We were the Champions...(СИ) [Алисья-Лейн] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Он встаёт ровно в 7:30, не глядя, выключает будильник, нужды в котором уже давно нет. Каждый раз заводит его на всякий случай. Спускается на первый этаж, где завтракает, провожает жену и детишек и отправляется на работу. До стадиона он доезжает за полчаса. Планирует разобраться с документами, которые вчера занёс Кирилл. У него есть примерно полчаса до того, как родители приведут своих детей. Его планы прерывает надрывающийся рабочий телефон.

— Добрый день, Марио! — знакомый голос президента РФС доносится из динамика, — Это Рома Широков беспокоит. Я звоню узнать, что ты решил насчёт нашего предложения.

— Добрый, Роман Николаевич. Я всё ещё думаю. Вы можете дать мне ещё немного времени?

— Но, Марио, мы прождали полгода. Отбор на Чемпионат Мира совсем скоро. А нам нужно либо подписывать контракт, либо искать нового тренера для сборной, — из телефона слышится чьё-то, Фернандесу кажется, что женское, бормотание, — Ладно. Я дам ещё неделю. И постарайтесь дать чёткий ответ. Я позвоню.

Только Марио собрался разобрать, наконец, документацию, как часы показали девять часов. Пора на тренировку.

После обеда звонит Денис Черышев, который после ЧМ-2022 года остался жить в Испании, хотя, как и многие другие футболисты того времени закончил спортивную карьеру. Они продолжали поддерживать связь несмотря на то, что Денис больше не приезжал в Россию.

— Привет, Марио! — такой родной испанский язык раздаётся из телефонной трубки, — знаешь о чём пишут спортивные газеты?

— Привет, Денис! Нет, сегодня не довелось почитать.

— «Marca» пишет, что тебе предложили возглавить сборную России на Чемпионате Мира 2042 года! Это правда?! — Черышев торопится, волнуется, тараторит словно от скорости его произношения зависит чья-то жизнь.

— Мне поступило предложение, но я не дал определённого ответа.

— Почему ты медлишь?! Это же такой шанс! Знаешь, какой фурор произвела эта новость? Не теряй зря времени, соглашайся, а то так и останешься детским тренером в школе ЦСКА!

Денис говорит что-то ещё, но понять кому он это говорит — Марио или же какому-то сотруднику — сложно, практически невозможно. Черышев скомкано прощается и отключается. Фернандес тяжело вздыхает, осматривает свой кабинет и набирает номер бывшего товарища по сборной. Дзюба отвечает сразу же, интересуется как дела, бразилец понимает, что Артём ещё не в курсе насчёт сборной, поэтому просто спрашивает о жизни, жене, детях, собаке и прочей чепухе, которая никак не связана с его первоначальной целью.

— Ты слышал последние новости? — спрашивает она. Данил готов поспорить, что сестра пританцовывает от нетерпенья. С той стороны невидимого провода раздаётся грохот, после шипение и, наконец, голос Евы, — Спокойно. Тшшшш. Ой! — девушка вспоминает, что разговор с братом так и не был прерван, поэтому делиться радостной, по её мнению, новостью, — Говорят, сборная России будет участвовать в Чемпионате Мира!

— А мне какое дело? Я в Англии и вообще…

— Прекрати! — прерывает его врач ЦСКА, а после замолкает. Акинфеев понимает, что Ева обиделась, и какое-то непонятное чувство нападает на него, давит со всех сторон, вдруг становиться неуютно, хочется сбежать, исчезнуть.

— Прости, — выдавливает он, — Но чего ты хочешь от меня?

— Ты ещё не понял?! Я могу порекомендовать будущему тренеру прекрасного игрока — Даниила Игоревича Акинфеева!

— Нет.

— Что? Но почему?

— Ты ведь знаешь. Я не хочу быть, каким был он.

— Но…

— Давай не будем об этом. — ему не в радость вспоминать об отце, поэтому он пытается поменять тему разговора. Ведь ссориться с одним из важных для него людей не входило в его планы. Особенно накануне матча. Очень важного матча. Но сестра не поняла его желания перевести тему или просто сделала вид, что не поняла.

— А если тебя просто позовут, без моего вмешательства? Они просто не могут не заметить такого защитника, как ты! Что ты будешь делать тогда? Скажешь: «Простите, Марио, но я не хочу быть похожим на своего отца, который стал героем нашего последнего чемпионата мира»? Это ты скажешь?

— Я подумаю, извини, у меня тренировка. Пока.

До тренировки ещё два часа, но Ева не в курсе, поэтому она буркнула «пока» и отключилась. Настроение испорчено окончательно. А скоро игра против Манчестера. От этого матча может зависеть исход сезона. Он позвонил сестре, чтобы отвлечься от футбола хотя бы на несколько минут, но вместо этого его любимая сестрёнка завела разговор о сборной и предстоящем Чемпионате Мира. Большое спасибо ей за это. Эх. А ведь она в чём-то да права. Один из лучших защитников мира просто не может не попасть в сборную. Но он что-нибудь придумает. В конце-концов ещё не было официальных заявлений об отборе на Чемпионат Мира…

— Надо продержатся несколько секунд… Продержаться… И… Свисток арбитра. — это была последняя спокойно сказанная фраза комментатора. Дальше только крики, полные эйфории, радости и гордости. — И сборная России побеждает! Победа в финале! Ууухууу! Это невероятно! Победа! — зрителям, не будь они также рады победе, могло бы показаться, что ещё немного и голос спортивного обозревателя охрипнет. Но они навряд ли продолжали спокойно смотреть прямой эфир финала.

— Кх, кх. Поздравляю вас с этой победой. На этом у меня всё. Смотрите футбол, смотрите только лучшее! Не переключайтесь, скоро награждение. — эфир прерывается, а немного позже телевизор показывает награждение победителей. На лицах футболистов радость. Президент ФИФА вешает медали на игроков, президенты стран-финалисток обнимают и победителей и проигравших, что-то шепча и тем и другим на ухо.

Но уже на следующий день мир облетела ужасная новость. «Игорь Акинфеев, чемпион мира в составе сборной России по футболу, многократный чемпион России в составе ПФК ЦСКА, скончался в машине «скорой помощи» по пути в больницу. Акинфеева вывезли с поля на 92 минуте матча, до окончания которого оставалось буквально полминуты, из-за столкновения с игроком сборной Белгии Ромелу Лукаку. Болельщики выразили соболезнование семье футболиста, к ним присоединился клуб, РФС, а также президент ФИФА, Джанни Инфантино» Все спортивные газеты мира писали об этой трагедии в мире футбола. А в Центральной России начались продолжительные дожди. Казалось, весь мир скорбит о смерти вратаря.

Из-за этого происшествия празднование победы несколько смазалось, однако, находились люди, которые спокойно праздновали чемпионство, были и те, что пропустили все события мимо ушей. Ну, выиграли, ну и молодцы… Ну, погиб, ну, бедняга… Но были те, кто просто не мог смириться с этим. Жена, дети, друзья, просто знакомые.

Все мужчины рядом с ней не задерживались надолго. Началось это как раз в детстве. Она рано потеряла отца. Евангелине тогда было всего семь лет, но она запомнила, как плакала мама, как приходили товарищи отца по клубу или сборной. Ей было больно потерять самого замечательного человека в её ещё толком и не начавшейся жизни. Брат тогда сказал, что будет лучше, если она забудет всё, что напоминало об отце. Но как она могла забыть те моменты, когда он приходил усталый с тренировки, целовал маму и их с братом, посвящал всё своё редкое время семье? Как могла забыть ту любовь, с которой он всегда смотрел на маму? Как забыть то чувство свободы, которое испытывала, когда отец, играясь, подкидывал её невысоко в воздух, тут же ловя.

И она, словно назло брату, стала запоминать любые детали. Она запомнила цвета клуба, за который играл отец, запомнила как мама провожала папу на сборы, как они смотрели его матчи по телевизору, реже, на стадионе. Она запомнила, с какой ненавистью Даниил стал смотреть на всё, что было связано с отцом. Евангелина не совсем понимала брата, вернее совсем не понимала, пыталась исправить облик отца в его памяти, но все её попытки были безуспешны.

Отец был первый, кого она, утратив, отпустила, стараясь изо всех сил оставить его хотя бы в памяти.

Следом за отцом ей пришлось растаться и с братом. Спустя лет пять его заметил скаут Реала Мадрида, в которой перебрался Черешев через два года после ЧМ. Мама долго собирала, а после провожала Даниила в Испанию, пытаясь скрыть свои слёзы, попутно просила Дениса следить за ним, как за собственным ребёнком. После выпуска из академии брат перешёл в Манчестер Юнайтед. Общения катастрофически не хватло, нет, они, конечно, созванивались, но этого было безумно мало. Ездить в Англию было не очень удобно, а в Россию Акинфеев не приезжал уже лет семь.

Брат был вторым.

После она узнала подробности смерти отца и захотела стать врачом, чтобы подобного в футболе стало меньше. Она шла к своей цели, поступив в институт, где и встретила Николая.

Это была симпатия с первого взгляда. Они начали общаться, после дружить, а потом как-то неожиданно Коля предложил встречаться. Он красиво ухаживал. Дарил цветы, конфеты, водил на концерты, сеансы кино, в театры. Мама была счастлива за неё. Знакомые замечали, что она «похорошела на глазах», и интересовались причинами изменений. Потом был момент, когда они даже решили снимать квартиру вместе, благо денег хватало.

Они закончили институт вместе. И казалось, свадьба не за горами, а там как пишут в сказках «и жили они долго и счастливо, и умерли в один день». Но предложения руки и сердца не поступало, а время шло. А потом, кажется, на третьем году их отношений, она застала его с девушкой в квартире, что они снимали. Вспоминать об этом было до сих пор… Нет, не больно. Скорее не приятно.

— Как давно? — спросила она, глядя в стену напротив.

— Полтора года. — спокойно ответил Коля.

— А почему не растался со мной? Зачем вот вся эта драма?!

В ответ он лишь пожал плечами.

Нужно ли говорить о том, что после этого они больше не виделись? Правда дядя Артём тогда порывался «набить морду тому мудаку» Это была одна из безобидных угроз, что она услышала в адрес бывшего от Дзюбы. Хорошо хоть получилось уговорить оставить угрозы лишь угрозами. Но всё это не изменило одного факта.

Николай был третьим.

После этого случая, казалось бы, она должна была стать одной из самых ярых феминисток мира, но этого не произошло. Казалось, она должна была стать намного умнее, но это не произошло в большей степени. Она, конечно, не рвалась в любые отношения и стала лучше разбираться в людях. Но, видимо, этого было не достаточно. Ведь были и четвёртые, пятые, шестые… которые быстро приходили в её жизнь, а после также быстро уходили из неё. Съезжаться ни с кем из них она не решалась.

Кажется, после третьего неудачного ухажёра (пятого мужчины, что покинул её) все парни, которые на что-то претендовали, знакомились с дядей Артёмом. Он не пугал их, не угрожал, просто говорил, что если они просто так с ней «помутить», то лучше сразу искать кандидатуру получше. Дзюба заменил ей отца, как Черышев — брату.

Казалось, что она уже спустилась с небес на землю, но нет. Она всё также продолжала верить, что где-то найдётся мужчина, что останется с ней. Судьба продолжала давить, сгибать. Несмотря на это она продолжала улыбаться, радоваться жизни и работать в ЦСКА врачём. Жизнь пыталась сломать её, но она продолжала верить, что ещё встретит своего принца на белом коне.

========== Часть 2 ==========

«Сборная России впервые за двадцать лет решила принять участие Чемпионате Мира по футболу! РФС сделал официальное заявление, что у сборной пока нет тренера, но есть несколько расматриваемых кандидатур, среди которых эксперты выделяют Марио Фернандеса, Чемпиона Мира по футболу в составе Сборной России, Чемпиона России по футболу. Напомним, что Сборная России по футболу не принимала участия в крупных турнирах после ЧМ-2022 в Катаре, когда в финале вратарь Сборной РФ погиб после столкновения с игроком Сборной Бельгии. Что же наш ждёт? Неужели возвращение чемпиона на его чемпионский трон? Или это будет очередное возвращение-фиаско? Несколько игроков высказались на эту тему…»

— Я что-то не понял! Почему мы, твои верные друзья, узнаём о твоём крупнейшем повышении из прессы? — Артём «удачно» открывает газету, обозревающую мир спорта, чашка с кофе, принесенная официантом, оставляется на потом. Другие посетители начинают коситься на них, шикая. Эх, а он хотел всего лишь спокойно выпить бодрящего напитка в компании старого друга. Потом он бы аккуратно завёл тему о спорте, там дальше, понятное дело, о футболе, затем уже подобработанному Дзюбе рассказал бы о возможном повышении.

— Я ещё не принял окончательного решения…

— Я не понимаю чего ты сомневаешься… Ты прекрасный тренер. Тебе ведь сказали, что через год, после ухода Игнашевича, будешь главным тренером родного клуба! А тут такое предложение!

— Но это ведь не просто. Между тренером клуба и тренером сборной колоссальная разница! У меня не будет много времени на подготовку футболистов. Потом это просто ужасная и огромная ответственность. Боюсь это будет практически невыполнимо. Ещё и повышенное внимание прессы. И всё из-за того, что мы были Чемпионами.

— Нет, Марио — Артём с самым серьёзным и от этого таким редким выражением лица мотает головой, — Мы Чемпионы. И всегда ими будем. Что бы не произошло.

— Возможно, ты прав. Но это не меняет того, что придётся собирать сборную с нуля. — Марио придвигает к себе свою кружку, разглядывая улыбающийся смайлик из присыпки на пенке. Он всё больше начинает думать, что зря решил обсудить эту тему именно с Дзюбой, едва ли не единственным, кто был против роспуска РФС.

— Да. Начинать с нуля всегда сложно. Сначала будет тяжело: журналисты будут лезть куда только смогут залезть, болельщики будут ждать грандиозных побед, помощников у тебя будет не так уж и много для такого дела. Ещё тебе придётся искать лучших игроков едва ли не по всему миру. Но только подумай чем это станет? Ты станешь первым тренером после кризиса. У России вновь появится возможность стать великой футбольной державой! И это только первое, что приходит на ум. В конце концов, ты сможешь стать великим тренером, который определённо войдёт в историю — мужчина сверлит Фернандеса взглядом не трепящим возражений, после вспоминает о своей кружке с кофе, делает несколько глотков, предвкушая реакциию бразильца.

— Ладно. Я не хочу об этом говорить… — и мне не остаётся ничего, кроме того, как сдаться… — Как там Кристина, дети?

— О, они прекрасно. Я сделаю вид, что не понял, что ты очень неумело переводишь тему, и расскажу тебе один смешной случай, что произошёл в одном из моих центров, в который я зашёл позавчера…

Он только что вернулся домой, где его уже встречают любимые дети и не менее любимая жена. Они ужинают, обсуждая их домашние дела. Совсем редко могут быть затронуты проблемы на работе, ещё реже они обращаются за советом в областе профессии. Но Марио всё равно решает рассказать о разговоре с Артёмом и приглашении в сборную.

— Думаю, ты справишься. В крайнем случае, ничего страшного не случится, если Сборная России не пройдёт на первый Чемпионат за двадцать лет. Из Союза тебе не выгонят, и у тебя будет шанс расти вместе с командой. Вы начнёте побеждать. Вы сможете стать Чемпионами Мира! Это твой шанс.

— Мы уже были Чемпионами Мира.

— Да. Вы ими являетесь и сейчас. — Марио странно посмотрел на неё, но улыбнулся. Разговоры с ней или просто её присутствие делали его счастливым.

— Папа! — маленькая Евангелина бежит к двери и радостно обнимает отца. — Мама, папа приехал!

Голова Кати на мгновенье выглядывает из кухни, потом исчезает. В это время с радостным криком «Папа!» в прихожую прибегает и Даниил. Игорь всех обнимает, целуя в щёки. После проходит на кухню, оставляя спортивную сумку на полу. Там, на кухне, он целует уже жену. Она ставит перед мужем тарелку с ужином и садится напротив.

Затрагивать тему футбола она не хочет — они уже обговорили, что предстоящий Чемпионат Мира станет последним в карьере Акинфеева — поэтому Катя рассказывает Игорю о детях и школе. Ева подбегает к отцу похвастатся, показывая школьные прописи, следом за ней приходит и Даня. Игорь искренне радуется их успехам.Немного позже он садится на диван, собираясь посмотреть новости по телевизору перед тем, как пойдёт к детям. Но его планы прерывает Даниил.

— По телевизору сказали, что это твой последний чемпионат. Это правда? — спросил он, невинно глядя на отца.

— Да. Это правда.

— А потом мы все вместе поедем отдыхать?

— А потом мы поедем отдыхать. — соглашается Игорь и радостно обнимает сына.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Он почти ничего не помнит об отце. Почти всё, что могло вызвать улыбку на лице, было стёрто детской обидой. Он ведь обещал, что они будут проводить больше времени вместе. Он обещал. Смириться с тем, что Акинфеев-старший так и не стал проводить больше времени с ними, так и не получилось. Где-то на подсознании сидела детская и глупая мысль о том, что он их не любил.

Даниил встаёт с дивана и бредёт к окну во всю стену, по пути беря телефон и набирая номер сестры. В последнее время они стали созваниватся чаще. Из-за проблем Евы на личном фронте или из-за его желания помочь ей, возникшее только после накопления хоть какого-то жизненного опыта? Он не знает. Или может быть, причина в его частичном одиночестве? Частичном, ведь у него есть товарищи по команде, с которыми он хоть в огонь, хоть в воду прямо сейчас. Но с друзьями они ходят в кафе, клубы и прочие культурные и не очень места два-три раза в неделю. Чаще просто не получается: у абсолютного большинства уже есть своя вторая половинка или даже полноценная семья с детьми и всем полагающим. Кроме товарищей по команде есть ещё Джон.

Джон — его сосед, живущий этажом ниже. Он частенько сбегает к нему от своей чудной мамаши. Чудной от слова чудак, а не чудо. Такие побеги случаются два раза в неделю в субботу и среду. Акинфеев уже к этому привык, поэтому уже не неожиданного гостя ждёт маленькая выделенная комната, которая раньше была комнатой для гостей (которых и не было).

— Ева, — он слышит такое родное «Да» от сестры и продолжает, — как ты?

— Как обычно. Работаю, отдыхаю, работаю. Знаешь, Акинфеев, в таком ритме у нас полстраны живёт, не знаю, как там у вас в Англии.

— Вижу, ты в хорошем настроении. — он словно видит, как она пожимает плечами, говоря, ну, да, и что такого?

— Да. Ну, раз уж ты позвонил, то поздравляю с победой!

— Спасибо. Ну, расскажи, не появился ли очередной тайный поклонник?

— Господи, Даниил! Ты прям как дядя Артём! Я на работе, какие поклонники?

— Ну, тебе же уже оставляли цветы с записками-комплиментами.

— Я не буду спрашивать, откуда ты это узнал, хотя я знаю, что это был дядя Артём. Тебе что правда так скучно?

— Есть немного. Как ты догадалась? — этот вопрос только для того, чтобы продлить разговор как можно дольше.

— Акинфеев, тебе нужно девушку найти.

— Опять ты за своё! — эта тема уже неоднократно затрагивалась ими. Возможно, Ева и права, но признавать это Даниил не собирался. Гордость, всё такое. Да и нравилась ему холостяцкая жизнь. Живёшь спокойно, никто на мозги не капает, за исключением сестры и, изредка, Джона. Сам себе хозяин. Что может быть лучше?

— Не опять, а снова!

— Ладно-ладно. Давай забудем эту тему. Лучше скажи, как там мама? — он пытается поменять тему разговора без особой надежды на положительный исход. Но в этот раз Евангелина, видимо, не хочет сорриться, как было в прошлый раз.

— А у мамы всё просто лучше не бывает. Помнишь, я рассказывала тебе о нашем новом соседе? Так вот, он вчера заходил к нам на чай… — девушка произносит это таким тоном, будто сам факт того, что сосед приходил попить чаю, должен был заставить Акинфеева начать прыгать от радости.

— И что?

— С букетом цветов!

— Так это он твой тайнный поклонник?! Постой, ты же говорила, что новый сосед уже в возрасте!

— Да не для меня цветы! А для мамы!

— Ааа… Ну и что? — от разговоров с сестрой у него поднимается настроение, поэтому он просто не может не притвориться дураком, чтобы лишний раз позлить её.

— В смысле «ну и что»?! Он пришёл с букетом цветов! Для мамы! А ты «ну и что»?! — Ева собирается разразиться гневной тирадой, но неожиданно для Даниила догадывается о замысле брата. — Акинфеев! Перестань. Ой, — она резко замолкает, и пару минут из телефона раздаётся лишь тихое шуршанье, — кажется, Владимир Иванович пришёл.

— Владимир Иванович?

— Ну, сосед наш. Ладно. Я побежала. Не скучай!

— Да когда мне!

Она отключается, убегая встречать гостя, а он остаётся один. Но насладиться одиночеством и тишиной ему не даёт звонок в дверь. Это Джон. Тот самый Джон, добрый сосед, проживающий этажом ниже с чокнутой мамашей. Тот самый Джон, что сейчас стоит на пороге его квартиры с четырмя увесистыми сумками по две в каждой руке. Как только этот тощий парень дотащил их до сюда!

«Но сегодня ведь понедельник. Не среда и не пятница.» — проносится в голове Акинфеева.

— Привет, бро! — Даниил может лишь шокированно кивнуть, пропуская «бро» в квартиру.

Джон, не церемонясь, проходит, проедварительно сбагрив половину своих сумок другу, в отведенную для него комнату. Хозяин квартиры медленно идёт за ним, волоча сумки за собой.

— Что у тебя в них? — спрашивает он, с громким звуком опуская (читать, кидая) их на пол.

— Секрет…

— Джон! Ты же говорил никакой наркоты, контрабанды и прочей запрещённой ерунды у тебя нет!

— Так её и нет.

— Что же в сумках? — Даниил напрочь забывает спросить, почему друг свинтил от мамочки раньше наступления среды. Джон продолжает молчать. — Ладно. Хрен с тобой.

Марио, прийдя на работу, наконец разбирает документы. Немного подумав, берёт в руки телефон и набирает номер Ромы.

— Доброе утро, Марио! Не ожидал, что ты так скоро позвонишь. Уже подумал над предложением? — президент РФС выглядит удивлённым.

— Да. Я согласен стать тренером сборной.

========== Часть 3 ==========

«Футбол не стоит на месте. С первых дней его появления он развивался. Появлялись новые правила, новое обурудование, требования к игрокам, трененрам, арбитрам. Так и появился видео-ассистент. VAR используется и в 2040 году. Правда это не избавило футбол от споров, как ожидалось в начале. Но после долгих обсуждений во всех ведущих Лигах были приняты решения не отменять видео-помощь судьям. Конечно, пытались ввести и новые технологии. Но, к счастью ли к сожалению, они не прижились и канули в лету. Некой гарантией справедливости оставался VAR.»

Отрывок из статьи «История футбола», 2040 г.

— Роман Николаевич, почему именно Фернандес?

Он поварачивается, чтобы тяжёлым взглядом одарить свою помощницу. В смысле «почему Фернандес»?! У них разве есть кандидаты лучше? Почему тогда он их не видит? Неужели это и правда возраст? Он спрашивает у неё, что она имеет в виду.

— Ну, он же только в академии ЦСКА тренировал… — Светлана тушуется, в последнее время с боссом всё сложнее общаться, — Почему Вы не пригласили Сергея Игнашевича? Все же понимают, что это его последний сезон в клубе. У него есть опыт.

Роман продолжает странно смотреть на неё. Неужели она не понимает? Почему в последнее время ему нужно объяснять простейшие вещи? Почему никто не хочет сам покопаться в делах глубже? Или просто открыть, наконец, глаза!

Все считали его придурком, когда он решил возглавить Союз после ЧМ-22. Они считали его сумасшедшим после того, как он объявил о поисках тренера для сборной. И сейчас они смотрят удивлённо на его выбор. Хотя в первом случае он просто пытался спасти Союз от полного развала. Во втором — он просто увидел, что люди уже перестали горевать о вратаре. И болельщикам нужен этот турнир, нужна их собственная сборная. Ну, а что до третьего случая…

— Марио прекрасно подходит. Я не понимаю Вас, Света. Нам не нужно сразу гнаться за чемпионством. Наша задача — просто вернуться в этот турнир. А если мы возьмём Сергея, то болельщики будут ожидать великих побед, как всегда бывает после прихода известного тренера. А у Марио к тому же есть преимущество. Его… — Роман стучит ручкой по столу, переодически щёлкая ей, пытается сформалировать более верную фразу, но бросает эту затею и говорит как есть, — любит народ. Даже если мы не попадём на турнир, большинство спокойно переживёт это. Может быть даже посочувствует главному тренеру в лице Марио. Останутся только единицы, что продолжут кричать ругательства на матчах, писать гадости в соцсетях. Но они потонут в любви к Фернандесу. Теперь Вам всё понятно, Света? — он победно смотрит на девушку, что, кажется, шокирована.

— А он уже согласился?

— Да. Вчера вечером позвонил. Завтра после обеда подписываем контракт.

«РФС подписал контракт с главным тренером Сборной России, которым оказался Марио Фернандес, на два года. Напомним, что Сборная России будет бороться за попадание на Чемпионат Мира.»

— Ева! У тебя опять цветы? Как не зайду, постоянно новый букет в вазе. — Саша осматривает кабинет, усыпанный цветами, — Вау! Да ты можешь цветочный магазин открывать!

— И не говори! Уже не знаю откуда вазы брать.

— Хоть знаешь, кто этот поклонник?

— Если бы.

Она пыталась выяснить это. Приходила на работу раньше, уходила позже, старалась не покидать свой кабинет в течение всего рабочего дня. Но как не пыталась, узнать имя поклонника так и не смогла. Он умудрялся приходить раньше неё, проникал в кабинет в редкие мгновенья, когда её не было, и постоянно оставлял цветы. Много цветов. Так много, что она начала дарить их своим знакомым, подругам, маме. Последняя, кстати, до сих пор просила познакомить с «милым романтиком». Что романтичного в заваленном букетами кабинете, она понять не смогла.

— Неужели ни одной записки? — Сашка подходит к новому букету, появившемуся пока она ходила к автомату за кружкой капучино. Ева мотает головой. — Странно. Мог хотя бы стишки оставлять.

— Мог. Но не стал.

— Ты хоть догадываешься, кто это может быть?

Нет. Она не догадывалась. За несколько лет работы здесь к ней приносили цветы около пяти человек. Все они уже обзавелись семьями и остались её друзьями. Но этот ухажер был чересчур настырным. В клубе давно уже шутят на эту тему. Только эти шуточки не избавляют её от бесконечных цветов.

Евангелина садится за стол, интерсуясь самочувствием Саши. Он лишь отмахивается, мол, всё нормально, но под строгим взглядом присаживается на стул «для пациентов».

— Ну, вот. Уже лучше. Заживает, как на собаке. Вчера столько кровищи натекло, а сегодня… — Ева не договаривает, но всё и так понятно. После осмотра, она рекомендует, если станет хуже, приходить к ней, и отпускает Сашу на тренировку. Тот, послушно кивнув, уходит, махнув на прощание рукой и обещая зайти после тренировки.

После обеда к ней в кабинет выстраивается очередь из основного состава ЦСКА. Скоро матч, необходимо удостовериться, что все физически смогут учавствовать в матче. После смерти Акинфеева стало обязательным проходить перед матчами подробный осмотр у врачей клуба, чтобы исключить смерти на поле.

Отпустив последнего футболиста, Ева собирается сходить за очередной кружкой капучино, но её останавливает новый букет, появившейся из ниоткуда. Как только он умудряется оставаться незамеченным? Хотя с этими осмотрами такая суматоха поднимается, что нет ничего удивительного в том, что никто не заметил появление человека с цветами. Да, в этом нет ничего удивительного. Вздохнув, Евангелина всё-таки отправляется за капучино. Перерыв-то не резиновый, а ей ещё нужно посмотреть результаты осмотра и занести их Сергею Николаевичу.

— И снова привет! — Сашка, как и обещал, заходит после тренировки. Ева, не отвлекаясь от планшета, кивает ему. — Работаешь?

— Да вот. Просматриваю ваши данные. Через день игра. Нужно будет зайти к Игнашевичу. — она продолжает что-то вычитывать, изредка выписывая что-то на листок бумаги, лежащий на её столе. — Ой, слушай, пока не забыла. Вы там, в команде, точно не знаете, кто оставляет эти цветы?

Саша странно посмотрел на неё, потом отвернулся, задрав голову, чтобы видеть потолок.

— Нет. А почему ты спрашиваешь? — он старается задать вопрос как можно более непринуждённо, искренне надеясь, что девушка ничего не заметит.

— Да так. Просто сегодня после осмотра я нашла новый букет, вот и подумала, что вы просто прикрываете его.

— Нет. Что ты! — Ева пристально разглядывает, прищуриваясь, но после возвращается к планшету, пробормотав «Лааадно».

Через несколько минут она вскакивает со своего места и, сказав что всё сделала, уходит в кабинет тренера ЦСКА. После обсуждений некоторых вопросов с Игнашевичем возвращается за Сашей. Он часто подвозит её до дома.

Придя домой, она целует маму в щёку, здоровается с дядей Артёмом. Дзюба интересуется, кто подвозил её. Она, закатив глаза, отвечает как есть, мол, коллега, друг. Дальше начнётся допрос с пристрастием, если она не успеет скрыться в своей комнате. К счастью, ей это удается.

— С победой! — произносит один из футболистов Ливерпуля. Он пожимает ему руку, не особо запоминая лица, произносимые им и ему слова. Сейчас нужно просто пожать всем руки и отправиться в раздевалку. Там их ещё раз поздравит тренер с победой. Там он возможно снимет очередную историю для своих болельщиков. Там он покричит, порадуется с товарищами победе. А после он отправится домой.

— Даня, подойди, — просит тренер. Он обреченно закатывает глаза, но подходит к тренеру. — Молодец! Если бы не твоё спасенье в конце, не видели бы мы победы. Молодец!

Он улыбается, пропуская половину сказанного мимо ушей. Ему хотелось спать. Сейчас двенадцать часов ночи по Гринвичу. Завтра — или уже сегодня? — тренировка, которую перенесли на вечер. А ему ещё час ехать до дома.

— Такими темпами станем Чемпионами, — мозг улавливает последние слова тренера. Он хлопает его по плечу и уходит.

Позже в раздевалке он и правда снимает пару смешных историй для болельщиков. Прыгает, выкрикивая что-то несуразное, с товарищами. Отбивает «пять» вратарю, защитникам и отправляется вместе с ними праздновать победу в клуб.

Утром раскалывается голова, но это практически не мешает (если не считать два удара о косяки дверей и поцелуй с полом) дойти до душа, чтобы смыть с себя остатки прошлой ночи. Выйдя в гостинную, он видит спящего на диване Джона и шумящий телевизор, проработавший всю ночь на пролёт.

— Вставай! — он тихонько легает Джона, который вяло принимает сидящее положение. Даниил плюхается на освободившуюся часть дивана, прислонившись головой на плечо соседа. Он предпринимает ещё несколько попыток разбудить Джона, пытаясь сам не заснуть. Спустя несколько минут он всё-таки засыпает.

— Дан! Вставай! Я жрать хочу, а у тебя в холодильнике даже мыши сдохли!

— Сходи в этот, как же там по-английски, в магазин, короче! И вообще дай мне поспать. — бормочет он на английском, пытаясь собрать крохи сна.

— Дан, у меня денег нет. Вставай, бро! Хватит дрыхнуть! — он окончательно просыпается от падения на пол. Пару минут орёт русским матом на ничего не понимающего Джона, но отправляется в магазин.

После готовит что попроще на кухне, ставит тарелку перед соседом и отправляется обратно на диван. На журнальном столике возле него лежат новые выпуски газет. Он вяло бегает глазами по строчкам, ещё не проснувшийся мозг отказывается воспринимать какую бы то не было информацию. Спустя несколько минут он вспоминает, что забыл сдачу в магазине, но идти за ней уже бессмысленно, поэтому Акинфеев возвращается к газете.

Там в принципе ничего нового не пишут. Очередная победа ЦСКА в матче Лиги Чемпионов. Даниил думает, что нужно будет позвонить сестре, поздравить. Дальше пишут про Сборную России, которую возглавил Фернандес. Даня вспоминает этого оптимистичного человека и не понимает выбора РФС. После он читает подробный разбор их вчерашней игры. Но дочитать ему не даёт Джон, который с непонятным скрежетом тащит одну из своих сумок к выходу.

— Что переезжаешь? Так быстро? — Акинфеев ехидно смотрит на друга. Тот растерянно поднимает голову, глядя на него.

— Ха! Размечтался! Я скоро вернусь.

После он уходит, везя свою сумку по полу. Даниил усмехается, продолжая читать газету.

Марио устало приходит домой после очередного матча. Завтра у него вылет в Германию на матч ЦСКА — Бавария. Нужно будет посмотреть на игроков. На тех, кто возможно попадёт в сборную. РФС выслал список футболистов, к которым стоит присмотреться. После матча ЦСКА он начнёт работу со списком. А пока у него и без этого дел по горло.

На следующее утро он отправляется на игру смотреть игроков. В перерыве между таймами он успевает изучить список. Некоторых игроков он приметил бы и без списка, а некоторых не взял бы даже под дулом пистолета. Больно нужны ему в команде скандалисты. Листок бумаги с фамилиями футболистов рвётся на куски и выбрасывается при первой же возможности.

Он продолжает ездить по матчам, смотря на игроков и их работу с мячом и без него. Совсем скоро он построит сборную. Совсем скоро.

========== Часть 4 ==========

«Стал известен состав Сборной России! Почему в список не попал Даниил Черышев?»

«Сенсация! Лучший ценральный защитник Европы не попадает в сборную! Просто не достоин, или этому есть другие причины?»

«Защитник «Манчестер Юнайтед» не попал в сборную!»

«Не нужны стране! Топ-20 футболистов высшего уровня, которые не попали в сборную.»

— Сколько можно?! — Акинфеев бросает газеты на пол, а телефон со статьями на диван и ходит из угла в угол, ругаясь.

— Ты чего? Ну, подумаешь в сборную не взяли. Ты же сам говорил, что не хочешь в ней состоять. Говорил ведь?

— Говорил! Но это другое! Я лучший центральный защитник этого мира! Как они смеют не принимать меня в сборную? Как?!

— Да успокойся ты! Дан! — Алекс пытается его успокоить, правда безуспешно, но пытается.

Они собрались посидеть у него дома. Поболтать и заняться тем, чем занимаются все друзья. Выпить пива за просмотром футбола. Дернул же чёрт его зайти в соцсеть.

«И ведь не поленились прислать эти жалкие статейки!»

— Ты предлагаешь мне успокоиться?! Вы не понимаете. Вас-то в сборные позвали.

— Но ты сам говорил, что никогда не станешь играть за сборные? — Алекс уже просто на автомате продолжает пытаться успокоить Даниила.

Акинфеев смотрит на друзей, на газеты, на телефон, что прилетел прямо на ноги Хосе, который теперь увлеченно читает одну из тех жутких статей. Алекс продолжает скептически смотреть на него, а Франциско уже потерял интерес к работающему телевизору и предвкушающе следит за его действиями. Они думают, что он продолжит нарезать круги по комнате, пылая праведным гневом. Если бы он не заметил это их ожидание, он бы так и сделал.

— Неужели успокоился? Я думал, на это понадобиться полчаса. Теряет хватку, — шепнул Франс, наклоняясь к Алексу и странно поглядывая на Даниила, что сел рядом на диване.

— Угу. Нам повезло сможем посмотреть второй тайм игры.

Они расслабляются, устремив взоры на экран телевизора. Даня продолжает куксится, бубня что-то непонятное себе под нос. Сопатеро всё ещё изучает статью на телефоне обиженного защитника.

— А вы знали, — произносит Хосе, — что такой великий игрок, как Итан Мур ни разу не вызывался в сборную? А ещё ты, — он головой указал на Акинфеева, — на третьем месте в этом списке.

— Неужели? А чего не на первом?!

— Ну, у Мура было больше шансов попасть в сборную США, по сравнению с твоими шансами.

— Что?!

— Хосе!

— Луис!

— А что?

— Он только успокоился! — Алекс и Франциско прожигают дыру в Луисе, пока Акинфеев возобновляет своё гуляние по комнате и активное размахивание руками.

— Марио! Ну, почему ты не хочешь взять Акинфеева? — Рома устало смотрит на Фернандеса. Со стороны это похоже на разговор родителя с ребёнком. От такого сравнения президент РФС чувствует себя ужасно неловко.

— Потому что… — Марио думает, как ответить, — он пару месяцев назад делал официальное заявление, что не будет представлять сборную.

Широков смотрит на него, задумавшись, после кивает и вспоминает о конференции. Ещё пытается вспомнить не забыл ли он сказать о ней Фернандесу.

— У нас конференция через полтора часа. Мы с тобой ответим на вопросы журналистов и продолжим обсуждение.

Они выходят из душного офиса. Москва в такую погоду давит своими высотками, душит запахами выхлопных газов и дымом вездесущих курильщиков. Бесконечный поток автомобилей в такие дни совсем не предаёт городу прекрасный вид. От него болит голова, тогда машины двигаются быстро, не останавливаясь, и иногда уши, тогда на дорогах образуются пробки, которые кажутся ещё более бесконечными, чем река из автомобилей. Марио с интересом разглядывает авто Ромы.

— В том месяце купил, — хвастается он и садится на заднее сиденье. Там же, сзади, размещается и бразилец. На месте водителя сидит шофёр. Он сухо кивает на приветствие своего босса. Пока они едут в салоне играет что-то из двадцатых годов. Фернандес узнаёт пару треков, но не подпевает в отличии от Ромы.

В здании, где решили провести конференцию, тоже душно. И даже стоящие на каждом углу кулеры с водой не помогают избавиться от возникающей жажды. Вентиляторы и кондиционеры тоже не справляются со своей задачей. В холле к ним подбегает миловидная блондинка на шпильках. Она приводит их в зал, где и пройдёт общение с журналистами. Они заходят в какую-то камокурку, которая, вероятно, нужна для подготовки к конференции.

Выглядывая из-за двери, Марио видит как зал медленно наполняется журналистами, фотографами, операторами и другими представителями СМИ. Когда их им говорят, что можно начинать, они выходят, здороваясь со всеми, а после присаживаются за стол. Рома тут же поправляет свой микрофон так, чтобы ему не приходилось сильно наклоняться. Бразилец, надев устройство для перевода, ожидает начала. Наконец администратор сообщает, что можно начинать. Президент РФС сначала рассказывает о чём-то, касающемся работы Союза. Он не готовил речь, поэтому сочиняет на ходу. После Широкова администратор просит журналистов задавать вопросы.

— Почему в состав не попал Даниил Черышев? — спрашивает мужчина в очках с первого ряда.

Роман переглядывается с Марио, думая, что на вопрос ответит тренер. Он, поняв, что вопрос его, налоняется к микрофону и собирается ответить на него, но после нескольких слов понимает, что микрофон не работает. Администратор, заметно побледнев, просит помощников проверить что там с ним не так. Они, не менее испуганные, приводят микрофон в рабочее состоянее. Пока Фернандес не начинает отвечать на вопрос, все слышат, как администратор ругается на своих подчинённых.

— Почему он не попал в состав? Потому что им было сделано заявление, что он не желает представлять какую-либо страну.

Журналисты, шурша листочками, записывают ответ тренера. Более смекалистые просто записывают всё на диктофон. Администратор, поняв что это был конец ответа, интересуется есть ли ещё вопросы.

— Но он же лучший центральный защитник Европы! — возражает всё тот же мужчина в очках. Роман, отвлекая себя от задумчивости, предполагает, что он из Англии. Там Акинфеева любят, поэтому так всполошились, что он не попал в сборную.

— Верно. Кто же будет играть в центре защиты? — интересуется на русском брюнетка, сидящая рядом с мужчиной в очках.

«А вот и наши проснулись, » — думает Широков.

— У нас есть Александр Гарсиа.

После им задают ещё несколько банальных вопросов, на которые они уже устали отвечать. Когда конференция заканчивается, администратор извиняется за тот случай с микрофоном и провожает их до выхода. Они возвращаются в свой офис. От обсуждения состава сборной разговор постепенно переходит к обсуждению Даниилы Акинфеева.

— Кстати, а ты не знаешь, почему они все его Черышевым зовут? У Дениса ведь сыновей не было, только дочки. — интересуется Роман, когда Света приносит им по кружке кофе.

— Я не вдавался в подробности. Но там, кажется, просто перпутали. Видишь ли, когда Даня только переехал в Испанию, там никого, кроме Черышева, он не знал. Ну, а Денис тоскался с ним, как с собственным сыном. Пристроил в академию «Реал Мадрида», тот и учился на испанском футболе. Даже за основу поиграл. Но потом уехал в «МЮ». Не знаю как так вышло, но там, в Испании, а дальше и в Англии, не знали его фамилию. Не знаю почему они просто не спросили. Хотя, может быть и спрашивали. Я не знаю как там всё было. Но итог один. Даня теперь носит фамилию Черышева. И многие болельщики уверены, что он его сын.

— Но почему никтоне опровергает это?

— Не знаю, — Марио пожимает плечами, — Тогда не до этого было. Даниил ненавидел всё, что связывало его с отцом. Сейчас-то он почти смирился. Ну, это так Денис говорит.

— Вы с ним часто общаетесь?

— Раза два в неделю. Он работает, да и я по горло в делах.

— И о Дане говорите?

— Иногда. Денис не любит, когда ему напоминают, что Даниил сбежал из Мадрида в Манчестер.

Они ещё немного разговаривают на отвлечённые темы, после, вспомнив о работе, обсуждают отбор на Чемпионат Мира.

— А я тебе говорила, что та фразочка тебе ещё аукнется. — Ева произносит это настолько обиженным тоном, что Акинфеев думает, что сестра расстроилась больше него.

— Да какой теперь смысл от того, что ты мне говорила три месяца назад? Лучше скажи, что теперь делать?

— Смириться.

— Очень смешно. Я к тебе за советом, а ты… — он смотрит на играющих в новую FIFA-40 друзей

— Да ладно. Просто позвони Марио и скажи: «Марио, я хочу играть за сборную. А тогда, когда говорил про то, что не хочу быть в национальной комнаде, был измотан игрой и не совсем соображал что мелю». Всё просто, Акинфеев.

— Ага. Элементарно! — ему совсем не нравится идея звонить тренеру, чтобы оправдываться.

— Ну, чем тебе это не нравится? Самый простой вариант из всех! Даже ты справишься.

— Нет. Это будет выглядеть глупо! К тому же, у меня нет его номера!

— Что? Акинфеев, не тупи! Братец, ты ведь лучший защитник! Неужели ты не хочешь играть за сборную? — он молчит.

— Перестань! — Даниил не может придумать что-то, что сможет переубедить его сестру, поэтому повторяется, — У меня нет его номера.

— Возьми у дяди Дениса! Дядя Артём говорит, что они созваниваются между собой.

— Денис до сих пор…

— Дуется, что ты из Испании сбежал? Боже, как с вами, футболистами, сложно!

— Я не бежал! — он пытается возразить, но Ева его не слушает.

— Просто поговри с ним. Скажи что хочешь играть за Россию. Он поймёт. Всегда ведь понимал.

— Но я не хочу быть таким, как он…

— Ты перешёл в команду, куда должен был перейти отец, и говоришь, что не хочешь быть как он! Пообещай, что поговоришь с Марио.

— Что?

— Пообещай.

— … Хорошо. Обещаю.

— Что?

— Что поговорю с Марио о сборной.

— Молодец! Ну, и стоило трепать всем нервы, чтобы в итоге сдаться? Ладно, мне пора. Пока! Через два дня позвоню и спрошу!

========== Часть 5 ==========

Комментарий к Все права на жеребьёвку Чемпионата Мира принадлежат FIFA. Всё это только ради сюжета. Автор не получает никакой выгоды от этого. Все совпадения, если они будут, случайны.

— Ты уверен? — спрашивает она, с надеждой заглядывая в его глаза. Игорь кивает. — Я думаю, дети будут рады. Они так давно хотели съездить куда-то всей семьёй.

— Да. После Чемпионата мы будем проводить больше времени вместе. — Акинфеев подходит к ней, обнимая.

Они стоят так всего лишь несколько минут, но они кажутся им часами. Как долго она ждала, что он решится на это. Тема карьеры затрагивалась ими неоднократно, и лишь сегодня она была закрыта. Конечно, она разделяет лёгкую печаль мужа, но гораздо сильнее чувство радости от того, что совсем скоро у него будет больше времени на семью.

— Завтра последний матч за клуб? — она отходит, чтобы положить тарелки с ужином на стол. Игорь, несколько секунд подумав, кивает. — Может быть нам с детьми поприсутствовать на нём? Им нравится смотреть, как ты играешь. А скоро такой возможности не будет.

— Да. Было бы прекрасно.

О пропуске на трибуну для VIP-персон договриться будет не трудно. Дети точно обрадуются: они так долго не были на матчах своего отца, а тут ещё и последний в карьере. Она улыбается и, встав, уходит проверить, сделали ли дети уроки, и может быть помочь с решением нескольких задач. Он остаётся на кухне, но немного позже присоединяется к ней и помогает Дане, пока она смотрит тетрадь Евы.

— Мама, я пришла! — кричит Ева, закрывая дверь, — Ой, Владимир Иванович, здравствуйте! — сосед и мама приходят в прихожую. Евангелина целует маму в щёку и замечает, что Владимир Иванович одевается. — А Вы что? Уже уходите?

— Да. Засиделся я у вас. До свидания, Катя, Ева! — он наклоняет голову, прощаясь, и уходит.

Ева смотрит на маму, ожидая каких-то коментариев, рассказов. Катя решает не замечать молчаливую просьбу дочери и просто интересуется, как прошёл день, уходя на кухню. Девушка идёт следом за ней, всё ещё ожидая чего-то такого, что произведёт фурор. Матери надоедает этот голодный до подробностей чьей-либо жизни взгляд, поэтому она надеется исправить это тарелкой пасты. Но это, к несчастью, практически не помогает.

— Ну, чего ты смотришь на меня, как котёнок на рыбку?

— Зачем он приходил? — тараторит она, отвлекаясь от трапезы.

— Соли попросить. — Еве этот ответ не нравится, поэтому она задаёт вопрос ещё раз, — Просто зашёл, мы попили чаю с тортиком и всё. Ну, перестань на меня смотреть так. Ничего из того, что ты себе напридумывала, нет.

— Ой, конечно. Так я тебе и поверила. Сначала цветы, потом чай с тортиком. Что дальше? Под венец? В ЗАГС?

— Ева, какие мои годы? Что ты говоришь? Какой ЗАГС?

— Мама, вот все вы так говорите, а потом успевай купить подарок.

Катя устало закатывает глаза, но, посчитав тему закрытой, интересуется жизнью сына. Евангелина тяжело вздыхает, кратко рассказывает суть вещей, без подробностей. Мама удивляется, и Ева видит, что у неё уже появились вопросы, но Катя продолжает слушать, не перебивая дочь. Когда девушка замолкает, она всё-таки задаёт интересующий её вопрос.

— Он поговорил с Марио?

— Не знаю. Завтра после обеда ему позвоню.

Катя кивает, довольная ответом, встаёт, забирая тарелку со стола, и отправляется мыть посуду. Ева предлагает свою помощь, но мама отмахивается, не отвлекаясь. Пожав плечами девушка отправляется к себе в комнату.

