Creamy Whim (СИ) [schwarzerengel] (fb2) читать онлайн

====== 1. Loaded gun ======

Комментарий к 1. Loaded gun В главе используются строки из Siouxsie Sioux & Brian Reitzell – Love Crime.

Oh, the skies, tumbling from your eyes

So sublime, the chase to end all time

Seasons call and fall, from grace and uniform

Anatomical and metaphysical

Вы когда-нибудь встречали плохих людей? Я имею в виду, плохих по-настоящему – после встречи с такими отпрысками рогатого хочется лишь забыться, утратить знание о том, какой мусор носит Земля, и какое зло допускает его главный антипод с нимбом и бородой. Чтоб вы знали, мои дорогие, мне как-раз не посчастливилось.

Это был ясный солнечный день, ничем не предвещающий шторма фекалий, хах. Я курила «Мальборо 1988», жевала банановую «Баблл трабл», и сама, что весьма иронично, была проблемой – девчонкой, которая, только закончив школу, решила как следует оторваться в последние летние каникулы, устроенные самолично для себя-любимой.

Душные классы, надменные обрызгшие лица учителей – это было не для меня. Нет уж. Никогда впредь. Отринув чужие идеи о поступлении в блевотно-престижные заведения, я наслаждалась свободой – и будущим официантки. Уже представляла, как буду ставить на место безумных от похоти посетителей и есть сочный бургер бесплатно в часы обеда.

Я не искала для себя многого. Мой внутренний мир был многим – просмотренными записями концертов, мечтами о мотоциклах, презрением к правилам, обожанием к тяжёлому року. Бунтарка против всего и вся, я была похожа на падшего ангела – снежно-белые кудри, синее пламя в глазах, джинсовые шорты, рваные чулки, татуировка в виде чертихи. Мужики смотрели на меня как на добычу, а я на них – как на кучу дерьма.

В тот ленивый и безмятежный денёк мне хотелось сделать что-то безумное. Мой взгляд приковал сияющий «Форд», машина мечты, и я не преминула возможностью этим воспользоваться. Я не задумывалась о последствиях – мне казалось, что в крайнем случае водила прискачет орать на меня, но, увидев моё декольте, скорее предложит мне выпить. Мне было похер, я была дурой и поплатилась за это сверх меры.

Когда я села за руль, хохоча под визги сигнализации, кто-то схватил меня за плечо.

- Вылезай, сумасшедшая, – хмыкнул он – загорелый бугай, видать коп в гражданском. – Только без глупостей.

Мне ничего другого не оставалось, ведь верно? С неохотой я вылезла из салона и пошла с ним – ноги заметно дрожали, как я уверяла себя, от слишком высокой платформы. Я не забывала выказывать недовольство – дула небрежные пузыри из жвачки, но проглотила её, когда, преодолев все препятствия, очутилась в просторном кабинете главы департамента. Какого чёрта?.. Кто все эти бугаи, уродцы и прочие котики?

Передо мной, как вы поняли, были другие копы – они сидели и стояли, кто где, вразброс, и, стоило мне зайти, впились взглядами, от которых мне поплохело. Это мало походило на разборку со взломом ебучей дверцы машины вчерашней школьницей – точнее, не походило совсем. Мой вопрос опередил гнусно хмыкнувший парень с дредами:

- Какого хуя, Бенни? Шефу не понравится, что ты таскаешь в его кабинет своих шлюх.

Я рванулась врезать ему – и мне было плевать, что он со мной сделает, ярость срывала крышу. Амбал остановил меня, не церемонясь – паскудно дёрнул назад за локоть.

- Ему куда больше не понравится, что она попыталась угнать его тачку.

Упс...

- Ну понятненько. Жесткачок, – парнень откинулся на стуле, а мне так хотелось, чтобы буквально...

Я стиснула зубы. От страха все мышцы посводило с невиданной непривычной силой. В висках колотилась, как жилка, одна только мысль – убежать, бежать что есть сил...

- Пошли вы, – процедила сквозь зубы я и ринулась к двери, но та вдруг открылась...

О, это определённо был «шеф» – идеально выглаженный костюм, уверенная походка, пугающая безмятежность – он даже не удивился, увидев меня, разве только развёл руками в немом вопросе.

Один из парней подоспел тут как тут – что-то прошептал ему на ухо, глядя на меня настороженно и отчасти как будто... с неодобрением? Словно ему не нравилось происходящее. Вау. Неужели не все тут конченные моральные фрики?

Главный хлопнул в ладоши, заставив меня содрогнуться.

- Ах, ну надо же! Здравствуй, проказница. Как сраное твоё имя?

- Ника, – мой голос звучал неестественно громко от напряжения. – Ника Дарксоул.

И все эти козлы заржали как не в себя.

- Никки, родители не научили тебя, что чужое лучше не трогать?

- Нет. Их давно нет в живых.

- И ты хочешь присоединиться к ним? – его взгляд задержался на мне, и я только тогда поняла, что за мразь предо мной – по неясным, жестоким глазам. А затем он вновь напустил на себя притворные бодрость и дружелюбие. – Я шучу – разумеется, ты этого не хочешь. Не в том месте и не в то время, да? Трудно было предугадать весь масштаб... последствий. Где ваши манеры, ребята? Засранцы, вы даже не предложили девушке сесть!

Мне не нравился этот сладкий мурчащий тон. Мне не нравилось то, как он наклонил свою голову вбок, к плечу. Я не прогадала.

Сперва было опешившие, его грязные пацаны загалдели, когда он достал из-за пояса пушку и, встряхнув ею, как будто она – дозатор, а он торопится смахнуть лишние капли, направил её – прямо мне в лицо, а затем на пол.

- Стэн, – глухо произнёс мужчина, в какой-то момент поразившийся мне слегка обеспокоенным. – Ты, блять, уверен?

- Я, блять, уверен, – передразнил его Стэн уже новым, раздражённым тоном – было похоже, что его злило не это, а то, что я всё же осталась стоять на ногах. – Если ты не сядешь, я посажу тебя, но тебе это не понравится.

Что бы вы думали? Мне пришлось. Мне пришлось опуститься напротив него на колени, но, несмотря на дрожь в них, я уже смотрела на этого Стэна-хрена в упор.

Я не солгала – мои родители умерли. Я давно сама по себе, так что не привыкла полагаться на чью-либо помощь – поэтому мне не пришло на ум закричать и кого-то позвать. Я была в кабинете шефа полиции в блядском Нью-Йорке. Безопаснейшее место в стране, казалось бы, да? Ха, смешно.

Безумный ублюдок отвёл стволом пушки прядь моих белых волос с лица, подпёр под подбородок, чтобы я не опускала голову. Я решила – он не дождётся. Он тоже что-то решил для себя.

К моему отвращению, дуло ткнулось мне в губы.

- Если хочешь уйти, позабавь меня, синеглазка.

Дредастый вскинулся, как наверняка вскинулся и его гнилой жалкий отросток:

- Да! Пускай сучка пушку сосёт!

Как же выводил из себя этот мерзкий слизень, о, вы бы знали... Не цени я тогда свою жизнь так сильно, отобрала б пистолет у Стэна. Навеки заставила бы замолчать. И его, и, скорее всего, себя.

Кажется, даже шефу не очень понравились его выкрутасы – он перевёл пушку на моментально затихшего блондинчика-клоуна, а затем выразительно кивнул на дверь, обводя взглядом всех присутствующих. Помимо меня, само собой.

Что ж, ему не пришлось повторять своё дважды. Ему даже вслух не пришлось ничего говорить – все эти служители закона, как один, покинули кабинет, оставляя меня наедине с психопатом-садистом. И весь мой мир, весь мир вокруг окончательно ебанулся в этот момент. Мне было бы легче, будь рядом хоть кто – только бы не остаться один на один с самым страшным из всех мерзавцев, кого я встречала – а их, к слову, было немало.

- Я рассчитывал на «спасибо», Никки. На худой конец, на «простите, мистер, я была жопоголовой тупицей, когда полезла в вашу машину», – он состроил невинное, насмешливо-обиженное лицо – я заметила, что он в бешенстве, по тому, как дёрнулся край его рта, на мгновение уничтожив улыбку. – Но ты любишь по-плохому. Честно говоря, не могу сказать, что мне это не нравится. На носке моего ботинка пятно – я хочу, чтобы ты его стёрла своим молчаливым ротиком. Ты поняла меня? Никки?

Его голос всё больше походил на шёпот, на шелест – обманчиво нежный, участливый. Даже интимный. Таким уговаривают робких девок на что угодно. Но я никогда не славилась робостью, и я знала – змея зачаровывает перед самым броском. Меня было не запугать. Почему? Да, казалось бы, пару минут назад я едва дышала от страха... И всё же всему есть лимит, господа. На растоптанной гордости вырастают цветы отчаяния. А отчаяние – лёгкий путь к безрассудству.

- Соси говёху, пока не стало плохо, – прохрипела я с отвращением и со смаком плюнула на его ботинок.

Его лицо сперва вытянулось в изумлении, а затем исказилось гневом – о, эта искренность в выражениях. Так-то лучше.

- Ах! Ты! Сука!!! – каждое слово сопровождалось ударом с ноги, а я хохотала, упиваясь вкусом торжества – или, может быть, собственной крови с разбитой губы.

Oh, the dye

Is cast inside my mind

Oh, the dye

A blood red setting sun

Rushing through my veins

Burning up my skin

I will survive, live and thrive

Win this deadly game

Love crime

Love crime

====== 2. Lady’s stuff ======

Музыка томно лилась мне в уши. Я чутка потянулась в блаженстве, откидывая тяжёлое полотно своих длинных волос и обнажая тем самым шею. Её массировал мой низкорослый и пухлый помощник, прелестный малый по кличке Стачек.

- Мэм, – осторожно заметил он. – Вы сегодня выпили... многовато. На мой взгляд, мэм.

- Ахахахах, – рассмеялась я перед новым глотком мартини. – Да, наверно, ты прав. И мне нужно ещё.

Перед взглядом плыла сцена, где нежно пел хор горячих парней, годных девок. О, эти мягкие перепевки особенно грустных песен «Металлики» – всегда ловили меня за яйца. А я леди с яйцами, как говорят в народе.

Забавно. Какие-то шесть лет назад я и думать не могла, что однажды сделаюсь Леди Дарк. Или просто Стервозной Сукой. Жизнь переменчива. Когда-то я страстно мечтала стать официанткой – теперь я владею собственным баром. И четвертью здешних районов, так, к слову, кстати. Все мафиозные доны-гандоны висят на мне, как надоедливые подружки.

Вы когда-нибудь знали реально плохих людей? Я вот знаю. Знаю себя как облупленную.

Стачек нервно вертелся рядом.

- Да что такое, мой бегемотик, бля?

Его щёки вспыхнули от смущения. Всё же он слишком мягок для своей должности – как бы никто не пришиб... Это сентиментально, но факт – для меня он как член семьи. Когда шесть лет назад после избиения бешеным полицейским и шестидневной отсидкой в участке бабаня внесла деньги за мой чёртов штраф, мне пришлось отправиться нахер – точнее, куда глаза глядят. Там я встретила этого человека, вписавшего меня в клуб подручных девчонок одного лысого криминала. Да кто б знал, что я не просто окажусь попроворнее многих, но и пришибу старика?

Вот так и живём – молодая, я, можно сказать, уже издавна держу речь и со страстью художника ворочу дела. Десять покушений – всё мимо. Матёрая хищная птаха. Живу без траха, умру без страха.

- У вас сегодня большая встреча, вы... не забыли? Вас хочет видеть один господин.

А, ну да... Я вздохнула и вспомнила. Полицейские-стражи коррупции – нередкие гости в наших столь отдалённых местах. Взаимовыгодные отношения – прикрытие задниц друг друга, полезная информация, а иногда и помощь. Когда-то я верила в силу закона и правды. Ещё я верила в единорога и Санту – и что теперь?

- Что ж, пожалуй, ещё стаканчик, и с меня хватит.

В одном Стачек прав – лучше слать людей нахуй на трезвую голову.

*

Ровно двадцать минут спустя я сидела за пышным столом, там стояли бокалы и новые унции алкоголя. Они боле меня не влекли – скажем так, я из тех, кто не дружит с большими количествами дерьма с привкусом спирта.

Закинув ногу на ногу, я расстегнула верхние пуговицы рубашки – в комнате было жарко. Быть может, от моего сигаретного дыма, а может и от меня, ведь фигуре моей и рассыпчатым волосам был ну очень под стать деловой костюм чёрного цвета... А человек, для которого я тут расселась, напротив, пришёл весь в светлом. Сначала, бросив на него пьяноватый поверхностный взгляд, я решила, что это ангел, но секунду спустя... поняла – это демон. Не просто демон – сам дьявол явился вести со мной переговоры.

Он сразу же взялся за сигарету и виски – после того, если быть точнее, как оглядеть меня с удивлением и похабным интересом. Его, похоже, насторожило, что я молодая женщина. И, может, он оценил мою грудь.

