатых дверей в столовую Юрана стояли стражники. Когда они увидели, кто к ним приближается, на их лицах отразились удивление и тревога. Их копья крест накрест закрыли резные деревянные двери.

— Скажите маршалу, что я здесь, — приказал Джеред. — Я буду говорить с ним немедленно.

— У него совет, господин казначей.

— Это видно, — отозвался Джеред. — Прервите его.

— Его нельзя беспокоить, сударь. — Стражник неловко помялся.

Изнутри донесся взрыв хохота.

— Я не стану просить дважды, а ваши копья нас не остановят. Пусть один из вас скажет ему, что я здесь, или же я сам о себе объявлю.

Стражникам не удалось смутить его взглядами, и они убрали копья. Джеред кивнул.

— Мне очень жаль, — сказал один из них.

— Что?!

Стражник пожал плечами и открыл дверь. Джеред шагнул в столовую.

— Маршал Юран, — проговорил он, идя от двери. — Мне хочется услышать, какая шутка вас насмешила. Я…

Комната была полна цардитов.

ГЛАВА 41

848-й Божественный цикл, 26-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхожденья

Десять цардитов. Юран. Шесть его советников. Все головы повернулись в его сторону. Цардиты, конечно, его не узнали. Но на этом везение Джереда закончилось. Юран выругался и встал. Его кресло со скрипом отъехало назад и закачалось, чуть было не упав. Этого хватило, чтобы бдительные цардиты сделали то же. Руки потянулись к мечам. Один из них сказал что-то, видимо, задал вопрос.

— Я очень разочарован, — заявил Джеред. — Мне даже в голову не приходило, что ты можешь стать предателем.

Юран уставился на него, и по лицу маршала пробежала тень сожаления.

— Стража! Взять его!

— Не думаю. — Джеред повернулся спиной к столовой и всем, рванувшимся в его сторону. Стражники преградили ему выход. — Пора выбирать.

Миг колебания. Джеред выбросил вперед руку, ударив одного по голове. Голова стражника громко стукнулась о косяк, и он рухнул. Второй охнул и завалился вперед. Сталос извлек из него свой кинжал. Игнорировать сборщиков всегда было ошибкой.

— Беги! — приказал Джеред.

Они оба помчались по загибающемуся коридору. Топот эхом отдавался от стен. Позади них крики становились все громче. Они сбежали по ступенькам, промчались по залу и проскочили мимо ошеломленных стражников. Джеред слева обогнул фонтан.

— Левимы! — заорал он. — Наспредали! Уходим! Один из его людей стоял у двери помещения сборщиков. Он повернулся и прокричал что-то внутрь. Джеред остановился, узнав его.

— Ты у нас самый быстрый. Лети прямо в порт. Не оглядывайся. Я хочу, чтобы флаги опустили, весла приготовили, паруса подняли. Мы уплываем. Беги!

— Да, мой господин!

Зазвонил колокол. Частый звон, сигнал тревоги. Из покоев маршала на круглый двор выбегали солдаты. Позади него тоже раздались шаги. Левимы. Четверо несли два сундука.

— У нас нет времени. Бегите! — приказал Джеред. — Бросайте сундуки. Казне придется обойтись без них. Освободите руки, чтобы сражаться!

Он пригнулся: от стены справа отскочила стрела. Левимы открыли ответный огонь. Двое упали.

— Рад тебя видеть, Менас, — усмехнулся Джеред.

— А я вас, господин казначей, — откликнулась женщина, накладывая на тетиву новую стрелу и спуская ее.

— А теперь я хочу видеть только твою спину впереди меня. К базилике! Нам нужно захватить остальных.

Во двор уже высыпало около двадцати атресцев. Крики доносились со всех сторон. Звон подхватили другие колокола на главном дворе. Сборщики стремительно побежали через ворота. Джеред бежал последним, подгоняя остальных.

Сумятица на большом дворе дала им временное преимущество. Сигнал тревоги звучал, но никто не знал, кого надо искать. А сборщиков не сочли объектом преследования. Люди стояли и смотрели им вслед, так что они успели пробежать почти все открытое пространство, пока приказ о закрытии ворот не дошел до стражников.

Теперь на них обращали слишком большое внимание. Джеред оглянулся и увидел, что погоня растет. Люди прыгали в седла. Он прибавил шаг и помчался впереди левимов. Менас догнала его справа. У ворот замка мужчины навалились на колеса, и створки начали закрываться. Противовесы гремели на цепях, дерево скрипело и стонало.

— Выиграйте время! — приказал Джеред.

Менас и кто-то еще отошли в сторону от бегущих, чтобы открыть стрельбу. Джеред не стал медлить. Обнажив меч, он набросился на горстку стражников у ворот.

— Левимы! За Эсторию!

Остальные подхватили его клич. Стрелы летели над головой. Одна вонзилась глубоко в горло лучника, стоявшего у ворот. Другая попала в затылок привратника, заставив свалиться прямо на колесо. Джеред выставил меч перед собой и взмахнул им только на последнем шаге перед схваткой. Он описал им дугу вниз и направо, а потом, воспользовавшись инерцией, продолжил замах влево и вверх. Мощный удар выбил копье из руки стражника. Тому хватило быстроты, чтобы потянуться за мечом — но не обнажить его. Джеред рубанул его по туловищу. Клинок вонзился в бок солдата и сбил его с ног.

Левимы уже были справа и слева от него, а путь им преграждали четыре оставшихся стражника. Джеред слышал топот бегущих ног и скачущих галопом коней. Воздух наполняли крики и вопли, которые почти заглушали тревожный бой колоколов, доносившийся словно издалека. Казначей ощутил тень над собой и резко отшатнулся. Перед ним на землю упало тело, из глазницы торчала стрела.

Падение привело атресцев в замешательство, так что левимы стремительно оттеснили их. Джеред кулаком левой руки с силой ударил в скулу одного из стражников, а потом сшиб его с ног ударом рукояти меча в нос. Кровь брызнула прямо перед глазами. Еще одно тело упало перед ним, солдат испустил последний вздох.

— Путь свободен! — крикнул он, и они выбежали из ворот в город.

На просторном парадном плацу перед замком стояли и растерянно озирались люди. Набат звучал по всему городу, и под чистым небом разносился шум нарастающей паники. К ним бежали солдаты, примерно человек двадцать.

— Держитесь вместе! — крикнул Джеред. — Атаковать только по моей команде.

Он нашел взглядом командира подразделения. — Центурион, беда в замке! — крикнул казначей, когда они приблизились. — Цардитские лазутчики.

— Что? — Этот человек явно узнал Джереда, но не поверил услышанному.

— Мы идем за помощью к нам на корабль. Юран пока в безопасности. Иди!

— Есть, господин!

Джеред посмотрел через плечо, проверяя, что он станет делать. Ворота за ними закрылись, и он слышал, как центурион закричал, чтобы их снова открыли. Из замка заорали в ответ, требуя остановить сборщиков. Центурион резко остановился и повернулся. Их разделяло тридцать ярдов. Этого должно было хватить.

— Базилика! — приказал Джеред.

Он возглавил бег левимов по широкой пустой улице, которая вела обратно к причалам. Менас бежала рядом с ним.

— Они уже за воротами. Скачут быстро. Легко нас догонят.

Джеред кивнул. Они миновали два боковых переулка. В обоих толпились растерянные и испуганные горожане. У третьего казначей повернул левимов направо. Держа меч высоко над головой, он кричал и проталкивался сквозь толпу, которая раздавалась перед ним. В толпе горожан казначей потерял звуки погони. Люди помешают всадникам, но они догадаются, куда направляются беглецы. Пешие солдаты продолжат преследование.

Джеред свернул налево. Переулок круто спускался вниз и вел к молельне. Вдоль него располагались лавки и мастерские, по большей части закрытые и заколоченные досками. Везде под навесами сидели люди. Похоже, что некоторые избрали это место, чтобы жить тут во время ожидаемой осады. Джеред не стал тратить время на то, чтобы оценить, как отреагируют эти люди, узнав, что их маршал-защитник предал Конкорд. Он с удовольствием вручил бы им веревку, чтобы они повесили на ней Юрана.

Триумфальная арка, воздвигнутая в тот год, когда Атреску приняли в Конкорд, служила северным входом на форум. На ее барельефах были изображены люди, которых Джеред знал.

Люди, отдавшие свою жизнь для того, чтобы привести Атреску под славное правление Эстории. Дальше начинались два марша каменных ступеней. Казначей бежал через три ступеньки, расталкивая людей во все стороны и теряя остатки выдержки.

Базилика занимала почти половину восточной стороны форума. Джеред видел, что она кишит беженцами, которые искали укрытие от солнца, с неизменным рвением палящего с небес. Базилика была открытой, как все подобные ей строения в Эсторре. Левимы взлетели по ступеням.

— Левимы! — взревел Джеред. — К казначею!

Он увидел, как его люди отделяются от групп беженцев, чиновников и измученных боями легионеров. Пожалуй, это местечко более гостеприимное, чем замок. Здесь можно было бы добыть массу полезных сведений — если бы им дали время. Джеред с радостью увидел спешащего к нему пробера Арина. Погоня приближалась. Солдаты спускались по лестнице, а всадники заезжали на форум с юга.

— Объяснять некогда. Надо уносить ноги. Отправь гонцов по городу. Они не должны никому представляться как сборщики, иначе погибнут. Если корабли уйдут, им известно место встречи на озере. Мы будем ждать, сколько сможем. — Плечи казначея поникли. — Арин, мы в городе предателей!

Арину отчаянно хотелось задать вопросы, но он удержался. Пробер повернулся к сборщикам в базилике, их число увеличивалось, и выкрикнул несколько имен.

— Остальные сюда! — приказал Джеред.

Шум вне здания нарастал. Люди бежали с центра форума. Слышались вопли и яростные крики. Колокола стихли. В самом здании страх смешивался с запахами пота и болезни.

— Считайте каждого атресского солдата врагом. В городе цардиты. Сталос, веди двадцать человек к кораблям. Займите оборону. Остальные, давайте дадим им уйти, а потом защитим их спины. Все, кто сообразил захватить луки, стреляйте по всадникам. Нас атакуют с севера и юга.

Джеред прикинул, что с ним сейчас семьдесят сборщиков. Пары гонцов направились по трем разным направлениям, и каждая пара отвлекла на себя внимание врагов. Арин взял левимов, чтобы прикрыться от солдат, подходивших через триумфальную арку. Джеред возглавил остальных и прошел к краю базилики, где они выстроились сразу за первым рядом колонн.

Атмосфера стремительно менялась. Горожане разбегались от всадников. Быстрый подсчет показал, что верховых двенадцать. Они привели к базилике примерно вдвое большее число пехотинцев.

— Не забывайте смотреть назад, — велел Джеред, не отрывая взгляда от противника. — Сколько луков?

— Шесть, мой господин, — ответила Менас.

— Превосходно. Оставайтесь в укрытии. Целиться уже можно. По моему сигналу. Сначала в верховых. После первого залпа мы атакуем. Они не ожидают, что нас так много. Двадцатка, шаг назад, в бой не вступать, продолжайте бежать. Есть вопросы? Отлично. Да сохранит нас Бог для более важных дел.

Солдаты Атрески были слишком уверены в себе — они скакали рысью, забросив щиты за спины. Джеред поднял руку, выжидая. Некоторые солдаты, следовавшие за всадниками, имели на вооружении луки, но большинство, в ярко начищенных доспехах и темно-красных с зеленым плащах, несли копья. Казначей сообразил, что это замковая стража, которая использовалась в основном для церемоний. Он позволил им сократить расстояние до двадцати ярдов, а потом опустил руку.

Стрелы рванулись вперед. Джеред побежал вниз по лестнице, ведя за собой тридцать левимов. Спустя мгновение стрелы достигли цели, разя людей и лошадей. Один конь встал на дыбы, сбросив всадника. Всадники начали останавливаться, двое попытались развернуться. Порядок смешался. Когда Джеред был от них в пяти ярдах, прилетели новые стрелы. Еще двое всадников упали с седел. Одному коню стрела вонзилась глубоко в грудь. А потом левимы нахлынули на них.

Джеред ударил ближайшего из противников по руке с клинком. Всадник покачнулся в седле и упал. Джеред не стал задерживаться. Он пробивался мимо панически шарахающихся коней. Кто-то направил в него копье. Казначей легко его остановил, отвел в сторону и ответно пробил по металлическому нагруднику. Противник захрипел и задохнулся: покореженная броня стиснула ему ребра. Клинок Джереда плашмя ударил по его коню, и тот рванулся прочь.

Еще два шага — и Джеред миновал ненадежный строй кавалерии. Он посмотрел направо и налево. Левимы не отставали.

— За Конкорд!

Его крик подхватило множество глоток. Джеред побежал навстречу пешим солдатам. Он увидел, наставленные копья, натянутые луки и обнаженные мечи. На врагов посыпались стрелы. Два лучника погибли. Копейщики постарались встать теснее. Это была жалкая попытка организовать оборону в стиле фаланги. Казначей поднырнул под единственный ряд копий, взмахнув клинком над головой, выпрямился, перерубил деревянное древко, развернулся на месте и вонзил меч в шею перепуганного стражника. Мужчина с воплем упал на бок, сбив с ног соседа. Джеред перепрыгнул через обоих.

Следующий его противник был вооружен гладиусом и овальным щитом. Джеред встал в открытую стойку и поманил солдата к себе.

— Они тебя научили сражаться против левимов, парень?

Хорошо обученный легионер не привык вести бой в отсутствие тесного строя. Он прятал тело за щитом, а меч крепко прижимал к правому боку. Полупригнувшись, он пошел вперед. Джеред ждал. Солдат выбросил щит вперед, но Джеред не стал дожидаться завершения маневра. Он шагнул влево, направляя рубящий удар вверх и вправо. Удар был остановлен, но легионер потерял равновесие.

— Не блестяще, — сказал Джеред, вонзая острие меча ему под мышку и в легкое.

Левимы яростно сражались. Они прорвали строй атресцев. Последние солдаты повернулись и бросились бежать к замку. Джеред не стал их преследовать. Оглянувшись, он увидел, что Арин задержал тех солдат, которых ему удалось обмануть у ворот замка. Теперь против них повернула луки Менас, так что солдаты начали падать. Горожан на самом форуме не осталось.

Они стояли тесным кольцом по его краям, молча взирая на происходящее. Им предстоит весьма скоро узнать, в чем дело, и Конкорд не проявит к ним милосердия.

Джеред вывел левимов с форума, и они продолжили бег к пристани. Впереди маячила далеко ушедшая двадцатка: они пробивались по улице, куда оттеснили обитателей форума. На улице тоже лежали тела солдат и горожан, которые имели глупость встать у них на пути. Джеред не испытывал к ним жалости. Атреска изменила.

Следом за двадцаткой двигаться было легко. Джеред поднялся на холм и увидел перед собой причалы. До них паника еще не докатилась, но это скоро произойдет. У пристани спокойно стояли корабли, на мачтах безмятежно реяли флаги.

— Направо и налево! — приказал Джеред. — Говорите, что видите!

— На западе в порту, — моментально отозвался один из левимов.

Джеред посмотрел и выругался. Всадники, и много. Хуже всего — это, несомненно, цардиты, степная кавалерия. Они перехватят двадцатку прежде, чем та доберется до кораблей. Быстрый взгляд назад показал, что Менас и Арин все еще ведут бой на форуме. Казначей побежал быстрее, увлекая за собой свою тридцатку.

Колокола замолчали, и в городе воцарилось смятение. Никто не пытался преградить им путь, но глаза всех горожан устремились на них. Жители видели, что сборщики убивали солдат Атрески, и не понимали почему. Ненависть и враждебность по отношению к сборщикам нарастали. Джереду хотелось хорошенько встряхнуть каждого и сказать, что сделал их маршал, но у него имелись более насущные проблемы. Он пылал возмущением. Город был настроен против них, потому что большинство не подозревало, что врагу позволено свободно разгуливать по их улицам. К тому времени, когда они узнают правду, будет уже поздно. Джеред опасался за судьбу этой прекрасной страны и ее мирного населения.

На подходе к глубоководным причалам двадцатка увидела врага и остановилась, чтобы развернуть оборонительный строй. Одновременно на мачтах пришли в движение флаги. И перед тем как потерять корабли из виду за стоящими впереди зданиями, Джеред увидел, что по трапам бежит команда.

Любопытство пересилило страх, и горожане хлынули в порт, опережая их: людей манила атмосфера грядущего кровавого столкновения. Джереда пихали, ему приходилось пробираться сквозь растущую толпу. Он находился всего в сорока ярдах от Сталоса и двадцатки, но степняки доберутся до них первыми. Казначей слышал стук копыт по камням причала, но не мог разглядеть всадников.

— С дороги! — заорал он, вскидывая меч высоко над головой.

Левимы пробивались сквозь толпу, которая вдруг уподобилась отливу и начала отступать в их сторону, уплотняясь, словно туман на рассвете. Джеред ощутил растущее раздражение. Рукоятью меча он заехал по голове мужчине, стоящему прямо перед ним. Тот как раз оборачивался, чтобы позвать на помощь.

— Я прямо за тобой, — рыкнул Джеред. — Если нужна помощь, уйди с моей дороги.

— Цардиты! — крикнул мужчина. — Цардиты!

— Знаю, — прохрипел Джеред, грубо отталкивая его в сторону.

До столпившихся на улице людей дошло, что за ними оказался отряд левимов, а перед ними — цардиты. Невероятно, но все новые люди подбегали сзади, так что смятение вызвало столпотворение и панику. Левимы пытались не задевать горожан клинками, но при этом им становилось все труднее двигаться вместе.

А потом на фоне криков и шума Джеред расслышал звон скрещивающихся клинков. Единственное, что он смог сделать, — это повернуться левым плечом к толпе, которая сбилась и побежала, с воплями пытаясь убраться подальше от того, ради чего она сюда стремилась.

— Стоять, левимы! — крикнул он, пытаясь перекрыть шум. Казначей сжал зубы, выдерживая многочисленные удары локтей, ступней и коленей. Его заставили на шаг отступить, но он продолжал держать меч над головами, понимая, что опустить его означало бы причинить вред невинному человеку.

Толпа растаяла, и Джеред снова увидел двадцатку. Он рванулся вперед, призывая за собой левимов и проталкиваясь между немногочисленными храбрецами, которые не разбежались при виде металла и крови. Степняки — а их было не меньше тридцати — врезались в его отряд и теперь поворачивались, чтобы отойти и перестроиться. По меньшей мере пятеро левимов упали, но позади них выстраивались члены команды, приготовившие луки.

— Унесите раненых! Восстановить строй!

Он помчался к причалу. Степняки разворачивали коней. Они приостановились, оценивая численность отряда, получившего подкрепление. Джеред знал, что они будут делать.

— Лучники! Держите их на расстоянии. Пусть они заплатят за каждую выпущенную ими стрелу!

С изготовленными для стрельбы луками степняки галопом проскакали мимо них на расстоянии не более двадцати ярдов. Команда разом выпустила стрелы, вонзившиеся в нескольких цардитов. Двоим пришлось повернуть, одного сбили с коня, но остальные не задержались. Управляя конями с помощью ног, кавалеристы пронеслись мимо, повернулись в седлах и выстрелили. Джеред почувствовал, как стрелы просвистели совсем близко, и услышал у себя за спиной крики раненых.

А степняки уже замедляли скачку, чтобы снова повернуть. Команда сделала еще один залп, но они были не такими меткими стрелками, как их враги. Слишком мало стрел попало в цель, чтобы степняки хотя бы задумались. Этой схватки Конкорд выиграть не мог. Джеред повернулся.

— Бегите к кораблям! Немедленно! Команде отходить. Еще один выстрел.

Левимы помогли своим раненым подняться и поспешно повели к триремам, до которых оставалось еще шестьдесят ярдов по пристани, откуда убежали моряки. Джеред вырвал щит у атресского легионера, застывшего с открытым ртом.

— Сражайся! — заорал он ему в лицо. — У тебя же есть лук, идиот! Пусти его в дело!

Казначей снова повернулся к цардитам, продевая руку в петли щита. Те стремительно приближались, скача прямо по пристани, по пять человек в ряд.

Позади них вниз по склону бежали Менас, Арин и их левимы. Стрелы вонзились в спины степняков, несколько ослабив их атаку. Но те, кто скакал впереди, не остановились, не зная о новой опасности. В левимов полетели стрелы. Они были не готовы к этому. Кто ж мог знать?!

Джеред спрятался за щитом и шагнул на край пристани, остановившись в паре пядей от края и рискуя упасть в воду. В его щит ударила стрела. Он услышал совсем рядом топот копыт и ударил клинком, почувствовав, как тот вонзается в плоть. Конь пронзительно заржал, всадника выбросило из седла. Джеред выпустил меч, чтобы он не увлек его за собой. Конь рухнул с причала в море. Джеред пригнулся, подняв щит над головой. Кони с топотом промчались мимо него, и он присел от удара сабли, пришедшегося по щиту. Легионеру позади него не повезло. Он натянул лук и получил удар саблей в шею. Атресский солдат упал на камни, из тела хлынула кровь.

Джеред выглянул из-за щита направо. Левимы, которые оказались впереди атакующих степняков, сражалась в гуще всадников. Слева Арин и Менас добрались до пристани и напали на цардитов. А позади них виднелись еще всадники и пешие солдаты. Цардиты и атресцы. Время стремительно истекало.

Джеред выпрямился, прячась за отставшим конем, вынужденным замедлить бег из-за того, что впереди оказалось слишком много других лошадей. Вскинув руки, он стащил всадника с седла. Мужчина упал навзничь, и последнее, что он увидел, — щит Джереда, мощно ударивший ему в лицо.

Оставшиеся степняки начали выходить из боя. Казначей услышал команды, выкрикиваемые на незнакомом языке, и увидел дружно выполненный разворот. Пятки наездников ударили в крупы лошадей. Всадники поскакали по причалу. Менас и ее команда выстрелили в гущу отряда, сбив на землю еще троих, а потом разбежались в стороны. Он заметил, как Арин уклонился от блеснувшего клинка и перепрыгнул на палубу торгового судна. И, перекатившись, тут же вскочил. Джеред взмахом руки приказал левимам бежать на корабль.

— Всем на борт! Они перестраиваются!

Оставалось только удирать без оглядки. Команда отошла к трапу и навела луки поверх голов отступающих. Надо было пробежать тридцать ярдов. Джеред бросил щит и наклонился, чтобы поднять раненую женщину. У нее была стрела в плече и глубокая резаная рана в боку.

— Ну же, вставай и беги! — сказал он.

Женщина ахнула от боли. Левим подхватил ее с другой стороны, и они втроем почти бегом двинулись дальше. По дороге они обходили тела товарищей, и Джеред запоминал каждого, чтобы отомстить за них Юрану и цардитам. В глазах у него потемнело от бешенства, и он обжег взглядом атресских солдат, стоящих на пристани. Никто из них не пришел им на помощь, за исключением того одного, — а теперь они видели, как их соотечественники скачут вместе с цардитами. У казначея не нашлось слов, чтобы высказать, что он думает об их трусости и нерешительности.

Сквозь камень пристани он ощутил топот копыт. Поверх головы полетели стрелы, выпущенные его командой.

— На борт! — заорал Джеред. — Ставьте этот проклятый парус!

Паруса ставили. Капитаны обоих кораблей сделали все возможные приготовления. Джеред видел, что весла подняты для того, чтобы оттолкнуться от стенки, у канатов на носу и корме стояли люди. На палубе изготовились лучники, их прикрывали воины со щитами. Посыпались стрелы. Одна вонзилась в левую руку Джереда, которой он поддерживал раненую женщину. Боль невероятная! Его пальцы грозили разжаться, но он заставил себя крепче ухватить раненую.

Казначей оглянулся. Цардиты останавливались на расстоянии полета стрелы. Мимо них пробегали атресские пехотинцы с мечами. Он еще немного ускорил шаг, волоча женщину за собой. Оказалось, что ее спину пронзила стрела.

Джеред проложил дорогу через узкий строй своих лучников и прогрохотал по трапу. Кто-то из матросов попытался принять у него женщину.

— Нет, нет! Оставьте ее.

Он пробежал на корму и опустился на колени позади планшира. Левимы стремительно взбегали по обоим трапам. Почти все уже были на борту. Казначей увидел, как Менас выпустила последнюю стрелу, и приказал отдать швартовы. Весла уперлись в причальную стенку. «Стрела Арка» начала отходить. Парус развернулся, ветер сразу же наполнил его и потащил корабль к центру бухты. Менас бросила лук и прыгнула на борт как раз в тот момент, когда трап полетел в воду. Арин успел подбежать и схватить ее руки, цепляющиеся за фальшборт. Ему помог еще кто-то, и Менас втянули на корабль. Стрелы свистели над палубой, втыкаясь в настил и мачту. Арина отбросило назад: стрела торчала у него в верхней части плеча.

Джеред посмотрел на женщину у себя на руках. Еще жива, но дыхание у нее было неровным, а лицо покрылось потом.

— Держись, — сказал он. — Помощь идет.

Казначей повернулся вместе с ней и сел спиной к планширу. Втянув в себя воздух, пахнущий морем, он обвел взглядом корабль. Стрелы продолжали лететь, и он дал знак левимам не высовываться, пока они не окажутся вне досягаемости.

— Держись в центре! — приказал Джеред рулевому, пригнувшемуся у румпеля. — Нам ни к чему испытать на себе еще и их артиллерию!

— Да, господин казначей.

— Плывем домой. Нам надо спасать Конкорд.

Однако необходимо связаться не только с Эсторией. Увиденное здесь было катастрофой, которая грозила смести Конкорд. Адвокат нуждается в оружии, о существовании которого не знают враги и которым они не могут овладеть. И Джеред знал, где его найти.

Гладя женщину по голове, казначей молил Бога, чтобы Арков вовремя добрался до Вестфаллена.

ГЛАВА 42

848-й Божественный цикл, 26-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Наступил новый день, прекрасный и свежий. Солнце быстро согрело воздух и землю. Легкий ветерок шуршал зрелыми колосьями, готовыми к жатве, скользил по поверхности воды. Чуть покачивались стоящие у причала суда, тихие волны ласкали берег. Вестфаллен был так же красив, как всегда во время соластро.

Приезжему могло бы показаться, что все население исчезло — такой была пустота, эхом отдававшаяся на каждом углу городка и у каждой закрытой мастерской. Форум опустел. Рыбацкий флот стоял на приколе у берега. Фермеры покинули поля. Один-единственный голос разносился по городу. Он звучал в Доме Масок, и все жители Вестфаллена собрались на лужайке перед ним, чтобы слушать чтицу-мирянку.

Вместе с горожанами здесь стояли и Арван Васселис с Неттой, объединенные общим горем. Это было первое из многих поминовений, которым предстояло прозвучать сегодня, и оно разрывало сердца, как никакое другое. Поминовение человека, вернувшегося в землю, считалось моментом, когда положено отдать должное только что завершившейся жизни и приветствовать новое рождение, которое воспоследует по воле Бога. Потеря, понесенная близкими и родственниками покойного, сглаживалась от сознания того, что, покинув их, он воссоединится с прежде умершими и с Богом. Горечь потери смешивалась с радостью умиротворения. Но в этот день никто не испытывал подлинной радости. Холод охватил сердца жителей Вестфаллена.

Ардола Кессиана предали земле, обернув темно-зеленой шерстяной материей, и положили в могилу в лесу позади Дома. На этой скромной церемонии присутствовали только Дженна, Ступени и Васселис, и происходила она в сумерках накануне.

Теперь его маска, как и маска Элсы Геран и еще семнадцати человек, погибших во время кошмара на форуме, была выставлена перед Домом вместе с соответствующими флагами. Васселис не мог оторвать от нее глаз. Тонкий глиняный отпечаток, снятый с лица Кессиана в день смерти, его близкие украсили посланиями и символическими узорами. Эта маска будет висеть в Доме в течение одного года, считая с этого дня, а потом ее возвратят родственникам для семейного алтаря.

Васселису казалось, что под надписями и яркими красками, покрывающими маску, просвечивает улыбающееся лицо, и на краткий миг он улыбнулся тоже. Вокруг него слышались плач и бормотание, сопровождавшие слова поминовения и приветствия, которые произносила мирская чтица. Каждая фраза только усиливала чувство несправедливости и невероятной потери, понесенной всеми. Маршал тесно прижал к себе Нетту, слушая чтицу — жену рыбака, на чьи плечи легла эта обязанность после убийства Элсы Геран.

— … Всех нас Бог призывает вернуться в Его объятия и воссоединиться с Его любовью, прежде чем наши циклы на Его земле продолжатся. И мы, оставшиеся, должны вспоминать все то, что Ардол Кессиан дал нам и Богу во время своей чудесной жизни среди нас. Бог призывает, как Ему угодно и когда Ему угодно. — Чтица оторвалась от священных писаний, закрыла книгу и покачала головой. — Хотя невозможно себе представить, чтобы Он призвал милого Ардола именно так — как и любого из тех, чьи поминовения я с глубоким горем совершаю сегодня.

Слеза выскользнула из уголка ее левого глаза и покатилась по щеке. Она снова открыла писания.

— Пусть маска Ардола Кессиана висит в Доме и присматривает за нами в течение одного цикла. Пусть он следит за нами и поддерживает нас. И пусть те, кто ищет его совета, приходят сюда, ничего не опасаясь, и просят его о поддержке. Пусть его только что закончившаяся жизнь согревает наши сердца в грядущие сезоны. Да будет так.

— Как будет всегда, — откликнулась толпа.

— А теперь я приглашаю всех, кто желает, положить дары в дорожный сундук Ардола, чтобы у него была свежая еда и одежда на пути к объятиям Бога.

Чтица опустилась на колени и открыла небольшой деревянный ящичек с резными изображениями корней и солнца. Он будет наполнен дарами горожан и зарыт у ног Кессиана. Васселис первым подошел к сундучку и, опускаясь рядом с ним на колени, сжал руку чтицы.

— Спасибо тебе, Элена. Твои слова — это слова истинного Бога. — Он положил в сундучок охотничий нож. — Это тебе, Ардол, мой милый старый друг, чтобы тебе было чем охотиться на твоем пути. Да улыбнется тебе Бог. — Васселис почувствовал, как у него сжимается сердце. — А я, оставшись здесь после тебя, посвящу жизнь тому, чтобы добиться справедливого воздаяния за преступления, совершенные во имя Бога женщиной, которая прикидывается Его слугой.

Маршал встал и протянул руку Нетте. Они возглавили процессию от Дома Масок. От места, куда им в ближайшие дни придется много раз возвращаться, чтобы поминать тех, кто не должен был уйти столь рано.

— Теперь мне нужно идти к Аркову, — сказал Васселис, снова ощутив на душе страшный груз ответственности. — Поговорить с ним. Убедить.

— Не давай ему тебя увезти! — с отчаянием попросила Нетта. — Тебе надо быть здесь. Тебе надо добиться того, чтобы наш сын мог вернуться.

Васселис содрогнулся. Кован! Он брошен в неизвестность. Он слишком молод, чтобы принять ответственность, которая на него легла. Он сильный юноша, но это… Васселис мог только молиться о том, чтобы те, кто специально оставлен им на такой случай, и те, с кем Кован и Восходящие встретятся случайно, помогли ему. Помогли им всем. Теперь маршал мог только пытаться уберечь их дом для того, чтобы они могли вернуться. Если такой день когда-нибудь наступит.

Он проводил Нетту до виллы и передал заботам обоих людей, а потом сел на коня. Маршал направился вверх по склону холма в сторону Карадука: там, на почтительном расстоянии от Вестфаллена, разбил лагерь Арков. С ним было сто шестьдесят левимов. Сорок дворцовых гвардейцев сопроводили Коройен, Веннегура и оставшихся в живых воинов Доспехов Бога прочь из Вестфаллена.

Канцлер уехала с большой неохотой, чуть ли не обвинив Аркова в сговоре с Васселисом и сочувствии вестфалленской ереси. Арков сохранил безукоризненное спокойствие и в соответствии со своей должностью капитана дворцовой гвардии Адвоката официально зарегистрировал ее обвинения против конкретных лиц, но также занес на бумагу и контробвинения Васселиса. Он обещал, что будут назначены слушания. И они произойдут в Эсторре, а не в Вестфаллене.

Наконец Арков разрешил Васселису оставаться на свободе на время поминания Ардола Кессиана, а Васселис, со своей стороны, не собирался злоупотреблять этим доверием. Арков — порядочный человек, того же типа, что и Пол Джеред. Ему предстоит далеко пойти в Адвокатуре.

Арков выехал встретить маршала, и они вдвоем поехали шагом вниз по склону в направлении озера Фристос.

— Как ты понимаешь, она вернется, — сказал Васселис, когда обмен вежливыми фразами закончился.

— Ее вернут в Эсторр, и мой заместитель зачитает перед Адвокатом те обвинения, которые ты выдвинул. Не думаю, чтобы она куда бы то ни было отправилась.

— Ты наивен, капитан. Мы оба знаем, что Адвокат не станет ее задерживать, а значит, у нее окажутся развязаны руки. А ее глаза устремлены только в одну сторону.

— Я не могу арестовать канцлера ордена, — отозвался Арков. — И я должен уважать ее слово. Я могу только передать ее во власть Адвоката. Все остальное не в моих силах.

— Ты ее не видел, — возразил Васселис, — А я видел. Я видел фанатизм в ее взгляде, который побуждал ее действовать. Она перерезала горло чтице Вестфаллена на глазах всего города. Тут сотни людей, которые готовы это засвидетельствовать. Обладай ты такой властью, как у нее, что бы ты стал делать?

Арков какое-то время молча смотрел на него, пока они ехали по выжженной солнцем траве.

— Маршал, вам известно, как мы трое, приезжавшие сюда, относимся к вам. И вы знаете, что произошло с Д'Алинниусом и почему канцлер вообще здесь оказалась. Но в конечном итоге мы все отвечаем перед Адвокатом, а она приказала вас арестовать.

— Ты не должен меня увозить. С тем же успехом мы можем сами сжечь Вестфаллен!

Арков поднял руку, и Васселис попытался успокоиться. Он разжал пальцы, судорожно стиснувшие поводья коня.

— Послушайте, — проговорил капитан. — После отъезда канцлера я могу говорить откровенно. Я здесь не только по поручению Адвоката, но и по поручению казначея Джереда. Он приписывает страх, владеющий Адвокатом, воздействию канцлера, которая напичкала Дел Аглиос ложью относительно опасности Восходящих для ее правления. Джеред опасается, что, уничтожив Восходящих и вас, канцлер убьет нечто потенциально спасительное для Конкорда.

— Не преувеличение ли это? — откликнулся Васселис. — Дела наших Восходящих основаны на мире, а не на войне.

— Я знаю, что он вам говорил об их способности к разрушению. А еще он полагает, что Адвокату, а через нее — канцлеру нельзя позволить уничтожить это оружие. Он будет очень недоволен тем, что мне не удалось взять под свой надзор Восходящих.

— Джеред действует наперекор ей? — Васселис остановился.

— Он опасается за Конкорд. Вы знаете его тревогу по поводу исхода войны. Он думает только о благе Конкорда, и хотя казначей любит Адвоката, но служит он Конкорду и всем народам, которые в него входят.

— А ты, капитан Арков? Кому предан ты?

— Я предан истине и справедливости и желаю единства Конкорда. — Арков откашлялся. — В данном случае я солидарен с казначеем.

Чувство облегчения захлестнуло Васселиса.

— Ты не пожалеешь об этом, друг мой.

— Я мучительно обдумывал это, маршал. Я состою в дворцовой гвардии. У меня маленькие дети — и я нарушаю приказ моего Адвоката и становлюсь врагом канцлера, как и вы. Не случайно со мной сейчас остались левимы, а не мои собственные всадники. Я не хочу втягивать в это и их тоже.

— И что будет теперь?

— Теперь вы у меня под стражей. Это не изменилось. Но мне не дали определенного срока, к которому я должен доставить вас в Эсторр. — Он кивком указал на Вестфаллен. — Как это ни трагично, но я подозреваю, что этому месту суждено стать полем битвы за веру Конкорда — и мы должны подготовиться. Я не могу позволить вам покинуть Вестфаллен, но ваши заместители и я сам будем активно пользоваться посыльной службой. Созывайте сюда ваших людей, маршал Васселис. Собирайте ваших солдат, инженеров и ученых. Потому что как только канцлер поймет, что я не намереваюсь доставить вас на суд, она вернется, с благословения Адвоката или без него. И мы должны подготовиться, иначе нас всех сожгут.

* * *

— Зачем мы плывем туда? Я не хочу. Не хочу. Я хочу домой! Миррон была в полном отчаянии. Помимо всего прочего у нее началась морская болезнь. Девочка стояла в стороне от остальных у левого фальшборта и смотрела назад, в сторону Вест-фал лена. У нее за спиной гребцы триремы сушили весла, но ветер и так гнал корабль на хорошей скорости. Восходящие нашли корабль «Гордость Кирандона» накануне вечером, уже в сумерках. Первоначальное облегчение от того, что они оказались на борту, длилось недолго, а осознание своего положения, пришедшее на следующий день, стало еще более болезненным.

Ардуций изо всех сил старался поддерживать ребят, но он чувствовал то же, что и Миррон, хоть и не выражал протеста настолько активно. Оссакеру было плохо: шок снова лишил его сил. Он лежал в каюте, и за ним ухаживал хирург корабля, пока капитан, женщина по имени Патония, пыталась объяснить Восходящим, какой приказ ей дан. Патония была невысокой, но сильной женщиной с мускулистыми плечами, коротко остриженными волосами и лицом, красным и загрубевшим от долгих лет, проведенных в море.

— Сирран — это замкнутая, закрытая страна, — терпеливо говорила она. — А маршал активно участвовал в переговорах, устанавливая с ними необходимые дипломатические связи и торговые отношения. Сирранцы знают его и доверяют ему настолько, насколько вообще кому-то доверяют. Там вам обеспечат такую защиту, какой вы больше нигде не найдете.

— Но это так далеко! — возразил Гориан.

— И это одна из причин, почему там так безопасно, — ответила Патония. — Вы сойдете с корабля в Бискаре и поедете по тракту Конкорда через Атреску и Госланд. На борту находится несколько опытных людей маршала, и они поедут с вами.

— Но я не хочу ехать туда! — всхлипнула Миррон.

— Придется, — отрезала Патония. — Бог да обнимет тебя, дитя, тебе следовало бы радоваться тому, что у тебя есть такие сильные друзья. Ты не представляешь, как тебе повезло.

Гориан открыл было рот, но Кован его опередил.

— Гориан, не надо! — попросил он. — Капитан, этим Восходящим случившееся не кажется везением. Их выгнали из дома, они видели, как умер их любимый отец. Они видели столько крови, сколько никому не пожелаешь. Они вовсе лишены опыта. Пожалуйста, дайте им время освоиться.

Ардуций поймал себя на том, что смотрит на Кована с уважением. Миррон явно разделяла его чувства, а вот Гориан только нахмурился.

— Так что не говори, что нам повезло, — проворчал он недовольно, устремляя на капитана запавшие от бессонницы глаза.

— Лишены опыта, вот как? — Патония покачала головой. — Не знаю, кто вы и что вы якобы способны делать, но позвольте мне сказать вот что. До Бискара больше двадцати дней пути, если ветра не будет. Если он будет дуть со стороны моря постоянно со скоростью шесть узлов, то мы могли бы добраться туда за двенадцать. Потом до Сиррана еще двадцать пять дней верхом, на лодке и пешком. Самое малое. И двигаться надо будет без остановки, потому что ваши враги могут преследовать вас. Враги, которые хотят вашей смерти, иначе вы не оказались бы на борту моего корабля.

— У вас впереди трудное время, и никакие слезы о том, что вы потеряли, не помогут. Вы находитесь под моей опекой, как приказал маршал Васселис. И я доставлю вас в Бискар целыми и невредимыми. Это означает, что вы не должны мешать мне и моей команде, иначе будете добираться до Атрески вплавь. Я понятно говорю? Это открытое море, и тут командую я. — Она повернулась и кивнула Ковану. — Если захочешь, сможешь пожаловаться на меня отцу, когда в следующий раз с ним увидишься. А сейчас у меня есть более важные дела.

Капитан двинулась на корму, к румпелю. По дороге она посмотрела вверх, на парус.

— Почему ты позволил ей так с нами разговаривать? — спросил Гориан.

— Потому что она командует этим кораблем. Мой отец считает ее одним из лучших своих капитанов, и мне этого достаточно. И она не такая уж плохая. По-моему, она просто не слишком жалует всякого, кто не моряк.

Миррон снова вырвало через борт. Волосы забивались ей в рот, рвота вместе со слюной нитями свисала с губ. Кован подошел к ней, но она отстранилась.

— Оссакер справится с этим, когда сможет, — сочувственно сказал Ардуций.

— Ты хотел сказать «если», — возразил Гориан.

— А ты оставь его в покое. — Ардуций гневно посмотрел на Гориана: его уже утомили постоянные резкие замечания. Других слов Гориан не произносил. — Ты знаешь, как сильно это по нему ударило.

— А по мне не сильно? — У Гориана на глазах снова выступили слезы. — Я ведь тоже видел, как отец умирает. Мы все видели. И теперь его нет, и мы одни и вдали от всех, и к тому же едем в какую-то чужую страну, и не знаем, сможем ли хоть когда-то вернуться домой. Наверное, никогда не сможем. Что мы можем сделать, Арду? Что нам вообще делать?

Под гневом Гориана скрывался такой же страх, как и у всех. В его глазах была мольба, к которой примешивалась угрюмость, слишком хорошо знакомая Ардуцию. Ему никогда не удавалось до конца проникнуть в душу Гориана. В нем всегда таилось что-то еще.

— Мы можем продолжать учиться, узнавать и совершенствоваться, — ответил Ардуций. — Ты видел, что мы сделали на форуме, а ведь мы даже не задумывались. Мы должны быть способны на что-то большее. — Он пожал плечами. — Может, мы способны немного повысить скорость этого корабля, а?

— А какой в этом смысл?

— Такой, что мы не можем останавливаться. Иначе окажется, что отец погиб напрасно. Ты ведь этого не хочешь, правда?

— Ни за что. — Гориан помотал головой.

— Отлично. И я тоже. Так что давай постараемся сделать все, что можем. Постараемся, чтобы все, что мы делаем, ему понравилось бы. И будем делать все в память о нем. Что скажешь?

Гориан кивнул.

— Я скажу, что никогда его не забуду. Как никогда не забуду тех, кто его убил. И когда-нибудь я до нее доберусь. Я заставлю ее пожалеть, и Бог не сможет спасти ее от моего огня.

Ардуций поник.

— Не трать времени на ненависть к ней. Тебе никогда к ней не приблизиться.

— Нет, я это сделаю, — пообещал Гориан.

— И что ты докажешь этим? Что ты убийца, как и она?

— Нет. Я докажу, что ей следовало к нам прислушаться, вместо того чтобы пытаться нас убить. Что ее время миновало и наступило время Восходящих. Что мы — новая сила этого мира и что ее Бог больше не хозяин этой земли. Мы ее хозяева.

Ардуций потрясенно открыл рот, но сказать ничего не смог. Кован перестал точить меч и воззрился на Гориана. Даже Миррон на секунду забыла о тошноте.

— Это Бог дал тебе твои способности, — в конце концов проговорил Ардуций. — Мы творим дела Бога.

— Думай что хочешь, — ответил Гориан. — Можешь бежать и прятаться всю жизнь, если тебе так хочется, но я этого не допущу. А единственный способ им помешать — это показать, что все зависит от нас.

ГЛАВА 43

848-й Божественный цикл, 30-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Женщина билась и яростно рвалась. Троим мужчинам пришлось держать ее, пока Дахнишев проводил осмотр. Ее потрескавшееся лицо покрывала грязь; солнце обожгло его так сильно, что шрамы останутся навсегда. Руки под порванными боевыми перчатками были изодраны, а когда с нее сняли наскоро выправленную кирасу, чтобы облегчить дыхание, то нашли жуткие синяки в том месте, где как минимум одно сломанное ребро давило на легкое.

Разведчики, наткнувшиеся на эту женщину, сочли ее мертвой. Конь, который был почти так же плох, толкал носом ее тело. Однако она накинулась на них с силой сумасшедшей. Они едва не убили ее, но успели разглядеть герб Эстории на доспехах. Тогда они перекинули женщину через спину ее коня и привезли в лагерь для лечения.

— Ты ничего не можешь дать ей, чтобы она успокоилась? — спросил Роберто.

Шум, который она производила, пугал. Глаза женщины распахивались и неизменно устремлялись на него, с ее губ срывался поток несвязного бормотания. Речь была совершенно неразборчивой, но лихорадочная настойчивость глубоко тревожила Дел Аглиоса.

Дахнишев указал на кружку, стоявшую рядом с ним.

— У меня здесь отвар из белой мандрагоры, и он усыпил бы ее, если б только мне удалось влить в рот хоть немного. — Он выпрямился. — Она в плохом состоянии.

— Это я вижу, — отозвался Роберто.

— Она ужасно обезвожена. По-моему, она много дней недоедала, но ее главная проблема — это пребывание на солнце. — Хирург посмотрел на генерала. — Я удивлюсь, если у нее не спеклись мозги. Вы только послушайте!

— Нам необходимо узнать, что с ней произошло. Она откуда-то бежала.

— Или дезертировала.

Роберто покачал головой.

— Она имеет высокий чин в эсторийской кавалерии. — Он немного помолчал. — Кто-то должен ее знать, так ведь? — Дел Аглиос поманил к себе одного из стражников. — Вызови сюда мастера Кастенас.

Роберто перевел взгляд на женщину: ее глаза снова открылись. Дахнишев вновь попытался влить ей в рот жидкость, но женщина закашлялась и сплюнула, пытаясь заговорить. Руки несчастной сжались, и она нахмурилась, умоляя понять ее.

— Ш-ш, — сказал Дел Аглиос, кладя ладонь ей на лоб. — Ш-ш. Дай нашему хирургу помочь тебе. Ты среди друзей. Отдохни. Поговорим завтра. Времени у нас много.

Она замотала головой, чуть не выбив кружку из рук Дахнишева.

— Что бы она ни хотела сказать, она не хочет ждать, — покачал головой врач. — Думаю, вам лучше уйти. Она явно вас узнала, возможно, по изображению на какой-нибудь монете.

— Ладно. Только не дай ей умереть. — Роберто улыбнулся.

Он поднырнул под клапан палатки хирурга и вышел в сумерки. Ему никак не удавалось прогнать мрачные мысли. Дел Аглиос надеялся, что ошибается и женщина пострадала при налете цардитов на транспортную колонну, но это объяснение казалось неубедительным. Вокруг палатки слонялись несколько солдат.

— Вам что, делать больше нечего? — спросил генерал, разглядев цвета Пятнадцатой алы. — У мастера Шакарова нет для вас заданий по лагерю?

Они потупились. Все, кроме одного.

— Нам хотелось узнать, нет ли новостей, генерал, — сказал он.

— Я прекрасно знаю, что вам хотелось узнать.

— Просто мы слышали, что она с Цинтарита, и что там произошла битва, и что цардиты сейчас идут на север, на нас.

— Да неужели? — Роберто с трудом сдержал смех. — Удивительно, как много вам удалось услышать. Может, она впала в забытье специально для меня, а? Новостей нет. Мы не знаем, кто она и откуда. Но позвольте мне вас заверить: когда я что-то узнаю, вы услышите об этом последними. А теперь уходите и найдите вашего центуриона. Передайте ему от меня, что вам не терпится выгрести навоз из-под лошадей. Ступайте.

Он покачал головой и отвернулся. К палатке подходила Кастенас.

— Ты меня звал?

— Да, Элиз. Зайди туда и скажи мне, узнала ли ты нашу гостью.

— Есть, мой господин.

Роберто обвел взглядом лагерь. Он был почти обустроен, шло приготовление вечерней трапезы. Генералу не нравились сплетни и слухи, которые до него доходили. Ему не удавалось с ними справиться, а чтобы предотвратить страшные предположения, нужны были самые точные сведения.

С тех пор как он соединился с легионами Атаркиса, структура армии изменилась. Дел Аглиос принял командование всеми силами, а Атаркис стал его заместителем. Это вызвало некоторое недовольство людей Атаркиса, но он обещал им относительную независимость в бою. У армии может быть только один командующий.

Армии продолжали продвигаться в сердце Царда, идя на юг и удаляясь от границы с Сирраном. Места здесь были зелеными и плодородными, так что они хорошо питались и перемещались быстро. Они больше не сталкивались с армиями Царда, и появилась надежда, что им удастся дойти до места, намеченного в плане кампании, не вступая в новые бои. Однако налеты степной кавалерии участились, и линии снабжения, как и дозоры, находились под постоянным давлением. Дел Аглиос потерял слишком много разведчиков, чтобы чувствовать себя спокойно, и партизанская тактика цардитов его тревожила. Ежедневно он нес потери. В отличие от цардитов.

Налеты заставили генерала принять неприятные решения. Он отправил вооруженные отряды фуражиров вперед вдоль их маршрута с приказом не оставлять ничего для противника. Они уведомляли местное население впереди и позади по маршруту, предупреждали о мерах, которые будут применяться против тех, кто помогает вражеской кавалерии, и уже примерно наказали три поселения. Необходимость таких действий тревожила генерала, но бездействие намного хуже сказалось бы на боевом духе армий.

Если они будут двигаться с той же скоростью, то достигнут намеченного рубежа к середине периода завершения соластро и у него появится радостная возможность к зиме вернуть домой легионеров, которые прослужили дольше других. Конечно, в том случае, если тракты будут построены, а оборона окажется прочной. К тому же многое зависело от согласия матери на присылку подкреплений, о чем Роберто попросил после эпидемии тифа.

Дел Аглиос содрогнулся, как всегда, когда вспоминал то ужасное время. Но если подумать, насколько хуже все могло обернуться! Шакаров и Даваров выжили. Бог сохранил двух его самых способных полевых командиров из Атрески для новых подвигов. Его друзей.

— Генерал!

Его размышления прервала Элиз Кастенас. Он обернулся.

— Ну что?

— Я ее хорошо знаю, и ты тоже должен знать. Бредящая, обожженная и растрепанная — это все равно Дина Келл, мастер конников Второго эсторийского легиона Медвежьи Когти.

— Медвежьи Когти?

Кастенас кивнула.

— Я проходила обучение вместе с ней. Служила с вами обоими в Дорносе.

Роберто огляделся, убеждаясь, что их никто не услышал, и увел Элиз обратно в палатку.

— Когти были у Цинтарита. Это легион Гестериса. — Роберт провел пальцами по волосам. — Если она здесь…

— То это не случайность.

— Да обнимет нас Бог!

Он посмотрел на Дину. Женщина спала под воздействием белой мандрагоры, и Дахнишев занимался ее ранами.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, — проворчал хирург. — Сделаю, что смогу. Мы ее отпоим, постараемся охладить и вытащим ребро из легкого. После этого все будет зависеть от нее.

— Она мне нужна, Дахнишев.

— Знаю. — Он обернулся и нахмурился. — Что я только что сказал, Роберто?

— Так подтверди свою репутацию.

Дахнишев рассмеялся.

— Она все равно испортится.

— Только не сегодня, ладно? Разбуди меня, когда она придет в себя. Мы не двинемся с места, пока она не расскажет, что с ней случилось. Пора нам всем молиться о том, чтобы у нас еще сохранился восточный фронт.

После ужина с командующими Роберто сидел в своей палатке. Теперь им было известно столько же, сколько и ему, и они получили задание выработать стратегию на случай катастрофы. Шакаров и Даваров уходили подавленными, и Роберто обещал им, что они услышат новости первыми. До той поры следовало избежать распространения слухов, хотя разговоры обязательно пойдут, как только объявят, что на следующий день перехода не будет.

Дахнишев послал за ним в прохладные часы перед рассветом. Роберто нашел его у входа в палатку, разогнав собравшихся там легионеров.

— Она говорит внятно, но в своем ли она уме — судить вам. Она согласна разговаривать только с вами.

Роберто кивнул и подошел к койке, на которой лежала Келл. Она попыталась приподняться на локтях, но у нее не хватило сил. Повязки скрывали почти всю ее голову и шею, а небольшие открытые участки покрывала мазь. Грудь была туго перетянута, и кровь просачивалась сквозь повязку в том месте, где Дахнишеву пришлось сделать разрез, чтобы выправить сломанное ребро.

— Я — генерал Роберто Дел Аглиос. Ты хотела со мной говорить. Не торопись. У нас достаточно времени.

— Нет! Времени нет, — прохрипела она. Голос ее дрожал. — Нас разгромили. Цардиты идут на Атреску, Госланд и Гестерн. Конкорд в отчаянной беде.

Роберто тяжело сел. От этого известия в его голове загудело.

— Гестерис? Что случилось?

Келл качнула головой.

— Погибли. Все погибли. — Она замолчала и сипло перевела дыхание. — Мы рассеяны, бежим. Нет командования. Но все еще хуже.

Отрывистый кашель заставил женщину содрогнуться всем телом.

— Хватит, — сказал Роберто. — Отдохни.

— Нет. Я выдержу. Генерал, вы должны знать. Цардиты собираются отпустить всех атресцев. Они хотят отделить страну от Конкорда.

— Ты уверена?

— Все об этом говорит. Все, что я видела и слышала по дороге сюда. У вас здесь два легиона из Атрески. Они — враги, я в этом уверена.

Роберто поник на стуле, пытаясь переварить то, что услышал. Нет, это не могло быть правдой!

— Соберись с силами, потому что я хочу услышать все немедленно.

* * *

Эрин Дел Аглиос стояла на балконе в личных покоях и впервые за время правления чувствовала себя растерянной. Сейчас рядом с ней не оказалось никого, кто был ей нужен. Джеред двигался навстречу смертельной опасности. Канцлер, наверное, все еще занималась выполнением своих обязанностей в Карадуке. И Гестерис. Ну что ж, самый старший из ее генералов, вполне возможно, уже мертв.

Она видела, как посланница Юрана идет по внутреннему саду, направляясь в официальную резиденцию Атрески во дворце. Она оказалась умной девицей, и Эрин сразу же почувствовала к ней расположение, пусть даже принесенное ею известие говорило о полной катастрофе. Не исключено, что Юран, сам того не ведая, отправил к ней свою преемницу. Как только девушка скрылась, Эрин вернулась к бумагам, которые держала в руках. Их написал ее сын, и этому она должна радоваться. По крайней мере, он по-прежнему жив. Но надолго ли?

Дорога к победе была такой гладкой — и вот теперь у нее на глазах все начинает расползаться. Эрин не думала, что преувеличивает. Конкорд внезапно стал большим и неповоротливым. Цард намерен начать вторжение. Армия сына выкошена эпидемией, а ее самая крупная армия исчезла. Просто исчезла.

Сейчас ей необходимо организовать оборону на протяжении многих тысяч квадратных миль суши и моря. Адвокат понятия не имела, как это сделать. Этим должны были заниматься ее военные, но война с Цардом отняла слишком многих, а доверия к тем, кто остался за письменными столами в штаб-квартире вооруженных сил в Эсторре, нет. У них нет ни опыта, ни ума, чтобы выполнить необходимую работу. Но иного выхода, кроме как довериться им, тоже нет. И при этом она, вероятно, передаст судьбу Конкорда в руки некомпетентных людей.

Адвокат оперлась на перила и глубоко вздохнула, не собираясь давать воли слезам. Ей следовало прислушаться к ним. Много лет назад Гестерис и Джеред в один голос заявили ей, что люди, командующие ее вооруженными силами, недостойны этим заниматься, потому что не являются профессиональными военными. Джеред хотел, чтобы она поручила командование Роберто. Гестерис добивался этой должности для себя. А что до флотов Конкорда, их следовало передать Васселису. Человеку, который, возможно, тоже уже мертв.

— Что я наделала! — прошептала Эрин Дел Аглиос.

Все было так легко. Победа следовала за победой, казна полнилась, множились легионы и флоты. Адвоката устраивало, что ее лучшие люди продолжали участвовать в кампаниях, обеспечивая дальнейшие славные победы в боях. Казалось, что наступил подходящий момент, чтобы вознаградить своих ближайших сторонников в политике и аппарате управления, предоставив им номинальные посты. Эрин раздавала им места, которые должны были навсегда обеспечить их положение. Они были способными администраторами и надежными финансистами.

Но они понятия не имели, как организовать оборону Конкорда. И Адвокат не могла отстранить их от дел, не нанеся непоправимого урона собственной репутации. Не говоря уже о том, что в Эсторре не было никого, кто мог бы занять их места. Самое печальное то, что Эрин предостерегали, а она пренебрегла советами, предпочтя окружить себя людьми, которые соглашались с каждым ее решением. Преступная самонадеянность, ни в чем не уступающая той, что подвигла ее на вторжение в Цард. Джеред пытался ей об этом сказать. А она отказалась слушать.

— Ах, Пол! Что мне делать, если ты не вернешься домой?

— Мой Адвокат?

Эрин Дел Аглиос резко обернулась. Позади стоял консорт, облаченный только в кусок ткани, обернутый вокруг бедер. Его стройное мускулистое тело было умащено маслом и сияло при свете фонарей, а щеки нарумянены тонким слоем растертой глины. Консорт источал свежий запах недавнего купания, а на красивом лице играла спокойная улыбка, которая вызвала у нее невыразимое раздражение.

— Что тебе нужно?

— Мне показалось, что вы что-то говорили, моя госпожа.

— И что?

Он помялся, немного нервничая.

— Вы говорили со мной?

— Разве тебя зовут Пол? — резко спросила Эрин. Он покачал головой. — Тогда я к тебе не обращалась, так ведь?

Консорт замолчал, пытаясь понять настроение Адвоката. Несмотря на свои физические достоинства, он был туповат, а этим вечером ей требовались ум и проницательность.

— Вы встревожены. Может, я смогу вам помочь?

Эрин оттолкнулась от балконных перил и неспешно двинулась к нему, радуясь возможности дать выход гневу. Приятно было, что он пятится, отступая шаг за шагом.

— Помочь мне? Ты скрывал от меня военный опыт? Ты можешь назвать мне местоположение всех легионов, находящихся в распоряжении Конкорда, и посоветовать, куда их лучше перевести, чтобы противостоять надвигающейся на нас угрозе? Ты способен определить зоны, где следует патрулировать флотам, чтобы перехватить силы вторжения? Или ты по счастливой случайности такой тонкий стратег, что каждый твой приказ будет исполнен беспрекословно и обеспечит защиту наших границ? Ты сможешь спланировать наши контратаки, заставив врага перейти к обороне и уйти с территорий, которым он угрожает уже сегодня?

Консорт неуверенно вскинул руки, пытаясь ее успокоить, и, наткнувшись на низкий столик, рухнул на его мраморную крышку.

— Нет, мой Адвокат.

— Нет. — Эрин покачала головой. Консорт поднялся на ноги. На его пятке выступила капелька крови. — Мне нужно окружить себя людьми, которые способны спасти Конкорд!

— Я мог бы тебя успокоить! — проговорил он тонким визгливым голосом, похожим на подвывание обиженного пса.

— Проклятье, Пол Джеред был прав! Может быть, тебе уже удалили яйца, раз ты не смог меня оплодотворить? Что ты здесь делаешь, если не можешь принести еще одного ребенка для моей семьи?

— Когда-нибудь…

— Когда-нибудь — это недостаточно скоро и никогда меня не устраивало. Мне надоело твое тело, как надоел твой ноющий тон. Ты не дал мне ничего, кроме небольшого удовольствия в постели, и в моей утробе нет ничего, кроме бессильного семени.

Хотя твой ум настолько скуден, что это, наверное, к лучшему. Ребенок от тебя был бы для меня бесполезен.

С лица консорта сбежала вся краска. Позади него открылись двери, и в спальню ворвались стражники, услышавшие ее крик. Эрин заметила, как дрожат его протянутые руки.

— Прошу, мой Адвокат, не прогоняй меня!

— Тебе нечего мне дать! — прорычала она.

Консорт вздрогнул.

— Но я тебя люблю!

— Любишь? Ха! Какая мне польза от этого чувства, когда я смотрю на тебя? Убирайся и радуйся тому, что тебя не волокут в цепях ко мне в темницу! Вон!

Эрин указала на дверь.

— Дворец в Фаскаре, мой Адвокат?

— Он — для отцов моих детей, а не для бесплодных идиотов. ВОН!

Консорт выбежал из комнаты. Стражники поспешно вышли следом за ним. Эрин вытерла губы рукой. Ее кровать казалась огромной и пустой.

— Нет. Это не помогло.

На столике стояло вино, рядом с графином блюдо со сладостями. Она села на кушетку и наполнила кубок до краев. Этой ночью Эрин Дел Аглиос больше не могла думать о событиях за дверями своих покоев. Завтра она призовет тех советников, которые находятся рядом, — когда Божье солнце снова согреет землю и небо. А сейчас она выпьет за тех, кого ей так хотелось бы видеть рядом и чья помощь была ей так нужна. Эрин надеялась, что у нее хватит вина, чтобы воздать должное всем.

ГЛАВА 44

848-й Божественный цикл, 31-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Когда восход осветил небо на востоке, Роберто обвел взглядом свой лагерь, гадая, скольким из тех, кто спит в пределах ограды, можно будет доверять после того, как они узнают все, что известно ему. И что он мог бы сделать, чтобы предвосхитить те проблемы, которые обязательно перед ним встанут. В палатке находились те, кого генерал пожелал включить в ближайший круг, чтобы успокоить свою совесть. Дел Аглиос пересказал им доклад мастера Келл и после того, как изложил основные моменты, оставил их читать и переваривать полный отчет. Сейчас он услышал, что они начали переговариваться, и вернулся в палатку. Генерал Атаркис и Элиз Кастенас. Хирург Дахнишев, чьей родине, Госланду, сейчас явно грозила опасность. Рован Неристус, его талантливый инженер. Горан Шакаров и мастер Даваров — уроженцы Атрески, чья верность не подлежала сомнению. Все сидели на табуретках, составив круг у низкого стола с кружками, в которых исходил паром травяной настой.

— Вы ей верите? — спросил Шакаров. Грубые черты его лица искажала мрачная гримаса.

— Нет оснований не верить, — сказал Дахнишев. — Она в сознании, хоть и очень слаба. Ее болезнь — не душевная. И, по моему мнению, ее доклад слишком богат подробностями, чтобы быть выдумкой.

— Я согласен, — поддержал его Роберто.

— Тогда Конкорд практически потерян. Армия Гестериса представляла собой две трети наших боевых сил, — угрюмо констатировал Даваров. — Нормальной обороны нет. В Атреске — определенно. Им не задержать такую армию, какая на них движется.

— Ты видишь гибель там, где ее нет, — возразил Роберто. — Но даже если то, что ты сказал, — правда, нам все равно надо принять верные решения для Конкорда, который мы защищаем.

— Но Келл считает, что в Атреске боев не будет, потому что легионы и Юран изменят, — вновь вмешался хирург. — Значение, которое это будет иметь для Госланда, Нератарна и Гестерна, огромно и ужасно.

— Что вы на это скажете? — Роберто адресовал вопрос двум воинам из Атрески. — Если Келл сказала правду, то цардиты отделили атресских пленных от остальных наций и повели их к собственным границам. Какие еще выводы мы можем сделать?

— По-моему, ты считаешь, что Атреска и ее граждане обладают слабой волей и вероломностью, если подумал, что этот поступок приведет к нашей измене! — Акцент Даварова усилился от гнева.

— Прошу вас! — успокоил его Дахнишев. — Никто не ставит под сомнение верность, силу или отвагу народов Атрески. Для этого достаточно одного взгляда на нашу армию. Но как насчет ее маршала? Человека, славящегося своей преданностью роскоши Конкорда и нежеланием платить за нее в казну.

Роберто обладал быстрой реакцией. Он едва успел. Шакаров бросился на Дахнишева, сжимая кулаки. Он налетел на Роберто, который успел вскочить. Даваров ухватил Шакарова за пояс, а Атаркис — за плечи.

— Ты, госландский хорек! — выкрикнул Шакаров. — У него есть храбрость и верность! То, чего твоему маршалу, трусливому задолизу, даже не понять!

— Сядь, Горан, — приказал Роберто, глядя ему в глаза.

Шакаров ткнул пальцем поверх плеча Роберто.

— Он оскорбляет моего маршала!

— Сядь! — Роберто с силой отпихнул его назад. — И сиди. Роберто продолжал стоять, пока не увидел, что плечи Шакарова ссутулились. Даваров, который и сам разозлился, но гораздо лучше владел собой, продолжал держать руку у него на плече, призывая успокоиться. Шакаров попытался стряхнуть руку, но Даваров в ответ крепче сжал пальцы.

— Я сожалею, если нанес обиду. — Дахнишева не смутила попытка нападения. — Но мне кажется, что сейчас время для прямого разговора.

— Безусловно, — согласился Роберто. — Но твоей прямоте порой не хватает такта.

По палатке прокатился смешок, Шакаров к нему не присоединился.

— В данном случае это достаточно четко показало, какие проблемы стоят перед нами как перед группой командования. — Дел Аглиос подался вперед, подчеркивая важность последних слов. — Мы движемся навстречу очень непростой ситуации. Можно только молиться о том, чтобы Атреска приняла подарок в виде возвращенных легионов и повернула их на защиту страны. Но в худшем случае нам предстоит войти в страну, чтобы атаковать цардитов, и обнаружить, что кое-кто из солдат, носящих форму Конкорда, тоже противостоит нам. Мне не нужно объяснять вам, какое напряжение это вызовет в наших собственных легионах.

— Мы будем сражаться за тебя и за Конкорд, — сказал Даваров.

Сидящий рядом с ним Шакаров кивнул.

— От вас двоих я иного и не жду. Но я подозреваю, что не все, кем вы командуете, разделят ваши чувства. В вашей пехоте есть рекруты.

— И что нам делать? — спросила Элиз.

— У нас нет иного выбора, кроме как разделить армию, Роберто, — предложил впервые заговоривший Атаркис. — Отдай мне мои силы, и я уведу мои легионы обратно в Госланд. Если армия Царда, направляющаяся на север, так велика, как мы опасаемся, их оборона окажется недостаточно прочной. А ты мог бы отправиться на юг, в сторону Атрески.

— Я согласен. — Роберто кивнул. — Нам грозит немалая и близкая опасность. Наш ближайший путь на юг от Галорианов — это следом за цардитами, через броды Цинтарита. Это рискованно, но даст нам больше возможностей для развертывания наших сил.

— Но движение будет медленным, пока мы не доберемся до дорог, проложенных инженерами Гестериса.

— А мы будем двигаться к Атреске с севера, через Госланд, — продолжил Атаркис — Мы сможем нарастить силы во время движения. Связь будет лучше, и мы сможем послать сообщения о наших намерениях в Эсторр, не опасаясь, что их перехватят цардиты или — вы оба, прошу меня извинить — мятежники Атрески.

Шакаров хмыкнул, выражая презрительное отношение к подобной возможности.

— Мы тоже отправим послания, но не будем прямо следовать им. — Роберто достал из сундука карту кампании. Они убрали со стола кружки, и генерал развернул ее на столешнице. Дел Аглиос ткнул пальцем в карту. — Ладно, мы сейчас здесь. Харог находится в двадцати пяти днях быстрого марша, если идти через Цинтарит. Это самый быстрый путь, хотя мы останемся одни, поскольку генерал Атаркис будет пытаться связать силы Царда, двигающиеся на север.

Он чуть отодвинулся от стола и кивнул Даварову, который хотел высказаться.

— Я не знаю, что ты намерен делать, Роберто, но мне как атресцу Конкорда представляется, что наш долг — это помешать вторжению как можно быстрее. Мы не сможем догнать направляющуюся на север армию раньше, чем генерал Атаркис начнет бои. И мне кажется, что нам не следует пытаться это сделать. — Он провел пальцем по карте. — Так что нам надо надеяться на то, что размещенные в Атреске легионы смогут сдержать направляющиеся на запад силы, тогда как мы нападем на них сзади, прихватывая тех людей Гестериса, которые попадутся нам по пути.

— Думаю, что поспешная встреча с тридцатью тысячами цардитов в любом случае неразумна, — вмешалась Элиз. — Я согласна с тем, что нам надо разъединить силы, чтобы защищать обе страны, но нам надо постараться не вступать с цардитами в бой раньше, чем это станет необходимо. Если имеющиеся в Атреске легионы не смогут их остановить, то я сомневаюсь в том, что разумно будет напасть на них сзади. У нас не хватит сил, если нам не удастся напасть внезапно.

— Совершенно верно, — согласился Роберто. — Тогда скажите мне еще одну вещь, кто-нибудь, не важно кто. Мы все согласились, что если факты и даты Келл соответствуют истине, то цардиты уже несколько дней как находятся у Харога. Если атресцы были застигнуты врасплох, Харог мог даже пасть, и тогда дорога на Бискар открыта. Вы все знаете численность моей армии. Должны ли мы думать о нашем долге перед страной, которая, вполне вероятно, уже потеряна, или о долге перед всем Конкордом? И в данном случае можно ли считать, что этот долг совпадает?

— Что ты предлагаешь, Роберто? — спросил Дахнишев.

— Чтобы мы направились на юг, в Гестерн, куда направляются и цардиты. Но там мы хотя бы знаем, что Джорганеш отступит через Атреску, чтобы присоединиться к обороне границ Гестерна. И, конечно, есть еще Карк.

— Мы не можем бросить мою страну! — тихо проговорил Шакаров.

— Но как нам лучше ей служить, Горан? — спросил Роберто. — Нас будет пятнадцать тысяч против армии, как минимум вдвое большей по численности. Армии, которая только что вкусила победу и, возможно, — такая вероятность есть — получила в качестве подкрепления тех, кого мы только вчера считали союзниками. В Нератарне их остановит зима, если не легионы Конкорда.

— Так что, мы минуем бои в Атреске? — спросил Даваров. — Не может быть, Роберто!

— Такой вариант возможен. Признаюсь вам, что больше всего меня тревожит. Хотя можно достаточно быстро организовать оборону, которая остановила бы продвижение Царда по Атреске и, если уж на то пошло, по Госланду, но нельзя сказать то же про Гестерн. И будь я командующим цардитов, я очень хотел бы захватить Гестерн и аннексировать остров Кестер. Тогда Эстория оказалась бы у меня в клещах. И я перекрыл бы все дороги в Карк, откуда поступают сырье и металлы.

В палатке стало тихо. Дел Аглиос наблюдал за тем, как командиры рассматривают расстеленную перед ними карту.

— Большая страна, правда? — проговорил он. — И мы отвечаем за нее всю.

Шакаров и Даваров уронили головы на руки.

— Горан, ты дал понять, что вы будете сражаться за меня и за Конкорд. Но это будет не в вашей родной стране. Пока нет, хотя обещаю вам, что мы примем участие в освобождении Атрески, если она падет. Я понимаю, как вам это будет тяжело, но таково мое решение. По пути на юг мы постараемся помешать планам цардитов, но мы не станем бездумно лезть вперед, чтобы не оказаться в ловушке между передовыми отрядами противника и его подкреплениями. И я не хочу рисковать армией, слепо заходя в страну, где наверняка идет открытая война. Вы меня поддержите?

Даваров и Шакаров переглянулись.

— Безоговорочно, как всегда, — ответил Даваров.

— Спасибо, — поблагодарил Роберто. — Мы выступаем завтра, через три часа после рассвета. Поговорите с вашими подчиненными. Объясните им, что происходит. Все изменилось. Мы больше не движемся к победе. Мы идем спасать Конкорд. Все станет восприниматься по-другому. И еще одно. Шакаров, Дахнишев. Я не потерплю ссор между моими командирами. Еще одно нарушение — и, несмотря на всю мою дружбу, вы будете смещены с ваших постов. Можете идти. Неристус, задержись, ладно? Мне надо поговорить с тобой насчет транспорта для более тяжелых артиллерийских орудий. Никто не посмеет сотворить со мной такое, что цардиты устроили с Гестерисом.

* * *

Ветер дул вверх по течению, так что паруса на кораблях сборщиков при приближении к укреплениям Бискара обернули вокруг мачт. Внизу барабан отбивал мучительно быстрый ритм: сегодня гребцам предстояло тяжким трудом заработать свои деньги. «Стрела Арка» и «Копье Арка» шли один за другим против слабого прилива, делая более семи узлов.

Впереди до дельты Тила и морских укреплений Бискара оставалось меньше трех миль, но их закрывала коса. Джеред разглядел птиц, летящих в небе так высоко, так, что их нельзя было сбить стрелой. Он мог только гадать, какие вести они несли: сборщикам приходилось ожидать всего, начиная с блокады и кончая стремительным преследованием, обстрелом и попытками поджога.

Чем ближе они подплывали, тем меньше становился риск блокады. По правде говоря, Джеред, стоящий на носу с прислоненным к фальшборту щитом, ожидал увидеть преграду в устье Тила. Ее отсутствие было добрым знаком. Военный флот Атрески, большая часть которого стояла в Бискаре, либо ушел в море, либо не имел на борту команды, способной выполнить приказ. Тем не менее сборщики встали на палубах, готовясь отразить атаку. На нижнюю палубу, перекрывавшую половину корпуса, подняли небольшие баллисты, изготовив их для стрельбы.

Джеред осматривал оба берега Тила, который резко расширялся ближе к дельте. Заливные равнины уходили на север и юг, а часть суши резко поднималась в виде скал, на которых стоял замок Бискара, возвышавшийся впереди на фоне неба. Порт уютно устроился у крутого склона, а лавки и дома Бискара лепились по скале вдоль извивающейся змеей дороги.

На выдолбленных в скале площадках над рекой лицом к дельте и к морю стояли оборонительные сооружения порта. К ним вели туннели, вырытые в камне, и там располагалась тяжелая артиллерия, способная метать снаряды весом в два таланта, которые дробили кили и отправляли корабли на дно одним попаданием. Естественная скальная защита делала катапульты почти неуязвимыми для ударов с моря. Джеред опасался тяжелых орудий, потому что из-за отмелей и поворота реки каждый корабль попадал в пределы их досягаемости.

Корабли Джереда начали вынужденный поворот направо всего в миле от них. Казначей наблюдал, как на стенах появляются люди и встают рядом со стягом Атресской республики, вывешенным на башне замка. Сигнальщики. Держа в каждой руке по флагу, они посылали сообщения. Зазвенели колокола, и их удары начали эхом отдаваться от скал и глухо разноситься по реке. Не имея выбора, корабли сборщиков продолжали двигаться вперед.

Джеред пробежал вдоль всего корабля, ощущая его плавное скольжение по спокойной воде.

— Не высовывайтесь, пока не начнете стрелять, — велел он, проходя мимо лучников. — Следите за скалами. Криками объявляйте атаку. Левимам приготовиться! Держитесь!

Казначей добрался до кормы, где рядом с рулевым стоял капитан. У фальшборта молодой моряк бросал лот, громко объявляя глубину.

— Постарайтесь идти максимально близко к правому берегу, капитан. Давайте не подставляться под выстрелы как можно дольше.

— Правее не пройду, казначей, — возразил капитан. — Если взять еще правее, то мы сядем на песок. Или еще чего похуже.

— А нельзя выжать еще что-то из гребцов?

Капитан оскалил зубы: на его худом лице это должно было изображать улыбку.

— Если я это сделаю, у нас не останется сил на бегство после того, как мы выйдем из гавани. Казначей, при всем моем уважении к вам, я знаю, что делаю.

— Постарайся, чтоб мы тут уцелели.

Ответ капитана потонул в волне шума на скалах над ними.

— Щиты!

Джеред увидел, как небо прорезали камни. Огромные темные силуэты, стремительно двигаясь, прочертили безоблачное небо. Они падали, падали… Громадные фонтаны воды и облака мелких брызг поднялись над рекой. Джеред не смог сосчитать все. Больше дюжины, определенно. Большинство дугой упали впереди примерно в тридцати ярдах по правому борту. Другие упали слева. Джереда облило водой, а сам корабль закачался на волнах.

Капитан тут же приказал увеличить скорость и немного изменил направление, повернув прямо к месту падения первых камней с правого борта. Джеред нахмурился.

— Наводчики. Они немного изменят прицел, — объяснил капитан. — Они не ожидают нашего маневра. Поверьте мне.

Джеред кивнул. Он прошел вдоль корабля вперед и встал у мачты. На скалистом мысу, возвышавшемся над каменистым берегом в крайней точке поворота, он увидел бегущих солдат. Позади них лошадь тащила повозку с баллистой.

— Впереди слева! — Казначей указал на новую опасность. — Мишени приближаются.

Они скоро окажутся на пределе дальнобойности. Корабль продолжал плыть вперед, второй шел сзади, отставая на пятьдесят ярдов. Джеред смотрел, как баллисту готовят к выстрелу. Он увидел, как ее повернули, как зарядили болт. Выстрел! Ему не удалось проследить траекторию: полет был слишком быстрым. Болт ударил в планшир в передней части корабля. Дерево растрескалось под ударом наконечника. Левим, укрывавшийся за планширом, получил удар в середину туловища. Его пригвоздило к палубе, и он судорожно задергался. Джеред закрыл глаза.

— Стрелы!

Левимы выполнили приказ. Туча стрел взвилась в воздух. Казначей потерял их из виду, когда они пересекли линию скалы. Два человека около баллисты упали. Его собственные легкие баллисты тоже сделали выстрел, но их болты не долетели до цели и упали у берега.

— Стрелять произвольно!

Сверху снова началось движение. Камни катапульт разорвали небо. Он стал следить за их полетом, услышав, как снова щелкнули тетивы, отправляя в полет стрелы. И еще раз. Камни падали. У казначея замерло сердце. Они стремительно увеличивались. Слишком стремительно! Капитан просчитался. Джеред невольно шагнул назад и увидел, что некоторые из левимов сделали то же. Но в последний момент камни пролетели мимо, подняв фонтаны воды всего в десяти ярдах от кончиков весел. Он повернулся спиной к брызгам и увидел, что остальные камни падают по другому борту и немного сзади. На корме торжествующе улыбался капитан.

«Стрела Арка» резко легла на левый борт, обходя мыс, благодаря чему лучникам хорошо стала видна команда баллисты. Те выпустили еще один болт, который пролетел над палубой и, не принеся урона, упал в солоноватую воду дельты. Выпущенные в ответ стрелы заставили замолчать бросивших им вызов артиллеристов. Выправив румпель, капитан направил корабль за пределы гавани, в Тирронское море.

Джеред увидел мачты трех кораблей, которые двигались позади мола им наперерез, развернув паруса и подняв на мачтах прежние флаги Атрески. Что бы ни говорил в своих докладах Юран, его военный флот, кажется, очень радовался отделению от Конкорда. Теперь Джеред сомневался, была ли Атреска когда-нибудь по-настоящему верна.

Впереди и позади снова заговорила артиллерия. Камни с кажущейся небрежностью прокатились по солнечному диску и стали падать вокруг беспомощных кораблей. Во второй раз небольшое изменение курса и скорости обмануло врагов, и камни пролетели мимо цели. Однако интенсивность обстрела говорила о том, что рано или поздно удача изменит сборщикам. Единственный способ остановить обстрел — сблизиться с гаванью и вражескими кораблями. Очевидно, капитан пришел к тому же выводу. Джеред видел, как он рассматривает вымпел на верхушке мачты, определяя, можно ли развернуть парус. Однако ветер для них по-прежнему оставался встречным. Вместо этого весла начали работать чуть быстрее, а ритмичный речитатив гребцов зазвучал громче.

— Премия гребцам, если они выдержат темп в течение часа! — крикнул Джеред.

— Я установлю часы, — откликнулся капитан, и казначей не усомнился, что это будет сделано.

Из-за мола вышли вражеские корабли. Триремы, они меньше, но быстрее кораблей сборщиков. На носу у каждой стояли тараны. Капитан плыл прямо им навстречу. Орудия Бискара сделали новый выстрел. Джеред повернул голову, следя за гипнотизирующим приближением снарядов. Взлетая вверх, камни являли собой завораживающее зрелище. Они широко разошлись и начали падать. Он слышал свист, с которым они падали. Это были голоса демонов ветра, призывающих людскую смерть.

Удар! Вода снова плеснула на палубу. Один камень упал в опасной близости от весел левого борта. Два получили удар и раскололись. Гребцов внизу сбросило со скамей. Джеред услышал их громкий вопль. Корабль сбавил ход: ритм сбился. Его качало на волнах, поднятых камнями.

Сзади над водой пронесся треск. Джеред стремительно обернулся, ухватившись рукой за мачту, чтобы не упасть. В «Копье Арка» попал камень. Удар пришелся на середину мачты, переломив ее пополам. На его глазах длинный кусок дерева заваливался на левый борт, рассыпая щепки. Корабль резко качнулся. Люди вылетали за борт или шлепались на палубу. Некоторые оказались под падающей мачтой, реями и парусом.

Мачта с грохотом упала, разбивая фальшборт, ломая доски и давя моряков и левимов. Джеред услышал победный вопль на скалах Бискара, который смешался с криками, командами и мучительными стонами его людей. Он посмотрел на капитана, но тот только покачал головой и, вместо того чтобы идти им на помощь, приказал своей команде грести быстрее.

Оторвав взгляд от «Копья», Джеред посмотрел вперед.

— Лучники! — рявкнул он. — Целиться вперед! Давайте подпортим им жизнь!

Враг приближался на парусах и веслах. Держа дистанцию около семидесяти ярдов, они шли в ряд. «Стрела» двигалась прямо на них, не сворачивая и не давая разгадать свой маневр. Они быстро сближались. Джеред слышал барабаны атресцев, задававшие ритм. Он видел лучников, собравшихся на палубах.

На расстоянии менее ста ярдов его капитан изменил курс. Румпель повернулся налево, развернув руль и направив корабль в просвет между двумя вражескими кораблями. Одновременно с этим гребцы по правому борту подняли весла, ускоряя поворот. Тем не менее большой корабль менял курс медленно. Джеред увидел, как реагирует противник. Обе триремы перед ними начали сближаться.

— Вниз и работать! — рявкнул капитан.

Весла правого борта опустились и начали грести. Румпель вернулся на место. Скорость возросла.

— Лучники, готовьтесь! — выкрикнула Менас. — Стреляем первыми.

Джеред вдруг мучительно ощутил собственную уязвимость. Его щит по-прежнему стоял у фальшборта на носу. Он побежал вдоль корабля вопреки всем естественным побуждениям, видя, как враги сокращают расстояние. Полетели стрелы. Его левимы сделали плотный залп с обоих бортов и пригнулись, как только им ответили. Джеред упал ничком на палубу. Стрелы свистели и проносились над ним, ударяясь в металл и дерево. Он не услышал ни единого вскрика. Отлично.

Когда казначей встал, его сердце замерло во второй раз. Между кораблями почти не осталось промежутка, чтобы разминуться. До них оставалось всего тридцать ярдов. С каждым гребком тараны сходились все ближе, но теперь Джеред хотя бы понял, какой рискованный маневр затеял капитан. Он схватил свой щит и пригнулся на носу, выглядывая из-за борта, командуя ближайшими лучниками и одновременно жалея, что сам так и не научился более или менее прилично владеть этим оружием. Всю юность он слишком увлекался мечом.

Воздух наполнили стрелы и крики левимов. Металлические наконечники стучали о доски, словно град. Казначей почти ощущал запах олифы и краски с кораблей Атрески, и, хотя на палубе гибли его левимы, он все же смог улыбнуться.

— Суши весла! — разнеслась по палубе громовая команда капитана.

— Лечь! Всем лечь! — приказал Джеред.

Они вошли в невообразимо маленький промежуток между триремами. Команда втянула весла на борт, предоставив кораблю плыть по инерции. На атресских кораблях отдали такой же приказ, но их команды оказались не столь дисциплинированными и быстрыми. Джеред услышал треск дерева и ощутил его у себя под ногами. Вражеские лучники прекратили стрельбу, пытаясь удержаться на ногах.

«Стрела» прошла между триремами и вырвалась на открытую воду. Джеред посмотрел на корму корабля. Капитан стоял, гордо выпрямившись, а рулевой пригнулся рядом, крепко держа румпель. Расстояние до кораблей противника составило не больше трех ярдов с каждой стороны. Джеред увидел, как капитан повернулся к врагам и сделал неприличный жест. Он еще что-то сказал, но его слова потерялись в панических криках с вражеских кораблей.

Там резко повернули румпели. Корабли начали расходиться, однако в двадцати ярдах позади «Стрелы» они столкнулись друг с другом, соприкоснувшись бортами и разбив последние оставшиеся весла. Доски скрежетали о доски. Два корабля разошлись и продолжили движение. Сквозь образовавшийся проход сможет проплыть «Копье». Поврежденное, но сохранившее плавучесть судно шло на веслах, уверенно догоняя лидера. Третий вражеский корабль начал разворачиваться, но он уже не сможет их догнать. И Джеред сомневался, что у атресцев оставалось желание это сделать.

А на корме капитан хлопнул рулевого по плечу и громко расхохотался.

ГЛАВА 45

848-й Божественный цикл, 32-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

— Скажи это! — повторил Ардуций. — Произнеси это вместе с нами.

Гориан театрально вздохнул и кивнул в знак того, что готов продекламировать необходимые слова вместе с ними. Шел шестой день их плавания на север и второй с того дня, когда очнулся Оссакер, встревоженный, но, судя по всему, здоровый. Он справился с морской болезнью Миррон и указал Патонии слабый стык в корпусе корабля. Капитан поначалу несклонна была поверить, но, убедившись в его правоте, выказала растерянность и подозрительность. Она не распространялась о случившемся, но тем не менее слух разлетелся по всему кораблю.

Восходящие сидели внизу, в тесной каюте, отведенной Ардуцию и его братьям. Кована разместили с первым помощником. Оказалось, что они друзья по школе в Кирандоне, хотя моряк был на несколько лет старше. Миррон отвели каюту маршала.

Взгляды, которые на нее бросали матросы, не укрылись ни от кого, и Ардуций впервые осознал, что девочка, которую он привык считать своей сестрой, уже почти стала женщиной. И притом очень хорошенькой. Он больше не мог отрицать причин, по которым Гориан и Кован добивались ее внимания. Ему это не слишком понравилось, и с тех пор мальчик старался держаться к ней поближе.

Ардуций решительно добивался, чтобы они придерживались тех правил, которые им указал отец Кессиан, хотя каждый урок и каждое дело приносили им новую боль. После долгого обсуждения с Кованом они также пришли к решению практиковаться в каютах, а не на палубе. Все это было совсем не весело, и настроение у всех сохранялось отвратительное. Боже Вездесущий, они ведь даже не могли поплавать, хотя вокруг них целый океан и там играют дельфины, которых Гориан мог призвать когда угодно, даже без контакта с водой. Он не желал рассказывать им, как он это делает.

— Готовы? — спросил Ардуций. Они кивнули.

— Боже наш, благословляющий эту землю и всех, кто ходит по ней, всех тварей, что бегают по ней, и всех рыб, что плавают в водах! Согрей наши сердца, пока мы учимся творить Твои дела. Твоею милостью мы получили благословение. Твоею мудростью мы стали Восходящими, рожденными служить Тебе и давать облегчение всем, к кому мы прикасаемся. Пусть Твоя рука ведет наш разум и наше тело, пока мы с каждым днем растем, чтобы лучше служить Тебе. Ты — Всеведущий. Мы — Твои слуги.

Восходящие опустили головы, чтобы на мгновение погрузиться в безмолвное созерцание. Каждый обратился к своим внутренним чувствам и проверил свои силы. Их жизненные линии ярко горели в душном воздухе каюты. Энергия мира вливалась в них при каждом вдохе, каждом движении ресниц, каждом прикосновении рук. Ардуций посмотрел на Гориана. Он знал, что тот не хотел молиться. Ардуцию казалось, что он перестал верить. По крайней мере в то, где находится его место.

— По очереди говорите мне, что вы видите. Миррон?

— Я вижу, как энергия солнца согревает воздух над нашими головами, и я чувствую, что в камбузе разожгли огонь для готовки. У них плохое топливо, которое неровно горит. Я могла бы им помочь, если бы ты разрешил.

— Может, позже. Оссакер?

— Серое окружает карты энергии, по крайней мере у половины команды. Это инфекция, которая может усилиться, а может — нет. Ее было бы легко уничтожить, но хирург даже не подозревает о ее существовании. Никто из них не чувствует себя больным.

— Болезнь опасная?

— Нет, — ответил Оссакер. — Это что-то вроде простуды.

— Тогда мы можем позволить ей развиваться естественным путем. Гориан?

— Я вижу все. Ты хочешь, чтобы я для этого бессмысленного упражнения назвал что-то определенное? Ардуций, мы могли бы сделать это плавание более легким. И одновременно могли бы показать им, на что мы способны. Какая у нас есть сила.

— Ты хочешь, чтобы они нас боялись?

— Нет, — ответил Гориан, хмурясь. — Я хочу, чтобы они видели, кто мы на самом деле. Мыздесь как пленники!

— Ты слышал, что сказал Кован. Это маленький корабль, и матросы суеверны, как суеверны все моряки. То, что это команда маршала, значения не имеет. В море мы одни, и нам грозит опасность.

— Я их не боюсь!

— Уважай их, а не бойся, — посоветовал Ардуций.

— Ты начинаешь походить на милого паиньку Кована, — ухмыльнулся Гориан. — Может, тебе и спать рядом с ним, раз тебе больше не хочется быть Восходящим?

— Не глупи.

Они все повернулись к двери за миг до того, как в нее постучал Кован. Восходящие знали, что это он, потому что энергия его линий жизни изменила энергию, окружавшую их. Это понимание пришло к ним медленно. Поначалу Ардуций решил, что у них просто быстрая реакция. Но однажды, когда глаза у него были закрыты, он ощутил перемену в энергии, мысленно увидев меняющиеся цвета. И тогда Ардуций осознал, что в их распоряжении находится еще одно умение.

— Входи! — сказал Оссакер.

Кован вошел.

— Пойдемте со мной на палубу, прежде чем начать. Это надо видеть.

— Что именно? — спросил Ардуций.

— Остров Кестер.

Они прошли за ним по кораблю, поднялись по короткому трапу на чуть приподнятую носовую палубу, где стояла единственная корабельная баллиста. Ее холодный мертвый металл вызывал беспокойство. Но на этот раз они забыли о ней, потому что по правому борту и чуть впереди лежал остров Кестер, как их учили, главный морской защитник Конкорда. При виде его у Ардуция перехватило дыхание.

В течение ночи они приближались к острову, и Кован попросил пройти вблизи от берега, чтобы Восходящие могли его разглядеть получше. Патония улыбнулась — что было для нее редкостью — и согласилась. Они находились всего в полумиле от западного края острова. Красота и сила, созданные в едином порыве человека и природы, — так описывал его маршал. Тогда Ардуций его не понял, но теперь понимал.

Остров Кестер был нагромождением древних скал, уходящих высоко вверх и растянувшихся на сотни миль. На его южной оконечности находилась вертикальная каменная стена высотой более двух тысяч футов. Она часто терялась в облаках во время дуса, когда волны разбивались о ее подножие, безуспешно пытаясь на нее взобраться. По преданиям, Бог послал удар молнии, который расколол сушу, демонстрируя Его мощь, и так возник этот обрыв. Отец Кессиан сказал, что, возможно, это сделал подводный вулкан или землетрясение. Ардуций не знал, чему верить.

Это не имело значения. Они уже проплыли мимо обрыва и его зубов в виде скал, которые не давали кораблям приблизиться. Западные скалы были почти такими же внушительными. Весь массив острова Кестер уходил склонами на юг и север, где заканчивался рядом высоких скалистых зубцов, называемых Пиками Окетара, по имени атресского бога морей. Создаваемые ими во время приливов и отливов водовороты делали опасным приближение к северному берегу и заставили инженеров Конкорда построить гавани дальше по берегам.

Ардуций смотрел на скалу, внимательно вглядываясь в потрескавшиеся изрытые поверхности, где гнездились тысячи морских птиц. У ее основания рокотали волны. Вода разбивалась у подножия первого из бесчисленных укреплений острова. Они высились почти на всех уровнях, куда только ни достигал взгляд, словно были вырезаны прямо в скалах. Они словно каплями стекали по склонам, как листва плакучей ивы, чуть светлее по цвету, чем скала, за которую они цеплялись. Ардуций увидел, как в сумерках светятся огни, как блестят металлические обручи на катапультах и баллистах, как сверкают установленные на треногах увеличительные трубы. Все подходы были защищены. На изрытых впадинами скалах насчитывалось, должно быть, несколько сотен оружейных площадок.

Мальчик считал, что за ними находится лабиринт проходов, соединяющих арсеналы, мастерские и казармы для тысяч людей, все они вели в верхнюю часть острова, где в центре, среди трав и деревьев, находилось громадное искусственное плато. А на плато высился великолепный дворец, город и крепость окетанов, военно-морского флота Конкорда.

Даже при взгляде снизу под углом и издалека строения внушали трепет. Сторожевые башни стояли вокруг плато, занимавшего всю верхнюю часть острова. Все башни соединялись стенами, над которыми торчали рычаги артиллерийских орудий, обернутые парусиной. За ними он смог различить верхние этажи дворца, увешанные флагами Конкорда и окетанов. На самом последнем флаг с изображением силуэта корабля, бороздящего волны под солнцем, висел лишь немного ниже штандарта Конкорда.

Камни были ослепительно белыми, черепица на крышах — огненно-красной. И башни, стоящие у каждого угла плато, господствовали над морем. Они чуть расширялись в центре, имитируя классическую архитектуру Гестерна.

Ардуций пообещал себе, что когда-нибудь там побывает. Пройдет по длинным дорогам, изгибами поднимающимся к плато, или проедет по цепочке подъемников, таких мощных, что на них можно было поднимать строительные блоки. Он войдет в ворота города и увидит громадные поля, дающие острову необходимое пропитание. Увидит насосные станции, которые подают в систему ирригации и фонтаны города воду из рек, протекающих глубоко в чреве острова, и дождевую воду, собранную специальными дождеуловителями. Блистательный город. Место, которое не смогут захватить враги, даже если падет весь Конкорд.

Мальчик почувствовал, как кто-то схватил его за локоть. Кован!

— Смотри, Арду, смотри!

Корабль обогнул скалу и бетонную стену, образующую южный край одной из четырех огромных гаваней острова Кестер. Там на якоре, прямо у причалов или едва видимые сквозь огромные ворота, ведущие в обширные пещеры, стояли корабли. Корабли были всюду. Триремы, галеры, артиллерийские платформы и остроносые каперы окениев. Ардуций улыбнулся впервые после того, как увидел, как падает отец Кессиан. Он не рассчитывал, что когда-нибудь увидит даже один капер, не говоря уже о дюжине или больше.

Корабли эскадры окениев, элиты флота. Они наводили ужас на всех моряков. Ярко раскрашенные, с мощными таранами, эти каперы низко сидели на воде. У них было единственное предназначение: стремительно и мощно сталкивать окениев с врагами. Тогда острые тараны пробивали обшивки кораблей на уровне воды, и лучшие воины Конкорда брали их на абордаж. Окении были вооружены мечами, составными луками и смоляными фитилями. Их репутация не имела себе равных.

— Ты их раньше видел? — спросил Ардуций. — Окениев?

Кован кивнул.

— Всего один раз. Отец привез меня сюда, чтобы я посмотрел на их учения. Я никогда не видел, чтобы что-то двигалось по воде так стремительно. А когда они наносят удар в цель, то разрезают ремни, которые удерживают их на местах при столкновении, и карабкаются по веслам так быстро, что глаз не успевает следить. А видеть их бой — даже учебный… это вообще описать нельзя.

Ардуций не мог определить, насколько Кован преувеличивает. А вот Миррон в этом не сомневалась.

— Словно обезьяны с мечами, — сказала она пренебрежительно. — А рисунки на бортах уродливые. Такие же уродливые, как сами корабли.

— Суда, — в один голос поправили ее Кован и Ардуций.

— А какая разница? — спросила Миррон без всякого интереса.

Ардуций покачал головой, останавливая Кована, который взялся объяснять.

— Ты зря тратишь время.

Они обвели взглядом палубу. Наверху было несколько членов команды. Такелажники и юнга, работавший лотом. Патония стояла на корме рядом с рулевым. Команда продолжала пристально наблюдать за Восходящими с того момента, как Оссакер указал на слабое место в корпусе корабля. Это тревожило Ардуция. Он чувствовал враждебность моряков через их линии жизни. Недоброжелательность ощущалась, словно холодный ветер на теле. Ему хотелось отключить большую часть внешних впечатлений, но тогда Ардуций не мог бы наслаждаться чудесами и красотами всех Божьих творений в море и на суше.

— На что ты уставился?

— Гориан, не надо! — предупредила Миррон.

Ардуций нашел объект враждебности Гориана. Один из такелажников. Жилистый мужчина, чьи длинные сальные волосы стянуты в хвост. Он был по пояс голый и демонстрировал плотные рельефные мускулы. Он не ответил, но продолжал смотреть на них. Вся деятельность на палубе моментально прекратилась. Патония оперлась на фальшборт, наблюдая за происходящим. На ее лице появилась ухмылка. Ардуций почувствовал, как атмосфера вокруг них стала прохладной.

— Мы что, выглядим как-то странно? — не отступал Гориан.

Мужчина покачал головой и направился к ним. Кован сделал шаг, чтобы встать перед Миррон.

— Оставь, Гориан, — сказал Ардуций. — Это не имеет значения.

— Имеет, — возразил тот. — Я не люблю, когда на меня глазеют.

— Я смотрю не на тебя, мальчик, — сказал такелажник, который был уже в нескольких шагах от них. Его товарищи собрались у мачты, наблюдая. — А вот твоя хорошенькая сестричка заслуживает, чтобы на нее посмотрели поближе.

— По-моему, мы уже достаточно близко, — заявил Кован, вытягивая руку. — Она еще девочка. Ты ее испугаешь.

— Защитник! — проговорил такелажник и неприятно осклабился. — И к тому же высокопоставленный. Не беспокойся, маленький маршал, мы просто немного развлечемся.

Оссакер подошел к Ардуцию и встревоженно вцепился ему в плечо. Ардуций похлопал его по руке, радуясь тому, что этим займется Кован. Он обладал спокойствием отца.

— Ты — да, а она — нет, — сказал Кован. — Возвращайся к работе.

— Ну же, малышка! Иди и осмотри корабль с настоящим мужчиной. Я покажу тебе такое, чего ты еще не видела.

Миррон отступила назад и ближе к Гориану. Он встал перед ней, рядом с Кованом.

— Не заставляй меня причинить тебе вред, — проговорил мальчик холодным тоном.

— Гориан! — предостерег Ардуций.

Он бросил взгляд на Патонию, прося вмешаться, но та только пожала плечами, продолжая наблюдать за ними. Капитан не понимала.

Такелажник расхохотался.

— Чем это? Твоими мальчишескими кулачками и твоими смешными глазами? Неужели ты думаешь, что мы верим тем историям, которые слышали? Не оскорбляй меня, мальчик, или я сброшу тебя за борт!

— Кончай веселиться! — Кован перевел взгляд на Гориана. — Давайте не будем конфликтовать. Дело того не стоит.

Такелажник ухмыльнулся Миррон.

— Молоденькая и крепенькая. Я как раз люблю таких бабенок. Пошли. Просто пройдемся.

— Нет!

— Ты слышал, что она сказала, — объявил Гориан. — А теперь отвернись, а то вообще больше никогда ничего не увидишь.

— Ну все. Я тебя предупреждал!

Такелажник шагнул вперед с решительным лицом. Но он ошибся в Гориане. Тот оказался быстрым и сильным для своих четырнадцати лет. Ардуций почувствовал, как в жарком ветре изменились линии энергии. Оссакер напрягся, а Миррон хотела было сказать «нет!», но опоздала. Гориан поднырнул под руки такелажника, выпрямился и ударил ладонью по его глазам. Последовала короткая вспышка, и такелажник отшатнулся назад, с криком прижимая ладони к лицу.

— Нет, — выкрикнул Гориан, — это я тебя предупреждал!

— Он меня ослепил, он меня ослепил! — взвыл такелажник, падая на колени.

Его товарищи сбились в кучу и побежали вперед, выкрикивая угрозы. Кован обнажил гладиус.

— Всем стоять на местах! — гаркнула Патония.

Внизу, на скамьях гребцов, раздались крики, ритм нарушился. Весла со стуком столкнулись, и задававшему ритм барабанщику не сразу удалось восстановить порядок.

— Никто не сделает больше ни шага! — продолжала Патония. Она прошла по палубе, ненадолго задержавшись рядом с матросами. — Ты отведешь Антуса вниз, к хирургу. Остальным вернуться к работе. Немедленно. Я с этим разберусь.

Ардуций видел, что Гориан стоит гордо и вызывающе. Позади него Миррон с раскрытым ртом смотрела на рыдающего такелажника Антуса, которому помогли подняться на ноги, чтобы увести вниз.

— Я мог бы ему помочь, — прошептал Оссакер.

— По-моему, сейчас не время, — отозвался Ардуций.

— Убери свой меч, юный Васселис, — сказала Патония, выходя на нос. Она встала прямо перед Горианом. — На корабле наказывать может только один человек, и этот человек — я, а не какой-то глупый мальчишка!

— Я сказал ему, чтобы он прекратил, а он не послушал. Он это заслужил, — заявил Гориан.

Лицо Патонии помрачнело.

— Он немного пошутил. Если бы он дотронулся до тебя или до Миррон, я бы его остановила и наказала, как сочла нужным. То, о чем подумал ты, на моем корабле никогда не имело места — и не будет иметь. Ответь мне: он навсегда ослеп из-за этого демонства, которое так рьяно защищает мой господин маршал?

Гориан пожал плечами.

— Он не знает, — тихо ответил Оссакер. — Он никогда не знает.

Он тер запястье, на котором были следы от обморожения.

— За мной стоит команда, которая потребует расплаты за то, что ты сотворил, — спокойно пояснила Патония. — Наши правила в море очень просты. Мера за меру. Если он ослепнет, то ослепнешь и ты.

Миррон ахнула, но Гориан только покачал головой. Ответил Кован.

— Извините, капитан, но я не могу позволить вам сделать это!

— Прошу прощения?

— Мой отец поручил Восходящих моим заботам, и им не будет причинено зло.

— Твоим заботам? Но ты не держишь их под контролем, — возразила она. — Тем не менее этот поступок не может остаться безнаказанным. Я уверена, что твой отец с этим согласился бы. Пока я выношу такое решение. Все вы не выходите на палубу. Ты, Гориан, вообще должен будешь почитать за счастье, если когда-нибудь увидишь солнце. Миррон, это ради твоего же блага. Из тебя начала течь кровь плодовитости?

Миррон кивнула, краснея.

— Это знак Бога. И взрослые мужчины чуют ее на тебе, словно это свежевыжатый сок спелого плода. Старайся не высовываться. А теперь вы все убирайтесь с моих глаз, пока я не отдам иного приказа. Чем бы вы ни обладали, у вас не будет никакой защиты, если моя команда захочет мстить.

Направляясь мимо Патонии к трапу, ведущему вниз, Ардуций приостановился и прищурился на линии, исходившие с юго-востока, из-за острова Кестер. Он нахмурился.

— Что-то не так? — осведомилась капитан.

— Вам стоило бы подвести корабль ближе к берегу. Первый шторм заката соластро будет здесь через семь дней.

Патония медленно повернулась, глядя в голубое, без единого облачка небо.

— Не думаю, Ардуций. Это Тирронское море, и мы далеко от перелома сезона.

Ардуций пожал плечами.

— Через семь дней, — повторил он.

Оскорбившись, капитан гневно посмотрела на него.

— Нелепая мысль. Ступай вниз.

ГЛАВА 46

848-й Божественный цикл, 39-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Ардуция вышвырнуло из койки так, что он ударился о противоположную стену. Он быстро оглядел себя. Ему повезло. Переломов не оказалось, хотя синяки останутся. Позже Оссакер им займется. Конечно, если они не потонут. В каюте царил мрак, свеча давно упала и потухла. Ардуций тряхнул головой и открыл свой разум энергии, которая кипела вокруг него. На него словно обрушился водопад холодной воды, сметающий все на своем пути.

Мальчик видел энергетические карты Гориана и Оссакера с поразительной четкостью. Оба сидели на койках, цепляясь за их края и пробуя силу, которая грохотала вокруг них. За стенами крошечной каюты, вне корабля, бесновался шторм, принесшийся с юго-востока именно тогда, когда предсказывал Ардуций, и быстро их нагнал. Ураган представлялся ему пылающим желтовато-белым светом, он свивался в кольца, кружился и выплевывал нити и лоскуты энергии, обладавшие громадной мощью, но почти мгновенно распадавшиеся.

Ардуций ощущал его приближение как все нараставший груз у себя на плечах. Другие Восходящие тоже его почувствовали, хотя не так остро и не так рано. Он понятия не имел, собралась ли Патония приблизиться к берегу, но происходящее ему не нравилось. Расширив границы сознания, мальчик все равно не мог ощутить поблизости ровных импульсов суши, хотя, возможно, это объяснялось тем, что шторм затмевал все остальное.

— Поразительно! — прошептал Гориан.

— Меня тошнит, — сказал Оссакер.

— Какая неожиданность! — воскликнул Гориан.

После недолгого всплеска стыда, который он испытал в тот день, когда ослепил такелажника, Гориан быстро стал прежним. Ардуций вспомнил, как заплакал, когда услышал, как Гориан в молитве просит отца Кессиана простить его.

— Заткнитесь оба! Я пытаюсь сосредоточиться.

— А в чем дело?

— Он становится сильнее. Разве ты не видишь, как энергия срывается с неба? — Ардуций это чувствовал. Это было похоже на воду, которая уходит в отверстие ванны. Воронка свивалась в сердце урагана. — Ох, нет!

— Куда ты? — спросил Оссакер.

Ардуций оперся о стену, когда очередная волна качнула их с борта на борт. Мешанина из вещей поехала по полу, и чья-то голова громко стукнулась о дерево. Гориан хмыкнул.

— Приближается сильный ветер. Очень сильный. Я хочу предупредить Патонию. Надо плыть навстречу шторму.

— Тебе нельзя выходить! — напомнил ему Оссакер.

— Я предпочту быть выпоротым, а не потонувшим. Оставайтесь здесь.

Дверь с треском открылась. На пороге стояли Патония с матросом, который держал фонарь. Они были мокрыми с ног до головы. Капитан сгребла Ардуция за ворот ночной сорочки.

— Идем со мной.

— Осторожнее! — запротестовал тот.

Она подтянула его к себе, лицом к лицу.

— Заткнись, ведьменок! Пора доказать мне, что от тебя в этом мире есть какая-то польза.

Патония быстро протащила его по резко кренящемуся с борта на борт кораблю, мимо гребцов, которые пытались заставить корабль двигаться. Здесь царила какофония криков, скрипа и хриплого дыхания, к которым примешивались страх и удары волн о дерево. Вода хлестала по палубе и хлюпала на настиле под ногами. Никто не пытался ее вычерпывать. Ардуций ощутил груз усилий гребцов как нечто плотное, как стену упрямой решимости, составленную из волевой энергии напряженных тел моряков.

Он проковылял вверх по кормовому трапу, когда корабль как раз ринулся в утробу волны. Чьи-то руки выдернули Ардуция из люка прямо в шторм. На открытой палубе мир представлял собой вздымающийся мрак. Море под ними качалось и собирало силы, чтобы броситься на крошечный кораблик, который был одинок в этой тьме. Ардуций увидел пену на волнах, а тучи над ними шли так низко, что, казалось, до них можно дотронуться.

Он ухватился за поручень, шире расставил босые ноги на промокшей скользкой палубе и посмотрел вперед. Там никого не было. Спущенный свернутый парус шлепал по мачте. Трое мужчин прилагали все силы, чтобы удержать румпель прямо. Корабль обгонял шторм, в то время как дождь хлестал почти горизонтально. Полоса молнии разорвала ночь, открыв Ардуцию пугающую картину океана — он был покрыт белыми гривами и вздымался высоко над ним.

Освобожденная молнией энергия ударила как тяжелая пощечина. Ардуций повернулся к Патонии. Их головы почти соприкасались.

— Чего вы от меня ждете? — выкрикнул он. Ветер рвал его слова в клочья.

— Ты почувствовал это! — проорала она в ответ. — Теперь скажи, куда ураган движется. Когда он нас минует. — Капитан помолчала. — Скажи, куда мне вести корабль.

Ардуций знал ответ.

— Надо повернуться и идти навстречу шторму.

— Я не могу повернуться. Если волна ударит нам в борт, мы опрокинемся. Надо плыть вперед.

Ардуций покачал головой. Он не знал, откуда у него это знание, но видел мысленные картины.

— Волны нас потопят, если мы не будем идти им навстречу.

Капитан пристально посмотрела на него.

— Значит, мы погибнем. Посмотри, какое волнение! Мы не сможем развернуться.

Ардуций ощутил мощь вверху и внизу. Сталкивались поразительные силы природы. А его разум был оазисом спокойствия, где они могли отдохнуть.

— Подожди. Приведи сюда остальных, — сказал он. Патония нахмурилась. — Пожалуйста, вы должны мне поверить.

Корабль рухнул с гребня волны и ударился о ее основание. Весь корпус содрогнулся. По палубе полетело дерево, остатки расколовшейся лопасти весла.

— Что вам терять?

Капитан скрипнула зубами и кивнула.

Восходящие не испытывали страха, они встали на коленях на корме, образовав круг. Испуганные матросы сгрудились вокруг них, не давая скользить по палубе, когда корабль вздымался и резко проваливался вниз. Патония стояла у руля и наблюдала за ними. Ардуций видел, как ее губы произносят молитвы, а ладони на груди складываются в символ Всеведущего.

Восходящие положили руки друг другу на плечи, чтобы оставаться рядом, и сдвинули головы, слушая Ардуция.

— Почувствуйте шторм. Не обращайте внимания на силы воды, которая им питается. Примите его в себя. Пропустите его сквозь ваши тела и верните в небо. Скажите мне, что можете это сделать.

Они по очереди кивнули, и Ардуций мысленно увидел, что круг замкнут. Объединив свои тела с помощью окружавших их линий жизни, Восходящие стали единым целым с ураганом.

— Гориан, ты хотел знать, как будет ощущаться призыв бури? Запомни эту ночь.

Они по-прежнему могли только мечтать о том, чтобы создать такую мощь из слабых энергий ветра и солнца в безоблачный день. Но, познав масштабы шторма, Ардуций и Восходящие поняли, что когда-нибудь станут на это способны. Внутри себя они не ощущали его неуправляемым.

— Мысленно пригладьте карту энергии, — сказал Ардуций. — Оттолкните ее совсем чуть-чуть.

Результат последовал мгновенно. Восходящие изменили природу энергетического кольца, которое их окружало. Скрученные, распухающие спирали и пики расправлялись в объединенном сознании и проходили сквозь их тела, словно они свивали шерсть в нить.

Ветер над их головами стих. Дождь перестал хлестать по телам. Ардуций смутно услышал потрясенные крики вокруг и неуверенные шаги.

— Хорошо, — произнес он. — Теперь оттолкните сильнее. Используйте дикую энергию, чтобы создать затишье, и не разрывайте круга. Осторожнее. Нам надо все сделать правильно с первой попытки.

В этот момент Ардуций понял, как далеко они ушли за годы, которые отделяли их от первого прорыва, и те немногие дни, миновавшие со времени прорыва полного. Их разум и тело стали намного сильнее. У них резко увеличилась способность принимать энергию и манипулировать ею в намного большем масштабе, чем прежде.

Действуя вместе, Восходящие расширили пузырь сглаженной энергии. Они распространили его до бортов корабля, а потом и на пространство вокруг него. В их сознании пузырь выглядел как плоский нейтральный круг с изрезанными краями. Со всех сторон его окружали столкновения белого и черного, представлявшие собой ураган, бушевавший снаружи.

Океан под ними успокоился. Но не до конца. Ритмы волн, находящихся за пределами контроля Восходящих, уходили далеко в глубину. Ураган ослаб до резкого ветра, и дождь стал падать отвесно. Ардуций улыбнулся. Их разум оставался твердым, но трата сил была огромной: энергия текла из них, питая пузырь и не давая шторму коснуться корабля, и ее затраты соразмерялись с мощью шторма.

— Поворачивайте корабль, капитан, — велел Ардуций. — Мы не сможем поддерживать это слишком долго.

Тишина, упавшая на «Гордость Кирандона», сменилась приказами, ритмичным стуком барабана, работой и песней. Корабль развернулся навстречу урагану и двинулся вперед под радостные крики матросов. Страх придет позже — с возвращением штормового ветра.

* * *

— Они говорят, что это совпадение. Говорят, что Бог проявил к ним милосердие и послал глаз урагана, поэтому мы сумели развернуться, — сказала Патония.

Восходящие и Кован сидели в каюте Миррон. Морщины уже успели исчезнуть с их лиц и рук. Прошло три дня с момента появления урагана, и они вернулись на прежний курс. Ардуций заверил капитана, что в ближайшие десять дней штормов не будет, но все равно она вела корабль достаточно близко к берегам Гестерна, чтобы в случае необходимости найти быстрое укрытие.

— Пусть, если так им спокойнее, — откликнулся Кован.

— Нет, дело совсем не в этом, — покачал головой Оссакер. — Мы их спасли. Это мы сделали возможным поворот корабля.

Он смотрел прямо на Патонию, и его незрячие глаза нервировали капитана.

— В следующий раз мы дадим кораблю потонуть, — заявил Гориан. — И пусть Бог спасает их, если сможет.

— И тогда вы потонете вместе с ними, — огрызнулась Патония. — Где твоя голова, парень?

— А ваша где? — парировал он. — Мы не можем утонуть.

Патония воззрилась на него и покачала головой.

— Не хочу с тобой говорить. Ты просто вздорный ребенок.

— Все это не имеет значения, — вмешался Ардуций. — Что думаете вы, капитан?

— Я знаю, что я видела. Как знают те, кто стоял вокруг вас и у румпеля. Я знаю, что ты предсказал шторм, и знаю, что в корпусе был изъян. — Она снова потрясла головой. — И все равно, в глубине души я не могу поверить, что это действительно делаете вы. А команда верить не хочет — и не верит. Я вижу в этом руку Бога, во всем этом. И я скорее готова поверить в совпадение, чем в колдовство.

— Это не колдовство. Это внутри нас, это часть нас, — объяснила Миррон. — Бог действует через нас. Мы делаем то, что делаем, только благодаря Его милости и Его дару. Поймите, мы просто хотим, чтобы нас принимали. Мы хотим быть свободными, чтобы делать добро.

— Не уверена, что твои слова справедливы в отношении всех вас, — ответила Патония, на секунду скосив глаза на Гориана. — Не знаю. У меня в команде взрослые мужчины и женщины, и они боятся четверых детей. Они испытывают и недоверие, и ненависть. Что, по-вашему, я должна делать?

— Позвольте нам доказать вам и вашей команде, что это не совпадение, — попросил Ардуций. — Мы так же можем манипулировать энергиями жизни. Мы сожалеем о том, что сделал Гориан. Но мы можем помочь вашему матросу.

— Я могу сделать так, чтобы он снова видел, — сказал Оссакер. — Я в этом уверен.

— Ты сам не можешь видеть, — беззлобно возразила Патония. — Как ты можешь вылечить другого?

— Разрешите ему показать вам это, — предложила Миррон.

— Антус не позволил бы никому из вас подойти к нему и на милю, будь у него выбор. Все такелажники хотели бы, чтобы вас выбросили за борт. И даже если вы не можете утонуть, то определенно можете умереть с голода, так что не надо на меня давить.

— Пожалуйста! — попросил Оссакер. — Вы должны разрешить мне попробовать. Мои глазные нервы погибли, и я никогда не буду видеть. Но у него нервы всего лишь обожжены так, что по ним не может течь энергия жизни. Я могу залечить ожоги внутри и убрать шрамы. И тогда он снова сможет видеть.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Откуда тебе знать, что у него с глазами?

— Я угадываю, и это у меня хорошо получается. Пожалуйста, капитан!

Патония обратилась к Ардуцию.

— Если он причинит Антусу новую боль, то я ничего не смогу сделать, чтобы спасти кого-то из вас, ты это понимаешь?

— Конечно.

— Тогда я поговорю с ним. — По ее губам пробежала едва заметная улыбка. — Ему терять нечего, так?

В тот же день Ардуций сопровождал Оссакера в лазарет. Оссакер мог бы пойти туда и один, используя линии жизни в воздухе, но капитан сочла это неразумным. Территория, отданная хирургу, представляла собой стол и сундуки, прикрепленные к полу. Все это занавеской отделялось от гамаков, в которых отдыхали матросы, чья вахта закончилась. Воняло высохшей кровью и сладкими лекарственными настоями. Ардуций не смог сосчитать гамаки, которые были в три уровня подвешены к балкам. На полу также лежали матрасы, свертки и узлы с личными вещами. А он еще считал, что их временное жилье тесное и плохо обставлено! У этих людей вообще ничего не было.

Поход внутрь корабля опечалил Ардуция, хотя Гориан на его месте раздулся бы от гордости. Матросы, которых они встречали по дороге, шарахались в стороны. Они осеняли себя знамениями и бормотали слова оберегающих молитв. Ардуций заметил на их шеях талисманы и амулеты, которых прежде не было. И он слышал, как они плевали на палубу за их спинами и растирали плевки ногами. Это разбило бы сердце отцу Кессиану.

За занавеску их провел сам хирург — женщина с непропорционально коротким телом, длинными руками и ногами и сильными кистями рук с удлиненными пальцами. Наверное, для хирурга это было плюсом. Ардуций не мог понять, какого она роста, потому что в этом тесном помещении она горбилась. Кожа у нее была очень светлой, и ему показалось, что он различил пушок на лице и на тыльной стороне рук. Заметив, что беззастенчиво пялится на нее, Ардуций покраснел. Женщина рассмеялась — жесткие звуки зарождались глубоко в ее горле. А потом она заговорила, и ее голос напомнил скрежет камнепада.

— Ты никогда не видел кого-нибудь, похожего на меня, юнец? — спросила она.

— Извините, — отозвался он. — Я не хотел…

— Я — Торрес из Карка.

Ардуций изумился.

— Это они, да? — спросил Антус. От страха голос у него стал слишком высоким.

— Да, — ответила Торрес, избавив Ардуция от необходимости говорить. — Но я полагаю, что тревожиться не о чем.

Она знаком пригласила Восходящих пройти дальше. Антус сидел на табуретке у стола. На глазах у него лежала повязка, а руками он вцепился в сиденье с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

— Кто здесь? — Антус беспомощно крутил головой.

— Меня зовут Оссакер. Я тоже слепой.

— Не приближайся ко мне! Слепой ты или нет, но глаза у тебя все время меняют цвет. Это неправильно. У меня тоже будут такие, если ты меня вылечишь?

— Нет, — ответил Оссакер. — Такие глаза только у нас.

— Торрес?

— Да, Антус, говори.

— Я ведь и сам поправлюсь, правда? Со временем?

— Не думаю. Ты даже не отличаешь свет от темноты. Я тебе помочь не могу. — Антус молчал. — Дай этим юнцам попробовать. Разве тебе хочется провести остаток жизни во тьме? И на берегу?

Антус покачал головой.

— Только не сделай мне хуже.

Оссакер счел это разрешением. Ардуций наблюдал за ним. Его чуткие пальцы вытянулись вперед. Торрес завороженно смотрела, облизывая губы в предвкушении чуда.

— Я прижму пальцы к повязке над твоими глазами, — сказал Оссакер. — Ты почувствуешь тепло. Может, покалывание. Если будет больно, скажи мне.

— Это нехорошо. — Антус тяжело задышал.

— Нехорошо то, что с тобой сделал Гориан. А это вернет все к тому, как оно должно быть.

Пальцы Оссакера прикоснулись к повязке, и Антус вздрогнул всем телом.

— Все в порядке. Постарайся успокоиться.

— Успокоиться? Ну уж нет!

— Я все сделаю быстро. Чувствуете тепло?

— Нет, только зуд. В голове. Заставь его утихнуть.

— Утихнет. Еще немного.

Торрес прошептала Ардуцию на ухо:

— Что происходит, юнец?

— Оссакер определит места, где линии энергии блокированы, и он устранит преграду, проведя сквозь нее немного своей собственной энергии. Это уберет шрамы в глазах и позволит собственным линиям Антуса замкнуть круг, так что он снова будет видеть.

— Он не будет ничего резать?

— Он даже не сдвинет повязки.

— Сделано, — объявил Оссакер.

— Ничего ты не сделал! — презрительно сказал Антус.

— Не открывай глаза! — приказала Торрес, быстро подходя к нему и кладя ладонь на повязку. — Выключи фонарь, юнец. — Она начала развязывать бинты. Они были обернуты в пару слоев, потом открылись мягкие подушечки, пропитанные бальзамом. Хирург сняла подушечки. Антус ахнул. Его руки поднялись, глаза под веками начали двигаться. — Не открывай. Дай я тебя вытру. — Она стерла небольшое количество выделений, которые склеили ему веки. — Так. А теперь закрой их ладонью. И медленно открой.

— Я вижу свет! — пробормотал Антус, но в его голосе не было радости.

— Интересно, — пробормотала Торрес — Поразительно.

— Вас это не пугает? — спросил Ардуций.

Торрес рассмеялась.

— А с чего мне пугаться? Я — карку. Я родилась среди чудес.

Ардуций снова посмотрел на Антуса. Его глаза были открыты, но он щурился от света даже в полутьме кубрика. Он ощупывал пальцами лицо около глаз.

— Боль вокруг глазниц пройдет, — сказал Оссакер. — Вы должны видеть не хуже, чем раньше.

Антус содрогнулся от позыва к рвоте. Ардуций увидел, что такелажника трясет.

— Убирайтесь! — закричал он. — Никто не может делать такое! Ни один мужчина. Ни одна женщина. Я проклят! Меня коснулись. Это дьявольское зрение!

Торрес подбежала, чтобы не позволить ему выцарапать себе глаза. Ее сильные руки стиснули Антуса, и женщина зашептала успокаивающие слова. Оссакер попятился. Ардуций подхватил его.

— Я помог ему, — проговорил Оссакер дрожащим голосом. — Я помог ему видеть.

— Вам лучше уйти, юнцы, — велела Торрес, крепко держа извивающегося Антуса. — Он передумает. И может, вам тоже стоит передумать. Люди будут сторониться того, чем вы обладаете. Это слишком иное, а люди легко пугаются. Старайтесь по возможности скрывать, кто вы. Эстория не готова принять вас. И возможно, никогда не будет готова. — Она печально улыбнулась. — Мне жаль вас. Я знаю, чем вам хотелось бы стать.

Ардуций провел Оссакера мимо подозрительно глядящих в их сторону матросов. Они вышли на палубу, обходя места гребцов. Вслед им неслись вопли Антуса. Он выкрикивал угрозы в адрес Оссакера, вернувшего ему зрение, и утверждал, что проклят. Сам Оссакер готов был расплакаться, так что Ардуций поспешно отвел его в каюту Миррон и позвал туда Кована и Гориана. Не успел он рассказать им, что произошло, как начались крики.

— Почему они кричат теперь? Теперь, когда мы его вылечили? А не тогда, когда Гориан его искалечил? — спросила Миррон.

— До этого они могли себя обманывать, — объяснил Кован. — Даже то, что сделал Гориан, могло быть случайностью: он выколол ему глаза или сделал что-то подобное. А теперь… теперь все поставлены перед фактом. Он не мог видеть, а теперь может.

Снаружи донесся громкий стук. Кован обнажил меч и отпихнул Восходящих себе за спину. Гориан встал рядом с ним.

— Я не стану колебаться, — сказал он.

Кован взглянул на него.

— А я не стану тебя просить.

— Чем больше добра мы делаем, тем сильнее они нас ненавидят, — прошептал Оссакер.

Он сидел на койке. Ардуций расположился рядом с ним. Миррон встала позади, не зная, куда себя девать.

— Вам следует чаще меня слушать, так ведь? — сказал Гориан. — Прекратите скулить. Не будьте слабаками.

— Ты не слышал ненависти в его голосе, — вновь шепотом произнес Оссакер. — Он считает меня злом.

— Значит, нам придется защищаться от этих неверующих, — заявил Гориан. — Мы можем это сделать. У нас есть сила, какая им и не снилась.

— Нельзя так думать, Гориан, — возразил Ардуций. Он закрыл глаза, услышав слова Гориана, но цеплялся за надежду, что они были произнесены из-за страха, и только. — Просто из-за того, что они не понимают, еще нельзя…

В дверь с силой ударили. Миррон пронзительно закричала. Гориан отскочил назад. Громкий голос женщины перекрыл шум. Патония. Они не могли понять, что происходит. Не слышно было, что именно она говорит, но ответы звучали жестко и гневно. Похоже, что она берет верх. А потом — еще один голос. Издалека, возможно, с верхней палубы. И все замолчали. Восходящие услышали топот бегущих ног и шаги по ступеням трапа.

Все были слишком напуганы, чтобы что-то говорить. Каждый настороженно пытался уловить, что происходит. Восходящие напрягали сознание, пытаясь ощутить какие-то подсказки в линиях, которые проходили в воздухе.

— Приближаются еще жизни, — сказал Гориан.

— Над морем или под ним? У меня не получается определить.

— Над морем. Наверное, еще корабли.

— Что нам делать? — спросил Оссакер.

— Ждать, — ответил Кован. — Патония не собирается нас выдавать, а команда не пойдет на бунт. Против нее — нет. Меня тревожит вопрос, кто к нам приближается. Мне не нравится эта тишина.

— А кто, по-твоему, это может быть?

На палубе началась бешеная деятельность. Судя по звукам, спускали парус. И вскоре они услышали шум, который ни с чем нельзя было спутать: рокот поднимаемых весел.

— Ну, кто бы это ни был, он хочет прийти и поздороваться, — проговорил Оссакер, стараясь, чтобы это получилось бодро. — Как вы думаете, у нас там найдутся друзья?

Даже Гориан рассмеялся.

— Только если дельфины научились ходить под парусом.

Смех вышел слишком громким, так что Кован шикнул на Восходящих. Они слышали незнакомые голоса, доносившиеся издали. Потом глухой удар — спущенные сходни. Снова топот ног. Решительный, мерный. Множества ног. Ардуций почувствовал, как у него по позвоночнику растекается холод, и с ужасом осознал свою полную беспомощность. Ну, не совсем полную…

— Приготовься, — сказал Кован Гориану. — И вы все. Мне очень жаль, если это звучит плохо… Но это может оказаться орден.

— Они нас предали, да? — спросил Ардуций.

— Люди моего отца! — Кован сжал губы.

Шаги приближались. Тяжелые сапоги стучали по доскам. Ручка повернулась, и дверь открылась. Мужчина пригнулся под притолокой. Он был высоким. Очень высоким.

— Так-так-так, — проговорил он. — Новое оружие Конкорда. Ну до чего же удачное совпадение! У меня для вас есть дело.

Ардуций не знал, плакать им или смеяться. Перед ними стоял казначей Джеред.

ГЛАВА 47

848-й Божественный цикл, 1-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Эрин Дел Аглиос сидела во главе длинного овального стола в дворцовом зале совещаний и пристально смотрела в огромное арочное окно. Линия горизонта на холмах над городом пылала яркими сигнальными огнями. Когда пятнадцать дней назад она отдала приказ, чтобы их зажгли, это был самый худший момент в ее жизни. Огни будут гореть до тех пор, пока угроза Конкорду не минует.

Или пока Конкорд не прекратит существование.

Последний раз сигнальные огни зажигали триста лет назад, когда Эстории угрожала смертельная опасность. То, что следующий пришелся на период ее правления, — позор, который никогда не удастся полностью смыть, и это тяжким грузом лежало на душе Эрин Дел Аглиос.

По всему Конкорду, от Дорноса на севере до крошечного Истхейла на юге и Бакира и Тундарры на западе, вид огней вызовет страх, смятение и даже панику. Их появление оповещает о вторжении, а это означает, что граждане Конкорда призваны к оружию.

Во всех уголках страны регулярные легионы уйдут с мест мирной дислокации и направятся в точки сбора. Они пока не будут знать, с чем именно им предстоит столкнуться. Птиц и гонцов посыльной службы с приказами о перемещениях и рассредоточении отправили в тот же день, когда в Эсторре загорелся первый сигнальный огонь. Некоторые, видимо, еще не добрались до мест. На этом этапе Эрин могла только молиться о том, чтобы решения оказались правильными и чтобы приказы были исполнены маршалами, консулами, преторами, эдилами и генералами, на которых ей теперь приходилось полагаться.

Адвокат пошутила, что при виде сигнальных огней большинству командующих придется выкапывать приказы на случай чрезвычайной ситуации с самого дна своих сундуков и сдувать с них вековую пыль. В тот момент никто не засмеялся, и сейчас ее слова казались слишком легковесными. На самом деле не было никакой уверенности, что эти огни вообще будут гореть. Но если и будут, где гарантия, что приказы, существующие на случай чрезвычайных обстоятельств, будут прочитаны, поняты и исполнены, опередив те, которые отправила она сама.

Перед Адвокатом сидели те дипломаты и старшие служащие военного департамента, которые в этот момент оказались в Эсторре, и недавно прибывшие консулы Истхейла, Карадука и Аварна. Всего девятнадцать человек, невольно ставшие членами военного совета. И никто из присутствующих не имел квалификации, необходимой для решения предстоящих задач. Немногие из них вообще сталкивались с конфликтами на своих границах.

— Итак, можем ли мы их остановить? — спросила Эрин присутствующих, как только формальное приветствие завершилось. — И давайте отбросим церемонии. Просто говорите. Сегодня мы здесь все равны.

— При всем моем уважении к вам, мой Адвокат, я не уверен в том, что это первый вопрос, который нам следует задать, — сказал пропретор Сизон, глава департамента торговли, старик, прекрасно знавший устройство Конкорда. — Я бы предпочел обсудить в лучшем случае, можем ли мы перевести легионы на предназначенные им позиции обороны, до того как их захватят враги. Я знаю, что повторяю надоевшие всем фразы, но мы слепы и глухи относительно реального положения дел на границах Атрески, Госланда, Дорноса и Гестерна. Когда мы читаем сообщения, все они уже имеют десятидневную давность.

Эрин развела руками.

— Однако таково наше положение. Мы не в состоянии отправлять послания со скоростью мысли и можем только реагировать на те сведения, которые мы успеваем получать. Да, консул Хатон?

Главный представитель Эстории в Нератарне прибыл совсем недавно, и она была очень рада его присутствию.

— Нератарн находится в состоянии повышенной готовности уже много лет, с тех пор как в Атреске начались гражданские конфликты. У нас на границах немалые силы, которые получат подкрепление в виде регулярных легионов. Мы уверены в том, что сможем остановить Цард.

— Но Атреска будет оставлена на разграбление! — вмешалась Меган, которую Эрин пригласила присутствовать на совете в качестве самого осведомленного посланца Атрески. — Вы исходите из того, что нашим легионам не удастся остановить наступление, и из-за этого отказываетесь передать дополнительные силы в распоряжение моего маршала. Я не понимаю, почему вы сделали такое заключение. Я приехала сюда просить о помощи. Вы оставляете мой народ без защиты перед лицом безжалостного врага. Я не могу этого понять!

— Возможно, именно поэтому вы и не получили столь высокого поста раньше, юная дама, — улыбнулся Хатон.

— Не относитесь ко мне свысока! — возмутилась Меган.

— Я прошу прощения, — сказал Хатон, и Эрин изумленно выгнула брови. — Но ваши легионы в течение последних десяти лет не смогли справиться даже с вашими внутренними мятежами. Легионы Конкорда, проходившие через вашу страну, подвергались нападениям тех самых людей, которых они стремились защитить, нанеся поражение цардитам. Располагать линию обороны в Атреске сейчас бессмысленно. Враги уже зашли глубоко на вашу территорию. Нам необходимо занять такую позицию, где у нас будет тактическое преимущество, — и она не в Атреске. Она на границе с Нератарном, где наша оборона по-настоящему крепка.

Эрин наблюдала за тем, как смысл слов Хатона постепенно доходит до присутствующих. Меган взирала на него, явно не в состоянии понять, что Атреска, по всейвероятности, уже потеряна. Однако этим дело далеко не ограничивалось.

— Не правда ли, мы должны радоваться, что в эти последние годы в Атреске было неспокойно, — проговорил Сизон. — Как жаль, что в Госланде не было похожего неповиновения.

— Полагаю, тебе следует пояснить эти слова, — сказала Эрин в наступившей тишине.

— Я все вам растолкую, — ответил Сизон. — И отсылаю вас к моему первому замечанию по поводу того, что наши земли будут захвачены еще до того, как мы выведем войска на позиции. Гражданская война в Атреске привела к тому, что северные границы Гестерна хорошо обороняются. Она привела также к тому, что южные границы Госланда укреплены и охраняются. Обе эти пограничные группировки резко замедлят продвижение цардитов. И позвольте мне напомнить вам, что если наша целостность по границе Гестерна будет нарушена, то мы рискуем потерять доступ к металлам и рудам Карка, которые так нужны нашим армиям. Если их придется перевозить по морю с юго-восточного побережья Карка, это станет гибельным для наших военных действий.

Но если цардиты находятся в сговоре с Омари или если Омари решит, что сейчас пришло время отомстить нам за вторжения на их территории, тогда наибольшая угроза для нас будет находиться на севере, а не на востоке. Линии коммуникаций огромны, а единственные закаленные в боях легионы — это те, которые нам придется увести с границы Омари, чтобы отразить цардитскую угрозу. Только тундаррский флот не дает флоту Омари совершить высадку в любом месте нашего северного и восточного побережья.

На вашем месте я немедленно отправил бы в Омари посольство и несколько полных сундуков с деньгами.

Эрин всмотрелась в лицо пропретора Сизона, выискивая признаки того, что тот преувеличивает. Но он явно говорил серьезно.

— Посланник Тарин, что вообще на это скажешь? — осведомилась она у дорносского дипломата.

— Я склонен согласиться с моим высокоученым другом, — ответил Тарин. Его звучный голос заставлял всех внимательно слушать. Он был таким же глубоким, как и морщины, которые пролегли между огромных кустистых седых бровей Тарина, мрачно сдвинутых вместе. — Ваши приказы, насколько я их понял, переведут два резервных легиона с наших границ, направив их на южную и восточную границы Госланда. Это вдобавок к тем трем легионам, которые уже были отведены для подкрепления в Царде. Эти легионы, конечно, все еще находятся в Омари и организуют свой выход из кампании. Это оставляет нам всего четыре выдвинутых вперед легиона, не слишком плотную поддержку флота Тундарры и наши собственные ограниченные силы обороны. Если Омари решит идти на нас, нам не удастся долго их сдерживать.

— Ты считаешь, что мы слишком много взяли у кампании в Омари? — спросила Эрин. — У тебя была возможность возражать в тот момент, когда составлялся приказ.

— Мне кажется, что на нашей шахматной доске неудачный набор фигур, — продолжил Тарин. — И нет сомнения в том, что для нас большую опасность представляют цардиты, про которых нам известно, что они уже в Атреске и, по слухам, будут атаковать Госланд и наверняка Гестерн. Если вы хотите узнать у меня, можно ли умиротворить Омари, то я в этом сомневаюсь. Будут ли они считать себя достаточно сильными для того, чтобы войти на территорию Конкорда… — Он вздохнул. — Это не исключено. Это отнюдь не исключено.

— Тогда поговори с Сизоном после совещания. Возьмите все, что вам понадобится, и организуйте дипломатическую миссию в Омари. Боюсь, что их присоединение придется отложить.

— Конечно, мой Адвокат, — откликнулся Тарин.

— Спасибо. А теперь я попрошу прощения у тех, кто уже об этом знает, но для тех, кто только что приехал и еще не знает, чего мы просим от их стран, маршал Ниран обрисует наше положение. Прошу, маршал.

Ниран встал, держа в руках пачку бумаг. Предприниматель, ставший политиком, выглядел неуверенным и боязливым. Для него эта должность стала чисто формальной и обеспечивала ему контакты и большое состояние. И теперь он расплачивался за покровительство и дружбу семьи Дел Аглиос. Эрин сомневалась, что за последние дни ему удалось хоть раз выспаться.

— Я прошу вас посмотреть на карту, которая лежит перед вами, — проговорил он высоким голосом, резавшим слух.

Делегаты склонились над картой. Лампы, подвешенные под потолком, освещали тщательно выполненную и очень подробную рельефную карту Конкорда.

— Смотрите внимательно, — посоветовала Эрин. — У меня нет желания переделывать эту карту.

Ниран шмыгнул носом.

— Мы определили три возможные позиции для обороны, основываясь на наших расчетах вероятной скорости продвижения цардитов и способности Конкорда сопротивляться продвижению врага. Они находятся на границе Нератарна с Атреской, на границе Гестерна с Атреской и в Госланде по линии от Госкапиты на юго-запад вдоль хребта Алейн.

— Как легко отдавать страну, находясь в безопасности, в сердце Конкорда! — вздохнула Меган.

— Ни одно из этих решений не далось нам легко, уверяю вас, моя госпожа, — сказал Ниран. — И при этом мы отдаем немалые территории Госланда. Проблема Атрески не только в постоянных волнениях. У нас просто нет резервов, чтобы организовать успешную контратаку. И дело к тому же в неудачном ландшафте. Хотя ваши равнины прекрасны и дают великолепные урожаи, их крайне трудно защищать от крупной армии. Нератарн имеет огромные преимущества в виде линии приграничных фортов, которые не демонтировали после присоединения Атрески из-за ваших постоянных беспорядков. К тому же он имеет неплохие природные условия для обороны, как и Госланд. Я сожалею — как и все мы — о том, что в результате этого ваша страна пострадает. Но моей главной заботой должно стать благополучие всего Конкорда в целом.

— Там люди, которых я люблю! Они окружены. Брошены. — Меган повернулась к Эрин. — Мой маршал так долго умолял вас уменьшить налоги и создать внутреннюю систему обороны. А вы постоянно ему отказывали. Мы все будем за это платить. И Атреска — только первая.

— Меган, прошу тебя, ты даешь волю чувствам, — поморщилась Эрин.

— И вас это удивляет?! — Меган уже кричала. Ее лицо покраснело, но голос был звонким и уверенным. Она ткнула рукой в карту. — Вы небрежно вычеркнули мой дом, чтобы уберечь себя. Оставили мой народ на милость тех, кто не знает милости! Конкорд поклялся нас защищать! Мне больно, что мы настолько незначительны в ваших глазах!

Эрин встала.

— Я напомню о двух вещах, после чего ты уйдешь, чтобы успокоиться. Первое. Ваши нескончаемые гражданские беспорядки были и остаются делом маршала-защитника. — Она подчеркнула эти последние слова, понимая, что это звучит высокомерно. — Я не допущу, чтобы меня обвиняли в том, что множество твоих сограждан решили выступать против Конкорда, хотя с самого начала было ясно, что они под нашим правлением будут процветать. Они пожинают плоды этого сопротивления — и трагедия лишь в том, что при этом страдают и невинные жители Атрески. Второе. Любой здравомыслящий человек скажет тебе, что прежде чем отбросить назад наступающего противника, необходимо сначала его остановить. Для этого нужно выбрать наилучшее место для сражения. Мы это сделали — и когда цардиты будут остановлены, их оттеснят назад и Атреска будет освобождена от их ига.

Эрин глубоко вздохнула и немного помолчала.

— Меган, ты находишься здесь потому, что, по моим впечатлениям, ты обладаешь острым умом, не испорченным национальными предрассудками. Пожалуйста, не заставляй меня изменить мнение. Можешь идти. — Эрин взмахнула рукой и отвернулась. — Маршал, прошу, продолжай.

Адвокат села, но почувствовала, что не может сосредоточиться. Ниран будет перечислять названия всех легионов, которые должны отправиться на каждый из трех фронтов. Объявлять численность пехоты, кавалерии и артиллерии. Объяснять, как тундаррский флот будет продолжать наблюдение за Омари. И он обрисует меры, с помощью которых военно-морские силы Конкорда организуют блокаду Тирронского моря, чтобы не выпустить флот Царда, стоящий на якоре в заливе Харин.

Но проблема заключается в том, что все его цифры основаны на полной комплектации легионов и на том, что все резервисты явятся по призыву. Факты могут оказаться совсем иными, и среди присутствующих не было ни одного военного специалиста, который смог бы изменить планы в том случае, если цифры окажутся уменьшившимися на десять процентов, на двадцать или даже на треть.

Ей нужны новые сведения. Но еще больше ей нужен Пол Джеред.

* * *

— Я надеялся, что Арков успеет попасть туда вовремя, — сказал Джеред. — Мне очень жаль. Искренне жаль.

Он выслушал рвущие душу рассказы всех пятерых. Эмоциональные версии Восходящих и гораздо более взвешенный и детальный отчет Кована Васселиса. Они разожгли его ярость и подтвердили наихудшие опасения.

— Мы не знаем, что там происходило после нашего бегства, — закончил Кован. — Мой отец был в численном меньшинстве.

— Но город его поддерживал. — Джеред кивнул. — С ним все будет в порядке. И Арков успеет. Он хороший человек и знает, что надо делать. Но то, что вы сделали там и на борту «Гордости Кирандона», меняет путь, который я собирался избрать. К тому же нам нужно избегать зоны военных действий.

Джеред посмотрел на Восходящих. Они сидели на краю койки в его личной каюте, сам казначей занимал кресло напротив них, Кован пристроился на письменном столе. У всех был усталый, встревоженный и потрепанный вид. Он распорядился, чтобы их накормили и переодели в лучшие вещи, которые удалось собрать у команды. Но это не сделало лица Восходящих менее несчастными. Последние часы на борту корабля Васселиса дались им нелегко. Корабли Джереда по-прежнему лежали в дрейфе рядом с кораблем из Карадука.

— А что вы собирались сделать? — спросила Миррон. — И что, по-вашему, будем делать мы? Если Арков там, то почему нам нельзя просто вернуться домой? Это ведь теперь не опасно, так?

Дети! На одном дыхании — тысячи вопросов. И нет таких ответов, которые бы они целиком поняли.

— Во-первых, поверьте: все, что я сочту нужным делать, я делаю ради блага всего Конкорда. Не ради вас и не ради себя. Если в результате этого будет хорошо и нам — прекрасно. Далее, примите к сведению, что нам не обязательно нравиться друг другу, чтобы оставаться вместе и дальше. Вы отправитесь со мной и будете делать то, что я вам скажу.

— Вы ведь не ожидали встретить нас здесь, так? — спросил Гориан.

— Что, сам догадался? Не может быть! — резко ответил Джеред. Он протяжно выдохнул. — Послушайте. Мир за пределами вашего недавно лопнувшего кокона находится в весьма плачевном состоянии.

— Ну, все не может быть так плохо, — возразил Гориан. — Иначе мы услышали бы.

— Хочешь надеть мою форму? — огрызнулся Джеред. — Нет? Тогда молчи и слушай меня. И не говори ничего, пока я тебя не спрошу, я понятно выражаюсь? — Он увидел, что они все отстранились от него, но казначей еще не закончил. — Вы заметили, что у одного из моих кораблей нет мачты? Это потому, что в него попал камень весом в два таланта, выпущенный атресской катапультой. Они нам изменили. Гражданская война превратилась в открытый мятеж. Там остались люди, которые, скорее всего, погибнут. Шестьдесят тысяч цардитов в эту минуту движутся на земли Конкорда. Я сам видел их авангард, и если вы пожелаете пройти в соседнее помещение, то увидите раны, которые нанесли нам их стрелы и мечи, когда мы от них уходили. Не смейте говорить мне, что все не так плохо, потому что все именно так. Все отвратительно. И становится хуже с каждым проклятым часом.

Джеред провел пальцами по волосам, стянутым назад. Восходящие молча смотрели на него, пытаясь понять.

— Ох, это все без толку! Менас!

Дверь маленькой каюты открылась почти тут же.

— Да, господин.

— Отправься на ялике на «Копье» и передай им закрытые послания. Они — только для глаз Адвоката. Она должна услышать о предательстве Атрески. — Джеред щелкнул пальцами и повернулся к предводителю Восходящих, самому внимательному. Как его зовут… — Ардуций. Ты можешь предсказывать погоду. Мой корабль направится на веслах в Эсторр по открытому морю.

— Погода будет хорошей в течение четырех дней. Потом с юга придет еще один шторм.

— Отлично, они успеют. — Казначей снова повернулся к Менас и взял с письменного стола несколько кусков пергамента, перо и чернильницу. Передав ей чернильницу, он окунул туда перо. — Возьми на борт Арина и тех раненых, которые не поместятся на «Гордости». Скажи Арину, чтобы он увиделся с Адвокатом. Отдай ему мою печать и вели передать эти послания. Опять же, только ей одной. — Джеред писал, продолжая говорить. — Он должен сказать ей, что Восходящие у меня и что я буду оберегать их. В том числе от врагов внутри самого Конкорда. И что она ни в коем случае не должна допустить новых нападений на Вестфаллен. Что мы собираемся присоединиться к Роберто. И она должна не сомневаться: все, что я делаю, делается ради Адвокатуры и Конкорда.

Он вручил женщине бумаги.

— Это ясно, пробер?

— Да, господин. А Патония?

— «Гордость Кирандона» плывет на остров Кестер, чтобы известить их, что военному флоту Атрески доверять не следует. После этого они должны передать в Вестфаллен, что Восходящие находятся в безопасности. Я лично поговорю с ней, но тебе надо отправить Арина немедленно. Времени мало.

Менас отсалютовала и вышла из каюты. Джеред снова повернулся к Восходящим и Ковану. На их лицах больше не было подозрительности и тревоги. Миррон даже улыбалась.

— Рад, что вы слушали, — скупо улыбнулся он. — Урок усвоен. А теперь мне надо объяснить, почему вам следует прятать себя и эти ваши глаза от представителей ордена. Почему мне нужно, чтобы вы усердно практиковались — как можно усерднее каждый день, пока вы со мной. И почему совершенно не важно, считаем ли я и моя команда, что вы сила добра или ересь против Бога.

Оссакер поднял руку. Его незрячие глаза впивались в лицо Джереда.

— Да, молодой человек?

— Люди когда-нибудь нас примут? Даже когда мы им помогаем, они ненавидят нас.

— Что ж, — сказал казначей, чувствуя, что к нему наконец возвращается хорошее настроение. — Выиграйте для них войну — и у них не будет выбора, так?

ГЛАВА 48

848-й Божественный цикл, 5-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

К ночи ветер, дувший с моря, начал усиливаться, над Эсторром собирались тучи. Надвигался шторм, и люди суетились на душных влажных улицах, стараясь закончить дела прежде, чем начнется дождь. Бог, как всегда, позаботился о людях. Озера и реки разольются и заполнят акведуки, с мощеных улиц смоет грязь, которую вода утащит в сливы, в канализацию и обратно в землю. Когда тучи в конце концов разойдутся, Эсторр будет сверкать.

Эрин Дел Аглиос снова сидела в комнате для личных аудиенций и гадала, не действуют ли те, кому она больше всего доверяет, против нее. Она попыталась принять расслабленную позу. Трон в этом помещении такой же неудобный, как и в базилике, откуда велось управление надвигающейся войной. Адвокат вернулась оттуда, чтобы поговорить с глазу на глаз с пробером Арином. Сейчас он находился перед ней, и она приказала сборщику сесть, поскольку его плечо закрывала толстая повязка, а лицо побледнело от боли. Арин, получивший стрелу в плечо, только что добрался до Эсторра. В гавани поврежденный корабль сборщиков уже переводили в сухой док для ремонта.

Адвокат читала бумаги, которые ей передал Арин, со все нарастающим чувством неизбежной покорности судьбе. Когда все рассыпается, это происходит без остановки. Хорошо хоть ее решение не пытаться остановить цардитов в Атреске оказалось верным. Но это слабое утешение. А что до личных решений Джереда… Но всему свое время.

— Ты уверен в измене Юрана? — спросила Эрин Дел Аглиос.

— Он принимал цардитов у себя в замке, мой Адвокат, — ответил Арин. — Я видел это своими глазами. И во время нашего отступления нас атаковали силы Царда и Атрески.

По его лицу было видно, что он очень хорошо все помнит.

— Измена полная?

— Это установить невозможно. Разумно предположить, что значительные силы, бывшие при Цинтарите, находятся в Атреске. Мы не знаем, куда они направляются и кому верны. И несомненно, будут люди, особенно среди военных, которые не откликнутся на призыв Юрана. Но его люди ему весьма преданы. Даже те, кто противостоял ему во время гражданской войны, не хотят, чтобы его отстранили от власти: они хотят, чтобы Юран был правителем независимой Атрески.

— Ну и мерзость! — воскликнула Эрин. — Мне надо сообщить об этом на границу Нератарна. — Она внимательно посмотрела на Арина, прежде чем задать еще один необходимый вопрос. — Я полагаю, что для тебя честность превыше верности твоему командиру. Ответь мне: казначей по-прежнему со мной?

— Его верность вам и Конкорду есть и всегда будет непоколебимой, — заверил Арин. — То, что он делает, он делает потому, что уверен: это в ваших интересах. Хотя и понимает, что вы можете с ним не согласиться или его не понять. И если бы я не был ранен, я бы по-прежнему находился с ним.

— Итак, если я тебе не верю, то должна тебя арестовать. — Эрин поудобнее расположилась на троне.

— Это так, мой Адвокат.

— Но думаю, что я, наоборот, использую твои таланты в ведении войны, которая нас ожидает. Как только ты поправишься, явись в базилику и найди маршала Нирана. Ему будет необходима твоя помощь. В этом городе у нас большая нехватка людей с военным опытом.

— Как скажете, мой Адвокат. Для меня это честь.

Они обменялись быстрыми улыбками, а потом дверь в покои распахнулась — и ворвалась канцлер Коройен.

— Свободен, пробер Арин. И спасибо тебе.

Арин отдал ей честь и, двигаясь очень напряженно, вышел из комнаты. Коройен обожгла его спину гневным взглядом, а потом зашагала к трону. Эрин отложила одну пачку бумаг и взяла другую. Эту ей недавно принес дворцовый гвардеец, который сопровождал канцлера в Эсторр через Кирандон. Арков не приехал обратно, как ему было приказано, предпочтя остаться в том портовом городишке. Похоже, влияние Джереда повсюду.

— Я и не думала, что из Карадука надо добираться так долго, канцлер.

— У меня были неотложные дела в Кирандоне на обратном пути от обители зла, Вестфаллена. Я видела это зло, — ответила Фелис Коройен высокомерно-снисходительным тоном.

— И появление по всей стране сигнальных огней, которые призывали тебя изо всех сил спешить сюда, нисколько не ускорили твоего возвращения?

— Я считала, что Конкорду будет полезнее, чтобы я оставалась в Кирандоне, пока мое дело не будет закончено.

Эрин села прямо и помахала пачкой пергамента перед канцлером.

— И что, во имя милосердия Божьего, я должна делать вот с этим? Против тебя и твоих людей выдвинуты обвинения. Убийство. Зверства. Лишение свободы.

— Преувеличения, написанные рукой зла. Эти обвинения выдвинуты Васселисом, который погряз в преступлениях глубже, чем ты способна себе представить.

— Ты отрицаешь, что избивала Элсу Геран, чтицу Вестфаллена? — Эрин зачитывала строки из пергаментов. — Что ты своими руками перерезала ей горло на глазах целого города?

— Она была виновна в ереси. Она была казнена, как того допускает закон.

Эрин хлопнула рукой по подлокотнику трона и вскочила на ноги.

— Проклятье на твою голову, Фелис, закон не допускает варварства! Даже по отношению к еретикам. Где документы судебных слушаний? Где признание? И где обычный порядок приведения приговора в исполнение? Ты — мой канцлер. Что ты, по-твоему, делала?

— Я выполняла твое поручение, мой Адвокат.

— Что?! — Эрин изумленно воззрилась на нее.

— Ты попросила меня очистить Вестфаллен от ереси.

— Я попросила тебя разобраться! — выкрикнула Эрин. — А это очень и очень большая разница!

— Ты сказала мне, что там поселилось зло. Ты сказала мне, что так не может продолжаться.

— Да, и я велела тебе определить его масштаб и привлечь к суду тех, кто его сотворил.

— И потому я…

— К моему суду, Фелис! — Эрин хлопнула ладонью по своей груди. Ее душил гнев. — К моему суду. Справедливому суду Конкорда, на который мы полагаемся, чтобы не потерять единства. А не к скорому осуждению по законам ордена.

— При всем моем уважении, Эрин, тебя там не было. Вонь от этой ереси стояла повсюду. Весь город затронут ею.

— Знаю. Я прочла отчет. И как это оправдывает совершенное тобой убийство?

— Я своими глазами видела, как эти… эти Восходящие призывали с неба жар и превратили легкий ветерок в штормовой. А Васселис и его сын угрожали мне, чтобы дать им скрыться. Это зло необходимо полностью уничтожить. Ему нет места под Божьим небом. Мои обвинения подтверждены документами. Вестфаллен надо сровнять с землей вместе со всеми, кто в нем живет.

— Я просила тебя только все выяснить. Я уважаю твое мнение и твою позицию. Или так было прежде. — Эрин замолчала и снова помахала пергаментами. — Это подробный отчет. Насколько я понимаю, эти Восходящие не проявляли себя до тех пор, пока не была убита чтица и не сбит с ног старик. Тобой, твоими руками. И Васселис до этого момента не вмешивался. А в начавшемся после этого разгроме, который санкционировала ты, было убито семнадцать невооруженных граждан. И один из них торговец тканями из Тундарры. Совершенно очевидно, что он был невиновен.

— Мне угрожали, — сказала Фелис.

— Так часто случается с людьми, которые нападают на других и убивают… как ты теперь смогла убедиться.

— Мне угрожал еретик и преступник, я требую привлечения его к суду! — продолжила канцлер. — Иначе я сделаю это сама.

Эрин покачала головой. Ее переполняла досада.

— Неужели ты не понимаешь, что ты там натворила? Неужели ты действительно настолько невежественна, настолько ослеплена своим фанатизмом? Я — Адвокат. Я — воплощение Бога на этой земле, а ты пятнаешь мое доброе имя. Того, что я сейчас держу в руке, достаточно, чтобы посадить тебя в тюрьму и судить за убийство. За преступление, караемое сжиганием тела, пепел, которого развеют, отдав демонам ветра. Тебя! Канцлера ордена Всеведущего.

Тень страха, мелькнувшая на лице Коройен, мгновенно сменилась презрением.

— Ты не можешь верить слову еретика и союзника зла.

— Но ты практически признала свою вину! — взъярилась Эрин, на мгновение потерявшая власть над собой. — Это официально предъявленные обвинения, и я должна на них откликнуться. Как и на те, которые ты выдвинула против Васселиса и граждан Вестфаллена. Таков закон, и я буду его блюсти.

Наконец канцлер достаточно успокоилась, чтобы почувствовать угрозу в словах Адвоката.

— Эрин, ты не можешь посадить меня в тюрьму. Не можешь. Не теперь, когда Васселис остается на свободе!

Эрин покачала головой.

— Хотя бы в этом мы придерживаемся одного мнения. Да, не могу. Но не по тем причинам, которые ты назвала. Ты останешься на свободе потому, что Конкорду грозит опасность и глава ордена должна быть на виду. Если ты будешь арестована, то невозможно предсказать, как это подействует на настроение всех граждан. Но не рассматривай это как освобождение — это только отсрочка. Настанет день расплаты.

— А Васселис?

— И для него тоже. А пока он останется на свободе. Возможно, он и еретик в понимании ордена, но я не смогу обойтись без легионов, которые он направит на оборону Конкорда. — Эрин увидела, как в глазах канцлера снова загорается гнев. — Канцлер, ты сосредоточишься на содействии усилиям по спасению Конкорда. Ни ты, ни кто-либо из членов ордена или его вооруженных отрядов и на сто миль не приблизится к Вестфаллену, если того не потребую я. И не вздумай в этом идти поперек моей воли, иначе, видит Бог, у меня появится новый канцлер, несмотря на все войны. Фелис! Я говорю это серьезно.

Канцлер кивнула.

— Но ты уже опоздала, мой Адвокат. Известие распространяется по Кирандону и Карадуку, а потом оно попадет в Эсторр и пронесется по всему Конкорду. Правоверные жители нашей огромной страны не допустят продолжения этого зла. Мне не нужно возвращаться туда, чтобы знать: они будут уничтожены.

— Тогда ты веришь в желание наших граждан исполнять волю ордена гораздо сильнее, чем я. Приближается армия Царда. Их поддерживают мятежные легионы Атрески под командованием Юрана. Думаю, это будет более неотложным делом, как тебе кажется? — Эрин села, внезапно ощутив ужасную усталость. — Действуй заодно со мной, а не против меня, Фелис. Конкорд не может допустить, чтобы ты вызывала раздоры.

— Восходящие по-прежнему где-то там, — пробормотала Коройен. — Мы не можем допустить, чтобы они оставались на свободе.

— Они тоже вне твоей власти, и так будет и дальше. К ним нельзя прикоснуться, пока я не отдам иного приказа.

— Ты знаешь, где они?

Глаза Фелис округлились.

— Я не просто так являюсь Адвокатом. — Эрин улыбнулась.

Фелис оглянулась на дверь.

— Вот почему здесь был Арин. Они с Джередом, так? — Она с отвращением выплюнула имя казначея.

— С кем они и куда отправятся — это уже не твое дело.

— Прикажи, чтобы их доставили сюда. Пусть их судят. Признают виновными. Они должны быть сожжены.

— Нет, — негромко ответила Эрин.

— Ты не можешь сказать «нет»! — запротестовала Фелис, повышая голос. — Они — оскорбление лично тебе, как и Богу, которого ты представляешь на земле. Их надо предать смерти.

— Нет, — повторила Эрин Дел Аглиос — Они будут служить Конкорду.

— Это не в твоей компетенции как Адвоката! — Фелис ткнула в ее сторону пальцем. — Те, кто идет против Бога, не могут действовать во благо Его людям! Я этого от тебя и ожидала. Ты готова взять титул «император» и править единолично!

— Довольно! — Эрин хлопнула в ладоши. — Я достаточно выслушивала твои вопли и твои идиотские проповеди. Мы находимся в состоянии войны. И я готова на все, чтобы защитить моих людей от внешних врагов и от оказавшихся среди нас предателей. На все.

— Даже если это означает, что ты взращиваешь на этой земле зло, которое восстает на Бога?

— Даже на это. — Эрин посмотрела канцлеру прямо в глаза.

— Тогда ты достойна вечного позора!

— Когда Конкорд будет спасен, мы вернемся к этой дискуссии. А пока я буду следить за тобой, канцлер Коройен. А теперь убирайся, пока я не изменила решение оставить тебя на свободе.

* * *

Месть! Наступили такие дни, когда это неуемное и опасное чувство стало единственной возможностью облегчить воспоминания о прошлом. Жизнь и страсть к отмщению вернулись в глаза мастера Дины Келл благодаря заботам хирурга Дахнишева. Кузнецы выправили и великолепно начистили ее кирасу, ей выдали новое оружие и жеребца конкордской породы.

Теперь она стала временным командиром сотни кавалеристов Восьмого эсторийского легиона, Пикирующих Ястребов. Роберто проехался с ними под командой Келл и сразу высоко оценил ее умения как всадника и командира. Келл кратко проинформировала подчиненных о своих сигналах и приказах, явно полагаясь на то, что они поймут ее с первого раза. Ястребы откликнулись с пониманием.

Разбившись на две части, кавалерия рысью вышла на невысокий холм позади врага и стройно двинулась на оба фланга обоза, направлявшегося к бродам Цинтарита. Повозки оказались именно там, где обещала разведка. Цардитские разведчики лежали убитыми позади, так что никто не подозревал о надвигающейся опасности.

Наконец звуки приближающейся конницы встревожили противника. Немногочисленные всадники развернулись лицом к ним, солдаты, шедшие рядом с повозками, начали составлять оборонительный строй, а сами повозки попытались ускользнуть. Бесполезно!

Келл подняла копье, на котором развевался вымпел, и указала им вперед. Взревев, кавалеристы Конкорда пришпорили коней, переводя их в галоп, и пошли в атаку. Роберто ощутил волну трепета. Он возглавлял второй отряд, который стремительно несся на врага слева. Перед ним цардитские лучники на бегу сделали залп, но стрелы прошли выше и с большим разбросом. В линии обороны не ощущалось единства, и когда лучники повернулись, чтобы отойти назад, большинство мечников побежали с ними.

Роберто одной рукой удерживал повод, в другой сжимал дротик. Приблизившись к цепочке из пятнадцати фургонов, он вскинул руку и метнул его. Дротик попал в одного из тех немногих, кто еще противостоял им, сбив солдата с ног. Правее также пролетели копья, выбивая возниц с козел или впиваясь в спины убегающих цардитов.

Кавалеристы приблизились к отряду Роберто. Всадники развернулись в седлах, чтобы выстрелить из луков. А когда они сдвинулись в сторону, за ними оказались пешие воины, отстававшие всего на несколько шагов. Роберто обнажил меч, свесился с седла и ударил по голове первого противника, который смог только поднять руки, чтобы закрыться. Еще два шага — и меч Роберто снова взвился вверх и нанес скользящий удар по шлему другого солдата, отброшенного на стенку фургона.

Слева от Роберто его кавалерия рассредоточилась, расстреливая и рубя убегавших. На другом конце обоза всадники Келл нашпиговали повозки стрелами и копьями, в то время как часть их отряда огибала обоз по широкой дуге, чтобы уничтожить всех беглецов.

Роберто промчался мимо первого фургона, указал окровавленным мечом направо и начал разворачиваться. Позади себя он слышал крики и вопли цардитов, шелест и стук стрел, щелчки спускаемой тетивы. Он снова перевел коня в галоп, направляясь к первому фургону. Там еще оставались и возчик, и охранник.

Дел Аглиос пронесся мимо них, резко развернулся и помчался вровень. Это напомнило ему первые дни кампании, проведенные под командованием генерала Гестериса. Он рубанул мечом, заставив возницу откачнуться. Мимо него пронеслась стрела, вонзившаяся в грудь стражника, который упал под колеса. Фургон раскачивался и тарахтел. Роберто поставил ногу на приступку, перебросил вторую через голову коня. Инерцией его забросило на передок фургона. Он ухватился за деревянную распорку правой рукой и ударил возницу кулаком, попав прямо по лицу. Из носа мужчины хлынула кровь, и он завалился на спину, скорчившись от сильной боли. Роберто последовал за ним и прикончил одним ударом меча под подбородок.

Он схватил вожжи и замедлил движение фургона, повернув его направо так, что остальные вынуждены были сбросить скорость или остановиться. Дел Аглиос увидел, что только горстка цардитов все еще продолжает бой. Справа кавалерия налетела на беспомощных возниц и охранников. Пленных не будет. Свидетелей тоже.

— Победа! — выкрикнула Келл.

Торжествующий крик, подхваченный Ястребами, раскатился по раскинувшейся впереди равнине.

Роберто остановил коней, запряженных в повозку, и, спрыгнув на землю, привязал вожжи. Потом прошелся вдоль ряда стоящих фургонов и повозок, поздравляя людей. Атака прошла как по учебнику. Келл он застал за разглядыванием захваченной артиллерии. Другие кавалеристы обыскивали фургоны, проверяя содержимое.

— Безупречно, мастер Келл, — кивнул Роберто.

— Гм-м, — отозвалась она, поднимая голову от баллисты, которую заинтересованно разглядывала. — Кавалерия Ястребов — превосходный отряд. Иного я от Элиз Кастенас и не ожидала.

— Что-то не так? — спросил Дел Аглиос.

— Вот это. — Келл похлопывала по рычагу баллисты. — Ее отремонтировали, но клеймо изготовителя осталось. — Она повернулась к Роберто. — Это одна из наших, захваченная у Цинтарита.

— Правда? — Роберто взглядом проследил, откуда направлялся обоз. — Довольно обременительное мероприятие. Ты уверена, что речь идет о ремонте, а не о модификации?

— Я не инженер.

— К счастью, инженер у меня есть, и очень хороший, — улыбнулся Роберто. — Интересно, что там в фургонах.

Добыча оказалась ценной. Очень ценной. Восемь тяжелых баллист, Неристус сможет определить, усилены ли они. И в двух закрытых фургонах еще четыре штуки, которые наверняка очень заинтересуют инженера Конкорда. Более легкие орудия, каждое из которых крепилось на одной оси и паре колес, как колесница. Такую конструкцию в Конкорде не освоили. А еще пять фургонов были нагружены оружием, отремонтированными доспехами пехоты Конкорда и камнями для катапульт восьми различных калибров. Неудивительно, что они двигались так медленно!

— О чем это тебе говорит? — спросил Роберто.

— Что мы недооценивали их с самого начала этой проклятой кампании, генерал, — ответила Келл.

— Политические заявления потом, мастер Келл. Что еще?

— Что они чересчур уверены в себе. Этот обоз очень плохо охранялся. Вероятно, ситуация в Атреске намного хуже наших самых страшных кошмаров.

— Верно. Надо действовать. — Генерал повернулся и выкрикнул: — Ястребы! Я хочу, чтобы повозки были доставлены к бродам. Сегодня мы встанем лагерем там. Отправьте гонца к армии. Пусть они идут на нашу позицию. И трех разведчиков немедленно ко мне, чтобы выехать вперед и в Атреску. За Конкорд! Действуйте!

ГЛАВА 49

848-й Божественный цикл, 6-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Утро выдалось хмурым и облачным, даря долгожданный отдых от недавней обжигающей жары. Первый предвестник того, что время года меняется и приближается дус. И Роберто молился, чтобы наступающий сезон выдался исключительно суровым и холодным. Скорее всего, только это смогло бы остановить наступление цардитов.

Они свернули лагерь за три часа до рассвета и забрали с собой всю древесину, до последнего кусочка. Следом за ними не шли другие силы Конкорда, а Роберто не собирался оставлять что-то, чем могли бы воспользоваться цардиты. Вооруженные отряды фуражиров прошлись восточнее и западнее их расположения, забирая все, что удавалось найти. Правила военных действий изменились. Продвигаясь внутрь территории, они платили за все товары, старались не проходить через населенные пункты и начали налаживать отношения с местными жителями. Отходя, они разрушали строения, сжигали посевы и убивали всех, кто пытался оказывать сопротивление. Это было неприятной необходимостью.

— Беженцы нам не нужны, — сказал Дел Аглиос своим командирам. — Они портят настроение и путаются под ногами. Можете спросить Томала Юрана.

Налет на обоз, который так удачно прошел накануне, поднял дух армии. Разведка ушла вперед, пытаясь получить сведения о положении в Атреске, и должна была вернуться через несколько дней. Однако он не собирался задерживаться у реки Тарит в ожидании сообщений.

Роберто ехал впереди колонны, так же как всегда, пока они двигались на юг. Его окружали экстраординарии, значительные отряды кавалерии охраняли фланги, а разведка уходила во все стороны, выискивая цардитов.

Роберто вел армию прямо через поле боя, изрытое и искореженное, — по нему трудно было продвигаться. Повозки ехали очень медленно. Повсюду следы разгрома напоминали о том, что здесь произошло. Обрывки ткани, прилипшие к камню или траве. Осколки металла, поблескивающие на солнце. Все еще изредка попадались трупы, раздетые мародерами и изъеденные падальщиками, — они лежали, опозоренные перед Богом.

Дел Аглиос запретил своим людям прикасаться к ним. Эпидемия все еще оставалась свежа в памяти. Но ему нужно было, чтобы они видели цену поражения. Он хотел, чтобы воины прониклись желанием спасти Конкорд. Хотел, чтобы они никогда не забывали о том, что представляют цивилизацию. Цардиты же воплощали собой варварство, которое необходимо уничтожить.

Ехавший рядом с ним Неристус зевнул. Свет в его мастерской горел всю ночь.

— Извини, что не дал тебе спать, — сказал Роберто.

— А ничего, что ты заставил меня ехать с тобой? — спросил Неристус с улыбкой на губах. — Я ведь мог спать у себя в фургоне.

— Мне нужно кое-что выяснить. Например, что тебе удалось узнать при изучении новых орудий.

— Ну, я могу начать с тех, которые начали свою жизнь как оружие Конкорда, — сказал Неристус. Он шмыгнул носом и утер его грязным пальцем. — Они не слишком изменились, но скобы говорят о наличии умелых кузнецов. Они прочные, но весьма легкие. А для орудия, которое метает камни в три таланта, это дает разницу в две или три мили в час, когда их везут на позиции. Это немало.

— Несомненно, — кивнул Дел Аглиос.

— Но это усовершенствование нашей собственной конструкции, — продолжил Неристус. — А это значит, что у них в распоряжении орудия были давно. Годами. Если они не натолкнулись на такое усовершенствование случайно, значит, они изучали наши орудия задолго до начала кампании.

— Атреска и Госланд продолжали продавать им наше оружие после присоединения?

— Похоже на то.

— Наверное, мне не следует этому удивляться. Но теперь нам за это приходится платить, так ведь? И им тоже.

— Это зависит от того, сочувствовали ли торговцы цардитам.

— Давай придерживаться твоего доклада.

— Хорошо, генерал. На чем я остановился? Ах, да. И наконец, деревянные части заменены на то же сирранское дерево, которым мы теперь пользуемся в наших баллистах. И это совсем не удивительно.

— Да, конечно. А одноосные орудия?

— Поразительно! — воскликнул Неристус, и Роберто невольно засмеялся при виде столь явного восхищения собратьями-инженерами. — Проблема состояла не столько в том, чтобы установить эти орудия на одну ось, а в том, что отдача от выстрела отбрасывала орудие и сгибала или ломала ось уже после нескольких залпов. Помнишь?

— Поверю тебе на слово, — отозвался Роберто.

Неристус нетерпеливо махнул рукой.

— Ну, как бы то ни было, они разработали металлические рессоры — и опять же сделали их удивительно легкими. Это имитация деревянных устройств, которые мы создали и установили на каждой армейской повозке. Великолепная работа! Это позволяет быстро размещать орудия, быстро их перевозить. И при необходимости их легко могут тащить четверо мужчин. И на повозках есть хитроумная система противовесов и фиксирующих штырей. Очень красиво.

Роберто присвистнул.

— А ты можешь это скопировать?

— Конечно. Не мгновенно, но мы этим уже занялись.

— Отлично. Даю тебе половину срока, на который ты рассчитывал, — сказал Роберто.

— Надо бы доставить такое орудие инженерам Конкорда, в Эсторр, — посоветовал Неристус. — Передай одно на корабль в Киррийской гавани.

— Ты читаешь мои мысли, дорогой Рован, — проговорил Роберто. — А теперь возвращайся в свой фургон, пока ты не заснул и не упал с лошади.

— Спасибо за заботу, генерал.

— Если она убежит, то мы потеряем хорошее животное.

* * *

Они шли на веслах на север, в миле от берега Гестерна. Море было спокойным, ветер почти не дул. Джеред отправил птиц маршалу-защитнику Катрин Мардов в столицу Гестерна Скиону. Город лежал в трехстах милях южнее места, где он собирался высадиться на берег. При удачном стечении обстоятельств маршал или кто-то из ее представителей смогут встретиться с ними, когда они пришвартуются в портовом городе Киррий, расположенном в конце узкого залива с тем же названием. Киррий находился всего в паре дней пути от границы с Атреской, и его близость к Карку позволяла им без проблем пробраться на север, в Сирран и к Роберто. По странному капризу судьбы земли Царда сейчас стали безопаснее Конкорда, но времена меняются.

Джеред стоял на корме «Стрелы Арка» и смотрел, как Миррон и Гориан резвятся в воде с дельфинами, которые приплывали всякий раз, когда Гориан залезал в море. Первые два раза Джеред считал это совпадением, но теперь у него уже не оставалось сомнений, что паренек способен призывать их так же, как он сам мог призвать своего коня. Поразительно! Кован Васселис тоже смотрел на них, сжимая руками фальшборт. На его лице отражались досада и беспомощность. Джеред не пытался ему помочь. Юноше, который гоняется за чем-то недосягаемым, помочь нельзя. Ему надо разобраться во всем самостоятельно.

В течение последних дней, пока Восходящие упражнялись в своем искусстве, Джеред старался сохранять уверенный и спокойный вид — ради левимов и команды корабля. Всем им пришлось стать свидетелями зрелищ, доселе никогда ими не виданных, и он гордился тем, как они на это отреагировали. А Восходящие откликнулись доверием на доверие.

Единственной причиной, по которой Ардуций и Оссакер сейчас стояли рядом с ним, а не плескались в воде с Миррон и Горианом, было то, что первый переутомился, вызывая утром ветер, который ускорил их плавание и позволил гребцам отдохнуть. А Оссакер залечивал множество мелких недугов, приобретенных матросами во время длительных плаваний. Волдыри, воспалившиеся порезы, порой — переломы. Ничего серьезного. Но в результате оба устали и выглядели осунувшимися.

— Объясните мне еще раз, почему вы становитесь такими, — приказал Джеред. — Я имею в виду, вроде бы стареете.

— Потому что все, что мы делаем, основано на жизненных циклах энергий, которыми мы управляем, — ответил Ардуций. — Подумайте сами: если мы заставляем дерево расти, то мы также делаем его старше, заставляя его жизненный цикл ускориться. То же самое происходит, если я превращаю легкий ветерок в сильный ветер или создаю облако из небольшого количества влаги в воздухе. Это значит, что я насильно перевожу потенциальную энергию в реальность и тороплю ее. Поскольку все это направляется через наши тела, мы неизбежно тратим собственную жизненную энергию, которая служит катализатором. Чем больше мы ее растрачиваем, тем старее становятся наши тела. Хотя для нас это оказывается временным эффектом.

— А почему для вас это временно? — Джеред нахмурился.

Оссакер пожал плечами:

— Потому что наши запасы восстанавливаются за счет несвязанной энергии, которая есть во всем, что живет.

— Несомненно, — проворчал Джеред.

— Вы не поняли? — спросил Ардуций, озорно блеснув глазами.

— Не дразни меня, парень, — нахмурился Джеред, хотя его выговор звучал не слишком весомо. — Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь. Хотя, наверное, в данном случае здесь надо было быть Д'Алинниусу. Он получил бы от ваших объяснений гораздо больше удовольствия, чем я.

Ардуций кивнул, и его лицо стало серьезным.

— Он поправится?

— Не знаю, — вздохнул Джеред. — Он был очень болен, когда я его видел, но у него сильная воля.

— Как жаль! — сказал Оссакер. — Он мне понравился.

— Он всем нравится.

— Не всем, — возразил Кован, оторвав взгляд от Миррон и Гориана. — Ордену придется ответить за многое. И он ответит.

— Нет. — Джеред поднял палец. — Не орден. Только определенные люди, одетые в его одежды и прячущиеся за его слова. Да, канцлера призовут к ответу, не сомневайся. Знаешь, юный Кован, еслиты рассчитываешь пойти по стопам твоего уважаемого отца и получить в Конкорде высокую должность, тебе надо научиться подбирать слова с большей осмотрительностью.

— Наверное. — Кован пожал плечами. Он снова повернулся к морю.

— По-моему, у него на уме совсем другие вещи, — проговорил Оссакер со смехом.

— Заткнись, Осей! — рявкнул Кован, у которого по шее разлилась краска.

Джеред улыбнулся, глядя Ковану в спину, но в то же время почувствовал беспокойство. Он посмотрел на слепого подростка.

— Откуда ты можешь это знать, Оссакер?

— Это длится уже много лет. И потом, я могу видеть его очертания в линиях, если захочу. И всякий раз, как он смотрит на Миррон, его карта у меня в голове начинает ярко пульсировать. Вот откуда.

— Да неужели? А что тебе говорит моя карта?

Оссакер ненадолго повернулся к нему.

— Вы будете жить долго, потому что не тратите энергию зря. Но вы не знаете, как к нам относиться. Мы заставляем вас нервничать, а нервничать вы не привыкли. Я вижу это потому, что по вашей карте проходит рябь всякий раз, когда вы оказываетесь рядом с нами, а обычно она очень неподвижная и спокойная. И вам не слишком нравятся дети, так ведь?

— Что?

— Это не имеет никакого отношения к карте энергии. Просто мне так кажется, — сказал Оссакер.

— Ну, спасибо тебе за то, что растолковал мне мои мысли.

— Но ведь это правда, так?

Джеред изменил позу и откашлялся.

— Я просто не привык общаться с детьми, вот и все.

Проклятье, но мальчишка прав. И то, что его беспокойство заметно и что Оссакер его видит, только ухудшало дело. Джеред стал искать повод изменить тему разговора. Вдали, на Хребте Гестерна, высоко в небо поднимались столбы дыма. Ночью в темноте видны были огни — бесшумные набаты, к которым он все еще не мог привыкнуть.

— Видите дым? — спросил казначей, указывая в сторону суши.

Кован и Ардуций проследили за направлением, в котором он указал. Оссакер оскалил зубы в ухмылке:

— А вы как думаете? — спросил он.

— Извини, Оссакер. — Джеред на миг прикрыл глаза, мысленно обругав себя за глупость.

— Не важно. А что это? — улыбнулся мальчик.

Хороший паренек.

— Насколько видит глаз, на севере и на юге вдоль гор зажгли сигнальные огни, — сказал Джеред. — Они должны призвать граждан к порядку, потому что в Конкорд началось вторжение. Я был очень рад увидеть их здесь. Гестерн — место удаленное.

— И что будет происходить, казначей Джеред? — спросил Ардуций.

— В Гестерне или в Конкорде?

— Везде.

— Ну, насчет всего Конкорда я не знаю. В Гестерне это означает, что регулярные легионы должны выйти на места сбора. А когда до них дойдут приказы из Эсторра, они двинутся в поход. Вся угроза исходит от границы с Атреской, так что Киррийская гавань может оказаться очень оживленной. По крайней мере, я на это надеюсь. Всем жителям надо будет внести вклад в подготовку к войне. Торговцы постараются закупить в Карке как можно больше металла и сырья. Кузнецы, оружейники, бронники… всем придется делать то, что требуется Конкорду. Люди будут наблюдать за берегами. Существует система экстренных сигналов, в которую входят маяки и сигнальные башни. И все мужчины, женщины и дети, способные на это, должны будут по требованию взяться за оружие.

Ардуций содрогнулся и устремил на него встревоженный взгляд. Джеред продолжил:

— Война — это ужасная вещь, жестокая и пугающая. Находитесь ли вы на переднем крае и сражаетесь или остались дома и гадаете, не явится ли война к вам на порог. Вот почему нам надо подготовиться. Вот почему всем еще в школе объясняют, что такое сигнальные башни. Иногда случается невероятное. Как сейчас.

— А сработает ли это? — спросил Кован. — Мой отец часто говорил: поскольку люди не верят в возможность нашего падения, никто не обратит внимания на тревогу. Или даже не поймут, для чего служат эти сигналы.

— Он сказал то же самое и мне, — ответил Джеред с улыбкой. — Но учти, он сказал также, что не уверен, найдутся ли на сторожевых башнях сухой трут и огниво. Но по всему Гестерну горят огни, и это дает мне надежду и ободряет. Нам всем нужно будет сыграть свою роль в войне. Сделать все возможное, чтобы защитить места, в которых мы живем, и людей, которых мы любим.

— По-моему, вы нас поучаете, — сказал Ардуций.

— Есть вещи, которые стоит слышать как можно чаще, молодой человек.

Еще через два дня они прошли на веслах последние отрезки глубинного фарватера в Киррийской гавани и вошли в порт. Там кипела работа. Через увеличительную трубу Джеред мог разглядеть солдат, заполнивших пристани. В порту стояли корабли гестернского военного флота, а также те, на которых развевался флаг Эстории. Это не удивляло — несомненно, они доставили приказы маршалу-защитнику Мардов. И подтверждало, что необходимо будет соблюдать крайнюю осторожность, когда Восходящие сойдут с корабля.

Казначей понятия не имел, когда именно канцлер Коройен доберется в Эсторр из Вестфаллена и что именно она скажет Адвокату. Хорошо, если у них будет возможность отправить письма с кораблями и птицами. Одно он знал определенно: его собственные послания не могли попасть туда так рано, чтобы их учли в приказах. Это означало, что любое судно Конкорда, любой солдат, чтец ордена или кавалерист могут оказаться шпионами. Хорошо хотя бы, что, добравшись до Эсторра, Коройен не будет знать, что Восходящие находятся у казначея. Ей будет известно только, что они ускользнули из ее лап. К сожалению, Гестерн — весьма вероятное место, куда они могли бы направиться.

Причал сборщиков был пуст. Желая, чтобы все выглядело как можно более обыденным, Джеред приказал пришвартоваться именно там, а потом быстро спустился вниз, чтобы поговорить со своими подопечными.

— У нас есть кое-какие преимущества, — сказал он. — Никто здесь не может знать, как вы выглядите, если только сама канцлер не решила рискнуть и отправиться сюда. Но я готов держать пари на свою репутацию, что она этого не сделала. Вы на корабле сборщиков, в обществе казначея. И можете мне поверить: моего присутствия достаточно, чтобы заставить людей отводить взгляды. Но ваши глаза всегда будут вас выдавать. Они выделяют вас из толпы, а вам уже известно, каково быть необычными. Так что когда мы сойдем на берег, будет ли у нас сопровождение маршала или нет, держите головы опущенными. Вас будут окружать мои люди, но ни в коем случае не поддавайтесь соблазну поднять голову, пока я не скажу, что это можно сделать, не боясь опасности. Мы не можем рисковать тем, что вас кто-то увидит. Новости распространяются слишком быстро, а у меня недостаточно мечей, чтобы вас защитить.

По приказам капитана, раздающимся с палубы, было ясно, что корабль подходит к причалу. Восходящие слышали шум и суматоху в порту, плеск воды о весла, которые гребли в обратном направлении, чтобы замедлить и повернуть трирему. Джереда окликнули по имени.

— Так. Ждите здесь, пока я вас не позову.

Казначей шумно взбежал по трапу и окунулся в туманное утро. У причала стояла пара карет и колесница. На всех развевались флаги Гестерна: ярко-красный фон, на котором по обе стороны от увенчанной снегом горной вершины стояли львы на задних лапах. Этот флаг был наследием прошлого, когда страна находилась под правлением Карка. Он удовлетворенно кивнул. Катрин Мардов ждала их, ее длинные темно-русые волосы трепал ветер.

— А я и не знала, что ко мне едет аудиторская проверка! — громко выкрикнула она.

— Думаю, что на этот раз я смогу ее отложить, маршал, — откликнулся Джеред. Сходни со стуком встали на место. Он повернулся к кому-то из проберов. — Приведи Восходящих. Проследи, чтобы они держали головы опущенными.

Казначей быстро сбежал на причал: бетонная поверхность после моря казалась странно неподвижной. Он приветствовал маршала салютом, на который она ответила так же. Мардов — одна из самых влиятельных сторонниц Конкорда. Гестерн под эгидой империи невероятно расцвел, и ее семейство целиком приняло его устройство. Катрин Мардов, которую уважали и в собственной стране, и во всем Конкорде, была высокой стройной женщиной средних лет. Правитель, а не солдат, она обладала острым умом. И этим умом Катрин всегда в полной мере пользовалась. Сейчас она внимательно смотрела на казначея мягкими карими глазами.

— Твое послание было довольно таинственным, Пол. И тебе несвойственно привозить грузы. Тем более — ценные грузы. Обычно ты их увозишь.

Джеред улыбнулся, хотя и почувствовал, что шутка была вымученной.

— Война почти все меняет, правда?

— Ну так выгружай свою поклажу. Что это такое? Я взяла дополнительный транспорт на тот случай, если она окажется объемной.

— Это люди, Катрин. Пятеро. — Джеред поднял руку, предупреждая дальнейшие вопросы. — Доверься мне и отвези нас к себе. Там я все тебе расскажу.

ГЛАВА 50

848-й Божественный цикл, 8-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Павел Нунан, мастер мечников Второго легиона, Медвежьих Когтей Эсторра, встретил армию Роберто через два дня после того, как они перешли Цинтарит по бродам и повернули на юг, чтобы миновать Турсанские озера на пути в Гестерн. Он подъехал к их лагерю верхом ближе к вечеру, сидя позади одного из кавалеристов мастера Келл. Его сопровождала разведка Роберто.

Келл заключила его в долгие объятия и лично отвела в палатку к Дел Аглиосу, где как раз планировался следующий этап операции. Роберто встал, чтобы принять приветствие Нунана, а потом приглашающим жестом указал на пустой табурет у стола, за которым собралось его командование.

— Садись, садись. И возьми поесть.

— Спасибо, генерал, — поблагодарил остролицый госландец.

Роберто всмотрелся в него. Последствия ранения в плечо все еще ощущались в том, как держался мастер мечников, а его одежда представляла собой мозаику из заплат. Однако кираса и шлем были начищены и находились в отличном состоянии. А в ножнах у пояса наверняка прятался наточенный гладиус.

— Она вас нашла! Я так и знал, что у нее получится. — Нунан с любовью посмотрел на Келл.

— И вот мы здесь, — откликнулся Роберто. — Сколько вас?

— Мы все еще находим тех, кто выжил у Цинтарита, — ответил Нунан. — И беглецов из цардитских тюрем, и тех, кто заблудился в Галорианах или на пути к Турсанским озерам. Мы связываемся с ними через наших фуражиров и разведчиков. Нам никогда не узнать, сколько солдат потерялись и никогда не найдутся. Но сейчас у нас три тысячи четыреста семьдесят три человека — на тот день, когда я выехал из лагеря. Многие не в состоянии вести бой. Некоторые уже никогда не смогут сражаться. Но мы кое-чего добились. Мы нарушаем снабжение Атрески, хотя испытываем все большее давление со стороны степной кавалерии, которая патрулирует район от равнины Тарит на юге и до бродов. Они наверняка узнают, что вы здесь и идете на юг, и это их встревожит. Но я не думаю, что вы встретите серьезное сопротивление, пока будете идти к Гестерну, — самое раннее, когда пересечете границу Атрески на юге.

— Я не понимаю, — вмешался Даваров. — Если они знают, что на линии снабжения нападают, то почему они так плохо их охраняют? Тот обоз, который мы захватили, ни за что не устоял бы перед налетом, независимо от того, предупредили бы их или нет.

Нунан развел руками.

— И в своей чрезмерной уверенности они похожи на нас, какими мы были до недавнего времени. Я могу только догадываться, но то, что они перевели такие крупные соединения на север, юг и запад, говорит, что они уверены в победе, несмотря на проблемы со снабжением. И что Атреска все равно их снабжает. — Он обвел взглядом собравшихся в палатке, задержавшись на двух уроженцах Атрески, Шакарове и Даварове. — Вы не знаете, да?

— Не знаем чего? — Роберто ощутил волну холода.

— Тот обоз, на который вы напали. Я удивлен, что он вообще пересекал Цинтарит. Мы не видели обозов уже двадцать дней. Мы решили, что подкрепления направляют на север или юг, особенно из-за нашего присутствия здесь. А главное, потому, что им нет нужды снабжать свои армии в Атреске.

— О чем ты говоришь? — спросил Шакаров.

— Атреска изменила, — ответил Нунан. — Они сражаются рядом с цардитами, а не против них.

Даваров и Шакаров мгновенно вскочили на ноги. Келл и Нунан последовали их примеру. Келл заслонила собой мастера мечников.

— Ты лжешь! — бросил Шакаров.

Нунан смотрел на него не дрогнув.

— Ударь меня за ложь, если ты в этом уверен. Но я провел здесь пятьдесят дней, когда цардиты были повсюду, на каждой тропе и реке, собирал людей и помогал им выжить. Я здесь потому, что считаю необходимым получить как можно больше информации и по возможности нарушать снабжение. И я собственными глазами видел, что на всех приграничных фортах развеваются флаги старой Атрески. Я видел, как на их стенах цардиты стоят рядом со своими союзниками из Атрески. — Он оттолкнул Келл в сторону. — Ударь меня, если считаешь лжецом!

Роберто не смотрел на них. Значение того, что он только что услышал, обрушилось на него, словно камни горной лавины. Он потер лоб левой рукой.

— Сядьте, сядьте! Все вы. — Дел Аглиос подождал, пока все снова не заняли свои места. — Хорошо. Мне понятны ваши чувства, но у нас уже был этот разговор, так? — Он многозначительно посмотрел на командиров-атресцев. — Прошу вас, давайте подумаем об этом спокойно. Половина солдат вокруг этой палатки родом из Атрески. И то, что сказал Нунан, касается их всех.

— Насколько далеко вглубь страны заходили твои разведчики? — прорычал Шакаров.

— До самого Харога, — ответил Нунан. — Флаги вывешены и на башнях Юрана.

Шакаров и Даваров понурились. Оба были крупными, сильными мужчинами, но в свете лампы их глаза влажно заблестели.

— Но там ведь должно быть сопротивление! — тихо проговорил Даваров.

— Да, — подтвердил Нунан. — По всей стране, насколько мы видели. В этом мраке есть и хорошие вести, друзья мои. Уроженцам Атрески легко пересечь границу, а со мной множество бойцов из Диких Копий, которые сохранили верность Конкорду. Мы установили контакт с легионами, ведущими арьергардные бои на всем пути до границы с Нератарном. По всей стране сторонники Конкорда наносят удары по цардитам, но их численность огромна, и с ними легионы Юрана. Силы Конкорда не могут рассчитывать на то, чтобы остановить наступление, а гражданская война сыграла на руку нашим врагам. На каждого жителя, который готов нанести им удар, приходится три, готовых кормить и лечить их.

— Оно организовано, это сопротивление? — спросил Роберто.

— Почти нет. Но если слухи верны, то там находится генерал Гестерис — где-то на юго-западе. Мы намерены найти его. Будем воевать с цардитами у Нератарна. Переформируем Медвежьи Когти,

Даваров повернулся к Роберто.

— Генерал. Роберто. Прошу вас, мы должны присоединиться к этим боям! У нас еще осталось одиннадцать тысяч. Мы можем их сломать!

— Подожди, — приказал Роберто, поднимая руку. — Нунан, что тебе известно о силах, которые идут на юг, в Гестерн?

Лицо Нунана помрачнело.

— Они перевели на тот фронт не меньше семи тысяч. Ясно, что они не рассчитывают встретить сопротивление, пока не достигнут Нератарна, а войска, направляющиеся на север, в Госланд, как я подозреваю, будут только силами сдерживания.

— Тогда Атаркис расквасит им носы, — подытожил Роберто. — Хорошо. Не думаю, что они приняли во внимание нас. По крайней мере в достаточной степени.

— Не говори так, Роберто, — сказал Даваров. — Это делает Гестерн решающим фронтом для Конкорда.

— Нунан? Что ты скажешь о Гестерне?

— У меня очень мало сведений, генерал, — ответил мастер мечников. — Но вы ведь не случайно туда двигаетесь, правильно? Туда сейчас направляются не меньше двадцати пяти тысяч цардитов. А у Джорганеша уже были стычки со степной кавалерией и пехотой Царда. Если он отступит, то давление на границу Гестерна усилится. А если он останется на месте, он будет рисковать тем, что его отрежут.

— И каким бы ни было его решение, оно наверняка уже принято, — вмешалась Элиз Кастенас. — Если считать, что он получил наши послания или связался с гестернцами.

— Я считаю, что главное вот в чем, — проговорил Роберто. — Какое бы направление мы ни выбрали, мы будем преследовать цардитов. Но очевидно, что для Конкорда опаснее потерять Гестерн, чем Атреску, просто за счет тяжести обороны, которая осуществляется на более обширной территории. Мы продолжим двигаться, как планировалось. А ты, Нунан, все еще полон решимости направиться в Атреску?

— Безусловно, — заявил Нунан. — Генерал Гестерис — мой командующий. Мой долг — попытаться его отыскать.

— И мой, — добавила Келл. — Я — Коготь.

— Я уважаю ваше решение, — заявил Роберто. — Гестерису повезло. Нам не помешали бы такие бойцы, как вы. Но прежде чем вы с Келл отправитесь обратно к своим отрядам, скажите мне, как вам удалось предотвратить дезертирство ваших легионеров-атресцев. Думаю, Даварову и Шакарову крайне интересно это услышать.

— Все очень просто, — ответил Нунан. — Я и мастер мечников Диких Копий поговорили с каждым отдельно относительно их верности Конкорду или независимой Атреске. Те, кто высказался за Конкорд, сняли опознавательные знаки Атрески. А тех, кто подал голос за Атреску, в моей армии больше нет.

— Ты позволил им вернуться домой? — спросил Шакаров, хмурясь.

— О нет, — возразил Нунан, с опасением глядя на обоих атресцев. — У нас и без того слишком много врагов. Я не стану добровольно увеличивать их число.

— Война начинает жалить, — прошептал Даваров. — Конкорд должен победить!

* * *

— Поднимите головы, Восходящие, — сказал Джеред. — Здесь вы среди друзей.

Они взглянули на Ардуция, и тот кивнул, хоть и чувствовал беспокойство. Восходящие подняли головы и посмотрели на маршала Мардов и небольшую, роскошно обставленную гостиную, в которой находились. У казначея защемило сердце при мысли о том, что у них может никогда не быть других друзей, кроме них самих.

Маршал-защитник увидела их глаза, прикрыла ладонью рот, чтобы приглушить вскрик, и отшатнулась. Потом она повела рукой вдоль груди, делая охранительный знак Всеведущего, и уставилась на Восходящих. Затем ее взгляд медленно переместился на Джереда.

— Что они такое? — спросила Катрин Мардов.

— Спроси у них сама, — ответил Джеред. — Полно, они просто дети.

Маршал снова повернулась к ним и окинула неприязненным и недоверчивым взглядом. Оссакер, сидевший рядом с Ардуцием, снова опустил вниз невидящие глаза. Миррон взяла пример с Гориана, смотревшего на маршала с гордостью, к которой примешивался гнев. Он пытался подобрать нужные слова.

— Мы — будущее, — заявил Гориан. — И господин Джеред говорит, что мы выиграем войну для Конкорда. Вот что мы такое.

Ардуций почувствовал, что на губах у него появляется улыбка. В кои-то веки горячий Восходящий не стал вести себя воинственно.

— Как именно? — спросила маршал.

И они ей рассказали — главным образом Ардуций, но к концу объяснения в нем участвовал каждый. Мардов к этому времени тоже села, захваченная их рассказом. И если Ардуций не ошибался, то Джеред гордился ими.

— Пожалуйста, — сказал Оссакер в заключение, — из всего, что вы слышали, вы должны в первую очередь поверить тому, что мы не против Бога, мы с Богом. И мы служим Ему и Конкорду.

— Манипулирование стихиями? — Мардов покачала головой. — Неужели это может быть правдой?

— Подумай, какие возможности за этим стоят! — подсказал Джеред. — Хочешь, чтобы тебе продемонстрировали что-нибудь?

— Не уверена, что хочу. Вы ведь можете меня понять? Может, потом, — ответила маршал. — Вы должны согласиться, что все это довольно трудно принять. Меня не удивляет, что канцлер отреагировала на это именно так. Это…

Мардов задохнулась, не находя нужных слов.

Ардуций внимательно смотрел на нее, пытаясь догадаться, что она на самом деле о них думает. Дружба с Джередом заставила маршала выслушать их. Но ее взгляд по-прежнему сохранял выражение, которое в последнее время стало им слишком хорошо знакомо. Беспокойство. Тревога. И неприязненная настороженность, которая быстро вела к страху и ненависти. Забавно. Ардуцию так отчаянно хотелось почувствовать под ногами твердую землю, ощутить вокруг себя надежные стены, снова спать в удобной кровати. Он пробыл здесь всего несколько часов — и ему уже хотелось покинуть этот город.

— Но я тебе помогу, Пол, — сказала маршал. — Не знаю, что ты собираешься с этим делать, но я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы тебе доверять.

— Большего я и не прошу, — отозвался Джеред.

— И мы все просим только этого, — добавил Ардуций. — Только чтобы нам дали шанс. Не судили заранее.

— Хорошо, — заключила маршал. — Так. Куда вы направитесь? Несмотря на то что я сказала, я не считаю, что вы сможете вести свои битвы здесь. Мы в отчаянном положении, но не в таком отчаянном, чтобы мои люди приняли нечто настолько новое, настолько…

Она беспомощно взмахнула рукой.

— Необычное, — подсказал Гориан.

— Э… да. — Маршал смущенно улыбнулась.

— А почему вы в отчаянном положении? — осведомился Джеред. — Мне казалось, что ваши границы хорошо защищены. И поскольку на востоке находится Карк…

— Цардиты продвигаются на юг очень быстро. В Атреске реального сопротивления нет, как ты прекрасно знаешь. Их число и вооружение указывают, что цардиты намерены пройти сквозь нас, а не удерживать. Это опять-таки не неожиданность. Мне нужен Джорганеш. У меня нет от него известий. У него четыре легиона, и им, по моим сведениям, противостояли небольшие силы, хотя степняки, как всегда, настоящая проблема. Если бы на моих фортах находился он, я была бы относительно спокойна. Без него я не дотяну до дуса. У цардитов много кораблей в заливе Харин. Я не могу перевести мои легионы и корабли с востока, опасаясь вторжения с моря. Из центра подкрепления не придут. Ты знаешь, в чем проблема, Джеред. Чрезмерная рассредоточенность. Цинтарит и Атреска были ключевыми пунктами. Обоих нет. Что бы ты ни рассчитывал сделать, это нужно сделать быстро.

Ардуций посмотрел на Джереда. Эта новость явно стала для него неожиданной. Он говорил им о том, с каким давлением будет иметь дело Гестерн, но что-то пошло не так, как он рассчитывал.

— Я полагал, что к этому моменту Джорганеш уже будет здесь, — негромко сказал казначей.

— А его нет, — ответила Мардов. — Моим разведчикам не удается его отыскать, и мои контакты среди карку тоже ничего не дают. Я молюсь, чтобы он оказался в Атреске — возможно, ведя бои с противником, о котором мне неизвестно. В гавани мы не отправляем подкрепления, мы ведем эвакуацию. Город превращается в казармы. — Она с сомнением посмотрела на Восходящих. — Их всего четверо, какими бы сильными ты их ни считал. Если Джорганеш уничтожен, то более тридцати пяти тысяч цардитов идут сюда, и мне не удастся оказать им сопротивление. Даже если бы у меня была стена по всей северной границе. Пол, куда ты с ними отправишься?

Джеред глубоко вздохнул.

— Мне нужно найти Роберто Дел Аглиоса. Мне нужно, чтобы он принял Восходящих. Только так можно будет использовать их способности, не обратив против них орден или армию. Мне нужно направиться к сирранской границе и последнему его известному местоположению. Я рассчитывал пройти вдоль границы с Карком и обогнуть озерный край.

— Боже Всеобъемлющий! — промолвила Мардов. Она обвела взглядом Восходящих, и Джеред знаком попросил ее продолжить. — Ты с ума сошел? До Сиррана добираться целую вечность, и это если считать, что Роберто по-прежнему там! Если он получил известие о Цинтарите, то он либо направляется назад через Госланд, либо сам идет к бродам.

— И это было бы настоящим благословением.

— На которое ты рассчитываешь, как я подозреваю. — Джеред поднял брови и наклонил голову. — Я понимаю, о чем ты думаешь, Пол, но это нереально. Тебе сейчас нельзя ехать по Атреске. Моих лучших разведчиков отлавливают. Цардитская конница повсюду. И даже если ее где-то нет, то там есть атресские предатели.

— Тогда что ты предлагаешь, Катрин?

— Если ты хочешь попасть в Цард, у тебя есть только одна возможность, но ты не сумеешь взять с собой всех людей, которых привез на корабле. Ты, эти четверо и самое большее еще пара человек, чтобы вас не сочли налетчиками и не убили на первой же миле пути. — Маршал пожала плечами. — Вам придется ехать через Карк.

* * *

Форум Брода Чаек наводнили цардитские солдаты. Похоже, что эля и вина на всех не хватит — и опять начнутся неприятности. Как каждый вечер после так называемого «освобождения» Атрески. Цардиты заваливались спать там, где им вздумалось, превратили базилику в центр управления и жилье для офицеров, брали все и ни за что не платили. И это должно было считаться лучше, чем правление Конкорда.

Хан Джессон слышал те же оправдания, которые уже десять лет повторял Юран. Насчет того, что мир и изобилие идут за войной и лишениями. Он стоял на ступенях форума с претором Горсал, чьи слова звучали примирительно, но улыбка выдавала волнение.

— Надо дать им время.

— На что? — спросил Джессон. — На то, чтобы уничтожить остальную часть города, которая уцелела при набегах? Оглянись вокруг! Это не освобождение. Это оккупация. — Знакомый спазм сжал ему желудок. — И где моя семья?

— Со временем, — ответила Горсал. — Со временем.

Джессон пристально посмотрел на нее.

— Мне этого недостаточно.

Он спустился по ступеням и оказался на площадке форума. Она провоняла потом и спиртным. Жители превратились в прислугу. Никто уже даже не притворялся, что за что-то будут платить. А когда продукты закончатся, их бросят. Джессон согласился на измену только потому, что ему обещали вернуть жену и сына. С тех пор прошло почти шестьдесят дней. Но из жителей, похищенных шесть долгих лет тому назад, никого не вернули домой.

Командир цардитов пил со своими людьми в угловой таверне. Это был заносчивый мужчина, слишком уверенный в своей власти и не замечавший настроений, которые возникли в городе. Джессон протолкался между солдатами, пытаясь не растерять решимости. Они не обращали на него внимания. В конце концов, он никакой опасности не представлял. Командир цардитов, сентор по имени Харешин, посмотрел на него мутными глазами. До сумерек оставалось еще несколько часов, а этот человек уже был пьян! Джессон боялся наступления темноты.

— Ты пришел, чтобы что-то мне предложить? — спросил сентор, пытаясь выпрямиться. Цардиты едва владели диалектом Атрески, так что жителям пришлось перейти на спотыкающийся язык приграничья, которым все они давно уже не пользовались. — Произнести слова благодарности или помолиться нашим богам?

Все повернулись к ним.

— Нет, — ответил Джессон, — я пришел попросить, чтобы вы доказали мне, что вы действительно мой союзник.

— Доказал? — Сентор улыбнулся и поднял стакан. — То, что мы здесь, — это достаточное доказательство. То, что Конкорд изгнан отсюда и скоро исчезнет с лица земли, — это такое доказательство, что большего никому и не надо. Уходи. Или лучше принеси мне еще выпивки. Эта согрелась.

Он плеснул вино на стол, а потом демонстративно вылил остальное.

— Ваши налетчики отняли у меня жену и сына, — заявил Джессон, которого отчаяние в конце концов заставило быть смелым. — Докажите, что вы лучше Конкорда. Найдите их для меня.

Харешин расхохотался ему в лицо.

— Вернуть. Когда их забрали?

— Шесть лет назад. Их увел сентор Ренсаарк.

— Шесть лет? — Харешин посмотрел на своих солдат, и хохот стал громче. — Неужели Конкорд захватил не только твою страну, но и твой разум? Они для тебя потеряны. Проданы. — Его улыбка стала презрительной ухмылкой. — Твой сын — раб, если еще не умер. А твоя жена… Вообрази. Она стонет под мужчиной, которому теперь поклоняется и которому охотно отдает свое тело. Под мужчиной, чье семя зреет у нее в утробе. Под мужчиной, который не позволит другим увести ее. Этот мужчина — цардит.

Джессон смотрел прямо на него. Ярость кипела в нем, но он удержал ее внутри.

— Она счастлива. Теперь. — Харешин откинулся на стуле. — Тебе этого достаточно?

— Нет, — негромко отозвался Джессон. — Совсем не достаточно.

ГЛАВА 51

848-й Божественный цикл, 8-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Джорганеш пришпорил испуганного коня и поскакал назад вдоль длинной колонны своих войск, криками призывая к порядку.

— Щиты вверх! Оборонять склоны! Я хочу видеть копья, я хочу видеть стену стали и дерева! Покажите им герб Конкорда!

Огненный дождь усилился. С высоты заросших деревьями склонов, обступивших теснину, сыпались горящие стрелы и камни. Челюсти капкана захлопывались за беспомощной армией Конкорда, оказавшейся внизу. Жаркий воздух наполняли крики мужчин и женщин и ржание коней. Дым заволакивал узкую дорогу на дне теснины и плыл вверх, скрывая деревья, за которыми так хорошо спрятались цардиты.

Камни катапульт со свистом летели вниз. Обмазанные горящим дегтем снаряды падали повсюду, раскалываясь на склонах и ударяя по его легионам. Они крушили щиты и кости, пробивали бреши в оборонительном строе и уничтожали повозки.

— Стоять! — крикнул генерал. — Стоять!

По обеим сторонам колонны его кавалерия мчалась вверх по склонам, к деревьям, атакуя невидимого противника. Дождь стрел, выпущенных из тысяч луков, стучал по щитам и находил малейший зазор в защите. Джорганеш ощущал страх своей армии. Они долго не продержатся.

Горящая стрела впилась в шею его лошади. Животное с воплем встало на дыбы. Джорганеша отбросило назад, он больно ударился задом об обожженную солнцем землю и откатился в сторону. Чьи-то руки схватили его за плечи и перевязь и оттащили прочь от бьющейся лошади. Она рванулась вверх по склону, потом повернула и помчалась обратно к голове колонны.

Джорганеша подняли на ноги и втянули под защитную стену, где стояли испуганные, но полные решимости пехотинцы — триарии. Чье-то залитое кровью лицо вплотную приблизилось к нему. Мастер мечников, Торд Парнфорст, из Семнадцатой алы, Громы Бакира, заорал, перекрикивая оглушительный рев.

— Нам надо выбираться отсюда, генерал! — Пылающий камень пробил защиту справа от них, совсем рядом. Мужчины пригнулись. Огонь плеснул на триариев. Оторванная рука ударила Джорганешу в шлем, обрызгав лицо кровью, и упала у ног. По рядам пехоты пробежала волна тревоги. — Нас рвут на части!

— Теснина тянется на десять миль! — прокричал в ответ Джорганеш, выплевывая кровь изо рта. — Нас убьют, если мы попытаемся бежать. Надо дать кавалерии время, чтобы подавить артиллерию.

— Будем атаковать вверх по склону! — Парнфорст махнул рукой в сторону лесистых склонов теснины. Стрелы грохотали по стене из щитов. Снова рев справа. — Отдельными манипулами.

— Я…

— Вы нас здесь не удержите. Гастаты скоро сломаются.

Джорганеш посмотрел на него, понимая, что мастер мечников прав. Любекская теснина с самого начала представляла собой рискованный маршрут, но он вынужден был пойти на это, несмотря на все убедительные возражения. Когда из Гестерна им сообщили об армии, которая быстро шла через Атреску, Джорганеш оторвался от противника и ускоренным маршем повел солдат обратно вдоль границы с Карком.

Время работало против них, и на открытой местности ему едва удавалось сдерживать степную кавалерию. Любекская теснина давала возможность отдохнуть от вражеских налетов и на четыре дня сократить дорогу в Гестерн. Никто из его разведчиков не увидел приближающейся опасности. И теперь Джорганеш застрял в узком пространстве, где его армия растянулась больше чем на три мили.

Бежать означало пожертвовать артиллерией и ранеными. Стоять угрожало гибелью от сабель врага. Нескоординированная атака была таким же смертным приговором.

— Генерал! Пожалуйста!

Джорганеш кивнул.

— Строй отряды! Отправь вестовых вдоль колонны. Манипулы направо и налево через одну. Сохранять стену впереди и с тыла. Все начинаем движение по моему сигналу.

— Мы им покажем! — Парнфорст ухмыльнулся.

Он повернулся и закричал, вызывая добровольцев на роль вестовых.

Джорганеш нагнулся и взял поврежденный щит у погибшего солдата. Он прошептал краткую молитву о продолжении циклов, освобождая руку. Вокруг с воем пролетали камни баллист и свистели стрелы. Он дожидался ненавистного удара, пытаясь сосчитать снаряды. Двадцать, тридцать… Определить было трудно.

Генерал протолкался мимо окружавших его солдат — сгрудившихся потных сгустков страха. Он криком призвал к решительности и сплоченности, обещая отмщение и победу. Высоко подняв щит справа над собой, Джорганеш побежал назад вдоль строя, приказывая центурионам построить манипулы. Он намеревался добраться до головы колонны, взять новую лошадь и лично возглавить наступление.

— Мне нужен конь, — бросил Джорганеш одному из экстраординариев.

Не заботясь о собственной безопасности, генерал взбежал невысоко по склону теснины. Необходимо увидеть, что происходит дальше вдоль строя. Необходимо убедиться, что армия держится. Он увидел, как его кавалеристы скачут группами, поднимаясь все выше. Через сорок — пятьдесят ярдов выше склоны становились крутыми и каменистыми, а деревья росли под углом. Не видно и не слышно было, находят ли кавалеристы противника, — шум внизу стоял оглушительный.

Выбрав место, где он был хотя бы частично защищен, Джорганеш повернулся и посмотрел на катастрофу, происходившую внизу. Его взгляду открывалась миля теснины, далее сворачивающей направо и скрывающейся из глаз. Дно долины являло собой море щитов, блестевших на солнце, чьи лучи едва пробивались сквозь тучи дыма. Черные и серые кольца уходили вверх от мест последних попаданий, и Джорганеш видел мириады стрел, прочертивших небо. За ними следовали камни катапульт, которые крушили его армию или врезались в скалы по сторонам теснины.

Армия была бугрящейся, движущейся змеей. Джорганеш видел, как по ней передается его приказ, манипулы перестраивались для наступления. Он кивнул: увиденное производило впечатление. Под обстрелом дисциплина все равно сохранялась. До него докатились звуки армии, стремящейся сохранить порядок, и генерал понял, что солдаты его не подведут. Но внизу столько трупов! Так много черной смерти размазалось по долине! Сколько тысяч уже потеряли его легионы?

Генерал собрался возвращаться, но что-то привлекло его взгляд выше по склону, за кавалерией. Он заметил движение у самой земли. Трава и кусты шевелились: в них передвигалось что-то гладкое.

— Что это? — прошептал Джорганеш.

Появился какой-то новый звук. Его уже почти удавалось различить. И к тому моменту, когда кони кавалерии начали вставать на дыбы и шарахаться, он уже бежал обратно к своей армии.

— Встать! — заорал Джорганеш. — Встать! Щиты в землю! Клинки низко. Пригнуться, пригнуться!

Не было надежды, что его услышат и приказ успеет пройти по длинной колонне, растянувшейся больше чем на милю. Генерал мог только надеяться, что его центурионы успеют увидеть то, что увидел он, до того как станет слишком поздно.

Несясь вниз по склону, кавалерия легиона пыталась справиться с испуганными лошадьми, вокруг которых кишели собаки, кусавшие их за ноги. Среди непрекращающегося дождя стрел и камней первые псы вырвались из зарослей и налетели на неподготовленную пехоту. Они кусались, лаяли и процарапывали себе путь глубоко в ряды армии. Это были некрупные и злобные охотничьи собаки, ловкие и кровожадные.

Звуки ударов разнеслись по всей долине. В армии воцарился хаос. Джорганеш ударил щитом в морду рычащего животного и вспорол ему брюхо гладиусом. Следующее налетело на него и сбило с ног. Генерал рубанул наискось, попав по спине. Пес взвизгнул и повернулся. Вторым ударом генерал снес ему шею.

Джорганеш снова встал на ноги. Всюду царила паника. Солдаты горели и — о боже! — вели бой со зверями. Кое-где мчались кавалеристы, пытаясь наносить удары, отгоняя собак.

— Держите строй! — крикнул он.

Но в этом гвалте приказов никто не слышал.

Генерал осмотрелся в поисках Парнфорста, но мастера нигде не было видно. Насколько хватало глаз, строй везде разбился. Вокруг валялись собаки, проткнутые копьями. Там, где прокатилась волна животных, у солдат оставались рваные раны на руках и лицах. Бой продолжался. Все новые псы сбегали вниз по склону и бросались на армию Конкорда, ища добычу.

Джорганеш повернулся лицом к склону, встав вместе с гастатами сорок второго эсторийского, Золотыми Львами.

— Я с вами, Львы! Они разобьются о нас!

Но крики вокруг только усиливались, и генерал услышал в них ужас. Цардиты пошли в наступление. Лес копий плыл по склонам прямо на них — тяжелых копий для ближнего боя, способных пробить щиты и доспехи. Враги хлынули вниз, издавая вопли угрозы и торжества. Насколько он мог видеть в обе стороны, отовсюду из-за деревьев бежали цардиты, гоня перед собой последних собак.

Их были тысячи. Тысячи! Такого количества солдат на юге просто не могло быть! В королевстве нет таких армий!

— Стоять! Стоять! — выкрикнул Джорганеш, снова выставив перед собой щит.

Он был в первом ряду среди самых неопытных воинов, вселяя в них боевой дух, чтобы они не дрогнули.

Перегруппировавшаяся кавалерия Конкорда мчалась вдоль подножия склона слева от него. Тела цардитов падали и дергались, сраженные стрелами, выпущенными на скаку всадниками или теми немногими пехотинцами, которые сообразили пустить в ход луки. Штандарты легионов по-прежнему гордо развевались над колонной, призывая к себе рассеянные ряды солдат.

Цардиты накатились на них — волна стали и мускулов. Повторение цардитских атак начала войны, только на этот раз мощная беспорядочная атака не разобьется о лес пик и копий. Ее не встретит несгибаемое тройное построение. Колонна Джорганеша была шириной всего в десять человек, и ее атаковали с обеих сторон.

Джорганеш принял первый удар на щит, чувствуя, как треснувшее дерево и металл слегка подаются. Его гладиус стремительно ударил из-за щита, вонзившись глубоко в тело цардита. Враг отшатнулся, и его место заняли трое других. Чьи-то руки вырывали у него щит, клинки с шумом резали воздух над головой. Он взмахнул мечом на уровне глаз и услышал вопль боли. Справа под тяжестью врагов рухнул наземь гастат. Джорганеш ударил вбок, кому-то угодив в спину, потом вверх, разрезав чье-то лицо.

Слева строй рассеялся и сломался. Среди них оказались цардиты. Лучников убили на месте, не дав им возможности сделать очередной выстрел. Джорганеш попятился. Цардиты последовали за ним. Смуглые вытянутые лица воинов-степняков обратились к генералу. Лица кареглазых и черноволосых мужчин хранили невозмутимое спокойствие, выражая холодную решимость сломить Конкорд. Клинок ударил справа. Джорганешу удалось отчасти сместить удар, но его доспех прогнулся и сдавил генерала. Он резко выдвинул щит вперед, ударив в лицо одного из противников. Нос цардита сломался, носовая кость вошла в мозг и убила его.

Рев слышался отовсюду. Генерала окружал ураган. Он с трудом мог различить в этой мгле солдат Конкорда, продолжающих бой. Он слышал, как они кричат, сражаются и гибнут. Цардиты продолжали спускаться по склонам теснины. Глаза генерала заливала кровь, ноздри забивала вонь врагов. Джорганеш рубил налево, направо и вперед, беспрестанно двигая щитом и выискивая людей, которые могли бы встать рядом.

Мимо проскакали всадники. Цардиты упали как подкошенные, целой полосой.

— Держать позицию! — прокричал он в мимолетное затишье.

Но гастаты не были готовы к такому. Они рванулись в пространство, которое расчистила им кавалерия, полагая, что за спинами всадников безопаснее. Они разбили строй, погнавшись за цардитами, и их начали убивать, одного за другим.

Джорганеш зычно заорал, требуя порядка. Напор был чудовищным. В прорыв ринулись цардиты. Однако из-за его спины все еще летели стрелы, поражая врагов. Джорганеш сшибся клинком с цардитом, заставив его отступить. Противник споткнулся о корень и упал. Генерал нанес удар, попав ему прямо в шею.

Еще один клинок двигался в его сторону. Он пригнулся и поднял щит, отклоняя удар. За его спиной тоже кипел бой. Джорганеш посмотрел через плечо. Уже недолго. Генерал яростно взревел. Его гладиус поднялся над головой и вонзился глубоко в шею врага. Джорганеш извлек клинок, сделал шаг назад и двинул щит влево, сбив с ног еще одного цардита. Он с силой наступил на врага, двинувшись на третьего противника. Чей-то клинок ударил по его щиту, отбросив назад.

Джорганеш скользнул взглядом по своему строю. Они проиграли. Цардиты заполнили дно теснины. Он увидел, как зашатался и упал штандарт, услышал торжествующий крик цардитов. Гастаты беспорядочно бежали. Принципии образовали тесный круг и отчаянно сражались. Триарии встали строем в пять человек, но на них наваливалась жуткая масса цардитов. Кавалерия скакала вдоль флангов, пытаясь оттеснить врага, но с каждым проходом ее численность уменьшалась.

Джорганеш призвал гастатов сплотиться вокруг него. Его знаменосец по-прежнему стоял рядом с ним, но больше никого не было. Солдаты пытались к нему пробиться. Он закрывался щитом и, не отводя клинок далеко, отбивал направленные на него удары. Цардиты его заметили. Их сенторы требовали крови военачальника. Под ногами генерала земля стала скользкой и ненадежной из-за трупов его солдат. То же самое должно происходить вдоль всех трех миль колонны Конкорда. Им необходимо перестроиться. Необходимо держаться!

— К триариям! — крикнул Джорганеш всем, кто мог его услышать.

Вокруг него сражались примерно двадцать гастатов. Этим солдатам будут оказаны почести — если они выживут. Они остались в строю, когда их товарищи обратились в бегство. Генерал ударил щитом в спину цардита, который только что уложил пехотинца. Он вонзил меч ему в загривок и пробежал по его упавшему телу к своему строю. Слева и справа гастаты рубили, кололи и били щитами. Однако цардиты были повсюду. Они с силой налетали на небольшой отряд под штандартом, отчаянно пытаясь уничтожить его и генерала.

Джорганеш молился о силе и стойкости. Клинок, непонятно откуда взявшийся, разрубил верх его щита и впился ему в руку. Он захрипел от боли и слабо ударил сломанным щитом, ощутив, как тот соприкоснулся с плотью. Цардит ворвался в просвет между генералом и каким-то триарием. Прямо перед глазами Джорганеша теснился лес клинков и тел.

Генерал услышал, как впереди кто-то выкрикиваетего имя. Парнфорст. Живой. Значит, надежда еще оставалась. Джорганеш ринулся вперед. Его клинок впился в поясницу очередного цардита. Он выставил перед собой остаток щита и побежал, призывая гастатов не отставать. Вдруг слева от него какой-то юноша получил удар в живот и, падая, врезался в генерала. А справа его телохранителю перебили ноги.

— Генерал Джорганеш!

Лицо Парнфорста было близко, так близко! Джорганеш почувствовал необычайную боль в бедре, и его правая нога подломилась. Он упал на колени, в падении нанося очередной рубящий удар. Цардит не успел выставить перед собой клинок. Что-то ударило генерала по макушке и бросило вперед. Он упал на щит и попытался перекатиться на спину.

— Джорганеш!

Крики стали тише. Над ним было небо, вокруг — тела, тела и тела. Джорганеш увидел, как штандарт Золотых Львов сломался и упал. Он слышал торжествующие крики врагов. И видел только спины своих немногочисленных солдат, ведущих круговую оборону. Генерал хотел им крикнуть, чтобы они бежали. Доставили известие в Гестерн. Он хотел приподняться, но что-то пришпилило его к месту. Джорганеш ощутил головокружение и отчаянно пытался не дать своему сознанию погаснуть.

— Джорганеш…

Возможно, никто не звал его. Или, возможно, это Парнфорста уводили прочь — таким далеким был зов. Джорганеш закашлялся и почувствовал соленый привкус во рту. Кто-то стоял над ним. Цардит. Один из бесчисленного множества. Он помолился за жизнь Адвоката и попросил Бога о милосердии.

Боль. Недолгая боль.

ГЛАВА 52

848-й Божественный цикл, 11-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Прошло уже тридцать дней, а чувство потери не притупилось. Свет жизни погас на двадцать пятый день от рождения соластро и не возвратился. Конечно, люди продолжали жить. Но все изменилось — и внутренне, и внешне. Благословенные стали проклятыми.

Эстер Наравни открыла ставни навстречу новому дню неуверенности и тревоги. Так пусто кругом. Нет смеха и радости. Нет всего, что когда-то составляло суть Вестфаллена. Теперь он стал просто провинциальным городком, полным серых и хмурых лиц. Винят ли они Восхождение? Возможно. Однако открыто этого никто не показывал.

Эстер отвернулась от окна и вышла из своей комнаты в гулкую пустоту виллы. Ей все еще казалось, будто в самых дальних уголках слышится эхо голосов юных Восходящих. Она ждала, что голос Ардола Кессиана разнесется в библиотеке или столовой. Или поднимется вверх над шумом фонтанов. Но на самом деле Эстер слышала только шлепки собственных сандалий по камню. Странно, что все Ступени больше не могли определять местонахождение друг друга. Раньше это казалось таким естественным, но смерть Кессиана разорвала узы, которые связывали их всех, и они потерялись в общем пространстве.

Ничто больше не радовало сердце Эстер. Даже голоса пяти малышей, которые вполне могут оказаться следующей прядью истинного Восхождения. Им было уже почти семь лет, и они хорошо развивались. Их обучением занимался Андреас, и потому они не ощущали потерю Кессиана так остро, как те, которых сейчас нет с ней. А нынешние младенцы уже не узнают улыбки Ардола, не ощутят его надежной силы. Такая трагедия! Возможно, когда они подрастут, о Кессиане уже смогут говорить с теплой любовью, а не с горечью утраты в сердце.

Эстер собралась с силами и направилась в Вестфаллен, чтобы совершить ежедневное паломничество к Дому Масок. Этот ритуал давал ей силы пережить очередной день, ощущая на плечах тяжелый груз, который теперь лег на нее как на Мать Восхождения. Путь был недлинный, но он всегда возрождал ее печаль и заставлял вспомнить о нерешенных вопросах.

Звуки пил и молотков и крики людей разносились по окраинам города. Куда ни глянь, везде под бдительным присмотром Васселиса и Аркова шло строительство. Строилось все исключительно уродливо, хотя сейчас эстетика мало занимала Эстер. Происходящие события заставляли ее сомневаться в том, во что она верила всю жизнь.

Теперь за чертой города пять сторожевых башен надзирали за всеми подступами к Вестфаллену по суше. Они торчали над землей, словно грозящие пальцы, их сконструировали прочно, функционально и безобразно. В каждом в случае необходимости можно установить баллисту и разместить двадцать лучников, так сказал Арков. Если бы только на этом все закончилось! Но видимо, угроза была столь сильна, что Васселис приказал окружить Вестфаллен барьером из дерева и камня.

Строительство укрепленной стены шло полным ходом. Ее строили от северного берега залива, с того места, где тропа по скалам поднималась к фруктовому саду. Высотой в двадцать футов, из толстых и тяжелых деревянных досок, специально обработанных для огнестойкости, стена связывала между собой каменные башни, на которых установят баллисты или катапульты. Они сами создавали себе тюрьму, и каждый день при виде ее Эстер трясла головой, не чувствуя себя способной примириться. Неужели на свете столько ненависти, что они оказались в такой беде?

Ступени Восхождения не имели права навлекать все это на Вестфаллен. Не имели права подвергать этих чудесных людей ежедневному страху и неуверенности. Эстер подавила в себе гнев и зашагала вверх по склону к Дому Масок, где, как всегда, встретила Дженну Кессиан.

Эстер коснулась коленями травы рядом с ней. Дженна повернулась и уткнула лицо в грудь Эстер, с плачем цепляясь за нее. Она стала такой старой и дряхлой! Гибель Ардола убивала Дженну вернее злокачественной опухоли. Осталось уже недолго.

Спустя какое-то время Дженна успокоилась и отодвинулась. Эстер почти не ощутила ее тяжести, настолько бедняжка похудела.

— Он так долго был со мной! Намного дольше, чем я могла мечтать, Бог благословил его, — проговорила Дженна тихим ломким голосом. — И все равно мне кажется, что его украли у меня до срока. — Она подняла на Эстер полные отчаяния глаза. — Мне так хотелось бы радоваться его возвращению в землю и спать спокойно, зная, что он в объятиях Бога. Она лишила меня этого. Она забрала у меня покой.

— Ох, Дженна! — отозвалась Эстер, не находя ответа.

— Я не хочу ненавидеть. Но больше у меня в сердце ничего не осталось.

Эстер ощутила себя опустошенной и раздавленной. Какой смысл пытаться отвратить Дженну от чувства, которое каждый день пробуждалось в ней самой? Новый гнев загорелся в сердце Эстер. Чтобы эта чудесная женщина уходила из жизни с ненавистью в сердце!

— Не испытывай ненависти, когда ты ляжешь рядом с Ардолом, — прошептала Эстер,

— Я надеюсь, что он сможет избавить меня от этого. — Дженна улыбнулась.

— Он сможет, — отозвалась Эстер. — Он дает нам всем силы, чтобы идти дальше. Вот почему я здесь.

— Он будет счастлив, что теперь Ступени в твоих руках, — сказала Дженна. — Он всегда гордился тем, какая ты сильная.

Эстер вздохнула. Она совсем не чувствовала себя сильной.

— Где они, Дженна? В безопасности ли они? И живы ли вообще?

Дженна похлопала ее по колену.

— Направляются в Сирран, где будут недосягаемы для ордена. Это наше единственное благословение.

Но Эстер не разделяла уверенности Дженны. Высоко в Дуканских горах ясное небо омрачало пятно дыма и огня, которое служило сигналом, оповещающим о вторжении. Васселис получил известие, что огни зажглись из-за разгрома армии Конкорда в Царде и вторжения в Атреску. Горе Дженны ослепило ее. Восходящие направляются в зону военных действий. Эстер молилась, чтобы с ними рядом оказался кто-то надежный, как обещал маршал-защитник.

Она какое-то время слушала негромкие слова Дженны, присоединила к ним свои молитвы и обращения и встала, чтобы дотронуться до маски Кессиана. Для того, что хотели сказать и поднести Ардолу люди, не хватило места, так что их новая чтица-мирянка разрешила использовать как внутреннюю сторону маски, так и специально размеченный лист книги. Такое обильное выражение чувств шло вразрез со священными писаниями, но, как сказала чтица, она не единственное лицо в ордене, создающее правила для собственного удобства. При этом она даже не пыталась скрыть горечь, прозвучавшую в ее голосе.

Эстер сжала плечи Дженны и пошла обратно в город. На форуме в эти дни было тихо. После трагедии, вызванной визитом канцлера, торговцы в город не приезжали. Васселис заверил жителей, что в результате никто в убытке не останется, и многие мастерские, трудившиеся в расчете на торговлю с другими провинциями, закрылись, а ремесленники приняли участие в оборонительных работах. Пусть город был лишен радости, но его переполняла решимость выжить.

Эстер направилась к центру строительства. Накануне днем из Гленхейла пришла баржа с камнем из каменоломен, и строители усердно трудились, сооружая очередную башню защитной стены. Она искала Васселиса и обнаружила его вместе с Арковом под одним из ближайших навесов. Оба рассматривали чертежи, но рядом на столе лежала и карта, что встревожило Эстер, хотя она не сразу поняла почему.

Васселис вышел из-за стола, чтобы расцеловать ее в щеки и лоб и проводить внутрь. Он держался с прежней властностью и энергично отдавал приказы и распоряжения. Но Эстер могла заглянуть в сердце Арвана Васселиса глубже, чем те, кто был под его началом. Маршалу не давало покоя воспоминание о Коване, убегающем навстречу неизвестной судьбе. И хотя он скрывал тревогу за оживленной деятельностью, так же как это делала и Нетта, она разъедала ему душу. Кован, как сказал сам Васселис в один из первых дней после случившегося, почти полностью сформировался как личность, но все-таки еще слишком молод.

— Пришли проверить своих работников, мать Наравни? — спросил он, используя титул, который она все еще воспринимала со смущением.

— Просто пытаюсь занять чем-то время, как обычно, — отозвалась Эстер. — Думаете, успеете закончить до кусачих морозов дуса?

Васселис пожал плечами.

— Хотел бы ответить, что да. Но погода становится довольно непредсказуемой. — Женщина опустила голову, стараясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы. — Знаю, Эстер. Нигде в Конкорде не было возможности так точно предсказывать погоду. Мы так долго считали это само собой разумеющимся, что теперь чувствуем себя беспомощными: смотрим в небо и гадаем, когда на нем появятся темные тучи со снегом.

— Ардол знал бы, — сказала Эстер, стараясь, чтобы это прозвучало бодро. — Он любил это время года. Штормы, прилетавшие в залив с юга. Холодные фронты, приходившие через Тирронское море из Гестерна. Он говорил, что может только угадывать, когда все это сталкивается при повороте времени года, но он никогда не ошибался, правда?

— Правда. И пока не вернется Ардуций, нам придется потерпеть. — Глаза Васселиса заблестели.

— Теперь я не люблю открывать по утрам ставни, — продолжала Эстер. — Раньше в дни сола для меня не было сюрпризов вроде облаков или холода. Как вы думаете, он когда-нибудь вернется?

— Знаете, я на самом деле считаю, что вернется. Что все они вернутся.

Эстер внимательно посмотрела на него. Маршал отказывался думать о каком-то другом исходе. Вера ярко горела в нем. Ей хотелось бы обладать такой убежденностью.

— Я рада, что с ними ваш сын. Они ему доверяют. Они его любят.

— Все, кроме Гориана, — со смехом уточнил Васселис.

— Они просто мальчишки. Они поладят. Там у них не будет выбора. — Эстер посмотрела на карту. На ней был изображен почти весь Карадук, Эстория и часть Тирронского моря. — Собираетесь расширить свою империю, да?

— Некоторые государственные дела откладывать нельзя, — сказал Васселис — Арков помогает мне решить, куда перевести легионы обороны.

— Мне казалось, это написано в приказах из Эсторра, — нахмурилась Эстер.

— Там мне только предписывалось отправить три легиона в Нератарн. С теми немногими силами, которые у меня остались, мне приходится думать о цардитской угрозе с востока, непосредственной угрозе моим землям в случае падения Гестерна.

— Но ведь остров Кестер… — Она сильнее нахмурила лоб.

Васселис огляделся. Под навесом, кроме них, никого не было.

— Эстер, ситуация не улучшается. Список верных мне отрядов становится все короче. У меня начали появляться враги среди моих собственных людей.

— О чем вы говорите?

— Это возводится не только для того, чтобы помешать канцлеру, — проговорил Арков, указывая на укрепления. — Возвращаясь в Эсторр кружным путем, она посеяла раздоры между верующими. Сообщения, которые ко мне приходят, говорят, что количество желающих вступить в легионы ордена увеличилось, как никогда ранее. Для большинства жителей Карадука война представляется чем-то далеким, и вместо этого они напуганы угрозой, которая, как им кажется, зреет здесь, в Вестфаллене.

— Я разделил мой собственный народ. — Васселис почесал в затылке.

— Нет, не вы, — возразила Эстер. — Это сделала канцлер.

— Результат тот же. И теперь неизвестно, кто первым проверит прочность этих стен: Доспехи Бога или пекари и фермеры из Кирандона.

— Вы уверены, что на нас нападут?

— Сейчас это единственное, за что я готов ручаться головой. Но на этот раз я хотя бы смогу гарантировать вам защиту.

Когда Эстер шла обратно к вилле, ее взгляд упал на три триремы, стоящие на якоре на глубокой воде, и она попыталась угадать, как скоро ей придется назвать одну из них своим домом.

* * *

— Избалованные кретины, — проворчал Джеред, тяжело поднявшись по короткому трапу на палубу и закрыв люк, чтобы не слышать нытья и ссор, которые шли внизу. — Если им нужен высокий потолок, могут спать здесь.

— Мой казначей?

Джеред повернулся к капитану маленького прогулочного корабля, который ему предоставила маршал Мардов. Симпатичный молодой человек, но его опыт ограничивался плаванием по рекам. А еще он испытывал трепет перед высоким сборщиком. Судно имело двадцать четыре весла и одну мачту с ярко раскрашенным парусом. Нос и корма были приподняты в соответствии с гестернской традицией. Впереди находилась накрытая матерчатым навесом отдельная палуба для приема гостей, огражденная деревянными перилами с причудливой резьбой. Всю роскошную обстановку оттуда убрали.

Горные пейзажи, которыми разрисовали борта судна, очень понравились Восходящим, но сам кораблик был рассчитан на однодневные плавания, так что внизу помещений почти не оказалось — если не считать коек для команды. И всего две каюты. Одну отдали Миррон и проберу Менас, а всем мальчикам пришлось ютиться в другой. Джеред спал на палубе под навесом. Чему он только радовался. Прохладный ветер, прилетавший с гор Карка, приятно овевал лицо после захода солнца, трепетание паруса над головой наводило на приятные мысли. До приграничного города Ческас — всего три дня пути, но на второе утро Джеред уже содрогался при мысли о том, что им с Менас предстоит. Капитану явно приказали не задавать вопросов относительно юных подопечных, и хотя бы этому Джеред искренне радовался.

— Ничего. Просто трудности поездки с ребятней, — ответил он. — Вы не могли бы увеличить высоту кают и набить подушки перьями?

— У вас нет своих детей, мой господин? — рассмеялся капитан.

— И внизу четыре веских довода в пользу этого решения. Они вспыльчивы, забывчивы и имеют свойство говорить что не надо и когда не следует.

— Мы все когда-то были юными.

— Нет, вот таким я, будь я проклят, никогда не был, — проворчал Джеред, чувствуя, что настроение у него немного улучшается. — Мой отец выдрал бы меня до крови, если бы я позволил себе огрызаться так, как это делают они. — Он прошел вперед и встал рядом с молодым капитаном. — Насколько я понимаю, у вас дети есть?

— Трое, — ответил тот.

— Ты храбрый человек. Я бы предпочел выйти против орды цардитов в одной набедренной повязке, чем выносить такой бедлам каждый день.

— Я не случайно стал моряком. Здесь так тихо, правда?

— Не только храбрый, но и мудрый, — отозвался Джеред. Он снова покачал головой. — Им там очень не нравится, но почти все время они проводят там. Я этого не понимаю. Смотри, чего они себя лишают! Кстати, у меня появилась идея.

Он прошагал к люку и открыл его. Внизу по-прежнему продолжали ссориться.

— Ладно. Вы все. Больше ни слова. Выходите сюда немедленно. Пришло время, когда я говорю, а вы слушаете. Время небольшого урока географии. — Джеред на мгновение замолчал. — И не надо бормотать себе под нос, Гориан. Пусть ты не можешь потонуть, но все равно отсюда до следующего горячего обеда плыть придется долго. Поднимайтесь сюда.

Капитан взглянул ему в лицо и решил, что улыбаться не следует. Джеред прошел под навес и дождался, чтобы все пятеро притащились туда, где он стоял.

— Если вам хочется, чтобы это стало пыткой, а не просто неизбежно тяжелым путешествием, я пойду вам навстречу, — проговорил казначей, не глядя на них. — Я понимаю, что вы растеряны, обижены и переживаете горе. Я знаю, что Миррон на воде тошнит, но я знаю и то, что Оссакер может это излечить. Я знаю, что Гориан и Кован не ладят, но такова жизнь. Я знаю, что ваша сила растет и что никто, кроме вас самих, не поможет вам ее понять — и только в этом я вам по-настоящему сочувствую. Вот что я узнал о вас за это время. Теперь ваша очередь кое-что понять. Но в отличие от вас я буду краток и упомяну о каждом факте всего один раз.

Джеред повернулся к ним и указал вперед, на великолепные вершины Карка, увенчанные снежными шапками, которые пересекали горизонт слева направо и с каждым прошедшим часом громоздились все выше.

— Через два дня мы придем в Ческас. Это приграничный город, и люди в нем привыкли к суровой жизни. Он расположен на вершине того, что вы вполне могли бы назвать горой, но эти люди, как и их соседи-карку, назовут холмиком. Атмосфера там разреженная, так что вы будете быстро уставать. Однако мы задержимся там только для того, чтобы купить мулов и припасы на дорогу через границу.

Мы поедем высокогорными перевалами, потому что по равнинам путешествовать слишком опасно. Не потому что карку вас убьют, а потому что там, где они не пробили проход, его просто нет. В горах смерть таится на каждом неосторожном шагу. Там, наверху, у дуса будут челюсти из ветра — такого холодного, что он сможет откусить пальцы ваших рук и заморозить дыхание в легких. Снег и лед такие толстые и слепящие, что могут лишить вас зрения. И мы поднимемся так высоко, что каждый вдох будет даваться с трудом.

Сами карку — это скрытные и сильные люди. Как и сирранцы. Они не терпят вторжения крупных отрядов и сначала стреляют, а потом задают вопрос, что вас к ним привело. У них есть обряды и верования, к которым они привязаны сильнее любого чтеца ордена. У них есть священные места, на которые не разрешается даже взглянуть никому из посторонних, не говоря уже о том, чтобы ступить туда ногой. Это страна, где неуместного слова или жеста достаточно, чтобы принести вам боль и смерть. Тем не менее они — люди чести, и они — наши союзники. Уважение к ним — это главное.

Джеред замолчал, бросив сердитый взгляд на Гориана, и потом продолжил:

— Мы пробудем в Карке как минимум десять дней, если только мои контакты не дадут мне новой информации. Оттуда мы повернем на север, пройдем через восточную часть Атрески и попадем в Цард. По прямой этот путь намного больше тысячи миль, отделяющей нас от Сиррана, но нам нельзя двигаться по прямой. Мы будем идти по стране, раздираемой войной, так что наше продвижение может оказаться медленным. Может оказаться так, что путь приведет нас к Турсанским озерам, где до сих пор живут людоеды и где болото может засосать вас за несколько мгновений. Возможно, мы будем двигаться через степные земли, где всадники быстры, умелы и смертельно опасны. Но мы не остановимся. Мы не повернем назад.

Если нам повезет — очень повезет, — то Роберто Дел Аглиос и его армия сейчас двигаются на юг, и тогда вы будете избавлены от основных трудностей путешествия. Но тогда вам придется сыграть вашу роль в спасении Конкорда. Если вы этого не сделаете, то можете лишиться всего, что вы любите, и горе, которое вы испытываете сейчас, покажется теплым деньком генастро по сравнению с тем, что вы почувствуете тогда.

Мы с вами не можем позволить себе потерпеть неудачу. Вы способны останавливать армии. Вы можете внушить столь глубокий страх, что враг повернется и побежит. Именно этого я от вас жду, и я останусь глухим к вашему нытью насчет покоя и мира. Цардиты приближаются, а наши союзники обращаются против нас.

Казначей по очереди оглядел каждого, отмечая бледность лиц и страх во взглядах.

— Я понимаю, что вам всем страшно. Вы не можете не бояться. Ваша жизнь в Вестфаллене была уютной и спокойной, но она закончилась. Теперь мы оказались в моем мире, а в нем идет война. А война лишает вас всего. Даже остатков надежды и любви, за которые вы цепляетесь. Она отбирает их и топчет ногами. И если мы проиграем, то не останется ничего. Ничего!

ГЛАВА 53

848-й Божественный цикл, 12-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Роберто Дел Аглиос подхватил ножны с кавалерийским мечом и выскочил из палатки в душную безветренную ночь. На нем была легкая туника и сандалии, в которых он заснул. Благодарение Богу за небольшие милости.

У главных ворот пылали палатки гастатов. Дел Аглиос слышал звон оружия. В полутьме плясали пестрые тени. Со всего лагеря к месту пожара бежали солдаты. Он закричал, приказывая им вернуться к своим палаткам. Потом криком подозвал к себе экстраординариев. И понятия не имел, услышали ли его солдаты и послушались ли.

Рыча на легионеров, не успевавших вовремя дать ему дорогу, Роберто пробежал по утрамбованной земле, перескочил через угли кухонных костров и подставки со щитами и мечами. Ближе к месту боя толпа людей препятствовала движению, и генерал проталкивался и протискивался сквозь пехотинцев, кавалеристов и инженеров. И его терпение с каждым шагом истощалось.

Конфликт был крупным. На дороге между Восьмым эсторийским легионом и Пятнадцатой атресской алой на фоне пылающих палаток на мечах, копьях, кинжалах и кулаках бились солдаты. Стычка являла собой настоящий хаос. Сотни уже дрались или лежали, и к столкновению постоянно присоединялись все новые бойцы.

Несколько секунд Роберто наблюдал за происходящим, пока его экстраординарии собирались вокруг него, а наиболее сообразительные воины армии стали пятиться назад, заметив приближение командующего. Несколько дерущихся разошлись под гневным взглядом генерала, но слишком многие были захвачены горячкой боя. На земле лежали раненые, и он заметил по меньшей мере одно мертвое тело. Довольно!

— Встаньте между ними! — приказал Дел Аглиос экстраординариям. — Оттесните их назад, по сторонам дороги. Следуйте за мной!

Роберто ринулся в схватку, протиснувшись между двумя солдатами, сжимавшими кулаки. Он отбросил их в стороны, приказывая отойти. Чуть дальше, рассыпая искры, сшибались на мечах.

— Назад! — крикнул он. — Разойдись! Немедленно сложить оружие!

Его экстраординарии — тридцать человек — двинулись, обтекая его, так, чтобы их тела и клинки оказались между группами дерущихся. Роберто толкнул плечом какого-то легионера, так что тот упал. Быстро вскочив, он угрожающе поднял меч. Роберто отшвырнул ножны и приставил клинок к груди мужчины.

— Даже и не думай! Назад, солдат.

Он оглянулся на звон нескольких мечей. Кровь хлынула из раны какого-то солдата. Друзья бросились на помощь раненому, гневные голоса стали громче. Удар был нанесен гигантом из Атрески. Он развернулся, выискивая нового противника. На его пути оказался Роберто. Гладиус атресца взлетел вверх и опустился. Роберто легко парировал удар, шагнул вперед и ударил рукоятью меча прямо по лицу мужчины, заставив его упасть. Ослепленный яростью, он попытался подняться, но острие меча порезало ему шею, и атресец выпустил оружие из рук.

— Это было бы очень большой ошибкой, — прорычал подбежавший Даваров.

— Я требую немедленно прекратить! — заорал Роберто. — Я требую, чтобы в моем лагере был порядок!

И постепенно он своего добился. Старшие солдаты присоединились к экстраординариям, разводя дерущихся. Правда, оскорбления по-прежнему летели с обеих сторон, и пожар в палатках продолжался, несмотря на попытки его потушить.

— Я требую тишины! — повторил Роберто.

Он осмотрелся. На земле виднелось множество темных пятен крови. На земле лежали раненые и убитые мужчины и женщины. Генерал насчитал тридцать человек — и будут еще раны у тех, кто скрылся за лицами, смотревшими на него. Гневными лицами. Дел Аглиос прошелся вдоль рядов гастатов. Никто не хотел встречаться с ним взглядом. Он передал свой меч Эридесу, возникшему у него за плечом.

— Я рад, что ты не участвовал в этой дури, — прошептал он молодому человеку, а потом возвысил голос. — Хирургам и санитарам унести раненых! Я поговорю с ними позже. Что до остальных…

— Они назвали нас предателями! — раздался чей-то голос со стороны атресцев.

Он вызвал новые угрожающие жесты и оскорбления.

— Молчать! — Роберто прошагал к заговорившему. — Когда мне захочется узнать причину этого напрасного кровопролития, я задам вопрос. — Он отвернулся. — А следующий, кто заговорит прежде, чем я прикажу, будет бит. А другой после него — казнен. Я ясно сказал?

Молчание.

— Если цардиты сейчас наблюдают за нами, то наверняка празднуют победу, если не праздновали до сих пор. В конце концов, им не понадобилось поднимать на нас клинки — мы все равно проливаем кровь и умираем. Видимо, вы в своей мудрости решили, что именно так нам следует ответить на угрозу нашим домам и семьям? Возможно, мне надо уйти из этой армии и предоставить гастатам решать, куда нам идти и когда сражаться.

Дел Аглиос позволил себе перейти на крик.

— Как вы посмели проливать кровь своих товарищей?! Мужчин и женщин, с которыми вы сражались бок о бок все эти годы? Как вы посмели ронять честь армии?! Моей армии! Вам что, хочется, чтобы я требовал от вас оставлять мечи у ворот при входе в лагерь? Мы дети — или мы лучшие люди Конкорда? Ну, что ответите?

В ответ раздался одобрительный рев.

— Да. Мы лучшие! — подхватил Роберто. — И то, что сделали вы, немногие, уронило общий дух. И вы меня разочаровали.

Он снова прошел вдоль рядов, видя, как виновато опускаются головы и как раскаяние наполняет лица тех, кто осмеливается на него смотреть. За его спиной хирурги подбирали раненых и убитых.

— Я знаю некоторых из вас по именам. Я слышал, как вы гордились тем, что служите в моей армии. И где сейчас эта гордость? Вы такие нежные, что не смогли снести насмешек? Ваш разум действительно настолько хрупок? Если кто-то так считает, то он знает, где ворота лагеря. Я не желаю, чтобы вы служили в моей армии. Я не допущу, чтобы вы сражались под знаменем моей матери. Вы его позорите. Вы его оскорбляете. Вы его пачкаете. Вы думаете, мне есть дело до ваших личных симпатий? Вы шагаете под знаменем Конкорда все как один. Я не допущу раздоров! И я не допущу, чтобы те, кем я командую, поднимали мечи друг на друга. Мы построим арену для тех, кому хочется драться из-за мелочных обид. И это будет единственное место для сведения счетов.

С этого момента и далее любой, кто нарушит это правило, будет казнен. Никакого суда. Никаких апелляций. Мы на войне, и у меня нет времени для тех, на кого нельзя положиться. — Дел Аглиос в последний раз покачал головой. — Идиоты. Все вы. Жалкие, напыщенные кретины. Можете рассчитывать на долгие годы службы в рядах гастатов, потому что ни принципии, ни триарии не захотят принять вас в свои ряды. Убирайтесь с глаз моих.

Роберто развернулся и зашагал назад к себе в палатку, приказав командному составу следовать за ним. Шакаров и Даваров оказались рядом с ним почти мгновенно, и оба стали шептать ему на ухо. Дел Аглиос не слушал их, пока не добрался до своей палатки, где уже ждали все восемь человек, которых он хотел видеть.

— Сядьте, Горан, Даваров. Садитесь, садитесь.

— Генерал, ты не можешь допустить, чтобы эти оскорбления…

— Горан, я не стану повторять. Ночь и без того выдалась долгая, не продлевай ее сверх меры.

Даваров положил руку на плечо Шакарову, и оба уселись. Элиз, Дахнишев и Неристус тоже были в палатке. Сюда же явились мастера конников атресских сил и мастер мечников Восьмого эсторийского.

— На всех, кто тут сидит, есть доля вины! — заявил Роберто Дел Аглиос.

— Генерал, была…

— Я не желаю слушать, Горан. Не желаю. Не ной. У нас с тобой и у всех есть общая проблема. Когда Нунан подтвердил известие о восстании Атрески, мы знали, что появятся трения. Мы знали, что алы будут раздирать противоречия и что боевой дух упадет. Мы знали, что эсторийский легион будет чувствовать себя в меньшинстве и под угрозой. Мы сидели в этой палатке и обсуждали эти проблемы — и то, как мы не дадим им перерасти в конфликт. Но это не помогло, так ведь? Насмешки и оскорбления не могли не прозвучать. Мальчишки и девчонки так ведут себя в школе — и их от этого не отучить. Но у нас здесь армия, а не площадка для игр, так что кулак под дых сменился копьем в живот. Дахнишев, сколько погибших?

— Семнадцать, — ответил хирург. — И еще восемь больше не смогут воевать. Еще несколько не смогут участвовать в кампании этого года. Не знаю, сколько еще слишком напуганы, чтобы обратиться к нам с чем-то менее серьезным.

Роберто пожал плечами и покачал головой.

— Мы разбрасываемся жизнями еще до того, как нам придется за них сражаться. Я ожидал напряженности, я ожидал кулачных драк. Но я не ожидал, что драться будут на мечах. Это следует задавить на корню. И я буду беспощадно казнить нарушителей, можете не сомневаться. Мы в очень сложном положении. У нас нет возможности отклониться на восток, потому что озерная система Турсана и примыкающие к ней болота проглотят нас целиком. Мы знаем, что граница Атрески нарушена, и нам надо как можно дольше не приближаться к ней, чтобы избежать проблем. А мой авангард убивает столько цардитских разведчиков за день, сколько вам и не снилось.

— Ты считаешь, что стычку организовали — или просто спор зашел слишком далеко? — спросил Неристус.

— Даваров, есть соображения? Горан? Или еще кто-то, кому есть что сказать. — Роберто пригласил высказываться командиров.

— Доспехов не было, — сказал Даваров. — Люди просто хватали, что могли. Это было непредумышленно.

— Согласен, — добавил Шакаров. — Все началось из-за очередной насмешки, брошенной эсторийцем.

Роберто удержался от необдуманного высказывания.

— Или из-за первого удара атресского клинка, — спокойно заметил он. — Ты при этом не присутствовал, Горан. Возможно, если бы ты там оказался, конфликта удалось бы избежать. Искать виновных в данном случае бессмысленно. Все взявшиеся за оружие виновны, но я не стану начинать охоту на ведьм. Мы не может позволить себе тратить на это время и вызывать новую напряженность. Но пока я хочу, чтобы вы направляли капитанов кавалерии и центурионов дежурить у палаток пехоты. — Дел Аглиос поднял руки, останавливая протесты. — До тех пор, пока повседневная жизнь не наладится.

— Нам нужен бой, чтобы все забыли об этом, — предложил Даваров.

— Ничто нас так не объединяет, как вид цардитов, — поддержал его Шакаров.

— На самом деле? — спросил Роберто, нащупав корни своих опасений. — А может, он напомнит тем, кто все еще мечтает о независимой Атреске, что сейчас они могут сделать шаг к ней, повернувшись против нас?

— А как нам это узнать? — спросил Дахнишев. — Здесь больше семи тысяч уроженцев Атрески.

— Да. И я не хотел бы, чтобы четверть из них перешла на сторону цардитов при очередном столкновении. Вот что не дает покоя эсторийскому солдату, Горан. Могут ли они доверять манипуле, рядом с которой стоят?

Шакаров смотрел в пол.

— Ты хочешь сказать, что четверть наших людей — предатели? — негромко спросил он.

— Мне действительно надо отвечать на этот вопрос, Горан?

Шакаров поднял голову.

— Тогда сколько их может оказаться, по-твоему?

— Не знаю! — огрызнулся Роберто. — Этими мужчинами и женщинами командуете вы с Даваровым. Это вы мне скажите. Солдаты, которых я видел здесь сегодня, — не мятежники, сражающиеся с верными эсторийцами. Это люди, чьи страсти и страхи победили их разум, к несчастью для всех нас. Но мы не можем не считаться с тем, что в их числе наверняка были недовольные легионеры, и что именно они могли нанести первый удар. Скажите мне, если я ошибаюсь.

Молчание стало весьма красноречивым ответом.

— И что теперь? — спросил Даваров.

— Мы идем на юг. Но мы идем туда, пытаясь найти ответы на два вопроса. Есть ли у нас армия, которая будет сражаться единодушно, плечом к плечу? А если нет, то как нам вернуть ее к этому состоянию? Потому что если на эти вопросы не найдется ответа до тех пор, пока мы не столкнемся со значительными силами Царда, мы все можем погибнуть. Вопросы есть?

В палатке воцарилось молчание.

— Что ж, приятных всем снов.

* * *

Но выспаться никому не довелось. Крики и оскорбления звучали всю оставшуюся ночь. Роберто отказался от попыток заснуть за четыре часа до рассвета и приказал поднимать лагерь и готовиться к маршу. За столь короткое время так много изменилось! Победоносная армия, сплотившаяся во время эпидемии, докатилась до такого состояния.

— Нужны годы на то, чтобы создать боевой дух армии, и всего день, чтобы его разрушить, — с горечью проговорила Элиз Кастенас.

Она ехала вместе с Роберто, который решил возглавить колонну. Эсторийские разведчики двигались впереди после того, как шесть всадников-атресцев не вернулись. Отряд фуражиров из Пятнадцатой алы, Божьих Стрел, тоже не прибыл вовремя. Дурное настроение Роберто усилилось.

— Это доказывает, что мы потерпели поражение в самый решающий момент, — сказал он. — Не могу поверить, что приходится размещать манипулы триариев между ссорящимися гастатами Восьмого легиона и Двадцать первой алы. Где я допустил ошибку?

— Ты не допускал ошибок, Роберто, — возразила Элиз. — Предательство Атрески никоим образом нельзя приписать тебе.

— Но я должен был предвидеть, какие проблемы оно вызовет. Принять более решительные меры.

— Наша армия построена на независимости командного состава. Это работало в течение пяти лет, и мы не испытали ничего, даже близкого к поражению. Но слом правления Конкорда в Атреске вскрыл старую вражду. — Она посмотрела прямо ему в глаза. — Не сомневайся в себе. Здесь никто в тебе не сомневается.

Роберто кивнул. Он понимал, что Кастенас права, но не мог избавиться от ощущения, что сейчас Бог его испытывает. Путь к званию генерала для Роберто Дел Аглиоса был гладким. Его армия функционировала почти без проблем. Дел Аглиос знал, что в немалой части это его заслуга, и победы одерживались благодаря ему. Но сейчас перед ним стояла проблема, оказавшаяся намного серьезнее всех противников, с которыми он встречался.

— Я не сомневаюсь в себе, — ответил Роберто. — Но я серьезно разочарован тем, что крупнейшая проблема, с которой я столкнулся, не вооружена мечом. Вместо этого она подкралась ко мне сзади, надев форму Конкорда. — Он вздохнул. — Я могу не дать им убивать друг друга, но не в моих силах прекратить их разговоры. Это как зараза, Элиз. Недовольство стало ощутимым. Скажи, ты обдумала тот вопрос, который я задал вчера ночью?

— Я больше ни о чем другом не думала.

— И сейчас как все, по-твоему, выглядит?

Элиз обернулась, чтобы убедиться в том, что их никто не слышит. Она указала вдаль, на видневшийся впереди подъем. С обеих сторон поднимались крутые склоны холмов, которые тянулись на восток до Турсанского озерного края, а на запад — до равнин Атрески.

— Если мы встретим противника по ту сторону этой гряды, то нас ждет серьезная неприятность. Цардитская армия равной численности вполне способна нас разбить. Мы все говорили с нашими осведомителями, и нет сомнений в том, что доверие между легионом и алами исчезло. На уровне гастатов — несомненно, и это распространяется выше по цепочке старшинства. В кавалерии дела обстоят не так плохо. Но мы перестали быть эффективной армией. Не думаю, чтобы атресские гастаты повернули против нас, но умирать за Конкорд сегодня они не станут.

Роберто снял шлем с зеленым плюмажем и запустил руку в волосы.

— Тогда мы вообще не армия, а колонна граждан. И как, по-твоему, мы могли бы вновь завоевать их доверие?

Он уже знал ответ, но хотел услышать его еще от кого-то.

— Мы не можем это сделать, — прошептала Элиз. — Мы идем мимо их страны, а родные этих людей находятся там, защищая свою жизнь и свое будущее. Они не могут понять, почему вы не приказали им противостоять вторжению. Они не могут видеть ситуацию в целом. Пусть мы сражаемся за Конкорд, но они всегда сражались за то, чтобы не пустить цардитов в Атреску. В этом и состоит слабость системы ал.

— И ты не считаешь, что проблема смягчится, когда мы подойдем к Гестерну?

— Она обострится, — отозвалась Элиз. И через силу улыбнулась. — Почему ты задаешь мне эти вопросы? Ты и так это знаешь. Мы пойдем через юг Атрески. У нас уже сейчас достаточно дезертиров. Роберто…

— Знаю! Знаю.

Мучительный груз разочарования рос. Дел Аглиос повернулся в седле и посмотрел на движущуюся колонну, в слабых лучах рассвета растянувшуюся на мили по равнинной местности. Небо было застлано пеленой пыли, и любому становилось понятно, что тут движется армия.

— Скольких мы сохраним, по-твоему?

— Очень многие любят тебя как своего генерала. Даваров и Шакаров — прекрасные командиры. В конце концов, на весах будет их желание сражаться под твоим командованием против желания защитить своих близких. А для некоторых — желание увидеть Атреску освобожденной от Конкорда.

— Так что, это проверка на популярность?

— Я рада, что ты шутишь.

— С трудом, — откликнулся Роберто. — Юрану придется ответить за многое.

— И он ответит.

Роберто выпрямился в седле: решение было принято.

— Собери командующий состав. Когда начнут разбивать лагерь, я хочу, чтобы все были рядом со мной. Надо, чтобы это прошло правильно, иначе сегодня у нас снова будет кровопролитие.

— Что ты предлагаешь?

Роберто посмотрел ей в глаза и почувствовал, что мрачный гнев вот-вот овладеет им.

— Каждому уроженцу Атрески будет предоставлен выбор. Остаться верным клятве, которую он принес, присоединившись к легионам, или трусливо бежать в свои дома. И те, кто выберет последнее, будут лишены оружия и выставлены из лагеря. Мы пройдем за ними до границы Атрески и там их оставим. И я надеюсь, что все до одного мужчины и женщины, которые дезертируют, умрут еще до наступления дуса. — Он посмотрел на уходящую вперед дорогу. — Мне надо выиграть войну, и я не потерплю, чтобы преступники носили форму моей семьи.

ГЛАВА 54

848-й Божественный цикл, 18-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Павел Нунан и Дина Келл командовали сборным легионом, который получил название Месть Гестериса. Легионом без артиллерии, с разномастным оружием и отремонтированными доспехами, сопровождаемым лишь двумя сотнями кавалеристов. Но в душах солдат горел огонь — ярость, которую двое командующих охотно поддерживали и разжигали.

Нунан шагал с пехотой, составленной из атресских Диких Копий и Акульих Зубов, Громов Тундарры, Госландского Копья и Огнедышащих Драконов, а также Медвежьих Когтей, Ураганов Эсторра и Эсторийской Молнии. Они составляли основную массу тех, кто собрался на равнине Тарит. Их насчитывалось чуть меньше трех тысяч. Позади разведчиков двигались посыльные и вестовые. С теми, кто не мог сражаться, на старом месте стоянки остались добровольцы. Для сантиментов места не было. Раненые не рассчитывали, что их спасут, а уходившие не обещали вернуться.

Генерал Гестерис подошел к бродам Цинтарита с восемнадцатью легионами. Все они были представлены в этом крошечном отряде, составлявшем менее пяти процентов от мощной и когда-то победоносной армии. Они не представляли себе, чего именно смогут добиться, но после встречи с Роберто Дел Аглиосом пришло время двигаться вперед.

Честно говоря, Нунан дожидался, что к ним вернется Келл, по крайней мере очень надеялся. Он был рад иметь рядом с собой сообразительного человека с талантом военачальника. Они шли уже десять дней, двигаясь налегке и быстро, проходя по тридцать миль в день — в основном по пустынным имперским дорогам Конкорда. Система разведки работала прекрасно, и они без помех оказались в двух днях пути от границы.

В этом месте Нунан повернул на север, так что день спустя Месть Гестериса вошла в Атреску по старой дороге. Приграничные форты, мимо которых они проходили, стояли пустыми, и по всему выходило, что бросили их давно. Было приятно оказаться на земле, которую они считали принадлежащей Конкорду, и Нунан объявил отдых.

Погода стояла еще теплая, что не могло не радовать, но все равно Нунану, как и всем его солдатам, очень хотелось горячего мяса и питья. Пока они ели только вяленое и копченое мясо и пили напитки из толченых трав, изобретенные во время долгой жизни на равнине Тарит, где им приходилось скрываться. Привалы без костров, которые отряд вынужденно устраивал, чтобы оставаться незамеченным в пути, уже начали надоедать.

В лагере было тихо, и Нунан с Келл уселись на поваленном дереве в лесу. Этот лес они сочли идеальным укрытием на ночь. Коней разместили неподалеку, и командующие слышали, как те негромко ржали, засыпая.

— Нам придется пересечь реку у Брода Чаек, иначе мы слишком отклонимся на север. Цардиты и атресские мятежники будут пробиваться к южной береговой границе Нератарна. Это единственное реальное место для переправы таких сил, и там Конкорд соберет армию, чтобы их остановить. — В свете яркой луны их глаза приспособились к сумраку, и Келл палочкой чертила карту на песчаной почве.

— Как ты думаешь: если Гестерис еще жив, он направится туда? — спросил Нунан.

— Другого места я придумать не могу. Он к этому времени должен будет прекрасно знать ситуацию в Атреске, и я не думаю, чтобы он попытался вести партизанскую войну. Это не в его манере. Он и те, кто окажется с ним, доберутся туда, где можно завязать сражение на подготовленном участке и остановить врага. И это должен быть Нератарн. Мы все читали донесения о том, насколько трудно было попасть в Атреску с того направления. Давай будем надеяться, что это окажется правдой и в обратном направлении, а?

— Тогда, возможно, они пойдут морем — так, как это сделали мы, — улыбнулся Нунан.

— К счастью, военный флот Атрески недостаточно велик, а у Царда вТирронском море вообще нет кораблей. И потом, окетаны уже должны быть на позициях.

— Там может сложиться интересный расклад, — заметил Нунан.

— Очень.

Их разговор прервали короткая суматоха и какие-то гневные слова, произнесенные шепотом. Зашаркали ноги, и к ним вытолкнули мужчину в легком плаще, тунике и сандалиях. Вокруг люди приподнимали головы с походных одеял, чтобы посмотреть на вновь прибывшего. Два разведчика встали у него за спиной с мечами в руках.

— Как вы смеете так со мной обращаться! — огрызнулся мужчина. Глаза у него лихорадочно сверкали, взгляд был полубезумным. — Это моя страна. Вы не имеете права.

Нунан прижал палец к губам.

— Подожди, — сказал он и, обращаясь к разведчикам, спросил: — Что это значит?

— Мы нашли его идущим по тропе. Судя по всему, он направлялся к границе. Он сказал, что собирается найти в Царде жену и сына.

— Один? — спросила Келл. — Там опасно находиться невооруженному человеку. И, извини меня, твоя обувь не рассчитана на дус.

Четверо солдат Конкорда тихо засмеялись. Мужчина, стоящий перед Нунаном, отряхнул пыль с одежды.

— Не смейтесь надо мной. Я не заслужил насмешек. Ни от вас. Ни от Конкорда.

Нунан посмотрел на него с просыпающимся интересом.

— Откуда ты? Судя по одежде, откуда-то близко.

— Последнего, кто смеялся надо мной, я убил. Он был цардитом, но, может быть, вы тоже мои враги. Мне начинает казаться, что все мои враги.

— Он заговаривается.

— Мне пришлось уйти. Никто не хочет мне помочь, так что я помогаю себе сам. — Мужчина вытянул перед собой руки. — Я говорю правду. Отпустите меня.

Нунан посмотрел на его руки. Они были грязными. И в ссадинах.

— Я должен поверить, что это кровь? Я повторяю вопрос: откуда ты? Мы не причиним тебе зла.

— Из Брода Чаек.

Келл подняла брови, а Нунан улыбнулся.

— Дайте этому человеку питья и еды, — приказал он одному из разведчиков. — Садись. Я — Павел Нунан, мастер мечников. А это — Дина Келл, мастер конников.

Мужчина растерялся, не зная, как ему реагировать. Он огляделся, ища, куда сесть, и обнаружил, что кто-то из легионеров подкатил ему бревно. Он нервно улыбнулся.

— Садись, — пригласила Келл. — Дай своим ногам отдохнуть. Может, мы подберем тебе что-то более подходящее для той дороги, что тебя ждет.

— Вы мне поможете?

— Мы поможем любому, кто убивает цардитов. Это делает нас союзниками, так ведь? — сказала Келл.

— Но сначала — обмен сведениями, — добавил Нунан. — Расскажи мне про Брод Чаек и особенно про переход через реку. И потом, возможно, мы сможем дать тебе совет или отговорить тебя от твоих намерений. Как тебя зовут?

— Я Хан Джессон, и я должен найти свою семью. Ничто меня не остановит.

— Я могу это понять, — откликнулся мастер мечников. — Скажи мне. Убитый тобой цардит. Кто он был?

— Он был сентором гарнизона, занявшего мой поселок. Он оскорбил память моей жены. Я нашел его пьяным на улице — и теперь его собственный нож торчит из его кишок.

Нунан увидел, что руки Джессона дрожат.

— Ты никогда раньше не убивал людей?

Джессон мотнул головой.

— Я никогда даже никого не ударил, а теперь я — убийца.

— Если тебя это беспокоит, я позабочусь, чтобы тебя судили, — ухмыльнулся один из разведчиков, подавая тарелку с холодным мясом.

— Эй! — одернул его Нунан. — Довольно.

— Спасибо, — сказал Джессон.

— Сколько их там? — спросил Нунан.

— Пара сотен самое большее, — ответил Джессон. Он повеселел, увидев выражение лица Нунана. — Вы не собираетесь обходить город стороной, да?

Нунан покачал головой.

— А где находится следующий цардитский гарнизон?

— Не трогайте жителей. Они впустили цардитов, но у них не было выбора. Они не понимают.

— Где находится ближайший отряд цардитов?

— Они есть во многих городах, но большая часть их движется к Нератарну или занимает Харог. На Центральной равнине есть отряды сопротивления, но их обошли стороной. Так я слышал. — Джессон поерзал и повторил. — Не обижайте моих сограждан.

— Мы сделаем, что сможем. — Нунан пожал плечами. — Но если там есть сочувствующие, мы не можем оставить их благоденствовать. Посмотри, что с вами стало. В твоем городке кишат цардиты.

Взгляд Джессона потемнел.

— Никто из нас не был сочувствующим, пока Конкорд не отклонил наши мольбы о помощи. Вы сами навлекли это на себя. А мы стали жертвами.

Нунан поднял руки.

— Успокойся, Хан Джессон. Сейчас не место высказывать свои обиды, какими бы справедливыми ты их ни считал. Не все тебя поймут.

Джессон чуть отодвинулся.

— Они не сочувствующие, — тихо сказал он. — У них не было выбора.

— Большинство из тех, кто сейчас спит в этом лесу, были простыми гражданами, как ты и добрые люди из Брода Чаек. Они научились сражаться. — Нунан встал, нависнув над Джессоном. — Выбор есть всегда.

Он отошел подальше и стал искать место для отдыха, предоставив Келл убеждать Джессона в том, какую глупость он намерен совершить. Завтра! Завтра Месть Гестериса впервые вкусит крови.

* * *

Ардуций понурил голову, сгорбил плечи и предоставил мулу самому выбирать дорогу. Ветер завывал в долине, бросая им в лицо ледяной дождь пополам со снегом. Он налетал порывами, которые грозили вырвать людей с седел, и пробирался под меха, отбирая тепло у тела. Снег под копытами мула был не меньше фута толщиной и лежал поверх льда, на котором животное часто поскальзывалось, так что у Ардуция скручивало желудок от страха.

Как мальчик ни старался, ему не удавалось смотреть только вперед или на голову мула. И каждый раз, когда он смотрел влево, на обрыв, то начинал испытывать тошноту и голова у него кружилась. Этим утром Джеред сказал, что они движутся на высоту двенадцать тысяч футов. Казалось, это были двенадцать тысяч миль. К такому Восходящие оказались не готовы.

Восемь дней назад они выехали из отвратительного приграничного поселка Ческас. Ардуций не сомневался, что только внушительный вид Джереда уберег их от нападения. Восходящие провели там одну ночь, пока сборщики покупали животных, меха, припасы и все то, что они сочли нужным, — и эта ночь была долгой и бессонной.

Власть в этих местах формально принадлежала Конкорду, но тут не было легионеров, Дома Масок или базилики. Только пара сотен деревянных и каменных жилищ, которые лепились на голом склоне. Единственное занятие жителей, насколько мог понять Ардуций, — следить за добытчиками, отправляющимися в Карк с запада, и задешево покупать товары у карку, чтобы с огромной прибылью перепродавать их в Гестерн.

Когда Ардуций сказал об этом Джереду, тот только пожал плечами и повторил слова насчет реалий жизни за пределами Вестфаллена. Но он также заметил, что Джеред что-то обсуждает с пробером Менас, и позже Гориан сказал, что, когда закончится война, сюда явятся сборщики.

В Ческасе никто не улыбался. Люди только смотрели и прикидывали, что можно заработать на приезжих, живых или мертвых. Ардуций радовался, что они быстро уехали оттуда. Теперь он уже не был так в этом уверен. Теперь он сделал бы что угодно, лишь бы увидеть новое лицо и узнать, что за поворотом есть какая-то цивилизация.

Под ним тошнотворно покачивался мул, шагавший по узкой тропе, которая неумолимо карабкалась все выше и выше, поднимаясь в горы Карка. Ардуций не мог поверить, что кто-то может там жить, а тем более процветать в этом запустении. Целый народ! Мальчик решил еще раз осмотреться, пытаясь убедить себя в том, что на самом деле ему не так страшно, как кажется.

Снег на мгновение почти прекратился, и сквозь узкие щелочки в шарфах мир казался белым и пугающим. Ардуций мог провести правой рукой по обледеневшей скале, которая возносилась так высоко, что скрывалась из глаз. Впереди горные вершины убегали вдаль, становясь все выше и выше, царя над землей и грозно глядя вниз, словно запрещая путникам идти дальше. А бросая взгляд влево, он видел, как земля обрывается и скалится далеко внизу зубами острых камней.

Ардуций ехал следом за Джередом. На его мула, как и на всех остальных, надели шоры, и животное стоически двигалось вперед вслед за казначеем. За ним ехал Оссакер, а потом — Миррон, Гориан и Кован. Пробер Менас замыкала цепочку. Все они были засыпаны снегом. Льдинки собирались на меховой отделке тяжелых плотных плащей и на наружной стороне толстых кожаных перчаток на меху.

Если верить словам Джереда, это одна из главных дорог вдоль границы с Карком. Другие, заходившие дальше, вглубь страны, были полегче, но и намного длиннее, и карку бдительно их охраняли. Они жили там в большом количестве, как говорили знающие люди. В красивых домах из камня, стоящих вокруг высокогорных озер, где воздух был свежим и прохладным, а трава — зеленой и сочной. Это походило на идиллию. И казалось невероятным.

Ардуций вздохнул. Единственная растительность, которую он мог видеть, — немногочисленные узловатые деревья, упрямо цепляющиеся за склоны, и чахлые кусты вереска, прибитые ветром и льдом. То, что им удавалось расти здесь, казалось чудом, но они росли. Ардуций ощущал жизненную энергию, которая медленно, но упорно пульсировала в корнях и шла к листьям. Они казались оазисом света среди мертвых, холодных скал. И кроме них единственными источниками живой энергии вокруг их отряда были стремительные огоньки жизни птиц и грызунов.

Ехавший впереди Джеред каждый день задавал предельно высокий темп. Ардуций видел, что казначей становится все более серьезным и озабоченным по мере их медленного продвижения. Он почти не разговаривал во время остановок, смотрел в свои карты и вглядывался в гряду гор, которые окружали их со всех сторон. Они казались Ардуцию абсолютно одинаковыми. Величественным, но утомительным в своем однообразии полотном. Как легко заехать сюда — а еще легче остаться здесь навсегда.

Каждое утро путешественники вставали до восхода солнца, съедали горячий завтрак и трогались в путь, как только солнце выглядывало из-за вершины на востоке. Они ехали без перерыва на еду, останавливаясь только для того, чтобы дать мулам отдых или, если удавалось, слезть и идти рядом с ними до тех пор, пока солнце не начинало садиться. Здесь дни были короткими, а ночи длинными. Поднявшись выше, куда, похоже, и направлялся Джеред, они увидят больше света.

Путники ехали вверх по крутым расщелинам, через обширные долины и живописные распадки, по безжизненным плато, где ветер прибивал к земле покорную растительность. Они двигались по тропе, которая вилась, поднимаясь все выше, уже два дня кряду. Прошлой ночью Восходящие спали в крошечном гроте, давным-давно вырубленном кем-то прямо в сплошном камне.

Сегодня им повезло больше. Примерно за час до заката они наткнулись на естественную щель в скале. Она была почти полностью защищена от непогоды. Деревья с плотной корой росли на отвесных стенах, вереск уходил корнями в замерзшую землю, все камни обросли мхом. Южную сторону покрывали снег и лед. Северная сторона представляла собой буйство красок, которые не походили на то, что они видели все последние дни. Джеред не стал раздумывать о том, продолжать ли им путь, — и скоро их кожаный навес был прикреплен костылями к стенам, а с подветренной стороны ревел огонь.

Восходящие и Кован с радостью слезли с мулов, привязали их у деревьев в дальней части расщелины и собрались у огня. Джеред поставил котелок на разожженный Миррон костер, и теперь в нем уже булькала густая похлебка с овощами и бараниной.

Снег снова усилился, пролетая мимо входа в расщелину облаками крупных хлопьев. Джеред смотрел на него из-под постоянно нахмуренных бровей. Ардуций заметил, что Гориан и Миррон тоже хмурятся — причина этому всегда была одна и та же.

— Подумать только, — сказал Оссакер, — тридцать с лишним дней назад мы плавали под водопадом Генастро, а отец Кессиан помогал нам понять, как обуздать энергию ветра.

Гориан печально улыбнулся, кивая головой. Глаза Миррон наполнились слезами, как и у Оссакера, а Ардуций почувствовал, как горечь утраты сосет у него под ложечкой.

— Прошло так мало времени, а кажется, что вечность, — проговорила Миррон.

— А в Вестфаллене все еще жарко, — подхватил Гориан, растирая руки над потрескивающим пламенем.

Он, как и все, пытался согреться, пользуясь окружающими их энергиями. Но на такой высоте пришлось бы использовать мулов или редкие растения, но мулы из-за этого начинали чесаться, а скудная растительность отнимала у Восходящих слишком много сил. Гориан был ужасно разочарован тем, что не смог утереть нос Джереду, который мерз, как и все. Но конечно, они с Менас никогда не жаловались.

— Привыкайте, — сказал Джеред, не оборачиваясь. — Мечты о том, чтобы оказаться дома, вас туда не вернут. А победа в войне вернет.

— Вы все время это повторяете, — проворчал Гориан.

— Потому что вы отказываетесь принять то, что очевидно.

— У нас есть только ваши слова, что нам необходимо это делать. Люди Васселиса все продумали, и при этом нам не пришлось бы умирать от холода.

Джеред обернулся и желчно посмотрел на Гориана.

— Нет, при этом вам пришлось бы наткнуться на атресских мятежников или на армию Царда. И если ты считаешь, что это лучший путь, можешь взять своего мула и ехать обратно. — Он помешал суп. — Твои возражения однообразны и скучны. Мне наплевать, доверяете вы мне или нет. Мне наплевать, ненавидите вы меня или нет. Но вы выполните свой долг перед Конкордом так, как я вам скажу.

— А почему это, как вы скажете? — вопросил Гориан. — Что делает вас таким особенным, чтобы вы могли нам приказывать?

Ардуций заметил, что Джеред стиснул рукой ложку, хотя на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Потому что я имею право приказывать всем, кому сочту нужным. И я приказываю вам.

— И вы считаете, что мы действительно сможем что-то изменить? — спросил Ардуций. — Как мы можем выиграть войну, которую не смогли выиграть легионы?

Джеред посмотрел на него, потом на остальных, и морщины на его лбу на миг разгладились.

— По правде говоря, я не знаю. Я знаю только, что мы должны сделать попытку. Мы должны попробовать. Всеведущий примет нас в свои объятия, если мы это сделаем. А если нет — мы ничего не заслуживаем и ничего не получим. Какую роль и когда сыграете вы, я пока не могу предвидеть. Но я точно знаю вот что. То, что имеете вы, вызывает страх. А страх — это самое сильное оружие, каким может владеть армия. Мы можем потерять Конкорд, если нам не удастся в ближайшее время остановить волну наступления Царда. Нам надо попробовать все, что можно. Нам надо отобрать у них уверенность и превратить ее в страх.

— Я не стану никому вредить, — заявил Оссакер. — Я рожден не для этого.

— Возможно, тебе и не понадобится, — заметила Менас, возвращаясь к огню. Она ходила проведать мулов.

— Как нам избежать этого, если надо победить цардитов? — спросила Миррон. — Как вы вообще можете предлагать нам такое?

— Потому что вы — часть Конкорда и должны сражаться, чтобы его спасти! — крикнул Джеред. — Боже Всеобъемлющий, девочка, неужели я до сих пор не смог вам это объяснить? Если вы хотите хоть когда-то вернуться к мирной жизни, которую знали в Вестфаллене, вам надо действовать немедленно.

Кован встал.

— Казначей Джеред, прошу вас. С нас достаточно. Мы устали, замерзли и проголодались.

Джеред кивнул, и на лице его промелькнула улыбка.

— Ладно, юный Васселис. Давай поговорим о чем-то другом, если это сделает вас счастливее. Но подумайте вот о чем. Существует много способов выиграть войну, и только один заключается в том, чтобы сбить врага с ног и убить. Подумайте о своих способностях. Подумайте о том, что они могут сделать… — Он резко замолчал. — В чем дело, Оссакер?

Ардуций обернулся. Оссакер и Гориан не слушали казначея, пробуя следы энергии. Ардуций не смог ощутить ничего необычного. Его голову и тело переполняли силы стихий, и он знал, что их давление не уменьшится в течение многих дней, пока они остаются здесь, на высоте.

— Тут что-то… — начал Оссакер, сжимая руку Ардуцию.

Мулы начали лягаться и рваться с привязи, уловив какой-то запах, принесенный ветром, который выл, как тысяча волков, у входа в расщелину. Джеред, Кован и Менас моментально вскочили на ноги и вытащили мечи из ножен, подхватив с земли щиты.

— Встаньте за нами, — приказал Джеред. — Держитесь позади костра.

Ардуций поманил Восходящих к себе. Он оглянулся, и ему почудились силуэты, двигающиеся по отвесной скале, но это, должно быть, игра света и теней.

С обеих сторон тропы появились твари, низко пригнувшиеся к земле и готовые к прыжку. Четыре зверя, и поначалу Ардуций принял их за псов. Но они оказались больше похожими на львов, а массивностью могли сравниться с медведями. Совершенно белые, от кончика морды до длинного хвоста, задранного вверх, словно жало скорпиона, они обладали мощными лапами и челюстями, плотно набитыми желтыми зубами, чтобы рвать и дробить кости врага. Облик неведомых созданий довершали большие глаза под тяжелыми бровями и длинные крючковатые когти, цеплявшиеся за лед.

— Гортоки, — выдохнул Джеред. — Закрывайтесь щитами. Они действуют сообща и парами, так что, если нападут, закрывайтесь. Вторые двое будут атаковать следом. Эти челюсти крушат доспехи. Не медлите.

Ардуций уловил страх в голосе Джереда и понял, что они в опасности. Он снова услышал у себя за спиной какой-то шум и посмотрел наверх, но на стенах никого не оказалось. Видимо, этот звук издавали ветки, трущиеся о скалу. Он повернулся обратно и увидел, что Гориан идет вперед.

— Гориан, стой! — В голосе Миррон была паника. Джеред посмотрел налево:

— Гориан, вернись! Сейчас не то время!

— Время всегда то, — заявил Гориан.

Теперь гортоки сосредоточили внимание на нем, а он уже стоял впереди мечей, слишком далеко, чтобы его можно было защитить. Ардуций услышал басовитое рычание и скрежет когтей по камням и льду.

— Что он делает? — спросила Миррон, уцепившись за рукав Ардуция.

— Смотри, — ответил Оссакер.

С отчаянно бьющимся сердцем Ардуций сосредоточился на том, что происходило впереди, молясь, чтобы Гориан не проявил роковой самоуверенности. Джеред и остальные уже ничего не могли сделать. Гориан встал на колени, вытянув руки в сторону гортоков. Если они решат атаковать, он будет убит.

Гориан что-то говорил, но Ардуций не мог расслышать. Хозяин Стад стоял перед ближайшим гортоком. Зверь смотрел прямо на него, тогда как остальные подходили ближе, становясь по обе стороны. Замыкающий цепь зверь дернулся и сделал ложный выпад. Гориан не дрогнул. Он протянул руку, и первое животное шагнуло к нему, распрямляясь из боевой стойки.

— Как красиво! — вздохнул Оссакер.

— Я ничего не вижу сквозь линии погоды! — пожаловался Ардуций, которому удалось уловить только яркие карты жизненной энергии гортоков среди снега и ветра.

— Он устанавливает с ними связь. Передает им свое спокойствие. Свою волю.

Горток положил морду на руку Гориана, а потом лизнул ему ладонь. Гориан передвинул руку и потрепал складки шкуры и густого меха прямо на горле зверя. Тот ткнулся ему в плечо. Он протянул вторую руку — и другой горток двинулся к нему, и третий. Их хвосты расслабились и опустились, волочась по земле. Первый уже сидел, превратившись под влиянием Гориана в милое домашнее животное. Мальчик теперь распределял свое внимание между тремя гортоками, успокаивая их и снимая агрессию.

Ардуций заметил, что все остальные наблюдают за происходящим с восхищением и изумлением. Все, кроме Джереда. Тот пристально наблюдал за последним гортоком, который не изменил боевой стойки. Он был абсолютно неподвижен, если не считать легкой дрожи в боках. Как бы Гориан ни манипулировал тремя остальными, на четвертого это не распространилось.

Наступила короткая пауза, растянувшаяся на целую вечность. И за это время путь судьбы был проложен. Миррон закричала в ту секунду, когда горток прыгнул. Гориан не заметил этого: его окутывало тепло трех остальных животных.

Гортанный рев гортока рассек сумерки. Тело стремительно метнулось в воздухе. Но все равно его движение оказалось недостаточно быстрым. Джеред рванулся к нему, выставив вперед щит, ударил в бок и отбросил к краю расщелины и тропе. Зверь повернулся и ударил по щиту, зацепив его когтями и пытаясь укусить поверх края.

Два тела по инерции покатились вперед, попав на лед. Джеред извернулся и ударил мечом по гладкой поверхности, безуспешно пытаясь замедлить скольжение.

— О нет! — вскрикнул Ардуций.

Кован и Менас пришли в движение одновременно с Джередом и теперь спешили за ним. Менас ухватила край плаща казначея и вдавила каблуки в лед, выбивая из него осколки. Кован рванулся к голове гортока. Он бросил щит и держал меч обеими руками. Джеред и зверь вылетели из расщелины на тропу. Горток снова стиснул зубы, кроша щит челюстями и продолжая крепко удерживать его когтями. Его хвост метался у него над головой, ища опору.

Они замедляли движение, но недостаточно быстро. Менас хрипела от напряжения. Джеред попытался сбросить гортока, и животное, ощутив опасность, взвыло, моля о помощи. В тот момент, когда зверь пролетал мимо входа, меч Кована обрушился сверху ему на шею, почти отрубив голову. Хватка гортока ослабела, и он рухнул в пропасть. Неожиданное изменение нагрузки застигло Менас врасплох, женщина тяжело шлепнулась на спину. Меч Джереда снова вонзился в лед, и задыхающийся казначей остановился, свесив ноги в никуда.

Остальные три гортока яростно залаяли.

— Прекратить! — приказал Гориан, и они замолкли.

Джеред поднялся на ноги, помог встать Менас и благодарно кивнул Ковану. Он вложил меч в ножны, хлопнув юного Васселиса по плечу. Однако, бросив взгляд в направлении костра, Джеред моментально напрягся и снова положил руку на эфес меча. Ардуций стремительно обернулся и увидел шесть фигур, появившихся в задней части расщелины и движущихся к огню.

— Карку, — сказал казначей.

Пришельцы внимательно оглядели Восходящих, а потом прошли мимо них к Гориану и гортокам. Джереда они игнорировали полностью, и он знаком приказал Ковану и Менас, чтобы те опустили мечи.

Карку были одеты в мех и кожу. Как хирург с «Гордости Кирандона», они имели короткое туловище, но длинные руки и ноги. Их босые ступни покрывали густые волосы, а пальцы ног, как и пальцы рук, оказались необычно длинными и заканчивались кривыми толстыми ногтями. Лица карку тоже заросли темными волосами, а головы были либо покрыты сильно вьющейся шевелюрой, либо скрыты под меховыми шапочками.

Карку окружили Гориана, и один из них опустился рядом с ним на колени и вытянул руку, чтобы прикоснуться к нему. Остальные смотрели на животных. Ардуций только сейчас заметил, что на каждом гортоке широкий кожаный ошейник.

— Они ручные!

— Охотничьи животные, — добавила Миррон, в голосе которой больше не слышался страх. — Не думаю, чтобы их можно было назвать ручными.

— Нам можно подойти к Гориану? — спросил Оссакер.

— Лучше не надо, — ответил Джеред, возвращаясь к костру. — Посмотрим, что будет происходить. Карку не причинят ему зла.

— Откуда они взялись?

— Спустились по стенам, надо полагать, — сказал Джеред. — Они удивительно хорошо умеют карабкаться.

Ардуций посмотрел на гладкие отвесные стены, окутанные тенями. Значит, он действительно их видел. Ему до сих пор трудно было в это поверить.

— Что они делают? — спросила Миррон.

— Не имею ни малейшего представления.

— Они что-то в нас почувствовали, — сказал Оссакер.

— Меня это не удивляет, — отозвался Кован. — А как Гориан это сделал?

Оссакер не успел ответить. Карку рядом с Горианом заговорил. Его эсторийский был неуверенным, но понятным. Этот язык торговли добрался даже до столь отдаленных уголков земли.

— Ты из Харан-горов. Парак-аль.

— Что? — спросил Гориан. — Что это значит?

— Не могу… сказать… — Карку покачал головой.

— Казначей Джеред? — окликнул Гориан.

— В примерном переводе «Харан-гор» означает «Блюститель гор», нечто вроде опекуна или смотрителя, что-то в этом роде. Кстати, как и твое имя. «Гориан» на языке карку означает «Человек горы».

— Гориан… — повторил карку. — Ты?

— Да.

— Ты благословен. Другой Гориан жил здесь, когда горы были моложе.

— Первый Гориан прятался здесь, когда его изгнали из Карадука, — откликнулся Гориан. — Меня назвали в его честь.

Карку кивнул и поднялся на ноги. Он протянул руку, которую Гориан принял.

— А что значит «Парак-аль»? — спросила Миррон.

Джеред приподнял брови.

— Хозяин стад.

— Откуда они могли это узнать? — удивился Ардуций.

— Мы мало что знаем про карку, — ответил Джеред. — Возможно, первый Гориан наткнулся на что-то такое, о чем не оставил даже записей.

Трое карку взяли своих гортоков на поводки и повели прочь. Животные рвались остаться с Горианом, но твердые окрики хозяев заставили их повернуть. Остальные карку вернулись к огню.

— Харан-горы. — Они кивнули Восходящим. — Добро пожаловать в Карк. Казначей Джеред, твое имя известно. Тебе разрешено пройти с твоими друзьями.

— Спасибо, — отозвался Джеред с поклоном. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Я сожалею о гибели вашего зверя. Он напал — и я должен был защищаться.

— Это прощено. Он был стар, и его разум был темным и медленным. Гориан не сумел в него проникнуть. — Карку помолчал. Определить его возраст было невозможно, но Ардуцию показалось, что он очень стар. — Что заставило вас идти через Карк? Сейчас плохое время года, чтобы путешествовать по высотным перевалам.

— Мне нужно попасть к человеку, который сражается за Конкорд в Царде, но наш путь через Атреску перекрыли враги. Времени мало. У меня не было выбора, кроме как ехать этим путем.

Карку кивнул.

— Отдыхайте. Дождитесь нас. Мы можем предоставить помощь и сказать то, что вам нужно знать.

Ардуций наблюдал за карку. Они подошли к стенам и начали подниматься вверх, почти не задерживаясь. Карку двигались быстро: пальцы их рук и ног находили крошечные трещины, позволяя им цепляться и двигаться. Очень скоро они скрылись из виду в темноте, за снегом, который тем временем снова начал обильно падать.

Менас разлила похлебку по плошкам и вручила каждому вместе с куском хлеба. На дне гуща немного прилипла и отдавала горелым, но Ардуцию еда показалась восхитительной.

— Скажи мне вот что, Гориан, — поинтересовался Джеред. — Скольких животных ты способен контролировать вот так?

— Не знаю. Если бы это были коровы или овцы, то, наверное, целое стадо. Эти гортоки умнее, ими труднее было управлять. А что?

— Так, одна мысль. Доедайте, и давайте поспим. На один вечер волнений предостаточно.

— Казначей!

— Да, Гориан?

— Спасибо вам.

ГЛАВА 55

848-й Божественный цикл, 19-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Нунан и Келл разбудили Месть Гестериса за пять часов до рассвета и подтянули войска к Броду Чаек скрытно, частями — по половине манипулы пехоты и небольшие отряды лучников и всадников. Кавалеристы заняли позиции так, чтобы их не услышала охрана, а пехотинцы разошлись, окружив весь городок на расстоянии полумили.

Оккупанты Брода Чаек были ленивы и чересчур самонадеянны, а легионеры Конкорда — дисциплинированны и умелы. Имея подробные и верные указания Хана Джессона относительно местности вокруг города, они быстро завершили маневр и подготовились к атаке. Близился рассвет, когда Нунан решил дать сигнал к атаке.

Время тишины прошло. Душа у него пылала. Набеги и мелкие стычки не приносили удовлетворения. И хотя сейчас у них будет мало времени, но они сумеют нанести удар во имя Конкорда. Они отвоюют обратно часть его территории. Это станет заявлением о намерениях.

— Мы захватим этот город, как в прежние дни! — крикнул Нунан тем пехотинцам, которые находились в пределах слышимости. — Дом за домом, улица за улицей, до самого форума. Не упустите ни одного цардита. Окружим и убьем их!

На поле ниже по склону замычала корова. До него донеслось блеяние овец. Последнее мгновение вокруг царил мир. Мастер мечников резко опустил руку. Зазвучали горны, их подхватили в дальних построениях — и переливы сигнала разнеслись по равнине.

— Ну, теперь они проснулись, — ухмыльнулся Нунан. — Месть! Бей и круши!

Легионеры стремительно преодолели короткое расстояние до окраины, распевая во все горло песни Конкорда. Нунан возглавлял силы, двигавшиеся с востока. Келл находилась на противоположной стороне города. Топот ног и копыт разогнал утреннюю тишину. Нунан впервые увидел Брод Чаек, мирно дремавший в пологой речной долине, и увидел людей, бегающих между домами и виллами. Он надеялся, что цардиты в замешательстве.

Пехота Конкорда хлынула на улицы Брода Чаек. Полу манипулы разбились на группы по пять человек и начали проверять дом за домом, тогда как другие разошлись по улицам. Лучники направились на крыши вокруг форума, кавалеристы несли дозор в окрестностях города, чтобы перехватить пеших или конных гонцов.

Две сотни Нунана стремительно перешли брод и оказались на главной улице города. Они бежали тесным строем, подняв щиты перед собой и над головами, защищаясь от немногочисленных стрел, летевших в них. В точном соответствии с приказом, его легионеры отделялись от задних рядов строя, чтобы захватить каждый дом. Он услышал треск дерева — это разбивали двери.

Впереди форум кишел людьми. Прилавки были выставлены для дневной торговли, но базилику наполняли цардиты, а не купцы. Солдаты бессмысленно метались из стороны в сторону, а тем временем Месть Гестериса смыкала цепь окружения. Нунан почуял близость сражения и приказал пехоте перейти в атаку. Многие цардиты поселились в базилике и теперь выбегали на площадку форума. Большинство были полуодеты и, видимо, не опомнились после вчерашней попойки. Тем лучше.

Отряд Нунана вступил на форум. Сейчас у него за спиной осталась сотня, ритмичный топот ног вселял уверенность. Они замедлили продвижение и перестроились более широким фронтом, по двадцать пять человек в каждой. Горстка лучников защищала их с флангов и с крыш ближайших зданий. Цардиты стояли беспорядочно. Кто-то выкрикивал приказы, и из базилики спешили новые воины. Нунан решил, что ему противостоит примерно пятьдесят человек.

— Шире строй! — крикнул он.

Боевой строй рассредоточился, освобождая пространство, чтобы наносить удары.

Цардиты пятились, не желая вступать в схватку. Кое-кто сзади уже ударился в бегство, направляясь к северному и восточному выходам с форума. Лучники Конкорда открыли стрельбу поверх головы Нунана. Враги дружно отхлынули, а потом повернулись и обратились в бегство. Прямо навстречу новым отрядом Мести. Ловушка захлопнулась.

— В бой!

Нунан бросился на оставшихся цардитов, которые составили небольшое, но решительно обороняющееся кольцо. Он прятал голову за щитом — только глаза виднелись над его краем. Мастер мечников бросился на врагов и почувствовал, как они дрогнули. Он ударил гладиусом, ощутив, как клинок вошел глубоко в плоть, и ему на руку плеснула теплая волна крови. Нунан шагнул назад и снова ударил. На этот раз он направил клинок правее, но его меч отклонили. Последовал ответный удар, и Нунан, сдвинув щит, принял его прямо на центр, а потом сделал небольшой шаг назад.

К его ногам упало тело. Один из воинов Конкорда, с разбитым черепом. Нунан резко двинул щит вперед и вверх, ударив противника под подбородок, потом шагнул вперед, снова ударил щитом и нанес укол острием меча правее, чтобы отогнать других. Его люди сомкнулись вокруг него. Шум усилился: с дальней стороны форума подошли новые солдаты. Слева от него фонтаном ударила кровь. Гладиус рассек шею одному из цардитов.