Он, ковыряя спинку дивана, думал, стоит ли ему позвонить Денису, когда в квартиру вполз уставший, потрепанный, с взлохмоченными волосами и в поношенной одежде Джон с пустой сумкой в руках. Несмотря на такой несчастный вид выглядел он очень даже счастливым. Даниил, увидев друга, и думать забыл про разговор с сестрой и Денисом. Джон просеменил к многострадальному дивану и уселся на него.

— Что случилось?

Джон удивлённо посмотрел на него, ответив, что всё лучше не бывает. Но присмотревшись, Акинфеев понял — бывает. Скомканная сумка, что сосед бросил рядом с диваном, казалась такой маленькой, что при взгляде на неё начинаешь недоумевать, как Джон смог напихать в неё всякой всячины, сделав из неё объевшегося питона.

— Слушай, если у меня из-за этих сумок будут проблемы, я не посмотрю на то, что мы с тобой друзья. Имей это в виду. — вспомнив, что так и не узнал содержимого этих гигантских сумок, произнес Даниил.

Джон, попялившись на него минут пять, медленно и несколько неуверенно кивнул. После уставился в потолок, задумавшись о чём-то своём. «Наверное это как-то связано с сумками, » — подумал Акинфеев. Молчание затягивалось, из-за чего в голову возвращались мысли о том, что ему нужно поговорить с Черешевым. Думать об этом ему не хотелось, поэтому он искал возможность прервать молчание.

— Где ты пропадал?

— Ты что? Скучал по мне?

— Нет, просто подумал, что ты съехал, оставив мне своё барахло, и выкинул оставшиеся сумки.

Услышав это, Джон подпрыгнул, испугав Даниила, в несколько шагов долетел до своей комнаты, проверяя наличие сумок.

— Да ладно тебе. Я пошутил. Чего ты перепугался-то?

Сосед устало побрел обратно, злым взглядом прожигая Акинфеева. Даниил удивленно посмотрел на друга, что плюхнулся на диван, закинув ноги в сырых ботинках на подлокотник.

— Поставь ботинки сушиться. — попросил футболист, но его просьба была проигнорирована. — Ты что обиделся? Серьезно?

Махнув на Джона рукой, он отправился на кухню. Там он попытался что-то приготовить из оставшихся после посиделок с друзьями продуктов. Он хотел было позвать Джона, но вспомнил, что тот вроде как обижается, и передумал, но тарелку для друга оставил на столе. Джон, обутый в купленные Даниилой тапочки, пришёл сам, когда Акинфеев доедал свою порцию. Он всё ещё дулся, но футболисту не было до этого дела. Обиженный друг уселся напротив и с хмурым лицом приступил к своей тарелке.

— А ничего более съедобного не было? — спросил он тоном, каким ребёнок разговаривает со своими родителями после того, как они не купили ему игрушку, которую тот так долго ждал.

— У меня на выходных друзья были. Уж прости, всё что нашёл. Но ты всегда можешь проявить инициативу, купив продукты и приготовив кулинарный, я не сомневаюсь в этом, шедевр.

Джон посмотрел на него своим злобным и обиженным взглядом, но Акинфеев успешно его проигнорировал. Между ними вновь воцарилась тишина. Молчание нервировало и давило на нервы. Джон продолжал дуться, что наводило на мысли, что Даниил обидел его серьёзно. И хоть обидеть серьёзно его могла любая мелочь, легче от этого не становилось. Акинфеев чувствовал себя виноватым. От скользкого и ужасного чувства вины становилось противно и неловко.

— Ты всё ещё обижаешься?

В ответ лишь молчание. Может быть он и не обижался, а просто хотел поиграть на нервных клетках Даниила. Но для Джона это было несвойственно. Он если и играл на нервных струнах Акинфеева, то делал это без злого умысла. Эти размышления приводили к не утешительному выводу. Обиделся.

— Ой, да брось! Я бы ни за что не выбросил ни одной твоей вещи. — Джон картинно посмотрел в потолок, продолжая молчать. — Ну, чего ты хочешь?

Он прекрасно понимал, чего ожидает друг. Этим всё кончалось каждый раз, когда он обижался. Даниил знал, что этим всё кончится и в этот раз, но продолжал наивно надеяться и искать другие возможные выходы из этой дурацкой ситуации. Но ни один из потенциальных выходов не помогал.

— … Прости…

Джон удивлённо посмотрел на Акинфеева, но улыбнулся. «Фух, простил, » — подумал футболист. Джон предложил пойти поиграть в FIFA, а он и не был против.

Он вновь заходит в его кабинет. В последнее время этот кабинет он видит чаще, чем свой собственный. Это было бы несколько парадоксально если бы не участие в отборе на Чемпионат Мира. Несколько дней назад прошла жеребьевка. Сборная России попала в группу Е. Среди соперников у неё Швейцария, Андора, Молдова, Чехия, Казахстан.

Церемония проходила в стране-хозяйке Испании. Ведущими были Чемпион Мира 2018 года Антуан Гризманн и какая-то испанская телезвезда. Во время пауз выступали испанские хореографические коллективы, певцы из разных стран. Он лично встретил нескольких знакомых и друзей. Он даже успел перекинуться несколькими фразами с ними до начала Жеребьёвки.

Вернувшись в Россию, они уже знали своих соперников. И, возможно, уже выстраивали тактику команды у себя в голове. На следующий день они собрались в кабинете Широкова обсудить их планы. И с того самого злополучного дня он буквально не выходил из его кабинета. Интерьер помещения уже так стоял перед глазами, что он едва припоминал свой собственный кабинет. А лица тренереского штаба уже приелись, что он едва помнил собственную внешность. Хотя это, конечно, преувеличение в каком-то смысле. Но вот его любимая жена забеспокоилась о его самочувствии.

— Что сегодня на повестке дня? — спрашивает Рома, когда все собираются.

Он, кажется, тоже сильно устал. Возможно даже тоже ненавидел уже свой кабинет и лица каждого из здесь присутствующих. Они уже второй день не могут договорится насчёт состава сборной. Когда Роман Николаевич прикрикивал на них, как на провинившихся школьников, им всем казалось, что они, наконец, договорились. Но уже спустя десять минут споры возникали вновь.

Большим подспорьем в составе стал Даниил Акинфеев (Черышев). Насчёт фамилии эти взрослые дядьки спорили минут пять точно. Многие считали, что не взять в сборную лучшего защитника Европы — самая ужасная ошибка, что они могут совершить. Другие уверяли, что у них есть Гарсиа (о гражданстве которого тоже возникал спор). Вчера Широкову надоели эти глупые споры, впрочем как и всем вокруг, и он предложил играть с двумя центральными защитниками. Эту идею обсуждали, как все предшедствующие вместе взятые.

— Итак, значит определились. Свяжитесь с Акинфеевым, — Роман замечает несколько неодобрительных взглядов и добавляет, — Черышевым завтра.

После он выдыхает, убедившись что никто не возмущается, в душе празднуя маленькую победу. Светлана, сидящая в приёмной, начинает беспокоиться, когда второй час не слышит споров из кабинета шефа, но вскоре просто возвращается к своим делам. Тренерский штаб, наконец, приступает к обсуждению тактики на предстоящие матчи.

— Ну? Ты поговорил с дядей Денисом? — Ева помнила, что собиралась звонить завтра. Но сегодня ей стало скучно, и она уже успела дочитать книгу, посоветанную мамой, пообщаться с Сашкой и просто поваляться на кровати, а для того, чтобы лечь спать, ещё слишком рано.

— Нет. Ты же говорила, что спросишь через два дня?

— Говорила. Я и завтра позвоню. А почему не поговорил? — она пытается зацепиться хоть за что-то, чтобы продолжить разговор.

— У меня выдался тяжелый день. — он понимает, что сестра ожидает подробностей, поэтому продолжает, — поссорился с Джоном, пришлось просить прощения, потом сбегал в магазин за продуктами, потому что вчера у меня были друзья. Эмм… Всё?

— Ладно. Поговори с ним завтра. Я уверена, он тебе не откажет. А ещё тебе бы не мешало хоть иногда звонить маме. Она за тебя волнуется. О твоей жизни узнаёт лишь от знакомых. Тебе не стыдно?

— Слушай, Ева. А ты чего мне на ночь глядя нотации читаешь?

— Мне просто скучно, Дань. — вздыхает она, растроенная тем, что её разоблачили.

— Хех, тебе нужно найти парня.

— Акинфеев!

— Что у тебя уже кто-то появился, а я не в курсе? — он слушает подозрительную тишину несколько минут, после чего собирается уточнить, почему она молчит, но Ева прерывает молчание.

— Я…

Акинфеев удивленно смотрит на телефон. «Наверное, связь оборвалась,» — думает он перед тем, как лечь спать.

========== Часть 6 ==========

«У тренера «Манчестер Юнайтед» и защитника Даниилы Черышева произошёл конфликт! Игрок не пожал руку тренеру после того, как был удалён с матча с «Манчестер Сити» в Чемпионате Англии. Дьяволы одержали победу со счётом 3:1…»

Он приходит в спортзал, потому что тренер отстранил его от тренеровок, чтобы не мозолил глаза. На прошлом матче он получил красную. Грубый фол против соперника и споры с арбитром принесли ему по одной желтой. В обоих случаях будь он хоть на немного более терпеливым — сейчас бы не сидел в этом чёртовом зале! Но нет! Это же Даниил Акинфеев, он не может обойтись без пяти удалений за сезон! На этой почве он нагрубил тренеру, нескольким одноклубникам. Никто из них не держит зла на него, но тренер решил, что его нужно проучить. Всё равно Манчестер идёт на первом месте в Чемпионате, а это значит, что на итогах сезона это не отразится серьёзно.

Он стелется в подкате, но опаздывает, ногами пронзая ногу соперника вместо мяча. Судья тут же останавливает игру, подбегая к нему вытаскивает карточку. Даниил пытается доказать, что хотел сыграть в мяч, но его уговоры всё равно ничего не меняют. В перерыве его просят «обойтись без глупых фолов». Он кивает, обещая попытаться.

Спустя двадцать минут после перерыва он опять останавливает соперника, но без фола. Арбитр же останавливает игру, смотря на корчащегося игрока. Акинфеев подбегает к «пострадавшему» и помогает ему встать, но тот отмахивается. Из-за этого защитник грубо спрашивает, какого чёрта тот творит?! Судья тут же возникает рядом, оттесняя его от соперника и предупреждая его, что в следующий раз он увидит жёлтую. Даниил пытается донести до него, что он не нарушал правила, это соперник приукрасил падение. Но спустя несколько мгновений он всё-таки видит карточку перед своими глазами. Сначала желтую, затем красную.

Некоторые товарищи, особенно защитники и вратарь, пытаются его хоть немного подбодрить. Но он лишь огрызается, посылая их куда подальше, и медленно бредёт в подтрибунное помещение. По пути тренер протягивает ему руку, но он посылает и его. В подтрибунном помещении он медленно остывает. А после игры от безысходности и осознания собственной неправоты подходит к тренеру извиниться. С той же целью он подходит к одноклубникам.

— Да ладно тебе. Мы поняли, что ты был не в себе. Ты мог себя не утруждать, извиняясь, — ответил ему Алекс.

Но на следующий день, когда он подошёл к тренеру, тот объявил, что он проведёт несколько тренировок в зале. Это было для него ударом. Оскорблением. Как это он… и в зале! Хотелось вновь нагрубить, но он смог не делать этого.

— Тебе нужно остыть. Привести себя в порядок. Позанимаешься в зале три тренеровки. К тебе будет заходить Джастин и проверять, что ты действительно занимаешься, а не отлыниваешь.

Хоть Акинфеев и пытался уговорить тренера отменить наказание, все его попытки были проигнорированы, и ему ничего не оставалось, кроме того, как пойти в спортзал.

Он садится на велотренажер, тут же начиная крутить педали. Недавно заходил Джастин. Посмотрел, убедился, что он занимается, и убежал. Он прибегал каждые пятнадцать минут, просовывал свою кудрявую голову в дверной проём, находил взглядом Акинфеева, кивал и исчезал. Даниил не понимал, зачем Джастин убегал, возвращаясь. Он хотел было спросить у него, но не успевал. Впрочем, беготня Джастина его никак не касалась.

В пустом зале, переполненном различными тренажерами, он чувствовал себя ужасно. Спустя полчаса первой тренировки он начал считать себя одиноким, хотя прежде никогда так не думал. Музыка, которую он включил, чтобы было хоть на немного веселее, совсем не справлялась со своей задачей. Светлые стены, угнетая, ассоциировались с больницами и различными лечебницами. Высокий потолок заставлял себя чувствовать маленьким, даже иногда никчемным, человеком. После первой тренировки Даниил долго не мог уснуть. На следующий день он попросил тренера отпустить его обратно или дать ему какого-нибудь человека, чтобы он не рехнулся или не поехал крышей, хотя это одно и то же. Но был грубо отправлен на тренеровку в одиночестве в ставший ненавистным спортзал.

А ещё в зале плохо думалось. Вернее, хорошо думалось о плохих вещах. Так он принял решение, что ему просто необходимо позвонить дяде Денису, маме и обязательно сестре. Причем сделать это нужно в ближайшее время. Может быть это решение и неплохое, но от атмосферы, нагоняемой спортзалом, всё казалось просто ужасным. Он меняет тренажер, одновременно с этим набирая номер дяди Дениса. Тот отвечает после третьего гудка. Они недолго разговаривают о жизнях друг друга, пока Акинфеев не интересуется номером Фернандеса.

— А зачем он тебе? — Даниил был уверен, что Черышев сейчас щурится, улыбаясь.

— Мне нужно с ним поговорить. Я знаю, что ты догадался зачем, поэтому не хочу озвучивать причину.

— Я скину тебе смс-кой. Как ты там, в Англии? Слышал, что у тебя конфликт с тренером. Это правда или журналисткие выдумки?

— Отчасти. Я просто вспылил и теперь отбываю наказание в зале. — он не хотел обсуждать это, но ему нужно было отвлечься от мыслей утопленников перед их последним прыжком. А именно такие мысли нагонял зал.

— Из Испании уехал, а терпеливее не стал. — произносит Денис, и Акинфеев видит в этом укор.

— Да брось! Денис, ты всё ещё…

— Нет, я не обижен, что ты уехал из лучшего клуба Европы. В конце концов, это твой выбор и твоя жизнь. Я не имею никакого права тебе указывать где тебе следует играть и как.

— Если бы не обижался, то не говорил бы так. — замечает Даниил, но потом переводит тему, интересуясь жизнью Черышева и событиями Ла Лиги.

Они разговаривают ещё около получаса, а после к нему на телефон приходит сообщение с номером Фернандеса. Акинфеев долго смотрит на экран телефона, размышляя стоит ли звонить сейчас или лучше сделать это вечером. В итоге откладывает телефон до вечера, возвращаясь к тренировке и теперь не замечая давящей атмосферы спортзала. В проеме появляется кудрявая голова, Даниил поднимает руку, приветствуя Джастина, но тот уже скрылся за дверью.

Он возвращается в свой кабинет из кабинета Широкова. Сегодня они снова собирались обсуждать тактику. Правда теперь их обсуждения выглядели более спокойными, чем раньше. Собственный кабинет встречает его приятной прохладой из-за открытого почти настежь окна и работающего кондиционера. Он подходит к деревянному столу, закиданному различными документами. Никто другой ни за что не найдет необходимый листок бумаги, в отличии от него: он мог найти его даже с закрытыми глазами. Правда захламленным этот стол бывал только до обеда: в обед он приводил его в порядок, чего не успевал делать в рабочее время из-за беготни по кабинетам.

Он смотрит в окно и думает, что стоит всё-таки закрыть его, чтобы не замёрзнуть. После того, как оно оказывается закрытым, к нему стучится Светлана и просит зайти к Роману Николаевичу. Марио удивляется, но откладывает уборку стола до лучших времен и выходит из кабинета. Рома уточняет у него какие-то детали предстоящего матча с Чехией. После Фернандеса отпускают домой, чему бразилец очень рад: из-за работы он стал реже общаться с детьми и женой. Все мысли были только о предстоящих матчах и об ответсвенности, что легла на его плечи.

Ещё где-то в голове торчала мысль о том, что всё-таки нужно поговорить с Акинфеевым. Потому что Гарсиа Гарсией, а защитники в сборной всегда нужны. Он подозревает, что журналисты наверняка раздули скандал из-за того, что Даниил не попал в сборную. Кажется, об этом им ещё пресс-секретарь говорил, он не сильно вдавался в это болото СМИ.

Пока он стоит в пробке, решает позвонить Дзюбе и договориться о встрече на второй день после матча с Чехией. Артём рад, что им удастся встретиться. Но поговорить по телефону им не суждено, потому что у Дзюбы какая-то важная встреча по поводу открытия очередного фитнес центра. Пробка, словно назло, не желает исчезать мановением палочки инспектора ГИБДД. Там, видимо, какая-то авария. Но к счастью, вскоре он прощается с затором на дороге и едет домой.

Вечером кто-то очень настойчивый пытается до него дозвониться. Этим кем-то оказывается Акинфеев. Он несколько минут выслушивает монолог о том, откуда у Даниилы его номер телефона, потом интересуется жизнью футболиста, словно они близко общаются. Акинфеев сообщает, что пока тренеруется отдельно от команды, но причину не объясняет. После он, наконец, переходит к главному. К цели звонка. Марио, конечно, догадывался для чего он звонил, но специально не торопил юношу.

— Я чего Вам позвонил-то… Я по поводу сборной… — он, как подумал Фернандес, не знал как сообщить, что не против числиться в составе национальной команды.

— Что там не так со сборной? — Марио отчего-то хотелось, чтобы Акинфеев сам сообщил о своём желании.

— Вы ведь прекрасно понимаете, что я звоню Вам, как тренеру сборной России, — он, кажется, ухватился за мысль, но тут же её потерял, поэтому замолкает.

— Допустим, я понимаю. Что дальше? Не тяни время, пожалуйста, — произносит бразилец, когда молчание затягивается.

— Если коротко, то я по поводу тех слов. Я думаю, вы поняли каких именно. В общем, я передумал… — он несколько секунд думает над тем, что можно ещё сказать, но, не найдя продолжения, скомканно прощается и завершает вызов.

Марио некоторое время смотрит на погасший экран телефона, потом, помотав головой, откладывает его и идёт к детям и приехавшим со старшими детьми внукам, что радостно играют со скучающей в последнии дни собакой Лайкой. На следующий день он спрашивает, что там с Акинфеевым, на что получает ответ, что он уведомлен. Улыбаясь, Фернандес направляется в свой кабинет, чтобы, наконец, навести порядок на столе.

На следующий день ему звонят и сообщают, что он принят в сборную. Эта мысль его успокаивает. «Теперь всё так, как должно было быть с самого начала», — думает он. Неожиданно появляется мысль рассказать о своей радости близким ему людям. Первым он ищет Джона. Но на диване перед телевизором, обычном месте обитания квартиранта, друга не обнаруживается. Открыв дверь в комнату Джона, он понимает, что сосед опять куда-то исчез. Под кроватью Даниил не досчитывается ещё одной сумки. Пообещав себе позже выяснить их содержимое, Акинфеев звонит своим одноклубникам. Они искренне рады. Рады тому ли, что он всё-таки попал в сборную или тому, что теперь он не будет капать им на мозги? Он не знает, но хочется верить, что всё-таки первый вариант. А их вратарь, Уильям Браун, интересуется причиной изменения мнения РФС.

— Они просто увидели, что ты получил две жёлтых, и решили пригласить тебя? Тогда я их не понимаю.

— Хех, нет. Они просто увидели, что большинство твоих сухих матчей таковыми являются благодаря такому афигенному защитнику, как я.

— Ладно. Поздравляю. Извини мне пора.

Такая краткость несвойственна вратарю. Некоторое время он просто смотрит на телефон, размышляя действительно ли Уильям на него обиделся или ему правда не до разговоров. После он сообщает радостную новость маме. Та радуется за него, поздравляет, а после интересуется как у него дела. Проговорив с ней около получаса, он звонит сестре. После пятнадцати секунд криков «Ура! Я знала это!» Ева, наконец, успокаивается.

— Поздравляю. — произносит она, тяжело дыша. Он уверен, что она только что перестала радостно прыгать.

— Спасибо.

— Ты всё-таки позвонил ему? Так ведь? Это из-за звонка?

— Я не знаю. Когда я ему звонил, он ничего не ответил. А на следующий день мне позвонили и сообщили, что я принят в сборную.

— Угу. Извини, но я сейчас в гостях на празднике, и тут Сашка говорит, что без меня тортик не отрежут. Я очень сильно рада за тебя. Пока. Завтра позвоню.

Он прощается и некоторое время вспоминает кто такой Сашка. Так и не вспомнив, отправляется на последнюю тренеровку в зале.

========== Часть 7 ==========

«Стала известна заявка Сборной Росии на матч с Чехией. В стартовом составе выйдет Даниил Черышев, что удивительно. Защитник «Манчестер Юнайтед» попал в сборную в последний момент. Из-за чего РФС поменял своё мнение до сих пор неизвестно. Кстати, до конца было не понятно, выйдет ли Черышев в старте. Но как сообщает пресс-служба Союза, из-за травмы одного из игроков Даниил всё-таки на радость болельщикам «МЮ» появится на матче с Чехией с первых минут».

Он попадает в старт из-за того, что защитник, который должен был играть на месте правого центрального, травмировался. Он этому, конечно, обрадовался. Ну… тому что он сыграет с первых минут, а не тому, что один из игроков получил травму. То, что он в старте, определенно не нравится Гарсии. Отношения с ним у него основательно не заладились. А ведь в день знакомства ничего не предвещало, что они станут чуть ли не врагами. Но на первой же тренировке они едва не подрались, но ситуацию спас приход тренерского штаба, и они единогласно, не сговариваясь, приняли решение друг друга не замечать вне поля. Всё для того, чтобы избежать конфликтов, хотя конфликтным человеком Акинфеев себя никогда не считал. Вспыльчивый? Да. Эгоистичный? Возможно. Но не конфликтый, нет.

В аэропорту его встречают сестра и мама. Обе, едва он успевает поздороваться, накидываются на него с объятьми, целуя в обе щёки. Он даже замечает слезы на лице матери, но не акцентрирует на этом внимание. Да, давненько они не виделись… После он видится с дядей Артёмом, что тоже рад его видеть. Дзюба довозит их до дома. Там у него есть около получаса: ему нужно на первую тренировку.

Когда он приезжает на стадион и заходит в раздевалку, почти все игроки уже сидят на скамейках. Он тихо проходит к совбодному месту и присаживается. На него почти никто не обращает внимание, лишь некоторые подходят, чтобы попытатся начать разговор. Всё это длится до тех пор, пока к нему не подходит высокий брюнет с зелёными глазами, привлекающими внимание своей насыщенностью и яркостью. Он протягивает Акинфееву руку, смотря на него сверху вниз, отчего Данииле кажется, что на него взирают с явным высокомерием.

— Гарсиа. — немного подумав, добавляет, — Александр.

— Даниил, — он, усмехаясь, пожимает руку, раздумывая какую фамилию ему назвать, — Черышев.

После этого на него устремляются несколько взглядов, и Акинфеев выпрямляет спину, немного приподнимая подбородок. Немного позже он знакомится с Сергеем Игнашевичем-младшим, которому уже 32. В отличии от отца он играет в нападении. С ним Даниил и встаёт в пару на тренировке. Остальные пока его сторонятся. Несколько раз он ловит на себе взгляды Гарсии, но не заостряет на этом внимания. Марио, отозвав его в сторону, сообщает ему, что в старте он навряд ли выйдет. Над этим заявлением футболист думает всю оставшуюся часть тренировки.

Вернувшись домой, знакомится с добрейшим старичком Владимиром Ивановичем. После он, вдоволь наобщавшись с Катей, отправляется к сестре. Там Акинфеев задает интересующий его вопрос о таинтсвенном поклоннике, чем заставляет Еву краснеть. Насмеявшись, Даниил отправляется спать.

Предматчевая тренировка началась с легкой разминки. Потом несколько упражнений в парах, ему в пару почему-то достался ненавистный Саша. И где Сергей, когда он так нужен? Когда заканчивается разминка, Марио делит их на две команды. Акинфеев уже не удивляется, увидев Гарсию в монишке того же цвета, что и у него.

На удивление тех футболистов, которые видели, как они не ладят, в их защите дыр не так много, как можно было ожидать. Они как-то, не обговаривая, понимают где чья зона. Как именно не догадывался и сам Даниил. Но всё не может быть постоянно хорошо. И возле их ворот происходит неразбериха, в результате которой они пропускают. Их «враждебный дуэт» даёт сбой.

Кто из них вспылил первый, никто не мог сказать точно. Акинфеев ли начал обвинять Гарсию, или Александр предъявил претензии быстрее? Общими усилиями их успокаивают, а Марио обречённо смотрит на команду, после объявляет, когда пройдёт установка. Все расходятся, поглядывая на защитников. Сами защитники, прожигая дыры друг в друге, направляются в раздевалку вслед за однокомандниками.

После установки тренера, они садятся в автобус и отправляются на стадион, где пройдёт матч с Чехией. К счастью Даниилы, рядом с ним садится Игнашевич. Поездка проходит в молчании. Игра начнётся в 21:00, поэтому за окном можно увидеть огни вечерней Москвы. Акинфеев прислоняется к окну, наблюдая за сменой зданий, фонарей, автомобилей. На мгновение ему кажется, что он почти засыпает, но Игнашевич тихо, но достаточно для того, чтобы прогнать сонливость, толкает его в плечо. Сонно озираясь, Даниил видит, что большая часть футболистов сидит, прикрыв глаза и наслаждаясь музыкой из наушников. Также он ловит на себе насмешливый взгляд Гарсии.

— Проснись, — говорит ему Сергей, привлекая к себе его внимание, — скоро на поле выходим.

— Я про-о-оснулся, — отвечает Акинфеев не в силах подавить зевок. Зевок оказывается одним из заразных зевков, поэтому по автобусу ещё некоторое время слышно, как зевают некоторые футболисты, кто-то даже проклянает его.

— Ага. Я вижу. У тебя на лице написано, что ты только встал.

Даниил лишь отмахивается. Вскоре они приезжают на стадион, команда медленно выпозает из автобуса. Они заходят в свою раздевалку. За несколько минут до выхода Марио дает последнии наставления. После этого они выходят на поле.

Как это приятно! Вновь выйти на «Лужники», но уже в роли тренера. Как приятна атмосфера, царящая здесь! На трибунах почти нет свободных мест. Невольно он окунается в воспоминания, когда защищал цвета страны и родного клуба на этом прекрасном стадионе. Когда выходил на поле, а болельщики гнали их вперед, поддерживая. Когда он забивал в ворота соперника, когда наоборот защищал свои ворота, в которых постоянно стоял непробиваемый вратарь… Марио мотает головой, отгоняя грустные мысли от себя. Сейчас не время вспоминать ушедших.

Они осматриваются, предвкушая начало игры. Арбитр даёт свисток. Фернандес отправляется на скамью, чтобы оттуда наблюдать за матчем. Его футболисты выглядят невыспавшимися. Чехи — не лучше. Наверное из-за этого игра кажется вялой. Мяч катается от штрафной до штрафной, однако голов всё ещё никто не увидел. А ближе к середине тайма игра практически не доходит до вратарей, оставаясь в районе центрального круга. Постоянные потери не способствуют открытию счёта.

Когда до завершения тайма остаётся десять минут чехи наконец пробираются в штрафную и почти забивают из-за несогласованности защитников, но вратарь переводит мяч на угловой. Марио видит: Гарсиа и Черышев предъявляют друг другу быстрые претензии. Розыгрыш этого самого углового мог бы оказаться опасным, но защитники исправляются, выбивая мяч как можно дальше от штрафной. Фернандес чувствовал, что он ещё наплачется с этими игроками, но ничего поделать не мог. В конце концов они лучшие из лучших. Но из-за их разногласий у него и команды могут возникнуть проблемы. Теперь ему помимо определения стратегии, состава, разбора игры соперника и своих игроков и прочей тренерской работы нужно будет ещё и каким-то волшебным способом убрать эту бессмысленную вражду между его лучшими защитниками.

Пока он задумался о своей тяжелой доле, его игроки смогли организовать голевой момент возле ворот соперника, но прекрасная игра чешского вратаря не позволяет открыться счёту. Звучит свисток арбитра, отправляющий всех на перерыв. Табло по-прежнему показывает нули. Футболисты, не спеша, отправляются в раздевалку.

По пути в раздевалку он обсуждает со своим помощником как можно освежить игру. После он каждому из игроков даёт краткие советы о том, как улучшить игру. Затем рассказывает о смене стратегии. Осматривает своих футболистов, желает им удачи. Они выходят, хлопая в ладоши и выкрикивая «Вперёд!»

Свисток арбитра, второй тайм начался. Игра заметно оживилась. Мяч перелетал с одной стороны на другую, от одного игрока к другому. Вратарям и защитникам часто приходилось спасать ворота. Но голов по-прежнему не было. Поэтому пошли первые замены. Марио поменял нападающего Ивана на полузащитника Константина. Чешский тренер сменил нападающего другим нападающим. Через несколько минут замена их сборной сыграла. Константин проходит двух защитников и совершает прострел в штрафную. Сергей подставляет ногу, и мяч летит прямо в противоположную от вратаря сторону. 1:0. Сборная России открывает счёт. Фернандес на радости отдает пять своему помощнику. Но как часто бывает, радость длилась не так долго, как того хотелось. Тренер соперников производит двойную замену, таким образом полностью меняя линию атаки. После замен чехи начинают напирать. Пару раз ворота спасал вратарь, пару — защитники. Некоторое время им удавалось удерживать счёт на табло и соперников на поле. Марио несколько раз, активно размахивая руками, показывал игрокам выходить из обороны и вынести мяч как можно дальше от их штрафной, после сделал замену в защите, отправив отдохнуть Владимира, сына Василия Березуцкого. Но чехи продолжали наступать. Результатом их наступлений стал угловой на 87 минуте матча. В штрафную сборной России прибежали все футболисты сборной Чехии, кроме вратаря. И вот подача, удар головой, гол. Никто и не успел среагировать. Зрители лишь ахнули. А футболисты непонимающим взглядом смотрели на мяч, лежащий в их воротах. Кирилл, их вратарь, гневно выбивает мяч из ворот. Счёт на табло сменяется на 1:1. В добавленные арбитром 3 минуты никто не сумел поразить ворота соперника.

Свисток судьи, оповещающий о завершении матча, раздается над «Лужниками». Футболисты, тяжело дыша пожимают друг другу руки. Марио даже приобнимает чешского тренера, а после отправляется в раздевалку, где и дожидается игроков. Они прибывают в напряженном молчании, лишь некоторые тихонько перешептываются между собой. Гарсиа и Акинфеев приходят по отдельности с одинаковым выражением лица и злым взглядом, направленным друг на друга. Остальные пытаются не замечать этого. Фернандес тяжелым взглядом с проблесками грусти обводит свою команду. Сообщает им о встрече завтра в полдень, желает им приятной ночи, мигом взглянув на часы, и уходит, попращавшись.

Он со своими коллегами приходит на несколько часов раньше двенадцати, чтобы провести анализ игры. Анатолий Алексеевич, который является аналитиком в их коллективе, передает листы бумаги с отчетами и статистикой вчерашнего матча Марио и кратко излагает суть того, что там напечатано. Бразилец ненадолго задумывается о том, когда аналитик успел всё это сделать, но после быстро просматривает статистику, отчеты и прочее.

Когда в помещение приходят футболисты, он уже знает какие ошибки будет разбирать, какие замечания сделать и что кому улучшить. Они вместе с командой просматривают различные эпизоды матча с чехами. Более подробно они разбирают эпизод с голом в их ворота, рассматривая действия буквально каждого футболиста. Также рассмотру подлежат опасные моменты возле ворот. А в первом тайме — единоборства в области центрального круга. Немного позже на экране появляется статистика каждого футболиста, вышедшего вчера на поле. Фернандес сообщает каждому что необходимо доработать.

После разбора игры он, напоминая что следующий матч пройдёт в Казахстане, сообщает время, когда им нужно будет быть в автобусе, время вылета из страны, и краткий распорядок дня в Казахстане. В то время пока он мысленно запоминает, что нужно будет распорядок дня повторить после перелёта, его помощник отправляет всех на тренировку, для кого-то восстановительную, для кого-то самую обыкновенную. Помотав головой, он направляется следом за футболистами, продумывая в голове тактику на следующий матч.

========== Часть 8 ==========

Комментарий к Меня подбила новость об игре с Казахстаном на этих выходных, поэтому глава долго откладывалась. Простите. Приятного прочтения

«Сборная России сыграла свой первый матч со Сборной Чехией вничью. Результат, которого никто не ожидал, ведь чехи в последние несколько лет показывают не лучший свой футбол. Закончив матч со счётом 1:1, Сборная России во главе с Марио Фернандесем показала болельщикам, что ещё не готова к борьбе.»

Выпуск газеты «Всё о мире футбола» 2040 год, на следующий день после матча Россия — Чехия.

Казахстан встречает их теплой погодой. В небе ярко светит солнце, а легкий ветерок приятно дует в лицо. Выйдя из автобуса, он стоит некоторое время с закрытыми глазами, наслаждаясь. Стоит так до тех пор, пока вышедший Гарсия не шутит про вечную дождливость Англии, толкая его в спину. Тогда он раздраженным взглядом прожигает спину Саши несколько секунд, но тот на это не обращает внимания. Всей командой они отправляются в сторону отеля. Там их встречает пожилой мужчина с улыбающимися глазами и задорным во внерабочее время голосом — администратор сборной.

Пока им сообщают кто с кем и в каком номере будет жить, они, вертя головой, осматривают отель. Панорамные окна от пола до потолка, вид из некоторых открывался на футбольное поле, прозрачные капсулы лифтов, летающие с этажа на этаж. В холе несколько стильных кожаных белого цвета диванов, пару абсолютно пустых журнальных столиков, неподалеку от дверей миловидная брюнетка в белой блузе и юбке-карандаш, находящаяся за стойкой ресепшена, мимо которой их проводит администратор команды. Они располагаются на диванах, которые вблизи кажутся не такими белыми, как на расстоянии.

— Черышев и Гарсиа, в 301 на третьем этаже. — пробубнил администратор. Он хотел было продолжить объявлять номера игроков, считывая их монотонным и сонным голосом с листочка, но был прерван возмущенными возгласами только что названных футболистов.

— Я не хочу жить в одном номере с этим!

— Что за издевательство?! Он же…

Их сокомандники растеряно переводили взгляд с одного игрока на другого. Для них было неожиданностью, что эти двое устроят перепалку из-за ничего да ещё и на глазах тренерского штаба. Именно из-за фактора неожиданности все пропустили тот момент, когда простые возмущения превратились в настоящие оскорбления.

Марио тоже наблюдал за этими переругиваниями некоторое время, пока не решил, что на сегодня с него хватит. Он подошел к администратору, привлекая к себе внимание всех футболистов.

— Хватит. — произнес он тихо, однако его все раслышали. — Мы уже всё распределили. Вы поживете в одном номере. Ничего страшного не случиться. В конце концов мы здесь всего-то на четыре дня. Постарайтесь не переубивать друг друга до матча. — после он посмотрел на часы, прося администратора продолжить. Когда были дочитаны все номера игроков, Фернандес огласил распорядок дня.

— А и ещё! Ключ от номера один на пару. Заранее договаривайтесь, если собираетесь куда-то уходить.Всем удачного дня! — произнес тренер и зашел в лифт, поднимаясь на необходимый ему этаж, оставляя футболистов разбирать ключи.

Зайдя в свой номер, который он делит со своим помощником, он устало опустился на кровать. Быстрым взглядом Марио пробежался по номеру, замечая простенькие, но подходящие под общий интерьер стены, ламинированный пол, натяжные потолки. Большой шкаф купе вынудил его подняться с кровати и подойти. Он был огромен. Тут поместятся все его вещи и вещи его помощника, хотя в соседней комнатке он приметил такую же громадину под вещи соседа. Подумав что раз подошел, то можно и вещи разложить, бразилец так и сделал. Завершив с вещами, он, томимый тяжкими думами, лег на металлическую кровать. Что ж мода на металл в интерьере опять вернулась. Раздался щелчок двери, это вошел его помощник.

— О! Ты уже здесь? — удивленно произнес он, увидев Фернандеса, — Там Черышев с Гарсией все ещё ключ не могут поделить. Ты уверен, что эта была хорошая идея — поселить их в одном номере?

Он не был уверен. Но другого выхода, как их примерить, он не видел. Ничего, кроме того, чтобы поселить двух зверей в одну клетку, самому сесть как можно дальше, надеясь что к тому времени, когда он решит их выпустить, они друг друга не растерзают. Опрометчиво, но единственное, что он придумал. Остальные из тренерского штаба лишь разводили руками.

— Они взрослые дяди, надеюсь им хватит ума не доводить дело до кулаков из-за такой ерунды…

— Эти взрослые дяди после твоего ухода, ещё минут пять приставали к администратору. И я сомневаюсь, что для них это ерунда.

— А чего они не поделили-то?

— А мне откуда знать! Я всё время за тобой хожу, дела бюракратии решаю.

— А у игроков ты спрашивал?

— Спрашивал.

— И?

— Что «и»?! Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Сами все ходят удивляются. Ладно. Я устал. Сколько времени? — помощник взглянул на циферблат настенных часов и, обрадовавшись, произнес, — Четыре часа. У меня послеобеденный сон!

Фернандес проводил взглядом горбатую спину своего помощника и уставился в потолок. Что ему делать с этими защитниками? Может быть он совершил ужасную ошибку, вызвав в сборную их обоих сразу? Но ведь они лучшие из возможных вариантов! Может быть не стоило заселять их в один номер? Но ему нужно, чтобы их взаимодействие на поле было на высшем уровне. Нужно, чтобы игроки чувствовали друг друга. И совсем не нужно, чтобы в сборной были какие-либо разногласия. Может стоит поискать какие-нибудь другие варианты состава сборной? И заодно тогда уж придумать правдоподобную сказку-причину для прессы. Не говорить же ему, что игроки просто друг друга возненавидели! Ситуация непростая. Но ему лучше подумать о предстоящем матче. Марио переворачивается на бок, с удивлением замечая звезды на ночном небе в окне, думает, что пора поспать, и откладывает все проблемы до лучших времен.

Его поселили с этим индюком Гарсией! Как он его… Ненавидит! Мало того, что ему с этим петухом один номер делить, так этот пернатый себе ещё и единственный ключ загробастал! Они с ним еще немного поругались, пока их не растощили по разным углам товарищи, которым надоело выслушивать глупые претензии. Так как ключ остался у этого идиота, ему пришлось слоняться по отелю, пока не остынет он, и не отойдёт Гарсиа.

Но спустя десять минут ему стало скучно, а злость на защитника не спустилась до терпимого уровня, да и желания возвращаться в свой номер не было. Поэтому он решил зайти в номер к Игнашевичу, который делил его с Березуцким. Те радушно приняли его. Они в спокойной и мирной обстановке, прерываемой лишь криками в сторону экрана, поиграли в FIFA около двух часов. Возможно, спокойная атмосфера не прервалась, если бы Березуцкому не приспичило поинтересоваться причиной их разногласий с Гарсией. Такой, казалось бы невинный, вопрос обратился в гневную тираду, оскорбительного характера.

— … Этот придурок ещё что-нибудь вытворит! Я это знаю! Он ведь… — его прервал звук захлопнувшейся книжки, что была в руках у Игнашевича.

Тот спокойно себе пытался читать, пока Владимир пытался узнать причину вражды. Но спустя десятой неудачной попытки прочитать абзац и понять хоть что-нибудь, Сергей не выдержал и попросил Акинфеева заткнуться и «хотя бы сейчас не насиловать мозг тупой и детской враждой с Гарсией». Затем Игнашевич смирил тяжелым взглядом Березуцкого и, опасаясь, вновь открыл книжку, тут же находя необходимый абзац.

Решив что его вынужденный сосед наверняка уже поостыл, да и Сергей всё ещё недовольно поглядывал на них, Даниил, похлопав по плечу Владимира, отправился в свой триста первый номер, настраиваясь на нетеплый прием. Гарсия лежал на миниатуюрном диванчике, свесив ноги, и смотрел телевизор. К удивлению Акинфеева, всё, что он получил от Саши — взгляд полный злости и какое-то бормотание, которое он благополучно проспустил мимо ушей из-за собственного ступора.

— … Поэтому… прости, — после того, как Данил отошел от шока, он уловил эти слова и впал в ступор повторно.

— А?

— Ты что? Глухой? Я не собираюсь изображать попугая и повторять всё по двести раз, — огрызнулся Гарсия, приподнимаясь на локтях таким образом, чтобы видеть Акинфеева.

— Сам глухой, идиот! И не нужны мне твои жалкие извинения!

— Да пожалуйста! Мне как-то тоже фиолетово на тебя!

Поняв, что они сейчас опять ссорятся, Даниил, вздохнув, прошел к своей кровати, посматривая на часы, ложится спать.

Они проводят несколько тренировок, обсуждают план на игру против Казахстана. Пару раз приезжает телевидение, и они отправляют отвечать на вопросы то Игнашевича, то Березуцкого. Фернандес наигрывает новые пары, пытается сделать так, чтобы Акинфеев и Гарсиа действовали более слажено и перестали друг на друга бросаться при первой же возможности. Некоторое время он думает, что это ему удалось, пока они вновь не начинают друг друга материть. Но последняя тренировка проходит в легком волнении перед матчем, но в довольно удовлетворенной обстановке.

Болельщики Сборной Казахстана встретили их довольно тепло. Оглядевшись, Марио замечает немалое количество болельщиков в гостевом секторе. Пока футболисты разминаются, он разговаривает со своим помощником. После они уходят в раздевалку, где тренер ещё раз напоминает план на игру, просит отдельных игроков обратить внимание на свою игру. После звучания гимнов он пожимает руку тренеру команды сопреника. Звучит свисток арбитра, Фернандес сразу подоходит к левому углу отведенной ему территории, чтобы контролировать игру.

Первые двадцать минут всё идет, как они хотели. Когда всё перевернулось, поменялось Марио сказать не мог. Когда казахстанцы пошли вперед? Когда его команда начала всё больше прижиматься к своей штрафной? Когда Игнашевич совершил первый удар в створ ворот? Когда вратарь казахстанцев начал атаку своей команды? Когда? Думать об этом не было времени. Бразилец, размахивая руками и пытаясь докричаться хоть до кого-нибудь, показывал игроками играть выше.

Вот один из их нападающих простреливает, но мяч попадает в Гарсию и отправляется на угловой, который казахстанцы прекрасно реализуют, открывая счёт. Саша ободряюще кричит на игроков за то, что они не пытались отобрать мяч раньше и вели себя растеряно в штрафной при подаче с углового. Его услышали, и вот уже серия моментов возле ворот соперников, но до гола дело не доходит. То ли сегодня не их день, то ли вратарь казахстанцев сегодня в ударе. А может быть сразу и то, и другое. До перерыва счёт не меняется, и футболисты, повесив головы, отправляются в раздевалку.

В перерыве, пока Фернандес дает несколько минут на отдых, обсуждая что-то со своим помощником, защитники разбирают момент, окончившейся голом в их ворота. Выяснив причину, они спокойно пьют воду и пытаются отдохнуть, ожидая прихода тренера. Когда бразилец заканчивает свой разговор с помощником, они обсуждают план игры во втором тайме. Перерыв заканчивается, и они вновь выходят на поле, по дороге обсуждая различные нюансы игры.

Игра после перерыва на первый взгляд не поменялась. Сборная Казасхстана засела в обороне, голов по-прежнему никто не видел. Но все помнили, что в первом тайме преимущества тоже были у них первые двадцать минут. Поэтому они не расслабляются и продолжают давить, прессинговать, зарабатывать угловые, пробираться в штрафную соперника, бить по воротам из штрафной и вне её. И их усердная работа не остаётся напрасной. На семидесятой минуте матча Сергей поражает дальним ударом ворота соперника, наблюдая за полетом вратаря, что несомненно добавляет эстетики. Гостевой сектор взрывается радостными криками. 1:1. Еще не всё потеряно.

Но после сравнивания счёта казахстанцы вновь надвигаются на их штрафную. Акинфеев стелется в подкате, выбивая мяч, но соперник падает, судья дает пробить штрафной. Даниил говорит судье, что сыграл чисто, и соперник просто симулянт, но тот не преклонен. Акинфеев машет на него рукой, разворачиваясь, посылает на двух языках сразу. Арбитру не нравится проявление подобных эмоций защитника, поэтому последний видит перед собой очередную желтую карточку. От этого злость не пропала, но пыл поубавился. Фернандес бросает на газон ручку, оказавшуюся у него в руке, и пинает что-то ногой. К счастью для них, штрафной пробивают гораздо выше ворот.

За две минуты до окончания основного времени Игнашевич оформляет дубль, забивая головой после подачи с углового Хестага Дзагоева. Добавленные арбитром три минуты не спасают казахстанцев от поражения. Марио позволяет себе порадоваться победе, обнимая помощника и остальной тренерский штаб, после, вернув себе самообладание, пожимает руку тренеру Сборной Казахстана, поблагодарив за игру.

========== Часть 9 ==========

«Сборная России вчера сыграла со Сборной Казахстана. Игра завершилась со счётом 2:1 в пользу гостей. Победу принес Сергей Игнашевич, сделав дубль. Однако, игра нашей Сборной до сих пор оставляет желать лучшего. Из линии нападения вопросов не вызывает лишь упомянутый ранее Игнашевич. Мы поговорили о результатах и самом матче с тренером Сборной России, Марио Фернандесем, и капитаном команды, Александром Гарсией»

Выпуск газеты «Всё о мире футбола» 2040 год на следующий день после матча Россия — Казахстан.

— Нет! Ну, ты посмотри! Какие гады! Чертовы журналюги! Мы победили! Взяли три очка! Что еще надо?.. — Роман размашистыми шагами мерил кабинет, размахивая газетой. Марио наблюдал за этим, сидя на мягком кресле, и слегка жмурился от громкого голоса президента РФС.

— Рома, спокойно. Я прекрасно понимаю твои чувства, но давай ты будешь их выражать не столь бурно. Я только с самолета.

— Нет, ты мне скажи, они что, правда думали, что мы сразу же будем играть, как Сборные Англии, Испании, Аргентины, Бразилии и другие? Это же глупо! Мы только возвращаемся на свой уровень!

— Рома, эта желтая пресса. «Всё о мире футбола» — желтая пресса. — устало вздыхает Марио, потирая лоб, затем наблюдает за реакцией Широкова.

— Это самая читаемая газета среди спортивных!

— Ну, да. Она же самая лживая из всех.

— Ладно. Давай о работе. — произнес Роман, но затем, взглянув на часы, добавил, — хотя нет. Давай завтра. Ты наверняка устал очень, да и отчетов у нас пока нет. Да! Решено! Завтра. После обеда? Значит, договорились. — он аккуратно выпроводил Марио из кабинета, за дверью которого тренера сборной уже поджидала Светлана, что проводила его до выхода, попутно согласовывая нюансы графика своего шефа с графиком Фернандеса.

Они прилетели из Казахстана не так давно. И родная страна встретила их проливными дождями, хмурым небом и темными тучами. Солнце не появлялось вовсе, а из-за дождя неприятные мурашки пробегали по телу, как пробегает мимо стадо слонов, капли воды попадали за шиворот, вызывали слабую дрожь. И это казалось жутким мучением после такого солнечного и теплого Казахстана, где не было необходимости укрываться от дождя чем попало, где можно было повернуться лицом к солнцу и поймать легкий ветерок, вспоминая не менее родную и любимую, но далекую Бразилию, где можно было ненадолго забыть о проблемах насущных и немного расслабиться, где можно было не спеша разгребать свои дела в отличие от вечно спешащей Москвы и России в целом. Всего этого он не мог сейчас сделать. Но он вернулся домой, а это чувство — чувство возврата в любимое сердцем место — не могло ни с чем сравниться.