Это был тот самый легавый. Паршивый подонок, внушивший мне неприязнь к полиции. За эти шесть лет он не сильно-то истрепался – всё та же небрежная, но аккуратная щетина, всё те же глаза. Тот же голос. Я вспомнила, как он преследовал меня в страшных снах, и вот, на тебе – здесь и сейчас, наяву, он мне стал заливать что-то о Бетховене. Что-то об общей выгоде. Об увлекательных, сука, делах. И всё это выглядело нелепо и далеко от реальности, будто он больше привык угрожать, чем выманивать и уговаривать.

Всё же, отдам ему должное, хоть это и посмешило меня, он додумался показушно расправить, чуть распахнув, свой пиджак и облизывать губы, посматривая исподлобья.

Моей первой открытой реакцией на него стал смех. Хриплый смех, когда он выругался на свой мобильный, взорвавшейся писклявой полифонией «К Элизе». Затем, выпуская колечко сизого дыма ему в лицо, я прихмыкнула.

- Прошу простить меня, Дэн или как тебя там. Я должна была сразу сказать, что я не заинтересована, – при этих словах я сняла тёмные очки. – И спросить, как там поживает твоя развалюха.

О, этот взгляд. Да, он стоил того, чтобы слушать его самодовольный малоразборчивый бред. Сперва растерянный, а затем недоверчивый – он присмотрелся ко мне. И узнал. По синим глазам ли, по стойкому ли взгляду сраной отбитой суки.

Я больше не бедная глупая девочка, Стэн. Под прицелом моих ребят ты и пальцем меня не тронешь. Как жалко, что на моих ботинках нет грязных пятен.

- Ты?.. – спросил он таким тихим странным голосом, будто бы у него вмиг пересохло горло. – Вот дерьмо. Я понятия не имею, что и сказать.

Он попробовал улыбнуться, поведя плечом – просто донельзя жалкая попытка выглядеть самоуверенно. Грустный провал.

- Говорить в этот раз буду я – тут ты быстро смекнул, молодец, – я по-кошачьи развалилась в кресле, кривясь в усмешке. Всё же шесть лет прошло, я успела забыть, как хотела ему отомстить – иногда судьба преданная собака. – Как видишь, малышка-Никки высоко поднялась, Стэн. Достаточно, чтобы, в отличие от недополицейских, не носить масок и делать заявления от своего имени. Достаточно, чтобы не вести двойных игр, строя глазки то здесь, то там. Даже странно, что у тебя голова не раскалывается от этого. Хотя, знаешь, достаточно вспомнить тупые лица твоих дружков – очевидно, от лицемерия едет крыша. Ты всё ещё бьёшь безоружных девочек? Впрочем, я знаю ответ. А ты знаешь мой, Стэнни, – я перегнулась к нему через стол, видя, как каменеет его лицо – от улыбки уже ничего не осталось. Лишь нервный тик. Плохо скрытый страх. – Мой ответ – нет. Если хочешь сотрудничества с такой, как я, полезай под стол – там тебе всегда будут рады. И, желательно, в форме, – о, да, мне хотелось позлить его. Мне хотелось видеть его бессилие, но он не выдавал его – гордый, как я, сукин сын. Он не так прост – об этом я знала тоже. И жирно плевала на это, как некогда на его ботинок. – Стэн, я сожру тебя, как волчица зазнавшегося глупого голубка. А теперь вон отсюда.

Он взглянул на меня долгим взглядом, затем встал, поправил пиджак, вышел и не вернулся.

====== 3. World skills against me ======

Выдался непростой денёк – двойное убийство подставных сволочин в моём исполнении и три шота крепкого бренди. Так ведь можно и алкоголичкой стать, но, по счастью, помимо алкоголя мне был дан он, Секс – и я лежала в постели после хорошего раунда с сочным блондином, лениво гладя его по спине.

- Напомни, как тебя зовут, мечта онаниста? – томно проворковала я. Он открыл свой манящий ротик, не отрывая щеки от моего плеча, как вдруг в комнату забежал, запыхаясь, Стачек – его лоб был в тревожной испарине, пышное тело тряслось, предвещая как минимум срочные новости. Мне хотелось надеяться, что хорошие, но куда там... Та ещё роскошь – быть оптимисткой.

- Прошу прощения, – залепетал он, я на это лишь отмахнулась. Господь всемогущий, да я даже грудь прикрывать не стала – ну правда, экая невидаль. К слову, отсутствие всякого намёка на интерес в глазах Стачека меня не обидело – я, напротив, ценила его редчайшее отношение к моей падшей персоне – он был чем-то вроде ангела-хранителя за моим плечом, доброго родственника, каких у меня в жизни не было. – Просто из ряда вон выходящий случай! Сегодня наш информатор, Двуногий Томми, был убит неизвестным – прямо на площади, где коротал свой день... накануне...

Я открыла от изумления рот, поперхнувшись глотком баржоми. Двуногий Томми был старым барыгой, а также бродягой – пронырливый, на всю голову припизданутый парень. Странную кличку он приобрёл, в качестве неотёсанного подкола противопоставляя себя Одноногому Томми – заклятому другу с улицы. Он казался неубиваемым – во всяком случае, кто бы ни прижимал его, он всегда находил способ выкрутиться, да ещё и понравиться. Ценный ресурс, если в двух словах. Я понятия не имела, кому присралось прикокнуть Его. Ладно – поколотить пару раз, но убить...

Замечая моё замешательство, мой сегодняшний гость поспешил поскорее уйти и одеться. Я была слишком поражена, чтобы напоследок полюбоваться его фигурой и росписью светлых волос на плечах. Позже, детка, всему своё время. Сейчас же время... охуевать.

- Неизвестный, ты говоришь мне? Может ли это быть совпадением?

- Весьма вероятно, но, может, и нет, – Стачек многозначительно посмотрел на меня, его приятное взору лицо выражало обеспокоенность.

- Может, и нет, – повторила я в некой задумчивости. – Чёрт возьми. Смерть капризна сегодня.

Я вылезла из постели, оделась и причесала свою неистовую гриву прядей, порядком спутанную после забав и услад.

Как любой уважающий себя человек своего дела жизни, я не могла на всё просто забить. Томми был моим информатором – следовательно, подзащитным. Кто бы ни был виноват в его смерти, от заказного стрелка до бухого студента, в моих интересах было узнать, кто и как. И зачем. Этот главный вопрос всё решает.

*

За тонированными стёклами окон тянулись улицы и сияли огни. Я курила на заднем сиденье, а мой водитель, Билл, хмуро молчал. Вот и правильно. Я терпеть не могу, когда кто-то сбивает меня с моих мыслей.

Через час я уже избивала прикладом какого-то хрена.

- Я ничего не знаю! – божился он, отхаркиваясь во все стороны кровью. – Блять! Да, я знал Томми, он был мне как брат, между прочим, и я бы не скрыл, если б знал, кто за этим стоит!

- Я тебя поняла. Прощай, хрен.

Да, возможно, пускать ему пулю в лоб – это слишком, но он отхаркивал в том числе на моё оружье. А я не терплю, когда мою любимицу Ремингтон 870 Вингмастер по имени Минни так оскорбляют.

Вы можете сказать, что я сука, и будете правы, по сути. Вы будете правы, если и руку мне не пожмёте – а мне будет всё равно. Наглоталась и натерпелась. Быть добренькой – всё равно что по лезвию балансировать, ну а я больше по огнестрелу, хах.

Я небрежно окинула взглядом пока ещё тёплое тело и начала удаляться в сопровождении верных подручных, пока ветер выл свои странные симфонии в подворотне. Они чем-то напоминали... Бетховена? Может, и так. Я не так уж и разбиралась в классике – скорее была по классике рока.

И тут меня осенило. Да...

У кого везде понатыканы камеры? Кто имеет к ним доступ? Кто, в конце концов, мог заточить на меня клыки после одного недавнего происшествия и убить Томми-боя?

Один безжалостный идиот при власти. Норман Стэнсфилд.

*

Гул моих каблуков отдавался в ушах равномерным эхом. Широкие коридоры кипели от людной возни – кто-то смотрел на меня с подозрением, кто-то с желанием. Копы, на самом-то деле, все предсказуемы – им, как любой другой твари, нужна наживка. Разница между хорошим и плохим копом в том лишь, что первый одержим справедливостью, а для второго и пара хрустящих купюр сойдут. Разные вещи, но та и другая способна вызвать зависимость – то, на что падок любой из нас. Я не любила Стэнсфилда по весьма личным причинам, но, погрязшая в силе, деньгах и власти, уже не могла осуждать его за жестокость. Лишилась права с тех пор, как убила впервые и получила от этого удовольствие.

Однако же вот и она – дверь, знакомая не понаслышке, сперва одним роковым случаем, позже – кошмарными снами. Та самая дверь и полоска света под ней. Кабинет, обозначенный идеальной табличкой, мой персональный вход в Ад – с того самого дня, как я переступила этот порог, начались эти метаморфозы во мне.

Я вошла в кабинет, не ведая страха, несмотря на то, что последний раз здесь провела, стоя на коленях под непогрешимым прицелом. Какой смысл бояться того, чего никогда больше не произойдёт? И того, что переросла?

- Я должна признать, тут очень миленько, – утробно промурлыкала я, лениво осматриваясь.

Норман Стэнсфилд поднялся из-за стола.

====== 4. Here’s not here ======

- Невыносимо тихо, тебе не кажется? – пожаловался Стэнсфилд, отпивая кофе, после чего поставил кассету, и по кабинету волнами тёмного шёлка разнеслось вступление «Вечерней серенады». – Шуберт это, конечно же, не Бетховен...

- Какая прелесть. Пополню этим золотым заявлением свой цитатник Капитана Очевидности, – фыркнула я.

Что и следовало ожидать, никакая обдолбанная дрянь не предложила мне кофе. Да, я к тому моменту уже поняла, что ларец Стэнсфилда без ключика – вернее, что он зависим от транквилизатора, коим закидывается так, будто спит и видит заманчивую возможность испытать на себе все прелести передозировки. И как же он держит на своих психически неустойчивых плечах всю ответственность – за своих людей, операции, двойной бизнес? Прижал к стене госпожу Удачу, как девку, и запустил её руки себе под рубашку – неплохо, должна я признать.

Стэн взглянул на меня с отвратительно спародированным сочувствием.

- Ты до противного острая на язык, – сокрушённо вздохнул он.

- Яд – оружие женщины, или ты не знал? – я парировала без труда – ровно до того момента, когда его взгляд преисполнился ложного беспокойства, а руки легли мне на плечи. Он пропустил между пальцами прядь моих белых волос, поигрался с кончиками и заглянул в глаза.

- Я так сильно травмировал тебя, да?.. – его голос ласково прошелестел у самого моего уха.

Свершилось, блять. Я взбесилась. Мне было плевать на его нелепые предположения, но вот сам факт всего этого глумления оскорблял меня, признаю... Меня также бесила и его тяга к прикосновениям – без ложной скромности, порочная и красивая, как сатана, я привыкла к вниманию, но в его откровенных жестах и ласках не чуялось похоти или же любования. Он скорее привык утверждаться таким мерзким образом, будто кошка давая знать мыши, что та не имеет право на личное, мать его, пространство. И всё же я не подала виду. Лишила его этой радости – понять, что ему удалось уязвить мою гордость.

- ... Второе оружие после этого, Стэнсфилд, – уточнила я поистине ледяным тоном и, достав кольт, ткнула дулом ему в подбородок. Бесцеремонность за бесцеремонность, малыш, как бы ты ни пытался заставить меня дрожать. Я уже не вернусь к тому страху.

Взгляд Стэнсфилда отяжелел, и улыбка спала с лица.

- Так ты пришла угрожать мне? Посреди рабочего дня, в моём офисе? Разве так просят о защите?

- Защите? О, не смеши. С чего ты это взял?

- Тебя поимели, – Стэнсфилд пожал плечами и, игнорируя холод заряженного оружия, снова сделал глоток из кружки «Любимому боссу». Вот уж не верю, что это был искренний, добровольный подарок от благодарных коллег. – И ты наконец-таки поняла, как важен доступ к любой информации, как важна власть над ней – в двух словах, полицейский значок. До тебя долго доходило, прелестница. Итак, что ты планируешь делать теперь?

Мне не нравилось то, как он вертит мной, будто я – не крупный игрок криминального мира, а всё та же девчонка. Хотела было послать его, как никто, и вдруг рация на его поясе зашипела. Послышался голос:

- Стэн! Стэн... У нас... неприятности, – шебуршал он через помехи. – Кто-то проникнул в здание... Снял... охрану... Он... приближается... будто... вихрь... Стэн. Стэн, я... всегда... А-А-А!!!

Конец, сука, связи.

Мы пересрато переглянулись, на миг позабыв о невзгодах общего прошлого.

*

В вентиляционной шахте, единственном доступном укрытии, было сухо и мерзко. Стэнсфилд, ползущий позади меня, многоэтажно выругался – ободрал обо что-то штанину.

- Тряпка, – я закатила глаза, подведённые угольно-чёрным. О, да, детка – даже во времена всевластия я не оставляю стиль панка.

Наружу выходило окошко с вентиляционной решёткой – оно открывало обзор на кабинет, откуда по-прежнему лилась музыка.