Нунан принял удар на центр щита. Он ответил, чуть повернув его и с силой выбросив гладиус вперед. Цардит не успел застегнуть доспех, так что меч пронзил ему сердце. Число врагов стремительно уменьшалось, но они не прекращали боя. Нунан снова шагнул вперед, прижимая локти к бокам и низко нагнув голову. Его гладиус рванулся из-за щита, но отскочил от кольчужной рубашки. Тогда он нанес удар щитом.

Свершалось неизбежное. Цардитам не удалось найти ни одной бреши, которой можно было воспользоваться. Только стена щитов, украшенных гербом Конкорда, напоминавшим, с кем они имеют дело. Кто наносит им поражение! Последний противник упал под градом ударов, и по форуму разнесся крик торжества.

— Ведем зачистку! — рявкнул Нунан. — Все осмотреть! Десять человек идет со мной в базилику. И два лучника.

Он не собирался останавливаться и купаться в лучах славы. В другой части форума горожан собрали в группы и взяли под охрану. Лучники кольцом встали вокруг открытой площадки. Дело почти сделано.

— Будьте внимательны! — велел Нунан. — Цардитам доверять нельзя.

Его десятка прикрылась щитами и пошла цепочкой к базилике. За колоннами тьму рассеивали огни фонарей и факелов, зажженных в глубине. Они прошли по широкой мраморной лестнице. Нунан услышал внутри шум.

— Не останавливаться! — приказал он. — Лучники, не отставайте. Фланги, смотрите в оба. Сохраняйте бдительность.

Их шаги гулко прозвучали под высокими сводами. Внутри ряды скамей оказались пустыми. У них за спиной шум города стих до слабых отголосков. У входа в базилику направо и налево располагались двери, которые вели в помещения администрации. Большой флаг Атрески висел на дальней стене. Цардитские флаги и вымпелы стояли в подставках вокруг стульев и стола магистрата.

— Воины Царда! Все кончилось! — Голос Нунана громко разнесся по залу с колоннами. — Конкорд вернул себе эту территорию. Покажитесь. Вам не победить.

Базилика была пуста. Нунан жестом направил шесть человек к левой двери, а остальных повел к правой. Двери открывались внутрь. Он кивнул одному из легионеров. Женщина отодвинула засов и толкнула створку, быстро шагнув за щит. Оттуда вылетели три стрелы. Ни одна не нашла цели.

— Выхода нет! Сложите оружие и сдавайтесь!

— Выход всегда есть, — ответил голос из-за двери, с сильным акцентом и без страха.

— Посмотри в окна или боковые двери. Люди Конкорда всюду. Брод Чаек наш.

— Жалкие потуги, — проговорил голос. — Ваше сопротивление сломлено. Мы идем на Нератарн. Что нам один городишко? Это мы сейчас повсюду.

Шаги. Нунан осторожно выглянул из-за щита. Фигуры двигались из густой тени коридора. Он поднял руку, останавливая своего лучника. Цардитов было пятеро. Трое несли натянутые луки с наложенными на тетиву стрелами. Они шли позади двух цардитов, приставивших мечи к шеям женщин, которых вели перед собой. Сзади к Нунану подбежали остальные шестеро, которые, видимо, никого не обнаружили.

— Так вот оно, истинное лицо храброго воина Царда! — хмыкнул Нунан. — Отпустите их.

— И вы убьете нас точно так же, как тех, кто сражался на форуме.

— Я не убиваю тех, кто сдается. Мы — граждане Конкорда.

Цардиты подошли к двери. Нунан увидел, что обе женщины немолоды. Судя по их одежде, они занимали в этом городе высокие посты. Обе не сопротивлялись. Та, что шла слева, претор города, держалась гордо.

— Как твое имя? — спросил он.

— Горсал, — ответила она.

— И ты возглавляешь город, который без боя сдался цардитам? — Нунан посмотрел на удерживавшего ее мужчину. — Отпусти их. Я больше просить не стану.

— Они погибнут прежде, чем ты меня убьешь.

— Что поделаешь. — Нунан пожал плечами. — Я не питаю к ним уважения за то, что они сделали.

Неуверенность промелькнула в глазах цардита. Нунан тихо сказал своим лучникам:

— Цельтесь точнее!

Они выстрелили. Цардит, державший в плену Горсал, не успел исполнить угрозу. Стрела попала ему в глаз, и, падая, он утащил женщину на пол. Второй женщине повезло меньше. Стрела пробила ей шею, и она упала, хватая себя за горло и задыхаясь, и оставила врага без прикрытия.

— Взять их! — приказал Нунан. — Убейте их.

Цардиты выпустили стрелы одновременно с мольбой о пощаде. Но Нунан молча смотрел, как его пехотинцы оттесняют их обратно в коридор. Звон мечей был недолгим, а звук клинка, вонзающегося в плоть сквозь доспехи, приносил удовлетворение.

Он передал меч одному из лучников и опустился на колени рядом с Горсал.

— Ты цела?

— Да, — ответила она и посмотрела направо, где ее спутнице оказывал помощь один из солдат Нунана. — Она выживет?

Легионер покачал головой.

— Я сожалею, — проговорил Нунан. — У меня не было выбора.

— Конечно. Те, кто лишен уважения, не заслуживают иного. — Лицо Горсал застыло.

Нунан встал и протянул Горсал руку.

— Это говорилось для цардитов. Мы знаем, что тут произошло.

Горсал неохотно приняла его помощь и встала с пола.

— Откуда?

— Один из ваших горожан прошлой ночью прошел через наш лагерь. Хан Джессон.

— Хан? Они его искали. Он убил сентора.

— Так он нам и сказал. Теперь они ему не угрожают, но ему не удастся найти своих близких. Цард его погубит.

— Бедняга. Ему так будет легче, — покачала головой Горсал.

Нунан кивнул и направился обратно на форум. Там собирался его легион. Кавалеристы стояли на флангах, а пленных цардитов окружили в центре. Он поднял к небу гладиус.

— Победа!

Ответный крик звучал долго, но выражал скорее облегчение, чем торжество. Нунан поднял руки, требуя тишины, и ощутил легкий испуг. Так вот что чувствует генерал! Он еще никогда не держал речь перед таким количеством людей. Тут были легионеры, кавалеристы, враги и обычные горожане.

— Жители Брода Чаек! Вы вкусили плоды союза с Цардом. Вы узнали, что такое их дипломатия. Поджоги, угон в рабство, убийства и казни. Если кто-то считает, что им лучше жилось под контролем цардитов, граница в той стороне.

Нунан указал пальцем себе за спину. Стоявшие перед ним легионеры засмеялись и приветственно закричали.

— Эта земля принадлежит Конкорду. Возвращайтесь в свои дома, снимайте флаги, которые они заставили вас развернуть, и вооружайтесь против общего врага. — Он указал на цардитов. Около сорока человек стояли перед ним, полуодетые и сломленные. — Вот они стоят. Ваши так называемые освободители. Мужчины, которые используют женщин в качестве щитов, чтобы спасти собственные жалкие жизни. Мужчины, которые предпочитают спрятаться за юбки собственной матери, а не отважно выйти навстречу противнику. В вашем городе цардиты убивали каждого десятого. Так же будет и с ними. А остальных мы отпустим на милость горожан. И пока мы будем идти, чтобы громить вражеские армии, я помолюсь о том, чтобы у вас, жители Брода Чаек, не нашлось милости для врагов. Месть, готовьтесь к выходу!

* * *

Роберто выехал из главных ворот лагеря в сопровождении тридцати экстраординариев. На людей, которые собрались перед воротами, окруженные кавалерией Элиз Кастенас, градом сыпались оскорбления. Оскорбления и угрозы, которые Роберто не имел желания унимать. Каждый человек, пожелавший уйти из его армии, оставлял очередную царапину в его сердце. Но среди семи сотен — семи сотен! — тех, кто захотел вернуться, чтобы сражаться в Атреске, никто не уязвил его так сильно, как Горан Шакаров.

Бывший мастер мечников Пятнадцатой алы, Божьих Стрел, стоял вместе с остальными. Его лишили меча и доспехов, лишили всех прав воина Конкорда. Роберто до сих пор не мог в это поверить. При приближении генерала атресцы встали и построились. Шакаров возглавлял отряд. Презрительные крики позади Роберто стали смолкать: все затихли, чтобы услышать слова генерала.

— В вашем поступке нет чести, — сказал Дел Аглиос. — В ваших глупых действиях нет смысла. Никто из вас не задумался о будущем — и ни у кого из вас будущего нет. Когда Конкорд отвоюет Атреску, ваша роль не будет признана. Вы считаете, что идете защищать свои дома и семьи? Это не так. Вы идете раздувать огонь мятежа, хотите вы этого или нет.

То, что я не назвал вас дезертирами, — это мой вам подарок, сделанный только потому, что вы все хорошо служили мне в боях. Но ваше решение показывает такое отсутствие веры в Конкорд, которое я не могу ни простить, ни забыть.

Тем из вас, кто радуется, что сможет вернуться в страну, которую считает независимой Атреской, я могу пожелать только гибели от рук тех, кто сохранил верность Конкорду. Тем, кто будет в одиночестве защищать свои дома, когда их захлестнет поток цардитов, которые откатятся назад перед наступающими силами Конкорда, я скажу вот что. Из преданий и легенд древних королевств и империй пришло немало поговорок, верных и по сей день. Особенно уместна вот какая: «Мать труса слез не льет».

А кто возвращается домой прежде, чем закончилась битва? Только трусы. Надеюсь, ваши близкие отвернутся от вас так же, как сегодня от вас отворачиваюсь я. Если вы погибнете, я ни на минуту не лишусь сна. Стыд будет давить на вас тяжким грузом, от которого вам никогда не избавиться.

Дел Аглиос посмотрел на Шакарова.

— Ты ничего для меня не значишь, сейчас и в будущем. Я тебя не знаю.

Высокий воин встретился с ним взглядом, и в его глазах не было раскаяния.

— Настанет день, когда мы снова как друзья пожмем друг другу руки, генерал, — сказал он. — Мы вас уважаем. Но бывают моменты, когда верность нашей стране важнее верности командирам, которых мы любим. Не расставайтесь с нами с ненавистью.

Отчаяние грозило овладеть Роберто. Больше всего ему хотелось умолять Шакарова остаться. Сделать так, чтобы сила и ненависть этих людей всецело принадлежали Конкорду. Но у себя за спиной генерал ощущал новое доверие. Новую веру. И он был готов на все, чтобы ее взлелеять.

Гордо вскинув голову, Дел Аглиос повернул коня и уехал обратно в лагерь под приветственные крики армии. Он не остановился, пока не оказался у своей палатки, где спешился, стремительно вошел внутрь и швырнул шлем в дальний угол. Эридес наклонился и поднял его, чтобы положить на подставку.

— Ступай, — бросил Роберто. — Найди мне Даварова и Кастенас.

Они следовали за ним от ворот и, услышав свои имена, вошли в палатку сразу после того, как оттуда выскочил Эридес. Роберто тяжело опустился на койку и закрыл лицо руками. Он боролся со слезами. Со слезами и яростью. Он не мог позволить себе ни того ни другого.

— Ты сделал то, что необходимо было сделать, — проговорила Элиз.

— Избавь меня от своего проклятого понимания! — огрызнулся Роберто. — Это провал. Поражение! И мое, как командира, и всего Конкорда в целом! — Он замолчал и через некоторое время поднял голову. — Извини, Элиз. Я сорвался.

Она кивнула, принимая егоизвинения. Даварову тоже тяжело далось решение Шакарова.

— Они предали нас, как предал Юран, — сказал он. — Нам следовало их всех убить.

— В том-то и проблема. Они уверены, что возвращаются, чтобы спасти свою страну от цардитов и мятежников. Неужели ты действительно считаешь Шакарова предателем?

Роберто поднялся с койки и подошел к столу, где были приготовлены вино и кубки. Он наполнил три и протянул два своим командирам.

— С каждым поворотом событий проклятие, висящее над этой армией, усиливается, — сквозь зубы процедил генерал. — Но я никогда не думал, что мои собственные солдаты в таком количестве отвернутся от меня. Повторения я не допущу. Сколько нас осталось?

— В последние дни было много дезертиров, — ответила Элиз. — Но сегодня под твоим командованием по-прежнему больше одиннадцати тысяч.

— Я пришел в Цард почти с двадцатью.

— Но оставшиеся пойдут за вами куда угодно, — проговорил Даваров. — Вы почувствовали их настроение.

— Это было единственным благословением в последние дни, — отозвался Роберто. — Надо изменить наши действия. Я не могу допустить, чтобы атресцы и эсторийцы строились как отдельные легионы. Сейчас так нельзя. Даваров, я поручаю тебе всю пехоту. Элиз, у тебя вся кавалерия. Тщательно подбирайте себе командиров. Мы будем проводить совместные учения во время движения к Гестерну. Забудьте о тех, кто ушел. Мы потратили слишком много времени. Надо проходить каждый день по тридцать миль на всем пути к Гестерну, иначе к нашему прибытию Конкорд уже не спасти. А добравшись до цели, мы обрушимся на цардитов с такой мощью, что они не выдержат. Мы — кулак Бога, и его удары обрушат горы.

* * *

Рассвет уже разгорался, так что карку должны были скоро вернуться. Снегопад не уменьшился, а ветер с воем врывался в расщелину и кружил вокруг нее. Они все проснулись и ждали. Этим утром Миррон чувствовала себя подавленной. Она сидела в стороне от остальных, и ее пальцы играли с огнем костра. Девочка позволяла языкам пламени лизать руки и согревать ее. В хаотичной энергии было что-то успокаивающее. А еще эта энергия завораживала так, что ей приходилось следить, чтобы огонь не захватил одежду.

— Держи. Согрейся и изнутри.

Миррон подняла голову. Менас протягивала ей дымящуюся оловянную кружку. Миррон в этом не нуждалась, но Менас не виновата в том, что ничего не понимает. Она вытащила руку из огня и приняла питье.

— Спасибо, — сказала девочка. — Хотите сесть?

— С удовольствием, — улыбнулась Менас.

Миррон чуть подвинулась на бревне. Она отпила глоток отвара. В нем были сладкие травы, и в морозную погоду вкус оказался очень приятным.

— Как вас зовут на самом деле? — спросила Миррон.

— Ты уже знаешь.

— Нет, я имею в виду имя. То, которым казначей вас никогда не называет.

Менас рассмеялась.

— Называет иногда. Когда думает, что никто не слышит. Меня зовут Эрит.

— Приятно познакомиться, Эрит Менас.

— А ты Миррон… как дальше?

— Ну, это как посмотреть. Моя мать — Гвитен Терол, но по Восхождению я — Вестфаллен. Нас всех зовут одинаково.

— А что тебе больше нравится? — Менас улыбнулась.

— Вестфаллен, — призналась она. — Это напоминает мне о доме.

Миррон отвернулась, на случай, если не сможет сдержать слезы. Менас молчала, но продолжала глядеть на нее, и девочка почувствовала, как на ее плечо легла рука.

— Он кажется таким далеким, правда? — сочувственно проговорила сборщица.

— Каждый раз, когда я открываю глаза, я не могу поверить тому, что вижу, — вздохнула Миррон. — На мгновение. Пробуждение — лучшее время дня. Единственное, когда я могу обмануть себя и думать, что я по-прежнему дома.

Менас поняла, что девочка вот-вот сорвется, и прижала ее к груди.

— Извините, — прошептала Миррон. — Извините.

— За что? — спросила Менас. — Я просто удивляюсь, что ты так долго держалась. Дай себе волю.

— Это неправильно! — Складки плаща Менас приглушали ее голос. Запах шерсти бил в нос. — Я не должна быть здесь. Моя жизнь должна идти совсем не так.

— Ш-ш. Я знаю. Это очень тяжело, но даже вы не имеете власти над своей судьбой. Никто из нас не имеет.

— Вы имеете, — возразила Миррон, — Вы решили присоединиться к сборщикам. Вы сами выбрали свой путь.

Девочка отстранилась и вытерла глаза. Менас заправила ей за ухо выбившуюся прядь волос.

— И ты считаешь, что путь, который я выбрала, вел на замерзший перевал в Карке?

— Нет. — Миррон засмеялась. — Я понимаю, что вы имели в виду.

— А вот это? — Менас прикоснулась к шрамам на лице. — Их я тоже не выбирала.

— А откуда они у вас?

Менас улыбнулась, но улыбка не затронула взгляда.

— Не всем хочется платить налоги. Послушай, Миррон…

— У вас там все в порядке? — Это спросил Гориан.

— Да, спасибо, — откликнулась Менас. — Тебе этого не понять. Это девичьи разговоры.

Она подмигнула Миррон, и та снова засмеялась.

— Им так легко! Для них это интересное приключение.

— Думаю, это немного труднее, — сказала Менас. — Вот почему им хочется, чтобы ты считала именно так, но в ночной тишине страхи тоже настигают их. Не давай им обмануть себя. Ты-то хотя бы можешь проявлять свои чувства.

— Это не очень-то помогает.

— Поверь, помогает, — ответила Менас. — Послушай, Миррон, женщине в диких местах трудно. Даже женщине-легионеру. Большинство мужчин в своей самонадеянности будут считать тебя слабой. Так что приходится разгадывать, что за этим кроется, и доказывать, на что ты способна. Ты можешь сделать это благодаря твоим способностям. Я делаю это с помощью лука, меча и герба, который я ношу. Но это дается долгим трудом.

— Это несправедливо. Ведь Адвокат — женщина!

— Да, несправедливо. И да, она женщина. И ей, чтобы добиться уважения, пришлось приложить гораздо больше усилий, чем любому Адвокату-мужчине, можешь мне поверить. И некоторые мужчины никогда не согласятся с тем, что нам следует давать посты, связанные с властью и ответственностью, поскольку, по их словам, мы не справляемся с трудностями. Они успешно забывают, что бессчетное количество мужчин ломаются при сложных обстоятельствах, и указывают на тех немногих женщин, которые повели себя так же. Как канцлер. Едва ли она образец для подражания.

Миррон вздрогнула от воспоминаний.

— Извини. Мне не стоило это говорить.

— Ничего, Эрит. Я понимаю, что вы хотите сказать. Не тревожьтесь. Я постараюсь больше походить на Адвоката. Или на вас.

— Ну, я не так уж хороша… — Менас слегка покраснела.

— А по-моему, так. Я рада, что вы здесь.

— Ну, это благодаря мужчине, так что, наверное, исключения существуют. Казначей понимает больше, чем мы все думаем.

— Он действительно так хорош, как рассказывает Кован?

— Надеюсь, — ответила Менас. — И, несмотря на то что временами он бывает груб и жесток, он поставил свою репутацию и жизнь на то, что вы способны сделать. Он верит в вас, и его вера очень многого стоит!

Миррон посмотрела на Джереда, который разговаривал с Кованом и обсуждал какие-то выпады мечом.

— Интересно, он когда-нибудь в этом признается? — проговорила она.

— О чем ты? — спросила Менас.

— Ни о чем. Совсем ни о чем.

ГЛАВА 56

848-й Божественный цикл, 20-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Через горы шли тропы. Джеред всегда подозревал, что это так, но карку скрывали их от посторонних глаз. Сейчас его это не особенно волновало. Джеред просто радовался тому, что может укрыться от крепчающего холода и услышать, как успокаиваются Восходящие.

Они ехали или вели мулов в поводу, при свете фонарей углубляясь в недра гор. Казначей понимал, что они двигаются быстро. Даже птица не пролетела бы к границе с Цардом более прямым путем. Три их проводника-карку, как и весь этот народ, были для него загадкой. Металлы и минералы, которые они находили и добывали с таким умением, составляли основу их торговли и дипломатического влияния, и тем не менее под землей карку явно чувствовали себя неуютно.

— Никогда не поверю, что этот народ страдает клаустрофобией, — прошептала Менас.

Ее голос гулко разнесся по туннелю, которым они ехали. Достаточно широкий, чтобы могла двигаться пара мулов рядом, он, наверное, годился бы и для проезда небольшой повозки. Голова Джереда, когда он ехал верхом, почти упиралась в свод туннеля, не доходя до него дюймов пять, но, с другой стороны, среди карку казначей выглядел великаном. Туннель пробили в скале немного неровно, но поверхность сгладилась множеством ног людей и животных, прошедших здесь за века его существования. По большей части стены туннеля не имели украшений, но время от времени путникам попадались рисунки или символы, вырезанные в камне и изображавшие солнце, гору, дерево и реку.

Ехавший впереди них карку обернулся. Джеред попытался вспомнить, как его зовут. Харбан Квист, вот как. Первое имя — личное, второе — традиционное племенное.

— Ты считаешь всех нас рудокопами и пещерными крысами, желающими жить внутри живой горы, — проговорил он раздраженно. Менас напряглась. — А что, все люди в твоем Конкорде — солдаты?

— Нет. Но я не это имела в виду. Я просто…

— Ни один человек, ни один карку, не захотел бы жить внутри горы. Это необходимость. Величие повелителей гор, неба, воздуха и вольных зверей — все это наверху. Вот в чем наша радость и к чему лежат наши сердца. Не говори, пока не поймешь. Ты увидишь.

— Извини. Я не хотела сказать ничего обидного.

— Каждая метка на этих стенах — напоминание о том, где надо ходить каждому карку.

Харбан снова повернулся вперед и что-то негромко сказал своим спутникам, которые шли по обе стороны от него.

— А он ворчун, правда? — сказала Миррон у них за спиной.

— Это только о вас люди судят предвзято, да? — съязвил Джеред. — Вам это нравится?

— Но они люди гор, — возразил Гориан. — Все они рудокопы.

— Харбан с тобой не согласится, — прошипел Джеред. — А я предпочту поверить на слово карку, а не юному щенку, которого всю жизнь баловали в Вестфаллене. Смотри и учись. Так ведь вам всегда советовал отец Кессиан, верно?

Ответом стало полное боли молчание, и Джеред закусил губу.

— Вам не стоит говорить о нем, — негромко сказал Ардуций.

— Я не хотел оскорбить его память, Ардуций.

Впереди становилось светлее, и Джеред обрадовался, что это отвлечет их внимание. Они немалую часть дня путешествовали внутри горы, и толща над головой давила на его сознание и на Восходящих тоже. Это привело к множеству перепалок и долгим напряженным паузам. Карку пошли быстрее, выпрямившись и подняв головы. Мулы, опытные путешественники, навострили уши, понюхали воздух и одобрительно завопили.

Джеред обнаружил, что тоже повеселел. Затхлый холод туннеля проникал сквозь меховую одежду и пробирал до самых костей. Солнце на открытом пространстве не согреет, но его прикосновение к лицу будет необычайно приятно. Харбан бросил на них взгляд через плечо.

— Это земля, запретная для посторонних. Помните, что вам оказана честь.

Джеред вышел на яркий предвечерний свет и прикрыл глаза ладонью. Под ним, ниже по пологому заснеженному склону, находилось вполне внятное объяснение тому, почему Харбан предпочитает жить вне горы. Это заставило его усомниться, насколько удачно он выбрал место для своей виллы, которую строил в Карадуке.

В окружении гор лежала плодородная, чуть холмистая и поросшая травой равнина. Джеред оценил ее ширину примерно в две мили, а длину — как вдвое большую. Река протекала ровно по ее середине, каскадом вытекая из устья пещеры справа вверху и исчезая в пасти горы слева. Каждая скала в пределах видимости была покрыта яркими живописными фресками, поднимавшимися на высоту двадцати футов или больше. Множество троп шли вверх по склонам и исчезали в снегах или внутри гор.

На востоке и западе громадные, покрытые льдом склоны начинались в сотнях футов над их головами и уходили в небо, разделяя горы. Джеред ощутил острое изумление. Это определенно не природные образования, а дело рук карку! Их расположение было слишком симметричным, чтобы существовало иное объяснение. Без них долина уже находилась бы глубоко в тени. Однако ледяная поверхность, лежащая под углом, улавливала лучи солнца и заливала светом весь великолепный ландшафт.

На равнине карку построили небольшой город. Круглые каменные здания в один и два этажа стояли на обширных участках по обоим берегам реки, где росли овощи или паслись овцы, козы и длинношерстные коровы. Крыши домов венчали купола, сделанные из дерева. В центре каждой была дымовая труба, из которой вверх тянулся тонкий дымок.

На северном краю города более крупные здания располагались вокруг открытого пространства. Вымощенное камнем, оно тоже имело форму круга. В центре его находился колодец, и Джеред разглядел в поселении еще несколько таких же.

— Ох, как красиво! — выдохнула Миррон.

Джеред кивнул. Действительно красиво.

— Неудивительно, что они хотят сохранить его в тайне, — сказала Менас.

— У нас много лиц, — заявил Харбан. — Посторонние видят только одно. Добро пожаловать в Иллин-Квист.

Он повел всех вниз по склону, по широкой лестнице, которая тянулась от входа в туннель. Внизу, в городе, люди останавливались и изумленно смотрели на незнакомцев, шедших к ним. Дети прекратили игры и спрятались за юбками матерей. Взрослые стали собираться в группы, причем многие были вооружены короткими клинками, боевыми посохами, копьями и одноручным оружием, похожим на миниатюрный арбалет.

Двое спутников Харбана побежали вперед, разговаривая с людьми, успокаивая их и объясняя, кто к ним явился. Опасение сменилось благоговением. Джеред услыхал, как по толпе пронесся шепот. Минуя собравшихся жителей, он улыбнулся им.

— Спасибо вам, — проговорил он на неуверенном карку. — Спасибо, что разрешили нам войти в ваш дом.

Джеред не был убежден, что они его поняли. Откровенно говоря, большинство игнорировали его и открыто рассматривали Восходящих, которые ехали следом. Казначей оглянулся.

— Старайтесь улыбаться, — посоветовал он. — Боже Всеобъемлющий, у вас вид такой, словно вы идете на собственную казнь.

— Что происходит? — спросил Оссакер.

— Они на нас уставились, Осей, — ответил Ардуций.

Оссакер устремил на карку слепой взор, а потом улыбнулся.

— Мы им нравимся, — сказал он. — Они нам рады.

— Ты можешь это почувствовать? — спросил Джеред.

— Их мысли приносят тепло и покой картам их энергий. Они не боятся.

— Наверное, это приятное ощущение, — заметил Кован.

— Чудесное ощущение! — отозвалась Миррон, одарив его широкой улыбкой.

Парнишка густо покраснел.

Джеред посмотрел на Гориана. У того было суровое, даже недовольное лицо.

— Тревожишься, что кто-то примет тебя таким, какой ты есть? — спросил казначей.

Гориан перевел взгляд на него.

— Что они знают? Я не люблю, когда люди знают что-то, чего не знаю я!

— Тогда ты должен не любить очень многих, — отозвался Джеред, чувствуя привычное раздражение. — Как вариант, ты мог бы решить обращаться с ними уважительно и задать вопросы, после того как мы остановимся. Я убедился, что это один из способов прожить долго.

— Они не должны знать про нас так много, — возразил Гориан.

— Ты понятия не имеешь о том, что именно они знают, — сказал Ардуций. — Возможно, столько же, сколько мы знали про казначея до того, как с ним встретились. Слухи и отзывы.

— А почему это так тебя расстроило, Гориан? — удивился Оссакер. — Это первые незнакомцы, которые не питают к нам ненависти.

Кован что-то проворчал, и Гориан стремительно повернулся к нему в седле.

— Что ты сказал, маленький маршал?

— Я сказал, что это из-за того, что ты параноик, — ответил тот. — Только на самом деле все еще хуже, правда? Ты хочешь, чтобы люди тебя ненавидели и боялись. Тогда ты чувствуешь себя сильным. Отец Кессиан был бы разочарован, если б знал.

— Если ты еще хоть раз упомянешь его имя, я сожгу тебя, Васселис. Он был нашим отцом. Он не имел никакого отношения к тебе, и это не твое дело!

— Но он это знал, — прошептал Оссакер так тихо, что Джеред едва расслышал. Но он повторил еще раз, уже громче: — Он знал. Вот почему он взял с тебя то слово на помосте, когда умирал.

— Ну все, хватит! — заявил Гориан.

— Гориан! — предостерег его Ардуций.

Джеред уловил его интонацию и мгновенно спрыгнул с седла, шагнув к Гориану, который уже поднял руку. Он схватил паренька за запястье.

— Я спас тебя не для того, чтобы ты демонстрировал свою ребяческую обидчивость, парень, — сказал казначей. — Ты опустишь руку и будешь вести себя примерно, иначе плохо придется вовсе не Ковану или Оссакеру. — Гориан собрался что-то возразить, но Джеред сильнее сжал пальцы, заставив мальчишку скривиться от боли. — Я понятно сказал?

Он резко отбросил руку Гориана ему на колени и не стал дожидаться ответа. Вернувшись к своему мулу, он не сел в седло, предпочтя вести животное в поводу.

— Не спускай с него глаз, — прошептал казначей Менас, которая ехала рядом с ним. — Мы не можем на него положиться, а Ардуций не способен его контролировать.

Жители Иллин-Квиста наблюдали за этой сценкой без видимой реакции. Харбан посмотрел на Джереда с некоторым недоумением, но продолжил движение, приведя их к центру мощеного круга и колодцу, где предложил всем спешиться. Потом подозвал нескольких карку, чтобы те занялись мулами. Харбан указал на самое внушительное здание города, строение с высоким куполом над стенами в два этажа и с множеством окон. Его украшала мозаика, изображавшая горы и синее небо, главные двери были распахнуты, открывая взгляду жаркий огонь, горевший в центре помещения.

Внимание Джереда привлекли здания по обе стороны от главного. Оба оказались низкими — не выше его роста, — и их ступени вели вниз, в полумрак. Из труб шел пар, а не дым. Он спросил про них у Харбана.

— Это бани, — ответил тот. — Насколько я понимаю, такие вещи есть и у вас в Конкорде. Но на нас сошло благословение. Мы расположены над природным горячим источником, так что вода греет и успокаивает после дня в горах. Или под ними. — Он пристально посмотрел на Менас, а потом указал на здания по очереди. — Это для отдыха и облегчения болезней. Это для празднования жизни и почитания наших повелителей. Вам нельзя входить в них.

Джеред позаботился о том, чтобы Восходящие услышали эти слова, а потом провел их в зал под куполом. Когда Кован проходил мимо него, он схватил юношу за рукав.

— Я понимаю, что это трудно, но старайся его не раздражать, — попросил казначей. — Он нам нужен. Он — сила. Ты это знаешь, и он это знает.

— Я постараюсь.

Внутри помещения перекрестье балок, поддерживающих крышу, терялось в тенях. Вдоль стен единственного зала были установлены фонари, а дым от огня уходил вверх через трубу, отверстие которой располагалось всего в паре футов над самыми высокими языками пламени. В зале стояли многочисленные скамьи, расположенные кругами лицом к огню. Его огораживала невысокая стена из камней.

Четыре карку сидели рядом на внутреннем круге скамей, и вновь пришедших пригласили присоединиться к ним. Джеред сел слева от них, а Восходящие, Менас и Кован устроились рядом. Харбан встал за спиной у Джереда, чтобы служить переводчиком.

— Кто они? — шепотом спросил казначей.

— Мы — Гор-Камас, — ответил один из них — старый, с почти лишенными растительности лицом и головой. Он кутал тело в меха, несмотря на то что в зале было тепло. — Хранители гор Иллин-Квиста. — Старик немного подумал. — Наверное, нас можно назвать квесторами или судьями. Я — Изенга Квист. Добро пожаловать. Добро пожаловать все.

— Для нас честь получить приглашение в ваш город, — сказал Джеред. — Это дружеский жест, неожиданный, но очень радостный. Горные перевалы холодные и очень трудные.

Он попытался говорить на карку, но Изенга отмахнулся.

— Лучше не надо, — посоветовал он, и Джеред увидел на лицах карку улыбки. — Твои интонации придают некоторым твоим словам… э-э… другое значение. Но спасибо тебе.

Изенга и другие Гор-Камас пристально посмотрели на четырех Восходящих, изучая их лица. Джеред почувствовал, как те начали ерзать, и адресовал им строгий взгляд. Ардуций шепотом пересказывал Оссакеру, что происходит вокруг.

— Ваш великий Конкорд отвернулся от своего будущего, как и предсказывал Гориан, — проговорил наконец Изенга.

Гориан поднял голову.

— Вы его знали? Я имею в виду Гориана.

Изенга рассмеялся: теплый дружелюбный смех разнесся по залу.

— Нет, юный. Неужели я кажусь таким старым? Боюсь, что истории о нашем бессмертии — это очередная ложь, как и множество других.

— О! — разочарованно отозвался Гориан.

— Но он был первым чужаком, которому мы открыли наши сердца. Его слова походили на отголоски нашего забытого прошлого, а мы помним его по стихам, изустным преданиям и рисункам. Гориан сказал, что однажды придут другие, изгнанные из своих домов теми, кому следовало бы открыть им объятия.

— А он… — начала Миррон и смутилась, когда Гор-Камас повернулись лицом к ней. — Он нашел в Карке других, таких как мы?

Харбан негромко перевел ее вопрос, и все четверо кивнули.

— О да, — ответил Изенга. — Именно поэтому он задержался здесь надолго. Мы всегда зависели от прихотей стихий. Наши животные и посевы существуют на грани жизни. Природе потребовалось, чтобы среди нас появились те, кто понимал эти вещи более глубоко, так же как Повелитель Гор предписал, что некоторые из нас смогут находить медь, железо и золото. Но они не совсем такие, как вы, хотя Гориан сказал, что некоторые с вашими знаниями придут сюда, рискуя своей жизнью. Никто не способен укротить гортока, как вы, по собственной прихоти.

— Я в замешательстве, — сказал Джеред. Он повернулся к Ардуцию. — Мне казалось, что Ступени говорили, будто все, что знал Гориан, записано и хранится в Вестфаллене. Это огромный пробел.

Ардуций не знал ответа.

— Мы взяли с него клятву, что он не раскроет наших тайн, — объяснил Изенга, и в его глазах загорелся радостный огонь. — Духи наших предков, защищающие нас от зла, будут сегодня ликовать, ибо их вера в него оказалась оправданной. И ту же веру мы возлагаем на вас. Ничто из того, что вы увидите и услышите здесь, не должно быть рассказано вне гор.

— А почему это надо скрывать от Восхождения? — спросил Оссакер.

— Потому что очень велик риск того, что посторонние узнают слишком много. Нам не нужны помехи и не нужны вопросы. Если известие распространится — как это случилось с вами, — придут люди. А нас не так много, чтобы вечно отражать поток захватчиков.

— Только безумец попытался бы напасть на Карк, — заявил Кован.

Изенга кивнул.

— Да, но это их не остановит, юный. Как не останавливает тех чужаков, которые решили, что имеют право разрабатывать наши горы сами. Они могут не достичь успеха, но навсегда изменят наши жизни. А принимать такое решение не имеет права никто, кроме наших повелителей и наших канас-у.

Джеред откашлялся.

— Харбан сказал, что есть вещи, которые нам надо узнать. Время позднее, а Восходящие… все мы устали.

Изенга кивнул.

— Конечно. Мы следили за вами с того момента, как вы вошли в Карк, гадая, путешествуете ли вы только лишь для того, чтобы уйти от войны. Но это не так, верно?

— Да, — ответил Джеред. — Мы…

Изенга предостерегающе поднял руку.

— Эту войну необходимо прекратить. Юран глуп, но ваш Адвокат не менее глупа. И теперь нашим друзьям в Гестерне угрожает армия, которая слишком велика, чтобы они смогли ее победить. Мы не можем участвовать в этом конфликте. Цард всегда был мирным соседом, как и Конкорд, но теперь мы видим угрозу нашим границам. Цардиты попытались использовать наши дороги, чтобы скрыться от разведчиков Конкорда. Армии Конкорда подходят к нашим границам так близко, насколько осмеливаются. Мы боимся будущих сражений, Пол Джеред. Если цардиты захватят Гестерн, мы окажемся в изоляции, а они будут уверены в своих силах.

— Мы идем, чтобы их остановить. Чтобы заставить цардитов повернуть.

— Мы поняли это.

— Вы упомянули об армии, которая движется близко от ваших границ. Надо полагать, это северная армия. Это Джорганеш? Вы, конечно же, должны его знать.

— Он давний друг карку, — отозвался Изенга. Его голова опустилась, и он стал смотреть себе на ноги.

Джеред похолодел.

— Что случилось, Изенга? Что случилось с Джорганешем?

— Сейчас мы поедим, — ответил тот. — Потом вам надо отдохнуть. Ты услышал то, что должен был услышать. Завтра мы отведем тебя туда, где ты увидишь то, что должен увидеть.

— Но… — начала Менас.

Изенга покачал головой и сделал знак открыть двери. Последние лучи солнца исчезли за горами, заливая вершины ослепительным светом, но оставив город в темноте.

— С последними лучами дня уходит время говорить о ссорах и боли. Вы увидите то, что должны увидеть. Это красноречивее любых слов, которые я мог бы произнести на вашем языке. Поешьте и поспите.

Но снедаемый тревогой Джеред не мог спать. И тучи, которые неслись по темному небу, вновь извергали на землю очередной снегопад.

ГЛАВА 57

848-й Божественный цикл, 21-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Скворчащие на сковороде куски ягнятины, яйца из гнезд горных птиц и мясистые корнеплоды положили такое основательное начало новому дню, что Миррон показалось, будто она больше никогда не проголодается. Рядом с ней Гориан рыгнул так громко, что звук эхом отразился от горного склона. Девочка ткнула его локтем, но он только захохотал.

— Это просто моя еда говорит за меня «спасибо»!

Миррон улыбнулась ему. Они сидели вокруг небольшого костра, зажженного перед домом, где проспали всю ночь под огромным ворохом шкур. Славный Кован храпел так громко, что его прогнали в другую комнату, где огонь потух и стало очень холодно. Теперь он сидел, заглатывая завтрак, и гневно смотрел на Гориана. Ардуций и Оссакер расположились на скамье напротив девочки. В долине дул холодный ветер, но они были от него укрыты, а над восточным склоном поднималось солнце, заливавшее город светом.

К югу от того места, где они находились, Миррон увидела Джереда и Менас, которые разговаривали с Харбаном и Изенгой. Джеред был явно раздосадован, и ей показалось, что казначею не удается получить ответов на свои вопросы.

— Интересно, что они хотят нам показать, — сказала она.

— Ничего хорошего, — ответил Кован.

Он отставил пустую тарелку и начал точить меч оселком. Вокруг них собралась небольшая толпа детей, которых выставили из домов поиграть.

— Откуда ты знаешь? — спросил Гориан.

— Потому что Джеред встревожен, а насколько я успел понять, это всегда дурной знак.

— Он знает не больше, чем ты, Васселис, — возразил Гориан.

— Он солдат, Гориан, — объяснил Кован с подчеркнутым терпением. — И сборщик. Он чувствует, когда люди пытаются скрыть что-то.

— От нас тут ничего не зависит, вот что мне не нравится, — негромко сказал Гориан. — Нас просто засунули сюда, чтобы мы не путались под ногами, пока он решает, что делать с нами. Неужели вас это не огорчает? Неужели никто из вас не чувствует себя беспомощным?

Миррон изумилась. Она инстинктивно обняла его за пояс, пытаясь понять, что привело к столь неожиданной откровенности.

— Мы все чувствуем одно и то же, Гориан. Вот почему нам надо держаться вместе.

— Слова из уст Ардуция, — заметил Оссакер.

— Мы должны ему доверять, — сказал Ардуций. — Мы нужны ему живыми.

— Мы для него пешки, — бросил Гориан. — Мы ведь ему не нравимся. Он просто хочет нас использовать. Главное, чтобы вы это понимали.

Послышался смех и быстрый детский шепот.

— Привет! — сказала Миррон, улыбаясь группе из восьми ребятишек.

Закутанные в меха, они выглядели невероятно мило. Их глазки сверкали из-под меховых шапок, лица и стопы были покрыты пушистыми волосками. Поймав ее взгляд, они попятились.

— Не бойтесь! Смотрите.

Миррон опустила ладонь на траву и смела с ее поверхности тонкий слой льда и снега. Под верхним слоем почвы в твердой и холодной земле пряталась луковица раннего цветка. Ей показалось, что это крокус или что-то вроде. Комочек потенциальной жизни, ожидающий искры тепла.

Девочка передала ее, направив короткий импульс своей энергии в луковицу и побудив ее к росту. Она ощутила, как корни цветка скребут землю внизу, а бутон пробивается к поверхности. Миррон отдала еще немного своей энергии — самую кроху, и увидела, как стебель с бутоном вырвался из травы и вырос на несколько дюймов. Дети смотрели в немом изумлении. Миррон закончила дело, заставив бутон расцвести. У цветка оказался чудесный нежно-фиолетовый оттенок. Она сорвала его и вручила ближайшей маленькой девочке.

— Вот, видишь. Это тебе.

Девочка восторженно взвизгнула и убежала, сжимая цветок в руке. Ее друзья бросились за ней. Миррон рассмеялась и хлопнула в ладоши. У нее на сердце потеплело.

— Они не имеют представления о том, что происходит за их границами, верно? — спросила она, чуть погрустнев. — Они в коконе, как были мы в Вестфаллене. Не знаю, правильно ли это.

— Они достаточно скоро все узнают, — ответил ей Кован. — Они еще маленькие.

К ним по тропе шагала Менас. Убедившись, что ее заметили, она громко позвала их. Восходящие поблагодарили повариху за завтрак и оставили ее с горкой грязных тарелок и вилок.

— Пора трогаться, — сообщила Менас, когда они к ней подошли. — Идем.

Она провела их вниз к берегу реки. Ее течение было медленным, пока она не достигала входа в гору, где сужалась и стремительно уносилась в темноту.

— В какую сторону мы едем? — спросил Оссакер.

— В ту.

Менас указывала в темноту горы. Оттуда слышался шум воды — громкий, как у водопада. У берега стояли две лодки, а рядом вели о чем-то разговор Джеред и Изенга.

— Ты шутишь, наверное? — спросил Кован.

— Видимо, все не так страшно, как кажется, — отозвалась Менас, хотя сама выглядела не очень уверенно.

— А как же мулы? — спросила Миррон.

— С ними здесь ничего не случится. Идемте, — поторопила Менас. — Чем раньше мы отправимся…

Миррон посмотрела на лодки. Все их пожитки уже уложили на нос и прикрыли кожей. На каждой лодке было по две пары весел и по три шеста с удобными захватами на одном конце и плоским расширением внизу. Она спросила, для чего это нужно.

— Чтобы отталкиваться от стен, когда они сомкнутся вокруг нас, — объяснил Харбан. Он улыбался, получая удовольствие от их тревоги. — Вам в Конкорде не случалось совершать таких плаваний. Внутри река раздваивается. Правый рукав крутой и быстрый и уходит в сердце горы, куда вам плыть нельзя. Мы поплывем налево. Это более легкий путь. Почти легкий.

Миррон содрогнулась и обернулась к Гориану, ища поддержки. Он выглядел таким же бледным, как наверняка и она.

— А почему нам нельзя плыть другим путем? — спросил Гориан.

— Потому что он идет в Интен-Гор, сердце горы. Это святые места карку. Их не видел ни один чужак. И никогда не увидит.

— А как оно выглядит?

Ардуций смотрел вглубь горы. Миррон поняла, что его фантазия уже вырвалась на волю.

— Оно прекрасно, — ответил Харбан. Его голос звучал тихо и благоговейно. — Огромная пещера и озеро, которое мы называем Вечной Водой. В его центре находится остров, где наши предки построили Святилище Сердца. Они для нас так же важны, как воздух, которым мы дышим. Они управляют нашей жизнью и связывают нас с горами, воздухом и всеми созданиями, что ходят путями живых и туннелями мертвых. Каждый карку должен проделать этот путь, чтобы стать взрослым и быть принятым в свое племя.

— Мне бы очень хотелось это увидеть, — сказал Гориан.

— Это невозможно, — ответил Харбан, хоть и улыбнулся. — Но вы увидите достаточно, путешествуя по окраинам горы.

Образ Интен-Гора рассыпался, и Миррон вспомнила, что ей страшно. Видимо, это отразилось у нее на лице.

— Все будет хорошо, юная. Немного опасности не помешает, — проговорил Харбан, негромко смеясь.

— Нет, не очень, — ответила Миррон. — А это обязательно, господин Джеред?

Джеред подошел к ним, он не сердился, хотя в его взгляде читалась грусть.

— У вас все хорошо? — спросила девочка.

— Все в порядке, спасибо. Послушайте, нам надо попасть в одно место очень быстро, и этот путь — единственный. Поверьте мне, я выбрал бы другой путь, будь у нас такая возможность. Харбан утверждает, что это безопасно.

— Ну конечно, у них головы крепче наших, — проворчал Оссакер. — Наверное, они все время стучат ими о камни.

— Ты не шутишь, верно? — Джеред пристально посмотрел на него.

— У них черепа толще, — подтвердил Оссакер. — Это заметно по потокам энергии вокруг них.

— Ясно.

Миррон наблюдала еще за одним поспешным и тихим разговором на языке карку. При этом Джеред гневно жестикулировал, указывая себе на голову, на воду и на скалы. Наконец он вскинул руки и снова повернулся к Восходящим.

— Все хорошо, — сказал он. — Если любой из нас, включая его самого, стукнется головой, то он уверяет меня, что смерть будет мгновенной. Надеюсь, это вас немного успокоило. — Джеред покачал головой. — Меня это не устраивает.

— А другого пути нет? — спросил Ардуций.

— Если мы готовы потратить тридцать дней и, возможно, умереть от холода, то да.

Миррон это прискучило. Мальчишки и Джеред выглядели такими серьезными и суровыми. Руки уперты в бока, лица мрачно нахмурены. Она быстро подошла к Менас.

— Может, нам стоит продемонстрировать им немного отваги? — предложила девочка. — И сесть первыми?

— При таком образе мыслей ты станешь повелительницей мужчин, — улыбнулась Менас.

— О чем вы?

Менас открыла рот, чтобы ответить ей, но замолчала и вместо этого коснулась кончика носа Миррон вытянутым пальцем.

— Думаю, ты уже знаешь, — сказала она. — Ладно, идем. Они прошли к передней лодке и залезли в нее.

— Нам ведь просто надо пригибать головы, верно? — спросила Миррон в ответ на изумленные взгляды мужчин. — Вы что, испугались?

* * *

В течение трех дней они двигались под величайшими вершинами Карка, и, несмотря на окружавшие их чудеса, общее настроение изменилось. Ардуций, по правде говоря, не очень хотел знать, чем это объясняется. Джеред стал еще более замкнутым — если такое возможно, — а их проводники-карку казались мрачными и осунувшимися, словно плохо спали по ночам.

Ардуций вспомнил вопли, которые вырвались у Миррон, когда начался спуск и она ощутила, что скалы с шорохом пролетают мимо, почти над головой, едва не касаясь рук, вцепившихся в борта лодки. Фонари, установленные на носу и корме, освещали их путь режущим глаза светом и отбрасывали яркие тени. Но кое-где огни выхватывали из темноты красивые люминесцентные лишайники, излучающие мягкое зеленое свечение.

Более того, когда река выровнялась и стремительный поток замедлился, они увидели вещи, которые не могли бы вообразить даже в своих грезах. Ряды сталактитов — настолько прекрасных, что Восходящие прервали путь просто для того, чтобы посидеть под ними и посмотреть вверх, пока у них не заболели шеи. Они видели заводи, освещенные лишайниками, отбрасывавшими мягкие зеленые и голубые блики на стены глубоких пещер. Подземные пляжи, окаймленные природными колоннами и пещерами, перед которыми мерк даже берег Вестфаллена. Джеред старался торопить их, но они все, даже Оссакер, не испугались холодной воды и накупались вволю. Это было великолепно.

После ужасов спуска Ардуцию было даже жаль покидать подземный мир чудес, как его назвала Миррон. Ему хотелось увидеть хотя бы еще один приток, уходящий в темноту, чтобы поспорить о том, в какую тайную страну он ведет.

Ранним утром четвертого дня река замедлила течение, а туннель резко расширился. Вдали показалась огромная пещера, и карку быстрее заработали веслами, стремясь ощутить свежесть воздуха и солнечный свет на лицах.

Их выход наверх оказался поразительным. Яркое солнце ослепило Восходящих, а теплые лучи воспринимались как наслаждение — даже в этот ранний час, сразу после восхода. Ардуций вдохнул воздух, который потерял привкус влажного камня и впитал ароматы трав и деревьев. Энергия властно потребовала его внимания и едва не затопила разум, пока он не заставил себя немного успокоиться. Внутри гор — все удивительно и прекрасно, но здесь… Здесь, снаружи, мир был поистине живым.

Река текла среди бесконечных гор, перемежаемых лугами, на которых располагались поселения. Лодки плыли по ущельям, где почти весь день царил полумрак — настолько высокими и крутыми были их склоны. И они видели бесконечные гряды увенчанных снежными шапками вершин, уходящих вдаль во все стороны, насколько видел глаз, — безжизненных, опасных и невероятно прекрасных одновременно.

Карку высадили их на пустынном причале. Река заворачивала и текла прочь, на запад, в сторону Гестерна — так им сказал Джеред. К северу заросший деревьями склон уходил еще к одной горной цепи. Эти горы отмечали северную границу страны. Восходящим помогли сойти на берег.

— Почему здесь никто не живет? — спросила Миррон. — Здесь так красиво!

— Это место покинули повелители, — ответил Изенга.

Джеред посмотрел на небо, землю и воду вокруг них. Близился полдень, и солнце ярко светило у них над головами.

— По другую сторону этого хребта, — проговорил он, указывая на север, — Любекская теснина, так?

— Да, Пол Джеред, — подтвердил Изенга, и в его глазах снова появилась беспросветная печаль. — Тебе надо пойти со мной. Восходящие останутся здесь.

— Почему? — жалобно запротестовал Гориан. — Что там такого страшного, чего нам нельзя видеть? Мы не такие юные и нежные, знаете ли. Ну, я по крайней мере.

Джеред посмотрел мимо остальных на Гориана, и Ардуций испугался за него.

— В кои-то веки я вынужден с тобой согласиться. Ваши глаза скажут вам больше правды о войне, чем смогли бы любые мои слова. — Он повернулся к Изенге. — Они пойдут с нами. Они все.

Во время перехода по туннелю сквозь гору никто больше ничего не объяснил. Ни нытье Миррон, ни высокомерные требования Гориана сказать, что им предстоит увидеть, ничего не изменили. В какой-то момент Оссакер, державшийся за руку Ардуция, прошептал, что у него такое чувство, будто его ведут на похороны. И Ардуцию не понравилось, каким взглядом Джеред одарил Осей.

Тропа, по которой они двигались, шла вверх по пологому склону в течение нескольких часов. Они остановились пообедать на перекрестке, где расходились три дороги, и там Джеред наконец соизволил с ними заговорить.

— Впереди, в часе ходьбы, лежит Любекская теснина. Это чудесная, окруженная деревьями местность, которая является границей между Карком и Цардом. И самый короткий путь из степей Царда через Атреску в Гестерн. И потому естественный и единственно возможный путь, по которому должна пойти армия, получившая приказ вернуться, чтобы защищать Конкорд. Этой дорогой пошел генерал Джорганеш.

Джеред закусил губу и немного наклонил голову. Его брови хмуро сдвинулись, и он откашлялся.

— Он вошел в теснину с четырьмя легионами. И он оттуда не вышел.

Час спустя они стояли у начала тропы, собираясь выйти из скрытого прохода. За его пределами все еще стояла дневная жара, и Ардуций услышал тихий гул. Ветер дул около входа в туннель, и запах у него был кислым, как у давно прогоревшего огня, отравляющего воздух пеплом.

— Никто из его армии не вышел. Мне жаль, что вам придется это увидеть. Мне жаль, что такое вообще кому-то приходится видеть.

Ардуций плохо понимал, в чем дело. Рядом с ним Миррон нервно растирала руки, а Гориан теребил старый шрам от ожога.

— Сколько их было? — прошептал Оссакер.

— Больше шестнадцати тысяч.

Джеред стиснул зубы и вышел из туннеля следом за Изенгой и Харбаном.

Ардуций последовал за ним и увидел картину опустошения. Поначалу ему показалось, что там зима, потому что деревья стояли без листвы, а землю покрывало что-то грязно-белое. Но потом он присмотрелся и оперся о валун, чтобы удержаться на ногах. На деревьях не было листьев, потому что они превратились в почерневшие обожженные стволы. А землю покрывал не снег. Кости!

Они толстым слоем лежали на дне долины и на склонах, пока те не терялись в расположенных выше деревьях, до которых не дошел огонь. Ардуций мог рассмотреть целые скелеты людей, собак и коней всего в нескольких шагах от себя. Кое-где дикие звери пытались ими полакомиться — разбивая, так что на обожженной земле валялись конечности, черепа и осколки костей.

Мальчик сделал несколько шагов вниз по склону и посмотрел направо и налево. Теснина уходила в обе стороны так далеко, насколько видел глаз. И единственные разрывы в ковре из костей были там, где торчали колеса или обломки повозок.

Ардуций судорожно сглотнул. У его ног лежал округлый камень, испачканный какой-то гадостью. Взглянув в третий раз, он понял, что масса палок, которые он принял за упавшие ветки горевших деревьев, это стрелы. От сломанной упряжи, обломков клинков, искореженных рукоятей, изорванных щитов и разбитых копий отражались резкие лучи солнца. Оружие было таким же бесполезным и мертвым, как и те, кому оно принадлежало.

— Сколько потерь! — Глаза Ардуция заволокло слезами. Он прислушался к своим чувствам. Его окружали серость и чернота места, лишенного жизненной энергии, холодного и гнилостного. Но здесь присутствовали линии жизни. Бессчетные тысячи сразу под мертвой поверхностью. Крошечные сгустки энергии среди останков убитых. Миррон тоже это увидела и сдавленным голосом пролепетала:

— Они двигаются. Кости двигаются!

Ардуций отключил восприятие энергии и уставился на толстый ковер скелетов и костей. Они шевелились. Движение было едва заметным, но оно присутствовало, словно мертвых подталкивали снизу.

— Не приближайтесь, — предупредил Джеред. — Гортоки обглодали кости сверху, но крысы продолжают работу снизу.

— Тут так темно! — пожаловался Оссакер. Он привалился спиной к дереву, и его невидящий взгляд скользил по местности, лицо морщилось, а кончики пальцев пробовали воздух. — Как будто Всеведущий повернулся к этому месту спиной.

— Но здесь все равно есть сила, — проговорил Гориан.

— Что?

Ардуций изумленно обернулся и воззрился на него. Гориан присел на корточки у края моря мертвых.

— Что-то, чего я не могу описать, но что-то тут есть, правда? Разве ты этого не чувствуешь?

— Это простокрысы.

— Нет, — тихо возразил Гориан. — У мертвецов есть своя энергия.

— О чем ты говоришь? — удивился Ардуций. — Тут все серое. Здесь темно и холодно. Твои чувства тебя обманывают.

Гориан выпрямился.

— Наверное, ты прав. — Он вытер руки о тунику. — Наверное, это просто от потрясения.

— Два легиона, две алы, — проговорил Кован. — Что они должны были чувствовать?

— Госландцы, гестернцы, эсторийцы, карадукцы.

Ардуций вздрогнул. Джеред это заметил.

— Да, мои Восходящие, — проговорил он. — Люди из вашей страны. Безжалостно убиты при исполнении своего долга. Как крысы в ловушке. Без жалости, без пленных. А им просто хотелось вернуться к родным. Точно так же, как вам.

Слова казначея повисли в воздухе. Они звенели в ушах, так же, как тучи мух, жужжавших над останками гниющих трупов.

— Генерал Джорганеш был вашим другом? — спросила Миррон.

Джеред кивнул.

— Больше двадцати лет. Великий генерал. Но даже великие могут попасть в засаду. Он такого не заслужил. Такого никто не заслуживает.

— А почему они не сдались в плен?

— Нельзя сдаться в плен дождю горящих камней, тысяче собак и врагу, который жаждет тебя уничтожить, — ответил Харбан.

Ардуция затошнило. Он попытался представить себе этот ужас и кошмар. Шум и панику. Мальчик снова посмотрел на валяющиеся тела и черепа с пустыми глазницами. На волосы, которые еще держались на головах и шевелились на ветру. Масса людей, сломанных и вырванных из жизни. Потерянных и покинутых Богом. Бесконечный исход мертвецов.

— Нам пора идти, — сказал Джеред. — Цардиты, которые это сделали, направляются в Гестерн.

— Они собираются в центре южной Атрески, — добавил Харбан. — Дожидаются цардитов, идущих от Цинтарита.

Джеред нахмурился.

— Собираются? Я не вижу в этом смысла. Почему армия, которая это сделала, не атакует восточную границу Гестерна, а вторая армия не идет в другое место? Чего они ждут? Они должны бы знать, что Гестерну не остановить их на двух фронтах. Им это не по силам теперь, после гибели Джорганеша.

— Мы считаем, что они нападут на западном побережье, — сказал Изенга. — Но у нас нет подтверждений. Наши разведчики и наблюдатели не заходили в Атреску так далеко.

— Но какая-то сеть разведчиков у вас есть, — предположила Менас.

— Наши горы высоки, а увеличительные трубы сильные. — Харбан пожал плечами. — И нам надо знать, что переходит наши границы.

Джеред покачал головой.

— Не вижу смысла, — повторил он и, повернувшись к Изенге, добавил: — Я должен сам увидеть.

— По пути тебе представится эта возможность, — кивнул Изенга.

Карку забросили на плечи дорожные мешки и тронулись в путь. Ардуций с содроганием повернулся спиной к теснине, но тошнота все не проходила.

— И как ты теперь себя чувствуешь, юный солдатик? — спросил Гориан у Кована. — Могу поспорить, что тебе уже не хочется вступать в легион!

У Ардуция оборвалось сердце, но Кован не стал огрызаться. Вместо этого он посмотрел на Гориана с выражением, которое граничило с жалостью.

— Именно таких мыслей я ожидал бы от труса, — ответил Кован. — Моя решимость сражаться за Конкорд и защищать тех, кого я люблю, только увеличилась.

— Хорошо сказано, юный Васселис, — одобрил Джеред.

Они поднялись по склону долины и снова углубились в недра горы.

* * *

Джеред задал приличную скорость. Он понимал, что находится слишком далеко от тех мест, где может принести пользу.

Что-то он упустил, и это не давало ему покоя. Казначей не мог сказать, откуда у него такая уверенность, но полагал, что взгляд на южные равнины Атрески принесет ему озарение. Или новый страх. Война обгоняла его, и Джеред надеялся, что не совершил катастрофической ошибки, поверив в Восходящих. Да обнимет его Бог, но еще в начале этого года он полагался бы только на то, что пехота и конница способны отогнать цардитские войска и покарать Юрана. Им владело какое-то безумие.

И в то же время в Восходящих что-то было. В их растущей готовности следовать за ним и молчаливой уверенности в своих, еще, по сути, не испытанных возможностях. Это давало Джереду надежду. Они могли вызывать дождь и огонь и заставлять деревья расти. Необыкновенно, чудесно! Но, несмотря на все надежды, казначей постоянно испытывал тревогу. Потому что одно дело — заставить распуститься цветок, и совсем другое — преградить путь целой армии.

Харбан и Изенга опять повели их выше. На тропах внутри горы воздух стал холодным, а сами туннели — прямыми и ухабистыми. Им пришлось подняться по каменным лестницам и пересечь две глубокие пропасти внутри гор по узким мостам из камня и дерева.

Это были отдаленные края владений карку, и жестокий холод там, где закончилась тропа, послужил пугающим напоминанием о приближении дуса. Путь занял три дня. В эти дни Восходящие наконец перестали жаловаться на переходы и стертые ноги. Кован Васселис замкнулся в себе после того, как полностью осознал ужас увиденного и судьбу легионов, вступить в которые он готовился. Он большую часть времени шел отдельно от Восходящих. Кован почти ни с кем не разговаривал, даже с Миррон, не говоря уже об остальных.

Джеред на какое-то время оставил его в покое. Но когда путешественникам снова пришлось плотно завернуться в меха перед тем, как туннель вывел их к ледяному серому отверстию, он решил поинтересоваться настроением юноши.

— Восходящие могут убедить себя в том, что армия Джорганеша даже не настоящая. От них это слишком далеко, так что они способны игнорировать страдания отдельных людей. Но ты… для тебя это не так, верно?

Кован ответил не сразу. Ему было семнадцать лет — достаточно юный, чтобы никогда не слышать о разгроме армий Конкорда, не говоря уж о том, чтобы увидеть это своими глазами.

— Это меня ужасно злит. Они не понимают — и уже снова улыбаются. Все, что случилось… Кессиан и канцлер. Как они могут вообще это игнорировать? Это реальность, а им нет до этого дела!

— Это трудный урок, Кован, — отозвался Джеред. — Им есть до этого дело, но они чувствуют потребность спрятаться, отстраниться. Вспомни, их вырвали из привычной жизни, а многие из них гораздо младше тебя. Они все еще дети, несмотря на все, чему научились. Ты — мужчина. И воин. Не позволяй себе расстраиваться из-за их реакции. Скажи мне, что ты чувствуешь.

Кован оглянулся. Восходящие болтали между собой. Джеред научился не слышать исходившего от них постоянного шума, который разносился по туннелю, словно шорох и царапание крыс.

— Мне страшно, и я этого стыжусь, — признался он. — Гориан был прав. Мне действительно стало страшно вступать в легион.

Джеред остановился и махнул рукой, пропуская Менас и Восходящих вперед. Взяв Кована за плечи, он заставил юношу встретиться с ним взглядом.

— Бояться не стыдно. Не сомневаюсь, что твой отец говорил тебе об этом. Страх делает нас бдительными, помогает выжить. И тебе следует бояться вступления в легион и службы. Это трудно и опасно. Мужчины и женщины гибнут в боях. Смерть на поле боя красива в песне, но отвратительна, когда ты стоишь рядом с ней. Истинная отвага приходит тогда, когда ты признал свой страх, понял его и принял. Ты боишься смерти. Мы все боимся смерти. Но мы гораздо больше боимся того, что наша неудача может принести нашим родным и Конкорду. То, что ты признаешь свой страх, демонстрирует твою отвагу. Только глупцы отрицают страх. И глупцы всегда гибнут первыми. Ты молод и смел, Кован Васселис. И я горжусь и радуюсь тому, что ты со мной.

Лицо Кована осветилось улыбкой гордости и облегчения. Он кивнул и медленно выдохнул, так что воздух перед его лицом наполнился паром.

— Спасибо вам. Спасибо.

— Спроси у Роберто Дел Аглиоса, что происходит с ним даже сейчас после каждого сражения.

— А что?

— Просто спроси у него.

Снаружи ледяной воздух раннего утра обжег Джереду легкие. Солнце светило ярче, а снегопад, под который они попали, поднимаясь наверх, почти прекратился. К полудню наступит великолепный день позднего соластро. Туннель закончился узким карнизом, над ним в камне были выбиты ступени, ведущие к вершине, до которой еще оставалось несколько сотен шагов.

Перед ними в десяти тысячах футов внизу расстилались широкие равнины Атрески. Немалая часть их была скрыта тонким слоем облаков, но Харбан заверил, что солнце рассеет помеху. Они с Изенгой уже поднимались наверх, как будто бы обладали безграничной энергией, ноги карку уверенно ступали по обледеневшей поверхности.

В этом месте путников укрывал выступ скалы. Однако вершина была доступна ветрам, и они выли там, готовые сбить с ног и сбросить вниз. Несмотря на то что они давно находились в этих местах, воздух казался очень разреженным, и на лице Оссакера проступила мертвенная бледность.

— Тебе не стоит идти дальше, — сказал ему Джеред.

— Я и не собирался, — ответил Оссакер. — Мне просто хотелось вдохнуть горного воздуха.

— Ну, ты это сделал. А теперь возвращайся. И все остальные тоже.

Оссакер покачал головой.

— Мы все останемся здесь. И потом, я хочу вам помочь.

— Вот как? — Брови Джереда поползли вверх.

— Я собираюсь кое-что попробовать.

— Здесь, наверху? А это необходимо?

— Вы хотите, чтобы мы пробовали новые вещи. Вы так сказали на корабле. — Лицо Оссакера стало упрямым.

— Ну да. Но то был ураган, препятствие и огонь. Думаю, здесь для этого не место.

— Это не опасно. И поможет усилить наше зрение. Мы сможем подобраться ближе к тому месту, куда вы хотите заглянуть.

— Это получится?

— Получится, — заявил Ардуций.

Казначей пожал плечами.

— Отлично. Отлично. Только не теряйте осторожности, не упадите. И не переутомитесь. Мы здесь долго не задержимся. Менас, останься с ними. Кован, идем со мной. Я хочу узнать твое мнение.

Он увидел, как Кован улыбнулся, а Гориан нахмурился, и мысленно вздохнул. Джеред ткнул пальцем в непослушного Восходящего.

— Не вздумай убегать.

Подъем на вершину оказался утомительным и занял больше часа. Карку выбивали ступени в толстом льду и помогали преодолеть самые трудные участки, но все равно подъем был мучительно медленным. Ветер бил в лицо гораздо сильнее, чем ожидал Джеред, и ему пришлось опустить голову и пригнуться к земле. Позади него упрямо и решительно шагал Кован.

Сама вершина представляла собой небольшое покатое плато, на котором карку построили круглое каменное укрытие. Джеред и Кован с радостью влезли в него, ловя ртом воздух и протягивая руки к костерку, который Изенга разжег из припасенных веток. Пламя плохо горело в разреженном воздухе, но ощущать тепло было необычайно приятно.

— Наша самая высокая вершина вдвое больше, — проговорил Изенга. — Вы не добрались бы живыми до пика.

— Не обижайся, но я даже пробовать не стану, — отозвался Джеред. Он испытывал головокружение и слабость. Усталость и высота давали о себе знать. — Это укрытие — хорошая мысль.

— Без него наблюдатели замерзли бы.

Джеред вспомнил, зачем они сюда карабкались.

— Ладно, давайте с этим покончим. Покажите мне, куда следует смотреть, и дайте вашу лучшую увеличительную трубу.

Обзор открывался поразительный, на сотни миль. Даже без увеличителя — двух кусков стекла особой формы в деревянном корпусе — ощущение масштаба потрясало. Казалось, они видят весь мир. Однако чувство восхищения быстро рассеялось. Зеленые плодородные равнины Атрески были покрыты темными пятнами цардитских отрядов, растянувшихся на запад и юг. Пыль висела в воздухе, пути передвижения ясно различались и уходили вдаль, на север.

Джереду не удавалось увидеть приграничные оборонительные сооружения Гестерна. И о том, чтобы разглядеть Тирронское море, можно было только мечтать. Однако он ясно увидел, что карку правы. Цардиты двигались на запад, а не прямо на юг. И на марше находилось не меньше трех армий. Такую массу Гестерн остановить не сможет. Джеред отодвинулся назад, передал увеличитель Ковану и стал наблюдать за тем, как юноша рассматривает далекого врага.

— Зачем они это делают? — спросил Джеред. — Они игнорируют большую дорогу на Скиону. Для армии, идущей с востока, направление атаки неправильное. Зачем идти прямо на глазах у врага, показывая ему свой маршрут, чтобы он смог подтянуть подкрепления? Чего они хотят добиться?

— Не знаю. — Не поворачиваясь, Кован продолжил наблюдение. — Может, они рассчитывают получить подкрепление с моря.

— Верно! — Джеред почувствовал, как кровь отхлынула от его лица, а сердце застучало. — Они не хотят аннексировать Гестерн. Только его побережье.

— А зачем им это нужно? — Кован сел рядом с ним.

— Потому что к Гестерну они всегда смогут вернуться. Им нужен Эсторр, а самый быстрый путь до него — переплыть Тирронское море.

— Да, но они не смогут этого сделать, так ведь? Окетаны будут на месте, а мятежный флот Атрески им не противник.

— Сам по себе — нет. — Джеред посмотрел на Изенгу. — Ваши северо-восточные границы выходят на залив Харрин. Какие новости оттуда?

— Флот Царда отплыл на юг, — ответил он. — Скоро он будет в Тирронском море.

— А окетаны вынуждены перебросить силы на север. Им может не хватить кораблей, чтобы выдержать удар.

— Но есть и хорошие новости, — сказал Харбан. — Недавно наши разведчики были в Царде. Роберто Дел Аглиос идет на юг. Мы можем провести вас так, чтобы вы с ним встретились.

Джеред улыбнулся.

— Старина Роберто! Я знал, что ты меня не подведешь!

* * *

Внезапное поспешное возвращение Джереда прервало бурный спор.

— Заткнитесь и вставайте. Мы выходим.

— Но у нас может получиться! — запротестовал Оссакер.

— Не сейчас. — Джеред нахмурился. — А что вы намеревались сделать? И не переставайте собираться, пока будете мне рассказывать.

— Гориан может управлять разумом животных, — начал Ардуций. — Мы все можем в какой-то степени, но не на таком расстоянии, как он. А Оссакер может считывать энергию с его органов чувств и превращать ее в образы.

— Вы говорите, что он может видеть глазами животного? — Джеред приостановился.

— Или нюхать его носом, или слышать его ушами, — отозвался Оссакер. — Мы собирались проверить это на птице. Гориан заставит ее лететь, а я увижу то, что она видит.

— Вы можете это сделать?! — ошеломленно спросил Джеред.

— Теоретически это возможно, — ответила Миррон.

Это открывало поразительные возможности. Джеред взмахом руки остановил их сборы.

— Сядьте на места. Теоретически. Вы этого ни разу не делали?

— Нет, — ответил Гориан.

— А о чем вы спорили?

— Какую птицу выбрать и как ее назвать, — признался Ардуций, который выглядел слегка пристыженным.

— В течение трех часов? — Казначей взглянул на Менас, и та утвердительно кивнула. — Боже, дай мне силы!

— Ну, дело было не только за этим, — поспешила добавить Миррон. — Еще мы не знали, где ее отыскать.

Джеред на мгновение прикрыл глаза. Уверенности в успехе нет, но на такое стоило потратить пару часов.

— Ясно. Планы меняются. Мы остановимся здесь, чтобы поесть. И пока мы едим, вы найдете мне птицу. Орлы хорошо видят. И вы направите ее к северу отсюда и найдете армию Конкорда, идущую на юг. Думаете, у вас получится?

ГЛАВА 58

848-й Божественный цикл, 32-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Изенга и Харбан собирались расстаться с ними в самой дальней точке северной границы Карка и Атрески. Спуск прошел быстро и легко, и единственное, о чем жалел Джеред, — у них не было лошадей, чтобы ускорить путь.

Гориану и Оссакеру не удалось отыскать Роберто, хотя эксперимент не оказался вовсе безрезультатным: они смогли получить контроль над летящей птицей. Карку сообщили, что армия прошла вдоль русла реки Чайка на юг, а потом далеко на восток вглубь Атрески. Дел Аглиос двигался так, чтобы река отделяла его отряды от атресских мятежников и цардитов-захватчиков, перемещавшихся с севера и запада. Не получив подтверждения, Джереду пришлось положиться на сообщения карку.

— Они — поразительный дар, — сказал на прощание Изенга. — Береги их.

Джеред посмотрел на Восходящих, которые, как всегда, стояли вместе и, что было необычно для них, молчали. Возможно, до них наконец дошли слова Джереда о том, что их ждет. Кован и Менас сравнивали свои клинки с точки зрения балансировки и удобства рукояти.

— Я начинаю это понимать.

— Но следи за Горианом. Мне не нравится, как он думает.

Джеред кивнул. Изенга сложил ладони обеих рук в форме горной вершины и склонил голову, прикоснувшись к ним лбом.

— Хорошей тебе дороги, друг Карка. И пусть повелители камня и неба благословят твой путь.

Джеред прижал кулак правой руки к сердцу.

— Моя рука и сердце твои, Изенга. Мы не смогли бы сюда добраться без тебя. Харбан, для меня честь познакомиться с тобой.

— Удачного путешествия, Пол Джеред, — отозвался Харбан. — Останови эту войну прежде, чем она расколет горы.

Джеред склонил голову:

— Сделаю все, что в моих силах, пока бьется мое сердце.

Карку рысцой потрусили в горы и исчезли из виду.

— Люди чести и слова, — сказал Джеред Восходящим. — Они доверились вам. Не подведите их. Не подведите меня.

Джеред оценил позиции, на которых они находились. Изенга оставил их рядом с заросшим бамбуком берегом реки Чайка, в месте, где та скрывалась под землей и, как заверили его, питала Вечную Воду. Он невольно улыбнулся. По словам карку, почти любой водный поток питал Вечную Воду. Казначей не знал, верят ли они в это сами, но легенда получалась красивая.

За спиной у путников высились горы, а впереди лежали холмистые равнины южной Атрески. Трудно было представить себе более резкую перемену ландшафта. На западе виднелись леса и поселения, на склонах холмов — последние краски сезона соластро. Зелень и золото посевов, ожидающих сбора урожая, синий и красный цвет поздно цветущих кустарников. Места по-прежнему прекрасные, даже не верилось, что десятки тысяч солдат идут этой дорогой.

Им предстояло пройти вдоль берега реки и при определенной удаче встретить разведчиков Роберто, а потом и его самого. Армия Дел Аглиоса должна передвигаться быстро, не сталкиваясь с сопротивлением. Он, вероятно, гадает, почему его не атакуют. Цардитам это не нужно. Роберто, двигавшийся к ближайшей границе с Гестерном, шел в неверном направлении.

Но хотя цардиты не собираются нападать на армию Дел Аглиоса, пока это не станет необходимым, они наверняка захватят небольшой отряд, стремящийся присоединиться к этой армии.

— Нам надо соблюдать осторожность, — сказал Джеред. — Мы будем двигаться медленно и по возможности скрытно. Менас, мне нужно, чтобы ты разведала местность к востоку от нас. Если на этой стороне реки есть цардиты, нам нужно спрятаться. Нам повезло с укромной речной долиной, но на нас могут напасть внезапно, а нам не отбиться от вооруженного отряда. Остальным напоминаю: я уже не раз говорил, что требую тишины, но теперь это важно. Не повышайте голоса. Особенно ночью. Сейчас темно, однако, полагаю, мы обойдемся без костров. В Карке вы были в безопасности. Здесь нет. Понятно? — Восходящие кивнули. — Хорошо. Кован, тебя уже учили ходить в разведку?

— Я охотился на оленя и кабана с отцом, — ответил он. — Выслеживал зверя, но в разведку не ходил.

— Этого достаточно. Мне нужно, чтобы ты шел позади нас. На небольшом удалении. Цардитские разведчики вполне могут оказаться верховыми. И еще высматривай следы на восток и юг. Не ввязывайся в бой, если их увидишь. Догоняй меня.

— Я вас не подведу.

— Я в этом не сомневаюсь. — Взгляд Джереда снова обратился к Восходящим. — Пошли. Мы будем придерживаться берега реки. Бамбук должен скрыть нас от посторонних глаз с того берега, а деревья на склоне прикроют нас с востока. Доверяйте Менас и Ковану. Слушайте мои слова и без рассуждений выполняйте мои приказы. Менас, Кован. Идите. Возвращайтесь с докладом каждые три часа.

— Мой казначей! — откликнулась Менас.

Она приложила руку к сердцу и быстро ушла вперед, в лес. Кован кивнул и отошел назад. Джеред повел Восходящих по пологому склону почти к краю воды. Бамбук, густо росший вдоль берега, радовал, но слишком успокаиваться не следовало. На открытой местности было жарко, и только деревья, росшие по ходу их движения, защищали от солнца.

Они шли быстро по сухой и ровной земле. Речная влага питала сочную траву, которая приятно пружинила под ногами. Путники свернули меха и обвязали их вокруг пояса, заплечные сумки были набиты дорожными припасами карку — вяленым мясом и хлебом.

Джеред заметил, что расслабился, несмотря на обстоятельства, в которых они оказались. Прошел почти час, прежде чем он сообразил, что вокруг много птиц. Они не собирались стаями, но, если сбросить со счетов его разыгравшуюся фантазию, множество птиц либо сидели на бамбуке и деревьях и наблюдали за их продвижением, либо парили прямо над ними, тогда как тропа впереди оставалась пустой.

Джеред ничего не сказал, пока они не остановились в тени, когда солнце стало припекать жарче и настало время перекусить. Всеведущий подарил им приятные воспоминания о соластро, которые можно будет унести с собой в долгий и холодный дус. Трава вокруг Восходящих росла. Не слишком быстро, но заметно, словно кайма вокруг их ног.

— Это вы собираете птиц, да? — спросил казначей.

— Мы не нарочно, — ответил Ардуций. — Просто так получается. На самом деле это в основном Гориан. Он — Хозяин Стад.

— А это? Это тоже просто получается?

— Джеред указал на траву.

— Да, — подтвердила Миррон. — С момента полного прорыва. — На ее лице появилась сияющая улыбка. — Это так чудесно! Все растет там, где мы проходим, — если есть источник энергии.

Тем не менее Джеред не мог оправдать такие чудеса канонами учений Всеведущего. Его это беспокоило, хотя казначей, когда возникла необходимость, сам использовал способности Восходящих. Джереду не хотелось чувствовать себя лицемером, но именно им он и оказался. Человек, поклявшийся блюсти веру Конкорда, оберегал тех, кто сильнее всего угрожал ей. Однако эти дети — не зло. Они искренние и невинные. К внутреннему смятению Джереда прибавилось еще и чувство раскаяния. Если кто-то и погубит их невинность — то опять же именно он.

Казначей улыбнулся Миррон:

— Вы ощущаете жизнь, когда она растет?

— Мы не можем от нее отгородиться, — ответил Оссакер. — Жизнь есть повсюду. Мы можем только разбирать карты жизненных линий и энергий и приглушать их, чтобы они нас не захватили.

— Не буду притворяться, будто понимаю, — хмыкнул Джеред. — Но скажите мне вот что. Насколько легко вам видеть эти… линии жизни, да? Например, линии жизни коня или всадника. На каком расстоянии вы можете их почувствовать?

— Вы хотите, чтобы мы несли дозор ночью, — догадался Гориан.

— У меня была такая мысль. Итак?

— Если сосредоточиться, то думаю, что мы сможем легко заметить, что через лес движется что-то настолько большое. Несмотря на массы энергии в таких местах, — ответил Гориан и посмотрел на других, ища подтверждения.

— Думаешь? — Ардуций пожал плечами. — Раньше мы этого не делали.

— Ну что ж, — подытожил Джеред. — Раньше вы не управляли орлом, но это было поразительно. Как насчет того, чтобы снова произвести на меня впечатление?

— Мы делаем это не для того, чтобы производить на вас впечатление, — отозвался Оссакер. — Мы делаем это, чтобы учиться.

— Как вам больше нравится, — ответил Джеред. — Ну, доедайте. Пора идти.

* * *

В конце соластро ночь наступала быстро. Гориан сидел, прислонившись к дереву, пока остальные спали у него за спиной под мехами, которые так хорошо послужили им в Карке. Они остановились лагерем на берегу реки. Ночь была прохладной, что тоже говорило о приближении дуса, но Джеред не изменил своего решения и не разрешил разжечь огонь. Конечно, все Восходящие могли использовать окружающую их энергию, чтобы согреваться, но при этом зря тратилось много сил, да и во сне не помогало.

Менас вернулась в лагерь в сумерках, доложив, что цардитские разведчики патрулируют местность в нескольких милях от них. Численность верховых отрядов составляла от восьми до десяти человек. Это было пугающим известием, поэтому весь вечер они разговаривали только шепотом. Из-за этого Джеред тоже не спал, неся вместе с ним охрану в самые темные часы ночи.

Гориан открыл свое сознание окружающей энергии. Линии были тусклыми, мир спал. Он проследил дремлющие карты жизни деревьев вокруг них — мягко пульсирующие зеленые и коричневые тона — и реку за зарослями бамбука. Воду пронизывала жизнь рыб, которые повторяли движение ее течения и казались великолепным, мерцающим калейдоскопом.

Ночные твари принюхивались и крались по поверхности земли. Гориану едва удавалось различить маленькие неуклюжие силуэты барсуков, стремительные цвета и энергии мышей и крыс и гладкие контуры лисиц. Однако следить за ними подолгу было трудно. Все они могли его чувствовать, но Гориан сосредоточился на том, чтобы мысленно проецировать темноту, пробуждая их инстинктивные страхи и заставляя держаться в отдалении. У этих существ такие маленькие умишки, и они так легко подчинялись его воле! Интересно, получится ли у него заставить свернуть с дороги коня. Или десять коней. При наличии всадников это стало бы настоящей битвой воли и силы.

Остальные еще не до конца это поняли. У животного воля и ум неразрывно связаны с картой энергий и жизненными линиями. Восходящий прерывал линии жизни, чтобы управлять животным, как он сделал это с орлом и гортоками. Чем острее ум, тем труднее им управлять и тем больше энергии Гориану приходится тратить на выполнение дела. Это утомительно. И останется утомительным, пока он не найдет способ использовать энергию природы так, чтобы она ему помогала.

К нему шел Джеред. Сборщик двигался очень тихо, но Гориан видел карту его энергии: яркую, полную жизни и очень-очень высокую. Ее внешние отростки уходили в воздух вокруг него, связывая его с землей и стихиями узами, которых он сам никогда не сможет ощутить. Вот чем Восходящие отличались от всех остальных граждан Конкорда. Забавно, однако. Животные знали, что у них есть эти узы, и использовали их. Они могли отслеживать энергию земли, тепловых потоков в небе или в воде. Но люди были слепы. Большинство людей.

— Вокруг нет ничего плохого, — тихо сказал Гориан, не оборачиваясь.

Джеред прошел дальше и встал за его правым плечом.

— Ты был дезориентирован, когда впервые получил это полное чувственное восприятие? Как ты определял направление, если ты при этом двигался?

Гориан подавил свои чувства и поднял голову к Джереду — крупному и внушительному, если смотреть со стороны, но все равно просто обыкновенному человеку, ничего не понимающему в его способностях.

— Энергия становится сильнее и ярче, когда к ней приближаешься, — ответил он. — Тут проблемы нет.

— Ну конечно, — откликнулся Джеред. — Ты можешь еще посидеть?

Гориан кивнул.

— Я подежурю за Миррон. Она устала.

— Хорошо. Если ты уверен.

— И вообще, если появятся цардиты, я хочу попробовать одну вещь.

Джеред присел на корточки, так что их лица оказались на одном уровне.

— Ты ничего не будешь пробовать. Ты сообщишь мне, и мы разберемся, с чем столкнулись. Я твой командир. Я отдаю приказы и составляю правила.

— Вы мной не управляете, — возразил Гориан. — Мной никто не управляет.

— Почему ты постоянно бросаешь мне вызов, мальчик? — Лицо Джереда стало холодным, линии энергии поблекли. Его голос походил на шипение, глаза не мигали. — Я не стану повторяться. Ты будешь делать то, что я скажу, — и мы все останемся живы. Не перечь мне!

Гориан почувствовал, что сердце у него колотится, а тело дрожит. Лицо Джереда было так близко, что он мог различить каждый шрам и морщину даже в темноте. Он не смог найти слова, чтобы ему ответить. Лес позади него превратился в хаос: Гориану не удавалось сосредоточиться, чтобы разделить карты, окружающие их.

— Мне нужно осваивать мои способности, — с трудом выговорил он.

— Не этой ночью. Не тогда, когда нам угрожает опасность. Ты должен использовать только те дела, в которых совершенно уверен. — Голос Джереда чуть смягчился. — Я вижу, что тебе страшно. Ты смог бы сейчас справиться с новым делом, если бы понадобилось? С любым делом?

— Точно не знаю.

— Не сможешь. Страх творит странные вещи даже с такими, как ты. Вот почему ты должен подчиняться моим приказам. Когда придет время, я покажу тебе, что надо делать.

Джеред выпрямился, и Гориан ощутил привычный гнев. Его восприятие стало четким, вспышки и пятна цвета успокоились и превратились в более привычные линии и формы. Деревья, грызуны, птицы. Люди.

Гориан схватил Джереда за руку и притянул вниз.

— Кто-то идет, — прошептал он.

Джеред кивнул.

— Ясно, — отозвался он негромким ровным голосом, умерившим тревогу Гориана. — Скажи мне сколько, как далеко и в каком направлении.

— Я могу различить шестерых. Нет, семерых. Они идут пешком. Не совсем в нашу сторону. Они наверху склона, примерно в тридцати ярдах от нас.

— Хорошо. А теперь скажи мне: они идут вниз по склону или вдоль него? Не торопись. Сохраняй спокойствие, ты ведь знаешь, что они тебя увидеть не могут.

Гориан обнаружил, что голос Джереда невероятно успокаивает.

— Они спускаются вниз, к реке, но пройдут слева от нас, если не поменяют направление. Они идут друг за другом.

— Хорошо.

— Что мы будем делать?

— Ничего, — ответил Джеред. — Просто сиди как можно тише. Они не ведут разведку — скорее всего, спускаются, чтобы набрать воды.

— Нам надо разбудить остальных.

— Пока не надо! — Джеред напрягся. — Хоть раз в жизни, доверься мне.

— Но мы же не можем просто сидеть здесь!

— Можем, Гориан. И будем. — Джеред положил руку ему на плечо. — Если они будут приближаться, скажи мне. Когда они окажутся за пределами твоего обзора, скажи мне.

Гориан наблюдал, как цардиты — если это именно они — осторожно спускаются вниз по склону. У них не было огня, вспышка энергии не растекалась в темноте. Они не издавали никаких звуков, которые Гориан смог бы различить на фоне плеска реки. Он с трудом сосредоточился, и только присутствие Джереда придавало ему мужество и позволяло отличать фигуры людей от остальной жизненной энергии леса. Казалось, Гориан мог бы легко различать врагов: они бодрствовали, их линии жизни ярко горели. Но ему было трудно. Он чувствовал, что раздавлен страхом. Это мерзкое чувство необходимо быстро победить!

Фигуры продолжали двигаться. Гориан решил, что они идут по звериной тропе. Они не отклонялись в стороны. С растущим облегчением он наблюдал, как они приближаются к берегу реки и скрываются из виду. Как и предсказывал Джеред.

— Они ушли, — сказал Гориан на стремительном выдохе.

— Ты все это время не дышал? — улыбнулся Джеред.

— Наверное, — ответил Гориан, у которого голова кружилась от облегчения. Он с трудом подавил смешок. — Что теперь?

— Ты продолжай следить за тем местом, куда они ушли, а я разбужу остальных.

— Какой смысл? Они же ушли! — Джеред покачал головой, и Гориан почувствовал прилив досады. — Мне не нравится, когда на меня смотрят свысока!

— Тогда не задавай глупых вопросов. Тебе еще многому нужно научиться, молодой человек. — Джеред указал в ту сторону, куда ушли фигуры. — Это направление, откуда мы пришли. Если они следопыты, то могут увидеть наши следы. Так что всем нужно приготовиться, вот и все.

— О! — отозвался Гориан, стушевавшись. — Понимаю.

— Ты хочешь подвергнуть сомнению еще что-то? Возможно, как я орудую мечом?

Гориан надулся и потряс головой. Хорошо, что остальные спят. Настанет день, и он покажет Джереду! Покажет ему, у кого власть. Но он может подождать. Джеред отправился будить остальных, так что Гориан стал делать то, что ему велели. Он использовал гнев, чтобы сосредоточиться, не оставляя места страху, который снова начал подниматься в нем при известии, что враги могут вернуться.

Гориан различал негромкий голос Джереда на фоне плеска реки. Людей резко пробудили от глубокого сна, и их напугало неприятное известие. Менас быстро встала рядом с Горианом, держа в руках натянутый лук с наложенной стрелой и положив рядом с собой меч.

— Есть что-то? — спросила она.

— Нет.

Хотя стояла глубокая ночь, было светло. Небо усыпали звезды, и Божьи глаза ярко горели — как всегда при смене сола на дус. Когда Гориан подавлял энергии вблизи и внутри себя, он мог ясно видеть на расстоянии более десяти ярдов. Дальше тени становились слишком густыми.

Мальчик не слишком доверял Джереду. Если эти люди просто спустились вниз, чтобы набрать воды, зачем им вообще смотреть на землю? Это казалось совершенно бессмысленным. Пройдет немного времени — и они все снова заснут, и Джереду будет стыдно из-за того, что он так напугал Миррон. И бедненького слабенького Оссакера. Не следовало этого делать. Они не такие сильные, как Гориан. Он покачал головой.

— Что-то есть… — тихо проговорила Менас.

Она подняла лук. Гориан застыл. Он позволил энергиям хлынуть сквозь него, перебирая их, как это следовало бы делать уже давно, выискивая все, что двигалось. Мгновение мальчик ничего не мог ощутить, кроме слабых сонных энергий деревьев и трав, не согреваемых солнцем. Приближающихся людей не было.

— Ты глядишь слишком высоко, — прошептала Менас, тихо прищелкнув языком.

Гориан посмотрел на землю. На какой-то миг страх заставил линии энергии ярко вспыхнуть, затопив ему сознание. Фигуры приближались и находились уже примерно в двадцати ярдах. Двое низко пригнулись и двигались прямо вдоль берега реки. Остальные ползли, как ящерицы, став почти невидимыми, их яркая энергия пряталась за высокой травой.

— Говори со мной, — приказала Менас. — Тихо.

Гориан почувствовал позади себя еще одного человека. Джеред.

— Они растянулись, — сказал мальчик. — Они все приближаются сюда. Ползут.

— Хорошо: значит, луки у них не готовы, — заметил Джеред. — Менас, бери на себя правый фланг. Я не хочу, чтобы кто-то подошел к нам сзади.

Скоро они уже смогут увидеть друг друга. Гориану захотелось вскочить и побежать, но Джеред словно почувствовал это. Он положил руку Гориану на плечо.

— Возвращайся к своим друзьям, — велел казначей. — По моему приказу нужно сделать барьер у реки в пяти ярдах от вас. Они знают. Будьте готовы.

Гориан пополз назад, с содроганием повернувшись спиной к врагам и опасаясь, что его незащищенное тело вспорет клинок. Он увидел Кована, притаившегося за деревом поблизости. Юноша держал меч наготове, на другую руку был надет круглый щит. Их взгляды встретились. Кован кивнул.

В лагере Восходящие собрались у своих пожитков. Миррон выглядела испуганной так же сильно, как сам Гориан. Оссакер закрыл глаза, а Ардуций стоял на коленях между ними. Он поманил Гориана.

— Объединяй с нами разум. Сфокусируйся на нас.

* * *

Джеред встал правее Менас и проверил готовность Кована. Им необходимо действовать быстро и точно. Семеро против троих и нескольких невооруженных детей. Короткое описание Гориана подарило им преимущество. Он смог различить неясные очертания фигур у земли: они двигались очень медленно и почти бесшумно. Умелые разведчики, и он предупредил Менас и Кована. Еще несколько ярдов — и их увидят. Казначей обернулся и кивнул Ковану. Тот в свою очередь кивнул Ардуцию, который находился всего в нескольких ярдах позади.

В воздухе что-то изменилось. Джеред ощутил это. Словно под ногами потекло тепло. Он содрогнулся. Это казалось неестественным. Неправильным. Впереди и у берега реки задрожала растительность. Застонал бамбук.

— Не подведите меня, — прошептал казначей.

Он поднялся и выбежал из лагеря. Послышался звон тетивы Менас. Впереди закричали люди. Джеред увидел, как фигуры вскочили на ноги, услышал звук обнажаемого оружия. Справа от него из земли вырвались корни. Трава стала густой и оплела стволы деревьев. Ветки резко рванулись вниз, обрастая молодыми листьями. Невысокий кустарник стал густеть и цепляться. На протяжении по крайней мере десяти ярдов от берега реки протянулась баррикада. Казначей услышал крики страха, боли и изумления.

Прямо перед ним из теней появились цардиты. Они были в легких доспехах для быстроты передвижения, с лицами, покрытыми темной краской. Джеред налетел сразу на двух. Он ударил одного в лицо левым кулаком, отбросив назад. Второй успел отреагировать, вскидывая клинок. Джеред принял его на свой меч и отвел в сторону. Он взмахнул гладиусом, резанув по лицу противника, а потом повернул вниз, вспоров кожаный доспех и живот.

Он увидел, как Кован пробежал мимо него, услышал звон металла и резко обернулся навстречу второму противнику. Тот даже не пытался защищаться. Он уставился за спину Джереда, на разрастающийся, непроходимый барьер из растительности. Джеред двинулся на него. Цардит отступил.

— Сражайся! — приказал Джеред.

Цардит мотнул головой. Джеред бросился на него. Тот попятился, споткнулся о корень и рухнул на спину. Джеред рванулся вперед и вонзил гладиус в грудь врага. Кровь фонтаном ударила изо рта, забрызгав Джереду лицо. Он выпрямился, чтобы вытереть кровь, и был отброшен назад от убитого. Правая рука Джереда ударилась о ветку — и клинок вырвался из пальцев.

Враг навис над ним. Джеред быстро перекатился. Сабля с силой вонзилась в землю позади него. Он лягнул ногой, заставив цардита отступить, и стремительно вскочил. Краем уха казначей услышал звон тетивы, за которым последовал крик боли. Цардит начал его обходить. Ближе к реке продолжали звенеть клинки. Джеред высился над более низким противником, следя за его движениями.

Цардит сделал выпад вперед, и Джеред отклонился назад, стукнувшись о ствол дерева. Глаза его противника расширились, и он нанес колющий удар. Джеред уклонился. Клинок вонзился в ствол прямо над его макушкой. Джеред ударил цардита головой в живот, так что у того перехватило дыхание. Он сжал руки на поясе врага, и они покатились по земле. Джеред оказался внизу, но быстрее работал кулаками. Одной рукой он резко оттолкнул цардита, а другой нанес ему удар по подбородку. Челюсти цардита лязгнули. Зубы с треском раскрошились. Он бессильно упал на бок. Джеред перекатился, вытащил кинжал и вонзил ему в шею, удерживая голову на земле, пока жизнь уходила из тела.

Казначей прислушался. Бой закончился, но у реки кто-то разговаривал.

— Менас!

— Здесь, казначей! — отозвалась она, рысцой подбегая к нему. Женщина все еще держала в руке лук. — Двое там.

— Хорошо. Я убил троих. — Джеред вытер кинжал об одежду мертвеца и выпрямился. — Кован?

— Я здесь.

Менас пошла следом за ним. Кован стоял около одного трупа и прижимал острие меча к шее последнего цардитского разведчика. У Кована был порез на плече, но он улыбался. И Джереду стала понятна причина: руки и грудь цардита оплетала живая преграда Восходящих. Широко открытыми глазами, в которых явно читался страх, пленный таращился в пустоту.

— Можешь убрать меч, юный Васселис, — сказал Джеред. — Вернись к Восходящим, проверь, в порядке ли они. И пусть Оссакер займется порезом.

— Да, господин.

— Ну-ну, — проговорил Джеред, разглядывая жертву. — Крыса в ловушке. Ты говоришь по-эсторийски? — Стало понятно, что цардит его не понимает. — Карку?

— Да. Пожалуйста. Отрежь растения.

— Я это сделаю. — Джеред опустился на корточки. — Я дам тебе убежать. Передай своим командирам такое известие. У Конкорда есть новое оружие. Мы можем вас видеть, когда темно. Мы можем приказывать всем Божьим созданиям и всем деревьям. Мы можем навести на вас ураганы. Мы можем вызвать с небес молнию. Мы можем раскалывать землю и горы. Бойтесь нас.

Джеред и Менас перерезали толстые, крепкие корни, стягивавшие цардита, и подняли его на ноги. Менас отняла у него оружие.

— Не оборачивайся. Мы увидим, — сказал Джеред. — Беги. И цардит побежал. Джеред ухмыльнулся.

— Преувеличиваете? — спросила Менас.

— Не уверен. Как бы то ни было, они почти наверняка проигнорируют его слова. Но семена будут посеяны. — Джеред пожал плечами. — Никогда нельзя знать заранее. — Он указал туда, где они вели бой. — Поищи мой гладиус, хорошо? Он где-то рядом с последним убитым.

— Конечно.

Джеред вернулся обратно в лагерь. Восходящие и Кован застыли в странной неподвижности.

— В чем…

Казначей услышал звук, который ни с чем не спутаешь — звук натягиваемых луков, — и поднял руки над головой.

ГЛАВА 59

848-й Божественный цикл, 35-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

— Я удивлен тем, что она смогла так долго продержаться, — проговорил Виллем Гесте.

Слезы Эстер размывали слова, которые она написала на маске Дженны. Ей хотелось сказать о теплом сиянии и бесконечной любви. Но она не могла подобрать слова, чтобы выразить это.

— Не стирай, — посоветовал Виллем. — Пусть они впитаются. Эта память красноречивее любых слов.

Эстер сжала Виллему плечо и отодвинулась от стола.

— Мне придется вернуться. Сейчас я не могу ничего сделать.

Она вышла из здания, подставив лицо вечернему солнцу. Бедняжка Дженна! Сердце ее было разбито смертью Ардола Кессиана, но заботы о выживании Ступеней не давали ей опустить руки. В последние дни Дженна почти не ела и не спала. Из ее глаз не исчезала боль, и Эстер ежедневно терзалась, слыша плач в соседней спальне. Но Дженна Кессиан никогда публично не проявляла горе: чувство собственного достоинства было характерной частью ее натуры. Она продолжала работать и продолжала верить.

Но зов Ардола оказался сильнее того, что оставалось здесь, под Божьим небом. И сегодня на рассвете Эстер не услышала шелеста шагов по мрамору за дверью ее комнаты и поняла, что Дженна умерла. Еще одна Ступень уничтожена до срока! Еще одно прощание, испорченное чувством бессильного гнева и несправедливости.

Новое уныние воцарилось в Вестфаллене. Оно, словно плащом, окутало город. В воздухе воняло гарью и разносился стук молотов по наковальням. Вестфаллен стал не столько портом, сколько большой кузницей. Слева от самого берега тянулись заграждения и частоколы, огибая невысокие склоны у края города и снова уходя к берегу. Также здесь установили орудия. Баллисты и катапульты стояли на платформах или просто на площадках за стеной, готовые защищать город от ордена. Или от цардитов — кто бы ни пришел первым. Сигнальные огни по-прежнему тревожно пылали в ночномнебе, а их дым застил дневной свет.

Эстер вздохнула и провела руками по щекам, а потом вытерла их о платье. Вестфаллен стал крепостью. Ей противно было то, во что они так быстро превратились. Они стали пленниками своего желания защитить город. Арван Васселис по праву маршала-защитника сделал то, что считал необходимым. Но его заверения, что эта оборона — всего лишь временная мера, звучали недостаточно убедительно. Эстер молилась, чтобы эти слова оказались правдой. Она не сможет жить в таком положении и не станет требовать этого от горожан. Это неестественно.

Начался прилив. Волны все дальше и дальше надвигались на берег, разбивались о молы гавани, на которых стояли катапульты. Их уродливые силуэты служили чудовищным напоминанием о том, что стало с Вестфалленом. Все было неправильно!

Эстер перевела дух и справилась с желанием убежать обратно в Дом Масок. Там она не найдет ответов. Теперь Ступени возглавляет она. Номинальный глава — она, а не Ардол. Но каким зыбким и ненадежным стало их положение. Все Ступени терзались неуверенностью относительно своего призвания. Они сомневались, следует ли им идти дальше. Дженна открыто критиковала это самокопание. Но теперь ее нет, а Эстер не уверена, что ей и дальше удастся вести их к цели.

Какое-то движение у скалы на западном краю бухты привлекло ее внимание. Темно-синий парус медленно приближался к городу. В пролив осторожно вошла трирема, ее весла мерно поднимались и опускались. Стук барабана слабо разносился по заливу. Здесь не должны были появляться корабли. Васселис обещал, что они не увидят здесь его военных кораблей, если не будет опасности вторжения с моря. Или если… У Эстер перехватило дыхание. Она побежала к причалам. К тому времени, как она добралась туда, у пристани уже толпились жители Вестфаллена, левимы и дворцовые гвардейцы. Все старались разглядеть название на носу корабля и тех, кто ходил по палубе.

Эстер стояла рядом с Меерой и Йен Шалк. Они не позволили Йен броситься в море и поплыть навстречу кораблю. Шум голосов усиливался с каждым ударом весел. Парус уже свернули, и корабль начал разворот, чтобы подойти к глубоководному причалу. Нос поворачивался мучительно медленно, открывая название судна. Эстер разглядела его не первой, но известие гулом разнеслось по толпе.

«Гордость Кирандона»! Корабль, дежуривший в море в тот день, когда Восходящие покинули Вестфаллен. Эстер прижала к себе Мееру и Йен, молясь о том, чтобы известия были хорошими.

* * *

Шум и возгласы наполнили центральный зал виллы Восходящих. Известие о том, что Восходящие живы и здоровы, вызвало волну радости и облегчения. Но теперь слезы успели высохнуть, а радость тонула в приливе тревоги.

— Прошу вас, — сказала Эстер, вставая и поднимая руки. — Капитан пытается ответить на один вопрос. Пожалуйста, не задавайте еще десять. По одному. Боже Всеобъемлющий, вы же хуже детей!

Ступени смущенно замолчали. Маршал Васселис, сидевший рядом с Эстер, проглотил смешок.

— Капитан Патония, продолжай.

Женщина кивнула. Она была лишена чувства юмора и испытывала явный дискомфорт в этом обществе. Патония не приняла предложения сесть, и теперь ее плотная фигура нависала над мраморным столиком. Пальцы капитана машинально поглаживали бронзовую статуэтку, которая изображала Эрин Дел Аглиос в торжественной позе.

— Я сообщаю о фактах, а не оправдываю свои решения, — напряженно заявила Патония. — Казначей Джеред имел право мне приказывать. Я не могла ему отказать. Вам легко сидеть тут и напоминать мне о том, какой у меня был приказ. И меня возмущает предположение, что я как-то предала моего маршала. Не вы оказались посреди Тирронского моря с судами сборщиков у обоих бортов. К тому же вы не хотите принять во внимание тот факт, что теперь они находятся под защитой одного из наших лучших мечников и его особого отряда. Если вы не верите мне, то всегда можете задать вопросы моему маршалу.

— Арван? — спросила Меера после короткой паузы.

— Мне непонятна ваша тревога, совершенно непонятна, — сказал Васселис — Пол Джеред не только лучший мечник, как сказала Патония, он также один из немногих людей, не считая тех, кто сидит в этой комнате, которые по-настоящему понимают Восходящих. И он человек благородный и безукоризненно порядочный. Путь наших детей опасен. И я не могу представить себе, кто лучше мог бы обеспечить их защиту.

— Да, — отозвался Виллем, — но он не намерен отвезти их в Сирран. Так, капитан?

— О чем ты говоришь? — Эстер хмуро посмотрела на него.

— Так, капитан? — повторил Виллем.

Патония покачала головой.

— Он везет их, чтобы присоединиться к Роберто Дел Аглиосу. Он хочет, чтобы они помогли выиграть войну.

— Он не имел права это делать! Они еще дети! — Голос Андреаса звучал громче других, выделяясь среди возмущенных криков Ступеней. И на этот раз он адресовался не к Патонии, а к Васселису. — Он же ваш друг! Как он мог сделать такое?

— Хватит! — заявил Васселис.

Он встал, возвышаясь над всеми и требуя внимания. На его лице отразился гнев. Это уже был не просто Арван Васселис, а маршал-защитник Васселис, их правитель.

— Вы бросаете обвинения, не зная фактов. В тот момент, когда Конкорду угрожает опасность, казначей Джеред обладает значительной властью. Это дает ему право призвать любого, по своему выбору, чтобы содействовать защите государства любым способом, какой он сочтет нужным. Не имеет значения, вышли ли они только что из материнской утробы или испускают последний вздох. Он не превысил данных ему прав.

— Но его моральные и этические…

— Андреас, мне не хотелось бы призывать тебя к порядку, — перебил его Васселис. — Успокойся. Послушай, я понимаю, что всем вам трудно это слышать. Но не забывайте: мой сын тоже с ними. Какие бы опасности их ни подстерегали, они ждут и его тоже. — Он печально кивнул. — Да, это уже забыто, верно?

— Мне очень жаль, Арван, — проговорил Андреас.

— Ничего, — отозвался Васселис. — А теперь скажите, капитан. Здесь что-то не так. Сигнальные огни указывают, что Конкорду угрожает опасность. Мои гонцы сообщают, что наш восточный фронт смят. Но в тех местах немало оборонительных сил. Почему он решил, что должен везти их к Дел Аглиосу?

— Ваш следующий гонец подтвердит, что угроза смертельная, — ответила Патония. — Атреска восстала. Маршал Юран переметнулся к цардитам. Безопасных мест нет.

Повисло молчание, и Эстер слышала только взволнованное дыхание и гул горожан, собравшихся у виллы в ожидании известий.

— Господин Джеред считает, что Конкорд может пасть, если не будут нанесены решительные удары. И он полагает, что решающим фактором станут Восходящие. Я знаю, что вы считаете их мирной силой, но мне довелось увидеть их возможности в качестве оружия, и ему тоже.

— Но это просто четверо юных подростков! — возразила Эстер. — Как они могут остановить целые армии?

— Еще предстоит проверить, смогут ли они, — мрачно сказал Васселис. — Прошу прощения, но, похоже, никто из вас не осознал серьезности нашего положения. Когда Атреска восстала, она отдала врагу побережье на севере Тирронского моря. Если армии Царда также вторгнутся в Гестерн, тогда Карадуку будет угрожать прямая опасность. Капитан, надо полагать, с вами связывались с острова Кестер?

— Да, маршал. С вашего позволения, сегодня мы отдохнем и пополним запасы, а завтра утром с отливом уйдем. На нашей мачте будет флаг окетанов.

Эстер покачала головой.

— Наши дети! Наши бедные, бедные дети! Как могло все это случиться с ними? Что мы наделали?

Она почувствовала, как ей на плечо легла рука Васселиса.

— Как ни горько об этом думать, но вы дали Конкорду способ победить цардитов и спасти Карадук от вторжения. Они в самых лучших руках. — Он обратился ко всем присутствующим. — Мы все боимся подобных времен. И сейчас нам необходимо позаботиться о том, чтобы мы не дрогнули и не оступились и чтобы наши враги не добились успеха.

Васселис сел, и Эстер увидела, как напряжено лицо маршала-защитника. Он прижал ладонь ко рту.

— Мой сын там, — прошептал Арван Васселис. — Боже, спаси и сохрани его!

В дверь громко постучали. В комнату шагнул капитан Арков.

— Маршал, — сказал он, — вы нужны нам у ворот. Ожидаются неприятности.

* * *

Пробера Арина мутило. Его раненое плечо ужасно болело, а по базилике гулял ледяной ветер. Он стоял рядом с маршалом Нираном, но на самом деле их разделяла пропасть. Оба смотрели, как поднимается по ступеням Адвокат, откликнувшаяся на их призыв. На карте военных действий на столике перед ними лежали доклады о сборах и перемещениях войск, прижатые резными каменными пресс-папье. Почтовые птицы и гонцы прибывали в Эсторр со всего Конкорда весь предыдущий день — и то, что начиналось как серьезная неприятность, превращалось в катастрофу.

— Все сообщения прибыли, насколько я понимаю, — сказала Адвокат.

— Да, мой Адвокат, — подтвердил Ниран. — И я уже ответил, требуя новых сил. Не знаю, что еще мы можем сделать.

Арин шумно откашлялся и почувствовал, что лицо у него покраснело от досады. Он выразительно посмотрел на карту и беспорядочные пометки на ней, изображавшие легионы.

— Ты во всех отношениях последователь Джереда, пробер Арин, — улыбнулась Адвокат. — Что тебя так беспокоит?

— Конкорд слишком самоуверен, мой Адвокат, — заявил он, собрав все свое мужество. — И из-за этого погибнут новые люди. Мы стоим и разглагольствуем о том, что потребуем новые подкрепления, но мы их не получим. Но даже если бы они и прибыли, они опоздают.

Арин ткнул пальцем в доклады о призыве.

— Возьмите любой, и он скажет вам все, что необходимо узнать. Бакиру удалось выставить треть ожидаемого числа, а западные округа ссылаются на налеты противника в качестве причины не посылать больше войска. Призыв в Моразии просто жалкий. Тундарра утверждает, что ее границам угрожает Омари. То же происходит и с Дорносом. Нам необходимы их силы на границе с Атреской. Нам не хватает двадцать тысяч пехотинцев и кавалеристов. Они понимают, что Цард не станет нападать на них, потому что король Хуран хочет разгромить Эсторр и дальше не пойдет. Так что когда дошло до дела, когда война начала протягивать к ним руку, все эти страны, радовавшиеся богатству Конкорда, практически отворачиваются от него. Единственное, что они посылают нам в больших количествах, — это продовольствие.

Адвокат посмотрела на него долгим пристальным взглядом. Арин почувствовал, что начинает тушеваться под ее давлением. В конце концов она махнула рукой в сторону дворца.

— На холме находятся представители из всех этих стран, — негромко сказала Эрин Дел Аглиос. — И что ты предлагаешь мне сделать с ними?

— При всем моем почтении, мой Адвокат, это не имеет значения. Все они — верные Конкорду люди, но совершенно ясно, что их влияние не распространяется на дворцы и виллы их родных стран. Слишком малые силы приходят. Мы получили все, на что могли рассчитывать, от Нератарна, Аварна, Карадука, Истхейла и Эстории. Но последние сообщения говорят, что по меньшей мере сорок тысяч мятежников и цардитов двигаются на запад через Атреску. А мы наберем в лучшем случае двадцать пять тысяч. Этого не хватит.

— Маршал Ниран, твое мнение?

Адвокат перевела взгляд на Нирана. Он вздрогнул, как испуганный кролик. Арин закусил губу, чтобы не расхохотаться.

— Мы сможем удержать их достаточно долго, чтобы подошли другие. — Ниран махнул рукой в сторону карты. — Это ведь цардиты! А мы — Конкорд. Но если вы беспокоитесь, давайте снимем защиту с восточного берега Тирронского моря и отправим ее в Нератарн.

— Самоубийство, — пробормотал Арин. — Идиот. Они уже слишком далеко.

— Пробер Арин, думай, что говоришь! — огрызнулся Ниран.

Арин почувствовал, что теряет остатки уважения.

— Будь ты проклят, не стану! Ты меня не слушаешь! Ты не принял мои запасные планы. Ты положился на то, что каждая территория пришлет восемьдесят процентов от максимального количества. Фронт в Нератарне слишком широк, чтобы защищать его от такой армии. Я пятнадцать дней назад попросил тебя перевести береговые резервы на север. А теперь уже слишком поздно.

— Не поздно, если их перевезет флот! — прошипел Ниран.

— И оставит остров Кестер без помощи в том случае, если появится флот Царда? Почему ты не пожелал меня выслушать?

— Хватит! — Адвокат хлопнула ладонью по столу. Ее голос разнесся по базилике. На них стали оборачиваться. — Что ты хочешь мне сказать? Что мы не можем защищать Конкорд? Это неприемлемо!

— Можем, — ответил Ниран. — Переведите легионы с побережья Эсторра и Карадука, используя окетанов.

— И тогда мы своими руками введем цардитов в гавани Эсторра! — Арин повернулся к Адвокату. — Можно мне говорить свободно?

— А ты хочешь сказать, что пока этого не делал? — Адвокат больше не пыталась шутить. — Почему бы и нет? Я стою и гадаю, останется ли мне чем править к окончанию дуса, а слышу пока перебранку двух мальчишек. Говори. А когда ты выскажешься, я послушаю маршала. И его тоже никто не станет перебивать.

Арин поклонился и набрал полную грудь воздуха.

— Маршал игнорирует первое правило ведения войны: нельзя планировать атаку или оборону, опираясь на возможное количество сил, надо оперировать только тем, что уже имеешь. Следовательно, на настоящий момент мы не можем рассчитывать, что удержим границу Нератарна. Мы могли бы с немалым трудом вовремя усилить ее, лишив берег оборонительных сил пехоты. Но решение о перевозке и снабжении пятнадцати тысяч пехотинцев во время столь долгого плавания по морю нельзя принимать так легкомысленно. Если не сделать этого должным образом, по прибытии они будут не в состоянии сражаться.

Второе правило, о котором забыл маршал, — оборону надо планировать, исходя от возможных сил противника, а не от уже известной их численности. Мой Адвокат, Гестерис потерпел поражение у Цинтарита почти восемьдесят дней тому назад. Глупо считать, что цардитский флот не выдвинулся для того, чтобы напасть на восточный берег Гестерна или, что вероятнее, прямо на их Тирронское побережье. Не заблуждайтесь. Король Хуран захочет водрузить свой флаг на холме, раз уж он сумел заставить нас отступать. И он будет действовать на обоих фронтах.

Атресский флот достаточно велик, и мы можем ожидать, что немалая его часть перейдет на сторону врага. Говорят, что военный флот Царда просто огромен. Окетаны уже разбросаны по всему Тирронскому морю. Если мы снимем сотню кораблей с мест их дислокации, это станет для цардитов приглашением плавать в наших водах практически без помех. Пятнадцать дней назад мы могли переместить отряды по дорогам, предоставив окетанам охранять берега. В крайнем случае мы могли забрать пару тысяч всадников. Этот чиновник меня не послушал — а теперь уже слишком поздно.

Адвокат подняла руку, заставляя Нирана молчать, пока она обдумывает услышанное. Арин следил, как она рассматривает карту. Взгляд Эрин переместился на Цард.

— Назови мне возможные варианты действия. Я не отдам Конкорд. У нас есть армии в Царде. Как насчет их?

— Мы знаем, что Атаркис обещал оборонять фронт в Госланде. Он выстоит, но, как мне кажется, прорыва не сделает. У нас нет известий о Джорганеше. Мы можем предположить, что он направляется в Гестерн, но не можем на это рассчитывать. А ваш сын движется на юг. Численность цардитов, надвигающихся на границу Гестерна, слишком велика, чтобы маршал Мардов смогла надолго их задержать, и тогда западное побережье Гестерна будет открыто врагу.

Генерал Дел Аглиос — ваш самый талантливый командир, но даже он пострадал от эпидемии. Он и Атаркис ушли из Атрески, потому что понадеялись на то, что мы сможем остановить продвижение врага. Ваш сын будет двигаться так, чтобы защитить Эсторр от вторжения, и я не сомневаюсь, что он добьется успеха.

— Но при этом он будет слишком далеко от Нератарна, чтобы нам помочь, — констатировала Адвокат.

— Да, моя госпожа.

— Было принято катастрофически неверное решение?

— Да, — подтвердил Арин. — Но мы все же можем выгадать немного времени и надеяться на чудо.

— Это все, на что мы можем надеяться?

— Если ваш сын одержит победу раньше, чем мы могли бы мечтать, и будет двигаться быстрее, чем мы способны подумать, он может добраться до Нератарна через Атреску вовремя. — Арин пожал плечами. — Или мы можем молиться о том, что казначей Джеред окажется прав и что Восходящие — это то оружие, которое выиграет войну.

— Таким образом, ты адресуешь меня к первому правилу войны, если я буду цепляться за эти надежды, — отозвалась Адвокат.

— Это именно так. — Арин ощутил перемену в ее настроении.

— А скажи мне, пробер Арин, как ты можешь выгадать для меня какое-то время, чтобы свершилось то чудо, о котором мы с этого момента начнем молиться?

— Освободите меня от моих обязанностей здесь. Во дворце Соластро собираются левимы. Я знаю, что им следовало бы выехать на охрану Эсторра, но сейчас пользы от этого не будет. Позвольте мне вести их в Нератарн. Больше трех тысяч всадников. Мы опоздаем к началу битвы, но успеем до ее конца.

Адвокат ненадолго задумалась.

— Но где я найду другого Арина, который давал бы мне советы относительно тактики?

— В Эсторре находится пробер Деризен, — ответил Арин. — Она наиболее способна к этому делу. Я могу проинструктировать ее, перед тем как уехать.

— Хорошо. Тогда иди, Арин, и унеси с собой мое благословение, мои добрые пожелания и надежду Конкорда.

— И еще одно, если можно, — сказал Арин. Адвокат кивнула. — Я тоже собираюсь нарушить первое правило. Господин Джеред все сделает. Рассчитывайте на него в тот момент, когда он будет всего нужнее. Он обладает сверхъестественной способностью оказываться рядом с вами.

— Молю Всеведущего, чтобы ты оказался прав, — улыбнулась Адвокат.

Арин ударил правым кулаком в грудь и зашагал к выходу. А когда он услышал, с какими словами Адвокат обращается к Нирану, его лицо озарилось улыбкой.

— У меня появилась новая вакансия, — сообщила Эрин Дел Аглиос — Маршал Конкорда.

— Я…

— Твоя ослиная самонадеянность, Ниран, чуть не стоила мне Конкорда. Иди домой и моли Бога о том, чтобы в следующий раз к тебе в дверь постучалась я, а не король Хуран. Убирайся с глаз моих,

ГЛАВА 60

848-й Божественный цикл, 35-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Роберто разомкнул объятия, но все еще не мог опомниться. Нелепость случившегося заставила его смеяться, и он не сразу смог заговорить.

— Меньше всего я мог ожидать, что мои разведчики приведут тебя!

— Я рад, что нахожусь здесь. Тетиву натягивали несколько весьма нетерпеливых личностей.

— Они просто злились, что ты первым успел к тем, кого они преследовали, — улыбнулся Роберто. — Но какое безумие закинуло тебя в эту глушь? Вообще-то можешь не отвечать, потому что мне известно больше, чем ты думаешь. Я просто не мог этому поверить.

— Так что на самом деле ты меня ожидал, — констатировал Джеред.

Он давно не брился, но выглядел по-прежнему внушительно. Тишина, наступившая в лагере, когда он прошел по нему, направляясь в палатку Роберто, весьма убедительно это доказывала.

— Теоретически.

— Я приятно удивлен тем, что до тебя добрались гонцы. Откуда ты получил послание?

— Три. — Роберто поднял вверх три пальца. — Два с юга через Гестерн и одно с запада через Атреску. Они добирались медленно, так что новости давние, но, думаю, картина достаточно точная.

— О Гестерне у меня намного более свежие новости.

— Отлично. — Роберто указал на наклонный стол, к которому были прикреплены карты. — Позже мы займемся тем, что прибыло с тобой. Но сначала давай я расскажу, что мы имеем сейчас.

Он склонился к карте, изображавшей Атреску, Госланд, восточную часть Царда, Гестерн и Тирронское море до его западных берегов.

— Война еще не докатилась до границы Нератарна, но скоро там будет. У нас нет сил, которые способны надолго задержать врага. Гестерн, насколько я понимаю, подвергнется атаке примерно в то же время. Госланд хотя бы выглядит относительно надежно. Цардиты очень хорошо организованы. Я надеюсь только, что мы имеем представление обо всех их силах.

— Есть какие-то известия о сопротивлении в Атреске? — спросил Джеред.

— Сопротивление разрозненное и слабое. Масштаб предательства Юрана огромен — и ясно, что большинство народа страны любят его настолько, чтобы по-прежнему доверять. Верные нам легионы либо уничтожены, либо бегут на север и запад, где от них будет больше пользы. Некоторые проснулись и обнаружили, что им к горлу приставили клинки те, кого они считали друзьями. — Роберто покачал головой. — В Атреске хаос. Наступит день, когда ее жители поймут, в какую глупость втянул их Юран. Цардиты сыплют лживыми уверениями насчет освобождения Атрески. Но они не уйдут, если Конкорд не вынудит их это сделать. Только самые наивные могут верить в иное.

— А что останется, если цардиты прорвут нашу оборону в Нератарне?

— Практически ничего. Прибрежные силы. Первый легион. Слишком мало. — Роберто провел ладонью по лицу и снова почувствовал прилив отчаяния. — Пол, боюсь, что я совершил ошибку, которая будет нам стоить Конкорда.

— Что? Нет. Нет! То, что ты направился на юг, стало лучшим решением за всю твою жизнь. Поверь мне.

— Как это может быть? Джорганеш уже должен быть в Гестерне. Цардиты не смогут пройти, им не хватит сил. Мне следовало с боями прорваться через Атреску и прийти на помощь Нератарну. Проклятье! Из-за этого я потерял семь сотен солдат из моих атресских ал! Я едва ли не назвал их трусами и предателями. Но трус я сам. Убежал от сражения!

— Не смей так говорить! — рявкнул Джеред, громадной рукой ухватив Роберто за подбородок. — Никогда! Ты не ценишь себя. И все обстоит не так. Ты знаешь, почему решил идти на юг. И я благодарю Всеведущего за то, что ты это сделал!

Он замолчал, ослабил хватку, уронил руку. Потом пробормотал извинения и закусил губу.

— Что случилось, Пол?

— Джорганеш не в Гестерне, — тихо ответил Джеред. — И он никогда до него не дойдет.

— Что ты хочешь сказать?!

— Он попал в засаду в Любекской теснине. Его армию уничтожили. Никто не помешает южной армии цардитов дойти до Гестерна.

В голове Роберто метались беспорядочные мысли. Он уставился на карту. Мысленно он уже видел, как цардиты распространяются по его любимому Конкорду, словно приливная волна. Неудержимо. Неизбежно. И те, кого он знал и кому доверял, тонут в этом приливе. Гестерис, а теперь и Джорганеш.

— Ты уверен?

— Я сам это видел. — Джеред откашлялся. — И еще кое-что. Ты двигаешься без помех, верно?

Роберто кивнул.

— Это удача. Непонятно, но хорошо. Но разведка за нами наблюдает. Они знают, что мы идем. Но нам не удается достаточно быстро сократить расстояние до армии цардитов.

— Это потому, что они находятся не впереди тебя. Твоим разведчикам не найти их следов. И они не атакуют тебя, потому что ты движешься в неверном направлении. Они планируют атаковать и захватить побережье Гестерна, продвинуться как можно дальше на юг, а потом плыть на Эсторр. Я в этом уверен.

Роберто снова сосредоточился на карте.

— Дус их опередит. Мятежный флот Атрески недостаточно велик, чтобы перевезти силы вторжения, окетаны их уничтожат. Они не смогут построить много судов в Гестерне, даже если предположить, что у них хватит для этого умения и ресурсов. А во время дуса пересекать море слишком рискованно.

— А им это и не понадобится, — возразил Джеред. — Их армада уже вышла из залива Харин. Сотни парусов, как говорят карку. Вполне достаточно для вторжения.

— Тогда я уже опоздал! — Отчаяние комом застряло в горле у Роберто.

— Нет. Не опоздал, если сейчас же изменишь направление движения и погонишься за ними по кратчайшей дороге. Цардиты собирают силы, но еще не начали нападение.

— А что я смогу изменить? Если Джорганеш погиб, то моим одиннадцати тысячам будет противостоять армия по крайней мере в три раза больше! Даже с учетом гестернской обороны соотношение плохое.

— Доверься мне. Я только что доставил к тебе самое мощное оружие этой войны. Такое, которое способно остановить одним ударом целые армии, и при этом тебе не придется зарядить ни единой баллисты.

— Восходящие? — проговорил Роберто, качая головой. — Я слышал о них самые противоречивые отзывы. Ни на один я не могу положиться. Как и на обвинения относительно твоей неверности моей матери и Всеведущему. А еще я получил известие от матери, в котором она просит меня найти тебя. Все это выглядит как дурацкая пьеска. Может, ты расскажешь мне свою версию событий? Не мешало бы отвлечь меня от мрачных мыслей новыми небылицами.

* * *

Миррон сидела с Менас в стороне от остальных, в палатке, которую для них освободили. Казалось, их разглядывала вся армия! Девочка чувствовала себя совершенно подавленной, тогда как остальных, казалось, это возбуждало. Так много шума! Так много людей в бесконечных рядах палаток! Ее уши гудели от ударов молотков по металлу и звона клинка о клинок там, где сходились в поединке солдаты. И еще шум разговоров. И столпотворение, и топот сотни стоящих в загонах лошадей.

Пока они с опущенными головами шли через лагерь, девочку сопровождали восхищенный свист и бесчисленные приглашения познакомиться поближе. Некоторые она даже не поняла. Менас, защищая, обняла ее за плечи и продемонстрировала окружающим свой плащ сборщика. Это заставило кое-кого замолчать. Кован сначала находился рядом с ней, но потом убежал, надеясь найти кого-то из своих друзей среди эсторийских гастатов.

Остались Оссакер и Ардуций, практиковавшиеся в захвате энергии из неподвижного воздуха вместе с Горианом. Оссакер решил, что, если им удастся сделать этот процесс эффективным, они получат источник энергии гораздо более мощный, чем огонь, земля, вода или дерево. Он говорил это уже много раз. Только Ардуций ему верил — и то только потому, что был Слушающим Ветер и надеялся вызывать ураганы из ничего. Миррон не хотелось им помогать. Она устала, и у нее болел живот. Похоже, что только Менас чутко отнеслась к ее настроению.

— Чувствуешь себя немного одинокой? — спросила сборщик.

— Не знаю почему. Вокруг так много людей!

Менас убрала прядь волос с ее лба.

— Ах, Миррон, тебя действительно отгораживали от реального мира, да?

— Мне всего четырнадцать, Эрит, — резко ответила Миррон. — И потом, меня от него не отгораживали. Вестфаллен — это реальный мир. Был.

— Но здесь все так на него не похоже, правда? В этом лагере больше десяти тысяч человек. Ты ведь еще никогда не бывала среди такого скопища народа, верно? Никогда не была даже в порту Payлент, не говоря уже о Кирандоне или Эсторре.

Миррон подошла к входу в палатку. Их не арестовали, но по обеим сторонам от выхода стояли стражники. Она выглянула и обвела взглядом палаточный город, дальние края которого начали сливаться с сумраком, по мере того как солнце клонилось к западу. Теперь закат наступал все раньше и раньше: дус был уже не за горами. Шум в лагере не стихал. Скрежет, крики, ржание, топот ног, пение… Кован сказал, что лагерь не успокоится до глубокой ночи, но и тогда некоторые не захотят ложиться спать.

— Почему мне так одиноко? И почему я чувствую какую-то… не знаю…

— Угрозу?

— Да. — Девочка вернулась к Менас и села, чуть передернув плечами. — Это ведь наша армия, верно? Я должна чувствовать себя в безопасности.

— Это не имеет никакого отношения к врагам и друзьям. Это просто неподходящее место для таких юных созданий, как ты и твои братья. Для тебя в особенности. Здесь находятся закаленные в боях мужчины и женщины, которые прежде были фермерами и гончарами, как и те, что живут в твоем родном городе. Большинство помнят прежнюю жизнь только как сон. Им все еще хочется вернуться к прошлому, но в тяжелые времена об этом думать опасно. Так что они сделали эту армию своим единственным миром. Ты меня понимаешь?

— Вроде бы.

— А ты к этому миру не принадлежишь. Ты ощущаешь агрессивность, но даже не пытайся ее понять. Им отчаянно нужны обыденность и дисциплина, а наше появление вместе с казначеем — это словно камень, брошенный в пруд. Они будут полны подозрений, пока не поймут, почему вы здесь. Даже если казначею удастся убедить генерала Дел Аглиоса в вашей ценности, многие солдаты никогда вас не примут. Помнишь, что ты рассказывала мне про реакцию матросов на корабле? То же самое будет и здесь, только их десять тысяч, а не две сотни.

Миррон поникла. Она посмотрела на мальчиков, сосредоточившихся на своем деле, и ощутила полную безнадежность.

— Люди не должны нас ненавидеть! — взмолилась она. — Почему они не могут понять, что мы здесь для того, чтобы помочь им победить и вернуться домой, к их дурацкой жизни?! Ведь Джеред хочет, чтобы мы сделали именно это. Почему он не может заставить их понять?!

— Мне очень жаль, Миррон. Но это тоже реальная жизнь. Ты выросла с тем, что ты имеешь. Но почти никто не знает о твоих способностях. Армия верит в силу своего оружия и артиллерию. И больше ни во что.

— Тогда почему мне хуже, чем остальным?

— Ох, Миррон, неужели ты никогда не смотрела на себя со стороны? — вздохнула Менас.

— То есть?

— А как ты думаешь, почему Кован и Гориан сражаются за твое внимание?

— Ну, я не настолько тупая. — Миррон почувствовала, что краснеет. — Я знаю, что мальчишки будут за мной гоняться.

— Это неплохое начало, — улыбнулась Менас. — Но тебе необходимо понять, что ты — красивая молодая женщина, а не девочка. И ты здесь, среди армии, где много мужчин и мало женщин. У тебя уже была кровь плодовитости, верно? И скоро она придет снова, так? Через день-другой. Капитан Патония говорила с тобой об этом? Мужчины будут тебя желать. А женщины армии не станут вставать у них на пути. Как по-твоему, почему за армией всегда едет так много женщин?

— О! — Миррон в страхе прижалась к Менас. — Но вы не позволите им меня тронуть, правда?

— Я здесь для того, чтобы защищать тебя, Миррон. — Лицо Менас окаменело. — Никто не причинит тебе вреда, пока я буду рядом с тобой. Даю слово.

Миррон улыбнулась. К чувству облегчения примешивалось восхищение.

— Я рада, что вы с нами.

— Я тоже.

Менас обняла ее за плечи и прижала к себе.

— Может, я смогу стать сборщиком, — сказала Миррон. — Буду первым Восходящим, надевшим плащ, и стану ездить с вами постоянно.

— Может быть, — отозвалась Менас — Может быть.

* * *

Роберто поставил на стол кубок с вином, разбавленным водой, и встал. Он прошел к выходу из палатки и еще раз убедился в том, что стража стоит в отдалении, как он им приказал, составив цепочку вне пределов слышимости. Повернувшись, Дел Аглиос встретился с твердым, уверенным взглядом Джереда, но он отнюдь не разделял убежденности казначея.

— Вершины Карка высушили тебе мозги, — пробормотал генерал. — Неужели ты не видишь, что это не последняя отчаянная попытка, а полное безумие? Как ты можешь рассчитывать, что я в это поверю?

— Я прошу, чтобы ты доверял мне, — сказал Джеред.

— На каких основаниях? — Роберто с трудом сдержался, чтобы не повысить голос. Он указал на выход. — Мне еле удается сохранить дух и волю этой армии. Со времени моей первой и единственной победы в этом году я перенес чуму, дезертирство, форсированный марш, мятеж — и все до одной вести, которые ко мне приходили, были дурными. А теперь ты рассчитываешь, что я выйду туда и скажу моей армии, что четыре ребенка выиграют за нас войну? Если я это сделаю, я потеряю всех. Они рассмеются мне в лицо, и я не смогу их винить. Будет мятеж, и эта собранная из лоскутов армия расползется.

— Тем не менее это правда.

— Но у тебя нет доказательств! — выкрикнул Роберто, не сумев взять себя в руки. — Проклятье, Пол, это звучит как чистая выдумка. Сказки для малышей. И это ересь против Всеведущего. Я не стану с этим мириться.

— И ты считаешь, что я не обдумал это со всех сторон? — Джеред поднялся и прошагал через палатку, встав прямо перед ним. Сборщик был на добрый фут выше генерала, а его взгляд мог расплавить камень. Роберто не дрогнул. — Неужели ты полагаешь, что я проделал столь долгий путь с ними из-за пустой прихоти? Левимы собрались у дворца Соластро — и мне следовало быть с ними. Они поедут в бой без своего командира! Я поставил на Восходящих все, потому что я уверен, что, каков бы ни был их статус как еретиков, они могут спасти Конкорд.

Роберто кивнул и помахал листком бумаги, который сжимал в руке.

— А моя мать доверяет тебе настолько, что поверила тебе. Пока. Но ее здесь нет. Она не знает, каков дух моей армии.

— И все же…

— Пол, ты ничем не можешь подкрепить свое утверждение относительно их способности выиграть войну. Ну и что из того, что они могут заставить ветер наполнить паруса? Что из того, что они вынудили кусты расти и устроили небольшое заграждение? При условии, что я соглашусь в это поверить — а я не соглашусь. Однако ты расширяешь их возможности до того, что они способны обрушить горы, вызвать ураганы и молнии и разорвать землю под ногами наших врагов. Это чепуха, и я не понимаю, как ты мог с ними связаться.

— Прошу тебя, Роберто. Позови их. Посмотри на их глаза. Позволь им показать тебе, на что они способны.

— Нет! — Роберто заставил себя отвернуться от Джереда. Кажется, это печальное повторение истории с Гораном: человек, которого он, как ему казалось, знал и которым восхищался, становился чужим и малознакомым. — Неужели ты не услышал ни слова из того, что я сказал? Если они способны сделать то, о чем ты говоришь, то какой эффект, по-твоему, эта демонстрация произведет на мою армию? Мне наплевать, на чьей они стороне. Во имя Всеобъемлющего Бога, казначей, как ты можешь ждать от меня такого?

— Потому что ты знаешь, что можешь мне доверять. Ты знаешь, что я делаю что-то только тогда, когда уверен — это пойдет на пользу Конкорду и моим друзьям. Таким людям, как ты, Роберто. И твоя мать.

Роберто покачал головой.

— Извини, Пол, но нет. Нет! Я изменю направление движения армии, потому что верю твоим сведениям о противнике. А еще я верю, что могу выиграть для Конкорда эту войну без помощи колдовства каких-то Восходящих. Я нападу на цардитов, и вместе с Гестерном мы их сомнем. А потом мы повернем и отвоюем Атреску.

— И это говорит человек, который сегодня, чуть раньше, считал войну практически проигранной! — проговорил Джеред, и Роберто услышал в голосе друга презрение, больно ранившее его. — Ты обрел уверенность в каком-то источнике, к которому и мне хотелось бы припасть!

— По-моему, ты сказал достаточно, — заявил Роберто. — Поскольку ты по-прежнему мой друг, я предоставлю тебе защиту. И твоим Восходящим тоже. Но они не станут ничего делать, иначе я казню их как изменников и еретиков, ты меня понял? Я — генерал этой армии, и я не допущу, чтобы мой авторитет кто-то подрывал. Даже ты.

Джеред кивнул.

— Я уважаю твои слова, я уважаю тебя как лучшего генерала Конкорда. Я здесь не для того, чтобы подрывать твой авторитет. Я здесь, чтобы помогать. — Он направился к выходу из палатки, но задержался и повернул обратно. — И возможно, ты способен выиграть войну именно так, как ты сказал. Но мне кажется, тебе следовало бы сложить те дни, которые уйдут у тебя на то, чтобы своими одиннадцатью тысячами разбить тридцать тысяч цардитов у Гестерна, а потом пройти к границам Нератарна. И оценить их. У тебя нет времени, Роберто, цардиты там прорвутся. Ты это понимаешь — и я это понимаю. Какой смысл одерживать победу в Гестерне, если на севере Конкорд будет потерян? Я могу дать тебе это время. Подумай об этом, генерал. Разреши помочь тебе.

Когда Джеред ушел, Роберто рухнул на стул перед картами. Он схватил кубок и допил вино. Потом потребовал еще. Десять дней до границы с Гестерном. Еще десять — на север к Бискару, гоня цардитов в случае победы. И по крайней мере шесть до границы Нератарна по враждебной территории. И это в начале рождения дуса.

Он оказался в центре пустоты, и в какую бы сторону он ни повернул, это откроет цардитам путь в другом направлении. Роберто Дел Аглиос уронил голову на руки и даже не заметил, что Эридес принес ему вина. Конкорд рассыпался.

ГЛАВА 61

848-й Божественный цикл, 39-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

— Какая-то безумная процессия торговцев и ремесленников Карадука! — пробормотал маршал-защитник Васселис.

Он стоял рядом с Арковом и Эстер у левой башни ворот Вестфаллена. Прошло два дня с тех пор, как Арков сообщил об их приближении, и вот неорганизованная, но довольно большая толпа подошла к городу.

Маршал передал увеличительную трубу Эстер. Ему самому прибор больше не понадобится: это зрелище навсегда врежется в его память. Решительные, злые, испуганные лица его подданных. Некоторые из них несли вымпелы и знамена. Другие, по иронии судьбы, — флаг Карадука. И этот же флаг развевался на башнях Вестфаллена.

Простые ремесленники и фермеры. Мужчины, женщины и дети. Его люди. Сорванные с мест и приведенные сюда речами чтецов и гласов, которые шли вместе с ними. А немногочисленные солдаты Доспехов Бога, ехавшие рядом, не давали им остановиться. Васселис даже узнал кое-кого. Похоже, люди собрались со всего юга. Из Кирандона, порта Раулент и из всех городков, которые попадались по дороге. И все охвачены слепым невежеством. Их было несколько сотен. Маршал-защитник очень сомневался, представляет ли хоть кто-то из них, чего они хотят добиться.

— Таково могущество канцлера, — проговорила Эстер с дрожью в голосе. — Страх и ненависть. Их так легко создать — и так трудно уничтожить.

— Мы выполним свой долг, — заявил Арков, поворачиваясь к ним.

— Но вы ведь не станете с ними воевать? — спросила Эстер.

— У меня приказ от Адвоката, — ответил Арков. — Я капитан дворцовой гвардии. Мы выполним свой долг.

— Поговорите с ними, Арван! — попросила Эстер. — Заставьте их понять.

Васселис не мог смотреть в глаза Эстер. В этой ситуации все выглядело бессмысленным. Конкорд боролся за выживание на другом берегу Тирронского моря, однако здесь его граждане сражались за вещи, которые не понимали и не могли понять. Но в то же время это надвигающееся противостояние может оказаться самым важным за всю историю Конкорда. Это сражение за прогресс и развитие.

— Я скажу, что смогу, — ответил Васселис. — Но вы не наивный ребенок, матушка Наравни. А они — не Ступени Восхождения. Тайны Вестфаллена всегда сохранялись некой ценой. Его выживание может стоить еще дороже.

Эстер смотрела на его профиль, пока маршал не повернулся лицом к ней. Он увидел, что в ее душе идет борьба.

— Вы станете стрелять в своих людей?

— Если меня вынудят, я не стану колебаться, — подтвердил Васселис и увидел, как Эстер содрогнулась. — Мне жаль. Никто из нас этого не хочет.

— Возможно, до этого и не дойдет, — сказал Арков. — Они плохо вооружены, и у них нет артиллерии. Только глупец попытается нас атаковать.

— Возможно, пока — нет. — Васселис глубоко вздохнул. — Но они могут оказаться только авангардом.

Он посмотрел направо и налево. На стенах стояли левимы. Луки прислонены к бревнам, гладиусы в ножнах. Вида сотни плащей сборщиков может оказаться достаточно, чтобы толпа держалась на расстоянии полета стрелы. Но в противном случае его люди уже приготовили баллисты и катапульты. Еще сотня карадукских гвардейцев размещена в городе. Васселис не стал вызывать их к воротам. Те, что подошли к ним сегодня, не смогут ворваться в город.

Когда передний край толпы оказался примерно в ста ярдах от стены, она начала замедлять движение, скапливаясь за пределами досягаемости луков. Васселис снова взялся за увеличительную трубу. Решимость по большей части сменилась неуверенностью. Созерцание нового лица Вестфаллена и его защитников лишило процессию немалой части запала. Васселис покачал головой.

— И что вы станете делать теперь? — прошептал он.

Ответ маршал получил быстро. Десять человек отделились от переднего края толпы, растянувшейся на открытой площадке перед воротами. Послышалось несколько выкриков, которые едва перекрыли шум ветра, трепавшего флаги. Четыре всадника Доспехов Бога сопровождали шестерку чтецов и гласов. Они двигались под флагом Всеведущего. Васселис почувствовал разочарование, узнав среди них Лотерис, глас из порта Payлент. Он отметил, что первый глас Карадука здесь не присутствует. Оставалось надеяться, что тот проявляет большую мудрость. На расстоянии десяти ярдов от ворот Лотерис заговорила:

— Маршал-защитник Арван Васселис…

— Ну, сейчас начнутся обвинения и требования, — пробормотал Васселис.

— … ты обвиняешься в ереси против Всеведущего, в укрытии и защите названных еретиками, в извращении священных писаний и убийстве солдат Доспехов Бога. Мы, присутствующие здесь, представляем лишь малую часть тех, кого опечалила правда и кто вынужден против своего желания требовать правосудия. Мы служили тебе и Карадуку верно и неустанно. Но теперь ты должен держать ответ перед нами.

Лотерис указала на тех, кто стоял позади нее.

— Это твои люди. Они требуют, чтобы ты им ответил. Они требуют, чтобы ты вышел на суд перед ними. Это допускается законом, и ты не можешь отказаться.

— Твое знание законов Конкорда похвально, — ответил Васселис так, чтобы его могли услышать только те десять, что стояли у ворот. — И я с нетерпением буду ждать возможности предстать пред моими людьми и доказать свою правоту. Но не таким образом. Это толпа, и ни один правитель не уступает толпе. Более того, эту толпу создали с помощью полуправды, домыслов и показаний дискредитированного канцлера, которую саму в Эсторре ожидает суд за убийство.

Васселис подождал реакции Лотерис. Ее лоб покрылся потом, надутые щеки покраснели.

— Она упустила эту маленькую деталь, так ведь? Я удивлен. Обычно ее ум так остро подмечает все преступления против Конкорда и Всеведущего! — Васселис покачал головой. — Но вы упустили и еще кое-что. Мне тоже известны законы Конкорда. И естественно, я выйду из этих ворот, как вы того требуете.

Он положил руку на локоть Эстер, которая испуганно ахнула.

— Но сначала я хочу прочесть ордер, подписанный Адвокатом. Она единственный человек, который может узаконить ваше требование о моем аресте. Чистая формальность, конечно же. У кого из вас он хранится?

Васселис ощутил ледяное презрение, скапливающееся у него под сердцем. Он сделал паузу, затягиваямолчание.

— Чего ты рассчитывала добиться этой жалкой демонстрацией, Лотерис? Ты решила, что мое раскаяние будет настолько сильным, что я радостно отдамся в твои руки, чтобы умолять о пощаде и признаваться в проступках? Я вижу, что канцлер весьма умело распространяла слухи и ложь. Так хорошо, что они лишили разума спокойных, рассудительных людей.

Маршал-защитник поднял голову и наполнил воздухом легкие, чтобы его услышали все граждане.

— Расходитесь по домам, люди! Вы стали жертвами обмана! Здесь нет ереси. Здесь нет преступников, которых надо судить. И те, кто стоит у ворот, не имеют власти, чтобы действовать. Возвращайтесь к своим домам. Объединяйтесь ради настоящего дела, ради войны с цардитами. Приближается дус. У ваших домашних очагов тепло. Земля, на которой вы сейчас стоите, скоро замерзнет у вас под ногами!

Некоторые из них услышали его. Васселис увидел, как по толпе пронеслась волна возгласов. Он снова сосредоточил внимание на Лотерис.

— Ты невежественна и заблуждаешься. Я не считаю, что нарушил хотя бы один закон или священное писание, дарованное нам Всеведущим. С чего мне отдаваться в ваши руки? Посмотри вокруг. Я нахожусь здесь для того, чтобы защищать этот город и его ни в чем не повинных жителей от крайних мер, приказ о которых отдала канцлер. У меня есть артиллерия, у меня есть левимы, у меня есть карадукская гвардия. Все они собраны здесь в соответствии с приказами. И все они — опытные профессионалы. У меня есть все необходимое для того, чтобы спокойно пережить дус. И я воспользуюсь им в полной мере. Уходи. Жителям порта Раулент нужно присутствие их гласа в свете растущей угрозы со стороны Царда. Не позволяй канцлеру отвратить тебя от выполнения обязанностей, порученных тебе Богом.

Лотерис сплюнула на землю и растерла слюну каблуком.

— У здешнего воздуха горький вкус, маршал, — заявила она. — Я попыталась тебя урезонить. Мы не хотим нового кровопролития из-за этой ереси. Мы хотим только правосудия. Но если ты хочешь борьбы — ты ее получишь. — Я вижу твою оборону, она действительно сильна. Но Доспехи Бога сильнее. И они приближаются. Твое время коротко, а боль тех, кто последует за тобой, будет долгой и мучительной. — Лотерис повернулась и направилась обратно к толпе, которая замолчала, наблюдая за ее приближением.

— Сколько времени нам осталось? — спросила Эстер.

— Они блефуют, — ответил Арков.

— Нет, — возразил Васселис. — Я знаю канцлера. Она не стерпит унижения, не попытавшись получить компенсацию. Но скольких она отправит? А что до оставшегося нам времени, то я ничего не могу сказать. Мы можем только готовиться отразить любой удар, который решила нанести нам Фелис Коройен. Будь она проклята: Доспехам надо находиться в Нератарне и защищать побережье! Почему Адвокат об этом не знает?

* * *

Погода быстро портилась. Холодало, и первый дождь нового сезона пролился над ними днем раньше. Несмотря на то что они продвигались на юг, наблюдался явный поворот от соластро к дусу. Роберто не позволял замедлить движение. Местность была ровной, земля — плотной и удобной для ходьбы, что помогало армии проходить в день по тридцать миль.

Джеред, Менас и Кован получили коней и держались рядом с повозкой, в которой ехали Восходящие. Роберто запретил им появляться вне палатки или фургона, и Джереду приходилось выносить то, что они вели себя как прежде. Восходящие опять жаловались на условия быта, на необходимость рано просыпаться, на то, что они каждый день продвигаются так далеко, на армейскую пищу, на его настроение. На все.

После той первой встречи Роберто отказывался разговаривать с Джередом на какие-либо темы, кроме тактики и сведений разведки. А еще он поделился со своими командирами тайной Восходящих. И, несмотря на решимость командующего сохранить информацию в тесном кругу посвященных, по армии распространялись слухи, подозрительно близкие к реальности.

Это привело к тому, что Джеред и днем и ночью почти не оставлял Восходящих в одиночестве, очень уж велик был интерес к ним со стороны простых солдат. Он даже предложил, чтобы они двигались с обозом, а не с инженерами в конце колонны. Роберто поставил под вопрос разумность такого решения, сказав, что в этом случае они могут попасть под удар врага. Однако Дел Аглиос догадывался, что это беспокоило казначея в гораздо меньшей степени.

После очередного разговора с Роберто Джереда переполняла бессильная досада. Он понимал, что стал раздражительным и что сейчас ему больше, чем когда-либо раньше, необходимо, чтобы Восходящие были с ним заодно. После очередной ссоры он привязал коня к фургону и забрался внутрь, чтобы их утихомирить.

— У тебя кто-то стянул сухарь, Оссакер? — осведомился он. — Или это что-то гораздо более серьезное, например чья очередь сидеть на подушке, а не на соломе?

Все четверо, сидевшие в затемненном душном фургоне, шумно запротестовали. Казначей пристально смотрел на них, пока они не поняли, что он не собирается отвечать.

— Вы все на самом деле очень глупы, — заявил он наконец и поднял руку. — Нет, вы уже высказались. Проблема в том, что вы решили сделать это одновременно. А теперь моя очередь.

Джеред дождался, чтобы они приготовились его слушать.

— Почему вы постоянно меня разочаровываете? Вы хотите, чтобы я относился к вам как ко взрослым, но стоит мне решить, что вы заслужили уважение, вы опять демонстрируете, насколько вы на самом деле незрелы. Вам известно, в каком положении мы находимся. Генерал Дел Аглиос защищает нас только потому, что не хочет, чтобы армия узнала, кто вы. И потому, что в глубине души он очень хороший человек. В противном случае вас сейчас просто бросили бы в этих пустынных местах. Я не хочу давать ему повод передумать. Для вас это означает, что вы без жалоб выполняете армейские правила. Для меня это означает, что я пытаюсь изменить его отношение к вам. Но чтобы я мог это сделать, вы должны поддерживать меня, а это бесконечное нытье мне не помогает.

Вы думаете, генерал не слышит нас, находясь в голове колонны, потому что до нее две мили? Вы заблуждаетесь. У него повсюду уши. В фургоне позади нас едет Рован Неристус. Он главный инженер и один из ближайших друзей генерала. Они общаются каждый вечер. Он человек, которому поручено совершенствовать артиллерию и транспорт. Для этого нужно много думать. Но что, по-вашему, он говорит сейчас своему генералу? Он говорит ему, что не может думать, потому что вы, четыре маленьких нытика, его отвлекаете.

Джеред со вздохом развел руками.

— Помогайте мне. Так дальше продолжаться не может. Да, Ардуций, говори.

— Мы не хотим жаловаться. Но здесь хуже, чем на корабле маршала Васселиса. Мы никогда не видим солнца. Это похоже на тюрьму. Нам скучно, а вокруг нас люди, которым мы могли бы помочь. Прошлой ночью они потратили несколько часов на рытье колодцев, потому что цардиты перекрыли реку плотиной. Любой из нас мог сказать им, где копать и как глубоко. Вместо этого мы все страдали от жажды. И так много волдырей, порезов и больных ног! Оссакер мог бы оказать помощь. И вместо этого им приходится терпеть боль.

— Я вас услышал, — сказал Джеред.

— Нет, не услышали, — возразила Миррон. — Вы просто так говорите. Если бы нам разрешили показать, на что мы способны, армия приняла бы нас.

— Я с удовольствием согласился бы с тобой, Миррон, но, боюсь, что все как раз наоборот. Вы знаете, что Роберто пришлось чуть ли не силой заткнуть рот своему орденскому гласу, чтобы тот не выдал вас и не вызвал к вам ненависть солдат? Пару слов, произнесенных гласом, и понеслось! Если вы будете залечивать раны и находить воду, это вызовет подозрение и страх, а не благодарность и дружеские объятия.

— И сколько мы будем вот так сидеть? — спросил Ардуций.

— Когда мы доберемся до Гестерна, то сможем оставить армию, — хмуро ответил Джеред. — Возможно, мы поплывем в Нератарн и поработаем там. Не знаю. Я так же раздосадован, как вы.

— Это еще пять дней! — жалобно сказал Оссакер.

— Для меня тоже.

— Да, но вы можете ехать на открытом воздухе. А нам приходится терпеть пердеж Гориана, а он воняет хуже лошади.

— Это не я, а Арду, — заявил Гориан.

— Странно, что это идет с твоей стороны фургона.

— А вот и нет. Откуда тебе знать?

— Потому что я могу заметить следы в воздухе, вот откуда.

— Нет, не можешь. Никто не может.

— Если ты что-то не можешь сделать, это еще не значит, что не может никто. Я могу.

— Ты не можешь сделать ничего такого, чего не могу я.

— Ты по-прежнему не можешь лечить людей. Только бесполезных зверей.

— Например, того, что тащит этот фургон. Если он упадет мертвым, на тебя придется надеть хомут.

— А если умрет кучер, то кто станет им управлять?

— Может, ты сам сможешь силой своего разума, раз ты такой проклятый умник.

— Вообще-то я мог бы. Наверное, это ты не можешь.

— А, вроде того, что я не могу управлять орлом, да? Не смеши меня!

— Вол больше орла.

— Дело в силе воли, а не в размере животного, Оссакер. Я тебе это все время твержу, потому что ты такой тупой.

— Боже Всеобъемлющий, да заткнетесь ли вы? — взревел Джеред.

Тишина распространилась за пределы фургона, но ее нарушили одобрительное восклицание и тихие аплодисменты. Занавеска сзади отодвинулась, и появилась голова Менас.

— Все в порядке? — спросила она.

— Только ты еще не начинай! — взвился Джеред. — Да. Все отлично! Мы просто обсуждаем проблемы взросления.

Менас исчезла, а Джеред снова повернулся к Восходящим, смотревшим на него с тревожным ожиданием. Тут ему пришла в голову мысль, которую он не смог не высказать, рискуя вновь нарушить спокойствие.

— Оссакер, если тебя так беспокоит запах, исходящий из чьей-то задницы, то почему бы тебе просто не выделить линии энергии, которые вызывают появление веществ, создающих противный запах, и не превратить их в нечто более приятное? — Джеред пожал плечами. — Ты ведь можешь это сделать, верно?

— Почему бы и нет, — ответил Оссакер. — Хотя обидно тратить энергию на что-то столь тривиальное.

— Ты сам это сказал, — прорычал Джеред. — Так может, если бы вы тратили больше времени на поиски решения проблем, а не на ругань по поводу них, мы все могли быть немного счастливее, верно?

В ответ он получил неохотные кивки и негромкие слова согласия. Джеред удовлетворенно хмыкнул и сел, вытянув ноги на всю длину фургона.

— Послушайте, — сказал он, — наступит такое время, когда вам придется показать людям весь диапазон своих возможностей. Может быть, я ошибся. Может быть, это не остановит войну. Возможно, это будет нечто другое. Но это время обязательно наступит. И вы должны быть к этому готовы. Мы с вами обсудили немало сценариев развития событий в случае военных действий. Я по-прежнему считаю, что это наиболее вероятный путь привлечения к вам всеобщего внимания. И пока мы едем с этой армией, такая вероятность увеличивается, поскольку они идут, чтобы как можно скорее вступить в бой. Я прошу вас об одном. Направить все свои силы на то, чтобы мгновенно оказаться готовыми к действию, потому что предупреждения может не быть. Не растрачивайте силы на то, чтобы дразнить друг друга и раздражать добрых людей, которые вынуждены ехать рядом с вами. И, что самое важное, если Роберто Дел Аглиос снизойдет до того, чтобы прийти вас повидать — что когда-нибудь произойдет, — будьте готовы вести себя вежливо, почтительно и уважительно. Он — сын Адвоката. Чрезвычайно важно иметь его на своей стороне. Как вы думаете? Стоп, Гориан, ты молчи, — вздохнул Джеред. — Что ты думаешь, я и так знаю. Все не просто. Показная демонстрация твоих способностей — это не решение. Поверь мне.

Если у Восходящих и появились какие-то вопросы, то задать их они не успели. По колонне, передаваемый криками и сигналами горнов, разнесся приказ. Они услышали топот тысячи ног и копыт. Мимо проскакал большой отряд кавалерии. За ним последовали повозки. Их собственный фургон остановился. Но сейчас только середина утра!

— Почему мы остановились? — спросила Миррон.

— Не знаю. Сейчас выясню. — Джеред встал, настороженно пригнувшись. — Помните, что я вам только что сказал, и действуйте соответственно. Это важно.

Казначей вылез из фургона. Ему не нужно было выяснять, почему они остановились. Он и так это знал.

* * *

Роберто тревожил, но не удивлял масштаб разведывательной деятельности цардитов. В одном Джеред оказался прав: пока они шли на юг, цардиты не обращали на них внимания. А теперь обратили — и скорость, с которой они отреагировали, просто пугала.

Дел Аглиос ехал впереди армии Конкорда по опустевшим полям, большую часть которых разорили его враги. Обзор был хорошим, на многие мили во все стороны, и колонна солдат двигалась с отличной скоростью. Четыре дня быстрых переходов позволили им выиграть какое-то время, но на пятый день ландшафт начал меняться.

Они вступили на местность, где уничтожили слишком много леса, что привело к подъему уровня подземных вод. Громадные пространства заболоченных пустошей простирались от реки до реки и высыхали только на более высоких южных плато, которыми по праву славилась Атреска. Плоские возвышенности, заросшие лесом, были лучшими охотничьими угодьями Конкорда, и перед войной здесь процветал этот способ развлечения, превращая местных землевладельцев в богачей.

Армия Роберто переместилась на плоскогорье, как только смогла, оставив болота на севере, но при этом ограничив возможности выбора направления ради того, чтобы ускорить продвижение. Теперь разведчики докладывали о перемещениях прежде невидимого отряда. Как ему удавалось оставаться скрытым, можно было только гадать. Видимо, он стоял в резерве за болотами, на западе. Теперь это не важно. Противник быстро приближался, грозя закрыть для Роберто самую удобную дорогу к западному побережью Гестерна.

Решение остановиться и перестроить армию в походный боевой порядок Дел Аглиос принял не сомневаясь. Он вызвал к себе Даварова и Кастенас.

— Сколько их? — спросил Роберто разведчиков, раскрасневшихся от быстрой скачки.

— Тысяч семь, генерал. Легкая пехота и кавалерия, очень мало артиллерии. Двигаются быстрее, чем мы.

Роберто, Даваров и Кастенас немного отъехали в сторону, чтобы поговорить с разведчиками. Ниже под ними раскинулись прекрасные и плохо защищенные ландшафты Атрески. На юго-западе плато тянулось на расстояние двухдневного перехода, а потом начинался склон, спускавшийся до уровня моря. Этот путь был длиннее, потому что уводил их в сторону от тракта, проложенного Конкордом до Киррийской гавани.

Роберто остановился на западном краю плато и посмотрел вниз, вдоль пологого склона, заканчивавшегося небольшой равниной, где протекала узкая и неглубокая река.

— Какая там, внизу, почва? — спросил Даваров.

— Лучше, чем болото, — ответила разведчик. Она обернулась к склону, вверх по которому недавно прискакала. — Она влажная примерно на полмили по обеим сторонам, но течение у реки быстрое, так что почва пропитывается не сильно. Вы легко могли бы на ней сражаться и передвигать орудия.

— Хорошо, — кивнул Роберто. — Что еще мне нужно знать?

— Двумя милями дальше по равнине находится место, где два плато поднимаются по обеим сторонам долины, вдоль которой идут цардиты. Наверху, на плато, цардитов нет, и, как вы видите, они оба имеют крутые склоны, так что атаковать на них невозможно, как сверху, так и снизу. На левом плато есть озеро, а на правом — только лес. На севере, откуда приходит река, земля превращается в глубокое болото, а на юге покрыта камнями до самого русла реки. Никто не нападет на нас с тех направлений.

Роберто кивнул.

— Элиз, чего хочет командир противника?

— Он хочет нас задержать. Цардиты знают, что перекрыли кратчайший путь. Думаю, они попробуют вести бой на ходу, потому что это нас приостановит. Они знают, что нас больше и что у нас много орудий, так что не захотят устроить сражение на склонах.

— И они смогут заставить нас повернуть, если мы продолжим идти на юго-запад?

— Не исключено, — сказал Даваров. — Но если они ввяжутся в бой здесь, в долине, то выход из сражения займет у них день. Не думаю, чтобы они последовали за нами, потому что здесь, на склонах, мы сможем разнести их в клочья. Проблема в том, что они понимают: мы предпочтем сразиться с ними сейчас, чтобы помешать присоединиться к их армии в Гестерне.

— Так что выбор в основном сделан, — подытожил Роберто. — Они будут здесь когда? Через четыре часа? — Разведчик кивнула. — Значит, мы можем построиться заранее и занять наиболее выгодные позиции в долине и на другом берегу реки.

— А если выяснится, что нам придется преследовать их вверх по склону?

— Тогда мы так и сделаем, — ответил Роберто. — Мы можем расположить конницу выше, чтобы пресечь угрозу сверху. И если земля останется сухой, мы сможем им противостоять.

— У нас нет на это времени, — произнес новый голос сзади. Роберто повернулся в седле.

— Я не помню, чтобы приглашал тебя на совет, казначей Джеред. — Он посмотрел на разведчиков. — Свободны.

— Ты должен довериться мне. Пусть они приближаются. Но сделай ложное движение. Будь готов продолжить путь на юго-запад. Позволь мне справиться с этими цардитами.

— Конечно, нет проблем! — Роберто расхохотался. — Я с радостью передам жизни всех воинов моей армии в руки твоих детишек. Такое решение наверняка вызовет глубочайшее уважение ко мне как командиру.

Джеред остался бесстрастным.

— Когда я советовал тебе принять неверное решение? — Роберто не ответил. — Подумай об этом, генерал. И быстро.

Казначей повернулся и ускакал прочь.

— А как по-твоему, в этой истории насчет Восходящих есть что-то? — спросил Даваров. — Мы ведь говорим о Джереде, а не о каком-нибудь придурке с северных болот Госланда.

— Знаю, — откликнулся Роберто. — Вот почему все это так странно. Но как я могу ему верить? Если он ошибается, то Гестерну и мне будут противостоять сорок тысяч, а не тридцать. А если он прав, то не знаю, сколько солдат останется завтра к утру в моем лагере. Я не могу себе позволить принять его слова на веру. — Он нахмурился и посмотрел на Кастенас и Даварова. — Я прав?

Кастенас кивнула.

— Не существует такого мощного оружия, которое могло бы разбить целые армии. Если бы оно существовало, то Адвокат приказала бы нам их использовать, а не просто найти и взять под опеку.

— Я согласен, — поддержал ее Даваров. — И, честно говоря, вся эта история настолько невероятна, что даже госландский полудурок не смог бы такое сочинить. Это просто бред, Роберто, и если ты поверишь тому, что он говорит, то потеряешь армию.

Роберто почувствовал некоторое облегчение. Что-то настолько убедительное было в облике Джереда, что отказать ему стоило невероятных усилий. Именно это и делало Пола Джереда таким хорошим казначеем.

— Хорошо, — кивнул Дел Аглиос. — Отдавайте приказ. Мы разворачиваемся. Сегодня ночью лагерь будет располагаться на этом плато. Действуйте.

* * *

Воздух уже становился прохладным, но в фургоне по-прежнему стояла удушающая жара. Ардуций изо всех сил старался удержать Оссакера и Гориана от очередного спора. Миррон ему не помогала. Сегодня она, что крайне досадно, все время принимала сторону Гориана. Но, опять же, чего он ожидал? Сейчас в фургоне не было Кована, поэтому она могла подлизываться к Гориану без всякого стыда. Когда в дальней части фургона появился Джеред, ему непривычно обрадовались.

— Вы умеете ездить верхом? — спросил казначей.

— Вроде бы да, — ответил Ардуций. — Лошади нас слушаются, так что мы с них не падаем, но мы не кавалерия.

— Хорошо. А Оссакер?

— Он едет позади меня.

— Превосходно. Тогда четырех лошадей хватит.

— Хватит на что? — спросил Гориан.

— Пора вам показать, на что вы способны, мои юные Восходящие, — объявил Джеред. — И потому, если вы лгали мне насчет масштаба ваших способностей, молитесь, чтобы в ближайшее время я умер.

Ардуций увидел, как на лице Гориана расцветает широкая улыбка.

— А что нам надо сделать? — спросил он.

— Тут один участок ландшафта Атрески нуждается в изменении.

ГЛАВА 62

848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Во время перестроения армии Восходящих на долгое время оставили без внимания. Их фургон остановился рядом с верхней точкой плато, так что они могли видеть все, что описал им Джеред. Внизу, на равнине, армия Конкорда с пением продвигалась вперед. Они уже достигли дальнего берега реки.

Цардиты шли к ним вдоль долины, покрытые тучей пыли, которая клубами вздымалась между двумя склонами плоскогорий. Джереду, смотревшему в увеличительную трубу, показалось, что они приближаются строем. Кавалерия ехала на флангах широкого фронта пехоты. Противник двигался быстро. Джеред пожевал губу. Если они приблизятся к легионам на расстояние в половину мили, то окажутся слишком близко к Роберто и за пределами того, что Гориан весьма пугающе назвал сырьем для дела.

— Вопросы есть?

Джеред взглянул на четверку Восходящих, и острое чувство вины пронзило его. Они выглядели такими юными! В этой огромной армии опытных пехотинцев и кавалеристов они казались мелкими песчинками. Уязвимыми и одинокими. Да обнимет их Бог, на них даже не было доспехов! Только туники, меха и сапоги. Ни оружия на поясе, ни луков за спинами. Ничего.

Что я делаю? Казначей едва не расхохотался, настолько нелепым выглядело происходящее. По крайней мере, стоя здесь, он в полной мере понял реакцию Роберто. Шум и вид наступающей армии Конкорда заставили Джереда опомниться. Грозное пение катилось по низине, усиленное ритмичным стуком тысяч одновременно двигающихся ног. Какими бы ни были проблемы Роберто, как бы ни уменьшилась численность его армии, он добился дисциплины, которой позавидовали бы все генералы Конкорда. Это давало ему преимущество над всеми, с кем он вступал в сражение. Однако сейчас этого недостаточно. У Роберто могло уйти несколько дней на преследование цардитов. Конкорд просто не мог позволить себе такой роскоши.

— Ну?

Восходящие смотрели вниз, на армию, с открытыми ртами. Громадное скопище людей двигалось по земле, словно густая тень от тучи.

— Как я понимаю, вы все счастливы оттого, что вам предстоит сделать?

Наконец подростки посмотрели на него. Оссакер положил пальцы на руку Ардуция и выглядел задумчивым и решительным. Сам Ардуций был печален. Напуганная и взволнованная Миррон жалась к Гориану, который стоял, выпрямившись во весь рост, гордый и уверенный в себе.

— Мы готовы, — сказал Ардуций.

— Я не буду никого убивать! — заявил Оссакер.

— До этого дело не дойдет, — ответил Джеред. — Вам достаточно перегородить им дорогу, испугать и обратить в бегство. Действуйте.

Он кивнул Менас, и они вдвоем двинулись обратно к фургону, где их дожидались кучер и верховой охранник.

— Извини, — сказал Джеред охраннику.

— За что? — удивился тот.

Джеред вынул гладиус и приставил к шее охранника.

— Мне нужен твой конь и твой щит. Немедленно.

Менас занималась кучером, который уже поднял руки вверх.

Она взяла прямоугольный щит, лежавший рядом с ним на козлах.

— Назад! — приказала она.

— Генерал казнит вас за это! — крикнул охранник.

— Сомневаюсь. Но даже если это будет так, я умру, зная, что выполнил свой долг перед Конкордом. Ну же, спешивайся. Я тебе не враг.

— Мои друзья не приставляют мне к горлу мечи. — Охранник слез с коня.

— Но они и не допустят, чтобы твои товарищи бесполезно гибли, — парировал Джеред. — Мне жаль, что ты не понимаешь. Смотри и учись. Но не вылезай из фургона, пока мы не уедем.

Охранник неохотно отошел от лошади, и Джеред взял ее под уздцы, овальный щит стражника был закреплен позади седла. Спокойная кобылка, а не кавалерийский конь. Тем лучше. Не сопротивляясь, она на рысях пошла к Восходящим.

— Садитесь верхом. Кован, возьми Миррон. Гориан, ты садишься за мной. Менас, мне нужно, чтобы у тебя руки оставались свободными на случай стрельбы. Ардуций, эта лошадь — для тебя и Оссакера. А теперь быстро.

Позади Джеред услышал крик. Охранники обоза, работники передвижной кузницы и инженеры двигались в их сторону. Он выругался и повернулся, чтобы помочь Ардуцию, а потом и Оссакеру сесть верхом.

— Будьте наготове.

Гориан держал поводья его коня. Казначей быстро прыгнул в седло и почувствовал, как Гориан устроился позади него.

— Поехали!

Джеред ударил пятками, и его конь поскакал вперед и вниз по склону. Спуск оказался пологим, так что он перевел животное на быструю рысь. Потом обернулся. Остальные ехали за ним. Менас слегка задержалась на случай преследования, но пеших охранников легко было обогнать.

— Ты к этому готов? — спросил он у Гориана.

— Я для этого родился, — ответил Восходящий.

— Молодец. — Джеред обернулся и крикнул назад: — Цепью за мной! Не отклоняйтесь!

Они перешли на галоп, направляясь к правому переднему краю построения. Армия уже развернулась и встала. Впереди гастаты, за ними принципии. Триарии составили третий элемент тройного строя классического боевого порядка. Джеред полагался на их дисциплину и порядок. Он не мог позволить себе объезжать кавалерию. Слишком велик риск, что их остановят.

Суматоха на левом фланге колонны, завершающей построение, прекрасно скрыла их приближение. Джеред увидел Роберто в самом центре, позади триариев: он разговаривал с инженером Неристусом. Казначей миновал медленно двигавшиеся орудия, зная, что бдительные взоры их заметят и что за этим последуют крики.

Он пригнул голову и, погнав коня быстрее, промчался мимо Роберто, мимо выстроившихся лучников, вдоль двух шеренг триариев. Топот конских копыт наполнял его слух, но Джеред ощутил волну возмущения, стремительно распространявшуюся по армии. К тому моменту, когда он миновал триариев и замедлил скачку, чтобы повернуть направо, а потом налево и проехать между двумя манипулами принципиев, на них уже со всех сторон оборачивались.

Казначей позволил себе бросить короткий взгляд назад. Восходящие и Менас от него не отстали. Гневные лица триариев и принципиев служили фоном для скачущих, и он увидел, как начали двигаться фланги. Пришли в движение лучники.

Джеред помчался дальше. Гастаты, получившие приказ, начали поворачивать. Он проскочил мимо принципиев и резко натянул поводья. Конь круто повернул. Гориан крепко обхватил его за пояс, удерживаясь на повороте. Впереди них смыкались манипулы, перебрасывая назад тяжелые сариссы.

— Дорогу! — взревел казначей. — Дорогу!

Им стало ясно, что он не остановится. Ему же приходилось надеяться на то, что конь не заупрямится перед стеной гастатов. Надеяться, что откроется коридор, который он увидит. Джеред повернул направо. Там оказалось пустое пространство, и он поскакал в проход. Впереди гастаты отпрыгивали направо и налево, убираясь с его пути. Казначей почувствовал удары кулаков по ногам, его осыпали градом ругательств.

Они вырвались из рядов армии. Гориан торжествующе закричал. На открытом пространстве конь Джереда увеличил скорость и галопом понесся к узкой горловине долины.

— Они все с нами! У них получилось!

Слова Гориана у его уха принесли приятное облегчение. Казначей кивнул.

— Скажи мне, как близко вам надо подобраться. И не медли с этим. — Вокруг него упали первые стрелы. — Прекрати это, Роберто! Оставь меня в покое!

Казначей посмотрел на фланги армии. Отряды кавалерии скакали параллельно, но не шли на сближение. Пока. Он вознес молитву о том, чтобы ни одна стрела не попала в цель, и продолжал мчаться, отчаянно стремясь уйти из-под обстрела. Джеред слышал, как вслед им несется презрительный гогот армии. Впереди бежали цардиты, стремясь закончить построение быстрее армии Конкорда. До них уже оставалось чуть больше мили. Риск будет очень большим.

— Гориан?

— Еще дальше. Мы должны оказаться почти под стенами плато.

Джеред глубоко вздохнул. Они так быстро приближались к врагу. Он уже видел, как выезжают вперед цардитские конники. Они двигались осторожно, наблюдая за наступлением кавалерии Конкорда. И за это следовало поблагодарить Роберто, хотя его намерения были иными.

— Останавливайтесь! — скомандовал Гориан.

Джеред натянул поводья. Гориан спрыгнул на землю и отбежал немного назад, чтобы помочь остальным. Казначей соскользнул с седла и похлопал коня по крупу, отпуская его. Стрелы давно перестали лететь, но насмешки со стороны солдат не прекращались. К оскорблениям примешивался хохот. Они опередили строй Конкорда примерно на полмили. Слишком далеко, чтобы надеяться на какую-то защиту, если она им понадобится. Отряды кавалерии следили за ними, но не приближались.

— Действуйте! — приказал Джеред. — Быстрее.

Цардиты увидели перед собой всего лишь горстку врагов. Они не представляли угрозы, а были всего лишь легкой мишенью. Их всадники вернулись в строй. Вперед выдвигались лучники. Они приблизятся на расстояние выстрела быстрее, чем дело будет завершено.

— Кован, Менас. Щиты вперед. Встаньте за них. Восходящие, постарайтесь спрятаться за щитами. Начинайте работать. У нас мало времени.

Здесь их уязвимость ощущалась очень остро. Миррон дрожала. Ардуций кусал губы, а Оссакер явно ощущал приближение армии. Его лицо исказилось от страха. Гориан казался спокойным. Несомненно, внутренне он тоже содрогается, однако здесь, на лугу между противоборствующими армиями, Восходящим придется добиться успеха.

* * *

Роберто покачал головой и дал лучникам сигнал не тратить стрелы напрасно. Ему не хотелось ранить Восходящих и Джереда — только задержать. Он приказал кавалерии остановиться и не позволил легкой пехоте взять их в плен прежде, чем цардиты подойдут на расстояние полета стрелы.

— Пусть цардиты захватят их. Какое мне дело, если они умрут?

— Но с ними Джеред! — сказал Неристус.

— Да? — Роберто посмотрел на Неристуса с седла. — Я его не узнаю. Человек, находящийся там, — это не тот, кого я знаю и люблю.

Он посмотрел поверх голов своих солдат. Одиннадцать тысяч стояли и смотрели, как несколько глупцов играют своими жизнями.

— Прости, Пол. Теперь я не смогу тебе помочь.

* * *

Ардуций ощутил тошноту. Он понимал, что это страх и что он должен постараться забыть о нем ради Миррон и Оссакера. Они могли чувствовать состояние друг друга через линии жизни и следы энергии. Ардуций потянулся к ним и понял, что они оба сейчас не в состоянии как следует сосредоточиться. Только Гориан казался спокойным.

— Просто сконцентрируйтесь, — велел Гориан. — Вам надо забыть о том, где мы находимся.

— Но как я могу это сделать? — возразил Оссакер. — Приближаются тысячи цардитов, и если мы ошибемся, то можем убить кого-то из них!

— И чем дольше мы будем ждать, тем больше шансов, — ответил Гориан.

— Нам всем страшно, — проговорил Ардуций. — Мы знаем, что впервые оказались в такой ситуации. Но мы знаем и то, что способны это сделать. Гориан прав: мы должны постараться отбросить все, кроме наших целей.

— Это так трудно! — По энергетической карте Миррон было заметно, что ее бьет дрожь. — Нам нельзя ошибиться. Они нас убьют.

— Казначей этого не допустит. Он уведет нас раньше, чем опасность станет реальной.

— Сосредоточьтесь! — снова велел Гориан. — Прощупайте землю, найдите места, где следы сильнее всего. И почувствуйте, где нас окружает жизнь. Река позади, в воздухе есть ветер, вокруг есть растительность. Проверьте энергетические карты людей и животных. Их цепи сейчас закрыты для этого дела.

— Ну все, Оссакер, — проговорил Ардуций. — Дыши медленно. Разреши разуму открыть твое тело. Вот так. Хорошо.

Дело пошло на лад. Восходящие успокоились. Вспышки, вызванные страхом, уменьшились после того, как они глубоко сосредоточились, чтобы забыть о реальном приближении врагов. Громкий топот копыт и рев многих тысяч глоток начали стихать в их ушах.

— Никто из нас не был прирожденным Хранителем Земли, — сказал Ардуций, и его слова танцевали в воздухе там, где все могли увидеть их и усвоить. — Так что мы соединимся друг с другом и воспользуемся той энергией, которая нас окружает. Каждый из нас — опора и пример для других. Мы будем черпать энергию всюду, где можно. Мы воспользуемся своими телами, чтобы усилить стихии, которые нас окружают. И мы направим их на цели по самым сильным следам энергии под землей. Все согласны?

Один за другим они подтвердили. Голос Оссакера перестал дрожать, как только красота энергий открылась перед ним, и он окунулся в структуру задуманного ими творения. Миррон продолжала бояться, но успокаивающая сила Гориана охватила ее и помогла сосредоточиться. А Ардуций впервые поверил в то, что они действительно способны исполнить пожелания казначея. Его захлестнуло возбуждение.

Ардуций открыл свое тело и почувствовал силу, которая текла через него. Он мысленно заставил свои линии жизни ярко вспыхнуть. Остальные были рядом. Он чувствовал, как вибрирует его тело. Установившаяся между ними связь позволила Восходящим прокачивать энергию через себя, закручивая ее ткань по спирали внутри замкнутой цепи их тел. Ардуций медленно выдохнул. Мысленно он начал искать подземные пути, которые вели к плато слева и справа от них. Этими путями оказались струйки воды, стекавшие из озера в реку. Или те места, где корни бесчисленных травинок, цветов, кустов и деревьев, усеивающих окрестности, находили себе опору.

— Держитесь крепче, — посоветовал Ардуций, понимая, что они еще никогда не решались вобрать в себя и усилить такое количество энергии. — Помните, насколько далеки наши цели. Мы не можем допустить, чтобы по дороге энергия рассеялась.

— Как чудесно! — восхитилась Миррон. — Смотрите, сколько мы можем вместить! Смотрите, как это легко!

— Я же вам говорил! — воскликнул Гориан. — Я всегда вам говорил! А теперь пора показать им, что Восходящие принесли в их мир. Ардуций?

— У нас есть понимание, — произнес он так, как учил их отец Кессиан, чтобы закрепить сосредоточенность. — В нас есть энергия, и у нас есть картина нашего дела. С Божьей помощью, действуем.

Восходящие разомкнули цепь и направили усиленную энергию по линиям, ощущая, как она наполняет жизнью землю и все, что в ней находится. Они мощно подталкивали ее, выискивая края плато и цели приложения энергии: корни деревьев, цепляющихся за склоны и дотягивающихся до скального основания.

* * *

Роберто, который сидел в седле и ждал, что цардиты докатятся до Джереда и его подопечных, не столько увидел, сколько почувствовал что-то. Едва заметную волну, прокатившуюся по земле под армией, словно ветер по полю пшеницы. Воздух замер. Он был заряжен энергией, как в последние мгновения перед началом грозы. Дел Аглиос нахмурился.

* * *

Джеред едва справился с желанием повернуться и броситься бежать. Он стиснул руки на плечах Кована и Менас и ниже пригнулся за щитами. Враг был на расстоянии трех сотен ярдов и быстро приближался. Когда расстояние сократится вдвое, они начнут стрелять.

Но луки пугали его меньше всего. Джеред слышал слова Восходящих и ощущал, как от них, словно волна, распространялась энергия. Их кони помчались обратно к армии Конкорда, почувствовав нечто такое, чего они не могли понять. И теперь под ногами Восходящих трава стала густой и высокой, а за пределами их круга жизнь покинула растения, которые начали вянуть, чернеть и гнить прямо у него на глазах. И смерть распространялась все дальше. Постепенно ее полоса все росла: жизненная энергия уходила к плато. Джеред судорожно сглотнул, напуганный тем, что творилось по его приказу.

— Смотрите! — выдохнул Кован. — Там!

Джеред посмотрел поверх края щитов. Множество линий роста разбегались от Восходящих по направлению к обоим плато. Трава, цветы, корни и стебли вырывались из земли, росли и увядали. Линии энергии на мгновение пробуждали их к жизни и отнимали все силы, чтобы двигаться дальше. И они были такими быстрыми и прямыми! Джеред представил себе мощный поток, протекающий сквозь землю под ними: он свивался спиралью, рос, набирал скорость и плотность. И пробирался к скрытой, глубокой силе деревьев.

Цардиты продолжали двигаться вперед. Они еще не успели заметить того, что неслось им навстречу. Лучники перешли на бег. Первые уже остановились, воткнули стрелы в землю и согнули луки. Другие продолжали бежать.

— Вниз! — приказал Джеред. Он услышал шорохи и стук. Все стрелы не долетели до цели. — Ну же, ребятки, быстрее! Не подведите меня!

Восходящие не могли его услышать. Они погрузились в свой мир из следов энергий, линий жизни и манипулирования Божьей землей. Вокруг них результаты этого манипулирования становились все более явными и извращенными. Мертвый круг стал расти быстрее, почва высыхала и трескалась. Однако его диаметр по-прежнему не превышал десяти ярдов.

Полетели новые стрелы. На фоне шума шагающей армии Джеред уже мог различить крики приближавшихся к ним цардитских лучников. Он сильнее пригнулся. Стрела пролетела у него над головой и вонзилась в землю позади. Еще две ударились о щит. Кован поморщился от удара. Менас чуть подвинулась.

— Все будет в порядке, парень. Верь своим друзьям.

Джеред снова посмотрел на Восходящих, шепча призыв поспешить. Время почти вышло. Лучники уже определили расстояние. Очень скоро они определят и направление, и тогда пары щитов не хватит.

— Еще! — прошептал Гориан.

Его голос странно изменился, словно исходил из уст немолодого мужчины.

Миррон застонала, а Ардуций сказал что-то, чего Джеред не расслышал. Он видел, что руки у них трясутся от усилий. Восходящие погрузили пальцы в землю. Казначей присмотрелся. Трава, земля и корни росли поверх их рук. Их кожа выглядела так, словно на нее нанесли татуировки зеленой и коричневой красками. Они слились с тем, что было вокруг. Джеред содрогнулся, ощутив прилив тошноты.

Раздался громкий треск, который разнесся по всей долине. Голоса цардитских лучников замолкли. Джеред заставил себя повернуть голову и посмотреть поверх щитов. Он увидел, что по склону плато слева от них скатываются какие-то обломки. В сотне ярдов ветки одного из деревьев вдруг резко дернулись.

И все. Джеред уставился на крошечное облако пыли, поднимавшееся к небу. Должно же произойти что-то еще! Цардитские лучники не обратили внимания на полосы мертвых растений у своих ног и наложили новые стрелы.

— Еще, — сказал Гориан. — Толкайте. Дверь открыта. Круг мертвой травы побежал прочь так стремительно, что Джеред не мог за ним уследить. Он услышал низкий рокот. Земля мягко колыхнулась.

— Пора! — сказал Ардуций.

Энергия снова потекла прочь. На крутых склонах двух плато вдруг расцвела мощная жизнь. Деревья рванулись к небу. Бутоны набухли на молодых побегах, тонкие и толстые ветки покрыли листья. И корни, торжествующие корни глубоко и неукротимо вонзились в землю, выискивая новые опоры и пищу.

По обеим сторонам долины, где шли цардиты, появились яркие цвета растений генастро. Рост распространялся все дальше и дальше, далеко за пределы видимости Джереда, и на его лице появилась слабая улыбка. Множество корней быстрее удара молнии проникали во все углубления и трещинки, в каждую слабую точку скальной породы.

Серия новых громких ударов разнеслась по равнине. Земля загудела. Джереду показалось, что он видит, как задрожало все южное плато. Появились новые трещины, более глубокие и отчетливые. Осколки камней отлетали от склонов плато и усеивали землю между ними. Цардитская армия испуганно замерла. Все взоры были устремлены на невероятные вещи, творившиеся вокруг.

А деревья все росли. Высокие и сильные. Их стволы становились толще, их ветки возносились к самому небу. На этот раз Джеред был уверен, что увидел содрогание земли. Он невольно попятился.

— Боже Всеобъемлющий! — выдохнул казначей. — Какая сила!

Сплетения корней обвивали поверхности камней и раздвигали их. Почва начала съезжать со склонов. Все больше корней выбивалось на поверхность плато, подбрасывая камни в воздух. Мучительный скрежет прорезал воздух — словно огромные металлические листы рвались и скручивались. Край северного плато прогнулся и упал внутрь. Тысячи тонн породы с раздробленного склона заскользили вниз, на равнину. Деревья, почва и камень неудержимо и неуправляемо понеслись вниз, пролетев милю, две мили… Намного большее расстояние, чем планировали или могли контролировать Восходящие. Густая пыль поднялась в воздух.

Мгновение спустя южное плато треснуло и раскололось. Линия прошла по его восточному краю, сквозь нее вырвались корни, раздвигая его все сильнее и сильнее, пока оно не развалилось. Примерно восемьдесят ярдов породы откололось и стало падать. А позади них ложе озера тоже треснуло, и вода хлынула наружу, освободившись от каменных оков.

Стена голубого, зеленого и серого рванулась на равнину. Джеред видел, как каменные плиты взмывали в воздух на сотни футов, стремительно освобождаясь от векового давления. Грязь, деревья и камни хлынули вниз волной, которая захлестнула равнину и стоящую на ней армию цардитов. Им некуда было деться.

А вдоль долины побежала вода. Казначей увидел, как кони встают на дыбы, как люди бросаются наутек от несущегося на них колоссального потока воды, направленного Восходящими.

Они не знали, что именно сделали. Масса из камней и твердого дерева обрушилась на беспомощных цардитов. И как бы быстро те ни бежали, вода летела за ними, ловя их и заключая в смертельные объятия. Или же склоны плато рушились, чтобы зажать их в огромные каменные клещи. Круша, давя, ломая.

Звуки разрывающейся земли били по ушам. Вопли цардитов потонули в реве воды. Топот копыт стих под градом камней.

— Стойте! — крикнул Джеред в ухо Гориану. — Стойте! Дело сделано.

Вода волной ударила в противоположный склон долины и отхлынула. Обратный ход докатился до них. Река уже успокаивалась, перекатывала обломки скал на несколько ярдов, а потом роняла и расходилась рябью. Влажное прикосновение к рукам и ногам заставило Восходящих прийти в себя.

Они бессильно упали на землю: лица, испещренные морщинами, безжизненные волосы, иссушенные пальцы. Восходящие лежали, жадно хватая воздух ртами, беспомощные и измученные. Миррон первой попыталась встать, но Менас быстро вскочила и заставила ее снова лечь.

— Не смотри, милая. Тебе лучше не смотреть.

Джеред поднялся и повернулся спиной к хаосу. Кбесчисленным трупам, изломанным водой, камнями и стволами, к крикам раненых и убегающих — немногим цардитам, которые каким-то чудом остались живы, — и к счастливцам, находившимся в самом конце колонны и поэтому уцелевшим. К разгромленным семи тысячам.

Казначей посмотрел на легионы Конкорда, на знамена и штандарты, которые по-прежнему вздымались высоко и гордо. На лица пехотинцев и всадников. На центурионов, хирургов и инженеров.

И его оглушила тишина.

ГЛАВА 63

848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

В конце концов Роберто приказал армии вернуться на плато и разбить лагерь. Он ждал, что солдаты смешают ряды и побегут в долину. Что они налетят на Джереда и его колдунов и разорвут их на части за те зверства, которые они сотворили под Божьим небом. Но легионеры не двинулись с места. Ведь если Восходящие способны были сотворить такое с горными склонами, то что они могут сделать с человеком?

Дел Аглиос неподвижно сидел в седле и слушал молитвы и мольбы о спасении. Наиболее рассудительные воины пытались найти разумное объяснение случившемуся. Естественное явление. Наказание, которое Всеведущий наслал на злобных цардитов. Молитвы о спасении кое-где даже сменились благодарственными. Но в глубине души они все поняли. Все видели темноту, которая ровным кругом отходила от стоящих на коленях детей. Они не знали, что это было, но это предваряло сход селей на равнину и уничтожение врага.

Роберто проехал вдоль переднего и заднего рядов пехоты. Дисциплина оказалась превосходной, чему он порадовался. Но на каждом лице Дел Аглиос видел смятение и страх. Это ощущалось в осанке солдат, когда они стояли в строгих рядах манипул. И центурионы, которые сохранили их построение, чувствовали себя не лучше. Тысячи глаз с немым вопросом и мольбой устремлялись на него из-под украшенных плюмажами шлемов, и Роберто кивал им, выражая благодарность.

Он приказал сотне всадников под личным командованием Элиз Кастенас задержаться, чтобы обеспечить отход. Она перевела свой отряд к краю долины. Земля была усеяна трупами, камнями, раскрошившимися стволами и ветками деревьев. Казалось, будто Бог схватил горсть земли и бросил вниз, не думая о том, кого Он убьет.

Наконец Роберто достаточно успокоился, чтобы в одиночку проехать те полмили, которые отделяли его передние ряды от места, где остались Джеред, пробер Менас, одурманенный ересью Кован Васселис и Восходящие. Кован отыскал двух вздрагивающих лошадей и одной рукой удерживал поводья.

Когда Роберто подошел, двое Восходящих казались очень расстроенными. Он не обнаружил в себе сочувствия к ним. Впервые оказавшись рядом, Дел Аглиос нашел их близость отвратительной. Он спешился в нескольких шагах от них, отпуская коня, чтобы тот нашел какую-нибудь траву, которую можно пощипать, и коротко кивнул юному Васселису.

— Тебе следовало быть умнее. Почему ты позволил втянуть себя в это?

Джеред, склонившийся над подростками, которым он вместе с Менас помогал прийти в себя, выпрямился и направился к Роберто, жестом приказав Ковану молчать.

Один из Восходящих, крепкий с виду паренек, мускулистый, но с покрытым старческими морщинами лицом, встретился с ним взглядом. Роберто содрогнулся. Глаза, в которые он заглянул, были неестественными. Разные цвета волнами бежали по поверхности глазного яблока: оранжевый сменялся темно-серым.

— Смотрите, что мы сделали! — сказал он севшим, хриплым голосом. — Мы помогли вам. Одержали для вас победу.

— Неужели? — откликнулся Роберто. Он посмотрел на Джереда. — Что ты тут наделал?

— Именно то, что сказал Гориан, — ответил Джеред. В его тоне и лице сквозила радость удовлетворения. — С помощью деревьев мы сломали склоны. Мы сэкономили тебе несколько дней. И ты не потерял ни одного человека.

— Правда? — Роберто с трудом держал себя в руках. — Все солдаты моей армии травмированы, казначей. Каждый будет переживать увиденное сегодня в кошмарах. Возможно, некоторые из них никогда не смогут поднять меч недрогнувшей рукой. Я построил почти одиннадцать тысяч воинов — а ты устроил им балаган с уродцами!

— Ты отказался меня слушать, Роберто, — напомнил Джеред. — Я говорил тебе, что мы можем это сделать. Я должен был тебе это доказать. У тебя была возможность оставить солдат твоих легионов там, где они ничего не увидели бы.

— Ты не дал мне выбора! — рявкнул Роберто. — Нам нужен был этот бой. Нам нужно было ощутить плоть врагов под нашими клинками, чтобы обрести веру. Нас с начала заката генастро преследовали эпидемия, дезертирство и предательство. А ты лишил нас даже этого. Эта… — Роберто обвел рукой картину разрушений, — эта демонстрация не пошла мне на пользу. Она сделана в личных интересах, она противоречит моему приказу, и она оставила мне армию, не уверенную в том, что следующая гора, под которой они пойдут, не обрушится на их головы.

— Мы на твоей стороне! — Голос Джереда стал повышаться. — Восходящие никогда не причинят зла ни одному солдату Конкорда!

— И ты считаешь, что я могу поехать и сказать им об этом так, что они мне поверят? Я знаю, что видел, и это пугает меня до самой глубины души. Ты непредсказуем, Джеред. Ты опасен.

— Проклятье, не смей мне хамить, генерал Дел Аглиос! — Джеред сверкнул глазами. — Все, что я делаю, делается ради Конкорда и твоей матери. И я не намерен допустить, чтобы ты ставил это под вопрос!

— Тогда уезжайте, казначей Джеред. Я не стану вам мешать. Но я не намерен оставить вас при моей армии или даже при обозе. Вы действительно не понимаете, что вы наделали?

— Сегодня я уничтожил или рассеял армию из семи тысяч человек, генерал. А что сделали вы?

Роберто поднял палец в латной перчатке и приставил его к груди Джереда.

— Будьте очень осторожны, казначей. Вы можете пользоваться немалым вниманием в Эсторре и в провинциях, которые вы запугиваете, чтобы получить ваши налоги. Но здесь командую я.

— Настанет день, Роберто, когда ты осознаешь свою ошибку. И в этот день я буду горд обнять тебя как моего друга. Я только надеюсь, что, когда настанет этот день, у нас по-прежнему будет Конкорд, которому мы служим.

Роберто опустил руку.

— Я такого дня не предвижу, — негромко сказал он.

— Не надо нас ненавидеть! — Это заговорил один из Восходящих.

— Что? — Роберто гневно посмотрел на паренька, без сил лежащего на земле.

— Говори громче, Ардуций, — посоветовал Джеред.

— Не надо нас ненавидеть, генерал Дел Аглиос. Мы хотим только вернуться к нашим семьям и тем, кого мы любим. Точно так же, как вы и ваша армия. Мы не зло. Никто не должен нас бояться.

Роберто покачал головой.

— Вы чудовищны. Никто не должен разрушать горы. Никто. Он повернулся и уехал, ни разу не оглянувшись.

* * *

— Даже люди с сердцем льва подвержены страхам.

— А?

Джеред, смотревший вслед удаляющемуся Роберто, обернулся. К нему подошел Кован.

— Так часто говорил отец Кессиан. В душе он понимал, что Восхождение будут принимать с трудом. Он всегда улыбался при этом, но он знал.

Джеред провел пальцами по волосам. Они были влажными и покрыты пылью.

— Он знал много такого, что нам сейчас пригодилось бы.

— И что мы будем делать теперь? — спросил Кован.

Джеред почувствовал, что на него устремлены все взгляды.

Как он был уверен в том, что Роберто преодолеет страх и догматы веры ради того, чтобы выиграть войну! Эта демонстрация должна была его окончательно убедить. Джеред меньше всего рассчитывал, что они останутся одни здесь, у плоскогорий Атрески. Далеко от безопасных мест и далеко от новых битв. И даже без необходимого количества лошадей.

Казначей скрыл разочарование и постарался избавиться от гнетущего чувства полного провала. Он присел на корточки рядом с Восходящими, между Ардуцием и Горианом. Миррон лежала в объятиях Менас, и ее залитое слезами лицо больно ранило его сердце. Оссакер не мог отвести слепых глаз от разгромленной равнины, его губы беззвучно шевелились. Этими двумя предстоит заняться чуть позже.

Джеред положил руки на плечи Гориану и Ардуцию — как ему хотелось надеяться, по-отцовски ободряюще.

— Чего мы не станем делать, так это сдаваться, — сказал он. — Пускай генерал Дел Аглиос испугался ваших способностей. Пускай он и его армия вас ненавидят. Но мы знаем, что поступаем правильно и что у нас нет выбора, если мы хотим спасти наши дома, наших близких и Конкорд. Я горжусь вами. Всеми. Я поручил вам очень трудное дело, и вы меня не подвели. Более того, вы одержали большую победу, и настанет день, когда она станет частью славных преданий Конкорда. Очень легко отчаяться при виде ненависти тех, кому мы пытаемся помочь, но мы не должны этого делать. Я в вас верю. Карку в вас верят, а это нельзя недооценивать. И очень скоро Конкорд тоже вас примет и будет в вас верить. Вы — будущее этого мира.

Джеред почувствовал, что Ардуций и Гориан откликнулись на его слова. Они сели прямее, несмотря на усталость, и сумели посмотреть на него с верой, которую ему так хотелось им внушить. Но Миррон вообще не отреагировала, а постаревшее лицо Оссакера горько сморщилось.

— Вы заставили нас убивать! — прошептал он срывающимся голосом. Ардуций обнял его, и слепой мальчик снова зарыдал. — Мы здесь не для того, чтобы убивать! Погибли тысячи. Я не чувствую там ничего, кроме серости и темноты. Вы превратили нас в убийц!

— Ш-ш, Осей, — прошептал Ардуций. — Никто в этом не виноват. Мы не могли предвидеть, что корни найдут в скалах так много слабых мест. Мы не могли знать, что это зайдет так далеко. Ты не должен себя винить.

— Но тысячи людей все равно умерли. И это сделали мы.

— Да, — отозвался Джеред. — Это сделали вы. Но вы выполняли мои указания. И поскольку я ваш командир, то кровь на моих руках, а не на ваших. Это моя ответственность.

Казначей понимал, что для Оссакера эти слова, возможно, ничего не значат. Он был таким юным! Слишком юным, чтобы находиться рядом с тем, что он сделал.

— Послушайте, — сказал Джеред. — Нам надо отсюда уходить. Скоро сядет солнце и станет холодно. Нам нужны огонь и горячая еда. Так что давайте поднимемся на плато, которое вы раскололи, потому что в одном мы можем быть уверены: на нем цардитов не будет. Ладно?

— Но куда мы пойдем дальше? — спросил Оссакер, смахивая слезы с глаз.

— Прямо сейчас — на юг, в Гестерн. Поскольку что бы там ни думал Роберто Дел Аглиос, мы можем помешать цардитскому флоту добраться до Эстории и Карадука. И если он по-прежнему вас не примет, то мы отправимся в тот уголок Конкорда, где вас понимают. Тот уголок, где вас знают и где могут защитить тех, кого вы любите. Мы отправимся в Вестфаллен.

* * *

— Но вы же не можете их отпустить, генерал! — заявил Эллас Леннарт, первый глас армии. — Они — еретики. Они против священного писания. Они возомнили себя выше Бога. Ради вашей армии вы должны их арестовать.

— И что сделать, Эллас? — резко спросил Роберто.

Час был поздний, он устал и еще не пришел в себя после увиденного. Дел Аглиос вытерпел многочисленные визиты старших солдат, которые по очереди являлись к нему в палатку, требуя чего угодно — начиная с немедленного сожжения Восходящих до использования их в качестве самого мощного оружия Конкорда. Его удивило только то, что глас явился так поздно.

— Выполнить ваш долг командира легионов Конкорда и человека, преданного Богу Всеведущему.

— Не надо говорить мне о долге, Эллас. Здесь никто не осознает свой долг так остро, как я. — Роберто отвернулся от входа в палатку и единственного костра, который горел на разбитом южном плато. — И если я доставлю их сюда, что потом? Я разбужу страх среди моих солдат, потому что среди нас окажутся те дети, которые ответственны за уничтожение целой армии Царда. Если бы я добивался мятежа, то это было бы самым простым способом его вызвать.

— А потом вы должны позаботиться, чтобы их судили и казнили.

— Ты так уверен в их виновности? — поинтересовался Роберто. — Тогда зачем утруждать себя судом, а?

— Действительно, зачем?

Роберто поднял брови. Обычно Эллас — такой мягкий и доброжелательный, но сейчас в его глазах горел огонь фанатизма.

— Затем, Эллас, что Адвокат запретила нам причинять им вред. По какой-то причине Пол Джеред сумел убедить ее в том, что они полезны — по крайней мере пока. И я не стану нарушать ее приказ. Но непричинение им вреда не требует, чтобы я баюкал их на своей груди, и определенно не требует, чтобы я привел это зло в центр моей армии.

— Но если вы почитаете их злом, то, конечно же…

— Хватит, хватит! — оборвал его Роберто. — Решение уже принято, Эллас. А сейчас я устал, а через несколько часов мы уже выступаем. Дай человеку возможность отдохнуть, прошу тебя.

Эллас возмущенно выпрямился.

— Вы мне такой возможности не даете. Я не смогу спать, пока эти твари насмехаются над моим Богом. Над нашим Богом.

— Ну, мне придется как-то это вытерпеть, ладно?

Роберто махнул рукой, требуя, чтобы глас ушел. Он подошел к койке и тяжело опустился на нее. Пусть этот день и принадлежал Конкорду, но сам он чувствовал, что у него украли победу. А его армия была так встревожена и напугана, словно победу одержали цардиты.

— Будь ты проклят, Пол! Что ты наделал?

Дел Аглиос лег и вытянул усталые ноги. Он заставил себя разобраться с сумятицей мыслей, которая царила в его голове после невероятных событий этого дня. Тут были и положительные стороны. Теперь они избавлены от многих дней погони и стычек и не понесли потерь в живой силе. На их пути нет препятствий, семь тысяч цардитов выведены из игры, и они смогут вступить в бой за Гестерн в самое ближайшее время.

Утром он отправит гонцов, которые попытаются прорваться к границе Нератарна. Сейчас у его защитников не осталось надежды. А не имея надежды, они не смогут остановить армии Царда и мятежной Атрески. Роберто даст им эту надежду. Они должны узнать, что если продержатся до середины рождения дуса, то получат помощь. Он, Роберто Дел Аглиос, придет и приведет свои легионы.

Утром.

Он проснулся полностью одетым и лежащим поверх одеяла и не сразу сообразил, что происходит. В лагере было тихо, холодный ветер шевелил ткань палатки. Роберто потер ладонями голые предплечья и сел, собираясь разуться и укрыться одеялом, хотя и не был уверен, что его разбудил именно холод. Он заморгал, глядя в темноту.

— Принято называться, прежде чем входишь в палатку генерала, — сказал Дел Аглиос. — И мне всегда хотелось знать, кто именно пришел меня убить.

— Я пришел не для того, чтобы тебя убить.

Тень, которую заметил Роберто, приблизилась и оказалась грязным атресским мечником. С кинжалом в руке.

— Горан?

— Извини, что я тебя потревожил, Роберто, — пробормотал Шакаров.

Глаза Дел Аглиоса постепенно привыкали к темноте. На Шакарове та же одежда, в которой он ушел из лагеря, хотя теперь у него снова оружие и доспехи Конкорда.

— В Атреске масса погибших легионеров, — объяснил он, заметив взгляд Роберто. — Поэтому я здесь.

— Как ты сюда попал? — Потрясение Роберто сменилось гневом.

— Не все оставшиеся с тобой согласны. Вы не настолько наивны, чтобы этого не понимать. А мне нужно было к тебе попасть.

— Даваров?

— Нет, — ухмыльнулся Шакаров. — Он бы убил меня, если бы знал, что я здесь.

— И не только он. Где Эридес? Где моя охрана?

— Их временно отвлекли. Не надо никого обвинять. Я не представляю опасности.

— Вот как? — Роберто пристально посмотрел на Шакарова, а потом вздохнул. — Ну что ж, теперь ты здесь. Ради бога, убери этот кинжал и сядь. Сядь. — Он указал на стул рядом со столом для карт. — Пришел умолять, чтобы тебя взяли обратно?

— Нет, генерал. — Шакаров сел и положил кинжал себе на колени. — Для того чтобы увести вас с пути, который ведет к катастрофе.

— Чудесно! — проговорил Роберто, чувствуя невероятное раздражение. — Еще один человек, которого я не желаю видеть, является без предупреждения и учит меня, как командовать моей армией. Убирайся, Горан. Возвращайся к своим дезертирам.

— Дезертиры бегут и прячутся, — ощетинился Шакаров. — Мы сражались с цардитами в своей стране. Исполняли свой долг перед Конкордом.

— Вам следовало остаться здесь и исполнять свой долг там, где это нужнее. Мне нечего тебе сказать.

— Роберто, ты должен меня выслушать! Битва за Конкорд произойдет не на границе с Гестерном. Она идет сейчас по всей Атреске до самой границы с Нератарном. Я ходил по нашим землям в течение двадцати дней. Я видел, что там происходит.

— Но ты не видел, что происходит в Гестерне и на Тирронском море, — возразил Роберто. — Говори, что хотел сказать. Лагерь проснется уже через пару часов, и тебе лучше уйти к этому времени.

— У Гестерна оборону несут четыре легиона, которые окопались по всей их границе. И к ним на помощь идет Джорганеш. Вы нужны Атреске. Ей важно, чтобы мы сражались бок о бок.

Роберто встал с койки и навис над Шакаровым.

— Позволь мне объяснить тебе, как обстоят дела на самом деле. Четырем легионам Гестерна, если их все удалось мобилизовать, противостоят больше тридцати тысяч цардитов, которые обрушатся на самый западный край границы с Атреской. Джорганеш не придет им на помощь, потому что он и вся его армия уничтожены. А флот Царда направляется в Тирронское море, чтобы перевезти их армию прямо к Эсторру. Если я их не остановлю, они захватят нашу столицу раньше, чем на земле Нератарна успеет пролиться хотя бы одна капля крови.

— Они уже захватили мою столицу! — закричал Шакаров, вскакивая со стула. — И я видел ваше новое оружие! Вы могли бы разбить свою армию на две части и победить на обоих фронтах!

— Это не мое оружие, — процедил Роберто. — То, что ты видел, — воплощенное зло. И понизь голос, иначе тебя услышат те охранники, которых вы не отвлекли.

— И пусть они меня слышат! Цардиты заполонили мою страну с благословения этого предателя, Юрана! — Шакаров, всегда отличавшийся вспыльчивостью, уже не сдерживал ярости. — И так же они захлестнут Нератарн! У Гестерна есть окетаны, и они потопят врага. У нас нет ничего!

— Я не допущу, чтобы на меня кричал человек, у которого не хватило храбрости остаться со мной.

— Вы должны помочь нам, генерал. Вы должны повернуть. Атреска…

— Атреска уже потеряна! — отрезал Роберто. — Возвращайся к своим боям. И не мешай мне позаботиться о том, чтобы Гестерн к ней не присоединился.

— Нет, Роберто, нет!

Шакаров левой рукой схватил Роберто за плечо. Роберто сбросил его руку и оттолкнул атресца от себя. Ответный выпад Шакарова был чисто инстинктивным. Он ударил правой рукой. Кинжал вошел в грудь Роберто по самую рукоять.

Дел Аглиос охнул и отшатнулся, почувствовав во рту вкус крови. Он уставился на Шакарова, который отлетел к столу: рот у того был открыт, глаза потрясенно расширились.

— Роберто, я не хотел…

Но генерал уже не слышал. Нахмурившись, он опустил взгляд на кинжал, застрявший между двух его нижних ребер. Кровь текла по тунике и наполняла рот. Он начал формулировать вопрос, но со зрением у него что-то происходило. Ноги Роберто подогнулись, и он рухнул на колени, ухватившись рукой за край койки.

— Боже милостивый! — пробормотал Горан.

Роберто услышал топот ног и крики. Острая боль обожгла тело, сменяясь прохладным онемением. Он закрыл глаза, радуясь его приходу.

* * *

Дахнишев отошел от койки и вытер окровавленные руки о фартук. Они вынесли труп Шакарова из палатки и постарались свести к минимуму утечку информации, но весь лагерь уже проснулся, и слухи начали распространяться.

Хирург положил Роберто на бок, чтобы тот не захлебнулся собственной кровью, и как можно тщательнее зашил и перевязал рану у него на груди. Дыхание генерала было поверхностным и болезненным. Восьмидюймовый кинжал Шакарова лежал на столе для карт. Извлекая его, Дахнишев отчаивался все сильнее. Он провел тыльной стороной руки по лбу и повернулся к Даварову, Кастенас и Неристусу.

— Ну что? — спросила Кастенас. У нее по щекам текли слезы, как и у него самого. — Он жив, да? Ты его спас?

Дахнишев кивнул, почувствовав себя обманщиком.

— Но он умирает.

Даваров охнул. Кастенас прижала ладонь к губам. Неристус уронил голову на грудь.

— Не может быть! — воскликнул Даваров. — Ты же волшебник! А он — Роберто. Он пережил чуму. Он не может умереть!

— Он умирает от кровотечения. Кинжал разорвал ему легкое и рассек столько вен, что я даже определить не могу. Очень сильное внутреннее кровотечение! Я не могу его остановить.

— Сколько? — спросила Кастенас.

— Какая разница? — Голос Даварова звучал гневно. — Даже если десять дней, мы не двинемся, пока он не уйдет. Я не допущу неуважения к нему.

— Я не об этом. Речь не о переходе, — помотала головой Кастенас. — Как ты мог так обо мне подумать? Так что, Дахнишев?

— Ну, это определенно не десять дней, — признал хирург. — Меньше десяти часов, я бы сказал. Бог свидетель, я не знаю. Он может умереть уже на рассвете.

— Ты знаешь, что нам надо делать, — проговорил Неристус — Мы не можем медлить с назначением.

— Я не стану заменять его, пока он еще дышит! — прошипел Даваров.

— Возможно, это не понадобится, — сказала Кастенас.

— Не глупи! — укорил ее Даваров.

Но Кастенас уже натягивала перчатки. Она наставила палец на Дахнишева.

— Не дай ему умереть до моего возвращения!

— Куда ты собралась? — изумился Дахнишев.

— Просто не дай ему умереть.

Кастенас выбежала из палатки. Дахнишев перевел взгляд на Роберто и опустился на колени у его головы.

— Ты ее слышал, — сказал он. — Не пытайся от меня ускользнуть, дружище.

ГЛАВА 64

848-й Божественный цикл, 41-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Восходящие спали. Это было глубокое оцепенение измученного тела. Джеред видел такой сон бессчетное количество раз. У них уже намечались признаки восстановления. Лицо Ардуция постепенно приходило в норму, хотя руки еще оставались сухими и сморщенными. Он выглядел лучше всех. Оссакер совсем не изменился с того момента, когда закрыл глаза. И спал он беспокойно.

Джеред привалился спиной к стволу дерева, чтобы всю ночь присматривать за ними. Кован попытался последовать его примеру, но события дня оказались ему не по силам, и он заснул, лежа на ножнах. Огонь еще горел, давая желанное тепло ясной и холодной ночью. До дуса оставалось сколько?.. Пять дней. Казалось, что он наступает рано.

Казначей поднял руку и погладил Оссакера по голове.

— Что, размякли к старости?

— Пробер Менас, тебе полагается нести дозор.

— А я так и делаю, господин казначей. И вижу, как маска моего командира начинает таять.

Менас вышла к свету костра и согрела руки. Ее кираса сияла, меховой плащ красиво лежал на плечах. Джеред негромко засмеялся.

— Они сегодня справились! — проговорил он. — И я ими горжусь. Я не допущу, чтобы с ними что-то случилось.

— И не просто потому, что они — ценное оружие?

— Каких слов ты от меня добиваешься? Что я к ним привязался? Ну да, я к ним привязался. Они сделали это чертовски трудным, но они неплохие. При всем этом нытье.

— Какое щедрое признание! — рассмеялась Менас.

— Менас… Эрит. — Он откашлялся. — Спасибо.

— За что?

— За все, чем ты пожертвовала, чтобы отправиться со мной. И за то, что стала другом для Миррон. Я не уверен, что она выдержала бы без тебя.

Лицо Менас под шлемом с плюмажем покраснело.

— Вы — казначей. Я — сборщик. Я отправилась бы куда угодно по вашему приказу, господин Джеред.

— Пол. Думаю, что Пол здесь будет уместнее, — проворчал Джеред.

— Вы уверены? А как насчет их? — Она указала на спящих подростков. — Мы договорились соблюдать дисциплину.

— Помню, — ответил Джеред. — И это было правильно. Но теперь мы перешли на другой уровень отношений. Они сделали то, что навсегда останется с ними. Они будут испытывать вину и раскаяние. Им нужно нечто большее, чем окрики сержанта. Они тоже могут называть меня Полом.

— Ты уверен, что создан для роли отца, Пол? — спросила Менас, лицо которой осветилось новой улыбкой.

— Совершенно уверен, что нет, — признался Джеред. — Так что тебе придется мне помогать. Возможно, мне следует начать с роли малознакомого дяди и постепенно повышать свой статус. Ладно, о чем ты хотела мне доложить?

— О том коне, которого ты, конечно, услышал. Опасности нет.

— Точно?

— Точно.

Они подождали. Одинокий всадник на рысях въехал в лагерь и спрыгнул с седла. Шлем был сброшен, и приехавшая ударила кулаком по груди.

— Мастер Кастенас! — сказал Джеред, вставая. — Полагаю, ты привезла нам искренние извинения генерала за то, что нас тут бросили.

Глаза Кастенас наполнились слезами, которые заструились у нее по лицу раньше, чем она успела с собой справиться.

— Прошу вас! — всхлипнула она. — Вы должны помочь. Роберто. Его ударили кинжалом. Он умирает.

Джеред принял решение мгновенно. Он разбудил лагерь и, обведя взглядом усталые глаза и раздраженные лица, остановился на том единственном, кто мог им помочь.

— Оссакер! Едем, парень. Ты был рожден именно для этого, как ты мне всегда говорил.

— Вы нас обманули, — отозвался мальчик, еще не забыв своих кошмаров. — Вы заставили нас убивать.

— И я беру на себя ответственность, и вся вина лежит на мне. Но сейчас есть возможность сделать то, что ты любишь. Спаси моего друга. Спаси сына Адвоката.

— Я так устал! — пожаловался Оссакер. — Я не могу этого сделать. Пока не могу. Еще сутки.

— Он не проживет еще сутки, — воскликнула Кастенас. — Ты должен ему помочь!

Оссакер покачал головой, но Ардуций стиснул ему руку.

— Ты можешь, Осей! Я тоже поеду. Ты можешь использовать меня, чтобы замкнуть цепь и проводить энергию. Тебе надо будет только ее направлять. Я стану твоим источником.

Оссакер приложил ладонь к груди Ардуция. Потом нахмурился и закусил губу.

— В тебе так мало! — возразил он. — Я не могу отнять еще. Я могу сильно тебе повредить.

Джеред начал что-то говорить, но Ардуций его опередил.

— Нам надо рискнуть. Я единственный, кого ты можешь использовать. Пожалуйста, Осей! Ты же лучший Объявляющий Боль на свете! Покажи им, на что еще мы способны.

Оссакер кивнул и с трудом поднялся на ноги. Джеред улыбнулся.

— Спасибо тебе, Оссакер. Я этого не забуду. И Конкорд тоже не забудет.

— Ладно, ладно, — проворчал Оссакер. — Я ведь согласился, так?

— Так. Хорошо. Оссакер, ты поедешь за мной. Ардуций за Кованом. Менас, охраняй лагерь. Если вам придется уйти, направляйтесь на юго-запад. Я вас найду.

— Да, господин.

— А как же я? — спросил Гориан. — Нам всем надо ехать.

— Гориан, пересчитай коней. Это должно получиться быстро. У меня нет времени спорить.

— Тебе нужен отдых, — вмешалась Миррон. — Нам обоим он нужен.

— Нам всем он нужен, — возразил Гориан. — А как же Оссакер?

— Пожалуйста! — резко и отчаянно вскрикнул Джеред. — Не сейчас. Человек умирает.

В лагере воцарилась тишина. Восходящие воззрились на него. А потом Гориан кивнул и снова сел, потянув за собой Миррон.

— Спаси его, Оссакер, — сказал он. — Но не рискуйте собой, вы оба.

— Спасибо, — кивнул Джеред.

Менас выехала из лагеря, провожая их, пока они не перешли на галоп.

— Хорошо сработал, дядя Пол, — ухмыльнулась она.

* * *

Миррон проснулась рано. Солнце поднималось над горами Карка, заливая плато прекрасным золотистым светом. Он падал на лагерь сквозь листву деревьев и играл тенями на спящем Гориане. Мальчик выглядел намного лучше. Почти все морщины с его лица исчезли. Едва заметная сеточка еще оставалась у глаз, но это не помешало сердцу Миррон замереть при виде его красоты.

Гориан выглядел таким спокойным, когда лежал вот так у тлеющих углей костра. Она позволила карте его энергии затопить сознание, любуясь спокойными зелеными и мягкими красными линиями, оплетающими тело. Слабая пульсация от земли и легкое сияние в воздухе над ним указывали, что Гориан пьет стихийные силы, питая свой организм. Миррон представила, как они наполняют его гладкие мышцы и придают блеск чудесным волосам.

Она отвела взгляд, ощущая в теле жар, который был невероятно приятным и немного пугающим. Там, в лагере армии, Оссакер и Ардуций, возможно, все еще работают, борясь за жизнь генерала. Человека, которого казначей отчаянно хотел спасти, несмотря на его явную ненависть к ним. Миррон плохо понимала это и сомневалась, что спасение генерала сможет что-то изменить. Ведь такелажник ненавидел их еще сильнее, когда ему вернули зрение.

Менас объяснила ей, что происходит. Джеред и генерал были друзьями, так что, возможно, все сводится именно к этому. Эрит должна быть где-то тут, может быть, совсем близко. Она или наблюдает за ними, или высматривает возможную опасность. Миррон встала и прошла чуть дальше, пытаясь ее отыскать. Они разбили лагерь уже в темноте, а при свете дня стало видно, как здесь красиво.

Они провели ночь на ровной площадке в роще. Груды камней выше ее покрывали мох и вереск, а чуть правее слышалось журчание воды. Миррон направилась в ту сторону, чувствуя жажду и желая смыть с себя пыль.

Ее окружала жизнь. Миррон открыла свои чувства и ощутила в воздухе присутствие птиц, которые сопровождали ее. Подняв голову, она увидела, как они садятся на деревья, трепеща крылышками и щебеча песни. Девочка улыбнулась. Они пели для нее! На ходу она обняла себя за плечи, ощущая мощный отклик деревьев вокруг, словно крепкие объятия. Впереди по камням бежал ручей. Миррон увидела рябь в воздухе над водой — россыпь энергии, которая опускалась вниз или уносилась прочь ветерком. Оссакер говорил, что они могут собирать эти крупинки.

Добравшись до небольшого ручья, шириной не более трех шагов, Миррон пошла вдоль него. Он тихонько журчал, выбегая из-под деревьев, и стекал с края плато, на равнину, где… Ее мир потемнел от воспоминаний вчерашнего дня. Крики эхом зазвучали в памяти. Грохот камней и воды, сокрушающих людей и коней, несущих мучительную смерть… Это сделала она.

Красота ручья, травы и цветов, по-прежнему сохранившихся на краю плато, была отравлена. Миррон на мгновение почудилось, что вода в ручье красная. Опустившись на колени у берега, она увидела в воде свое зыбкое отражение в обрамлении деревьев и синего неба с облаками. Вид у нее оказался неопрятный. Длинные темные волосы сбились и колтунами стояли на макушке. Лицо покрывала пыль.

Вода оказалась холодной. Глубокие цвета медленно текущих линий энергии говорили о низкой температуре. Миррон глубоко вздохнула и окунула лицо в тихое течение, ощущая, как приятный холод наполняет тело. Она черпала ладонями воду и лила ее на макушку и плечи, потом вынула голову из воды и откинула назад, так что волосы хлопнули по тунике.

Миррон села на песок у ручья, и сердце ее дрогнуло.

— Ты меня напугал.

— Извини, — ответил Гориан, — Я не хотел.

Он подошел и сел рядом с ней, опустив руку в ручей. Холодная вода заставила его вздрогнуть.

— Она чудесная! — воскликнула Миррон. — Тебе стоило бы взять с меня пример.

Гориан протянул руки и пригладил волосы у нее на голове. Она напряглась и выгнулась под его пальцами, глубоко вздохнув. Он приложил руку к ее щеке, смахнув струйку воды. Миррон улыбнулась.

— Менас отправила меня за тобой, — сказал мальчик.

— А! — отозвалась она, почувствовав легкое разочарование. — Ну и ты меня нашел.

— Да, нашел, — согласился он.

Его тело рядом с ней излучало тепло, и девочка чуть придвинулась к нему, согреваясь и ощущая приятную слабость. Гориан обхватил рукой ее плечи, и Миррон положила голову ему на грудь.

— Ты не грустишь, думая о людях, которых мы убили? — спросила она. — Я не могу про них забыть.

— Мы просто хотели помешать им напасть на наших солдат, — ответил Гориан. — Я знаю, что все зашло дальше, чем мы думали, но мы не виноваты, что так получилось.

— Как ты можешь это говорить? Мы заставили корни ослабить камни. Мы заставили озеро прорваться. Мне так тошно вспоминать, как они кричали!

— Они — захватчики! Им не надо было сюда являться. Они вынудили нас действовать и получили по заслугам.

— Но у них не было возможности отступить! Их не предупредили.

Гориан чуть подался вперед, ласково прижал ладонь к ее щеке и повернул лицом к себе.

— Они — враги. Они убили бы Эстер, Андреаса и Йен и всех в Вестфаллене, если бы могли. Они убили бы Оссакера, Арду, меня и тебя. Не горюй о них. Они это заслужили.

Миррон опустила глаза, но Гориан взял ее за подбородок, и они начали целоваться. Жар поднялся вверх по ее животу и охватил все тело. Девочка ощутила его теплые губы, язык проник в ее рот. Она откликнулась, положив ладонь ему на затылок и притянув ближе, прижалась к его губам. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее. Пальцы Гориана скользили вверх и вниз по спине девочки, заставляя тело трепетать и наполняя его чудесным током.

Мальчик навалился на нее, и Миррон позволила уложить себя на мягкую траву. Его лицо было совсем рядом, глаза закрыты. Губы Гориана ласкали ее так нежно, что ей хотелось, чтобы это длилось вечно. Миррон прикоснулась языком к его языку, и они стали еще ближе. Гориан передвинулся так, что его ноги упирались в землю по обе стороны от нее. Его рука вынырнула у нее из-за спины и заскользила по боку, цепляясь за платье и с каждым разом поднимая его все выше.

Миррон потерла его руку, почувствовала, как вздуваются мышцы, и перевела ладонь ему на плечо, такое широкое и сильное. Девочка ощутила у себя на лице его дыхание. Гориан отстранился, и их взгляды встретились. Его улыбка была такой широкой и теплой, что ей захотелось заплакать.

— Я мечтал об этом так давно! — прошептал Гориан, отводя волосы с лица Миррон и целуя ее в лоб.

— А вот и нет! — со смехом возразила она.

— А вот и да, — ответил он. — Ты так прекрасна, и это так правильно. Это должно быть именно так.

Рука мальчика погладила ее живот и легла на грудь.

— Прекрати! — испугалась Миррон, пытаясь отпрянуть, но ей не удалось это сделать под его весом.

Гориан убрал руку и снова наклонился, чтобы ее поцеловать. Она встретилась с его губами, и их языки переплелись. Энергия накрыла их потоком, объединяя, и Миррон расслабилась. Его рука снова легла ей на грудь, щупая, сминая платье. Ощущение было чудесным и ужасным. Миррон пошевелилась и отвернулась.

— Гориан, нет!

— Почему?

— Потому что я не хочу так.

— Нет, хочешь, — возразил он.

Гориан навалился на нее всем телом, и она ощутила что-то твердое. Миррон ахнула. Его рука опустилась на ее ногу и крепко потерла бедро, задирая платье все выше и выше.

— Гориан, перестань!

Мальчик поднял голову, и Миррон содрогнулась, увидев на его лице ярость. Ее затошнило от внезапного прилива страха. Гориан встал на колени, и она обмякла от облегчения.

— Я не хочу этого, — прошептала девочка. — Это слишком. Я не готова.

Миррон подняла руку, чтобы погладить его по щеке, но Гориан схватил ее за запястье и заставил отвести руку назад, за голову. Поймав вторую руку, он сделал то же самое.

— Да, — проговорил Гориан. Его лицо горело энергией, которая почти ослепляла и оглушала ее. — Но я готов. Разве ты этого не чувствуешь, Миррон?

— Гориан, о чем ты? Успокойся. Отпусти меня.

— Это повсюду вокруг нас. Все и вся это чувствуют. А вчера все, чему мы учились, осуществилось. Мы не можем медлить с созданием следующего поколения. Я могу умереть уже завтра. Сейчас подходящее время.

Миррон попыталась сбросить его, но Гориан лег на нее всем телом, и сопротивляться стало невозможно.

— Отпусти меня, — повторила девочка, повышая голос. — Ты с ума сошел? Пожалуйста! Не надо!

Гориан сузил глаза. Миррон почувствовала щекотку на запястьях. Он накрыл ей рот ладонью,

— Ш-ш! Не кричи. Ты знаешь, что это правильно.

Девочка ощутила, как по ее лицу потекли слезы. Из земли вырывались корни деревьев, оплетая запястья. Она дергала и тянула, но они оказались такими прочными! А у нее не получалось сосредоточиться, чтобы их разорвать. Все ее тело содрогалось, и Миррон давилась рыданиями.

Вторая рука Гориана захватила ворот ее платья — и он одним рывком разорвал его до самого подола. Миррон обдало холодным воздухом.

— Пожалуйста! — проговорила девочка ему в ладонь. — Я люблю тебя, Гориан! Пожалуйста!

Но по его глазам она поняла, что Гориан потерян. Свободная рука мальчика что-то делала у его пояса. Он снова навалился на нее. Миррон почувствовала, как он шарит у нее между ног, раздвигает их своими. А потом была острая, пронзительная боль. Девочка почувствовала влагу у себя между ног — и он оказался в ней. Рука Гориана давила на рот, заглушая стоны и крики. Каждое его движение отдавалось в ней болью. Миррон все тянула и тянула за корни, но не могла от них освободиться.

Гориан хрипел и дергался на ней. Его невидящий взгляд впился в ее глаза. Не осталось ничего, что она знала и любила в нем… И этот взгляд был страшнее всего, что она когда-либо видела. Миррон застыла, не в силах отвернуться, безмолвно умоляя его прекратить. Гориан содрогнулся всем телом, напрягся, хватая ртом воздух. Его лицо покраснело от усилий. Он вытащил себя из нее. Ужасная боль! Гориан откатился в сторону, и Миррон обрела голос.

Ее крики распугали всех птиц.

— Заткнись! — воскликнул Гориан. — Заткнись. И все равно уже слишком поздно.

— Отойди от меня! — взвыла девочка, дергая корни, пропитавшиеся ее кровью. Боль у нее между ног все усиливалась, и она не могла унять ее. — Убери это с меня!

Гориан встал над ней, приглаживая тунику.

— Только когда ты прекратишь выть.

— Гориан! Отойди. Немедленно.

Голос Менас прозвучал долгожданным благословением, и Миррон снова расплакалась. Сборщик шла к ним, держа в руке гладиус. Гориан повернулся к ней.

— Почему это? — спросил он.

— Выполняй. — Ее голос был холодным и угрожающим. — Не вынуждай меня заставлять тебя.

— Ты не можешь заставить меня что-то делать.

Мальчик медленно двинулся к ней. Его спина была обращена к Миррон, и она ощущала волны энергии, расходившиеся от него, дававшие ему силу.

— Будь осторожна, Эрит, — всхлипнула она.

— Да, будь осторожна, Эрит! — насмешливо повторил Гориан.

Менас посмотрела на Миррон, и ее лицо исказилось от горя. Она беззвучно послала Миррон слова утешения, а потом снова повернулась к Гориану с потемневшим от ярости лицом.

— Ты, жалкий насильник! Хочешь попробовать со мной? Нет?

Гориан попятился от нее, но она последовала за ним, выставив перед собой меч.

— Я тебя не хочу! — презрительно заявил он. — Ты не Восходящая. Просто солдат. Слабая.

— Не дразни меня, мальчик. Немедленно убери корни с ее рук.

— А иначе что? — Гориан расхохотался ей в лицо. — Что ты сделаешь? Зарежешь меня мечом? Меня? Я — Восходящий! Ты не можешь причинить мне вреда!

Менас присела на корточки и выбросила ногу вперед, сбив Гориана на землю. Он упал на спину, и она встала коленями ему на грудь, приставив меч к горлу раньше, чем тот успел пошевелиться.

— Мне не нужно тебя резать, чтобы сделать тебе больно, — сказала она.

— А мне — тебя. — Рука Гориана стиснула ей подбородок, и Менас напряглась. — Ты действительно не понимаешь, да?

Менас ахнула, и меч выпал из ее руки в густую траву. Она схватила его за запястье. Миррон почувствовала резкий прилив тошноты. Их карты энергии соединились, сливаясь и обволакивая друг друга. Но карта Эрит пылала слишком ярко, когда по ней стремительно проталкивали ее жизнь. Карта Гориана пульсировала медленно и мощно.

— Гориан! — закричала Миррон. — Нет!

* * *

Это было любопытное чувство. Чрезвычайно интересное. Менас слабела так быстро и так легко. Он гнал ее энергию по венам и артериям, через все мышцы, клетки и кости, словно проталкивал жизнь в корни травы или дерева. Гориан наблюдал, как они вспыхивают насильственной жизнью, тогда как он уставал от затраченных усилий. Гориан не понимал, почему не может использовать ее энергию на то, чтобы восстанавливать себя, но из этого ничего не получалось. Эта цепь не желала размыкаться.

Но он мог прогнать через нее всю жизнь за считанные мгновения, как мог это сделать с любым растением. Она прекратила попытки высвободиться, ее руки опустились. Гориан посмотрел на ее лицо. Волосы Менас стали длинными, жидкими и седыми. Ее лицо покрылось морщинами и коричневыми пятнами, глаза помутнели.

Гориан смутно слышал, как Миррон опять начала кричать, но ее было легко игнорировать. Рот у Менас открылся, и она захрипела, моля о пощаде. Зубы у нее сгнили. Плоть ушла с подбородка, щеки запали, глаза глубоко провалились. В последний раз морщинистая рука с длинными ногтями царапнула по его руке. Голова Менас завалилась набок, линии жизни померкли и потемнели.

Гориан оттолкнул ее, и тело женщины упало поверх клинка. Он поднес дрожащую руку к глазам и увидел, что она покрыта глубокими морщинами. Такой же была рука у отца Кессиана. Гориан чувствовал себя таким измученным, что едва мог стоять. Он ощутил себя таким старым! Хуже, чем бывало когда-либо прежде. Он повернул голову и увидел, что Миррон смотрит на него. Как только их взгляды встретились, девочка снова начала звать на помощь.

— Не надо! — сказал Гориан, пытаясь ее перекричать, но его голос был усталым и хриплым.

Он подполз к ней на четвереньках. Миррон замолчала. Между ног у нее виднелись кровавые пятна, глаза покраснели от слез. Горе нахлынуло на Гориана, грозя лишить последних сил. Она обижена. Ей больно. И она его ненавидела.

— Что я наделал? — прошептал он.

Гориан подполз ближе и прикоснулся к ее лицу. Миррон содрогнулась и устремила на него взгляд, полный такой ненависти, что у него на глазах навернулись слезы.

— Пожалуйста, Миррон! — попросил он. — Мне жаль. Жаль.

— Жаль? — Девочка плюнула ему в лицо, и слюна потекла по его щеке. — Убийца. Убийца!

Снизу доносились голоса, они становились все громче, приближаясь. Миррон выкрикивала это слово снова и снова. Гориан ощутил глубокий ужас и чуть было не задохнулся. Менас мертва. Миррон больно. Ему надо бежать. Ему надо спрятаться. Он измучен и испуган. Гориан огляделся. За ручьем тоже росли деревья. Если он сделает последнее усилие, то сможет скрыться. Пока проблемы не минуют и они его не простят. Гориану показалось, что он видит отца Кессиана, который манит его туда, показывая путь к спасению.

Он перебрался через ручей и, спотыкаясь, быстро заковылял прочь. КрикиМиррон звенели у него в ушах.

ГЛАВА 65

848-й Божественный цикл, 41-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

На замерзшую землю ложился снег. Хлопья кружились в воздухе, и день переходил в вечерний сумрак. Что ж, погода соответствовала настроению. В Вестфаллене царила тишина, не нарушаемая даже разговорами на форуме. Ветер уныло выл у стены, скрежетал в бойницах и рукоятях катапульт, хлопал висевшим на флагштоке флагом Карадука.

Арван Васселис посмотрел на поля перед городом и распрямился. Доспехи Бога приближались. Полный легион с пятью тысячами пехоты и кавалерии. Волы тащили повозки с катапультами и баллистами. На сотнях древков развевались штандарты и вымпелы Всеведущего.

И возглавлял их Хорст Веннегур, первый меч Всеведущего. Он явился, чтобы закончить дело, начатое им еще тогда, когда генастро согревал землю, а Ардол Кессиан был жив. Карадукские гвардейцы и левимы наблюдали за подходом войска. Лица под шлемами спокойны и бесстрастны, руки крепко сжимают оружие.

Васселис наблюдал, как легион останавливается и начинает воздвигать укрепленный палаточный лагерь. Как и Лотерис, Веннегур вышел вперед с немногочисленной охраной, чтобы говорить с защитниками города. Но в отличие от нее он обладал силой, способной за несколько часов разрушить Вестфаллен. И первый меч Всеведущего это отлично знал.

— Время позднее, мои воины устали, а у меня нет желания вести с тобой беседу, Васселис, — без предисловий заявил Веннегур. — Ситуация очень простая. Завтра на рассвете ты сдашься мне со всеми оставшимися в живых Ступенями Восхождения. У меня нет претензий к левимам и гвардии. Они имеют право беспрепятственно уехать. Если ты не сдашься, я разрушу этот симпатичный городок, который ты испортил уродливыми и ненадежными укреплениями. И я убью всех мужчин, женщин и детей, живущих в нем. Я уничтожу всех овец, коров, собак и кошек.

Он повернул коня и уехал.

— Он сможет это сделать? — спросила Эстер, стоявшая рядом с Васселисом. — Мы можем защититься от такой большой армии?

— Нет, — ответил ей Арков. — Эти силы легко нас сметут. Такого мы не ожидали. Мы можем только держаться и молиться о чуде.

Васселис пристально рассматривал лагерь Доспехов Бога.

— В чем, по-твоему, состоит героизм, Арков? — спросил он. Его наполняли противоречивые и неуютные чувства. Маршал отвернулся от врагов и посмотрел на Вестфаллен. Жемчужина Карадука была обречена на жалкое подобие жизни. Горожане ходили, безнадежно сгорбившись, словно приговоренные к смерти. Они все еще не могли смириться, как разительно изменилась их жизнь. Васселис покачал головой. Если он поддастся чувствам, то гнев и возмущение раздавят его.

— В том, чтобы никогда не изменять своим убеждениям. В том, чтобы умереть за то, во что ты веришь и что считаешь необходимым сделать. В том, чтобы не согнуться перед злом.

— Может быть, это романтическое представление об идеале, капитан Арков? — горько усмехнулся Васселис — Это не совсем так, знаешь ли.

Он посмотрел на Эстер и увидел в ее глазах тот же страх, что охватил весь город. И все будет только хуже. Большинство пока даже не видели тех сил, которые выставлены против них.

— В чем дело, Арван? — спросила она.

— Боюсь, что я довел вас до беды, — горько отозвался он.

— Полно, Арван, это на вас не похоже. Мы в таком положении потому, что у нас не было выбора. Если вы собираетесь взять на себя ответственность за то, что случится, то я очень рассержусь. Вы не виноваты. Виноваты орден и канцлер.

Мысли Васселиса прояснились. Он повернулся к капитану.

— Позвольте мне сказать вам, что есть героизм, а что нет. Героизм не в том, чтобы устраивать резню из-за того, что вы слишком упрямы и не желаете свернуть со своего пути. Не в том, чтобы позволить вашим подданным умирать из-за того, что вы почему-то решили, будто они и то место, где они живут, — это одно и то же. Героизм состоит в том, чтобы найти правильный способ спасти всех, кого вы любите, и не изменить своим убеждениям. И для этого не обязательно хорошо владеть мечом. Для этого надо понять, что камни, на которых вы стоите, не главное для вас самих и тех, кого вы любите. И что вы способны защитить их, не пролив ни капли крови.

— Нет, Арван, нет! — Эстер энергично покачала головой. — Вы не поедете туда, чтобы вас убил этот подонок. Я вам этого не позволю. Вестфаллен вам этого не позволит. Пусть мы все напуганы, но мы будем стоять с вами до конца.

— Я это знаю, — ответил Васселис. — Но, проливая кровь мирных людей, я не покрою себя славой. Я не верю в героические поражения, а именно этим все определенно и закончится. Речь идет о сохранении дела и идей. Если мы добьемся этого, мы все будем героями. И кто говорил о том, чтобы ехать туда? Вы неправильно меня поняли, матушка Наравни. У меня нет желания умереть завтра.

Маршал-защитник посмотрел на залив, в котором качались на якорях его корабли.

* * *

Хорст Веннегур стоял на пристани и смотрел на пустой притихший залив. Он мечтал стоять здесь так, чтобы горящие здания Вестфаллена и его еретики согревали ему спину. И чтобы кровь Арвана Васселиса сохла у него на руках.

— Господин первый меч?

Веннегур повернулся к центуриону:

— Ну и?

— Никого, мой господин. Обе виллы абсолютно пусты. И мы обыскали весь город.

Веннегур кивнул и снова перевел взгляд на письмо, которое оставил ему Васселис. Там говорилось, что они уплыли к сердцу Конкорда. Туда, где орден не сможет оказать воздействие на тех, кого преследует.

— Как же ты ошибся, Васселис! — сквозь зубы выплюнул Веннегур. — Даже Адвокат не сможет защитить тебя от суда Всеведущего.

— А теперь вам пора отсюда уходить. У меня здесь еще много дел.

Первый меч обернулся.

— Если бы не приказ Адвоката, ты был бы сообщником и пособником бегства этих еретиков, капитан Арков, — сквозь зубы процедил Веннегур. — Знай, что ты на заметке и за тобой будут следить.

— Как вам угодно, — ответил Арков.

— Этим дело не закончится, — пообещал Веннегур. — Оно никогда не закончится. Когда они вернутся, вернемся и мы. И ни ты, ни Адвокат не сможете их спасти.

* * *

Роберто открыл глаза. Перед ним сидел Дахнишев.

— Как ты себя чувствуешь? — шепотом спросил хирург, словно не осмеливаясь говорить громко.

— Я чувствую…

Роберто прижал ладонь к груди и резко сел. Боли не было. И под рубашкой он не мог нащупать рану.

— Шакаров мне приснился?

— Это был не сон, — отозвался другой голос.

— Что он здесь делает? — спросил Роберто, не желая обращаться к Джереду.

— Я не стану ходить вокруг да около, — заявил Дахнишев. — Посмотри на меня, Роберто.

— Что происходит? — Роберто ощущал растерянность и недоумение — два чувства, которые он больше всего ненавидел.

— Шакаров был здесь. Он пытался тебя убить. И у него это почти получилось.

— Это не входило в его намерения, — покачал головой Роберто. — Он пришел поговорить. Все пошло не так.

— Да уж. — Дахнишев накрыл ладонью руку Роберто. — По всем законам медицины, ты должен был умереть. Он ударил тебя в основание легкого. Рассек вены и артерии. Если бы ты не захлебнулся собственной кровью, то умер бы от кровотечения.

Роберто напрягся и отодвинулся от Дахнишева, ощущая леденящий страх.

— Что вы со мной сделали?

— Большего чуда я в жизни не видел, — медленно сказал Дахнишев. — Этот мальчик заживил тебя, просто наложив на тебя руки и пользуясь своим разумом. Он вернул тебя к жизни, сшив тебя изнутри, Роберто. Даже шрама не осталось!

В палатке были еще люди. Даваров, Неристус, Эридес, Леннарт. Роберто заглянул под рубашку и дотронулся до того места, где в него вошел клинок. Там оказался крошечный болезненный участок, но ни единой отметины.

— Это правда? — спросил он.

— Ты умирал, — ответил Даваров. — Мы не могли этого допустить.

— Если мне пришло время вернуться в объятия Бога, то у вас не было права вмешиваться! — воскликнул Роберто. — Это неестественно.

— Это естественно, — негромко возразил Джеред. — Это так же естественно, как утренний восход солнца.

— Как ты можешь стоять здесь и говорить такое? Ты! Казначей!

— Потому что я открыл глаза. Как и хирург Дахнишев. Ты решил, что Восходящие оскорбляют Бога, и я могу это понять. Одно время я сам думал точно так же. Но они не оскорбляют Бога — они дар Бога. И ты благословен, потому что возможность твоего спасения оказалась рядом.

Роберто нахмурился и обвел взглядом собравшихся в палатке старших командиров. Было очевидно, что все они согласны с Джередом.

— А как может быть иначе? — спросил Дахнишев. — Тебе рано было возвращаться к Богу, потому что именно Он послал тебе этих Восходящих. Как спасителей. Ты можешь себе представить, как бы твоя смерть отразилась на армии? И можешь ли ты представить, как на всех подействует то, что ты остался жив и готов хоть сейчас вступить в бой?

— Они сочтут меня непобедимым, — медленно проговорил Роберто.

Он не смог прогнать возбуждение, охватившее его.

— Ты пережил чуму и удар кинжалом в сердце, — подтвердил его мысли Джеред. — Ты — избранник Бога, Его возлюбленный сын. Подумай о том, как это отразится на власти Адвоката, когда весть распространится. Это именно то, что говорят священные писания: ее власть — воплощение Бога на земле.

— И Бог передал этих Восходящих, этот Дар, на твое попечение, — подхватил Даваров. — Не Гестерису, о котором ничего не известно. Не Джорганешу, который погиб. А тебе. Тебе, который продолжает командовать армией и имеет наибольшие шансы победить цардитов. Отдай их на суд после возвращения в Эсторр, если это будет необходимо, но, Бог свидетель, Роберто, сначала ты должен воспользоваться ими, чтобы выиграть войну!

— И ты считаешь, что я смогу убедить в этом армию?

— Об этом говорят уже сейчас. Слухи о том, как ты выжил, распространились. Покажись всем и считай, что дело сделано, — ответил Даваров.

— Но они — странные создания, орудие, не упомянутое в священных писаниях. Орден осудил их как еретиков, — вмешался глас ордена.

— При всем уважении к вам, Эллас Леннарт, сейчас идет война, — заявил Неристус — Кого это волнует?

Роберто посмотрел на Джереда, и, несмотря на дурные предчувствия, на его губах заиграла улыбка.

— Действительно, кого?

* * *

Они примчались на крики Миррон. Кастенас спрыгнула с седла и подбежала к ней, закрыв своим плащом. Кован разрубил корни, удерживавшие ее руки, и девочка села, уткнувшись ему в грудь и не переставая рыдать.

Кован окликал Гориана, требовал, чтобы тот явился и принял смерть, но ответом было только молчание. Он не сразу увидел Менас, неподвижно лежавшую на земле. Кастенас дотронулась до нее, перевернула на спину — и отпрянула. После еще одного взгляда Элиз вырвало, и ей пришлось опуститься на колени, чтобы успокоиться.

Кован потребовал, чтобы сюда вызвали Джереда. Кастенас галопом умчалась, а Кован продолжал обнимать Миррон, пока не прибыл казначей. С ним были еще люди. Кавалеристы из армии. Джеред осмотрел Менас, посадил Миррон на лошадь и отправил в лагерь. А потом он прошелся вдоль ручья и между деревьями, крича, чтобы Гориан показался.

Джеред был настолько уверен, что Гориан рядом, что даже спрятался неподалеку и задержался до тех пор, пока ночь не коснулась неба. Он даже пообещал проявить милосердие и оказать Гориану помощь в том, что он наделал, — это случилось тогда, когда гнев казначея немного остыл.

На мгновение Гориан думал сделать так, как велел Джеред. Все то время, пока кавалеристы безуспешно его искали, он продолжал прятаться там, куда они были не в состоянии заглянуть. И хотя Гориану очень хотелось показаться Джереду, получить прощение и вернуться к Восходящим, более здравая часть разума подсказывала ему, что все будет иначе. Что на этот раз никакие обещания не спасут его. Гориан понимал, что наделал. Несмотря на то что чувство вины грозило раздавить его, они не поймут его раскаяния. Наказание будет слишком суровым.

К тому моменту, когда Джеред уехал и топот копыт его коня превратился в эхо, а потом и вовсе стих, Гориан уже знал, что ему делать. Он разорвал связь с толстым буком, с которым соединился, и упал на землю с нижних веток, не сразу обретя способность двигаться.

У подростка все же нашлось время, чтобы испытать удовольствие от своего дела. Гориан спрятался совсем рядом с местом преступления. В какой-то момент Джеред даже стоял под ним, требуя, чтобы Гориан объявился. Отец Кессиан всегда говорил, что они найдут решения в моменты, когда это будет нужнее всего, — и снова оказался прав.

Гориану пришло в голову, что можно просто развить тот феномен, когда их кожа приобретала внешний вид той энергии, с которой они работают, и распространить эффект на все тело. Так и вышло. Он спрятал одежду у корней дерева, прикрыв ее листьями, а потом подтянулся на его ветки. Гориан разомкнул цепь на карте жизненной энергии дерева и устроился внутри ее, позволив энергии дерева течь поверх его собственной. Это спрятало его гораздо лучше, чем могли бы сделать тени. И на это ушло совсем мало сил, Гориан даже немного восстановился. Однако предыдущее дело серьезно его утомило, и было трудно так долго сохранять неподвижность. А еще сильнее его мучила боль в мочевом пузыре и паху.

Юноша начал откапывать свою одежду. Он замерз, а воздух стремительно охлаждался. Слеза скатилась по его щеке, и вскоре Гориан уже горько плакал. Он лишился всего. Своих братьев, Миррон — бедняжка Миррон! — и всего, что у него было. Ничего не осталось. Гориан оказался в одиночестве на плато, в захваченной врагами стране, лишенный всякого имущества и не знающий, куда идти.

Гориан затянул ремнем тунику, натянул сапоги и потер руки. Днем дерево согревало его, но меховой плащ остался в лагере. Юноша сомневался, что его вещи до сих пор там, но ведь от проверки он ничего не потеряет. Гориан мысленно отследил, что творится впереди. Никто не прятался среди деревьев, никто не ждал его на месте лагеря. Его мешок и меха остались там, где он их бросил, но все остальное исчезло.

Гориан наклонился, чтобы взять свои вещи, но вместо этого выпрямился и повернулся. На полуосвещенную поляну вышел Кован, наложив стрелу на натянутую тетиву.

— Пол сказал, что ты сделаешь эту ошибку, но даже я не думал, что ты настолько глуп. Он сказал, что ты вернешься в лагерь, и я остался бы тут на всю ночь, лишь бы выиграть пари. А теперь ты к тому же должен мне двадцать денариев.

— К чему еще?

— Заткнись, Гориан. Заткнись и сядь.

— А иначе что? — ухмыльнулся он.

Кован переместился так, чтобы оказаться всего в двух ярдах от него. Он держал лук очень твердо, а в его взгляде была такая решимость, что Гориан встревожился.

— Менас погибла из-за того, что не захотела тебя ударить. Насчет меня не заблуждайся: у меня такой проблемы не будет. По правде говоря, ты сейчас не лежишь со стрелой в горле только потому, что остальные умолили Джереда сохранить тебе жизнь.

— Правда? — Гориан ощутил прилив любви и надежды. Значит, его все-таки простят!

— А я прислушиваюсь к желаниям моих друзей. И я слушаю, что мне говорит мой командир. И выполняю это. Мне противно, но я выполняю.

— Так ты здесь, чтобы забрать меня назад?

— Назад? — Кован изумленно уставился на него. — Ты явно сошел с ума, как сказала Миррон. И я, как всегда, предполагал. Назад! Не смеши меня. Ты жив — и это уже больше, чем ты заслуживаешь. У тебя есть мешок и плащ, и это тоже больше, чем ты заслуживаешь. Ты убийца и насильник. Они не хотят твоей смерти, но они больше не хотят тебя видеть или слышать о тебе. Дел Аглиос приказал своим солдатам убить тебя, как только они тебя увидят. Пол Джеред пустит по твоему следу левимов. В Карадуке и Конкорде не найдется места, где бы тебя приняли. Ты — никто. Изгнанник. Отщепенец. Ты умрешь здесь.

Гориан изучающе посмотрел на Кована, прикидывая, сможет ли добраться до него так же, как добрался до Менас, и решил, что не сможет. У него не хватит сил. И потом, он знал, что Васселис лжет. Они не будут долго его ненавидеть.

— Закончил? — поинтересовался он.

— Зачем ты это сделал? — спросил Кован. — Что на тебя нашло?

— Ты никогда толком не понимал, правда, солдатик? Восхождение важнее, чем я или Миррон по отдельности. Оно должно расти, чтобы осуществить свое предназначение. Оно станет главной силой этого мира, и на мне лежит ответственность, чтобы это произошло. Я должен позаботиться о том, чтобы семена были посеяны в самой плодородной почве. — Он развел руками. — Мне жаль, что я обидел Миррон, но когда-нибудь она поймет. Умом она очень юная. Я старше и мудрее.

— Нет, Гориан, ты сумасшедший. Твой дар не ставит тебя выше чести, порядочности и закона.

— Ну надо же, Васселис! Ты произносишь слова, смысл которых давно умер. — Гориан рассмеялся.

— Может быть, — ответил Кован, снова приближаясь и продолжая целиться ему в горло. — Но только моя честь сейчас сохраняет тебе жизнь. И позволь мне сказать тебе одно. Если ты еще раз приблизишься к Миррон… если ты хотя бы попытаешься причинить ей боль, угрожать или даже вообще говорить с ней, я тебя убью.

— У тебя кишка тонка! — заявил Гориан.

Кован резко вскинул лук. Острие стрелы разодрало Гориану щеку и нос, едва не задев левый глаз. Гориан отшатнулся, хватаясь за лицо. Боль была ужасающей. И у него пошла кровь! Он сжал кулаки.

— Ах-ах! — Кован снова зарядил лук и прицелился в него. — Не испытывай меня.

— Я тебя убью, Васселис! — пообещал Гориан, уже представляя себе, как лицо этого мерзавца стареет, распадаясь под его руками. — Когда-нибудь!

— Неужели? — Кован опустил лук и подошел еще ближе. — Попробуй сейчас, Гориан. Попробуй сейчас.

Гориан отпрянул. Кован поманил его к себе.

— Теперь ты не такой большой, да? Не такой умный, малыш Восходящий.

Правым кулаком Кован ударил в лицо Гориана, разбив ему губу. Гориан вскрикнул и попятился. Он поднял руки, неожиданно ощутив страх. Во рту у него появилась кровь. Кован снова надвинулся на него, и его правый кулак ударил Гориана в висок. В ухе громко загудело. У Гориана подкосились ноги, и он упал на четвереньки. Нога Кована ударила ему в живот, перевернув на спину.

Гориан захрипел от боли.

— Перестань! Перестань!

Кован навис над ним. У Гориана ныло все тело. Около уха пульсировала острая боль. Он почувствовал, что на глаза навернулись слезы.

— Так говорила Миррон, верно? Но ты ее не стал слушать, да? — Кован снова ударил его ногой, на этот раз под ребра. Гориан взвыл. — Вот что при этом чувствуешь.

Кован навалился на него и начал бить по лицу обеими руками. У Гориана не было сил сопротивляться. Кулаки Кована попадали по глазам, носу, рту и щекам. Каждый удар приносил новую боль, пока он не впал в ступор. Гориан уже громко плакал, не в силах с собой справиться. В конце концов Кован сжалился и встал.

— Больно, правда? — сказал он, разминая покрасневшие кисти рук. — А сейчас я вернусь в лагерь. У меня есть конь, и меня ждет горячая еда и теплая удобная койка в просторной палатке. А у тебя какие планы, Гориан? Наверное, тебе надо заняться своим лицом. Оно в жутком виде. Опухнет и будет болеть. Но это хотя бы пройдет. А то, что ты сделал с Миррон, останется навсегда.

Гориан ничего не ответил, только с ненавистью смотрел на него.

— И все остальное тоже, Гориан. Они никогда не примут тебя обратно. Теперь это твоя жизнь. Привыкай к ней.

Кован повернулся и пошел прочь.

— Ладно, — сказал Гориан самому себе. — Ладно.

* * *

Лагерь сворачивали, готовясь к переходу. До рассвета оставалось три часа. Шум стоял оглушительный. Кони храпели, молотки стучали, секции ограды с грохотом укладывали на плоские повозки. Скоро передовой отряд кавалерии и легкой пехоты уже сможет двинуться вперед. Первые манипулы выйдут не позже чем через час.

Джеред и Роберто стояли с Дахнишевым в операционной палатке хирурга. Никто из них не сомкнул глаз. Врач сначала осмотрел Ардуция и Оссакера по приказу Роберто, а потом Миррон — по приказу Джереда. И наконец его ждала мрачная обязанность исследовать тело Менас. Хирург накрыл труп тканью, испятнанной кровью. Джеред прикусил губу, когда под покрывалом исчезла голова Менас.

— Ну, есть какие-то выводы? — спросил Роберто.

— Второй раз за этот день могу сказать — я никогда не видел ничего подобного, — вздохнул Дахнишев. — Сколько ей было лет, вы сказали?

— Тридцать четыре года, — ответил Джеред. — Она была молода, здорова и полна сил.

— Поразительно. — Дахнишев нахмурился. — Если бы мне нужно было сделать заключение, я сказал бы, что ей было лет сто или больше. Она умерла от старости. Я осмотрел ее органы, я видел ее кожу, глаза и волосы. Никаких повреждений — если не считать старческих изменений. Это невозможно.

— Это не должно быть возможно, — негромко согласился Роберто, и Джеред почувствовал на себе взгляд генерала. — Хочешь объяснить мне, как это могло произойти?

— Ардуций объяснил бы тебе лучше, но, по сути, их талант заключается в способности использовать небольшое количество энергии, взятой из своего тела или из ближайших источников, и применять ее, усиливая и направляя, чтобы заставить все живое расти.

— Расти? — переспросил Роберто, указывая на труп.

— О! — воскликнул Дахнишев, моментально все поняв. — А когда что-то растет, оно в результате стареет.

— Совершенно верно, — подтвердил Джеред.

— Боже Всеобъемлющий! — выдохнул Роберто.

— Но это должно было утомить его, отнять у него все силы, — добавил Джеред.

— Ну, спасибо Всеведущему за то, что этот мерзавец может убить только одного человека. И то время от времени, — проговорил Роберто.

— Послушай, я понимаю, что это очень трудно принять…

— У вас дар преуменьшения, господин казначей.

— Какое бы дело они ни предпринимали, оно их утомляет. Чем больше усилий — тем сильнее эффект.

— Да, — согласился Дахнишев. — Я видел признаки старения в других твоих Восходящих. Они стареют пропорционально своему делу, так ведь?

— Да. Гориан оказался в очень плохом состоянии. Кован это подтвердил.

— Но не в таком плохом, как его жертва, Пол, — напомнил Роберто. — Нельзя было дать ему уйти. Это плохое решение. — Он покачал головой. — Стоило мне начать видеть новые возможности и даже смириться с ними — и ты предъявляешь мне убийцу! Преступника, которому не нужны оружие, яд или навыки воина. Только прикосновения и разум.

— И постель рядом с жертвой, чтобы потом он мог отдохнуть, — напомнил Джеред. — Роберто, ты реагируешь чересчур бурно.

— Он — убийца! — отрезал Дел Аглиос.

Джеред вздохнул и невольно покосился на Менас.

— Я это знаю. Послушай, мне это тоже не нравится. Но остальные не хотят, чтобы он умер от наших рук.

— Ты — казначей. Ты не подчиняешься трем несовершеннолетним, что бы они собой ни представляли. И я тоже. Если мои люди его найдут, они его убьют.

— Просто согласись со мной. Где-то в глубине души Восходящим хочется думать, что он сможет искупить свою вину. И это дает ему такую возможность.

— Наступает дус, а ему еще даже нет пятнадцати, — сказал Дахнишев. — И ты считаешь, что у него есть какие-то реальные шансы выжить?

— После того, что он сделал, смерть от холода или голода — меньшее, что он заслуживает. Его надо было бы сжечь. — Джеред заставил себя больше не думать о Гориане. — Расскажи мне о Миррон.

— Не могу ничего добавить к тому, что ты знаешь, — ответил Дахнишев. — Я могу подтвердить изнасилование. Она лишилась девственности, у нее синяки и кровотечение, и на ляжке у нее засохла сперма. Но беспокоиться надо о ее голове. И не только из-за изнасилования. У нее на глазах совершилось убийство.

Джеред кивнул.

— Я с этим справлюсь. Вернее, попытаюсь.

— Они должны быть готовы к отъезду через два часа, — объявил Роберто.

— Мы будем готовы. — Джеред повернулся, чтобы уйти.

— И еще, Пол.

— Да?

— За них отвечаешь ты. И они на испытательном сроке. Я за ними наблюдаю. Я не допущу нарушения дисциплины в моей армии.

Джеред прошел через сворачивающийся лагерь к фургону, в который перебирались Восходящие, когда их палатку складывали. Он кивнул нескольким экстраординариям Роберто, окружавшим фургон, и заглянул внутрь. Два мальчика и Кован спали, но Миррон сидела, опершись на свернутое одеяло. При свете фонаря он увидел у нее на щеках следы слез.

— Это не обязательно делать тихо, — сказал он.

Миррон повернула к нему голову.

— Я не хочу, чтобы они меня слышали, казначей. Им нужно выспаться.

— Пол. Я уже сказал: зови меня Пол.

Миррон стремительно метнулась через фургон и обхватила руками его шею. Уткнувшись головой в плечо казначея, она зарыдала. Он неловко прижал ее к себе, одной рукой придерживая голову, другой поглаживая спину.

— Все хорошо. Тебя больше никто не сможет обидеть.

— Зачем ему было ее убивать? Она защищала нас всех!

— Знаю, Миррон, знаю. Она была отличным сборщиком, и нам будет ее не хватать. Мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть.

Миррон шмыгнула носом и вытерла глаза.

— Куда он пойдет?

— Гориан? Не знаю, — ответил Джеред.

— С ним все будет в порядке?

— Я… — Джеред растерянно замолчал.

— С ним все будет в порядке, правда? Он найдет себе какое-то безопасное место?

Джеред заглянул ей в глаза и увидел в них мольбу. Желание найти утешение. Этого он ей не мог дать.

— Не знаю, Миррон. Думай о себе, а не о нем.

— Вам ее не изменить, — сказал Оссакер из глубины фургона. — Так было всегда.

— О чем ты говоришь?

— То, что сделал Гориан, ничего не изменит, — ответил Оссакер. — В конечном итоге — нет.

— Я не…

— Она его любит. Всегда любила.

ГЛАВА 66

848-й Божественный цикл, 1-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

Дни стали прохладнее, переходы следовали один за другим, долгие, без дневных привалов. Армия Конкорда целеустремленно двигалась на юго-запад. Победа, одержанная Восходящими, с каждым днем приобретала все большее значение. Разведка и отряды кавалерии опережали армию на два дня, уничтожая информаторов противника, чтобы их перемещения оставались скрытыми от глаз цардитов.

Серьезных сил против них до сих пор не выдвигали. Конница сражалась лишь с небольшими отрядами степной кавалерии и уничтожала их. Роберто отправлял закованных в доспехи фуражиров во все поселения, чтобы изгонять врагов и захватывать продовольствие везде, где его удастся найти, хотя после цардитов мало что осталось. Легионы двигались вблизи от границы с Гестерном в поисках подходящего места, чтобы пересечь ее и преследовать противника.

Вскоре армия пересекла тракт на Харог. Разведчики сообщили, что вдоль границы боевых действий не ведется. На фортах развевались флаги Гестерна. Оборона была цела и не понесла урона. Каждый шаг, каждый новый фрагмент информации подтверждали первоначальное предположение Джереда. А если цардиты направили свою атаку на побережье, то они явно решили сделать это всеми своими силами.

С мрачным удовлетворением Роберто и Джеред убеждались, что задача тех семи тысяч состояла в том, чтобы задержать их на значительное время. Их подход оставался неожиданностью, о нем пока не знали. Дел Аглиос надеялся, что некоторым цардитам удалось выжить в той бойне и что они принесли известия командующим южных армий. Армия вторжения, испуганно оглядывающаяся назад, — это просто идеальный вариант.

За два дня до выхода к дороге, соединяющей Киррийскую гавань и Бискар, самое вероятное направление атаки, Роберто увидел первые признаки боевых действий. Он вел армию вниз по Геролодской долине. Горы Карка оставались у него за спиной, склоны южных плоскогорий Атрески располагались справа, а слева медленно катила воды широкая и глубокая река Герол.

Холодный дождь шел уже три дня в полном соответствии с прогнозом Ардуция, и настроение у Роберто было отличное. Осадки прибили пыль к земле, укрыв движение армии вдоль границы. Половина его кавалерии разбилась на рейдерские отряды по тридцать человек и рассыпалась по южной равнине, оберегая их от внезапных нападений с той стороны. Разведчики вернулись с тракта, принеся новые сведения.

Вечером Дел Аглиос расстелил карты на обеденном столе, расставленном у него в палатке, и пригласил часть своих командиров, а также Джереда и Ардуция выпить, поесть и составить планы. Оссакер помогал Дахнишеву в лазарете. Миррон находилась у кузнецов. Такую политику включения Восходящих в жизнь армии рекомендовал Джеред, и, похоже, она работала. Отношение к ним постепенно улучшалось, несмотря на немалое беспокойство среди солдат. И Восходящие в общем были симпатичными подростками, хоть и улыбались очень редко.

— Они не самые хорошие, но основные элементы местности указаны, — сказал Роберто, кивая на карты.

Он посмотрел на Ардуция: просто взволнованный ребенок, ужасно робеющий в этой обстановке. Мальчик явно с трудом держал себя в руках. Трудно поверить, что он обладает такой мощью.

— Цардиты вошли в Гестерн к югу от того места, где мы находимся. Они не получают сколько-нибудь значительного снабжения из Атрески — и нам уже удалось захватить часть того, что им отправляли. Судя по данным разведки, они направляются на юг за Киррийскую гавань. Видимо, они идут прямо к Портбриалю. Их будут атаковать всю дорогу, но, если мы правильно оценили их силы — примерно двенадцать тысяч, — то остановить не смогут.

— Значит, призыв не дал ожидаемых результатов, — констатировал Даваров.

— Да, дела плохи. И армия у цардитов больше, чем думали сначала. Но хорошо то, что граница в районе тракта на Киррий еще держится. Она неплохо укреплена, и маршал Мардов явно сыграла здесь свою роль. На западе там горы и надежная оборона до самого порта.

— У нас есть связь с защитниками? — спросил Джеред.

— Нет, — ответил Роберто. — Я не стал рисковать разведчиками. Там бьются не меньше тридцати тысяч цардитов, и если они не знают о нашем приближении, то я не хочу предупреждать их, отдавая им разведчика.

— А разве возможно подойти незаметно? — усомнился Неристус. — Наша колонна на марше — это почти три мили болтающих между собой пехотинцев, храпящих лошадей и дребезжащих повозок. В такое трудно поверить.

— Нет более слепого человека, чем тот, кто не ожидает что-то увидеть.

— Жемчужина мудрости Атрески, Даваров? — поинтересовался Роберто.

— У нас таких много. — Даваров улыбнулся. — Но вообще-то я согласен с Рованом. Я не могу поверить, что хотя бы один цардитский разведчик не улизнул из наших сетей.

— Не знаю, не знаю, — отозвалась Элиз Кастенас. — Не стоит сбрасывать это со счетов. Мы не видели серьезной подготовительной деятельности. Обозы, на которые мы нападали, слабо защищены и поспешно собраны. Это демонстрирует плохое понимание тактики и отсутствие планирования.

— Ну… — начал было Ардуций и смутился, прикрыв рот ладонью. — Извините.

— Не стоит извиняться, юноша. Ты здесь для того, чтобы разговаривать наравне со всеми. — Роберто приглашающим жестом указал на карту. — Что ты хотел сказать?

Ардуций густо покраснел и посмотрел на Джереда. Тот кивнул, приглашая высказаться.

— Просто дело в том, что они не рассчитывали здесь оказаться, правда? Когда война начиналась в Царде.

Роберто откинулся на спинку стула, прижав пальцы к губам, чтобы скрыть улыбку.

— Сколько мы все вместе служим в легионах? — спросил он. Наступило короткое молчание.

— Все вместе — лет этак девяносто, — ответил Неристус.

— И большинство из них — твои, Рован, — добавил Даваров.

По палатке разнесся смех.

Роберто шикнул на них.

— Спасибо тебе, юноша: ты открыл нам глаза. Еще сто дней тому назад королевство Цард сражалось за свое существование. Они отступали на севере и на юге и опасались, что им вот-вот вспорют брюхо. Они вели партизанскую войну в Атреске, не слишком веря в успех.

А теперь они угрожают сердцу Конкорда. Конечно, они не готовы к этому. Конечно, они плохо организованы! Большинство их командиров никогда не проводили вторжений. Боже Всевидящий! Нам понадобилось четыре года, чтобы подготовиться к кампании в Царде, и за этим столом сидят некоторые из тех, кто считал (и, как оказалось, правильно), что этот срок недостаточно велик.

После разгрома в Цинтарите цардиты воспользовались представившимся им шансом, и пока все складывалось так, как им хотелось. Атреска сдалась, Юран изменил, Джорганеша удалось вывести из игры. Их флот начал движение. Теперь наша очередь. Мы можем преследовать тех, кто уже вторгся в Гестерн, или обрушиться на тех, кто атакует границу у Киррийского тракта. — Он повернул руки ладонями вверх. — Что мы выберем?

— Выбора у нас нет, — сказал Джеред. — Нам необходимо защитить один из главных портов на западе, в Гестерне. Мысль о том, что цардиты будут свободно двигаться по Гестерну, отвратительна, но это дело временное. Если мы нанесем поражение тем, кто пытается захватить Киррийскую гавань, то освободим силы Мардов, так что она сможет заняться другими цардитами. А вы сможете повернуть и погнать остатки разбитых цардитов на север и выйти к границе Нератарна, чтобы оказать поддержку тем, кто ее защищает.

— Мои легионы уже предвкушают ускоренные марши, — с иронией откликнулся Роберто.

— Но он прав, так ведь? — спросил Даваров. — Если только в Киррие не окажется целая эскадра кораблей, чтобы можно было всех нас переправить морем. А это вряд ли.

— Времени остается мало, — добавил Дел Аглиос. — Как долго сможет держаться Нератарн?

— Им необходимо продержаться достаточно долго, чтобы дождаться тебя, — сказал Джеред. — Так что тебе нужно дать им надежду. В Киррие не найдется столько кораблей, чтобы доставить в Нератарн одиннадцать тысяч легионеров, но ты мог бы реквизировать один и отправить гонца.

Роберто обвел взглядом собравшихся за столом. Несогласных не оказалось.

— Решено, — сказал он. — И остается вопрос: сможем ли мы подойти к ним незаметно?

— Ранний снегопад послезавтра не помешал бы, — заметила Кастенас.

— Я начну молиться, — подхватил Даваров.

— Незачем, — отозвался Джеред.

— Я совсем забыл, что вы отвернулись от Бога, господин казначей! — сказал Роберто, не справившись с собой.

Джеред на это не отреагировал.

— Ардуций, вы могли бы вызвать небольшой буран?

Все взгляды устремились на юного Восходящего. Тот пожал плечами.

— Конечно. Я могу привести тучи из Карка.

За столом воцарилась недоверчивая тишина. Это утверждение — такое спокойное и такое невероятное — повисло в воздухе.

— Это действительно можно сделать? — На лице Даварова отразилась тревога.

— Реальность кусается, правда? — отозвался Джеред. — Если Ардуций говорит, что может это сделать, значит — он может.

— Как это произойдет, Ардуций? — спросил Роберто.

— Сейчас на наш путь влияют два погодных фронта, — ответил юноша и на глазах у Роберто стал приобретать уверенность в себе. — Ветра над Карком очень сильные и гонят тучи в нашу сторону. Они продолжали бы проливаться дождем, потому что над равнинами все еще слишком тепло. Но над морем, вдали от берега, воздух намного холоднее. С Осей и Миррон я мог бы поддерживать облачность, но привести к суше холодный воздух. И когда я разорву тучу, пойдет снег.

Командиры воззрились на него. Роберто хорошо знал, что все они чувствуют.

— И мы на самом деле можем на это рассчитывать? — спросила Элиз. — Я просто не могу поверить.

— Можете полностью на это полагаться, — заявил Джеред. — Вы видели, что они сделали с плато. Ардуций говорит, что это гораздо проще.

— И ты можешь локализовать буран, верно? — спросил Роберто. Он с трудом подавил желание рассмеяться нелепости собственного вопроса.

— Я только так и могу сделать. Мне надо будет видеть цель, что может стать проблемой. Насколько широким должен быть охват?

— Мы легко сможем обеспечить тебе обзор, — сказала Кастенас. — Вражеская армия растянулась фронтом шириной в четыреста ярдов, а в глубину имеет примерно милю, если считать резерв. Тебе не обязательно накрыть их всех, достаточно восточного края, если на большее вас не хватит.

— Нет проблем. — Паренек пожал плечами. — Для вас это будет похоже на то, словно вы смотрите на снегопад за окном.

— И скажи мне еще вот что, Ардуций. Насколько сильным будет ветер, который ты приведешь с моря?

— Такой, какой вы захотите. Если нужно, мы можем на время сделать буран или шторм.

— Очень нужно! — откликнулся Роберто. Изумление перед возможностями Восходящих стало сменяться радостным возбуждением. — Если вы сделаете все как надо, они не только нас не увидят — они не услышат нашего приближения!

* * *

Просентор Крейсан ночью придвинул катапульты и оставил отряды цардитов в поле, где они разбили лагерь и пели песни. Костры горели ярко, празднество было долгим и шумным. Восемь дней на границе шли бои. Защитники отражали атаку за атакой. Он успел проникнуться уважением к своим противникам, но их поражение близилось. Сейчас Крейсан имел тройное превосходство в численности, и если ему удастся разрушить стены, то Гестерн и дорога на Киррий окажутся в его власти.

Сражение было яростным. Просентор несколько дней пытался сломать их фланги, но его степную кавалерию встречал мощный обстрел лучников с позиций на другом берегу реки, или же задерживали лесные массивы, в которых легионы Конкорда разбивали их атаки. Все его обманные маневры останавливал резерв, численность которого Крейсан определил примерно в четыре тысячи. Наступило время надавить на центр.

Саму границу отмечал широкий мост, на котором высилось внушительное сооружение из камня и бетона. На плоской крыше стояли тридцать тяжелых катапульт, расположенных тремя рядами. С башен врага выцеливали баллисты. Пока Крейсан держался от них в стороне. Сегодня все изменится.

Рассвет выдался пасмурный и мрачный. Дождь, который шел уже три дня, не прекратился. Сегодня он стал гораздо холоднее из-за ветра, подувшего ночью со стороны Тирронского моря. Просентору хотелось, чтобы уже на рассвете противники увидели, что выставлено против них. Пусть они устрашатся еще до того, как он начнет атаку. И когда первая катапульта Конкорда произвела выстрел по его переднему краю, Крейсан бросил вперед все, что у него было. Четыре тысячи всадников при поддержке легкой пехоты пересекли реку по бродам и вступили в бой с лучниками и пехотой в лесу.

Воины Царда хлынули к укреплениям, блокам из пик и стенам из щитов. Враги видели, что именно он планирует сделать, и их катапульты целились на участок между пехотой и артиллерией, пытаясь не позволить цардитам приблизиться. Крейсан все равно приказал двигаться вперед. Семьдесят катапульт — большинство было захвачено у армии Конкорда и переоборудовано — тащили пары волов и толкали сзади команды из двенадцати человек.

Бой на переднем крае шел яростный. Хорошо обученные легионы Конкорда отчаянно сражались за каждый дюйм пространства. Кровь цардитов заливала землю, трупы оттаскивали назад сотнями. Передний край противника щетинился лесом копий. Проклятая дисциплина легионов, впитавшаяся в их плоть и кровь, оставалась несокрушимой. Просентор был уверен, что его воинам противостоят триарии, поставленные в один строй с гастатами.

Крейсан пробежал позади своих отрядов перед резервными частями, которые орали и подбадривали бойцов. Он был командиром старой школы и не признавал обычаев легионов, где конные командиры прятались от клинков и стрел за спинами своих воинов.

— Тесните их назад! Мне нужно пространство сзади!

Сенторы услышали. Новые силы ввели в бой из резерва. Шум усилился. Звон оружия и рев воинов, сходящихся в бою, вновь ударили ему в уши.

Какое-то время просентор наблюдал за боем, убеждаясь, что защитники стоят крепко. С широких копий фаланги капала кровь цардитов, и все равно они мерцали в слабых лучах солнца. Рычаги катапульт громыхали. Камни взмывали высоко в воздух. Крейсан проследил за их полетом: они взрывали землю меньше чем в двадцати ярдах перед его орудиями и далеко позади стоящих в резерве отрядов.

Его артиллерия по-прежнему находилась за пределами своего радиуса действия. Чтобы ввести ее в бой, Крейсану надо попасть внутрь дуги обстрела врага и переместить орудия за то время, пока катапульты перезаряжаются. Просентор побежал прочь от фронта сражения, его телохранители держались рядом. Он успел добраться до цели прежде, чем следующая порция камней пробороздила землю и взметнула грязь в воздух в сорока ярдах позади, так что брызги ударили ему в спину.

— Быстрее! — Крейсан замахал руками, требуя, чтобы орудия выдвигались вперед. — Толкайте сильнее! Чем меньше времени вы проведете в смертельной зоне, тем меньше вас погибнет! Шевелитесь!

Он пробежал между ними, выкрикивая слова ободрения, требуя усилий и скорости. На самом деле просентор понимал, что они и так прилагают все силы, но движение казалось мучительно медленным. Противники на укреплениях видели, что они приближаются. Рычаги тридцати катапульт изготовились, но на этот раз они выжидали.

У Крейсана не было выбора. Он смотрел, как его команды двигаются вперед. В тот момент, когда они миновали первый камень, наполовину зарывшийся в землю, катапульты выстрелили снова. Камни в два и три таланта весом, летя по дуге, лениво вращались. В воздухе стоял свист. Камни упали. Большинство с недолетом, но два нашли цель.

Первый приземлился между парой волов, до кости разодрав бока обоим и расколов ярмо и раму. Животные погибли мгновенно. Второй камень попал прямо в переднюю часть мишени, разбив рычаг и пробив дно повозки и заднюю ось. Вся конструкция от удара подскочила и рассыпалась. Людей разбросало в стороны, словно кукол. Острые обломки дерева разлетелись в разные стороны, с треском разрезая воздух и плоть.

— Шевелитесь, шевелитесь! Еще двадцать ярдов! Крейсан шел с ними. Надо, чтобы им хватило отваги. Победа будет одержана сегодня, и в руках этих людей ключи от нее. Он видел, как рычаги катапульт Конкорда медленно отводятся назад. Работа на крыше форта шла упорядоченно и размеренно. Тщательно скругленные камни летели прямо, правильно и далеко. А преимущество в виде высоты давало им дополнительную дальность.

Рычаги катапульт снова громыхнули. Воздух наполнился воем и свистом. Позади катапульт команды инстинктивно присели и взмолились об удаче. Камни приближались. Удары сотряслиземлю, взметнув комья почвы высоко в воздух. Вопли наполнили его слух, смешавшись с хрустом дерева, ломаемого снарядами.

Просентор Крейсан не стал оборачиваться. Он смотрел в небо, следя за падающими камнями. Ветер вокруг него набирал силу, обдувая справа и слева, с каждым мгновением его сила приближалась к урагану. В то же время температура стала понижаться, хотя солнце должно было греть сильнее. Но не это заставило его почувствовать страх. По небу быстро неслись тучи. Темные и полные снега.

Крейсану вспомнились слова трусов, которых он казнил за дезертирство. Они говорили о магах Конкорда, которые способны рушить горы и дробить скалы. Поворачивать потоки воды и заставлять корни деревьев вырываться из земли. Просентор не стал слушать эти россказни, сочтя их отговорками людей, отчаянно надеющихся избежать удара сабли. Когда дезертирам выпускали кровь, он смеялся им в лицо.

Возможно, ему не следовало этого делать. Облака вздымались и скапливались вокруг армии Царда, и небо с неестественной скоростью темнело. И эти облака двигались против ветра! Лицо просентора Крейсана обожгли первые хлопья снега, которые принес ураган, смердящий злом.

ГЛАВА 67

848-й Божественный цикл, 3-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

— Несколько дней назад у вас отняли возможность отомстить цардитам. И я знаю, что очень многие из вас испугались того, что мы тогда увидели.

Роберто медленно ехал вдоль первой шеренги армии, растянувшейся на триста ярдов в обе стороны и на четыреста ярдов в глубину. Всего в ста ярдах перед ними по воле Восходящих с небес сходила пелена снега. Они слышали вой ветра, гнавшего снежный буран. Это было неестественным и странным, и армия приближалась к нему с опаской.

— Я это знаю, потому что испугался так же, как и вы. Но сегодня настала ваша очередь сражаться.

Громкий рев легионеров захлестнул Роберто, нарастая по мере того, как его слова передавались по армии. Он мысленно взмолился, чтобы Ардуций не ошибся относительно шума ветра за снежной завесой. Дел Аглиос вскинул руку.

— Сейчас большинство из вас уже видели этих детей. Они отличаются от нас, но в них нет зла. Они — дар Бога. И то, что я сейчас сижу перед вами, свидетельствует об этом.

Новая волна криков. Роберто воздел кулак вверх.

— По моему сигналу прозвучат горны, и вы пойдете в атаку. Все уже получили приказы. Занавес упадет, и снег, и ветер прекратятся. Не останавливайтесь. Не берите пленных. Сегодня мы сражаемся, чтобы спасти Конкорд. Удар, который мы нанесем сегодня, остановит сердце у наших врагов. Вы — моя армия, моя гордость. Покажите им, кто вы!

Роберто обнажил меч и высоко поднял его. Кончик клинка поймал луч солнца. Он опустил его, и небо дрогнуло от звука боевых горнов.

* * *

Бой продолжал кипеть, но внимание обеих армий отвлекалось. Снегопад стал таким густым, что людям едва удавалось разглядеть перед собой противника, и количество случайных жертв, попавших под удары своих орудий, увеличивалось. Камни катапульт по-прежнему свистели в воздухе, но теперь артиллерия просентора Крейсана отвечала на огонь. И тоже поражала цели.

Просентор пробежал через повозки с катапультами к переднему краю. Перед ним из бурана вынырнули фигуры солдат. Над головой со свистом пронеслась очередная порция камней. Невидимая глазом смерть подкрадывалась к людям. Он услышал впереди звуки ударов по укреплениям.

С порывом ветра, пронесшегося вдоль линии фронта, к нему долетели недружные крики. Крейсан нашел задние ряды своих бойцов и одного из сенторов, который пытался разглядеть впереди хоть что-нибудь кроме неясных очертаний.

— Надо продолжать давление на центр! — прокричал Крейсан. — Передай на фланги, чтобы держались!

— Да, просентор!

Управлять боем стало невозможно, и он не мог отвести силы назад. При отходе вражеские катапульты нанесли бы ему слишком большой урон. Необходимо добиться победы. Когда Крейсан продвинулся вглубь отряда, снег под ногами уже покраснел от крови.

Запах сражающихся и умирающих людей ударил ему в нос. Жар валил от тысяч воинов, стоящих тесными рядами. Крики торжества, ярости и муки смешивались с невероятным грохотом разнообразного оружия. Крейсану надо было увидеть форт. Необходимо знать, что он поврежден.

Просентор проталкивался через ряды. Перед ним и выше кипящей размытой границы переднего края из снегопада поднимался темный силуэт. Слишком далеко, чтобы можно было различить что-то конкретное.

— Будь проклята эта вьюга! — Крейсан посмотрел вверх. Порывистый ветер разбрасывал тяжелые снежные хлопья.

Катапульты Конкорда с грохотом вернулись в исходное положение. Опять с неба упадет смерть. Новый звук донесся слева. Вой, почти затерявшийся в шуме, наполнившем мир. Болт баллисты пронесся по его отряду, пронзив насквозь двоих и распоров руку третьему. Солдаты отшатнулись от болта. Крейсан бросился к раненому.

— Носилки сюда! Зовите помощь! — взревел он.

Пальцы раненого сжались на его руке. Просентор посмотрел на солдата. Болт оторвал ему левую ногу у самого бедра. Кровь хлестала в снег.

— Не надо носилок, командир, — прошептал солдат.

— Успокойся, — ответил Крейсан. — Умри героем королевства.

Его катапульты произвели ответный выстрел. Камни с визгом промчались совсем близко, словно скорбя о новых потерях. Просентор услышал, как они ударили по форту, и выпрямился, пытаясь хоть что-то увидеть. Эхом вернулся раскатистый звук. Он снова двинулся вперед. Не было сомнений: на фоне форта падали какие-то крупные обломки. Строение начало разрушаться.

— Есть! Наша берет!

Раздались радостные крики, и Крейсан почувствовал, как его людей наполняют новые силы. Он побежал к переднему краю, чтобы командовать победным рывком. Небо снова взвыло. Просентор нахмурился: для ответного выстрела Гестерна еще слишком рано. Камни и болты ударили по его резерву и задним рядам наступающей пехоты, пробив на поле полосы слева направо. Урон оказался большим и пугающим. Солдаты Гестерна зашевелились и, сгрудившись, подались вперед. В передних рядах возникла новая тревога.

— Продолжайте бой! Они ваши!

Просентор посмотрел налево. Вьюга скрывала все. Выстрелы должны были прийти с той стороны. Он моргнул. Зрение играло с ним дурные шутки! В тумане появились какие-то фигуры. Тысячи фигур. А снегопад стал ослабевать.

— Ох, нет! — выдохнул Крейсан. Повернувшись, он закричал, приказывая обороняться.

* * *

Роберто возглавил атаку экстраординариев, бросившись вперед сквозь пелену снега после первого залпа артиллерии. Он обнаружил, что попал в другой мир. Снег толстым слоем покрывал землю, собравшись в сугробы. Сильный ветер, выбивающий с седла, завыл в его ушах. Видимость оказалась почти нулевой.

Конь напрягся, остановился и попятился, попытавшись встать на дыбы. Позади Роберто шла армия. Наверняка он выглядел нелепо на коне, который топтался и храпел, но Дел Аглиос думал не об этом.

— Ну же, Ардуций! Ты же слышал горны!

Конь шагнул вперед. Снегопад стремительно заканчивался, поле боя впереди посветлело. Ветер мгновенно стих. Солнце пробилось сквозь рассыпающийся слой облаков.

— Отличная работа, парень!

Его армия увидела противника, издала боевой клич Конкорда и бросилась вперед. Роберто промчался вдоль передних рядов легкой пехоты.

— Дротики! — выкрикнул он.

Сотни коротких копий пролетели у него над головой, ударив по армии цардитов, которые беспорядочно и изумленно разворачивались к противнику, стремительно приближавшемуся к их флангам. Роберто поскакал дальше налево. Первые пехотинцы пробежали мимо него, закрываясь овальными щитами. Второй ряд приготовил короткие копья к броску. Центурион выкрикнул приказ, и дротики засвистели в воздухе.

На этот раз самые сообразительные цардиты успели выставить щиты, но копья все равно собрали щедрый урожай среди тех, кто не закрылся. Сделав еще несколько шагов, легкая пехота вступила в бой. Одновременно с этим половина кавалерии Элиз пронеслась на юг через реку, чтобы нейтрализовать степных всадников, которые собирались в отряд для ответного удара.

Роберто наблюдал, как разворачивается сражение. Его армия вышла на участок, покрытый снегом. Построение было четким и невероятно красивым. Ширина фронта составляла двадцать манипул, они двигались линией в двести щитов. По обеим сторонам ехала кавалерия, защищавшая фланги. Из всех глоток рвался гимн Конкорда. Позади гастатов бежали лучники. Принципии и триарии шли следом, а великолепный Рован Неристус и его люди метали перед легионами камни.

Роберто наблюдал, как ложится следующий залп. Цардиты падали под ударами. Людей, изломанных и искореженных, подбрасывало в воздух и вколачивало в землю. Две вражеские катапульты разлетелись вдребезги, разбрасывая вокруг куски дерева. Посреди этого хаоса командиры цардитов пытались навести порядок под атакой с двух фронтов. Их армия была большой — гораздо больше, чем армия Роберто и оборонительные силы Гестерна, вместе взятые, но преимущество оказалось на стороне Конкорда.

Легкие пехотинцы вышли из боя и побежали назад через ряды гастатов. Вражеские лучники повернулись, чтобы стрелять им вслед.

— Стена! — приказал Роберто.

Команда волной пробежала по манипулам. Щиты вскинулись над головами построения — легионеры четко исполнили приказ центурионов. Затем гастаты нанесли удар, прорвавшись сквозь неровный фланг цардитов. В их центре маячила знакомая фигура.

— Даваров! — воскликнул Роберто. — Ах ты ублюдок атресский, ты что творишь?

* * *

Джеред помог Восходящим подняться на ноги и отмахнулся от помощи, предложенной охраной. Во время дела десять всадников с лошадьми держались на почтительном расстоянии. У Ардуция был очень усталый вид. Его черные волосы потускнели и слиплись, кожа на руках сморщилась и увяла. Когда он улыбнулся, уголки глаз окружила сетка глубоких морщин. Миррон и Оссакер, которые усиливали энергию, направляемую Ардуцием, затратили меньше сил. Оба смогли стоять без поддержки, тогда как их брат тяжело опирался на казначея.

Они расположились на скале, возвышавшейся над полем боя, не более чем в ста ярдах от левого края армии Конкорда. Разведчики очистили это место накануне ночью, и Джеред привел Восходящих наверх под покровом темноты. Они смогли работать аккуратно и эффективно и в течение предрассветных часов создали необходимые условия для дела. Подготовка дала прекрасный результат.

Джеред больше не мог прятать улыбку. Он обнял всех троих под грохот боя, доносившегося до них снизу.

— Отличная работа, отличная! — Он взъерошил Оссакеру волосы. — И вы никого не убили.

— Да, но в результате погибнут люди. — Оссакер чуть отстранился.

— Оссакер, не надо! — попросил Ардуций. — Люди в любом случае погибли бы. Мы только предоставили нашим людям, нашим соотечественникам, наилучшие возможности. Если цардиты не убежали, это их вина, а не наша.

Джеред отметил, что Оссакера эти слова не убедили. Он повернулся к Миррон.

— С тобой все в порядке?

Она посмотрела на него и пожала плечами. Потом, после паузы, кивнула.

— Не похоже, — сказал казначей. — Ну-ка давайте отправимся в тыл. Полагаю, у Дахнишева найдется для тебя дело, юный Оссакер.

— Работа Восходящего никогда не заканчивается, — вздохнул Оссакер.

Джеред провел их к ожидавшим кавалеристам и лошадям и посмотрел на кипящую внизу битву. Легионы Конкорда захватили огромную территорию в первые же мгновения атаки. Он видел, что вдоль реки и ближе к форту цардитов теснили всеми возможными способами. Кастенас вела бой на другой стороне реки, на краю леса. Джеред нашел глазами Роберто, скачущего туда и обратно вдоль рядов гастатов.

Ближе к месту, где стоял казначей, гастаты и принципии, словно волна, захлестнули вражеские катапульты. Тела артиллеристов лежали на снегу в лужах крови. Резервные отряды цардитов позади бывшего переднего края быстро перестраивались, чтобы противостоять угрозе. Неристус и гестернские защитники обстреливали основные силы врага тяжелыми камнями, наносившими страшный урон.

А далеко позади, у лагеря цардитов, те немногие солдаты, которых оставили для охраны, в испуге и растерянности смотрели на происходящее. Однако несмотря на преимущество, полученное Конкордом за счет внезапности, армия Царда была намного больше. Десятки тысяч солдат уже вели бой или готовились в него вступить. Конкорд являл собой движущуюся стену щитов и стали. Цардиты отчаянно пытались навести порядок в своих рядах. Исход будет зависеть от того, смогут ли враги восстановить строй и быстро ввести в дело свежие силы. Победа еще не завоевана.

* * *

Даваров бежал с первыми рядами гастатов и чувствовал, какую уверенность им придает его присутствие. Со щитом, алевшим среди темно-зеленых цветов Конкорда, и шлемом с плюмажем, поднимавшимся выше простых наверший легионеров, он был мишенью для всех цардитов. Именно так он любил сражаться.

Не останавливаясь, Даваров с гастатами влетел в неподготовившиеся к обороне ряды врагов. Солдаты, которые еще совсем недавно не могли сквозь снегопад разглядеть противника всего в ста ярдах от себя, теперь обнаружили, что оказались в окружении. Даваров приказал поднять щиты и приготовился к столкновению, пригнувшись и наклонившись вперед.

Он почувствовал, как цардит перед ним отступает, и услышал новый всплеск шума. Даваров сделал еще шаг, выбросил щит вперед и влево и нанес колющий выпад гладиусом. Клинок пробил кожаный доспех и вонзился глубоко в тело. Даваров радостно зарычал, когда кровь выплеснулась на рукоять и перчатку. Цардит обмяк и упал вперед. Даваров щитом отклонил его тело налево.

— Это моя страна, — проворчал он, а потом возвысил голос до пронзительного крика, который разнесся по всей манипуле. — Это моя страна!

Даваров поддался захлестнувшей его ярости и бросился на цардитов, отбил чей-то щит своим и перерубил мечом шею врага. Ногой оттолкнув умирающего, мастер мечников остановил удар, направленный в его незащищенный бок. Поднырнув под клинок, он вскинул щит вверх, отбросив державшую меч руку. После этого Даваров нанес гладиусом мощный удар, который едва ли мог принять враг, и с удовлетворением ощутил, как лезвие вспарывает пластинчатый доспех.

Ему уже давно не удавалось оказаться в гуще схватки. Роберто ему яйца оторвет, но сейчас его это не волновало. Даваров крикнул гастату, который пробивался за ним слева и немного позади сквозь жуткую мешанину шума, людей, стали и крови:

— За Атреску! За Конкорд!

Крик подхватили, и он увидел, как по строю далеко, насколько мог видеть глаз, пронеслась волна. Даваров посмотрел на цардита, вставшего перед ним. Солдат был напуган. Даваров нанес удары — умбоном щита в живот и рукой поверх его края. Кулак и рукоять гладиуса расплющили солдату нос. Кромка щита резко ударила под подбородок и сбил с ног.

У него за спиной молодые гастаты сдвигали ряды, чтобы углубиться в строй цардитов.

— Держитесь вместе! — крикнул мастер мечников. — Не больше шага зараз! Дисциплина!

Для одного из них этот окрик запоздал. Гастат шагнул в разрыв, которого на самом деле не существовало. Цардитские клинки ударили по нему с обеих сторон. Он принял один на щит, но второй сумел обвести его клинок и прорубил ему щеку. Череп раскололся — и гастат рухнул. Даваров выругался.

— Дисциплина, порядок, победа! — заорал он. — За мной, гастаты!

Мастер мечников выставил щит прямо перед собой и шагнул назад, видя, что справа от него строй снова восстановился. Цардиты обрадовались краткой передышке и повторили их движение.

— Еще раз!

Даваров возглавил рывок на шаг вперед, мощно ударив щитом в щит врага. Туча стрел промелькнула над ними, обрушившись на оборонительный строй цардитов, который уже начал собираться за колеблющимся передним краем. В воздухе завоняло дегтярным дымом. С крыши форта полетели пылающие камни, они обрушились на вражеский центр, плотно сбившийся под двойным давлением Конкорда. Даваров почувствовал, как под ним содрогнулась земля, услышал, как гнется и не выдерживает металл. Копья пламени взметнулись к небу, от покрытой снегом земли поднялся пар.

Мастер мечников посмотрел поверх щита на следующего противника. Воин был ошарашен, испуган и почти лишен поддержки. Позади него строй редел, а резерв выбивали камни катапульт. Неристус сделал очередной залп. Смерть со свистом взрывала землю.

— Беги! Убирайся вон из моей страны! — закричал Даваров.

— Нет!

— Будь по-твоему.

Великан из Атрески ухмыльнулся. Он ринулся в атаку, нанеся удар из-за щита и заставив противника отчаянно защищаться. Цардит сделал выпад, но он вышел слишком низким, и Даваров без труда парировал его. Противник потерял равновесие и выставил щит. Но Даваров не стал бить в него. Он нанес колющий удар поверх края и погрузил острие гладиуса в рот цардита.

— Теперь спой мне, ублюдок!

Строй Конкорда неумолимо двигался вперед. Даваров услышал топот бегущих ног. Над ними пролетели дротики, сотни дротиков. Цардиты снова отступили и снова остановились. Даваров атаковал дальше, ведя за собой манипулу. Он ощущал дыхание битвы.

В горячке боя, среди вони и грохота юные гастаты бились под стать ветеранам. В атаке чувствовался ритм, который пел о близкой победе. Прямоугольные щиты выдвигались вперед, поворачивались, позволяя нанести удар, и снова смыкались стеной. Гладиусы резко выставляли вперед, чтобы колоть, или наносили рубящие удары сверху. Сабли цардитов продолжали опускаться, выискивая любой просвет в обороне Конкорда. Цена невнимательности была высочайшей.

— Держитесь плотно! — приказал Даваров. Щит содрогнулся от двух ударов, его гладиус отвели в сторону. — Они атакуют!

Даваров снова поставил щит прямо и выбрал следующую жертву.

* * *

Элиз уже обратила цардитов в бегство. Она переправилась через реку с тысячей всадников и налетела на степную кавалерию и поддерживавших ее лучников почти внезапно. Когда она достигла кромки леса, там кипел бой, и на расстоянии менее двадцати ярдов до врага Элиз дала сигнал рассыпаться.

Кавалерия разделилась на группы по шесть, чтобы сохранить хоть какую-то связь между собой среди редких деревьев. Шестерки вломились в отряд, выкашивая всадников и пехоту, словно пшеницу. После первого прохода они развернулись и галопом поскакали обратно на открытую местность, освобождая место для второй волны. Гестернские защитники отреагировали великолепно: бросив луки, они обнажили клинки, смыкая клещи.

Рассредоточившиеся во время боя степняки не имели возможности построиться и превратиться в ту боевую единицу, которую они составляли на открытых местах. Они отошли направо и налево, спеша прорваться к реке, и обнаружили лучников Элиз с одной стороны, а пехоту Конкорда — с другой.

Элиз догнала еще одного цардита, свесилась с седла и рубанула его по спине, так что он скатился на землю. Выехав из леса, она увидела, как солдаты Даварова теснят главные силы Царда. Перед полуразрушенным фортом оборона Гестерна перешла в решительную атаку. Оставалось совсем немного, чтобы враг обратился в беспорядочное бегство. Кастенас отдала приказ играть построение и на рысях вернулась к реке. Позади нее кавалерия выехала из леса и пришпорила коней, догоняя, а тем временем гестернцы навалились на оставшихся цардитов, гоня их или рассеивая.

Кастенас выжидала и наблюдала за битвой. Переломная точка возникла в месте соединения двух линий боя. Гестернцы стояли поперек тракта и перед фортом, тогда как ее армия выдвинулась двадцатью ярдами севернее. И хотя кавалерия не позволяла цардитам осуществить обход фланга, он стал для них местом сбора. Они не сдались, а прорыв любого фронта Конкорда мог стать катастрофическим, поскольку численное преимущество по-прежнему оставалось за противником.

— Тесным строем! — приказала Кастенас — Двигайтесь к центру! Играйте атаку не останавливаясь. Мне нужно, чтобы эти всадники убрались с дороги!

Она рубанула мечом воздух, сжала каблуками бока коня и рванулась вперед. Кавалерия с грохотом преодолела неглубокую реку у моста, выскочила на твердую почву и понеслась на врага. Впереди части кавалерии Конкорда, прикрывавшей фланги, услышали горны, отвернули от цардитов и скрылась среди своих построений. Почуяв прорыв, враг хлынул к прорехе и увидел, что навстречу ему мчатся тысяча всадников. Начавшееся наступление Царда замедлилось и остановилось. В их рядах стали появляться бреши.

Элиз улыбнулась и вступила в бой. Ее резко опустившийся клинок отрубил врагу руку с саблей. Конь встал на дыбы, ища свободное место, тяжело ударил упавшего передними копытами и снова двинулся вперед. Скорость резко снизилась, но почти никто из цардитов не смотрел в ее сторону. Кастенас послала коня вперед, снова ударив клинком сверху вниз. Предоставив своей кавалерии защищать ее левый бок, она рубила снова и снова. Справа промчались другие всадники, с налету далеко врезаясь в ряды противника. Элиз услышала рев пехоты. Еще совсем немного! Сабля цардита нацелилась на нее. Удар остановил один из ее воинов. Кастенас кивнула ему в знак благодарности и всадила клинок в грудь противника.