После дождя воздух становится легче и свежее. А городской пейзаж приобретает необыкновенную красоту. Но у него не было времени разглядывать пейзажи, он покинул команду еще в аэропорту, чтобы сразу отправиться на встречу с президентом Союза, о которой последний очень настойчиво просил. Однако офис он покидает ни с чем, зря потратив время. Но, отбросив лишние мысли, он с радостью отправляется домой к семье. Лишь от этого настроение заметно поднимается, не сказать, что оно было где-то низко, но все же. Дождливая Россия принимает совсем другой вид. Превращается из хмурой в перерождающуюся, словно этот дождь заставляет её омолодиться, начать новую, несомненно прекрасную жизнь. Семья встречает его с теплом, сравнимым с теплом, что дарит солнце в далекой Бразилии. Они обнимаются, Марио принимает поздравления, после все вместе отправляются в зал, чтобы отдохнуть за чашечкой горячего свежезаваренного чая и обсуждением различных по своей важности вещах.

На следующий день у него запланирована встреча с футболистами. Нужно будет разобрать их игру, поэтому он созванивается со своим помощником, Анатолием Алексеевичем и многими другими. До того, как прибудут футболисты, они обсуждают нюансы и возможные улучшения как состава, так и игры на будущее. Первым из игроков приходит их вратарь, вопросов к которому гораздо меньше, чем к остальным игрокам. Тренер вратарей, Геннадий Владимирович, тут же подсаживается к нему, и они тихонько перешептываются до того, как зала наполнятся футболистами. Они обсуждают игру каждого, разбирают ошибки, где-то хвалят, где-то ругают. Всё обсуждение проходит в дружной, можно даже сказать, семейной обстановке. После Марио их благодарит за хорошую игру и сообщает, что на этом всё. Все медленно расходятся, лениво потягиваясь, шептаются между собой, покидая базу. Перерыв на сборные окончен, а это означает, что возвращается повседневная рутина.

Футболисты проходят очередной медосмотр, стараясь не задерживаться в ее кабинете. Изредка в помещении звучат шутки, смешки, какие-то реплики, в основном все происходит в тишине. Ненадолго заглядывает Игнашевич, кивает и уходит. Ева смотрит на календарь и понимает, что работы ещё много: в распоряжение клуба вернутся ещё и футболисты-сборники. Во время короткого перерыва она рассматривает свой рабочий стол, содержимое которого почти не менялось с того времени, как она впревые пришла в этот кабинет. Тогда воздух был пропитан больничным запахом, а стены не сверкали своей белизной.

— Вот, Евангелина, здесь твое рабочее место, располагайся, обустраивайся, я загляну позже, — произнес Максим Григорьевич. Он тогда как раз на пенсию собирался уходить, поэтому и согласился взять ее в ученицы и стажерки. Правда они друг к другу привязались довольно скоро да так сильно, что плакала она по-настоящему на его прощальном празднике перед выходом на заслуженный отдых. Он еще несколько раз навещал ее на работе, правда здоровье немного позже не позволяло делать это, тогда она стала навещать его, приходя к нему домой на чашечку чая примерно раз в два-три месяца.

С тех пор утекло много воды. Кабинет был подвержен страшной пытке, имя которой ремонт. Правда после этого помещение стало более привлекательным. А стол украсили две рамки с фотографиями. На первой их семья: отец, мама, Даниил и она. Фотография старая, она и брат там еще совсем дети. На второй Максим Григорьевич с надписью «Помни о Клятве Гиппократа!» А после стол стали украшать букеты цветов. Кстати, на время игр сборных цветы, конфеты и прочие дары поклонника переставали появляться. Это наводило на мысль, что ее поклонник играет за какую-то сборную. Но к сожалению Евы, эта мысль ни к чему не приводила, поскольку в составе ЦСКА довольно много сборников…

— Можно? — раздался веселый голос. Ева подняла глаза.

— Саша! Привет! Проходи, конечно. Ты на осмотр? Или так, пообщаться?

— Игнашевич думает, что на осмотр, но я не против пообщаться с таким милым созданием. Правда когда это создание будет более бодрым. Что с тобой? Выглядишь неважно.

— О, я просто устала. Давай быстро осмотрим тебя, и я отправлюсь за кружкой бодрящего кофе?

Она долго рассуждала над способами поимки ее поклонника. Она пыталась расспросить о нем остальных, но они лишь пожимали плечами, хитро улыбаясь и посмеиваясь. Такая реакция ей совсем не понравилась. Ева теперь почти уверена, что они знают его личность, но просто прикрывают. Зачем? На этот вопрос ответа она не нашла. Игроки помочь не могли, а это значит, что придется искать другой способ. Можно было бы поставить камеру, но в технике она не была сильна, поэтому пришлось бы кого-то просить, а это был бы определенно риск. Потому что помощник мог сказать об этом тому «милому романтику», как его называла ее мама. И что бы было тогда, она не могла предсказать. Собственно в этом и был риск. Нужно было действовать расчетливо, предвидя возможные исходы. Но другого выхода она не видела, поэтому решила договориться с Сашкой.

— Поможешь установить камеру? Я настроена вывести этого горе любовника на чистую воду! И тогда он выслушает у меня!

— Камеру? — переспросил Сашка, с испугом глядя на Еву.

— Да. — отвечает Евангелина, и Сашка отчетливо слышит в ее голосе недоумение, а после и подозрение, — А ты чего так испуганно смотришь?

— Ну… Я просто не знал, что ты пойдешь на такие меры. Неужели этот твой поклонник стоит стольких сил потраченных тобою?

— А что ты мне предлагаешь? Просто сидеть сложа руки? Я не могу так!

— Но не камеру же устанавливать!

— Чем плоха идея с камерой?

— Она мне не нравится.

— Но это действенный способ узнать его личность.

— Хорошо. — Саша поднимает руки, капитулируя, — когда ты купишь камеру?

— Я ее уже купила. — Ева встает, пару минут роется в ящиках и шкафах. Гарсия в это время украдкой наслаждается карамельками со стола девушки. Она показывает ему коробочку с камерой. — Ну, так ты поможешь мне?

— Да. Но давай после тренировки?

— Хорошо. Но пообещай, что никому не скажешь, я уверена, что он — один из вас. Пообещай!

— Обещаю.

После ухода Сашки Евангелина с удивлением заметила, что вазочка с карамельками, которую она наполнила сегодня утром, оказалась почти пустой. Поворчав на Сашу, девушка возвращается к работе, взглянув на часы, понимает, что сейчас придет Хестаг на массаж, и тяжело вздыхает. Нет, она любила свою работу. Ей нравилось это еще с детства, а профессия отца просто подсказала в каком направлении стоит работать. Она могла стать стоматологом или, там, патологоанатомом. Но, так как ее отец был футболистом, она решила продолжить работу четы Акинфеевых в ЦСКА. Возможно, это было просто желание стать ближе к отцу, хоть это уже тогда было невозможным. Но клуб она полюбила, как любит человек свою семью, друзей, изредка работу и многие другие вещи, без которых он просто не выживет. Многие из системы ЦСКА стали ей очень близки.

Конечно, в месте, где абсолютное большинство представляли мужчины, не обходилось и без внимания с их стороны. Но ни с кем не сложилось. В прочем, этому она не расстраивалась. Ева перестала искать отношений еще после Николая, но почему-то каждый раз, когда ей предлагали встречаться, долго не раздумывала, тут же окунаясь головой в новые отношения. Потом вновь разбитое сердце, слезы в плечо матери, реже — дяди Артема. И все повторялось из раза в раз. Совсем недавно, после свадьбы Алексея, ее бывшего, с которым они остались лучшими друзьями, она задумалась: а стоит ли ей вообще переводить отношения на новый уровень. Может быть она просто не создана для длительных и серьезных отношений? Подумав так, Ева перестала соглашаться на короткие отношения, решив, что нужно сначала просто попробовать проводить больше времени друг с другом, а потом уже принимать решение: быть отношениям или нет. Так почему она хочет выяснить личность того, кто хочет остаться неизвестным? Того, кто приносит её любимые цветы. Того, кто оставляет её любимые сладости по праздникам. А недавно, до перерыва на игры сборной, решил оставлять записочки. В них не было ничего особенного. Просто пожелания. «Приятно провести день», «Удачи!» и всё в этом духе. И отчего-то непонятное раньше «милый романтик» становится таким привычным, родным и близким, что создается впечатление, что этого человека она знает всю жизнь и даже больше.

Узнать личность неизвестного, который знает её, кажется, лучше всех знакомых. В полне возможно, что она хочет выяснить его из-за нехватки тепла. Нет, Ева не считала себя обделенной заботой и теплом. У неё есть любящая мать, дядя Артём, за которым как за каменной стеной, есть коллеги, друзья, что всегда готовы её поддержать. Но ей не хватало другого тепла. Тепла, от которого приятной волной пробегают мурашки по утрам, когда ты лежишь, обнимая человека, что любит тебя. Тепла от понимания, что ты всё ещё нужна. Тепла от радости нахождения рядом любимого, близкого. И откуда-то пришла глупая из-за своей наивности мысль, что это тепло может дать «милый романтик». В прочем, все глупые мысли приходят совершенно спонтанно. К ним нельзя подготовиться, их нельзя ожидать. Они просто приходят, как снег в мае, и ничего не поделаешь уже — поздно. Да, возможно, ей действительно не хватало тепла.

— Тук-тук! Я войду? — весело спрашивает Сашка, проходя в кабинет.

Он ещё несколько раз пытается её отговорить от идее с камерой, чем определенно вызывает подозрения. Спустя несколько минут пререканий камера висит на потолке, смотря на дверь в коридор. Камера всего одна, потому что дверь в её кабинете одна единственная. Значит, и «милый романтик» входил через неё. Ну, конечно… не через окно он ведь залазил! Повесить камеру было дело одной минуты, а вот с настройкой вышли проблемы. Она заняла около получаса. Но в конечном итоге Ева оказалась довольна. Решив оставить камеру на недельку, она вместе с Сашкой отправляется в кафе неподалеку.

Комментарий к Ох, чувствую я, что иду куда-то не туда, но куда это "не туда" не пойму...

========== Часть 10 ==========

Он устало проходит в свою квартиру, сразу ощутив запах гари. Закатывая глаза, проходит на кухню и видит, как духовная печь пищит о том, что их ужин безбожно сгорел. На мгновение выглядывает в гостиную, чтобы увидеть Джона, валяющегося на диване и слушающего музыку в наушниках. Поняв, что пытаться до него докричаться глупо, он из спасения духовки и возванию к давно умершей совести соседа выбирает первое. Хотя, стоит признаться, оба действия являлись бесполезными: совесть Джона априори являлась глухонемой, и взывать к ней, что ругаться с телевизором, а в духовке уже давно была установлена антипожарная система. С толикой сожаления избавившись от углей, которые в другой вселенной или при других обстоятельствах, если бы это делал не сосед, руки у которого росли не из того места, могли быть аппетитным пирогом с вареньем, там, или может быть с мясом, Акинфеев направился к Джону.

Он так вальяжно раскинулся на диване, что если бы не был Джоном, то мог походить на греческого бога или правителя, что лежали на своих ложах и поедали винограды, хотя доподлинно неизвестно все ли из них ели винограды, однако эту мысль настолько вбили в наши головы, что некоторые даже думают, что ничем, кроме поедания виноградов и выдумыванием сложных слов, эти греки и не занимались. Но это был Джон, поэтому лежал он не как это делают знатные люди, в народе называемые по-простому — богачами, а как шахтер, отработавший пять месяцев без отдыху и перерывов, который первым делом по прибытиию домой лег на более-менее мягкую горизонтальную поверхность, распластавшись излюбленной многими звездочкой. Но звездочка получалась переломанная, так как длинные руки и ноги не помещались на миниатюрном диване. Поэтому одна рука и нога свешивались с края, а оставшиеся части человеческого организма кое-как теснились между телом и спинкой дивана, у Джона же свисала еще и голова. Лежать в такой позе долго не представлялось возможным без последующей боли во всем теле, но сосед это сделал, и по его виду нельзя было сказать, что ему неудобно. Он лежал, слушая музыку и мотая, дергая головой ей в такт. В комнате надрывался телевизор, на который изредка поглядывал квартирант.

— Вставай, страна огромная! Вставай! — вспомнил Даниил и потряс Джона за плечо, тот не хотя открыл свои очи, недовольно уставился на Акинфеева, но так и не поменял позы. — Ты ни о чем не забыл?

— Не говори так, пожалуйста… — пробормотал лежащий, — моя мама так говорит, когда я забываю поздравить её с днем матери.

— Дебил, пирог у тебя сгорел! — Джон от испуга подпрыгнул, сразу вскакивая на ноги, вытаращил глаза, его наушники слетели ещё в полете, поэтому он с удивлением заметил телевизор с работающим звуком.

— Чего так кричать-то? Там ведь система антигарь установлена. Чего так переживать?

— Почему тогда несет на весь квартал, а ты даже не почувствовал?

— У меня нос заложен. Я на больничном. — для подтверждения своих слов он пару раз громко шмыгнул носом.

— Можно подумать, ты где-то работаешь.

Он, в который раз закатив глаза, отправляется на кухню разбираться с этой духовкой. Если там стоит эта чертова функция антигарь, то почему он почувствовал запах этой самой гари? Даниил пытается разобраться с проблемой сам, как это пытается сделать любой мужчина, желающий доказать, что он может все сам, даже если это не так. Потратив зря пять минут, он всё-таки вызывает мастера. Когда к нему в квартиру приходит низенький, усатый мужчина с огромным животом, выясняется, что пока Акинфеев пытался сам починить датчик этой ненавистной функции, он умудрился повредить еще кучу всего. И если бы ремонт одного датчика обошелся парой тысяч евро, то теперь дешевле будет купить новую духовку. Заподозрив мастера в завышении цены, он сует ему деньги за осмотр и выпихивает за дверь. Взглядом прожигая Джона, садится в кресло напротив.

— Чего ты на меня так уставился?

— А кто во всем виноват?

— В зеркало заглянешь — увидишь виновника. — Акинфеева это не впечатлило: вестись на избитую шутку с зеркалом он не собирался. Зато был не прочь если бы Джон извинился и, желательно, свинитил обратно к матушке. Футболист продолжает сверлить дыру в соседе взглядом, тому это не нравится.

— Ну, это ведь не я так починил эту печь, что она даже дверцу теперь не открывает!

— Ну, это ведь не я так заслушался музыку в наушниках, что сжёг ужин и испортил тот ебанный датчик!

— Ну, это ведь не я… — раздается звонок телефона, и в комнате наступает секундная тишина.

После, будто очнувшись, Даниил пускается в поиски своего телефона. Он находит его в своей спортивной сумке, которую так и оставил возле двери. Звонил его агент. Они договорились о встрече после завтрашней тренировки, и Акинфеев вернулся к Джону.

— Ты идешь?

— Куда? — удивленно переспросил сосед, снимая наушники и выключая телевизор.

— На Кудыкину гору! На кухню, идиот, ужин-то готовить надо!

Он яростно протопал к холодильнику, осматривая наличие определенных продуктов. Футболист все ещё злился на себя, на Джона и на эту духовку, место которой теперь на помойке. На себя, конечно, меньше. Он в этой ситуации вообще пострадавший! Только с самолета, а тут такой стресс! Это вредно для его организма. Акинфеев услышал тихие шажочки, быстро шаркующие по полу.

— Дань… ты это… не сердись… — пробормотал пришедший, не отрывая взгляда от пола.

Вздохнув, Даниил оборачивается к Джону и старается придать своему голосу бодрость, хотя будь его воля послал бы всех к чертям, а сам бы увалился спать, потому что полет прошел просто ужасно. Слева от него сидела тетка немалых размеров и постоянно пыталась с ним заговорить, но сосредоточиться ему мешали огромные размеры тетки и слишком яркая помада на пухлых губах. Немного правей рыдал ребенок, мамаша которого дрыхла, изредка похрапывая. И это бизнес класс! Чем он заслужил такой день? Гарсию не убил, тренеру не грубил. Даже Игнашевичу не мешал дочитать его нудную книжку! Под конец полета, тетка больших размеров настырно предлагала обменяться номерами телефонов, а ребенок справа вновь заревел, мешая всем остальным.

— Ты яичницу будешь? Просто у нас в холодильнике вновь мыши сдохли! — он подозревал, что продуктов в начале дня было много, но нужно помнить, что Джон пек пирог. Джон! Поэтому ничего удивительно в том, что холодильник пуст.

Джон кивнул, тут же просияв. Ну и как на такого злиться? Он ведь приятное хотел сделать, знал ведь, что Акинфеев приедет уставший, хотел его пирогом накормить, получилось, правда, совсем противоположное, ну да ладно. Забыв, что именно из-за соседа придется есть нелюбимую яичницу, Даниил приступает к готовке.

Матч ЦСКА — Спартак не мог быть обычным. От него ещё до свистка ожидают борьбы, голов, бурю эмоций и многое другое. Но именно этот матч является особенным. Он будет особенным для каждого россиянина, потому что уйдет целая эпоха. Эпоха Игоря Акинфеева. Именно мачт ЦСКА — Спартак будет последним в карьере лучшего голкипера России. Именно он подарит целый спектр чувств: радость и грусть, счастье и тоску. Билеты в домашний сектор были распроданы за три дня до матча. Болелщики, зная, что эта игра станет завершающей клубную карьеру великого вратаря, в благодарность готовили банеры и плакаты, посвященные его уходу.

Три очка остались за армейцами. Игра вышла сумасшедшей, как и предполагалось. Мяч постоянно находился в штрафных площадях, но в ворота залетать отказывался напрочь. Какими бы методами не пробовали пробить по воротам: один пенальти, штрафные, угловые и простые удары, мяч побывал в воротах всего дважды, причем каждый раз пропускал соперник. После последнего на сегодня судейского свистка болельщики поднялись со своих мест, чтобы поапплодировать Акинфееву. На глаза наворачивались слезы. Игорь, апплодировая в благодарность, подходил к одноклубникам и обнимал их. Немного позже с трибуны спустились его дети и жена. Ева, поддавшись эмоциям окружающих ее людей, плакала. Он взял ее на руки.

— Ну, ты чего, солнышко?

К нему подошел тренер, чтобы пожать руку и приобнять за плечи. Он долго обнимался с одноклубниками, тренерским штабом, хлопал болельщикам и фанатам. Взяв Данилку за руку, футболист вместе с женой отправился к трибунам, еще раз поблагодарив болельщиков, они скрылись в подтрибунном помещении. Позже выясниться, что Игорь Акинфеев дал своё согласие на участие в Чемпионате Мира 2022 в Катаре, который станет для него последним в карьере.

Когда Джон, отужинав, куда-то направляется с предпоследней сумкой наперевес, Акинфеев считает, что пора выяснить, что сосед туда напихал. Отвечать на поставленный вопрос он не спешит, однако и уходить не торопится. Он аккуратными шагами медленно подходит к дивану и садится на него, испуганно уставившись на Даниила.

— Джон, скажи мне. Не бойся. Я тебе ничего не сделаю… — тихо произносит он, следя за соседом. Тот мотает головой.

— Хорошо. Не хочешь говорить — просто намекни. Что там?

Джон ещё раз помотал головой и для верности уставился виноватым взглядом в пол. Даниила такая реакция удивила и насторожила.

— Ок’ей, просто скажи, если кто-нибудь узнает об их содержимом, на меня это как-то повлияет?

Джон задумался. Это было понятно по руке, потянувшейся к затылку, по слегка затуманенному взгляду и по отсутствию вечно радостной улыбки на его лице. В такое состояние он впадал очень редко, но если это случалось, то вытаскивать соседа из него было проблематично. Обычно Акинфеев его просто не трогал в такие моменты, дожидаясь того мгновения, когда Джон радостно подпрыгнет и вскрикнет, что он придумал, и убежит исполнять задуманное в реальность.

— Не думаю, — ответил он, вздрогнув, — но лучше будет, если никто не узнает об этом.

— Что?

Джон на мгновенье поднял взгляд на него, но тут же опустил его обратно на пол. Ему был неприятна атмосфера, воцарившаяся в помещении, неприятен этот разговор, неприятна ситуация в целом. Он практически ничего не мог сказать Данииле. Возможно, было рисковано принести сумки к нему в квартиру, но собственная мать выперла его из дому и велела не возвращаться до тех пор, пока у него не появятся хоть какие-нибудь мозги. Слышать подобные слова от родной матери было не то что неприятно, а противно, ужасно и шокирующе, даже если их отношения не отличались лаской и добротой. Все-таки он считал себя человеком не глупым, да он был ребенком в теле взрослого, но не глупцом. Возвращаться к этой женщине не хотелось. Будет прекрасно, если Акинфеев его не выгонит, но в это Джон практически не верил. С ним тяжело жить. И матери, и Даниле. Нужно найти работу, начать поиск собственного жилья, наконец, просто повзрослеть, но все это было так сложно совершить, когда рядом, на расстоянии вытянутой руки, был такой щедрый, добрый Акинфеев. Да чаще всего он был вредным, злым и непонимающим, но ссорились по-настоящему они редко. Джон считал, что ему просто несказанно повезло, что рядом оказался Даниил. Правда, также он считает, что на этом его везение закончилось, и именно из-за этого, он считает, только из-за этого он встретился с теми людьми, связываться с которыми не стоило, а стоило просто обойти их дальней дорогой или придумать что-нибудь ещё.

Джон еще раз взглянул на Акинфеева, что волнуется так за него. А он даже не может ничего ответить ему. Или же Даниил волнуется за свою шкуру? Нет, не может этого быть. Подняв взгляд на него, Джон пожимает плечами и вновь устремляет взор в пол.

— Во что ты, черт побери, вляпался, Джон?!

========== Часть 11 ==========

Он привычно входит в кабинет врача ЦСКА, предварительно постучавшись. На лице сразу появляется счастливая улыбка, хотя казалось, что после тяжелейшей тренировки он не сможет даже сделать её подобие. Ева нахмурившись, сидит за столом и ест шоколадку, которую ей подарил тот таинственный ухажер недели две назад. Он успевает разглядеть кабинет, интерьер которого всё равно не меняется, присесть на стул напротив девушки и сосчитать до десяти. Саша всё-таки вежливо намекнет на свое присутсвие, кашлянув. И только после этого Евангелина удивленно посмотрит на него.

— Привет! — постаравшись придать голосу радость и бодрость, произносит футболист.

— Привет! — буркает Акинфеева и, надув губы и сложив руки на груди, демонстративно отворачивается от него.

Саша удивленно посмотрел на девушку, в голове подбирая возможные причины подобному поведению. Не найдя нормального оправдания, он всё-таки интересуется: в чем собственно дело? но Ева лишь бросает на него обиженный взгляд, а потом вновь отворачивается. Он задает этот вопрос ещё несколько раз в разных вариациях, надеясь, что она не выдержит и всё-таки нормально ответит ему.

— А то ты не знаешь! — Евангелина вскидывает руки, а после вновь входит в роль обиженной девочки.

— Не поверишь! Но я действительно не знаю!

— Ты всё рассказал ему!

В помещение врывается напряженная тишина и заполняет собой весь кабинет. От неё становится неудобно, мерзко и противно на душе, Саша возможно бы почувствовал ее, если бы не был обескуражен. Что он рассказал? И — главное — кому? В последний раз он виделся с Евой утром на медосмотре, и с тех пор парень разговаривал только с Серегой по поводу романа какого-то писателя, фамилию которого он в жизни не выговорит, и тетей Любой, поварихой, которой он пожаловался на страшный голод из-за того, что утром толком не позавтракал. Но из-за этого Ева навряд ли бы стала на него сердиться. Врач продолжала смотреть на него обиженными, блестящими от появляющихся слез глазами. Волна стыда нахлынула на него и потопила всего за несколько секунд. Волна стыда за действие, которое — Сашка ещё не понял — совершал он или нет.

— Подожди… Успокойся… я ничего такого никому не говорил. Да я и не разговаривал сегодня ни с кем толком-то! Только с тетей Любой и Серегой…

— Серегой? Игнашевичем? — затаив дыхание, уточнила Ева, кулачком вытирая слезы, — но… он ведь женат… Женат ведь?

— Что? Да. Ты же виделась с ней. Подожди… А зачем тебе знать об этом? Я, кажется, только что окончательно запутался. Проясни мне: что я сказал и кому?

— Ему! Ты сказал, что мы установили камеры! И поэтому он перестал приходить…

— Но я никому не рассказывал о камерах. Я же пообещал… Да и не знаю я, кто он… — последнее, конечно, ложь, но во благо. Не выдавать же!

— Ты врешь!

— Нет, правда, никто не знает о камерах…

— Почему тогда он перестал приходить?

— Я не знаю…

— Ты лгун. Уходи!

— Но, Ева…

— Уйди, рабочий день прошел, и ты можешь идти куда душе угодно, а мне нужно побыть одной.

Он удивленно посмотрел на Еву, не веря своим ушам. А ведь с самого начала знал, что ничего хорошего из этой идеи с камерами не выйдет. Саша встает и, сгорбившись, уходит из медкабинета, тихонько прикрыв за собой дверь. И что, вот скажите, ему теперь делать? Куда бежать? Рассказать кому засмеют, а после ещё и по шее надают… во-первых, за ту тайну, что все хранили, а во-вторых, за то, что обидел их врача. Всё-таки Еву любили если не все, то многие из их команды. И если кто-то прознает про случившееся, то к нему смерть пожалует в лице целого клуба. Нет, жаловаться — точно не вариант. Да и не по-мужски это. Настоящий мужчина, он ведь как всё делает? Копит в себе, получается — справляется сам, если нет, то пострадает, напьется и пойдет решать проблему «по-мужски» и, возможно, сделает всё ещё хуже. Но это не про него.

Какие ещё есть варианты? Признаться во всем Еве? А потом получить от неё за то, что так долго водил за нос и заставил плакать. Это вроде, где-то и по-мужски, но тоже не вариант. Можно было бы сознаться и покаяться, но находясь на безопасном расстоянии, в другой стране, в Англии, к примеру. Хотя при чем тут Англия? Да и не так далеко это. Вот где-нибудь в Антарктиде его, может быть, и не зашибло бы. Но уехать сейчас он не сможет, потому что остаются самые важные матчи в Чемпионате страны.

Есть ещё один вариант, но он, вот совсем, совсем не мужской. Но зато прост до ужаса, а загружать мозги Сашке не хотелось вовсе. Нужно просто плыть по течению, решая мелкие проблемы по мере их возникновения. А проблему с Евой нужно обдумать конкретно. А где лучше всего думается? Где даже у самых слабых людей появляется тяга к справедливости? Конечно, же в круглосуточном баре. Когда алгоколь растворяется в крови, когда он затыкает инстинкт самосохранения, данный человеку свыше ещё в первобытные времена, все становится проще, мозг начинает отдыхать перед усердной работой следующего дня.

Барменом в баре, который так удачно подвернулся ему по дороге домой, оказывается молчаливый мальчишка лет двадцати. Конечно, ему самому недавно 26 стукнуло, так что далеко Гарсиа не ушел. Вливая в себя стопку за стопкой, закусывая бесплатными угощениями, он доводит себя до состояния, когда язык начинает жить собственной жизнью, пятую точку неумолимо тянет на приключения, а душа нуждается в понимающем собеседнике. Такового она находит в молчаливом бармене. Быстро скорешившись с Коляном, Саша делится своей историей, переодично запивая её стопкой водки, а после просит совета. Что ему посоветовал Колян, мозг не запомнил, потому что уже собирался почивать. Поэтому ни как расплатился, ни как добрался до дома Гарсиа не запомнил. Зато за этот вечер он раз десять прокрутил сложившуюся историю, а выводов сделал ещё больше. Вот только… ни одного умозаключения мозг не запомнил. Но с раннего утра, выпив волшебную таблетку антипохмелина и пол-литра минералки, он приводит себя в порядок и заваривает кофе. Сомневаясь в том, что в его желудок кружка с южно-амереканским напитком влезет, он еще раз обдумывает: что ему делать и куда бежать? Взбодрясь после кофе и плюхнувшись на кровать, он придается воспоминаниям, немного удивляясь, что они настигли его сейчас, а не в его ночное состояние.

Он пришел в систему ЦСКА в 6 лет. И это казалось тогда чудом, оно и сейчас таковым кажется. Вскоре он возмужал. Их юношеская команда добывала трофеи для клуба. Немного позже его взяли в основную команду. Ему потребовалось много времени и сил для того, чтобы закрепиться в стартовом составе. В главной команде его встретили тепло, вот только с его фамилией ему пришлось помучаться. Он остро реагировал на вопросы о том, в какой стране он родился и кем является его отец. Сами понимаете, юнешеский максимализм, все дела. Тогда Саша благодаря своей броской фамилии и обзавелся прозвищами «иностранец» и «испанец».

Если бы эта проблема с фамилией была единственной из встретившихся ему на пути к величию… Его конфликтная натура не давала ему спокойно адаптироваться, а ещё детский мозг утверждал, что во всем виноваты вон те и вот эти, а не Александр Гарсиа. Еще одна ссора возникла после получения травмы, когда он привычно отправился в медкабинет, ожидая увидеть там милого старика, Сашка встретил там Еву. Вего тупой на тот момент голове работа врача и женский пол были не совместимы. А эта Акинфеева оказалась не из робкого десятка.

Они долго собачились, а как-то после совсем неожиданно начали дружить. Как это произошло никто уже и не помнил. Они стали часто появляться на праздниках вместе. У них, как и у всех друзей, появились свои шуточки и приколы. Но в какой-то момент Гарсиа поймал себя на мысли, что ему чертовски мало Евы. Когда это началось он не знал. С датами у него были проблемы, как и с именами и фамилиями… Но сейчас речь не об этом. Ему не хватало прикосновений, не хватало общения. Нет, они, конечно, общались часто и много, но общения тет-а-тет хотелось больше. Тогда ли началась история с тайным поклонником или немного позже, он сказать не мог.

После о тайном ухажере узнали одноклубники. Пришлось каяться и просить сохранить эту историю в тайне от Евангелины. У него ещё тогда спросили: чего он просто не признается. Сейчас Сашка бы согласился сразу признаться с самого начала, наверное. А может быть и не согласился. Ну да ладно. Тогда он просто наотрез отказался от этой идеи.

— Вы ведь знаете её отношение к отношениям…

— Масло масленное. Тавтология. — заметил Сергей

— Плевать!

А после Ева начала вынюхивать и выискивать поклонника среди команды. Тогда буквально каждый умолял его признаться. Но он был стоек и дотянул до того, что она решила установить камеру. Сейчас он не мог сказать: поступил он мудро или просто собственноручно выпнул свои шансы завоевать сердце прекрасной дамы, коей являлась Евангелина, а после ещё и помахал этим шансам на прощание.

Решив раз и навсегда покончить с хандрой, Александр встает с кровати, понимая что только что отлежал себе все, что только можно было отлежать. Он тянется к телефону и, к своему удивлению, замечает несколько непрочитанных сообщений от одноклубников и десятки пропущенных от Евы. Подумав что для начала лучше разобраться с сообщениями, а после перезвонить девушке (настроение с утра портить не хотелось, его и так подпортило его состояние), Гарсиа, не задумываясь, открывает первое попавшееся окошечко с диалогом. Спустя минут десять, когда все сообщения было просмотрены, Саша мог с уверенностью разделить их на две группы. Первая — «Ну, наконец-то, бро! Сколько ждать можно было?» и вторая — «Поздравляю вас!» Причем даже Игнашевич-младший прислал странное поздравление непонятно с чем. Настрожившись, Сашка пытается вспомнить какой-нибудь праздник, выпадающий на середину мая… Случайно бросив взгляд на экран телефона, он замечает в диалоге с Евой пугающую надпись «Вы: Видеозапись». Пытаясь отрыть в своей больной, сегодня ещё и тупой голове что за видео он мог отправить Акинфеевой, Александр, не на шутку испугавшись, нажимает на иконку диалога, а после и на видео.

На экране тут же появляются два лица. Пьянное — Гарсии, трезвое — Коляна. Сашка, облакотившись на плечо своего нового друга, что-то орет своим до неузноваемости пьяным голосом. Саша пытается разобрать, что именно он орет на видео, но его попытки остаются без результата. Его немного напрягает выражение лица Коляна, но гораздо сильнее внимание привлекает его обращение к Еве.

— Пслушай сьда! — орет он, сильно наклоняясь к телефону.

Колян что-то шепчет пьяному ему на ухо. И вчерашний он выпрямляется и старается стоять ровно. Гарсия, смотря на экран телефона, морщится от своего вида и звучания своего голоса. Он делает себе пометочку, что если и пить, то без телефона. А ещё лучше не пить вовсе, но это при их тяжелой жизни кажется невозможным. Сашка обратно возвращает свое внимание происходящему на видео.

— Чтб ты знла! Я не врл! — он немного смущается этой фразе, потому что в каком-то смысле он именно это и делал, но, мотнув головой, продолжает орать, — Я дейст… дейст… тьфу, ты блин! Дей-стви-тель-но ничго не гворил ему… А не прихдил он, потому что знал пр камры и нхотел, чтобы ты знла про него. Н, в общм, тот пклонник — эт я! — к концу его голос звучит очень тихо и неуверенно, будто он сомневается: он это или нет.

Гарсиа испытывал стыд и ужас. Это все видела Ева! Напрасно надеяться, что она не разобрала его пьяный лепет. Он хоть и глотал звуки, понять смысл можно было. Таинственные поздравления приобрели некий смысл. Но они казались глупыми. И Сашка не понимал: почему ему никто не посоветовал покупать турне в Антарктиду? Это бы выглядело гораздо логичнее в сложившейся ситуации. Он ещё раз взглянул на пропущенные от Евы.

«Зашибись! Ну и что теперь делать?»

Комментарий к Мне совсем не нравится эта глава. Вот прям, ни капельки. Поэтому, если Вам не сложно, отпишитесь: где плохо, а где нормально.

А тем, кто ждал, спасибо, что дождались! :)

========== Часть 12 ==========

В последнее время комиссия собиралась всё чаще. Хотя на что он расчитывал? Он стал первым, что б его, тренером сборной после перерыва в двадцать лет. Он притащил в команду двух придурков, готовых кинуться друг на друга с кулаками. И к тому же сел в сторонке, чтобы понаблюдать за этим медленным и экстравагантным концом света. Но нет же! Этого показалось малым для него… и он решил твердо защищать кандидатуру каждого из этих идиотов.

С одной стороны это было глупо: ему предложили решение проблемы, которое он не рассматривал серьезно, а он посмелял засомневаться (в этом было проявление рассудка: ответственность за любое принятое решение будет лежать на нем). Марио сомневался. Не звать в команду кого-то одного… Но кого из них? Акинфеева (Черышева) или Гарсию? Первый является лучшим защитником прошлого и текущего сезона. Последние три сезона (считая текущий) прошли на высоте. Получено несколько наград: уровня страны и мира. Также нельзя не вспоминать ту шумиху, поднятую прессой возле Данилы.

— Марио, пресса — не твоя проблема. У нас есть люди, которые займутся этим. — проникновенный шепот президента Союза всплывает в голове, отметая мысли о газетчиках.

Но награды и прекрасная игра на протяжении трех сезонов говорят сами за себя. Значит, Сашу? Но у того не менее внушительная статистика. Ко всему прочему он является капитаном и имеет определенное влияние на «раздевалку». А лишние проблемы внутри команды ему не нужны, и без них дел полно.

И что же делать?

— Вы решили, Марио? — вопрос одного из членов Союза заставил его выйти из пустых раздумий. Ответ был готов. Пусть он ему не нравился, но какая-то часть Фернандеса понимала, что другого выхода нет. Он кивнул.

Вопрос со стороны положительных качеств и заслуг каждого из футболистов оказался без ответов, поэтому бразилец решил посмотреть на обратную сторону медали. Однако и там все оказалось лаконично и ровно. Оба несговорчивы, вспыльчивы, агрессивны время от времени, тупы в некоторых вопросах (хотя уровень интелекта каждого игрока сборной вызывал у определенного типа населения сомнения, тренера эти байки не волновали). По всему он сделал вывод, что не уживаются они как раз из-за сходств. Этот вывод жизнь не облегчил, и он нашел единственное верное (как он думал) решение проблемы этих придурков.

— Вы уверены, Марио? Это может только усугубить ситуацию: для этого нужно время, которого у нас не так много. Так Вы обдумали своё решение, Марио? — он замечает обеспокоенное лицо Ромы, недоверие женщины, задающей вопросы. Сомневаясь в её компетенции (ощущалось, что она недолюбливает Акинфеева), некоторое время он пытается вспомнить как ее зовут и какую роль это особа играет в системе Союза. — Марио?

— Определенно. Я не вижу причин для того, чтобы не вызвать в сборную кого-то из них.

Они подождут ошибки одного из них. В свете последнего разговора Фернандесу не хотелось, чтобы Акинфеев ошибся первым. Но это не означало, что он хочет выгнать из команды Гарсию. Он также желал ему успеха, как и Акинфееву. Просто эта женщина ему не понравилась (но его об этом никто не спрашивал) и создавалось ощущение, что она ненавидит буквально каждого, кто находится с ней в одном помещении. Правда может оказаться, что у нее просто такая работа. Боже, как по-детски это выглядит! А ему уже пятьдесят!

— Что ж. Хорошо. — Широков, почувствовав, что внимание и контроль уходит к мисс в очках с золотой оправой, выдохнул и откинулся на спинку стула в попытке расслабиться. — Так и поступим.

Он чувствовал, что что-то не так. Да, в квартире не было запаха гари, все работало и находилось в исправном состоянии. Джон с непринужденным видом тихонько мурлыкал себе под нос, коротая время за просмотром очередной серии какой-то мыльной оперы по телевизору. Ничего не гремело, не взрывалось и не горело. Были только умиротворяющая, семейная идилия, тихий и неестественный плач явно переигрававшей главной героини и нераздражающий шум домашней техники. Возможно, из-за этого всего и казалось, что что-то не так.

Даниил давно мечтал о таком. Тишина, спокойствие и умиротворение. Но при наличии шила в одном месте у соседа, это, думал Акинфеев, являлось невозможным. Однако, вот оно. Спокойствие рядом с Джоном. Подумать только! От неожиданности подобного Даниил растерялся и не знал чем себя занять.

Обычно он, придя домой, начинал хозяйничать (готовка, стирка, глажка), после маленькой ссоры с соседом, они мирились. А затем он ложился спать, предворительно позвонив сестре и (с недавних пор) матери. Сегодня Джон обломал все его планы и рутинные дела. На столе стояла тарелка с лазаньей (он умеет готовить?!), на кровати была обнаружена аккуратная стопка белья (как он не спалил квартиру?!), а по дому раздовался шум работающей стиральной машины (что он, черт возьми, натворил?!).

— Что ты сделал? — как можно беспечнее поинтересовался Даниил, присаживаясь рядом с соседом.

Тот решил не отвлекаться от телевизора на глупые разговоры. Главный герой как раз признавался в любви главной героине, стоя на одном колене. Лицо последней было настолько натурально изуродовано гримом, что любой бы поверил, что она проревела целую неделю без перерыва на потребности человеческого тела. После неспешного пробега титров мужчина, появившийся на телеэкране, с очаровательной улыбкой попросил потерпеть рекламу несколько минут и пообещал, что сразу после начнутся новости. Джон, ненавидящий подобные программы (все, что хоть немного отдавали серьезностью), предпочел сбежать от Акинфеева.

— Ну, так что ты успел натворить? — удивительно, но лазанья оказалась не только съедобной, но и вкусной.

Сосед пытался попить кофе, игнорируя футболиста. Взгляд оббежал всю кухню, но ни разу не задел Акинфеева. Руки вцепились в кружку, создавалось впечатление, что если Джон вдруг выпустит ее из рук, то мир рухнет. Ненадолго задумавшись о содержимом кружки (только ли кофеин там?), Даниил продолжил рассматривать соседа, ожидая ответа.

— Ты можешь мне сказать… — ненавистные ему рубашки аккуратно отправлялись в шкаф.

Джон отстраненно слушал музыку в наушниках, усиленно игнорируя его просьбу. Он знал, что сосед его прекрасно слышал. От этого знания становилось ещё хуже. Акинфеев не знал, что такого он натворил раз не спешил рассказывать.

— Слушай сюда, Джон… — он неспешно разгружал стиральную машину, на секунду задумавшись «какого черта?». Он футболист-миллионер. Так почему он живет не в шикарном доме-дворце, а в пятикомнатной квартире, полной идиотов? Почему вместо того, чтобы отдать вещи в химчистку, мучается здесь в чертовой пятикомнатной квартире? (хотя тут всё более-менее понятно: ближайшая химчистка закрылась на ремонт) — Что произошло? Тебе выписали штраф за вандализм, а ты свалил всё на меня? Ты встретил бабушку и прошел мимо, непоздоровавшись? Хотя это не Россия, тут это не обернется ничем страшным, наверное… — он бормотал, не зная что может быть ужаснее. Джон, мотая головой, смотрел на него испуганно и недоуменно. Последнее, осмелился предположить Даниил, из-за последнего предположения.

— А что тогда?! — от бессилья он упал на диван, не переставая смотреть на соседа.

Тот медленно присел на кресло. Лицо было бледно. Из-за этого в голове появлялись мысли одна ужаснее другой.

— Ты окончательно разругался с матерью и теперь будешь мучать меня всю оставшуюся жизнь? — Джон помотал головой. Нет. — Тебя девушка бросила? Хотя её никогда не было… Ты неожиданно понял, что… нетрадиционной ориентации… —он  уставился на него, как на психа. Что за бред?! — Я не знаю, что ещё можно было натворить, сидя в этой чертовой квартире! Ты можешь просто сказать?! — Джон взглядом уперся в пол. — Что может быть ужасней? Ты убил кого-то? И теперь за тобой копы бегают? Или ты на меня свалил? — сосед испугганно поднял взгляд на Акинфеева.

Серьезно?! И какое из предположений более точное?

— Надеюсь, что причина была стоящая.

— Я не убивал.

Что за…?!

— А что тогда? Я иссяк. Выкладывай. Драться не полезу — сил нет.

— Кто-то настучал копам про сумки. Завтра сюда приедет куча офицеров и проведут обыск.

— Всего-то… — Даниил расслабился, но Джон продолжал сидеть напряженно. — А что, в сумках что-то незаконное?

Наверное, взгляд, пытающийся просверилить дырку в полу, и гробовое молчание должны были сказать что-то определенное.

— Ну… — он пожал плечами и сделал вид, будто только что дал развернутый и исчерпывающий ответ на вопрос. Взгляд от пола так и не отвел.

— Джон. Что в сумках? Мне будет легче отреагировать, когда копы приедут с обыском, если я буду знать их содержимое.

— Да ничего страшного. Всего лишь… — Джон быстро пробежал взглядом по комнате, сделал глубокий вдох, набираясь сил, и прежде чем вновь уставиться в пол, едва слышно прошептал, выдохнув, — наркотики.

— И что ты собираешься делать? — Артем заинтересованно взглянул в тарелку с заказом.

Атмосфера в кафе легкая, он бы сказал — летняя. Из динамиков разносилась одна из тех мелодий, которые признаны не нести нагрузки на загруженный мозг, а наоборот раслаблять, успокаивать и поднимать настроение. Официанты суетились, бегая от одного столика к другому и принимая заказы улыбчивых посетителей. Поэтому его хмурое лицо портило, оскверняя, радостную атмосферу заведения. Находящийся в прекрасном расположении духа Дзюба смотрелся более лаконично.

— Мы решили подождать.

— Подождать?

— Ну да. Понимаешь, довольно сложно объяснить отсутсвие одного из них в сборной. Они оба подходят по стилю, и последнии сезоны каждым из них были проведены на высоте.

Артем кивнул, соглашаясь, и вновь вернул свое внимание аппетитному содержимому тарелки. Заказ Фернандеса оставался нетронутым, сам бразилец с отрешенным видом уставился в панорамное окно, возле которого они решили расположиться. Высказать собственные переживания другу оказалось неплохой идеей.

— Марио, не волнуйся. Я уверен, что все пройдет спокойно. У вас ведь все шансы попасть на Чемпионат Мира. А там и до чемпионства недалеко. — он пытался подбодрить, но выходило ужасно.

— Мы были чемпионами.

— Мы ими и остались.

— Ой да брось! Кому есть дело до стариков, которые двадцать лет назад были в сборной? Большинство даже не видели наши игры, а тех, кто видел не так много. Футбол не стоит на месте. Стиль, скорость игры быстро меняются. И между тем, как мы играли, и тем, как играют они, есть огромная разница. Ты ведь знаешь. Многим кажется, что мы пешком по полю ходили!

— Но это не обесценивает нашу победу. — Артем проговорил это спокойным и серьезным голосом.

— Да. Но для них мы чемпионы прошлого.

— Не вижу в этом большой проблемы. Они нас по-прежнему любят. Наш состав стал первым, кто смог стать Чемпионами Мира. Мы вошли в историю.

— Именно это меня и волнует. Мы уже вошли в историю.

— Ты думаешь, это не сработает повторно?

— Конечно.

— Но такое уже было. И не раз. Взять к примеру Дидье Дешама. Спустя двадцать лет после своего чемпионства привел сборную Франции к победе. Кстати, это было у нас в России, помнишь? Между вами есть сходство.

— Какое? Я, если ты помнишь, бразилец. И Чемпионами Мира мы ещё не стали. И к тому же даже ему потребовалось шесть лет, чтобы привести свою сборную к победе.[1]

— Ну, там был, по-моему, и бразилец. — Дзюба пожал плечами с таким видом, будто они обсуждали погоду на ближайшие выходные.

— Давай сменим тему. Как бизнес?

Артем вновь пожал плечами, пробормотав «Как хочешь», и с радостью принялся за рассказ очередного веселого случая, который произошел с ним пару дней назад.

Подумать только! Наркотики! Он должен был догадаться, что там не сувениры хранятся! Хотя он бы отреагировал гораздо спокойнее будь там даже контрабанда! Клыки мамонтов, блин, или что там перевозят преступники! Но наркотики… Четыре огромных сумки наркотиков… Блин, да ему же влепят по полной.

А то, что достанется именно ему, а не Джону, и ежику понятно. Чья кваритра? Акинфеева. Кто из них миллионер? Акинфеев. У кого куча возможностей закупиться и хранить эту гадость? Правильно, у Акинфеева, а не у бедняги Джона, который даже с родной матерью ужиться не может, а уж про постоянную работу и говорить нечего. Но всегда есть шанс, что попадутся нормальные копы, которые разберутся в этом деле. Но если они действительно разберутся в этом, то посадят Джона. А они друзья, как никак. Возможный выход из ситуации не светился яркими буквами «EXIT» над дверью, а в голове набатом било «Наркотики! Что делать? Что делать? Наркотики!»

Джон, замолкнув, тихо сидел на кресле, всё также не отводя взгляда от пола. Акинфеев несмотря на фразу «драться не полезу» разок всё-таки съездил соседу по лицу, после, правда, принес лед из морозилки и теперь мерил гостинную нервными шагами, а виновник продолжал изображать предмет мебели, правда теперь он ещё прижимал руку со льдом к лицу, чтобы понизить вероятность расцветания цветка-синяка на его физиономии.

— Так. Ладно. Хорошо. — Даниил уселся на диван, свесив руки, — Расскажи мне все полностью. Я не верю, что ты просто вот так неожиданно стал наркодиллером. Что случилось?