Я застыла, когда увидела его – силуэт парня в чёрном... Он был подтянут, гибок и лёгок, на нём была чёрная облегающая (ммм, аппетитно) сплошная одежда – и даже берцы со шнурками весьма соответствовали сему тону. На нём также была маска, скрывающая лицо, и тёмные очки. Моя гнилая душа молила хоть об одном отличительном знаке – и я нашла его! Крошечная тату-иероглиф на фаланге пальца. Держись и бойся, умелый мой... Знать бы, по чью он душу.

Этот придурок Стэнсфилд грубо меня отпихнул – на разнёсшийся по трубе шум обернулся наш гость, подобрался, как кошка, к решётке – ещё бы немного, и мы бы друг друга узрели. Как вдруг... Как вдруг в коридоре послышались голоса – приближались копы, и парень, недолго думая, выбил собою окно. Я затаила дыхание. Вот так номер. Как выжить, падая с такой высоты?! Неужели Засранец ловкий, как паразит?!..

- Ты приволокла за собой хвост, глупая женщина! – Стэнсфилд выхватил не пойми откуда беретту и бесцеремонно ткнул ею в грудь мне. Мудак. Либо действие таблеточек подошло к концу, либо он расстроился, что милашка-ниндзя убил того парня с рацией. Немудрено, что между нами завязалась ожесточённая борьба – в темноте, духоте, непосредственной близости друг от друга. В какой-то момент она прервалась. Звонким выстрелом. Так и не поняла, кто спустил курок – пуля вошла в плечо Стэна, и на светлой ткани костюма расцвело красное пятно крови. Он вскрикнул. Он выругался. Я поняла – мне пора, вечеринка окончена, но, стоило мне отползти вперёд, он вцепился в мою лодыжку.

- Приятно было с тобой посотрудничать, Норман, – бросила я, пнув его – не различила, куда пришёлся удар каблуком. Судя по тому, как он вскрикнул опять, уже громче, гораздо жалобнее, прямо по ране. Это мне и помогло – я покинула вентиляцию и, выбравшись из трубы в другом кабинете, ушла от греха подальше. Подальше от смерти.

Теперь я знала, что Стэнсфилд, скорее всего, не владеет нужной мне информацией. Если владеет, то точно не станет делиться. А этот парень... он может быть связан с убийством Томми. Во всяком случае, я уверена, что он и вправду пробрался следом за мной, а иначе к чему этот риск?

====== 5. Death blossom ======

- Вы могли погибнуть! – сетовал Стачек, обрабатывая мелкие ссадины на моих руках и ногах. Знал бы он, как досталось старине-Стэну...

- Я планирую пожить ещё вечность-другую, если, конечно, не вздёрнусь от твоих наставлений, – скривила я рот, но, поймав его грустный взгляд, почувствовала себя сукой. – Шучу, Стачек. Спасибо, что так заботишься обо мне, но не стоит... И не из такого дерьма выбиралась, ты знаешь.

О, да – уж он знал лучше всех. Дьявол, шесть лет прошло с тех самых пор, как он встретил меня на улице – голодную, злую, но вусмерть пьяную девушку, еле держащуюся на ногах. Сперва я не верила в то, что намерения у него самые добрые – даже когда он отвёл меня пообедать в китайский ресторан за углом. Даже когда я вгрызалась в пищу, а он, глядя на меня, как на выброшенного котёнка, просил запивать водой, не спешить и вообще беречь свой желудок. В общем-то, меня не в чем винить – вид мужчины в годах и дорогом костюме вкупе со странным интересом к уличной девке не вызывал никакго доверия, да и я растеряла к тому моменту всю веру в добро.

Потом Стачек мне рассказал, что работает на жестокого, но сентиментального человека, питающего слабость к молоденьким, о плане свержения – о, как же зла я была тогда! До поры. Пока не узнала, что он, мой Стачек, за человек.

- Я ведь помню тебя совсем девочкой, Ника, – смущённо улыбнулся мне давний друг, будто бы прочитав мои мысли. – Тебе могло показаться, что я хочу лишь воспользоваться тобой, чтобы ты устранила того господина, позволив мне встать у власти, но...

- Но ты предоставил всю эту власть мне, хах, помню. И круто отмазывал меня, чтобы этот мудила ко мне не лез.

- Это всё же не лучшее, чего ты заслуживала, далеко не лучшее. Но я просто хотел, чтобы ты была...

- В безопасности. Я понимаю. Сама хочу, чтобы ты был.

Мы молча смотрели на звёзды и обнимались. На что мне жаловаться? Стачек дал мне всё, чего я могла пожелать – надеюсь, я ему тоже. Поймать бы только того проходимца – теперь я уверена, что Томми – его рук дело. Прижала банду, нарыла свидетеля – тот рассказал, что убийца Двуногого был одет так же стильно, как мой славный дружочек-ниндзя. Недавн убили ещё одного человека – копа, сбывающего любопытную информишку Стачеку... Когда я узнала, минут двадцать материлась и неукротимо пила виски «Шардоне, Дон Пьероне». Жить вредно – от этого умирают.

*

- Позабавь меня, синеглазка.

Вокруг трещат, как помехи по рации, голоса – всё смешки да язвительные комментарии, но этот голос, его голос, пускай негромкий, всё заглушает. Есть только я, дуло пушки и маниакально пристальный взгляд. Я не знаю, чего он хочет, но знаю, чего хочу я.

Пока все улюлюкают, я припадаю губами к его бедру – чёрт возьми, оно тёплое даже сквозь плотную ткань костюма. Мой лихорадочный, конченный враг, мой небрежный палач – о, я в курсе, что он неприкрыто обескуражен, и это сполна добивает мой бедный рассудок. Не этого ты ждал, Стэнсфилд? Чего, в таком случае? Знал ли ты, чего ждёшь, или склонен бросаться словами, не думая наперёд? Мои руки оглаживают его ногу, а голова готова к удару металлической рукояткой. Плевать, и пускай.

Кто из нас теперь жертва, а кто – добыча? Сама не пойму. Говорю же – плевать. Сумасшедшая.

Я проснулась. Мудацкий сон. Какой бред только не приснится.

*

Я пошла в ресторан в японском районе. Поела роллы, васаби, поговорила о пустяковых и важных делах. Хороший способ развеяться, скажете вы? Ошибётесь – всё это дела рабочие.

Чтобы быть менее приметной, я надела чёрную шляпу с перьями – этакая гулящая дамочка. Здесь я ничем не могла заправлять – только соблюдать чужие традиции, не привлекая внимания – так что я заодно надела и кимоно.

- Очень странный выбор наряда, – был честен со мной Акира Мураки, меланхоличный владелец закусочной. – Вы шутите?

- Стало быть, – я не знала, как на это ответить. – Но не над вашей культурой. Скорее над культурным присвоением.

Я со смаком всоснула нори. Казалось, меня сейчас выгонят.

- «Чёрный филин», – вдруг молвил Мураки-сан.

- Что?.. – я перевела взгляд на то, на что указал его палец. Тот самый иероглиф, написанный мной на бумажке – с руки загадочного шиноби. Я принесла её, чтобы узнать побольше. – Простите, но что это может значить?

- То и может.

- Хорошо, спасибо.

*

- Чёрный филин! Чёрный филин!!! – орала я посреди квартала, предполагая, что кто-то поймёт и всё мне прояснит. Мне было насрать, что подумают обо мне люди – никто не способен убить мне самооценку.

- Заткнись! – вдруг возникли откуда-то парни. Поволокли меня в странный дом, уютно освещённый бумажными фонариками. Там повсюду было расставлено Оригами... В широком зале не было стульев.

- Отпустите меня.

- Ты хоть знаешь, где ты находишься?

- Нет.

Мужчина в расписаной одежде, чьё лицо освещали блики огней, смотрел на меня как на мусор. Его длинная коса развивалась.

- Ты думала, придя сюда сможешь осквернить наши улицы манерами ПОИСТИНЕ дикого запада? Что ж. Гордыня опасна, но, что страшнее, слепа.

- Я всего лишь хотела узнать...

- А кто дал тебе это право? Твои желания на этой территории не играют роли, – он кинул в меня длинный меч – ох и вовремя я словила. – Я обойдусь без поклона тебе.

Боже... Лязг и огонь от стали. Признаюсь честно, когда взмах его меча задул все свечи в комнате, я готова была завизжать, но приняла стойку. Не так-то просто сломить мой дух. Первый удар был с трудом, но всё-таки отражен.

- Бич неистовой хитрости, – объявил свой приём парень справа и запустил в меня живой коброй.

Я два часа уворачивалась и кое-как убежала.

Взмыленная и униженная, я упала на землю, как вдруг, к своим худшим опасениям, увидела голенища сапог одного из тех мужиков.

- Я прошестовал за тобой в тайне. Я так понимаю, ты ищешь что-то, что связано с чёрным филином? – его глаза холодно сверкнули. – Я видел парня с подобным тату. Он искал информацию здесь про некоего... Стэнсфилда.

Ну конечно... Наживка всё это время была так близко – тот ниндзя, убивающий всех, кто связан со мной, так или иначе рано или поздно бы вышел на этого коррупционера.

И слава богу. Какое мне дело?

====== 6. Fight with your own life ======

День клонился к вечеру, но, несмотря на все тяготы, я не чувствовала желания спать. Обойдя свой рабочий стол, я с усмешкой ощупала флакон духов с запахом мяты и чёрной смородины, исписанные заковыристым подчерком тетрадные листы, кружку из-под кофе, газету – с обложки устало смотрел Норман Стэнсфилд. «Глава департамента по борьбе с наркотиками ранен. Несчастный случай?» Счастливый, я бы сказала. Наверное. Чёрт его знает.

Стэнсфилд – неисправимая грязная свинья, что не раз пыталась запятнать моё имя, а один раз – почти попыталась убить. Он – ничтожество. Но без него моя жизнь рискует стать... поскучнее? Похоже на это. Раньше я бы многое отдала за его голову на пике – теперь, когда я уже королева преступного мира, я выше старых обид, и соперничество забавляет меня. Чего бы мне не хотелось, так этого того, чтобы жизнь моего врага забрал неизвестный, пытающийся подобраться ко мне. Удар ниже пояса. Только я должна обладать привилегией уничтожать своих же врагов.

Я в задумчивости провела изящными пальцами по изображению – напечатанный Стэнсфилд не подольнул под ласку, но и не отшатнулся. Удобно, не так ли? И я о том же.

Тут не пойми откуда явился Стачек.

- Я... глубочайше прошу прощения. Хотел лишь узнать... Не спится?

- Да так, что хочется спиться, – вторила я, кривя рот. Он заметил газету и фото на ней. На его благородном лбу пролегли морщины неодобрения. – Что такое?

- Да нет... Ничего.

- Детка, я тебя знаю. Я знаю каждое потенциальное выражение на твоём лице. Каждый жест. Поясни, что не так?

Он поднял на меня виноватый печальный взгляд.

- Я всё меньше изведан о Ваших планах. Всё меньше могу помогать и всё больше молюсь, лишь бы всё обошлось, как сегодня.

- Стач... Это слишком опасно, – я подошла к нему и взяла его за руки. – Я доверяю тебе, но, поверь мне – всё то, что творится, может сказаться и на тебе тоже. Не говори ничего, окей? Мне насрать, считаешь ли ты, что обязан знать всё. Мне насрать, что ты думаешь, будто бы должен меня защитить. Я убью, блять, СЕБЯ, если что-то с тобой случится. Ты – самое дорогое. Моя семья.

Его взгляд влажно засиял, он погладил мои ладони.

- Но я ведь... чувствую то же самое.

- Я обещаю, всё вскоре закончится. Ты доверяешь мне?

Он кивнул, одними устами шепнув своё «будьте, пожалуйста, осторожны», но тревога в его глазах никуда не исчезла.

- Если позволите...

- Да?

- Меня беспокоит, как много времени Вы проводите, так или иначе контактируя со Стэнсфилдом.

Так-так. Вот уж не ожидала.

- В каком смысле? Это случается не так уж часто.

- Он очень опасен. Не просто как враг, но и как человек. И я помню о Вашем прошлом. Порой всех нас тянет к тому, что однажды принесло боль – во рвении доказать этому чему-то, что мы его преодолели и превзошли. Я могу понять, но принять... Ника, прошу тебя, не заходи слишком далеко. Он не стоит того, чтобы ты рисковала собой за месть ему. Он токсичен, он зол, но ты – нет. Не уподобляйся ему.

- Вот уж точно не буду, – фыркнула я.

И невольно подумала – если бы всё было столь однозначно...

*

День был светлый, а значит, в больничных палатах с высокими окнами тоже было тепло. Я проверила, так сказать. Золотая вуаль, платье в клеточку, ложные документы – самая обыкновенная посетительница. Ну разве что прячущий огнестрелку амбал за спиной. Что ж, бывает.

Я переступила порог палаты (одиночной – прекрасно устроился, тварь капризная) и стала невольным свидетелем сцены.

Дредастик. Тот самый еблан. Нависал над койкой, где возлежал Норман Стэнсфилд с его перевязанным бедным-несчастным-сейчас-расплачусь плечом.

- О господи, Стэн...