Справа густо полетели стрелы, выбивая коней и всадников. В ответ лучники Конкорда произвели кучный залп, и атакующий отряд дружно развернулся, пытаясь клином расколоть цардитские отряды. Однако противники успели перегруппироваться и были готовы. Элиз дала сигнал повернуть и унеслась на безопасное место. Лучники прикрыли их отход.

— Еще разок! — выкрикнула Кастенас. — Покажем им! Она выполнила резкий разворот направо, дала возможность отряду выстроиться вокруг нее и снова ринулась на врага.

* * *

— Что там происходит?

Миррон остановила лошадь, чтобы взглянуть на дальний край поля битвы, где располагалась артиллерия цардитов. Она увидела костры вокруг катапульт. Армии пока не удалось далеко прорваться, и, на ее взгляд, движения почти не было, если не считать того, что дальше по течению реки появлялись все новые и новые враги. Джеред подъехал к ней. Они спустились на половину склона и оказались прямо над Неристусом и его артиллерией.

— Они поворачивают катапульты, — сказал казначей. — Они хотят использовать горящие камни, чтобы попытаться сломать наши ряды.

Миррон повернула голову и прочла на его лице тревогу.

— А наши солдаты могут им помешать?

— Пока нет. — Джеред показал направо. — Там мы заставили их отступать, но они держатся достаточно твердо. У нас не получилось быстро прорваться, так что у них осталось много катапульт.

Миррон снова повернулась в сторону сражения. Неописуемый грохот и отвратительная жестокость. На ее глазах горящие камни вылетели из форта над мостом. Она проследила за их полетом и увидела, как люди, спасаясь, разбегаются во все стороны. Камни упали. Девочка содрогнулась. А когда дым и мелкие осколки исчезли, там, где упали камни, стали видны темные пятна крови и множество тел. Один мужчина бежал прочь. Он горел. Другие шли, ползли и ковыляли. Это было отвратительно.

— Я могу помочь армии, — заявила она.

— Ты сделала достаточно. — Джеред покачал головой. — Тебе нужно отдохнуть.

— Но щитом камень не остановить. Это нечестно.

Восходящие и охрана спускались по склону. Джеред жестом велел им ехать дальше.

— Вот поэтому люди боятся катапульт. Мы их быстро захватим.

Миррон покачала головой и слезла с лошади.

— Для некоторых это будет недостаточно быстро.

— Миррон!

Она посмотрела на него.

— Разрешите мне что-нибудь сделать. Разрешите попробовать.

— Ладно. Я буду присматривать за тобой. Только береги себя. — Казначей тоже спешился.

Миррон почувствовала себя спокойной и защищенной. Она опустилась на траву у края откоса и посмотрела за строй цардитов, на катапульты и костры. Расстояние было на пределе допустимого, так что ей придется использовать все силы. Девочка открыла свое тело земле под ногами и почувствовала, как трава начала подниматься вокруг ее щиколоток и колен.

Цардитские костры выделялись на фоне энергий, которые видела Миррон. Они говорили с ней, и даже на таком удалении она ощутила хаос, который ей предстоит упорядочить. Бледные тени около костров — это катапульты. Их команды виделись вспышками жизни, сосредоточенными и полными энергии, Миррон прощупала землю и небо в поисках дороги, которая приведет ее к кострам.

Она зачерпнула энергию из травы у себя под ногами и из подземного ручья, который нашел Ардуций и которым он воспользовался, чтобы создать вьюгу. Одиночество и неуверенность внезапно охватили ее. Прямо здесь, рядом с полем боя, в шуме и грохоте Миррон захлестнул страх. Ей не удавалось оттолкнуть его без помощи Ардуция и Оссакера. Без помощи Го…

Миррон тряхнула головой и резко втянула в себя воздух.

— Миррон! — окликнул казначей.

— Все нормально, — сказала девочка, стараясь унять крупную дрожь. — Я могу это сделать. Я могу это сделать.

— Миррон?

— Ничего.

Я могу это сделать. Миррон прогнала от себя мысли о Гориане и уняла колотящееся сердце. Потом девочка представила себе отца Кессиана и вспомнила то давнее время в саду виллы, когда она первой совершила прорыв. Ей нужно просто взять пламя и поместить его туда, куда она хочет. А вокруг нее находится энергия, с помощью которой можно будет усилить то, что задумано.

* * *

Оссакер крепко сжал талию Кована. Кован полуобернулся в седле. Они приближались к резерву и охране лагеря, их окружали кавалеристы. Кован видел на их лицах недоверие и страх, пока Восходящие работали, и сейчас по дороге обратно отчуждение между ними и их защитниками возникло не случайно.

— В чем дело, Осей?

— Миррон нет с нами.

Кован напрягся и почувствовал, как его сердце на миг перестало биться. Он повернулся и отклонился вправо, а потом влево, чтобы посмотреть Осей за спину.

— И казначея тоже.

— Нам надо вернуться! — воскликнул Оссакер.

Рядом с ними Ардуций поднял голову, которая до этого безвольно лежала на спине сидящего впереди кавалериста. Он казался ужасно усталым и старым. Ему с трудом удавалось держаться в седле.

— Нет, — ответил он сухим, надтреснутым голосом. — Мне надо отдохнуть, а ты постарайся помочь Дахнишеву.

— Но, Арду, ты же говорил, что нам надо никогда не расставаться! Мы всегда должны быть рядом друг с другом. Особенно здесь.

Седые брови Ардуция хмуро сошлись.

— Гориан все это изменил, так ведь? Может, нам пора научиться жить друг без друга.

— О чем ты говоришь? — В голосе Осей появилась заметная дрожь. — Когда война закончится, мы вернемся домой. Все трое.

— Ты так думаешь? — спросил Ардуций. — Ты действительно так думаешь?

— Что с тобой?

— Теперь все про нас знают. Мы никогда не сможем жить так, как жили раньше.

Кован услышал, как Оссакер судорожно вздохнул.

— Он просто устал, Осей, — прошептал он. — Послушай, возвращайся с ним. А я вернусь назад и проверю, все ли в порядке с Миррон.

— Спасибо, Кован. — Оссакер слез с его седла.

— Я для этого здесь, — ответил тот и повернул обратно.

* * *

Стоя рядом с Миррон, Джеред почувствовал уже знакомое, но по-прежнему захватывающее дух изменение в атмосфере. Юная Восходящая погрузилась в свое дело. На поле пехота Роберто все еще двигалась вперед, но к цардитам постоянно подбегали новые воины, поддерживая их.

Джеред увидел, что кавалерия Кастенас снова атакует, меча перед собой дротики и стрелы.

Гестернская оборона выдерживала новый напор. Казначей почувствовал, как цардиты начинают останавливать давление армии Конкорда. Скоро следом за пылающими камнями катапульт к ним придет уверенность, если только Миррон не прекратит стрельбу орудий. Он не терял уверенности в том, что Роберто одержит победу. Вопрос в том, какой ценой.

Джеред повернулся на шум справа от него. Впереди началось какое-то движение. Он вынул гладиус из ножен и поставил перед собой щит. Цардиты! Надо бы оттащить Миррон в сторону, но на это времени не оставалось — да и его конь отошел подальше, как только она начала. Может быть, ей хватит времени, чтобы сделать все необходимое, прежде чем их обоих убьют. Казначей не надеялся, что ему в одиночку удастся выстоять против шестерых.

ГЛАВА 68

848-й Божественный цикл, 3-й день от рождения дуса, 15~й год истинного Восхождения

— Даваров, мне нужен прорыв к их артиллерии! — крикнул Роберто.

Атресский мастер мечников, окровавленный и ухмыляющийся, только что явился с переднего края и обнаружил, что генерал его ждет. Он изо всех сил пытался выглядеть смущенным, но не мог скрыть переполнявшую его радость.

— Они наши, Роберто. Я это чувствую, — осклабился Даваров.

— Очень может быть. Мы позже поговорим, почему ты решил оценить это со столь близкого расстояния. — Роберто помолчал. Камни катапульт с ревом пронеслись в вышине, оставляя за собой след из дыма и искр. Он проследил, как они падают за передним краем, в опасной близости от его орудий. — Но они начали пристреливаться, и мне не хочется понести лишние потери.

Даваров кивнул.

— Что я должен сделать?

— Возьми триариев из северного резерва. Четыре манипулы Клинков Харога. Подкрепи их принципиями из Ястребов. Тебе нужно прорвать их фланг. Кавалерия тебя прикроет. Доберись до орудий и сразу уходи.

Даваров улыбнулся и повернулся, чтобы идти.

— И еще, Даваров, — добавил Роберто. — Если тебе так необходимо идти с ними, постарайся хотя бы не погибнуть, ладно?

— Сегодня не мое время умирать, — ухмыльнулся мастер мечников.

Он побежал обратно вдоль заднего ряда строя. Гастаты стояли плотно и уверенно. Краденые катапульты Неристуса сделали ответный выстрел, и их горящие камни тоже оставили в воздухе дымный след. Даваров надеялся, что каждый накроет дюжину цардитов. Приближаясь к северному флангу, он услышал, насколько яростен бой. Кавалерия обеих сторон атаковала по флангам, не давая противнику беспокоить пехоту. Обе стороны добивались прорыва. Но только у одной была настоящая уверенность.

Даваров подозвал своего любимого центуриона-атресца.

— Манипулы ко мне! Возьми себе в поддержку манипулы принципиев как резерв и оборону флангов. Шевелись, шевелись!

Мастер мечников двинулся вдоль строя, пытаясь найти командира фланговой кавалерии, тоже уроженца Атрески, номинально входившего в Клинки Харога. Он всматривался в неровные фланги армий, где две конницы обменивались ударами, выискивая слабые места и любое преимущество, которым можно было бы воспользоваться.

— Капитан Картоганев!

— Мастер Даваров. — Картоганев высокомерно посмотрел на него из-под выступа шлема, прикрывавшего лицо. — В чем дело? Я занят.

— И сейчас будешь еще больше занят, — прорычал Даваров. — Мы идем за орудиями. Мне надо, чтобы ты не пропустил степняков к моей пехоте.

— Отлично. Я просто мечтал о новой работенке, — ответил Картоганев.

— Шутки шутишь?

— Нисколько. У меня мало людей, мастер Даваров.

— Тогда давай их сломаем. Если мы сможем продвинуть наши орудия, мы это сделаем. — Даваров пожал плечами и улыбнулся. Сзади него с грохотом выстраивались манипулы. — Это приказ генерала. Сделаешь, а?

Картоганев посмотрел поверх его головы и глухо заворчал.

— Предоставь это мне. Делай, что нужно, но быстро, или мы потеряем фланг.

— Мне нужно немного свободного места, и все. — Даваров отвесил поклон.

Картоганев отвернулся и начал выкрикивать приказы.

* * *

Миррон чувствовала, как внутри ее пробуждается сила. Она ощущала тепло смоляных огней и энергии земли, которые наполняли ее. Она создала в уме карту огня — громадную и усиленную. Теперь ей нужно передать эту карту дереву и канатам цардитских орудий. Перебросить огонь на новое топливо. Это гораздо легче сделать, если оно находится прямо перед ней, но на этот раз Миррон должна направить энергию по природным линиям воздуха. На это уйдет много сил. Девочка глубоко вздохнула — и толкнула энергию от себя. Жар окатил лицо.

Миррон сосредоточилась сильнее, понимая, что начинает тлеть, и протянула левую руку к смоляным огням. Их хаотические линии затанцевали по ее воле. Такая красота! Девочка осторожно разомкнула первые линии огня и, удерживая разрыв своим телом, толкнула сильнее. Сотворенная карта огня полетела по воздуху: дымный след появился прямо в чистом небе. Ей нужен всего один контакт, а потом это будет похоже на то, как падает ряд костяшек домино.

Где-то рядом с Миррон слышался голос Джереда, но он обращался не к ней.

* * *

— Сюда! — крикнул Джеред бегущим к нему цардитам. — У вас есть шанс осчастливить всех, кто уклоняется от уплаты налогов!

Он чуть сместился влево, стараясь, чтобы они как можно дольше не обнаружили Миррон. Казначей не мог понять, как им удалось их заметить, но, наверное, эти солдаты кружили здесь уже несколько часов, уходя от кавалерии. Не исключено, что они шли сменить дозорных и захотели проверить, не удалось ли их товарищам скрыться. Джеред ошибся, не предусмотрев такую возможность.

— Мне нужна помощь! — крикнул он не оборачиваясь, в надежде, что кто-нибудь услышит.

Бесполезно. Шум идущего внизу сражения слишком силен! Цардиты разошлись, окружая его. У двоих были натянуты луки, четверо держали изогнутые сабли и овальные щиты.

— Вот дерьмо!

Лучники выстрелили. Джеред пригнулся. Обе стрелы прошли слишком высоко, пролетели над обрывом и упали где-то внизу. Он выпрямился. Цардиты остановились. Лучники снова натянули тетиву. На этот раз одна из стрел впилась ему в щит, а вторая зарылась в землю. Казначей посмотрел назад. Миррон погрузилась в свое дело. У Джереда не было выбора, и он бросился прямо на них.

Прикрывая голову и туловище щитом, казначей с яростным ревом преодолел разделявшие их тридцать ярдов. Лучники натягивали тетиву и стреляли, натягивали и стреляли. Одна стрела рассекла ему плюмаж. Вторая отскочила от щита. Третья впилась в землю у его ног. Джеред бросился на того, кто стоял в центре. Надо, чтобы они все сосредоточились на нем, тогда у Миррон появится шанс закончить дело и убежать.

Цардиты стояли, ожидая, что он остановится, чтобы вступить в бой. Джеред не собирался этого делать, он налетел прямо на двоих в середине, сбив обоих с ног. Едва удержав равновесие, казначей извернулся, перекатился на спину и быстро выскочил, пока остальные поворачивались к нему. Он успел раньше. У его ног лежал ошеломленный цардит. Джеред ударил его в шею каблуком и бросился на тех четверых, которые остались на ногах. Его щит с силой столкнулся со щитом одного из врагов, а гладиус ударил в другого. Джеред увернулся от неловкого удара, почувствовав, как клинок вскользь прошел по эфесу, сколов эмаль.

Он отступил на шаг. Лучники уже вооружились саблями. Позади него оставшийся в живых цардит поднимался на ноги. Джеред снова резко выдвинул вперед щит. Тот, кому он предназначал этот удар, уклонился и рубанул клинком. Его острие процарапало по гербу Конкорда. Полетели искры. Джеред снова попятился, на этот раз отступив влево так, чтобы видеть своего пятого противника. Теперь они все повернулись к Миррон спиной. Он бросил взгляд назад. Прямо за ним начинался обрыв. Цардиты встали полукругом.

— Который из вас настолько хорош, чтобы меня достать, а? — Джеред поднял гладиус — Ну?

Солдаты бросились на него.

* * *

Просентор Крейсан почувствовал, как колесо судьбы поворачивается в его пользу. Пусть еще одна армия Конкорда смогла подойти к ним незаметно. Пусть злобная вьюга ослепила его солдат. Но у него так много воинов! И теперь он давил на края обороны Конкорда. Новый фронт начал стабилизироваться, хоть и продолжал отступать. И его катапульты находили цели.

Снаряды, которые посылали катапульты с форта, падали вокруг просентора, уничтожая людей и разбрызгивая огонь на остатки снега. Он повернулся к своим артиллеристам — орудий было не меньше сорока.

— Быстрее! Отвечайте им! Мне надо, чтобы эти ублюдки убрались назад в тыл.

Крейсан пошел вдоль линии катапульт. Теперь они все были повернуты на восток и постепенно сдвигались, пытаясь достать орудия Конкорда. Смоляные огни жарко пылали, и инженеры лихорадочно работали, чтобы успеть смазать дегтем и поджечь камни за то время, пока рычаги катапульт оттягивают назад.

Жар пришел ниоткуда, словно горячий ветер степи в разгар соластро. Просентор нахмурился. Может быть, огни оказались жарче, чем он думал, — хотя он стоял довольно далеко от них. Крейсан видел, как все происходило, и все равно не мог в это поверить. Инженеры попятились от огня, который вдруг стал нестерпимо жарким. Пламя вырвалось из железной бочки — оранжевые струи взметнулись в воздух, свиваясь и ударяя по одежде и щитам. Он увидел, как несколько человек задымились. Он увидел, как опаляются волосы и чернеют щиты.

— Да пощадит нас Корл! — прошептал Крейсан.

Широкий язык пламени вырвался из бочки и охватил катапульту. Команда обратилась в бегство. Жар стал невыносимым, заставив замереть на месте. Просентор мог только ошеломленно взирать на происходящее. Огонь пожирал канаты, охватывал рычаг и колеса, испепелял раму и ослаблял крепления. Через несколько секунд от катапульты останется только зола! Крейсан попятился. Один за другим смоляные огни расцветали и захватывали катапульты в разрушительные объятия.

— Оттащите их! — Просентор бросился вперед. — Оттащите их в сторону!

Но солдаты не обращали внимания на его приказы. Большинство удирало с такой скоростью, так что их спины уже скрывались за удушающим дымом десятков пожаров.

* * *

Кован соскочил с коня и пробежал мимо согнутой фигурки Миррон. Казначей Джеред успел принять мощные удары на щит, и его ноги подогнулись. Он сделал выпад, но промахнулся. На него снова посыпались сабельные удары. Четыре человека окружали Джереда, на земле лежали два трупа. Джеред отвел один удар, принял два на щит, но четвертый прошел в волоске от его левой ноги.

Казначей снова резко выпрямился, заставив врагов отступить. Но они сильнее, и исход у этого боя мог быть только один. Цардиты немного разошлись, так что на этот раз у казначея не оставалось надежды закрыться сразу от всех. Кован не успеет! Юноша закричал, но они его не услышали. Ему оставалось всего десять ярдов, но с тем же успехом это могли быть десять миль.

У Кована была всего одна возможность их отвлечь. Он метнул гладиус и стал молиться. Клинок вращался в полете. Стоявший впереди цардит вскинул саблю для смертельного удара, и гладиус Кована впился ему в спину, заставив упасть ничком. Остальные на миг замерли. Этого хватило. Джеред ударил щитом по открывшемуся противнику и вонзил гладиус в горло второму.

Остались двое, один со сбившимся дыханием. Кован схватил изогнутый клинок с первого трупа, пытаясь оценить непривычный вес и балансировку. Он взял саблю обеими руками и рубанул по ногам одного из врагов. Солдат с криком завалился на спину. Джеред несколько раз подряд ударил щитом последнего, свалив на землю, где его и прикончил, размозжив голову. Кован вонзил цардитский клинок в живот своего противника, оставив саблю дрожать в ране.

Он выпрямился и провел непослушной рукой по лицу. Джеред стоял перед ним, с улыбкой вручая Ковану его собственный гладиус.

— Ты как раз вовремя, юный Васселис. Спасибо. — Он хлопнул Кована по плечу. — Как удачно, что ты влюблен в Миррон, правда?

— Я не… — Кован почувствовал, что краснеет.

— Никто не возвращается, чтобы спасти жизнь мытаря, парень.

Джеред рассмеялся и повел его к Миррон. Девочка лежала на боку и тяжело дышала. Кован опустился рядом с ней на колени и погладил потускневшие волосы.

— Все хорошо, Миррон. Я здесь.

Она вцепилась в его руки.

— Я это сделала! Я остановила огненные камни!

— Ты сделала намного больше, — откликнулся Джеред.

Кован вслед за Джередом посмотрел вниз, на поле боя. Вражеские катапульты пылали. Все до одной. Черный дым заволакивал небо, и цардиты разбегались во все стороны. Вдалеке раздавался торжествующий рев солдат Конкорда, которым передавали известие. Легионы рванулись вперед. Прямо под ними на отряды цардитов налетела кавалерия, пробивая брешь. Туда хлынули войска Конкорда, возглавляемые мужчиной с красным щитом.

— Это же…

— Даваров, — подтвердил Джеред. — Пошли. Кован, подними ее. Нам пора уезжать.

* * *

Роберто отдал приказ артиллерии выдвигаться вперед, а сам поскакал вдоль строя, сообщая об уничтожении орудий цардитов. Они это сделали! Восходящие! Он не знал, каким образом, и сейчас его это мало интересовало. Наступил решающий момент, и Даваров, сообразив, что его мишеней больше не существует, наверняка использует свои манипулы иначе.

— Передайте по строю, — скомандовал Роберто, проезжая вдоль рядов легионеров. — Принципии, вперед. Ломайте их!

Он направил коня на север. Достаточно добиться там серьезного прорыва, и цардиты проиграли. Дел Аглиос увидел, как катафракты Картоганева останавливают атаку степной кавалерии. Конные лучники скакали следом за ними, наполняя воздух стрелами. Отряд мечников присоединился к бою, заставляя противника повернуть для перестроения.

Он оглянулся.

— Ну же, Рован, пускай в дело рычаги!

Надо, чтобы камни падали, не встречая ответного огня. С форта по-прежнему летели снаряды, оставляя следы дыма и пламени, но их слишком мало, чтобы сломить дух цардитов. Роберто добрался до правого фланга. Принципии вошли в бой. Даваров ввел свои манипулы в брешь, пробитую кавалерией. Цардиты начали разворачиваться, чтобы их отсечь.

— Лучники, стреляйте за передние ряды. Давайте!

Приказ передали. Стрелы взлетели высоко вверх и ушли за пределы его видимости. Правый край шевельнулся и снова двинулся вперед. Всего на ярд, но это было значительным продвижением.

— Они поворачивают! — прокричал Дел Аглиос центурионам и всем, кто мог его слышать. — Они поворачивают!

Камни Рована Неристуса прорезали серое небо. Роберто проследил за их полетом. Он увидел, как они упали в центре цардитского резерва, который перестраивался, готовясь обороняться. В том месте, где цардиты считали, что они в безопасности.

— Уже нет, — ухмыльнулся Роберто. — Уже нет. Легионы Конкорда по команде центурионов сомкнули щиты. Флажки опустились, горны дали новый сигнал. Они стремительно пошли на слабеющего врага.Дисциплина. Порядок. Победа.

Дел Аглиос мог поклясться, что услышал, как где-то там, впереди, Даваров выкрикивал именно эти слова. Роберто улыбнулся. Может быть — может быть, им все-таки удастся спасти Конкорд.

* * *

Адмирал Гай Кортоний, главнокомандующий окетанов, вдохнул холодный морской ветер, который прилетел на плоскогорье острова Кестер с северо-запада, неся с собой первый лед дуса. По всем признакам, погода переменилась. Начиная со снега с дождем, который шел уже пятый день с небольшими перерывами, и кончая туманом, который цеплялся за скалы, скрывая море всего в двух сотнях ярдов от берега.

Обычно Кортоний любил это время года. Родившись на берегах Тирронского моря в крошечной рыбацкой деревушке к северу от порта Payлент, он был гордым карадукским моряком. Он с раннего детства наблюдал за тем, как надвигаются туманы. И это зрелище его неизменно очаровывало.

На острове и на море с приходом дуса наступал покой. Окетаны называли это затишьем. Большая часть флота стояла в огромных гротах, которые находились под плато, а команды отдыхали в городе, проводя время с семьями и вознося благодарность морским богам, что вызывало у канцлера Коройен постоянные приступы благочестивой ярости.

В этот дус все складывалось иначе. Время для вторжения — если это действительно вторжение — не могло быть более неподходящим. Рутинные обязанности военного флота всегда весьма сложны и утомительны. Но они предусматривают поочередный отдых в течение дуса. Кортоний сделал все, что в его силах. Почти вся эскадра окениев находилась на острове, как и больше половины его собственных боевых кораблей.

Однако суда разведки и триремы, способные быстро атаковать, по-прежнему оставались в море. Они патрулировали северную часть Тирронского моря из-за угрозы со стороны изменнического флота Атрески. Они должны были держать под контролем все западное и восточное побережье и в особенности Эсторр — и при этом готовить блокаду к югу от острова. И учитывать тревожную обстановку, сложившуюся в Горнеонском заливе и на побережье Тундарры.

Слишком многим кораблям пришлось непривычно долго пробыть в море. Однако если сообщения из Гестерна верны, то цардиты отплыли из залива Харин. Отважное решение при штормах, которые налетали на южную оконечность Гестерна со сменой времени года. Кортоний справится с цардитами. Никто всерьез не верил сообщениям относительно размеров этого флота.

Кортоний покинул балкон и допил остатки сладкого травяного чая. Завтрак хорошо улегся в его желудке, и настало время для променада, который требует совершать для очищения артерий этот проклятый хирург. Адмирал зашнуровал сапоги, надетые на босу ногу, и набросил на плечи меховой плащ. Потом разгладил перед тоги с синими и золотыми нашивками окетанов и надел на голову шлем с плюмажем. По крайней мере, шлем защитит его седые волосы от холодного дождя — те немногие, что у него еще остались.

Адмирал вышел из своих покоев в сводчатую галерею с колоннами, огибавшую большой зал, пол которого находился тремя этажами ниже. В конце коридора он открыл двери на западную стену, и его легкие наполнил морозный воздух. Дождь со снегом усилился, туман сгустился сильнее обычного. Тишину нарушал разнообразный шум. Слишком много дозорных и наблюдательных постов, и слишком много суеты среди команд артиллеристов, которые усеивали скалы.

Война. Боже милосердный, раньше он так ее любил! А теперь она стала раздражающим фактором в его размеренной жизни немолодого мужчины.

Адмирал вышел наружу. Внизу направо находились внутренние дворики и сады южной части Дворца окетанов, украшенные бюстами, колоннами, фонтанами и флагами. А слева раскинулось Тирронское море и скрытый туманом берег Гестерна. Он посмотрел вниз, за скалы и уступы. На самой границе его обзора виднелись всплески волн, разбивающихся об основание острова, но в целом везде доминировал туман, который становился гуще из-за осадков, не прекращавшихся этим безветренным днем.

Сегодня Кортоний выполнит то, что хирург велел делать ежедневно: пройдет до самой дозорной башни на дальнем конце укрепления. По дороге он отвечал на приветствия, кивал старшим гражданским служащим и изредка останавливался, чтобы переброситься несколькими фразами с теми, кто вышел проветриться. Некоторым людям нравился климат острова, и командующий только уважал их за это. Жизнь на Кестере требовала любви к нему и благоговения перед морем и стихиями.

Поднявшись до половины лестницы, адмирал уже пожалел о решении пройтись. Ему стало жарко, лицо покраснело. Он регулярно останавливался на длинной спиральной лестнице из трехсот ступеней и вышел на площадку в таком состоянии, что едва сумел ответить на изумленные приветствия дозорных. Одна из них придвинула ему стул, и командующий с облегчением на него опустился.

— Спасибо, — сказал он. — Смелый жест — и очень своевременный.

— Здоровье не признает чинов, адмирал. Мы все время от времени болеем.

Кортоний хрипло захохотал. Его сердцебиение только-только начало приходить в норму.

— Ты прирожденный дипломат, юная госпожа. Я просто слишком толстый.

Трое дозорных вдруг решили, что их увеличительные трубы требуют особого внимания. Со стула Кортоний не мог смотреть за край стены. Дозорная башня была довольно узкой. Места хватало только для восьми человек. На стороне, обращенной к суше, стояли маленькая чугунная печка под навесом и пара стульев. Колокол и флагшток отмечали центр площадки.

Адмирал встал и перешел на морскую сторону.

— Неблагодарное дело дежурить в такую погоду, как сегодня.

Женщина-легионер открыла рот, чтобы ответить, но тут с южной стороны острова донесся звон колокола. Его тревожный голос подхватили остальные, звуки приближались. Что бы ни заметили с дальних башен, оно двигалось в их направлении.

У Кортония снова отчаянно заколотилось сердце. Он перешел к запасному увеличителю, установленному на штативе на уровне глаз, и прильнул к нему. Сливаясь с морем, туман закрывал все.

— Поднимают флаги, — сказал один из дозорных.

Кортоний развернул увеличительную трубу к ближайшей башне на южной стороне. Там развевался красный флаг, а дозорные указывали на юг. Он увидел, как по дороге в скалах к дворцу скачет посыльный. Адмирал снова перевел трубу на море. В тумане появились силуэты, и с каждым мгновением его сердце колотилось сильнее.

Вода кишела мачтами, корпусами и веслами. Они выныривали из тумана и невозмутимо приближались. Биремы, триремы, боевые суда и, наконец, громадные галеры с артиллерией. По слухам, на таких не меньше двух тысяч гребцов — в десять раз больше, чем на атакующих триремах. Медлительные громадные суда. Корабли для осады.

— Где блокада? Что случилось с блокадой?

Ее обошли или потопили, не оставив и следа. Главная часть южной обороны уже исчезла! Звон колокола оглушал Кортония. На башне разворачивали красный флаг.

— Да спасет нас Окетар! — пробормотал адмирал. — Как им удалось незаметно к нам подобраться?

— Адмирал?

Кортоний тряхнул головой, собираясь с мыслями.

— Порядок выхода по первой схеме! Приказываю, всем кораблям взять команды и выйти на воду. Откройте морские ворота. Выводите туда окениев. Дайте сигнал северному флоту. Сообщения в Гестерн и Эсторр. Быстрее, быстрее.

Двое дозорных убежали, один остался, Чтобы звонить в колокол. Кортоний уставился на цардитский флот, приближающийся к ним. Корабли то прятались, то выныривали из клубящегося тумана. Он не мог оторвать взгляда от осадных галер. Две уже медленно плыли по проливу. Они же не смогут захватить остров! Или смогут?

Может, и смогут. Они уже оказались в опасной близости от морских ворот. И если им удастся перекрыть гавани прежде, чем его корабли в достаточном количестве выйдут в море, сражение закончится, еще не начавшись.

Кортоний крикнул вниз, чтобы дозорные бежали быстрее.

ГЛАВА 69

848-й Божественный цикл, 3-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

В конце сражения Даварову и частям Атрески пришлось устроить бойню. Это было отвратительно, но необходимо. Ни Роберто, ни гестернцам не нужны тысячи пленных цардитов. И он не готов гнать по Атреске больше солдат противника, чем это необходимо.

Дел Аглиос удержал на поле боя большую часть своей кавалерии и пехоты, несмотря на то что уже начало смеркаться. Они гнали разгромленную армию Царда на восток, надеясь, что те воспользуются единственным вариантом, который им оставил Роберто, и вернутся к себе в страну. Несколько десятков выживших солдат, которые напугают Цард рассказами о колдовстве и демонах, принесут немалую пользу и к тому же не будут больше участвовать в войне.

Остальная часть армии праздновала победу, очищая поле боя или помогая служителям ордена вернуть в землю умерших легионеров. Мертвых цардитов на этот раз сожгут. Роберто не позволил собирать трупы так глубоко в землях Конкорда, а риск эпидемии был слишком велик.

Джеред поехал с ним в гестернский лагерь, находившийся в паре миль от приграничного форта, оставив Восходящих с армией. Роберто тихо засмеялся, чувствуя, как из него выходит усталость. Джеред повернулся к нему. Порез, который он получил, защищая Миррон, алел на его щеке при свете фонарей экстраординариев.

— В чем дело? — спросил казначей.

— Задумался о том, как изменилось настроение армии, — ответил Роберто. — Пять дней назад любой из них убил бы Оссакера за то, что он до них дотронулся. А перед нашим отъездом я слышал, как кто-то жалуется, что они не получают правильного лечения, поскольку паренек устал и спит. А Миррон вместо похотливых взглядов встречает отеческую поддержку. Среди солдат практически не осталось тех, кто позволил бы причинить ей вред. Все надолго запомнят, как она расправилась с катапультами цардитов.

— А как насчет Элласа и остальных служителей ордена?

— Этот путь будет длиннее, — вздохнул Роберто. — Но даже он не может отрицать того, что многие из его паствы были спасены сегодня благодаря вмешательству Восходящих. Но он все равно их боится.

— А как настроен ты, генерал?

— Если говорить честно, Пол, я все еще не могу с этим примириться. И когда у солдат появится время, чтобы подумать, им тоже будет нелегко. — Роберто с трудом подбирал нужные слова. — Я вижу в них стремление к добру. Сейчас. Но их сила будет только возрастать. А когда они станут взрослыми, кто тогда будет их контролировать? Возьми Гориана. Я опасаюсь того, что он способен натворить. Возможно, они все пойдут по его стопам и решат, что ими никто не должен командовать. Им только четырнадцать, а они уже могут крушить горы и управлять штормами. Извини, я говорю невнятно, но ты понимаешь, что я пытаюсь сказать.

— Я это понимаю лучше, чем кто бы то ни было. У нас нет мерила для них, для того, что они такое и как могут развиваться. И противоречие священным писаниям и вере во Всеведущего видят все. Мы можем только направлять их и молиться о том, что они всегда будут использовать свои способности на благо всем нам. И помни, какими бы они ни были сильными, они все равно из плоти и крови. Не путай их возможности с бессмертием или всемогуществом.

— Возможно, это успокаивает, — отозвался Роберто. — Но мне все равно непонятно твое решение отпустить Гориана. Ты сам сказал, что его следовало бы сжечь. Но его даже не наказали. Похоже на то, что его простили.

— В этом ты ошибаешься, — возразил Джеред. — Эти четверо связаны узами, которые прочнее, чем просто любовь. Они практически не расставались друг с другом с самого рождения. Пойди поговори с Ардуцием. Он объяснит тебе, что они сделали на самом деле.

Роберто был не уверен, что это что-то изменит. Тот паренек мог выжить — и тогда он по-прежнему опасен. Остаток пути до гестернской границы они проехали в молчании. Дорогу переполняли раненые и беженцы. Ругань и горестный плач слышались повсюду, несмотря на победу и песни, которые разносились под ночным небом. Измученные и напуганные солдаты и местные жители смотрели, как проезжают их спасители. Вмешательство Роберто стало настоящим чудом, и понимание того, что им удалось избежать неминуемого поражения, только начинало овладевать гестернцами.

Штаб армии обороны находился в деревушке, которая потонула в море палаток, загонов для коней и деревянных времянок. Их встретили охранники и проводили к крошечной базилике, стоявшей на таком же маленьком форуме. Внутри продуваемого ветрами строения горели открытый огонь, фонари и жаровни. И там же их ждал приятный сюрприз.

— Маршал Мардов! — воскликнул Роберто. Он обнял женщину и поцеловал в лоб, но улыбка замерла у него на губах. — Ты появилась здесь не для того, чтобы присоединиться к празднованию по случаю победы, так?

Мардов покачала головой и посмотрела на Джереда.

— Ну-ну, Пол. Похоже, ты все-таки оказался прав.

— Со мной это бывает, — ответил Джеред. — Что случилось, Катрин?

Мардов выглядела такой же усталой, как и все они. Она подвела их к столу, к которому была прикреплена карта Гестерна и части Тирронского моря, с нанесенными стрелками и значками. Роберто не понравилась их концентрация по западному берегу и рядом с островом Кестер.

— Здесь мы одержали ошеломляющую победу, — сказала Мардов. — Но она только отодвигает неизбежное.

У Роберто было такое чувство, будто он получил пощечину.

— Ты не права, Катрин! Эта победа дала нам настоящую надежду — впервые с начала заката соластро. Мы вывели из игры тридцать тысяч. И ты может почувствовать, какой дух появился у армии.

— И у нас есть Восходящие, — добавил Джеред. — Не сбрасывай их со счетов. Теперь это уже доказано.

— Если это и так, то мало что меняет. Ни они, ни ты, Роберто, не можете оказаться одновременно в двух местах. — Маршал указала на карту. — Восемь дней назад цардиты преодолели приграничную оборону на востоке. Мы не могли перевести туда подкрепления отсюда и не могли высвободить силы обороны, чтобы их преследовать. Нам удалось проследить за их продвижением, они идут быстро, пользуясь трактами. Остановить их некому, Роберто. Их десять тысяч или больше — тех самых, кто уничтожил Джорганеша, так я думаю.

— Они направляются к берегу? — спросил Джеред.

— К Портбриалю, — уточнила Мардов. — Они будут там через десять дней, не больше.

Роберто посмотрел на Джереда. Тот пожал плечами.

— Тогда тебе необходимо поспешить за ними. Надо надеяться, что защитные сооружения Портбриаля и Скионы их задержат, — сказал Роберто. Он вдруг замолчал, ощутив холодную дрожь. И снова посмотрел на отметки в Тирронском море. — А где цардитский флот?

— Мы получили сообщение от сигнальщиков с кораблей, которые несут дозор от самого острова Кестер. Цардиты уже там. — Мардов сказала это шепотом, оглядываясь и проверяя, что ее не слышат те, кому не следует. — Пятьсот парусов.

— Пятьсот… — У Роберто закружилась голова.

— Окетаны не смогут их остановить. Вывешен перечеркнутый флаг: они в осаде. К тому времени, когда цардитская армия доберется до побережья, флот будет уже дожидаться, чтобы везти их в Эсторр. Мы опоздали.

— Нам нельзя так думать! — заявил Джеред. — Роберто, я предупреждал тебя, что это может случиться. Я надеюсь, мы сумеем им противостоять.

Роберто взглянул на него. В голове у него роились беспорядочные мысли, в глазах стояла картина пылающего Эсторра.

— Даже если бы не было блокады, у Кортония под островом не больше трехсот парусов. — Джеред уставился на карту. — Нам надо переправить людей через море, добраться до Эсторра раньше их, если мы не сможем остановить их в Гестерне.

— Каким образом? — спросила Катрин. — У нас недостаточно судов, чтобы хоть что-то изменить.

— А тебе надо поворачивать на север, Роберто, — сказал Джеред. — Нератарн нуждается в помощи.

— Зачем? Чтобы потом отвоевать у цардитов руины Эсторра? — огрызнулся Роберто, охваченный предательским отчаянием. — Чтобы отыскать труп моей матери и предать его земле?

— Да, если это единственное, что мы сможем сделать, — ответил Джеред. Казначей посмотрел на Дел Аглиоса недрогнувшим взглядом. — Мы можем сделать только то, что дозволяет нам Всеведущий. Конкорд может выжить без Эсторра. Он может выжить…

— … без ныне правящего Адвоката, — договорил за него Роберто.

Джеред позволил себе чуть понурить голову.

— Да, — тихо подтвердил он. — Если дойдет до этого.

Вокруг стола повисло мучительное молчание. Роберто всматривался в карту, пытаясь найти решения. Его трясло.

— Она знает, что происходит?

— Сигнал должен был дойти да Эсторра так же, как он дошел до нас. И мы отправим сообщения о цардитской армии, идущей к побережью.

— Это ничего не даст, — проговорил Роберто. — Она все равно не уедет. — Он улыбнулся, но на глаза у него навернулись слезы. — Она упрямая, моя мать. Я раньше считал, что это одна из ее сильных сторон.

— Это и сейчас так, — отозвался Джеред.

Роберто поднял руку, предваряя следующую фразу казначея.

— Никогда не думал, что скажу эти слова, Пол. Никогда не думал, что смогу возложить все свои надежды на трех четырнадцатилетних подростков и одного мытаря — пусть даже старшего мытаря. На один парус против сотен. — Он стиснул плечи Джереда. — Спаси Эсторр. Спаси мою мать.

* * *

Затишье раскололось отчаянными и яростными звуками предстоящего боя. Множество ударов разносилось по пещерам и гротам острова Кестер. Гребцы, матросы и морские пехотинцы толпами выбегали из подземных казарм и по туннелям двигались к причалам.

Карл Ильев, триарх седьмого отряда окениев и командующий всей эскадрой, с досадой саданул кулаком по планширу остроносого капера и снова вышел на мол. Морские ворота были закрыты от нападения. Выйти сейчас в гавань равнялось самоубийству даже для элиты флота окетанов.

Сквозь решетки он видел гибель тех немногих судов Конкорда, которым удалось выйти в море прежде, чем Цард вынудил их закрыть морские ворота. Будь проклят этот туман! Будь проклят Окетар и его капризы! И будь прокляты они все за свою самонадеянность!

Ильев стиснул прутья ворот и стал молиться за циклы тех, кто вот-вот погибнет. Восемь парусов против вдесятеро большей силы, подошедшей к стенам внешней гавани. Он содрогнулся при мысли о том, сколько еще кораблей скрыто в тумане.

Одной биреме даже не удалось выбраться на открытую воду. В нее попал камень, который был нацелен на оборонительные сооружения гавани, но не долетел до них. Разбитый шпангоут и трупы, плавающие на поверхности, — это единственное, что от нее осталось.

Бессильная злость Ильева перемежалась с чувством невероятной гордости. О, как отчаянно сопротивлялись эти немногие! Ни одной попытки бегства. Он видел схватки, которые шли на трех галерах врага. Бирема Конкорда с грохотом ударила острым тараном в корму цардитской триремы под оглушительные крики беспомощных зрителей. Вражеские весла ломались, бойцы с носа перепрыгивали на получивший пробоину корабль. Но все новые и новые противники вступали в бой. И кое-где военный флот уже терпел поражение.

На открытой воде три капера из эскадры окениев стремительно шли по океану. Ильев молился. Этого было мало. Вставшие дугой корабли произвели выстрел. Массивные двухкорпусные осадные галеры, остановившись на безопасном расстоянии от берега, метали камни в три таланта. Триремы и биремы пускали болты и камни меньшего размера.

Максимально облегченные для наибольшей скорости низкие и открытые каперы не имели защиты. Первое судно получило удар камнем по носовой части. Из-за этого корма взметнулась вверх, сбрасывая людей в воду. Разбитый корпус шлепнулся следом, килем вверх, и начал быстро тонуть. Другие каперы попали под удары сразу нескольких снарядов, крушивших весла, людей и корабли.

Осадные галеры тут же подошли ближе. Следующий залп камней сотряс ворота и укрепления вокруг них. Удары гулко разносились по огромной пристани. Ильев услышал ответные выстрелы и крики раненых и гибнущих людей. Заскрежетал металл. Осыпая камни, в воду перед воротами рухнула тяжелая катапульта. Ледяная вода хлестнула сквозь решетку, обдав его с ног до головы.

Триарх развернулся на месте и воплем излил бессильную злобу на матросов. В гроте оказались заперты больше сорока судов. Триремы, атакующие галеры, каперы. Такая картина во всех четырех гротах.

— Мы как крысы! — Ильев всмотрелся в лица, обращенные к нему, с надеждой на чудо. — Десятый, двенадцатый и двадцатый отряды погибли. «Заря Бриала» тонет. Другие корабли повреждены. Наши воины гибнут. Неужели мы допустим, чтобы эти сухопутные крысы учили нас нашему делу? Допустим?

— Нет! — Ответный крик прогремел по гроту, разносясь над неподвижной водой.

— Неужели мы допустим, чтобы погибшие окетаны остались неотомщенными?

— Нет!

— Капитаны флота, триархи окениев, ко мне! И кто-нибудь, вызовите ко мне адмирала Кортония. Мы уходим.

* * *

Кортоний вернулся по дворец и приказал, чтобы помощники доставляли ему донесения в западный зал. Зал, предназначенный для того, чтобы любоваться отсюда славой окетанов во время празднеств соластро, являл собой роскошное напоминание обо всем, что теперь оказалось под смертельной угрозой.

Его стены украшали картины великих сражений. Статуи и скульптурные группы на постаментах изображали знаменитых генералов, корабли, создавшие репутацию окетанов, и бога всех моряков. Кортоний поклонился Окетару. Мощный торс с рыбьей чешуей и классически стилизованная шевелюра из струящихся волос, огромные глаза и корона в виде морской звезды возвышались над адмиралом. Как им сейчас нужно благословение Окетара!

Выйдя на площадку для обзора, Кортоний увидел невероятное зрелище. Он тяжело облокотился на резные перила, пальцы крепко вцепились в узор из переплетенных водорослей и угрей. Сквозь туман, отчасти выжженный бесчисленными пылающими камнями, которые метали его оборонительные орудия, он увидел чудовищный по численности западный фланг цардитского флота. Рычаги катапульт громыхали. Камни раскалывались об отвесные стены острова Кестер. Адмирал ощутил далекий гул ударов. Обломки камней отлетали от утесов и падали на берег.

Прямо под ним, примерно пятьюстами футами ниже, одна из катапульт получила прямое попадание. Дерево и металл раскалывались и гнулись. Крепления лопались. Вся башня вывернулась наружу, на мгновение зависла, а потом сорвалась с последних опор и полетела вниз, к одной из заблокированных гаваней.

Артиллерия окетанов вела ответный огонь уже без риска попасть по своим, потому что его последние суда пылали и тонули посреди вражеского флота. Горящие камни закладывали в чаши катапульт. Снаряды взлетали с шестидесяти платформ, установленных на разной высоте по всему западному обрыву. Адмирал смотрел, как они прочерчивают небо полосами дыма и падают почти за пределами видимости, в туман, еще стелившийся по поверхности океана. Траектории пересекались, пламя вспыхивало или гасло. Он напряг зрение, чтобы лучше рассмотреть результаты обстрела.

Фонтаны воды рванулись к небу, а потом опали. Слишком много выстрелов прошло мимо мишеней. Накрыть цель оказалось очень нелегко. Цардиты маневрировали и двигались по вытянутому овалу, быстро минуя берег и уходя за пределы досягаемости. Они не сближались друг с другом и явно хорошо оценивали углы полета и разброс снарядов при обстреле.

Тем не менее они несли урон. Три камня рухнули на палубу одной из массивных осадных галер. Кортоний увидел, как огонь прополз от носа до кормы, как передняя мачта содрогнулась и обрушилась. Она упала на палубу, ломая фальшборт и орудия. Четвертый камень угодил в корабль прямо посередине, пробив дыру размером в тело человека и ударив по плотно сидящим гребцам. Корабль начал крениться, и по воздуху, пропитанному запахом горящего дегтя, раскатились крики торжества.

Этого было недостаточно. Цардиты понимали, что смогут вести обстрел, пока у них хватит снарядов. У них нет необходимости захватывать остров, надо только сделать его беспомощным на некоторое время, чтобы корабли, продолжившие движение на север, оказались вне досягаемости окетанов. Примерно за сутки цардиты добьются своего.

Камни цардитов опять ударили по острову. Кортоний отвернулся. Бок пронизывала боль, доходившая до груди. Очень жаль, что хирург не может прописать ему нечто столь же простое, как пешая прогулка, чтобы устранить причину боли. Прямо к нему по центральной колоннаде с мозаичным полом бежал вестовой. Он запыхался — несомненно, его прислали с пристаней.

— Адмирал, — выдохнул он, кланяясь.

— В чем дело?

— Командующий Ильев просит об аудиенции в северо-западном гроте, как только вы пожелаете. Он велел передать вам, что у него появилась идея, которую вы должны одобрить. Он хочет, чтобы вы обратились к морякам.

Кортоний улыбнулся. Отличный моряк, этот Ильев. И человек, чьи идеи всегда стоят того, чтобы их выслушать. Под резкие звуки взводимых и стреляющих катапульт адмирал прошел к платформе подъемника, который доставит его на причал.

ГЛАВА 70

848-й Божественный цикл, 4-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

— Хотелось бы мне знать, что стало с Горианом, — проговорила Миррон. Ардуций стиснул руку Оссакера, чтобы помешать ему сказать в ответ какую-нибудь глупость. Они сидели в палатке генерала, куда явились по вызову. — А вам не хочется?

Ардуций кивнул. Как он ни пытался, ему не удавалось изгнать Гориана из своих мыслей и сердца. Его чувство вины росло. Оно особенно обострялось, когда они оставались одни.

— А что мы вообще здесь делаем? — спросил Оссакер.

— Ждем приказа, — отозвался Кован от стола с картами.

— А он не мог просто дать его казначею?

— Может, ему хочется, чтобы мы услышали приказ прямо из его уст, Осей, — сказал Кован. — Он — командующий. Он может делать, что считает нужным.

Оссакер пожал плечами.

— Мы тратим время зря. Нам следовало вернуться в Киррийскую гавань, если дело настолько сложное и отчаянное.

— Сделать все неправильно — хуже, чем не сделать вообще, — заявил Кован.

— По-моему, ты слишком много времени провел с Полом Джередом, — улыбнулся Ардуций. — Ты начинаешь говорить точь-в-точь как он.

Кован молча вернулся к разглядыванию карты, позволив себе один быстрый взгляд на Миррон. Ардуций счел, что понимает, в чем дело. Он и сам чувствовал то же самое — примерно.

— Кто-нибудь из вас собирается мне ответить? — с досадой спросила Миррон. — Он наш брат. Он…

— Да, я тебе отвечу, — сказал Кован. Он повернулся и подошел к ней. — Мне интересно, что с ним случилось. И когда я об этом думаю, то надеюсь, что он медленно умирает. Что порезы, которые я оставил на нем, воспалились и убивают его. Что вонь от его медленно гниющего тела станет его последним воспоминанием. Что цардиты нашли его и творят с ним то, что он сотворил с тобой. Он — насильник и убийца. Он ничей не брат.

Звук пощечины разнесся по палатке. Ардуций сморщился, а Кован приложил ладонь к горящей щеке.

— А ты все равно не можешь выбросить его из головы. После всего, что он с тобой сделал. Что с тобой? — Глаза Кована увлажнились. — Его нет. А я здесь.

Клапан палатки отодвинулся, и вошел Джеред вместе с генералом Дел Аглиосом.

— У нас здесь все в порядке? — поинтересовался Джеред.

— Спросите у нее, — ответил Кован.

Джеред вздохнул.

— Потом. Когда мы будем в пути. — Он посмотрел на генерала, который вышел на середину палатки.

— Так. Соберитесь там, где мне будет вас видно. — Дел Аглиос прищелкнул пальцами. Быстро, быстро!

Ардуций встал прямо перед ним, а остальные — по обе стороны. Генерал обвел их взглядом. На близком расстоянии он оказался внушительной фигурой. Его форма была в идеальном состоянии, доспехи сияли даже после многих дней марша и боев. Шлем с зеленым плюмажем гордо сидел на голове, плащ украшали цвета его семьи. Ардуций словно впервые увидел Дел Аглиоса, ощутив его власть и авторитет. Восходящие оказались рядом с величием и славой. Два самых влиятельных человека Конкорда разговаривали с ними как с равными.

— Вы были бы уже мертвы, если бы не вера этого человека, — заявил Дел Аглиос, указывая на Джереда. — Помните об этом. И не забывайте во всем слушаться его. Звучит очень знакомо, правда? Потому что такая тактика работает. Дисциплина, порядок, победа! Я не знаю, кто вы на самом деле и чем вы владеете. Может быть, вы — дар Божий, а может, и нет. Я знаю только, что это беспокоит меня, мою армию и всех нормальных людей, которые ходят по земле. Но в эту минуту я знаю еще и то, что всем нам надо спасать Конкорд и что мы должны использовать все оружие, которое у нас есть. У нас нет времени позволить себе размышлять и обсуждать вопросы морали. Пока нет. На нас давят с двух сторон, а у нас на суше и на море нет сил, чтобы успешно защищаться. Мы — моя армия и вы — должны сломать ситуацию. Вам лучше понять это сейчас, потому что все, что вы уже сделали, будет напрасным, если сейчас мы остановимся. Я выступаю, чтобы оказать поддержку защитникам Нератарна. Я поведу мою армию по снегам дуса, чтобы удержать нашу северную границу. Вам я поручаю сохранить нашу столицу и нашего Адвоката. Более важного дела не существует. У вас нет права на провал, и вы его не допустите. Сообщите нам о своей победе флагами с золотым солнцем, вывешенными на сигнальных башнях. Дайте нам надежду, чтобы сражаться дальше. И когда я одержу победу, я отзовусь.

Генерал кивнул, и на его лице появилась невольная улыбка.

— Вопросы есть?

Кован выпрямился и ударил себя правым кулаком в грудь. Ардуций толкнул Оссакера локтем в ребра: слепой мальчик прочитал салют Кована в следах энергии и чуть было не расхохотался. Кован заставил себя не обратить на это внимания.

— Генерал Дел Аглиос, надеюсь, вы меня извините, но казначей Джеред посоветовал меня спросить вас, что вы делаете после сражения.

— Да неужели? — Дел Аглиос засмеялся и обернулся к Джереду. — Несомненно, он читал тебе лекцию о том, как распознать страх и справиться с ним. Да… Ты, конечно, услышал ее не первым. Что ж, я тебе скажу. Жизни тысяч людей зависят от точности и разумности моих приказов и моей тактики. Такое может испугать даже самого храброго человека. И когда я возвращаюсь в палатку и думаю о том, что могло пойти не так, страхи побеждают и меня выворачивает наизнанку, пока желудок не опустеет.

Лицо генерала вновь стало серьезным.

— А теперь позвольте мне спросить одного из вас. Ардуций, скажи мне, почему вы отпустили Гориана, вместо того чтобы его сжечь. Я считаю это прощением.

— Прощением? — покачал головой Ардуций. — Нет. Мы наказали его самым страшным образом, каким только могли. Мы оставили его одного.

* * *

Во всех четырех причальных гротах царила тишина, нарушаемая только плеском воды. Огней не было, если не считать крошечных ламп, которые освещали переходы. Карл Ильев хотел, чтобы окетаны как можно лучше замаскировались, слившись с чернотой ночи. Он ходил между своими людьми, проверяя готовность. Все они вымазали лица и руки краской на угольной основе. То же самое сделали с палубами, мачтами, веслами и корпусами на всех судах. Краска быстро смоется, но к тому моменту это уже будет не важно. Установленные на палубах баллисты накрыли черной парусиной, взвели и зарядили. Механизмы морских ворот тщательно смазали.

Флот цардитов стоял за пределами досягаемости выстрелов катапульт. Огни пылали в сотне точек по широкой дуге вокруг пристаней. Обстрел первого дня нанес немалый урон обеим сторонам, но к вечеру цардиты вынуждены были отойти. На острове Кестер — неиссякаемый источник снарядов, и, несмотря на немалые повреждения, орудия в состоянии уничтожить флот врага в том случае, если он подойдет слишком близко.

Вместо этого цардиты решили тянуть время, прекрасно зная, что значительно превосходят по численности те корабли Конкорда, которые оказались запертыми в четырех гротах. Сигналы от находящихся на удалении кораблей и с площадок для наблюдения на вершинах острова, которые удавалось получать всякий раз, когда туман немного рассеивался, ясно говорили о намерениях противника. По крайней мере четверть их флота, который, как теперь стало известно, насчитывал свыше семи сотен парусов, продолжила плавание на север. Окетаны следовали за ними, но, находясь в численном меньшинстве, в бой не вступали. Другие корабли поплывут на юг, чтобы их перехватить, но суровая правда заключалась в том, что у Конкорда в море недостаточно кораблей, для отражения удара Царда. По крайней мере, пока.

— Судьба всех окетанов, которые сейчас находятся в Тирронском море, — в наших руках. И нам надо отомстить за каждого окетана, убитого вчера цардитами. Нам надо защитить остров и эсторрскую гавань.

Взгляды всех моряков устремились на Ильева. Его тело обтягивали легкие кожаные, тоже зачерненные доспехи, оставлявшие свободными длинные сильные руки и ноги, чтобы без помех грести, карабкаться и сражаться. Обритую голову покрывал синий берет окениев, но даже их эмблема этой ночью была спрятана. Экипировку довершал гладиус на поясе, ножны и рукоять которого обтянули темной тканью.

— Все знают свои роли. Не зевайте. Ночное море не прощает ошибок, а враги многочисленны. Окении, будьте готовы. Нам предстоит поработать таранами. Те, кто почувствует соблазн повернуть назад и помочь кому-то, — не поддавайтесь. Флот обязан прорваться к месту сбора. — Триарх взглянул на песочные часы, стоявшие на каменном столе мастера пристани, у морских ворот. Последние песчинки вот-вот должны были упасть вниз. — За Окетара, за наших погибших, за Конкорд!

Песочные часы опустели. Ильев кивнул окетанам.

— Ворота! — скомандовал он и побежал к своему каперу. Его сандалии бесшумно скользили по камням.

Капер сидел на воде низко, противовесом его тяжелому тарану служила морская пехота окениев у него на корме. Они были балластом и уравновешивающим грузом. Команда из шести человек, которые могли пробежать по проходу между тридцатью гребцами, движущей силой атакующего корабля. Воины устанавливали угол тарана и положение судна во время плавания, используя свой вес, для того чтобы максимально удачно приспособиться к качке под корпусом. Одна ошибка — и острый таран пройдет слишком высоко или опустится под воду, затопив палубу. Но на каперы набирали только самых лучших.

Ильев встал за руль и окинул взглядом корабль. Седьмой отряд окениев. Все они готовы умереть по его слову.

— Выходим в пролив, — приказал он.

Седьмой скользнул от причала, присоединившись к каперу второго отряда и образуя переднюю пару. В этом гроте было восемь каперов, которые выстроились, пока открывались морские ворота. Их неспешное движение завораживало. Укрепленные стальные решетки создавали крошечные водовороты на поверхности воды, пока рабочие крутили их хорошо промасленные механизмы, освободив зубчатые колеса маховиков.

Ильев привычно посвятил свое тело морю, а сердце — Окетару. Морские пехотинцы вокруг него отклонились на кормовой фальшборт, держа таран поднятым. Чуть звякнув, ворота замерли в открытом положении. Говорить больше не требовалось. Ильев вытянул палец в перчатке в сторону моря, и окении двинулись вперед.

Стены внешней гавани скрывали каперы от случайных взглядов. Ильев распорядился двигаться медленно, пока они минуют разбитые суда и орудия, которые все еще плавали на поверхности. Из глубин на них будут устремлены глаза нашедших вечный покой окетанов. Для триремы тут никакой опасности не было, но нос капера может уйти под воду, если за что-то зацепится.

Ильев посмотрел назад на берег и тихо зарычал. Оборонные сооружения острова были повреждены сильнее, чем он думал. Разбитые орудия валялись на камнях у основания скал. Металлические крепления блестели в слабом свете звезд, а обломки дерева и растрепавшиеся канаты — результаты обстрела — прибивало к берегу волной.

Командующий обернулся назад. Все восемь каперов уже вышли из ворот, первые из атакующих бирем показались в створе. Остальные суда, сгрудившиеся в темноте грота, строились, чтобы выйти и сражаться. Теперь цардиты узнают ярость окетанов!

— Вперед! — скомандовал триарх.

До первого корабля цардитов оставалось не более четырехсот ярдов. Выгнутый строй уходил за пределы видимости на север и на юг, и палубные огни терялись из-за дальности, темноты и тумана. Окении повернулись на северо-запад, концентрируясь сразу за стеной гавани: линия таранов, нацеленных на уязвимые деревянные корпуса. В наружную гавань вышла первая бирема. Рука Ильева поднялась и опустилась. Весла окениев бесшумно скользнули в воду.

Ускорение было плавным и быстрым. Тридцать весел работали слаженно. Гребок, подъем, возврат, погружение, гребок. Ильев почувствовал, как его кожу ласкает ветер. Он прищурил глаза и сосредоточился на цели. Это была пара трирем, скрепленных вместе, чтобы нести тяжелые катапульты.

Воины на капере начали передвигаться вперед, по мере того как нос поднимался: так с волной соприкасалась максимальная площадь корпуса, а весла входили в воду под идеальным углом. Цардиты на судах допустили серьезную ошибку. Выставленные ими дозорные ничего не смогут увидеть за пределами круга света от своих фонарей и факелов. Если их слух так же притуплён, как и зрение, они не узнают о приближении окениев, пока первые тараны не окажутся в пяти гребках от их корпусов.

Море под ними немного волновалось. Его гребцы гребли на счет сорок. С попутным ветром они смогут на какое-то время развить скорость больше двадцати узлов. Сейчас ему больше не нужно. Справа к носу цели греб девятый отряд. Им осталось двести ярдов.

— Тихо! Чтоб ни одной стрелы на палубу! Ни один воин не должен пасть, прежде чем прольется цардитская кровь. Быстрее! Сорок пять.

Весла с усилием разрезали воду. Дерево скрипело, в безмолвии ночи эти звуки отдавались в ушах триарха громкими взрывами. Ему казалось, что дозорные должны вот-вот их услышать. Пройдет еще несколько мгновений, и начнут звонить колокола. Ильев уже ясно видел цардитскую трирему. Фонари висели в шести местах вдоль ее корпуса, освещая воду в пятнадцати ярдах от борта. У каждого фонаря стояли дозорные, остальная охрана располагалась по всей длине палубы. Судно было дико размалевано — как и все корабли Царда. Посвящения богам, зверям и морским стихиям, начертанные яркими красными, зелеными и синими красками, покрывали весь корпус корабля. Таран на носу нес украшение в виде головы барана. Скоро цардиты ничего не увидят, кроме океанского дна.

— Открепить лестницы! — приказал триарх. — Приготовить абордажные крючья!

Воины опустились на колени к легко отпирающимся креплениям, удерживавшим лестницы в проходе. Другие взялись за крючья, которыми зацепят капер за борта противника.

— Шестьдесят, и сближаемся, — скомандовал Ильев. — Приготовьтесь к удару. Держать ровно.

Резкое столкновение при ударе бывало чудовищно сильным, но умение выдержать его составляло половину успеха в сражении. Ученые Конкорда долгие годы трудились над тем, чтобы создать подвеску, которая распределяла силу удара по корпусу судна, не давая ему расколоться.

Капер стремительно разрезал барашки волн. Гребцы не сбивались с ритма и не замедляли темпа. Скорость наполняла силой мышцы Ильева и заставляла трепетать душу. Он сражался у берегов Тундарры, Дорноса и Бакира, и ему не прискучили битвы. Он был рожден для этого. Рожден для моря и меча.

Первый цардитский крик раздался далеко слева, а к тому времени, когда тревога начала распространяться по-настоящему, седьмой отряд ворвался в круг света своей цели. Триарх увидел, как дозорные бегут к фальшборту. Крики — и колокол возвестил об атаке. Десять ярдов. Ильев пригнулся и ухватился за кормовой фальшборт.

— Весла! — выкрикнул он.

Гребцы подняли весла из воды и мгновенно втянули на борт. Они развернулись лицом вперед и ухватились за кожаные петли, которые не дадут им упасть при столкновении.

— Держаться и работать. Есть!

Острый таран капера вонзился в корпус триремы чуть выше ватерлинии, пробив в досках неровное щербатое отверстие размером с голову мужчины. Судно содрогнулось от удара. Дерево протестующе заскрипело. Цардитский корабль боком повело по воде.

Ильев изо всех сил цеплялся за борт, сдавленно рыча. Он чувствовал, как мышцы напрягаются в готовности. И как только капер замер на воде, весь отряд вскочил. Лестницы со стуком упали на борт вражеского корабля. Воины стремительно полезли вверх. За ними последовали гребцы. Трирема содрогнулась еще раз, что означало нанесенный в нос удар девятого капера. Ильев гаркнул на своих людей, поторапливая. На палубе уже завязался бой. По каперу открыли стрельбу из луков с соседнего корабля противника, оказавшегося поблизости.

— Скорее, шевелитесь! — крикнул Ильев, карабкаясь вверх последним, как требовал устав.

Он стремительно взлетел наверх, оставив позади команду на крючьях — моряков, взявшихся за луки, чтобы вести ответную стрельбу. Окении рассредоточились по палубе. На их счету уже были убитые цардиты. По кораблю распространялось смятение. Сонные матросы просыпались среди хаоса. Нужно, чтобы они не вступили в бой.

— Очистить люки! Используйте их огни. Я хочу, чтобы этот корабль ушел на дно!

Девятый отряд поднимался на нос. Он увидел, как перерубили канат якоря. Триарх двинулся к кормовому люку, бросив взгляд на второе судно, скрепленное с этим. Там наводили порядок. Необходимо действовать быстрее. На кормовой палубе его воин гладиусом пронзил грудь рулевого, а потом принялся ломать румпель.

Ильев добрался до люка.

— Семеро на палубу — держать оборону против второго судна. Двадцать со мной. Остальные обратно на капер. Нам придется быстро отходить.

Ночное небо осветилось пламенем. Ильев метнул взгляд налево. Огонь поднимался по мачте цардитской триремы. Он оскалил зубы. Теперь уже весь флот Царда знает, что на них напали. Переполох начинается. Триарх повел свою двадцатку вниз, в полный смятения полумрак гребной палубы. Кое-где еще горели фонари. Позади слышался шум бегущих ног.

Ильев прыгнул вниз с предпоследней ступеньки и пригнулся. Меч пронесся над его головой и вонзился в лестницу. Он развернулся на пятке и ударил снизу вверх мечом. Гладиус нашел плоть. Триарх рванул клинок вниз, поворачивая его в паху противника, на палубу хлынула кровь. Второй клинок метнулся над головой Ильева, прикончив его противника ударом в шею. Егобойцы спрыгивали на палубу вокруг него и двигались вперед.

Ильев выпрямился.

— Команда разрушения, за дело! Обеспечьте мне отход. Действуем.

Он нырнул за трап и двинулся к отгороженной пологом части судна, где спали матросы. Стрелы вырвались из щели в занавеси, и одна из них ударила в грудь его воина. Ильев выругался и побежал быстрее. Два бойца не отставали от него. Он выхватил из-за пояса нож, рванул в сторону грубую шерстяную ткань и метнул орудие в открывшееся пространство, услышав предупреждающий крик.

— Быстрее, быстрее!

Окении обрушили на врага град ножей, просвистевших мимо него и не давших противникам поднять головы, и рванулись вперед сразу после броска. Справа и слева лежали матрасы. Цардиты еще только просыпались, ошалевшие от сна и вина. Ильев двинулся прямо по центру, давая своим людям возможность рассредоточиваться вправо и влево. Трюм был тесным и низким. Он бежал, пригибаясь, выставив перед собой гладиус и второй нож.

Цардиты бросились на них. Ильев блокировал удар и саданул противника в лицо рукоятью меча. Дальше! Трюм наполнился звоном сшибающихся клинков и криками людей. Из полумрака впереди вылетели новые стрелы, и одна попала цардиту в затылок. Ильев выбросил вперед руку с ножом и ощутил, как клинок полоснул по плечу врага. Слева от него двигались окении. Позади команда разрушения уже принялась за дело. Запах дыма коснулся ноздрей триарха.

— Пробиваемся назад! — приказал Ильев.

Он развернулся, ударив пяткой в голову раненого противника. Тот отшатнулся. Ильев уперся ногами и сделал выпад. Гладиус вошел цардиту под ребра, и тот рухнул навзничь. Команда вражеского судна запаниковала. Пламя отбрасывало яркие блики на их лица, погружая окениев в еще более густые тени. Ильев присел на корточки и подсек ногой следующего противника. Тот завалился на бок.

Температура стала повышаться. Цардиты в трюме испуганно вопили. Тесное помещение наполнялось дымом. Шеренга окениев рванулась вперед, заставив цардитских гребцов рефлекторно отступить. Ильев понятия не имел, сколько их тут внизу. Не меньше тридцати или сорока. Они кричали и лезли вперед, страшась огня, который быстро распространялся.

— Назад и вверх! — приказал он.

Окении быстро отошли. Ильев, пятясь, прошел мимо последнего из группы разрушения, который поливал горючим маслом центральную часть палубы, подпитывая огонь и прикрывая их отход. Из душного и липкого дыма прилетали стрелы. Ильев потерял еще одного бойца.

— Уходим наверх!

Цардиты сломались. Ильев взбежал вверх по трапу. Чьи-то руки втащили его на палубу. Окении кольцом окружали люк, держа в руках гладиусы и фляги с маслом. Последнего из его людей подняли наверх с глубоким порезом на щиколотке. Люк захлопнулся. Два окения наклонились, чтобы приколотить его гвоздями.

Ильев обвел взглядом корабль. Мачта пылала, паруса лизал густой черный дым и ярко-оранжевый огонь. Моряки с обоих каперов вели стрельбу по соседнему кораблю, не давая его команде сойти с соединявшей две триремы платформы, на которой стояли три катапульты. На носу из переднего люка вырывались дым и огонь. И по всей палубе окении одерживали победу. Трупов цардитов было намного больше, чем его погибших, — пять к одному. Снизу раздавались отчаянные крики, сквозь настил просачивался дым.

— Назад на капер!

Триарх побежал к лестницам, призывая своих воинов. Один за другим они спускались вниз по перекладинам и занимали места за веслами или на балансировке. Тем временем те, кто остался на крючьях, успели расширить дыру от тарана, так что она стала ниже ватерлинии. Стрелы летели теперь не только со второго судна связки, но и с другого, стоявшего с левого борта и приближавшегося к ним. Ильев пригнулся. Не хватало троих.

Он видел, как цардиты на платформе лихорадочно пытаются отсоединить болты, скрепляющие ее с поврежденным кораблем, у которого уже появился заметный крен. Атака получилась как по учебнику. Из-за изменения угла наклона болты будет трудно удалить, так как они врежутся в мягкую древесину. Единственный способ — вырубить их целиком.

Последний моряк добежал до лестницы. Он скользнул по ней и наклонил назад, уложив ее на место между гребцами.

— Готовность к отходу! — выкрикнул Ильев.

— Готовы!

— Уходим.

Ильев сделал шаг назад и прыгнул на лестницу, вместе с ней опустившись в проход.

— Убрать крючья. Гребцы, табаним! Корабль заваливается на нас.

Трирема действительно падала на них. Морская вода лилась сквозь течи в носу и корме и быстро скапливалась на дне корпуса. Противовеса в виде второго корабля было недостаточно, и крен с каждым мгновением увеличивался. Ильев крепко держал руль. Гребцы налегли на весла, выводя таран из триремы. Бойцы стояли на носу, опуская его для облегчения отхода.

— Чистая вода!

Ильев навалился на руль. Бойцы бросились на корму, чтобы поднять таран. Стрелы сыпались в воду вокруг них. Капер скользнул вдоль борта корабля и следом за девятым отрядом понесся в открытое море. Триарх оглянулся назад, на трирему. Пламя и дым извергались из каждого отверстия для весел. Палубу целиком накрыл огонь, и его языки взметнулись высоко в ночное небо, разгоняя туман. Корабль стремительно заваливался на правый борт. Катапульты соскользнули с платформы на горящую палубу, разбили фальшборт и рухнули в воду.

— Счет сорок при первой же возможности! — приказал Ильев. — Отходим от этого ублюдка. Вторая цель в четырех сотнях ярдов на север. Отличная работа, окении. Окетар улыбается нам.

Когда они обогнули нос, стало видно, что врагам не удалось открепить платформу от второго корабля. Он увидел, как цардиты рубят топорами и даже мечами, отчаянно пытаясь высвободиться. Атакованная трирема начала тонуть. Пар рванулся в небо. Платформа наконец отделилась и прорезала борт второго корабля, создав громадную дыру, открывшую гребную палубу и доски киля. Оказавшиеся в безвыходном положении матросы стали прыгать в пенящуюся воду.

— Два зараз! — объявил Ильев, и его люди торжествующе закричали.

Но цардиты позади них заметили, что тяжелые корабли Конкорда на веслах выходят из гавани. Громадные осадные галеры двинулись вперед. Их младшие сестры уже начали стрельбу. Ильев увидел, как в одну из бирем окетанов попали три камня подряд. Корпус и мачта оказались разбиты, один из камней прошел по гребной палубе.

Триарх мысленно предал тела погибших Окетару и повернулся к надвигающемуся по носу противнику. Им предстояло еще много дел.

ГЛАВА 71

848-й Божественный цикл, 11~й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

Эрин Дел Аглиос смотрела с балкона вдаль — за Эсторр и его гавань, в туман, который скрывал от нее море. Всеведущий каждый год приносил туманы дуса. Однако в этом году их приход был полон зловещих предчувствий. Она перевела взгляд на флаги, вывешенные на обоих фортах гавани. Как ей хотелось бы опустить их, но Эрин понимала, что это невозможно. Остров Кестер не справился с задачей. Цардиты почти без помех плывут вдоль ее берегов.

Адвокат сомневалась, что они высадятся на берег раньше, чем их цель окажется в пределах видимости. Возможно, враги даже еще более самоуверенны и ударят по обороне гавани и вступят в бой с легионами в сердце Конкорда. На практике она узнает об этом, только когда заговорят орудия.

Эрин пожевала нижнюю губу. Она вывела на позиции все, что могла. Тирронское море к северу от Эсторра все еще принадлежало ей. По сообщениям, флот мятежной Атрески был рассеян или потоплен. Все имеющиеся у нее легионеры или уже стояли на границе Нератарна, или приближались к ней. Побережье Карадука и Эстории наводнили ее солдаты, которые будут перемещаться вместе с флотом Царда.

Но Адвокат по-прежнему оставалась слепа. Связь работала медленно, даже та, которую осуществляли птицы и корабли. Флаги сигнальных башен не предусматривали передачу новых сведений, только факты побед или поражений. А за морем лежала земля, более всего беспокоящая ее. Гестерн. Эрин не знала, удалось ли Катрин Мардов удержать цардитов у себя на границе и пришел ли Роберто ей на помощь. Боже Всеобъемлющий, она даже не была уверена в том, что он еще жив! И смог ли Джеред разыскать его и остались ли Восходящие по-прежнему под опекой казначея.

— Ах, Роберто! — прошептала Эрин. — Что ты будешь делать?

Именно в такие минуты, несмотря на всю уверенность в любимом сыне, Адвокат чувствовала, как трудно ей сохранять настоящую веру. Когда все, на кого она столь бездумно полагалась в мирные дни, превращались в слабых смертных, а мрачные сны и видения преследовали ее днем и ночью.

— Ожидание ослабляет волю сильнее всего, правда? Эрин отвернулась от перил балкона и посмотрела назад, через парадную галерею, украшенную картинами, гобеленами и статуями со всего Конкорда, чтобы увидеть, кто с ней заговорил. Она заставила себя улыбнуться.

— Канцлер Коройен! — сказала Эрин Дел Аглиос. — Ты пришла, чтобы позаботиться о моем смятенном разуме?

— А разве это не самая лучшая помощь, какую я могу оказать Конкорду? — спросила канцлер, грациозно двигаясь к Адвокату.

На ней была парадная тога с полосами зеленого цвета и богатой вышивкой, соответствующей ее должности, — узором из листьев. Сандалии канцлера шуршали по камню, глаза сверкали, подобно драгоценным камням ее тиары. Несмотря на ветер, врывавшийся на открытую галерею, она не надела столы или плаща, чтобы прикрыть обнаженные руки. Внушительная картина, как всегда. Эрин напомнила себе о необходимости сохранять бдительность.

— В городе непривычно тихо, — проговорила Адвокат, снова поворачиваясь к балкону.

Солнце дуса пробивалось сквозь серые облака, утренний холод начинал отступать. В городе царила неуютная атмосфера, беспокойство, охватившее все его районы, усиливалось. Непоколебимая уверенность в силе легионов серьезно пошатнулась. На смену благодушию и чрезмерной гордости пришла тревога.

— Но вас ведь это не удивляет? — спросила канцлер, становясь рядом с ней.

— Нет, конечно. Даже я готова признать, что время от времени испытываю опасения, Фелис.

— Это вполне естественно. Всеведущий разгневан. Его лицо отвратилось от нас, а туманы скрывают от нас наших врагов.

— Ох, Фелис! — фыркнула Эрин. — Я уважала бы тебя намного сильнее, если б ты не была такой высокопарной.

Лицо канцлера стало таким же холодным, как утренний воздух.

— Не напускай на себя этот вид! Прислушайся к своим словам. Ты создаешь страхи там, где их не должно быть.

— Но, мой Адвокат, вы ведь согласитесь, что, если бы Всеведущий был на нашей стороне в битве с Цардом, Он обязательно запретил бы туману упасть. Он помогает им приблизиться к нам. Ускоряет нашу гибель.

— Нет, я не соглашусь. — Эрин покачала головой. — Туманы дуса — это ежегодное погодное явление, которое наши ученые уже очень давно объяснили. Время для войны неподходящее, и цардиты поспешили воспользоваться своими преимуществами. Но все изменится. Окетаны вырвутся. Нератарн продержится до прихода Роберто. Мы победим.

— Бог наказывает вас за то, что вы укрываете мерзости Восходящих, — заявила канцлер. — Конкорд будет спасен, только если вы их отвергнете.

Эрин почувствовала, как в душе нарастает гнев, который переплетался с бессильной досадой и грозил одержать над ней верх.

— Вместо того чтобы проповедовать веру и спокойствие, ты подогреваешь эти страхи и внушаешь беспокойство жителями Эсторра, распространяя его по всей стране. Почему ты действуешь столь неуместно?

— Потому что вера — не то, чем можно пользоваться, когда это удобно. Либо мы верим, либо нет. Возможно, вам следует задать себе вопрос, на чьей стороне находитесь вы, мой Адвокат. Хотя такой вопрос обычно не адресуют живому воплощению Бога на земле, не так ли?

— Ты идешь по самому краю, Фелис. Опусти взгляд, пока не упала. — Эрин указала на лежащий внизу во всем его великолепии город. — Я на стороне спасения жизней как можно большего количества моих подданных. Если я смогу помешать цардитам разрушить то, что мы строили столько веков, я это сделаю. И если Восходящие сыграют в этом какую-то роль, я буду рада ими воспользоваться.

— И, спасая тела своих подданных, вы потеряете их сердца. — Канцлер отступила на шаг. — Я слышу, что они говорят, потому что хожу среди них.

— Ты раздуваешь их страхи в своих целях. И поверь мне, это не пойдет тебе на пользу, когда война закончится и придет время подводить итоги. Не дави на меня, Фелис. Религия тоже развивается. Думаю, тебе пора вернуться в Главный дом и обдумать свое будущее. Кстати, спасибо, что облегчила мое беспокойство.

Взгляд канцлера излучал ненависть. Она хотела повернуться, чтобы уйти, но звук горнов в гавани остановил ее. Канцлер снова встала на балконе рядом с Эрин. Они ожидали звуков, которые предупредят о нападении, но их не последовало. Вместо этого горны просигналили отбой тревоги, и на спокойной воде за молами гавани неспешно появились три корабля. Два двинулись дальше, тогда как у третьего явно были проблемы, он шел на веслах. Корабль лишился мачты, она переломилась пополам, повредив палубу и планшир.

Даже с такого расстояния Эрин смогла разглядеть большой темно-синий флаг, который трепетал на мачте первого корабля, показывая, кто находится у него на борту. Стоявшая рядом с ней Коройен замерла. Эрин увидела, как лицо канцлера превращается в маску злобного презрения.

— Твой обвинитель приплыл в гости, — заметила Эрин. — Удивлена, что его видишь, правда?

— Перемещения Арвана Васселиса меня больше не касаются, — отрезала канцлер. — Вы сказали это совершенно ясно.

— Мне тоже так казалось, — согласилась Эрин. — Но напомни мне. Легион Доспехов Бога под командованием Хорста Веннегура. Их долг заключался в том, чтобы защищать побережье к северу от Карала, я не ошибаюсь?

Канцлер настороженно склонила голову.

— Надо полагать, он потерял карту или перепутал север с югом.

— Мой Адвокат?

— Мне только что сообщили, что он двигался на юг, проходя в день больше двадцати пяти миль, и направлялся в глубь Карадука. К Вестфаллену, возможно.

— Эрин, я могу заверить вас, что…

— И он должен был добраться туда… сейчас прикинем… Дней двенадцать или даже четырнадцать назад, я бы сказала. Как раз столько времени нужно, чтобы проплыть от Вестфаллена до Эсторра, если ты вынужден бежать.

— Мой Адвокат, если вы обвиняете меня в…

— Ах, молчи! Твои протесты так скучны! Возможно, ты слышишь, о чем говорят жители Эсторра, канцлер Коройен. И я уверена, что они подтвердят все, чего ты пожелаешь. Но я вижу и слышу все. И я никогда не забываю неповиновения или предательства. Я пойду встречать маршала-защитника Васселиса и всех тех, кого он взял с собой в столицу. И если я увижу на пристани хотя бы одного из твоих чтецов или легионеров, если я услышу хоть одно замечание насчет его веры, я тебя арестую. — Она махнула Фелис рукой. — Желаю приятно провести день.

* * *

— Левые табань, правые — на счет сорок!

Ильев потянул румпель на себя, и капер резко повернул налево. Цардитская трирема вынырнула из дыма, который валил от пылающей биремы Конкорда, направляясь прямо на них. Вражеские стрелы покрывали воду рябью и стучали в планшир.

— Правые табань, левые — на счет тридцать!

Их слаженностью можно было гордиться. Враг решил, что с его судном покончено. Однако им до этого очень и очень далеко. Триарх резко отклонил румпель от себя, поворачивая направо и уходя от триремы под острым углом. Его команда устала, они перешли все мыслимые пределы. И все равно четко исполняли приказы.

Начинался рассвет, вызывая слабое свечение тумана, который клубился над морем и поднимался высоко к небу. Повсюду видны были пожары и дым. Горящие обломки усеивали поверхность океана. Его морская пехота стояла на корме, удерживая поврежденный, погнувшийся таран над водой. Во время трех абордажей Ильев потерял семерых гребцов и двух воинов. Потери пока не стали критическими, но для последней атаки ему понадобится еще один капер.

Было очень трудно оценить успешность прорыва. Капер Ильева оказался в нескольких милях от пристани, следуя за флотилией из двадцати бирем и трирем, пытающейся уйти от осажденного острова и прорваться к эсторрской гавани. До цели под обычными парусами и на веслах можно дойти за десять дней. По мнению Ильева, это на три дня больше, чем необходимо. Окетанам надо найти где-то новые силы. Что до его отряда, то они готовы перейти на любое попутное судно.

Яростное сражение шло всю ночь. Первые стычки были легкими за счет эффекта неожиданности. Цардиты никогда раньше не видели суда окениев, но теперь они знали о них все. Тридцать каперов прошли до северной оконечности острова, нанося сокрушительные удары, пока цардиты — некоторые из них — не извлекли из этого уроков. Камни катапульт стали находить суда, вцепившиеся в цель. На лестницы выливали бочки с горящим маслом. И у каждого вражеского матроса под рукой появились луки со стрелами и меч, которыми они сражались, когда абордажная команда выбиралась на палубу.

Однако основной урон был нанесен в первый час боя. Теперь оставалось только защитить уходящую флотилию и проплыть по Тирронскому морю — а там будь что будет. Ильев шел вместе с западным отрядом кораблей, направлявшимся прямо к Эсторру. Другие плыли с восточным отрядом, гребущим к Гестерну, где, по слухам, ждала цардитская армия, которую должны были взять корабли.

Позади его капера завершала разворот вражеская трирема. На ней была свежая команда: корабль пришел с северной оконечности осадной дуги. Он быстро и уверенно двигался по небольшим волнам. Ильев тихо выругался. Трирема легко догонит флотилию. Он не может этого допустить. Командам нужен отдых и чистая вода.

Триарх посмотрел на своих гребцов, работающих на счет двадцать, чтобы держаться за задней триремой Конкорда. Туман стал немного редеть, так что он мог видеть почти все двадцать судов. Восточнее виднелись другие каперы окениев, видимо тоже идущие за кораблями окетанов. А на западе из тумана в его сторону направлялось судно, которое он так надеялся увидеть. Капер девятого отряда, который он уже готов был считать потонувшим.

— Седьмой, слушай мою команду! Мы идем еще один раз. С нами будет девятый. Вытащите нас?

— Не сомневайся, триарх, — ответил старший гребец.

Ильев кивнул.

— Спасибо, Гуннарсон. На счет тридцать. Давайте немного прибавим скорость.

Он повернул румпель, начав длинный плавный поворот, который должен сблизить их с девятым отрядом так, чтобы можно было договориться о намерениях. Ильев хотел нанести триреме достаточно повреждений и заставить врага снизить скорость — и только.

— На абордаж не идем, пехота. Уберите оружие, все решат балансировка и скорость. Не давайте тарану опускаться в воду!

— Будет сделано!

С цардитской триремы их заметили. На палубе появились лучники. Команды баллист приготовились стрелять. Ильев заметил на корме и на носу группы людей, готовых к ожидаемому тарану. Дело будет интересным. Триарх видел, как осунулись лица его гребцов, как напрягаются натруженные мышцы и из множества мелких порезов по рукам и ногам моряков течет кровь.

— Легко на тридцать, — скомандовал Ильев. — Поворачиваем.

Два капера разминулись перед неприятельским судном, идя на пятнадцати узлах. Команда Ильева пошла вдоль левого борта чуть дальше полета стрелы. Баллисты выстрелили. Он наблюдал, как болты летят по пологой дуге. Расстояние оценили правильно, направление — не слишком. Снаряды упали в море далеко позади них. Они пошли за триремой на расстоянии пятидесяти ярдов. Девятый отряд должен был повернуть раньше и раствориться в тумане, выполняя маневр, который выведет его к носу противника.

Ильев отклонил румпель, поворачивая капер. Цардиты увеличили темп гребли. Он слышал глухой рокот их барабанов. Подходя к цели с кормы, Ильев впервые заметил изъяны в конструкции цардитского корабля.

Выносная скамья для верхнего ряда гребцов чуть широковата. Крутизна дуги от кормы до ватерлинии великовата. Триарх отклонил румпель от себя, чуть изменяя направление движения.

— Слушать меня, — сказал он. — Приготовьтесь табанить, как только мы ударим. На счет сорок. Быстрый рывок, седьмой, и скоро все закончится.

Капер набрал скорость. Два бойца пошли по проходу, чтобы перенести тяжесть на нос корабля. Ильев увидел, как девятый идет наперерез противнику и круто поворачивает к носу с левого борта. Ильев был недосягаем для камней и болтов. Цардиты толпились на узкой корме, выцеливая командира. Они начали разворот налево. Барабанная дробь участилась.

— С этим вы опоздали, — ухмыльнулся Ильев. Он еще раз подправил их направление. — Приготовиться к удару. Мы идем.

Триарх улыбнулся своим гребцам. Они сидели спиной к кораблю-цели. Ни один не попытался повернуться. Дисциплина, порядок, победа. Полетели стрелы. Ильев стиснул зубы. Два воина открыли ответную стрельбу. Стрела ударила одного из его гребцов спину, и он поник. Другой воин бросился на его место, подняв весло и оттащив тело назад. Однако он сделал это не так быстро, чтобы предотвратить столкновение весел по правому борту. Ильев повернул румпель, компенсируя внезапное замедление и поворот. На следующем гребке капер уже нанес удар.

— Держись!

Бойцы побежали обратно по проходу. Инерцией капер швырнуло на румпель цардитского корабля. Массивный, крепкий шест не был рассчитан на то, чтобы выдержать давление под таким углом. Ильев услышал, как он затрещал, ломаясь под его корпусом. Капер шлепнулся в воду, и его таран разворотил обшивку кормы.

— Назад! — крикнул Ильев.

Трирема содрогнулась и чуть повернулась на правый борт. Девятый нанес удар. Капер Ильева отошел назад.

— Чистая вода!

Опять прилетели стрелы. Они ударили в весла и руки гребцов. Ильев развернул судно.

— На счет сорок при первой же возможности. Все, седьмой. Дело сделано!

Капер быстро отошел от триремы. Ильев видел, как мечутся цардиты, пытающиеся оценить урон. У них наверняка есть другой румпель, но на его установку уйдет целый день.

С юга шли новые корабли противника. Там, где туман рассеивался, горизонт заполняли паруса. Среди них виднелись и паруса Конкорда, что говорило о масштабе прорыва. Для них теперь все зависело от собственного умения, и им приказано было замедлять продвижение и топить вражеский флот. Для Ильева и седьмого отряда окениев дело долгой ночи завершилось.

Ильев вывел капер за пределы досягаемости вражеских снарядов, а потом вернулся к флотилии. С ними шла «Гордость Кирандона». Он направился к флагману Карадука, мечтая о том, как растянется отдыхать на его палубе, пока матросы будут поднимать капер и закреплять его за кормой.

— Счет двадцать пять, — велел триарх. — Садись, пехота. Давайте отдохнем и отдадим должное нашим погибшим.

* * *

Томал Юран, бывший маршал-защитник Атрески, теперь стал фактически ее королем. Единственная мысль, которая еще могла вызвать на его лице нечто похожее на улыбку. Он отказывался сесть на трон: это походило на обман части населения, еще хранившей ему верность. Похоже, почти все его сторонники жили в Хароге. Столица — единственное место, где не было боев, если не считать той стычки со сборщиками. Она произошла всего тридцать пять дней назад, но уже казалась древней историей.

Все эти дни Юран пытался примириться с решением, которое принял, а тем временем Атреска, как он и опасался, превратилась в поле битвы. Сразу после возвращения независимости такая возможность казалась маловероятной. В Хароге царила радость, быстро распространявшаяся на окрестные районы. Люди скандировали имя Юрана и умоляли его править в качестве короля новой нации. Флаги старой Атрески гордо развевались повсюду. Даже огни на сигнальных башнях потушили.

Когда все обещанное сентором Ренсаарком, который теперь уже стал просентором, осуществилось, пять дней шли празднества. А потом армия Царда, укрепленная легионами своего нового союзника у Атрески, двинулась на запад. Единение было настолько полным, что командующие армий цардитов смогли увести на юг, к Гестерну, намного больше людей, чем они рассчитывали. Тогда Юран ожидал, что Конкорд рухнет, а новая сила будет расти — и он окажется в самом ее центре.

То время превратилось теперь в такое же смутное воспоминание, как и последняя встреча с Полом Джередом. Казначей по-прежнему не давал ему покоя. Он продолжал действовать, и известия о его делах — а вернее, о делах тех, кого он опекал, — вызывали тревогу, если, конечно, считать их достоверными. Но Томал Юран был человеком суеверным. А еще он умел читать правду по глазам людей — и не мог отмахнуться от историй, которые ему рассказывали.

Атреска пылала. На западе, юге и севере в десятках мест к небу восходили столбы дыма. И было ли это делом рук цардитов, которые грабили население или мстили за предполагаемые проступки, или же действовало сопротивление, значительно замедлявшее темп наступления, роли не играло. Результат все равно один: когда война закончится, от его страны практически ничего не останется. И теперь Юран мог только надеяться на победу цардитов, но отнюдь не мог на нее рассчитывать. Уверенность превращалась всего лишь в вероятность. Практически единственным утешением оставалось то, что он отослал из Атрески Меган. Хотя бы она уцелеет, кто бы ни победил в этой войне. Единственный сторонник Конкорда, которого цардиты не посмеют тронуть.

— Ты слишком много беспокоишься, — заявил Ренсаарк, все еще сидевший за обеденным столом.

— Вот как?

Юран отвернулся от окна галереи и краем глаза уловил свое отражение в зеркале. Он постарел. Седые волосы, запавшие потухшие глаза и обвисшая кожа не покажутся привлекательными Меган, если им доведется снова увидеть друг друга.

— В любой войне бывают неудачи, — добавил Ренсаарк.

— Моя страна стала пеплом. Все мои соседи, кроме одного, теперь мои враги. Нет уверенности в том, что наши объединенные силы прорвут оборону Нератарна. Боже Всеобъемлющий, посмотри, как долго нам пришлось пробиваться через нашу собственную территорию!

— Вот потому мы и заключили союз. — Ренсаарк расправил складки великолепной туники из тундаррской ткани. Поверх нее он носил куртку из дорогих мехов Карка, а на ногах — сандалии с золотой нитью. Богатства Конкорда, потерянные для простых граждан Атрески, стали доступны старшим командирам Царда. — Мы знали, что сопротивление будет. Потребовалось больше времени, чем хотелось бы, но мы его преодолели.

Юран вернулся к столу и взял кубок с вином. За стенами было холодно, и пламя в каминах тщетно пыталось обогреть каменный зал. Последние два дня падал первый настоящий снег дуса, так что полевые условия только ухудшатся.

— Эти места плохо подходят для того, чтобы воевать на льду и в мороз, — сказал Юран. — На равнины с плато дуют сильные ветра, снега так много, что может занести даже этот замок, а температура падает так низко, что кровь стынет в жилах. Твои и мои люди стоят под Нератарном в палатках. У врага хорошие укрепления. За их спиной ресурсы Конкорда. Нам едва хватает продуктов, чтобы прокормиться. Мы слишком много времени потратили на сборы. Если они продержатся десять дней, то смогут нас победить.

— Сражение не продлится десять дней, — возразил Ренсаарк. — У них численное меньшинство, соотношение — самое малое один к трем. Они едва ли выстоят против нас и один день.

— У них еще есть мужество и надежда, — покачал головой Юран. — И они узнают хотя бы часть того, что произошло на юге. Они скоро узнают, что этот ублюдок Дел Аглиос идет к ним на помощь. Идет через мою страну, и ничто не мешает ему, кроме погоды.

— Ему придется хоронить трупы своих сограждан, — осклабился Ренсаарк. — И у него не останется выбора, кроме как гнаться за нами до самого Эсторра. До города, который уже будет нашим. Они проиграли, и они это знают.

— И это новое оружие. Эти дети, которые могут крушить горы? Ты ведь не отрицаешь, что они — угроза.

— Не отрицаю, конечно. Но если они не умеют летать, они не смогут помочь Конкорду у Нератарна. Успокойся, Томал. Прими ванну, что ли. Скоро угроза Конкорда исчезнет навсегда, и мы сможем заключить мир с независимыми государствами. Как это было раньше. И ты будешь в центре внимания. Король Юран, которого поддерживает мощь короля Хурана, никогда больше не будет опасаться вторжения.

Юран простился с Ренсаарком и вернулся в личные покои во дворце. Как всегда, слова цардита звучали очень убедительно. Но в них был изъян — если бы он только знал, где именно его искать. И Юрана грызло постоянное подозрение, что Ренсаарк держит его за дурачка и использует для того, чтобы расширить земли Царда.

Юран приказал приготовить ему ванну, а потом опустился в любимое кожаное кресло, чтобы насладиться жаром открытого огня в камине. Вскоре он услышал, что пришел слуга, и отправился в комнату для купаний, готовясь лечь в воду. При виде мальчишки с кухни, который толкал тяжелый кувшин на колесах, чтобы долить в ванну горячей воды, Юран нахмурился. Прежде всего, он был старше, чем обычно, и очень худой и оборванный. Как будто кто-то морил его голодом, а потом извалял в грязи, прежде чем отправить прислуживать своему будущему королю.

— Ты слишком взрослый для этого дела, а? — проворчал Юран. — И к тому же в отвратительном виде. У меня что, закончились мальчишки на кухне?

— Нет, мой господин, — ответил паренек. Он повернулся, опустив голову. — Мне очень жаль, если я вас оскорбил. Я этого не хотел.

Юран махнул рукой. У него были заботы поважнее.

— Просто приготовь мне ванну. Сегодня лучше с розмариновым маслом.

— Мне нужно с вами поговорить! — неожиданно выпалил мальчишка.

— Если ты просишь еды, то у меня ее нет. — Юран вздохнул. — Если ты хочешь вступить в легион, обратись к старшему в базилике. А сейчас делай свое дело и уходи, пока я не позвал стражу и тебя не выставили.

— Нет, — заявил мальчишка, и Юран так удивился, что позволил ему продолжить. — Потому что мне нужно укрытие, а вам нужна защита от Конкорда, все равно, победят его цардиты или нет. Вы один и растерянны. Я тоже. И сейчас в этот мир приходит сила, которую нельзя остановить одними только мечами.

— И надо полагать, ты это можешь сделать, так? — Рука Юрана легла на рукоять гладиуса. — Ладно, мы с тобой поболтали, но твое время вышло, кем бы ты ни был.

— Вы хотите знать, кто я?

Парнишка поднял голову, и потрясенный Юран попятился. Под грязными светлыми волосами мальчишеское лицо осветила улыбка, и волна теплого зеленого цвета прошла по его глазам, тут же ставшим нейтрально-серыми. Взгляд Юрана переместился на столб воды, который мальчишка поддерживал на одной вытянутой ладони, без какого бы то ни было сосуда. Маршал неопределенно взмахнул рукой, но нужные слова не находились.

— Не бойтесь, — сказал паренек. — Пусть они сражаются. Пусть пройдет дус. Выжидайте и спрячьте меня. И наступит день, когда этим миром будем править мы с вами. Не сегодня. Не в этом году. Может, даже не через десять лет. Но когда-нибудь. Вам надо только довериться мне.

Юрану показалось, что он задыхается. В голове гудело, руки и ноги мелко дрожали. Он нащупал рукой стену и тяжело прислонился к ней. Цардиты, в чьих глазах плескался ужас, говорили правду. И перед ним стоял один из колдунов. Мальчик, который мог обрушить гору.

— Кто ты? — с трудом выговорил он.

Паренек снова улыбнулся.

— Я тот, кто видит истину. Я — Гориан Вестфаллен, и я ваш покорный слуга, маршал Юран.

ГЛАВА 72

848-й Божественный цикл, 16-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

Под повязкой на глазу снова зудело. Этот шрам невероятно бесил Гестериса, особенно когда температура понижалась. Выделения — он отказывался считать их слезами — замерзали и давили на края раны. Генерал провел рукой вдоль нее, до правой щеки и челюсти.

Хирург сказал, что ему повезло. Цардитский клинок, испачканный грязью Цинтарита, нанес лишь скользящий удар. Не будь этого, он бы погиб, а не стоял здесь в числе тех немногих, кто пережил ту бойню. Однако, глядя поверх оборонительных сооружений на море врагов, собравшихся перед ними, Гестерис раздумывал, не лучше ли ему было умереть тогда. Возглавлять армию во время поражения тяжело. Повторная неудача — прямой повод для самоубийства. А поражение неминуемо.

Весть из Гестерна ободрила его старших командиров и сильно повысила боевой дух собранных для обороны легионов, но надо взглянуть в глаза правде — Дел Аглиос в четырех днях пути от них, а это на два дня больше, чем нужно. А ведь им почти удалось! Легионы передвигались по Атреске, нападая на цардитов и силы мятежников. Они выгадали защитникам Нератарна время, чтобы те смогли усилить укрепления и собрать силы. Стянуть и отремонтировать все орудия, которые удалось найти, вооружить всех граждан, способных держать оружие, и поднять дисциплину в легионах на новую невиданную высоту. Они даже построили отличный тракт, ведущий с севера на юг позади постоянных оборонительных сооружений, чтобы ускорить передвижение. Все было на своих местах — за исключением необходимой численности армии.

Граница Нератарна с Атреской — от южной оконечности озера Айр до крутых склонов хребта Гау — имела в длину всего пятнадцать миль. Участок, где ее пересекал тракт, хорошо укрепили, южнее местность почти всюду была непроходимой для армии. Какой-то крупный геологический катаклизм древности сбросил с Гау целые поля камней, которые легли так, чтобы стать ловушкой для колес, копыт или ног. Дозорные посты и форты располагались по всей границе, и в каждом Гестерис оставил отряды, хотя вероятность крупного вторжения здесь была весьма невелика.

Однако отрезок гостеприимной земли длиной около двух миль необходимо оборонять. Гестерис перекрыл тракт окованными железом воротами, расположил вокруг платформы с артиллерией и галереи, с которых можно сбрасывать кипящее масло и камни. Он приготовил позиции для лучников и безопасные места для отрядов кавалерии и пехоты. На расстоянии мили от тракта по обе стороны существовали еще два форта, и благодаря гражданской войне, которая не прекращалась в Атреске в последние десять лет, они остались целыми и в хорошем состоянии. Однако все это не выдержит давления противника. По крайней мере долго.

Гестерис посмотрел на юг вдоль линии обороны. Он гордился тем, что ему удалось создать за столь краткий срок. Многое было сделано еще до того, как он появился здесь и принял командование. Открытую местность между двумя фортами и воротами на тракте перекрыли стеной из камня и дерева и затем все сооружение забетонировали, сделав в нем бойницы для лучников и платформы для орудий. Но упорного обстрела эта стена не выдержит.

Сразу за стеной установили все остальные катапульты, имевшиеся в распоряжении Гестериса, — сто орудий, сгруппированных по десять. А позади них выстроятся ряды артиллерии и кавалерии, которые сейчас располагались в лагере, загонах и брезентовых укрытиях в нескольких сотнях ярдов далее.

И всего этого будет недостаточно. У него в распоряжении находится двадцать пять тысяч регулярной пехоты и кавалерии легионов. Три тысячи левимов обойдут озеро Айр с севера и предпримут атаки на фланг. И еще есть две или три тысячи фермеров и гончаров из Нератарна. Отважных, но обреченных.

С избранного им наблюдательного пункта на верху ворот тракта Гестерис взглянул на восток. Трудно было поверить своим глазам. Тогда у Цинтарита его неприятно удивила большая численность войск Царда. Здесь его поражал уровень предательства. Несмотря на обрывочные сообщения, доходившие из Атрески, Гестерис цеплялся за веру в то, что алы Конкорда останутся верны клятве. Сегодняшнее утро стало последним доказательством того, что Юран и его ублюдки полностью подчинили себе граждан Атрески.

По всей огромной армии, выстроившейся напротив Гестериса, виднелись плотные группы людей с доспехами и вооружением Конкорда. В увеличительную трубу он разглядел и немалое количество орудий, изготовленных в Конкорде, отчего генералу стало совсем тошно. Но главной язвой, разъедавшей ему кишки, были лица мужчин и женщин, которых он узнавал. Верные ему люди будут умирать от ударов оружия, созданного в Конкорде! Мрачная ярость Гестериса вспыхнула с новой силой.

Генерал снял с глаза повязку, открывая морозному воздуху доступ к ране. Холод обжигал незажившую плоть, которую смазывали бальзамами от заражения и раздражения. Он глубоко вздохнул, наслаждаясь прохладой, распространившейся по его щеке и сжатым челюстям.

— Генерал Гестерис!

Он обернулся, опуская повязку на место. Перед ним стоял гонец, закутанный в меха и, судя по вспотевшему лицу и запаху, только что спешившийся.

— Да? — отозвался Гестерис.

Он поправил ремешок нового шлема с зеленым плюмажем и расправил отделанный мехом плащ затянутыми в перчатки руками. Доспехи были его собственными: их выправили и начистили до блеска. Генералу хотелось, чтобы все видели сохранившиеся на металле шрамы и знали, что они символизируют возрождение надежды, которую сам он не разделял.

— Пробер Арин докладывает, что противник закончил построение. Он извещает, что атака вот-вот начнется.

Гестерис заставил себя улыбнуться.

— Он усердный воин, но он ведь не полагал, что это известие застанет меня врасплох?

Посланец опустил глаза. Гестерис замечал, что в последнее время так происходило часто. Он и прежде никогда не вызывал завистливых взглядов. А теперь на него смотрели либо с нездоровым любопытством, либо с сочувствием. На то и другое ему было наплевать.

— Что еще? Он сообщает новые оценки их численности?

— Его оценка сейчас составляет пятьдесят тысяч, генерал.

— Соответствует моим предположениям, — кивнул Гестерис — Сможешь до него добраться?

— Так точно.

— Пусть действует самостоятельно, но не начинает атаки, пока враг не сосредоточится на наших стенах. Поезжай быстрее.

Посланец ударил себя в грудь правым кулаком и убежал назад, за ворота. Гестерис проводил его взглядом. А потом снова повернулся к врагам. Они выстроились так же, как сделал бы он сам. Лучники и артиллерия впереди, пехота поблизости, чтобы закрыть любой прорыв. А конницы не видно. Несомненно, она патрулирует фланги и линии снабжения.

Солдаты и катапульты были повсюду, куда достигал его взгляд, с юга и до края озера на севере. Через увеличительную трубу генерал рассмотрел пять разных отрядов пехоты. Несомненно, существовал и мобильный резерв. Гестерис еще раз подумал о том, чтобы отправить всадников и попытаться вывести из строя часть артиллерии, и снова отказался от этой мысли. Лучники выбьют любой отряд, какой он сможет послать. Положение было самым гадким. Их смерть стояла всего в полумиле — и они могли только следить за тем, как она приближается.

Услышав звук, разнесшийся в неподвижном морозном воздухе, Гестерис нахмурился. Они пели. Такого он прежде не слыхал. Это были не бравурные гимны скорой победы, которые будоражили кровь и придавали силы, а что-то более мелодичное. Басовитый рокот десятков тысяч голосов катился по открытому полю. У Гестериса волосы встали дыбом. Звук тек через него, словно неспешная мощь океана.

Песня печали и утраты. Генерал не мог разобрать ни единого слова, но понимал их чувства так ясно, словно у него перед глазами был написанный текст. И тогда он осознал, почему они поют и почему все мужчины и женщины, обороняющие границу, слушают, не пытаясь в ответ начать собственную песню.

— Они считают, что проиграют, — проговорил один из дозорных у ворот, качая головой в такт прекрасной похоронной песне.

— Нет, — отозвался Гестерис. — Они знают, что победят, но понимают, какой ценой. Как и мы, очень многие из них не вернутся домой.

* * *

Роберто не имел ни малейшего желания задерживаться для оказания помощи местным жителям, хотя ощущал давление со стороны своих друзей-атресцев: они хотели, чтобы он это сделал. Их страна была разорена. Масштабы разрушений оказались для всех неожиданностью. Пока они шли на юг, к Гестерну, их путь лежал по местам, в которых не побывали цардиты. Но по дороге в Нератарн вдоль тракта им встречались одни только руины.

Сожженные города и деревни, урожай и скот, видимо, забирали насильно; трупы мужчин, женщин и детей по обочинам дорог и в тех местах, куда заезжали его разведчики и фуражиры. Некоторые умерли от ран, нанесенных клинками одной из воюющих сторон. Другие замерзли. Самые маленькие явно погибли от голода: армия, отчаянно стремящаяся наполнить свои желудки, не оставила им ничего. На тракте то и дело встречались толпы беженцев, направляющихся в Бискар. Все они были несчастными и ни в чем не повинными людьми. И Роберто понимал, что не может помочь никому из них, поскольку армия хоть и пополнила свои запасы в Гестерне, но больше ничего не получит до окончания сражения. Между уроженцами Атрески и Эстории начались новые трения.

Роберто шел пешком в голове колонны, ведя коня в поводу, чтобы продемонстрировать солидарность с пехотой, которую заставлял передвигаться убийственными темпами. Дел Аглиос понимал, что по тракту необходимо делать тридцать пять миль в день. Этого едва удавалось добиться, поскольку землю уже начали покрывать снег и лед. Он мог бы дать обещание после сражения демобилизовать солдат и отправить их по домам, но слишком у многих домов уже не останется. Настроения среди атресцев были очень мрачные.

— Просто жест доброй воли! — попросил Даваров. — Дай им почувствовать, что тебе не все равно.

— Если они до сих пор этого не поняли, то не поймут никогда, — ответил Роберто. — И я не считаю, что, взяв на руки голодного ребенка, я решу наши проблемы. Я не могу допустить отклонения от цели — и я определенно не могу позволить тратить наши запасы. И, Даваров, мне уже пришлось объявить предупреждение относительно раздачи еды и одеял людям, которые ночами попрошайничают у нашего лагеря. Я хочу, чтобы ты заставил своих людей прислушаться. Мне надоело ставить столько дозорных в караул. Сейчас решается судьба многих народов.

— Не читай мне лекции насчет всеобщего блага, Роберто, — огрызнулся Даваров. Великан из Атрески отвернулся. Роберто знал, с каким трудом тот сдерживает досаду. — Это ведь те люди, которых мы якобы спасаем.

— И ты считаешь, что вид сирот не ранит мне сердце? Ты думаешь, я не жажду помочь этим людям? Изволь меня хоть немного уважать! Но если мы остановимся, чтобыпомочь кому-то одному, мы будем морально обязаны помогать всем. Мы не имеем права выбирать. Мы можем решать только, продолжаем ли мы двигаться тем же темпом и выполнять приказ Адвоката. Мы и так оголодаем, замерзнем и вымотаемся до предела, когда доберемся до Нератарна, даже если не будем делиться тем, что помогает нам выжить. И когда мы все-таки туда доберемся, я молю Бога, чтобы мы успели вступить в сражение. И более того — чтобы мы были в таком состоянии, что смогли бы сражаться. Ничто не должно нам помешать.

— Ты приговариваешь людей к смерти.

— Да, это так, — кивнул Роберто. — И когда ты станешь генералом, то будешь жить с этими дерьмовыми решениями так же, как и я.

Даваров отвернулся, но Роберто окликнул его.

— Да, генерал, — угрюмо отозвался Даваров.

— Да, — согласился Роберто, — я генерал. И раз уж мы перешли на официальный тон, позволь мне напомнить, что я не разрешал тебе уйти. И еще, я не спрашивал у тебя совета. Мне понятна твоя озабоченность, но нравится тебе или нет, мы должны думать об общем благе. Ты мне нужен, Даваров. Больше, чем когда бы то ни было. Не отворачивайся от меня сейчас. Скажи своим людям, что надо делать, и напомни им, что если кто-то пожелает нарушить мои правила, то они присоединятся к беженцам, а их рацион разделят между теми, кто в состоянии выполнять мои приказы. Надеюсь, я ясно выразился?

Двое мужчин пристально смотрели друг на друга. Даваров не желал уступать, Дел Аглиос не позволял давить на жалость.

— Можешь идти, — сказал генерал.

* * *

В открытом море о тумане можно было только мечтать. Со свинцово-серого неба валил снег, а ветер, гнавший тучи, предвещал трудное плавание. Волны уже достигали шести футов и грозили увеличиться.

Ильев навестил своих раненых, а потом вышел на палубу к тем, кому из-за тесноты в трюме пришлось спать на палубе под открытым небом. Патония устроила навес из парусины, но ночи стояли холодные, а чугунные печки пришлось погасить, когда началась сильная качка. Однако отряды окениев состояли из закаленных моряков, и он не услышал от своих людей ни слова жалобы.

— Хорошо хоть, что цардиты тоже пойдут медленнее, — сказала Патония, подходя к правому борту, откуда Ильев смотрел на флот окетанов.

— Будем надеяться, что шторм ударил по ним два дня назад, иначе нам их не догнать.

— Надежды мало, Карл. Без парусов мы едва делаем семь узлов.

Ильев повернулся спиной к фальшборту и посмотрел на красное лицо капитана. Как и он, она оставила руки открытыми — несмотря на холод, надевала только простую шерстяную тунику и сандалии. Патония недавно подстригла волосы, а руки покрывали неглубокие порезы — напоминания о прорыве с острова.

— Мы гонимся как минимум за сотней парусов, — сказал он. — Это свежие команды, плывут из залива Харрин, не получив повреждений в сражении. Удивляюсь, что тебе хочется их догнать.

— Ну, наверное, мы могли бы повернуть и попытаться перехитрить те две сотни парусов, которые гонятся за нами. Что ты предпочитаешь?

Ильев засмеялся.

— Как же они удивятся, если мы вдруг появимся на горизонте. Но не думаю, что Адвокат поблагодарит нас за это.

— Наверное, нет. — Патония посмотрела мимо Ильева на флот. — Есть известия от отставших судов?

— У нас неплохая численность. Семь каперов окениев, девяносто трирем, сорок атакующих галер. Я был бы очень рад, если бы нас догнали еще суда. Я был бы счастлив услышать песни над океаном, но мы не можем на это рассчитывать.

— Нас недостаточно, так ведь? Если вспомнить, сколько их идет с востока, — проговорила Патония. — Мы не сумеем помешать им добраться до гавани Эсторра раньше нас. Все ждут, что ты что-нибудь придумаешь, ты знаешь?

— Я не адмирал, — тихо проговорил Ильев. — Я просто боец морского отряда, которому дали красивый титул.

— Ни один из флагманов не прорвался, — отозвалась Патония. — Ты самый высокий чин окетанов, способный ходить по палубе.

— Знаю. И ты еще удивляешься, что я так паршиво себя чувствую.

— Я слышала разговоры матросов и других капитанов. Ты тот, на кого все надеются. Ведь это ты составил план прорыва.

— И мы потеряли почти половину кораблей.

— Мы получили шанс, — возразила Патония. — И это все, что мог пожелать любой из нас.

— Ты это называешь шансом? Мы отстаем по меньшей мере на день. До Эсторра всего пять дней, если погода не испортится. Ты можешь провести подсчеты не хуже меня. Ты меня знаешь, Патония, я умею отыгрывать слабые шансы. Но тут… — Он пожал плечами. — Мы их не догоним.

— Но если погода по-настоящему испортится… При плохой погоде мы ходим лучше, чем они. Намного лучше.

— Будем молиться Окетару, но… — Ильев улыбнулся и развел руками. — Нельзя рассчитывать на чудо. И нам прекрасно известно, какая погода обычно бывает посреди Тирронского моря. В чем дело?

— Ни в чем. — На лице Патонии внезапно отразилось смущение. — Так, ирония судьбы, вот и все.

— Не хочешь рассказать подробнее?

— Как-нибудь в другой раз.

— Любое время в ближайшие пять дней меня устроит, — улыбнулся Ильев. — А потом я, наверное, буду занят.

Триарх прислушался к барабанам. Сердцебиение корабля. Он ощутил гребок весел. Нос зарылся в волну. Вода обрызгала палубу. Ильев устремил взгляд на горизонт, гадая, видит ли он там пятна вражеских парусов или это морось туманит ему глаза. Так далеко…

— Сердце Окетара, Патония, неужели этот корабль не может идти быстрее?!

* * *

Оссакер сидел в привычной для себя темноте и ждал, когда пройдут смятение и растерянность. Он первый раз за целую вечность получил место и возможность поразмышлять — так, как он любил. За время, прошедшее с того дня, как они отплыли из Киррийской гавани, мальчик почти ни с кем не разговаривал.

Кован и Ардуций сильно воодушевились перспективой попасть в Эсторр и позабыли, что, в сущности, происходит. Перед их глазами стояли только воображаемые дворцы, акведуки и величественные колоннады. Оссакер подозревал, что они могут опоздать и всего этого не увидеть.

Он сидел и пытался понять, почему чувствует себя отделенным от них, — точно так же, как Миррон. Оссакер слышал, как она плачет у себя в каюте каждую ночь, когда остается одна. Когда меркнет солнечный день и воспоминания о Гориане беспрепятственно возвращаются в ее мысли. Оссакер так и не мог решить, ненавидит Миррон Гориана или тоскует по нему.

Когда он открывал свой разум и смотрел карту ее тела, она казалась спутанной и неясной. Совсем не такой, как у Джереда: его карта была полна решимости и горела ярко, как фонарь в ночи. Оссакер предполагал, что видит эмоции Миррон, но какими бы они ни были, они отнимали у нее силы.

И в этот момент его мысли вдруг прояснились. Сила приходит от понимания и веры в себя. Она не имеет никакого отношения к потребностям других. Только когда ты обладаешь внутренним спокойствием, ты можешь быть по-настоящему полезен так, как того требует Бог.

Оссакер встал с койки и велел разуму вести его. Слабая энергия, растворенная в воздухе, показала ему дорогу к ровному четырехугольнику, заключенному в еще более темную раму — двери каюты. За ней открытый люк в конце кормового трапа ярко сиял смешением жизни и силы. Густая клубящаяся туча, которую он почувствовал, заключала в себя огромные возможности: Арду наверняка наслаждается ее присутствием. Он тот, кто мог превратить ее в нечто разрушительное. Но ему не следовало этого хотеть! В том-то и заключалась проблема.

Мальчик поднялся по трапу и ощутил на лице холодный ветер, бодрящий и пронизанный жизненной энергией. Его чувства прочитали ветер и трансформировали информацию. В лениво перемещающихся следах, которые оставляло для Оссакера все, что двигалось, начиная с птиц и кончая кораблем на воде, он отыскал карты своих друзей. Кован, Ардуций и Джеред стояли слева от него — по левому борту, ближе к носу корабля. Капитан все время напоминал им, что это место называется баком. Ардуций направился к Оссакеру, как только почувствовал его приближение. Его аура была яркой и безмятежной. Порой Оссакер ему так завидовал! Несмотря на хрупкие кости, он такой спокойный и уверенный.

— Осей, почему ты не позвал? Я пришел бы тебе помочь.

— Я вполне могу справиться сам, — ответил Оссакер, моментально раздражаясь из-за того, что его сочли беспомощным. — И потом, как я должен был это сделать? Написать тебе письмо?

— Знаю. Но ты ведь устаешь, когда все время следишь за линиями.

— Настанет день, как ты любишь повторять, Арду, когда тебя не будет рядом. И потом, я всегда мог сам о себе позаботиться.

— Хорошо, — ответил тот. Его голова горела спокойными коричневыми цветами, которые означали, что он уходит от спора. — Просто… ну, ты понимаешь.

— Да, понимаю. И мне тоже жаль.

— Я не говорил, что…

— Мне нужно поговорить с казначеем, — прервал его Оссакер.

— Я весь обратился в слух, Оссакер, — сказал Джеред, помогая ему крепче взяться за фальшборт. — Что тебе нужно?

Оссакер посмотрел вниз и увидел темные полосы весел на синевато-белом фоне жизни океана. Он почувствовал беспокойство. Сердце у него стало колотиться быстрее, заготовленные слова куда-то испарились.

— Я не могу. — Мальчик крепче вцепился в поручень. — Это неправильно. Я не стану. Я больше так не могу. И не буду.

Джеред опустился перед ним на колени, и Оссакер прочел тревогу в линиях, которые составляли его лицо.

— Успокойся, молодой человек. Не спеши. Скажи мне, что случилось.

Оссакер кивнул.

— Мы должны быть верны себе. Мы можем делать только то дело, ради которого мы родились. Я не смогу делать то, чего вы от нас ожидаете. Я не буду. Всеведущий дал мне жизнь для того, чтобы я помогал людям, лечил их. А не убивал.

Джеред выпрямился.

— Мы уже об этом говорили. То, что случилось на плато, было ошибкой, несчастным случаем. Никто не хотел, чтобы это зашло так далеко. И то, что я прошу тебя сделать теперь, не убивает.

— Миррон тоже убила своим огнем. И вьюга, и снегопад… То же будет с морем и небом, которые вы теперь хотите от нас, они помогут одним людям убивать других. Я больше не стану этого делать. Не могу.

Оссакер видел, что Джеред борется с гневом. Его силуэт напрягся, а цвета мгновенно вспыхнули густо-лиловым, который быстро перешел в коричневый с синеватым оттенком.

— Оссакер, я надеюсь, что ты сказал не то, что мне показалось. Все, что ты любишь, находится в опасности. Вы, трое Восходящих, получили уникальную возможность спасти Конкорд и в то же время доказать свое право на существование тем сомневающимся, кто хотел бы заклеймить вас как еретиков. Какие еще оправдания нужны для тех действий, которые я прошу вас предпринять?

Оссакер почувствовал, что густо покраснел. Он боялся расплакаться.

— Люди нас возненавидят, если мы будем показывать, как легко можем убивать или вызывать ураганы и другие разрушительные стихии. Кто станет доверять нам по-настоящему? Я не могу жить с мыслью, что так много людей колеблется, не зная, должны мы жить или умереть.

— А ты сможешь жить, зная, что из-за твоего отказа действовать были убиты Ступени, твои родители и люди в Вестфаллене?

— Это нечестно, — заявил Кован. Его поддержка стала неожиданной, но очень приятной. — Вы не можете возлагать на него ответственность за это. Цардитское вторжение было вызвано перенапряжением наших сил и поражением при Цинтарите. Вините Адвоката, если уж вам надо кого-то винить.

Джеред глухо зарычал.

— Боже Всеобъемлющий, ты достойный сын своего отца! Мы не говорим о вине. Вторжение произошло. И теперь мы должны использовать все оружие, какое только имеем. Извини, Оссакер, но это включает и тебя.

Оссакер покачал головой.

— Я не стану, — тихо сказал он, стараясь сдержать страх. — Отец Кессиан всегда говорил нам, чтобы мы использовали свои способности только ради мира. На время мы все об этом забыли. Ну а теперь я вспомнил. Я снова проснулся. И никто в Вестфаллене не проклянет меня, если умрет из-за того, что я поступил так, как всегда хотел отец.

Джеред резко поднялся и отвернулся. Оссакер видел, как расцвели линии жизни, пульсировавшие у него в груди, когда он крепко сжал фальшборт.

— Мы в отчаянной беде! — прошипел он, обращаясь уже не к Оссакеру. — Нам надо действовать сообща. Ардуций, ты должен ему об этом сказать. Заставь его понять.

— Он будет делать то, что считает нужным, — покачал головой Ардуций, и у Оссакера потеплело на сердце. — И я поддержу его решение. Если так случится, я буду работать один, этого должно хватить.

— Очень благородно с твоей стороны, — огрызнулся Джеред. — Очень решительно и весьма впечатляет. Не сомневаюсь, что отец Кессиан гордится вами там, где он находится. Но если вы не хотите к нему присоединиться, советую вам передумать. У вас три дня на то, чтобы опомниться.

ГЛАВА 73

848-й Божественный цикл, 17-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

Гестерис бежал по шаткой галерее. Камни из цардитских катапульт непрерывно летели к поврежденной стене. Накануне они едва их касались. Это было просто пристрелкой для вражеских катапульт и тренировкой для лучников. Но на рассвете серого, холодного и снежного дня пение прозвучало в последний раз, и цардиты принялись за дело всерьез.

— Стоять на местах! Ни шагу назад! Отступать некуда.

Гестерис посмотрел, как падают камни. Цардиты сосредоточили обстрел на участке стены длиной четыре сотни ярдов и надвратной башне. Камни весом и один и два таланта разбивались об укрепления, построенные легионерами, а над их головами пролетали горящие снаряды. Направление и дальность полета были не слишком точными, но на земле, за спиной у Гестериса, они наносили немалый урон.

— Я хочу, чтобы они видели нас на стенах! Пусть знают, что шаг вперед означает стрелу в глаз! Держитесь! Я с вами!

Легионеры стояли под мощными ударами. На платформах артиллеристы крутили вороты, отводя рукояти катапульт. Гестерис по-прежнему вел огонь только из тех орудий, которые видел противник. Те, что стояли на земле, находились за пределами дальности стрельбы, и он хотел оставить хоть что-то в запасе, чтобы сбить атаку, когда она начнется.

Цардиты выстроились позади катапульт, дожидаясь первых разрушений. И в течение часа укрепления выдерживали все, что обрушили на них враги. Но теперь методичный обстрел тяжелыми камнями начал сказываться. Хотя южная сторона обороны оставалась относительно спокойной, северный участок обстреливался все более яростно. Новые орудия передвигали для того, чтобы бить по найденным слабым участкам, и Гестерис приготовил свой резерв к неизбежному.

Справа и слева от него продолжали стрелять оставшиеся у него катапульты и тяжелые баллисты. Он потерял треть из них, но тридцать все еще посылали снаряды. Камни падали на землю перед противником или пропахивали борозды между орудиями. Болты отскакивали от земли. Всего один камень попал в цель. Он ударил прямо по катапульте, разбив ее на части и разбросав команду. Солдаты радостно закричали.

— Уточните углы! — взревел генерал. — Крутите быстрее! Вы просто кидаете им камни, которые они вам вернут. Работать, Конкорд, работать!

Он снова посмотрел на врага. Цардиты начали перестраиваться. Каждую вторую катапульту выдвигали вперед. Тем временем те, что остались на месте, готовились к очередному выстрелу. Гестерис щелкнул пальцами, и вестовой подал ему увеличительную трубу. Он приложил инструмент к глазу. Позади катапульт пехотинцы проверяли оружие. На земле у их ног лежали лестницы, крюки и веревки. Оставшиеся на месте катапульты приподнимали так, чтобы получить более высокую траекторию, а передвигающиеся поворачивались, чтобы сосредоточиться на одном участке.

— Похоже, они торопятся, — сказал Гестерис вестовому. — Дай знать по линии. Они сосредотачиваются на слабых местах. Другие будут стрелять за стену. Пехота двинется на нас, как только появится брешь. Пусть все лучники приготовятся. Дай сигнал готовности резервной артиллерии.

— Да, генерал.

Он обвел взглядом тех, кто находился рядом с ним.

— Они собираются штурмовать ворота форта. Я буду стоять там. Не отступайте! Не давайте дрогнуть тем, кто справа и слева! Стойте! Мы — Конкорд!

Гестерис поднялся на плоскую крышу форта как раз тогда, когда враг сделал первый выстрел. Воздух наполнился свистом, и ряды его солдат замерли. Множество снарядов неслось на них, вращаясь в воздухе. На крыше не было башенок, только высокая стена с бойницами для лучников и восемь катапульт, взведенных, чтобы стрелять по приближающейся артиллерии. Глядя на юг, Гестерис видел внушительную прямую линию своей обороны до того места, где она понижалась, уходя из виду.

Как все воины легионов Нератарна, он молился о том, чтобы выжить. Первые камни, летевшие по низкой траектории, ударили в ворота на тракте. От множества попаданий камни у него под ногами содрогнулись. Гестерис услышал, как окованные железом бревна дребезжат на петлях и цепях. Дерево громко затрещало.

Спустя несколько мгновений упали камни, запущенные по более высокой траектории. Он услышал вой тех, что перелетели через стену. Камень весом более таланта ударил в то место галереи, где недавно стоял Гестерис. Грубо сколоченный настил треснул, дерево рассыпалось. Снаряд пронесся по людям и катапульте, увлекая за собой сломанные кости и механизмы, и они упали на пустое пространство за стенами. Звук удара, похожий на взрыв, разнесся далеко над их головами. Мужчины и женщины отчаянно закричали. На галерее образовался пятифутовый пролом.

Другие камни упали посреди катапульт, сосредоточенных внизу. Две были разбиты, и команды санитаров и хирургов выкрикивали приказы и пытались спасти солдат, которым оторвало руки или ноги и чья жизнь утекала в грязную замерзшую землю. Спустя несколько мгновений камни меньшего размера ударили в стену форта. Из нее брызнули бритвенно-острые осколки.

Выкрикнув предупреждение, Гестерис упал. Он услышал, как часть осколков прожужжала над головой, а потом — глухие удары камня о камень и дерево. Генерал вскочил на ноги и повернулся к командам катапульт. Прямо перед ним солдат недоуменно смотрел на свою грудь, руки у него были в крови, а каменное лезвие торчало из кирасы. Он что-то беззвучно проговорил и рухнул навзничь.

— Носилки на крышу!

Тревога кругом нарастала. Гестерис повернулся к тем, кто остался.

— Ответный выстрел! Полное покрытие. Забить досками галерею. Инженерам на воротах приготовиться!

Катапульты и баллисты Конкорда снова послали снаряды на врага. Гестерис с радостью услышал хруст камня, дробящего дерево. Его команды лихорадочно крутили вороты. Рычаги и тетивы снова были отведены назад. Цардиты выстрелили первыми. Гестерис видел, как приближаются снаряды. Камни ударили по сплошной прочной стене над воротами. Другие опять попали в дерево. Ворота прогнулись. Древесина треснула: один из снарядов пробил створку насквозь. Другие снаряды ударили по стене южнее. Шум больно резал по ушам, под ногами постоянно ощущалась вибрация.

— Стоять! — Его приказ вновь и вновь дублировали флаги. — Стоять!

Гестерис бросился к передней стене форта. Снаряды катапульт падали по обе стороны от него, но он не обращал на них внимания. Он наклонился вперед, насколько это было возможно. Осколки камня усеивали дорогу и лежали по обе стороны от нее. Ворота на огромных петлях перекосились. Толстые доски были разломаны и расщеплены, с них свисали изогнутые и искореженные железные пластины.

Цардиты выпустили третий залп. Гестерис отшатнулся от края стены. Позади него команды снова взводили рычаги катапульт. Он смотрел, как приближаются снаряды, завораживающие и смертоносные.

— Держись!

Все камни попали в ворота. От сильного удара Гестерис упал на землю. Один из камней сбил наводку катапульт. Гестерис услышал, как камни падают на тракт за воротами, потом тяжелые удары железных деталей о камни. Со стороны цардитского строя донесся мощный рев.

Гестерис с трудом поднялся на ноги. В это же время новые снаряды цардитов вломились в ряды защитников в трехстах ярдах от него. Легионеров косило под их ударами. Он увидел, как часть стены прогнулась внутрь, осела и рухнула, взметнув облако пыли и обломков. Перед воротами уже рассеивалось такое же облако. Сквозь него генерал увидел бегущих цардитов.

Они двигались по всему фронту, выскакивая вперед и огибая катапульты, которые уже готовились к следующему залпу. Волна шума прокатилась по стенам, и тяжелый топот, становившийся все громче, ощущался даже через сандалии.

— Резерв, готовсь! Лучники, на стены! Конкорд, к бою! Дисциплина. Порядок. Победа.

Гестерис вернулся на открытую галерею на стене справа от форта. Позади него на катапульты клали горящие камни. Лучники хлынули на стены. Его орудия снова произвели выстрел. Повернувшись лицом к врагу, генерал стал молиться, чтобы у него хватило сил продержаться еще один день.

* * *

За спиной Арина три тысячи всадников скакали вдоль берега озера Айр. Ожидаемый обстрел начался, и он выставил разведчиков на холме впереди, откуда видно было поле боя. Он знал, что Гестерис станет отправлять к нему вестовых, но не мог позволить себе дожидаться их, ничего не предпринимая. Если враг нанесет решающий удар, он должен быть наготове.

Левимы уже встретили и уничтожили два отряда степной кавалерии Царда, но оставшиеся в живых смогут сообщить о его расположении. Новые отряды врага приближались с востока. Для Арина все решало время. Ему необходимо добраться до пехоты цардитов, нанести по ней удар и уйти раньше, чем его настигнут.

Все левимы слышали ритмичный боевой клич цардитов, предвещавший общую атаку. Вверх по склону галопом скакали три левима с поднятыми копьями, на которых развевались вымпелы. Арин отдал приказ остановиться и развернул коня.

— Левимы! Мы идем в бой за Конкорд и казначея! Мы идем, чтобы остановить наступление цардитов. Сражайтесь яростно, сражайтесь быстро. Сражайтесь за свой плащ и за товарищей рядом с вами. Левимы! В бой!

Они атакуют так, как их учили. Молча. Ни единого крика, чтобы разгорячить кровь, никакого предупреждения врагу. Левимы на рысях выехали на вершину холма и помчались к тучам стрел, закрывшим поле перед ними. Они были разделены на отряды по пять сотен. Они знали приказы, сигналы и места сбора.

С каждым шагом шум нарастал. Справа от них наступали цардиты. Арин провел левимов последние несколько ярдов вверх по склону и начал спуск, стараясь не допустить, чтобы его потрясло это зрелище. Он впервые участвовал в настоящем сражении, да и левимы наверняка в первый раз видели, что на Конкорд надвигается такое количество врагов.

Сейчас они оказались в четверти мили от первых пехотинцев. Тех охраняли всадники, но их количество было смехотворно малым по сравнению с численностью левимов. Но дальше, на востоке, скакали степняки. Арин прибавил скорость и повел отряд в сторону ворот форта. Камни били по содрогающимся укреплениям. Ворота перекосились, но еще держались. И по всему южному направлению шли вперед цардиты. Десятки тысяч воинов, спаянных одной целью.

Артиллерия Конкорда произвела залп. Горящие камни взметнулись в воздух из-за стен, круша беспомощную пехоту и пробивая дымящиеся борозды. Атака чуть сбилась. Прямо перед ним противник заметил наличие новой угрозы. В их сторону стали разворачиваться катапульты. Мечники и копейщики переходили назад, чтобы встретить их. Арин высоко поднял копье. Впереди оставалось меньше ста ярдов пустого пространства.

— Левимы! В атаку!

Он укрепил копье в горизонтальном положении, ударил каблуками в бока коня и рванулся вперед. Потом отпустил повод, позволяя лошади скакать свободно. Противник быстро приближался. Арин метнул копье. Острие глубоко вошло в грудь цардита. Пробер вытащил из ножен меч, направил коня чуть левее и вместе с левимами врезался в ряды врага.

Только теперь воины казначея издали крик ярости. Левимы ударили по пехоте цардитов, которая не успела закончить разворот и приготовиться. Они скакали стеной. Арин в сопровождении десятков воинов вломился глубоко в строй, рубя мечом вниз и наискосок. Он чувствовал, как клинок впивается в плоть, отскакивает от шлемов и кирас, сшибается со сталью сабель.

Цардиты перед ними разбежались, но пока часть отступала, он увидел, как формируется линия обороны. Вдоль строя длиной в сто ярдов выставляли пики и копья для защиты катапульт, к которым они стремились прорваться.

Рядом с Арином один из левимов получил стрелу в горло и рухнул с коня. Воздух потемнел от стрел, мелькавших в воздухе, без разбора разя и пехотинцев, и всадников. Арин парировал сабельный удар и пнул противника ногой, тот упал. Его лошадь встала на дыбы и передними копытами ударила цардита, расколов ему череп.

Артиллерия сделала первый залп. Камни и болты пронеслись у него над головой. Арин бросил взгляд назад и увидел людей и лошадей, буквально вбитых в землю, по которой они только что мчались. Несколько коней, храпя, вскинулись на дыбы. Всадников выбросило из седел, и они оказались на земле, под копытами. Некоторые левимы приостановились, пытаясь успокоить беснующихся лошадей.

Арин с всадниками прошли сквозь первые ряды. Потери левимов были значительными, но они продолжили мчаться вперед. Арин старался поскорее добраться до строя копейщиков. Лучники левимов выстрелили, и трое прямо перед ним упали. Однако копейщики не дрогнули. Он приближался. Тридцать ярдов. Двадцать. Ясно, что они не сломаются. Как и копейщики Конкорда, первый ряд встал на колени, а следующий остался стоять за выставленными вперед металлическими остриями. В десяти ярдах Арин развернул лошадь влево, не дав ей возможности резко остановиться, сбросив его на пики врага. Он поскакал вдоль строя, выискивая его конец и способ добраться до катапульт.

На горизонте впереди Арин увидел собирающихся в отряд всадников. Степная кавалерия. Ближние отряды левимов уже заметили их и начали поворачивать для перестроения. У ворот два отряда начали бой — и у них еще оставалось немного времени. Арин выругался и ударил мечом по наконечнику копья, которое стремительно отклонилось. Ему не удастся их сломать! В этот раз — нет.

— Перестраиваемся! — закричал пробер, поднимая меч над головой. — К месту сбора! Скачите, левимы!

Арин отвернул коня от ликующих врагов. Конные лучники делали залп за залпом, прикрывая их отход. Его коню приходилось перескакивать через множество мертвых и умирающих, друзей и врагов. Слишком много плащей покрывало землю. Кони мчались без седоков или истошно ржали, лежа в замерзшей грязи. Моля Всеведущего оградить его от стрелы в спину, Арин понесся обратно к холму, где их ожидала краткая передышка.

* * *

Гестерис увидел, как левимы заканчивают атаку на катапульты, не повредив ни единой. Он пробормотал слова невольной похвалы копейщикам Царда. Ни одному коню не удалось пробить строй — и левимы были бы глупцами, если бы не отвернули в сторону. Словно в знак презрения, вражеские катапульты снова ударили по стенам. Людей срезало, словно колосья, и бросало на землю. Новые бревна не выдержали, еще кусок стены раскололся и обрушился. Уже три бреши.

Его катапульты отпустили рычаги. Семьдесят пылающих камней взлетели над головой Гестериса и рухнули на наступающих. Количество жертв было ужасным. Пламя расплескивалось далеко, камни подпрыгивали и катились, наматывая плоть и круша кости. Но залп почти не снизил скорости атаки. Враги уже в пятидесяти ярдах от стен!

Гестерис смотрел, как его лучники осыпают цардитов стрелами. Промахнуться труднее, чем попасть в кого-то, хотя кое-где цардиты достаточно успешно создавали стену из щитов. Приближающаяся армия их просто сметет. Генерал видел страх в глазах своих солдат, и он знал, где ему нужно быть.

Два больших отряда левимов Арина вломились в правый фланг и в тыл цардитов, идущих к воротам. Гестерис схватил щит, обнажил гладиус и побежал вниз по ступеням.

— Продолжай стрелять! — крикнул он центуриону на стене. — Пусть катапульты работают! Я иду закрывать южную брешь.

За время, которое выиграли для них левимы, инженеры попытались укрепить ворота. У основания створок навалили камни по всей высоте, куда удавалось дотянуться, и набивали новые доски. Все, что угодно, лишь бы помешать наступлению.

— Держитесь? — спросил Гестерис у главного инженера.

Тот указал на манипулы гастатов, выстроенные за воротами, и отряды лучников, ожидающие на флангах.

— У нас есть поддержка, генерал. Мы выстоим.

— Хорошо. Осталось еще три часа светлого времени. Они не станут продолжать бой в темноте.

Гестерис подозвал к себе знаменосца и экстраординариев и побежал под галереей. Снаряды вражеской артиллерии пролетали у него над головой или разбивались о стену рядом. По задней стороне стен постоянно стекали ручейки осколков и мелких камней. Позади них борозды, прорытые снарядами весом в два таланта, и окровавленный снег свидетельствовали о множестве жизней, прерванных до срока. Но, несмотря на постоянный обстрел, исполненные решимости легионы стояли. Генерал бежал рядом с манипулами принципиев, направляющихся на защиту брешей в стене. Верховые посыльные передавали командирам последние сведения.

Тысячи легионеров ждали, когда их введут в бой. Они не видели, что происходит за стенами, и могли опираться только на собственное воображение, питаемое оглушительным шумом и видом смертей вокруг. Скоро они увидят все. Генерал заметил чтецов и гласов ордена, перемещающихся между солдатами с молитвами и словами успокоения. Сейчас это было как никогда важно.

Гестерис оценил серьезность бреши, еще не добежав до нее. Дыра с неровными краями на уровне земли занимала свободное пространство длиной в двадцать шагов. Место за ней расчищали, чтобы поставить заслон с пиками. Дюжины лучников стояли наготове, защищенные пехотинцами-гастатами. К бреши уже подходили принципии.

— Ждите! — приказал центурион, командовавший обороной. — Ждите!

Сквозь брешь Гестерис уже видел приближающихся цардитов. Волна ненависти и ярости неслась, чтобы разбить волю Конкорда.

— Пора!

Лучники выстрелили. Цардиты хлынули в брешь, атакуя копейщиков. Их накалывали на пики, кололи клинками — и оттеснили назад. Снова стрелы. Солдаты Конкорда падали. На их место вставали новые. Принципии ободряюще кричали. Цардиты снова рванулись вперед. На этот раз их оказалось больше, и они устремились также направо и налево. Сразу за Гестерисом вражеские снаряды пробили дыру в укреплении. Стена обрушилась на длине десять ярдов. Он стремительно развернулся, увидев, что цардиты почти ворвались в новую брешь.

— Конкорд! — взревел генерал. — За Эсторию и за меня!

Он бросился на врага. Манипулы резерва рванулись за ним.

Копья и стрелы на мгновение заслонили свет. Цардиты ворвались за стену. Гестерис первым добежал до них, ударив щитом в корпус одного, проткнув мечом живот другому.

Легионеры Конкорда окружили генерала. Два центуриона приказали составить заслон из копейщиков. Он выстроился и двинулся вперед. На флангах цардиты начали продвигаться. Гестерис бился справа. Он принял стрелу на щит, остановил удар сабли гладиусом и двинулся вперед.

Снова и снова он рубил и колол мечом, как в давние дни, когда был одним из гастатов. Страх покинул его. Его солдаты сражались с ним под его штандартом. Гестерис почувствовал, как его гладиус перерубил ребра. Генерал довольно хмыкнул, и в голове у него зазвучал гимн Конкорда.

Он поддержал его голосом, и легионы запели вместе с ним.

* * *

— Бой идет активнее на севере, у надвратной башни. Они наверняка прорвались там.

Нунан отнял увеличительную трубу от глаза. В хаосе и грязи трудно разобрать, что там происходит, но было понятно: поблизости от них оборона держится достаточно уверенно.

— Тогда мы пойдем туда, — сказала Дина Келл, пожимая плечами. — Все равно это лучший шанс прорваться на другую сторону. Ворота остальных фортов заделаны камнями и бетоном.

Они добрались до хребта Гау, гор к югу от поля боя, быстро перемещаясь за наступающими врагами. Можно поспорить о том, заметили ли их, но в настоящий момент армия, идущая в мощную атаку, не обращала на них внимания.

Цардиты выделили для нападения больше половины сил, оставив остальные далеко позади катапульт. Через увеличитель Нунан видел, как левимы пошли в атаку и отступили.

Между рядами цардитов были промежутки в несколько сотен ярдов. Катапульты выглядели соблазнительно уязвимыми.

— А мы можем заодно захватить и часть артиллерии?

— Можем, — ответила Келл. — И можем какое-то время атаковать фланги.

— Только постарайся при этом не погибнуть, — попросил Нунан. — Мы так близко к цели.

— Давай, действуем.

Они вернулись к своим людям и отдали приказы. Впереди риск и смерть. Но каким бы ни был результат, ясно одно. Месть идет!

ГЛАВА 74

848-й Божественный цикл, 17-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

— Жмите! Не останавливайтесь!

Центурион вел своих копейщиков с соблюдением классической дисциплины. Они медленно оттесняли противника назад. Гестерис кинулся на цардитов, продолжавших наступать через брешь. У него обильно кровоточила рана на правой руке, однако он не ощущал боли. Генерал нанес клинком колющий удар, почувствовав, что попал по доспехам. Он выставил щит вперед, защищая корпус. Теперь из щита торчали уже три стрелы, и Гестерис с удовольствием тыкал оперением в лица своих противников. Он ударил выпуклой частью щита в живот цардита. Мужчина пошатнулся. Гестерис уложил его, рубанув по плечу. На его место никто не встал.

За копейщиками скапливались лучники. Они поливали цардитов убийственным дождем стрел. Напор заслона нарастал. Копейщики закрыли брешь.

— Стену! — скомандовал центурион.

Щиты сформировали барьер. Дождь цардитских стрел не иссякал, но теперь они реже находили плоть. В переднем ряду к легким копьям присоединились сариссы. Образовалась небольшая фаланга. Гестерис кивнул, выражая одобрение. То же самое произошло позади него, у первой бреши. Цардитские катапульты на время замолчали, поскольку жертвами снарядов могли стать их собственные солдаты. Со стены его лучники наносили немалый урон отрядам, собравшимся у бреши. Врагу предстояло принять решение. Гестерис ожидал отступления.

— Генерал! — Он обернулся. Вестовой сбегал с галереи по деревянным ступеням. — Наверху! Вам надо это увидеть, мой господин.

Гестерис кивнул и пошел за ним наверх между двумя участками разбитой галереи. За ним последовал хирург, размахивающий повязкой. Когда генерал поднялся на половину высоты, с поля донеслись звуки цардитских горнов. Он нахмурился. Горны играли не отступление. Быстрые монотонные звуки были предупреждением об атаке. Гестерис посмотрел на поле.

— Кто это, во имя Всеведущего?

* * *

Они успели преодолеть половину пути, когда цардиты и мятежники Атрески наконец заметили их. Нунан хладнокровно вел своих солдат на поле боя, зная, что потрепанный вид и отсутствие штандарта делают их похожими на мятежные формирования, сражающиеся на стороне Царда. Постороннему глазу могло показаться, что они идут поддержать атаку на ворота форта или двойную брешь к югу от них.

Но удача не могла длиться вечно, и одного вопроса цардитского сентора оказалось достаточно, чтобы с них сорвали маску. Удар его тела о землю стал сигналом для горнов, предупреждающих о нападении, и Нунан приказал перейти на бег. Он не мог поклясться, что получил идеальный строй, но позаботился о том, чтобы его легион не распался на части.

Келл повела две сотни кавалерии в сторону, к артиллерии и резервам. Ее лучники расстреливали беспомощные команды, а мечники рубили канаты и ломали крепления и вороты. Даже если им не удастся полностью уничтожить большую часть орудий, ремонт будет длительным и сложным.

Нунан бежал во главе Мести, поворачивая к ближайшей бреши в стене. Цардиты навалились на нее, стремясь обеспечить себе решающий плацдарм. Они встречали упорное сопротивление и не обратили внимания на тех, кто приближается к ним сзади.

Этого нельзя было сказать об остальных силах противника. Они прекратили атаку на укрепления и выдвинули ближний резерв. Потеряв дисциплину, войска спешили остановить новую силу Конкорда. Когда расстояние между противниками значительно сократилось, Келл повернула прочь от вражеской артиллерии и поскакала к легиону, чтобы прикрыть пехоту с флангов.

Она пронеслась вдоль колонны, которая бежала, разделившись на манипулы. Ее кавалерия разбилась на две части, чтобы обеспечить хоть какую-то защиту обоим флангам. Когда до задних рядов врагов, атаковавших брешь, оставалось двести ярдов, начали падать стрелы. Нунан также услышал приветственные крики, которые неслись к ним со стен.

— Со мной, Месть! Пусть им будет отчего кричать!

Мимо него промчалась кавалерия. Нунан услышал звон клинков и ржание коней, потом ощутил топот копыт и — за шумом голосов — рокот приближающихся цардитов. Они почти успели… Он надеялся, что наскоро сформированный строй не подведет.

Нунан замедлил бег, присоединяясь к первому ряду манипулы гастатов. Выставив щит перед собой, он старался продвигаться как можно быстрее. Цардиты поворачивались от бреши. Их продолжали осыпать стрелы Конкорда. Справа появились новые враги.

— Контакт! — крикнул он.

Нунан ударил мечом первого цардита и увидел, что пробил в его шлеме громадную дыру и тот свалился без сознания. Он резко передвинул щит налево, пронзив еще одного врага и оттолкнув назад. Гастаты первой шеренги следовали за ним, а вдоль всей колонны стал возникать оборонительный строй. Оглядываться мастер мечников боялся. Ему было необходимо сосредоточиться на том, что происходит впереди. Жизненно важно, чтобы он и его гастаты прорвались сквозь строй врага. Они клином разрезали цардитов, которые отвлеклись от бреши в стене и стали чаще попадать под стрелы Конкорда.

Когда легиону удалось немного расширить прорыв, копейщики встали лицом к врагам, по два ряда слева и справа и теперь передвигались боком, по-крабьи. Щиты они держали перед собой и над головами. Внутри манипул изготовились резервные мечники, а лучники вели стрельбу сквозь щели между щитами, пытаясь не подпустить цардитов ближе. Сильнее всех рисковала Келл, которая отошла, чтобы оборонять задние ряды. Повинуясь желанию увидеть ее целой и невредимой, Нунан сподвиг усталое тело на новые усилия. Игнорируя боль в ногах и тяжелое дыхание после бега, он заставил себя сделать еще один шаг — и поскользнулся на цардитской крови. Но сразу резко пригнулся, чтобы восстановить равновесие, и угадал. Клинок задел только верхушку его щита. Нунан снова распрямился и стремительно выбросил щит вверх, ударив краем в подбородок противника. Голова цардита резко дернулась назад, и мастер мечников вонзил гладиус в его открытую шею.

— Вперед! Мы — Месть!

Люди вокруг него гибли. Цардиты, собираясь с силами, давили на фланги. Легион был всего в нескольких ярдах от бреши. Пехота Конкорда за стенами рассыпала строй фаланги и набросилась на оставшихся цардитов с мечами и кинжалами.

Нунан ощутил на руке горячую кровь. Он метнул взгляд налево. Его гастат получил удар поперек лица и уже падал. Нунан дождался, чтобы тот упал, и, нацелившись цардиту в макушку, раскроил ему череп. Вырвав меч, Нунан закрылся щитом и снова выбросил вперед правую руку, свалив очередного противника. Он тяжело наступил ему на грудь, двигаясь дальше и чувствуя, как под ногой ломаются ребра.

Стрелы летели с двух сторон: цардиты стреляли, пригнувшись под стеной. Нунана пронзила обжигающая боль в икре. Еще двое в его шеренге упали.

— Щиты на фланги! Держитесь! Мы почти на месте! Нунан шагнул, и его нога подломилась. В тот же момент кто-то схватил его за руку с мечом и удержал на ногах. Другие потащили его вперед, через брешь. Он оттолкнул спасавших и повернулся.

— Вход! — взревел он. — Вход!

Крик передали вдоль колонны. Мастер мечников видел, как растянулись его солдаты. Нунан двинулся обратно, но его остановили собственные гастаты. Месть хлынула через брешь в относительную безопасность. Кавалерия в последний раз проехала вдоль флангов, оттесняя назад вражескую пехоту. Стрелы и копья градом сыпались с разбитых галерей.

Легионеры шли и шли, а цардиты продолжали атаковать. Мастер мечников увидел, как левый фланг разорвался и масса цардитов вломилась в центр колонны. Бой моментально стал отчаянным. Никто не мог повернуть обратно, опасаясь перекрыть вход для тех, кто рвался к безопасности. В конце концов его легионеры бросились в лобовую атаку. В самом хвосте колонны один из центурионов организовал подобие оборонительного строя.

— Ну же! — пробормотал Нунан. — Не умирайте сейчас.

Количество жертв росло. Кровь запятнала землю у бреши.

Солдаты, павшие у входа в укрытие, мертвыми глазами смотрели на стену. Цардиты падали, пронзенные множеством стрел. Легионеры гибли на бегу или умирали, защищая товарищей. Но они продолжали вливаться в брешь, либо погибая, не добежав, либо оказываясь за стенами. Цардиты угрожали ворваться следом за ними…

Горны! Сигнал отступления! Враги неохотно потянулись от бреши.

Нунан осел на землю, не обращая внимания на боль в икре. Пусть они убили сотни цардитов — но и потеряли сотни. Тем не менее Месть торжествующе начала победную песню, а защитники форта провожали отступавшего к лагерю противника презрительными криками. Мастер мечников почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо. Келл!

— Как ты считаешь, это было не напрасно? — спросил он.

— Пошли. — Дина помогла ему встать и повела от бреши. — Они отступили только для того, чтобы снова начать обстрел. Тебе ни к чему здесь оставаться. И нужно заняться твоей ногой.

У нее была длинная глубокая рана на щеке и шее.

— Ты и сама не слишком хорошо выглядишь.

— Ну, спасибо тебе, Павел. Больше ты в моей палатке не ночуешь.

Келл и Нунан направились к одной из палаток хирургов. Там было множество раненых и умирающих. Пол покрывала кровь, и повсюду лежали тела с закрытыми глазами и прижатой к груди рукой. Почести героям перед тем, как служители ордена восславят их подвиги перед Всеведущим.

— Ну и дела! — воскликнул Нунан.

Широкоплечий мужчина, склонившийся над операционным столом, выпрямился, услышав его голос. У Нунана дрогнуло сердце. Это мог быть только он! Мужчина повернулся, и улыбкаосветила его лицо, сморщив повязку, закрывающую глаз, и изогнув длинный уродливый шрам через всю щеку. У него на руке была только что зашитая рана.

— Генерал! — выдохнула Келл. Нунан смог только кивнуть.

— Ко мне, сюда! — позвал Гестерис.

Отбросив все чины и правила, они обхватили друг друга руками. Солдаты вокруг них смеялись и одобрительно кричали.

— Мы считали вас погибшим, — сказал Нунан. — Только слухи и наша вера не давали вам умереть.

— Я что, похож на слух? — проворчал Гестерис. — Кажется, вы сегодня принесли нам победу. Спасибо вам. И мне нравится название вашего нового легиона. — Генерал тряхнул головой. — Я не надеялся снова увидеть вас обоих. Всеведущий сегодня нам улыбается, но это только передышка. Обстрел скоро начнется снова, и стоит подумать о том, как не дать им пройти. Роберто на подходе, и нам надо продержаться.

— Насколько он далеко? — спросил Нунан. Эта новость еще больше повысила ему настроение. — Когда мы в последний раз его видели, он направлялся на юг, в Гестерн.

— И он одержал там победу, но с тех пор еще многое произошло. Сейчас Эсторру грозит опасность с моря и суши. Там у цардитов подавляющее преимущество. Однако вам обоим надо отдохнуть и подлатать раны. Поговорим позже. Завтрашний день будет гораздо тяжелее.

* * *

— Вы чувствуете себя беспомощной и поэтому пришли поговорить со своей пленницей, единственным человеком, который еще более беспомощен, чем вы. Не так ли?

Эрин поразили столь горькие слова. Меган содержали в роскошно обставленных комнатах. У нее была собственная ванна, трое слуг и личный повар. У нее были книги, великолепный вид из окон — и даже консорт, если бы она соблаговолила на него посмотреть.

— Ты не пленница, — сказала Адвокат, проходя в центральную комнату и устраиваясь на диване.

В распахнутых навстречу холодному вечеру окнах виднелся северный маяк Эсторра, ярко горевший под легким снегопадом. Внутри, в комнате, было тепло. Огонь разожгли в трех каминах, окруженных декоративными колоннами, украшенными зимними цветами. Желтые тона помещения успокаивали. Эрин стало почти завидно. Служанка налила ей немного вина и ушла, повинуясь взмаху руки.

— Но ты должна понимать, что ты посол предателя, и по политическим соображениям невозможно разрешить тебе свободно передвигаться по столице.

— Я не представляю никакой опасности, — возразила Меган. — Сравните меня с сотней цардитских парусов или десятью тысячами цардитской кавалерии.

Она отвернулась от огня, прошла к дивану напротив и присела на его край. На девушке была тога, похожая на одеяние Эрин, из кремовой шерсти с полосами зеленого цвета, волосы собраны в узел, скрепленный золотым ободком. Меган выглядела великолепно, и Эрин внезапно задалась вопросом, почему сама она всегда выбирала в спутники мужчин. Возможно, когда у нее закончится детородный возраст, она изменит этой привычке.

— Я это знаю, — согласилась Эрин. — Но мне надо иногда успокаивать страхи моих советников, верно? И потом, все мои пленники отдали бы жизнь, чтобы оказаться в таких условиях, в каких содержишься ты.

— Тогда зачем вы здесь, если не радоваться моим ошибкам?

— Тебе предстоит многому научиться, Меган. — Эрин покачала головой. — Тебе не было известно о предательстве Юрана, и потому ты ни в чем не виновата. Более того, ты талантливый государственный деятель, хоть и позволяешь себе необдуманные высказывания. Я пришла, чтобы предложить тебе поразмыслить кое о чем. Когда мы одержим победу и прогоним цардитов, мы сосредоточим свои силы на возвращении Атрески. Твоей гордой стране необходим сильный и разумный правитель. Тебе следует задуматься о своем характере и о своем будущем.

Она увидела, что Меган напряглась. Вся краска сбежала с ее нарумяненного лица.

— Но я же не могу…

— Почему? Кем был Юран, пока не получил это назначение? Просто высокопоставленным воином и чиновником короля.

— Но я его люблю! Я не могу его сменить.

— Это нелегко, я понимаю. И я тоже любила моего отца. Но преемственность чрезвычайно важна, и ты, безусловно, могла бы ее обеспечить.

— Я была просто его помощницей.

— В настоящий момент ты посланница.

— А что станет с ним, когда его поставят перед Конкордом?

Эрин печально улыбнулась. Девушка и сама знала ответ. Предатели никогда не в чести.

— Это станет первой проверкой твоей силы. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, Меган, но для этого ты должна себя проявить. Говорят, что самые первые решения правителя всегда труднее и мучительнее других. Я с этим согласна, и для тебя исключения не будет. Когда его осудят, его преемник подпишет приказ о казни, как того требует закон.

Эрин встала.

— Возможно, ты удивлена тем, что я пришла к тебе с подобным разговором теперь, когда Конкорду угрожает опасность. Это потому, что я признаю только нашу победу. И к тому времени, когда эта победа будет одержана, все должно быть подготовлено заранее. Я узнаю твой ответ завтра утром. Сладких снов, Меган.

* * *

Просентор Ренсаарк, ставший теперь командующим силами восточной Атрески, хмуро посмотрел на трон, где восседал Юран. Справа от него стоял Гориан.

— Я не понимаю, — сказал он. — Победа еще не одержана. Мы согласились с тем, что не сможем остановить Дел Аглиоса, и потому договорились отправить легионы, чтобы усилить армию на границе Нератарна. На этом этапе нельзя менять решение! Мы так близки к цели.

— Просентор, твое повышение давно тобой заслужено, и мое уважение к твоим замыслам не подлежит сомнению. Но я должен смотреть в будущее. В конце концов, я все еще правитель Атрески. Я не могу дать согласие на отвод последних легионов из Харога. А что, если Дел Аглиос решит идти сюда, а не к Нератарну? С тактической точки зрения было бы разумно захватить центр власти. Так что я отзываю их обратно. Они еще не дошли до места сражения, и потому их отсутствия не заметят.

Ренсаарк покачал головой.

— Это плохое военное решение. Нам известна численность войск Конкорда. И мы знаем, куда Дел Аглиос ведет свою армию.

— Называй это как угодно. — Юран махнул рукой. — Но это мое окончательное решение. Успокойся. Наша победа обеспечена, как и твое место в истории королевства Цард.

— Что с тобой случилось? Ты даже разговаривать стал иначе! Этот мальчишка отравил тебе разум. Его появление и твой помутившийся рассудок — это не просто совпадение.

— Не смеши меня. Разве он не снабдил нас информацией? Разве он не был полезен нам обоим?

Ренсаарк нахмурился и указал на Гориана пальцем.

— Я за тобой слежу. Помни об этом.

Гориан только улыбнулся, его глаза затопил густо-оранжевый свет, сменившийся серым.

— Как вам угодно.

Ренсаарк гневно прошагал к выходу из комнаты. Юран повернулся к пареньку, и вся его напускная бравада исчезла. Его снова затрясло.

— Все в порядке, — сказал мальчишка. — Вы поступили правильно. Вы ведь мне доверяете, правда?

Слова застряли у Юрана в горле. Он испытывал отнюдь не доверие, а ужас. Гориан снял руку с его затылка, и холод начал отступать.

— Не бойтесь, — улыбнулся он. — У меня нет желания убить вас. Мы нужны друг другу. Вот увидите.

Юран попробовал заглянуть в будущее, но увидел там только тьму.

ГЛАВА 75

848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

Даже после неожиданного появления Нунана и Келл к вечеру прошедшего дня оборону держали на две с лишним тысячи солдат меньше, чем то количество, с которым Гестерис начинал сражение. Жертв на стенах оказалось много, и, хотя цардиты пробили всего три бреши, их атака лишила его многих лучников и мечников.

Гестерис не сомневался, что цардиты понесли еще большие потери, но это была изматывающая война, в которой он не мог выйти победителем при текущем соотношении сил. Перед рассветом, после долгой и почти бессонной ночи он прошел к воротам. Сделать пришлось очень много.

В поле цардиты перемещали артиллерию. Немалое количество их орудий на сегодняшний день было выведено из строя, но для остальных они находили новые позиции. Гестериса страшно раздражало, что он не знал, какие именно. Он отправил несколько разведчиков, но те не вернулись. Люди, которых он не имел права терять.

Инженеры и мастеровые трудились без отдыха. Они, насколько возможно, залатали бреши и ворота. Смельчаков опускали за стену, где они заново цементировали камни и заменяли расколотые брусья. Всю ночь защитники отбивали атаки кавалерии, так что атмосфера была напряженной и тревожной. И хотя инженеры работали не за страх, а за совесть, все прекрасно понимали, что этим цардитов надолго не задержать. По сути, стены слабые. Гестерис не рассчитывал, что они устоят.

Уже начало светать. Подлечившиеся Нунан и Келл стояли рядом, перед ними разворачивались позиции противника.

— Вчерашний день был рассчитан на то, чтобы нас деморализовать, — сказал Гестерис. — И легионы уже утомлены и испуганы. Я начинаю сомневаться, пытались ли цардиты накануне прорваться по-настоящему.

— Скорее всего, да, — откликнулась Келл, — и вы подтолкнули их к серьезному сражению. Показали, чего стоите. Примите это как комплимент. К тому же они должны знать, что Роберто подходит.

— Безусловно, что-то заставило их поменять тактику, — согласился Нунан.

— То есть я должен принять вот это как комплимент, да? — Гестерис указал в сторону поля, которое постепенно открывалось перед их взорами.

Генерал уже отдал приказы, исходя из перестроения цардитов, так что за их спинами шла бурная деятельность. Они могут успеть, если им повезет. Песня цардитов снова разносилась по равнине. Хорошо бы она звучала подольше.

Все орудия противника были собраны на четырех площадках, и все они находились напротив северного участка оборонительных сооружений. По оценке Гестериса, каждая группа состояла из тридцати катапульт. Баллисты исчезли — несомненно, их разобрали на части, чтобы отремонтировать поврежденные катапульты. По краям каждой группы стояли повозки, груженые камнями.

Позади этих четырех групп выстроилась большая часть армии врага. Какие-то силы были оставлены дальше на юге только для того, чтобы не дать Гестерису снять людей со стен. Генерал надеялся, что Арин видит происходящее. Но он и его левимы в лучшем случае смогли бы остановить одну из атак. У противника в каждой группе от восьми до десяти тысяч человек. Конкорд может выставить не более половины от этого числа, если не обнажать все остальные участки стены и не возвращать в строй раненых. И в любом случае, у них нет резерва.

— О чем они поют? — спросила Келл. — Это звучит так печально.

— Это воинская погребальная песнь. Вчера я попросил одного из верных атресцев перевести ее. Там говорится только о мечте вернуться домой и гибели в бою. И ничего о славе и доблести.

— А потом они возьмут сабли и попытаются раскроить нам черепа.

Гестерис поднял брови и повернулся к собирающимся внизу отрядам. Песня оплакивала его, пока он обращался к солдатам.

— Слушайте меня! Услышьте меня. И их тоже слушайте. Они знают, что они далеко от тех, кого любят, — и они ожидают смерти. Они уверены в своей судьбе. Они ненавидят войну. Они ненавидят нас за то, что оказались на поле сражения. Я хочу, чтобы вы тоже об этом помнили. Никто из нас не должен был стоять здесь. Каждый враг, с которым вы скрестите клинок, ваш личный враг. Он заслужил, чтобы ваш меч вошел ему в сердце. Когда этот день закончится, они будут петь похоронную песню, унося с поля своих мертвецов. Но мы — Конкорд. Мы будем петь о победе, мы будем петь о доблести, и мы будем петь о силе. Еще один день. Всего один раз вам надо принести жертву так, как вы поклялись. И мы будем свободны. — Гестерис вскинул руку с вытянутым пальцем. — Всего один день. Стой со мной, Конкорд! Живи со мной! Вы мои?

Рев голосов и стук оружия о щиты сотряс форт у него под ногами. Песнь цардитов смолкла. Тишина опустилась на поле боя. Ее нарушали только скрип и дребезжание колес и осей. Гестерис повернулся к Келл и Нунану.

— Они идут.

* * *

Джеред шел вдоль левого борта на нос, где в одиночестве стояла Миррон, плотно завернувшись в меховой плащ. День был холодным и ветреным. Оба паруса поставили, а весла убрали, дав команде долгожданную возможность отдохнуть после выматывающей скорости, которую он от них требовал. Рваные тучи над головой стремительно летели по небу.

С каждым проходящим днем казначей все сильнее беспокоился о том, что ожидает их в конце пути. Не о цардитах. О том, что будет за ними и за пристанью. На вершине холма. Даже если им удастся победить врагов Конкорда, Восходящие все равно окажутся в самом сердце власти канцлера. Кто знает, что нашептали Адвокату в его отсутствие?

Ардуций и Оссакер сидели внизу, а Кован стоял на корме рядом со шкипером. Он притворялся, будто хочет немного научиться мореплаванию, но на самом деле смотрел на Миррон и пытался придумать, как к ней подойти. Джеред понимал, что нужно девочке. Менас погибла, а воспоминания о Гориане грозили раздавить ее.

— Надеюсь, ты не намереваешься прыгнуть в воду, — сказал он, встав рядом с ней и обнимая за плечи.

Миррон почти рассмеялась, но по лицу ее вместе с морскими брызгами текли слезы.

— Даже если бы я это сделала, я не утонула бы.

— До чего ужасна жизнь, когда трудно себя убить.

На этот раз она все-таки засмеялась, но со смехом пришли и рыдания, и Миррон уткнулась лицом в его плащ. Джеред обнимал ее, пока она плакала.

— Мы все время были вместе, а теперь почти даже не разговариваем, — сказала девочка спустя какое-то время, отрывая лицо от его груди, но не пытаясь высвободиться из рук.

— Это часть процесса взросления, — ответил Джеред, понимая, что слова не утешают. — В конце концов вы все будете вести самостоятельную жизнь.

— Этого бы не случилось, если бы мы оставались в Вестфаллене, — возразила она.

— Знаю. Но ты должна надеяться.

— Вы говорили, что война раздавит наши надежды.

— Эта моя речь запомнилась, да? — Джеред улыбнулся. — Ну, это правда. Но из пепла мы создаем новую надежду. Задумайся. Когда вы уезжали из Вестфаллена, то даже не думали, что когда-нибудь туда вернетесь. На равнинах Атрески армия ненавидела вас. И посмотри, что происходит сейчас. Роберто надеется, что вы сможете спасти Эсторр. А вы можете надеяться, что снова увидите Вестфаллен.

Девочка кивнула.

— Когда вы об этом говорите, это звучит так просто, но я не могу не думать, что нас ждет, — и мне так страшно!

Джеред присел на корточки и сжал плечи Миррон. В своей печали она выглядела такой беззащитной! Ему хотелось обнять ее и держать так, пока вся боль не уйдет, и пообещать, что все будет хорошо. Но он никогда не умел убедительно лгать.

— Послушай, я понимаю, что не могу исправить то, что с тобой случилось, и даже не могу прогнать чувство одиночества, которое ты испытываешь. Но я могу обещать, что не позволю, чтобы кто-то снова причинил тебе боль. Вы заслужили мое вечное восхищение, все вы, кто находится на этом корабле, и я буду оберегать вас до самой моей смерти. Верь в меня. И верь в себя.

— Так трудно продолжать верить!

— Объясни мне, почему ты так считаешь.

— Оссакера тревожит то, что он сделал. А теперь его тревожит и то, как сильно он вас рассердил. А я не знаю, смогу ли сделать то, что надо, зная, во что это превратило Гориана.

Джеред глубоко вздохнул.

— Знаешь, что Эрит сказала бы тебе про Гориана? Что он всегда был таким. Не дело, которое вы совершили на плато, превратило его во что-то иное. Это всегда было внутри его. Он всегда считал себя сильнее и выше всех. Я заметил это при первой же встрече с вами. Вы ничего не смогли бы сделать, чтобы заставить его поступать по-другому. Только отцу Кессиану удавалось его контролировать, а когда он умер, преград не осталось.

— Наверное.

— Подумай вот о чем, Миррон. Ты мне нужна. Ты нужна Ардуцию для того, что должно произойти. Боже Всеобъемлющий, ты нужна всему Конкорду! Нужно, чтобы ты поверила в себя.

— И побыстрее, да? — улыбнулась она, подражая тону казначея. — Мы можем встретить врагов уже завтра.

— Я ожидаю, что мы увидим их уже сегодня. А что до Оссакера, то я не сержусь на него. Я уважаю то, что он сказал, и уважаю его чувства. Это относится ко всем вам. Он должен идти своим путем, как это делают все сильные мужчины. И женщины.

— Странно, правда? Гориан всегда считал его самым слабым. Но это не правда. Он просто чувствует все сильнее. По-моему, он самый сильный из нас.

— Может быть, ты права. Передай ему, что я не обижен и не сержусь. Скажи ему, что я горжусь им. Нет, лучше я сам ему это скажу. — Джеред выпрямился. — Обещаешь, что не станешь прыгать, пока меня не будет?

Миррон улыбнулась и вытерла щеки руками в перчатках.

— Обещаю.

Джеред поцеловал ее в лоб и отправился искать Оссакера. Он не был уверен, что чего-то добился. Казначей посмотрел в сторону горизонта. Очень скоро они увидят множество парусов, направляющихся в гавани Эсторра. Вот тогда он это и поймет.

* * *

— Боже, спаси и сохрани нас! — выдохнул Гестерис. — Уходите!

Лучники уже разбегались от передней части стены. Тридцать камней стремительно летели прямо на них. После часа неудач цардиты наконец пристрелялись. Гестерис бросился к воротам форта, которому уже нанесли серьезный ущерб. Однако его катапульты продолжали стрелять. Удар за спиной сбил генерала с ног. Он ухватился за стенки деревянной галереи, чтобы не полететь вниз. Гул рушащихся камней болью отдавался в ушах.

Галерея под ним зашаталась и начала падать, остановившись под углом тридцать градусов к земле.

Генерал перевалился через ее край и спрыгнул на землю, хрипло охнув от толчка. Повернувшись, он посмотрел на оседающую тучу пыли. Двадцать ярдов стены исчезли. Просто исчезли. Платформы с катапультами были уничтожены, а сцементированные брусья и доски расколоты и отброшены ярдов на пятьдесят в разные стороны.

Запоздавшие снаряды противника пролетели прямо в новую брешь и вломились в резерв и катапульты, стоявшие за ней. Генерал увидел изломанные тела пехотинцев и лучников, лежащие среди обломков. Возникли хаос и беспорядок, а цардитская армия наступала. Гестерис слышал, как они скандируют на ходу.

— Сариссы в брешь! — заорал он. — Центурионы фаланг, сюда! Лучники — назад на стены. Стойте со мной!

У него за спиной зазвучали панические крики. Генерал развернулся и успел увидеть, как множество снарядов падает на крышу форта. Трупы, расщепленные доски и куски тесаного камня разлетались по всем направлениям. Вся задняя часть форта прогнулась под шквалом камней. Ударили новые снаряды, и она смялась и рухнула. Шум был похож на горный обвал. Оставшись без опоры, новые куски форта полетели вслед за первыми, утянув за собой часть стены и галереи.

Солдаты разбегались от рушащихся камней. Пыль, грязь и дым взметнулись в воздух. Обломки попали в резервную катапульту, смоляной огонь и навес, отбросив их в сторону. Вся крыша обвалилась вместе с катапультами и теми смельчаками, которые стояли на ней до конца. Но ворота продолжали держаться. Укрепления превратились в потрескавшуюся и ослабленную стену, но для цардитов они оставались преградой. А для Гестериса бесценным было каждое мгновение.

Порядок уже начали восстанавливать. Команды с носилками сновали между ранеными и умирающими, а фаланга строилась прямо рядом с огромной трещиной в стене, всего в двух сотнях ярдов от разбитого форта. Лучники скапливались у бреши, камни для уцелевших катапульт клали в огонь.

— Действовать по усмотрению! — выкрикнул Гестерис, бегом направляясь к бреши. — Сожжем этих ублюдков, пока они к нам не подобрались.

Инженер-артиллерист кивнул. Тридцать рычагов ударили по рамам, камни полетели на врага. Через брешь Гестерис увидел, как они падают. Цардиты инстинктивно поднимали щиты, но камни крушили и их, и людей. Горящие метательные снаряды расшвыривали солдат и врезались далеко в строй. Земля была достаточно хорошо утрамбованной, и они отскакивали от нее, продолжая катиться и убивать. Он услышал, как инженер приказал снова вращать вороты.

Враги продолжали наступать. Лучники начали стрельбу сквозь брешь. Резервы подошли справа. Прилетели ответные стрелы, впиваясь в щиты и плоть воинов Конкорда. Фаланги получили приказ двигаться вперед, на флангах встали мечники. Лучники отошли назад, чтобы занять новые позиции. Первый цардит вбежал в брешь и умер на остриях сарисс, выставленных тремя рядами.

Опять раздались крики. Гестерис увидел, как его люди слетают с галереи в ста ярдах южнее. Грубо сработанные зубцы стены развалились. От прямого попадания камня в двух мужчин их подхватило и сбросило вниз, размазав по катапульте. Рама орудия раскололась и рассыпалась, разбрызгивая кровь.

У ворот собиралась Месть. Осколки камней оттаскивали как можно дальше. Гестерис увидел, что Келл уже сидит в седле, а Нунан с ней разговаривает. Брешь рядом с воротами пока продержится, но цардиты сейчас начнут передвигать орудия, чтобы ударить по другой части стены. Нунан и Келл это тоже понимали.

— Вы уверены? — спросил Гестерис, добравшись до них.

Горящие снаряды снова перелетели через стену и упали среди пехоты цардитов. В ответ произвели выстрелы орудия противника. Теперь они целились в ворота. Они уже выдержали три или четыре попадания, дрожа и сотрясаясь. Стены форта шатались.

— Сейчас или никогда, генерал, — ответила Келл. — Время самое подходящее. Они выдвинули пехоту перед орудиями. Если мы туда не доберемся, то потеряем ворота.

— Не останавливайте катапульты. Мы будем за пределами огня, — добавил Нунан.

— Это самоубийство, — покачал головой Гестерис.

— Но оставаться здесь не лучше. Мы должны дать вам шанс продержаться.

— Да хранит вас Всеведущий.

— Да уж, не помешало бы, — отозвалась Келл.

Гестерис кивнул. Они дождались, пока упали следующие снаряды. На мгновение Всеведущий взглянул в ту сторону. Всего два камня попали в ворота, а остальные либо не долетели, либо ударили в основание стены.

— Открыть ворота! — приказал генерал и сжал руки обоим. — За Конкорд и за меня.

Келл пришпорила коня и повела Месть умирать.

* * *

На этот раз они не остановятся. Повернуть — означало бы объявить о поражении, а такой мысли Арин не допускал. Тысяча левимов отправились на север, чтобы постараться отвлечь как можно больше степной кавалерии. Он повел оставшихся у него воинов на поле боя с северо-востока. Накануне Арин потерял пять сотен. Сегодня они будут сражаться до последнего плаща.

Цардиты уже добились немалых успехов. Один кусок стены превратился в обломки, а чуть дальше к югу еще в двух местах виднелись трещины и обрушения. Нельзя допустить образования еще одной бреши.

Цардитские горны предупредили о приближении левимов. Головы и копья повернулись в их сторону. Заслоны были составлены очень быстро. Всего двести ярдов отделяло их от задних рядов колонны, готовящейся атаковать ворота. Арин поднял меч и резко опустил его. Левимы разделились на три отряда по пять сотен в каждом.

Центральный понесся прямо на скопление врагов, надеясь связать большую часть копейщиков. Левый фланг повернулся, чтобы проехать позади них и ворваться в промежуток, освобожденный отрядами, уже начавшими атаку на стены. Арин командовал правым флангом. Они на полном галопе проскакали под углом к флангу противника. Его лучники повернулись в седлах, посылая стрелу за стрелой в гущу армии, заставляя солдат поднимать щиты. Цардитские лучники начали ответную стрельбу. Арин пригнулся к луке седла.

Впереди него рычаги вражеских катапульт поднялись вверх. Камни полетели в цель. Он проследил за их траекторией и увидел, как они ударяют в ворота и основание стен. Некоторые не долетели до цели и бесполезно упали на землю. Пробер моргнул. Ворота начали открываться. На лице Арина появилась улыбка.

— Как это мы подгадали!

Из проема галопом вынеслись всадники, за ними последовала пехота, четкий строй манипул. Они сразу же повернули направо, двигаясь в поле и ко второй группе катапульт. Цардиты отреагировали моментально. Пехота стала отходить. Около тысячи солдат побежали налево цепочками, в которых явно не хватало дисциплины.

— Левимы! — закричал Арин, снова поднимая меч вверх. Они промчались перед передним краем цардитской армии — краем, который начал перестроение, чтобы защитить артиллерию.

— Поворот!

Пробер сделал клинком круговое движение и снова опустил его вниз. Держа поводья в левой руке, он направил коня за передний край армии и поскакал к рядам катапульт. Слева от него левимы неслись вдоль передних рядов пехоты, вламываясь в них. Крики десятков тысяч голосов разорвали воздух.

Арин пригнул голову. Левимы справа и слева от него сделали то же. Команды орудий начали поворачиваться. Некоторые взялись за луки, другие — за мечи, а кое-кто продолжал вращать вороты. Стрелы проносились рядом с головой Арина. Он доскакал до артиллеристов, рубанул первого мечом и одновременно развернул коня влево. Клинок перерубил руку мужчины, сломал ему лук и задел лицо.

Арин продолжил движение налево. Пробер налетел конем на одного цардита, отбил выпад сабли и ударил врага острием в грудь. Левимы с грохотом скакали рядом, галопом проносясь между орудиями. Он осадил коня и развернул его, сбив врага с ног. Стремительно перерубил обвязку, удерживающую чашу катапульты, и повредил тяжелую канатную спираль в основании рычага.

Не останавливаясь, Арин двинулся дальше, видя, как легион Конкорда отходит от ворот, чтобы атаковать врага у бреши и обезвредить другие орудия цардитов. Однако враги наваливались на них огромными силами. Тысячи, собравшиеся у бреши, быстро сомнут их на открытом пространстве.

Арин оглянулся. Цардиты прорвались сквозь оборону левимов и двигались на подмогу своим артиллеристам. На севере и востоке левимы вели отчаянные схватки, но путь к ним уже отрезали. Пробер направил коня к следующей цели. Нельзя вернуться назад — значит, надо двигаться вперед. Повсюду цардиты хлынули на поле, поняв, что враги оказались среди них.

Необходимо вырваться на открытое пространство перед стенами и захватить с собой как можно больше плащей. У них оставалось мало времени.

* * *

Роберто видел признаки сражения у границы Нератарна, и, что главное, это могла видеть вся его армия. Дни переходов были длинными и мучительными. Маркитанты давно повернули обратно в Гестерн. Трофеев здесь не ожидалось — только грязь, холод и смерть.

У Дел Аглиоса не было времени беспокоиться о том, что все мужчины, женщины и, наверное, даже кони ненавидели его. Он сбил ноги так же сильно, как и остальные. Все тело ныло от бесконечных часов на марше. Колени распухли, доспехи да вили тяжелым грузом, руки ужасно мерзли. К этому времени сапоги у всех расползались, а лоскуты, которыми многим приходилось оборачивать ступни, не защищали от холода, обжигавшего конечности.

Несмотря на уговоры Дахнишева, Дел Аглиос отказывался ехать верхом. В седле весь день сидели только те, кто совсем не мог идти. Кавалерии также было приказано идти пешком вместе с пехотой. Генерал объявил, что главное на сегодняшний момент — солидарность. Они несли потери из-за поломки фургонов, сломанных костей и дезертирства. Повозки бросали там, где те останавливались, а относительно дезертиров беспокоиться было некогда. Что касалось переломов костей, то солдат оставляли тоже — если не находилось товарища, который вызывался поддерживать получившего травму.

Роберто сознавал, что держится на волоске. Он получил от своих легионеров столько, сколько сам считал невозможным. Они были усталые, голодные и злые. Но они сохраняли шансы добраться до места сражения на день раньше. И этот день мог оказаться решающим. Разведка доносила, что граница еще держится. Дел Аглиос молился, чтобы она продержалась еще и этот день. Ветер время от времени доносил до них далекие звуки.

Генерал ходил вдоль колонны, требуя от легионеров верности и разжигая их ярость. Некоторые огрызались. Большинство слишком устали, чтобы реагировать. У некоторых еще хватало сил смеяться и шутить. Роберто хотелось расцеловать Даварова. Какими бы ни были его личные чувства, этот человек оставался оплотом преданности и силы. И там, где шел он, боевой дух поднимался. Дел Аглиос даже слышал пение.

Падал сильный снег, и ветер дул им в лицо. Сегодня переход был самым трудным, а он не мог допустить, чтобы армия замедлила темп.

— Вы злитесь? — спрашивал генерал, шагая вдоль колонны и прилагая все силы к тому, чтобы не хромать и не допустить, чтобы на его лице отражалась боль. — Отлично! Храните гнев в сердцах, и пусть он пылает там. Вы меня ненавидите? Отлично! Запомните эту ненависть, и, когда все будет позади, вы сможете ее излить. Но это будет завтра. Завтра мы встретимся с цардитами, и весь наш гнев и ненависть падут на них. К ночи мы уже почуем вонь их страха, потому что они знают о нашем приближении. И Конкорд, который мы спасем, будет вечно петь о нас. Этой ночью ваш сон будет благословенным, потому что завтра на рассвете вы ощутите у себя на руках кровь ваших врагов. И они узнают, каков вкус поражения. Идите вперед! Потому что, когда завтрашний день закончится, мы все сможем помечтать о доме.

ГЛАВА 76

848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

Многие кавалеристы вооружились топорами. Дина Келл вела их в атаку по открытому полю, куда устремились цардиты, чтобы преградить им дорогу. В правой руке она держала непривычное оружие и пятками сжимала бока коня, подгоняя его. Впереди команды артиллеристов перестали вращать вороты и выстраивались, чтобы отразить нападение.

Нунана и пехоту Келл оставила далеко позади. Их задача была примерно такой же, что и накануне, — удержать цардитов и оставить за собой безопасный коридор. Дальше к югу без помех завывали катапульты. Камни молотили в стены. Каждый залп наносил новый урон. Келл опасалась, что еще одна брешь сломит и без того уже напряженную оборону.

Дальше в направлении Бискара и побережья можно было разглядеть тучу пыли, возвещавшую о подходе Роберто Дел Аглиоса. Однако они не имели представления, насколько близко он подошел. Не знали этого и цардиты. Они все поставили на то, чтобы одержать победу сегодня, и не повернули никого навстречу новой армии. Дел Аглиос мог находиться на расстоянии тридцати миль или семидесяти — определить невозможно.

Перед тем как вломиться в ряды артиллеристов прямо перед собой, Келл посмотрела на север и восток. Цардиты цепочками отделялись от колонн, собравшихся атаковать ворота. Тысячи цардитов. У Келл на миг остановилось сердце. Необходимо действовать стремительно, иначе их просто затопят! Среди цардитов она заметила левимов, атакующих катапульты. Гордые и умелые всадники были в безнадежном меньшинстве — но продвигались в ее сторону.

Келл направила коня прямо на хлипкий заслон, поставленный орудийными командами. Ее кавалерия понеслась следом. Они рассредоточились среди тридцати тяжелых орудий. Келл соскользнула с коня и ударила топором по канатной спирали первой катапульты. Поднимая оружие для второго удара, она резко обернулась, ощутив какое-то движение у себя за спиной. Клинок цардита уже опускался. Келл отвела удар в сторону и вниз, а потом ударила бойца обухом по лицу. Он отшатнулся. Она метнулась к нему, перехватив топорище, замахнулась от пояса и погрузила лезвие ему в живот.

Упершись ногой в тело, Келл извлекла топор и осмотрелась. Ее кавалеристы двигались по обе стороны от нее, расчищая проход, нанося удары по врагам прямо с седла. Справа летели стрелы. Келл услышала удар тела о землю. Снова повернувшись к катапульте, она перерубила раму, канаты и металлические крепления. Одна есть!

Келл подняла голову. Враги были близко. Рядом она видела только своих всадников и трупы цардитских артиллеристов. Она подбежала к целой катапульте и принялась за нее. Рядом с головой в раму впилась стрела. Келл отпрянула назад. Прямо на нее шел вражеский лучник. Поблизости никого! Он наложил на тетиву следующую стрелу. Сделать можно было только одно. Келл с криком кинулась на него.

Цардит натянул лук. Брошенный кем-то нож попал ему в шею, боком бросив на землю. Келл испустила глубокий вздох облегчения. Рядом с ней простучали копыта.

— Садись сзади! Пора уходить!

Она подняла голову на конного левима, которого сопровождали еще двое, и кивнула в знак благодарности.

— А где мой конь?

— Некогда. Садись!

Келл схватила его за руку и взлетела в седло. Левим пришпорил лошадь и послал ее вперед, чтобы присоединиться к плащам сборщиков, которые перестраивались перед орудиями. Больше половины катапульт разрушили, орудийная команда была выбита полностью, но цардиты подходили к ним спереди и слева. Она увидела, как множество коней, оставшихся без седоков, мчатся галопом, не разбирая дороги, а оставшиеся воины ее кавалерии стремительно несутся на приближающиеся отряды, пытаясь выиграть еще немного времени.

На глазах мастера конников один из капитанов дал сигнал отступать, и они повернули назад, чтобы пробиваться обратно. Цардитские лучники успели изготовиться, и, как только кавалерия Конкорда отделилась от них, они открыли стрельбу. Стрелы наполнили воздух и ударили по ее людям. Кони и всадники полетели на землю. Келл закрыла глаза.

— Нам надо прикрыть твою пехоту! У них трудности.

Нунан. Келл посмотрела за плечо всаднику в сторону стен.

Камни продолжила падать у надвратного форта и южнее. Пехота Мести ввязалась в беспорядочный ближний бой. Цардиты окружили их с обеих сторон и сломали строй манипул в таком количестве мест, что она даже подсчитать это не могла.

— Их раздирают на части, — пробормотала Келл.

— Это ненадолго, — сказал сборщик. У него был знак пробера. — Левимы! Покажем этим ублюдкам, что такое атака кавалерии! — Он поднял меч высоко над головой. — Очистить брешь!

Его клинок опустился, и атака началась. Пробер вел кавалерию чуть по дуге, чтобы выйти в тыл строя цардитов перед воротами. Они перешли на быстрый галоп и помчались на врага. Келл переложила топор в левую руку и закричала, давая выход возбуждению и страху. Правой рукой она вцепилась в пояс пробера и наклонилась налево, готовая нанести удар.

Цардиты видели их приближение, но не успевали ничего предпринять. Они развернулись только частично — и три сотни всадников налетели на них. Келл рубила топором, наблюдая за тем, что происходит впереди. Тела отлетали в сторону под весом коня и всадника, людей сбивали мечами, пиками и копьями. Пробер вел коня все дальше и дальше к стене. Он сбавил скорость в толпе людей, но с обоих флангов двигались другие левимы.

Цардиты по краям атакующего отряда разбегались. Келл ударила топором по голове одному, зажатому между двумя конями, разрубив на нем шлем. Пробер дал сигнал разворачиваться, подводя левимов сзади к тем, кто продолжал атаковать пехоту Мести.

— Месть, ко мне! — закричала Келл.

Некоторые ее услышали, и бой на земле стал жарче. Сверху лучники выцеливали противников. Цардиты начали отступать.

— Другая сторона! Нам надо очистить другую сторону!

— Идет! — согласился пробер. — Левимы!

Он повернулся и двинулся прочь от стены. В суматохе немало всадников не расслышали его слов. Они поворачивали по одному или по двое, когда замечали передвижение командира. В итоге примерно семьдесят присоединились к проберу. Через поле волной хлынули цардиты. Над головой и к югу летели камни. Четыре ударили прямо в центр стены, пробив ее насквозь. Сооружение мгновение держалось, а потом обрушилось вперед. Келл выругалась.

— Нам надо вернуться внутрь! — прокричала она в ухо проберу, сомневаясь, что он услышит ее в окружающем грохоте.

— Ты читаешь мои мысли.

На дальней стороне поля зазвучали горны. Цардиты у бреши вышли из боя и побежали. Келл показалось, что она услышала, как Нунан взревел, отдавая какой-то приказ, но уверенности у нее не было. Она осмотрелась и увидела мастера мечников. Похлопав пробера по плечу, она соскользнула с лошади. Он кивнул ей и поскакал дальше, ведя левимов между пехотой и противником.

Пылающие камни вылетели из-за стены, поднимаясь по крутой дуге. Цардитов, увязших среди пехоты Конкорда, отгоняли или убивали. Келл пробилась к Нунану, который командовал отступлением через бреши. Его пехотинцы втягивались внутрь, выполняя приказ.

— Пошли, — устало сказала Келл. — Нам пора.

— Уже обед? — спросил он с улыбкой. — И дело того стоило?

Келл обернулась на поле боя. Цардиты скорее медленно продвигались вперед, чем шли в атаку. Новые камни полетели в форт и ворота. Их стало значительно меньше — и все равно слишком много.

— Не знаю, — ответила она. — Но в любом случае, мы хорошо потрудились перед финальной сценой.

— Тогда нам надо лучше к ней подготовиться.

Нунан еще раз прокричал приказ и вбежал в двадцатиярдовую брешь вместе с Келл. Следом за ними проскакали левимы.

* * *

Стояла невыносимая тишина. После нескольких часов такого шума, что кровь едва не шла из ушей, молчание причиняло боль. В голове не проходил звон. Цардитские катапульты прекратили стрельбу и отодвинулись назад. Их армия остановилась вне досягаемости стрел и снарядов. Остатки левимов, сражавшихся восточнее, объехали их, не встретив сопротивления. И теперь группа из трех цардитов приближалась к ним под флагом для переговоров.

— А почему они просто не атаковали нас? — спросила Келл.

— Потому что они боятся, что мы сможем выстоять, — ответил пробер левимов, назвавшийся Арином. — Мы потеряли две трети левимов, но степной кавалерии почти не осталось, и пехота понесла ужасные потери. Этим утром мы их сильно потрепали.

— Недостаточно сильно.

Келл посмотрела с наблюдательного поста на стене на врагов, построившихся перед ними. Они вооружились лестницами, крюками и тараном для ворот. Когда приступ начнется, промедления не будет. Позади нее шли лихорадочные приготовления. Манипулы с сариссами выстраивались у брешей. Отряды лучников перешли под собственное командование для быстрого перемещения, и все оставшиеся манипулы гастатов перемешали с принципиями и триариями. На этом этапе нельзя было допустить, чтобы хотя бы один солдат повернулся и побежал.

Даже с присоединением левимов они оставались в численном меньшинстве: перевес цардитов составлял по меньшей мере два, если не три к одному. Плохое соотношение.

— Если бы они только знали, что достаточно легонько ударить по воротам, чтобы они упали! — сказал Гестерис, указывая на таран.

Он приводил в порядок доспехи и одежду, пытаясь скрыть прорехи и пятна.

— Надолго нам их не задержать. Опоры очень слабые.

— Ну, хорошо хоть они этого не знают. Пошли, Келл, Нунан. И ты тоже, пробер. Возможно, вид плаща заставит их еще немного призадуматься.

Гестерис первым спустился по лестнице и вышел через центральную брешь в стене. Легионеры сверху кричали и улюлюкали. Гестерис помахал им в ответ. Трое цардитов впереди остановились. Посередине, положив руку на эфес сабли, стоял командующий. Средних лет, чисто выбритый, в сверкающих доспехах. По обе стороны от него держались мужчины с гордой осанкой и одинаковыми знаками различия.

— А, одноглазый генерал! — проговорил командующий на эсторийском, но с сильным акцентом.

Гестерис наклонил голову.

— Я человек занятой. Говори, с чем пришел.

Цардит поднял брови, но его улыбка не погасла.

— Битва проиграна. Твоя армия смело сражается и умирает тысячами. Как и моя. Но наша сила гораздо больше. Нет нужды продолжать кровопролитие. Результат уже ясен.

— Правда? Как интересно. Возможно, мы могли бы обсудить это в течение нескольких часов.

— Ты человек занятой.

— Мы с тобой оба знаем реальное положение дел. — Гестерис скупо улыбнулся. — Разница только в том, что мне не приходится врать моим легионам. С наступлением темноты нам на помощь подойдет армия, и ты не уверен, что сможешь сломать нас до их прихода. И к тому же я не доверяю тебе. Я никогда тебе не сдамся. Это территория Конкорда, и таковой она останется.

— Я победил тебя при Цинтарите. Я побью тебя и здесь, — сказал командующий.

— Это мы еще посмотрим. Но скажу одно. — Гестерис позволил себе чуть расслабиться. — Та песня, которую поют твои люди. Она нас всех тронула. Мы уважаем вас за это.

Командующий кивнул с печалью в глазах.

— Мы поем ее и для наших врагов. Война вырывает сердце у каждого из нас. Вот что делает твое решение таким трагическим. Когда я вернусь к моей армии, а ты — к своей, погибнут еще тысячи.

— Мы будем защищать нашу страну до последнего солдата. Твоя песня — это твой обычай, а это наш. Вам никогда не сломить Конкорд.

Командующий цардитов развернулся и пошел прочь. Гестерис тоже. Келл, Нунан и пробер Арин присоединились к генералу.

— Вы сказали, с наступлением темноты, генерал, — ухмыльнулся Нунан. — А мне казалось, вы не лжете своим людям.

Гестерис рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— Все зависит от того, как ты понимаешь ложь. Я предпочитаю назвать это предположением.

— Будем надеяться, что оно из разряда ваших лучших предположений.

— Есть только один способ проверить, согласен?

Они вошли в брешь. И сразу зазвучали горны цардитов.

* * *

— Казначей!

Джереда окликнули из середины корабля. Все утро погода улучшалась, и сквозь редеющий туман им удавалось разглядеть вдали берег Эстории. Ветер ослабел, так что весла снова ритмично погружались в небольшие волны. Парус еще оставался развернутым, но капитан зорко следил за тем, чтобы он не стал тормозить движение.

Джеред поспешно двинулся на зов со своего места у руля. Дозорные рассредоточились по палубе, высматривая врага. По-видимому, его удалось заметить.

— Восток-юго-восток, господин. Их очень много. Матрос передал Джереду увеличитель и показал, в какую сторону смотреть. Казначей нашел линию горизонта и, прильнув глазом, провел трубой слева направо. Да, корабли были там. Выдвигались из дымки и направлялись ксердцу Конкорда. Трудно оценить, сколько их. Он видел множество — так что, вероятно, величина флота измерялась трехзначной цифрой.

— Твоя оценка. Скорость, направление, место высадки.

— Они направляются прямо к Эсторру, господин Джеред. Они идут под парусами, наверное, у них еще есть ветер, который мы поймали утром. Мы сближаемся. Я не берусь предсказывать, кто доберется до гавани первым. Думаю, что мы подойдем почти одновременно.

Джеред пожевал верхнюю губу.

— А с юга и юго-востока ничего?

— Пока нет, господин.

— Проклятье! Где окетаны? — Он повернулся к корме. — Ардуций! Пусть кто-нибудь приведет ко мне Ардуция. И любого другого Восходящего, которому хочется подышать свежим воздухом. А остальные — высматривайте наш флот. Он должен быть где-то рядом!

Казначей ждал, нетерпеливо постукивая кулаком по фальшборту, пока не появились Восходящие. Он очень обрадовался, увидев Оссакера. Их разговор в начале этого дня принес Джереду глубокое удовлетворение.

— Мы уже можем их видеть? — спросил Ардуций, возбужденно блеснув глазами.

— Можем, — ответил Джеред. — Ты сможешь рассмотреть их в увеличительную трубу. А скоро и без нее. Они идут наперерез нашему курсу, в гавань Эсторра. Посмотри.

Ардуций так и сделал. Джеред почувствовал, как он напрягся, разыскав вражеские корабли с помощью подсказок дозорного. Потом мальчик передал увеличитель Ковану, который поднялся наверх следом за ними.

— Их очень много!

— Да, — подтвердил Джеред. — Надо их остановить. Необязательно потопить, но заставить повернуть обратно.

— Я понимаю, но… — Ардуций искоса посмотрел на него.

— Сейчас подходящий момент. Нам надо дать окетанам несколько часов, чтобы они добрались до берега — это если считать, что они вообще сюда плывут. Если они еще в блокаде, то мы все равно погибли.

— Они далеко отсюда, — сказал Ардуций.

— Да, и я хочу, чтобы так продолжалось и далее. Завтра к рассвету они будут практически рядом с нами, если мы ничего не предпримем.

— Нет, вы не понимаете. Я не могу отправить ураган или шторм, или что вы там подумали, так далеко. Вспомните, что случилось на плоскогорье. Это был для нас предел дальности, а плато находились гораздо ближе, чем эти корабли. И даже тогда мы не смогли управлять тем, что происходит с энергией… И помните, какой был результат.

— Безусловно. Извини, Оссакер, но вы обращаетесь к человеку, которого не волнует, что ваш шторм может выйти из-под вашего контроля. По правде говоря, это могло бы оказаться к лучшему. — Джеред ощутил нарастающее раздражение.

— Это сложное явление, — негромко проговорил Оссакер. — Оно может обратиться против нас.

— Ну, попробуйте мне объяснить, — вздохнул Джеред. — Я ведь не безнадежно тупой.

— Энергия ветра и погоды не похожа на энергию деревьев и трав. Совсем не похожа. У растений, если мы перестаем питать и усиливать их, процесс просто прекращается. Но в случае бури, если ее уже создали, ее нужно тщательно контролировать, а потом дать ей рассосаться под нашим управлением. Если ее просто отпустить, она превратится в неуправляемое погодное явление. А это значит, что она может просто исчезнуть под действием противоположных природных энергий, а может напитаться ими и превратиться в нечто гораздо большее, чем мы создали изначально.

— И в чем тут проблема? — поинтересовался Джеред.

— Что она не будет под нашим контролем, — со вздохом сказал Оссакер, словно объяснял всем очевидные истины. — Так что она сможет повернуть и двинуться на нас. Такая погода бывает непредсказуемой и непростой.

— Не надо говорить со мной свысока, молодой человек. И не принимай меня за дурака. Во-первых, Ардуций умеет предсказывать погоду. Вот почему мы так быстро пересекли море. А во-вторых, если он обнаружит, что шторм поворачивает, вы ведь можете просто обуздать энергию — я знаю, вы умеете, — и его рассеять. Разве это не так?

Наступила выразительная тишина. Джеред немного подождал, чтобы кто-нибудь ему ответил.

— Так в чем проблема на самом деле?

Ардуций замялся, а Оссакер опустил взгляд на настил палубы — рефлекторное действие, сохранившееся с тех времен, когда он еще мог видеть.

— Теперь нас всего трое, — пояснил Ардуций. — Мы не можем просить Осей проводить для меня энергию, потому что все знаем, что может случиться. А если я вложу много сил в создание шторма, который будет могучим и грозным и повредит им на большом расстоянии, то я не уверен, что потом сумею разогнать его, если он повернет к нам. Даже если Миррон будет мне помогать. Но я попробую, если вы хотите, чтобы я сделал это.

Джеред протяжно выдохнул, начиная улыбаться. Его досада растаяла в приливе отеческой гордости.

— Пожалуйста, — проговорил он, — не скрывайте от меня такого рода опасений. Вы ведь уже достаточно хорошо меня знаете. Я не стану винить никого из вас за то, что вы боитесь потерпеть неудачу. И я уважаю ваше понимание своих способностей и возможностей. Если мы ничего не можем сделать — так тому и быть. Нам просто надо найти другой способ сделать то, что необходимо. Давайте посмотрим, насколько близко они подойдут к нам за день, но если сегодня вы сможете осуществить какое-то дело, не откладывайте, или завтра вы будете не в состоянии сделать ничего. Идите, занимайтесь чем хотите. Но сделайте для меня одну вещь: подумайте о том, когда вы сможете что-то сделать и как. Ладно?

Джеред взъерошил Оссакеру волосы и проводил их взглядом. А потом повернулся к фальшборту и опустил голову на руки.

— Нам надо было вывести их из игры, и сделать это сейчас! — пробормотал он.

— Но ведь чем ближе окажутся враги, тем более точно мы сможем действовать, — попытался возразить Кован.

— Нет, ты не понимаешь. — Джеред поднял голову и посмотрел на юного Васселиса. — Только при большой удаче первые корабли, которые мы увидим на юге, окажутся кораблями Конкорда. А если это будут не они, то нам придется смириться с тем, что окетаны не успеют прийти нам на помощь. Два флота с двух сторон? Каким бы хорошим Слушающим Ветер ни был Ардуций, он просто не сможет остановить всех врагов.

ГЛАВА 77

848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

Они все еще удерживали ворота. Легионеры использовали щиты, каменные плиты, кирасы — все, что можно было навалить на содрогающиеся створки и раму ворот, ибо на самом деле только это и осталось от форта. Гестерис заставил лучников подняться на шаткий каркас, чтобы отстреливать врагов, держащих таран. Он вывел солдат на растрескавшиеся стены рядом с фортом, чтобы они забрасывали нападающих камнями, копьями и горящими стрелами. Келл стояла наготове с отрядом кавалерии, составленным из всадников Мести и левимов Арина, чтобы вступить в бой в случае прорыва.

Цардиты подкатили к воротам весьма простую конструкцию. Три бревна с заостренными стальными набалдашниками, усиленные металлическими прутьями и стянутые листами из металла, в двух местах крепились к передвижной раме. Их можно было отталкивать назад и довольно сильно раскачивать силами сравнительно небольшой команды.

Цардиты атаковали широким фронтом, рассчитывая захлестнуть защитников, но те оказались стойкими. Не обращая внимания на стрелы и снаряды катапульт, враги хлынули вперед за прикрытием из щитов, атакуя укрепления с помощью лестниц и крюков, чтобы карабкаться на них, а также топоров и молотов, чтобы пробиваться насквозь.

Гестерис ходил перед строем резерва, позади лучников. Его знаменосец шел рядом, горнист и сигнальщик — позади него. Он ощущал напряжение каждого солдата и держался уверенно. На галерею уже два часа волнами накатывали цардиты. Лестницы падали на стены. Тут же начинали стрельбу лучники, надеясь не подпустить ближе вооруженных луками защитников. Цепи солдат Конкорда непрерывно метали дротики и камни, а специальные команды перерубали опоры лестниц или отталкивали их назад длинными рогатинами.

Врагу неизбежно удавалось где-то закрепиться, но каждый раз это оказывалось ненадолго. Узость галереи была на руку Гестерису, и, стоя под ней, лучники могли отстреливать тех, чьи силуэты появлялись на фоне неба. Количество погибших с каждой стороны быстро росло. Генерал наткнулся на Нунана, который только что вернулся, отбив мощную атаку оснащенных лестницами солдат. Мастер мечников был покрыт кровью, но полон сил, руководя обороной на одном из трех основных участков.

— Как у нас дела?

Гестерису приходилось кричать, чтобы его услышали среди громового шума — криков, звона оружия и беспрерывных ударов по основанию стен.

— Галереи держатся, хоть и еле-еле. У нас не получается как следует обстреливать тех, кто роет подкоп. У нас кончилось масло. Мы теряем слишком многих из тех, кто стоит на краю, чтобы метать камни. Их отстреливают.

— Что предлагаешь?

Перепачканное лицо Нунана повернулось к нему. Глаза ярко сверкали в свете послеполуденного солнца.

— Генерал, мы должны быть готовы к тому, что они прорвутся. Они атакуют стену в десятке мест, не меньше. Мы с трудом сдерживаем их, когда они пробивают бреши. Будем молиться, чтобы ворота еще немного продержались. Это огромный участок.

Гестерис посмотрел в сторону главной бреши в стене. Там шли жаркие бои с самого первого мгновения этой фазы сражения. Фаланга держалась, но натиск противника снаружи уже давал о себе знать. Солдаты были измучены. Дюйм за дюймом их оттесняли назад.

— Поставь там людей на флангах, чтобы они не смогли пройти в обход. И лучники пусть встанут под углом. Начинай сменять своих легионеров, Павел. И молись, чтобы Роберто бежал сюда бегом.

До темноты оставалось примерно два часа. Гестерис гадал, остановят ли цардиты атаку. Почему-то он в этом сомневался.

— И вам нужно знать еще одну вещь, генерал. У нас заканчиваются стрелы.

Гестерис выругался.

— Так скажи своим людям, чтобы они били без промаха! Мы не можем позволить цардитам ставить лестницы, где им вздумается. Иди!

Генерал смотрел, как Нунан возвращается в бой. Прекрасный воин, отважный человек. Дружный крик с галереи привлек его внимание: лучники указывали на поле. На секунду у Гестериса радостно сжалось сердце при мысли о том, что это Дел Аглиос. Но причина была не в этом. В небе зажегся свет, словно от фонарей. Пылающие снаряды катапульт оставляли за собой яркий след.

Не думая об угрозе для собственных бойцов, командующий цардитов начал обстрел снарядами малой точности, обмазанными дегтем. Гестерис завороженно следил за их приближением. Двадцать… тридцать… сорок снарядов в трех залпах. Видимо, в бой ввели все катапульты, которые у них остались.

Снаряды первого залпа перелетели через стену и начали резко снижаться. Паника охватила отряды резерва. Солдаты бросились врассыпную, но они бежали недостаточно быстро. Камни упали среди них, разбрызгивая огонь. Жуткий оглушительный скрежет сотряс Гестериса. Одних легионеров отбросило на землю. Другие были изломаны, порваны и искорежены и пали мертвыми к ногам товарищей.

Ударили снаряды второго залпа. Они попали в верхнюю часть стены, сшибая грубые зубцы и поровну круша солдат Конкорда и Царда. С гулким шумом часть стены пятью футами ниже верхнего края лопнула, унося с собой обломки лестницы и тех, кто по ней поднимался. Осколки упали на пустое пространство за стеной, всего в десяти ярдах от бреши. Он увидел, как стоявшие в фаланге солдаты стали нервно оглядываться. Гестерис кинулся к ним.

— Смотрите вперед! — приказал он, стараясь не обращать внимания на вопли раненых за спиной. — Не отступайте. Не…

Третий залп снарядов обрушился на оборонительные части. Большая часть камней упали среди цардитов, сражавшихся у бреши, или ударили в брусья по обе ее стороны. Но не все. Два камня, лениво вращаясь, падали с серого неба, и Гестерис мог только смотреть, как они ложатся в центр фаланги.

Стена щитов, столь эффективно защищавшая от стрел и копий, лопнула, словно бумага, под грузом камней весом в два таланта. Жуткие картины Цинтарита всплыли в голове генерала, когда его солдаты разлетались в стороны, пылающие или безжалостно раздавленные. Передняя и центральная части фаланги отшатнулись назад. Острия сарисс поднялись вверх, и цардиты — те, которых не уничтожила собственная артиллерия, — хлынули в прорыв.

— Заставь эти проклятые катапульты стрелять в два раза чаще! — заорал Гестерис инженеру, бросаясь навстречу врагам, врывавшимся за стены.

Со стороны цардитов летели стрелы и копья, усиливая сумятицу в фаланге. Под напором врага люди пятились назад по искореженным, дымящимся трупам своих товарищей. На флангах прорыва пошли в контратаку легионеры Нунана. Цардиты прибывали все быстрее.

— Ко мне! — выкрикнул Гестерис. Его голос потонул в шуме боя, но штандарт был маяком для сбора. — К генералу!

Он бросился в бой, ударом сверху разрубив плечо цардитскому лучнику. Шагнув вперед, генерал вломил щитом в лицо еще одному и ударил гладиусом направо, почувствовав, как клинок скользнул по металлу. Экстраординарии и резерв легиона строились рядом с ним. Центурион, командовавший фалангой, взревел, требуя порядка и мужества. Острия сарисс снова начали выдвигаться вперед. Люди повернулись лицом к врагу.

Но здесь, у стен, враги получили перевес. Лучники противника собрались за строем мечников и стали вести навесную стрельбу по тем, кто подходил, чтобы присоединиться к защитникам. Его лучники начали ответную стрельбу. Мечники Царда и Конкорда падали дюжинами. Гестерис ударил щитом в подбородок солдата, одетого в доспехи Конкорда, но со знаками мятежной Атрески. Плюнув в него, он отступил назад.

— Мне нужен порядок! Мне нужен боевой строй! Дисциплина, Конкорд!

Но дисциплина, по крайней мере на данный момент, была утеряна. Цардиты вели бой в глубине фаланги, пробивая дорогу сквозь легионеров, которым мешало их неуклюжее оружие. Необходимо вытеснить их оттуда!

— Левимы, вперед!

Гестерис удовлетворенно хмыкнул. Арин! Левимы появились с левой стороны прорыва. Строй человек в тридцать и не меньше восьми рядов. Пехотные щиты, взятые у погибших, были составлены в стену, и Гестерис увидел блеск отточенных клинков. Сборщики вломились во фланг прорвавшимся цардитам.

Гестерис понял намерения Арина. Задние ряды держали щиты над головами, защищаясь от направленных на них стрел, а левый край строя развернулся направо, шаг за шагом закрывая брешь. Генерал подозвал к себе экстраординариев и снова пошел в атаку, с помощью щита пробивая дорогу через решительно настроенных цардитских пехотинцев. Он встал перед испуганным гастатом с сариссой и оттолкнул нападающего цардита назад.

— Уходи отсюда! — крикнул Гестерис через плечо. — Назад в резерв и перестраивайтесь. Бегом!

Цардиты снова ринулись вперед. Гестерис принял удар клинка верхним краем щита. Лезвие глубоко впилось в него. Гестерис дернул щит назад, потащив врага на себя. Гладиус генерала вонзился прямо в живот незадачливого солдата. Цардит захлебнулся кровью и упал, вырвав саблю. Гестерис двинулся дальше в окружении следовавшей за ним охраны.

Они пробились к центру фаланги. Гестерис снова и снова резко выбрасывал щит вперед, отталкивая врагов. Справа к ним неуклонно продвигались левимы. Арин был в центре строя, командуя движением. Цардиты отступали: им не удавалось прорваться сквозь строй плащей. Гестерис выводил с поля боя все новые и новые части фаланги.

Он поймал взгляд Арина. Пробер кивнул ему в ответ. Стрелы левимов летели из-за строя, выбивая новых врагов. Те начали отступать. Свист стрел напомнил Гестерису о необходимости вскинуть щит. На этот раз они закроют брешь, но цардиты пойдут в новую атаку. Генерала испугало безжалостное отношение их командиров к собственным солдатам, и он ждал новых выстрелов катапульт.

Ждать пришлось недолго. Но на этот раз цардиты разбили ворота, и основная часть левимов оказалась слишком далеко, чтобы прийти на помощь.

* * *

День близился к вечеру, и Роберто остановил армию для короткого привала. Холод проникал в тела, высыхающий пот студил кожу. Кто-то быстро разжег огонь, так что некоторые смогут даже попить горячего. Для большинства — это всего лишь короткая пауза, чтобы умерить мучительную боль в ляжках, икрах и пятках. Дел Аглиос получил известие, что Джеред приближается к Эсторру, и это его ободрило. Исход двух сражений будет ясен почти одновременно.

Роберто прошелся по отрядам, как это делали и все его командиры, произнося слова ободрения и поддерживая падающие силы и боевой дух. Солдаты почти не разговаривали — и это тревожило генерала больше всего. Это свидетельствовало о невероятной усталости, настолько сильной, что люди могли лишь молча сидеть на земле. Дел Аглиос видел их потухшие и ввалившиеся глаза, и особенно испугался за тех, кто не решился сесть, опасаясь, что не сможет встать и пойти дальше. Генерал прекрасно понимал, как сейчас чувствуют себя его солдаты.

Топот копыт лошади верхового, приближающегося с запада, заставил всех обернуться. Роберто казалось, что раньше вокруг было тихо, но сейчас наступила иная тишина. Она распространилась по колонне длиной в две мили, словно пламя по маслу. И на ее фоне Дел Аглиос расслышал далекий рев битвы, идущей на границе.

Роберто шагнул в сторону от колонны и поманил гонца к себе. Женщина наполовину вывалилась из седла, и он заметил пот на боках лошади, дрожь ее ног и пену на упряжи. Он поддержал разведчицу, и та вцепилась в него, на миг забыв обо всем.

— Извините. Извините меня, генерал.

— Ничего. Говори. Что происходит?

— Их не удалось отогнать от стен, — проговорила женщина, задыхаясь и периодически замолкая. — Я скакала быстро, как могла. Мы еще милях в пятнадцати. Не больше. В стенах полно дыр. Враги не остановятся с темнотой. Они знают, что мы на подходе.

— Кто-нибудь повернул нам навстречу?

— Практически нет.

Роберто кивнул.

— Покажись хирургам. Забирайся на повозку и отдыхай. Ты молодец.

— Спасибо, генерал.

Он отпустил ее, передав заботам каких-то легионеров.

— Это значит, что нам придется сражаться, не отдохнув, верно, генерал?

Роберто поджал губы и кивнул.

— Боюсь, что так, центурион. Где Даваров, где мой мастер мечников?

— Я здесь, генерал, — ответил Даваров, рысцой обегавший колонну.

— Неужели у тебя бездонный запас сил? — Роберто невольно улыбнулся.

Даваров остановился и обнял за плечи двух ближайших легионеров.

— Точно. И я понесу этих людей в бой, если надо будет.

Хриплые крики ободрения раздались вокруг, и Роберто отвел Даварова подальше, чтобы поговорить с ним без свидетелей.

— Я хочу, чтобы по колонне сделали объявление. — Он вытер лоб рукой. — Это трудно. Необходимо двигаться быстрее. И нам придется вступить в бой, как только мы окажемся на месте. Оборона Нератарна вот-вот падет.

— Быстрее? У этих солдат уже ничего не осталось! — Даваров уставился на него.

— Придется найти второе дыхание. Пять миль в час в течение трех часов — а затем бой. Я поведу их. Когда мы подойдем ближе, кавалерия составит авангард. Придется сделать именно так, старина, иначе окажется, что все наши болячки и мозоли мы нажили зря. И все солдаты, погибшие во время переходов, отдали свои жизни напрасно. Я этого не допущу.

— Ладно, — кивнул Даваров. — Я передам через триариев. Один последний марш.

Роберто положил руку ему на плечо.

— Один последний марш. И, Даваров, в начале этого похода я был несправедлив к тебе. Извини.

— Нет, генерал, вы были правы. Иногда даже бывалым солдатам нужны глаза новичков, чтобы увидеть правильную дорогу.

— Еще одна атресская поговорка? Очень мудро.

— Будем надеяться, что легионы оценят мою мудрость.

* * *

Цардиты ворвались в ворота на волне торжествующей песни. Под ногами были осколки камня, обломки ворот и разорванные и искореженные трупы множества воинов Конкорда. Келл успокоила коня и заставила себя отвести взгляд от вращающихся горящих камней, которые разбивали их защиту. Она дала сигнал к атаке. Горны за спиной призвали к ней левимов. Несколько пеших лучников послали стрелы в противника перед ней.

На мгновение атака помогла. Цардиты не составили связного строя, и кавалерия смяла их. Казалось, что каждый удар находит цель. Келл стремительно опустила клинок, пробив заднюю часть шлема врага. Вытащив меч, она вонзила его в грудь второго. Еще раз высвободив оружие, Келл ударила рукоятью по голове третьего. Кавалеристы окружили ее, и цардиты отбежали назад.

Но перед воротами масса врагов была невероятно плотной. Короткая атака замедлилась и захлебнулась, несмотря на поддержку левимов, легко прошедших вдоль флангов, чтобы оттеснить цардитов назад или зажать в тиски из конских тел и стали. Келл развернула коня, чтобы отойти. Всадники уловили ее намерения и попытались последовать за ней. Цардиты хлынули следом, а пехотинцев Конкорда оказалось слишком мало, чтобы их остановить.

Келл обнаружила, что с обеих сторон от нее враги. Она наносила рубящие удары налево и направо, заставляя их держаться на расстоянии и пробиваясь обратно через ворота, чтобы перестроиться для новой атаки. Позади нее толпы цардитов захлестывали всадников. Враги рубили ноги людям и лошадям, валя их на землю. Келл закричала от бессильной ярости и отыскала глазами центуриона.

— Выводи свою манипулу! Мне нужна пехота, иначе нас сметут. Иди, я вас поддержу!

Центурион кивнул и приказал своим гастатам идти вперед. Вырывающиеся из сечи конники обтекали их с обеих сторон и поворачивали, чтобы пойти в новую атаку, или брались за луки. Келл тоже повернула коня. Она увидела одинокого всадника Мести среди моря врагов. Женщина отчаянно рубилась, крутясь на месте. Она держалась отважно, но конец был неминуем. Копье вонзилось ей в бок и выбило из седла. Цардиты сдвинулись плотнее и снова вошли в ворота.

* * *

Арин отвел назад левимов и потребовал своих лошадей. Фаланга снова построилась, но ясно, что новые снаряды катапульт вскоре найдут свою цель. Кони сборщиков стояли в загоне позади резерва. Их не расседлывали, и они томились в нервном ожидании, обдаваемые волнами шума.

— Быстро в седла! — приказал он двум сотням, которые пришли с ним. — Будем играть роль сдерживающего отряда. Там, где увидим прорыв, вламываемся и даем пехоте время перестроиться. Левимы, за Конкорд и за меня!

Снаряды цардитов продолжали падать, и орудия Конкорда все еще вели ответный огонь. Потери за стенами были ужасающими, галерея разрушена в дюжине мест. Арин проехал на юг, дальше от ворот, находившихся под серьезной угрозой, но там собралось немало сил, которые держались твердо. Он увидел среди них Келл. Пока она в седле, они не сломаются.

Гестерис сражался у главной бреши, постоянно рискуя жизнью. Нунан находился рядом с ним, командуя силами пехоты. Они медленно теряли контроль над галереей наверху. Количество лучников уменьшалось вместе с запасом стрел. И каждый мечник, поднимающийся наверх, знал, что вниз ему не спуститься.

— Ждите здесь, — приказал Арин. Он подъехал к Гестерису. — Генерал!

— Пробер, как у нас дела?

— Плохо. Вам надо отдать галерею. Пусть они на нее поднимаются. Поставьте лучников и мечников внизу. Мы напрасно теряем там хороших бойцов.

Гестерис посмотрел на стену. Наверху бой шел без остановки. Солдаты падали вперед, на врагов, или назад, на товарищей. Землю покрывали тела — слишком много, чтобы их подбирать.

— Еще нет. Пока они там, цардиты не знают, что оттесняют нас назад. Мне надо выиграть еще немного времени.

— Не оттягивайте с этим. Мы…

Громовой удар множества снарядов чуть южнее сотряс землю у них под ногами. Из-за стен снова послышался торжествующий рев цардитов. Еще два участка стены обрушились. Цардиты ворвались внутрь, беспрепятственно побежали вдоль стен. Манипулы, стоявшие наготове под командованием триариев, завязали с ними яростный бой. У Гестериса уже осталось мало боеспособных центурионов.

Арин кивнул Гестерису и резко развернул лошадь, стремительно поскакав к левимам, дожидавшимся его приказа.

— В брешь! — крикнул он. — Разбейте их атаку, отделите тех, кто оказался внутри! — Арин указал на одного из всадников. — Ты! Найди остальных плащей. Мне нужно, чтобы они сели на коней и собрались здесь. Мы теряем стены. Быстрее.

Было ясно, что положение безнадежное. Арин врезался во фланг цардитов. Враги отлетали от его лошади. Он наклонялся вперед и вбок, рубя их по лицам. Пробер пригибался, опасаясь стрел. Позади него прокладывали путь левимы. Кони топтали копытами трупы. Арин развернулся и стал возвращаться, двигаясь в сторону стены, откуда набегали новые враги. Сотни врагов. А тысячи все еще ждали за стенами.

Новые удары. На земле за стеной в меркнущем вечернем свете вспыхнул огонь. Артиллерия Конкорда была уничтожена, команды погибли мгновенно. Третий кусок стены раскололся вовнутрь, разбрасывая обломки камня по воздуху и обрушивая их на немногочисленные отряды резерва, еще не введенные в бой. Пять брешей, считая ворота. В двух местах прорвавшиеся цардиты не встретили сопротивления и мчались к уцелевшим оставшимся орудиям.

Арин ударил ногой в голову одного из цардитов. И тут же боль затопила его, заставив судорожно вздохнуть, — стрела пробила доспех в самом низу кирасы. Потекла кровь. Он сделал вдох, дрожа всем телом. Его меч опустился на плечо атресского легионера, бегущего с врагами. Пробер ударил в бока лошади, заставляя двигаться вперед. Увидев, что он ранен, левимы окружили его со всех сторон.

Над обороной Конкорда прозвучал сигнал, которого Арин так боялся. Его подхватили голоса всех воинов легиона.

— Отход! Отход! К ограде! Защищать лагерь!

Левимы двинулись, чтобы увести Арина в том же направлении, но он остановил их, как только они вышли из-под непосредственной угрозы.

— Нет-нет. На место сбора. Нам надо выйти отсюда и оказаться у них в тылу. Это наш единственный шанс помочь. Кони в лагере не нужны.

— Вы ранены, надо отвести вас в безопасное место.

— Безопасное место? Покажите мне его, и я всех туда отведу. Левимы, за казначея, за Конкорд и за меня! Давайте выбираться отсюда, но сначала выгадаем для легионов как можно больше времени. Едем!

* * *

Гестерис увидел, как двигаются левимы, и смог только беззвучно поблагодарить их на бегу к лагерю. Снова и снова левимы налетали на атакующих цардитов, проходя их ряды насквозь. Это обеспечивало солдатам Гестериса драгоценные ярды отступления к последнему эшелону обороны Конкорда на севере.

Позади триарии держали сплошную тройную линию по всему фронту вражеской атаки. Они отступали как можно быстрее, пользуясь отвагой Арина и жертвами левимов, число которых сокращалось каждый раз, как они вламывались в массы противника. Келл сражалась рядом с триариями. Немногочисленные остатки ее кавалерии — меньше тридцати всадников — ехали по флангам отступающего строя.

В ряды легионеров затесались десятки, сотни цардитов и атресских мятежников. У Гестериса не было времени беспокоиться об этом. Он сосредоточился на последней линии обороны и уповал на то, что Роберто окажется ближе, чем это возможно. Но, похоже, в этот день Всеведущий от них отвернулся. Гестерис надеялся удерживать стены до сумерек и, если придется отступать, сделать это под покровом темноты. Теперь же получалось слишком похоже на Цинтарит. Единственное отличие в том, что он в состоянии оказать сопротивление в лагере.

До лагеря надо было пробежать четыреста ярдов, мимо брошенных и разбитых катапульт. Флаг Конкорда гордо реял над открытыми воротами. Внутри находились четыре сотни пехотинцев и инженеров. Они стояли перед оградой и на платформах и на галерее за ней. Лагерь строился не для того, чтобы размещать армию, а для того, чтобы стать последним оплотом обороны.

Гестерис приостановился и оглянулся. В меркнувшем свете дня мимо него проскакали левимы, в последний раз развернулись и понеслись прямо на строй цардитов. Гестерис тихо пожелал им удачи. Он дал знак горнистам, и линия арьергарда повернулась и побежала в ворота.

Его люди заполнили лагерь. Сверху полетели снаряды катапульт. С воем понеслись болты баллист. И как только Гестерис и остатки легиона оказались под длинной тенью надвратной башни, лучники начали опустошительную стрельбу. Цардиты замедлили наступление: им пришлось поднять щиты.

Гестерис понятия не имел, сколько у него людей. Он вбежал в лагерь, хлопнул по крупу коня Келл, промчавшегося мимо него, и приказал закрыть ворота, как только в них втянулись последние лучники. Что ж, за стенами скоро скопятся цардиты. Они подвезут катапульты, и только несколько сотен левимов смогут помешать их движению.

Вот где все завершится. Здесь. Здесь, как и в гавани Эсторра, будет решаться судьба Конкорда. Первый из немногих солдат Гестериса упал с галереи, получив стрелу в лицо. Цардиты даже не сделали передышки.

ГЛАВА 78

848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

Арин, не обращая внимания на острую боль в боку, снова и снова рубил и колол. Бесчисленное количество раз он проделывал эти движения, и его рука болела так же, как болели ноги, задница… проклятье, да все его тело! Левимы пробивали дорогу сквозь скопления цардитов. Арин снова приготовился к удару. Он ловко отвел клинок в сторону, чтобы остановить удар копья, а потом, наклонившись вперед, рубанул по голове в шлеме.

Левимы ехали по семеро в ряд по обеим сторонам от него. Пробер понимал, что они стараются заслонить его, но сражаться приходилось каждому. Масса цардитов обтекала их, готовая пропустить: они прекрасно понимали, что их истинная цель, их настоящая победа, лежит впереди. Однако прямо перед левимами оборона была прочной, враги знали, что их катапультам угрожает опасность.

Осколки и обрушившиеся стены, к которым они ехали, представляли ужасающую картину. Цардиты, бегущие через зияющие бреши, походили на крыс, наводняющих поле с мертвечиной. Они обтекали тысячи брошенных трупов, беспомощных перед ликом Всеведущего. Враги и друзья лежали рядом, как это всегда бывает, когда жизнь обрывается в сражении.

Солнце быстро садилось за спинами левимов, отбрасывая мрачные, холодные тени на поле битвы. Птицы уже кружили в воздухе, дожидаясь очереди полакомиться мертвой плотью. Ярость Арина отодвинула боль куда-то далеко. Он снова ударил каблуками в бока лошади, и она рванулась вперед. Вздыбленные передние копыта впечатались прямо в грудь цардита. Лошадь нашла опору для ног и поскакала дальше. Арин рубил и колол мечом по обе стороны, видя, как цардиты падают или убегают с его пути.

У него за спиной была, наверное, десятая доля левимов, которые вступили в бой несколькими днями раньше. От силы три сотни, плюс еще какая-то часть, что отбилась во время сражения от основных сил. Впрочем, многие из этих отбившихся были уже мертвы.

Мощным галопом левимы миновали разбитые ворота и вырвались в открытое поле. Арин видел огни вокруг катапульт, которые готовились выдвинуть вперед. Их окружали группы лучников и мечников. При виде их враги презрительно завопили, решив, что они бегут с поля боя. Арин не смог удержаться от соблазна продемонстрировать им, что они ошиблись.

Он поднял меч и указал на ближайшую группу орудий. Левимы выстроились широким строем в две шеренги и поскакали вперед, рассыпаясь полумесяцем. Фланги скакали быстрее, надвигаясь на команды артиллеристов и их прикрытие. Арин довольно хохотнул. Этот маневр они долго отрабатывали. Очень приятно было увидеть его результаты на деле.

Прямо перед ним лучники и мечники вставали рядом, пытаясь прикрыть орудия со всех сторон. Стрелы полетели в левимов, которые низко пригнулись в седлах. Мишени были невелики, строй разорванный. И его лучники с седел стреляли намного более метко, чем эти цардиты с земли.

Арин крутанул клинком, и левимы стали сближаться. Он повернул коня налево и отвел меч в сторону и назад, отрубив одному из лучников руку. Триста всадников заполнили все пространство. Лучники выбивали лучников, мечники использовали преимущество в высоте, чтобы вбивать врагов в землю. Это было избиение. Не слишком поучительное, но приносящее глубокое удовлетворение.

Арин вонзил меч в шею какого-то насмерть перепуганного паренька и ногой помог освободить от тела клинок. Он предоставил левимам выводить из строя орудия, а сам повернулся, выискивая следующий объект для нападения. Со стороны стен к ним никто не бежал, и орудия цардитов остались без защиты. Дальше к югу артиллерия уже скрывалась в полумраке. Ближе царила паника. Двое или трое лучников бросились бежать, чтобы позвать помощь.

Он поглядел вокруг. Низкая облачность затрудняла обзор в сумерках, снова пошел снег. Но вдали на северо-востоке двигалась тень. Она была широкой, и какие-то мелкие огоньки вспыхивали в последних лучах заходящего солнца. Арин проехал несколько шагов в ту сторону, напрягая глаза. Тень приобрела смысл.

— Ох, нет! — выдохнул пробер.

Всадники. Сотни всадников возвращались на поле боя. Огоньки были бликами на кончиках боевых пик. Только один отряд использовал их в таких количествах, а он наивно счел, что степняков победили и рассеяли. Арин прикинул, успели ли их заметить. Если еще нет, то скоро заметят.

— Левимы! Надо уходить! Степная кавалерия на северо-востоке. — Арин проехал вдоль своих воинов, пока они отрывались от уничтожения орудий. Один небольшой удар в пользу Конкорда. — Бросайте все!

Арин гнал лошадь во весь опор. Левимы пронеслись по краю вражеского лагеря, не обращая внимания на немногочисленную охрану. Снова оказавшись на тракте, они поскакали на восток, надеясь затеряться в предгорьях Гау.

Впереди раздались крики, и он понял, что Всеведущий еще с ними не закончил. Другие всадники направлялись в их сторону вдоль тракта. Больше тысячи! Арину захотелось заплакать. За каждым поворотом ждал неприятный сюрприз. Удача ни разу не улыбнулась им! Так было у стен — так стало и сейчас.

Арин выехал в голову отряда, чтобы возглавить роковую для них атаку. Не было смысла поворачивать — они попали бы в зубы другим. Он приказал перейти на рысь. Они подождут, когда до противника останется всего сотня ярдов, а потом снова рванутся вперед.

— Приготовьтесь, левимы! Они заплатят славную цену! Каждый выбитый из седла означает на одного врага меньше для Гестериса. Продадим наши жизни подороже!

Пробер поднял клинок в воздух. Еще один раз он опустит его. Еще один раз пойдет в атаку. Арин оглянулся назад. Все лица, обращенные к нему, оставались спокойными. В них не было страха — только решимость и гордость. Все они по праву носили плащи. Он повернул обратно.

— Левимы! — Но меч не опустился, давая сигнал к атаке. Вместо этого Арин вытянул его вперед. Чувство облегчения захлестнуло его, голова стала такой легкой, что он решил, будто теряет сознание. — Отбой, отбой!

Пробер указал на штандарт, развевавшийся над головами всадников. Герб семьи Дел Аглиос!

Левимы привстали в стременах и радостно закричали. Незаметно для них боль затопила Арина, и меч выпал у него из руки. Он прижал руку к ране. Его доспехи, седло и бок лошади были липкими от крови. И головокружение наверняка тоже от потери крови. Он пошатнулся в седле.

Впереди всадники салютовали остриями копий. В центре мастер конников подняла руку, и громовой топот копыт стал стихать. Кавалерия перешла на рысь, а потом остановилась всего в нескольких шагах от них.

— Я — пробер Арин, а это мои сборщики, — с трудом выговорил он. В голове у него шумело.

— Элиз Кастенас, мастер конников, легионы Дел Аглиоса. — Женщина подъехала к ним. — Мы опоздали?

— Еще нет, — ответил Арин, с трудом выпрямляясь. — К северу на поле боя сейчас тысяча степной кавалерии. Направляйтесь на запад по тракту. Оборонительных сооружений Нератарна больше нет. Генерал Гестерис осажден в лагере. У него не больше десяти тысяч. За стенами — тридцать тысяч цардитов.

— Такая осада ненадолго.

Арин кивнул, к горлу подступила тошнота.

— Он хорош, Гестерис. С ним Келл и Нунан, но ночь ему не выстоять. Я знаю, что он чувствует.

Арин понимал, что падает, но не ощутил удара. Он услышал шум, его со всех сторон окружили лица. Кто-то с силой зажимал рану, в которой остался наконечник стрелы. Нет смысла пытаться его извлечь. Он рассек что-то помимо мышц. Арин больше не чувствовал своего тела.

— Положите его на носилки! — закричала Кастенас. — Несите его к Дахнишеву.

— Нет! — Поймав женщину за руку, он заставил ее повернуться к нему. — Послушай меня!

— Отдыхай, пробер. Ты сделал все, что мог.

— Нет, — снова возразил Арин. Он тряхнул головой, отгоняя тьму, наплывавшую на него. — Сделайте то, чего я не смог. Возьмите левимов. Отвлеките их кавалерию. Уничтожьте катапульты. Выиграйте время.

— Я справлюсь.

— Сколько вас?

— Примерно девять тысяч, включая тех, кого ты видишь. Будем надеяться, что этого хватит.

— Этого хватит, — прошептал Арин, глядя в ее растворяющееся в тумане лицо. — Хватит.

* * *

— Легионы, вы в ярости!

Ответный рев прокатился по армии.

— Вы готовы сражаться!

Роберто, который наконец сел на коня, ехал рядом с Даваровым, изумляясь мощи и звучности голоса атресца. Арин погиб, но сообщенные им сведения привели к новым изменениям планов. Быстрый марш превратился в бег трусцой, колонна шла боевым строем.

— Вспомните все трупы, которые мы видели на дороге. Смотрите на каждого верного Конкорду солдата, мимо которого мы пройдем на этой последней миле. Вот за что вы сражаетесь. За ваш народ! За Конкорд! За генерала!

Рев усилился. Роберто услышал, как манипулы скандируют его имя. Оно прокатилось по армии, выкрикиваемое глотками восьми тысяч пятисот измученных солдат. Роберто встал в стременах. Его конь шел вровень с пехотой. Он поднял руки, призывая к тишине.

— Пусть они нас услышат. Пусть знают, что мы подходим. Нам надо спасти товарищей из других легионов, приветствовать великих генералов. И нам нужно убить предателей и цардитов. Кричите! Кричите, пока ваши клинки не обагрятся кровью! Мы — Конкорд!

Шум стал оглушительным. Роберто вскинул кулак, приветствуя всех. Он снова сел в седло и направился в голову колонны. Даваров не отставал от него.

— Роберто, ты позволишь?

— Да, Даваров. — Дел Аглиос очень устал, но что-то заставляло его держаться. Нанести последний удар!

— Разреши мне начать песню. Чтобы заставить ублюдков и предателей, которые встали на сторону цардитов, заплакать о своих матерях и лишиться мужества.

— У тебя припасено нечто подходящее? — Роберто посмотрел на него и увидел, что Даваров полон сил и гордости.

— О да, генерал!

* * *

Катапульты остались в поле, и как только их подвезут, битва будет практически закончена. Почти стемнело, а Роберто Дел Аглиос так и не появился. Когда он прибудет, от них останется только пепел. Степная кавалерия уже объявилась на поле, построившись и выжидая. Лагерь окружили со всех сторон. Бой шел на всех четырех стенах, и галереи были залиты кровью воинов Конкорда.

Лучники работали без устали, выводя из строя тех, кто пытался поджечь ограду. Пожарные команды находились в готовности. На плацу легионеры составили панцирь из щитов, по которому стучали прилетающие залпами стрелы.

Гестерис не испытывал страха. С каждым прошедшим мгновением возможность подхода помощи возрастала. И в этот финальный момент цардиты, казалось, растерялись и не знали, что предпринять. Генерал не понимал, почему они не отходят в сторону и не начинают расстреливать лагерь из орудий, ведь их должны были уже установить на позициях. Или почему не идут на приступ с лестницами, крюками и захватами, которые можно использовать в таком количестве, чтобы обороняющиеся просто не успевали их отталкивать. Возможно, они оказались не готовы. Они даже не попытались зацепить крючьями ограду лагеря и повалить ее.

Генерал находился в надвратной башне вместе с Нунаном и Келл. Его катапульты и баллисты продолжали работать, заставляя цардитов освобождать пространство, которое они обстреливали. В настоящий момент у противника не было контрмер. Однако он увидел, как цардиты разводят смоляные огни и лучники начинают поджигать стрелы. Вот из полутьмы наконец выкатилась первая крупная катапульта.

Но она не сделала ни единого выстрела. Ей не дали! Из темноты, окружавшей огни цардитов, внезапно вынеслась кавалерия и затопила задние ряды врага. У Гестериса перехватило дыхание. Противник под стенами забеспокоился. Напор атаки ослабел, и тысячи голов повернулись назад.

Кавалерия под штандартом Дел Аглиоса выполнила идеальный маневр: быструю атаку и отход. Подъехав под тупым углом, конники сотнями выпускали стрелы, рубили головы, тела и канаты катапульт, а потом резко развернулись. Зазвучали горны цардитов, и степная кавалерия кинулась вдогонку. Гестерис не поверил бы своим глазам, если бы не торжествующие крики его солдат. Стук копыт затих вдали, но цардиты занервничали. Причина этому скоро стала ясна.

Мощное пение быстро нарастало, эхом отражаясь от склонов Гау и разносясь над озером Аир. Это была не похоронная песнь цардитов, а гордый напев, который заставлял сердце биться сильнее, а кровь быстрее бежать по жилам. Этот гимн знали все, кто находился в лагере, и многие из тех, кто стоял под его стенами. Гестерис помнил каждое его слово.

Когда генерал впервые услышал гимн на вступлении в должность маршала-защитника Юрана, у него на глаза навернулись слезы — после стольких лет нелегкой борьбы на земле Атрески. И сейчас Гестерис почувствовал, что способен заплакать. Он возвысил голос, присоединяясь к приближающейся армии, а внизу командование цардитов пыталось развернуть своих солдат навстречу новой угрозе.

Впервые среди врагов возник страх. Бой почти прекратился. Все, кто находился в лагере, пели вместе с Гестерисом, и он ощутил трепет и воодушевление. Это было великолепно — и ждет ли их победа или поражение, никто из оставшихся в живых не забудетэтих мгновений.

Первым признаком появления армии Дел Аглиоса стали фонари, которые несли солдаты позади первой линии, внутри всех трех колонн, вошедших сквозь разрушенные стены и ворота. Они с пением возникали в освещенной кострами ночи — армия в триста ярдов по фронту, полная уверенности в себе. Заслон из копий по центру, гастаты справа и слева в идеальном строю. Принципии и триарии позади них, еще невидимые в темноте. А следом за ними — безошибочно узнаваемый грохот повозок, запряженных волами. Артиллерия.

По сигналу, которого Гестерис не увидел, пение прекратилось. Его лагерь еще раз пропел последний куплет, а потом он тоже дал приказ замолчать. Тишина растеклась по полю, и только далекий топот коней и звон оружия нарушали его. Дел Аглиос остановил свою армию в ста пятидесяти ярдах от противника, подзадоривая их продолжать атаку.

Гестерис ничего не говорил, дожидаясь, чтобы дисциплина и мощь новой армии произвели должное впечатление на цардитов, которые теперь оказались между двух огней. Его солдаты подходили с дальней стороны лагеря, чтобы укрепить защиту спереди и на флангах. Стрелы больше не летели. Удары клинков прекратились, как и попытки перебраться через ограждение по лестницам. Генерал улыбнулся и сплюнул себе под ноги.

— Теперь вы не так в себе уверены, цардитские ублюдки? — прорычал он и посмотрел на Келл и Нунана. — Похоже, мы все-таки переживем эту ночь.

Позади них, высоко в горах Гау, горел сигнальный огонь. Он стал фоном для Роберто Дел Аглиоса, измотанные легионы которого пошли в атаку.

ГЛАВА 79

848-й Божественный цикл, 19-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

— Неристус, нацеливай катапульты на врага! Быстрее! Они подводят к воротам лагеря таран. Мне нужен проход — и немедленно! — Роберто выкрикивал приказы, несясь в галопе. Экстраординарии мчались в разные стороны, чтобы их передать. — Картоганев, веди свою кавалерию налево! Я хочу, чтобы стену очистили! Легионеры Гестериса не смогут нам помочь, если будут сидеть под щитами! Даваров поддержит тебя триариями. Как только вы окружите лагерь, валите ограду. Левимы! Нужно уничтожить все резервные катапульты цардитов! Будьте готовы к атакам кавалерии, я не знаю, куда Кастенас увела степняков.

Роберто поскакал обратно между гастатами и принципиями, бросая вызов стрелам, которые прилетали из-за передних рядов цардитов. Легионеры должны знать, что он рядом. Поле сражения заливал яркий свет со стороны трех армий, но здесь, на переднем крае, было темно, жарко и мерзко воняло. Его легионы измучены. Слишком измучены, чтобы сражаться, но они вынуждены сражаться. Усталость и напряжение читались на всех лицах, обращенных к нему, ощущались в дрожи рук и ног. Необходима скорая победа, иначе цардиты могут их сломать.

Во время первой атаки удалось достичь многого. Пехота оттеснила цардитов далеко назад. Но они остановились и смогли организовать оборону на обоих фронтах. Противник по-прежнему блокировал лагерь со всех сторон, но вмешательство Роберто заставило снять оттуда все резервы, так что строй цардитов слева был жидковатым. Если Даварову с Картоганевым удастся их оттеснить, в сражении произойдет поворот.

Но до этого Дел Аглиос хотел услышать пение своих катапульт и баллист. Неристус слишком много времени тратит на то, чтобы найти углы для такого обстрела, который не повредил бы ограждение лагеря. Мешает темнота. Боже Всеобъемлющий, как же он ненавидит сражаться ночью! Его легионеры были измучены, и цардиты уже начинали атаку. Несколько удачно посланных снарядов могут изменить ситуацию. В распоряжении Гестериса и его защитников оставались катапульты, но если ворота взломают, они будут потеряны. У цардитов еще было несколько орудий, и они повернули их против армии Роберто. Стоявшие сзади резервные части несли большие потери.

Дел Аглиос проскакал мимо пехотинцев назад, к инженерам.

— Рован, ты нужен мне немедленно! Можешь задействовать хоть часть тяжелых орудий? У меня там разносят резервных гастатов! Дахнишев не справляется.

Щуплый инженер инстинктивно сгорбился, когда дюжина цардитских камней упала с ночного неба далеко перед их позициями. Роберто поморщился от удара и последовавших за ним воплей. Пламя на миг осветило ночь.

— Сомневаюсь. Мне надо выдвинуться дальше вперед, но тогда я не смогу посылать болты баллист над нашими головами. Левимам придется поработать.

— Сколько тебе до готовности?

— Мы почти закончили.

— Слишком медленно!

— Ну, мы хотя бы не будем убивать своих собственных солдат!

— Да, Рован. — Роберто наклонился и посмотрел ему в глаза. — Мы позволим это сделать цардитам. Начинай стрелять!

Он поехал к левому флангу. Даваров отвел четыре свои лучшие манипулы в сторону, как сделал и в Гестерне.

— Отрабатываете свое жалованье, генерал? — крикнул он, перекрывая шум у себя за спиной.

Глаза у Даварова были ясными, словно он только что встал после освежающего сна.

— Можно сказать и так. Сейчас я составляю всю нашу кавалерию на правом фланге. Если Элиз ошибется, у нас будут крупные проблемы.

— Тогда возьмите Картоганева. Мы справимся и без него.

— Много слов и мало дел, — отозвался Роберто с улыбкой. — Просто займи ту сторону. Мне нужно, чтобы легионы Гестериса вышли оттуда. Тогда мы вырвем победу.

— А этот наш инженер…

Грохнули рычаги катапульт и тетивы баллист. Пламя взметнулось в небо. Роберто проследил, как снаряды исчезают в гуще врагов. Его гастаты снова двинулись вперед. Каждый шаг отдавался болью. С каждым ударом нарастала усталость.

— Да, вот и он! И тебе тоже пора.

— Приготовьте мне вина в победной чаше, — ухмыльнулся Даваров.

— Помни главное. Мы победим, когда на сигнальной башне поднимется флаг. Поддерживай в своих людях веру.

— Думаешь, Джеред успеет вовремя?

— Ты сомневаешься? Он же мытарь. Они всегда являются тогда, когда их не хотят видеть.

Раскатистый смех Даварова заставил окружающих обернуться. Прозвучали горны Картоганева, и его кавалерия поскакала к ограждению. Роберто вернулся к главному фронту. Выстрелы катапульт и баллист Неристуса нанесли значительный урон рядам цардитов и вызвали хаос в центре армии. Сразу после залпа гастаты смогли продвинуться еще дальше, но противнику снова удалось остановить их. Фаланги стояли твердо, и мечники-пехотинцы накатывались волнами и отступали.

У ворот лагеря цардиты работали тараном. Скоро им удастся пробиться внутрь. Гестерис собрал всех лучников, чтобы обстреливать врагов у ворот, но в гулких ударах, разносившихся по полю, ощущалась неотвратимость. Нужно, чтобы Даваров быстро добился успеха. И нужно, чтобы сборщики, разъяренные гибелью своего командира, вывели наконец из строя эту проклятую артиллерию, которая била по его резерву. Ночь обещала быть долгой.

* * *

— Поддержим их! — заорал Гестерис, выбегая из надвратной башни на левую галерею и держа щит над головой.

Он увидел свет сотни с лишним факелов, стремительно передвигающихся к правому флангу армии, и сразу же понял замысел Дел Аглиоса. Остатки цардитской артиллерии оттащили налево, спасая от снарядов его немногочисленных орудий, как раз в тот момент, когда появился Роберто. С тех пор они простреливали поле боя по диагонали. Однако орудия цардитов были уязвимы для атаки, поскольку их не защищали ни ядро армии, ни те, кто осаждал лагерь. Роберто тоже это заметил.

Дым клубами поднимался по стенам ограждения: цардиты разожгли внизу костры. Его люди метали в них все, что могли: ножи, копья, камни, стрелы. Практически все, что попадалось под руку. Выстроившиеся позади поджигателей цардитские лучники не прекращали стрельбу. Гестерис терял слишком много людей.

На противоположной стороне лагеря Келл и Нунан помогали действиям пехоты и кавалерии Роберто, которые пытались отогнать цардитов от стен. Гестерис приказал инженерам стоять наготове и завалить ограду, если маневр удастся.

— Переведите обстрел на катапульты и фланг цардитов. Не думайте про пожары. Выполняйте!

Лучники пригнулись, чтобы наложить стрелы, и выпрямились, чтобы выпустить их. Всякий раз следовал ответный выстрел, и всякий раз кто-то получал ранения или погибал. Так не могло продолжаться долго.

— Ну же, Роберто! Мне надо, чтобы ты сломал их впереди! — пробормотал генерал.

Прилетевшие с ночного неба снаряды Конкорда вломились в центр цардитов. Гестерис заметил в их рядах тревогу. У них не было заслонов, а ответную стрельбу вела артиллерия в три раза меньшей численности. Если удастся заставить замолчать и ее…

Гестерис смотрел, как всадники галопом несутся к орудиям. Они пересекли вражеский строй, двигаясь по четыре в ряд, и стали недосягаемы для пик противника. Стрелы и копья сыпались на них из темноты. Он видел, как воины вылетают из седел или заваливаются на бок и оказываются под копытами собственных коней. Тридцать человек упали прежде, чем они проскакали сто ярдов.

Дальше противник перестраивался, стремясь прикрыть артиллерию. Лучники и мечники отходили от стен, чтобы остановить атаку. Лучники Гестериса моментально оценили момент. Они опустошили колчаны в спины врагов, заставляя пехоту ставить стену щитов, чтобы закрыться. На мгновение натиск на стены прекратился.

— Ну же! — закричал Гестерис. — Пусть это будет не зря!

Всадники несли огромные потери. Гестерис увидел, как взметнулся плащ, когда кто-то получил стрелу в шею. Левимы! Так часто название этих отрядов звучало как проклятие, а теперь его скандировали и приветствовали криками. Первые всадники проскакали мимо орудий. Они развернулись у жидкого строя копейщиков, оборонявших катапульты. В полумраке Гестерис увидел проблески пламени и завораживающее зрелище: в воздухе, вращаясь, летели факелы.

Цардиты оказались к этому не готовы. Полосы огня побежали по земле и древесине. Шесть или семь орудий охватило пламя. Артиллеристы бросились к ним, пытаясь сбить огонь. Его лучники перевели стрельбу на них — те, у кого еще оставались стрелы.

Каждое мгновение, пока длились пожары, было мгновением небольшого поворота в битве. Гестерис увидел, как рычаг одной из катапульт повернулся и упал набок: у него прогорел канат. На галерее его пехотинцы разразились радостными криками. Те немногие левимы, которым удалось уцелеть, ускакали на запад и скрылись из виду. Враг потерял в огне больше половины оставшихся у него орудий.

Но цардиты еще не сдались. Таран нанес решающий удар, и ворота раскололись. Надвратная башня зашаталась. Враги хлынули в лагерь. Задняя стена ограждения жарко вспыхнула. Легионеры отбегали от нее, а снаружи шатающиеся секции тянули крючьями. Гестерису необходимо вывести своих людей наружу, чтобы отогнать цардитов, иначе ему придется выдерживать атаку с двух сторон. Он посмотрел в небо. До рассвета еще несколько часов. И генерал боялся, что он может оказаться для Конкорда последним.

* * *

Восходящие встали еще до того, как рассвело, и столпились на носу «Стрелы Арка». Всю ночь на юге и юго-востоке появлялись огни, становившиеся все ярче. Когда солнце наконец пролило свои лучи на внутренние воды Эстории и западный берег Тирронского моря, Джеред увидел картину намного хуже той, которой опасался.

По приблизительным оценкам, двести парусов нагоняли их с юго-востока. «Стрела Арка» опережала их на милю и должна была добраться до входа в гавань раньше их, но ненамного. На юге первые увиденные им паруса не принадлежали судам окетанов. Те шли чуть позади и не успевали догнать цардитов прежде, чем те войдут в Эсторр, до которого оставалось всего пять миль. Захватчики позаботятся о том, чтобы благословенный Господом город превратился в прах.

Солнце высвечивало великолепные башни столицы и отражалось от ее акведуков. Джеред видел дворец, как всегда сверкавший в утренних лучах. Город словно поднимался навстречу солнцу и приветствовал его — белый, алый и прекрасный.

— Хорошенько присмотритесь, дети, — сказал Джеред. — Это зрелище должен когда-нибудь увидеть каждый. А вы будете в числе последних. Вы меня слушаете?

Было заметно, что они его не слушают. Ардуций и Миррон увлеклись каким-то разговором. Оссакер стоял рядом с ними, надувшись и закрыв глаза. Только Кован смотрел на город так, как следовало, — но он-то его видел и раньше.

— Вы пожалеете об этом, когда все это превратится в дым и пепел, — продолжал Джеред. — Это лучшее зрелище Конкорда. И всего мира.

— Какая ширина у гавани? — спросил Ардуций.

— Я… Ну не знаю. — Джеред не понял, разозлил его этот вопрос или смутил.

— Триста ярдов от форта до форта, — вмешался капитан, который стоял рядом, изучая обстановку с помощью увеличительной трубы.

Восходящие вновь начали что-то обсуждать. Потом опять подал голос Ардуций:

— Нам надо оказаться ближе.

— Ближе? Я прохожу вдоль гавани, а потом удираю в горы, — сказал капитан. — А вы что планируете?

— Нет, нам надо остановиться вне гавани, — сказала Миррон.

— Почему? — спросил Джеред.

— Потому что, — огрызнулся Ардуций. — Нам надо использовать море вне гавани, потому что там больше энергии. А если мы зайдем внутрь, волна будет недостаточно широкой.

— Вы собрались перекрыть вход! — Джеред посмотрел в сторону гавани.

— Но если я буду недостаточно близко, я не смогу управлять энергиями, даже если мне будет помогать Миррон.

Джеред повернулся к капитану.

— Командуй, чтобы спускали парус. Гребем с двойной скоростью. Еще не все потеряно!

* * *

Ильев колотил кулаком по фальшборту — единственный способ излить бессильную досаду. Они постоянно приближались к противнику, но все еще отставали на две мили. Две мили, которые решали вопрос о вторжении или спасении. Флоты они увидели на востоке. Цардиты энергично гребли. Один корабль опережал остальные, но его постепенно нагоняли. Патония сказала, что этот корабль, скорее всего, принадлежит Конкорду, но Ильев был в этом не слишком уверен. Если это и так, то он мог только пожелать им удачи и милости Окетара. Другие корабли с восточной пристани острова Кестер шли со слишком большим отрывом. К тому времени, когда они доберутся до бухты, все уже закончится.

Небо сегодня было жемчужно-белым. Тонкий слой облаков и яркое солнце, которому не хватало силы, чтобы сквозь него пробиться. В последние дни, как и сегодняшним утром, дули ветра. Сейчас они разогнали туман дуса, и Ильев с горечью подумал, что добрые граждане Эсторра хотя бы увидят приближение конца Конкорда.

Флот не мог увеличить скорость. Не было ветра, который понес бы их достаточно быстро, чтобы им удалось застигнуть врага врасплох. Несмотря на все их молитвы Окетару, погода неизменно оставалась спокойной, что позволило цардитам уйти слишком далеко, и окении не могли надеяться догнать их.

— Мы лишний день задержались в гаванях, — пробормотал Ильев. — Всего на день — и вот какова цена!

— Не вини себя, Карл, — сказала Патония, облокачиваясь на фальшборт и поднося увеличительную трубу к глазу. — Если бы мы вышли на день раньше, то не смогли бы сделать это скрытно. Они увидели бы нас и потопили. И мы не добрались бы даже сюда.

— Значит, нам нужна была лучшая система оповещения. Нас должны были предупредить с южных сторожевых башен на острове.

— Зачем ты себя грызешь? Это что, своеобразный ритуал очищения, с помощью которого ты готовишь себя к неудаче? Ты знаешь, почему нас не оповестили. Цардиты не приближались к острову, пока не приготовились к нападению. Они воспользовались туманом, как это в течение многих поколений делали окетаны.

Ильев увидел, как Патония вдруг напряглась и на мгновение оторвалась от увеличительной трубы. Она протерла стекло тряпочкой и вновь прильнула к ней глазом.

— Карл, посмотри на гавань!

Ильев прищурился. Рядом с гаванью разрасталась какая-то тень. Видимо, это была игра света на воде. Откровенно говоря, его это мало интересовало. А вот то, что происходило ближе… В его сердце вспыхнула новая надежда. Ильев и капитан переглянулись.

— Гребцы, максимум ударов! — заорала Патония. — Готовьте капер! Сигнальте флоту готовность к бою. Цардиты поворачивают!

* * *

Ардуций встал на колени на корме. Миррон пристроилась рядом, чтобы помочь ему направлять и усиливать потоки. Корабль повернул назад от гавани. Матросы забеспокоились. Им сказали, чего ожидать, и Восходящие видели, как они сжимают в руках амулеты или молятся своему морскому богу. Теперь все зависело от Ардуция, и все, кто не был занят работой, наблюдали за ним.

В Эсторре при виде флота Царда зазвучали тревожный набат, колокола и горны. По воде до него доносился бой барабанов и крики матросов, напрягающих все силы. Цардиты доберутся до «Стрелы Арка» еще до того, как колба песочных часов опустеет на четверть.

— Почувствуй мощь прилива, — сказал Ардуций. — Ощути волны под килем и дремлющую энергию. Открой свой разум навстречу их кругу. Возьми его себе.

— Я его чувствую. Я его вижу, — откликнулась Миррон. Ардуций видел гигантскую гармоничную мощь воды, сеть линий, которые ее пронизывали: они были темно-красными, толщиной с его торс, и они толкали и тянули. Или так ему казалось. Карты энергий соединились, ярко полыхая великолепием жизни, хлынувшей в них и удержанной замыканием их линий. Медленно, очень медленно Ардуций двинул вперед свой разум, подпитывая его энергией, исходящей из правой руки. Вместе они смогут установить некое подобие контроля. Судорожно вздохнув, Ардуций разомкнул свой жизненный круг и соединил его с кругом океана.

Какая невероятная мощь! Ее вовсе не понадобится увеличивать: все его силы уйдут на то, чтобы ее удержать. Вода потянулась к юноше и поднялась по борту корабля. Она скользнула по коленям Ардуция, вверх по туловищу и ушла за корму, завершая круг.

— Тверже, Миррон. Ты чувствуешь: оно пытается тебя унести.

— Да.

Именно так это ощущалось. Словно они стали частью движения волн, зыбкой тверди, составляющей океан. Ардуций знал, что ему надо сделать. Когда волна подошла, он позволил ей течь, пока она почти не достигла сплошной черноты, которую представляли собой форты гавани. И там он остановил ее, не давая двигаться ни внутрь гавани, ни обратно. Восходящий позволил следующей волне накатиться на эту, неподвижную, и поднять всю массу воды выше.

Каждый раз Ардуций ощущал, что тратит энергию, что его жизненная сила уходит на то, чтобы заставить океан не двигаться. Он поднимал волну все выше и выше. Корабль приближался к растущей стене воды, которая поднималась прямо из океана. Восходящий услышал, как капитан гаркнул какой-то приказ, и весла заработали, уводя их от основания стены.

— Хватит, Ардуций, хватит, — сказала Миррон.

— Держись, — попросил он. — Полу нужен страх. Мы можем это сделать.

Волна за волной вливались в громоздящуюся к небу преграду. Ардуций видел, как она растет. Двадцать футов. Сорок. Шестьдесят. Ему нужна была гора. Живая, трепещущая гора, сверкающая в лучах утреннего солнца. Ее очертания дрожали. Ветер срывал пену с гребня и уносил, разбивая в мелкие брызги. Юноша слышал тихий низкий рев: это вода двигалась внутри самой себя и тихо бурлила.

Восходящий почувствовал, что дрожит, и вынужден был прекратить строительство. Он залюбовался тем, что сделал. Стена вздымалась на сто футов в высоту и имела в основании футов шестьдесят. Она поднималась из океана, словно ладонь великана. Мерцающий гребень был ее пальцами, он рвался под действием ветра и вновь сливался в единое целое. Водная преграда стояла от форта до форта. Она была великолепна!

— Попробуйте пройти через это! — пробормотал Ардуций. Но он не знал, как долго им с Миррон удастся сохранить барьер. Ардуций сомневался, что они выгадают достаточно времени, чтобы окетаны успели доплыть до места.

* * *

Эстер охнула и оперлась на руку Арвана Васселиса, а остальные Ступени Восхождения, стоявшие около дворца Эсторра, изумленно смотрели вниз, на преграду, возникшую перед фортами гавани. На пристани собирались толпы. Очень быстро там оказалось множество представителей ордена, осуществлявших карательные функции этой организации.

Несколько мгновений назад все они наблюдали за приближением крупного флота цардитов. А потом вода вдруг начала скапливаться и подниматься в воздух быстрее, чем может идти человек. В толпе началась паника. Люди убегали с пристаней или становились на колени, чтобы помолиться. Другие оцепенели и с ужасом взирали на стену, способную единым махом смыть всю пристань. Толпа гудела — злобно, угрожающе и испуганно.

Эстер плакала, но не могла понять, от счастья, облегчения или от страха.

— Они там! — с трудом проговорила она. — Боже милостивый, Арван, наши дети там!

* * *

Бой складывался не в их пользу. Рассвет начал разгонять тени, и таким же неотвратимым, как восход, казалась победа цардитов. Левимы разбили столько орудий противника, сколько смогли. Элиз Кастенас уничтожила степную кавалерию. Но левимы оказались где-то позади цардитов, а кони Элиз были такими измученными, что не могли сделать больше ни шагу.

Цардиты захватили надвратную башню, артиллерию, стоявшую за ней, и вывели из строя ее команды. Бои шли по всему лагерю. Заднюю стену обрушили на протяжении пятидесяти ярдов. Гестерис оказался в ловушке. Даварову и Картоганеву не удалось пробиться к ограждению лагеря. Даже орудия Неристуса работали с перебоями. Снарядов не хватало, и катапульты часто ломались: ночью температура резко понизилась, так что от нагрузок веревки стали лопаться, а дерево трескаться.

Конкорд начинал отчаиваться. Роберто это почувствовал. Его легионеры полностью выложились, сказывался результат форсированного марша. Цардиты понимали, что остановить их равносильно победе, и именно так получится, если только он не сможет придумать, как их сломить. Больше всего ему нужно было, чтобы на вершине Гау поднялся белый с золотом стяг.

Ключ к победе лежал на левом фланге. Дел Аглиос не мог отправить туда пехотинцев и без того из усталой и жидкой передней линии. Даваров способен сражаться целые сутки, но даже ему необходима какая-то поддержка. Роберто задумчиво пожевал губу, прикидывая расстояние до стен, которые ему так необходимо очистить. Это будет рискованно, но он обязан попытаться. Дел Аглиос ударил пятками в бока коня и поскакал к Неристусу и его артиллеристам. Все это время он не сводил глаз с сигнальной башни, молясь, чтобы там взвился стяг победы.

— Давай, Пол! Не подведи меня!

* * *

Капитан «Стрелы Арка» резко вывернул румпель и повел судно перпендикулярно волне. Джеред видел в его глазах ошеломленное недоверие и знал, что его собственный взгляд выражает то же чувство. Он едва смел взглянуть на стену, колеблющуюся у них над головами с рассыпающимся гребнем и отчаянно жаждущую обрушиться и затопить их всех.

А ведь какое-то время все шло так хорошо! Все корабли цардитов в пределах видимости повернули и пустились в бегство, а презрительные крики, которыми их провожала команда, маскировали ее собственный страх. Джеред легко мог представить себе всеобщее смятение и изумление. Тысячи суеверных моряков увидели, как водяные ворота поднялись из моря и захлопнули вход в гавань Эсторра прямо перед их носом. Боже Всеобъемлющий, да ему и самому хотелось бежать!

Дальше к югу появились окетаны, мгновенно завязавшие бой с судами, которые практически вышли прямо на них. Но множество вражеских кораблей не приняло участия в атаке, и самые смелые решили подойти ближе и посмотреть, что происходит. Сначала их было пять — тех, кто понял, что «Стрела Арка» является ключом ко всему. Потопить ее, означало бы избавиться от проблемы.

Капитан умело маневрировал, так что без особого труда смог от них уйти, но теперь приближались еще двадцать кораблей, и еще несколько поворачивали, чтобы последовать их примеру. А у окетанов было слишком мало судов, чтобы прийти им на выручку.

— Надо отойти дальше, — пробормотал капитан. — Иначе меня прижмут к этой проклятущей стене.

— Нет. — Джеред посмотрел в сторону кормового люка. Оттуда высунулась голова Оссакера. — Отходить нельзя. Посмотрите на Ардуция. Ему уже трудно. Миррон дрожит, я вижу это по ее жизненной карте. Попробуйте представить себе, что он держит два каната, когда команды пытаются растащить их в стороны. Если вы отойдете, то натянете канат сильнее. И вскоре Ардуций не сможет его удержать. А если он это сделает, то волна просто опадет.

— Ложись! — заорал капитан.

Джеред инстинктивно пригнулся. Болт, выпущенный из баллисты, пробил фальшборт слева, перелетел через палубу и ушел через правый борт. Джеред вскочил на ноги. Цардитская трирема неслась прямо на их корму. Она вынырнула из-за прикрывавшего ее корабля, который прошел перпендикулярным курсом.

— Счет тридцать! — приказал капитан.

Он с силой налег на румпель. Трирема промахнулась и прошла у них за кормой. Стрелы засвистели над палубой. Джеред упал на Оссакера, чтобы прикрыть его.

— И что ты предлагаешь нам сделать? — спросил он, откатываясь в сторону.

Оссакер поднял на него глаза. Каждый раз, когда паренек это делал, Джереду становилось неуютно. Эти глаза не видели ничего — и видели все.

— Сколько кораблей гонится за нами и сколько подходит с востока? И насколько они близко?

Джеред высунулся из-за фальшборта. Цардитские корабли были повсюду, и все приближались к их судну. Он насчитал двадцать во внутреннем круге, еще десять чуть дальше к востоку и еще тридцать или сорок, которые плыли в их сторону. Он пересказал Оссакеру свои наблюдения.

Оссакер кивнул и поднялся на ноги. Его глаза не отрывались от Джереда, и в них вдруг промелькнуло выражение такой глубокой печали и сожаления, что у казначея замерло сердце.

— Нам надо использовать энергию стены, — сказал Восходящий. — Повернуть ее обратно.

— Не понял, — нахмурился Джеред.

— Надо обрушить ее вниз. Создать водоворот, который засосет их.

Стена воды, массивная и смертоносная, нависала прямо над ними. Она обладала своим собственным звуком — сосущим, раскатистым шумом, свидетельствовавшим о жуткой мощи.

— Он убьет и нас тоже. Утащит на дно.

— А мы и так погибли. И так с нами погибнет больше врагов, а окетаны уцелеют, потому что они далеко. Ардуций должен использовать энергию, которую он накопил, пока цардиты до него не добрались.

— Мне казалось, что ты хотел только помогать, а не вредить, — сказал Джеред.

— Я не хочу, чтобы мой брат умирал, считая, что не справился.

— А как же ты, Осей?

— И я умру, зная, что он справился, — улыбнулся Оссакер.

Джеред вынужден был отвести глаза. Он встретился взглядом с капитаном, и рослый мужчина кивнул в знак того, что слышал и согласен. Цардиты затягивали сети. Все возможные пути отхода были перекрыты. Джеред покачал головой. Он никогда не думал, что погибнет в океане.

— Иди и поговори с братом. И не медлите. Я пойду следом.

Оссакер повернулся. Джеред снова позвал:

— Оссакер.

— Да?

— Я горжусь тобой, молодой человек. От всего сердца горжусь.

* * *

Ильев приземлился на палубу и увернулся от резкого выпада сабли. Затем быстро распрямился, мечом пробив матросу подбородок и нёбо. Высвободив клинок, он рубанул влево и отвел чужой удар кинжалом. Выбросив вперед ногу, ударил противника в живот. Тот пошатнулся. Ильев подпрыгнул и припечатал его в грудь ступней, отбрасывая назад по палубе. Матрос попытался встать, но другой окений перерубил ему шею. Палуба была очищена.

— Окений, поворачиваем корабль! Он плывет не в ту сторону!

Сражение складывалось в их пользу. Корабли цардитов, убегавшие от водяной стены, получили таранящие удары от всех судов Конкорда. Команды окениев были среди них и нападали на вражеский флот сзади, нанося удары по кораблям, пытающимся повернуть обратно на восток. Ильев гордился окетанами. Они испытывали тот же страх, что и их противники, но справились с ним. И теперь удача была на их стороне.

Его люди уже забрались внутрь, заставляя гребцов повиноваться. Двое подбежали к румпелю и начали поворот. Трирема медленно отвернула от водяной скалы, и Ильев снова поймал себя на том, что не может отвести от нее взгляд. Он прошептал благодарственную молитву Окетару, потому что она явно была Его творением. И в то же время эта стена внушала ужас. Ничто в природе не могло создать такого. Тут действовала какая-то иная сила. Он должен был верить, что это рука Бога. Только это удерживало триарха и его команду от того, чтобы обратиться в бегство.

Корабль поворачивал недостаточно быстро. Весла почти не работали. Медленный поворот затруднялся еще сильнее за счет сопротивления капера. Таран вонзился в борт высоко над водой, потому что окетанам необходимо захватить триремы, а не потопить их. Ильев крикнул в люк, находящийся в центре корабля.

— Я приказал захватить их, а не убить! Заставьте этих ублюдков работать веслами!

Триарх принюхался к ветру и выпрямился, глядя на северо-запад. Что-то менялось. Он ощутил это в воздухе, почувствовал в запахе ветра. До этого не было неправильного запаха, а теперь он появился. Ильев провел всю жизнь у моря не для того, чтобы не доверять своему чутью.

Верхний край стены шатался, теряя громадные потоки воды. Море под ними тянуло к стене быстрее, чем при любом приливе. Этого оказалось достаточно.

— Окении! Уходим отсюда! Уходим с этого корабля! Быстрее!

Бросив последний взгляд в сторону стены, Ильев побежал к корме и лестницам. Окетар вот-вот обрушит свой гнев на цардитов.

ГЛАВА 80

848-й Божественный цикл, 19-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения

Джеред и Кован стояли недалеко от Миррон и Ардуция. Оссакер говорил с Восходящими, и Миррон плакала. Он развел руки, словно открывая объятия, и остальные кивнули. Водяной барьер над ними начал разрушаться. Капитан сделал еще один дерзкий маневр и снова нашел немного открытой воды. Но большего он добиться не мог. Вражеские корабли смыкались вокруг, подходя со всех сторон. Два направлялись прямо на них, и «Стрела Арка» не могла уклониться от обоих.

— Нам не выжить, да? — спросил Кован.

Джеред кивнул.

— Но мы умрем, зная, что помогли спасти Конкорд и тех, кого мы любим.

— И погибли вместе с ними… — Лицо Кована было бледным и испуганным.

— Что ж, это тоже утешает.

— Мне надо было его убить, казначей. Гориана.

— Не жалей об этом. Так захотели они. Гориан все равно лежит где-то мертвый.

— Я не разделяю вашей уверенности. — Кован кивком указал на Восходящих. — Они бы знали, если б он погиб. Они бы что-то почувствовали. А теперь он будет единственным, кто останется.

Джеред посмотрел вперед. Матросы с луками, копьями и щитами выстраивались вдоль бортов. Как их немного!

— Твоим Восходящим надо бы поторопиться, — сказал капитан.

— Мы должны дать им столько времени, сколько нужно, — ответил Джеред.

— Понятно. Встань с левого борта.

Джеред кивнул. Он поднял гладиус и надел щит на руку. Внизу на фоне плеска весел и рокота неустойчивой водяной стены звучал барабанный бой. Впереди приближались триремы цардитов, обе ударят в левый борт ближе к носу. Джеред приготовился к столкновению и бросил последний взгляд на Восходящих. Оссакер продолжал говорить. Одной рукой он гладил Миррон по голове, а вторую положил Ардуцию на плечо.

— Прощайте, — прошептал Джеред. — И пусть Всеведущий примет вас в свои объятия.

Шум стал громче. Все звуки словно усиливались: крики цардитов, ответные оскорбления матросов, удары весел и ритм барабана. И что-то еще — содрогание, которое он ощутил под ногами и одновременно в голове. Корабль чуть накренился.

— Кован!

— Да, казначей?

— Твой отец будет тобой гордиться. Ты — герой Конкорда.

— И вы.

— Нет, парень. Мне платят за то, чтобы я был здесь. Ты делаешь это из-за любви.

— Упор! — заревел капитан.

Корабли Конкорда и Царда столкнулись, дерево треснуло и застонало. Защитники пошатнулись и выпрямились, посылая вперед стрелы и копья. На палубу упали первые тела. Крючья перелетели через промежуток между кораблями. Спустя несколько мгновений ударил второй корабль. Цардитские солдаты хлынули на «Стрелу Арка». Зазвенели клинки.

— Стой твердо, — велел Джеред. — Не опускай щит. Вот они.

Ардуций чувствовал, как от Оссакера к нему течет энергия. Его слова походили на солнечный свет, хлынувший сквозь тучи. То, чего хотел Осей, должно было бы испугать, но мысль о смерти смягчалась уверенностью в том, что Ардуций исполнит свое предназначение.

Необузданная мощь океана текла сквозь него и вокруг него. Восходящий напрягал все мышцы, чтобы сохранить целостность стены. С каждым ударом сердца его контроль немного слабел. Казалось, будто вода обладает собственной волей, которая направлена против него. Ардуций не подозревал, насколько быстро он лишился сил. Когда Оссакер дотронулся до него, он уже был на волоске от того, чтобы разорвать свою связь с океаном.

Теперь у Ардуция появилось новое направление и новый источник силы. Карта водяной стены была безмятежной, почти неподвижной. Темно-синие линии струились по ее поверхности. Используя Оссакера и Миррон как усилителей своих действий, Ардуций потянулся к стене. И когда энергия полилась в него, он сфокусировал ее, сжал и закрутил вокруг себя по крутой спирали.

В голове образовалась новая карта энергии, и Восходящий наложил ее на массу океанской воды, вздымавшуюся над ним. Образ смерча, возникший в его сознании начал кружиться все быстрее и быстрее, а потом был вытолкнут в океан. В воде появилась воронка, которая втянет в себя все, что окажется в пределах ее досягаемости, и увлечет глубоко-глубоко в свою темную сердцевину.

Линии энергии вспыхнули с новой силой, которую Ардуций черпал от Оссакера и Миррон. Они перестали быть синими, приобретя насыщенный оранжевый цвет, а в нем бились белые всполохи, необузданные и пугающие. Ардуций с трудом контролировал свое творение.

— Перемещай ее! — подсказал Оссакер. — Перемещай, пока не упустил!

— Не могу! — выдохнул Ардуций. — Мне надо закрепить ее, иначе она слишком быстро рассосется.

— Сделай ее как можно более плотной. И потом отпускаем.

* * *

Джеред парировал удар, направленный ему в живот, и ударил гладиусом по шлему цардита. Тот попятился, потеряв ориентацию. На палубе шли бои. Гребцы выбежали наверх, чтобы вступить в схватку. Все три корабля приближались к водяной стене, по всей длине которой прошла пугающая рябь.

Кован рядом с Джередом сражался достойно. Его страх исчез, и он действовал так, как его учили. Он принимал и наносил удары, как опытный воин, а Джеред поддерживал его словами одобрения и мощной защитой с фланга, о которую разбивались враги.

Цардит пришел в себя и снова бросился на Джереда, вскинув клинок. Казначей отвел его в сторону и прикончил противника, вонзив гладиус ему под ребра. Цардит рухнул на палубу. Еще двое шли ему на смену. Кован бился с третьим. За их спинами Восходящие, не двигаясь с места, продолжали работу.

Джеред выставил перед собой щит. Первый противник бросился на него, второй чуть отстал. Их торсы были затянуты легкими кожаными доспехами, в руках — маленькие круглые щиты. Кожаные повязки, стягивающие лбы, защищали от пота глаза и лица, разукрашенные яркой краской, словно живые маски.

Казначей позволил врагу сделать выпад клинком, приняв его на щит, и выбросил меч вперед. Гладиус скользнул по щиту цардита. Казначей убрал меч и закрылся. Противник шагнул ближе. Это была ошибка. Джеред с силой двинул щитом по его корпусу, а когда тот начал заваливаться назад, ударом сбоку пронзил его тело.

Выпрямляясь, Джеред увидел, что второй цардит делает шаг вперед. Он держал копье. Согнув руку, он помедлил с броском. Ему в шею впилась стрела. Джеред оглянулся и кивнул, благодаря капитана, который оставил руль и снова натягивал тетиву лука.

— Я там не…

Капитан охнул и упал на колени: цардитская стрела торчала у него из шеи. Джеред стремительно повернулся. Еще одна трирема быстро приближалась к ним. Острие тарана блестело на солнце.

— Кован, слева! Закрой левый бок!

Восходящие встали. Не вовремя! Они не видели угрозы, направленной прямо на них. Джеред рванулся вперед, понимая, что не успеет их прикрыть. Они стояли между ним и левым фальшбортом. В двадцати ярдах от них цардиты натянули луки. Другие держали метательные копья.

Кован расколол череп противнику и развернулся налево. Джеред увидел, как он напрягся. Оссакер и Ардуций двинулись к корме. Вода закручивалась вокруг них, прикрывая жидким щитом и пряча от чужих глаз. Ветер быстро крепчал. Корабль сильнее потащило к водяной стене, которая начала раскалываться, словно по ней рубанул какой-то громадный клинок. Миррон шла к Джереду.

— Нет! — завопил Джеред в нарастающем шуме. — Миррон, ложись!

Копье летело метко и стремительно. Джеред бросился к Миррон, понимая, что все напрасно. Чья-то тень промелькнула перед ним. Он услышал жуткий удар. Джеред схватил Миррон и бросил на палубу. Кован рухнул рядом с ними. Все трое уставились на копье, вонзившееся ему в грудь.

Миррон пронзительно закричала. Кован поднял руку и дотронулся до ее ладони. Кровь лилась у него из раны и тонкой струйкой бежала изо рта.

— Не плачь, Миррон. Это не больно. — Кован улыбнулся, его веки дрогнули и опустились.

Джеред сморгнул слезу и увидел, как Ардуций и Оссакер прыгнули с корабля.

* * *

Обжигающе холодная вода сомкнулась у них над головами. Ардуций поплыл, а Оссакер ухватился за его пояс. Масса воды тащила их вниз так стремительно, что ему почти не нужно было работать ногами. Усталым сознанием он цеплялся за основу энергетической карты, которую создал. Она била по Ардуцию, пытаясь его стряхнуть. Это было неестественное творение — более чудовищное, чем созданная им стена.

Но Ардуций упорно не отпускал вновь созданную карту. Там, на поверхности, Джеред и Кован вступили в бой и умрут за то, чтобы выиграть время, за которое он сможет добиться успеха. А на берегу Ступени и маршал Васселис ждут вторжения.

Ардуций не допустит, чтобы вторжение началось. Он их не подведет.

И потому юноша погружался все глубже. Оссакер оставался с ним, помогая энергии течь через его тело и замыкая круг. Поверхность океана уже сейчас должна являть собой хаос. И чем глубже ему удастся опуститься, тем дальше распространится этот хаос. Единственное, о чем сожалел Ардуций, — он никогда не увидит то, что сотворил.

* * *

Стена воды опала так неожиданно, что захватило дух. Воздух ринулся в опустевшее пространство, и в мгновение ока не осталось ни единого признака, ни малейшего движения, которые показали бы, что она тут была. Сражение тут же прекратилось, все взоры обратились к Эсторру, возникшему из-за завесы.

Недолгую тишину нарушал только далекий бой барабанов на цардитских триремах. А потом океан хлынул навстречу себе самому.

— Да благословит его Всеведущий! — выдохнул Джеред, вставая. — Он это сделал!

За кормой «Стрелы Арка» небольшой водоворот превратился в спираль, которая начала ускоряться, превращаясь в гигантский водоворот и засасывая в себя море и все, что находилось на его поверхности. Внешний край громадной воронки ухватил корабль и потащил его назад и по кругу. Позади Джереда раздались крики, но он не обращал на них внимания, глядя в пасть чудовища, завороженный кружением, которое с каждым мгновением набирало скорость.

Потом он опустил взгляд. Миррон склонилась над телом Кована и с плачем гладила его волосы. Джеред наклонился и взял ее на руки.

— Оставь его теперь, девочка. Он покоится с миром. Погляди, что сделал твой брат. Давай посмотрим, как он победил цардитов.

Джеред поставил ее на ноги, и Миррон крепко обняла его. На палубе вокруг них и на всех окружающих кораблях люди метались в панике, и только они вдвоем стояли неподвижно, встречая смерть. Водоворот уже поймал несколько кораблей и с урчанием затягивал их на глубину. Люди прыгали с бортов, отчаянно пытаясь спастись. Джеред глубоко вздохнул, наслаждаясь последними глотками воздуха. «Стрела Арка» кружила по краю разрушительной воронки, приближаясь к тому месту, где она обрывалась вниз.

Шум воды нарастал. Гул и рев соединялись со свистом ветра. Это зрелище, эти звуки терзали сознание Джереда, нервы его напряженно гудели. Корабль ускорил движение. Они оказались ниже уровня моря, со всех сторон их окружал водоворот. Сквозь страх к Джереду пришло мгновение озарения, и он восхитился той потрясающей силой, которую создал Ардуций.

— Не отпускайте меня! — попросила Миррон. — Что бы ни случилось.

И тут «Стрела Арка» резко накренилась и нырнула прямо в центр вращающейся, разрушительной пасти океана.

* * *

Ильев снял руку с румпеля и потрясенно смотрел на происходящее. Его команда тоже застыла неподвижно. Им удалось отгрести достаточно далеко и быстро, чтобы спастись, а цардитский корабль затянуло в водоворот, где он скрылся из виду.

Окетар протягивал руку и забирал в свои объятия одно судно за другим. Сквозь шум ветра до него доносились вопли матросов и бешеная дробь барабанов. Однако многим не удалось вырваться — кормой вперед их затягивало за край воронки. Десятки, дюжины. Они исчезли за считанные мгновения. А немногие уцелевшие враги стремительно бежали прочь. Они гребли так усердно, словно ждали, что Окетар поднимет руку и одним ударом отправит их на дно океана.

Водоворот быстро потерял силу, а ветер стих. Ильев понял, что все кончено, когда волны дошли до капера и начали мягко его покачивать. Триарх выпрямил румпель. Он смотрел на опустевший океан. Тишина и безмолвие. Челюсти Окетара захлопнулись.

— Окении! — Голос Ильева был похож на хриплое карканье. — Окении. Мы благодарим Окетара за то, что он сегодня пощадил нас. Мы благодарим его за то, что он взял у нас наших врагов, но мы оплакиваем тех, кого мы лишились в этот день победы.

А это была победа, тут сомневаться не приходилось. Однако она ощущалась как неправильная. Как будто у него украли возможность проявить себя и стать первым кораблем, который вошел бы в гавань, гордясь боевыми ранами и поднимая стяг победы. Сражение вокруг них прекратилось. Команды всех кораблей Царда и Конкорда стояли и молча глядели на воду. Гребцы на палубах перестали грести, потрясенные присутствием силы, которой невозможно противостоять.

Вскоре матросы Ильева снова взялись за весла. Триархпритянул к себе румпель, и капер развернулся, направляясь к гавани. По судам Конкорда сигнальные флаги передавали приказы. Триремы и боевые галеры начали продвигаться к гавани, чтобы закрыть ее от цардитов. Но те цардиты, которые видели водоворот, потеряли желание сражаться, а те, кто плыл позади них, либо повернут по примеру отступающих товарищей, либо встретятся с подавляющими силами окетанов.

В нескольких сотнях ярдов от них всплыла какая-то бочка и закачалась на спокойной глади моря. Триарх вскинул голову.

— Помните: мы матросы и морские воины, и у нас осталась честь. Давайте искать живых! Окении, двадцать гребков, полегоньку.

* * *

Джеред ощущал необычайное спокойствие. Он еще видел свет, играющий на поверхности воды, но он становился далеким и неярким. Водоворот успокоился, и его больше не тянуло на глубину. Казначею удалось отстегнуть плащ и снять кирасу, но потом запас воздуха кончился, а до поверхности оставалось еще очень далеко. Он смирился с тем, что утонет, и перестал двигать руками, позволяя морю забрать его в свои объятия. Глаза у него закрылись, а рот открылся.

Смерть играла с ним. В его легких появилось ощущение тепла, на губах собрались пузырьки, и их прикосновение стало почти чувственным, любовным.

Джеред распахнул глаза.

Перед ним была Миррон. Ее губы прижимались к его губам, и она вдыхала в него жизнь поцелуем, который не кончался. Он поднял ладони к ее щекам. В такой близости ее лицо расплывалось, текущая мимо них вода пузырилась из-за останков кораблей, увлеченных на дно. Но он был свободен, и если это не стало его грезой смерти, то он был жив.

Они поднимались. Медленно, но неуклонно. Джеред почувствовал легкость и решил, что сможет плыть. Он сделал было движение, но Миррон остановила его, покачав головой. И они в такт заработали ногами, медленно поднимаясь: ее губы на его губах, тела соединены в объятии!

Джеред хотел, чтобы это длилось вечно. Подводный мир был волшебным, и он ощущал такую свободу, какой никогда еще не знал. Она дышала за него, и она его целовала. Казначей прогнал мысли, незванно пришедшие ему в голову. Это было чудом, чистым наслаждением, которое не следовало ничем пятнать.

Они вынырнули на поверхность, и Джеред сделал глубокий глоток холодного свежего воздуха. Он поперхнулся и раскашлялся, тело свело судорогой. Миррон отпустила его и теперь плавала вокруг, оберегая. Казначей попытался ее поблагодарить, но начал снова выкашливать воду. А потом смог только лечь на спину, лишившись сил.

— Я не смог за тебя держаться. Но ты за мной вернулась.

— Я не могла допустить, чтобы ты там умер. Я не могла тебя оставить.

Наверное, Джеред потерял сознание, потому что его следующим ощущением стало тепло. Он услышал скрип дерева и плеск весел. Казначей снова открыл глаза, пытаясь понять, не сон ли все случившееся под водой. Но это был не сон. Миррон гладила его по голове. Кажется, она плакала. Ее плечи прикрывала мужская туника.

Казначей лежал на дне открытого судна. Спиной он ощутил жесткую решетку и приподнялся на локтях. Они оказались на капере окениев. Мужчина за румпелем смотрел прямо перед собой, хмуро сдвинув брови.

Джеред позволил Миррон помочь ему сесть. Они оказались не единственными обломками кораблекрушения, подобранными в воде. Ардуций лежал на спине, и рядом с ним сидел Оссакер. Широкая улыбка расплылась на лице казначея. Оссакер прижимал ладони к ногам Арду. Его лицо покрыли морщины, и оно стало пепельно-серым от усталости. Но Ардуций был жив.

— Ох, ну до чего же вас трудно убить! — ухмыльнулся Джеред. — Как он?

— Будет жить, — ответил Оссакер. Он судорожно вздохнул. — Он совсем без сил, и что-то сломало ему ногу. Хорошо, что я его не выпустил. — Он повернулся и обхватил Джереда за шею. — Мы решили, что потеряли тебя, Пол.

— Я тоже, Осей. Я тоже.

Казначей долго обнимал Оссакера, но потом разжал руки и кивнул рулевому.

— Спасибо, — сказал он.

— Нельзя было допустить, чтобы вы умерли от холода, казначей Джеред, — отозвался рулевой.

— У тебя передо мной преимущество. Ты меня знаешь.

— Карл Ильев. Седьмой отряд окениев. Мы нашли вас всех в одном районе. Не могу понять, как это вы остались живы.

У Джереда сжалось сердце, и вся его радость исчезла.

— Но мы стольких потеряли! Бедняга Кован. То копье должен был принять я. Я стал слишком медлителен. Слишком стар.

— Если бы он не умер тогда, то утонул бы. — Миррон прижала ладонь к щеке казначея. — Его некому было бы спасти.

Джеред кивнул.

— Но он спас тебя. Я всегда знал, что его отвага проявится.

Миррон опустила голову. Она не стала сдерживать слезы.

— Кто он был? — спросил Ильев.

— Сын Арвана Васселиса, маршала-защитника Карадука. Юноша с прекрасным будущим. Был бы.

Ильев кивнул.

— Эта демонстрация — ваших рук дело?

— В некотором смысле. — Джеред пожал плечами. — Но главный творец — Ардуций.

— Наверное, мне следовало бы вас поблагодарить, но…

— Не надо, — сказал Оссакер. — Мы понимаем.

* * *

— Ну же, Неристус! Сделай свой лучший выстрел! Роберто быстро скакал к левому флангу, на котором Даваров продолжал яростно сражаться вместе со своими измученными пехотинцами. Все они держались из последних сил. Кавалерия развернула усталых коней, чтобы еще раз пойти в атаку, и это стало сигналом, которого ждал инженер. Десятки камней просвистели над их головами. Для этого выстрела инженеру надо было навести орудия с ювелирной точностью. Роберто услышал слова своего наставника так, словно это было только вчера: «Никогда не стреляй в своих солдат. Никогда не показывай, что тебе нет до них дела. Каким бы отчаянным ни было положение, никогда не поддавайся соблазну».

Дел Аглиос увидел, как люди на галереях пригибаются.

— Пощади их, Всеведущий! И помоги мне Бог, если ничего не получится.

Камни упали, вломившись в задние ряды цардитов, атаковавших стену, и ударили по центру деревянного ограждения. Роберто вскинул кулак.

— Еще, Рован! — крикнул он, хотя Неристус не мог его услышать.

Впереди Даваров увидел, как падают камни. Триарии рванулись вперед в последней отчаянной атаке, захватив цардитов врасплох. Те пришли в смятение, и тут на них налетел Картоганев. Он прорвал строй слева, и следом за ним двинулась манипула пехоты. Роберто молился о том, чтобы прорыв удержали. В стене лагеря были немалые пробоины. На галерее никого не осталось. Позади него Неристус наверняка уточняет прицел. Он сделал новый залп. На этот раз все снаряды упали на головы цардитов.

Картоганев продолжил атаку. Даваров и его триарии прошли дальше. Одна из манипул развернулась, чтобы не дать противнику подтянуть подкрепление справа. Еще три продолжили пробиваться к стене. Перед ними цардиты в беспорядке отступали. Конкорд их сломал! Снаряды катапульт уничтожали как оборонявшихся, так и атаковавших цардитов, и они не устояли.

Роберто видел, как новые враги уже выбегают из-за ограды, чтобы закрыть прорыв. В ответ его гастаты — усталые, но великолепные гастаты — навалились сильнее. Он услышал звуки горнов из-за ограды. Не цардитские сигналы, а горны Конкорда. Остатки левимов с топотом вломились в задние ряды цардитов, противостоящих Даварову. Ход сражение снова начал меняться. Ограду окутывали дым и пламя, но за ней достаточно солдат, которые отдохнули и готовы к бою.

Одна секция ограждения позади Даварова рухнула, с грохотом упав наружу. Легионы Гестериса рванулись за стены, расходясь в стороны, чтобы поддержать Картоганева и защитить фланг Даварова. У Роберто потеплело на сердце. Враги смешались, теряя уверенность.

— Сильнее, Конкорд! — заорал он, мчась позади сражающихся. — У нас перевес!

Горны! Горны зазвучали отовсюду. От инженеров, принципиев, триариев, и — Боже Всеобъемлющий! — от хирургов. Роберто знал, что это означает. Он повернулся в седле и устремил взгляд на Гау. Огромный бело-золотой стяг развевался на сигнальной мачте, отражая пламя костра и излучая свет.

Эсторр в безопасности!

Из всех глоток Конкорда вырвался радостный рев, и все подхватили песнь Даварова. Сила влилась в усталые мышцы. Мечи заработали быстрее и мощнее. Ошеломленные враги ничем не могли ответить. Неристус сыпал на их головы новые камни и болты. Цардиты отхлынули от ворот. В надвратной башне вновь завязался бой.

— Мы это сделали! — выдохнул Роберто, слушая, как над ним волнами ходит песня. Слезы выступили у него на глазах. — Мы победили! Я не верю своим глазам! Мы победили.

* * *

Джеред направил капер к причалу сборщиков. Пристань запрудили граждане Эсторра, которые собрались в гавани, чтобы встретить одержавший победу флот. Адвокат находилась в центре радостной суматохи, принимая приветственные крики горожанам. Она аплодировала каждому кораблю, о входе которого в гавань возвещали горны.

Это означало, что Джеред сможет причалить на краю гавани незамеченным. Но нет, вдоль пристани к ним бежали люди. Люди, которые должны были знать, что терять достоинство не следует. Непонятно, как это получилось, но Ступени Восхождения были в Эсторре и встречали своих любимых детей. Детей, спасших Конкорд от уничтожения.

Джеред держал Ардуция на руках. Паренек был почти без сознания. Его боль смягчал Оссакер, который прижимал ладонь к его телу и заливал обезболивающей энергией. Миррон стояла рядом — уставшая, но открыто радующаяся тем, кого заметила на причале.

— Спасибо тебе, капитан, — сказал Джеред, — Ты оказал Конкорду намного большую услугу, нежели думаешь.

Ильев молча кивнул. Взгляды всей команды провожали Восходящих, спускавшихся на причал. Джеред услышал молитвы.

Ступени окружили их. Слезы, смех и бурная радость взорвались вокруг. Джеред отстранял их от Ардуция, отказываясь передать мальчика. Он был готов пешком нести его до дворца, если понадобится. Ардуций очень нуждается в отдыхе. Боже Всеобъемлющий, им всем надо отдохнуть!

Радостное возбуждение слишком быстро стихло. Отсутствие двух мальчиков заставило смолкнуть смех и прекратить ликование. В суматохе, охватившей пристань, Джеред почувствовал, что его затягивает пропасть тишины. К ним направлялся Васселис, его окружала охрана. Ступени посторонились, открывая ему проход. Миррон говорила с Меерой, матерью Гориана. Та была настолько ошеломлена, что даже не могла плакать. Джеред не знал, что именно рассказывает ей Миррон.

Но большинство вопросов адресовалось ему. Джеред отвечал на них, стараясь не сообщать худшего и высказываясь как можно сдержаннее. А вот Арвану Васселису не пришлось ничего объяснять. Васселис понял. Выражение лица Джереда объяснило ему все. Маршал судорожно сглотнул и посмотрел на трех Восходящих.

— Значит, ты смог привезти обратно троих, — сказал он. — Отлично, Пол. Это больше, чем мы могли надеяться.

— Арван, мне так жаль! Кован погиб героем Конкорда. Он принял на себя копье, которое предназначалось Миррон. Он спас ее.

Васселис даже сумел улыбнуться.

— Если уж он должен был умереть, то это самая подобающая причина. — Маршал сжал губы, чтобы справиться с дрожью, и не сразу смог продолжить. — Я рад, что ты был рядом. Я рад, что он не умер в одиночестве.

Джеред обнял бы его, но у него на руках был Ардуций. Здесь, среди радостных криков и смеха, маршалу Васселису была нанесена смертельная рана. Казначей не скрывал слез, которые текли у него по щекам.

— Идемте, — сказал Джеред. — Пора отвести детей в тепло.

Они пошли от пристани, радуясь, что подплывающие окетаны отвлекали внимание горожан от их истинных спасителей.

— Что это? — произнес голос, хрипящий от ненависти. — Зло вступает в сердце Конкорда?

Джеред оторвал взгляд от бледного и больного лица Ардуция. Канцлер вышла из толпы в сопровождении телохранителей. Ступени остановились. Васселис напрягся и выпрямил спину.

— Отойди, Фелис, — проговорил Джеред. — Сейчас не время и не место для твоего яда. Ты оставишь этих Восходящих в покое.

— Их никогда не оставят в покое, — заявила канцлер. — Каждый их вздох оскорбляет Всеведущего. Но их только трое, как я вижу. По крайней мере, у нас на одну заботу меньше. Васселис, а почему твоего сына нет с ними? Я говорила тебе, что Бог потребует страшную плату. Его кровь — на твоих руках.

Васселис потянулся за мечом. Телохранители канцлера шагнули вперед. Но никто из них не заметил Эстер. Она вложила в пощечину всю накопившуюся ярость, боль и обиду. Голова канцлера мотнулась назад и вправо, а на щеке запылало ярко-красное пятно. Из губы пошла кровь.

— Глупая подлая женщина! — бросила Эстер. — Как ты посмела? Как ты посмела так говорить о наших детях? Если бы не они, у тебя в сердце уже был бы цардитский кинжал. И я бы радовалась, видя, как его в тебя вонзают! — Канцлер судорожно сжала кулак. — Что ты собираешься сделать? Ударишь меня, как ударила отца Кессиана? Подлая трусиха!

— Хватит! — рявкнул Джеред. — Фелис, убирайся с моей дороги. Если мне придется положить этого ребенка, чтобы заставить тебя это сделать, я не ограничусь одной только пощечиной.

— Пойдемте, — сказал Васселис безжизненным голосом. — Мы уже потратили слишком много слов. И никто из нас не знает, когда еще одно станет последним.

* * *

Цардитские горны сыграли сигнал к отступлению через час после решающего прорыва. Командующий противника сумел предотвратить повальное бегство, но понял, что его положение весьма незавидно. Ничто так не способствует перелому в сражении, как новая вера. Обе стороны разошлись и стали обмениваться оскорбительными криками на расстоянии в пару сотен ярдов. Роберто вместе с генералом Гестерисом встретился с командующим войск Царда на ничейной территории. Им оставалось дать цардиту шанс увести войска.

— Вы храбро сражались, — сказал цардит. — Когда-нибудь ты станешь хорошим правителем Конкорда.

— У нас уже есть правитель.

Командующий покачал головой.

— Она сделала серьезную ошибку. Она вторглась в Цард. Мы не позволим нас захватить. Очень жаль, что стольким людям пришлось умереть, чтобы это доказать.

— Великим государствам свойственно стремиться к расширению. Это привело к появлению и Конкорда, и вашего королевства. — Дел Аглиос сумел улыбнуться. — Но мне кажется, что мы достаточно долго не вступим на вашу территорию.

— Мудрый выбор. А Атреска?

— Атреску мы снова отвоюем. Атреска наша. Я посоветовал бы твоему королю не держать там свои войска. На них нападут. И я советую тебе сейчас уйти. Оставь свое оружие и мою землю. Я не хочу отдать приказ убивать вас.

Командующий несколько мгновений смотрел на него.