Джон продолжал молчать, делая вид, что Акинфеева нет в помещении.

— Не бойся: драться не полезу. — сосед фыркнул, — На этот раз действительно не полезу.

— Да ничего не случилось…

— Ничего?! Ну, если считать четыре сумки наркотиков, завтрашний обыск и крах моей карьеры и жизни за ничего, то да, ты прав — ничего не случилось!

— Одна.

— Что?

— Одна сумка.

— Ты сейчас издеваешься? — он пытливо посмотрел на Джона, а после продолжил, махнув рукой, — Рассказывай! Откуда у тебя наркотики, и для чего они тебе? Ты ж не из этих…

— Нет, что ты!

— Тогда откуда у тебя наркотики?

— Это было давно. Примерно за неделю до того, как я рассорился с матерью. — глаза Джона бегали по гостинной, ни на секунду не останавливаясь, голос его дрожал от неприятных воспоминаний, а руки то и дело теребили низ потрепанной футболки, — Я возвращался после очередной встречи с друзьями.

— То есть, с очередной пьянки. — пояснил для себя Акинфеев.

— Почему сразу пьянки? Мы просто собрались вместе, чтобы…

— «Пропустить по стаканчику чего-нибудь крепкого, вспоминая веселые годы в университете», в котором ты никогда не учился. — он откинулся на спинку дивана, устраиваясь удобнее, и проговорил это в потолок, после посмотрел на Джона, очаровательно улыбнулся и продолжил, — Прости, забыл. Можешь продолжать.

— Почему ты издеваешься? Это вообще-то нелегко рассказывать.

— Потому что мне можно. У меня стресс и шок. Мой друг на протяжении длинного промежутка времени хранил у меня в квартире наркотики, а завтра из-за этого ко мне в гости припрется снаряд полиции.

Они помолчали, смотря друг на друга.

— Продолжай. Ты возвращался после «встречи»…

— Ну, я как всегда пошел через короткий путь. И там я встретил их…

— Их? Слушай, давай ты просто кратко расскажешь, кто они, что они сделали и прочее. Мне не нужны такие подробности. Я не собираюсь детектив писать.

— Они потребовали у меня денег. А ты знаешь, как у меня с ними, в смысле, с деньгами… И тогда они поставили ультиматум: либо я похраню у себя их товар, либо я отдам им десять тысяч сразу.

— Десять тысяч?

— Евро.

— И ты, конечно, выбрал первое… Что мешало тебе выкинуть эти сумки? Или развернуться и уйти от той компании.

— Они сказали, что следят за мной, и если я избавлюсь от сумок раньше времени или сделаю ещё что-нибудь (ну, там заменю наркотики, присвою что-нибудь себе или ещё что-то в этом духе), то они найдут и убьют меня.

— И ты им поверил?

— Они подробно рассказали: как сделают это. И у них было оружие.

— Брось, Джон. Оружие в наше время есть у всех. — проворчал Даниил, скорчившись, Джон удивленно уставился на него, слегка побледнев, — У всех, кроме тебя, разумеется. Да ладно тебе, я слегка преувеличил.

— Слегка!

— Да, слегка. А они не предполагали, что ты отдашь им деньги на следующий день?

— Нет.

— А с чего ты решил, что приедут копы?

— Кто-то сдал меня полиции. Мне так сказал один друг. Я ему верю

Что ж, решение задачи по-прежнему не посещало его голову. Выходит со всем он будет разбираться завтра, когда к нему нагрянут гости. Однако он продолжал искать выход даже тогда, когда забежал в тупик. Ведь можно перелезть через стену, можно разобрать её кирпичик за кирпичиком. В конце концов не бывает нерешимых задач, не так ли? Когда мысли начали путаться, он предложил выпить по чашечке чая. Джон грустно кивнул. После крепкого свежезаваренного напитка думать стало несколько легче, однако тупик все ещё был перед ним. Джон убирал чашки и баночку с джемом. Взгляд начал бегать по кухне. Ну, точно! Вот оно, решение! Он позвал Джона. Часы показывали полночь.

— Ты уверен, что это сработает? — Джон сидел как на иголках, руки дрожали, кожа казалась с каждым часом ожидания бледнее и бледнее. Смотреть на него было больно.

— Не уверен, но другого выхода у нас нет. Или ты хочешь сесть на десяток-другой лет? — Джон отчаянно замотал головой. — Тогда успокойся. Если ты будешь дрожать, как осиновый лист, то ничего не выйдет.

Раздался звонок в дверь. Они переглянулись, Даниил встал и направился встречать долгожданных теперь гостей. Поздоровавшись с инспектором, он пропустил их в свою обитель.

— Мы решили, что подождем ошибки одного из них. Это было Ваше предложение, Марио. Вы читали сегодняшние газеты? Это огромный скандал. У Черышева нашли целую сумку наркотиков. Я так понимаю, решение кого из них двоих вызывать в сборную отпало? — женщина неприятно улыбается, сверкая своими очками. Марио мысленно делает пометку, что нужно во чтобы то не стало узнать ее фамилию и роль в системе РФС.

— Да, в сборную не попадет Черышев, — с тяжестью на сердце произносит Фернандес, бросая взгляд на статью в газете.

«В квартире защитника «Манчестер Юнайтед» Даниила Черышева нашли целую сумку наркотиков. Расследование будет вести инспектор Стрикт. "Мы проверим каждую из версий. Пока одна из ведущий — наркоторговля." — дал свой комментарий инспектор. Мистер Стрикт также подчеркнул, что громкое и известное имя футболиста не будет играть роли перед следствием.»

Комментарий к [1] - Дидье Дешам - тренер французской сборной с 2012 года. Третий человек, который выиграл Чемпионат Мира и как тренер(2018 год), и как игрок(1998 год). Два других – немец Франц Беккенбауэр и бразилец Мауро Загало

========== Часть 13 ==========

Комментарий к [1]- Стрикт - от английского strict - строгий, жесткий, требовательный.

Двое громил вели его в допросную. Он мысленно проклинал тот единственный пакетик, который инспектор распорол, чтобы проверить его на наличие наркотиков. Его грубо приставили к стене, пока сами полисмены отворяли двери допросной. После махинаций с дверью его столь же грубо затолкнули в комнатку и велели дожидаться инспектора, который не спешил появляться. Конвойный остался с той стороны двери, поэтому он был предоставлен сам себе. Мысли продолжали метаться, хотя саднящая боль в голове, которая появилась после его попытки вырваться и доказать свою непричастность и невиновность Джона, слегка сбавляла его пыл и жажду справедливости.

Мужчина, представившийся как инспектор Стрикт, с непроницаемым лицом вошел в его квартиру. Следом за ним прошли двое в гражданском, один в костюме, напоминающем костюм химзащиты, и двое в форме. Эта веселая компания отправилась в комнату для гостей, куда их проводил Джон. Он все еще казался неестественно бледным. Акинфеев был не уверен, что все получится, но упорно продолжал делать вид, что все идет по плану, даже тогда, когда инспектор Стрикт все с тем же невозмутимым лицом достал из-под кровати одну единственную сумку.

В напряженном молчании все смотрели на сумку, наполненную маленькими пакетиками с белым порошком. «Как в кино. Немая сцена», — промелькнула мысль. Инспектор Стрикт взял один пакетик и, попросив нож, который тут же подал Джон, распорол пакетик, а после высыпал немного порошка на руку и попробовал его.

— Кокаин! — провозгласил Стрикт.

Этот чертов инспектор быстренько оформил необходимые документы, их двоих повязали и отвезли в участок, по дороге они не сопротивлялись: были обескуражены. Через полчаса в камеру зашли те две скалы и отвели в допросную. А в голове только и была мысль: как? План был продуман, казалось, до мелочей… Откуда там пакетик с кокаином? Наркотики ведь…

Мраморные плитки на полу и на стенах. Возле ванной расплылось пятно неизвестного происхождения. Он в очередной раз пробежал взглядом по скромному интерьеру комнатки: коврик цвета бушующего моря возле ванной, стул, купленный на распродаже, небольшая раковина с начавшем ржаветь краном, и огромное по сравнению с ней зеркало. Ежеминутный осмотр завершился, когда взгляд перешел на ванну с мутной субстанцией, вода из крана продолжала наполнять её, однако содержимое не спешило бесследно исчезать в канализации, медленно, но верно подбираясь к краям ванной.

«Да, давно пора прочистить сифон в ванной, » — подумал Даниил, наблюдая как мутная вода со странным, громким и пугающим бульканьем утекала в отверстие со скоростью бабушки с тяжелыми пакетами, поднимающейся по лестнице.

Они заперлись в ванной комнате. В ванну летели тысячи долларов. Подумать только! У них на руках несколько килограмм наркотиков! Мечта наркомана! А они стояли и потрошили их в ванну. Пакетик за пакетиком. А после еще один.

— Ты точно уверен? — в очередной раз спросил Джон, нервно сглатывая и поглядывая в ванну, пока опустошал очередной пакетик с отравой.

Им обоим было скучно и страшно. Каждый отвлекался от плохих мыслей по-своему: он осматривал успевший надоесть интерьер, а Джон пытался заразить его своим пессимизмом и паранойей. Еще немного, думал Акинфеев, и его попытки станут удачными, из-за этого было принято решение игнорировать соседа, каждый раз после его фразы пробегая по ванной комнате. Этим решением Даниил еще больше нервировал неудавшегося наркобарона.

Когда все наркотики до грамма были смыты в бесконечную канализационную сеть, они приступили ко второй части плана.

Дверь открылась, и в проеме появился инспектор, который не спеша прошел в допросную, что-то рассказывая слушателю по телефону. За тот момент, пока мистер Стрикт, продолжая общаться по мобильному, садился на свой стул, Акинфеев ощутил огромный спектр эмоций. От радости закончившегося ожидания до гнева за неторопливость ненавистного инспектора. От легкого испуга предстоящего допроса до отвращения к человеку, сидящему напротив. Они пересеклись взглядами полными неприязни. Что ж, одно Даниил знал точно. Допрос предстоял непростой…

— Это глупая идея! Сейчас два часа ночи! Все соседи спят! — Джон для убедительности замотал головой и замахал руками, но на Акинфеева эти широкие в буквальном смысле жесты не подействовали.

По какой-то непонятной причине (может из-за слабого освещения прихожей, а может из-за напряженной атмосферы или даже секретности всего происходящего) они спорили громким шепотом, зная что никто не подслушивает их, так как никто не знает про страшное содержимое недавно опустошённой сумки.

— О! Конечно, сейчас самое время начать думать о манерах! Ты как-то прожил двадцать лет, не зная об их существовании, а тут решил вспомнить!

— А ты думаешь, они радостно откроют нам дверь, когда мы придем к ним посреди ночи попросить соли, сахара и муки?!

— Конечно это не так, — Акинфеев сморщился, показывая какого он мнения о таком поступке. — Но я не хочу гнить за решеткой всю оставшуюся жизнь.

— Ну, не всю жизнь, а только срок в несколько лет. — поправил Джон

— Нет, как раз всю жизнь, потому что как только выйду сразу найду тех ублюдков и мудаков, из-за которых я окажусь в тюрьме. Если ты, конечно, хочешь набраться опыта в подобном, сидя в темнице, то пожалуйста! Я не собираюсь тебе мешать.

Джон угрюмо зыркнул на Даниила, после зашаркал к выходу из квартиры, даже открыл дверь, однако в последний момент остановился и, развернувшись, недоуменно посмотрел на Акинфеева.

— Почему именно я должен идти к соседям? Что ты будешь делать? — недовольно спросил он.

— Ну, а кто по-твоему должен идти? Это ты вляпался во всю эту историю, именно ты хранил наркотики у меня в квартире, и именно за тобой завтра приедет полиция. — Он старался отделаться от недовольного соседа, пытаясь не перегнуть палку, — Ты все еще считаешь, что я незаслуженно отправляю тебя на растерзание миссис Уайт? А я, пока ты будешь бегать по квартирам, буду опустошать наши запасы белых веществ.

Джон с минуту недовольно глазел на Акинфеева, после наконец вышел из квартиры. Но Даниил не успел даже отправиться на поиски муки, как повторно раздался щелчок двери. Недоуменно уставившись на англичанина, футболист ожидал пояснения подобного возвращения.

— И что я должен им сказать? Как объяснить необходимость в муке, сахаре и соли в ебанных два часа ночи?!

— Правду? — предложил Акинфеев с невозмутимым видом, опуская упаковку муки на пол в прихожей и разбрасывая вокруг маленькие прозрачные пакетики, наподобие тех, содержимое которых они пару часов назад безжалостно спускали в канализацию.

— Ага, так и вижу. «Здравствуйте, миссис Уайт! Не одолжите нам соли, сахара и муки? Просто завтра к нам приедет снаряд полиции искать наркотики, поэтому нам срочно чем-то их заменить! Ну, так что?» Конечно! После такого каждый отдаст тебе свою муку! Отдаст ее прямо на твою голову или в глаз.

— Хм… мне нравится — машинально отвечает Акинфеев, увлекаясь пересыпанием муки в пакетик. — Джон, у нас есть сахарная пудра? — интересуется он, поднимая голову на соседа, однако, заметив его недовольный взгляд, закатив глаза, отвечает, — Ну, не знаю. Скажи, что нам срочно нужно испечь пирог для приезда моей тети! Или ещё что-нибудь в этом духе.

Джон, в последний раз окинув друга взглядом, полным недовольства и гнева в перемешку с виной и печалью, вышел из квартиры. Даниил смотрел на дверь минуту, ожидая, что она вот-вот откроется и зайдет Джон, решивший уточнить ещё какую-нибудь деталь, однако этого не произошло.

— Вы собирались заработать на содержимом ваших сумок? — голос инспектора усталый, взгляд бегает по документам, что мужчина держит в своих руках.

— Нет конечно!

Когда хмурый Джон вернулся от последнего соседа, Акинфеев заканчивал наполнять сотый пакетик. Да, он считал (надо же было отвлечься от неприятных мыслей!). Правда он сбился после третьего пакетика, кажется. А может он был десятым… Не важно. Джон сбросил упаковку муки на пол и устало провел рукой по лбу и лицу. После сосед плюхнулся рядом с сумкой, которая медленно наполнялась пакетиками с белыми веществами. Сначала в ход шла исключительно мука, но после в прозрачные мешочки направились и сахар, и соль, и сахарная пудра (Даниил с удивлением нашел несколько упаковок в ящике на кухне)

— Ну, как? — тихо спросил Джон, проверяя сумку. После взял недавно принесенную им самим упаковку муки и начал медленно пересыпать все содержимое в пустой пакетик.

— Могло быть в сто раз хуже. Если все так и будет продолжаться, то успеем все убрать к пяти часам утра… — футболист беглым, но замыленным взглядом посмотрел на настенные часы, не разбирая на какие цифры показывают их стрелки.

— Зачем мы выкинули наркотики? Их ведь надо отдать заказчику…

— Ты хочешь продолжить карьеру в этой области?

— Нет. Но если я не отдам эти чертовы наркотики заказчику, то никакой карьеры у меня уже не будет…

— Мы их найдем. И популярно объясним как плохо заставлять кого-то торговать этой дрянью, угрожая расправой.

— Что ты собираешься сделать? Ты ведь футболист, а не боксер!

Акинфеев недоуменно посмотрел на Джона, усмехнулся, хмыкнув, а после, не в силах сдержать рвущееся наружу гаденькое «хи-хи», засмеялся.

— Послушайте, — он глубоко вздохнул, битый час пытаясь объяснить твердолобому инспектору, что наркотиков в сумке нет, — там нет наркотиков! Там мука, сахар, соль и сахарная пудра! Мы собирались на кулинарный фестиваль в России! Проверьте остальные пакетики!

— Мистер Черышев, я действую исключительно по протоколу. И согласно ему, мы проверим остальные пакеты, отправив их на экспертизу. Но пока она проводится, вы будете находиться под наблюдением в изоляторе.

— Что ж вы тот чертов пакет не проверяли?! Отправили бы его на вашу экспертизу!

— Не указывайте мне что делать! Вы не в том положении, чтобы делать это.

— Да пошел ты!

Инспектор наконец посмотрел на Акинфеева, изогнув бровь. Даниил, поняв, что это может ему дорогого стоить, произнес:

— Простите.

Хотя произнес он это безбрежно, совсем безвинным тоном, ни о чем не жалея. Его определенно выбесил этот чертов инспектор с говорящей фамилией [1]. Акинфеев не удивился, что этот человек выбрал такую профессию. Хотя он с таким же успехом мог стать судьей к примеру. Но он определенно мог работать только в юридической области. Еще раз посмотрев на темные брови, морщинистое лицо и тяжелый взгляд инспектора, Даниил кивнул, для убедительности в своем раскаянии опустив голову.

Допрос продолжался еще минут десять, но дальше они не продвинулись. Акинфеев продолжал требовать отпустить его (про извинения он решил не упоминать, простив инспектора и всю полицию в целом), убеждая, что ничего кроме муки они там не найдут, а мистер Стрикт продолжал твердить что-то про протокол и закон (Даниил его практически не слушал, да и его хриплый голос был слишком тих для футболиста).

После его отправили в его комнату на сегодня (и несколько дней после, был убежден лже-Черышев). Если при спартанских условиях (со скромной кроватью, тумбочкой и столом) он едва ли не загибался, то тут он сдохнет от скуки через пару часов. Стены были образцовым примером отсутствия чистоты, одиночная кровать не внушала доверия, а тумбочки не было вовсе, как и стола, зато была полуразваленная раковина с заржавевшим пару десятков лет назад краном. Решив, что у него номер-люкс (все-таки в камере мог быть только он) присел на временно свою кровать (временно! — убеждал себя Акинфеев). Матрас, противно пружинив, слегка прогнулся под тяжестью его туши. Удивившись подобным условиям в 2040 году (тюрьмы стали адом во плоти, и с каждым годом условия содержания становились хуже), он еще раз осмотрел камеру, с тоской вспоминая свою уютную пятикомнатную квартирку. С отсутствующим взглядом Даниил, не двигаясь, просидел до того момента, когда дверь распахнулась, впуская одного из сторожей, который пропустил человека, разносящего безвкусную еду по камерам. Позволив себе надеяться, что это пришли даровать ему свободу, он разочаровался в сто крат сильнее, чем во время допроса.

Мельком рассмотрев содержимое подноса, что поставили ему прямо на пол, он вернулся к своим размышлениям. Откуда взялся кокаин? Они ведь высыпали все наркотики в ванну… Он лично опустошил последний пакетик из сумки. В голову лезли глупые и неприятные мысли, утверждающие, что пакетик принадлежал Джону. Даниил пытался отбросить подобную чепуху, но то ли угнетающая атмосфера камеры так подействовала, то ли свое влияние оказал ужасный запах, доносящийся со стороны подноса, а может это просто усталость наконец смогла усыпить его здравомыслие, которого уже давно не было (ведь это надо додуматься покрывать человека, хранящего наркотики у него дома!) Но не думать о том, что чертов пакетик с кокаином каким-то образом связан с Джоном, не получалось…

Но вот от мысли о том, что его друг мог специально подбросить наркотик в сумку, он всё-таки отмахнулся. Не мог Джон, которого он знал, поступить так подло. Правда Джон-которого-он-знал не хранил наркотики у него в квартире… Нет. нет… Не может этого быть. Джон слишком добрый для такой подлости. Да и причины не было. Даниил бескорыстно предоставлял ему крышу над головой, холодильник, который, правда, был пуст большую часть времени, и, в случае крайней необходимости, плечо и жилетку для оказания помощи в виде молчаливой поддержки, а также терпел его выходки и жуткий характер.

Значит, если Джон не подбрасывал кокаин (определенно, нет), то он… В это поверить было не менее сложно. Ну, не может он себе представить, что его друг и сосед стал конченным наркоманом! Не может. Хотя… Воображение смело подкинуло пару вариантов подобного развития событий. У Джона вполне был шанс попробовать хранимый им наркотик. Но верить в это все равно не хотелось. Был шанс, но это не значит, что он обязательно поддался сладостному искушению и попробовал ту гадость, что вызывает привыкание.

С трудом совладав со своей головой и наполняющими ее мыслями, Акинфеев избавился от столь неприятных объяснений таинственному пакетику с кокаином. Он вспомнил про недавно принесенный поднос с ужином и подошел в нему. Еда была отвратительна для его утонченного вкуса, отвыкшего от пищи простых смертных, но вполне съедобна. Возможно, если бы она была вкуснее, он бы мог сравнить ее с едой из его детства. Но она была такой, какой была. Явно не вершина кулинарного искусства, скорее всего вторая ступенька на пути к ней. С тоской он вспомнил свой дом. Его не было там всего несколько часов, а он уже успел соскучиться по мягкому, местами грязному (в основном в этих местах сидел Джон), но уютному дивану, по громкому, но работающему гораздо чаще для фона, нежели для развлечения хозяев телевизору, по гостеприимной, большой кровати, по высокому, но почти всегда пустому холодильнику. Вполне вероятно, что во всем виновато отсутствие свободы в принципе. А может, не обошлось без отвратительной атмосферы камеры.

Ему пришлось переночевать в чертовой камере. Матрас оказался не таким мягким, каким показался, когда он сидел на кровати. Отсутствие подушки ситуацию не облегчало. Ему предстояла тяжелая ночь. Сон не шел. Постоянно что-то мешало окунуться в дрему: свет из щелок в двери, шорохи, противный звук капающей воды из крана. Голова предсказуема заполнилась мыслями, которые летали вокруг одного единственного пакетика кокаина. Отчего он решил, что пакетик один? Он не мог объяснить своего убеждения. В какой-то момент он начал думать, что все ему приснилось, и они не успели ничего придумать, и полиция посадила их. Эта нелепость подкреплялась капающей водой. С каждым разом, когда маленькая, молодая капля воды, набираясь необходимого веса, чтобы освободиться от плена старого, ржавого старика-крана, пролетала свой путь до раковины, реальность казалась все более нелогичной, невозможной и странной. Немного позже, точнее он сказать не мог (он начал считать, что этого вообще не было), Даниил поймал себя на мысли, что постоянно неосознанно пытается каким-то образом оправдать Джона. Подобное открытие ему не понравилось, однако обдумать его он не успел: легкая дрема все-таки смогла настигнуть его. После сна он наверняка не вспомнит о мыслях и догадках, что посетили его одурманенную тоской голову в час ночной.

На следующий день, сразу после безвкусного ужина, за ним пришли несколько человек и довели до допросной. По дороге он с интересом разглядывал двери в другие камеры, нет, его вовсе не интересовала его возможная будущая жизнь, что протекала бы подобно тем, за закрытыми дверьми, с отвратительной едой и нечеловеческими условиями. Это был просто способ занять себя хоть чем-нибудь… В одиночной камере было скучно, холодно и, как бы это не прозвучало, одиноко. Да, тюрьмы вскоре будут как ад, только на Земле.

Инспектор Стрикт, уже сидящий в допросной, выглядел мрачным в отличие от Акинфеева, который светился как начищенный чайник. Все должно было быть наоборот, со злостью подумал мужчина.

— Что-то выяснилось, инспектор?

— Да. Наркотиков в сумке больше не нашли. Однако, обвинения с Вас еще не сняты. Вам, как и Вашему, кхм, — на мгновенье Стрикт задумался, — соседу нужно сдать анализы.

— Я чист!

— Это покажет экспертиза, мистер Черышев.

— Вы уже достали меня своими экспертизами!

— Успокойтесь. С минуты на минуту придет врач, Вы же не хотите,чтобы пришлось усомниться в Вашей вменяемости?

— Зачем Вам все это, инспектор? В сумке нет наркотиков. Что еще Вас не устраивает?

— Я просто хочу, чтобы справедливость восторжествовала. — Акинфеев закатил глаза, услышав такую банальность от человека в годах. Он бы поверил, если бы это произносил подросток с юношеским максимализмом или совсем еще кроха, у которого старшие отняли конфетку, но инспектор полиции… Нет уж. Стрикт не стал объяснять допрашиваемому, что тот понял все совсем не так.

Вскоре и правда пришел врач, который забрал всё необходимое для анализов. Он ещё перекинулся ничего незначащими фразами с инспектором, а после его увели в его камеру. Время текло медленнее патоки, ползло тише улитки. Занять себя было нечем, оттого в голову лезли ужасные и надоедливые мысли, которые от невозможности выяснить правду плавили мозг, убивая его.

Еще через несколько долгих и мучительных дней заключения во время очередной попытки выявить хоть еще один плюс его заточения, чтобы плюсов было хоть на один больше минусов, в камеру вновь зашли люди в форме, который в очередной раз велели встать и выйти. В допросной сидел хмурый мистер Стрикт. Акинфееву показалось, или инспектор выглядел ещё более огорченно по сравнению с их последнего допроса? В любом случае Даниил решил не злить лишний раз мужчину, хотя желание было (исключительно для поднятия своего настроения, которое становилось день ото дня все хуже). Заметив отсутствие прежнего пыла и радости, настроение инспектора немного поднялось. Он обрадовался, что тюремные условия смогли стереть самодовольную улыбку с лица чертового футболиста.

— Что на этот раз? — безэмоционально поинтересовался Даниил, по-хозяйски (он все-таки успел освоится здесь) приземляясь на стул напротив мистера Стрикта.

— Пришли результаты. Можете радоваться. Вы и правда чисты.

— Джон?

— Ваш сосед? Он тоже. — инспектор помрачнел ещё сильнее. Акинфеев заинтересованно посмотрел на мужчину.

— И что же Вы не рады? Вот она справедливость. — произнес он, пока Стрикт заполнял необходимые бумаги для его освобождения.

— Мы просто вновь упустили их. — вяло произнес мужчина, передавая документы и указывая на место, где нужно расписаться.

— Их?

— Я не имею право распространяться о своих делах.

— Вы про банду, которая ловит маленьких мальчиков в подворотне, запугивает их и заставляет хранить наркотики до поры до времени? — как можно беспечнее спросил Акинфеев, мысленно ударяясь головой о стол: кто его за язык тянул?

— Да, но… какого дьявола? Что вы знаете? Расскажите!

— Ага. Чтобы еще несколько лет просидеть здесь, питаясь гадостью, которую даже в школах не дают? Нет уж, увольте.

— Вам ничего не будет. Вы пойдете по делу в качестве пострадавших или свидетелей.

— Вы считаете, я похож на маленького мальчика, бегающего по подворотням? Мне нечего рассказывать. Я никого не видел. И я не знаю, кто они и когда должны были получить последнюю сумку с наркотиками.

— Ваш сосед? Но он тоже не похож на «мальчика». Он пострадавший?

— Пострадавший как раз-таки — я! В моей квартире хранили эту отраву, а я даже не догадывался!

— Ну Вы и идиот!

— И без Вас тошно, так что помолчите!

В допросной наступила напряженная тишина. Если прислушаться можно было услышать, как тараканы в голове каждого из них нервно забегали, пытаясь не мешать мыслительному процессу. В какой-то момент инспектор Стрикт удивленно вдохнул.

— Куда Вы дели наркотики?

— Смыли в канализацию! Мы не идиоты, чтобы выкидывать их в ближайшую помойку.

— Черт. Можно было бы послать Вашего соседа и с поличным взять наркобаронов…

— Мы просидели за решеткой около недели! Сомневаюсь, что срок ещё не прошел.

— Они сдали Вас полиции.

— Что? И Вы не знаете, кто это был?

— Нет. Они связались с одним из моих коллег. Номер не определяется. Чертов век программистов! В наше время было гораздо проще ловить этих тварей и сажать подонков за решетку!

Они просидели в молчании некоторое время. Даниил думал, что он на свободе и в праве делать все, что заблагорассудиться, но что-то мешало просто уйти, оставив бедного инспектора с этим нелегким делом. Однако и помогать Акинфеев не горел желанием. Он бы скорее предпочел роль молчаливого зрителя. Пока он вел внутреннюю борьбу, Стрикт продумывал план поимки гадов, в число которых входил его коллега. Какой именно, мужчина знал, у него даже были доказательства причастности одного из полицейских к этому делу, но он боялся спугнуть более крупную добычу. В конце концов, какой охотник захочет оставить мелкую дичь, когда есть реальный шанс погнаться и поймать то, за чем ты и приехал на охоту? Вот и инспектор не собирался упускать свой шанс.

— Есть идея. Они же связывались с твоим соседом? Джон, кажется?

— Наверное, я не знаю. Я узнал об этом дерьме только за ночь до вашего визита в мою крепость.

— Мы предполагаем, что они звонили своим «жертвам» и назначали место, где «жертвы» должны оставить наркотики.

— Это очень интересно, но могу я пойти?

— Неужели Вам не интересно? Вы можете помочь поймать преступника, которого мы не можем вывести на чистую воду уже второй месяц!

— Как неожиданно долго! — Акинфеев недавно читал о статистике успешно раскрываемых преступлений и знал, что она оставляла желать лучшего.

— Мы просто напишем наркобаронам! Они запаникуют, но на встречу придут. Мы узнаем их личности и установим за ними слежку, а после возьмем с поличным, если же что-то пойдет не по плану, мы вмешаемся раньше. И все! — казалось Стрикт просто не замечал сарказма и нежелания ещё больше впутываться в это Акинфеева, но так казалось лишь до последней фразы, — И твоя честь более не будет запятнана. И ты вновь сможешь играть в свой футбол.

— Аргх, что я должен сделать?

— Всего лишь убедить своего соседа на сотрудничество, он оказался не очень сговорчивым. Вас переселят в одну камеру, пока…

— Камеру?! Какого дьявола?

— Они следят за вашим домом. Если вы вернетесь, это может напугать их, и тогда от плана не будет никакого результата. Не волнуйся, условия для вас будут лучше, чем было до этого.

Усмехнувшись, Даниил кивнул и направился в его новую камеру. Хмуро погладывая по сторонам, он прибыл в довольно неплохую для здешних условий комнатушку. Надеясь, что кормить их будут лучше, чем раньше, Акинфеев плюхнулся на кровать и откинулся на мягкую подушку, даже подобия которой не было в его предыдущей камере. Он понимал, что скоро сюда приведут Джона, поэтому уже сейчас решал каким способом лучше объяснить всё соседу. Когда привели друга, он уже знал, что сказать и как, однако при взгляде на будущего собеседника и подельника, Даниил стушевался. Джон выглядел еще хуже: лицо осунулось, под красными глазами залегли темные пятна недосыпа, кожа побледнела до неестественного цвета. Друг попытался улыбнуться. После его попытки Акинфеев ещё больше забеспокоился за самочувствие соседа. Но решив не откладывать тяжелый разговор надолго, он начал беседу с вопроса о здоровье друга.

К его удивлению, они смогли довольно быстро договориться. Не сказав друг другу больше ни слова, каждый лег на свою кровать и провалился в тревожный сон. На следующее утро к ним в камеру пришел радостный Стрикт, который ещё больше обрадовался, узнав о согласии Джона. Тут же инспектор извлек из своего кармана телефон Джона и передал его хозяину, продиктовав, что именно он должен им написать. После того, как их накормили, друг взял их сумку, напичканную кучей кулинарной белой гадости.

— Откуда вы взяли столько муки и сахарной пудры? Сахара и соли там гораздо меньше. — поинтересовался Стрикт, пока они ждали врача.

— Знали бы Вы, инспектор, какую операцию мы провели, чтобы не оказаться в этой адской дыре… — легкомысленно, но туманно ответил Даниил, недовольно глядя на интерьер допросной и хмурого инспектора.

Их дороги с Джоном ненадолго разошлись: он направился домой, Джон — на встречу с наркобаронами. Дома Акинфеев и узнал, что шансов вернутся в сборную до предстоящих матчей отбора, у него не осталось. И все только из-за одного чертового пакетика с кокаином!

Первым, о чем он подумал, была идея отыскать тех журналистов, приложить пару раз их о стену, потом в два раз сильнее о стол. Вторым, что посетило его уже несветлую голову, было облегчение, что к наркобаронам отправился Джон, а не он. Все-таки после клеветы он мог с помощью чуда вернуться в спорт, а вот после убийства с отягощением — навряд ли… Третьим было горькое желание, чтобы Джон после всего произошедшего пришел к выводу, что их дружбе пришел конец, и отправился к своей матери. Простить такое сразу было тяжело. А убедить себя в том, что друг не хотел для него подобного, не получалось… Наконец, все это слилось в один страшный клубок из эмоций и желаний и превратилось в огромное горе.

Даниил не помнил, как провел оставшуюся часть дня, но мог с уверенностью сказать, что чтение прессы не идет ему на пользу. Проснувшись с головной болью и отсутствием желания чего-либо делать, Акинфеев отстраненно осмотрел погром в квартире. Замечательно! Только этого ему и не хватало! Обнаружив рядом парочку дорогих бутылок без виски и вина, он с трудом поднялся, услышав щелчок двери. В гостинной появился ошарашенный Джон. Потрясающе! Всё! Он просто обречен на вечный happy-end! Даниил, не глядя на соседа (бывшего соседа, — мысленно поправлял он себя), направился в душ. Хотелось забыться (хотя сделать это он успел ещё вчера), протрезветь, а проще сдохнуть. Он помотал головой, пытаясь отогнать идиотские мысли, из-за которых он докатился до подобного, тут же понял свою ошибку: теперь голова не только болела, но и кружилась, именно поэтому путь до ванной сократился за счет увеличения скорости. После прохладного душа ему стало немного легче физически. Джон молча наводил порядок в его гостинной.

— Как всё прошло? — как можно дружелюбнее начал беседу Даниил.

— Они кинулись на меня с ножами, но полиция подоспела почти вовремя. Осталось несколько царапин, но это пустяки, могло быть гораздо хуже.

— М-да уж…

— А как ты? Что там со сборной?

— Нормально, — он вальяжно потянулся за газетой, на обложке которой был инцидент с наркотиками. Он поморщился. Нет, с газетами пора завязывать. Определенно. — Все хорошо, как видишь!

— Дан, мне жаль…

— Жаль?! Да черт тебя дери! Откуда у тебя кокаин? Почему ты его не выкинул?!

— Это случайно вышло…

— Случайно?! За что мне это, Джон?! Случайно… Ты случайно сломал мне жизнь! Случайно испортил и без того не идеальные отношения с болельщиками и прессой! И совершенно случайно лишил меня карьеры! — его голос задрожал, поэтому он перешел на шепот, — Чем я такое заслужил, Джон? Где я провинился? Неужели было сложно сразу прийти ко мне и попросить помощи? Нет! Так почему ты дотянул до того, что я остался ни с чем? Этим ты за все, что я тебе дал, платишь? Этим, Джон?! Одним пакетиком наркотика перечеркнуть всю мою жизнь! Вот такой ты, Джон? Ты говорил, мы друзья, а не просто соседи. Это по-твоему дружба, Джон?

— Дан…

— Уйди, пожалуйста… Мне… нужно побыть одному…

Даниил услышал, как, тихо закрывшись, щелкнула дверь.

========== Часть 14 ==========

Он разочарованно вздыхает и вновь падает на диван, тут же хватаясь за бутылку. Мяч в экране телевизора пересекает поле, футболисты слепо следуют за ним в сторону их ворот. В следующее мгновенье спортивный атрибут пролетает рядом с воротами, и Акинфеев с ухнувшем в пятки сердцем наблюдает за прыжком их вратаря. Сердце вроде возвращается на свое законное место без проблем для хозяина, однако выделившийся адреналин (или что там только что в его крови появилось?) все еще напоминал о его падении. Пока он задумался о выделяющихся ферментах и гормонах в его крови, действие перенеслось на половину поля соперника, и вот уже момент возле их ворот, заставляющий вновь подпрыгнуть и разочарованно рухнуть. Из-за подобных действий алкоголь выплескивается, оставляя сырые пятна на диване и в гораздо меньшем количестве на футболке.

Смотреть матчи сборной было неприятно, горько и даже больно, но не смотреть было просто невозможно. Какой это матч по счету? Пятый? Шестой? Сколько уже его не вызывают в команду? Он не мог сказать точно, хотя и знал, но решил ни за что не признаваться в том, что считал. Но признаться в том, что первый раз он гневно выключил трансляцию уже на пятой минуте матча, когда крупным планом показали Гарсию, он мог. Во второй раз он досидел до конца первого тайма. Когда они играли со швейцарцами, он досмотрел до конца, на эмоциях вышвырнул чертов пульт подальше (позже его пришлось заменять), а внутренний голос тихонько нашептывал: «А вот если бы ты играл, они бы не пропустили в том глупом моменте, когда ненавистный защитник проворонил все, что только можно, и вместо проклятых единиц на табло светилось бы "1:0"» От такого становилось грустно и тяжело, и последующие три месяца он избегал любые упоминания о сборной.

Когда человек теряет что-то, что дорого ему, он пытается заменить боль потери усталостью и физическим опустошением, чтобы не оставалось времени на убивающие мысли о потерянном. Даниил тоже пытался. И ключевое слово здесь «пытался». Как можно было откинуть мысли о потерянной возможности играть в сборной, когда ты каждый раз видел уезжающих в распоряжение сборных однокомандников, слышал новости, касающиеся национальных команд, от тех, кого не вызвали. И каждый раз внутри расползалось что-то неприятное, скользкое, липкое, приносящее сначала досаду, после боль, а затем и горе. Акинфеев просто убивал себя на поле, но каждый раз, оставаясь в одиночестве, он на периферии сознания слышал разговоры про сборные разных стран. Друзья и просто знакомые футболисты, конечно, не обсуждали новости спорта при нем, боясь ранить еще сильнее, но он знал, что они обсуждают. Тихим шепотом пока он не слышит и не видит. Так что физическое утомление и усталость не помогали. Как только появлялась мнимая возможность, его мозг подкидывал услышанные обрывки фраз, картинки репортажей из телевизора, вырезки газет.

Когда более безопасный для здоровья (на самом деле просто таким кажущийся) способ не помогал, в дело вступали различные стимуляторы и расслабители. Одними из них были наркотики, но Даниил отмел эту мысль с ярой ненавистью и сильным отвращением. В конце концов, все его проблемы были как раз из-за наркотиков (ну и частично из-за соседа). Оставался алкоголь. Он не бросался на бутылку при первой возможности. Она просто появилась в его жизни, на кухне, на его столе. Он не пил до посинения или до того сознания, в котором начинаешь ощутимо плыть и воспринимать реальность немного иначе, в котором не было больших проблем, лишь ма-а-а-аленькие проблемки. Нет, такого не было. Он просто позволял себе на несколько бокалов, глотков больше, чем это делали празднующие победу или еще какое-нибудь важное событие друзья и просто знакомые ему люди. Но с хандрой и депрессией это бороться не помогало, скорее этот способ давал возможность потонуть в самобичевании и чувстве собственной никчемности и ненужности.

В конце концов его жуткое, безрадостное состояние, которое уже давно перешло в тяжелую депрессию, заметили сначала близкие друзья и однокомандники, а после и остальные. И после, где-то в середине сезона, к нему подошел главный тренер вместе с врачом и предложили ему отдохнуть, смутно надеясь, что все причины в недосыпе, хотя знали, что дело не в этом.

— На тебя смотреть жалко, Дан. Иди отоспись и возвращайся прежним. — тогда вежливо не допустили его к тренировке, прикрываясь его ужасным внешним видом.

Они не могли понять, что прежним он не станет никогда. Этот случай сильно повлиял не только на его карьеру в сборной, но и на самого Акинфеева, заставляя его сердце каждый раз в ужасе замирать от любого, даже мимолетного упоминания наркотиков.

Но при всех страданьях что-то заставляло его включать раз за разом трансляции матчей, садиться на диван и наблюдать за игрой с вялыми и бессмысленными попытками смириться с той горечью, что ощущалась, как только его взгляд падал на телевизор. Акинфеев считает, это мазохизм. Самая извращенная форма мазохизма, которую он мог только представить себе. Он прожил двадцать шесть лет с мыслью, что ни за что не будет играть в сборной, если ее вдруг соберут. Он большую часть своей жизни ненавидел национальные команды. Сборная отняла у него его отца. Его отец предпочел защиту чести страны им с матерью и сестрой. Он презирал одну лишь мысль, что он когда-нибудь наденет футболку национальной команды. И что теперь? Он загибался от горя перед телевизором, транслирующим матч, из-за того, что он теперь гарантировано не наденет футболку этой команды! Ему нужно было окунуться в это море горя и жалости к самому себе, ему было необходимо прочувствовать собственное бессилие и никчемность. Чертов мазохизм! Даниил видел мазохизм и в том, что он считал количество месяцев и матчей, что сборная сыграла без него. Но все мы в какой-то степени мазохисты. Ведь голодающий думает о еде, жаждущий о воде, устающий об отдыхе… Так и Акинфеев думал о сборной.

Тем не менее, жизнь не потеряла свои краски, а мир не рухнул. Он влачил свое жалкое существование, пока все остальные вокруг наслаждались каждым мгновением. От радостных лиц на улице становилось до ужаса противно, и он перестал выходить из квартиры без надобности. Однако подобное заключение (добровольное, нужно отметить) не продлилось дольше двух недель. Его растормошили друзья, завалившиеся к нему на ежемесячную халявную попойку. Они же заставили его открыть глаза и убедиться, что никакой катастрофы не случилось. Это помогло выглянуть из-за крепости депрессии и несчастья, что он возвел возле себя. Только выглянуть, но с каждым днем депрессия отходила все дальше, а несчастье перестало мешать радоваться тому, чему он радовался в прошлом. Друзья были не единственными, кто старались вытянуть его из того моря, в котором он яростно топился. Мама и Ева названивали каждый день, пока он находился за решеткой. Ответить он не мог, этим еще больше пугая и нервируя их. Но как только он прочувствовал вернувшуюся свободу, Даниил позвонил им. Они долго что-то радостно, гневно и грустно щебетали ему в трубку, мешая объясниться. Кое-как прояснив ситуацию, Акинфеев был вынужден выслушивать искренние соболезнования. Они звонили еще несколько раз, но он смог, на свое удивление, убедить их в том, что он в порядке.

Друзья и семья помогли ему увидеть, каким счастливым он был, когда был прежним. И он старался вернуться к этому состоянию. Сначала это не получалось, но сейчас он находился гораздо ближе к себе прошлому, чем после случая с наркотиками. Он мог делать вид, что его не заботят разговоры о сборной, мог спокойно играть в футбол, мог спокойно пить алкоголь, не будучи под воздействием грустных мыслей, мог видеть людей, которые играли за свои национальные команды. Осталось лишь несколько вещей, которые он не мог делать спокойно, как прежде. Спокойно смотреть матч сборной и общаться с прессой. В первом случае он нашел выход в алкоголе, одной бутылки вполне хватало, чтобы притупить боль и горе во время просмотра игры. Однако Акинфеев продолжал избегать общения с представителями СМИ. Даниил не мог быть уверен, что все его напускное спокойствие не полетит к чертям на вечное проживание, когда какой-нибудь журналист спросил бы его про наркотики, найденные в его квартире. А это обязательно бы произошло либо на пресс-конференции, либо на каком-нибудь другом интервью.

Телевизор кричит радостным криком болельщиков, и Даниил растерянно смотрит на табло. Что ж, им не так уж и плохо без него. Может быть все к лучшему? Но кому от этого лучше? Сборной? Возможно. Гарсии? Определенно. Кому угодно, только не самому Акинфееву. Вновь опуститься в самобичевание не дает тихий щелчок двери и такие же едва слышные шаги в сторону спальни для гостей.

Джон.

Нет, они не помирились. Все-еще-сосед-но-уже-не-друг предпринимал попытки попросить прощения, но он на тот момент не достаточно отошел от эмоций, а больше Джон и не пытался. Сосед вяло пробовал вернуться к матушке, но та встретила его не просто недружелюбно, а, можно сказать, кровожадно. Между собой соседи договорились, что все-еще-не-друг покинет его, как только сможет самостоятельно покрывать счета за арендную плату квартиры, которую ему еще предстоит найти. Джон начал искать работу и, кажется, даже нашел. Акинфеев пытался делать вид, что его все это не интересует. Однако футболист не мог не признать, что сосед менялся на глазах: уборка теперь лежала на его плечах, холодильник стал гораздо чаще пополняться хоть какой-то едой, с его лица исчезли искорки беспричинного и бесконечного счастья, но появилась взрослая серьезность и, к своему стыду Даниил признал, что в этом была толика его вины, глубокая печаль

Он не мог сказать точно: что огорчало его сильнее? Невозможность играть в сборной, скандал с наркотиками или же ссора с Джоном? Ссора с другом явно не шла ни ему, ни самому другу на пользу, но просить прощения первым, когда он не виноват, он считал выше собственного достоинства. И переступать в этот раз через себя считал глупой затеей. А Джон, как думал Акинфеев, отказывался извиняться второй (или третий?) раз именно по той же самой причине. Джон активно искал новую квартиру, и если его поиски окажутся удачными, он может навсегда попрощаться с другом. Это было неприятно, но и помешать он не мог. В конце концов, кто он такой, чтобы решать судьбу другого человека? Может Джон все это время только ждал удачного момента, чтобы съехать? Может он все это время желал, чтобы Даниил со своим чертовым характером отвязался от него? Может они никогда и не были друзьями? Акинфеев дожил до того, что теперь не знал где правда, а где ложь, когда дело касалось Джона. Раньше, до случая с наркотиками, он бы с уверенностью мог ответить, что они друзья, что Джона вполне устраивает его скверный во многих вопросах характер, но теперь он затруднялся ответить. Но жить под одной крышей после ссоры, когда он так обвинил и обидел Джона, было сложно. А просить прощения в серьезной ситуации, когда ты сильно виноват, он не умел от слова совсем. Ему это как-то без надобности было. Обычно люди мирились с его заскоками и проявлениями эгоизма или делали вид, что ничего не произошло. Иногда ему приходилось извиняться, но те проблемные ситуации по сравнению с теперешней казались не проблемными, а простыми, не требующими усилий и внимания. В общем, Даниил медлил, медлил, боясь, что уже завтра Джон придет с работы, достанет большой чемодан (не сумку, нет, только не сумку), соберет свои вещи и уедет в неизвестном ему, Акинфееву, направлении, оставив его одного с одиночеством и чувством вины, что будет топить его до тех пор, пока он окончательно не убедиться в том, какая же он все-таки сволочь.

Из телевизора вновь послышались радостные крики, и он наблюдал как счет на табло поменялся, увеличивая преимущество. Тут же проплыла мысль, что матч проходит мимо него: второй гол, а он вновь все пропустил, отвлекаясь на свои терзания. Пытаясь уловить суть происходящего на поле, Даниил не замечает повторный щелчок двери.

Вечером он заметил отсутствие соседа. Он обыскал его комнату, в которой пропали любые детали, указывающие на то, что тут кто-то находился и жил. Боясь, что Джон все-таки съехал, так и не сказав ему ни слова, Акинфеев отправляется на кухню в поисках того, на что он мог отвлечься. Схватив бутылку чего-то крепкого, он рассеянно плюхнулся на диван, случайно включая телевизор. Как так? Почему именно сейчас? Почему он ничего не сказал? Не мог же Джон съехать, ничего не сказав? Не мог же? Хотя кого он обманывает? Мог и имел на это полное право. В конце концов Даниил сам выгнал его из квартиры, наговорив кучу гадостей после того, как Джон извинился… И чего он жалеет? Чего сердце так неприятно сжимается? Не этого ли он хотел? Не этого ли добивался, выговаривая обвинения другу? Бывшему другу… Нет, не этого он хотел. Определенно, нет. Момент, когда ситуация начала казаться несправедливой, Акинфеев успешно пропустил. Он ведь еще не успел извиниться! Не успел забрать свои слова назад, разрешив Джону проживание в его квартире! Как он смеет уезжать, ничего не сообщив ему?! В стенку полетела бутылка с чем-то крепким. От звука разбившегося стекла он будто выходит из комы, будто его резко вытащили на берег после долгого нахождения под водой без возможности всплыть. Сердце сжимается от страха и боли. Почему он ничего не сказал? Если бы он съезжал, он бы сказал ему, да? Почему он не повременил с переездом еще немного? Даниил уже был почти готов бежать к Джону за прощением, нужно было только подождать еще немного… Совсем немного… А если бы он все-таки переступил свою гордость и попросил прощения? Джон бы сейчас сидел бы здесь, рядом, на диване? Комментировал бы он действия на поле? Или смотрел бы очередную серию мыльной оперы? А может быть он бы просто сидел, отгородившись от скучного реального мира музыкой? Подобные мысли загоняли гвозди в крышку его гроба. Тихий щелчок двери вывел его из грустного самокопания, погружая в очередной транс.