- О господи, Стэн, – злобно передразнил его Стэнсфилд и в недовольстве поморщил нос. – Ты просто переживаешь, что тебе не выплатят зарплату.

- Зарплату мне сам отдел выплачивает, ну а ты – мой друг! Стэнчик!!! Выздоровления!!!

Стэнсфилд сморщился ещё больше от крика.

- Вообще-то Малки – мой лучший друг, а ты только на сорок процентов, – однако ж лицо его поменялось на более благосклонное, когда парень с дредами протянул ему сигарету. – На шестьдесят. Это «Мальборо 1988»? На шестьдесят один!

- Прелесть какая. Может, вы ещё в классики поиграете? – вальяжно протянула я, шествуя на каблуках.

- Как ты смеешь тут быть, шлюхандра?! – вскинулся было дредастый, но здоровяк взял его за плечо, успокаивая (Малки, по всей вероятности). Тут уже всем присутствующим стало ясно, что со мной двое телохранителей и один Билл, огромный, как книжный шкаф, неприступный и непобедимый – к примеру, сколько я ни пыталась трахнуть его, он меня посылал в грубой форме. Он был в форме будто военный.

- Напомни мне, почему я ещё не убил тебя? – буднично поинтересовался Стэнсфилд, затягиваясь сигаретой. Уж не знаю, какими обезболивающими и успокоительными его пичкают, но работают они, судя по всему, исправно.

- Потому что я горяча? – осклабилась я.

- Вот и я гадаю, тупая ты сука.

Его голос звучал задумчиво и дружелюбно, но я-то знала, какая гнильца кроется за этим.

Одно было трудно скрыть – его плечи, да и добрую половину груди тоже из-за его перевязки. Кожа казалась нежной, хотелось попробовать языком. Я перевела взгляд выше, и зря – красивые руки, растрёпанные небрежно волосы, ммм. Лёгкая щетина. Легко смогла, в общем-то, представить то, как возвышенно-вульгарно, как сама его суть, он курил бы в моей постели. Змеючка.

Когда-то давно я спросила Стачека, позорно ли то, что я имею слабость к тому, что считаю красивым, будь то украшение или жопа. Мой друг откашлялся и ответил, что лишь мы сами имеем право решать, что нам лично считать позором, и любую слабость можно считать своей силой, если верно к ней относиться. И я взяла это на заметку, чёрт. Да, похоже, я хочу Стэнсфилда, но это не проигрыш. Не для меня уж точно. Ведь я хочу не как жалкий мотыль, на огонь летящий, а как тигрица – хищно и повелительно. Пусть бережётся.

- Наверное, потому что я авторитет с нехренической бандой, не? Но как знаешь, – я выращила из своей сумки букет белых лилий и в вазу поставила. – Они в точности как ты – изысканные и вонючие. Выздоровай. Всем адьос.

Я ушла, петляя, как глист в кишечнике, оставляя в палате и Стэнсфилда, и тусовочку, и букет с прилагающимся письмом: «Тебе угрожает опасность. Не я, как ни странно. Сворачивай удочки, мать твою».

В тот же вечер в больнице отгремел взрыв, но моего подонка там уже не было.

*

Где найти неудавшегося убийцу? Конечно, в баре. И я явилась туда напрямик. Да, в ближайшей к больнице бар. Гениальное просто.

За стойкой сидел мужчина. Красивый, грустный японец – с той самой тату. И сомнения вмиг отпали...

Я заказала ему коктейль «Закат на Востоке». Решила поцеремониться.

- Вы тут часто бываете, персик?

- Оставь эти игры, Ника Дарксоул, – тихо произнёс он.

Удивился, наверное, встретить свою главную мишень так вот просто – в этой бухаловке.

- Чёрный. Филин, – отчеканила я с усмешкой, тем самым подав сигнал, и мои люди кинули на пол дымовую гранату, а я выхватила купленный после той неудачной потасовки сувенирный меч «Зажигай, самурай». Вечеринка началась, хах.

====== 7. Blood sugar ======

- Для меня уже всё кончено. Делай что хочешь, – безразлично сказал Чёрный Филин. Он пил боржоми, хотя мог и чего покрепче.

Тусклый свет освещал комнату допроса. Скажу я вам, тут небезопасно, мало ли, что может случиться – тиски упадут на пальцы, электрошокер случайно воткнётся в зад. Я пока шла другими путями. Цивилизованными, чёрт возьми, хотя мой кулак так и горел от желания хорошенько заехать по высокой и гордой скуле упрямца.

- Раз ты обречён, почему бы невыложить карты на стол? – резонно подметила я и реально выложила. Я достала королеву точёных пик из колоды. – Смотри, это я. А вот это ты, – указала я на валета ЧЕРВЕЙ. – И какого дьявола, скажи на милость, ты всё это время так жаждал меня угондошить? Тебя кто-то нанял? Ты действовал сам?

Тут по комнате раздался его невесёлый смех.

- Жаждал твоей смерти? Нет. А точнее, ты была лишь побочной жертвой. Одной из всех намеченных, как и все те, кто так или иначе связан со Стэнсфилдом, – он откинулся, раскачиваясь на стуле – безмятежный под моим ошарашенным взглядом. – Но я провалил миссию своей жизни. Позволил себе попасться. Дал слабость эмоциям и направился в бар, как щенок – разве после такого могу я быть символом своего же воздействия?

Так вот оно как. Оказалось, что всё это время вовсе не я была центральной фигурой – даже обидно.

А если вдуматься, это имеет смысл... Стоп. Или нет?

- Ты хочешь сказать, что Двуногий Томми знал Стэнсфилда?

- Да. Он ведь был не только твоим информатором. Как и тот полицейский, Джош Ллойд, был его коллегой. Ты, как потенциальная его сообщница, к слову, тоже входила в мой список. Ещё вопросы?

Я медленно облизнула пересохшие губы.

- Возмездие, значит?..

- Верно. Я не всегда был Тёмным Филином, некогда я служил полицейским под началом Стэнсфилда, но, узнав, какое отребье тот из себя представляет и чем помышляет – наркотики, отмывание денег, убийства... В общем, я решил, что буду жаловаться в мировой суд, да куда угодно. И ни за что не встану подле него в его грязной борьбе за наживу. Я проиграл. Норман не был рад и добился того, что повесил на меня ложное обвинение. Проще говоря, подставил меня, подкинув наркотики – доказательства моей вины показались суду железнобетонными. Никого в целом городе было не убедить в том, что всегда такой бодрый, деятельный, интеллигентный Стэнсфилд способен на это дерьмо. Он, к тому же, тогда был моложе, и внешне мог сойти за пай-мальчика. Люди слепы. С тех пор, как я вышел, я в жизни ищу только одного – мести. Сперва ему, а потом любому, кто мало-мальски похож на него. Но тебе этого не понять. Ты такая же дрянь, как и он. Такая же падшая, мелочная, жестокая дрянь. Я плюю на тебя, – и он плюнул.

Я впала в задумчивость. Стэн-Стэн-Стэн, многим ты, как оказалось, перешёл дорогу...

Глядя на Чёрного Филина, я понимала, что не могу отпустить его – хотя бы из-за того, что он сделает всё возможное, чтобы убить меня, хахаха. Человек с благородными целями. И паршивыми средствами.

- Спешу напомнить, мой ангел во плоти, что не так давно ты подорвал больницу, полную невинных людей. Чем ты лучше меня после этого?

- Я не лучше, – он долго, скучающе осмотрел стены вокруг. – Мои идеи – да. Но не я. И судья мне – непогрешимый.

После этого он ничего не сказал. Я ушла к себе в комнату, где кусала ноготь, как девочка, и думала, как Эйнштейн.

Этот парень – забота Стэнсфилда. Его враг. Как бы я ни была решительна и крута, мне не очень-то и хотелось приводить в исполнение приговор по его убийству. Хотел встретиться со Стэнсфилдом? И пускай. Почему бы нет? Может, сам он хотел бы взглянуть перед смертью в глаза своей главной цели?

И я. Я хотела взглянуть в глаза Стэнсфилду. В его блядские, страшные, будто всё время задумчивые глаза. Показать ему, что я раньше, чем он, добралась до угрозы его бесценной поганой жизни. Показать ему, что он зря меня недооценивал. Для себя, а не ради него.

Я решила, что утро вечера мудренее.

*

Он лежит в своей светлой, большой палате – со свежей перевязкой и недокуренной сигаретой в пепельнице. Вероятно, скучает по своим пластинкам и кассетам, а может – по препарату, которым балуется. Он просил меня о нём много раз – иногда кокетливо-мило, а иногда почти требовательно, на грани злости.

Я – не Ника Дарксоул. Не звезда преступного мира. Я – медсестра, запуганная и в то же время очарованная клиентом, называющим меня ангелом и говорящим со мной о Бетховене. Наивная, глупенькая блондинка, считающая, что нет ничего лучше мужчины, способного говорить о таких высоких вещах, еле доступных мне самой, со знанием дела. Даже если от этих мужчин веет злом, несмотря на их должность в полиции. Посчитавшая, что нет ничего зазорного в том, чтобы пронести во рту разноцветную капсулу, как он меня и спросил. Я сдалась. Я иду, еле сдерживая дрожь, по безлюдному коридору, и невольно встаю, как вкопанная, у порога, когда закрываю за собой дверь. Он лениво приоткрывает глаза – сперва один, затем второй, улыбаясь мне.

- Не с пустыми руками, ангел?

- Не ш пушстым втом...

Он смеётся и подзывает меня, я сажусь на край стула возле кровати, склоняюсь к нему... Боже. Он очень нежно, почти целомудренно целует меня, забирая капсулу из моего рта в свой. Забирая с ней вместе что-то ещё – может быть, моё девичье сердце. Мою несчастную душу.

- Запейте, пожалуйста, – лепечу я, протягивая ему стакан. Раз я слишком слаба, чтобы противостоять его вредным привычкам, я должна о нём позаботиться. Он меня слушается. После чего, откинувшись на подушку, не выпускает из пальцев прядь моих белых волос и щекотно гладит ей мою щёку.

- Ты хорошая, милая девочка, – произносит он с придыханием от восторга, вызванного чем-то далёким, не мной, но я вечно готова, затаив дыхание, растворяться в его восторге. – Умница. Как мне отблагодарить тебя?

У меня, к моему же стыду, есть куча идей, и я, трепеща от страха и блаженства, воплощаю одну из них – я ловлю его руку и прижимаю к губам. Я целую её. Она тёплая и ухоженная. У него пальцы пианиста. Я бы хотела, чтобы они впивались в простыни, в мои волосы – пусть он не церемонится со мной, лишь показывает, что ему хорошо со мной.

И как я дошла до этого?.. Примерная дочь любящих родителей, тихая девушка, в своё время мечтавшая стать преподавателем в музыкальной школе. Готова стать верной рабыней самого дьявола, пронзительно красивого, будто ангел.

Его взгляд тяжелеет, я вижу в нём что-то тёмное, очень тёмное – меня тянет, будто на свет, к этой хищной тьме. Вижу что-то сентиментальное в его удивлённой, скорее уж любопытной улыбке.

Вдруг он с шипением выдыхает и тихо ругается, видимо, при неудачной попытке повести плечом причинив себе боль. Я впадаю в неистовство, позабыв о смущении.

- Мистер Стэнсфилд... Сильно болит? Мне так жаль...

Он берёт меня за подбородок, тем самым призвав замолчать. По еле заметному раздражению в его взгляде я сознаю – мне не следовало акцентировать внимание на проявлении слабости с его стороны. Такие мужчины, как он, не терпят такого. Но я не могу не расплакаться от волнения, сочувствия, безысходности всех обуревающих меня чувств...

- Я... хочу сделать всё возможное, чтобы отвлечь Вас от того, что причиняет Вам дискомфорт... Всё, что позволите, мистер Стэнсфилд, пожалуйста... Вам необязательно даже касаться меня, Вы можете на меня не смотреть, – шепчу я побелевшими губами, с замиранием сердца заметив, что задышал он шумнее, опаснее. – Это всё, о чём я прошу.

Он опускает ладонь на мой бедный затылок – не давит, а только лишь гладит волосы, очень мягко, неосторожно заводит мне за ухо прядь.

- Как же мне повезло с тобой, – вкрадчиво выговаривает он мне в губы. – Не стесняйся. Иди сюда.

И моему счастью нет меры, когда я целую его грудь, и он сам спустя время бескомпромиссно направляет мою дрожащую руку за пояс своих штанов. Забирая мою чистоту. Заменяя её чем-то новым.

Эта хрень не приснилась мне – это то, о чём я совершенно сознательно думала перед сном забавы ради. Раз я так на себя не похожа в этих фантазиях, то и ладно – другая девка с моим лицом может столько угодно превозносить Стэнсфилда. Никому не будет от этого хуже, ведь так? Не уверена, но мне всё равно.

*

- Малки, есть один разговорчик, – выдохнула я сигаретный дым в телефонную трубку. На том конце тяжело вздохнули.

- Я слушаю.

- Слушай внимательно.

====== 8. Big deal ======

За окнами уютного ресторанчика шелестел дождь, и людишки спешили кто куда под цветными зонтами. Никто не мог догадаться и даже представить, что в этом спокойном месте, в погоду, навевающую приятную сонливость, двое беспринципных ублюдков будут решать судьбу третьего – принципиального.