— А мятежники Атрески?

— Пусть сидят за своими границами и в страхе ждут того дня, когда мы вернемся.

Цардит удивил Роберто, расхохотавшись.

— У тебя есть мужество и есть огонь. Нам надо было стать союзниками Конкорда и королевства. А не врагами. Может быть, однажды мы сядем за стол как друзья, генерал Дел Аглиос.

— Не жди, что я скоро приеду в гости, — ухмыльнулся Роберто. — Итак, вы уходите?

Командующий кивнул.

— Погода холодная. Только глупец выходит за порог, когда начинаются снегопады.

— Хотя бы в этом мы друг с другом согласны. — Роберто протянул руку, и цардит ее пожал. — К ночи вы должны уйти. Моя кавалерия пройдет за вами в Атреску. Не вздумайте поворачивать.

Роберто кивнул и отвернулся. Они с Гестерисом направились к своим легионам.

— Я слишком стар для всего этого, — проворчал Гестерис.

— Чепуха, — возразил Роберто. — Вы только что спасли Конкорд, генерал. Моей матери нужны такие люди, как вы.

— Надеюсь, где-нибудь за письменным столом.

— Вам найдется работа там, где вы пожелаете.

Даваров пробился вперед и встал прямо перед Роберто, не слишком успешно пытаясь выглядеть сердитым.

— Ну?

— Занимайтесь своими мозолями и приводите в порядок оружие. Война окончилась!

Даваров сгреб Дел Аглиоса в медвежьи объятия, потерял равновесие — и они упали на землю. И даже приветственные крики армии не могли заглушить их хохот.

* * *

Три дня радостных встреч омрачались потерей Кована и Гориана. У Миррон не хватило духа поведать Меере обо всем, что случилось, и они решили пока просто сказать, что он убежал и потерялся после очередной ссоры. Это было достаточно близко к правде.

Три дни прошли для Миррон как во сне. Куда бы она ни шла, жители Вестфаллена ждали ее, чтобы приветствовать. Маршал поселил Восходящих в дворцовом комплексе. Миррон еще никогда не жила в такой роскоши. У нее была собственная ванная, служанка одного с ней возраста, с которой она просто болтала и не отдавала никаких приказов, и кровать настолько удобная, что Миррон проспала целый день, пока до нее вновь не донеслись звуки празднества.

И вот теперь они встретились с Адвокатом. С Адвокатом! Сама Эрин Дел Аглиос сидела на троне, который казался довольно неудобным. Миррон с Ардуцием и Оссакером устроились на стульях перед ней, а Ступени позади. Ардуций все еще выглядел усталым. Поначалу у Оссакера не хватило сил, чтобы помочь ему, так что на одну его ногу пришлось наложить шины. И никто не улыбался. Память о Коване, которого отняла у них война, была еще слишком свежа.

Джеред стоял рядом. Даже сейчас, когда они были в полной безопасности, он не хотел отпускать их далеко от себя. Еще одного человека не хватало здесь. Как гордился бы отец Кессиан, если бы мог увидеть это! Признание всего, к чему он стремился всю свою долгую жизнь. Если, конечно, это было признанием.

— Конкорд в огромном долгу перед вами, — сказала Адвокат. — И еще Конкорд должен попросить прощения. Я должна попросить прощения. Люди боятся того, чего не могут понять, и я тоже стала жертвой страха. Вас изгнали из дома и вас ненавидели те, кому вы пытались помочь. И все же вы здесь — спасители нашей великой империи. И этого я никогда не забуду. Однако те способности, которые вам даны, — это огромная ответственность, и она ложится на мои плечи, так же как и на ваши. Полагать, будто вас поймут и примут все, было бы наивно. У вас есть влиятельные враги, и потому вы будете находиться под моей защитой, при условии, что вы сохраните верность Конкорду. Но ничто не затмит те дела, которые совершили вы трое. Вы спасли бесчисленное множество жизней и проявили зрелость и мужество. Казначей Джеред был прав, когда верил в вас.

Миррон и Джеред переглянулись, и девочка не смогла спрятать улыбку. Казначей подмигнул ей, хотя его лицо оставалось суровым и бесстрастным.

— И я всегда буду поблизости, — добавил Джеред. — Я обязан вам жизнью. Вы всегда можете располагать моей рукой и моим сердцем. Вы все. — Он ударил кулаком в грудь.

У Миррон переполнилось сердце.

— Остается только решить, что с вами делать, — продолжила Адвокат. — Ведь такие способности, как у вас, нельзя отдать в плохие руки или допустить, чтобы ими злоупотребляли.

Миррон замерла. Рядом с ней вспыхнули тревогой жизненные карты Ардуция и Оссакера.

— Здесь у меня доклад, подписанный главными советниками Конкорда, включая казначея. В нем рекомендуется, чтобы на время расследования вас поселили здесь, в Эсторре. Против вас выдвинула обвинения канцлер. Ко мне поступает множество жалоб на явления и беды, источником которых якобы являетесь вы. И скоро орден начнет стучать в мои двери, требуя, чтобы я арестовала вас за то, что вы поставили себя на место Бога, изменив поведение Его океана. Для молодых Восходящих в Эсторре настанут опасные времена. И я, как представитель Бога на земле, обязана служить Всеведущему, не так ли?

Миррон осознала, что кивает, соглашаясь.

— Я не могу допустить, чтобы вы разгуливали по улицам Эсторра. Тем более что вас можно отправить в гораздо более подходящее и безопасное место.

— В тюрьму? — выдавил из себя Оссакер.

Смех Адвоката разнесся по комнате.

— Ох, дитя мое, за какое чудовище ты меня принимаешь? Я сказала вам все это потому, что вы и те, кто стоит здесь рядом с вами, должны понять: вы несете не только радость, но и бремя. От этого бремени вы не можете отказаться, и потому о вас надо заботиться как можно лучше. Матушка Наравни, прошу.

Восходящие повернулись к Эстер, а та встала и протянула к ним руки.

— Собирайтесь, все собирайтесь. Пора возвращаться в Вестфаллен. Пора домой.

Миррон радостно завизжала, обняла братьев и расплакалась.

Джеймс Баркли «Призыв мёртвых»

СПИСОК ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ

Служащие Академии Восхождения

Эстер Наравни — мать Восхождения, Хранительница Земли

Андреас Колл — Ступень Восхождения, Хранитель Земли

Меера Наравни — Ступень Восхождения, Огнеходец

Арков — генерал гвардии Восхождения

Ардуций — Восходящий девятой пряди

Миррон — Восходящая девятой пряди

Оссакер — Восходящий девятой пряди

Сигалий — Восходящий десятой пряди

Йола — Восходящая десятой пряди

Петревий — Восходящий десятой пряди

Мина — Восходящая десятой пряди

Брин — Восходящий десятой пряди

Кессиан — Восходящий, сын Миррон

Служащие Эсторийского Конкорда

Эрин Дел Аглиос — Адвокат Эсторийского Конкорда

Пол Джеред — казначей сборщиков

Фелис Коройен — канцлер ордена Всеведущего

Роберто Дел Аглиос — посол в Сирране

Арван Васселис — маршал-защитник Карадука

Катрин Мардов — маршал-защитник Гестерна

Орин Д'Алинниус — главный ученый Адвоката

Меган Ханев — маршал-защитник Атрески

Марк Гестерис — сенатор

Тулин Дел Аглиос — секретарь консула

Йури Лианов — мастер гавани Вустриаль, Гестерн

Флис Корванов — курьер Конкорда, Вустриаль, Гестерн

Воины и мореплаватели Конкорда

Карл Ильев — адмирал, главнокомандующий окетанов.

Кашилли — командир морской пехоты, седьмой отряд окениев.

Элиз Кастенас — маршал армии

Павел Нунан — генерал, 2-й легион

Дина Келл — генерал, 2-й легион

Адранис Дел Аглиос — мастер конников, 2-й легион

Даваров — генерал, легионы Атрески

Картоганев — мастер конников, легионы Атрески

Граждане и другие

Дахнишев — мастер-хирург, 2-й легион

Юлий Бариас — глас ордена, 2-й легион

Харбан Квист — проводник карку

Хуран — король Царда

Рин-Хур — принц Царда

Гориан Вестфаллен — Восходящий девятой пряди

Крейсан — просентор, войска Царда

Томал Юран — король Атрески

ГЛАВА 1

859-й Божественный цикл, 15-й день от вершины дуса

И тогда он увидел, как во второй раз умирает Изенга.

Сначала Изенга, вероятно, упал с высоты. Харбан с помощью увеличителя разглядел внизу, в расщелине на снегу изломанное тело и пятна крови.

Весьма необычная и странная смерть для карку. Однако к тому времени, когда Харбан спустился к месту падения, он испытал искреннюю, ничем не омраченную радость, поскольку тело исчезло. Причем его не утащили хищники. Ни звериных следов, ни признаков волочения не было, зато цепочка отпечатков человеческих ног уводила к лабиринту скал. В душе Харбана всколыхнулась надежда.

Но потом явился и страх, ибо было очевидно, что уцелеть после такого падения невозможно. Бросив взгляд вверх, на окружавшее его безмолвие гор, Харбан уловил блеск стекла направленного на него увеличителя. Затем с того места посыпались песок и мелкие камушки.

И тут до его слуха донесся скрип обуви по льду, и Харбан Квист, обернувшись на звук, увидел направлявшегося к нему Изенгу. Поступь его была, как всегда, уверенной, но через каждые несколько шагов он дергался, словно его череп пронзала нестерпимая боль, и обеими руками хватался за голову.

Харбан онемело застыл на месте, не в состоянии ни оказать помощь, ни убежать. Как оказалось, Изенга не просто сорвался со скал — между его ребер торчало обломанное древко стрелы. Подойдя к Харбану, Изенга рухнул ему на руки, и они вдвоем опустились на промерзшую землю. Харбан погладил умирающего по голове, похоже, тот испускал последний вздох. Растерянность в глазах старого карку обратила недавний страх Харбана в жалость. Он принялся сбивчиво лепетать слова утешения, хотя какую пользу могли принести сейчас слова, тем более что непонятно было, слышит ли его Изенга. Однако перед наступлением конца затуманенный взор Изенги прояснился, и с его уст вместе с хриплым, болезненным дыханием сорвались слова:

— Ты знаешь, что это значит. Мы все знаем.

До слуха Харбана донесся едва уловимый перестук копыт по камню и льду. Страх нахлынул с новой силой, дыхание участилось, однако он сидел, держа Изенгу в объятиях, пока тело умершего не остыло, а все подобающие молитвы не были произнесены.

Только тогда к Харбану отчасти вернулась ясность сознания. Карку осмотрелся по сторонам, и его взгляд упал на потрескавшийся, заросший плющом мемориал воинам Конкорда, павшим в кровопролитной битве, которая здесь разразилась десятилетие назад. Некогда то был величественный обелиск, увенчанный горделивым бюстом генерала Джорганеша, сложившего голову вместе со своей армией, но сейчас сквозь зелень проглядывали нацарапанные цардитами на камне оскорбления и угрозы, на тот случай, если Конкорд попытается сюда вернуться. Вдобавок заброшенный памятник заляпали застарелой козьей кровью, а генералу отбили нос.

По теснине Любек, шурша плющом на обелиске, гулял обычный для дуса зябкий ветер. Ничто, кроме забытого памятника, не напоминало о самом страшном поражении, понесенном армиями Конкорда в ходе прошлой войны с Цардом. Не осталось скелетов, не валялись выпущенные могучими метательными машинами-онаграми камни, даже наконечников стрел было уже не сыскать. Все, имевшее хоть какую-то ценность, давно подобрали и растащили обнищавшие жители разоренной войной Атрески.

Однако Харбан когда-то своими глазами видел последствия кровопролитной битвы, и эти образы по сю пору витали в его снах и наполняли молитвы, обращенные к Сердцу Горы. По правде говоря, это было не то место, которое любой карку, не говоря уж о Харбане, желал бы посетить снова. Хотя опаленные деревья выросли заново, а теперь, в преддверии генастро, согретая земля вновь покрывалась цветочным ковром, она все равно оставалась оскверненной и оскверненной навеки.

Сюда, к северной границе Карка с Атреской, Харбана и Изенгу привели слухи, теперь уже подтвердившиеся. Увы, Изенга был не единственным, кого постигла такая участь. Здесь испытывали силу, которой карку столетиями боялись, но при этом не вполне верили в ее существование. Теперь Харбан располагал бесспорными доказательствами того, что самые мрачные опасения его народа находят подтверждение.

Держа на руках обмякшее тело Изенги, обретшего наконец заслуженный покой, Харбан снова начал подниматься по склону. Услышав грохот отдаленной лавины, он остановился и устремил взгляд на белые пики, чьи вершины терялись в густом сером мареве. Не знамение ли это? Еще один знак, подтверждающий слова, сказанные Изенгой фактически уже за чертой смерти…

— Может быть, мы уже опоздали, — печально промолвил Харбан и продолжил путь.

Дел предстояло немало. Изенгу следовало захоронить в скальных катакомбах под деревней Иллин-Квист, где он прожил всю свою жизнь. В таком месте, где его невозможно будет пробудить снова. А еще Харбану придется поговорить со стражами Интен-Гор, Сердца Горы. Они должны узнать, что он видел, и определить, суждено ли сбыться пророчеству. И если это так, то именно Харбану предстоит отправиться на поиски тех немногих, кто сможет их спасти.

* * *

Глубоко в недрах горы пророчества и писания древних уже подвергли глубокому, тщательному изучению. В самом сокровенном месте Карка, там, где Вечная вода омывала остров, на котором пребывало Святилище сердца, а жрецы и хранители, сменяя друг друга, бодрствовали день и ночь, произошла кража. И теперь следовало ждать неминуемой беды, ибо было ясно — Он жив.

И Он придет за ними.

* * *

Томал Юран, король Атрески, принял пергамент, но не развернул его, зная, что это ознаменовало бы собой его последнее действие в качестве правителя страны. Перед ним на почтительном расстоянии стояли мужчина и женщина, по обе стороны от них с бесстрастными лицами застыли гвардейцы, в чьих блестящих доспехах отражались огни факелов, освещавших тронный зал. Множество солдат толпилось в каждом коридоре замка, а тысячи других охраняли каждый дюйм его страны. Все с гербом Дел Аглиосов.

— Это именно то, о чем я думаю? — спросил он.

На троне Юран чувствовал себя неуютно, да и сам тронный зал, давно очищенный от регалий и геральдических знаков Конкорда, выглядел голым и обшарпанным. Снаружи холодный ветер дуса обдувал старые камни замка, печально завывая среди башенок и арок. Да, король Атрески и представить себе не мог, что все закончится именно так. Владыка Земли и Звезд свидетель тому, что его мечты были полны любви и света.

Да, он видел это совсем не так. Сколь жалкий конец! И ведь им не понять, что на самом деле у него просто не было выбора. Любое решение, какое бы ни принял Юран в те роковые дни, в конечном счете навлекало беды на простых жителей Атрески. На его народ, который когда-то восторженно скандировал его имя, а теперь требовал его смещения.

— Я встречу свою судьбу как слуга Конкорда, — тихо произнес Томал Юран.

Он посмотрел на женщину. В ней была сила. И красота. То же Юран видел в ней и десять лет тому назад.

— Это не та судьба, которую я когда-то желал для тебя, Меган, — промолвил он.

— Это было до того, как ты отвернулся от Конкорда, — парировала она.

— А ты отвернулась от меня.

Юран не смог скрыть прорвавшуюся в голосе нотку раздражения. Годы, проведенные в Эсторре, явно пошли Меган Ханев на пользу, а приобретенная за это время властная осанка лишь усиливала ее красоту. Она была одета в элегантную тогу и столу из тончайшей тундаррской ткани, на длинных, зачесанных назад черных волосах красовался золотой обруч с плетеной кожаной сеткой, а темно-карие глаза все еще лучились юношеской энергией.

Прежде чем выступить вперед, Меган бросила взгляд направо, на стоящего рядом с ней мужчину и получила в ответ одобрительный кивок. Юран вдруг почувствовал, что мужество начинает покидать его. Меган протянула руку к королю Атрески и провела по его лицу.

— Ты видел мир за пределами этого замка? Цардиты ободрали его до нитки. Ничего не осталось. Тебе ли не знать, что они забирают все, что только захотят. — Меган вздохнула. — Что случилось, Томал? Почему ты сделал это?

— Я не мог сидеть сложа руки и смотреть, как истребляют наш народ.

— А вместо этого они умирали тысячами на твоих границах с Нератарном и Гестерном, — проворчал спутник Меган. — И все потому, что ты оказался слаб перед лицом врага.

— Тебя там не было, казначей Джеред. Они сокрушили бы Харог без особых усилий.

Лицо Джереда не выражало сочувствия. Он все еще выглядел крепким и полным жизненных сил, хотя в его коротко подстриженных волосах уже решительно господствовала седина. Дело, надо полагать, шло к шестидесятилетию. О том же свидетельствовали и морщины на лице, однако это был не тот случай, когда возраст означал слабость. И не тот человек.

— Выходит, ты на самом деле не понял, — сказал Джеред. — И тогда, и теперь мы составляем единый Конкорд, а в единой стране так случается, что кто-то должен умереть, чтобы спасти остальных. Но ты ведь никогда не понимал, что мир существует и за пределами Атрески.

— Не надо поучать меня, Джеред.

— Нет уж, послушай. Тебе и твоим людям следовало умереть за Конкорд, когда Цард стоял у твоих ворот, но ты предпочел вступить в переговоры и поверить лживым речам цардитов об освобождении. Если то, что я видел, проезжая через твою некогда прекрасную страну, называется освобождением, на мой взгляд, куда предпочтительнее быть рабом. Каждый лишний час, который бы ты продержался, мог дать Конкорду время для организации эффективной обороны. А после победы мы смогли бы возместить Атреске понесенный урон.

— Да нас просто разорвали бы в клочья, — возразил Юран, с неудовольствием улавливая в своем голосе жалобную нотку. — У них было десятикратное превосходство!

Джеред кивнул.

— Зато твое самопожертвование могло бы спасти впятеро больше народу, чем, возможно, умерло бы в этих стенах. К тому же Атреска стяжала бы славу страны героев, благословляемой Адвокатом. Весь Конкорд воздавал бы ей почести. Ты стал бы его величайшим сыном. Но вместо этого ты предпочел трусость и предательство. Неужели ты и вправду думал, что у нас не хватит сил вернуться? Неужели ты думал, будто Цард защитит тебя, когда наши легионы снова собрались у твоих границ? Атреска принадлежит Конкорду.

— Я предпочел личной славе жизни моих соотечественников, — прошептал Юран.

— И мы слышим, как их благодарность звучит из каждого окна, — съязвил Джеред. — И видим ее намалеванной на каждой стене.

Юран прикрыл глаза. Мысли отчаянно метались в его голове. Будь он проклят, этот человек. Его слова звучали так правдоподобно… послушать его — все так просто. Только вот тогда его здесь не было. Он не ощущал ужас и отчаяние народа, который Юран поклялся защищать.

Король Атрески почувствовал, как рука Меган поднимает его подбородок. Ее лицо находилось очень близко, в глазах стояло глубокое сожаление.

— Я так долго мечтала о том, как мы будем жить вместе, — тихонько промолвила она.

— Я тоже.

— Даже после того, как я узнала, что Атреска отделилась, мне хотелось верить, что ты к этому непричастен. Но оказалось, что это дело твоих рук. Мне не оставалось ничего другого, как принести обет верности в первую очередь Конкорду, а не Атреске.

Юран улыбнулся и протянул руку, ему хотелось дотронуться до нее. Но женщина отпрянула от его прикосновения, и по ее щеке покатилась первая слеза.

— Все, что связано с тобой, остается моей величайшей гордостью и величайшим триумфом, — ласково сказал Юран. — Не совершай ошибок, которые допустил я.

— Несомненно, она будет более внимательно слушать своих наставников, — буркнул Джеред и, помолчав, обратился к спутнице: — Меган.

Тон казначея заставил Юрана нахмуриться и вопросительно взглянуть на Меган, которая выпрямилась и отступила на шаг.

— Ты должен прочитать приказ, — напряженно произнесла она, словно эти слова дались ей с трудом — Прости.

— Не извиняйся, — покачал головой Юран. — Ты знаешь, в каком-то смысле это для меня даже облегчение. А то ведь боюсь, что я не в безопасности даже в собственном дворце.

Он перевел взгляд на пергамент, сломал печать Конкорда, развернул свиток и прочел декларацию об установлении власти Конкорда над Атреской, с указанием имени нового маршала-защитника, который будет управлять страной. Сам он упоминался в документе в качестве низложенного правителя, чью судьбу предстояло определить согласно закону и предписаниям Адвоката. На губах Юрана невольно появилось подобие улыбки — грамота почти слово в слово повторяла ту, что он вручил низложенному королю Атрески двадцать лет тому назад.

— Видно, и вправду кое-что в Конкорде никогда не меняется, — промолвил Томал Юран.

Но когда прочел написанное ниже, слова замерли у него на устах.

— Кое-что меняется, — проворчал Джеред.

Юран покачал головой и снова уставился на поразившие его строки. В желудке сжался ледяной ком, и на какой-то миг перед глазами все расплылось.

— Так не должно быть! — попытался возразить он, цепляясь за ускользающую надежду. — Это не соответствует традиции Конкорда. Я ведь знаю, как это бывает. Все знают! Низложенному правителю предоставляется выбор. Клятва верности, не просто…

— Ты не низложенный правитель некогда независимого государства, — оборвал его Джеред. — Ты изменник Конкорда, узурпатор, самозванно провозгласивший себя королем одной из подвластных Конкорду земель. На тебя эти традиции не распространяются.

Сердце Юрана билось так громко, что он почти не слышал слов Джереда. Он чувствовал, что его бьет дрожь, но ничего не мог с этим поделать. Юран снова посмотрел на пергамент, потом на Меган, которая, в свою очередь, глядела на него. Губы ее тоже дрожали.

— И ты подписала это? — Он указал на подпись Меган под приказом о его казни.

— Я исполнила то, что велит мне судьба, — глухо проговорила она. — Стража, уведите короля Юрана.

Воины слева и справа двинулись к нему. Юран пытался сохранить достоинство, но едва плеч коснулась чужая рука, как остатки мужества покинули его, сметенные половодьем страха. Он ухватился за последнее, что у него было, — раньше он надеялся за это купить себе свободу, а теперь мечтал выторговать хотя бы жизнь.

— Вы не можете так поступить со мной! Я нужен вам живым! Вы не знаете, почему устоял Цард!

Стражники подталкивали его к двери. Он уже не видел Меган и Джереда, но знал, что они смотрят ему в спину.

— Только я могу вам помочь! Они хотят вернуться, чтобы закончить дело, и вам не хватит сил не только победить, но и отбиться. Ни у кого не хватит! Даже ваши драгоценные Восходящие не смогут остановить то, что он выпустит на волю…

По короткому приказу Джереда солдаты остановились и развернули Юрана лицом к нему. Казначей подошел и сильно сжал его челюсть крепкими пальцами. Он заинтересовался, и Юран усмотрел в этом свой шанс.

— Или вы гарантируете мне смягчение приговора, или я ничего вам не скажу. Сохраните мне жизнь, и я помогу вам…

После недолгого размышления Джеред едва заметно кивнул.

— Кого ты имел в виду, когда сказал «он»? — спросил казначей.

* * *

Зал заполняли мертвецы. Хуран на шаг отступил. Да и кто бы не попятился, увидав такое. А ведь это была главная сила его войск. Сила, которой предстояло пройти победным маршем по обломкам Конкорда, гоня перед собой в ужасе разбегающиеся остатки его армий.

Так, во всяком случае, уверяли Хурана.

Короля Царда уверяли и в том, что эти воины будут нести его знамя и провозглашать его имя без страха и сомнения. Идеальные солдаты, слепо верящие и без раздумий подчиняющиеся. Великая сила, голос которой, пусть пока еще не столь громкий, обещал грозно зазвучать. Понять, какие возможности это сулит, было совсем несложно.

Все так, однако правда состояла в том, что по-настоящему эта сила принадлежала не ему. А человек, который вернул это воинство к управляемому подобию жизни и держал его под контролем, обладал возможностями, находившимися за пределами понимания Хурана. Его привел к королю Томал Юран в качестве подарка своему покровителю, но чем мог обернуться этот дар для Царда?

— Разве это не прекрасно? — спросил Гориан.

— Что? Танец мертвых? — вопросом на вопрос откликнулся Хуран.

Гориан, стоявший рядом с ним, не боялся.

— Несомненно, несокрушимость этой армии придает ей красоту. Она способна маршировать без отдыха, сражаться дни и ночи напролет, не ведая ни страха, ни усталости. Идеал дисциплины и преданности, недостижимый ни для одного из хваленых легионов Конкорда. Никто из этих бойцов не думает о себе, о своей семье — у них нет других целей, кроме назначенных тем, кто посылает их в бой. Это несравненная боевая сила. И если их будет много — они непобедимы.

— Но ведь они дерутся, не ведая ни чести, ни любви. Ни преданности, ни веры. Их не воодушевляет возможность погибнуть, сражаясь за своего короля. Верность — вот стержень любой армии, без которого она ничто.

— Ты находишься в плену устаревших суеверий, мой король, — коротко рассмеялся Гориан. — Нет ничего слаще второго шанса. И ничего хуже страха этот шанс упустить. Мы обладаем всей полнотой власти над каждым из этих мертвых людей. Они сделают для нас все. Разве это не верность?

Хуран поежился. День снаружи был теплым, но здесь, глубоко в сердце его замка, сохранялся холод. Он неотрывно смотрел на мертвых, стараясь подавить в себе отвращение. Король не мог отделаться от навязчивого ощущения неправильности происходящего… Очевидное восхищение Гориана делом своих рук лишь усугубляло это чувство.

Мертвые сами пребывали в растерянности. Здесь, в преддверии погребения, собралась примерно дюжина неупокоенных. Судя по всему, они воспринимали окружающий мир, что-то понимали, но, будучи целиком подчинены чужой воле, хранили полное молчание. Среди них было несколько мальчишек, умерших накануне от оспы, мужчина, которого подвело сердце, парень со свисавшей на грудь головой, повешенный за кражу домашнего скота, и молодая женщина, скончавшаяся при родах.

Все они прошли через агонию, через ужас перехода от жизни к смерти, а теперь вдруг оказались пробужденными. Хурану было любопытно, не воспринимают ли они свое нынешнее существование как загробную жизнь. Вообще-то, по большому счету это и есть своего рода загробная жизнь, правда, такая, о какой не говорилось в писаниях и учениях всех известных королю религий. В этом посмертии не было никакой славы, никакого блаженства и, уж конечно, никакого покоя. Гориан вдохнул в мертвецов новую жизнь, поддерживаемую силой, которая черпалась из земли под их ногами и передавалась от одного к другому. Гориан говорил что-то о «цепи», о «токах» — Хуран не понимал, да и едва ли это имело значение. Достаточно вещественного доказательства правоты колдуна — этих людей с пустыми глазами, в той самой одежде, в которой они умерли.

И все же Хурану приходилось отгонять навязчивую мысль о каком-то изощренном обмане. И это при том, что он лично убедился в смерти каждого. Видел их безжизненные, холодные на ощупь тела, удостоверился в отсутствии пульса. Все они не дышали — а теперь дышали!

В следующее мгновение мертвецы рухнули наземь и застыли недвижно. Хуран перевел взгляд на Гориана. Восходящий нахмурился.

— Что случилось? — спросил король, стараясь не выдать облегчения от того, что ожившие мертвецы вновь стали обыкновенными трупами.

— Это новые способности и лишь начало пути, — сказал Гориан. — Я их уже испытывал, правда, опытов было всего несколько и они никогда не ставились сразу на многих людях. Но это действует. А как улучшить результат, я знаю. Однако чтобы сделать армию сокрушительной, мне не обойтись без помощи.

— Чьей помощи? Откуда?

Гориан улыбнулся.

— Твоей помощи, разумеется. Просто подготовь страну к войне, направь свои армии туда, куда мы договорились, и предоставь все мне. Я вернусь быстро, ты и глазом моргнуть не успеешь.

Хуранпосмотрел на Гориана. Интересный малый — молодой, ему всего двадцать пять лет, но властный и исполненный уверенности в своей силе. И выглядит отменно: рослый, величавый, его светлые кудрявые локоны вскружили головы всем женщинам при дворе. Ни дать ни взять, один из героев Конкорда. Вдобавок еще и облаченный в тогу, одеяние, которое Хуран находил дурацким, а вот Гориан любил и настаивал, чтобы для него шили именно такое. Гориану нравились подобные игры, хотя эта была уж особенно мелочной. Конечно, большинство людей не решались противоречить желаниям Гориана Вестфаллена. Но он, Хуран, к большинству не относился.

— Нет уж, Гориан. Ты все время будешь у меня на виду. Своих людей я поведу сам, а ты последуешь за мной.

— Как тебе будет угодно, мой король.

ГЛАВА 2

859-й Божественный цикл, 20-й день от вершины дуса

Энергетическая карта выглядела нездоровой. Течение венозной крови разносило серые крапинки по организму, внедряя их в жизненно важные органы. Оссакер ощущал силу инфекции как некий жар, омывающий его лицо. Мальчика, за которым он ухаживал, терзала жестокая лихорадка, и он пребывал на грани сознания. Тело его покрывала испарина, хотя снаружи дул студеный ветер и в маленьком домишке, где лежал больной, было совсем не жарко. Оссакер провел руками вдоль груди, к желудку ребенка и невольно вздрогнул — настолько удручающей оказалась картина энергетических следов, считанная его сознанием. Судя по ней, печень и почки больного работали на пределе и должны очень скоро отказать. Жить ему оставалось совсем немного.

В моразийский порт Окиро его и Ардуция привели упорные слухи о якобы живущих здесь и в окрестных деревнях людях с задатками Восходящих, но, как нарочно, они явились сюда в разгар эпидемии, сильнее всего поразившей квартал бедняков, примыкавший к гавани. Вроде у них что-то случилось с водой — так объяснил Ардуций. Сейчас он на пару с местным, еще неопытным Хранителем Земли, с которым познакомился накануне, как раз и пытался выявить источник заразы, в то время как Оссакер занялся последствиями ее распространения. Люди сильные и здоровые могли бороться с недугом, но слабых, главным образом стариков и детей, он сотнями возвращал в объятия Бога.

— Ты можешь спасти его?

Оссакер обернулся к дверному проему, где стояла мать мальчика. Изначально гармоничную ауру молодой женщины сейчас искажали страх и тревога. Голос ее дрожал, жизненные линии рябили. Она осязаемо излучала волны испуга, причем к боязни за сына добавлялся трепет перед самим Оссакером. Только отчаяние заставило мать преодолеть недоверие и разрешить ему попробовать вылечить сына. Все та же история с Восхождением, повторявшаяся вновь и вновь.

Под взглядом Оссакера женщина поежилась — опять все та же привычная реакция. Такое уж впечатление всегда производили его глаза, ничего не видевшие, но все ощущавшие, способные проникать сквозь кожу и кости и распознавать суть вещей.

— Если ты позволишь, то смогу.

Теперь потоки ее жизненной энергии ярко пульсировали надеждой и облегчением.

— Все, что угодно, — взмолилась она. — Пожалуйста!

Женщина потянулась, чтобы коснуться Оссакера, но в последний момент остановилась. Он знал, что она увидела. Вообще-то во многих отношениях Восходящий выглядел обычно — аккуратная, короткая стрижка, дружелюбное лицо, измученное неотступными заботами, и легкая улыбка. Но от менявшегося цвета его незрячих глаз и знания, кто он такой, деваться было некуда.

— Все в порядке, — кивнул Оссакер. — Я все понимаю. Доверься мне. Ничего не бойся, что бы ты ни увидела. Я не причиню ему вреда.

Он снова повернулся к мальчику, положил руку ему на лоб, вбирая в себя жар и испарину, и полностью сосредоточился на лежащем перед ним, пожираемом хворью теле.

— Останься со мной, — прошептал Восходящий. — Не уходи.

Сейчас его сознание отстранилось от энергий, бушующих в гавани и протекающих через порт, Оссакер искал более близкие источники. Он был свеж и полон сил, однако знал, что не может подвергать себя слишком большому риску, поскольку после того, как будет спасен этот мальчик, его ждет еще много работы в других местах, по всем здешним трущобам. Ну что ж, Оссакер ощутил росшее за окном старое оливковое дерево с глубоко уходящими в почву корнями. Кроме того, в доме зажгли фонари, а в крошечной кухоньке за дверью горел огонь. Этого будет достаточно.

Оссакер поднял руку над головой ладонью вверх, согнул пальцы, словно удерживая за дно чашку, и открыл свое сознание энергиям дерева и огня. Перед его мысленным взором возникли их энергетические планы — токи дерева, мощные, медленно пульсирующие коричневые и зеленые, с бледными вспышками, отмечавшими те места, где юные побеги дожидались тепла генастро, и хаотичная масса дрожащих, красных и желтых нитей огня, темнеющих на кончиках и испускающих в воздух фейерверки искр. Силы огня и древа начали сливаться воедино.

Оссакер невольно вспомнил, сколь ошеломляющим и трудным было соприкосновение со всем этим тогда, в детстве, когда ему и Восходящим впервые явились истинные цвета жизни, сокровенное великолепие земли, расцветающей под рукой Бога. Тогда соединение с каким-то внешним источником энергии представлялось им почти невозможным, а желание направлять эту силу казалось нелепым, ибо за любой попыткой следовало страшное истощение.

Теперь, разумеется, все воспринималось по-другому, хотя в конечном счете процесс остался крайне изматывающим. Токами собственного энергетического плана Оссакер потянулся к нужным ему источникам, подсоединился и впустил в себя их энергии. Практически мгновенно он ощутил и резкие толчки огня, и медлительную, неупорядоченную жизненную силу дерева и, уже удерживая полученные силы в собственном теле и сознании, сформировал энергетическую карту нужного ему образца.

Затем Оссакер наложил эту карту на искаженный недугом организм мальчика и погнал живительные токи своих энергий по его кровеносным сосудам к пораженным органам. Это была модель здоровья, безупречная конструкция которой подавляла инфекцию во всех очагах. Болезненные серые пятна впитывали свет, ярко вспыхивали и одно за другим исчезали бесследно. Оссакер поддерживал поток целительной силы, пока не подавил болезнь полностью. Лишь после этого он позволил себе расслабиться, отсоединиться от посторонних энергий и снова ощутить звуки дня.

Сидя на корточках, Восходящий откинулся назад, с тяжелым вздохом покачал головой и потер ладонью лоб. Мальчик спокойно раскинулся на постели: его больше не лихорадило, и он погрузился в крепкий, здоровый сон. Оссакер улыбнулся и снова повернулся к матери. Она стояла в дверях, испуганно вцепившись в дверной косяк. Светильники в комнате погасли, кухонный очаг прогорел, в нем слабо дымились последние угольки. А вот на оливковом дереве, невзирая на холод дуса, появились новые ростки.

— Пусть он поспит, — сказал Оссакер. — И вскипяти воды, сколько сможешь, чтобы был надежный запас.

Женщина молча кивнула, не желая приближаться к нему, хотя ей отчаянно хотелось подойти к сыну. Оссакер встал.

— Мне понятен твой страх. Я каждый день сталкиваюсь с подобным отношением. Но советую тебе выбросить все сплетни и наговоры из головы. Мы, Восходящие, слуги Конкорда и Бога, мы не противодействуем Ему, а выполняем Его волю к Его вящей славе. Наше единственное стремление — помогать людям. Я рожден на свет именно для целительства.

— Спасибо, — смущенно пролепетала она. — Я не… просто…

— Все в порядке, — улыбнулся Оссакер. — Единственное, о чем я попрошу, — это подумать о том, что ты сегодня здесь видела. И о том, что ты будешь потом говорить и сыну, и своим подругам. Что исцелило твоего мальчика — зло, которое необходимо втоптать в землю и искоренить, или милосердие Бога, даровавшего своему творению еще один шанс, ради его юности и невинности? Подумай. Мы не просим благодарности, но ждем понимания и признания.

Восходящий наклонил голову и прошел мимо женщины к входной двери. Во дворе его перехватил Арков, генерал гвардии Восхождения, от чьей окруженной мощными жизненными линиями фигуры буквально веяло властной уверенностью и спокойствием. Арков, в прошлом офицер дворцовой стражи, пользовался уважением казначея Джереда, что во многом и определило его назначение на пост командира гвардии Восхождения.

Его природный энергетический план отличался четкостью и стабильностью потоков.

— Неприятности у фонтана, — коротко сообщил генерал.

— Серьезные? — спросил Оссакер, положив руку на запястье Аркова. Он наконец полностью отсоединил сознание от энергетической картины окружающего мира, который мгновенно потух для него, погрузившись в непроглядную тьму.

Арков повел Восходящего на улицу, откуда тянуло дневной прохладой.

— Достаточно серьезные. Там Коройен.

Оссакер вздохнул, плечи его обвисли. Неожиданно он ощутил смертельную усталость.

— Неужели эта женщина будет вечно следовать за мной по пятам?

— Пока с ней не произойдет несчастный случай, — хмыкнул Арков.

— Ты, конечно же, ни о чем таком не думаешь.

— Ну не то чтобы думал с утра до ночи, но…

— Ладно, а где Ардуций?

— Угадай с трех раз.

— Вот как? Тогда нам лучше поторопиться, — предложил Оссакер.

К ним присоединились еще шесть гвардейцев Восхождения, все со щитами, короткими мечами-гладиусами и луками, висевшими за спиной. Их красная форма с гербом Восхождения — дерево под восходящим солнцем, в обрамлении пары сложенных чашечкой ладоней — уже стала знакомой и привычной для жителей Конкорда. Сформированная в основном из бывших левимов и воинов дворцовой стражи, гвардия Восхождения быстро завоевала повсеместное уважение. Правда, и у нее, как и у Восхождения в целом, было немало врагов, причем врагов весьма серьезных.

Путь до фонтана оказался недолгим, но пролегал через пропахшие смертью трущобы, по тесным, полным страха улицам, заваленным мусором и отбросами. Оссакеру, как всегда в таких случаях, стало немного не по себе: как бы ни похвалялся Конкорд своими успехами, на его окраинах, в местах обитания бедняков, эти достижения ощущались слабо. И так, к сожалению, будет всегда.

С той стороны, куда они направлялись, одна за другой накатывали невидимые волны эмоционального напряжения. Казалось, холодный ветер приносит оттуда жар, вызванный накалом страстей.

— Не отходи от меня, — велел Арков. — Дело может обернуться плохо.

— Если Коройен там, дело уже плохо, — отозвался Оссакер.

Они свернули направо, по проулку, выводившему к фонтану, и Оссакер увидел впереди хаотичное переплетение жизненных линий множества людей, а позади них ощутил живую голубизну плещущейся воды. Арков направил вперед двоих гвардейцев, сам же резко сбавил шаг. Оссакер просматривал вспышки человеческой энергии, силясь выделить в этом хаосе энергетическую карту Ардуция. Что оказалось совсем непросто.

— Где он?

— С ним все будет в порядке, — заверил Арков.

Сердце Оссакера стучало, но он изо всех сил старался держать себя в руках. В конце концов ему удалось-таки добиться того, чтобы беспорядочное сплетение циркулирующих и пульсирующих токов обрело детальную четкость, но Ардуция он так и не нашел. Тем временем спереди до него донеслись звуки короткой потасовки, потом наступила тишина. Арков направил Оссакера в ту сторону, на ходу посвящая его в подробности происходящего.

— Коройен здесь вместе с Веннегуром и примерно двадцатью гвардейцами ордена. Ардуций стоит напротив них, позади шеренги наших людей. Пока ни один меч не обнажен, но ситуация осложняется. Беда в том, что сюда толпами сбегаются горожане, и, если дело обернется худо, деваться нам будет некуда.

— Все будет хорошо, — заверил его Оссакер. — Ты только подведи меня поближе к Арду.

Люди Аркова, раздвигая толпу плечами, проложили себе путь к фонтану. Множественные образы перед мысленным взором Оссакера расступились, и теперь он наконец увидел Ардуция. Его аура и карта тела представлялись устойчивыми и спокойными, но колышущееся внутри бледно-серое марево указывало на разъедавший кости недуг, исцелить который было не под силу даже Оссакеру.

Зато гвардейцы вокруг Восходящего выказывали куда больше признаков напряжения, а выстроившиеся в нескольких ярдах перед ними бойцы ордена кипели злобой и яростью. Почувствовав приближение Оссакера, Ардуций оглянулся.

— Ну вот, стоит хоть ненадолго оставить тебя без присмотра, и тут же возникают проблемы, — сказал Оссакер.

— Ничего такого, с чем я не мог бы справиться, — усмехнулся Ардуций. — Однако я рад, что ты здесь.

Вдвоем они выступили перед шеренгой гвардейцев и сошлись лицом к лицу с канцлером Коройен, взиравшей на них с высокомерным презрением.

— Так, — громко констатировала канцлер. — И слепой тоже. Надо полагать, счел возможным оторваться от своего извращенного, богохульного целительства?

На площади у фонтана, где к тому времени собралось уже несколько сот человек, воцарилась тишина. Оссакер ощущал колебания и растерянность большинства людей. Он и Ардуций провели здесь немалую работу и снискали определенное признание, однако канцлер обладала колоссальной властью и авторитетом, так что в сложившейся ситуации трудно было бы поручиться за их безопасность. Все внимавшие сейчас словам Фелис Коройен боялись и почитали орден.

— Я действительно оказал помощь нескольким горожанам и буду только рад, если ты поговоришь с ними о моих методах и расспросишь, пошло ли им на пользу мое вмешательство.

— Во всяком случае, — подхватил Ардуций, — чем мы здесь занимаемся, ясно каждому. А вот ты, интересно узнать, зачем пожаловала?

У Оссакера перехватило дух.

— Зря ты нарываешься, Арду, это рискованно, — шепнул он.

— Лучше всего решить проблему сразу.

В первый момент дерзость Ардуция и впрямь принесла некоторые плоды: непривычная к такому обращению Коройен слегка опешила, но тут же пришла в себя и взъерепенилась.

— Она по-прежнему ходит в церемониальном облачении? — тихо спросил Оссакер.

— По-прежнему. Но с прошлого раза в ее волосах сильно прибавилось седины.

— Добрые граждане Окиро, Моразии и Конкорда! — возгласила Коройен, одарив Восходящих снисходительной улыбкой. — Верные слуги Всеведущего! Я рада, что вам выпала возможность собственными глазами увидеть, на что способны так называемые Восходящие. Да, спору нет, они умеют исцелять больных, вопрос лишь в том, какими способами они пользуются. А также в том, что они могут делать еще — в том числе и такое, о чем, в отличие от всех этих показательных исцелений, предпочитают не распространяться.

Вы видели лишь, как они поднимают с одра хворых, я же была свидетельницей иного… И при одной мысли о том, что им позволено находиться среди вас, в моих жилах стынет кровь!

Они способны поднимать уровень вод, которые могут утопить всех вас прямо в ваших постелях. Они способны вызвать шторм, который разрушит ваши дома! Эти люди играют с природными стихиями, вообразив, что властны над ними. Но они жестоко ошибаются. Земля, на которой мы живем, — вотчина Всемогущего Бога, и никто из нас не имеет права призывать Его силы и использовать их как свои собственные! Можете ли вы чувствовать себя в безопасности, пока они среди вас?

— Всеведущий заботится о вас. И если вас поразил трагический недуг, значит, о вас будут все мои помыслы и молитвы. Однако, обратите внимание, эти Восходящие объявились здесь, у вас, прямо перед эпидемией. Любопытно, вы не находите? Можно подумать, они знали, что она будет. — Коройен пожала плечами. — Кто знает, может быть, они настолько могущественны, что смогли предугадать приход этой болезни. А не исключено, что сами его и вызвали. В конце концов, они заинтересованы в наглядной демонстрации своих целительских умений, а ведь если нет недуга, так нечего и лечить. Кто тогда обратит на них внимание?

Я обвиняю их! Они преступники, хотя в силу прискорбного заблуждения Конкорд пока не провозгласил их таковыми. Они еретики пред ликом Всеведущего. Этих людей необходимо остановить! Все вы, стоящие здесь и чтящие Его, знаете это, как знаете и то, какая кара подобает отступникам. Их нужно сжечь.

В толпе возникло движение, послышались гневные голоса. Большая часть народа поддерживала канцлера, однако не все были на ее стороне. И мало кому хотелось предпринимать какие-либо шаги, особенно учитывая противостояние вооруженных отрядов ордена и Восхождения.

— Никто не давал тебе права ни судить нас, ни тем более выносить приговор, — тихо произнес Арков. — Ты попираешь законы Конкорда, и впредь я рекомендую тебе внимательно следить за каждым своим словом.

Ардуций вспрыгнул на обод фонтанной чаши, и, когда его голова и плечи поднялись над толпой, гам поутих. Оссакер видел пробегавшую по его ауре теплую зеленую рябь уверенности.

— Граждане Окиро! Мы здесь уже пять дней. Пять дней мы находились рядом с вами, ели с вами, молились с вами да использовали способности, которые у нас есть, чтобы исцелять недужных. Сейчас, глядя по сторонам, я узнаю многих из вас. В том числе и тех, кого ожидало преждевременное возвращение в лоно земли, но они теперь восстановили силы настолько, что смогли прийти сюда.

Канцлер права. Всеведущий действительно заботится о вас. И мы исполняем работу Всеведущего, спасая тех, кого можно спасти. Помогая тем, кому можно помочь и кто просит нас об этом.

Канцлер права. Мы можем вздымать воду, ветер и огонь. Но только от имени Всеведущего и во славу Его. Только чтобы защитить наш народ. Вас! Вот для чего мы нужны. Мы здесь, чтобы служить вам. Разве мы причинили вред хотя бы одному из стоящих здесь?

Ардуций обернулся к канцлеру и, глядя на нее в упор, продолжил:

— Неприязнь к нам канцлера есть великое недоразумение и истинная трагедия. Ибо ничего другого мы не жаждем так сильно, как возможности быть принятыми в лоно ордена и трудиться на общее благо вместе с его служителями. Мы были бы счастливы поклясться в верности канцлеру. Но она отказывает нам в этой возможности, и потому мы вынуждены работать без ее благословения.

Сейчас, стоя здесь, на этой площади, я заверяю вас: незачем бояться Восходящих. Да, если вы отвергнете нас и отвернетесь от нас, нашим уделом, возможно, и вправду будет костер. Только это ничего не изменит. Восхождение пришло навсегда, его уже не запретить. Нас поддерживает Адвокат. И нас становится все больше. С каждым поколением число ваших детей, у которых проявятся подобные способности, будет возрастать.

Некоторые из них уже сейчас поедут с нами в Эсторр. За ними последуют другие. И все это будет только во благо, во благо всем вам. Я призываю вас увидеть правду, увидеть в нас добро. Дважды я признал правоту слов канцлера, но в главном она не права. Мы не еретики. Заметьте, это она говорит о казнях и смерти, мы же предпочитаем думать о жизни, поскольку она есть великий дар Всеведущего, а я не мыслю для себя большей радости, нежели исполнение Его воли. К чему призываю и всех вас! Чтите Его, храните в своих душах веру и обращайте в нее других. Мы просим вас об одном — понять, что мы работаем во имя Всеведущего и никогда не нарушаем законов Его.

Речь Ардуция заставила толпу умолкнуть. В полной тишине он спрыгнул с фонтана, подошел к канцлеру и, встав перед ней, заявил:

— Хватит, Фелис, твое кликушество утомляет. Ты твердишь одно и то же десять лет подряд, а мы за это время помогли тысячам людей, спасли сотни жизней и ни одному не навредили. Поэтому сейчас мы возьмем с собой тех, кто пожелает пойти с нами, и вернемся в Эсторр. И ты нас не остановишь. Ни ты, ни твой Цепной пес.

Стоявший рядом с канцлером Хорст Веннегур, первый меч Доспехов Бога, напрягся и зарычал от бешенства.

— Уймись, Веннегур, — сказал Ардуций — Еще десять лет назад, когда наши пути впервые пересеклись в Вестфаллене, ты уже миновал свою лучшую пору. А сейчас ты просто стар.

Фелис Коройен цыкнула на вскинувшегося было Веннегура и, сделав шаг вперед, встала почти вплотную к Ардуцию.

— Все вы были и остаетесь мерзостью, — процедила она. — Настанет день, когда ты или кто-то из этих нечестивых ублюдков, твоих братьев и сестер, преступит грань, и тогда ухо Адвоката вновь обратится ко мне, а у вас не останется ни единого друга. Мне нужно только подождать.

Ардуций улыбнулся, но Оссакер почувствовал, что им овладевает гнев.

— Ты никогда не получишь подобного удовольствия. Я знаю, почему ты постоянно выступаешь против нас. Ты просто боишься, что однажды все преступления, совершенные тобой против Восхождения, падут на твою голову. Между тем ты все еще жива и являешься канцлером только благодаря милости Адвоката и великодушной терпимости Конкорда. Но Адвокат может простить и забыть, мы же, Восходящие, — никогда. Рано или поздно ты уйдешь с дороги, а Восхождение и орден станут едиными, чего, несомненно, и желает Всеведущий.

Лицо канцлера стало серым от злобы.

— Сами эти слова — прямое свидетельство твоей вины. Рано или поздно ты будешь сожжен!

— Поживем — увидим, — отмахнулся Ардуций и повернулся к Оссакеру и Аркову. — Пойдем. У нас еще полно работы.

ГЛАВА 3

859-й Божественный цикл, 1-й день от рождения генастро

— Ладно, ты можешь войти.

Голос сына наполнил сердце Миррон восторгом, как это бывало всегда, с момента, когда он родился и издал первый крик. Она отвернулась от окна, из которого открывался величественный вид на Эсторр, и прошла из своей спальни в главную приемную. Через приоткрытые двери до ее слуха доносились шаги и приглушенные голоса. Помещение наполнял дивный запах недавно срезанных цветов и зелени, тонкая струйка воды стекала из украшенного лепниной фонтана.

Сын появился рядом.

— Сперва посмотри налево. А направо не надо, не смотри, — потребовал мальчик, пытаясь ладошкой прикрыть от Миррон часть комнаты.

— Хорошо.

Фонтан находился там, в левом углу комнаты. По его бассейну изящными кругами скользила резная деревянная лодочка с матерчатым парусом. Миррон ахнула и приложила руку ко рту. Парус был наполнен ветерком, весело гонявшим лодчонку по нескончаемому кругу.

— О, дорогой, умница, ты сумел это сделать! — воскликнула она, опускаясь на колени и прижимая мальчика к себе.

Ее крепкие объятия разрушили его сосредоточенность, ветер в бассейне стих и бег игрушечного парусника прекратился.

— Ну, мама!

— Кессиан, я так горжусь тобой! Я знала, что ты можешь сделать это!

— С днем рождения, мама.

Миррон поцеловала его в щеку и отпустила.

— Ну, рассказывай, как это у тебя получилось.

— Ну, вообще-то не обошлось без небольшой посторонней помощи, но в основном все вышло так, как ты говорила.

Миррон развернулась на корточках, для сохранения равновесия держась за мраморный бортик фонтана. Надо же, она и не заметила, что они с Кессианом не одни. Причем народу в комнате оказалось достаточно, хотя все свои, все друзья. Но прозвучавший сейчас голос принадлежал человеку, которого Миррон не видела целый год. Она стремительно вскочила на ноги и бросилась в его объятия.

— Арду! Когда ты вернулся? Почему ты мне не сказал?

— Потому что твой сын добрался до меня первым и захотел устроить тебе сюрприз, — ответил Ардуций. Цвет его глаз мягко перетекал от зеленого к тепло-голубому.

— И мы подумали, почему бы нам не организовать совместный день рождения.

Еще один голос! Миррон чуть не расплакалась. Она оторвалась от Ардуция. Слева от него стоял Оссакер. Все трое собрались вместе! Раздались аплодисменты.

— С днем рождения всех нас! — воскликнула Миррон.

Ее слова радостно подхватила вся комната. Гости подняли заздравные кубки.

— Надо же, мне уже двадцать четыре, — промолвил Оссакер. — Старею…

— Порой я чувствую себя на двадцать лет старше, — заметила Миррон.

— Зато выглядишь на десять лет моложе, — не преминул отпустить комплимент Ардуций.

— Лжец! — Миррон покачала головой и отступила назад, чтобы лучше видеть их обоих, усталых после нелегкого путешествия, но прекрасно выглядевших в белых тогах с красными полосами Восхождения. Оссакер был коротко подстрижен, а вот Ардуций, напротив, отпустил светлые локоны подлиннее. — Признаться, не ожидала увидеть вас до соластро. Хотя без вас я чувствую себя такой одинокой.

— Никогда не пропускаю дни рождения, — заявил Оссакер.

Миррон улыбнулась ему. Он внимательно присматривался к ней, его незрячие глаза, цвет которых менялся как многоцветная, прихотливо переливающаяся радуга, скользили вверх и вниз по ее телу. Непривычному человеку от этого наверняка сделалось бы не по себе, но Миррон, Оссакер и Ардуций первые двадцать лет жизни почти не разлучались. Она прекрасно знала, что слепой друг видит ее по-своему, просматривает энергетическую карту и жизненные линии, распознавая стоящие за словами эмоции.

Самой Миррон тоже не составило труда уловить настроение Оссакера — недовольство и обеспокоенность были видны по тому, как он держался. Ссутулился, плечи обвисли, словно на них легла слишком тяжелая ноша.

— Давай, Осси, выкладывай. Неужели ты думаешь, что меня так легко провести?

Оссакер пожал плечами.

— В общем, ты знаешь, мы просто проходили через…

— Никто не проходит через Эсторр по пути из Моразии в Вестфаллен, — перебила Миррон, — Но я очень рада тому, что ты попал сюда именно сегодня. Видишь, что умеет делать мой сын?

— Я вижу следы, — ответил Оссакер. — Да, впечатляюще для десятилетнего мальчика. Я рад, что он так быстро проявил свои потенциальные возможности. Впрочем, не стоит удивляться талантам отпрыска Миррон и… в общем, ты понимаешь.

Миррон кивнула и оглянулась на Кессиана. Он играл со своей лодкой, заставляя ее выписывать на воде «восьмерки» с помощью создаваемого им ветерка. Эстер Наравни, мать Восхождения, одобрительно следила за забавой мальчика из-за его плеча, впрочем, как и другие гости, включая пару совсем молоденьких Восходящих. Собравшиеся в приемной разбились на маленькие группы, непринужденно болтая, потягивая вино и угощаясь закусками с расставленных повсюду подносов. Присутствовала большая часть иерархии Восхождения — свидетельство почтения, которые все испытывали по отношению к Миррон. Точнее, по отношению ко всем трем изначальным Восходящим.

Кессиан ощутил на себе взгляд матери и повернулся, одарив ее широкой сияющей улыбкой. Миррон улыбнулась ему в ответ, но за ее радостью таилась боль, которой никогда не суждено было умереть по-настоящему. Видя перед собой эти прекрасные голубые глаза и великолепную копну светлых вьющихся волос, она просто не могла не вспоминать Гориана.

— По крайней мере, на этом сходство кончается, — шепнул ей на ухо Оссакер.

Миррон испустила вздох — она и не подозревала, что затаила дыхание.

— Я никогда не уразумею, как ты это делаешь.

— На самом деле, дорогая Миррон, все очень просто. Когда ты слеп большую часть жизни, поневоле начинаешь воспринимать тончайшие оттенки энергий лучше, чем зрячие.

Даже когда Оссакер пытался шутить, его слова звучали серьезно и обдуманно. Миррон повернулась к нему.

— В чем дело, Осси?

— О чем ты? — Оссакер смотрел в пол.

— Ну вот, мои мысли читаешь, а про меня думаешь, будто я ничего не вижу. Посуди сам. Вы с Арду вдруг, ни с того ни с сего, объявляетесь здесь, хотя должны в это время находиться далеко на западе. Да, конечно, это наш общий день рождения, но я сильно сомневаюсь, чтобы Адвокат разрешила вам бросить все ради вечеринки.

— А ты что, не можешь просто радоваться празднику и встрече с друзьями? — подал голос Ардуций. — Нынче генастро, прекрасный день, мы в Эсторре. Вино самое лучшее, оплачено Адвокатом, и мы доставили сюда новичков с фантастическим потенциалом — ты и Эстер с ними еще познакомитесь. Можно сказать, вырвали их из пасти канцлера, которая осталась с носом.

— Она была там?

— Как всегда, — ухмыльнулся Ардуций.

— И мы ничего не можем с этим поделать? — спросила Миррон.

Ардуций покачал головой.

— Адвокат не станет менять закон. Да дело и не в ордене, всему виной Коройен и ее приспешники. Мы должны наглядно убедить народ в нашей приверженности Всеведущему с помощью добрых дел. Нам нужно признание, а не конфликт с истинно верующими.

Миррон прикусила губу, ее не отпускало беспокойство.

— Рано или поздно тебе не удастся с помощью красноречия склонить всех на свою сторону, и что тогда? Мы знаем, что канцлер пустит в ход силу, если представится хоть малейшая возможность. Страшно подумать: ведь вас могут сжечь в каком-нибудь захолустье просто потому, что она сумела науськать на вас невежественных и напуганных людей.

— А что нам еще остается делать? — Ардуций развел руками. — Чтобы распространять Восхождение и искать одаренных людей, нам необходимо ездить повсюду. Сколько талантов нами найдено, сколько человек спасено от расправы? Люди, из-за своих способностей считавшие себя изгоями и жившие в вечном страхе перед орденом, теперь могут ни от кого не прятаться.

— Все-таки, Арду, это наивный взгляд на вещи, — возразила Миррон. — Может быть, здесь, на Холме, им и нет нужды прятаться, но даже в Эсторре есть места, куда нам лучше не соваться. И это в столице, а не в провинции. Не так уж важно, что говорит Адвокат и какие указы она издает. Народ все равно относится к нам в лучшем случае с опаской. А уж на окраинах нас по-прежнему ненавидят. В глазах людей Адвокат представляет орден, а мы — чужие и странные, какова бы ни была наша вера.

— Это ничего не меняет, — отозвался Ардуций. — Мы обязаны распространять наше учение, как, кстати, делал в минувшие века орден. Да, конечно, без риска не обходится, но если мы не займемся этим сейчас, будущие поколения не сумеют двигаться вперед. И как, по-твоему, нам себя вести?

— Ох, даже не знаю, — покачала головой Миррон. — Просто быть осторожными. Делать, что должно, не отрекаясь от своих поступков, но стараться не провоцировать канцлера. А то ведь знаю я вас!

Ардуций рассмеялся и поцеловал ее в щеку.

— Да ладно, будет тебе. Давай лучше выпьем. Расслабимся для разнообразия, а то ты слишком много беспокоишься.

— И не без причины. — Миррон приняла кубок, переданный ей Ардуцием, и отхлебнула вина. — И не думайте, что я не выясню настоящую причину, по которой вы сегодня объявились здесь.

— Я знаю, что выяснишь, — сказал Ардуций, и на какой-то момент его аура потускнела. — Только давай не сейчас, а?

Миррон кивнула и повернулась к сыну и Эстер, стараясь подавить тревогу.

* * *

Роберто Дел Аглиос, старший сын Адвоката и первый посол Конкорда в Сирране, ощущал прилив необычайной энергии и чувствовал себя гораздо моложе своих сорока восьми лет. Сезон за сезоном, год за годом он упорно вел трудные, деликатные, порой выводящие из себя переговоры, и вот наконец договор был утвержден властями закрытого и почти недоступного для чужаков государства Сирран.

Пусть это и не настоящий союз, однако соглашение предусматривало тесные связи, свободную торговлю намного более широким спектром товаров и, самое главное, обмен информацией о соседях, таких как Цард на юге, Омари на западе и огромное равнинное царство Герант к северу от Сиррана. Еще недавно почти слепые, благодаря договору они обрели повсюду множество глаз.

Лишь оказавшись за пределами Сирранкиора, места, где заседало правительство этой удивительной страны, Роберто позволил себе подойти к Гестерису и крепко обнять его. Двое мужчин от души похлопали друг друга по спинам.

— Этот договор, — отстранившись, сказал Роберто, — поможет Конкорду снова вернуть себе величие. Ты только подумай, что это даст Госланду и Дорносу…

— Это укрепит власть твоей матери во всех уголках Конкорда. Роберто посмотрел на своего старого друга. Сенатор Марк Гестерис был героем Конкорда, человеком, который сдерживал войска Царда на границе Нератарна, пока Роберто не подоспел с армией, чтобы дать решающее сражение войны 848-го цикла. А также великим воином и проницательным дипломатом. Пожалуй, в Конкорде не нашлось бы людей, не питавших уважения и глубокого почтения к одноглазому генералу с глубоким шрамом, пересекавшим правую сторону лица. И по сю пору этот шрам в холодные дни наливался краснотой, а пустая глазница постоянно чесалась.

— У меня не хватает слов, чтобы выразить тебе благодарность. Ты так давно не видел семью.

— Служить Конкорду для меня честь и удовольствие, — ответил Гестерис. — Однако нам еще предстоит многое сделать. Наша разведка доносит, что Цард вновь вооружается. Конечно, это может быть просто реакцией на возвращение нами Атрески и формирование легионов в пограничных провинциях, но я лично думаю иначе. А еще я полагаю, что нам очень не помешала бы военная помощь Сиррана. Силы для оказания поддержки у них вроде бы есть, но, похоже, нет ни малейшего желания их применять.

— Все это странно, — ухмыльнулся Роберто. — За все время существования Конкорда они не разу никуда не вторглись. Никакого стремления к экспансии, знаешь ли.

Гестерис коротко рассмеялся.

— Да, будучи гражданином Конкорда, трудно поверить, что можно располагать силой и не стремиться ее использовать. И подумай вот о чем. Много ли народу мы видели? Многое ли нам вообще позволили увидеть в этой стране? Не исключено, что большая ее часть вовсе не заселена. А все разговоры об их мощи служат лишь для устрашения несведущих чужеземцев.

— Ну, исключить это, конечно, нельзя. Сам-то ты как думаешь?

— Что ж, на мой взгляд, главная причина в их самосознании. Они не единый народ, а это уже само по себе отвергает всякую мысль об экспансии. Тут ведь правят не с помощью указов, а по общему согласию. Более того, можешь, конечно, посмеяться, но мне кажется, всем сирранцам присуща агорафобия. Взять хотя бы их столицу — никаких больших площадей, открытых пространств.

— Знаешь, возможно, ты прав — Роберто задумался. — Все бы так… только вот эти шпили.

— Нет. Со шпилями все в порядке, они огорожены и, как я понимаю, благословлены богами.

Роберто долгим взглядом посмотрел на ошеломляющий своей красотой, невероятный столичный город Майтаринос, название которого переводилось примерно как «место встреч».

Это был город низких куполов и устремленных ввысь шпилей, окаймленных улицами со множеством деревьев и обнесенных стеной леса, город крытых рынков и уединенных полян. В палитре столицы преобладали цвета листвы и веток — оттенки зеленого, бурого и красно-желтого.

Местная поговорка называла лесную сень крышей мира, и пронзить крышу означало поспорить с силами неба. Правда, это вовсе не говорило о том, что здесь боялись небес. Самые высокие шпили воспаряли на сотни футов над самым высоким деревом и являлись памятниками превосходства человеческого гения над природой. На них поднимались для уединенных раздумий, благоговейного созерцания пресловутой «крыши мира», поклонения мириадам чтимых в Сирране богов и — типично сирранская практичность — наблюдений за погодой.

Роберто как-то не задумывался о такой странности — сирранцы, которые предпочитали жить в приземистых домах, редко строившихся выше двух этажей, тем не менее превосходно чувствовали себя и на раскачивающихся шпилях, и на верхних ветвях самых высоких деревьев. Никогда прежде он не видел столь ловких верхолазов и акробатов, причем во всем этом ни малейшей показухи, сирранцы просто не ведали страха высоты. Одно это объясняло, почему Сирран не опасался вторжения — чтобы покорить его, любой армии потребовалось бы вырубить или сжечь все здешние безбрежные леса. А для этого надо сперва подобраться к дереву с топором, что само по себе непросто.

И все же Гестерис верно уловил, в чем слабость жителей Сиррана. Во время своего путешествия через бескрайние леса, усеянные ошеломляющей красоты горными хребтами, широкими озерами и непроходимыми долинами и ущельями, он заметил, что каждый раз, когда по пути приходилось пересекать открытые пространства, сирранцы чувствовали себя неуютно.

— Я прав, уверяю тебя, — заявил Гестерис. — Смотри.

Их переводчик Таренак открывала двери здания, пропуская вперед Хуатла, старейшего члена делегации Сиррана на переговорах. Выйдя на солнечный свет, оба они быстрым движением провели руками перед глазами и над головой.

— Спаси меня, Всеведущий, а я-то было решил, будто они отмахиваются от мошкары.

— Наверное, бывает и так, — хмыкнул Гестерис. — Гнус здесь такой, что шрамы от иных укусов могут остаться на всю жизнь.

— Марк, твоя наблюдательность просто поражает.

— Тут особая наблюдательность и не требуется. Жест довольно редкий.

— Суеверие?

— Полагаю, религия, — ответил Гестерис. — Я спросил Таренак, но она смутилась и ответила в высшей степени невразумительно.

— Да, тебе удалось меня удивить.

Таренак и Хуатл торопливо направлялись к ним. Они оба обладали типично сирранским телосложением — рослые, стройные и грациозные, с большими, крепкими руками. Сирранцы представляли собой потомков древесной расы. Костистые выступы сбегали вниз по обеим сторонам их шеи и продолжались, как говорил Роберто, по всей длине торса и внутренних поверхностей рук. У их далеких предков между этими гребнями существовала перепонка, обеспечивавшая долгое планирование с высоты или затяжные прыжки с дерева на дерево. У некоторых до сих пор сохранился удлиненный копчик. Рудиментарное напоминание о давно забытом прошлом, так же как и зеленоватый отлив их темно-коричневой кожи. Это была история, которой жители Сиррана дорожили и которая до сих пор лежала в основе их мифологии, религии и обрядов.

— Что, забыли внести в договор какой-нибудь важный пункт? — решился спросить Роберто, когда сирранцы приблизились, торопливо преодолев короткий пролет каменных ступеней. Оба были одеты в плотно облегающие тело штаны и рубашки, легкие, накинутые на плечи плащи развевались на ветру.

Таренак не улыбнулась, хотя уже успела привыкнуть к чувству юмора Роберто. Ее большие карие глаза сосредоточились на после Конкорда, и она, нахмурившись, сказала:

— Получена новая информация.

Голос у нее, как и у большинства сородичей, был гортанным и сильным, способным проникать сквозь приглушающую звуки густую листву.

Роберто не удержался от усмешки.

— Значит, хорошо, что мы успели подписать соглашение?

— Да. — Она так и не улыбнулась.

Роберто посерьезнел. В глазах Таренак стояло глубокое разочарование. И печаль.

— Что случилось?

Таренак повернулась к Хуатлу и подала ему знак. Он медленно заговорил. Таренак приходилось часто останавливаться, подыскивая подходящие эсторийские слова, но она старалась изо всех сил.

— Войска Хурана снова покрывают землю. Они быстро движутся на запад, сердитый зверь войны громыхает по горам и долине. Им не видно конца, но у них есть жестокая цель. В их глазах кровь, это единственное, что они видят. Что-то движется позади них, и они не осмеливаются свернуть в сторону, хотя страх подталкивает их разбежаться. Они обрушатся на наших друзей. Вы не готовы.

Роберто поймал себя на том, что уставился на Гестериса. Их радость обратилась в прах. Короткое сообщение изменило все.

— Где они? — спросил Роберто. — Как далеко успели продвинуться?

И снова медленная сирранская речь, потом несколько неуклюжий перевод.

— Сейчас они находятся к югу и востоку от нас. Недалеко от Халора. Они движутся по нашим южным границам, держат путь на Госкапиту. Возможно.

— В Галорианские горы? Как могло случиться, что они оказались так близко, а вы нас не предупредили?

Таренак перевела этот вопрос, и Роберто увидел, что Хуатл нахмурился, как будто ответ был очевиден.

— Только наши друзья слышат то, что мы видим. Вчера договор не был подписан. Сегодня — вы друзья.

Роберто воздержался от замечаний. Он кивнул и резко повернулся к Гестерису.

— Необходимо немедленно сообщить об этом моей матери. Бери свою команду и прихвати образцы вещества. Они потребуются Неристусу и Д'Алинниусу гораздо раньше, чем мы думали. Отправь птиц. Вышли перед собой самых быстрых гонцов. Мы должны собрать силы, и у нас нет времени.

Гестерис ударил себя правым кулаком в грудь.

— Телом и душой с тобой! А что предпримешь ты, Роберто?

— Сначала постараюсь разведать побольше об их численности и вооружении, желательно бы увидеть все своими глазами. Ну а потом отправлюсь в Госланд, где возглавлю оборону. Позаботься о том, чтобы там знали о моем прибытии.

Роберто стукнул кулаком по каменному парапету.

— Проклятый Хуран! Да развеют его пепел демоны ветра! Как мог он так быстро восстановить силы?

На самом деле Роберто до конца не верил услышанному, чудес не бывает. Может быть, это лишь демонстрация силы? Может быть, сирранцы ошибочно истолковали намерения Царда? Хотя они редко высказывались на какую-либо тему столь прямо и подробно, без долгих предисловий и путаных намеков. И это беспокоило Роберто куда больше, чем он согласился бы признать. Судя по всему, Цард все же собрался с силами и отважился на вторжение. Конкорд к этому был попросту не готов.

ГЛАВА 4

859-й Божественный цикл, 1-й день от рождения генастро

Миррон, Ардуций и Оссакер прошли по мощеным дорожкам мимо лужаек и фонтанов парка, миновали базилику и вступили на территорию самого дворца, на стенах которого реяли флаги земель Конкорда, хотя верность определенных членов федерации вызывала ныне сильные сомнения.

Их провели в маленькую, но роскошно обставленную приемную. Дни стояли прохладные, и пол под ногами подогревался с помощью гипокоста — системы подачи теплого воздуха. Миррон так и не научилась без трепета и восхищения относиться к роскоши всех этих бюстов, гобеленов и мебели, но главным сюрпризом для нее в этот удивительный день стало нечто иное.

— Пол! — вскричала она и, бросившись вперед, утонула в отцовских объятиях гиганта.

Настоящего своего отца Миррон не знала, но этот человек спасал ей жизнь не один раз, а столько, что с ходу и не сосчитаешь. Пол Джеред, казначей Конкорда, улыбнулся.

— С днем рождения, Миррон.

— Почему тебя не было на приеме, Пол?

— Государственные дела и тому подобные мелочи. — Он выпустил ее, отступил назад и указал на кресло с откидывающейся спинкой. — Присядь, Миррон, надо поговорить. И остальные тоже.

— Что происходит? — Миррон посмотрела на братьев. — Ну?

— Мы знаем лишь, что казначей хотел поговорить с нами. Вот почему нас вызвали из Моразии, — сказал Оссакер.

— Бывшийказначей, — уточнил Джеред. — Не забывайте, я вышел в отставку, вновь укоренившись на эсторийской почве. Ныне я всего лишь старик, если еще и занимающийся вопросами безопасности, то лишь для того, чтобы не впасть в старческий маразм…

— Слышали мы эту песню… — пробормотала Миррон, садясь и принимая у слуги кубок с водой.

Джеред сел напротив Восходящих. Для своих пятидесяти семи лет он выглядел совсем неплохо, хотя чувствовалось, что поспешное возвращение из Атрески его утомило. Облик его ничуть не утратил былой внушительности, а морщинки вокруг глаз, когда казначей, как сейчас, улыбался, лишь придавали ему отеческий вид.

— Дело в том, что бывший король Атрески в ходе нашей беседы сообщил нечто, глубоко меня встревожившее. Я, право же, не знаю, как и сказать. Короче говоря, если верить Юрану, Гориан жив.

Миррон словно провалилась в темный тоннель, замкнувшись внутри себя. Она выронила кубок и больше не воспринимала энергетические карты братьев и Джереда. Женщина смутно осознавала, что лицо ее горит, а дыхание слишком участилось, но не могла справиться с потрясением.

Она закрыла глаза и раскачивалась, пропуская сквозь себя его имя. Обрывки воспоминаний промелькнули перед ее мысленным взором — красота Гориана, его ярость. Образы прошлого, ушедшие навсегда. Тени минувшего десятилетия, которые она отвергла, но не сумела забыть.

Голоса и прикосновения пытавшихся успокоить ее людей не помогли Миррон восстановить душевное равновесие. Она даже не знала, что сделает в следующую секунду: засмеется от облегчения или зарыдает от отчаяния. Хотя теперь память о Гориане была им ненавистна, Восходящие никогда не желали ему смерти. С другой стороны, известие о том, что он уцелел, сулило множество серьезных проблем. Стоило их жизни медленно, постепенно наладиться и устояться, как в их тихую заводь с плеском влетел булыжник.

— Что нам делать? — Это прозвучал ее голос, но Миррон слышала его будто бы со стороны и издалека, словно через закрытую дверь. — Что же нам делать?

Миррон поймала себя на том, что внизу живота стало вдруг горячо — ощущение, которое она впервые испытала девочкой, осознав красоту Гориана. Молодая женщина ничего не могла с собой поделать и лишь проклинала свою беспомощность и растерянность.

— Эй, все в порядке! — Голос Ардуция несколько утихомирил суматошную круговерть ее мыслей. — Успокойся, ничего пока не случилось. Выпей.

Миррон открыла глаза. Они были затуманены слезами, и она сердито смахнула влагу.

— Прошу прощения, — буркнула Миррон, приняв у Ардуция кубок разбавленного водой вина. — Спасибо, Арду.

— Нет, это мне следует извиниться перед тобой, — покачал головой Джеред.

Миррон сделала маленький глоток и посмотрела на братьев. Оссакер осунулся, к его глазам подступили слезы. Лицо Ардуция выглядело болезненно печальным.

— Я думаю, все мы знали, что когда-нибудь он объявится, — тихо проговорил Оссакер. — Мы годами не говорили об этом, но, думаю, никто из нас на самом деле не верил, что он сгинул навеки.

Джеред нахмурился.

— Если вы так думали, нам следовало искать его все это время.

— И где бы мы искали? — спросил Ардуций. — Конкорд огромен, Цард тоже да еще толком не нанесен на наши карты, а сколько есть и иных земель. Гориан к тому же умен. Мы бы никогда его не нашли.

— Но это по нашей вине он уцелел, — напомнил Джеред. — Роберто Дел Аглиос выступал за его смерть, когда у нас была такая возможность. Мы же решили отпустить его на свободу. И вот теперь я думаю: не придется ли нам горько пожалеть о своем тогдашнем решении?

— Ему было всего четырнадцать! — выкрикнула Миррон, найдя выход своему гневу. — Нам всем было по четырнадцать. И несмотря на то что он сделал, мы не могли просто уничтожить его, ни тогда, ни потом. Даже ты, Пол, потому что в то время ты поддерживал нас. В конце концов, дело не в этом. Мы не можем позволить себе жить прошлым и постоянно копаться в нем. Вопрос в том, что делать теперь? И вообще, где и каким образом он объявился?

Взгляды Восходящих снова обратились к казначею.

— Что именно сказал Юран? — спросил Ардуций.

Джеред наклонился вперед и сделал глубокий вдох. Миррон ощутила тревожную ауру его воспоминаний.

— Представляете, указ о низложении вызвал у него облегчение. — Казначей покачал головой. — Когда он начал говорить, мне показалось, что он напуган. То есть сначала я подумал, что он боится казни, но потом понял: есть и другая, более глубокая причина. Он боялся Гориана. Гориана, который использовал Юрана, чтобы получить доступ к королю Хурану, а потом, когда Конкорд вознамерился вернуть Атреску, бросил его на произвол судьбы.

Юран говорит, что в Царде Гориан быстро приобрел доверие короля и в настоящее время является там самой влиятельной персоной, стоящей за троном. Вот так обстоят дела, если верить Юрану.

— Но ведь не это же так напугало Юрана? — промолвил Оссакер. — Гориан что-то сделал? Что?

— По мне, это звучит нелепо, просто дико, но Юран уверяет, будто Гориан ставит опыты с оживлением мертвых. Успешные опыты. Послушать Юрана, так он подбивает короля Царда начать новую войну с Конкордом, используя мертвецов как оружие.

При этих словах Миррон стало не по себе: ее сознание наполнило неприятное, но отчетливое воспоминание. Как будто все случилось только вчера…

— Ты помнишь, правда? — прошептал Оссакер. В пульсации его жизненных линий прослеживался тот же страх.

— Он говорил об этом в теснине Любек, — кивнула Миррон. — Интересно, что он там увидел?

— Постой, постой, — вклинился Джеред. — О чем он говорил?

— Речь идет о мертвых, погибших в теснине Любек во время последней войны с Цардом, — ответил за нее Ардуций. — Нам всем тогда чуть плохо не стало, а Гориана вид множества трупов заворожил — и он высказался в том смысле, будто у мертвых имеется какая-то своя энергия. Я предположил, что он ощущает энергию крыс, обгладывающих кости, но он только отмахнулся. Да, Миррон права. Он еще тогда что-то увидел, некую почву для деятельности.

— Ты веришь рассказу Юрана? А ведь это могли быть слова отчаявшегося человека, который готов сказать что угодно, лишь бы спасти свою жизнь.

— Но ты сам сказал, Пол, что это не имеет отношения к его казни. Ты с ним говорил. Ты-то сам что думаешь? — спросил Оссакер.

— Я думаю, что в жизни не слышал ничего более отвратительного, и очень хотел бы верить, будто все эти россказни вызваны лишь стремлением продлить его жалкую жизнь. Но там со мной была Меган. Мы допрашивали его вместе, и оба пришли к одному и тому же выводу. Насколько его рассказ соответствует действительности, это другой вопрос, но сам Юран полностью верит в то, что говорит.

Так вот, он, конечно, может ошибаться, но игнорировать его сообщение мы не имеем права. И должны действовать исходя из того, что оно соответствует истине, пока не сможем убедиться в обратном. Необходимо все проверить. Это ваша задача. Ваша и Ступеней Восхождения. В конце концов, Гориан может использовать какой-то трюк, фокус, иллюзию. Так ли это, возможно ли вообще воскрешение мертвых — предстоит выяснить вам.

Миррон уставилась на Джереда. На протяжении их долгой дружбы она узнала его и как непревзойденного прагматика и реалиста и одновременно как человека несравненно более великодушного и доброго, чем это виделось со стороны. Но вот неуверенность в его поведении Миррон заметила впервые.

— Никто из нас на такое не способен, — заявила она. — Мы ничего не знаем о мире мертвых. Никому из нас не приходило в голову даже задуматься о чем-нибудь подобном.

— Где Юран сейчас? — спросил Ардуций.

— В темнице под дворцом, — ответил Джеред. — Знаете, мне трудно это осмыслить…

— Ничего удивительного, — вставил Оссакер.

— …однако без осмысления не обойтись. Раз возможна угроза, ее необходимо оценить. Я собираюсь встретиться с Адвокатом и сообщить ей то, что нам стало известно. Она наверняка захочет, чтобы в связи с этим были предприняты немедленные действия, поэтому нам с вами потребуется быстро выяснить следующее. Возможно ли это вообще? Правду ли говорил Юран? И если правду, насколько велика опасность? Проблема состоит еще и в том, что мы не можем поднять по тревоге пограничные силы и направить к рубежам подкрепление, пока не будем полностью уверены в намерении Царда напасть на Конкорд. Сами знаете, у нас сложные отношения, а преждевременная война совсем не в интересах Конкорда. Положение щекотливое.

— Мы знаем и то, что наше собственное положение тоже весьма щекотливо, — указал Ардуций.

— Я собирался упомянуть об этом. Стоит только распространиться слуху, и врагов у Восхождения сильно прибавится. Причем появится множество вопросов, которые потребуют ответа. И на вас свалят вину, хотите вы того или нет. На всех вас.

Джеред встал и улыбнулся. Улыбка получилась неубедительная.

— Идите и поговорите с Юраном. Составьте собственное мнение о его рассказе. Задействуйте Ступеней. Беда в том, что я на самом деле понятия не имею, что это может означать. Пустая фантазия, чистая теория, не имеющая практического применения, или совсем наоборот? Юран был уверен, что изыскания Гориана можно использовать для ведения боевых действий. Мне нужно знать, прав ли он. Мне необходимо понимать, нужно ли нам готовиться к нежелательной для нас войне с противником, относительно которого неизвестно, сумеем ли мы ему противостоять. Мне необходимо знать, с чем могут столкнуться легионы.

После ухода Джереда наступило тягостное молчание. Пустоту внутри себя Миррон ощущала как скорбь. Нетрудно было заглянуть в будущее и увидеть крушение всего того, что они так тщательно создавали.

— Итак, стало быть, он жив, — промолвил Оссакер.

— Нам нужно быть сильными, — изрек Ардуций. — Не позволить ему возобладать над нами или изменить нас.

— Как ты это себе представляешь? — спросила Миррон. — Известие о нем изменило даже казначея.

— Я хочу сказать: работа Академии должна продолжаться. Мы должны быть верны духу Восхождения и ни в коем случае не отказываться ни от обучения новых Восходящих, ни от распространения наших идей в народе. А раз что-то этому угрожает, мы будем бороться.

— Все это красивые слова, Арду, и я предвкушаю момент, когда ты повторишь это Адвокату и Ступеням. Но делать-то что?! — выкрикнула Миррон.

— А вот это как раз совсем просто, — усмехнулся Оссакер. — Я не вижу смысла в том, чтобы выяснять, может ли Гориан делать то, что приписывают ему слухи. Единственное, что мы должны сделать, — выследить его, где бы он ни скрывался, а когда найдем, убить.

* * *

— Это не что иное, как предательство. И вы пожалеете об этом.

Эрин Дел Аглиос, Адвокат Эсторийского Конкорда, встала с кресла и подошла к открытому балкону. В Эсторре, раскинувшемся у подножия Холма, кипела обычная городская суета. День был солнечный и ясный, но прохладный воздух пронизывали ароматы утреннего дождя и влаги, как и подобало в начале нового сезона. Но в сердце Эрин сохранялся лед дуса.

— Мы сожалеем об этой необходимости, но не о самом решении.

Эрин обернулась и в упор уставилась на Тарина, посла Дорноса. Он очень постарел за годы, прошедшие с тех пор, как Цард чуть не разорвал Конкорд на куски. Его кустистые брови стали совсем седыми, а осунувшееся от тревог лицо делало посла похожим на стареющую собаку-ищейку. И руки все в желто-коричневых крапинках, а походка нетвердая. Стремительно увядающее тело Тарина окутывала тога с сиреневыми вставками, орнаментом Дорноса.

Впрочем, телесная немощь ничуть не умаляла гордости и уверенности, с которой посол делал свое дело. Эрин давно наблюдала за тем, как позиция Дорноса по отношению к Конкорду становилась все тверже. Разумеется, сепаратистские настроения то и дело возникали и на других территориях, но Тарин вел свою игру уверенной рукой мастера, точно рассчитывая время каждого хода. А ведь во дворце в Кабрии сидел эсторийский консул, ему следовало бы повнимательнее следить за происходящим.

— Тарин, то, что ты говоришь, — бессмыслица. — Эрин вздохнула. — Ты дожидался того момента, когда мы поставим перед собой задачу восстановить контроль над Атреской, и решил, будто это развяжет тебе руки, потому что нам будет не до того, чтобы навязывать свою волю Дорносу. Ну что ж, будущее покажет, что это роковая ошибка. Хотя к тому времени, когда это станет очевидным, ты, возможно, уже будешь пребывать в объятиях Бога.

На лице посла появилось обиженное выражение, и Эрин спрятала усмешку.

— Эрин, что ты говоришь? Мы же друзья.

— Были друзьями. Будь доволен тем, что я не отдаю тебя под суд за измену. Дипломаты, даже представители наших же территорий, имеют привилегии, недоступные обычным гражданам, но я порой сожалею о том, что приняла некоторые излишне мягкие законы.

— Я годами пытался втолковать тебе, в каком тяжелом положении мы находимся! Но в ответ на все мои доводы каждый сезон появлялся Джеред со своими прихвостнями и все новыми преступными требованиями — денег и людей, денег и людей! Неужели непонятно, что нам этого не вынести?

Тарин закашлялся, его тело содрогнулось, на губах выступили капельки крови.

Он утер рот платком, а Эрин сделала знак слуге, чтобы тот подал воды. Глядя на посла и собираясь с духом, она краем взгляда уловила собственное отражение в зеркале, висевшем над фигурной, в форме листа, каминной решеткой.

Большую часть морщин на лице скрывал искусно наложенный грим, однако в первую очередь Адвокат стремилась выглядеть не моложе, а как можно более сурово и властно. В конце концов, пристало ли молодиться Адвокату в возрасте восьмидесяти двух лет. Она гордилась сединой в волосах, ведь это свидетельство долгой жизни, полностью посвященной гражданам Конкорда. Правда, Эрин чувствовала себя бодро и думать о старости не желала. Она поправила обруч из золотых листьев в волосах и провела пальцем по носу — ей всегда хотелось, чтобы он был более рельефным, — а перед тем, как снова повернуться к Тарину, улыбнулась, мысленно посмеявшись над собой. В ее-то годы не переставать заботиться о внешности!

— Ты знаешь, менее чем в двух сотнях ярдов отсюда находится человек, что мог бы вылечить тебя от всех твоих хворей. И скоро таких, как он, будет больше — людей, способных спасать граждан, у которых не осталось уже никакой надежды.

— Эти люди, Эрин, твоя величайшая оплошность, — заявил Тарин. — Я скорее умру, чем позволю кому-то из твоих Восходящих коснуться меня.

— Твое желание, несомненно, исполнится, — парировала Эрин.

— Неужели ты не видишь, что они и есть основная причина трудностей, которые переживает Конкорд со времен той войны?

— Трудности порождены тем, что Восхождение находится в процессе становления, а это требует времени.

Эрин снова села и, глядя через стол на Тарина, задумалась о том, когда и что она просмотрела в этом человеке.

— Это они тебе говорят? Твои драгоценные Восходящие и спевшиеся с ними советники? Твердят, будто все в порядке и нужно только пошире распространить их учение, чтобы стало и вовсе хорошо?

— Ты думаешь, я не знаю, какой яд распространяет орден?

— И здесь ты сама создаешь себе неразрешимую проблему.

Эрин нахмурилась и выдержала паузу.

— Говори.

Тарин глубоко вздохнул, провел рукой по лбу, на котором выступил пот, и начал:

— Ты являешься представителем Всеведущего на земле. Это не подлежит сомнению, но не подлежит сомнению и то всем известное пренебрежение, с которым ты относишься к собственному канцлеру. Ты так увлеклась своими подопечными, этими Восходящими, что повернулась спиной к нашей исконной религии, которая и дает тебе власть.

— О Боже Всеведущий! — Эрин в раздражении воздела руки. — Уже десять лет, как нам стало известно о Восходящих, а ты так ничего и не понял. Восходящие представляют собой орудие Всеведущего, они исполняют его работу, а вовсе не подменяют его. Начать с того, что это направление издревле существовало в нашей религии, но было поставлено вне закона теми, кто увидел в нем угрозу своей власти. Этот страх жив поныне, и именно он движет Фелис Коройен. Она канцлер, но не мой канцлер. Я могу лишь сожалеть о том, что сенат отказался санкционировать ее смещение.

— Я понимаю, Эрин, ты, наверное, искренне веришь, что все обстоит именно так, и действуешь, как считаешь правильным. Но рядовые граждане не видели того, что видела ты, и их продолжает пугать эта новая сила. А твоя очевидная поддержка Восходящих сбивает народ с толку. Люди в растерянности. Они уже не знают, истинно ли учение о Всеведущем, которое они исповедовали из поколения в поколение. Куда это годится, если высшие столпы веры, Адвокат и канцлер, смотрят на нее по-разному? Неудивительно, если гражданам кажется, что ты подорвала их веру. Фелис, с ее замашками, люди просто боятся.

В результате из-за подрыва доверия к ключевым фигурам страдает и само учение: люди сомневаются в том, что испокон веков принимали за истину. Тебе стоит поговорить с Фелис Коройен. Она познакомит тебя с интересными фактами. Дело в том, что независимо оттого, в какую сторону удается склонить колеблющихся — поддерживают они ее или Восходящих, — большая часть людей, махнув рукой на все эти споры, возвращается к древним верованиям, которые доминировали в их землях до прихода Конкорда. Подумай, Эрин, ты сама разрушаешь Конкорд куда более эффективно, чем любые действия, какие мог бы предпринять Дорнос.

— Ты пытаешься сделать меня ответственной за измену Дорноса? Ну, уж это и вовсе вздор. Отказ платить подати не имеет ничего общего с религией.

— Разумеется! — воскликнул Тарин. — Напрямую он намного больше связан с твоим нежеланием просматривать счета и прислушиваться к доводам послов, но твое сбивающее с толку поведение в вопросах веры вряд ли способствует цементированию трещин. Так или иначе, мой народ беден и голоден, и он не желает лишать себя самого необходимого, чтобы ты могла пить лучшее вино, украшать Эсторр и формировать легионы, готовясь к новой войне. Хватит! Нам нужны мир и стабильность. Пойми, мы не враги Конкорда, но не желаем больше сносить его власть. Она для нас губительна!

Эрин рассмеялась. Просто не смогла удержаться.

— Ты что, решил, будто Конкорду больше не угрожает опасность? Боже Всеобъемлющий, ты вообще способен заглянуть хоть чуточку дальше границ своей земли, а? Омари не отказались от агрессивных намерений, и если их что-то сдерживает, то только легионы Конкорда. И Цард затих лишь на время: как и мы, они копят силы. Мой родной сын безвылазно торчит в Сирране, пытаясь сколотить союз, который мог бы выручить нас, когда возникнет угроза нового вторжения. Или ты думаешь, что оно не будет угрожать Дорносу, коль скоро над дворцом в Кабрии перестанет реять мой флаг? Если ты и твой маршал-защитник действительно вообразили это, вы опасно заблуждаетесь. Без Конкорда вы будете слабы и беззащитны.

— Все не так, Эрин. Да, угроза для нас существует, но лишь потому, что мы входим в состав Конкорда. Омари не угрожают тем, кто не угрожает им. Поколениями мы жили в мире и дружбе с соседями, и старые союзы были разорваны лишь после того, как над нашими землями стал развеваться ваш флаг. Другого пути для Дорноса нет. Ты не можешь больше навязывать нам свою волю. Когда я вернусь в Кабрию, эсторийский консул и все не дорносские легионы будут удалены из страны. Договор с Омари у нас уже подготовлен.

— В таком случае ступай. — Эрин встала. — Но потом, когда твой народ будет умирать у тебя на глазах и твоя глупость откроется тебе, можешь не рассчитывать на нашу помощь. Ты вообразил себя невесть каким умником, решив, что мы слишком заняты возвращением Атрески и Бакира и нам не до тебя. Что ж, это хитро, но, поверь мне, недальновидно. Поскольку, как знает теперь Атреска, а со временем узнаете и вы, мы всегда возвращаемся за тем, что нам принадлежит. И в следующий раз наше правление не будет столь снисходительным и терпимым.

Возвращайся домой и посмотри на свои границы на севере, юге и востоке. Враги объявятся скоро, и перед концом ты будешь умолять нас о прощении и помощи. Но не получишь ни того, ни другого. Я больше не хочу знать тебя, посол Тарин.

— Мы могли бы сосуществовать как друзья и добрые соседи.

— Этого не будет, ибо Дорнос принадлежит Конкорду. И всякий, вообразивший, будто наше временное ослабление продлится долго, совершает серьезную ошибку. Именно теперь, в сложное время, легче распознать настоящих друзей, разделяющих мое представление о будущем. В этом зале их нет. Прощай.

ГЛАВА 5

859-й Божественный цикл, 4-й день от рождения генастро

Эрин отправилась в Академию Восхождения вместе с Джередом. Долгое время она игнорировала возникавшие проблемы, надеясь, что граждане сами убедятся в благой природе Восходящих, но, увы, подозрительность по отношению к ним сохранялась. Тем более что масло в огонь недоверия усердно подливала канцлер, стоявшая во главе целой армии преданных ей чтецов и гласов и вооружённого корпуса, именовавшегося Доспехами Бога.

Фелис Коройен оказалась непримиримым противником, но Эрин полагала, что время само наглядно продемонстрирует необоснованность ее страхов. Время и рост числа Восходящих, обретающих зрелость и несущих свое учение всему Конкорду. Однако хотя процесс начался и развивался, он обещал быть длительным, а значит, в этот сложный период и без того шаткая верность некоторых провинций Конкорду подвергалась дополнительному испытанию. Что-то следовало предпринять. Эрин опасалась, что, оставив все, как есть, она проиграет битву за сердца граждан.

Войдя в Академию, Эрин и Джеред первым делом ощутили тепло: сейчас, с приходом генастро, солнце грело еще слабо, и искусственный обогрев помещений создавал особый комфорт. Помимо уюта здесь, в бывших палатах ордена Всеведущего, сильно прибавилось всего того, что ненавидела и презирала Фелис Коройен. Однако теперь Эрин понимала, что в свое время недооценила и силу ненависти этой женщины, и ту общественную поддержку, на которую опиралась канцлер и которую ухитрилась не растерять за прошедшие десять лет.

Недовольство коснулось не только Дорноса или Бакира с их сепаратистскими настроениями, оно угнездилось повсюду, даже здесь, в Эсторре, столице Конкорда. А именно сейчас Адвокату как никогда требовались сила и сплоченность, иначе бразды власти могли ускользнуть из ее рук.

Казначей повел Эрин по отделанному мрамором коридору с нишами, в которых были установлены бюсты прежних канцлеров и героев ордена Всеведущего. В западном конце коридора, при входе в Академию находился и бюст знаменитого отца Восхождения Ардола Кессиана, убитого канцлером, чью веру он столь горячо исповедовал. Сама Эрин с этим человеком не встречалась, но знала, что Джеред питал к нему огромное уважение.

— Как ты думаешь, решение разместить Академию Восхождения именно здесь не было опрометчивым шагом? — спросила Эрин.

— Это единственное подходящее место, — ответил Джеред. — И не только потому, что Восходящие нуждались в защите, обеспечить которую позволяло лишь размещение их на территории дворцового комплекса. Необходимо было продемонстрировать, каково их место в глазах Всеведущего. И ты это сделала. Остается лишь сожалеть, что, похоже, услышали и поверили тебе не многие.

— И к их числу не принадлежит мой старший сын, — напомнила Эрин. — А ведь именно он станет моим преемником.

Джеред рассмеялся. Он возвышался над Эрин не менее чем на две головы, и ей приходилось торопиться, чтобы поспевать за легкими размашистыми шагами казначея. Однако в верности и преданности этого человека, не всегда одобрявшего ее методы, сомневаться не приходилось.

— Знаешь, как раз насчет Роберто я бы беспокоиться не стал. В душе он прежде всего солдат, а потому с опаской относится ко всему, что может быть использовано на поле боя в качестве оружия, если попадет не в те руки. Но ведь Роберто не знает их так, как мы. Он долгое время находился далеко отсюда и в отличие от нас не наблюдал за ростом Восходящих.

— Не знаю, как насчет их роста, но вот известие о том, что Гориан жив, явно не обрадует Роберто.

— Да, это сильно его озаботит, — согласился Джеред. — Но Роберто не глуп, он сразу поймет, что в такой ситуации Академия для нас особенно важна.

— Ну, тут все зависит от того, как на нее посмотреть. Многие видят в ней не прообраз будущего, а школу зла.

— Не отчаивайся, Эрин. В конце-то концов, ты ведь главный проводник нашей веры. Рано или поздно люди прозреют.

— Ну да, только не будет ли слишком поздно? Сколько еще потребуется времени? Еще десять, двадцать лет? Сорок? Мы не можем позволить себе столь длительный раскол. Боже Всеобъемлющий, по моему разумению, ордену давно пора бы развалиться, а он, как мне кажется, лишь расширяет свое влияние. Как ты думаешь почему?

— Ну, — пробормотал Джеред, — это как раз ясно.

— Да?

— Орден держит Дома Масок в каждой деревушке Конкорда. Ему служат тысячи чтецов и гласов, которые каждый день наставляют верующих. В течение девятисот лет, а если ты заглянешь вглубь истории, в период до возникновения Конкорда, то еще дольше. Кроме того, Восхождение при всей твоей поддержке действует партизанскими методами. Восходящие сваливаются на голову горожанам, предъявляют пергамент с твоей печатью, отыскивают людей, которым приходилось скрывать свои способности, и увозят с их собой. Объяснять происходящее растерявшимся местным жителям некому, кроме служителей ордена, разумеется. Ну а уж как они ведут разъяснительную работу, понятно каждому. Подумай об этом, Эрин. Взрослых Восходящих всего три человека.

— Четыре.

— Тот не в счет. Их явно недостаточно, чтобы противостоять слухам и клевете. Для того чтобы люди поверили во что-то новое, их нужно убеждать. И еще вопрос, удастся ли это.

Они прошли мимо библиотеки, где было собрано все, что известно о Восхождении. Это помещение хранило древние тайны и предания, и даже Эрин, проходя мимо, ощущала некую нервозность. Справа находилась приемная, где перед поступлением в Академию экзаменовались люди, проявившие признаки активной или пассивной одаренности, а дальше шли всевозможные рабочие помещения, в которых вели исследования, добывали и анализировали сведения, составляли записи. Предполагалось, что в далеком будущем Восхождение охватит всех и Академия станет просто историческим курьезом.

С одной стороны, Эрин не могла не признать, что это, наверное, и есть прогресс, а прогресс не остановить. Но иногда Адвокат просыпалась в тревоге, опасаясь того, что сама же взращивала. Она боролась с этим неприятным ощущением, но совсем отделаться от него не могла.

— Но я-то поверила. Не ошиблась ли я?

— Нет, — ответил Джеред, и Эрин услышала в его голосе твердую убежденность. — Ты приняла решение, которое история отметит как смелое и вдохновенное. Но тебе пришлось вынести вердикт в нелегкие времена, и результат может оказаться не столь скорым и очевидным, как хотелось бы.

Эрин кивнула и улыбнулась с внутренним облегчением.

— Сказано сильно. Правда, меня как-то больше привлекает признание при жизни. Посмертно обожествление мне ни к чему.

Джеред расхохотался, звук отразился от стен и эхом разнесся по коридору.

— Считай, что тебе повезло. Моя участь куда прозаичнее, я у каждого гражданина Конкорда как заноза в боку. Поэтому то, что тебе не нужно, для меня было бы в самый раз.

— Ну, я-то знаю тебе цену.

— И, по правде говоря, этого достаточно. — Джеред склонил голову перед Адвокатом.

Они остановились около небольшой классной комнаты. Здесь Миррон обучала пятерых юных Восходящих под бдительным оком Эстер Наравни, матери Восхождения. Всем ученикам было по семнадцать лет, они принадлежали к десятой пряди и развивались прекрасно. В других классах небольшим группам граждан разного возраста, собранным со всего Конкорда, преподавали Древнее знание, которое до недавних пор приходилось скрывать из-за предубеждения общества. Большинство проявившихся талантов вскоре угасало. Некоторых людей со способностями Восхождения уговаривали стать матерями и отцами будущих прядей. Часть из них отказывались и возвращались домой. Колесо прогресса вращалось, но очень медленно.

Джеред открыл дверь, и Эрин вошла, с порога махнув рукой, чтобы никто не вставал. В классной комнате воцарилась тишина.

— Прошу прощения за беспокойство, Миррон. Ты не против, если мы посидим и послушаем?

— Нет, конечно нет, мой Адвокат. Для нас это большая честь, — улыбнулась Миррон. Она снова повернулась к сидящим за столами подросткам. — Теперь придется поволноваться по-настоящему, отвечая урок.

Смех учеников, последовавший за ее словами, прозвучал немного нервно.

— Хорошо. Вернемся к теме. Осталось немного. Сигалий, ты рассказывал о теории, которая объясняет нам формирование энергетической карты быстрой энергии, такой как огонь, из энергии медленной. Ты верно предположил, что идеальный пример для этого — дерево. Продолжай.

— Э…

Юнец с огненно-рыжими волосами покосился на Эрин, и его бледное лицо залилось краской.

— В общем, я… э… как я и говорил, они…

— О, прошу прощения, — молвила Эрин, сдерживая улыбку. — Я сбила тебя с мысли. Пожалуйста, не волнуйся. Имей в виду, что бы ты ни говорил, я ведь все равно не пойму, правильно ли это.

Ученики снова засмеялись, но нервозность в комнате сохранялась. Сигалий выдавил из себя улыбку, сделал глубокий вдох и начал говорить. Эрин откинулась на стуле и слушала. Джеред рядом с ней с тихим ворчанием ерзал на слишком маленьком для его комплекции стуле… Сигалий осмелел под ободряющими кивками Миррон и в конце концов совершенно забыл, кто сидит позади него.

— Очень хорошо, — одобрила Миррон. — Очень хорошо.

Джеред наклонился к Эрин.

— Прямо как в старые времена. Восходящий говорит, а у меня нет ни малейшего представления, о чем, собственно, идет речь.

— Потише там, сзади, — попросила Миррон.

— Прошу прощения, учитель, — отозвался Джеред. — Я больше не буду.

Ученики покатились со смеху. Миррон захлопала в ладоши.

— Ладно, уймитесь, ребята. Как видите, у меня тут встреча, так что вы свободны. Сегодня вы хорошо поработали, но рекомендую как следует подготовиться к практическим занятиям — они через два дня. И поскольку вы все равно об этом спросите… Да, очень скоро вам предстоит выполнять самостоятельные задания, работать для людей. Очень скоро. А теперь идите.

Эрин и Джеред встали. Ученики, проходя мимо, салютовали старшим. Джеред с серьезным лицом отвечал на приветствия. Как только дверь за ними закрылась, из коридора донесся взволнованный гомон.

— Насчет самостоятельной работы это ты серьезно? — спросила Эрин.

— Мы присматривались к ним целый сезон. — Ответ взяла на себя Эстер, как старшая. — Они добились исключительных успехов и с психологической точки зрения вполне готовы. Мастерства, конечно, недостает, но это приходит только с опытом.

— Хорошо, хорошо, — сказала Эрин. — Мы об этом еще поговорим. Где остальные?

— В покоях канцлера, — ответила Миррон, посторонившись и пропуская ее вперед. — После тебя, мой Адвокат.

Покои канцлера ничуть не утратили своего великолепия. На мраморных с прожилками стенах висели гобелены и картины, превозносившие подвиги во славу Всеведущего. В огромных галереях вокруг величественных садов, где идиллическую атмосферу поддерживало журчание воды в фонтанах, стояли статуи и бюсты. Обивка мебели была из лучших тундаррских тканей или моразийской кожи, над дверными и оконными проемами красовались резные цитаты из Священного Писания. Все деревянные части роскошной обстановки — мебель, настенные панели, двери, оконные рамы — создавались из лучшего дерева, доставленного из Сиррана. Фелис Коройен, безусловно, имела вкус к хорошим вещам и умела радоваться жизни — даже изречения, подобранные ею для своей резиденции, не призывали к воздержанности. По крайней мере, от руководителей ордена таковой, видимо, не требовалось.

Их провели в столовую, выходившую на открытый сад камней, в котором порхало множество разнообразных маленьких птичек, и вода, переливаясь через красиво высеченный каменный порог, заполняла пруд, где нежились карпы. За центральным столом, уставленным едой и напитками, уже сидели и беседовали Оссакер и Ардуций. Миррон устроилась рядом с ними, как делала всегда. Эрин разместилась в глубоком кресле, а Джеред предпочел стоять и смотреть наружу, в сад. Эстер попрощалась и ушла: учебный день закончился не для всех.

— Вы ничего здесь не изменили, — заметила Эрин, обводя взглядом статуи, обстановку, настенные панели и украшения.

— Мы временные жильцы, — пояснил Оссакер. — В один прекрасный день здесь снова будет жить канцлер, а Восхождение и орден станут едины пред ликом Всеведущего.

— Ну, это может произойти не скоро.

— Мы будем надеяться и молиться, — сказал Ардуций.

— Боюсь, что молитв может оказаться недостаточно, — вздохнула Эрин. — К сожалению, сегодня нам предстоит обсуждать наше будущее не в плане теологии.

Она помолчала, присматриваясь к Восходящим. Все они напряженно переживали услышанную недавно новость, и Адвокат им мысленно посочувствовала.

— Я не знаю, с чего начать, — проговорила Эрин, потом мимолетно улыбнулась, — Кажется, лучшего места для серьезного разговора не придумать.

— Что ты хочешь узнать? — спросил Ардуций.

— Посол Дорноса только что сказал мне, что Дорнос выходит из состава Конкорда. Он, конечно, выставляет в качестве причины непомерные подати, но мне кажется, в глубине души он винит вас и ваше влияние на рядовых граждан, сбитых с толку и не понимающих, что за направление принимает наша вера. Как по-вашему, он прав? Есть ли истина в утверждении, что Восхождение способствует развалу Конкорда? Не потеряю ли я мой собственный народ из-за того, что поддерживаю вас?

Ардуций насупился и почесал ухо, подыскивая ответ. Миррон выглядела слегка рассерженной. Оссакер сохранял бесстрастный вид.

— Я ожидал несколько иного вопроса, — признался Ардуций.

— Понятно, — кивнула Эрин. — Но это, конечно, вопрос, ответ на который вертится у вас на языке.

— Отчеты…

— Пропади они пропадом, эти отчеты, Миррон, — отрезала Эрин. — В них говорится лишь о том, кого вы спасли, кого привели в Академию и убедили служить Восхождению. Там нет ничего о тех, кто, растерявшись и не понимая, где истина, вовсе отвернулся от Всеведущего и теперь потерян — и для меня, и для вас, и для канцлера. А я не могу не обращать внимания на ослабление религиозной власти Конкорда. Тем более в свете новой информации. Так что говорите откровенно: как обстоят дела там, где вы побывали? И долго ли еще моим людям придется соскребать нелицеприятные надписи с наружных стен дворца и со статуй наших великих военачальников? — Эрин указала в направлении Врат Победы.

— Поколения, — тихо промолвил Оссакер.

Эрин кивнула.

— Что ж, это, по крайней мере, откровенно. Почему?

— Мы пытаемся развеять предубеждения, насаждавшиеся столетиями, пытаемся принести правду людям, которые по большей части не желают ее знать. И всякий раз, когда мы открываем рот, тут же оказывается канцлер и называет нас лжецами и еретиками. Если ты хочешь, чтобы дело всеобщего просвещения двигалось быстрее, ты должна либо устранить ее, либо заткнуть ей рот.

Джеред резко вздохнул и, отвернувшись от сада, поймал взгляд Эрин. Он качнул головой. Эрин чуть-чуть расслабилась.

— Мне неоднократно приходилось давать понять самым разным людям: я ничего никому не должна. Сан Адвоката предполагает определенные немногочисленные привилегии.

— Я не хотел…

Эрин подняла руку.

— Сейчас говорю я, Ардуций.

Она умолкла и обвела взглядом стол. Потом взяла тарелку, попробовала нарезанные фрукты и копченое мясо. Так же молча налила себе кубок вина, отмахнувшись от слуги. С кубком в руках Адвокат откинулась в кресле.

— Давным-давно, задолго до того, как Адвокатура вообще услышала о вашем существовании, Фелис Коройен упрашивала меня дать ей побольше власти. Запретить иные религии, усилить легионы Доспехов Бога, устранить несогласных. Но такой путь неприемлем для династии Дел Аглиос. Потом, не согласившись с моей позицией по вопросу о Восхождении, Фелис покинула Холм и удалилась, чтобы проповедовать учение Всеведущего в том виде, в каком его понимает орден. Замечу, само по себе это не преступление. То, что она по-прежнему называет себя канцлером, — да, здесь некоторое нарушение налицо, но ведь это всего лишь звание, которое вся страна связывает с ее именем. Могу ли я взять кого-то под стражу всего лишь за использование титула, который за долгие годы так прилип к этому человеку, что стал восприниматься как второе имя? Ну, в данном случае, в принципе, могу, но тут возникает еще одна проблема.

Эрин пригубила вина, поймала растущую улыбку Джереда и наклонилась вперед.

— Позвольте поинтересоваться: что бы, по-вашему, случилось, прими я решение запретить Фелис делать именно то, за что ее почитают девяносто пять процентов жителей моего Конкорда, да еще и наказать ее за это?

Ардуций развел руками.

— Ну, конечно, это дало бы всем понять, что ордену надлежит приветствовать Восхождение, поскольку этого хочешь ты, а ты представляешь на земле самого Всеведущего.

— Раз ты так думаешь, то слава Всеведущему, что тебе никогда не стать Адвокатом. Слово «хочешь» подходит мне в той же степени, как слово «должна». Ты, конечно, еще молод, Ардуций, но меня тревожит подобная наивность в человеке, наделенном невероятными возможностями и облеченном моим доверием. В тот самый момент, когда я официально низложу канцлера, большинство моих верных граждан станут моими врагами. Они, в отличие от меня, не знают подробностей, не могут и не обязаны заглядывать в далекое будущее и в моих действиях увидят лишь проявление самодурства и тирании. Получится, что Адвокат проводит необоснованные репрессии против ордена. Могу я допустить, чтобы в народе сложилось такое мнение обо мне? Не могу, и Фелис, которая хорошо меня знает, прекрасно понимает это. Поэтому я скажу вам то, что всегда говорила ей. Вы должны одержать победу в теологическом споре. Я в вас поверила. Убедите остальных сделать то же самое.

— Все не так просто, — возразил Оссакер. — Но скоро будет немного легче. Следующая прядь уже почти готова приступить к работе. Число граждан с выявленными пассивными способностями неуклонно растет. Баланс смещается. Поверь, мы сумеем переубедить людей, сколько бы времени нам на это ни потребовалось.

— Так говорит мне Пол, — вздохнула Эрин. — Беда в том, что время мое, а стало быть, и ваше весьма ограничено. Я не вечна и, между прочим, стара. Когда меня не станет, Адвокатом будет Роберто. Но даже пока я нахожусь у власти, угроза лишиться поддержки народа может принудить меня к нежелательным решениям.

— Но назад пути нет! — воскликнула Миррон. — Ты не можешь позволить себе продемонстрировать такую слабость.

— О, моя дорогая, это можно сделать так, что никто даже не подумает о слабости, уж поверь мне, — улыбнулась Эрин.

— Ты считаешь, что наш подход был неверным? — спросил Ардуций.

— Не совсем, — сказала Эрин. — Необходимость поисков потенциальных Восходящих и сосредоточения их здесь, на Холме, у меня сомнения не вызывает, но это не единственное, что необходимо делать. Мне кажется, в последнее время вы слишком увлеклись перспективами и пренебрегаете проблемами сегодняшнего дня. Что говорить о провинции, если моя столица по-прежнему относится к вам с предубеждением? А ведь вы здесь уже десять лет! Да, я знаю, вы ведете активную деятельность только пять лет, но… все мы видели, как протестует народ, и читали, что пишут на стенах. Скажи мне, Ардуций, тебе ведь не требуется телохранитель, чтобы посетить таверну Алькарина?

— Могу поспорить, что это не самое лучшее место отстаивать свои убеждения. — Ардуций задумчиво почесал голову.

— Спорить или не спорить — меня это особо не волнует. Замечу, что Фелис Коройен даже не считает нужным сюда являться, поскольку считает, что ее позиции и без того достаточно тверды. И ведь она не слишком ошибается. Гласы Ветра, Моря и Земли имеют прочное влияние на большую часть граждан, а вы, сколько времени вы даже не пытались выйти в город и открыто вступить с ними в серьезную дискуссию? Года три?

— Поскольку нас всего трое, мы, вероятно, сочли главной задачей донести до самых дальних уголков Конкорда весть о том, что дар — не зло и его не следует скрывать, — нахмурилась Миррон. — А что касается Эсторра, мы решили, что он может подождать.

— И это оказалось ошибкой. Ошибкой, последствия которой, как я ожидаю, вы разделите со мной. — Эрин положила в рот четвертушку апельсина. — Но я здесь не затем, чтобы считаться виной. У нас есть вновь появившиеся таланты, готовые идти в народ, что они и сделают при первой возможности. Вы же трое займетесь тем, чтобы должным образом отреагировать на новость, с помощью которой Юрану удалось отвести факел от своего погребального костра.

Главная причина, по которой Фелис не может в конечном счете выиграть битву за сердца моих граждан, состоит в том, что за всю свою историю Восхождение не предприняло ни единого шага, направленного не во благо людей. Так неужто же происходящее в Царде все изменит?

На пороге появился генерал Арков, решительным стуком возвестив о своем приходе.

— Я прошу прощения, что прерываю вашу встречу, мой Адвокат, но дело неотложное.

— Создается впечатление, будто ты брал уроки бесцеремонности у присутствующего здесь Пола Джереда. — Эрин поджала губы. — Что, твое дело действительно важнее, чем будущее Восхождения или, может быть, моей Адвокатуры?

Арков помолчал и бросил взгляд на Джереда.

— Я думаю, что это имеет отношение к вашему разговору, — осторожно сказал он.

— Тогда я вся обратилась в слух, — сердито отозвалась Эрин.

Арков сделал рукой приглашающий жест, и человек, державшийся за его спиной, выступил вперед. Для столь прохладного дня одет он был очень легко, в серую шерстяную хламиду с вышитым на груди изображением гор, но для карку, каковым он являлся, холодные вечера генастро наверняка казались неприятно жаркими. Пришелец имел заросшее курчавыми волосами лицо и босые ноги, а его телосложение — очень длинные конечности при коротком торсе — показалось Эрин непропорциональным и непривлекательным.

Арков явно устал после долгого путешествия, но он, по крайней мере, привел себя в порядок. Этот же… Эрин наконец обратила внимание наего глаза. Он рассматривал их всех, наморщив лоб, с выражением, граничащим с сочувствием. Но было и что-то еще — Эрин умела разбираться в людях. Да, он боялся.

— Кто?.. — начала она, но ее прервал звон подкованных сталью сапог о плиты пола.

— Харбан? Это ты? — произнес Пол Джеред.

— Казначей Джеред, — произнес карку с таким сильным акцентом, что понять его было нелегко. — Пожалуйста. Помоги нам. Пусть придут Восходящие.

ГЛАВА 6

859-й Божественный цикл, 4-й день от рождения генастро

Харбан не желал усаживаться в кресло, но Адвокат заявила, что не будет с ним разговаривать, пока он не сядет. Наконец Джеред прошептал ему что-то на ухо, и карку неохотно согласился.

Пока Харбан приходил в себя — его так трясло, что ему пришлось поднести кубок вина к губам обеими руками, — Ардуций присматривался к старому знакомому. Карку прерывисто дышал, как будто едва переносил терзавшую его боль, но страх, который они увидели в глазах Харбана, сейчас сменился печалью, составлявшей основу пульсации его энергетической карты. Она была настолько сильной, что Ардуций с трудом сдержал слезы. Оссакеру и Миррон это не удалось.

— В чем дело? — спросил Джеред у Аркова.

— Он толком не рассказал. Твердит только, что должен поговорить с Восходящими и что это касается Гориана и мертвых.

— Они идут. Гора задрожит, — заговорил Харбан. — Она упадет.

Оссакер положил руку на его запястье. Только тогда карку расслабился и на его бледные щеки вернулось немного румянца, дрожь унялась.

— Клянусь Сердцем Горы, если бы каждый Восходящий был таким же, как ты, — промолвил Харбан.

— Только один из нас может…

— Одного достаточно.

Адвокат по ту сторону стола прокашлялась.

— Н-да. Весьма драматично. А теперь выкладывай факты и подробности. А то ведь у меня сегодня и других дел полно.

Харбан помолчал, собираясь с мыслями. Ардуций видел, что Адвокат присматривается к нему, оценивая. Впрочем, уже одно то, что Джеред знал Харбана и уважал его, придавало весомость любым словам карку.

— Многие из моего народа обладали и обладают тем, что вы называете пассивными способностями Восходящих. Так было всегда. Так записано на камнях Интен-Гор.

— А что это? — спросила Адвокат.

— Наша самая драгоценная святыня. Сердце Карка в горе.

— Мне чрезвычайно приятно, что ты так относишься к Восхождению, но ведет ли этот экскурс в историю к чему-нибудь значимому?

Харбан бросил на нее резкий взгляд.

— Если бы вы следовали нашим путем, не отворачивались от света, то не столкнулись бы с тем, что имеете сейчас.

— И с чем же мы столкнулись, Харбан? — спросил Джеред, предупредив недовольную реплику Адвоката.

— Пророчество было начертано при основании Интен-Гор. У него древние корни, и до появления четверых твоих Восходящих само послание не привлекало особого внимания. Многие считали его просто страшной выдумкой, рассказом о роке, который никогда не грянет. Но похоже, ему суждено сбыться.

— Послушай… Харбан, — сказала Адвокат. — Я уважаю твои обычаи и верования, но в этом мире, моем мире, древние пророчества высмеиваются по множеству причин и часто не без оснований. Потому что они представляют собой туманное и путаное нагромождение слов, которое при желании можно применить к любым событиям, в том числе, разумеется, и к текущим. Но главная причина в том, что в пророчествах никогда не предлагается никаких решений. Единственное, что там есть, — это описание событий, которые мы и без них знаем и видим. Или не знаем и не видим, поскольку они, как ты сам говоришь, повествуют о «роке, который никогда не грянет». Так что давай не трать мое время попусту.

Ардуций уловил перемену настроения Харбана. Его энергетическая карта налилась ярко-голубыми потоками, перемежающимися пульсирующими вспышками белого цвета.

— Тогда ты умрешь в своем неведении! — Карку вскочил, швырнул кубок на пол и ткнул пальцем в Адвоката. — Ты оскорбляешь Карк. Твои заумные слова еще встанут комом у тебя в горле, когда тебя захватят. Мне нет нужды в твоем Конкорде, только в Восходящих. Это я зря потратил время на разговор с тобой.

— Как ты смеешь…

— Эрин! — Джеред оказался за плечом у Харбана и решительно подтолкнул его обратно в кресло. — Пожалуйста. И ты, Харбан! Сядь. Ссора никуда нас не приведет. Никто не тратит время впустую. Харбан, взвешивай слова, когда говоришь с моим Адвокатом. Эрин, он проделал путь более чем в тысячу миль — просто так в подобные прогулки не пускаются. Самое малое, что мы можем сделать, — это выслушать его.

Момент взаимного отторжения был кратким, но воздух между Адвокатом и карку раскалился от гнева. Энергия, исходившая от их тел, свивалась в клубки и яростно плевалась искрами. Ардуцию пришлось закрыться от нее, чтобы поберечь глаза, а бедняге Оссакеру ничего не оставалось, кроме как терпеть. Другого зрения у него не было.

Харбан кивнул. Глаза Эрин сузились, но она сидела спокойно, разглаживая тогу на коленях.

— Может, мне стоит рассказать о пророчестве? — сдержанно предложил Харбан.

— Может, тебе стоит извиниться, — сказала Эрин.

— За что?

— Я Адвокат.

— И я хочу, чтобы ты сохранила это положение.

Джеред закашлялся и предостерегающе воззрился на карку.

— Ладно, — махнула рукой Эрин. — Рассказывай. А то уже всем невтерпеж.

Харбан покачал головой. Сердце Ардуция забилось. Напряжение снова усилилось, и он физически ощущал столкновение недружественных энергий.

Харбан произносил древние строки нараспев, с воодушевлением и страстью — «зловеще», как сказал бы старый отец Кессиан. Его настрой в какой-то мере передался слушателям. И хотя услышанное в значительной мере соответствовало тому, что сказала о пророчествах Адвокат, она нахмурилась и подалась вперед.

— Почти поэтично, — промолвила Эрин. — Дословный перевод, как я понимаю?

— Настолько близкий, насколько можно передать смысл древнего текста на современном эсторийском языке, — кивнул Харбан.

— И что наводит тебя на мысль об исполнении именно этого пророчества?

Ардуций увидел, как Оссакер вздрогнул — такова была сила эмоциональной реакции Харбана. Карку опустил голову и стиснул руки между колен. Когда он поднял голову, его глаза переполняли слезы.

— Потому что я видел это, — сказал он, и его голос задрожал от воспоминания. — Мой наставник, мой советчик, мой старейший друг…

— Изенга, — выдохнула Миррон.

— Умер. Я видел, как он упал. Свалился с горы, подстреленный как зверь. А потом я увидел, как он идет, хотя жизнь покинула его. — Харбан содрогнулся и махнул рукой, не в силах продолжать.

— Но может быть, он уцелел при падении? — в замешательстве предположила Адвокат.

— Ты правда думаешь, будто я не в силах отличить живого от мертвеца? — вскричал Харбан, брызгая слюной. — Он упал с высоты более двух тысяч футов на скалы. Его тело разбилось, кровь разбрызгалась по льду. Я спустился к нему, но он исчез. На снегу был один-единственный след — значит, его не утащили. А потом он вышел ко мне. В его сердце была стрела… как я могу описать походку мертвого человека?! Как мне это сделать?!

Харбан не сдержал слез, и лишь прикосновение Оссакера снова успокоило его.

— Должно быть, это ужасно. — В голосе Адвоката прозвучали нотки сочувствия. — Но давай все-таки попробуем разобраться. Ты никак не мог ошибиться? Это был твой друг, не другой человек? Речь и на самом деле идет о том, что ты видел, как твой мертвый друг двигался, и, возможно, даже видел и слышал? То есть был неотличим от живого?

Харбан кивнул.

— Если не считать того, что я знал: он мертв. И в его глазах был глубокий страх понимания… чем он стал.

— Стал? — переспросил Ардуций.

— Даже в смерти дух карку обладает волей, но Изенга, оказавшись вне жизни, лишился ее. Между тем ни одному человеку не позволено повелевать карку — ни при жизни, ни после смерти.

— Я не… — начал Оссакер.

— Дело не в том, что он умер, а потом почему-то воскрес и пошел. Он умер, а потом кто-то поднял его, — пояснил Джеред. — Что-то или кто-то управлял им.

— Что случилось с Изенгой после того, как ты увидел его? — спросила Адвокат, — Куда он направился?

— Он умер снова. На сей раз у меня на руках. И после того, как смог сказать мне, чего он боялся.

— Он и говорить мог?

— Он и дышал как живой. Но не был им.

— Это похоже на то, что сообщил Юран, — проговорил Джеред.

Харбан встрепенулся.

— У нас на границах Карка отмечали и другие знаки, но никаких вестей о подобном из других мест до нас не доходило. Этот Юран, что ему известно?

— Гориан пробыл с ним почти десять лет, — ответил Джеред. — Если это дело рук Гориана.

— А кого же еще? Вы, остальные, здесь. Где Юран?! Куда ушел Гориан?!

Глаза Харбана снова наполнил дикий страх, и на сей раз даже Оссакер не мог его успокоить.

— Юран находится в темнице. Гориан покинул его в Царде, оставшись при короле Хуране, — пояснил Джеред. — Но тебе нужно успокоиться, Харбан. Сделай несколько глубоких вдохов.

— Я не могу просто так успокоиться. Я должен знать, что видел Юран. Мы все должны знать, на что способен Гориан.

— Я полностью согласна, — вмешалась Адвокат. — Поскольку на данный момент я не вижу особых причин для беспокойства, кроме проигрыша в теологическом споре. Само по себе это неприятно, но вряд ли способно угрожать Конкорду или Карку.

— Гориан умеет повелевать мертвыми! А ты говоришь… — Харбан в изумлении уставился на нее.

— Даже если исключить возможность ошибки и принять все сказанное на веру, мы имеем дело с единичным случаем. Конечно, и один блуждающий мертвец страшно — но это не легион.

— Один блуждающий мертвец — это только начало, — заявил Харбан.

— Хорошо. — Адвокат приподняла брови. — Давайте поразмыслим. И начнем с признания: единственная причина, по которой нам вообще приходится обсуждать столь несуразные известия, как рассказы о ходячих мертвецах, заключается в том, что с тех пор, как я услышала слово «Восходящий», мне то и дело приходится размышлять о самых невероятных вещах.

Ардуций не смог сдержать улыбки. В присутствии Адвоката он чувствовал себя по-разному: иногда напуганным, иногда неуверенным, порой, как сегодня, просто выбитым из колеи. Но все это в значительной степени уравновешивалось присущим ей здравым смыслом и неизменной толикой юмора, временами слишком тонкого, чтобы ее можно было понять сразу. Но Ардуций решил для себя, что как раз этого Эрин и добивается.

— Итак, вы, трое, — продолжала Адвокат, — Как он это делает и каким количеством мертвецов сможет командовать сегодня, завтра, в следующем году?

Восходящие переглянулись. Ардуций поднял глаза к небесам и указал на себя. Миррон пожала плечами.

— Ты всегда говоришь от нашего имени, — сказала она.

— Пожалуй, да, — согласился Ардуций. — Короче говоря, с ответами у нас сейчас негусто. Как он это делает — у нас нет ни малейшего представления. Вся наша работа основывается на использовании энергий жизни. Мы не можем создать жизнь, только усилить ее. Когда что-то мертво, оно мертво.

— Очевидно, это не совсем так, — предположил Джеред.

— Возможно, — пожал плечами Ардуций, — но ведь я-то могу рассказать лишь о том, что известно нам. Если допустить, что все нами услышанное правда, следует признать: Гориан опередил нас лет этак на десять. Его и раньше интересовала возможность не просто лечить животных, но управлять ими. Хотя самое большее, на что его хватило на моей памяти, это на трех гор-токов.

Адвокат откинулась на спинку стула.

— То, что я услышала, не дает повода для беспокойства. Три гортока и один блуждающий мертвец вряд ли сулят «падение горы» и дадут кому-то возможность «вершить судьбы мира», что бы это все ни значило.

— Но ты не можешь от этого отмахнуться, — запротестовал Харбан. — Если мы начнем действовать немедленно, то сможем остановить его до того, как станет слишком поздно.

— Для чего? — Адвокат улыбнулась. — Если не считать того, что любой шум по этому поводу сыграет на руку Фелис Коройен, я не вижу никакой проблемы. Кроме, конечно, понятного желания изловить и сжечь этого маленького ублюдка.

— Ты не представляешь себе, на что он способен, — возразил Харбан. — Его нужно остановить и уничтожить.

— В этом наши интересы совпадают, — сказал Оссакер.

— Осси! — воскликнула Миррон.

— Он будет портить и извращать все, чего мы пытаемся добиться, — заявил Оссакер. — Я сказал это во дворце и повторю это снова. Мы должны найти его и убить.

Миррон вздрогнула и посмотрела на брата, словно не веря своим ушам.

— Не может быть, Осси, чтоб ты вправду так думал. Не может быть…

— В клетку его не засадить, — спокойно продолжил Оссакер. — Другого выхода нет.

Джеред шагнул к ним, остановился позади Миррон и положил руку ей на плечо.

— Вы все согласны с ним? — вырвалось у нее.

Если б она была помоложе, то закричала бы или заплакала, но сейчас испытывала лишь глубокое разочарование. Ардуций видел это по энергетической карте сестры.

— Ты видишь другой выход? — спросил он.

— Да, — сказала Миррон. — Мы схватим его и предадим суду. Как принято в Конкорде. Если он окажется виновным, он умрет. Если нет, он уйдет свободным.

— Мы уже знаем, что Гориан виновен, — указал Оссакер.

— А так ли это? — возразила Миррон. — Умно ли с вашей стороны выносить вердикты и приговоры на основе слухов и показаний одного-единственного свидетеля?

— Он убил Менас и изнасиловал тебя, — парировал Оссакер. — Чего еще нам нужно?

— Это было десять лет тому назад! — возвысила голос Миррон.

— Время ничего не меняет. Гориан остался жив только из-за нашей неуместной привязанности к нему. Мы совершили ошибку, но повторить ее не имеем права.

— А что я скажу моему сыну, когда он спросит о своем отце? Что мы нашли его и убили за преступления, одно из которых и стало причиной рождения Кессиана?

— Миррон, мы все любим твоего сына, — ровным и рассудительным голосом сказал Ардуций. — И никто из нас уже очень давно не думал о Гориане как о его отце. Но дело даже не в этом. Кессиан — Восходящий, и по законам Восхождения он никогда не узнает, кто его отец. Так было всегда.

— А я никогда этого не понимала, — уперлась Миррон, — Какой вообще от этого может быть вред?

— Ой, да ладно тебе, Миррон, ты же все знаешь. Ранняя история Восхождения пестрит рассказами о юных дарованиях, погибших от рук своих отцов. Вот почему было принято решение забирать детей и скрывать от отцов сведения о них. А им не говорить об отцах.

— Миррон, — вмешалась Эрин, — слишком многие мужчины боятся того, что сами же порождают. И подумай о зависти. Иным, особенно тем, чьи таланты, проявившись, сошли на нет, нестерпимо видеть, как их дети добиваются того, чего сами они лишились.

— В данном случае не важно, справедливо это или нет, — подхватил Ардуций. — Значение имеет другое: это решение позволило покончить со смертями такого рода. Да, отцам приходится смириться, детям, когда подрастут, стараются все разъяснить. Мы тут все в одинаковом положении. Ни я, ни Осси тоже ничего не знаем о своих детях. Приятного мало, но мы относимся к этому с пониманием. По этой причине мы не занимаемся обучением той пряди, к которой могут принадлежать наши дети, если они одарены способностями. Мы вообще не знаем: обнаружились у них таланты или нет, находятся ли они здесь, в одной из классных комнат, или воспитываются в приемной семье в Вестфаллене. И ты не можешь требовать для Кессиана особого отношения.

— Хорошо, хорошо. — Миррон, сдаваясь, подняла руки. — Но это не меняет того, что мы затеваем дело несправедливое и неправедное.

— А ты предложи более гуманное решение, способное наверняка исключить угрозу, и я с интересом его обдумаю, — сказала Эрин. — Пока же мне представляется разумным поддержать мнение большинства. Пол, ты уж прости, но в нынешних обстоятельствах я не могу принять твою отставку. В начавшейся охоте мне могут понадобиться глаза и уши левимов. И я ни на кого не могу положиться так, как на тебя.

Но Джеред, похоже, даже не услышал этих слов — он смотрел на карку.

— Ты в порядке, Харбан? — спросил казначей.

Ардуций тоже обратил внимание на Харбана. Он сидел, уставившись на Миррон расширенными от ужаса глазами. Вернулась и дрожь, причем на сей раз дрожали не только руки.

— У Гориана есть сын? Твой сын? — выдавил карку.

Миррон кивнула.

— Тогда он тоже должен быть уничтожен, — прошептал Харбан.

На миг в комнате воцарилась полная тишина.

— Если ты его хоть пальцем коснешься, я расплавлю твой череп, — отчетливо произнесла Миррон.

Ардуций вздрогнул. Оссакер ахнул, ощутив мощную энергию ее ярости.

— Нельзя допустить, чтобы он присоединился к Гориану. Нельзя допустить, чтобы он достиг зрелости, — в ужасе и отчаянии воззвал ко всем Харбан. Лоб его покрыла испарина. — Пророчество…

Последние слова потонули в воплях и угрозах. Восходящие вскочили на ноги, Харбан тоже. Все жестикулировали и орали, силясь перекричать друг друга. Лишь Эрин сохраняла спокойствие.

— Тихо!!

Голос Джереда громом отразился от стен и привел в чувство всех, кто находился в комнате.

— У меня такое ощущение, будто я перенесся на десять лет в прошлое! — грозно продолжил казначей. — И все это безобразие вы творите в присутствии моего Адвоката. Вам надлежит следить за собой. Я ясно выражаюсь?

Последовало молчание. Потом все кивнули.

— Миррон, никто не собирается убивать твоего сына. Он в самом безопасном месте Конкорда. К нему никто не прикоснется. Харбан, ты просто лишил меня дара речи. Что это было за заявление? Мы все понимаем, что ты напуган, но вспышки такого рода недопустимы.

Ардуций видел, что Харбан не раскаивается. Он встал, и Джеред тут же призвал двух стражников.

— Проводите гостя в его комнаты. И пусть он никуда не выходит оттуда без вашего сопровождения.

— Да, господин Джеред.

— Я не стану убивать его, — пожал плечами Харбан. — Это ваше дело, а не мое. Но вы не понимаете, с чем столкнулись, а с каждым днем отсрочки угроза становится сильнее. Подумайте и о другом. Сотни лет мы неправильно истолковывали пророчество. В Карке наши лучшие умы всегда считали, что слова «отродье Восходящего» относятся к мертвым, которых он контролирует. Но, оказывается, это не так, вы понимаете?

ГЛАВА 7

859-й Божественный цикл, 5-й день от рождения генастро

Вечером Миррон стояла у двери в комнату, где мирно спал Кессиан, ее чудесный мальчик. Она ушла из покоев канцлера вслед за Харбаном — ее, разумеется, взяли под охрану, в саду под балконом патрулировала стража. Джеред позаботился обо всем, но ей было страшно.

— Никто не причинит тебе вреда, мой мальчик, пока я жива, — прошептала женщина. — Я никогда не покину тебя.

Ардуций и Оссакер предложили остаться с Миррон на всю ночь, но она заперла двери для всех, вознамерившись справиться со страхом в одиночку и не допускать каких-либо перемен, способных встревожить мальчика. Ей повезло, что Кессиан еще неопытен и не умеет толком считывать истинные эмоции с энергетической карты, однако чутье у него имелось. На протяжении дня Миррон не раз отмечала, что сын смотрит на нее с особым вниманием, не раз он опускал свою ладонь на руку матери, словно для того, чтобы ее успокоить. Он ничего не говорил и не задавал вопросов, но ясно было, что это ненадолго.

«Что же мне рассказать тебе, — ломала голову Миррон, — если нельзя говорить правду?»

Она прошла к окнам в комнате Кессиана и снова их проверила. Оконные проемы закрывали крепкие и плотные ставни. В дус на вершине холма было холодно, и толстые ставни, в дополнение к красивым, должно быть стоившим целое состояние, витражным стеклам помогали сохранять тепло. Наклонившись, мать поцеловала Кессиана в лоб.

— Спокойной ночи, милый, — сказала она, вышла из комнаты и закрыла единственную дверь.

Напротив, по другую сторону прихожей, находились распахнутые двери ее спальни, но Миррон туда не пошла, а устроилась прямо в холле, в кресле, куда принесла подушки и одеяло. Все-таки поближе к комнатке Кессиана. Кресло с откидной спинкой выглядело неудобным, но Миррон это не волновало — ей не верилось, что в эту ночь она вообще сомкнет глаза.

Устроившись с ногами в кресле, она взяла несколько записей и решила заняться ими, поскольку уж сегодня-то эта нудятина не погрузит ее в сон…

Пробудившись, Миррон увидела, что светильники продолжают гореть. Стояла глубокая ночь: который час, точно Миррон не знала, но чувствовала себя немного отдохнувшей и успокоившейся. Бумаги, выроненные во сне, рассыпались по белому мраморному полу, одна или две долетели по гладкой поверхности почти до двери Кессиана. Она почувствовала на лице ветерок, которым потянуло из ее спальни, и покачала головой.

— Идиотка, — выругала Миррон себя.

Рывком поднявшись на ноги, она размяла затекшую шею — все-таки в кресле очень неудобно — и, вслушиваясь в тишину дворца и ощущая босыми ступнями прохладу мрамора, подошла к двери Кессиана. Дверь отворилась с легким скрипом, и мягкий свет из прихожей пролился прямо на него. Сын сладко спал, раскинув руки и склонив головку набок.

Миррон улыбнулась и снова закрыла дверь, решив, что ей нужно взять с него пример. Стража у дверей и в садах, ставни заперты на щеколду. Всеведущий спаси и сохрани, но добраться до мальчика было бы нелегко и отряду окениев, не то что одному перепуганному карку.

Это точно.

Миррон зашла в свою спальню — там было прохладно, и она почувствовала, как под столу забирается холодок. Постель манила к себе ароматом лаванды, придававшим свежести подушкам и белоснежным, накрахмаленным простыням.

Дверь спальни закрылась, и из полумрака выступила фигура. Сердце Миррон сжалось, она отступила назад к окну. Наверное, ей почудилось.

— Кто там? — спросила женщина.

Нет, не показалось: сфокусировав сознание, Миррон увидела перед собой пульсацию энергетической карты.

— Ни шагу вперед, или я испепелю тебя на месте!

— Суровые слова, дорогая Миррон. И пустые. Откуда, интересно, ты собираешься черпать энергию в холодной, темной комнате? И с какой целью? Ни один Восходящий не доступен пламени.

Миррон обдало жаром так, что ее зрение затуманилось. Ноги подкосились, и она тяжело осела на каменный пол, не грохнувшись лишь потому, что успела ухватиться за раму кровати. Гориан медленно двинулся вперед, протягивая руку. В темноте его энергетическая карта светилась, и ее трепещущему сознанию он представлялся окутанным огнем. Но это был Гориан: его отпечаток навсегда остался выжженным в ее сознании. Миррон отпрянула от его руки и открыла рот, но не смогла издать ни звука.

— Не отталкивай меня. Я тебе не враг, — сказал Гориан.

Ее зрение прояснялось. Его черты стали вырисовываться из мрака, добавляя вещественности энергетической карте. В сознании женщины роились беспорядочные воспоминания. Красота и сила. Улыбка, от которой она таяла. Прикосновение под водопадом Генастро. И ярость в его глазах.

— Ты не можешь здесь находиться, — наконец выдавила она. — Это невозможно. Уходи.

Гориан продолжал двигаться к ней. Миррон поднялась на ноги и попятилась назад, к ставням. Больше идти некуда. Ее сердце стучало в груди так сильно, казалось, будто оно вот-вот разорвется. Она почувствовала, как все тело покрылось потом. Не надеясь унять дрожь в ногах, Миррон пыталась хотя бы замедлить дыхание.

— Чего ты боишься? — нахмурился Гориан. — Я никогда не смог бы сделать тебе ничего дурного. Только не тебе, Миррон. Единственной женщине, которую я когда-либо любил. Матери моего ребенка.

Миррон ахнула. Ей хотелось закричать. Позвать на помощь. Но в ней не было ничего, кроме ужаса, который набрасывал белое покрывало на ее энергетическую карту, заглушая все чувства.

— Как ты можешь…

— Ох, Миррон, ты думаешь, король Юран не имеет осведомителей внутри Эсторра? Я знаю, что здесь происходит. Знаю о работе, которую ты ведешь, и о том, что делают мои братья по всему Конкорду. Наконец-то Восхождение начинает занимать положенное ему место. Я горжусь всеми вами. Но главным образом тобой. Тем, что ты самостоятельно воспитываешь нашего сына. И какой же талант он обещает проявить! Да на самом деле уже проявил.

— Ты никогда его не увидишь, никогда не узнаешь, — сказала она, нашаривая где-то в глубине души остатки смелости.

— Не будь наивной. Зачем, по-твоему, я здесь? — спросил Гориан с улыбкой на лице.

— Пророчество было верным, — прошептала Миррон. — Ты пришел за моим сыном…

— И за тобой.

— Я умру, прежде чем… — Миррон ошеломленно покачала головой. — Что ты сказал?

— Ты должна была знать, Миррон, что я приду за тобой. Я люблю тебя. И всегда любил. И ты всегда меня любила.

Что-то росло внутри Миррон, и оно было сильнее страха. Она рванулась вперед и толкнула его с такой силой, что он пошатнулся. Гориану пришлось схватиться за спинку кровати, чтобы удержаться на ногах.

— Я надеялась, что ты умер! — прошипела женщина. — Ты изнасиловал меня и сбежал, ты, ублюдок. Испугался последствий того, что натворил, и удрал. Десять лет я училась жить, примирившись с тем, что ты сделал со мной. У меня есть Академия и мой сын. С того момента, как ты сбежал, я выбросила тебя из своей жизни. И никогда не впущу обратно. Я повзрослела, Гориан. Почему же не повзрослел ты?

Лицо Гориана стало суровым, и его энергетическая карта приобрела злобный темно-красный оттенок.

— Я знаю тебя, Миррон. Я знаю, что это неправда.

— Мне было четырнадцать! — отрезала она, ухватившись за обретенный самоконтроль. — Ты ничего не знаешь обо мне. Как ты смеешь приходить сюда и ждать, что я буду потворствовать твоим ребяческим фантазиям? Ты не напугаешь меня, Гориан. При всей твоей хитрости ты начисто лишен мужества. Мужество распространяет слово Восхождения поверх шрамов ненависти. Оно приносит истину тем, кто ее не видит и страшится того, чего не может уразуметь. — Миррон устремила взгляд на Гориана, поймав себя на том, что чуть ли не жалеет его. — Какие бы силы ты в себе ни развил, они могут послужить только разрушению и гибели.

— Да, но зато что это за силы, — сказал Гориан тихим резонирующим голосом, в котором не осталось и нотки гнева. — И как много я могу показать тебе. Расширить твои горизонты. Только мне ведома настоящая истина.

— Уходи отсюда, меня от тебя тошнит! Стоит мне крикнуть, и завтра от тебя останутся одни головешки.

— Ты не сделаешь этого, — улыбнулся Гориан, шагнув к ней. Миррон встретила его взгляд.

— Испытай меня.

Но Восходящий лишь рассмеялся и потянулся к ней, и, когда его энергия обволокла ее, Миррон почувствовала, что у нее нет голоса, чтобы осуществить угрозу.

* * *

Разбудило Миррон утреннее солнце. Она лежала в постели, аккуратно укрытая одеялом. Облегчение от того, что страшный сон кончился, согрело ее, и весь страх, испытанный в первый момент пробуждения, показался абсурдным.

Миррон повернула голову. Что-то лежало на подушке рядом с ней. Она нахмурилась. Один из ставней мягко хлопнул в раме.

«Я закрывала…»

Она соскочила с постели с именем Кессиана на губах и вылетела за дверь, мимо бумаг, разбросанных по мрамору, и людей, стоявших в прихожей. Дверь в комнату Кессиана оказалась открытой. Его постель была пустой и холодной.

Миррон резко обернулась, скользя взглядом по лицам. Ардуций и Оссакер. Гвардейцы Восхождения. Джеред. Почему все они здесь? И почему такая боль на их лицах?

— Где он? Где Кессиан?

Она осознала, что пронзительно кричит. Никто из них не ответил. Они лишь отводили взгляды.

— Помогите мне, — простонала Миррон, в голове ее что-то ревело. — Вы должны мне помочь.

Женщина охнула, побежала обратно в свою спальню и схватила кольцо, лежавшее на ее подушке. У всех изначальных Восходящих имелись такие кольца. Их изготовил Брин Марр, кузнец из Вестфаллена. Тогда они, конечно, были велики, и он не дожил до того времени, когда ставшие подростками Восходящие их надели. У нее все еще хранилось ее кольцо, и она знала, что Осси и Арду сберегли свои.

Миррон разжала кулак и посмотрела на символ Восхождения с красивой гравировкой, окружающей одну-единственную букву. Гориан тоже сохранил свое кольцо… А потом женщина села на кровать и дала волю слезам. Мужчины молча стояли в дверях.

— Он забрал его. Гориан забрал моего сына!

…Миррон держала в ладонях парусную лодочку своего мальчика. Она сидела на его кровати, запах его комнаты пронизывал ее, следы покоя и уюта — бегущие крапинки энергии — быстро растворялись в воздухе. Стремительно исчезали. Точно так же, как и Кессиан.

Все это походило на кошмарный сон. Новость распространилась подобно степному пожару: сохранить тайну не удалось, и дворцовый корпус бурлил. Нашли три древних трупа — то, во что превратились юные дворцовые стражи, которые имели несчастье прошлой ночью встретиться с Горианом. Началось расследование. Адвокат потребовала ответов, Академия была напугана, в Вестфаллен отправили предостережение, призывая быть настороже. Харбан выразил свое сожаление, но он не имел никакого отношения к потере Миррон. Сам он уже отбыл в Карк, предупредить соотечественников о надвигающейся беде.

Миррон чувствовала себя на удивление спокойной, ее лишь мучило смутное ощущение, будто она упустила что-то важное. Она понимала, что должна испытывать отчаяние и панику, но, выплакавшись в объятиях Эстер Наравни, почти пришла в себя. Хотя знала, что это временное ощущение. Словно находишься в центре бури.

— Во всяком случае, мы знаем, что он не причинит мальчику вреда, — сказал ей Джеред.

— Это не утешает, — отозвалась Миррон.

— Но мы все равно должны об этом помнить, — настаивал Пол. — Цепляться за эту мысль, чтобы сохранить рассудок, если не спокойствие. Это не похищение с целью выкупа, не попытка отомстить или навредить любящим родителям. Ему нужен Кессиан. А Кессиан замедлит его действия.

— Но мы ничего толком не знаем. Все, кто видел, как он вошел, мертвы, а как он уходил, вообще никто не видел. Как это возможно? — Миррон усилием воли разжала руки и положила лодочку на постель, опасаясь поломать ее. — Это дворец Адвоката.

Оссакер пожал плечами.

— На протяжении десяти лет мы были учителями и проповедниками. Гориан развивал иные способности. Очевидно, что он может делать и другие вещи, о которых мы не имеем никакого представления, не говоря уж об оживлении мертвецов. Нужно просто принять это как данность и ничему не удивляться.

— Даже у него есть свои пределы, Осси, — заметил Ардуций.

— Я хочу лишь сказать: ничего нельзя сбрасывать со счетов, — подчеркнул Оссакер.

— Мы найдем его, — пообещал Джеред. — Но в первую очередь нам нужна информация о том, как он проник во дворец, как вышел, куда направился. А от тебя, Миррон, мы должны узнать, зачем ему мог понадобиться Кессиан. Если предположить, что это не просто желание отца быть со своим сыном.

— У моего сына нет отца, — огрызнулась Миррон.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ведь в таком случае мы сможем наметить план и начать преследование.

— Нельзя медлить, — заявила Миррон. — Я не хочу рисковать тем, что Гориан изменит его, настроит его против меня.

— Не беспокойся. Я верну его в твои руки прежде, чем ты узнаешь об этом, — сказал Джеред.

— И даже раньше, чем ты думаешь. — Миррон вскинула голову. — Потому что я отправлюсь с тобой.

— И мы ее не оставим, — подхватил Ардуций.

— Я полагаю, что это неразумно, — нахмурился Джеред.

— Думай как тебе угодно, — отрезала Миррон. — Но ничто и никто не помешает мне найти и вернуть моего сына.

— И убить того, кто его забрал, — добавил Оссакер.

Миррон закусила губу.

— И это тоже, — прошептала она.

* * *

Йури Лианов, мастер гавани гестернского порта Вустриаль, приложил к глазам увеличитель и снова посмотрел на корабль, который неуклонно двигался на веслах к отведенному для него месту у причала. Ему было не по себе, хотя он решительно не мог взять в толк почему.

Со времени случившегося десять лет назад вторжения цардитского флота этот открытый порт на восточном побережье Гестерна тщательно соблюдал меры предосторожности. За каждым прибывающим судном внимательно следили с укреплений в горловине гавани, его встречали и досматривали чиновники на быстроходных лодках. Не имело значения, под каким флагом шел корабль, процедура была одинакова для всех. Лианов поклялся, что больше его не застигнут врасплох, будь то один корабль или сотня.

Ему просигналили флажками, что все в порядке. Частное цардитское торговое судно держит путь из порта в заливе Харрин. На единственной мачте триремы развевался флаг королевства Цард. Корабли Царда были у Лианова как кость в горле, однако Гестерн нуждался в торговле, и приказы маршала-защитника Мардов недвусмысленно выражали ее волю. Судно казалось вполне обычным — шкипер у руля, палубная команда на местах, барабан отбивает ритм для гребцов.

Лианов окинул взглядом пристань. Там царило обычное утреннее оживление. Погрузочно-разгрузочные работы производились у шести из десяти портовых причалов. Над спокойными водами разносились команды, привычно пахло морем, свежей рыбой и водорослями. Лианов передал увеличитель капитану порта.

— Проследи за тем кораблем. Если он отклонится хоть на один градус от заданного курса, дай сигнал тревоги. Что-то здесь неладно, нутром чую.

— Да, мастер Лианов.

— Я знаю, о чем ты думаешь, капитан. Слишком много странных ощущений, да? — Капитан промолчал, но отрицать не стал. — Смотри в оба!

Лианов торопливо спустился по пандусу с широкой площадки цитадели, где размещались его онагры и баллисты, пробежал по темным коридорам форта, вновь вынырнул на солнце и помчался по изогнутой дамбе в сторону пристани. На бегу он старался держать корабль цардитов в поле зрения. Три ряда весел окунались и поднимались, неуклюжие, словно их держала команда новобранцев, корабельный нос разрезал убегавшую назад воду. Судно направлялось к отведенному месту, туда же спешил Лианов. Расстояние между ними неуклонно сокращалось.

Мастер гавани прибавил шагу, и тут до него дошло, что же именно показалось ему необычным или, скорее, неправильным, когда он смотрел через увеличитель. Большинство виденных им кораблей Царда украшала роспись, изображавшая воинственных морских богов, здесь же их не было. И добро бы они отшелушились или смылись во время плавания — нет, их стерли или закрасили. Это могло означать лишь одно — миссия корабля такова, что боги не пожелали бы освятить ее своим присутствием.

Позади него, с форта равномерно забил колокол. Тревога! Лианов перешел на бег.

— Лучники, к причалу! — выкрикнул он. — Стража пристани, приготовиться. Зарядить катапульты!

Сначала его никто не услышал, но сигнал тревоги сам по себе заставил всех действовать согласно боевому распорядку. Он увидел, что мужчины и женщины смотрят на гавань, ища источник угрозы. Рычаги онагров оттягивали назад, скрипели натягиваемые вороты баллист. Над поверхностью воды с криками заметались чайки. Тревогу подхватили другие колокола, к которым присоединились многоголосые крики.

— Цардитская трирема! Курс юг — юго-запад! Седьмой причал! — Лианов в гневе сжимал и разжимал кулаки.

Корабельный барабан ускорил ритм, словно цардиты собирались протаранить причал. Чего они хотят добиться? Зачем им губить свой корабль? Он один, и значительных сил с него не высадить. К тому времени, когда Лианов вбежал на пристань, ее уже очистили от моряков и докеров, место которых заняли изготовившиеся к бою лучники и мечники. Сигнальщики с башен взмахами флагов дали знать о готовности метательных машин.

Колокола умолкли, в гавани и на причале воцарилась тишина. Бой барабана, крики чаек и звук волн, набегавших на камень, сделались неестественно громкими. Лианов стоял перед строем стражи.

— Внимание!

Трирема шла прямо на бетонный причал, не сбавляя хода, должно быть делая не меньше девяти узлов. Даже не оборачиваясь, мастер гавани чувствовал позади себя растущую растерянность и тревогу.

— Цардитская трирема! — взревел он, хотя сомневался, что капитан его слышит. — Поворачивайте корабль, или мы будем стрелять! Вам запрещается причаливать! Это первое и последнее предупреждение!

Корабль не замедлил хода. Он находился на расстоянии ста ярдов. Команда двигалась по палубе, но без спешки, и главное — ни малейшей тревоги из-за неминуемого удара о бетон. Лианов двинулся направо. Задействовать тяжелые машины он не мог, в бухте находилось слишком много мирных судов. Зато лучники могли стрелять без помех.

— Изготовиться к стрельбе! По моему приказу очистить эту палубу. И если кто-нибудь попытается сойти на пристань, стрелять без предупреждения. Разбираться, что да как, будем потом, когда подберем недобитых.

Лианов поднял руку. Громада корабля уже нависла над пристанью — слышался скрип уключин и плеск воды. Этот странный маневр сбивал с толку — ясно же, что при столкновении с бетоном нос судна, хоть он и основательно усилен, расколется. Таран, тот наверняка сломается и упадет в воду, если только не будет силой толчка вбит назад в корпус.

— Стрелять по усмотрению! — Мастер гавани резко опустил руку.

Поток выпущенных по дуге стрел обрушился на приближающееся судно со стороны носа и правого борта. Тридцать лучников одновременно спустили тетивы, а на причале уже выстраивались новые. Разумеется, без пристрелки большая часть выстрелов пропала впустую, но Лианов видел, что две или три стрелы попали в цель. Матросы упали или повалились на колени. Странно, но капитан на это не отреагировал — и бровью не повел.

Последовал второй залп. На сей раз точнее. Шестеро моряков покатились по палубе, но тут удовлетворенное восклицание замерло у Лианова на губах. Сразу он этого не заметил, но теперь сомнений не было: каждый из сраженных стрелами, вне зависимости от того, куда произошло попадание — в голову, в торс или в конечность, — поднялся и вернулся к своим обязанностям. Лианов отчетливо видел кровь на рубахах и на полуголых телах, но никто не пытался перевязать раны, никто, похоже, ими даже не интересовался. Словно эти люди не замечали ударов и не чувствовали боли.

— Боже, помоги нам! — выдохнул он.

Еще два залпа обрушились на палубу, и корабль врезался в причал. Даже сквозь массив бетона Лианов ощутил вибрацию мощного толчка. Затрещали доски, полетели щепки, корабельный нос вмяло внутрь. Удар заставил портовую стражу отпрянуть. Мечи были обнажены, стрелы наложены на тетивы, однако Лианов чувствовал, как по пристани распространяется страх.

Посмотрев на свою руку, он увидел, что у него самого дрожат пальцы.

Правда, атаки на причал с корабля не последовало — на палубе вообще не появились воины. Лианову показалось, что сквозь пролом в корабельном носу он углядел внутри корпуса какое-то движение, но это могло быть обманом зрения. Однако изнутри доносились скребущие звуки. Все это казалось какой-то бессмыслицей, особенно в сочетании с тем, что барабан продолжал отбивать ритм, а гребцы двигать веслами, словно для того, чтобы удержать корабль у пристани.

На носовой палубе что-то дернулось, как черная вспышка. Лианов присмотрелся, но она исчезла. Зато в воздухе заклубился дым. Внизу, в трюмах, явно начался пожар. Некоторые из стражников радостно закричали, но спустя мгновение от их торжества не осталось и следа.

Огонь и дым выгнали-таки с корабля армию вторжения, которая теперь дружно валила на берег. Тысячи и тысячи ее бойцов перелезали друг через друга в отчаянном стремлении спастись от огня, сыпались с палубы и лезли через проломы в корпусе. Это были крысы. Десятки, сотни падали в море. Но на каждую упавшую приходилось десять таких, которым удавалось выбраться на сушу.

Корабль целенаправленно доставил свой груз.

— Убивайте их! — заорал Лианов, выхватывая гладиус. — Убейте их всех!

Оставив бесполезные луки, стражники схватились за мечи и кинжалы. Два солдата побежали к кораблю со смоляными факелами. Крысы неслись им навстречу.

— Смести их с причала! — приказал Лианов. — Эти твари должны сгинуть, все до единой!

Но уже было слишком поздно. Лианов топтал и рубил, но поток грызунов просто обтекал его и стражников. Крысы уже разбегались в сторону ближних домов и улиц, которые вели в город. Он услышал пронзительные крики и увидел бегущих людей.

Оставив тщетные попытки остановить крысиное вторжение и преодолевая дрожь отвращения оттого, что крысы пробегали по его сапогам, мастер гавани уставился на корабль, окутанный клубами дыма и языками пламени, оттуда выбегали последние грызуны. Один из стражей Лианова отважно перескочил с берега на сломанный корабельный нос и заглянул на весельную палубу. За ним последовали и другие смельчаки.

— Доставьте мне одного из команды! — крикнул Лианов. — Мне плевать, кто это будет, лишь бы говорил.

Солдат покачал головой и прыгнул обратно на причал.

— Там преисподняя, — сказал он.

— Почему же никто не пытается выбраться оттуда?

— Потому что они уже все мертвые, мастер.

Лианов рванулся к кораблю и остановился. Как бы невероятно ни звучало услышанное, сейчас первоочередной задачей было не это. Существовала только одна причина, объяснявшая, ради чего корабль доставил сюда такой груз. Лианов повернулся назад к городу и увидел, что его стражи погнались за несколькими последними крысами. Большинство тварей уже разбежалось по городу, чтобы распространить в нем какую-то заразу.

Ему необходимо связаться с претором и гласом ордена, чтобы установить полный карантин порта. А потом нужно отправить донесение Катрин Мардов. Случилось то, чего Лианов всегда боялся. Цардиты вернулись, чтобы довершить начатое ими десять лет назад.

ГЛАВА 8

859-й Божественный цикл, 6-й день от рождения генастро

Гориан испытывал к ним жалость, при всем уважении к их усердию и целеустремленности. Восходящие прикладывали невероятные усилия, подкрепленные неколебимой верой, но растрачивали силы напрасно. Они пытались склонить на свою сторону массы, вто время как единственное, что им действительно требовалось, — это время, чтобы ставить опыты, учиться и развиваться.

Но времени для размышлений по пути назад, на корабль, находившийся за пределами гавани Эсторра, у Гориана не было. Мальчика, прижавшегося к его мощному телу, страх охватил настолько, что он не мог ни двигаться, ни говорить. Произошедшее оказалось выше его детского разумения. Да и чьего бы то ни было тоже. А зря. На самом деле речь шла лишь о расширении знаний, известных всем четверым Восходящим еще с отрочества.

Взять хотя бы воздействие на стихии. Все они умели разрежать облака и почву, а также сгущать их. Или, например, воздух. С помощью ветра, дующего в спину, и уплотнения молекул снизу Гориан научился катиться по воздуху на высоте в двести футов над землей. Выматывало это страшно, и, развивая эту способность, он не раз ломал кости, но для всякого, смотревшего снизу, зрелище было ошеломляющим.

Гориан умел летать.

— Не бойся, малыш, — сказал он, — полет скоро кончится. А потом ты тоже этому научишься. Мы с тобой будем вместе править небом так же, как и землей.

Мальчик прильнул к нему крепче, но это был жест не доверия, а страха. Гориан уже находился за пределами гавани и начал терять высоту и скорость. Однако масса воды воздействовала на его тело и сознание как целительный бальзам, а полет уже близился к концу. Корабль, как и договаривались, уже взял курс на северо-восток, используя попутные ветры Тирронского моря.

Теперь буквально каждый день имел жизненно важное значение. У карку еще раньше зародились подозрения, а то, что Гориан совершил в Эсторре, неизбежно привлечет к нему внимание властей той единственной страны, которая реально располагала возможностями его остановить. Правда, пока никто из них, ни Конкорд, ни Карк, не представлял себе масштаба его замыслов. Это преимущество Гориан намеревался сохранять как можно дольше.

Он легко опустился на кормовую палубу позади мачты, не отпуская мальчика от себя, несмотря на запах мочи, который теперь, когда их перестало обдувать встречным ветром, стал весьма ощутимым. Он не собирался высмеивать Кессиана. На корабле Гориан уловил привычную тревогу и страх, что его вполне устраивало. Эти невежды считали его воплощением зла, чем-то вроде одного из тех свирепых морских богов, что обитали на дне океана и собирали человеческие жертвы. Они носили на шеях амулеты, а стоило Гориану пройти мимо или бросить на кого-то взгляд, бормотали молитвы и чертили в воздухе охранительные знаки.

Капитан Нахран, угрюмый бритоголовый мужчина с изрытой шрамами физиономией и суровым, холодным взором, спустился с кормовой надстройки.

— Вижу, ты доставил груз.

Гориан отодвинул от себя перепуганного мальчика.

— Его зовут Кессиан, — промолвил Восходящий на безупречном цардском языке. — Это имя говорит о величии, и ты должен относиться к нему как к великому господину.

— Как пожелаешь.

— Точно так же ты должен относиться и обращаться ко мне.

Нахран приподнял брови.

— Учти, Гориан Вестфаллен, у меня есть только один господин, и его сейчас нет на борту корабля. Мальчик может устроиться с тобой, в твоей каюте. И проследи, чтобы он не болтался под ногами у моей команды.

Гориан сжал плечо Кессиана.

— Иди к борту. Посмотри, может быть, сможешь отыскать дельфинов. Ручаюсь, у тебя это получится, если постараешься. Иди.

Мальчик кивнул и направился по плавно покачивавшейся палубе, озираясь по сторонам в полнейшей растерянности. Гориан снова повернулся к Нахрану.

— Запомни одно, капитан. Для меня ты и твой корабль — это только средство передвижения, предоставленное мне твоим королем. И я всегда могу найти новый транспорт.

— Ну и давай, — ухмыльнулся Нахран. — Можешь сойти, когда захочешь. — Он жестом указал на морское пространство. — Ты всего лишь человек, не более. В моей команде двести громил, и меня ты не запугаешь. Не нравится — лети на берег сам, если долетишь. В противном случае прибереги свои угрозы для тех, кому интересно их слушать.

Нахран резко повернулся и направился назад, к румпелю. Гориан посмотрел ему вслед.

— Гордые люди океана… Придет время, и вы поймете, кто на самом деле командует в море!

Кессиан стоял, вцепившись в планшир правого борта с такой силой, что костяшки пальцев побелели. По-утреннему холодный ветер обдавал его ледяными брызгами. Дельфины если и были, то где-то очень далеко.

— Что ты видишь?

— Ничего. — Кессиан пожал плечами, но по сторонам оглядываться не стал.

— А улавливаешь?

Тут Кессиан повернулся, и Гориан присел на корточки, укрываясь от холодного бриза за досками бортового ограждения.

— Ну?

Кессиан устремил на него растерянный, непонимающий взгляд, такой пристальный, что Гориану уже становилось не по себе, когда мальчик наконец сказал:

— Ты — Гориан.

— Ты слышал обо мне?

— Они говорят о тебе порой. — Кессиан пожал плечами. — Они ненавидят тебя.

— Они боятся меня, — произнес Гориан, хотя эта мысль несла в себе определенное разочарование.

— Нет. Они думали, что ты умер. Они хотели, чтобы ты был мертвым.

— Ну, теперь они знают, что это не так.

Неожиданно глаза Кессиана наполнились слезами.

— Я не хочу быть здесь! Я хочу домой!

Гориан протянул руку. Кессиан отпрянул и теснее прижался к поручню.

— Ты со мной, — успокаивающе произнес Гориан. — Ты дома.

— Нет! Я хочу домой. Я хочу назад к маме.

— Но она хотела, чтобы ты отправился со мной. Разве она не говорила тебе это?

— Лжец! Она ненавидит тебя! — Крик Кессиана заставил нескольких матросов на палубе обернуться в их сторону. — Ты плохой! Ты такой, какими мы не должны быть.

Гориан почувствовал себя так, будто получил пощечину.

— Кто тебе это сказал?

— Это все знают, — сказал Кессиан, отвлекшись и понижая голос. — Так учит нас матушка Наравни, да и все говорят то же самое.

— Что они говорят? — Гориан не был уверен, что хочет услышать ответ.

— Они говорят, что ты вредишь людям своими способностями, а этого делать нельзя. Они говорят, что ты сбежал от правосудия и ты тот, из-за кого ко всем нам плохо относятся, — нахмурился Кессиан.

— А они не рассказывают, как я помог защитить Конкорд? Не рассказывают, как я помог нам спастись в Вестфаллене, а иначе орден убил бы всех?

Кессиан покачал головой.

— Они говорят, что мы должны контролировать себя или станем такими, как ты. А сейчас отведи меня домой. Пожалуйста!

Гориан сел на палубу, прислонившись спиной к борту, и покачал головой. Вот что они готовы сделать с ним, тогда как он хотел для них совсем другого. Все еще хотел…

— Я хочу домой! — Голос Кессиана вновь возвысился до крика.

Гориан бросил на него хмурый взгляд.

— Успокойся, Кессиан. Ты же сам понимаешь, что не отправишься назад. Теперь ты будешь со мной. Отец и сын должны быть вместе.

Кессиан застыл, и лицо его покраснело от гнева, так хорошо знакомого Гориану.

— Ты не мой отец! — крикнул он, голос звонко разнесся над водой и вдоль палубы — Ты вообще никто! Я не хочу плыть на этом корабле. Я не знаю, зачем я здесь! Отправь меня домой. Отправь меня домой!

Взгляд Гориана заставил мальчика вздрогнуть и попятиться. Он так долго представлял себе Кессиана, радостно бросающегося в объятия того, кто подарил ему жизнь. А вместо этого… отвратительный визг и незаслуженные оскорбления.

Он схватил левую руку Кессиана выше локтя и резко оторвал мальчика от планшира.

— Ты должен узнать свою судьбу, — процедил он — Идем со мной.

— Я не хочу…

Не на шутку рассердившись, Гориан направил холодный ток по своей руке и пропустил его в пробой, который сделал в энергетической карте мальчика. Кессиан вскрикнул и попытался вырваться, однако при всех его потенциальных возможностях тягаться с Горианом он еще не мог.

— Не выводи меня из себя!

Он потащил мальчика к носовому люку и швырнул вниз, по крутому трапу. Кессиан не удержался, свалился и растянулся у подножия лестницы. Гориан спрыгнул вслед за ним, очередным рывком поднял мальчишку на ноги и поволок к каюте, где им предстояло разместиться. Помещение представляло собой тесную клетушку, отгороженную от других грубой занавеской, куда были втиснуты две узкие койки. На одной из них валялись пожитки Гориана. Восходящий швырнул Кессиана на другую.

— Больно? — Гориан указал на руку мальчика. Кессиана кивнул. В глазах его стояли слезы, гнев снова уступил место страху.

— Я не хотел тебя обидеть, — тихонько промолвил Гориан, ощутив укол вины. — Мне пришлось… чтобы ты не шумел на палубе.

Он сел рядом с ним на койку.

— Тебе следует понять, что нельзя подрывать мой авторитет на глазах у команды. Я этого не потерплю. Ты должен уважать меня так же, как и они. Это понятно?

— Я не знаю, что я здесь делаю, — заныл Кессиан. — Я просто хочу домой.

Гориан закусил губу и медленно вдохнул, изо всех сил стараясь успокоиться. В голове роились мысли и чувства, главным из которых было глубокое разочарование. Мальчик оказался вовсе не таким, как он ожидал. Слабым. Больше похожим на Оссакера, чем на него. Гориан протер уголки глаз указательными пальцами и прокашлялся.

— Послушай, Кессиан! Я понимаю, что тебе, наверное, нелегко вот так, неожиданно, с этим смириться, но твоя жизнь изменилась. — Формулировка показалась ему удивительно удачной, и он ухватился за нее. — Да, коренным образом изменилась. Неужели Миррон, твоя мать, никогда не рассказывала тебе, как в один день внезапно изменилась вся ее жизнь?

— День отца Кессиана, — прошептал Кессиан. — Мы каждый год поминаем его и этот день.

Гориан улыбнулся, и с улыбкой пришло ощущение утраты, которое он испытывал всякий раз, когда слишком надолго погружался в воспоминания о Вестфаллене и обо всех тех, кого он любил и кто покинул его.

— Это хорошо, что его вспоминают, — сказал Гориан. — И очень жаль, что ты не смог узнать его. Хорошо, что остальные не запятнали память о нем.

— Они любили его.

— Как и я.

— Зачем ты привел меня сюда?

— Чтобы ты смог исполнить свое предназначение. Достичь того, что Академия и те, кто управляет ею, не позволили бы тебе достигнуть.

Кессиан уставился на него непонимающе и растерянно. В глазах его были слезы, пальцы нервно теребили тонкое одеяло.

— Как же тебе лучше объяснить? — задумался Гориан. — Ну вот, например, в свое время твоей матери пришлось покинуть Вестфаллен, чтобы найти силы внутри себя. Тогда это всех нас не радовало, но теперь ясно, что мы извлекли из этого пользу. То же самое происходит и в твоем случае.

— Но я ни о чем таком не просил, — возразил мальчик.

— А ты думаешь, я просил? — Гориан вскочил на ноги. — Ты думаешь, я хотел увидеть, как отца Кессиана убивают у меня на глазах, хотел, чтобы меня выгнали из моего собственного дома? Так ты думаешь? Глупый ребенок. Ты, по крайней мере, в безопасном месте, а нас тогда бросили на произвол стихий, без друзей и крова. Знаешь, о таких вещах никто не мечтает, к сожалению, они происходят сами. И по тому, как ты преодолеваешь трудности и несчастья, можно понять, кто ты есть на самом деле. Твоя мать справилась с проблемами. И я тоже. Должен справиться и ты.

Кессиан смотрел на него, не мигая. Его подбородок трясся, как будто он изо всех сил старался сдержать слезы.

— Но я ничего не могу сделать. Ты должен был остановить войну. А я? Ты только что забрал меня из дома. Разве это не единственная моя проблема?

Гориан снова сел на койку.

— Нет. Вовсе нет. Твоя проблема в том, чтобы осознать, кто ты есть, и достойно встретить свою судьбу. А твоя судьба — быть рядом со мной, когда я стану править миром.

Глаза Кессиана расширились от удивления, но в то же самое время в уголках его рта появилась улыбка.

— Ну уж править? Правит Адвокат. Она тебе не позволит.

— Да? — Гориан пожал плечами. — Я вижу, что ты мне не веришь, но однажды, и очень скоро, ты перестанешь смеяться. Видишь ли, я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Ты особенный мальчик. Единственный ребенок мужского пола, рожденный от двух Восходящих.

— Я пока еще слишком мал. Я мало что могу.

— Неужели? — Гориан понизил голос, в котором зазвучала неподдельная гордость. — Я чувствовал тебя еще с тех пор, как ты родился, хотя и находился за тысячи миль от тебя. Теперь я понял, что пришло время прийти и освободить тебя.

— Я не…

— Тс-с. — Гориан приложил палец к губам. — Дай мне сказать. Послушай меня. Ты способен на большее, чем любой другой Восходящий твоих лет, разве нет?

— Нет, — резко ответил Кессиан — Все знают, что я не проявлюсь полностью, пока мне не исполнится тринадцать или четырнадцать лет.

— Все знают, кроме тебя и меня, — ухмыльнулся Гориан. — Твоя мать кое-чего не видит, потому что не туда смотрит. Но я-то вижу. Я почувствовал, что это случилось, издалека, за бесконечные мили отсюда. Но это произошло так быстро, что даже те, кто был рядом с тобой, ничего не заметили. Ты проявился. Причем на это у тебя ушли не дни, как все предполагали, а часы, всего лишь несколько часов. И случилось это на несколько лет раньше. Я касался твоих жизненных линий, и я знаю. Не отрицай этого, Кессиан. У тебя есть сила на кончиках пальцев, уже сейчас, сегодня.

Кессиан опустил голову и почесал макушку. Гориан положил руку на его подбородок и приподнял лицо.

— Что-то не так?

— Все! — выкрикнул Кессиан. — Так не должно быть. Это значит, что я не такой, как другие. Не нормальный. Это значит, со мной что-то не так.

— Ты стыдишься? — резко выдохнул Гориан.

Кессиан кивнул.

— Приходится скрывать это, пока я не буду готов.

— Нет-нет, — прошептал Гориан, радуясь возможности принять этот дар. Он погладил Кессиана по красивым светлым волосам, и в первый раз мальчик не отпрянул от его прикосновения. — Не надо стыдиться, гордись! Неужели ты и сейчас не видишь, что я был прав, освободив тебя от пут и ограничений Академии? От твоей матери, причем именно сейчас? Ты ведь сам почувствовал, тебе нужно скрывать то, каков ты есть, потому что они не поймут. И ты абсолютно прав — они не поймут. Они испугались бы и первым делом принялись бы изучать тебя, чтобы понять, не опасен ли ты. Да так и изучали бы до бесконечности.

Рядом со мной этого не случится. Ты намного опередил любого другого Восходящего, продвинулся гораздо дальше, чем я в твоем возрасте. Но меня это не страшит. Я в восторге от этого. Ибо отсюда следует, что твой потенциал для формирования необходимых способностей намного больше.

Лицо Кессиана слегка прояснилось, и Гориан почувствовал, что в первый раз действительно завладел вниманием сына.

— Я научу тебя понимать, что ты чувствуешь и как измерить глубину твоей силы. Я научу тебя вещам, которым тебя никогда бы не научили в Академии. Тому, что они считают опасным, но что принадлежит каждому Восходящему по праву рождения. Ты хочешь научиться, правда?

Кессиан кивнул.

— Так вот, я помогу тебе, а ты, в свою очередь, поможешь мне. Я не стану просить тебя делать то, чего ты не захочешь. Ты никому не причинишь вреда, я тебе обещаю. И я тоже не причиню вреда никому, кто верит в меня. В нас. И еще одно я обещаю: ты снова увидишь свою мать. Я не могу сказать когда, но так будет. Однажды мы все снова соберемся вместе. Как и положено семье. Итак, что скажешь? Хочешь попробовать?

На лице Кессиана снова появилась растерянность, и на сей раз Гориан отнесся к этому с пониманием и терпением. Он улыбнулся, потрепал мальчика по голове и встал.

— Ну ладно, пожалуй, все сразу тебе трудно осмыслить. Не буду тебя перегружать. Хочу лишь, чтобы ты простил меня за то, что мне пришлось сделать, ладно?

Кессиан кивнул и едва заметно улыбнулся.

— Тебе страшно, ты не знаешь меня и не знаешь, где ты и куда направляешься. Э, да ты, наверное, еще и проголодался?

— Немного.

— Ну что ж, тогда сделаем вот что. Я оставлю тебя одного, чтобы ты мог спокойно подумать обо всем, о чем мы говорили. А потом я принесу тебе поесть. И вот что, Кессиан. Хочу тебе еще кое-что пообещать. Я никогда не допущу, чтобы кто-нибудь обидел тебя. Пока ты со мной, ты в полной безопасности. Ты мой сын, что бы ты там ни думал, и уже одно это придает тебе несравненную ценность.

Гориан задернул занавеску, отгораживавшую койки, и направился к трапу, ведущему на палубу. Уверенности в том, что ему удалось убедить Кессиана в своей правоте, не было, но в главном он не ошибся — возможности мальчика огромны. Их нужно проверить и использовать. Это сделает Гориана сильнее в десять раз. И даже больше.

Первый краеугольный камень его замысла лег на свое место. Гориан посмотрел на запад, в сторону Гестерна, и представил себе белые шапки на заснеженных вершинах Карка.

— Ты следующий, — сказал он, и слова его подхватил ветер. — Еще немного, и можно начинать.

ГЛАВА 9

859-й Божественный цикл, 8-й день от рождения генастро

Катрин Мардов, маршал-защитник Гестерна, приказала вновь привести гонца из Вустриаля. Она сидела за письменным столом в Скионской базилике, уронив голову на руки. В последнее время появилось много тревожных знаков, которые нельзя было игнорировать, но в этом донесении речь шла о прямом ударе. Фактически о начале войны.

Войска Царда встали лагерем к северу от Карка во время дуса. Эсторр предпочел считать эту передислокацию сугубо демонстративной, но Мардов все равно сочла необходимым укрепить северную границу с Атреской и предложила ввести войска в Карк. Впрочем, она сама уже отправила в горы, на разведку, около тысячи легионеров, и содержание получаемых от них донесений не радовало.

А теперь еще и это. Мардов всегда считала, что Цард вернется, чтобы завершить дело, которое ему почти удалось десять лет тому назад, и что к этому возвращению цардиты готовы лучше, чем Конкорд. Увы, единственный из высокопоставленных деятелей Эсторра, кто прислушивался к ней, — это Пол Джеред. Все остальные предпочитали придерживаться мнения: Цард находится в таком же положении, что и Конкорд. После понесенных потерь, и людских, и материальных, обоим государствам потребуется немало времени на зализывание ран, и тут уж явно не до нового вторжения.

Только они не знали Цард так, как знала королевство маршал-защитник Гестерна.

Курьер вернулась и встала навытяжку перед письменным столом в маленьком кабинете Мардов. Молодая женщина, обычной внешности и среднего роста, уставшая с дороги. Возможность умыться и переодеться ей все же дали.

— Как тебя зовут? — спросила Мардов после того, как скомандовала «вольно».

— Старший курьер Корванов, маршал.

— Вот как? А не слишком ты молода, чтобы быть «старшим»?

Корванов покраснела.

— Я быстро доставляю депеши.

— Да уж, до меня ты добралась не мешкая. — Мардов помолчала. — Итак, отвечай откровенно. В этом послании хоть что-нибудь преувеличено?

— Никак нет, маршал.

— И откуда известно, что это горькая чума?

— Не думаю, чтобы это было известно точно. Однако обычно крысы из Царда приносят именно эту хворь. Так говорят лекари.

— То есть предполагаем худшее.

— Так точно, маршал. — Корванов опустила глаза.

Честно говоря, единственным вероятным объяснением странной, самоубийственной атаки, произведенной одним кораблем, было намерение раздуть эпидемию, а самой вероятной заразой представлялась именно горькая чума, называвшаяся так из-за горькой желчи, в конечном счете забивавшей горло. Мардов вздохнула, ведь это грозило превращением Вустриаля в порт-призрак. Болезнь обычно распространялась стремительно, передаваясь как воздушно-капельным путем, так и через прикосновение.

Девять десятых зараженных умирали в течение пяти дней, причем мучительной смертью, поскольку недуг лишал кровоснабжения жизненно важные органы, и они распадались, пока человек еще жил. Мардов знала, что Корванов не является переносчиком болезни, поскольку та все еще была жива. Положительная сторона чумы, если можно так выразиться, состояла в том, что воздушные споры умирали быстро и не могли путешествовать далеко без нового живого организма.

— Насколько эффективен карантин? — спросила Мардов.

— Когда я уезжала, все мероприятия проводились как положено, но исключить возможность, что кто-то все-таки проскочил сквозь сеть и ускользнул, конечно, нельзя. Думаю, все мы чувствуем облегчение от того, что Вустриаль — не ближний свет.

— Это да. Но будь я проклята, подобная атака выглядит нелепой и подлой даже для цардитов. О появлении в прибрежных водах их флота сведений нет?

— Никаких.

— Меня смущает еще кое-что. Приписка, которую мастер гавани Лианов сделал в этом послании. Вот… «Они казались неуязвимыми для наших стрел, хотя, по-видимому, не носили доспехов. Однако когда мы поднялись на корабль после того, как крысы убежали в город, все на борту были мертвы». Они что, все покончили с собой?

— Я так не думаю, маршал, — осторожно ответила Корванов. — Если донесения верны, все они, похоже, были мертвы уже несколько дней. У всех имелись признаки разложения.

— Прошу прощения?

— Извините, маршал, но это последнее, что я слышала, перед тем как Лианов велел мне уехать, чтобы свести к минимуму шансы заразиться чумой.

— Как-то это все невразумительно. Тот, кто писал это донесение, очевидно, ошибся. Что-то случилось у них на корабле… может, они сами все умерли от чумы? Но все равно странно. Что тогда гнало их навстречу неминуемой гибели? — Мардов покачала головой. — А как сам Лианов?

— Я не знаю. Он не подходил к курьерскому посту. Прокричал мне донесение от ворот, велел записать слово в слово и прочесть ему. Вот почему на нем нет печати.

— Я так и поняла. Что ж, выводы просты. Цард вторгнется через Вустриаль и западное побережье. Тут у меня нет сомнений. Корванов, я предоставлю тебе выбор. Ты можешь либо отправиться с моим донесением в Эсторр и сообщить все казначею Джереду и Адвокату, либо вернуться в Вустриаль впереди тех сил, которые я смогу туда направить. Что ты выбираешь?

Корванов пожала плечами.

— Вустриаль — мой дом. Так что тут нечего выбирать.

— Хороший ответ. Иди и немного отдохни. Завтра на рассвете ты получишь приказы. Но перед этим сходи на курьерский пост и лично отбери мне двух самых лучших гонцов. Самых быстрых. Кто-то должен отправиться в Эсторр и сообщить Адвокату, что я была права. А еще кто-то должен предупредить карку, если предполагать, что они еще не знают.

— Будет исполнено, маршал. — Корванов ударила правым кулаком в грудь.

— Можешь идти. И благодарю тебя.

Проводив взглядом курьера, Мардов призвала своего старшего помощника.

— Приказываю передать по всей стране сигнал общей тревоги — мы готовимся к войне. Отправить быстроходный корабль с известием на остров Кестер. Сигнальщики с берега тоже должны оповестить их о тревоге. Необходимо срочно созвать военный и военно-морской советы. Да, и для усиления карантина необходимо вместе с людьми ордена направить в Вустриаль какое-то количество сборщиков. Придется, по мере надобности, устраивать сожжение, жертвовать кем-то ради подавляющего большинства. И все это необходимо организовать не в порядке очередности, а немедленно и прямо сейчас. Мы не можем позволить себе потерять хотя бы один день.

— Что-нибудь еще? — с легкой улыбкой спросил помощник, кончив записывать указания.

— Да. Я хочу чуда, потому что решительно не представляю себе, как мы отразим полномасштабное вторжение. Если это вторжение…

— Я доложу об исполнении до сумерек. — С лица помощника исчезла улыбка.

Мардов запустила руки в густые седеющие волосы и задумалась. Что-то здесь было не так. Что-то не сходилось, словно части целого не подгонялись одна к другой. Король Хуран обычно действовал иначе, и полководцам своим своеволия не спускал. Но одно она знала точно — ничего хорошего ждать не приходится. В новой войне линия фронта пройдет через Гестерн, а значит, Катрин Мардов предстоит ночью, в уединении спальни, оплакать неминуемые бедствия, которые свалятся на головы ее граждан.

* * *

Роберто Дел Аглиос пребывал в растерянности. Похоже, что на Сирран обрушилось коллективное помешательство. Силы вторжения, по сведениям сирранцев намеревавшиеся пройти к Эсторру через Госкапиту, должны были насчитывать не меньше сорока пяти тысяч бойцов, но когда Роберто подъехал к краю лесов, чтобы воочию увидеть, что же грозит Конкорду, он узрел иную картину.

Войска действительно находились там, на милю к югу, продвигаясь по направлению к госландской границе. Роберто опустил увеличитель и повернулся к своей свите из шести всадников дворцовой кавалерии в зеленых плащах. Большую часть сопровождающих он оставил в укрытии, с сирранскими проводниками.

— Это либо шутка дурного толка, либо я вижу авангард намного более крупной армии, о которой у нас на данный момент нет сведений. Капитан?

Молодой капитан дворцовой стражи в смущении переступил с ноги на ногу.

— Нас заверили, что это полный состав наступающих, — промолвил он.

— Надо же, — хмыкнул Роберто. — Боюсь, что сирранское понимание слов «силы вторжения» явно не стыкуется с моим собственным. Это охотничий отряд?

— Может быть, их немного больше, господин Дел Аглиос, — ответил капитан.

Роберто хмуро глянул на него.

— Приведи-ка мне проводника.

Роберто снова взял увеличитель и посмотрел еще раз. Шесть тысяч человек, не больше. Никакой конницы, горстка катапульт, которые волокут бычьи упряжки, в тылу тащатся провиантские фуры. По меркам Царда, не армия, а отряд, годный совершить грабительский рейд, завязать несколько мелких стычек и, может быть, спровоцировать ответные силовые действия. До рубежа Госланда им еще много дней пути, и Роберто был уверен, что они его не пересекут. Не то чтобы тамошние границы так уж непреодолимы, теперь все находились в стесненных обстоятельствах, но, вовремя получив предупреждение, госландцы вполне способны отбить нашествие небольшого войска.

— И что же они затевают? — вслух спросил себя Роберто.

— Мой господин? — не понял солдат.

— Не обращай внимания.

Должно быть, это своего рода демонстрация силы или намерений. Либо так, либо перед ними просто отряд военных строителей, собирающихся возводить укрепления или форт. Правда, непонятно для кого. В любом случае, ни о каких других вооруженных формированиях сирранцы не сообщали. Смех, да и только.

Капитан позади него кашлянул. Роберто обернулся.

— А, приветствую тебя, зоркий глаз, — обратился он к подошедшему проводнику. — Меня удивляет, почему ты, при виде столь грозной и неодолимой силы, не порываешься обнести стеной весь Сирран?

Сирранец нахмурился и сделал жест, означающий, что он просит объяснения. Роберто пришлось напомнить себе, что он дипломат, а не просто генерал, командующий легионами.

— Говоря проще, Хададз, армия, которую я вижу, не представляет угрозы для Конкорда.

Хададз нахмурился еще сильнее, а его и без того смуглая кожа потемнела, что свидетельствовало о досаде.

— Ты совершаешь ошибку, на исправление которой, если это вообще удастся, скоро потребуется слишком много времени, — заявил он. — Ты должен смотреть дальше, чем видят твои глаза.

Роберто провел рукой по лицу и поскреб щетину на подбородке.

— Вообще-то, — произнес Роберто как можно сдержаннее, — я ожидал чего-то другого. Марк Гестерис сломя голову спешит в Эсторр, чтобы известить о надвигающемся вторжении. Предполагается, что я должен предупредить о предстоящем нападении Госланд. Но когда они увидят, как эта компания переваливает через последние холмы перед границей, меня вся страна на смех поднимет. Ты понимаешь?

После недолгой паузы Хададз кивнул, глаза его сверкнули, а по лицу пробежала улыбка.

— Ясность твоего ума омрачает невразумительность увиденного.

— Что-то в этом роде, — признался Роберто.

Улыбка исчезла.

— Смелость этому врагу придает нечто больше, чем численность. Больше, чем песни, в которых говорится о победе и господстве.

Роберто устремил тяжелый взгляд на проводника.

— Хададз, у них нет Восходящих, они не обладают секретным оружием. В лучшем случае их шесть тысяч и им ни за что не перейти Горнеон, их обратят в бегство. Если ты знаешь что-то еще, пожалуйста, поделись со мной. Наш союз заключен недавно. Было бы неправильно, если бы его что-то нарушило в самом начале.

— Их подгоняет страх перед силой, которая недоступна их пониманию. Так сказала Таренак. И ты делаешь вторую ошибку, посол Дел Аглиос. Восходящий у них есть.

— Как ты… подожди, — спохватился Роберто. — Прости, ты хочешь сказать, что за десять лет они вырастили Восходящих? Невозможно.

— Нет, — сказал Хададз. — Это ваш, убежавший и нашедший новый дом.

Роберто ощутил внезапную слабость.

— Гориан. — Он покачал головой. — Маленький ублюдок. Зря я не перерезал ему глотку, когда была такая возможность. — Дел Аглиос посмотрел на Хададза. — Но даже если это так, если ты прав, он всего лишь человек. Стрела остановит его. Мы найдем его на поле боя и убьем. Он сейчас с ними?

— Нет. Он далеко, однако он управляет ими.

— Ладно, ладно. Послушай, пока я буду думать над этим, скажи мне, что, по-твоему, я должен видеть?

Хададз пожал плечами.

— Это есть на каждом лице. Это кровоточит из их душ. Они стараются держаться подальше от своего господина, но его рука может дотянуться до них отовсюду. И та цель, которая перед ними стоит, не доставляет им удовольствия.

Может быть, Хададз выражался не столь поэтично, как дипломат Таренак, но, несомненно, отличался тем же маловразумительным многословием. Роберто снова поднес к глазам увеличитель и внимательно рассмотрел несколько лиц. Ничего особенного, отличавшего их от обычных, он не увидел. Может быть, беспокойство, тревога, но…

— Нет-нет. — Он помотал головой. — В этом нет смысла.

— Мой господин? — переспросил капитан стражи.

— Они более чем в ста милях от границы Госланда. — Роберто размышлял вслух. — И они напуганы. Я хочу сказать, это было бы понятно, если бы они сближались с противником, но сейчас? У половины из них такой вид, как будто их ведут на казнь. Оглядываются по сторонам и молчат.

Роберто снова присмотрелся к цардитам. Двигавшийся во главе отряда командир остановился, колонна последовала его приказу. В его глазах не было страха, только предвкушение битвы. Рослый детина, массивного телосложения, то, что Роберто поначалу принял за шапочку, оказалось чем-то совсем другим. Его бритую голову, как, впрочем, и физиономию, полностью покрывали татуировки со сложным переплетением узоров.

— Таких я раньше не видел, — заключил Дел Аглиос.

— Да, — подтвердил Хададз. — Он из Хурана, из храмов проклятых, где уничтожают врагов короля.

— Да, рожа мерзкая, ничего не скажешь. И что же этот палач делает во главе армии, идущей маршем на Госланд?

— Распространяет свою деятельность на приграничные земли, — сказал Хададз.

— Это его они все боятся?

— Того, что он представляет.

— И что же это такое?

— Саван, который покрывает их всех. Сеть, из которой никто не может ускользнуть. Смерть.

Роберто рассмеялся.

— Прости, Хададз, но это смахивает на какую-то нелепую мелодраму. Я питаю самое глубокое уважение к обычаям и верованиям сирранского народа, но когда сталь лязгает о сталь, то побеждают отвага, умение и численность. Похоже, что ничего этого у них нет, а вот у моих легионов есть. И если цардиты вторгнутся к нам в таком составе, то это мы посеем среди них смерть, но никак не наоборот.

Похоже, что Хададз не обиделся. Какое-то время он внимательно смотрел на Роберто, подыскивая нужные слова.

— На дальнем севере карку устраивают в горах завалы, хотя у их предгорий не собралось сколько-нибудь заметных сил. И Сирран содрогается, хотя мы пока не можем установить причину. Как я понимаю, постижение наших истин ускользает от тебя, но оно будет доступно вашим Восходящим. Они поймут. Они почувствуют.

— Я не могу приказать зажечь тревожные огни и объявить о вторжении, руководствуясь лишь неясными подозрениями, — развел руками Роберто, хотя настойчивость и убежденность Хададза уже стали оказывать на него определенное воздействие.

— Тогда просто прими на веру, что опасность существует, и приготовься. Не озаряй небо пламенем, но ни на мгновение не ослабляй бдительности. Мы столетиями наблюдаем за Цардом и знаем, что цардиты всегда с уважением относились ко времени — это ценность, которую они не склонны растрачивать по пустякам. Что-то затевается, и в руках этой армии ключ от затворов, что сдерживают лавину.

— Что именно? — буркнул Роберто. — Пока все, что я слышу, это только домыслы и предположения.

— Наши познания не всеобъемлющи. Это предупреждение.

— И мы благодарим тебя за то, что ты привлек наше внимание к происходящему. Я не хочу быть невежливым, но ты должен увидеть проблему с моей точки зрения.

— Я понял. — Хададз поклонился. — Тебе следует продолжить путь к границе Госланда.

Роберто кивнул.

— Для меня честь дышать с тобой одним воздухом!

Хададз снова улыбнулся.

— Телом и душой с тобою!

— Что ж, по крайней мере, мы кое-что узнали об обычаях друг друга.

— Эта дорога не имеет продолжения.

— Конца, Хададз. Мы бы сказали «не имеет конца».

— Как тебе угодно.

Роберто снова повернулся к армии Царда. Первое впечатление от этого войска — растерянность, от которой он не избавился и сейчас. Чувство нереальности происходящего не покидало генерала. Любой человек, находясь в здравом уме и увидев собранные здесь силы, не стал бы даже всерьез задумываться о вторжении. Но Хададз был прав: цардиты не тратили впустую время и людей. К тому же Роберто уже успел усвоить: если сирранцы видят в чем-то предмет для беспокойства, значит, лучше принять их точку зрения.

Правда, одно дело считать так самому, и совсем другое — убедить маршала-защитника Госланда.

ГЛАВА 10

859-й Божественный цикл, 10-й день от рождения генастро

В конце концов здравый смысл одержал верх, хотя для того, чтобы бурлящие страсти начали утихать, Джереду и Адвокату пришлось добавить несколько резких слов к доводам рассудка. Согласно принятому решению, Миррон, пятьдесят гвардейцев Восхождения под началом Аркова вместе с Джередом и двумя сотнями левимов отправятся через Гестерн в Карк, чтобы оценить угрозу и попытаться добыть сведения о местонахождении Гориана. Оссакер и Ардуций останутся на Холме, чтобы обучать новых Восходящих, которые, если Харбан прав, потребуются на поле боя быстрее, чем предполагалось.

— Роли слегка поменялись? — Ардуций пытался говорить бодро, но шутка не удалась.

— На самом деле нет, — ответила Миррон.

Похоже, она до сих пор полностью не отдавала себе отчет в том, что произошло и, соответственно, что она делает. Пропажу Кессиана вообще трудно было воспринимать как реальность, если б не ужасная пустота в его комнате и оглушившее ее на миг чувство потери. Его маленький парусный кораблик плавал в фонтане — Миррон дала себе слово, что только мальчик, возвратившись, вынет или приведет в движение помещенную туда ею игрушку.

— Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? — спросил Оссакер.

— Я думаю, что буду в большей безопасности с Полом, чем здесь с вами. Неужели ты думаешь, что я не слышала о ваших планах отправиться в город и вступить в спор с орденом.

— Надо признать, что Адвокат права: мы боролись с ними где угодно, но не в сердце Конкорда, хотя сами обосновались именно здесь. Сейчас надо будет попытаться наверстать упущенное, — проговорил Ардуций.

— Будь осторожен. Канцлер где-то рядом, если уже не здесь. Да и настроения складываются не в нашу пользу. Арков рассказывал: слух о том, что Гориан жив, подлил масла в огонь.

Послышался стук в дверь. Стражник с копьем отворил ее, и вошла Адвокат, а следом за ней Пол Джеред. Эрин задержалась у фонтана. Ее взгляд на мгновение остановился на лодочке.

— Я не в восторге от того, что ты отправляешься в эту дурацкую погоню, — сказала Адвокат. — Конечно, твое желание вызволить сына вполне понятно, но, по моему разумению, казначей способен обойтись собственными силами.

— Я не могу здесь оставаться, Эрин, — отозвалась Миррон. — Я не могу ходить по комнате в ожидании новостей. Это убивает меня.

— Не подвергай себя риску. Ты должна понимать, что вам будет не до дипломатии.

— Она это понимает. — Джеред, стоящий рядом с Адвокатом, выглядел озабоченным и усталым. — А теперь, пожалуйста, скажи им то, что собиралась.

Эрин бросила на него резкий взгляд и прошипела что-то, чего Миррон не расслышала. Впрочем, когда Адвокат снова обратилась к Восходящим, она уже полностью держала себя в руках. А вот Джеред поджал губы и явно сердился.

— У ордена появилась тема для обличений, — заявила Эрин Дел Аглиос. — Складывается впечатление, что мои приближенные только и ждали возможности разнести эту историю повсюду, разболтав каждому, кто был готов слушать. Результат предсказуем: город настроен по отношению к вам ужасно, а Фелис, которая неизбежно здесь объявится, получила замечательный подарок. Так что пока вы двое будете делать все возможное, чтобы склонить наших дорогих сограждан в свою сторону. Ты, Миррон, должна иметь в виду следующее. Я не потерплю никаких «если» и никаких «но». Ни о каком исправлении и искуплении не может быть и речи. Как я понимаю, будущее Восхождения висит на волоске, и поэтому мой приказ таков. Гориана необходимо поймать, и его необходимо убить, это не изменилось. Но когда он будет убит, его тело должно быть доставлено сюда, чтобы я продемонстрировала его городу как доказательство незыблемости власти Адвокатуры. Потом я сожгу его.

Миррон хотела заговорить, но Адвокат вскинула руку.

— Никаких «если», никаких «но». Меня не волнуют личные чувства: кто кого любил или кто чей отец. Он — враг Конкорда, и его труп будет выставлен на всеобщее обозрение. Люди хотят доказательств, и они их получат. В противном случае все вы можете собирать свои вещи и уматывать отсюда. Я ясно выразилась? Хорошо, тогда за дело. Мой казначей заверяет меня, что прилив вот-вот наступит.

Адвокат резко повернулась и вышла.

— Коротко и ясно, — пробормотал Ардуций.

— Как и должно быть. — Джеред обвел взглядом Восходящих. — Пошли, Миррон, экипаж у ворот.

— А что тебя так потрясло? — спросил Оссакер. — Это не более, чем он заслуживает.

— Он по-прежнему один из нас, — ответила Миррон. — И хотя он должен умереть, нам не следует пренебрегать памятью о том, кем он был и что для нас значил.

— Ты ошибаешься, — возразил Оссакер. — На самом деле он никогда не был одним из нас, и я, например, буду радоваться, если его повесят.

— Не может быть, чтобы ты говорил серьезно! — возмутилась Миррон.

— Почему нет?

— Честно говоря, Оссакер, ты бываешь редкой скотиной.

— Нет, Миррон, я всегда был и остаюсь реалистом. Чего и тебе желаю.

— Хоть мне и жаль прерывать ваше любовное прощание, — проворчал Джеред, хмуро взирая на Оссакера, — но экипаж ждет. Миррон Вестфаллен, нам пора ехать.

Миррон кивнула, смущенная его сердитым видом.

— Хорошо. Едем.

— Удачи тебе, Миррон, — улыбнулся Оссакер.

— Она мне пригодится.

— Береги себя, — попросил Ардуций.

— И ты тоже, Арду. Мы пришлем весточку.

— Миррон! — от дверей поторопил ее Джеред.

— Что ты все время командуешь? Ты что, мой папочка?!

— Нет, но я тот человек, который выбросит тебя в море, если мы пропустим прилив. Поторопись.

Миррон приподняла брови и закрыла дверь, за которой остались ее братья, фонтан и парусный кораблик Кессиана.

— Оставайся на плаву, — прошептала она, с трудом сдерживая слезы.

* * *

На обратном пути в Вустриаль ни на реке, ни на дорогах серьезных признаков паники не наблюдалось. Известие о вражеском прорыве распространилось на половину пути до Скионы, однако проживавшие подальше от порта не без оснований надеялись, что до них зараза не доберется. Судя по первым признакам, карантинные меры оказались эффективными.

Однако милях в тридцати от Вустриаля старший курьер Корванов начала испытывать беспокойство: по дороге стали попадаться заброшенные сельские усадьбы — не разоренные или сгоревшие, а просто пустые, оставленные хозяевами.

Понятно, что на этой, и в лучшие времена не самой оживленной, дороге в связи с карантином движение почти прекратилось и раздобыть сведения было практически не у кого. После того как последняя курьерская станция перед городом осталась позади, до Корванов доходили лишь слухи, решительно не имевшие смысла.

Например, ей говорили, что к городу приближаться нельзя и что городская курьерская станция перед воротами заброшена, однако Корванов, разумеется, не могла пренебречь приказом маршала. Так или иначе, курьеру не удалось найти какого-нибудь сопровождающего, а неподдельный страх в голосах людей смущал и беспокоил.

Приближаясь к городской станции, до которой оставалось менее мили, Корванов размышляла об особенностях морового поветрия: оно распространяется неумолимо и стремительно, но слухи о нем разлетаются еще быстрее, и если с чумой как-то можно бороться, то с ними не сладишь. Однако, по глубокому убеждению Корванов, исходить надлежало из медицинских фактов, а согласно врачебной науке, все живые люди, находящиеся сейчас на территории порта, здоровы, поскольку они либо переболели и не умерли, либо хворь обошла их стороной. Больных и переносчиков заразы среди них нет.

Она улыбнулась и покачала головой, когда, поднявшись на гребень холма, увидела впереди панораму Вустриаля. Ворота стояли открытыми. Над портом реяли флаги. Вдали по водной глади в гавань и из гавани скользили паруса. Было тихо, но это и не удивляло, поскольку ветер дул с берега, относя звуки к морю. А увидев, что карантинное оцепление снято, Корванов искренне обрадовалась: конечно, после всего произошедшего солдаты нужны внутри, на улицах. Они помогают поскорее вернуть город к нормальной жизни.

Корванов направилась дальше, мимо заброшенной станции и вниз по пологому склону к порту. Дело шло к вечеру, и тепло солнечного дня генастро уже убывало. Женщине вдруг стало не по себе, ведь вполне возможно, что эпидемия нанесла городу страшный урон и ей предстоит увидеть его погруженным в скорбь и отчаяние. Но она, по крайней мере, везла им надежду. Помощь близка.

Приближаясь к воротам, курьер сбавила аллюр до медленной рыси, но, как оказалось, напрасно: караул отсутствовал, представляться и докладывать было некому. Она перевела дух ипоехала дальше, но сразу за воротами конь ее задергался, зафыркал, потом остановился и попятился. Он весь дрожал, его ноздри раздувались, а глаза были широко открыты.

— Тс-с, все в порядке. Успокойся, малыш, я не дам тебя в обиду.

Однако ни ласка, ни понукание ничего не давали — конь нервно ржал и продолжал пятиться. Более того, полил дорогу мочой и обронил катыши.

Пытаясь успокоить его, Корванов одновременно оглядывалась по сторонам. Вся территория за воротами была застроена очень плотно, узкие улицы расходились лучами, но при такой скученности построек людей она не видела. Всюду царило запустение — двери и ставни болтались нараспашку, везде мусор и пыль. Стояла полная тишина, и, самое худшее, в затхлом воздухе висел отвратительный запах разложения. Она содрогнулась и спешилась, забросив поводья на спину коня.

— Хорошо, мальчик, встретимся у конюшен.

Дорогу скакун знал и, оставшись без седока, легким галопом поспешил назад за ворота, в сторону пустого курьерского поста. Корванов вдруг остро ощутила одиночество. Как любой гонец Конкорда, она носила гладиус и круглый щит, но тот факт, что здесь, в родном порту, ей вдруг пришлось задуматься об оружии, был неприятен сам по себе.

Пройдя по Гаванской улице на форум, курьер увидела там все то же запустение. Неужели весь город вымер? Но нет, она же видела в гавани паруса, да и все услышанное по дороге свидетельствовало, что люди здесь остались.

Остановившись в центре форума, Корванов медленно повернулась вокруг себя, борясь с желанием закричать и позвать кого-нибудь, лишь бы не оставаться одной. Здесь наверняка есть уцелевшие, не может не быть. Если чума истребила всех, повсюду должны быть гниющие тела. Корванов поежилась. Трупов нет. Как, впрочем, и признаков жизни. Ни собак, ни кошек. Птиц и тех не видно.

Курьер обнажила гладиус, но легче ей от этого не стало. Запах смерти хотя и не господствовал здесь, однако витал в воздухе, не добавляя спокойствия. Потом тягостную тишину нарушил крик, донесшийся со стороны пристани, и она облегченно вздохнула, только сейчас осознав, что вспотела с головы до ног. Вложив гладиус в ножны, Корванов поспешила к пирсу.

Она спускалась с форума по склону холма, проходя одну за другой пустые, лишенные каких-либо признаков жизни улицы. Наконец дорога плавно повернула направо, и ее взору предстала гавань, заполненная множеством кораблей с развевающимися флагами и поднятыми парусами. А на пристани, в таком количестве, что она казалась битком забитой, толпились люди.

Корванов рванулась вперед и остановилась — ей пришло в голову, что все более чем странно. Прежде всего бросалось в глаза необычное множество народа. Предполагалось, что эпидемия уничтожит самое малое три четверти восьмитысячного населения Вустриаля. А там было никак не меньше шести тысяч человек.

Причем эти люди, что тоже необычно для такой тесноты, по большей части не двигались. Просто стояли, словно в ожидании указаний или чего-то еще. Как статуи. Но не все. У каждого из семи пришвартованных к причалам кораблей находились люди, громко выкрикивавшие приказы. Их возгласы разносились над пристанью и казались особенно громкими оттого — и это действительно было так, — что звучали в полной тишине. Корванов заморгала. Она не ошиблась — все остальные не издавали ни звука. Ей страстно захотелось услышать лай собаки. Все, что угодно, лишь бы эта картина не выглядела столь нелепой!

Неожиданно тональность криков изменилась. Три человека прошли сквозь неподвижную толпу и рысцой устремились к ней, вверх по склону. Но только они — больше ни одна голова не повернулась в ее направлении. Корванов не знала, что делать. Часть ее сознания все еще цеплялась за возможность придумать происходящему какое-то вразумительное объяснение. Может быть, эти трое спешили к ней, чтобы предупредить о все еще существующей опасности заражения?

Но рассудком она понимала, что это не так, здесь вообще что-то не так. Бог свидетель, то, что она видела, было похоже… это ни на что не было похоже! Непонятное, пугающее зрелище. У нее появилось отчаянное желание повернуться и пуститься наутек, однако она подавила его, хотя для этого пришлось призвать на помощь всю силу воли. В конце концов, это не оккупация, порт не захвачен врагами, а ей нужно понять, что тут творится. С какой стати она должна спасаться бегством от своих соотечественников?

Набравшись мужества, Корванов заставила себя не сдвинуться с места, ожидая приближения троих человек. Особо они не спешили, когда склон стал круче, перешли с легкого бега на размеренный шаг. Оружия тоже не доставали, а узнав одного из них, она слегка успокоилась и, когда он находился ярдах в двадцати от нее, окликнула:

— Вижу, мастер Лианов, чума оказалась милостивей, чем мы боялись, если в живых осталось столько людей.

Ответа не последовало. Вообще никакой реакции. Разве он мог ее не услышать?

— А что все здесь делают? Это суда с припасами? Я доставила послание от маршала Мардов. Она посылает помощь и подкрепления. Они…

Корванов осеклась. Лианов и двое стражников смотрели на нее, но не слышали: просто продолжали торопливо двигаться в ее сторону.

Что-то с ними было не так, со всеми. Кожа приморских жителей всегда была выдублена солеными ветрами и солнцем, но теперь этот глубоко въевшийся загар куда-то делся, уступив место болезненной бледности. Могло показаться, будто чума все еще цепляется за них, хотя она знала, что это невозможно. А присмотревшись, Корванов отметила на руке у каждого безобразный порез. Не перевязанный, оставленный без внимания, гноящийся…

— О боже! — выдохнула она.

Там копошились черви!

Инстинкт самосохранения заставил ее повернуться и побежать. Чья-то рука схватила за плечо, но женщина вырвалась, сбросив плащ. Позади зазвучали возобновившиеся крики. Корванов надеялась спастись, ведь она, курьер, превосходила быстротой любого из них, верхом или пешком. Жаль, конечно, что она отпустила коня — животное сразу почуяло недоброе, надо было положиться на него.

Чудовищная боль пронзила поясницу, тяжелый удар сбил ее с ног. В спину угодил длинный и острый нож. Корванов попыталась подняться, но силы быстро покидали ее вместе с растекавшейся по пыльным камням мостовой кровью.

— Мастер Лианов! — вскричала она, подняв руку. — Это я, курьер Корванов. Пожалуйста! Я не враг!

Три человека стояли над ней, а она лежала на боку, тщетно хватаясь за рукоять торчащего в пояснице ножа. Охнув от нестерпимой боли, Корванов потрясла головой, чтобы зрение прояснилось, и попыталась заглянуть в глаза Лианову. Может быть, там и промелькнула тень узнавания, но не более того. Взгляд был мертв, глаза пусты — без жизни и чувства.

— Что с тобой случилось? — спросила она, захлебываясь слезами и задыхаясь от отчаяния. — Зачем ты сделал это? Пожалуйста, не надо!

Мастер гавани Лианов извлек из ножен гладиус и вонзил его женщине между ребер, в сердце. После чего все трое повернулись и ушли еще до того, как ее зрение угасло.

ГЛАВА 11

859-й Божественный цикл, 16-й день от рождения генастро

Три корабля сборщиков шли на запад через Тирронское море к гестернской Киррийской гавани, уже шесть дней поддерживая хорошую скорость в пять узлов. В двух днях пути оттуда вверх по реке находился пограничный городок Ческас, о котором у всех Восходящих сохранились не самые приятные воспоминания.

Шагая по палубе «Стрелы Арка», Джеред чувствовал себя так, словно вернулся на десять лет в прошлое. Миррон стояла в одиночестве, глядя на прибрежную линию Гестерна, видневшуюся с обеих сторон узкого Киррийского залива, по которому они проплывали. Пейзаж был поразительно красив. Туманы частично скрывали парящие утесы, покрытые пышной зеленой растительностью, сбегавшей вниз по уступам и украшавшей узкие извилистые террасы. Сейчас, с приходом генастро, там, где скалы защищали почву от ветровой эрозии, уже начали распускаться цветы и гнездиться первые птицы. Их протяжные крики звучали предостерегающе и немного зловеще.

Некоторое время Джеред молча стоял позади Миррон. Она накинула на плечи плотный, защищавший от ветра плащ с поднятым капюшоном, поэтому, куда именно она смотрела, было непонятно. Может быть, прямо перед собой, как все последние дни.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил казначей.

Миррон обернулась. Ее обрамленное капюшоном лицо поражало красотой, а в глазах стояло такое горе, что сердце его сжалось.

— Сама не знаю, — ответила Миррон, и это был самый оптимистический ответ, полученный Джередом за четыре дня. — С каждым моментом мы приближаемся, но я чувствую себя все более отдаленной.

— Я тебя не понимаю, — нахмурился Джеред.

— Я уверена, что мы движемся правильным путем, но есть многое, чего мы не знаем. Он мог увезти моего сына куда угодно, и я никогда больше его не увижу. Он мог подвергнуть его страшной опасности, и меня не будет там, чтобы защитить его. Откуда нам знать, что Кессиан вообще жив?

Эта последняя фраза была произнесена шепотом, и Миррон снова отвернулась к морю.

— Иголка в стоге сена, я понимаю, — сказал Джеред. — Но я готов поклясться, что он жив. В общем, дела не так плохи, как ты опасаешься. Гориан не собирается вести себя тихо. Если случится что-то похожее на то, о чем говорил Харбан, мы мигом обнаружим Гориана, а найдя его, найдем и Кессиана. Карку готовятся к войне, которая, как они считают, не за горами, и это уже само по себе веская причина, чтобы туда отправиться. Они наблюдают за Цардом и Атреской. Если кто-то и располагает информацией, то они.

Миррон покачала головой. Длинные волосы выбились из-под капюшона, упали на грудь, и она засунула их обратно под плащ.

— По твоим словам все обстоит просто, а это не так. Он похитил моего сына не без причины, а значит, не отдаст без борьбы. А бороться Гориан способен. Что же до карку, то даже если они и располагают сведениями, то с чего ты взял, будто они с нами поделятся? Харбан желает Кессиану смерти. Они вовсе не заинтересованы в его спасении.

— Однако Харбан явился в Эсторр специально, чтобы попросить помощи у Восходящих.

— Да, и кого же мы посылаем? Мать, обезумевшую от горя. От меня будет не много толку.

— С одной стороны, это вздор, а с другой — вовсе не то, что я имел в виду. Просто им нужна наша помощь, а в ответ придется поделиться сведениями. Простой обмен.

Миррон вздохнула и снова повернулась лицом к Джереду.

— Почему ты взялся за это, Пол? Боже Всеобъемлющий, отчего ты не вышел в отставку еще пять лет тому назад? Тебе больше незачем этим заниматься. Уж если кто и заслужил мир и покой, так это ты.

— Думаешь, я слишком стар? — Реплика получилась чуть более резкой, чем ему хотелось.

Миррон положила руку на его плечо и даже изобразила на лице улыбку.

— Ох, Пол, я не хочу тебя обидеть, хотя ты слегка поседел. И, честно говоря, с тобой я чувствую себя в большей безопасности. Но поиски мог бы возглавить Арков, а заставлять тебя заниматься этим Адвокат не стала бы. Зачем ты снова вернулся на передний край?

— Тебе это должно быть очевидно.

— Но этого не достаточно. — Миррон покраснела.

— Достаточно, — отрезал Джеред. — Послушай, я дал слово оберегать тебя, Оссакера и Ардуция, когда закончилась война. А я своих обещаний не нарушаю. Придет время, когда тебе не потребуется моя защита, и в этот же день я с радостью удалюсь на свою виллу у озера Фристос. А вообще, мне нравится путешествовать с тобой. В последнее время это редкое удовольствие.

— Ах, обещания… — протянула Миррон.

— Да. Ими измеряется честь мужчины и его уважение к себе. Знаешь, мне осталось исполнить еще одно обещание. Данное человеку по имени Хан Джессон из деревни Брод Чаек в Атреске перед началом войны. Цардитские налетчики увезли его жену и сына, и я дал слово, что верну их. Думаешь, я забыл об этом обещании? Он исчез из своего дома десять лет тому назад. Может быть, он сам отправился на поиски, но это не имеет значения. Если мы попадем в Цард, я буду искать их, пусть даже смогу найти только кости.

— Разве это не просто гордыня?

— Может быть, — согласился Джеред. — Но, думая об этом, я всякий раз ощущаю боль здесь. — Он постучал по груди там, где находилось сердце. — Мне никак не удавалось сосредоточить на этом все силы, и мне стыдно.

— Но если этот человек уже умер…

— Это не имеет значения. Как ты сказала, гордыня? Но что, если они еще живы там и мечтают о спасении? Я не даю обещаний просто так.

Миррон поняла. Джеред увидел это по ее глазам.

— Зачем ты спросила, Миррон? Скажи честно.

— Потому что я беспокоюсь о тебе, — улыбнулась она. — В конце концов, существует закон средних чисел. Чем чаще ты подвергаешь себя риску, тем выше вероятность твоей гибели.

Джеред рассмеялся.

— Я казначей сборщиков, Миррон, а не твой отец.

— А жаль.

Джеред уставился себе под ноги и помолчал, словно прислушиваясь, как ветер свистит в вантах и щелкает парусиной, потом прикоснулся к ее щеке и сказал:

— Мне тоже. Лучшего я не мог бы и пожелать.

* * *

Это были самые худшие пятьдесят дней в жизни нового маршала-защитника Атрески Меган Ханев, и, судя по выражению лица генерала Даварова, улучшения не предвиделось. Бесконечная череда несчастий — вот чем стала ее поездка по Атреске. Везде полное отчаяние и нищета. Она видела осколки разбитой жизни и руины своей страны.

Она едва узнавала ее. Только Харог в основном остался невредимым, но окружавшие его поля, которые должны были зеленеть первыми всходами, заросли сорняками так же, как и проселочные дороги. Даже мощеные имперские тракты из-за отсутствия какого-либо ухода змеились трещинами и выбоинами, а уж про местные грунтовки и говорить не приходилось — просто полосы грязи, изборожденные глубокими колеями. Базилики в больших и малых городах стояли разрушенными, все убранство форумов растащили, Дома Масок осквернили и предали огню.

Все, что было создано Конкордом в Атреске, все эти годы систематически подвергалось уничтожению и разграблению, так что на восстановление утраченного потребовалось бы еще десять лет. Причем Меган не без оснований сомневалась, найдутся ли желающие этим заниматься. Когда вновь открылись границы, беженцы в поисках лучшей доли устремлялись прочь из страны: на юг, север и запад, в другие земли Конкорда, а многие и на восток, в Цард.

При этом они обвиняли ее. Или, вернее, Конкорд за то, что он бросил их, пока оккупационные силы Царда (а они были именно оккупационными, что бы там ни утверждал Юран) выжимали из страны все соки. Больше всего Меган угнетал факт, что оставшиеся жители Атрески в подавляющем большинстве вернулись к образу жизни, позволявшему лишь поддерживать свое существование. Разумеется, это произошло в силу необходимости, однако подобное поведение делало их ограниченными и агрессивными, способными ожесточенно драться даже против своих, лишь бы сохранить то, что им принадлежало.

Теперь великое колесо повернулось, Конкорд возвратился в Атреску и принялся наводить порядок и обустраивать заново все то, что начал до войны. Власть хотела побудить Атреску к созидательному труду, однако в глазах граждан Меган видела лишь обиду и, по правде говоря, не знала, как расположить их к себе.

На всякого рода встречах и собраниях Меган проводила гораздо больше времени, чем могла потратить на сон, и везде выслушивала бесконечные мольбы о помощи. Однако ее предложения прислать должностных лиц Конкорда для определения условий ее оказания отнюдь не вызывали восторга. Зачастую люди просто не могли объяснить, что им действительно нужно. Впрочем, Меган понимала, чего они хотят, и твердо знала, что этого они уж точно не получат. Прошедшие десять лет отучили граждан от порядка и ответственности, хотя и показали, что независимость или то, как они ее себе представляли, вовсе не несет процветания.

И вот теперь, у главного опорного пункта обороны на границе с Цардом, маршалу-защитнику предстояло выслушать то, чего ей совсем не хотелось. Говоря Меган о стоящих перед ней задачах, Адвокат была сурова в оценках и, как выяснилось, полностью права. У Эрин Дел Аглиос имелась некоторая склонность к преувеличениям, но когда доходило до государственных дел, она всегда попадала в точку.

— Генерал Даваров. — Выйдя из экипажа, Меган приветственно помахала рукой могучему герою Атрески.

Он сыграл одну из ключевых ролей в победе у Нератарна, сорвавшей наступление Царда, и уже одним этим обеспечил себе достойное место в истории. Даварова будут помнить и по завершении его цикла, когда он вернется в землю. Бюсты и статуи этого военачальника, гиганта с мощной бочкообразной грудью, уже сейчас украшали официальные учреждения Конкорда.

Меган испытывала перед ним благоговейный трепет, и Даваров знал это. Он стоял перед воротами пограничной крепости, под флагом с гербом Конкорда — вздыбленным белым конем над скрещенными копьями. Его доспехи сияли в лучах солнца, а темно-синий, с зеленой оторочкой плащ развевался на ветру.

— Мой маршал, — отозвался он, ударив себя правой рукой в грудь. — Я надеюсь, что твое путешествие оказалось если не приятным, то, по крайней мере, терпимым. При нынешних обстоятельствах это уже неплохо.

— Генерал, я не назвала бы терпимым ни один из последних пятидесяти дней, однако всегда приятно увидеть дружеское лицо и услышать искреннее приветствие. По правде сказать, в последнее время я привыкла к хмурым взглядам и унылым физиономиям.

Даваров издал смешок, эхом отскочивший от каменной стены форта.

— Порой обладатели самых дружеских лиц с полной искренностью сообщают самые неприятные новости. Не обессудь, но сегодня как раз такой случай. Не угодно ли пройти со мной?

Меган кивнула, и Даваров направился внутрь. Форт был маленьким — еще одно из многих пребывавших на различных стадиях ремонта укреплений, разбросанных вдоль границы Атрески к северу и югу от горного хребта. Он представлял собой стандартное круглое сооружение, внутри стен которого находились казармы, арсенал, склады и административный корпус. Для хранения припасов были вырыты погреба, стены казались не слишком поврежденными, хотя из трещин, как снаружи, так и изнутри, лезли сорняки. Генерал повел ее на крышу по бетонной, поддерживаемой тяжелыми балками винтовой лестнице. Достаточно прочной, хотя тоже потрескавшейся и запущенной.

Наверху у зубцов располагались позиции лучников и стояли легкие метательные машины. Все эти форты были главным образом сторожевыми постами и не предназначались для отражения массированного вторжения из Царда. Не годились они и для того, чтобы служить базой для подготовки нападения на Цард.

— Протяженность границы составляет почти восемьсот миль, — пояснил Даваров, отвечая на ее вопрос. — Когда Конкорд установил свое правление в первый раз, на наиболее опасных участках укрепления возводили через каждые десять миль. Нынче я сам объехал границу и могу заверить, что вот эта куча мусора по сохранности — одна из лучших. — Он ткнул пальцем себе под ноги. — От некоторых мало что осталось, а от многих и вовсе ничего, разобрали на камни. Конечно, мы укрепляем границу заново, но достаточно быстро не получится.

— Достаточно быстро для чего?

— А, — промолвил Даваров, — вот это я и хочу тебе показать.

Генерал повел Меган по крыше к восточной стене. В ярком солнечном свете погожего дня генастро оттуда открывался великолепный вид. Цард был страной резких контрастов. Меган увидела далекие горы, долины и леса, раскинувшиеся между ними. Ближе к границе старый тракт уходил в сторону линии утесов, за которой голубизну неба затягивал дым. Очень много дыма. Сердце у нее упало. Ей уже доводилось видеть такое.

— Что это? — спросила она, уже зная, какой ответ получит.

— Это армия Царда. Она не такая огромная, как раньше. Двенадцать тысяч, кавалерия и пехота. Почти без метательных машин, что немного странно, но я полагаю, таким образом они повышают свою быстроту и маневренность. Они находятся примерно в шести милях от границы. Прибыли сюда три дня тому назад. Я знал, что ты направляешься этим путем, и потому подумал, что, может быть, тебе захочется увидеть это собственными глазами.

— Ты говоришь так, будто описываешь торговую ярмарку, — заметила Меган.

Сердце ее глухо стучало.

— Нет смысла драматизировать события, — пожал плечами Даваров.

— Драматизировать? У нас на пороге вторжение. Куда уж драматичнее?

Даваров огляделся по сторонам. Его солдаты, словно не заметив вспышки маршала, смотрели в сторону Царда. Генерал чуть снисходительно улыбнулся. Сколько же ему лет? Сорок с небольшим, сорок пять? Плюс мудрость и огромный опыт.

— Если Роберто Дел Аглиос чему-то меня и научил, так это тому, что дергаться следует, лишь когда вражеский меч вонзается в твою плоть. Во всех остальных случаях это преждевременно и излишне. Если я позволю себе запаниковать, запаникуют и все, кто находится под моим командованием. От них паника передастся их семьям, местным торговцам и даже, чтоб мне пропасть, собакам и кошкам. Ты меня поняла.

Меган кивнула, его рассудительность оказывала успокаивающее действие.

— Ты по-прежнему получаешь вести от Роберто?

— Наверное, не так часто, как ты, ведь ты теперь маршал-защитник. — Глаза Даварова блеснули. — Последнее, что до меня доходило, — переговоры с Сирраном вроде бы идут успешно. Очень надеюсь, что он добьется результата. Именно сейчас мы особенно нуждаемся в таких союзниках.

Меган снова посмотрела на дымящиеся костры цардитского лагеря.

— Но ты ведь не думаешь, что существует неминуемая угроза того, что меч войдет в твою плоть, правда?

Даваров вновь рассмеялся.

— От последнего рекрута, который получает выволочку за плохо начищенный шлем, я требую, чтобы он был готов к этому каждый день. Честно говоря, именно сейчас со стороны Царда я ничего такого не жду, но опять же, если они решат выступить, у меня будет всего два часа, чтобы поразмыслить о собственной непредусмотрительности.

— Но ведь именно поэтому ты здесь. И именно поэтому привел с собой их. — Меган указала назад через плечо.

Позади нее расположились лагерем легионы Даварова. Около девяти тысяч человек, направленных в Атреску прежде всего как силы охраны порядка и поддержки сборщиков.

Даваров ухитрился изобразить на лице смущение.

— Я хотел передать тебе сообщение, но мне неточно объяснили твой маршрут. Мои патрули искали тебя по всей Атреске.

— Ладно, генерал, каково твое суждение об этом? — Меган указала на дым на горизонте.

— Они выжидают.

— Чего?

— Этого я не знаю. Если бы они вообще там не задержались, а двинулись прямо на нас, то сейчас были бы уже под Харогом. Их поведение выглядит странно — разбит долговременный лагерь.

— Ты уверен, что они собираются на нас напасть? — спросила Меган, хотя ей очень этого не хотелось. Сам вопрос звучал как-то глупо.

— Вообще-то тут на четыреста миль в любую сторону этому войску не найти другого противника, кроме нас, так что я бы сказал: «да». Но это может быть всего лишь демонстрацией силы и намерений.

— Однако ты так не думаешь.

— Нет. Даже сейчас, когда здесь мои легионы, цардиты обладают численным превосходством, а на подмогу мне звать некого. Я не понимаю, что именно помешало им еще раньше рвануть на Нератарн. С другой стороны, мне докладывали, что схожая проблема возникла на границе Карка, значит, они могут затевать атаку сразу на двух направлениях. Суть вот в чем: зная, что у них есть возможность оттеснить нас, они могут вторгнуться когда угодно. И сколь угодно долго дожидаться сигнала, какого-то известия или чего-то еще.

— Прибытия подкреплений?

— Это, конечно, приходит в голову в первую очередь. Но разведке не удалось обнаружить никакого движения войск.

— И что ты собираешься делать? — Меган была слегка растеряна. — Держать здесь солдат, если враги не собираются вторгаться, слишком накладно. Они нужны нам внутри страны. Поводов для беспокойства более чем достаточно и у нас за спиной, а не только перед нами.

Глаза Даварова похолодели, из них пропали искорки.

— Это легионы пехоты и кавалеристы, прибывшие сюда, чтобы сражаться и защищать страну. Вот что они будут делать. Мой маршал, я не могу увести их отсюда, оставив ворота широко распахнутыми перед носом противника. Или ты предлагаешь мне поступить именно так?

— Нет-нет, — заверила его Меган. — Но сколько тебе придется ждать?

— Ну, если ты настаиваешь, я могу пойти и спросить цардитов, собираются ли они вторгаться, и если да, то сколько нам еще ждать. — Даваров широко развел руками. — В том-то и беда: мне ничего не остается, кроме как ждать, следить за ними и отражать их атаки, если потребуется. Хотя хочется верить, что до этого не дойдет. А тем временем мне нужно, чтобы ты попыталась раздобыть мне подкрепление, наладила устойчивое снабжение и одобрила донесения, которые я пошлю в Эсторр. В конце концов, вполне возможно, что они просто испытывают нас на прочность. Но тогда мы должны продемонстрировать им силу и решимость. В противном случае они, даже если не нападут немедленно, все равно вернутся, и в еще большем количестве.

Меган помолчала и посмотрела на Даварова. Она не так уж хорошо знала генерала, но все же увидела в нем то, чего не видела раньше.

— Тебя что-то смущает. Что именно?

— Ты заметила? Ладно, вернемся к тому, что я уже говорил. Они выступают к границе, но, вместо того чтобы вторгнуться как можно глубже на нашу территорию, разбивают лагерь на своей земле, на виду нашего форта и ждут неведомо чего. С таким поведением сил вторжения я сам не сталкивался и даже не читал ни о чем подобном. Война — это не игры или состязания, тут каждый старается победить с минимальными потерями, а они словно нарочно дают нам возможность сосредоточить против них силы, чтобы провести честное сражение. Это смехотворно! Вот почему я растерян. Доходит до того, что я задаюсь вопросом: может, мне развернуться и отойти миль на десять? Что тогда? Нападут они или, не видя перед собой противника, продолжат отсиживаться за своим частоколом? Бессмыслица какая-то. Они что, проделали долгий путь только для того, чтобы окопаться, встать лагерем и ждать?

— Какое бы решение ты ни принял, я его поддержу, — пообещала генералу Меган.

— Что бы я ни решил, ни один цардит не ступит ногой на мою землю. Это я обещаю.

ГЛАВА 12

859-й Божественный цикл, 18-й день от рождения генастро

Миррон чувствовала себя больной. Недуг подкрадывался к ней не один день, постепенно усиливая смутное ощущение загнивания всего, что ее окружало. Сперва она ни с кем этим не делилась и старалась не придавать значения своим ощущениям, объясняя их естественным беспокойством за сына. Однако причина коренилась в другом: Миррон поняла это с начала речного путешествия в Ческас.

Все вокруг возвещало о величии Всеведущего. Зарождение и рост новой жизни переполняли ее чувства, омывая тело и разум. Пробуждение земли предвещало начало нового, благословенного Богом цикла. Повсюду сияла слава Бога. Ранний генастро всегда радовал Миррон ощущением полноты жизни, но на сей раз у этого ощущения был отравленный привкус.

Миррон то и дело мысленно возвращалась к словам Гориана и утверждениям Харбана и всякий раз приходила к пугающим выводам. Ей очень хотелось поговорить с Осси и Арду, они бы помогли проникнуть в суть. Пока же она могла сказать одно — под пышным буйством расцветающей жизни генастро таились гниение и разложение. Смерть. С каждым взмахом весел это ощущение становилось сильнее. Она поежилась.

— Холодно?

Миррон обернулась от поручня.

— Нет, Пол, со мной все в порядке. Да и как я могу замерзнуть в такой дивный день генастро?

— Ну-ну, не морочь мне голову. Я знаю, что вид красивый. По крайней мере, на сей раз мне не пришлось силком тащить тебя на палубу, чтобы заставить им полюбоваться. Но вид у тебя такой, словно ты решаешь головоломку. Что-то не так?

Проплывавшие мимо горы, черные, серые и ослепительно белые, не радовали своей красотой. Их аура была тревожной, как, впрочем, и все, чем дышали окрестности. Пейзаж словно предостерегал, советовал не всматриваться вглубь, ибо то, что можно увидеть под покровом красоты, способно внушить страх.

— Трудно сказать. Энергетическая карта этой местности неупорядоченная, путаная. Похоже на картину какого-то заболевания, но без характерного для любой хвори серого оттенка.

— И как это ощущается?

Джеред всегда старался понять или представить себе, как воспринимают мир Восходящие. Он откровенно признавался в желании перенять их опыт. Однако сейчас был не тот случай, и спрашивал казначей отнюдь не из любопытства.

— Так, будто некая глубинная сущность непомерно разрослась и, нарушив естественные пропорции, внесла дисбаланс во все окружающее.

— Говоря проще, нечто подобное мертвецам, расхаживающим по земле.

— Прости, я… — Миррон почувствовала, что краснеет.

— Это не имеет значения, но вы все это делаете, ты знаешь.

— Что делаем?

— Нарушаете пропорции и вносите дисбаланс. Просто признай это, вот тебе мой совет.

— О, понятно. — Миррон рассмеялась и почувствовала, что напряжение отпустило ее.

Джеред обнял женщину за плечи, и она позволила себе отдаться чувству комфорта и безопасности.

— Я думала, что ты сочтешь меня сумасшедшей, — пожаловалась Миррон.

— Почему? Там, в Эсторре, Харбан говорил нам о вещах, которые, может быть, и казались безумными, но ведь твой пропавший сын не единственная причина, по которой мы здесь. Мы должны узнать, прав он или нет. И сейчас ты думаешь, что, может быть, и прав. Это не безумие, но это пугает.

— В Ческасе мы должны быть осторожны, — помолчав, промолвила Миррон. — То есть я хочу сказать, особенно осторожны.

— Буду иметь в виду, — кивнул Джеред.

— Я не знаю, с чем мы там столкнемся.

Однако к тому времени, когда они прибыли туда, Миррон узнала ответ и на этот вопрос. Она шла по безлюдным улицам Ческаса, стиснув руки на груди поверх плаща. День был холодный, но Миррон этого почти не замечала. Ветер гнал мусор по грязным камням улицы, швырял в закрытые двери и ставни. Крысы разбегались из-под ног сборщиков, обшаривавших каждый дом, лачугу или сарай. Они обнаружили кровь, свидетельства борьбы и очевидные признаки того, что городок разграбили. Но спросить, что произошло, было некого.

Дом Масок разрушили, как и все остальные святилища богов Атрески, Гестерна и Карка. Несомненно, здесь побывали цардиты, и Миррон понимала тревогу и озабоченность Джереда. Она не особо разбиралась в географии, но ей было ясно, что, если неприятель вовсю орудует в этом месте, ближние земли Конкорда не могут чувствовать себя в безопасности. Казначей открыто назвал это актом военных действий и связал с рассказами о нападениях на восточные порты, услышанными в Киррии, от которых кровь стыла в жилах.

Миррон стояла у центрального фонтана Ческаса в ожидании неизбежного. Чаша фонтана была разбита, а трубы, видимо, переломаны или забиты мусором, поскольку водой тут и не пахло. Зато мочой и калом несло так, что ей пришлось отступить на несколько шагов. Она смотрела, как сборщики Джереда и гвардейцы Восхождения обходили здание за зданием, качали головами, пожимали плечами и двигались дальше.

Ждать долго Миррон не пришлось. Джеред с Арковом подошли к ней, и ее охрана деликатно попятилась, чтобы дать им поговорить. Оба выглядели растерянными, а Арков даже слегка испуганным, что в ее представлении никак не вязалось ни с тем ни с другим.

— Все, что дали вам эти поиски, я могла сказать заранее.

— Так ты и говорила заранее, — заметил Арков. — Это ничего не меняет, провести осмотр мы все равно обязаны.

— Дела обстоят хуже, чем ты думаешь, — сказал Джеред. — Здесь нет домашнего скота. И собак, и кошек тоже нет. Насчет домашнего скота удивляться не приходится, но кошки? Ты можешь себе представить, чтобы цардиты отловили и забрали с собой всех кошек? Бессмыслица! Но факт остается фактом — их нет. Только крысы и мыши. Впечатление такое, будто Всеведущий опустил длань вниз и прибрал на небеса всех жителей с чадами, домочадцами, скотиной и домашними любимцами. Ничего подобного я в жизни не видел.

— Но кто, кроме цардитов, мог обчистить это место?

— На них это не похоже. Они никогда так не действовали, не угоняли все население. Забирали добычу, уводили пленных, но всегда оставляли тех, кто мог бы потом рассказать о них и об их требованиях. В прошлом эта тактика нередко себя оправдывала. — Арков огляделся по сторонам и снова покачал головой.

— Ну а что думаешь ты, Миррон? — Джеред потер подбородок затянутой в перчатку рукой.

— Я?

— А кто же еще? Разве не ты издалека почуяла неладное? Они что, все тут поумирали? Или разом куда-то ушли? Мои люди строят самые невероятные догадки, и их трудно в этом обвинить. По нынешним временам версия об исходе не хуже всякой другой.

Миррон чуть не рассмеялась, но вовремя спохватилась.

— Пол, тебе стоило бы повторить собственные слова и послушать, как это звучит.

— Сам знаю. Бред и бессмыслица. Просто удивительно: то, во что еще вчера невозможно было поверить, начинает казаться реальным. Но что делать, если все остальное приходится отметать, — Джеред пожевал верхнюю губу. — Не нравится мне все это. Ощущение пакостное. И если это чувствую я, Боже Всеобъемлющий, как же гадко должно быть здесь тебе.

Миррон подняла брови и задумалась.

— Нет, как раз такого ощущения нет. Кажется, будто стоишь на поле, оставленном под паром. Жизнь на нем была и вернется, но сейчас она спит. Вот в этом-то и кроется проблема.

Она жестом указала на горы Карка. Где-то там, а может быть, и дальше, за их пределами, находился ее сын. И Гориан, творящий что-то невыразимое.

— Не смей портить его, ублюдок! — вырвалось у женщины, словно Гориан стоял перед ней.

— Прости?

— Извини, — вздохнула Миррон, — я сама не заметила, как произнесла это вслух.

— Что с тобой? — спросил Джеред.

— Ничего. — Неожиданно она ощутила стеснение в груди и ком в желудке, а к глазам подступили непрошеные слезы. — Нам пора идти. Мне нужно вернуть моего сына.

* * *

Врагу предстояло атаковать вверх по склону, по льду и снегу. Они накапливали силы четыре дня, и все это время карку наблюдали за происходящим из горловины долины Канас, единственного прохода на границе Карка с Цардом, способного пропустить большую массу людей. Они не боялись. Они знали, что это произойдет. Писание, похищенное из Интен-Гор, сделало нападение неизбежным. Он вернулся, и они знали, куда Он хочет пойти и кого Ему нужно забрать.

Харбан стоял и смотрел вниз, на вражеское войско. Основные силы уже выступили маршем из расположенного к западу лагеря, хотя под темным утренним небом еще горели походные костры. Тысячи пехотинцев сгруппировались в колонны. Демонстрация сил продолжалась.

С востока явились другие — те, кто не нуждался ни в огне, ни в укрытии. Молча сидевшие или стоявшие, двигавшиеся помимо воли, но с определенной целью. Харбан знал, кто они и кто их направляет.

Где же Восходящие?

Харбан потрепал макушку и уши гортока, запустив пальцы в плотный, жесткий белый мех. Раздалось недовольное ворчание. Животное нервничало, поскольку со стороны пришельцев ветер доносил сбивавшие с толку запахи.

— Пойдем, Дрифт. Пора к нашим людям.

Харбан потянул за плотный кожаный ошейник, и самка гортока, могучий, быстрый зверь с челюстями, способными перекусывать металл, последовала за ним. Гортоки представляли собой самое мощное оружие карку.

Они начали подниматься по долине, на склонах которой с копьями, луками и пращами расположились карку, исполненные мрачной решимости. Война пришла к ним. Гора уже разъярилась. Те, кого проняло до корней, сегодня просто так не успокоятся.

Изломанное дно долины круто поднималось к югу, где, оседлав горловину, сосредоточилась основная масса карку. На морозе они выдыхали пар, собиравшийся вокруг них в одно, окутывавшее всех облако. Более двух сотен гортоков рычали и нетерпеливо рыли когтями землю в предвкушении схватки. Здесь, в теснине, они в отличие от Дрифт еще не чуяли ветер.

Харбан присматривался к людям. Руки, темные от выросших в дус волос, сжимали клинки, топоры и молоты. Босые ноги решительно упирались в снег. Мужчины и женщины, дети гор, длинноногие, с короткими торсами. Их собралось здесь достаточно, чтобы, учитывая преимущества позиции и рельефа, дать отпор и вчетверо превосходящему противнику. Долина представляла собой идеальное место для засады, и к ее защитникам подтягивались все новые и новые силы.

Наступающие враги имели примерно двукратное численное превосходство, но это была не обычная армия. И победу сегодня определят мужество и готовность совершить ужасные поступки.

Подойдя к командующему, Харбан наклонил голову, давая понять, что на выходе из долины все так, как они и ожидали, и получил ответный кивок. Лицо вождя выдавало тревогу — в конце концов, он ведь не был настоящим военачальником, как какой-нибудь просентор Царда или генерал Конкорда. Или Дел Аглиос. У карку вообще не имелось профессиональных полководцев, ведь последнюю войну этот народ вел сто семьдесят лет назад. Пограничные стычки, рейды, набеги, конечно, случались, но улаживались без далеко идущих последствий. Сейчас дело обстояло иначе. Враг посягнул на самую суть Карка, на то, что связывало народ воедино, и к этому карку, разумеется, не были готовы.

Гортоки унюхали приближение врагов, и раздражавший их ноздри запах чужаков породил дикий вой, прокатившийся по всей армии и подхваченный людьми. Оглушительный, будоражащий кровь и призывавший сами горы придать им сил. Выражавший решимость отстоять то единственное, что у них есть, — право жить так, как они жили всегда. И гнев, что кому-то вздумалось посягнуть на их родину.

Но при всей бушующей ярости на дне долины царили порядок и дисциплина, каких он никогда прежде не видел. Час близился, и Харбан вознес скалам и небу молитву о том, чтобы они даровали ему возможность увидеть рассвет следующего дня.

* * *

Миррон затошнило. Ее ноги налились свинцом, и она опустилась на колени. Но стоило ей ради поддержания равновесия коснуться руками земли, как женщина отдернула пальцы, не в силах выносить ту скверну, что хлынула в нее из почвы.

— Казначей! — позвал Арков, опустившись рядом на колени, на покрытый льдом склон горы, который вел вверх и вглубь Карка. — Миррон?

Она хватала воздух, ощущая, как скверна изливается сквозь нее, оставляя горькое послевкусие во рту, грохот в голове и скручивающую боль в желудке. Она боролась с тошнотой, но ее всю трясло, и дрожь не давала сосредоточиться и успокоиться. Наконец собрав волю в кулак, Миррон решилась снова коснуться земли. На сей раз — ничего. Только холод и спящая жизнь под ней и во всех направлениях, куда она могла дотянуться. Лишь далеко на северо-западе ощущалось расползающееся по земле запустение. Воздействие шло оттуда, и при мысли о том, что это значит, на глазах женщины выступили слезы.

Джеред проревел приказ сборщикам и гвардии Восхождения, и колонна остановилась. Миррон собралась с силами, рывком поднялась и даже ухитрилась слабо улыбнуться Аркову.

— Со мной все в порядке.

— Правда? — Арков приподнял бровь.

Миррон покачала головой. Боль ослабевала, давая ей возможность подумать.

— Он начал, — сообщила Миррон. — Боюсь, мы опоздали.

— Миррон? — Это подошел Джеред. — Что случилось?

Женщина на миг прислонилась к нему, перед глазами у нее все плыло.

— Боже Всеобъемлющий, как это было страшно…

— Что именно?

— Как будто пробуешь гниющее мясо. Мясо, в котором кишат черви. И эта мерзость прошла сквозь мое тело. Господи боже мой, я все еще ощущаю ее вкус. — Она сплюнула на снег, комок слизи съежился на морозе и застыл. — Это он. Он заставляет мертвецов ходить, я чувствую.

— Где?

— К северо-западу отсюда. Не близко, больше одного дня пути. Страшно подумать, каково ощущать это вблизи. Мне нужно придумать способ отгораживаться от этой мерзости, отталкивать ее, или она засосет меня как трясина.

Джеред потер щетину на подбородке. Запустил, а ведь она совсем седая. На Холме казначей всегда слыл щеголем, но здесь снова превратился в грубоватого солдата, каким был в юности.

— Сколько дней конкретно?

— Не знаю. Это зависит от того, сможем ли мы найти карку, которые проведут нас через горы. Впрочем, мне кажется, дня три, может быть, четыре.

— Слишком много, — сказал Джеред. — Чересчур много. То, что происходит, так или иначе закончится. Насчет карку ты права, нужно найти кого-нибудь и убедить отвести нас в Иллин-Квист, к Харбану. Ты как, сможешь продолжить путь?

Миррон кивнула.

— Собственно, выбора у нас нет, так?

— Ты это сама сказала, — хмыкнул Джеред.

— Жаль, что у нас нет мулов, как в прошлый раз.

— Даже если бы в Ческасе велась оживленная торговля, было бы непросто купить сразу пару сотен мулов, — ухмыльнулся Джеред. — Не говоря уж о том, что, узнав о такой надобности, здешние торгаши обанкротили бы казну, ворюги этакие… Послушай, Миррон, я хочу, чтобы ты была осторожна. Не скрывай от меня свои чувства. Они могут помочь нам. Предостеречь нас. Но самое главное, береги себя. Ты понадобишься нам, Миррон. Каждому на этой тропе хорошо известно, что у тебя пропал сын, а значит, твоя боль несравнима ни с чьей другой. Мы будем идти, пока не упадем, но когда ты почувствуешь, что нужно остановиться, скажи об этом мне или Аркову. Не делай из себя мученицу, это не принесет пользы никому. Помни, что мы здесь ради тебя, все мы. Ладно?

— Да, — тихонько ответила Миррон, стараясь сморгнуть навернувшиеся слезы.

— Вот и хорошо. — Джеред снова повернулся к колонне, и она увидела, что он присматривается к узкой, крутой тропе, идущей вперед вдоль обрывавшейся вниз головокружительной пропасти. Казначей вздохнул и собрался с мыслями. — Продолжать движение! Будьте внимательны. Нам нужно найти карку, и побыстрее. Вперед!

* * *

На наступавших обрушился неистовый град стрел, копий, выпущенных из пращей ядер и сброшенных с уступов камней, каждый из которых увлекал за собой маленькую лавину. Этот смертоносный поток прибивал к земле все, что двигалось.

Через свой увеличитель Харбан видел, как раскалываются черепа, ломаются и отрываются от тел конечности, сминаются грудные клетки, как кровь и ошметки плоти разлетаются вокруг, оскверняя первозданную красоту гор. А еще он видел, как почти каждый изупавших вновь поднимался на ноги и шел дальше.

Харбан не мог преодолеть страх, ознобом расползающийся по его телу, страх, который испытывали сейчас все карку и их гортоки. Он не ведал, кем были эти люди до того, как ими овладела неведомая, страшная сила. Уроженцы Гестерна, Атрески, Царда, все они были мертвы, но шли вперед, невзирая на пробившие им горло, грудь или череп стрелы, шли, оставляя на земле кровавые следы. У кого-то рука болталась на одном сухожилии, кто-то едва ковылял на сломанных ногах, однако все они упорно тащились вперед, подгоняемые чем-то таким, чего Харбан просто не мог себе представить.

А за спинами мертвых стояла регулярная армия Царда. Шеренги солдат молча наблюдали, как карку, не имея иного выхода, растрачивали метательные снаряды, пытаясь сдержать натиск мертвецов. Со своей позиции Харбан видел лица воинов из передней шеренги цардитов и мог поклясться, что торжества на них не отражалось. Они были угрюмы и омрачены дурными предчувствиями, хотя солдаты и испытывали облегчение оттого, что им самим не приходится лезть под сокрушительный огонь. Никто из них не улыбался.

Где-то там должен быть Он. Вне поля зрения, управляющий своими рабами из укрытия.

Харбан перевел увеличитель на неумолимо продвигавшихся вверх по склону мертвецов. Бывшие солдаты, тысяча или более. Те, у кого уцелели руки, несли оружие, на некоторых сохранились доспехи — часто искореженные, всегда грязные, в отсутствие ухода быстро покрывшиеся ржавчиной. Теперь, с расстояния всего в триста ярдов, было отчетливо видно, что на их лицах, отмеченных старыми, полученными при жизни, и новыми, заработанными уже после смерти, ранами, нет решительно никакого выражения. У кого-то плоть на щеках сгнила и отпала, выставляя напоказ бледные кости черепов, глаза тех, у кого они сохранились, не выражали ничего — ни понимания, ни страха, ни злобы. Не было даже растерянности, которую он видел у Изенги. Лишь слепая покорность новому господину.

Интенсивность заградительного огня снижалась, поскольку люди, которые его вели, видели безрезультатность своих усилий. Наступавшие даже не утруждали себя выдергиванием стрел из плоти, если те не мешали идти дальше. Более длинные и тяжелые копья препятствовали движению, поэтому их вырывали из ран вместе с внутренностями и на ходу отбрасывали в сторону.

Стоявшие в ожидании карку осознали, что с этим невообразимым противником придется схватиться врукопашную, и им стало не по себе. Харбан, оглядываясь по сторонам и назад, видел их трепет по глазам и учащенному дыханию. То же отражалось и на лице командующего Джистилл-Река.

— Что нам делать? — спросил он, поймав взгляд Харбана. — Что нам делать?

Харбан посмотрел назад на приближавшихся мертвых людей. Они шатались, запинались, но шли.

— Никто под горой и небом, живой или блуждающий мертвец не может сражаться, если он лежит на земле, — промолвил Харбан и, чувствуя, что эти слова ложатся пятном на его сердце, добавил: — Мы должны расчленять их тела.

— И сжигать, — дополнил Джистилл. — Нам нужен огонь.

— Да. Огонь. — Харбан коротко кивнул. Пусть, когда придет время, их судят честно, по делам и помыслам, но сейчас пора действовать. — Надо действовать. Ты чувствуешь, еще немного, и мы потеряем своих людей до начала схватки.

Тревога и неуверенность распространялись среди карку и гортоков со скоростью морового поветрия.

— Послушайте меня! — После краткого обзора ситуации Джистилл возвысил голос до крика. — Мы обязаны выстоять против того, что надвигается. Мы — карку, и мы должны защитить свой дом. Но я понимаю ваш страх и разделяю его. Сейчас нам представилась возможность получить преимущество. Эти отвратительные выродки оказались далеко впереди своих хозяев, они изолированы, а мы превосходим их числом. Мы обрушимся на них огнем и клинками. Не старайтесь наносить смертельные удары, они уже мертвы. Обездвиживайте их, а потом сжигайте. Молитесь небу и камню и помните о тех, кто ждет нас позади и надеется на нас. — Командующий перевел дух. — Приготовьтесь спустить гортоков. Передать приказ на склоны: по мертвецам не стрелять! Если выступят цардиты — ударить по ним. Разводите костры, зажигайте факелы и ветки. Карку, сражайтесь за свой народ!

Слова Джистилла быстро облетели карку, тем более что сражение разворачивалось в необычайной тишине. Кто-то готовил гортоков, кто-то побежал за хворостом для костров и факелов, однако в рядах защитников раздались возражения.

— Мы не можем их остановить! Они продолжают двигаться даже с размозженным черепом!

— Это не настоящие враги, а невинные люди, вынужденные сражаться после смерти!

— Не нам судить и сжигать их!

Харбан отстегнул поводок Дрифт. Горток глянул на него, и глаза зверя под тяжелым костистым лбом, казалось, умоляли о пощаде. Между тем шум вокруг нарастал: карку подбадривали друг друга и спорили с возражавшими. Джистилл открыл было рот, чтобы добавить свой голос к общему хору, но Харбан остановил его:

— Ты сказал все, что должен. Они либо пойдут за нами, либо нет.

— Мы не можем идти в бой, разделившись.

— Возможно, у нас нет выбора.

Харбан опустился на колени рядом с Дрифт, обхватил ее морду руками и заглянул в глаза.

— Я говорю тебе — отправляйся и рви в клочья наших недругов. Не бойся ни ран, ни смерти. Ты горток.

Он ощутил вибрацию — она заурчала, когда его слова, пробившись сквозь страх зверя, подогрели жажду крови. Выпрямившись, Харбан отступил на шаг. Дрифт повернулась мордой к мертвым и издала вой, тут же подхваченный другими гортоками. Этот дикий, свирепый вопль, пробиравший до самых костей, эхом отражаясь от склонов, пронесся по долине, заставляя ежиться даже карку.

Однако когда Дрифт повела стаю гортоков вниз по склону, мертвые никак не отреагировали, даже не замедлили движения. Не пошевелились и цардиты, по-прежнему стоявшие у входа в долину. Ощущение неправильности происходящего грозило захлестнуть Харбана. С одной стороны, ему волей-неволей приходилось верить, что мертвые — это уже не те люди, которыми они когда то были, а не более чем шелуха, внешняя оболочка. С другой стороны, Харбан видел Изенгу, и Изенга даже говорил с ним перед тем, как умер во второй раз. Иными словами, пойманная в ловушку личность умершего сохраняется где-то внутри его тела, не имея возможности выйти наружу. Эти несчастные нуждаются в помощи, но единственное, что они получат, — языки пламени.

— Карку, за небо и камень!

Джистилл высоко поднял короткий клинок и повел свою армию вслед за гортоками. Харбан не отставал ни на шаг, гоня прочь мысли об ужасе, который они намеревались совершить. Время скорбеть и каяться наступит потом, сейчас главное, чтобы Карк выжил. Гора должна устоять против прилива.

Харбан не был воином. Он был охотником и земледельцем. Меч у него, как и у всех соплеменников, имелся, но служил по большей части для церемоний — его вручение в глубине Интен-Гор знаменовало превращение мальчика в мужчину. Меч Харбан обнажил и бежал вперед, как все карку, но, как и все, надеялся, что наступление врага задержат гортоки. Однако произошло непредвиденное — мчавшаяся впереди свирепая стая стала замедлять бег.

— Дрифт! — закричал Харбан. — Не бойся! Враг! Добыча!

Услышала она его или нет, он не знал, но стая перешла на крадущийся шаг, а потом и вовсе остановилась всего в нескольких ярдах от мертвецов. Те продолжали движение, и гортоки, скалясь и рыча, но так и не осмелившись напасть, стали пятиться перед ними, как, бывает, пятятся щенята перед горным ослом. Грозные звери, огрызаясь, отступали, пока не поравнялись с первой шеренгой карку, после чего повернулись и побежали в тыл, за спины людей.

— Стоять! Стоять! — кричал Джистилл, хотя его собственный голос дрожал.

Наступление мертвецов продолжалось. Строй их нельзя было назвать аккуратным, шаг ровным, но тем не менее шеренгу они худо-бедно составляли и оружие и щиты, если было чем, держали наготове. Харбан набрал полную грудь воздуха. Карку остановились: многие повернулись и обратились в бегство вслед за своими гортоками. Остальные колебались и, похоже, были готовы припустить за ними.

— Стой! — снова выкрикнул Джистилл, заставив голос не дрожать.

Карку стояли. Мертвые шли вперед. Харбан услышал потрескивание огня: сзади к шеренге поднесли факелы.

— Только если не будет другого выхода, — пробормотал Джистилл.

— Это не наши враги. — Харбан покачал головой. — Вспомни Изенгу. Вспомни, что я видел.

Мертвые наступали.

— Стойте, — крикнул им Джистилл. — Вы не должны идти дальше. Зачем? Уроженцы Атрески и Гестерна — не враги нам. Вы друзья. Я знаю, вы слышите меня. Остановитесь. Отверните в сторону или обратитесь против тех, кто гонит вас вперед.

Никто из мертвых не отреагировал. Теперь их отделяло от карку не более десяти ярдов. Харбан поежился и крепче сжал свой меч. Воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь скрипом льда под ногами да звяканьем металла.

— Боги неба, защитите меня, — прошептал Харбан.

Он увидел их лица. Некоторые мертвецы выдыхали клубящийся пар, но далеко не все. Оказалось, увеличитель не раскрывал всей правды. Челюсти у большинства отвисли и болтались, кожу покрывали гнойники, язвы и открытые раны. Удары, лишившие их жизни или полученные уже после смерти, разорвали одежду и плоть, в гнойниках копошились черви, кое-где сквозь них виднелись белеющие кости. Впереди мертвых двигалась волна невероятно тошнотворного смрада. Невыносимый, сводящий с ума запах. Один мужчина — нечто, бывшее когда-то мужчиной, — в форме пограничной стражи Атрески лишился большей части головы. Левая сторона его черепа была разбита, часть мозга разлетелась вместе с осколками, часть просела к основанию черепа и при ходьбе сочилась на плечо.

Харбана колотило. Вокруг слышались испуганные возгласы и молитвы. А потом — топот убегающих ног.

— Джистилл, — умудрился вымолвить он, — давай! Пока еще не все убежали. Действуй.

Джистилл, замерший рядом с ним, сглотнул.

— Я не могу, — пробормотал командующий. — Я не могу.

Мертвецы медленно и неуклонно продвигались вперед. Пять ярдов. Карку попятились, как пятились их гортоки. Харбан, не имея другой возможности, отступил вместе с ними.

— Отдай приказ, Джистилл! Пожалуйста.

Джистилл открыл рот и громко, так, чтобы слышали все, выкрикнул:

— Бегите! Спасайтесь! К тропам Интен-Гор! Бегите!

Харбан ахнул и разинул рот, не в силах возразить. В то же мгновение, словно кто-то обрезал привязь, вся армия карку повернулась и сломя голову понеслась назад, вверх по склону. Оглушительный голос Джистилла побуждал бежать быстрее, прочь от наступавших мертвецов. У Харбана не осталось выбора. Он и те немногие, кто был готов сражаться, рисковали оказаться сметенными этим страшным потоком. Поэтому он повернулся и тоже стал отступать.

Но гордость не позволила ему обратиться в бегство. Харбан и еще два десятка соплеменников отходили в полном порядке, поскольку сохранили достаточно хладнокровия и понимали — цардиты слишком далеко за спинами мертвецов, а сами мертвые вряд ли станут ускорять темп своего марша и не годятся для погони.

Он чувствовал, что с каждым шагом силы карку убывают. Гора под ногами ощутимо слабела, корни, которые объединяли земли и народ карку, увядали. Джистилл говорил о защите Интен-Гор, может быть, там они выстоят. А возможно, дело обернется столь же печально.

У Харбана не хватало духу винить кого-либо в произошедшем, но когда его слуха достиг рев двинувшихся в наступление цардитов, он не нашел в своем сердце даже надежды на выживание. Его народ повернулся спиной к крушению мира.

ГЛАВА 13

859-й Божественный цикл, 20-й день от рождения генастро

— Идем со мной!

Гориан протянул ему ладонь, но Кессиан упорно прятал руки под плащом. Ему было холодно. Действительно, очень холодно. Он не понимал, что происходит, но чувствовал себя напуганным и больным. Его мутило при мысли о еде, но в то же время он умирал с голода. Сегодняшний день, начиная с промозглого и стылого рассвета, оказался ужасным. Произошло нечто, чего он не успел понять, поскольку Гориан хотел, чтобы он помог ему в чем-то другом. И это тоже было ужасно. Гориан возложил на него руки и высосал энергию, во всяком случае так это ощущалось. После этой процедуры Кессиан почувствовал себя усталым, но потом усталость прошла.

Лучше, однако, не стало, потому что его забрали из лагеря, где находились солдаты, и направили туда, куда их всех послали сражаться. И солдат, и тех, кто шел перед ними, — их он мог чувствовать, но не понимал. Тех, кому Гориан, используя его, Кессиана, велел что-то делать.

Все это путалось в голове мальчика, окончательно сбивая с толку. Больше всего Кессиану хотелось оказаться дома, но он уже хорошо усвоил, что ныть и хныкать бесполезно, и просто разозлился.

— Зачем?

— Я хочу показать тебе то, что ты помог мне осуществить.

— Я ничего не делал.

Гориан поманил его за собой.

— Нет, делал. Во всяком случае, сделал так, чтобы смог сделать я. Пойдем со мной.

— Я не хочу. Мне холодно.

Кессиан тут же пожалел о том, что сказал, но на сей раз Гориан лишь улыбнулся.

— Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе легкий способ никогда не мерзнуть, хочешь?

Кессиан задумался.

— Я ничего не умею из того, на что, по-твоему, способен. Я еще слишком мал.

— Ну, сколько можно повторять одно и то же? — Гориан присел перед ним на корточки. — Я знаю, что ты проявился. Ты полностью состоявшийся Восходящий, потенциально самый лучший из всех нас. Может быть, твоя мать не видела этого, может быть, скрывала от тебя до поры до времени, но, так или иначе, это правда. Ты просто поверь мне — это единственное, что от тебя требуется.

Кессиан вздохнул. Ничего хорошего. Гориан крепко сжал его запястья.

— Ой!

— Не ойкай, пожалуйста, а послушай меня внимательно. Прошлой ночью в лагерь явился один человек. Сейчас он там, впереди, со своими солдатами, выясняет, в каком направлении мы двинемся дальше. Я могу помочь ему, ведь я бывал здесь раньше. Тебе я все это говорю потому, что собираюсь представить тебя ему. Это важный человек — Хуран, король Царда, повелитель всех цардитов. Я говорил ему, насколько ты необходим для дела, и надеюсь, что ты не поставишь меня в неловкое положение перед ним и будешь вести себя вежливо. Ты понял меня?

— Почему ты хочешь, чтобы я…

— Ты понял?! — Гориан встряхнул мальчика.

— Ой, да. Да. Пойдем.

Гориан снова встал, на лицо его вернулась улыбка.

— Нам не нужно ссориться, тебе и мне. Мы — отец и сын, что бы ты сейчас ни думал.

— Мы не стали бы ссориться, если бы ты вернул меня домой.

Глаза Гориана сверкнули. Кессиан отступил на шаг.

— Чтоб это было в последний раз, — произнес он тихо, но таким голосом, от которого у Кессиана по телу пробежала дрожь. — И я не шучу. — Он нагнулся и схватил мальчика за руку. — Идем. Помалкивай, пока с тобой не заговорят.

Кессиан снова почувствовал себя больным и окончательно потерял аппетит. Гориан тащил его за собой, слишком сильно сдавив запястье, и хотя мальчику хотелось вырвать руку, он не решался даже попробовать. Пытаясь сообразить, из-за чего сыр-бор, Кессиан огляделся по сторонам, но ничего не понял. Снег, по которому прошли солдаты, раскис и превратился в слякоть. Набравшись храбрости, мальчик все-таки подергал руку.

— Отпусти, сам пойду. Никуда я не денусь.

Гориан посмотрел на него сверху вниз и разжал пальцы.

— Да, это уж точно.

Они прошли между двумя ослепительно белыми утесами и направились вверх по склону, к все круче вздымавшимся, заснеженным горам. Ветер в долине был холодным, и Кессиан потер руки в варежках.

— Далеко нам еще идти?

— Ты видишь тех людей на вершине?

— Да.

— Туда. Я хочу, чтобы ты кое-кого увидел. Все они там.

— Зачем?

— Потому, что я так хочу, и потому, что это поможет тебе научиться некоторым важным вещам.

Опять учиться. Все время учиться. Даже в Академии отводилось время для игр. А здесь ни на что не было времени.

— И не думай обо мне так, мальчик, — сказал Гориан.

— Я ни о чем не думаю, — промямлил Кессиан, не сумев убрать из голоса хныкающую нотку.

— Знаешь, в твоем возрасте я был таким же, — неожиданно рассмеялся Гориан.

— Правда? — недоверчиво переспросил Кессиан.

— Конечно. Каков отец, таков сын — яблоко от яблони недалеко падает. Я все время совался во все углы, все время спорил со старшими, испытывая свою волю и возможности. Все нормально, так и должно быть. Это добавит тебе внутренней силы.

Кессиан улыбнулся.

— Ты только постарайся, научись вовремя останавливаться, — добавил Гориан, погладив его по плечу. — Это, знаешь ли, не труднее всего остального.

Кессиан задумался, стоит ли ему стараться и становиться похожим на Гориана. В Академии понимание и терпимость ценились выше всего, но здесь, похоже, считалось, что лучше всего быть главным и всеми командовать. При этом все слушали Гориана. Может быть, даже боялись его, а ему, кажется, было все равно. Что хорошего, если ты пугаешь людей?

— Что я помог тебе сделать?

— Посмотри.

От резкого тона Гориана мальчик замер на месте. У его ног лежала отрубленная человеческая рука. Кисть сжимала топор, на одном пальце было кольцо. Кессиан подавил крик, отпрянул и отвел взгляд в сторону. Напрасно. Оказалось, что повсюду вокруг — стрелы, копья, камни, кровь и кости. Растерзанные людские тела. И парочка целых, хотя тоже изломанных и искалеченных. Он закашлялся и приложил руку ко рту и носу, хотя никакого запаха не было. Только это страшное месиво.

— Что это? — спросил мальчик слабым голосом.

— Это поле сражения, — ответил Гориан. — Но весьма необычное.

Кессиану захотелось убраться прочь отсюда. Повернуться и убежать. Жижа под ногами была вся в темных пятнах. Кессиан сначала подумал, что это грязь, но ошибся.

— Почему? — вырвалось у него, хотя он вовсе не хотел об этом спрашивать.

— Потому что если человек теряет руку на обычном поле боя, он падает и умирает. Но не наши люди, не наша армия. Для них война продолжается, ты понял?

Кессиан покачал головой.

— Я не…

— Подойди сюда.

Гориан подошел к телу воина с копьем в крестце и фактически размозженным черепом. Кессиан пытался взять себя в руки, но вынужден был снова зажать нос и рот. Сердце колотилось, он боялся не сдержать рвоты. Здесь так плохо! Все ощущалось как недуг. Оссакер, он бы понял, что это такое.

Гориан опустился на колени у искалеченного тела и положил руку ему на шею. Кессиан сквозь землю ощутил прилив энергии, потом ноги человека дернулись, а его кулаки сжались и разжались.

— Ты исцеляешь их? — выдохнул Кессиан, забыв о тошноте.

— О нет, — покачал головой Гориан. — Невозможно исцелить человека, который уже мертв. Но его можно заставить жить снова. И двигаться. Подойди, коснись его. Скажи мне, что ты чувствуешь.

Кессиан попятился, качая головой и не отрывая глаз от оживленного человека. Тело дергалось и извивалось, не издавая никаких звуков. Мальчик почувствовал резкую боль внизу живота. Человек, лежа, тянулся рукой к собственному затылку, пытаясь сдвинуть камень, раздробивший ему череп. Гориан откатил его в сторону. Кессиан упал на колени: его мутило, и он уже ничего не мог с собой поделать. От головы несчастного не осталось практически ничего, вся задняя область была раздробленная, часть мозга размазалась по камню и осколкам кости. Лицо человека вдавилось в землю, да так, что пытавшемуся перевернуться мертвецу не удавалось этого сделать.

— Все нормально, Кессиан. Не стыдись. Этот малый не слишком радует взгляд.

— Мы не должны вмешиваться в цикл жизни. — По лицу Кессиана потекли слезы. — Его нужно вернуть в объятия Бога.

Его все-таки вырвало. Вкус во рту стоял ужасный.

— Если следовать учению Всеведущего, то несомненно. Но только нынешние писания устарели. Мы — новая сила, и орден боится нас из-за того, что мы осознаем себя таковой. Мы все почитаем Всеведущего, Кессиан, но нам должно быть позволено делать его работу наилучшим образом.

— Но…

— Ты думаешь, этот человек хочет вернуться в землю? Я предоставил ему еще один шанс. Ну разве это не чудо?

Кессиан растерялся. Этот человек был изувечен так, что об исцелении не могло быть и речи. Он мысленно потянулся к нему, но то, что почувствовал, заставило его отпрянуть.

— Он в агонии, — пролепетал Кессиан.

Гориан бросил на него взгляд, слегка нахмурившись.

— А разве это имеет значение? Он не дышал, а теперь дышит. Так вот, этот субъект не представляет для меня ценности. Его спина перебита, поэтому он не может держать торс, а повреждение мышц шеи не позволяет ему поворачивать голову. Но суть не в этом, а в том, что я могу делать это. И ты тоже сможешь, если я покажу тебе как. И ответ на твой предыдущий вопрос: твоя природная способность извлекать энергию поразительна. Я могу использовать источник энергии, которую ты черпаешь, чтобы заставить этих людей жить снова.

Кессиан услышал его. Он даже понял все слова, каждое по отдельности. Но вместе они не имели смысла.

— Зачем?

— Подойди сюда.

Жест Гориана был требовательным, и Кессиан поднялся на ноги и побрел к телу, которое продолжало беззвучно дергаться.

— Я знаю, что ты можешь это делать, так что послушай. Оссакер тебя учил. Положи руку туда, где находится моя ладонь, и открой свое сознание энергетической карте данного субъекта. Помни, что он был мертв, пока я не коснулся его. Я хочу, чтобы ты сказал мне: как, по-твоему, мне удалось снова заставить его жить и двигаться.

— Я не хочу к нему прикасаться, — взмолился Кессиан. — Пожалуйста, не заставляй меня!

Ветер свистел вдоль долины, набирая силу. Кессиан замерз и очень боялся. Он поежился, страстно желая, чтобы весь этот кошмар закончился, и понимая, что его желание неосуществимо. Слезы вновь навернулись ему на глаза и покатились по щекам. Тело у ног мальчика бурно задергалось и замерло.

— Ладно, — раздраженно проворчал Гориан. — Ему больше не больно, если тебе от этого легче.

Кессиан почувствовал, как некое подобие равновесия возвращается к земле и миру вокруг него. Боль и агония, которые он улавливал в фибрах энергии, унялись.

— Земля сердится на то, что ты делаешь, — прошептал Кессиан.

Гориан вперил глаза в его лицо, сила этого взгляда подавляла. И в нем светилась радость.

— Ты смог почувствовать?

— Я не мог от этого избавиться. А как ты думаешь, почему меня тошнило?

— Не дерзи мне, Кессиан. Это важно.

— Почему?

— Если так, ты без всякой подготовки способен чувствовать то, на что мне потребовались годы… значит, ты еще лучше, еще необходимее, чем я думал.

— О!

— Ты должен радоваться этому! — Гориан нахмурился. — Ты прирожденный Хранитель Земли невероятной силы. А сила — это все!

Кессиан помолчал. Он чувствовал себя неуютно, как будто подглядел нечто, чего ему не следовало видеть, и боялся, что его вот-вот за этим застукают.

— Я так и не понял, что мы здесь делаем.

— Я уже говорил тебе. Выводим Восходящих из тени. Завоевываем место, где нам надлежит быть по праву.

— Всем нам?

Гориан потрепал волосы Кессиана под капюшоном.

— Всем, кто верит, как я. Идем.

— А зачем тебе надо оживлять мертвых? — Кессиан в последний раз взглянул на тело.

— Потому что нам нужна собственная армия. У нас нет своей страны вроде Конкорда или королевства Цард, а зависеть от других мы не должны. Вот этими людьми, мертвецами, получившими от нас вторую жизнь, мы и будем командовать. Они будут сражаться за нас и хранить верность только нам. — В глазах Гориана разгорался огонь мрачного восторга. — Они ничего не потребуют, им ничего не понадобится, кроме нашего соизволения продолжать ходить по земле. Что ты об этом думаешь? О собственной армии, готовой идти в сражение?

Дома у Кессиана имелись деревянные солдатики. Один из плотников на Холме изготовил для него целую манипулу и миниатюрную катапульту. То, что говорил Гориан, уподобляло мертвых людей игрушкам.

— Им должен быть дарован покой в объятии Бога, — ответил Кессиан.

— Они солдаты! — Крик Гориана отразился от стен долины, и Кессиан вздрогнул. — Среди них нет ни одного, кто хотел умереть или кто прожил отмеренные Богом годы и скончался от старости. Каждый из них желал жить дальше. Я даю им такую возможность. Разве это не понятно? Я помогаю им, а взамен они будут сражаться за меня. Все очень просто, Кессиан, как ты этого не понимаешь?

— Но в том месте, которое ты мне показывал…

— Вустриаль.

— Они не были солдатами. Просто обычными людьми.

— Там была чума. — Гориан вздохнул. — Страшное бедствие. И ты прав, она погубила мирных граждан. Некоторых нам удалось вернуть к жизни, и они помогли нам погрузить корабли. А теперь они снова вернулись в объятия Бога. Но среди них были и солдаты. Гарнизон и множество легионеров. Никто из этих людей не хотел умирать. Хорошие, честные люди, а их постигла безвременная кончина. Я снова подарил им жизнь, и они здесь. Разве это плохо?

— Наверное, нет.

— А окажись ты на их месте, случись так, что ты, хоть и чтил Всеведущего, как надлежит, однако безвременно лишился жизни… Разве ты не предпочел бы дышать и ходить снова, появись у тебя такая возможность?

Кессиан задумался и, поразмыслив, почувствовал, что его настроение улучшается.

— Пожалуй, да.

— И я тоже. — Гориан кивнул и улыбнулся. — Пускай и ненадолго. И делал все, о чем бы меня ни попросили. И если Восходящий спас их, разве не справедливо, чтобы они забыли о клятвах, данных в прежней жизни, и стали служить этому Восходящему.

— Наверное, да, — согласился Кессиан.

— То-то и оно. А сейчас идем, встретимся с королем, а заодно подумаем о том благе, которое мы делаем для несчастных умерших.

По всему выходило, что Гориан прав. Ясно же, что умирать никому неохота. Бывает, конечно, что старые и очень больные люди говорят, будто они зажились на этом свете и рады будут вернуться в землю, но далеко не всегда. И потом, если вдуматься, странно ведь, что человек почти все может испробовать заново, кроме самого главного — жизни. Умер, и все. Во всяком случае, так было до сих пор.

— Каково это — быть разбуженным после того, как ты умер? — спросил Кессиан, когда они продолжили путь.

Впереди расстилался склон, поднимавшийся к возвышенной части долины, а там, наверху, находилось множество людей, разбившихся на две отдельные группы. Одна была неподвижной, и мальчик сразу понял, кто это. Другая, более многочисленная, усердно занималась разбивкой нового лагеря. Уже горели костры — Кессиан мог не только видеть тепло, но и ощущать энергетический след, пылавший в воздухе. Этому, как и многому другому в отношении стихии пламени, его научила мать. Он любил огонь.

— Я не знаю, — ответил Гориан. — Но вопрос хороший, интересный. Мы изучим проблему вместе, согласен?

— А почему бы просто не спросить одного из них?

— А потому что им нельзя высказывать свое мнение.

— Почему?

— Потому что им не надо говорить, чтобы делать ту работу, которая от них требуется. Что, по-твоему, ощущает кто-то, если его последние воспоминания касаются пережитой им смерти, а потом он снова открывает глаза и видит благословенную Богом землю?

После некоторого размышления Кессиан ответил:

— Полагаю, поначалу человек может испугаться. Потом подумать, что это начало его следующего земного цикла. А потом, поняв, что он не младенец, сообразить: ему повезло, и он получил возможность продолжить прежний цикл.

Гориан коротко рассмеялся.

— Вот и я так думаю. А раз так, то и говорить тут не о чем, особенно этим беднягам. Зачем, если за них говорю я.

Кессиан кивнул, хотя услышанное его не устроило. Просто Гориан был уверен, что есть вещи, которые он понимает лучше всех на свете. Они оба замолчали, и, когда пауза затянулась, Кессиан почувствовал, что его взгляд все больше и больше притягивают пробужденные мертвецы, которые безмолвно стояли или сидели на возвышении слева от него. Солдаты Царда держались от них на почтительном расстоянии.

Гориан двинулся направо, и Кессиан с удивлением обнаружил, что испытывает некоторое разочарование. Ему хотелось узнать, что сейчас чувствуют воскрешенные. Однако мальчик понимал, что такой человек, как король, ждать не будет. Ему доводилось видеть Адвоката, и он имел представление о том, каковы правители.

Когда они вдвоем пересекали лагерь цардитов, Кессиан старался держаться поближе к Гориану. Мальчик чувствовал себя неуютно среди этих огромных, одетых в кожу, меха и сталь мужчин с грубыми голосами, гнилыми зубами и бородатыми лицами, покрытыми въевшейся в кожу грязью.

На Кессиана они смотрели сверху вниз, а к Гориану явно испытывали неприязнь. И хотя у многих к ней добавлялся еще и страх, мало кто расступался, чтобы дать им дорогу, а некоторые даже с вызывающим видом становились у них на пути. Гориан ни на что не реагировал, лишь крепко держал руку на плече Кессиана, направляя его через лагерь к установленным в стороне от основных сил шатрам, на которых развевались флаги.

Короля — он стоял, грея руки над костром и разговаривая с двумя воинами, — Кессиан выделил сразу по ровной, уверенной пульсации энергетической карты, напоминавшей ауру Адвоката. Одет он был так же, как и многие его солдаты, разве что ткань подороже и покрой изящнее. От левого плеча к правому бедру тянулась золотая цепь, темный плащ скрепляли на плечах золотые застежки. Светло-коричневая кожа на чистом, гладко выбритом лице правителя блестела в свете костра как намасленная. На пальцах красовались золотые перстни, а на лбу — единственная татуировка с изображением мчащихся галопом коней.

— Он родом из знатной семьи степных всадников, — пояснил Гориан, когда Кессиан поинтересовался этой особенностью. — А в Царде принято, чтобы носитель королевского сана таким образом демонстрировал свое происхождение.

— А что будет, если он перестанет быть королем?

— Я думаю, что он об этом никогда не задумывался.

Гориан повел Кессиана прямо к костру. Никто из стражников не окликнул их, лишь окинул беглым взглядом, и не более. Король, заметив их, отпустил одного из своих собеседников и кивнул другому, указав на пришедших. Тот обернулся, и у Кессиана перехватило дыхание. Это человек был безобразен. Маленькие глазки смотрели с грубого, словно высеченного из камня лица, сплошь покрытого замысловатым и, казалось, бессмысленным татуированным узором из точек и завитков. Но мальчика испугало не лицо, а аура. Она была холодной. Холодной, как смерть, хотя этот урод не принадлежал к числу блуждающих мертвецов. Кем бы он ни был, но он поклонился Гориану.

— Господин Гориан, — прорычал урод с сильным акцентом. Голос напоминал скрежет камня о камень.

Гориан кивнул ему, но поклонился королю.

— Король Хуран, ты позволишь?

Король пожал плечами и махнул рукой.

— Состояние? — требовательно обратился Гориан к татуированному уроду.

— Значительный ущерб. Изрядные повреждения. Обстрел велся с высоты, что усилило его эффективность. Полагаю, что в том виде, в каком они есть, процентов сорок дальше двигаться не смогут. Пустая трата твоей энергии, мой господин.

— Мышцы изношены?

— По большей части. Много переломов конечностей и позвоночника. Поднять некоторых из них можно, но далеко они не уйдут, так что расход энергии будет выше ожидаемой пользы.

— Что ты предлагаешь?

— Я проведу сортировку. Потом ты сможешь осмотреть их и вынести решение относительно тех, кого сочтешь непригодным к дальнейшему использованию.

Гориан кивнул.

— Ты, похоже, слегка огорчен, предводитель Ашет. Хочется верить, что у тебя не возникает эмоциональных привязанностей.

— Это мои мальчики и девочки, — ухмыльнулся Ашет, и улыбка, трещиной прошедшая по его лицу, обнажила зубы. Передние были заострены, как клыки хищника. — Каждый генерал заботится о своих подопечных.

— Спасибо, Ашет. Я осмотрю их, попозже. Можешь быть свободен.

Ашет снова поклонился и зашагал прочь через ряды цардитов. Проводив его взглядом, Кессиан увидел, что солдаты уступали ему дорогу, даже если не смотрели в его сторону. Мальчику очень хотелось расспросить Гориана об Ашете, но король ждал, а всем известно, что испытывать терпение королей недопустимо.

— И несмотря на все, ты считаешь, что это успех. — Лицо короля Хурана было бесстрастным.

— Ты не потерял ни одного человека, мой король, — ответил Гориан. — Ни у кого ни царапины.

— И не убил ни одного врага, — указал Хуран. — Никаких новых мертвецов, никакой мертвой армии, ты это хочешь сказать?

Гориан смутился, но лишь на миг.

— Всегда можно создать мертвых. Поле боя самое подходящее место для этого, однако не единственный имеющийся у нас ресурс.

— Ты помнишь, о чем мы договаривались, Гориан? — Глаза Хурана сузились, лицо побагровело. — Тебе прекрасно известно, чем плохи другие ресурсы. Ты знаешь, почему нам нужны свежие мертвецы, способные сражаться, а не просто сгнившие, никуда не годные останки.

Гориан бросил быстрый взгляд на Кессиана, которого вдруг пронзило холодом, причем вовсе не из-за погоды. Трудно было сказать точно, в чем тут дело, ведь вроде бы ему никто не угрожал, но от слов Хурана мальчику снова стало не по себе.

— Мой король! Для всех нас это новый способ ведения войны. Мы будем совершенствовать нашу тактику.

— У меня недостаточно обычных сил и средств, чтобы одержать победу в начатой нами войне, — сурово заявил король. — Исходя из этого, расчет тут на самом деле очень простой. Если ты не предоставишь мне требуемые силы или я в какой-то момент решу, что ты на это не способен, я уйду отсюда. Я не оставлю мою страну открытой для удара. Ты понял меня?

— Ты напрасно беспокоишься, — вкрадчиво ответил Гориан. — Мы на полпути к Интен-Гор. Когда мы получим то, ради чего пришли, весь фронт от севера до юга будет целиком в твоей власти. Мы не можем проиграть, Хуран. Положись на меня.

Смерив Гориана тяжелыми взглядом, Хуран воззрился на Кессиана, и мальчик сглотнул, увидев в этих глазах властную уверенность, способную повергнуть его на колени.

— Ваше величество, — робко приветствовал его Кессиан.

— Кто ты?

— Я Кессиан. — Он склонил голову. — Ваше величество.

— Надо же, — буркнул король.

Кессиан почувствовал себя так, будто получил пощечину. Гориан рядом с ним напрягся.

— Это мой сын, — сказал он.

Кессиан поднял голову, ощутив в душе гордость. А с ней пришло и чувство вины.

— Я прекрасно знаю, кто он такой, — проворчал Хуран. — Ничуть не хуже, чем врага, с которым мы имеем дело. Сколько тебе лет, мальчик?

— Десять, ваше величество.

— Десять. — Хуран покатал это слово на языке. — Десять. И всю жизнь его нянчили на Холме Адвоката.

— Мой король…

— Я говорю! — рявкнул король на Гориана. — И я не потерплю, чтобы меня перебивали.

У Кессиана забилось сердце. Адвокат сердилась не так. Он видел энергетическую карту короля, она пульсировала опасным багровым цветом. У Гориана тоже, но его нити искрились, потому что он пытался держать себя в руках и едва с этим справлялся. А вот король не считал нужным сдерживаться.

— Покидая мою столицу, ты заверял меня, что найдешь помощь. Глупо, конечно, но тогда я предположил, что ты собираешься переманить на нашу сторону своих собратьев Восходящих. Ты же привел мне десятилетнего ребенка с писклявым голосом, которого тошнит при виде крови. Как это поможет мне выиграть войну и захватить Конкорд? Я доверился тебе, Гориан Вестфаллен, но пока не вижу, чтобы ты оправдывал мое доверие. Говори.

— Ты судишь слишком поспешно. Возраст не помеха способностям, а потенциальный талант у моего сына больше, чем у всех Восходящих, вместе взятых. Он единственный, кто может доставить то, что я обещал. Поверь мне, в этом вопросе знаток я, а не ты.

— А я король Царда, и ты действуешь по моему поручению.

— Твой успех зависит от меня.

— Ты думаешь, я не знаю этого? — взревел Хуран. — Во имя Владыки Камня! Я мобилизовал остатки моей регулярной армии именно потому, что поверил — ты можешь добиться успеха. Если ты обманешь меня или подведешь хотя бы в мелочи, тебя вместе с твоим драгоценным отпрыском зажарят и сожрут людоеды из Озерного края. И уж поверь мне, вас не спасут ни твои мертвецы, ни твоя магия.

Хуран наклонился к Кессиану, сгреб ручищей его лицо, и мальчик, ощутив нахлынувший ужас, направил все свои внутренние силы на то, чтобы держать под контролем желудок и мочевой пузырь.

— Я не бросаю слов на ветер. Если ты подведешь меня, то будешь съеден живьем.

— Оставь его, — вмешался Гориан.

Хуран отпустил Кессиана и выпрямился.

— Познакомь его со своими приятелями. Позаботься о том, чтобы он уяснил, что от него требуется. Что он должен делать для того, чтобы и ты, и он были живы. Ступай!

Гориан положил руку на плечо Кессиана и развернул его прочь, в сторону мертвых. Когда они вышли за пределы слышимости, он заговорил.

— Я горжусь тобой, Кессиан. Ты держался очень смело. Не давай ему запугать себя.

— Я не хочу, чтобы меня съели заживо. — У Кессиана мурашки побежали по коже.

— Мне не страшен никакой костер. Меня не победит никакая армия. Держись рядом, и ты всегда будешь в безопасности. Хуран хороший король, но очень высокомерный. Слишком долго правит, привык командовать и самоуверен сверх меры. До поры до времени мы будем поддакивать ему, кланяться и выполнять его требования, поскольку пока он нам полезен. Но помни, что все полезные вещи рано или поздно изнашиваются и их выбрасывают за ненадобностью. А сейчас идем. Предводителям мертвых не терпится с тобой познакомиться.

ГЛАВА 14

859-й Божественный цикл, 24-й день от рождения генастро

Не надо было быть Восходящим, чтобы почувствовать настроение, царившее в Иллин-Квист. В прошлый раз, будучи в бегах и попав сюда вместе с четырьмя юными Восходящими, Джеред стал свидетелем забавной смеси простых радостей, древнего знания и простодушного любопытства народа карку. Теперь — они почувствовали это, как только вышли из тоннеля, — удивительное поселение в горной долине пребывало во власти растерянности, подозрительности и отчаяния.

Под взглядами местных жителей Джеред и его спутники двигались по траве, зеленеющей вдоль берега реки, мимо домов, сложенных из обтесанных камней. Многие из смотревших на них жителей, особенно те, кто помоложе, понятия не имели, кого видят, но старшее поколение знало: перед ними воплощение самых глубоко укоренившихся страхов, передававшихся карку из поколения в поколение. Не укрылось от казначея и то, что, вопреки обычной осторожности обитателей гор, на сей раз пропуск через тоннели двух сотен чужаков даже не ставился под вопрос.

Велев своим людям ожидать у горловины тоннеля, под холодными лучами горного солнца, Джеред вместе с Арковом и Миррон, которую провожали взорами все мужчины, женщины и дети поселения, направился к его центру.

Харбана уже оповестили об их появлении, и их повели в Чертог Встреч. Зрелище, увиденное по дороге, — множество удрученных лиц земледельцев, пастухов и горняков, точивших и чинивших сомнительного качества оружие, — не внушало бодрости. Зал был таким же, каким запомнился Джереду, рядом с ним высились купола возведенных над горячими источниками бань, из центрального дымохода вился дымок. Однако, подойдя ближе, казначей увидел, что прежние яркие фрески с изображением гор, снега и солнца закрашены и заменены на мрачные картины разрушительных камнепадов и лавин. В помещении было жарко, но Джеред заметил, что при виде этих росписей Миррон поежилась.

— Они смирились, — сказала она. — Они ожидают этого, а значит, так и будет. Что можно сделать с верой такого рода?

— Мы не смирились, — возразил Харбан из-за костра, окруженного кольцом пустых скамей. — Однако знамения, явленные нам, всегда застывают в образах на наших стенах, хороши они или дурны. Подойдите поближе.

Все трое двинулись вглубь помещения, и Джеред порадовался, что его больше не сверлят суровые, холодные взгляды жителей. Харбан, находившийся в помещении один, медленно вышел из-за полыхающего огня со словами:

— Странная судьба, не правда ли, казначей Джеред? Вас, кого не так давно приняли бы за захватчиков и уничтожили, сегодня провели в самое сердце гор, как нашу единственную надежду на спасение.

Вообще-то у карку не было привычки к ритуальным приветствиям и высоким словам, но Джеред не удивился.

— Все так плохо? — спросил он.

— Они не встречают отпора. Такого врага нам не отразить. Перед ними не устоит никто. Еще два дня, и они достигнут Интен-Гор.

— Два дня? — не удержался Арков. — Да от долины Хидрош, если предположить, что туда они уже явились, будет две сотни миль, никак не меньше. Мы двигались по тоннелям, облегчающим путь, а они — прямиком, через скалы и лед. Как могут они идти так быстро? Это невозможно.

Харбан поглядел на него, оценивая доспехи, гладиус и новенький шлем стражи Восхождения с красным плюмажем, зажатый под мышкой.

— Ты солдат, и ты разбираешься в сражениях. И раз ты с Полом Джередом, то разбираешься хорошо, в этом я не сомневаюсь. Но ты не понимаешь, с чем мы столкнулись. Мы можем победить цардитов. Но не мертвецов.

— Это лишь вопрос соотношения сил, — ощетинился Арков.

— Вовсе нет, — отрезал Харбан. — Это не те, с кем ты привык иметь дело. Эта армия не нуждается в отдыхе. Она не ест и не спит. Она лишь выполняет приказы своего господина, а Он знает, куда они должны двигаться и чем завладеть. Как тебя зовут? Я не знаю тебя.

— Арков. Генерал гвардии Восхождения.

— А я Харбан Квист. Как друг Восходящих и Джереда, ты можешь рассчитывать на мое уважение. Но ты не можешь судить о противнике по известным тебе меркам. Чтобы понять, их нужно увидеть самому.

— Так давай посмотрим. Покажи их мне.

— Быть храбрым легко, когда твой враг — всего лишь слова и бесформенные страхи.

Джеред поднял руку, пресекая возражения Аркова.

— Все в порядке, генерал, — сказал он, чувствуя, что успокаивается по ходу разговора. — Карку высказывает свое мнение. Редко случается, чтобы это задевало кого-то лично. И конечно, в данном случае он прав.

— Но мы действительно должны увидеть их, — вмешалась Миррон. — Мы должны встретиться с ними. В конце концов, именно потому я здесь! Я должна остановить их. Я!

Над очагом ревело пламя. Мужчины молчали.

* * *

Эскорт Марка Гестериса с грохотом проскакал под Вратами Победы и осадилконей у величественного фонтана, украшенного обращенными на все стороны света изваяниями вздыбленных коней. Эрин взирала на прибывших с верхней ступени базилики. Во рту у нее был горький привкус, а в мыслях неспокойно. Ей доложили о прибытии Гестериса, и Адвокат нутром чуяла, что ничего хорошего она сейчас не услышит.

— Приведите его прямо сюда. Очистите места для посетителей и приглашенных. На сей раз заседание будет закрытым, — приказала она помощнику.

— Будет исполнено, мой Адвокат.

Эрин повернулась на звук щелкающих пальцев и отрывистых приказов. Стражи вытянулись по стойке «смирно». Прежде чем Адвокат добралась до неудобного трона, сидя на котором выслушивала петиции своих граждан, огромное, похожее на пещеру помещение базилики почти освободили от посторонних. Последние граждане и высокомерные служители ордена Всеведущего уходили с недовольным ворчанием. Она и сама испытывала раздражение: у нее имелся длинный список жалоб как на орден, так и на Восходящих, с которыми настоятельно требовалось разобраться. Назначили день, обеспечили присутствие Ардуция и Фелис Коройен, и вот пожалуйста, все откладывается!

Вообще-то Эрин знала, что ей стоило бы провести эту встречу в личных покоях и позднее вернуться к повседневным делам, но никогда не вредно напомнить людям, кто здесь главный.

— Садись, сенатор Гестерис, — сказала Эрин при виде уставшего с дороги одноглазого героя Конкорда — Глас Земли нагрел для тебя местечко. И несомненно, кто-нибудь из моих помощников позаботится насчет еды.

— Телом и душой с тобою, мой Адвокат. — Гестерис ударил себя кулаком в грудь.

Его сапоги и плащ покрывала дорожная пыль, но безукоризненно начищенные церемониальные доспехи отражали свет, падавший между колоннами базилики.

— Я прошу прощения за мой внешний вид, — продолжил он. — У меня не было возможности переодеться, с тех пор как я сошел на берег.

— Напротив, это делает тебе честь. Дело прежде всего. — Эрин улыбнулась. — И вообще, сдается мне, мы можем обойтись без формальностей, ты и я. Садись, Марк.

Гестерис сел и облегченно вздохнул.

— Спасибо, Эрин. Хорошее путешествие, но длинное. Хотя мы взяли быстрый темп.

— Как мой сын?

— Блестящий и решительный, как всегда. Когда-нибудь из него выйдет прекрасный Адвокат.

— Надеюсь, он будет достоин своего имени и Конкорда. — У Эрин потеплело на сердце. — Я так понимаю, что не все твои известия благоприятны для нас. К тому же тревожные донесения прибыли и до тебя. Так что давай, начинай с самого худшего.

— Если бы не дипломатические способности Роберто…

— И несомненно, твой гений…

Гестерис склонил голову и продолжил:

— …мы бы не знали столько, сколько знаем сейчас. Сирранцы предупредили нас о движении войск Царда. Они направляются на запад, вдоль западной границы Сиррана. Держат путь на Госланд.

— И что, эти силы могут серьезно нам угрожать? — Эрин произнесла эти слова спокойно, но при этом кровь прихлынула к ее голове с такой силой, что сама она едва их расслышала.

— Роберто уже там. Он выяснит их намерения и при первой возможности пришлет исчерпывающий доклад. Госланд, разумеется, будет предупрежден заранее.

— Это не совсем то, о чем я спросила, не так ли, Марк?

— Нет, — признался Гестерис. — Но это все, чем я располагаю. Сирранцы не уточняли численность противника, но сочли угрозу достаточной, чтобы сообщить о ней нам. В конце концов, они ведь знают, как слабо защищены наши границы.

— Но это не те силы вторжения, которые способны опрокинуть страну? Ты что-то недоговариваешь.

Гестерис пожал плечами.

— На самом деле мне и правда не все известно. Я не стал дожидаться конкретных известий о численности — Роберто произведет разведку и доложит, как только сможет. Признаться, нас обоих обеспокоило поведение сирранцев. Проторчав среди них все эти циклы, мы очень хорошо усвоили их манеру поведения и знаем, что они позволяют себе проявлять хотя бы намек на торопливость или беспокойство только в действительно критических обстоятельствах. Армия Царда встревожила их, это несомненно.

Вот почему Роберто просит объявить в Конкорде мобилизацию. Он собирается взять на себя командование обороной Госланда, а я доставил Орину и Ровану химическую смесь для испытания. Она представляет собой оружие. Мощное.

Эрин прокашлялась, чувствуя себя неуютно.

— При нынешних обстоятельствах я не могу объявить в Конкорде мобилизацию на основании предположений и смутной обеспокоенности, высказываемой в Сирране. Сенат никогда не даст согласия, и ты сам, Марк, прекрасно это знаешь. Есть у тебя еще что-нибудь?

Гестерис рассмеялся и извлек из внутреннего кармана плаща письмо.

— Если твой сын и знает кого-то лучше всех на свете, так это тебя, Эрин. Он сказал, что именно так ты и отреагируешь. И сказал, что будешь, в принципе, права.

— Но ты все равно решил меня испытать, — возмутилась Эрин. — До чего же он проницателен, мой сын.

— Я не пытался испытать тебя или впустую тратить твое время, мой Адвокат. — Гестерис слегка покраснел. — Но вопрос заслуживает первоочередного внимания. У нас мало сведений об этой цардитской армии, зато та информация, которой мы все же располагаем, полностью стыкуется с тем, почему все эти годы мы стремились добиться союза с Сирраном. Может быть, никакой угрозы нет. Но даже как политический и дипломатический жест, мобилизация, пусть ограниченная, подаст Сиррану нужный сигнал, а гражданам покажет, что у нас есть союзники, готовые оказывать реальную помощь.

— Это я могу понять, — кивнула Эрин. — Однако тревожащая нас проблема все равно остается. Почему мой сын обеспокоен настолько, что считает нужным взять на себя командование обороной Госланда, хотя там находятся вполне компетентные военачальники? Так обеспокоен, что посылает тебя обратно с какими-то неизвестными порошками для моих ученых. Почему? Теперь он посол Конкорда. Он десять лет не брал в руки меч.

— Но он никогда с ним не расстается. Он возит с собой все принадлежности своей прошлой походной жизни.

Гестерис протянул ей письмо. Эрин отвела его руку в сторону и откинулась назад на троне, стараясь найти удобное положение.

— Прочти его мне. Мне нужно подумать.

— Конечно.

Гестерис кивнул и сломал печать на бумаге. Он развернул листок с водяными знаками герба Дел Аглиос, и Эрин сразу узнала каракули Роберто.

— «Моя дорогая матушка. Если я прав, бедный Марк столкнулся с полным непониманием. И еще, Марк, я знаю, что ты читаешь это письмо. Что бы ни сказала тебе моя мать, это все потому, что она никогда не могла разобрать мою писанину, и от этого нервничает…»

Эрин громко рассмеялась и захлопала в ладоши. Гестерис ухмыльнулся, и она почувствовала, как ее отпустило напряжение. Адвокат погрозила пальцем.

— Однажды он перемудрит самого себя. Мне остается только надеяться, что я доживу до этого.

— Мне продолжать?

— Пожалуйста.