Не съехал.

Джон тихими шагами прошел в гостинную, рассчитывая незаметно проскользнуть мимо Акинфеева. Но, заметив состояние последнего, недоуменно останавился возле дивана, озадаченно глядя на футболиста.

— Дан?

Не ушел, не съехал

— Ты в порядке? — взволнованно спрашивает, наклоняя голову на бок, будто это поможет ему понять ситуацию, — Эй? — нервно машет рукой, пытаясь вернуть его на землю грешную, — Ты чего? — делает пару шагов к нему.

Не уехал, не съехал, все еще здесь…

Он вздрагивает, когда Джон кладет руку ему на плечо, бормочет что-то из ряда «все в порядке» и пытается отвлечься на газету, так вовремя попавшуюся под руку. Он пытается отвлечься на прессу, но не разбирает ни строчки, потому что в голове продолжает набатом бить мысль «ещездесьздесьрядом».

— Куда уходил? — стараясь выглядеть беспечно, интересуется Даниил, сделав вид, что в этом ничего необычного нет. Он чувствует огромное облегчение от того, что сосед сейчас здесь. Он видит за его спиной рюкзак. «Наверняка, вещи там, » — думает он, возвращаясь к газете.

Джон удивленно смотрит на Акинфеева. Они почти не разговаривали после того случая. Так, перекидывались фразами при необходимости. Это было необычно, и Джон удержался от желания проверить соседа на вменяемость или хотя бы на наличие температуры. Он на автомате отвечает все еще шокированным, обескураженным тоном, медленно присаживаясь на диван, боясь, что промахнется и упадет на пол. Гостинная наполняется напряженной тишиной, и никто из них не решает прервать молчание. Джон уже жалеет, что просто не прошел мимо, потому что сейчас он просто не может встать и уйти: ноги просто не собираются шевелиться. Даниил же продолжает делать вид, что читает газету, по-прежнему не улавливая ни строчки. Его вполне устраивает эта иллюзия прежних отношений, в конце концов, если сильно постараться, то можно внушить себе, что это никакая вовсе не иллюзия, а самая что ни есть настоящая реальность.

— Что пишут? — пытается завязать разговор Джон, кивая головой на газету в руках Акинфеева.

— Пытаются очистить мое имя от грязи того скандала с наркотиками, — отвечает он, мысленно ударяясь головой о стол. Так испортить диалог мог только он. Идиот. Неужели нельзя не упоминать тот случай? Обещал ведь не брать в руки больше эти газетенки!

Джон предсказуемо вздрагивает и замолкает, утыкаясь взглядом в пол, понуро опустив плечи. Даниил в этот момент проклинает себя и тех чертовых журналистов, решивших только сейчас написать, что он не при чем. Но тем не менее продолжает бегать глазами по статье.

— Журналисты от имени полиции благодарят тебя за содействие и помощь следствию.

— Правда?

— Угу. «Инспектор Стрикт дал комментарий по поводу причастности к делу футболиста «Манчестер Юнайтед» Даниила Черышева: "Мистер Черышев вместе со своим другом помог нам выйти на след наркодилеров. По поводу наркотиков в квартире Черышева могу всех заверить, что это была всего лишь подстава…"» — он зачитывает вслух отрывок о его (не)причастности, надеясь таким образом очистить совесть Джона, буквально говоря ему «Смотри, все в порядке! Это чудо! Не стоит винить себя».

После читает благодарность от полиции. Джон кивает и, предложив чаю, уходит на кухню. Даниил, немного помешкав, откладывает газету, служившую ему щитом, и направляется следом за соседом. Тот на автомате заваривает чай, кидает два кусочка сахара в кружку Акинфеева, ставит на стол емкость с печеньем. Он присаживается на свой стул, наблюдая за махинациями Джона с чаем. Когда все было готово, сосед приземлился на свой стул и уставился в чашку. Они сидели некоторое время в молчании, не зная, что сказать. Двое идиотов, один из которых пошатнул жизнь второго, переворачивая все с ног на голову, а второй резал обидными словами первого. Они сильно потрепали нервы друг другу, но забыть как было тогда, когда они являлись друзьями, не могли. Но скандал с наркотиками продолжал давить на них, как бы сильно они не делали вид, что это не так.

— Так где ты был?

— Я же ответил. На работе. — Джон пробормотал ответ в кружку, избегая взгляда Акинфеева.

— Брось! По-твоему я должен был поверить в это? Твоя смена будет только завтра.

— Ты запомнил мой график работы?

— Конечно, мы же… — а кто они друг другу? Друзья? Не после той ссоры, точно. Соседи? Но они отдалились друг от друга достаточно сильно, чтобы не быть и ими… Они просто два человека, временно делящие крышу над головой. Придя к такому выводу, Акинфеев пытается вырваться из тишины, вновь возникшей между ними, — Это было не так сложно, — в этот раз бормотал Даниил, резко захотевший съесть печенье, — Так где ты был? — вопрос прозвучал в кружку, потому что появилась необходимость сделать глоток.

— Ездил смотреть квартиру.

Сердце неприятно сжимается. Вот оно. Если Джон не уехал сегодня, то непременно сделает это в ближайшее время, а он так и останется страдать в своей чертовой пятикомнатной квартире.

— Ну, и как?

— Не так плохо, как могло быть. Арендная плата вполне нормальна для того района и подходит мне. — он пожимает плечами, пытаясь говорить с таким видом, будто они обсуждают погоду или больную поясницу миссис Уайт, — Правда немного неудобно добираться до работы, но, думаю, с этим можно смириться. Мы с хозяином договорились, что я подумаю и сообщу ему о своем решении через неделю. Так что тебе нужно потерпеть меня всего лишь семь дней. — Джон растягивает губы в попытке улыбнуться.

От этой попытки он вздрагивает. А может это от осознания скорого расставания? Или от осознания собственных идиотизма, тупости и эгоизма? Они еще посидели в молчании, допивая чай. Даниил раздумывал, что он может сделать. Казалось, что если сегодня он продолжит бездействовать, то все кончится так ужасно. Собравшись с духом, Акинфеев решился.

— Джон, послушай. Тебе… — он запинается, не в силах продолжить, но пытается договорить, — не обязательно… переезжать, — он смотрит на лицо Джона, наблюдая как на нем отражается недоумение. — Я имею в виду… Если ты хочешь, то ты можешь остаться. Тебе ведь удобнее будет добираться до работы от этой квартиры. Плюс, я не беру арендную плату.

— Ты…

— Да. Я предлагаю тебе остаться здесь. Я виновен перед тобой. Все, что я наговорил тебе… — Даниил видит улыбку, расползающуюся по лицу его теперь уже друга, радуется, что тот не перестал понимать его с полуслова.

Договорить извинения не составляет труда. Может быть, он уже вернулся к прежнему себе? Хотелось бы, чтобы так и было.

========== Часть 15 ==========

Медленно он слегка приоткрывает дверь, после того, как через щелку ничего потенциально опасного для него он не разглядывает, просовывает голову и, убедившись, что помещение вполне себе безопасно, входит, тут же закрывая дверь. За этими его действиями наблюдает большая часть команды, усмехаясь. Кто-то раздраженно закатывает глаза, а некоторые открыто хихикают над ним. Быстро поздоровавшись, он направляется к своему месту, чтобы переодеться после тяжелой тренировки. Некоторые продолжают на него коситься.

— И долго это продолжается? — интересуется недавно выздоровевший Владимир.

— Пару дней… — он невнятно бормочет, пытаясь не смотреть ни на кого.

— Да где уж! — возмущается Хестаг, — Пару недель.

— Всего лишь десять дней! — огрызается он, но после решает переключится обратно на Владимира, — А ты откуда узнал про…

— Брось, кто не в курсе, что это ты её «тайный» почитатель! Но это не могло долго оставаться в тайне, так что… Как она отреагировала?

— Нормально — он вновь опускается до бормотания

— Не знает он, как она не отреагировала! Он ее просто так избегает, — вновь влезает Хестаг. — Боится, что его тут же линчуют, как только встретят.

— Ничего я не боюсь! — он возмущенно отрицает, надеясь, что они просто проигнорируют его ужасное поведение и вместо этого поговорят о… погоде, например.

Он понимает, что никто не верит ему. Но продолжает делать вид, что это не он пару минут назад проверил раздевалку на отсутствие в ней врачей команды. Он скидывает с себя тренировочную форму, заходит в душевую, чтобы по-быстрому освежиться и смыть с себя усталость и пот. Когда он выходит, повязав на бедрах полотенце, он по привычке пробегает глазами по помещению, убеждаясь, что её здесь не было. Не спеша проходит к своему месту и одевается в удобные брюки и рубаху, после откидывается, опираясь на стену позади него.

— Ты не можешь бесконечно бегать от нее.

Он удивленно поднимает взгляд, натыкаясь на почти всю команду. Погрузившись в раздумья он забыл, что все еще тут.

— Возможно, но я все равно попробую.

Владимир и Хестаг, пристально наблюдавшие за его реакцией, устало качают головой, но попыток образумить его не оставляют. Александра раздражает, что теперь он вынужден противостоять не только Дзагоеву, но и Владимиру. Хестаг был единственным, кто не успокоился спустя неделю его странного поведения. Теперь, после выздоровления, к нему присоединился и Березуцкий! Убеждать двоих будет сложнее. Вообще, Гарсиа слегка побаивается, что скоро вся команда вновь начнет пытаться вправить ему мозги…

— Ты не сможешь бегать от врача команды! — восклицает Хестаг, взмахивая рукой.

— Я все-таки попытаюсь, — он пытается упрямиться, но несерьезно, потому что знает, что все равно их ему не переубедить, в прочем, то же самое можно сказать и про него.

— Подумай! Скоро матч. И тебе, как и всем нам, придется проходить обследование перед игрой! Перечить уставу ты ведь не станешь! И что ты будешь делать тогда?

— Я что-нибудь придумаю… — он продолжает бормотать, скрестив руки на груди.

— Что? Что ты можешь сделать с уставом? Ты будешь обязан пройти обследование. — Березуцкий и Дзагоев пристально смотрят на него, полностью уверенные, что нашли ту точку соприкосновения, способную его образумить.

— Пойду к другому врачу! У нас в команде врачует не только Акинфеева! Есть этот… новенький… как у него фамилия? — он надеется, что вопрос про фамилию не проигнорируют, разоблачая его жалкую попытку уйти от разговора.

— Ты должен с ней поговорить! Ты не сможешь бегать вечно. Рано или поздно разговор произойдет.

— Лучше поздно. — прошептал он, решая отправиться домой как можно скорее. Он хватает сумку и уходит, попрощавшись.

Он пытается не заострять внимание на словах Березуцкого и Дзагоева. За эти десять дней он многое пережил. Почти научился игнорировать наставления Хестага, при этом вовремя кивая головой или бубня на автомате, что разберется во всем сам. Наслушался кучу советов в духе «Тебе пора покупать тур в Антарктиду!» и еще больше вида «Дурень! А ну пошел к ней и помирился!». Выслушал огромное количество проповедей на тему «А мы тебе говорили, что нужно было сразу сказать, что это ты». И самое главное — он научился прятаться так, что практически никто, кроме лиц, которым он мог доверять (среди них не было Хестага и поварихи тети Любы), не мог сказать, где он.

Он привычно входит в свой дом, бросая взгляд на часы на стене. У него еще есть несколько часов, а после у него будет пару встреч. Его агент попросил его обсудить с ним некоторые вопросы с глазу на глаз во время ужина в ресторане. А до этого его просил о встрече его друг, который счастливым стечением обстоятельств оказался в городе. Он перекусывает каким-то печеньем, которое находит на полках в шкафах, мысленно отмечая, что нужно будет сходить в магазин или опять попросить об этом экономку. Сумка остается лежать на полу в прихожей, пока он решает вновь переодеться во что-то более повседневное, но в то же время довольно официальное. Вновь взглянув на часы, он накидывает осеннюю куртку, отмечая, что ноябрь выходит гораздо теплее, чем все могли ожидать, выходит на улицу, взяв с собой лишь кошелек, ключи и телефон.

Александр осматривает милую обстановку вечернего кафе, а войдя внутрь, ненадолго позволяет себе забыть свои проблемы, переключаясь на встречу с товарищем. В кафе играет легкая мелодия, которая довольно типична для подобных мест, однако, представить кафе без ненавязчивой музыки для Гарсии довольно проблематично. Быстро оглядев посетителей и найдя среди них необходимого ему человека, он направляется к столику. Поздоровавшись, он начинает беседу с банального замечания о погоде, после все незаметно уходит в сторону матчей Чемпионатов.

— Поздравляю с отличным началом сезона. — произносит Роберт.

— Спасибо! Через неделю будем играть в Лиге Чемпионов Европы. Надеюсь, в этот раз у нас будет больше удачи. В прошлом сезоне мы почти дошли до финала.

— Да, я смотрел. Вам просто не повезло. — Зобнин пожимает плечами и подносит чашку с ягодным чаем ко рту, делая глоток.

— Немного, да. А что вы?

— У нас игра с «Оренбургом» через две недели. Я тут, можно сказать, тайно, не официально. Нужно было некоторые дела уладить. А потом сижу, думаю, а почему бы с тобой не увидаться.

— Понимаю. Подожди, с «Оренбургом»? В этот раз вы вышли в Лигу Азии? — Роберт кивает, отламывая кусочек от какого-то особенного десерта. В отличие от него Гарсиа заказал просто чашку чая. — Круто. Почему я не знал?

— Потому что не следишь? — он предлагает вариант, подкалывая, — Ладно, что мы только про карьерные успехи говорим… Скажи, что у вас там с Евой?

— А ты-то откуда знаешь? До вас в Японии вообще не должны были эти слухи дойти…

Зобнин усмехается, бормочет что-то про то, что скоро вся Москва будет жужжать о его тупости и неудачах на личном фронте, тут уже усмехается, фыркая, Сашка. Он хочет возразить, что все у него не так плохо, как ему рассказали Хестаг и Владимир — а то, что это были именно они, он даже не сомневается — но вовремя вспоминает про то, как уже на протяжении десяти дней бегает от главного врача команды.

— Я думаю, тебе нужно с ней встретиться… — бубнит Роберт, смотрит в чашку, заметив, что чай кончился, тяжело вздыхает, печально глядя на чаинки, плавающие на дне.

— Слушай, — он опирается руками на стол, доверительно наклоняясь, — Что бы тебе не наболтали Хестаг и Владимир, у меня… Все. Хорошо. Ясно?

— Возможно, ты прав, и это не мое дело, но… не порть свою жизнь. В ней всегда найдется место дерьму. — Роберт некоторое время молчит, давая обдумать, сказанное им, и просто болтает чаинки в чашке, наблюдая за тем, как они выстраиваются в странноватые рисунки. — Не нужно искать проблему там, где ее нет.

Александр задумчиво смотрит в свою чашку, переводит взгляд на окно, отмечая солнечную погоду, тяжело вздыхает, колеблясь втягивать ли друга в его проблемы или не стоит. Раздумывает он недолго, но все это время никто из них не издает ни звука. Сашка думает, что Зобнину скоро наверняка нужно будет уехать в аэропорт, что Роберту не доставит удовольствия выслушивать его плаксивые истории о любви и о совершенных им глупостях и ошибках. Однако, друг так пристально наблюдает за ним, что Гарсиа понимает, что тот не отстанет, пока не узнает его правды, потому что правду Дзагоева и Березуцкого он уже выслушал (Сашка считает, что правды там не так много, но предпочитает не зацикливаться на этом).

— У меня есть пару минут, чтобы выслушать все до того, как я опоздаю на самолет. — беспечно бросает Зобнин, посмотрев на часы на руке, — Так что, если хочешь об этом поговорить…

Он еще некоторое время молчит, взвешивая плюсы и минусы, не желая так быстро соглашаться.

— О Святой Отец, я согрешил! — вздыхая, он театрально вскидывает руки и выразительно закатывает глаза, но, заметив скептически приподнятую бровь Роберта и странно покосившихся на них других посетителей кафе, серьезно продолжает, — Знал бы ты, как крупно я ошибся…

Попросив Зобнина продолжить разговор в более уединенной обстановке, он везет его к себе домой, где достает бутылку чего-то крепкого и щедро наливает в бокалы, один из которых протягивает товарищу. Роберт, отказываясь, мотает головой.

— И тебе не стоит… — качая головой, добавляет он, на что получаетответ, что говорить о несправедливости жизни лучше напившись до беспамятства, на что вновь качает головой.

Он собирался просто рассказать основные события, отбросив свое мнение о происходящем, но уже ко второй минуте он начинает жаловаться на жизнь. Удивившись про себе, что так быстро сдался, Сашка рассказывает все от начала до конца: о том, как они с Евой невзлюбили друг друга, о том, как стали друзьями, о том, как начал подкидывать ей цветы и конфеты, о той идее с камерами, о той ссоре, о том, что в тот же день пошел и напился до невменяемости (на этом моменте Зобнин незаметно прячет бутылку с алкоголем, убирая ее как можно дальше от него, продолжая внимательно слушать), о том, что отправил видео и о том, что на следующий день с ужасом просматривал пропущенные вызовы и пришедшие сообщения. После этого рассказа они некоторое время молчат: он — горюя, Роберт — задумавшись.

— Знаешь, — тихо произносит Роберт, — если все, что ты сейчас рассказал, — правда, то тебе стоит поговорить с Евой. Она должна знать твою правду, чтобы быть более объективной, когда будет думать о принятии решения.

— Как ты не понимаешь! — пустой бокал с грохотом приземляется на стол, — Не будет никаких раздумий о принятии решений! Она… не простит…

— Оставь ей право выбрать.

— Но что мне делать? — он отчаянно смотрит в глаза друга, желая найти там совет, который пришелся бы ему по душе, — Просто сидеть сложа ручки и наблюдать, как моя жизнь рушится?!

— Просто перестань избегать ее.

Они смотрят друг на друга в молчании, и Сашка ощущает себя так, словно с него только что мысленно взяли клятву, что он исправит свою чертову жизнь сразу после того, как за Робертом закроется дверь.

— Кхм, ладно. Мне пора. — Зобнин вздыхает, поднимаясь с дивана, и направляется к выходу, останавливаясь в дверях, разворачивается, — Рад, что мы поговорили, — тихо, почти неслышно, произносит он и исчезает за дверью, тихо прикрыв ее.

Гарсиа сидит в абсолютной тишине, смотря на пустой бокал, брошенный им на стол, словно этот бокал виноват в его беспросветной тупости. Запустив пальцы в волосы, он тяжело вздыхает, потянув себя за волосы в попытке собраться с силами. Он раздумывает: заметит ли его агент, что он выпил пару бокалов спиртного, и если заметит, то как отреагирует. Помотав головой, выгоняя лишние мысли, он направляется переодеваться в костюм. Все-таки встреча будет официальной. Да и не хватало еще, чтобы и его агент узнал, как все хреново у него в последнее время. Быстро взглянув на часы, он думает, сможет ли не опоздать на встречу, если выйдет через полчаса.

— Здравствуй, — он протягивает руку, рассматривая интерьер ресторана.

— Здравствуй, Саша, — его агент встает из-за стола, чтобы пожать ему руку, здороваясь.

Ресторан просто… ужасно пафосный, но шикарный и определенно дорогой. Он никогда не любил подобные места. Возможно, во всем были виноваты неприятные ассоциации. (он считал, что в таких местах либо проходят дорогие приемы у достопочтенных лиц, либо эти места просто переполнены безмозглыми, эгоистичными, толстосумчатыми снобами, которые так раздражали его) А мог быть виноват тот факт, что сам он не был из самой богатой семьи. Хотя с таким же успехом можно было обвинить во всем его нелюбовь к богачам из-за пары неудачных знакомств в высшем свете. Кх, высший свет. Смех один. Большинство из них так и остались жалкими и пустыми миллиардерами, которых в жизни ничего не интересует, если это не связано с деньгами.

А вот его агент любил подобные места. Сашка думает, что ему просто хочется подчеркнуть собственную значимость и важность своим нахождением в подобных заведениях, что он так заявляет о своем финансовом благополучии. Его агент постоянно выбирал либо дорогущие рестораны, либо свой офис для встреч. Второй вариант был еще хуже, потому что офис в отличие от ресторанов был просто напичкан безвкусной дороговизной, которой ее хозяин так гордился.

— Саша, — произносит агент, чтобы закрепить его внимание на себе. Можно подумать, ему хочется отвлекаться, задерживаясь в этом месте, — я попросил тебя о встрече, чтобы обсудить одну вещь.

— Разумеется. Я вас слушаю.

К ним подходит официант принять заказ. Сашка отказывается, а агент заказывает блюдо с самым изысканным названием и с самым большим количеством нулей в графе «Цена». Когда официант откланивается, агент продолжает:

— Со мной связался человек из Германии. Он сообщил, что один из ведущих клубов мира готов предложить тебе контракт.

Он некоторое время делает вид, что раздумывает.

— Не заинтересован… Так им и скажи.

— Ты не понимаешь! Саша, милый, — Гарсиа морщится, — пойми, такие клубы не предлагают дважды. И когда тебе надоест просиживать штаны в стане армейцев, не ной, чтобы я позвонил в Германию, чтобы они рассмотрели твою кандидатуру! Это великий клуб!

— Нет. ЦСКА тоже великий клуб. — он видит, что его собеседник набирает в легкие воздуха для тирады, поэтому выпаливает быстрее его, — Давай! Скажи, что они выиграли Чемпионат в прошлом сезоне, что лидируют в этом, что у них замечательные шансы в Лиги Чемпионов Европы! А я тебе на это отвечу, что мы… Мы! Черт возьми! Мы в прошлом сезоне почти дошли до финала, а в этом имеем все шансы выиграть этот чертов кубок!

— Ты не можешь всю жизнь играть в одном клубе, — агент качает головой.

— Скажи это легендам прошлого.

— Это пережиток прошлого и глупость!

— Это благодарность тем, кто поддерживает тебя!

— Перестань пороть чушь! Возможно, ты и возьмешь с ЦСКА Кубок Лиги Чемпионов Европы, но с этим клубом вам никогда не выиграть Суперкубок Лиги Чемпионов! — Гарсиа наблюдает, как у агента покраснело лицо, а венка у виска вздулась так, что Сашке кажется, что она сейчас лопнет, отправив его чертова агента на тот свет. Секунду Сашка считает, что даже не против такого развития событий, но потом прогоняет эти мысли, посчитав, что так думать нельзя.

— Пусть так… — он пытается говорить спокойно, хотя недавно они едва не кричали друг на друга, — Везде выигрывать невозможно.

— Девиз неудачников… Скажи это англичанам!

— Мне нет дела до чертовых англичан! Вот где они у меня уже — он подносит руку к горлу, слегка сжимая его.

— Мне плевать на твое расисткое мнение!

— Поаккуратнее… — предупреждающе произносит Гарсиа.

— Брось! Я знаю, что ты не поладил с тем защитником из Юнайтед.

— Это к делу не относится! — шипит он.

— Слушай, — агент делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, — я сказал им, что ты подумаешь. Так вот, — он кашляет, прикрывая рот рукой, — подумай. Встретимся через неделю и обсудим это повторно, когда ты будешь в подобающем состоянии.

— Мое мнение не изменится. И это ты недавно нагрубил и назвал меня расистом!

— А ты выпил перед встречей, — агент комично поднимает брови и разводит руками, одним взглядом говоря «1:1, мой дорогой», и направляется к выходу, оставив деньги за свой заказ, который успел съесть. Когда его принесли, Сашка не заметил, через чур увлекшись спором. Вспомнив кое-что, он кричит вслед агенту.

— Ты тоже!

Агент не реагирует внешне, однако, Гарсиа знает, что тот факт, что он заметил, ему досаждает и ужасно раздражает. Некоторое время он считает, что ему наверное стоит поменять агента на более толерантного и вежливого, а не доверять свою карьеру и жизнь сумасшедшему и вспыльчивому. Но буквально через пару минут мотает головой, посчитав это чепухой. Надо же им всем на ком-то вымещать свое раздражение на людей. А с этим жирдяем и скрягой он знаком уже много лет, и тот похоже не против быть «подушкой для битья», вымещая свое раздражение на нем в ответ. В принципе, если все всех устраивает, нужно ли что-то менять?

Он вновь проскальзывает в помещение, убедившись, что Евы нет. Хестаг и Владимир закатывают глаза, остальные, кажется, не обращают на его странности уже никакого внимания. Однако, Сашка уверен, что все всё еще против такой тактики.

— Ну и что ты придумал, горе-любовник? — иронично спрашивает Хестаг.

— Ты еще не понял? Пройду осмотр у новенького врача.

— Осмотр проводит один врач.

— Неа. Два. В любом случае, я уже обо всем договорился и с тренером, и с врачом. Так что, все в курсе.

— И Ева, надо полагать? — интересуется Владимир, заведомо зная ответ.

— Разумеется, нет. — он фыркает.

Вскоре Березуцкий и Дзагоев скрываются в кабинете главного врача команды. А он остается ждать своей очереди. На самом деле, он просто просиживает штаны, раздумывая о безвыходности ситуации. И на мгновение, всего лишь на мгновенье, представляет себе жизнь, в которой Евангелина бы простила его. Жизнь, в которой он мог бы дарить ей цветы и конфеты без маски таинственности, в которой мог бы приглашать ее на свидание, жизнь, в которой он бы мог стать счастливым. Совершенно неожиданно и не понятно каким образом за мгновеньем проходит тридцать минут, и Сашка, тряхнув головой, скрывается в маленьком кабинете новенького врача.

— О, Александр! Здравствуйте! — врач поднимает голову, радостно улыбаясь.

— Здравствуй, док! И просто Саша, пожалуйста.

— Хорошо, Саша.

Осмотр идет своим ходом, и Сашка всем доволен, пока док случайно не интересуется тем, о чем разговаривать ему уже осточертело.

— Все настолько плохо?

— Что, прости? Ты о чем?

— О вас с Евой. Все настолько плохо?

— О Боже! Неужели весь мир знает, что у меня что-то с не так с Евой! Ты-то откуда знаешь?

— Весь клуб знает. Слухи они быстро расползаются. — док улыбается слегка виноватой улыбкой, будто это он лично рассказал всем в клубе, что Сашка совершил ужасную ошибку в жизни.

— Как мне все это надоело! Каждый встречный тычет меня носом в мои проблемы! И все как один твердят, что я просто обязан пойти к ней и поговорить! Так что, док, если ты сейчас скажешь, что я просто обязан перестать ее избегать, то я за себя не отвечаю!

— Прости, не знал, что тебя уже достали со всем этим. Но ты ведь знаешь, как все любят Еву.

— Знаю, — он тяжело вздыхает, когда осмотр подходит к концу.

Он прощается с врачом и выходит сначала из кабинета, а после и с базы. Ему хочется напиться или сделать что-то, что очистит его мозг от роя мыслей в голове. Но вместо этого он лишь едет домой, где просто плюхается на диван, включая телевизор, тупо смотрит с безразличием в потолок.

Две недели. Он уже две недели бегает от Акинфеевой и три дня пытается набраться сил для того, чтобы просто встретиться с ней. Две недели он упивается своими беспомощностью, глупостью, идиотизмом и, возможно, сумасшествием. Потому что иначе как сумасшествие происходящее с ним назвать нельзя. Казалось, Ева была повсюду. На работе, дома, в огромном разнообразии ресторанов и кафе, в каждом из знакомых.

После разговора с Робертом он несколько раз пересматривал приоритеты. В конечном итоге он пришел к выводу, что встретиться и поговорить с Евой ему действительно не помешает. Однако, он не ожидал, что это окажется такой сложной задачей: зайти в такой знакомый кабинет. Последние несколько дней он ловил себя на том, что почти час стоит рядом с дверью ее кабинета. Табличка уже въелась в его мозг, как и дверь в целом. И он мог без проблем воссоздать образ этой чертовой двери до незначительных деталей в виде маленьких царапин и местами выцветшей краски в своей голове.

Наверное, он просто устал. Устал от всего. От работы, от расспросов, от своего агента, от своих проблем, от своих радостей, от друзей, от кофе по утрам, от еды на вывоз. От жизни. Ему нужен был всплеск, толчок, встряска. Но при этом что-то менять он не решался. И это его ужасно раздражало. Но он продолжал лениво валяться на диване, беспомощно злясь и ненавидя себя, упиваясь жалостью к самому себе и к окружающим.

Его мысли прервал звонок в дверь. О боже, как это банально. Он не спеша встает, чтобы посмотреть на того, кто мешает ему ненавидеть себя, погружаясь в бесконечный самоанализ.

— Привет, — тихим голосом произносит Ева, застенчиво смотря в пол после того, как ее глаза быстро пробежались по его лицу.

Он отступает в сторону пропуская ее внутрь, не зная нужно ли ему что-то сказать или лучше сначала отойти от шока.

Она медленными маленькими шажками проходит в гостиную, осматривая обстановку. Она далеко не в первый раз у него дома, но в первый раз после столь длительного молчания между ними. Вообще, Гарсиа до сих пор как-то слишком шокировано думает о том, что она здесь делает. Перебирает в голове, что он сегодня ел и что из этого могло вызвать такую галлюцинацию. Его выбор останавливается на лапше из китайского ресторанчика неподалеку. Хотя всегда есть вариант, что он просто окончательно рехнулся, помахав на прощание и мозгу, и съехавшей крыше.

— Чаю? — выдавливает он, поняв, что молчать дальше просто не прилично и глупо.

========== Часть 16 ==========

Комментарий к Тем, кто ждал, и тем, кто дождался, посвящается.

Особые благодарности Кили-Фор, постоянно напоминающей мне о том, что продолжение нужно написать. Желательно до того, как все мы состаримся. [Теперь я жду от тебя главы :) ]

И отдельная благодарность Вам, Рыжий сыщик. Спасибо Вам за отзывы, Вы мотивируете меня на написание новых глав.

Глава должна была выйти еще где-то в середине августа, но я в конец обленилась, так что... Что есть, то есть. И да. У меня мандариновое настроение. Скоро Новый Год.

Где-то между 2014 и 2016 г.

Они сидят в раздевалке после тяжелой, изматывающей тренировки. Многие из них совсем скоро покинут территорию клуба до следующей встречи с тренером и командой. Они же сидят, неспешно глотая воду. Их тела разгорячены, но от только что быстро принятого душа ли, от тренировок ли никто точно не скажет. Игорь опускает полупустую бутылку с водой на пол и тяжело вздыхает. Через несколько минут раздевалка пустеет, оставляя только его, Игоря и бубнящий что-то себе под нос персонал клуба, который невидимыми тенями, приводя помещение в порядок и чистоту, выкидывает мусор, состоящий преимущественно из пустых пластиковых бутылок. Кажется, разговор начинается с незначительных, вскользь брошенных фраз. Возможно, это было что-то про погоду и прогнозы на следующий день, услышанные также случайно утром по телевизору. А возможно, они обменялись мнениями по поводу их ближайших соперников. Это уже не было столь важно. Просто в какой-то момент разговор перешел в более абстрактное русло, непривычное для них обоих.

— Когда-нибудь мы посмотрим на все это и удивимся. Удивимся, как быстро течет время, с какой скоростью развивается футбол. Удивимся, как быстро мы стареем и как быстро растут наши дети. — он тяжело вздыхает, и в голове всплывает жуткая картинка с его обрюзгавшей физиономией и уродливым горбом за спиной. Конечно это только из-за разыгравшегося не вовремя воображения, не более того.

Игорь странно косится на него, но не насмехается и не перебивает, давая волю высказать свое мнение на поднятую тему. Игорь вообще был очень понимающим.

— Когда-нибудь мы посмотрим на наши жизни и тогда либо пожалеем о содеянном, либо возгордимся тем, чего мы смогли добиться. Мы ведь войдем в историю. Уже вошли, если подумать. Так или иначе.

— Войдем. Ты ведь помнишь про два способа увековечить свое имя? Так что лучше, если мы сделаем это так и никак иначе. — усмехается Игорь, поднимая взгляд с пола на дверь напротив.

Они с Игорем не были лучшими друзьями. Но их отношения можно было назвать приятельскими. Все-таки несколько лет игры за один клуб сплочают, хочешь ты того или нет. В команде вы преследуете одну цель, даже если и имеете разные на то причины. А если вы преследуете одну цель, значит, вы должны в определенной степени доверять друг другу. Вы не обязаны быть лучшими друзьями, которые ходят в паб каждый вечер пятницы и вместе ездят на рыбалку каждое лето, но поинтересоваться тем, как прошли выходные, — считалось хорошей инициативой. Благо, в большинстве случаев притворятся не приходилось, по крайней мере в тех клубах, в которых он побывал. Люди попадались добрые, отзывчивые и компанейские. С ними было легко найти общий язык. Сначала ты поинтересуешься сферой увлечений, не касающихся работы. А после слово за слово и вот. Вы уже товарищи и приятели. Еще пару походов в паб и вас уже можно назвать настоящими друзьями. С Игорем он в паб не ходил. Так что да. Их отношения можно было назвать приятельскими.

Почему-то сейчас всплывают в памяти выцветшими красками момент, когда Игорь в шутку сказал, что через пару лет он начнет свой путь по карьерной лестнице в системе Союза. Он сказал это в шутку, но, посмотрите, где он сейчас. Он чертов президент Российского Футбольного Союза и занимает эту должность не первый десяток лет. Когда он только получил свой маленький закуток личного кабинета в офисе, Игорь оказался в числе первых, кто зашел к нему обсудить это начало новой эпохи. Знали бы они тогда, во что обернется это действительно новая эпоха.

Где-то между 2020 и 2022 г.

Дверь в его кабинет отворяется, показывая ему человека, что предвидел это пару лет назад. Предвидел то, что он начнет свое восхождение в системе Союза, продвигая свои идеи. Игорь кивает и проходит внутрь, прикрывая за собой дверь, беглым взглядом осматривает маленькую комнатку, в которой едва находится место для стола, пары стульев, кресла на колесиках, пары шкафов и маленького кожаного диванчика цвета мандаринов, на котором с трудом поместятся трое взрослых, статных мужчин. Закончив осмотр, Игорь кивает своим мыслям и подходит к столу, садясь на один из стульев. Ему в глаза бросается рамка с фотографией его семьи. На фото его дети еще совсем малютки. Сколько им там? Пять? Четыре? Виктории, вроде бы, три с половиной. Значит, его сыну семь с половиной.

— Ты ведь тогда пошутил, не так ли? — спрашивает он, чтобы разбавить ту тишину, что воцарилась с приходом Игоря.

— Я пошутил. Да. — его взгляд все еще прикован к фотографии. Обычный предмет на рабочем столе забирает все его внимание. Несколько минут они вынуждены провести в молчании. Говорить что-то на нейтральную тему кажется более чем глупым. Обычно в такие моменты предлагают чай. Но он не может этого сделать, потому что в его чертовой каморке нет и грамма заварки, да и посуду он тоже не приносил. Игорь же, казалось, из-за своей задумчивости просто не замечал тишины.

— Ты, говорят, карьеру закончил? Однако, я видел твою кандидатуру среди тех, кого могут вызвать в сборную.

— Представляешь, совсем скоро они будут писать историю. — пропускает его реплику Игорь, кивая головой на фотографию, — Скоро они пойдут по нашим стопам и будут творить чудеса на поле, играя в турнирах, которые мы себе еще даже представить не можем. По крайней мере, большинство из нас. Скоро они, заняв наши места, будут бороться за титулы, за уважение и награды.Так вот скажи мне. Кем нас будут помнить и будут ли вообще? Я не о всех, кто любит посмотреть футбол. Я о наших детях. Кем они запомнят нас? Какую роль мы играем в их жизни, теряя время на работе? Скажи мне, как друг другу. Как отец отцу. Ты никогда не боялся пропустить что-то очень важное в их жизни, отдавая предпочтения работе? Не боялся оказаться плохим отцом? Не боялся, что из-за твоего частого отсутствия они когда-нибудь просто не узнают тебя?

Он замер, пораженный теми эмоциями, что отразились на его лице. Он удивился той боли и грусти в его глазах, которые все еще продолжали с каким-то больным отчаяньем смотреть на фотографию в рамке. Челюсти сжались, указывая на переживания и серьезность темы; на лбу появились хмурые складки, а губы слились в тонкую линию. Он так и не нашел, что ответить.

Его жизнь не была простой. А у кого она проста? Но он добился успехов в карьере и в жизни в целом. У него двое прекрасных деток, которые уже выросли из школьного возраста. У него красавица жена. У него есть его любимая временами работа, требующая нервозатратности, как и любая работа.

Однако, это вовсе не означает, что события Чемпионата Мира 2022, к моменту проведения которого он уже зарекомендовал себя как хорошего эксперта на работе, прошли для него легко. Все-таки Игорь был его другом, приятелем. Его смерть подкосила многих из мира спорта. Целая эпоха, эпоха Игоря Акинфеева, канула в лету, оставаясь лишь в памяти нынешних стариков и в таком абстрактном понятии как история. Целое поколение футболистов завершило свои карьеры. Некоторые даже покинули околофутбольную тему. Некоторые, как Марио, ушли в тренера. Им нужно было пережить еще не одно потрясение.

Незадолго до Чемпионата Мира 2022.

Они случайно встретились в парке. Он решил прогуляться, проветрить голову и приступить к работе со свежими, как этот ветерок, дующий ему прямо в лицо, мыслями. Игоря он заметил сидящим на одной из лавочек. Вид у него был так себе. Если бы он увидел его сейчас, он бы с уверенностью сказал, что тот чувствовал свой скорый уход. С задумчивой поволокой глаза незряче уставились на пустующую скамью напротив. Может быть он действительно знал? Знал, что скоро уйдет насовсем. Знал, что оставит Евангелину и Даниила без отца, а Катерину сделает вдовой, заставив рыдать их на его могиле… Знал ли, что уйдет героем? Героем, что навсегда войдет в историю. «Сделаем это так и никак иначе», да, Игорь? Знал ли, что его одноклубники организуют детский турнир в его честь? Знали ли?.. Если бы он вновь увидел перед собой те невидящие в своей задумчивости глаза, печально оглядывающие парк, он бы ответил — знал.

— Хэй, Игорь. Как дела? — он присаживается рядом, хлопая рукой себе по бедру.

Разговор не клеится из-за того, что Игорь все чаще уплывает глубоко в свои мысли. Однако, когда они меняют тему на ту, что связана с их профессией, беседа перетекает в более активное и широкое для простора действия русло. Они обсуждают VAR, его плюсы и минусы, переходят на УЕФА и то, что не плохо было бы разнообразить матчи на клубном уровне.

— Представь себе. Лига Азии. Больше игр, больше трофеев. Не это ли более вероятное будущее?

Игорь излагает свою версию будущего. И пока он рассказывает ему о том, какими видит эти турниры, он преображается. Лицо разглаживается и, кажется, светлеет на пару тонов. В глазах появляется характерный блеск, который появлялся всегда, когда Игорь говорил о любимом деле или о чем-то увлекательном для него. Губы без его желания неосознанно растягиваются, нет, не в счастливой, но в легкой, полной нежности улыбке, которая появляется на лицах старых супругов, когда они говорят о друг друге. Игорь всегда говорил о работе с любовью. Некоторым даже порой казалось, что ее он любит сильнее, чем свою семью.

Вскоре наступает очередная пауза, говорящая о том, что им нужно сменить тему, потому что текущая исчерпала себя. Это странно, потому что вместе они могли вечность говорить о работе. И тогда он на свой страх и риск спрашивает.

— О чем ты задумался, когда я только подошел? Знаешь, ты выглядел очень хреново. И это я еще смягчил. — Молодец, Роман. Так держать. Чего церемониться? Руби прям с плеча! Браво! И чего ты удивляешься тому, что Игорь долго медлит перед ответом?

— Ты, наверное, знаешь, что я буду в сборной на Чемпионате Мира. И из-за подготовки я не смогу выбраться в океанариум, в который мы хотели сходить с Данькой и Евой. — он тяжело вздыхает, вновь погружаясь в грусть, — Я обещал им. Они расстроятся. Мы и так почти не выбираемся никуда.

Они медленно погружаются в молчание. Он в этот момент понимает, как сильно Игорь любит свою семью.

Сейчас он по непонятной ему причине придается воспоминаниям, оставляющими осадок, как и любые воспоминания о погибших. Осадок перетекает в боль, если человек был очень дорог. Чем дороже человек, тем больнее ощущается осадок. Это сейчас, сидя в своем уютном кабинете за месяц до очередной Жеребьевки Чемпионата Мира (правда, в этот раз они принимают в нем участие), он может рассуждать на подобные темы с меланхолией и, возможно, даже с задумчивостью философа. А вот, раньше не мог.

После трагедии 2022 года для мира футбола кресло под бывшим президентом РФС долго качается и трясется. По окончанию непродолжительного расследования смерти Игоря принимаются новые положения о медицинских осмотрах в клубах и сборной. От врачей требуют большей квалификации и особой внимательности к показателям здоровья игроков. А спустя пару месяцев он возглавляет РФС. Через пару лет он встречается с главой УЕФА и заключает несколько договоров о проектах. Еще через пару лет свет видят Лига Азии, Лига Чемпионов Азии, Суперкубок Азии и Суперкубок кубков (он же Суперкубок Чемпионов). Во всех них участие может принимать лишь азиатская часть России и страны Азии. Многие из этих соревнований являются аналогами уже существовавших турниров (ЛЕ, ЛЧ, Суперкубок Европы). Суперкубок кубков же является новым одноматчевым турниром, где за трофей борются обладатели Суперкубков Европы и Азии. Одной из особенностью новой эпохи становится территориальное деление. Отныне в России несколько турниров высшей инстанции. Турнирная карта страны разделилась на несколько территориальных секторов (Европа, Западная Сибирь, Дальний Восток). Самой важной причиной этому являются перелеты. Вернее их долгота и утомительность. Это было признано непрактичным и привело к тому, к чему привело. Перемены приняли положительно. Они прилагали столько усилий, чтобы в памяти людей оставалось больше положительных аспектов в футбольной жизни страны. И все их старания подверглись угрозе из-за приказа «сверху» о восстановлении сборной страны.

— Видите ли, Роман Николаевич, — человек по ту сторону связи вздыхает и выдерживает долгую нагнетающую паузу, — РФС, он как зверь, чудаковатый, небрежный монстр, с множеством лап. Думаю, при желании его можно сравнить с Гидрой. Да. Союз — огромная страшная и жуткая многоголовая Гидра, в чьей власти находится будущее российского футбола. Недавно смерть Игоря Акинфеева нанесла этой Гидре такой ущерб, что одна из ее многочисленных голов пала на землю. Но у нее остались другие головы. Лига Европы и Чемпионов, Чемпионат внутри страны. Также благодаря Вам, Роман Николаевич, у нее выросло пару новых глав, пытаясь минимизировать ущерб потери одной из них. И появились новые турниры, новые команды получили шанс показать себя этому миру. Но время лечит. И Гидра снова отращивает когда-то павшие головы. — человек за кадром вновь делает выразительную паузу, прежде чем продолжить, — Время пришло, Роман Николаевич. Пора вновь отрастить голову, павшую из-за событий 2022 года. Пора.

Он не был против возвращения сборной в их страну. Но он считал, что сделать это нужно позже, гораздо позже, когда память о смерти Игоря Акинфеева не будет столь яркой и четкой. Но «сверху» тонко намекнули, что им там нет и дела до мнения простого смертного, на чьи плечи ляжет ответственность за все это. У него не было выбора, поэтому он приступил к созыву необходимых Комитетов и уже мысленно перебирал имена тех, кто мог бы возглавить тот хаос, который могло вызвать их триумфально громкое по своей сути возвращение.

Какого черта?! Какого черта им приспичило проводить Жеребьевку ЧМ на этой неделе? Именно на этой чертовой неделе перед 31 декабря с каждым днем бесящем все больше?! Именно перед этим праздником! Именно на этой неделе, когда все начинают судорожно скупать необходимые продукты перед таким важным днем! Именно тогда, когда все, наконец определившись с подарками, бегут в магазинчики искать что-нибудь дешевое, но качественное! Нет, он любил и Новый Год, и следующее за ним Рождество, и Старый Новый Год он тоже был не прочь отметить, но именно сейчас он должен ожидать рейса до Мадрида, чтобы понаблюдать за Жеребьевкой, прилетев в другую страну. А после возвращения ему придется экстренно оббегать магазины в поисках подарков и продуктов. Иногда он просто ненавидел свою работу. Но он в тайне надеялся, что ему удастся хотя бы с большой скидкой купить подарки родным, пока он будет в чужой стране из-за своей работы…

Полет прошел за разговором о предстоящей жеребьевке. Они высказывали свои пожелания или опасения. Кто-то жаждал команды послабее, чтобы гарантировано выйти из группы. Кто-то, наоборот, хотел, чтобы им попались сильные соперники, не обращая внимания на тот факт, что слабые на Чемпионате Мира и не играют. Какие команды будут для них лучшими? Ответить на этот вопрос было не просто, потому что уровень их сборной определить все еще трудно. Они с трудом сыграли в ничью с Швейцарией, но при этом (кто-то говорил, что чудом) не проиграли ни одного матча в Отборочном турнире.

Испания встретила их довольно радушно. В небе светило яркое солнце, температура была гораздо теплее, чем в России в такое время, а в воздухе царила атмосфера предстоящего праздника. Скоро католическое Рождество. К сожалению, через несколько дней он уже будет дома. И вот ни подготовиться к Новому Году в России, ни погулять по городу, наслаждаясь красотами Испании он толком не сможет. Они добрались до отеля, где уже были забронированы номера, и без сил рухнули на кровати.

Марио обожал праздники. Будучи человеком радостным и оптимистичным в большинстве вопросов, он не мог их не любить. Ему нравилась та радость, что витала в воздухе, тот азарт, что окутывал многих людей перед самим торжеством. Особенно он любил Новый Год. С его работой это был один из редких особенных дней, когда он мог просидеть весь день с семьей. В Новый Год к ним в дом приезжали дети с внуками, его любимая жена большую часть дня хлопотала на кухне, он с внучатами украшал елку, а дети ворковали где-то в уголке. Вечером они накрывали на стол, украшая его нарядной скатертью и праздничными свечами. Много вкусностей, сладостей, салатов, шампанского… Но гораздо чаще ему вспоминалось счастье и смех его внуков, пряный запах печенья, что его женушка оставила на растерзание малышни, и тихие, полные любви, шепотки со стороны их взрослых детей, когда он слышал о Рождестве и Новом Году. Но Марио любил и свою работу. И сейчас одна его любовь наслаивалась на другую, но поделать ничего нельзя. Поэтому оставалось порадоваться хотя бы тому, что он сможет встретить Новый Год в кругу семьи.