Первым делом в окне показался Малки – он огляделся, прошёлся, по всей видимости, проверяя, нет ли засады поблизости. Чисто. Всё, как мы договорились – один человек (Тучный Билл) от меня, один (Малки) от душки-Стэнсфилда. Билл, кстати, сидел за соседним столиком на всякий случай и, чтобы не вызывать подозрений у постояльцев, ел кексик. Он сам был как кексик.

Попивая миндальный латте, я встретила Малки миролюбиво и заказала ему кофе тоже. Осталось дождаться лишь его босса, который уже был детально оповещён о предмете переговоров.

Какое-то время мы молча смотрели на дождь.

- Ты помнишь меня? – неожиданно для себя самой поинтересовалась я.

- Да. Наделала ты тогда шума, – в усмешке Малки не было злости. – Да и Стэн тоже. Не стоило всё-таки говорить про говёху.

- Не стоило ставить меня на колени и избивать, – огрызнулась я. – Твой начальник – садист. Даже у продажного копа должны быть моральные скрепы.

- Хочешь сказать, у тебя они есть?

- Нет, ха-ха.

Он приподнял густые чёрные брови, вздыхая.

- Вот видишь. Любой может их лишиться. Кто-то их в жизни не знал, кто-то – не захотел знать, как нерадивого родственника.

- Стэн, к примеру?

И чёрт бы ногу сломал в том, почему это стало мне так интересно. Куда проще повесить ярлык: «Псих», «Мудила», «Мерзавец». Так легче живётся. Эмпатия всё же оружие тех, кто сильней – понимать-то не каждый готов. А я, вроде, была готова...

Я по-прежнему ненавидела Стэнсфилда. И хотела. Он начал меня привлекать с того дня, как мы повстречались вновь, как бы я это ни отрицала. И всё сильнее, сильнее, блять, до трясучки. Ночной кошмар девочки стал эротическим сном обезумевшей женщины – досадно, но что уж там.

Объективно: меня влекла его лихорадочная, больная решимость, его утончённо-небрежный стиль, нежность щёчек и томность глаз.

Объективно я ничего не знала о нём и, одновременно с этим, я знала о нём слишком много, ведь, как известно, моменты совместного адреналина, будь то смертельной угрозой или же дракой, срывают маски.

Хотеть его было дозволено, а вот любить... Может, я не должна узнавать о нём больше – рискую, в конце концов. Только я не ссыкуха. Назло даже собственным страхам всё сделаю в точности до наоборот.

- Со Стэном всё сложно, – тем временем неохотно продолжил Малки. – Я знаю его с очень раннего детства, ведь наши семьи дружили. Когда ему было семь лет, его родителей убили копы, решившие, что безопаснее будет взорвать захваченное здание аэропорта вместе с заложниками, чем останавливать террористов. В итоге их наградили. Через два дня после этого Стэн произнёс монолог, который я до сих пор помню дословно: «Если бы в детстве меня спросили, кем я хочу стать, когда вырасту, я бы не раздумывая ответил, что полицейским. Они ведь спасают людей! Они бы спасли и моих родителей... ой, нет, постойте-ка, хера с два. Вот загвоздка – моих родителей убили легавые. Напрашивающийся сам по себе вывод – ты можешь делать, что хочешь, когда у тебя есть значок. Так что да – хочу стать полицейским, Малки».

Я почувствовала першение в горле. Ну, блять, и ну. Слёзы сами собой, как предательские подружки, поспешили на выход.

Я... могла понять Стэнсфилда. И не могла, ведь мои родители умерли так давно, что я никогда их не помнила. Каково ему было жить без своих, по всей видимости, любимых? Понимать, что их уничтожили всеми признанные герои во имя сомнительного недоблага. Жить с этой мыслью. Со всей этой грёбаной болью.

- Сложновато представить его ребёнком, – попрообовала я спрятать чувства под маской язвительности.

Малки только плечами пожал.

- Он был сорванцом, но отличником. И ходил в музыкальную школу.

Да чтоб тебя. Сердце ёкнуло.

- Что ж, я начинаю сочучствовать... дьяволу? Я имею в виду, музыкальная школа – говно, – попыталась я отшутиться, но Малки не улыбался. Я сложила пальцы в замок. – Ты поэтому с ним, так ведь? Давняя дружба?

- Не стоит думать, что каждый второй хороший, так можно и жидко просраться. Я с ним из-за денег. Когда понимаешь, что подустал от запаха крови, то вспоминаешь их запах и всё, что они несут в твою жизнь. Но да, Стэн – мой друг. Мы давно прикрываем друг другу спины. Я помогаю ему не слетать с катушек, он мне – остаться живым и, как правило, невредимым после бойни, да ещё заработать на этом. Как босс он честный, своих не обставит – да только «свои» для него это только друзья, так что друг он лучший, чем босс.

Я прихмыкнула с пониманием. Не одна я, похоже, ношу бесполезную маску.

- Ты и сам, очевидно, хороший друг. Хах, забавно. Бывает.

Только Малки посмотрел на меня растерянным задумчивым взглядом, как вдруг к нам подошёл Он – неспешно, у порога успев длительно попялиться на смущённо хихикающую официантку.

Стэнсфилд, судя по всему, пребывал в неплохом таком расположении духа. Я бы даже сказала, от него веяло какой-то нездоровой, неумеренной бодростью и весельем, грозящимся стать фатальным. Со всей нежностью поцеловав Малки в голову, он протиснулся на свободное место возле окна напротив меня. Широко улыбнулся.

- Привет!

- И тебе привет. Как плечо?

- Давай лучше избежим неприятных тем, Никки. У тебя мой бывший сотрудник, Ёко Икуро – мне не терпится снова увидеть его лицо!

Он сиял.

Я вздохнула со всей терпеливостью.

- Не сомневаюсь. Но что мне за это будет?

- Я спущу тебе с рук твою выходку в вентиляции.

- Ты не о своей ли выходке говоришь, Стэн? Ты ткнул меня пистолетом. Ты всрал все переговоры и ты всираешь их снова. Хочешь Икуро? Предлагай что-то взамен. Ты мне, кстати, уже задолжал свою жизнь вдобавок – ведь я могла не предупреждать тебя там, в больнице.

Его безмятежность сменилась змеиным пристальным напряжением. Он наконец-таки оценил ситуацию всерьёз.

- Чего ты хочешь?

- Другое дело, – я наклонилась к нему через стол и зашептала вполне убедительно, да почти назидательно: – Не забывай, перед кем ты сидишь. Мне ничуть не лестно от факта того, что ты притащил сюда свой классный зад с уверенностью, что я просто посредник в твоём достижении цели. Очень глупо недооценивать меня, Стэн, я же сделала то, чего ты не смог – я поймала Филина и узнала, кто он такой. Ты бы мог быть уже похоронен. Ты понимаешь это?

Он смотрел на меня таким разочарованным взглядом, как будто бы я поставила перед ним большую тарелку его нелюбимого супа и велела есть.

Тут встрял Малки, будто бы знал, что иначе Стэн разорётся.

- Что тебя интересует? Деньги? Товар? Или, может, какая-то ответная услуга.

Стэнсфилд взял его за предплечье, покачав головой – взглядом будто предупредил, что не стоит мне предлагать слишком многое. А иначе вдруг возомню о себе невесть что – ну подумаешь, легендарного убийцу поймала, с кем не бывает.

- Нет, спасибо, мне нахуй не нужно это говно ебаное.

Стэн посмотрел на меня саму, как на вышеприведённое говно. Ироничная неблагодарность.

- Тогда зачем ты нам позвонила, коза?! – потеряв терпение, он встал с места, поправляя пиджак и хватая Малки под локоть. Не будь тут Билла, на котором он задержал взгляд сразу после официантки, он бы достал оружие, я клянусь. Знаю ведь этот взгляд. – Идём, Малки, девчонка либо блефует, либо её градусная мера лежит в пределах от девяноста до ста восьмидесяти градусов. Я пришлю ей открытку: «Спасибо за то, что спасла мою жизнь, очень трогательно, а теперь отсоси».

Я зажгла сигарету.

- Эй, что ты там сказал про мою градусную меру? Давай-ка выпьем и всё обсудим, Стэнсфилд. Хорош скандалить.

Он растерянно посмотрел сперва на меня, а затем на Малки.

Даже самые хищные птички, Стэнсфилд – и те попадают в силки.

====== 9. Before the storm ======

Комментарий к 9. Before the storm В этой главе используются строки стихотворения Есенина “Сыпь, гармоника”.

Сыпь, гармоника! Скука… Скука…

Гармонист пальцы льет волной.

Пей со мною, паршивая сука,

Пей со мной.

Малки отсел от нас к Биллу – следить оттуда за тем, как идут дела, хотя больше они ели чипсы со вкусом «Сметана и зелень». Я заказала Стэнсфилду виски, себе коньяк. Я могла позволить себе всё самое дорогое – второе по дороговизне после Стачека, но, тем не менее... Ха. Даже мысленные шутки не клеились на нервной почве, стоило мне увидеть эти страшные, невообразимые, будто всё время грустные глаза перед своим носом. И поэтому я бухала как не в себя. Как безмозглая тварина.

- Ты должен понять меня, Стэн. Я добилась всего сама и хочу продолжать в том же духе. Как низко я, чёрт возьми, паду, если за какие-то пару купюр и «спасибо» отдам человека, угрожавшего в том числе и мне, неприятелю? Какой дурой я себя выставлю?

- Не большей, чем в настоящее время, – Стэнсфилд тяжко вздохнул, делая деликатный глоток из гранёного стакана. – Неужели ты не догадываешься, насколько нелепо ты выглядишь? «У меня то, что тебе нужно, но я не отдам тебе это ни за какую плату, потому что ты не заплатишь соизмеримо. С чего бы я это взяла? Да так, просто придумала и обиделась. А ещё я сама позвала тебя на переговоры – не знаю, зачем». Это, Никки, дерьмо дерьма. Подчёркивай то, что ты многого добилась, сколько душе угодно – вот только ты никого в этом не убедишь. Не. Меня. Ты всё та же глупая девочка.

Мне вдруг стало так мерзко и грустно. С чего бы? Я задала себе тот же вопрос. Мне не нужно ему ничего доказывать, но, тем не менее, его слова – патроны, бьющие дробью. Сразу несколько – и все в цель.

Я ведь и вправду понятия не имела, как поступить с заложником... И я мешкала. Ощущая некое подобие одинаково недопустимых с профессионально-криминальной точки зрения сочувствия и симпатии к Филину, я не хотела сдавать его. И хотела. Но только не так, как мне предложили. Не на небрежных условиях постной сделки. Открываю карты в который раз, признаю себя тупорылой сучилой – да, я искала внимания и признания. Удивления, на худой конец. И не получила, как следствие, заупрямившись всем назло – только вот признавать такую зависимость от реакции Стэнсфилда смерти подобно. Ещё чего, обойдётся.

Излюбили тебя, измызгали,

Невтерпеж!

Что ж ты смотришь так синими брызгами,

Иль в морду хошь?

В огород бы тебя, на чучело,

Пугать ворон.

До печенок меня замучила

Со всех сторон.

- Да я ж пошутила, – вальяжно выдала я, подавая вид, будто класть хотела на все эти гадости. Он иронично приподнял брови, но я продолжила: – Дай мне пару часов, и я назову тебе цену. И, обещаю, она нам обоим будет доступна. Ничего личного, но у меня есть вопрос по теме.

- Я тебя очень внимательно слушаю, – заявил Стэн, попутно одновременно попивая виски, протягиваясь через диван к Малки за горстью чипсов и путаясь в наушниках – он собирался, по всей вероятности, слушать музыку все эти два часа.

- Ты, блять, скунс полосатый! – у меня конкретненько бомбануло. – Ну давай я тоже послушаю музыку, чё. Будет Музыкальная пауза.

Я достала СВОИ наушники. Меня только больше выбесило, что у него они маленькие и аккуратные, а мои гигантские, как два инопланетных локатора.

- Глянь-ка, какие убогие, – развеселился Стэнсфилд, обратившись к Малки, и тот предательски (мне казалось, что мы неплохо сладили) оборжался с ним вместе. Я ненавижу мужчин, кроме всех, кто не Норман, мать его, Стэнсфилд – этот самодовольный кусок чего-то обезоруживающе красивого.

- Убогий здесь только кое-кто, я не буду показывать пальцем. А это, – я ткнула Стэнсфилду в морду ребром наушника, чтобы он увидел витую надпись, – ручная работа из Парижа. Узоры по краям состоят из бриллиантов, а корпус из платины. Но они не тяжёлые, ибо покрытие лёгкое, будто пёрышко. И кстати, провод из долговечных... Да хватит смеяться, я щас уйду!!!

От моего обозлённого возгласа горной тигрицы к нашему столику подковыляла официантка на шпильках – та самая, что у порога состроила Стэнсфилду глазки. Одним словом, шлюха.

- Будьте любезны так не шуметь, это уважаемое заведение, – холодно обратилась она ко мне, после чего, тряхнув милированными кудрями, со слащавой улыбкой поверхнулась к Стэнсфилду. – Не желаете чего-нибудь ещё, мистер?