— «Я не собираюсь излагать доводы в защиту моей убежденности или пытаться переиначивать факты, чтобы представить их тем, чем они не являются. Единственное, что я собираюсь сделать, это воззвать к твоей вере в меня и мои чувства как сына, человека и солдата. Я годами воевал с цардитами и изучил их манеры, обычаи и тактику как никто другой. Так вот, они никогда не занимаются пустой показухой, и раз их войско выступило в сторону Госланда, значит, все не так просто. И если в Сирране полагают, что это армия вторжения, то я склонен с этим мнением согласиться.

Далее. Если они двигаются на Госланд, можно с уверенностью сказать, что то же самое произойдет и южнее. Такова их манера — открывать сразу несколько фронтов. Они действуют быстро, решительно и свирепо, но никогда не рискуют, если не уверены, что могут победить. В прошлый раз нам повезло. Но такое везение не повторится, если мы не начнем действовать немедленно. Объяви мобилизацию, матушка, настоятельно тебя прошу. Приведи легионы в состояние боевой готовности. Перемести их на те уязвимые позиции, которые мы очертили после войны. И обрати внимание на юг. На Атреску и Гестерн. Помедлишь, и мы падем. Твой сын Роберто».

Гестерис поднял глаза. Он снова протянул ей письмо, и на сей раз Эрин приняла его и уставилась на пергамент, напряженно перечитывая слова. Может быть, Роберто проявил проницательность и предвидел все, что происходило в базилике, а вот она ничего подобного не предполагала. Она думала, что ей сообщат цифры, данные о скорости передвижения, расчет времени и места вероятного нападения. Адвокат ожидала аналитической оценки. Но не этого. Не просьбы, не мольбы, проникнутой неподдельной страстью.

Эрин облизнула губы и проглотила комок в горле. Она мысленно представила сына, когда он писал это письмо. Роберто — один из трех граждан, которых приветствовали как спасителя Конкорда. Вместе с Гестерисом и Джередом, которых народ почитал как героев и любил. Любил куда больше, чем Адвоката.

— Тем не менее это не дает мне оснований действовать, — прошептала она.

— Эрин?

Эрин покачала головой.

— Прости, Марк, я подумала вслух. Я верю ему. Боже Всеобъемлющий, да как же мне ему не верить? Но этих слов недостаточно. Он многое понимает. Неужели он не понимает этого?

— Конечно понимает, — мягко сказал Гестерис. — Точно так же как он, ты и я понимаем действующую систему управления и возможности ее обойти.

— Марк, я…

— Пожалуйста, Эрин. Я знаю, что это кажется трудным, но уверен, на самом деле все намного проще. Он не просит тебя идти в сенат с этим письмом. Он просит тебя поверить его инстинкту. Поверь, положись на его чутье и опыт. Как я.

— Я знаю, о чем он просит. И я вижу эту веру в твоих глазах. Боже Всеведущий, она пылает в тебе, как огонь в кузнечном горне. Но я знаю состояние нашей казны и располагаю сведениями о настроениях граждан. Мобилизация повлечет за собой два несомненных результата. Она обанкротит казначейство и настроит народ против Адвокатуры.

— И она спасет Конкорд, — добавил Гестерис.

— Спасет ли?

— Если ты доверяешь своему сыну, значит, веришь в то, что спасет. Поэтому остается один вопрос, мой Адвокат. Веришь ли ты своему сыну? Доверяешь ли ты Роберто Дел Аглиосу?

Эрин почувствовала, как жар приливает к ее лицу, но посмотрела Гестерису прямо в глаза.

— Ступай, Марк, приведи себя в порядок. Отнеси эти порошки Д'Алинниусу. А потом возвращайся во дворец. Я буду в саду генастро.

— Да, мой Адвокат.

— И вот что. Приведи-ка с собой маршала Конкорда.

ГЛАВА 15

859-й Божественный цикл, 24-й день от рождения генастро

Миррон уже бывала здесь раньше и видела, как река, покидая солнечную долину Иллин-Квист, уходит в недра горы, мир мрака, камня и ревущей воды. При этом воспоминании она поежилась. В ту пору ей было четырнадцать лет, и мечты еще не совсем покинули ее. На сей раз, однако, Харбан и его спутники повернули не направо, а налево, держа путь к Интен-Гор. И они стали первыми чужеземцами, получившими приглашение карку побывать в своем священном месте, что являлось и великой честью, и трагедией одновременно.

— Оно прекрасно, — промолвил Харбан. Его голос звучал тихо и благоговейно. — Огромная пещера и озеро, которое мы называем Вечной водой. В его центре находится остров, где наши предки построили Святилище Сердца. Они для нас так же важны, как воздух, которым мы дышим. Они управляют нашей жизнью и связывают нас с горами, воздухом и всеми созданиями, которые ходят путями живых и тоннелями мертвых. Каждый карку должен проделать этот путь, чтобы стать взрослым и быть принятым в свой род.

— То же самое ты говорил в прошлый раз, — припомнила Миррон.

— Те же самые слова, — подтвердил он. — Всегда одни и те же. Красота никогда не меняется. Во всяком случае, мы в это верим.

Лицо Харбана омрачилось, и Миррон захотелось обнять его. Но она сдержала порыв, поскольку это ничего не изменило бы. Они подошли к лодкам, которые должны доставить их внутрь горы. Узкие и крепкие, они были оснащены веслами и прочными, утяжеленными на концах шестами, чтобы отталкиваться от каменных стен и потолка, столкновение с которыми может стать смертельным. В путь отправятся все двести человек, пришедшие с Джередом, однако немногочисленные лодки возьмут на борт лишь часть людей, остальным придется добираться своим ходом, долгой и трудной дорогой. По правде сказать, во всей этой горной географии, с пещерами, тоннелями и ходами, Миррон не разбиралась и, когда увидела на склоне, примерно в сотне футов над ними отряд из девяноста солдат, уже шагающий по тропе, едва не пожалела, что не пошла с ними. Хотя прекрасно знала почему. Пеший переход займет не меньше целого дня, а карку ни в коем случае не хотели рисковать тем, что захватчики доберутся до сердца горы раньше ее.

— Ты готова к этому? — спросил Джеред, входя в первую лодку и помогая Миррон спуститься и сесть перед ним.

— Нет.

— И я тоже.

Харбан тяжело опустился на центральное сиденье позади них. Два гвардейца Восхождения устроились за спиной карку, еще один примостился у кормового шеста. Четыре таких же суденышка теснились рядом, вдоль берега. Воцарилась тишина, нервная и исполненная дурных предчувствий.

— Надо просто взять себя в руки, — пробормотала Миррон. — Я ведь уже плавала в этих пещерах раньше.

— Карку! — воззвал Харбан, после чего последовала быстрая череда гортанных слов, которых Миррон не поняла: ее знание языка оказалось недостаточным. Слова прозвучали как молитва, но утешения не сулили.

Лодки оттолкнулись от берега и направились вперед. Из-под теплых лучей послеполуденного солнца в стылый и сырой мрак.

* * *

Следующий вскрик Миррон потонул в реве выплеснувшейся через скальный порог воды и эхом отразился от стен, которые подступали все ближе и ближе. Джеред, сидевший в лодке позади нее, одной рукой держал женщину за талию, а другой, как и она сама, вцепился в канат, пропущенный с внутренней стороны вдоль борта.

Миррон скрючилась и старалась держать голову как можно ниже, но какая-то сила внутри ее заставляла смотреть вперед. Впрочем, как только они оказались ниже входа в тоннель, вокруг сомкнулась тьма, столь полная, что ей показалось, будто они погрузились в самые недра земли и никогда более не увидят света. Борта лодки дрожали и трещали. Она уловила обрывок крика и ощутила вибрацию предохранительных толчков шестами о стены, которых не видела.

Однако мало-помалу окружающий подземный мир выступил из непроглядного мрака в виде нависавших теней и смутных очертаний опасных остроконечных камней. С шумом и плеском лодки неслись по подземному руслу, разогнавшись до скорости, которую Миррон если и могла бы измерить благодаря своим способностям, то вовсе не хотела. Правда, она с замиранием сердца улавливала в воде под ними энергетические следы и не сдержала восклицания, ощутив на мокрой скале слабое свечение ауры каких-то растений. Жизнь была даже здесь.

Стремительный подземный поток бурлил и плескался о стены, смыкавшиеся порой так тесно, что лодки отделяло от них расстояние не больше ее роста. Высота тоннеля была и вовсе меньше роста сидящего Джереда, и она представляла себе, как низко приходится нагибаться казначею, чтобы не лишиться головы. На уровне реки вода обточила скальные стены до зеркальной гладкости, потолок подземного русла был шероховатым и неровным.

Женщина вскрикнула и низко пригнулась — при резком повороте налево, перед очередным нырком в глубины лодка пронеслась под торчавшим из потолка каменным копьем. В лицо лихо ударили пенные брызги, взор затуманился. Джеред крепче прижал ее к себе.

Лодка раскачивалась и подпрыгивала, как необъезженный скакун. Харбан ударил шестом влево, чтобы отгрести от водоворота, который в противном случае швырнул бы лодку прямо на острый скальный обломок, торчавший из стены как раз чуть выше планшира. Сердце Миррон ухнуло вниз, в желудке свернулся твердый, холодный ком, к горлу подступила тошнота. Ну вот, опять. Сейчас, чтобы привести организм в норму, ей очень пригодился бы Оссакер, но он далеко, очень далеко отсюда, в безопасном Эсторре. А еще Миррон был нужен Ардуций, он придал бы ей уверенности в том, что этот риск оправдан.

Попытку сосредоточиться на тех, кого она любила, бесцеремонно и безжалостно прервали очередной резкий толчок и дрожь, пробежавшая по дну лодки, которое в тот миг казалось Миррон тоньше листа пергамента. Ужасная реальность вернулась вместе с наполнявшим уши ревом воды и попытками удержать вместе разрозненные токи энергии ее трясущегося тела. Она почувствовал очередной толчок шестами, на сей раз о потолок, и лодка, резко крутанувшись налево, обогнула угрожающе торчавшую из воды голую скалу.

Тембр грохочущей воды изменился. Эхо реки, казалось, затихало. Темнота немного рассеивалась. Сердце Миррон подпрыгнуло. Несомненно, они приближались к концу путешествия. Сколько времени оно продолжалось, она не могла определить. Не долго, но целую вечность. Шесты снова ударили о стену, теперь по левую руку, и сместили лодку направо. Цепкий поток подхватил их, увлек вниз, потом выплюнул наверх. Суденышко дважды подпрыгнуло на поверхности, и вдруг неожиданно каменный потолок сверху исчез.

Как и река внизу.

К воплю Миррон присоединились крики Джереда и Аркова. Какой-то миг лодка висела в воздухе. А потом упала. Желудок Миррон сжался. Вокруг нее был свет, но она не могла сфокусировать зрение. Непонятно, откуда возникло ощущение огромного пространства. Этот миг длился меньше, чем промежуток между ударами сердца, но завис вечностью в пустоте ее сознания.

Лодка снова плюхнулась на воду. Вода плеснула во все стороны, суденышко заплясало, восстанавливая равновесие. Это произошло чуть раньше, чем Миррон поняла, что они на ровной поверхности и больше никуда не несутся, и, обмякнув на сиденье, отдалась радостному облегчению. Джеред наклонился вперед и поцеловал ее в щеку. Карку смеялись. Солдаты на корме молчали.

— Ну как, вам понравилось? — спросил Харбан. — Эта гонка жизни?

— Вот уж точно, казалось, будто она длится целую жизнь, — ответил Джеред.

Миррон вдруг пришла в голову одна мысль, и она обернулась назад, посмотреть на путь, которым они прибыли. Теперь, когда к ней вернулась способность к нормальному восприятию, звуки и образы, нахлынув, переполнили ее сознание.

Они находились в огромной пещере. Примерно в двадцати ярдах позади вода изливалась из отверстия в стене, расположенного в пяти футах от поверхности озера, на котором сейчас дрейфовала лодка. Карку уложили шесты и вытащили весла, готовые грести дальше.

Глядя на створ тоннеля, Миррон вдруг уловила в нем приближающийся сгусток хаотичной энергии. Оттуда вылетела вторая лодка, и пещера огласилась восклицаниями сидевших в ней гвардейцев Восхождения, которые непроизвольно пригнулись. Рулевые карку сидели неподвижно и спокойно, держа шесты над головами. Миррон проследила взглядом за суденышком, которое упало на воду. Находившиеся там гвардейцы сползли на дно почти так же, как и она недавно. Карку во второй лодке тоже сложили шесты и взялись за весла.

— Ты в порядке, Миррон? — спросил Джеред.

— Вроде бы.

Миррон попыталась разобраться в том, что ее окружает. Свет в пещере испускался двумя источниками. Во-первых, это было зеленоватое свечение лишайников, покрывавших каменные стены и своды повсюду, куда бы она ни смотрела, даже на потолке, на высоте пятидесяти или шестидесяти футов. Во-вторых, исходил из центра озера, от множества светильников, установленных, как она предположила, на том самом острове.

Приглядевшись повнимательнее, Миррон увидела тропки, выбитые в стенах пещеры, и сообразила, как попадут сюда остальные гвардейцы. В это озеро впадали и другие реки. Устья некоторых находились вровень с его поверхностью, другие изливались с такой высоты, что вызывали в памяти водопад Генастро в Вестфаллене. При этом воспоминании она улыбнулась. Здесь были и другие карку. Со всех сторон, в том числе и от находившегося в нескольких сотнях ярдов острова, к ним подгребали лодки.

— Насколько он велик? — спросил Джеред.

— Остров имеет три мили в поперечнике в самом широком месте. Мы вышли в озеро с той стороны, где расстояние от него до стены пещеры меньше всего, — ответил Харбан. — За островом озеро продолжается дальше и дальше, краю не видно. Вот почему мы на вашем языке называем его Вечной водой. Первые оказавшиеся здесь люди решили, будто оно и вправду бесконечно. — Карку обвел рукой стены пещеры. — У каждой из наших общин имеется свой путь сюда, водный или пеший. Думаю, эти стены изрыты ходами так, что похожи на губку. — Он рассмеялся собственной шутке.

— Я, наверное, предпочла бы пеший путь, — призналась Миррон.

Карку гребли быстро, и вскоре их лодка, а за ней и другие причалили к острову. Воины Эсторра радостно сошли на твердую почву, где некоторое время молча смотрели друг на друга и качали головами, словно не в состоянии поверить, что это головокружительное плавание действительно закончилось, причем благополучно. Пока Харбан с кем-то разговаривал, вокруг них собиралось все больше и больше народу, и атмосфера этого сборища Миррон не нравилась. Она понимала, что тревожит этих людей. В пещеру, к святыне вело множество тоннелей и троп, а для защиты их к ним явилась лишь одна Восходящая. Слишком много брешей, чтобы прикрыть все, если Гориан со своими мертвецами доберется досюда.

Сам остров оказался весьма любопытным — ровный, почти плоский, покрытый тонким слоем песка. У воды были сооружены деревянные пристани, а посередине острова высилось одно-единственное, выглядевшее очень древним строение из камня. В отличие от каменных домов, виденных ими в поселении, оно не было оштукатурено или окрашено, однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что все его стены не имели ни единого свободного пятнышка. Всю поверхность испещряли непонятные закорючки, наверное, надписи на языке карку.

Строение не могло не обращать на себя внимания. Будучи примерно впятеро выше роста Миррон, при стороне основания около ста ярдов, оно представляло собой пирамиду из пяти ступеней, увенчанную центральным прямоугольным блоком, в котором горел яркий желтый огонь. Пирамида светилась изнутри, и Миррон расслышала тихое гудение.

— Ближе не подходите, — предупредил Харбан. — Это запрещено.

— Что это? — спросила Миррон.

— Переход от детства к зрелости, — ответил Харбан.

— Что ты имеешь в виду? — Джеред, прищурившись, рассматривал надписи на стенах.

Харбан перекинулся несколькими словами с карку, видимо охранявшими или обслуживавшими строение. Все они носили простые серые штаны и рубахи, а поверх них — меховые безрукавки с кожаными завязками, головы и ноги у всех были выбриты, лица покрывал темный, под цвет камня, грим. Миррон вдруг пришло в голову, что они, наверное, мерзнут. В пещере стоял холод — мало того что температура воды почти снизилась до точки замерзания, так там еще гулял студеный ветерок.

В конце концов Харбан взмахом руки подозвал их к себе и пошел обратно по направлению к лодкам. Он улыбался.

— Похоже, что с вами пребывает благословение. Большее, чем я надеялся, даже учитывая причины, по которым вы здесь.

— Почему ты так решил? — спросил Арков.

— Потому что мне разрешили рассказать вам, в чем тайна этого места, и поведать о церемонии, которую можно услышать, но нельзя увидеть.

Выражение его лица изменилось, глаза заблестели.

— Это поможет объяснить вам, что нужно здесь Гориану. Начнем с того, что каждый карку обязан побывать на этом острове прежде, чем его признают достигшим зрелости, полноправным членом общины.

— Каждый карку приходит сюда? — Миррон огляделась по сторонам — Неужели таким же способом, что и мы? Не слишком ли сурово по отношению к детям?

— Ничуть, — возразил Харбан. — Их начинают готовить к этому еще в раннем возрасте, и за несколько лет обучения наши дети учатся очень многому. И тому, что необходимо, чтобы попасть сюда. И тому, что вообще требуется, чтобы выжить на нашей суровой земле. Конечно, встречаются и нерадивые, те, кто не слушает наставников, но это чревато для них опасностью просто сгинуть в недрах горы.

На этом месте Харбан на некоторое время умолк, и лицо его сделалось таким печальным, что Миррон невольно почувствовала, как к ее глазам подступают слезы. Тут явно была замешана какая-то личная трагедия.

— Что такое? Что-то не так? — спросила она.

— Это сейчас не важно. В другой раз. Может быть.

— Расскажи нам об этом путешествии, — попросил Арков. — Откуда оно начинается?

Харбан благодарно кивнул.

— Из родной деревни. Когда дети уже прошли подготовку и прожили под взорами владык неба и света тринадцать лет, им предстоит войти в гору и впервые познать тьму.

— Или, как в нашем случае, спуститься по стремнинам, — предположила Миррон.

— О нет. Они одни входят в уста горы, и она выводит их к Вечной воде. Идут только сухими тропами, которых мало и которые очень опасны.

— Одни? — Миррон оглянулась на низвергающийся поток и поморщилась. — Это невозможно, Харбан. Ты не обижайся. Но одинокий ребенок в таком путешествии погибнет, иначе и быть не может!

— Для вас, конечно, должно казаться преступлением заставлять их плыть во тьме или ходить по узким пещерным лазам. — Харбан улыбнулся. — Однако есть способы, позволяющие одолевать все препятствия. Поймите, одинокий, но правильно подготовленный ребенок во чреве горы может найти то, чего пятерым в лодке никогда не увидеть. Мы — народ горы. Мы чувствуем ее, а она в ответ обеспечивает нас всем необходимым. Ее дар нам это не только полезные ископаемые, но и тропы, дающие возможность выжить.

— Но не всем, — промолвил Джеред.

Харбан кивнул, и на лицо его вновь набежала тень.

— Конечно. Тех, кто не готов или не достоин, гора возвращает себе. Но предпринять попытку должны все.

— Странный ритуал, — заметила Миррон. — У нас нет ничего подобного.

— Вы же не карку, — пожал плечами Харбан. — Так вот, те, кто добирается сюда, а таких, поверьте мне, большинство, приходят к святилищу и проговаривают письмена Интен-Гор. — Он указал на покрывающие стены знаки. — Все.

— Вероятно, обходят пирамиду кругом и читают, поднимаясь по ее уровням, — предположил Арков.

— Ну, освежить что-то в памяти таким образом можно, но вообще-то претендующий на право считаться достигшим зрелости должен войти в святилище и произнести начертанное здесь по памяти.

— Наизусть? Все? — Взгляды Миррон и мужчин устремились на сооружение. — Да как вообще можно запомнить целиком эти тексты?

Харбан рассмеялся.

— Мы не учим их хвататься за гладкий камень, пока они растут. Здесь записано то, чему их учили. Эти письмена руководят нашей жизнью. Здесь изложено все, что мы видим, слышим, осязаем, обоняем и ощущаем на вкус.

— Надо думать, кто-то выслушивает их, проверяет точность, — предположил Джеред.

— Для карку это наивысшая честь.

— А что бывает, если они ошибаются? — спросила Миррон.

— Тогда они снова обходят стены, пока не приобретают уверенность, — ответил Харбан. — Такое случается, и нередко. Церемония долгая и трудная. Дети волнуются.

— Бьюсь об заклад, что волнуются, — хмыкнул Джеред — А что бывает, если ребенок вообще отказывается от этого испытания, не хочет лезть в гору и так далее?

— Такого не может быть, — спокойно ответил Харбан. — Не пройти тропу — значит нарушить связь между карку и горой. Надписи на стенах гласят, что тогда горы содрогнутся и падут, а все карку погибнут в огне, извергнутом из земли и неба. Ветер очистит нашу землю, обратив ее в пустыню, и все, чем мы были, пребудет прахом.

Среди эсторийцев воцарилось напряженное молчание, которое нарушил Джеред.

— Ну что ж, теперь очевидно, что ваши слова и вера коснулись всех нас. Нет слов, чтобы выразить благодарность за то доверие, которое вы оказали нам, пригласив сюда, к своей святыне. Однако я так и не понял, что привлекает сюда Гориана. Чем именно он желает овладеть и почему это грозит обернуться катастрофой.

— Слова, которые произносит ребенок, придают горе силы. Они подпитывают ее. Но произнесенные слова ничего не стоят, если нет тех, кто предназначен выслушать и принять их. Гориан хочет заполучить гор-каркулас. Людей, которых вы, наверное, назвали бы хранителями. Они хранители нашего писания и Сердца Горы. Те, кого гора благословила способностью ощущать то, что недоступно чувствам обычных карку.

Все это время Миррон наблюдала за лицом Харбана и заметила, что оно потеплело и смягчилось:

— Их шестеро. Молодых, энергичных. В расцвете сил с памятью настолько острой, что ни один ошибочный слог писания не ускользнет от них. Если бы боги карку имели имена, эти шестеро получили бы имена богов, ибо они есть хранители нашей веры, истории и судьбы.

Миррон взглянула на святилище и по-новому оценила энергетические следы, которые сначала сочла смесью стихийных эманации огня, света и воды. Но нет, они были не столь хаотичны, и среди причудливой общей энергетической картины пещеры выделялись несколько стабильных, ярких, пульсирующих карт. Шесть.

— Они Восходящие, — выдохнула она.

Харбан улыбнулся и расслабился.

— Да, хотя и не проявившиеся, в отличие от тебя и твоих братьев. Ваша Академия сочла бы их носителями потенциальных способностей, нуждающимися в обучении для более полного раскрытия. Мы думаем иначе, но это вряд ли имеет значение. Они могут собирать и усиливать энергии латентным образом, точно так же, как твой сын. Вот почему Гориан хочет их заполучить.

— Я не понимаю, — пробормотал Арков.

— А я поняла, — сказала Миррон — Он забрал Кессиана, чтобы управлять большей армией мертвых, и именно благодаря этому ведет ее сейчас на Карк. Но этого недостаточно.

— То есть если сейчас он действует вдвоем с Кессианом, то, прибрав к рукам этих шестерых, сможет увеличить свое мертвое войско примерно в три раза, — уточнил Арков.

— Если бы. При объединении Восходящих происходит не простое арифметическое сложение их сил, как, скажем, при объединении мускульных усилий двух человек. Двое Восходящих, работающих вместе, вдесятеро сильнее каждого по отдельности. Если он заполучит еще шестерых…

— Если он заберет гор-каркулас, гора содрогнется и мир падет, — заявил Харбан.

Джеред повернулся к Аркову.

— Ты привел своих лучших воинов, и мы тут на поле боя. Нельзя допустить, чтобы враг дорвался до этой святыни. Представь себе, что битва за Конкорд происходит здесь, и внуши ту же мысль своим людям. А я постараюсь внушить своим. Мы должны выстроить самую сильную оборону, потому что проигрыш здесь может быть чреват окончательным поражением. Враг приближается. На подготовку у нас остался один день.

ГЛАВА 16

859-й Божественный цикл, 25-й день от рождения генастро

Эрин никогда не сомневалась в сыне. Она считала, что может полностью доверять ему и в конечном счете он окажется прав. Поэтому решение своей властью, в обход сената объявить в Конкорде всеобщую мобилизацию далось ей достаточно легко. Однако было очевидно, что оно чревато непростыми последствиями, и, чтобы свести их к минимуму, Адвокату потребуются веские аргументы.

На следующий день с первыми лучами солнца Эрин получила такие аргументы и в этом смысле почувствовала облегчение, хотя новости вызывали ужас и предвещали новые несчастья. С утренним приливом из Гестерна прибыл корабль, доставивший донесение о том, что в порты восточного побережья этой страны вторгаются, распространяя эпидемию, зараженные чумой суда под флагом Царда. Все сомнения в реальности вражеского вторжения отпали. Адвокат получила полное право появиться на заседании Эсторийского сената, а потом и на общем собрании во дворце Соластро, с высоко поднятой головой и неколебимой уверенностью в правильности принятого решения.

Другое дело, что полученные известия требовали принятия особых мер, которые, разумеется, воспоследовали. По всему побережью объявили тревогу, гонцы с указами помчались через Эсторию на юг, в Карадук и Истхэйл. Дальше приказ передадут по всему южному побережью Конкорда. Корабли уже отплыли к острову Кестер: окетанов, патрулировавших Тирронское море и южные воды за Гестерном, следовало срочно оповестить о новых обстоятельствах. Предписывалось ни в коем случае не допускать в порты Конкорда и не брать на абордаж корабли под флагом Царда. Только поджигать и топить в море, отправляя в лоно Окетара.

— Сколько времени потребовалось, чтобы сообщение дошло сюда? — спросил Ардуций.

Эрин пришла в Академию, чтобы узнать самые последние новости о настроениях в обществе и проявлении способностей у новых Восходящих. Пока реакция Ардуция и Оссакера была слегка уклончивой.

— Семнадцать дней, — ответила Адвокат.

— Семнадцать? — Оссакер почесал голову. — Так долго? И это по морю?

— Я прекрасно понимаю, что этого достаточно, чтобы заразить чумой значительную часть приморских владений Конкорда. Но знаю и то, что сдерживать чуму на корабле в течение столь долгого срока весьма затруднительно. Поэтому давайте пока не паниковать.

— Но если они высадились, силы мертвых и живых могут уже приближаться к ключевым городам в Карадуке и Эстории. Не исключено, что мы уже лишились таких важных пунктов, как порт Раулент, — предположил Ардуций.

— Что, теперь все сделались моими военными советниками? — Укол раздражения придал тону Эрин резкую нотку.

— И Вестфаллена, — тихонько добавил Оссакер.

Его слова притушили гнев Адвоката.

— Послушайте, вы, двое, я понимаю ваше беспокойство и осознаю ценность Вестфаллена: чего бы это ни стоило, он останется самым безопасным поселением Конкорда за пределами Эсторра и острова Кестер. За последние десять лет очень многое изменилось. Курьерская служба оповещения существенно улучшилась, и если бы чумные корабли причалили туда, мы бы уже об этом знали. Поэтому давайте не нагнетать страх, а думать, что полезного мы можем предпринять прямо сейчас. Защитой Эстории занимается маршал Кастенас, и она свое дело знает. Безопасность на море обеспечивает флот адмирала Ильева, а это такой командир, у которого и рыбка под носом не проскочит. Но что происходит в нашей столице? Люди все еще пишут лозунги протеста на стенах. И я по-прежнему получаю жалобы от ордена.

— Не стану притворяться, нам приходится нелегко. — Ардуций вздохнул.

— В таком случае вы составите мне компанию, — фыркнула Эрин. — Выкладывай подробности.

Было время, когда Адвокат считала, что все назначенные ею на ответственные посты смотрят ей в рот, в ожидании готовых ответов на любые вопросы. Кажется, сегодняшний день обещал вернуть ее в прошлое.

— Суть в том, что в Эсторре нас сейчас двое, а чтецов и гласов ордена около двух тысяч, это не считая самой Фелис Коройен. Она оказывается везде, где мы появляемся. Ты говорила о необходимости одерживать победы в теологических спорах, и мы пытаемся это делать. Однако пока мы в одном месте беседуем с людьми, рассказывая им о том, кто мы такие, и всячески успокаиваем, в сотне других мест чтецы канцлера перед каждым Домом Масок города объявляют нас еретиками с утра до ночи. Не говоря уже о том, что они раздувают страх по поводу возвращения Гориана.

— С такой проблемой миссионеры ордена сталкиваются на новых территориях на протяжении сотен циклов.

— Но это Эсторр. Это наш дом.

— Но дом не для Восхождения, — хмыкнула Эрин. — Никто не говорил, что это будет легко. Вы можете рассчитывать на мою поддержку, потому что я верю в вас. Что вам еще нужно?

— Опора на закон, — ответил Ардуций.

— Для чего? Заставлять людей слушать и соглашаться с тем, что вы будете говорить? Объявить несогласие с Ардуцием и Оссакером незаконным? Боже Всеобъемлющий, порой я задаю себе вопрос: есть ли у вас двоих хоть немного разума? Анализировали ли вы, почему вам приходится прошибать головой стену?

Наступила задумчивая тишина. Восходящие переглянулись, что Эрин нашла весьма своеобразным, учитывая слепоту Оссакера. В его глазах светилась такая страсть. Было трудно поверить, что на самом деле он мог видеть окружающее только через энергетические следы в своем сознании.

— Упорной работы и веры недостаточно, — заявила Адвокат — В моем распоряжении, разумеется, есть донесения о ваших действиях. Никто не ставит вам в вину отсутствие усердия. Вы тратите уйму времени, но если и дальше будете пытаться перекроить мозги каждому жителю Эсторра, вы ничего не добьетесь.

— Дело не в этом и вообще не в нас, — возразил Ардуций. — Проблема в том, что орден сводит на нет все наши старания, как только мы уходим. И на их стороне такие преимущества, как долгая история, множество искусных проповедников и возможность запугивать людей.

Эрин глубоко вздохнула. Ей хотелось рассмеяться.

— Кому, как не вам, знать, на какие ухищрения готов пойти орден, чтобы сохранить свое влияние на верующих граждан. И не имеет значения, что на самом деле вы и я верим в того же Бога, которого почитают они. Вы изначально избрали неправильную тактику. Она не сработает здесь, в отличие от какого-нибудь отдаленного уголка Бакира или Моразии. — Она приложила руку ко лбу. — Похоже, я повторяюсь?

— Нет, разве что самую малость, — улыбнулся Ардуций. — И мы бесконечно благодарны тебе за помощь, советы и поддержку.

— Очень хочется верить, — проворчала Эрин. — Вам не следует забывать, что Адвокат всегда права.

— Никогда в этом не сомневался, — подал голос Оссакер, и Эрин уразумела, что иронии он не уловил. Опять.

— Поэтому вы у меня не сидите в темнице, как того каждый день требует Фелис. И вместе с ней все большее число моих граждан.

— И какую же тактику сегодня порекомендует нам взять на вооружение Адвокат? — осведомился Ардуций с искорками в глазах.

— Подкапывайтесь под вашего противника, — сказала Эрин — Хотите разрушить мозаику — не цельте в середину, а отгрызайте по кусочку с уголков. Изучайте орден, находите чтецов и гласов, в той или иной степени симпатизирующих вам. Не поднимая лишнего шума, вступайте с ними в контакт и сводите их вместе, чтобы каждый из них знал, что он не одинок. Гарантируйте им защиту — в конце концов, вас охраняет гвардия Восхождения. Почти тысяча солдат регулярной армии Конкорда. Используйте их. А когда захотите в следующий раз обратиться к народу, имейте в виду, что Дом Масок подходит для этого лучше, чем фонтан.

Эрин откинулась назад в кресле, наблюдая за тем, какое впечатление произвели ее наставления. Все кажется простым и легко разрешимым. Сама она знала, что за такой взгляд на вещи ей следует благодарить Джереда, который всегда считал: люди по большей части сами усложняют себе жизнь, нагромождая ими же выдуманные, никому не нужные трудности.

— По-твоему, нам следовало самим додуматься до этого? — спросил Оссакер.

— Я полагаю, что Академия не выработала четкого, продуманного подхода к чему бы то ни было, кроме процесса обучения. Я полагаю, что вы далеко не полностью используете имеющиеся в вашем распоряжении возможности, включая те привилегии, которые Конкорд предоставляет учреждениям, поощряемым государством. Но также я знаю, что вы очень молодая организация, и опыт управления, наработанный в Вестфаллене, конечно же, недостаточен для работы в масштабах всего Конкорда. Вы были правы, считая, что на завоевание признания общества потребуются поколения, но если ваш враг станет вашим другом, путь к этой цели окажется более гладким и прямым. Вообще-то, именно этим путем долгое время шел сам орден. Одна только Фелис решительно предпочитает ему принуждение и насилие.

— И в этом она не права? — поинтересовался Ардуций.

— Некоторые люди совершенно неспособны ничему учиться, — буркнула Эрин. — Не хотелось бы считать вас таковыми.

— Нам нужно поговорить с маршалом Васселисом, — неожиданно вскинул руку Оссакер.

— Мои поздравления, вы начинаете думать! — съязвила Адвокат. — Но будьте осторожны, когда будете говорить с ним. Не забывайте, чего ему стоила служба Восхождению. Он не тот человек, которого вы помните с юности.

Ардуций опустил голову.

— Мы пытались подключить его к работе Академии, официальный глава из него вышел бы просто идеальный. Увы, он отказался. Насколько я знаю, он не покинул Карадук, однако многие годы практически никуда не выбирается из своей виллы.

— Ну что ж, ему придется немного выйти за пределы этой территории, — вздохнула Эрин. — Он по-прежнему действующий и блестящий маршал-защитник Карадука. Правда, он потерял своего наследника, и они с женой не могут больше иметь детей. Это его надломило.

— Тогда, может быть, нам лучше оставить его в покое, — предложил Оссакер. — Пусть пребывает в мире.

— А вот этого я вам не советую. Покой его будет нарушен в любом случае: через несколько дней он приедет сюда, и мы вместе отправимся во дворец Соластро, на заседание сената. Тогда с ним и поговорите. Пусть решает сам. Но, по-моему, он будет задет гораздо сильнее, узнав, что вы сочли его ни к чему не годным из-за смерти Кована.

При одном упоминании этого имени на глаза Восходящих навернулись слезы. Еще один герой Конкорда. В семнадцать лет он отдал жизнь ради спасения Миррон и вместе с ней всей страны. Что, разумеется, не могло послужить утешением для его отца Арвана Васселиса. Это, в свою очередь, постоянно печалило Эрин Дел Аглиос, ибо от ее друга Арвана осталась лишь пустая оболочка.

— Мой Адвокат?

— Да, Ардуций. Прости, я отвлеклась.

— Мы понимаем, что ты пришла сюда не просто для того, чтобы указать нам на ошибки нашей тактики в Эсторре. Хотелось бы узнать, что именно тебе от нас нужно?

В слепом взгляде Оссакера угадывалось подозрение. Во взгляде его брата — понимание.

— Вы еще не брали с собой никого из следующего поколения?

— Пролили ли они «первую кровь», ты это хочешь узнать? — спросил Оссакер.

— Меня не интересует, как ты это называешь. Я спросила, брали ли вы их с собой в поездки. Они демонстрировали свои способности на людях или под давлением обстоятельств?

Эрин вперила взгляд в Оссакера, зная, что он может читать ее мысли, и вызывая его на откровенность. Впрочем, от прежней робости и стеснительности Восходящего давно уже не осталось и следа, порой она даже жалела, что он больше не прикрывается своей инвалидностью. Слепые глаза Оссакера вспыхнули переливчатым калейдоскопом ярких цветов, постепенно приобретая оттенок ледяной голубизны.

— Нет, с собой мы их не брали. Эти поездкирискованны, и, пока они не научатся справляться с ненавистью и подозрительностью людей, мы не считаем возможным их участие в таких предприятиях.

— Весьма похвально. Золотые слова, сама бы под ними подписалась. До вчерашнего дня и сегодняшнего утра. А теперь я передумала. Конкорд, как вы, может быть, знаете, готовится к войне. Придется готовиться и Восхождению. Вы можете нам понадобиться. Похоже, что ваш друг Харбан при всей своей несдержанности высказывал здравые мысли. Цардиты собрались напасть на Госланд и Гестерн.

— Чего именно ожидаешь ты от нас? — Лицо Оссакера посерело.

— Ох, дорогой мой, — протянула Эрин с ноткой раздражения, — знала я, что без этого не обойдется.

— Прости, я не понял.

— Все ты прекрасно понимаешь, пропади оно пропадом! Чего я от них ожидаю? Того, чтобы вы сделали все, что потребуется Конкорду! А что требуется Конкорду, вы узнаете от своего командира на поле боя, где непременно окажетесь, можете в этом не сомневаться. Потому что, сдается мне, люди, способные вызывать лавины, бури и наводнения, могут пригодиться в ходе боевых действий, ты не находишь?

— И мы пустим насмарку все, чего добились такими трудами за последние десять лет, — глухо отозвался Оссакер.

— Гориан уже делает это за вас, и весьма успешно. Мы должны противостоять этой угрозе.

— Я не стану совершать дело, способное привести к смерти людей. И никто из нового поколения тоже.

— Ты и они будете делать то, что прикажет ваш командующий! — рявкнула Эрин, рывком поднявшись на ноги и грозно нависая над Оссакером, который, однако, не дрогнул. — Потому что тех, кто отказывается повиноваться в военное время, казнят.

— Значит, такова моя участь. Но я отправлюсь в объятия Бога с чистой совестью.

— И будешь сожжен! И прах твой развеют по ветру.

— Ты не сможешь напутать меня, мой Адвокат. Я не изменю себе.

— Да будь ты проклят, война меняет все, всех и каждого! — Крик Эрин эхом отразился от камня и стекол бывшей резиденции канцлера. — Неужели у тебя такая короткая память, что ты забыл это? Ты уже убивал в бою и тем самым спас Конкорд. Так почему бы тебе не сделать это снова? С чистой совестью?

Адвокат отвернулась и прикусила язык, чтобы не сказать больше.

— Думаю, всем нам не помешает перевести дух, — спокойно промолвил Ардуций. — А то я вижу, что при обсуждении наших способностей страсти и здесь способны накаляться не меньше, чем на улицах Эсторра. Оссакер, мы все с пониманием относимся к твоей позиции, хотя боюсь, что с приходом войны даже тебе придется ее пересмотреть. И, мой Адвокат, с твоего позволения я выскажу мысль, что ты уважаешь и даже поддерживаешь убеждения Оссакера.

— Все подряд читают мои мысли, — огрызнулась Эрин. — Неужели я похожа на открытую книгу?

— Мой Адвокат?

— Не обращай внимания.

— Если дойдет до конфликта, мы выполним свой долг, — заверил Ардуций, легким прикосновением ладони заставив промолчать пытавшегося возразить Оссакера. — В чем он будет заключаться, покажет время. Что же до нового поколения, Эрин, не знаю, что и сказать. Они еще не прошли испытания, а если война разразится так скоро, как ты предполагаешь, обучать их будет некогда.

— Вспомни, во время предыдущего конфликта ты был совсем неоперившимся юнцом, всего четырнадцати лет от роду. На три года моложе этих пятерых Восходящих.

— Да, только мы по сю пору расплачиваемся за содеянное тогда, — напомнил Ардуций. — Нам никогда не избавиться от ночных кошмаров, от криков, грохота камней, звука засасывающей воды и воя ветра. Нам приходится жить с тем, что мы натворили. Обычный солдат убивает другого, или убивают его. Но мы, находясь в тылу, убиваем тысячи.

— Тысячи врагов! — Эрин улыбнулась, хотя тут же осознала, что сейчас радость на ее лице не вполне уместна. — Зато подумайте, скольких граждан Конкорда вы спасаете.

— Обладай ты сама подобной силой, это виделось бы тебе по-другому, — промолвил Оссакер. — Это опасная дорожка: стоит сделать по ней лишний шаг, и мы окажемся ничем не лучше Гориана.

— И я уверена, что Гориан никаких ограничений на себя не налагает. — Эрин прикусила губу. В этих молодых людях было столько искренней страсти. И столько страха. — Я вас понимаю, — продолжила она. — На самом деле понимаю. И не завидую вам, учитывая, какое бремя ложится на ваши плечи. Однако все мы несем ответственность не только перед собой и своей совестью, но и перед Конкордом и его гражданами. Ваши способности, благословение они или проклятие, могут сыграть существенную и даже определяющую роль в ходе войны. Я не имею права сбрасывать это со счетов.

— Как не имеешь право и игнорировать последствия, — возразил Оссакер. — Меня, например, задевает, что ты смотришь на Восходящих в первую очередь как на оружие. Мы не такие. Мы люди, как и ты.

— Ошибаешься, — заявила Эрин, снова усевшись в кресло. — Прежде всего вы вовсе не такие, как я или кто-то другой из обычных людей. Вы — первые представители нового поколения человеческих существ, несущие все бремя славы и страданий, которые выпадают на долю первопроходцев. И во-вторых, как оружие я рассматриваю твои способности, а не тебя, Оссакер Вестфаллен. Никто не рождается солдатом. Земледелец обучается военному делу и получает сариссу, лук или гладиус, в зависимости от его способностей. Это и есть его оружие.

— Я не солдат и не стану убивать, — заявил Оссакер. — И не допущу, чтобы моих товарищей Восходящих использовали как подручное средство.

— Не допустишь? Ты не мать Восхождения и не Адвокат. Не тебе решать, что позволено, а что нет.

— Я понимаю, что мы должны защищаться от захватчиков. Я сознаю необходимость войны. Но сам я живу для того, чтобы исцелять, а не убивать.

— Тогда становись военно-полевым лекарем, чтоб тебе провалиться! — Опять крик, отдавшийся эхом. — И перестань попусту тратить мое время. — Эрин Дел Аглиос встала и направилась к двери. — Я уже говорила, но скажу еще раз, чтобы вы все как следует это усвоили. Если разразится война, вы и пятеро ваших старших учеников будете отправлены в действующую армию, в распоряжение командиров. Эти командиры будут отдавать вам приказы, а вы выполнять их. В противном случае вас казнят как трусов и изменников. Вот к чему может привести ваша принципиальность. И где тогда будет ваше драгоценное Восхождение?

Она распахнула дверь и гневно зашагала по коридору, мимо бюста отца Кессиана.

— Живите же в реальном мире! Научитесь наконец видеть то, что вижу я! — На ходу Адвокат все же понизила голос. — Идеалисты. Боже, избавь меня от идеалистов!

* * *

Роберто Дел Аглиос давно признался себе в том, что, несмотря на не слишком приятную причину приезда в Госланд, испытывает определенного рода эгоистическое удовольствие. Разумеется, он выслал вперед быстрых гонцов, и около реки его встречал внушительный отряд. Пограничная переправа ощетинилась оружием.

— Я знал, что вы меня не подведете, — пробормотал он себе под нос.

За все эти годы путешествий в Сирран и из Сиррана Роберто многократно оказывался в этих местах, но всякий раз проплывал дальше по реке под широким мостом и лишь теперь собрался переправиться по нему. С воды мост не производил особого впечатления, а вот на въезде выглядел весьма внушительно, создавая должное представление о величии Конкорда. Расположенный в десяти милях к югу от сирранской границы мост Горнеон через широкую сонную реку Триск послужил в свое время вратами для легионов Конкорда, намеревавшихся вторгнуться в Цард. На обращенном в сторону противника берегу высилось мощное предмостное укрепление, украшенное рельефными изображениями героических деяний прошлого. Из бойниц возносившейся на сорок футов башни смотрели баллисты, на зубчатых стенах несли дежурство лучники, огромные, окованные железом ворота, способные пропустить пятнадцать человек в ряд, могли сдержать любого врага. В шести местах над цитаделью реяли флаги, а установленные в нишах статуи сурово озирали окрестности, словно выискивая цардитов, осмелившихся бросить вызов могуществу Конкорда.

По приближении Роберто тяжелые створки с грохотом распахнулись, и соотечественники приветствовали генерала и посла громкими возгласами, на которые он отвечал скромными кивками. За мощными воротами через реку тянулись три пролета моста, а по ту сторону высились внушительные укрепления Госланда. Каменные стены и башни грозили обрушить смертоносный шквал стрел и камней на всякого, кто дерзнул бы прорваться на мост или штурмовать их с реки. Впрочем, решиться атаковать эту вздымавшуюся к небу суровую преграду мог разве что безумец.

Одного лишь вида оборонительных сооружений было достаточно, чтобы любые мысли о способности небольшой цардитской армии перейти границу Конкорда показались смехотворными. Впереди почетного караула легионеров стояли трое встречавших, при виде которых у Роберто потеплело на сердце.

— К демонам протокол, — буркнул Дел Аглиос, соскользнул со своего коня и быстрым шагом направился вверх по склону.

Он понимал, что ухмыляется как последний дурак, но тем острее в нем поднималось чувство вины. Генерал слишком долго пренебрегал своими боевыми товарищами.

— Привет, Роберто.

— Дахнишев, старый пройдоха, тебя как сюда занесло?

Роберто крепко сжал в объятиях старого друга, прошедшего с ним много славных походов в качестве хирурга. Лекарь, заслуживший прозвище Госландский Чудотворец, оставался крепким, несмотря на годы.

— Эй, поосторожнее со стариковскими костями, — пробурчал Дахнишев.

— Ты никогда не состаришься, — рассмеялся Роберто.

Дахнишев, должно быть, разменял восьмой десяток, а выглядел лет на тридцать моложе, как ровесник Роберто. Высокий, стройный, с проблеском гениальности во взоре.

— Да ладно, чего там. Услышал, что ты едешь сюда, и подумал, может, тебе захочется отобедать со старым товарищем.

— Ловлю тебя на слове, — улыбнулся Роберто, чуть отстранившись. — А то сирранская еда — нелегкое испытание.

Он двинулся вдоль линии встречающих.

— Генерал Келл! — Женщина протянула руку, но Роберто схватил ее за плечи и расцеловал в обе щеки. — Дина, как давно я тебя не видел!

— Я тоже, Роберто. Приятно встретиться снова.

— О, кого я вижу! Павел Нунан! — Мужчины обменялись рукопожатиями, Роберто похлопал его по спине. — Отцовство пошло тебе на пользу, генерал?

— Спроси Дину. — Нунан засмеялся. — Она-то видит меня со стороны.

— Ему пришлось многому научиться, — сказала Келл. — Он относится к ним троим как к маленькому легиону. Меня удивляет, что он еще не выстроил их перед тобой в шеренгу, раз уж не может муштровать в Эсторре, перед дедушкой и бабушкой.

— Она преувеличивает. Да, не спорю, деревянные мечи у них имеются, но ведь и лошадки тоже. Думаю, метят в кавалеристы — не пойму, в кого бы это?

— Это благородное призвание, и я с удовольствием на них взгляну. Постараюсь попозже выкроить время. Но раз уж зашла речь о семье, то где мой маленький братец? Где Адранис?

— Не такой уж он маленький, уверяю тебя, — усмехнулась Келл.

Повернувшись и взглянув в сторону моста, где стояла почетная стража, она сделала приглашающий жест рукой. Передовой всадник спешился и направился к ним. Сердце Роберто забилось сильнее. Адранис снял безупречно начищенный шлем с плюмажем и откинул плащ на плечо, открыв взгляду столь же безукоризненные доспехи. Держался он уверенно, шагал ровно и быстро. Келл права, он уже не маленький. Адранис вырос, повзрослел и стал видным молодым мужчиной, статным, черноволосым, с таким симпатичным лицом, что наверняка уже разбил не одно женское сердце. Сохраняя нейтральное выражение лица, молодой офицер подошел и замер позади двух генералов. Келл скользнула по нему взглядом и приподняла брови.

— Вольно, мастер Дел Аглиос, бога ради.

Адранис кинул взгляд налево и направо, прежде чем вручить шлем оруженосцу, и устремился вперед, чтобы обнять Роберто. Тот был так переполнен чувствами, что буквально задыхался.

— Ты пробуждаешь во мне гордость, Адранис. Ты оказываешь честь имени Дел Аглиос каждым биением своего сердца.

— Где ты был, Роберто? — Звучный и мелодичный голос Адраниса музыкой прозвучал в ушах старшего Дел Аглиоса. — Неужели Сирран настолько соблазнителен, что ты до сих пор не мог вырваться? Пока не запахло жареным, а?

Роберто отстранился и заглянул Адранису в глаза.

— Это упрек? — с улыбкой спросил он.

— Может быть. Я скучал по тебе.

— Но я и там не пропускал ни единой новости о тебе. И теперь вижу: мать была права, доверив тебя генералу Келл. Двадцать семь, и уже мастер конницы Медвежьих Когтей. Кавалерист из тебя получился, как я понимаю.

Адранис покраснел, и Роберто чуть было не прослезился.

— Мне еще многому нужно учиться.

— У кого, интересно? — хмыкнула Келл.

— Значит, ты не думаешь, что двадцать семь — это щенячий возраст, и просто нахальство претендовать в эти годы на такую командную должность? — спросил Роберто, подмигивая ей.

— В данном случае нет, — серьезно ответила Келл. — Ты должен посмотреть его в деле.

— Возможно, у меня будет для этого веская причина. Пока же, братец, скажу одно: если я помру, у Конкорда найдется достойная замена, а у Адвоката — наследник.

— Спасибо. — Теперь Адранис едва не прослезился от избытка чувств.

— Не за что. Ты рожден для этого. Я сразу понял. — Роберто похлопал брата по плечу. — Идем, перекусим и поболтаем. Не знаю, как ты, а я умираю с голода.

ГЛАВА 17

859-й Божественный цикл, 25-й день от рождения генастро

Роберто громыхнул кулаком по столу и расхохотался. Затем приподнялся в откидном кресле и отхлебнул немного подслащенного горячего вина. Стол, вокруг которого они все полулежали, ломился от блюд с мясом, фруктами и хлебом. Слуг отпустили. Снаружи уже смеркалось, было холодно и собирался дождь. Зато пиршественный зал согревали огонь очага и дружеское общение.

— Боже, как я мог об этом забыть! — вымолвил Роберто, когда, отсмеявшись, вновь обрел способность говорить. — Этот проклятый красный щит Атрески. Помню, он алел в гуще сражения, словно огонь в ночи. Как будто без него Даварова можно было бы с кем-то спутать. Если б я ему так не доверял, мог бы и испугаться. Это ведь произошло в долине Геролод?

— Верно, — отозвался Дахнишев. — В тот день, когда Ардуций вызвал снежную бурю, а Миррон обратила в пепел цардитские катапульты.

— Да, лихой был денек, — промолвил Роберто, слегка протрезвев при упоминании о Восходящих.

— А зачем он так? — спросил Адранис, весь вечер упивавшийся рассказами ветеранов о войне с Цардом. — Я имею в виду Даварова. Почему он носил в бою щит с цветами Атрески? И почему ты, Роберто, ему это позволил?

— Ты ведь не знаком с ним, правда? — спросил Роберто. Адранис покачал головой. — Непременно познакомься, это уникальный человек. Единственный в своем роде. Я в жизни не встречал никого, так беззаветно преданного Конкорду и в то же время столь пламенного патриота своей родины. Самый рьяный атрескианец во всей Атреске, несгибаемый и неукротимый.

Честно скажу, это непростая комбинация, и поначалу мне нелегко было иметь с ним дело. Однако он не раз доказывал, что нерушимо верен Конкорду, и все остальное, как бы причудливо это ни выглядело, тому не противоречит. Поэтому я предоставил ему свободу выражать свою индивидуальность так, как ему хочется, что, в свою очередь, укрепило его веру в меня и в наше дело. Нельзя отобрать щит у такого, как он, точно так же, как нельзя относиться к нему как к обычному солдату. Поступить так — значит лишить его уникальности, а следовательно, он принесет меньше пользы Конкорду.

— Но это открытое попустительство нарушению дисциплины.

— Это не так. Не так, поскольку он понимает, в чем заключается его долг и кому принадлежит его верность. Даваров знал это всегда. Кроме того, при всей пылкости натуры он очень умен и харизматичен, а это качества, которые нужно поощрять.

— Но вот певец из него никудышный, — заметил Дахнишев. — Помнишь дорогу на Нератарн?

— Помню ли я? — Роберто схватился руками за голову. — Да у меня до сих пор в непогоду уши болят! — Он снова взглянул на Адраниса. — Но он все равно пел, и это помогало нам всем не упасть духом и из последних сил идти вперед. Так что если у тебя найдется подобный человек, главное — не затыкай ему рот, а предоставь поле деятельности.

Они предавались воспоминаниям долго. Пожалуй, даже слишком долго. Наконец почувствовав, что у него туманится в голове, Роберто умолк, сосредоточился и на сей раз наполнил свой кубок водой.

— Ты думаешь, он пригодился бы нам здесь? — спросил Нунан.

— Нет, — ответил Роберто. — Судя по тому, что я видел, у вас тут все в порядке, и никаких причин для беспокойства нет. А у Даварова, надо полагать, полно забот у себя, в Атреске, там полнейший разлад и разруха. Правда, похоже, у них это в порядке вещей.

— Ну а чего ждать нам? — спросила Келл. — Твои гонцы сообщили о шести тысячах цардитов. Сомневаюсь, чтобы это была армия вторжения.

— Я тоже. Однако цардиты ничего не делают без причины. К тому же в Сирране уверены, что за этим кроется нечто большее. Не думаю, чтобы они ограничились маршем этого странного отряда — видимо, следует ждать их выступления на других участках дальше на юге и подхода резервов. Между тем я ума не приложу, как они сумели так быстро оправиться от понесенных потерь, но они это сделали, и исходя из этого мы должны действовать.

По этой причине я просил Адвоката объявить полную мобилизацию. Конечно, это недешево. Но казначей, похоже, не против, и мы можем себе это позволить. Мобилизация даст нам возможность не просто отразить попытку вторжения, но загнать цардитов подальше в их степи, чтобы раз и навсегда отбить у них охоту соваться к нам. Соответствующие возможности здесь, на юге, имеются. Помимо собственных сил Госланда можно призвать подкрепления из Дорноса и Тундарры, даже из Фаскара, хотя им сподручнее направить войска в Атреску через Нератарн. Что?

Четверо командиров за столом переглянулись, лица их неожиданно помрачнели.

— Тебя долго не было, Роберто. Ты не в курсе последних событий, — заметил Дахнишев.

— Каких именно?

Келл кивнула Адранису, чтобы говорил он.

— Дорнос вышел из состава Конкорда.

— Они что… — Роберто осекся, не находя слов, потом нахмурился. — Не может быть. В это… невозможно поверить. Мерзкие ублюдки! Они пожалеют об этом!

— Так ли? — Адранис покачал головой. — Во всяком случае, не в ближайшем будущем. Они знают, что мы недостаточно сильны, чтобы вводить военное положение, и не можем позволить себе пытаться вторгнуться на их территорию. Вторичное присоединение Атрески выжало из нас все соки. Они полагают, что, заключив союз с Омари, избавятся от нас окончательно. И до нас доходят известия, что Тундарра может пойти тем же путем.

— Этим крысам место в сточных канавах, кстати говоря построенных для них Конкордом. Боже Всеобъемлющий, я построю дорогу на Кабрию и укажу ее цардитам. И потом посмеюсь, когда вероломные дорносцы приползут обратно, умоляя о пощаде.

— Все мы разделяем твои чувства, — промолвила Келл. — Но проблема в том, что при таком раскладе мы здесь остаемся в изоляции. Вот тебе одна из причин, по которым Медвежьи Когти не были передислоцированы дальше на юг.

— Но они не станут нападать, — возразил Роберто. — Мы подтянем эсторийцев и другие верные части и прикроем границы.

— Это уже делается, — заверил его Нунан. — Однако если вдруг выяснится, что численность цардитов больше, чем предполагалось, мы столкнемся с прискорбной нехваткой сил.

— Тем больше оснований провести полную мобилизацию всего, что у нас в наличии. Из Эсторра до вас на сей счет никаких вестей не доходило?

— Нет, — сказал Нунан. — По крайней мере, десять дней назад, покидая Госкапиту, мы подобных известий не получали. Твой гонец перехватил нас на первом этапе инспекционной поездки — решили, видишь ли, войска посмотреть и себя показать. Но любые гонцы останавливаются там, где река вновь соединяется с Бизейном, в ста пятидесяти милях отсюда. Мы получим новости раньше маршала Госланда.

— Хорошо, поскольку вы, тут уж никуда не денешься, на переднем крае. Итак, что мы здесь имеем?

— Полный легион, Второй эсторийский, Медвежьи Когти. Еще пять сотен из четвертой алы Копья Госланда, которые, как обычно в мирное время, осуществляют пограничное патрулирование. Это дает нам в целом пять тысяч солдат, но, честно признаться, резервов практически не остается. Копья недоукомплектованы примерно на тысячу пеших и конных. Тридцатая ала, Огнедышащие Драконы, размещена главным образом на севере, на границе с Омари. Там по-прежнему сложная обстановка. Вот, собственно, и все, если считать, что Тундарра никого не пришлет.

— Не так уж плохо, — покивал головой Роберто. — По крайней мере, на данный момент. Тем, кто идет следом за мной, ни за что не прорваться через мост. И, как мне кажется, ваши катапульты могут даже обстреливать один берег с другого. И никто не может помешать нам всеми силами переправиться на ту сторону и отогнать их прочь от ворот.

— Мы пришли к такому же выводу, — согласилась Келл.

— Это «мы» заставляет меня кое о чем вспомнить. Кто из вас командует легионом сегодня? — Роберто улыбнулся. — Все никак не могу поверить, что наш маршал купилась на идею совмещения должности мужем и женой. Хотя, с другой стороны, понять ее можно — на самом деле под сверкающим панцирем Элиз Кастенас бьется очень романтическое сердце. Но у вас действительно получается, правда?

— Никто не жалуется, — ухмыльнулся Нунан. — В общем, вопрос стоял так: либо мы служим вместе, либо не служим вовсе. На самом деле выбор простой.

— Шантаж, — констатировал Роберто.

— Фу, какое гадкое слово, — поморщилась Келл. — Мы предпочитаем называть это семейным соглашением.

— Когда-нибудь я выведаю, в чем секрет того, что вы довольны друг другом, а легион — вами. Может, Адранис мне поведает, с глазу на глаз.

— Но сейчас ведь не это важно. Мы так понимаем, что ты намерен взять командование силами обороны Госланда на себя?

Роберто, глядя на столь одаренных и опытных командиров, ощутил некоторую неловкость.

— Мы можем работать вместе, для общей пользы, — выговорил он. — Просто объединить силы.

— Ну уж нет, — возразил Нунан. — Для нас честь служить под началом такого командующего, как ты. Если ты хочешь знать, какое воздействие окажет твое решение на боевой дух войск, взгляни на Адраниса. Этого хватит.

— Да ладно тебе, Роберто, не робей, — вклинился брат.

— Дошутишься, братец, будешь у меня нужники чистить.

Все рассмеялись. Роберто снова наполнил свой кубок — на сей раз не водой, а вином — и поднял его.

— Предлагаю тост за Адвоката, Медвежьи Когти и неизбежное поражение Царда.

* * *

Гвардейцы Восхождения и левимы разожгли по всей пещере костры, мерцавшие словно звезды, но холод не отступал. А наоборот, медленно, но верно брал свое, заползая под одежду, сковывая каждый мускул и добираясь до костей. Со своего удобного наблюдательного пункта высоко на уступе южной стены, откуда открывался вид на остров и на простирающуюся дальше на север гладь озера, Миррон не отрывала взгляда от зрелища, ранившего сердца всех карку.

Впитывая тепло костра, около которого она сидела с Джередом, Арковом и Харбаном, Миррон оценивала результаты этого тревожного дня. Карку беспрерывно стекались в Интен-Гор, все время принося сообщения о продвижении врага. Донесения пугали прежде всего потому, что если цардитскую армию отслеживали и изводили мелкими налетами, то о мертвых не имелось никаких сведений. Ни один лазутчик не знал, где они находятся. Ни один карку, у которого хватило смелости попытаться проследить за ними, не вернулся.

Карку заполнили весь остров и стояли у горловины каждого тоннеля. Лодки усеяли озеро на тот случай, если враг явится по воде, с каким-нибудь из потоков. Среди жителей гор находились две сотни эсторийцев, дававших им советы и наставления по части тактики и использования оружия. Учитывая, что времени на подготовку практически не было, эти усилия приносили не много плодов, но, с другой стороны, в предстоящем сражении каждая малость могла оказаться решающей. Шум стоял такой, что порой эти звуки, эхом отражаясь от испещренных шрамами скал, окружавших Интен-Гор, больно резали слух.

Миррон ощущала энергию карку — в основном лихорадочную, нервную и пронизанную предчувствием неизбежности трагедии. К нынешнему моменту цардиты добрались до всех входов в пещеру, и наверху уже разыгралась трагедия разгрома. Товарищей тех, кто находился здесь, убивали. Захваченных живыми пытали, выведывая нужные сведения, и тоже убивали.

Страх охватил карку, распространился как болезнь по всем горам и затопил каждую долину. Если Харбан демонстрировал удивительную стойкость и силу воли, то сказать это про других и довольно многочисленных его соплеменников было бы нельзя. Их рок довлел над ними — Миррон слышала обреченность в тоне их голосов, видела во взорах, обращенных к каждому из входов в пещеру.

Причем сюда, чтобы дать последний бой мертвецам, собрались далеко не все, способные держать оружие. Многие предпочли рассеяться, укрыться в неведомых глубинах пещер или высоко в горах, куда не добраться ни цардиту, ни блуждающему мертвецу, чтобы там — раз уж чему быть, того не миновать — дожидаться конца.

Такая позиция бесила Джереда, и в течение дня он не раз давал понять это Харбану, причем не стесняясь в выражениях. Некоторые из его слов заставляли Миррон морщиться. Харбан выслушивал все упреки с достойной уважения невозмутимостью, хотя, наверное, был единственным, кто с нетерпением ждал начала сражения. Оно, по крайней мере, избавит его уши от словесных выпадов Джереда.

— Бог помогает тем, кто помогает себе сам, — ворчал Джеред.

— Ваш бог, может быть.

— Ваши боги не построили эти горы на песке. Это ваша святыня, она должна быть средоточием вашей силы. А что мы имеем? Две тысячи насмерть перепуганных зайцев, сбившихся на острове в ожидании того, что их захлестнет поток мертвецов. А ведь приди их сюда втрое больше, мы точно победили бы. Сейчас у меня такой уверенности нет.

— Я слышу тебя. Однако что я могу сделать? Каждый карку сам выбирает свой путь. После того, как человек совершил переход к Интен-Гор и стал взрослым, он самостоятельно распоряжается своей судьбой.

— Понятно, — вздохнул Джеред и покачал головой. — Таким образом, я должен считать, что большинство твоих соотечественников делает сознательный и свободный выбор в пользу падения вашего сообщества и осквернения величайшей святыни?

— Я полагаю, ты должен верить: карку сделают то, что считают наилучшим для тех, кого они должны защитить.

— То есть позволить горе пасть? — Джеред вскочил на ноги и, оказавшись в опасной близости от обрывистого края тропы, ткнул в Харбана пальцем, — Ты нам все уши прожужжал историями о том, как предан твой народ вере, которая является основой всей вашей жизни. В таком случае ни для кого из вас не должно быть более высокой цели, чем защитить Интен-Гор, а тем самым и своих близких. Вывод простейший. Если считается, что уничтожение этой святыни означает конец карку, какой еще выбор может сделать любой из твоих свободомыслящих соплеменников, кроме как защищать ее до последней капли крови? Я привел с собой две сотни людей, готовых умереть за вашу святыню, хотя для них она ничего не значит. А где твои остальные сородичи?

— Тогда уходи, казначей Джеред. — Голос Харбана был совершенно спокоен, лицо не выражало гнева. — Уводи своих людей. Если ты думаешь, что это уже не ваша борьба, я не стану держать на тебя зла.

— Будь ты проклят, Харбан, не ты ли уверял нас, будто эта борьба касается всех? Вот почему мы притащились в эту ледяную могилу. Жаль, что ты не смог убедить в том же своих карку, которым следовало бы знать такие вещи лучше, чем нам. И не мешало бы иметь мужество постоять за свою веру.

— Пол, мне кажется, тебе стоит отойти от обрыва и сесть, — подала голос Миррон, вздрагивавшая всякий раз, когда Джеред еще немного сдвигался к краю уступа, в ста футах под которым плескалось озеро.

Джеред повернулся к ней, кажется, с намерением что-то возразить, но передумал и кивнул.

— Думаешь, нырять отсюда не очень удобно? — улыбнулся он.

— Во всяком случае, в доспехах. Мне как-то довелось опускаться в глубину, ради спасения одного человека, но повторять этот опыт меня не тянет.

— Да, здесь и без купания довольно холодно. — Джеред пнул сапогом угли костра.

— Давай я тебе помогу.

Миррон взяла его за руки, открыла сознание хаотическим энергиям полыхавшего перед ней огня и подсоединилась к ним, позволив им течь в себя и через себя. Сначала ее кожа потеплела с внутренней стороны, а потом Джеред удивленно дернулся — тепло стало вливаться в него через ее руки. По мере того как он согревался, отступало и раздражение, поэтому резкая, напряженная пульсация его токов начала смягчаться.

— Ловко это у тебя выходит, юная госпожа. А выматывает сильно?

— Вовсе нет, — ответила Миррон. — Ну, то есть немножко. Я могла бы просто направлять огонь непосредственно через себя, но тогда много тепла рассеивается наружу, и это не особо помогает. Мне пришлось бы подкрепить энергию костра собственной, что нельзя делать слишком долго.

— Нет. Нам потребуется весь запас твоих сил, и боюсь, что слишком скоро. — Казначей посмотрел через костер на Харбана. — Прости, друг. Но не тебе не знать причину моего раздражения.

— Я разделяю его, — кивнул Харбан. — Мы оба знаем, почему здесь так мало людей. Я не говорю о тех, кто находится так далеко, что сообщения не достигли их или достигли слишком поздно, чтобы они могли досюда добраться. Но многие из оповещенных просто напуганы. Никто из нас по доброй воле не вступит на стезю, внушающую ему такой ужас. Во всяком случае, большинство.

— Тем, что пришли, если они падут, будет уготовано место рядом с Богом, — сказал Джеред. — Мы же должны лишь молиться о том, чтобы нас оказалось достаточно.

В следующий миг по пещере разнеслось эхо встревоженных криков. У четырех выходов на север замахали зелеными сигнальными флагами Конкорда. Джеред поднялся на ноги, Арков, вскочивший одновременно с ним, уже отрывисто отдавал приказы.

Цардиты находились в проходах. И они приближались.

— Но где же в этом божьем мире Гориан? — пробормотала Миррон.

Неожиданно на нее накатила волна тошнотворной гнили, да такая, что у нее перехватило дыхание. Температура в пещере резко упала — теперь вместе с воздухом изо рта вырывался пар. Костер затрещал и съежился. Затрепетали и другие огни, по всей пещере. Все они ослабли, некоторые и вовсе погасли.

Джеред, выкрикнув очередной приказ, повернулся к ней.

— Миррон, с тобой все в порядке? Что это?

— Боже Всеобъемлющий, это ощущается как удушающий поток гнили. Он здесь. Он близко и он что-то делает. Что-то страшное. Я не могу…

Температура понизилась еще больше. Стремительно. Влага на скалах обратилась в изморозь. С острова донеслись изумленные, испуганные крики. Миррон поднялась на ноги и устремила взгляд на поверхность озера.

— О, сохрани меня Бог! — выдохнула она.

Лед! Ледяная корка стремительно покрывала озерную гладь, распространяясь от впадавших в озеро потоков к песчаному берегу. Гориан превращал озеро в лед.

ГЛАВА 18

859-й Божественный цикл, 25-й день от рождения генастро

— Это мост! — Джеред с громким криком побежал вниз к острову, чтобы его услышали. — Он собирается перейти озеро по льду, как по мосту!

Миррон молча взирала на продолжающееся оледенение, бессознательно забирая энергию тлевшего у ее ног костра, чтобы согреться. Между тем скалы Интен-Гор покрывались ледяным налетом, а корка льда на поверхности расползалась и утолщалась. Потом она почувствовала, как вокруг нее возникает энергетическая пустота, словно какая-то сила пытается таким образом откачать из нее энергию, проникая до мозга костей.

— Как он может управлять такой силой? — прошептала Миррон. — Как это вообще возможно?

Озеро и пещера были огромны, и если мороз сковывал здесь все, значит, вершившееся дело, по ее представлениям, превосходило возможности всех четверых Восходящих. Она поежилась, и это не имело отношения к воцарившемуся вокруг холоду. Миррон парализовало ощущение собственной беспомощности, она как загипнотизированная смотрела на безудержное и стремительное наступление льда.

Усилием воли заставив себя перевести взгляд на остров, с которого все громче звучали испуганные крики, женщина увидела поспешно отступавших от берега карку и эсторийцев. В данном случае их предыдущий опыт общения с Восходящими не имел значения, ибо ничего подобного этому делу никто не видел. Никогда. Миррон не могла оторвать глаз от насмерть перепуганных лиц. Стоявшие в передних рядах забыли о том, что уже приготовили оружие.

Потом до нее донеслись громовые голоса Джереда и Аркова. Оба свирепо выкрикивали приказы, пытаясь навести хоть какой-то порядок. Они орали на защитников острова, чтобы те смотрели не на сковывавший Вечную воду лед, а готовились отразить то, что по этому льду двинется. Но их голоса, хоть и очень громкие, тонули в нараставшем смятении, угрожавшем взорваться паникой.

Миррон не могла игнорировать и прокравшееся в ее сознание восхищение. Болезненное, тошнотворное ощущение подсказывало ей, что мертвые уже очень близко, и она представила себе, как они, в соответствии с рассказом Харбана, неуклонно движутся вперед, повинуясь воле Гориана. Но каким образом ему удается одновременно управлять мертвецами и утолщать лед, Миррон решительно не понимала. Это казалось невероятным. Все произведенные в Академии Восхождения исследования говорили, что это невозможно.

Не в силах удержаться, она потянулась к энергетической карте, использовавшейся Горианом для усиления обледенения. Она поражала совершенством, неся на себе отпечаток его личности. Он всегда был самым скрупулезным из них — так это было и на сей раз. Всего несколько отбившихся энергетических прядей, сведенная к минимуму пульсация на краях и как следствие минимальные затраты драгоценной жизненной силы.

Карта льда Гориана растекалась и поверх озера, и под ним. Она была темной в центре и ослепительной, ярко-голубой по краям. Миррон сразу сообразила, что он сделал. Так просто и так эффективно. Классический поток. В другой жизни отец Кессиан мог бы им гордиться. Гориан черпал живую энергию из воды, пропускал через свое тело и направлял в пространство. Озеру оставалась лишь аура морозного дуса и никаких внутренних резервов для противостояния. Вода, оказавшаяся между слоями его карты, теряла тепло и переходила в твердое состояние.

Разобравшись с техникой исполнения, Миррон потянулась сознанием в тоннель, откуда шли токи и где должен был находиться Гориан, а может быть, рядом с ним и ее сын. Однако чем дальше проникал ее мысленный взор, тем сильнее становилась тошнота, которая уже не только скручивала в узел желудок, но и туманила мысли. Охнув, она привалилась к обледенелой скальной стене, и ее тут же, даже сквозь плащ, пробрало холодом.

Сглотнув наполнившую рот слюну, Миррон запустила щуп сознания еще дальше, в грозившую поглотить ее трясину холодной, невыразительной энергии мертвых. Правда, там, за этой мутной гнилью, таилось нечто иное, нечто чистое и яркое, то, что неудержимо влекло ее дальше. Задолго до того, как Миррон почувствовала его, она поняла — это он. Ее сын. Кессиан. Он стоял среди мертвых, рядом с Горианом, аура которого пульсировала мощью и алчностью. В его жизненных линиях билась тревога, карта ощущалась искаженной. Извращенной, даже по сравнению с тем, что запомнилось ей при недавней встрече, когда Гориан забрал мальчика. Миррон обволакивал чувственный, обманчивый пурпур, воспринимавшийся как что-то болезненное, хотя тусклой серости недуга она не видела.

Затаив дыхание, Миррон коснулась ауры Кессиана и впустила ее в себя. Ощущение было такое, будто еще чуть-чуть — и она сможет дотянуться до него физически. Миррон горько сожалела, что не может сообщить ему, как близко находится. Гориан, возможно, ощущал ее, но Кессиан нет, и она не могла общаться с ним через энергетическую карту. Ужасно, он воспринимался как находящийся рядом и оставался недосягаемым, будто на расстоянии тысячи миль.

— Я здесь, любовь моя. Я здесь, — всхлипывая, выдохнула она.

Копье боли швырнуло Миррон на колени. Чистота жизненной карты Кессиана имела темную сердцевину, и тончайшие нити, как паутина, соединяли ее с Горианом. Дрожа, она стала искать причину скверны, что заразила ее сына, а когда обнаружила, это повергло ее в ярость и ужас.

Поблизости, но как будто издалека настойчиво звучал голос. Миррон и сама не заметила, как, следуя за энергетическими линиями, отдалилась от всего происходящего вокруг нее. Лишь ощутив, что ее сильно встряхивают за плечи, женщина отключилась от многоцветных пульсаций, вспышек и линий, вернувшись в холодную пещеру.

— Миррон! — Это был Джеред.

— Пол, — потрясенно вымолвила она. Имя прозвучало чуть громче шепота, но всколыхнувшийся гнев придал ей сил, чтобы заговорить громче. — Пол, он использует моего сына, чтобы управлять мертвыми. Я знаю, что он делает. Я знаю, что ему нужно здесь. Этот ублюдок использует моего сына!

— Значит, нам нужно остановить его, — сказал Джеред. Только сейчас нормальные ощущения Миррон восстановились, и она поняла, что пещера заполнена страшным шумом.

— Мы…

— Миррон! — Джеред в очередной раз встряхнул ее за плечи и рывком поставил на ноги. — Потом. Сейчас сосредоточься.

— Что я могу сделать?

Миррон огляделась вокруг. Остров охватила паника, и лишь Арков, стоявший впереди, пытался организовать отпор врагам, которые появились из тоннелей. Мертвецы. Они волочили ноги по льду, скользили, падали и вновь вставали. Продвижение было медленным, но неуклонным. Они направлялись к острову.

Миррон разинула рот и онемело уставилась на завораживающую своим невероятным безобразием картину. На остров пала тишина. Карку умолкли, лишь из некоторых тоннелей слышался рев гортоков, отгонявших цардитов, которые пытались прорваться там. Звук скребущих по льду сапог и скрежет металла наполнил Интен-Гор. Мертвецы надвигались на берег, словно приливная волна гнала к нему обломки кораблекрушения.

— Что я могу сделать? — повторила она.

Джеред смотрел на нее пристально, требуя внимания. Несмотря на зрелище, представшее его глазам, похоже, он сохранил самообладание.

— Ты Восходящая. Пусти в ход свой талант.

— Но тогда он узнает, что я здесь.

— Боже Всеобъемлющий, я на это и надеюсь. Его нужно отпугнуть.

— Что я могу сделать?

Джеред нахмурился, потом указал на озеро.

— Это лед, Миррон. Растопи его!

Казначей повернулся и побежал вниз по тропе от нее, крича Аркову, чтобы тот выстроил карку и не отступал. Он скоро будет с ними. Джереда ждала лодка.

— Глупая девчонка, — пробормотала Миррон, ощутив жаркую волну стыда.

Растопить лед. Самое простое решение.

В ее распоряжении — жар костра у ног и все огни, которые еще продолжали освещать пещеру, позволяя видеть ужасное наступление. Источники энергии находились повсюду, мишенью же являлось все озеро.

— Растопи лед, Миррон, — донесся до ее слуха окрик Джереда, — но не сжигай мертвых. Они еще могут вернуться в объятия Бога.

— Нет, Пол, — тихо отозвалась она, начиная втягивать в себя нити огня, формируя их в усиливающиеся с каждым биением сердца потоки концентрированной энергии и направляя эти потоки вперед. — Только в пасть чудовища.

Жар мерцающей линией обозначился в воздухе над Вечной водой и головами мертвецов, тащившихся по ледяному плато по направлению к острову. Потом из этой нити, словно медленно раскрывшиеся крылья гигантской бабочки, развернулись невидимые, тончайшие полотнища согревающего тепла, и края их опустились на лед.

Мертвые, безразличные ко всему, двигались дальше, но ледяная корка под их ногами начала истончаться. В морозном воздухе над поверхностью озера заклубился пар. Под ногами мертвецов заплескалась вода: теперь они скользили и падали чаще, хотя это могло лишь замедлить, но не остановить их продвижение. Гориан хорошо справился со своей задачей. Вода промерзла основательно, и ледяной слой был толстым и прочным. Миррон влила в полотнища жара дополнительную энергию, расширяя их и глубже погружая в прозрачную толщу. Вся кромка намороженного поля интенсивно таяла, процесс распространялся вглубь.

Облака пара сделались такими плотными, что почти скрыли из виду наступающих мертвецов.

Миррон ощущала дрожь возбуждения. Ей уже очень давно не доводилось использовать свои способности в такой мере, пропускать сквозь себя столь мощные энергетические потоки. Резкий внутренний толчок указал ей, что она прорвалась сквозь ледяную броню вниз, к чистой, не затронутой делом Гориана воде, и теперь могла черпать энергию и из нее. Миррон немедленно высвободила часть энергии костров, позволив им снова разгореться ярче, а сама потянула на себя дремлющую мощь Вечной воды.

Восходящая почувствовала, как сквозь нее хлынул могучий, словно дожидавшийся открытия шлюзов поток. Она расслабилась, раскрыла свое сознание и позволила линиям глубокой синевы преобразовываться в более резкие и яркие, присущие созидаемому ею жару. Теперь ледяной панцирь истончался как сверху, так и снизу, а тучи пара заполонили пещеру.

По поверхности льда побежали первые трещины, а поскольку мертвые, не обращая на них внимания, продолжали путь, разломы стали удлиняться и расширяться с вполне предсказуемым результатом. Сетка трещин расколола сплошное поле на отдельные льдины, которые начали вздыбливаться и переворачиваться, сбрасывая упорных, но беспомощных ходячих мертвецов в воду. Они продолжали барахтаться и там, но тяжесть доспехов быстро увлекала их на дно.

— Возвращайтесь в объятия Бога, — прошептала Миррон.

Это был несомненный успех, но работы оставалось еще много. Во-первых, чтобы не просто затруднить, а сорвать наступление, следовало растопить весь лед на озере, а во-вторых, Миррон хотела найти способ прервать то, в чем был задействован Кессиан, — управление мертвецами. Они продолжали прибывать, вливаясь в пещеру из темноты троп. А еще ей не давало покоя некое постороннее присутствие, все более и более ощутимое. Что-то иликто-то, как и Миррон, черпал энергию из озера. Все сильнее и сильнее.

На глазах у Аркова вода поглотила множество врагов, более тысячи. Пар скрывал общую картину, но мертвецы уходили на дно десятками, не издавая ни звука. Он решил, что, пожалуй, справится с немногими оставшимися.

— Будь ты благословенна, Миррон, — пробормотал Арков. — Будь благословенна.

Некая толика уверенности вернулась и к стоявшим вокруг него напуганным карку.

— Стоять твердо! — крикнул он, Харбан перевел его слова. Карку откликнулись, гвардейцы Восхождения, находившиеся среди горцев, всячески старались вселить в них уверенность. — Теперь перевес на нашей стороне. Бейте сильнее. Помните — остановить их сейчас — значит помочь им вернуться к Богу.

Однако, бросив взгляд на приближавшихся мертвецов, Арков невольно поежился. Они шли и шли. Мужчины и женщины в разодранных мундирах Конкорда, карку в рваных мехах. С почерневшими от обморожения лицами, отвисшими челюстями, зияющими гнойными ранами, отвратительными нарывами. Холод несколько притупил вонь, однако по мере их приближения отвратительный запах разложения становился все нестерпимее. Из клубящегося пара выступали качающиеся, полуразложившиеся тела, головы болтались на усохших шеях. Но не у всех — как мрачно отметил Арков, — были среди них и свежие трупы.

Генерал сглотнул ком, застрявший в пересохшем горле, и перехватил поудобнее гладиус и щит. Стоявшие рядом с ним карку растерянно озирались и переминались с ноги на ногу. Мертвые были от них уже в считанных ярдах.

— Стоять! — взревел Арков. — Бежать вам некуда!

Он поднял щит, сделал шаг вперед и ткнул им в лицо бывшего легионера Конкорда. Тот не защищался. Кожа на его лице лопнула от носа до лба, открыв бледную плоть. Края открывшейся раны окрасились кровью. Удар должен был лишить его сознания, но мертвец лишь качнулся назад, вернул себе равновесие и продолжил движение с занесенным для удара мечом.

Арков замешкался. Будь перед ним обычный противник, промедление могло бы оказаться фатальным, но здесь дело обстояло иначе. Мертвые были медлительны, но наступали неотвратимо, и при всей ограниченности их боевых качеств Аркова беспокоило, можно ли вообще их остановить.

Харбан издал крик, и вся первая шеренга карку, поддержав его дружным ревом, устремилась в бой следом за Арковом. Немногие вооруженные луками бойцы стреляли из задних рядов по тем, кто еще находился в воде.

Рядом с генералом воин карку погрузил клинок в грудь полуразложившегося ополченца со знаками различия Гестерна. Удар остановил его, но лишь временно. И пока карку отчаянно пытался вытащить клинок из ребер мертвеца, тот вонзил гладиус в его незащищенный живот.

— Боже Всеобъемлющий, — прошептал Арков.

Он снова нанес удар врагу — хотя ему трудно было видеть в этой жертве настоящего врага — и отбросил очередного мертвеца назад толчком щита, выигрывая время. Мертвые упорно и тупо лезли вперед, без страха и гнева, без какого-либо выражения на лицах, ничуть не заботясь о защите. Задние ряды напирали, буквально выпихивая передние под удары, которых те ничуть не опасались.

— Харбан, — окликнул Арков. — Скажи своим людям, чтоб не пытались никого убить — они все уже убиты. Пусть наносят удары так, чтобы искалечить, лишить возможности двигаться и сражаться. Это наш единственный шанс.

Голос Харбана вознесся над растущей тревогой, заставив нескольких карку, уже отступивших на шаг-другой, остановиться. Арков сделал глубокий вдох и выступил против бывшего легионера, гниющая плоть которого отставала от костей.

— Да простит меня Бог за то, что я должен сделать, — сказал он и, изменив угол атаки, нанес не колющий удар по корпусу, а рубящий по незащищенной ноге.

Клинок легко рассек плоть и ударился о кость, нога выгнулась, и Арков высоко поднял щит, отражая повалившееся прямо на него тело. Даже падая, гестернский мертвец пытался полоснуть противника клинком, но лишь громыхнул им по щиту.

— Подсекайте им ноги! — крикнул Арков. — Пусть они падают!

В прохладном тумане, порожденном делом Миррон и наползавшем с озера на остров, эсторийцы и карку вели сражение, которое трудно было назвать боем. Нечто, вызывающее лишь отвращение и суеверный страх. От молчания и безразличия мертвых всем становилось не по себе — Арков был бы рад разбудить в них хоть какие-то чувства, поскольку отсутствие таковых у противника странным образом обезоруживало. Защитники острова испытывали к этим неупокоенным душам не столько ненависть, сколько жалость.

Однако приходилось сражаться, и ключевую роль в битве играли эсторийцы. Щиты помогали отражать не слишком быстрые и меткие удары мертвецов, а вот привычный гладиус легионера, как обнаружил Арков, не слишком подходил для той задачи, что выпала на его долю. Короткий, предназначенный прежде всего для нанесения колющих ударов клинок оказался явно не лучшим оружием для того, чтобы отсекать руки и ноги. Но приходилось действовать тем, что имеешь. Генерал вломился в гущу мертвых, стараясь выкинуть все мысли из головы и думать только о том, что он расчищает путь.

— Гнилой сук, — говорил он себе, — ты отрубаешь гнилые сучья. Они не живые. Ты не убиваешь их, а возвращаешь Богу. В его объятия, к миру и покою.

Арков вонзил гладиус в бедро сочащегося гноем, вонючего карку. Он почувствовал, как треснула кость и мертвец отлетел в сторону, на одного из своих мерзких товарищей. Ни звука, только всплеск, когда он упал в воду прямо у берега. Сердце его, возможно, не билось, зато у Аркова колотилось бешено. Чувствовал он себя ужасно. Вонь в непосредственной близости от них была ужасающей: так могла бы смердеть дохлая лошадь, провалявшаяся пять дней на поле боя в разгар жаркого соластро.

Морщась и задыхаясь, Арков снова сделал выпад щитом и, когда тот столкнулся с чьими-то доспехами, глянул поверх щита на противника. У того не было глаз! Боже милосердный, глаз не было, а отставшая от щеки плоть болталась сбоку, обнажив челюсть. Но этот человек все равно шел вперед, сжимая гладиус. Еще один гестернец. Еще один ополченец, приведенный сюда силой гнусной магии Восходящего.

— Освободи его от мучений, — пробормотал Арков. — Помоги ему.

Генерал попытался поднырнуть под щит противника и обводным ударом вокруг бедра подрезать ему сухожилия, но в результате клинок сделавшего выпад мертвеца прошел над самой его головой. Арков поднял щит выше, обеспечивая более надежное прикрытие, и полоснул-таки мертвеца под коленом. Плоть разошлась, человек зашатался. Арков отступил назад, и мертвец, увлекаемый инерцией собственного, не достигшего цели выпада, рухнул на землю.

Слева и справа от него бой с мертвыми вели гвардейцы Восхождения и перепуганные карку. Совсем рядом с ним какой-то горец с криком, в котором смешались ярость и отвращение, рубанул мертвеца по шее. Голова слетела с плеч, но тут карку завопил от ужаса — обезглавленный враг, лишь пошатнувшись, двинулся дальше и с размаху, вслепую, обрушил меч на плечо растерявшегося горца.

— Этого не может быть, — простонал Арков. — Бог мой, скажите, что мне это мерещится!

Возможно, других устрашил именно этот эпизод, хотя, по правде сказать, пугало то, что почти никого из сраженных мертвецов не остановили полностью. Они ковыляли, спотыкались, ползли, а задние ряды шли вперед прямо по телам упавших. Среди оборонявшихся стала распространяться волна ужаса, грозившего перерасти в панику.

Арков сознавал, что ничего не может с этим поделать. Он сам отступил на шаг, поскольку нуждался в передышке, хотя понимал, что никакой поблажки мертвые не дадут.

— Держать строй! — выкрикнул генерал, его собственный голос был опасно близок к тому, чтобы сорваться.

Люди находились на грани паники, и он мог понять их страх и беспомощность. Но, с другой стороны, у ног генерала лежали Мертвые, которые уже не могли причинить никому вреда, да и продолжали наступление всего какие-то две сотни. Остальные, подавляющее большинство, были погребены под толщей Вечной воды.

— Мы можем их одолеть, — выдохнул он и услышал, как Харбан выкрикивает, должно быть, те же самые слова.

И тут, придав воодушевления генералу, за спиной прозвучал голос Джереда.

— Отправляйте их в глубины озера. Стойте! Вы на острове. Куда вы собираетесь бежать? Харбан! Скажи им.

Не дожидаясь отклика со стороны карку, Джеред вступил в схватку рядом с Арковом. Отбросив щит, он выхватил взявшийся у него невесть откуда длинный, тяжелый меч и, держа его обеими руками, поразил одного мертвеца в плечо, другого в грудь. Они столкнулись и повалились на других мертвых, а казначей прыгнул в открывшуюся брешь, круша налево и направо.

— Рубите руки — без рук не повоюешь! Рубите ноги — без ног далеко не уйдешь!

Арков устремился за казначеем, вновь и вновь рассекая податливую плоть гладиусом. Видя успех их напора, карку поспешили в прорыв, на подмогу. Растерянность снова уступила воодушевлению. Гвардейцы Восхождения, а за ними и карку возобновили натиск на флангах.

Шеренги мертвых редели. Идущие сзади спотыкались о тела сраженных защитниками острова. До слуха Аркова донесся громкий, перекрывший глухой стук оружия о доспехи и звуки рассекаемой плоти голос Харбана. Карку начали что-то декламировать нараспев. Это звучало как молитва, но, главное, походило на песнь победы.

Чувствуя, как общий подъем вливает в него новые силы, Арков выпрямился в полный рост и стукнул щитом в лицо мертвого карку. Шейные позвонки треснули, голова мертвеца откинулась, и он повалился назад, под ноги другому, который споткнулся о его тело. Арков ухмыльнулся.

— Оставь это место. И да примут тебя объятия Бога.

Костры вокруг них, на острове и на уступах, оплывали как свечи. Арков ощутил приток теплого воздуха и подумал, что это, наверное, работа Миррон.

И тут же почуял неладное — из тоннеля вырвался язык пламени. На какой-то миг он осветил всю пещеру так ярко, что Аркову пришлось прикрыть глаза.

Что произошло дальше, он не видел, но услышал, как закричала Миррон. И воцарилась темнота.

Мрак был настолько полным, что у людей перехватило дыхание, они буквально онемели. При этом слух подсказывал Аркову, что мертвые по-прежнему движутся вперед. Остров Интен-Гор охватила полная, всепоглощающая паника.

— Стоять! — взревел Джеред. — Один шаг назад и стоять!

Однако он мало что мог сделать. Арков отступил на шаг и поднял щит. Шум вокруг него возрастал. Пронзительные крики отскакивали от стен, со всех сторон слышался топот ног по песку и камню, свистели в воздухе наугад разившие впотьмах клинки. Люди бежали, сталкивались, бросались в воду. Все, что угодно, лишь бы хоть как-то спастись от ходячей смерти.

— Арков? — Крик Джереда оборвался резким вздохом, когда на него налетел какой-то отчаявшийся карку.

— Позади тебя, казначей. И справа.

Арков качнулся, когда на его плечо в поисках точки опоры легла тяжелая рука, но тут же выровнялся.

— Есть. Только не тычь мечом в мою сторону.

— Он у меня опущен, — отозвался Арков. — С твоей стороны щит. Пригнись. Я на четвереньках.

— Сейчас это лучшая позиция. Боже Всеобъемлющий. Спокойствие! Без паники! — проревел Джеред для всех, кто мог его слышать.

Между тем в пещере возникло сперва едва заметное, но постепенно набиравшее силу голубовато-зеленое свечение. Светились лишайники на стенах и водоросли в озере. Арков прищурился, пытаясь определить расстояние до мертвецов, осознавая, что панические, охватившие весь остров вопли полностью заглушили их шаги. На него налетел какой-то карку, совершенно обезумевший от страха. Арков на миг увидел его глаза, в которых не было ничего, кроме дикого, животного ужаса.

Потом взгляд генерала стал вычленять из темноты и другие призрачные очертания. Бледный свет отражался в их мертвых глазах. Он ожидал, что увидит мертвецов почти рядом, но тут за его руку, державшую щит, ухватилась ладонь Джереда.

— Они не наступают.

Свет усилился до водянисто-зеленого, к нему добавился огонь нескольких, вновь загоревшихся возле святилища костров. И тут все крики и вопли разом смолкли. Две тысячи карку и две сотни гвардейцев Восхождения остолбенело уставились на Вечную воду. Некоторые карку начали бормотать молитвы. Арков вдруг ощутил, что продрог до мозга костей. Лицо стоявшего рядом с ним Джереда сделалось каменным.

Берег был усеян мертвыми. Те, кого сразили защитники, валялись на земле, словно огромные, никому не нужные куклы, но стоявших на ногах было куда больше. Тысячи. Мертвецы покрывали весь остров, насколько хватало взгляда, во всяком случае, повсюду, где святилище не загораживало обзор. Не было сомнений — они окружены!

— Как… — начал было Джеред.

Ответ шел из-под поверхности озера. Все те, кто, как думали защитники, сгинул в пучине, выбирались на мелководье. Сначала над поверхностью показывались головы и глаза, потом мертвецы брели уже по грудь, по пояс в воде. За ними, над поверхностью, появлялись новые и новые макушки. Вода стекала с торсов и конечностей, лилась из разинутых ртов. Время от времени тела содрогались от рефлекторного, удалявшего воду из легких, кашля, и это были единственные звуки, издаваемые мертвецами.

Из горловины тоннеля снова, хотя на сей раз медленнее, начало распространяться оледенение. Мертвые толпились на берегу, из воды выходили все новые и новые, но атака не возобновлялась. Арков оглядел выходы из пещер — никаких звуков, свидетельствующих о борьбе.

И тут сердце Аркова екнуло.

— Миррон! — выдохнул он.

Ее место опустело: лишь одинокий костер слабо дымился в неподвижном воздухе.

Джеред повернулся к нему.

— Ее невозможно сжечь и невозможно потопить. Если она уцелела при энергетическом ударе, с ней все будет в порядке.

— Но она не может помочь нам!

— Нет. — Джеред покачал головой.

— Что же нам делать?

В мыслях генерала несвоевременно вплыли образы близких. Совсем несвоевременно. Он попытался отогнать их и убедить себя, что все будет в порядке. Получалось плохо.

— Не знаю, — сказал Джеред. — Разве что сдаться.

Арков резко оглянулся на него.

— Что ты говоришь?

— Это, конечно, горькое лекарство, но оно может сохранить нас для более удачного дня. Если, конечно, Гориан, или кто там у них командует трупами, пойдет на переговоры.

— Ты это всерьез? Помнишь, что говорил Харбан? Гора падет.

— Ты действительно веришь в это, генерал? Но ведь она падет, фигурально выражаясь, а не с точки зрения геологии или физики. Подумай сам.

— До недавнего времени я не верил, что мертвые могут ходить, а Восходящие укрощать стихии.

Улыбка Джереда была мимолетной и невеселой.

— Арков, оглянись по сторонам. Неужели ты хоть на миг способен вообразить, что эти карку сплотятся и дадут отпор такому врагу? Да я даже за своих собственных людей не ручаюсь, если те, кому они с риском для жизни пришли на помощь, не желают сражаться.

— Но у них нет выбора, им некуда бежать. Ты сам говорил, это остров.

— Что толку воздействовать логикой на того, кто охвачен паникой. Чего ты добьешься?

Возражения Аркова замерли в горле. В душе он знал, что Джеред прав, и в какой-то степени был готов ухватиться за любую соломинку надежды, сулившую возможность снова увидеть дневной свет. Мысли о героической гибели покинули его. Какой героизм в том, чтобы пасть в ледяном мраке пещеры от рук полусгнившего мертвеца?

Температура воздуха снова резко понизилась, лед опять затягивал озеро, и по нему снова двигались мертвецы. Костры оплыли, свечение лишайников потускнело, и в сгустившейся тьме слышались лишь шаркающие шаги нежити.

Следом возобновились вопли, крики и топот бегущих ног. Призывы к порядку падали во тьму, сгустившуюся так, что Джеред и Арков уже не видели собственных рук и практически не могли повлиять на ситуацию. Арков знал, что некоторое количество гвардейцев Восхождения еще держит строй рядом с ним, но большая часть защитников острова толпой бежала от береговой линии к святилищу и за него.

Но повторное наступление продолжалось очень недолго: мертвые опять остановились. Когда это дошло до метавшихся в темноте перепуганных карку, их охватила такая растерянность, что они замолчали. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь стонами и всхлипами тех, кто вконец потерял голову от страха. Остальные затихли и ждали.

— Вы побеждены, однако я готов проявить милосердие, — пронесся надо льдом и водой голос.

— Гориан! — Яростный шепот Джереда заставил Аркова вздрогнуть, в нем звучала свирепая жажда убийства.

Снова настала тишина. Большинство карку, наверное, не поняли смысла сказанного на чужом языке. Но злобу в голосе услышали все.

— Я пришел, чтобы забрать то, что желаю получить. И заберу. Но вы можете выбрать способ, каким это будет сделано.

Казалось, этот голос, такой невозмутимый и взвешенный, скользит в воздухе, лаская слух. И каждому сказанному слову вторило многоголосое шепчущее эхо. Арков сглотнул. Ему не требовался свет, чтобы понять — слова повторяются устами мертвых.

— Ты никогда не захватишь Святилище Сердца! — прозвучал откуда-то позади них срывающийся голос Харбана. — Ты никогда не одолеешь нас!

— Я вас уже одолел, Харбан Квист. — Голос Гориана звучал отовсюду. — А захватывать ваше святилище у меня нет ни малейшего желания. Мне нужны лишь те, кто в нем находится. Отдай их мне, и никто из вас не пострадает. И я не причиню вреда вашим гор-каркулас.

— Ни шагу вперед, — крикнул Харбан, после чего громко заговорил на карку. Его люди зашевелились, в их голосах звучал гнев. — Мы не допустим, чтобы ты на наших глазах вырвал сердце горы. Лучше мы умрем.

— Я могу это устроить, — промолвил Гориан.

В его голосе появилась нотка раздражения. Мертвецы зашевелились, и та толика мужества, которую Харбан вселил было в своих соплеменников, мигом испарилась.

— Не испытывай мое терпение, Харбан. Когда-то мы были друзьями. Поэтому я и предлагаю тебе жизнь в обмен на то, что все равно заберу.

— Мы никогда не были друзьями, Восходящий. — Тон Харбана говорил об утрате самообладания. — Карку…

— Харбан, нет! — Возглас Джереда эхом отдался от стен Интен-Гор. — Не позволяй ему искушать тебя. Он не блефует.

— Ну, ну, ну. — Полный снисходительности голос Гориана прозвучал так, что Арков не удивился бы, почувствовав, как тот похлопывает его по плечу. — Вижу, казначей Джеред, ты, как и прежде, опекаешь мою сестренку и, как прежде, у тебя это плохо получается.

— Ты не повредил ей, Гориан?

— Может быть, только задел ее гордость.

— Забирая Кессиана, ты ведь знал, на что шел. Ты понимаешь, что мы будем охотиться за тобой, пока не вернем мальчика.

Гориан ответил не сразу. Арков даже подумал, что Джеред, возможно, ошибся.

— Другого я от вас и не ожидал. Да, мальчика я забрал, ему ничто не угрожает, и он останется со мной. Он великий талант, мой сын. Но хватит пустых слов, казначей. Нечего тянуть время, от этого никто из нас не выиграет. Лучше уговори их принять мои условия. Ты ведь прекрасно понимаешь, что победить меня здесь и сейчас не в твоих силах. Ты понимаешь это точно так же, как и то, что каждый человек, который умрет сегодня, пополнит ряды моего войска.

— Вот почему тебя необходимо остановить.

— Тебе это не под силу, — сказал Гориан, и в его голосе прозвучало нечто, похожее на сожаление. — Единственное, что ты можешь, это склониться передо мной. Харбан скажет тебе, что гора падет, а мир перевернется. Я тоже познакомился с этим пророчеством. Велел кое-кому доставить его мне. Пророчество следует понимать в переносном смысле. Падет не Интен-Гор. Единственной горой, которая обрушится на самом деле, будет Конкорд. Подумайте об этом, когда я заберу то, что мне нужно, а вы все будете наблюдать за мной с сознанием собственной беспомощности.

В гнетущей тьме вонь холодного пота смешивалась с гнилостным смрадом мертвечины. Прежде Арков никогда не попадал в безвыходное положение, но сейчас, слыша, как Джеред прокашливается, пытаясь сохранить самообладание, он подумал, что это, несомненно, как раз такой случай.

— Огласи свои требования, — промолвил Джеред.

— Нет, казначей! — Харбан попытался выступить вперед, но в темноте на кого-то наткнулся. — Нет! Не тебе выносить приговор моему народу. Каркулас не покинут Интен-Гор. Я этого не допущу.

Джеред повернулся на его голос.

— Он все равно их заберет. А ты можешь либо погибнуть, либо остаться в живых для предстоящей борьбы. Твоя гора не падет. Гориан не обрушит ее себе на голову. Подумай, Харбан. Приказывая наступать в этой тьме кромешной, ты ничего не добьешься и отдашь Гориану все. Подумай.

Молчание, казалось, длилось вечность.

— Гориан?

— Да, Харбан.

— Мы приведем их к тебе.

— Мудрое решение.

— Но знай, что теперь ты заклятый враг каждого карку. Что мы не успокоимся, пока ты не будешь убит, а твое тело брошено на съедение зверям.

— Если это улучшит твое самочувствие, я скажу, что теперь буду дрожать от страха.

— Мерзкий ублюдок, — проворчал себе под нос Джеред, потом возвысил голос: — Верни свет, Гориан. И отзови своих мертвецов. В противном случае мы убьем каркулас, и ты ничего не добьешься.

— Мы все равно это сделаем, — тихонько промолвил Арков.

— Нет, — возразил Джеред. — Его это не остановит, разве что замедлит, а вот у карку разорвется сердце. А они в ближайшее время потребуются Конкорду.

Лишайники и водоросли снова начали светиться. Перемещение теней показало, что мертвые двигаются назад. Однако у замерзшей кромки озера они остановились и замерли.

— Отдай их мне! — Теперь, когда свет уменьшил страх, голос Гориана уже не казался таким могучим и всепроникающим.

— Это самый ужасный день в моей жизни, — вздохнул Джеред и кивнул Харбану. — Давай, Харбан. И помни, это не конец. Ты должен верить.

Харбан повернулся и дрожащим, потрясенным голосом отдал приказ. Карку повиновались молча. Из их глаз струились слезы.

ГЛАВА 19

859-й Божественный цикл, 25-й день от рождения генастро

— Как ему удалось обрести такое могущество? — требовательно спросил Джеред.

Миррон все еще дрожала, и Джеред беспокоился за нее, несмотря на все ее способности. Она долгое время провела в воде, подо льдом, который создал Гориан, и вырвалась, только когда он ушел и освободил природные стихии. На поддержание тепла тела у Восходящей ушло много собственной внутренней энергии, и теперь, несмотря на то что у ее ног ревел костер, она не могла согреться быстро. Миррон слишком устала для того, чтобы фокусировать и пропускать сквозь свое тело теплые потоки. Вся ее одежда и волосы были в подпалинах от недавнего внутреннего жара, губы посинели, глаза налились кровью.

— Я видела это. Как раз в тот момент, когда он нанес мне удар. Но я не знаю, как он это делает. Как мой сын? Вы освободили Кессиана?

— Мы не могли добраться до него, Миррон. Мы объясним тебе все. Пожалуйста, мне нужно, чтобы ты сосредоточилась. — Джеред бросил взгляд на Аркова, который поднял брови. — Что ты видела?

Миррон закатила глаза и вздохнула так печально, что у Джереда сжалось сердце.

— Он… — Она осеклась, и слезы выкатились из-под ее век. — Он…

— Ну, ну, успокойся. — Джеред сел рядом и обнял ее.

Женщина прильнула к его руке и заплакала: ее рыдания разнеслись по пещере, заставив головы тех, кто остался здесь, повернуться в ее сторону. Карку разделяли ее боль и страдания. Они тоже лишились самого дорогого, потеряли гор-каркулас. Правда, на острове находились немногие: все, кроме самых отважных, уже покинули Интен-Гор.

Джеред не думал, что может чувствовать себя еще хуже, и, по правде говоря, единственная причина, по которой он не присоединился к слезам Миррон, заключалась в необходимости остаться сильным в ее глазах. Все остальные вокруг него были откровенно несчастны и безутешны.

Только теперь казначей постиг всю глубину отчаяния Харбана. Вместе с гор-каркулас карку лишились сердца своей веры, уступив врагу, которому не смогли противостоять. Они остались ни с чем. Огни более не подсвечивали Святилище Сердца изнутри, на его ступенях не горели костры. Некоторые из жителей гор просто стояли и глядели на мрачную пустоту, другие очищали остров. Инстинктивная реакция, не более того. Только Харбан и несколько его самых близких друзей поверили в то, что сказал Джеред. Отважный карку вызвался возглавить отряд разведчиков и проследить за Горианом и мертвыми. Другие последуют за цардитами.

Ни у кого не оставалось сомнений, что следующей мишенью станет Конкорд. Карку, и это тоже стало очевидным, будут его союзниками против общего врага, отчаянно надеясь, что их шестеро драгоценных соплеменников возвратятся к ним живыми.

— Что с ними будет, как ты думаешь? — спросил Арков.

Джеред погладил Миррон по волосам и привлек к себе, давая собраться с духом. Она уже не плакала, но все еще дрожала.

— Даже боюсь подумать, — вздохнул Джеред. — Ты заметил, их не радует даже то, что гора в физическом смысле не рухнула.

— Почему?

— Да потому, что этот факт еще больше подрывает основу их верований. Слышала, что сказал Харбан перед уходом: они верят, будто это воля гор-каркулас удерживает корни горы от разрушения. Даже он продолжает думать, что все это в любой момент может рассыпаться в прах, а он ведь самый просвещенный из всей их братии. Подавляющее большинство карку просто представить себе не может, что слова пророчеств и писаний можно понимать не буквально, а в переносном смысле. Харбан пытается сплотить их, уверяя, будто корни горы временно удерживают уже вложенные в них силы, но этого надолго не хватит.

— Потому что сам он не верит.

— Вот именно.

Арков потер лицо. Он выглядел измотанным, и его блуждающий взгляд наводил на мысль о том, что генералу настоятельно необходимо снова увидеть солнечный свет.

— Скольких мы потеряли? — спросил Джеред.

— Никого. Единственный проблеск света во мраке сегодняшнего дня. Есть несколько раненых, но ничего угрожающего жизни. Что меня действительно беспокоит — так это их моральное состояние. Наверняка многих будут преследовать кошмары. И страх следующей встречи с мертвыми.

Миррон немного успокоилась и перестала дрожать. Один из солдат Аркова принес кружки с бульоном. Он был жидким, но здесь показался достойным пиршества при дворе Адвоката.

— Нам придется успокаивать и обучать их заново, так же как и всех легионеров Конкорда. Для борьбы с мертвецами необходимо выработать эффективную тактику и подобрать соответствующее оружие.

Джеред умолчал о том, о чем они оба думали. Использование оружия, которое могло стать наиболее эффективным в этой борьбе, само по себе было преступлением. Арков тяжело вздохнул.

— Как ты думаешь, есть шанс достичь договоренности с орденом?

— Шутишь, наверное, — буркнул Джеред. — Мне подумать страшно, какой выигрыш получит от всего этого Фелис Коройен. Восхождение неминуемо столкнется с серьезной угрозой, Гориан об этом позаботился.

Миррон пошевелилась в объятиях Джереда, устраиваясь поудобнее.

— Ты в порядке? — спросил он, заглядывая в складки плаща, где скрывалось ее лицо.

— Я хочу поскорее выбраться отсюда.

— Разумное желание. Выпей бульон, и двинемся. Твои люди готовы, генерал?

— До известной степени, — улыбнулся Арков.

Миррон снова переместилась ближе к теплу костра и, взяв с земли кружку, стала пить из нее маленькими глотками.

— Вопрос в том, — продолжил Арков, — куда мы пойдем?

— Хороший вопрос, — кивнул Джеред. — Миррон, а ты можешь ответить на те, которые я тебе недавно задал?

Она кивнула.

— Я узнала, как он это делает, хотя не представляю себе, как могла бы сделать то же самое. Теория и практика, да? Они всегда далеки друг от друга для любого Восходящего.

— Кто это сказал? Нет, попробую сам догадаться. Отец Кессиан.

— На сей раз нет, — улыбнулась Миррон. — Другой учитель. Эстер. Она внушает это каждому при выявлении таланта. Правда, без толку — все они страшно нетерпеливы и раздражительны.

— Что ж, расскажи поподробнее об этой самой теории.

— Гориан может помещать совершаемые им дела где угодно. В сознании скрытого или проявившегося таланта, чтобы они, когда ему потребуется, осуществлялись уже без его непосредственного участия. Это освобождает его для других дел. Это ведь Кессиан, мой маленький Кессиан заставлял мертвых двигаться.

Миррон сглотнула, и Джеред увидел, что она снова на грани срыва.

— Не волнуйся так, Миррон. Он всего лишь жертва и ни в чем не виноват.

— Да, но какой вред это ему принесет? Мы должны добраться до него.

— И доберемся, — сказал Джеред. — Но я не совсем понял насчет того, что делает Гориан. Ты хочешь сказать, что мертвыми действительно управляет Кессиан?

— Нет, не совсем так. Гориан использовал энергию Кессиана, чтобы они продолжали наступление, пока сам он занимался мною и озером. Чтобы заставить их делать что-то другое, совершить какой-то новый маневр, ему приходилось самому брать контроль над энергетической картой. Как именно он это делает, я так и не поняла. Похоже на какой-то фокус или жонглирование одновременно множеством предметов. Ясно только, ему потребовалось добавить к энергии Кессиана свою собственную, которая подпитывала дело, приводящее мертвых в движение. И это полностью противоречит всему, чему нас учили. Считается, что без непосредственного управления со стороны Восходящего дело сойдет на нет, потому что распадется энергетическая карта.

— Ну а сам Кессиан, разве он не может уничтожить эту карту? — осведомился Арков.

— Ты полагаешь, будто он знает, в чем участвует? Или, если даже знает, понимает достаточно, чтобы решиться противодействовать Гориану? — отозвалась Миррон.

— Я сейчас думаю о том, куда Гориан поведет своих мертвых, — сменил тему Джеред. — Вероятнее всего, прямо через Атреску, но может двинуть и на запад, в Гестерн. Судя по отличительным знакам некоторых мертвецов, он уже побывал там и пополнил свое войско.

— Похоже, ты не уловил главного, — заметила Миррон. — Гор-каркулас потребовались ему для того же, для чего и Кессиан. Он заполучил их, и сейчас в его распоряжении семь мощных дополнительных источников пассивной энергии.

— Может быть, но это ведь не означает, что он может повести наступление сразу на нескольких фронтах. Просто это дает ему возможность нарастить численность армии мертвецов… или нет?

— Нет, Пол, — покачала головой Миррон, и Джеред почувствовал, что ему становится еще холоднее. — Дело, с помощью которого он управляет мертвыми, осуществляется через землю, то есть ему вовсе не обязательно находиться там же, где и они. Сильный Восходящий, а он, бесспорно, именно таков, может вообще работать откуда угодно. Я уж не говорю о том, что у Гориана имеется возможность командовать мертвецами через каркулас и Кессиана, используя их как дистанционные проводники. Он может напасть в разных местах одновременно, а сам находиться в укрытии, вдалеке от всех точек конфликта. Остановить его можно только одним способом. Убить, как и говорил Оссакер.

Джеред приложил руку к губам, сдерживая возглас проклятия.

— И если Харбан упустит его сейчас, может оказаться, что нам придется обыскать весь Цард и привлечь все силы Конкорда, — после паузы констатировал он.

— Если только я или мои братья не изыщем способы проследить его по энергетическим картам, которые он создает. Найдем путь к источнику, так сказать.

— А вы сможете это сделать? — спросил Арков.

— Я не знаю.

— Допивай, — поторопил Джеред. — Нам нужно отправить сообщение Харбану, а самим придется вернуться в Эсторр.

— Объявляя тревогу по всему пути следования, — добавил Арков.

— Будь все проклято! — Джеред пнул сапогом песчаную землю. — Это вторжение!

* * *

— Сегодня я горжусь тобой, — промолвил Гориан. — На самом деле горжусь.

Лодка стремительно мчалась вниз по течению, неся их наверх, к ясному солнцу северного Карка, и далее в Цард, где им предстояла встреча с королем Хураном. В других следовавших позади суденышках, с дюжиной гребцов в каждом, везли двух предводителей мертвых, шестерых пленников карку и наблюдателей Хурана, которые должны были подтвердить, что стали свидетелями блестящей победы.

Позади маленькой флотилии, в том же направлении по узким берегам реки двигались мертвые. Гориан, после стольких трудов, чувствовал себя измотанным, но Кессиан, который фактически управлял всем мертвым воинством, выглядел неплохо. Запредельное напряжение сил на нем практически не сказалось.

— Теперь я вижу, что не ошибся. Ты даже более силен и талантлив, чем я думал, когда явился за тобой в Эсторр.

Кессиан пожал плечами. Лицо его было хмурым, холод, царивший в речном тоннеле, заставлял мальчика кутаться в плащ. Когда Гориан перед началом атаки внедрил в его сознание энергетическую карту и велел ему удерживать неизменной ее сложную форму, походившую на переплетение древесных корней, он ничего не сказал, а просто взялся за дело. У самого Гориана не было уверенности, что это сработает, но мальчик справился превосходно. Но если Гориан испытывал удивление и восхищение, то Кессиан выглядел подавленно.

— Что-то не так? Сегодня ты значительно продвинул вперед знание Восхождения.

— Ничего я такого не сделал, — буркнул Кессиан. — А ты обидел мою маму.

— Я… — Гориан приглушил всколыхнувшуюся в нем волну гнева. Кессиан находился глубоко в тоннеле, далеко от нее, откуда невозможно увидеть, что происходит в Интен-Гор. — Откуда ты знаешь?

Кессиан нахмурился и взглянул на Гориана с таким видом, как будто тот ляпнул откровенную глупость. Гориан изумленно приподнял брови.

— Я всегда могу чувствовать маму, если она не очень далеко. А ты не разрешаешь мне даже увидеть ее или поговорить с ней. Ты обидел ее! И если б я бросил вести твою армию, виноват был бы ты.

— Но ведь ты этого не сделал!

— Потому что ты рассердился бы на меня.

— Может быть, немного.

Кессиан бросил на него взгляд и отвернулся, снова уставившись на проплывавшую мимо каменную стену.

— Почему ты недоволен? — Гориан покачал головой. — Мы победили, и твоя мать цела и невредима.

Кессиан едва заметно кивнул.

— Ну и из-за чего ты куксишься? Ты герой. Ты помог мне победить. Мы явились, куда хотели, и получили то, за чем пришли. Я уже говорил тебе, таков путь сильных. Их предназначение.

— У меня не было особого выбора, правда? — В голос Кессиана вернулась прежняя плаксивость, от чего Гориана передернуло.

— Не понял?

— Ты просто использовал меня, ни о чем не спрашивая. Ты не должен был так поступать. — Теперь Кессиан смотрел на него в упор, но со страхом во взоре. И на то имелись основания.

— Что ты имеешь в виду? — тихо переспросил Гориан.

— Восходящий никогда не должен ничего делать против своей воли. Оссакер говорил…

— Оссакер. Проклятый Оссакер! — Гориан сжал кулаки. — Когда ты поймешь, что ты уже не там? Ты здесь, со мной. Поэтому ты будешь делать все, что я скажу! Пока не усвоишь, что нужно для тебя самого. Я пытаюсь избавить мир от зла, а ты хнычешь, потому что один слепой дурак вообразил, будто мы все должны быть пацифистами. Вылезай из лодки!

— Что? Нет.

Лицо Гориана похолодело.

— Нет? Кессиан, мне никто не отказывает. А уж ты и подавно. Это пойдет тебе пользу. У тебя будет возможность поразмыслить, а заодно и мускулы накачать, а то у тебя лишь кожа да кости. Пойдешь пешком, с мертвыми. Прочь с глаз моих.

— Нет, не пойду. — Кессиан вцепился в планшир.

— Еще как пойдешь.

Гориан сжал его руку так, что хватка Кессиана ослабла, после чего сгреб мальчика за шиворот и швырнул в реку. Тот вскрикнул, ушел под воду, потом вынырнул на поверхность и стал отчаянно барахтаться.

Гориан рассмеялся.

— Шагай по дну, парень, если не умеешь плавать. Ты не можешь утонуть, ты Восходящий. Наслаждайся этим. Вернешься, когда захочешь сказать мне что-нибудь новенькое.

С этими словами Гориан отвернулся от мальчика и махнул гребцам, чтобы продолжали движение.

* * *

Прежде чем они покинули остров, вернулся Харбан. Первоначальное острое разочарование Джереда быстро сменилось уважением. Карку явился не с пустыми руками, а с добычей, ходячим мертвецом. Судя по знакам различия, несчастный был из Гестерна. Он не сопротивлялся и, хотя никак не показывал, что слышит отдаваемые ему приказы, шел туда, куда велели, и останавливался, лишь уткнувшись в какое-нибудь препятствие.

— Как далеко впереди Гориан? — спросил Джеред, когда мертвеца подвели к костру, где Арков и Миррон начали его расспрашивать.

— Шесть миль, — ответил Харбан — Или около того. Он на воде. Мертвые идут пешком и, естественно, сильно отстали. Взять этого оказалось совсем не трудно. И вот что должно вас заинтересовать — мы не особо прятались, но они нас не замечали. А когда мы забрали этого малого, никто из идущих рядом не отреагировал. Никак. Они как шли, так и шли, словно не видели ни нашего появления, ни его пропажи.

— Может быть, они и не видели, — пожал плечами Джеред, — Миррон думает, что у них нет индивидуальной воли или мыслей. Только мускулы, позволяющие идти. И гниющие на ходу.

Мертвец, некогда рослый, могучий воин, представлял собой не самое приятное зрелище. Он растерял большую часть доспехов, из пролома в черепе сочились кровь и мозг, один глаз был выбит, но руки и ноги уцелели. Воняло от него преотвратно.

— Мне нужно вернуться к моим разведчикам.

— Хорошо. И вот что, Харбан, больше ни о ком не беспокойся. Постарайся не упустить из виду Гориана.

— Он не сможет убегать вечно. — Харбан поднял глаза на свод пещеры Интен-Гор. — Не задерживайтесь здесь. Это небезопасно.

— Не будем. — Джеред улыбнулся и наклонил голову. — Береги себя, Харбан. Телом и душой с тобой! Мы обязательно возьмем верх. Ваша гора не падет.

— Иди к своему мертвецу, — сказал Харбан. — Времени у нас в обрез.

Джеред вернулся к костру. Арков задавал вопросы. Миррон с болезненным выражением на лице пыталась зондировать энергетическую карту мертвеца. В воздухе висел тошнотворный запах мокрой гнили и плесени. Гестернец стоял, слегка сутулясь, и, казалось, дышал, но никаких других проявлений жизни не было.

— Итак, что мы узнали?

— Он не слишком разговорчив, — буркнул Арков.

— У него и мозгов маловато, так что удивляться не приходится. Осознает ли он, что вы разговариваете с ним?

— Незаметно.

— Понятно. Миррон?

Она встряхнулась, оторвалась от изучения и прокашлялась.

— Пол, это ужасно.

— Не сомневаюсь. Что-нибудь интересное?

— Его подпитывают энергиями из земли. Но его карта слаба, и связь с тем, что должно быть общей картой Гориана, весьма неотчетлива. Почти не…

Гестернец беззвучно рухнул на землю, в его последнем вздохе, кажется, прозвучало облегчение.

— …почти не ощутима.

— Символично, — заявил Джеред — Сорви с дерева один-единственный листок и посмотри, что с ним случится.

— Однако нам остается предполагать, что в данном случае листок можно снова прикрепить к дереву, если дерево за ним вернется, — заметил Арков.

— Или его начнут искать корни, — добавила Миррон.

— Постой. Это то, чего мы не знали сегодня утром, Миррон?

— Энергия земли подпитывала его, пока он находился вблизи от основной энергетической конструкции. При удалении подпитка, естественно, ослабевает. Но, как я понимаю, даже постоянный и сильный приток энергии не может уберечь тело от разложения.

— Почему?

— Оссакер наверняка знает об этом больше, чем я. Я думаю, потому, что, хотя какие-то функции организма запускаются заново, способность тела к их самостоятельному поддержанию не восстанавливается, а те, которые не кажутся необходимыми для выполнения заданных действий, не включаются вовсе.

— Например? — Арков присел рядом с телом, закрыв мертвому глаза. — Пульса нет.

Джеред покачал головой.

— Ну что ж, я увидел достаточно. Этот человек вернется в объятия Бога. Позаботься о том, чтобы его предали земле, и давайте убираться отсюда. Знаю, что это не должно меня беспокоить, но мне не нравится то, как Харбан и другие карку смотрят на свод этой пещеры.

ГЛАВА 20

859-й Божественный цикл, 30-й день от рождения генастро

Ардуций обхватил голову руками. Всего двадцать дней прошло с тех пор, как Миррон покинула Академию, и уже стало ясно, на ком здесь все держалось. Сам он подолгу бывал в отлучке, проповедуя идеи Восхождения тем, кого приходил спасать и кто поворачивался к нему спиной, едва он покидал их дома. Зря потраченные годы. Хотя ему и Оссакеру удалось собрать в Эсторре некоторое количество пассивных обладателей способностей, из этого, похоже, не вышло ничего, кроме растущей напряженности и раздоров.

Следовало признать, что Фелис Коройен полностью перехватила у них инициативу. Машина дезинформации канцлера была хорошо смазана, так же надежна, как одна из новейших метательных баллист Конкорда, и так же точна. Стоило Коройен понять, что Восхождение не собирается больше вести с ней борьбу по захолустным уголкам державы, как все ее усилия сосредоточились на самом Эсторре.

Если верить последним распускаемым слухам, то он, Оссакер, и, возможно, даже сама Адвокат ставили бесчеловечные опыты над невинными людьми, которых обманом выманили из такой глуши, где их все равно никто не хватится. А к чему могут привести подобные опыты, видно на примере Гориана, превратившегося в самое настоящее чудовище. И ведь здесь, хоть это и не хотелось признавать, с ней не поспоришь.

Сейчас, когда Ардуций смотрел сидящих перед ним учеников, его мимолетно посетила мысль, что эти «опыты над людьми» не слишком пошли им на пользу. Все они были моразийцами, двадцать человек, спасенных, как он всегда считал, от преследований у себя на родине. Результат — сейчас они смотрят на него как на тюремщика и мучителя. Переводчица с подавленным видом сидела рядом с Ардуцием, в то время как Восходящий пытался убедить пеструю компанию мужчин и женщин самого разного возраста и умственного развития в том, что они в безопасности и с ними все в порядке.

Ардуций опустил глаза вниз, разглядывая свои сандалии и красную кайму официальной тоги, и глубоко вздохнул. Недоверие висело в комнате, как невесомая, но затягивающая все паутина. Он ощущал его в ауре каждого из учащихся. Мерцающие усики бледно-голубого и красного свечения поглощали энергию помещения, подпитывая настороженность и беспокойство.

— Дело во мне или этодействительно так трудно понять? — спросил их Ардуций, слыша, как переводчица, средних лет женщина с ястребиным лицом по имени Норита, произносит его слова на невообразимом щелкающем диалекте.

Он подошел к двери, открыл ее, вспугнув проходившего мимо писца, и жестом указал наружу.

— Прошу. Никто вас здесь силой не держит. У кого есть желание отправиться домой — пожалуйста, я даже готов оплатить обратную дорогу. — Восходящий вернулся к центру комнаты, оставив дверь открытой. — Но я действительно хочу сделать то, что всем вам, здесь присутствующим, по-настоящему нужно. Хочу помочь вам понять суть ваших способностей и научить жить с ними, не испытывая неудобств.

Класс ответил молчанием, правда на сей раз, кажется, чуточку смущенным. Ардуций воспринял это как крохотный, но шажок вперед.

— Вас что, поселили в сарае? Держат под замком или под стражей? Куда-то не пускают — в город, в общественные места здесь, на Холме? Нет. И такого не будет. Вы здесь потому, что мы хотим помочь вам. Мы считаем, что здесь вы в большей безопасности, чем у себя дома. По крайней мере, сейчас. Но вы находитесь в Академии не против вашей воли. Я могу работать лишь с теми людьми, которые хотят учиться. Поэтому повторяю снова: всякий, кто хочет уйти, пусть уходит. — Он указал большим пальцем через плечо. — Задерживать никого не стану.

Все машинально повернулись к двери, и что-то в глазах учеников заставило Ардуция посмотреть туда же. На пороге стояла Эстер. Ее щеки покраснели.

— Может быть, я могу помочь? — спросила она.

— Как хочешь.

Эстер прошла в комнату, широко улыбаясь моразийцам, но, поравнявшись с Ардуцием, остановилась и, понизив голос, сказала:

— Может быть, ты их задерживать и не станешь, но вот насчет Адвоката я не уверена.

— А зачем ей их удерживать? Есть война, нет войны, эти люди никогда не станут Восходящими.

— Ты знаешь Эрин. Она всегда думает о будущем. Ее интересуют их внуки.

Эстер прокашлялась, пригладила седеющие волосы и поправила шарф, который не давал им падать на лицо. Она улыбнулась Ардуцию, но улыбка вышла неутешительная.

— Так или иначе, у тебя есть более неотложная проблема.

— Вот как? — Лицо Ардуция еще больше погрустнело.

— Оссакер проповедует пацифизм.

— Кому?

— А ты как думаешь?

Ардуций вздохнул.

— Ну а от меня-то чего ждут? По большому счету он прав. Мы здесь не армию обучаем.

Глаза Эстер сердито блеснули, и она схватила его за руку. Ардуций сознавал, что все взгляды устремлены на них. Хорошо еще, что у Нориты хватило ума не переводить.

— Прав он или нет, не имеет значения. Решения принимает Адвокат. И тех пятерых, — она ткнула пальцем назад, — обучают для боя, нравится ли это тебе, мне, Оссакеру или нет.

— Да, но…

— Никаких «но», Арду. Никто из них не проявил великие способности Объявляющего Боль. Никто не станет целителем масштаба Оссакера, и ему не стоит забивать им головы ерундой. Это приведет лишь к тому, что, если начнется война, они вступят в бой без достаточной подготовки, чего нельзя допустить ради нас всех. Может быть, я и мать Восхождения, но в глазах Эрин их лидер — ты. Она начинает терять терпение, и при том постоянном давлении, которое оказывала и оказывает на нее канцлер, мы не можем позволить себе нажить врага в ее лице. Уж это-то ты должен понимать.

— Конечно, я понимаю.

— Тогда докажи, что ты дипломат, которым мы все тебя считали еще тогда, в Вестфаллене. Урезонь Оссакера, тогда, глядишь, и Эрин не станет бродить по нашим коридорам, пугая учеников.

Ардуций отвел взгляд.

— Я сделаю, что смогу.

— Хорошо, в таком случае проблем у нас нет. — Эстер чмокнула его в щеку. — Это был комплимент, Арду.

— О, вот оно как. Благодарю.

Он разгладил тогу и вышел, чтобы поговорить со своим братом. Оссакер находился неподалеку, всего через три двери отсюда, в своей любимой классной комнате. Под нее приспособили бывшие официальные покои гласа Земли, и там сохранилось несколько впечатляющих барельефов, изображавших остров Кестер и Драконьи Зубы, горные пики Истхэйла.

Ученики только что вышли, и Оссакер остался один в комнате. Ардуций улавливал в воздухе энергетику закончившегося урока и слышал возбужденный гомон, эхом раздающийся где-то неподалеку. Замечательные ребята, все как один. Еще совсем зеленые в свои семнадцать лет, но с огромным потенциалом. Ардуций ежедневно молился о том, чтобы война никогда не разразилась, но уверенности, что Всеведущий внимает его мольбам, не было.

— Привет, Арду, — сказал Оссакер, не поднимая головы. Он водил руками поверх резных панно на демонстрационных столах.

— Хороший урок, Осси?

— Кажется, он им понравился. Особенно Сигалию. Я думаю, у него большое будущее.

— Если он доживет до восемнадцати лет.

Оссакер оставил его слова без внимания.

— Изумительная резьба, — промолвил он. — Текстура и контуры содержат столько цвета. Кажется, что ты не слепой. Пусть на мгновение.

— Тогда нам нужно найти скульптора. И пусть он сделает нам скидку, — улыбнулся Ардуций.

— Не думаю. Когда прикасаешься к подобным творениям, потом мучительно разрывать контакт. — Оссакер отвел руки от рельефного камня. — И единственное, что остается со мной после, — воспоминания и неустойчивый, смутный мир на энергетических картах.

— Чего это тебя вдруг потянуло на самокопание?

— Ну, это можно понимать по-разному. То ли я пытаюсь вызвать сочувствие к своему печальному положению, то ли ищу возможность избежать разговора, ради которого ты ко мне пришел.

— Понятно, — сказал Ардуций, чувствуя неловкость. Это было еще одно умение, имевшееся в арсенале у Оссакера.

— Я не хотел расстраивать Эстер. Никогда не хотел.

— Значит, это был ты?

— И не надо быть провидцем, чтобы понять, куда она пойдет потом.

— Ну это очевидно. Но она была вся красная. Ты и вправду ее расстроил. Зачем?

Оссакер пересек классную комнату и сел на один из дюжины стоявших на мраморном полу стульев с высокими спинками.

— Потому что никто, по-видимому, не понимает, что нас просто дрессируют как животных. Обучают с одной целью — бросить в мясорубку войны. Без тени мысли о будущем. Поэтому я говорил ученикам, что они должны в первую очередь оттачивать и совершенствовать целительские и тому подобные навыки. Если разразится война, каждый должен будет вносить свой вклад в общее дело, но на войне нужны не только солдаты. Мы можем спасать людей, облегчать их страдания, способствовать приплоду и урожаю, чтобы не возникло голода. Но я не желаю, чтобы наши руки, как это уже было когда-то, обагрились кровью. На этот счет мое мнение неизменно.

Ардуций задумчиво покусал нижнюю губу и присел рядом с Оссакером.

— Не знаю, что и сказать, Осси.

— Ты мог бы согласиться со мной. — Оссакер улыбнулся и подмигнул.

— Ты знаешь, это не так просто. — Ардуций поерзал, чувствуя себя неловко. — Мы не можем позволить себе нажить врага в лице Адвоката. Особенно сейчас… да и вообще, когда бы то ни было.

— Значит, ты готов обучать наших Восходящих убивать, лишь бы она продолжала улыбаться?

— Боже Всеобъемлющий, сколько раз мы это пережевывали?

— Очевидно, недостаточно. — От улыбки Оссакера осталось лишь воспоминание. Он держался натянуто, и Ардуций видел, как напряженное состояние отражалось на его жизненной карте мерцанием и хаотическими переливами цветов. — Потому что никто из вас не понимает, что именно здесь происходит.

— А мне кажется, что все мы как раз понимаем, что происходит, — возразил Ардуций. — Просто один из нас отказывается с этим согласиться.

— Проклятье, совершенно верно. Я отказываюсь! — Голос Оссакера сорвался и перешел на крик.

— Твоя беда в том, что ты возомнил себя неприкасаемым. Вообразил, будто можешь послать Эрин так далеко, как тебе хочется, потому что ты Восходящий. А если она вышвырнет тебя, не даст тебе больше преподавать, где ты тогда будешь?

— А твоя беда в том, что ты позволяешь, чтобы нас использовали в качестве оружия, хотя мы рождены совсем не для этого. Если бы все мы как один стояли на этом, ей пришлось бы уступить. И она не может отнять у меня возможность обучать.

— Не может? Оссакер, тебе придется орать во всю глотку, чтобы докричаться до учеников из темницы.

— Она не сделает этого. Она не осмелится.

— Сохрани меня Бог! — Ардуций хлопнул по подлокотникам своего кресла, встал и отошел на несколько шагов, чтобы успокоиться. — Как ты можешь быть таким наивным?

— Я не наивен.

— Осси, по части умственных способностей ты стоишь всех нас, вместе взятых. Твоя честность восхищает, твоя принципиальность служит для всех примером. Но нельзя позволять даже самым высоким принципам застить себе глаза. «Осмелится»? Она — Адвокат, она может делать все, что считает нужным. И тебе пора бы начать понимать, что именно она считает нужным и почему.

— Например?

Ардуций закусил губу, чтобы сдержаться и не врезать Оссакеру за его идиотскую воинственность.

— Например, понять, что она пойдет на все, чтобы сохранить целостность Конкорда. Она пожертвует кем угодно, любым, кто может помешать. Она использовала нас в последнюю войну, даже зная, что это восстановит против нее канцлера. И она приняла нас под свое покровительство, поскольку сочла, что возможность применения нашего потенциала во всех областях стоит такого разлада. Но если мы повернемся спиной к ее требованиям сейчас, во время величайшей необходимости, как по-твоему, что она сделает?

— Мы должны быть готовы умереть за наши убеждения, — объявил Оссакер.

— Но не разбрасываться нашими жизнями ради упрямства. Восходящие должны быть готовы к тому, что от них потребуют. Обязательно потребуют.

— Я не потерплю, чтобы ты затыкал мне рот, Ардуций.

— Тогда ты будешь отстранен от проведения занятий и вообще от контакта с проявившимися Восходящими.

— У тебя нет никакого права… — вспыхнул Оссакер.

— Когда я вижу, как мой брат балансирует на краю пропасти, то думаю, у меня есть все права, — оборвал его Ардуций. — И Эстер поддержит меня. Не заставляй нас так поступать. Я не прошу тебя обучать их чему-то, кроме искусства Объявляющего Боль. Только не забивай им головы своей риторикой. Ты нас всех утянешь вниз.

— Вниз? — Лицо Оссакера выражало презрение. — Ты не можешь упасть ниже, брат. Ты такой же лизоблюд Адвоката, как любой из ее консортов.

— Я лишь делаю то, что просит меня мой Адвокат, — осторожно промолвил Ардуций.

— А если она попросит у тебя молнию, чтобы испепелить ее врагов, а потом бурю, чтобы смыть их кровь с полей смерти, ты сделаешь это?

Оссакер смотрел на него в упор, с такой страстью и с такой яростью, что на какой-то момент невозможно было поверить, что он слеп. Ардуций знал, что Оссакер сможет увидеть уверенность в его ауре. И все же он с трудом возвысил голос, чтобы не шептать.

— Если это удержит наших врагов от ворот Конкорда — да, я сделаю это.

— Я знал это. Печально видеть, как столь сильный человек проявляет такую слабость. Хрупкие кости, хрупкая воля.

Ардуций вздрогнул и почувствовал укол боли, словно ему нанесли удар. Оссакер опустил взгляд.

— Прости, Арду. У меня сорвалось. Я этого не хотел.

— А чего же ты хотел, Оссакер?

— Я ду…

— Я думаю, ты сказал достаточно для одного дня. — Ардуций повернулся, чтобы уйти, но уже по пути к двери ему вдруг пришла в голову мысль, которую он не мог не высказать. — Осси, ты мой лучший друг, ты мой брат, и я люблю тебя. Но уже несколько дней ты подвергаешь мою привязанность горькому испытанию. Неужели ты, весь такой мудрый и правильный, воображаешь, что я не буду сокрушен и раздавлен, если от меня, как от Восходящего, потребуется убивать кого-то ради Конкорда? Неужели ты думаешь, будто меня не мучают кошмары из-за того, что мы натворили в тот день в Атреске? Однако если придется совершить меньшее зло, чтобы избежать большего, я сделаю это. И так же должен поступить ты.

Ты знаешь, я ненавидел Гориана, когда он насмехался над твоей слепотой. Но помню, как-то раз он сказал, что ты слеп не только снаружи, но и внутри. Тогда я его не понял. А теперь вот думаю: не был ли он тогда прав?

Ардуций решительно закрыл за собой дверь и едва не наткнулся на человека, который стоял в коридоре у двери классной комнаты.

— Прошу прощения. — Восходящий отступил назад и поднял глаза посмотреть, с кем столкнулся.

Человек этот выглядел старше своих лет и в семьдесят мог сойти за столетнего старца. Годы сокрушили его, и это отражалось на открытом, приятном лице мужчины. От некогда густой, темной шевелюры остались лишь редкие седые пучки. Прежде яркие, карие глаза глубоко запали и покраснели, явно от постоянной бессонницы. Мужчина слегка сутулился, былая сила покинула его, и многие нашли бы его изменившимся до неузнаваемости. Но как бы ни менялся человек внешне, основа его ауры остается неизменной. Никакая маскировка не введет в заблуждение Восходящего.

— Привет, Ардуций.

— Мой маршал! — воскликнул Ардуций, ударив себя правой рукой в грудь. — Как давно мы не виделись!

— Оставь эту чепуху, Арду, — сказал Арван Васселис. — Я уже давно не требую, чтобы меня приветствовали как маршала.

— Могу я предложить тебе вина и закусок? — Ардуций махнул рукой в сторону приемных покоев в задней части бывшей резиденции канцлера. — Вчера вечером было жаркое из свинины, оно хорошо и в холодном виде.

— Может быть, позже. — Возможно, голос Васселиса уже не звучал так властно, как прежде, однако в нем сохранилось нечто, заставлявшее слушать и не перебивать. Маршал кивком указал на классную комнату. — Он говорил серьезно?

— Ты подслушал наш… спор, как я понимаю. Все?

— Я карьеру сделал на том, что подслушивал, — буркнул Васселис — Итак?

Ардуций отошел чуть подальше от двери, увлекая за собой собеседника.

— Конечно серьезно, Арван. Ты же знаешь Оссакера, он задыхается от своих высоких принципов и моральных обязательств. Он через них не переступит, а для нас это чревато большими неприятностями. Мне придется как-то прикрывать его от гнева Эрин, а уж что получится, не знаю.

— Кому это знать, если не Восходящему. — Васселис поморщился, и в его глазах блеснула печаль. — Извини меня, я сейчас.

Маршал вернулся к классной комнате и открыл дверь. Ардуций услышал скрип отодвигаемого стула, потом Оссакер начал говорить. Васселис, так и не переступив порог, поднял руку.

— Мой сын принес жертву, просить о которой у него никто не имел права, и в результате Конкорд был спасен. Никто не просит тебя умирать, Оссакер, просто не позволь, чтобы жизни тех, кто это сделал, пропали напрасно.

Васселис закрыл дверь.

— Вино и свинина, я думаю, это неплохо, молодой Ардуций. Показывай дорогу.

Одна-единственная слеза оставила дорожку на щеке маршала.

ГЛАВА 21

859-й Божественный цикл, 30-й день от рождения генастро

— Знаешь, я стараюсь, чтобы горе не поглощало меня целиком, но с каждым днем мне становится труднее, а не легче. Почему — не могу объяснить.

Рука Васселиса слегка дрожала, когда он поднял кубок. Для беседы с маршалом Ардуций выбрал уединенное помещение. Между стенами, заставленными стеллажами с книгами, помещались всего два кресла и стол. Единственное окно было закрыто, чтобы не впускать вечернюю прохладу.

— Твои слова оказались очень удачными и прозвучали вовремя. Оссакер, как мне кажется, порой рассуждает примитивно и ограниченно. Возможно, ты подбросил ему пищу для размышлений.

— Ну, если так, то моя поездка уже не напрасна.

— Как Нетта?

Васселис поник и ссутулился.

— Кован был нашей жизнью, будущим нашего рода. Когда выяснилось, что у нас с Неттой больше не может быть детей, он стал для нас невыразимо дорог. Я знаю, нельзя стоять на пути молодого человека, вступающего в жизнь. И все равно, провожая его в тот день, когда он вместе с вами покидал Вестфаллен, я и представить себе не мог, что вижу моего сына в последний раз. Нетте все это дается еще труднее. Сердце нашего дома перестало биться, но она со мной. А я прибыл сюда потому, что не намерен позволить кому-либо править моим народом.

— Бог благословляет нас, пока ты остаешься у власти.

— Ну, не все бы с тобой согласились… — Васселис иронически изогнул бровь.

— Дай я попробую угадать… — фыркнул Ардуций. — Не говорим ли мы случайно об ордене?

— А о ком же еще? Озвученная позиция выглядит так: титул и должность маршала передаются по наследству, и орден не может оставаться равнодушным к тому, что столь значимый в Конкорде дом не имеет преемственности. Ну а к чему все сводится на самом деле, мы прекрасно знаем. Поэтому сейчас, Арду, мне приходится вовсю отбиваться от наскоков, и я вовсе не заинтересован в том, чтобы Восходящие мутили воду на Холме. Круги, которые пойдут, раскачают и мою лодку.

— Понятно. — Ардуций взял толстый кусок свинины и полил его горячим сладким соусом, от аромата которого у него потекли слюнки. — Итак, я правильно понимаю, что сейчас не время просить тебя поискать подходы к некоторым, наименее радикальным чтецам и гласам?

— Ну, чтобы вставить свечку Фелис Коройен, любое время подходит! — воскликнул Васселис, кажется, на мгновение оживившись. — Лучше всего было бы сжечь старую ведьму возле ее собственного Дома Масок. Но мне и впрямь следует проявлять осторожность. Не стану отрицать, за последнее время мои позиции ослабели. Боюсь, я слишком пренебрегал некоторыми обязанностями. А люди Коройен никогда не прекращали выискивать у себя в ордене тех, кто хоть как-то способствовал Восхождению. Я, конечно, поищу контакты, но многого от меня не жди, особенно в ближайшее время. Люди нынче держатся настороженно. Несмотря на поддержку Адвоката, граждане вас не жалуют, и ваше положение неустойчиво.

Слушая маршала, Ардуций с удовольствием дожевывал кусок мяса. Доев, он вытер губы и спросил:

— Неужели у тебя нет никаких рычагов, с помощью которых можно было бы надавить на Эрин и склонить ее к принятию решения на законодательном уровне?

— С твоей колокольни это, наверное, кажется таким простым. — Васселис печально улыбнулся. — Проблема в том, что Эрин уже и так зашла слишком далеко. Еще шаг, и сук, на котором она сидит, обломится. Канцлер знает это. Они связаны между собой множеством нитей. Одна следит за каждым движением другой, и наоборот, и обе не предпримут решительных шагов, пока не будут уверены в способности доказать свою правоту и заручиться самой широкой поддержкой народа. — Он откинулся на спинку, замолчал и вновь оживился. — Кстати, к слову и вспомнилось. У тебя еще есть время поработать с Оссакером, пока Адвокат будет в сенате. Потрать его с пользой. Но будь бдителен. Вы не в безопасности. Даже здесь, на Холме.

— Почему?

— Мы с Эрин отправляемся во Дворец Соластро завтра на рассвете. Пол Джеред в Карке, Арков с ним. Таким образом, влиятельных защитников у вас здесь остается немного, и Фелис слишком хорошо это знает. Постарайтесь не играть ей на руку. Главное, пусть Оссакер помалкивает относительно планов, лелеемых в отношении вас Адвокатом на случай войны. Это очень важно.

— А что может сделать канцлер?

Васселис пожал плечами.

— Это же Фелис, от нее можно ждать чего угодно. Ну а теперь я, пожалуй, съем один кусочек мяса. Если, конечно, ты еще не все слопал.

* * *

Роберто Дел Аглиос вместе с братом Адранисом стоял на надвратном укреплении, откуда был хорошо виден лагерь цардитов. Позади них в ранний утренний час вовсю пылали огни, обозначая лихорадочную подготовку к отражению наступления. Правда, у многих уже возникали сомнения: будет ли оно вообще?

В течение пяти дней со своего прибытия цардиты не уделили вероятному противнику ни малейшего внимания. Они расположились лагерем примерно в миле от моста и, судя по их поведению, не интересовались ничем, кроме охоты и состязаний в стрельбе из лука. В чем смысл этой странной демонстрации силы — вот что не давало Роберто покоя.

— Должно быть, я упускаю что-то очевидное, — повторил он.

Цардитские костры горели ярко. Порыв теплого вечернего ветерка донес до их слуха обрывок песни. Братья стояли прямо над воротами на артиллерийских платформах, облокотившись о парапет, вдоль всей длины которого располагались сотни матерчатых колчанов со стрелами. Новые изготавливались каждый день и в большом количестве. Платформа была завалена камнями для онагров, снарядами для баллист и бочками с дегтем — полный боезапас. В воздухе висел запах смолы, масла и свежей древесины.

— Этот форпост будет первым при атаке, — сказал Адранис.

— Будет, если она начнется. В их действиях наверняка есть какой-то смысл, но будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю. Очевидно, я слишком долго был дипломатом. — Роберто рассмеялся и глянул на Адраниса, снова ощутив прилив гордости. Прекрасный молодой человек, полный энергии и страсти, настоящий воин Конкорда. Уж в этом-то Роберто знал толк. — Вот что, мастер Дел Аглиос, я погряз в переговорах, а ты солдат сегодняшних легионов. Что ты думаешь на сей счет?

— Да то же, о чем вовсю толкуют в казармах, — ответил Адранис, глядя вперед. — Ясно, что их нынешней численности недостаточно, чтобы нанести нам удар. И они дали нам время укрепить позиции и расположить метательные орудия именно там, где нам нужно. Создается впечатление, будто они хотят, чтобы мы как можно лучше подготовились, что просто не может быть правдой.

— Значит, по-твоему, они не планируют нападение?

— Вероятнее всего, нет.

— Так что же они задумали?

— Видимо, отвлечь нас. Сейчас мы ждем известий с юга о приближении к границам других сил цардитов. Пока тревожных сообщений нет, но беспокоить нас должна в первую очередь Атреска. Наши силы там растянуты, оторваны от возможных подкреплений, а в самой стране царит смута.

— Опять Атреска. — Роберто почесал голову. — Знаешь, пожалуй, на эту уловку с отвлекающим маневром я не куплюсь.

— А что, есть предположение получше?

— Нет. Но мы находимся далеко на севере, и им просто нет смысла отвлекать нас на этом направлении. Ну, представь себе даже, что твои курьеры сообщили о нападении цардитов на Атреску. Пусть они угрожают самому Харогу. Ну и что? Разве это объясняет, зачем они сняли с основного фронта несколько тысяч человек и отправили сюда? Неужели только для того, чтобы Медвежьи Когти не сидели без дела?

— Может быть, они не сумели точно разведать обстановку и полагают, что сковывают здесь значительные силы?

— Граница здесь не так хорошо закрыта. Конечно, армия ее незаметно не перейдет, но несколько разведчиков? — Роберто покачал головой. — Я уж не говорю о том, что у цардитов полно сочувствующих и в Атреске, и здесь. Нет… Мы точно знаем, что сюда им на подмогу не движутся войска?

— Во всяком случае, на расстоянии двадцати дней пути ничего подобного не обнаружено. Ни твоими приятелями сирранцами, ни нашими разведчиками.

— Выходит, они притащились сюда бог знает откуда, чтобы нас подразнить?

— Ты ведь не веришь этому, да, Роберто?

— Конечно нет. Поэтому я возвращаюсь к своему первому заявлению. Мы не замечаем чего-то очевидного. Вот, посмотри на них. Никакой артиллерии и никакой кавалерии. Всего несколько быков, которые тащат повозки с припасами и фуражом. Ну не воюют так, хоть ты тресни! Если только они не планируют выставить команду лучников на наших играх в наступающем соластро, я никак не соображу, чего они хотят этим добиться. Адранис, подумай. Никому, кроме нас, они здесь угрожать не могут. Но угрожать нам такими силами бессмысленно: мы уже защищали этот мост. Лучшей позиции и быть не может.

Роберто снова глянул на Адраниса. Тот хмурился и, просунув пальцы под шлем с зеленым плюмажем, чесал голову.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Если они не нападут в ближайшие дни, я ничем не смогу оправдать свое пребывание здесь. Но уезжать, свалив разгадку этой головоломки на тебя или кого-то другого, мне очень не хочется. Здесь пахнет жареным. Когда сирранцы предупредили меня о движении цардитов в данном направлении, меня это обеспокоило. И продолжает беспокоить сейчас, причем малая численность их армии и показное отсутствие воинственных намерений ничего не меняют.

— Я понимаю тебя.

— Просто будь осторожен, вот и все. Ты драгоценный камень в короне Конкорда. Матушка ни за что не простит мне, если ты погибнешь здесь из-за чьей-нибудь беспечности, не важно твоей или моей.

— Роберто, уж не вообразил ли ты, будто я забьюсь под одеяло и спрячусь от опасности? Я кавалерист и буду сражаться. Это мой долг, так же как и твой. — Адранис напрягся и гордо вскинул голову.

— Да я тебя ни о чем таком не прошу. — Роберто обнял брата, привлек к себе и понизил голос. — Ты просто помни, кто ты такой. Потому что цардиты уж точно не дураки, и они об этом не забудут. Они наверняка выведают, что ты здесь, и ты будешь для них мишенью, поважнее любого генерала. Мне тоже приходилось помнить об этом, да и впредь, наверное, придется. Род Дел Аглиосов не должен пресечься хотя бы ради того, чтобы Конкорд оставался ведущей силой нашего мира. На нас всех лежит ответственность. На мне, на тебе и на Тулин.

— Тулин? — Адранис отстранился.

— Да, конечно. Если мы оба погибнем в бою, она станет наследницей. Ей необходимо осознать этот простой факт, и я всерьез намерен вправить ей мозги.

— Желаю удачи, — сказал Адранис. — Она служит Конкорду на свой манер. По доходящим до меня слухам, в чем она действительно преуспела, так это в мотовстве. Транжирит состояние Дел Аглиосов на тряпки, безделушки и толпу надушенных недоумков, которых ей угодно именовать друзьями и советчиками.

Роберто рассмеялся.

— Ну разве младшие сестренки существуют не ради того, чтобы их баловали, а они этим пользовались?

— Ну тут она весьма преуспела.

— Не надо недооценивать ее, Адранис. Она сообразительна и, когда ей это требуется, способна проявить подлинное политическое здравомыслие. Тулин многое унаследовала от матушки, и нашим сенаторам стоило бы это понять. Я с нетерпением ожидаю встречи во дворце Соластро, хотя и не любитель таких мероприятий. Гарантирую, это будет самое организованное и подготовленное заседание в истории Конкорда.

— Ты о ней слишком высокого мнения, Роберто. Если она — секретарь консула, то да здравствует хаос!

— Адранис, ты судишь по воспоминаниям. — Роберто погрозил брату пальцем. — Может быть, Тулин экстравагантна и позволяет себе некоторые излишества, на что матушка ей непременно укажет, но по части дел государственных у нее просто удивительные успехи.

— Тебе лучше знать.

— Я знаю.

Повисло молчание, и Роберто вновь услышал, как голоса цардитов слились в песне, звучавшей громче, чем прежде. По его спине пробежал холодок. Эту песню он знал. Она была не походной и не из тех, что распевают у лагерных костров. То была песнь победы.

* * *

Стоило Марку Гестерису войти на территорию мастерских и лабораторий Д'Алинниуса, главного ученого Конкорда, как он почувствовал особую, физически ощутимую атмосферу интеллектуального творчества. Вообще-то Гестерис бывал здесь редко, полагая, что наука не для солдата, но всегда признавал: исследования ученых и их открытия имели выдающееся значение для военного дела.

Звуки, которые он сразу услышал, войдя в небольшое здание, прилепившееся к чиновничьим канцеляриям Холма, свидетельствовали о неустанной работе. Эрин Дел Аглиос распорядился о строительстве исследовательского комплекса после войны с Цардом, что, с одной стороны, явилось свидетельством официального признания ценности научных достижений, а с другой — должно было обеспечить ученым и их делу должный уровень безопасности. Даже Гестерису пришлось потерять время на досмотр при входе, прежде чем его пропустила бдительная стража.

Гестерис заставил себя не задерживать взгляд на исписанных мелом досках, покрытых цифрами, схемами и формулами, которыми изобиловали стены, и не стал гадать, что же происходит в мастерских и какая наука может потребовать столько огня, звона молотков и окриков. В мастерской стояла невыносимая жара, кузнечные горны поддерживали пламя, и было не продохнуть от копоти.

Он направился к Д'Алинниусу, который двинулся ему навстречу, стуча тростью по каменному полу, хотя каждый шаг причинял ему боль.

— Ты хорошо выглядишь, Орин. — Гестерис постарался побыстрее преодолеть разделявшее их расстояние и избавить ученого от болезненных усилий.

Д'Алинниус остановился и оглядел его одним здоровым глазом, слегка наклонив голову, чтобы получше сфокусировать взгляд. При этом взору Гестериса предстала зарубцевавшаяся плоть на месте левого уха и проплешины там, где выжженные волосы так больше и не выросли.

— Идиотское вранье, — прошамкал Орин сквозь сломанные и недостающие зубы. — С тех пор, как это было правдой, прошло десять лет.

— Тогда сядь и перестань изображать атлета.

— Ну уж двигаться я пока способен. — Д'Алинниус скривился — Кроме того, сенатор, если я стану рассиживаться, ты не увидишь то, за чем пришел. Идем.

Гестерис склонил голову и последовал за Д'Алинниусом к самой маленькой из трех мастерских. Мозг ученого по-прежнему рождал блистательные идеи, и его жажда познания оставалась неутолимой, однако теперь тем, кто имел с ним дело, приходилось терпеть его желчность и раздражительность. Гестерис не осуждал ученого, ведь Фелис Коройен, виновница его нынешнего состояния, все еще разгуливала на свободе.

Д'Алинниус левой рукой с тремя пальцами ухватился за дверную ручку и потянул вниз. Хорошо еще, что канцлер оставила ему большие пальцы, хотя впоследствии, надо думать, сочла это упущением. Стоило двери открыться, как из-за нее в нос ударил едкий, кислотный запах. Сенатор вошел в комнату, почти пустую, если не считать стоявшего вертикально, привинченного к полу металлического листа с основанием футов в десять. Позади него три человека колдовали над чем-то на маленьком столе. На другом конце комнаты, в свете единственного чадящего факела, были видны выбоины на стенах и разбросанные по полу щепки.

— Вижу, ты добился немалого успеха.

— Стал бы я тебя звать попусту, — буркнул Д'Алинниус. — И твоего времени жалко, и мне самому дурацкими любезностями заниматься некогда.

— Такой подход к делу заслуживает уважения, — кивнул Гестерис. — Ну и что у тебя на сей раз получилось?

В кои-то веки глаз Д'Алинниуса радостно блеснул, и он почти улыбнулся.

— Поразительное открытие. Опасное, но поразительное. И мы готовы тебе его продемонстрировать. Да, друзья?

Один из его помощников поднял голову и оторвался от своих занятий.

— Когда ты пожелаешь, мастер.

— Сейчас самое подходящее время.

— Да, мастер.

Гестерис заметил, что у помощника нет бровей, а все лицо красное, словно его натерли песком. Он взял металлическую флягу и пошел с ней к дальнему концу мастерской. Тем временем двое его товарищей подняли грубо вырезанное из дерева изображение человека, стоявшее в углу, и понесли туда же. Деревяшка, похоже, была очень тяжелой.

— Будет весьма любопытно посмотреть, что ты собрался делать с этим пугалом, — заинтересовался Гестерис.

— Это зависит от того, хочешь ли ты лишиться последнего глаза, сенатор. Лучше всего просто послушать, а потом посмотреть на последствия.

— Здесь распоряжаешься ты, — согласился Гестерис.

— Именно так. Идите к центру ограждения. — Д'Алинниус повысил голос. — Ставьте и зажигайте свечу не спеша, мастер Лагалий.

Двое относивших статую торопливо вернулись, один закрыл дверь в мастерскую. Оба выглядели возбужденными и слегка нервничали. После короткой паузы Гестерис услышал торопливые шаги, и рядом с ними появился Лагалий. Все трое зажали уши ладонями, кивком показав Гестерису, чтобы он последовал их примеру.

— Громко бабахнет, — пояснил Лагалий.

Несколько мгновений спустя и впрямь бабахнуло, да так, что Гестерис, хотя и зажал уши руками, едва не подпрыгнул до потолка. Ученые с ухмылкой переглянулись. Внутри что-то забарабанило по стенам, громыхнуло в металлическую перегородку. Помещение погрузилось во тьму, похоже, погас факел. В голове Гестериса звенело, а когда Д'Алинниус заговорил, его голос показался приглушенным.

— Пойдем посмотрим.

Взяв с маленького стола фонари, они впятером обошли металлическое заграждение, и глаз Гестериса расширился от удивления. Деревянное пугало исчезло. Не просто было повреждено или сломано, а именно исчезло. От него остались лишь валявшиеся на полу щепки. Не толще большого пальца, не длиннее пары пядей.

— Сохрани меня Бог! — выдохнул он, и собственный голос эхом отдался в его голове. — Невероятно!

Д'Алинниус оперся на трость, на его покрытом шрамами лице появилось самодовольное выражение.

— Я так понимаю, что ты одобряешь.

Гестерис лишь развел руками, мысленно уже оценивая разнообразнейшие возможности изобретения.

— Как это вообще может быть?

— Пойдем, — позвал Д'Алинниус. — Я объясню тебе, в чем тут дело.

Они вернулись в кабинет. Медлительный слуга поставил на письменный стол вино и фрукты. Гестерис сел напротив ученого, который, делая одновременно наброски на листе бумаги, заговорил с почтительной ноткой в голосе.

— Итак, имеются два соединения. Из записей, которые к ним прилагаются, удалось выяснить, что опыты со смешиванием этих веществ в разных пропорциях сулят широкий диапазон результатов. Для того что ты видел, мы использовали, может быть, десятую часть нашего запаса.

— Это все?

— Малое количество вещества производит мощный взрыв. Мы используем открытый огонь для воспламенения одного из составов, как нам думается, какой-то смеси фосфора и магния. Температура его горения очень высока, и в результате происходит воспламенение второй смеси, и она по не выясненной нами причине стремительно выгорает, практически мгновенно. Расширяющиеся газы разрывают сосуд, в который заключены смеси, и осколки этого сосуда, вкупе с энергией расширения, уничтожают объект. В данном случае эту фигуру. Из дуба, между прочим. Крепчайшая древесина.

— А разве в записях не говорится, что именно представляют собой эти составы? — осведомился Гестерис.

— Не слишком вразумительно. Мы сейчас обшариваем все библиотеки, ищем возможность сделать точный перевод. Очень трудно найти эсторийские соответствия для сирранских названий некоторых минералов и металлов.

— Это меня не удивляет, — кивнул Гестерис. — Но должен тебе сказать, что необходимость поджигать эту смесь для производства взрывов существенно ограничивает возможность ее военного применения. Я бы сказал, что она очень хороша для разрушения стен, но вот на поле боя — едва ли.

— Приятно слышать, что ты сразу сообразил, в чем суть. И в этом отношении у нас есть кое-какие наработки. Причем, как это часто бывает, открытие произошло случайно. Лагалий не зря лишился бровей. На самом деле ему повезло, что он остался жив. Сегодня утром мы обнаружили, что взрыв может вызвать сотрясение или сила удара.

Гестерис ощутил, как к щекам приливает тепло.

— Это значит…

— Вот именно, сенатор. Ты только представь. Набить этим составом какой-нибудь сосуд, скажем металлическую флягу, запихнуть в середину клети или сетки с камнями и метнуть из онагра на головы врага. Бабах!

Д'Алинниус резко развел сцепленные руки и издал рокочущий горловой звук. Гестерис почувствовал, что краснеет от возбуждения и восторга.

— Ты ведь можешь получать эти вещества?

— Я предпочел бы обсудить этот вопрос со своими коллегами из Сиррана. Думаю, они предоставят нам нужную методику, хотя, конечно, захотят узнать что-нибудь взамен.

— Боюсь, что на такого рода переговоры нет времени. Цардиты уже выступили.

— Это я понимаю. А потому, честно говоря, мы уже пытаемся разработать методику получения нужных соединений самостоятельно.

— Будь благословен, Орин. — Гестерис встал. — Да возрадуется Всеведущий всем твоим деяниям.

Лицо Д'Алинниуса мгновенно помрачнело.

— Нет никакого бога, только слепая вера. У меня нет желания тратить время на поклонение Всеведущему, от которого одно лишь зло. Хочешь знать, во что и вправду можно верить, — посмотри, какое разумное применение найдено нынче для бывшей резиденции канцлера. Будущее за ними, а не за писаниями фанатиков и репрессиями.

— Ну, по вопросам теологии мы можем поспорить как-нибудь в другой раз, — отозвался Гестерис. — Но позволь мне заверить тебя, что наше будущее не в последнюю очередь зависит и от твоих гениальных рук. Реши задачу, добудь нам это оружие, и твое имя навечно засияет в пантеоне героев Конкорда.

Д'Алинниус осклабился в неожиданной улыбке.

— Ты только проследи за тем, чтобы памятный бюст изображал меня таким, каким я был в молодости. Неохота, знаешь ли, остаться в памяти грядущих поколений этаким чудовищем.

ГЛАВА 22

859-й Божественный цикл, 35-й день от рождения генастро

— Забери меня Бог, терпеть не могу ночные дежурства. Темень, холод, и даже цардиты не воют свои поганые песни.

Центурион Чарик окинул взглядом расстояние по верху стены до поста Лиссы Хелан. Ей бы только ныть да ворчать. Она и в лучшие времена нашла бы, на что жаловаться, а уж когда приходится торчать на продуваемой ветром стене над госландской границей, то и подавно. Он всегда удивлялся, как это ее, с таким нравом, занесло в легионы. Правда, надо отдать ей должное, драться Лисса умела и из лука стреляла метко. Могла бы неплохо продвинуться с такими задатками, но язык подводил — всегда ухитрялась ляпнуть что-то неуместное. Некоторых людей жизнь ничему не учит.

— Знаешь что, Лисса, если хочешь не торчать на стене, а принимать почести на балконе, так заработай золотой венок на играх.

— Так-то оно так, командир, но все же. Посмотри хотя бы на нас, караульных. Нас тут два десятка, торчим на этой платформе как проклятые, и чего ради? Чтобы послу Дел Аглиосу спалось спокойнее?

— Здесь он не посол, а генерал Дел Аглиос, ясно? И вот что я тебе скажу, легионер: если Дел Аглиос считает нужным усилить караулы, так уж поверь мне, не для того, чтобы ему слаще спалось. Он что-то знает, а если нам не говорит, значит, не время. Он одержал больше побед, чем ты имела любовников, а это что-нибудь да значит.

Хелан собралась возразить, но вместо этого хихикнула.

— Очень смешно, командир. Только все равно это нелепо. Чтобы предупредить об их приближении, хватит и трех часовых. Да и не полезут они. Вон их, всего ничего, а у нас в казематах сейчас дрыхнут четыре полные манипулы, и онагры наготове, все в смазке. Показуха это, только и всего.

— Там видно будет. Я одно знаю. Часовому положено не лясы точить да мечтать о чае у костра, а смотреть в нужном направлении. Изволь нести службу, легионер.

— Есть, командир. — Хелан вильнула бедрами и демонстративно повернулась спиной к цардитскому лагерю.

Чарик едва сдержал смешок и, покачав головой, уставился туда, куда следовало, — в сторону врага. И увидел летящие стрелы за долю мгновения до того, как они, просвистев между зубцами, вонзились ему в грудь.

Этой доли мгновения не хватило даже на то, чтобы поднять тревогу. Он с удивлением воззрился на торчащие из груди оперенные древка и почувствовал тянущую тяжелую боль в горле. Схватившись руками за раны, центурион ощутил липкую, горячую кровь и, кажется, смутно разглядел заваливавшуюся назад Хелан. Или это падал он сам? Глаза его закрылись.

Последний вздох.

Если это был вздох.

Чарик лежал на спине. Мысли его путались. Он не ощущал своего тела. Но что-то определенно чувствовал. Нечто, касающееся его не снаружи, а изнутри, но воспринимавшееся как голоса. Странно. Какие-то голоса, звучащие изнутри, ни на что не похожие. И кроме них, ничего. Центурион не мог заставить себя подумать о чем-то другом, словно кто-то закрыл дверь, отделив его сознание от всех посторонних мыслей.

Потом внутрь хлынули воспоминания. Стрелы. Прилетевшие из ночи и оросившие их смертельным дождем. Их. Тех, которые были с ним. Стояли. Смотрели в темноту. Падали. Кровь. Чарик закрыл глаза. Он понял это, потому что свет, который он видел, исчез, хотя это было именно знание, а не ощущение.

Нахлынул страх. Нарастающий, клубящийся ужас затапливал его смятенное сознание. Но не затопил — что-то этому помешало. Снизошло спокойствие, словно некто положил руку на горячий от лихорадки лоб или по-дружески обнял за плечи. Облегчение волной растеклось по его позвоночнику и наполнило изнутри. Чарик снова открыл глаза.

И увидел на небе звезды. И мягкое облачко, которое двигалось по темному небу. И смутный, ласкающий свет. Он ощутил тепло. Легкое покалывание, что возникало где-то внутри и, проходя через спину, распространялось до кончиков пальцев рук и ног. Он почувствовал ветерок на лице.

Чарик открыл рот, и воздух со вздохом вышел из его легких. Он мог вдохнуть еще, но спешить было некуда. Его затопила безмятежность. Наконец Чарик понял, где он, почувствовал вокруг себя объятия, поддерживающие его. Всех их. Потому что он мог ощущать и их. Других, проделавших тот же путь к покою и блаженству, в коем им предстоит пребывать, покуда не придет время их возвращения в землю.

Встань!

Чарик встал. Покалывание, скорее даже вибрация, приходившая откуда-то через ступни, пронизывала его насквозь, создавая ощущение целостности. Другие вокруг него тоже вставали, и он чувствовал по отношению к ним близость, сродни семейной. И знал, что здесь с ними он в безопасности.

Чарик огляделся по сторонам. Он узнал это место. Из воспоминаний. Внизу, у его ног камни были в пятнах: это коснулось его мимолетной печалью. Да, здесь он умер, но теперь восстал для выполнения задачи, которую перед ним поставят.

Воздух перед его глазами, казалось, мерцал. Он помахал руками, чтобы рассеять марево, но ничего не изменилось. Другие вокруг него делали то же самое. Он узнал их. Его семья. В нескольких шагах от него стояла женщина. Стрела торчала из ее живота. И еще одна стрела, сбоку, из шеи.

Но он знал, что теперь стрелы им больше не угрожают. Они избавлены от любой опасности. От тоски, от боли, от страха.

Враги.

Чарик напрягся. Женщина тоже дернулась, как будто услышала то же самое слово, уловила ту же угрозу. Чарик выхватил гладиус, который привычно лег в его руку. Бог нуждался в нем. В том, чтобы он служил Ему после смерти, как служил при жизни до тех пор, пока цикл его не наступил вновь. Это было правильно и хорошо.

Враги внизу. Враги позади вас.

Они двинулись к лестницам, ведущим со стенвниз. Появились и другие, откуда-то из укромных мест, и зашагали через платформу, мимо катапульт и камней. Чтобы победить врагов, тех, которые позади, орудия следовало повернуть. Некоторые занялись именно этим.

Остальных Чарик повел к лестнице. Все его люди как один твердо знали, что следует делать. С каждым следующим шагом зрение его прояснялось, равно как и усиливалось чувство общности с другими. Соединявшая их незримая нить сделалась прочной, как стальной трос. Он не хотел отделяться от них. Никогда. Ибо все они удостоились прикосновения Бога и были благословлены Им на служение за гранью смерти.

Все, кто не с вами, могут пребывать с вами. Призовите их.

Полная ясность.

Чарик спустился по лестнице, проник в помещение. Там был свет. Резкий. Огни. Поднялся шум. Движение. Враги. С ним семеро. А все эти враги должны перестать быть врагами. Должны быть с ними.

Враги. Ваши клинки освободят их.

Конечно.

Враг повернулся к нему. На его лице появилось недоверие — он увидел стрелы, торчавшие из тела Чарика. Враг произнес слова: они были неразличимы и не важны. Чарик двинулся к врагу, остальные, шедшие с ним, тоже. Чтобы призвать врагов к себе. Враг кричал. Выкрикивал какое-то слово, он почти мог его слышать. Враг боялся. Чарик освободит его от страха.

Он поднял гладиус. Враг, отступая, запнулся о стул, упал и распростерся по полу. Вопли в комнате сделались очень громкими, проникая даже сквозь его словно заткнутые паклей уши. Одно слово он даже услышал.

— Чарик!

Он остановился.

Враг.

Чарик нанес удар.

* * *

Адранис открыл глаза внезапно, как от удара. Разбудил его крик, но настоящий или приснившийся, не сообразить. Правда, на соседней койке спал Роберто, и Адраниса это несколько успокоило. Брат, с его огромным опытом походной и лагерной жизни, мигом проснулся бы, случись неладное.

Но тут крик повторился. Казалось, он донесся издалека, наверное, даже из-за моста. Звук был неразборчивый, не исключено, что дурят цардиты.

Впрочем, сна уже ни в одном глазу не осталось, так что Адранис рывком поднялся с койки, натянул сапоги, облачился в плотную шерстяную тогу и набросил на плечи плащ. Глоток свежего воздуха ему не помешает, а с непонятным криком все равно нужно разобраться. Он тихонько прикрыл за собой дверь и двумя шагами преодолел короткое расстояние до лестничного пролета, который вывел его на галерею большого надвратного укрепления, откуда просматривалась вся длина моста.

Благодаря фонарям и огню жаровни на балконе было тепло и светло. Впрочем, в разгаре генастро в Госланде ночи стояли не холодные, и не один Адранис радовался сезону роста после долгого, сурового дуса. На галерее несли дежурство четверо солдат, все смотрели через мост, в направлении ворот на той стороне. Бетон и камень укреплений расцвечивали огоньки, по мосту расхаживали солдаты.

— Все в порядке, центурион? — спросил Адранис. Четыре легионера вытянулись по струнке, Адранис махнул им — «вольно».

— Думаю, да, командир. Были какие-то крики, там, у пограничных ворот, но вроде бы все утихло.

— Я тоже слышал крики.

— Вероятно, из-за карт подрались, то ли еще что, не знаю, — ответил центурион. — Но сейчас все спокойно.

Действительно, все выглядело как обычно. Адранис почувствовал себя слегка по-дурацки. Он, конечно, попытался задать свой вопрос небрежно, но легионеры наверняка поняли: раз командир притащился наверх посреди ночи, видно, его что-то переполошило. Пойдут теперь судачить насчет его слабых нервов, языки у солдат как бритвы. Правда, Роберто говорил, что рядовым не мешает знать: их командирам ничто человеческое не чуждо, но он, скорее всего, имел в виду нечто иное.

С моста подул ветерок и ударил в лицо. То есть это было похоже на ветер. Адранис нахмурился. Ветер обычно дул в поперечном направлении, вниз по течению.

— Ты?.. — начал он.

Воздух застыл. Из-за дальних ворот донесся грохот, мигом вышибивший из головы все мысли. Загромыхало сильнее, потом и вовсе оглушительно, огни дальнего форта потухли, но он увидел, как за миг до этого обращенные к мосту окна и двери выбило наружу и мост осыпало смертоносными обломками. А потом вдоль моста, вырвавшись из ворот, понеслось что-то похожее на темное облако.

— Боже милосердный! — выдохнул Адранис. — Ложись! Ложись!

Не имея понятия, услышал ли его хоть кто-нибудь, он бросился наземь, увлекая за собой центуриона и не переставая кричать, чтобы другие падали. Облако ударило по воротам и надвратному форту, встряхнуло караульную галерею. Прикрыв голову руками, Адранис чувствовал, как осколки молотят по камню, дереву и мрамору. Что-то рухнуло, придавив ноги. Он был засыпан пылью и каким-то крошевом, ощущавшимся как мелкие камушки. Вокруг свирепо завывал ветер. Галерея качалась, стены дрожали, казалось, вибрировал даже фундамент крепости. Издалека смутно доносились пронзительные крики, но он не решался поднять глаза навстречу безумному вихрю.

Казалось, это мучение никогда не кончится. Наконец пыль загустела так, что Адранис закашлялся и, чтобы не задохнуться, оторвал голову от балконного пола. Лицо его, хотя он укрывался за парапетом, было ободрано, руки и плечи засыпало пылью и какой-то трухой. Все светильники на галерее погасли, и лишь бледный лунный свет просачивался сквозь густое облако пыли.

Ветер стих, но взметенные ввысь песок, гравий и земля еще продолжали падать, словно с неба шел град.

Потом в сознание Адраниса ворвались разнородные звуки — крики, сигналы тревоги, приказы, вопли. Совсем рядом кто-то стонал от боли. Он приподнялся на колени, почувствовал, что тяжесть свалилась с ног, и, ощущая слабость, затряс головой, чтобы прояснить сознание и заодно стряхнуть засыпавшую его с головой грязь. Медлить было нельзя. Какой бы странной ни казалась принесенная отдававшим гнилью ветром песчаная буря, ею вполне могли воспользоваться цардиты.

«Шевели не ногами, а мозгами! — напомнил он себе одно из присловий Роберто. — Не дергайся. Разбирайся по порядку».

Центурион двигался и, судя по виду, не пострадал. Но, обернувшись, Адранис едва не ахнул: оказалось, что ноги ему придавливало тело одного из легионеров. Этому малому уже не мог помочь никто, кроме Бога. Бедняга остался без лица. С него просто сорвало кожу и плоть, обнажив кости. Еще двое легионеров шевелились, но с трудом.

— Центурион?

— Я в порядке, командир. Что случилось?

— Предоставь мне с этим разбираться. Позаботься о своих людях, тех, кому можешь помочь.

Адранис поднялся, чувствуя, как сильно колотится его сердце, и выглянул с балкона. Ему доводилось читать о том, что после извержения вулкана окрестности засыпает пеплом, и сейчас все вокруг выглядело именно так. Все очертания скрадывались, словно под слоем снега. Только мост и ворота завалило не снегом, а слоями пыли, из-под которой проступали контуры тел — солдаты, застигнутые врасплох, погибли, поскольку укрыться им было негде.

Взгляд Адраниса метнулся налево, потом направо. Башни и платформы метательных машин вырисовывались темными контурами — кажется, он различал во тьме какое-то движение, но почти неуловимое. О том, что выжившие имелись, сначала свидетельствовали лишь вопли и стоны, но потом стали раздаваться и командные окрики. Выше него, справа, загорелся светильник.

Хотя в ушах Адраниса еще стоял гул, глаза уже начинали приспосабливаться к сумраку. У его ног застонал один из контуженных легионеров.

— Все в порядке, — успокоил его центурион. — Ты выкарабкаешься. Помощь идет.

Он поднял глаза, поймал взгляд Адраниса и покачал головой.

— Что же это была за напасть?

— Пыльная буря, наверное, — ответил Адранис. — Сам никогда такого не видел.

— Как это может быть? — В голосе центуриона прозвучали панические нотки. — Она налетела невесть откуда. Пыль не такая сухая. И посмотри. Камни. Осколки гранита. Как будто кто-то поднял дорожное покрытие с той стороны ворот и швырнул на нас.

Центурион говорил правду. Вразумительного объяснения для произошедшего не было, но Адранис попытался отбросить страх и растерянность, поскольку не это сейчас являлось главным. Буря это или что-то еще, но форт за мостом сильно пострадал, а вот как цардиты — на данный момент неизвестно. Если нет, то они вряд ли упустят возможность обернуть ситуацию себе на пользу. Прежде всего следовало думать о безопасности.

Адранис посмотрел за мост, на надвратные укрепления. Все было погружено во тьму. Ни на помосте для катапульт, ни в караульных помещениях — нигде ни огонька.

— Не может быть, чтобы они все погибли, — сказал он вслух.

И тут Адранис услышал скрип, повторившийся многократно, — его ни с чем нельзя было спутать. Такой звук издавали лебедки тяжелых метательных машин. Значит, кто-то в крепости за мостом приводил их в боевую готовность. Беда заключалась в том, что он не знал, радоваться или пугаться, поскольку понятия не имел, в чьих руках укрепление. И мог лишь молиться о том, чтобы им не овладели цардиты. Сейчас по эту сторону моста никто не мог обеспечить надежной обороны. На восстановление порядка ему, Келл, Нунану и Роберто требовалось время.

Из обращенных на мост ворот заречной цитадели высыпали люди. Не цардиты, свои. Воины Конкорда. Человек тридцать. Они бежали очертя голову, истошно крича, чтобы им открыли ворота. Их гнал вперед дикий ужас.

Адранис выждал момент, глядя, не появятся ли цардиты. Нельзя открывать ворота, если в них могли ворваться преследователи. Но вместо цардитов на мосту появилось еще больше людей в мундирах Конкорда и пограничной стражи Госланда. Но они не бежали, а шли.

Адранис нахмурился. Что-то в них было не так, в самом их движении. В то время как те, первые, мчались со всех ног и уже приближались к наружным воротам, эти брели неспешно и с какой-то странной неловкостью.

Он собрался было указать на это центуриону, но в этот миг рычаги онагров на той стороне моста взметнулись вверх, выбросив камни. Какую-то долю мгновения Адранис как зачарованный таращился на них.

— Боже Всеобъемлющий, — выдохнул он и тут же заорал: — В укрытие!

Во второй раз схватив за плечи центуриона, Адранис нырнул вместе с ним в дверь галереи и выкатился на лестницу. Камни обрушились на крепость. Их обсыпало пылью и битым кирпичом. Центурион рывком вскочил на ноги с явным намерением вернуться на галерею, но голос Адраниса остановил его.

— Им уже не помочь. Мы должны организовать оборону. Найди капитана замка.

Центурион ошалело кивнул, сбитый с толку и напуганный.

— Центурион. Успокойся. Выполни простой приказ. Не дергайся.

— Есть, командир. — Он побежал вниз по лестнице. Адранис посмотрел ему вслед. Внизу звучали приказы, призванные восстановить в крепости подобие порядка. Кто-то громогласно распорядился открыть ворота, потом труба заиграла побудку, словно кто-то из легионеров еще не проснулся. Лагерь основных сил находился на открытой местности, в двухстах ярдах от укреплений. Потребуется время, чтобы поднять людей, построить, поставить перед ними задачу и направить на оборонительные участки.

Что ему делать в первую очередь, Адранис знал. Миг, и он уже мчался по лестнице в свою комнату, перепрыгивая через три ступеньки. Нужно было надеть доспехи, взять шлем и, главное, найти Роберто.

ГЛАВА 23

859-й Божественный цикл, 35-й день от рождения генастро

Помощник Роберто несся вслед за ним с нагрудником и шлемом. Когда Дел Аглиос с шумом вломился к Келл и Нунану, они уже оделись и опоясывались мечами. В лагере легиона трубили тревогу. Лица у генералов были хмурыми и сердитыми.

— Проклятье, нас застали врасплох! — выругался Нунан.

— Мы проявили самодовольство, — подхватила Келл.

— Теперь это уже не имеет значения.

Наконец остановившись, Роберто дал помощнику надеть на него панцирь и стал застегивать ремни. Стены крепости продолжали содрогаться под непрекращающимися ударами. Пронзительные крики эхом отдавались в коридорах.

— Вывести людей и построить на открытом пространстве, позади крепости! Кавалерию на фланги! Держать строй, внутрь не соваться. Помните, вы — легион и рождены драться строем на открытом пространстве. Мы не можем позволить себе терять сотни людей в рукопашной. Лучше оставить крепость и сдержать их позже, на другом рубеже.

— Да, генерал.

— Дина, Павел. Командуете вы. Нечего на меня смотреть, действуйте. Принимайте решения. — Оба коротко кивнули. — Отлично. Вперед!

Роберто повернулся к помощнику и вытянул руки. Тот надел на генерала латные перчатки. Дел Аглиос водрузил на голову шлем, вместе с его успокаивающей тяжестью ощутив прилив воспоминаний. Сердце забилось быстрее, повысился тонус мышц.

Сейчас ему предстояло решать проблему, с которой надо было покончить десять лет тому назад. Он чуял, чем все это пахнет: Конкорду предстояло заплатить за проявленное когда-то милосердие.

— Береги себя, Эридес, — сказал Дел Аглиос помощнику. — Отправляйся в лагерь.

— Мое место здесь, рядом с тобой, — возразил Эридес. — Так было всегда.

Роберто положил руку ему на плечо. Помощник ответил генералу взглядом воина, которого он приблизил к себе на поле боя с Цардом десять лет тому назад. Однако теперь болезнь лишила Эридеса сил. Взор оставался твердым, но рукам и ногам явно недоставало силы.

— Я сам давно не надевал доспехи, Эридес, но я здесь командую и должен быть с легионом. Ты — нет и подвергаться опасности тебе незачем. Мне нужна твоя голова, друг мой. Береги ее.

— Слушаюсь, мой генерал.

— Никак не можешь называть меня иначе?

— Другое обращение вам не подходит.

Роберто распахнул дверь. Мужчины и женщины бежали мимо в направлении ворот и моста. Звякали доспехи, в свете снова зажженных по всему замку фонарей поблескивали наконечники копий. Эридес двинулся направо, Роберто налево и тут увидел сбегавшего по лестнице с галереи Адраниса. С несказанным облегчением братья коротко обнялись.

— Тебе нужны доспехи, — указал Роберто.

— Я знаю. Послушай, Роберто. Камни, которые падают на нас, не цардитские. Они повернули катапульты на платформе за мостом. Единственное объяснение — цардиты заняли форт. Наши, кто спасся, прибежали к воротам. За ними валит еще больше народу, но…

Он замялся. Роберто посмотрел брату в глаза и увидел растерянность.

— В чем дело? Давай не тяни.

— Те, что идут позади. С ними что-то не так.

— Как и с бурей, которая на нас налетела, — добавил Роберто, начиная складывать факты вместе. — Все происходит не слишком естественно.

Адранис покачал головой.

— Именно.

— То-то и оно. Давай надевай доспех. Встретимся у ворот. Нам потребуется твоя отвага, брат. Здесь не обошлось без этого мерзавца Восходящего.

Роберто побежал к воротам, открытым, чтобы впустить перепуганных ополченцев. Крикнув, чтобы ему дали дорогу, но не слишком полагаясь на слова, генерал локтями прокладывал себе путь против общего течения. Он старался не забивать себе голову теми странным возгласами, которые слышал от бежавших навстречу, однако отметил, что это вряд ли добавляет мужества страже у ворот.

— Эй, капитан, — крикнул Роберто командиру крепости. — Возьми у каждого полный отчет обо всем случившемся в форте. От каждого по отдельности.

— Будет исполнено, господин, — ответила она. — Слышали посла — исполняйте! Всех в столовую! Накормить горячим, дать перевести дух, потом собрать отчеты.

— Медвежьи Когти на подходе, — сказал Роберто. — Думаю, нам еще рано считать эту схватку проигранной.

На цитадель обрушился очередной залп камней. Посыпались пыль и штукатурка.

— Даже под таким обстрелом крепость простоит до утра, — заверила капитан — Эй, все по местам! Лучники, на стены!

Роберто выглянул в открытые ворота. По мосту к ним направлялись граждане Конкорда, а за их спинами, над укреплениями на той стороне, где снова загорелись огни, реяло знамя Царда. В проеме ворот и у окон толпились захватившие форт враги. Правда, если ему не изменяли глаза, ликования среди них не наблюдалось.

— Закрыть ворота! — приказал Роберто. — Немедленно!

— Но, командир, нам нужно пропустить людей внутрь, — возразила капитан. — Опасности нет.

— Нет? Разве ты не слышала, что кричат те, кто прибежал сюда?

— Но вы не можете этому верить. Они умом повредились.

— Может быть, но я пока нет. Я знаю одно: сюда направляются люди, пронзенные стрелами. Люди, которые должны быть мертвы. — Он повысил голос. — Закрыть ворота!

Солдаты переминались с ноги на ногу, переводя взгляд с Роберто на капитана и обратно.

— Это наши люди. — В голосе капитана прозвучала мольба.

Роберто снова посмотрел на мост. Люди в мундирах Конкорда. Но у кого-то стрела торчит из горла, а у кого-то из груди, прямо из сердца. Один лишился руки, у другого бок рассечен так, что видны ребра.

— Поверь мне, — тихо произнес он. — И не заставляй меня применить власть. Это не наши люди. Больше не наши. Закрой ворота.

Капитан посмотрела на своих солдат и кивнула.

— Выполняйте! — велела она и снова повернулась к Роберто. — Что теперь, генерал? Мы закрыли ворота перед людьми, которых мы могли бы спасти. Ты что-то знаешь. Нам тоже не помешало бы знать.

Створки уже свели и теперь задвигали засовы. У ворот толпилось около пятидесяти человек, и все они смотрели на Роберто с нескрываемым гневом. Перед воротами находился плац, способный вместить две тысячи легионеров или пять сотен кавалеристов, и сейчас это пространство быстро заполнялось. Две главные лестницы вели оттуда на караульную галерею и к артиллерийской платформе, но имелось и множество других, обеспечивающих доступ на стены по всей их протяженности.

— Сформируем линию обороны здесь, — объявил Роберто. — Копейщики и лучники в центре, перед местом возможного прорыва. Мечники ближе к флангам, в качестве ударной силы.

Капитан не сдвинулась с места.

— Капитан, цардиты приближаются. Мы должны обороняться здесь до прихода легиона. Скоро камни начнут бить по воротам, а они, в отличие от стен, долго не продержатся. Более того, у меня есть опасения, что враг для поддержки наступления располагает не только метательными машинами. Но мне некогда убеждать каждого по отдельности. Пусть люди построятся, я буду говорить со всеми.

Капитан кивнула и принялась отдавать приказы. Она знала его. Они все его знали. Роберто Дел Аглиос слыл непобедимым генералом, самым удачливым из всех полководцев Конкорда. Сейчас наступил момент, когда эта легендарная слава была нужна ему как никогда. Требовался непререкаемый авторитет, поскольку Роберто выглядел в их глазах человеком, бросающим на произвол судьбы и обрекающим на гибель своих соотечественников. И объяснить солдатам мотивы этого поступка чрезвычайно трудно. Как убедить людей в том, во что и сам с трудом веришь? Где взять доказательства, на что сослаться? На туманное воспоминание о разговоре с Полом Джередом, произошедшем много лет тому назад? Однако в столовой полно тех, кто подтвердит его слова.

— Спасибо, капитан, — кивнул Дел Аглиос. — Ты поверила мне, и не напрасно. Я прав, хотя об этом можно только сожалеть.

Она отдала честь, и Роберто отправился в столовую. На полпути через плац ему встретился Адранис, блистательный в своих кавалерийских доспехах, плаще и шлеме.

— Пойдем со мной. Поможешь опросить беглецов из дальнего форта. Информация нужна немедленно.

— Мое место с Когтями, — возразил Адранис.

— Им тоже нужно знать, что происходит. И будет лучше, если они услышат это от кого-то из своих.

— Что услышат?

— Потерпи немного, узнаешь.

И тут взгляд Адраниса скользнул мимо Роберто, и он остолбенел, даже рот его слегка приоткрылся. Одновременно во дворе воцарилась полная тишина. Роберто развернулся на каблуках. По обеим большим лестницам, со сторожевой галереи и с артиллерийской платформы, спускались люди, мужчины и женщины, вооруженные гладиусами или кинжалами.

Солдаты, находившиеся у стены, подались назад. Лязгнули извлекаемые из ножен клинки. Люди внизу растерянно переговаривались.

— Этот человек был мертв, — выдохнул Адранис. — Я сам его видел. Роберто, посмотри на него!

Роберто взглянул туда, куда указывал брат. У одного воина плоть на виске была сорвана, обнажив кость черепа, глаза вырваны, и из глазниц по лицу стекала кровь. У другого, шедшего рядом, располосовано горло, его нагрудник заливала кровь. Третий зажимал живот, чтобы не дать внутренностям вывалиться наружу. Впрочем, кишки все равно проскользнули между его пальцев и повисли, и он просто убрал руку, порываясь идти дальше, но поскользнулся на собственных потрохах и упал.

Всего сверху спускалось человек десять, но движущиеся тени указывали, что за ними следуют другие. Роберто почти физически ощутил страх, пронзивший его живых соратников, которые вдруг увидели то, во что невозможно поверить. Ходячих мертвецов.

Мертвые между тем формировали строй, в то время как живые отступали, освобождая пространство перед основанием каждой из лестниц.

Капитан, стоявшая со своими солдатами напротив ворот, вскинула руки, призывая к спокойствию, перевела взгляд с одной лестницы на другую и, охнув, направилась к левой. Голоса живых зазвучали громче. Кто-то призывал ее вернуться, остальные указывали на мертвых, выкрикивая их имена. Роберто протянул руку и остановил Адраниса, рванувшегося было за женщиной.

— Капитан, — окликнул Роберто, и голос его гулким эхом разнесся по двору крепости, — не приближайся к ним. Держи дистанцию.

— Это Вералий. — Она указала на одного из шедших навстречу, покрытых ранами людей. — Мы обязаны помочь ему. Всем. Посмотри на них.

— Он был Вералием, но больше им не является, — заявил Роберто. — От Вералия осталась лишь оболочка. Он должен пребывать с Богом, а его этого лишили.

Мертвые находились на нижних ступеньках, живые же продолжали пятиться, отступив уже на добрых десять ярдов. Роберто и Адранис зашли сбоку, чтобы лучше видеть происходящее. Капитан, одна из всех, не отошла, хотя Роберто и отметил страх в ее глазах. Рука женщины нервно сжималась и разжималась на рукояти меча. Мертвые двинулись к ней, но она осталась на месте.

— Вералий, — позвала она. — Это я, Горгия.

Мертвец не отреагировал.

— Назад, капитан! — приказал Роберто. — Это не сработает!

— Живой или мертвый, это все равно он, — возразила капитан. — Вералий, ну, давай. Скажи что-нибудь.

Страшная рубленая рана с левой стороны головы Вералия была, вне всякого сомнения, смертельной. Правда, кровь из нее не хлестала, как следовало ожидать, а лилась тонкой струйкой. Он выдвинулся чуть вперед, но и остальные, спустившиеся с обеих лестниц, тоже направлялись к капитану. Солдаты за ее спиной принялись кричать, призывая отступить.

— Что-то с ним не так, капитан. Давай к нам!

— К нам, капитан! Мы прикроем!

— Вералий, — снова попросила она. — Пожалуйста. Вспомни меня.

— Он не может! — крикнул Роберто. — Он умер. Отойди назад!

— И что дальше? — бросила женщина. — Он уже мертв? Как убить его снова? Тьфу, я сама не знаю, что говорю! Он идет — как он может быть мертв? — Последние слова она то ли прохрипела, то ли прошептала.

— Убить их нельзя, но остановить можно, — выкрикнул Адранис. — Бить по ногам, чтобы не смогли наступать. По рукам, чтобы не могли наносить удары. Фалангу сарисс им не пройти. Делай, что сказал генерал.

— И это приказ! — добавил Роберто.

Капитан бросила взгляд на них, а потом снова на Вералия. Он находился от нее всего в четырех шагах, остальные держались сразу за ним. Все с поднятыми клинками.

— Капитан! — заорал Роберто. — Немедленно назад!

— Вералий! — проревела она прямо в лицо мертвеца. — Вералий!

Кажется, что-то произошло. Он сбился с шага, меч в его руке дрогнул. Выражение лица не изменилось, но удара не последовало. Он покачнулся.

Капитан улыбнулась.

— Вералий, — промолвила она. — Все в порядке.

Четыре клинка вонзились в ее незащищенные бока, глубоко врезавшись в ее спину, шею и руки. Она упала, обливаясь кровью. Солдаты взревели в ярости.

— Сариссы! — скомандовал кто-то. — Двое на древко!

Фаланга ощетинилась длинными копьями.

— Лучники, стрелять по усмотрению!

Через короткое пространство, разделявшее живых и мертвых, полетели стрелы. Сорок, а то и пятьдесят из них угодили в мертвых, которые, хотя их было всего двадцать, двигались вперед без колебаний и страха. Судьба капитана не оставляла сомнений в их намерениях.

Сила выстрелов сбила нескольких наступавших наземь, но очень скоро они поднялись снова и возобновили движение, внушая еще больший страх.

— Сариссы! Пригвоздим этих ублюдков к воротам!

Копейщики с боевым кличем на устах двинулись на противника, не предпринявшего ни малейшей попытки укрыться или уклониться. Остриями длинных копий мертвецов оттеснили к воротам, пронзили и, подняв древки под углом, чтобы их ноги не доставали до земли, прикололи к бревнам. Послышались радостные возгласы, но они тут же смолкли. Мертвецы шевелились, а когда острия копий вываливались из дерева и падали, тут же поднимались и снова брели вперед. На них, рубя мечами, налетели ополченцы Госланда.

Роберто растер лицо руками в перчатках. По лестницам спускались новые и новые мертвецы, а остававшиеся приколотыми к воротам, не выказывая ни боли, ни страха, пытались освободиться. Ясно, что рано или поздно им это удастся.

— Необходимо очистить от них замок! — приказал Роберто. — Расчленять, рубить головы! Все, что угодно, лишь бы остановить. Мы должны вернуть их в объятия Бога.

Пока центурионы передавали команды и направляли людей к лестницам, Роберто повернулся к Адранису. В горящих глазах брата угадывалось потрясение.

— Возвращайся к легиону. Сообщи Келл и Нунану, что нам противостоит. Предупреди: ни растерянности, ни жалости. Эти граждане мертвы, и мы не должны думать о них как о людях, которых мы когда-то знали.

— Легко сказать, — выдохнул Адранис.

— Мы должны остановить их, и немедленно. Здесь.

— Кто все это творит?

Роберто сплюнул на землю. Вокруг шла резня. Мертвых отправляли обратно к Богу, кромсая на куски. Зрелище было не из приятных, но Роберто понимал, что людьми движет ярость, вызванная гибелью их капитана. И как только ярость уляжется, вернется страх.

— Гориан.

— Восходящий? — Адранис помрачнел. — Но он же мертв.

— Сирранцы предупреждали меня, что он до сих пор жив и находится в Царде. Эти события подтверждают их правоту. Мне не следовало оставлять его в живых.

— Ты уверен, что это он?

— Кто же еще? Джеред как-то сказал мне, что, по мнению Гориана, мертвые обладают собственной энергией, и, похоже, этот мерзавец не ошибся — Роберто покачал головой — Ходячие мертвецы, пахнущие гнилью бури, которые приносят смерть. Нет никаких сомнений. Как нет сомнений, что Гориан действует заодно с Цардом, а к отражению такого вторжения Конкорд не готов. Если мы не удержим их здесь, мы не многое сможем противопоставить нашествию.

— Когти не подведут!

— Очень на это надеюсь. Если мы сможем остановить их здесь — остановим. Будьте готовы на тот случай, если у нас не получится.

— Будь осторожен, Роберто.

— Забавно слышать это от тебя. — Старший брат улыбнулся.

Камни онагров забарабанили по надвратной башне и воротам, и пригвожденные к ним мертвецы задергались, словно пляшущие марионетки в дешевом балагане.

— Сбросим их, — предложил Роберто. — Даже расчленение не столь непристойно, как это.

После расчленения трупы больше не двигались. Кто-то привел чтеца ордена, и тела по частям стали уносить, чтобы предать приличествующему погребению. Новые и новые команды направлялись по залитым кровью ступеням в крепость, чтобы проверить внутренние помещения и окончательно очистить твердыню от извращенных творений Гориана, прячущихся в укрытии, ожидая возможности нанести удар.

Центурионы распоряжались быстро и толково, на плацу перед воротами царили порядок и дисциплина, но Роберто чувствовал, что по мере выполнения первоочередных действий тщательно отгоняемый страх начинает возвращаться. Воины с сариссами сформировали против ворот глубокий оборонительный строй. Пригвожденных мертвецов сняли, чтобы расчленить. Трудно сказать, сколько времени эта деятельность будет отвлекать людей от возможной паники.

Но так или иначе, предстояло решать и другие, не менее неотложные задачи. По глазам мужчин и женщин, занимавших позиции перед поврежденными воротами, было понятно, что они не готовы к отражению массированного штурма, не важно, предпримут ли его мертвецы или цардиты. Начать с того, что защищаться от собственных метательных машин нечем, ни одно орудие по эту сторону реки не действовало. Роберто знал, что механики лихорадочно пытаются вернуть в строй хотя бы одну катапульту, но в успех не верил. Буря Гориана привела орудия в такое состояние, что восстановлению они, похоже, не подлежали.

Роберто пересек открытое пространство перед строем сарисс. Камни снова и снова били в ворота. Одно бревно треснуло, железные скрепы дребезжали, гвозди расшатывались в гнездах.

— Какие будут приказы, генерал? — спросил один из центурионов, остановившись за его плечом.

Роберто посмотрел на него. Воин держался хорошо, но в глазах теплился глубоко въевшийся страх.

— Это бессмысленно, — сказал Роберто.

— Генерал? — не понял центурион.

— Мы не сможем сдержать их здесь. Когда ворота упадут, то с нами расправятся не мертвые, а шесть тысяч цардитов, которые хлынут через мост. Не нужно больше напрасных жертв. — Роберто сглотнул слюну, борясь с отчаянием. Мысли его заполнили образы возможного развития событий, и благоприятного варианта среди них не было. — Когти формируют линию обороны позади нас. Теперь это будет их задачей. Мы оставляем крепость.

Центурион выпучил глаза.

— Но мы не можем дезертировать, — возразил он после некоторого замешательства — Это граница, врата Госланда. Здесь прекрасная оборонительная позиция. Мы уложим копьями и стрелами уйму врагов. Ворота не настолько широки, чтобы они выбили нас с предмостной площади.

Роберто заставил себя улыбнуться.

— Ты мыслишь тактически верно, центурион, но нам противостоит не обычная армия. С мертвыми невозможно бороться с помощью стрел. И их поддерживает магия. С ними Восходящий.

— Значит, этот ветер… — охнул центурион.

— Да. Ветер. И худшее еще впереди. Может быть, это и удобная позиция для обороны, но ворота и пространство за ними так же удобны и для применения его гнусной мощи. Поверь мне. — Роберто пристально поглядел в глаза центуриона. — На открытом пространстве Когти их уничтожат. Мы будем вне досягаемости их машин, и наша кавалерия растопчет их. Конницы у них нет.

— Я отдам приказ, — кивнул центурион.

ГЛАВА 24

859-й Божественный цикл, 35-й день от рождения генастро

Солдат из крепости Роберто направил на левый, прикрытый кавалерией фланг Медвежьих Когтей. Используя широкое пространство позади цитадели, предназначавшееся для устройства полевых лагерей, учений и концентрации обозов на случай вторжения в Цард, Келл и Нунан выстроили войска по классическим канонам оборонительной тактики. Местность представляла собой широкий, полого спускавшийся к реке склон и казалась идеальной для сражения.

В ста ярдах от стен и огромных двойных ворот крепости стояла фаланга гастатов с сариссами. Между манипулами гастатов и второй линией пехоты, состоявшей из принципиев, расположились стрелки с длинными луками из сирранского дерева. Их стрелы могли косить врага, едва он появится из ворот, а позади, за шеренгой триариев, размещались еще и передвижные баллисты, метавшие тяжелые болты. На флангах к копейщикам примыкали меченосцы, а прикрывала их кавалерия. Весь строй представлял собой слегка изогнутый полумесяц.

— Нам не хватает камней, чтобы обрушить их в самую гущу, — сказал Нунан, словно прочтя мысли Роберто.

— А как обстоят дела с починкой машин?

Нунан вздохнул.

— На это уйдет целый день. Может быть, больше. Все веревки порваны, все петли покорежены. Их тактика оказалась весьма эффективной.

— Ну так не стоит беспокоиться о том, чего мы все равно не получим.

— Сколько там мертвецов? — Тон, которым Нунан произнес это слово, свидетельствовал о царившем в легионе скептицизме.

— Как минимум тридцать, как максимум кто знает? — ответил Роберто. — Но поверь мне, их не стоит недооценивать.

Обстрел ворот прекратился. В окнах цитадели и на стенах стали появляться цардиты. С первыми рассветными лучами, осветившими восточный небосклон, оттуда грянули песни наступающих врагов. Победные песни. Слегка преждевременные, у большинства цардитов не было ни малейшего представления о том, с чем им предстоит встретиться сразу за воротами замка.

— Они не пройдут мимо сарисс. Мы сделаем то, что вы сделали внутри. Мы перехватим цардитов здесь, остановим и покончим с ними.

— Очень на это надеюсь, — промолвил Роберто. — Потому мы здесь и стоим.

— Можно, я задам тебе личный вопрос?

— Тебе не нужно спрашивать, Павел.

— Никогда раньше не видел тебя напуганным, — сказал Нунан. — Сейчас наша численность составляет пять тысяч. Их явно недостаточно, чтобы бросить нам вызов. Что происходит?

Роберто понимающе кивнул.

— На протяжении той войны, когда обнаружились возможности Восходящих, ты ведь фактически так и не увидел их в действии. До сих пор, до этого поганого ветра! Но мне довелось видеть такие вещи, о которых я не мог даже помыслить. Я лично убедился, что всего один человек, мужчина или женщина, способен повелевать колоссальными силами природы. А ведь тогда Восходящие были молоды и неопытны.

Пока я думал, что Гориан мертв, меня это не пугало, поскольку остальные выросли вполне ответственными людьми. Но оказалось, этот ублюдок жив, а он чужд любой морали, ни во что не ставит любые законы и не уважает людей.

Да, признаюсь честно, я напуган. Напуган, потому что этот мерзавец нашел способ поднимать мертвецов и заставлять наших бойцов, сраженных его ублюдками, убивать своих товарищей. Но еще больше меня пугает то, какие пакости он держит в запасе. Нынешнее сражение — это первая битва совершенно новой войны. И боюсь, вне зависимости от ее исхода войну мы выиграем только в том случае, если выследим и убьем Гориана.

Но пока мы до него не добрались, он может нанести Конкорду чудовищный ущерб. И вообще, неизвестно, может ли убить Восходящего кто-нибудь, кроме другого Восходящего. Теперь ты понял, что происходит, Павел?

— В общих чертах. Как я понимаю, нам нужно разделаться с ним как можно скорее. Так давай этим и займемся. Прорвемся сквозь эту цардитскую свору и двинемся в Цард, на охоту за Горианом.

Роберто посмотрел на Нунана, изумляясь тому, какой оказалась реакция на его слова. Впрочем, как раз тут удивляться было нечему.

— Собери все свое мужество, генерал Нунан, оно может понадобиться тебе еще до восхода солнца. Может, мне не стоит это говорить, но против того ужаса, что явится через эти ворота или обойдет стены, тебе придется сражаться с полным напряжением сил. Легион будет смотреть на тебя и Дину. Тебе, как никому другому, нельзя дрогнуть.

— И я не дрогну, — кивнул Нунан.

Ворота замка с грохотом распахнулись, и оттуда вырвался ураган.

* * *

— Держать строй! Держать строй!

Крики Адраниса тонули в завывании ветра, дувшего прямо из ворот крепости.

Он находился на левом фланге, Келл на правом. Кони нервничали, и всадники едва удерживали их на месте. Сила шквала была такова, что некоторых кавалеристов сбросило с седел, и теперь они пытались вновь забраться на лошадей. Шум стоял невероятный, и основная сила несшего густую пыль ветра нацелилась на стоявшие прямо напротив ворот манипулы пехоты. На солдат нахлынула невидимая, нескончаемая волна.

Сариссы, вырванные из рук, швырнуло в последние ряды, всю амуницию, недостаточно хорошо закрепленную, тоже сорвало и понесло назад. Шлемы и щиты летели с большой скоростью, нанося людям увечья. Люди падали друг на друга, зажимая раны. Ряды пехоты расстроились. Буря сорвала с места лагерные палатки, и они исчезли в сумраке.

Спустя мгновение чуть ли не весь легион залег ничком под напором урагана. В сложившемся положении невозможно было установить, кто жив, а кто ранен или убит. Идеальный оборонительный строй разрушился в одно мгновение. Правда, криков и стонов Адранис не слышал, все заглушал истошный вой ветра, подобный воплю, вырвавшемуся из гортани самого Бога. Рев этот обрушился на Медвежьих Когтей. Пыль, смешанная с мельчайшими каплями ледяной воды, неслась со страшной скоростью, обдирая кожу в кровь, и мгновенно превратила могучий легион в беспомощную, прижатую к земле массу людей.

Адранис не мог видеть, что происходило на правом фланге, где стояла кавалерия под началом Келл. Боже Всеобъемлющий, да он не то что другой фланг, он и ворот замка не видел, хотя упорно всматривался во тьму, пытаясь получить как можно более полное представление о происходящем. Очевидно, что пехотный строй буквально разорван в клочья, а значит, когда ветер наконец стихнет, первейшей задачей станет восстановление боевых порядков.

Полагая, что стоящий рядом солдат его услышит, Адранис свесился с седла и подтянул гастата к себе, заорав ему прямо в ухо:

— Мы должны быть готовы к атаке! Она начнется в любой момент! Передай по рядам!

Солдат нервно кивнул, но тут к вою ветра добавился еще и грохот. В пыльном воздухе мелькнула стремительная темная тень, испуганный конь Адраниса шарахнулся назад. Пущенный из онагра камень буквально смел из седел троих кавалеристов, покатился по земле и врезался в смешавшиеся ряды гастатов. Конь Адраниса вздыбился, и он едва удержался в седле, отчаянно цепляясь за поводья и собрав в кулак все свое мужество. Там, у реки, оставались и другие онагры. Он попросил у Всеведущего сохранить жизнь Роберто, чтобы снаряд, пущенный из следующей катапульты, не вбил его в землю, превратив в кровавую лепешку. Но больше ничего не произошло. Как и предыдущая буря, этот ураган внезапно прекратился, словно легкое облачко, растаявшее под солнцем соластро: от него остались лишь висевшая в воздухе пыль и туман. Адранис, уверенный, что сейчас последует наступление цардитов, напряженно смотрел в сторону замка. Своего коня он успокоил, но находившаяся справа пехота пребывала в полном смятении. И ему оставалось только одно.

— Когти! Скачите к гастатам! Внимание на крепость! Разворот на скаку!

Адранис поднял руку высоко над головой и резко опустил, одновременно пришпоривая коня. Скакун, радуясь такой возможности, рванул с места. Адранис понимал, что численность его всадников уменьшилась, но надеялся, что сотни две за ним последуют. И уж во всяком случае, этот маневр даст возможность подсчитать и оценить имеющиеся в наличии силы. Он готов был поручиться, что Келл думает точно так же.

Мастер конников направил своего коня под небольшим углом, чтобы промчаться перед линией гастатов в направлении ворот замка. Прикрываясь щитом от возможных вражеских стрел, он выпустил поводья, обнажив меч и управляя конем коленями и пятками.

Обзор оказался никудышным. Вроде бы какая-то возня у замка имела место, но рассмотреть лучше мешала все еще висевшая в воздухе пыль. Потом он уловил звук рогов, разглядел впереди, во мраке, почти неуловимое движение и улыбнулся. Впервые за долгое время. Кавалерия Келл! На учениях они не раз проделывали такой маневр, правда, всегда при нормальном освещении, но суть от этого не меняется. Главное, это позволяет выиграть время и выбить противника из колеи.

Адранис почувствовал прилив возбуждения и погнал коня быстрее. Всадники его отряда тоже увидели приближавшуюся Келл. Прозвучали сигналы — сначала предупреждение о сближении, потом команда к перестроению на скаку.

Земля дрожала под копытами, и по спине Адраниса поползла дрожь восторга. Сотни отборных кавалеристов Конкорда сближались на полном галопе!

На расстоянии сорока ярдов Адранис упер в бок лошади левое колено, поднял меч и начал разворот. Келл во главе своих конных сотен зеркально повторила его движение. Посреди всего этого хаоса и отчаяния они выполнили маневр безукоризненно, как на плацу. Колонна шириной в пять всадников, ведомая Адранисом, сомкнулась с такой же колонной Келл. Еще сорок ярдов в сторону замка они проскакали бок о бок, а потом по сигналу трубы начали разворот налево и направо. Дисциплина, порядок, победа! Адранис едва сдержал рвавшийся из сердца восторженный крик.

Заставляя себя мыслить трезво, он присмотрелся к теперь уже неплохо различимым воротам. Цардиты, изливавшиеся оттуда сплошным потоком, разворачивались и строились в боевую позицию для отражения кавалерийской атаки. Они уже выставили вперед длинные пики, и бросать на них конницу Адранис не желал. Да и не было нужды, главная цель достигнута. Вместо того чтобы сразу после бури обрушиться на растерянный, деморализованный легион в стремительной атаке, цардитам пришлось перейти к обороне, они потеряли инициативу наступления. Их лучники принялись пускать стрелы со стен крепости, но для быстро скачущих всадников беспорядочная стрельба особой угрозы не представляла.

Адранис метнул взгляд вперед и увидел менее чем в пятидесяти ярдах перед собой фигуры, движущиеся навстречу крайнему левому флангу Когтей. Около трех десятков. Мертвые.

— Как говорил мой брат, время возвращаться к Богу, — прорычал Адранис.

Он низко опустил руку со щитом и отвел клинок для рубящего удара сверху. Мертвые на его приближение не реагировали, то ли не замечали, то ли им было все равно. На них стремительно неслась масса стали и конской плоти, а они даже не пытались развернуться для защиты. Ну что ж, они падут под копытами передних рядов, так что всадники в задних даже не узнают об этом столкновении. Зато цардиты увидят все и поймут, какая судьба уготована им самим. Еще чуть-чуть, и он отправит зазнавшимся врагам это послание.

Еще миг, и…

Конь Адраниса вскинул голову, дрожь пробежала по его бокам, а когда до спин мертвецов оставалось всего пять ярдов, резко метнулся в сторону, по направлению к вражескому строю. Адранис, захваченный врасплох, вылетел из седла и тяжело упал на руку, держащую щит. Меч отбросило в сторону.

Вокруг творилось что-то немыслимое. Кони или вздыбливались на всем скаку, или метались из стороны в сторону, сталкиваясь между собой. Всадников выкидывало из седел, словно камнииз катапульты, они падали среди мертвых. Задние ряды, не понимая, что происходит, и не успевая отреагировать, налетали на передние, копыта скакунов топтали упавших. Адранис попытался прикрыться щитом, но удар копытом по спине перевернул его, а острая боль указала, что левая, державшая щит рука сломана. Адранис подтянул ноги, постаравшись сделаться как можно меньше, но тут другое копыто зацепилось за щит. Он потянул за собой сломанную руку. Адранис вскрикнул от боли и тут получил еще один удар, по ноге, ниже колена. Он почувствовал, как треснула кость.

Наконец бешеная скачка через тела прекратилась — в тылу колонны, поняв, что впереди творится неладное, сумели сбавить аллюр. Адранис видел носившихся вокруг коней без седоков и державшихся поодаль всадников. Кто-то выкрикивал его имя, но вряд ли во всей этой мешанине людей и животных его действительно могли увидеть.

Потом позади него произошло движение, кони быстро шарахнулись прочь. Послышалось испуганное ржание: он, как кавалерист, сразу понял, что лошадей поражают стрелы. Слева громогласно взревели цардиты, вновь содрогнулась от топота земля, и он испытал укол страха. Необходимо встать и поскорее уносить ноги.

Превозмогая боль, Адранис с трудом приподнялся на колени. Взор туманился. Неподалеку кто-то шевелился. Упавшие всадники так же, как он, пытались подняться. Те, кто удержался в седле, порывались прийти на помощь, но кони артачились, фыркали и били копытами, отказываясь приближаться, а то и просто унося потерявших над ними власть людей в сторону позиций Конкорда. Лошади, оставшиеся без седоков, носились туда-сюда, усугубляя неразбериху. Справа Келл предпринимала отчаянные попытки организовать отпор, но боевые порядки Конкорда пребывали в полном расстройстве. Обстрел из онагров разбил строй фаланги, и сарисс, необходимых в таком бою, в руках почти не осталось. И хотя трубы и сигнальщики с флагами передавали приказы восстановить строй, дело не двигалось.

Но хуже всего для Адраниса и его немногочисленных товарищей по несчастью — вылетевших из седел и отрезанных от своих кавалеристов — было то, что теперь мертвецы обратили на них внимание. Повернувшись или будучи кем-то повернуты, теперь они надвигались прямо на него. Мертвецы находились ярдах в десяти и приближались. Адранис попытался встать, но его левое колено подогнулось, и он снова рухнул на землю.

Пытаясь не потерять сознание от боли, Адранис снял щит со сломанной левой руки и, используя его как опору для правой, поднялся-таки на ноги. Точнее, на правую ногу, левая едва касалась земли. Начали падать стрелы. Один из его людей, только что вставший, получил стрелу в спину и упал ничком.

По щекам Адраниса текли слезы. Он повернулся к линиям Конкорда: от них его отделяли ярдов шестьдесят, примерно столько же, сколько и от цардитов. Но мертвые находились ближе всего, и они бесшумно приближались. Он задрожал. Послышались крики: лучники и пехотинцы с гладиусами устремились к нему, чтобы обеспечить прикрытие и дать возможность хоть как-то доковылять до своих.

* * *

— Послать людей им на выручку, скорее! Кавалеристов надо прикрыть!

Роберто со всей мочи рванулся сквозь разорванный строй к переднему краю. Неожиданное фиаско кавалерии повергло людей в растерянность, с которой они еще не справились. А вот цардиты воспользовались переломом и теперь шли в атаку под прикрытием непрекращающейся навесной стрельбы своих лучников. Когти пытались отстреливаться, но слабо и неорганизованно. Оценить потери не представлялось возможным. Никто не знал, сколько людей погибло и ранено, сколько мечей и щитов вырвано из рук и заброшено куда-то в хаос разоренного лагеря. Пехота была дезорганизована, кавалерия частично рассеяна.

— Ну давай, Дина, — бормотал Дел Аглиос. — Ты ведь знаешь, что надо делать.

Кавалерии Дины Келл Роберто не видел, и ему оставалось лишь уповать на то, что она собирает людей для контратаки, которую требовалось предпринять во что бы то ни стало. Любой ценой сбить темп вражеского наступления, которое в нынешней ситуации могло стать для Когтей роковым. Он бежал мимо раненых мужчин и женщин, мимо обломков онагра, который, прокатившись сквозь манипулу гастатов-мечников, остановился только в гуще строя принципиев.

Проклятый ветер обрушил на задние ряды оружие и доспехи, вырванные в передних линиях, поэтому немало людей полегло ранеными, а то и убитыми от ударов сарисс, щитов и шлемов своих товарищей. Центурионы надрывали голоса, пытаясь сформировать оборонительную линию, и солдаты, отделавшиеся достаточно легко, возвращались в строй, но для надежной защиты этого было явно недостаточно.

Армия Конкорда понесла тяжелые потери, а ведь цардиты еще не нанесли ни единого удара! Без Келл и Адраниса Когти ожидал неминуемый разгром, но пока находилось немало смельчаков, покидавших свои ряды и бежавших вперед, на выручку выбитым из седел кавалеристам. Лучники, мчавшиеся следом, то и дело останавливались и пускали стрелы, чтобы замедлить приближение цардитов.

На его глазах с полдюжины оставшихся без лошадей всадников из последних сил ковыляли в сторону своих. Может быть, находившиеся еще далеко цардиты их и не догнали бы, но им наперерез с неожиданной быстротой двигались обезображенные мертвецы. Кавалеристы же едва шли, все они получили ранения, многие нешуточные. Одного несчастного поддерживали двое товарищей. Все больше легионеров устремлялось в сторону мертвецов, надеясь отвлечь их и выиграть время для спасения раненых. Сделав еще шаг вперед, Роберто увидел, кого именно пытаются вынести с поля боя.

— О нет, — прошептал он. — Адранис!

Роберто остановился, подхватил с земли щит и обнажил гладиус. Сердце его колотилось так, что грозило сбить с ног, каждый удар гулом отдавался в ушах. Высоко подняв щит и прикрываясь им от сыпавшихся градом стрел, он помчался вперед. Лучники Конкорда тоже усилили обстрел. Цардитам пришлось прятаться за щитами. Как минимум один мертвец был сбит на землю, но и истыканный стрелами, поднялся снова.

— Адранис! — Роберто увидел, как брат поднял голову. — Давай! Быстрее!

Призыв генерала подхватило множество глоток. Адранис и те, кто нес его, прибавили шагу, но, если Роберто находился шагах в двадцати от брата, а некоторые из легионеров опережали его, то мертвецы были еще ближе. Вдобавок цардитская стрела угодила в шею одного из тащивших Адраниса людей, а поскольку они крепко держались друг за друга, то упали все трое.

— Оттесните их назад! — приказал Роберто, ради увеличения скорости бросивший щит.

Он отдавал себе отчет в том, что в его голосе звучало отчаяние, но сейчас было не до командирского тона. Адранис из последних сил пытался подняться, но никак не мог стряхнуть сведенную судорогой руку погибшего товарища. Другой уцелевший кавалерист уже вскочил и, хотя у него не было ни щита, ни меча, рванулся прямо на находившихся всего в паре шагов от него мертвых, обрушив на них град ударов руками и ногами. Лучники осыпали стрелами ближайших мертвецов, но один клинок угодил храбрецу по голове, другой полоснул по боку. Он упал, истекая кровью, и мертвые, минуя его, двинулись дальше. Один из них нанес удар сверху вниз.

— Адранис! — вскрикнул Роберто.

Его брат лежал ничком, неподвижно. Легионеры, которым ярость придала сил, обрушились на мертвецов, тесня их. Роберто остановился и опустился на колени над телом брата. Удар вражеского меча пришелся по панцирю. Клинок пробил броню. Кровь била фонтаном, рана была глубокой и опасной, однако Адранис еще дышал.

Легионерам пока удавалось сдерживать мертвых, однако они уже поняли, что остановить их окончательно почти невозможно. К месту стычки уже приближались цардиты, но тут Роберто услышал приближающийся грохот копыт.

Кавалерия ударила во фланг наступающим порядкам цардитов: кричали люди, ржали кони, звенела сталь. Не теряя времени, Роберто подсунул руки под беспомощное тело Адраниса и, пошатнувшись, поднял его.

— Держись, братишка, — прошептал Роберто. — Пожалуйста, держись.

Он побежал назад, в просвет между двумя манипулами, который должен был привести его к единственному человеку, способному спасти Адраниса. На бегу Роберто мысленно благодарил Бога за несказанную милость — за то, что этот человек здесь. Госландский чудотворец, хирург Дахнишев.

ГЛАВА 25

859-й Божественный цикл, 35-й день от рождения генастро

Келл повела кавалерию в атаку во фланг наступающим цардитам, поскольку кавалерийского прикрытия их фаланга не имела, и если с фронта их защищали выставленные вперед пики, то здесь они оказались уязвимыми. Налетевшая как вихрь конница сумела нанести им чувствительный урон, рубя людей мечами и топча упавших копытами.

Потом трубы проиграли отход, она легко развернула боевого коня и бросила взгляд на позиции Медвежьих Когтей. Сердце ее упало. Некоторых мертвецов удалось вывести из строя, и уцелевшие кавалеристы из отряда Адраниса спешили прочь, но там, куда они устремлялись, безопасностью и не пахло. И Адраниса среди них не было.

Пока ее всадники, преследуемые цардитскими стрелами, галопом уносились прочь, Келл на скаку склонилась к старшему горнисту.

— Отведи их назад, на правый фланг. И передай: мне нужно, чтобы лучники как следует обработали цардитов с фронта. Я к вам скоро вернусь.

— Слушаюсь, генерал.

Келл галопом погнала коня на поиски Павла Нунана, и с каждым мгновением она проникалась все большей уверенностью относительно хода сражения. Цардитское наступление замедлилось, но это произошло не только благодаря атаке ее кавалерии. Противник, овладев достаточным плацдармом, теперь намеревался вывести в поле всю свою армию и просто смести преграждавший ему дорогу, основательно потрепанный и фактически деморализованный легион.

Позади позиций Когтей находилась старая имперская дорога, уходящая вверх по крутому склону, поросшему густыми, почти непролазными зарослями. Там, наверху, Дахнишев разместил сортировочный пункт своего госпиталя. Благословенный старина Дахнишев, все-то у него делается как по писаному. Теперь туда можно отвести легион, перегруппироваться и принять бой, благо сдерживать врага, которому придется идти в атаку вверх по склону, можно, даже заметно уступая ему в числе. Она надеялась, что Нунан уже размышляет над такой возможностью.

Павла она нашла среди раненых и умирающих легионеров. Даже в сумраке было видно, что он бледен как мел и потрясен до глубины души. До сих пор только Роберто с Дахнишевом видели, на что способен Восходящий на поле боя, а теперь и им довелось столкнуться с этим оружием, от которого нет никакой защиты. Однако Нунан собирал всех, способных держать оружие, и формировал манипулы, чтобы попытаться выстроить против цардитов хоть какое-то подобие фронта.

— Нам против всего этого не выстоять, — горячо заговорила Келл, спешившись рядом с ним и отведя его в сторонку. — Отступай немедля. Отведи легион в холмы и перегруппируйся.

— Медвежьи Когти не убегают с поля боя, — возразил Нунан.

— Да оглядись ты по сторонам, Павел! Как только цардиты всей армией доберутся до нас, нам все равно не останется ничего другого, даже если в ход не будет пущено еще одно проклятое чудо. Мы и так потеряли треть личного состава…

— Вместе с ранеными даже больше.

— …поэтому давай отступать, пока можем сделать это, сохранив хоть подобие порядка. Нам нужно, чтобы на нашей стороне сражался Восходящий.

— Они в Эсторре, Дина, — отозвался Нунан, понизив голос.

— Тогда нам надо срочно отправить туда гонца. В противном случае они очень скоро увидят мертвецов, марширующих перед Вратами Победы. И чтобы этого не случилось, нам нужно без промедления отступить. Так что бросай все, что мешает движению, и уводи людей.

— Я не оставлю им никого из наших павших, — угрюмо ответил Нунан. — Разве ты не видишь, что именно этого они и хотят?

— Либо этого, либо, наоборот, того, чтобы ты задержался. — Келл указала в сторону крепости. — Моя кавалерия немногочисленна, она рассредоточена, и прикрытие у тебя слишком зыбкое. Стоит им поднажать, и они обрушатся на тебя.

Налетел ветерок, взъерошив волосы и откинув плащи. Никогда прежде не бывало, чтобы обыкновенный порыв ветра вызвал у солдат такую тревогу: Келл видела, как многие инстинктивно пригнулись, а кто-то едва не бросился наземь. Однако ожидаемого урагана на сей раз не последовало. Случилось нечто иное, гораздо худшее.

Позади новых, с трудом восстановленных боевых порядков легиона началось шевеление. Сначала просто подергивались мускулы, слегка двигались конечности, глаза, закрывшиеся, как думалось, навсегда, распахнулись. Келл увидела, как лежавший навзничь, прикрытый плащом убитый легионер вдруг перешел в сидячее положение, словно сам Бог повелел ему восстать. Таких, как он, оказалось несколько сотен, и это было зрелищем, которого легион, с трудом оправившийся после недавнего удара, выдержать не смог. Солдаты обратились в бегство с безумными криками, разносившимися повсюду и сеявшими панику еще быстрее, чем вид пробуждающихся мертвецов. Цардитам не было нужды нападать, Восходящему не требовалось насылать новую бурю. Враги и без того добились желаемого эффекта. Медвежьи Когти, все, кто был в состоянии двигаться, кинулись бежать.

У Келл отвисла челюсть. Ее лошадь фыркнула и попятилась, угрожая сбросить всадницу. Лошадь ей, правда, удержать удалось, но и только. Нунан надсадно выкрикивал приказы, но его голос тонул в общей панике.

— Они ушли! — крикнула Келл ему в лицо. — Иди с ними! По крайней мере, с теми, кого сможешь собрать.

Она схватила поводья и вскочила в седло.

— Дина, пойдем со мной!

— Я постараюсь прикрыть тебя! Приложу все усилия, но ты сам знаешь, что кони не приблизятся к мертвым. Ступай, Павел!

— Не умирай, — сказал он.

— Для этого сегодня не мой день. И не твой тоже.

Но, уже пустив коня вскачь, Келл обернулась и увидела, что Павел и несколько самых отважных его бойцов отбиваются от своих же павших товарищей. И усомнилась в собственных словах.

* * *

Роберто бежал из последних сил. Тело Адраниса ощущалось на руках мертвым грузом, кровь, пропитавшая одежду брата, запятнала рукава и перчатки Роберто. Каждое биение сердца отдавалось болью. О том, кто именно лежит у него на руках, он старался не думать, боясь впасть в панику.

Легион был разодран в клочья. Правда, над несколькими манипулами реяли штандарты, собирая вокруг себя людей, но Роберто приходилось смотреть не столько вперед и по сторонам, сколько под ноги, чтобы не спотыкаться об убитых и раненых. На гнев у него сейчас не было времени. То, что случилось с Адранисом и с легионом, заслуживало отмщения, но прежде всего следовало спасти брата. Чтобы воевать с врагами, надо остаться в живых.

Он бежал сквозь какофонию криков и стонов. Кому-то пытались помочь на месте, кого-то уносили в тыл, но большинству рассчитывать на помощь не приходилось.

Роберто едва понимал, куда бежит. В этой сумятице все ориентиры были утрачены, и он теперь понятия не имел, где искать Дахнишева или вообще хоть какого-нибудь лекаря. Как и не знал, сможет ли этот лекарь хоть чем-то помочь.

Позади себя он услышал рев цардитов, лязг оружия и громовой топот копыт. Дина Келл была единственной, кто стоял между ними и кровавой резней, неизбежной, если Медвежьи Когти не сумеют организовать оборону.

Наконец Роберто добрался до места бывшего лагеря, от которого осталось несколько палаточных остовов. В ста ярдах позади себя он увидел парусину палаток и деревяшки, висевшие на ветвях деревьях и разбросанные по дороге. Люди перебегали дорогу, направляясь к южному утесу. Не дезертировали, но искали место, где можно выстроить оборону.

— Дахнишев! — крикнул Роберто, стараясь перекрыть шум и гам. — Где мой хирург?

Кто-то бежал ему навстречу, увертываясь от столкновений, огибая тела. В его душе затеплилась надежда.

— Держись, братишка, — на бегу шепнул Роберто. — Эридес! Боже Всеобъемлющий, мы угодили в передрягу.

Эридес посмотрел на Адраниса, и глаза его расширились.

— Мастер Дел Аглиос! — ахнул он.

— Он еще жив, Эридес. Пока. Мне нужен Дахнишев. Скажи мне, что знаешь, где он.

— Знаю, — кивнул Эридес. — Он повел своих людей к утесу. Сразу, как только утих ветер. Нам повезло, генерал. Он не успел распаковать свое снаряжение. Оно осталось в сундуках, и все уцелело.

— Отведи меня к нему.

— Давай я помогу, понесу вместо тебя.

— Нет, Эридес Это моя ноша.

— Следуй за мной, — кивнул Эридес.

И тут лагерь взорвался еще более громкими, оглушительными криками, и Роберто, рискнув оглянуться, увидел, что легионеры в панике покидают свои позиции. Кавалерия Келл снова нанесла удар по незащищенному флангу цардитов, однако их центр, с пиками наперевес, продолжал наступление, не встречая никакого отпора со стороны Медвежьих Когтей. Ибо в самой их гуще пробудились мертвые.

* * *

В сумраке мелькали фигуры пробегавших мимо мужчин и женщин. Люди проносились неудержимым потоком и терялись во мраке.

— Стоять! Не отступать! — орал Нунан, упорно не желавший верить, что это действительно разгром.

Он уже отдал врагу треть своего легиона убитыми и один бог ведал сколько ранеными и не мог смириться с мыслью о том, чтобы отдать остальных страху.

— Сдерживайте удары! Это наши люди!

«Наши ли?»

В отличие от многих других, брошенных на поле боя, знамя Нунана гордо реяло над головой генерала, и с ним по-прежнему оставались его экстраординарии. Другое дело, что им приходилось лишь беспомощно наблюдать за беспорядочным бегством легиона. Горнист протрубил сбор, но этот сигнал потонул в какофонии панических воплей, охватившей Медвежьих Когтей. Лучших воинов Эстории.

На поле кучки легионеров рубились с теми, кого недавно знали как своих друзей, а порой просто бросались на каждого, кто, как им казалось, выглядел необычно. В результате ряды мертвых пополнялись за счет живых. Впрочем, некоторые солдаты просто стояли столбом, онемев от потрясения. Ну а большинство бежало: иные, сохранившие остатки мужества, старались унести раненых. Вверх, к кострам у подножия утеса!

— Здесь нам оборону не выстроить, — сказал Нунан центуриону. — Придется выводить отсюда людей. Возьми половину наших и отведи вверх по дороге. Там перегруппируйтесь. Необходимо организовать оборону раньше, чем цардиты отобьются от кавалерии и навалятся всей силой.

Центурион кивнул, хотя на его лице с расширившимися глазами было написано полное неверие в происходящее.

— Ступай.

— Есть, генерал. А как насчет… насчет мертвых, генерал?

Нунан вздохнул, поскольку ему было трудно принять собственные слова.

— Мертвых предоставь мне.

— Есть, генерал.

Центурион повернулся к легионерам.

— Слушай мою команду! Первые пятнадцать рядов с левого фланга идут со мной. Остальные остаются защищать генерала. Всех, кого сможем, собираем выше по дороге.

Нунан снова воззрился на поле боя. Сотни людей бежали, но сотни еще находились там, в сумятице и растерянности. По существу, ему оставалось только одно. Наступление цардитов серьезно замедлялось упорными, непрекращающимися атаками кавалерии Келл, однако это не могло продолжаться до бесконечности. В конце концов усталость возьмет свое, и тогда плотина прорвется.

— Я иду на выручку нашим. Надо постараться восстановить порядок. Раненых необходимо унести. В стычки с мертвыми не ввязываться, контакта избегать. При угрозе столкновения рассеиваться, двигаться быстрее — в этом наше преимущество. Выполняйте!

Нунан рванул вперед, где царила полнейшая неразбериха. На пыльной, залитой кровью земле, среди обломков снаряжения во множестве валялись тела, и этих людей, пока не подтвердилось иное, следовало считать живыми, хотя едва ли подобное допущение было верным. Впереди генерал увидел тесно сбившуюся группу примерно из тридцати пехотинцев, главным образом гастатов. Оставшись без командира, они походили на экипаж судна, терпящего крушение посреди бурного моря, и тут на них вышел отряд мертвецов, чуть ли не вдвое превосходивший их числом. Нунан истошно заорал, чтобы они не загораживали путь, а просто посторонились и пропустили мертвых, но его никто не услышал. Все вопили друг на друга и на безразличных к всему мертвецов, и, чтобы живые обратили на него внимание, генералу пришлось выбежать вперед и встать перед ними.

Находясь на поле боя, было легко увидеть, сколько народу попросту сбежало. Как может солдат выступить против своего друга? Как может он ударить его и как вместе с тем не нанести удар? Не сопротивляться мертвым нельзя, но и посылать людей против них тоже нельзя. Впрочем, посылать и не требовалось: мертвые сами были здесь, и при виде них у Нунана поникли плечи. Он знал некоторых из этих мужчин и женщин. Может быть…

— Вы уверены, что они мертвы? — спросил Нунан. — Они не нападают…

Они действительно не нападали. Сейчас они просто стояли и смотрели, словно чего-то ожидая.

— Конечно, они мертвые, генерал, — заявил с дрожью в голосе ближний гастат. — Посмотри, вот Дарий. Я был рядом с ним, когда он пал. Что же это такое, генерал? Бог обратился против нас.

— Не Бог, просто один из его сбившихся с пути чад, — ответил Нунан и возвысил голос: — Выходите из боя. Возвращайтесь назад к дороге. Найдите экстраординариев и присоединяйтесь к ним.

— Но, генерал, наши люди…

— И заберите с собой раненых. Это не наши люди. — Нунана передернуло. — Уже не наши.

Гастаты повернулись и побежали. Вокруг падали стрелы. Цардиты, пусть с трудом, дюйм за дюймом, но наступали. Кавалерия Келл разделилась и снова атаковала оба вражеских фланга. Мертвые тоже пришли в движение. Стали сбиваться в более крупные отряды и строиться.

Нунан как завороженный следил за их действиями. Те, у кого не было оружия, нагибались и поднимали его с земли. Мужчины и женщины не выказывали ни малейших признаков боли, страха или осознания своего положения. Его легионеры, покрытые смертельными ранами, исколотые сариссами, с пробитыми шлемами, располосованными лицами и телами, становились в строй, побуждаемые неведомой силой.

— Как можно сражаться с таким противником? — пробормотал Нунан себе под нос. — Что мы вообще можем сделать?

— Прошу прощения, генерал?

Он повернулся к своим экстраординариям.

— Ничего. Давайте займемся делом.

* * *

Келл бросила свою кавалерию в обход правого крыла цардитов и обрушилась на этот фланг с тыла. Они попытались развернуть пики, но это привело к ослаблению фронта. Ее лошадь с разбегу проломила ненадежную защиту — под напором конского корпуса щиты и людские тела раздались в стороны. Линия обороны была прорвана.

Она направила всадников в прорыв, с целью расширить брешь и зайти копейщикам в тыл, а главное, атаковать стрелявших из-за их спин лучников. Для рассеявшихся легионеров они сейчас представляли главную угрозу, однако надежда на успех была невелика. Келл не могла позволить себе терять людей.

Меч Келл обрушился на шлем одного врага, потом другого, однако троих всадников слева от нее выбило из седел стрелами. Кони, оставшиеся без седоков, повернули назад, атака начинала терять напор. Правда, ее лучники поддержали конный удар обстрелом. Стрелы ударяли в щиты, находили щели в доспехах, поражали незащищенные лица и шеи или, не попав в цель, вонзались в землю.

Увидев, что цардиты бросили на поддержу атакованного фланга большую часть резерва, Келл поворотила лошадь, ударила ее пятками в бока и, увертываясь от случайных ударов, устремилась прочь из свалки, на открытую местность. Промчавшись галопом ярдов пятьдесят, она остановилась и развернулась, собирая вокруг себя выходивших из боя кавалеристов. В трехстах ярдах дальше по фронту, на другой стороне поля цардиты быстро продвигались к дороге, и измотанная малочисленная кавалерия ничего не могла с этим поделать. Кони начали уставать, и при отсутствии прикрытия или подкрепления результат был предсказуем.

Фронт Медвежьих Когтей был разорван, солдаты бежали к дороге, куда следом за ними рвались и цардиты, которых она пыталась сдержать. А мертвые… Боже Всеобъемлющий! Мертвые формировали прямо на поле новую линию наступления, и преградить им путь было некому.

— Нам нужно обойти вокруг, зайти им в тыл, — крикнул ей в ухо капитан. — Мы должны заставить их повернуться.

Он указал на цардитов, имевших десятикратное численное превосходство над кавалерией. О победе и славе сегодня речи не шло. Все надежды сводились к тому, чтобы и самим не сложить головы, и выиграть время для пехотинцев, дать им подняться по тропе через скалы. При этой мысли у Келл едва не навернулись слезы на глаза. Подъем предстоял опасный и трудный, менее десяти дней назад они с Павлом проделали этот путь в свободное время для тренировки. Тогда это казалось развлечением, и вид сверху открывался потрясающий. Как же быстро все изменилось!

— Они могут перебить нас там. Зажать между крепостью и берегом реки, — ответила она. — Единственное, что нам остается, это выиграть для пехоты как можно больше времени. Остановить их здесь мы все равно не сможем.

— А что, если мертвые обратятся против нас?

— Просто скачи от них прочь, капитан. На соединение с легионом. Возможно, всем нам сегодня придется встать в общий строй с гастатами, но в любом случае мы сделаем все возможное. Я не стану пытаться преградить им путь конницей.

Капитан кивнул.

— Что мне делать сейчас, мастер Келл?

— Передай всем приказ — мы снова соединяемся. Езжай!

Капитан взял с собой двоих всадников и ускакал. Келл проводила их взглядом и, когда они растворились во мраке, почувствовала, что вместе с ними тают и ее надежды.

* * *

— Дахнишев! — заорал Роберто. — Дахнишев!

Он был на грани срыва. Руки его дрожали от крайнего напряжения сил. Рана Адраниса не переставала кровоточить, и только это убеждало Роберто, что его брат еще жив. Эридес бежал впереди него, пытаясь найти хирурга. Головы поворачивались, люди сбегались к нему, но они не могли помочь.

— Занимайтесь своими делами, — огрызался он на бегу, задыхаясь и хрипя, — или найдите мне Дахнишева!

Роберто мчался к выдолбленной в крутой скальной стене опасной тропе, уводившей наверх, на высоту около трехсот ярдов, где виднелись палатки полевого лазарета. Туда сносили раненых, и там над ними, в палатках и прямо на земле, хлопотали лекари.

С обеих сторон подступали заросли. Бежать становилось все тяжелее. Чем ближе к лагерю, тем сильнее слышны были крики боли и краснее становилась трава под ногами.

— Проклятый ублюдок! — бормотал он. — Ты за все заплатишь, Гориан Вестфаллен. Заплатишь!

— Генерал?

Роберто оглянулся на оклик и увидел окровавленного лекаря.

— Да?

— Хирург Дахнишев вон там.

У Роберто гора упала с плеч.

— Будь благословен, мой друг.

— Давай я помогу тебе!

— Не надо. Просто покажи путь.

Путь оказался недолгим, к новехонькой с виду палатке под защитой утеса. Перед ней солдаты расчищали место для сортировки раненых, а подойдя ближе, Роберто услышал, как выкрикивает указания Дахнишев. Эти приказы показались ему похожими на призыв к молитве.

Роберто ворвался в палатку и чуть не задохнулся от ударившего ему в нос резкого запаха крови и желчи. Палатка, размером всего лишь двадцать на двадцать футов, была битком набита ранеными, с ходу он не смог их сосчитать. Дахнишев стоял в углу, у чудом втиснутого туда операционного стола. Руки его были по локоть в крови. На лице и одежде тоже багровели пятна.

— Приведи его в порядок и уложи снаружи, — бросил хирург одному из помощников, указывая на только что прооперированного раненого. — И проследи, чтобы за ним смотрели, без ухода он может умереть.

Последнюю фразу он закончил, торопливо выходя из-за стола навстречу Роберто и жестом призывая к себе санитара.

— Пожалуйста, Дахнишев, пожалуйста! Ты должен спасти его!

— Сохрани меня Бог, Роберто, ты что, бежал так с ним всю дорогу?

— Мне ничего другого не оставалось, — ответил Дел Аглиос, задыхаясь и чувствуя, как кровь стучит в его голове, туманя мысли.

— То, что он еще жив, это чудо. Но это чудо говорит в нашу пользу. Да положи ты его на этот проклятый стол!

Роберто наконец выпустил брата из рук. Пол, залитый кровью там, где он стоял, торопливо протерли и засыпали опилками, а Адраниса с помощью санитара устроили на операционном столе. Хирург быстро осмотрел рану и тяжело вздохнул.

— Подготовь его, — сказал он помощнику. — Промой рану, стерилизуй инструменты. Я скоро вернусь, так что не теряй времени зря. Этот человек не должен умереть, ты понял?

— Да, мастер Дахнишев.

— Хорошо. Роберто, выйдем.

Роберто охнул и жестом указал на Адраниса.

— Мой брат…

— В ближайшие несколько мгновений твой брат не умрет, а если умрет, значит, я все равно не смогу его спасти. Идем. И пусть мои помощники займутся тем, что они отлично умеют.

Роберто позволил вывести его наружу, на слабо брезжащий рассвет нового дня. Хаос снаружи усиливался. Снизу несли и несли раненых.

— Мне не под силу управиться со всем этим, — сказал Дахнишев. — Ураган лишил меня половины персонала.

— Ты только спаси моего брата! — взмолился Роберто. — И не только потому, что он мой брат. Он мастер конников этого легиона.

— Я знаю, Роберто. Я тоже здесь служу.

Роберто моргнул и огляделся по сторонам.

— Быстро же ты тут все наладил.

— Никогда не суйся в бой, не развернув хорошего полевого госпиталя, — проворчал Дахнишев. — И не укрепив его частоколом.

— Конечно, конечно. — Роберто пошатнулся.

— Послушай, я попросил тебя выйти не затем, чтобы обсуждать мою мудрую предусмотрительность. Я в курсе того, что там случилось. До меня доходят рассказы, сумбурные, но позволяющие сделать определенные выводы. А здесь у нас полно людей, которые, к сожалению, неминуемо умрут. Ты понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю, — кивнул Роберто. — Пока я нес сюда Адраниса, я не мог думать ни о чем другом. Я не допущу, чтобы он стал одним из них.

— А как ты предлагаешь не допустить это, если он умрет? — спросил Дахнишев.

Роберто знал ответ и на этот вопрос. И знал последствия. Он тяжело сглотнул и поднял глаза на ястребиное лицо Дахнишева.

— Горючая смесь здесь имеется?

Дахнишев поджал губы и кивнул.

— Я сам распорядился перенести сюда весь запас, — тихонько сообщил он. — Нельзя было допустить, чтобы она попала в руки цардитов.

— Ты прав.

— Но допустимо ли это? Даже сейчас?

— А что еще нам остается? Мертвые наступают, и мы, похоже, не в состоянии ничего им противопоставить. Сейчас у нас примерно пятнадцать сотен боеспособных легионеров против такого же количества мертвых, которых поддерживают шесть тысяч цардитов. Мы должны сравнять счет.

— Да, Роберто, но сжигать наших собственных…

— Я знаю, знаю. — Роберто самому делалось дурно при одной этой мысли. — Может быть, мы достигнем результата, но это также и самое серьезное преступление, которое мы можем совершить. На худой конец неплохо было бы заручиться согласием и пониманием того, кто разбирается в такого рода проблемах лучше нас.

— Да, кстати, вот и он. Пойдем потолкуем с ним, только быстро. Твой брат нуждается в моем неотложном внимании.

Они направились туда, где глас ордена, Юлий Бариас, стоял на коленях возле тяжело раненного легионера.

— Глас Бариас, — позвал Роберто, осенив свою грудь знаком объятия Всеведущего, — ты истинный избранник Божий.

Бариас склонил голову и встал.

— Спасибо на добром слове, посол. Бог ставит перед нами задачи и требует их исполнения, нам же не остается ничего иного, кроме как вершить Его волю всюду, где выпадает такая возможность.

— И тебя не приходилось искать, когда в тебе возникала потребность, — продолжил Роберто. — Медвежьи Когти признательны тебе. Отойдем с нами.

Они втроем направились к утесу, подальше от случайных ушей.

— Вообще-то от меня сейчас не больше проку, чем от любого легионера, стоящего там с гастатами, — покачал головой Бариас, но тут же встрепенулся и быстро огляделся по сторонам. — Но ведь вы отозвали меня в сторону неспроста, не для того, чтобы просто поблагодарить. У вас наверняка есть дело, которое вы хотите обсудить?

Роберто нервничал, ему было не по себе. Конечно, такой разговор лучше вести за столом, с вином и закусками, чтобы хоть как-то разрядить напряжение. Но деваться некуда.

— Да. Вопрос касается самой сути нашей веры. И ты должен понять, что я никогда не завел бы подобного разговора, если бы видел другой выход.

Бариас слегка улыбнулся.

— Хорошо. Вы знаете, что я болею душой за всех нас.

— Естественно. Так и должно быть. Проблема в том, что все мы здесь оказались в самом сложном и опасном положении, в какое еще никто не попадал. Мы столкнулись с противником, отвернувшимся от Бога и веры, использующим в своих целях мерзкое зло. Он стремится заставить всех нас идти, куда он укажет, и убивать своих близких.

Роберто видел, как тяжело Бариасу это слышать.

— Воистину, мысль об этом ужасном кощунстве лишила меня сна и покоя. Страшно подумать, что те, кому надлежит пребывать в объятиях Бога, ходят по земле, и я ничем не могу им помочь. Подумать только — тот, кто совершает это преступление, был рожден в возлюбленном Богом Конкорде. Это разрывает мое сердце.

— Даже при том, что он Восходящий? — Роберто поднял брови. — Ведь не можешь же ты не считать его еретиком, который будет лишен объятий Бога?

— Честно говоря, этот вопрос вызвал в рядах ордена споры, на которые канцлер, похоже, не рассчитывала, — вздохнул Бариас. — Не все из нас могут игнорировать тот очевидный факт, что они сыграли ключевую роль в спасении Конкорда и бесчисленного количества верных чад Всеведущего. К этому следует относиться с уважением, хотя используемые ими методы и сами их способности представляют собой вызов Богу.

— Нам придется столкнуться с еще одним вызовом. Мы не можем допустить, чтобы Гориан продолжал создавать армию, состоящую из павших легионеров. Ни здесь, ни где-либо еще. Необходимо сделать так, чтобы наши павшие легионеры были для него недоступны.

— Не могу не согласиться. И хотя расчленение никак не согласуется с нашими обычаями, тело все равно может быть захоронено в целом виде. Так что я вижу здесь не вопрос веры, а скорее вопрос практики. Их слишком много. Но я даю вам свое благословение на то, чтобы попытаться.

Роберто поднял руки.

— Ты и опередил меня, и отстал, Юлий. Пожалуйста, позволь мне договорить. Поскольку расчленение сейчас не выход, мы должны подумать и о других методах. Конкорд издавна придерживался принципа, что даже врага можно обратить на путь Всеведущего. Во время войны это означало, что мы должны относиться к нашим врагам как к собственным солдатам. Но это было до того, как Гориан выступил против нас и изменил правила.

Теперь мы должны иметь право применять высшую и последнюю санкцию в отношении друзей и врагов. И на это просим твоего благословения.

— На что именно?

— Горючее. Жидкий огонь. Называй это как хочешь. Нам не остается ничего другого, кроме как сжигать мертвых.

Бариас, пошатнувшись, отступил на шаг назад. Роберто назвал бы это движение излишне театральным, если бы не искреннее, глубочайшее потрясение, отразившееся на его лице. Служитель ордена открыл рот, но, похоже, не мог вымолвить ни слова.

— Пожалуйста, Юлий, подумай. — Роберто воздел руки к небу. — Речь ведь не идет о том, чтобы жечь всех подряд. Только в чрезвычайных случаях.

Но Бариас лишь тряс головой и — Боже Всеобъемлющий! — дрожал всем телом.

— То, что ты произносишь эти слова, высказываешь такие мысли вслух — уже ужасно. И ты еще просишь меня о благословении!

— Мне понятна твоя реакция и твои чувства, — мягко проговорил Роберто.

— Сами твои слова доказывают, что ты ничего не понимаешь, — бросил Бариас. — Сжигать плоть невинных, бросать их пепел демонам ветра, знать, что тем самым ты кладешь конец их циклам на нашей земле?! Отказывать им в объятиях Бога?! Даже произносящий эти слова совершает кощунство, производящий же подобные действия гораздо хуже обычного убийцы.

— Я сочувствую, — продолжил Роберто. — Правда. Но…

Дахнишев взял Роберто за руку.

— Пусть он выскажется. Пусть объяснит проблемы, которые возникнут у него в связи с тем, о чем ты… мы его просим.

— Ты тоже согласен с этой ересью? — Бариас повернулся к Дахнишеву и возвысил голос.

— Я знаю, что, если мы не остановим Гориана Вестфаллена, не помешаем ему собирать урожай наших умерших, мы все превратимся в его рабов. И да, лично я предпочту обратиться в пепел, но не стать лишенным воли и покоя убийцей своих близких, — заявил Дахнишев.

Бариас насупился.

— Ты не вправе принимать решение о прекращении чьих бы то ни было циклов. Лишь Бог обладает такой властью. И тебе не будет позволено кощунственно истреблять тела цардитских захватчиков и, конечно же, наших воинов. Никаких сожжений не будет. Разговор окончен.

Глас ордена повернулся, чтобы уйти. Роберто схватил его за руку.

— Нет, не окончен!

— Отпусти меня, посол Дел Аглиос. — Бариас презрительно посмотрел на руку Роберто. — Честно говоря, я никак не ожидал от тебя столь святотатственных мыслей. Подумать только, твоя мать — глава и опора нашей веры, а ее сын предался скверне ереси. Предупреждаю, я буду вынужден проинформировать орден о содержании нашего разговора.

Роберто горько рассмеялся. Просто не смог удержаться. Он отпустил гласа и махнул рукой, давая понять, что больше его не задерживает.

— Пиши свой донос, Юлий, — сказал он. — Только вот кто его для тебя доставит?

— Мой долг отразить это в документе.

И тут Роберто потерял самообладание. Метнувшись к Бариасу, он схватил его за ворот плаща и прижал к скале.

— Ты действительно не имеешь представления о том, что здесь происходит? Ты действительно думаешь, будто меня волнует, что ты напишешь и кому ты это доверишь? — Он встряхнул сильнее, и глас захрипел. — Нам здесь грозит немыслимый кошмар. Кому-то, немногим счастливчикам, может быть, удастся ускользнуть, но остальные умрут. И если мы не будем рубить их или сжигать, они станут нашими врагами. Ты понимаешь, что именно это затеял Гориан? И раз ты такой святоша, то скажи, что сказано в твоем проклятом писании по поводу ходячих мертвецов, бывших когда-то чадами Всеведущего и отторгнутых от него, а заодно и насчет того, как с ними бороться? Потому что они приближаются, и мы должны их победить!

— Теперь ты послушай меня… — начал Бариас.

— Нет! Ты уже высказал свое мнение и предпочел оскорбить меня. Что ж, теперь пришел мой черед. Я просил тебя о благословении, но я не нуждаюсь в нем. Ты заявляешь, что это ересь, но не понимаешь, что это решение раздирает меня на части. Мой собственный брат находится на грани смерти. И я не допущу, чтобы он стал одним из них. Я скорее сожгу Адраниса, чем буду видеть это и понимать, какую боль он должен испытывать.

Роберто отпустил Бариаса, и глас расправил свою одежду.

— Мертвые ничего не ощущают.

— Нет? Тогда почему же мертвый Варелий заколебался, когда капитан Горгия окликнула его по имени. Совпадение?

— Я…

— Прочь с глаз моих, Бариас! И не смей произносить свои полуистины. Мы оказались в отчаянной ситуации, и любой гражданин, который выступит против нас, будет признан виновным в измене. Моя мать Адвокат, и это делает меня вторым человеком в Конкорде. Я полагаю, что высказался достаточно ясно.

— Тебя будут судить за это, Дел Аглиос! — выкрикнул Бариас. — Твое преступление не останется безнаказанным!

Он бросил на Роберто злобный взгляд и пошел прочь вдоль подножия утеса, качая головой и бормоча. Люди, хлопотавшие над ранеными, оборачивались в его сторону.

— Ты ведь не стал бы его убивать, правда? — спросил Дахнишев.

— Не знаю, — огрызнулся Роберто и поймал себя на мысли, что верит собственным словам. — Одно я знаю точно: если мы не остановим эту заразу здесь, она начнет распространяться по всему Конкорду. Поэтому, если для того, чтобы прекратить это, придется принести кого-то, включая меня и моего брата, в жертву демонам, значит, так тому и быть.

— Я с тобой, — кивнул Дахнишев.

— И уверен, у тебя на сердце так же погано, как у меня, старый друг. Я отдам приказ механикам открыть клети. Мертвые не будут ждать.

— А Бариас?

— А Бариасу придется найти способ примириться со своей совестью. Как и всем нам.

ГЛАВА 26

859-й Божественный цикл, 35-й день от рождения генастро

То, что осталось от легиона, Павел Нунан расположил поперек дороги и на прилегающих к ней склонах. Фронт составляла примерно сотня сарисс, пехотинцы с гладиусами по мере возможности прикрывали фланги, но линия обороны была плачевно тонкой. Двенадцать сотен воинов, не больше.

Но даже не это сильнее всего беспокоило генерала. Нунан полагал, что они некоторое время продержались бы на данной позиции против регулярных цардитских сил, поскольку обойти их с флангов было затруднительно из-за густых зарослей, где вдобавок засели немногочисленные лучники. Но присутствие мертвых повергало сердца людей в трепет и даже заставляло их усомниться в своей вере.

Теперь мертвецы находились уже недалеко, они двигались не быстро, но равномерно, соблюдая строй. И это усугубляло ситуацию. Мертвые подражали построению легионеров, и их наступление выглядело какой-то извращенной пародией. Строй состоял из ста человек по фронту и десяти в глубину. Щиты имелись лишь у некоторых. Кое-где торчали сариссы, но основное вооружение армии неупокоенных составляли гладиусы. На первый взгляд мертвых солдат можно было принять за живых, иных даже за невредимых, но стоило присмотреться, и виделась совсем иная картина.

Мало кто шагал ровно — один волочил ногу, другой заметно прихрамывал, третий шатался, как будто у него сильно кружилась голова. Почти никто не держался прямо: спины горбились, плечи обвисли, головы болтались, свесившись набок или на грудь. Кое у кого не хватало руки. Они шли в полном молчании, и единственным раздававшимся звуком было шарканье ног. Монотонный шелест, который скреб прямо по нервам, отнимая остатки мужества.

Нунан выпрямился. Бремя командования полностью легло на его плечи. Келл все еще сдерживала цардитов, которые, впрочем, сами не особо рвались в атаку. И понятно почему. Нунан, будь он на месте их командира, тоже не стал бы зряподставлять под копья своих людей. Зачем, если есть те, кто выполнял за них работу с ужасающей эффективностью?

Генерал чувствовал, что его легион охватывают страх и неуверенность. Штандарты оставались поднятыми, но руки, державшие их, покрывал пот. Рассвет преподнес солдатам Конкорда зрелище, о котором накануне вечером никто и помыслить не мог. Враг не приблизился еще и на сорок ярдов, но ряды легионеров уже колебались.

Нунан вышел перед строем и повернулся к ним лицом. Он не призывал к молчанию, поскольку гомон солдат, свидетельствующий, что люди живы, был сейчас драгоценен сам по себе. Да и людей осталось так мало, что он мог не сомневаться — его услышит каждый.

— Медвежьи Когти, Второй легион Эсторра! Мы знаем, с чем нам предстоит столкнуться, и это нас пугает. Против нас идут люди, которых мы все знали. Люди, которых вы узнаете в лицо. Друзья, стоявшие в одном строю с вами, пока порыв злобной силы не сокрушил их. Это тяжело, я понимаю, но эти, шагающие к нам, уже не те, кого мы любили. Мы видели, как они погибли. Думайте об этом и крепите свои сердца. То, что они двигаются, еще не означает, что они живы. То, что вам трудно поверить в ходячих мертвецов, не делает их менее реальными.

У нас есть долг. Никто не смеет угрожать Конкорду. Этих мертвецов нужно остановить здесь и сейчас, а потом мы разберемся с настоящим врагом. Но всякий раз, когда вы будете наносить удар, молитесь за каждого из наших бывших друзей, который падет снова, чтобы он нашел покой в объятиях Бога.

Медвежьи Когти! Сражайтесь, чтобы освободить ваших друзей от позорного рабства. За них, за Эсторию и за меня!

Грянули ответные возгласы легионеров. Нунан подозвал центурионов, лишившихся своего мастера мечников, и распределил между ними командные полномочия. Потом прошелся вдоль строя, ободряя солдат, говоря им, что верит в них. По рядам звонко разносились приказы.

— Сариссы к бою! Мечники на фланги! Без сигнала не двигаться! Помните — в корпус не бить. Ваша цель — руки и ноги!

Нунан повернул налево и быстро взбежал по склону, присматривая место для наблюдательного пункта. Тридцать его экстраординариев последовали за ним.

— Благодарю вас за верную службу, — сказал он — Но сейчас главная работа предстоит там, в строю. Поддержите легион. Будьте для них примером. Сейчас там, внизу, напуганы даже триарии.

— Есть, генерал!

Капитан отдал честь, прижав правую руку к сердцу.

— Дисциплина! Порядок! Победа!

Нунан смотрел, как они сбегают вниз, стараясь всем своим видом внушать уверенность легионерам. Центурионы призывали к стойкости. Люди читали молитвы, а потом кто-то затянул песню, которую подхватили все. Слова придавали силы и веру, и каждая крупица была на вес золота.

Мертвые маршировали молча.

Теперь они находились в тридцати ярдах от линий Медвежьих Когтей. Нунан достал из футляра на поясе увеличитель и поднес к глазам. Едва рассвело, но можно было разглядеть мрачные подробности. Знаки отличия, свисавшие с разорванной ткани. Кровавые подтеки, указывавшие на раны. Пустые, бессмысленные взгляды.

Генерал перестал водить увеличителем по рядам наступавших, сосредоточившись на одном человеке, шедшем в середине строя. Он не был мертвым. Совершенно точно, вне всяких сомнений — живой человек. Цардит! Его бритую голову сплошь покрывали то ли рисунки, то ли татуировки. И он говорил. Губы его двигались, и хотя он не кричал, существовало явное соответствие между ритмом марша мертвецов и издаваемыми им звуками. Мертвые шли в такт этим звукам, словно под барабан.

— Кто это?..

Впрочем, это не имело значения. Важно, что там, среди них, находился живой человек, и именно он задавал темп движения.

Нунан схватил за плечо горниста, с дрожью взиравшего на приближавшихся мертвецов, и приказал.

— Труби атаку! Живо!

Сам Нунан побежал назад, в тыл своего строя, и, в то время как прерывистый голос горна возвещал о наступлении, подозвал центурионов.

— Сломать их наступление, сбить натиск! Они хотят взять нас на испуг, чтобы мы, дожидаясь их, поддались страху. Не выйдет! Ударьте им навстречу, Когти! Лучники, цельтесь в центр. Там командир, цардит. Его нужно достать! Выполняйте! Выполняйте немедленно!

Приказ покатился по рядам, повторяемый центурионами и подхваченный горнами. Легион пришел в движение. Ширилась и все громче звучала песня. Стрелы стали хлестать по фронту наступающих мертвецов, сбивая ритм движения. Справа и слева выдвигались фланговые отряды мечников. Мертвые не обращали на них внимания, двигаясь прямо на сариссы.

— Вступить в бой! — скомандовал Нунан.

Молитвенная песнь оборвалась, и лишь эхо ее отдалось от утеса. Пехотинцы с последним шагом вперед всадили длинные сариссы в незащищенные тела мертвых, причем многие легионеры при этом вскрикнули или застонали, словно это их поразила сталь. Со склонов, подбадривая себя воинственным кличем, устремились в бой мечники.

Мертвые продолжали идти. Те, в кого вонзились сариссы, подались было назад, но не упали и, восстановив равновесие, попытались продолжить движение вперед, еще глубже нанизывая себя на острия копий. А их уже поджимали шедшие сзади.

По рядам легионеров стала распространяться тревога: их наступление захлебнулось, едва начавшись. Остановить натиск мертвых не удалось, и возникло ощущение, что чем крепче сжимают солдаты свои сариссы, тем с большей легкостью нанизанные на них мертвецы продвигаются вперед. Не зная, что делать, копейщики начали отходить. Центурионы ревели, призывая держаться, но мертвые уже вклинивались в промежутки между древками.

И тут на них с разбегу, выставив вперед щиты и рубя гладиусами, обрушился правый фланг мечников. Нунан услышал хруст столкновения. Инерция удара отбросила шедших с краю мертвецов внутрь строя. Теряя равновесие, они сталкивались и валили с ног других, упорно пытавшихся идти вперед, словно не осознавая, что их атакуют уже с трех направлений.

Однако вспыхнувшая у Нунана надежда быстро угасла. Мертвецы на флангах стали разворачиваться навстречу нападавшим. Мечи легионеров разили их без пощады, но они вставали и снова устремлялись вперед, даже с раскроенными черепами. Лишившиеся рук, а с ними и возможности держать оружие, они все равно шли на легионеров, напирая своим весом. Скорость первоначального натиска была потеряна, мечники увязли в массе врагов. К тому же отчаянная фланговая атака не смогла помешать центру вражьего строя, давя на сариссы, медленно, но верно продвигаться вперед.

Чтобы окончательно вывести из строя хоть одного мертвеца, требовалось нанести слишком много ударов, затратить слишком много сил. Между тем они начали наносить ответные удары, причем, вопреки ожиданиям Нунана, не наугад. Медвежьи Когти выкрикивали имена товарищей, умоляли их прекратить это, и порой случалось, что кто-то медлил или даже ронял меч. Но таких было меньшинство.

Штандарты начали колебаться. Нунан увидел, что Когти попятились, в то время как мертвецы в центре уже пускали в ход оружие. В это невозможно было поверить, но факт оставался фактом. На его глазах пронзенный насквозь мертвец подошел вплотную к истошно кричавшему, но так и не выпустившему сариссы легионеру и рубанул его мечом в грудь. Солдат рухнул, увлекая за собой мертвеца, который при этом упорно норовил продвинуться дальше. Однако в образовавшуюся брешь, прямо по упавшим, уже направлялись другие мертвецы. Многие бойцы фаланги выпустили из рук древки ставших бесполезными сарисс, хотя мертвых это, разумеется, не остановило. Теперь их встречали мечами.

Дрогнувший было строй легиона сомкнулся, и солдаты обрушились на врага с вновь вспыхнувшей яростью. Мертвецам разрубали черепа, отсекали руки и ноги. Они падали, но многие упорно пытались встать и продолжить наступление. В отличие от живых они не чувствовали боли, не ведали страха, не испытывали усталости. Наступательный порыв Когтей вязнул в этом болоте и неизбежно гас.

Но легионеры еще наседали. Через их головы летели стрелы, но мертвецы почти не обращали на них внимания, а если они мешали движению, просто обламывали торчавшие из тел древки. Цардит, который вел мертвецов, оставался невредимым. Нунан слышал его голос — единственный голос во всей безмолвной вражеской армии.

— Мы должны добраться до командира! — крикнул Нунан. — Больше стрел в центр. Нажмите, Когти!

Снова запели горны, хотя казалось, что они, как и те, кого звали в бой их звуки, теряли уверенность. Однако легионеры возобновили натиск. Их щиты были подняты, чтобы расчищать путь, мечи готовы разить врага, но в глазах стоял страх. Люди боялись, что каждый из них, сраженный роковым ударом, станет таким, как те, против кого им приходилось драться. Робость начала овладевать ими.

— Нунан!

Генерал повернулся. К нему в сопровождении механиков, несших большие клети и жаровню, бежал Роберто Дел Аглиос. Между тем напряжение в рядах сражавшихся легионеров достигло крайней точки. Целостность строя опять оказалась под угрозой, и, чтобы не допустить прорыва, легион начал отступать.

— Держаться! — взревел центурион. — Держать строй!

— Боже Всеобъемлющий! Генерал, мы не можем остановить их! Мы не можем даже сдержать их.

— Тогда помогите мне. — Роберто тяжело дышал. — У нас нет больше выбора.

Механики поставили клети на земли и подняли крышки. Внутри находились проложенные соломой фляги. Нунан уставился вниз, а потом поднял глаза на Дел Аглиоса.

— Не может быть, чтобы ты задумал это.

— А у тебя есть идея получше? Кто-то погибнет, зато жизни остальных мы сбережем для будущих сражений.

— Но это же не просто смерть, это конец циклов!

— Я знаю, — огрызнулся Роберто, и Нунан увидел отразившуюся на его лице внутреннюю борьбу. — Так ты поможешь мне или нет? Я брошу первую флягу.

Нунан обвел взглядом механиков: эти, похоже, решились, но, судя по лихорадочному блеску в глазах, считали, что совершают преступление. И уж совершенно точно, так думали люди, бежавшие сейчас по дороге, крича Роберто, чтобы он остановился. Служители ордена.

— Что происходит, генерал?

— Глас Бариас не согласен со мной.

— Я могу его понять.

Между тем положение легиона становилось отчаянным. Центурионы искали глазами Нунана, а тот избегал их взглядов.

— Тебе придется сделать выбор, — заявил Роберто, и голос его, намеренно громкий, прозвучал так, чтобы было слышно в задних рядах. — Окажи им реальную помощь или стань свидетелем того, как они погибнут и присоединятся к тем мертвецам.

Нунан колебался.

— У тебя нет времени, генерал. Со своей совестью будешь разбираться потом. А уничтожить их мы должны сейчас, пока кавалерия еще сдерживает цардитов и не дает им ударить по нам в полную силу. Освободи своих солдат от страха.

Нунан кивнул.

— Зажечь фитили! — скомандовал он.

— Есть, генерал, — ответил механик.

Служители ордена ускорили бег. Роберто бросил взгляд в их сторону.

— Не дай им себя отвлечь. — Он обратился к механикам. — Быстрее! По одной в каждую руку. Молитесь, когда будете бросать.

Нунан повернулся к горнисту.

— Готовься играть «выйти из боя». По моему знаку.

— Генерал? — Горнист в недоумении уставился на него.

— Выполняй! — рявкнул Роберто. — Иначе Медвежьи Когти погибнут прямо сейчас.

Фитили горели, механики приготовились. Юлий Бариас и три чтеца ордена в бессильной, но понятной всем ярости орали, срывая голоса.

Нунан почувствовал холодок внутри. Мысли его бешено скакали в такт колотящемуся сердцу, и ему едва удавалось справляться с дрожью в руках. Он кивнул горнисту, и над полем битвы прозвучал сигнал. Роберто поднял две фляги и протянул их механику, державшему фитиль.

— Да простит Бог нам этот день, — сказал он.

— Да простят нам наши друзья, — подхватил механик.

Сигнал «выйти из боя» породил в рядах мгновенную растерянность. Приказ выполнялся, но центурионы явно желали получить объяснения. Ну что ж, скоро они все поймут. И это им совсем не понравится.

— Лучше бы ты оказался прав, Роберто, — покачал головой Нунан.

— Доверься мне.

Легион начал отходить назад. Это было организованное отступление, имевшее целью быстро и без потерь создать разрыв между фронтами, сначала в четыре, а потом и в десять ярдов.

С обычным противником такой маневр, как правило, удавался легко, ибо кто в бою не радуется передышке, но мертвецы в ней не нуждались и просто тупо перли вперед, поэтому для сохранения разрыва приходилось отступать непрерывно.

Механик поджег запальные шнуры на флягах Дел Аглиоса и двух своих товарищей, которых Роберто убедил последовать его примеру. Крича, чтобы ему дали дорогу, Дел Аглиос рванулся сквозь строй к передовой линии, но был перехвачен Бариасом. В ярости глас вырвал у него флягу и отшвырнул назад, где она, разбившись, излила на траву огненный ручей, осветивший мглу.

Дел Аглиос повернулся к нему: запал на второй фляге быстро догорал.

— Если коснешься меня снова, Бариас, то сам почувствуешь пламя.

— Я служитель Всеведущего, а ты…

— А я человек, который пытается спасти свой народ и свою страну, — отрезал Дел Аглиос.

Он отпихнул Бариаса так сильно, что глас не удержался на ногах и упал на руки чтецов. В следующий миг Роберто перехватил вторую флягу правой рукой и по высокой дуге метнул ее в противника.

— Генерал, нет!

Отчаянный вопль центуриона подхватили и другие голоса. Все взоры были прикованы к жидкости, плескавшейся в летящем прозрачном сосуде. Фляга еще не упала, а Роберто уже кричал, требуя следующую. Но тут первая нашла цель, врезалась в шлем мертвого легионера из Медвежьих Когтей и разлетелась вдребезги, расплескав горючую жидкость. Жидкое, всепожирающее пламя, брызги которого накрыли пару десятков ближних мертвецов.

Еще четыре фляги почти одновременно разбились в самом центре мертвецкого строя. Послышались негодующие возгласы, но все они потонули в диком вое, исторгнутом из глоток объятых пламенем ходячих трупов. В их пустых глазах появились изумление и ужас, а в зверином вое слышался крик «почему?», Разрывавший сердце и лишивший Нунана решимости.

— Не надо больше! — заорал он. — Не надо больше огня! Когти, в атаку! Спасите все, что можете!

Теперь мертвые не сопротивлялись, а единственный среди них живой человек, татуированный цардит, оказался в ловушке. Медвежьи Когти снова перешли в наступление — они разили, рубили и расчленяли, это теперь казалось актом милосердия. Нунан был вместе с ними, впереди всех — солдаты видели, как он сбивал пламя, стремясь вернуть отчаянно вопивших мертвых людей в объятия Бога, спасти их от демонов ветра.

Но хотя теперь мертвые не давали вооруженный отпор, они обрели голоса, и эти голоса были ужасны и не сопоставимы ни с чем, что когда-либо слышали воины Конкорда. Им не оставалось ничего, кроме отчаянных попыток принести своим товарищам покой, отрубив им конечности или сломав хребты.

Впрочем, невозможность двигаться еще не означала покоя: даже выведенные из строя, валявшиеся на земле мертвецы шевелились и пытались подняться. Легионеров мутило, рвало, голова у них шла кругом, но как прекратить это, никто не знал.

— Делайте свое дело! — призывал Нунан. — Это наша работа, и мы должны ее закончить.

Он осекся, налетев на объятого пламенем легионера. Толчком щита генерал сшиб его наземь и опустился на колени, чтобы перевернуть тело и загасить пламя, зажженное с его же разрешения.

— Мне жаль. Мне очень жаль, — бормотал генерал. — Прости меня.

В следующее мгновение все мертвецы беззвучно повалились на землю. Обмякли и рухнули, так что на ногах остался только один человек. Живой. Татуированный цардит.

Над полем боя, устланным бесчисленными телами, воцарилась угрюмая тишина. В воздухе висел острый запах жженого тряпья и горелой плоти. В тусклом свете наступающего утра Нунан видел, как со стороны крепости разворачивается и направляется к ним уцелевшая кавалерия. Он поежился под осуждающими взглядами солдат, обращенными на него и Роберто Дел Аглиоса.

— Это преступление не останется безнаказанным! — выкрикнул Юлий Бариас у него за спиной.

Нунан обернулся, увидел служителя ордена, пробиравшегося сквозь ряды усталых, растерянных и ошеломленных легионеров, и поднял руку, унимая зазвучавшие в его поддержку голоса.

— Глас, остановись! Тебе не место на поле боя.

— Это не бой! Это резня! Убийство!

Нунан подошел к нему и взмахом руки велел легионерам отойти в сторону.

— Я не допущу, чтобы ты сеял тут смуту. Сейчас не время и не место.

К утесу во главе измученных всадников на всхрапывающих и взмыленных конях, огибая усеянное телами поле, подъезжала Келл.

— Генерал Келл, — Нунан улыбнулся, — рад видеть тебя в добром здравии. Что цардиты?

— Отступили, — отвечала она, в то время как ее взгляд и взгляды всех кавалеристов были устремлены на мертвых. Некоторые из них еще тлели, хотя ходившие по полю легионеры делали все возможное, чтобы потушить тела. — Не знаю почему. Они почти разделались с нами, но… что произошло здесь?

— Святотатство и осквернение!

— Глас Бариас, помолчи! Помни свое место. — Нунан снова повернулся к Келл. — Мы поговорим потом. Лучше всего отвести ваших лошадей в тыл. Здесь у нас еще много работы.

— Ты в порядке, Павел?

Нунан покачал головой.

— Тут у нас никто не в порядке, Дина. — Он возвысил голос. — Медвежьи Когти! Мы должны расчленить и захоронить всех наших павших. Помните, вы делаете Божье дело, и я буду с вами. Сегодня вы все — герои Конкорда! Сегодня вы должны почтить ваших товарищей и помолиться за них.

Бариас открыл было рот, чтобы заговорить, но Нунан ухватил его за плащ и сильно дернул.

— А ты, глас Бариас, делай, что тебе положено как служителю Всеведущего, но не вздумай сеять в моем легионе раскол и смуту. Каковы бы ни были твои чувства, нам по-прежнему противостоят шесть тысяч цардитов, и перед лицом врага мы должны сохранять единство. Я ясно выразился?

— Генерал Нунан…

— Я ясно выразился?!

— Да, генерал.

— Хорошо. Отнесите тела к деревьям, чтобы предать их земле. Когда закончите, я буду с хирургом, моей женой и послом.

Нунан повернулся и прямо сквозь толпу легионеров, порядок в рядах которых с трудом восстанавливали центурионы, направился к Роберто, с понурым видом возвращавшемуся к утесу.

— Это нужно было сделать, Павел, — сказал он, когда Нунан окликнул его. — У нас не было другого выхода.

— Чему мы положили начало, Роберто? И чем это закончится?

ГЛАВА 27

859-й Божественный цикл, 35-й день от рождения генастро

Раздраженный крик Гориана привел к тому, что все побежали. Он пытался скрыть боль, но в голове его тяжко стучала кровь, и он понятия не имел, добился ли успеха. В те последние мгновения Гориан утратил контроль над ними. Воля мертвых, которую было так легко подавить, вдруг заявила о себе в момент величайшего страха.

В результате он чувствовал слабость и опустошение и одновременно ярость и нешуточную растерянность.

— Что они сделали, отец? — спросил Кессиан, все это время находившийся рядом, снабжая его энергией, которая позволяла Гориану руководить сражением.

Мальчик, несмотря на потрясение, чувствовал себя хорошо, но ведь он был просто проводником, а не созидателем.

— Они сожгли их, — выговорил Гориан, с трудом веря собственным словам. — Последователи Всеведущего обрушили огонь на своих соотечественников! Они отказали им в объятиях Бога. Это им даром не пройдет! Это мой народ. Я подниму его снова. Они не имели права! Не имели права так поступать с моим народом.

Гориан почувствовал, что гнев придал ему новые силы. Перед ним стояли двое предводителей мертвых и Рин-Хур, сын короля Царда.

— Ты проявил слабость, Вестфаллен? — спросил принц.

— Это преступление! — выкрикнул Гориан. — Преступление, которое не останется безнаказанным.

— А наказывать кто станет, ты? — Рин-Хур даже не попытался скрыть насмешку. — Но ведь ты лишился своего воинства. А без него ты бессилен.

Гориан покачал головой.

— Не совершай этой ошибки, Рин. Никогда.

— Нам следовало еще немного нажать. Я мог разбить их кавалерию, а потом мы накинулись бы на них всеми силами и разбили. Твое промедление завело нас в тупик. Но мы еще можем сегодня одержать победу. Их ряды расстроены. Отдай приказ о наступлении.

— Нет, — покачал головой Гориан. — Мы не можем рисковать. Мы уже победили, укрепления в наших руках, и новые мертвые пополнят наши ряды. Твое предложение ничего не даст. К тому же они оказались способны на то, чего мы не предвидели.

— Ты не предвидел. Но ни меня, ни любого воина Царда не удивит ничто из содеянного ими. Откровенно говоря, у них нет Бога. Они демонстрируют набожность, когда это им выгодно, а если нет — с легкостью отворачиваются от своей веры. Сам факт процветания Восхождения достаточное тому подтверждение. А сегодня мы получили еще одно, более яркое.

— Это ничего не меняет. Мне нужно подумать, и мне нужно отдохнуть. Я должен довести до сведения наших сил в Атреске и Гестерне, что здесь произошло. Потом мы выступим снова.

— Это смехотворно! — вспылил Рин. — Если выступать, так именно сейчас. Они в полном беспорядке, толпятся под своим утесом как стадо. Перебьем их сейчас и спокойно двинемся дальше.

— Ничего подобного мы делать не будем, — невозмутимо произнес Гориан. — Они никуда не денутся. Ты можешь выступить, чтобы окружить их, но не более. Я хочу, чтобы они находились на моем пути. Желательно целые и невредимые. Во главе с Роберто Дел Аглиосом, который поведет их в бой у ворот Эсторра.

Рин уставился на Гориана с нескрываемой ненавистью.

— Мой отец допустил серьезную ошибку, поручив тебе командование в этой кампании.

— Я обязательно сообщу ему твое мнение. А сейчас оставь меня. У меня много дел, и мне нужно набраться сил.

— Ты некомпетентен, Гориан Вестфаллен. Мой отец поймет это и передаст командование мне.

Гориан рассмеялся.

— Твои протесты нелепы. Я здесь приказываю потому, что только я могу гарантировать победу наших объединенных сил. Никто не отнимет у меня командование. И менее всего ты, мой принц.

— Посмотрим, Вестфаллен! Посмотрим.

Рин-Хур развернулся и вышел из комнаты. Предводители мертвых остались. В комнате было холодно. В очаге развели огонь, но его тепло еще не прогрело помещение. Условия обитания в крепости не предполагали уюта и комфорта, но зато она сама, как истинная твердыня Конкорда, была крепка и прекрасно приспособлена для обороны. Более того, тут имелось множество выходов и троп, позволявших, если дело запахнет жареным, пробраться обратно в Цард или затеряться в пустынных землях Конкорда.

— Предводитель Гарант захвачен живым, — объявил Гориан.

Оба предводителя мертвых даже не моргнули. Они стояли, касаясь друг друга плечами. Странные люди — жрецы, тюремщики и палачи одновременно. Цардиты, умевшие поддерживать связь с теми, кто ушел из жизни в смерть. Понять это было невозможно, но отрицать тоже, и Гориан не оставлял попыток проникнуть в эту тайну. Они использовали энергию, недоступную никому, кроме Восходящих, однако, как это бывает у обладателей пассивного таланта, не понимали сути своей силы.

— Тогда его нужно выручить, — отозвался один из них. Подпиленные передние зубы придавали его голосу шепелявость.

— Он знает, что делать, предводитель Рунок. Он будет говорить и слушать, что скажут они. И это услышу я.

— Как тебе угодно, мой господин.

Длинные, связные фразы давались Руноку с трудом, его татуировки были для него чем-то намного большим, чем знаки отличия. В них выражалась его одержимость.

— Вот именно, — улыбнулся Гориан.

— Ты говорил о возможности собрать урожай неповрежденных мертвых, — промолвил другой предводитель по имени Тидиол. — Я не понимаю, как это.

— Удар клинка и укус крысы — это только два способа превратить человека в мертвеца. Но земля хранит много тайн. Скажи, кому принадлежит твоя верность?

— Тому, кто властвует над мертвыми, — тут же отозвался Тидиол.

— Мертвые не задают вопросов, не оспаривают приказов, не сомневаются в избранной тактике, — промолвил Гориан. — В скором времени ты будешь вознагражден по заслугам.

— Мы ждем твоих приказаний. — Оба предводителя поклонились.

— Один совет перед тем, как вы уйдете. Не пейте сегодня на ночь вина. Возможно, мне придется вас немного побеспокоить.

* * *

— Ты не виноват. — Дахнишев положил руку на плечо Роберто.

Роберто напрягся от прикосновения, сгорбился и на мгновение отвернулся от Адраниса. Перед ним было осунувшееся, постаревшее, полное искреннего сочувствия лицо Дахнишева.

— Ты думаешь, я действительно могу в это поверить? — выдохнул Роберто, чувствуя, как мрак снова угрожает поглотить его. — Что я скажу матери, если он умрет?

— Правду, чистую, святую правду. Он кавалерист, а это война. Удар настиг его, когда он выполнял долг, спасая товарищей. Он герой, и, в конце концов, он пока не умер.

— Пока, — вздохнул Роберто, снова оборачиваясь к брату.

Адранис лежал на животе, с головой, повернутой вправо, к центру шатра лекарей, вокруг которого на лесистых склонах расположились уцелевшие Медвежьи Когти.

Физические потери были весьма ощутимы, потери же, нанесенные боевому духу и воле легионеров, пожалуй, и того хуже. Лагерь бурлил от возмущения действиями, предпринятыми Роберто. Людское негодование умело подогревалось Юлием Бариасом, и Нунан начинал ощущать, что ему становится все труднее управлять легионом. Между тем ситуация оставалась более чем сложной.

Поскольку существовала реальная угроза, что Гориан обрушит на них новую бурю, армия расположилась не обычным лагерем, но окопалась и спряталась в укрытиях по широкому фронту, длиной ярдов в триста. Он имел форму дуги, подпираемой утесом. Площадка, где располагались раненые, находилась под охраной, а позади нее спешно сооружался эвакуационный путь через скалы. Вдоль тропы отхода вбивались колья, провешивались канаты. Эвакуацию следовало начать как можно скорее.

Заставив всех трудиться без устали, Нунан несколько уменьшил брожение в умах. Однако ближе к вечеру, вместе с навалившейся усталостью, ропот среди бойцов усилился, и Роберто счел за благо скрыться с глаз долой. По крайней мере, он не будет раздражать солдат своим видом.

— И он не умрет, если мне удастся что-то сделать, — продолжил Дахнишев. — Только не говори ничего по поводу моей репутации, меня это бесит.

Роберто, однако, казалось, что спасти Адраниса не сможет даже чудотворец. Ранение, нанесенное клинком мертвеца, оказалось очень глубоким, и, хотя внутренности все же не вывалились и разрез удалось зашить, дело обернулось внутренним кровотечением, справиться с которым не получалось. Рана под повязкой выглядела воспаленной, грозила открыться снова, а это, в свою очередь, могло усилить заражение. Жар и лихорадка вынуждали Дахнишева увеличивать порции белой мандрагоры, чтобы успокоить раненого.

Роберто выжал холодную тряпицу и снова протер лицо брата.

— Я здесь, Адранис. И я никогда не покину тебя. Возвращайся ко мне, братишка. Будь рядом со мной и спаси Конкорд для нашей матери.

Дахнишев опустился на колени рядом с койкой и взял салфетку из рук Роберто.

— Сколько ты отдыхал?

— Я в этом не нуждаюсь. Не могу я отдыхать, — признался Роберто. — Какой тут отдых?

— Да такой, что если ты свалишься, то уж этим ему точно не поможешь. Отправляйся на воздух и поспи, это я тебе как врач говорю. А то ты все время торчишь на моем рабочем месте.

— Я не могу его оставить.

— Нет, можешь. Выйди, поговори с Нунаном, помоги ему. Он, надо полагать, нуждается в помощи, при этаком-то раздрае. А потом поспи. Сунешься сюда до наступления ночи, я тебя тоже напичкаю мандрагорой. Я ясно выразился? — Дахнишев поднял руку. — И не пытайся использовать служебное положение в личных целях. При всех твоих званиях ты мне здесь не начальник. С юридической точки зрения ты вообще дипломат, на военной службе не состоишь, а я главный хирург Медвежьих Когтей. Делай, что сказано, а то я велю тебя выпроводить и больше не пускать.

— Неужели ты на это способен?

— Роберто, мы с тобой старые друзья, и я не намерен безучастно смотреть, как мой друг сам себя гробит.

Роберто воздел руки, показывая, что сдается, и тяжело поднялся. Он и впрямь нуждался в отдыхе и чувствовал страшную усталость. На его теле, казалось, не было такого места, которое бы не болело.

— Если ему станет хуже, сразу найди меня.

— Роберто! — Дахнишев начал терять терпение. — Кто из нас лекарь? Давай иди. Я буду делать свое дело, ладно?

— Ладно. Извини.

— Так-то лучше, дружище. — Дахнишев положил руку на плечо Роберто. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить жизнь этому замечательному человеку.

— Забавно, — промолвил Роберто, хотя сейчас он менее всего был склонен к иронии. — Я примчался сюда, неся его на руках и проклиная Восходящих. А ведь сейчас нам бы очень пригодился Оссакер.

— Да. Но сперва нам нужно отсюда выбраться.

— А если выберемся, перенесет ли он дорогу?

— Я не могу тебе лгать, Роберто. — Дахнишев вздохнул. — Для него, как и для многих раненых, эвакуация связана с немалым риском. Повозки через скалы не протащить, так что их придется нести на носилках. Если другого выхода не будет, мы готовы на это, но сразу скажу, что некоторым из лежащих и в этом шатре, и вокруг, такой дороги не вынести. Будем молиться, чтобы Адранис оказался не из их числа.

Чувствуя, что не в силах сдержать слез, Роберто схватил Дахнишева за руку.

— Я не могу допустить, чтобы он стал одним из них. Пожалуйста, Дахнишев, сделай все, чтобы этого не случилось.

— Сделаю, что могу, и больше. А теперь уйди отсюда, вытри глаза и помоги Нунану. Там, снаружи, ты нужнее.

— Если он умрет, я сам сожгу его, чтобы избавить от власти этого ублюдка. Сожгу или отрублю ему ноги и голову.

— Я знаю, Роберто.

Роберто еще раз посмотрел на Адраниса, потер пальцами глаза и вышел из палатки. Вокруг все было спокойно, однако не приходилось сомневаться, что долго это не продлится. Он подумал, что цардиты, возможно, воздерживаются от наступления не ради отдыха. Их цель — заставить легионеров задуматься о том, кому следующему суждено быть вырванным из объятий Бога и продолжить воевать после жизни. Смерть более не являлась окончательным освобождением от земных обязанностей.

Люди, увидевшие вышедшего на солнечный свет Роберто, реагировали по-разному. Кто-то отвернулся, кто-то, наоборот, уставился на него с вызовом, другие осеняли себя знаком Всеведущего. Роберто покачал головой и пошел налево, вдоль утеса, к командному пункту, представлявшему собой парусиновый навес на высоких шестах. В его тени Нунан и Келл разглядывали карты, там же находился и Юлий Бариас. Он обменялся резким взглядом с Нунаном и ничего не сказал, удовлетворенный предоставившейся возможностью прожечь обвиняющим взглядом дырку во лбу Дел Аглиоса.

— То, что ты стоишь здесь, выставляя напоказ свой благородный гнев, свидетельствует о моей правоте, — сказал Роберто. — Почему бы тебе не пойти помочь раненым? Выполняй свою работу, а генералам оставь их дела.

— Моя работа, посол, заключается в том, чтобы поддерживать мою веру и добиваться уважения к ней от всех и каждого, на поле боя и вне его. А в чем состоит твоя?

— Любой ценой сохранять сплоченность Конкорда. Любой ценой, глас Бариас. И в конечном итоге стать преемником моей матери и занять место Адвоката. Так что я бы на твоем месте был поосторожнее со словами.

— Еретик никогда не взойдет на Холм, — заявил Бариас.

— Если кузнец обожжет руку, он что, еретик? Если жаровня опрокинется и люди получат ранения, это что, акт ереси?

Бариас несколько смутился.

— Мы о чем ведем спор, о теологии вообще или о твоем конкретном преступлении?

— Сколько мертвых сегодня на поле боя были обращены в пепел и потеряны для Бога, Юлий?

Келл и Нунан подняли глаза от карт. Стражники по периметру командного пункта повернули головы, чтобы лучше слышать. Бариас выпятил подбородок.

— Если тебе в чем-то повезло, удача ничуть не умаляет твоей вины и не делает твое деяние меньшим преступлением против Всеведущего, — провозгласил он.

— Сколько, глас Бариас? И не лги мне! Я догадываюсь, каков будет твой ответ, потому что видел все своими глазами. Но все равно ответь на мой вопрос.

— Ни один, — невозмутимо произнес Бариас.

— Ни один, — подтвердил Роберто.

— Ни один на сей раз. Но что будет в следующий раз, когда мы не сможем добраться до них, чтобы загасить пламя? Чем ты будешь оправдываться тогда?

— Именно тем же, чем и сегодня. Тем, что мои действия спасли сотни жизней, которые в противном случае были бы потеряны для Конкорда и для тебя, глас Бариас. Я сделал бы это снова и пошел бы на тот же риск. И я готов ответить и отвечу на любые обвинения, которые ты предъявишь.

— Я лично об этом позабочусь.

Роберто рассмеялся.

— Тебе стоит пойти к людям и заразить солдат своей поразительной уверенностью в собственном выживании, а не одиозной религиозной желчью. Вот от этого действительно был бы толк.

— Я не…

— Неужели наше положение полностью ускользнуло от твоего внимания? От нашего легиона осталось… Павел, сколько у нас в строю?

— У нас сто девяносто семь кавалеристов и коней, на которых они могут ездить. Гастатов практически не осталось. Большинство принципиев или убиты, или ранены. Потери триариев меньше благодаря тому, что они стояли в третьей шеренге. Однако досталось и им. Всего у нас одиннадцать сотен и восемьдесят три пеших мечника, сто один копейщик и семьдесят четыре легких пехотинца. Лучников осталось четыре с небольшим сотни. Каждый второй лук сломан.

Роберто снова повернулся к Бариасу, насмешливо приподняв брови.

— Ты понимаешь, что это значит? Это означает, что, если цардиты возобновят натиск, они нас перебьют. Мы не имеем представления, почему они еще этого не сделали. Они могут начать атаку в любой момент. Поэтому сейчас мы делаем все возможное для того, чтобы вывести или унести как можно дальше отсюда побольше народу. Но всем нам, сам понимаешь, не уйти.

Так вот, если я должен предстать перед судом, то это произойдет в Эсторре. И вот что я тебе скажу: если мне и впрямь доведется стоять перед судом в базилике и лично отвечать на твои обвинения, Юлий, я буду самым счастливым человеком в Конкорде. Ибо это будет свидетельствовать о том, что произошло чудо. Так что ты можешь и дальше выступать со своими осуждениями и разоблачениями. Я же собираюсь попытаться спасти какое-то количество жизней и выяснить, что планируют предпринять Гориан и цардиты.

— А ты не многим отличаешься от этого еретика, генерал Нунан, — заявил Бариас, переключаясь на другого отступника. — Тебе следовало бы осудить его за святотатство и покаяться в своем соучастии.

— Ступай лучше к раненым, Юлий, — бросил Нунан, глядя поверх плеча Роберто. — Кончай ныть и злобствовать, надоело. В данном случае я на стороне посла.

Роберто улыбнулся.

— А знаешь, глас Бариас, на самом деле я в чем-то согласен с твоей позицией. И мне придется мириться с последствиями моих поступков столько, сколько Бог дарует мне дыхания. Но ты, по-моему, просто перекормлен риторикой канцлера, а на поле боя это не годится. Тебе нужно сменить тон.

— Тон тут ни при чем, вера есть вера. Сжигать мертвых — святотатство. Другого толкования нет.

— Знаешь, вместо того чтобы твердить одно и то же, тебе следовало бы покопаться в писаниях и выяснить, что там говорится насчет ходячих мертвых. Для нас это новый враг, против него требуется новая тактика, и мы вовсе не стремимся к тому, чтобы она шла вразрез с верой. Но чтобы этого не случилось, Юлий, ты должен сотрудничать с нами. Тем более в такой момент, когда любые разногласия ослабляют нас перед лицом врага.

— Ты сам сломал хребет этого легиона, посол, — осклабился Бариас.

— Довольно! — рявкнул Нунан. — Караульный Герас!

— Да, генерал? — Страж, стоявший на часах у командного пункта, повернулся на зов.

— Проводи гласа на его место и проследи, чтобы он занялся своими писаниями. Ничем другим — только ими. И не общался ни с кем из личного состава, пока я не отменю этот приказ. — Бариас побледнел и попятился. — Я предупреждал тебя, Юлий. Это армия, и нам противостоит враг, слишком сильный, чтобы мы могли позволить себе какие-либо дебаты. Я не могу допустить раскола. Мне необходима сплоченность. Ступай.

Роберто проводил взглядом удалившегося в тень утеса гласа и вздохнул.

— Легче нам от этого не станет, но все равно спасибо за поддержку. Я знаю, тебе было нелегко.

— Но и не так уж трудно, Роберто. Настоящие трудности у нас впереди. Сил у нас мало, а цардитов, напротив, вполне достаточно, чтобы не выпустить нас из этой мышеловки. Кроме той дичи, что еще забредает в заросли на склонах, припасов у нас почти нет, а воды и того меньше. Скальной тропой мы сможем воспользоваться только ночью: едва начнет смеркаться, я отправлю людей наверх. Но уже на рассвете цардиты увидят, что мы делаем, и все те, кто не успеет уйти за ночь, сложат здесь головы. Мы не можем надеяться выстоять, так что не будем и пытаться.

— Скольких мы сможем отправить за скалы между сумерками и рассветом, если предположить, что за это время на нас не нападут? — спросил Роберто.

— Подъем там нелегкий, особенно ночью, тем более что мы не можем позволить себе освещать путь, иначе они тут же узнают о нашем отходе. Даже здоровому, боеспособному солдату, чтобы подняться туда, потребуется не менее получаса. Склон крутой, а им придется нести не только свою поклажу. Двое с носилками?.. Тут можно только гадать.

— И все-таки каковы твои предположения? Сколько?

— Если нам ничто не помешает, все пойдет организованно и отходить будут здоровые, боеспособные люди, за темное время подняться успеет от шести до восьми сотен. Это предельное количество людей, которые смогу уйти до того, как ударят цардиты.

— Не больше? — нахмурился Роберто.

— Посуди сам. Подниматься может только один человек за раз, и даже если они будут двигаться с максимальной быстротой и минимальными разрывами, больше все равно не получится.

— Так что же — выходит, шестьсот с лишним человек будут… принесены в жертву?

— И не забудь хирургов, кузнецов, механиков, санитаров, а также пятьсот тридцать раненых или умирающих.

— Должен быть еще какой-то путь, — настаивал Роберто.

— Это лучшее, что мы можем сделать, — вздохнула Келл. — Кавалерия останется и попытается пробиться сквозь цардитов и открыть путь для отхода в обход утеса, на юг, но в эту брешь успеют проскочить лишь немногие. Кому-то все равно придется погибать.

Роберто почесал лоб.

— Неужели это правда?

— Ты нам вот что скажи, — промолвила бледная, валившаяся с ног от усталости Келл, — как решать, кому жить, кому умереть? Кого отправлять наверх? Пытаться поднять раненых, что замедлит движение и уменьшит количество спасшихся, или, зная, что некоторые из них все равно умрут по дороге в Эсторр, бросить их и отправлять здоровых? Опять же отсылать здоровых, поскольку они могут принести больше пользы потом, или оставить их, поскольку только они способны на какое-то время задержать врага и выиграть время для других? Как быть? Я не Бог, я не могу принимать подобные решения.

— И кое-что еще. Как сделать так, чтобы оставленные люди не попали во власть Гориана? — добавил Нунан.

— Надо было бежать, пока имелась такая возможность, — пробормотала Келл.

— Ее у нас не было. Не мучь себя этим, — покачал головой Роберто. — У нас не было шанса удержаться. И просто отступить мы не могли, нас настигли бы на марше. Цардиты превосходят нас численно, и у них есть мертвые, которые не нуждаются в отдыхе в отличие от нас. Теперь мы знаем, на что они способны. Правда, сегодня нам удалось немного пустить им кровь.

— Но это нас не спасло, во всяком случае не всех.

— Нет, не спасло. — Роберто содрогнулся. — И то, что нам придется делать, — очевидно.

Нунан кивнул.

— Мне очень жаль, Роберто.

Дел Аглиос не смог встретиться с взглядом Нунана.

— Мне нужно побыть одному. Навестить брата. И поговорить с Дахнишевом.

Роберто покинул командный пункт и бросил взгляд вниз по склону. Там расстилалась красивая долина в буйных красках цветущего генастро. Яркая свежая листва, цветы, поющие птицы. Торжество жизни.

Он утер выкатившуюся из глаза слезу и зашагал туда, где лежал Адранис. Задерживать его Дахнишев не стал.

ГЛАВА 28

859-й Божественный цикл, 35-й день от рождения генастро

— Имя, — приказал Нунан.