На Церемонии он встретил много своих знакомых, с которыми был рад с присущей ему жизнерадостностью переброситься парой незначительных фраз. Жеребьевку вел Денис Черышев. Марио не удивился. Денис уже двадцать лет был для иностранцев своим, а сейчас занимал какой-то важный пост в иерархии «Реал Мадрида». Однако, у Марио создавалось впечатление, что Чемпионат Мира приобретает какую-то русскую нотку. Участие их сборной впервые за долгое время, Денис в качестве ведущего Жеребьевки… Что дальше? Они станут сенсацией этого ЧМ? Они с позором вылетят из группы? Слишком много вариантов развития действий.

Церемония проходит в веселой и непринужденной обстановке. По итогам Жеребьевки они оказываются в Группе С. А их соперниками станут Корея, Хорватия и ЮАР. Марио быстро наклоняется к уху своего помощника, и они шепотом обговаривают некоторые нюансы. Сложно сказать, повезло им с группой или нет. Корейцы стали Чемпионами четыре года назад. А у Хорватов довольно сильная команда в этот раз, в отличие от двух предыдущих Чемпионатов. Да и команда из Африки не является самой слабой, однако и сильной ее назвать тяжело.

Вскоре все заканчивается и он, перебросившись несколькими фразами, обмениваясь мнениями по поводу группы, с Черышевым, направляется в отель, обсуждая Церемонию с его командой. По дороге он оббегает несколько магазинов, на витринах которых радостно выскочило дружелюбное «SALE!», и покупает подарки детям, внукам и жене, мысленно отмечая, что стоит ей позвонить. В отеле он, предварительно собрав саквояж и позвонив жене, ложится на кровать и, утомленный, тут же засыпает, убаюканный мягкостью подушки и лунным светом из-за шторы.

Полет назад проходит в умиротворенной тишине. Каждый старается заниматься своим делом. Его помощник уже набрасывает планы на недалекое будущее, заполненное усердной работой, уже Анатолия Алексеевича просмотреть последние матчи их соперников. Трудяга. Анатолий Алексеевич радостно хмыкает, своим громким полным оптимизма голосом журит их.

— Вы бы хоть Новый Год дали отпраздновать, парни!

Кого он имеет виду, говоря «парни», остается загадкой почти для всех. Большинство из них уже разменяли пятый десяток, а люди из этой возрастной категории навряд ли подходят под определение «парни». Но никто не заостряет на подобной несостыковке внимания, весело посмеиваясь. Его помощник тем временем, задорно улыбаясь и подмигивая, продолжает под общие смешки распределять обязанности. Марио в этот миг отвлекается на кристально чистое небо.

По возвращению в по декабрьски холодную Россию с ее ледяными, замораживающими ветрами и жгучими морозами все с особой нежностью вспоминают солнечную Испанию, жалея, что провели там слишком мало времени. Все, кроме Анатолия Алексеевича. Он, обладатель бычьего здоровья и тела, радостно и с благоговением вздыхает холодный воздух, от которого у него должны были заболеть легкие, горло и нос.

— Как хорошо-то! — восклицает он, закидывая себе на спину большой рюкзак, в который понакупал всякой всячины и понапихал кучу бумаг, необходимых ему для его работы, и обращая на себя странные и удивленные взгляды остальных.

Они покидают аэропорт и разъезжаются по домам. В голове Марио куча мыслей. Планы работы на последующие дни, примерные списки тех, кого он мог бы взять на Чемпионат Мира, легкие переживания и волнения, придающие всему этому что-то прекрасно эфемерное, придающие этому какой-то смысл и уверенность. В голове Марио идеи, схемы, стратегии и, возможно, немного мечтаний. В голове Марио бардак и целый рой непонятных, несвязанных друг с другом мыслей-пчел. Они жужжат, заставляя обратить внимание на каждую из них. Когда он приходит домой, нос сразу же узнает запах только что испеченного печенья. В голове Марио продолжает жужжать, перелетая из одного края в другой, всего одна мысль.

«Как хорошо дома»

========== Часть 17 ==========

Комментарий к Ребята! У нас с Кили-Фор (https://ficbook.net/authors/2812955) есть творческая группа, в которой Вы сможете увидеть дополнительный материал к интересующим Вас фанфикам:

https://vk.com/kili7alisia

Это очень удобно, если Вы незарегистрированный пользователь. Вам не придется заходить проверять обновления в фанфике, а для этого надо лишь подписаться на нашу группу.

Приятного прочтения!

Он сидел за столом, рисуя картину «Моя семья» для школы. Старательно выводя линии, что должны были являться мамиными волосами, от усердий он высунул кончик языка, критичным взглядом оглядывая изображение его мамы и сестренки. Довольно кивнув, он принимается за изображение отца.

В комнате горел тусклый желтый свет. За окнами уже стемнело. Сейчас середина октября, неудивительно, что за окном быстро темнеет. Но, если бы Даня посмотрел на часы, он бы обязательно понял (а он уже умеет понимать время по часам) и увидел, что скоро ему нужно будет ложиться спать. Но он не смотрел, вместо этого дорисовывая круглый мяч рядом с папой и большую раму ворот за его спиной.

Когда рисунок уже готов, а мальчик с любовью творца в глазах радостно разглядывал свое творенье, не находя в нем изъянов, поэтому собираясь показать его маме, дверь в квартиру открывается и закрывается с тихим щелчком, присущим железным дверям. Тут же забыв про рисунок и про разбросанные по столу и по полу карандаши и фломастеры, Даня с радостным криком выбегает в прихожую и кидается на шею отца, целуя его в щетинистую щеку.

— Папа! — громко зовет Игоря прибежавшая на крик брата Ева.

Отец радостно подхватывает её и слегка подбрасывает, тут же ловя. Ева заливисто смеется, а после с громким чмоком целует папу в щеку, продолжая весело улыбаться и слегка хихикая, затем, еще раз обняв отца, ведет его в свою комнату, обещая показать «кое-что, но это сек’ет, папа» Даня наблюдает за этим, а после торопиться к себе в комнату за своим рисунком, собираясь торжественно презентовать его всей семье. В комнате он, не глядя и торопясь, запихивает карандаши и фломастеры по коробочкам, пеналам, подхватывает листок бумаги и кричит подождать его, пока бежит в комнату сестры.

Родители восторженно разглядывают корявенький рисунок своего чада, стараясь не перехвалить и не обидеть. Папа с мягкой улыбкой рассматривает сначала изображение Евы и мамы и только после обращает внимание на свой портрет. Изображения, сделанные детской рукой, лишь отдаленно напоминают их реальные протеже. Глаза у каждого изображенного человека размером на половину лица, улыбка балансирует на тонкой грани между красной галкой-переростком и страшным кровавым оскалом, который каждый может увидеть в жутких ужастиках, а нос чем-то напоминает одинокую скалу. Однако, все смотрят на это с довольным выражением лица.

— Похож… — тихо говорит отец, мягко улыбаясь, а после добавляет, целуя его в макушку, — Молодец, Даня!

Немного позже родители укладывают спать маленькую Еву, после чего мама отправляется на кухню доделывать мелкие бытовые дела, что не успела сделать до прихода отца, а папа вместе с Даней отправляется к нему в комнату. Они кладут рисунок в портфель, следом садятся проверять выполненное домашнее задание и, попутно сумев переброситься парой фраз о завершившемся туре РФПЛ, вместе собирают рюкзак, в который после рисунка попадают учебники и тетрадки.

После того, как минутная стрелка пробегает мимо двух чисел, Даня укладывается в постель, переодевшись в пижаму, у которой штаны в красно-синюю клетку были слегка длинноваты, но футболка с величественным Биг Беном была в самый раз. Отец целует его в щеку и, пожелав сладких снов, гасит свет и выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Тогда, на следующий день, его рисунок не был признан самым красивым, потому что в их классе были действительно талантливые дети. Но он все равно был горд за свое произведение, мысленно вспоминая похвалу отца. Вспоминая то, как они вместе проверяли его домашнюю работу, как он делился своими впечатлениями об игре отца.

Вообще с возрастом он редко вспоминал об отце. Но если подобное случалось, то затягивало на день, а то и на два. Тихая злость и обида тут же начинали выть свои песни, отчего он часто срывался на окружающих. Незаметно подкрадывались грусть, апатия, тоска, депрессия, печаль и горе. Они продолжали давить на него. И хоть давление с их стороны слабло, легче от этого не становилось.

От отца у него осталось не много воспоминаний. Но бывало, что в один из грустных вечеров, как этот, в голове всплывали новые фрагменты из его прошлого. Иногда он даже думал, что где-то далеко в прошлом он ударился головой и заработал амнезию, и вот в его почти тридцать лет память решила нагрянуть, принося с собой новые проблемы и эмоции. Как ни пытался, хорошего он в этом не находил.

За окном уже закончили царить сентябрь, октябрь и ноябрь; деревья сначала меняли окрас на яркие цвета, а после сбрасывали желтые, рыжие и бардовые листья, которые ветер все оставшееся время разносил по унылым улицам; серое небо часто плакало мелкими дождями, капли которых медленно, словно не хотя, ниспадали на грешную землю, омывая грязные улочки, невыразительные, похожие друг на друга зонты и капюшоны прохожих, которым не посчастливилось оказаться в такое время вне теплых помещений. В подобное время на Акинфеева часто нападала апатия и тоска, и тогда он тратил время, либо лежа на диване, нередко опускаясь в дрему, либо играя на этом же диване в очередную игру на приставке. Правда в этом году осень сильно задержалась, как бывало в Англии, не отдавая зиме бразды правления.

Как-то незаметно прошло Рождество, Новый Год также быстро пролетел мимо его квартиры. Он попытался по старой привычке отпраздновать и Старый Новый Год, но не смог толком объяснить Джону смысл этого праздника и в итоге просто предложил выпить за «этот чудный день!»; вечером Акинфеев позвонил своим родным и поздравил их сразу со всеми теми праздниками, что успели прийти за эти две недели.

Но погода по-прежнему оставляла желать и надеется на лучшее, нагоняя тоску на жителей Манчестера. Поэтому сейчас Даниил лежал на диване, глазами, полными печали, уставившись куда-то за окно, где в очередной раз шел снег, который на следующий день растает, не оставляя ни следа. Пока мелкие снежинки, почти незаметные человеческому взгляду, пытались покрыть землю, воспоминания об отце продолжали всплывать в памяти черно-белым кино.

Он приходит с тренировки. Его подвез дядя Дима, папа его друга. Некоторое время Даня сидит, делая уроки, в своей комнате в одиночестве; света, что дает одинокая лампа на столе, хватает на то, чтобы он мог видеть тетрадь и учебник. После, приготовившись ко сну, ложится в кровать и долго ворочается в тщетной надежде заснуть.

За окном уже больше часа светит луна. Безоблачное небо освещается яркими маленькими звездами. Спустя мгновения он слышит сдавленное рыдание за стенкой. Ева. Их комнаты смежные, а стены, он подумывал, были сделаны то ли из фанеры, то ли из картона, поэтому уже которую ночь он слышал плачь и сдавленные всхлипы своей сестры.

Прошлой ночью он все-таки вышел из своей комнаты, чтобы позвать маму. Сам он утешать не умел, вечно говоря совершенно не то, что нужно; а вот у мамы получалось подбирать нужные слова, успокаивая нежным голосом иласковыми поглаживаниями по голове. Но когда он подошел к кухне, где она часто засиживалась, тихое шмыганье носом заставило его замереть в дверях. Мама тоже плакала. Из-за отца. Шокированный он простоял пару минут, неверящими глазами уставившись на прямую дрожащую спину, сотрясаемую рыданиями. Мама оставалась женственной и сильной даже тогда, когда рыдала на кухне, пытаясь отсчитать капли успокоительного, которые не хотя падали в стакан с водой, что был в ее дрожащих руках. Проморгавшись и помотав головой, Даня также тихо уходит обратно к себе. Ложится в кровать, укрываясь теплым большим одеялом. Злость и обида на отца растут в геометрической прогрессии.

Сегодня терпеть тоже не получается. Каждый раз, когда за стеной раздается всхлип, когда Ева тихо, едва слышно, шмыгает носом, его сердце не просто обливается кровью, нет, оно покрывается страшными трещинами, что расходятся от самого центра, после оно изнутри сгорает, сжимаясь от боли. Вздохнув, он поднимается и отправляется сразу к сестре. Мама сейчас не помощник. Комнату Евы полностью поглотил мрак, саму Евангелину он находит на кровати. Маленький комочек из одеяла часто дергается, дрожа. Сестренка плачет, уткнувшись носом в подушку, повернувшись к нему спиной. Он медленно, нерешительно подходит ближе, закрывая за собой дверь. Из-под одеяла появляется светлая головка, Ева рассеянно хлопает глазами. Осмелев, он присаживается на кровать. Она садится так, чтобы им обоим было удобно.

— Ну ты чего? — мягко спрашивает он.

Она пересаживается ближе к нему так, чтобы можно было уткнуться в его грудь, пряча слезы и заглушая рыдания. Он прислоняется головой к ее виску, крепко сжимая в объятьях.

— Не надо плакать, — просит он. А у самого в глазах стоят слезы. Он пытается делать глубокие вдохи и выдохи, чтобы не зарыдать вместе с Евой. Однако, одна слезинка за другой скатываются по его щекам, падая на одеяло на плечах сестры. Он еще крепче прижимает ее к себе. Евангелина дрожит, из ее глаз непрерывно текут ручьи, а из легких вырываются тихие завывания.

Они засыпают в объятьях, тесно прижавшись друг к другу, в кровате сестры.

После похорон отца жизнь стала невыносима. Ярость и обида на него заполонили его доброе детское сердце. Если бы он решил написать пафосный роман об этом, то обязательно бы сказал, что смерть отца разделила их жизнь на до и после. Но все, казалось, было еще хуже. С каждым днем он все сильнее ощущал не хватку в нем. Друзья семьи помогали как могли, то забирая Еву из школы, то его — с тренировки. У всех его друзей были теплые отношения с отцами, которые воспитывали в них мужчин. Ему было не у кого учиться, поэтому он черпал знания из фильмов, книг и любых других источников.

Поскольку в памяти все еще были свежи те ночи, когда он лежал с сестрой, пряча слезы в ее волосах, он пообещал себе, что поможет ей забыть и отпустить отца. Возможно, тому виной была его злость на папу, на то, что он испортил им жизни своим уходом, за то, что своей смертью он заставил их страдать. Лучше всего запоминается худшее, поэтому хорошего об отце он не помнил почти ничего в то время. Даниил ненавидел все, что напоминало о нем, и высказывал своё неприятное многим мнение Еве. Та смотрела на него сначала непонимающе, а после неодобряюще, но она молчала, лишь изредка напоминала ему о том, как она любит отца. Её тягу благотворить его он не понимал. Так они прожили пять лет. Он ходил на тренировки, Ева — в музыкальную школу. Редко обсуждали отца, она — с любовью и нежностью во взгляде и голосе, он — со злостью и агрессией. После его замечают скауты «Реал Мадрида». Он с радостью прощается с прежним, считая, что после переезда его не будут беспокоить ненависть и обида на отца.

Он не любил прощаться. А кто любит? Кто любит оставлять своих родных? Близких? Друзей? Кому может понравится раз за разом обнулять результат, достижения? В новом месте придется вновь начинать отстраивать себя, отстаивать свои интересы, показывать свои плюсы и бороться с минусами.

Сейчас он стоял рядом с мамой, сестрой и дядей Денисом. Вокруг них стояло по меньшей мере три чемодана, один из которых принадлежал Черышеву. Они с Евой стояли в тишине, а дядя Денис вместе с мамой обсуждали что-то нейтральное. Когда остается около получаса, сестра и мама начинают нервничать. Все чаще взгляд метается от часов к чемоданам. Глаза приобретают подозрительный блеск.

Женский голос едва понятно объявляет начало регистрации на рейс до Мадрида. Они печально переглядываются с сестрой.

— Ну, присматривай там за ним, — просит мама Черышева, отводя взгляд, чтобы сдержать слезы.

Дане она наставляет вести себя хорошо, присаживаясь на корточки. Оглаживает рукой его лицо, поправляя челку, смотрит своими нежными глазами, омраченными сейчас грустью, обнимает крепко-крепко, обвивая его своими руками, дарящими ощущение защищенности от всего плохого. В ее объятьях тепло и приятно. Эмоции переполняют его детское сердце, потому он обхватывает ее своими маленькими ручками, сцепляя их за ее спиной, носом утыкается в ее плечо. Маме неудобно, но она не разрывает объятий, лишь крепче прижимает его к себе. Целует нежно в висок. И все смотрит, запоминая, прощаясь.

Вскоре она вынужденно поднимается, выпрямляясь, часто моргая и вытирая мокрое лицо рукой. Еще раз целует его, на этот раз в макушку, ласково треплет волосы, приводя их в беспорядок. Смаргивает слезы и просит звонить как можно чаще, приезжать по возможности. Он кивает, сглатывая странный ком в горле и шмыгая носом.

Ева налетает на него, душа в своих объятьях и утыкаясь в его плечо. Они стоят в молчании, прерываемом лишь шмыганьем носов, некоторое время, также запоминая и прощаясь.

— Обещай, что не бросишь… что будешь звонить и приезжать, — едва слышно просит сестра, шепча ему на ухо.

— Обещаю.

Мадрид и Испания не влюбили его в себя. Напротив, постоянная испанская жара раздражала его. А сам город, казалось, выкачивал из него все силы. Архитектура была непривычна для него своими сооружениями. Испанцы казались алчными амигос, которые готовы были воткнуть в его спину нож. Странный, непривычный менталитет их выбивал его из колеи. Вечно улыбающиеся своей маньячной улыбкой они пугали его. Их манера называть другом каждого малознакомого человека озадачивала его. Но он пытался привыкнуть.

После того, как он обосновывается в Мадриде, нехватка в отце уже не ощущается так остро, как это было раньше. Дядя Денис давал ему то, что не смог дать отец. Его даже стали называть Черышевым. На самом деле, там просто случилась какая-то неразбериха с документами, кто-то «очень талантливый» перепутал его фамилию, а он не стал поправлять. В конце концов Денис стал ему вторым отцом. Однако, когда он видел, как кто-то из его новых знакомых перебрасывается фразочками со своим отцом, что-то в нем сжималось, садня. Он звонил домой, общался с Евой чаще, чем сейчас. Ездить часто не получалось. А после выпуска из Академии, когда он уже даже несколько раз привлекался к основной команде, ему поступает предложение переехать в Манчестер, чтобы вступить в ряды местной команды.

Было ли это ошибкой — соглашаться на такое? Он не может ответить на этот вопрос и сейчас. В его теперешней команде он ощущает себя как в семье. Будто он всю жизнь скитался в поисках своего места, где ему будет комфортно, и вот спустя годы наконец нашел. В Манчестере он познакомился с Джоном. В Манчестере его застало приглашение в Сборную России. Этот город для него стал родным, английский стал для него вторым русским.

Правда, Денис странно воспринял его согласие на переезд.

— Ты ведь не собираешься действительно принимать то предложение? — интересуется Черышев, читая какие-то документы, связанные с его новой должностью. — Ты же пошутил, когда тебя спросили об этом, верно? — он отрывает взгляд от бумаг, наблюдая за его реакцией.

— Почему бы нет?

— Ты шутишь? — брови Черышева комично взлетают вверх, увеличивая визуально размер глаз.

— Пойми, дядя Денис, мне здесь душно. Этот город съест меня, проглотит разом, не прожевывая. А в Англии и климат другой, и менталитет тоже. Да и с английским у меня лучше, чем с испанским.

— Ты собираешься уехать из Мадрида! Ты! Закончивший его Академию. Тебе ведь пророчат место в основном составе. А ты собираешься сбежать от лучшего клуба мира! — Денис отбрасывает бумаги, но делает это таким образом, что они не разлетаются по столу, а падают на него стопкой.

— МЮ тоже титулованный клуб! Мне кажется, там будет лучше… — сбавляет тон, отворачиваясь от Черышева, чтобы не видеть его оскорбленного лица.

— Ну раз ты так считаешь… Ты уже взрослый. Так что… — Денис успокаивается, однако грусть в его глазах не остается незамеченной.

Они начинают ссориться каждый раз, когда вопрос о лучшем клубе мира возникает на горизонте. А вскоре он уезжает в Англию, оставляя Черышева в Испании, и не поддерживает с ним связь. Да и тот не рискует прервать молчания.

Дальше предаваться воспоминаниям мешает голос Джона, вырывающий его из добровольной апатии и тоски. Тот так настойчиво зовет его к телефону, что игнорировать его не представляется возможным. Даниил встает, кряхтя и жалуясь, что ему даже потосковать не дают нормально.

Когда он входит на кухню, где у них расположился раритетный, выживший неизвестным способом, домашний телефон, вид Джона заставляет его насторожится. Широко распахнутые глаза, полные неверия и озадаченности. Приоткрытый в недоумении рот. Замершие руки, вцепившиеся в трубку телефона. Окоченевшая поза в целом.

Мысленно он перебирает возможные варианты: кто мог так удивить и озадачить его друга и зачем им Акинфеев. Осторожно берет трубку в руки и прислоняет ее к уху, кивком головы спрашивая, кто там, у Джона. В ответ на несмелое «Даниил Акинфеев» раздается «Добрый вечер, Вас беспокоит РФС, меня зовут…». Первое время он думает, что это чей-то чертов розыгрыш, но после понимает.

Его зовут в Сборную на Чемпионат Мира в Испании. Что ж. До скорой встречи, старый «друг» Мадрид.

========== Часть 18 ==========

Признаться честно, он сильно волновался, пока таксист вез его на базу сборной. Но также он ощущал странную радость от самого существования факта, что его вызвали играть, представляя честь своей страны. Заходя в отель, он заметил, что сердце то странно сжимается, то неожиданно пускается в пляс. Осмотревшись, он, встреченный помощником тренера, направляется в свой номер. В одной руке он держит тяжелую спортивную сумку, от вида которой он изредка в ужасе вздрагивает, а другой открывает двери, пожимает руки знакомым и просто машет из стороны в сторону.

— Дань, ты с Сашей комнату делить будешь. Он уже приехал.

Он с секунду недоумевающе смотрит на помощника Марио, потом лицо его хмурится и крючится, как крючится лицо человека, съевшего что-то очень кислое. Гарсиа. Опять. Даниил уже и не понимал: они издеваются над ним или просто не замечают, что этот человек ему противен и что он держится из последних сил, чтобы не пустить в ход кулаки. Вздохнув, он попытался выдавить из себя улыбку, хотя, как он считал, получилось не очень, вернее, совсем не получилось. Акинфеев кивнул и, уточнив номер комнаты и ее местоположение, отправился тяжелой походкой к лифту, оставив помощника Марио в фойе.

Лифт быстро нес его на необходимый ему этаж, а мысли в голове медленно, не хотя, растекались сладкой патокой. Дойдя до комнаты, он остановился перед дверью. Неожиданно захотелось отложить очередную встречу с Гарсией. Может быть стоит сначала повидаться с Игнашевичем и Березуцким? Помотав головой, отгоняя глупые мысли из-за детского страха и желания отсрочить ссору с Сашкой, он провел ключом-картой, дверь доброжелательно открылась.

В светлой комнате его встретило хмурое лицо временного сожителя по неволе. И настолько серьезный и несколько опечаленный Гарсиа непривычно смотрелся в помещении, из окон которого лился солнечный свет, а мягкая мебель была пастельных и бежевых тонов, а пол покрывал светлый ковер, что глаза Акинфеева на миг шокировано распахнулись, но он тут же усмехнулся, растягивая губы в ухмылке.

Даниил прошел к свободной кровати, на которой почему-то валялись вещи этого идиота, опустил сумку рядом на пол, недовольно глядя на шмотки Гарсии, валяющиеся не на своем месте. Гарсиа, с которым он только что поздоровался кивком, казалось, совсем не замечал ни самого Акинфеева, тут же забыв про его существование после приветствия, ни его замешательства, которое он некоторое время испытывал, глядя на вещи Гарсии. Сашка же молча сидел, уткнувшись в свой телефон, не замечая ничего вокруг. Еще раз взглянув на Гарсию, Даниил недовольно нахмурился, но тут же в его глазах засверкали чертики, а сам он ухмыльнулся и, не заморачиваясь, с гаденькой улыбкой сгреб в охапку шмотки соседа и кинул их в сторону Гарсии. Вещи разлетелись по комнате: некоторые из них упали, не долетев до кровати, а некоторые приземлились прям на голову незадачливому соседу. Гарсиа вздрогнул, заозирался по сторонам, недовольно и удивленно посмотрев, как только нашел взглядом виновника этого беспорядка.

— Эй! Ты что творишь?!

— Навожу порядок. — невозмутимо ответил Акинфеев, пиная остатки одежды, что не долетели до Гарсии, после растянувшись на своей кровати, очищенной от шмоток Гарсии.

Гарсиа открыл было рот, чтобы начать очередную ссору, но его прервал стук в дверь. После прозвучавших одновременно «Не заперто» в комнату ввалился Березуцкий, а следом зашел Игнашевич. Выяснилось, что ребята хотят сходить прогуляться и пришли позвать с собой Акинфеева. Они бы позвали и Гарсию, подумал Даниил, если бы не знали, что они терпеть друг друга не могут. Гарсиа же, увидев кто вошел, невозмутимо сгреб полотенца, которые были выложены любезными горничными в форме лебедей и потревожены Акинфеевым совместно с одеждой Сашки, и кинул их в Акинфеева, после возвращаясь к своему телефону.

Вообще, Гарсиа думал, что в этот раз его поселят одного, давая насладиться тишиной и одиночеством, поэтому некоторые свои вещи он разложил на кровати соседа, которая должна была пустовать, по его мнению. И, увидев Акинфеева, он почти удивился, но после сумел удержаться от закатывания глаз. Он не мог понять причину того, что их так уперто пытаются подружить, из-за чего их постоянно сталкивают вместе. Но, решив просто не обращать внимания на Акинфеева, Сашка вернулся к переписке с Евой, тем самым совершив ошибку, не замечая соседа по неволе. Однако сейчас он был доволен своей маленькой, даже детской местью.

Акинфеев, пронзив недобрым взглядом Гарсию, решил, что прогулка сейчас — отличная идея. Быстро запихнув спортивную сумку под кровать, он с легким сердцем отправился за Серегой и Владимиром. Они любовались открывавшимися для них пейзажами, ходили на тренировочное поле, изредка подкалывали друг друга, тут же взрываясь заразным хохотом.

Это прогулка так и осталась единственной поблажкой в их режиме. Конечно, каждый из них понимал для чего они здесь, поэтому на сложный, тяжелый режим никто не жаловался, по крайней мере при тренерском штабе. Хотя при сборах команды по вечерам в фойе перед телевизором, когда весь этаж наполнялся криками о том, какой фильм стоит посмотреть в этот раз, кто-то, крехтя, садился на диван и жаловался, что такие усердные тренировки убьют их всех. Но на эти жалобы никто не обращал внимания.

На следующий день после их прогулки всё, как любят часто говорить, закрутилось-завертелось. Тренировка за тренировкой складывались в рутинную нить. Режим медленно, но верно начинал надоедать, но Акинфеев не жаловался. Казалось, он еще и скучал по чему-то такому. Изредка Даниил даже задумывался: а чувствовал ли его отец такую же потребность в сборной, какую чувствовал теперь он? Но как только такие мысли формировались в его сознании, он тут же их гнал. Всю жизнь обижаясь и ненавидя отца за его любовь к работе, сейчас он боялся того, что может понимать своего отца и даже быть с ним в чем-то солидарным. Поэтому Даниил вновь и вновь цеплялся за остатки ненависти и обиды, лишь бы не замечать изменений, ужасающих его.

Вечером, после очередной выматывающей тренировки, они всей командой собирались в фойе на первом этаже, усаживались перед телевизором и подолгу решали какой фильм им стоит посмотреть в этот раз. Часто бывало так, что спорили они дольше, чем стоило, и приходилось уходить ни с чем, потому что за окном уже воцарялась ночь, а режим не позволял сидеть круглыми ночами, споря до хрипоты. Вот и сейчас Акинфеев присаживался на пол рядом с Игнашевичем. К сожалению, перед телевизором стоял лишь диван, а всем места на нем не хватало. Некоторые смогли разместиться на креслах, которые кто-то смог притащить с этажа выше. Но человек пять все равно садились из-за нехватки мест на пол, покрытый мягким светлым ковром. Из-за этого все и старались прийти как можно раньше, чтобы занять место, развалившись либо на диване, либо на кресле. Акинфееву пришлось сегодня сидеть на полу, опоздав из-за очередной короткой взбучки с Гарсией.

— Привет, — кивнул он Сереге, — Что смотрим сегодня?

— Выбирают между фильмами DC и Marvel. Как видишь, тут собрались истинные знатоки и ценители фильмов этих компаний, — Игнашевич кивнул головой в сторону спорящих Березуцкого и Дзагоева.

Понимающе усмехнувшись, Акинфеев опустил голову на кроху свободного пространства дивана, стоящего позади. Этот спор может растянуться надолго. Вообще, споры не кончались как раз из-за Березуцкого и Дзагоева, имеющие прямо противоположные вкусы и представления о прекрасном. Недавно он заметил, что все наивно стараются рассадить его и Гарсию по разным углам, чтобы избежать склок и выяснений отношений, но, по его мнению, рассаживать нужно было Владимира и Хестага. Хотя это бы навряд ли помогло избежать споров.

Найдя взглядом Гарсию, сидящего возле Дзагоева, Акинфеев злорадно улыбнулся. Гарсиа сидел, со скучающим лицом глядя в темный экран выключенного телевизора, изредка лицо его корчилось, когда рядом сидящий Хестаг особо громко решал убедить Березуцкого, что сегодня стоит посмотреть фильм от DC. Радуясь, что сидел одинаково далеко как от Владимира, так и от Дзагоева, Акинфеев вернулся к беседе с Сергеем.

После того, как слишком громкий голос Хестага вывел из себя Гарсию, Сашка встал, тут же приковывая к себе внимание всех присутствующих.

— Может посмотрим Аватар 2?

— Это старье?! Ты чего? Давай лучше что-то из недавно вышедшего

— Сам ты старье, Черышев! Это легенда!

Команда, уставшая от споров Дзагоева и Березуцкого, уже была равнодушна в своем большинстве к тому, что смотреть, но Акинфеев из вредности хотел продолжить пререкания с Гарсией, но, поймав утомленный и предостерегающий взгляд однокомандников, передумал, соглашаясь на второго Аватара. Кажется, Гарсию такое быстрое согласие удивило, но он, ловко маневрируя между развалившимися сокомандниками, добрался до телевизора, включая фильм.

Неожиданно вспомнилось, что вся эта идея с совместным просмотром принадлежала, как раз, Гарсии. Это было тогда для него большим поразительным открытием. Но, вспомнив, что Гарсиа являлся капитаном, он перестал этому удивляться. В конце концов, нет ничего неожиданного в том, что из капитана ЦСКА получился хороший капитан Сборной.

Весь фильм он сидит задумчиво, пропуская всё мимо себя. После он удивится, что фильм успел закончиться, а он так ничего и не посмотрел, но Акинфеев постарается спрятать свое удивление, и, переругиваясь с Гарсией, они направятся в свою комнату под не одобряющие взгляды однокомандников. Они оба взрослые парни и прекрасно понимают, что такие отношения и ругань никому не нравятся, но они не могут жить в мире и согласии, не ругаясь каждые пять минут.

Они усердно разрабатывали тактику под их первого соперника, Северную и Южную Корею, отправивших одну единую команду на Чемпионат Мира (еще один шаг к объединению). Геннадий Владимирович, тренер вратарей, усердно разбирал линию атаки и просматривал: кто и как бил последние пять пенальти. Анатолий Алексеевич, их веселый аналитик, совместно с Марио разбирал тактику и схему игры корейцев. После многочасовой работы они вместе выстраивали тактику их команды. Марио выдвигал идеи, а остальные поддерживали или, наоборот, вежливо отвергали их, аргументируя свое мнение. В конечном итоге тактика и схемы были обсуждены на уровне тренерского штаба, завтра им предстоит объяснить это же перед командой.

Марио слегка переживал из-за предстоящих игр, но вера болельщиков, включая его родных и близких, помогала ему преодолеть большую часть своих страхов и переживаний. Однако, не изгнали их полностью, и он по-прежнему скептически, но с улыбкой относился к их шансам. Но Фернандес продолжал улыбаться, поддерживая веселый настрой своей, тренерской, команды совместно с Анатолием Алексеевичем, чей задор не иссякал с приближением Мундиаля. Марио замечал с годами, что люди преклонного возраста, какими они и являлись, легче и более философски относились к жизни и успехам. Чаще они начинали смеяться над неудачами, лишь изредка опускаясь грустить. Чаще могли найти плюсы в своих безнадежных положениях. Но что более радовало Марио в своих товарищах, так это их нескончаемый энтузиазм, на котором они и могли построить команду, успех, одерживая победу за победой, не обижаясь на неудачи, а воспринимая их как дар свыше в виде опыта.

Закончив объяснения схемы их игры перед командой, он отправлялся смотреть, как они могли воплотить это на практике. Он менял игроков местами, записывая сделанные перестановки, отмечал успехи и советовал как избежать неудач. Вечером со своим помощником он раскладывал свои записи на столе в их номере, примерно формируя будущий стартовый состав.

Параллельно с подготовкой к игре с Кореей они разбирали игры ЮАР и Хорватии. Так же разбирали линии атаки, защиты и полузащиты, просматривали последние пенальти, объясняли команде тактику и проверяли их на тренировочном поле. Блокнот Марио, который он специально завел к Мундиалю, довольно быстро пополнялся записями и схемами. Тут и там мелькали маленькие заметки, а по краям мелким, убористым почерком проявлялись записанные простым карандашом примечания.

Сегодня вечером он вновь раскладывает свои записи. Его помощник уже устало морщится и издает тихий стон из-за нескончаемой работы. Казалось, совсем недавно каждый из них праздновал Новый Год в кругу семьи и близких, и думать не думая о приближающихся сборах. Но вот теперь не проходило и дня без их усердной работы. Иногда он ненавидел Мундиали: они всегда требовали отдельной, особенной, подготовки, из-за чего у него прибавлялось обязанностей, Марио тут же просил его посмотреть то, сделать это, а еще неплохо бы было убедиться в вон том. А в его возрасте это уже большую часть времени не воспринималось радостно. Но при всем этом он также сильно любил свою работу, ему нравилось принимать участие в вершении истории, не выходя на первый план, не играя значительной роли и не неся на своих плечах такую ответственность.

Помощник встает со своего кресла и подходит к столу, на котором Марио аккуратно раскладывает свои записи. Если честно, то он мало понимает в каракулях бразильца. Его почерк оставался для него загадкой, но это служило поводом для многих шуточных упреков в неправильном написании букв, на что Фернандес лишь с улыбкой закатывал глаза, однако тут же пускаясь в пояснения с одним из серьезных своих выражений лица (но даже тогда легкая улыбка не покидала его губ).

— Итак, — начал Марио, прокашлявшись в кулак, — с хорватами мы решили играть схемой 4-2-3-1.

— Угу, — без энтузиазма кивает помощник, вглядываясь в записи на столе, решая этот вечер «проугукать» и спокойно лечь спать раньше обычного — Тебя что-то не устраивает? — все-таки интересуется он, поднимая взгляд на задумчивого Фернандеса.

— Саша и Даня, — медленно отвечает он, словно раздумывает: действительно это так или нет.

— Гарсиа и Черышев? — зачем-то уточняет помощник.

— Он Акинфеев, — кивает, подтверждая. Помощник безразлично пожимает плечами.

— А что с ними не так? Мне показалось, они отлично справились с поставленной задачей.

— Тебя не напрягает их детская вражда? Мы поселили их вместе, но даже тогда они не сблизились, кажется, у них только появилось больше поводов для неприязни.

— Не думаю, что это большая проблема. Тебе ведь не нужно, чтобы они закадычными друзьями стали. Достаточно и того, чтобы они не перегрызли друг другу глотки, ведь так? А для этого, я думаю, они слишком дорожат своей карьерой и репутацией.

— Это-то Даня дорожит репутацией? — Марио приподнимает левую бровь в недоумении.

— Окей, — помощник капитулирует, поднимая руки, — Но ему точно не нужно еще больше проблем с имиджем. Он и так слишком часто конфликтует с прессой. Не думаю, что ему хочется принять участие в очередном конфликте.

— Надеюсь, ты прав. Но всё же. Лучше поставить Акинфеева играть крайним левым защитником, а Гарсию — крайним правым. Так у них меньше шансов поссориться из-за пропущенного мяча. — Фернандес показывает руками перестановки, ищет свой уже множество раз подточенный карандаш, а, найдя, стрелками указывает новые места игры Акинфеева и Гарсии.

— Думаешь, они могут поссориться из-за пропущенного гола?

— Определенно. Ни один из них не упустит возможности поддеть другого. — уверенно кивает Марио, его руки все еще держат карандаш, медленно теребя. Его всё еще удивляет смена мнения помощника по поводу вражды двух футболистов.

— Но в этом есть и плюс. — произносит помощник, но, поймав просящий пояснений взгляд тренера, продолжает, — Никто из них не захочет давать поводов для подколов, а это значит, что выкладываться они будут даже лучше, чем мы думаем. — помощник пожимает плечами.

— Будем верить в это, но нам не стоит удивляться, если они начнут выяснение отношений в раздевалке (на поле, думаю, им будет некогда предъявлять претензии). Мы должны будем пресечь подобное на корню. Сможешь проследить за этим? — получив кивок, Марио улыбается. — Тогда на сегодня всё. Спокойной ночи. Завтра еще один тяжелый день.

Кивнув друг другу и обменявшись понимающими взглядами, они расходятся, оставляя записи одиноко лежать на столе, освещаемом светом одинокой луны.

========== Часть 19 ==========

Комментарий к Глава вышла несколько больше, чем я ожидала, но все же. Приятного прочтения!

Испания встречает их привычно жаркой погодой. Солнце, спаляя все вокруг, заставляет вариться в адском костре под названием Земля. Горячий ветер не улучшает их положения, а даже наоборот — ухудшает его. Влага на асфальте мгновенно испаряется, и создается впечатление, что дорога плавится. Их самолет приземляется, и к ним подвозят трап, чтобы они могли спуститься. Когда каждый из них чувствует землю под ногами, они всей компанией направляются в здание аэропорта, чтобы оттуда пересесть в автобус сборной. Пока они идут по горящему асфальту, каждый из них чувствует огонь под ногами несмотря на разделяющую ступни и асфальт обувь.

— Они бы ещё в разгар лета провели бы Чемпионат Мира! Чтобы мы сразу сгорели, не дойдя до отеля! Чего мелочиться-то? — проворчал Гарсиа, осматривая кроссовки на наличие расплавленного асфальта на подошве.

— Тебе и жаловаться! Ты ж испанец! Чего возмущаешься-то? — хохотнув, поддевает он.

Большая часть команды пропускает всё мимо ушей, но кто-то находит в себе силы вяло хмыкнуть, оценив подкол. Гарсиа лишь устало закатывает глаза, но продолжает ворчать себе под нос. Еще несколько шагов и они войдут в спасительную прохладу аэропорта. Ещё несколько километровых шагов и они испытают облегчение, ощутив холодный воздух.

— Мы провели на улице всего лишь пару минут, а уже так прожарились! Как мы играть будем? — громко вопрошает Сашка. По нему и не скажешь, что он страдает от высоких температур темпераментной страны.

— Не отстаем, — тихо произносит Марио, входя в спасительную прохладу.

Вот кому повезло. Для бразильца, должно быть, блаженство оказаться в жаркой Испании, вновь вспоминая свою Родину. Хотя он довольно долго живет в России, поэтому привык к холодному климату. Так что, может быть, и ему не приятна эта жара? Акинфеев облегченно вздыхает, оказываясь в здании, охлаждаемом кондиционерами.

В аэропорте их встречают волонтеры, которые что-то радостно щебечут на английском. Поняв, что сейчас им придется трястись в душном автобусе, что будет медленно катиться в сторону их отеля, команда дружно издает тихий стон. Доплетясь до автобуса, они оказываются приятно удивлены холодным воздухом внутри и, быстро рассевшись по своим местам, отправляются в путь.

Отель не удивляет их своей роскошной мебелью, обилием стекла, прозрачными капсулами лифтов, наличием бассейнов и спортивных залов. Но они удивляются, когда совсем не обнаруживают предметов из пластика. Вот до чего доводит экологическая политика. Скоро также будет и в их стране. Пластмасса окончательно станет пережитком прошлого, уступая новому материалу. Уже сейчас сложно найти пластиковые трубочки и боксы для еды.

— Черышев и Гарсиа, сможете пережить этот Чемпионат Мира в одной комнате? — саркастически интересуется администратор, протягивая ключ Сашке. Они одновременно закатывают глаза, но, заметив это, зло смотрят друг на друга, однако молча направляются в сторону их номера.

— Очень смешно, — отвечает Гарсиа, проходя мимо администратора и забирая себе ключ.

Позже, сидя перед телевизором в их номере, они с благодарностью и облегчением смотрят на ведущего погоды, который с широкой улыбкой на лице рассказывает о понижении температуры. После прогноза погоды в эфир вновь вступают новости о многочисленных пожарах прокатившихся по стране.

— Я сказала, я не буду спать одна! — громко топая ногами, Ева бежала в комнату мамы и папы.

Обнимая маму, она сделала вид, что не заметила насмешливый взгляд папы, брошенный на Катерину, и обреченный вздох самой мамы, в ответ обнимающей Еву.

— Детка, может сегодня ты попробуешь поспать одна? А папа прочитает тебе сказку на ночь? — Катя ласково проводит рукой по волосам дочки, доверчиво глядя ей в глаза.

— Я? — Игорь непонимающе смотрит на жену, но получив тычок локтем, соглашается, — А-а-а ска-а-азку! Да, прочитаю.

— Нет. Я не хочу спать одна!

Мама с папой безнадежно переглядываются. Папа обреченно вздыхает, качая головой.

— Уже можно покупать отдельную кровать, да?

Катя ласково улыбается, целует Евангелину в макушку. Она убегает готовиться ко сну, а Катерина встает, вздыхая тяжело, подходит к мужу, обнимает и целует.

— Я что-нибудь придумаю, — обещает она, слыша громкие шаги спешащей вернуться к ним дочки.

Мама вылетит несколькими днями позже, а она уже радостно садится на свое место в самолете. Ее предвкушению просто нет границ. Ева собирается сделать сюрприз брату, приехав на матчи Сборной на Чемпионате Мира, хотя это лишь бонус к самим играм команды. Билеты куплены аж до финала (на самом деле она совсем немного сомневается, что Сборная сможет дойти до победного конца, но ей хочется как можно дольше задержаться в этой теплой стране). Она так долго мечтала об этом. Часто Евангелина представляла себе, как сможет радоваться голам своей Сборной, как сможет болеть за знакомых и брата, которые обязательно будут играть за команду страны. Как долго она мечтала, чтобы страна смогла встать с колен на мировой футбольной арене.

Ещё ей хочется познакомить маму с Сашей. Несмотря на ее длительное общение с Сашкой мама с ним не знакома. Возможно, она уже догадалась, что Ева нашла того «милого романтика», которого пришлось вылавливать после разоблачения. Но так или иначе, они, всё обговорив, пришли к выводу, что можно попытаться поддерживать отношения между ними. Совершенно неожиданно девушка заметила свои зависимость и влечение к Гарсии, но она по-прежнему боялась, что ничего у них не выйдет. Так что ей было интересно мамино мнение. Все-таки она старше и опытней, а значит, может предостеречь ее от ошибок. Но при этом ей ужасно хотелось, чтобы Сашка не вызвал негативного мнения у ее мамы. Она страшно волновалась и знала, что Саша тоже волнуется (об их приезде она рассказала ему через мессенджер, заставив нервничать несколько дней)

Проспав весь полет, она радостно направляется в отель, чтобы оставить вещи в номере. Ей бы хотелось поселиться в одном здании с командой её страны, но по какой-то причине ей отказали в предоставлении номера, поэтому она направляется в другой отель.

Немного позже она с восторгом слушает экскурсовода и рассматривает, фотографируя, достопримечательности Мадрида. Про себя она отмечает, что не зря записалась на обзорную экскурсию по городу. Евангелина узнает много примечательных фактов. В конце их группу заводят в один из сувенирных магазинчиков. Еве нравятся такие магазинчики. Они небольшие по площади, но, уютно обставленные, всегда оставляют о себе приятные воспоминания благодаря улыбчивым и ненавязчивым продавцам. Прикупив магнитики себе и знакомым, девушка возвращается в отель, а, отужинав в ресторанчике на первом этаже, поднимается к себе в номер и готовится ко сну.

На следующий день действительно стало прохладнее, и уже никто с ненавистью не смотрел на жаркое солнце. Нет. Наоборот, большинство в день открытия Чемпионата Мира 2042 наслаждалось непривычным теплом, нежась в ласковых и теплых лучах светила. Матч-открытие должен был пройти на одном из главнейших стадионов страны, да и мира тоже. «Сантьяго Бернабеу» радостно встречал приходящих фанатов этого спортивного события, добродушно распахивая свои двери. Их команда выкупила несколько билетов, хотя пришлось уговаривать Марио, чтобы все могли смотреть матч с трибуны, а не по телевизору.

Усевшись по соседству с Игнашевичем и Березуцким, Даниил с интересом рассматривал родное когда-то поле. Он с содроганьем вспоминал свое детство. Академия Реала оказалась не для Акинфеева, хоть у него и получалось играть на высшем уровне, восторга от того времени он не испытывал, постоянно ища самого себя. Ему пророчили стать звездой Мадрида, Испании и мира в целом. В принципе он всё еще может ей стать, вот только не Реал даст ему это — он сам добьется успеха на мировой арене вместе со сборной. В конце концов, какой от тебя толк, если ты не можешь помочь своей стране?

В какой-то момент заиграла задорная музыка, и на поле вышла, весело пританцовывая, исполнительница гимна Чемпионата Мира 2042. Группа танцоров присоединились к ней, и они продолжили танец вместе. Дойдя до небольшого подиума-сцены, певица поднялась, оставив танцоров внизу. По краям поля выбегали люди («волонтеры» — предположил Акинфеев) с разноцветными атласными лентами в руках. Остановившись, они лентами создавали маленькие вихрастые волны, пока на поле выходили другие, держа в руках флаги стран мира, что когда-либо участвовали в Чемпионате Мира. Когда прозвучали последние аккорды, стадион взорвался аплодисментами и радостными криками. Даниил, не следивший за миром музыки, не знал, что только что выступила одна из известнейших певиц планеты, однако и он принял участия в овациях.

Вскоре должен был начаться матч-открытие. Сборная Испании играла с популярной нынче Сборной Сенегала. Конечно, при домашнем Чемпионате трибуны были заполнены болельщиками «La Roja», но и сенегальцы приехали с довольно большой группой поддержки.

До чего же было непривычно смотреть матч с трибун! Как странно это ощущалось, когда где-то рядом, но в то же время так далеко команды, в которых числятся его друзья, а ты вынужден просто сидеть на своем месте, не выбегая на поле. Это было так же ужасно, сколько и завораживающе. Акинфеев не мог определиться, как именно он относится к этому явлению. Стадион казался живым существом, но там, на поле, этого не было видно. А здесь, на трибунах, когда он смотрел на играющих свысока, было заметно то, как это существо дышит, как оно выдыхает со свистом болельщиков и как вдыхает с их криками.

Даниил не является болельщиком какой-то из этих команд (ведь за Сборную России играет!), он и матчи сборных-то редко смотрел. Но всегда радовался или огорчался за своих друзей и одноклубников, которые в отличие от него с большим удовольствием смотрели за играми сборных команд. Так что он скорее болел за своих знакомых. Вот так же и сейчас.