Судя по тому, как он ухмылялся, он, блять, ещё как желал.

- Твоей компании, милая. Это не затруднит тебя?

Этот бархатный тон, кажется, затруднил разве что её грёбаное дыхание, хоть мне и хотелось, чтобы оно оборвалось насовсем. Не из ревности. Просто я не терпела общества посторонних.

Перемявшись с ноги на ногу в своей крошечной юбочке, девушка посмотрела сперва на место рядом со Стэнсфилдом, затем – на место рядом со мной. Неуверенно выбрала второй вариант – очевидно, ради обзора.

Признаться, Норман разочаровал меня. Не думала, что его вкус столь ужасен – она казалась тупою пиздою.

- Тяжёлый труд – целый день на ногах... Ты, наверное, очень устала, – с заботой в голосе предположил Стэнсфилд. Я демонстративно зевнула.

- Ох, ладно Вам, – захихикала официантка, смущённо отмахиваясь. – Ваша работа наверняка не легче! Вы человек офисной среды?

- Что ты. Всего лишь скромный полицейский.

Она распахнула накрашенный рот и с благоговением слушала ленивый рассказ о вызовах на последние дела, командовании в процессе сложных операций, отлове серьёзных преступников. По иронии, девчонка понятия не имела, что перед ней закоренелый ублюдок и глава целой сети банд по всему городу. Жизнь штука сложная.

И вот, очевидно, решивший меня уязвить столь наглым коротанием положенных ему двух часов, Стэн болтал и болтал, то небрежно, но не без изящества разваливаясь на диванчике, то бездумно оглаживая стакан. Хрен поймёт, как в который раз речь зашла о классической музыке – раскрасневшееся, мутноглазое и сентиментальное от выпитого чудовище спросило жертву, кого из классиков она предпочитает.

- Я... Мне нравится Бах, – выпалила эта жалкая пердовница, улыбаясь так льстиво, как будто готова хоть прямо сейчас опуститься под стол.

- Который из? – не выдержала я, вмешавшись в разговор. Закатила глаза очевидным образом.

Стэнсфилд перевёл на меня растерянный взгляд – до него будто только дошло, что я тоже присутствую неподалёку. Этот взгляд выражал удивлённое дружелюбие – м-да, похоже, он здорово перебрал.

- О! – прокомментировал он мои скромные знания, и не прошло и минуты, как между нами завязалась оживлённая беседа о вечном. Судьбе композиторов, лучших произведениях...

Откуда я вообще что-то об этом знала? Скажем так, Стачек из любителей. Чтобы добиться особого положения у мужика, чьё место я заняла впоследствии, мне пришлось учиться быть юной леди. Обольстительное поведение было не единственным и далеко не главным критерием в общем перечне – я делала всё возможное, чтобы стать умной и утончённой. Так что да, дорогие мои, кое-что я могла и подметить – и какой же радостью было видеть, как наглая девка всё больше приунывает, после чего покидает нас наконец-таки! А Стэн... Чёрт, он даже не отреагировал на её прощание – будто бы не услышал. И вскоре мы потеряли счёт времени.

Сыпь, гармоника! Сыпь, моя частая!

Пей, выдра! Пей!

Мне бы лучше вон ту, сисястую,

Она глупей.

Я средь женщин тебя не первую,

Немало вас,

Но с такой вот, как ты, со стервою

Лишь в первый раз.

- А ты... никогда не задумываешься над тем, что в наше печальное время наиболее популярные произведения того же... Бетховена, например, все истёрлись, испачкались, затерялись в том, как их примитивно воспринимают?.. До чего же неблагодарные слушатели кругом! И квадратом, – Стэнсфилд грустно катал по столу свой пустой бокал, подперев кулаком горящую щёку. – Вот возьми, например, «Лунную... сонату» – она же всюду, буквально везде! Когда слушаешь её... сердцем – что чувствуешь лично ты? Сожаление? Тяжкое смирение с тем, что важнейшее в твоей жизни утеряно навсегда? Будто ты умираешь, осознавая, как много бесценного времени было въёбано в любое дерьмо, кроме самого главного, а это главное, заглушив всё иное, прощально вальсирует по... кругу в бурно рокочащем эпицентре памяти. Разве это не хуже всего?

- Да, ужасно... Как будто всю жизнь любишь лишь одну душу, пытаешься, заглушая чувства, настраивать связи с другими, потом искусно врёшь себе – начинаешь верить... Но вот перед гибелью видишь её одну. Ёпта, – я смачно икнула и прирыгнула.

- Вот именно! Именно... Знаешь ли ты, что «Лунная соната» – музыка отвергнутого Бетховена? Реквием по несостоявшейся встрече душ с одной сукой. Вибрирующий угасающей жизнью... склеп! И любовь... в гробу! Музыка – это в первую очередь дребезг.

- И ещё нотный стан...

- Да! Нотный стан, – радостно подтвердил Стэнсфилд. – Как я с ним затрахался в музыкальной школе!

- Ты был там самым лучшим! Играл на скрипке как Бог – вот чёрт, я бы так хотела это услышать!..

Мой пьяный ум ускользал от меня. Ох, что за дела?.. Я смотрела на Стэнсфилда, и мне просто хотелось боготворить его – такого встрёпанного и разомлевшего, но по-прежнему неземного. В подземном смысле...

Перед глазами всё медленно поплыло. Всё, помимо него. Он опять подозвал официантку – на этот раз просто для того, чтоб она подлила нам, и это, блять, не могло не радовать. Мы смеялись, икали, и, когда Малки и Билл затеяли молчаливую партию в шахматы, принялись за оры поддержки, болея каждый за своего мужика – я клянусь, это было ничем не хуже восторга и злости футбольных болельщиков. Нас бы вывели, не отваливай мы раз за разом по уйме денег.

Билл назвал меня грязной свиньёй и уволился – я рыдала, обняв его пышную ногу, пока он не врезал мне. Норман Стэнсфилд смеялся над моим горем как мразь.

- Я хочу тебя, – прошептала я, решившись на первое прикосновение – убрала ему чёлку со лба. Он сидел, глядя на меня своим сумрачным лихорадочным взглядом. – Чёрт, я готова сдать принципиального человека за это, Стэн. Твоё падение за моё, всё по-честному, но, я клянусь, ты не пожалеешь. Это моё условие.

Он терпеливо вздохнул.

- Одержимая девочка-подросток – это естественно, Никки, но ты же, блять, взрослая женщина. Ты бы могла обратить свою патологию в нужное русло. Написать сонату!

- Я не влюблена в тебя, Стэн.

Я ведь не влюблена?

Он в ответ рассмеялся, как будто бы не поверил мне. Я его понимала – моя рука будто бы горела после прикосновения к его волосам, не говоря уже о лице. Он смотрел на меня пьяно, непринуждённо, одновременно с весельем и интересом. С таким интересом смотрят на что-то странное и мимолётное. И дальше мы пили молча.

Чем больнее, тем звонче,

То здесь, то там.

Я с собой не покончу,

Иди к чертям.

К вашей своре собачьей

Пора простыть.

Дорогая… я плачу…

Прости… прости…

Спотыкаясь, но не падая, какое-то время спустя Стэнсфилд вышел под проливной дождь. Он посмотрел на меня другим взглядом, уже тяжело и прицельно.

- Завтра вечером я весь твой, – доверительным тоном тихо сообщил он, и на тот момент это стало одной из лучших вещей, что я слышала в жизни.

Одно мгновение – будто выстрел, а все дальнейшие – будто осколки пули. Как я могла стать такой дешёвкой? И почему не могу не смотреть ему вслед?..

*

Моё тело безудержно содрогалось, обняв мраморного друга. В конце концов я расплакалась от несправедливости. Я. Расплакалась. Я никогда не плакала – разве что когда ползала в памперсах.

- Ника, что же с тобой такое? – послышался обеспокоенный голос – это был Стачек. Пришёл обнимать меня, жалкую и зарёванную, прямо в толкан.

- Ничего, – отмахнулась я, шмыгнув носом, после чего не смогла удержаться на двух своих и как безвольная тряпка осела в его объятия. – Я такая тупая дура! Могла просить что угодно, а попросила с ним ночь! Со Стэнсфилдом! Будто бы эта тварь меня без того мало унижала... Чёрт, Стачек, а может быть, это – всё, чего я заслуживаю? Может, судьба такая?

Он нежно погладил меня по спутанным волосам в томном свете туалетной лампы.

- Нет, ты что! Конечно же, нет! Ты с ума сошла? Прошу прощения, но ты не можешь не знать, что заслуживаешь поразительных отношений!

Мне захотелось спросить – почему ты тогда отказал мне? Иронично, ведь так и было – когда я была той упрямой девчонкой в самом начале, я дула губки и ставила Стачеку собственные условия – мол, будь со мной, и тогда я выполню все условия, грохну того урода хоть двести раз. Стачек ловко меня успокоил – уверил, что у него ко мне чисто отцовские чувства. Он утверждал так же, что и я путаю семейную привязанность с чем-то ещё – и мы оба знали, что это не так.

И всё же, будь Стачек со мной, вероятно, я сейчас я бы не валялась в дерьме по милую душу.

- Не стыдись, умоляю, ты вправе чувствовать себя сильной – ты получаешь, чего желала. Мужчины в подобных историях так и судят – их чаще всего ничуть не уявзвляет такого рода контакт... И женщины тоже имеют право так мыслить, – Стачек кивал, он ведь был такой феминист.

Так-то оно и так, но проблема не заключалась лишь в этом. Я никогда не считала секс чем-то позорным для своей персоны. Любовь – другое дело. Но есть ли любовь? Есть... По крайней мере, я распознавала её трупный запах, но о таком не могла сказать даже Стачеку.

- Ты абсолютно прав, – согласилась я, прижимая его к себе.

Будь что будет, в конце концов. Жизнь – ебаная сука непредсказуемая.

====== 10. DEFEAT ======

Я наскоро осмотрела себя. Как обычно, до ужаса горяча – аномально белые волосы, вид никому не покорной богини сьекса. Не зря ведь к моим ногам падают кабелями мужчины и мальчик, причём ВСЕХ ВОЗРАСТОВ. Я достойна любого, кого захочу, уж тем более этого бандюгана. И вообще, даже если мне не понравится спать со Стэнсфилдом – это отчасти и к лучшему. Это, по крайней мере, понизит накал моей, как он выразился, одержимости. Мне не убудет. Игра стоит свеч.

Я улыбнулась, как лучшей подружке, которой у меня никогда не было, собственному отражению в зеркале.

В качестве места встречи мы выбрали отель «Плаза мидии» – нейтральную территорию, куда я, ничуть не боясь опоздать, приехала ровно к назначенному часу. Конечно же, не намеренно, а по банальной удаче.

У входа в отель курил малость обеспокоенный на вид Малки, я нехотя помахала ему рукой.

- Малки-бой, не волнуйся, твой маленький глупый босс не пострадает, – пообещала я, хотя моя таинственная ухмылка скорее давала знать об обратном, удачно являя во мне роль хищникцы. Я всё ещё злилась из-за наушников – к тому же, Билли звонил ему, а мне нет.

Я поднялась в номер – он оказался просторным, уютным и светлым, ничуть не под стать нашим падшим душам. Норман опаздывал, будто пытаясь взять на слабо мои нервы, но я не теряла времени зря – осмотрела всё здесь: роскошная душевая в стиле барокко, точнее подделка под оный стиль, хотя и искусная, чарующий свет настенных ламп в виде канделябров, лепнина под потолком. Большая кровать... Так легко и маняще пришёл на ум образ Стэнсфилда – как же он, стало быть, превосходно смотрелся бы здесь, возбуждённый и вынужденный молить меня! Впрочем, уже совсем скоро я смогу убедиться в этом, так скажем, воочию.

Ну разве не прелесть? Сам Норман Стэн Стэнсфилд достался мне по какой-то нелепой прихоти. Когда-то небрежно сюсюкающийся со мной свысока, попутно взводя курок, он сегодня окажется в моей власти. Сладчайшая месть. Я могла бы заставить его лизать мою обувь под издевательским предлогом вымышленных предпочтений, но это всё-таки не мой метод. Нет – я бы больше всего хотела, чтобы он плакал от удовольствия и ненавидел себя за это.

В вазе на прикроватной тумбе стояли экономические гвоздики.

Стэнсфилд зашёл в наш временный номер без стука, и я уставилась на него. Он шёл обычным своим торопливым шагом холерика или же просто человека, привыкшего передвигаться по людному мегаполису. Он выглядел как обычно, даже чуть более небрежно – уложенные волосы чуть встрёпаны, воротник рубашки помят, и, судя по запаху, ударившему мне в нос, задержался он, так как курил внизу с Малки. Да уж, мой мальчик явно решил особо не прихорашиваться в мою честь, но, должна признать, это его не испортило – ублюдок по природе своей был хорош настолько, что я с трудом сдерживалась от порыва наброситься на него в этот самый момент у порога.