Роберто перевел его слова. Адранис еще не пришел в себя. И было маловероятно, что он вообще очнется. Пролив слезы на плече Дахнишева, Роберто откликнулся на просьбу Нунана помочь ему допросить цардита, командовавшего мертвецами. Это оказался весьма примечательный человек, внушавшего отвращение вида, с лицом и бритой головой, сплошь покрытой замысловатыми черными, синими и красными татуировками.

— Гарант, — ответил цардит, обнажив заточенные передние зубы, отчего Роберто стало не по себе.

Руки цардита связали за спиной, а на командный пункт его привели трое стражников с обнаженными гладиусами, но присутствующие все равно нервничали. Пленник был могучим гигантом, ростом почти с Пола Джереда, с широченными, распиравшими меха плечами и мощно вздувавшимися мускулами. Один на один он легко мог справиться с любым из противников. К счастью, он держался невозмутимо и сопротивляться не собирался.

— Кто ты? Солдат? — спросил Нунан. Гарант издал неприятный смешок.

— Не солдат. — Его низкий голос напоминал шипение или свистящий шепот. — Пастух. Отец.

— Ты уверен насчет перевода? — Нунан приподнял брови и посмотрел на Роберто.

— Совершенно, — сказал Дел Аглиос, хотя и разделял его сомнения.

— Это не то, что я ожидал. Пастух мертвых?

— Путь во тьме не всегда ясен. Кому-то нужен свет и проводник. — Гарант склонил голову.

Нунан помассировал виски большим и средним пальцами и покачал головой.

— На полебоя? Это твое место?

Очередной смешок.

— Мой дом — это храмы Хурана.

— Ты жрец?

— Если это определение тебе поможет.

— И в качестве кого ты был на поле боя?

Гарант помолчал, размышляя, стоит ли отвечать.

— Я служу моему господину, — сказал он наконец.

— Это не ответ на вопрос, — заметил Нунан. — Я тоже служу своему. В чем состоит твоя служба?

— Я направляю мертвых.

— Ты управляешь ими?

— Нет. Они чувствуют меня среди них.

— Тебе понятно? — обратился Нунан к Роберто.

— Не уверен. Тут без Восходящих не разобраться, дадим им запись, пусть поломают головы. Ты не против, если я задам вопрос?

— Давай. — Нунан махнул рукой и глотнул воды из кубка, стоявшего на раскладном столе с картами.

— Кто твой господин?

Гарант некоторое время пристально смотрел на него, темные глаза буравили Роберто насквозь, отчего ему вновь стало не по себе.

— Ты Дел Аглиос, — заключил он.

— Верно, — промолвил Роберто, напрягшись. — Ты знаешь меня?

— Все в Царде знают твое лицо и твои подвиги. Враг, достойный уважения. Славная добыча.

— Я польщен, но сперва вам нужно меня захватить. Отвечай на вопрос.

Гарант улыбнулся, и вид его зубов заставил Роберто облизать пересохшие губы.

— Ты ожидаешь, что я отвечу — король Хуран, но беспокоишься, что это другой. Да, так оно и есть — мой господин тот, кто повелевает мертвыми. Он видит энергию, которую мы можем только чувствовать, и он дарует новую надежду всем, кто пал.

— Гориан, — пробормотал Роберто. — И чего же он хочет?

— Того, о чем знают карку. И чего боятся сирранцы. Он хочет перевернуть мир. И сделает это. Вам его не остановить.

— А что думает об этом король?

— Он ничего не понимает. — Гарант пожал плечами. — Это будет ему дорого стоить, как и вам.

— Перевернуть мир? — переспросил Нунан.

— Свергнуть старую власть и установить новую, — невозмутимо ответил Гарант.

— И он намеревается добиться всего этого с помощью армий… из мертвецов? — спросил Роберто, хотя это уже было очевидно.

— Кто устоит перед ними?

— Похоже, от твоего внимания ускользнуло, что мы только что нанесли поражение вашему отвратительному воинству, — заметил Нунан.

— Эта армия — лишь крохотная капля нашей силы. Она станет океаном, который затопит весь Конкорд. Мой господин извлечет урок из этого опыта. — Гарант закрыл глаза. — То, что вас ждет, находится за пределами вашего понимания.

Роберто почувствовал, как по его коже пробежали мурашки.

— И поэтому ты здесь, — усмехнулся Нунан. — Чтобы просветить нас.

Гарант покачал головой.

— Думаю, что нет. Мое дело сделано. Я отправляюсь на поиски моего господина.

— Ты никуда не пойдешь, — возразил Нунан.

Гарант снова улыбнулся.

— Пока нет. — И рухнул на пол.

Нунан мгновенно опустился на колени рядом с ним и пощупал пульс.

— Он говорил, что может чувствовать энергии мертвых.

— Будем надеяться, что радости ему это не принесет, — сказал Роберто. — Нужно убрать его отсюда и сделать бесполезным для его господина. Каким образом — решай сам.

— Думаю, применять огонь — не слишком тактично, — мрачно усмехнулся Нунан.

— Юлий будет тобой доволен.

— А ты ему поверил, этому типу? — Нунан поднялся на ноги, глядя на тело Гаранта.

— Тому, что сегодня мы столкнулись всего лишь с передовым отрядом? Почему бы и нет? Мы видели это воинство в бою и знаем, какое воздействие оказывает соприкосновение с ним даже на отборных легионеров. Для нас сейчас очень важно, чтобы тот порошок из Сиррана действительно оказался так хорош, как о нем говорили.

— А где это зелье?

— Гестерис забрал его с собой в Эсторр, для анализа.

— Значит, нужно послать кого-нибудь, чтобы его поскорее привезли.

Роберто вздохнул.

— Павел, что нам нужно сейчас, так это поднять наверх столько народу, сколько успеем, и убраться отсюда побыстрее и подальше. Гориан наступает, и, пока у нас под рукой нет ни Восходящих, ни нового оружия, я вынужден согласиться со словами этого татуированного урода. Кто устоит перед ним?

Взгляд Нунана снова вернулся к телу Гаранта.

— Что-то не так? — быстро спросил Роберто.

— Я мог бы поклясться, что видел, как шевельнулись его веки!

* * *

Голова Кессиана раскалывалась. Был поздний вечер, и ему только сейчас разрешили отдохнуть. Гориан объявил случившееся сегодня великой победой, за которой последуют другие, еще более блистательные, однако победные песни, которые распевали цардиты на ледяных полях Карка, здесь почему-то не звучали. Все войско выглядело удрученным, а принц Рин-Хур, пожалуй, более всех прочих. Гориан объяснил это тем, что им не представилась возможность пустить в ход свои мечи. Этого Кессиан решительно не мог понять. По его разумению, любой человек должен был радоваться, если его избавляли от необходимости рисковать жизнью.

Кессиан лежал на постели в большой комнате, которую делил с Горианом. Основная часть солдат-цардитов находилась снаружи, под открытым небом, так же как и небольшое количество недавно умерших, возвращенных назад Горианом. Кессиан удерживал их на ногах. Это было совсем нетрудно, но, с другой стороны, никто его за это не поблагодарил. А ведь он сильно устал оттого, что поддерживал бурю по образу, заданному Горианом. Это потребовало такого напряжения, что у мальчика до сих пор все внутри болело. Он понимал, многое дается ему с трудом, потому что он еще мало умеет. Гориан обещал его научить.

Но сейчас Гориан спокойно спал на другой половине комнаты, и никакие крики, доносившиеся из дворца, не тревожили его сон. А вот Кессиан заснуть не мог и в конце концов обнаружил, что сидит рядом с Горианом, глядя на его лицо. С того времени, как они покинули Карк, он ненавидел Гориана. Ненавидел за то, что он унизил его, швырнув как щенка в воду и заставил идти с мертвыми.

Но когда солнце стало пригревать, Гориан изменился. Стал гораздо более дружелюбным и жизнерадостным, даже веселым. А сам Кессиан узнал немало нового и полезного во время вынужденной прогулки с мертвецами. Из тех, тогдашних мертвых здесь уже не было никого. Их оставили на границе с Атреской вместе с тремя предводителями мертвых и двумя гор-каркулас. А некоторые уже вернулись в землю и в объятия Бога. Как пояснил Гориан, потому что сделали свое дело. Но, скорее всего, причина заключалась в гниении. От них ужасно воняло, но, самое главное, разложение ослабило их настолько, что они уже не могли держать оружие.

Кессиан размышлял, что же произошло в Атреске. Он не знал, почему Гориан заставил их пойти так далеко на север. Если их целью является Эсторр, то это очень уж обходной путь. Однако Гориан рвался именно сюда и сумел настоять на своем, хотя даже король был против и навязал ему в спутники своего сына со свитой. В результате между Горианом и принцем все время возникали споры. Вообще для Кессиана многое оставалось непонятным, и он непременно задал бы отцу множество вопросов, но тот не просыпался, а будить его мальчик не решался.

На коже лица Гориана проступили пятна, слегка похожие на кровоподтеки, но имевшие зеленоватый оттенок. На шее, на висках и немного на щеках. Кессиан непроизвольно коснулся одного из таких пятен и тут же отдернул руку: на ощупь кожа оказалась похожей на запекшуюся глину.

Гориан открыл глаза, в которых, прежде чем они обрели спокойный, светло-серый оттенок, промелькнули все цвета радуги, и улыбнулся.

— Лучше бы тебе поспать, — сказал он. — Прошлой ночью ты поработал на славу.

— Я не устал, — ответил Кессиан и тут же зевнул.

— Правда? Впрочем, не важно. Думаю, ты просто перевозбудился. Видишь, как легко можно одерживать победы.

— Наверное. Но не все этому одинаково рады.

— Тут уж я ничего не могу поделать. — Гориан сел. — Но все они рано или поздно поймут, что к чему.

Неожиданно дверь открылась, и в комнату в сопровождении четверых телохранителей вошел Рин-Хур. Вид у него был угрюмый.

Кессиан при виде принца вскочил и вытянулся в струнку, Гориан же лишь протер глаза.

— Хорошо, что мы оба уже не спим. Но вообще-то, мне кажется, после всего, нами сделанного, мы заслуживаем отдых.

Принц остановился в центре комнаты, а его люди — у него за спиной, держа руки на рукоятях мечей. При встрече с Горианом они всегда демонстративно держались настороже.

— Прежде всего при моем появлении ты должен встать и сесть лишь тогда, когда получишь разрешение.

— Я заслужил отдых точно так же, как заслужил и твое уважение. Разве мы не выше пустых формальностей?

— Ты встанешь и окажешь мне подобающее почтение, — медленно произнес Рин-Хур. — Не забывай, ты подданный моего отца. Ты присягнул на верность моей семье.

Кессиан хотел улизнуть, но идти было некуда. Рин-Хур и Гориан уставились друг на друга. Стражи поглаживали рукояти мечей, словно ожидая повода обнажить их.

Выдержав напряженную паузу, Гориан встал.

— Ну, если тебе от этого легче…

— По крайней мере, теперь мы можем говорить как равные. Я не намерен терпеть твое высокомерие.

— А теперь я могу сесть? — улыбнулся Гориан.

— Теперь мы все можем сесть, — сказал принц.

Он щелкнул пальцами, и один из стражников подставил ему кресло. Рин-Хур уселся, взмахом руки указал Гориану и Кессиану, чтобы они сделали то же самое, и разгладил свое одеяние из тонкой, шитой золотом шерсти. Телохранители — покрытые боевыми шрамами, свирепого вида воины в шлемах и бурых плащах отборной королевской стражи — встали позади него.

— Надеюсь, в дальнейшем мне будет позволено не вскакивать на ноги всякий раз, когда ты соизволишь появиться, — проворчал Гориан.

— Ты слишком высокого мнения о своем положении, — отрезал принц. — Между тем каждый воин моей армии знает, что ты всего лишь человек. Бури и ходячие мертвецы могут нагонять страх и обращать в бегство войска, но вряд ли они уберегут от ножа в ночи.

— О, мой принц, зачем все эти угрозы! Я действую так, как было давным-давно оговорено с твоим отцом. Нам же с тобой лучше стать друзьями. Мы ведь даже ровесники.

Рин-Хур оставил слова Гориана без внимания, а вот Кессиану вдруг сделалось страшно. Он решительно не понимал, почему все их встречи проходили так напряженно. Разве им не лучше действительно стать друзьями, ведь это многое бы упростило?

— Ты отказал моей армии в сражении и победе, — заявил Рин-Хур. — Снова. Между тем я думал, что мой отец достаточно ясно высказался еще в Карке. Воину Царда нужно, чтобы его клинок обагрился кровью, иначе он считает, что проделал путь понапрасну. Мы были готовы отогнать живых от мертвых, рассеять их и поддержать твою гнилую рать. У нас имелся план.

— Мы уже обсуждали это сегодня. И вообще, мой план оказался лучше.

— Я не согласен. — Рин-Хур помрачнел.

— Почему? Ясно ведь, что гораздо лучше? — Гориан уставился на него как на дурачка, и Кессиан сел на свои руки, чтобы не было видно, как они дрожат. — Мы загнали их в ловушку. Мы можем собирать с них урожай, сколько душе угодно. И вы не потеряете ни одного солдата.

— Ты подорвал мой авторитет, — сурово, роняя слова как камни, заявил принц. — Мои люди смотрят на меня так, будто я уже не командую ими.

— Это не входило в мои намерения.

— Нет? — Рин-Хур рывком поднялся с кресла и навис над Горианом. — Ты раздулся от своей мнимой важности и слишком много о себе возомнил, потому и наживаешь врагов на каждом шагу! Хочешь отодвинуть меня в сторону, но у тебя ничего не выйдет. Я этого больше не потерплю! Ты не соизволил даже сообщить о наступлении в Атреске и Гестерне. Ты стремишься ослабить меня, утаивая от меня информацию.

— Мне просто нужно было поспать, мой принц. Для того чтобы завершить задуманное и довести дело до моего торжественного вступления в Эсторр, мне нужно иногда отдыхать.

Рин-Хур грозно поднял брови.

— Твоего торжественного вступления? Ну-ну.

— Нечего цепляться к словам, — проворчал Гориан, и Кессиан уловил его закипающее раздражение. — Ясно же, что мы должны использовать наши ресурсы наилучшим образом. Твоих солдат следует придержать для последней битвы.

Рин-Хур ударил себя большим пальцем в грудь и буквально взревел:

— Я! Я буду решать, как использовать наши ресурсы! Я буду решать, когда и где мои люди вступят в бой. Я буду выбирать схему действия и место наших грядущих сражений. Что же касается тебя, ты ничего не будешь делать без моего ясно выраженного согласия. Или ты умрешь, и твой сын станет моим слугой и гласом мертвых.

— Но если я погибну, вместе со мной сгинет твоя надежда сломить Конкорд. Остынь, Рин, ты не можешь допустить, чтобы я умер. Эта война будет выиграна благодаря страху. Страху перед моими мертвецами. Ты знаешь это, и я это знаю. И твой отец тоже.

Принц оглянулся на бесстрастные лица телохранителей и поднял руку.

— Знаю. А еще я знаю, что каждый находящийся здесь воин Царда верен мне, и только мне одному. И еще знаю, что все они растеряны и колеблются. Они недовольны ходом дел, и я разделяю их недовольство. Они начинают сомневаться в том, что ты действуешь в интересах Царда, а значит, и в том, стоит ли поддерживать тебя и мертвых. Чтобы обрести веру, они должны почувствовать свою значительность. Мою значительность, ибо я представляю их всех. Да, мы стоим на земле Конкорда, и я признаю, что и здесь, и в Атреске, и в Гестерне ты проделал самую трудную работу. Нет, ничего не говори! Я знаю, что наша нынешняя победа есть лишь плод твоего непомерного самолюбия, и по той же причине она не стала окончательной. У тебя не получилось развить успех, а завершить дело мне ты не дал, чтобы победителем не оказался я!

Я терпел твою наглость, но думаю, что пришло время спросить. Кто из нас в ком нуждается? И подумать, как мне следует поступить, если мои люди начнут открыто роптать против тебя?

— Все они знают, я командую потому, что король не доверяет тебе.

Принц потянулся к мечу. Его люди сильнее сжали рукояти.

— Это ложь, за которую ты заплатишь, Вестфаллен!

— Ты не испугаешь меня, Рин-Хур. Что бы ты ни говорил, у тебя никогда не хватит духа отказаться от своего главного оружия. Однако не могу не признать, что мы оба нуждаемся друг в друге, и буду стараться, чтобы это положение сохранилось как можно дольше.

— Ты тут не один, кому поручено командование, и я требую, чтобы впредь ты не совершал своих дел без моего дозволения. И имей в виду, Вестфаллен, ты в одном шаге от смерти.

— А ты в одном шаге от провала в глазах твоего отца. А сейчас, пожалуйста, уходи. Я должен восстановить силы, или твое вторжение с малой армией против Конкорда потерпит неудачу. — Гориан наклонился вперед и посмотрел принцу в глаза. — И мы оба знаем это. Разве нет?

— Я говорю то, что думаю!

— Значит, ты любишь повторяться.

Рин-Хур развернулся, чтобы уйти.

— Мой принц, — прозвучало ему вдогонку. — Выпей сегодня вечером вина. Я так понимаю, что это остаток превосходного сбора. И не переживай. Завтра ты посмотришь на мир совершенно другими глазами.

Принц бросил него взгляд исподлобья и вышел.

— Ты позволишь ему завтра атаковать, отец? — спросил Кессиан.

— В определенном смысле, — с улыбкой ответил тот и, положив руку на плечо Кессиана, присел перед ним на корточки. — А сейчас я хочу, чтобы ты лег спать. Завтра нам предстоит много тяжелой работы, и так будет еще не раз, пока мы не доберемся до Эсторра.

Кессиан почувствовал прилив радостного волнения.

— До Эсторра?

— Как я и говорил. Разве я не обещал тебе, что мы отправимся в Эсторр? Мы пробудем здесь некоторое время, но ты встретишься со своей матерью, как только я смогу это устроить.

— Спасибо, отец, спасибо. — Кессиан всхлипнул.

— Я же говорил, чтобы ты доверял мне. И я не солгал тебе ни разу, правда?

— Правда. Прости, я сомневался в тебе.

— Твое путешествие почти закончено. Но сейчас ложись спать, или каждый новый шаг будет для тебя все более трудным.

Кессиан заторопился к кровати, голова его была занята мыслями о матери, друзьях и парусной лодочке.

— А ты что будешь делать? — спросил он Гориана, уже скользнув под одеяло.

— Я покажу тебе утром. Не беспокойся. Я разбужу тебя.

Кессиан закрыл глаза и отдался уютным воспоминаниям, перешедшим в сон.

* * *

Генерал Даваров сидел в высокой башне королевского замка Харога и смотрел за городские стены на восток, в сторону Царда. Смотрел и, недоверчиво качая головой, припоминал произошедшие события, хотя они подтверждались не только тем, что было видно в увеличитель, но и болью в плече. Ныла рана, полученная, когда Даваров попытался преградить им путь. И он еще легко отделался: если бы не верные воины, бесстрашно устремившиеся на выручку, ему бы тоже пришлось маршировать в рядах войска мертвецов.

После того как сам Даваров отправил донесение в Эсторр, до него дошли слухи о страшном поражении в Гестерне. Атреска вновь превратилась в поле боя, и единственным утешением могло послужить то, что она вряд ли останется им надолго. Цардиты не собирались оккупировать страну, но в этом-то и заключалась главная трагедия. Они шли с намерением убивать всех пытающихся преградить им путь, поскольку для врагов это был способ пополнить собственные ряды.

Даваров сокрушенно покачал головой. Меган Ханев, маршал-защитник Атрески, находилась во дворце Соластро, и в ее отсутствие он, как старший воинский начальник, являлся фактическим правителем. Именно он стянул к границе войска, которые были разгромлены и уничтожены меньше чем за день. Перебиты на одном фланге и обращены в бегство в центре и на другом фланге. Кто-то из беглецов попал в засаду, кому-то удалось рассеяться по лесам.

Конечно, он никогда не видел ничего подобного и не мог предположить, что ему придется защищаться от армии мертвых… Но это соображение не утешало. Но и то, что такое вторжение напугало его, внушив куда больший страх, чем превосходящие силы Царда десять лет назад, не вызывало стыда.

Генерал не имел представления, что теперь делать. Мертвые шли не в Харог. Судя по всему, они собирались обойти столицу Атрески с севера. Обойти и пойти дальше, если их не атакуют.

И Даваров понимал, что должен их атаковать.

— Но какой в этом смысл? — спросил он, размышляя вслух.

— В чем, генерал? — оторвался от увеличителя мастер конников Картоганев, старый вояка, отказавшийся от повышения ради возможности остаться в седле.

— В нападении на них. — Даваров указал за окно. — Это все равно, что бороться с наводнением, подливая воду в реку. Мы становимся слабее, а они сильнее.

— Но мы не сдадимся.

— Нет, не сдадимся.

— И есть тысячи цардитов, которые, как мне кажется, тоже не хотят присоединяться к ходячим мертвецам, — заметил Картоганев.

— Правда, мы можем сравнять шансы тем, что будем просто сохранять дистанцию. Или, по крайней мере, не ухудшить их. Я не знаю, что делать. Я недостоин быть командиром.

— Ничего недостойного в тебе нет, за исключением, разумеется, этого дурацкого заявления, — возразил Картоганев. — Но вот то, что ты сказал раньше, вполне разумно: такую тактику и следует применить.

— Продолжай.

— Мы, я имею в виду тех, у кого хватило духу подобраться к ним поближе, наблюдали за мертвецами и пришли к определенным выводам. Да, ходить они могут и драться тоже, если не лишить их этой способности, но все равно остаются мертвыми. Трупами. И как любые трупы, они разлагаются. С каждым днем становятся все слабее. Мы можем расчистить путь для них. Постараться, чтобы они не встречали отпора, а значит, не пополняли своих рядов. А еще мы можем попытаться найти того, кто находится в центре этой мерзости.

— Я знаю, кто это. Сам воздух на поле боя провонял этим Ублюдком Восходящим.

— Так-то оно так, только где он сам? Стоит убрать его, и это чудовище останется без головы.

— Так или иначе, однажды мы должны будем вступить в сражение, или эта маленькая армия беспрепятственно подойдет к самым воротам Эсторра.

— Да, но зато по пути мы будем наращивать силы, которые сможем им противопоставить. Подумай, генерал. Сегодня мы раздроблены, но через двадцать дней ситуация может измениться.

Даваров наконец улыбнулся.

— Да, и через двадцать дней у нас появится тактика и оружие для борьбы с ними. Ладно, рассылаем гонцов ко всем, кто находится впереди, к северу от Госланда, к югу от Гестерна, а сами двинемся перед мертвецким войском на запад. Попытаемся осуществить твой план, мастер Картоганев, или погибнем при этой попытке.

Картоганев кивнул.

— И еще одно.

— Да, генерал?

— Я не стану одним из них. Если я погибну и мое тело нельзя будет расчленить, пусть меня сожгут. Я ясно выразился?

Кавалерист закусил верхнюю губу и нахмурился.

— Сжечь? Мой генерал, ты понимаешь, о чем говоришь?

— О том, что я предпочту навсегда завершить свой жизненный цикл, но не превратиться в мертвеца, выступившего против своих друзей. Да, пожалуй, понимаю. Ну, так что?

— Приказ есть приказ, — сказал Картоганев.

— Да. Именно так.

ГЛАВА 29

859-й Божественный цикл, 36-й день от рождения генастро

Тридцать экстраординариев Нунана выстроились у подножия тропы, приготовившись, если потребуется, сдерживать натиск легионеров. Позади них скрытно разместили емкости с горючим составом, использовать которые Нунан разрешил, если недовольство обернется мятежом. Перед ними, образовав дополнительную линию обороны, расположились всадники Келл на лошадях. По склонам разожгли множество костров, что должно было погрузить подножие утеса и тропу в еще большую тьму и обеспечить счастливцам возможность подняться незамеченными.

Сначала, после обсуждения щекотливого вопроса с центурионами, последовал вроде бы мирный разговор, с похлопыванием по плечам и просьбами о понимании, но по мере того, как до тех, кому не повезло, стало доходить, что это для них означает, дело приняло иной оборот. Мужчины и женщины ощущали себя преданными, и Нунан опасался полного развала дисциплины. До открытого неповиновения пока не дошло, но число солдат, отлынивавших от несения пикетов и караулов, тревожно возрастало.

Проходя мимо линии кавалеристов, Нунан приметил легионера из принципиев, указывавшего пальцем в его сторону и поносившего Дину Келл. Десятка три бойцов, сгрудившись вокруг него, злобно поглядывали на тех, кто дожидался своей очереди на подъем.

— О, а вот и он! — выкрикнул легионер. — Не сомневаюсь, один из немногих везунчиков!

— Везунчиков? — переспросил Нунан. — Знаешь, я бы с удовольствием переложил свое «везение» — например, необходимость решать, кому подниматься, а кому нет, — на твои плечи. Ну да, я один из тех, кто будет подниматься. Моя жена, как ты знаешь, нет. Объясни, легионер, в чем мне повезло.

— Твое везение в том, что у тебя есть возможность уцелеть, — в гневе и отчаянии прорычал солдат. — А у меня нет! Я должен остаться здесь и погибнуть.

— Да, — кивнул Нунан. — Да, это так. Солдату случается погибнуть, сражаясь за свою страну. Но это еще не значит, что ты обречен. Ты Медвежий Коготь, гордость Конкорда. И Конкорд ждет от тебя исполнения долга. Скажи мне, когда тебе изменило мужество?

Солдат шагнул вперед.

— Мое мужество никогда мне не изменит. Лучше спроси об этом тех, кто драпает вверх по склону. Загляни внутрь себя.

Нунан обнажил гладиус.

— Выбирай слова, когда говоришь со своим командиром! Я могу положить конец твоей жизни прямо сейчас, если ты хочешь, хотя, конечно, предпочел бы, чтоб ты стоял здесь насмерть, как подобает герою. И дал возможность другим во исполнение приказа — повторяю, приказа! — подняться и уйти.

Он приставил свой гладиус к нагруднику солдата.

— Я спрашивал, кто вызовется остаться внизу добровольно. Триарии подняли руки все как один. Но они нужны мне наверху, если я хочу добраться до Эсторра. Поэтому мне пришлось спрашивать снова, а поскольку без триариев добровольцев не хватило, пришлось назначать в приказном порядке. Выбор пал на тебя, потому что твой центурион описал тебя как стойкого бойца, который не дрогнет перед цардитами при первом натиске. Он ошибся?

— Нет.

— Тогда почему ты стоишь передо мной, умоляя о месте в очереди? — Нунан опустил меч — Стойкость Когтей нужна здесь и сейчас больше, чем когда-либо.

— Нам надо было прорываться и уходить. Тогда бы спаслось больше людей.

— Я не стану обсуждать с тобой вопросы командования.

— Конечно, эти вопросы ты предпочитаешь обсуждать с еретиком Дел Аглиосом — Легионер указал через плечо. — А от нас ты ожидаешь, что мы умрем за него.

Нунан схватил легионера за горло. Тот, никак такого не ожидавший, вырвался и закашлялся. Телохранители Нунана выхватили мечи, кавалеристы напряглись в седлах.

— Мы все готовы умереть ради спасения сына Адвоката, и сейчас ты заткнешься. Может быть, ты в отчаянии, но если я услышу от тебя еще одно подобное слово о Роберто Дел Аглиосе, то казню тебя собственноручно. — Генерал повернулся к телохранителям. — Уведите этого человека и проследите за тем, чтобы он был изолирован. Такие люди Когтям не нужны: он лишен чести и уволен со службы.

Легионер плюнул на землю у ног Нунана. Нунан не отвел взгляда.

— Теперь у тебя не будет оружия для того, чтобы сражаться. И как у гражданского лица — никаких прав. Гражданские лица наверх не идут. — Он отпихнул от себя разжалованного легионера. — Ну, есть еще желающие выйти в досрочную отставку?

Толпа вроде бы поостыла, но тут позади послышались шаги и на плечо генерала легла рука.

— Можно мне? — спросил Роберто.

Нунан кивнул. Роберто шагнул вперед. Лицо его было пепельным, глаза покраснели, но доспехи оставались безукоризненно отполированными, плащ лежал идеальными складками, на поясе висел гладиус. Он прошел вдоль строя, заглядывая каждому солдату в глаза, словно провоцируя на высказывания.

— Есть тут те, на кого кто-нибудь из вас может указать и заявить, что ради них вы не готовы отдать свою жизнь? Есть ли среди вас тот, кто действительно считает, что он должен совершить подъем вместо тех, кого уже выбрали? Вы знаете, что нет. Однако вы позволяете вашему низменному страху овладеть вами. Вы, солдаты Конкорда!

Вы чувствуете себя обреченными, но это не так. У вас есть шанс. Когда наступит рассвет, генерал Келл и ее всадники попытаются прорвать ряды цардитов и открыть брешь для отхода. Да, это будет трудно, потребуется не только смелость, но и удача, но дело не безнадежное. Но сказать вам, чем буду заниматься я, пока вы будете сковывать силы Царда? Я убью родного брата и отрублю ему руки и ноги!

Роберто остановился, и Нунан увидел, что он старается взять себя в руки, чтобы не сломаться. Воцарилась тяжкая тишина. Дел Аглиос продолжил:

— Я сделаю это потому, что у него нет шансов на спасение и нельзя допустить, чтобы он стал одним из ходячих мертвецов. А шансов у него нет оттого, что, когда разразилась буря и мертвые пошли в атаку, он поскакал навстречу врагу, прикрывая вас. Вы, может быть, и уцелеете, а Адранис Дел Аглиос умрет!

Если кто-то еще чего-то не понял и хочет потолковать со мной о справедливости, шансах и о выборе, пусть приходит. Я буду рядом со своим братом.

Роберто повернулся и зашагал обратно сквозь линию кавалерии. Нунан обвел взглядом строй солдат, теперь все смотрели себе под ноги. Он прокашлялся, но, когда заговорил, голос его звучал хрипло.

— Всем разойтись по своим постам!

* * *

Гориан проснулся в тишине. Он чувствовал себя отдохнувшим и готовым к действию. Единственное, о чем он сожалел, — он не может начать прямо сейчас, ночью, но даже для него существовал предел возможного. Для Кессиана тоже. Предводитель Гарант смог передать много полезной информации, прежде чем его тело ушло. Кто-то из них спасется. Но не все.

У противоположной стены спал мальчик. Гориан встал и опустил ноги на холодный каменный пол. Огонь в камине давно потух, и в комнате было прохладно. Он подошел к Кессиану и сел на его кровать.

— Сегодня начало всего того, о чем я мечтал, с тех пор как выяснил, что ты жив, — сказал он, погладив мальчика по голове. — Сегодня люди увидят, что все сделанное до сих пор было лишь предварительной пробой сил. Я готов. И ты готов поддержать меня. Пришло время пробуждаться, твоя судьба ждет тебя.

Гориан коснулся жизненной карты Кессиана, подключился к ней и мягко подпитал энергией. Кессиан открыл глаза. Он не отпрянул, как часто делал прежде, когда, просыпаясь, видел отца так близко. Гориан улыбнулся.

— Прекрасное утро.

— Еще темно, — зевнул Кессиан.

— Да. До рассвета еще три часа, но у нас много дел. Вставай. Нам нужно поесть.

— Да, отец.

Кессиан рывком сел в постели, потер глаза руками и нахмурился. Он направил свое сознание в крепость. Гориан видел, как энергетические нити зондируют здание, чтобы выяснить причину растерянности.

— Там так тихо…

— Да.

— Не в смысле, что не шумно. Совсем тихо. Где все?

— Свободны от всех тревог и волнений и дожидаются нового будущего, — ответил Гориан — Пойдем. Одевайся, и я покажу тебе.

В глаза Кессиана вернулось понимание, но вместе с ним и легкий налет страха. Он встал с кровати, надел поношенную, но вполне добротную тогу с красной каймой Восхождения и завязал ремешки сандалий. Гориан протянул руку, и Кессиан принял ее.

— Не бойся. Все так, как должно быть. Ты это знаешь.

Мальчик кивнул. Гориан сжал его руку, чтобы придать храбрости и приободрить, и открыл дверь. Они провели ночь на цокольном этаже, в помещении, которое выходило непосредственно на крытый двор, превращенный в казармы, где обычно, завернувшись в плащи, спали на соломе свободные от дежурств цардиты.

Кессиан придвинулся ближе к отцу.

— Ты чувствуешь их, правда? — спросил Гориан.

— Они все мертвые.

— Они ждут меня, — ответил Гориан, глядя на них, как генерал на ожидавшую его армию — И я скоро разбужу их.

— А почему они умерли? — с дрожью в голосе спросил Кессиан.

— Потому что так они смогут лучше служить мне. Разногласия никогда не приводят к скорой победе. Идем со мной.

Гориан повел его по периметру внутреннего двора, а потом по короткому коридору к двери комнаты, где их встретили два человека.

— Предводители Рунок и Тидиол, надеюсь, вы хорошо спали.

— Очень мирно, — ответил Тидиол.

— А принц?

— Он ждет тебя внутри.

Тидиол распахнул дверь, и Гориан завел Кессиана внутрь. Они находились в покоях коменданта крепости, просторных, но отличавшихся суровой воинской простотой. В прихожей спали двое гор-каркулас: они даже дышали во сне в унисон. Гориан только-только начинал постигать, сколь удивительно это сообщество. Впрочем, с их силой и возможностями он уже познакомился очень хорошо.

Рин-Хур потребовал, чтобы они находились рядом с ним. Он считал, что они играют ключевую роль. Гориан с радостью пошел ему навстречу, поскольку это помогало держать карку в постоянном страхе, не прилагая к тому никаких усилий.

— Ты не на тех поставил, мой принц, — пробормотал Гориан.

— Что, отец?

— Да так, к слову… — Гориан прошел через прихожую и открыл дверь спальни. — Принц проглядел тебя, вот и все. Он наделал кучу ошибок, но, к счастью, больше этого не будет.

Рин-Хур выглядел вполне мирно. Он лежал на спине в большой кровати, с закрытыми глазами и почему-то посиневшими губами. Кессиан ахнул.

— И он тоже!

— Очередной пример того, сколь пагубно пьянство, — рассмеялся Гориан. — Славная шутка, правда? Все они выпили эля, вина или чего покрепче и легли спать с мыслями о завтрашнем дне. И они увидят его, этот день, но совсем не так, как ожидали.

— Ты убил их всех! — Кессиан отдернул руку.

— Да, очевидно. — Он снова рассмеялся. — Ты знаешь, твой тезка говаривал так всякий раз, когда один из нас произносил что-то глупое. Но ты понимаешь, почему я убил их.

Кессиан покачал головой.

— Они не сделали тебе ничего плохого.

— Пока нет, но могли, и достаточно скоро. Ты сам слышал, Кессиан. Ты слышал, как принц угрожал мне вчера вечером, а он не из тех, кто бросает слова на ветер. Мог ли я поставить под угрозу свою жизнь и, кстати, твою? Я вообще не переношу, когда люди мне перечат. Вот они больше и не будут. Никто из них уже не выступит против меня. Видишь, как все просто.

— Убивать нехорошо.

Гориан почувствовал всплеск мимолетного гнева.

— Это война, — отрезал он. — Люди умирают все время. Большинство из этих все равно не добралось бы до Эсторра живыми. Так не лучше ли для них увидеть белые стены и Холм таким способом, чем не увидеть вовсе. Как ты думаешь?

Он видел и ощущал смятение Кессиана. Конечно, никакой любви к цардитам мальчик не питал, но вот надо же, цеплялся за вздорные и бесполезные принципы. С этим еще предстояло работать и работать.

— Разве ты не понял, что говорили тебе предводители мертвых? — продолжил Гориан. — Смерть — это не конец. Это лишь очередной шаг на великом пути, по которому неизбежно последует каждый из нас. Просто большинству не дано выбирать время, когда это произойдет. Я выбрал время для этих цардитов и принца. Что в этом плохого?

— А как насчет остальных цардитов?

— Ага. Теперь ты начал думать, — улыбнулся Гориан. — И ты прав. Они, вероятно, не обрадуются. Ну и тут все будет в порядке. На сей счет у меня кое-что задумано.

Он почесал очередное пятно, выступившее на щеке вчера, когда он поднимал мертвых под стенами крепости. Кессиан посмотрел на него с опаской.

— Что это такое, отец?

— Ну, не все, что извлекаешь из земли, идет на пользу. Но это пройдет, а приобретенный опыт останется. Так вот, я собираюсь разбудить этот славный народ и направить на исполнение его работы. Ты мне понадобишься, чтобы удерживать их, пока каркулас не будут готовы. Потом я покажу тебе кое-что новое и удивительное.

— Когда?

— Хороший вопрос, — Гориан задумался, поскольку для такого события следовало выбрать подходящее время. Время, когда никто не упустит того, что произойдет, и все подивятся его дару. — На рассвете, я думаю. С самыми первыми лучами. Ну, возьми меня за руку. Ты мне нужен.

Гориан сел в кресло напротив кровати, где лежал мертвый принц, а Кессиан на пол рядом с ним. Отец положил руку на голову сына и, когда ему открылся колодец его мощи, в очередной раз подивился его огромности. Гориан, как и другие первоначальные Восходящие, обладал подобным внутренним энергетическим резервуаром, открытым и описанным в свое время Ардуцием, но никто из них не мог сравниться по возможностям с Кессианом. Когда мальчик полностью осознает себя, он сможет распоряжаться огромной силой, и Гориан намеревался в этот момент быть рядом с ним. Сейчас же мальчик мог поддерживать дело на протяжении долгих часов и, более того, как и гор-каркулас, мог делать это неосознанно. То был особый дар, и Гориан твердо решил рано или поздно разобраться, в чем тут секрет. Должен быть способ увеличить этот колодец и, следовательно, нарастить потенциальную продолжительность или интенсивность любого дела.

Гориан соединил свою жизненную карту с картой Кессиана и, в то время как мальчик под воздействием мягкой пульсации энергий успокоился и расслабился, распространил сознание дальше, прощупывая крепость. Общая картина была совсем не такой, как вчера. Хаотические цвета и беспорядочные линии, которые характеризовали сотни людей, живших в одном пространстве, исчезли, сменившись дремотным спокойствием.

Холодный мрак камня подчеркивался исполинской мощью земли под его неприступной громадой и был испещрен множеством серых пятен, обозначавших тела отравленных воинов Царда. Раньше Восходящие думали, будто серое — это остаточный цвет утраченной энергии. Они ошибались. Он свидетельствовал о наличии дремлющего потенциала, ждущего подзарядки и пробуждения.

Но кто способен вдохнуть жизнь туда, где ее не было вообще? Дар, доступный только богам.

Энергетический образ земли был прекрасен. На фоне неспешных бурых пульсаций выделялись искрящиеся вспышки жизненных карт мелких животных и насекомых и свившиеся спирали семян, чья жизнь замерла в ожидании освобождения и безудержного роста. Гориан потянул в себя токи земли, трепеща от боли и наслаждения. Кессиан под его рукой охнул, но когда поток протек через него, успокоился. Теперь оба они стали элементами замкнутой цепи, по которой проходили земные токи.

В конечном счете пробуждение мертвых оказалось делом несложным, хотя и требующим приложения немалых сил. Главным тут было то, чтобы оживающие мертвецы, его народ, сосредоточивались в значительных количествах на ограниченном пространстве. Это давало возможность воздействовать общим импульсом на всех сразу, а не тратить время и силы, подключаясь к каждому по отдельности.

Гориан сконструировал оживляющую карту. Его подсознание зафиксировало общее количество серых пятен, попавших в зону воздействия, и карта выпустила к каждому из них усик концентрированной энергии, у основания которого находился пульсирующий шар ярко-голубого цвета. Восходящий подождал, пока его конструкция обретет устойчивость. С помощью собственной энергии он и Кессиан могли, наверное, пробудить одного или двоих, но, пропуская и усиливая токи земли, получали все, что требовалось. Главная проблема заключалась в поддержании процесса.

— Ты готов, Кессиан?

— Да, отец.

В его голосе не было напряжения. Поразительная природная одаренность. Талант, который еще покажет себя.

— Потом я выпущу земную энергию в схему воскрешения. Мы вернем обратно более трех тысяч. Процесс будет мощным.

— Я понял.

— Ничуть в тебе не сомневался.

Восходящий открыл канал к шару света. Пробуждение такого большого количества мертвых требовало огромных энергетических затрат, и один он с силовым потоком такой мощи наверняка бы не справился. Но вдвоем с Кессианом они держали токи земли под контролем и направляли туда, куда требовалось. Переполненный мгновенно возросшей энергией шар вспыхнул, каждый из усиков уплотнился, превратившись в силовой канал.

Гориан вскрикнул. Его тело застыло и конвульсивно содрогнулось. Пальцы сжались на голове Кессиана. Огни погасли, а от энергии, стянутой со всей крепости, воздух вокруг них едва ли не искрился. По каменным плитам под ногами пробегала дрожь, потоки силы рвались наружу, но они удерживали их, не выпуская из-под контроля.

Он впитал всю полноту сложных земных пульсаций, причудливую комбинацию сил роста и разложения. Толща почвы была пропитана жизнью, и вся ее энергия — энергия семян, корней, личинок, насекомых, грызунов, — разрядившись мгновенной вспышкой, хлынула в колодцы Восходящих, оставив своих недавних обладателей опустошенными.

Оттуда она вырвалась наружу, усиленная десятикратно, стократно, и теперь весь этот поток, дробясь на тысячи каналов, устремился туда, куда его направляла воля содрогающегося, превратившегося в пульсирующий ком боли Гориана. С губ его сорвался пронзительный крик. Кожа на щеке и груди затвердела и утолстилась, словно кора. Теперь даже Кессиан застонал и напрягся.

Щупальца силы выискивали спящую энергию внутри тела каждого цардита, соединялись с ней, насыщали ее, стимулируя пробуждение. Открывались глаза. Восстанавливалось неуверенное дыхание. Как огонь по сухой траве, распространялось смятение. И как только каждое тело вновь обретало сознание, нагрузка на Гориана уменьшалась. Возникли подобия жизненных карт, в отличие от настоящих нуждающиеся в постоянной подпитке извне, но относительно стабильные.

— Вставайте! — повелел Восходящий.

И они поднялись. Он ощущал каждого из них, изумлявшегося вновь предоставленному шансу. Как они цеплялись за жизнь, которую он им подарил. Он ощущал их страх, но мог легко погасить его обещанием отпустить, когда их работа будет закончена. Каждая новая жизнь вливалась обратно в него, и теперь, после того как ушла боль, Гориан ощущал чистое удовольствие. Его дело свершилось. Он создал жизнь из смерти.

Гориан переместил конструкцию в сознание Кессиана, разорвал связь между ними и отсоединился от земли. И открыл глаза.

— Вели им одеться и выйти наружу, — сказал сыну Гориан. — Чтобы питать их сквозь толщу камня, требуется слишком много энергии. Снаружи, когда они станут ходить по земле, это будет гораздо легче.

— Да, отец.

Гориан отслеживал действия сына и через него мог улавливать движение своей новой армии, воспринимать сложное переплетение линий, делавшее их тем, чем они стали. Каждый из них был прочно соединен с землей, и именно она давала им силы для следующего шага и взмаха меча. Все это было замкнуто на Кессиана, а ключ находился в руках Гориана. Стоило ему отпустить тяги, и все мертвые просто попадали бы там, где стояли. Но делать этого не собирался. И даже не знал как.

Встав на ноги, Гориан потянулся, разминая дрожащие руки и ноги, потрогал свою кожу и, оттянув вырез тоги, посмотрел вниз. На груди добавилось пятен и каких-то наростов, бледно-зеленых, бурых, пурпурных. Противно, но что поделаешь. Чтобы направлять энергию, приходится отфильтровывать все нечистые примеси. Но ничего, все это рассосется. Его тело обновится. Он Восходящий, он владыка стихий, а не их добыча. Гориан знал, что он должен испытывать усталость, но чувствовал себя бодрым и живым как никогда. Рин-Хур встал с кровати, направился к подставке для доспехов и молча начал одеваться. Экономные, старательные движения. Правда, не совсем естественные, как у марионетки. Гориан улыбнулся.

— Наслаждайся новой жизнью, мой принц. Это та самая жизнь, которая была предопределена для тебя с тех пор, как ты присоединился ко мне.

Он повернулся к двери в прихожую и позвал:

— Предводитель Рунок! — Татуированный урод явился на зов, следом вошел и предводитель Тидиол. — Готовься возглавить свою армию. Она будет ждать тебя снаружи.

— Благодарю за честь, мой господин. Будут ли каркулас поддерживать процесс?

— Когда в этом возникнет необходимость. Предводитель Тидиол, скоро наступит время создать войско и для тебя. — Гориан направился к двери. Ему вдруг отчаянно захотелось почувствовать на лице свежий воздух. — Они там, наверху, на дороге и у утеса. Некоторым удалось ускользнуть, пока я отдыхал, но остальным, полагаю, пора встать в наш строй.

ГЛАВА 30

859-й Божественный цикл, 36-й день от рождения генастро

— Ему не больно, — сказал Дахнишев.

— Больно мне, — хрипло отозвался Роберто.

— Дел Аглиос, это на тебя не похоже.

Рассвет близился. Сотни людей уже избежали смерти, уйдя наверх через перевал, остальные маялись внизу, не зная, выпадет ли им шанс.Их товарищи в боевом охранении ждали выступления цардитов. Кавалерия была наготове. Все получили приказы и понимали, что и когда делать.

Дахнишев и сопровождающие его лекари и мечники, обходя раненых, исполняли ужасный долг — обрывали жизнь тех, у кого все равно не было надежды выдержать дорогу. У убитых, чтобы они не пополнили вражеские ряды, отрубали ноги. Без сомнения весь этот кошмар навсегда запечатлится в памяти всех, кто так или иначе к нему причастен. И тех, кого пощадила судьба, и тех, кому пришлось принимать страшные решения.

— Может быть, — промолвил Роберто, охлаждая лоб брата влажной салфеткой. — Но у меня было время проанализировать свои действия, и я пришел к выводу, что я виноват. Ты можешь говорить что угодно, но в свое время именно от меня, как командующего, зависело, жить или умереть Гориану. И я позволил убедить себя в том, что его можно оставить в живых. Помилуй меня Бог, Дахнишев, что я наделал!

— Проявил милосердие, не более того. Показал, что ничто человеческое тебе не чуждо, а непогрешимых людей не бывает.

— Может быть, но одно дело, когда чьи-то ошибки вредят ему самому, а другое — когда влекут за собой гибель множества ни в чем не повинных людей и грозят гибелью стране.

Чувство вины жгло Роберто изнутри, и он не только не пытался погасить это пламя, но и всячески разжигал его, вновь и вновь вспоминая события десятилетней давности, сделавшие возможным сегодняшний кошмар. Все это время они неумолимо двигались навстречу неизбежному и были слепы.

— Оттого что ты казнишь себя, Роберто, нет никакого проку, — тих произнес Дахнишев.

— А что мне еще остается, друг мой?

— Не зли меня, Роберто. Твоя боль понятна, а вот безнадежность в твоем голосе — уж извини, нет. Что ему остается, а? Остается показать, что Конкорд не падет. Что ты объединишь всех уцелевших и нанесешь ответный победный удар.

Роберто покачал головой.

— Будущее, вот оно, лежит здесь. И оно умирает. Он умирает. Прости, Адранис.

Дахнишев схватил лицо Роберто в ладони и повернул к себе, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Я не хочу этого слышать, Роберто! И не допущу, чтобы это слышали мои легионеры. Ты нужен нам! Не впадай в уныние. Тем более сейчас. Прежде ты никогда не опускал рук, и я скорее умру, чем допущу, чтобы ты сдался на сей раз. Ты понял меня?

— А кто ты такой? Мой отец? Чего ради ты взялся поучать меня, как вести себя и что чувствовать?

Дахнишев кивнул и отстранился. Он встал, пересек палатку и стал возиться со своими инструментами, звякая ими и раскладывая в кожаные футляры, предназначенные для подъема.

— Извини, Дахнишев. Это произошло нечаянно. Прости меня.

— Пришло время исполнить то, ради чего ты здесь, Роберто, — сказал Дахнишев внезапно охрипшим голосом — Питье, которое ты дал ему, остановит его сердце. Твердо решил сделать это лично? Не поручить кому-то другому?

— Это было бы окончательным предательством, правда? Он мой брат.

Старый хирург кивнул.

— Я буду снаружи.

Роберто проводил его взглядом и повернулся.

— Вот мы и остались вдвоем, братишка. — Слезы безудержно заструились по его щекам. Он сунул руку под рубашку Адраниса, чтобы пощупать сердечный ритм. Сердце еще билось, слабо и неровно. — И почему тебе было суждено погибнуть, Адранис? Это я должен был первым совершить путешествие в объятия Бога. И ждать тебя там, чтобы встретить лишь через долгие годы. Почему Всеведущий призвал тебя первым?

Сердце Адраниса остановилось. Роберто приподнял его тело и прижал к себе, рыдая в плечо.

— До свидания, брат. Весь Конкорд будет оплакивать тебя, но ничье горе не сравнится с моим.

Казалось, Роберто прижимал его к себе целую вечность. Тело еще оставалось теплым, ощущалось как живое, и тем страшнее и постыднее казалось то, что предстояло сделать. С сокрушенным сердцем он опустил Адраниса на койку и отступил. На полу рядом с досками, которые предстояло подложить под шею и колени Адраниса, лежал топор.

Роберто наклонился, поднял деревянные плашки, подсунул одну под шею, другую под ноги и уставился на топор. Рот наполнила горькая желчь.

— Клянусь именем Дел Аглиос, — прошептал он, — ты заплатишь за это, Гориан Вестфаллен. За это и за все, что ты совершил.

Роберто опустился на колени, поцеловал лезвие топора, помолился о его остроте и, взяв рукоять обеими руками, встал, нетвердо держась на ногах, и в последний раз обратился к брату.

— Прости меня.

Резкий взмах — и топор обрушился вниз.

* * *

Дина Келл, как и многие другие на том поле смерти, в которое превратилась недавняя лекарская площадка, слышала рыдания Роберто. Он был не одинок в своем отчаянии, и ей в какой-то мере даже хотелось, чтобы весь этот кошмар дошел до слуха цардитов. Давние враги, они все же воины и люди, так неужели их могла радовать та невообразимая жуть, которая творилась на поле боя?

Отчасти она жалела о том, что они не бежали еще до рассвета, но скорее сердцем, поскольку умом понимала: не было никакого другого возможного решения, кроме как остаться со своими ранеными и попытаться организовать отход. И хотя Нунан сделал все, что в его силах, в глазах солдат ему никогда не оправдаться. Немыслимые жертвы, расчлененные тела, сброшенные в общую могилу, — ни на что другое не оказалось ни времени, ни сил. Ярость Юлия Бариаса превосходила все мыслимые пределы, однако глас ордена добровольно вызвался остаться с теми, кто будет прикрывать отход.

Еще не рассвело, но тьма уже редела, а значит, цардиты могли в любой момент увидеть их отход и устремиться в атаку. Ну что ж, на старых позициях они не застанут ни единого Когтя. Как только в ночи запылали маскирующие отступление костры, легион отошел назад.

Возможно, шансов на успешный прорыв было бы больше именно ночью, но тогда меньше народу удалось бы увести наверх, и множество погибло бы от рук цардитов, то есть перешло под власть Гориана. Впрочем, эта ужасная участь все равно ожидала многих, и ей, Нунану и Дел Аглиосу придется до конца дней жить с этим бременем на сердце.

План состоял в том, чтобы провести конную атаку вниз по склону и по дороге, прямо на позиции цардитов. Нападения они не ждут, так что прорваться, скорее всего, удастся. Беспокоило Келл не это, а то, что будет потом. Их ждет отступление, скорее даже бегство по направлению к Эсторру, а по пятам за ними будет гнаться шеститысячная, опьяненная победой и полная охотничьего азарта армия. И от этой погони ей придется уводить в лучшем случае несколько сотен надломленных поражением, павших духом, близких к отчаянию людей.

Если что-то и будет придавать им сил, так это страх, худший, чем страх смерти, — опасность превратиться в ходячих мертвецов. И они, конечно, будут двигаться быстрее, чем эти мертвецы. Беда лишь в том, что мертвецы, как предполагал Роберто, не нуждаются ни в сне, ни в отдыхе. Ей хотелось бы надеяться, что он ошибается, но Келл не имела привычки утешаться самообманом.

Роберто вышел из шатра, в серую предрассветную мглу и в объятия Дахнишева. Она увидела, как хирург что-то говорит ему, а Роберто качает головой. Потом Дахнишев кивнул двум триариям, они скрылись в шатре и появились уже с носилками, на которых под промокшим от крови одеялом лежало тело Адраниса. Роберто коснулся его, положил сверху кинжал в ножнах, и триарии направились к могиле.

Чувствуя необходимость поддержать друга, Келл подошла ближе. Посол и хирург молча стояли бок о бок. Глаза Роберто были влажными, но смотрел он не на могилу, а в сторону крепости.

— Там темно, — промолвил Роберто, прежде чем она заговорила, — Странно, ни света в бойницах, ни костров. Очень странно.

Его голос звучал ровно, даже в час величайшей скорби он не переставал думать о текущей ситуации.

— Может быть, у нас хватит времени, чтобы увести наших людей, — предположила Келл.

Роберто посмотрел на нее так, будто увидел в первый раз.

— Мы не можем позволить себе такой надежды, — возразил он, — И ты должна быть возле лошади, со своей кавалерией. Рассвет близок. Мы должны вывести как можно больше людей, и это во многом будет зависеть от тебя. Ты готова?

— Да, посол. Я просто хочу дождаться, когда вы с Павлом отправитесь наверх.

— Но нам-то как раз придется дождаться начала цардитской атаки. — Роберто даже выдавил на лице некое подобие улыбки. — В конце концов, капитан — это последний человек, который покидает тонущее судно.

— Капитан здесь Павел, и последним отходить по тропе будет именно он. Но ты наследник Адвокатуры, и мы несем ответственность за твою безопасность.

— Вот и я пытался сказать тебе то же самое, — поддержал ее Дахнишев.

— Итак, я почтительно прошу тебя пройти к тропе сейчас, — настаивала Келл. — Пока ты этого не сделаешь, я не могу вернуться к моей лошади.

— Ладно. Ладно. Еще одно, Дина. Повторим весь план, хоть ты, конечно, все помнишь. Все триарии устремятся в прорыв следом за тобой, и каждый из них знает, что его ждет. Не дай втянуть себя в долгую схватку, не пытайся выиграть время для ухода большего числа пехотинцев. Помни, ты и твоя конница жизненно важны для Конкорда. Только вы способны быстро доставить в Эсторр нужные сведения, а сведения эти сейчас стоят больше, чем все монеты в сундуках казначея.

— Я все помню.

Топот последних легионеров, выходивших на позицию, неожиданно заглушил грохот. Келл непроизвольно вскинула глаза, но небо оставалось ясным. Роберто, тоже услышавший этот звук, обратил взор вниз по склону. Она тоже посмотрела в ту сторону, и ей показалось, что оттуда доносятся голоса. Крики.

Келл напряглась.

— Они приближаются, — выдохнула она и повысила голос до привычного приказного тона. — Шевелись, Когти! По местам! Помните свои приказы. Живо, живо!

Легионеры сорвались с места. Между тем некоторые солдаты вместе со служителями ордена еще засыпали землей братскую могилу. Юлий Бариас на удивление был все еще там, призывая на убиенных благословение Всеведущего. У начала коварной, крутой тропы поплотнее сгрудились последние счастливцы, время везения которых стремительно заканчивалось.

— Роберто, отправляйся наверх, — попросила Келл. — Иди или не успеешь.

Но Роберто не слышал ее. Даже его глубокая скорбь отступила на второй план перед озабоченностью опытного командира, нутром почуявшего: что-то не так. Он шарил взглядом по лесистому склону, уже тронутому первыми рассветными лучами, и, хотя видел перед собой лишь классическую красоту утра генастро, встревоженно хмурился.

— Что-то не так, — пробормотал он. — Дахнишев, уводи своих, немедленно!

— Роберто…

— Не рассуждай!

Дахнишев дернулся, быстро заглянул в глаза Роберто и отдал лекарям приказ двигаться. Роберто прикусил губу.

— Что это? — спросила Келл.

— А ты сама послушай. Это не боевой клич цардитов и не приказы командиров.

Келл прислушалась. Крики, издаваемые множеством глоток, топот бегущих ног.

— Я не…

— Что-то не так! — перебил Роберто. — Это не атака. Они кричат от страха.

— Чего они могут бояться?

Роберто покачал головой.

— Я не знаю. Быстро к коню! По-моему, наше время истекает гораздо быстрее, чем мы думали.

Келл так и не смогла сообразить, что встревожило Роберто, но были и другие, разделявшие его озабоченность. Последние из триариев теперь отходили вверх по склону, направляясь к месту сбора. Их прикрывали лучники, и многие из них оглядывались через плечо, торопливо прибавляя шагу. Однако некоторые даже шли назад, посмотреть, что происходит. Заросли, так хорошо скрывавшие позиции, теперь работали против них, заслоняя им обзор дороги и крепости.

— Я не…

Келл почувствовала, как в ней нарастает страх. Она уловила что-то в воздухе. Неопределенное. Роберто схватил ее за руку.

— Дина, беги!

Роберто оттолкнул ее от себя и заставил повернуться к тропе Утеса. Ряд глухих ударов эхом отдавался вверх по склону. Обломки взлетали высоко в небо над линией деревьев, мягко опадая вниз. Это было похоже на растительность: листья, ветки и даже древесная кора. Сердце Келл болезненно забилось в груди. Теперь она услышала то, что еще раньше распознал Роберто. Пронзительные вопли. И исходили они не от Медвежьих Когтей.

Все взоры теперь были устремлены в одну сторону, выхваченные из ножен мечи дрожали в напряженных руках. Кто-то указывал в сторону, откуда доносились звуки, кто-то пятился к утесу. Люди, уже поднимавшиеся по тропе, разразились криками — сверху им было видно то, что от Келл и Роберто заслоняли деревья.

— Это Гориан, — прошептал Роберто. — Это он.

Происходило что-то бессмысленное. Цардиты опрометью бежали вверх к утесу. Ни у одного из них в руках не было обнаженного оружия, и никого не волновало, кто впереди. Отдельные группы Медвежьих Когтей, вспомнив, чему их учили, начали сбиваться вместе, пытаясь сформировать заградительный строй. Крики теперь звучали повсюду. Келл присоединила к ним свой командный голос, но самым громким оказался голос Роберто. На какой-то момент он снова стал великим генералом.

— Когти, назад! Не задерживаться! К месту сбора! Отходи! Живее!

Голос его перекрыл все звуки и был услышан. Солдаты помчались к указанному месту, и Келл скрепя сердце побежала вместе с ними. Она не могла позволить себе оглянуться назад и посмотреть, что случилось с ее мужем и наследником Адвоката. Утес был слева от нее, всего в нескольких шагах, а справа, придавая скорость не только ее ногам, по земле рвалось нечто, от чего не помня себя бежали воины Царда. Они готовы были нестись прямо на ощетинившуюся сталью стену Когтей, но и сами Когти тоже мчались. Кавалерия перед ними уже тронулась вниз, чтобы, поворачивая налево, обогнуть утес и скакать по дороге.

Клокочущая тьма хлынула через лесистый склон, быстрее, чем мог бежать человек. Гребень ее, словно брызги накатывающей морской волны, венчал то ли туман, то ли облако мельчайших спор. Келл покачнулась на бегу, но не могла оторвать глаз от этого устрашающего зрелища. Сама она оказалась в гуще легионеров и впереди потока кузнецов, служителей ордена, лекарей и прочего нестроевого личного состава, с готовностью откликнувшегося на приказ бежать.

Впрочем, приказ приказом, но когда черная волна покатилась по склону холма, среди бегущих стала распространяться паника. Впереди Келл видела пыль, вьющуюся из-под копыт лошадей, и слышала крики кавалеристов. Видела она и цардитов, бросивших свои позиции и бежавших сломя голову.

В воздухе ниже по склону справа от Келл сгущалось черно-бурое облако. Каждые несколько мгновений раздавался грохот, и к небу взлетали обломки. Она мчалась все быстрее, но не могла убежать от достигавших ее ушей пронзительных воплей. Страшных криков, которые, что было еще ужаснее, резко обрывались. Страх сделал Конкорд и Цард союзниками, недавние смертельные враги спасались вместе.

Тьма набирала скорость. Теперь Келл ясно видела, как она пожирала землю и ползла вверх по деревьям. По стволам пробегала дрожь, ветки вибрировали, древесина раскалывалась, выбрасывая сок, кору и листья высоко в небо и разливая по ветру запах гнили. Цардиты припустили еще быстрее, отчаянно пытаясь не дать этой волне захлестнуть их. На ее глазах тьма выбрасывала вперед щупальца, опутывавшие людские тела, и подминала их под волну. Несчастные вопили, падали, обмякнув, и затихали. По земле прокатился грохот, и Келл ощутила отдавшееся в ногах сотрясение.

Дина тяжело дышала. Заставлять людей торопиться не имело смысла. Ускоряющаяся волна делала это лучше ее, угрожая отрезать бегущих от дороги, остававшейся нетронутой и, похоже, сулившей спасение. Что бы там ни сотворил Гориан, порожденная им скверна, кажется, могла распространяться лишь там, где была жизнь, хотя бы растительная, и мертвый камень обещал убежище.

Когти и цардиты сворачивали налево, скрываясь из вида, и каждый раз, когда кому-то это удавалось, Келл радовалась его удаче как собственной. Но хлопки уничтожаемой травы и цветов, треск расщепляющихся деревьев, так же как и предсмертные вопли настигаемых невообразимой жутью людей, звучали все ближе.

Прежде чем нижний склон скрыл от нее обзор, Келл успела бросить назад еще один взгляд. И пожалела. Мужчины и женщины вступили в яростную схватку, чтобы быстрее взобраться на тропу утеса. Животный страх заставлял визжать, кусаться и царапаться людей, только что перед рассветом бывших друзьями. Потом увенчанная облаком спор волна ударилась о подножие утеса, в один миг приумножив число мертвых.

Келл резко выдохнула и устремилась вперед, сосредоточившись на том, чтобы не споткнуться. Волна ревела в ее ушах и свистела в черепе. Еще двадцать ярдов. Черная, мутная скверна захватывала множество жертв, уничтожая все живое на своем пути.

Десять ярдов. Волна неслась к дороге, испуская едкую вонь, щиплющую глаза и вызывавшую в горле жжение. Келл задыхалась, но не останавливалась. Пять ярдов. Волна грозила прибить ее к подножию утеса. Она сделала еще два шага и прыгнула вперед. Волна прокатилась под ней, разбилась о скалу и откатилась, взметнув споры и пыль. Келл в падении задержала дыхание, ударилась ладонями о гравий, перекувырнулась и по инерции проехала вперед, слыша, как рвется ее плащ и скребут о твердую поверхность доспехи.

Едва прекратив движение, она вскочила на ноги и обернулась. Волна сходила на нет, оставляя запах гниения, болезни и смерти. Застойный и отвратительный. Келл повернула голову, и ее вырвало прямо на дорогу. Сердце билось так сильно, казалось, что оно сейчас взорвется в горле. Тело тряслось от предельного напряжения сил и страха. Глаза слезились, словно стремясь смыть распространявшийся по лицу зуд. Она прокашлялась, сплюнула и снова огляделась по сторонам.

Лесистого склона как не бывало — только треснувшие остовы сочащихся слизью деревьев торчали из слоя липкой грязи, сменившего исчезнувшую траву. Ничто не двигалось. Ничто не издавало ни звука. Но так не могло продолжаться долго. Она попятилась, огляделась и увидела на дороге других спасшихся. Медвежьи Когти и цардиты стояли, сидели или лежали вперемежку, позабыв о вражде.

У самых своих ног Келл увидела воина Царда с глубокой раной на левой ноге. Плечи его тряслись, он взирал на склон холма, разинув рот и не веря своим глазам. Почувствовав на себе ее взгляд, цардит повернулся. В глазах его промелькнул испуг, но Келл лишь покачала головой.

И протянула руку.

Цардит ухватился за протянутую руку и поднялся на ноги.

— Пошли, — сказала она. — Может быть, позднее мы еще встретимся в бою, но такой смерти не заслуживает никто. Давай убираться отсюда.

Он закинул руку ей на плечо, Келл обхватила его за талию, и они вдвоем медленно побрели по дороге, не зная, что может поджидать их за следующим поворотом.

ГЛАВА 31

859-й Божественный цикл, 36-й день от рождения генастро

Оссакер не мог найти на Холме ответов на насущные вопросы. Обсуждать с ним писание могли только ученики из десятой пряди Восхождения, которые присягали на верность исключительно Адвокату, а в льстивых и соглашательских толкованиях он не нуждался. Сейчас Оссакеру требовалось подлинное, ненаигранное понимание.

День за днем, он боролся со своей совестью, сказываясь больным, лишь бы только держаться подальше от Ардуция и новоявленных Восходящих. Хотя Оссакеру смертельно хотелось ворваться в их классы и крикнуть, чтобы они перестали заниматься ерундой и осмелились взглянуть в глаза правде без бессмысленного расшаркивания и поклонов.

Однако короткого общения с Ардуцием оказалось достаточно, чтобы понять: толика здравого смысла осталась лишь у него. Военная машина была запущена и уже вовсю раскручивалась. Это касалось не только Восхождения. Оссакера призвали помочь исследовать состав порошка, который сирранцы дали Марку Гестерису. По глупости он захватил с собой Сигалия, и паренек моментально идентифицировал составляющие вещества. Ученые Адвоката быстро взялись за дело и уже активно производили взрывчатую смесь. В то же время Ардуций и Эстер обучали своих подопечных обращению со льдом и огнем.

А вот умению размышлять учить было некому. Миррон на сегодняшний момент находилась неизвестно где и Джеред тоже. А Васселис, который, возможно, не постеснялся бы без излишней дипломатии сказать словечко-другое об участии Восхождения в очередном смертоносном конфликте, отбыл из Эсторра вместе с Адвокатом.

А тут еще эти слухи. Слухи о том, что цардиты приближаются к Госланду и Атреске. И Гориан вытворяет нечто невообразимое. Впрочем, последнему Оссакер верил, но отделял эту проблему от войны, в которой Восходящим отводилась роль оружия. Военного подразделения. А это ошибка. Очень и очень серьезная ошибка. По-настоящему сейчас имело значение только одно: найти и убить Гориана.

Оссакер осознал, что выбора у него нет, и поэтому, когда он вышел из Врат Победы и направился в единственное место, где его выслушают и дадут нелицеприятный ответ, его не мучили угрызения совести. Он понимал, что это рискованно. Даже безрассудно. Но бывали времена, когда служение Всеведущему сопровождалось опасностью для жизни.

Этим ясным, но ветреным утром он чувствовал себя непослушным мальчишкой и шагал по согретым солнцем улицам Эсторра, низко надвинув капюшон. Оссакер действовал на свой страх и риск, и все, кого он считал друзьями, попытались бы его остановить. Генастро наполнял воздух чудесными ароматами. Благоухание первых цветов создавало приподнятое настроение, с моря тянуло свежим ветерком. Оссакер подозревал, что каждая крыша и выбеленная стена сверкают на солнце, но в созерцании этого зрелища ему было отказано судьбой.

Двигаясь по мощеным улицам, Восходящий ориентировался по потокам энергии и жизненным картам, позволявшим ему легко избегать столкновений и с людьми, и с предметами. Он огибал препятствия так непринужденно, что никому из прохожих в голову не приходило, что рядом с ними слепец. Не говоря уж о том, что это Восходящий, один из наиболее известных людей в Конкорде. Впрочем, тому, что его никто не узнавал, стоило лишь порадоваться. Атмосфера в городе была тревожной. Уже трижды к воротам Холма приходили многолюдные демонстрации. Канцлер настойчиво требовала посадить всех Восходящих под арест, и служители ордена настраивали горожан сообразно этим требованиям. По всему Эсторру на стенах были намалеваны рисунки и надписи. Оскорбительные, неприятные, пугающие.

Вилла, куда он держал путь, казалась огромной. Настоящей громадой, даже по меркам подобных резиденций. Перед тем как войти, Оссакер постарался почувствовать настрой площади, на которой оказался, медленно обойдя ее по кругу, на манер гуляки, любовавшегося установленным в центре фонтаном. Он знал, что этот фонтан выполнен в виде дерева с раскидистой кроной, словно призывающего прохожих обрести под ней приют. Правда, в его восприятии все смешивалось, поскольку потоки воды на мраморных камнях путали картину, нарушая композицию и создавая хаотическое смешение цветов. Но люди зрячие уверяли, что фонтан очень красив.

Оссакер принюхался и подумал, что визуальная красота как таковая для него относится лишь к области воспоминаний и до сих пор имеет горький привкус. Он продолжил путь. На площади царило оживление. Она располагалась в центре одного из самых богатых кварталов Эсторра, высоко над гаванью, и отсюда открывался великолепный обзор. Каждая из выходивших на нее вилл, со зданиями, вспомогательными строениями, водопроводом и фонтанами, представляла собой изолированный комплекс, что давало владельцам этих роскошных усадеб лишнюю возможность не смешиваться с толпой.

Слух подсказывал ему, что поблизости ведутся строительные работы, хотя Оссакер не мог точно определить их местоположение. Дороги вели от площади в четырех направлениях. Вниз к гавани, налево и направо, к арене и Холму соответственно, и вверх, туда, где над горизонтом господствовал главный Дом Масок. Место не для бедняков, хотя, конечно, у них было больше причин искать помощи здесь, чем у большинства граждан.

На мгновение Оссакер усомнился в правильности своего решения, ведь когда он войдет в ворота, пути назад уже не будет. Однако другого выхода он не видел. Если Восхождению вообще суждено добиться признания, а Академии — не превратиться в военную школу, то только таким образом.

Оссакер перевел дух и направился к охраняемым воротам. Путь ему тут же преградила стража.

— Прошу прощения, но канцлер не принимает посетителей, — промолвил один из них, удивив Оссакера доброжелательным, извиняющимся тоном.

— Я уверен, что со мной она поговорить не откажется.

— Ты представить себе не можешь, какая в этом городе прорва людей, думающих о себе то же самое, — с добродушной усмешкой отозвался другой. — Мы и рады бы всем им поверить, но тогда канцлер просто не смогла бы выполнять свои обязанности. Ты можешь записаться к ней на прием, и, возможно, тебя примут в Доме Масок. Но я тебе честно скажу: в связи с неразрешенной проблемой Восходящих канцлер занята сверх меры, и особо надеяться не стоит. А уж отираться тут и подавно — без записи не принимают никого.

Оссакер не смог удержаться от драматического жеста.

— И все-таки я уверен, что со мной она захочет поговорить, — повторил он, откидывая капюшон.

Оба стражника отпрянули, уставившись на его глаза. Оссакер черпал энергию от деревьев сада и знал, что сейчас в них видны бурые и зеленые переливы.

— Не нужно бояться. Я Оссакер Вестфаллен, и я пришел сюда предложить помощь, информацию и совет в трудное для всех нас время.

Выражения их лиц по энергетической карте не читались, но он и без того знал, что стражники растерянно переглядываются.

— Стой на месте! — велел один. — Стой там и не двигайся!

— Я и не собираюсь.

Зазвенел колокол. Очевидно, вделанный в стену. Сигнал был настойчивым и прекратился лишь с топотом бегущих ног. Левые ворота открылись, и Оссакер насчитал еще четырех приближавшихся солдат. Он постарался придать лицу самое доброжелательное выражение, хотя теперь его сердце неистово колотилось от волнения. Решающий шаг сделан, и пути назад нет.

Пока один стражник не спускал с него глаз, остальные, сбившись в тесный кружок, перешептывались. Их жизненные линии пульсировали, и ближайшие растения, воспринимая изменившийся фон, откликались собственными импульсами. Если бы только эти люди знали, насколько они на самом деле близки к природе и насколько все в ней взаимосвязано.

Вскоре три человека направились к нему. Один потянулся словно для того, чтобы схватить его, но тут же отпрянул, побоявшись коснуться.

— Ты пойдешь с нами.

— Это как раз то, о чем я просил, — сказал Оссакер. — Вам не о чем беспокоиться. Я пришел сюда ради общей пользы, а не затем, чтобы создавать кому-то трудности.

— Это решать канцлеру.

— Разумеется.

Стража окружила его и, держась на расстоянии вытянутой руки, быстро повела между клумбами и газонами, которые слепой Восходящий воспринимал как вибрирующие и пульсирующие поля. Оссакер воспользовался этой возможностью, чтобы подзарядиться от растений энергией и успокоиться, а заодно мысленно вернуться к тому, что собирался сообщить. Правда, неизвестно, как отнесется к этому Фелис Коройен и захочет ли она вообще его выслушать.

Внутри виллы царили тишина и прохлада. Потолки помещений были высокими, и Оссакер уловил огромные открытые пространства за пределами стен и почувствовал тяжесть двух верхних этажей. По сравнению с этим чертогом вилла Восхождения в Вестфаллене, которая запечатлелась в его памяти как самое фундаментальное строение, не считая, разумеется, дворца Адвоката, казалась довольно скромным зданием. Пройдя тридцать шагов по центральному коридору, они вступили в приемную. Два стражника вошли вместе с ним, и дверь плотно закрылась.

Оссакер составил мысленный план помещения. Сегодня утром ему уже приходилось проделывать это, и он чувствовал себя несколько усталым, поскольку отвык от подобной практики. Оссакер взял себе на заметку, что это следовало исправить.

На одной стене комнаты располагались закрытые ставнями окна, остальные были сплошь обшиты деревянными панелями.

Он различил темные очертания висящих полотен, в то время как под ногами ощущался холодный черный мрамор пола. В центре комнаты стояли низкий узкий стол и кресла, расставленные вдоль его длинных сторон. Оссакер подошел к одному из них, но не сел, а повернулся и обратился лицом к двери, гадая, как долго ему придется ждать.

* * *

Эрин Дел Аглиос, Адвокат Эсторийского Конкорда, шла по центральному проходу Главной палаты дворца Соластро, сосредоточив взгляд на троне в дальнем конце. Во многих отношениях все выглядело как обычное заседание сената, на которых ей часто доводилось председательствовать. Белые стены рассеивали искрящийся свет, проложенные под плитами воздуховоды наполняли помещение мягким теплом. Лениво колыхались свисавшие с потолка знамена земель Конкорда, а величественные бюсты и статуи, украшенные цветами, царственно взирали на почтенное собрание.

Но Эрин видела и то, что отличало данное сборище от всех прочих. Дюжины пустых мест на трех ярусах скамей.

Маршал Васселис едва заметно прикоснулся к ее плечу и отправился на место, подобавшее ему по сану. Эрин, повернувшись, чтобы усесться на трон, благодарно кивнула и улыбнулась, хотя едва сдерживала гнев. По самым оптимистическим оценкам, собравшихся было на треть меньше, чем ожидалось: занято было всего две сотни мест.

Никто не представлял Бакир, не имевший по закону вхождения права голоса, и, естественно, Дорнос, объявивший о своем выходе из состава Конкорда. Однако за исключением Нератарна и, конечно, Карадука и Эстории, насколько она могла видеть, никто из земель не прислал делегацию в полном составе. Отсутствие представителей Гестерна разочаровало и явилось большой неожиданностью. Катрин Мардов стоит позаботиться о том, чтобы найти этому убедительное объяснение. И если скамья казначея пустовала по уважительной причине, поскольку он исполнял миссию государственной важности, игнорирование заседания представителями ордена являлось прямым вызовом ее власти и авторитету.

— Добро пожаловать, — произнесла Адвокат и услышала, как ее голос эхом отдается по залу. — Следует предположить, что иерархи Конкорда поразительно загружены чем-то несказанно важным, коль скоро иные из них сочли возможным отсутствовать здесь сегодня.

Гул голосов стих. Ее тон произвел желаемый эффект. Эрин помолчала, позволяя тишине вырасти до неуютных пропорций, сложила ладони вместе и поднесла к лицу так, что ее указательные пальцы касались губ. И лишь после долгой, на сколько хватило выдержки, паузы снова опустила руки на подлокотники трона.

— Я не наивна, — наконец продолжила она. — Сейчас Конкорд столкнулся с серьезными трудностями. Необходимые преобразования, последовавшие за войной с Цардом, еще не завершились, и слухи о приближении к нашим границам новых вражеских сил не могут не вызывать беспокойства. Понимая это, я позволила себе, взяв на себя всю полноту ответственности, объявить мобилизацию, дабы обеспечить безопасность наших границ.

Однако Главная палата по определению есть то самое место, где принято обсуждать возникающие проблемы и искать взаимоприемлемые варианты их решения. Встреча в начале генастро призвана выработать план действий на весь будущий год, и мне, естественно, трудно поверить, будто местные трудности, которые переживают ваши страны, столь грандиозны, что вы сочли возможным направить сюда малочисленные и ограниченные в полномочиях делегации. Достаточно упомянуть, что я не вижу здесь как минимум трех маршалов-защитников, вместо которых присутствуют гражданские служащие. Я понимаю, что принятые мною без согласования с сенатом меры вызвали у кого-то удивление и наверняка раздражение, но это не может служить извинением.

Соответственно, не следует быть наивными и вам. Не думайте, будто я обрадуюсь тому, что сюда прибыли хоть какие-то делегаты. Я не намерена обсуждать важные проблемы не с первыми лицами, и всем вам придется просто выслушать мои указания. Я ясно выразилась?

Сидевшие в зале прокашливались и нервно ерзали на скамьях.

— Хорошо. Таким образом, сначала я выслушаю отчеты о состоянии мобилизации легионов и времени прибытия их на указанные сборные пункты. Но мне хотелось бы выразить благодарность маршалам Атрески и Госланда за их личное присутствие. Несмотря на то что непосредственная угроза существует именно для ваших земель, вы здесь, и я благодарна вам за это.

А сейчас у меня вопрос к не столь многочисленной делегации Фаскара. Хотя, боюсь, мне неизвестно, кто представляет вашего маршала…

Эрин дождалась, пока глава делегации Фаскара поднялся на ноги. Средних лет, лысеющий, рыхлого сложения мужчина в слишком тесно обернутой тоге, как и следовало ожидать, сильно нервничал, и лоб его блестел от пота.

— Я консульский секретарь Каресиди, мой Адвокат.

Эрин бросила хмурый взгляд налево, на Тулин. Это было даже хуже, чем ее информировали.

— Консульский. Секретарь. — Эрин поцокала языком. — Какая честь! И ты, несомненно, собираешься просить меня не казнить гонца, принесшего дурные вести.

Каресиди издал фальшивый нервный смешок. Половина делегатов тоже рассмеялась, но искренне, поскольку они радовались тому, что вместо них под суровым взглядом Адвоката стоит и потеет кто-то другой.

— Такова традиция, мой Адвокат, — промямлил он.

— Неудачная шутка, — отрезала Эрин. — Существует и другая традиция: когда созывается сенат Конкорда, то он после этого собирается.

Слова Эрин отдались громким эхом. Все вздрогнули, голос Адвоката обжигал яростью.

— Ну что ж, консульский секретарь, говори, что велел тебе твой кукловод. Выслушав, я приму решение относительно твоей участи. Таким образом, вы все убедитесь, что я открыта для разумных доводов. Слушаю.

Эрин откинулась на троне и бросила взгляд на Арвана Васселиса, который явно испытывал беспокойство. Бедный Арван. Каресиди прокашлялся и начал:

— Наши счета и податные листы подготовлены и будут переданы в казначейство для рассмотрения в соответствии с нашими обязательствами, — произнес он.

И остановился, вытирая лоб.

— Надо же, подготовлены, — хмыкнула Эрин. — И это все, чем ты можешь нас порадовать?

— Мы получили приказы о мобилизации пять дней тому назад через курьерскую службу. Текст нашего ответа я получил только вчера. Ты потребовала, чтобы мы мобилизовали шесть легионов. Три из регулярных сил обороны Фаскара. Три из обученного резерва. Предполагалось, что все шесть легионов в полном составе, то есть по четыре тысячи пятьсот солдат в каждом, будут отправлены на границы, в Госланд и в Атреску.

Каресиди сглотнул, и Эрин похолодела.

— Мы не можем выполнить эти требования.

— Не можете или не хотите? — спросила Адвокат.

— Как свидетельствуют наши счета, мы не в состоянии оплатить такую армию. Наша страна небогата, и мы отдаем все, что можем. Оставаясь при этом верными Конкорду.

— Какая радость! — фыркнула Эрин.

В зале повисла напряженная тишина. Каресиди огляделся по сторонам в поисках поддержки, но никто не хотел встречаться с ним взглядом.

— Похоже, ты в одиночестве.

— Если мы хотим остаться полноценными, полезными членами Конкорда, мы должны в первую очередь позаботиться о собственном хозяйстве и безопасности. Дорнос, наш северный сосед, больше не наш союзник. Госланд на востоке испытывает серьезное давление. Сборы с населения не позволяют послать легионы на оборону Конкорда. Мы едва справляемся с текущими платежами в казну. Мы не можем направить войска, как ты требуешь.

— Не можете или не хотите? — повторила Эрин.

— И то и другое, — ответил Каресиди едва слышным шепотом, заполнившим, однако, весь зал.

— Понятно. По представлению ваших стратегов, лучший способ обеспечить собственную безопасность заключается в том, чтобы дать врагу возможность беспрепятственно дойти до ваших границ.

— Я понимаю твой гнев…

— Я очень сомневаюсь в этом, секретарь.

— Мы не в состоянии направить на поле боя сколько-нибудь значимое число людей, не оголив при этом полностью свои собственные рубежи.

— Защита ваших рубежей — это защита границы Госланда с Цардом! — воскликнула Эрин. — Это защита общих рубежей Конкорда. Фаскар не является независимой страной, это неотъемлемая часть Конкорда. Во всяком случае, так я полагала до сегодняшнего дня. И противоположную точку зрения считаю изменой. Тебе ясно, секретарь Каресиди?

— Я… — Каресиди беспомощным жестом указал на свои бумаги.

— Ты всего лишь посланник. Да, я знаю. И это трудно понять. В отличие от дорносцев ты ведь не хочешь сообщить мне, что вы собираетесь выйти из Конкорда. Я права? — Каресиди кивнул. — И вы все еще рассчитываете на защиту и экономическую, торговую, транспортную и административную поддержку, которую дает Конкорд. Можешь не отвечать, все и так совершенно ясно. Поэтому позволь мне напомнить тебе и, соответственно, твоему трусливому, не посмевшему явиться сюда маршалу, пока он еще остается маршалом, что приказ о мобилизации — это не приглашение к дебатам и переговорам. Это приказ Адвокатуры. И выполнять его надлежит неукоснительно и в полном объеме.

Каресиди сглотнул.

— Я сожалею, мой Адвокат, но это невозможно.

Пылающая от ярости Эрин приподнялась с трона. Но прежде чем она успела что-то сказать, со своего места на передней скамье поднялся, сразу возвысившись над Главной палатой, маршал-защитник Потарин из Тундарры. Очень высокий, несмотря на годы статный, с сильным и зычным голосом. Типичный тундаррец. Он стал маршалом более пятидесяти лет назад, еще до получения Эрин поста Адвоката, и она воззрилась на него, ожидая, что скажет этот старожил сената.

— Мой Адвокат. Эрин. С глубочайшим сожалением я сообщаю тебе, что мы вынуждены принять такое же решение, как и Фаскар. Наступили тяжелые времена. Времена, требующие новой тактики и открытой дипломатии, а не агрессии.

Он хотел продолжить, но остановился. Эрин почувствовала, что ее повело в сторону. Тулин хотела поддержать ее, но Адвокат отмахнулась, тяжело осела на троне и сделала глубокий вдох, стараясь прояснить мысли. Слева от нее Васселис, приоткрыв рот, уставился на Потарина. Эрин чувствовала себя так, будто ей нанесли коварный удар кинжалом в спину. Да, в сущности, так оно и было.

— Тундарра позволит цардитам пройти через Госланд? Госланд, народ которого всегда заслонял Тундарру от вражеского вторжения. — Адвокат указала пальцем на Потарина. — Пожалуй, я направлю к тебе прославленного сына твоей страны, чтобы обсудить это с тобой, Потарин. Сына, имя отца которого высечено на Вратах Победы в Эсторре.

— Даже Пол Джеред не смог бы изменить это решение. Для нас оно представляется единственно возможным. Прошу тебя, мой Адвокат, не усложняй положение. Всем нам известно, что количество вражеских сил, сосредоточенных на границе Госланда, недостаточно, чтобы их можно было рассматривать как серьезную угрозу. Однако до нас доходят известия о событиях, назревающих в Атреске и уже произошедших в Гестерне. Сражаться на всех трех фронтах одновременно нам не под силу. Необходимо вступить в переговоры.

— Я не веду переговоров с захватчиками, так же как и с изменниками. Основа Конкорда — военная мощь. Конкорд будет сражаться.

На лице Потарина отразилось глубокое сожаление.

— В таком случае Конкорд падет, — тихо произнес он.

Эрин на троне вздрогнула и перевела взгляд с Потарина на делегацию казначейства.

— Очистить Главную палату, — приказала она — И вызвать стражу для обеспечения безопасности Адвоката.

Эрин обозрела гневным взглядом ряды делегатов, в безмолвном потрясении осознающих смысл ее слов.

— Мы увидим, кто падет. А потом каждому придется нести ответ за свои слова и поступки. Сенат распущен. Убирайтесь!

ГЛАВА 32

859-й Божественный цикл, 36-й день от рождения генастро

— Оссакер Вестфаллен, — медленно произнесла Фелис Коройен, прокатывая его имя на языке. — Так, так. Муха ищет милости у паука. Враг заходит в чертоги праведных в поисках справедливости.

— Я не муха и не враг Всеведущего, канцлер, — спокойно ответил Оссакер, понимая, что без провокаций не обойдется и ему просто нужно проявить терпение. — Не сейчас и не когда бы то ни было.

Коройен закрыла дверь в комнату и сделала несколько шагов внутрь, хотя не приблизилась, не села и не предложила Оссакеру располагаться поудобнее.

— Ты родился моим врагом и с каждым вздохом становишься им в еще большей степени. Любым своим действием ты пятнаешь лик Всеведущего. — Она осенила грудь охранительным знаком. — А присутствуя здесь, ты наносишь оскорбление каждому гражданину Конкорда.

Коройен была сильной и властной личностью. Раньше Оссакер не задумывался о ее личных качествах, но сейчас оценил хотя бы то, что она, несмотря на реальную опасность, вошла в комнату одна. И, войдя, наполнила помещение своим присутствием. Не могла не произвести впечатления на Оссакера и ее мощная, темно-зеленая, испещренная бурыми прожилками, пульсирующая аура, пронизывающая пол, стены и потолок помещения и уходящая за его пределы.

Если бы только канцлер знала, как прекрасно выглядит ее жизненная карта. Насколько оправданно то, что она является главой ордена. Причем оправданно именно по тем причинам, которые она готова отмести и счесть ересью.

— Я руководствовался только стремлением вершить на земле Божье дело. Он наделил меня способностями, и я в полной мере сознаю свою ответственность перед Ним. Именно это и привело меня сюда сегодня.

— Ответственность… — Канцлер покачала головой и указала пальцем в сторону двери. — Там! Там находится один из вашей братии, Гориан, и его представление об ответственности грозит нам вторжением.

— Это Гориан. Не я. И не остальные мои товарищи.

— Ты самый искусный из обманщиков. В этом ты обошел даже своего ублюдка брата, потому что ты действуешь втихую и пытаешься использовать свой телесный изъян, вызывая сочувствие. Манипулируешь человеческой добротой. Мне следовало бы приказать убить тебя на месте и сжечь.

— И я не стану препятствовать тебе. — Оссакер вытянул руки по швам. — Но сперва я прошу выслушать меня.

Канцлер улыбнулась и развела руками.

— Конечно, почему бы и нет? — Она подошла к креслу и села, откинувшись на спинку. — В конце концов, я ведь только канцлер ордена Всеведущего. Чего мне еще желать, как не возможностипобеседовать с моими заклятыми врагами?

Она чопорно сложила руки на коленях. Оссакер чуть было не вспылил.

— Я-то думал, что более всего ты желаешь защитить своих приверженцев от угрозы окончательной гибели, которая наступит с прекращением дарованных Богом циклов.

— У меня много обязанностей, — сказала канцлер. — Несколько больше, чем ты можешь себе представить.

— Тогда позволь мне помочь тебе в том, чтобы неизбежный конфликт не перерос в ужасную резню, в которой и друзей, и врагов ждет гибель, без надежды когда-нибудь ощутить объятия Бога.

Коройен раздраженно махнула рукой.

— Война — это необходимость. Если цардиты посягнут на наши границы, их гибель будет на совести их жрецов. Меня не волнует, как они договорятся со своими ложными богами.

— Если слухи правдивы, а мои сведения и догадки верны, то большинство «посягнувших на наши рубежи» будут составлять не цардиты, а граждане Конкорда, похищенные у Бога и посланные разорять родину, которую они так любили.

— А знаешь, это забавно, честное слово. — Канцлер рассмеялась. — Адвокат все время обвиняет меня в излишней драматичности моих речей, в том, что я будто бы выдумываю всякие страхи. Она случайно не перепутала меня с тобой? Впрочем, в отличие от нее я, по крайней мере, готова слушать. Правда, сначала хотелось бы понять, о чем вообще идет речь. Продолжай, Оссакер Вестфаллен. А потом мы обсудим твои конкретные преступления.

Оссакер кивнул. Канцлер не могла задержать его здесь против его воли, хотя, может быть, не осознавала этого. Приказать убить, нашпиговать стрелами — могла, но попытка заключить Восходящего в темницу оказалась бы ошибкой.

— Все очень просто, хотя ты, может быть, и не захочешь мне поверить. Гориан, как мы полагаем, нашел способ реанимировать мертвых и посылать их против нас.

— Подожди! Постой! — Канцлер вскочила на ноги. — Что еще за мерзость? Это чересчур даже для Восходящего! Ты смеешь утверждать, будто вы способны оживлять мертвых? И хочешь, чтобы я в это поверила?

Оссакер почувствовал ком в желудке: нервы его были натянуты до предела.

— Я хочу, чтобы ты поняла. Имеются подкрепленные свидетельствами очевидцев сведения о том, что Гориан на это способен. Не мы, а Гориан! Мы, истинные Восходящие, поклялись остановить его. Поэтому придется его убить.

— Что ж, в этом мы можем прийти к соглашению. — Коройен прошлась по комнате, качая головой. — Вот что… я никак не могу… — Наконец она остановилась и собралась с духом. — Этот ваш Гориан действительно способен поднимать мертвых?

— Так мы полагаем.

— Хорошо. На том и остановимся. Это ересь самого гнусного толка.

— Я согласен…

— Замолчи! — с яростью выплюнула она. — Как могу я поверить твоим словам?! Я проснулась сегодня утром и отпила глоток красоты Божьего мира, а спустя всего несколько часов заявляешься ты и говоришь, что в нем завелась немыслимая гниль, которая стремится похитить у Бога его людей. Это неслыханно!

С какой стати я должна верить тебе? И почему бы мне не приказать просто предать тебя смерти здесь и сейчас? Даже без учета твоего последнего высказывания. Список преступлений, по которым можно тебя обвинить, очень длинный.

— А стал бы я, по-твоему, рискуя жизнью, являться в твой дом просто для того, чтобы рассказать тебе какую-то небылицу?

Канцлер склонила голову набок, задумавшись. Гнев, похоже, отступил. Она вернулась к креслу и села.

— Зачем нам соваться не в свое дело? Всеведущий посылает нам все, что нужно для повседневной жизни. А когда мы умираем, то наградой за благочестивую жизнь становится упокоение в Его объятиях до тех пор, пока он не решит, что нам надлежит вернуться, дабы снова вершить его волю. Вы! Вы, Восходящие, более чем любой проклятый ученый, стремитесь подорвать основы этого божественного порядка. И вы еще утверждаете, будто разделяете нашу веру.

— Мне нужна твоя помощь, — спокойно сказал Оссакер. — Помоги мне, а судить меня и всех нас будешь потом.

— Помощь? — На глаза канцлера неожиданно навернулись слезы. — Ты готов разрушить мою веру и веру миллионов людей, и ты просишь о помощи? Чего ты хочешь от меня, Оссакер?

Оссакер смутился. Гнев был ему понятен, но слез он никак не ожидал.

— Помоги нам, чтобы не усугубить ситуацию. Тебя слушают граждане. Пусть они знают, что Восходящих и ученых подталкивают к использованию против наших врагов взрывов и огня. Я не могу согласиться с этим. Я не стану использовать свои способности для того, чтобы причинять вред другим людям. Моя миссия — помогать и исцелять, а не убивать. Я заявляю это открыто, и поэтому меня не допускают к ученикам. Только народ может остановить это безумие, не допустить, чтобы невинных людей обращали в пепел как осужденных преступников, которым отказано в возобновлении циклов. Для того чтобы победить, не нужно никого жечь, нужно найти Гориана. Мне они не поверят. А тебе поверят.

Лицо канцлера прояснилось.

— Возвращайся на Холм и примирись с Богом. Несмотря на твои слова, я не могу поверить в то, что мы с тобой исповедуем одну религию, но я могу хотя бы уважать тебя за наличие совести. Ты считаешь себя очень умным, раз явился сюда. Ты решил, что это каким-то образом изменит мой взгляд на Восхождение и его место в нашем мире. Это я, пожалуй, могла бы простить тебе.

Но ты ошибся, Оссакер. Сейчас ты увидел глубину моей веры и моего отчаяния. А теперь ты узнаешь глубину моего гнева. Ступай. И если ты последуешь моему совету, то уберешься из этой жизни раньше, чем тебя пожрут языки пламени.

* * *

— Что они делают со мной? С нашим Конкордом?

Эрин слышала умоляющую нотку в своем голосе, но ей уже было все равно. Она удалилась в личную приемную Главной палаты и выставила у всех дверей стражу, пока сборщики изучали счета, поданные Фаскаром и Тундаррой. С Эрин остались только Тулин и Арван Васселис, а в их присутствии она могла позволить себе даже расплакаться.

— Они напуганы, Эрин, — сказал Васселис. — Они делают то же, что и мы. Заботятся о себе.

— Я не о себе забочусь! — вскричала Эрин, ударив себя в грудь. — Для меня «мое» — это весь Конкорд. И для них должно быть так же. Неужели моя семья, создавая нашу мощь, все это время сшивала плащ из клочков лжи, прикрывавший мысли изменников? Всем, что они сейчас имеют, они обязаны Эстории, но отворачиваются от нас, и я не понимаю почему. Даже десять лет назад это можно было понять, но сейчас? Сейчас, когда масштаб угрозы не очевиден и во многом определяется слухами.

— Они просто не готовы или считают, что не готовы, — объяснил Васселис. — Им кажется, что враги начинают окружать их, тогда как сами они потеряли ве…

Она впилась в него взглядом.

— Да что уж, Арван, мне ты это можешь сказать. Веру. Веру! В чем я допустила ошибку? Это вина Восходящих?

— Почему ты так думаешь?

— За все мое правление самым сомнительным моментом может показаться именно то, что я приветствовала Восхождение и даровала ему признание Адвокатуры, несмотря на религиозное смятение, которое это вызвало.

— Я не согласен. Цард возобновил войну раньше, чем мы успели подготовиться. Случись это на год-другой позже, многих нынешних проблем уже не возникло бы. Не стоит убиваться из-за того, чего ты все равно не можешь изменить. Подумай о том, что ты можешь. Есть территории, сохранившие верность. За последний час к нам прибыли представители от Аварна, Нератарна, Госланда и Атрески. Мы по-прежнему сильны.

Васселис крепко сжал ее руку. Глаза его сверкнули, как в былые дни.

— Но где Гестерн? Где Катрин Мардов?

— Мы все ее хорошо знаем. И очевидно, поскольку здесь нет не только Катрин, но вообще ни одного их представителя, что-то случилось. Молись, чтобы это было не то, чего мы боимся.

Эрин кивнула.

— Будь они прокляты! Кому можно верить после Тундарры? Потарин мне как родной дядя. Точнее, был. Он дал клятву защищать Роберто. И он предал нас.

— Это трудно понять, — согласился Васселис.

— Да уж, не просто. И он, Дорнос, Фаскар, Моразия… все они придут к пониманию своей ошибки. Я хочу отозвать из этих стран каждого служащего, преданного Конкорду, и как можно скорее вернуть в Эсторр. Я хочу, чтобы были закрыты границы. Я хочу, чтобы остановили торговлю. Я хочу, чтобы они поняли, что значит изоляция от Конкорда. Я их всех разорю. Доведу до полного банкротства.

— Ты не можешь сделать этого, матушка, — заявила Тулин.

Эрин залпом осушила свой кубок с вином.

— Не могу?

— Нет, — подтвердила Тулин.

Эрин моргнула. И посмотрела на дочь. Высокая по сравнению с Эрин и не то чтобы красивая, но стройная и царственная, с теми проницательными темными глазами, которыми обладали все женщины из рода Дел Аглиос. Красная пелена с глаз Эрин спала. Она поежилась и нахмурилась.

— Почему не могу?

Тулин расправила тогу, встала, подошла к полкам рядом со столом, за которым они сидели, и вернулась с охапкой свитков.

— Вот почему, — сказала она, кладя их на стол. От глухого стука задребезжала посуда.

— Я не собираюсь все это читать. И нечего произносить длинных речей, просто ответь на мой вопрос.

— Я стала собирать донесения и слухи сразу, как только был отдан приказ о мобилизации. Постоянные представители Тундарры, Фаскара и Моразии здесь, во дворце, кипели от негодования и из-за своего высокомерия и не думали это скрывать. Они обсуждали друг с другом сложившееся положение, и, даже не слыша их слов, по тону можно было понять, что у них на сей счет сложилось общее мнение — Тулин начала раскладывать бумаги. — Постараюсь тебя не утомлять. Скажу лишь, что тут у меня собраны копии торговых соглашений, имеющихся у нас с мятежными государствами, если их можно так назвать.

— Я предпочла бы для них слова покрепче, но пока они не найдены, пусть будет так.

Эрин смотрела на дочь новыми глазами. Она поймала взгляд Васселиса, он поднял брови, чуть наклонив голову, и Адвокат улыбнулась, ощутив растущую гордость.

Тулин, не поднимая глаз от документов, продолжила:

— У нас есть контракты на поставки железа и стали из Моразии. Как ты знаешь, все самые лучшие коннозаводчики за пределами Карадука и Эстории находятся в Фаскаре. Мы покупаем у них множество лошадей. Тундаррский строевой лес и ткани лучшие, если не брать в расчет Сирран. И изделия из кожи у них тоже совсем неплохи. Еще мы получаем хлеб с полей северного Фаскара, скот, который пасется на тундаррских равнинах, и…

— Хорошо, хорошо, я поняла, — перебила Эрин. — Должна признать, дорогая дочь, что это была, если так можно выразиться, минута твоей славы.

— Что? — Простодушное выражение на лице Тулин смотрелось комично.

— Ты просто скажи, что собиралась.

— Если мы намерены сражаться и выиграть в предстоящей войне, мы не можем разорвать наши торговые или дипломатические отношения с этими людьми. И они знают это.

Эрин вскинула руки.

— И как же мне, скажи на милость, удовлетворить мой гнев и жажду мести?

Прошло некоторое время, прежде чем Тулин поняла, что она шутит, и рассмеялась.

— Ну, я не знаю, мама. Я только сказала, что мы не можем просто… разорвать отношения. Я не говорила, что мы должны им все спустить. Они, я полагаю, понимают, что мы в них нуждаемся. Но мы знаем, что и они нуждаются в нас. На данный момент — это единство отчаяния.

— Есть кое-что еще, — вступил в разговор Васселис. — Хотя мы, может быть, временно ослаблены, Конкорд располагает гораздо большими силами, даже если бы все они объединились. При желании мы могли бы вторгнуться в любую из этих стран, и ни одна не устоит.

— Но мы не сделаем этого, — заявила Эрин. — Продолжай.

— Они об этом не знают. И нет ничего плохого в том, чтобы обронить намеки, от которых многие из них не смогут спать по ночам. — Васселис улыбнулся. — Этого хватит, чтобы насытить твой гнев?

— На первое время. Спасибо, Арван.

— И подумай вот о чем, — добавила Тулин. — Мятежники ставят на то, что продолжительный конфликт привяжет все наши силы к границе с Цардом протяженностью в две тысячи миль. А теперь представь себе их физиономии, если мы сумеем быстро закончить войну.

— Тулин, за сегодняшний день ты выросла в моих глазах как никогда. Я всегда гордилась тем, что ты моя дочь, но сегодня ты оправдала мою веру в тебя, а это более великий дар, чем ты в состоянии оценить.

Тулин покраснела, и Эрин, потянувшись через стол, поцеловала ее в лоб.

— Какие будут приказы, мой Адвокат? — спросил Васселис.

— Составь мне на основании всех этих записей сводный отчет: что у нас есть, сколько и откуда. Он нужен мне завтра к рассвету. Мы уезжаем втроем, чтобы вернуться в Эсторр, где встретимся с нашим маршалом и, если повезет, с Полом Джередом, который поднесет нам на блюде голову Гориана.

Давайте быстро выиграем эту войну, а? Мне не терпится подумать о мести.

ГЛАВА 33

859-й Божественный цикл, 36-й день от рождения генастро

— Юлий! Цепляйся! — Голос Роберто эхом отразился от стены угрюмого утеса. — Держись! Всеведущий придаст тебе сил.

Юлий Бариас слабел. Его положение было трудным, силы кончались. Роберто, хотя и ободрал пальцы, чувствовал, что держаться может. Оба они, он и Юлий, цеплялись за скалу футах в пятнадцати над землей. Успели взлететь туда, когда на утес накатила волна гнили, или что там это было. Когда у подножия тропы началась свалка, Роберто, устремившись наверх, истошным криком призвал людей за собой. Человек десять попытались вскарабкаться вверх по камням, но трое сорвались и сгинули, захлебнувшись грязью и спорами. Им с Юлием удалось зацепиться, они взобрались по отвесной скале насколько смогли высоко. Дахнишеву и четырем его лекарям повезло больше — они нашли уступ и имели теперь более-менее надежную опору для рук и ног.

То, что происходило у подножия тропы, навсегда запечатлелось в памяти Роберто как сущий кошмар. Легионеры рубили наотмашь своих товарищей, ломились вперед прямо по их телам, догоняя уже начавших подъем, хватали их, отрывали от канатов и сбрасывали вниз. Единственным, кто пытался противостоять этому безумию, был Павел Нунан, но его на глазах Роберто сбили с ног собственные легионеры.

А потом волна ударила по ним. Она прошлась по тем, кто оказался в ловушке на земле, и потекла выше и выше по тропе, поглощая мужчин и женщин, сбившихся в тесную кучу при попытке спастись. Однако взметнувшийся язык скверны, слизнув людей, быстро откатился назад — дело не могло преодолеть пропасть между живым и неживым. Волна оказалась неспособна двигаться по голой скале. Внизу воцарилась тишина, звуки доносились лишь сверху, где отчаянно карабкались по камням спасшиеся счастливчики.

Уже потом взобравшиеся на перевал стали кричать прилепившимся к стене утеса товарищам, обещая помощь, но оказать ее было не так-то просто. Длины веревок, имевшихся наверху, не хватало, а спускаться по тропе, чтобы обрезать провешенные канаты, Роберто запретил. Никто не знал, что станет с человеком, оказавшимся там, где побывала волна.

— Я не могу, — в отчаянии выдохнул перепуганный Юлий.

— Можешь! — крикнул ему Роберто. — Еще как можешь! Вспомни, как ты хотел судить меня в присутствии Адвоката? Помнишь? Сорвешься, и никакого тебе суда. Не сдавайся.

Прижавшись щекой к скале, Роберто посмотрел на гласа. Тот тоже глядел на него, не зная, что сказать.

— Теперь это не имеет значения, — промолвил он наконец.

— Имеет. Если ты продержишься. Скоро нам помогут, и мы отсюда выберемся. Хочешь помешать мне и впредь сжигать твою паству? Тогда держись.

Юлий облизнул губы и, что в нынешнем положении могло показаться вовсе неуместным, рассмеялся.

— Ты меня провоцируешь.

— Пытаюсь. Гнев придает силы и решимость.

— Я был не прав в отношении тебя, — признал Юлий.

— Сомневаюсь, Юлий. Моя позиция не изменилась. Твоя тоже. — Роберто согнул и разогнул онемевший палец руки. Переместить усталые ноги, которые вонзались носками в крохотную пыльную трещину, он не решался, так недолго было и лишиться опоры. — Но сейчас нам нужно, чтобы как можно больше людей выжило. Включая тебя и меня. Не становись одним из этих, Юлий, а не то мне придется сжечь и тебя.

По оскверненной, испускавшей едкое зловоние земле шагали мертвецы. Со всех сторон слетались мухи. Мертвые уроженцы Конкорда и Царда собирались вместе. Роберто заметил у многих гнойные нарывы, язвы, неприятный зеленоватый оттенок кожи. При выдохе из их ртов вылетали облачка спор.

Черная волна дела схлынула, и вполне возможно, что место, где она прошла, само по себе уже не таило смертельной угрозы, но оказаться внизу означало теперь встретиться с мертвецами, каждый из которых имел меч и щит. В отличие от черной волны они могли передвигаться по голому камню и, кажется, строились у подножия утеса именно с этой целью.

Правда, пока никто из них не попытался вступить на тропу и, цепляясь за веревку, начать подъем. Роберто подумал, что, скорее всего, Гориан не имеет возможности управлять каждым мертвецом в отдельности и отдает простые приказы всему воинству сразу. И едва ли он направит эти тысячи мертвецов наверх, в погоню за не столь уж многочисленными беглецами.

Так или иначе, мертвецы во множестве, не издавая ни единого звука, кроме случайного лязга металла о камень, стояли у подножия утеса. Они ждали. Чего, Роберто не знал. Особенно его беспокоило, как бы среди них не появился живой человек. Мертвые глядели прямо перед собой, глаз никто не поднимал. Живой непременно осмотрел бы утес и увидел на скальной стене беспомощных людей.

И тут зазвучал голос Юлия. Роберто глянул на него, и сердце его упало. Глас, и без того еле державшийся, отклонился от скалы и, уставясь на толпившихся внизу мертвых, что-то говорил. Поначалу Роберто показалось, что он молится, но когда слова зазвучали громче, стало ясно — служитель ордена пытается увещевать мертвецов.

— Сверните со стези зла! — взывал он. — Обретите покой, вернитесь в объятия Бога. Поймите, что это не обновление вашего цикла. Это обман! Внемлите мне, и помолимся вместе за тех, кто следует за вами. Я, слуга Всеведущего, укажу вам истинный путь к Нему. Тот, кто повелевает вами, не Бог, а всего лишь человек. Не повинуйтесь ему. Проявите собственную волю. Остановите его. Я помогу вам! Я спущусь к вам!

— Юлий! Даже не думай об этом.

— Они должны выслушать меня, посол, — сдавленным голосом отозвался Бариас. — Посмотри на них. Они сбиты с пути. Одиноки, даже при том, что стоят толпой. Я не могу спасаться сам, видя погибель стольких людей.

— Юлий, посмотри на меня. Пожалуйста!

Глас повернул голову. Глаза его пылали, грудь высоко вздымалась, а выражение лица свидетельствовало о глубочайшей убежденности в своей правоте.

— Никто не спасет тех, кто не пытается спасти ближних, — заявил Юлий.

— Ты не понимаешь. Они не услышат тебя. Они постараются убить тебя. Сделать тебя одним из них.

— Я должен попытаться.

— Прибереги слова для тех, кто может слышать тебя.

— Они услышат меня! — крикнул Юлий. Он отпустил руки.

— Нет!

Юлий Бариас легко спрыгнул на землю и ловко перекатился, чтобы не повредить ноги. От ближайшего мертвеца его отделяло не более трех футов. Висевшие выше Роберто, Дахнишев и его лекари кричали, уговаривая гласа бежать к тропе, к их призывам присоединились и находившиеся наверху. Роберто, по-прежнему вжимаясь в скалу, следил за тем, как развернутся события.

На первых порах мертвые не заметили Юлия, да и его внимание привлекло нечто другое. Взор его обратился вдаль, налево. Между тем воинство Гориана пришло в движение, направляясь вниз, к дороге. Мертвецы шагали под приникшим к скале Роберто, маршируя в ужасающем порядке. Их уход давал Юлию некий шанс на спасение.

Глас стоял на коленях рядом с недавними могилами, и Роберто вдруг показалось, что воздух вокруг него мерцает. На какой-то миг он подумал, будто ему что-то попало в глаз — не может же быть, чтобы и земля зашевелилась. Но она шевелилась! Юлий широко развел руки и произнес слова, которые Дел Аглиос не вполне разобрал. И тут Роберто чуть было не разжал пальцы — из почвы, цепляясь за воздух, показалась рука! Резкая боль скрутила его желудок, глас же начал громогласно взывать к Всеведущему.

— О Боже Всеведущий, даруй покой своим чадам. Пусть они, благословленные слугой твоим, упокоятся в твоих объятиях. Не карай их, ибо творимое ими не вина их, а злополучие. Прими их, отданных Тебе, пусть с увечными телами, но не уничтоженными. Молю тебя, Всеведущий, помилуй их.

Теперь уже сотрясался весь ров, словно на призыв Юлия вместо Бога откликнулись сами мертвецы. Гориан пробуждал обезглавленные, расчлененные тела! Они не могли принести ему пользы, но он даже их не оставлял в покое. И хотя сами мертвецы вряд ли могли что-то чувствовать, Юлия это повергло в ярость. Так же, как и Роберто.

Адранис…

Роберто начал спускаться по скальной стене. Дахнишев кричал ему, чтобы он остановился, но он его не слушал. Мертвые уже прошли под ним, но и будь они там, это ничего бы не изменило.

— Роберто! Оставайся на месте!

— Мой брат! — задыхаясь, выкрикнул он. — Этот мерзавец вернул обратно моего брата.

— Нет, Роберто! — завопил Дахнишев. — Это не так! Движется лишь плоть, оболочка. Это не твой брат. Вспомни свои собственные слова! Пожалуйста!

— Мой брат, — повторил Дел Аглиос, отпустил руки и, спрыгнув с высоты последних нескольких футов, побежал к могилам.

Юлий молился. Роберто, пригнувшись, добрался до него, осеняя себя знаком Всеведущего. По правую руку от них земля ходила ходуном, из присыпавшего тела неглубокого слоя почвы появлялись новые и новые руки и торсы.

— Продолжай, Юлий, — попросил он. — Пожалуйста, верни им покой! Даруй покой моему брату.

— Они не слышат меня, посол! Я умолял их лежать спокойно и стремиться к нашему Богу, но они не хотят. Я не понимаю… — Он посмотрел на Роберто. Слезы струились по его лицу. — Что ты здесь делаешь?

Снова закричал Дахнишев. Роберто увидел, как он машет рукой и указывает в направлении дороги.

— Хочу спасти тебя. Мертвые возвращаются.

— Я могу помочь им. Раз они видят, то могут и понять.

— У тебя ничего не выйдет.

Но Юлий уже встал и направился вдоль подножия утеса. Роберто, обнажив меч, двинулся следом. Он был в доспехах, но без щита чувствовал себя уязвимым. Дел Аглиос видел, что им навстречу движутся два или три десятка мертвецов. Они с гласом имели шанс добраться до подъемной тропы раньше их, но Юлий, похоже, не собирался убегать наверх. Роберто же отметил, что маленькое подразделение мертвых действует как бы самостоятельно, отдельно от основных сил. Возможно ли это?

— Верные Всеведущему! Идите ко мне. — Юлий распростер руки. — Молитесь со мной. Сверните с нечестивой стези.

— Юлий, остановись! — крикнул Роберто. — Это безумие!

Так оно и было. Дахнишев и лекари орали с уступа, чтобы Роберто поскорее бежал к тропе, до подножия которой мертвецам оставалось пройти ярдов десять. Но Юлий, руководствуясь верой и пренебрегая опасностью, двинулся им навстречу.

— Они убьют тебя! Ты не сможешь им помочь.

— Объятия Всеведущего всегда будут открыты для вас. Я знаю — вы верующие. Голос, что звучит в ваших головах, — не есть голос Бога.

— Юлий! — взревел Роберто.

Он остановился. Юлий его не слышал. Роберто стоял у начала тропы. Глас находился впереди него, в нескольких шагах от приближавшихся мертвых. Вид их его не отпугнул, Юлию можно было отказать в рассудительности, но не в мужестве. Ближайшие мертвецы сосредоточились на нем, в то время как остальные продолжали двигаться через склон, чтобы присоединиться к массе, направлявшейся к дороге.

Зрелище это казалось нереальным, фантастическим. Мертвая, загаженная земля, покореженные остатки загубленных деревьев и мертвецы, с покрытой нарывами зеленоватой кожей, надвигающиеся на человека, желавшего их спасти. Осознавали они что-то или нет, но состраданиях в их глазах не было. А вот мечи имелись у каждого. А у многих и щиты. Впереди шли легионеры Конкорда, но за ними следовали цардиты. Разум Роберто требовал, чтобы он убегал отсюда, пока еще есть возможность, но иная, более весомая сила не позволяла ему двинуться.

Юлий остановился. Он высоко поднял голову и заговорил, обращаясь непосредственно к мертвым. Он молился за них, произносил имена тех, кого узнавал, призывая остановиться и прозреть. Но никто не замедлил шаг. Мертвец взмахнул клинком. Юлий отпрянул, лезвие прошло в волосе от его живота, но голос Бариаса не дрогнул. Более того, зазвучал сильнее. Однако мертвые ужа начали окружать его дугой. Еще немного, они заключат гласа в кольцо и ему конец.

— Назад, Юлий! Не жертвуй своей жизнью напрасно! — крикнул Роберто и, осознав тщетность призывов, бросился к нему, чтобы схватить и оттащить.

Удары уже сыпались один за другим, и, как глас ни увертывался, один клинок рассек ему рукав, оставив порез на коже, другой просвистел прямо над головой.

Теперь Юлий наконец попятился, но поскользнулся и упал. Роберто, оказавшийся рядом с ним одновременно с мертвецом, рубанул того по ноге и, в то время как бывший легионер завалился на бок, увлекая с собой соседа по строю и на миг внеся сбой в равномерное продвижение, схватил Юлия за здоровую руку и потащил его назад к тропе.

— Юлий, вставай, вставай!

Юлий повернул голову к Роберто. Пелена отрешенности спала с его лица, и теперь он был бледен от страха.

— Я не…

— Живо!

Роберто все еще тащил его по скользкой земле. Мертвые, справившись с замешательством, возобновили размеренное движение, и даже тот, кого он лишил возможности идти, пытался перемещаться дальше, повинуясь своему извращенному чувству долга. Юлий старался встать на ноги, но они подгибались.

— Вставай, глас Бариас. — Роберто обхватил его и помог подняться. — И взбирайся наверх. Не оглядывайся.

Роберто подтащил его к тропе, а сам развернулся навстречу мертвым, нырком подрубил ноги ближайшему, продолжив движение, толкнул плечом и вывел из равновесия шедшую за ним женщину и, метнувшись направо, увернулся от меча, вонзившегося в землю там, где только что была его левая нога. Роберто перекатился, и, когда увидел, как поворачиваются к нему мертвецы, у него возникла одна идея.

Он поднялся на ноги и попятился, двигаясь вниз по склону к крепости. Медленно, очень медленно.

— Сюда, — позвал Роберто. — Ко мне. В эту сторону. Ну, всего несколько шагов.

Юлий наблюдал за ним уже с тропы. Роберто увидел, что не все мертвые клюнули на его уловку. Если это действительно проявление независимой мысли, Конкорду грозила даже большая беда, чем он опасался.

— Взбирайся, Юлий.

Роберто не мог позволить себе попытку увести мертвых далеко. Ниже по склону их собрались сотни, а на дороге еще больше. В основном цардиты. Живые или мертвые, отсюда не разглядеть, но то, что с их стороны не доносилось криков, песен, боевых кличей или приказов, практически не оставляло сомнений. Он покачал головой, не в состоянии полностью представить себе масштаб преступления Гориана.

Теперь Дел Аглиос начал обратное движение в обход мертвых к тропе, от которой удалился на десять ярдов. Но когда он бросил на нее взгляд, оказалось, что Юлий, вместо того чтобы начать подъем, отступал к шевелящимся могилам.

— Нет! Идиот! Наверх, это твой единственный шанс!

Роберто перешел на бег. Мертвые начали разворачиваться, чтобы последовать за ним в обратном направлении, но некоторые из задних рядов отделились от остальных, похоже, с намерением перекрыть ему путь к тропе. Юлий остановился снова и замер, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.

— Наверх! Лезь по этой несчастной тропе! Боже Всеобъемлющий, да лезь же!

Но было уже слишком поздно. Первый из мертвых добрался до тропы. Остальные присоединялись к нему. Те, кого он отвлек, возвращались, еще большее число поворачивало с дороги. Сердце Роберто упало — мертвецы начали подъем! Он засунул меч в ножны.

— Поздравляю, Юлий. Сдается мне, ты прикончил нас обоих.

— Они не хотели слушать, — бормотал глас. — Они не слышали меня!

Роберто схватил его за плечи.

— Они мертвые. А ты живой. Я обращался к тебе, убеждал, кричал — а ты не слушал. — Он потряс его, добиваясь хоть какой-то реакции. — Давай! Теперь у нас одна надежда.

Дел Аглиос развернул Юлия и, подталкивая его, поспешил вниз, к реке, хотя плохо представлял, что они будут делать, добравшись туда. Сзади неслись крики Дахнишева и его людей, оказавшихся в ловушке. Им не было пути ни вниз, ни наверх. Роберто остановился и повернулся.

— Ты в том же положении, что и я, Дахнишев! Придется тебе подождать, пока они не уберутся. Молись, старина, чтобы нам довелось свидеться снова.

Роберто толкнул Юлия в спину, заставляя его двигаться дальше.

— И надо же было мне связаться именно с тобой, — проворчал он. — Имей в виду, будешь мешать — я тебя брошу.

— А куда мы направляемся? — спросил Юлий, тяжело дыша на бегу.

— Обратно в Эсторр. Что еще остается? И не сокрушайся о своей потерянной пастве. Ручаюсь, что ты снова увидишь их всех у ворот Холма. А сейчас бежим. Ты умеешь плавать?

— Я… да, умею.

— Хорошо, потому что я сомневаюсь, что кто-нибудь оставил у берега пришвартованную лодку, а стучаться в ворота крепости и просить ее там мне как-то не хочется.

Стараясь не слишком забивать голову мыслями о безвыходности своего положения, Роберто побежал быстрее. Спасаясь от мертвых. От недавних товарищей. Спасая свою жизнь.

ГЛАВА 34

859-й Божественный цикл, 36-й день от рождения генастро

Гориан откинулся на подушку и снял руку с плеча Кессиана. Гор-каркулас расслабились.

— Держи тропу закрытой для них. И дорогу тоже. Они не должны уйти слишком далеко.

— Я думаю, мы их потеряли, — сказал Кессиан.

— Зато мы многое узнали, — отозвался Гориан. — Ты только посмотри, что мы можем заставить сделать наших людей.

— Но разделение их на мелкие группы требует уйму дополнительной энергии.

— Верно. Однако бывают случаи, когда это может быть необходимо.

— И те, кого мы отделяем, неизбежно становятся слабее.

— Но мы можем вернуть их к общей массе и восстановить силу. — Гориан потер лицо, сел на кровати и, внимательно посмотрев на Кессиана, спросил: — Ты ведь и сам это почувствовал?

Кессиан кивнул.

— Молодец, быстро все усваиваешь. — Гориан снова улегся в постель. — Я совершенно обессилел, а мне еще нужно связаться с Атреской и Гестерном. Кессиан, отправляйся к каркулас и предводителям Тидиолу и Руноку. Нам нужно преследовать врага.

— А как насчет человека, который тебе нужен?

— Мы заманили его в ловушку. Теперь иди. Нашим людям нужны вожаки. Я присоединюсь к тебе попозже. Не уходи далеко. Вряд ли наш попавшийся в сети враг намерен бежать. Думаю, он собирается понаблюдать за нами, надеясь, что сам останется незамеченным.

Когда шаги мальчика смолкли, тишина стала полной. Гориан чувствовал, что может проспать целых три дня, но его дело еще не было завершено. Он пребывал в радостном волнении от самого факта пробуждения шести тысяч мертвых и осознания той силы, которую обретают все его люди, находясь среди множества себе подобных. Вдобавок выяснилось, что их можно, пусть на короткое время, отделять от общей массы для выполнения особых заданий. А сколько удовольствия доставило ему недолгое преследование Дел Аглиоса, за которым Гориан наблюдал глазами одного из только что восставших легионеров!

— Я доберусь до тебя, Дел Аглиос.

Все бы прекрасно, но Гориану пришлось признать, что чувствует он себя не просто вымотанным, а больным. Это все из-за тех темных энергий, которые он посылал вверх по склону. Еще один замечательный результат, еще один успешный опыт, позволивший заполучить большое количество неповрежденных мертвых. Другое дело, что от этого остается неприятный осадок, с которым приходится бороться. Восходящий улыбнулся про себя, подумав, что хотел бы на несколько минут стать Оссакером, тот мигом устранил бы все нежелательные последствия. Но ничего, он работает над этой проблемой и рано или поздно решит ее, как все прочие. Но потом. Сейчас на очереди другие неотложные дела.

Гориан сосредоточился, соединив перед мысленным взором энергетические карты. Тысячи тончайших нитей, исходящих от его тела, разбегались во все стороны, но самые плотные каналы пульсирующих энергий вели к Кессиану, а через него к двум гор-каркулас. Они обеспечивали поддержание движения мертвых. Зрительно каналы воспринимались как пульсирующие сферы голубого света, испускавшие мириады лучей, каждый из которых тянулся к одному из мертвых.

Сейчас Гориана интересовали энергетические следы, пролегавшие сквозь землю к его силам, находящимся на значительном Удалении. Они были почти невидимы, но тем не менее Гориан имел связь с каждым из бойцов его мертвого воинства в Атреске и Гестерне. Гор-каркулас лишь усиливали и передавали его энергию. Он ощущал мертвых и, сосредоточившись, мог транслировать им свои мысли. Его величайшим открытием стала способность поддерживать этот контакт без постоянной сознательной работы. Единая замкнутая цепь, великолепная в своей мощи и совершенстве.

Гориан глубоко вдохнул и установил соединение. Благодаря перехватываемым энергиям самой земли, питаемой такими стихийными выбросами, как землетрясения и вулканы, используя все встречавшиеся по пути точки усиления, он дотянулся до светящихся объектов, какими в его нынешнем восприятии виделись гор-каркулас, ехавшие с армией Царда. Еще дальше находились предводители, а за ними и сами мертвые, но в своем нынешнем состоянии Гориан довольствовался тем, что прикоснулся к жрецам карку.

— Я здесь, — сказал он.

Гориан почувствовал, как по их жизненным линиям пробежала рябь. Это была непроизвольная реакция: каркулас нервировало всякое вторжение Гориана в их сознание, но противостоять этому они не пытались. Оказавшись в плену, они поначалу отвергали мысль о любом сотрудничестве, но их сопротивление быстро подавили. Дали понять, что использовать их могут и без их согласия, а в ответ на угрозу уморить себя голодом цардиты пообещали заняться принудительным кормлением, и Гориан охотно поддержал этот блеф. Каркулас боялись его. Они ощущали силу внутри Восходящего, хотя не полностью понимали ее природу. А он намекнул, что знает, как может повлиять их смерть на общество карку в целом. И в обмен на помощь пообещал им безопасность, а со временем и возвращение в Святилище Сердца.

На какое-то время каркулас покорились. Конечно, они ненавидели его, но это Гориана не волновало. К ненависти он притерпелся.

Каркулас не могли отвечать непосредственно через энергетическую карту, но Гориан умел говорить и слышать слова других людей с помощью карку и видеть их глазами. В конечном счете оказалось, что это не так уж сложно. Сумел же Оссакер противопоставить своей слепоте способность видеть энергетический план окружающего мира. А Гориан воспринимал энергетические модуляции в ушах или глазах карку и воспроизводил их как звуки и образы.

— Чего ты хочешь? — спросил каркулас.

Гориана невероятно возбуждали такого рода сеансы связи, ведь от мертвых, шедших с цардитами, его отделяло не меньше пятисот миль, а до зоны опустошения в Гестерне, быстро распространявшейся по направлению к столичному городу Скионе и главному порту Портбриаль, и вовсе тысячи полторы. Но туда он заглянет потом.

— Я буду говорить с предводителем Хасбетом, — сказал Гориан. — А ты откроешь глаза. Не забывай, хоть я и далеко, но всегда могу доставить тебе неприятности.

Мир медленно обрел четкие и яркие, как на детском рисунке, очертания и цвета. Каркулас сидел в открытой повозке, глядя назад, на широкую равнину. Цардитов в поле его зрения не было. Он быстро вертел головой из стороны в сторону, отчего изображение у Гориана получалось размытым.

— Повернись лицом по ходу повозки, — потребовал Гориан — Не крути головой. И позови Хасбета.

Гориан услышал, как каркулас просит, чтобы к нему привели Хасбета, правда, ответ не достиг его слуха. Потом карку развернулся в повозке, и, хотя при этом еще несколько раз энергично мотнул головой, Гориан промолчал. Ему открылся вид на армию Царда, двигавшуюся походным маршем через степи Атрески к границе с Нератарном. Мертвые шли впереди живых, с некоторым отрывом. Цардитские вояки не скрывали враждебного отношения к мертвецам, и Хуран с трудом удерживал их в узде. Двое предводителей и двое каркулас вели мертвецов по очереди, меняясь.

Появился вызванный Горианом Хасбет — он взбирался на повозку, которую тащили быки.

— Приветствую, мой господин, — промолвил он.

— Вы по-прежнему двигаетесь в хорошем темпе?

— Да, темп король установил хороший. И хотя войска Атрески держат нас под наблюдением и сопровождают, задержать никто не пытается.

— А как мои люди?

— Неплохо. Твои усилия поддерживают их в лучшем состоянии, чем в снегах Карка. Но естественная убыль имеется. Нам нужен урожай.

Гориан хихикнул.

— В Атреске они сделали то, до чего не додумались в Гестерне. Но нератарнцы просто так не откроют ворота, как по-твоему?

— Согласен, господин. А как твое продвижение? Надеюсь, успех обеспечен?

— Я был вынужден ввести в действие новый план, но в остальном все идет как надо: мы сильны и преследуем разбитого противника. Враг сломлен.

Некоторую нерешительность Хасбета Гориан скорее уловил, чем увидел. Все-таки образ, восстановленный из энергетических импульсов, не всегда передавал все нюансы.

— Принц?

— Доволен и здоров, — сказал Гориан.

— Я понимаю. Мы ожидаем твоих указаний.

— Никаких поспешных действий до достижения Нератарна затевать не стоит. У короля и цардитов должна быть возможность проявить себя в бою. Воину необходимо чувствовать плоть под своим клинком.

Это вызвало одобрительные возгласы охранявших повозку солдат.

— Понятно, — кивнул Хасбет.

— Хорошо. Расскажи о нашем успехе королю. Заверь его в моей преданности. Нас не остановить. Я свяжусь с тобой снова. Завтра.

* * *

Гориан прервал связь и попытался присесть в постели, но волна усталости накатила с такой силой, что стало ясно — с Гестерном придется повременить. Ему необходим отдых.

Паника утихла, бегство прекратилось, поглотившая многих болезненная волна отхлынула, оставив после себя изуродованную, загубленную землю. Кавалерия по большей части уцелела и сейчас, плотно сбившись, располагалась по ту сторону дороги, примерно в миле от утеса, на виду у любых врагов, которые могли нагрянуть из крепости. Разведчиков уже выслали вперед, чтобы они, не останавливаясь ни днем, ни ночью, добрались до той части разбитой армии, что отступает по склонам, ведущим в Фарианские горы, и скоординировали дальнейшие действия.

Келл осталась на дороге. Уцелевшие цардиты собирались на расстоянии менее тридцати ярдов от ее людей. Оставшиеся без командиров, они пребывали в полной растерянности, и Келл прекрасно понимала их состояние. Спасаясь от неведомой напасти, цардиты неожиданно для себя оказались в меньшинстве, между двумя сотнями конников Конкорда и примерно таким же количеством разъяренных легионеров. Тут поневоле забеспокоишься.

Разумеется, сначала все оказались вперемешку, и когда угроза волны миновала, без единичных стычек не обошлось. Но теперь, после того как представители враждебных армий обособились, Келл не собиралась нападать на цардитов. И была уверена, что те настроены так же. Сейчас она, как и все всадники, стояла возле своей лошади и ждала, как развернутся события.

— Этих не трогать, не насмехаться и не задирать, — распорядилась она, указывая на цардитов, и ее голос эхом отдался от скалы. — Помните, нам поручено защищать пехоту и нестроевых. А эти для них уже не опасны.

Позади кто-то откашлялся, и Келл повернула голову на звук.

— Да, капитан?

— Прекрасные слова, — тихо промолвил он. — Но как ни крути, а это цардиты, враги. И они на нашей земле. Дальше-то что с ними делать?

— Тут все не просто. — Келл покачала головой. — Гнать их обратно, по-моему, то же самое, что пополнять ряды мертвецов. Надо послушать, что они скажут.

— Если они захотят рассказать нам правду.

— Мне кажется, они сами поймут — выбора у них нет.

Келл не пришлось долго ждать. Собравшись вместе, цардиты — было их примерно человек двести пятьдесят — затеяли бурное обсуждение. Они кричали, размахивали руками, хватали друг друга за грудки, но в конце концов, видимо, пришли к общему решению. Отделившийся от их группы человек направился в сторону кавалеристов Конкорда. Келл передала поводья лошади капитану и двинулась навстречу цардиту.

— Продолжай наблюдать. Если на меня нападут, втопчи их в землю.

— Есть, генерал.

Пройдя дюжину шагов, Келл остановилась и стала ждать, когда к ней подойдет цардитский воин, судя по знакам отличия — командир высокого ранга, скорее всего, просентор. Поспешное бегство оставило царапины на его доспехах и выражение неуверенности на лице. Он был высокого роста, небритый, с собранными в хвост на затылке длинными волосами.

— Просентор королевства Цард Рутрар, командующий войсками северо-востока, — представился цардит. По-эсторийски он говорил вполне сносно, во всяком случае гораздо лучше, чем она на его языке.

— Генерал Дина Келл, Медвежьи Когти, Второй легион Эстории. Вы находитесь на территории Конкорда. Чего вы хотите?

Келл осознала, что со стороны ее людей не доносится ни звука. Можно представить, как они напрягают слух, чтобы уловить любой обрывок разговора.

— Прошу прохода на юг. В обмен на информацию.

Келл приподняла брови.

— А почему бы вам просто не повернуть назад? Мы не станем мешать вам вернуться в Цард.

— Это и есть информация.

— Он убивает всех. — Келл покачала головой. — Друзей и врагов без разбора.

— По-видимому, мы все его враги.

— И вам недостает друзей. Похоже, вы их плохо выбираете.

Келл не находила удовольствия в таком повороте событий. Это могло не улучшить, а лишь усугубить положение. Но человек, стоявший перед ней, хотя и был врагом, внушал ей симпатию и доверие. Она видела в нем воина, с которым можно встретиться в бою, но от кого вряд ли следует ждать расчетливого предательства.

— Мы должны объединиться против общего врага, — сказал цардит.

Ее симпатия поуменьшилась.

— Это вы привели его сюда. Вы дали ему людские ресурсы, чтобы его извращенные мечты превратились в реальность.

— Надо полагать, ты не испытываешь любви к моему народу. — Просентор склонил голову. — Но тыединственная помогла раненому цардиту уйти с дороги и, наверное, понимаешь, что наша вражда сейчас далеко не главное.

— Я понимаю, что ни один человек не должен испытать судьбу ходячего мертвеца. И далека от того, чтобы возлагать на солдата вину за решения, принимаемые высшей властью. Но мне предстоит решить конкретный вопрос: позволить ли двум с половиной сотням воинов страны, с которой мы воюем более пятнадцати лет, беспрепятственно пройти вглубь нашей территории. Кстати, зачем тебе это надо?

— У нас обоих есть проблемы, и, откровенно говоря, они схожи. — Рутрар улыбнулся. — Я прошу прохода для того, чтобы встретиться с моим королем и рассказать ему о судьбе его сына и шести тысяч воинов.

— Что ж, по крайней мере, это честно. А где ваш король?

— Движется маршем через Атреску.

— Ты это точно знаешь? — нахмурилась Келл. — Как я понимаю, на границе Атрески у нас сосредоточены серьезные силы. Мы только что вернули себе Атреску и обратно ее не отдадим.

Рутрар промолчал, и Келл не понравилось выражение его лица, какая-то смесь сожаления и упрямства. Но тут раздались оклики его людей, он помахал им рукой и, так и не ответив на ее вопрос, заговорил о другом.

— Нам всем нужно двигаться. Армия Гориана Вестфаллена близко, она будет наступать, а возвращаться к нему мы не намерены. Сражаться с вами, чтобы прорваться, нам бы, конечно, не хотелось, но мы готовы и к этому. Но помните, генерал, что, убивая друг друга, мы лишь пополняем ряды его мертвого воинства.

— Как далеко позади они находятся?

— По вашим меркам, менее чем в половине мили. Они движутся медленно, но…

У Келл не оставалось выбора.

— Тогда мы выступаем. Ты ездишь верхом?

— Я из южных степей.

— Хорошо. Твои воины пойдут впереди моей кавалерии. Ты поедешь со мной. Думаю, тебе есть еще о чем мне рассказать. И пусть твои люди воздержатся от попыток избавиться от нас, мы будем это пресекать. Оружие мы вам оставим, поскольку тащить на себе лишний груз нам не с руки, а бросать его, чтобы досталось врагу, тоже не хочется. Но до прибытия на место вы будете считаться моими пленными. Это ясно?

Рутрар кивнул.

— Но кто-то из моих людей должен отслеживать передвижения врага.

— Ни к чему. Это возьмут на себя мои всадники.

— Понятно.

— Тогда вперед. Мертвые ждать не станут.

* * *

Роберто сидел, обхватив голову руками и прислушивался к удаляющимся шагам мертвецов. Земля откликалась мучительной, пугающей вибрацией. Он едва успел остановить Юлия, тщетно пытавшегося взывать к мертвым, и поспешно увести его на каменистую низменность близ вяло текущей реки. Повсюду, где прошла волна неведомой, сотворенной Горианом скверны, все покрылось какой-то слизью, омертвело и загнило. Едва ли не самое гнусное использование способностей Восходящего, если не считать, разумеется, омерзительного пробуждения мертвых. Того, что довелось увидеть Роберто — извивающихся расчлененных тел, пытавшихся выбраться из братской могилы, — ему не забыть до конца жизни. И там, среди этих несчастных, лишенных покоя даже после смерти, был и его брат.

— Что будем делать? — спросил Юлий.

Полдень еще не наступил, а Роберто казалось, что сегодня он уже прожил целую жизнь. Ему хотелось спать, но он знал, что и во сне не избавится от жутких видений. Хотелось выть от ярости и бессилия. Хотелось вырыть брата из могилы и увидеть его целым и живым. И еще хотелось так врезать гласу Юлию Бариасу, чтобы тот заткнулся раз и навсегда.

Роберто уставился на Юлия. Глас, весь перемазанный в глине и грязи, сидел на земле чуть пониже него, глядя на реку. Из пореза на левом плече тянулся кровавый след.

— Зачем ты это сделал?

— Что? — Юлий повернулся к нему.

— Спрыгнул. Пытался исправить непоправимое. Что на тебя нашло?

— Хороший служитель ордена никогда не бросает своих верующих, — ответил Юлий. — Невзирая на риск. А зачем ты спустился?

— Честно признаться — понятия не имею. Будь у меня время подумать, наверное, вовсе не стал бы ввязываться. О, прости, ты, надо полагать, не ожидал такого ответа? Может быть, мне тоже стоило сказать что-то банальное, вроде того, что «хороший наследник Адвоката никогда не бросит своего служителя ордена, невзирая на риск», но в отношении тебя это была бы ложь.

Можешь сидеть там и считать, что я озлоблен и намеренно растравляю нашу ссору, мне наплевать. Я только что потерял брата. Я только что видел, как Павел Нунан, поглощенный волной скверны, умер, а потом снова поднялся на ноги и пошел, но уже как мой враг. На моих глазах мертвецы вторглись на землю моей матери, а я застрял на границе с человеком, вместе с которым меньше всего хотел бы выбираться из подобной передряги. С человеком, который хочет судить меня и сжечь.

Ты хочешь знать, что будет дальше? Так вот, с наступлением ночи я собираюсь пошарить в крепости и около нее, поискать что-нибудь полезное. Причем наиболее полезной вещью, исходя из нашего положения, я считаю лодку. Потом я намереваюсь как можно быстрее попасть обратно в Эсторр, по дороге предупреждая каждого встречного о том, что надвигается. Ты можешь пойти со мной, если сумеешь не отставать и помалкивать. Но если ты еще раз подвергнешь риску мою жизнь, я без колебаний зарублю тебя и брошу гнить. Я ясно выразился?

Может быть, до того, как тебя понесло спасать мертвых, ты находился под защитой Келл, Нунана и Медвежьих Когтей, но больше на это не рассчитывай. Нунан сам пополнил ряды мертвецов, судьба Келл пока неясна. Мы с тобой остались вдвоем, а у тебя, как я вижу, даже меча нет.

Юлий ничего не сказал и, судя по выражению лица, говорить не собирался.

— Хорошо, — заключил Роберто. — Вижу, ты напуган. Может быть, в этом состоянии ты останешься в живых. Просто следуй за мной.

Юлий нахмурился и спросил:

— А сам ты тоже напуган?

— Как никогда в жизни.

ГЛАВА 35

859-й Божественный цикл, 37-й день от рождения генастро

Они исхитрились выкроить несколько часов для сна, по очереди неся дежурство и наблюдая за подступами к крепости. Роберто спал плохо. Стоило сомкнуть глаза, и он видел улыбающегося Адраниса, а когда улыбался в ответ, оказывалось, что он смотрит на отсеченную голову, валяющуюся в луже крови.

Бариаса тоже одолевали ночные кошмары, или, возможно, во сне он сражался со своей совестью. Не раз Роберто задумывался о том, чтобы предоставить его собственной судьбе и двинуться дальше в одиночку, но понимал, что это будет неразумно. Вдвоем идти лучше, тем более делить им пока нечего. У них нет ни воды, ни съестного, лишь надежда, да и та слабая. Кругом враги, положение практически безвыходное.

Задолго до рассвета, не заметив никакого передвижения, Роберто и Юлий направились вдоль реки к крепости, держась как раз над крутым берегом. Сырая, прогнившая земля приглушала шаги, и, прячась за наружными пристройками, можно было надеяться незаметно подобраться к широко распахнутым главным воротам.

Ночь наполняло многообразие звуков. Река под мостом плескалась о бетонные опоры, ветер завывал во множестве проемов, где были выбиты стекла и сорваны ураганом двери и ставни. Любопытно, однако, что при всех подозрениях Роберто по поводу того, что здесь произошло, запаха смерти не ощущалось. И никакой гнили или слизи на каменных плитах не оказалось.

Замок был брошен, чего и следовало ожидать. Цардиты, разумеется, оставили бы здесь гарнизон и на случай возможного отхода, и для прикрытия моста боевыми машинами, и для обеспечения снабжения ушедшей вперед армии. Это место было идеально приспособлено под узловой опорный пункт, но Гориан не понимал этого. Он ведь не солдат. И его армия состояла не из живых людей, которые могли бы рассказать ему, как следует организовывать вторжение.

Впрочем, утешение слабое. Вся эта военная наука касается только живых, а Гориану она ни к чему. Зачем налаживать снабжение армии, не нуждающейся в еде и питье и удерживаемой на марше иной силой? Роберто ломал голову над тем, как можно одолеть Гориана, но получалось, что для этого нужен Восходящий. Сейчас же речь шла не об отдаленной победе, а о спасении. Для этого в крепости могло найтись немало полезного.

Роберто уже собрался войти внутрь, но почувствовал руку Бариаса на своем плече.

— Думаешь, это правильное решение? Ты даже меч не достал.

— Здесь никого нет, Юлий. Только ты, я и сцена массового убийства.

— Значит, может быть, здесь отыщется еда и вода.

— Вполне вероятно. Ты идешь?

Бариас кивнул, и Роберто прошел через огромные ворота. Двор был погружен во тьму, поэтому пришлось идти, придерживаясь рукой стены, пока он не нащупал дверной проем. Справа, с широкого дворового плаца тянуло могильным холодом, а когда глаза его приспособились к мраку, Дел Аглиос разглядел на земле какие-то очертания. Но не тела. Предметы одежды, может быть, снаряжение.

Роберто отыскал дверь, ту самую, что вела в их с Адранисом комнату. По обе стороны от нее должны были висеть на крюках фонари, внутри на деревянной полке лежали кремни, кресало и свечи. Прислушавшись, не доносятся ли изнутри звуки, он осторожно сдвинул защелку и толкнул дверь. Отворяясь, она заскрипела, и Роберто невольно поежился. В комнате было темно. Пахло недавними жильцами: пеплом, мылом и потом.

Он стал шарить сбоку от двери, не испытывая желания заходить. Казалось, сама темнота внутри затаила злобу. Может быть, здесь даже ночевал сам Гориан.

Рука Роберто нащупала полку, на ней — поднос, а на нем — то, что требовалось.

— Хорошо, — пробормотал он, опуская поднос на пол и вслепую сортируя найденные предметы.

Всех новичков в легионах учили разводить огонь в темноте, и Дел Аглиос усмехнулся, вспомнив, как сперва резался о кремень, обдирал кожу и обжигал пальцы. Но это было давно. В ярко вспыхнувшем пламени свечи стало видно, что фонари по-прежнему висели на крюках. Он зажег оба и один вручил Юлию.

— Ну вот, если здесь кто-то есть, им не придется искать нас в потемках.

Роберто поднял свой светильник и выглянул во двор. Насколько хватало света, на полу виднелись разбросанные предметы одежды, одеяла, части доспехов и вещевые мешки. А также кувшины, тарелки, кубки, остатки еды и питья.

— Проголодался, Юлий?

— Аж желудок сводит.

— Когда нам пришлось отсюда убраться, кухонные кладовые ломились от жратвы. Думаю, так оно и осталось. Интуиция подсказывает мне, что мертвые не особо нуждаются в съестных припасах.

Он взглянул на Юлия, который кивнул, быстро осматривая плац. Похоже, будто находившиеся здесь люди вдруг бросили все и сорвались с места, как поднятые по тревоге. Вообще-то так оно и было, только подняли их из небытия, и вещи свои они оставили не оттого, что спешили, а поскольку больше в них не нуждались.

Роберто первым двинулся через двор, освещая фонарем брошенные на земле предметы. Мало что из оставленного могло им пригодиться, но он нуждался в хорошем вещевом мешке и чистых одеялах и Юлию посоветовал подобрать для себя что-нибудь в этом роде. К тому времени, когда они добрались до столовой, оба фонаря уже нес Юлий, Дел Аглиос тащил охапку всякой амуниции, чтобы потом отобрать необходимое.

В помещении с тремя дюжинами столов, уставленных грубой глиняной посудой, он свалил все в кучу на край одного из них, а сам направился к открытым дверям, что вели на кухню. На полу стояла наполовину наполненная бочка с водой, на стеллажах красовались ряды пузатых бочонков, на сервировочном столике у дверей рядом с несколькими пустыми железными котелками стоял кубок. Прихватив его, Роберто крутанул краник на ближайшем бочонке, и в сосуд полилась темная жидкость. Он принюхался.

— Гм-м. Что ж, вино тут, похоже, неплохое. Если я не ошибаюсь, дорносское красное. На мой взгляд, в него лучше добавлять воду и немного меда, но сейчас оно и так будет бальзамом для моего горла.

Он приподнял кубок, кивнув еще не успевшему поставить фонари Юлию, и уже поднес его к губам, когда краем глаза приметил стремительное движение. Выскочивший из кухни человек, перепрыгнув через сервировочный столик, налетел на Роберто, сбил его с ног и упал сам, зацепив ногами и сшибив на пол загремевшие котелки.

— Не пей! — закричал незнакомец. — Не пей!

Пить уже было нечего, кубок выпал, и вино расплескалось. Роберто оттолкнул нападавшего, отпрянул от него и схватился за гладиус. Юлий тоже отскочил как ошпаренный.

— Вот так он это и сделал. — Незнакомец поднял руки, словно при погребальном прощании. — Отравил их всех.

Теперь стало очевидно, что этот человек явно не уроженец Царда. Туловище его казалось коротким по сравнению с непомерно длинными, мускулистыми руками и ногами, а на босых ступнях густо росли волосы. Роберто немного успокоился, но, вставая с пола, на всякий случай держал меч перед собой.

— Ты карку, — сказал он.

— Да.

— Что ты тут делаешь?

Перед тем как ответить, карку внимательно изучил Роберто, присмотревшись к его доспехам, мечу и плащу.

— Я выслеживаю Гориана Вестфаллена. Ищу случая нанести удар ему и его ублюдку-отпрыску. Они забрали то, что принадлежит карку, но мы вернем свое достояние.

— Тогда мы друзья, — промолвил Роберто, вкладывая меч в ножны. — И я думаю, нам есть о чем поговорить. Я Роберто Дел Аглиос.

— Наследник Адвокатуры. Наслышан о тебе. Я Харбан Квист. У нас есть общий друг, Пол Джеред.

— Вот человек, который мог бы нам сейчас очень пригодиться, — улыбнулся Роберто. — Но сначала о главном. Мы здесь в безопасности?

Харбан кивнул.

— Последний из них ушел до полуночи. Гориан был с ними. Я не смог подобраться близко.

Роберто выдвинул табуретку и сел, жестом пригласив Юлия последовать его примеру.

— Глас Юлий Бариас, — представил он спутника.

— Для таких, как ты, здесь много работы. — Харбан склонил голову.

— Много, — подтвердил Юлий, искоса бросив взгляд на Роберто.

— Сложилась необычная ситуация, — осторожно начал Роберто. — В последние дни произошло множество событий, но у меня такое ощущение, будто самые важные я пропустил. Застрял в холодной крепости, а жизнь проходит мимо меня на юг. Никогда бы, например, не подумал, что встречу карку так далеко к северу. И оттого, что все может быть куда хуже, чем я могу предположить, меня бросает в дрожь.

— Я расскажу тебе все, что знаю, — сказал Харбан. — Но сперва другое — я нашел чистую воду и неотравленную пищу. Вы голодные?

— Как никогда в жизни, — вздохнул Юлий.

Еда была непритязательной, но очень вкусной. Хлеб и холодные соусы, мед и сушеное мясо, запиваемое холодной водой.

— Ты упомянул сына Гориана. Это какой-то цардитский щенок? — спросил Роберто.

Харбан посмотрел на него, словно для того, чтобы проверить, что он действительно не шутит.

— Многое прошло мимо тебя. Сына Гориана зовут Кессиан. Он украл его из-под носа Адвоката и Восхождения.

— Не может быть! — Роберто чуть было не поперхнулся хлебом.

— Так случилось. Эти двое приведут все к тому, что мир перевернется. Пол Джеред знает. Восходящие знают.

— Хорошо. — Роберто потер рукой лоб. — Я находился в Сирране, когда местные жители сообщили мне о продвижении цардитов в этом направлении. Они оказались правы. Подозреваю, что подобные нападения имели место и в других местах, дальше на юге. Что на самом деле происходит?

— Судьба твоего Конкорда висит на волоске. Вместе с ним погибнет и Карк, а в конечном счете даже Сирран. Гориан увел из Интен-Гора шесть гор-каркулас. С их помощью он может управлять огромными армиями мертвых в самых разных местах одновременно. Двое каркулас движутся через Атреску вместе с королем Царда, еще двое отправились с цардитами в Гестерн, который фактически превратился в большую ходячую могилу. Чумные корабли выискивают все новые порты, чтобы эпидемия поставляла Гориану новых солдат. Очень скоро мертвецы начнут подниматься по всей Эстории. Я предупреждал об этом, но меня не захотели слушать. Теперь за это придется расплачиваться, и цена будет высокой.

— Ты хочешь сказать, что это не единственная армия?! — ужаснулся Юлий.

— Вот, стало быть, как он это делает. — Роберто осушил свой кубок. — Использует их как своих представителей, командующих на отдаленных фронтах. Надо полагать, они являются латентными Восходящими.

— Ты много об этом знаешь, — заметил Харбан.

— Осведомленность — часть моей работы. Когда-нибудь я приду к власти. И тогда на Холме произойдут перемены.

— Что ты этим хочешь сказать, посол? — спросил Юлий.

— Ничего. Забудь об этом. Харбан, предположим, я верю в способность Гориана, как бы невероятно это ни звучало, управлять армиями с расстояния в тысячи миль. Сбрасывать такую возможность со счетов не следует. Но Атреска полна легионов Конкорда, и командует там мой друг, один из лучших наших генералов. Произошедшее здесь не может повториться там — ведь в Атреске нет Восходящего, который устроил бы ураган, а взять тамошние укрепления штурмом, меч на меч, они не смогут.

— Тебе лучше помолиться, чтобы твой друг по-прежнему был среди живых, Роберто Дел Аглиос. Я точно знаю, что они уже перешли границу и мертвые движутся на Нератарн. И там с ними еще больше цардитов, чем здесь. В Атреске он может создать могучее войско.

Роберто потер руками лицо, не в состоянии поверить, что Даварова разбили на собственной границе.

— Но если то, что ты говоришь, верно, почему сам Гориан забрался так далеко на север? Зачем он сюда отправился, если и король Царда, и основная ударная сила находятся в Атреске?

— Затем, что только здесь, вдали от короля, он мог без особого риска убить его сына.

— Что? Рин-Хур был здесь?

Харбан кивнул.

— Гориан вовсе не желает завоевывать Конкорд для короля Хурана. В наших писаниях все это предсказано с полной определенностью. Ему нужен трон для себя.

— Ладно, ладно. — Роберто вскинул руки. — Вернемся к началу, а то я боюсь запутаться. Расскажи мне все, что ты знаешь. Каким образом ко всей этой истории причастен Пол Джеред, что знают и думают Восходящие и моя мать, что творится в упомянутом тобой Гестерне. И об этих ваших писаниях. Что именно там говорится?

Харбан выполнил его просьбу. И когда карку закончил, Дел Аглиос ощутил в душе холодок отчаяния, какого не чувствовал с минувшей войны, с прошлого десятилетия. Хотя теперь он, по крайней мере, знал, что надо делать. Беда в том, что для этого требовалось находиться совсем в другом месте.

* * *

В двадцати милях к юго-западу Дина Келл, двигавшаяся по тракту, который тянулся вдоль реки и горного склона, тоже услышала слова, которые обратили в прах все ее надежды. Цардитский просентор мог, конечно, и лгать, но выражение его глаз убеждало, что каждое слово этого человека — правда. Три армии, составленные из цардитов и мертвецов, шли с трех сторон в одном направлении — через Конкорд, к Эсторру и воротам дворца Адвоката. Три армии, между которыми через Гориана и каких-то жрецов карку поддерживалась постоянная связь, несмотря на разделявшие их тысячи миль. Как именно это получается, она не понимала, но тут просентор ничем помочь не мог. Он просто знал, что это происходит.

Рутрар опасался за своего короля не меньше, чем Келл за своего мужа, а также Адвоката. Просентор полагал, что массовое убийство не являлось актом злобы или мщения, но было осуществлено в рамках замысла, имевшего целью единоличный захват власти. Отсюда следовало, что дни короля Хурана сочтены. Жить ему позволят, лишь пока Гориан будет считать, что живой он принесет больше пользы, чем мертвый.

Об Атреске Рутрар знал не много. Цардиты и мертвецы, не встречая сопротивления, шли по стране, поскольку никто не пытался преградить им путь. Что касается Гестерна, то, по его словам, эта страна была уже полностью потеряна. Мертвые там собирались в портах и дожидались кораблей, чтобы их перевезли через Тирронское море.

И никто не знал, что они идут. Послушать Рутрара — так не был зажжен ни один маяк, ни один тревожный огонь. Когда он говорил об этом, в его голосе до сих пор звучал намек на гордость. Еще бы, вторжение спланировали и провели великолепно. Другое дело, чем оно обернулось. Как полагала Келл, такого поворота просентор не предвидел, хотя, как и многие цардиты, с самого начала ощущал некую неправильность всего того, в чем участвовал.

— Скажи, что ты предпримешь, добравшись до границы? — спросила Дина.

Они расположились на траве, у самой дороги. Короткий привал после изнурительного марша.

— Найду в Атреске моего короля. Доложу ему обо всем. А уж он захватит находящихся при нем каркулас и предводителей мертвых.

— А как полагаешь, этот свой фокус с волной заразы Гориан может устраивать на большом расстоянии?

— Кто знает, на что он способен. — Рутрар пожал плечами. — Могут быть и другие средства, я не знаю. Но я должен предупредить моего короля.

— Понятно, — сказала Келл. — Но есть проблема. Мне необходимо добраться до Эсторра, и я не собираюсь выпускать тебя из виду на территории Конкорда.

— Если мой король и его армия станут мертвецами, опасность для вас возрастет.

— А если в Эсторре никто до последнего момента не узнает, что за беда на них надвигается, столица падет.

Келл прислонилась к дереву и задумалась.

— Послушай, Рутрар, может, мне это и выйдет боком, но я склонна тебе верить. И намерена проводить тебя к границе Нератарна и отпустить. Однако прежде мне необходимо удостовериться в том, что мои донесения достигли Эсторра и там к ним отнеслись со всей серьезностью. Если все то, о чем ты говоришь, — правда, тогда Медвежьим Когтям, точнее, тому, что от них осталось, лучше всего разместиться у стен Нератарна. У нас еще есть немного времени, прежде чем нам придется принять решение, а до того нам нужно решить и другие проблемы. Не в последнюю очередь связанные с тем, что за нами идут мертвецы. Мы должны отслеживать их передвижение.

— Генерал?

Келл подняла голову.

— Да, капитан Долий.

— Прошу разрешения отдать приказ двигаться дальше.

— Час отдохнули?

— Да, генерал.

— Разрешаю. И вот что, капитан. Мы не можем позволить себе затянуть это надолго. Нужно отрываться от них, и отрываться всерьез. Надо ускорить темп. Понимаю, всем и так нелегко, но постарайся довести до каждого, что это действительно необходимо.

— Мы готовы маршировать день и ночь, лишь бы только не стать такими, как они, — осклабился Долий.

Возможно, мертвые находились еще далеко позади, но Келл все равно ощущала исходящую от них угрозу. На протяжении как минимум двух дней она намеревалась поддерживать ритм форсированного марша — двухчасовой бросок, часовой отдых. Но о мертвых, их возможностях и ограничениях стоило бы узнать побольше, и именно с этой целью она кое-что задумала.

Келл рывком поднялась на ноги и повернулась к Рутрару. Над маленьким лагерем уже звучал приказ Долия.

— Спасибо, просентор, — сказала она.

— За что?

— За твою откровенность в страхе. В другой жизни мы могли бы быть друзьями.

Рутрар наклонил голову, встал и отряхнул одежду.

— Такова война. Те, кто оказывается на передовой, всегда заражены той ненавистью, которую внедряют им в головы их повелители. Мы не питаем никакой личной злобы к легионерам Конкорда, но ненавидим вашего Адвоката. Она отдала приказ о вторжении. Мы сражаемся лишь за то, чтобы сохранить наш образ жизни, так же как вы.

Решение вашего Адвоката начать войну, принятое пятнадцать лет тому назад, у нас помнят и по сей день. Вот почему сегодня мы оказались здесь. Так постараемся же не допустить, чтобы из-за того, что когда-то мы были врагами, разыгралась еще большая трагедия. Нельзя позволить предубеждениям прошлого влиять на наши решения и теперь, иначе Гориан одержит верх.

Келл взглянула на него. Черты лица цардита размывал полумрак, но глаза его горели.

— Я поняла тебя, просентор. Хотя старые раны заживают долго. Ну, поехали.

ГЛАВА 36

859-й Божественный цикл, 37-й день от рождения генастро

Пол Джеред перевел взгляд с левого берега на правый, размышляя, не посетил ли Киррийскую гавань перед их прибытием опустошительный шторм. Вообще-то он понятия не имел, что они там застанут. «Стрела Арка» должна была ждать у причала сборщиков. Хотя кто знает? Ища спасения от беспрепятственно продвигавшихся по их стране мертвых, люди валом валили во все порты западного побережья Гестерна, а при таком наплыве беженцев поручиться нельзя ни за что. Хорошо еще, их судно двигалось быстро. Миррон, несмотря на приступы морской болезни, ухитрилась создать ветер, наполнявший парус. Это давало гребцам возможность перевести дух и помогало маневрировать среди множества судов, угрожавших создать затор на реке Токарок.

Любые предупреждения, которые казначей мог послать на юг, в Скиону и маршалу-защитнику Катрин Мардов, безнадежно запоздали. Вторжение цардитов, поддерживаемое ужасающей мощью Гориана, затопило эту огромную страну, и всем, кто еще не погиб, оставалось только спасаться бегством или искать другое место, где можно закрепиться и дать врагу отпор. Вспомнив о Мардов, Джеред закусил губу. Зная эту женщину, трудно было представить ее среди тех, кто ищет спасения в бегстве. Скорее она пала, исполняя долг, и теперь шла позади беженцев в рядах мертвого воинства.

В каком-то смысле Джеред даже проникся уважением к извращенному гению, стоявшему за этим вторжением. В начале путешествия из Ческаса им довелось увидеть ходячих мертвецов, которые не были солдатами. Главным оружием врага являлся внушаемый им ужас, а сама возможность стать таким же, как они, отнимала желание драться у самых отчаянных смельчаков.

Горько было видеть эту прекрасную страну ввергнутой в подобное состояние. Здесь гордо вздымались ввысь вершины гор, растения буйным цветом приветствовали рождение генастро там, где не прошли мертвые, но вся эта красота пятналась дымом и пламенем. Следы огня виднелись повсюду, повсюду поднимался дым, чернели пепелища, и горло саднило от едкой копоти. Весь Гестерн охватила паника, подпитываемая сначала страшными слухами, а потом проверенными и оттого еще более страшными новостями.

Ветер в парусах начал стихать. Позади Джереда капитан торгового судна, которое они наняли для речной поездки в Ческас и обратно, отдал приказ гребцам. Ритмично заработали весла, и корабль набрал утраченную скорость. Казначей стоял у левого борта, сейчас к нему присоединилась бледная, усталая, вымотанная Миррон. Она вообще плохо переносила плавания, но на сей раз ее мучила не обычная морская болезнь. Иная зараза царила повсюду, она чувствовала ее разлитой в земле и в воздухе. То, что Гориан ухитрялся делать оттуда, где он находился, отнимало у Миррон силы.

Стоя бок о бок, они смотрели вперед. Киррийская гавань приближалась. Оставался час плавания. Суда всех форм и размеров заполняли реку, и Арков привел стражу Восхождения и сборщиков в полную боевую готовность. Луки на всякий случай натянули.

— Только не надо никого убивать, — предостерегла Миррон.

— Постараемся, но, возможно, другого выхода не будет. Мы не вправе принести твои знания и способности в жертву сиюминутному милосердию. Ты должна вернуться в Эсторр. В крайнем случае я отдам приказ сражаться, но будем уповать на то, что до этого не дойдет. Хорошо?

Джеред протянул руку и погладил ее по щеке. Она попыталась улыбнуться.

— А что может быть в гавани? — спросила Миррон.

— В лучшем случае — паника и хаос. Будь готова к худшему, потому что ничего хорошего ждать не приходится.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Люди не испытывают к тебе дружеских чувств, если считают, что ты живешь за их счет.

Миррон прижалась к нему.

— Думаешь, у нас получится?

— Должно получиться. — Джеред пожал плечами.

Но с каждым гребком беспокойство казначея усиливалось. Тысячи беженцев, в большинстве своем со скудной ручной кладью, а то и вовсе с пустыми руками, затопили окрестности. Все они прибыли в надежде забраться хоть на какое-нибудь судно и покинуть страну, однако кораблей на всех явно не хватит. Некоторые, очевидно, пришли к этому выводу сами. Он видел мужчин и женщин, которые шли вброд по мелководью, держа младенцев и малых детей высоко над головой, умоляя тех, кто на реке, помочь им.

Еще больше было пустившихся вплавь и пытавшихся ухватиться за борта любого суденышка, которое оказывалось поблизости. Джеред увидел низкую, переполненную гребную лодку, которую раскачали так, что она опрокинулась. Над рекой стоял шум и гам. Слышался даже лязг оружия.

— Это безумие! — К Джереду подошел капитан.

— Мы должны проскочить. Держись в центре.

— Да, казначей.

Но точно так же пыталось поступить каждое проходящее суденышко. Шум возрастал. Вслед за одним отчаявшимся человеком устремлялись сотни. На мелководье среди толчеи вспыхивали драки. Сборщики и гвардейцы Восхождения криками призывали к благоразумию и порядку, но ничего не добивались. И с побережья, и с крупных судов летели стрелы. Корабли сталкивались, трещали ломающиеся корпуса, раздавались яростные вопли.

Джеред покачал головой.

— Понимаешь, что я имел в виду?

Миррон лишь кивнула.

— Что мы можем сделать?

— Ничего. Совсем ничего. Мы уже превратились в мишень, смотри.

Он указал на несколько маленьких суденышек, которые поворачивали вперед и направлялись к ним. У всех был либо один парус, либо две пары весел. Речные рыболовные лодки, битком набитые людьми, которые стремились выбраться отсюда.

— Казначей?

Джеред оглянулся по сторонам. Капитан, стоявший у румпеля, тоже увидел их и, кажется, растерялся. Он был штатским, а не военным моряком.

— Держи свой курс, — велел Джеред. — Не отклоняйся, что бы ни случилось.

— Но мы же столкнемся и потопим их!

— Если они окажутся у нас на пути, мы ничего не сможем сделать. Прибавь скорость, если сможешь. Нам нельзя дрогнуть.

— Есть, казначей, — буркнул капитан, явно недовольный таким приказом.

— Миррон, держись посередине судна и пригнись. А еще лучше, спускайся вниз.

— Что ты собираешься делать?

— Посмотрю, не удастся ли убрать с пути кого-нибудь из этих идиотов.

Джеред побежал вперед по переполненной палубе, растолкал своих людей и встал у носа. Низкое и широкое торговое судно предназначалось для транспортировки тяжелых грузов по спокойной воде. Взобраться на него можно было без особого труда, мешали лишь стоявшие вдоль бортов две сотни солдат. Но это не останавливало отчаявшихся людей.

Обратившись к стоявшим рядом солдатам, Джеред велел им хором, вместе с ним, выкрикивать приказ очистить фарватер. Но хотя они предупреждали, что не сбавят ход и потопят тех, кто окажется на пути, казначей мало надеялся на эффективность этой меры.

Так оно и вышло — и пловцы, и лодчонки продолжали двигаться в их сторону, в надежде перехватить. А ведь их корабль даже не шел к морю. Впрочем, это ли было важно. Возможно, людей привлекал сам вид вооруженной стражи, суливший хоть какую-то иллюзию безопасности.

Когда первая, хрупкая с виду лодчонка приблизилась, у Джереда внутри что-то оборвалось. Вместе с человеком, стоявшим на носу и махавшим руками, там находились старик, женщина и пятеро детей. И две собаки.

— Очистить фарватер! — взревел казначей. — Живо!

Разумеется, лодочник и не думал повиноваться. Столкновение казалось неизбежным.

— Идиот проклятый! — взвыл Джеред и повернулся к капитану. — Право руля! Право руля! Убрать весла!

Капитан налег на румпель. Гребцы с обращенного к посудине борта перестали грести и подняли весла. Джеред, вне себя от ярости, перевесился через борт, глядя на чудом избежавшую столкновения лодчонку, но все слова куда-то испарились. Беженцы молча взирали наверх, на борт медленно отворачивавшегося от них торгового корабля.

— Уходите в горы! — крикнул Джеред. — Найдите карку. По воде из Киррия не уйти.

Рыбачья лодка, раскачивавшаяся в фарватере большого судна, осталась за кормой. Весла снова окунулись в воду. Капитан вернул корабль к центру русла. Джеред занял место на носу и прочистил горло, готовясь снова орать всем, чтобы убирались с дороги.

— Близко прошли, мой казначей, — заметил кто-то из сборщиков.

— Слишком близко, — отозвался Джеред. — Но в следующий раз — никакой жалости! Для нас это непозволительная роскошь. — Он потер руками лицо. — Проклятье, хотелось бы самому следовать своим советам!

— Прошу прощения, мой казначей?

— Ничего. — Джеред сделал глубокий вдох. — Ничего.

Подход к причалу оказался даже хуже, чем он опасался. Там вообще не существовало места для высадки. Река была забита судами, суша — людьми, и они прибывали и прибывали по всем ведущим к городу дорогам. И это в речном порту, а что за кошмар творится в морской гавани — даже думать не хотелось.

— Откуда они все взялись? — спросила Миррон, подойдя к нему.

Судно замедлило ход и осторожно приближалось к речному берегу.

— Трудно поверить, что в Гестерне столько народу, правда? — хмыкнул Джеред. — Но хватит о них. У нас есть проблема посерьезнее.

Он указал на массивные ворота, которые вели в морской порт. Огромные бетонные пороги выступали в реку, поддерживая механизмы и исполинские, сто футов в ширину и шестьдесят футов в высоту, железные створы. Их украшали литые изображения гор и морских чудовищ.

Предназначенные для того, чтобы преграждать путь захватчикам и пропускать прилив, ворота представляли собой выдающееся произведение искусства металлургов и механиков Гестерна. Каждый из столбов, к которым были подвешены створы, по существу, представлял собой настоящую цитадель с платформой для боевых машин. Наверху виднелись онагры, баллисты, расставленные вдоль края бочки с кипящей смолой.

Ворота были закрыты.

Перед ними находилось единственное свободное пространство. В тени, в спокойной воде плескался какой-то мусор. Миррон указала на него казначею.

— Похоже, это запретная зона, — нахмурился он. — Тут уже пускали в ход баллисты и пустят снова, не сомневайся. Кстати, где моя помощница? Пробер Политес, где ты?

— Здесь, мой казначей.

Джеред посмотрел вниз на молодую женщину. Она нравилась ему так же, как нравилась когда-то Эрит Менас, сильная женщина, которую убил Гориан, за что ему еще предстояло заплатить. Политес — умница с живыми блестящими глазами. Скорее быстрая, чем сильная, и очень меткая лучница, хотя длинный боевой лук натягивала с трудом. Зато добилась серьезных успехов в математике. Про таких говорят «далеко пойдет». Конечно, для этого требовалось остаться в живых, а на сей счет у Джереда уверенности не было.

— У тебя есть наш флаг? — спросил он. — Ты ведь захватила его с собой?

— И твою печать, мой казначей. Поскольку ты сказал мне, что, если я когда-нибудь отвечу отрицательно на этот вопрос, ты сдерешь кожу с моей спины и вырежешь там символ казначейства в качестве замены.

— Да, я что-то припоминаю… — кивнул Джеред.

— Пол, как ты мог? — Лицо Миррон стало еще белее.

Он развел руками.

— Однако это подействовало. И теперь может помочь нам выбраться из этой заварухи.

Политес вынула из вещевого мешка и почтительно развернула запасной флаг «Стрелы Арка».

— Вот и хорошо, пробер. Отнести его к мачте и вели поднять.

— Есть, казначей.

— Что ты собираешься делать? — спросила Миррон.

— Я собираюсь постучаться в дверь и представить свои верительные грамоты. Если можно так выразиться.

Флаг с символом казначейства — рукопожатие над заключенным в круг белым конем Дел Аглиосов — мигом привлек к ним внимание, и Джеред позаботился, чтобы находящиеся на борту солдаты были как следует видны всем. Подъем флага, возвещавшего о появлении официального лица, поубавил пыла у тех, кто готов был лезть на борт без спроса, зато мольбы о помощи стали еще многочисленнее и громче. Джереду ничего не оставалось, кроме как не обращать на них внимания.

Капитан аккуратно подвел судно к центру ворот и остановился ярдах в десяти от них. Подступал прилив, и гребцы медленными взмахами весел удерживали корабль на месте. Людям, стоявшим рядом, Джеред велел расступиться, чтобы его видели. Он ждал. В конце концов на смотровой дорожке над воротами появился человек в форме. Он остановился и, положив руки на железную раму, свесился вниз.

— Я не привык к тому, чтобы меня заставляли ждать, — крикнул Джеред. — Откройте ворота, мой корабль ждет меня у причала.

— Естественно, ждет, — отозвался человек с ворот, и его голос эхом разнесся над водой. — Тут кто ни припрется, каждого ждет собственный корабль. Послушать вас, так у нас тут волшебная пристань, простирающаяся отсюда аж до Портбриаля.

— Назови свое имя и звание, а также имя твоего командира, — потребовал Джеред.

— С какой это стати я стану тебе докладывать? А вот тебе и действительно лучше представиться. Причем не морочить мне голову, чтобы я не приказал пустить твою посудину на дно.

Джеред оглянулся на реявший над мачтой флаг, выразительно помолчал и лишь потом сказал:

— Этот корабль находится под командованием сборщиков.

— Может быть, это и их корабль. Был. А в трюме флаг завалялся, чтобы ты мог его поднять. И уж конечно, ты сейчас заявишь, что являешься не кем иным, как казначеем Полом Джередом собственной персоной. Случайно оказавшимся здесь с сотней сборщиков.

— Это верно. Я распоряжусь, и тебе отправят мой портрет, чтобы ты не повторял этой ошибки. Открывай ворота.

Смотритель ворот нахмурился, но быстро нашелся.

— Знаешь, нет таких хитростей, которые за последнюю пару дней не пытались на мне опробовать. Мало ли кто, собрав сотню головорезов, может назвать себя казначеем.

— Это правда. Но я от этого не перестану быть Джередом. Пусть твой командир подойдет ко мне на ялике, и я предъявлю ему печать. А заодно поинтересуюсь, кто приказал закрыть ворота перед добропорядочными гражданами Конкорда.

— Это приказ маршала-защитника.

Джеред на мгновение отвел взгляд.

— Теперь ты начинаешь сердить меня. Катрин Мардов мой личный друг. Значит, ты лжешь. А мы, сборщики, терпеть не можем лгунов.

— А мне плевать, кого ты можешь терпеть, а кого нет. Ты там, а я здесь. Вали назад, пока я не велел тебя потопить.

Джеред махнул рукой, и на смотрителя ворот нацелились сразу тридцать луков.

— Чтобы потопить, надо хотя бы отдать приказ, а ты так долго не проживешь. Поэтому предлагаю тебе поступить, как подобает гражданину Гестерна и Конкорда. Открой ворота. Я понимаю, что ты боишься, но моему терпению приходит конец.

Смотритель пригнулся так, что видна была только его голова. Представлявшая собой весьма заметную цель. Особенно для Политес.

— Видишь ли, дело в том, что мы тут взяли порт, так сказать, под местный контроль. Судя по тому, что я слышал, а некоторые видели, никому доверять нельзя. Творится невесть что. Мертвецы разгуливают по земле, в гавани врываются суда, полные заразных крыс. Сюда рвется народ со всего Гестерна, и у нас уже нет ни места, ни припасов. Мы не можем принять больше никого, а все корабли отплыли. Опять же цардиты приближаются. Придется тебе поискать другой путь домой.

— У меня нет времени на это, — пробурчал Джеред. — Этот ублюдок готов служить кому угодно, хоть цардитам, хоть мертвецам, лишь бы спасти собственную вонючую шкуру.

— Я могла бы слегка подогреть ворота, — предложила Миррон.

Джеред помолчал.

— А хватит у тебя сейчас сил, чтобы вывести из строя их машины?

— Это нетрудно.

— Хорошо. — Казначей снова обратился к смотрителю ворот. — Я дам тебе один последний шанс. Открой ворота, или я сам их открою вместо тебя!

— В самом деле? — рассмеялся тот. — Знаешь что, «казначей», это я дам тебе один последний шанс. Вали отсюда, или пойдешь на дно. Слово даю, так оно и будет.

Джеред подал сигнал шкиперу, и судно начало отходить от ворот. Смотритель захлопал в ладоши. Его поддержали и механики боевых машин, головы которых показались над защитным парапетом. Джеред улыбнулся и помахал рукой.

— Жаль, что ты не доживешь до того, чтобы рассказать об этом своим детям, — сказал он и отвернулся.

— Я думала, что все знают тебя в лицо, — заметила Миррон. — Ты все время это говорил.

Все, услышавшие ее слова, рассмеялись.

— Обычно так оно и бывает. Я даже радуюсь, когда меня кто-то не узнает. Сегодня у нас, однако, особенный день… Так, капитан, остановись на дистанции выстрела. Политес, я поручаю тебе командование лучниками. Нужно, чтобы, когда этот ублюдок, проклиная мое имя, полетит в воду, походил на ежа. И чтобы эти долбаные механики больше голов не высовывали. Принимайся за дело, Миррон. Какой самый быстрый способ открыть ворота? Учитывая, что канал неглубок и мы не хотим, чтобы они рухнули в воду и загородили нам путь.

Миррон подумала, посмотрела на надвратные укрепления, где стояли машины и дымящиеся смоляные бочки, и сказала:

— Мне нужен огонь, желательно поближе, чтобы как следует сосредоточиться. Если все пойдет хорошо, тебе не придется беспокоиться об их машинах.

— А если не хорошо?

— Придется заняться самим створами.

— А можно узнать, каким манером?

Миррон широко улыбнулась и указала на ворота. Ее глаза искрились.

— Они металлические, казначей Джеред. Я собираюсь их расплавить.

ГЛАВА 37

859-й Божественный цикл, 37-й день от рождения генастро

Как пояснила Миррон, она решила идти по пути наименьшего сопротивления, то есть использовать воздух и расположиться так, чтобы между ней и мишенью не было никакой преграды. Джереду это не понравилось, но она заверила его, что, прежде чем кто-то сможет ей навредить, да еще с такого расстояния, все уже будет кончено.

— Ну, раз это говорит Восходящий, стало быть, это так, — согласился Джеред.

— Точно? — позволил себе усомниться капитан.

— Можешь мне поверить. Ты просто не видел их за работой, а то бы и не спрашивал. Твое дело удерживать корабль на месте. И не выпускай румпель.

— Хорошо, казначей.

— Действуем по моему знаку. — Он поспешил вперед. — Миррон, ты готова?

Казначею пришлось встать в нескольких футах от нее, потому что от трех подожженных бочек ощутимо тянуло жаром. Сквозь дымку не было видно, что она покрывается потом, но Джеред знал, что по окончании огненного дела ей может понадобиться новая одежда.

— Карта почти завершена. Я ощущаю огонь вокруг себя и все огни на башнях. Ох!

— Что?

— Ничего, просто непривычное напряжение. Я уже давно не прикладывала таких усилий, вот и все. Я готова.

Миррон тяжело дышала. Казначей знал, что сейчас она формирует огненнуюструктуру, которую вскоре уже не сможет удерживать: энергию придется или к чему-то приложить, или просто отпустить и рассеять в воздухе. Этого она, разумеется, делать не станет — напитает карту огня силой и направит непосредственно на цель. Так, во всяком случае, объясняли все это Джереду. По правде сказать, сколько его ни просвещали, он так и не понял, что, собственно говоря, делают Восходящие. При всем расположении к этой троице он видел в них прежде всего существа, ушедшие вперед по пути эволюционного развития. Что же касается остальных Восходящих, то их он не знал и, соответственно, не доверял им. Ну а Гориана, оказавшегося мерзким убийцей, которого следовало предать смерти, Джеред вообще не признавал за Восходящего. Он его и человеком-то не считал.

Казначей махнул капитану, который отдал приказ спустить весла на воду. Корабль двинулся вперед. Его лучники изготовились, наложив стрелы на тетивы. Джеред стоял позади Миррон. Достаточно далеко, чтобы не обжечься, и достаточно близко, чтобы оттащить ее в сторону, если она получит удар. Капитан покачал головой.

— Доверься мне, — произнес Джеред одними губами.

Их движение обратно к воротам мгновенно вызвало ответную реакцию. Над воротами появились лучники, расчеты боевых машин стали наводить их на корабль. Джеред услышал, как Миррон что-то бормочет. Похоже на «отойди подальше».

Зажженные бочки вскипели, вся смола засветилась ярко-красным огнем, обратилась в бурлящее, клокочущее, но не покидающее пределов сосудов пламя. Потом бурление сменилось ровным свечением. Миррон перевела дух, а в следующий миг все бочки испустили ослепительные лучи, поглощенные ее телом. Стрелки из числа сборщиков отпрянули, позабыв о луках и взывая к Всеведущему.

Миррон, воздев руки, неистово содрогалась внутри пламенной оболочки, вбирая и усиливая жар и сама начиная светиться не менее ярко. Ее фигура застыла, воздух вокруг дрожал от жара.

Джеред видел, как ее кожа пошла рябью под языками пламени. Миррон простерла руки с растопыренными пальцами в сторону башен и ворот. Жар всего на миг завис над палубой. Весла опустились в воду, всколыхнув поверхность. Ударил гребной барабан. Крики эхом отдались от ворот. И Миррон нанесла удар.

Смоляные бочки на корабле словно бы раскололись, и волна раскаленного сверх мыслимых возможностей воздуха, сорвавшись с пальцев Миррон, в один миг преодолела пространство над водой.

У Джереда отвисла челюсть.

Бочки на башнях ворот взорвались, обрушив металлические осколки на людей и машины. Пламя повисло в воздухе как когти какой-то огромной птицы. Миррон начала сближать руки, хотя Джеред с трудом мог разглядеть женщину сквозь окружавшее ее пламя, которое она впитывала и направляла к воротам.

Когти пламени вонзились в машины и каменные башни. Башни покрылись копотью, деревянные машины в считанные мгновения обратились в пепел. О том, чтобы в этом огненном аду уцелел хоть один человек, не могло быть и речи. Между тем волна жара, сметая все, со скоростью галопирующей лошади устремилась от обеих каменных опор в железные створы ворот.

От реки внизу стал подниматься пар. Одежда стоявших на воротах людей занялась огнем, и они, пронзительно вопя, горящими факелами попрыгали в воду. Раскаленные ворота начали светиться тускло-красным. Река внизу закипела. На лбу Джереда выступил пот, и не только из-за обдававшего его жара. Последний из стражей ворот, обожженный плавящимся металлом, полетел вниз. Лучники не потребовались. Все они, отступив подальше, таращились на Восходящую. Джеред ощущал их страх и трепет.

Тускло-красный цвет ворот быстро сменился темно-багровым, потом ярким, ослепительно малиновым. День расколол немыслимый скрежет рвущегося железа. Крепления размягчались и прогибались, заклепки плавились и выпадали из гнезд. В реку с шипением попадали первые капли желто-коричневого расплавленного металла.

За этими первыми каплями последовал ревущий, бурный поток. Однако железо достигало точки плавления неравномерно, и, когда оплывшие нижние секции не смогли больше удерживать вес верхних, вся огромная, еще не успевшая расплавиться целиком конструкция рухнула и пошла на дно. Вода вскипела и забурлила, проем заполнила завеса пара, более плотного, чем морской туман.

Теперь, когда грохот разрушения стих, Джеред услышал вокруг себя крики и непрекращающийся стук судового барабана. Корабль устремился в проем между почерневшими башнями, с оплавленными и раскрошившимися выемками там, где недавно крепились петли. На обоих берегах царила безумная паника.

На полном ходу, царапнув килем остывающий металл, корабль проскочил по бурлящей воде сквозь завесу пара. На какой-то момент туман скрыл Миррон из виду, а когда судно вышло во внутреннюю бухту морской пристани, ее увидели лежащей на палубе перед дымившимися, но уже потухшими бочками.

— Воды! — крикнул Джеред.

Моряки были наготове. Морская вода в изобилии полилась на обожженную палубу и на бочки и, самое главное, на обнаженное тело Миррон. Джеред подскочил к ней, сорвал с себя плащ и набросил ей на плечи.

— Боже Всеобъемлющий, Миррон, — промолвил он, присев на корточки рядом с ней. — Вот это было представление. Ты в порядке?

Миррон подняла на него глаза и кивнула. Ее волосы были опалены, но кожа казалась светящейся, как будто под ней все еще оставался огонь. Она излучала здоровье, хотя в глазах стояла усталость и от уголков губ расходились морщинки.

— Я использовала остаток энергии для самообновления. Как, получилось?

— Даже лысая ты выглядишь прекрасно, — улыбнулся Джеред.

Миррон подняла руку и потрогала голову.

— Вот досада. Я надеялась как-то их сохранить. Но ничего, отдохну, отращу новые.

— Ничего страшного. Давай уйдем с носа и наденем какую-нибудь новую одежду.

Миррон огляделась по сторонам. Джеред понял, что она прощупывает окружающий энергетический фон.

— Люди взбудоражены и злы, — промолвила Миррон. — Мы сможем отсюда убраться?

Джеред встал вместе с ней и, прижимая ее к себе, присмотрелся к порту. На берегу собралась огромная толпа, но все ошеломленно молчали — так бывало всегда, когда люди впервые сталкивались с делом Восходящих. Швартовочные места были забиты, но входной канал оставался почти свободным. А в тени высокого, отвесного утеса, вдалеке от глаз самых отчаявшихся беженцев, стояла «Стрела Арка».

Капитан заметил ее первым, и их судно уже поворачивало к ней.

— Да, сможем, — ответил Джеред. — Ты справилась превосходно.

— Люди погибли, — вздохнула Миррон. — Я убила их.

— Ты не можешь себя винить. Они выбрали свой путь, и мы были вынуждены выбрать свой.

— Оссакер будет недоволен.

— Оссакер вечно недоволен.

Миррон не рассмеялась. Напротив, напряглась и отвела взгляд в сторону, на юг. С ее губ сорвался стон.

— Как раз вовремя, — пробормотала она.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Джеред.

Вдалеке раздались истошные вопли.

— Мертвые добрались до Киррия.

* * *

Пятьдесят гвардейцев Восхождения перекрыли вход в здание Академии. Тяжелые двери захлопнулись, задвинулись крепкие засовы.

— Отнесите его в приемную канцлера! Уложите в кресло перед огнем! — выкрикнула Эстер. — Оссакер! Проклятье, где же он? Оссакер!

Тревожные, перепуганные голоса эхом разносились по всей Академии, а Эстер до сих пор не могла осмыслить то, что видела собственными глазами. Стражники бегом несли по коридорам бесчувственное тело юного Восходящего, спеша мимо бюстов былых канцлеров. Эстер бросился в глаза бюст Фелис Коройен. На нее накатила такая волна ярости, что она ничего не могла с собой поделать. Вообще-то в свои восемьдесят лет ей наверняка следовало быть сдержаннее, но тут сказалось рвущееся наружу напряжение последних дней.

Гвардейцы пробежали дальше, а Эстер подошла к бюсту, встала перед ним и плюнула в лицо, с остервенением глядя, как плевок стекает на нос этой надменной суки. Но и это показалось недостаточным. Упершись ладонью в лоб изваяния, Эстер изо всех сил его толкнула. Бюст опрокинулся и грохнулся на пол. По лбу и шее ненавистного идола пошли трещины, нос отбился начисто. Мраморные осколки разлетелись по коридору.

— Это не самый мудрый поступок.

Эстер резко обернулась. Позади нее стоял Ардуций.

— Думаешь, меня это волнует? И кстати, где ты был? Не видел, что делается?

— Ну, подняла ты тут пыль, срывая раздражение, а что толку? Кому от этого польза? Пойдем, Эстер, сейчас не время для подобных вопросов. Нас всех застали врасплох.

— Где Оссакер?

Ардуций пожал плечами и, взяв ее за руки, увлек по коридору в направлении приемной канцлера, куда солдаты унесли парнишку.

— Как Сигалий? — спросил он.

Эстер покачала головой и приложила палец к губам. Вся картина произошедшего заново предстала перед ее глазами, и она ощутила физическую боль.

— Не знаю, — ответила она, с трудом сглотнув. — Все произошло слишком быстро.

Так оно и было. Намерение оказать помощь несчастному человеку в базилике обернулось неожиданным, стремительным нападением. Заранее подготовленным. В ход пошли кулаки, ноги, ножи. Атака оказалась столь внезапной, что стража не успела вмешаться и уберечь Сигалия от множества тяжких повреждений. До сих пор в ушах Эстер звучали громкие, неистовые крики и топот ног дворцовой стражи, наполнившие базилику. Бег. Преследование. В один миг дивный день генастро обратился в кошмар. Коварный, предумышленный замысел. О том свидетельствовала удовлетворенная усмешка на лице Фелис Коройен.

— Откуда они взялись? — спросил Ардуций.

— Оттуда же, откуда всегда, — буркнула Эстер. — Сегодня день подачи петиций. Холм полон граждан. Доступ открыт. И она, сука, этим воспользовалась.

Они добрались до покоев канцлера, и Эстер увидела, что Оссакер уже там. На лбу его выступил пот, лицо было белым как мел, зато слепые глаза переливались множеством цветов. Жестом отстранив солдат, он опустился на колени рядом с несчастным Сигалием.

— Горячей воды и чистую ткань! — бросил Оссакер, возлагая руки на юношу. — Боже Всеобъемлющий, что же я наделал!

Эстер нахмурилась, не поняв последних слов, но сейчас было не до того. Да и мало ли кто что ляпнет в таком смятении. Бедный мальчик. Всего семнадцать лет. Хотел использовать свое искусство, чтобы помочь умирающему. А в результате умирает сам. Вся тога вымокла от крови, лицо тоже все в крови, губы разбиты, нос сломан. Прекрасные каштановые волосы намокли и слиплись.

— Моя помощь нужна, Осси? — спросил Ардуций.

Оссакер кивнул.

— Мне нужна любая помощь. Страшно смотреть, во что они его превратили. Восемь проникающих ранений, проломлен череп, сломаны ребра и челюсть, а об ушибах и кровоподтеках я уже не говорю. Сохрани меня Всеведущий, это звери какие-то.

— Нет, просто прислужники канцлера, — буркнула Эстер.

— Я это и сказал! Какой же я дурак! Какой дурак!

Сигалий под его руками застонал. Из разбитого рта снова потекла кровь.

— Тс-с, — прошептал Ардуций. — Спокойно.

Он тоже возложил руки на паренька, и тело Сигалия мгновенно расслабилось.

— Спасибо, — пробормотал Оссакер. — Думаю, для его спасения мне потребуются твои жизненные силы.

— А ты можешь его спасти?

Оссакер посмотрел на него с выражением страха и вины на лице.

— Обязан. Это я во всем виноват.

— Кончай дурить, — проворчал Ардуций. — Просто делай все, что сможешь. И говори, что делать мне.

— Хорошо. Давай сначала остановим внутреннее кровотечение.

Не в силах смотреть на все это, Эстер подошла к окну и выглянула, окинув взглядом двор перед базиликой. Волнения постепенно унимались, но хотя саму базилику очистили, вокруг еще толпились люди. На ступенях, в окружении дворцовой стражи, стоял глава Эсторийского сената, Лорим Аврелий, принимавший петиции в качестве лица, замещавшего Адвоката. Странно было видеть, что этот пожилой, но крепкий человек, поднаторевший в делах правления, не мог сдержать дрожь в руках и коленях.

Внизу, во дворе и вокруг фонтана, сотни воинов дворцовой стражи вытесняли пытавшихся протестовать людей за ворота, туда, где тысячи их единомышленников размахивали флагами, плакатами и скандировали лозунги. Марк Гестерис шел вместе с солдатами, подкрепляя проводимую операцию своим личным авторитетом. С ним была и маршал Элиз Кастенас. Когда все началось, оба они находились в базилике и отвечали на вопросы о вторжении, пытаясь унять панику, начавшую овладевать гражданами Эсторра, когда они увидели, что по всему Конкорду зажглись тревожные огни.

Демонстрация, атака и последующие волнения, чуть ли не мятеж, были спланированы великолепно. Практически до последнего момента никто не подозревал, что именно надвигается. Толпы людей с плакатами религиозного содержания собирались на улицах уже не один день. Восходящим не позволяли выходить за ворота. А тем временем канцлер, используя стекавшиеся в город сведения, как проверенные, так и слухи, возбуждала и настраивала население против властей. Ее проповеди встречали отклик у многих жителей, особенно у бедняков и неимущих, которых она сумела превратить в активную разрушительную силу.

Но они выражали свое недовольство за пределами Холма. До настоящего момента. А сегодняшний день — день подачи петиций Адвокату в его отсутствие — был выбран обдуманно и расчетливо. С одной стороны, свободный допуск во дворец облегчал доступ смутьянов, провокаторов и убийц, с другой — отсутствие многих представителей власти затрудняло противодействие беспорядкам. Эстер вообще полагала, что большинство явившихся в базилику слушателей и просителей просто играли отведенные им роли: ей очень хотелось бы взглянуть в глаза негодяю, изобразившему сердечный приступ. И пусть он полюбуется, что наделал!

И тут у нее перехватило горло. Эстер увидела канцлера. Фелис Коройен стояла рядом с Аврелием и сокрушенно качала головой, словно не сама организовала все это безобразие, а была искренне потрясена, просто поверить не могла, что такое может твориться в резиденции высшей власти Эстории. Разговаривая с сенатором, она пылко жестикулировала и при этом не раз и не два указала в сторону Академии, на окно своей бывшей приемной.

И тут Эстер услышала, что люди начали выкрикивать имя канцлера. Увидев, что она вышла из базилики, толпа не только перестала отступать к воротам, но, наоборот, слегка оттеснила назад стражу. И настроение людей изменилось. Сердитое раздражение перерастало в лихорадочное возбуждение. Канцлер воздела руки, и во дворе воцарилась тишина. На пытавшихся что-то сказать злобно шикали, все подались вперед, чтобы не упустить ни слова из речи канцлера.

Эстер машинально прислушалась, но окно было закрыто, да и расстояние до Коройен слишком велико. К тому же ей вовсе не хотелось лишний раз выслушивать коварную ложь.

— Подлая сука! — выругалась Эстер. — Кому-то нужно срочно добраться до Аврелия. Рассказать ему, что произошло на самом деле.

— А что произошло на самом деле? — спросил Ардуций.

Эстер быстро отвернулась от окна. Он смотрел на нее. Оссакер погрузился в работу — одна рука его была возложена на голову Ардуция, другой он вливал целительную энергию в изувеченное тело Сигалия.

— А произошло то, Арду, что она провела нас. Она все это подстроила. Ей требовалась жертва, и она нашла способ ее раздобыть. Ручаюсь, канцлер надеялась, что это Оссакер первым примчится на помощь, но на худой конец ее устроил и Сигалий.

— Ты думаешь, она на это способна? Даже она?

— Не существует ничего такого, на что она не была бы способна. Спроси хотя бы Орина Д'Алинниуса. Обними меня бог, да вспомни хотя бы, чему ты сам был свидетелем в Вестфаллене. Или ты думаешь, то, что случилось в отсутствие Адвоката, случайное совпадение?

— Нет, конечно. — Ардуций покачал головой. — Но даже если это так, брожение в городе стало усиливаться с появлением первых известий о вторжении из Атрески и Гестерна. Народ напуган, а маяки и сигнальные флаги подливают масла в огонь.

— Вот-вот, а она большая мастерица обращать людские страхи и злобу в свою пользу. Нужно понимать, что опасение прогневать Всеведущего в душе каждого верующего гораздо сильнее, чем боязнь наказания со стороны Адвоката.

— Даже если это так, надо не забывать о страхе перед цардитским вторжением. Можно предполагать, что при таких обстоятельствах, нуждаясь в нашей помощи, они не станут подвергать нас гонениям и нападкам.

— Предполагать-то можно, — хмыкнула Эстер, — только для этого нужно быть таким наивным, как ты. Иногда я спрашиваю себя, слышал ли ты вообще, что говорила нам Эрин насчет канцлера. Или что говорила я. Фелис руководствуется не логикой, не здравым смыслом, а фанатичной верой. И ее пугает, как бы вы не лишили ее хоть малой толики власти. Открой глаза, Арду. Это только начало.

— Ты не могла бы помолчать? — вмешался Оссакер. — Это дело нелегкое, даже без вашей болтовни.

— Как он? — спросила Эстер.

— Нужно время, но, думаю, я его спасу.

Эстер снова выглянула в окно, и ее облегчение испарилось.

— Лучше тебе поторопиться, Осси. К нам гости.

— Это она?

— Кто же еще? — Эстер вскинула голову. — Кто же еще?

ГЛАВА 38

859-й Божественный цикл, 37-й день от рождения генастро

Скандирование и крики не ослабевали. Хотя Врата Победы теперь были закрыты, а весь дворцовый комплекс внутри и снаружи взят в плотное кольцо дворцовой стражи и гвардии Восхождения, толпа не только не расходилась, но становилась все гуще. Коройен добилась того, чего хотела, — поддержки граждан и внимания сената.

— Ты слышишь, что они там орут, а? — промолвил Ардуций. — Как это могло выйти наружу?

Оссакер смотрел себе под ноги. Он очень устал, но сердце его колотилось, не давая покоя. Оссакер полагал, что Сигалия можно спасти, но пока об этом слишком рано говорить. Но если мальчик умрет, вина ляжет именно на него.

Сейчас он, Ардуций и Эстер сидели в креслах вместе с остальными четырьмя Восходящими из десятой пряди. Семнадцатилетние подростки, они были смертельно напуганы. Дело происходило в приемной канцлера, отмытой от крови Сигалия. Сам Сигалий находился сейчас на попечении хирургов.

Фелис Коройен и глава сената Аврелий вели ожесточенный спор в одном из кабинетов здесь же, за главными дверями Академии. Во дворе стояли солдаты из корпуса Доспехов Бога, обеспечивавшие ее безопасность. Хотя Ардуцию они казались больше похожими на тюремщиков, чем на телохранителей.

— Я ей сказал, — со вздохом признался Оссакер. — Сказал ей, потому что вы не желали меня слушать, а я обязан был остановить вашу проповедь насилия.

Ему не требовалось отслеживать энергетические следы, чтобы понять — все присутствующие с недоумением воззрились на него. Он физически ощущал тяжесть их гнева и удивления. Разумеется, сочувствия и понимания, особенно при нынешних обстоятельствах, от них ждать не приходилось, но тем не менее он должен был сказать правду.

— Ну и идиот же ты! — вымолвил наконец Ардуций. — Что вообще на тебя нашло?

Оссакер взглянул на Ардуция, на его четко выделявшийся энергетический контур. Остальные присутствующие виделись ему как расплывчатые пятна желтого и красного свечения вокруг его брата, но Ардуция характеризовали спокойные, глубокого зеленого цвета пульсации. Это указывало на то, что он достиг того бесстрастного спокойствия, которое лежит за порогом ярости.

— Я хотел объяснить ей, что мы не являем собой воплощенное зло, как Гориан. Что можем быть силой, служащей добру. Мы все знаем, что на войне смерть неизбежна, но если начнем убивать сами, с помощью своих способностей, это только даст ей лишний повод напасть на нас позднее.

— Разумеется, а так ей не пришлось долго ждать, — проворчал Ардуций. — Ты дал ей повод напасть на нас прямо сейчас. Невероятно! Я сам стремлюсь видеть в каждом, в том числе и в ней, прежде всего лучшие качества, но мне и в голову не пришло бы отправиться к нашему самому закоренелому врагу, жаловаться на своих товарищей и выбалтывать наши планы. У тебя не было для этого ни права, ни оснований.

— А какое право ты имел соглашаться на то, чтобы нас превращали в оружие?

Карта Ардуция приобрела красный оттенок.

— Я не намерен обсуждать это снова. Может быть, напомнить тебе слова маршала Васселиса, обращенные к тебе, а потом и ко мне. «Я могу восхищаться твоей моралью и принципами, но ненавижу тебя за то, что ты сейчас сделал». Ты предал нас Коройен.

Оссакер вздрогнул и попытался возразить.

— А как, по-твоему, это следует называть? — гневно перебила его Эстер. — С таким же успехом ты мог бы вручить ей ключи от Академии да заодно и нож, чтобы она нас всех перерезала.

— Выкладывай, что ты ей сказал, — потребовал Ардуций. — И подробно, не упуская ни малейшей детали.

Оссакер рассказал все. Конечно, он пытался объясниться и оправдаться, но склонности к снисхождению в энергетических картах всех слушателей не наблюдалось. Винить их в этом он, конечно, не мог. Теперь безумие его вызванного гневом и огорчением поступка было очевидно и для него самого. Он повел себя как капризный мальчишка, только вот пострадать из-за его капризов могли они все.

Когда Ардуций снова заговорил, в голосе его звучало такое ледяное спокойствие, что Оссакер поежился.

— Ты сказал ей, что Гориан поднимает мертвых, ее благочестивых чад, упокоившихся в объятиях Всеведущего, и ожидал от нее разумной реакции? Ты признался, что мы планировали сжигать и взрывать наших врагов, ее чад, упокоившихся в объятиях Бога, и ожидал, что она поймет и поддержит тебя? — Ардуций покачал головой и приложил ладонь к губам. — Для описания подобной тупости у меня просто нет слов.

— Я понимаю.

— Сигалий… — начала было одна из Восходящих.

— Я знаю! — выкрикнул Оссакер. — Мина, я знаю. Я только хотел мира для всех, а получил совсем другое — насилие. Поймите наконец: хуже, чем я сам себя наказываю, вам меня не покарать. Я должен выйти отсюда и встретиться с ней.

— Ох, Оссакер, ничего ты не понимаешь, — покачала головой Эстер. — Сигалий не имеет значения для Коройен. Она явилась, чтобы обвинить тебя. У нее есть прошение, и что может больше способствовать ее намерениям, чем наглядный пример: Восходящий, пытающийся вырвать из объятий Бога того, чей час уже пробил?

— Но я не…

— Проклятье, Оссакер, да какое это имеет значение? — Эстер хлопнула ладонью по подлокотнику кресла и встала. Ее карта ярко пылала, несмотря на возраст; такой энергии могла бы позавидовать и молодая женщина. — Пойми, она наглядно продемонстрировала верующим то, что, по ее убеждению, является актом ереси. Тут не важно, что человек был подставной. Главное, Сигалий проявил готовность спасти его, используя безбожные, по ее мнению, средства.

— Сигалия учил я, — пожал плечами Оссакер. — Значит, я и отвечу на это обвинение.

— Осси, ты опять упускаешь главное, — указал Ардуций. — Это был повод…

Он замолчал, услышав снаружи приближавшиеся шаги. Стражи открыли дверь и впустили Аврелия. Коройен на сей раз предпочла ему не сопутствовать. Хоть и слабое, но утешение.

Все встали, но сенатор устало махнул рукой и сам опустился в кресло, после чего указал на принесенный им лист пергамента.

— Отказаться принять это к рассмотрению я не могу, — заявил он. — Все составлено в полном соответствии с требованиями закона, представлено гражданам на форуме и подкреплено множеством их подписей.

— Что это такое? — спросил Ардуций, хотя из его тона следовало, что он уже понял.

— Лучше я вам зачитаю, — ответил Аврелий. — Это касается каждого из вас и всей Академии.

Оссакер уронил голову на руки. Наконец до него дошло. Однако все оказалось даже хуже, чем он себе представлял.

— «Я, Фелис Коройен, канцлер ордена Всеведущего и представитель благочестивых граждан Конкорда, настоящим обвиняю названных ниже лиц, объединенных общим именем Восходящие, в ереси против Всеведущего по двум основополагающим пунктам.

Пункт первый — использование сил, подобающих лишь Богу, для продления жизней, завершенных по Его воле. Пункт второй — намерение использовать огонь и взрывы для уничтожения на поле битвы невинных граждан Конкорда, что означает для них прекращение их циклов навеки.

Кроме того, я обвиняю организацию, именуемую Академией Восхождения, и прежних Ступеней Восхождения в пособничестве в появлении на свет, во вскармливании, взращивании и воспитании того, кто ныне вырывает праведно упокоившихся верующих из объятий Всеведущего и использует их для целей, несовместимых с промыслом Бога. Сие, разумеется, тоже есть ересь против Всеведущего.

Более того, представив доказательства по вышеназванным пунктам и добившись обвинительного вердикта и наказания, сообразного вменяемым в вину преступлениям, я намерена предъявить Адвокату, Эрин Дел Аглиос, обвинение в преступном пренебрежении долгом представителя Всеведущего на земле, каковой был возложен на нее с принятием сана. Признание предыдущих обвинений само по себе является основанием для предъявления обвинения Адвокату, а следовательно, для отрешения ее от должности и предания суду по подозрению в ереси.

Мы, нижеподписавшиеся, поддерживаем настоящее заявление и в соответствии с действующими законами требуем незамедлительно принять его к рассмотрению».

— Список подписавшихся прилагается на тот случай, если кто-то из вас захочет ознакомиться, — вздохнул Аврелий. — Кроме того, она настаивает на заключении вас под стражу и помещении в темницы до суда, мотивируя это сложностью нынешней ситуации в городе и заботой о сохранении общественного порядка. Это требование я отклонил, но все остальное действительно полностью соответствует закону и отклонено быть не может. Следовательно, с настоящего момента вы находитесь под домашним арестом. Никому из вас не разрешается покидать это здание. Я сожалею.

— Абсурд какой-то, — возмутился Оссакер. — Что она вообще о себе вообразила? Адвокат ей этого не спустит.

— Оссакер, Адвоката здесь нет, и ее возвращение ожидается не раньше сорок четвертого дня от рождения генастро. То есть через семь дней. — Аврелий вздохнул, приподнимая брови. — А по всем правилам дела о ересях суды рассматривают в первую очередь, не откладывая. Вам необходимо подготовить защиту к сороковому дню, дольше откладывать я не имею права. Но, разумеется, я предоставлю в ваше распоряжение все, что вам может понадобиться.

— Да этого просто не может быть! — настаивал Оссакер, чувствуя, что его грозит захлестнуть волна нарастающей паники. — Адвокат будет свидетельствовать в нашу пользу.

— Ты всегда так гордился тем, что не поступаешься принципами, — язвительно процедил Ардуций. — Ну что ж, расплачиваться за это придется всем нам. В настоящее время с точки зрения закона сенатор Аврелий является Адвокатом, ибо он полноправно замещает ее по всем вопросам, рассмотрение которых не может быть отложено до ее возвращения. Таких, как этот, например. Так что прими мои поздравления. Тебе потребовалось всего несколько дней для того, чтобы не только все мы оказались на волосок от смерти, но и самой успешной династии правителей в истории Конкорда угрожало смещение. Да, Осси, вот еще что. Гориан должен быть благодарен тебе за то, что ты убрал с его пути всех, кто мог ему помешать.

Ардуций встал и вышел из комнаты.

— Мне очень жаль, — уныло промолвил Оссакер.

— Сожаления сейчас мало чего стоят, — заметила Эстер. — И если тебя, может быть, сжечь невозможно, то меня, увы, возможно, и мне этого очень не хочется. Поэтому давайте займемся делом. С нами нет ни Адвоката, ни Джереда, ни Васселиса. Вообще никаких союзников. Думай, Оссакер, а я постараюсь успокоить Ардуция.

Она подошла, села рядом и положила руку ему на плечо.

— Все, что ты делал, делалось на благо Восхождения, потому что ни о чем другом ты никогда не помышлял, — сказала она. — И Арду поймет это, вот увидишь. Но если мы, во что очень хочется верить, как-то выпутаемся, то постарайся все-таки видеть мир таким, каков он есть. Не может человек существовать в реальном мире, руководствуясь одними лишь высокими принципами.

На этом они его покинули. Эстер, Аврелий, младшие Восходящие — все ушли, предоставив Оссакеру размышлять и искать в своем сознании темный уголок, где можно укрыться от собственной совести.

* * *

— Ты правда веришь всему этому, матушка? Насчет мертвых, Царда и Гориана Вестфаллена?

Экипаж громыхал по дороге, шедшей вдоль озера Соластро к порту с тем же названием, откуда им предстояло отплыть на юго-восток по реке Солас. Шел дождь, что было обычным делом для этого зеленого, замкнутого в кольцо гор края.

Эрин Дел Аглиос почти не спала. Пока все оставалось на уровне слухов, однако зажженные огни маяков и сигнальные флаги на высоких сторожевых башнях уже переполошили весь Конкорд. Сплетни передавались из уст в уста, их разносили всадники и почтовые птицы, и складывалось впечатление, будто основным желанием каждого гражданина было поскорее донести все, что стало ему известно, как можно до большего числа людей.

Разумеется, в конце своего пути такого рода известия уже почти не заслуживали доверия. Однако даже самые несуразные слухи не возникали на пустом месте. До Эрин доходили толки и о ходячих мертвецах, и о вероломстве Восходящих. Последние, тут сомневаться не приходилось, распускались канцлером, но им вторили тревожные донесения из Госланда о приближении цардитов к их рубежам.

Эрин уже знала о том, что значительные силы сосредоточены на границе Атрески — Меган Ханев перед отбытием в Соластро видела эту армию собственными глазами. Теперь поговаривали, будто вторжение уже началось. Правда, Меган, основываясь на оценках генерала Даварова, считала это маловероятным, но в голове Эрин звучали предостережения из последнего письма Роберто. Известно, дыма без огня не бывает.

Ко всему этому добавлялись известия о чуме в Гестерне, в сочетании с которыми тот факт, что Катрин Мардов не появилась в сенате Конкорда, вызывал особенно глубокую озабоченность. И рассказы о происходящем на границе Карка с Гестерном, практически подтверждавшие то, что говорил ей тот карку, Харбан.

— Вне всякого сомнения, верю, — ответила Эрин. — Ты была еще девчонкой, когда Восходящие впервые обрели такого рода известность. Вряд ли ты это хорошо запомнила, но я все последующие десять лет постоянно имела с ними дело и знаю, что, по их мнению, угроза, исходящая от Гориана, вполне реальна. Они полагают — а кому тут судить, как не им, — что все слухи, касающиеся ходячих мертвецов, заслуживают доверия. А твой брат, человек, не склонный поддаваться пустым страхам, всерьез озабочен возможностью цардитского вторжения. Я не могла отмахнуться от его предостережений.

Так что тут и спорить не о чем, не так ли, милая? Это ведь у тебя в руках все данные, которые мы должны представить Элиз Кастенас, чтобы она вынесла заключение, как на этой основе организовать полноценную оборону.

Кожаный футляр с документами относительно живой силы и снаряжения мобилизованных легионов Тулин прижимала к себе так, словно выпустить его из рук для нее было все равно, что расстаться с жизнью.

— Знаешь, свитки ты могла бы и положить, — заметила Эрин. — Я их у тебя не украду, честное слово.

Тулин улыбнулась и положила футляр на сиденье, рядом с собой. Обе они знали, что очень скоро он снова окажется у нее в руках.

— Вот еще чего я не понимаю, — возобновила разговор Тулин. — Почему мы не приняли все решения здесь? В Эсторр мы вернемся дней через десять, самое меньшее — девять. Не будет ли уже слишком поздно?

— Хочется надеяться, что нет, иначе мы рискуем столкнуться с врагом раньше, чем доберемся до Холма. — Адвокат снисходительно похлопала дочь по руке. — Нет, милая, не будет. Тебе надо понять, сколько времени требуется любой армии, чтобы пересечь страну сушей или переправиться через море. А также с какой быстротой приводятся в боевую готовность наши легионы.

— Да, только ведь на сей раз некоторых из них ждать не приходится.

— Увы, — пробормотала Эрин, вновь с горечью ощутив себя преданной. — И это еще одна причина быть настороже. Не только потому, что для защиты Конкорда мы располагаем меньшим количеством легионов, чем можно было надеяться, но, боюсь, и потому, что теперь нам придется оглядываться, опасаясь за наши спины.

— О! — Тулин непроизвольно потянулась и снова прижала к груди свой футляр.

— Но сейчас мы среди друзей, не беспокойся. По прибытии в Эсторр мы ознакомимся с самыми последними сообщениями и донесениями с территорий, на основании которых вместе с маршалом Кастенас сможем принять взвешенные решения.

— Ты собираешься послать на поле боя Восходящих?

— Поверь мне, где бы ни находился Гориан, они отправятся туда первыми.

— А что будет после того, как мы побьем цардитов? Создается впечатление, что вокруг нас одни враги. Конкорд был столь велик, и вдруг оказалось, что он распадается.

Эрин взяла дочь пальцами за подбородок и повернула ее лицо так, что их взгляды встретились. В глазах Тулин стояли слезы, одна стекала по щеке. Эрин утерла ее. В ее дочери было так много от нее самой. Тулин считали решительно неспособной к какой-либо государственной деятельности, но она обнаружила недюжинную сообразительность и усердие. Прекрасная дочь в дополнение к двум прекрасным сыновьям. Роберто сейчас должен быть в Госланде, с Адранисом, надо думать, эта граница защищена надежно. Да и вообще, в нужных местах у нее расставлены нужные люди, а по прибытии домой Джеред снабдит ее самой свежей и достоверной информацией. Мысль была успокаивающей, и Адвокат улыбнулась.

— Мы вовсе не так слабы. Ты должна верить в то, что сердце Конкорда бьется ровно и уверенно. Мы, Дел Аглиосы, всегда оставались оптимистами, будучи реалистами. Да, порой нас предавали те, кого мы считали друзьями, но это вовсе не значит, что против нас восставали целые народы. Просто отдельные личности. А любую личность можно заменить.

Отделение Дорноса, Тундарры, Фаскара, военное положение в Бакире… все это временные трудности. Люди напуганы, а страх сбивает с толку, поэтому они и отворачиваются от нас, вместо того чтобы обратиться к нам за помощью. Это, конечно, огорчительно, но и их ждет глубокое разочарование. В этом смысле весьма показателен пример Атрески.

То, что принадлежит Конкорду, может быть временно потеряно, но не может быть утрачено навсегда. Мы всегда находим свое и возвращаем. А сколько времени на это потребуется, не имеет значения.

ГЛАВА 39

859-й Божественный цикл, 40-й день от рождения генастро

Судебное заседание происходило под аккомпанемент лозунгов, скандировавшихся за Вратами Победы и поносивших Восхождение. Весть о суде мигом облетела весь город, до самых дальних окраин и пригородов. Все улицы, переулки и площади на подступах к дворцовому комплексу были запружены ожидавшими последних новостей людьми.

К сожалению, не обошлось без жертв. Люди, настроенные в пользу Восхождения и против канцлера, организовали собственную демонстрацию, что вылилось в столкновения, закончившиеся смертью некоторых их участников. Это, разумеется, способствовало еще большему озлоблению. Обстановка была настолько напряженной, что для обеспечения правопорядка пришлось задействовать не только дворцовую гвардию, гвардию Восхождения и всех легионеров эсторрского гарнизона, но даже окетанов — военных моряков с кораблей, находившихся в порту.

Когда Восходящие и служащие Академии появились, чтобы занять места на трех рядах скамеек по одну сторону от трона, в базилике поднялся оглушительный шум. Напротив расположилась канцлер с гласами Ветра и Моря. На троне восседал Аврелий. По левую руку от него находился глас Земли, по правую — глас Огня.

Все судебные дела, касающиеся вопросов веры, включая обвинения в ереси, относились к юрисдикции ордена, и Восходящим крупно повезло, что Аврелий, проявив волю и настойчивость, доказал, что имеет право возглавить суд, ибо в настоящий момент замещает Адвоката, наместника и Первого гласа Всеведущего.

Но даже при этом Ардуций ощущал витающее в воздухе несправедливое предубеждение. Скамьи для публики были заполнены не только гражданами, представлявшими собой сливки городского общества Эсторра, торговцами, ремесленниками, служащими ордена, офицерами, чиновниками Конкорда, но канцлер позаботилась и о том, чтобы на суд явилась невежественная, исполненная предрассудков чернь, подстрекаемая ею к злобным и агрессивным действиям.

Базилику и двор оцепила дворцовая гвардия, что, с одной стороны, исключало возможность «стихийной» — разумеется, по наущению канцлера — расправы над обвиняемыми, но с другой — и любую вероятность побега.

Ардуций сел рядом с Оссакером на переднюю скамью. Эстер Наравни, мать Восхождения, справа от него, ее сестра Меера, мать Гориана, слева от Оссакера. Позади них расположились четверо Восходящих из десятой пряди. Перепуганные юнцы. Места в третьем ряду заняли трое двенадцатилетних подростков, совсем недавно проявивших способности, явно растерянных и сбитых с толку всем происходящим. По обе стороны от них сели старые Ступени Восхождения, Гвитен Терол и Андреас Колл. Бедный Андреас, ему сто четыре года от роду. Кто бы мог подумать, что его служение Богу может быть поставлено под вопрос на столь позднем этапе?

Ардуций порадовался, что старый Виллем Гесте, которому уже перевалило за сто тридцать, находился в Вестфаллене, вне пределов досягаемости канцлера. Они каждый день ожидали вызова на его погребальную церемонию в тамошний Дом Масок, но Бог, казалось, все еще считал, что при всей своей старческой немощи этот человек пригодится Ему на земле.

— Выглядит все это не слишком обнадеживающе, — шепнул Ардуций на ухо Эстер. — Боюсь, такой состав суда не на пользу продолжению наших циклов, а?

— Но и у нас есть союзники. Аврелий очень сообразителен. И сейчас мы можем лишь радоваться тому, что военные считают Восходящих мощным оружием. Ну а потом, никакой вердикт не может быть вынесен без подобающего состязания обвинения и защиты.

— Ну уж обвинить нас они сумеют.

— Не сомневаюсь. Но тут вступят в дело наши союзники. Апелляции, формальные препоны — Аврелий большой знаток такого рода фокусов. Тут главное — затянуть окончательное решение до возвращения Эрин. Другое дело, что канцлер и сама это прекрасно понимает. Нам предстоит увидеть, кто сильнее в этой игре.

— Мы теряем время, — посетовал Ардуций. — Не готовим молодых, а Гориан между тем все ближе.

— Как это ни парадоксально, — ухитрилась улыбнуться Эстер, — но нам сейчас как раз нужно тянуть время. Чем дольше, тем лучше. И приободри своего брата. Нынче утром ты мог его ненавидеть, но сейчас мы нуждаемся в нем.

— Прошлой ночью мы поговорили, — кивнул Ардуций.

— Хорошо.

— Эстер, я что-то не вижу Орина.

— Он придет.

— Он должен был уже быть здесь.

— Он придет, — повторила Эстер, озирая базилику. Как и Ардуций, она видела, что место рядом с Марком Гестерисом пустует. — Может быть, просто не хочет напоминать о себе раньше времени.

Ардуция, однако, это объяснение не удовлетворило. В нынешней ситуации они отчаянно нуждались в любой поддержке.

Аврелий встал. Базилика затихла, но доносившиеся снаружи выкрики эхом отдавались от крыши и колонн. Коройен по ту сторону судейского помоста улыбалась.

Ардуций поежился, вспомнив о форуме в Вестфаллене и давней резне.

— Настоящим объявляю, что, ознакомившись с выдвинутым обвинением в ереси, суд принял дело к рассмотрению и начинает процесс, который будет проведен в полном и строгом соответствии со всеми существующими и действующими уложениями, нормами и правилами.

Аврелий строго воззрился на канцлера.

— Заверяю, что я категорически не намерен потворствовать ереси, но в равной степени не стану попустительствовать голословным или лживым обвинениям. Предупреждаю, что всякий, заговоривший без моего разрешения, будет незамедлительно выдворен из базилики. Если у кого-то возникнет желание поддержать ту или иную сторону криками либо чем-то в этом роде, пусть как следует подумает. Если возникнет такая необходимость, я не остановлюсь перед тем, чтобы очистить помещение и провести процесс без публики.

Прошу всех участников процесса, невзирая на ранг и положение, не забывать, что председательствую на нем и веду его я. — Он похлопал себя по груди. — Высокочтимые гласы Огня и Земли присоединятся ко мне для вынесения окончательного вердикта, но во всех остальных вопросах, касающихся прежде всего процедуры, единственным арбитром являюсь я. Надеюсь, все это поняли? — Аврелий выдержал паузу. — Слово предоставляется канцлеру ордена Всеведущего.

Сенатор сел. Коройен перебросилась парой слов со своими гласами и встала. Вне всякого сомнения, она представляла собой впечатляющую, харизматическую фигуру. Восходящие воспринимали и ее мощную, насыщенную энергетическую карту. Канцлер облачилась в официальную тогу. Зеленые полосы обозначали ее сан в Адвокатуре, а пурпурная и золотая тесьма — первенствующее положение в ордене. Седеющие волосы Фелис Коройен венчала тиара из переплетенных корней и листьев с символом солнца в центре.

Взглянув на скамьи Восходящих, Коройен улыбнулась, причем с такой естественной теплотой, что едва не ввела в заблуждение даже Ардуция. Ее энергетические каналы наполнились нежным зеленоватым и медленно пульсирующим голубым свечением, что, разумеется, никак не отражало ее истинных чувств. Однако эта особа обладала такой силой воли, что даже жизненные линии не изобличали притворства. Казалось, будто самую ее суть составляют любовь и всепрощение.

— Я никогда не пробуждаюсь по утрам с ненавистью. И разве кто-то, открывая очи в благословенное Богом утро, способен лелеять в своем сердце мрачные чувства? Благодать Всеведущего, обретаемая нами с каждым вздохом, изгоняет прочь все темное и недоброе. Под его пристальным взором все мы свободно следуем предначертанной нам жизненной стезе. Он же дарует нам сей исполненный благодати мир.

Однако в этой прекрасной простоте может таиться тьма и может содержаться зло. Будь это иначе, я могла бы распустить корпус Доспехов Бога.

По задним рядам прокатились смешки, на многих лицах Ардуций увидел улыбки. Но не на всех.

— Мой долг в том, чтобы помешать этому злу отравлять своим существованием землю Всеведущего и сбивать с истинного пути Его благочестивых чад. И у меня естьсерьезные опасения, что в наши дни многие умы были совращены на стезю греха так называемым Восхождением. Причем речь идет об умах людей, занимающих высокое положение. На протяжении последних десяти лет преступления против Всеведущего остаются в Конкорде безнаказанными, причем происходит это при прямом потворстве и попустительстве тех, кому следовало бы неустанно выявлять и беспощадно пресекать эти злодеяния. Но я не собираюсь, стоя здесь, перечислять поименно всех пособников ереси. Мы ведь хотим закончить до ночи.

Снова послышались смешки и возгласы одобрения, тут же стихшие.

— Однако список этих лиц у меня с собой, так что если потребуется… — Канцлер указала рукой назад. — Постараюсь говорить кратко и просто. Но прежде чем вообще выступить с какими-либо конкретными обвинениями, я хотела бы ответить на вопрос, который наверняка уже возник в умах у многих присутствующих. Испытываю ли я ненависть к еретикам? Не она ли побуждает меня добиваться их осуждения и уничтожения, ибо виновных ждет именно уничтожение.

Она обернулась к скамьям Восхождения и снова изобразила ту же улыбку. Ардуций подумал о том, как трудно не поверить тому, что говорит человек, умеющий так тепло и искренне улыбаться.

— Нет. Конечно же нет. Столь низменному чувству, как ненависть, нет и не может быть места в сердце любого служителя Всеведущего. То, что испытываю я, равно как и мои собратья, гласы и чтецы, — это горечь и сожаление. Мы сожалеем, что в мире существуют граждане, вступившие на стезю зла. Мы сожалеем, что на свет вообще появляются люди, пытающиеся осквернить и отвергнуть благие деяния Бога.

Но я живу в реальном мире и понимаю, что, увы, в нем всегда найдутся те, кто дерзнет противопоставить свою волю желаниям Всеведущего и будет искать способы повредить Ему ради своих нечестивых целей. И я всегда, до последнего вздоха, буду препятствовать творимому злу и обличать тех, кто ему покровительствует. Причиной тому отнюдь не ненависть, но любовь. Любовь к сему благостному миру и истинным верующим. Любовь, с которой я просыпаюсь каждое утро.

При этом я понимаю, что единственным путем преодоления ереси является полное уничтожение еретиков, ибо вступившие на сию пагубную тропу уже не могут вернуться в объятия Бога. Их участь должна стать наглядным примером, показывающим, что нет благодати вне праведности и нет иного пути, кроме пути Всеведущего. Понимание этого еще раз преисполняет мое сердце жалостью. Не ненавистью, нет — только жалостью. Ибо я скорблю о каждом, кому должно сгореть, как скорбит об этих падших и мой Бог.

Канцлер сделала паузу. При всем всколыхнувшемся в нем ощущении несправедливости происходящего Ардуций в определенном смысле даже восхищался ею и, во всяком случае, стал понимать ее чуть лучше. Теперь было ясно, почему, даже лишившись поддержки Адвоката, эта женщина не утратила ни влияния, ни популярности. Не приходилось сомневаться, что по окончании речи большая часть публики будет на ее стороне. Но ключевую позицию здесь занимал Аврелий. Он, Марк Гестерис и Элиз Кастенас.

— Итак, как я и обещала, кратко и просто. Я приняла решение не перечислять отдельные преступления тех или иных еретиков, тем более, с их точки зрения, иные из вменяемых им деяний вовсе не преступны. Они, например, могут утверждать, будто, поднимая обреченных со смертного одра, творят милосердие. Нет, я намерена обличить не каждого из них по отдельности, но всех Восходящих и их пособников вместе, причем обличить, основываясь на словах одного из них.

Ардуций слегка толкнул локтем Оссакера.

— Ну, Осси, теперь начнется. Будь осторожен.

— Оссакер Вестфаллен, встань, — потребовала канцлер.

Оссакер повиновался и встал, сложив руки перед собой. Одетый в тогу Восхождения, с коротко подстриженными волосами, он с головы до пят выглядел уважаемым гражданином.

— Могу я называть тебя просто Оссакером? Без лишних формальностей?

— Это мое имя.

— Скажи, Оссакер, лгу ли я, когда говорю, что ты действительно утверждал, будто Гориан Вестфаллен, которого считали умершим, способен поднимать мертвых? Вырывать усопших чад из объятий Бога и заставлять их повиноваться его воле?

— Да, это так.

По рядам прокатился гомон, в котором угадывались испуг и отвращение. Аврелий поднял руку, призывая к тишине. Ардуций увидел, что Марк Гестерис встал со своего места и извинился.

— Лгу ли я, когда говорю, что ты утверждал, будто для противостояния этой угрозе твой брат Ардуций и другие в вашей Академии совершенствуются в использовании смертоносных дел? В частности, дела огня, позволяющего сжигать этих несчастных?

— Да, это так.

— А скажи, разве угроза использования огня против невинных пред ликом Всеведущего не является ересью?

— Согласно писанию, это так.

— Выходит, обвинение доказано? — Канцлер распростерла руки, глядя в зал.

— Это вопрос ко мне? — осведомился Оссакер.

— Естественно.

— Конечно не доказано, — заявил Оссакер. — Считать так может только слабоумный.

К чести канцлера, она и глазом не моргнула, хотя явно не ожидала столь вызывающего ответа.

— Ты действительно так думаешь? А разве не ты приходил ко мне и просил остановить то, что сам же называл преступлением? Было это или нет?

— Было.

— Но тогда ты должен признать, что речь идет не о преступлении вообще, а именно о ереси, поскольку сожжение или угроза сожжения невинного человека есть ересь?

— Канцлер Коройен, проблема в том, что ты, по твоим словам, стремишься к простоте, но мы все знаем — мир вокруг нас не так прост. Иначе любой командир легиона рисковал бы подвергнуться подобным обвинениям, отдав приказ окунуть камень или наконечник стрелы в горящую смолу. Я просил тебя помочь мне, чтобы ты разъяснила людям…

— Достаточно! Я услышала достаточно.

— Я просто отвечаю на твой вопрос перед лицом суда и граждан, — промолвил Оссакер.

Он собирался продолжить, но канцлер обратилась к Аврелию.

— Сенатор, вели ему умолкнуть.

Но Аврелий покачал головой. Ардуций улыбнулся.

— Воздержусь. Во всяком случае, пока. Как было сказано во вступительном слове, здесь я решаю, что позволено, а что нет. Если я увижу, что кто-то выходит за рамки ответа на заданный вопрос, я сам ему на это укажу. Оссакер Вестфаллен, можешь продолжать.

— Спасибо, сенатор. — Оссакер склонил голову. — Итак, я пришел к канцлеру, чтобы остановить то, что считал преступлением еще до того, как оно совершилось. Я предложил канцлеру выступить с объяснением того, что с теологической точки зрения любое использование огня и взрывчатых веществ недопустимо, поскольку подвергает благочестивых верующих, находящихся на войне, неизбежному риску сожжения. А если верить слухам, что передовую линию врага составляют наши же павшие соотечественники, риск этот еще более увеличивается.

Однако ни один военачальник Конкорда не обвиняется в ереси вместе с нами. Использование огня на поле боя санкционировано орденом Всеведущего. Я с этим не согласен, но это так. Следовательно, Восходящим никак нельзя вменить в вину ересь, и их можно осудить разве что в этическом плане.

Аврелий поднял руку. Он призвал выступавшего к молчанию, полагая, что и так услышал более чем достаточно. Канцлер побелела от ярости.

— Может быть, тебе стоит огласить весь список обвинений, канцлер, — промолвил Аврелий. — Если, конечно, ты не настаиваешь на дальнейшем обсуждении данного пункта.

* * *

Орин Д'Алинниус приказал не запирать двери лабораторного корпуса и велел своим стражникам подождать снаружи. Сам он остался в кресле. Сегодня его спина и ноги болели особенно сильно, а когда он увидел приближающегося Марка Гестериса, ученый отложил перо, не желая, чтобы сенатор увидел, как дрожит его рука.

— Присаживайся, Марк. Пришел взглянуть, как наши успехи?

— Не только для этого, — ответил Марк, устраиваясь в предложенном кресле.

Ученый сдвинул в сторону бумаги и пару фляг и знаком велел подать травяного чаю.

— Чай — это кстати, — промолвил Гестерис. — Ты ведь наверняка знал, что я приду.

— Не знал только точного времени.

— А куда ты подевался, пропади все пропадом? Пустое место в первом ряду заметили все, и все знали, кто там должен был сидеть. Ты нужен нам. И ты нужен Восходящим.

Д'Алинниус сжал губы и отвел взгляд. Теперь Гестерис заметил, как дрожат его руки. Он положил их на колени и свел вместе. Орина знобило, хотя в помещении было жарко.

— Я не могу выйти отсюда, — прохрипел ученый. — И не выйду.

— Коройен добралась до тебя?

— Она добралась до меня десять лет назад.

Орин и сейчас чувствовал боль и видел перед собой ее улыбку. Она улыбалась, в то время как молоты обрушивались на его суставы и лицо, ножи срезали с него кожу, огонь опалял его гениталии.

— Сегодня. Она добралась до тебя сегодня.

— Сейчас у меня здесь мало союзников, — промолвил Д'Алинниус, старясь заставить свой голос звучать твердо. — Ни Адвоката, ни Джереда, ни Аркова. Они могли бы говорить за меня.

— Да, но, как ты только что верно отметил, их здесь нет, а суд уже идет и ждать их возвращения не станет. Ты ведь не трус, Орин. Никто не заподозрит тебя в недостатке мужества. А сейчас у нас появилась реальная возможность подорвать доверие к канцлеру.

— Знаю. Знаю! И она тоже знает. Почему, по-твоему, я держу этих стражников за дверью? Если я появлюсь и буду допрошен, она меня убьет.

— А если она одолеет Восхождение и низложит Адвоката, что тогда? Думаешь, она заявится сюда сказать тебе спасибо?

Д'Алинниус содрогнулся. Ему никак не удавалось собраться с мыслями: ноздри забивал смрад собственной горящей плоти. Молот вновь крушил его зубы и скулы.

— Не могу… — выдохнул он.

— Канцлер сейчас там, она пытается доказать суду, что угроза сожжения есть ересь. Ты единственный, кто может показать, что она сама виновна по этому пункту. Прошу тебя, Орин. Или мы одолеем ее сейчас, или никогда.

Но Д'Алинниус лишь молча покачал головой. Каждое слово Гестериса, проникая в сознание, лишь усиливало его страх.

— Орин! Тебе ведь нравились Восходящие, ты что, забыл? Это наши друзья, наши союзники. Неужели ты думаешь, что они позволят кому-то повредить тебе, если ты заговоришь?

— Как… как я могу встретиться с ней снова? — выдавил он, и из глаз его полились слезы. — Она расправится со мной снова, и я уже чувствую боль. Марк, ей достаточно взглянуть на меня, и всей моей смелости приходит конец. Я не смею выступить против нее. А если и посмею, она выставит меня обманщиком. Прошу тебя, Марк, не заставляй меня встречаться с ней.

Голову ученого стянуло болью, все старые раны напомнили о себе. Он почувствовал, как легла на его плечо сильная, дружеская рука Гестериса.

— Прости, старина. Я был не прав.

Д'Алинниус отстранился, немного придя в себя.

— Если б ты знал, что значит встретиться с памятью, которую ты больше всего на свете хотел бы похоронить. Ты рассказывал мне, как клинок лишил тебя глаза. И о том, как это непрошеное воспоминание приходит к тебе снова и снова. А ведь человека, который сделал это с тобой, давно нет в живых. В отличие от нее. Она здесь, не больше чем в сотне ярдов от места, где я сижу. Я и двинуться-то не смею.

Д'Алинниус схватился за одну из лежавших на столе фляг.

— Твой взрывчатый порошок?

— Да. И я испытаю его на ней, если она попробует добраться до меня!

— Правда? — Гестерис приподнял брови. — Так возьми их с собой. Носи их с собой всегда, в конце-то концов. Человеку необходимо ощущение защищенности.

— Ни одно гражданское лицо не вправе появляться в базилике с оружием, — напомнил ученый.

— Так ведь, Орин, у тебя не будет ни меча в ножнах, ни ножа за голенищем. Ты просто появишься с флягой, только и всего. Это ведь порошок, не больше.

И Гестерис подмигнул другу.

ГЛАВА 40

859-й Божественный цикл, 40-й день от рождения генастро

— Но ты признаешь, что спас мальчишке жизнь? — спросила канцлер.

— Да, — отозвался Оссакер.

Снова настал его черед, и на сей раз они находились в гораздо более сложном положении. Коварство законов ордена было таково, что обвинение в ереси в данном случае представлялось неизбежным. Аврелий позволил делу зайти слишком далеко.

— И ты сделал это, не применяя общепризнанные методы лечения?

— Я не нуждаюсь в общепризнанных методах лечения.

— На самом деле? А что же тебе требуется?

— Мои руки, сила моего сознания и милость Бога, позволяющего мне работать.

— Милость Бога? Ты считаешь, что она тебе дарована? Какая самонадеянность! Объясни нам, каким же это образом с помощью рук и силы сознания ты смог исцелить дитя, явно страдавшее неизлечимым недугом?

Оссакер вздохнул.

— У всех имеются энергетические карты… жизненные линии, представляющие собой зашифрованные данные нашего бытия. Я могу видеть эти линии. Все Восходящие могут. Когда кто-то болен, это отражается на его энергетической карте, в ней меняются цвета. Я только направляю некоторое количество собственной энергии на поврежденный участок карты, с тем чтобы восстановить изначальное, правильное положение. Вот и все. Это звучит просто, и именно это я и делаю.

Некоторое время канцлер молчала.

— Только сам Бог вправе вернуть к жизни того, кого Он уже решил призвать в свои объятия. Мы в состоянии лишь облегчить страждущему уход. Хирург, использующий инструменты, или лекарь, прибегающий к снадобьям, использует Божьи дары, помогая тем, кого можно спасти, ибо Бог еще не решил их призвать. Ты же присвоил себе силу и власть Бога. Это ересь.

— Нет, — возразил Оссакер. — То, чем обладаем мы, это дары…

— Ты не обязан отвечать, — прервал его Аврелий. — Это заявление, а не вопрос.

— Нет, пусть говорит, — вмешалась канцлер. — Лишнее подтверждение его вины нам не помешает.

Аврелий пожал плечами и жестом предложил Оссакеру продолжать.

— Мы используем то, чем одарил нас Бог. Не более того. Подобно искусному наезднику или талантливому хирургу, мы можем совершать то, что, если и кажется удивительным со стороны, на деле всего лишь соответствует заложенным в нас способностям. Это несомненный дар, а не присвоение чужих функций.

— Хорошо, Оссакер, понятно, — кивнула канцлер. — Садись. Ардуций, последние несколько вопросов.

Ардуций поднялся на ноги.

— Ардуций, мы с тобой старые противники, мы сходились в спорах по всему Конкорду. Изъездили его вдоль и поперек. И я говорила тебе, что в одни прекрасный день мы предстанем перед независимым судом.

— Ну, если ты именуешь таковым этот… — пожал плечами Ардуций.

— Именно так. И мне жаль, что ты ставишь под вопрос беспристрастность высокочтимого триумвирата судей. — Она сделала паузу, надеясь на какую-нибудь реплику Ардуция, но, поскольку тот промолчал, продолжила: — Скажи мне, смог бы ты, не прибегая к оружию, даже не прикасаясь, убить всех мужчин и женщин в этой базилике. Да или нет?

— Непростой вопрос.

— Просто ответь, да или нет.

— Прошу прощения, но…

— Ардуций, отвечай на вопрос, — вмешался Аврелий. Ардуций неожиданно почувствовал, что его бросает в жар.

Ощущение было неприятное. Он посмотрел на Эстер, которая едва заметно пожала плечами.

— Технически. Да. Но…

— Спасибо, Ардуций. — Коройен снова изобразила улыбку, но на сей раз она предназначалась аудитории и судьям.

— Я думаю, каким образом это можно сделать, не имеет значения. Потрясает и устрашает сама возможность. Полагаю, с этим все согласятся.

Коройен махнула Ардуцию рукой, и он тяжело опустился на сиденье. Возможность объясниться, смягчить впечатление была упущена, а когда придет время защиты, уже может быть поздно. Канцлер сумела преподнести это под выгодным для нее углом.

Между тем она продолжала.

— Печальная действительность такова, что этим заявлением можно было бы начать и закончить суд. Но вам нужно постичь всю глубину преступления, кроющегося в самом факте, что Восходящим позволено жить и дышать, а этой Академии беспрепятственно продолжать исследования возможностей применения их богоподобной силы. Не дарованной Богом, а именно богоподобной, и этим фальшивым подобием вводящей в заблуждение чистые души.

Так не позволим же себе совершить ошибку! Один Бог вправе приносить людям смерть посредством природных стихий. Таким способом Он являет свой гнев или призывает в объятия тех, кому, согласно Его воле, не следует более ходить по земле. В писаниях сие трактуется однозначно. Как же может быть, чтобы простые смертные обладали таким могуществом? Ардуций, конечно, станет говорить, что убить всех вас ему не так-то просто, это требует времени и усилий, но разве в этом дело? Суть в том, что он в состоянии совершить множество ужасных деяний. Например, вызвать бурю и обрушить эту базилику нам на головы. Или запустить вглубь древесные корни, которые подроют ее фундамент, отчего она рухнет. Может вызвать с ясного неба молнию, которая испепелит нас, или ливень такой силы, что нас смоет в гавань. Или же может забрать жизнь любого, ускорив его старение.

Коройен выдержала паузу, и на ее лице появилось отвращение.

— «Ускорив старение»! Вы только подумайте! И эти люди свободно ходят по нашим улицам, прикидываясь целителями и благодетелями. А кто знает, какой вред они на самом деле наносят тем, кого якобы исцеляют? Кто знает, какой вред наносят они Божьей земле противоестественным использованием Его стихий?

По любым меркам, хоть научным, хоть религиозным, сила такого рода в руках смертных есть несомненное зло, и нужно быть весьма самонадеянным в своем невежестве, чтобы поверить, будто это зло может быть если не полезным, то хотя бы безвредным. Пример Гориана Вестфаллена красноречиво свидетельствует о том, что полагаться на добрые намерения Восходящих нельзя. Один Бог в достаточной мере мудр и милосерден, чтобы пользоваться своим могуществом исключительно во благо миру. Человек же, возомнивший о себе подобное, тем самым дерзает взять на себя роль Бога.

Сие же, по определению, есть непреложная ересь. Я…

Канцлер вдруг прервала выступление. Ардуций проследил за ее взглядом, нашел источник шума, привлекшего ее внимание, и впервые за все время улыбнулся. Войдя с правой стороны, через базилику шествовал Марк Гестерис, а рядом с ним, тяжело опираясь одной рукой на трость и держа в другой металлическую флягу, — Орин Д'Алинниус.

Ученый выглядел напряженным и страдающим, на его бледном лице поблескивал пот. Однако осанка его была столь горделивой, сколь позволяло его состояние, и взгляд Коройен он выдержал не моргая. В ее же глазах, как успел заметить Ардуций, промелькнула жгучая ненависть.

Быстро взглянув на вошедших, она перевела суровый взгляд на свою свиту. Глас Ветра пожал плечами, глас Моря покачала головой. Канцлер одарила Гестериса ледяным взглядом и, повернувшись к Аврелию, заговорила, перекрывая стук посоха Д'Алинниуса.

— Обвинение в угрозе использования огня для сожжения верующих снято, — промолвила она, медленно роняя каждое слово. — Обвинение в присвоении богоподобной силы остается.

Аврелий кивнул, уголки его рта едва заметно опустились.

— У тебя есть еще что сказать, канцлер Коройен?

Впервые за все время процесса в облике канцлера появились намеки на нервозность и неуверенность. Она ответила не сразу, а некоторое время молчала, прислушиваясь к неровной поступи ученого, словно в надежде, что тот упадет. Но поскольку рядом с ним с торжествующим выражением лица вышагивал Гестерис, на это рассчитывать не приходилось. Под заинтересованный гомон зрителей новоприбывшие устроились на скамьях. Мало кто из присутствующих знал, что означало их появление, но решительно все поняли — это не случайность.

— Канцлер Коройен?

Оторвав взгляд от Д'Алинниуса, канцлер со значением посмотрела на кого-то из публики — на кого именно, Ардуций не понял — и снова воззрилась на Восходящих.

— Человек не может управлять природными стихиями, а также даровать или отнимать жизнь по своей прихоти. Сие право принадлежит Богу, и только Богу. Восходящие являются еретиками в силу самого факта рождения, и я заявляю суду, что они, равно как и все, причастные к деятельности их еретической Академии, как находящиеся здесь, так и укрывающиеся в Карадуке, подлежат смертной казни за отвратительные преступления против Всеведущего. Я, уважаемые судьи, представила вам неопровержимые доказательства.

Коройен опустилась на скамью и, выдвинув вперед подбородок, уставилась на сидевших напротив Восходящих. Оглядываться назад, туда, где разместился ученый, одним своим появлением едва не помешавший ее выступлению, канцлеру явно не хотелось.

Аврелий переговорил со своими коллегами-судьями, и они быстро пришли к решению.

— Перерыва не будет. Лучше не расхолаживаться, чтобы все факты и доводы оставались в памяти свежими. Мать Наравни, обвиняемой стороне представляется возможность выступить в свою защиту.

Эстер и Оссакер с двух сторон склонились к Ардуцию, чтобы посовещаться.

— Ну как, будем защищаться? — спросила Эстер.

— С доказательствами у нее слабо, — сказал Оссакер. — И она не может поставить нам в вину никаких деяний, осуществленных без санкции Адвоката. В главном ее обвинение провалилось, поскольку Д'Алинниус выступит с контробвинением. На нашей стороне должны быть краткость и простота. От нападок на нее лучше воздержаться. Упор делать на наши добрые дела, на приносимую нами пользу. Насчет Гориана заявить, что всякий убийца сам в ответе за свои злодеяния.

— Согласен, — кивнул Ардуций. — Доводы ее по большей части носят не доказательный, а полемический характер. Она основывается на широко распространенных предубеждениях. То, что многие их разделяют, еще не придает им законной силы, и спор здесь велся в сугубо теологической плоскости. И мы должны настаивать на том, что способности наши есть Божий дар, полученный от Него. На том и стой.

— А кто будет это доказывать? Я? — Эстер ткнула пальцем себе в грудь.

— Да, — заявил Ардуций. — Женщина в возрасте вызывает больше сочувствия.

— Возмутительная наглость!

— Возмутительная правда, — парировал Оссакер. — Ты действительно годишься для этого лучше, чем любой из нас. Да и говоришь ты лучше, более прочувствованно и доходчиво.

— Понадобится помощь, обращайся к нам. — Ардуций положил ладонь ей на руку.

— Вот в этом можешь не сомневаться.

Эстер Наравни, мать Восхождения, поднялась, чтобы произнести речь, которая могла определить их общую судьбу. Ардуций вдруг ощутил странное спокойствие. Он стал прощупывать наполнявшие базилику энергии. Старания канцлера настроить граждан против обвиняемых не пропали даром. Зрители в большинстве своем пребывали в страхе и гневе, вызванными главным образом ссылками на способность Восходящих убить их всех, не сходя с места. Эстер предстояло попытаться развеять эти страхи.

— Сенатор Аврелий, досточтимые гласы Огня и Земли. Я буду краткой, ибо, как сказала канцлер, предмет обсуждения очень прост. Зло. Ересь. Мы все думаем, будто знаем, что значат эти слова. Но так ли это? Правильно ли мы их применяем? Что есть зло? Использование способностей, полученных при рождении, или отказ от такого использования, который стоил бы жизни невинному ребенку?

Канцлер называет Восходящих еретиками, поскольку они могут сохранять жизни, исцелять животных и растения и вызывать дождь для орошения полей, не прибегая к общепринятым методам. Это просто смехотворно. Позвольте мне привести вам выдержку из писания Всеведущего.

«…тело да не подвергнется осквернению. Хворь или телесное увечье есть деяния Божьи, пути же Его неисповедимы. А потому, коли человека поразил недуг, должно ведать ему, что сие есть исполнение замысла Всеведущего, и не страшиться и сетовать, но радоваться тому, что он избран для испытания и призвания в Его объятия. Всякое же чужое вмешательство есть противодействие воле Бога, а следовательно — ересь».

Из этих слов следует, что орден Всеведущего отвергает всякое вмешательство знахарей, лекарей и хирургов, любую врачебную науку. Видимо, всех ее представителей следует сжигать, поскольку их деятельность не одобрена Богом. Предполагается, что сама канцлер ни за что не примет настой, если схватит простуду, и не допустит операции, если сломает ребро. Это ведь часть Божьего промысла. Но уж тогда надо идти до конца. Если земля высыхает, можно ли орошать ее, или засуха есть часть Божьего промысла? Или стужа. Можно ли греться у очага, если Бог испытывает нас холодом?

Публика отозвалась смехом. Эстер сумела расшевелить слушателей даже лучше, чем Коройен.

— А что тут смешного? Надо полагать, что канцлер в своем благочестии никогда не вкусит плода, выращенного на орошаемом поле, и ногой не ступит в комнату, в которую самым безбожным образом проведено отопление.

Думаю, все вы меня понимаете. Мы обсуждаем способы улучшения жизни, а не веру или ересь, к чему эти способы никакого отношения не имеют. Дело в том, что мир неуклонно движется вперед. Чем больше мы узнаем, тем больше способны сделать.

И вот я задаю вам простой вопрос: спасать жизни, орошать поля или обогревать комнаты, каким бы способом это ни делалось, это что, ересь? Конечно нет. Следовательно, Восходящие не еретики. Другой вопрос, могут ли они быть носителями зла? Да, могут. Мы признаем это, но таким человеком может стать любой мужчина и любая женщина, рожденные во славу Всеведущего. Обвинять всех нас в беззакониях, творимых Горианом Вестфалленом, это такая же нелепость, как казнить мать за то, что ее сын стал вором и убийцей.

Нам неведомо, почему канцлер, а по ее примеру и весь орден столь настойчиво стремится уничтожить Восхождение с его огромными возможностями творить добро. А ведь мы предлагали ордену стать его преданными слугами и посвятить все наши способности содействию Божьему промыслу, а никак не противодействовать ему.

Мы служим Всеведущему. Мы его чада, как и все, находящиеся в этой базилике. Никогда, я подчеркиваю, никогда никто из нас не помышлял о том, чтобы сравняться с Ним или превзойти Его. Одна эта мысль отвратительна настолько, что, случись такое, я сама разожгу костер. — С этими словами Эстер поклонилась судьям и слушателям. — Все, что могла, я сказала. Решение за вами.

Она села, и Ардуций обнял ее за плечи.

— Кратко, сладко, находчиво и доходчиво, — резюмировал он, чувствуя, что настроение в базилике переменилось. Люди переговаривались, оживленно спорили, но без озлобления, а недавнего жестокого единомыслия как не бывало. — Похоже, публику ты расшевелила, — не без удивления промолвил Ардуций.

— Публику — да, но двое из судей верные сторонники Коройен. А потому решающую роль при вынесении вердикта будут иметь вовсе не доводы рассудка. Да и главное не он, а то, что за ним последует.

Сердце Ардуция упало. Разумеется, Эстер была права. Подавив возникший порыв встать и заявить о своей невиновности, он обернулся к скамье, где сидели его товарищи, и торопливо заговорил:

— Запомните все: каким бы ни был вердикт, не реагируйте. Все мы знаем, что это в любом случае не конец. Назвать нас виновными еще не значит казнить, назвать невиновными еще не значит принять. Смирение и терпение. Помните, кто вы такие.

Судьи на помосте совещались, повернувшись спинами к базилике и сдвинув головы. Время шло, а они никак не приходили к согласию. Аврелий, судя по жестам, был возбужден и даже рассержен. Гласы, в противоположность ему, держались с упорным спокойствием. Канцлер всем своим видом демонстрировала самоуверенность и удовлетворение, а гласы, сидевшие рядом, с видимым воодушевлением беседовали с ней, явно поздравляя с отлично проделанной работой.

Переведя взгляд на публику, Ардуций встретился глазами с Д'Алинниусом и кивнул в знак понимания, хотя ученый едва ли его заметил. Он нервно ерзал на скамье, держа флягу на коленях и то и дело исподлобья поглядывая на канцлера. Сидевший с ним рядом Гестерис бесстрастно смотрел на совещающихся судей. Маршал Кастенас выглядела не столь невозмутимой. Она сложила руки на коленях и внимательно оглядывала собравшихся. То ли чтобы предотвратить возможные беспорядки, то ли подсчитывая вероятных союзников — тут Ардуцию оставалось только гадать.

Наконец Аврелий снова обернулся к базилике, и там мгновенно воцарилась тишина. Сердце Ардуция тревожно забилось, его бросило в жар, и он с трудом овладел собой. Собственные слова относительно необходимости хранить спокойствие вдруг показались вздором — как тут не реагировать, если кто-то там, на подиуме, провозгласит, жить им или умереть? Вот уж кто воистину обладал сейчас богоподобной властью. Эта мысль едва не заставила Ардуция рассмеяться, но он поймал взгляд Аврелия, и ему стало не до смеха.

— Суд вынес свой вердикт. По вопросу о ереси, выразившейся в присвоении божественных полномочий и могущества, Восходящие признаются виновными. По вопросу о ереси, выразившейся в отборе и воспитании лиц, предназначенных для таковой деятельности и так далее, Академия Восхождения признается виновной. Рассмотрение обвинения против Адвоката откладывается до того момента, пока Адвокат не сможет ответить на него лично.

Базилика наполнилась невнятным шумом. Вердикт Ардуция не удивил, но в его голове словно пронесся ветер. Он сам не мог понять, что слышит — то ли ток крови в собственных венах, то ли возмущенную и ликующую разноголосицу в зале. А еще он слышал музыку, доносившуюся как бы ниоткуда. Он посмотрел мимо Аврелия и увидел, что канцлер поднялась и стоит перед судьей с таким видом, словно по-прежнему чем-то не удовлетворена. Гомон в базилике пошел на спад и затих. Ничто более не вторгалось в его сознание. Ветер и музыка тоже унялись.

Ардуций ощутил гордость: вся скамья Восхождения сохранила неколебимое спокойствие. Ни единого протестующего возгласа, ни единой мольбы о пощаде. Канцлер снова воззрилась на них. Она улыбалась, но ни любви, ни прощения в этой улыбке не было.

— Огласи приговор виновным, сенатор Аврелий, — потребовала она. — Адвокат может подождать.

— Прежде всего я должен спросить тебя: требуешь ли ты как обвинитель вынесения приговора, предусмотренного уложением о наказаниях за ересь?

— Чего же еще? — пожала плечами Коройен. — Еретиков надлежит сжечь.

Базилика снова притихла — оглашение приговора было самым драматичным моментом. Ардуций чувствовал себя отстранение, словно все это относилось не к нему.

— Уличенные в ереси подлежат сожжению, — возгласил Аврелий. — Пепел их, в назидание верующим, должен быть развеян, став добычей демонов ветров. К исполнению приговора должно приступить с приходом сумерек, вызов приговоренных и порядок исполнения определяется порядком предъявления обвинения.

Канцлер вздернула подбородок, будучи неспособна да и не желая скрывать свое торжество.

— Отныне и впредь да падет зло пред ликом Всеведущего. Порукой тому я, канцлер Божий.

— Однако…

Это единственное слово заставило встрепенуться всех, и Восходящих, и зрителей, и канцлера, которая резко обернулась к Аврелию. Его коллеги-судьи, только что выглядевшие более чем довольными, последовали ее примеру. Аврелий с готовностью продолжил:

— Согласно действующему уложению, равно как и писанию, еретиков надлежит предавать сожжению живыми, дабы они, даже произнося слова исповеди и раскаяния, в ужасе лицезрели демонов. Но тут возникает проблема. Восходящие невосприимчивы к огню. Таким образом, их покаяние может затянуться.

Если кто-то и хихикнул, то яростный взгляд канцлера задушил всякий смех в зародыше.

— Тогда надо обезглавить их перед сожжением, — промолвила она. — Я не вижу тут проблемы.

— Может быть, но в этом суде председательствую я, а не ты. — Аврелий встал. — Сядь, канцлер. Сейчас говорю я.

— Это смехотворно. Ты выдумываешь…

— Сядь!

Аврелий был по-настоящему сильным человеком. Лишь очень немногие в Конкорде решились бы на открытое противостояние разъяренной Фелис Коройен. Сенатор, не моргнув, выдержал ее свирепый взгляд, и в сердце Ардуция начала вновь зарождаться угасшая надежда.

— Так вот, — продолжил Аврелий, — действующее уложение предусматривает лишь один способ казни за ересь. К Восходящим он применен быть не может. Таким образом, до пересмотра действующего законодательства и принятия нового они не могут быть казнены за данное преступление.

— Ну так пересмотри закон! — прорычала Коройен.

Аврелий улыбнулся с откровенной издевкой.

— Это было бы длительным процессом, даже не будь у нас множества других забот и будь это дело самым неотложным и настоятельным. Прежде всего необходимо провести всеобщее совещание гласов писания и орденского закона. На одну подготовку повестки дня и предложений по поправкам уйдет никак не меньше тридцати дней. Это в лучшем случае. Нужно принять во внимание, что я человек старый и могу что-то подзабыть и упустить.

Аврелий понизил голос так, что теперь далеко не все в базилике могли его слышать.

— Если уж тебе приспичило вторгнуться в мою сферу деятельности, канцлер, то стоило бы потратить больше времени и усердия на домашнюю подготовку. Насчет забывчивости это ведь не шутка, я и вправду успел забыть больше законов, указов и уложений, чем ты когда-либо знала. Но еще больше помню. Тебе никогда не одолеть меня в базилике.

Аврелий ударил судейским молотком по подлокотнику кресла.

— Вердикт остается в силе, однако приговор не может быть приведен в исполнение в соответствии с требованиями закона. Как лицо, действующее от имени Адвоката, я имею право отсрочить исполнение приговора, о чем в настоящий момент и объявляю. Признанные виновными Восходящие и персонал Академии будут содержаться под арестом в здании Академии до тех пор, пока не будет пересмотрен действующий закон или вынесенный приговор.

Канцлер снова вскочила на ноги.

— Неслыханное, оскорбительное попустительство ереси! Ты собираешься содержать признанных виновными еретиков в залах Всеведущего, в сердце Конкорда! Тебе самому придется предстать перед судом, который выяснит, что тому причиной — некомпетентность или прямое соучастие!

Базилика взорвалась. Все повскакали со скамей, кричали, размахивали кулаками. Однако дворцовая стража была готова пресечь возможные беспорядки. Шеренга солдат выстроилась у подножия судебного помоста с копьями наготове. Ардуций заметил, что Кастенас, Гестерис и Д'Алинниус, извинившись, прошли сквозь строй стражников и тихонько вышли. Аврелий придержал козырную карту за пазухой до последнего момента. В этой истории он проявил не только силу характера, но и мудрость.

Дополнительно вызванная стража поднималась на подиум, чтобы взять Восходящих под охрану и сопроводить их в более чем комфортабельную тюрьму. Шеренга гвардии Адвоката отделила канцлера от осужденных, не позволяя ей приблизиться к ним, но Ардуций видел ее гневные жесты и слышал яростные выкрики. Аврелий приложил ладони ко рту и как в рупор что-то выкрикнул ей в ответ, хотя что именно, Ардуций не уловил. Он вопросительно посмотрел на Оссакера, который обладал несравненно более чутким слухом и мог проследить за разговором.

— Что он сказал?

— Просто напомнил канцлеру, что Адвокат должна скоро вернуться.

— Держу пари, он ее здорово порадовал.

— Ага, настолько, что она пригрозила его убить.

— А он?..

— А он сказал, что непременно включит эту угрозу в протокол процесса.

Ардуций рассмеялся.

— Да уж, умен пройдоха, ничего не скажешь.

— И смел, — добавил Оссакер. — Прекрасный человек. Прости меня, Арду, за то, что я навлек это на всех нас. У меня не было такого намерения.

— Да ладно, Осси, возможно, вся эта история окажется нам только на пользу. Пойдем лучше чем-нибудь перекусим.

ГЛАВА 41

859-й Божественный цикл, 41-й день от рождения генастро

В дворцовом комплексе царила тишина. Краткие вспышки сопротивления мигом подавлялись превосходящими силами легионеров, дворцовой стражи и конных сборщиков под началом Элиз Кастенас. Хотя волнения в центре города и продолжались, но ополчение вполне могло держать ситуацию под контролем. Врата Победы закрыли, доступ публики прекратили до завтрашнего дня, и сенатор Аврелий имел все основания быть довольным сегодняшними трудами.

Он прошел в свои покои, дружески беседуя с секретарем и сопровождаемый четырьмя гвардейцами Восхождения. Закрыв за собой дверь, он задвинул засов и, слыша, как звякает оружием расположившаяся перед входом стража, сенатор наконец позволил себе расслабиться. В камине, уютно согревая его приемную, горел огонь. Ставни были закрыты, но лампы заливали помещение теплым светом.

Для того чтобы сесть и углубиться в чтение, Аврелий слишком устал. Вся вторая половина дня и вечер ушли на составление отчета о суде, и он уже совершенно запутался в деталях. Бодрящий травяной настой и мягкие ароматические курения — вот что ему сейчас нужно, чтобы восстановить силы. Слуги прекрасно умели предугадывать его желания, и он с удовольствием вдыхал запахи бука и померанца. Дымящийся кувшин стоял на подносе перед дверью в его спальню. Сенатор наполнил кубок, вдохнул аромат трав, отпил маленький глоток и толкнул дверь.

Кровать неудержимо манила к себе, тем более до рассвета оставалось всего пять часов, а Фелис Коройен обещала: первым, что он увидит, приветствуя новый день, будет ее лицо.

— Время сна давно прошло!

Аврелий выронил кубок, попятился назад в приемную — и услышал за дверью лязг мечей. Дверь задрожала под ударами, распахнулась, и в помещение ввалились солдаты в форме Доспехов Бога. Аврелий, горло которого сдавил страх, попятился к закрытым окнам.

— Как ты сюда попала?

— Не будь глупцом, Аврелий, — ответила Коройен, выступая на свет, в то время как вокруг нее сомкнулись вооруженные солдаты. — У канцлера ордена везде есть друзья, абсолютно везде. И их голоса звучат особенно громко, когда Адвоката нет на Холме.

— Ты явилась, чтобы меня убить, — пробормотал Аврелий, проклиная себя за дрожь в голосе.

— Какой ты, однако, сообразительный, — усмехнулась Коройен, продолжая надвигаться так, что он, отступая, в конце концов прижался спиной к стене. — Неудивительно, что Адвокат оставила тебя ее замещать.

— Не делай этого! Не совершай подобной ошибки! — вскричал Аврелий, судорожно пытаясь найти выход. — Ход судебного заседания запротоколирован. Ничего изменить нельзя! Процесс будет продолжен. Убив меня, ты ничего не добьешься…

Солдаты канцлера подступали к нему с трех сторон, и, видя на их лицах под шлемами слепое рвение, он понял, что все пропало. Внимание сенатора привлек звук падающих капель. Он повернулся и увидел, что это капает кровь с клинка ближайшего к нему солдата.

— В твоем возрасте можно бы было быть и поумнее. С одной стороны, вид твоего бездыханного тела и осознание, что ты возвратился в объятия Бога, доставит мне невыразимое удовольствие. Последнего ты, правда, не заслуживаешь, но это уж не мне решать. Бог милостив к недостойным, как ты думаешь? Ну а с другой стороны, убрав с дороги тебя и твоих малодушных прихвостней, я смогу сама вершить правосудие в соответствии с требованиями народа.

— Ты не можешь… — начал было Аврелий.

— Ну посуди сам, Аврелий. Адвокат в отлучке, ты, так сказать, выведен из строя. Джеред с другими еретиками тоже отсутствует. Если я не ошибаюсь, выше меня по рангу в столице никого нет.

— Адвокат скоро вернется. Наши военачальники на стороне Восходящих. Твое правление будет очень коротким. Жаль, конечно, что я не буду свидетелем твоей смерти, но за нею дело не станет.

— Ох, Аврелий. — Канцлер покачала головой. — А я ведь всегда уважала тебя именно за остроту ума. Даже сегодня вечером ты блестяще одолел меня в споре, когда речь шла о нормах закона. Но оказывается, ты не понимаешь самых простых вещей.

Она ударила его по лицу. Аврелий отшатнулся, но канцлер взяла его за подбородок и повернула к себе — сил на сопротивление у него не было. Их глаза встретились.

— Адвокат, конечно, вернется, но, боюсь, слишком поздно. Эта бедная женщина сбилась с пути и лишилась рассудка из-за того, что пригрела на груди злобную ересь Восхождения. Разумеется, она будет арестована моими служащими и предстанет перед судом по обвинению, рассмотрение которого ты отложил перед своей «прискорбной» кончиной.

Я долго ждала, когда какие-либо события позволят мне склонить граждан на свою сторону. И дождалась. Ну а военачальникам, о которых ты говорил, не останется ничего другого, кроме как преклонить передо мной колени. Следует помнить, что прежде всего они слуги Конкорда, как и все мы. Спасибо тебе, Аврелий, за роль, которую ты сыграл в обретении мною власти.

Сенатор резко встряхнул головой и высвободил подбородок, но Доспехи Бога крепко схватили его за руки.

— Легионы мобилизованы. Цардиты наступают, подкрепляемые силой Восходящего, Гориана Вестфаллена, и его ходячими мертвецами. Убив тех единственных людей, которые способны ему противостоять, ты совершишь самоубийство.

Канцлер рассмеялась.

— Да ты что, вообразил, будто я способна поверить этой бессмысленной лжи? Этим нелепым бредням, распускаемым с одной целью — заставить благочестивых граждан поверить, будто Восходящие их единственное спасение? Гориан Вестфаллен почти наверняка мертв, и тело его сгнило в земле Атрески. Ну а цардиты… они, конечно, могут появиться. Я буду говорить с ними. А если эти неверные язычники ко мне не прислушаются, я уничтожу их. — Фелис Коройен покачала головой и осенила грудь знаком Всеведущего. — Бедный, бедный Аврелий. Благословен будь, уходящий в объятия Бога Всеведущего. Этот твой цикл на сей земле завершен.

Канцлер кивнула солдатам. Аврелий закрыл глаза, чтобы не смотреть на меч, который его сразит.

* * *

Оссакер и Ардуций бежали по длинным темным коридорам Академии. Внизу эхом разносились звуки схватки, но, выглянув на бегу в окно, Ардуций увидел, что Врата Победы по-прежнему закрыты. Хотя Академия явно подверглась нападению, тревогу не подняли, казармы за воротами оставались темными.

— Забери одиннадцатую прядь, Осси. Те, кто из десятой, должно быть, уже укрылись сами. А я приведу двенадцатую.

— Увидимся там.

Братья разделились, и Ардуций, стуча сандалиями по мраморному полу, помчался по длинному коридору, вдоль ряда дверей, некогда служивших кельями для прибывавших по делам из провинции служителей ордена, а теперь, если их вообще использовали, для собеседований скандидатами на обучение. В дальнем конце коридора, увешанного портретами былых иерархов ордена, находились помещения, отведенные под спальни учеников. Одна комната использовалась Восходящими десятой пряди до того, как им исполнилось шестнадцать и они получили в свое распоряжение личные комнаты, в другой жили восемь птенцов из Двенадцатой. Малыши всего семи лет от роду.

Сюда, в отдаленную часть просторного здания Академии, звуки сражения доносились лишь смутным эхом, а из-за двери спальни вовсе ничего не было слышно. Времени совсем не оставалось, и Ардуций с ходу распахнул дверь. Оконные ставни находящегося за ней помещения были частично приоткрыты, чтобы впускать ночную свежесть, в обрамленных колоннами альковах на полках рядами стояли книги. Единственный доносящийся звук — сонное дыхание детей.

— Подъем, подъем! — закричал Ардуций, в дверях захлопав в ладоши. — Вставайте! Вставайте!

Трое малышей рывком сели в постелях. Кто-то испуганно вскрикнул: неожиданное пробуждение в темноте не могло не встревожить детей. Однако фонарь Ардуций предпочел не зажигать, чтобы не привлекать внимания врагов. Посыпались вопросы, хотя он не мог разобрать, кто их задавал.

— Одеваться некогда. Хватайте свои тоги и за мной! Оденетесь потом. Давайте, давайте. Дженна, Делий, Юлий, Пол. Шевелитесь!

— Что случилось?

— В Академии тревога. Помните, о чем мы говорили и что вы должны делать в таком случае? Ну, кто мне скажет?

— Мы должны вести себя тихо и пройти в убежище.

— Прекрасно. Ничего не бойтесь. Все будет хорошо. Но поторопитесь! Вперед. Брось книжку, Гаррел.

Детишки столпились в дверном проеме. Кто-то начал хныкать.

— Сейчас пойдем, — сказал Ардуций. — Не плачьте. Я с вами, и я не допущу, чтобы вас обидели. Идите за мной на черную лестницу, договорились? Все готовы?

— Да, да, — закивали детишки.

Он улыбнулся.

— Молодцы. Идем. Но помните… тс-с! — Ардуций приложил палец к губам.

Взяв Дженну за руку, потому что бедная девочка дрожала и, кажется, так до конца и не проснулась, он поспешил назад, к тому пересечению коридоров, где расстался с Оссакером. Там Ардуций свернул налево и заторопился к задней, служебной лестнице, начинавшейся за большими дубовыми дверями. Шероховатые, грубые ступени сбегали вниз по спирали, вьющейся вокруг центральной колонны. Но едва Ардуций распахнул дверь, снизу донесся отдававшийся эхом шум, топот ног и лязг мечей. Малыши сбились в кучу, у кого-то вырвался испуганный возглас.

— Тихо! — шикнул Ардуций — Не шумите. Нельзя, чтобы кто-то узнал, что мы здесь и собираемся сбежать.

Он обвел их взглядом. Таких маленьких, беззащитных, ни в чем не виноватых. На него накатила ярость, но Ардуций не позволил себе поддаться ей и усилием воли придал спокойствие своим жизненным линиям.

— Пойдем. Возьмитесь за руки.

Дети повиновались, а он, покрепче сжав ручонку Дженны, ощутил все их энергетические карты. Напряженные, слишком яркие, с беспрерывными вспышками — синими, желтыми, красными. Ардуций по цепочке вдохнул в них побольше спокойствия. Напряжение несколько ослабло, малыши задышали свободнее, вспышки унялись.

— Очень хорошо. А сейчас тихонько спустимся по лестнице. Имейте в виду, вы можете увидеть то, что вам не понравится. Доверьтесь мне. Сейчас это вас не касается.

Он повел их в лестничный колодец. Света внизу не было. Не было и теней. Ардуций в освещении не нуждался. Стены воспринимались как тусклая серая завеса, воздух над лестничным пролетом — как некое поле, наполненное крохотными трепещущими частицами свободной энергии. Но внизу, насколько он мог судить на уровне цокольного этажа, виднелось пятно приглушенного красного и бурого свечения. Явно человек. За дверью на лестницу. Тускло-коричневая завеса обработанного дерева представляла собой барьер для его энергетического зрения.

— Идемте, — шепнул Ардуций.

Шажок за шажком они осторожно двинулись вниз, к подвалу, где находилось убежище. Построенное из камня и стали, со входом, замаскированным стеллажами с винными бутылками, оно было достаточно просторным, чтобы вместить всю Академию, а запасы провизии и наличие вентиляции позволяли пересидеть там даже до полного разрушения всего здания. Правда, для этого требовалось попасть туда раньше врага.

Ардуций полностью сосредоточился на энергетической карте человека внизу. Она двигалась. Звуки сражения становились громче, в главных залах и коридорах Академии метались хаотические потоки энергии. Пульсации, группирующиеся вспышки, обозначающие скопления людей. К сожалению, распознать по ним, друзья это или враги, было невозможно.

По его шее струился пот, рука девочки, которую он сжимал, нервно дрожала. Когда они сворачивали на виток, который должен был провести их мимо двери, где маячила одинокая фигура, он снова приложил палец к губам. Все детские головки кивнули. Малыши прижимались к наружной стене. Сверху в лестничный колодец проникал слабый свет. Лунный, как ему подумалось. Вполне достаточно, чтобы видеть путь.

Ближе к двери Ардуций заметил и другую энергетическую карту. Еще один человек. Причем сидящий. Или нет, привалившийся к стене. Его энергия тускнела, вытекая вместе с кровью. Ардуций замер. К двери кто-то направлялся. Зазвучали голоса. Мужские, но что они говорили, он разобрать не мог.

Дверь открылась. Шаги позади Ардуция замерли. В проеме появилась увенчанная шлемом голова. Посмотри солдат наверх, он мог бы увидеть Ардуция. Но не детей, они находились дальше, за изгибом лестницы. Ардуций выпустил ручонку Дженны: он чувствовал, как детишки сжались в комочки, стараясь сделаться как можно меньше. Один случайный звук, и они будут обнаружены. Ардуций сформировал в воздухе движение, дуновение ветерка. Этого должно хватить. Карту ветра он извлек из своего сознания.

Ниже него солдат посмотрел направо, туда, где ступени уходили вниз, во тьму.

— Был там, внизу? — спросил голос из-за его спины.

— Нет, — ответил он. — Еще не был.

— Держи ухо востро.

— Да, командир.

Солдат поднял глаза, и Ардуций произвел дело. Усиленная энергия, пройдя через его тело и преобразившись в шквалистый порыв ветра, подхватила солдата и вышвырнула обратно, в дверной проем. Доспехи зазвенели по мраморному полу. Поддерживая воздушный поток, Ардуций двинулся вниз.

— Дети, бегом! Вниз, в подвал! Не оглядывайтесь.

Сам он устремился в дверной проем. Солдат валялся на полу, не в силах подняться, и кричал. Но вот его спутника не было видно. Тело гвардейца Восхождения лежало у стены, справа от Ардуция, брызги крови, подхватываемой с пола ветром, летели на дверь и стену. Сзади, по лестнице, с криками в темноту подвала неслись дети. Они были в безопасности, но выдали себя. Ардуций знал, что ему следует сделать.

Стальное острие уткнулось сзади ему в шею, пониже уха.

— Прекрати это, дьявольское отродье, — прозвучал голос. Клинок надавил сильнее, прорвав кожу. — Прекрати, или приговор будет приведен в исполнение немедленно, здесь и сейчас.

Ардуций прекратил дело. Ветер стих. Упавший солдат поднялся, отряхнул одежду, поправил форменный плащ Доспехов Бога и подошел к ним. Восходящий стоял с высоко поднятой головой.

— Пойдешь с нами. Канцлер хочет тебя видеть. А потом мы вернемся за щенками, — заявил стоявший перед ним воин. Центурион. С окровавленным клинком. — А этот фокус у тебя здорово получился, дьявольское отродье. Даже жаль, что он у тебя последний, а?

— Это мы еще посмотрим. Тебе не дано знать, что будет. Убийца.

Мужчина нахмурился и снял шлем. У него были короткие, седеющие волосы и суровые, полные ненависти глаза.

— А тебя, дьявольское отродье, никто не просил высказываться.

Он ударил Ардуция шлемом в висок. Падая на каменный пол, Восходящий еще оставался в сознании и успел испугаться за свои хрупкие кости.

* * *

…Когда Ардуций открыл глаза, он увидел над собой лицо Оссакера. В голове пульсировала боль, но с прикосновением рук Осси она унялась. Он улыбнулся, но выражение лица брата заставило его убрать улыбку с лица.

— Делай вид, будто еле жив, — шепнул ему Оссакер. — Велено тебя перевязать. Если они узнают, что я тебя исцелил, тут же прикончат.

Ардуций нахмурился. Он чувствовал себя хорошо. С последствиями удара по голове Оссакер справился легко, но, оглядев себя, Ардуций вдруг увидел, что его тога пропиталась кровью.

— Не бойся, Арду, кровь не твоя. Тебя просто угораздило упасть на несчастную жертву нашего славного канцлера. — Оссакер поднял брови и продолжил уже в другом тоне: — У тебя сломана рука, брат, и пара пальцев. Дай-ка я тебя обследую, а потом зафиксирую переломы.

— Только осторожно. — Ардуций покачал головой. Голова его прояснилась, и в ней всплыли воспоминания. — Как я понимаю, мы оба опоздали. Ты тоже не смог добраться до укрытия? Где мы находимся.

— В парадных покоях канцлера. Давай попробуй присесть. Но помни — голова у тебя раскалывается.

Только сейчас Ардуций осознал, что лежит на диване напротив холодного камина. Опершись на руку, с помощью Оссакера, подталкивавшего его в спину, он перешел в сидячее положение. Помещение было залито светом. И наполнено людьми. Сердце Ардуция упало.

Все трое Восходящих одиннадцатой пряди сидели здесь, справа и наискосок от него, глядя себе под ноги. Здесь же находились и двое из десятой пряди. Сигалий, его состояние не позволяло бежать, и высокий и крупный Брин, такой же силач, каким был старый кузнец из Вестфаллена, в честь которого его назвали. Этот, вне всякого сомнения, сам остался со своим братом — поступок смелый, но глупый. Андреас и Меера тоже были тут: сидели на стульях с высокими спинками, сдвинутых вместе так, что Меера имела возможность обнимать старика за плечи.

Их окружали Доспехи Бога — лучники с наложенными на тетивы стрелами и мечники с обнаженными клинками. Они держались на безопасном расстоянии, но не спускали глаз с Восходящих. Оссакер и Ардуций разговаривали вполголоса.

— Где остальные? — спросил Ардуций.

— Тебе лучше знать.

— Выходит, малыши все-таки убежали. Здесь их не видно.

— Будем надеяться, что остальные из десятой пряди укрылись вместе с ними. Кстати, Эстер тоже нет. Если она спаслась, у нас остается какая-то надежда.

— Они знают, куда побежали малыши, — сказал Ардуций. — Видели их, когда меня поймали.

— Время еще есть, — отозвался Оссакер. — И мы не беспомощны.

Ардуций кивнул в сторону многочисленных стражников:

— Всю эту ораву нам не одолеть. Даже мне, тебе и Брину вместе.

— А ты подумай, почему мы еще не мертвы.

— Сейчас задумался.

— Полагаю, за это надо благодарить канцлера. Не забывай, мы для нее враги веры, и ей нужна не просто наша смерть, а публичная, показательная казнь. Она наверняка хочет устроить из этого настоящее театральное представление.

— Звучит не слишком утешительно.

— Но тем не менее оставляет нам некоторые возможности. Дверь отворилась, и в помещение вошла Фелис Коройен.

— Акт первый? — спросил Ардуций.

Оссакер кивнул.

Канцлер медленно обошла всех своих пленников по очереди, завершив круг рядом с Оссакером и Ардуцием.

— Ну, Оссакер, ты, помнится, говорил, что был бы не прочь выпить со мной чаю в этих покоях, и вот, кажется, такая возможность появилась. Наверняка ты представлял себе это несколько иначе, но тут уж ничего не поделаешь.

Она улыбнулась и быстро обежала взглядом комнату.

— Знакомое место. Предназначенное для того, чтобы принимать посетителей, размышлять над вопросами веры и обсуждать распространение учения Всеведущего среди народов Конкорда. Вы сохранили тут все так, как было при мне. Очень мило с вашей стороны.

— Как я уже говорил, мы здесь не хозяева и ничего менять не собирались, — отозвался Оссакер. — Мы всегда были готовы вернуть тебе твои здания и объединиться с тобой в искании милости Бога.

Коройен поморщилась.

— Не может быть и речи о том, чтобы вы обрели милость Бога Всеведущего. Здесь нет места нечистым идолам, которым вы поклоняетесь. Да и само ваше присутствие пятнает святость этого места. Видимо, мне придется потрудиться над очищением его от скверны. — Широким жестом канцлер указала за дверь, в коридор, где на полу валялся разбитый бюст Ардола Кессиана. — Процесс уже начался.

— А ты свой видала? — спросил Брин, и все головы повернулись к нему. — Эстер случайно спихнула его с постамента, но, кажется, он остался где-то здесь. Правда, с отбитым носом, но так даже лучше, ты не находишь?

— Смейся, мальчик, смейся. — Канцлер напряглась, но не сдвинулась с места. — Но помни, что я-то останусь в живых, поэтому восстановить мой скульптурный портрет для ваятеля не составит труда. А вот все, что останется от вас, вашей Академии и всей вашей извращенной истории, это воспоминания, да и те мы постепенно вытравим. Плаха уже дожидается вас, а потом огонь обратит ваши тела в пепел.

Боюсь, сенатор Аврелий в последний раз ошибся. Для еретиков существует много способов смерти. Вы примете ее на рассвете, перед лицом всего города, когда первые лучи светила Всеведущего коснутся меня и благочестивых верующих.

Ардуций не почувствовал страха, и он знал почему: всеобъемлющая печаль и чувство утраты заслонили для него все остальное. Он вздохнул и поскреб висок: место ушиба, несмотря на старания Оссакера, немного побаливало и отчаянно чесалось.

— Колесо совершает полный цикл, не так ли, Фелис? — промолвил он.

Глаза канцлера сузились, как бывало всегда, когда кто-то из нижестоящих осмеливался обратиться к ней по имени.

— Все наши жизни — это циклы, Ардуций.

— И ты предпочитаешь насилие и убийства, в то время как тебе требовалось лишь прислушаться и постараться понять. И нас ты тоже убьешь, хотя прекрасно знаешь, что мы никогда не представляли угрозы твоему влиянию. Нас растили в любви к тебе, подобающей благочестивым гражданам.

— Видимо, никто из нас не склонен изменять своим методам, — промолвила Коройен мягким, почти дружелюбным тоном. — Вы упорствуете в своей лжи. Лжи, надо признаться, столь убедительной, столь правдоподобной, что я сама чуть в нее не поверила. Но хватит пустой болтовни. Время разговоров истекло. Отвечайте, где находятся остальные ваши ублюдки во главе с Эстер Наравни, матерью всего этого зла?

— А ты что, сама не знаешь? — удивился Ардуций.

— Конечно не знаю, — буркнула канцлер. — Нам известно только, что некоторые из малолетнего отродья побежали вниз, в подвалы, а оттуда выхода нет. Найти их до настоящего момента нам не удалось. Но я узнаю, где они прячутся.

— Не от меня, — заявил Ардуций. — И не от кого-либо из нас.

— Не заставляй меня причинять тебе боль.

Ардуций рассмеялся, наслаждаясь яростью на ее лице.

— Ты что, и вправду надеешься пытками принудить к чему-то Восходящего? Неужели тебе не известно, что мы способны подавлять боль? Причем ты даже не сможешь узнать, делаем мы это или нет. Попробуй придумать реальную угрозу. Впрочем, вряд ли у тебя что-нибудь получится: к смерти мы уже готовы.

Коройен пожала плечами.

— Готовы, вот и хорошо. — Оно обежала глазами комнату, и ее взгляд остановился на парнишке из одиннадцатой пряди — Икедеме, Объявляющем Боль, ученике Оссакера.

— Этого!

Икедем закричал, когда огромный, с мощными ручищами солдат сорвал его с кресла и поднял перед собой, держа за шиворот. Бедняга дергался и пытался пинаться, но безуспешно.

Коройен направилась к нему, на ходу доставая из-за пояса длинный, с узким лезвием нож. Он забился еще сильнее, призывая на помощь.

— Никто тебе не поможет, — промолвила Коройен. — Думаю, ты знаешь, где эти щенки. Скажи мне, и я спрячу этот ножик.

— Молчи, Икедем! — крикнул Оссакер. — Не отвечай. Не бойся, ничего с тобой не случится.

— Тронь его и посмотришь, что будет с тобой, — предостерег Ардуций.

В тот же миг на него была нацелена дюжина луков.

— Я так не думаю. Одно движение, и ты умрешь.

— Возможно, это предпочтительно.

— Если ты так считаешь, попробуй что-нибудь мне сделать. — Коройен снова повернулась к Икедему, который взял себя в руки и теперь встретил ее взгляд. — Ну, Икедем. Последняя возможность. Где они?

Она поигрывала ножом перед его глазами. Мальчик молчал. Канцлер поцокала языком и сокрушенно покачала головой. Годы не лишили ее быстроты и ловкости в обращении с ножом. Крепко ухватив рукой левую ногу мальчика выше колена, она полоснула по его бедру. Он закричал от боли. Кровь хлынула из глубокой раны, обагрив низ его тоги.

— Бедренная артерия, а, Оссакер? — сочувственным тоном произнесла Коройен. — Можешь полюбоваться, как он истечет кровью. Или сказать то, что мне нужно, и я позволю тебе сохранить его — для костра.

Икедема била дрожь. Он дергался в беспощадных руках солдата, по щекам струились слезы. Рот открылся в мольбе о помощи, но она так и не прозвучала.

Оссакер встал.

— Успокойся, Икедем. Ты ведь знаешь, что делать. Главное, сохраняй спокойствие.

— Прекрати, Фелис, — сказал Ардуций. — Это тебе ничего не даст.

— Не согласна с твоим утверждением. Может быть, не сразу, но даст. Он ведь только первый, поверь мне.

— Это займет у тебя остаток ночи.

— Ну и пусть. Времени в моем распоряжении предостаточно.

— Ты просто не знаешь, с чем имеешь дело, — улыбнулся Ардуций.

Коройен проследила за его взглядом. Икедем перестал дергаться. Его глаза были закрыты. Кровь больше не текла. Коройен рывком задрала его тогу — на месте раны остался лишь шрам, выглядевший так, словно рана уже несколько дней как затянулась. Ардуций уловил, как канцлер напряглась перед тем, как отступить на шаг.

— Попробуй управиться с этим, маленький безбожный ублюдок.

Коройен всадила нож в грудь Икедема с такой силой, что лезвие, пробив сердце, пронзило его тело насквозь, выйдя со спины так, что острие уткнулось в панцирь солдата. Он выронил мальчика и отскочил, вытаращившись на канцлера. Икедем упал на пол, из раны хлынула кровь. Он дернулся и затих.

Канцлер повернулась к Ардуцию. В ее глазах полыхала безумная ярость.

— Говори, где они, или я сделаю с каждым из вас то же самое, что с этим щенком!

— Это зашло слишком далеко, — промолвил Андреас Колл.

Ардуций, еще пребывавший в ошеломлении от случившегося на его глазах, развернулся к нему. Андреас стоял, поддерживаемый Меерой. Лицо его было смертельно бледным, по щекам текли слезы. И в памяти Ардуция всплыли события десятилетней давности, выступление отца Кессиана на форуме в Вестфаллене. Еще один немощный старец, мужественно отвлекавший вкусившую крови хищницу на себя.

— С этим я полностью согласна, — промолвила канцлер, прерывисто дыша и держа нож наготове для следующего удара.

— Даже твоих людей возмутит то, что ты сейчас сделала. Просто взяла и убила двенадцатилетнего мальчонку!

— Я исполнила приговор, вынесенный еретику, — быстро ответила она. — И моим людям это известно.

Канцлер обвела взглядом помещение, и Ардуций заметил, что накал ее ярости ослабевает. Солдаты опустили луки, растерянно глядя то на нее, то на валявшееся в луже крови детское тело. На помощь ему рассчитывать больше не приходилось, но от боли и страха он был избавлен.

Коройен пристально посмотрела на солдат.

— Помните о своем Боге и его врагах. Помните, какой может быть цена нашей неудачи.

Оссакер обмяк в кресле, уронив голову на руки. Ардуций знал почему, но кто сейчас мог упрекнуть его за это? Брин выглядел так, словно готов был наброситься на канцлера, но Меера схватила его свободной рукой за плечо, удержав на месте.

— Ну и что теперь, Фелис? — спросил Ардуций. — Кто следующий? Я? Осси? Или ты предпочитаешь сначала убивать самых беззащитных? Это твой почерк.

Меера шикнула на него, чтобы он замолчал. Сначала он не понял, в чем дело, а потом до него дошло. Он вспомнил, что как-то раз Арван Васселис покинул Вестфаллен, вместо того чтобы защищать его от превосходящих сил Доспехов Бога, и спас таким образом множество жизней. Он понимал, что подлинный героизм не в том, чтобы мужественно умереть и больше уже ни за что не нести ответственность, а в том, чтобы принять правильное решение и принести людям новую надежду. Когда Ардуций прочел об этом впервые, он не понял маршала. Но теперь он осознал мудрость решения и кивнул Меере.

Коройен между тем прошла мимо него и Оссакера, остановилась возле Сигалия и, приставив нож к его горлу, спросила:

— Он достаточно беспомощен, по твоим меркам, Ардуций?

Брин зарычал и стряхнул руку Мееры.

— Что, боишься за лучшего друга? — Коройен издевательски улыбнулась. — Можешь сам сказать мне, где щенки. А не то увидишь его издохшим, как того, первого.

— Брин! — крикнул Ардуций. — Молчи! Ни слова!

— Если ты его тронешь…

— Ой, знаю, Брин, ты на меня нападешь. Но думаю, тебе вряд ли удастся опередить эти стрелы. Итак, последняя возможность.

Она надавила лезвием, и по шее Сигалия заструилась кровь. Несчастный мальчик непроизвольно дернулся.

— Фелис, — промолвил Ардуций, — Андреас прав. Прекрати это. Чего ты от нас добиваешься? Доказательств того, что мы не побоимся умереть ради спасения своих друзей? Но это же очевидно. Не понимаю, зачем тебе марать руки лишней кровью и приумножать число врагов?

Коройен повернулась к нему, и он увидел, что ее глаза вновь пылали огнем.

— Я разберу это логово по кирпичику, но доберусь до них. А жив ты будешь к тому времени или мертв, мне нет дела.

— Подумай, Фелис. Подумай, что ты творишь. Ты, Фелис Коройен, канцлер ордена Всеведущего. Женщина, исполненная веры и любви к этой земле, более чем кто-либо из живущих. И ты держишь нож у горла невинного мальчика. Еретик он в твоих глазах или нет, он остается всего лишь подростком. Если ты считаешь, что должна казнить его на рассвете вместе со всеми, значит, наверное, должна. Вердикт вынесен, приговор определен. Наше время и так истекает. Но сейчас яви ему милосердие Всеведущего. Не убивай его прямо здесь.

Ардуций надеялся, что она уберет нож. Губы ее шевельнулись, словно с намерением что-то сказать, выражение лица смягчилось. Вокруг воцарилась такая тишина, что стали слышны звуки, доносившиеся снаружи. Оттуда, где готовили костер.

Коройен с силой надавила на нож. Из горла Сигалия ударила кровь. Меера завизжала.

— Нет! — вскричал Оссакер.

Андреас с лицом, забрызганным кровью, упал на кресло, а Брин с ревом устремился на канцлера. Пропели три тетивы, и Брин рухнул поверх Сигалия. А потом раздались громкие крики. Двери распахнулись, словно их выбили, впустив внутрь ослепительный свет. Всех обдало жаром. Доспехи Бога, несшие караул снаружи, с криками убегали прочь.

Ардуций повернулся и увидел Миррон, объятую пламенем. Огненная аура окружала все ее тело, а жгучие языки срывались с пальцев, устремляясь к солдатам и заставляя их сломя голову нестись прочь, позабыв обо всем. Рядом с Миррон высилась могучая, грозная фигура. Фелис Коройен выпрямилась и выронила нож.

— Что, во имя Бога и госпожи моей Адвоката, происходит на Холме? — грозно вопросил великан и выступил вперед из тени на свет.

ГЛАВА 42

859-й Божественный цикл, 41-й день от рождения генастро

— Если хоть кто-то прикоснется к оружию, сожги их, Миррон!

— С превеликим удовольствием.

Сборщики и гвардейцы Восхождения бежали к ним по коридору. Пол Джеред прошел вглубь помещения с гладиусом в руках, схватил ближайшего солдата за шиворот и поднес острие меча к его глазам.

— Угрожать мне вздумал? А ну брось свою железяку! — Клинок, звякнув, упал на пол. Джеред повернулся к другим. — А ты чего ждешь? А ты?

Он выступил перед ними, подавляя и ошеломляя одним своим присутствием. Казалось даже, что казначей каким-то неведомым способом сделался выше. И больше. А на его исполненном ужасающего спокойствия лице читалась твердая решимость при малейшем сопротивлении подкрепить свои слова немедленными действиями.

— Может, кто-то из вас хочет меня обмануть? Не советую даже пробовать. Бросайте оружие, кому сказано. Все!

Падающее оружие зазвенело о мрамор. Джеред отвернулся от солдат. Ардуций не знал, кто внушал солдатам больший ужас: казначей или Миррон, стоявшая обнаженной и взиравшая на них сквозь языки пламени, которые плащом окутывали ее фигуру. Она выглядела столь же могущественной, сколь и прекрасной. Потом, когда в комнату ввалились сборщики, а все оружие уже было брошено на пол, она прекратила дело. И гвардеец Восхождения набросил на нее плащ.

Ардуций посмотрел на Джереда, вышедшего на середину помещения. Казначей обвел взглядом всех — Андреаса и Мееру, сжимавших друг друга в объятиях, Оссакера, кашлявшего так, что становилось боязно, не лопнут ли его легкие, тела Икедема, Сигалия и Брина, перепуганных ребятишек из одиннадцатой пряди в грязных тогах, теперь всего лишь двоих.

И дошел до Фелис Коройен.

Джеред навис над канцлером, его глаза вонзились в нее, добираясь до самых темных уголков ее существа. Взгляд его был неколебим, и в конце концов именно Фелис не выдержала, моргнула и отвела глаза.

— Что ты наделала, Фелис? — прошептал он. — Я вижу это, но не могу поверить своим глазам.

— Эти люди — осужденные еретики… — начал солдат.

Джеред повернулся и наставил на него меч.

— Заткнись!

— Я вынесла приговор, — произнесла Коройен.

Джеред вздохнул. Он вложил в ножны свой гладиус, чистый, не обагренный кровью, снял перчатки и потер указательным пальцем уголки глаз.

— Не думала, что я вернусь? Можешь считать, что тебе не повезло с погодой, благодаря этому я здесь. — Он подступил так близко к Коройен, что она, поскольку деваться ей было некуда, стала пятиться, пока не натолкнулась на кресло. — Похоже, сам Всеведущий привел меня сюда, чтобы сделать свидетелем… только чего? Убийства? Государственной измены? Что-то я не слышал о суде над еретиками.

— Суд состоялся вчера, — заявила Коройен, обретя некую толику смелости. — Восходящие и все Восхождение как таковое были признаны виновными в ереси и приговорены к соответствующей каре.

— На самом деле? Ты и суд организовала, надо же! Мне обязательно надо обсудить детали этого процесса с сенатором Аврелием. Может быть, он объяснит мне, что это за странный приговор, во исполнение которого в парадных покоях канцлера убивают детей.

— Думаю, это у тебя едва ли получится, — подал голос Ардуций, сердце которого колотилось так, что грозило выскочить из груди. Сейчас его взгляд был прикован к Джереду и Коройен. — Боюсь, она нанесла ему визит прежде, чем пришла сюда.

— Сядь, Арду, — мягко сказал Джеред. — А то не ровен час упадешь. Я в курсе того, что случилось с Аврелием. Могу лишь пожалеть, что не смог спасти всех. Что с остальными?

— Целы, — ответил Ардуций.

Он опустился в кресло, словно слова Джереда порвали какую-то струну, удерживавшую его на ногах. Ардуций чувствовал себя смертельно усталым. Рядом тяжело дышал мертвенно-бледный Оссакер.

— Ладно. — Джеред снова повернулся к канцлеру. — Сегодня я больше не хочу говорить с тобой. Полагаю, Фелис, что только на составление полного списка обвинений, которые будут тебе предъявлены, уйдет несколько дней.

— Доставь их мне в Главный Дом Масок. Я просмотрю.

— О, да ты, я вижу, склонна шутить. Никуда ты не пойдешь, Фелис. Ты и все солдаты Доспехов Бога, находящиеся в пределах дворцового комплекса, будут арестованы и до суда помещены в темницу. Всем вам будет предъявлено обвинение в убийстве.

— Ты не можешь меня арестовать. Я канцлер ордена Всеведущего, и у тебя нет на это полномочий. — Коройен вновь обрела самоуверенность, она выпрямилась и надменно вздернула подбородок.

— Хочешь побиться об заклад? Я-то хорошо помню, кто ты такая. А вот ты, наверное, забыла, кто я? Начальник дворцовой стражи. Показать знак отличия?

Джеред подался к ней так, что они едва не соприкоснулись носами.

— Ты был отставлен с поста казначея!

— Был, но милостью Адвоката возвращен, да еще и с дополнительными полномочиями. Все, Фелис. Больше ни слова. Взять их! — Эти слова были обращены к страже.

Ардуций смотрел, как вошедшие гвардейцы уводят прочь солдат Доспехов Бога и их канцлера. Все они уходили с опущенными головами, никто не протестовал. Когда их удалявшиеся шаги стихли, Миррон вбежала в комнату и бросилась к Ардуцию и Оссакеру, порываясь обнять обоих сразу.

— Я уже не надеялась вас увидеть!

— Еле успела, — промолвил Оссакер.

— К счастью, Фелис обожает звучание собственного голоса, — добавил Ардуций.

— Если бы только это. Она обожает чувствовать в руке нож, — мрачно обронил Джеред.

Трое Восходящих разомкнули объятия. Джеред стоял над телом Сигалия. Двое стражей Восхождения подняли с него тело Брина. Его тога насквозь пропиталась кровью так, что не осталось и белого пятнышка.

— Вы ведь не стали говорить? — Джеред перешел к Икедему, опустился на колени и тяжело сглотнул. — Думали, это правильное решение?

Он кивнул, стражники подняли тело и вынесли из бывшей парадной палаты канцлера.

— Ну?

— Мы должны были потянуть время столько, сколько сможем, — сказал Ардуций. — Нас она намеревалась убить в любом случае. Но мы обязаны были сделать все, чтобы у других появился хотя бы шанс на спасение.

— Что будет с ней? — спросила Миррон.

Джеред пожал плечами. Он был сух и бесстрастен. Опустошен. Ардуций понимал его чувства.

— Я не знаю. Действительно не знаю. Хотел бы, конечно, заверить тебя, что она будет судима вместе со своими головорезами, осуждена и казнена. Всеведущий свидетель, доказательств тут хватит на сотню канцлеров. Но она та, кто она есть. И там, в городе, несомненно, пользуется огромным влиянием. Нам пришлось пробираться сюда через районы, охваченные смутой, повсюду демонстрации, чуть ли не мятежи. Все словно ума лишились. Когда все вы соберетесь вместе, я подумаю, что предпринять дальше, сейчас же могу гарантировать только одно: попустительствовать этому нельзя. Тем более после всего, что нам довелось услышать и увидеть.

Ардуций посмотрел на Миррон: вид у нее был такой, словно она только что пробудилась от ночного кошмара.

— Ты не нашла Кессиана?

На ответ у Миррон не хватило сил: она разрыдалась и, обмякнув, упала в его объятия.

— Найти-то мы его нашли, — ответил за нее Джеред. — И этого ублюдка Гориана тоже. Только вот ничего не смогли сделать, чтобы остановить его.

— Остановить что? — спросил Оссакер. — Это что, правда? Я имею в виду насчет ходячих мертвецов.

— Он создает там из них целые армии, — ответил Джеред, поежившись от воспоминаний. — У него проявилась способность управлять этими силами с огромного расстояния. Гестерн уже потерян, а если окетаны не остановят их на море, они приплывут сюда, и Эсторр подвергнется той же участи. И весь континент, если он того пожелает. Боже Всеобъемлющий, а ведь мы даже не знаем, где он находится!

— У нас тут возникли кое-какие соображения насчет того, как его найти и уничтожить, — промолвил Ардуций. — Фелис может этому не верить, но выбора нет. Да, кстати, этот взрывчатый порошок из Сиррана — мощная штука.

— В самом деле? — оживился Джеред. — Будь у нас возможность взрывать их на расстоянии, это было бы могучим оружием.