За Испанию играли несколько его одноклубников, в числе которых был Хосе Луис, один из лучших друзей. С Хосе было весело. У него напрочь отсутствовало чувство такта, и иногда это приводило к комическим ситуациям. Однако гораздо чаще отсутствие такта у Сопатеро играло с его вспыльчивым характером злую шутку, но несмотря на это они прекрасно ладили, раз смогли стать друзьями.

Хоть Сборная Сенегала и была популярна в мире, ни один из ее игроков не играл за МЮ, поэтому многих из них, тех, против которых ему доводилось играть, Даниил знал довольно поверхностно.

Сидящий рядом Игнашевич с профессиональным интересом наблюдал за игрой, было заметно, что он никому из этих команд не отдает своего предпочтения. А вот Гарсиа явно беспокоился больше за Сборную Сенегала. Акинфееву показалось, что он делает это напоказ, чтобы лишний раз подчеркнуть свою непринадлежность к Испании. Возможно, это просто вошло у него в привычку. А возможно, он пытался таким образом привлечь внимание к своей необычной для коренного русского фамилией. Даниил не собирался в этом разбираться, Гарсиа был ему противен, и он не хотел портить себе настроение мыслями о нем, поэтому Акинфеев перевел взгляд обратно на поле.

— Пенальти! — громко закричал Хестаг. Даниил не думает, что он болеет за одну из команд, ему кажется, что Дзагоев просто выпускает эмоции, разгружает свой мозг от стресса и напряжения, охватившего перед предстоящей игрой. Таких как Хестаг было немало, но и не слишком много. Хотя может быть, что он просто за справедливость.

Вернув внимание игре, Акинфеев видел, что арбитр, выслушав советы в наушник, указывает на точку. Одна половина стадиона радостно кричит, аплодируя, другая начинает свистеть и возмущаться. Хосе Луис Сопатеро подходит к точке и гипнотически смотрит на мяч, после переводя взгляд на игрока Сборной Сенегала. На несколько мгновений наступает оглушительная после шумных криков болельщиков тишина.

Они наблюдают за разбегом игрока Сборной Испании и за тем, как он с точки отправляет мяч в ворота сенегальцев. Испания открывает счет, и Денис радостно щурится.

Пока его игроки смотрят игру на стадионе, он решил встретиться со старым другом. Встретились они в одном из баров. Выбирал его Черышев, так как он прекрасно знал, в каком можно спокойно посидеть без лишних глаз и надоедливых журналистов и фанатов. Разумеется, в этом баре был старенький плазменный телевизор, по которому все посетители могли смотреть прямую трансляцию Чемпионата Мира. Разумеется, они заказали себе по пинте пива, не в силах отказать известному стереотипу и традиции — смотреть футбол, попивая пиво. И, конечно, разумеется, обсуждали они по большей части сборные команды и ЧМ-2042, хотя Марио и не хотелось говорить о шансах команд.

— Скоро игра с хорватами, — упоминает Денис, делая глоток и не отрывая глаз от экрана телевизора, лишь на пару секунд бросив взгляд на Фернандеса, чтобы посмотреть на его реакцию.

— Да, — коротко отвечает Марио, с тоской глядя в телевизор.

— Сейчас задам вопрос в стиле журналистов, — весело улыбается Черышев и, наклоняясь к нему, шепотом спрашивает. Возможно, он спрашивает не шепотом, но сказать это с уверенностью Марио бы не смог, потому что Сборная Испании вновь забивает, чем ужасно радует собравшихся в баре фанатов испанской команды. — Мы победим?

— Конечно, — понимающе улыбается Фернандес, однако задумчиво добавляет — Но хорваты сильны.

— Но ты же не сомневаешься в победе России? — риторически спрашивает Черышев и отвечает, кивая, — Не сомневаешься.

Кто-то в баре смачно ругается на испанском. Сборная Сенегала смогла забить испанцам. Весь бар негодующе ворчит, шепчет и даже что-то возмущенно выкрикивает. Черышев косится на телевизор и качает головой. И тут Марио вспоминает, что Денис уже вот почти двадцать лет работает в Испанской Футбольной Федерации, тут же становится понятным его легкое разочарование от пропущенного гола. Конечно, он не исключает того, что его друг так сильно сроднился с теплой темпераментной страной, что уже переживает за нее, как за родную. Это здесь тоже присутствует. Вот только в каких пропорциях он сказать не может.

— А Дзюба не приехал? — удивленно спрашивает Черышев, когда арбитр на экране назначает штрафной в ворота сенегальцев.

— Не знаю. Он вроде собирался приехать к матчу с хорватами. Но у него свой бизнес, сам понимаешь — вечная занятость. — улыбается Марио, пожимая плечами.

— Как там Данька?

— Черышев-то? — Денис насмешливо улыбается, а Марио морщится от оговорки, — Кстати, почему его все Черышевым называют?

— Кто называет? СМИ? Его фанаты? СМИ довольно часто пишут бессмыслицу и откровенный бред. А его истинные фанаты знают и топят за то, что он Акинфеев, сын «того самого Акинфеева» — Черышев пальцами показывает воздушные кавычки, — Сам он практически не пользуется фамилией. На его футболке, если ты заметил, написано «Dan». А почему вы в РФСподдерживаете СМИ, это я у вас должен спросить.

— А с чего это всё началось-то?

— Бюрократическая ошибка, — Денис пожимает плечами. — Но мы потом делали заявление, что фамилия Даниила Акинфеев, а не Черышев, однако, как мы можем видеть, никто должного внимания по непонятной причине не обратил.

Марио важно кивает, показывая, что он всё понял. Бар вновь взрывается негодованием. Сенегал сравнивает счет. Через несколько минут раздается свисток арбитра, и матч заканчивается. Посетители бара, повозмущаясь еще немного, радостно обнявшись покидают заведения.

— Ну, так как он там? — спрашивает Черышев, напоминая ему тему их разговора.

Марио давно понял, что Черышев сильно привязался к Акинфееву, оттого досадно и неприятно было, когда Даниил решил выбрать игру за МЮ, рассказав, как ему не нравится в Испании. Фернандес понимает такую отеческую привязанность Дениса к Акинфееву. Поэтому Марио, не задумываясь, отвечает правдой, такой, какой она есть.

— С Гарсией до сих пор не ладит, а так нормально, — и вздохнув выходит из бара, попрощавшись.

Первые шаги: Сборная России одолела Сборную Хорватии с преимуществом в один гол. Матч закончился со счетом 2:1. Нашей редакции удалось расспросить игроков Сборной об эмоциях после тяжелого матча…

Выпуск газеты «Всё о мире футбола» после первого матча Сборной России на ЧМ-2042 в Испании. 2042 год.

Они смогли. Они сделали это! Несмотря на то, что Марио убедил Черышева в своей уверенности и вере в победу их страны, его всегда терзал червячок сомнения. Все-таки Сборная Хорватии не пропадала на двадцать лет с мировой арены. Она все это время продолжала бороться за титулы и даже добилась некоторого успеха на этом поприще, став Чемпионами Европы в 2040 году. Так что хорваты являлись и продолжают являться фаворитами турнира.

Сейчас же Марио был рад за победу своей команды. Когда Игнашевич забил победный гол в ворота противников, он, пятидесятилетний мужчина, как пятилетний мальчик, подпрыгнул от радости, сотрясая воздух кулаком, а после также от переполнявших эмоций отдал пять своему помощнику. После прозвучавшего свистка, Фернандес, радостно улыбаясь и по-дружески обнимая, пожимал руку тренеру хорватов. Никола Влашич сдержанно поздравил его с победой и признал в них достойных соперников. Марио смог лишь кивнуть. Его переполняли эмоции от их первой победы на большом турнире. Спустя двадцать лет… Может быть, у них все действительно получится?

— Удачи! — пожелав друг другу, бывшие одноклубники расходятся, кивнув на прощание.

Марио заходит в раздевалку их команды. Он слышит гвалт и шум еще задолго до того, как открывает дверь, входя в это царство праздника и криков. Футболисты, взяв в руки пустые бутылки из-под воды, отбивали стаккато по столу и по другим поверхностям, при этом они радостно прыгали и кричали. Марио входит в этот шум, и ему кажется, что, заприметив тренера, футболисты лишь увеличивают громкость криков и ударов. Он приподнимает руку, показывая ладонь и прося таким образом тишины. Шум пусть и не сразу, но смолкает.

— Молодцы! Отстояли! — он говорит отрывистыми фразами, потому что самого эмоции переполняют так, что хочется кричать и прыгать, а может быть еще и совершить какую-нибудь глупость, но он уже разменял пятый десяток, поэтому умеет держать себя в руках, — Сейчас отдыхайте, послезавтра продолжим подготовку. Молодцы! — Марио начинает аплодировать, и все присутствующие, включая его тренерский штаб, присоединяются. Несколько минут в раздевалке ничего не раздается, кроме радостных и уважительных оваций.

Закончив, Фернандес, кивнув головой в сторону выхода своему помощнику, покидает раздевалку. Его ассистент, тяжело и грустно вздохнув, просит игроков воздержаться от преждевременного празднования успеха и уходит из помещения вслед за Марио. Как только дверь за тренером и его помощников закрылась, футболисты выждали несколько минут, а после раздевалку вновь наполнили крики радости.

Марио, в мессенджерах читая поздравления знакомых и родных, подумал, возможно, они преждевременно обрадовались, но он хочет дать возможность парням и всей стране порадоваться первым успехам на серьезном уровне. В конце концов и ему хочется насладиться победой. Так что ничего страшного. Пускай радуются, лишь бы не расслаблялись вконец.

Расслабились?

В минувшую неделю Сборная России сыграла вничью со Сборной ЮАР (2:2), сумев заработать очки в последние десять минут игры. Мы попытаемся разобраться в причинах такого результата…

Выпуск из газеты «Всё о мире футбола» после матча Россия — ЮАР. 2042 год.

Возможно, они ошибались, когда считали, что смогут выйти из группы, лишь одолев хорватов. Едва не проиграв, они все-таки сумели перевернуть игру. Конечно, помогли и тренерские решения Марио, сыграли замены, смогли собраться и футболисты. Однако, к концу Гарсиа и Акинфеев все больше ошибались и возмущались ошибками друг друга. Нужно было экстренно отводить игру от штрафной. Благо им это удалось.

Устало пожимая руку тренеру ЮАР, Марио собирается выжать из себя улыбку, но сил просто не осталось. Поэтому с серьезным лицом он отправляется в раздевалку, уже думая о том, где и что они сделали не так. Открывая дверь, Фернандес вспоминает о своих обязанностях тренера, но он совсем не подумал о том, что скажет игрокам. Поэтому Марио сочиняет на ходу. Говорит о том, что они молодцы, потому что смогли вытащить концовку, разбирает те ошибки, которые уже успел заметить и выделить, после сообщает о том, что завтра состоится подробный разбор полетов, и уходит, пожелав футболистам как следует отдохнуть. Помощник выходит следом за ним, грустно взглянув на игроков.

На этот раз в раздевалке воцаряется тягостная тишина, хотя абсолютно все рады, что смогли взять хотя бы ничью. На большее уже просто не хватило времени, однако моменты у них были. Каждый пустыми глазами смотрит в одну точку, вспоминая свои косяки и ошибки. Кто-то успевает припомнить ошибки товарищей, но молчит об этом, правильно поступая.

— Ну, мы хотя бы ничью отстояли, — тихо разрывает Гарсиа, откидываясь спиной на стену позади. В комнате раздается сигнал оповещения, Сашка вздрагивает от неожиданности и подходит к своей сумке, доставая телефон. Читая сообщение, грустно улыбается и ухмыляется. — Ну, ничего, парни. Шансы на выход из группы у нас остались неплохие. Так что, собрались! — его голос наигранно громок и весел. Гарсиа хлопает в ладоши несколько раз, а после покидает раздевалку. Остальные подтягиваются за ним, не оставаясь надолго в напряженном и упрекающем молчании стен.

Радость была преждевременной?

Сборная России, сыграв вничью со Сборной Кореи, едва не упустила свои шансы на выход из группы. Нам повезло, что команда ЮАР не смогла обыграть хорватов. Сборная России выходит из своей группы С со второго места. С первой строчки в 1/8 финала выходит Сборная Хорватии…

Выпуск газеты «Всё о мире футбола» после матча Россия — Корея. 2042 год.

Они могут не пройти!

Это первая мысль, которая посетила каждого из их команды после того, как судейский свисток ознаменовал окончание матч. Марио тяжело вздохнул, отправляясь на традиционное рукопожатие тренеров. Кореец напротив грустно улыбнулся. Ему придется везти домой сборную с одним единственным очком. Этот Чемпионат стал неудачным для их команды. А вот каким он станет для Сборной России, все смогут узнать лишь вечером, когда в Мадриде на «Сантьяго Бернабеу» хорваты сыграют со Сборной ЮАР.

Войдя в раздевалку, Марио вновь наблюдает лица игроков, опущенных в горестную думу. Тяжко вздохнув и покачав головой, Марио осматривает футболистов, пытаясь подобрать слова.

— Еще ничего не потеряно, — произносит он, пытаясь убедить себя и собравшихся здесь. Не найдя ничего, что можно было бы добавить, Марио уходит. Верной тенью за ним следует опечаленный помощник.

Вечером, когда на всех экранах мира транслируются матчи Чемпионата Мира по футбола в Испании, все, не сговариваясь, собираются в фойе, чтобы узнать результаты матча с негромкой вывеской: «Хорватия — ЮАР» К сожалению, телевизор, по которому они собирались смотреть игру, не обладал ни английскими, ни, тем более, русскими субтитрами, что уж говорить про перевод. И чтобы не искать переводчика, единогласным решением, принятым Гарсией, они собирались эксплуатировать Акинфеева, так как он один мог свободно говорить на испанском. Зачем им переводчик, когда достаточно было лишь видеть цифры на табло, Даниил понять не мог.

— Пускай Гарсиа переводит, почему постоянно я? — возмутился он, пока спускался в фойе.

— Гарсиа не говорит на испанском. — ответил ему Серега, которого отправили за Акинфеевым, задерживающимся по неизвестным причинам.

— Да ладно?! — Даниил комично и иронично поднял брови, глядя на Игнашевича, — Он же испанец!

— Брось это… Ты прекрасно знаешь, что Саша коренной русский. И его родители и бабушки с дедушками тоже русские. Так что перестань это всё. Это уже надоедает всем. И я сейчас не о Гарсии говорю. Команду уже порядком достало, что вы с ним при любом удобном случае глотки друг другу перегрызете.

— Не преувеличивай, — Акинфеев закатывает глаза, когда они уже оказываются в фойе, и садится перед телевизором, стараясь расслышать фразы диктора.

Разумеется, каждый из собравшихся перед экраном хотел, чтобы Сборная Хорватии обыграла африканцев. Ближе к середине матча к ним спустился Марио с тренерским штабом. Они незаметно и тихо присоединились к просмотру игры.

Когда матч закончился разгромной победой хорватов, на сидящих на полу кинулись сидящие на креслах и диване. Эта перепутанная, но очень радостная куча-мала своими криками испугала персонал отеля. Все кричали, душили друг друга в объятьях, кидаясь и прыгая друг на друга. У кого-то одного зазвонил телефон. После раздалось еще несколько телефонных трелей. Родственники и друзья спешили поздравить и поделиться собственными эмоциями от только что пережитого. Радости было столько, что можно было подумать будто они не из группы вышли, а весь Чемпионат выиграли.

Глядя на все это и принимая поздравления от жены и детей с внуками, Марио думал о том, какие они все-таки еще дети. Но им это простительно. Это их первый в жизни крупный турнир, на котором они должны с достоинством представлять собственную страну.

Его душа пела и плясала. Радость переполняла не только один отель в Испании, но и всю Россию. Радовались ли хорваты хотя бы в половину так сильно, как радовались их победе они? Марио кажется, что правильным ответом здесь будет нет. Улыбнувшись, он обнимает своего помощника, пожимая руки, принимает поздравления от тренерского штаба и игроков и поздравляет в ответ.

У них все ещё впереди.

========== Часть 20 ==========

Комментарий к С большой задержкой, но все же... Приятного прочтения!

[1]- отсылка к тому, что футболисты ФК "Локомотив" братья Миранчуки застряли в лифте перед инструктажем перед победным матчем сезона 2017-2018.

«Сборная России проходит в следующий этап Чемпионата Мира. В 1/16 наша команда в тяжелом бою одолела Сборную Мексики. Игра завершилась со счетом 3:2 в нашу пользу. Дважды ворота противника поражал нападающий Сергей Игнашевич, и один раз — Даниил Черышев. Мы смогли разузнать мнение тренера нашей Сборной, Марио Фернандеса, о выходе в 1/8 финала.»

Выпуск газеты «Всё о мире футбола» после матча 1/16 финала Россия — Мексика. 2042 г.

В день матча с мексиканцами температура вновь поднялась, а солнце выжигало газон на стадионе. Было решено делать перерывы на так называемый «водопой», чтобы игроки могли доиграть матч.

Гарсиа с раннего утра, когда Акинфеев все еще спал с открытыми глазами, начал возмущаться по поводу жары и сетовать на сломавшиеся в самый неподходящий момент кондиционеры в их номере. Даниил, которому нормально не дал проснуться по режиму все тот же Гарсиа, уже с шести утра хотел убивать, причем одного конкретного человека. Хотя в человечности Гарсии Акинфеев сомневался с первых дней знакомства. Ну, нельзя называть человеком такого монстра, который в половину седьмого вызывает мастеров, которым оказалось плевать на мирно спящего Акинфеева. Эти мастера что-то уронили, разбив, а потом еще минут двадцать чем-то стучали и шумели. Прекрасное начало дня! Нормальные люди просыпаются от пения птиц в окна и от поцелуев любимой женщины, а он — от отборного мата на испанском и негодования Гарсии…

В столовой на первом этаже пришлось отстоять длиннющую очередь, чтобы получить всего лишь йогурт с какой-то сдобой и апельсиновым соком! Убивать хотелось все сильнее. Для полной картины не хватало еще и в лифте застрять перед инструктажем.[1] Он старался сильно не беситься, чтобы не нагрубить тренеру или кому-то из игроков, за исключением Гарсии (ему-то он грубил с удовольствием, получая грубость в ответ).

Ситуация накаливалась до матча. Всё шло не так. Казалось, кто-то наверху был настроен против него. Даниил продолжал мысленно считать до десяти по сто раз, пытаясь оставаться спокойным, когда внутри все кипело. Сегодня он был необычно раздражителен. Поэтому совсем неудивительно, что во время матча он умудрился получить сразу две желтые карточки. Марио, заметивший слишком боевой и взрывной настрой своего игрока, лишь устало покачал головой, наблюдая, как на экранах повторяют момент с фолом защитника, приведшего к получению второй желтой. Кажется, Гарсиа отреагировал тогда более эмоционально, нежели тренер. В раздевалке Сашка долго и уперто на повышенных тонах объяснял, что он сделает с Акинфеевым, если что-то подобное повторится. После он, неловко кашлянув, словно осознав свою ошибку, отошел в противоположную сторону. Акинфеев же сидел с закрытыми глазами, головой оперевшись на стену позади. Мысленно он уже применил к себе все нелестные эпитеты, которые знал, а таких было немало.

Все это происходило, разумеется, в отсутствии Фернандеса, но в присутствии его тени-помощника. Он-то и поделился своими мыслями на этот счет с Марио, который надолго задумался. Фернандес уже не знает, что делать с этими защитниками! Покачав головой, Марио пришел к выводу, что это просто излишняя эмоциональность и напряженность вылились в этот инцидент в раздевалке. И он надеялся, что они в достаточной мере профессиональны, чтобы забыть это или понять, что в этом не было умысла, лишь чистые эмоции.

К его счастью так и случилось, и во втором тайме команда смогла собраться и доиграть с достоинством второй тайм, удержав преимущество, а уже к вечеру выплеск отрицательных эмоций в раздевалке был забыт. Каждый был рад тому, что они прошли и продолжат свое восхождение к пьедесталу. Никто не считал нужным обсуждать ошибки в день победы, поэтому многие забыли свои косяки во время игры и сейчас спокойно отдыхали, восстанавливая силы после матча. Они сделают это завтра на разборе с тренерским штабом.

Сам Акинфеев, возможно, тоже бы забыл про свою несдержанность, если бы она не вылилась в пропуск 1/8. Да и Гарсиа напомнил про капитанскую вспыльчивость в перерыве между матчами, когда они оба были в их комнате.

— Ты же понимаешь, что в тогда, во время перерыва, я говорил на эмоциях? — Гарсиа на минуту отрывается от телефона, в котором проводит слишком много времени с тех пор, как приехал в сборную (а в другое время Акинфеев его не видел и не хотел видеть). Даниил удивленно поднял взгляд на Сашку.

— Разумеется, за кого ты меня принимаешь?

— За непрофессионала, — быстро ответил Гарсиа и в тот же момент помотал головой, — Я не об этом… Я хотел извиниться за свою несдержанность.

— Я не нуждаюсь в твоих извинениях, — пробормотал Акинфеев, вновь возвращаясь к книге, которую ему посоветовал Сопатеро до отбытия в распоряжение сборных.

— Разумеется, — кивнул Гарсиа, словно соглашаясь со словами собеседника, — Но я должен был принести свои извинения, чтобы моя совесть была чиста. К тому же, то, что я признал свою неправоту в перерыве между таймами, не извиняет твоих грубых ошибок возле штрафной, — в голосе Сашки появились тихие рычащие нотки, — Так что твои косяки остаются на тебе, чтобы ты не сделал. — На его губах появилась противная ухмылка, которая сильнее всего остального раздражала Акинфеева.

Даниил сильно удивился тому, что, оказывается, Гарсиа знает о таком штуке как совесть. Вот только он не мог понять, с чего вдруг Гарсиа решил, что не обделен этой штукой… Вот он был уверен, что никакой совести у Сашки нет. Он даже был убежден, что у Гарсии отсутствует и намек на её существование. Что уж говорить о самой совести…

Когда же до Акинфеева дошел смысл конца высказывания Гарсии, Даниил ненадолго поразился тому, как ловко он вывернул все, укоряя Акинфеева. После Даниил устало закатил глаза и предпочел молча вернуться к книге, пытаясь игнорировать Гарсию, но большая гордость, перерастающая временами в гордыню, не позволила ему это. Да и раздражение на сожителя по неволе росло с каждой секундой всё быстрее.

— Я не обязан отчитываться перед тобой, — бормочет он несколько невнятно, но достаточно четко для того, чтобы Гарсиа смог разобрать, что он говорит.

— Обязан! Я капитан! — с готовностью отвечает Сашка. Создается впечатление, что он либо ждал фразы Акинфеева, либо это вошло уже в привычку — противоречить ему.

— Но не для меня!

— Ты ставишь под сомнение мои капитанские качества?

— Какие качества? Орать в перерыве? И это ты называешь капитанскими качествами?

— Я уже извинился за это! А тебе не стоило так грубо ошибаться возле штрафной!

— Тебя мои ошибки не касаются!

— Ошибаешься! Прибереги это для Манчестера! Здесь мы играем за сборную, и ошибки общие для всех нас. И ты не являешься чертовым исключением из правил, — Гарсиа слегка наклоняется, будто бы это сократит расстояние между ними. Они все еще сидят на разных кроватях. — Пойми, наконец! Мы одна команда!

Не зная, что добавить, Сашка несколько долгих напряженных секунд неотрывно смотрит в глаза Акинфеева, а после, хмыкнув, выходит из номера. Даниил сидит в прострации, пока его не выводит оттуда громкий хлопок двери. Помотав головой, он решает как обычно не обращать внимание на слова Гарсии и отправляется готовиться ко сну.

«Сборная России выходит в 1/4 финала Чемпионата Мира. Матч со Сборной Исландии закончился ничьей, и все решалось пробиванием пенальти. Наша команда вышла в следующий этап, выиграв, со счетом 2:2(4:3) Защитник Сборной России Даниил Черышев в матче не принимал участия, но на трибунах присутствовал, поддерживая наших парней. Вот как он прокомментировал прошедшую игру…»

Отрывок из выпуска газеты «Всё о мире футбола» после матча 1/8 финала Россия — Исландия. 2042 г.

Он смотрел матч своей команды с трибуны. Этим все сказано. Ему не было скучно, он был беспокоен. Да, ему нередко из-за своей грубой игры приходилось наблюдать матчи МЮ со стороны. Но это, черт возьми, Сборная его страны! Это, дьявол его дери, Чемпионат Мира! Как он может отсиживаться на трибунах, когда его команде явно нужна помощь. Сначала пропускает Исландия, но с первого же углового счет на табло сравнивается.

Весь перерыв он не находит себе места. Акинфеев не может избавиться от ощущения, что он не в том месте, что он не должен смотреть на это вот так, он обязан принимать в этом матче непосредственное участие. Впервые в жизни он ощущает давящее и удушающее чувство долга. От того, что это ощущение ново, Даниил не знает, как отвлечь себя от этого. Он старается думать о чем-то постороннем, но он находится на стадионе Испании, разве можно тут думать о чем-то, кроме результата игры? Он пытается вспомнить что-то яркое, не связанное с футболом, и ему это удается, пускай он и не очень рад этому…

Баскетбольный матч ЦСКА — Фенербахче. 2019 год.

Он сидит на коленях отца и скучающе смотрит куда-то вверх. Да, он интересуется почти всеми видами спорта, но сегодня он бы предпочел сходить куда-нибудь на развлекательное мероприятие, однако отца пригласили на баскетбол. Игорь обещал Дане, что этот день они проведут вместе. И мальчик рад, что они вместе выбрались куда-то.

Он в принципе не против наблюдать и за игрой баскетболистов. Он с интересом разглядывает стометровых игроков, с восторгом воспринимает скорость игры и с радостью приветствует очки ЦСКА. Папа не отпускает его ни на минуту.

После игры папа покупает им по мороженному, и они гуляют в каком-то парке, лакомясь холодной сладостью. Мама отправились с Евой на художественную выставку, к которой мама имеет какое-то косвенное отношение. Он не любил рассуждать об искусстве, но ему до ужаса нравились спортивные игры. Он уже занимается футболом и хоккеем. Может быть стоит попросить, чтобы его записали и на баскетбол? Навряд ли, конечно, Данька сможет бывать на всех секциях, но он постарается успевать везде.

Пока они гуляют по парку мальчик рассказывает папе о своих впечатлениях от увиденной игры. Игорь с легкой улыбкой слушает, изредка кивая и произнося короткие фразы. Но много времени в парке они не проводят и направляются домой. Ева с мамой, оказывается, уже вернулись. Даня еще раз рассказывает о матче, когда Катя интересуется, как все прошло. Катя также молча слушает его, но ее улыбка более ярка и выразительна, нежели улыбка Игоря. Ева же с детским любопытством смотрит на него, крепко обнимая маму, обнимающую ее в ответ.

Перед тем, как лечь спать, Даня, обняв папу, берет с него слово, что в следующий раз они пойдут в кино. Игорь, мягко улыбнувшись, кивнет, подтверждая, обнимет сына и выйдет из комнаты, погасив свет.

Воспоминания об отце заставляют задуматься о том, что бы чувствовал Игорь, из-за неволи следя с трибун за игрой своей команды. Ощущал бы он такую же нужду, потребность, даже необходимость в участии. А может быть, он не был так зависим от игры, как был зависим сам Даниил? Да нет, не может такого быть, иначе не было такого уважения и любви от болельщиков, не было такой памяти и футбольной святости.

Второй тайм начинается с безрезультатных прострелов в каждой из штрафной. Игра, в принципе, состоит из безрезультатного перекатывания мяча с одного фланга на другой. Несмотря на застой на поле, сердце Акинфеева каждый раз замирает, когда соперники перехватывают мяч, и падает, когда Игнашевич бьет по воротам, а вратарь тащит. Исландцы стараются играть в более закрытый футбол, и на последних десяти минутах это приносит свои результаты. У них появляется больше моментов, один из которых успешно реализуется. Но и у Сереги дела пошли на лад. И в дополнительное время ко второму тайму счет вновь сравнивается.

Перед дополнительными полу-таймами Даниил не сводит взгляда с людей из его страны. Марио что-то быстро говорит футболистам. К счастью или к сожалению, дополнительные полу-таймы ни к чему не приводят. Счет по-прежнему равный. Нервы накалены до пределов. Время перед пенальти — время болельщиков. Они срывают голоса, стараясь громче поддерживать свою команду. Даниил сидит в оцепенении.

И вот началось…

Они были, забивая или нет. Но исландцы совершили больше ошибок. Когда стал ясен результат, их крики с криками их болельщиков слились в громкий непонятный ор. Стадион радовался с ними. На поле творилось нечто. Все прыгали друг на друга от радости и переполняющих их эмоций. Марио не стал исключением и тоже радостно что-то выкрикивал, сотрясая кулаками.

Акинфеев также радуется, спускаясь со стадиона в раздевалку своей команды. Он идет, не спеша и с гордостью рассматривая счастливых фанатов, стараясь запомнить этот момент на как можно дольше. Пока Даниил добирается до раздевалки, Марио, пожав руку тренеру Сборной Исландии, присоединяется к игрокам, которые решили поблагодарить болельщиков, что разделили с ними трудный на эмоции матч.

Небо над стадионом давно потемнело, констатирует Акинфеев, крутя головой в разные стороны, чтобы как можно сильнее войти в эту атмосферу эйфории и счастья. Звезды такие яркие и четкие, что ему хочется верить, что именно звезды как главные свидетели их победы освещали им путь к выходу в 1/4. Даниил думает о том, что сегодня ночью где-то там далеко его родная Россия сегодня будет гулять всю ночь напролет.

По пути на стадион его ловят журналисты «Всё о мире футбола». Ему хочется послать их куда подальше, чтобы не портили радость от триумфа победы. Но он вспоминает про вежливость, которой его с Евой учили родители, поэтому останавливается для того, чтобы произнести слова, полные искренних счастья и гордости. Возможно, он говорит несколько банальные вещи, но что поделать, если это так и есть… Когда его спрашивают про разницу в эмоциях от победы, когда он играет на поле, от эмоций от выигрыша, когда он наблюдает за всем этим, Акинфееву хочется закатить глаза, но он, собрав волю в кулак и широко радостно улыбнувшись, произносит что-то об огромной разнице и сбегает к раздевалке.

Когда Даниил уже видит перед собой дверь раздевалки, из которой доносятся громкие выкрики, полные радости, ему звонит Ева. Подумав о том, что кто-то там наверху против того, чтобы он дошел до этого чертового помещения, Акинфеев отвечает на звонок. Из телефона раздается непонятный шум, из которого он едва-едва улавливает поздравления сестры. Прокричав слова благодарности так, чтобы Ева их услышала, Даниил оглядывается по сторонам в поисках препятствий для проникновения в раздевалку и, убедившись в их отсутствии, быстро входит в помещение.

Футболисты радостно прыгают: кто-то на полу, а кто-то, особенно обрадовавшиеся, прямо на столе. Тренерский штаб в большинстве своем громко хлопает в ладоши, с огоньком в глазах глядя на игроков. Акинфеев не удивлен такому зрелищу. Он сначала присоединяется к тренерскому штабу, аплодируя и оставаясь незамеченным. Но когда все выстраиваются для общей фотографии, его присутствие раскрывается.

— Данька! Давай с нами! — тут же выкрикивает Хестаг Дзагоев, остальные поддерживают его согласными выкриками.

— Парни, я к этому ведь не причастен… — пытается он избавится от удовольствия торчать где-то среди потных тел на фотографии.

— Победа всей сборной, так что и твоя тоже, — отвечает кто-то из кучи футболистов.

— Ладно, уговорили, — произносит он, пристраиваясь где-то с краю.

После он радостно обнимает каждого сокомандника, счастливо пожимая ему руки. Но когда дело доходит до Гарсии, они оба ненадолго замирают. Другие игроки не замечают этого, слишком поглощенные эмоциями от победы. С секунду они внимательно и настороженно смотрят в глаза друг другу.

А после, слегка усмехнувшись, поздравляют друг друга с выходом в 1/4 и пожимают руки.

========== Часть 21 ==========

«Сборная России сыграла со Сборной Англии в 1/4, победив со счетом 3:2. Англичане покидают этот турнир, а наша команда продолжит свою борьбу за победу. В полуфинале нашим парням предстоит встреча с хозяевами турнира — испанцами. La Roja в этом году очень сильны. Поэтому вдвойне интересно, что сможет предложить Марио Фернандес…»

«Отрывок выпуска газеты «Всё о мире футбола», посвященный матчу Чемпионата Мира 2042 в Испании Россия — Англия. 2042 г.

— Наркоман! Дилер! Вали в свой наркопритон!

Все началось ужасно. Особо активные болельщики сборной Англии освистывали его. Это было тяжело, потому что тема с наркотиками не прошла для него бесследно, и теперь любое воспоминание о них заставляло морщиться и передергиваться.

При этом он понимал, что это они делают не со зла, и, когда он вернется в Манчестер, его вновь будут боготворить и носить на руках. Даниил также понимал, что далеко не все англичане поддерживали подобное отношение к нему, все-таки в Туманном Альбионе его любили и уважали, хотя и критиковали за несдержанность. Акинфеев догадывался, что на несдержанность те, кто освистывали его, как раз и надеялись.

Но самым ужасным было то, что это все имело свой результат… Даниил стал чаще ошибаться и начал немного нервничать, пусть к последнему он уже успел привыкнуть за двадцать с копейками лет в футболе. Все чаще мяч стал долетать до ворот с его фланга. Их оборона, правда, стойко выдерживает давление, чего нельзя сказать о самом Акинфееве. Гарсиа уже непонимающе и зло смотрит на него, видно, что он еле сдерживается, чтобы не сказать что-нибудь слишком грубое, однако, когда в игре появляется пауза из-за очередного штрафного в их ворота по оплошности Акинфеева, Сашка, становясь в стенку рядом с ним, выговаривает ему все, что думает о нем. Но даже тогда, он уверен, Гарсиа пытается сдерживать злость на его несобранность.

Даниил уже сам себя ругает всеми известными ему словами, призывает себя собраться, пытается взять гнев и обиду и превратить их в собственную силу, обращенную на соперника. Потому что это чертов Чемпионат Мира! Он не имеет права подводить команду из-за каких-то там выкриков с трибун. Это не будет нормальным оправданием его ошибкам. Он взрослый человек, должен уметь справляться с такими ситуациями. Поэтому пытается сконцентрироваться, собраться, разозлиться в достаточной мере. Но и это не помогает.

И в раздевалке, пока Марио толкует о способах изменения игры, мотивируя игроков своими речами, он смотрит на стену напротив опустошенным и мертвым взглядом. В голове пустота. Он будто погружен в вакуум. Все, что происходит в раздевалке, проходит мимо него, не отпечатываясь в сознании. Именно поэтому он пропускает тот момент, когда помещение пустеет, а Гарсиа подходит к нему, привлекая к себе внимание вежливым покашливанием, что в его исполнении было похоже на кряхтение.

— Слушай, я понимаю, что то, что я сейчас скажу, будет неожиданно с моей стороны.

Даниил, вздрогнув, поворачивает голову в сторону Гарсии, смотря на то, как он бегает глазами по раздевалке в поиске подходящих слов.

— Я понимаю, каково тебе сейчас. Но послушай, — он выдерживает долгую паузу, словно убеждаясь, что Даниил слушает его. — Забудь, что они тебе кричат. Футболу плевать, действительно ли ты наркоман или это все ложь. Здесь и сейчас надо выигрывать, защищая честь нашей страны. Болельщики и страна… — он ненадолго прервался, — Да весь сумасшедший мир забудет твои проблемы с законом в прошлом, если ты сейчас выйдешь на поле и перестанешь поддаваться на эти детские провокации. Те, кто будут далеко после нас, и думать не будут о том слухе, что ты наркодилер, они будут просто называть счет игры. А вот с каким настроем они будут это говорить, зависит от нас. Так что выкинь свои проблемы и переживания из головы и отыграй этот тайм достойно, чтобы мне и парням не пришлось за тобой подчищать. — совсем не духоподъемно заканчивает и, внимательно посмотрев на Акинфеева, словно желая убедиться в том, что его слова подействовали на защитника, покидает раздевалку легким бегом.

Акинфеев шокирован такой стороной Гарсии, он совсем не ожидал, что тот окажется действительно хорошим капитаном. Даниил несколько коротких мгновений сидит, задумавшись, пока за ним не приходит помощник тренера и нервным голосом просит поторопиться. Он медленно встает и выходит на поле с отчетливым желанием менять игру.

И кто знает: подействовали ли это слова Грасии на него или он просто сумел собраться и абстрагироваться от обидных выкриков, а может быть, Даниил смог собрать злость и обиду от оскорблений и обратить это против англичан, но результат у этого был один. Акинфеев стал реже ошибаться, и Сборная России удержала преимущество.

По окончанию матча Даниил подходит к знакомым из Сборной Англии. Его закадычные друзья Алекс и Уильям, с которыми он сдружился в МЮ, стоят рядом друг с другом и обсуждают что-то между собой. Как только Акинфеев подходит к ним, чтобы пожать руки и дружески приобнять в утешении, их разговор прерывается. Алекс пристально рассматривает его, будто пытается что-то найти, и расслабляется, вероятно, находя то, что искал. Лицо его вновь приобретает грустные черты из-за окончания для них турнира в Испании. Уильям же несмотря на то, что ему накидали три мяча, приобнимает его, хлопая по спине.

— Ты не должен обращать на них внимания. Мы все знаем, что это лживая провокация. — шепчет Браун, а после вновь возвращается к разговору с Алексом.

Даниил, кивнув на прощание, направляется к своей команде. К поистине своей команде.

«Сборная России выходит в финал второй раз за все время существования этого турнира. Эти парни уже вошли в историю как первый состав Сборной России после безтурнирного застоя длиной в двадцать лет. Теперь у них появится шанс вписать свои имена в историю футбола и как Чемпионам Мира в числе Сборной России. В финале на стадионе "Бомбонера"[1] наши парни сразятся с командой из Уругвая »

Выпуск газеты «Все о мире футбола» после матча Россия — Испания 1/2 финала. 2042 г.

Лежа на диване в фойе, он смотрит по телевизору матч Сборной Уругвая, мыслями летая где-то не здесь. Последним, что он помнит из игры, транслируемой на ведущих каналах Испании, был гол Уругвая. Ближе к финалу Даниил все чаще вспоминает отца, ловит себя на мысли, что уже давно не зол. Внутри только что-то саднит при воспоминаниях о нем. Изредка, на уровне рефлексов и привычек уже устаревших, Акинфеев пытается найти в себе обиду и непонимание поведения отца.

Зачем он так поступил? Неужели обязательно было ехать на тот Чемпионат? Разве он не мог отказаться? Нет, не мог… Хотелось в последний раз надеть ту самую форму, хотелось в последний раз насладится звучанием гимна их страны, находясь там, на поле, в конце концов, хотелось в последний раз сыграть с парнями, с которыми он сроднился за годы игры в сборной.

Недавно опубликованные подробности смерти отца плохо сказываются на нем. Он еще помнит те моменты их жизни, когда они беззаботно ели мороженное или гоняли мяч во дворе. Однако тот факт, что если бы не было дополнительных нагрузок на организм, отец мог бы жить, выводит его из колеи. Дополнительные нагрузки? Означало ли это, что он загонял себя до потери пульса? Для чего? Чтобы сыграть последний раз в этой футболке с достоинством? Чтобы подарить стране то, что она заслуживала? От одной мысли об этом ему становится плохо, а где-то в груди что-то начинает гореть, обжигая и побуждая испытывать жгучую злость на отца.

Некоторое время он не может играть в футбол, мяч и ворота напоминают об отце и его глупом желании сыграть этот Чемпионат Мира. Но его неумолимо тянет на поле, ему ужасно сильно хочется гневно выбивать мяч из штрафной, стелиться в подкатах, иногда играя слишком грубо. Он любит это. Поэтому старается отделить образ отца от его страсти. Днями и ночами он старается не думать об отце, а если и задумывается, то лишь вспоминая какие-то его ошибки, саднящие и до сих пор причиняющие боль.

Ева старается поддерживать светлый образ отца в своей памяти, повлиять на его память она не в силах, хотя видно, что ей этого ужас как хочется.

— А помнишь, как мы ходили в зоопарк?

— Помню. Он откладывал этот поход три раза.

— Там было столько зверей. А помнишь, мы еще ходили в аквапарк? — она не отчаивается найти хорошие воспоминания об отце, но вновь и вновь терпит неудачу.

— Это когда он едва не отменил поход?

— А помнишь, помнишь… Мы ходили в кинотеатр всей семьей...

— Ему тогда еще позвонили и попросили поприсутствовать на каком-то мероприятии, из-за чего мы едва не остались без кино, — он кивает, показывая, что все помнит.

Ева смотрит на него с грустью, потом подходит ближе и обнимает. Он сначала удивляется такому развитию их разговора, полного воспоминаний, но после крепко сжимает сестренку в объятьях. Ева приподнимает голову, собираясь сказать очередную милую чепуху, которую он уже слышал сто раз…

Он просыпается от чьего-то грубого тычка в ногу, спросонья моргает и пытается понять, что разбудило его. Найдя причину, Даниил прожигает взглядом усмехающегося Гарсию, что с невинным лицом смотрит второй тайм матча Уругвай — Германия.

— Неужели они так скучно играют, что ты даже заснул? — с издевкой в голосе спрашивает Гарсиа, не отрывая взгляда от экрана.

Акинфеев закатывает глаза, стараясь не обращать особого внимания на Сашку. Несмотря на те поддержку и понимание, что, казалось бы, должны были закрепиться в их отношениях, они по-прежнему не переносили друг друга, однако пытались поумерить пыл и желание задеть и оскорбить. Помогало ли это им, сказать сложно. Но команде от этого определенно стало лучше. Пока Гарсиа молча смотрит игру их возможных соперников, Даниил вновь погружается в воспоминания об отце, задумываясь об его эмоциях, когда все шло к завершению карьеры.

В тот день отец не играл из-за повреждения ноги. Оно не требовало особых условий, но на поле его не выпустили, решая не рисковать ни его здоровьем, ни результатом предстоящей игры. Даня вместе с семьей отправился на стадион, с волнением ожидая матча. Мама с ними не пошла из-за каких-то своих дел, он не вдавался в подробности.

Футболисты вышли на поле, чтобы провести разминку. Маленький Даня видел, с какой тоской отец смотрел на игроков и футбольный мяч, сколько грусти скопилось в его глазах за несколько минут. Из-за участившихся повреждений и выросшего риска получения травмы по телевизору и в газетах все чаще заходит речь об окончании карьеры в клубе и сборной. От этой мысли было неприятно всем. Отцу — из-за его любви и страсти к игре. Он игрок, а не зритель. Не должно ему сидеть на трибунах и смотреть, как его парни борются за победу. Их семье было неприятно от осознания того факта, что Игорю придется пережить тяжелую потерю, утрату футбола. Стране — из-за ухода одного из лучших вратарей. Даня видел и понимал, но ничего не мог сделать. Рисковать здоровьем папы он никогда бы не хотел, поэтому был даже немного рад тому, что отца не взяли играть. Так они смогут провести больше времени вместе.

Ева сидела на коленях отца, что наверное служило небольшим смягчением ситуации. Сестренка хоть и была младше его на год, уже начинала интересоваться профессией отца и, очевидно, определенным видом спорта. После того, как судья дает свисток на начало игры, девочка закидывает Акинфеева различными вопросами, заставляя его по-доброму посмеиваться ее любопытству и с улыбкой удовлетворять ее любознательность.

Пока папа уделяет внимание детям, он чаще растягивает губы в беззаботной и счастливой улыбке. Но в последующем, когда Игорь вновь смотрит на игру ЦСКА со стороны из-за очередного повреждения, его глаза вновь грустны и печальны. Он понимает, что его время в футболе подходит к концу, поэтому собирается сначала к Кате, а после к тренеру, чтобы заявить об окончании карьеры.

— Если выйдем в финал, придется бороться с Уругваем, — произносит Сашка, вновь вырывая его из приятной неги.

— Какой счет? — интересуется Даниил, с удивлением глядя на то, как уругвайцы празднуют выход в финал.

— Ты серьезно? — недоумевает Гарсиа, — Ты же все это время сидел тут, неужели не слышал, как испанец радовался голу немцев? 2:1.

— Я задремал, — отвечает он, решая утаить свои мысли об отце. Гарсиа пожимает плечами.

— Ты в полуфинале не засни, хорошо? — подкалывает он и отправляется в их номер.

Перед матчем с Испанией он с легким волнением вспоминает ту игру в далеком 2018, когда он мог резво пересекать футбольное поле по нескольку десятков раз за матч. Вечером, за день до игры, Марио встречается с Дзюбой и Черышевым во все том же баре, который выбрал Денис. Вместе они вспоминают предпоследний и последний для них Чемпионаты Мира 2018 и 2022 годов. Разумеется, упоминают они и тот самый матч с Испанией, говоря о котором просто нельзя не вспомнить их вратаря. Когда речь заходит о финале, состоявшемся двадцать лет назад, на несколько мгновений среди них наступает тягостное и грустное молчание. Каждый вспоминает, чем закончилась эта игра, какой ценой далась им эта победа, думает об Игоре, о последовавших за этим изменениями в их жизнях и в жизни их страны.

Неловкое молчание прерывает Дзюба и голос из телевизора. В баре показывают матч Уругвая и Германии. Марио думает мимолетно, что на время Чемпионата Мира в баре показывают исключительно футбол, изредка прерываясь на обзор новостей или на что-то подобное. А может быть, этот бар именно из тех, что всегда транслирует какую-то футбольную игру. Фернандес не знал точно, да и не задумывался об этом серьезно.

— Возможно, вам придется играть с Уругваем. Конечно, после того, как пройдете испанцев. — произносит Артем, головой кивая в сторону ящика, транслирующего матч Чемпионата Мира. Уругвайцы открыли счет.

Сам телевизор представлял из себя прибор из нулевых. И это было удивительно, ведь на дворе уже сорок второй год, и такой аппарат можно было увидеть в каком-нибудь ретро-музее. В этом баре ящик смотрелся, к его чести, уместно. Да и сам бар не был из богатых, а из тех забытых богом баров, поэтому можно было логично объяснить наличие такого телевизора. Почему Черышев повел их именно в это царство ретро-старья, Марио мог лишь догадываться.

— Возможно. Если хорошо сыграем с испанцами. — соглашается Марио, кивая и уделяя некоторое внимание трансляции игры.

— Не «если», Марио. «Когда». Ты ведь знаешь разницу, — поправляет Дзюба. Черышев в это время озадаченно смотрит на Артема.

— Я не могу говорить с такой уверенностью и не думаю, что самовнушение тут сработает. Я вижу сборную изнутри, знаю минусы иплюсы игроков, понимаю, кому и где надо доработать. Я не могу сказать с такой уверенностью, что мы обыграем испанцев. Мы и так зашли довольно далеко. Ощущение, что тут как в русской рулетке — главное остановиться вовремя.[2]

— О чем ты? Ты уже творишь историю! Где причина сомневаться?

— В том-то и проблема. Есть ли шанс пойти дальше? Мы не можем говорить об этом с полной уверенностью. Это футбол, а, как известно, он живой. Мы будем стараться сделать все возможное, что в наших силах. Я уверен, парни даже готовы прыгнуть выше головы. Хотя нужно не это, а избегать мелких и грубых ошибок и реализовывать свои моменты.

Несколько секунд собеседники смотрят на него, осмысливая озвученную мысль. После Черышев, не сказавший до сих пор ни слова, моргает пару раз.