- О, ты уже здесь, – с досадливой улыбкой заметил Стэнсфилд. Я знала, что это фальшивка – хотела верить. Хотела думать, что наша духовная связь, установившаяся вчера вечером, не была для него пустым звуком. Держать оборону цинизма и похуизма мне лично становилось всё тяжелее – почти невозможно, когда он такой красивый. Твою же мать. Стоит только увидеть его – всё стремительно летит в пропасть, и больно выдохнуть, и так предательски щиплет глаза. Как бы я ни накручивала себя, я уже не могла, не умела его ненавидеть – того, кто некогда, как и я, лишился всего и решил удариться во все тяжкие. И я не могла презирать его – человека, как будто бы созданного для того, чтоб его оголтело боготворили.

Я вдруг вспомнила тот злосчастный день шесть лет назад. Крики моей бабули о том, что я непутёвая шалашовка, что из меня ничего не выйдет. Мол, лучше бы умерла я, а не мои родители – они-то были люди порядочные, не наживали себе проблем. О, я столь часто слышала от неё это, но никогда до того перед моим носом не закрывали входную дверь. Я осталась одна, сама по себе – по вине одного безжалостного человека по фамилии Стэнсфилд.

Я блуждала по улицам, я делила с бродягами сухие клочки земли под мостом, я дралась, как дикая кошка, за тухлый ланч, а потом и за дозу. Я тогда прекратила верить во всё – в чудеса, в справедливость... Пока не встретила Стачека. Он был будто ангел в мире прогнивших людей – с извечно грустной улыбкой, серебряной сединой на висках, пышный, будто хорошенький тортик. Но на нём мои злоключения не закончились. Тот итальянец, на которого он работал, был мне глубоко противен. Вокруг него вились жадные злобные девки, и лишь одна могла стать единственной – ею и стала я. Я смотрела в его глаза, и меня передёргивало – но мне не было страшно. Меня не пугало их самодовольство и пламя. Меня не страшило и то, что его всерьёз величали дьяволом – я знала, что это не так. Знала, даже когда встала на ноги и подмяла под себя всех этих ублюдков, что истинный дьявол смотрит неясным, как будто мечтательным взглядом, он груб и изящен одновременно, он гедонист и садист – и его зовут Норман Стэнсфилд. Даже сейчас, когда я давно напрочь засела в своей скорлупе цинизма, внутри меня остаётся страх.

Страх – крепчайший наркотик. Почти как любовь. Иногда они очень схожи. Иногда они неотличимы, они – одно.

Так любовь или страх двигали мной, когда я в упор, не моргая, как будто пыталась зачаровать ядовитую кобру, смотрела на Стэнсфилда?..

Я подошла к нему – он не сдвинулся с места.

- А ты не рад? – хрипло отшутилась я, хотя мне было не до шуточек-прибауточек.

Ещё бы чуть-чуть, и я бы почувствовала его дыхание на своём лице.

- Пока нет. Но я страсть как заинтригован, – он отвёл с моего лица прядь, чуть поддев её большим пальцем. – Никогда ещё не был предметом сделки. Думаешь, мне понравится?

Я ощущала угрозу в его мурлыкающем тоне. Это было скорее как «мне не должно не понравиться, ТЫ не должна обосраться, а то я тебя угандошу к херам собачьим». Стэнсфилд ставил условия – даже в такой ситуации. Он по-прежнему чувствовал себя главным, а я не должна была этого допускать. Не должна была, но была совершенно бессильна пред жаждой хотя бы коснуться его, ощутить, что всё это не очередной пошлый сон.

Я перехватила запястье руки, которой он только что касался моих волос, а другая моя ладонь опустилась ему на талию. Он позволил мне повести в поцелуе – не растерялся от моего напора, а именно что позволил, будто он всё решает даже в таких обстоятельствах, отдаваясь мне на моих условиях, и это было... Я не сумела бы выразить, я же, блять, не поэт и не его любимый Бетховен. Его губы жгли сигаретной сухостью, и он весь оказался так странно, почти болезненно горяч, что касаться его было невыносимо, но также и невыносимо прекрасно. Он тоже обнял меня, и я, как влюблённая, именно что влюблённая уебанша, не могла ничего расценивать здраво – даже его кулак, сжавшийся слишком крепко в моих волосах, был мне только лишь в радость.

Не помню, как мы дошли до кровати, зато никогда не забуду того, с каким сладким и самую малость удивлённым (о, моя гордость) выдохом Стэнсфилд опустился на неё, ведомый моими руками – я подмяла его под себя и тут же поцеловала в шею, как никогда медленно и чувственно, опьянённая тем, как он часто дышит, и как царапает мой висок щетина на его подбородке. Я зацеловала и его подбородок тоже – мне было плевать, даже если от колкости губы закровоточат.

- Что же ты со мной делаешь, дрянь, – прошептала я риторически и скорее почувствовала, чем услышала, как он усмехнулся в ответ.

То, что происходило дальше, иначе чем ебучим безумием было не обозвать. Он отказал мне в чести расстегнуть его тупорылую рубашку, даже стянуть пиджак с плеч – раздевали каждый себя, и я путалась, как какая-то школьница, в лифчике, так как ни на секунду не могла свести голодного взгляда с его постепенно обнажавшегося тела. Он оказался мягко подкачанным, стройным и даже лучше, чем я себе представляла. И я не могла не порадоваться тому, что он тоже смотрел на меня с интересом – ей-богу, я никогда до того не чувствовала себя псиной, радующейся любой подачке от хозяина.

- Иди ко мне, моя милая, – позвал меня Стэн перед тем, как привлечь к себе, поддеть мой подбородок фалангами пальцев, заглядывая в глаза из-под полуприкрытых век, с удивительной для мужика его склада деликатностью коснуться моей груди, шеи, рта. Его пальцы замерли на моих пересохших от волнения губах. – Ты давно этого хотела? Даже после всего, что я с тобой сделал?

- Я тоже не промах, – хмыкнула я, в подтверждение обведя свежий, но уже подзаживший след от той самой пули. Он шумно вдохнул носом воздух, и, кроме того, застонал сквозь зубы, когда я провела ладонью ниже, к его груди. Я позволила себе куда больше, чем он, когда, снова зацеловав его шею, спустилась дорожкой племенных поцелуев к соску, прикусила его губами. Он потерянно посмотрел, тихо всхлипнув – на контрасте этой беззащитной и милой реакции его пальцы снова стиснули мои волосы, но на сей раз нежнее.

Я обыгрывала этот сраный сценарий в своей голове несчётное количество раз – пугающе большое количество раз с тех пор, как решилась ему предложить эту херь.

Представляла его опасным. Оскорблённым, но всё же гордым – старающимся всеми своими действиями поднять меня на смех и выставить озабоченной неудачницей. Я представляла, что тут уж скорее я буду приручать хищника, а не хищник приручит меня своею отзывчивостью и безмятежностью. Он всегда впереди – я обречена смотреть ему в спину.

Снова вжала его в кровать, снова поцеловала его – в этот раз он уже застонал в поцелуй, ведь я мягко, но уверенно обхватила его член ладонью. Провела по нему вверх-вниз, наслаждаясь происходящим, как обезумевшая от похоти ведьма какой-то ебливой магии, я не знаю, как это описать, я вообще уже нихрена не знала о жизни. Перешла поцелуями на его просто на удивление нежные плечи, опять на грудь – зацепила взглядом то самое пулевое ранение.

- Как я, блять, могла это допустить? Навредить такой красоте, – сокрушилась я, не решаясь коснуться шрама губами – могла сделать больно. Озарившее меня любопытство позволило мне одну вольность – я перевернула Стэнсфилда на живот, чтобы убедиться по шраму, что пуля прошла навылет. Вот жесть. Одно радует – её не пришлось доставать. Я, когда-то нещадно избитая этим мужчиной, теперь жалела его, как мать. Но совсем не по-матерински к нему относилась... Хах. До таких уровней извращений я, к счастью, пока ещё не опустилась.

Ведомая диким желанием и бесстрашная под его воздействием, я стала целовать спину Стэна – ниже и ниже, пока мои волосы шелковистыми волнами не окутали его бёдра.

Он, приподнявшись, взглянул на меня из-за плеча.

- Что ты делаешь?.. – поинтересовался он не своим севшим голосом.

Я насмешливо фыркнула, гладя внутренние стороны его бёдер.

- Я обещала, что съем тебя, голубок. Ты забыл?

Миг спустя нам обоим стало не до болтовни.

*

Правда жизни – хорошее никогда не способно продлиться долго. Первое, что охватило Стэнсфилда после оргазма – ласковый, почти благодарный отходняк у меня в объятиях. Второе – дрожь и негодование.

- Дешёвая потаскуха, – прошипел он, вырвав пистолет из ящика возле кровати – как знал, что я приберегла его на всякий случай, не зря ведь он всё-таки коп.

Я могла бы съязвить, мол – детка, зачем же ты так о себе? Яд –оружие женщины. Да, я могла бы, но не хочу.

Что ж... Если вся эта игра – выбор, я или он, я готова принять судьбу. Я уже понимала, что после случившегося ещё меньше хочу его отпускать. А значит, обречена.

Я была уверена, что люблю его, очарована им, что пропала. Пропасть окончательно – может, и не такая дерьмовая мысль, вам не кажется?

Отгремел знакомый, как брат, звук выстрела. Я зажмурилась, но ничего не произошло. Это так переносится смерть? Безболезненно и легко. Надо было попробовать ранее.

Я открыла глаза. Дыра, оставленная выстрелом, дымилась в стене за моей спиной. Стэна явно трясло – он сперва раздражённо ушёл от рук, но затем почти сразу позволил мне заключить его в успокаивающие объятия.

До какого я пиздеца докатилась, а. Но катиться дальше уже не страшно.

- Тише, тише, любовь моя. Стэн. Тебе не на что злиться. Ты победил с самого начала. Я заполучила тебя на это прекрасное недолгое время, надеялась доказать себе, что я способна на всё, а теперь поняла, что всё то, чем я стала, да вся моя власть – это ты. Это ты меня сделал такой. Я бы никогда не стала влиятельной и опасной, никогда бы не стала боссом среди своих, не составила бы тебе конкуренцию – ты сломал мою жизнь тем, что предпопределил её. Спас тем самым. Вознёс меня к тем престолам ада, на которые я никогда не осмелилась бы ступить. Блять, я жила бы с вонючей бабкой, торпела бы её разговоры про шоу «Огородное счастье грядки» параллельно с бесконечными унижениями из-за того, что я девушка-байкерша. Каждая моя победа – твоя победа в первую очередь. Если я сильна, ты всесилен, и я не ебу, как мне жить иначе. Знаешь ли, у меня душа горного орла, никому не подвластного – и только ты один будто мой естественный враг. Тот, кому ничего не стоит меня уничтожить. Одним только взглядом. Мне следует написать, блять, сонату – ты прав. Я люблю тебя.

Стэн перевёл на меня непонятный взгляд.

- Ты, должно быть, неправильно поняла меня...

- Да. Куда уж мне, смертной. Я без иронии говорю. Тебя трудно понять даже тем, кто давно тебя знает, ты непредсказуем, и это, должна я признать, горячо...

- М-м, спасибо, конечно, но я про то, что я выстрелил в муху и обозвал не тебя, а её, – он посмеялся, на редкость тепло обнимая меня в ответ. – Извини. Как же я ненавижу мух!

- О, я тоже, фуууу, мухи-ебухи.

- Уж особенно в спальне!

- Да, бля, но и на кухне тоже не очень...

- Надо будет направить проверку в этот отель для личинок.

- Неплохая идея, хах. Только пусть они интерьер не меняют. Барокко мне по душе.

- Это праздное, беспокойное противостояние классицизму. Импульс и аффектация!

Так мы проговорили полночи, уснули в объятиях друг друга, а утром я резко проснулась, почувствовав – я одна, Стэн ушёл. И, конечно, не прогадала.

====== 11. Turn the page ======

Комментарий к 11. Turn the page В главе используется Nancy Sinatra – Bang Bang (My Baby Shot Me Down).

I was five and he was six

We rode on horses made of sticks

He wore black and I wore white

He would always win the fight

Bang bang, he shot me down

Bang bang, I hit the ground

Bang bang, that awful sound

Bang bang, my baby shot me down

Я устало вздохнула, помешивая свой кофе, и прижалась виском к стеклу – оно холодило мне кожу, ограждая уютный зал вечно полупустого кафе от дождливой улицы. Дождливой, точь-в-точь как в тот самый день. До чего же, блять, глупо.

Перепоручив дела Стачеку, я клялась, что это лишь временная мера. Разумеется, он волновался, и мне пришлось клятвенно заверять его, что совсем скоро всё снова будет в порядке. Но я знала – не будет. И никогда не было.

Назовёте меня дурой? Будьте уверены, в этом я вас успешно опередила. Потерять голову, гордость и вкус к жизни из-за мужика – настоящий позор, но вот только мне поебать. Я смирилась – всё то, чего я достигла, я всё равно достигала под негасимым его влиянием. Не победительница, не особенная – просто девка, ошибочно возомнившая, что ей всё под силу. Чёрт, да я умудрилась даже сама ему в этом признаться, подставила спину под нож – он бы мог поступить со мной куда жёстче. Не просто уйти, а как следует плюнуть в душу. Я до сих пор задаюсь вопросом – а почему он не стал? Пожалел меня? Может, просто не захотел утруждаться?