— Орин Д'Алинниус усовершенствовал способ подрыва и уже начал производство взрывчатых снарядов, — пояснил Ардуций. — А мы…

Но Джеред, не дослушав, вскочил из помещения, крича на бегу своим людям, чтобы они охраняли Восходящих.

— Что это с ним? — удивился Ардуций.

— Надеюсь, это не то, о чем я думаю, — тихо отозвался Оссакер.

* * *

На сей раз она, по крайней мере, не оставила его в живых. Его страдания завершились. Это в каком-то смысле утешало. Некоторое время Джеред стоял на пороге мастерской, не решаясь войти. Его наполняла холодная ярость, ибо это было даже хуже, чем в Академии. Случившееся там можно, на худой конец, если не принять, то понять — религиозный фанатизм во плоти.

Здесь же имела место ничем не оправданная, злобная, растянувшаяся на десятилетие мстительность. Поражающая своей бессмысленной жестокостью. Орин Д'Алинниус, блистательный ученый, величайший ум Конкорда, висел, растянутый между двумя потолочными балками посреди собственного кабинета со следами страшного избиения и пыток на теле. Лицо его превратилось в сплошное красное месиво, нижнюю челюсть сломали, чтобы каждый крик боли доставлял ему дополнительные страдания, его жгли огнем и частично выпотрошили: кишки из раны в животе свисали до полу, на котором растеклась лужа засыхающей крови.

Лицо Орина обмякло, расслабленные веки опустились. Джеред мог лишь удивляться, почему Коройен не пошла до конца и не обратила ученого в пепел. Ведь, несмотря ни на что, его цикл возобновится. А вот цикл канцлера, если в мире есть хоть какая-то справедливость, не должен продолжиться.

Картина произошедшего и стоявший в помещении запах заставили Джереда тяжело сглотнуть. Он прошел в центр комнаты, обнажил гладиус и перерезал одну веревку. Тело резко качнулось, мазнув по полу внутренностями, и повисло на оставшейся веревке, медленно вращаясь.

— Прости, Орин, — прошептала Джеред. — Меня не было здесь, чтобы тебя спасти.

Казначей перерезал вторую веревку и придержал ее, чтобы падение Орина было мягким. Потом бережно опустил его голову на окровавленные каменные плиты. Звук открывшейся двери заставил Джереда обернуться.

— Марк! — воскликнул он. — Боже Всеобъемлющий, рад видеть, что хоть тебя это не коснулось. Но что ты вообще делаешь в Эсторре? Я думал, ты в Сирране.

Гестерис прошел в комнату, и его единственный глаз гневно сверкнул при виде изувеченного тела ученого.

— Роберто послал меня домой с кое-какими сведениями, — ответил он, неопределенно махнув рукой. — Я встречался с Элиз Кастенас, большую часть ночи мы с ней обсуждали ситуацию, а как только получил известие о каких-то беспорядках во дворце, сразу поспешил сюда. Кто?..

Впрочем, ответа не требовалось. Гестерис прошелся по лабораториям, мастерским и подсобкам, заглядывая во все двери. Горны продолжали гореть, но никакого другого звука или движения не было. Вернулся он с бледным, посеревшим лицом.

— Она убила их всех.

— Они занимались порошком, — промолвил Джеред, поднимаясь. Чтобы подойти к Гестерису, ему пришлось перешагнуть через кишки. — Взрывчатым порошком. Он позарез нам необходим.

— Знаю, — кивнул Гестерис. — Это я доставил им из Сиррана исходный материал. Ученые считали, что он нам очень пригодится. Весь, сколько его можно будет изготовить. Они работали день и ночь. Может быть, нам удастся отыскать пару сотрудников Орина, которых в тот момент не было в мастерских, но, как я понимаю, метод еще находился в стадии опробования. И никаких записей не велось.

Джеред прижал ладонь к губам.

— Она, возможно, убила нас всех.

— Что ты имеешь в виду, Пол?

Несколько мгновений Джеред молчал, одолеваемый внезапно нахлынувшими образами. Вот он проделывает с Коройен то же самое, что она сделала с несчастным Орином. Вот мертвые легионы маршируют сквозь Врата Победы. Вот Гориан восседает на троне. Он почувствовал руку на своем запястье и вернулся к действительности.

— Ты был там, Пол. Что ты видел?

— Все, о чем говорят, правда. Гориан, мертвые, цардиты — все. Обними меня Бог, Марк, но я убедился в этом лично, видел собственными глазами. — Джеред поежился. — Гориан поднимает всех погибших и снова посылает в бой. У них нет ни своей воли, ни страха. Они не чувствуют боли. Нам против них не устоять. Гестерн уже потерян, там не осталось ни одного сигнального огня. Мертвые направляются сюда, а здесь никто об этом не знает.

— Пойдем, — сказал Гестерис. — Предоставим это место заботам санитаров. Элиз прибыла со мной. Она в Академии.

Джеред кивнул, и двое мужчин, покинув мастерские, двинулись по направлению к Академии. На казначея напало оцепенение. Ярость схлынула, сменившись другим, незнакомым состоянием путаницы в мыслях, лишь усугублявшейся словами Гестериса.

— Понимаю, что это для тебя за потрясение… все, что ты видел… Одно дело просто встретиться с чем-то подобным лицом к лицу, хотя одно это уже нелегкое испытание, но еще хуже, когда невозможно отделаться от воспоминаний… А много их идет через Гестерн?

Джеред натянуто ухмыльнулся.

— Это как раз и есть проблема. Я не знаю. В Карке мы видели тысячи. Но кто знает, сколько их по пути к западному побережью Гестерна вывело из строя разложение и сколько народу присоединилось к ним? Для пополнения своей армии Гориан использует не только клинки, но и чуму. А позади них движутся цардиты. Если они доберутся до нашего восточного побережья, я не уверен, что нам удастся их остановить.

Во дворце теперь царила тишина. У каждой двери была выставлена стража, караульные патрулировали стены и дворы. Снаружи доносились тревожные звуки, брожение в городе не прекращалось. В ночи полыхали огни, но здесь тишину нарушали лишь приглушенные голоса да шаги солдат и лекарей, делавших все возможное, чтобы помочь раненым, и собиравших убитых для достойного погребения.

— Мы можем подать сигнал окетанам, — предложил Гестерис. — Зажечь тревожные маяки, задействовать морскую стражу. Окении не дадут проскочить ни единому кораблю.

Стражник у входа в Академию распахнул дверь, но Джеред помедлил.

— А почему Роберто послал тебя сюда? — спросил он, вновь ощущая подступающую тревогу и догадываясь о том, чего ему вовсе не хотелось знать. — И почему сирранцы дали вам этот порошок? Что им известно?

Гестерис взял его за руку, они вошли, и дверь позади них затворилась. Коридоры ярко освещали фонари и лампы. Мертвые тела уже убрали, но пол, стены, картины и бюсты были заляпаны кровью.

— Роберто отправился к границе Конкорда, поскольку сирранцы сообщили ему о направляющихся туда силах Царда. И мы практически не сомневаемся в том, что другая группировка направляется к Атреске. Но они не застанут нас врасплох. Мы будем готовы. Лучшие войска, лучшие полководцы возьмутся за оружие. Думаю, тебе надо успокоиться.

— А я думаю, тебе надо лучше понять, с чем нам предстоит столкнуться. Это не простое вторжение пусть сильного, но хорошо знакомого нам врага. Невозможно убить того, кто уже мертв. — Джеред снова поежился. — Марк, я пытался сражаться с ними. Вонзал гладиус в сердце ходячего мертвеца, а он шел и шел, не обращая на это внимания. Все наше воинское искусство, все, что мы знаем о легионах и фалангах, луках и гладиусах, в данном случае бесполезно.

— Пол, погоди…

— Нет, ты послушай меня, Марк. Подумай. Если мы сражаемся с ними, то каждый убитый с нашей стороны пополняет их ряды. И они не знают усталости, не нуждаются во сне, а значит, могут наступать день и ночь напролет. Катапульты, огонь и Восходящие — вот все, что мы можем им противопоставить. — Джеред двинулся в направлении приемной канцлера. — Молись о том, чтобы Адвокат вернулась как можно скорее. Мы должны собрать все силы Конкорда, но, главное, должны найти Гориана. Однажды мы столкнулись с ним, но не смогли убить. Но он — ключ ко всему.

Поверь мне, Марк, это ужасно. Нет никаких сомнений в том, что он в состоянии одновременно управлять тремя мертвыми армиями, действующими на трех фронтах. И в таких обстоятельствах эта сука Коройен убила по крайней мере троих из тех, кто мог стать нашим главным оружием, и лишила нас лучшего ума Конкорда.

— Но если они действительно наступают с трех направлений, Пол, то у нас недостаточно боевых машин и Восходящих для трех фронтов и уж, конечно, не найдется необходимого количества взрывчатого порошка.

— Совершенно верно. Вот почему, если мы не найдем и не убьем Гориана, мы обречены. И песка в часах, отмеряющих наше время, уже совсем мало.

ГЛАВА 43

859-й Божественный цикл, 42-й день от рождения генастро

Приняв решение, генерал Дина Келл выслала гонцов для установления связи с курьерской службой Конкорда. Шестерых, каждого с одинаковым посланием и заданием: как можно скорее сообщить в Эсторр, что для спасения Конкорда необходимо немедленно направить на поле боя Восходящих.

Келл страдала из-за того, что, как ни старались она и просентор Рутрар приободрить людей, уныние в последние дни распространялось все шире. Мертвые следовали за ними неотступно, без привалов и передышек, и ей никак не удавалось увеличить отрыв от них настолько, чтобы хотя бы не ощущать вонь. Похоже, даже это было недостижимой мечтой.

Легионеры Конкорда и воины Царда стерли ноги до кровавых мозолей и падали от усталости. И если в этой ситуации что-то и могло радовать, то только одно — взаимная враждебность пошла на убыль. Одно стало очевидно для всех: Гориан не видел между ними никакой разницы. В его глазах и цардиты, и легионеры Конкорда представляли собой лишь потенциальное пополнение его мертвого войска. В сложившихся обстоятельствах конфликты между ними не имели смысла и могли сыграть лишь на руку Гориану.

Цардиты более не являлись врагами.

Однако настоящего доверия между недавними противниками так и не возникло. И те и другие держались порознь, а на привалах легионеры выставляли у лагеря цардитов караулы, дабы те не забывали, что находятся на территории Конкорда.

— Когда мы достигнем границы Атрески? — спросил Рутрар.

Последние четыре дня просентор ехал рядом с Келл. Благодаря постоянному общению его эсторийский за это время значительно улучшился, как улучшилось и отношение к нему Дины Келл. Генерал Конкорда видела в нем такого же солдата, как и она сама, служаку, привыкшего беззаветно исполнять свой долг и вдруг оказавшегося подхваченным бурным потоком событий, которые невозможно было предусмотреть никакими уставами. Как ни пыталась она выискать в нем какую-то фальшь, ей это не удавалось. Рутрар открыто говорил о силах цардитов, двигавшихся на Конкорд, и со своей стороны, вопреки ожиданиям, даже не пытался вызнать что-либо насчет организации обороны. Это заставило Келл прийти к единственному заключению: цардитский командир не кривил душой и, как заявлял с самого начала, видел свою главную задачу в том, чтобы предупредить короля Хурана о том, какая угроза исходит от Гориана.

— Не меньше тридцати дней. Это в том случае, если мы не задержимся из-за бедственного состояния нашей пехоты. Местность впереди не то чтобы непроходимая, но хороших дорог тоже не будет. Правда, там дальше река, но я слабо верю, что нам удастся раздобыть лодки. Короче говоря, марш предстоит нелегкий.

— А потом?

Келл пожала плечами.

— Потом я отпущу тебя и твоих солдат вАтреску, чтобы вы предупредили вашего короля, а сама со своими людьми встану на оборонительные рубежи, тем более что оборону нам придется держать как с фронта, так и с тыла. И буду молиться, чтобы Хуран тебя послушал.

— Он послушает.

— Говоришь ты уверенно.

— Мои слова сможет подтвердить каждый из моих воинов, к тому же он меня знает. Кстати, можешь поехать со мной и встретиться с ним сама.

— Нет. — Келл покачала головой. — Мой долг находиться на линии обороны. Мертвые и так наступают нам на пятки. Надеюсь, что вы разберетесь с теми, что наступают с фронта, и нам придется иметь дело только с идущими сзади.

— Понимаю. — Рутрар посмотрел на нее. Будучи человеком проницательным, он уловил то, что она всячески старалась скрыть. — Как насчет тех людей, которые ушли через скалы? С вами ведь был Роберто Дел Аглиос.

— Был.

— И твой муж. Герой битвы при Гау.

Келл закусила губу и опустила взгляд на гриву лошади. Она заставляла себя не думать о Павле, но его образ представал перед ней всякий раз, стоило ей закрыть глаза. Как трудно было поверить, что он погиб. Но не легче верилось в то, что он спасся. Как и Роберто. По всему выходило, что, когда она оказалась разделенной с ними, им уже было не вырваться от нахлынувшей на них скверны. Келл потеряла обоих из виду. Как рассказать детям о том, что их отец превратился в ходячего мертвеца? Как объяснить это маленькому мальчику, обожествлявшему отца и считавшему его неуязвимым? Или дочке, таявшей от отцовской улыбки и мечтавшей сопровождать его в качестве легионного хирурга, соперницы самого Дахнишева?

— И Дахнишев, — вырвалось у нее прежде, чем она сжала губы.

— Генерал?

— Трое великих людей остались там, у подножия утеса. Гориан сделал то, что сделал. И я не могу тешить себя надеждой, что кто-то из них спасся. — Келл нахмурилась. — Откуда ты знаешь про моего мужа?

— С моей стороны было бы неосмотрительно высказываться насчет будущего. Могу лишь присоединиться к твоим надеждам на то, что твой муж и Дел Аглиос остались живы. И тот и другой очень пригодятся в грядущие дни.

— Тут я с тобой согласна. Но ты не ответил на мой вопрос.

Рутрар помедлил, обдумывая свои слова:

— Муж и жена стоят во главе отборного легиона Конкорда… Это известие распространилось по всему королевству Цард.

— Правда? — Келл усмехнулась. — Вот уж не знала, что сподобилась такой славы.

— Теперь, познакомившись с тобой, я должен просить прощения. Мы считали это слабостью вашего Адвоката. Опытом, обреченным на провал. — Рутрар смущенно улыбнулся. — Шуток среди солдат на сей счет ходило хоть отбавляй. Можешь себе вообразить.

— Да тут и воображать нечего, я их все слышала. Солдаты есть солдаты, как у вас, так и у нас. Но уверяю тебя, Рутрар, опыт оказался не так уж плох. Во всяком случае, оправдывал себя, пока не появился Гориан.

Рутрар кивнул.

— Я не сомневаюсь, генерал. Только не я.

* * *

Очередной приступ боли заставил Гориана схватиться за бока. Он положил тяжелую ладонь на плечо Кессиана, и мальчик пошатнулся. Мертвые, маршировавшие вокруг предводителя Тидиола, все как один покачнулись, хотя и устояли. Кровь стучала в его висках, ноги онемели. Так продолжалось недолго. После сбоя ритма Тидиол оглянулся, на его физиономии угадывалась озабоченность. Гориан помахал ему рукой в знак того, что все в порядке.

— Почему бы тебе не вернуться в повозку, отец? — спросил Кессиан.

— Командиру не положено отдыхать, когда его войска на марше, — ответил Гориан. — К тому же со мной все в порядке. Все в полном порядке.

Они с Кессианом шли ярдах в тридцати позади мертвых, ведомых Тидиолом и Рунаком. Предводители поддерживали темп, а каркулас не давал мертвым упасть. Карку везли на повозке, которую тянули крестьянин с попавшегося на пути хутора, три его сына и еще четверо каких-то людей. Их смерть навела Гориана на свежие мысли.

До сих пор он не мог полагаться на лошадей или быков, а использовать солдат как тягловую силу казалось неразумным. Между тем было бы совсем неплохо появиться на поле следующей битвы с чем-то большим, чем обычное оружие. Например, с боевыми машинами. И может быть, выстроив в первой шеренге тех, кто не может сражаться, но вполне может лишать врага воли. Разве не долг богов использовать своих подданных мудро и возлагать на каждого ту задачу, для исполнения которой он наилучшим образом подходит?

У южной оконечности Тарнских топей находился Асфорт, город, славный своими механиками и оружейниками, один из важнейших центров производства онагров, баллист и катапульт. Вот что существенно увеличит его силу и возможности, а те несколько сот солдат, которые находятся сейчас впереди, могут и подождать. Их черед еще не настал, тем более что Гориан знал, куда они направляются.

— Отец, прошу тебя. Тебе нужно отдохнуть.

Гориан посмотрел вниз, на сына. В выражении его лица угадывались не только сочувствие, но и забота.

— Ты воображаешь, мальчик, будто видишь проявление слабости, но это не так. Да, усилия, необходимые, чтобы сознательно управлять таким множеством народа, не могут не утомлять. Ты и карку другое дело, у вас нет понимания. Но я чувствую их, чувствую мой народ. Все они вместе и каждый по отдельности связаны со мной незримой нитью, которую я не могу разорвать. Я есть дерево, и корни мои распространяются повсюду сквозь землю. Мои люди — это новые побеги, пробивающиеся из почвы. Я заставляю землю питать их, и они обожествляют меня за мою заботу.

Поэтому, Кессиан, не думай, будто я слаб. Я сильнее, чем ты можешь себе представить. Но вместе с могуществом порою приходит боль.

Лицо Кессиана ничего не выражало.

— Юным умам не под силу постичь труды богов.

— Но ты не бог, отец. Ты Восходящий.

— Для тебя, может быть, и не бог, но ты ведь мой сын. Но для них, для мертвых, получивших от меня новую жизнь, кем еще, по-твоему, я могу быть?

— Но ты плохо выглядишь, отец, — гнул свое Кессиан. — По всему лицу какие-то пятна, короста…

Гориан потрогал свою левую щеку и улыбнулся. Впрямь корка какая-то и чуть ли не трескается.

— Я близок к самой земле. Разве это не правильно, обзавестись по такому случаю новой кожей? Восходящий всегда избирает те стихии, которые ему ближе всего. Я избрал силу деревьев и мощь земли, стал ими, и они стали мною, как огонь — твоей матерью.

— Ты ведь не сделаешь ей ничего плохого?

— Я никогда не мог сделать ей ничего плохого, — заявил Гориан. — Мне хочется, чтобы мы сделались одной семьей, как и должно быть. Это одна из причин, побуждающих меня к тому, чем я сейчас занимаюсь. Это все для вас, для тебя и для нее. Ну а сейчас, пожалуй, мне и вправду лучше залезть в повозку. Ты поможешь мне подняться туда?

— Конечно, отец.

Казалось, у Кессиана слегка перехватило дыхание — надо полагать, он вообразил себе дивный новый мир, которым правит их семья, первая семья Восходящих. Могучую, безграничную божественную империю. У Гориана, например, при одной мысли об этом восхищенно замирало сердце.

Он позволил Кессиану помочь ему взобраться на повозку, после чего отослал мальчика назад к предводителю Тидиолу, чтобы он побольше узнал о мертвых и об управлении ими. Коль скоро ему в не столь отдаленном будущем предстоит стать военачальником собственной армии, Кессиан должен как можно лучше разобраться в нюансах энергетической подпитки, позволяющей каждому отдельному персонажу действовать в общей массе, и во взаимном обмене энергией, делающем эту массу более сильной, чем простая совокупность индивидуальностей.

— Почему ты не позволяешь мне помочь тебе, отец?

— А как ты можешь мне помочь?

— Позволь мне поднять животных, чтобы они тащили повозки. Облегчи свое бремя.

— Нет! — Гориан возразил так резко, что его тон испугал Кессиана. — На животных нельзя полагаться. И не следует тратить драгоценную энергию на неразумных тварей. Люди — вот наша армия и наша рабочая сила. Всегда помни об этом.

Гориан подтянул ноги и поморщился — с рассвета боль заметно усилилась. Он приподнял край поношенной тоги и напрягся. Начиная от верха сапог и до самых бедер вся кожа на его ногах обесцветилась. На ней выступили толстые бурые узловатые вены, а на ощупь она сделалась сухой, как кора. А в некоторых местах ломкой, как сухие листья.

Он опустил тогу, несколько встревоженный тем, что и запах от его ног исходил не самый здоровый. Но в конечном счете разве это не был запах земли как таковой, земли, где разложение и гниение существует в единстве с зарождением жизни и новым ростом. Одно питает другое, и то же самое происходит сейчас в нем самом. Другое дело, что Гориан помнил времена, когда восстанавливался по первому мановению руки. Сейчас проделать подобное было трудно.

Гориан снова лег. В конце концов, его тело не имело существенного значения, поскольку доступ к резервуарам энергии, необходимым, чтобы вершить дело, обеспечивался сознанием. Он ощущал тысячи нитей, исходивших от него и тянувшихся через Кессиана и гор-каркулас, чтобы, усилившись, достичь мертвых. Все они связаны с ним, подобно тому как все живое с помощью земли связано с Всеведущим.

У побережья Гестерна мертвецы собирались тысячами. Его многочисленное воинство получало пополнение всюду, где Конкорд пытался остановить его, оказывая сопротивление. Теперь им предстоит ждать, получая подпитку из земли под ногами, чтобы сохранить силы для долгого и нелегкого пути. Многие, конечно, падут, но и тех, кто сохранит дееспособность, будет достаточно.

И они обрушатся на Карадук, Эсторию и Истхэйл подобно могучему разливу реки, сметающей все на своем пути. Подобно стихии, обуздать которую не в человеческих силах, ибо она подвластна одним лишь богам.

Только одно место этот потоп не затронет, ведь каждый должен сохранить в чистоте и целости что-то из своего прошлого. Гориан выбрал свой дом.

В Атреске они шли, не встречая сопротивления, и им приходилось с трудом выискивать пополнение. Успехи в этом отношении оказались весьма скромными, и Гориану оставалось довольствоваться тем, что позади мертвых следовал король Хуран с двенадцатью тысячами солдат. Их действия способствовали увеличению рядов его воинства, к тому же они везли с собой очень нужные Гориану боевые машины.

Но избранная противником в Атреске тактика уклонения от боя вызывала беспокойство. Однако Гориан полагал, что его попытаются остановить на границе с Нератарном, но не знал, много ли войск выставят против него. Ему требовалось пополнение, чтобы у его подданных, проделавших долгий и трудный путь от границ Царда, хватило сил на преодоление защитного рубежа. Слишком многие выходили из строя, с проклятым разложением ничего не удавалось поделать. Но Гориан верил, что способ подкрепить их борьбу за существование непременно должен быть, его только надо отыскать.

Разумеется, он существовал. Мертвые стали высасывать из земли дремлющую энергию зарождения и роста, особенно сильную сейчас, в самый расцвет генастро. Новая жизнь буйствовала вокруг его подданных, словно насмехаясь над их постепенным, но неуклонным ослаблением и распадом, над тем, как разложение выводило их из-под его контроля. Земля представляла собой неиссякаемый источник медленных, сильных токов, вегетация растений дарила быстрые, искрящиеся энергии, а Гориан мог использовать и то и другое для поддержания своего народа.

Он расслабился, чувствуя, как боль частично отпускает. Все просто, он стал первым получателем энергии. Повозка катила по направлению к Асфорту, и теперь вся трава, листья, цветы, та свежая молодая растительность, что оказывалась на пути, стремительно жухла и увядала, лишаясь жизненной силы, словно с приходом раннего дуса. Гориан напитал этой энергией собственную жизненную карту, ощущая, как она разливается по ее каналам, проносится сквозь него с шумом, словно пламя, пожирающее солому. Сквозь него и из него, по тысячам нитей, к его подданным. Бог даровал своим чадам здравие и знал, что они никогда не лишатся его благосклонности, так же как и он — их покорности и почитания.

Гор-каркулас, ехавшие в повозках с армией короля Царда, дернулись, когда новые потоки энергии наполнили их, и понеслись дальше, к маршировавшим по земле Атрески мертвым. Большие участки травы на мягких холмистых равнинах начали вянуть и иссыхать прямо на глазах, сначала приобретая коричневый цвет, а потом и вовсе рассыпаясь в пыль. Воины Царда с криками устремились прочь от мертвецов, вокруг которых быстро расширялась лишенная жизни зона.

Король Хуран смотрел, как иссушающая погибель распространяется по степной траве на пятьдесят, сто, двести ярдов, прежде чем этот процесс замедлился и остановился. Мертвые, напротив, явно набрались сил и выпрямились. Они уже не волокли ноги, а шагали бодро, и даже к исходившему от них трупному смраду примешивался теперь намек на иной, более здоровый запах. Дуновение новой надежды.

Король обернулся к своей свите.

— Что он делает?!

* * *

— Суть в том, Юлий, что, если мы не остановим этого поганого ублюдка каким угодно способом, тебе некому будет проповедовать. Я теряюсь в догадках, как можно этого не понимать.

За эти три дня, проведенные в маленькой двухвесельной лодке, Бариас настолько вывел Роберто из себя, что тому порой просто хотелось его прикончить. Но было бы глупо убивать того, кого сам же и спас, рискуя собственной жизнью. Их спор не прекращался и ничем не заканчивался, а шел по кругу с теми же взаимно неприемлемыми и раздражающими аргументами. В драку он не перерос во многом благодаря успокаивающему воздействию Харбана Квиста, который при каждом обострении ситуации мягко, а порой и не очень напоминал им об их непосредственной задаче.

Состояла она в том, чтобы достичь Нератарна и Гау прежде, чем мертвецы хлынут на оборонительные позиции, и передать в Эсторр известие об угрозе с севера и с востока. И о том, что для противостояния бедствию необходимо участие в войне Восходящих.

— Но должен быть другой способ, позволяющий обойтись без огня.

— Да сколько раз можно говорить одно и то же! Нету его. Нету! А если б был, во имя чистоты небес, мы бы до него додумались.

— А я говорю, такой способ должен быть найден, — повторил Юлий.

Роберто поднял глаза на парус и, заметив небольшое обвисание, чуть повернул румпель, чтобы лучше поймать ветер. С ветром им пока везло, он был попутным, однако и здесь нашелся повод для ссоры. Когда Харбан высказал предположение, что Бог намеренно послал им попутный ветер, дабы способствовать успеху угодной Ему миссии, оказалось, что Юлий и тут смотрит на вещи совсем по-другому. Как обычно.

— Ладно, — промолвил Роберто. — Попытаюсь в последний раз. Представим себе некий, сугубо вымышленный мир. И примем как данность, что в этом самом мире использование огня есть единственный способ спасти жизни огромного множества граждан Конкорда. Все остальные были обдуманы, испытаны и отвергнуты. Будет ли это значить, что… погоди, Юлий, дай мне закончить. Попробуй для разнообразия не отвергать доводы, еще не услышав. Так вот, будет ли это означать, что в подобной уникальной ситуации лучше пожертвовать относительным меньшинством, чем обречь на окончательную гибель подавляющее большинство, практически всех? Повторю, при том условии, что иного способа остановить ходячих мертвецов, кроме огня, нет.

— Ни один человек на земле не имеет права положить конец Циклу невинного, — осторожно промолвил Юлий.

— Это я признаю с того самого момента, как мы сели в эту лодку, — махнул рукой Роберто. — Отвечай на вопрос.

— Я ответил.

— Понятно. Стало быть, ты решительно предпочтешь, чтобы все верные чада Всеведущего в Конкорде пали жертвами ходячих мертвецов Гориана Вестфаллена, чем увидеть хотя бы одного невинного, преданного сожжению, чтобы это предотвратить. То есть фактически ты и сам предпочитаешь стать ходячим мертвецом, отказав себе в праве искать упокоения в объятиях Бога, лишь бы не сжечь хотя бы одного несчастного, который уже оказался в этом положении.

— Я утверждаю, что мы не должны творить зло ради освобождения мира от зла.

— Ты что, действительно идиот, так, что ли?

Бариас заморгал.

— Я всего лишь придерживаюсь догматов моей веры.

— Да брось ты, — махнул рукой Роберто. — Правила меняются, Гориан тому явный пример. К этому необходимо приспосабливаться. Необходимо двигаться вперед. И если тебе приходится делать тяжкий выбор в пользу спасения множества, ценой жертвы одного несчастного…

— Вера свернет их со стези, — заявил Юлий, благосклонно улыбаясь.

— Да ну? Как это произошло у подножия утеса? Позволю тебе напомнить, что это я спас тогда твою жизнь. А не окажись я таким глупцом, сильно бы помогла тебе твоя вера?

— Что я, я только один человек. Но если собрать вместе множество служителей ордена, то их совокупная воля лишит мертвых желания продолжать их нечестивый путь, и они падут в объятия Всеведущего.

Роберто посмотрел наверх. Небо затягивали тучи, под которыми гулял ветер.

— Нет, это не может быть солнечный удар.

— Ты о чем?

— О причине, побуждающей тебя нести подобную бредятину. Впрочем, с чего бы мне переживать на этот счет. Напротив, это побуждает меня задуматься о том, как тебе помочь, чтобы ты успешно действовал в избранном направлении. Самое лучшее — собрать всех ваших служителей с канцлером во главе, помахать вам ручкой и выдворить за ворота. Можете отправляться и делать то, что находите нужным. По крайней мере, после того, как всех вас перебьют, больше не останется паскудных нытиков, которые мешают солдатам вроде меня делать то, что должно, ради спасения Конкорда и его народа.

Роберто рассмеялся и слегка потянул главный парус, вместе с чувством вины ощущая удовлетворение.

— Я с радостью выступлю против мертвых бок о бок с моими благочестивыми собратьями, — заявил Юлий, однако без особой уверенности в голосе.

— Не смеши ты меня, Бариас, и без того уже скоро колики начнутся. У тебя не хватит на это духу, и более того — ты сам в это не веришь и знаешь, что в этом случае неминуемо умрешь. Прекрасно знаешь. Скажи, что нет, и я проверю твое хвастовство на практике.

— Аргументы у тебя какие-то ребяческие, как у мальчишки.

— Правда? А может быть, незамысловатые и прагматичные? Когда мертвецы появятся, я с удовольствием посмотрю, чего стоит твой блеф. Но будь добр, все-таки дай себе сначала труд задуматься о том, что же на нас движется, откуда бы оно ни исходило. Загляни в себя прежде, чем позволить гордыне довести тебя до смерти.

Суть в том, что нам с тобой, слава богу, нет надобности нравиться друг другу, но вот когда все это закончится, те, кто выживет, будут как никогда нуждаться в ордене. Им станут позарез необходимы именно такие люди, как ты. По той простой причине, что, Юлий, будь ты хоть сто раз проклятым идиотом, у тебя, по крайней мере, есть вера.

ГЛАВА 44

859-й Божественный цикл, 46-й день от рождения генастро

Заключительную часть своего обратного путешествия в Эсторр Эрин Дел Аглиос совершила не по морю. Почтовая птица доставила ей послание. Оно отличалось краткостью, но под ним стояла подпись Джереда, и этого было более чем достаточно. Адвокат прибыла под покровом ночи по реке Авел, высадилась на маленькой частной пристани к западу от Эсторра и вернулась на Холм практически незамеченной.

Последнюю пару дней она нервно грызла ногти, в то время как Васселис и Тулин всячески старались ее успокоить. Военное время, мол, требует особых мер безопасности. Адвокат не имеет права рисковать собой. Убийцы могут оказаться повсюду… и так далее, и тому подобное. Эрин поняла, что Эсторр поразило некое бедствие, поскольку слишком хорошо знала Джереда, чтобы предположить нечто иное.

Однако Адвокат все же оказалась не подготовлена к тому, что ей пришлось услышать сразу после того, как она и ее свита ранним утром проскакали под аркой Врат Победы. Теперь стало ясно, почему по всему городу видно зарево пожаров, ведь поначалу она даже подумала, что захватчики уже вторглись в Эсторр, хотя тут же отмела это как плод разыгравшегося воображения. Сейчас Эрин думала, что это было бы даже предпочтительнее, поскольку иметь дело с открытым и явным врагом гораздо проще.

Враг же, сбросивший свою личину в стенах дворцового комплекса, был таков, что перспектива победы над ним казалась весьма туманной, если вообще достижимой, и, уж во всяком случае, чреватой потерей поддержки граждан. Джеред встретил Эрин, как только она вышла из экипажа. По пути в свои личные покои она сгорала от гнева и порывалась сразу отправиться в темницу, однако казначей настоял, чтобы она привела себя в порядок после путешествия, сменила запыленную дорожную одежду на официальную тогу и венец Адвоката и перевела дух с кубком несладкого подогретого вина.

Он остался с ней в ее личной приемной. Эрин наблюдала, как он расхаживал туда-сюда по комнате, выглянул на балкон, смотревший в сторону гавани Эсторра, обошел просторное помещение по периметру, мимо украшавших стены полуколонн и ниш, с бюстами и портретами прежних Адвокатов и великих полководцев и, помедлив перед образом своего деда, кивнул, не иначе как извиняясь за нынешнее состояние Конкорда. Потом поднял взгляд на зеленые шелковые занавеси, скрывавшие никогда не нравившуюся Эрин мозаику, которая прославляла деяния Всеведущего, вернулся в центр зала и встал напротив стола, за которым она расположилась. Рядом стояло кресло, но Джеред не сел.

— Ты готова? — спросил он.

— С того мгновения, как вышла из экипажа, Пол. Просто ждала, когда тебе надоест протирать подошвами мой мрамор.

— Она даже не раскаивается, — сказал Джеред.

— Она никогда не раскаивается.

— Но до сих пор она все же не совершала столь серьезных преступлений. Эрин, она хотела сместить тебя и занять твое место. И едва не преуспела в этом. Если бы я чуточку опоздал, если бы Восходящие поддались ей…

— С тем, что сделали Восходящие, я разберусь позднее. А вот ты уже заслужил мою искреннюю признательность.

Эрин склонила голову набок и улыбнулась ему, человеку, чье немолодое, суровое лицо избороздила морщинами забота о Конкорде. Человеку, одно присутствие которого согревало ее и давало ощущение безопасности.

— Я знаю, почему ты говоришь это мне, и обещаю, что не позволю ей вывести меня из равновесия. Но мне нужно встретиться с ней наедине. Постой за дверью, если хочешь, но с этим я должна встретиться лицом к лицу, как одинокий, стареющий Адвокат.

Джеред кивнул и наконец сел.

— Я все-таки сомневаюсь, Эрин. Она убийца, обвиняется в государственной измене и должна быть сожжена. Но все обвинения следует доказать публично, это единственный способ успокоить город.

— Послушай, Пол, мы с Фелис когда-то были друзьями. В свое время она совершила немало выдающихся деяний на благо и во славу Конкорда. Я знаю ее не один десяток лет. Несомненно, то, что она совершила, непростительно, однако я обязана предоставить ей возможность объясниться со мной наедине. Возможность какого-то искупления.

— Что ты собираешься ей сказать?

Эрин понурилась.

— Ох, Боже Всеведущий, сама не знаю. Что можно сказать канцлеру Коройен?

— Одинокий Адвокат… — Джеред попытался улыбнуться, но у него не получилось.

— А ты ведь даже не спросил меня, как прошло заседание сената во дворце Соластро, — заметила Эрин.

Она снова пригляделась к нему и ощутила масштаб того ужаса, свидетелем которого ему довелось стать во дворце. Ведь чтобы потрясти Пола Джереда, требовалось нечто из ряда вон выходящее.

— А ты не спросила меня насчет Карка и Гестерна. Но не будем хвататься за все сразу.

— Конечно, всему свое время, — кивнула Эрин. — Но тебе нужно при первой же возможности найти Арвана Васселиса и мою дочь. Собрать вместе их, Марка Гестериса, Элиз Кастенас и, может быть, Ардуция.

— Да что случилось?

— Половина Конкорда решила не посылать войска, а самостоятельно защищать свои жалкие границы, — промолвила Эрин и почувствовала, как багровеет при одном лишь этом воспоминании. — Так что придется обходиться практически теми силами, что находятся сейчас в Нератарне, Атреске и Госланде.

— Только не говори мне, что Фаскар последовал примеру Дорноса, — презрительно усмехнулся Джеред.

— И Тундарра тоже, Пол. Мне очень жаль.

Краска отхлынула с лица казначея. Он замер, повернулся к портрету своего деда, прочистил горло и сглотнул. Когда Джеред обернулся к ней, Эрин показалось, что в его глазах блестит влага, но, возможно, в них просто отражался свет лампы.

— Я велю, чтобы к тебе привели канцлера. Сохраняй спокойствие. — Джеред поклонился и направился к выходу.

— Пол!

Он оглянулся.

— Всему свое время. Давай сначала разберемся с этим, а потом вернемся к нашим делам.

Несколько мгновений казначей стоял неподвижно, потом резко кивнул и покинул комнату. Эрин вздохнула, откинулась в кресле и машинально щелкнула пальцами, чтобы слуга долил в кубок вина, только потом сообразив, что прислугу, разумеется, отослали. И задумалась о том, как ей следует вести себя, когда войдет канцлер.

Предсказать, что способно разоружить Фелис Коройен, всегда было непросто, да и сейчас, наверное, не время для таких игр. Эрин встала и вышла на балкон. Занималась заря, но и в свете раннего утра виднелись догоравшие пепелища. Картина продолжающихся беспорядков, разжигаемых именем канцлера. Как раз то, что надо.

В дверь в дальнем конце комнаты постучали. Эрин, не поворачиваясь, услышала, как она отворилась и стражник доложил:

— Канцлер Коройен, мой Адвокат.

Эрин махнула рукой, отсылая его. Дверь снова закрылась, и она услышала поступь обутых в сандалии ног Фелис по мраморному полу.

— Ну, не прекрасен ли Эсторр на заре, — промолвила она, когда Фелис, по ее прикидкам, находилась всего в нескольких шагах. — Мерцающие огни порта, бесчисленные зеркала фонтанных чаш, белые стены, что ловят первые солнечные лучи. И пожары, разожженные бунтовщиками, которые уничтожают величественные здания, простоявшие сотни лет.

Адвокат обернулась. Канцлер выглядела изможденной. Тога измазана в грязи, в немытых, непричесанных волосах застряла солома. По лицу можно было догадаться, что еду и воду она получала в минимальных количествах.

— Что, новые апартаменты тебе не по нраву? — спросила Эрин. — Знаю, ты предпочла бы эти покои, а заодно, может быть, и мою спальню. Но в первую очередь мой трон. Боюсь, однако, темница — это лучшее, что я могу тебе предложить на данный момент.

Канцлер предпочла не отвечать. Во взоре ее, возможно, крылись некие опасения, но осанка оставалась нарочито горделивой. Она держалась с видом оскорбленного достоинства. Эрин покачала головой.

— Невероятно! Ты обвиняешься в пяти убийствах, и это не считая убийств караульных при исполнении обязанностей. Обвиняешься в государственной измене. Я могу даже обвинить тебя в ереси, поскольку как еще можно расценивать чью бы то ни было попытку сместить наместника Всеведущего на земле? Но таков уж обычай воинственных фанатиков — чуть что им не по душе, они обращаются к простым и испытанным методам. Признаться, я удивлена, что тебе нечего сказать. В конце концов, ты же явно считаешь, что не сделала ничего дурного.

— Да какая разница, что я скажу. В любом случае ты устроишь надо мной судилище, и я буду казнена.

— Срываешь на мне свою накопившуюся злобу. — Эрин шагнула вперед. — Как ты смеешь поучать меня относительно закона и правосудия? Мои служащие… несчастный сенатор Аврелий… они исполняли свой долг, как подобало, тебе так не кажется?

— Аврелий не видел истинной картины…

— О! Он ее видел даже слишком хорошо. И в этом заключалась истинная проблема. А как насчет Орина Д'Алинниуса? Чего не видел он?

— Науке не должно быть позволено подрывать веру во Всеведущего.

Эрин, не сдержавшись, охнула от возмущения.

— Ушам своим не верю! Мы что, вернулись на пятьсот лет назад? Даже ты не можешь цепляться за древние предрассудки. Прогресс не остановить. Чтоб сохранить в людях веру и благочестие, мы должны иметь возможность защитить их, и если для этого нужны взрывчатые порошки, я за взрывчатые порошки. А если Восходящие, то и за них, поскольку в них наше будущее. Не твое, теперь не твое! Но мое и всех граждан, населяющих ныне Конкорд.

— Ты, Эрин, похоже, просто неспособна понять то, что очевидно и для меня, и для граждан. Восхождение есть зло. Кстати, один из них сам пришел ко мне и, по существу, это признал. Другой из той же компании, как мне говорили, пробуждает мертвых. Не знаю, что еще нужно сделать, чтобы открыть тебе глаза. У меня просто не было выбора.

— Не было выбора? — Эрин хрипло рассмеялась. — Ты, кажется, считаешь меня законченной тупицей? Ты дожидалась своего шанса и, когда он представился, не преминула за него ухватиться. К счастью для Конкорда, безуспешно. К счастью для меня. Аврелий оказался не таким слабаком, как ты о нем думала.

— Если ты и впрямь так считаешь и считала все эти десять лет, ты действительно тупа. Твои драгоценные Восходящие — это чума, зараза. Их необходимо арестовать, судить и сжечь. — В глаза Коройен вернулся огонь. Она выпрямилась, ее голос наполнился силой.

— Ты хочешь, чтобы я арестовала тех единственных людей, которые способны спасти Конкорд? В таком случае, Фелис, ты лишилась рассудка. Правда, ты не знаешь, что происходит на наших границах. А я знаю. Настоящая чума — это ходячие мертвецы, и только Восходящие способны их остановить.

Канцлер так резко встряхнула головой, что застрявший в волосах пучок соломы упал на пол.

— Остановят, а что потом? Или ты надеешься, что, вкусив подобного могущества, они вернутся в Академию и смирно продолжат свои исследования? Нет, они потребуют влияния, на тебя, на орден, на все и вся. И ни у кого уже не будет сил положить предел их притязаниям. Настанет день, и они приберут всю власть в Эсторре к своим рукам. Неужели ты этого не понимаешь?

— Я верю им, Фелис. Верю гораздо больше, чем когда-либо верила тебе.

— В таком случае ты враг Конкорда: я обвиняю и отвергаю тебя!

Эрин похолодела.

— Что?

— Они есть мерзкое зло, само существование которого противно воле Бога! — выкрикнула канцлер. Она уставила палец на Эрин, вещая словно со ступеней Главного Дома Масок. — А дав им свободу творить их кощунственную ересь, ты тем самым стала соучастницей этого зла и врагом всего того, защитницей чего лживо себя провозглашаешь!

— Да будь ты проклята, я пытаюсь все это спасти! — закричала в ответ Эрин. — Я всегда говорила, что готова на все ради сохранения единства Конкорда. Все мои действия направлены на это, и никакого зла в них нет.

— Враг! — злобно выкрикнула Коройен, брызжа слюной. Лицо ее побагровело от ярости. — Конкорд разваливается каждый день у нас на глазах. Провинции отделяются от тебя. Люди отворачиваются от тебя. Ты Адвокат рушащейся империи, а твои Восходящие дурачат тебя день за днем, дожидаясь своего часа. Оглянись!

— На что? На кого? Уж не на тебя ли? На твои убийства и пытки? Из-за тебя и твоих головорезов репутация ордена разорвана в клочья. А исправлять последствия придется мне!

— Тебе не удастся заткнуть мне рот. Ты не мой Адвокат. Ты еретичка! Я обвиняю и отвергаю тебя! Ты низложена!

В ответ Эрин закатила канцлеру такую мощную оплеуху, что голова у той дернулась, она покачнулась, поскользнулась сандалией на мраморном полу, грохнулась навзничь и при падении приложилась затылком к углу постамента, на котором стоял бюст отца нынешнего Адвоката. Эрин услышала треск. Канцлер растянулась на полу, пару раз конвульсивно дернулась и застыла.

Эрин, чья рука еще гудела от удара, изумленно уставилась на нее. Позади послышался звук. Дверь!

— Всем оставаться снаружи, — произнесла она, стараясь, чтобы это прозвучало как можно спокойнее. — Все в порядке. Просто мелкое происшествие.

Она опустилась на колени рядом с Коройен, и ее пробрала дрожь. Голова канцлера была расположена под таким углом к телу, что все становилось ясно с первого взгляда.

— Нет! О нет! — повторяла Эрин снова и снова. Она протянула руку и убрала с лица Фелис прядь волос. — Пожалуйста, нет!

Эрин сглотнула тяжелый ком. Подступали слезы, кровь стучала в висках, губы вдруг пересохли. Она уставилась на ладонь, которой нанесла удар и которую теперь жгло, тяжело всхлипнула и тут же сжала губы.

Дверь распахнулась. Эрин вскинула глаза и встретилась со взглядом Пола Джереда. Он быстро осмотрел помещение, гаркнул стражникам, чтобы за ним закрыли дверь, и вошел.

— О, Пол! Что же я наделала?

ГЛАВА 45

859-й Божественный цикл, 46-й день от рождения генастро

Пол Джеред опустился на колени и попытался нащупать пульс на шее канцлера. Он хотел полностью удостовериться в случившемся. Ее шея была сломана. Начисто. Он поднял глаза на бюст, увидел кровь, запятнавшую постамент, и мысленно восстановил картину произошедшего.

Эрин сидела, привалившись спиной к стене, и взглядом умоляла о том, чего он, увы, не мог ей сказать. Пол просто покачал головой.

— Это был несчастный случай, — произнесла она потрясенным, дрожащим голосом. — Я ударила ее, а она поскользнулась и… неудачно упала.

— Тихо! — шикнул Джеред. — Все в порядке. Постарайся успокоиться, Эрин. Мы все уладим.

— Как? — В глазах Эрин стояло отчаяние. — Я убила ее! Я никогда никого не убивала.

— Знаю, знаю.

Джеред обогнул тело, сел рядом с Адвокатом и положил руку ей на плечо. Эрин опустила голову ему на грудь. Она тяжело дышала, хриплые вздохи походили на всхлипывания, однако была слишком потрясена, чтобы плакать. Время для слез еще настанет. Джеред знал, что чувство вины перед первым убитым тобой человеком остается на всю жизнь. Но настоящая трагедия состоит в том, что, убивая после, никто уже не воспринимает это с такой остротой. Он будет молиться, чтобы хотя бы для Эрин этот опыт не обернулся тем, чем обернулся и для него, и для канцлера.

— Что нам теперь делать? — слабым, напряженным голосом спросила она.

— Я что-нибудь придумаю, — ответил Джеред. — Не беспокойся об этом.

Казначей не мог предполагать, что его столь недолгая отлучка — он только пошел выяснить, где Васселис, — обернется таким бедствием. Когда Джеред услышал крики, он сразу поспешил назад, но, увы, опоздал. Опять опоздал.

— Надо будет сообщить людям что-то такое, во что они поверят. Это не должно выйти наружу.

К Эрин, похоже, начинала возвращаться способность рассуждать, но она еще не до конца понимала, что именно случилось и каковы будут неминуемые последствия. А вот Джеред знал: вне зависимости от официальной версии смерти канцлера благочестивые почитатели Всеведущего, скорее всего, сочтут, что тут не обошлось без Восходящих. Об этом позаботятся служители ордена. Джеред понимал, что должен сказать ей это, должен вернуть ее к реальности, но произнес вслух совсем другое:

— Не бойся. Все будет хорошо.

— Лжец. — Эрин подняла голову и посмотрела на него. В глазах стояла боль, но паники больше не было.

— Хорошо, — сказал он. — Прежде всего я попрошу тебя оставаться здесь, пока я схожу и кое-что организую. Это несчастный случай, понятно? Вот пока все, что мы можем сказать. И не впускай сюда никого до моего возвращения.

— Но я не хочу оставаться с ней, Пол, не хочу смотреть на нее!

— Ну так не смотри. Давай вставай. Присядь в кресло, выпей вина.

— Я убийца, — проговорила Эрин, пока они шли к креслу. — Меня надо было бы сжечь.

— Не смей так думать! — сердито возразил Джеред. — Этим делу не поможешь. Ты что, имела намерение ее убить? Несчастный случай, Эрин! И ничего другого.

— Она мертва вне зависимости от моего намерения.

— Да, мертва. Благополучно избежала публичного суда, приговора и сожжения. Как раз то, чего тебе больше всего хотелось.

Джеред попытался улыбнуться, показывая, что неудачно пошутил, но Эрин восприняла эти слова иначе. Она кивнула.

— Да, избежала, ты прав. Она не допускала и мысли о том, что будет сожжена, а ее пепел развеян. И упорно искала выход.

— Возможно, не совсем такой, а?

— Она знала, что умрет. Она мне сказала.

— Давай-ка присядь. А я наполню тебе кубок.

Неокрепшая надежда Джереда на то, что Адвокат сумеет-таки удержаться на стезе здравомыслия, покинула его. Голос Эрин звучал отрешенно и невнятно. Пол понимал, что сейчас лучше бы не оставлять ее в одиночестве, но, к сожалению, у него не было выбора. Налив побольше вина, он вручил ей кубок, причем, чтобы Эрин его не выронила, пришлось положить на него обе ее руки и сжать. Она судорожно глотнула жидкость.

— Опять она от нас ускользнула.

— В определенном смысле да. — Джеред выпрямился. — Не выходи из комнаты. Ты поняла меня, Эрин?

Она отреагировала не сразу, но все же кивнула.

— Я схожу за помощью, а потом отведу тебя к дочери. Все у нас будет хорошо.

— Разумеется, — промолвила она. — Я ведь Адвокат.

— Да, ты Адвокат. На том и стой. Я вернусь.

Выйдя, Джеред задержался лишь для того, чтобы дать страже указание — никого, ни под каким предлогом внутрь не впускать и самим не входить. Там произошел несчастный случай, объяснил он, но Адвокат не пострадала. Он пошел к лестнице, а как только оказался вне поля зрения часовых, рванул вниз и помчался по саду и через площадь к Академии с такой скоростью, с какой не бегал, наверное, лет тридцать. Он рассчитывал найти Васселиса у Восходящих, поскольку старый маршал всегда посещал их, бывая во дворце. А если повезет, несмотря на ранний час, удастся застать там и всех остальных, кто нужен ему сейчас позарез.

На бегу Джеред пытался внятно и приемлемо сформулировать то, что собирался сообщить, но в голове его вновь и вновь звучала одна и та же фраза: «Адвокат убила канцлера». Беда заключалась еще и в том, что это событие, само по себе чреватое невиданными ранее в городе волнениями, случилось в самый тяжкий момент за всю историю Конкорда.

* * *

— Тут радоваться надо, а не переживать по поводу того, что некоторые из прихвостней ордена будут вопить на ступенях Домов Масок, — заявил Оссакер, когда услышал новость.

Все они бодрствовали. Да и какой тут, по правде говоря, мог быть сон. В коридорах еще витало эхо ужаса и насилия, и в воздухе висел запах крови. Казалось, ее не удастся отскрести никогда. Но как бы ни было неуютно в бывших канцлерских покоях, Восходящие не собирались никуда перебираться.

Прибытие Адвоката вместе с Васселисом и Тулин повлекло за собой немедленный сбор всех высших военачальников и старших Восходящих. Марк Гестерис, Арван Васселис и Элиз Кастенас сидели по одну сторону стола рядом с человеком, оказавшимся здесь по чистой случайности, поскольку он вообще нечасто появлялся на твердой земле. Адмирал Карл Ильев недавно вступил в должность главнокомандующего окетанов. При этом он все еще сохранял за собой и пост предводителя окениев по той простой причине, что ни у кого не хватало духу подступиться к нему с предложением передать командование отборной морской стражей Конкорда кому-нибудь другому.

По другую сторону расположились Ардуций, Оссакер, Миррон и Эстер Наравни. Они провели уже пару часов над картами, схемами и расчетами, но внезапное сообщение Джереда обрушилось на всех словно камень, выпущенный из онагра.

— И это я слышу от человека, который, как принято считать, руководствуется самыми строгими нравственными правилами во всем Конкорде, — вяло удивился Джеред.

— Нет правил без исключений, — спокойно парировал Оссакер, — Она предала нас. И получила по заслугам.

— Вот что я скажу, Оссакер. — Джеред вздохнул. — Ты со своим хождением к канцлеру и нытьем по поводу того, что правильно и что нет в исполнении вами Божьих трудов, несешь прямую ответственность за ситуацию, в которую мы теперь попали.

— Я…

— Помолчи! Сейчас я говорю. — Смотреть на Оссакера, имевшего обыкновение впиваться в собеседника слепыми, но исполненными страсти глазами было непросто, но на сей раз Джеред с этим справился. — Ты фатально ошибся в ней, и тебе повезло, что ты жив. Другим удача не улыбнулась. И я вправе ожидать, что ты сделаешь что-нибудь во искупление собственной глупости.

За столом воцарилось напряженное молчание. Оссакер побагровел и опустил слепые глаза вниз, на пергаменты. Васселис смотрел на него без сочувствия. На лице Ильева играла улыбка. Остальные своих чувств не выдали.

— Так или иначе, — заявил Джеред, усаживаясь во главе стола, — с тем, что она получила по заслугам, я согласен. Речь идет не об этом, а том, чем могут быть чреваты обстоятельства ее смерти. Например, с точки зрения обеспечения безопасности Восходящих и Академии. В Эсторре и окрестностях расквартировано два легиона Доспехов Бога, да и горожане в массе своей настроены против вас. Ну а орден, разумеется, не преминет подлить масла в огонь.

— По-твоему, нам следует оставить город? — спросил Ардуций.

— И куда отправиться? — подала голос Элиз Кастенас. — Только трое из вас способны действовать на поле боя. Какой фронт вам хотелось бы защищать?

— Тот, на котором наступает сам Гориан, — без колебаний ответил Оссакер. — Это единственный выбор.

— Все не так просто, — заметила Миррон. — Чтобы вести в бой мертвых, ему вовсе не обязательно присутствовать там лично. А значит, мы попросту не знаем, где его искать.

— Если не учитывать того, что Харбан следовал за ним на север, а не на запад, — указал Джеред. — А какие у нас сведения о передвижениях в Атреске и Госланде?

— Скудные, — ответил Гестерис. — О поражениях в Атреске ходят слухи, из Госланда и вовсе ничего. Мы лишь знаем, что за двенадцатитысячной группировкой у границы присматривал Даваров, а вдвое меньший отряд, направлявшийся в Госланд, должен поджидать Роберто.

— Ни там, ни там их не сдержать. Без Восходящих и огромного количества боевых машин их не остановить. Я послал в Атреску Аркова. Ему пора бы уже вернуться, если он вообще вернется.

— Прости, Пол, но…

— Да, Элиз?

— Ты так уверен в том, что оборона на границах провалится? Миррон пытается объяснить нам суть, но, кроме очевидной траты времени, это, увы, ни к чему не приводит.

— Расколется как лед. — Джеред усмехнулся невеселым воспоминаниям. — Да, уверен. Я, знаешь ли, провел уйму времени, размышляя об этом. Сама посуди, все, что требуется Гориану, — чтобы в рядах защитников, будь тому причиной стрела, болезнь и так далее, появилось несколько мертвых. Как только это произойдет, он поднимет их и бросит с оружием в руках против их товарищей, которые,во-первых, не ожидают подобного нападения, а во-вторых, не знают, что остановить этих новых врагов можно, только отсекая им ноги.

— Мне кажется, вам нужны принципиально новые методы ведения войны на суше, а вот я, на море, могу топить их корабли так же, как топил раньше, — заявил Ильев. — К тому же у меня, в отличие от легионов, при которых вечно отираются чтецы ордена, нет особых проблем с использованием огня. Я бы советовал вам не церемониться и делать то, что необходимо. В конце концов, мы солдаты и убиваем ради спасения своей страны. Методы борьбы не должны нас волновать, поскольку, если мы станем морочить себе голову благочестивыми бреднями, мы проиграем.

— Не может быть, чтобы ты и вправду так думал! — возмутился Оссакер.

— Боже, дай мне сил это вытерпеть, — простонал Ардуций. — Осси, ты не заметил, что рассуждать о морали уже слишком поздно?

— Так ли это? Мы тут все говорим о страшной угрозе, но на самом деле понятия не имеем, так ли уж она велика. И реальна ли опасность для нас здесь. Кроме Пола с Миррон, никто из нас этих ужасов не видел и фактически не слышал ничего конкретного.

— Ну и что же, нам теперь ждать, пока Гориан похлопает кого-нибудь по плечу и пригласит познакомиться с его возможностями? Ты читал отчеты о прошлой войне? Бездействие предшественника Элиз, выжидавшего, пока не стало слишком поздно, едва не погубило Конкорд.

— Ты читаешь мои мысли, — вступила в разговор Кастенас. — Однако и Оссакер в чем-то прав. Мы знаем, где и когда враг может перейти наши границы, поэтому даже при худшем развитии событий он не нагрянет сюда нежданно. Да, мы знаем также, что Гестерн подвергается большой опасности, но ни одного угрожавшего нам корабля в море пока никто не видел, к тому же моря патрулируют окетаны.

— Ни одна их посудина не причалит к восточному побережью, — заверил Ильев.

— Рад это слышать, — промолвил Джеред, считавший, что на этого человека можно положиться. — И позаботься о безопасности острова. Если они захватят его…

— Не захватят.

— У нас есть время для того, чтобы подготовить наземные войска к обороне, — продолжила Кастенас. — Я намерена ждать получения точных, осмысленных донесений, однако готовиться к выступлению надо начинать без промедления. А это значит, что вы, трое Восходящих, должны собираться в дорогу. Марку и Полу следует позаботиться о том, чтобы новый взрывчатый порошок можно было применять в полевых условиях. Прости, Пол, но я обязана это сказать. Поскольку на помощь из Тундарры, Фаскара и Дорноса рассчитывать не приходится, главным пунктом сосредоточения будет граница Атрески и Нератарна. Оттуда можно выступить в любом направлении, так что это лучшее место для сбора войск.

— Пехоты, — поправил Джеред.

— Прошу прощения?

— Конница не сможет действовать против мертвых. Лошади испугаются их и побегут. Даже гортоки карку не смогли приблизиться к мертвецам, и, скорее всего, так же поведут себя любые другие животные. Да что там животные, далеко не каждый человек может себя заставить…

— Пол, ты серьезно? Как вообще можно вести в бой легион без кавалерии?

— Поверь мне, нам необходимо применить совершенно новую тактику. Это касается не только конницы, но и того, что удар гладиуса по горлу или в самое сердце никого не остановит. Все наработанные нами приемы и методы, весь наш предыдущий опыт против этого врага не годится. Мы привыкли к тому, что лучший способ остановить врага — это убить его, но что делать с теми, кто уже убит?

— Укрыться за высокой стеной и поливать их горящей смолой, — предложил Ильев.

— Для начала неплохо, — поддержал Васселис, — но, как уже отмечал Пол, это не остановит врага внутри.

— А этим займемся мы, — пообещал Оссакер. — Мы доберемся до Гориана.

— Это все разговоры. — Джеред развел руками. — А сейчас пора действовать.

Оссакер встал.

— Ты хотел от меня возмещения? Что ж, посмотрим.

Он направился к двери, но вдруг остановился и настороженно поднял голову.

— Что такое, Осси? — спросила Миррон.

— Сам не пойму. — Он приоткрыл дверь. — Вроде как колокол или что-то в этом роде.

— Для очередной стражи еще рановато, — заметил Джеред.

— Это в гавани. Я ощущаю вибрацию в воздухе.

— Что-то я ничего такого не чувствую, — буркнула Кастенас.

Ильев положил ладонь на ее руку.

— Я тоже слышу. — Он нахмурился. — И мне это не нравится.

— А что вообще это за сигнал?

— Кораблекрушение, — ответил адмирал. — В гавань занесло обломки кораблекрушения.

* * *

Им потребовалась только одна лошадь.

— Ты что, действительно не умеешь ездить верхом? Я думал, это шутка, — признался Джеред, залезая в седло у дворцовой коновязи.

Ильев кинул взгляд исподлобья и неуклюже взгромоздился на коня позади него. Животное переступило с ноги на ногу, приспосабливаясь к весу его мощного тела.

— А какой мне прок от верховой езды, казначей Джеред?

— На море никакого, но раз так, держись. Боюсь, тебе будет не слишком удобно.

Джеред ударил пятками в бока жеребца. Адмирал и казначей немедленно пришли к одному и тому же выводу: кто бы в гавани ни зазвонил в колокол, пусть даже тут какая-то ошибка, лучше им побыстрее отправиться туда. Возможно, утренний прилив принес ответы на некоторые их вопросы.

Пока они мчались галопом по тщательно патрулируемым предрассветным улицам, Джеред не мог отделаться от мысли, какую диковинную картину созерцают редкие утренние прохожие. Казначей Конкорда и главнокомандующий окетанов скачут во весь опор в гавань Эсторра, двое на одном, позаимствованном у дворцовой кавалерии жеребце. Чудные времена.

Если бы только жители знали и о других слухах, кроме тех, что скармливает им орден, они вообще не высовывались бы на улицы. Может быть, только для того, чтобы строить там баррикады.

— Как мы вообще ухитрились до этого докатиться? — пробормотал Джеред.

— В жизни всякое случается, — буркнул в ответ Ильев и, подпрыгнув на конском крупе, чуть не прикусил язык.

Копыта громыхали по мостовой, эхом отдаваясь от стен. Торговцы, ранние пташки, спешили на форумы. Катились тяжело груженные повозки. Ближе к гавани в город возвращалась жизнь. Предстоял еще один тревожный день. Многие проведут его, как всякий другой, в рутинных трудах и заботах. Но следовало иметь в виду — в любой момент могут вспыхнуть волнения, причем такие, что дело не ограничится сожжением чучел или скандированием лозунгов. Эсторр пребывал в смятении, и улучшения ситуации ждать не приходилось.

У пристани собралась целая толпа. Несколько сотен рабочих забросили погрузочные механизмы, лебедки и тали и покинули складские площадки. Все взоры обратились на гавань, темная поверхность которой была усеяна огнями фонарей с дюжины баркасов портовых служителей, образовавших кольцо вокруг чего-то.

Джеред с Ильевом спешились и, бросив поводья солдату из портовой стражи, стали проталкиваться сквозь растущую толпу. Впрочем, кричать и требовать, чтобы его пропустили, казначею не потребовалось. Стоило кому-то узнать его, как весть о появлении Пола Джереда мигом облетела толпу и люди стали раздаваться в сторону.

— Это что, с тобой всегда так? — спросил Ильев.

— Порой моя дурная слава дает определенные преимущества.

— Здесь слишком много народу, — сутулясь, проворчал Ильев. — Не понимаю, как вообще можно жить в подобном месте.

— Что, море зовет, да, Карл?

— Песнь Окетара не умолкает, и владыки и владычицы морей призывают меня каждое утро.

Они добрались до причалов, по большей части свободных. Основная часть кораблей отчалила с вечерним приливом. С началом утреннего прилива должны прийти новые, дожидавшиеся сейчас в гавани, пока солнце осветит белые стены и красные крыши Эсторра. А вот что именно окружили баркасы, Джеред рассмотреть не мог.

— Что там у вас такое? — крикнул он, и его голос, поднявшись над гомоном толпы, разнесся над спокойными водами гавани.

Один из фонарей поднялся и качнулся в его направлении.

— А кто спрашивает?

— Казначей Джеред. А кто там, за фонарем? Мастер Стертий?

— Слава Окетару, что ты здесь, казначей. Мы как раз послали гонцов за тобой на Холм, — ответил мастер гавани.

Джеред бросил взгляд на Ильева, который покусывал нижнюю губу.

— А что такое?

Толпа умолкла, и Стертий, поняв, что каждое его слово будет услышано, направил баркас к причалу и пригласил обоих взойти на борт, после чего гребцы снова погнали судно в круг.

— Как только колокола известили о кораблекрушении, мы сделали то, что положено, — выслали лодки, которые окружили принесенный морем объект. Нельзя допустить заразу. Но, с другой стороны, что с ним делать? Он отказывается покидать свою лодку, а в ней полно воды, и она вот-вот затонет. Знай твердит, что будет говорить только с тобой. По-моему, у него бред.

— У кого, я не понял?

Тем временем баркас вернулся на свое место в кругу, и ответ пришел сам собой. В центре кольца находилась полуразбитая, низко сидящая на воде гребная лодка, у которой не осталось ни одного из трех пар весел. Планшир треснул, руль был сорван, на днище под скамьями плескалась вода.

Поперек кормы распростерся человек, судя по всему мертвый. Другой, живой, сидел, скрючившись, на центральной скамье. Плечи его дрожали от холода, лихорадки или от волнения — наверняка от всего сразу. Обрывки плаща едва покрывали его, под плащом была грязная, рваная и промокшая тога. Из висевших на поясе ножен торчала рукоять гладиуса, руки, вцепившиеся в планшир, покраснели и кровоточили.

— Дайте-ка я спущусь туда, — сказал Джеред.

— Но, казначей…

— Я понимаю, мастер Стертий, это рискованно. Но нужно.

В несколько гребков баркас подошел к тонущей лодке.

— Пойти с тобой, Пол? — спросил Ильев.

— Думаю, тебе надо послушать, что он расскажет. Если он вообще сохранил разум.

Гребцы свели два весла вместе и перекинули их на осевшую лодку, Джеред перешел по этим шатким сходням, расплескав сандалиями холодную воду. Человек вскочил со скамьи и ударился в слезы. Казначей шагнул к нему и заключил в объятия.

— Ну, генерал… все уже позади. Ты в безопасности.

— Кто это? — шепотом спросил Ильев.

— Арков, генерал гвардии Восхождения. Очень хороший человек. Однако его вид ничего хорошего не сулит.

Арков отстранился, взглянул на Джереда так, словно только что его увидел, и утер слезы с покрытого кровью и въевшейся грязью лица, с порезами и синяками. Губы его пересохли и потрескались, глаза и щеки запали. Кожаная фляга, брошенная кем-то из гребцов, стукнулась о скамью рядом с Джередом. Вода! Арков схватил ее и с жадностью приник, вливая в себя больше, чем могло принять его горло. На глазах снова выступили слезы. Он уронил флягу, утер рот и опять уставился на Джереда.

— Казначей, это ты?

Голос его звучал хрипло, все тело содрогалось, а взгляд туманила какая-то непроницаемая тень, словно его рассудок окутал саван.

— Что с тобой произошло? — спросил Джеред.

— Это правда ты?

— Да, Арков, это я, Пол Джеред. Ты дома.

Арков снова рухнул в объятия Джереда, разразившись рыданиями. Казначей прижал его голову к груди, поглаживая покрытые соляной коркой волосы. Вся гавань затаила дыхание, слышны были только всхлипы. Ильев встал так, чтобы попасть в поле зрения Джереда.

— Нам нужно выяснить, что случилось, — напомнил адмирал. — Откуда он явился.

— Я знаю. Подожди чуть-чуть.

В конце концов Арков более-менее успокоился, и Джеред чуть отстранил его, продолжая держать за плечи. Поразительно! Прекрасный солдат, мужественный человек, один из храбрейших воинов всхлипывал и дрожал от ужаса.

— Арков, ты меня слышишь? — Он кивнул. Его глаза, безумные, налитые кровью, таращились на Джереда так, словно боялись потерять. — Ты можешь говорить?

— Откуда их может быть так много? Как смогли они зайти так далеко?

— Погоди, Арков. Не спеши. Давай по порядку. С начала. Ты помнишь, я просил тебя проехать через Атреску.

— Бискар. Я направлялся в Бискар. Все мои люди…

— Хорошо. Да, Бискар. Доставить предупреждение. И раздобыть корабль, чтобы вернуться в Эсторр. Домой, где ты сейчас находишься.

— Харбан отправился в Госланд, — неожиданно сказал Арков.

Джеред не сразу сообразил, о чем речь.

— Погоди. Давай по порядку. Сосредоточься. Что случилось с тобой, Арков? Нам нужно узнать это, прежде чем я смогу отправить тебя домой, к жене и детям.

Это, похоже, до него не дошло. Арков долго молчал, словно копаясь в руинах своего сознания, а потом сказал:

— Харбан отправился в Госланд. Гориан отправился туда, и Харбан за ним. Так почему же так много их гналось за мной?

— Пол… — Ильев поднял брови. — Так мы ничего не добьемся.

— Мы делаем все, что можем. Посмотри на его глаза, где они блуждают. Боюсь, он даже не понимает, куда попал. Думаешь, ты добьешься от него большего?

Арков схватил Джереда за рукав.

— Они шли из Гестерна. Такое множество… и они шли, не останавливаясь. Земля умирала под их ногами. Нам пришлось бежать. — Он начал раскачиваться из стороны в сторону. — Нам пришлось бежать, но они просто двигались за нами, как собаки на запах. Мы привели их в Бискар. Мы не могли остановить их, не могли остановиться перед ними… нет, нет, нет…

— Успокойся, Арков, — как можно мягче промолвил Джеред. — Сколько их пришло из Гестерна?

— Я не смог сосчитать! — истерически воскликнул несчастный. — Множество. Тысячи. И на судне, которое мы взяли… — Он проделал правой рукой волнообразное движение. — Мы держались берега. Пытались обследовать север. Слишком близко. Слишком близко!

Джеред покачал головой.

— Что значит «слишком близко»? Что ты имеешь в виду?

— Человек умер в море. Тело следовало предать волнам, но мы считали, что находимся в безопасности, и хотели совершить над ним обряд морского погребения. Я отправился спать, а когда проснулся, на корабле было полно мертвых. — Арков с силой зажмурил глаза, силясь отогнать страшные образы, а когда открыл снова, они были полны безумия. — Мне некуда было спрятаться! — закричал он. — Некуда бежать. Пятеро из нас прыгнули в лодку. Они преследовали нас. Мы долго боролись. Всякий раз, когда кого-нибудь сбрасывали, он снова плыл к нам. Час за часом мы пытались оторваться от них, но они плыли. Плыли!

Голос его снова треснул, он стал махать руками, изображая гребки пловца.

— Корабль? Что случилось с кораблем? — спросил Ильев.

— Мертвые повсюду! — ревел Арков. — Они на море, и они приплывут на сушу. Мы все станем такими же. Пол, прошу тебя, не подпускай их ко мне!

Арков съежился и замолк. Джеред придерживал его раскачивающееся тело, под ногами в лодке хлюпала вода. Он посмотрел мимо Ильева, на ближние баркасы и объятую молчанием пристань.

— Сдается мне, здесь все это слышали, как думаешь?

ГЛАВА 46

459-й Божественный цикл, 46-й день от рождения генастро

Известие о том, что кричал Арков на пристани, разнеслось быстрее, чем скакал конь Джереда. Удержать новость в пределах порта было невозможно, но ее распространение сулило для всего города драматические последствия. Еще бы, подтверждалось то, что говорил орден. Мертвые маршировали по земле Конкорда и плыли по его морям.

Джеред ехал с десятью сопровождающими, окружавшими повозку, на которой лежал Арков. Ему дали настой белой мандрагоры, и теперь он спал. Казначей знал, что никогда не забудет его ужасный, загнанный взгляд и его безумное стремление освободиться от воспоминаний о недавнем прошлом.

Ильев остался в порту. Он вернулся на свой корабль и уже отдал приказ готовиться к отплытию с приходом прилива. Где-то в северной части Тирронского моря под флагом Конкорда находился корабль, перевозивший мертвых, и в настоящий момент Джеред понятия не имел, насколько далеко они могут заплыть. Согласно всем имеющимся данным, небольшие изолированные группы мертвых лишаются сил, причем на море этот процесс должен ускоряться. Как объясняла Миррон, их подпитывали энергией напрямую через землю.

Морское дно находилось далеко, к тому же корпуса кораблей отделяли мертвецов даже от воды. Не исключено, что какую-то энергию они могли черпать непосредственно из древесины корпуса, но даже при этом Джеред просто не представлял себе, как может Гориан чувствовать каждого мертвеца и поддерживать его существование на отдельном корабле. Хотя по побережью, вдоль которого плыл Арков, двигались гор-каркулас, это все равно казалось невероятным.

Восходящие дожидались его возращения.

— Думаю, проблема в том, что мы понятия не имеем, каковы его реальные возможности, — сказала Миррон, когда Джеред более-менее вразумительно изложил ей бессвязные слова Аркова. — Не исключено, он способен чувствовать каждого умершего в отдельности.

— Просто не понимаю, — покачал головой казначей. — Как это может быть? Откуда он узнает, что кто-то расстался с жизнью, чтобы после этого поднять его? По всем нашим данным, он сейчас в Госланде, в сотнях миль к северу. А это случилось на побережье Атрески.

— Не думаю, что он знает что-то конкретное. — Ардуций рассуждал вслух. — Мне кажется, что, когда происходит конфликт, он узнает об этом через гор-каркулас и тут же творит оживляющее дело. Которое, скорее всего, покрывает некую разумную зону. Мы можем предположить, что в это время он поднимал всех мертвых именно в том районе Атрески, близ которого оказался корабль Аркова. То есть Арков, можно сказать, угодил в сеть.

— Это звучит правдоподобно, — кивнул Джеред.

— А так ли уж это на самом деле важно? — спросила Кастенас. — Намного важнее, что силы, значительно большие, чем мы думали, направляются на северо-запад, предположительно к границе Нератарна. Не исключено, что войска Даварова уже попали под удар Гориана и присоединились к его мертвой рати. Это вполне возможно. А вывод тут один: необходимо направить туда Восходящих, потому что, если мы хотим остановить их, лучшей позиции не найти. Линия укреплений там мощная, и, чтобы ее прорвать, даже мертвым потребуется время.

— Согласен. — Джеред обвел взглядом Восходящих. — А вы?

Ардуций и Миррон кивнули в ответ. Оссакер пожал плечами.

— Мы должны попробовать захватить этих каркулас, — предложил Оссакер. — Не убить их, а просто не дать им больше работать на Гориана. Это не только уменьшит его силу, но и позволит нам более точно определить, где он находится. А то у меня имеются сильные опасения насчет того, что, пытаясь установить его местоположение сейчас, мы будем дезориентированы наличием других центров силы.

— Ты хочешь сузить поле поиска, — отозвалась Кастенас. — Идея здравая. Но как к ним подобраться?

— Не имею ни малейшего представления.

— Ладно! — Джеред хлопнул ладонью по столу. — У нас есть хоть какой-то план. Элиз, мне нужно, чтобы ты выделила мне столько сил, сколько сможешь, не ослабляя защиту Холма. Нужно, чтобы Восходящие, а с ними и мы с тобой отплыли отсюда на корабле сборщиков. Мы можем последовать за адмиралом, если успеем поймать отлив. Марк, я бы хотел, чтобы ты остался тут, оберегать Холм вместе с Арваном Васселисом.

— Для тебя все, что угодно, — отозвался Гестерис. — Но ты уверен, что мы тут действительно под угрозой?

Джеред пожал плечами.

— Уверен, не уверен, а рисковать мы не можем. Возможно, Доспехи Бога сюда не явятся, возможно, граждане не станут ломиться во Врата Победы, но если окетаны на море дадут маху, мы должны быть готовы к появлению мертвых. Поэтому держи взрывчатый порошок под рукой и все катапульты наготове.

— Ну что ж, мне не повредит снова надеть доспехи, — промолвил Гестерис, и его единственный глаз блеснул.

— Давай, только не забудь, что мы уже не такие прыткие, как когда-то, — хмыкнул Джеред. — Да, и последнее. Есть что-нибудь от Арвана насчет Эрин и канцлера?

— Ждем, — покачала головой Элиз.

— Ну, больше ждать нам некогда. Скорей бы он вернулся сюда. И Адвокат тоже. Нужно проинформировать ее о наших намерениях и выразить ей свою неколебимую поддержку.

Он отдал приказ стражнику, и тот заторопился во дворец.

— Чего еще мы дожидаемся? — спросил Джеред.

— Как насчет остальных Восходящих? Я имею в виду юные пряди. — Напряженные плечи Эстер выдавали ее тревогу и неуверенность.

— В конечном счете решать тебе, но я бы сказала, что здесь для них самое безопасное место. Немалая военная сила, и опять же Адвокат будет в своей резиденции. Не думаю, что в каком-то другом месте, вроде Вестфаллена, мы можем гарантировать тот же уровень безопасности, — сказала Кастенас.

— Согласен, — кивнул Джеред. — И есть еще одно важное дело. Остаются трое уцелевших из десятой пряди. Трое семнадцатилетних Восходящих, которым нужно уяснить, что они могут быть призваны к действию. Не против людей, но в крайней ситуации против мертвых.

— Может быть, одному из нас стоило бы остаться, чтобы возглавить их? — спросил Ардуций.

— Нет. Ваша главная задача — найти и убить Гориана. Все прочее уже не столь важно. Поэтому все проще некуда: вы должны быть как можно ближе к тому месту, где он находится.

— И мы должны забрать у него моего сына, — напомнила Миррон. — Арду, Осси, вы мне нужны. Без вас мне с ним не справиться. Слишком уж он силен.

— Мы спасем его, Миррон, я обещаю, — заверил Джеред.

— Я знаю. — Миррон улыбнулась. — Но каждый день без него я переживаю так, словно он пропал навеки.

— Потерялся, милая Миррон, потерялся, а не пропал. А мы всегда находим то, что теряется.

— Спасибо, Осси. — Миррон коснулась руки Оссакера.

— Как вы думаете, будут они способны действовать? Я о десятой пряди, — пояснил Гестерис, почесывая пальцем шрам под глазной повязкой. — Они ведь не обучены. Все вы, за милостивым исключением матери Наравни, на своем опыте познали, что такое ужас сражения и как трудно бывает не повернуться и не обратиться в бегство. Если мертвые появятся у ворот и наши граждане взмолятся о помощи, смогут ли они постоять за них?

— Мы учили их всему, что знаем сами, — ответил Ардуций. — Моделировали разного рода сложные ситуации, и они всегда справлялись хорошо. И сейчас у них появился дополнительный стимул. Они рассержены и глубоко задеты тем, что случилось в Академии. И твердо настроены не допустить, чтобы кто-либо угрожал им вновь. Трансформируется ли это в способность остановить мертвых у ворот? Не знаю. Знаю лишь, что мы, когда потребовалось, оказались готовы, и верю, что с ними будет так же.

— Хорошо сказано, Ардуций, молодец! — язвительно похвалил брата Оссакер. — Просто невероятно, но, оказывается, мы научили наших новых Восходящих знанию, как отнимать жизнь.

Джеред взялся руками за голову. Вздох его был столь тяжким, долгим и громким, что дальнейших комментариев не потребовалось.

— Мне кажется, всем нам желательно сохранять спокойствие до прибытия Адвоката. Дадим себе время подумать, что мы скажем и как себя поведем.

— Хватит обращаться со мной как с ребенком, Пол, — бросил Оссакер.

— Ты ведь знаешь, что для этого надо сделать, не так ли, Осси?

Разговор практически сошел на нет, и до прибытия Адвоката они только обменивались репликами. Само то, что Эрин пришла в бывшие покои канцлера, было своего рода облегчением, но выражение ее лица являлось суровым напоминанием о произошедшем во дворце всего пару часов назад. Она пребывала в растерянности и потрясении, глаза ее полыхали лихорадочным огнем. Адвокат представляла собой несколько смягченную версию несчастного Аркова, находившегося сейчас под присмотром лекарей и на попечении жены.

Джеред осознал, что все они самым бестактным образом пялятся на нее. Эрин заговорила не сразу, лишь когда поняла, что никто другой не решится прервать напряженное молчание.

— Что, неужели никто из вас не собирается приветствовать новоявленного убийцу?

— Проходи, Эрин, садись, — мягко промолвила Эстер. — Никто из нас о тебе так не думает.

— Правда?

— Правда, — подтвердила Миррон.

— Я вообще не расстроен от того, что произошло, — добавил Оссакер.

Джеред подавил резкий вздох, но Эрин предпочла улыбнуться и занять кресло.

— Ночка выдалась нелегкая, можно сказать, почва из-под ног уходит, так что спасибо тебе, Оссакер. На самом деле я никогда тебя по-настоящему не пойму, но что ты пытался сказать, мне ясно.

Васселис сел рядом с Адвокатом.

— Как все прошло? — спросил Джеред.

— Нормально, несколько это было возможно. Тело сейчас у лекарей и будет передано ордену. Мы намерены пригласить сюда гласов Земли, Моря и Ветра, чтобы объяснить им ситуацию.

— И Доспехи Бога?

Васселис кивнул.

— Да. Первый меч Веннегур будет сопровождать их.

— Ему не нужны объяснения, его нужно только предостеречь, — предположила Элиз. — В конце концов, долг Доспехов Бога быть везде, где их гражданам нужна защита.

— Не будь наивной, Элиз. Осуждение и сожжение Фелис вызвало бы немалые волнения в городе, однако то, что она была убита, когда находилась под арестом, несомненно, приведет к еще большим беспорядкам. — Эрин посмотрела на Джереда и кивнула. — Спасибо за оказанную поддержку. Думаю, теперь я в достаточной степени осознаю реальность.

— А реальность такова, что это был несчастный случай, но такой, который может повлечь за собой серьезные последствия, — отозвался казначей. — Но у нас есть план. Я прошу тебя не отдавать тело ордену до тех пор, пока мы, во-первых, не организуем надежную защиту, а во-вторых, не удалим отсюда Восходящих.

— А что ты собираешься говорить, Эрин? — просила Эстер.

— Правду.

— Не уверен, что это так уж мудро, — заметил Джеред. — Твоя прямая причастность…

— …вылезет наружу, хотим мы того или нет. Так не лучше ли действовать открыто?

Джеред покачал головой.

— Боюсь, Эрин, ты все-таки недостаточно осознаешь ситуацию. Подумай, что случится, если орден и граждане решат, будто ты виновна в ее смерти. Арван, надеюсь, ты-то хоть не одобряешь эту затею?

— Я не более чем маршал-защитник, который может лишь высказать свое мнение, но будет безоговорочно следовать приказам.

— А твое мнение…

— …состоит в том, что предлагаемый образ действий пагубен.

— Эрин, прошу тебя. — Джеред снова обернулся к Адвокату. — То, что ты собираешься сделать, неразумно. Я согласен, все так или иначе вылезет наружу. Но чем позже, тем лучше, потому что мы сумеем использовать время и переломить ситуацию в нашу пользу. Надеюсь, хотя бы тело под охраной?

Васселис кивнул.

— Чем меньше народу его увидит, тем лучше. Мы отправили ее прямиком в мертвецкую. Она под покровами. По дороге ее фактически никто не видел, так что, кроме нас самих, стражей и хирурга, никто не знает, что именно случилось.

— Догадываюсь, что ты хочешь сказать, Пол, — усмехнулась Эрин.

— И заверяю тебя, в этом есть смысл. Давай на этом остановимся. Сейчас у нас все под контролем. Откуда вообще кто-то может узнать правду о том, как она умерла? На ней что, какие-то раны? Если и был след оплеухи, он уже сошел. Мог же с ней приключиться несчастный случай в темнице.

— Я не смогу жить с подобной ложью, — заявила Эрин. — И не буду. Если я побоюсь сказать правду своему народу, то стану чувствовать себя еще более виноватой из-за того, что сделала.

— Ты ничего не сделала, — чуть ли не прошипел Джеред. — Да, ты отвесила ей пощечину, но, как ты понимаешь, желающих сделать то же самое среди нас набралось бы великое множество. Очередь выстроилась бы. Она поскользнулась, неудачно упала и умерла. Ты ее не убивала.

— Причиной ее смерти были мои действия.

— Нет, — возразил Оссакер. — Ее собственные.

— И в этом ты видишь закон всеобщего равновесия, да, Оссакер? — спросила Эрин.

— Если ты совершаешь что-то, подвергая себя опасности, нужно принять заранее все возможные последствия, — заявил Оссакер. — Я, например, научился жить с тем, что я сделал.

— Да, но только канцлер такой возможности уже не имеет. Это мне предстоит учиться жить с тем, что я сделала.

— Да, — подтвердил Оссакер, и Джеред интуитивно почувствовал, что лучше ему не мешать. — Да, тебе придется, и ты научишься, мой Адвокат. И открытое, с трона или в базилике, признание в том, что люди сочтут твоей виной, ничуть этому не поможет. Как не поможет никому из нас и Конкорду в целом.

Оссакер умолк, и на губах его мелькнула улыбка.

— Вспомнил что-то забавное? — сухо спросила Эрин.

— Нет, мой Адвокат. Просто меня посетила одна мысль. Предлагаю тебе сделку. Если ты пообещаешь не открывать всю правду об этом событии, хотя бы до поры, я в ответ дам слово никогда больше не возражать против отправки Восходящих на поле боя.

Все взоры снова обратились к Эрин. Выражение ее лица не смог распознать даже Джеред. Адвокат пристально посмотрела на Оссакера и сказала:

— Наглый ублюдок, вот ты кто, Оссакер Вестфаллен.

— Нам, незрячим, приходится развивать иные таланты.

— Наглый ублюдок, — повторила она — Но иногда в твоей болтовне звучит-таки нечто здравое и разумное. Я согласна на эту сделку.

Джеред поймал взгляд Оссакера, физиономия Восходящего расплылась в ухмылке.

— Ну а теперь можем мы наконец приступить к делу и заняться спасением Конкорда?

— Думаю, да. — Эрин встала. — Даю вам свое дозволение делать то, что должно быть сделано как здесь, так и в любом другом месте, где вы сочтете нужным действовать. Я устала. Мне нужно прилечь, пусть даже на меня набросятся кошмары. И последнее, Пол, и все вы. Двое моих сыновей сражаются с мертвецами и еще невесть с чем, что мог послать против них Гориан. Я хочу, чтобы оба они вернулись домой. Это понятно?

Джеред кивнул.

— Мы доставим их домой, мой Адвокат. Я обещаю.

* * *

Наступила середина еще одного долгого дня. Горны полыхали день и ночь. Стук кузнечных молотов провожал его отход ко сну и приветствовал при пробуждении. Подводы с лучшей древесиной из Царда и Сиррана въезжали в мастерские час за часом, прибывая то с северо-востока, то с северо-запада. В ход шла также древесина местной вырубки, из ближних северо-западных и более дальних лесов Калерна и Порбания, хотя и не столь качественная. Растянувшиеся к северу на сотни миль горы Лутиэс были богаты минералами и рудами, что позволяло возместить их нехватку в таких случаях, как сейчас, когда поставки из Гестерна и Карка оскудели.

Порой Луций Моралий, мастер механиков Асфорта, проклинал сам факт, что родился и вырос в этом городе и двинулся по родительской стезе, поступив на службу Конкорду. А еще больше бранил себя за то, что проявил способности к военной механике и руководству людьми. И он точно знал: большинство населения этого прекрасного города на реке недовольно тем, что за последние сорок лет он превратился в площадку для производства боевой техники Конкорда.

Моралий прожил сорок пять лет, и на его памяти рыболовство и различного рода ремесла в городе сошли на нет под напором военного производства. Мастерские, кузницы, литейные дворы и лесопилки за это время удесятерились в числе, и все они производили исключительно оружие, доспехи и в первую очередь боевые машины. Этой деятельностью занимались практически все, кроме земледельцев, кормивших горожан, да чиновников, что вели счетные книги для Пола Джереда. Ясное дело, красот Асфорту и его окрестностям это не добавило. Живописные поля пропали из виду за высокими стенами, возведенными на случай вражеского вторжения, хотя таковое, ввиду удаленности города от границ возможного противника, представлялось маловероятным. Небо вечно затягивали облака дыма, в воздухе висела горечь горящего торфа, а вместо обычной пыли повсюду оседала сажа.

Застегнув кожаный фартук поверх тонкой шерстяной тоги, Луций помахал рукой домашним и направился к восточной оконечности города, где находилась большая часть производственных площадок. Идти было всего ничего, но почему-то в этот день визг пил особенно действовал ему на нервы, каждый удар молота отдавался в голове, а выкрики отзывались болью в ушах.

— Проклятые цардиты, — ворчал Моралий себе под нос. — Проклятая мобилизация.

Вообще-то, мобилизация была бы не так страшна, если бы не приходилось срочно, не покладая рук, выполнять заказ по обновлению метательных машин для пяти легионов. Сборочные площадки заполняли баллисты и новейшие, передвигающиеся на полозьях полевые онагры. Когда через систему сигнальных вышек передали соответствующий приказ, и без того напряженный график полетел кувырком. Требовалось не только проводить текущий ремонт, но и заранее возместить предполагаемую убыль боевой техники дюжинами новых, более совершенных единиц, для которых предстояло разработать чертежи, раздобыть материалы и построить их в самые сжатые сроки. На все отводилось пятьдесят дней.

Мастер механиков покачал головой. Они должны выполнить заказ, поскольку гордились тем, что никогда не подводили армию. Однако жалобы граждан, лишившихся сна и вынужденных отрабатывать двойные смены, звучали едва ли не громче кузнечных молотов. И если бы это не касалось его лично! Боже Всеобъемлющий, его-то это затрагивало намного больше, чем простых работников. Они, когда кончалась их удлиненная смена, могли хотя бы помыться и поспать, а ему приходилось корпеть над планами на ближайшее время, составлять графики, подписывать счета и контракты с поставщиками материалов. Переделать миллион незаметных рядовому исполнителю дел, без которых вся работа могла бы застопориться.

Приближаясь к рабочему месту, Моралий приосанился и согнал с лица хмурое выражение: начальник должен служить примером для подчиненных. Чуть помедлив, как бы для того, чтобы перестегнуть ремешки тяжелых рабочих сапог, Моралий подставил лицо теплому ветерку. Он уже находился совсем рядом с рабочей зоной, сборочными площадками и кузницами, ярдах в трехстах от стен и восточных ворот.

Постройки, мимо которых лежал его путь, покрылись сажей и явно нуждались в очистке и покраске. Ну ничего, пройдут эти пятьдесят дней, заказ будет выполнен, и он займется этим вплотную. Асфорт должен получить быстрое и весомое возмещение за все.

Моралий кивнул группе людей, спешивших после смены домой, где каждого, вероятно, ждал кубок вина или эля. При одной этой мысли у него пересохло в горле. Потные, перемазанные сажей работники едва волочили ноги от усталости, одолевавшей и его самого.

— Как денек? — спросил мастер.

— Да так же, как любой другой, — ответил один из работников. Они замедлили шаг, но не остановились. — Если не считать того, начальник, что тебе, похоже, придется еще пуще подгонять нашего брата.

— Это еще почему? — нахмурился Моралий.

— На северо-востоке видна туча пыли. Сдается мне, это из Госланда едут за своим заказом.

— Да быть того не может! — воскликнул Моралий, помнивший наизусть все планы и графики. — Заказ Медвежьих Когтей должен быть выполнен через шесть дней, это что касается ремонта. А новая баллиста — еще через десять. Все согласовано и утверждено.

— Тебе виднее, мастер. — Работник пожал плечами. — Но только пыль на дороге — это знак. Конечно, может быть, это купеческий обоз, но мне сдается, что скорее к нам направляются подводы Второго легиона под охраной кавалерии. За своими машинами.

— Замечательно! — вздохнул Моралий. — Посмотрим, что можно сделать. Спасибо за предупреждение.

— Будем нужны, так пошли за нами, мы явимся, — предложил работник, судя по всему кузнец. Совсем молодой. Небось недавно при деле, так и кипит энтузиазмом.

Несмотря на испортившееся настроение, Моралий ухмыльнулся.

— Надеюсь, это не потребуется, но благодарен за твое предложение. Как тебя зовут?

— Бародов. Я из Атрески.

— Спасибо тебе, Бародов, и всем вам тоже. Я ценю ваши старания. А сейчас идите, выпейте и вздремните, а я, пожалуй, схожу на стены и кину взгляд на дорогу. Что это там пылит, а?

— Если повернуть увеличитель другой стороной, будет казаться, что они дальше. — Бародов осклабился, и на покрытом сажей лице сверкнули белые зубы.

Работники рассмеялись. Моралий тоже.

— Толковый совет.

Моралий поспешил к восточным воротам и по боковой лестнице поднялся на стену. Там находились только часовые, которые смотрели в сторону приближавшихся, кем бы они ни были. Вьющаяся пыль различалась невооруженным глазом — бурое пятно, двигавшееся вдоль южного края Тарнских топей. Похоже, гостей стоило ждать не с главного приречного тракта, а со второстепенной дороги, что приведет их прямо к восточным воротам. Вообще-то самым удобным и быстрым был путь по реке, но, возможно, с транспортом дело нынче обстояло неважно. Как и со всем прочим.

Один из караульных заметил Моралия, и они повернулись к нему в ожидании указаний. Он приветственно взмахнул рукой и спросил:

— Далеко они, как по-вашему?

— Не очень, — ответил один, державший увеличитель. — За полдня доберутся. Только-только перевалили первую возвышенность, так я думаю.

— Разведчики, конечно, высланы? И мы можем не опасаться, что это вражеское вторжение?

— Так точно, высланы. И никак нет. Можем не опасаться. Наши разведчики видели легионные штандарты и много повозок. Это наши, только почему-то без конницы. Идут своим ходом.

Моралий покачал головой и, с улыбкой припомнив слова молодого кузнеца, поднес к глазу увеличитель. Облако пыли казалось совсем близким. Часовой был прав: Медвежьи Когти недалеко.

— Ладно — промолвил мастер, возвращая увеличитель и чувствуя легкое раздражение. — Лучше пойду и посмотрю, что у нас для них действительно готово.

Досада не покидала его на всем пути вниз со стены на артиллерийский двор. Огороженная площадка была битком забита боевыми машинами, как готовыми, так и разобранными. Работники возились с деталями могучих онагров, обстругивая дерево, обновляя крепления и заменяя веревки. Еще больше онагров, вместе с баллистами и катапультами, стояли наготове, поблескивая свежей смазкой и сверкая отполированными металлическими деталями.

Слева, на плотницких площадках высоким накатом лежали бревна. Сирранцы, помимо всего прочего, являлись исключительно аккуратными поставщиками, и их отменная деловая древесина поступала неукоснительно во исполнение соглашения, заключенного Роберто Дел Аглиосом. И на радость казначею. Сборщики вечно ворчали по поводу высоких цен на сырье, снижающих доходы казны. Впрочем, если с лесом дело наладилось, по части металлов и минералов все обстояло не так хорошо. От Асфорта до Карка не ближний свет, но сырья такого качества, как тамошнее, взять больше негде.

Восемь полыхающих кузнечных горнов изрыгали едкий, вонючий дым, пятная ясное небо. Группа молотобойцев вбивала крепежные штыри в станину онагра. Рядом лежали стальные полозья, на которые после окончательной подгонки предстояло установить деревянную раму.

Моралий направился в контору, надеясь узнать что-нибудь утешительное по части продвижения работ, хотя с окончания его предыдущей смены прошло всего пять часов. Неудивительно, что он еще к двери не подошел, а на него уже снова навалилась привычная, но от этого не менее тяжкая усталость. Нужно плеснуть в лицо воды и на несколько мгновений расслабиться. Когда он взялся за дверную ручку, пара работавших неподалеку механиков посмотрели на него и тут же отвели глаза. Мастеру это не понравилось, но заострять внимание он не стал: от такого напряжения все какие-то нервные. Войдя внутрь, Моралий закрыл за собой дверь. Ставни тоже оставались закрытыми, так что по сравнению с наружным шумом в помещении стояла относительная тишина. Ощущение, близкое к блаженству.

Контора была невелика, с деревянными стенами, сплошь завешанными пергаментами с планами, графиками и данными о ходе выполнения различных работ. На письменном столе царил безукоризненный порядок: неряшливости и неразберихи Моралий не терпел и всегда точно знал, где надо искать любую, даже самую завалящую бумажку. Прошло несколько мгновений, прежде чем он заметил, что за его столом, в кресле, просматривая деловые пергаменты, сидит какой-то человек.

— Чем могу помочь? — спросил Моралий.

Его кабинет не запирался, и если посетителям приходилось ждать, когда он появится у себя, они нередко устраивались здесь как у себя дома. Незнакомец поднял взгляд. Лицо его имело какой-то странный оттенок, зеленовато-бурый, напоминающий древесную кору.

— О, я полагаю, ты можешь помочь мне в одном великом деле, — отозвался он, и Моралий вдруг увидел, что его глаза вспыхивают разными, перетекающими один в другой цветами.

ГЛАВА 47

859-й Божественный цикл, 46-й день от рождения генастро

Откуда-то из-за производственных площадок донесся вопль. Моралий почти не обратил на него внимания, но следом за этим привычные рабочие звуки, стук молотков и визг пил оборвались, а потом им на смену пришли людские крики, набат и топот ног.

— Эти звуки сообщают мне, что произошло нападение, — с повергающим в ужас спокойствием промолвил человек, судя по глазам Восходящий.

Моралия охватил страх, подобного которому он не испытывал никогда в жизни. Он отшатнулся, попятился к выходу, судорожно пытаясь нащупать за спиной дверную ручку. Восходящий наблюдал за ним, кивая.

— Хорошая идея. Выведи своих людей на улицы. Надо дать отпор нападающим.

— Нападающим?

— Предположительно.

Восходящий сделал жест наружу, в направлении города, откуда теперь доносились не только испуганные вопли, но и приказы, и лязг оружия. Воздух был пропитан страхом, не позволявшим Моралию четко мыслить. Не позволявшим мыслить вообще. Все это казалось невероятным. Медвежьи Когти шли за своими боевыми машинами… Кто же, спрашивается, мог атаковать город? О речных пиратах здесь не слышали уже четверть века, а цардиты не заходили в такую даль даже во время своего опустошительного вторжения в Конкорд десять лет назад.

— Кто они? — выдохнул мастер, мотая свинцовой, ничего не соображающей головой и с трудом разлепляя губы.

Восходящий поднялся с кресла.

— Иди и посмотри.

Моралий кивнул.

— Пойду и посмотрю. Ты здесь, чтобы помочь?

— Ну, — Восходящий помахал рукой, — это зависит от точки зрения. Иди, иди.

Моралий отворил дверь, выбежал наружу и почувствовал, как его словно окатила волна, мигом промыв и прояснив сознание. Он оглянулся назад, на свою контору — дверь была закрыта. Сейчас Моралий не мог бы с уверенностью сказать, точно ли он видел Восходящего и разговаривал с ним, но в одном сомневаться не приходилось: Асфорт действительно подвергся нападению!

Механики бежали со двора к воротам, спеша к своимдомам и семьям, за оружием. Туда же, по направлению к воротам, двигалась легионная стража, человек сорок — пятьдесят. Над их головами поблескивали наконечники копий. На северо-западе Моралий увидел поднимавшийся над городом дым. Возможно, нападавшие нагрянули из леса. Он тоже бросился бежать: его жена и дети оставались дома одни.

— На запад! Сбор на западе! — Моралий обернулся на голос капитана Лакарова, коменданта гарнизона. — Закрыть восточные ворота. Верховые, к Медвежьим Когтям!

Пара всадников промчалась через ворота, которые тут же захлопнулись. Моралий бежал рядом с комендантом, оба они спешили к восточным казармам, расположенным в нескольких сотнях ярдов. Над городом захлебывались набатные колокола, поток людей устремлялся по главной улице назад, с форума и из базилики. Небо все больше и больше заволакивало дымом.

— Откуда они взялись? — на бегу спросил Моралий.

— Понятия не имею. Я ждал передовых всадников Медвежьих Когтей, а тут такое… — отозвался Лакаров. — Ты, надо думать, сейчас к семье? Оставайся дома, не высовывайся.

— Еще чего! — буркнул Моралий. — Где это видано, чтобы механики прятались под мамкиными юбками?

Лакаров улыбнулся.

— Молодец. Разберешься со своими делами, найди меня. Будем отбиваться вместе.

Они разделились. Моралий свернул направо и побежал по узенькой, мощенной булыжником улочке. Расположенные террасой дома охватила паника. Плакали дети, мужчины и женщины орали, пытаясь перекричать друг друга, хлопали распахнутые двери и ставни.

Срывая на бегу фартук, Моралий влетел в дом через переднюю дверь и в свете, падавшем через открытые окна, увидел жену и детей, сбившихся посреди комнаты в испуганном ожидании. Сын держал наготове отцовский гладиус. В свои восемь лет мальчик очень походил на отца, особенно манерой гордо вздергивать подбородок.

Опустившись на колени, Моралий принял у него ножны с мечом, стиснул в объятиях и сказал:

— Ну, Лука, охраняй тут маму до моего возвращения.

— Хорошо, папа.

Он взъерошил мальчику каштановые волосы, встал, и Мария надела на него панцирь. Пока она застегивала ремни доспеха, Моралий опоясывался мечом.

— Не паникуй и держи заднюю дверь открытой, — наставлял Моралий. — Они не могут знать здешних проулков.

— Лучше просто не дать им зайти так далеко.

— Они не пройдут дальше форума.

— Судя по звукам, они уже прорвались за стены.

Моралий поцеловал жену.

— Ну, на такой случай Лакаров нас и муштровал. Мы-то по дурости думали, будто он в солдатики играет, а оно вот как обернулось. Когда все закончится, мы ему в ноги должны будем поклониться.

— Возвращайся, — сказала ему Мария. — Обязательно возвращайся.

— Не сомневайся.

Моралий выбежал за дверь и услышал, как она с тяжелым стуком захлопнулась позади. Лязгнул задвигающийся засов. Он одобрительно кивнул и поспешил в направлении форума. Лакаров будет доволен — все они помнят, кому что делать при объявлении тревоги, и следуют распорядку. Разрозненные группы людей спешили отовсюду к предписанному месту сбора, все мужчины и женщины, обученные владеть гладиусом, луком или копьем, направлялись в распоряжение капитана или центуриона для получения дальнейших указаний. Мимо Моралия рысцой пробежали совсем зеленые юнцы, человек двадцать: вид у них был хоть и взбудораженный, но целеустремленный.

В начале своей улицы Моралий оглянулся на рабочие дворы, ворота там почему-то стояли открытыми. Он нахмурился, однако выяснять что-либо некогда, да и не его ума это дело. У Лакарова на сей счет могут быть свои соображения. Может, он хочет закрепиться там, если его вытеснят из города? Сейчас в любом случае не до того. Казармы чуть дальше по дороге уже опустели, и Моралий поднажал, чтобы присоединиться к их обитателям. Его приветствовали суровые легионеры в начищенных доспехах, державшие оружие наготове. Лакаров отдавал приказы.

— Формируем строй на второй отметке. Защитим форум. Бегом марш!

Три сотни легионеров из здешних казарм, поддерживаемые городским ополчением, выступили в указанном направлении. Еще три сотни, размещенные в казармах у западных ворот, тоже поднялись по тревоге. Топот ног наполнял улицу, ведущую к форуму: к солдатам на всем пути присоединялись механики, плотники и кузнецы. Асфорт населяли гордые, вольнолюбивые люди; вне зависимости от личного отношения к происходящим в городе переменам они считали его своим и готовы были защищать до последней капли крови.

Среди них Моралий увидел молодого кузнеца Бародова, недавняя веселость на лице которого сменилась гневом.

— Что, Бародов, не дают отдохнуть, а? — спросил Моралий, догнав его и пристроившись рядом.

— Ничего, вино будет слаще, когда я положу свой окровавленный меч на стол рядом с кубком.

— Ладно тебе геройствовать раньше времени. Мы пока даже не знаем, сколько их.

Впереди, где находился главный фонтан Асфорта, улица расширялась, и оттуда, вниз по пологому склону, открывался вид на форум. Сейчас все лотки и палатки были с него убраны. Там, сбиваясь в кучки, толпились уже успевшие вооружиться торговцы, виднелась цепочка людей с ведрами, суетились лекари и хирурги. На восточной оконечности форума находились гарнизонные метательные машины: всего несколько легких баллист и катапульт. Нежелание Лакарова использовать в черте города тяжелую технику было объяснимо, но Моралий не мог понять, почему установленные на стенах онагры вообще позволили врагу приблизиться.

Бегом обогнув фонтан, он вместе с ополченцами поспешил на форум, где вовсю звучали команды и прибывавшие люди составляли оборонительный строй, который представлял собой зеркальную противоположность полевой фаланге. Мечники занимали центр, копейщики сосредоточивались на флангах для того, чтобы иметь возможность развернуться, если прорвавшийся враг атакует с одной из примыкавших к форуму боковых улиц.

Моралий вдруг почувствовал, как возвращается к нему давешний ужас, хотя и не мог толком понять, что тому причиной. Он видел, что за форумом, на улицах, прилегающих к западным воротам, идет бой. Во всяком случае, так ему показалось, хотя звуки оттуда доносились странные. Мастер перебежал направо, откуда был лучший обзор, и его страх возрос, ибо он увидел неспешно, словно тот вышел прогуляться на солнышке, бредущего к форуму Восходящего. Наверное, этому следовало радоваться — вот ведь кто с ними. Может быть, сейчас он проделает один из тех трюков, о которых так много судачат… будто бы эти люди способны в одиночку истреблять целые вражеские армии.

Восходящий обернулся, улыбнулся, и Моралия до мозга костей пробрало ледяным холодом дуса. Восходящий воздел руки и заговорил: казалось, его голос плывет над форумом и отдается эхом со всех сторон, будто исходит сразу из тысяч ртов.

— Вперед, мой народ, примите в свои объятия всех, кого увидите перед собой. Присоединяйтесь к маршу, который перевернет мир и установит новый порядок.

Шеренги легионеров на форуме заколебались. Люди переглядывались, озирались по сторонам, поскольку не понимали, откуда доносятся эти сбивающие с толку слова. Многим казалось, будто они формируются в воздухе сами собой. Похоже, никто из них не видел говорившего Восходящего, а вот Моралий вдруг обнаружил, что идет прямо к нему.

— Кто ты? — спросил Моралий.

— Я Гориан, несущий новую истину и новую славу. Узри мой народ.

— Твой?..

Вопль, исторгнутый из сотен ртов, заставил сжаться сердце мастера. Людская волна хлынула на форум. Люди не отступали, они бежали. Бежали со всех ног, не помня себя от такого же всепоглощающего ужаса, который приковал его к месту. Ни о каком движении вперед не могло быть и речи. Толпа обезумела от дикого, животного страха. Лакаров даже не смог воззвать к ним, от неожиданности он лишился дара речи. Никто не мог предположить, что граждане Асфорта вообще способны издавать подобные вопли. Правда, следом за паникерами показались солдаты. Они тоже отходили спешно, но хотя бы в относительном порядке. Их оружие оставалось обращенным в сторону следовавшего за ними врага, при виде которого у Моралия отвисла челюсть.

— Цардиты, — выдохнул он, понимая, что это невозможно.

— Вперед, поддержим наших! — заорал Лакаров, обретший наконец голос. — Баллисты, катапульты — к бою!

Ополченцы снова двинулись вперед. Граждане вперемешку с резервистами в смятении бежали им навстречу, выкрикивая слова, которые Моралий не мог разобрать. Пока один из них с выкатившимися, безумными глазам не промчался достаточно близко, чтобы расслышать.

— Мертвецы! Мертвецы!

Теперь стало ясно — то же самое выкрикивает и большинство бегущих.

Моралий почувствовал, как его взор, словно притянутый, обращает к Восходящему. Тот по-прежнему улыбался.

— Держись! — кричал Лакаров, выбежав перед гарнизонным строем. — Стоять крепко! Мы отобьем их!

Цардиты вступали на форум. Оглядевшись налево и направо, Моралий увидел опрометью бегущих по параллельным улицам граждан. Видимо, часть врагов хлынула в город, но основная масса сосредоточилась у входа на форум. Цардиты наступали тесным строем, но почему-то в полном молчании, без боевых песен, всегда ассоциировавшихся с этим воинственным народом. Страх пробрал Моралия еще глубже. Западный гарнизон продолжал отходить.

Это видел и Лакаров, слишком хорошо видел. Он призывал их остановиться, но люди пятились и пятились, оглядываясь с таким видом, что было ясно: они еле сдерживаются, чтобы не побежать.

— Держитесь! — кричал Лакаров. — Мы поддержим вас.

— Вперед, мой народ! Не верьте страху. Приведите их ко мне!

Слова Восходящего повторились сотнями ртов валом валивших цардитов, и по рядам защитников пробежала дрожь. Один или два человека, не выдержав, бросили отступавший строй и побежали.

Моралий же почувствовал побуждение двинуться вперед, причем уголком глаза он видел, что Восходящий делает то же самое, шаг в шаг. А позади него к ним с боковых улиц размеренно приближались цардиты. Звуков, указывающих на то, что где-то шла схватка, больше не доносилось. Слышались лишь крики людей, напуганных до потери рассудка.

Теперь цардиты были уже близко, примерно в сорока ярдах, и Моралий слышал какое-то жужжание, на фоне которого звучали возгласы легионеров и приказы Лакарова, его голос теперь дрожал. Неожиданно Моралий почувствовал, как кто-то взял его за руку, и, обернувшись, увидел Бародова.

— Что-то там не так, очень даже не так.

— Думаешь? — буркнул Моралий. — Жаль.

— Не мешало бы нам отступить.

— Куда?

Оба они продолжали продвигаться вперед, правда, теперь именно продвигаться, а не наступать. С ними шли и другие резервисты, игнорировавшие и бегство ополченцев, и сгущавшуюся над форумом неприятную атмосферу.

— Нам некуда отходить! — выкрикнул Лакаров, но как-то неубедительно. — Главное, не пропустить их к нашим домам. Остановим их здесь!

Цардиты приближались. А с ними — мухи. Вот что, оказывается, это было за жужжание. Над ними вились тучи мух. И вид у этих цардитов был какой-то нездоровый. Лица или зеленоватые, или бледные, белые, как… Моралий покачал головой. Конечно, это просто уловка. Тактическая хитрость, расчет на испуг.

— Это всего лишь люди! — услышал он вдруг свой собственный возглас. — Загоним их обратно в лес!

Он побежал. Устремился в атаку. Он, Моралий, мастер механиков. За ним бросились ополченцы и резервисты. Он выхватил из ножен гладиус и ринулся на ближайшего цардита, который словно его не замечал. Бросок — и он преодолел разделявшее их расстояние. Жужжание сделалось оглушительным. В ноздри ударил болезненный, гнилостный смрад. Теперь он вплотную приблизился к врагу, похоже и не помышлявшему о защите.

Гнев, охвативший Моралия, возобладал над его страхом, и он с разбегу всадил клинок в живот цардиту. Сила удара заставила врага отступить на шаг, но при этом он даже не моргнул. Кровь, как и подобало, хлынула на сжимавшую меч руку, но это не исторгло у цардита даже восклицания. Моралий растерянно уставился на свой меч, потом на врага. Его ярость испарилась, вновь уступив место неодолимому ужасу. Цардит смотрел на него единственным глазом, второй был выеден какой-то плесенью. Лицо его пересекали зеленые от гноя шрамы, но хуже всего выглядела рубленая рана поперек груди. Удар рассек кожаный панцирь, кожу и плоть, так что обнажились кости. И медленно бьющееся сердце.

Моралий выпустил из рук меч и отпрыгнул назад. С его губ сорвался вопль. Он чувствовал прикосновение гнили и скверны.

Кровь мертвеца, попавшая на его руку, жгла, впитываясь сквозь мелкие порезы на пальцах. Цардит, как и все они, продолжал идти вперед. Короткая контратака Конкорда захлебнулась, едва начавшись. Теперь мечами замахивались враги. Противник, получивший удар Моралия, не обращая внимания на хлещущую кровь и торчащий из живота гладиус, рубанул своим мечом. Моралий с диким визгом отпрянул, и лезвие прошло на волосок от него.

Оборона рассыпалась, обратившись в ничто. Ополченцы, роняя оружие из обессиленных страхом рук, ударились в бегство. Но цардиты уже вступали на площадь со всех направлений, и в результате четыре сотни ополченцев и резервистов оказались в западне, окруженные посередине форума. Люди вопили. Некоторые предпринимали отчаянные попытки прорваться, но все вокруг было буквально затоплено врагами. Должно быть, тысячами врагов. Впрочем, Моралий уже не воспринимал это отчетливо: пульсация в зараженной вражьей кровью руке усиливалась, а зрение затуманивалось.

Кто-то совсем рядом с ним шептал ему на ухо, и каждое из этих тихо произнесенных слов повторяли цардиты, все как один. Запах мертвечины смешивался с вонью мочи и кала. Сердце Моралия разрывалось в груди от боли, и он отстраненно осознавал, что плачет.

— Боль пройдет. И когда ты пробудишься, с тобой будет твоя семья.

Моралий моргнул. Цардитские мечи взлетали и падали, унося жизни легионеров. Бародов упал на мостовую форума со страшной рубленой раной на лице. Моралий затравленно огляделся и совсем рядом возле себя увидел Восходящего, вперившего в него обжигающий взгляд своих переливчатых глаз. Синева набегала на желтизну, смешиваясь в равномерную серость. Крики и вопли отдалились и почти смолкли.

Восходящий протянул ему руку — он предлагал путь к спасению, возможность вернуться к детям и жене. Бормоча слова благодарности, мастер ухватился за эту руку, и сквозь пронзенные жгучей болью пальцы, ладонь и запястье хлынул леденящий холод.

— Пойдем со мной, Луций Моралий, — сказал Восходящий. — Ты будешь моим мастером механиков.

Теперь на смену льду в него нахлынула волна тепла. Исполненный любви и покоя, снизошедших на него, Моралий кивнул.

— Все, что угодно, — услышал он собственные слова. — Я сделаю все, что ты повелишь.

Лицо Восходящего стало жестким, но он продолжал улыбаться.

— Я знаю, ты сделаешь. Как и все вы.

ГЛАВА 48

859-й Божественный цикл, 46-й день от рождения генастро

— Юлий, скажи, обретет ли мой брат объятия Бога?

Бариас оглянулся на него с носа суденышка. Роберто и Харбан сидели рядом и гребли. Ветер практически сошел на нет. Роберто стер руки до волдырей, одежда Бариаса представляла собой кровавые лохмотья, и только Харбан казался совершенно невосприимчивым к трудностям. Годы карабканья по горам Карка покрыли его ладони твердыми мозолями. Им просто несказанно повезло, что они встретились с невозмутимым карку в пограничной крепости.

— Это что, новый способ испытать мою веру, посол?

Синяки и кровоподтеки Бариаса уже не так бросались в глаза, хотя его левая щека оставалась заметно опухшей. Роберто непроизвольно потер собственную челюсть: Юлий мог сто раз быть гласом ордена, но орудовать кулаками он умел.

— Нет. Я устал от споров, Юлий. Устал от ненависти. Ты можешь по-прежнему считать, что я заслуживаю сожжения за свои преступления, если тебе так нравится. Мне все равно. Но я каждый день не устаю возносить молитвы за моего несчастного брата, оставшегося лежать в оскверненной земле. Я помню, как корчились в земле тела, и боюсь, что он не смог ощутить прикосновение Всеведущего. Ты можешь ненавидеть меня, Юлий, но люби его. Сподобится ли он покоя?

Бариас выпрямился на сиденье, и выражение его лица смягчилось.

— Посмотри на эту землю, посол, — промолвил он. — Она есть и всегда будет прекрасной.

Так оно и было. Они плыли вниз по течению, следуя вдоль границы Нератарна. В отдалении виднелись горные пики, названные так же, как и река, — Калд. Она огибала их у подножия, направляя свой бег к озеру Айр и хребту Гау, где Роберто надеялся выстроить оборону и спасти Конкорд. Госланд затерялся в тумане на севере, а Тарнские топи постепенно сменялись грандиозными просторами равнин.

Природа орошаемой рекой долины радовала буйством жизни, но прибрежные поселки, деревушки и городки были заброшены — сказывалось долгое разорение и запустение всей Атрески. В Конкорде возлагали большие надежды на то, что с возвращением в эту замечательную страну власти и порядка население вернется к своим плодородным нивам, однако теперь Роберто мог только гадать, ступит ли на эту почву хоть когда-нибудь нога поселенца.

День за днем они не видели ни души. Ни единого человека. Холодящее душу напоминание о последствиях конфликта и даже в большей степени — о возможном прохождении Гориана. Правда, с севера его рука не могла дотянуться досюда так быстро, но вот насчет юга судить было трудно. Если он действовал в Атреске так же, как и на границе Госланда, о том, что могло твориться там, куда они плыли, оставалось только гадать. Не исключено, что дававшиеся с таким трудом гребки только приближали их к смерти.

— На этом, Юлий, мы можем сойтись.

— Но во всем этом присутствует зло. Мы знаем, ибо видели все в Госланде своими глазами, и кошмарные воспоминания не покинут нас никогда. Однако я верю в конечное очищение, совершаемое и в жизни, и в смерти. Такие люди, как твой бедный брат Адранис, напитают землю своей сущностью и тем самым вернут ей первозданную чистоту. И таким образом откроют себе путь в объятия Бога.

Роберто кивнул. Такую трактовку он принимал с готовностью, поскольку находил в ней утешение.

— Итак, путь Адраниса не завершен.

— Его цикл, конечно же, будет продолжен, а сам он станет выполнять волю Всеведущего там и оттуда, где лежит, пока не будет вновь призван на землю.

— Это достойно, — промолвил Роберто. — И правильно. Спасибо, Юлий, ты разрешил сомнения, которые не давали мне покоя.

— Приятно слышать, что хоть с одной из твоих проблем можно справиться путем обращения к истинному писанию.

Харбан громко прочистил горло. Роберто улыбнулся и посмотрел на него через плечо.

— Не беспокойся. Наш спор окончен. — Он снова повернулся к Юлию. — Верно я говорю, глас Бариас?

— Наш спор окончится, когда будет исчерпан предмет спора. Пока же можно считать, что мы взяли паузу, чтобы собраться с мыслями. Однако мне почему-то кажется, что эта пауза может весьма основательно затянуться.

Все трое рассмеялись.

— До края земли и вершины горы, — хмыкнул Харбан. — Ваша вера заслуживает восхищения, пусть даже я ее не разделяю.

— Мне кажется, будь у нас возможность побеседовать об этом достаточно долго, я сумел бы тебя переубедить, — заметил Бариас.

— Не сумел бы, говори ты хоть до последнего смертного вздоха, — отрезал карку. — Как и вы, я делаю сейчас то, к чему побуждает меня суть моей веры. Нас объединяет общая цель, но мотивы разные. Мы сходимся на том, что Гориан должен умереть. Вам это необходимо, чтобы спасти Конкорд, мне — чтобы не пала гора. Я должен вернуть гор-каркулас в Интен-Гор. Для вас это ничего не значит, для нас именно это и есть спасение. На том я стою, и с этой дороги меня не свернуть. Я исполняю долг защитника, столь древний, что самые старые горы не припомнят, когда это началось.

Роберто видел, что Бариас ведет внутренний спор с собой о том, стоит ли реагировать на этот вызов. В последние дни им пришлось нелегко. Они были вымотаны, измучены как телесно, так и духовно. Их плавание по реке продолжалось уже девять дней. И похоже, обещало затянуться еще на столько же. А то и больше, если не подует попутный ветер. Провизии имелось в обрез, правда, Харбан — искусный охотник, да и Роберто не разучился стрелять из лука, хотя ему и пришлось пользоваться непривычным цардитским оружием.

Так или иначе, Юлий предпочел сохранить свое мнение при себе. Однако хмурился так, что Роберто просто не мог оставить это без внимания.

— Что у тебя на уме? — спросил он.

— То же, что тревожит тебя, хоть ты предпочитаешь не подавать виду. Но наверное, до последнего времени скорбь по брату была так сильна, что подавляла все остальное.

— Думаю, тебе не мешало бы высказаться определеннее, — сухо промолвил Роберто, хотя промелькнувшая перед его мысленным взором улыбка Адраниса подтверждала частичную правоту гласа.

— Река пуста. Берега тоже. Раскрой глаза и навостри уши. Тебе это не настораживает?

— Опять не понял.

— Прошлым вечером вам с Харбаном, чтобы добыть на ужин пару кроликов, пришлось отойти на добрых две мили. А когда, скажи на милость, ты слышал в последний раз птичье пение? А ведь такого просто не должно быть. Нынче самый разгар генастро. Все вокруг цветет и зеленеет. Посмотри, какая кругом растительность — но все животные исчезли.

— Животные всегда чуют опасность лучше людей, — заметил Харбан. — Они ближе к земле, чем люди.

И тут Роберто почувствовал, как с его глаз словно приподнимается завеса.

— Но ведь и люди тоже исчезли. Никого нет. Ни единого путника, даже грабителей или мародеров, которые искали бы чем поживиться в заброшенных селениях. Конных разъездов тоже не видно, даже на расстоянии. — Он прекратил грести и повернулся к Харбану. — И ни единой лодки. Ни единой за девять дней!

— И что это значит? — спросил Юлий. — Мы не видим ни флагов, ни сигнальных огней или дыма, вообще ничего. Впечатление такое, будто, кроме нас, во всей стране никого нет.

— Это значит, что никто даже не бежит сюда. Это значит, что, как мы и боялись, Гориан действительно организовал наступление через Атреску, а спасшиеся от него хлынули на юг. А еще это значит, что люди понятия не имеют о том, что надвигается на них с севера, потому что мы первые вестники.

Роберто вздохнул и еще раз прокрутил в сознании собственные слова.

— Таким образом, если Дина Келл решила двинуться на юг, к Эсторру, а Гориан повернул на Нератарн, и это он сбросил тех людей с утесов, то… — начал Юлий.

— Да, — откликнулся Роберто. — Это значит, что граница Нератарна будет атакована с тыла, в то время как вся защита выстраивается в расчете на нападение с другой стороны.

— Похоже, нам нужно грести сильнее, — заметил Харбан.

Роберто взялся за весла.

— И молись о попутном ветре, Юлий. Молись всем сердцем, и пусть наш Бог тебя услышит.

* * *

Король Хуран ощутил первый укол неподдельного страха, подумав, что, возможно, совершает колоссальную ошибку. Дневной марш был проделан в хорошем темпе, и вся кампания шла как по маслу. Они настигли и перебили четыре сотни легионеров из остатков той армии, что была рассеяна на рубежах Царда еще в самом начале военных действий. Гориан поднял их, и теперь они с четырьмя своими боевыми машинами двигались вместе с силами вторжения Царда.

— Наше ли это наступление?

Хуран пристально смотрел на темные полосы погибшей растительности, отдавшей свои жизненные силы мертвым для их дневного марша. В вечернем сумраке он мог видеть на горизонте пыль, сигнализировавшую о приближении к ним армии поддержки, о существовании которой он, король, узнал совсем недавно. Предводитель мертвых, что вел эту свору, посетил его сегодня днем на марше. Предводитель Джареш. Отвратительный тип, который с удовольствием сообщил ему, что ожидавших корабли в Гестерне было слишком много, поэтому тысячам людей пришлось присоединиться к маршу на Нератарн.

— Твое величество?

Хуран, расположившись около своего шатра, пил горячий травяной отвар перед выходом на вечернюю инспекцию. При нем, как всегда, находился его старший помощник, просентор Крейсан, брат героя, павшего в долине Геролод.

— Я вот думаю, это действительно вторжение Царда или мы просто зрители? Шлюхи, следующие за главными силами, подбирая объедки? Похож я, по-твоему, на человека, который тут чем-то командует?

Крейсан отреагировал даже слишком поспешно.

— Все твои воины пойдут за тобой куда угодно, мой король.

— Тебе следовало бы выучиться дипломатии, старый друг. Мой вопрос был не совсем о том или даже совсем не о том. Но раз так, выскажусь прямее. Что, во имя властителей неба и звезд, я вообще здесь делаю?

— Созерцаешь падение Конкорда.

— Да уж, тут я возразить не могу. — Хуран рассмеялся. — Но кто, по-твоему, займет трон на Холме, когда Адвокат будет низвергнут? Сдается мне, что не я. И не мой сын, не знаю уж, суждено ли мне вообще с ним увидеться.

На сей раз Крейсан промолчал.

— Говори свободно, не бойся. Я уже давно не рублю голов за неугодные речи. Не говоря уж о том, что, случись такое, завтра я увидел бы тебя марширующим дальше.

— Не самое приятное зрелище, мой король.

— Да, ты никогда не умел как следует маршировать, даже с головой на плечах, — хмыкнул Хуран, чуть более умиротворенно. — Зайдем-ка внутрь. Надо бы нам потолковать наедине.

Двое мужчин уселись на подушки в центре просторного шатра. Походный гамак Хурана висел слева, справа стоял обеденный стол, на шестах с распорками висели его оружие и доспехи. Король отпустил слуг, но и после этого заговорил очень тихо.

— Гориану мы не нужны, — промолвил Хуран. — Думаю, до тебя это уже дошло.

Крейсан склонил голову.

— Но я бы все же не утверждал это с такой уверенностью. Разве мы не можем повернуть? Разве Рин-Хур не может повернуть и разве наши силы в Гестерне не могут отказаться перевозить мертвых, оставив Гориана без подкрепления?

— Но он уже получил все, что хотел. Впереди нас три тысячи мертвецов. Этого достаточно, чтобы заставить разбежаться от ужаса вдесятеро большие силы, но из Гестерна движется еще пять тысяч. Пять! Сильно сомневаюсь, чтобы в этой стране вообще остались живые люди. Уверен, он сначала согнал их всех к побережью, а потом перебил. У него имеются каркулас, как проводники его силы, и эти предводители мертвых, в качестве глаз и ушей. Что произойдет, просентор, когда он решит, что мы ему больше не нужны? Он может перебить нас, пока мы спим, а сам при этом прятаться в тысяче миль отсюда. До него не дотянешься. Одним ударом он пополнит свою армию на двенадцать тысяч человек.

— Думаешь, он предпримет такую попытку?

— Уверен, это только вопрос времени. По-твоему, почему предводители мертвых идут вместе с повозками гор-каркулас? — Хуран помолчал. — Ну, говори. Чего ты боишься?

— Да, мой король, у меня есть причины для опасений. Наши воины недовольны. Идут разговоры о том, что мы больше похожи не на войско, а на обоз, который тащится позади победоносной армии. Мы совершаем рейды, вступаем, где можем, в схватки, но, конечно, войну ведем не мы. Она идет по плану Гориана. И хотя никто не высказывается против тебя, мой король, многие задают вопрос: чего ради мы вообще в это впутались? Мы народ воинов, никогда никому не подчинявшийся, однако…

Просентор умолк и посмотрел на Хурана. Услышанное ничуть не удивило и не разгневало короля. Если он и злился, то по другому поводу. Потому что позволил одурачить себя.

— …однако мы пляшем под дудку Гориана Вестфаллена. Фактически выполняем волю одного-единственного человека, уроженца ненавистного Конкорда, который пугает нас, поскольку способен делать то, чего мы не можем, — закончил за него Хуран.

Крейсан поднял свой кубок.

— Он так умело втерся в доверие.

— Мы сами были счастливы ухватиться за что угодно, чтобы нанести удар давнему врагу. Но теперь я гадаю: уж не идем ли мы на поводу у куда худшего врага, истинного врага Царда? Для нас смерть, особенно смерть в бою, всегда означала возможность оставить свое имя в преданиях и обратиться в навеки вольного духа ветра, пребывающего в обители Властелина Небес. А что она означает теперь? То, что угодно Гориану Вестфаллену. Да будь я сейчас простым воином Царда, я непременно усомнился бы в том, достойно ли сражаться в этой войне.

— Не секрет, что теперь воины боятся погибнуть. Правда, до сих пор он не счел нужным поднять никого из наших, чтобы они пополнили его мертвецкое войско, но я согласен с тем, что ситуация в любую минуту может измениться.

Хуран допил свой отвар и протянул медный кубок, чтобы наполнить снова.

— Но какой у нас есть выбор, кроме как следовать за ним? Повернув назад, мы откажемся от лучшего во всей истории шанса одержать окончательную победу. И если удалим каркулас и предводителей мертвых, то своими руками ослабим надежду на победу.

— Да, у нас нет иного выхода, только ждать. — Крейсан кивнул. — Рано или поздно навстречу мертвецам Гориана выйдут другие Восходящие, которые тоже способны убивать на значительном расстоянии. А значит, в один прекрасный день Гориан окажется просто человеком…

Хуран, соглашаясь с другом, поднял кубок.

— Согласен. Надо разъяснять воинам, что к чему, но тихо, не привлекая лишнего внимания. Решающая битва должна состояться в нужном месте, в нужное время. И возможно, это время наступит не так скоро, как некоторым кажется. Врата Нератарна — место, где мы можем проиграть войну, но не можем окончательно ее выиграть. Врата Эсторра — совсем другое дело.

— А Гориан?

— Пусть себе думает, будто он нас приручил. Даже он неспособен следить за всеми и повсюду одновременно. Его слабые места легко обнаружить. И все, что нам потребуется, это действовать стремительно и внезапно.

— Будь бдителен, мой король. Даже находясь в тысяче миль отсюда, он остается опасным.

Хуран широко развел руки.

— Крейсан, друг мой, как, по-твоему, я ухитрился пробыть королем Царда столь долгое время?

Они чокнулись кубками и снова рассмеялись. Да, он свалял дурака, да, он совершил ошибку, но игра еще не закончилась, и возможность оставить последний ход за собой пока существовала.

* * *

— Пол. Уезжай.

— Мое место здесь. Я обеспечиваю твою безопасность.

— Да. И я чувствую, что ты наилучшим образом послужишь моей безопасности, если отплывешь вместе с Восходящими и выиграешь для меня парочку сражений.

— Но ты же слышишь, что в городе беспорядки. Много ли времени осталось до того, как гласы заявятся сюда требовать свидания с канцлером и услышат от тебя, что она мертва.

— Вполне достаточно, чтобы ты успел отплыть. Ты что, не видел, какие силы обеспечивают мою защиту? Если кому и вздумается сунуться сюда, добро пожаловать. Мы тут всех угостим на славу.

Последовал смех.

— И все же когда я с тобой, мы сильнее.

— Ничего подобного, просто вместе с тобой здесь осталась бы компания из четырех старых людей вместо троих. Да ради всего святого, Пол, неужели я шагу не могу ступить без того, чтобы сразу три отставных вояки не заботились о спасении моей драгоценной адвокатской шкуры? Двоих более чем достаточно. Из Арвана с Марком еще песок не сыплется, они люди толковые. А ты, как сам прекрасно знаешь, в глубине души так и остался полевым командиром. Поэтому давай-ка отправляйся сам, пока я не велела отволочь тебя на корабль самым непочтительным образом…

Джеред проснулся и резко сел на кровати. Снова в поту. Сколько раз повторялась эта сцена в его ночных кошмарах? Почему она не отпускает его?

— Я что-то забыл, — пробормотал он. — Что-то очень важное.

— Ничего подобного.

Голос, прозвучавший из мрака его крошечной каюты, заставил Джереда встрепенуться. Он уставился на единственный стул.

— Что ты здесь делаешь?

— Присматриваю за тобой, — ответила Миррон. — А то ты, знаешь ли, кричишь во сне. Команда нервничает.

— Наплевать.

— Ладно, но ты все равно кричишь.

Джеред потер руками лицо.

— Что я упустил? Ну что же, что я упустил?

— Мы сделали все, что могли. Ильев передал флоту предупреждение об угрозе и указание, что делать. Флагман наверняка вышел в море, как только был объявлен приказ о мобилизации. Сеть на море такая плотная, что сквозь нее никому не проскочить. Окении уже начали охоту. Адмирал идет на остров Кестер, чтобы задействовать резервы. А мы сейчас плывем на самом быстром корабле. Твоем корабле. И нам надо отдыхать до прибытия в Нератарн. Эсторр остался в надежных руках. На юге, севере и западе размещены легионы, готовые выступить по сигналу тревоги. Я знаю, ты переживаешь, что тебя там нет, но ведь сам знаешь, даже мышь не сможет прошмыгнуть во дворец, чтобы угрожать Адвокату. Там есть кому позаботиться о порядке, мы же здесь должны заниматься своими делами. В частности, спать, набираться сил и планировать дело. — Миррон подошла к кровати и поцеловала его в щеку. — А тебе надо успокоиться, а то мы пожалеем, что ты не остался дома.

— Моя мама так делала, — промолвил Джеред. — Целовала меня в щеку, когда я просыпался из-за кошмаров.

— Ну а теперь, когда это делаю я, помогает?

Джеред покачал головой.

— Нет, потому что это не кошмар. Это послание, и я не могу его игнорировать. Мы определенно что-то проглядели. Готов побиться об заклад. Ставлю на кон свою репутацию.

— Так плохо? — нахмурилась Миррон.

— Да. Так. И если ты не против, я прокручу это в голове еще сотню раз, пока не всплывет догадка.

— Ничего у тебя не всплывет, — покачала головой Миррон, вставая и направляясь к двери.

— Хотелось бы верить, что ты права.

Но когда Миррон вышла, Джеред снова лег на койку, вовсе не убежденный и не успокоенный.

ГЛАВА 49

859-й Божественный цикл, 47-й день от рождения генастро

Арвана Васселиса одолевала глубокая печаль. Сколь хрупки, однако, бывают узы власти! Сколь тонко и остро лезвие ножа, на котором балансирует порядок. Сколь зыбки и ненадежны согласие и стабильность, над установлением которых они упорно и неустанно трудились последние десять лет. Все пошло прахом, причем их противникам даже не пришлось прилагать особых усилий.

— Мой сын погиб, спасая вас, неблагодарные ублюдки, — пробормотал он, отворачиваясь от балкона и возвращаясь в официальную приемную.

Никто из присутствующих его не услышал. Парадный зал был огромен, великолепен, и все люди находились далеко, за пределами слышимости. Само это предназначенное для важных государственных мероприятий помещение располагалось в стороне от основных дворцовых покоев, а его балкон выходил на двор с фонтаном перед Вратами Победы. С балкона Адвокат выступала перед гражданами, возвещая о наградах и назначениях, в зале принимала самых важных сановников и послов.

Сегодня здесь ждали гласов Моря, Земли и Ветра. Тело канцлера покоилось на почетном месте в центре зала, под сводчатым потолком с фреской, изображавшей битву в ущелье Картак. Фелис Коройен лежала на высоком столе, под девственно белыми покрывалами. Голова покоилась на подушке в окружении красных, желтых и голубых цветов. Такие же цветы лежали у нее в ногах.

Налицо канцлера, чтобы скрыть безжизненную бледность, наложили грим, тело обмыли и облачили в подобающие сану парадные одеяния, на голове красовался излюбленный ею золотой обруч. Она выглядела величественной и безмятежной, ни ярость, ни злоба, ни презрение более не искажали ее черты. Но Васселиса печалил не ее уход, а его последствия. Он пересек мозаичное возвышение, отделявшее балкон от основного помещения, и спустился на пару шагов ниже, в зал.

Со всех четырех сторон света, склонив головы, сидели служители ордена. Каждый символизировал собой одну из четырех первичных стихий, и им предстояло нести это скорбное бдение, пока канцлер не сподобится должного погребения и не обретет покой в объятиях Бога. Скорбящие были облачены в серые балахоны и тончайшие белые перчатки, головы наголо выбриты.

Справа от стола стояли Эрин Дел Аглиос и Марк Гестерис: похоже, их долгий разговор выдохся. Эрин, облаченная в церемониальную тогу, в тиаре из золотых листьев, со вплетенными в волосы золотыми нитями и в золотых же сандалиях выглядела спокойной, хотя эта внешняя безмятежность давалась ей очень непросто. Гестерис в сверкающих доспехах, с безупречно пригнанным оружием и зажатым под мышкой шлемом с зеленым плюмажем производил такое впечатление, словно никогда не расставался с военной службой и родился на свет с оружием и в броне.

Присутствующая в зале Эстер Наравни ничуть не собиралась скрывать свою ярость и презрение, и пламя в ее очах было под стать огненно-рыжим волосам. А тога и плащ цветов Восхождения представляли собой прямой вызов тем сановникам ордена, чьего прихода здесь ждали.

Васселис направился к ней. Эстер взяла его под руку, и они, отвернувшись от покойной, двинулись в сторону балкона, глядя на голубое небо и прислушиваясь к доносившемуся снаружи шуму.

— Там, снаружи, дела обстоят паршиво, — заметил Васселис.

— Не паршивее, чем здесь, внутри, — громко фыркнула Эстер, и Адвокат шикнула на нее.

— Ну, теперь-то ты можешь просто потерпеть, — посоветовал Васселис.

— Потерпеть? — вскинулась Эстер. — Ты не был там, ты не видел кровь и тела ни в чем не повинных юношей, павших от ее руки. Это позор! Ее надо было обратить в пепел и развеять по ветру. А она лежит здесь, искренне оплаканная наивными верующими, понятия не имеющими, по какому чудовищу они скорбят. Ты уж не обессудь, но мне трудно проявлять учтивость и почтительность по отношению к детоубийце.

Ближайшая из служительниц ордена подняла голову и бросила на Эстер злобный взгляд, который та встретила с невозмутимым спокойствием. Эрин, стоявшая неподалеку, быстро подошла к ней и, взяв под другую руку, сказала:

— Подышим воздухом.

Втроем они вышли на балкон. С балюстрады свисали флаги. Ранние цветы генастро, выставленные на постаментах, добавляли к свежести воздуха тонкий аромат. Каменную кладку оплетал плющ. Что бы ни собиралась сказать Эстер, эти слова так и умерли на ее устах. Она вцепилась в перила, в то время как люди, стоявшие внизу и увидевшие ее, разразились свистом и улюлюканьем, распространявшимися по толпе все шире и звучавшими громче и громче.

— Должно быть, весь город собрался здесь, — выдохнула Эрин.

Через набитый солдатами двор и ощетинившуюся копьями стену, через шлемы и панцири пяти сотен всадников, выстроившихся на площади за воротами позади полной фаланги пехотинцев с сариссами, — поверх всего этого скопища войск она смотрела на граждан. Десятки тысяч жителей заполнили площадь и прилегавшие улицы, облепили деревья, забрались на крыши окрестных домов. Вся эта огромная масса кипела, бурлила и клокотала, выкрикивая проклятия и угрозы, размахивая плакатами с оскорбительными лозунгами. Но худшим из оскорблений были подвешенные на веревках чучела — некоторые в цветах Восхождения, иные и вовсе со знаками власти Адвокатуры.

— Они что, не понимают?

— Напротив, они слишком хорошо все понимают, — возразил Васселис. — Они понимают, что мертвые приближаются, а легионы бессильны остановить их. На это способен один лишь Бог. А их Бог отвергает как тебя, так и Восхождение.

Эстер вырвала руки у них обоих.

— Вы все еще хотите, чтобы я притворялась?

Эрин сошла с балкона и двинулась назад, желая убраться подальше от толпы и дать возбуждению утихнуть. Эстер и маршал последовали за ней.

— Когда это приобрело такой размах?

— Что ж, подобное началось сразу после того, как просочилась новость о смерти канцлера, — ответила Эстер. — Все это организовано орденом, тут и гадать не стоит, а мы им еще и подыгрываем, с их канцлером-мученицей. В конце-то концов, ты могла бы осудить ее и вынести ей приговор посмертно. Почему бы не подумать о такой возможности?

— Ну а что это даст? — прошипела Эрин. — Думаешь, они выслушают приговор и смиренно разойдутся по домам?

— А ты думаешь, они разойдутся, снова заполучив канцлера?

Эрин покачала головой.

— Это, по крайней мере, их отвлечет.

— Давайте подождем и выясним настроение совета, — предложил Васселис. — А до того, прошу вас, давайте последуем совету Пола. Демонстрировать беспристрастность, а свое мнение пока держать при себе.

— Раз так, то мне лучше вообще молчать, — заявила Эстер.

— Вполне возможно.

— Они ведь уже на территории дворца, я так понимаю? — сказала Адвокат.

— Они были впереди толпы, — ответил Васселис.

— Тогда давай примем их здесь без проволочек.

Эрин кивнула Гестерису и повернулась к Эстер.

— Как моя прическа?

Эстер убрала пару выбившихся прядей и удовлетворенно кивнула.

— Вот так. Превосходно.

— Спасибо, мать Наравни. И прошу тебя, будь со мной. Просто стой рядом. Мне нужна твоя сила.

Гестерис распахнул находившиеся в дальнем конце парадного зала большие двустворчатые двери и быстро отступил, чтобы занять место рядом со своими союзниками. Адвокат стояла на возвышении перед балконом и оттуда, пусть с небольшой высоты, но все же сверху, смотрела на гласов, которым, чтобы подойти к ней, предстояло пройти мимо стола, где лежало тело их канцлера. Васселис встал справа от нее, Эстер слева. Гестерис занял место у плеча Васселиса.

В отсутствие канцлера, как главы ордена, первые гласы явились в ритуальных облачениях, символизирующих первичные стихии. Васселис всегда находил эти одежды излишне претенциозными: они напоминали ему самцов токующих птиц, распускающих разноцветные хвосты перед самочками. Пышные, ярких цветов, из дорогих тканей одеяния гласов были расшиты драгоценными нитями, с образами земли, неба и моря, а головы обриты наголо — отращивание волос всякий раз символизировало обновление Божественных циклов.

Каждого из них сопровождала личная свита. Процессия вступила в парадный зал, и стук сандалий по мраморному полу потонул в скорбных звуках — вздохах, стонах, молитвах и цитатах из писания. Гласы бросились к телу канцлера, целуя ей ноги, пальцы и щеки. Лица их сморщились, как старый пергамент, слезы лились ручьем, тела сотрясались от рыданий.

— Боже Всеведущий, даруй мне силы это выдержать, — пробормотала Эстер.

Демонстрация показной скорби продолжалась целую вечность, но на лице Эрин, ожидавшей, когда они закончат свои причитания, не дрогнул и мускул. Васселис гадал, что действительно творится в их головах. Вне всякого сомнения, увидев мертвого канцлера впервые, онидействительно испытали потрясение, но теперь для них и для их отсутствующего собрата, гласа Огня, открылась возможность побороться за ставший вакантным пост. А согласно традиции преемника канцлера называл правящий Адвокат.

— Уважаемые гласы, ваша скорбь делает честь вашему канцлеру и всему ордену Всеведущего. Смерть Фелис Коройен — это потеря для всех нас.

Воспользовавшись паузой в причитаниях, Эрин заставила обратить на себя внимание. Сопровождающие отступили, гласы оторвались от гроба, выпрямились и, разглаживая одежды и утирая платочками слезы, приблизились к Адвокату. Никто из них не отличался особо высоким ростом, и теперь каждому пришлось поднять голову и смотреть на Адвоката снизу вверх. Васселис подавил смешок: вдобавок она еще и стояла спиной к солнцу. Эрин никогда не упускала возможности занять выигрышную позицию.

— Мой Адвокат, — промолвил глас Ветра, старец, чье вытянутое лицо словно бы служило наглядным отражением узости его мышления, а голос дрожал под напором рвущихся наружу чувств, — наша возлюбленная канцлер мертва. И этого уже ничто не изменит.

— Верно, и поэтому мы могли бы обсудить другие животрепещущие темы, — промолвила Эрин. — Например, то, что творится на наших рубежах.

Васселис напрягся, но глас Ветра проигнорировал выпад.

— Этого ничто не изменит, — повторил он. — Единственное наше утешение в том, что она отбывает в объятия Всеведущего, где будет вечно блаженствовать в лучах Его благодати. Однако наша личная печаль — это не главное. Главное, что мы ответим благочестивым чадам Всеведущего. Они ждут.

— И по этой причине ты привел с собой сегодня всю эту толпу? — спросила Эрин. — Глас Ветра, я всегда рада принять тебя и твоих коллег, но я никогда не подчинюсь давлению толпы. Мы будем говорить, но сначала тебе придется распустить это сборище по домам.

— Эти люди находятся здесь по своему собственному, свободному волеизъявлению, — заявил глас Земли, пухлый по сравнению с гласом Ветра, приземистый коротышка, обладавший, однако, куда более острым умом. Васселис полагал, что из него как раз вышел бы толковый канцлер. — Мы лишь духовные наставники и никого ни к чему не принуждаем.

— Ох, глас Земли, не надо лукавить. Окна всех Домов Масок закрыты на ставни, внутри темно. Все казармы Доспехов Бога опустели. Похоже, вы находите, чем подкрепить свои «духовные» наставления.

— Так или иначе, люди выражают протест по конкретному поводу. Канцлера убили. И они не разойдутся до тех пор, пока виновные не предстанут перед судом, не будут приговорены и понесут наказание.

— Если так, то у нас проблема, — промолвила Эрин. — Канцлер не была убита. Она стала жертвой трагического несчастного случая, не более того.

Глас Ветра усмехнулся.

— Несчастный случай! Она явилась сюда в полном здравии, дабы вершить дело Всеведущего. Восходящие наконец разоблачили себя сами, наглядно показав, что все, в чем мы их обвиняли, правда. Она была арестована, и, когда находилась у тебя в заточении, под стражей, с ней вдруг произошел «несчастный случай»? Да в такую наглую ложь не поверит и полный идиот. Совершенно очевидно, что она была убита кем-то из Восходящих или всеми ими по сговору. Ты должна их арестовать. Мы требуем немедленно взять их под стражу!

Видя, что Эстер вот-вот вмешается, Эрин коснулась ее руки, а сама сошла с возвышения и встала лицом к лицу с гласом Ветра.

— Если ты, как лицо духовное, несведущ в законах, мне придется тебя просветить. — Адвокат медленно и отчетливо выговаривала слова, и Васселис поежился, хотя этот тон предназначался не ему. — Я могу сделать это, ибо это я издаю законы. Чтобы кого-то арестовать, он должен попасть под подозрение. У меня подозреваемых нет. Ни один Восходящий ни в чем не виноват.

Если же ты настаиваешь на продолжении разговора о вине и доказательствах, то я могу сводить тебя в Академию, где ковры заляпаны кровью, а ее запах все еще висит в воздухе. Я покажу тебе детей, которые мочатся по ночам от пережитого ужаса. Я приведу пятьдесят граждан, которые засвидетельствуют, что за особа лично отвечает за убийства, случившиеся на Холме впервые за пятнадцать лет. И хочешь, я открою тебе один секрет? — Эрин склонилась к уху гласа Ветра и драматическим шепотом произнесла: — Эта особа лежит позади тебя.

Глас Ветра отпрянул, лицо его побагровело. Гласы Земли и Моря, стоявшие рядом с ним, ахнули. После секундного замешательства вся троица разразилась протестующими возгласами. Эрин отступила на шаг и заговорила снова, причем один лишь ее тон заставил их немедленно умолкнуть.

— И наконец, я могу взять тебя на прогулку в темницы, где содержатся за соучастие ваши головорезы из числа Доспехов. Они во всем признались, и я могу устроить так, чтобы они повторили свои признания публично. Ты на самом деле этого хочешь?

— Клевета! — прошипел глас Ветра. — Ты вынудила их к признанию. Запугиванием можно добиться чего угодно.

— Ну, это тебе лучше знать, — улыбнулась Эрин.

— Не говори со мной так! — вспылил глас Ветра. — Все вы тут сговорились, злобные приспешники Восхождения!

— Молчать! — возвысила голос Адвокат. — Я обращаюсь не к тебе, а ко всем троим — извольте слушать внимательно. Вы ищете способ выбить меня из колеи, но у вас это не выйдет. Как и у покойной Фелис Коройен. Извещаю вас о том, что немедленного назначения нового канцлера не воспоследует — никто из вас не достоин этого сана.

Но сейчас Эсторру и Конкорду не до наших распрей. Заберите тело канцлера. Устройте ей похороны, такие, каких она, по вашему мнению, заслуживает. Никто с Холма на погребении присутствовать не будет: радуйтесь и тому, что мы не отдали вам ее прах в урне.

И последнее. Мне прекрасно известно, что вы вытворяете в городе. Сторонников Восхождения преследуют, избивают, даже убивают. Некоторые спасшиеся от гонений нашли убежище у меня. Этому будет положен конец. Мы находимся в состоянии войны, и, верите вы тому или нет, наше единственное серьезное оружие — это Восхождение. Те его преданные члены, которые всецело посвятили себя спасению Конкорда. Всего Конкорда, вкупе с вашими никчемными шкурами. И мне угодно, чтобы граждане были едины перед лицом общей беды. Мне угодно, чтобы их взоры были обращены на общего врага, а руки заняты работой, которую потребует от них Конкорд. Поэтому, если вы не убедите людей разойтись по домам, я сделаю это за вас, прибегнув к своим средствам убеждения — Эрин нежно улыбнулась. — Я ясно выразилась?

* * *

К тому времени, когда генерал воинских сил Атрески Даваров достиг рыбацкого порта Царибу на северном побережье Тирронского моря, он собрал под своим командованием три легиона. После разгрома у границы Царда это было лучшее, на что он мог надеяться. Сейчас его силы составляли почти двенадцать тысяч пехотинцев и всадников, плюс основательное количество боевых машин. Последние выслали вперед. Некоторое количество ему удалось погрузить на корабли, чтобы переправить к Медвежьим Когтям. Пехота двигалась своим ходом, кавалерия прикрывала марш с севера, юга и северо-запада. Каждый день патрули возвращались со все более и более тревожными донесениями. Мертвые перегруппировывались, формируя разрастающийся широкий полумесяц. Хорошо еще, что они маршировали всем скопом, не обзаведясь ни мертвецкой кавалерией, ни мертвецами-разведчиками.

Правда, утешало это слабо.

Атреска была ввергнута в хаос. Приказы Даварова не атаковать ни мертвецов, ни цардитов по большей части исполнялись, однако это повлекло за собой увеличение числа беженцев, равно как и солдат, удиравших или отходивших на север, к Нератарну. Он направил туда гонцов, чтобы предупредить о скором прибытии огромной массы людей, и надеялся, что там смогут хоть как-то подготовиться к этому наплыву, но предвидел серьезные трудности.

По достижении Царибу Даварову пришлось для обеспечения снабжения разделить свои двигавшиеся на северо-запад легионы, сам же факт его прибытия не только не успокоил рыбачий городишко, но и поверг население в состояние, близкое к панике. Генералу пришлось посоветовать властям эвакуировать поселение, и не обязательно в Нератарн.

Имея дело со столькими проблемами не военного характера, генерал не мог нарадоваться решению взять с собой в поход гражданских чиновников. Однако даже при наличии толковых специалистов поддерживать хоть какой-то порядок было очень непросто. Сейчас он заседал в базилике в обществе Картоганева, претора Царибу и трех легатов, прибывших с ним из Харога.

— Итак, к настоящему моменту мы имеем дело с двумя основными вражескими группировками. Одна, за которую держатся цардиты, находится позади нас, в пяти днях пути и в пятидесяти милях к северу. Другая, новая группировка, направляется на север; судя по мундирам, они из Гестерна.

Картоганев поместил флажки на соответствующие места карты. Даваров поручил ему сбор информации о любых возможных передвижениях войск, как дружественных, так и враждебных. Его кавалерия, до крайности измотанная и рассредоточенная, тем не менее изо дня в день выезжала на патрулирование, развозила послания и доставляла донесения, что развязывало самому Даварову руки для решения бесчисленных проблем с огромной массой тащившихся за армией беженцев, за судьбу которых он чувствовал личную ответственность. Но прежде всего, конечно, для поисков эффективной боевой тактики. Некоторые соображения уже имелись, но, к сожалению, самые многообещающие приемы вызывали наибольшее отторжение.

— Эта вторая группировка, она далеко? Намного от нас отстает?

Картоганев двинул по карте флажок. Даваров присвистнул сквозь зубы.

— Они не делают привалов, — пояснил Картоганев. — Идут без устали, день и ночь напролет. По правде сказать, они нагонят первую группировку, когда захотят.

— Нам остается только радоваться, что с первой идут живые цардиты. Мертвецам приходится тормозить, чтобы не оставить их позади.

— Получается, мы должны благодарить Всеведущего за присутствие на нашей земле цардитов?

— Да уж, — хмыкнул Даваров, — пожалуй, пока мы не перешли границу, они наши лучшие союзники. — Он повернулся к легатам. — Беженцы и снабжение. Слушаю вас.

Один из них зашуршал пергаментами и начал доклад:

— Мы не прекращаем попыток провести полную перепись, однако люди постоянно прибывают, так что конца этому не видно. Сейчас у нас составлены списки тридцати тысяч мужчин, женщин и детей, но, по моим прикидкам, за армией следует тысяч сорок пять. Попытки убедить людей повернуть на равнины малорезультативны: они просто боятся идти туда, где с ними не будет солдат.

— Зато там не будет и врагов, — буркнул Даваров. — Мертвые движутся в другую сторону. Ладно, а прокормить и напоить всю эту ораву мы сможем?

Легат покачал головой. Даваров сочувствовал ему: хотя он и отрядил ему в помощь целую армию чиновников, у бедняги едва ли находилось время для сна. Его лохматая шевелюра поседела, а ведь легату было всего тридцать семь.

— На это надеяться не приходится. Мы рассылаем продовольственные отряды, на крайний случай создаем передвижные пункты питания, но ни закупить, ни реквизировать такое количество провизии нам не под силу. Нет ни средств, ни людей, ни транспорта. Беженцы должны сами заняться своим пропитанием.

— Каким образом?

Легат снова покачал головой.

— Этого я, увы, не знаю. Все, что мы можем, — переписывая имена, настоятельно советовать им не идти с нами. Мы честно говорим, что испытываем недостаток провизии, воды и лекарств. Мы честно говорим им, что поскольку враг направляется к Нератарну, куда движется и наша армия, Центральные равнины сейчас куда более безопасное место. Но по большей части наши усилия пропадают даром. А тут на нашу голову свалилась и еще болезнь.

Даваров вздохнул. Чего и следовало ждать: в сложившейся ситуации это было лишь вопросом времени.

— Меньше всего нам нужны идущие рядом люди, которые начнут умирать от голода, усталости или болезней, а потом вставать снова, но уже в качестве врагов. — Он помассировал виски, чувствуя, как повышается давление. — Есть соображения?

— Есть мыслишка, — подал голос Картоганев. — Из всего, что мы до сих пор знаем, следует: в ходячих мертвецов превращаются почти исключительно солдаты. Похоже, обычные граждане не представляют интереса в качестве пополнения мертвецкого воинства. Другое дело, что болезни среди беженцев могут перекинуться и на армию. Как насчет тактики проволочек?

— Не думаю, что это удачное решение. Наши машины уже далеко впереди, не возвращать же их назад. Я так скажу: мы обязаны поскорее присоединить имеющиеся у нас силы к тем, кто защищает Драгоценную преграду. Вот если они прорвут ее, нам придется вернуться к прежней тактике. Но уж тогда я буду рад испытать что угодно.

Даваров невесело улыбнулся. Он знал, что ему придется делать, но это было так же противно, как сжигать тела, чтобы остановить мертвых. Ему хотелось, чтобы здесь присутствовала Меган Ханев, однако новая маршал-защитник почти наверняка не вернется в Атреску, пока все это не завершится. Таким образом, на огромном пространстве своей страны генерал оставался высшим из наделенных полномочиями представителей Конкорда, о ком точно известно, что он жив. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, основным из которых являлось колоссальное бремя ответственности.

— Претор Юльев, тебе есть что добавить?

Претор была бледна и напугана. Эту робкую женщину даже слухи о ходячих мертвецах повергали в ужас, а появление Даварова с десятками тысяч беженцев на хвосте лишь подтвердило ее худшие страхи, в результате чего она практически выпустила из рук контроль над ситуацией в городе.

— Все корабли ушли, — сказала она. — Их или угнали, или наняли за безумные деньги. Запасы провизии очень малы. Многие бежали на запад. Мне нечем вам помочь.

Даваров откашлялся.

— Вижу. Понимаю. Но попытайся. Поговори с людьми. Пусть они поймут, что им втолковывают правду. Война перемещается на запад. Мертвые не могут контролировать всю нашу огромную страну, и уклониться от встречи с ними совсем не трудно. Если твои граждане бегут, им лучше бежать на восток, на равнины. Там вы будете в безопасности. И ты иди с ними. Даю слово, при нынешних обстоятельствах это будет для тебя лучшим решением.

— Я попытаюсь.

— Это все, о чем я прошу.

— Итак, генерал, какие будут приказы? — спросил Картоганев, сворачивая карты.

— Эх, кто бы занялся этим вместо меня, а? — вздохнул Даваров.

— Ну а кто другой мог бы заменить тебя?

— Роберто Дел Аглиос, конечно. По моему разумению, он был бы здесь очень кстати. А я напялил бы вместо него тогу и толковал с сирранцами у них на дереве, или где там они ведут всякие беседы о поставках древесины и политическом союзе.

— Но ты не там.

— Да. Он не здесь, я не там, и поэтому вот что мы должны будем сделать. Армии предстоит двигаться к Нератарну со всей возможной скоростью. Форсированным маршем. На подготовку отводится четыре дня. Выдержат ли такой бросок беженцы — это другой вопрос. Касающийся тебя, Картоганев. В той, будущей битве для кавалерии работы не будет, но пока я загружу тебя в полной мере.

Продолжай сбор информации, но мне бы хотелось, чтобы ты подобрал несколько подразделений добровольцев… сотню самых крепких, надежных парней, которые вызовутся поработать с беженцами, чтобы все-таки увести их на равнины. Легаты окажут всю необходимую помощь, какая потребуется. И надо довести до сведения каждого, что, если он предпочтет остаться, это его личное дело, но мы снимаем с себя всякую заботу о его защите. И решать людям придется в кратчайшие сроки, ждать нам некогда.

Ни в каком другом месте у нас не будет возможности поддержать их. Они пойдут, если дать им почувствовать себя защищенными. Что скажешь?

Картоганев пожал плечами.

— Приказ есть приказ.

— Точно, — кивнул Даваров.

На том разговор и кончился, но Даваров еще долго размышлял о том, действительно ли, бросая своих людей, он открывает им путь к спасению, либо же это всего лишь акт самосохранения. Одно было несомненно: в эту ночь ему опять не уснуть.

ГЛАВА 50

859-й Божественный цикл, 53-й день от рождения генастро

Ветра и течения благоприятствовали адмиралу Карлу Ильеву. Когда бриз все же сошел на нет, его гребцы изо всех сил налегли на весла, и теперь он приближался к острову Кестер со средней скоростью примерно девять узлов. На море Ильев чувствовал себя гораздо лучше: от слишком долгого пребывания в порту его всегда мутило. Здесь, в открытом океане, его сознание прояснилось и голова работала именно так, как требовалось. Не то что в постылом, заваленном бумагами кабинете на Холме. Однако Ильев все равно не мог выбросить из памяти крики несчастного Аркова — они чудились ему и в завывании ветра, и в визгливых криках чаек, и в скрипе снастей.

«Окетар», флагманский корабль флота, содержался в безупречном порядке и мог служить примером для подражания любому судну окетанов. Подтверждение приказов, отданных адмиралом при выходе из гавани Эсторра, было получено, а значит, все его каналы связи — эстафета флагов и птичья почта — работали без сбоев. Неопознанных судов пока не встречалось, и у Ильева имелись все основания полагать, что сеть патрулей, раскинутая по восточной части моря, прочна и надежна. Пока он на палубе, ни один корабль с мертвецами на борту сквозь нее не проскочит.

Приближаясь к острову, Ильев, как всегда, стоял на носу, глядя, как на севере постепенно вырисовываются, вздымаясь к небесам, каменные острия Пиков Окетара, величественные природные монументы, прославляющие морского бога. Перед ним из тумана и океанских брызг вырастали серые скалистые стены острова, у подножия которых разбивались о валуны пенящиеся волны.

Через увеличитель Ильев уже видел реявшие над каждой сторожевой башней флаги Конкорда, государственный и военно-морской. Они словно приветствовали его возвращение домой. Домой! Во дворец и в город. На остров, к его неброской красоте и спокойствию, к многочисленным прорубленным в скалах тоннелям. К волнению стихий, воспринимавшемуся как поцелуи самой жизни. Туда, откуда начнется спасение Конкорда и откуда он снова отплывет в море, но на сей раз в качестве командующего окениев.

Но к полудню, когда остров уже нависал над ними, отбрасывая на океан могучую тень, радость Ильева поубавилась, уступив место изводящему душу беспокойству. На острове не били в колокола, не звучали трубы, над морскими воротами не подняли адмиральский штандарт — но не могли же там до сих пор не заметить приближения флагманского корабля! Это могло означать лишь одно: на передовых сторожевых башнях нет караульных. Вот и на платформах рядом с наведенными на море метательными машинами тоже никого не видно. Более того, в течение четырех часов — и это только то время, которое он засек по приближении, — ни одна даже мелкая посудина не вошла и не вышла через западные морские ворота.

Это было более чем странно. В его голове вновь эхом звучали слова Аркова. Адмирал крепче вцепился в поручни, унимая дрожь и пытаясь уверить себя, что тут какое-то недоразумение. Никто не мог захватить остров Кестер! Никакие силы вторжения, даже самые многочисленные, не могли надеяться поднять свои флаги над этими башнями. Это невозможно! Если, конечно, мастер гавани не открыл ворота сам, будучи уверен, что встречает друзей.

Ильев направился на корму и остановился возле рулевого.

— Спустить паруса! Идем на веслах. Держать пятьдесят гребков. Старшине гребной команды приготовиться. Вперед!

— Есть, адмирал!

— Рулевой, меняем курс. Держать прямо на морские ворота!

Кормчий кивнул и налег на румпель. Корабль начал поворот.

Матросы забегали по вантам, паруса свернули и прикрепили к мачтам. На палубе воцарилась напряженная тишина, нарушаемая лишь плеском волн о камни и о корпус триремы. Все взоры были прикованы к господствовавшему над горизонтом скальному массиву. Там ничто не двигалось, не было видно даже парящих под облаками птиц.

Ильев повернулся, обозревая проплывавшую мимо северную оконечность острова, за которой открывались первые западные морские ворота и гавань. За стенами высились мачты покачивающихся на мягких волнах внутренней бухты судов. Но и только. С такого расстояния — а они проходили от острова всего в паре сотен ярдов — уже должны были различаться обычные звуки шумного порта: гомон, выкрики, стук молотков в сухих доках. Не говоря уж о движении сквозь ворота, в гавань и из нее.

Адмирал снова обернулся к рулевому. Тот, явно нервничая, облизал пересохшие губы.

— Держи руль твердо, — приказал ему Ильев. — На веслах, внимание! Заходим в ворота!

Морские ворота стояли открытыми. У северной стены были пришвартованы четыре капера с носовыми таранами и две биремы, на палубах — ни единой фигуры. Внутри, на вырубленных в скальном ложе причалах, царила темнота. Нигде ни единого огонька.

«Окетар» вошел под свод огромных ворот. Матросы и окении из морской пехоты переместились к носу.

— Эй, на носу! — крикнул Ильев. — Докладывать, что видно! На веслах, сбавить ход. Держать десять гребков.

— Что тут происходит, командир? — растерянно пробормотал рулевой.

— Держись, сынок, — ответил Ильев. — Ничего хорошего эта проклятая тишина не сулит.

На палубе зажгли светильники. Корабль медленно двигался между высоких стен, под нависавшей аркой, направляясь в спокойные воды внутренней гавани. Вмонтированные в скальные стены огромные железные ворота, выдающееся творение механиков Конкорда, могли выдержать самый яростный обстрел или таранные удары. Но сейчас они были раскрыты настежь.

— Впереди на воде паруса! — крикнул с носа один из морских пехотинцев. — Трирема. Опознать не могу.

— С поднятыми парусами? Уверен?

— Так точно, мой адмирал.

Ильев ненадолго задумался, потом отдал приказ:

— Заходим внутрь.

— Мой командир?..

— Все в порядке, сынок. Направляемся к нашему обычному месту у причала. На носу, внимание! Слушать мои приказы.

— Есть, адмирал.

Ильев двинулся вдоль борта, отдавая на ходу команды:

— Окении, все на нос! С оружием, в полной готовности. Быть начеку, не зевать. Все, что движется за бортом, считать врагом. Оруженосец, мои клинки!

— Сей момент, адмирал.

Оруженосец отделился от группы, скользнул по трапу и пропал из виду. Когда корабль выходил из-под арки, Ильев присоединился к окениям. К своему седьмому отряду. Их капер был подвешен к корпусу триремы у кормы, между румпелем и шпангоутом. Сейчас, согласно приказу, все триремы выходили в море с каперами, и как же он радовался тому, что эти надежные, проверенные люди сейчас с ним.

— Триарх Кашилли!

— Да, капитан.

Огромный, возвышавшийся над всеми морской пехотинец с выдубленной ветром, татуированной кожей и угольно-черными, зачесанными назад и заплетенными в косу волосами повернулся к нему. В его левой ноздре красовалось кольцо. Вообще-то Ильев не любил побрякушек, но Кашилли был несравненным, стократ проверенным бойцом, а адмирал закрывал глаза на предрассудки и суеверия лучших своих головорезов.

— Высаживаемся и рвем на юг, в четвертый проход. Проверим подъемники.

— Есть, кэп, — отозвался гигант, испытующе глядя на Ильева карими глазами. — Думаешь, там мертвецы, а?

— Что тут еще думать? Лучше припомни, что я тебе говорил насчет предостережений Джереда. Каждый встречный, если он не отзывается на отклик, если у него пустое лицо, если на нем раны, язвы, рваная одежда — это враг. Таких необходимо выводить из строя. Рубить им головы, руки, ноги. Втолкуй это парням.

— Будет сделано, кэп.

— И передай еще вот что. Если остров захвачен, мы должны поднять карантинный флаг. Если я погибну, займись этим сам. Объясни всем, что это должно быть сделано во что бы то ни стало. На всех башнях, по всему острову.

Кашилли повернулся и принялся выкрикивать новые указания бойцам, которые тем временем проверяли и прилаживали оружие. Тридцать шесть воинов готовились вернуть себе и всем окетанам их дом. Оруженосец Ильева вернулся с легким кожаным панцирем, парными абордажными тесаками и поясными ножами.

— Зажигательная смесь на борту имеется? — спросил Ильев.

— Только в огнеметном сифоне, мой адмирал. В ручных емкостях нет.

— Значит, мы доставим с берега, сколько сможем. Кашилли, слышал?

— Есть, кэп. Горючее в сухих складах, это на первом уровне над пристанью. Мы его добудем.

— Ладно. — Ильев возвысил голос: — Команда «Окетара»! Будьте готовы быстро покинуть гавань по моему приказу или, если я погибну, по приказу любого из окениев. Держите огнеметы наготове, трубы наведите на пристань. И ни в коем случае не допускайте на палубу никого, если заподозрите, что он больше не с нами. Окении, ко мне!

Теперь корабль находился внутри гавани, направляясь к огромной пристани, к которой с удобством могли причалить одновременно до восьмидесяти трирем. Сейчас они видели лишь одну трирему Конкорда, стоявшую с поднятыми, но бессильно обвисшими парусами. Без единого зажженного огонька она казалась темной и мрачной, как пещера. Рулевой направил корабль к причалу.

— Ставь так, чтобы у меня было пространство для весел по обоим бортам. Понял?

— Так точно, мой адмирал.

Носовые фонари осветили пристань, и они увидели одинокое лежащее тело со свисавшей с края причала ногой. Спина была в крови, одежда разорвана. Ильев нахмурился. Окетан, похоже не превращенный в ходячий труп.

— Окении, я видел храбрых людей, сходивших с ума от одного вида ходячих мертвецов. Помните, кто вы такие и чему вас учили. Следите друг за другом. Слева и справа от вас братья. Не забывайте, тот, кто падет, будет поднят и направлен против своих. Вы готовы?

Ответом ему был дружный рев.

— Тогда я посвящаю все наши тела Окетару. Пусть он благословит наш труд и дарует нам силы вернуть ему нашу землю. Принесите факелы! По завершении дела все трупы надо сжечь.

Корабль слегка качнулся, коснувшись пристани. По команде Кашилли окении рванулись вперед, перемахнув через носовое ограждение, и перепрыгивали прямо на причал или соскакивали на него, пробежав по тарану. Оказавшись на берегу, они разбились на две группы. Первая, во главе с Кашилли, повернула налево, по четвертому проходу на юг, и скоро их светильники пропали из виду. Ильев повел вторую группу вперед, к широкой дороге, что вела в портовую зону со стороны подъемников.

Они пробежали мимо вагонеток и тележек, составленных у стен прохода в ожидании грузов, причем по пути Ильев перепрыгнул еще через три тела. У четвертого трупа он задержался, махнув остальным, чтобы продолжали двигаться, куда намечено. Не матрос и не морской пехотинец. Судя по мундиру, легионер. Со знаками отличия двенадцатой алы Каменных Кулаков Гестерна.

— Благой Окетар, спаси нас и помилуй. Мертвец пересек океан!

Все лелеемые надежды на то, что остров опустошило моровое поветрие, растаяли. Ильев вскочил на ноги и догнал своих людей возле подъемников, которые оказались разрушенными — клети разбиты, тросы перерезаны, лебедки сломаны.

— Они пытались задержать их, капитан, — сказал один из окениев.

— Но мы должны предполагать, что эти ублюдки все-таки нашли путь. Давайте! В четвертый проход. Давненько мы там не бывали.

Ильев развернулся и повел людей назад, к гавани. Пробегая мимо корабля, он крикнул на борт, что им удалось обнаружить, и у горловины четвертого прохода громко позвал:

— Кашилли!

— Да, капитан.

Морской пехотинец выступил из мрака прохода. Его люди уже побывали внутри.

— Докладывай.

— Трупы разбросаны по всему проходу, насколько мы зашли. Я проверил сухие склады. Выглядит так, будто все рванули наверх, на плато и к дворцу.

— Ладно. План меняется. Занимаем сухие склады, ставим четверых в караул и всю корабельную команду привлекаем к делу — пусть тащат все, на что наложат лапы. Остальные движутся по проходу дальше, только не надо превращать это в соревнование. Нужно иметь в виду, что там, наверху, все уже или стали ходячими мертвецами, или очень хорошо спрятались.

— Да, капитан, эти тела уже окоченели. Стало быть, это случилось не сейчас.

— А вот мы прямо сейчас со всем этим покончим.

Длинный крутой склон четвертого прохода вел к подвалам дворца Окетара, над которыми проходили воздуховоды системы отопления. Идти приходилось во мраке и холоде, но Ильев знал, что боевой готовности седьмой отряд не растеряет. Двигались быстро, в полном молчании: ровный шаг, ритмичное дыхание. Ильев ощущал угрюмую настороженность своих людей и полностью ее разделял.

— Если кто-то подаст голос, значит, он жив, — бросил на бегу адмирал. — Не дело, если мы убьем кого-нибудь, ухитрившегося уцелеть.

— Если такие вообще есть, — буркнул Кашилли.

— Это точно.

Сейчас немногие мертвые тела остались далеко позади. Здесь их не было: видимо, все, кому удалось во время нападения убежать, смогли уйти еще дальше и заняли другие оборонительные позиции. Заперли двери, забаррикадировались. В конце концов, во дворце множество укромных, труднодоступных мест. Ильев на мгновение просветлел. Кто-нибудь из примерно двух тысяч живших и работавших здесь людей непременно должен был спастись.

Добравшись до погребов, они поняли, что здесь разразилась битва. Среди опрокинутых тележек, перевернутых клетей, битых горшков и винных кувшинов валялось множество тел. Чтобы понять, как происходила битва, много времени не потребовалось. Оборонявшиеся стрелами пытались сдержать наступавших по проходу врагов, но это не удалось. Стрелы валялись тут же, на полу, и торчали из разрубленных на части тел.

Ильев почти физически ощутил отчаяние, которое охватило защитников острова, вдруг понявших, что их враги почти неуязвимы, что смертельные раны не выводят их из строя. Как должен чувствовать себя боец, видя, что удар в сердце не причиняет его противнику ни малейшего вреда? Здесь, в погребе, лежали окетаны — их пало не меньше двух десятков. А двери впереди были выбиты.

— Внимание, окении, — прошептал адмирал. — Помните, ваше преимущество в быстроте. Цели — сухожилия, поджилки, лодыжки. Можно отрубать руки и ноги, но нашими клинками много не нарубишь. Если кто из вас в ладах с топором или длинным мечом — советую раздобыть и вооружиться. Здесь полно этого добра.

Пара гребцов тут же последовала его совету: один примерился двумя руками к здоровенному топору, другой подобрал кривую цардитскую саблю. Ильев повел отряд дальше, за двери, куда уже начинал просачиваться свет. Лестница впереди вела мимо отопительных воздуховодов в помещения собственно дворца, в первую очередь к кухням и кладовым.

Здесь тоже царила тишина. Они находились в самом сердце своего дома. Адмирал распорядился оставить светильники позади и, прежде чем приказать двигаться дальше, снова обратился к бойцам:

— Я чувствую то же, что и вы. Меня переполняет такой же праведный гнев, ибо для этого места подобная тишина уже осквернение. Забудьте о жалости. Бейте без пощады.

— Есть, капитан, — послышался приглушенный отклик.

— Кашилли, двигайся вдоль восточной стены. Занимай башни, поднимай флаги. Я займусь западной.

— Есть, кэп. Капитан, а наши списки и диспозиции? Ильев почувствовал, как его пробрало холодком.

— Хорошая мысль. Я их заберу. Ну, окении, вперед!

Отряд разделился в большой дворцовой трапезной, где стояли столы, накрытые к праздничному пиру. Начищенная до блеска посуда. Яркие покрывала на сиденьях. Все было готово к празднику Света, концу Успокоения перед новым циклом. Большому празднику, которого так ждут.

Ильев со своей группой побежал направо, через внутренний дворцовый двор и вверх по лестнице, к служебным помещениям Адмиралтейства. Людей, ни живых, ни мертвых, ни ходячих, ни лежачих, навстречу не попадалось. Картины взирали вниз на пустые пролеты, ковры приглушали шаги, холод мрамора успокаивал нервы.

Жестом направив морских пехотинцев к закрытым дверям Адмиралтейства, Ильев обвел взглядом площадку над фонтаном и внутренним двором. Туда выходили ряды закрытых дверей. Ничто не двигалось. Ниоткуда не исходило ни звука. Потом одни двери беззвучно распахнулись, и там, между столов с документами, моделей кораблей и гобеленов с изображением Окетара, он увидел тела. Тела мужчин и женщин, которых он знал. Ковры пропитались их кровью. В помещении стоял трупный запах, над убитыми уже вились мухи.

Окении вбежали внутрь. Двери приемной стояли распахнутыми. Его собственный кабинет был пуст, не тронут ни живыми, ни мертвыми. На столе оставались разложенные документы — Ильев подошел и скользнул по ним взглядом. Графики патрулирования. Места расположения кораблей. Пункты назначения для передислокации. Списки личного состава. Описи вооружения и снаряжения.

— Я не оставлял это в таком виде, — пробормотал Ильев себе под нос.

— Капитан, в Адмиралтействе все чисто.

Ильев кивнул.

— Бери людей и дуй во дворец. К башням. Подними флаги, ты знаешь, где они хранятся. Постарайся поднять над каждой башней. И будь начеку.

— А ты, капитан?

— Я тоже поднимусь, чуть попозже. Не думаю, чтобы здесь кто-нибудь был.

Боец кивнул, но с сомнением.

— Я бы здесь задерживаться не стал.

— И я не буду. Соберу все это, уложу и уйду.

— Есть, кэп.

Отряд снова выбежал на площадку, выход на лестницу, что вела наверх, на крышу и к башням, находился рядом с дверями Адмиралтейства. Очень скоро Ильев услышал топот ног у себя над головой: окении исполняли приказ. Но его мысли сейчас занимало другое. Кто-то побывал здесь и рылся в его бумагах. Намеренно. Это было не просто нападение мертвых, имеющее целью собрать урожай тел.

Однако полной ясности в происходящее это не вносило. Здесь никого нет. Но если враги явились за информацией, почему не забрали документы с собой? Эти пергаменты содержат сведения, неоценимые для любого, кто хочет избежать встречи с флотом. Или, наоборот, нанести по нему удар. И уж если кто-то проделал дальний путь ради того, чтобы добраться до этих записей, не бросит же он то, за чем и явился. Ильев поежился. Он допустил ошибку. Они еще здесь. Где-то здесь.

Выпрямившись, адмирал извлек клинки. Сверху донеслись возгласы, потом одинокий вопль.

И тут дверь в его кабинет распахнулась.

ГЛАВА 51

859-й Божественный цикл, 53-й день от рождения генастро

Этот человек никак не ожидал увидеть его здесь и повел себя весьма комично. Войдя в помещение, он прошел вперед шагов пять, после чего резко остановился и начал пятиться назад. Остальные оставались у дверей. Этот первый человек был жив. Те, другие, — нет.

— Что-то ищешь? — осведомился Ильев.

Незнакомец выругался. Цардит! Его бритую голову покрывали замысловатые татуировки, передние зубы были заточены как клыки зверя. Поверх темных кожаных доспехов он, словно в студеный дус, носил тяжелые меха. Цардит выхватил из-за пояса булаву, однако вид имел растерянный — его явно смущали звуки, доносившиеся сверху.

— Совершенно верно, я не один.

Ильев вышел из-за стола, и бритоголовый попятился еще на шаг, ближе к стоявшим позади него мертвецам. Шестерым мертвецам. Ильев шел вперед.

— Кто ты?..

— Это мой кабинет, — заявил адмирал.

— Слишком поздно, — произнес цардит с резким акцентом. — Мы уже заняли море. Для тебя все кончено.

— Ну, не в такой степени, как для тебя, — отозвался Ильев и бросился на цардита.

Тот замахнулся булавой, но он явно не был солдатом. Ильев поднырнул под его руку и, выпрямляясь, рубанул одним клинком по бедрам, а другим — по лицу врага, вложив в силу ударов всю сдерживаемую до сего мгновения ярость и проревев имя Бога. Цардит тоже взревел, правда нечленораздельно, и повалился навзничь.

Мертвецы содрогнулись, однако продолжали двигаться вперед, огибая цардита, который дергался на полу, вопя от боли и выкрикивая что-то на своем языке.

— Идите сюда, — поманил их Ильев. — Ну-ка, напугайте меня.

Мертвецы наступали. Легионеры. Во всяком случае, были ими. Из Гестерна. Мечники. Четверо сохранили щиты. Все покрыты ранами и порезами. Безжизненная, обесцвеченная кожа, доспехи с выбоинами и вмятинами, рваная одежда. Один сильно хромал, волоча за собой левую ногу. Все взоры мертвецов обратились к нему — глаза пустые, но Ильев мог поклясться, что где-то глубоко внутри есть какие-то проблески сознания. Впрочем, сейчас не до тонкостей. Судя по звукам, доносившимся сверху, там разворачивалась яростная схватка, и ему нужно было пробиваться к своим.

Адмирал рванулся вперед. Он не ожидал, что они дрогнут, но рассчитывал на скорость, которая даст ему дополнительное преимущество. Еще одно его преимущество состояло в том, что он их не боялся. Мертвецы сомкнули перед ним щиты и выставили мечи. Ильев стремительно сместился влево и резко подсек крайнего справа противника. Баланс у них оказался никудышный. Потеряв равновесие, мертвец повалился, оттолкнув в сторону соседа слева и упав под ноги двоим другим.

Старясь бить как можно сильнее, Ильев клинком полоснул упавшего по подколенным сухожилиям и отскочил, чтобы встретить остальных, которые разворачивались, окружая его. Затем, вложив в выпад весь свой вес, адмирал по рукоять вонзил один клинок в бедро мертвеца и, вырывая его, одновременно полоснул другим тесаком по запястью руки, сжимавшей меч. Почти отсеченная кисть разжалась, гладиус упал на пол. Ильев двинул мертвецу кулаком в лоб, а когда тот откачнулся, добавил к его инерции сильный толчок в грудь, и он, увлекая за собой еще двоих, вывалился в дверной проем.

Но и самому Ильеву пришлось стремительно присесть, чтобы уйти от удара. Клинок прошел у него над головой, и он мгновенной подножкой сбил атаковавшего его мертвеца наземь. Тот упал ничком, а Ильев, подпрыгнув, рухнул коленями ему на спину, почувствовал, как треснул сломанный хребет, откатился в сторону и снова вскочил на ноги. Двое мертвецов лишились способности двигаться, один остался без оружия, но продолжал наступать. И цардит, хотя кровь из ран заливала ему лицо и тело, упорно порывался подняться.

Подпустив еще одного мертвеца поближе, Ильев снова резко присел, заведя оба клинка за колени врага, одновременным движением подрезал ему оба сухожилия и вскочил на ноги одновременно с его падением. Теперь ходячих осталось трое. Еще трое валялись на полу, хотя и пытались дотянуться до него, движимые силой, которую он просто не мог себе вообразить.

Однако при всем своем невообразимом упорстве мертвецы были медлительны. Слишком медлительны для окениев. Увидев, что позади троих наступавших образовалось свободное пространство, Ильев бросился им под ноги, сбил в сторону одного, перекатился и, оказавшись сзади, нанес несколько рубящих ударов по ногам, целя по сухожилиям и по лодыжкам. Мертвецы, пройдя по инерции шаг вперед, зашатались при попытке развернуться, в то время как адмирал схватил за запястье раненого цардита, выволок его из комнаты, захлопнул за собой дверь и запер ее.

— Ну вот, у нас есть время поговорить! Сейчас ты расскажешь мне все, что я хочу узнать.

— Ты знаешь достаточно. С вами покончено.

— Неужели тебе кажется, что со мной покончено? — Ильев опустился на колени и сгреб цардита за вонючий меховой воротник. Глаза у того стали закатываться на лоб. — Я знаю, он говорит через тебя. Ты слышишь меня, ублюдок? Остров снова в моих руках. И я приду за тобой и сожгу или отправлю на дно каждый твой корабль, который встанет на моем пути. Бойся меня, мерзавец. Бойся окениев!

Ильев отпустил воротник, и цардит снова упал наземь. Он еще дышал, но прерывисто, поскольку истекал кровью и находился на пороге смерти. Поднявшись, Ильев отпер дверь и пинком распахнул ее, оказавшись лицом к лицу с мертвецами.

— Господа, мне нужно забрать свои бумаги, — объявил он и закрыл за собой дверь.

* * *

— Топоры и молоты! — проревел Кашилли, влепив в лицо мертвеца удар, сбросивший его со скальной стены высотой в две тысячи футов. Тело, ударяясь о камни, полетело вниз и плюхнулось в воду. — Если хоть один из вас, ублюдков, выберется отсюда, пусть передаст, что нам нужно побольше топоров и молотов.

Над башнями Дворца окетанов реяли флаги. Кашилли вел свой отряд по восточной стене, границе обитаемой части острова. Сторожевые башни располагались на ней через каждую милю, всего четыре. Точно так же дело обстояло и с западной стороны, где должен был появиться Ильев. Там, со стороны капитана, подняли всего один флаг, и драка, как он понял, бросив туда взгляд, шла нешуточная.

Впрочем, уделить больше одного взгляда выяснению обстановки Кашилли не мог, поскольку на лестницу первой башни хлынул, грозя захлестнуть и затопить его отряд, целый поток мертвецов. Еще большее количество, будто по условленному сигналу, появилось позади, словно бы из ниоткуда. И Кашилли уже потерял трех бойцов. Но теперь настал его черед. Окении прикрывали тыл, сам он шел впереди, поигрывая зажатым в огромной лапище топором дровосека.

— Вперед, не останавливаться! Главное, не увязнуть!

Несмотря на опасность поранить друг друга, окении стояли по трое в ряд, а Кашилли чуть особняком, чтобы дать замах своему огромному топору. Навстречу им вывалились два десятка мертвых, но внизу, в саду и на лугах, их было несравненно больше. Многие, правда, оставались неподвижными, но некоторые тесными группами двигались к ступеням.

Кашилли с размаху рубанул мертвеца по боку, почувствовав по отдаче, как топор рассек грудную клетку, и зарычал, вырывая оружие, перед тем как мертвец полетел вниз:

— Сбрасывайте их! Вперед! Вперед!

Двое других воинов обрушили топоры на мертвецов, и еще три трупа были сброшены со стены, но в другую сторону, в сад, а значит, могли вернуться. Перед Кашилли на мгновение образовалось свободное пространство, и он, перехватив топорище обеими руками, стремительно нанес низкий удар такой силы, что начисто перерубил лодыжки одного мертвеца и глубоко рассек ногу другого в районе колена. Один свалился, цепляясь за камень руками, другой стал падать вперед, но Кашилли тычком отправил его назад, на двух других. Мертвец упал с тропы и, не издав ни звука, исчез, преданный милости Окетара. Тут у Кашилли появилась интересная мысль.

— Держитесь позади! Следуйте за мной в кильватере. Сбрасывайте их! Рубите ноги! — Он поудобнее перехватил топор. — Мне нужна эта башня. Сдается мне, там можно раздобыть масло и дерево.

Держа оружие наперевес, Кашилли уставился на мертвецов, которые снова наступали. Двое неловко ковыляли бок обок, шедшие сзади двигались чуть быстрее, то и дело наталкиваясь на передних. Выглядело все это нелепо, и продвигались они неуклюже, но зато неуклонно, причем не выказывая ни малейшей обеспокоенности по поводу своих многочисленных ран. Работа, как говорится, топорная, но упорная, и тот, кто это затеял, намеревался довести ее до конца.

— Я отправлю вас в лоно милосердия, — пробормотал Кашилли и закричал, чтобы прояснить мозги: — Окетар ждет вас!

У ближнего к нему мертвеца оставался один глаз и половина лица. Из расколотого черепа сочился мозг. Топор Кашилли обрушился на шею несчастного, швырнув его на парапет. Снесенная с плеч голова полетела в океан, однако тело, хотя по нему пробежали судороги, устояло. И даже пыталось двигаться дальше, хотя ноги утратили координацию.

Замешкаться означало дать шанс страху. Кашилли не помедлил и доли мгновения. Он рванулся вперед, разя наотмашь и каждый раз продвигаясь если не на шаг, то на полшага. Причем теперь не столько рубил, сколько бил обухом, сшибая врагов со своего пути.

— Сбивайте их с тропы! — проорал он своим. — За мной!

Мертвецы обрушили на него град ударов. Кашилли увернулся, отпрянул от одного клинка, но другой оставил зазубрину на древке его топора, а третий разрезал прикрывавшую ладонь перчатку. Кашилли бешено заорал и покрепче сжал топор. Порез оказался глубоким, перчатка быстро заполнялась кровью, но это не помешало ему резким замахом впечатать мертвеца в низкую ограду. Он слышал, как рвались за ним следом его люди. Слышал хруст ломающихся костей, а потом странная тишина, молчание, с которым мертвецы отправлялись вниз со скалы.

— Ну, давайте! — прорычал он в лица надвигающимся врагам. — Кто смелый против окениев?

Кашилли одновременно со взмахом сделал еще шаг вперед, и его топор ударил мертвеца в бок под занесенную руку, отбросив налево. Со следующим шагом Кашилли выбросил ногу вперед и вверх: удар сапога по голове забросил тело на ограду. В следующий миг руки шедших сзади окениев сбросили и этого несчастного вниз — назад, в объятия Бога.

Гигант окений сплюнул кровь из рта. Холодную, густую, кислую на вкус. Еще один взмах топора. Еще один — и путь перед ним свободен. Однако еще толпа мертвецов валила к лестнице, ведущей на сторожевую башню. Кашилли взревел и побежал вперед. Окении с победным кличем помчались за ним, мигом оторвавшись от мертвецов, наседавших на них сзади.

— Надо пустить огонь по ступеням в сад! Отогнать их, чтоб не совались!

Кашилли взлетел по ступеням в башню. На отдельном столе лежали увеличители, холст покрывал печь и жаровню. Под невысоким столиком, на котором стояли три оловянные кружки и кувшин с водой, прятался деревянный сундук с резьбой в виде угрей и морских водорослей. Он отбросил крышку, порылся среди флагов и нашел то, что искал. Огромный сигнальный флаг окетанов — кроваво-красный с белым кругом в центре, перечеркнутым черным диагональным крестом. Флаг карантина.

— Поднять флаг! — распорядился он, вручая полотнище ближайшему окению. — Пятеро остаются — разожгите огонь и прикрывайте нам спины. Остальные за мной! Нам еще бегать и бегать.

Вдалеке, по ту сторону большого сада, к небу взметнулось пламя. Кашилли из-под руки поглядел туда. Огонь появился из дворцовых дверей и побежал вниз по ступеням, разгоняя порывавшихся подняться мертвецов. К сторожевой башне бежали окении. Кашилли помахал рукой, ему ответили. Удовлетворенно кивнув, он двинулся вниз по ступеням мимо своих людей.

— Одна готова, еще три. А ну вперед, седьмой отряд!

* * *

Ильев упрятал пергаментные свитки в цилиндрические футляры и сложил в объемистую кожаную суму, которую забросил за спину, чтобы освободить руки. Двое мертвецов в его кабинете еще продолжали дергаться, хотя угрозы уже не представляли. Один, с перебитым хребтом, силился вцепиться руками в ковер, на который упал, и хоть немного проползти вперед.

Адмирал опустился рядом с ним на колени и встретился взглядом. В глазах мертвеца не было ни боли, ни узнавания. Из его рта, пузырясь, вытекала кровь. Он ничего не говорил. Приподняв подбородок мертвеца, адмирал присмотрелся к его лицу. Этот человек умер не от ран, а от болезни. Гнойники покрывали его щеки, добираясь до глаз.

— Тебя сгубила горькая чума, друг мой. Но почему бы тебе не умереть по-настоящему? Почему бы не остановиться?

Ильев отпустил его голову, а сам отошел к окну, выходившему на дворец. В саду толпились сотни мертвецов, и он понятия не имел, откуда они все брались в таком количестве. Живые изгороди, деревья — хорошее прикрытие. Можно подобраться незаметно, если знаешь как. Другое дело, что это требует наличия других навыков, кроме слепой тяги к убийству.

Что-то их направляло. Или кто-то.

Растительность под ногами стоявших внизу мертвецов сохла и темнела, и, куда бы они ни двигались, вместе с ними распространялась и эта чернота. Ильев перевел взгляд на дорожки на стенах — оба отряда, и его, и Кашилли, продвигались совсем неплохо. Уже почти добрались до второй башни. Мертвые следовали за ними по земле, но до последнего момента по ступеням не поднимались.

Взор Ильева вновь обратился к его последним жертвам. Теперь уже шевелился только один мертвец, ухитрившийся-таки чуточку к нему подползти.

— Ты так не любишь камень? — промолвил он — Любопытно.

Пройдя мимо мертвеца, Ильев вышел из кабинета в холл Адмиралтейства, где так и валялся цардит. Губы его были в крови, причем не только от пореза на лице. Ильев остановился над ним.

— Кровоизлияние в легких? Ну что ж, за все надо платить. — Ильев перенес вес на левую ногу, подняв правую. — Это ведь ты? Ты задаешь им направление, может быть, даже удерживаешь их на ногах? Или нет? Сейчас посмотрим.

Правая нога Ильева обрушилась на горло цардита, перебив гортань. Татуированный мужчина конвульсивно дернулся, схватился за горло и замер. Адмирал настороженно склонил голову набок, прислушиваясь.

Сражение продолжалось.

* * *

Повозку, в которой ехал Гориан, безжалостно трясло на ухабах. Его постоянно подбрасывало на жестком сиденье и ударяло о борт. Чувствовал он себя так, будто ему надавали тумаков. А еще Гориан находился в затруднении. Они встанут и некоторое время будут идти вперед, но этого слишком мало. Весьма скоро они падут. Он снял ладонь с макушки Кессиана, и мальчик расслабился, хотя выглядел по-прежнему озабоченным.

— Что случилось, отец? Кто они такие?

— Говорил же я тебе, чтобы ты не заигрывался с энергетическими следами, — проворчал вместо ответа Гориан. — Тебе следовало сосредоточиться на том, чтобы люди держались как надо и могли идти.

— Я этим тоже занимался.

По лицу Гориана промелькнула улыбка: несомненно, занимался.

— Похоже, мне нужно следить за тобой, не так ли, Кессиан? Не так уж ты мал и неумел, как прикидываешься.

— Не понимаю. — Озабоченность на лице Кессиана усугубилась.

— Вот и хорошо.

Гориан потер ладонями твердую, зеленовато-бурую кожу на лице: за последние несколько дней стало еще хуже. Слишком много работы, слишком много сил уходит на обеспечение продвижения. И труднее всего работать с морем. Энергии вроде бы полно, она повсюду, но все так изменчиво, что контакты беспрерывно обрываются то здесь, то там. Хорошо еще, на острове до мертвых можно дотянуться сквозь камень, не говоря уж о верхнем травянистом почвенном слое.

Но этого оказалось недостаточно. Этому идиоту Катичу потребовалось слишком много времени, и он не проявил должной бдительности, хотя Гориан его и наставлял. Из горла Восходящего вырвалось сдавленное рычание. Этот удар сапогом стал для него личным, невыносимым оскорблением.

— Кто они такие, отец?

— Враги. И они забрали то, что мне нужно.

— Но разве это не окении, отец? Те, о которых всегда рассказывал Ардуций.

— Да, но даже они научились меня бояться.

— По-моему, тот человек сказал что-то другое.

— Без тебя знаю, что он сказал! — рявкнул Гориан, и Кессиан вздрогнул. — И вообще, оставь меня в покое. Мне надо подумать.

Очень многое шло правильно, как и ожидалось. Но он был так одинок. Если бы только Миррон согласилась разделить его ношу. Кессиан при всех его удивительных способностях все-таки ребенок, каркулас всего лишь пассивные проводники, и предводители мертвых могли полностью удерживать их сосредоточенность на мертвецах лишь при личном участии в процессе самого Гориана. В результате ему приходилось прилагать такие колоссальные усилия, что возникали сомнения, оправданны ли они? Но дело того стоило. Должно стоить.

Стукнувшись в очередной раз о борт повозки, Гориан встрепенулся и вернулся к текущим планам. Сейчас на очереди Когти, укрепившиеся в Нератарне. Сделать все, чтобы от них избавиться, предстоит королю Царда, а потом, исполнив предназначенную ему роль, он присоединится к своему сыну под знаменем Гориана. Живые уже практически сделали все необходимое и дальше могли пригодиться лишь в ином качестве. Во всяком случае, большинство из них.

— Я могу помочь тебе, — сказал Кессиан.

— Не сейчас, мальчик. Я устал.

— Тогда предоставь этот день мне, — предложил мальчик. — Мы ведь просто двигаемся, и все. Не наблюдай за мной. Помоги тем, на море, искать то, что тебе нужно.

Возможно, мальчуган в конце концов начал кое-что понимать. Гориан присмотрелся к нему и нашел его немного вымотанным. Но сама по себе мысль о том, чтобы чуть-чуть отдохнуть от одновременного контакта со столькими объектами, возможно, была не так плоха. Похоже, здесь им ничего не угрожало. До Нератарна еще далеко, а ему желательно бы заняться разработкой новых способов поддержания дееспособности своих людей, а то не ровен час попадают где стоят, без всякого вражеского вмешательства. Разложение тел перерастало в серьезную проблему.

— Ты действительно считаешь, что справишься?

— Я справлюсь, отец, — кивнул Кессиан. — Дай мне возможность доказать это. Ты нуждаешься в отдыхе больше, чем я. Вот отдохнешь, глядишь, и от этой зелени избавишься. А то я как взгляну на тебя, мне не по себе становится.

— Бояться нечего. Это знак прикосновения Бога к земле, помни это. Все в порядке. Хорошо, договорились. Займись этим, удерживай их. Используй каркулас в той степени, в которой потребуется. Но если столкнешься с трудностями, сразу скажи мне. Я не рассержусь. Главное, не допусти, чтобы кто-то из них пал. Вот тогда я действительно разгневаюсь. Поднять такое количество заново гораздо труднее, чем поддерживать их в движении.

— Я не подведу тебя, отец.

— Да уж, постарайся.

Передача полного контроля над делом Кессиану как процесс особой сложности не представляла, однако ощущалась как вручение беспомощного младенца на попечение неуклюжему взрослому. Впрочем, сознание Кессиана восприняло дело без напряжения, и, как мог проследить Гориан, мальчику для этого даже не требовались постоянные мысленные усилия.

А вот сам Гориан в момент отключения от дела испытал колоссальное облегчение и прилив энергии, тут же почувствовав себя таким бодрым и оживленным, каким не был уже много дней. Сознание его очистилось. Кессиан вздохнул и откинулся на сиденье.

— Ты в порядке, малыш?

— Да, отец, хотя это и вправду бремя.

— Подумай о том, насколько больший груз приходится на мои плечи, и порадуйся. Я буду рядом, на случай, если понадоблюсь.

— Спасибо, отец.

Гориан снова улыбнулся, но его сознание уже уносилось далеко-далеко. На юг, к Тирронскому морю, еще южнее, к Эсторру, и дальше. На морских путях его людей подстерегали окении, и ему следовало найти способ с этим покончить. С ними только один каркулас, но зато четверо предводителей мертвых. Этого наверняка хватит.

Но сначала ему нужно кое в чем удостовериться. Гориан потянулся сознанием назад, на север, вдоль энергетических линий. Мир развертывался перед ним словно карта, где густым серым цветом были обозначены массы мертвых, сосредоточенных на побережье Гестерна и отплывавших через море со всей возможной быстротой, какую могли обеспечить прибывавшие за ними корабли. Медленно пульсирующие бурые и синие токи обозначали энергию океана, которую он использовал и перенаправлял, чтобы вдыхать подобие жизни в тех, кто находился в трюмах и на палубах трирем. Каждый день пребывания в плавании все больше и больше ослаблял их, и поддержание должной формы выматывало и его, и каркулас.

А севернее Эсторра сиял перемещавшийся по направлению к Нератарну свет, столь яркий, что ошибиться было невозможно. Энергетическая сеть, через которую Гориан управлял мертвыми, посылала ему беспрерывные сигналы о передвижении этой силы, мощной, опасной, но при этом приводящей его в неистовое возбуждение.

Итак, Восходящие уже больше не прятались во дворце, ожидая своей судьбы. Они отправились за ним.

— Ну что ж, тем лучше, — промолвил Гориан.

И погрузился в себя, в хитросплетение сущностей и сил, доступных только богам.

ГЛАВА 52

859-й Божественный цикл, 53-й день от рождения генастро

Эсторр горел.

Маршал Элиз Кастенас выехала за Врата Победы и двинулась по расчищенному пути сквозь толпу, которая за последние семь дней едва ли поредела. Ее сопровождали три сотни всадников и два десятка фургонов. Над городом припекало полуденное солнце. Середина генастро — прекрасное время года, но никто не останавливался, чтобы полюбоваться красотами вокруг себя.

Дорога вела от дворца к пристани. Пехотинцы, стоявшие вдоль деревянных ограждений со щитами и дубинками — их гладиусы оставались в ножнах, — сдерживали напор народа, оставляя проезд открытым. Оцепление вдоль дороги было выставлено начиная от ворот до самой арены и оттуда вниз по склону, вдоль тракта Дел Аглиос, что шел по краю форума и дальше, прорезая насквозь лабиринт тесных улочек, к казармам и складам гавани.

Самые узкие улицы просто закрыли для проезда, и движение осуществлялось лишь по более широким. Поскольку, с одной стороны, перекрыть все полностью означало парализовать город и лишить тех немногих жителей, кто предпочитал не участвовать в беспорядках, возможности заниматься своими делами, а с другой — потому, что Эрин Дел Аглиос продолжала верить в необходимость свободной демонстрации волеизъявления.

Другое дело, что ее терпение постепенно истощалось.

— А ведь она сюда даже не выезжала, — проворчала Элиз. — Щиты!

Приказ мигом разнесся по ехавшей по четверо в ряд колонне, на которую сейчас из-за линии пехоты, поверх голов легионеров обрушился град протухших фруктов, овощей и рыбы. Лошади взбрыкивали, кавалеристы утирали грязь с конских морд. Если кто-то попадал всаднику по шлему или в лицо, в толпе звучали аплодисменты и радостные возгласы. И гнилье — это было еще не самое худшее. Уловив запах, Элиз обернулась: двое кавалеристов, ехавших прямо за ней, утирали с лиц фекалии. Впереди, перед головой колонны, на дорогу шлепнулось несколько грязных мешков. При падении они лопнули, разбрызгав красную жидкость.

— Кровь канцлера!

— Адвокат — убийца!

Элиз сделала то единственно разумное, что ей оставалось в данной ситуации, — прибавила ходу.

— Легкий галоп! — скомандовала она.

Колонна восприняла приказ с благодарностью. Вслед всадникам из толпы неслись крики, насмешки, улюлюканье и даже редкие аплодисменты. Маршал сохраняла горделивую осанку и невозмутимое выражение лица, хотя внутри у нее все кипело. У поворота, там, где дорога уходила вниз и вилась сквозь путаное чрево города, она увидела, что от надписи «Дел Аглиос» осталась только буква «А». Пострадала и статуя, державшая табличку.

В местах, где улица сужалась, из окон им на головы выплескивали грязную воду и помои. По щитам, доспехам и лошадиным бокам стучал непрекращающийся град объедков. И повсюду бросались в глаза плакаты. Если в первую пару дней среди лозунгов преобладали насмешки и оскорбления, то теперь они были выполнены в кроваво-красных тонах и напрямую призывали к насилию.

— Адвоката на костер!

— Долой кровавых Дел Аглиосов!

— Власть ордену!

— Конкорд погублен!

Сейчас Элиз уже ясно видела дым и пламя. Вспышки насилия, охватившие весь портовый квартал, не прекращались. Страх перед мертвыми, способными хлынуть на город с моря, вылился в жестокие беспорядки. Погибли люди, в том числе и дворцовые стражники. Пришлось направить большую часть Первого эсторийского легиона в оцепление, чтобы изолировать мятежников в зоне складов и трущоб, уже предназначенных под снос. Там, с соизволения Адвоката, им предоставили возможность буйствовать как угодно и разрушать, что им вздумается, но доступ туда перекрыли. Предполагалось, что энергия бунта выгорит в этом анклаве сама по себе и в переносном, и в буквальном смысле. Однако, оглядывая дюжины пожаров, полыхавших на пространстве в половину квадратной мили, Элиз подумала, что вряд ли это произойдет так уж скоро.

А время, к сожалению, поджимало. В городе фактически прекратилось всякое производство. Подстрекатели ордена организовывали нападения на арсеналы и оружейные мануфактуры, препятствовали снабжению легионов, не пропускали гонцов и курьеров. Прежде чем удалось локализовать наиболее активных мятежников в районе порта, они успели разрушить водопровод и прервать снабжение дворца водой, а предназначавшиеся для дворцового комплекса припасы подверглись разграблению.

Сейчас поставки осуществлялись под усиленной охраной, у акведука выставили караулы из лучников и копейщиков. Но чем больше мест приходилось брать под охрану, тем тоньше становились линии обороны, и Доспехи Бога, разумеется, это знали. Пока они не участвовали в столкновениях, но было очевидно, что это лишь вопрос времени. Ведь поступить так означало открыто поднять восстание, а взять на себя ответственность за подобное деяние при отсутствии канцлера Хорст Веннегур, стареющий Первый меч Доспехов Бога, не решался.

Элиз и ее кавалерия миновали портовый заградительный кордон и остановили коней на широкой дороге, что вела к пристани. Как ни странно, работа на причалах не прекратилась, служащие и грузчики оставались на своих местах. Наверное, многие из них, жившие в прилегающем районе, просто побоялись разойтись по домам, находившимся в самой опасной зоне. Стоило коннице остановиться, как люди устремились навстречу с ведрами и тряпицами, чтобы смыть грязь с людей и лошадей.

Элиз спешилась, кивком поблагодарила их и направилась к мастеру гавани Стертию, ждавшему ее у конторы. Порт работал, но для середины дня там было слишком спокойно, хотя от самой пристани и доносился гомон. Корабли стояли у причалов в ожидании товаров, доставка которых из города приостановилась, прибывшие грузы, наоборот, складировали прямо здесь из-за невозможности вывезти. Форум закрыли для купцов и превратили из торгового центра в политический. Там звучали подстрекательские речи, а в городе демонстранты во многих местах перекрыли дороги, и уследить за этим Адвокатура не могла.

— Маршал, благодарю за оказанную честь.

— Мастер Стертий, я уполномочена передать тебе личную благодарность Адвоката за нерушимую верность. Но мне нужно было побывать здесь лично. Порой отдающим приказы не мешает самим ознакомиться с тем, что они знают по докладам.

— Смелый поступок, — сказал Стертий.

— Ну, не особо. — Элиз пожала плечами. — Настроение у толпы, конечно, ужасное, но она не решится напасть на колонну вооруженных всадников.

— Пока.

— Что ты имеешь в виду?

Выражение лица мастера гавани Элиз не нравилось.

— Погоди минутку. — Стертий щелкнул пальцами, и к нему рысцой подбежал работник. — Все эти повозки загрузить и подготовить к обратной дороге. И распорядись насчет еды и питья для всадников, пусть подкрепятся после того, как приведут себя в порядок.

Он поманил Элиз за собой, и она пошла вместе с ним через портовую площадь к пристаням. У причалов во множестве стояли суда, на берегу и на палубах толклись без дела многочисленные моряки. Играли в карты, бросали кости, просто чесали языки. В целом здешнюю атмосферу нельзя было назвать такой уж тревожной, но недовольство ощущалось явственно.

— Еще пару дней, и порт придется закрыть, — заявил Стертий. — Трюмы всех этих судов пусты. Ни один корабль не отчалит без груза, потому что для владельцев это равносильно разорению. Но, оставаясь здесь, они должны оплачивать простой командам, а платить им не из чего. Так что по прошествии не столь уж долгого времени волнения неизбежны. Ладно еще, что еды и питья у нас на некоторое время хватит, но это не решает проблемы.

— А почему бы им не отплыть в Ветторум? Всего-то пара дней плавания и никаких препятствий в торговле.

— Препятствий никаких, но там ведь не Эсторр, цены совсем другие. Кроме того, большинство кораблей уже разгрузились, то есть, чтобы они отплыли в другой порт, нужно погрузить товар обратно, а это опять же денег стоит. Но на самом деле они не выходят в море даже не поэтому, хотя истинной причины никто не признает.

— Вот как?

— Моряки народ суеверный. А в последнюю пару дней, как ты должна знать, к нам прибывают беженцы. Мертвецы вышли в море. Как ты думаешь, много ли найдется моряков, исключая окетанов, которые заинтересованы в такой встрече?

Они шагали вдоль пристани. Стертий прервал разговор с Элиз и принялся с жаром убеждать людей, что само появление в порту персоны такого ранга свидетельствует о твердом намерении властей обеспечить безопасность и исправить сложившееся положение. Элиз же напомнила им о планах Карла Ильева и о том, что весь патрулирующий морские пути флот ищет встречи с врагом и готов к ней.

Все время, пока они шли вдоль пристани к одному из господствовавших над горловиной бухты укреплений, с лица Стертия не сходила натянутая улыбка. Лишь внутри он позволил себе избавиться от нее. Элиз, поднимаясь по винтовой лестнице на крышу, к позициям метательных машин, ощутила, как у нее сжимается горло. Наверху стояли онагры. Механики хлопотали вокруг них, уточняя наводку, смазывая маслом детали, подтягивая крепления.

Портовые стражи отсалютовали Элиз, но бодрости в этом приветствии не наблюдалось. Все вместе и каждый по отдельности они выглядели напряженными. Даже испуганными. Стертий по-прежнему хранил молчание. На флагштоке на морском ветру реял флаг, подтверждавший принятие сигнала. Стертий вручил ей увеличитель и указал направление — на корабль, находившийся в открытом море. Далеко от гавани, вне видимости невооруженным глазом.

После нескольких мгновений поисков на широкой морской глади Элиз отыскала цель и направила увеличитель на мачту, над которой были подняты два флага. Один представлял собой вымпел окетанов. Второй, красный, с черным крестом в белом круге — флаг карантина. Элиз опустила увеличитель и уставилась на Стертия.

— Остров Кестер потерян? — произнесла она, не веря своим словам.

— Адмирал должен был добраться туда к сегодняшнему утру. Ошибки быть не может. Этот корабль, дрейфовавший за пределами гавани, получил по эстафете и передал на берег кодированное сообщение о том, что мертвые вторглись на остров Кестер. И теперь на каждом корабле, идущем в Эсторр, увидят этот флаг.

— Проклятье! — вырвалось у Элиз, просто потому, что других слов не нашлось. — Похоже, мне нужно вернуться к Адвокату.

— Это точно. Я не стал поднимать флаг, потому что в городе поднялась бы паника. — Стертий устало потер лоб. — Однако сама понимаешь, удерживать новость в пределах гавани до бесконечности мне не удастся. И тогда люди решат, что с моря они больше не защищены.

— Но ведь остров очень далеко, — возразила Элиз.

— Совершенно верно, но разве Восходящие не убили канцлера, а? Подумай об этом, маршал. Поверь, я тут постоянно слежу за настроениями в городе. Орден может обернуть все это в свою пользу. А мы — нет.

— Ладно. И что тогда?

Стертий печально улыбнулся и указал на горловину гавани.

— Это самый большой разрыв в городских стенах, и двух заградительных фортов при входе в бухту явно недостаточно. Ясное дело, что люди не станут дожидаться прорыва мертвецов, а попытаются обезопасить себя таким способом, какой сочтут наилучшим. Многие, может быть большинство, или забаррикадируются в своих домах, или побегут в холмы. Точнее, так бы все и было, если бы не орден, который всегда вкладывает людям в уши то, что они готовы услышать. Сейчас большинство горожан вообще не верят в возможность вторжения, как раз потому, что орден объявляет это выдумкой. Но достаточно легкого толчка, и все изменится. Тогда все мы увидим, какое место в Эсторре самое безопасное.

Элиз проглотила ком в пересохшем горле.

— А ты не можешь перестать впускать корабли? Закрыть порт?

— Я буду хранить тайну так долго, как только смогу. Но сама пойми, я не могу воспрепятствовать высадке беженцев. То есть здесь, в порту, конечно, могу, но не на рыболовецких причалах к югу и северу от города. А уж оттуда вести непременно достигнут столицы. Да и вообще, оглянись по сторонам. Все эти люди в курсе происходящего. Одно неосторожное слово…

— Сколько у нас времени?

— Лучше тебе поговорить с Адвокатом немедленно. Может быть, у нас есть дней пять, а может, всего несколько часов. Пойми, маршал Кастенас, я не могу похвастаться тем, что держу ситуацию под контролем. И вполне может статься, что сразу после тебя в ее двери начнет настоятельно стучаться народ. И требовать убежища.

* * *

— Тогда мы должны будем открыть ворота и впустить их, — заявила Эрин.

— Что? — У Васселиса перехватило дыхание. — Прошу прощения, мой Адвокат, но это равносильно самоубийству. Для меня, для тебя, для Восхождения.

— Я тоже прошу прощения, Арван, но разве мы не являемся защитниками граждан?

В базилике воцарилось молчание. Васселис сидел рядом с Элиз Кастенас и Марком Гестерисом на скамье, обычно предназначавшейся для сановников ордена. Позади них вовсю шла работа по анализу и выработке мер преодоления кризиса.

— И именно этим мы занимаемся. Наш флот в море, наши армии готовятся к отражению вторжения в Нератарне. И при этом мы обязаны обеспечить безопасность резиденции высшей власти. — Тяжелый вздох Адвоката Васселис проигнорировал. — И кого ты будешь впускать, а кого нет? Прошу тебя даже не обдумывать такую возможность. Лучший способ обезопасить город — это мобилизовать население на принятие тех неотложных мер, которые мы пока неспособны были осуществить.

— Иными словами, ты предлагаешь мне просто смотреть, как они умирают.

Избыточная эмоциональность Эрин тревожила Васселиса. Она всерьез обдумывала какие-то грандиозные планы по умиротворению граждан и привлечению их на свою сторону, но сама даже не появлялась на стенах и совершенно не понимала, какие настроения царят в городе.

— Нет, мой Адвокат, ты должна предпринять все возможные меры для эффективной защиты города, к числу каковых относится и необходимость убедить орден отказаться от противостояния власти для того, чтобы его служители призвали народ поддержать наши усилия по выходу из кризиса. А еще к их числу относится организованная эвакуация города.

Гестерис встал.

— Есть один момент, оставшийся пока за пределами обсуждения. Все мы, спору нет, уважаем мастера Стертия. Но мне кажется, порой он делает слишком смелые предположения. Гарнизон дворца составляет более двух тысяч легионеров и стражников. Если только Доспехи Бога не подтянут наверх осадные машины, никто не сможет проникнуть внутрь, пока мы сами не откроем ворота.

— Да, Марк, именно это Эрин и предлагает сделать.

— Арван, Марк, спасибо и садитесь, — распорядилась Эрин. — Я вас выслушала. Многое может произойти или не произойти, и мы должны быть готовы к различным поворотам событий. Однако начну я, Арван, с того, что предлагаешь ты. С разговора с советом гласов. Пригласите их ко мне. Ну а если они откажутся слушать, мы предпримем дальнейшие шаги по очистке улиц и прекращению беспорядков.

Васселис сжал челюсти, чтобы не охнуть. Кастенас и Гестерис тоже промолчали, сохраняя видимое спокойствие.

— Ты хотел что-то сказать, Арван?

— Если мне будет позволено. Должен заметить, что от тебя исходят противоположные посылы. Совсем недавно ты предлагала открыть ворота для всех. А сейчас хочешь очистить улицы города силой, если не сумеешь добиться своего от ордена.

— Как будто я не могу изменить свое мнение, выслушав советы самых близких друзей.

— Разумеется, мой Адвокат, но…

— Я выслушала вас и пришла к выводу, что мы слишком долго занимали сугубо оборонительную позицию. Пусть те, кто не захочет помогать общему делу, падут под мечами мертвых. Пусть те, кто продолжит колотить в мои ворота, испытают на себе силу моего гнева.

— Это не совсем то, что я…

— Помолчи, маршал Васселис.

Васселис вспыхнул, но промолчал. Гестерис пристально посмотрел на него, и его взгляд говорил о многом.

— Я встречусь с советом, но намерена не договариваться с ними, а выдвинуть требования. Но это будет сделано не публично. Рассчитываю, что все вы поддержите своего Адвоката без дальнейших вопросов. Маршал Васселис, пусть Восходящие будут наготове, чтобы начать действовать по моему приказу. Чем бы ни закончилась встреча, улицы города должны быть очищены от смутьянов. Полагаю, хороший дождь этому только поспособствует. Все свободны.

* * *

Вечером трое Восходящих десятой пряди стояли в полутемной башне, откуда открывался вид на толпу с портретами и лозунгами, жгущую костры и факелы. Солнце, перед тем как скрыться за западными холмами, омывало город восхитительным предзакатным светом. Васселис и Эстер сочли благоразумным привести Восходящих сюда, чтобы они увидели вероятный объект приложения своих усилий. Сами они покинули шумную базилику, где еще продолжалась встреча Адвоката с советом, сулившая, скорее всего, закончиться ничем, поскольку каждая сторона упорно стояла на своем.

Настроение в башне царило угрюмое. Васселис ничуть не сомневался, что троица Восходящих способна сделать для Адвоката то, чего она неизбежно потребует. Еще сильна была горечь утраты Сигалия и Брина, сейчас же эти совсем юные люди, сестры Мина и Йола и их брат Петревий, могли непосредственно ощутить гнев эсторрской толпы.

— Ну что, налюбовались? — спросила Эстер. — Дождь и ветер. Если сможете, дождь со снегом и град. Мы должны потушить все огни и заставить их разойтись по домам.

— Но их так много, — сцепив тонкие ручки, промолвила Мина, худенькая, как тростинка, с виду сущее дитя. — Они занимают сотни квадратных ярдов, и это только те, которые на виду.

— Вы можете это сделать? — настойчиво спросил Васселис.

— Мы должны? — уточнил в ответ высокий и стройный Петревий.

«Добродушный великан», так называла его Эстер, но при всем своем добродушии — строгий приверженец собственных принципов.

— Это опасные и несвоевременные речи, — предостерег Васселис. — Ты, я вижу, наслушался Оссакера. Но на твой вопрос я отвечу. Да, вы должны, потому что этого требует Адвокат, а вы поклялись служить ей.

— Но…

— Никаких «но». Служить — это значит выполнять не только те требования, с которыми ты согласен. А сейчас я жду ответа на мой вопрос: можете вы это сделать? Заметьте, мы не просим никого убивать. Нужно только, чтобы они промокли и как следует напугались.

Петревий вздохнул.

— Да, можем. Можно использовать пруд фонтана.

— Мы смоем всю эту грязь с улиц, — заявила Йола, — а то уже застоялись без дела.

Она отбросила назад длинные каштановые волосы, и ее темные глаза уверенно встретили взгляд Васселиса. Тот приподнял брови.

— Но ведь вы будете работать все вместе, как единое целое.

— У нас тут не все без ума от речей Оссакера, — фыркнула Йола. — Петре знает мое отношение ко всему этому, я знаю, что он думает. Это ничего не меняет. Кроме того, наверное, лучше это дело возглавить мне. Ты не против, братец?

Петревий вспыхнул. Слушающим Ветер в этой троице был он. Йола являлась Хранительницей Земли.

— Ты уверена? — уточнила Эстер.

— Мы уверены, — ответила Йола.

Караульный, стоявший сзади, откашлялся.

— Они выходят из базилики.

Васселис обернулся. Четверо гласов спустились по ступеням и зашагали мимо фонтана. Он разглядел Эрин, стоявшую в проеме базилики, горделиво вскинув голову. Все было ясно.

— Пришло время позабавиться, — промолвила Йола. Васселис провожал их взглядом, пока они спускались вниз и выходили во двор. Молодые Восходящие шли тесной группой, разговаривая и жестикулируя на ходу, Эстер отставала от них на несколько шагов. Двор был почти пуст. Большую часть резерва расположили на других позициях, хотя Васселис предпочел бы вернуть их назад.

Гласы приближались к представителям Восхождения с противоположной стороны фонтана, изваяния вздыбленных коней, украшавшие его, заливал свет фонарей и свечей. Эстер попыталась увести Восходящих в сторону, но Йола упрямо направила своих товарищей навстречу служителям ордена, а когда они медленно прошли совсем рядом, с вызовом посмотрела им прямо в глаза. Выражений лиц гласов маршал-защитник видеть не мог, но злобное ворчание расслышал. И откашлялся, скрывая усмешку.

— Вот ведь нахальная девчонка, — пробормотал он.

— Арван!

Васселис обернулся.

— Марк, ты откуда взялся?

— Да вот, прошелся по стенам, — ответил одноглазый сенатор. — Пойдем, посмотришь, что я увидел.

Бросив последний взгляд на фонтан, в чаше которого трое Восходящих, готовясь начать дело, уже преклонили колени для максимального контакта с водой, Васселис позволил увести себя вниз, на стену. Как он предполагал, туда, где их никто не услышит.

— Что ты видишь? — спросил Гестерис, жестом указывая на демонстрантов.

На площади царило относительное спокойствие: люди ждали результатов встречи гласов с Адвокатом.

— Марк, я знаю, что там происходит.

— Она совершает большую ошибку. Дает Доспехам Бога основание выступить против нас.

— Знаю, — буркнул Васселис. — Но сейчас мы все равно должны быть рядом с ней. Мы ей нужнее, чем когда бы то ни было.

Гестерис покачал головой.

— Ты ее самый близкий друг, не считая Джереда, которого здесь нет. Она верит тебе и прислушивается к твоим словам. Почему бы тебе не помчаться к ней и не попробовать остановить это, пока еще не поздно?

— Я согласен с тобой. Но все же я спрашиваю себя: так ли уж плохо, если граждане воочию убедятся в могуществе Восходящих?

— Да! — отрезал Гестерис. — Плохо и очень плохо. Потому что помутнение мозгов напало не на одну Эрин. А мы не имеем права пустить насмарку усилия десяти лет, все их болезненные попытки добиться понимания. Признать, что бесконечно повторявшиеся обещания ни в коем случае не допускать со стороны Восходящих дела, способного навредить чадам Всеведущего, были лицемерной ложью.

— Чего ты от меня хочешь, Марк? Ты туда посмотри.

Гестерис взглянул туда, куда указывал Васселис. Восходящие стояли под самым фонтаном, взлетавшая ввысь вода опадала вокруг них, обволакивая сплошным ковром. Там же находилась и Адвокат. Что-то коротко сказав Эстер, она подала знак в направлении Врат Победы. Сигнальщики взмахами флагов передали приказ дальше, командирам легионеров и кавалеристов. Те довели предупреждение до своих солдат. Раздались команды.

— Разойдитесь! Разойдитесь немедленно! По приказу Адвоката пространство перед дворцом должно быть очищено. Уходите или вас заставят уйти.

Но люди не послушались. Их первоначальное удивление быстро сменилось ожесточенным презрением, и под градом гнилых фруктов легионеры и кавалеристы начали отступать к воротам. В соответствии с полученным приказом они разворачивались у основания стен. Граждане хлынули вперед, и их прилив смел деревянные заграждения. Они высыпали на площадь перед стенами и продолжали наступать, хотя и без особой спешки, держась настороже.

— Слишком поздно, — махнул рукой Васселис. — Теперь Марк, молись, чтобы дело не обернулось худо.

Дивное вечернее небо стало быстро мрачнеть.

ГЛАВА 53

859-й Божественный цикл, 53-й день от рождения генастро

Над головами клубились облака. Столб воды, бившей из фонтана, обратился в пар, который стократно усиливался Восходящими. Васселису пришлось схватиться за парапет, иначе ток воздуха, втягивавшегося туда, где дело поглощало энергию, пожалуй, сдул бы его со стены.

С каждым мгновением облака наливались чернотой и расширялись быстрее, чем за ними мог уследить глаз. Низкие, расположенные не выше тысячи футов, они распространялись от дворца, нависая над прилегающими площадями и ближними улицами подобно хищным птицам, раскинувшим мрачные крыла и готовым нанести удар. В самой середине завивался смерч, а основная облачная масса вращалась вокруг своей оси, чем дальше к периферии, тем медленнее.

Васселис ощущал мощь, исходившую из центра дела, она давила на него физически, затрудняя дыхание.

— Как бы им с этим не перестараться, — пробормотал Гестерис.

Снова зазвучали предостерегающие оклики. На сей раз многие люди со страхом поглядывали на низко нависающие тучи, находились и такие, кто пятился или неуверенно переминался с ноги на ногу, но в большинстве своем они стояли на месте. Васселис видел в самой гуще служителей ордена и солдат Доспехов Бога. Они увещевали толпу, уговаривая введенных в заблуждение граждан сопротивляться и молиться. Многие преклоняли колени, положив одну руку на землю и воздев другую к небу.

Упали первые капли влаги. Ветер задул со всех сторон к центру облачного массива, закручивая воздух на открытом пространстве перед стенами, где до сих пор толпились тысячи граждан. Дождь усиливался, стремительно превращаясь в свирепый, хлещущий по булыжной мостовой ливень. Загрохотал гром. Ветер, завывая между строениями, подхватывал уличный мусор и швырял в толпу. Внизу, под ногами Васселиса, воины Конкорда теснились к стене и друг к другу, наверху он и Гестерис, насквозь промокшие, продуваемые свирепым, с пугающей быстротой усиливающимся ветром, цеплялись за парапет, даже не помышляя о том, чтобы уйти.

Внезапно туча сгустилась и одновременно резко разрослась, накрыв ливнем и дворцовый комплекс, и всю прилегающую территорию. Сейчас же в центре облачного массива вспыхнула молния, а спираль смерча уплотнилась, и вращение его ускорилось. Крутящийся хобот протянулся вниз, чуть ли не до самой земли. Послышались крики, разбегаться начали даже те, кому до сего момента удавалось держаться стойко. Дело близилось к завершению. Васселис, чьи глаза слепила вода, потоком лившаяся со шлема и швырявшая шквал брызг в лицо, повернулся, огляделся и понял, что ему нужно быстро добраться до Эстер и Восходящих.

* * *

Протекавшая сквозь нее энергия переполняла Йолу такими восхитительными ощущениями, что она закричала от восторга. Вода фонтана окружала их. Девушка впитывала ее чистую, незамутненную энергию и, пропустив через себя, выпускала в канал их неуклонно нараставшей совокупной мощи, которая расходовалась на совершение дела, превращавшего ее в тучи и ветер. Пролившись в виде дождя, вода вновь становилась водой.

Она чувствовала, как люди, находившиеся под грозовой тучей, дрогнули и начали разбегаться. Вспышки быстрых энергий казались искрящимися светлячками в пульсирующей трясине красного и голубого свечения, питавшей погодное дело. В самой его глубине периодически словно бы распускались ослепительно белые цветы — мощь импульсов, оттягивавших энергию по всем каналам, заставляла Восходящих содрогаться.

— Что это было? — крикнул Петревий.

Ливень к тому времени хлестал по чаше фонтана с такой неистовой силой, что Йола едва его услышала.

— Оно слишком велико, нам с этим не справиться! — всполошилась Мина.

— Все в порядке, мы совладаем!

Йола видела, что дело оставалось стабильным, хотя вбирало в себя больше энергии, чем планировалось изначально. Дело усиливало само себя, черпая мощь не только из фонтана.

Еще одна ослепительная вспышка. И ощущение того, что дело само откачивает из них энергию, стремясь выйти из-под контроля.

— Держите! Держите! — вырвалось у Йолы.

— Откуда тут молнии? — В голосе Петре слышался испуг. — Никаких молний не должно быть!

— Надо оттянуть из дела часть энергии, — предложила Мина. — Оно становится слишком большим для нас.

— Нет, удерживайте что есть.

Но уже спустя мгновение уверенность Йолы в том, что они действительно способны держать все под контролем, сильно поубавилась. Она чувствовала, как ветер, неистово завывая носившийся по двору, все сильнее свирепствовал на открытом пространстве перед стенами и в городе. Небо набухало и тяжелело. После еще одной яркой вспышки туча уплотнилась и потянулась к земле.

Сила ветра была такова, что Васселис едва мог двигаться: стоило ему ослабить хватку, его просто сдуло бы со стены. Причем, куда бы он ни повернулся, ветер дул ему прямо в лицо. Люди с площади перед дворцом обратились в бегство. Стража предприняла попытку открыть Врата Победы, чтобы впустить внутрь легионеров, но ничего не получилось — ураган не позволил распахнуть створы, содрогавшиеся под его могучим напором, как и вся огромная триумфальная арка.

Дождевые струи хлестали по лицу и рукам, как плети. Улицы, ведущие с площади, оказались забиты пытавшимися убежать людьми: в толчее и давке начали вспыхивать драки. Туча снова уплотнилась и потемнела, но теперь ее черноту то и дело вспарывали вспыхивавшие одна за другой молнии.

— Мы должны остановить это! — крикнул Васселис Гестерису.

— Разве я не предупреждал тебя, Васселис? Думаешь, это что-нибудь исправит?

Ветер относил его слова прочь, и Васселис едва смог их расслышать.

— Разбираться будем потом! Сейчас главное — спуститься туда!

Гестерис кивнул, и двое мужчин начали медленно, дюйм за дюймом, продвигаться вдоль стены к сторожевой башне, не отрывая рук от ограждения. Каждый шаг таил в себе риск свалиться во двор, ноги скользили, вода затопила шедшую вдоль стены дорожку и переливалась через край. Завывание ветра достигло еще более высокой ноты, туча закручивалась спиралью. Правда, вращение, кажется, замедлилось, но ее глубокий, темно-серый цвет приобрел зловещий оттенок.

А потом внезапно она выпустила вниз гигантское щупальце, стремительно крутящийся столб уплотненного тумана. На сей раз он достал до самой земли и не рассеялся, а, завихряясь, помчался вдогонку покидавшей площадь толпе.

— Боже Всеобъемлющий, помилуй нас! — вскричал Васселис. — Скорее!

Людейрасшвыривало в стороны. Смерч двигался сквозь толпу, и оказавшиеся на его пути человечки, словно беспомощные куклы, разбрасываемые раздраженным великаном, ударялись о стены домов и падали на булыжную мостовую. Некоторых смерч засасывал, возносил наверх, к туче, и уже оттуда, с высоты, они низвергались на камни, словно сброшенные безжалостной рукой Бога.

— Эстер! — заорал со всей мочи Васселис, хотя она все равно не могла бы его услышать. — Эстер, останови их!

Он неистово замахал рукой в воздухе, но тут же вынужден был схватиться за парапет, поскольку его чуть не сдуло со стены.

Смерч между тем изменил направление и мчался по дороге шествий к арене. Люди в ужасе разбегались с его пути.

Вовремя заметившим его и припустившим в правильном направлении повезло, но сотни менее удачливых граждан оказались в зоне стремительного, безумного вращения. Вдобавок вихрь срывал с крыш черепицу и метал в толпу с силой выпущенных из катапульты снарядов. Гестерис схватил Васселиса за плечо и заставил пригнуться. Спрятавшись за парапетом, они слышали дробь ударов, заставляющих дрожать стену.

Внизу, под защитой парапета, было относительно спокойно, и Васселис счел за благо двинуться дальше, к сторожевой башне на четвереньках. Даже сквозь дикий вой ветра до его слуха доносились пронзительные крики. Под эти звуки и грохот сыпавшихся камней он ползком преодолел несколько ступенек крыльца и оказался в укрытии, в сторожевой башне. Она тоже содрогалась. Сорванная с ее крыши черепица падала на камни двора.

Васселис устремил взгляд вниз, к фонтану. Восходящих била дрожь, вода обволакивала их, покрывая с головы до ног. Они словно притягивали к себе ливень, и на них он обрушивался уже не струями, а сплошным потоком, словно над их головами открылись какие-то небесные трубы. Эстер находилась рядом с ними, цепляясь за борт чаши фонтана. Васселис видел: она пыталась повлиять на ход событий и что-то кричала Восходящим.

Площадь снаружи очистилась от народа. Смерч сменил направление и теперь уходил в сторону форума и пристани. Ветер начал слабеть. Васселис выбежал на площадку и кинулся вниз по винтовой лестнице.

Когда он вбежал во двор, Восходящие уже попадали прямо в чашу фонтана. Дождь прекратился, но в небе еще громыхал гром. На его глазах молния ударила прямо в фонтан и угодила в скульптурную композицию. Она треснула, осколок, просвистев мимо уха Васселиса, разбился вдребезги, ударившись о внутреннюю стену. Образовавшаяся трещина стала расширяться, сначала медленно, потом все быстрее, и два коня мягко повалились на бок, в фонтан.

Восходящих сотворенное ими дело пощадило. Но снаружи, за воротами, все обстояло иначе.

Туча рассеялась так же быстро, как и возникла, в город вернулся вечерний свет. Настало полное безветрие, от шквалистого ветра осталось лишь воспоминание в виде шума в ушах. Васселис повернулся и побежал по направлению к воротам.

Гестерис уже приказывал их открыть. Васселис остановился рядом с ним и стал ждать. Заскрежетали поврежденные петли, тяжелые створы медленно распахнулись, и их взору предстала картина бедствия. Некоторые из солдат, промокшие и избитые ветром и дождем, уже пытались, чем могли, помочь пострадавшим, хотя большая часть не двигалась с места в ожидании приказов своих офицеров, а иные устремлялись мимо Гестериса и Васселиса назад, во дворец.

Маршал вышел наружу и сразу же отказался от попытки сосчитать разбросанные по земле мертвые тела. Теперь вместо воя ветра над площадью слышались стенания убитых горем людей. Двери и окна домов вдоль дороги шествий были сорваны или выбиты, и высыпавшие наружу ошеломленные люди растерянно озирались, не зная, за что хвататься, в то время как отовсюду неслись стоны, вопли, призывы о помощи.

При виде тел самых обычных, мирных горожан, изломанных и перекрученных противоестественным образом, Васселису стало дурно. Он насчитал восемь тел, свисавших с крыши и балконов пострадавших зданий, — их забросило туда ветром. На мостовой валялась сорванная одежда, хрустели под ногами осколки черепицы. Красное заходящее солнце придавало оставшимся после ливня лужам цвет крови.

И это прямо перед дворцом Адвоката! Васселис приложил руку к губам и опустился на колени у ближайшего тела. Это был мужчина средних лет. Без признаков жизни. Он лежал на спине, изо рта сочилась кровь, ноги и туловище образовывали почти прямой угол. Явный перелом позвоночника.

— Да примет тебя Всеведущий в свои объятия. Я скорблю о тебе.

— Скорбишь! — усмехнулся подошедший Гестерис. — Поздно, Васселис. Слишком поздно. С таким же успехом я мог бы разбросать по стенам свой запас взрывчатого порошка. По крайней мере, все кончилось бы быстрее.

И тут Васселис увидел, что к ним направляется Адвокат. Он коснулся руки Гестериса, и сенатор со свистящим вздохом обернулся. Лицо Эрин было бледным от потрясения, руки сцеплены на груди, походка такая, что казалось — она вот-вот упадет.

— Я только хотела заставить их разойтись… — потерянно произнесла она. По щекам ее струились слезы, волосы и одежду насквозь промочил дождь. — Только напутать, чтобы они разошлись по домам…

Гестерис вскинул голову.

— Это не оправдание содеянному! Такому не может быть оправдания. Это бойня! Они были безоружны, худшее, что они делали, — швырялись гнилыми фруктами. Я не могу более оставаться с тобой, мой Адвокат. И не буду.

Гестерис сорвал с головы шлем, бросил его наземь к ногам Адвоката и зашагал к дворцовому комплексу. Эрин обмякла, опустилась на колени и зарыдала.

А Васселису оставалось лишь стоять и смотреть. Слов утешения у него не было.

* * *

В честь первого дня заката генастро не трубили фанфары и горны. Не было празднования, молитв и пиров. Медвежьи Когти и цардиты помогали друг другу двигаться как можно быстрее, но мертвые все равно настигали их.

Надежда вспыхнула, когда разведка доложила о разделении вражеских сил и изменении маршрута, но тут же угасла. Те же разведчики сообщили о разграблении Асфорта, захвате боевых машин и усилении мертвецкого воинства. Пока это происходило, вымотанные легионеры Келл и их недавние пленники бездействовали, не прекращая тайного наблюдения за врагом. Конечно, его следовало бы атаковать, но она отдавала себе отчет в полном отсутствии шансов на успех. Потери среди мирных граждан неизбежны до тех пор, пока они не смогут организовать оборону столь масштабную и прочную, что это остановит продвижение мертвых.

Покинув Асфорт, мертвые повернули на юго-восток. Они двигались по пути, который должен был в конечном счете вывести на подступы к хребту Гау. Причем они прибавили шагу. Не то чтобы очень, но тем не менее их скорость возросла. Они не ведали усталости, не нуждались в отдыхе, не задерживались, если кто-то из них падал, и неуклонно шли вперед, тогда как живые впереди них выбивались из сил.

Разрыв в двенадцать миль сократился до десяти, восьми, потом до пяти. Сейчас он составлял едва ли две мили. И Келл понимала, что в ближайшие десять дней, то есть раньше, чем они успеют добраться до знаменитой линии пограничных укреплений Нератарна, известной под названием Драгоценная Преграда, их настигнут. Она шла рядом со своим конем, как и хромавший Рутрар, уступивший седло увечному воину. Позади не должен был остаться никто.

Стертые, покрытые волдырями ноги отчаянно болели, требуя отдыха, плечи сгибались под тяжестью груза, который здоровые несли за себя и за тех, кому по-настоящему следовало бы дней пять лежать пластом для минимального восстановления сил. Однако такой возможности не было ни у кого. Безостановочное продвижение мертвых заставляло всех легионеров, способных переставлять ноги, идти и идти вперед. Страх подгонял их лучше, чем любые приказы. Всадникам, конечно, приходилось полегче, однако теперь начали сдавать и лошади.

— Можем мы вообще хоть что-нибудь сделать? — размышляла вслух Келл. — Свернуть с дороги, пропустить их на Нератарн? А может быть, все-таки стоило напасть на них у Асфорта? Посмотри, сколько машин они там захватили.

— Нет, — возразил Рутрар. — Ты не должна так думать. Атаковать их у Асфорта было бы чистой воды самоубийством, ты сама это прекрасно понимаешь. Намного лучше будет, если мы выведем их навстречу армии, чем если они выйдут к какому-нибудь беззащитному городу дальше на юге.

— Да, конечно, ты прав.

— Прав-то прав, да только нам от них не оторваться.

— Ну, не смешно ли это? — в сердцах воскликнула Келл. — Мертвые еле-еле делают меньше двух миль в час, и тем не менее они скоро наступят нам на пятки.

Рутрар поморщился — морщиться от боли его заставлял каждый шаг.

— Пока еще не наступают. Однако мы каждый день проходим по сорок миль, и ни люди, ни кони не в состоянии долго поддерживать такой темп. Мы и так добились больше, чем я мог себе представить.

— Но ведь этого все равно недостаточно. Мы не сможем добраться до Нератарна, при таком раскладе не успеем. Они нагонят нас дня через два, в крайнем случае через три.

— А нам еще далеко до цели?

— Разве это имеет значение?

— Еще как имеет, — ответил Рутрар. — Потому что мы можем послать кого-то вперед, к рубежу, чтобы они известили обо всем произошедшем моего короля и твоих соотечественников. Твоя кавалерия может опередить их, увеличить разрыв настолько, что их уже не догонят, даже если кони падут. Поехать другой дорогой, наконец.

— А остальных оставить и обречь на смерть?

— Это недостойный упрек, генерал.

— Извини. — Келл ощутила укол вины. — Просто я вижу, какими мы стали, и не могу не гордиться. Всего двадцать дней назад мы с упоением убивали друг друга. Сегодня цардиты помогают эсторийцам в достижении общей цели, а в результате и те и другие становятся сильнее. Разделиться сейчас — значит отказаться от достигнутого.

— Я смотрю на это иначе, — возразил Рутрар. — Я уверен, и ты сама можешь убедиться, что все здесь, и конные и пешие, понимают, насколько важно, чтобы хоть кому-то удалось добраться до Нератарна и предупредить моего короля. Он движется сейчас туда во главе двенадцати тысяч воинов Царда, и необходимо, чтобы они сражались вместе с Конкордом, а не против него. Только в этом случае у нас появится надежда на успех.

Келл кивнула, соглашаясь.

— Тогда нам придется расстаться. Потому что я не покину своих людей, а тебе придется уехать.

— Не обязательно. Вместо меня может поехать кто-нибудь другой.

— Как посланец ты нужнее, — заявила Келл. — Я ни на миг не сомневаюсь в твоей отваге и желании отомстить, но не могу рисковать. Наше послание должно быть выслушано королем Хураном и теми, кто командует обороной Нератарна. Молю бога, чтобы Даваров остался жив — тогда, по крайней мере, Конкорд не обратится в бегство.

— Для меня было бы честью сражаться рядом с тобой.

— Так же, как и для меня. — Келл и Рутрар посмотрели друг на друга, и она почувствовала сожаление из-за того, что их дружба продлилась так недолго. — Ну? Что ты будешь делать?

— Поговорю со своими воинами. А ты должна поговорить со своими.

— У меня есть идея получше. Поднажмем посильнее, пройдем еще часок, а потом остановимся и поговорим со всеми вместе.

— Ты ведь знаешь, преградив мертвым дорогу, мы едва ли сможем задержать их, не то что остановить. Нас тут четыреста пятьдесят человек, а их больше шести тысяч.

— У меня на уме другое, — промолвила Келл и улыбнулась.

Протестов в ответ на ее приказ прибавить шагу не последовало, и Келл вела колонну в ускоренном темпе столько времени, сколько осмелилась. Люди готовы были выбиваться из сил ради осознания того, что разрыв между ними и идущими сзади мертвецами не сокращается, а может быть, даже увеличивается. Хотя все прекрасно понимали, что это ненадолго.

Келл остановила отряд на возвышении, в предгорьях Калда. Оттуда, оглянувшись назад, можно было увидеть преследователей — тысячи мертвецов тащились по открытой местности, оставляя за собой черный след. Они выглядели как сама смерть, и их смрад относило ветром даже сюда, на холмы.

Она удостоверилась, что все их видят. Марширующих мертвецов. Мертвецов, впряженных в повозки. Мертвецов, тянущих и толкающих деревянные салазки с тяжелыми метательными машинами. Мертвых воинов Конкорда и Царда. При мысли о том, кто может идти в составе этого мертвого войска, Келл содрогнулась. Собрав всех воинов вместе, Рутрар и Келл обратились к ним. Одни и те же слова звучали на двух языках прежних злейших врагов, ставших теперь союзниками и даже друзьями.

— Глядя на вас, я испытываю истинную гордость и верю, что сейчас наступил один из самых великих моментов в славной боевой истории Медвежьих Когтей, — провозгласила Келл.

Состязались с ней лишь ветер да Рутрар, произносивший свою речь. Медвежьи Когти и цардиты стояли бок о бок, и разъединять их уже казалось делом неблагодарным. Легионеры старались держаться навытяжку, хотя это стоило им лишнего напряжения, а то и боли. Заметив это, Келл махнула рукой, указывая на землю.

— Все садитесь, мы не на смотру. Сейчас не время для формальностей. Наступает тот час, которого все мы боялись, но который должны встретить лицом к лицу. Любая возможность перевести дух для нас драгоценна, а это наш последний привал. — Келл глубоко вздохнула. — Ни тупиц, ни слепцов среди вас нет. Мертвые настигают нас. Очевидно, что нас перехватят прежде, чем мы доберемся до Нератарна. Нам же настоятельно необходимо, чтобы там получили наше послание и узнали нашу последнюю волю. Иначе получится, что все, чего мы достигли, было напрасно все наши подвиги пропали зря.

А потому мы должны просить вас еще об одном деянии. Повернуться и сразиться с врагом. Не победить, поскольку победа для нас, увы, невозможна. Но и не пожертвовать собой понапрасну, поскольку это было бы непростительно. Наша задача — сделать все, чтобы замедлить и ослабить врага и таким образом дать тем, кому выпадет сражаться после нас, лучшие шансы на победу.

Но некоторые из нас продолжат путь. Двадцать всадников получат запасных лошадей, чтобы вернее достигнуть цели. По десять от Царда и Конкорда. Я останусь, чтобы сразиться рядом с вами. Просентор Рутрар, как вы все понимаете, должен ехать вперед: только его слово в ушах короля Царда может быть достаточно веским. Необходимо остановить бессмысленное кровопролитие, лишь увеличивающее силы нашего общего врага.

В ответ на ее слова не последовало ни звука. Ни слова возражения. На лицах — лишь тяжкое осознание неизбежности, смешанное со странным облегчением оттого, что выматывающему бегству пришел конец и у них появилась возможность хоть как-то посчитаться с врагом.

— Вы знаете, что за сила следует за нами. И если мы просто выстроимся и попытаемся преградить им путь, волна мертвых затопит нас, смоет и унесет с собой. Мы знаем, что они будут сражаться так, как делали это будучи живыми, — в строю, все вместе. Поэтому мы рассредоточимся. Постараемся обойти их с флангов, зайти в тыл. Будем действовать врассыпную, мелкими группами. Главная наша мишень — повозки и боевые машины. Необходимо вывести из строя как можно больше машин, нанести им как можно большие повреждения. Замедлить их продвижение. Может быть, это заставит того, кто движет ими, задуматься. Не знаю, даст ли это что-нибудь, но стоит попробовать смутить и самих мертвых — окликать по именам тех, кого мы знали. И не пытайтесь наносить смертельные удары. Их нужно калечить, чтобы не могли двигаться и сражаться.

Если каждый из нас выведет из строя двух врагов, прежде чем падет сам, мы уже уменьшим их численность.

Она сделала паузу. Рутрар продолжал говорить. Цардиты слушали его с тем же выражением на лицах, что и легионеры Келл.

— Мы все боимся. Каждого страшит возможность превратиться в одного из них. Но сейчас нам остается лишь надеяться, что те, кто придет потом, рано или поздно вернут нас в объятия Бога. И молиться о том, что, если завтра нам суждено превратиться в живых мертвецов, в нас сохранилось бы нечто, позволяющее противиться вражьей воле.

Я иду на смерть вместе с вами. Я иду на смерть с верой в то, что в один прекрасный день я увижу своих друзей и смогу опустить клинок. Пусть это станет вашим обетом, и не бойтесь своей судьбы. Вы со мной?

Рев, прокатившийся вниз по склону, должно быть, услышали и мертвые.

ГЛАВА 54

859-й Божественный цикл, 1-й день от вершины генастро

— Если увидишь Павла Нунана… — начала Келл.

— …то скажу ему, что имел честь скакать рядом с его женой и что она является самым смелым и самым достойным воином, какого я имел счастье повстречать. Что он должен гордиться ею и, если нашим народам суждено вообще когда-нибудь выковать свою победу, Дина Келл останется в истории той, кто сделала первый шаг.

Келл покраснела.

— Вообще-то я имела в виду другое. Хотела убедиться, что он присматривает за детьми и не станет удерживать их от присоединения к легионам… Но ты, конечно, можешь присовокупить к этому все, что тебе угодно.

Рутрар загоготал и неожиданно заключил ее в объятия. Келл не оставалось ничего другого, как ответить на это такими же товарищескими объятиями. Разжав наконец хватку, цардит утер слезы, сам не зная: то ли он так смеялся до слез, то ли для них была другая причина.

— И я никогда не забуду твоей скромности и того, каким тихим, спокойным голосом ты отдаешь приказы. Как только у меня родится дочка, назову ее твоим именем.

— Я не заслуживаю такой чести, — вздохнула Келл. — Ну, в дорогу! Мертвецы уже у подножия холма, а я хочу, чтобы у тебя был запас времени.

Рутрар поклонился и повернулся, подзывая своих всадников.

— Долий! — окликнула Келл.

— Да, генерал Келл.

— Позаботься о его безопасности. Если мы, я имею в виду Конкорд, вообще из этого выкарабкаемся, нужно, чтобы он остался в живых. Честно говоря, капитан, мне претит воевать с цардитами. Если после нас суждено хоть чему-то остаться, то пусть останется эта мысль. Нам нужен другой путь. С этим народом Конкорд должен жить в мире. И думать о том, чего мы можем достичь вместе.

— Для меня было честью служить с тобой, генерал.

— Для меня тоже, капитан. Вперед!

Келл знала, что говорила выспренно, может быть, даже напыщенно. Но зато искренне. А когда еще можно говорить с полной откровенностью, если не в последние часы перед смертью?

Оставшееся войско, четыреста тридцать семь воинов Царда и легионеров и кавалеристов Конкорда, долгими взглядами проводили цепочку всадников, которым предстояло доставить весть о случившемся в Нератарн и дальше.

Мертвые уже достигли подножия холма или, если быть точнее, возвышенности между двумя холмами. Единственного места, где могла пройти армия. Сотня умелых всадников, пустись они вскачь прямо сейчас, могла бы успеть проскочить там, но армии мертвецов с боевыми машинами это не под силу. Келл верила, что сегодня они не попадут впросак.

Первое столкновение с мертвыми произошло в темноте. Воины Конкорда были совершенно не готовы к тому, с чем встретились, и испытали неописуемый ужас. Но теперь все обстояло иначе. Генерал Келл чувствовала в окружавших ее людях суровую решимость. Готовность встретить свою судьбу. Другое дело, надолго ли их хватит… тут можно было только гадать. Келл, во всяком случае, намеревалась сделать все, чтобы продержаться как можно дольше.

Она подала знак занять позиции, и солдаты стали развертываться вокруг возвышенности, на которую поднимались мертвые. Наступающие видели, что их готовятся встретить, но не выказывали ни малейших признаков обеспокоенности и не сбавляли шаг. Павшие воины Царда и Конкорда маршировали теперь в одной тесной колонне по семеро в ряд. За ней везли боевые машины и несколько повозок, а следом двигалась еще одна, очень большая толпа мертвецов. Тысячи!

Келл жалела, что в ее распоряжении нет зажигательных смесей, ничего такого, что могло бы запалить сильный огонь. Боевые машины во время транспортировки были очень уязвимы. С другой стороны, она испытывала странные чувства. Келл полностью поддержала решение Роберто использовать огонь против мертвых в сражении перед крепостью. Но сейчас, осознавая, что ей придется противостоять тем, кого она знает, более того, ей самой почти наверняка предстоит занять место в их рядах, Дина Келл невольно задумалась о том, какое преступление хуже. То, которое ты совершаешь добровольно или которому попустительствуешь, становясь жертвой?

Тем временем наступавшие мертвецы наконец начали реагировать на присутствие противника. Колонна приступила к развертыванию. Часть мертвых, кажется, готовилась штурмовать крутые склоны, другие образовывали плотный строй вокруг повозок и боевых машин.

Время пришло. Келл обнажила меч, отбросила круглый щит, собираясь орудовать клинком двумя руками, посмотрела направо и налево. Затрубили и отозвались рога.

— Удачи всем! — выкрикнула она — Держитесь вместе! И помните: вам предстоит сражаться не с теми людьми, которых вы, может быть, знали. Те были живыми, а эти мертвы, и наш долг помочь им вернуться в объятия Бога. Ну, за дело!

Собственно говоря, ее план представлял собой только лишь сложенные воедино надежды и мечты. Не опробованный, с ничтожной надеждой на успех. Однако, когда они встретились с врагом, превосходившим их численно примерно в пятнадцать раз и вдобавок не ведавшим страха и боли, объединенное воинство Конкорда и Царда двинулось вперед решительно и смело. Никто не дрогнул. Солдаты рванулись вперед, не обращая внимания на боль в ногах, хотя и знали, что скоро все для них будет кончено.

Келл шла с теми, кто двинулся к передовой линии. Перед ней стояла самая важная задача, заключавшая в себя наибольший риск.

— Держитесь со мной! Не сбавлять ходу без приказа!

Генерал вела сотню воинов Конкорда, десять шеренг по десять. Одна манипула шла в атаку на силы, превосходящие целый легион. Перемещения мертвых приобрели большую целенаправленность, однако по-прежнему выглядели так, словно тот, кто контролировал это воинство, был не слишком-то компетентен. Келл держала меч перед собой, то и дело меняя хватку.

Ветер, дувший вверх по склону, прямо ей в лицо, нес с собой смрад смерти и разложения и вонь, какую могли бы испускать звериные туши, растерзанные и брошенные гнить на жаре дней на десять. Тяжелый дух забивал ноздри и жалил глаза, от него перехватывало дыхание. Келл приходилось моргать, чтобы смахнуть затуманивавшие глаза слезы.

Мертвые сближались с ней, одновременно расширяя фронт наступления. Такие же уроженцы Конкорда и Царда, как те, кто шел за ней, но многих из них товарищи по оружию уже не узнали бы. Что бы ни предпринимал Гориан для замедления этого процесса, двадцать дней разложения взяли свое. Кожа и плоть отставали от лиц, руки бессильно болтались, мускулы истончились, ноги подгибались, веки, если глаза вообще сохранились, уже не могли подняться. Внешний контроль за движением мертвецов ослабел, но пока не настолько, чтобы они стали безопасными для живых.

Келл сплюнула, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса во рту, вызывавшего рвотные позывы, и сосредоточилась на первой шеренге мертвецов, оценивая протяженность и плотность строя и свободное пространство за правым и левым флангами. Врагов, непреклонных и неумолимых, было слишком много.

Теперь генерал уже видела доспехи, знаки различия Конкорда, плюмажи на шлемах центурионов, зеленые щиты легионеров, сейчас заляпанные грязью, слизью и гноем. А еще она видела клубящиеся над ними облачка выдыхаемых спор. Они не только были мертвы сами, не только шли, чтобы убивать, но и несли с собой смертельную заразу.

— Крепитесь! — призвала своих воинов Келл. — Крепитесь! Стойте со мной!

Ни один из ее солдат не замедлил шаг. Во всяком случае пока. Они сближались с мертвецами. Уже различалась серо-зеленая кожа, виднелись провалы на месте большинства носов, обвисшие, почерневшие от гноя губы, слипшиеся пряди волос. Лица, так же как и открытые части рук и ног, покрывали язвы и нарывы, кишевшие червями.

Несмотря на ее слова, некоторые легионеры из числа триариев и принципиев ахнули, хоть с трудом, но различив под всем этим гноем и грязью искаженные разложением черты своих товарищей. Люди начали выкликать их имена. Призывать недавних друзей остановиться, бросить оружие и лечь на землю. Келл тоже высматривала знакомое лицо. Человека, которого не должно здесь быть. А когда Дина увидела его, силы покинули ее и колени подогнулись.

— Павел! — вскричала она. — Павел! Почему никто мне не сказал?

Келл задыхалась. Мертвые наступали, а ее люди, видя состояние генерала, были близки к тому, чтобы сломаться. Чья-то рука схватила ее за плечо, пытаясь поставить на ноги.

— Генерал, вставай! Веди нас!

Келл не видела, кто с ней говорил, слезы и дымка туманили взор и сознание. Она открыла рот и снова воскликнула.

— Почему никто не сказал мне, что он погиб?

— Вставай, генерал! Это не он! Верни его Богу. Даруй ему покой.

— Нет! — Келл стряхнула руку. — Не прикасайтесь ко мне, ублюдки. И попробуйте только прикоснуться к нему!

Усилием воли Келл заставила себя подняться и устремилась к нему. Прямо к нему. Не отрывая взгляда от лица Павла Нунана. Гниение не коснулось его. Он шел ей навстречу, шел к ней, чтобы сказать, что все в порядке. Что ей ничего не грозит и скоро они вернутся в Эсторр, к прежней жизни, вместе с детьми. Все, что ей нужно для этого, — это броситься на шею и обнять его. Позади слышались отчаянные голоса, но Келл игнорировала все призывы. Ибо ей нужно было сделать лишь одно. То единственное, что стояло между ними и победой.

— Он жив, — твердила Дина. — Жив!

Павел видел ее. Конечно же, не мог не видеть. Их разделяло не более двух десятков шагов. Он шагал прямо к ней, горделивое чело венчал шлем с развевающимся на ветру плюмажем, и его лицо выглядело как на портрете, который мог бы украсить стену виллы. Человек, в ком следующие поколения могли бы видеть гордость и славу своей семьи. Келл отбросила меч и раскрыла объятия. Лицо ее осветила улыбка, счастливые слезы затрудняли дыхание.

Сильный боковой удар отбросил Дину Келл вправо. У нее вырвался крик, она ударилась оземь, перекатилась, и чьи-то руки, обхватив, потащили ее назад. Келл билась, кричала, но вырваться не могла. Потом ее отпустили, и кто-то упал рядом с ней на колени. Келл узнала его. Он не мог быть здесь.

— Пусти меня к нему!

— Нет! Ты должна помнить собственные слова. Там нет наших друзей. Там нет наших боевых товарищей и наших любимых!

Кто-то сунул меч обратно ей в руки. Келл судорожно закрыла глаза, и тут на нее обрушилась действительность. Она услышала звуки боя.

— Рутрар, ты что здесь делаешь? — спросила она, открыв глаза и опершись на его руку, чтобы встать.

Цардит стоял между нею и мертвыми, которые подошли так близко, что Келл почти могла до них дотянуться. И они были мертвы. Все до единого.

— Долий подумал, что ты можешь увидеть его. И я вернулся на тот случай, если это произойдет.

— Я подвела вас, — выдохнула она, не в силах поверить в собственную слабость. — Я всех подвела!

— Присоединяйся к ним. — Рутрар указал на живых. — Время еще есть.

— Рутрар, если я увижу тебя еще раз — зарублю!

Просентор Царда улыбнулся и отступил в сторону.

— Будь благословен, — промолвила Келл, — будь благословен, мой друг. А сейчас беги и скачи. Давай!

Рутрар умчался, и Келл оглянулась. Она снова издала вопль — но на сей раз не вопль отчаяния. Келл увидела, как разворачивается битва, и убедилась, что ее план срабатывает, кажется, даже лучше, чем она надеялась. Вместо того чтобы пытаться сдержать наступление мертвых в прямом противостоянии, ее люди в последнее мгновение изменили направление атаки и, разделившись, побежали вдоль вражеского фронта в обе стороны, стараясь обогнуть мертвых с флангов.

Воины Царда и Конкорда, используя преимущество в скорости, пройдя слева и справа от наступающей толпы мертвецов, натиск которой пришелся в пустоту, с обеих сторон ударили по боевым машинам. Мертвые не смогли своевременно отреагировать на этот маневр: они продолжали идти вперед и вверх по опустевшему склону, нанося удары по воздуху. На пути у них стояла только Келл.

— Мне так жаль, Павел, — прошептала она. — Я не могу вернуть тебя Богу. Но попробую потрепать того, кто это с тобой сделал.

Келл повернулась направо и побежала. Между тем мертвые медленно, но неуклонно стали останавливаться и поворачивать. Она слышала крики, доносившиеся из их тыла, оттуда, где на ее людей стали наваливаться превосходящие силы. Звучали приказы и предостережения, по-эсторийски и по-цардитски. Вонь стояла такая, что впору задохнуться, но Келл выбросила это из головы.

Меч рассек воздух прямо перед ней: она рефлекторно отбила удар в сторону. Сталь высекла искры о сталь. Серые лица мертвых обращались в ее сторону, в то время как она мчалась вдоль их строя. Их движения были замедленными, они едва волокли ноги по неровной, каменистой почве, оставляя за собой след зловонной слизи.

Келл отбежала на несколько шагов вверх по правому склону и сверху увидела, что центр колонны мертвых повергнут в хаос. Наступающие сбились с шага, некоторые порывались продолжать идти, другие разворачивались лицом к тылу. Складывалось впечатление, будто они пытаются выполнять противоречащие один другому приказы, сталкиваясь, пихаясь и даже падая, неспособные сориентироваться и действовать самостоятельно.

Ее люди тем временем развивали достигнутый успех. Келл устремилась им на помощь, обрушившись на мертвых легионеров, повернутых к ней спиной. Держа меч обеими руками, она нанесла пару сильных рубящих ударов по бедрам. Мертвецы закачались и попадали, а Келл снова отскочила, увернувшись от угрожавшего ей меча. Ближайшие мертвецы поворотились и направились к ней. Келл крутилась перед ними, легко уклоняясь от их неловких выпадов и нанося ответные удары, один из которых почти начисто отсек руку мертвецу. Меч выпал из лишенных остатков силы пальцев, но мертвый легионер продолжал двигаться вперед.

Келл отступила на шаг. И тут внезапно толкотня и хаос прекратились. По рядам мертвых, словно ветер по траве, прокатилась рябь, и они начали разворачиваться в разных направлениях, встречая живых лицом к лицу, откуда бы те ни атаковали.

— Проклятье!

Келл метнулась к правому флангу. Порядок в центре вражьего строя восстановился полностью, мертвецы стали двигаться быстрее и более уверенно.

— Машины! — закричала Келл своим людям, неожиданно столкнувшимся с более серьезным сопротивлением. — Уничтожить машины!

Более двух дюжин машин находилось примерно в сотне ярдов от нее. Она взбежала выше по склону, уклоняясь от прямого столкновения с мертвецами, отрезавшими ее от своих, и чудом не наскочила на цардита, из груди которого навылет торчал наконечник копья. Келл перебила древко, отломив наконечник, отступила на шаг, а когда мертвец вырвал из груди древко, полоснула его клинком по незащищенному горлу, перерубив шейные позвонки. Голова откинулась назад, но не отлетела, повиснув на полоске кожи. Цардит сделал еще пару шагов, вслепую тыча перед собой древком, наконец потерял равновесие и упал.

Келл передернуло от отвращения. Все смешалось перед ее глазами… Серые лица, безмолвное наступление. Хорошо еще, что она больше не думала о них как о людях. Одна лишь исходившая от них вонь не позволяла забыть, кто они таковы. Дина побежала быстрее.

Волдыри на ее ногах полопались, в сапогах хлюпала кровь. Она позволила себе оглянуться на бегу и увидела, что численность живых быстро убывала. Однако некоторые из бежавших впереди нее уже успели прорваться к онаграм и принялись рубить канаты. Но их буквально поглощало море вернувшихся к машинам мертвецов.

Двое солдат остановились рядом с ней.

— Они берут верх, генерал! Некоторые из наших уже бегут.

— Можешь бежать, если хочешь. А я уничтожу хоть одну из этих катапульт.

— Мы здесь за тем же.

— Отлично! Всеведущий не забудет вас.

Они прикрывали ее слева, прокладывая путь клинками и ударами ног, расталкивая мертвых щитами. Келл видела, что там, где прикрытие из мертвецов оказалось тоньше, онагры и баллисты атаковали еще три группы живых воинов. Преимущественно цардиты, с небольшим вкраплением легионеров Конкорда.

— Вперед! — закричала она. — Поможем нашим друзьям!

От ближайшей деревянной рамы их отделяли четыре шеренги мертвецов, однако некоторые из них развернулись назад, против тех, кто уже прорвался к машинам. Это давало Келл дополнительный шанс, которым она не преминула воспользоваться. Проскочив между двумя легионерами, Келл ударила мечом по лицу мертвого цардита, плечом оттолкнула его в сторону и нырнула вперед, в выпаде располосовав туловище следующего врага. Из раны вывалились сгнившие внутренности. Она, задержав дыхание, перепрыгнула через расползавшуюся под ногами массу и налетела на третьего мертвеца, чей меч был занесен над головой для удара. От толчка его отбросило назад, и удар, нанесенный сверху, отрубил державшую меч кисть.

Протянутые руки подхватили Келл и втащили на раму онагра. Она немедленно развернулась и вмазала сапогом по голове мертвецу, замахивавшемуся на одного из двух еще остававшихся на земле легионеров.

— Я займусь теми, кто тянет эту штуковину! Нужно, чтобы она перестала двигаться.

Дина Келл устремилась вперед. Мертвецы, тащившие онагр, были наиболее уязвимы. Она спрыгнула на землю между двумя их рядами и принялась рубить, нанося удары словно цепом по снопам. Ее клинок рассекал кожу сапог, проходил сквозь плоть, перерубал кости. Мертвецы с поврежденными ногами валились кто вперед, кто назад. Келл била только по ногам, преимущественно сзади, рассекая подколенные сухожилия. Движение онагра стало замедляться, но каждый из повергнутых наземь мертвецов силился дотянуться до нее и увлечь за собой.

— Вниз! — раздался чей-то истошный крик.

Келл пригнулась. Плечо онагра пружинисто взлетело вверх над ее головой, послав вибрацию по деревянной станине. Она подпрыгнула, ухватилась за трос, крепивший рычаг к раме, вспрыгнула обратно на машину и, не дав себе передышки, присоединилась к двум товарищам, рубившим крепежные канаты и выламывавшим скобы. Другие отбивались на земле, не подпуская к машине мертвецов. Тем временем онагр, который тащили следом, наткнулся на остановившийся и тоже застрял.

Наконец с креплениями было покончено, и похожий на огромную деревянную ложку рычаг онагра с грохотом повалился наземь, придавив своим весом нескольких мертвых. Голова одного из них, бывшего воина Царда, разлетелась как гнилой орех.

— Назад! Назад!

Келл во главе своих бойцов устремилась со станины разрушенной катапульты к следующей. Проигнорировав мертвецов, запряженных в нее и упорно пытавшихся ее схватить, она сосредоточилась на массе наседавших с тыла. Вскочив одной ногой на раму, Келл выбросила вперед другую, припечатав сапогом вражескую грудь. Гнилая плоть подалась, носок ее сапога с мерзким звуком пробил грудную клетку. Мертвец стал заваливаться назад.

— Дерьмо! — выругалась Келл.

Ее нога застряла! Келл отчаянно замахала в воздухе руками (меч при этом представлял большую угрозу для нее самой, чем для врагов) и повалилась назад. Кто-то подхватил ее, дернул, и ногу удалось вырвать. Она тяжело села, но отдыхать было некогда. Мертвецы напирали, тянулись к ней, и, прежде чем встать на ноги, пришлось несколько раз рубануть по головам и пальцам. И тут человек, дравшийся за ее спиной, вскрикнул — меч угодил ему в икру. Он зашатался, упал и в следующий миг его пронзили еще четыре клинка. С рамы свалилось уже мертвое тело.

— Быстрее! Надо разломать эту машину! Просто отгоняйте их! Не отвлекайтесь на то, чтобы их истреблять!

Келл метнулась по станине навстречу взобравшемуся на нее мертвецу, за которым уже лезли другие. Он уставился на нее — серое лицо, пустые глаза, отвисшая челюсть, клочьями отстающая от гнилой плоти кожа. Келл сглотнула. Мертвец сделал шаг вперед и ткнул гладиусом. Она нырнула под удар. Клинок прошел над ее головой, и инерция выпада лишила равновесия атаковавшего. Келл выпрямилась и сильным толчком отправила его вниз, к другим.

Двое цардитов проскочили мимо нее и неистово накинулись на мертвецов, лезших на онагр сзади. Удар сыпался за ударом, по головам, плечам, ногам и рукам. Брызги крови летели во все стороны. Их усилия дали Келл шанс, и она его не упустила — повернулась и обрушила клинок на трос, удерживавший метательный рычаг в горизонтальном положении. Деревянный брус упруго выстрелил вверх, просвистев мимо ее лица, и замер, уставившись в небо, что заставило тяжеленный онагр подпрыгнуть на полозьях.

Живые, ухватившись кто за что мог, удержались, мертвых толчок сбросил с рамы. Двое цардитов тут же возобновили атаку. Келл оглянулась и увидела, как воины Конкорда и Царда совместными усилиями рубят последние крепления. Еще немного, и стоявший вертикально рычаг рухнул направо, выведя из строя нескольких мертвецов. Это ничуть не ослабило их напора, становившегося все более опасным. Руки тянулись к раме, стараясь схватить живых за ноги и сдернуть со станины вниз, где они были бы просто раздавлены телами.

— Держитесь подальше от краев! — скомандовала Келл — Назад! Прорываемся к следующей машине!

Один из цардитов впереди упал. Руки мертвецов ухватились за его лодыжки. Его соотечественник повернулся к нему и принялся рубить пальцы и запястья, а метивший ему в бок вражий клинок успела в неистовом броске отразить Келл. Глаза воинов Конкорда и Царда встретились. Он кивнул. И рукой указал ей вперед.

Келл отступила на три шага для разгона, рванулась, прыгнула и перелетела небольшое расстояние между задником станины и ярмом следующего онагра, запряженного мертвецами. Три машины уже были выведены из строя, и ее люди занимались еще двумя баллистами, но мертвые роились вокруг в таком количестве, что становилось ясно — долго это не продлится. Балансируя на перекладине ярма, она двинулась к онагру, который был облеплен врагами. Келл помедлила и облизала губы.

Она стояла посреди моря мертвецов. На крохотном, еще не затопленном этим приливом островке. Вражеская колонна больше не двигалась вперед, теперь все мертвецы, способные ходить, остановились и обратились против врага, оказавшегося в самой их гуще, среди метательных машин. Живые в этой массе представляли собой нечто чуждое и опасное для нее, как раковая опухоль для нормальной плоти, — то, от чего командир мертвого войска должен был постараться избавиться как можно скорее.

За ее лодыжки цеплялись руки, но Келл не глядя наносила рубящие удары, чувствуя, как сталь рассекает кости и плоть ладоней и пальцев. Еще мгновение, и она перепрыгнула на раму полозьев, следом за ней остальные. Могучий цардит, проскочив мимо нее, устремился в атаку, используя преимущество своего немалого веса, чтобы сбрасывать мертвецов с онагра. За ним, выставив перед собой щиты, расталкивали и распихивали мертвецов двое легионеров Конкорда.

Впереди ее люди сумели-таки разбить в щепки баллисту, но продвинуться дальше им уже не удалось. Предсмертные вопли взлетели к небу, когда мертвецы стащили их вниз с разломанной машины. Келл мысленно вознесла за них краткую молитву, хотя и не верила, что Бог ее услышит. Не здесь и не сейчас. Она двинулась вперед по станине. Солдаты устремились навстречу плотной массе врагов, заполонивших всю раму онагра.

Могучий цардит получил удар клинком под ребра: его развернуло, изо рта хлынула кровь. Но, даже умирая, он сохранил мужество и присутствие духа, достаточные, чтобы кивнуть ей. Она ответила. И тут перед ее взором снова возник образ Павла. Только на сей раз не улыбающегося и невредимого, а гниющего, с пустыми глазами, кожей, покрытой нарывами и язвами, полными копошащихся червей.

Келл потеряла самообладание. Шагнув вперед, на место сраженного цардита, она обрушила несколько неистовых ударов на голову мертвеца, носившего знаки отличия ополчения Асфорта. Он отпрянул, отшатнулся и получил такой удар ногой в живот, что не только сам слетел с задника онагра, но и сшиб еще двоих.

— Руби тросы, чтобы поднять брус! Я назад, займусь крепежом!

— Есть, генерал!

Их голоса звучали громко и четко, разносясь над молчаливым морем мертвецов. Келл поежилась и оглянулась. Мертвые вновь забрались на онагр. Она бросилась к ним, толкнула плечом одного и подсекла мечом ноги другому. Ее окутал болезненный запах разложения. Облако спор изверглось изо рта человека, которому она располосовала горло. Удар ногой сокрушил коленную чашечку другого, судя по одежде бывшего механика. Его пустые глаза встретились с взглядом Келл прежде, чем он завалился на бок и упал с машины.

— Генерал!

Келл стремительно отступила влево, когда рычаг онагра взлетел вверх, отбросив заодно на дюжину ярдов пару подвернувшихся мертвецов. Она обернулась, чтобы поздравить своих людей, но, увы, их уже поглотило вражеское море. Тремя быстрыми взмахами Келл избавилась от пытавшихся стащить ее вниз рук, и, пока новые враги взбирались на раму, ее стремительный клинок рассек крепежные узлы. Еще одна огромная деревянная ложка рухнула набок, прямо в гущу мертвецов, круша черепа, ломая кости, выводя их из строя.

Дина подняла голову и огляделась. Все ее люди или пали, или бежали. И тут она распрямила плечи, увидев идущих по склону мужчину и мальчика. Они находились от нее всего ярдах в пятидесяти, но так же далеко за пределами досягаемости, как давние воспоминания. У них были розовые, живые и здоровые лица. Во всяком случае, у мальчика. Мужчина шел не совсем уверенно, держа руку на плече своего юного спутника. За ними следовали другие люди. Трое. Судя по одежде — цардиты, но не воины.

Острие меча вонзилось Келл под колено. Она качнулась вперед, но не упала. Наносить ответный удар было поздно. Было вообще уже слишком поздно делать что-либо, кроме того, что она уже сделала. На нее смотрел враг — живой враг. Дина Келл подняла меч, уставила острие на человека, опиравшегося на мальчишеское плечо, и, зная, что он прекрасно ее услышит, поскольку никакой другой звук не заглушал ее голоса, крикнула:

— Ты отмечен! И будешь повержен!

Еще один клинок вонзился ей под нагрудник, обжигающая боль пронзила тело. Келл содрогнулась, чувствуя, как хлещет из раны кровь. Она стремительно слабела, но изо всех сил старалась держаться прямо.

— Присоединяйся ко мне, — сказал мужчина. — Иди с нами. Возрадуйся.

— Я никогда не пойду с тобой, — ответила Келл.

Перекинув меч в другую руку, она вытянула вперед правую ногу и отчаяннымвзмахом перерубила себе лодыжку, молясь, чтобы этого оказалось достаточно.

— Слышу тебя, Павел, — выдохнула Дина Келл, когда вокруг нее уже смыкалась тьма. — Я здесь.

ГЛАВА 55

859-й Божественный цикл, 1-й день от вершины генастро

Триста пятьдесят восемь человек погибли, вдвое больше получили увечья, и это только те, о ком знали дворцовые лекари. Сколько пострадавших залечивало свои раны в городе, можно было только гадать. Васселису оставалось лишь сожалеть, что он увидел это воистину разрушительное дело не на поле боя.

Последствия произошедшего несчастья были вполне предсказуемы. Гестерис, хоть он и не поддерживал действий Адвоката, вместе с Элиз Кастенас неустанно трудился над превращением дворцового комплекса в неприступную крепость. На главном дворе и по опоясывавшему дворец кольцу садов, которые примыкали к стенам изнутри, расставили онагры. Баллисты и катапульты извлекли из арсеналов и разместили на башнях и стенах, где их не видывали много лет. Стражу, легионеров и ополченцев обучали оборонительной тактике. Чтобы всерьез угрожать Адвокату и всем, находившимся внутри кольца стен, потребовалась бы целая армия.

Но такая армия нашлась. Дворец окружили Доспехи Бога. Была ли это демонстрация или реальная угроза штурма, неизвестно. Но то, что дворец Адвоката оказался взят в осаду, — событие само по себе ужасное.

Васселис сидел в парадных покоях. Кажется, теперь он проводил там почти все время. Вид на Врата Победы оставался бесподобным, хотя само название звучало почти кощунственно после того, что случилось под их сенью. Внутри роскошных залов теперь разместилось дворцовое управление, занимавшееся нормированием и распределением запасов провизии и воды. Эту ответственную и щекотливую задачу Васселис взял на себя.

Эсторр был потерян. Адвокатура утратила контроль над городом, оказавшимся под влиянием ордена. Хотя граждане уже не являлись к воротам, чтобы выразить свое возмущение случившимся. Страх удерживал их от приближения к дворцу, но обуревавшая народ ярость прорывалась то здесь, то там по всему городу. Три дня в столице бушевали погромы, пока наконец этим утром орден не принял меры, чтобы направить стихийный протест в менее разрушительное русло. Однако подготовкой эвакуации никто не занимался. Орден не мог или не желал поверить в неизбежное, а все граждане оказались у него в заложниках.

С высоты дворцовых окон маршал-защитник Карадука и Гестерис наблюдали за тем, как погромщики сжигали все учреждения или заведения, сколько-нибудь близкие к Адвокатуре. Те немногочисленные сторонники, что имелись у Адвоката в городе, бежали и укрылись на Холме, многие погибли. За ними развернули самую настоящую охоту, и Васселис не мог этому помешать.

Верные законной власти люди могли находиться в городе лишь в первые часы, последовавшие непосредственно за убийственным делом, когда там царила полнейшая растерянность. Поскольку Эрин то ли не могла, то ли не желала принимать дальнейших решений, военные оценили положение и постарались доставить на Холм все, что смогли. Туда свозили провизию и амуницию, укрывали подвергавшихся опасности людей, отвели городскую стражу. Все свободные емкости во дворце заполнили водой. И вовремя — как и предсказывал Гестерис, в тот же день подача воды в дворцовый комплекс была перекрыта.

В Академии царила тишина. Восходящие с того рокового вечера наружу не высовывались. Петревий и Мина были безутешны. Йола держалась вызывающе, и Васселису совсем не нравились те черты, которые он наблюдал в ее характере. Эстер злилась на Эрин за отданный ею приказ и пребывала в потрясении от того, чем все это обернулось. Васселис мог представить, что она чувствует.

Среди всех этих бед и неразберихи немного утешало лишь то, что граждане так и не увидели карантинных флагов, а стало быть, к их ярости не добавилась паника. Пожары наконец потушили, и орден принялся наводить порядок в городе: на свой лад, но эффективно и нахраписто. Наступило временное затишье, однако Васселис понимал, что оно совсем ненадолго. Все могло измениться в любой момент, причем так, что об этом страшно подумать.

Двери позади него отворились, и все восемь человек, присутствующих в зале, повернулись и увидели входящую нетвердой походкой Эрин Дел Аглиос. Она опиралась на руку Тулин, и обе они выглядели измученными. Кроме того, Адвокат производила впечатление тяжелобольной, и, несмотря на весь свой гнев, Васселис ощутил беспокойство за нее. Семеро чиновников вернулись к своим планам, схемам и графикам, а Васселис ждал, пока обе женщины обойдут огромный рабочий стол и поднимутся на балконный подиум.

— Здесь все, кто меня поддерживает?

Голос Эрин дребезжал, дыхание было тяжелым и свистящим. Глаза налились кровью, и, хотя она пыталась справиться с дрожью, ее выдавали губы и кончики пальцев. В глазах Тулин отражались беспомощность и отчаяние.

— Боже Всеобъемлющий, Эрин, на кого ты похожа? — воскликнул Васселис.

Оглядевшись по сторонам, он увидел стул и подтащил его к балкону, но Адвокат отмахнулась.

— Я еще не полный инвалид, Арван. Ну?

В ее голосе прозвучал намек на былую силу, но чувствовалось, что это лишь последние жалкие остатки. Васселис вздохнул. За три прошедших дня Эрин постарела на десять лет, и лицо ее словно окаменело под гнетом осознания последствий отданных ею приказов.

— Что «ну», Эрин? Какого ответа ты от меня ждешь? Все, кто находится внутри этих стен, верны Адвокатуре и готовы сражаться до последней капли крови, защищая законную власть от посягательств ордена.

— Это не совсем то, о чем я тебя спросила, правда?

— Это лучший ответ, который ты можешь сейчас услышать.

Эрин отвела глаза, но кивнула. Васселис по-прежнему не находил в себе сочувствия к ней: он сам себе удивлялся, но факт оставался фактом. Маршал честно исполнял свой долг защищать дворец и Адвоката, но считал, что в тот ясный божий день она выступила против основополагающих принципов своего правления. Адвокат применила силу против собственных граждан. И хотя Эрин, конечно же, не предвидела и не желала таких страшных последствий, решения приняла она и отвечать следовало тоже ей. К мнению советников Эрин не прислушалась.

— Все кончено, — неожиданно промолвила она упавшим голосом и, нащупав спинку стула, подтянула его и с помощью Тулин села. — Я не переживу этого, Арван. Все кончено.

— Я думаю, это излишне громкое заявление, — отозвался Васселис. — Да, удар тяжкий, спору нет, но твои достижения перевешивают ошибки.

— Так ли? На самом деле? А как по-твоему, что напишут о моем правлении историки? Что будут вспоминать в первую очередь? Что я отбила нашествие цардитов и включила в Конкорд Дорнос, Атреску и Бакир? Что при мне Конкорд достиг невиданного ранее благоденствия? Или что я, Эрин Дел Аглиос, перестала контролировать положение в Эсторре и дошла до того, что уничтожила сотни людей у ворот собственного дворца? Что я покровительствовала тем, кого большинство моего народа и их духовные вожди считали злом, и сама обрушила на них это зло из мелочной мстительности?

Сейчас, сидя на стуле, Эрин выглядела хрупкой и слабой. Жизненные силы покидали ее, она осунулась, щеки запали, темные круги под глазами распространились чуть ли не на половину лица.

— Я недостойна править великим Конкордом, — заявила она, и по ее щекам заструились слезы. — Я не заслуживаю любви моих граждан. Я не стою того, чтобы кто-нибудь выступал на моей стороне.

Васселис опустился на колени рядом с креслом, на котором она сидела, и, положив руки на подлокотники, сказал:

— Да, ты поступила неправильно. Плохо. Ты это хотела услышать? Ты совершила колоссальную ошибку, и граждане города испытывают ярость и горечь. Они проклинают твое имя. Это огромное несчастье. Но ты Эрин Дел Аглиос. Адвокат Эсторийского Конкорда. И ты не должна и не имеешь права отказываться от исполнения своего долга.

Там, снаружи, за стенами дворца, люди предпочитают не верить, но мы-то точно знаем, какая опасность угрожает Конкорду. Враг нам известен, известны его возможности, и мы не имеем права позволить себе опустить руки перед лицом нашествия. Не можем допустить, чтобы наша оборона дала трещину. Твои сыновья на войне, они защищают сейчас всех нас. И тебя, и орден, и граждан этого города — весь Конкорд. И хотя я безумно зол на тебя, Эрин, хотя у меня нет слов, чтобы выразить то, что я чувствую, ты остаешься моим Адвокатом. Я, Арван Васселис, стою на стороне Адвокатуры и не отступлюсь от этого. Никогда.

Эрин коснулась рукой его щеки.

— Дорогой Арван. Никогда не колеблющийся. Ничего не боящийся. Почему не ты сидишь на троне?

— Потому что я не принадлежу к правящей династии. И потому что принес клятву верности дому Дел Аглиос. И наконец, у меня нет желания править Конкордом.

— Но ты способен править. Твой народ в Карадуке любит тебя. И Конкорд тоже полюбил бы тебя.

— Этого не будет никогда. После тебя власть унаследует Роберто, а я, если доживу до того дня, принесу присягу ему.

— Мне… — Эрин слабо улыбнулась, — мне бы очень хотелось, чтобы мой сын был здесь.

Васселис прикусил язык, чтобы не сказать, до какой степени этого хотелось ему. Он поднялся и отступил на несколько шагов. Тулин подошла к нему.

— Боже Всеобъемлющий, до чего же я рад, что ты рядом с ней. Оказывается, в тебе тоже сокрыта фамильная сила Дел Аглиосов, да такая, о какой я и не подозревал.

Тулин, похожая на свою мать в молодости, была облачена в жемчужно-белую тогу, волосы, зачесанные наверх, скрепленные булавками и украшенные золотыми нитями, открывали лебединую шею. Глаза ее пылали от сильного душевного волнения, однако держалась она со спокойным достоинством, что сейчас, на краю пропасти, стоило ей немалых усилий. Девушка находилась на грани отчаяния, но старалась не подавать виду.

— Ты должен помочь ей, — тихо сказала Тулин. — Иногда она произносит слова, которые мне совсем не нравятся. Очень не нравятся. Впечатление такое, будто в ее тело вселился кто-то другой.

Васселис бросил взгляд на Эрин. Задрав подбородок, она смотрела в сторону двора, за балкон. Правда, со своего места много ей не увидеть. Возможно, это и к лучшему.

— Чего ты от меня ждешь? — спросил он и указал жестом на пространство за стенами. — Посмотри туда. Реальная сила сейчас там, и вопрос в том, как они пожелают ею воспользоваться.

Тулин посмотрела за стены. Дворец окружали два легиона Доспехов Бога. Пехота и кавалерия выдвинулись вперед, боевые машины оставались позади, на дороге шествий. За передними шеренгами располагались стрелки. Классическое развертывание осадных сил на всех направлениях, где это позволяло расположение улиц и строений. Хорст Веннегур знал толк в битвах. Бок о бок с легионами Конкорда он сражался во многих и не проиграл ни одной.

— А ведь они должны были бы защищать Конкорд от его врагов, — прошептала Тулин.

Васселис печально вздохнул.

— Пойми, Тулин, они полностью убеждены в том, что именно это сейчас и делают.

* * *

Благодаря попутному ветру «Окетар» летел как на крыльях. На палубе Кашилли проверял, насколько отряд окениев овладел новым диковинным набором оружия. Обычные гладиусы — то ли короткие мечи, то ли длинные кинжалы — так же, как круглые щиты, признали неэффективными в борьбе с новым врагом. Их заменили кувалды, кузнечные молоты, топоры дровосеков и даже два двуручных меча из арсенала палачей, позаимствованные из дворцового музея Окетара.

Когда мертвых в конце концов вывели из строя, Ильев приказал сжечь их всех в саду. Над огромным костром поднялась туча жирного, черного дыма, грязное пятно на небе было видно на расстоянии сотен миль с любого направления. Это, как надеялся Ильев, дало знать врагам, что с окетанами не покончено. В один прекрасный день он вернется, чтобы очистить остров. В один прекрасный день, когда все мертвецы упокоятся на дне океана.

Отряд адмирала соединился с тремя другими триремами, патрулировавшими северную оконечность острова и Пики Окетара. Сигнальные флаги и почтовые птицы несли весть о движении флота Царда вдоль побережья Гестерна. Из Бискара в огромном количестве продолжали приплывать беженцы. Каждое судно тщательно досматривалось, после чего пропускалось или к восточному побережью Эстории, или дальше на юг, к Карадуку.

Сеть патрулей была плотной, хотя слишком растянутой. Окетаны понимали: крупные морские силы врага могут прорвать оборону на каком-то участке, однако Ильев считал, что наблюдатели и сигнальщики своевременно известят его об опасности. Соответствующие приказы довели до командиров. Ключевые гавани на западном побережье Тирронского моря прикрывались дрейфующими в отведенных им районах судами. Все дальнейшее было в руках его триархов и капитанов.

«Окетар» стремительно вел эскадру из четырех судов, на корму каждого из которых был подвешен снабженный тараном капер окениев, на сближение с маячившими на горизонте тремя триремами. Шкиперы преследуемых судов неумело использовали ветер, да и ряды весел поднимались и опускались не слишком дружно. В целом складывалось такое впечатление, будто ни команды, ни капитаны не знают своего дела. И уже одно это, как понимал Ильев, свидетельствовало о том, что перед ним враги. Мертвые враги.

До них оставалась миля — дистанция принятия решений для морского боя. На корме флагмана имелись огнеметные устройства с мехами и трубой, под давлением выплескивающие на врага горючую жидкость. Однако запас воспламеняющейся смеси был ограничен, и Ильев сомневался, стоит ли расходовать ее на поджог одиночных, рассредоточенных вражеских кораблей, если в полную меру эффективность этого оружия проявлялась в крупных сражениях, когда пожар мог перекидываться с одного судна на другое. Хотя в принципе имело смысл выяснить, как отреагирует мертвый экипаж на пожар на борту. Подобный опыт мог оказаться очень полезным.

Ильев посмотрел на палубу, где Кашилли с ревом и хохотом обрушил свою кувалду на специально сооруженную преграду из старых бревен и двух пустых бочек. Молот пробил ее насквозь. Кашилли удовлетворенно зарычал.

— Эй, адмирал, пусть только мне подвернется парочка мертвецов, — крикнул он, увидев, что Ильев глядит на него.

Решение созрело. Ильев повернулся к капитану флагмана.

— Сигналить всем! Окении на воду! Триремам держаться на расстоянии! И подготовь огнеметы. Похоже, выпал случай кое-кого поджарить.

— Есть, адмирал.

— Кашилли! Седьмой отряд на корму! Все к румпелю! Поднять таран!

— Седьмой! — проревел Кашилли, спугнув своим голосом сидевших на вантах птиц. — Все слышали, что сказал адмирал? Шевелись!

Окении седьмого отряда с оружием в руках поспешили на корму. Матросы тем временем развязали крепежные узлы, готовя капер к спуску.

— Вперед! — скомандовал Ильев. — Полная готовность, таран не опускать! — Он проводил взглядом окениев, скатившихся по трапу на мягко раскачивавшийся на канатах капер. — Спускать плавно, по моей команде!

— Есть, адмирал.

Ильев кивнул капитану, последним спустился по трапу на капер и встал у его румпеля.

— Опускай!

Капер плавно заскользил к поверхности воды. Лопасть кормового корабельного руля уже была отведена так, чтобы в момент касания воды капер не ударился о правый борт триремы. Все весла подняли в вертикальное положение. Классический боевой спуск на воду, маневр, многократно испытанный и опробованный на максимальной весельной скорости, достигавшей пятнадцати узлов.

Днище капера расплескало воду. Открепили носовой трос. Нос капера сильно качнуло, а как только судно выровнялось, отдали кормовой.

— Весла по правому борту! Приготовиться!

Мощные руки оттолкнули капер от корпуса триремы. Просвет между кораблями быстро расширялся.

— Правый борт — мочи весла! Греби глубже, все разом! Начали!

Капер и трирема разошлись в стороны. Спуск корабля окениев на открытую воду завершился.

— Все весла на воду! Вперед! Держать тридцать гребков!

Команда флагмана разразилась приветственными восклицаниями, когда капер заскользил в направлении корабля мертвых, а у Ильева в это время родились сразу две мысли. Во-первых, он подумал о том, что столкнуться с тремя кораблями мертвецов уже само по себе любопытно и дает возможность выяснить, насколько они способны к взаимодействию и чего от них ждать в морском бою. А во-вторых, он давно уже не видел настоящей боевой атаки окениев.

— Как насчет сорока гребков на всю дистанцию? Потянете, Седьмой?

— Поняли, кэп.

Кашилли собрал морских пехотинцев в центре палубы и тем самым опустил таран ниже, придав корпусу оптимальный баланс для достижения наивысшей скорости. А потом со всей мочи заорал на гребцов, обзывая их изнеженными лентяями.

— Эй вы там, засиделись без дела? Ручки-ножки уже не шевелятся, мозоли боитесь натереть! Смотреть на вас — одно горе. Ну-ка, дайте мне весло, я вам покажу, как надо грести!

Гребцы мощно налегли на весла, быстро доведя темп до требуемых сорока гребков. При этом их старшина не преминул выкрикнуть в ответ:

— Коль в пехоту занесло, не хватайся за весло! Тебе, Кашилли, и в мельничном пруду нельзя весло доверить — утопишь.

Все оглушительно загоготали. А громче всех — Кашилли. Ильев указал на передовой и самый дальний от них вражеский корабль.

— Сближаться быстро, но без суеты. Всех, кто на палубе, — убрать! Люки задраить! Дым и пламя! Короче, есть возможность славно поразмяться, Седьмой.

Снова послышались одобрительные возгласы. Капер мчался вперед, рассекая носом мелкую волну. Весла взлетали, опускались, вновь взлетали. А вот корабли мертвецов шли со скоростью никак не больше пяти узлов. Паруса обвисли, весла гребли неровно, сталкиваясь, цепляясь одно за другое. Это производило жалкое впечатление. Может быть, драться мертвые все-таки могли, но Ильев радовался тому, что, по крайней мере, моряки из них никудышные. И морской стражи на борту, похоже, нет. Между тем капер разогнался до двадцати узлов и продолжал наращивать скорость.

— Слышишь это, кэп?

— Что, Каш?

— Да то самое. Гребут без барабана. Видал ты такое, кэп?

Ильев покачал головой. Капер седьмого отряда поравнялся с последней вражеской триремой, прошел вдоль ее корпуса, обогнал и помчался дальше. Ильев присмотрелся к палубе корабля. Никого лишнего. Кормчий у румпеля и горстка матросов. Причем никто не обратил внимания на проплывавших мимо окениев. Гребцы продолжали невпопад грести. А в трюмы под палубой, должно быть, набито великое множество мертвецов. Силы, предназначенные для высадки.

Ильев повернулся и велел передать каперу третьего отряда приказ атаковать эту трирему. Миновав вторую трирему — картина на палубе оказалась той же, — он передал соответствующий приказ девятому и одиннадцатому отрядам.

— Ну, Седьмой, подходит наша очередь. Сосредоточиться. Последний бросок — пятьдесят гребков! Удар по корме. Действовать, как отрабатывали. По моему счету! Готов, Кашилли?

— С рождения готов, кэп!

— Тупой ты с рождения, — задиристо бросил кто-то из гребцов.

— Эй, кто дерется, а кто спину гнет, чтобы эта лохань ползла по воде? — возмутился Кашилли. — Я — тупой?

Моряки расхохотались.

— Отставить веселье! Тишина. Мы подходим!

Капер летел над волнами. Ильев налег на румпель, нацеливая носовой таран на вражескую корму, в место сразу за последним весельным портом.

— Сходимся! Начинаю отсчет с десяти. Фитили зажечь! Всем пригнуться! Держись за трос! Лестницы готовь! Пять… Держись, пехота! Три! Два! Один!

Мощный толчок сбил Ильева с ног и сбросил бы с палубы, не удержишь он за канат. Весла поднялись над водой, таран с треском проломил корпус вражьей триремы. В следующий миг Кашилли уже был на ногах. Буквально одним движением он приставил к вражескому корпусу абордажную лестницу и с молотом в руке взлетел по ней наверх, на палубу триремы. Ильев слышал, как он громогласно предлагал мертвецам сбросить его вниз, если у них получится.

— Вперед! Наверх! Я хочу, чтобы мы сделали дело быстрее, чем они сообразят, что происходит.

Морская пехота и гребцы устремились к лестнице. Еще один приставной трап уперся в неприятельский борт. На капере осталось четверо гребцов, в задачу которых входило отвести судно назад, чтобы вытащить таран из пробитого им отверстия и открыть воде доступ в корпус, а также удерживать капер рядом с атакуемой триремой. Сам Ильев с топором в одной руке и кузнечным молотом в другой взбежал вслед за абордажной командой на палубу неприятеля.

Он увидел, как у противоположного борта Кашилли молотом нанес сокрушительный удар по лицу мертвого моряка. Тот, отброшенный назад, грохнулся на палубу, а окений, крутанув тяжеленную кувалду, словно тростинку, обрушил на упавшего еще один удар. Перебил ему хребет и заодно, судя по треску, едва не проломил палубный настил.

Группы атакующих устремились к носу и корме, отыскивая палубные люки. Ильев, обогнав поджигателей с фитилями и плотников с молотками и гвоздями, присоединился к тем, кто сражался с оружием в руках. Путь ему преградил моряк из Гестерна — хотя одежда его изорвалась в клочья, это можно было понять по уцелевшему знаку на груди. Его лицо, шею и руки, в которых он сжимал багор, покрывало множество мелких порезов, царапин или укусов.

Дождавшись, когда противник замахнется багром, Ильев бросился вперед и вмазал ему молотом в висок. Мертвец повалился вперед. Ильев подпрыгнул и упал коленями ему на спину, ощутив, как сломались под его весом вражьи ребра. Не удовлетворившись этим, он нанес врагу три быстрых удара топором по пояснице, и ноги мертвеца перестали дергаться.

Ильев откатился в сторону. Его люди уже добрались до кормового люка, открыли его, и вниз полетела фляга с зажигательной смесью и вставленным в нее горящим фитилем. Фляга разбилась, разбрызгивая по весельной палубе горящую жидкость, и снизу донесся пронзительный визг.

— Крысы! — закричал кто-то из команды.

— Дерьмо! — выругался Ильев, отскакивая назад, по направлению к каперу. — Люки задраить, забить гвоздями! Всем покинуть палубу! Это чумной корабль! Уходим, живее, живее!

Он бросился к борту и крикнул ждавшим наготове гребцам капера:

— Отойти от корабля! Он зачумлен! Отойти на пять ярдов и ждать нас!

Ильев обернулся на звук удара. Кашилли молотом прихлопнул на палубе крысу, превратив ее в лепешку.

— За борт! — приказал он. — За борт! Немедленно! Бросайте оружие, если мешает плыть! Капер справа по борту. Живо! Живо за борт!

Окении седьмого отряда метнулись к борту, перемахнули ограждение и с плеском попадали в воду. Часть крыс металась по палубе, гораздо больше погибало в пламени в трюмах, но не все. Спасаясь от огня, они потоком сыпались в море из весельных отверстий. А еще адмирал слышал дикие завывания людей. Мертвецов. Жуткие звуки, разрывающие сердце.