— Отмазался от нас, как от журналистов, — усмехается Денис, а после обращается к Дзюбе, — Не думаю, что он сомневается в победе нашей команды. Марио, наверно, просто хочет предвидеть все результаты. Пытается сделать так, чтобы в случае проигрыша мы не удивлялись этому, а приняли это как нечто обычное. Но, Марио, — Денис поворачивается к Фернандесу, — ты ведь понимаешь, что люди уже и так рады тому, чего добилась сборная. А у вас есть реальный шанс приумножить их радость!

Марио смотрит на друзей, приподнимая руки, показывая, что принимает их аргументы, кивает головой и заказывает пинту пива.

— Что и не будет извечного доказательства, что «мы были чемпионами»? — удивляется Артем, неверяще смотря на него.

— Есть тема поинтереснее. За кого будет болеть мистер Черышев в матче Испания — Россия? — переводит тему Фернандес. Денис недовольно щурится. Артем удивленно смотрит на Черышева, недоумевая от самой возможности того, что Денис может не болеть за Сборную России.

До стадиона они добираются довольно быстро. Благо это очередная игра в Мадриде. Марио выходит из автобуса. Он настроен решительно и серьезно, однако это не мешает ему ярко улыбаться, поднимая настроение тем людям, что находятся в непосредственной близости.

Игра начинается не то, чтобы плохо, но и не хорошо для них. Испанцы первыми забивают, но им удается сравнять счет. Марио от накала и переизбытка эмоций ходит из одного угла своей тренерской площадки в другой. Сердце просто бешено отбивает стокатто и рвется наружу. Он пытается успокоиться и рационально подсказать парням, что нужно подправить. Однако при этом он кричит, когда что-то не выходит. Фернандес понимает, что это глупо, ведь испанский стадион ревет и громко поддерживает своих любимцев. Но это хоть как-то помогает выпустить пар, игре не мешая, да и не упрощая ее.

Когда хозяева забивают второй, Марио видит, как в штрафной Акинфеев и Гарсиа предъявляют друг другу претензии, готовясь до конца отстаивать свою правоту, но им мешает вратарь, утихомиривший их разом своим громогласным голосом. В раздевалке этот недоконфликт едва не приобретает явную новую форму. К счастью, все заканчивается кратким, но емким и полным жестких высказываний диалогом.

Чтобы они не зацикливались на своих разборках, Фернандес прикрикивает на них и тут же объясняет, что нужно делать дальше. Еще ничего не потеряно. Им нужно всего лишь отыграться и забить еще один свыше.

После перерыва все начинается гораздо лучше. Они сравнивают счет на десятой минуте второго тайма. На то, чтобы выйти вперед уходит еще полчаса. На их счастье им удается-таки обыграть испанцев.

Они выходят в финал. Черт возьми! Они в гребаном финале! Да! Они смогли. Они сделали это. Наконец. Они вышли. Жди, финал. Они едут выигрывать. Они направляются за победой. И никак иначе.

После матча Даниил, вымотанный физически, выходит со стадиона. Эмоции бьют ключом. Он рад своему первому выходу в финал Чемпионата Мира, однако Акинфеев все еще помнит, как они едва не упустили свой шанс на явную и безоговорочную победу из-за неразберихи в штрафной. На вопрос «Кто виноват?» он был готов ответить, указав на Гарсию. Именно Гарсиа должен был держать Сопатеро. Этот эпизод все еще не дает покоя, однако и не занимает первое место среди его эмоций, уступая радости и эйфории от победы и выхода в финал.

Он выходит со стадиона, вдыхая теплый запах Испании. Мадрид не кажется теперь старым противником, напротив — становится дружественно настроенным городом. Не успевая отойти от спортивного сооружения, он встречает Еву, чему сильно удивляется.

— Сюрприз! — восклицает она, кидаясь ему на шею и поздравляя с выходом в финал.

— Что ты здесь делаешь?

— Приехала посмотреть матчи своего брата и парня. — с легкостью отвечает она, широко и ярко улыбаясь.

— Парня? — Даниил хмурится и взглядом требует пояснений и объяснений.

— Да. Я встречаюсь с Сашей.

— С Сашей, значит. — задумчиво произносит, кивая самому себе.

— О! А вот и он идет! — Ева указывает рукой в сторону, откуда приходит Гарсиа, который приобнимает его сестру и целует ее в щеку.

— Ты?! Ева, какого черта, этот козел делает здесь?

— Саша — мой парень, — Акинфеева хмурит брови, в ее глазах плещутся непонимание и настороженность. Гарсиа рядом смотрит то на девушку, то на Акинфеева, пытаясь уловить суть происходящего.

— Я что-то пропустил? — наивно спрашивает Сашка.

— Да. Пропустил ту часть, в которой ты должен был спросить разрешение на отношения с моей сестрой! — рычит Даниил и возвращает свое внимание к Еве. — Пойдем, нам надо поговорить.

— Твоей сестрой? — заторможенно спрашивает Гарсиа, пока Ева мотает головой, крепко держа за руку Сашку. Этот жест определенно не скрывается от глаз Акинфеева.

— Ева. Этот тугодум не тот, кто достоин тебя. Ты забыла, что было до этого? Если те хорошие парни кидали тебя, поступая как последние твари, то этот вытворит что-то похуже…

— Я уже не ребенок! Сама могу разобраться как мне поступать! — повышает громкость Евангелина, в голосе ее появляется твердость и непоколебимость.

— Я видел, как ты можешь разобраться! — прикрикивает и Даниил. Его порядком бесит эта ситуация. И эмоции от победы затмеваются своими отрицательными аналогами. — Значит так. Либо ты сейчас идешь со мной, оставляя этого здесь, либо…

— Что? Что иначе? — она с болью в глазах всматривается в него, но он будто ослеплен гневом и злостью, взявшимися непонятно откуда.

— Иначе можешь забыть, что у тебя есть брат. — спокойно договаривает он. Лицо каменеет, становясь чрезвычайно серьезным.В такие моменты он становится очень похож на отца. Даниил ждет приговора.

Наступающая тишина, что длится целую вечность, и сомнения в глазах сестры говорят гораздо больше любых слов. Акинфеев сухо кивает, его губы растягиваются в страшной гримасе.

— Вот как… — тянет он хриплым голосом, разворачивается и уходит.

Когда спина Акинфеева отдаляется на несколько метров, до вздрогнувшего Гарсии наконец доходит, что только что сейчас произошло. Ева испуганно смотрит на брата, метаясь взглядом между Сашкой и Даней.

— Саша, послушай… — быстро тараторит она, не глядя ему в глаза.

— Он твой брат? Его фамилия Акинфеев, а не Черышев?! — удивленно спрашивает он, перебивая ее, — Почему я об этом не знал?

— Не сейчас... Я позвоню, — она бросает на него взгляд последний раз и быстрым шагом направляется за братом.

Акинфеев почти бегом удаляется от нее. Еве приходится пустится в легкий бег, чтобы хоть как-то догнать Даню.

— Даниил! — окрикивает она, но тот даже не оборачивается, однако девушка не отчаивается, — Акинфеев! Акинфеев, да постой же ты! Идиот! Даниил! Акинфеев!

Она останавливается, смотря на удаляющееся такси. Евангелина и понятия не имеет, куда может уехать в Мадриде брат. Он ведь в течение многих лет жил в этом городе. Наверняка, у него есть какие-то свои места. Но она обязательно найдет его. Отыскав телефон, девушка набирает номер того, связи с кем Даниил совсем недавно наладил.

Комментарий к [1]- "Бомбонера" - неофициальное название стадиона "Рамон Санчес Писхуан" в Севилье

[2]- Как в русской рулетке, главное остановиться вовремя - шутка команды КВН "ДАЛС" после выхода в финал. Шутка передана не дословно, а по памяти

========== Часть 22 ==========

— Ева?! — Денис удивленно смотрит на нее, пропуская в дом, — Что случилось? Твой звонок напугал меня.

— Даня всё ещё у тебя? — нервно спрашивает она, оглядываясь.

Денис кивнул, все еще смотря на гостью взглядом, просящим объяснений. Ева позвонила Черышеву. Кого-то еще, к кому мог уехать ее брат, она не знала, а в отель он определенно не поедет, ведь он делит номер с Сашкой, которого видеть, очевидно, не сможет еще длительное время, если вообще сможет. Ей было необходимо поговорить с Даней. От этого разговора зависело слишком много, чтобы откладывать его на потом. К счастью, она оказалась права, и ее брат действительно приехал к дяде Денису. Евангелина тут же заказала такси. Сашка названивал и закидывал ее сообщениями, но она была чересчур обеспокоена мыслями об Акинфееве.

— Я позже расскажу, — бормочет она, заглядывая в очередную комнату.

— Он там, — Денис указывает головой в сторону, и Ева, поблагодарив, с осторожностью приоткрывает дверь.

Брат сидит, сгорбившись на кровати, пустым взглядом уткнувшись в телефон. Пальцем вяло проводя по экрану, он с тоской и грустью смотрит на экран. Мимолетно оглядев комнату, обставленную так, что Ева догадалась: это комната принадлежала Дане в то время, когда он еще жил в Мадриде и играл за сливочных. На стенах висело несколько плакатов с известными футболистами их детства. В одном углу лежали два футбольных мяча. На полках в куче журналов и книг она смогла узнать два-три альбома с карточками и несколько выпусков «Всё о мире футбола» того времени.

Даниил поднимает голову, отрываясь от телефона, когда она тихо стучит кулачком по двери. После брат, невесело усмехнувшись, вернул свое внимание гаджету в его руке. Ева грустно улыбнулась и с характерным тихим щелчком закрыла дверь, после подошла к Акинфееву, аккуратно присев рядом с ним на кровати. Заглянув к нему в телефон, она с удивлением обнаружила, что брат пересматривает их фотографии, сделанные в разное время. Этот факт болью отдался в груди. Неожиданно она поняла, что он был не готов принять то, что она уже давно не ребенок, что ей не нужны его советы в поиске спутника по жизни. Она осознала, что ее выбор неприятно шокировал брата. Ева не знала какие отношения между Акинфеевым и Гарсией, об этом она могла лишь предполагать.

— Я думал, ты пойдешь к нему… — тихо произносит хриплым от долгого молчания голосом Даниил, мимолетно взглянув на нее.

— Он переживет. — с легкостью отвечает она без паузы. Сашке действительно ничего не будет от того, что они не встретятся до завтра. Тем более она позвонит ему вечером, чтобы прояснить ситуацию.

Телефон в ее руке издал короткий сигнал, оповещающий о пришедшем сообщении. Она быстро посмотрела от кого оно и, увидев имя Сашки, быстро погасила экран, надеясь, что Даниил не заметил, что смс-ку отправил Гарсиа.

— Ты уверена? — насмешливо спрашивает Акинфеев, и Ева сокрушено вздыхает.

— Нет. Но я надеюсь на это. Тем более я не собираюсь с ним расставаться, поэтому причин переживать у него не должно быть много. — она слегка пожимает плечами и откидывается на кровать, раскинув руки в стороны.

Даниил поворачивает голову, чтобы поймать ее взгляд, а она закрывает глаза, тяжело вздыхая, думая о том, с чего стоит начать разговор. Некоторое время в комнате наступает оглушительная тишина. Она обволакивает их, нежно покрывая. Воздух становится тяжелым, а молчание — невыносимым. Ева пытается подобрать фразу, с которой можно начать разговор, но в голове пусто и также тихо, как и в комнате. Совсем некстати в голову лезут воспоминания о том времени, когда они могли днями напролет разговаривать по телефону, делясь впечатлениями о прошедшем дне. Она долго не знала, что Мадрид брата душит, жить не дает, медленно убивая, вытягивая каплю за каплей его жизнерадостность и энергию. Ева поняла это незадолго до переезда Дани в Манчестер. Ей было немного обидно от того, что брат умалчивал о своих переживаниях, делал вид, будто все прекрасно. Ей было больно от осознания, что она не заметила метаний брата по его голосу и интонации, что едва не потеряла особую связь, которая есть между братьями и сестрами, но девушка твердо решила не повторять ошибок прошлого, учась распознавать настроение Акинфеева по звучанию его голоса, пытаясь догадаться о причинах его переживаний и подавленности. Получилось ли это у нее? Видимо, нет. Иначе бы не пришлось сейчас лежать тут, думая, с чего начать разговор. Не пришлось бы удивляться реакции брата на Гарсию. Не пришлось бы сейчас переживать, не решаясь сделать выбор, пытаясь наладить отношения с Даней. Она должна была знать, что они друг друга не переносят на дух. Не такая из нее хорошая сестра получается, как она думала. Да и на ошибках Ева так и не начала учиться. Брат вновь тонет в себе, в перипетиях Судьбы, путается, не зная, как поступить лучше. А она не может помочь, не представляя, что можно сделать, чтобы ничего не испортить еще больше.

— Как ты? — едва слышно шепчет она, все еще не открывая глаза.

— А ты как думаешь? Моя сестра предпочла мне какого-то индюка общипанного. Хреново, — отвечает Даниил, и Ева готова поклясться, что сейчас он невесело ухмыляется, не глядя в ее сторону.

— Ты совсем его не знаешь. Я не знаю, что между вами произошло, но Сашка неплохой парень, — шепчет она, находя в себе силы посмотреть в глаза брату.

— Что-то плохо вериться.

— Даня… Он тот самый поклонник, который цветы и конфеты оставлял. Разве я не могу дать ему хотя бы один-единственный шанс? Неужели ты считаешь, что он этого не достоин после стольких лет тайного ухаживания? Неужели ты, зная это, скажешь, что я не имею права быть с ним?

Даниил молчал. Он не знал, что сказать. Юноша по-прежнему считал Гарсию не лучшим человеком. Но он медленно отходил и понимал, что Ева давно не девочка, уже сама может принимать решения, сама может писать свою Судьбу, не спрашивая его мнения и не советуясь с ним. Когда только успела вырасти да такой самостоятельной стать? Слишком рано они повзрослели. Вон их ровесники в этом возрасте ведут безбашенную молодежную жизнь, гуляя до ночей, веселятся с друзьями, забывая про границы, наслаждаясь свободой, а не на Чемпионаты Мира ездят, не о прожитом размышляют, опускаясь в постоянный анализ.

— Рано мы повзрослели… — произносит он тихо.

Он знает, что Ева правильно его поймет. А та не знает, что сказать, потому что это правда. Они, рано потеряв отца, стали взрослее на несколько лет и сильнее. Научились понимать на подсознательном уровне друг друга, считывая с глаз реакцию, но не научились принимать и осознавать выбор близких им людей. Они все также пытались пережить неприятные моменты, закрываясь в себе, постоянно размышляя над проблемой. Ева понимает это и оттого так тяжело. Они слишком взрослые и мудрые, чтобы сейчас уперто доказывать свое мнение на повышенных тонах, пытаясь переубедить опонента. Им просто нужно принять выбор друг друга как данность, осознать, что они самостоятельные личности и то время, когда нужна была, как воздух, поддержка в принятии решений, когда нужно было знать, что другой человечек зависит от тебя, знает о тебе все и готов подставить плечо в любой момент, и что ты тоже готов для этого человечка на всё-всё. То время ушло, и они смогли научиться жить самостоятельно, не советуясь в любом вопросе, лишь в самый важных, но ещё не приняли, не осознали тот факт, поэтому сейчас они сидят в этой комнате, не зная, что их ждет дальше. Кажется, сейчас наступает время для серьезных разговоров и решений. Но готовы ли они к этому? Хотят ли они этого? Никого не волнует ответ на эти вопросы.

Ева, всё ещё не зная, что делать, садится ближе к брату, заглядывая в его телефон. Даниил до сих рассматривает их детскую фотографию. На ней они улыбаются широко и беззаботно. На ней они счастливы. В то время отец еще был жив. Тогда они ещё не ведали печалей, не знали горя. На этой фотографии они еще дети, такие, какие бывают дети: веселые, улыбчивые, непосредственные и счастливые-счастливые. Ева смотрит на фотографию, а губы сами растягиваются в грустной, ностальгической улыбке. Мельком взглянув на брата, она видит ту же, что и у нее, улыбку и полные печали глаза. Евангелина уверена, что у самой в глазах омут тоски и горя. Слегка мотнув головой, Даниил перелистывает фотографию на другую. На ней он изображен с друзьями, насколько девушка помнила, из школы «Реала».

— Прости, что не знала, как тебе тяжело в Испании… — тихо произносит Ева, с болью глядя на экран телефона, — Тот звонок… Помнишь? Ты тогда позвонил… И сказал, что уезжаешь в Англию… Это было неожиданно. Мне следовало знать, что Испания не приняла тебя…

— Брось… Твоей вины тут нет. Об этом никто не знал, даже дядя Денис.

Она смотрит на него, сожалея о прошлом. Он, не взглянув на нее, листает дальше. На следующей фотографии она видит маленького Даньку с отцом. Тишина в комнате становится в тысячу раз тяжелее и невыносимее. Спор об образе отца всё еще стоял между ними, пускай уже и не так ярко, как в детстве. Что-то страшно грустное и ужасно тоскливое наполняет комнату, побуждая погрузиться в воспоминания, но и Ева, и Даниил удерживаются от этого мало-радостного занятия. Нечто тяжелое и неприятное сжимает сердце Евы, а глаза начинают блестеть от непролитых, сдерживаемых слез. Она всё ещё скучает по отцу, и иногда на нее находит, ей хочется рыдать в голос, ей хочется, чтобы отец был рядом. Это бывает не так часто, но всё же бывает. Даниил тоже замер, пустым взглядом уткнувшись в картинку в телефоне.

— Знаешь, я всегда считала, что он больше любит тебя, — решается на откровение Евангелина, надеясь, что брат правильно трактует эту фразу.

Даниил поднимает голову, удивленно смотрит ей в глаза, прося пояснений, приподнимает озадаченно одну бровь. Он понять не может, с чего вдруг такие выводы его сестра сделала. Ему вот так совершенно не казалось. Если бы он считал также, как и она, он бы отца не ненавидел, а старался бы его светлый образ поддерживать, как это делала Ева.

— Ну, знаешь… — она задумывается, прикусывая нижнюю губу, — Он постоянно с тобой был. Интересовался твоими успехами в спорте. Он гордился тобой, Акинфеев, — с тоской произносит она, — Я не говорю, что я была обделена чем-то подобным, нет. Меня он также любил, как и тебя, я думаю… Просто это так несправедливо, что ты так относишься к сравнениям с отцом, к любым упоминаниям о нем… Наверное, из-за этого я начала думать, что тебя любили сильнее, раз ты так сильно отрицаешь его…

Даниил вновь растягивает губы в кривой улыбке, больше на усмешку смахивающей, мотает головой из стороны в сторону, думает о словах сестры.

— А я считал, что с вами он был более ласков и добр, нежели со мной. Мне казалось, что он с вами больше времени проводил.

— Ну, фактически это так и было. Ты ведь постоянно на секциях, а он на тренировках.

— Да, — он грустно хмыкает.

— А я, когда узнала, что он погиб из-за того, что сердце не выдержало, захотела работать врачом со спортсменами… — печально произносит, смотря на фотографию, на которой они запечатлены всей семьей. — Верила, что никогда не допущу оплошности врачей прошлого, не позволю игрокам с риском играть на поле. Мечтала, что буду помогать футболистам… А в итоге…

— А что в итоге? — интересуется Даниил, пытаясь отвлечься от невеселых и безрадостных мыслей.

— А в итоге я сижу и не знаю, как помочь собственному брату, у которого через два дня финал Чемпионата Мира… — Ева пожимает плечами, — Тебе легче?

— Легче, — односложно отвечает брат.

Они вновь сидят в молчании, боясь нарушить тишину. Они не знают, к чему их может привести этот разговор. Но они понимают, что откладывать дальше просто нельзя. Они не могут и эту проблему тянуть за собой двадцать лет. Смотрят друг другу в глаза, собираясь с силами. Диалог через зрительный контакт не выражает их душевных перипетий, не решает их проблемы, ведь пока не будут произнесены те слова, вопрос останется нерешенным…

Будь он на пару десятков лет моложе, он бы жутко волновался. А так Марио лишь немного переживал, но в целом был спокоен. Он со своей командой продумывал план на игру. После полуфинала он встретился с Катей Герун. Несмотря на то, что они жили в одном городе, видеться часто у них не получалось. Даже смешно, что их первая за долгое время встреча произошла в Испании, а не в России.

План на предстоящий матч он с тренерским штабом долго обсуждает. Он выслушивает информацию о будущем сопернике, анализ предыдущей игры его команды. После чертит какие-то схемы, понятные ему самому, его помощнику и еще двум-трем людям из тренерского штаба. Обсуждение стратегии идет долго. Воздух настолько напряжен, что на мгновение может показаться, будто они готовятся к войне, а не к финалу Чемпионата Мира. Все сидят до поздна, схема игры никак не желает утверждаться, часы истошно кричат о том, что неплохо бы было лечь спать. Когда зевки и закрывающиеся глаза игнорировать не получается, они, наконец, договариваются и расходятся по своим номерам.

Марио не спится, но при этом он абсолютно не нервничает. Фернандес стоит возле панорамного окна, смотрит на луну и звезды. Он чувствует духоподъемность и осознает всю серьезность и собственную ответственность. От этого странного ощущения, будто его опустошили, оставив без ярких эмоций, будто он перегорел, Марио не может сомкнуть глаз. Он засыпает ближе к утру.

Ровно в десять часов по местному времени они выезжают в аэропорт. В командной атмосфере повисает ожидающая вердикта тишина. Марио она знакома, такая же тишина царила двадцать лет назад, правда навестила она Сборную России того времени в день финала, а не так рано. Но и это Фернандес понимает: молодые совсем, оттого волнение смешивается с кровью с каждым вздохом, оттого сердце замирает при мысли о предстоящем финале, оттого страшно немного выходить на поле их игры. Когда самолет поднимается в воздух, кто-то из них пытается шутить, вести себя расслабленно. Это имеет свои результаты, и вскоре о тишине и напряжении забывают.

Севилья встречает их ярким и теплым солнцем. Они заселяются в уже забронированные номера в отеле. Вечером у них состоится первая тренировка на «Рамон Санчес Писхуан», а пока Марио еще раз пересматривает различные документы и схемы, исписанные им самим листы. На тренировку все приходят вовремя, настроение мало чем отличается от настроения во время перелета из Мадрида в Севилью.

Когда проходит минут двадцать с начала двухсторонки Фернандес замечает, что между Гарсией и Акинфеевым что-то произошло. Они не ругались и не пытались друг друга задеть. При этом было заметно, что и улучшений их взаимоотношения не пережили. По ним было видно, что между ними что-то случилось. Даниил, стараясь лишний раз не сталкиваться лицом к лицу, кидал злобные, но с примесью смирения взгляды на Сашку, а тот ходил как в воду опущенный, казалось он очень сильно и серьезно думает о чем-то. Почему он связал состояние Гарсии с Акинфеевым, Марио не знает. Что-то указывало ему на это, но что именно Фернандес сказать не мог. Возможно, это была какая-нибудь тренерская чуйка или они просто так сильно сроднились за это время, что каждого Марио теперь может читать, лишь мельком взглянув.

Когда вся тренировка проходит для этих двоих в напряжении, Марио понимает, что произошло что-то серьезное. Вопрос — вмешиваться или нет — отпадает сам собой. Но вмешаться он решает не на прямую, а через третьи лица, пытаясь разобраться в причинах таких перемен, чтобы не усугубить ситуацию еще больше. Денис наверняка знает, что случилось, ведь Акинфеев не появлялся в отеле после матча с Испанией, вполне вероятно, что ночевал он как раз у Черышева.

— Ты не знаешь, что случилось с Данькой? — спрашивает он прямо в лоб, чтобы не терять ни своего времени, ни времени Дениса.

— Самому хотелось бы знать… Позавчера приходила Ева, но она сказала, что все объяснит потом, — тяжело вздыхая, отвечает Черышев и, понижая голос, просит кого-то зайти немного позже.

Марио, попрощавшись и поблагодарив Дениса, завершает звонок. Ситуация не проясняется, но Фернандес решает продолжить наблюдения за игроками. Убедившись, что произошедшее между ними не повлияет на качество их игры, он оставляет их в покое, возвращаясь к своим, тренерским, делам.

Встреча с Евой перевернула его мир, вывернув его наизнанку. Ему пришлось принять то, что он не мог принять долгое время, признавая Еву взрослой. Ему пришлось вновь установить для себя цели и восстановить прошлые точки опоры. С Гарсией Даниил старался не сталкиваться, давая время себе и ему, чтобы переварить произошедшее. Акинфеев думал над своим поведением по отношению к Сашке, думал над словами сестры, думал о собственном мнении о парне.

К счастью, мама приехала в Испанию, чтобы посмотреть на его игры. Даниил решается приехать к ней в отель. Она встречает его радостными распростертыми руками, зацеловывает щеки, долго не отпускает из теплых объятий. Потом молча выслушивает его, изредка кивая, смотрит печальными глазами, признается, что Сашка ей понравился. Даниил удивленными глазами вглядывается в лицо Кати, не верит, что мама не согласится с ним в этом вопросе. Решая не зацикливаться на Гарсии, уже порядком испортившим ему жизнь и надоевшим, он решает поговорить об отце. Лицо матери тут же приобретает грустное выражение. Глаза наполняются печальной ностальгией. А губы растягиваются в тоскливой, но при этом счастливой от воспоминаний улыбке. Она рассказывает веселые истории из их прошлой жизни, вспоминает забавные моменты с Евой и с ним. Многие из этих историй Даниил не помнит, но радостная улыбка появляется и у него на лице, а в груди становится легко, какое-то эфемерное чувство заставляет посмеиваться с особо смешных вещей. Когда истории заканчиваются, и он, и мама испытывают ностальгическую грусть.

— Ты очень сильно похож на отца, — она проводит ладонью по его щеке, печальным, но гордым взглядом смотря ему в глаза. Он слабо улыбается, прижимаясь к ее руке. — Я так тобой горжусь… — она подходит ближе и вновь заключает его в свои объятья.

Эти объятья вновь дарят тепло и радость. Где-то там, в его душе, поднимается светлое и мягкое чувство, похожее на смешанные грусть и радость. Он крепче обнимает маму, вдыхая такой родной запах. Ему становится спокойнее, он перестает волноваться, переживать. Нежно поцеловав ее в щеку, Даниил прощается, обещаясь не подвести и не опечалить, и возвращается обратно, по пути отважившись посмотреть последние спортивные новости, чувствуя, что вскоре он пожалеет об этом. Он все время жалеет о том, что читает газеты, смотрит спортивные программы, слушает некоторые передачи о футболе. В этот раз ничего не меняется. Даниил, матерясь, смотрит видео, тайно снятое кем-то.

На этом видео запечатлен тот момент, когда он уходит, сбегая, от Евы после того, как узнал, что Гарсиа — парень его сестры. Он не помнит, что бы там был кто-то с камерой, но сейчас видит наглядное тому доказательство. На видео акцентировано внимание на том, что Ева, его милая, любимая сестренка зовет его по фамилии. По его настоящей фамилии. Евангелина постоянно звала его Акинфеевым, подчеркивая принадлежность к семье, родство с отцом. Он уже перестал обращать внимание на это. Даниил никогда особо не задумывался о том, что неофициально носит фамилию дяди Дениса, а вот остальные видимо задумывались.

— Пиздец! — он жмуриться, после заходит на основные футбольные интернет-газеты, просматривая последние новости.

«Ложь длиной в двадцать с лишним лет. Неужели фамилия футболиста МЮ и Сборной России не Черышев, а Акинфеев?!»

«Обман века: Даниил Черышев — сын Игоря Акинфеева?!»

«Черышев или Акинфеев? Вся правда о футболисте Манчестер Юнайтед и Сборной России…»

— Блядь! — он читает заголовки, не рискуя вчитываться в сами статьи.

После заходит в первую попавшуюся соцсеть, просматривая, как это известие отразилось на его фанатах. В фан-аккаунтах идут нешуточные бои по поводу его фамилии. Большинство утверждает, что секретом никогда не было то, что он сын того самого Акинфеева. Другие удивляются, называя это фейком и бредом, пишут, что эта девушка просто перепутала его с кем-то другим, носящим фамилию Акинфеева. Были и те (особо укуренные), кто считали, что Акинфеев — это его неофициальная кликуха, прозвище. В целом, эта новость произвела настоящий фурор в околофутбольном мире.

Позже ему сообщают, что он будет присутствовать на предматчевой пресс-конференции, где ему придется отвечать на вопросы. Даниил уже может предположить, какие вопросы будут задавать именно ему, и из-за этого желание идти общаться с журналистами и телевизионщиками отпадает само собой, но Акинфеев находит в себе силы и направляется вслед за тренером, пресс-атташе и другими в зал, где все и произойдет.

С их входом среди журналистов происходит оживление. Он осматривает помещение, где с минуты на минуту начнется конференция, оглядывается по сторонам, пробегая взглядом по пришедшим журналистам. Садится на стул рядом с пресс-атташе сборной, корректирует положение микрофона, чтобы ему было удобно отвечать на вопросы, подвигает стакан с водой ближе к себе. Пресс-атташе начинает конференцию, представляет присутствующих. Первое время вопросы задаются исключительно для Марио, и он даже рад такому раскладу. Их тренер уже ответил про особо сильных игроков Сборной Уругвая, отмечая, что соперника нельзя разделить на исключительно талантливых и исключительно бездарных футболистов, приоткрыл завесу стартового состава на финал, назвав вратаря и игроков, в наличии которых в стартовом составе никто не сомневался.

— Даниил, — его имя так интересно звучит на английском, к этому никогда не привыкнуть окончательно, — вопрос для Вас. Вы следите за прессой, поэтому наверняка догадались, о чем мы хотим Вас спросить. — он слегка наклоняется вперед, опираясь на локти, — Вы ведь видели то видео, на котором девушка настойчиво зовет Вас Акинфеевым? — журналист не дожидается его кивка, продолжая, — Кто она и почему так назвала Вас?

Он откидывается на кресло, прикрывая глаза, посмеивается немного нервно, после осматривает журналистов, тянется за водой. Успокаивает нервы, делая маленькие глотки из стакана, после отодвигая его обратно. Еще раз пробегает взглядом по конференц-залу, издавая нервные смешки, собирается с ответом, тяжело вздыхая.

— Ну, она моя сестра. — он пожимает плечами, слегка улыбаясь.

— Вы ведь знаете, что из-за этого видео начались немалые споры. Почему Ваша сестра звала Вас Акинфеевым?

— Может потому, что это моя настоящая фамилия, — едва сдерживается от откровенной грубости, вспоминая в последний момент о камерах и правилах приличия. Мысленно он досчитывает до трех, ожидая уточняющий вопрос, который расставит все по своим местам и произведет ажиотаж.

Один. Два. Три.

— Значит ли это, что Вы сын того самого Акинфеева? — спрашивает девушка, готовясь тут же записать ответ.

Он непозволительно долго тянет с ответом. По привычке он ещё хочет закричать о том, что их ничего не связывает, но Даниил принял для себя решение, и он должен ему следовать.

— Именно. — кивает Акинфеев, растягивая губы в неловкой улыбке.

— Но почему Вы скрывали свою настоящую фамилию? Почему не опровергали, когда Вас называли Черышевым? — вопросов становится слишком много, он даже подумывает о том, чтобы собрать отдельную пресс-конференцию, чтобы ответить на вопросы про отца и собственную фамилию, но отбрасывает это, слегка качнув головой.

— Я никогда не скрывал, что мой отец — Игорь Акинфеев. Денис Дмитриевич мне заменил отца, поэтому я не сопротивлялся, когда меня называли Черышевым. Но мы публиковали опровержение, где писали, что Денис близкий друг семьи, а моя фамилия — Акинфеев.

Пресс-атташе понимает, что если сейчас не попросить о завершении конференции, то они могут просидеть здесь до вечера, а у игроков еще тренировка, инструктаж и игра впереди. Конференцию заканчивают вопросами об отношениях Гарсии и Акинфеева.

— Обстановка в команде дружественная. Все располагает к отсутствию конфликтов между игроками и к хорошей игре на предстоящем финале. — быстро отвечает Марио, не давая Акинфееву ляпнуть что-то про Сашку.

В день игры чувство общих обеспокоенности и волнения снова ощущается в воздухе. Его сердце отбивает стаккато, мгновенье он даже боялся, что оно не выдержит, но как только он выходит на стадион, аромат свободы и предвкушение победы вновь кружит ему голову, как двадцать лет назад, и все волнения отходят на задний план. Он пожимает руку тренеру Сборной Уругвая, улыбаясь и желая хорошей игры, возвращается на свою скамейку.

Марио чувствует волнение и предвкушение своих игроков. Ему самому не терпится, Фернандес сам дышит этой радостью праздника, свободой. Ожидание накаливает нервы, а адреналин подливает масла в огонь. Он вновь и вновь пробегает взглядом по трибунам. Ему так легко и хорошо. Его душа полна радости и света. Когда треть стадиона поет гимн их страны, и Марио, и вся команда заряжаются бешенной энергией, ощущая, что они могут всё на этом свете, что всё в их руках. Немного позже звучит свисток судьи, трибуны уже живут своей жизнью, поддерживая игроков.

— Ну, поехали! — проговаривает Марио, вскакивая со скамейки, ступая на отведенную ему площадку.

Сердце всё еще отбивает странный ритм, сильно волнуясь. Он чувствует общую окрыленность, разбавленную напряженностью. Мяч переходит от одной команды к другой, скачет из стороны в сторону. Если бы Фернандес сам не играл, мог бы подумать, что тот живет своей собственной жизнью, перебегая от игрока к игроку. Стадион кричит, радуясь, и Марио радуется вместе с ним некоторое время, окунаясь в эту атмосферу счастья и свободы. Прекрасное ощущение единства с тысячами болельщиков. Осознание собственной значимости и влияния на историю, на жизнь миллионов людей по всему миру. Игра в первом тайме прекрасна, динамична, важна, но пока безрезультативна.

Заходя в их раздевалку, Марио чувствует усталость его игроков. Несмотря на нулевой счет на табло, он уже ими жутко гордиться. Пробегает взглядом по каждому из футболистов. Многие дышат загнанно, умаявшись. Фернандес ждет пару минут, думая о том, что стоит сказать парням. Его помощник рядом жадно глотает воду из бутылки. Тоже жутко переволновался. Гарсиа и Акинфеев на удивление молча сидят рядом, дышат часто, но не замечают друг друга, концентрируясь на анализе своей собственной игры. Игнашевич с Березуцким что-то обсуждают. Дзагоев пытается что-то донести Константину. Их вратарь, Кирилл, спокойно пьет воду, ожидая указаний ко второму тайму.

— Парни, — Марио привлекает внимание игроков. В раздевалке наступает оглушающая тишина. Все внимательно смотрят на тренера, внимая его словам, — Вы молодцы! Но этого недостаточно. Мы можем победить. Но недостаточно просто играть хорошо, разыгрывать все по схемам, как по учебнику. Нужно играть со всей страстью, со всей любовью. Это же футбол! Финал Чемпионата Мира! И неважно, какой результат будет. Мы уже в истории, мы уже чемпионы для своей страны, для ее истории. Удачи, парни! Вы всё сможете, у вас всё получится. Вперед! Вперед, вперед! — он хлопает в ладоши, подгоняя и заряжая ребят на хорошую игру во втором тайме. — Больше прессингуем, меньше ошибаемся! Не надо дергаться в штрафной. Спокойнее, просто спокойнее. Гарсиа и Акинфеев, внимательнее к тринадцатому номеру, он у вас в штрафной разгуливает, как у себя дома. Сережа, Ваня играйте впереди. Костя мяч получает, а навес не на кого делать. Мы время теряем на лишние финты в центре. Получили мяч, быстрый пас на Ваню или Серого. Вперед, парни! Я горжусь вами… А теперь покажите уругвайцем, из какого теста вы сделаны! Вперед!

Игра второго тайма координально отличается от игры, что была в первой половине матча. Уругвайцев словно натравили на них, как собак. Игра разрывалась на куски свистками арбитра, уже несколько раз требовалась помощь медиков игрокам на поле. К счастью, его парни не уступали, а ворота так и не были распечатаны. Характер игры становился с каждой минутой всё жёстче и жёстче. Стадион уже не дышал свободой и эйфорией праздника. Воздух накалялся, и дело было вовсе не в высокой температуре жаркой Севильи, хотя и это влияло на игру, но в гораздо меньшей степени. Выкрики с трибун уже не казались столь беззаботно-радостными, как это было в начале матча. Теперь они не просто гнали команды вперед, но и требовали открытия счета.

К середине тайма Марио заметил, что некоторые футболисты стали уставать, выбиваться из сил. Пошли первые замены. Уругвайский тренер тоже не отставал, произведя одну замену. Игра не расслаблялась, лишь становилась все более жестокой. Игроков ломали, по ним проезжались шипами, с ними сталкивались. К счастью для всех, травм пока не случалось. Каждый надеялся, что и не случится. Желтые карточки сыпались с каждым вторым нарушением, зафиксированным арбитром.

На семьдесят пятой минуте — Фернандес только посмотрел на таймер — назначают угловой в их ворота. Даниил подпрыгивает, выбивая мяч из штрафной, и сталкивается головой с футболистом из Сборной Уругвая. Приземлившись, он аккуратно опускается на колени, а после, подняв руку, прося о помощи, ложится на спину. Судья, находящийся поблизости, тут же жестом подзывает врачей. Возле их скамейки наступает напряженная тишина, как и на скамейке уругвайцев. Рядом с их воротами оказывают помощь Акинфееву и уругвайскому нападающему. Марио замирает, ожидая хоть какого-нибудь сигнала от арбитра. Жестом подзывает помощника, тот понимает все с полувзгляда, отправляя разминаться Березуцкого Фернандес смотрит, не отрывая глаз, на то, как врачи колдуют над Акинфеевым. Его сердце упало куда-то в пятки, после пускаясь в бешеный пляс от волнения. Они всё еще ждут сигнала от арбитра или врачей. Вскоре они его получают. К счастью, замена не требуется.

Боль. Всё что он чувствует — боль. Голова трещит так, что кажется, будто его шандарахнули чем-то железно-чугунным прямо по макушке. В ушах несколько мгновений звенит. Перед глазами всплывает пятно, в котором он узнает их врача, пару раз моргнув. Голова всё ещё трещит, побаливая, но уже не так нестерпимо, как до этого. Он находит в себе силы подняться, слегка пошатываясь. Ему задают какие-то вопросы, на первые из них Даниил отвечает на автомате, лишь после понимая смысл. Неподалеку от него стоит Грасиа, который обеспокоенно поглядывает на него. Сашка подходит ближе на пару шагов, интересуется, как он. Акинфеев неопределенно кивает головой.

Игра продолжается. Счет всё ещё не открыт, а некоторые из них уже вымотались из сил. Многие продолжают играть на драйве, на эмоциях, получаемых от трибун, на чувстве долга перед страной. Они стараются не замечать усталость, пытаются не уступать мяч, выигрывать каждую борьбу за него. К счастью, это имеет свой результат, и один из навесов на Ваню от Кости приводит к возникновению опасности возле ворот уругвайцев. Итогом этой, появившийся из ниоткуда, опасности является гол их команды. Стадион неистовствует, Марио возле скамейки запасных радостно подпрыгивает. Они на радостях сами друг на друга напрыгивают, но долго радоваться им не дают. Мячу предстоит быть разыгранным с центра поля.

Окрыленные победой они расслабляются, уступая борьбу в центре. Это им, разумеется, аукается. Они пропускают. Всё приходится начинать заново. В воздухе ощущается опустошающая напряженность. Даниил несколько мгновений смотрит пустым взглядом в газон, пока кто-то не хлопает с силой ему по спине. Вздрогнув, Акинфеев поворачивает голову в сторону, с удивлением глядя на Гарсию.

— Еще успеем отыграться! — кричит он, пытаясь переорать беснующийся стадион, хлопает в ладоши, подбадривая, — У нас еще почти десять минут! Мы можем отыграться! — он продолжает рвать глотку, поднимая дух ближайших к нему футболистов.

Акинфеев растягивает губы в гримасе, что должна была стать похожей на улыбку, но вскоре сам попадает под влияние Сашки, заражаясь верой в их победу. Они боряться за мяч, как за последний в мире кусок мяса. Они бегут с такой скоростью, словно это их последний забег в жизни. Киря, их вратарь, совершает волшебные, невозможные сейвы, вновь и вновь спасая команду. Сил практически не осталось, но они продолжают выдавливать из себя их остатки. Марио совершает две оставшиеся замены. Это немного облегчает задачу.

Основное время матча подходит к концу, арбитр добавляет пять минут. Их сердца быстрее отбивают удары, и это не только от усталости, но и от ощущения приближающегося конца. Будет это хеппи-энд или их ждет трагическая концовка, зависит от них самих. У них появляется шанс, когда судья назначает угловой в ворота уругвайцев. Он и Гарсиа, спеша, направляются в штрафную. Хестаг Дзагоев, сменивший Константина, стоит возле углового флажка, тяжело дышит, поднимает правую руку, подавая им знак, делает еще несколько тяжелых, глубоких вдохов-выдохов, разбегается и бьет по мячу, делая навес.

— Защитник должен уметь прыгать! — говорит ему сеньор Бустаманте, его тренер в Испании.

Он слушает, кивает. Исцарапанные коленки немного щиплет, но он послушно пытаетсяпрыгнуть выше, нередко приземляясь не очень удачно. Но сеньор Бустаманте заставляет его подниматься, прыгать еще выше. Данька уже не может, у него болят ноги, саднят коленки, дыхание давно сбилось, а сеньор продолжает его пытку, мотает головой на его попытки, закрывая глаза.

— Прыгай! — резко велит он своим старческим, хрипящим голосом, — Прыгай! Прыгай! Прыгай!

Даниил из последних сил выпрыгивает и, жмурясь, пробивает мячом по воротам. Приземляясь с всё также зажмуренными глазами, он пережидает пару мгновений тишины. А после его оглушает рев стадиона, Акинфеев широко раскрытыми глазами смотрит на мяч в сетке, а после бежит к бровке, падая на спину, раскинув руки. К нему подбегают однокомандники, накидываясь на него, придавливая своим весом сверху.

— УРА-А-А-А!!! ГО-О-ОЛ! — разносится от комка из их тел. Кто конкретно кричит понять невозможно, кажется, этот крик раздается от всех сразу, одним-единым голосом. Дышать становится тяжелее из-за друзей и товарищей, что всё еще не поднялись на ноги.

После они встают и направляются обратно на поле, чтобы разыграть мяч с центра. Теперь он понимает отца. Понимает его страсть и любовь к сборной. Ему становятся ясны его мотивы, и Даниил их не осуждает, он с ними полностью солидарен. Сам теперь не сможет представить жизнь без всего этого. Сейчас Акинфеев принимает решения отца, как само собой разумеющееся. Он, лишь испытав сам эти эмоции, этот драйв, лишь прочувствовав единство со Сборной, страсть к игре за честь страны, любовь к товарищам, понимает отца, прощая его за все те небольшие косяки, что изредко допускал Игорь. Даниил наконец отпускает детскую обиду на него и прощается с вечной ненавистью к отцу, с гордостью признавая, что его фамилия Акинфеев.

Играть еще около двух минут. Им нужно просто продержаться, вытерпеть. Стадион скандирует: «Россия! Россия!». Сердце гулко бьется, его удары отдаются в ушах. Секунда за секундой утекает, приближая к ним такую желанную победу. Уругвайцы играют ещё жестче, хотя казалось, что они уже достигли высшей степени жесткости. Соперники вгрызаются в мяч, вновь и вновь пробираясь к их воротам. Даниил и Сашка еле успевают выбивать мяч из штрафной, едва не опаздывают лечь в подкат. О красивой игре никто не думает. Нужно просто выбить мяч как можно дальше от штрафной. Время истекает так медленно, что это начинает походить на издевательство. Но вот спустя, наверное, целую вечность, арбитр дает свисток, оповещающий о завершении матча.

Акинфеев просто падает на колени, грудь разрывают нервные смешки. Не верится. Просто не верится. Они смогли. Они выиграли чертов Чемпионат Мира! Они стали Чемпионами! Ха-ха… Плечи нервно потряхивает. Возможно, его организм просто не выдержал этого, а это всего лишь защитная реакция. Слезы счастья стекают по щекам, а он продолжает нервно посмеиваться. Мимо проходит Гарсиа, похлопав его по плечу. Когда его нервный недосрыв проходит, он бежит к бровке поля, на которой стоит Ева. Она радостно прыгает ему на шею, сжимая в крепких объятьях, кричит что-то счастливым голосом на ухо, что именно разобрать не получается, но Акинфеев может сам догадаться.

— Акинфеев! Ты чемпион! — Ева стоит рядом, на мгновенье лицо ее становится наигранно серьезным, и она легонько бьет кулачком в грудь. — Ты напугал меня! — предъявляет обвинение Евангелина, грозным, со смешинками взглядом смотрит на него, — Я испугалась, что будет так же, как было с отцом.

Он секунду разглядывает ее лицо, а после сжимает в своих сильных объятьях. Он мог бы так стоять вечность, но к ним подходит Гарсиа, неловко кашлянув. Акинфеев неспешно отпускает сестру из рук, показывает Сашке жестом, что следит за ним. Гарсиа молча ждет, когда он уйдет, а после сливается с Евангелиной, прижимая к себе за талию, в поцелуе, полном счастья и радости.

Даниил же идет к женщине, которая сделает его счастливым, при этом ничего не делая. Мама обнимает его, делясь своим спокойствием и теплом. Он целует ее нежно в щеку, обнимая в ответ.

— Я горжусь тобой, — произносит она с чувством, вновь проводя рукой по его щеке и с преданностью глядя ему в глаза. Он еще раз коротко обнимает её, снова целуя в щеку. Они стоят, не выпуская друг друга из рук несколько долгих приятных минут, Акинфеев вновь целует ее коротко и выпускает из объятий. — Он бы тоже гордился, — произносит мама, с гордостью и счастьем глядя ему в глаза.

Даниил, переполненный счастьем и радостью, направляется в сторону скопления людей из Сборной России. На убитых горем уругвайцев никто не обращает внимания. Акинфеев мимолетно думает, что эйфория окрылила, а победа опьянила каждого из них.

— Мы чемпионы, — шокировано шепчет Марио, не веря, что это возможно, — Мы победили! — уже громче произносит Фернандес, стоя в центре их сформированного круга. — Вы гении! Вы герои! Я горжусь вами, парни!

Идея поднять тренера в воздух, наверное, приходит к ним всем одновременно (в круговороте лиц Даниил замечает Черышева и Дзюбу, радостных до безумия. Чемпионы Мира 2022 кричат что-то о победе, о силе, ещё о чем-то, о чем хочется кричать из-за пьянящего чувства победы и свободы). Они подхватывают его на руки, подкидывая, радостно крича и смеясь. Марио сначала удивленно смотрит на них, прося не дурить и опустить его, вернув на бренную землю, а потом заливается радостным смехом. Они вновь и вновь подкидывают Фернандеса, признавая его значимость в общей для их страны победе.

— Мы чемпионы! — скандируют они в один голос.

— We are the Champions, we are the champions, — начинает напевать кто-то из них, и остальные тут же подхватывают.

— Данька, давай, — мягко произносит Игорь, призывая его сделать несколько шагов жестом ладони.

Будущий футболист делает два шага, неуклюже падая на мягкое место. Игорь улыбается нежной, ласковой улыбкой. Данька вновь встает на ноги, руками помогая себе подняться, делает оставшиеся три шага до мягкого плюшевого мяча, сшитого из черно-белых лоскутков на манер футбольного. Мальчик, всё ещё неуверенно стоящий на ножках, немного неловко бьет по мячику, который докатывается прямо до сидящего неподалеку Игоря.

— Молодец! — папа подхватывает его на руки, а Данька заливается задорным хохотом.