Seasons came and changed the time

When I grew up I called him mine

He would always laugh and say

“Remember when we used to play?”

Bang bang, I shot you down

Bang bang, you hit the ground

Bang bang, that awful sound

Bang bang, I used to shoot you down

Стэнсфилд не перезвонил мне после той ночи и не объявился сам. Кучка его ребят заявилась ко мне в тот же день, чтобы заполучить обещанного заложника. Он же выполнил свою часть этой сделки – перепоручил мне себя на целую ночь, а что только лишь тело – так мы о большем и не договаривались.

Стоит ли говорить, что я окончательно осознала свою влюблённость с тех пор, и всё то, что я вижу во снах – он той самой ебаной ночью? Просыпаясь под утро, а то и посреди ночи, я запускаю в волосы пальцы от безысходности, так, что почти причиняю самой себе боль. Я готова орать в темноту, я готова на всё, лишь бы повторить эти несколько часов – да хоть годы жизни, она ж всё равно теперь никакая.

Прикрыв глаза, я принялась перебирать в памяти все весёлые, яркие, чувственные, зачастую кровавые сцены минувших дней – ничего в груди не шевельнулось. Стачек сказал, что, возможно, это депрессия, предложил обратиться к специалисту, но я, блять, сама уже специалист по ебучему пиздецу. Моя глупая песенка спета, жаль лишь, что ему приходится наблюдать за моим разложением.

Раз за разом – серые утро, день, вечер и ночь. Ночи – хуже всего из-за снов. Иногда прихожу посидеть здесь, в том самом кафе с официанткой-подлянкой – сама не знаю, зачем. Просто глупо себя обманываю, играясь, как дитя неразумное, в то, что время возможно перемотать, и того и гляди в помещение войдёт Малки, а я, вновь дерзкая и живая, заведу с ним беседу. Может быть, проебусь, как уже проебалась, а может, скажу или сделаю что-то иное, сломаю замкнутый круг – что-то сдвину в глухом ко мне сердце Стэна. Словно в очень глубоком детстве, когда я могла часами смотреть в окно, представляя, будто родители ещё живы, и что вскоре они перейдут лужайку у дома, а не попадут в смертельную автокатастрофу в каких-то двух километрах от их конечного пункта. Мечтать не вредно, но я не мечтаю – я просто ебу себе нервы.

Music played and people sang

Just for me the church bells rang

Now he’s gone, I don’t know why

And till this day sometimes I cry

He didn’t even say goodbye

He didn’t take the time to lie

Ещё деталька, на сей раз ни столько грустная, сколько пиздец ироничная – кое-кто из моих информаторов показал мне видеозапись, сделанную тайком на людной улице возле здания департамента полиции. Сделанную, так, к слову, всего неделю с лишним спустя после того, как я сдала с потрохами Филина. На записи Стэнсфилд беспечно обнимал за плечи какую-то размалёванную девицу, одетую так, будто бы она без пяти минут леди-хуеди. Он что-то ей говорил на ушко, насмешливо щурясь, она – сияла приторной улыбочкой и обнимала его за пояс.

Мне сразу тогда предательски поплохело и, что уж скрывать, я о ней много думала – думаю до сих пор. Кто она ему? Проститутка? Невеста? И то, и другое? Хах. Мне хотелось верить, что он воспользовался ею всего на ночь в своё удовольствие, как незадолго до того мной – только бы я нисколько не уступала ей. Я злорадно гадала – а знает ли эта кукла, что он из себя представляет? Что этот радушный, жизнерадостный мистер Стэнсфилд – жестокий убийца и психически неуравновешанный наркоман? Раскрыла бы эта сучила рот, об этом узнав? Побежала бы прятаться за родительскими, очевидно, богатыми спинами? Нет, такой, как она, никогда не познать красоты его злости и даже жестокости. Вряд ли ей дано узреть что-то, помимо обманчивой маски. Какая она? Истеричка? Словила бы пулю в конце концов. Может быть, скромная и покладистая? Может, это его типаж женщин? Блять, что-то поздно я спохватилась – хотя я едва ли смогла бы стать кем-то настолько другим. И дерьма из меня не выбьешь. Хотелось надеяться, что его новая игрушка хотя бы способна удовлетворить его – не ограничиваться однообразными минетами, а, например, не боясь за свой мерзкий мейк, посадить его себе на лицо. Я хотела бы, но, увы, мне уже ничего с ним не светит. При мыслях об этом я совсем приуныла. Пора было покурить.

Я неспешно вышла на улицу и достала пачку «Мальборо 1988». Стрёмный год. Хотя нынешний 1994 нисколько не легче. Шесть лет страданий и самообмана. Да если б не Стачек, я бы скопытилась как козлина.

Из будки набрала номер. Гудки и знакомый голос:

- Да? Здравствуйте!

- Привет, Стач, – я с улыбкой вздохнула. – Звоню узнать, как дела.

- О, Ника, приятного дня – тем не менее, день дождливый. Прошу, не стоит недооценивать вероятность жестокой простуды!

- Ни в коем случае.

Я не позволила себе обеспокоить его, заявив, что я класть на это хотела, ведь существуют вещи куда более жестокие.

Проведав свой одуванчик мечты, я решила вдруг звякнуть бабке. Была для неё мертва все эти шесть лет – каково для неё будет наконец услышать мой наглый голос?

- Да? Говорите быстрее, шлюхи!

- Привет, ба. Это Ника.

На той стороне провода я услышала всхлип. И всхлюп. Она ела суп, по всей видимости.

- Ника?.. Ты... Христос наш спасатель! Где ты пропадала всё это время?! Ты там обдалбывалась?!

По всей видимости, некоторые вещи и люди просто-напросто не имеют склонности к переменам.

- Нет. Но зато вышла замуж, ты представляешь? Он полицейский, глава отдела по борьбе с наркотиками. А ещё он очень горяч, а ты нет, ты ебунья вонючая, глупая сучка. С годами осталась всё той же кряхтящей курильщицей и кого-то учишь жить жизнь? Смешно, да. Я тебе блюю в тапки твои продавленные. До свидания.

Я удовлетворённо вздохнула, повесив трубку. На душе полегчало самую малость – давно хотелось её опустить. Да, приукрасила я, конечно, в своём рассказе ей – что с того? Мне плевать. Она, например, постоянно врала мне – при всей своей религиозности утверждала, что мама с папой соделались призраками и не будут покоя знать, пока я не закончу с домашкой. Свиное бешенство, не иначе.

Под сенью дождя добрела назад до кафе, заняла свой любимый столик и заказала ореховый капучино.

- Ты так часто бываешь здесь... Нравится местная выпечка? – услышала я за спиной до дрожи, до боли знакомый голос. И не смогла поверить глазам – Норман Стэнсфилд собственной персоны непринуждённо занял свободное место напротив. Ну тут я и охренела, конечно, чёрт побеги. Это было похоже на очередной мой сон – неужели я задремала, пока смотрела на дождь? Так как терять было нечего, я в растерянности протянула ладонь к лицу Стэнсфилда – он избежал прикосновения, как недоумевающий кот, которого вдруг потянулся погладить бестактный незнакомец. И улыбнулся мне.

- Да. Кофе тут тоже ничего такой, – будничным и похуистичным тоном подметила я. Постаралась, чтобы мой голос ни разу не дрогнул, но не смогла вынести его взгляда. – Стэн, – я мгновенно охрипла и будто угасла. В моей груди полыхал растревоженный им огонь. – Почему ты здесь? Что тебе ещё нужно?.. Я отдала тебе Филина. Не представляю, что ты с ним сделал. Я оставила тебя в покое, да боже правый, блять, Стэн – я призналась тебе в любви и получила от ворот поворот, как сопливая малолетка! Прошу тебя, не мозоль мне глаза и не снись мне – я правда пытаюсь забить и зажить наконец нормально.

Раскрылась наполовину, что называется. Жить я нормально уже не смогла бы – я знала об этом. Мне не хотелось.

Стэн поцепил мою руку, лежащую на столе, и погладил, будто играясь – так, словно я правда какая-то малолетка, нуждающаяся в глупом подбадривающем жесте. Я как с цепи сорвалась, отчаянно переплетая его пальцы со своими. Не представляю, насколько у меня был при этом унылый еблет.

- Разве ты бы любила меня, не будь я таким дерьмом? – резонно спросил Стэнсфилд, гладя мою ладонь большим пальцем – я, несмотря на своё отчаяние, не отставала и занималась тем же – я что, враг себе, упускать возможность лишний раз приласкать этого сердцееда?! Возможно, это последний шанс. – Я, вообще-то, искал тебя.

- Меня? – я аж фыркнула от абсурдности. – Изволь спросить, зачем, Стэн? Мы всё так же можем сотрудничать – я, вроде как, передала тебе через Бенни, когда он пришёл за Филином. Каждый частный случай по договорённости, но я не переступаю дорогу тебе, а ты мне, бла-бла-бла... Или тебе так понравился секс со мной? Я горяча, не спорю, но ни за что не поверю, что я – единственная, кому в радость было бы позаботиться о твоей сладкой заднице. Что насчёт той лупоглазой брюнетки, с которой я как-то раз застала тебя по нелепой случайности? Или это тупое выражение на её лице – достоверная обёртка для содержимого черепушки, и бедная девочка даже простату найти не может? Найди другую.

- Видишь ли, тут я позволил себе небольшое выражение слабости, – к моей досаде, Стэн убрал руку, чтобы небрежно подпереть щёку – она мило смялась, и мне захотелось её помацать, несмотря на весь драматизм. – Подцепил первую попавшуюся дамочку сразу после тебя – неужели ты не догадываешься, почему? Просто чтобы отвлечься. Ты, Никки, стала чем-то пугающе новым в моей и без того удивительной жизни – обычно я не занимаюсь сексом с теми, с кем пью и болтаю, теряя счёт времени.

- То есть твои пацаны мне не конкуренты? Какая удача, – несмотря на то, что я продолжала язвить, всё моё естество наполнялось теплом надежды. Но загадывать наперёд было страшно.

- То есть мне тебя не хватает. Вроде бы. Я не могу сказать, что уверен на сто процентов, – он улыбался почти невинно и беззащитно, я бы сказала. О, да – это он умел. – На шестьдесят четыре? Шестьдесят семь? Хрен бы с этим! Мне страшно понравилось проводить с тобой время, Никки, и я бы попробовал что-то ещё. «Что-то» – ведь даже мы сами не можем знать наверняка, чем ещё могут обернуться мой интерес и твои терзания. В этом есть своя прелесть. Именно так рождается музыка! Так! Что скажешь?

Я охуела сто раз. Это было ошеломляюще – будто бы все мои невероятные грёзы стали реальностью. Где-то в руинах рассудка жило понимание – Стэнсфилд прав, что угодно может случиться, и в том числе самое непоправимое. Любой кошмар и любое счастье – в зависимости от его желания. Он ненормальный, он непредсказуемый, он жестокий... Но мне и не нужно другого. Я тоже ёбнутая – полюбила его без желания поменять и ничем не обманываясь, да к тому же ещё та ублюдина, что ни говори. Мы с ним стоим друг друга, и наша больная связь настоящая в той же мере, что и любые другие узы. Потешится и сломает её? На здоровье. Успею поцеловать его перед этим.

- Чем чёрт не шутит, Стэн. Раз уж так, я не разочарую тебя. Не дождёшься, – мои глаза сияли от слёз, и я снова взяла его за руку – в этот раз чтобы поцеловать каждый палец, хоть как-то выразить, как я безгранично болезненно счастлива.

Мы сидели и, будто подростки, слушали музыку в одних наушниках на двоих. Он смотрел в окно, на неуктротимый дождь, а я любовалась им – каждой его чертой, руками, давно уже нагло конфисковавшими мою кружку и непонятной, именно что дождливой синевой глаз. Ничего другого мне не было нужно для счастья.

Чуть позже мы заказали омлет с картошкой, кручёный-дрочёный какой-то пирог, два салата – всё было невкусное, но я съела, ведь рядом со Стэном любая херня мне казалась прекрасной. Потом я легла в больницу, и он меня навещал, иногда вместе с Малки, а также заглядывал Стачек – ну как заглядывал? Ангел мой почти не покидал больницу. Я была счастлива – можно сказать, у меня появилась семья числом в три человека. Скажи мне кто раньше, что будет так – я бы, само собой, не поверила. Нахуй послала бы. Но теперь тут вершится иная история.

- Посмотри, что мы тебе принесли, – ласково разулыбался мне Стэнсфилд с порога в очередной день отходняка после отравления. Я приподнялась на локтях, и Малки с чутка виноватой ухмылкой открыл передо мной шкатулку. Я была в шоке. В коробке лежали наушники, как те большие мои, но на них не было ни приклеенных мною страз-алмазов, ни ложной гравировки – лишь то, что в моём случае самодельная гравировка перекрывала, а именно надпись «Сделано в Китае»! Любимый мужчина решил подстебать меня, доказав, что я напиздела о некой ручной парижской работе! Вот дрянь. Но зато с чувством юмора и воистину обезоруживающим смехом.