— Да примет вас Окетар! Да обретете вы покой на его груди!

Ильев бросился к корме и прыгнул за борт. И еле вынырнул — хотя и светило солнце, оно прогревало лишь тонкий слой у поверхности, ниже вода оставалась ледяной. Отплыв на десять гребков, он повернулся и засунул за пояс оружие — бросать его не хотелось, но плыть оно и вправду мешало. Весь седьмой отряд барахтался в море, стараясь держаться подальше от чумного корабля и от крыс.

Капер сначала отвернул в сторону от пылающей триремы, а потом направился туда, где над поверхностью виднелись руки и головы окениев. При этом на веслах осталось лишь двое гребцов — другие двое взяли луки и выпускали стрелу за стрелой по воде. Позади, на двух других вражеских триремах тоже разгоралось пламя, однако на палубе одной отряд окениев неосмотрительно ввязался в борьбу с крысами — видно было, как они наносят удары и топчут их сапогами. Ильеву оставалось лишь молиться, чтобы никого из них не укусили. И проклинать себя за глупость, за то, что он не догадался о такой возможности.

Всего три вражеских корабля. Держат курс прямо на Эсторр. Это не может быть флот вторжения. Вывод очевиден!

Потом он услышал позади голоса, обернулся и увидел приближавшийся «Окетар». Его тоже заметили, сбросили в воду спасательную сеть и выставили весла, чтобы за них можно было держаться. Ильев быстро подплыл к флагману, поднялся на палубу и, отмахнувшись от предложенного полотенца, поспешил на нос.

Поставленная задача была выполнена, но какой ценой? Три зараженных чумой корабля никогда не войдут в порт, но каждого из побывавших на них морских пехотинцев придется тщательно проверять и при наличии малейшей царапины или укуса отправлять в карантин. А в случае, если обнаружатся зараженные, их судьба определена. Ни один моряк не станет распространять заразу среди товарищей. Пояс с тяжелым грузом, вот кратчайший путь к груди Окетара, славного и на глубине, и на поверхности.

— Адмирал?

— Да, капитан.

Капитан присоединился к нему на носу, глядя за бушприт, туда, где капер подбирал с воды морских пехотинцев. У них на глазах Кашилли взобрался на борт, удовлетворенно ухая. Молот из руки он не выпустил.

— Тебе обязательно нужно это увидеть. Хотя, боюсь, известие тебя не обрадует.

Повернувшись, Ильев взял из рук капитана увеличитель.

— Держись от меня подальше, капитан. Я еще не проверен насчет укусов. Смотреть куда?

— Зюйд-зюйд-вест. На воду.

Ильев поднес увеличитель к глазам и посмотрел в указанном направлении. Долго искать не пришлось.

— О великий Окетар, спаси и сохрани нас! Паруса. Сотни парусов!

— Сигнальщикам — оповестить весь флот! Сообщить их местоположение, скорость и направление. Всем кораблям, общая тревога! На отдельные вражеские суда не отвлекаться. Мертвецы плывут в Эсторр!

ГЛАВА 56

859-й Божественный цикл, 5-й день от вершины генастро

Увидев пограничные укрепления на рубеже между Нератарном и Атреской, протянувшиеся от хребта Гау до озера Айр — могучие стены и форт, прозванные Драгоценной преградой, — генерал Даваров поежился. На то было много причин. Прежде всего нескончаемый поток беженцев, мимо которого генерал проезжал по дороге сюда. Он вливался в гудевший отчаянием лагерь, расположенный снаружи укреплений, в то время как находившиеся в нем пытались хоть как-то упорядочить проход. Даваров знал, что подойдут еще тысячи и тысячи.

Сказывалось и то, что донесения следопытов и разведчиков, которые он получал и читал по пути из Царибу, не поднимали настроения. Сила врага неуклонно возрастала. Разрозненные отряды не могли воспрепятствовать его безжалостному маршу. По пути следования цардиты рассылали разъезды в разные стороны, расправляясь с гарнизонами небольших городков, захватывая припасы, боевые машины и присоединяя к мертвецкой рати всех мужчин и женщин, попытавшихся преградить им путь с мечами или с вилами.

К тому же это место — рубеж последней надежды, где еще можно предпринять попытку остановить растущую армию цардитов и мертвых и не дать им, сметая все на своем пути, двинуться дальше на юг, к Эсторру. Конечно, Драгоценная преграда представляла собой внушительное сооружение, но, если вдуматься, была лишь тонким барьером на пути силы, которую до сих пор никто не смог даже задержать, а не то что вынудить к отступлению.

Громада барьера вырастала перед Даваровом все выше, простираясь в обе стороны, насколько мог видеть глаз. Фортификационная цепь в двадцать пять миль длиной, начинавшаяся у вод озера Айр и упиравшаяся в предгорья Гау, имела пятьдесят футов в высоту и сорок в толщину, что позволяло размещать метательные машины на любом ее участке. Зубцы и бойницы представляли собой мечту лучника. Желоба для слива кипящего масла давали возможность окутать чуть ли не весь фасад стены пламенем. В центре находились могучие тройные ворота, а за ними и за простреливаемой площадкой — могучий форт, прорезанный еще одними воротами. Всякого проезжавшего под его сводами пробирала дрожь от осознания мощи Конкорда.

Даваров очень любил этот надвратный форт. Хотя формально он находился по нератарнскую сторону стены, но выстроен был в архитектурном стиле Атрески. Высокие башни украшали резные изображения животных, бетонные стены и ворота декорировались нишами с изваяниями героев Атрески, над воротами вились письмена — клятва верности великой стране. Истинная драгоценность, соединявшая старый Конкорд с новым.

Флаги реяли над башнями и развевались на двух сотнях флагштоков, установленных вдоль стены по каждую сторону от ворот. Механики уверяли: пробить эти стены или ворота не в силах никакие, самые мощные осадные машины, но до недавнего времени Даварову и в голову не приходило, что это хвастливое утверждение когда-либо подвергнется проверке на практике.

Однако, приближаясь к цитадели, Даваров ежился не по какой-либо из этих, вполне весомых причин, а потому, что воспоминания имели над ним большую власть, нежели сегодняшняя реальность. В памяти его навсегда запечатлелся тот, десятилетней давности, форсированный марш через Атреску. В те самые темные дни в истории Конкорда лишь сила духа Роберто Дел Аглиоса, внушавшего людям, что они действительно могут отразить нашествие и загнать цардитов назад, в их норы, смогла подвигнуть армию на этот поход.

Даваров и представить себе не мог, что ему придется вернуться сюда, чтобы оборонять рубеж, да еще при таких обстоятельствах. При виде холмистой равнины, заполненной отчаявшимися, насмерть перепуганными людьми, в его памяти отчетливо всплывали картины разрушения и гибели, оставленные после себя цардитами десять лет назад. Тогда последние несколько сот ярдов измученные солдаты Конкорда шли по промерзшей земле, покрытой кровью, усеянной трупами и частями человеческих тел. Сейчас генерал предвидел самое худшее. Ему очень хотелось, чтобы мир был не таков, каков он есть.

Картоганев выехал вперед и уже полдня как находился у Драгоценной преграды, где оценивал наличные силы и вел беседы со старшими командирами, объясняя, с чем именно им предстоит столкнуться. Прибытие Даварова и его едва державшихся на ногах от усталости легионов всколыхнуло надежды беззащитных людей. Когда солдаты входили в распахнутые ворота, их приветствовали радостными выкриками, но потом массивные створы с грохотом захлопнулись, отрезав тех, кто остался за стенами.

Поручив размещение легионеров мастерам мечников и конников, Даваров проследил взглядом за тем, как они повели людей на отведенные им площадки для отдыха, а сам поспешил наверх по одному из длинных бетонных пандусов, предназначавшихся для вкатывания на стены тяжелых машин. Картоганев наверняка находился в штабном помещении внизу, но генералу хотелось составить общее представление об имеющихся возможностях, а уж потом познакомиться с точными цифрами.

Отвечая на воинские приветствия встречных, Даваров взбежал на высшую точку преграды — платформу для тяжелых метательных машин надвратного форта. Она пустовала более чем наполовину. Там хватило бы места для размещения тридцати онагров, но поднято и развернуто в направлении Атрески было лишь десять, причем четыре из них оставались в полуразобранном состоянии. Далеко на востоке горизонт затягивало пылью. По направлению к ним двигались враги и беженцы. Тысячи и тысячи. Ибо при том, что многие решили искать спасения на просторах Великих равнин, нашлось огромное количество и тех, кто предпочел рискнуть и попытаться спастись, цепляясь за плащи легионеров.

Генерал медленно повернулся кругом. Могучие, увенчанные флагштоками стены сверкали в лучах послеполуденного солнца.

Побелка отражала свет в сторону Атрески, все металлические и деревянные элементы были отполированы и отдраены до блеска. Насколько мог видеть глаз, по стенам расхаживали караульные, по проложенным между сторожевыми башнями дорожкам громыхали тележки, на которых развозили припасы, воду и снаряжение. Через каждые полмили наверх вели наклонные бетонные пандусы, и на всех них бурлило непрекращающееся движение. Примерно на половине пригодных для размещения позиций уже стояли метательные машины.

Позади линии укреплений, на территории Нератарна широкую полосу местности вдоль всей длины стен и на четыре мили в глубину расчистили и приспособили для размещения легионов. Долговременные сооружения — казармы, штабы, бани, походные тюрьмы, кузницы, оружейные мастерские, конюшни — отнесли от стены примерно на милю. Непосредственно под стеной не было ничего. Свободное пространство оставили для войск: пехоты, кавалерии и боевых машин.

Сверху Даваров видел бесконечные ровные ряды палаток: на его глазах вырастал временный город. Но большую часть его населения составляли не солдаты, а беженцы — сорванные с насиженных мест люди, которым некуда было больше деться и которые мечтали о возможности отсидеться где-нибудь, пока не кончится война. Впрочем, по левую руку, на юго-востоке, маячили легионные штандарты, и именно туда маршировали его солдаты. Скоро там будет не протолкнуться от легионеров. Конское ржание и стук молотов били его по ушам все время, с того дня, как была объявлена мобилизация.

Даваров нахмурился и направился вниз, к штабному центру.

— Куда запропастились все командиры, чтоб им провалиться?

Генерал не мог не признать, что работа по приведению Драгоценной преграды в полную боевую готовность кипела вовсю. Люди деловито сновали туда-сюда, обтекая его со всех сторон, и выглядели они озабоченными, озадаченными, но отнюдь не напуганными. И это при том, что толпы беженцев наверняка принесли сюда несчетное количество леденящих кровь историй. Воистину, страх в первую очередь находит добычу среди тех, кто предается праздности.

Спустившись, он пересек главную дорогу, что вела за ворота, проходила через территорию лагерей и тянулась дальше в Нератарн, и быстро зашагал к двухэтажному зданию, вокруг которого группировались постоянные строения. Весьма изысканное с виду, оно было выстроено в виде классической эсторийской виллы и могло похвастаться обрамленными колоннадой входами, садами и даже фонтаном. Предположив, что вода сюда, должно быть, подается из озера Айр, Даваров поднял брови и присвистнул — это ж какой длины трубопровод!

Караульные при входе на огражденную территорию приветствовали его, ударив себя кулаками по груди. Даваров ответил тем же, снял увенчанный красным плюмажем шлем и ступил в прохладное нутро виллы. Внутри она выглядела незатейливо, здесь явно преобладали не изощренные художественные фантазии, а сугубо практические солдатские вкусы. Пол под ногами из голого камня, стены тоже, двери из тяжелого, без какой-либо резьбы и завитушек дерева, основное украшение составляли смотревшие из ниш бюсты героев и полководцев. Даваров взирал на все это с одобрением. Всякого рода изыски он считал излишеством, во всяком случае, в зданиях военного назначения.

Генерал направился влево, где за открытой двустворчатой дверью находилось помещение, предназначенное для совещаний. Открытые ставни позволяли дневному свету затейливо падать на стены, покрытые картами, таблицами и графиками. На наклонных досках была представлена дополнительная информация: изменения вносили путем перемещения прикалываемых значков. В центре помещения располагался огромный стол с проемом посередине, достаточным, чтобы вместить троих человек.

На столе лежал развернутый план Драгоценной преграды и прилегающих территорий — подступов к ней как со стороны Нератарна, так и Атрески. На ней были нанесены все постоянные строения, открытые пространства сейчас испещряли сменные флажки, обозначающие палатки. Реки, холмы, низины — все в соответствующем масштабе. Военные и гражданские лица работали над картой, увеличивая число шатров, устанавливая знаки прибывших легионов и размещая на позициях символы боевых машин. Сеть флажков оперативно изменялась по мере поступления новой информации о прибытии воинских подразделений и беженцев.

Часовой у дверей объявил о приходе Даварова, и лица всех тридцати с лишним штабистов, присутствующих в помещении, обернулись к нему. Среди них находился и Картоганев. Он поприветствовал командующего и коротко улыбнулся.

— Похоже, у нас проблема, — промолвил Даваров, махнув рукой, чтобы остальные занимались своими делами. — Народищу здесь полно, девать некуда. Я бы сказал, гораздо больше, чем надо. Жаль, что это не солдаты.

Картоганев кивнул.

— Да, из Дорноса и Тундарры не пришел никто. Фаскар тоже повернулся к нам спиной.

— А Госланд?

Даваров сдерживал эмоции, желая узнать все.

— Доходят слухи, что там тоже затруднения, но Медвежьи Когти на месте. Остальные госландские легионы продолжают выходить из Дорноса. Они смогут прикрыть нас с тыла, но не более того.

— Нератарн?

— Все уже здесь, в полном составе. Войска из Аварна идут вдоль побережья Эстории.

— Короче говоря, практически все, на что можно рассчитывать, уже здесь.

— Можно сказать, да.

— А где все машины?

— В Асфорте, — ответил Картоганев. — Должно быть, уже в дороге. Можно рассчитывать, что большая их часть подтянется сюда раньше, чем нагрянут цардиты. Их надо ждать дней через десять.

— Могу я спросить насчет Восходящих?

— Никаких известий. Мне докладывают, что за небом и Гау ведется постоянное наблюдение, но ни почтовых птиц, ни сигналов — хоть флагами, хоть дымом — ничего. Остается только надеяться, что их отправят сюда, поскольку в Эсторре к настоящему времени наверняка поняли, где будет нанесен основной удар. — Картоганев пожал плечами. — Они явятся. Знать бы только — когда?

— Прекрасно, — буркнул Даваров. — Но пока будем рассчитывать на то, что у нас есть, а не на то, чего нет. У нас максимум десять дней до появления врага. За работу!

* * *

Эрин Дел Аглиос почти ни с кем не разговаривала и ничего не делала в течение четырех дней. Она сидела взаперти в своих покоях, отказываясь впускать кого бы то ни было, кроме Васселиса и Тулин, причем оба они начинали ощущать, что душа и характер Адвоката надломились. Поэтому вышло так, что с советом гласов, прибывшим в полном составе, Васселис встречался один.

Над Эсторром светило благословенное солнце, но тепло не радовало. На пятый день осады нервы у всех внутри дворцового комплекса были напряжены до предела. Пищевой рацион урезался с каждым днем, что особенно раздражало на фоне окружавшей их кричащей роскоши. Однако не экономить припасы Васселис не мог, поскольку понятия не имел, сколько еще времени придется сидеть взаперти. И разумеется, не мог не воспользоваться представившейся возможностью для переговоров.

Они встретились в одной из любимых приемных Адвоката. Комнаты, расположенные в высшей точке дворца, были залиты светом и украшены символами величия Эсторра. Васселис выбрал это место с учетом возможности, что Эрин все же решит встретиться с советом. Тулин сейчас находилась у нее, пытаясь убедить Адвоката в плодотворности подобной идеи. Правда, надежда на успех была слабой.

— Весьма признателен вам за то, что вы согласились прибыть во дворец, — промолвил Васселис, когда они впятером расселись вокруг круглого стола, омываемого ласковыми лучами светившего за окнами солнца.

— Боюсь, за этим столом многих недостает, — заметил глас Ветра.

— Возможно, случись наша встреча на первый день, а не на пятый, все могло быть иначе. Теперь же… — Глас Земли снисходительно улыбнулся. — Теперь же ситуация однозначна.

— Не сомневаюсь, что в твоем представлении это так, — улыбнулся в ответ Васселис.

Глас Земли принюхался и сморщился.

— Что, благовоний у вас тут тоже не хватает?

— Нет, достойнейший, только вода для умывания. Но для питья ее достаточно, и запасов еды хватит надолго.

— Но это же нелепо. До чего мы докатились, — заговорила глас Моря. — Доспехи Бога вынуждены были взять в осаду дворец Адвоката. Как мы могли допустить, чтобы дело зашло так далеко?

— Подозреваю, что на сей предмет наличествуют две точки зрения, — ответил Васселис. — Но мы встретились не для того, чтобы обсуждать их. Все, что нам нужно, — это найти выход из кризиса. Мы все признаем, что его продолжение будет пагубно для Эсторра и для Конкорда в целом. Ошибки были допущены с обеих сторон, но мы обязаны прийти к компромиссу, который позволит нам объединить усилия для защиты Конкорда от вторжения. Эсторр необходимо эвакуировать.

— Ошибки? — Глас Огня, импозантная узколицая женщина, весьма напоминавшая канцлера, подалась вперед над столом, буравя собеседника пронизывающим взглядом. — По приказу Адвоката укрывающиеся в этом дворце Восходящие совершили массовое убийство. Все они должны быть выданы нам, дабы предстать перед публичным судом. Такова наша позиция, и она не будет изменена.

Васселис развел руками и изобразил на лице улыбку.

— Разумеется, ничего другого я от вас и не ожидал. Но и вы должны были заранее ожидать, что я откажусь принять это требование. Если суд и должен состояться, то только настоящий процесс, избавленный от какого-либо давления, неизбежного в нынешней ситуации. Снимите осаду, и мы открыто обсудим сложившееся положение на форуме.

Глас Ветра покачал головой.

— Нам эти переговоры вообще не нужны, а ты не в том положении, чтобы выдвигать требования. Выдай нам виновных, или осада продолжится.

— Не стоит давать волю агрессии. Никто в стенах этого дворца не желал того, что случилось. Невинные люди гибли и в этих стенах, и вне их. Никто из нас не без греха.

— Наши руки не запятнаны, — возразил глас Ветра.

— Но осада не может продолжаться. — Васселис пытался взывать к разуму гласов. — Вы ставите под угрозу весь Эсторр. Вам ведь известно, что надвигается.

— Нам известно, что по городу ходят слухи, источником которых является безумец, выкрикивавший в порту свои бредни. И мы понимаем, что эти страхи нагнетаются для того, чтобы отвлечь граждан от реальных злодеяний, заставить их забыть о своем праведном гневе. Понимаем, что их распускают Восходящие ради спасения своих шкур. Все это чистейшей воды ложь! — Глас Земли покачал головой. — Сколько новых боевых кораблей было снаряжено под предлогом цардитской угрозы! А теперь мы должны поверить, будто какой-то флот мертвецов приближается к Эсторрской гавани, а наши военные суда, оказывается, неспособны этому воспрепятствовать? Но для нас очевидно, что все сигналы и депеши, которые адресуют Адвокату ее же люди, служат одной цели.

Но мы в ответе за сердца граждан Эсторра. А они не так пугливы, как вам кажется, и умы их не столь шатки, как вам хотелось бы надеяться.

— Ты всерьез заявляешь мне, что не веришь в реальность угрозы вторжения? — Васселис вскинул голову. — Орден на самом деле уверяет людей, что все слухи о ходячих мертвецах есть ложь, распускаемая нами, чтобы удержать их в покорности? Поразительно! И это в то время, когда каждый день промедления с эвакуацией увеличивает риск. Поверьте мне, тут нет никакой игры, никакой политики. Можете продолжать осаду, если вам угодно, но прошу вас, посодействуйте тому, чтобы граждане покинули город. Мертвые приближаются.

Глас Ветра отмахнулся.

— О, мы, конечно, не сомневаемся, что всякие слухи на чем-то основаны и у нас, видимо, действительно возникли очередные пограничные недоразумения с Цардом. Но где мы, а где граница? И в любом случае орден не позволит вам нагнетать панику только ради того, чтобы заставить граждан плясать под вашу дудку.

— Ну уж конечно! — воскликнул Васселис, воздев руки. — Это вы оставите на долю ордена.

— Примерно такой реакции мы и ждали от приспешника Восходящих, — хмыкнул глас Ветра. — Зачем нам вообще говорить с тобой? Где Адвокат?

— Здесь.

Васселис обернулся и увидел прислонившуюся к дверному косяку Эрин. Рядом стояла Тулин. Глас Ветра ахнул от неожиданности, не совладав со своими чувствами, да и остальные гласы резко вздохнули. Маршал отодвинул стул и встал. Сердце стучало как колокол. Любовь к Адвокату, оттесненная на задний план под влиянием гнева, вновь всколыхнулась в его душе.

— Боже Всеобъемлющий, Эрин! — прошептал он.

Она нетвердым шагом направилась к нему. Растрепанные волосы Адвоката прямыми прядями падали на спину и плечи, в покрасневших глазах стояла боль, по нетронутому гримом лицу разливалась болезненная бледность, тога была вся в пятнах, а ногти на сжимавших пергаментный свиток руках обкусаны до мяса.

Отмахнувшись от Васселиса и стряхнув с плеча руку Тулин, Адвокат уставилась на членов совета гласов. Она хмурилась, морщила лоб и, как казалось Васселису, была близка к тому, чтобы расплакаться.

— Недопустимо, чтобы наш город и наш Конкорд рвал себя на части, — произнесла Эрин дрожащим, лишенным былой силы голосом. — Непозволительно, чтобы граждан Эсторра изолировали от истины и справедливости. Невозможно, чтобы они подвергались смертельной угрозе. Преступления остаются безнаказанными. Нельзя позволить, чтобы это продолжалось.

— Эрин! — предостерегающе сказал Васселис.

Адвокат, впервые с того момента, как вошла, обратила свой взор к нему. В глазах ее стояли слезы, но она улыбалась.

— У меня есть кое-что для тебя, Арван.

Адвокат протянула ему свиток, и Васселис взял его. Эрин поцеловала маршала в щеку.

— Ты всегда был самым верным из всех моих маршалов.

Васселиса пробрала ледяная дрожь. Он взглянул на Тулин и поймал в ответ растерянный взгляд.

— Эрин, что происходит?

— Гражданам нужен правитель, пользующийся всеобщим доверием. Сильный эсториец, за которым они пойдут навстречу тому, что ждет их завтра. Будущее Конкорда должно находиться в надежных руках, а граждане знать, что те, кто держит в своих руках бразды власти, несут всю полноту ответственности за совершенные ими преступления. Необходимо продемонстрировать им это, Арван.

— Эрин, не спеши. Боюсь, ты собираешься сделать себя козлом отпущения. Мне кажется, ты немного не в себе.

Эрин одарила Васселиса еще одной ясной улыбкой.

— Что ты, какая спешка? Много дней я ни о чем другом не думаю. Дело в том, что я не козел отпущения, я действительно виновна. Я несу полную ответственность за случившееся. Восходящие должны быть избавлены от наказания, поскольку все, что они совершили, делалось во исполнение моих приказов. — Она положила руку на запястье маршала и крепко сжала его. — Ты ведь понимаешь это.

Васселис попытался ответить, но Адвокат заставила его замолчать.

— Знаю, ты все понимаешь. И знаю, ты сделаешь так, чтобы это уразумели все. Не совершай ошибок, которые допустила я, Арван. Сохрани мой Конкорд до возвращения моего сына.

— Я… да, конечно, я постараюсь, но… — Васселис запнулся. — Я не понимаю.

— Понимаешь, мой дорогой Арван. Все ты понимаешь. — Она подалась к нему, снова поцеловала его в щеку и прошептала: — Прощай.

Выпустив руку маршала, Эрин решительно шагнула к окну, выходившему во двор, и выбросилась наружу.

ГЛАВА 57

859-й Божественный цикл, 5-й день от вершины генастро

Пронзительный вопль Тулин останется в памяти Васселиса до конца его дней. Кинувшись было к окну, она повернулась и вылетела из комнаты, крик ее эхом отдавался от стен лестничного пролета. Васселис непроизвольно рванулся следом, но замешкался в дверях. Никто из членов совета гласов не шевельнулся. Они лишь безмолвно переглядывались.

— Ну вот, вы добились, чего хотели! — гневно воскликнул Васселис.

— Этого не хотел никто из нас, — спокойно возразил глас Земли.

Васселис кивнул и постарался взять себя в руки.

— Снимите осаду, — сказал он. — Неужели вы теперь не видите, какой ущерб наносит конфликт? Надо эвакуировать город, а мы упускаем время. Пусть хоть эта трагедия вразумит вас!

Он устремился за Тулин вниз по лестнице, сбежав с четвертого этажа с одной лишь молитвой о том, чтобы Эрин осталась жива. Васселис так и не понял, что подтолкнуло ее к прыжку. Ни долгие часы одиноких раздумий, ни даже бремя новой вины не могли сломить и лишить рассудка Эрин Дел Аглиос.

Когда маршал выбежал в сад, напоенный беззаботным щебетанием птиц, во дворце уже поднялся переполох. Испуганные крики эхом разносились по коридору. Из бокового прохода выскочил главный дворцовый лекарь с тремя помощниками. Вместе с ними Васселис стал проталкиваться сквозь толпу солдат, теснившихся на ступенях, вытягивая шеи.

Он заорал, чтобы они убирались с дороги, и люди расступились, пропуская его в круг, образовавшийся посередине. Снова отчаянно заголосила Тулин, ее вопли пробирали Васселиса до мозга костей. Он чувствовал себя так, словно прорывался сквозь стаю стервятников, слетевшихся с поразительной быстротой.

— Мама! Мама!

Тулин держала Адвоката на руках. Голова Эрин покоилась на груди дочери, руки бессильно обвисли, кисти упали на булыжник двора. На камнях Васселис видел кровь, а подняв глаза наверх, где собрались у окна члены совета гласов, смог оценить расстояние. Так высоко — а она, падая, не издала ни звука. Васселис воззрился на толпившихся вокруг растерянных людей. Тишина нарушалась лишь шарканьем ног.

— Вам что, больше делать нечего? — прорычал он. — Нечем заняться? А ну живо, кто-нибудь, тащите простыни, одеяла, что угодно, чтобы лекари могли осмотреть Адвоката не на виду у всего города. А остальные — чтобы не смели на нее смотреть! И чтоб никто не смел притворяться, будто способен почувствовать боль ее дочери. Мою боль!

Едва не задохнувшись на последних словах, Васселис отвернулся от толпы, подвел лекаря и помощников к Тулин, а сам, бессильный чем-либо помочь, опустился рядом с ней на колени и обнял девушку за плечи.

— Отпусти ее, — тихо вымолвил он. — Положи на землю.

— Нет! — простонала Тулин. — Этого не может быть. Пожалуйста!

— Для нее все миновало, — прошептала Васселис. — Твоя мать обрела покой. Она отправляется в объятия Бога, где в обществе твоих предков будет ждать, пока снова не придет ее время.

Тулин плакала и еще крепче прижимала к себе Эрин, слегка покачивая, словно баюкая. Васселис и сам не мог справиться с заструившимися по его щекам слезами. Лекарь тоже опустился на колени и бережно высвободил Адвоката из последних объятий дочери. Тем временем легионеры оцепили место падения, образовав сплошную ограду из развернутых простыней и одеял. Сами они при этом тактично встали лицами наружу.

Васселис осел на булыжник и, обхватив руками колени, смотрел, как лекарь уложил на землю Эрин Дел Аглиос, Адвоката Эсторийского Конкорда. Волосы ее слиплись от крови, но лицо осталось неповрежденным. Глаза были закрыты, и выглядела она так, словно на нее снизошел мир. От ее тела по двору распространялась тишина, заставляя голоса умолкнуть, шаги стихнуть. Весь дворец замер.

Лекарь проверил пульс и повернулся к Васселису.

— Маршал Васселис, Адвокат мертва.

Тулин села на мостовую, опустошенно глядя перед собой. Маршал кивнул, уронил голову на колени и позволил горю завладеть его сердцем. Острая боль опустошила его сознание, и Арван Васселис издал громкий крик скорби, не думая о том, что его слышат люди, лишь надеясь — они понимают, чего лишился Конкорд. Когда он поднял голову, рядом с ним на корточки опустился Гестерис и крепко обнял за плечи.

— О, Марк, что с нами станет, — простонал маршал и, поднеся руку к лицу, чтобы утереть слезы, обнаружил, что все еще держит в ней данный Эрин пергамент.

Пока лекарь и его помощники занимались телом, заворачивали его в свежие простыни, чтобы унести в морг, а один из них пытался привести в чувство окаменевшую, как статуя, Тулин, Васселис развернул свиток.

Склонившись над ним, он вгляделся в знакомый почерк Эрин, на удивление четкий и разборчивый, если принять во внимание ее состояние перед смертью.

Мой дорогой Арван!

В жизни каждого из нас наступает время, когда ему приходится отчитаться за свои деяния. Время, определяющее и выявляющее суть как нас самих, так и тех, кого мы любим и кем правим. Время, когда под нажимом недругов мы принимаем решения, способные вознести нас до уподобления Богу или низвергнуть в ничто.

И когда это время приходит, тот, кому дана была власть, обязан искупить свои ошибки, стоившие жизни невинным людям. Для меня оно настало, и я нашла себя недостойной.

Не горюй обо мне, Арван, но послужи мне после смерти так же, как служил всю мою жизнь. Вспоминая обо мне, помни нашу любовь и дружбу, а также все то доброе, что свершили мы во славу нашего великого Бога. А о том, что видел сегодня, забудь, и пусть это будет первым шагом на пути возвращения Эсторру его истинного, предначертанного величия.

Итак, маршал-защитник Васселис, объявляю тебе свою последнюю волю и приказ. Правь Конкордом до возвращения в Эсторр моего сына. Сохрани выстроенное нами от тех, кто желает все разрушить и уничтожить.

Сделай это для меня, Арван. Ты здесь единственный, кому я могу довериться. И позаботься о Тулин, пусть она станет тебе дочерью. Боюсь, она никогда не поймет меня.

Твой Адвокат и друг,

Эрин Дел Аглиос.

— Я тоже никогда, Эрин, — прошептал он. — И никто из нас.

— Никто из нас — что? — не понял Гестерис.

— Не поймет ее, Марк.

Гестерис встал на ноги и протянул руку, которую Васселис принял.

— Она возложила правление на тебя?

— Да, — ответил Васселис, бросив взгляд на пергамент. — До возвращения Роберто.

— Правильный выбор. Ты можешь рассчитывать на мою полную поддержку, так же как и на тех сенаторов, которые сейчас в городе. Армия тоже пойдет за тобой.

— Они нужны нам, — отозвался Васселис. — Все нужны. Это и так зашло слишком далеко, но я не могу допустить, чтобы сложившаяся ситуация привела к гибели города. Осада должна быть снята, и немедленно.

— Есть соображения?

Васселис задумался лишь на несколько мгновений.

— Есть, одно или два. Эрин они, наверное, не понравились бы, но ты — другое дело. Нам нужно будет поговорить с Элиз. Но прежде всего мне необходимо убедить совет гласов устроить Эрин подобающие похороны. Увидимся с тобой в Академии, я явлюсь туда, как только смогу.

— Телом и душой с тобой, маршал Васселис! — промолвил Гестерис, ударив себя кулаком в грудь.

— Марк, ты даже не можешь себе представить, как я рад это слышать.

* * *

По подсчетам Роберто, шел десятый день заката генастро. Их посудина находилась уже не так далеко от озера Айр и, соответственно, от стен и ворот Драгоценной преграды. Все трое путников вымотались до предела. Их тела сплошь покрывали синяки и волдыри, у них болело решительно все, что только может болеть. Ветер почти стих, и им приходилось из последних сил налегать на весла, причем грести против течения, которое здесь, вблизи от озера, было очень сильным.

Похоже, даже Харбан начинал сдавать, хотя выглядел он лучше других. Нагрудник и оружие Роберто были сложены на носу и укрыты, но вся его одежда промокла, перепачкалась и расползалась по швам. Глас Бариас выглядел плохо, тем более что болезнь, изводившая его последнюю пару дней, надела на его лицо маску смертельной бледности. Роберто начал замечать в нем первые признаки страха. Не вульгарного страха смерти, а боязни умереть и обнаружить, что он был не прав в столь многом и столь важном.

Но обсуждать это не хватало ни времени, ни сил. Острые глаза Харбана приметили всадников на холмистой гряде, что тянулась от гор до самого озера. Они, судя по всему, направлялись к мосту севернее озера. Это могли быть уцелевшие воины из Медвежьих Когтей. Роберто потребовал в последний раз поднажать. Они налегли на весла и, лишь выбившись из сил, позволили себе остановиться под старым мостом и ждать, с наслаждением опустив в холодную воду стертые, натруженные руки и ноги.

Роберто смог толком рассмотреть всадников, только когда они приблизились на расстояние примерно около мили. Их оказалось два десятка и десяток запасных коней. Он узнал легионеров Медвежьих Когтей и увидел доспехи и лица цардитов. Все они спаслись от злодеяния Гориана. Почему-то Роберто ничуть не удивился, обнаружив, что недавние противники едут вместе. Напротив, это заронило в его сердце семя слабой надежды.

Роберто, Харбан и Юлии поднялись на мост и встали там на виду у подъезжающих всадников. Дел Аглиос помахал рукой, а когда они остановились, присмотрелся к ним. Поровну цардитов и воинов Конкорда. Кони еле брели, люди были измождены до предела.

— Посол Дел Аглиос, — промолвил один из всадников, в котором Роберто узнал капитана Долия. — А мы думали, ты сгинул. И глас Бариас тоже.

— Ну, удивительные истории о чудесном спасении могут подождать. Что с Келл и Дахнишевом? Нунан погиб, я знаю. И что мертвецы? Где они сейчас?

Долий подал знак, и все всадники спешились. Они держались вместе, цардиты и эсторийцы, как друзья. Воинов Царда возглавлял просентор, Роберто кивнул ему.

— Келл мертва и, надо думать, присоединилась к мертвецам. Нунан тоже. Насчет Дахнишева и прочих, убежавших по скалам, мы ничего не знаем. Пытались их найти, но они не оставили никаких следов. Да и искать было особенно некогда — пришлось самим пошевеливаться, чтобы нас не настигли мертвецы. — Долий сделал шаг вперед. — Он убил их всех, и наших, и цардитов. Теперь в его руках метательные машины и механики, захваченные в Асфорте. Келл и четыре сотни солдат пожертвовали жизнью ради того, чтобы дать нам возможность спастись и предупредить тебя. А просентору Рутрару — своего короля. Мертвецы отстают от нас всего на несколько дней, да и то потому, что после нашей атаки плетутся медленнее. Я…

Роберто поднял руку.

— Постой, постой! Что-то я понимаю, а кое-что нет. Ты помянул короля. Имеется в виду Хуран?

Просентор кивнул.

— Мой король движется через Атреску навстречу смерти, а не славе. Я должен поговорить с ним.

— Мы все отправимся в Нератарн. Но сперва присядем, и вы расскажете мне все, что знаете.

* * *

Даваров дожидался донесений разведчиков. Он видел на западном горизонте пятно пыли, указывающее на приближение войск, и решил, что это либо резервисты из Нератарна, либо его метательные машины из Асфорта. Генерала устраивало и то и другое, однако его продолжали терзать сомнения. Беженцы с запада не прибывали, что тоже вроде бы было добрым знаком, но отделаться от мучительной тревоги все равно не удавалось.

Скорее всего, за ней не стояло ничего, кроме естественного раздражения, связанного с ходом подготовки Драгоценной преграды к обороне. Беда заключалась в том, что тут собралось слишком много гражданских лиц, а цардиты вместе с мертвецким войском могли нагрянуть дней через шесть. Пропуск через ворота осуществлялся медленно, и Даварова не оставляло ощущение, что если сейчас он мог кое-как поддерживать порядок, то когда враг приблизится, беженцы снесут ворота и промчатся по головам его солдат.

— Генерал!

Он застонал и оторвал взгляд от рельефной карты на столе и сводок времени, затраченного подразделениями на построение и выход на позиции, которое они показали на утренних учениях.

— Неужели нельзя не отрывать меня от дел? Ну, центурион, что там у тебя? Только не вздумай мне говорить про снабжение этой орды беженцев. Все уже обговорено. Если им не нравятся еда, которую можно здесь раздобыть, и здешние цены, то их здесь никто не держит. Посохи в руки и скатертью дорога. К их услугам весь Конкорд, он большой, и места в нем сколько угодно.

Центурион истово закивал.

— Так точно, генерал! Никак нет, я не по этому вопросу!

— Вот как? Тогда, наверное, ты хочешь доложить мне о том, как это вышло, что сегодня утром Дикие Копья целый час добирались из лагеря до своей позиции на стенах?

— Так точно.

— Я весь обратился в слух.

— Мы получили приказ не вовремя, генерал. Я лично получил штабной пакет с опозданием.

— Это невозможно! — возмутился Даваров. — Я лично разослал конных гонцов с запасом времени и ни за что не поверю, что кто-то мог сбиться с пути. Тут всего-то миля. Причем по открытой местности.

— Так точно, генерал! Беда в том, что лошадь гонца, который скакал к нам, угодила в ловушку. Они понарыли тут ловчих ям, я имею в виду — беженцы. Ну вот, гонцу пришлось бежать на своих двоих, а он ушибся при падении. И лошадь охромела.

Даваров перевел взгляд на помощницу, нервно переминавшуюся у дальней стороны стола.

— Разве мы не издали приказ, касающийся устройства ловушек исключительно в границах лагерей?

— Так точно, генерал. — Женщина покраснела.

— Тогда почему мне досаждают подобным вздором? Мало того что на нас движется целое войско мертвецов, так находятся тупицы, которые хотят обеспечить ему пополнение за счет наших людей. Чтоб больше этого не было! — В сердцах он хлопнул ладонью по карте, да так, что значки и флажки попадали и смешались. — Извиняюсь.

— В лагерях ловушки вполне уместны, — пролепетала помощница. — Животные сбегаются на объедки. Я понимаю, это не извинение, но…

— Правильно, будь я проклят, это не извинение! — прогромыхал Даваров, и все головы обернулись в его сторону. — Ага, раз вы все слушаете, то, думаю, самое время усвоить пару вещей. Во-первых, это не игра, даже не учения. Мы возимся тут, над этой картой вовсе не потому, что нам больше нечем заняться. И приказы я издаю не для того, чтобы потешить самолюбие. Следующий гражданин, уличенный в том, что устроил ловушку в зоне перемещения войск, будет сброшен со стены. Если они ищут нашей защиты, то им придется научиться уважать мою власть. Я…

Кто-то громко забарабанил в дверь, после чего она рывком распахнулась. Даваров сжал кулаки.

— Если это не Роберто, долбаный Дел Аглиос, то лучше ему…

Он осекся, глядя, кто именно переступает штабной порог.

— Похоже, у тебя проблема, старина. Половина твоих машин нацелена не в ту сторону.

— Привет, Роберто. Ну и видок у тебя — ты что, купался?

ГЛАВА 58

859-й Божественный цикл, 10-й день от вершины генастро

— Мне так жаль, Роберто. Он был удивительным молодым человеком. Все граждане Конкорда будут скорбеть о нем.

— И больше всех моя мать.

Роберто и Даваров обходили стены Драгоценной преграды. Присутствие двух знаменитых военачальников благотворно сказывалось на общем настроении, люди, безусловно, нуждались в моральной поддержке. Даваров видел, какую нервозность породило известие о приближении мертвых как среди граждан, так и среди солдат, и переживал это как собственную оплошность и личную вину.

— Атреска подвела тебя, — вздохнул Даваров.

— Скажи это еще раз и отправишься за стену, — буркнул Роберто. — Тот факт, что ты здесь, дает Конкорду надежду. Услышав, что мертвые прорвали рубеж, я испугался, что ты, может быть, уже среди них.

— Я здесь только потому, что бежал.

Роберто остановился и повернулся к нему.

— Знаешь, между умыванием, полировкой доспехов и починкой сапог я выкроил время и переговорил тут с парой человек. История, которую они мне поведали, основательно расходится с твоей. Тоже мне, бугай из Атрески. Знаешь, скромных героев я ненавижу почти так же, как поганых трусов. Но, Боже Всеобъемлющий, герои нам здесь точно понадобятся, и довольно скоро.

— Я не уверен, что у нас хватит сил, — сказал Даваров. — Речь не о численности — о моральной силе, духе и вере. С этим у нас туговато.

— Даже при том, что они здесь?

Даваров пожал плечами.

— Ты сам говорил, они внушают подозрения в той же степени, что и надежду. У каждого беженца на языке множество историй: они пересказывают и то, что видели, и то, о чем слыхали от других. Нератарнцам только еще предстоит увидеть мертвецов, а вот мы, ты и я с ними уже встречались. Результат один и тот же — мы оба оказались отброшенными на сотни миль, потому что просто не знаем, как их остановить.

— Не знали, Даваров. Не знали!

— Роберто, ну смотри ты на вещи реально! У нас тут две сотни метательных машин, трое Восходящих, и это на двадцать пять миль стены, с одной стороны ничем не защищенной. А враги подходят с двух сторон. Если они будут действовать так же, как на моем рубеже или в Госланде, они прорвут нашу оборону.

— Мы превосходим их численно, — возразил Роберто.

— Сегодня — да. А завтра — кто знает? Мы надеялись, что они сгниют и развалятся, но этого не произошло. Они уничтожили Второй легион, Роберто. Медвежьи Когти! Все погибли, может быть, только несколько сотен затерялось в горах на севере. — Даваров покачал головой. — Я буду стоять здесь, пока они не свалят меня наземь. Пока не перевернут последний онагр. Но здесь со мной люди, которые познали ужас произошедшего на границе Царда. Устоят ли они на сей раз? Нет, если не дать им надежду.

— Значит, мы должны дать им надежду! — вспылил Роберто. — У нас здесь имеется новое оружие. У нас есть ты и я. А уж мы-то с тобой внушаем людям доверие с невероятной силой.

Даваров улыбнулся.

— Роберто, я сейчас смотрю вниз, на мою землю. И я хочу вернуть ее.

— И у нас есть Рутрар.

— Наше оружие или вражеский шпион? — Улыбка исчезла с лица Даварова.

— А сам ты как думаешь?

— А мне и думать нечего. Для меня цардиты — это коварные ублюдки, которые уже пятнадцать лет крутятся у моего порога, норовя незвано вломиться в мой дом. Что, увы, довольно часто и случалось. Ты не можешь требовать, чтобы я доверял цардиту, даже с такой репутацией, как у Рутрара. Репутацией, вспомни, сложившейся совсем недавно. Ты бы как себя повел, окажись в безвыходном положении, подобно ему и его людям? Возможно, он притворяется.

— Это люди, которые сражались и умирали бок о бок с верными бойцами Конкорда, чтобы помешать продвижению Гориана.

— Я циник, Роберто, — вздохнул Даваров.

— Худший, чем Дахнишев.

— И не без оснований. Позволить Рутрару поехать туда и поговорить с Хураном, если Хуран вообще там, — означает снабдить врага какой-никакой, но информацией. Ладно, иногда этим можно и пожертвовать, но чего мы, собственно говоря, рассчитываем добиться? Ни один цардит не будет оборонять эти стены.

— Этого мне и не надо, — сказал Роберто. — Если они не будут сражаться на стороне мертвых, уже неплохо. Ради этого стоит рискнуть. Да и не думаю, чтобы он смог доставить Хурану особо ценную информацию, какую самому королю не раздобыть.

— Тебе решать, Роберто. С одной стороны, я вздернул бы этого Рутрара в назидание его вероломным землякам, а с другой — может, и вправду лучше вывести его за ворота и отпустить восвояси, навстречу мертвецам. Еще неизвестно, что хуже. Честно скажу, я не знаю.

— Я понял, Даваров. А скоро цардиты доберутся сюда?

— Дней через пять, может, пораньше. А Гориан, — Даваров указал большим пальцем за плечо, — окажется на расстоянии атаки уже завтра.

— Но атаковать не станет.

— Не станет. Я не думаю, чтобы он напал. Вообще предположения относительно связи на дальнем расстоянии верны?

— У Харбана на сей счет сомнений нет.

— Ну, он вообще странный малый.

— Тут с тобой трудно не согласиться, малый своеобразный. — Роберто улыбнулся. — Говорит очень мало, в основном помалкивает. Но если уж высказывается, то по делу и с полной уверенностью в своей правоте.

— Ну и что он предлагает?

— Он хочет, чтобы мы захватили гор-каркулас.

— Куда проще их убить.

— А вот этого, если мы хотим сохранить дружбу с карку, делать не следует. — Роберто вздохнул. — Конечно, он прав. Захватить их означает подорвать силы Гориана в значительной, может быть, решающей степени. Но как прорваться к ним сквозь ряды мертвых? Похоже, эта задача из числа практически невыполнимых.

Даваров кивнул.

— Похоже на то. Поэтому давай в первую очередь позаботимся об очевидном. Ясно, что беспокоиться нам следует о нератарнской стороне. Что ни говори, никто, живой он или мертвый, с наскоку за эти стены не прорвется. Роберто?

— Да?

— Ты ведь избегаешь Восходящих?

— Ты меня обвиняешь? — Роберто почувствовал, как у него перехватило дыхание.

— Нет. Но мне кажется, один большой взрослый дяденька начинает приобретать комплексы.

— Джеред тоже комплексует по любому поводу.

— А ты просто подойди и скажи им «привет». А что?

Роберто пожал плечами, ощутив легкое раздражение.

— Ладно. Наряду со всеми прочими делами.

* * *

Глядя, как Джеред приветствует Роберто Дел Аглиоса, Ардуций ощутил печаль, пронизывающую энергетические потоки обоих. Восходящие сидели на лавке в казарменной столовой. Все они после плавания чувствовали себя уставшими, а Миррон, несмотря на старания Оссакера, еще и больной. Ардуций был уверен, что на сей раз это не просто морская болезнь. Судя по выражению глаз Миррон, она и сама это знала. Гориан находился поблизости, и он гнал перед собой своих мертвецов. Это ощущалось по энергетическим линиям, пронизывающим землю, по тому, как они мучительно изгибались и скручивались, словно пытаясь избежать своей участи.

Двое старых друзей переговорили о чем-то шепотом, после чего Роберто кивнул, печально улыбнулся и направился к ним. Джеред тоже повернулся к ним, одарил многозначительным взглядом и, подперев рукой подбородок, погрузился в собственные мысли.

Ардуций встал, сестра и брат последовали его примеру. Все трое приветствовали Роберто, но тот в ответ лишь махнул рукой. Оссакер напрягся, и Ардуций знал почему. Это чувствовалось по жизненным линиям Роберто, как, впрочем, и по его глазам и осанке. Его снедала печаль, смешанная с гневом и яростью, направленными именно на них.

— Посол Дел Аглиос, мы не думали увидеть тебя здесь, — произнес Ардуций, чувствуя необходимость что-то сказать.

— Понимаю. Тридцать пять дней назад я сам бы удивился, скажи мне кто-нибудь об этом. Но один из вашей братии круто изменил все, и теперь не приходится удивляться, если здесь вас встретят с подозрением. И это в лучшем случае.

— Не понимаю, — осторожно сказал Ардуций.

— Мой брат Адранис стал жертвой Гориана Вестфаллена, и я считаю, что Восхождение в ответе за это.

Миррон ахнула:

— Посол, у меня нет слов, чтобы выразить, как мне жаль это слышать!

— Твой брат был выдающимся человеком, — добавил Оссакер.

— Да, — сквозь зубы процедил Роберто. — А если б у меня не хватило духу собственноручно обезглавить и расчленить его тело, он был бы сейчас выдающимся мертвецом, марширующим в составе войска вашего мерзкого братца.

Ардуций сглотнул и машинально отступил, но скамейка ударила его под колени.

— То, как Гориан использует свои способности, вызывает у нас такое же отвращение, как и у всех. Нашей целью всегда было…

— Молчать! — рявкнул Роберто, и все трое вздрогнули. — Я здесь не для того, чтобы обсуждать цели Восхождения, которые моя мать принимает слишком близко к сердцу. Я прибыл сюда именно затем, чтобы потребовать вашего присутствия, и это единственная причина, по которой ваш вид не вызывает отвращения у меня.

Но считаю необходимым сразу прояснить одно: с каждым днем я все больше и больше сожалею о том, что в свое время послушал вас и не приказал убить Гориана. Мой брат погиб из-за моей глупости, так же как тысячи и тысячи других ни в чем не повинных людей. Поэтому мы с вами не будем сидеть за одним столом и дружбы у нас не выйдет. Я ясно выразился?

Вы находитесь здесь для того, чтобы покончить с этим мерзавцем и всеми его отвратительными деяниями. Вы здесь только для этого, и приказы вы будете получать либо непосредственно от меня, либо от генерала Даварова. Вы будете выполнять их, не задавая вопросов, и я жду от вас готовности пожертвовать жизнью, если цель того потребует.

Оссакер, ты чего-то не понял? — Роберто вперил в него взгляд такой силы, что более слабый человек дрогнул бы.

— Мы здесь, чтобы помочь. И мы все печалимся о смерти твоего брата. Но, пожалуйста, не делай все Восхождение ответственным за злодеяния одного человека. Ты должен признать, что Восходящие имеют перед лицом Бога такие же права, как и все другие люди.

— Прежде всего я никому ничего не должен! — отрезал Роберто. — От одной мысли о том, что все вы потенциально способны на такие же мерзости, меня просто выворачивает. По отношению к вам не может быть никакого снисхождения. Рано или поздно я стану Адвокатом и займу свое место на Холме. Не тешьте себя мыслями о том, что я непременно позволю вам продолжать вашу деятельность. Больше я с вами говорить не собираюсь.

Роберто умолк, но стоял, словно ожидая, не отважится ли кто-либо из них возразить. Джеред прошипел что-то сквозь зубы, и Миррон стала подталкивать обоих братьев к выходу. Оссакер открыл рот, но выражение лица казначея заставило его промолчать. Ни один из Восходящих не проронил ни слова, пока они не оказались снаружи.

— Почему он позволяет себе говорить с нами в таком тоне? — возмутился уже за дверью Оссакер. — Мы прибыли сюда с искренним желанием помочь.

Джеред остановился и повернулся к нему.

— Послушай меня, Оссакер, и послушай внимательно. И вы все тоже. Если там, в Эсторре, вы пользовались высочайшей поддержкой, то здесь, похоже, на вашей стороне только я. У Роберто светлая голова, но он пережил большое горе. Имейте это в виду и не перечьте ему. Помните, что Восхождение сейчас балансирует на лезвии ножа, причем падение в любую сторону означает гибель. Вам предстоит сражаться не просто за победу, но за само свое существование. Сделайте так, чтобы я мог гордиться вами, а ему пришлось бы задуматься. Потому что, если это вам не удастся, не будет иметь значения, скольких людей вы здесь спасли. По возвращении домой вам придет конец.

* * *

— Ненависть так же преходяща, как и любовь, — вздохнул Васселис. — Интересно, знала ли она это?

— А мне интересно, что бы случилось, если б канцлер осталась в живых.

— Так или иначе, Марк, они погребены бок о бок под лужайкой Всеведущего.

— Но может ли это послужить нам хоть каким-то утешением?

Два старых солдата ехали рядом по дороге шествий, возвращаясь из Главного Дома Масок. Их сопровождал Первый легион, и плотным кольцом окружала дворцовая стража. Вдоль дороги в почетном карауле стояли Доспехи Бога. По всему городу были приспущены флаги. Разносился траурный звон колоколов. Рога выдували похоронный марш. Все дышало печалью.

— Злоба еще вернется, — сказал Васселис. — Мы должны всемерно использовать эту возможность, пока она существует. Дать людям понять, что Адвокат сейчас с Богом.

— Знаешь, что во всем этом воодушевляет мое сердце? — спросил Марк Гестерис, кивком указывая на ехавший впереди экипаж. — Тулин воочию убедилась в том, как любили граждане ее мать. Пусть ее последние дни омрачились несчастьями, но Эрин была превосходным правителем, ее Адвокатура дала людям очень много, и они не забыли об этом.

— Это говорит нам о многом, — согласился Васселис. — Например, о том, что не один только орден представляет волю и настроения народа.

— Но два легиона Доспехов выглядят очень убедительно.

— Они всегда знают, как утихомиривать несогласных.

Закрытый экипаж, за занавешенными окнами которого скрывалась Тулин, прогромыхал под Вратами Победы. Над дворцом светило солнце, но его лучи не могли сгладить тот факт, что всего пять дней назад город был охвачен пламенем, а сейчас опустошен и раздавлен горем. Поразмыслив, Васселис нашел такую реакцию неудивительной, хотя в первую очередь он ощущал облегчение.

Безумная ярость народа истаяла, сметенная прочь волной потрясения и горя. Всего через день после смерти Эрин осада была снята, и совет гласов с участием Васселиса и Тулин собрался, чтобы обсудить погребальную церемонию, приличествующую Адвокату Эсторийского Конкорда, представителю Всеведущего на земле.

Правда, Васселиса посетило циничное подозрение, что это одна из тех хитростей, которые всегда хорошо удавались ордену, отменно умевшему улавливать настроение народа и, действуя в нужном ключе, использовать его для укрепления доверия к себе. Это выяснится в ближайшие дни. Но орден, по крайней мере, постарался, чтобы за всем происходящим сейчас не вырисовывался призрак бесславного конца правления Эрин Дел Аглиос.

Васселис и Гестерис проехали под аркой и вступили на камни двора. Мальчики с конюшни подбежали к ним, чтобы принять поводья и помочь спешиться. Экипаж подкатил к самым дворцовым ступеням. Маршал видел, как Тулин торопливо поднялась по лестнице и исчезла внутри.

— Надо бы распространить сообщение с помощью сигнальных флагов, — заметил Гестерис. — И чтобы над всеми маяками и башнями поднялся черный дым.

— Я не могу это сделать, — покачал головой Васселис. — Необходимо поддерживать иллюзию сплоченности. Того, что у нас тут все в порядке. Подумай, какое воздействие может произвести сообщение о смерти Адвоката на наши и без того подорванные силы вне города. Вот получим известие из Нератарна, хотелось бы надеяться победное, тогда и настанет время черного дыма.

— А как же Роберто? Он ведь теперь Адвокат, но сам этого не знает.

— Пусть пока не знает. На его плечи и без того слишком много легло.

— Я не уверен, что он посмотрит на это именно таким образом.

— Это уж как получится. Не обессудь, Марк, но я буду действовать так, как считаю правильным. Надеюсь, Роберто поймет.

Гестерис обернулся, услышав, как во двор с грохотом вкатился по булыжнику еще один экипаж, украшенный символами Всеведущего. Все его стенки были выкрашены в яркие цвета первичных стихий.

— Они времени не теряют, — заметил сенатор.

— Бьюсь об заклад, я догадываюсь, что они хотят обсудить.

Гестерис хмыкнул.

— Какой смысл держать пари, если мы думаем об одном и том же? — бросил он, и они вдвоем направились навстречу выходившим из экипажа членам совета, чтобы приветствовать их.

Васселис вздохнул и натянул на лицо радушную улыбку. Двор наполнялся пехотой, под арку легким галопом въезжал отряд кавалерии. Однако он отметил, что Доспехи Бога остались снаружи.

— Господа высокочтимые члены совета гласов, добро пожаловать, — провозгласил он. — От имени всех, пребывающих на Холме, от всего города и всего необъятного Конкорда я выражаю вам искреннюю признательность за организацию этой в высшей степени достойной, благоговейной и трогательной погребальной церемонии. Благодарю вас от всего сердца.

Стоявший с ним рядом Гестерис кивнул, выражая поддержку. Глас Ветра в ответ склонил голову и заявил:

— Всеведущий вынесет Его суждение. В глазах же верных чад наших преступления Адвоката перевешивают ее достижения. Как служители ордена мы имеем право лишь отражать настроения народа.

— А каково твое личное мнение? — грубовато осведомился Гестерис.

Гласы Земли, Моря и Огня сгрудись за спиной гласа Ветра.

— Адвоката погубил ее грех. И ее смерть, хоть и последовавшая столь неожиданным способом, явилась неизбежной расплатой за ее деяния. Однако здесь, на вершинах власти, где некогда высилась стойкая преграда скверне, ныне веет холодный ветер. И творцы недуга, охватившего сей город, по-прежнему на свободе.

Васселис почувствовал, что его настроение начинает падать, а надежды трещать по швам.

— Пойдемте, — пригласил он. — Сядем и побеседуем. Адвокат открыла дверь для такой возможности. Не позволим себе снова впасть в былую вражду.

Глас Ветра печально улыбнулся и покачал головой.

— Нет необходимости, маршал Васселис. Голова чудовища отсечена, теперь должно умереть и тело. Сейчас мы заберем Восходящих с собой, а если ты попытаешься этому воспрепятствовать, мы пошлем за ними Доспехи Бога, и на сей раз никакой осады не будет.

— Вы намерены штурмовать дворец? — спросил Васселис, не веря своим ушам. — Вы хотите вновь вовлечь граждан, ваших верных чад, в бессмысленный, опасный конфликт? Должен напомнить вам еще раз, что нам угрожает вторжение. Мы не имеем права терять жизни. Доспехи Бога необходимы для защиты города. А граждан надо эвакуировать.

Глас Ветра усмехнулся, и Васселис напрягся. Гестерис стиснул зубы и сжал кулаки.

— Нет никакого вторжения. Никакой угрозы. Есть лишь отречение от зла. А вы, нагнетая беспочвенные страхи, лишь испытываете наше терпение.

В это мгновение тон колокольного звона и музыки горнов и рогов изменился: размеренные, траурные звуки уступили место быстрым, резким, повторяющимся сигналам тревоги, эхом разносившимся над крышами. Глас Ветра изумленно раскрыл рот и поднял глаза к небу.

— Никакого вторжения, говоришь? — Гестерису пришлось чуть ли не кричать, чтобы перекрыть громовой набат. Он шагнул вперед и сгреб гласа за грудки. — А это, по-твоему, что — праздничный перезвон?

— Этого… не может быть! — выдавил глас Ветра, — Это была ложь!

Васселис встал между ними и, мягко отстранив Гестериса, сказал:

— Нет, глас, это была правда. Ваше нежелание поверить в нее стоило Адвокату рассудка, а потом и жизни. Вы разорвали город на части, но это последнее, чего вам удалось добиться. А сейчас я хочу, чтобы Хорст Веннегур предстал передо мной в течение часа. Потому что, веришь ты этому или нет, мертвые действительно наступают. И у меня создалось впечатление, что даже окетаны не способны остановить их. Да, и не забудь покаяться перед каждым гражданином, которого встретишь на своем пути. Как мне кажется, ты обрек их всех на гибель.

ГЛАВА 59

859-й Божественный цикл, 10-й день от вершины генастро

— Меха накачивай!

«Окетар» шел на веслах борт о борт с вражеским кораблем, барабан отбивал убийственный ритм, и гребцы на гребных палубах ухали в такт, чтобы не сбиться с темпа. Сбавить ход сейчас было недопустимо. Ильев поднял глаза вверх, на мачту. Парус свернули, только трепещущий край вытянувшегося по ветру флага целился на корму корабля.

— Стреляй! — приказал он.

Цардитские лучники, расположившись вдоль борта своего судна, осыпали «Окетар» стрелами через разделявшее два судна небольшое водное пространство. Они молотили по щитам, поднятым, чтобы прикрывать меха и трубу установленного на корме корабля Конкорда боевого огнемета. Кормчий Ильева судорожно вцепился в румпель, чтобы не допустить столкновения при максимальном сближении и предельной скорости.

Миг — и труба выбросила струю горящей нефти. Копье ревущего пламени сорвалось с флагмана Конкорда в момент его прохождения мимо цардитской триремы и окатило ее палубу с кормы до носа.

— Право руля! — выкрикнул Ильев.

Кормчий всем весом навалился на румпель, резко уходя в сторону от вражеского корабля, весь правый борт которого охватило пламя. На гребных палубах воцарился хаос. Горящая жидкость растекалась по веслам, гребцы побросали их, и потерявшую управление трирему развернуло налево. Ильев слышал дикие крики. Дальность выстрела составила почти сорок футов. Хотелось бы, чтобы струя могла поражать мачты и поджигать паруса, но результат и так был неплох.

Триремой овладевала паника. До его слуха донесся немыслимый, нечеловеческий вой мертвых, погибавших от огня в страшной тесноте трюмов. Звук этот был ужасен, и Ильев испытывал искреннее сострадание к этим ни в чем не повинным людям, которых приходилось приносить в жертву ради спасения Конкорда. Пожар на вражеском корабле не унимался, вода лишь подпитывала огонь. Горючая жидкость глубоко приникала в дерево, способствуя еще более жаркому и быстрому возгоранию. Пламя вздымалось к небу и шипело у ватерлинии, соприкасаясь с водной поверхностью.

Ильев произнес краткую молитву о всех, кто был взят в лоно Окетара, и отвернулся. Каперы эскадры окениев бороздили море перед двумя десятками низко сидевших в воде трирем, и седьмой отряд тоже был на воде, дожидаясь, когда Ильев присоединится к ним. У него на глазах капер четырнадцатого отряда в нескольких сотнях ярдов справа по борту нанес таранный удар по носовой части корпуса цардитского корабля. Сильный толчок заставил тяжелое судно качнуться, и в это время второй капер поразил его тараном в корму.

Однако при всем своем мужестве и умении защитники Конкорда были в меньшинстве. Ильев выругался. Они проглядели опасность! А ведь он знал, что им понадобится флот, чтобы переправить мертвых через Тирронское море. Предполагалось, что с этой целью цардиты поплывут вокруг южной оконечности Гестерна. Предполагалось.

Но они оказались хитрее. Располагая мускульной силой огромного количества мертвецов и вторгнувшись в Гестерн, не оказавший захватчикам ни малейшего сопротивления, цардиты не стали рисковать тем, что окетаны и окении перехватят их в проливе между Гилденским и Тирронским морями. Они просто-напросто сняли снасти со своих кораблей и потащили их через Гестерн волоком. Невероятное предприятие, удавшееся лишь в силу полной неутомимости, неприхотливости и безотказности мертвых. Так или иначе, к тому времени, когда в Конкорде поняли, что происходит, на западном побережье спустили на воду две сотни кораблей. Слишком много даже для окетанов.

Что бы они сейчас ни предприняли, часть мертвецов высадится на суше.

С высоты мостика Ильев видел вдалеке белые стены и красные крыши Эсторра. Два дня назад на город обрушился ужас перед нашествием мертвых. Теперь все надеялись, что тридцати собранным в кулак кораблям удастся потопить именно то судно, на котором находятся гор-каркулас. Тут многое зависело от игры случая, и никто не узнает, что успехдостигнут, пока суда Царда не повернут назад или, уткнувшись в берег, так и не извергнут из трюмов мертвое воинство.

Цардитские паруса пятнали горизонт, словно безобразные кляксы над безупречной гладью океана. И среди них находились суда Конкорда, захваченные на острове Кестер. Резерв, на который Ильев рассчитывал, но его опередили. Причем цардиты, непонятно как, ухитрились до самого последнего момента скрывать наличие у них этих кораблей.

Ильев ломал голову, думая о том, что бы он мог еще сделать. Получалось — ничего. Никакие дополнительные меры, которые он реально способен был предпринять, не облегчили бы того бремени, что лежало сейчас на его сердце. Так или иначе, он сигнализировал флажками на берег и получил из порта ответный сигнал, что сообщение о вторжении принято. По крайней мере, в Эсторре знают о надвигающейся беде, и враг не застигнет город врасплох.

— Кэп!

Ильев повернулся на оклик и посмотрел вниз, через левый борт. Кашилли стоял у румпеля своего капера.

— Кашилли, как там дела?

— Перестань ворчать себе под нос как сварливая жена, слезай и посмотри. Врагов топим. Молотами машем.

Ильев кивнул.

— Ладно, подай к корме. Сейчас перейду к вам.

Он пробежал по палубе корабля и подозвал капитана.

— Продолжай в том же духе. Сближайся, поджигай и отваливай. Погибший мертвец — хороший мертвец.

— Так точно, адмирал.

— Капитан, мы можем сделать только то, что позволит нам Окетар. — Ильев улыбнулся. — Зов прозвучал, и мы откликнулись. Помни это! Сражайся! И следи за окениями. Ударь в центр! Мы выдвинемся на полмили вперед.

С этими словами Ильев закинул ногу на бортовое ограждение и с высоты кормы нырнул в воду, почувствовав холодные объятия моря и поддерживающую длань Окетара. Положившись на милость морского бога, он вынырнул на поверхность и, услышав окрик Кашилли, поплыл в нужном направлении, энергично орудуя руками и ногами. Впереди его ждала опасная работа.

* * *

— Я чувствую ее, — сказал Кессиан. — Она почти рядом. Почему мы не можем пойти к ней?

— Тише! — Криком Гориан лишь усугубил собственную головную боль и усилил чувство усталости. — Кончай ныть! Ты не понимаешь, что мы не готовы?

— Но почему? Все собрались здесь. Оссакер с Ардуцием тоже. Даже тот мужчина, которого мы искали раньше.

— Да, и никто из них не поймет, чем я стал. Или чем стал ты. Сам знаешь, они ненавидят меня.

— Я мог бы пойти к маме один. Привести ее к тебе, чтобы мы трое были вместе, как ты говорил.

— Нет.

Гориан пытался найти нужные слова, но они никак не приходили на ум. Тем более сейчас, когда сквозь его сознание проходил столь мощный и плотный энергетический поток, что это грозило затопить даже его. Он был полностью сосредоточен на своих людях, на том, чтобы поддерживать их в движении, и любое другое действие, отвлекающее от главного, требовало колоссальных дополнительных усилий.

Гор-каркулас и его вторая армия, идущая с Хураном, подходили к критической точке сближения, и источник энергии, находившийся так близко от него, был почти неисчерпаем. Это подтверждало правильность избранной тактики. Как только две армии соединятся, Гориан сможет направить через четырех каркулас невообразимый поток силы. Земля напряженно гудела, когда он выкачивал из нее жизненные соки.

На поверхности, где живые все еще двигаются в надежде помешать ему, кое-кто должен будет это почувствовать. И кое-кому это не понравится. Кессиан бессознательно вплел этот поток в энергетическую карту, сотворенную Горианом, но именно благодаря этому мальчик — вот ведь незадача — знал теперь так много о тех, кто находился на стене.

— Ну, братишки-сестренки, каково вам? — прошептал Гориан. — Каково чувствовать, что я здесь, и ощущать свою полнейшую беспомощность, а? Жаждать моей крови, но трепетать перед силой, которой я обладаю.

— О чем ты говоришь?

Гориан встрепенулся, вернувшись к действительности.

— Мальчик мой, кончай долдонить у меня над ухом. Отстань. Оставь меня в покое. Готовься. Наши враги будут использовать самые грязные методы, чтобы расправиться с нами. Нашим людям необходима сила. Они не должны упасть. Ты понимаешь это?

— Да, отец.

Он проследил за тем, как Кессиан исчезает на прогалине среди деревьев, отправившись на поиски тех, кем он поклялся командовать. В последнее время мальчику были преподаны нелегкие уроки контроля, и сейчас он был хорошо подготовлен.

Гориан улыбнулся. Луч солнца пробился сквозь свежую листву над его головой, такую же сочную и здоровую, как трава под его ногами. Это был оазис чистоты, куда не ступали его люди. Островок простой, естественной красоты, которую он решил сохранить нетронутой. Завтра его армии соединятся, и его сила удесятерится. Завтра у него появится возможность начать победный марш на Эсторр, где опустевший трон будет дожидаться, когда он взойдет на него в величии и славе.

* * *

Страх стал осязаемым. Он окутывал всю Драгоценную преграду, словно густой, влажный и липкий туман. Беженцы, еще недавно полагавшие, что здесь они в безопасности, вдруг обнаружили, что находятся близ новой линии фронта, причем на сей раз бежать некуда. Куда бы ни направился Ардуций, всюду звучали жалобы и молитвы. Все это производило жуткое впечатление. В лагерях горели сотни костров, в полумраке между палатками улавливалось шевеление множества людей, и оттуда все громче звучали горестные стенания. Надежды людей трепетали на ветру, как языки пламени их костров.

Между ними и тысячами мертвецов Гориана стояли только трое Восходящих. Правда, здесь же развернулись широким фронтом два легиона, но они были только приманкой. Приманкой для Гориана. Остальные вооруженные силы Конкорда разместились на самих укреплениях, откуда велось наблюдение за продвигавшимися по равнине мертвецами. В течение дня они приблизятся на дистанцию, позволяющую завязать бой. Цардиты продолжали наступать следом, но из этого пока ничего не вытекало. Будущее покажет, были ли слова Рутрара правдивы, либо же он являлся шпионом, как считал Даваров.

Восходящие шли к передовой линии через зловоние лагерей беженцев. Их косили болезни, что неизбежно в условиях такой скученности, но сейчас внушало особую тревогу. Ардуций чувствовал, что Гориан намерен начать игру, имея на доске достаточно фигур и обеспечив себе возможность делать неожиданные ходы. И разумеется, если послушные ему мертвецы вдруг поднимутся прямо посреди граждан и солдат Конкорда, это может породить хаос. Конечно, Дел Аглиос предвидел такую возможность и отдал приказ, чтобы каждого умершего расчленяли до состояния полной потери передвижения, однако наивно было думать, будто во всех этих огромных, вмещающих около пятидесяти тысяч человек лагерях люди так и бросятся исполнять его приказ. Наверняка многих усопших просто закапывают, а значит, в критический момент они смогут восстать из могил.

— Почему бы им не атаковать этих мертвецов, когда они явятся? — сказал Оссакер. — Пятьдесят тысяч против восьми или около того? Да они бы их смели.

— Ага, только кто решится первым выступить против ходячего трупа? — спросил Ардуций. — У них нет для этого воли, нет силы духа. Почувствуй их страх. Попробуй на вкус.

— В любом случае, он не станет пытаться решить дело стремительным натиском, — напомнила Миррон. — Поступит так, как, по словам Роберто и Даварова, действовал в других местах. Выставит заслон из мертвецов.

— Как бы его мертвецы не поднялись у нас в тылу, — вздохнул Оссакер. — Неплохо бы куда-нибудь убрать беженцев. Не знаю, как вы, а я чувствую там просто гнездо болезней. Они быстро распространяются. Главным образом дифтерия, но не только. Удивляться нечему — скученность, грязь, нехватка еды и чистой воды.

— Легко сказать — убрать, а куда они пойдут? Их ведь тут целый город собрался. Стоит кому-то побежать, такая паника начнется… сущий кошмар! Недаром Даваров велел Диким Копьям взять их в оцепление.

Ардуций обратил внимание на линию сторожевых костров: хотя в оцеплении задействовали всю пехоту Копий, кордон получился тонким и в случае массовой паники вполне мог быть прорван. Оссакер, конечно, прав, лучше бы их отсюда убрать, только поздно. А ведь некоторые, едва появились первые тревожные вести о появлении врага по эту сторону стены, бросили все и бежали на юг. Большинство, однако, предпочло остаться под защитой армии, хотя теперь, как чувствовал Ардуций, многие горько сожалели об этом решении. Судя по общей атмосфере, подавляющее большинство.

Восходящие шли и шли: мимо позиций метательных машин, мимо отдыхающей армии, дальше, вглубь открытой равнины Нератарна. Там всего в каких-то двух милях ждал Гориан. В этом у них не было ни малейшего сомнения. Их безошибочно оповещали об этом потоки болезненных энергий, пробегавшие под землей и тянувшиеся к их жизненным силам, заражая периферию сознания.

— Как здесь темно, — пробормотала Миррон. — Как пусто. Она опустилась на колени и положила ладони на землю, ища ключ к разгадке. Ардуций с Оссакером присоединились к ней, одновременно открыв свое сознание и потянувшись вглубь земли. Оттуда навстречу им хлынула мерзость и тошнота: казалось, там, внизу, искажено все, чему они доверяли. Там бурлила негативная энергия, потоки, составленные из болезни, разложения и смерти.

Мощнейшие, фундаментальные энергии. Составляющие основы мироздания, добычей которых является все живое на земле и чьей жертвой в конечном счете становятся все без исключения. И так далеко, насколько достигали их чувства, на восток и на запад, эти потоки доминировали над медленно текущими энергиями земли, отравляя их болезненной серостью, являвшей собой смерть.

— Он тоже там, Миррон? — спросил Оссакер.

— Не знаю, — ответила она со вздохом, сглатывая подступивший к горлу ком. — Я даже не уверена, могу ли и дальше чувствовать его, даже если он там. Его энергия ощущается отдаленной, почти неуловимой, словно сон.

— Ты должна верить в себя, Миррон. И ни в коем случае не упускай его, даже на мгновение, иначе и вправду потеряешь.

— Я стараюсь изо всех сил, Арду. Честное слово. Но Гориан пятнает все вокруг. Его скверна повсюду вокруг нас, она в воздухе, она просачивается сквозь землю, разливаясь, словно река в половодье. Как мы можем справиться с этим? Как можем сдержать его?

Ардуций потер ладони и встал.

— Напрямую не можем, — согласился он. — Он слишком могуч, и эта мертвая энергетическая карта просто необъятна. Я так и не могу понять, как ему это удается, а ты?

— К счастью, этот путь для нас закрыт, — отозвался Оссакер, — так что гадать об этом нет смысла. Что у тебя на уме?

— Как ты думаешь, когда Гориан занят управлением всеми своими мертвецами, много ли у него остается сил для чего-нибудь еще? Мне кажется, совсем немного. Я предлагаю воспользоваться этим и сотворить такое, что заставит его задуматься. Однако, чтобы все получилось как надо, даже если повезет, нам потребуется большая часть ночи.

— Арду, ты имеешь в виду что-то связанное с ветром? — спросил Оссакер.

Ардуций кивнул.

— Ты нам поможешь, Осси?

— Мы ведь убьем только его, а мертвым дадим возможность освободиться и обрести покой, правда?

— Только это.

Оссакер кивнул в ответ, и цвет его глаз перетек от оранжевого к спокойно-зеленому.

— Я с тобой, Арду.

— Какой у нас день будет послезавтра? — неожиданно спросила Миррон.

— Двенадцатый день заката генастро, — улыбнулся Ардуций.

— День рождения отца Кессиана.

— Самый подходящий день, чтобы покончить с этим злом, — заявил Ардуций. — Помните, мы едины и всегда должны быть едины. За работу.

* * *

Хуран бушевал так, что это, наверное, слышали даже на стенах Драгоценной преграды, и просенторы Рутрар и Крейсан не могли его утихомирить. Криком король пытался облегчить свое горе. Его доспехи были разбросаны вокруг шатра, подушки, одеяла, парусина, одежда порублены и разодраны в клочья. Перья кружились в воздухе, от кровати остались одни щепки.

Острый клинок Хурана Рутрар почувствовал на своей руке, когда в первый раз попытался успокоить короля. Рана кровоточила, но он не обращал внимания. Хуран, тяжело дыша, стоял в центре разгромленного шатра с мечом в одной руке и ножкой от стула в другой. Глаза его полыхали яростью, лицо побагровело, он озирался по сторонам, словно высматривая, на что бы еще обрушить свой неутоленный гнев.

Но в пределах его досягаемости уцелели только Крейсан и Рутрар.

— Прошу тебя, мой король! Ты переполошишь армию и вселишь в людей страх.

Хуран уставился на Крейсана, и Рутрар ощутил силу его взгляда. Крейсан отчаянно старался не дрогнуть и не отвести глаз.

— Они должны бояться! — Голос Хурана громыхнул, как камнепад в горах. — Они должны бояться за свои жизни!

— Пора вложить меч в ножны, мой король, — мягко произнес Крейсан, протягивая вперед руки.

Хуран взмахнул клинком. Крейсан отшатнулся. Отточенная сталь просвистела в волосе от его пальцев.

— Он убил моего сына! — Рев Хурана разносился по всему лагерю. — Я хочу, чтобы сердце этого ублюдка поднесли мне на блюде. Чтобы его глаза взирали на меня в ужасе от того, что он посмел сделать! Прочь с дороги!

Хуран попытался оттолкнуть Крейсана, но просентор стоял твердо. Тогда король отступил на шаг и занес меч для удара.

— Прочь с дороги!

Клинок обрушился вниз. Но Крейсан был наготове. Поднырнув под державшую меч руку, он толчком обеих ладоней увел ее в сторону и вместе со сбитым с ног королем покатился по земле. В тот же миг Рутрар здоровой рукой перехватил ножку стула, которая в противном случае вышибла бы Крейсану мозги. Король в бешенстве воззрился на своих командиров, которые прижимали его к полу шатра. Он обладал силой троих человек и при этом не помнил себя от злости. Хуран дрыгал ногами, тело конвульсивно дергалось, на бычьей шее вздувались мышцы.

— Вы оба поплатитесь за это жизнью! Отпустите меня! Стража! На вашего короля напали!

— Нет, Хуран! — выкрикнул Крейсан. — Ты должен успокоиться. Тебе все равно не добраться до него. Он вне досягаемости.

В шатер вбежали стражники.

— Пустите меня к нему! Я должен убить его немедленно! Уберите ваши поганые руки!

Король стал яростно вырываться. Рутрару с трудом удавалось удерживать его руку с мечом, в то время как четверо растерявшихся стражников стояли у входа, разинув рты.

— Выбирайте! — крикнул просентор, повернувшись к ним. — Помогите нам успокоить его или заберите нас.

— Вестфаллен! — орал король. — Слышишь меня, ублюдок? Я иду за тобой!

Стражи двинулись вперед.

— Мы не причиним ему вреда, — выдохнул Крейсан. — Кто-нибудь, заберите у него меч. Он собирался убить себя, а заодно и кого-нибудь еще.

Лицо Хурана раздулось, глаза выкатились из глазниц.

— Я! Его! Убью!

— Прошу тебя, мой король, успокойся, — увещевал Крейсан, стараясь поймать его взгляд, казавшийся взглядом безумца. — Хуран, друг мой, мой король, послушай меня. Послушай!

Возможно, близкий к отчаянию тон Крейсана заставил стражей поверить ему. Рутрар почувствовал, что они приняли решение. Правильное. Двое наклонились к рукам короля, разжали пальцы и забрали у него оружие. Двое других сели ему на ноги, прижав их к земле, хотя торс Хурана продолжал дергаться и выгибаться.

Теперь, когда стражники держали Хурана за оба запястья, Крейсан смог разжать руки и взял в ладони его лицо. Король напряг могучую шею, силясь отвести глаза.

— Хуран. Нам понятна твоя ярость и твое горе. Мы все разделяем их. Вся сила мести Царда непременно обрушится на Гориана Вестфаллена, убившего твоего сына. Но это не может произойти сегодня. Хуран, ты слышишь меня?

Рутрар заметил, что на лицо Хурана вернулось осмысленное выражение. Безумие покинуло его, он нахмурился, а потом из его глаз потекли слезы.

— Он отнял у меня все, — прошептал Хуран, и на сей раз в его голосе звучали одиночество и отчаяние. — Мой род пресекается. Кто будет править после меня, когда я уйду? Мой сын, мой бесценный сын!

— У нас сейчас нет другого выхода, кроме как продолжать начатое, — продолжал Крейсан. — Гориан сейчас по ту сторону стены. Помнишь, о чем мы говорили? — Хуран кивнул. — Используй мертвых против Конкорда. Пусть они идут на штурм, пусть проломят стену, чтобы открыть нам путь к Гориану. Тогда мы сможем нанести удар. Что бы ни говорил Рутрар, доверять Конкорду нельзя.

— Оставьте меня, — потребовал Хуран.

— Что мы скажем твоим воинам? — спросил Крейсан. — Они все были свидетелями твоего горя.

— Скажи правду, но не всю. Что произошло, но не каким образом. А также объяви следующее: когда мертвые пойдут на штурм стен, мы останемся позади. Ни один из моих людей не должен погибнуть при этом штурме. Первую кровь, которая будет пролита цардитами после прорыва, пролью лично я, и это будет кровь Гориана Вестфаллена. В том я торжественно клянусь!

* * *

Крейсан знал, что делать бы этого не стоило, но справиться с собой не мог. В лагере мертвецов стояла тишина и жуткая вонь. Казалось, порча и гниль проникают в его тело сквозь все отверстия, все царапины и поры. Глаза жгло, в носу свербило, в горле першило. Но деваться было некуда.

В самой середине лагеря стояла открытая повозка, в десять рядов окруженная мертвецами. Крейсан направлялся прямо туда. От общей массы отделилась фигура и под взглядами мертвых выступила ему навстречу.

— Ашет.

— Крейсан. — Ашет улыбнулся, сверкнув заостренными зубами. — У вас там какое-то волнение. Мне нужно поставить о чем-нибудь в известность моего господина Гориана?

Крейсан плюнул на землю, под ноги Ашету.

— Король все знает. Твой король. Пришло время тебе и твоей мрази решить, кому ты служишь.

Ашет расхохотался, и его смех отвратительным шепотом повторили сотни ртов. Крейсан поежился.

— Нет, просентор. Я давно решил, кому служу. Время выбора настало для тебя. Но думай побыстрее. Рассвет и слава не за горами.

ГЛАВА 60

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

— Пригните головы и не поднимайте глаз! — проревел Даваров. — Я не хочу, чтобы хоть один из вас погиб, ясно?

Эти слова, пронесшиеся вдоль гребня Драгоценной преграды, предназначались тем, кто собирался под огромной стеной. Смоляные бочки были зажжены по всей ее длине, рычаги катапульт отведены назад, луки натянуты. Наконечники стрел и камни обмакнули в вар, готовясь поджечь. Помимо наваленных грудами булыжников, которые предстояло запалить и обрушить на врага, в распоряжении расчетов метательных машин имелись металлические фляги, наполненные взрывчатым порошком, обладавшим, как убеждал Даварова Джеред, страшной разрушительной силой. Клети с этими флагами, помещенные в веревочные сети, подвесили к зубцам крыши форта.

Ответные возгласы, взмахи флажков и поднятые в воздух кулаки сообщили, что приказ принят и понят.

— Мертвые идут, чтобы сразиться с нами, но на эту стену им не взобраться. Не дайте им запугать себя, и мы устоим. Помните, что каждый павший с нашей стороны переходит на сторону врага и увеличивает его силу. Смотрите на ваших друзей, на ваших братьев. И не оглядывайтесь назад, в сторону Нератарна. Там мы выставили против врага самую могучую силу, какой когда-либо располагало человечество. Я верю в Восходящих. Я сам видел, на что они способны. Они не отдадут наших людей мертвецам.

Сделав паузу, Даваров со своей позиции над воротами обвел взглядом равнины Атрески. Оттуда, уже преодолевая последнюю милю и оставляя после себя темный след, растянувшись по фронту более чем на три мили, наступали мертвые, тысячи и тысячи мертвых. Ветер дул с их стороны. Вместе с запахом разложения оттуда веяло ужасом, перед ними катилась гробовая тишина. На горизонте были видны движущиеся очертания метательных машин.

— Не поддавайтесь ужасу! Солнце светит для нас! Благословение Всеведущего да пребудет с нами! Владыки Неба и Звезд взирают на вас!

Сегодня нам предстоит восстановить равновесие мира. Место мертвых под землей, а ходить по поверхности — удел живых. Мы вернем естественный порядок вещей, и все вы внесете в это свой вклад, каждый из вас!

За Атреску, за Нератарн, за Эсторию и за меня!

Даваров выхватил меч, и солнце сверкнуло на тяжелом, длинном клинке. После привычного гладиуса он ощущался в руке странно, даже неловко, однако генерал усиленно овладевал новым, пригодным для борьбы с необычным врагом, оружием. Так же как и его армия, пехотинцы вооружились длинными копьями-сариссами, боевыми топорами и молотами. Жаль только, времени на подготовку к войне, не похожей ни на одну из тех, которые Конкорду приходилось вести прежде, было явно недостаточно.

— Скосите для меня это поле, — тихо добавил он, омываемый потоком ответных восклицаний легионеров. — Режьте и жгите.

— Славная речь, — промолвил Роберто.

Даваров улыбнулся.

— Ну, я достаточно наслушался твоих обращений к войскам, может, что-то и позаимствовал.

— Во всяком случае, краткость.

— Ты намерен остаться со мной? — Улыбка Даварова истаяла, и он устремил на Роберто испытующий взгляд. — Уверен, что твое место не там, на другой стороне?

Роберто покачал головой.

— Я не могу быть с ними. Джеред обо всем позаботится, он и твои полевые командиры. Проклятье, Даваров, ты ведь знаешь, что в глубине души я отчасти желаю, чтобы они потерпели неудачу. Погибли, были сметены с лица земли, оставив победу на долю легионов, как оно и должно быть. Освободив мир от колдовской скверны.

— Но они наше главное оружие, — вздохнул Даваров. — И ты сам знаешь, что без них победы не будет.

— Я в этом не уверен.

— Уверен, Роберто, еще как уверен.

— Но ведь их нет с тобой, на этих стенах, но ты не опускаешь рук. По-твоему, мертвецы прорвутся?

— Это вряд ли, — хмыкнул Даваров.

— Ну вот.

— Но позади нас нет никаких стен, кроме той, что воздвигнут они силой своего дела. Ты должен желать им успеха.

— Я желаю успеха Конкорду. Но это не одно и то же.

— Ну, Роберто, дело твое. — Даваров пожал плечами.

Над ними раскинулось бесподобно ясное, голубое небо, но над Гау и предгорьями вокруг озера Айр собирались тучи. Черные, высокие, зловещие, клубящиеся тучи словно перехватывали и закручивали вокруг себя ветер. На стены пала тишина, и единственными звуками перед началом дела Восходящих стали крики, вопли и вой десятков тысяч беженцев, пойманных в ловушку мертвецами и собственным страхом.

— Ну, — пробормотал Даваров, — вот и началось.

* * *

Миррон могла отслеживать их по следам в воздухе, сквозь почву, по оголению живого ландшафта. Мертвые воспринимались как пустоты в насыщенной ткани всех четырех стихий, как перемещающиеся пятна серого, просачивающиеся сквозь почву и обращавшие в ничто медленную энергию земли и быстрые токи животных и растений.

Они наступали двумя различными фронтами. Гориан должен был понять, что Восходящие атакуют на открытой, неукрепленной стороне, и его армии двигались порознь, в нескольких милях одна от другой. Джеред по совету Ардуция выдвинул метательные машины против одной из них, в то время как Восходящим предстояло сдержать и уничтожить другую. А если получится, то и обе.

— Хорошо бы вы оказались правы, — заметил Джеред. — А то ведь позади нас широкое открытое пространство. А если вы ошибетесь?

— Не ошибемся, — сказала Миррон.

Джеред ухмыльнулся.

— Бьюсь об заклад, тебе бы этого не хотелось.

Ардуций уже вовсю погрузился в первую стадию дела: формировал над озером Айр и Гау высокие, мощные грозовые тучи, используя особенности местности для придания им как можно большей плотности и размера. Перед ним поставили бочку воды, через которую он устанавливал соединения с характерными для генастро живыми энергиями роста, служившими катализаторами его усилий.

— Миррон, ты мне нужна. — Голос Ардуция прозвучал словно бы издалека, и в нем слышалось напряжение.

— Что тебе требуется?

— Усилить энергетические каналы, формирующие облака. Думаю… — Он приумолк, потом продолжил: — Осси, он ведь любитель строить и конструировать. Пусть пока держится в сторонке.

Миррон присоединилась к Ардуцию в его деле, предоставив ему черпать дополнительную силу из колодца своих возможностей. Не мешкая, она направила свою энергию в воду, установила контакт, и сквозь ее тело тут же протянулись голубые нити к формировавшимся Ардуцием мощным каналам, уходящим на север и юг.

Теперь она чувствовала и Гориана, который атаковал периферию силовой конструкции Арду. Копья холода устремились в землю, мороз пронизывал верхний слой почвы. Через контактные каналы замораживающая энергия стала вливаться и в нее. Миррон поежилась. Послышался треск замерзающей воды.

— Осси! — отрывисто позвал Ардуций. — Быстрее!

— Я здесь, — отозвался Оссакер.

Миррон ощутила его теплое присутствие, как если бы он закутал ее в одеяло. Земля и вода согревались. Энергия Оссакера подействовала практически мгновенно. Охранительная пленка обволокла силовые каналы, спасая их от холода. Миррон открыла глаза. Оссакера била дрожь, его руки были погружены глубоко в землю, изо рта при каждом вздохе вырывались клубы пара. Влага в воздухе близ него конденсировалась, и все его тело окружал ореол тумана.

— Осси, — окликнула она. — Не работай сам.

— Другого пути нет, — прошептал Оссакер. — Пока вы заняты делом, земля вокруг вас умирает.

Он был прав. Ответный ход Гориана заключался в том, что он вытягивал из земли жизнь. Порча распространялась из глубины, постепенно поднимаясь к поверхности. Жизнь высасывалась из корней, покидала червей и насекомых, процесс уже начинал затрагивать растения, укоренившиеся лишь в поверхностном слое почвы.

— Оттолкни его! — выкрикнул Ардуций. — И не подпускай.

Миррон ощущала оказываемое Горианом давление, хотя как он это делал, понять не могла. Тысячи мертвецов наступали на них, и даже при наличии гор-каркулас и ее сына в качестве усилителей он просто не мог долго выдерживать такое напряжение. Это должно высосать из него все соки, опустошить его сознание.

Она слышала топот — армия мертвецов неуклонно приближалась, таща за собой метательные машины. Мертвые двигались с предельной для них быстротой, и Гориан явно надеялся, что они настигнут его противников прежде, чем Ардуций будет готов. Миррон воспринимала их как аморфную серую массу на фоне смыкавшихся позади них неба и деревьев. Они несли с собой туманную пелену скверны, облако сырости, служившее им броней, которая отсекала их от полезных энергий и делала недосягаемыми для Восходящих.

— Быстрее, Арду! — торопил Оссакер.

Миррон усилила энергетические стволы дела Ардуция. Теперь они гудели, переполняемые почти неудержимой энергией, вытягиваемой из них обоих. Большая часть воды из бочки испарилась, но к тому времени силовая сеть была сплетена и цепь замкнута. Тучи, наполненные желтыми и красными искрами энергии, более походившей на огонь, заволокли небо, неожиданно превратив ясный день в сумерки. Громыхнул гром, тьму прорезали молнии. На высоте в тысячи футов нити энергии свивались в спирали, распространяясь быстрее, чем мог уследить глаз.

— Почти готов, Осси. Держись!

Миррон хотелось надеяться, что он удержится. Гориан атаковал ее брата яростно и неотступно, словно знал, что это Оссакер не подпускает его к цели. Холод был глубоким и неослабевающим, как на самых высоких пиках Карка в самую сильную стужу дуса. Оссакер противился этому изо всех сил, напитывая сотворенный им щит здоровой, целительной энергией. Не добившись удачи одним способом, Гориан прибег к другому. Пронизывающие копья холода сменились обволакивающим плотным плащом, предназначенным для того, чтобы вытянуть из Оссакера все силы.

— Арду, — простонал он, и Миррон увидела, как посинели его губы.

Откуда-то издалека донеслось громыхание катапульт. Мертвые явились, и живые, запертые позади них, в ловушках своих лагерей, разразились отчаянными криками.

* * *

— Отпускай!

Даваров рубанул в воздухе рукой. Горнисты и сигнальщики подхватили и передали приказ по цепочке, и разом громыхнула сотня катапульт, со стены и с позиций позади нее. Сработали онагры и баллисты. Длинные рычаги взметнулись вверх, швыряя по дуге тяжелые снаряды, мощные тугие луки послали вперед толстые короткие болты или камни с кулак размером. Выпущенные из онагров, обмазанные смолой и подожженные камни взлетели в воздух, оставляя за собой дымящийся след. Даваров проследил за траекторией их полета и за тем, как они, одолев три сотни ярдов, падали в гущу врагов. Заряды баллист пробили бреши в движущейся стене мертвецов, сметая их с пути и отбрасывая назад. Еще большие разрушения приносили камни онагров. Сокрушив немало тел при падении, они катились дальше, ломая кости и расплескивая вокруг горящую смолу. На месте их падения взбивалось и разбрызгивалось месиво из грязи и плоти.

Наступление не замедлилось. На земле валялись горящие тела. Люди с оторванными руками и ногами пытались ползти вперед, повинуясь зову в их голове, не позволявшему им остановиться. Воздух наполнился скрипом воротов и лебедок — машины опять ставили на боевой взвод.

Внимание Даварова привлекла повозка, находившаяся далеко за пределами досягаемости метательных машин. Окруженная мертвецами, она стояла примерно в ста ярдах перед цардитским войском, не выказывавшим ни малейшего намерения идти в наступление. Их немногочисленные метательные машины выдвигались вперед. Но если они не атаковали Конкорд, то не атаковали и мертвых.

— Мошенники! — проворчал Даваров. — Я знал, что им нельзя доверять.

Онагры снова зарядили, причем на сей раз десять машин начинили сетями с камнями и флягами со взрывчатым порошком. Баллисты вновь со свистом метнули свои снаряды, проредив шеренги мертвецов, но и пробитые насквозь, они поднимались, чтобы продолжить наступление. Легионеры Гестерна и Атрески, покрытые ранами, со сгнившими лицами, в рваной одежде и ржавых латах, подгоняемые неумолимой силой, вставали и, спотыкаясь, брели вперед. Даварова передернуло. Даже на таком расстоянии были видны пробитые в телах мертвецов сквозные отверстия, за покрытыми слизью телами волочились по земле внутренности.

Первая катапульта метнула заряд со взрывчатым порошком.

Все взоры отслеживали траекторию полета. Даваров затаил дыхание. Мертвые уже основательно продвинулись вперед, и набитая камнями сеть, в которую было вложено взрывчатое содержимое, одолев расстояние в три сотни ярдов, упала среди задних рядов наступавших. Сначала он увидел, как мертвецов вокруг мест падения зарядов выкосило, словно каким-то чудовищным серпом. Каменные осколки, разлетаясь из центра, рвали тела в клочья, уничтожая их окончательно. Со сколькими мертвецами — пятьюдесятью, сотней или больше — покончил заряд, сказать было невозможно. И лишь спустя мгновение до слуха донесся грохот взрыва. Даваров инстинктивно пригнулся. Осколки камня барабанили о Драгоценную преграду.

Сеть падала за сетью, и только одна из них упала позади вражеского строя. Восемь остальных угодили в цель. Поле битвы утонуло в огне, дыме и пыли, земля вокруг окрасилась кровью. На ней, усеяв площадь не менее чем в четыреста квадратных ярдов, валялись расчлененные, растерзанные тела. Ничто в зоне поражения не двигалось, кроме единственного тела, изуродованного так, что в нем трудно было признать человеческие останки. Однако оно двигалось, несмотря на то что половину туловища оторвало полностью, от плеча до бедра.

Вместе с грохотом взрывов воздух наполнился жутким воем охваченных пламенем людей, распространявшимся от центра поражения. Мертвых людей, словно бы осознавших под конец свою участь. Обрубки тел корчились на земле. Конечности, головы, ошметки сорванной плоти расшвыряло во всех направлениях на сотни ярдов.

Однако на смену уничтоженным уже маршировали новые толпы мертвецов. Движение можно было видеть на севере и на юге, в направлении Гау и озера. Наступавшие даже не замедлили шага, ибо они не знали страха.

Даваров выругался.

— Их волю не сломить, — сказал Роберто. — Остается только уничтожать тела, одно за другим.

Даваров кивнул.

— Развернуть катапульты! Наводи! Стрелять в самую гущу!

Мертвые шли и шли, держа в руках луки, копья и штурмовые лестницы. При таком темпе продвижения они довольно быстро могли оказаться у стен. А этого ни за что нельзя было допустить.

* * *

Кессиан присел на солнышке, в укромном уголке прогалины. Он чувствовал их всех, этих людей, находившихся под его командованием. Его солдат. Людей отца, которых тот доверил ему. И он не допустит поражения Гориана, как чуть не случилось некоторое время назад. Тогда — теперь ему это ясно — он запаниковал. И каков результат. Эти люди не смогли делать то, чего он от них хотел. Многие были потеряны, и часть метательных машин тоже. Отец рассердился, взял командование на себя и одержал победу.

Надо же, а когда он играл в солдатики, казалось, что командовать так просто, проще некуда. Игрушки всегда выполняли все его приказы. Но отец сказал: это одно и то же, а значит, на сей раз он постарается заставить их делать именно то, что велено. Дело в его сознании представлялось ярким, прекрасным светящимся шаром, который искрился, подпрыгивал и испускал приятное тепло. Тысячи нитей тянулись от него, проходили сквозь землю и уходили в тело каждого человека. Четыре тысячи, как сказал отец. Или около того.

— Марш! — скомандовал Кессиан.

И они начали маршировать. Это стало получаться лучше, когда он додумался отбивать такт ладошами — они топали ногами в заданном ритме. Мальчик мог видеть их глазами, и он разглядел строй вражеских солдат со щитами, застывших в ожидании. Их онагры и баллисты. Множество солдатиков, которых нужно посшибать с ног.

Кессиан пошлет своих солдатиков в их гущу и в конечном счете приведет их всех к своему отцу. Даст им увидеть то, что должен увидеть каждый. Мальчик улыбнулся. Мама могла бы гордиться его успехами. Если бы она только знала.

Войско Кессиана целеустремленно маршировало, боевые машины выдвигались на позицию. Небо над головой потемнело, мальчик слышал, как поднимается ветер. До соприкосновения с врагом оставалось совсем немного. Предводитель мертвых, идущий в центре воинства, удерживал мертвецов вместе и сохранял порядок, но именно Кессиан заставлял их сражаться. Отец сказал ему, что можно было бы обойтись и без предводителей, но действовать через них проще и легче. В любом случае, как понимал Кессиан, ценности они не представляли, и им тоже придется присоединиться к людям Гориана.

Спереди донеслось громыхание, он увидел движение вдали. Взметнулись вверх рычаги метательных машин. Небо прочертили точки метательных снарядов, некоторые из них горели.

— Не бойтесь, — сказал Кессиан. — Все будет хорошо.

Камни обрушились на первые шеренги Кессианова войска, и глаза его застило красным. Кажется, где-то рядом послышался гневный голос отца, но уже в следующий миг он перестал чувствовать что-либо, кроме боли. Боли, устремившейся к нему по всем энергетическим линиям. Он истошно заорал, но никого, кто мог бы прийти на помощь, поблизости не было.

Его люди колебались, но он не мог позволить им остановиться.

— Марш вперед! Враг перед вами! Остановите этот камнепад!

* * *

Джеред закутал Оссакера в свой плащ, однако Восходящий стремительно терял силы. Его губы, щеки и пальцы посинели, волосы и ресницы покрылись инеем. Но он не сдавался, упорно продолжая ограждать работу Ардуция от вражеских поползновений.

Ардуций был почти неразличим в сияющей водной оболочке, вода кружилась вокруг него и Миррон, то уплотняясь, то утончаясь. Над ними грозно набухала темно-серая, почти черная туча, освещаемая вспышками молний. Низкие, басовитые раскаты грома возвещали о разрушительной силе, которую заключало в себе их дело.

Казначей поежился. Воздух вокруг сгустился, стал тяжелым и неподвижным. Зарождавшийся ветер тут же увядал, вся его энергия поглощалась массивной грозовой тучей, простиравшейся на мили и мили и тянувшейся навстречу другой такой же, наползавшей со стороны Гау. Сила, призванная Восходящими, была выше его понимания. Но он отлично осознавал, что воспользоваться ею им необходимо быстро. Промедление чревато гибелью. Мертвые уже приблизились на сто ярдов, вражеские метательные машины остановились, достигнув дистанции поражения.

— Миррон, там, под землей! — крикнул Ардуций. — Что там?

— Магнитные руды. Глубоко внизу, ниже энергетических линий мертвецов.

Миррон надсадно вздохнула. Джеред нахмурился.

— Да, — сказала она. — Мы можем установить соединение и замкнуть цепь.

— О чем речь? — Голос Оссакера донесся откуда-то изнутри, из глубины, пробившись сквозь истончающийся энергетический кокон. — Быстрее, Арду! Прошу тебя! Я держусь из последних сил.

— Еще чуть-чуть, — взмолилась Миррон и, бросив взгляд на Джереда, улыбкой поблагодарила его за попытку помочь Оссакеру. — Магнитная буря, вот чего нам не хватало!

— Готов, — заявил Ардуций.

— Готова, — откликнулась Миррон. — Соединяемся.

Ардуций вытянул руки и резко свел их вместе. В тот же миг два гигантских грозовых фронта столкнулись чудовищным грохотом, прокатившимся над стенами, лагерями и открытым пространством. Одна-единственная молния, ударив из тучи, угодила в наконечник копья, мертвеца, державшего это копье, разорвало в клочья, разметав кровь и обрывки плоти.

Джеред отскочил на шаг и воззрился на Ардуция. Восходящий держал руки сцепленными в замок.

— Сейчас, — пробормотал он. — Держитесь!

Ардуций разъединил ладони. Туча разорвалась на части, обрушив на землю свирепую стену воды. И еще более свирепый дождь молний. Во имя объятий Бога, мир не видел такой грозы! Тысячи, десятки тысяч огненных копий низверглись с неба, в долю мгновения одолев расстояние между тучей и землей. Мертвых рвало и кромсало на части, они взрывались, вспыхивали и прекращали свое существование. К небу, навстречу грозовым облакам поднимались столбы жирного черного дыма, хлеставшие по огню дождевые струи с шипением обращались в пар. Все это сопровождалось тяжелым громыханием, словно миллион бегущих ног топотали по сухой земле.

Джеред попятился, не в силах совладать с собой. Привычный к войне и крови, он даже представить себе не мог подобного масштаба уничтожения, подобного зрелища и подобных звуков. Трупы подбрасывало вверх, к самому небу, пылающие останки разлетались во все стороны, огонь пожирал части тела и внутренности. Разрушение затронуло не только мертвых — рамы катапульт взорвались, и в воздух взметнулись фонтаны горящих щепок. Искрился раскаленный металл, одежда и плоть обращались в прах и золу, а молнии все били и били, оплавляя камни и выжигая в почве воронки.

В отдалении, где живые держали второй фронт, метательные машины прекратили стрельбу. По той единственной причине, что им больше не во что было стрелять. Решительно не во что.

— Все кончено! — закричал Джеред. — Ардуций, дело сделано! Ради Бога, остановись! Остановись!

Услышав этот призыв, Миррон положила руку на плечо Ардуция. Хрупкий Восходящий подтянул руки к себе и скрестил их на груди. В тот же миг неистовство молний унялось, а тучи стали расползаться и рассеиваться, обращаясь в ничто. Пали последние капли, и дождь прекратился. Вода, коконом окружавшая его и Миррон, скатилась на землю, растеклась лужей и стала впитываться в почву.

Джеред посмотрел вперед. Сначала все поле битвы было затянуто дымом, но когда он стал развеиваться, видавший виды казначей сглотнул, чувствуя, как его пробирает озноб. На всем пространстве ничто не двигалось. Ничто! Мертвые были уничтожены. Всего за несколько мгновений тысячи мужчин и женщин обратились в пепел, в золу, в уголья. И все, что от них осталось, — сажа, пятнавшая землю, да тлевшие здесь и там огоньки догоравшей одежды или щепок.

Оссакер повалился на бок и лежал на земле, задыхаясь, дрожа и кутаясь в плащ Джереда. Ардуций и Миррон упали в объятия друг другу. Миррон плакала, Ардуций пытался ее утешить. Однако Джеред заметил на его лице следы потрясения и чуть ли не сожаления.

— Это было необходимо, — твердил Восходящий. — Это было необходимо.

А позади них, в лагере беженцев и дальше, где стояли ставшие свидетелями случившегося легионы, нарастал и ширился гром восторженных, ликующих возгласов спасенных людей.

ГЛАВА 61

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

— Убрать этих людей с пристани! В западный квартал и дальше!

Горизонт застили паруса цардитов, но триремы окетанов и каперы окениев сеяли в гуще врага хаос и разрушение. Полыхало пламя, к ясному небу вздымались клубы дыба, однако даже самые яростные усилия защитников не могли помешать врагам достичь гавани Эсторра. Их было слишком много.

Васселис придержал коня перед толпой солдат и горожан, запрудившей все подступы к гавани. Передвижение метательных машин осуществлялось мучительно медленно. То же относилось и ко всем прочим оборонительным мероприятиям: собрать и перегруппировать легионеров и Доспехов Бога в условиях, когда основная масса населения безумствовала, разрываясь между ужасом перед мертвыми и боязнью лишиться своего имущества, оказалось нелегко. Эсторр все больше и больше погружался в хаос.

— Где Веннегур? — требовательно спросил Васселис.

— Отбыл час назад, маршал, — ответил находившийся поблизости центурион.

Это был старый солдат, служивший триарием еще в прошлую войну, а сейчас подвизавшийся в ополчении. Бедняга надеялся на тихую, спокойную жизнь в отставке, но ему не повезло.

— Почему? Куда?

— Он не сказал.

— Еще бы он сказал! — Васселис проглотил вертевшиеся на языке ругательства. — Слушай, неужели мы, по крайней мере, не можем отогнать отсюда толпу назад, на форумы?

— Многие люди пытаются пробиться к своим судам и лодкам. Это моряки, купцы, торговцы, мечтающие убраться отсюда восвояси. Да еще пассажиры, оплатившие места на кораблях, — они не желают и шагу ступить с пристани, боясь, что суда отплывут без них. Кроме того, тут набилось множество народу, который просто не знает, куда приткнуться… помоги мне Бог, если я знаю, кто они такие! Зеваки, паникеры, ворье — всех понемногу.

Васселис повернул коня, озирая толпу. Ополченцы и присоединившиеся к ним Доспехи Бога образовали строй, загородив главный выход к причалам, однако сортировочныетоварные площадки кишели народом. Стоял невыносимый шум, все главные дороги, ведущие к пристани и с нее, были забиты битком, в неописуемой давке то здесь, то там вспыхивали драки. Приказы эвакуироваться в западном направлении по большей части не выполнялись.

— Вот цена, которую приходится платить тем, кто, развесив уши, слушал сладкую ложь ордена, — проворчал он. — Идиоты! Неужто они и в самом деле не понимают, что им грозит?

— Маршал, тебя искал мастер Стертий, — доложил центурион.

— Он и весь оставшийся Эсторр, — буркнул Васселис. — Ладно. Кто возглавляет оборону городской стороны?

— Маршал-защитник Кастенас курсирует между городской и гаванской сторонами, маршал. Но здесь, думаю, ответственный я.

— Тогда я рад, что нашел тебя. Как тебя зовут, центурион?

— Милий, маршал.

— Держи свой штандарт поблизости, ты понадобишься, когда враг высадится. Я вижу, что солдат у тебя не много, но нам необходимо очистить от людей дорогу к центральному форуму. У меня шесть онагров, взятых с Холма, но я не могу протащить их сквозь это месиво. Где второй легион Доспехов Бога? Веннегур обещал, что они будут здесь.

Милий пожевал нижнюю губу.

— Хочешь знать мнение простого солдата, маршал?

Васселис вздохнул.

— Думаю, что оно мне не понравится, но валяй, выкладывай.

— Они драпают на запад, маршал, в горы. Уносят ноги, поскольку знают, что одной верой им этого врага не одолеть, и боятся, как после всего случившегося посмотрят на них граждане.

— Скорее всего, ты прав, — кивнул Васселис. — Удрав из города в чистое поле, они предали тех, кто им верил. Ладно, попробуем обойтись тем, что есть. Дай сообразить. Стертий… он ведь на южном форте?

— Так точно, маршал.

Милий подал легионерам знак, чтобы они образовали проход, и тут кто-то схватил Васселиса за лодыжку. Посмотрев вниз, он увидел богатого купца — судя по одежде и обилию украшений, — который сумел прорваться сквозь оцепление и рывком преодолеть короткое расстояние, отделявшее его от всадника.

— Маршал Васселис! Я, Оливий Нулий, требую пропустить меня к моему судну, пришвартованному за спинами твоих головорезов. В настоящий момент ты являешься фактическим правителем города — так сделай что-нибудь!

— Когда Доспехи Бога взяли в осаду дворец, я умолял их эвакуировать город. Они меня не послушали. А ты где был, хотелось бы знать? Требовал, чтобы законному правителю было позволено править, или шнырял в рукоплещущей толпе, ища возможности подзаработать деньжат на общем горе? Ну вот, а теперь уже слишком поздно. Надо было уносить ноги, пока была возможность.

Мои, как ты сказал, «головорезы» выставлены для того, чтобы такие недоумки, как ты, не мешали обороне города. Бежать через гавань невозможно, в нее уже входит цардитский флот. Я тебя по-хорошему прошу, убирайся отсюда сам и приятелей своих забери. Очистите территорию порта и прилегающие улицы.

— Ты мешаешь честным гражданам осуществлять законную коммерцию! — завопил Нулий, чем привлек внимание многих горожан, толпившихся неподалеку.

Васселис свесился с седла.

— Не хочу тебя унижать, поэтому говорю тихо. Я вижу в твоих глазах страх. Ты знаешь, что надвигается на город, и хочешь удрать как жалкий трус. Ты и есть трус! А заодно, если выйдет, нахапать деньжат побольше. Я приготовился пожертвовать своей жизнью, а тебе придется всего лишь расстаться с кораблем. Переживешь, невелика потеря. Защищать граждан — моя обязанность, но мне стыдно, что ты принадлежишь к их числу. А сейчас убери руку, пока я ее тебе не отрубил!

Васселис пришпорил коня и поскакал на гаванскую сторону, где, по крайней мере, существовал какой-то порядок. Стена была уставлена катапультами и баллистами, у причалов в два, а то и в три ряда теснились суда, каждый из которых нашпиговали, облили и обмазали решительно всем, что только могло гореть, — лампадным маслом, сухой соломой и так далее. Рядом с метательными машинами стояли смоляные бочки, лучники и солдаты, вооруженные пращами, уже заняли свои позиции. Как только мертвые высадятся, здесь взметнется такой огонь, что он достигнет неба и дна океана. Лучший способ защиты, имевшийся в их распоряжении.

Маршал подъехал к южному форту, над которым реяли флаги, оповещавшие о вторжении, и карантинное полотнище острова Кестер. Зрелище, удручающее для каждого, кто это видел. Он бросил поводья работнику, караулившему в переднем дворе пару десятков лошадей, и побежал по широкому бетонному пандусу, что вел на крышу форта.

Царившая там тишина казалась неестественной после шума, гама и толчеи внизу. Оглянувшись на город, на взбиравшиеся вверх по склону холма улицы, Васселис увидел, что его онагры еще очень далеко. Норовистые кавалерийские кони пытались расчистить путь для влекомых бычьими упряжками тяжелых машин, но кишащие массы людей представляли собой преграду, пожалуй столь же непреодолимую, как каменные стены. Верные Адвокатуре воины не могли позволить себе прокладывать путь, убивая невинных людей.

Форт находился в состоянии готовности, что внушало некоторую надежду. Здесь были установлены шесть тяжелых онагров, а между ними — значительное число баллист. Все метательные машины имели хороший запас снарядов, включая и зажигательные. Дымились смоляные бочки. Расчеты боевых машин ожидали приказов. Сигнальщики с помощью флажков передавали и принимали сообщения.

Увидев Стертия и Кастенас на стене, выходившей на горловину гавани, Васселис направился к ним.

— Внизу происходит сущее безумие. Боже Всеобъемлющий, орден изрядно потрудился, убеждая людей, что угрозы со стороны мертвых не существует.

— А сейчас им придется на собственной шкуре удостовериться, как глубоко они заблуждались, — отозвалась Кастенас. — У нас не хватает ни пехоты, ни стрелков, ни метательных машин — везде, кроме этого форта.

— Это уже кое-что, Элиз, — заметил Васселис.

— Не думаю, маршал, — возразил Стертий, вручая ему увеличитель. — Смотри. Мертвые уже высадились с севера и с юга. Они подойдут к стенам самое большее через час.

Васселис посмотрел в увеличитель поверх расстилавшегося внизу города, в просвет между холмами. Он увидел паруса и странное плоскодонное судно, втянутое на берег.

— Но ведь ворота закрыты?

— Разумеется, — подтвердила Элиз. — Но у мертвых имеются лестницы, а мы не располагаем там никакими силами. Доспехи Бога на твои приказы не откликнутся. Веннегура и след простыл. А если ты покажешь мне на позициях хоть одного служителя ордена, я готова сплавать к северному форту и обратно в доспехах и плаще.

— Я слышал то же самое, — вздохнул Васселис, возвращая увеличитель Стертию. — А где они, эти святоши?

Элиз обвела жестом город.

— В Домах Масок. Собрали там своих чтецов, гласов и тому подобных. Мне докладывали: они утверждают, будто собираются отразить мертвых силой веры.

Васселис снял украшенный зеленым плюмажем шлем, подумывая, не размозжить ли ему собственную голову о зубцы стены.

— Коллективное помешательство! — прорычал он. — Тупые ублюдки! Нам нужен каждый меч, неужели Веннегуру это не ясно? Будь он сто раз святошей, но ведь он солдат!

Элиз презрительно поморщилась.

— Они перепуганы. Они боятся того, что нас ждет, — вот единственное объяснение. Те немногие из Доспехов, кто сохранил толику мужества, сейчас с нами. Остальные драпанули через западные ворота, под предлогом необходимости эвакуировать тех верующих, которые желают покинуть город.

— Ладно, забудем о них. Пока. А что у нас там, в горловине бухты?

Прежде чем Стертий ответил, Васселис сам посмотрел в указанном направлении. Чтобы увидеть пятьдесят или шестьдесят кораблей Царда, увеличителя не требовалось. А вот судов под флагом окетанов Васселис насчитал всего восемь да еще три капера. Передовым вражеским триремам оставалось пройти около полумили, чтобы оказаться в пределах досягаемости стоявших позади него онагров. Совсем немного.

— Что произошло с окетанами? — спросил он.

— Помнишь, что сказал Ардуций? — вздохнула Элиз. — Гориану только и надо, что заполучить в мертвецы одного или двух моряков на корабле Конкорда. Если он их оживил, это могло стоить нашим очень дорого.

— А Ильев?

— Он все еще там, в море, — ответил Стертий. — «Окетар» на плаву, и седьмой отряд действует. Кашилли всегда там, где жарче всего.

— Кто?

— Триарх капера Ильева. Он нам бы и на берегу пригодился. Силища звериная, страха не ведает.

— Нам бы таких тысяч десять, — улыбнулся Васселис.

С северного форта передали флажками сигнал. А затем над всем доносившимся снизу шумом пронесся звук, который нельзя было спутать ни с чем, — громыхнула выстрелившая катапульта. Эффект оказался мгновенным, на город пала тишина. Выстрел повторился. Потом снова, снова и снова.

Возобновился шум, паника и отчаяние усугубили его.

— Будем надеяться, что взрывчатый порошок действует именно так, как ты говорил, — сказала Элиз.

Грохот разнесся по всему городу, заставив толпу снова умолкнуть и обратить все взоры в одну сторону. Васселис невесело усмехнулся.

— Могу сказать, испытание прошло успешно. Время действовать и время молиться.

* * *

Даварову приходилось постоянно выкрикивать команды, чтобы расчеты метательных машин продолжали стрелять, и одновременно смотреть вперед, в сторону Атрески, хотя ему было трудно на этом сосредоточиться. Роберто и карку по имени Харбан стояли рядом с ним на крыше надвратного форта и, повернувшись спиной к штурмовавшим стены врагам, глядели назад, в сторону Нератарна.

Небо потемнело, раздался невообразимый звук, словно рушилась гора. Яростно полыхнувший свет опалил поля, и стоявшие на стенах мужчины и женщины возблагодарили Бога за то, что не находятся там, внизу, за лагерями беженцев.

На востоке мертвые продолжали наступление. На каждые полсотни выведенных из строя камнями и взрывчатым порошком, который продолжал использовать Даваров, приходилась сотня вновь выдвигавшихся вперед. Когда мертвецы попадали в пределы досягаемости лучников, их буквально нашпиговывали стрелами, но практически без всякого эффекта. Но больше всего Даварова беспокоили лестницы. Достаточно будет нескольким мертвецам взобраться на стены, и волна смерти распространится с большей быстротой, чем любая зараза.

Цардиты же по-прежнему в атаку не шли. Молчали и их метательные машины, стоявшие за пределами дальности полета снаряда.

— Подождите, ублюдки! — прорычал Даваров. — Доберусь и до вас, дайте только время.

Вера в возможность успешной обороны крепла. Небо позади прояснилось, солнечный свет пролился на лагеря и открытое пространство за стенами. Даваров обернулся на оглушительные крики, прокатившиеся к стенам с западных позиций с расстояния примерно в три мили.

— Не могу в это поверить! — вымолвил Даваров.

— Лучше поверь, — отозвался Роберто. — Ты знаешь, на что они способны.

Даваров ухмыльнулся и заключил Роберто в медвежьи объятия.

— Ты что, не видишь, что это значит? Дело идет к нашей победе! Похоже, при всем их числе им не прорваться за стены. Наша берет! Можно считать, все кончено.

Роберто, однако, на улыбку и объятия не ответил. Даваров выпустил его и отступил на шаг.

— Что-то не так, Роберто?

— Пока все мертвецы не вернутся в землю, а голова Гориана не будет красоваться передо мной на блюде, мы не вправе считать, будто все кончено.

Радостные восклицания прокатились по стенам. Даваров повернулся с намерением прикрикнуть и положить им конец, но вместо этого едва сдержал порыв присоединиться к всеобщему ликованию. Продвижение мертвых наконец прекратилось. Они остановились. Камни и разрывные снаряды продолжали падать, пробивая бреши в их гуще, а они просто стояли на месте, словно в ожидании неизбежного уничтожения.

— Мы все-таки сделали это! — сказал Даваров, чувствуя, как его захлестывает волна облегчения. — Сделали, теперь уже ясно! Роберто, ты только посмотри!

Роберто поглядел на поле боя и только покачал головой.

— Не прекращай стрельбу. Что-то тут не так. Я нутром чую.

Воодушевление Даварова спало. За долгое время службы под началом Дел Аглиоса он среди всего прочего четко усвоил и это. Если у Роберто, пусть ни с того ни с сего, появляется подобное предчувствие, значит, надо быть начеку.

* * *

Гориан чувствовал, как они уходят. Все. Сначала один задругам, потом потоком. За каждым из них, точно обнаженные нервы, тянулись тонкие паутинки следов. Они разрывались и исчезали, и боль нарастала, пока не уподобилась тысяче игл, глубоко вонзившихся в его сердце и сознание.

Он издал крик, долгий и громкий. Мертвые, окружавшие его и гор-каркулас, содрогнулись. Его страдание наполнило все контролируемые им энергетические каналы: Гориан чувствовал себя так, словно окунулся в пламя. Глаза болели невыносимо, ему хотелось вырвать их из глазниц, неистово колотившееся сердце грозило проломить клетку ребер. Ноги, утратив силу, подогнулись, и Гориан привалился к повозке. А потом схватился руками за голову и закричал снова.

Все было кончено. Его люди! Любившие его, верившие ему, призванные им! Гориан пытался помешать, но не мог сражаться с тремя Восходящими одновременно. Все погибло. Его вновь скрутило коконом боли, и он, охнув, схватился за живот и повалился на колени, поддавшись изнеможению и слабости.

— Кессиан! — воззвал Гориан и, осознав, что рот его полон крови, сплюнул. Кровь — явный признак серьезных внутренних повреждений. Слишком многое он в это вложил. — Кессиан!

За стеной его люди ждали от него последнего приказа. На юге, на побережье и пристанях Эсторра они двигались теперь без него, но каркулас не могли поддерживать дело, не получая от него подпитки. Гориану необходимо обрести силу и стойкость, не важно, из какого источника.

— Кессиан!

На сей раз призыв потонул в кашле. Гориан сплюнул очередной сгусток крови и с усилием поднял голову. Ветер донес до его слуха ликующие крики. Это было невыносимо, приводило в ярость, но проясняло сознание. Вцепившись в повозку, он собрал волю в кулак и заставил себя подняться на ноги.

— Отец! Отец! — Кессиан подбежал к нему, обхватил его руками, изо всех сил стараясь поддержать. — Что происходит? Куда уходят наши солдаты? Это ранит, отец. Вот и тебе плохо.

— Ничего, это пройдет. Мы должны отомстить за наших людей.

— Но у нас никого не осталось, — сказал Кессиан. — Только эта горстка. Предводители мертвых тоже ушли.

— У нас есть ты и я, — возразил Гориан. — И этого будет достаточно.

— Что мы станем делать?

— Мы сделаем землю пригодной для моих людей, чтобы они смогли увидеть и полюбить ее так же, как любят меня. Встань передо мной!

Гориан бросил взгляд на гор-каркулас. Оба они смотрели на него со смешанным выражением ненависти и презрения, и это породило в нем отвращение.

— Вы мне больше не нужны, — резко сказал Гориан. — Можете уходить!

Немногие оставшиеся в строю мертвые отступили от повозки. Не дожидаясь, уйдут каркулас или нет, это его больше не интересовало, Гориан возложил обе руки на голову сына и сосредоточил всю силу своей злобы и ненависти на окружающей его земле. Он вливал в нее все обиды и разочарование, все то дурное, что когда-либо было совершено против него. А вместе с этим — желание править и неуемное стремление преуспеть там, где любой другой обречен на провал. Буря чувств вздыбилась в помутившемся сознании и устремилась вниз, в почву.

Трава под ногами начала стремительно расти, темные, извилистые стебли спиралями оплетали их тела. Он чувствовал, как ростки пронзают его тело, но оно не кровоточило. На сей раз нет. В эти ростки Гориан направлял энергию, которую черпал из себя, из Кессиана, из почвы. Потоки циркулировали, замыкаясь в единое целое. Энергия не терялась, не растрачивалась, а в чистом виде шла на совершение дела. Такого дела, которое заставит их всех понять, что он собой представляет.

— Я становлюсь землей! — изрек Гориан, и голос его был подобен громыханию лавы во чреве спящего вулкана. — Я становлюсь землей, и она станет мною!

* * *

— Все назад, дайте им место! — выкрикнул Джеред, Поток беженцев и солдат устремлялся к Восходящим. Они лежали на земле живые, но очень измотанные, скрючившиеся и покрытые морщинами. Джеред знал, каково пришлось Ардуцию и Оссакеру. Миррон понимала это еще лучше. Казначей стоял над ними, готовый защитить их, а она сидела на земле, бросая взгляды попеременно то на братьев, то на размахивавшего руками Джереда.

— Дайте им место! Боже Всеобъемлющий, им же необходимо отдышаться и прийти в себя! — кричал он, но его голос почти тонул в шуме и топоте тысяч ног.

Миррон ухватилась за Ардуция, и оба они подвинулись к Оссакеру, наполняя его теплом.

— Я чувствую его, — с запинкой произнес Оссакер. — Он был повсюду вокруг меня, во мне. Это подобно тьме и чуме. Море ненависти и желчи. Мы должны добраться до него. Скорее, пока он не восстановил силы.

— Мы забрали у него его силу, — указала Миррон. — Почувствуй землю. Ощути ее расслабление.

Оссакер, лежа, помотал головой. Его продолжала бить дрожь. Вокруг валялись обгоревшие скелеты, тлеющие уголья и зола. От них все еще тянуло жаром.

— Где он? — спросил Джеред, все же сумевший оттеснить толпу. Тем более что, похоже, желание людей обнять своих спасителей заметно ослабевало по мере того, как они оказывались ближе к ним и к месту событий. — Мы не можем дать ему уйти, иначе все повторится снова.

— Он там. — Ардуций перешел в сидячее положение и убрал с лица мокрые волосы. — Недалеко. В миле отсюда, может быть, в двух.

— Я вышлю на поиски разведчиков и конные патрули, — предложил Джеред. — Мы обнаружим его, и тогда вы с ним покончите.

— Это будет не так просто, — предупредил Оссакер. — Ничего не дается легко, когда имеешь дело с Горианом.

Миррон обернулась к западу. Гориан находился где-то там. И ее сын должен быть там. Растерянный, одинокий, со звучащими в голове ядовитыми словами его отца. Злыми словами, цель которых отравить его мысли.

— Где ты, Кессиан? — прошептала она. — Только бы с тобой все было в порядке!

Дружеские руки легли ей на плечи: Ардуций и Оссакер поддерживали и сочувствовали Миррон.

— С ним все будет в порядке, — заверил Ардуций. — Он… ах!

Ардуций подпрыгнул, словно получив ожог, и затряс отдернутой от земли рукой.

— Арду, в чем дело? — удивилась Миррон.

Однако ответ она уже ощущала сама, всеми фибрами своего естества. Грандиозная волна скверны катилась сквозь землю на большой глубине. Желудок Миррон возмутился, тошнота подступила к горлу. Оссакер позади нее повернул голову и встрепенулся. Мысли в голове Миррон туманились, словно увязая в густом мареве.

— О Боже Всеобъемлющий! — только и вырвалось у нее.

— Миррон! — пробился к ней голос Джереда.

— Что-то происходит, — объяснила она. — Что-то нарастает…

Миррон боролась с одолевавшей ее тошнотой, Ардуций, которого скручивало удушье, не мог сдержать стонов, Оссакера рвало. Братьям приходилось хуже, поскольку в ходе дела оба они растратили себя намного в большей степени, чем она. Миррон потянулась вниз, к затаившейся, словно хищный зверь перед прыжком, скверне. И дальше, к мощным энергетическим потокам, питавшим ее, черпая откуда-то силу. Сердце ее неистово забилось, ведь эти токи наверняка замкнуты на Гориана, а значит, он способен ощутить ее. И атаковать, как атаковал Оссакера!

Однако ничего подобного не произошло, энергетическая сеть, обволакивавшая то, что творил Гориан, даже не подернулась рябью. Он распространял скверну глубоко внизу, а ближе к поверхности энергия почвы осталась здоровой, пульсации медленными и ритмичными. Однако это было лишь этапом: глубинную скверну Гориан намеревался использовать для своего главного дела. О том, что Миррон подсоединилась к нему, пытаясь выяснить, как именно он намерен использовать имеющуюся в его распоряжении энергию, Гориан то ли не знал, то ли не находил нужным реагировать. Так или иначе, она имела возможность, следуя вдоль подземных силовых линий, прощупать структуру дела. Она двигалась назад, к формирующему источнику, ближе к поверхности, где растут трава и деревья. Ближе к…

Миррон распахнула глаза. Она не могла выразить словами то, что увидела, но одно слово у нее все же нашлось.

— Бежим!

— Что? — не понял Джеред.

Миррон вскочила и попыталась поднять на ноги Оссакера.

— Бежим!

ГЛАВА 62

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

— От чего мы бежим? — крикнул Джеред.

Он не рассчитывал на ответ Миррон, поскольку лицо ее было смертельно бледным и пустым. Что бы она ни усмотрела в подземных энергетических следах, это напутало ее едва ли не до потери рассудка.

— Миррон! Остановись. Остановись!

Беженцы по-прежнему роились вокруг них, и их поведение добавляло суматохи и неразберихи. Ардуций и Оссакер тащились чуть позади Джереда и, не вполне понимая, что происходит, пытались определить источник и размер угрозы. Простые люди начинали сбиваться в кучки и разбегаться кто в сторону Драгоценной преграды, кто на юг или север, к своим палаткам и семьям. Или просто куда глаза глядят.

Джеред поймал Миррон за руку, остановил, развернул лицом к себе и схватил за плечи.

— Миррон!

Она дернулась и уставилась на него, дрожа всем телом. На губах у нее выступила пена, а в глазах стоял такой ужас, что у него сжалось сердце.

— Миррон?

— Он отравил землю! — наконец ответила женщина, — Смерть приближается. По земле и по воздуху. Мы должны бежать!

— Бежать куда?

Она покачала головой, уронив одинокую слезу.

— Не думаю, что это имеет значение.

Джеред повернулся на запад, окинув взглядом открытое ровное пространство. В отдалении он услышал грохот. Под его ногами по земле распространялась дрожь, толчки были медленными и поначалу слабыми, но они набирали мощь с каждым ударом. Миррон попыталась вырваться и снова броситься бежать, но казначей держал ее крепко.

— Значит, бежать уже слишком поздно. Тебе нужно подумать. Тебе, Оссакеру и Ардуцию. Это ваш долг.

— Ты не понимаешь. — Голос Миррон дрожал. — Зло слишком велико, слишком. Оно поглотит его. И поглотит нас.

Грохот уже был слышен всем. И беженцы, и солдаты обратили взоры на запад. Первое время ничего видно не было, только воздух над горизонтом дрожал, как бывает в сильную жару. Грохот мог бы показаться топотом приближающейся армии, но разведка не сообщала о появлении каких-либо вражеских формирований в пределах тысячи миль в любую сторону. До сих пор настроение оставалось победным, но неожиданный испуг Миррон и ее попытка бежать породили растерянность и смущение в самой гуще толпы, а это было чревато тем, что все пятьдесят тысяч беженцев ударятся в панику и побегут сломя голову кто куда.

Джеред прищурился. Ему показалось, что впереди, так далеко, насколько вообще мог видеть глаз, по земле во всех направлениях распространяется рябь. Страх Миррон вселился в его голову, но казначей по-прежнему отказывался верить. Но тут земля под его ногами задрожала, и люди вокруг разразились испуганными криками. Толчок повторился, на сей раз встряхнуло сильнее. Джеред пошатнулся. Оссакер упал — как и многие в толпе беженцев. Теперь истошно кричали все, многие обратились в бегство.

Джеред продолжал удерживать руки Миррон. Она сжала их, и он взглянул на женщину.

— Прости, — промолвила Миррон, — этого оказалось недостаточно.

— Нечего извиняться, ты сделала все, что могла.

Земля сотряслась снова, и по верхнему слою почвы пошли трещины. Толчки учащались. Чтобы не упасть, Джереду пришлось припасть к дрожащей земле, над которой вздымалась пыль. Щели расползались так, что теперь в иную прошел бы и кулак. Вера беженцев рухнула. Теперь уже все бросились врассыпную, но сразу же стало ясно, что Миррон права. Они уже не успевали.

Горизонт вновь пошел рябью, а потом быстрее, чем скачущий галопом конь, как будто подгоняемая десницей Бога, на них — на лагеря, здания, Драгоценную преграду и всех стоявших на ней или близ нее — понеслась земляная волна. Она распространялась на юг и на север, насколько мог видеть глаз, и вид ее был ужасен.

Там, где проносилась волна, земля вздымалась на десять, пятнадцать футов, а то и выше. Вывернутые с корнем деревья разлетелись в стороны, скалы крошились, валуны взлетали на воздух вместе со взметавшимися тучами пыли и мелких обломков. Джереду не оставалось ничего другого, как только ошеломленно взирать на катастрофу. Восходящие были рядом с ним: они что-то кричали, но грохот заглушал их слова.

Вместе с земляной волной налетел ветер, принесший мерзкий, болезненный запах разложения. Позади волны поднимался пар, клубился и густел зловонный туман. Мимо Джереда проскакивали перепуганные зверушки — крысы, мыши, кролики. Все они, как и люди, сломя голову удирали в никуда. В небе с криками метались тучи птиц.

Толчки под ногами не ослабевали, и последний из них сбил-таки Джереда наземь. Он упал на левый бок, перекатился и сел. Земля, казалось, издавала торжествующий рев мщения, завывала, словно десять тысяч гортоков, учуявших добычу.

Сердце бешено колотилось в груди казначея. Спасения не было. Воздух наполнился нестерпимой, едкой вонью и пылью, забивавшей глаза и рот. Джеред видел, что, проходя, волна вбирала и поглощала все живое, а потом оставляла позади — изломанное, оскверненное и безнадежно мертвое.

Гориан убивал все. Сейчас Джеред более всего ощущал глубокую печаль. Мальчик обладал великим потенциалом, увы, сопряженным с роковым изъяном души. Наградой за проявленное к нему милосердие стала ненависть. Он воплотил в себе все то, чего боялись и о чем кричали враги Восхождения: превратился в чудовище, обладавшее разрушительной мощью, не поддающейся человеческому контролю.

Но Гориан и сам не контролировал свои действия. То были поступки человека, лишившегося рассудка.

Фронт волны находился теперь всего в тридцати ярдах от них. Они держались вместе, но с ними не осталось никого — все, лишь недавно восхвалявшие и благодарившие их, бежали со всех ног. И легионеров, и беженцев охватил немыслимый ужас, дикие вопли искавших спасения людей были под стать противоестественному гулу, реву и скрежету надвигавшейся волны. Прямо под ногами с грохотом раскалывалась скальная порода, и выталкиваемые наверх острые каменные обломки, пронзая почву, вырывались наружу из земли, словно заступавшие на пост под небом часовые подземного мира.

Джеред заставил себя подняться и выпрямиться, чтобы встретить то, что грозило поглотить его, лицом к лицу. Ветер швырял ему в глаза пар, зловонный туман и пыль, но он держался, оставаясь пред ликом смерти столь же бесстрашным, как и всегда. Последняя его молитва была о том, чтобы Восходящие уцелели и смогли сразиться с врагом. С единственным врагом не только Конкорда, но и всего мира — Горианом Вестфалленом. Сам же Джеред приготовился пасть в объятия Всеведущего.

Волна вздыбилась над ним, заслонив свет. Его сбило с ног и утащило во тьму, словно игрушечный кораблик, подхваченный ураганом, песчинку, перебрасываемую Богом из руки в руку. У Джереда не хватило дыхания даже для крика, казалось, тепло небытия уже раскрывало ему призывные объятия.

Потом земляная волна вознесла его на гребень и сбросила в клубившуюся позади нее гниющую массу. Джеред кубарем покатился вниз, и его тело немедленно покрылось слоем отвратительной слизи, тут же набившейся ему в рот, залепившей нос и уши. Лишь когда движение прекратилось, Джеред осмелился открыть глаза, изумляясь тому, что, кажется, каким-то чудом остался в живых. Этому могло быть лишь одно объяснение.

Казначей поднялся из мерзостной жижи, затряс головой и принялся отплевываться и сморкаться, избавляясь от слизи во рту и ноздрях. Грохот волны не смолк — она катилась дальше, гоня перед собой беспомощных и обреченных на погребение людей.

Джеред огляделся. Позади прошедшей волны все было разрушено, уничтожено, осквернено и превращено в отравленную топь. Он сделал несколько нетвердых шагов назад. Голова болела так, словно по ней вновь и вновь били кувалдой. Казначей заходился в кашле, его мутило и рвало. Дрожащими руками он пытался стереть клейкую грязь с лица и протереть глаза.

Там! Это должны быть они. Джеред рванулся из последних сил и побежал. Спотыкаясь, шатаясь — но побежал. Гниль на каждом шагу хлюпала под ногами.

— Миррон! — попытался выкрикнуть он, зашелся в кашле и, отхаркавшись, закричал снова: — Ардуций!

Они лежали рядом, вместе, до последнего момента не разжав объятий, почти неузнаваемые под слоем покрывавшей их буро-зеленой, испускающей вонючие испарения грязи. Но вот кто-то из Восходящих шевельнулся, приподнял голову и посмотрел налево. Джеред проследил за взглядом и увидел стоявшего на коленях Оссакера. Склизкая пленка покрывала его так же, как и остальных, его качало из стороны в сторону, но невидящие глаза были открыты и обращены к ним.

С трудом поднявшись на ноги, Миррон помогла встать Ардуцию. Он повис на ней, а когда она шагнула к Оссакеру, вскрикнул, наступив на сломанную ногу. Джеред рванулся вперед, преодолел последние несколько шагов, отделявшие его от Арду и Миррон, и, подхватив свободную руку Ардуция, забросил ее себе на плечо.

— Осси! — крикнула Миррон. Ответа не последовало. — Осси! Держись! Пожалуйста, держись!

В сознании Джереда хаотично мельтешили мысли. Волна ударила по лагерям. Палатки попадали, парусина порвалась в клочья и обратилась в гниль. Вопли насмерть перепуганных людей оборвались, когда волна накатила на них. Казначей непроизвольно бросил взгляд в ту сторону — сколько людей было сметено, подхвачено чудовищным валом, изувечено, погублено, уничтожено! Он содрогнулся, чувствуя, как вновь усиливается тошнота.

Миррон и Ардуций продолжали окликать Оссакера. Джеред знал, что он спас их, хотя понятия не имел как. Объявляющий Боль превзошел самого себя. Защитил их от гниения, от разложения и смерти. Они трое ковыляли к Оссакеру, чтобы четверо выживших в этом опустошенном краю людей снова соединились вместе.

Миррон и Ардуций осели на землю рядом с братом. Он ощутил их приближение и мягко упал на руки Миррон.

— Я спас вас, — прошептал слепец. — Я сумел.

Джеред увидел, что все его лицо ужасно обветрилось и потрескалось, волосы отросли фута на полтора и были совершенно седыми, лицо сделалось морщинистым, как у старика возраста Андреаса Колла, а от тела остались только кожа да кости. Оссакер цеплялся за рукав Миррон рукой с длиннющими отросшими ногтями, с трудом пытаясь набрать воздуха в легкие.

— Ох, Осси, что же ты сделал? — прошептала она, приглаживая его волосы и привлекая его к себе.

Ардуций привстал рядом с ним на колени и возложил на него руки, зондируя жизненные силы.

— Не надо, — промолвил Оссакер, открывая глаза. Они были тускло-серыми, с мелкими проблесками голубизны вокруг пустых провалов зрачков. — Использовать больше нечего. Ничего живого не осталось. Кроме меня самого.

Оссакер зашелся в приступе кашля, заставившем сотрясаться все его тело.

— Мы подкрепим тебя, — промолвил Ардуций. — Мы все исправим. Ты только держись.

— Нет. Не надо. Нельзя, — прохрипел Оссакер, и Джеред закусил губу. — Берегите энергию. Она необходима для Гориана. Вы должны остановить его.

Колоссальной силы толчок заставил содрогнуться и без того погубленную равнину, над которой эхом разнесся чудовищный треск и грохот. Но на какой-то миг даже над громом рушащегося и крошащегося камня возвысился отчаянный призыв тысяч голосов к Всеведущему, отвернувшемуся в этот день от своих чад. Джеред бросил взгляд на восток, но не увидел ничего, кроме пыли, пара и тумана. Столько друзей! Столько прекрасных людей!

— Что это? — спросил Ардуций.

— Стена, — ответил Джеред. В горле у него стоял ком, и его хватило только на хриплый шепот — Оссакер прав, мы должны остановить его прямо сейчас. Потому что, если мы не положим этому конец, оно будет длиться вечно.

— Я не брошу здесь Оссакера, — заявила Миррон. — Мы не можем так поступить.

— У меня и в мыслях ничего подобного не было. Я понесу его, а ты поддержишь Ардуция. И вот еще что. Арду, Миррон, сделайте все возможное, чтобы нащупать Гориана. Мы уже и так опоздали. Мы уже и так потеряли слишком много.

Миррон помогла подняться Ардуцию, охавшему при каждом движении, тревожившем его поврежденную ногу. Он был бледен от боли, на грязном лбу выступал пот. Джеред опустился на колени, бережно взял Оссакера на руки и встал.

— Похоже, легче ты не сделался, а?

Оссакер не ответил. Дыхание его было прерывистым, голова упала на плечо Джереда. Казначей повернулся на запад, на самом деле не зная, куда именно надо идти. И тут сзади до них донесся хлюпающий звук, похожий на тот, что издает убегающая волна, уносящая с собой песок и тину. Но медленный, усиливающийся и зловещий, словно первое дыхание зла.

Со своей ношей на руках Джеред повернулся и бросил взгляд назад и вдаль. Гнилая топь простиралась повсюду, насколько мог видеть глаз. Фронт земляной волны, гребень которой отмечался дымкой испарений, ушел уже далеко, а гораздо ближе, на месте разрушенных лагерей, происходило движение. Джеред сглотнул и непроизвольно отступил на шаг.

— О нет!

К небу тянулись руки. Из трясины поднимались головы. Покрытые слизью тела поднимались и распрямлялись, стоя на нетвердых ногах. Беженцы, солдаты. За ними показались и более крупные фигуры — лошади. Они поднимались. Тысячи. Десятки тысяч. А поднявшись, все как один повернулись и двинулись на запад. Они шатались, руки и ноги болтались туда-сюда, головы качались из стороны в сторону. Джеред понял — он видел именно то, чего так боялся.

Повернувшись, он быстро зашагал прочь по склизкой земле.

— Арду, Миррон, поспешим! И не оглядывайтесь.

— Почему? — спросил Ардуций.

Джереду пришлось замедлить шаг, поскольку Ардуций едва ковылял.

— Потому что за нами идут мертвецы. Все разом.

* * *

Радостные восклицания оборвались. Солдаты, только что торжествующе подбрасывавшие копья и мечи в воздух, уронили их на землю. Мертвые за стенами не двигались, но победные кличи в лагерях и возле них смолкли. Воздух наполнился грохотом. Фундамент стен слегка вздрогнул, породив испуганные возгласы.

Роберто побежал к задней стороне сторожевого форта, к установленным там на штативах стационарным увеличителям. Прильнув к окуляру одного из них, он сначала навел его вдаль, на горизонт, а потом стал опускать, медленно поводя вправо-влево и приближая зону обзора. То, что он увидел, пробрало его холодом до костей, несмотря на жаркое солнце генастро. Люди бежали, превратившись в неуправляемую, охваченную паникой толпу. Легионеры бесцеремонно расталкивали замешкавшихся граждан, беженцы топтали друг друга. От дисциплины и порядка не осталось и следа, было забыто все, кроме первейшего инстинкта — чувства самосохранения. Лица беглецов искажал ужас, люди пронзительно вопили, жадно хватая ртами воздух. На глазах у Роберто кто-то споткнулся и упал, волна беглецов тут же накрыла его. Помочь ему никто даже не попытался.

Страх превратил людей в животных, и Роберто, положа руку на сердце, не мог никого винить в этом, ибо их обратил в бегство вздыбившийся позади и накатывавший на них земляной вал, фронт которого растянулся в обе стороны, насколько достигал взгляд. Эта волна столкнулась с корнями Гау, громыхая, прокатилась по предгорьям, всколыхнула и расплескала озеро Айр. Сметая перед собой все живое, она неуклонно катилась к Драгоценной преграде.

— Нет! Боже Всеобъемлющий, нет! — Роберто упал на колени, оперся раскрытой ладонью о камень и воздел другую руку к небу. — Боже правый, Всеведущий, хранящий любящих Тебя чад Твоих верных! Избавь нас от этой участи! Укажи нам путь к победе и не дай земле Твоей погубить чтущих Тебя!

Массив форта содрогнулся так, что не все устояли на ногах. Все затряслось, даже онагры на крыше подскочили. Роберто поднялся с колен. Земляная волна высотой в два человеческих роста растянулась вдоль горизонта на западе: небо над ней потемнело от поднятой пыли и грязи. Она продвигалась, сокрушая перед собой все и не ведая преград. Роберто повернулся и побежал туда, где Даваров и Харбан цеплялись за зубцы, ожидая, когда ослабнут толчки.

— Держитесь крепче за все, что можете! — закричал он. — Что бы ни случилось, держитесь! Не разжимайте хватки! Не падать! Свалиться вниз — значит умереть! Если мы уцелеем, то только здесь, наверху!

— Не об этом ли говорило пророчество — о сотрясении гор и разрушении мира? Им и его отродьем! — воскликнул Харбан.

— Может, ты и прав, но нам сейчас главное пережить то, что на нас надвигается! Передай всем, кто успеет и захочет услышать! Кто хочет выжить, пусть изо всех сил держится за камень!

Не было особой нужды созывать людей на стены, волна солдат и гражданских уже поднималась по бетонным склонам. Однако сигнальщики вовсю орудовали флагами, стараясь, чтобы приказ дошел до как можно большего числа людей. Даваров, чей громовой рев перекрывал панические крики, призывал всех, до кого мог докричаться, хвататься за все, что попадется под руку — каменные зубцы, держатели факелов, цепи, канаты, — и держаться как можно крепче.

Роберто огляделся в поисках подходящего места для себя и обратил внимание на две помещенные в веревочные сети и крепко примотанные к зубцам клети. Он бросился к ним. Форт задрожал снова, но Роберто бежал вперед. Позади него по крыше катились камни, предназначенные для стрельбы из онагров, механики подпрыгивали и увертывались от собственных снарядов. Бочки со смолой опрокидывались, расплескивая жар и пламя по бетону и камню. Истошные вопли, донесшиеся до его слуха, внезапно оборвались. Клети, однако, были закреплены так хорошо, что остались на месте.

Подскочив к ним, Роберто ухватился одной рукой за сеть, нащупывая другой поясной ремень, на котором висел меч. Дрожь унялась. Роберто пропустил ремень сквозь сеть, свитую из прочных веревок в полдюйма толщиной, и крепко пристегнулся к ней, спиной к клети. Посмотрев налево, он увидел Даварова, обхватившего ручищами факельный кронштейн, к которому генерал для верности привязался еще и обернутой вокруг пояса веревкой. И он не переставал улыбаться.

— Эй, Роберто! Ты хорошо подумал, а? Земляная волна приближается, а ты ухитрился устроиться в обнимку с самой взрывоопасной смесью во всем Конкорде.

И тут с Роберто что-то случилось, словно колодец его горя высох, пусть на несколько мгновений, и любые страхи перестали иметь значение. Он расхохотался и похлопал рукой по клети. Чтобы перекрыть грохот земляной волны и треск содрогающейся кладки форта, ему пришлось кричать изо всей мочи.

— Эй, Даваров! Взгляни на это с другой стороны. Если мы все-таки выживем, то эти дивные маленькие штуковины могут оказаться нам очень кстати.

Однако стоило Роберто бросить взгляд вниз, как он едва не подавился собственным смехом. На земле теснилась, кишела и бурлила тесно сбившаяся масса людей. Огромные ворота были закрыты, и он слышал, как отчаявшиеся люди тщетно молотят по ним. Несчастные давились и толкались так, что распахнуть створы не представлялось возможным, да и в любом случае это не имело смысла. Волна все равно настигла бы их, а закрытый портал увеличивал прочность форта, а значит, и его шансы устоять при ее прохождении.

Люди продолжали взбираться по пандусам, однако из-за тесноты и толчеи продвижение их шло очень медленно. Они давились и спотыкались, а находившиеся по краям то и дело падали вниз, прямо на головы товарищам по несчастью, притиснутым к стенам уже без какой-либо надежды вскарабкаться наверх, к весьма сомнительной безопасности.

Крыша форта начала заполняться. Легионеры, взяв пример с механиков, хватались и цеплялись за все, что могло подойти для этой цели, не забывая о взаимопомощи. Зеленые новобранцы и ветераны-триарии подзывали друг друга, указывая удобные места, где можно было намертво пристегнуться к чему-нибудь поясным или плечевым ремнем. Народ прибывал и прибывал, так что уже и на крыше приходилось проталкиваться. Некоторые старались протиснуться к клетям, чтобы как Роберто ухватиться за веревочную сеть. И вот в этом месиве рук, ног и туловищ он неожиданно увидел знакомое лицо.

— Юлий!

Глас каким-то чудом услышал оклик и повернулся. Челюсть его отвисла, и он энергично заработал плечами, протискиваясь к Роберто.

— Давай сюда, ублюдок! Цепляйся крепче!

— Удивительное дело, ты, кажется, хочешь, чтобы я выжил?

— Как я уже говорил, всем нам необходимо остаться в живых. Даже таким проклятым идиотам, как ты.

Ухмыляясь, Бариас запустил руки в сеть. За нее уже цеплялось немало народу, и Роберто оставалось лишь уповать на ее прочность.

Крики внизу сделались громче. Форт трясло, перед глазами все прыгало, однако даже при этом было видно, как волна прошла через зону административных зданий, где собралось великое множество народу. Нечеловеческий вой пронзил болью голову Роберто, громыхание волны обратилось в рев. Из-за задней стены форта поднялась и нахлынула туча пара и пыли, накрыв собравшихся на крыше нестерпимой вонью.

Земляная волна обрушилась на Драгоценную преграду.

Роберто осознавал, что и он сам, и все вокруг него орут, вопят и стонут. Кто выкрикивал ругательства, кто молился, кто просто опустошал легкие. Весь мир трясло, качало, швыряло из стороны в сторону, роняло и подбрасывало. Роберто пытался уследить за происходящим, но перед глазами все дрожало и сотрясалось.

Людей посшибало с ног и швырнуло друг на друга, на парапеты и онагры. Машины, в свою очередь, сорвались с мест, заскользили вбок и придавили орущих механиков к зубцам, треснувшим и грозившим обвалиться. Их товарищи, успевшие увернуться или отскочить, попадали и покатились в стороны. Метательные снаряды онагров разбросало по всей крыше, из опрокинутых бочек расплескалась смола.

Колесо станка тяжелой машины, оторвавшееся вместе с брусом рамы, вломилось в толпу, сминая людей, сокрушая черепа и кости. Роберто не задело лишь чудом. По камню, прямо под ним, пробежала трещина, потом дюжина других. Форт накренился, Роберто встряхнуло так, что ему пришлось на мгновение закрыть глаза. Он слышал, как грохочут осыпающиеся камни. Потом оглушительно затрещало ломающееся дерево, и он вновь открыл глаза.

Прямо под ним, через середину форта, прошел широкий разлом. Многие крепежи полопались, солдат вперемешку со смоляными бочками, обломкамиметельных машин и зарядами к ним сбросило вниз. Вся правая сторона форта вывалилась наружу, через заградительную стену. Роберто, болтая в воздухе ногами, завис прямо над разломом, но веревочная сеть удержала его от падения.

Внизу царил сущий кошмар, кровавое месиво из камня и плоти, но волна добавляла к этому еще и мерзкую гниль. Она прошла прямо под ним — дрожащая, грохочущая, противоестественная рябь смерти и разрушения. Огромные ворота обрушились. Зубцы потрескались, обломились и попадали. Целые участки стены подскочили, рухнули и с грохотом обвалились на сторону Атрески. Сотни людей разбросало по сторонам, кого на бетон, кого в слизкую гниль.

Из людей, вцепившихся в сети, удержались только четверо. Среди них и Юлий — он висел на руках над развалинами правой стороны форта, грудой битого камня, откуда копьями торчали обломки балок. Остальные исчезли в том крошеве, которое образовалось внизу. Все вокруг было запятнано кровью.

— Юлий, держись! — крикнул Роберто.

— Да я уж постараюсь, посол.

— Да уж постарайся.

Треск и грохот, отдаваясь эхом, доносились и с севера, и с юга. Целые участки Драгоценной преграды проседали и рушились, вздымая тучи пыли, которая, будучи подхвачена зловонным ветром, забилась Роберто в глаза и рот. Он закашлялся, отхаркиваясь и отплевываясь. Однако грохочущий камнепад начинал ослабевать — волна удалялась в направлении Атрески, и по мере того, как стихал ее грохот, становились слышнее безумные вопли раненых и умирающих, крики ужаса и молитвы Юлия.

Роберто посмотрел налево. Эта сторона форта осталась цела, хотя накренилась в сторону огороженного пространства, где не осталось ничего, кроме слизи и тысяч тел погибших там людей.

Легионеры и механики, ухитрившиеся удержаться на зубцах форта, смеялись и плакали от облегчения — разумеется, те, у кого вообще хватало сил издавать хоть какие-то звуки.

И Даваров! Даваров был среди уцелевших. Факельный кронштейн болтался на одном штыре, но он удержался, и, хотя его загорелое лицо покрывал толстый слой пыли, Роберто разглядел мрачную ухмылку. Харбана он пока не видел, но за него беспокоился меньше. Для горца обвалы и камнепады не в новинку.

Расстегнув пряжку и освободившись от сетки, Роберто подтянулся, встал ногами на крышу, после чего опустился на колени и схватил Бариаса за руку. Юлий повернулся к нему, и он потащил его наверх. Вцепившись пальцами свободной руки в край крыши, глас подтянулся, помогая Роберто, и, тяжело дыша, выбрался на безопасное место.

— Спасибо, посол!

— Для меня это было сущим удовольствием, — ухмыльнулся Роберто.

Он встал и взглянул в сторону Атрески. Волна продолжала свое движение. Она смела стоявших там мертвых, повалив их и засыпав фургон гор-каркулас. Роберто нахмурился. Там, дальше, находились позиции цардитов. Он утер лицо, чувствуя себя слишком вымотанным даже для того, чтобы бояться.

— Ублюдки! — проворчал подошедший Даваров. — Я тебе говорил, что этим гадам доверять нельзя.

— Боюсь, Даваров, дело обстоит не совсем так. — Роберто указал на равнину, на которой с каждым мгновением добавлялось разрушений. — Волна не останавливается.

Даваров сплюнул и ткнул пальцем вниз, на землю близ порушенных стен, где погибли сотни граждан Конкорда.

— Ага. И вдобавок мертвые больше не остаются мертвыми.

ГЛАВА 63

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

Мертвые вливались в гавань. Громыхали метательные машины — зажигательные снаряды, камни, метавшиеся баллистами, и тяжелые копья, выпускаемые из катапульт, сыпались на флотилию из шестидесяти с лишним судов, забившую горловину бухты. Полыхало иссушающее пламя. Под мощными выстрелами онагров корабли швыряло из стороны в сторону, сталкивая друг с другом. Трещали борта и палубные настилы, ломались мачты. Паруса, упав в воду, тащились за судами как неводы, сбавляя скорость и сбиваясь с курса. Цардиты и мертвецы сотнями отправлялись в лоно Окетара.

Однако достаточному их количеству удалось прорваться сквозь зону поражения метательных механизмов. Внутри, в гавани, полыхающая стена огня и дыма испускала нестерпимый жар. Ильев стоял у румпеля капера седьмого отряда окениев. Кашилли приказал опустить таран ниже, его гребцы делали почти по сорок гребков. Причем гребли в таком темпе большую часть дня.

Снаружи, в открытом море, триремы Конкорда атаковали неповоротливые суда Царда. Полдюжины вражеских кораблей уже полыхали, быстро погружаясь в воду. Три отряда морской пехоты на спущенных на воду шлюпках уничтожали пытавшихся спастись вплавь, другие устремились на север и юг, чтобы перехватить мертвецов, высаживавшихся на берег и направлявшихся к городским стенам.

Отвернув от горловины бухты, капер двинулся вдоль выходящей на море глухой стены южного форта. На ее гребне Ильев различал механиков и бойцов портовой стражи, возившихся у тяжелых катапульт. Большую часть крыши форта заволакивал дым, поднимавшийся над зажженными бочками со смолой, которые предстояло сбросить вниз.

— Сбавить темп до двадцати гребков! Направляемся под защиту стены, в спокойную воду. Приготовиться, пришло время стать верхолазами.

Как только на крыше заметили приближение корабля, оттуда полетели веревочные лестницы. Конец ближайшей из них покачивался всего в паре футов над мягкой волной. Капер направился прямо к ней: Кашилли пробежал по узкому тарану и ухватился за свисавшую лестницу, подтягивая корабль ближе к стене. Гребцы подняли весла и уложили их вдоль бортов.

— Ну, давайте! — скомандовал Кашилли. — Я эту штуковину всю жизнь держать не собираюсь.

Седьмой отряд, перебирая руками и оставляя на белой штукатурке стены цитадели темные пятна, принялся карабкаться наверх. Ильев с гордостью наблюдал за ними. Со времени боев на острове Кестер никто из его окениев не погиб, никто не стал жертвой горькой чумы.

— Помните, нашим братьям повезло меньше, — крикнул он. — Каждый сраженный мертвец — это лишь слабая компенсация. Только уничтожив огромное количество этих отродий, мы восстановим равновесие в глазах Окетара.

Ильев и Кашилли взбирались последними. Кашилли отпустил капер, а свой всесокрушающий молот закрепил ремнем на спине. Во время подъема длинная рукоять била его по ногам.

— Не думай о суше, кэп! — выкрикнул он. — Наше дело найти врага!

— Окении найдут его повсюду. А если рядом не окажется моря, мы создадим свое, наполнив его вражьей кровью.

Кашилли ухмыльнулся в ответ. Это было старое присловье окениев.

Стоило Ильеву добраться до гребня стены и навалиться грудью на парапет, как в лицо ему, словно тяжкая оплеуха, ударило жаром и гарью. Он с трудом перелез через зубчатый край и рухнул на крышу. Находившиеся поблизости люди повернулись к нему, но Ильев помахал рукой, показывая, что в помощи не нуждается.

— У вас есть дела поважнее. Ими и занимайтесь.

Поднявшись на ноги, Ильев и Кашилли поспешили к парапету со стороны гавани, у которого, глядя через зубцы, стояли мастер Стертий и маршал Васселис. Проследив за их взглядами, Ильев едва узнал Эсторрский порт, а уловив выражение лица Кашилли, поднял брови.

— Адмирал Ильев, — приветствовал его Васселис. — Рад встрече, хотя должен сказать, что способ твоего появления показался мне не совсем традиционным.

— Вообще-то, — отозвался Ильев, — мы было сунулись в главную дверь, да оказалось, что вы ее заперли от незваных гостей.

Густая, заволакивавшая небо туча черного дыма и пепла поднималась над более чем двумя сотнями пришвартованных вдоль причалов и сейчас вовсю полыхавших кораблей. Пламя создавало для мертвых непроницаемую преграду, однако огонь пожирал дерево быстро, к тому же обугленные остовы пойдут на дно даже раньше, чем успеют сгореть дотла.

Корабли Царда, уже проникшие в гавань, держались подальше от горящих причалов, выжидая. Живые моряки-цардиты порой предпринимали попытки тушить пожары, но мертвые просто стояли неподвижно. И все это время онагры и баллисты осыпали их камнями и копьями, прореживая толпу. По ним лупили, как по мишеням, однако мертвые, если у них не были перебиты хребты или переломаны ноги, упав после попадания, просто поднимались и снова занимали место в строю.

Сорок неприятельских кораблей дрейфовали в ожидании возможности причалить и произвести высадку. Цардиты, не вовлеченные в борьбу с огнем, выпускали тучи стрел, летевших по дуге через огненную преграду. Стрельба велась хоть и не прицельно, но густо: среди защитников были раненые и даже убитые. При виде последних Ильев прикусил губу. Он знал, что им предстоит встать и выступить на стороне врага, — это лишь вопрос времени.

Снова глухо сработали механизмы катапульт цитадели, камни и копья полетели в горловину гавани. На сей раз залп угодил в борт цардитской триремы — чуть повыше второго ряда весел. Многие весла переломало или расщепило. Зажигательный снаряд из онагра сокрушил борт, разметав людей. Корабль сильно качнуло, в оставленный камнем пролом стала поступать вода. Изнутри корпуса повалил дым, заметались отблески огня.

Однако при всем этом было очевидно, что Стертию пора перенацеливать машины. Этот этап сражения за Эсторр почти закончился. Скоро предстояло начаться другому. Понимая это, Кашилли подбросил в руке свой чудовищный молот. Многозначительный жест, подкрепленный для тех, кто не понял, грозным горловым рыком. Ильев кивнул.

— У причалов полно пехоты, но выстоит ли она? — спросил он. — У них не то вооружение, чтобы сражаться с мертвыми.

— Так ведь и бежать им некуда, — сказал Стертий. — Мертвецы уже на стенах, и на севере, и на юге. Лестницы у них есть, а страх им неведом. Но здесь мы имеем шанс их сдержать. Обязаны, чтобы они не затопили город.

— Люди похрабрее нас с вами пасовали перед ходячими мертвецами, — заметил Ильев. — Призывами и доводами бойцов не удержать. Нам нужно немного удачи. Я организую оборону внизу.

Васселис со свистом втянул воздух в легкие и откашлялся.

— Твое место здесь, адмирал. Ты должен управлять ходом битвы. Нам необходим твой опыт.

Ильев покачал головой.

— Я окений. Мой опыт сейчас ничего не значит. Если что и может иметь значение, так это смелость. Смелость и молот Кашилли.

— Тогда да улыбнется тебе Всеведущий! Ибо он воистину отвернулся от нас, когда был зажжен первый костер и первый невинный мертвый обращен в пепел.

— Меня мало волнует, будет мне улыбаться ваш бог или нет. Вы сделали то, что должны были сделать для спасения города, поэтому истинный Бог должен не проклясть вас за это, а благословить. — Ильев повернулся к Стертию. — А сейчас переналадь свои машины. Они понадобятся, чтобы бить по берегу. Как только их перестанут удерживать горящие корабли, мертвецы повалят валом.

— Да, адмирал.

— Кашилли! Бери седьмой отряд. Для нас есть работа.

— Да, кэп, — отозвался Кашилли. — Эй, седьмой! Отдых кончился. Все к сходням! Пошевеливайтесь! За топоры и молоты, ублюдки, за топоры и молоты!

Он поймал взгляд Васселиса.

— Эй, маршал, присоединяйся. Ты же мастер махать клинком. Я сам видел на играх.

— Время моих выступлений на арене осталось позади. Как, боюсь, быстрота и мой верный глаз.

— Ну, смотри. По-моему, нам самое место снаружи. Там, где льется кровь и враги падают к нашим ногам.

— Да хранит тебя Окетар, Карл Ильев, — напутствовал Васселис адмирала. — Наверное, где-нибудь внизу ты найдешь Элиз и Марка. Я думаю, они оба разделяют твои соображения.

Они обменялись кивками, и в душе Ильева с неистовой силой всколыхнулось желание ощутить, как трещат и ломаются под ударами его молота кости мертвецов.

— Адвокат умеет выбирать советников, — сказал он, глядя в глаза маршалу.

— Умела. — Васселис отвел взгляд. — А ты что, не знаешь, что она умерла?

— Как? — изумился Ильев.

— Есть подвиги, которые не забываются. Посвятите свои деяния ее памяти. Выиграй эту битву ради нее, Карл. А когда с ними будет покончено, найди меня, и я расскажу тебе, как все было на самом деле. Потому что все, о чем болтают на улицах, ложь.

— Я не допущу, чтобы этот город пал перед мертвецами, — заявил Ильев.

— Тогда смерть Адвоката не будет напрасной.

* * *

Эстер находилась в покоях канцлера с уцелевшими из десятой пряди — Йолой, Миной и Петревием. Детей из одиннадцатой и малышей из двенадцатой пряди уже увели в подвал, в убежище. За ними присматривали Меера и Андреас — рассказывали им сказки, угощали сластями и напитками. Там, внизу, было спокойно, и детей отправили туда не столько ради реальной безопасности, сколько чтобы не путать их страшными звуками вторжения.

Разумеется, дворец находился под защитой. Васселис и Гестерис позаботились об этом, оставив значительные военные силы, подкрепленные метательными машинами, на тот случай, если внешние рубежи обороны будут прорваны. Если это случится, последний бой врагу будет дан именно здесь. Так сказал Васселис, когда уходил, и по его глазам Эстер поняла: он вовсе не уверен, что они переживут этот день.

Поскольку двое городских ворот подверглись атаке, у напуганных жителей осталось не много путей к спасению. Горожане, считавшие Холм самым безопасным местом, уже толпились у Врат Победы, требуя впустить их. Правда, врагов в городе еще не было и время укрываться во дворце пока не настало. Но все шло к тому, что оно придет.

Конкорд находился на грани гибели. Адвокат умерла. О судьбе двух ближайших ее наследников, Роберто и Адраниса, не было никаких известий. Первые Восходящие уехали в Нератарн с казначеем. В Эсторре осталась лишь сокрушенная горем Тулин. Васселису пока удавалось удерживать бразды правления в своих руках, но все разваливалось на глазах. В любой момент ситуация могла выйти из-под контроля маршала, и тогда воцарится полный хаос.

Но сейчас в странной тишине покоев канцлера, приглушив ставнями доносившиеся снаружи звуки насилия, Эстер Наравни, мать Восхождения, могла думать лишь о том, что здесь, с этими детьми из десятой пряди, словно бы заново разыгрывается сцена из ее давнего прошлого в Вестфаллене. Ее не покидало дурацкое ощущение, что все это уже происходило на ее глазах.

— Пару дней назад они хотели убить нас, а теперь ломятся сюда, прося убежища, — возмущалась Йола. — Пусть умирают.

— Что за причудливый взгляд на жизнь! Ты, должно быть, так горда, что не видишь дальше собственного носа, — язвительно сказал Петревий.

— Что ты имеешь в виду?

— Да то, что они разъярились на нас по той простой причине, что мы — я, Мина и ты — убили сотни их друзей. Уверен, нам стоило бы протянуть им оливковую ветвь. Сделать все возможное, чтобы помочь им. Заполучить их на нашу сторону.

— Арду… — Эстер прикрыла рот ладошкой. — Прошу прощения, я хотела сказать — Петревий. Ты прав. Когда все кончится, нам снова придется добиваться общего признания. Может быть, насильственный разгон демонстрации люди еще и забудут, но вот то, что сотни их близких были принесены в жертву мертвецам только потому, что Восхождение предпочло отсиживаться за закрытыми воротами, не простят никогда.

— Но они не заслуживают этого, — стояла на своем покрасневшая от негодования Йола. — Если бы они верили нам с самого начала, ничего этого вообще бы не случилось. Это им нужно перед нами извиняться и каяться.

— Да не будь ты идиоткой, Йола! — вспылил Петревий. — Подавляющее большинство этих людей просто выполняли указания ордена, слепо следовали туда, куда их вели. Но теперь канцлер мертва, и мы можем начать все сначала.

— Ты наивный малый, Петре. Получится так, как раньше, с Арду и остальными. Они полюбят нас — на день-другой, — а потом опять отвернутся.

— Ну и что ты предлагаешь? — спросила Эстер. — Выбор у нас не так уж велик, тебе не кажется?

— Не все нас ненавидят, — объявила Йола. — Пусть остальные умрут, а мы примем лишь тех, кто к нам расположен.

— А выбирать между теми и другими будешь ты? — Петревий не выдержал и вскочил на ноги. — Да кто дал тебе право решать, кому жить, кому умереть?!

— А за кого я решаю? Только за себя! Мой выбор — ничего не делать.

Эстер вздохнула. Это был вздох неудовольствия, что не укрылось от бойкой на язык семнадцатилетней Восходящей.

— Ох, Йола, ты прожила здесь всю жизнь и не усвоила простую истину. Нужно уметь спорить и убеждать. Если бы только Эрин услышала твои слова!

— То-то и оно, что она их не услышит, — отрезала Йола. — Да, она победила в великом множестве споров, но только вот в самом главном потерпела поражение. И теперь она мертва. Нам нечего на нее оглядываться, мы должны идти своим путем. Быть сильными ради тех, кто любит нас и хочет быть с нами. Но не думать о толпе, которая стучит сейчас в ворота, намереваясь «простить» нас.

— Ну, так будем сильными, — промолвила Мина, подавшая голос впервые за все время спора. — Там, снаружи, есть те, кто стоит до конца, кто готов умереть за людей, в том числе и за нас. Давайте поможем им.

Эстер улыбнулась.

— Но как ты собираешься это сделать? Мне казалось, ты отказываешься от любого дела, способного навредить людям.

— Йола кое-что знает.

— Заткнись, Мина! Я же говорила, чтобы ты никому не рассказывала.

— Да? Значит, я тебя не расслышала. Но в любом случае, это слишком важно.

Эстер уставилась на Йолу и не отводила глаз, пока та не покраснела.

— Ну?

— Хранители Земли могут улавливать кое-что в почве. Кое-что, недоступное восприятию других Восходящих, даже самых лучших.

— По-моему, я тебе это и сказала, разве нет? — напомнила Эстер.

— Да, — кивнула Йола, — когда меня заинтересовало, почему некоторые ощущения приходят ко мне через ступни, или, во всяком случае, так кажется.

— Ну и что ты чувствуешь?

— Мертвых. Они сейчас близко, я ощущаю их, как только открываю сознание. Если точнее, я ощущаю объекты с жизненной энергией, явно недостаточной для настоящей жизни, но как бы живущие, если вы меня понимаете.

Эстер напряглась.

— Подобные ощущения были и у меня. Я не понимала, что это значит, да особо и не задумывалась. Продолжай.

— Ну, там, в недрах, что-то происходит с фундаментальными энергиями. Теми мягкими, неспешными земными силами, которые мы, Хранители Земли, так любим. Они меняются.

— И она думает, что именно это придает сил мертвым, позволяя им двигаться, — встряла Мина.

Эстер открыла рот и тут же прикрыла его ладошкой, приглушив испуганное восклицание.

— И можешь ты с этим что-нибудь сделать? — спросила она.

— Думаю, да, — кивнула Йола.

— Что, дитя?

— Думаю, можно прервать потоки. Сделать так, чтобы эти энергии не смогли продвигаться. Создать что-то вроде запруды или баррикады. Если это сработает, мертвецы не смогут двигаться.

В душе Эстер зажегся огонек надежды. Реальной надежды на то, что всему этому можно положить конец.

— И на сколь обширную зону ты можешь распространить свое дело? Город охватишь?

— Нет, он слишком велик. Но дворец — да. К тому же это наш дом, и я хорошо знакома с его энергетическим планом.

— Ты уверена, что это их остановит?

— Как тут можно быть в чем-то уверенным? — пожал плечами Петревий. — Есть только один способ узнать — взять и попробовать.

— Мне действительно важно знать, насколько ты в этом уверена. — Эстер глубоко задумалась.

— Почему?

— Потому что ход твоей мысли мне ясен. Ты полагаешь, что, когда мертвые ворвутся в город, их можно будет остановить на подступах к дворцу, по крайней мере задержать. Но мне кажется, что, как только об этом узнают маршал Васселис и Элиз Кастенас, их посетит другая мысль. Имеет смысл заманить мертвецов сюда, чтобы обезвредить всех разом под стенами дворца. Вот почему прежде, чем я пошлю сообщение, мне нужно знать точно — ты это сможешь, Йола?

* * *

Ворота Драгоценной преграды были сметены — каким способом, Хурана не волновало. Он пошлет своих воинов в атаку, чтобы завершить дело, а сам двинется за ними, доберется до Гориана Вестфаллена и одним взмахом клинка снесет ему голову. Такова будет участь любого, убившего отпрыска династии Хур.

Исполнившись желанием вонзать клинки в тела врагов и обагрить землю их кровью, двенадцать тысяч воинов Царда устремились в пролом через гору битого камня. Могучее сооружение, символ нелепой гордыни Конкорда, оказалось сокрушено силой всего лишь одного человека.

Хуран видел, что земля разорвала камень и бетон словно бумагу. И волна движется через открытое пространство к мертвецам.

— Захватить гор-каркулас! Они нужны мне!

Его приказ громом прогремел над задними шеренгами и тут же, он в этом не сомневался, пронесся по рядам вперед, распространившись среди самых рьяных стяжателей наград и добычи. Хурану даже удалось улыбнуться. Желавшие провести его всегда слишком поздно осознавали свою ошибку. Худшего не случится. Он возьмет новых жен, у него будут другие сыновья. Рин-Хур был великим принцем и должен быть достойно оплакан, но ни в коем случае нельзя допустить, чтобы его кончина стала эпитафией всей династии Хур.

Грохочущий, увенчанный туманом земляной вал покатился наружу, сотрясая почву под его ногами. Король слегка пошатнулся, на миг для поддержки коснулся рукой плеча Крейсана и, ощутив внутри сосущую пустоту неуверенности, приостановился. Движущаяся стена достигла мертвых и накрыла и их, и гор-каркулас. Боевой клич цардитов оборвался. Все голоса смолкли. Позади стены, кажется, царила неподвижная пустота. Они победили, но Гориан решил продолжить свою коварную игру.

Передние ряды цардитского войска дрогнули, смешались и остановились. Земля затряслась, расщепилась и вспучилась. Длинный земляной вал, тянувшийся на север и юг насколько хватало взгляда, покатился к ним. Могучая страшная волна. И когда его люди, в поисках спасения, бросились бежать, было уже поздно. Они были обречены. Возможно, с самого начала кампании.

Хуран бросил взгляд через плечо, на открытое пространство Великих равнин Атрески у него за спиной. Бежать некуда. Надеяться не на что. Пытаться спастись не имело смысла.

Крейсан схватил его за руку.

— Бежим, мой король! Спасай свою жизнь!

— Бежать? Я предпочитаю встретить смерть лицом к лицу! Она не настигнет меня сзади, как труса.

Хуран, король Царда, повернулся навстречу своей судьбе.

— И все это — результат нашей собственной глупости, — выдохнул Крейсан.

Земля вздыбилась над их головами.

ГЛАВА 64

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

— Мы должны остановиться. Пол, пожалуйста, на минутку!

Миля. Может быть, даже меньше. Вот и все, что им удалось одолеть, но для Ардуция поддержание даже такого темпа являлось сущей пыткой. Каждый новый шаг по унылому, безжизненному болоту давался ему с ужасной болью. Его сломанная нога волочилась по склизкой жиже, подскакивая на скрытых под нею камнях и кочках. Двигался он подпрыгивая, опираясь на Миррон, и, хотя старался не жаловаться, звуки, непроизвольно срывавшиеся с его губ, было тяжело слышать.

Но они не могли позволить себе передышку. С востока, закрывая линию горизонта, неумолимо надвигались десятки тысяч тех, кого Гориан превратил в мертвецов с помощью своей земляной волны. Они продвигались медленно, неторопливо, но неуклонно и целеустремленно. Теперь они находились всего в трех сотнях ярдов позади, и все подтягивались в одном направлении, к одной точке пространства.

Поднявшись на возвышенность, Восходящие и Джеред вдруг увидели впереди, не более чем в миле, оазис здоровья и жизни. Прогалина, поросшая деревьями и высокой травой, общей площадью около акра. Было видно, что по ней движутся какие-то фигуры. Возможно, это были другие мертвецы, но и Гориан тоже находился там. Чтобы определить это, Джереду не требовалось прибегать к чутью Восходящих. Он взмолился о том, чтобы Кессиан тоже оказался там и живой, но взмолился молча, даже не задержав дыхания. Хотя это, учитывая зловоние, исходившее от пузырящейся жижи под ногами, ему не помешало бы.

Голос Миррон резко ворвался в его мысли, когда Джеред старался полностью сосредоточиться на том, чтобы передвигать одну ногу за другой, в то время как тело кашлявшего, задыхавшегося Оссакера становилось в его руках все более тяжкой ношей.

— Ладно. На минуту, не больше.

Джеред присел на корточки, положил Оссакера на землю и вытянул онемевшие, сведенные судорогой, нестерпимо нывшие руки. Попытка размять их и прилив крови к затекшим мускулам заставили его застонать от боли.

Миррон помогла опуститься наземь Ардуцию. Он лег на спину прямо в болотную жижу, не обращая на нее внимания. Слой грязи здесь был неглубок, не больше дюйма над твердой почвой, а исходившей от нее ужасающей вони Ардуций, похоже, не замечал.

— У тебя ведь не столько с ногой плохо, да, Арду? — озабоченно осведомился Джеред.

Молодой человек, не поднимая головы, повел ею из стороны в сторону, вздохнул и поморщился от боли.

— Ребра?

— Да, — выдохнул Ардуций. Слова давались ему с трудом. — И правая рука, запястье. Они у меня всегда были слабоваты.

Ардуций ухитрился выдавить улыбку, и Джереду оставалось лишь подивиться его мужеству и гадать, где он черпает отвагу, когда кажется, что все потеряно. Трое Восходящих, двое из которых еле живы, собирались встретиться с самой разрушительной силой мира. Выглядело не слишком многообещающе.

— Осмелюсь предположить, это еще не все.

— Еще множество ушибов и повреждений внутри. Боюсь, открылось внутреннее кровотечение. И скула, кажется, сломана. Хотя сказать трудно — та половина лица у меня онемела. — Ардуций приподнялся на здоровой руке. — Пол, я знаю, о чем ты думаешь. Не бойся, для дела у меня силы хватит.

— Я могу ему помочь. — Голос Оссакера был сухим, надтреснутым, еле слышным. — Позволь мне коснуться его.

— Ни в коем случае! — запротестовал Ардуций. — Осси, не будь тупицей. То, что у тебя осталось, сохрани для себя.

— Для меня уже слишком поздно, Арду. Позволь мне исцелить тебя. Я могу это. Это все, что я могу.

Джеред посмотрел на Оссакера и вновь увидел в нем того, прежнего мальчишку.

— Так, никто под моим началом не смеет заикаться о том, будто бы что-то там «слишком поздно»! Будь это так, я не тащил бы тебя на себе. Понятно?

Оссакер поджал губы.

— Так точно, господин генерал, понятно.

Он даже попытался шутливо отдать честь, но на это его уже не хватило.

Джеред покачал головой.

— Будь у меня хоть половина той силы и смелости, что у вас двоих, то есть у троих, я бы вас всех на себе нес. — Он поглядел на восток. — Но, так или иначе, мы должны двигаться дальше. И не останавливаться, пока не убьем Гориана. Потому что либо мы сделаем это, либо присоединимся к его… последователям, или как вам угодно их называть.

— Рабам, — сказал Ардуций, протягивая Миррон здоровую руку, чтобы та помогла ему встать на ноги. Точнее, на ногу.

— Это более верное определение, — согласился Джеред. — Ну-ка, Осси. Пора двигаться.

Они продолжили путь. Руки Джереда тут же налились болью, а уж каково приходится Ардуцию, он мог судить по непроизвольно вырывавшимся у того стонам. Мертвые между тем сократили разрыв наполовину: они двигались быстрее, чем четверо живых. Джеред прикинул, что если он и его спутники делают около мили в час, то мертвецы примерно вдвое больше. Ему вдруг отчетливо представилась вся абсурдность ситуации — мертвецы преследуют увечных. Едва плетущиеся гонятся за с трудом ковыляющими. Чем бы это ни кончилось, Харбан, безусловно, был прав: мир перевернулся вверх тормашками.

Спускаясь по склону, Восходящие торопились поскорее оказаться на ровной местности перед прогалиной, поскольку ходьба по ровной земле напрягала их мускулы и кости чуточку поменьше. Уши заполонили звуки шагов мертвого воинства — сорок или пятьдесят тысяч пар ног тяжко топали и с хлюпаньем вытягивались из вязкой трясины. Бредовые, невообразимые звуки.

Ранее в представлении Джереда Армагеддон всегда ассоциировался с громом и тому подобными звуками, сопутствующими высвобождению чистой силы и энергии. В действительности все оказалось гораздо хуже, страшнее и омерзительнее. Ему хотелось стереть ужасное значение всего произошедшего из сознания, но по мере приближения великого множества погубленных Горианом людей он все отчетливее понимал, что неспособен на это. Джереда так и подмывало повернуться и попросить прощения у этих несчастных душ, у каждого по отдельности.

Возможно, было только правильно, что сейчас жертвы Гориана гнались за теми, по чьей милости он остался в живых. Они оказались здесь, все вместе, одни посреди дикого запустения. Может быть, они вполне заслуживали смерти за то, что сделали — или чего не сделали — десять лет назад. По щеке казначея скатилась слеза. Сколько жертв! Сколько невинных жертв! Какое оскорбление Всеведущего!

— Пол, нет смысла казнить себя! — подал голос Оссакер.

Джеред вздрогнул и посмотрел на него. Слепые глаза Восходящего принизывали Джереда насквозь, ничего не упуская. Сам же он выглядел слегка оправившимся от предыдущего столкновения с Горианом.

— Подумай о том, что произошло с миром по нашей вине, — возразил Джеред. — Все эти люди, безвременно разлученные с жизнью и не сподобившиеся объятий Бога, — на чьей они совести? Как я могу не обвинять себя?

— А ты подумай о том, что тогда ты проявил милосердие, а это большее и высшее из того, на что способен человек… — Оссакер осекся, зайдясь в приступе кашля.

— Не говори ничего. Тебе тяжело.

Оссакер, однако, вцепился в руку Джереда и продолжил:

— Тот, кому была оказана милость, сделал свой выбор в пользу зла и осквернил мир, но следует ли из этого, что ты должен был не оставить ему выбора? Вправе ли мы были решать, кто заслуживает еще одного шанса, а кто нет?

Джеред уронил еще одну слезу, но кивнул. В нем росла новая решимость. Она придавала силу рукам и ногам и наполняла верой его сознание.

— Ну что ж, зато теперь нам выпало судить. И я считаю Гориана виновным. Миррон, Арду, поспешим. Это наш долг перед теми, кто идет за нами по пятам.

Оссакер улыбнулся и закрыл глаза.

* * *

Роберто обрезал веревочную сеть, в которой находилась клеть, и, используя клинок гладиуса в качестве рычага, стал отжимать прибитую гвоздями крышку. Даваров стоял рядом с ним, выкрикивая приказы нескольким сотням людей, которые выжили и сражались здесь, на рушившихся и осыпающихся стенах Драгоценной преграды. Можно было надеяться, что к северу и югу, за пределами видимости, дела обстоят лучше, но на том месте, где находились ворота, остался лишь пролом и гора щебня. Не сохранилось ни одной боеспособной катапульты.

Во многих местах мертвецы могли пройти сквозь проломы и вступить в Нератарн практически беспрепятственно. А их количество исчислялось тысячами. Мертвецы из Атрески и Гестерна, не полностью уничтоженные метательными машинами Конкорда, поднялись и снова двинулись на штурм. Многие получили новые повреждения, но сохранили способность идти и держать в руках мечи и копья. Что же до многих тысяч мертвых граждан Конкорда, застигнутых ударом земляной волны под стеной или в лагерях, то они двигались на запад, и сейчас о них можно было не думать.

Правда, оставалась главная проблема. Армия Царда. Маловероятно, что хоть кто-то из них спасся, а это означало появление около двенадцати тысяч новых мертвецов. Свеженьких, нетронутых распадом и имеющих лишь недавние повреждения, которые стали причиной их смерти.

Положение можно было бы считать безнадежным, если бы не два «но». Во-первых, Даваров безнадежности не признавал и уже ухитрился вселить боевой дух в немногочисленных легионеров. Во-вторых, через чудом уцелевший при крушении стены увеличитель Роберто разглядел горстку людей, медленно и с превеликим трудом двигавшихся туда, где, как он полагал и о чем горячо молился, должен находиться Гориан. Широченная спина и могучая стать одного из них позволяли безошибочно узнать Джереда, трое остальных — Восходящие, надо полагать спасшиеся от волны.

Роберто ощутил некую горечь из-за того, что вынужден радоваться их спасению. Он мог ненавидеть все, что за ними стояло, но сейчас желал, чтобы Восходящие добились успеха. И чем быстрее, тем лучше.

— Всем собраться на крыше! — ревел Даваров, — Ко мне! Соберемся вместе и дадим им отпор! Пошевеливайтесь!

Роберто отжал крышку и схватил металлическую флягу. По такой же фляге он вручил Даварову и Харбану. Харбан вылез на свет из зоны полного обрушения. Трудно было представить, как можно оттуда выбраться, но, видимо, привычный к горным обвалам и камнепадам карку смотрел на это иначе. Он совершенно не пострадал, но в его глазах полыхал неукротимый огонь ярости, ведь там, на равнине, погибли те, кого он хотел спасти. Двое из них.

— Примерьтесь к тяжести, чтобы знать, как далеко можете бросить, — посоветовал Роберто, — Эта штуковина бабахает основательно, так что швырять лучше подальше, изо всех сил.

Даваров кивнул и подбросил флягу на огромной ладони. Роберто потянулся и остановил его.

— Осторожно, старина. Уронишь — и для нас все кончится прямо сейчас.

Мертвые приближались. Когда они подошли совсем близко, в них полетели стрелы и копья, но это не имело смысла, поскольку боли они не чувствовали и колотые раны не могли их остановить. Восставшие цардиты тоже приблизились почти на дистанцию полета стрелы, и Роберто, озирая колышущее море мертвецов, подумал о том, что и сам может оказаться среди них. Он попытался высмотреть Хурана или Рутрара, но не увидел ни того ни другого. Миссия Рутрара не увенчалась успехом, и Роберто это печалило. Жаль, что просентор поскакал навстречу тому, что обернулось для него смертью. Он был умен, а его мускулы очень пригодились бы сейчас здесь, наверху.

Уцелевшие солдаты собирались на сохранившейся половине крыши форта. Лестница, ведущая наверх, треснула, но не обвалилась и оставалась опорой для еще державшегося участка стены, тянувшегося ярдов на сорок к северу. Дальше к югу, за хаотичным нагромождением обломков, неуклюже волоча ноги, опираясь на оружие сломанными руками, падая и переползая через острые осколки, выбирались из руин и брели на запад погибшие легионеры Конкорда. Куда ни обрати взор, зрелище было трагическим и плачевным. Лучший выход — ничего не видеть и ни о чем не думать!

Почувствовав, что на его плечо легла чья-то рука, Роберто оторвал взгляд от мертвых и обернулся.

— Дай-ка мне тоже одну из этих штуковин.

— Только смотри, Юлий, не урони ее мне на голову, — ухмыльнулся Роберто и, вручив ему флягу, добавил: — Верни их в объятия Бога, глас Бариас.

— Верну. Столько, сколько смогу.

Бариас явно пребывал в потрясении. Все его лицо покрывал густой слой пыли, но взгляд оставался осмысленным, и это уже было неплохо.

— Я должен радоваться тому, что спас тебя, — продолжил Роберто. — Думаю, что удостоюсь за это похвалы матушки, когда мы вернемся. Если ты, конечно, больше уже не мечтаешь увидеть меня на костре.

— Может быть, лучше начать наши отношения с чистого листа?

— Это мне подходит.

— Роберто! — В голосе Даварова прозвучало удивление.

Дел Аглиос бросил взгляд в сторону Атрески и увидел, что мертвецы прервали движение. Волна атакующих остановилась. Сейчас они стояли в десяти ярдах от стены — толпой, насчитывающей сотню мертвых в глубину и много сотен по фронту, к северу и к югу.

— Шансы не слишком велики, — заметил Роберто.

— Мы можем их малость уравнять, — откликнулся Даваров, снова подбросив на ладони флягу.

— Подожди, пока они возобновят движение.

Солдаты растянулись вдоль стены, лестниц и насыпи, приготовив копья, камни — все, что могло удержать мертвецов на расстоянии. И тут неожиданно лица всех павших мужчин и женщин поднялись и обратились к форту. Покрытые слизью, израненные, искалеченные — все их взоры были обращены на крышу. Все рты открылись одновременно.

— Дел Аглиос…

Роберто отшатнулся и тяжело привалился к стене, прижимая к себе флягу. Его имя, произнесенное разом тысячами мертвецов!

— Что, во имя славы Всеведущего, это значит? — пробормотал он с невольным содроганием.

— Дел Аглиос…

Звуки пронизывали его, норовя вырвать сердце. Мужество едва не покинуло живых защитников форта. С дрожью поднявшись на ноги, Роберто воззрился вперед и вниз, на огромную толпу мертвецов. Все они продолжали смотреть на него, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы собрать волю в кулак и вернуть самообладание. Но это не изгнало эхо страшного звука из его головы.

— Ублюдок! — выкрикнул Роберто. — Он видит меня их глазами. Как ему это удается? Он видит меня!

— Да? Ну, так здесь найдется и еще кое-что, на что он может полюбоваться. — Даваров размахнулся и швырнул флягу в гущу мертвецов. — На, подавись, трусливый подонок!

Фляга угодила в нагрудник легионера Атрески и взорвалась, кромсая металлическими осколками окружающих мертвецов. Взрыв расшвырял трупы с оторванными руками, ногами и головами, расчистив в тесной толпе кровавый овал. Три десятка мертвецов исчезли: от них остались лишь месиво истерзанной плоти да искореженные доспехи.

— Конкорд! — проревел Даваров. — Да сгинет враг!

Юлий и Харбан тоже метнули фляги. Позади Роберто механик пытался заново поджечь едва тлевшую смоляную бочку. Осколки забарабанили по порушенным стенам. Роберто тоже бросил флягу, уничтожив силой взрыва еще несколько десятков мертвецов.

— Если тебе нужен я, Гориан, приди за мной сам! — Он склонился над клетью, чтобы взять следующую флягу. Толпа мертвых качнулась и двинулась вперед. — Ну, Пол, — пробормотал Дел Аглиос, — теперь дело за тобой. Опять.

* * *

Седьмой отряд окениев удерживал пристань и основание южного форта. Когда огонь погас, по шатким настилам, сброшенным с подошедших к причалам цардитских кораблей, на берег валом повалили мертвые. Метательные машины форта осыпали сгрудившиеся в гавани вражеские суда камнями и зажигательными снарядами, но мертвецы, несмотря на понесенный урон, прибывали и прибывали, повергая в трепет сердца защитников.

Новые и новые корабли вливались в горловину гавани. Мертвецы, сброшенные с кораблей или ушедшие с ними на дно, порой тоже появлялись на поверхности, карабкаясь по спускавшимся к воде металлическим лестницам, расположенным вдоль отвесной стены гавани. Для некоторых людей одного лишь этого невероятного зрелища оказалось более чем достаточно. Обратившихся в бегство было столько же, сколько и мертвецов, выбравшихся на сушу. Сотни!

Схватив мертвеца, Кашилли переломил ему хребет о колено, отшвырнул тело в сторону, поднял молот и обрушил его на макушку другого мертвого. Череп разлетелся осколками костей и брызгами мозга, но тело, сброшенное на землю, продолжало дергаться и корчиться. Кашилли пинком отправил мертвеца в воду, однако вместо него уже приближались три десятка других.

— Ну, давайте! — Он поманил их к себе. — Хоть по одному, хоть всем скопом. Мне без разницы.

Сражавшийся рядом с ним Ильев являл собой полную противоположность грубой бычьей силе Кашилли. Демонстрируя просто акробатическую ловкость, он с разворота так залепил ногой в диафрагму гестернскому ополченцу, что тот, полетев как пущенное из катапульты ядро, сбил назад в воду еще двоих. Имея для маневра всего полшага свободного пространства, Ильев поднырнул и с размаху нанес кузнечным молотом удар по коленям следующего мертвеца, раздробив коленную чашечку. Мертвец согнулся, и Ильев, отпрянув, обрушил зажатый в другой руке топор ему на крестец. Ноги мертвеца дернулись в последний раз, и он затих.

По всей длине и ширине пристани пронесся вздох. Ильев замер — неожиданно все сошедшие на берег мертвецы застыли на месте. Кашилли, расхохотавшись, сбил молотом сначала одного неподвижного врага, потом другого. Разя налево и направо, он начал врубаться в тесную толпу стоявших бок о бок мертвых, однако Ильев криком предупредил его, чтобы тот не увлекался.

Сам Ильев заглянул в глаза мертвеца, стоявшего прямо перед ним. Это был труп примерно месячной давности, сильно разложившийся, с полусгнившим лицом, в котором копошились черви, испускавший едкий смрад. Однако глаза, хотя, казалось, там могли быть лишь пустые глазницы, каким-то образом сохранились, и Ильеву почудилось, что он увидел в них мгновенную растерянность, сменившую бесконечную боль.

Мертвец открыл рот. Точнее, все они разом разинули рты, издав дрожащий крик. Тела затряслись и задергались так, что покрывавшая их плесень и слизь стала стекать по ногам вниз, расплываясь по бетону причала.

— Назад! Все назад! — скомандовал Ильев.

Седьмой отряд повиновался. И тут со стороны гавани, привлекая внимание к вражеским кораблям, донесся оглушительный треск. Ильев слышал, что ломается дерево, но сначала не смог ничего увидеть.

— Там!

Кашилли указывал туда, где по ворвавшейся в гавань триреме стремительно распространялась зеленая плесень. Она расползалась по бортам и палубе, взбиралась по мачтам, расплывалась пятнами по парусам. Тугая парусина обвисала и разваливалась на куски прямо на глазах. Соприкосновение с лишайником и плесенью порождало стремительный процесс гниения — корабли, с резкими звуками выдиравшихся из досок гвоздей, стали один за другим разваливаться на части и погружаться в воду. Люди на берегу разразились радостными криками, но Ильев понимал, что это вовсе не победа.

— Это новое оружие! Все назад! Быстро назад!

Адмирал метнул взгляд налево и увидел, как мертвец, потянувшись, схватил за руку зазевавшегося легионера, обрызгав его липкой слизью и плесенью. Тело солдата мгновенно покрылось растекшейся по нему отвратительной, склизкой буро-зеленой пленкой. Он кричал, пока она не добралась до его рта и глаз, не обволокла его сердце. А потом повернулся против своих товарищей.

— Сюда! Сюда! — закричал Ильев, увлекая людей назад, в направлении форта. — Не позволяйте, чтобы они прикасались к вам!

Ильев испугался. Может быть, впервые в своей жизни. Гадкое, отвратительное чувство. Легионеры и стражи гавани умирали от безудержно распространявшейся заразы. Пристань очистилась от людей. Никому из успевших увидеть последствия новой атаки и в голову не пришло задержаться, чтобы попытаться ее остановить. Паника распространялась даже с большей скоростью, чем плесень. Давя друг друга, люди устремлялись через портовые дворы и разбегались по прилегающим улицам. Звуки сражения уступили место диким воплям ужаса, за которыми следовал тяжкий топот тысяч ног.

Седьмой отряд вбежал во двор форта и попандусу устремился на крышу. Они ворвались внутрь за миг до того, как перепуганным стражникам проорали приказ закрыть ворота. Окении стекались на крышу. Метательные машины смолкли. Ильев подошел к Васселису и Стертою. Они стояли на стене, выходившей на гавань, где собралось множество механиков и бойцов. Ильева никто не приветствовал, кажется, никто даже не заметил. Все взоры были устремлены на гавань.

Жуткое зрелище превосходило любые кошмарные творения художников ордена, изображавших мир, лишенный милости Всеведущего. Чистой водной поверхности почти не осталось — бухта превратилась в грязный, слякотный пруд, забитый обломками гнилого дерева и водорослями. И повсюду над колышущейся буро-зеленой массой то и дело выбрасывались тонкие фонтанчики зеленоватого тумана — разлетались споры плесени.

Новые и новые мертвецы, сотнями карабкаясь по лестницам, выбирались на пристань и присоединялись к толпившимся там собратьям, которым теперь никто не препятствовал. Для наведенных на гавань боевых машин они были недосягаемы. Из-под их ног медленно растекалась плесень. Не слишком далеко, но все же этого хватало для того, чтобы не подпустить живых на дистанцию рукопашного боя. Из оружия только сарисса — длинное копье пехотной фаланги — была достаточно длинна, чтобы нанести удар с такого расстояния. Двинувшись с пристани, мертвецы оставили позади себя лужи гнилостно-зеленой жижи. Она покрывала булыжники, заползала в трещины и тянула свои клейкие пальцы к форту.

Живые бежали перед лицом смерти, сами не зная куда. Над северными и южными воротами развевались сигнальные флаги, оповещавшие, что и те и другие проломлены. То, что их не удержали, Ильева не удивило: граждане и солдаты, обезумев, спасались от армии мертвецов. Устоять они не могли. Битва на этом рубеже была проиграна.

— Нам надо попасть во дворец, — сказал Васселис.

Ильев повернулся к нему и увидел у него в руке какую-то бумагу.

— Зачем?

— Там находятся юные Восходящие. И Эстер говорила, что у них имеется какой-то план.

— Отсюда не выбраться, — проворчал Стертий, жестом указывая на покрывавшую пристань слизь, — Прикоснешься, и тебе конец.

Но тут Кашилли направился к стене. Ильев заметил это и жестом подозвал Васселиса и Стертия к окениям.

— Похоже, здесь нашлась посудина. Вот удача!

ГЛАВА 65

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

— Держать сорок гребков, окении! Как будто обгоняете прилив!

Приказ Ильева прозвучал над головами гребцов, дружно и усердно налегавших на весла. Они устремились прочь от форта, в обход узкого мыса, к южному берегу, где высадились мертвые. Вряд ли это место годилось, чтобы принять целую армию вторжения, но для небольших сил пространства вполне хватало. Ни на одном из дюжины уткнувшихся в берег кораблей — ни души. Ни на палубах, ни на сходнях. Как и ожидал Ильев, на песке и гальке плесени не было.

Стертий и Васселис сидели рядом с ним на корме, вцепившись в планшир. На воде они чувствовали себя неуверенно, что до крайности забавляло Кашилли. Стремительно несущийся остроносый капер, возможно, представлял собой впечатляющее зрелище, но вряд ли непривычные к качке люди чувствовали себя комфортно на его палубе. Мало того что корабль мчался со скоростью, внушавшей «сухопутным крысам» опасение за свою жизнь, так Кашилли еще и гонял пехоту туда-сюда, усугубляя качку, пока Ильев не велел ему прекратить.

Даже перед лицом полного уничтожения Кашилли оставался неустрашим. Он стоял на самом носу, поставив одну ногу на таран, и сжимал и разжимал кулаки, словно подначивая мертвецов встретиться и сразиться с ним. Ильев невольно подумал, что ему не хотелось бы встретиться с великаном моряком в качестве противника.

— Держи прямо на берег, кэп! — прогромыхал Кашилли. — Влетим на полной скорости.

Ильев посмотрел на Васселиса, казавшегося бледнее, чем это можно было представить.

— Думаю, нынче не тот случай, Кашилли. Причалим мягко. Сбавить темп до пятнадцати! Сушить весла по моей команде!

— Есть, кэп!

Бег капера начал замедляться. Кашилли отошел от тарана, когда тот установился на уровне ватерлинии.

— Суши весла! — скомандовал Ильев.

Тринадцать пар весел поднялись вертикально, и капер вполз днищем на берег, после чего остановился. Это произошло не так стремительно, как хотелось бы Кашилли, но все равно слишком резко для людей сухопутных.

— Морская пехота, на берег! — распорядился Кашилли. — Главная задача — охранять наших гостей и следить за грязью.

— Далеко отсюда до Холма? — осведомился Ильев.

Отряд сформировал оборонительный строй, не сводя глаз с уходящей вдаль тропы и окруженных тишиной вражеских кораблей.

— До ближайших ворот пара миль, не больше, — ответил Васселис. — Только вот идти главными улицами — значит оказаться, как говорит Кашилли, по колено «в грязи». Есть соображения?

— Я отсюда родом, — подал голос Стертий. — Могу привести прямо к месту, без вопросов.

— Очень хорошо. Бегом бежать сможете? — Васселис и Стертий кивнули. — Тогда вперед. Кашилли, без моего приказа не останавливаться. Бегом марш!

Взяв с места высокий темп, они помчались вверх по склону, прочь от берега, по тропе, ведущей к воротам. Ею уже воспользовались мертвые, и схватка у ворот произошла нешуточная. Перед ними широким полукругом громоздились изувеченные трупы — жертвы горящих камней, болтов и чудесного порошка Гестериса, который, видимо, растратили почти полностью. Дюжины нападавших были расчленены и выведены из строя, но многие уцелели и, приведя в действие свое плесневое оружие, просто сгноили ворота. От них остались только железные и стальные скрепы да петли: бревна превратились в трухлявые обломки. Теперь катапульты молчали, обороняющиеся проглядели угрозу, против которой оказались бессильны. Отряд вбежал в ворота. Плесень исчезла, как испарилась она и с главной дороги, что вела вверх, на форум. Как и предполагал Ильев.

— Они прорвались, — сказал он. — И это движется впереди них. Стертий, нам куда?

Стертий указал налево, и они понеслись по зажатой между стенами улочке, взбиравшейся по склону. Здесь, среди пустых домов с хлопающими ставнями, звуки, доносящиеся со стороны центра города, ослабели, но вот с запахами дело обстояло иначе. Они заполонили воздух как свидетельство того, что вторгшаяся волна унесла с собой новых мертвецов. Сколько благочестивых граждан было превращено в мертвецов и брошено в атаку на дворец, который являлся истинной целью Гориана?

— Нам нужно найти гор-каркулас, — заявил Васселис, с трудом переводя дух. Несмотря на возраст, он держался хорошо. — Если сможем найти и забрать, мы серьезно ограничим их возможности.

— Боюсь, это будет не просто, — отозвался Ильев. — Ты только посмотри на все это!

Они свернули на узкую, застроенную сдававшимися внаем домами улочку, которая вывела к небольшой площади. Повсюду были видны приметы прошлой, ушедшей жизни. На земле валялись ведра, шляпы, мешки, игрушки, провизия. Личное имущество граждан, брошенное за полной ненадобностью. А в центре продолжал плескаться фонтан с морскими водорослями в чаше.

Стертий повел их в обход главного форума, в сторону от центра вторжения. Спереди и справа доносились крики испуганных беглецов и мерный топот марширующей армии мертвых: звуки удалялись налево, к западу, в сторону единственных ворот, не подвергшихся атаке.

— Лучшее место для них, — бросил Ильев. — Не сбавлять шаг, окении!

Эсторр представлял собой серию концентрических кольцевых улиц, прорезанных прямыми лучами дорог, которые расходились от порта, и хотя Стертий знал город как свои пять пальцев, они просто не могли дойти до цели, не пересекая одну из главных магистралей. Она вела прямо к западным воротам и была запружена беженцами. Люди мчались со всех ног, хотя мертвецы находились еще далеко позади и продвигались медленно, без спешки.

Седьмой отряд и гости двигались в створе маленькой боковой улочки, не тронутой ни плесенью, ни смертью. Пока не тронутой. Но все уличные террасы опустели, их жители уже присоединились к беглецам, стремившимся покинуть город. Впереди бурлила обезумевшая толпа. Ильев невольно содрогнулся. Все эти люди сгрудились так плотно, что обратить их в мертвецов могло одно лишь прикосновение мертвой руки.

— Кашилли! Проделай проход! Седьмой, не отставать! Гостей беречь!

— Так точно, кэп. Считай, уже сделано.

Кашилли и двое его моряков, держа молоты горизонтально, поперек груди, вломились в людской поток, оттесняя людей в стороны и прокладывая путь для следовавших за ними Стертия и Васселиса. Естественной реакцией в ответ стали гневные крики, брань и удары, но они двигались вперед, увлекая маршала и мастера гавани за собой. Остальные моряки сомкнулись вокруг и сзади, ограждая их и стараясь удержать проход открытым. Кашилли походил на разъяренного быка: склонив голову, он пыхтя шел напролом, не скупясь на толчки древком своего молота. Людям доставалось кому по рукам, кому под дых и по ребрам, а то и по голове. Однако, проделав половину пути, они чуть не увязли в толпе, и тогда Ильев услышал, как Кашилли взревел:

— А ну, шевелись! Здесь плывут окении! Пошевеливайтесь, кому сказано! Тупая дохлятина!

Ильев почувствовал, что продвижение ускорилось, и удовлетворенно кивнул. Слева, ниже по склону, движение по улице застопорилось, образовалась брешь.

— Маршал, мастер Стертий, бегом туда! Мы их удержим. Окении, держать правую сторону! И продолжать движение!

Толпа перед ними под бычьим напором Кашилли и видом знаков власти Адвокатуры наконец раздалась, позволив отряду двигаться свободнее. И тут снизу, с подножия холма, где брала начало взбегающая на форум улица, донесся истошный вопль. Исторгнутый тысячами глоток, он, усиливаясь, распространялся вверх, неся ужас и смятение и опережая мчавшуюся за ним вдоль людского потока волну, над запятнанным зеленой плесенью гребнем которой летело облачко спор. Живые, пока не застигнутые ею, устремились в паническое бегство, и отбросить этот безумный вал не смогла бы даже морская пехота седьмого отряда. Но Кашилли и некоторым другим уже удалось пересечь улицу и оказаться на другой стороне.

— Пробивайте путь! — кричал Ильев. — Вперед, наверх!

Напор ударившейся в панику толпы смел проделанный моряками проход, но Ильев нырком успел ухватить Васселиса и Стертия за плечи и толкнуть их в руки Кашилли.

— Уводи их наверх, быстро! Грязь приближается.

— Но отряд?

— Я им займусь. Давай, вперед!

Ильев повернул назад. Перед его глазами стремительно проносился сплошной поток обезумевших людей, но, глядя поверх голов, он приметил нескольких бойцов седьмого отряда, пытавшихся протолкаться и выбраться из сносившей их на запад толпы. Адмиралу удалось выдернуть одного, другого, еще двоих — он направил их вдогонку за остальными.

Крики звучали все громче, все ближе. Грязь — как странно звучало сейчас это полушутливое определение! — приближалась. Ильев снова всмотрелся в толпу и увидел ниже по улице молотящую в воздухе руку зажатого в толпе бойца. Пригнувшись, он бросился к нему, тот с криком рвался ему навстречу. Люди спотыкались о них, перелетали и падали. Одни беглецы карабкались на образовавшийся завал из тел, другие пытались обогнуть его, усугубляя и без того страшную давку. Увидев еще одного воина, пытавшегося обойти орущее месиво рук и ног, Ильев поманил его, шагнув навстречу, но тут один из уже выбравшихся моряков схватил его, дернул, и они оба отлетели назад. Снизу по улице, пятная стены домов, стремительно наползала плесень, Адмирал откатился подальше от дороги и поднялся на ноги, бранясь и отплевываясь.

— Сколько же еще людей обречено на смерть, — пробормотал Ильев, протягивая руку моряку, который, ухватившись за нее, прыжком вскочил на ноги. — Но тебе спасибо. Ты спас мне жизнь.

Неожиданно на проходившую перед ними главную дорогу пала тишина. Только что кишевшая народом, она оказалась усыпанной мертвыми телами, покрытыми отвратительной вонючей плесенью. Людей, только что отчаянно рвавшихся к спасению, мгновенно настигла смерть.

— Э, да они шевелятся! — выдохнул моряк.

— Вот и нам не мешает. Давай-ка рванем на Холм, вдогонку за остальными.

Они повернулись и побежали, провожаемые взглядами мертвецов. Ильев помчался по дороге, служившей для церемониальных шествий, поскольку знал, что Стертий собирался провести остальных через парк к дворцовым воротам с той стороны, где эта дорога соединялась с улицей Дел Аглиосов. Им предстоял нешуточный риск.

Любой шум пугал, поскольку никто точно не знал, как именно будут их преследовать мертвецы, а доносившиеся отовсюду крики и вопли звучали так, что выбивали из колеи даже видавших виды, закаленных ветеранов окениев. Ильев потерял семерых из своего отряда, однако дело могло обернуться гораздо хуже. Адмирал взмолился Окетару, чтобы ему не пришлось столкнуться с ними уже в другом качестве, и эта мысль подхлестнула его, добавив решимости.

Двадцать шесть морских пехотинцев и двое эсторийцев приближались к очагу нарастающего шума. Хотя они с самого начала рассчитывали застать у дворцовых ворот граждан, требующих, чтобы их впустили, такого напора они не ожидали. Люди валом валили со стороны улицы Дел Аглиосов на площадку перед Вратами Победы, другие толпами прибывали по дороге шествий. Ворота были открыты, и люди под крики и брань пытавшихся навести порядок караульных нескончаемым потоком вливались внутрь. Предприимчивые стражники в дюжинах мест сбрасывали со стен веревки и лестницы, которые тут же облепляли гроздья беглецов — за шанс вскарабкаться на стену шла ожесточенная борьба.

— Кашилли, прямо вперед! — крикнул Ильев. — Надо понимать, они собираются закрыть Врата Победы.

— Есть, кэп!

Еще до того, как его люди протолкались к голове тесного людского потока, в котором каждый правдами и неправдами стремился поскорее проскочить в створ ворот, Кашилли громовым голосом заорал:

— Расступись! Дорогу отряду окениев! Пропустить маршала и адмирала окетанов! По сторонам!

Благословение Богу, простые люди отреагировали, как ожидалось: готовые драться друг с другом насмерть за право прорваться в ворота, они стали торопливо расступаться, указывая один другому на Кашилли и шедших с ним моряков. С левой стороны у ворот образовался проход, были ли тому причиной окрики или грозный вид окениев, Ильева не волновало. Инерции рывка хватило, чтобы продвинуться вперед ярдов на двадцать, после чего толпа снова стала смыкаться, и возникла необходимость проталкиваться с помощью молота.

Желая по мере возможностей не прибегать к силе и сохранять порядок, Ильев, привлекая к себе внимание жестами, провозгласил:

— Маршал располагает важными сведениями, способными переломить ход сражения! Расступитесь и пропустите нас ради собственного спасения.

Однако у самых ворот толпа стиснула их со всех сторон. Их мотало то влево, то вправо, граждане жались к ним в расчете проскочить внутрь с моряками, Кашилли орал, призывая караул у ворот на помощь, но в результате продвижение застопорилось вконец.

— Кашилли, надо поднажать! — закричал Ильев. — Мы теряем время!

Кашилли расслышал этот призыв сквозь шум, гам и топот тысяч людей, рвущихся вперед в надежде на спасение. Воздух пропитался отчаянием. Откуда-то из задних рядов вперед просочилась весть о приближении мертвых: оставалось лишь подивиться тому, что она опередила смертоносную гниль.

Наконец отряд стражников со щитами и копьями выступил изнутри, расчистив в воротах проход, достаточный, чтобы пропустить отряд. Оказавшись во дворе, моряки бросились к фонтану, позади них в ворота продолжал вливаться поток граждан. Васселис приказал караульным закрыть ворота, а беглецов перенаправлять в парки. Ильев поддержал его — мертвецы рвались именно во дворец. Поэтому он и не являлся безопасным убежищем. Гниль могла быстро обрушить запертые ворота, с другой стороны, это позволяло выиграть хоть какое-то время, а значит, стоило усилий.

Дворцовый двор был пропитан яростью и злобой. Стража пыталась оттеснить толпу к базилике, Академии, штабным зданиям и самому дворцу. Результатом стала еще большая сутолока и неразбериха — эту битву они явно проигрывали.

И тут Ильев увидел почему. Он заметил людей в фонтане. Восходящие окружили остатки статуи вздыбленного коня и стояли прямо в бассейне. Что бы они ни затевали, вода должна была послужить им топливом — так, во всяком случае, Ильев представлял себе их работу.

Однако граждане, прорвавшиеся во двор дворцового комплекса, искали не только спасения, но и виноватых в обрушившемся на них бедствии. Восхождение в данной ситуации годилось на роль козла отпущения как нельзя лучше. Правда, фонтан окружало тройное кольцо гвардейцев Восхождения: подняв щиты и выставив вперед копья, они пока удерживали разъяренную толпу на расстоянии. Но люди бесновались вокруг, указывали пальцами, плевались, скандировали злобные оскорбления. Дело принимало опасный оборот.

— Кашилли, туда! Седьмой отряд, ко мне! Наши гости в безопасности.

— Понял, кэп!

Кашилли уже в который раз за этот день рванул напролом по направлению к трем Восходящим, стоявшим вокруг отважной старой женщины. Гнев на лице Эстер Наравни сам по себе отпугивал недругов, но сейчас этого явно не хватало. Она пыталась втолковать толпе, что Восходящие сейчас их единственная надежда, что только от них можно ждать спасения, но народ был настроен иначе. Проталкиваясь, Ильев уловил содержание куплета, который скандировали беснующиеся люди. Какой-то юнец, потрясая в воздухе кулаком в ритм словам, исступленно выкрикивал:

Ильев схватил парня за плечо.

— Прекрати! Орать! Немедленно!

Тот вперил в него взгляд. Обыкновенный горожанин, исполненной ненависти, которую питал страх. И что-то еще.

— Они враги! Неужели не ясно, почему мертвецы здесь? — Он оглядел Ильева с головы до пят. — Впрочем, где тебе понять? Ты ведь из служак.

Юнец развернулся и снова затянул свою речевку. Ильев зашел спереди и ударом по челюсти сбил его наземь.

— Да. Я служака, но не невежественный ублюдок. — Больше не обращая на него внимания, Ильев закричал в толпу: — Закройте рты! Заткнитесь все, а то умрете от рук тех, кого считаете братьями! Ни слова против Восхождения!

Но его слова возымели противоположный эффект. Они лишь усилили ненависть. Скандируя все громче, толпа подступила ближе к линии щитов. Поймав взгляд Кашилли, адмирал кивнул ему, и тот принялся дубасить и расшвыривать людей, не беспокоясь о возможных травмах. А к тому времени, когда внимание толпы переключилось на него и самые задиристые решили навалиться на моряка скопом, он отскочил, укрылся за линией копейщиков и теперь уверенно балансировал на краю фонтана, словно на бушприте своего капера.

Кашилли был настоящим гигантом. Ильев, привыкший к нему, как-то упустил это из виду, но сейчас, когда тот возвышался над толпой, многозначительно взвешивая в руке молот, оценил впечатление, производимое на окениев. Народ несколько притих и задумался.

— Ну, кто храбрый, давай сюда! — проревел Кашилли громовым голосом. — Вам нужны Восходящие? Добро пожаловать — приходите и берите! Обещаю, первому же, кто сунется, я проломлю грудь вот этим славным молоточком.

Кашилли взял молот за самый конец длинной рукояти и простер руку вперед, словно указывая путь над толпой. Рука, удерживавшая этот немалый вес, застыла неподвижно, как у статуи, лишь могучие мышцы вздулись от напряжения.

— Ну! Давайте! — громыхал Кашилли. — Кто первый, паршивые ублюдки?

Ильев облизал губы и оглядел толпу. Желающих испытать судьбу, как и следовало ожидать, не нашлось. Он двинулся к фонтану, и никто не попытался преградить ему путь. Гвардейцы пропустили его сквозь цепь, и он присоединился к Кашилли на бортике фонтана. Внизу Ильев увидел испуганное лицо девушки, взиравшей на него и Кашилли с восхищением в расширившихся глазах.

— Как тебя звать, юная особа? — спросил он.

— Йола, мой господин.

Кашилли тоже взглянул на нее и сказал:

— Делай, что собиралась, маленькая Йола. И не бойся, тут тебя никто не тронет.

Между тем в ворота продолжала ломиться толпа. Страже удалось было слегка оттеснить ее, и створы стали медленно закрываться, но потом распахнулись снова, и бревна с силой громыхнули о мрамор арки. Ильев прикусил губу. Что бы ни собирались делать Восходящие, им следовало поторопиться.

ГЛАВА 66

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

Из-под ветвей деревьев, окружавших прогалину, выступили мертвецы. Не много, с десяток. Они растянулись тонкой линией и вошли на пару шагов в болото. Солнце освещало этот оазис жизни, место, где собрались и живые, и мертвые.

Мертвецы неуклонно приближались к Восходящим, а Ардуций уже не мог сдвинуться с места. Его раздробленная нога почернела и отливала синевой из-за подкожного кровоизлияния. Он, конечно, говорил, что сохранил способность работать, но у Джереда такой уверенности не было. В конце концов, Оссакер, утверждавший то же самое, сейчас пребывал в полубреду.

Последние сто ярдов до болотистой прогалины трое Восходящих добрели шатаясь. Они спасались от преследовавшей их опасности, но, похоже, игре предстояло закончиться именно здесь. Или Гориан погибнет, или они займут место среди его мертвого воинства. Вид приближавшихся мертвецов вызывал у Джереда нехорошие предчувствия. Лица их оставались скрытыми тенью, но молчаливая неподвижность была проникнута угрозой, и каждый сжимал в руке гладиус или нож. Все они находились на разных стадиях разложения, от совсем свежих до полусгнивших, сорокадневной давности. Их рваную одежду покрывали пятна крови, грязи и проступавшей изнутри плесени.

Линия мертвецов придвинулась еще на шаг, стали видны лица, и сердце Джереда дрогнуло.

— Гориан, проклятый ублюдок! — прошептал он.

Казначей остановился. Сейчас, когда основная армия находилась позади, меньше чем в пятидесяти ярдах за их спинами, а эти мертвецы всего в десяти шагах впереди, у него не хватало воли заставить себя сдвинуться с места.

— Джеред, — произнесли мертвые. — Джеред.

Звук собственного имени пронзил его, словно нож в живот.

— Поворачивайте! — отчаянно прохрипел он. — Пожалуйста!

Рядом с ним очутилась Миррон.

— Мы должны уничтожить их, чтобы идти дальше. Немедленно!

— Не могу. Я знаю их. Здесь стоят мои друзья. Среди них сын короля Царда.

Джеред покачал головой и на мгновение крепко зажмурился. Но когда открыл глаза, картина осталась той же. Это был не сон. Дина Келл. Павел Нунан. Дахнишев. Дахнишев, которого Роберто считал спасшимся, стоял здесь! Лишенный жизни, с длинным скальпелем в руке. Джеред проглотил подступавший к горлу ком. Какие утраты! Какое чудовищное преступление!

— Я не могу уничтожить их, — выдавил он.

— Но я могу, — заявила Миррон. — А ты отвернись, если тебе тяжело это видеть.

— Используй мою энергию, — с трудом прохрипел Ардуций, которому каждый вздох давался с мукой. — И торопись. Позади опасность.

И действительно, даже сквозь шелест древесных ветвей на ветру можно было расслышать топот приближавшейся армии мертвых солдат и беженцев. Миррон кивнула. Джеред хотел отвести взгляд, но вдруг понял, что не может. Это стало бы бесчестьем.

— Мне очень жаль, что для вас все кончилось так, — промолвил он, — Память о вас не умрет никогда.

Справа от казначея полыхнуло жаром, и он непроизвольно сделал шаг влево, прижимая к себе Оссакера. Полоса огня стремительно растеклась навстречу мертвым. Таким дорогим его сердцу мертвым! Джеред заставил себя смотреть, как их поглощает пламя, в котором они корчились и кричали, словно были живы и осознавали свою участь. Наконец немыслимый, нечеловеческий вой возвестил об их окончательном уничтожении. Прекращении Божественных циклов. Отречении от Его объятий.

Яростное пламя, созданное Миррон и пожравшее мертвых, опалило деревья, покрыв копотью их кору и листья. По щекам Джереда текли слезы. Обугленные останки упали на землю тлеющими кучами золы. Казначей устремил взгляд мимо них, на поляну. В ветвях эхом отдался крик ярости:

— Ты следующий, Вестфаллен!

Крепко прижимая к себе Оссакера, Джеред двинулся вперед. Миррон и Ардуций, все еще дымившиеся и тлевшие, следовали за ними, на лицах отражалась навалившаяся на них страшная тяжесть. Не вины за содеянное, но осознания того, что находится прямо перед ними. Они смогли ощутить это сквозь землю и воздух в то же мгновение, как только ступили на неоскверненную почву. Джеред же просто видел, как силы вытекают из Восходящих с каждым биением сердца.

Сейчас на прогалине царила тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы да шепотом ветра в сочной траве. Казалось, только пения птиц не хватало, чтобы это могло сойти за прогулку в погожий денек генастро. И конечно, мертвого тела Гориана у ног Джереда. Миррон и Ардуций боролись с последствиями того, что здесь творилось. Что же касается Оссакера, то бурлившее впереди зло как бы вытягивало его из обессиленного состояния, возвращая в сознание.

— Кессиан! — выдохнула вдруг Миррон и рванулась вперед, потащив за собой Ардуция. Он закричал от боли, но она, не обращая на него внимания, устремилась к кругу света посреди прогалины.

— Миррон! — закричал Джеред и тоже ускорил шаг, хотя все его тело буквально вопило, требуя остановиться.

— Он здесь! Он здесь! Он…

Джеред побежал, уклоняясь или отталкивая в сторону низкие ветви и прикрывая лицо Оссакера от уколов случайных сучков, и ворвался прямо в круг света. Там стояла повозка, на которой лежали два тела. Карку. Определить, живы они или нет, не представлялось возможным. А рядом находилось нечто иное.

— Привет, Миррон, дорогая, — произнесло это нечто. — Вот ты и вернулась ко мне.

Миррон отпустила Ардуция, который тут же упал на землю, закрыла лицо руками и закричала.

* * *

Это было море, но если оно затопит и поглотит их, то не раньше, чем они возвратят как можно большее количество мертвых в объятия Бога. Даваров стоял на вершине лестницы, которая вела вниз, к насыпи, и в его руках грозно сверкал длинный меч. Такими пользовались в Атреске до того, как Конкорд, установив свою власть, научил их новым способам ведения войны, — тяжелый, острый, с клинком, способным разрубать камни.

Сейчас он обрушил на плечо мертвеца удар, который рассек заплесневелые кожаные доспехи, подгнившую плоть и ломкие кости. Клинок, развалив труп от плеча до бедра, на выходе продолжил движение и зацепил ногу другого атакующего. Верхняя половина разрубленного тела, оставляя липкий зеленоватый след, упала и покатилась по ступеням. Даваров пинком отправил туда и нижнюю. Еще один труп, свалившийся сбоку, частично загораживал лестницу. Генерал отступил на шаг и проследил за тем, как тело съехало вниз, на скользкую землю. У него снова появилась возможность перевести дух.

Потом все начнется сначала.

— Пригнись!

Даваров присел. Роберто метнул еще одну флягу, которая, пролетев над его головой, упала примерно на середину лестницы. Громыхнувший взрыв отдался звоном в металлическом шлеме, застрявшие на ступенях тела разметало во всех направлениях. Кровавые ошметки брызнули Даварову в лицо. Десять, а то и больше мертвецов были разорваны в клочья, все вокруг заляпало кровью, забросало потрохами и обгорелой плотью. Посреди лестницы образовался пролом. Бетон треснул еще в результате воздействия земляной волны, а взрывчатый порошок расширил трещину. Но мертвецы уже двигались, чтобы возобновить атаку.

— Много еще осталось, Роберто?

Даваров оглянулся через плечо. Роберто стоял перед клетью с флягами. Позади него тонкая линия легионеров и механиков держалась с мужеством отчаяния, страшась не погибнуть, но превратиться в таких же ходячих мертвецов, как те, кому они противостояли. Их атаковали цардиты, погибшие при прохождении волны. Скверна овладела их телами, и Гориан заставил их подняться. Мертвецы были сильными. Свеженькие трупы.

Мертвые пытались вскарабкаться наверх всеми возможными способами. Их штурмовые лестницы волна обратила в гниль, но они взбирались по обвалившимся камням, впиваясь пальцами в любые трещины, цепляясь за крышу и силясь дотянуться до живых.

Клинки Конкорда отрубали сотни пальцев и рук, но за одними мертвецами лезли другие. Более того, они начали громоздить камень на камень, возводя из обломков вал, помогавший подняться на крышу. Он становился все выше, так что в конце концов у них могла появиться возможность орудовать клинками. Однако Даваров полагал, что натиск мертвого воинства на том направлении можно будет сдерживать еще довольно долго. Самым уязвимым участком обороны сейчас представлялась лестница. Он и отважный Харбан Квист, сменяя друг друга, орудовали длинным мечом и топором и блокировали опасный подступ. Но это не могло продолжаться вечно.

— Роберто? — повторил он вопрос.

— Четыре. Маловато.

— Но, может быть, и хватит. Нацелься на то самое место, куда ты угодил в последний раз. Лестница треснула, глядишь, и обвалится.

Мертвецы, расчистив путь к подножию лестницы от тел, снова двинулись на штурм. На сей раз навстречу им выступил Харбан, вооруженный боевым топором. Крепкие ноги и коренастое телосложение позволяли ему наносить горизонтальные удары на уровне пояса, причем разил он в обе стороны, как лезвием, так и обухом.

На глазах у Даварова первый же удар начисто смел мертвеца с лестницы в кишащую массу. Возвратным движением топор почти перерубил бедро другому мертвецу, который, обезножев, повалился вперед. Харбан отступил на полшага и размозжил ему голову. Вырвав топор из черепа еще шевелившегося тела, он снова шагнул вперед, ткнул бобышкой в лицо третьего врага и махом назад перешиб предыдущему хребет.

Все это побоище происходило в полном молчании, что придавало ему особенно жуткую окраску. Тысячи мертвецов неудержимо рвались к цели, и при этом ни один из них не издавал ни звука. Лишь горящая смола исторгала у них вопли, причем такие ужасные, что Даваров не смог бы забыть их до самой могилы. Живые удерживали в своих руках только крышу разрушенного форта, и их голоса вместе с топотом и глухим стуком оружия звучали над растерзанной землей неестественно громко.

Харбан поднырнул под рубящий взмах меча, резко выпрямился и нанес прямо перед собой мощный удар ногой. Мертвец потерял равновесие и полетел назад, сбив с ног еще четверых. Возникла недолгая пауза.

— Роберто!

Роберто отступил в сторону, прицелился и метнул очередную флягу. Взрыв заставил содрогнуться камни форта и тела людей. Пролом на середине лестницы расширился и сейчас достигал в ширину примерно фута, многих мертвецов раскидало, разворотило и разорвало в клочья. Взметнулась туча кровавых брызг, взлетели и опали щупальца внутренностей.

— Славный бросок, — одобрил Даваров. — Ладно, пора мне снова поработать клинком. Харбан, моя очередь.

— Как тебе угодно, генерал, — отозвался карку.

— Мне угодно. Еще как угодно.

Даваров подступил к верху лестницы, поигрывая мечом.

— Ну, давайте, цардитские ублюдки! Лезьте! С каждым сброшенным подонком наш казначей на шаг приближается к своей добыче.

— Неплохо бы ему добраться до нее побыстрее, — приглушенно буркнул Роберто.

Но Даваров расслышал.

* * *

Джеред опустил Оссакера на землю. Пока Миррон застыла в горестном ошеломлении, казначей пытался сделать что мог. Ардуций с огромным усилием приподнялся на здоровой руке и, не веря своим глазам, уставился на то, что предстало его взору. Это был Гориан — но в то же самое время и Кессиан. Миррон, поняв, что именно она видит, осела наземь, простирая вперед руки в бессильном, разрывающем душу жесте отчаяния.

Гориан находился позади Кессиана, оба они стояли. Ардуций хорошо видел их глаза, более-менее мог разглядеть лица. Но и только. Из тел, покрывая их почти полностью, прорастали корни. Извилистые, перекрученные, узловатые, переплетающиеся древесные стебли выступали прямо из их щек и висков, тянулись к макушкам, оплетали тела, пронизывая их в разных местах сплошным коконом, и уходили в почву. Мало того, эти сросшиеся с человеческими телами корни прямо на глазах Ардуция давали побеги — раскрывались почки, набухали цветочные бутоны.

Сила земли втягивалась через эти корни и протекала через обоих людей. Ардуций попытался было прощупать сознанием сотворенную Горианом энергетическую карту, но она оказалась непроницаемой, надежно огражденной медленно пульсирующей решеткой из мощных коричневых и зеленых силовых каналов. Это была естественная энергия земли, но преображенная и искаженная каким-то извращенным, неведомым ему способом. Ардуций не мог сказать, имел ли Гориан это в виду, когда творил волну, либо же данный результат являлся неожиданным, побочным эффектом. Ясно одно — в настоящий момент Гориан и Кессиан были теснейшим образом, до уровня почти полного взаимопроникновения связаны друг с другом и с землей.

— Гориан, — с трудом вымолвила тяжело дышавшая Миррон. — Пожалуйста, отпусти его. Отпусти моего сына!

— Не могу, — ответил Гориан мягким, мелодичным голосом, обманчиво облагороженным тембром той особой красоты, что присуща живой природе. — Мы выбрали другой путь. Присоединяйся к нам.

— Ну уж нет! — сплюнул Джеред. — Мы сами его возьмем.

Казначей действовал быстро. Годы не уменьшили стремительности его движений, а клокотавшая в нем ярость усугубила ее. Удар клинка обрушился на тесное переплетение корней, прикрывавшее шею Гориана. Кессиан издал жалобный вопль. Корни спружинили, клинок отскочил и, вырвавшись из руки Джереда, упал на землю, оставив на корнях лишь неглубокую царапину. Гориан рассмеялся.

— Ты не понимаешь, казначей, — проговорил он. — Невозможно убить землю. А я и есть земля, так же как земля — это я. И все, что ходит по ней. Все, что растет из нее, и все, что погребено в ней, — все принадлежит мне.

Джеред отступил на шаг и огляделся. По краям поляны толпились люди. Мертвые, безмолвные, с пустыми взглядами. Ардуций физически ощущал давление их неживой серой энергии, все возраставшее, по мере того как они подтягивались сюда. Невиданной ранее, чуждой природе энергии, созданной Горианом неизвестным Ардуцию способом. Листья начали вянуть, ветви сохнуть и скрючиваться. Трава чернела и умирала. Очень скоро живым остался лишь небольшой кружок почвы вокруг самих Восходящих. За его пределами, на сколько они могли видеть, все пожухло и потемнело.

— Послушай меня, Гориан, — сказал Ардуций. — Не надо тебе этого делать. Ты, по-моему, сам не понимаешь, что творишь. Не может быть, чтобы ты действовал осознанно. Ты ведь один из нас. Ты Восходящий.

— Я шагнул дальше и уже взошел, мой дорогой хрупкий братец. Я сожалею, что тебе больно, но это пройдет. Я делаю именно то и только то, что должен делать. Работа богов в том и заключается, чтобы созидать рай для своих чад.

— Ты не бог!

Ардуций повернулся на голос. Оссакер пришел в сознание и даже выпрямился, опершись на дерево, ожившее благодаря одному лишь его присутствию. Он находился на расстоянии вытянутой руки от прикосновения смерти.

— Разве нет, мой болезненный приятель? — Смешок Гориана дрожью разнесся через землю. — Ты боролся со мной. Ты оказался упорней, чем я думал. Но ты не обладаешь безграничной силой. А я обладаю. Для того чтобы управлять природными стихиями, мы должны слиться с ними, стать ими. Бог должен обладать абсолютной властью.

— Если кто тут и болен, так это ты, — вмешался Джеред. — И именно ты умрешь.

Гориан моргнул и воззрился на Джереда. Тихий вздох пробежал по рядам окружавших их мертвецов, продолжившись в траве у них под ногами.

— Ты смертный, и я могу прервать твою жизнь в одно мгновение. Мой народ ожидает лишь моего повеления, и даже хваленый казначей Джеред не сможет устоять против такого количества.

— Ну так чего ты ждешь? Чего ты хочешь?

— Иди к нам, мама. Тогда он отпустит меня. Он обещал. — Слова Кессиана прозвучали жалобно и повисли в воздухе.

Слова невинного ребенка. Грудь Миррон вздымалась и опадала.

— Нет-нет, любовь моя, нет! Он лжет тебе. Не верь ему, сразись с ним. Пожалуйста!

Джеред подскочил к ней, чтобы хоть как-то утешить, стараясь в то же время не упускать из виду мертвых. Между тем Ардуций уловил в жизненной карте Гориана новую пульсацию — пульсацию желания.

— Но это то, что должно случиться, — изрек Гориан. — Мы должны воссоединиться и стать семьей, как и должно быть. Мы те, кому предначертано править этой землей, и мы можем позволить себе милосердие. Можем щадить тех, кого любим. Миррон, приди ко мне. Приди к нам.

— Не двигайся! — закричал Джеред, увидев, что Миррон подалась вперед. — Не шевелись! Он всех нас убьет!

— Нет, если Миррон придет ко мне, — возразил Гориан, уже без недавней вкрадчивой мягкости — сейчас его голос куда больше напоминал прежнего заносчивого юношу. — Тогда мы не причиним вам вреда. И вообще, неужели ты хочешь помешать Миррон прикоснуться к ее сыну?

Миррон, обвисшая в объятиях Джереда, шепнула ему что-то на ухо, и он разжал руки, хотя его взгляд умолял ее остаться. Она оглянулась на Ардуция, на ухитрившегося-таки доковылять до него Оссакера. Глаза ее были полны безграничного отчаяния.

Страстная тяга к сыну слилась с ее одиночеством и оставила в душе пустоту, которую могло заполнить только его прикосновение.

— Нет, Миррон, не делай этого. Ты не можешь!

Ардуций почувствовал, как вцепился в его руку Оссакер, и оба они потянулись к ней, умоляя остаться с ними.

— Во имя общего блага, иногда кто-то должен идти, — сказала она.

— Но не к нему же, — прохрипел Оссакер, выталкивая слова из горла. — Он обманет тебя. Он всегда тебя обманывал!

— Я не покину своего сына!

Джеред повернул голову с таким выражением, будто понял, но это было не так. Какие бы слова ни произносила Миррон, он истолковывал их неправильно.

— Мы должны жить, чтобы сражаться, — сказал он.

Ардуций покачал головой.

— Это будет уже не жизнь.

Миррон встала и глубоко вздохнула. Гориан и Кессиан смотрели на нее. Взор Гориана выдавал триумф. Глаза Кессиана — только тоску.

— Миррон!

Она обернулась в последний раз.

— Все будет хорошо, Ардуций. Я обещаю.

Гориан лучился торжеством.

Миррон провела ладонями по своему прошедшему сквозь огонь телу, машинально убрала с лица воображаемые волосы и, быстро преодолев небольшое расстояние, отделявшее ее от Гориана, возложила руку на его голову.

ГЛАВА 67

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

— Не получается, не получается! — В срывавшемся на визг голосе Йолы звучало отчаяние. Она кричала, даже пытаясь вершить дело. — У меня ничего не выходит, контакт не получается!

С грохотом срабатывали механизмы дворцовых катапульт. Камни со свистом падали в гуще приближавшихся мертвецов, а внутренний двор поглощала паника. Граждане отчаянно толкались и отпихивали друг друга, всеми силами стараясь прорваться к входу и бежать в сады, хотя это, конечно, едва ли являлось надежным путем к спасению.

Охрану фонтана усилили. К остаткам отряда Ильева присоединился Васселис во главе сотни воинов гвардии Восхождения. Дворцовые стражники пытались навести порядок в рядах граждан, но эта задача была обречена на провал. Равно как и усилия других солдат, до сих пор пытавшихся закрыть ворота.

Глядя на Йолу, Ильев чувствовал ее отчаяние. Остальные двое Восходящих взирали на нее в ожидании указаний, но ей нечего было им предложить. Для людей во дворце, да и для всех избежавших гибели в Эсторре девушка представляла собой единственную надежду, и осознание этого стало для нее слишком тяжким бременем.

— Мертвые позади толпы! — оповестил Кашилли. — Мы должны схватиться с ними.

— Нет! — отрезал Ильев. — Наше место здесь. Наш долг — защищать невинных. Держи свое слово. Ни шагу назад!

— Ты напугана, малышка. — Кашилли обратился к Йоле. — Но мы не дадим тебя в обиду.

— Ты не понимаешь! Я не могу дотянуться до мертвых, не могу заставить энергетическую карту работать! Я не могу никого спасти, и никто не может мне помочь!

Васселис шагнул в чашу фонтана и наклонился к стоявшей на коленях в холодной воде Йоле. Она обернулась на его прикосновение. Васселис вручил ей тряпицу, чтобы промокнуть лицо.

— Вытри глаза, Йола, ты и без слез уже вся мокрая. — Он присел рядом с ней, оказавшись по грудь в воде. — Люблю, знаешь ли, устроиться поудобнее, перед тем как рассказывать поучительные истории.

Йола хихикнула.

— Истории? — присвистнул Кашилли. — Одну и я могу рассказать. О тех, что как раз сейчас ломятся в ворота.

Ильев приложил палец к губам. Васселис продолжил:

— Когда мой сын был юн, примерно твоих лет, он мечтал совершать великие подвиги, выигрывать сражения и всех спасать. Как герои древнего Конкорда, о которых мы все читали. Но истина состоит в том, что деяния великого масштаба не по плечу одиночкам. Легионер в состоянии защитить только тех, кто сражается рядом. Хирург может спасти лишь того, кто лежит перед ним на операционном столе. То же самое относится и ко всем нам. Мы можем лишь надеяться спасти самых близких, самых дорогих для того, чтобы они, в свою очередь, спасли других. В конце концов, именно это мой сын и совершил. Он спас ту, кого любил больше жизни. Но, сделав это, он положил начало череде взаимосвязанных событий, в результате которых ты и оказалась здесь. И я тоже. Поэтому, Йола, не пытайся спасти всех. Ты знаешь, кого ты любишь. Ради чьего спасения ты готова умереть. Вот этого человека, его одного, и спасай. Не такая уж непосильная задача, правда?

Йола подняла лицо с искрящимися от влаги глазами, слезы катились по ее щекам. Она покачала головой, а потом отвернулась и взглянула на одного из Восходящих. На юношу. Он поднял брови, но Йола просто улыбнулась.

— Давай попробуем еще разок, а?

Ильев похлопал Кашилли по спине.

— Они приближаются. Будь готов. Они движутся, как собаки на запах, а мы находимся как раз на пути к их добыче.

Кашилли повел плечами и слегка покачал головой на бычьей шее.

— Ну, пусть приходят.

Граждане кинулись прочь от ворот, открыв брешь во двор. Тут же в просвет Арки Победы посыпались стрелы. Люди швыряликамни, метали ножи, пускали в ход все, что находилось под рукой, но ничто не могло остановить мертвых. Монотонный топот ног и распространяемый ими дух могильной плесени оттеснял людей назад, дальше и дальше. Пронзительные вопли ранили слух.

Стоявшие перед Ильевом гвардейцы забеспокоились, то и дело оглядываясь через плечо.

— Ни шагу назад! — приказал адмирал. — Держите оборону вместе с окениями. Сегодня вам выпала честь стать героями Конкорда. Уприте копья в землю и стойте крепче. Вы можете их сдержать.

Громкий плеск позади заставил Ильева быстро оглянуться через плечо. Вода заливала трех Восходящих, выплескиваясь из чаши фонтана. Водяная пленка покрывала их, словно вторая кожа, воздух потрескивал, перенасыщаясь энергией. Кашилли, стоя рядом с Ильевом, с рычанием подбрасывал в руках молот. Природа и чужеродная сила сталкивались, а посреди всего этого находился человек.

Мертвые шли к фонтану. Первую линию составляли простые граждане и небольшое количество ополченцев, узнать в них мертвецов можно было разве что по болезненным пятнам на коже да налету плесени на их одежде. У их ног болезнь распространялась медленнее, слабела или, во всяком случае, так это выглядело. Это не укрылось от Кашилли, он удовлетворенно хмыкнул. Ильев понял ход его мысли: шансы хоть чуть-чуть, но уравниваются.

Живые бежали куда глаза глядят, оставив фонтан мертвым, которые полностью его окружили. Седьмой отряд стоял на вершине парапета, гвардия Восхождения на земле. Было ясно, что им долго не продержаться.

— Кашилли, твое последнее желание?

— Ощутить твердую почву под ногами, — прозвучал ответ. — И место, чтобы как следует размахнуться в последний раз.

Ильев кивнул.

— Тогда действуем все как один. Седьмой отряд! По моей команде! Вперед!

Могучим прыжком Кашилли и Ильев одновременно перемахнули через шеренги гвардейцев и приземлились среди копий, отведя их в сторону. Седьмой отряд развернулся вокруг фонтана, образовав тонкую оборонительную линию. Кашилли, не мешкая, устремился на мертвецов и, обеими руками раскрутив молот над головой, обрушил его на тронутое гниением тело и развалил труп надвое.

Ильев упал на колени, одновременно рубанув топором по голени одного мертвого гражданина и обрушив молот на лодыжку другого. Оба пошатнулись. Он стремительно отскочил назад, в момент их падения сокрушил обоим черепа, перерезал поджилки и устремился к следующим.

Давление нарастало. Мертвецы валили валом и напирали, и хотя окениям удавалось кое-где прореживать их шеренги, бреши заполнялись почти мгновенно. Шаг за шагом защитники отступали. Кашилли расплющил в лепешку еще одного мертвого гражданина, а потом, отступив на шаг и присев, подхватил мертвеца под ребра и, словно из катапульты, швырнул тело на головы наступавшим сзади.

Седьмой отряд рубил, колол, кромсал, отбивался ногами. Может быть, воинам удалось замедлить продвижение мертвецов, а может, и нет. Ильев осознал, что это для него уже не важно. Речь шла лишь о том, чтобы немного оттянуть неминуемую смерть и встретить ее достойно.

Отступив еще на шаг, Ильев ощутил острие копья. Мертвец придвинулся ближе, гноящаяся рука протянулась, чтобы коснуться его…

И тут он услышал женский крик.

Рука мертвеца застыла.

* * *

Предпоследняя фляга ударилась о лестницу. Мертвецов отбросило. Снова загромыхал камень. Лестница содрогнулась и треснула, в воздух взметнулась туча пыли. Ступени закачались и стали рушиться, увлекая с собой мертвецов.

— Есть! — выкрикнул Даваров, рубанув кулаком воздух. Упавшие вниз ступени заклинило, и обрушение прекратилось, оставив пролом примерно в три фута. Не слишком большой.

— Дерьмо! — выругался Роберто.

Мертвецы, оставшиеся на верхней половине лестницы, продолжали карабкаться наверх, даже не оглянувшись. Даваров, размахнувшись длинным клинком, сшиб на землю сразу троих, но это, естественно, не ослабило натиск. Мертвые уже приближались к крыше. Живых продолжали теснить, но пространства для отступления больше не оставалось.

— Надо бы свалить лестницу в сторону, туда, за стену, — предложил Роберто.

— Чудесная мысль, — хмыкнул Даваров. Он отсек мертвецу голову и ударом ноги сбросил его с верхней ступени. — Я только сбегаю за молотком и зубилом и сразу начну.

— Это можно сделать с помощью одной фляги, — пояснил Роберто. — Только нужно бросить ее вниз, к основанию.

— А что, если использовать ее здесь, наверху? Если снести эти восемь ступеней, образуется такой здоровенный пролом, что им его не преодолеть.

Между тем мертвые внизу перегруппировались, и некоторое их количество стало подниматься по уцелевшим внизу ступеням. Первые, добравшись до пролома, просто делали шаг вперед, падали на землю и тут же поднимались, чтобы повторить попытку, но следовавшие за ними уже повели себя иначе. У края пролома они останавливались, оценивали расстояние и прыгали. Роберто покачал головой — как раз чего-то подобного он и боялся. Мертвецы не были окончательными тупицами: шедшие в задних рядах учились на ошибках передних.

— Ну, драться там, внизу, мы не сможем, это будет самоубийством.

— Но это единственный способ замедлить их продвижение, — настаивал Роберто.

— И что, на сей счет есть светлые мысли?

— Есть.

Это сказал Харбан. Он выхватил флягу из руки Роберто.

— Смотри, чтобы бросок был точным.

— Я не собираюсь ничего бросать. Верни выживших гор-каркулас домой ради меня. Это поможет горе.

Поняв намерение Харбана, Роберто похолодел.

— Невозможно! — вскричал он, вцепившись в карку. — Это не выход!

— Это единственный выход.

Высвободившись, карку разбежался и прыгнул с крыши цитадели. Роберто следил за его падением — до земли было тридцать с лишним футов. Он свалился прямо на головы мертвецам, и это несколько смягчило приземление, хотя не избавило от переломов. Даваров, не замечая врагов, поднимавшихся к нему по ступеням, тоже уставился вниз.

Мертвые окружили Харбана. Взлетели мечи. Харбан получил удар в спину, но это его не остановило. Еще один удар пришелся по левой ноге. У карку вырвался крик, но решимость его не ослабла. Он прорвался к ступеням, присел и обеими руками поднял флягу над головой, чтобы ударить в самое основание лестницы.

— Вниз! — заорал Роберто.

* * *

Миррон была поражена чистотой энергии, пробегавшей через Гориана и сеть его корней. Она содрогнулась, когда они окружили ее. Но когда стебли пронзили ее тело, не ощутила боли. Ее заполняла энергия. Она ощутила полное и окончательное единение с самой сердцевиной творений земли и Бога.

— Я чувствую тебя, Кессиан, — с дрожащим вздохом произнесла Миррон. — Я чувствую тебя.

На нее снизошло облегчение. Все напряжение, все муки смыло прочь одним соприкосновением с жизненной картой, созданной Горианом. Миррон обволакивала радость, она утопала в экстазе. Запах Кессиана, прикосновение его руки, ощущение его волос, легкое касание губ — здесь было все.

Миррон попыталась пошевелиться, но корни полностью удерживали ее на месте.

— Тебе не нужно двигаться, любовь моя, — произнес Гориан. — Все, чего ты можешь захотеть, есть здесь. Тебе только требуется потянуться к этому сознанием.

— То, что ты сотворил столь безупречно, исполнено такой чистоты, — выдохнула Миррон. — Это невероятно.

— Я очистил нас от скверны. Это дух моего народа, но он недостаточно хорош для богов.

— Это убивало тебя, не так ли, отец? — спросил Кессиан.

— Да. Но мы избавились от этого, я и ты. И теперь мы трое едины, все вместе. И мы можем навсегда быть вместе.

Миррон все же смогла пошевелить головой. Она слегка повернула ее и скосила глаза. Джеред, Ардуций и Оссакер были там, где она их оставила. Братья вцепились друг в друга, едва способные встретиться с ней взглядом. А Пол… Пол выглядел заботливым отцом, ожидающим, правильный ли выбор сделает его дочь.

— Это прекрасно, — промолвила она. — На самом деле прекрасно.

Сознание Миррон потянулось вниз, ниже прогалины, туда, где все было замутнено линиями болезненной энергии. Ниже, сквозь пряди энергии, направленной Горианом для подпитки его дела. Того, что приводило в движение мертвых и вздымало земные волны. Тысячи нитей тянулись на юг и восток, к тем, кто действовал на дальней дистанции. Она коснулась их своими жизненными линиями, лаская эти пряди, ощущая их силу, чувствуя ту преграду, которая оттесняет скверну. Превосходную замкнутую цепь.

— Это и вправду превосходно, не так ли, любовь моя? — промолвил Гориан. — Нам больше никогда не придется беспокоиться о том, что кто-то причинит нам вред. Мы слишком сильны. Таков путь богов.

— Миррон?

— Пол, это прекрасно. А вы можете двигаться. На вас никто не нападет.

Джеред кивнул. Он сделал шаг или два в их направлении и остановился на расстоянии вытянутой руки.

— Это ведь на самом деле то, чего ты желаешь? — Голос Гориана заполнил ее сознание, а вместе с ним пришло видение водопада Генастро, снегов Вестфаллена, прекрасных светлых локонов и нежных прикосновений сильных рук к ее коже. — Им никогда не найти способ навредить нам.

— Они не желают мне зла, — сказала Миррон.

— Тогда их желание — мое желание. Давайте, братья. Давай, Пол Джеред.

— Кессиан? — позвала Миррон.

— Да, мама? — Голос сына согрел ее кожу, отчего хватка корней стала еще туже. — Помнишь ту маленькую парусную лодку у нас дома?

Сквозь энергетическую карту брызнули любовь и радость.

— Моя любимая игрушка.

— Сейчас это уже не важно, — прозвучала за гранью его голоса мысль Гориана.

— Ты хотел бы увидеть ее снова? Увидеть, как она выписывает восьмерки под парусом?

— Всем сердцем, — ответил Кессиан.

— Это исполнится, — улыбнулась Миррон. — От тебя требуется только закрыть глаза. И закрыть сознание.

— Нет! — Гориан вбросил в энергетическую карту отчаянную волну страха. Корни напряглись. — Ты этого не сделаешь!

— Ах, Гориан, мой дорогой бестолковый братец. Сын всегда делает то, о чем просит мать.

Рука Миррон крепко сжалась на черепе Гориана. Она чувствовала, как Кессиан опустошает сознание. Источник его жизненной силы закрылся для Гориана. Ее сознание погружалось все ниже, к зоне поражения и недуга, обматываясь вокруг энергетических прядей Гориана. Чем ниже она погружалась, тем сильнее ощущались удары, но она держалась стойко. Сформировав собственную прядь, Миррон направила ее еще глубже, в трясину пронизанной корнями почвы, и, присосавшись к ней, потянула ее содержимое на себя.

В ее сознание, затапливая его, поползла тьма. Миррон услышала крик Гориана, ощутила его попытку разорвать прядь, соединявшую ее с глубинами земли. Отчаянно завизжал Кессиан. Корни, окружавшие их, увядали и сохли, издавая хруст. Сквозь тело Миррон, пожирая ее, протекали гниль, плесень и хворь, и она чувствовала, как каждый ее орган вопиет от боли. Ощущала, как сгущается ее кровь, сначала замедляя течение, потом закупоривая артерии. Как болезненно затрудняется и умирает в груди дыхание.

Но Миррон не останавливалась. Она всасывала в себя все больше и больше скверны, в то время как Гориан дергался и извивался, пытаясь спастись. Но собственное дело стало его тюрьмой. Все, протекавшее сквозь Миррон, проходило через ее руку и уходило в его макушку, разливаясь в мозгу и затопляя сознание.

— Неужели, ублюдок, ты и вправду думал, что я отдам тебе своего сына? Думал, что можешь заставить меня любить тебя, быть с тобой? Несчастный глупец! Ты не бог, ты даже не Восходящий! Ты покрыл позором наше имя и должен быть уничтожен.

Силы Миррон стремительно убывали. Она держалась до последней возможности, а потом закричала, чтобы быть услышанной тем, кого действительно любила.

— Сейчас, Пол! Сейчас!

Пронзительный визг и завывания мертвецов не позволяли ничего услышать, однако Джеред подошел достаточно близко, чтобы слова Миррон достигли его ушей. Сеть корней, оплетавшая всех троих, трещала, расщеплялась и опадала, обрывки молотили воздух. Гориан пребывал в ярости. Джеред видел его лицо, побагровевшее, теперь даже почерневшее, под давлением дела Миррон. Видел он и ее — смертельно бледная, с закрытыми глазами, она стояла на ногах только потому, что еще не опавшие корни не давали ей упасть.

— Держись, Миррон! Держись! Не сдавайся!

Свободный конец древесного стебля ударил казначея по лицу, отбросив назад и оставив на щеке глубокий кровоточащий шрам. Джеред утер кровь, поднялся и устремился к Миррон.

Ухватиться за переплетение корней оказалось непросто, они были склизкими и сочились гнилью, однако Джеред, поднатужившись, оторвал несколько верхних корней из тех, что потоньше, проделал отверстие, позволившее запустить руки, насколько мог погрузился в извивающуюся массу, ухватился и изо всех сил потянул. Сильнее, еще сильнее! Он вкладывал всю силу, налегал всем весом, и корни уступили. Джеред отлетел и грохнулся на спину, прижимая к себе тело. Он обнимал его изо всех сил и не выпустил бы из рук ни за что на свете.

— Все в порядке, Кессиан. Все кончилось.

Джеред открыл глаза. Корни опадали, соскальзывая с Гориана и Миррон. Пальцы ее руки все еще впивались в его макушку, а кисти Гориана сомкнулись на горле Миррон в попытке выдавить из нее жизнь. Все его тело сочилось гнилью, вздувавшиеся нарывы лопались, выстреливая в воздух фонтанчики гноя. Пронзительные вопли боли постепенно переходили в слабые, хнычущие стоны.

Джеред попытался уложить Кессиана на землю, но мальчик вцепился в него и не отпустил.

— Теперь все кончилось, — прошептал Кессиан.

Хватка Гориана на горле Миррон разжалась, ее рука соскользнула с его макушки, и они оба, обмякнув, опустились на траву. Джеред оглянулся на мертвых. Они продолжали стоять, но уже не так, как прежде. Происходило какое-то шевеление, и он был уверен, что они таращатся один на другого в растерянности и испуге.

Кессиан откатился от Джереда, и оба они встали. Ардуций и Оссакер уже были рядом. Джеред устремился к ним, а Кессиан — к неподвижному телу Миррон. Гориан еще не умер, но жизнь уже покидала его: пальцы скрючились, руки подтянулись к груди, все тело содрогалось в конвульсиях, а кожу покрывали гнойники, нарывы и открытые язвы. Но глаза еще оставались открытыми, и во взгляде все еще сохранялась та устрашающая сила, которой он всегда обладал.

— Не надо было идти этим путем, Гориан, — проговорил Оссакер. — Не этим путем надлежит следовать Восходящим.

— Всегда… ненавидели… нас, — задыхаясь, выдавил Гориан. — Никогда… Не принимали.

— Теперь уж точно нет, — покачал головой Ардуций, — После всего, что ты натворил…

Джеред покосился на Ардуция и не увидел на его лице даже тени насмешки — только сожаление. Оссакер протянул руку и ухватил Гориана за левую лодыжку.

— Надо было тебе принять нашу помощь, пока не стало слишком поздно, — сказал Ардуций. — Сейчас мы можем предложить тебе лишь упокоиться с миром.

Тело Гориана обмякло, глаза закрылись, голова завалилась на сторону, и из открытого рта на траву вытекла тонкая струйка слюны. Оссакер убрал руку.

— Что с Миррон? — спросил Джеред.

Оссакер обратил к нему слепые глаза, наполненные слезами, в которых рябил калейдоскоп цветов.

— О, Пол, ты же знаешь, что уже слишком поздно.

Джеред закрыл глаза и осел на колени. Он не слышал даже тех немыслимых звуков, которые обозначали, что мертвые стали возвращаться в объятия Бога.

— Она не может уйти, — прошептал он, отпихнув в сторону тело Гориана и коснувшись теплой щеки Миррон тыльной стороной ладони. — Не может уйти сейчас, когда мы победили. Сейчас, когда у нее появилось будущее.

Все четверо сгрудились вокруг Миррон. Кессиан прильнул к Джереду, который обнял его за плечи и прижал к себе. Ардуций, чьи глаза представляли собой колодцы бездонной скорби, забыв о собственной боли, лил слезы на ее неподвижное тело. Она была так бледна, так прекрасна! Так похожа на живую!

— Оссакер, ты должен что-то сделать! — приказал Джеред. — Она не может уйти.

— Я не могу поднимать мертвых, — срывающимся голосом прохрипел в ответ Оссакер. — Ты бы сам этого не хотел.

Джеред помолчал, перевел взгляд на Гориана и кивнул.

— Да, этого бы я не хотел.

— Сейчас она с Богом? — спросил Кессиан. — С истинным Богом?

Джеред еще крепче прижал мальчика к себе.

— Да, она с Ним. И мы сегодня должны быть благодарны за эту милость.

Он закашлялся и испустил дрожащий вздох, изо всех сил пытаясь снова овладеть собой.

— Нам стоило бы вернуться к стенам, к тому, что от них осталось, — предложил Ардуций.

— Да, — кивнул Джеред. — Да, ты прав. Хотя сейчас я не хочу ничего, только остаться здесь навсегда.

— Мы должны идти и встретить свою судьбу, — сказал Ардуций. — На то мы и Восходящие.

— Судьбу, которую изменило деяние Миррон, — отозвался Джеред. — Вы должны верить в это. У вас появилась еще одна возможность быть принятыми.

— Верим мы с Осси в это или нет, не имеет значения. Хотя мы, конечно же, верим. Но правильно ли это для Конкорда? Ни в коем случае нельзя допустить возможности повторения этого.

Ардуций широким жестом указал на тысячи упавших мертвецов. На загубленную землю под тонким слоем трясины.

— Я просто не знаю, заслуживаем ли мы еще одного шанса.

ГЛАВА 68

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

Женский вопль слился с десятками тысяч других. Оглушительный вой, эхом отражаясь от стен, вонзился в небо. Он взметнулся над ареной, пронесся над доками, спугнул птиц с высоких дворцовых крыш и так резанул слух Ильеву, что тот выронил топор и схватился ладонями за уши.

Кашилли с ревом рухнул на колени, и его могучий молот раскрошил камни, выпав из онемевших пальцев. Позади них метались струи фонтана, живые взывали о прекращении страданий, а Всеведущий и Окетар взирали на них и благословляли.

Вой смолк. Прямо перед носом у Ильева мертвец уронил руки. Адмирал уставился на него — гражданин Эстории, средних лет, хорошо одетый, что различалось даже сквозь слой плесени. Мертвец в ответ воззрился на Ильева — ощущение то еще! Он моргнул и открыл рот, словно с намерением что-то сказать, но так и не издал ни звука.

Ильев потянулся к нему. Мертвец сомкнул веки, с растерянностью и страхом на лице издал вопль, похожий на вздох облегчения, и рухнул Ильеву на руки.

— Все кончено, — сказал адмирал. — Теперь ты можешь упокоиться, друг мой. Можешь отдохнуть.

Казалось, что стук падающих тел, разносившийся по дворцовому двору и всему городу, не стихал целую вечность. Некоторые из мертвых держались на ногах дольше других. Некоторые даже совершили несколько неуверенных шагов, прежде чем Всеведущий дотянулся до них и принял в свои объятия.

Воцарившуюся во дворе гробовую тишину нарушал лишь плеск фонтана за спиной у Ильева. Он опустил мертвого человека на землю, поднялся, одновременно повернувшись, и положил руку на плечо Кашилли.

— Давай, моряк. Вставай.

Ильев оглянулся на трех Восходящих, Васселиса и Эстер Наравни. Йола лежала на спине на поверхности воды.

— Что случилось?

Васселис пожал плечами.

— Йола?

— Не знаю. Я не могу объяснить.

— Так почему же ты так кричала, малышка? — спросил Кашилли. — Чуть было меня не напугала.

— Ну…

— Мне кажется, ты скромничаешь, — сказала Эстер. — Посмотри только, что ты сделала.

Йола присела в воде и вытерла руки о волосы.

— Вы не понимаете. Я ничего не сделала, вообще ничего. Я не была готова освободить дело, когда ощутила… нечто, тянущееся к нам отовсюду. Со всех сторон, сквозь землю, сквозь всех этих мертвых. Мне показалось, что нам всем конец, — вот я и закричала.

Ильев рассмеялся.

— Здравая реакция, юная Йола.

— Не исключено, это самая лучшая новость из всех возможных, — заметил Васселис. — Раз все эти мертвецы попадали из-за чего-то, дотянувшегося до нас сквозь землю, то Гориан, надо полагать, побежден. Наши Восходящие, истинные Восходящие, несомненно, одолели его.

— Он мертв? — спросила Эстер.

— На это мы можем только надеяться, — ответил Васселис. — Только надеяться.

Кашилли, потирая подбородок, смотрел поверх мертвых тел в проем ворот.

— Скажу тебе так. Мертв он или нет, уборку за этим ублюдком придется проводить грандиозную.

* * *

Роберто и Даваров долго не размыкали объятий. Оружие выпало из их рук. Появилась возможность перевести дух и дать отдых натруженным до боли мышцам. Повсюду вокруг них немногие уцелевшие на крыше люди поздравляли друг друга со спасением. Но солдаты ощущали не торжество, а всего лишь облегчение.

— Кажется, они сделали это, — пробормотал Даваров.

— Если ты хочешь, чтобы что-то было сделано наверняка, поручи это Полу Джереду, — отозвался Роберто, отступив на шаг.

— Думаю, он был не один.

— Ну, в это я поверю, когда узнаю точно. А пока мне известно, что именно Восходящие в ответе за всю эту боль и смерть, которые ты видишь повсюду. Если остальные Восходящие прикончили Гориана, это, конечно, хорошо и правильно. Но не думай, будто я собираюсь осыпать их милостями.

Роберто подошел к лестнице и посмотрел вниз.

— Эй, Харбан! Ты как, пришел в себя?

В ответ Харбан поднял руку, сжимавшую флягу.

— Да, посол, но я ранен.

— Думаю, это пустяки по сравнению с тем, что было бы, шарахни ты этой штукой о бетон, — заметил Даваров. — Оставайся, где лежишь, мы сейчас тебя заберем. И как-нибудь подлатаем.

Даваров устремил взгляд поверх крепостной стены, в сторону Атрески.

— Хотелось бы знать, как далеко прошла волна, — сказал он. — И насколько пострадала моя страна.

— Ущерб мы оценим по дороге, когда двинемся через нее, — отозвался Роберто. — Хотя и так, к долбаной матери, ясно, что все вокруг вверх дном. Ты с нами, Юлий?

Дел Аглиос вздохнул, спустился по ступеням к пролому, перемахнул на нижнюю половину лестницы, где валялись мертвецы, и пошел дальше.

— Ты никогда раньше не ругался, — заметил Даваров.

— Это все Юлий виноват. Хотел меня сжечь, представляешь?

— Да ну? — Даваров обернулся к Юлию.

Тот развел руками.

— Ну, мы разошлись во мнениях. Но полагаю, теперь точка зрения посла мне понятна. Я с ней по-прежнему не согласен, но она мне понятна.

— Спасибо за то, что был с нами, Юлий, — улыбнулся Роберто. — Ты хранил неколебимую веру.

Сейчас, однако, вера не спасала. Дел Аглиос запустил пятерню в волосы, ощутив вздымающуюся в душе волну горечи. Он брел среди разбросанных останков друзей и врагов: никому из них не следовало умирать сегодня. Потери были неисчислимы. Немыслимы. Но когда-нибудь все они будут сочтены.

Он чувствовал себя больным и опустошенным. Вместе с Даваровом и Бариасом, в сопровождении горстки уцелевших соратников, Роберто пробирался к Харбану Квисту. Ни у кого из них больше не находилось слов: здесь, внизу, вся чудовищность преступления воспринималась с особой остротой и отчетливостью.

Мертвые тела устилали гниющую землю и за оградой — и дальше, на всем пути к лагерю. Над ними поднималась туманная дымка. Плотно смыкаясь вокруг остатков стен, тысячами и тысячами лежали цардиты. Всех покрывала грязь. И все наконец обрели мир.

Роберто начал считать, он просто ничего не мог с собой поделать. Двенадцать тысяч цардитов. Пятьдесят тысяч беженцев. Где-то около четырех легионов воинов, администраторов и инженеров Конкорда.

И все это только здесь, в Нератарне. А куда еще распространилось влияние Гориана?

— Да смилуется ваш Бог над всеми вами, — промолвил Роберто.

— Не жалей о них. — Даваров плюнул на труп цардита. — Они сами навлекли на себя такую участь. Мои люди сражались здесь, ибо таков был их долг, а эти ублюдки, — он пнул мертвое тело, — явились сюда незваными.

Роберто видел огонь ненависти, полыхавший в глазах Даварова, и предпочел не спорить с гигантом из Атрески. Сам он, однако, смотрел на случившееся иначе. Все эти люди, за кого бы они ни воевали ранее, пали жертвами чудовищного преступления Гориана Вестфаллена. Восходящего. Вслед за Юлием Роберто подошел к Харбану. Вместе они расчистили вокруг пространство от тел, и Юлий осмотрел раны.

— Ничего страшного, только бы инфекция не попала. Ногу слегка зацепило, вот на спине — там дело похуже.

— Тут повсюду зараза, — проворчал Роберто. — Давай, постараемся вытащить его на более-менее чистую землю и промоем раны. Должна же у кого-то найтись фляга с чистой водой.

Даваров и Дел Аглиос перенесли Харбана с огороженной территории к лагерю, где валялось поменьше мертвецов. Хотя по-настоящему чистой земли нигде окрест не было, и Роберто пришлось расстелить поверх слизи плащ. Свернув в комок другой, они устроили подушку и уложили Харбана на бок.

— Спасибо, — сказал карку.

— Все, что в наших силах, — отозвался Роберто. — Юлий! Дело за тобой.

— Эй, Роберто, взгляни!

Даваров указывал на восток, где в тумане маячили медленно приближавшиеся фигуры. Шесть человек… нет, восемь. Двоих несли, они были или мертвы, или без сознания. Двигались они ужасающе медленно. Двое висели друг на друге так, что не разобрать, кто из них в худшем состоянии. Оссакер с Ардуцием. На Ардуций только плащ на голое тело. Был там и ребенок, цеплявшийся за тело, которое нес, кажется, Пол Джеред. Остальных, пока они не подошли ближе, Роберто узнать не мог. А когда приблизились, Дел Аглиос увидел, что один из карку несет тело Гориана.

— Ну, Харбан, наконец-то у нас для тебя хорошие новости!

Карку поморщился — Юлий занялся раной на его спине.

— Горы не рухнули. Этого уже достаточно.

— И Пол Джеред спас двух ваших жрецов.

Харбан улыбнулся.

— «Хочешь, чтобы что-то наверняка было сделано, поручи…»

— Похоже на то.

Роберто сделал несколько шагов навстречу Джереду и увидел, что на руках у казначея тело Миррон. Объяснять ничего не потребовалось.

— Мне очень жаль, Пол. Я знаю, что она для тебя значила.

— Она принесла себя в жертву, Роберто. Что бы ты ни думал о Восходящих, помни это. Она спасла нас. Всех.

— Все, что мы сделали, — это остановили массовую бойню, может быть, геноцид, который нельзя было допустить. И все мы, стоящие здесь, несем за это ответственность, — заявил Роберто.

— Никто не мог знать, что сделает Гориан, — сказал Ардуций.

Роберто пожал плечами.

— Миррон была нашей сестрой, — поддержал Ардуция Оссакер. — И она умерла, чтобы остановить его. Принесла себя в жертву ради того, чтобы все мы жили.

Выглядел Оссакер ужасно. Волосы его обвисли, лицо, изборожденное старческими морщинами, искажала боль утраты.

— И вы ждете от меня благодарности? — Роберто обвел рукой усеянную телами землю, чувствуя, как его захлестывает волна гнева. — Ардуций, Оссакер, да оглянитесь же по сторонам! Посмотрите как следует! Семьдесят пять с лишним тысяч человек полегли за один день. День, закат которого суждено увидеть лишь двадцати воинам. Сочти нас всех, сочти!

— Поверь мне, я понимаю твои чувства, — промолвил Ардуций, чье лицо было бледным от боли, а дыхание хриплым и прерывистым. — Но да, я ожидаю от тебя благодарности. Не потому, что она положила конец опустошению, вина за которое, как ты сам сказал, лежит на всех нас. Но потому, что она, Миррон Вестфаллен, отдала жизнь, чтобы спасти всех, кого могла. Включая тебя.

— Всей этой катастрофы вполне можно было избежать, — с ожесточением возразил Дел Аглиос. — Именно Восходящие ее породили. Поэтому самое меньшее, что мог сделать кто-то из них, — это остановить ее.

— Миррон умерла, — напомнил Оссакер.

— Так же, как и мой брат. — Роберто заставил себя разжать кулаки. — Каждый из нас лишился кого-то, кого любил. Таков результат. Это далеко не счастливый конец, если вообще конец. Так или иначе, Восходящие существуют, а значит, существует и опасность, исходящая от них. В первую очередь от потомства Гориана.

— Ничего подобного больше не произойдет, — заявил Ардуций. — Даю тебе слово!

— Будь я проклят, действительно не произойдет! Но гарантировать, чтобы это не повторилось, — забота моя и моей матери. А не твоя!

Роберто воззрился на Ардуция и Оссакера в ожидании ответа, однако было ясно, что оба они слишком измотаны, а Ардуций еще и изранен, чтобы продолжать спор. Тогда Роберто перевел взгляд на тело Гориана, которое нес жрец карку.

— Можешь бросить его в ту грязь, которую он же и устроил. Все, что нужно, я уже увидел.

— «Стрела Арка» в заливе Гау, — проговорил Джеред.

Голос его был тих и невыразителен, на резко очерченном лице словно запечатлелось все то горе и страдание, свидетелем которых ему довелось стать. Роберто подумал, что казначей впервые выглядит старым.

— Это если предположить, что корабль выдержал земляную волну, — заметил Даваров.

— Я в этом не сомневаюсь. Я приказал встать на якорь в заливе, подальше от берега, так что их просто основательно качнуло.

— Пол, здесь столько всего надо сделать, — вздохнул Роберто. — Можем ли мы бросить все, как есть?

— А много ли мы можем на самом деле сделать нашими-то силами? — задал встречный вопрос Джеред. — Это место мертво. Оно утрачено. Чтобы очистить и восстановить здесь все, потребуются усилия легионов, да и кто может поручиться, станет ли тут хоть что-то расти? Тебе нужно вернуться домой. Увидеться с матерью. Сообщить ей новости, которые она должна услышать от тебя, и только от тебя.

Роберто понурился, горе снова навалилось на него всей своей сокрушающей тяжестью.

— Долг! Всегда найдется какой-нибудь проклятый долг, который необходимо исполнить. Во имя Бога Всеобъемлющего, как бы ты, Пол, сообщил матери о смерти ее младшего сына? Бедный Адранис. Сколько величия сметено одним дуновением! — Роберто прищелкнул пальцами и уставился на Ардуция с Оссакером. — Как мне сделать это?

Восходящие не ответили.

— Полагаю, нам следует оставить это место на милость Бога, — тихо промолвил Юлий Бариас. — Мы все равно не можем принести здесь больше никакой пользы и, оставаясь, лишь усугубляем ярость и ненависть. А этого делать не следует.

Роберто перевел взгляд на гласа и кивнул.

— Пойдем, — позвал Джеред. — Поднимем Харбана — и в путь. У меня больше нет сил здесь оставаться.

* * *

Языки пламени алчно пожирали невинных. Небеса плевались огнем, разрывая тела в клочья. И Миррон продолжала всасывать скверну земли через мертвую плоть, чтобы положить конец страданию…

Ардуций не мог отделаться от этих образов, как не мог избавиться и от чувства вины. Преступления, совершенные во имя Восхождения, были столь чудовищны, что никакое покаяние не стало бы достаточным. Он, как и Оссакер, проводил большую часть времени в молитве и размышлениях, но ответов не находил. Всеведущий не желал указывать им путь.

А наверху, на темной пустой палубе, стоял Роберто Дел Аглиос и всматривался в черный дым, поднимавшийся над каждым сигнальным постом, мимо которого они проплывали. Новые и новые смерти, повергнутые к ногам Восхождения.

— Ты ведь настороже, а? — Голос Оссакера прозвучал слева. Неразборчивый, словно приглушенный крик.

— Для такого вывода не требуется особых способностей, — ответил Ардуций. — Я всегда настороже. Так же, как и ты.

— Я ведь мог спасти ее, ты знаешь, — всхлипнул Оссакер.

— Нет, не мог, Осси. Мы уже тысячу раз это обсуждали. Может быть, будь ты в полной силе, тебе удалось бы несколько замедлить проходивший сквозь нее поток, но и только. Ты видел, как стремительно пожрала ее эта скверна. Не обманывай себя, ничто не могло предотвратить ее смерть.

— Но я ничего и не сделал!

— Вздор. Ты спас нас, чтобы мы смогли сразиться с Горианом. Чего еще ты можешь от себя требовать? Если кто действительно ничего не сделал, так это я. Только сам себе кости переломал при первой попытке.

Из темноты донесся сухой смешок.

— Нет, кто бы нас только послушал — спорим, кто из нас сделал меньше! От чего мы оба пытаемся уклониться, как ты думаешь?

— От неизбежности.

— Так ли это?

— Как мы сумели перекрутить нити жизни до самого разрыва? Когда вера была утрачена столь полно, что сама мысль о прощении стала отвратительна? Корни должны отрасти заново. Цветок — распуститься снова.

— Но не для нас. И не для ордена.

— О да. Ущерб, нанесенный ордену, огромен. Но несопоставим с потерями Восхождения — они необратимы.

— Навеки?

— Не знаю, Осси. Но при нашей жизни я никакой надежды не вижу. А ты?

— Миррон не умерла бы так, если б мы убежали, — прошептал Оссакер.

При упоминании имени Миррон из глаз Ардуция, легко прорвав плотину сдержанности, хлынули слезы. Некоторое время слышались лишь всхлипывания, ни тот ни другой не говорили ни слова, молча пытаясь взять себя в руки. Наконец Ардуций нарушил молчание, хотя каждое слово ранило его горло.

— Лишиться ее для меня такое горе!

— Для меня тоже.

— Но она бы не хотела оставить нас на растерзание преследованиям и ненависти.

— Ну и что же мы будем делать? — спросил Оссакер, снова превратившись в робкого отрока, которого Ардуций всегда защищал.

— Не думаю, чтобы у нас был выбор. Ты видел, как Роберто смотрит на Кессиана. Ты знаешь, о чем он думает и кого боится больше, чем любого из нас.

— Бедный мальчик, — сказал Оссакер. — Единственный из всех, кто ни в чем не виноват. Так рано осиротевший. Я рад, что Пол позаботится о нем.

— До поры до времени. Пол Джеред принадлежит Адвокатуре, а не Восхождению.

* * *

«Стрела Арка» легко скользила по спокойным водам, подгоняемая естественным попутным ветром. Со стороны великих северных пустынь веяло теплом, предвестником соластро. На безоблачном небе мерцали звезды, восточный горизонт погружался в глубокую тьму ночи.

Роберто всматривался в вершины гор и сторожевые башни, тянувшиеся вдоль побережья. Побережья его страны. Сигнальные огни ярко горели во тьме, к небу поднимались столбы дыма. Черного дыма. Единственного, что не превращалось в легкую тень, даже когда Эсторию снова целовала заря.

Он держал свою печаль при себе. Джеред тоже. Но они вместе совершали это ужасное возвращение домой, и Роберто, как никогда, был благодарен казначею за колоссальную силу его характера и несгибаемую волю.

Они находили время и посмеяться, и предаться воспоминаниям, но в тишине каюты и сейчас, находясь в одиночестве, Роберто не мог отделаться от сожаления, что Пол Джеред знал его мать лучше, чем родной сын.

Солдат, теперь дипломат. Слишком подолгу Роберто находился в удалении от средоточия власти и теперь чувствовал, как мало понимает в искусстве правления. И как остро будет теперь нуждаться в том, чтобы рядом с ним были друзья.

Адвокат.

Он, Роберто Дел Аглиос. Последний в своем роду. Во всяком случае, пока.

Глядя поверх бортового ограждения, Роберто всматривался в темные прибрежные воды Эстории. Парус над ним раздувал ветер, команды на палубе не было. Он смотрел, как вспенивается рассекаемая корабельным носом вода, и слышал, как она с плеском убегает назад. Это завораживало.

— Мне случалось наблюдать за Восходящими, которые раздумывали, не сигануть ли им в морские глубины, и я никогда не беспокоился. Но ты, Роберто, — ты можешь утонуть.

— Не стоит и сейчас беспокоиться, Пол. Я просто пребываю в поисках вдохновения. — Роберто поднял голову и оглянулся на Джереда. — И хотел бы, чтобы эта лохань двигалась немного быстрее.

Джеред встал рядом с ним у борта. Он был небрит и выглядел, как все они, смертельно усталым. Плащ на плечах отсутствовал, поскольку в него завернули тело Миррон перед тем, как поместить его в длинный ящик и опустить в трюм. Оссакер заверил, что запах разложения распространяться не будет.

— Эта «лохань» является самой быстрой триремой из всех, какими располагает Конкорд, — заметил Джеред. — Но заставить ее двигаться еще быстрее можно.

— Нет! — отрезал Роберто. — Я не хочу, чтобы к могиле матери меня нес дьявольский ветер.

— Однако ты отчаянно рвешься туда.

Роберто уронил подбородок на грудь и тяжело облокотился о поручни.

— Да, правда. Хотя боюсь того, что должен там увидеть.

— Эрин умела выбирать настоящих друзей, — сказал Джеред. — Когда разразился кризис, она мигом разогнала ближний крут прихлебателей, которых ты так ненавидел, и призвала тех, кто мог спасти Конкорд. Когда я уезжал, дела обстояли отвратительно, но с ней были Васселис, Гестерис и Кастенас. И твоя сестра. Они готовились к вторжению.

— Тогда почему она умерла, когда мы знаем, что другие живы? Она всегда была так сильна. Так… здорова. Полна жизни. Клянусь тебе, Пол, если ее настигло прикосновение ходячего мертвеца, я уничтожу все Восхождение.

Джеред ничего не ответил — они уже не раз говорили на эту тему. Согласия между ними не было, лишь понимание и сострадание.

— Честно признаться, я боюсь того, что мы увидим, когда войдем в гавань. Мы ведь понятия не имеем, кто жив, кто мертв. И где кто находится. А они не знают, что мы и Даваров уцелели.

— Зараза мертвых распространилась широко, — напомнил Джеред. — Будь готов к худшему.

У Роберто сдавило грудь.

— Я готов.

— Но мы, по крайней мере, знаем, что какая-то власть на берегу существует. Порядок кто-то поддерживает. Об этом говорят сигнальные дымы.

Роберто кивнул, почувствовав некоторое облегчение.

— И они отозвались, когда мы подняли над маяком Гау флаг победы.

— Очень жаль, что у меня нет почтовых птиц, чтобы послать весть о твоем спасении, мой Адвокат.

— И не надо, казначей Джеред. Если ты собираешься стоять рядом со мной в базилике.

— Всегда следует придерживаться старшинства по выслуге лет.

— Похоже, тебя ничто не изменит, а? — Роберто наконец улыбнулся.

— Это точно.

Дел Аглиос бросил взгляд вперед, в направлении отдаленной гавани Эсторра.

— Хотелось бы знать, многим ли удалось выжить.

— Всего пара дней, и мы все узнаем.

* * *

По крайней мере, они нашли время украсить гавань. Флаги реяли на ветру. Везде, где только можно, разместили букеты и гирлянды цветов. Поблескивала свежая краска. Когда на борту, возвещая о прибытии Адвоката, протрубили горны, пристань откликнулась фанфарами и приветственными возгласами толпы. Удивляться не приходилось. Люди по большей части не знали, радоваться им или плакать, но уже сам факт прибытия Роберто явился для многих несомненным облегчением.

Однако, несмотря на все усилия горожан, в воздухе еще висел запах пепла, а поверхность воды и в гавани, и за ее пределами была подернута маслянистой пленкой. Покраска и спешное латание дыр не могли замаскировать нанесенный городу ущерб. Джеред предупреждал Роберто, что готовиться надо к худшему, но одно дело готовиться мысленно, а другое — увидеть переживший вторжение город собственными глазами.

«Стрела Арка» надежно пришвартовалась к причалу. Дел Аглиос, Джеред и Даваров стояли на носу. Роберто всматривался в лица встречающих, и наконец его сердце сподобилось легкого касания радости. Рядом с Арваном Васселисом он увидел Тулин.

— Всеведущий не совсем лишил нас милости, — выдохнул он.

Едва трап успел коснуться камней пристани, как Роберто устремился вниз. Протокол встречи был забыт. Игнорируя всех остальных, подавшись порыву, открывшему шлюзы печали и облегчения, он заключил сестру в долгие объятия. Пока Тулин льнула к нему так, словно разжать руки означало лишиться его навеки, никого и ничего другого для Роберто не существовало.

— Никогда больше не оставлю тебя одну, — выдохнул он. — Мы теперь вдвоем, Тулин, ты и я.

— А где Адранис?

— Ох, Тулин, Тулин, мы так много потеряли!

ГЛАВА 69

859-й Божественный цикл, 5-й день от рождения соластро

— Не могу сказать, что мне легко носить эту корону, — печально улыбнулся Роберто. — Я не должен был надевать ее еще много лет.

Роберто Дел Аглиос, Адвокат Эсторийского Конкорда, убрал ветку плюща, упавшую на бюст его матери, который установили в дворцовом саду. При жизни она очень любила этот сад, и Роберто, среди всех прочих дел, навалившихся на него по возвращении, не забыл распорядиться поставить памятник именно здесь. Посещать ее могилу во дворце было выше его сил.

— И тем не менее она подходит тебе так же, как подходила Эрин. Превосходно.

Роберто повернулся, расправил складки официальной тоги и направился по вымощенной мрамором садовой дорожке к аллее, обрамленной колоннами. Его сандалии шелестели по отполированному камню.

— Здравствуй, Пол.

— У меня для тебя несколько донесений, — сообщил Джеред, помахав кожаной сумкой.

— Думаешь, я хочу это слышать?

Жестом Роберто предложил казначею подняться наверх, в парадную комнату. Открывающийся оттуда вид на медленно, но неуклонно возрождавшуюся красоту Эсторра радовал душу.

— Ну, судить, конечно, тебе, но в основном все идет по плану. Элиз Кастенас подтверждает, что Нератарн очищен от трупов. Марк Гестерис направляется в Цард, чтобы вернуть на родину прах Хурана. Его сопровождает охрана из Сиррана, так что за его безопасность можно не беспокоиться. Одновременно в Госланде восстанавливается граница. Форт уже очищен. Вот из Гестерна пока ничего не слышно, и на добрые вести рассчитывать не приходится. Эта страна почти полностью уничтожена. Катрин Мардов наверняка погибла. Отправка сборщиков намечена на середину соластро. Кстати, почему бы нам не совместить это с Адвокатским объездом?

Роберто пожал плечами.

— Ну, если ты считаешь, что мне это необходимо…

— Необходимо, Роберто. Теперь это часть твоих обязанностей.

— Ты уж извини, но меня не прельщает то, что придется там увидеть.

— Со времени Нератарна и земляной волны прошло пятьдесят три дня. Время не стоит на месте, мой Адвокат.

— Знаю, знаю. — Роберто вскинул руки. — И не называй меня так, тебе прекрасно известно мое имя. Ты последний, от кого я хотел бы слышать официальное обращение. Ты и Даваров.

— Ему следовало бы вернуться в Атреску.

— Он это знает. Но я не склонен принуждать никого из переживших Нератарн делать что-либо против своей воли.

— За исключением…

— Нет-нет, Пол! Это исключительно их желание. Я и словом не обмолвился.

— А тебе и не надо было. Хватило твоего вида, он был достаточно красноречив. Кроме того, они понимали, что любое другое решение неприемлемо в глазах граждан и сената.

— А теперь, хвала таинствам Сиррана, то, что мы делаем, одобряется как гражданами, так и сенатом.

Двое мужчин вышли на балкон, откуда открывался великолепный вид на Эсторр. Ярко светило солнце, нивы назападе наливались зерном, сверкала черепица на крышах, белизной сияли стены домов. Достойная эпитафия Эрин Дел Аглиос. Город, ее город, продолжал жить. Правда, он притих. Более пятнадцати тысяч солдат и граждан сложили головы во время краткого вторжения мертвецов, и понесенные утраты оставили неизгладимый след в общем настроении Эсторра. Прежде чем восстановится его былой дух, если это вообще случится, пройдет много времени.

Внизу, во дворе дворца, дожидалась вереница экипажей. Детишки из двенадцатой пряди играли в пятнашки вокруг фонтана. Роберто улыбнулся.

— Для них это просто приключение.

— Пока. И только для некоторых. Могу тебя заверить, отроки уже не столь беззаботны. И им предстоит большое путешествие. Возбуждение быстро спадет.

— Он здесь?

— Ждет в передней. Могу я?..

— Пожалуйста.

Джеред направился к двери в приемную, отворил ее и впустил Ардуция. Тот выглядел здоровым, полностью оправившимся, хотя по глазам было видно, что он никогда не забудет случившейся трагедии и никогда не освободится от гнета вины.

— Благодарю тебя, — произнес Роберто — Знаю, я уже говорил это, но ты сослужил мне и Адвокатуре великую службу. Я перед тобой в долгу.

— Нет, совсем нет, — возразил Ардуций. — К тому времени, когда мы достигли Эсторра, нам с Осси уже стало ясно, что другого выхода нет.

— Возможно, и так. — Роберто почти сожалел о том, что должно было случиться. К Ардуцию он успел проникнуться удивлявшим его самого уважением. — Все готово?

— Да, все. Академия полностью очищена от книг и бумаг. Все уложено в сундуки, погружено, и все пряди понимают, что происходит. Никому из них это не нравится, но все понимают… я думаю.

— А сам-то ты себя по-настоящему понимаешь? Тут ведь у вас немалая поддержка, не в последнюю очередь и со стороны моего нового канцлера.

Роберто улыбнулся. Он по-прежнему не знал, что на него нашло. Может быть, это имело отношение к былому соперничеству между Адвокатом и канцлером?

Ардуций рассмеялся.

— Может быть, но Юлий Бариас не признает использования огня для чего-либо другого, кроме освещения, обогрева и приготовления пищи, а для нас это стихия, которую мы ценим еще больше, чем до гибели Миррон… — Он осекся и бросил взгляд на Джереда, чувствуя, что нужно сменить тему. — Роспуск Доспехов Бога — это, конечно, смелый шаг. Решение приблизить орден к Адвокатуре было мудрым…

— И не таким уж трудным, Ардуций. Противодействия практически не ощущалось, даже возражений почти не было. Ну, разве что со стороны совета гласов и Хорста Веннегура, чего и следовало ожидать. Но теперь мы видим, что этот шаг действительно сблизил орден и государство. Хотя, я думаю, моя матушка сказала бы, что некоторая дистанция и взаимные трения делали обе руки Конкорда сильнее.

— Но теперь Адвокат ты.

— Да, и я предпочту, чтобы внутри моего правительства по возможности велись баталии иного рода. В том числе и в отношении вас. Признаюсь, отчасти мне хотелось бы держать вас под рукой, для пущего контроля. Но я не диктатор.

— Дело в том, мой Адвокат, что Конкорду сейчас меньше всего нужны осложнения, связанные с нами. Это подтверждают и твои собственные внутренние разногласия. Не думаю, что мир вообще когда-либо будет по-настоящему готов принять нас. Я понимаю, речь идет об эволюции, но в этом вопросе остается еще столько неясного и неизученного. Возможно, следует предоставить всему развиваться естественным путем. Возможно, Ступени Восхождения ошибались с самого начала. Пожалуй, мы сейчас не можем сделать ничего лучшего, чем положиться на Всеведущего. Нам остается верить, что в должное время Восходящие появятся на свет без постороннего вмешательства, в результате естественного эволюционного процесса.

— Ты полагаешь, это возможно?

— Я полагаю, это неизбежно. Но мы, перворожденные, и наши младшие братья и сестры всегда будем воплощать в себе память о Гориане и том, что он совершил. Я не могу жить с этим, Оссакер тоже, а юные пряди просто не заслужили, чтобы это пятнало и их. Уж они-то точно ни в чем не замешаны. Необходимо дать Конкорду возможность вернуться к своей славной истории, в которой наше появление останется не более чем главой. Хотя хочется надеяться, что в этой главе о нас будет упоминаться не только с осуждением.

— С этим я могу согласиться, — сказал Роберто. — Но откуда мне знать, нет ли среди вас нового Гориана?

— Я даю тебе слово, что не допущу ничего подобного. Поверь мне, Кессиан, — это повторение Миррон, а не Гориана. Никто из живущих сейчас не может проявить такие склонности. Дни взращивания чад для нас уже миновали. Восхождение будет слабеть и сходить на нет. Сотня лет или около того, и от нас останутся только книги. Да и те будут храниться в надежнейших руках.

Роберто протянул руку, и Ардуций пожал ее.

— Для меня, Ардуций, твоего слова достаточно. Ты прежде всего хороший человек. Адвокатуре будет недоставать твоей мудрости.

— Но не моих возможностей.

— Это так. — Роберто покачал головой. — Это так. Для меня их использование неприемлемо.

— Прощай, мой Адвокат. — Ардуций прижал правую руку к груди. — Душой и телом я остаюсь твоим.

Роберто протянул ему лежавший на маленьком столике запечатанный пергаментный свиток.

— Арван Васселис прибудет туда задолго до тебя, так же как и представитель Сиррана. Это предоставит тебе возможность свести знакомство с Таренак и Уатлем. Они хорошие люди.

— Спасибо, мой Адвокат.

— Доброго плавания. Признаться, я удивлен, что ты не предпочел отправиться сушей. Путь в обход Сиррана не близкий.

— Думаю, нам следует по возможности избегать людей.

— И не только людей. Тебе не хочется видеть, что осталось после Гориана. Он немного наследил. Мы знаем, что это почти идеальный круг мертвой земли. Почти восемь тысяч квадратных миль, куда не суется ни человек, ни зверь и где не растет даже былинка, если не считать четырех деревьев в самом центре. Страшное зрелище, как мне говорили.

— Это напоминание о провалившемся эксперименте, и я действительно не хочу это видеть. Могу лишь еще раз повторить, что я сожалею.

— Да, да. Могло ведь быть и хуже. — Роберто изобразил на лице улыбку. — Пол, я думаю, ты проследишь за посадкой Восходящих на корабль?

— Непременно. Ну, двигай, Арду, а то ведь прилив ждать не будет.

Ардуций склонил голову перед Адвокатом, повернулся и вышел из приемной. Джеред похлопал Дел Аглиоса по плечу и ушел следом за Восходящим. Роберто дождался, пока последние экипажи под флагами гвардии Восхождения не покинули дворец, а потом снова спустился в сад, чтобы продолжить беседу с бюстом матери.

* * *

Капитану «Копья Арка» не терпелось отплыть. Прилив уже заканчивался, к тому же он хотел успеть воспользоваться подходящим ветром. Но Пол Джеред еще не был готов к расставанию. Все остальные уже взошли на борт, но Оссакер и Ардуций стояли на пристани у трапа.

— Ну вот, — проговорил казначей. — Право же, мне трудно поверить, что вы уплываете насовсем, а не отбываете с моим поручением в какой-нибудь дальний уголок Конкорда.

— Это к лучшему, — промолвил Оссакер, не сводя глаз с Джереда. — И не надо так переживать. В конце концов, мы ведь не можем потеряться.

— Никогда не пойму, как это у вас получается.

— Знаю. И оставлю тебя в неведении, потому что, сколько ни объясняй, ты все равно по-настоящему не поймешь.

— И мне, Осси, не остается ничего другого, кроме как переживать потерю. Ведь если кто-то и был моей семьей, так это вы четверо. Двое ушли, а теперь я отпускаю еще двоих. Прямо как заправский папаша.

Оссакер рассмеялся, и это согрело Джереду сердце. Но смех быстро оборвался. На лицо Восходящего вернулась обычная для него серьезность.

— Я не мог бы оставаться здесь и каждый день гадать, означает ли стук в дверь, что меня поволокут на смерть или пошлют в сражение. Восхождение началось как благословенная сила, но посмотри, чем мы стали.

— Мне кажется, ты немного несправедлив, — заметил Джеред.

Они помолчали.

— Ты мог бы поехать с нами, — сказал Ардуций. — Останься в живых Миррон, наверняка бы поехал.

— Может быть, — печально пожал плечами Джеред. — А может быть, вы сделали бы другой выбор и остались. Этого мы никогда не узнаем. Но мое место здесь, в сердце Конкорда. С ним всегда будут связаны моя жизнь и моя судьба. Вот и получается, что наша семья распадается. У нас разные пути, но о нашей разлуке я буду сожалеть до самой могилы.

— Так же, как и мы, — вздохнул Ардуций.

Джеред привлек обоих, одного за другим, в объятия, крепко сжал, похлопал по спинам.

— Прошу вас, берегите Кессиана. Он — это все, что осталось от Миррон.

— И он так же близок нашим сердцам.

— Я знаю. Благополучного плавания. И ведите себя хорошо. Моя команда доложит мне, как прошло путешествие, и я не хочу испытать разочарование.

Все трое рассмеялись. Они ступили на борт, казначей помахал им рукой, и трап практически мгновенно подняли, поскольку капитан спешил выйти из гавани. Судно отчалило без фанфар и без гражданского прощания. Просто один из кораблей сборщиков в благословенное Всеведущим утро отплыл в очередной рейс в Тирронское море.

Джеред провожал корабль взглядом, пока он, обогнув южный форт, не скрылся из виду, потом улыбнулся, кивнул и повернулся, решив, что вернуться во дворец можно и пешком. В глубине души ему трудно было поверить, что случившееся сейчас знаменовало собой конец Восхождения и ему больше не доведется иметь дело с этими двумя замечательными юношами. Ведь что ни говори, а сосуд был откупорен. И возможно ли, чтобы он оказался снова заперт?

Вне зависимости от желания людей или их отношения к этому Восходящие остались в живых. Они по-прежнему ходили по земле. Пусть втайне, скрываясь, недостижимые ни для друга, ни для врага, но они жили. Джеред мог лишь гадать, что значит это для равновесия в мире и как отнесется к ним Всеведущий. Кто они — праведные вестники грядущего или угроза всему сущему? Загадка, разрешить которую под силу одному только Богу. В этой мысли он, Джеред, нашел некоторое удовлетворение.

Казначей обернулся и бросил взгляд назад на гавань и море. За южным фортом виднелось белое облачко. Оно двигалось против ветра и имело форму улыбающихся губ. Он рассмеялся в голос, так, что некоторые люди на пристани обернулись.

— Ах ты, маленький нахальный ублюдок!

Джеред покачал головой и зашагал вверх по склону холма. Назад к дворцу, к своему Адвокату и к трудам по восстановлению Эсторийского Конкорда.

Оглавление

Джеймс Баркли Эльфы. Во власти тьмы

  Книга первая ТОТ, КТО БЫЛ РАВЕН БОГАМ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

  Книга вторая ВОССТАНИЕ ТАЙГЕТЕН

    Предисловие

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Благодарности

Джеймс БАРКЛИ РАССВЕТНЫЙ ВОР

  Действующие лица:

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

Джеймс БАРКЛИ ДНЕВНАЯ ТЕНЬ

  Действующие лица:

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

Джеймс Баркли "Крик новорождённых" (Восходящие Эстории-01)

  СПИСОК ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

  ГЛАВА 48

  ГЛАВА 49

  ГЛАВА 50

  ГЛАВА 51

  ГЛАВА 52

  ГЛАВА 53

  ГЛАВА 54

  ГЛАВА 55

  ГЛАВА 56

  ГЛАВА 57

  ГЛАВА 58

  ГЛАВА 59

  ГЛАВА 60

  ГЛАВА 61

  ГЛАВА 62

  ГЛАВА 63

  ГЛАВА 64

  ГЛАВА 65

  ГЛАВА 66

  ГЛАВА 67

  ГЛАВА 68

  ГЛАВА 69

  ГЛАВА 70

  ГЛАВА 71

  ГЛАВА 72

  ГЛАВА 73

  ГЛАВА 74

  ГЛАВА 75

  ГЛАВА 76

  ГЛАВА 77

  ГЛАВА 78

  ГЛАВА 79

  ГЛАВА 80

Джеймс Баркли «Призыв мёртвых»

  СПИСОК ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

  ГЛАВА 48

  ГЛАВА 49

  ГЛАВА 50

  ГЛАВА 51

  ГЛАВА 52

  ГЛАВА 53

  ГЛАВА 54

  ГЛАВА 55

  ГЛАВА 56

  ГЛАВА 57

  ГЛАВА 58

  ГЛАВА 59

  ГЛАВА 60

  ГЛАВА 61

  ГЛАВА 62

  ГЛАВА 63

  ГЛАВА 64

  ГЛАВА 65

  ГЛАВА 66

  ГЛАВА 67

  ГЛАВА 68

  ГЛАВА 69