Разбивая мечты (СИ) [Gera89] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

За окном стремительно темнеет. Мне снова страшно. Так страшно, что трудно дышать.

Вот уже которую неделю я пытаюсь совладать с собой, выкинуть из своей головы эти мысли. Пит меня не поймет… не простит. Я так старалась сделать его счастливым, воплотить мечты мужа в реальность, но эта мне непосильна.

Прошло три недели, с тех пор как я узнала, что беременна. Пит был безумно счастлив, обещал, что поможет мне справиться со всем, но… Сейчас становится ясно, что мне ничего не поможет. Я просто не готова. Не хочу. Я ошиблась…

Мне приходиться делать вид, что все хорошо, а Пит, в свою очередь, не видит очевидного из-за того, что слишком увлекся собственными планами.

Мне очень страшно. Что будет дальше? Что нас ждет?

Я закрываю глаза и, помедлив, снова открываю их — ничего, никакой разницы. Дрожь во всем теле. Специально не даю воли своему воображению, чтобы избежать разочарования, но внутренний голос подсказывает мне, что даже это не изменит моего решения.

Понимаю, что, возможно, совершаю ошибку.

Прислоняюсь к холодному стеклу окна возле входной двери. Мне нужно еще немного времени, чтобы справиться с паникой, охватившей меня. Приходится напомнить себе, что всего в нескольких шагах от меня свежий воздух и путь к свободе… к моему личному освобождению.

Делаю глубокий вдох. Ладони стали влажными от страха и ожидания. Боюсь, что ошиблась в расчетах. Путь до станции должен занимать всего пятнадцать минут…

Стискиваю зубы, считая громкие удары собственного сердца, которые давят на слух. Десять раз. Медлить больше нельзя. Резко разворачиваюсь и делаю пару шагов, прежде чем открыть дверь.

Когда я чувствую слабое дуновение свежего воздуха, у меня перехватывает дух, а последние лучи солнца, проникшие в дом, заливают пол оранжевым сиянием. В последний раз оборачиваюсь и смотрю вглубь комнаты. Тяжелый вздох.

Еще секунда, и я закрываю за собой дверь.

Глубокая грусть охватывает меня, когда я медленно, но решительно, иду в сторону вокзала. Не могу удержать слез. Чувствую себя разбитой, изуродованной и сломленной: то ли от собственного поступка, то ли от боли, которую собираюсь причинить Питу.

От подкатывающей истерики становится трудно дышать. Задыхаюсь.

Прости меня, Пит, пожалуйста…

Если сможешь.

***

Подхожу к дому и останавливаюсь на пороге, удивляясь, что в нем не горит свет.

Мной овладевает неожиданная тревога: Китнисс не собиралась сегодня идти в лес, а если бы и пошла, то к этому времени уже должна была вернуться.

Захожу внутрь. В этих комнатах мы вместе пережили боль утраты, собственные страхи и первые дни любви. Сейчас же, по непонятным мне причинам, наш дом кажется пустым и безжизненным. Холодным…

Внезапно, дуновение ветра, свободно проникшее в комнату через открытую форточку, легонько зашуршало белым свернутым листком, лежащим на столе.

Не спеша, с опаской разворачиваю его.

Знакомый почерк.Точно такой же, как в нашей книге памяти. Хмурюсь.

Медленно скольжу взглядом по четким словам, внимательно вчитываясь в их содержание.

«Пит,

Прости меня, но я так больше не могу. Из меня получится плохая мать. Я тебе об этом говорила.

Китнисс».

Ужас. Перечитываю записку еще раз, как будто это может изменить смысл написанного.

Безжалостные слова никуда не пропадают. Они насмехаются надо мной…

«Она насмехается над тобой, а ты так легко ей поверил; что все будет хорошо, что она любит тебя… наивный», — подсказывает внутренний голос.

Внутри все холодеет, покрываясь тонкой коркой злости.

Перед глазами проносятся яркие вспышки воспоминаний. Медленно меня накрывает горячая волна ярости, с которой невозможно бороться.

Значит, бывшей Сойке надоело играть со мной в свои игры, и она решила от нас избавиться. От меня и нашего ребенка…

Она просто напросто убежала. Все было спланировано заранее. Зачем нужно было пытаться убедить меня, что любит?

Жестокая… Эгоистка и лгунья!

А, впрочем, если подумать, то она делает это уже не в первый раз. Снова бросила. Не верит. Не доверяет.

Глупец.

Трясу головой. Знаю, что начинается приступ, однако, фантазия неумолимо подкидывает возможные причины.

Теперь кажется, что Китнисс забеременела намеренно, чтобы уничтожить меня, растоптать. Ведь ей хотелось убить меня…

И она нашла способ. Смогла зайти так далеко в своем желании.

Бросаю записку на пол, топчусь по ней ногами.

— Ничего у тебя не выйдет, дорогая, — шепчут мои губы. — На этот раз победа будет за мной.

Ничего у нее не выйдет.

========== Глава 1 ==========

Полночь уже давно миновала. Я чувствую, как постепенно сон овладевает мной, а Китнисс все никак не может сомкнуть глаз. Знаю, что она хочет со мной поговорить, но не может решиться.

Она глубоко вздыхает и дотрагивается до моей руки. Открываю глаза и смотрю на нее.

— Что-то случилось? — при свете луны вижу ее нахмуренные брови, стиснутые руки с побелевшими костяшками пальцев.

Снова слышу ее тяжелый вздох.

Сажусь и внимательно смотрю на нее, пытаясь прочесть мысли Китнисс.

— Я же вижу, тебя что-то беспокоит. Ты можешь мне рассказать. Опять кошмары?

Поднимаю руку и ласково касаюсь пальцами нежной щеки, а ее серые глаза смущенно смотрят в мои.

— Ты боишься? — повторяю я.

— Не того, о чем ты думаешь, — шепчет Китнисс.

— Тогда чего? — мягко спрашиваю я.

Я заметил, что в последние дни жена как-то изменилась. Стала задумчивой и молчаливой.

— Я беременна! — выпаливает она.

— Я догадался, — отвечаю ей и ласково провожу рукой по темным волосам.

Не могу сдержать улыбку, а Китнисс изумленно смотрит на меня.

— Догадался?! Почему ты не сказал об этом мне?

— Я решил, что ты сама должна сказать.

— Но как ты мог узнать? — удивляется она.

— Я был с тобой каждый день. Я бы знал, если бы у тебя начались месячные. Но их не было.

Между нами повисла пауза. Она молчит, опустив глаза. Ее пальчики несмело теребят покрывало. Как жаль, что я не могу прочитать ее мысли.

— Скажи мне, о чем ты думаешь? — пытаюсь скрыть волнение, но мой голос дрожит.

Она несмело поднимает на меня свои серые глаза. В них я вижу: страх, смущение и неуверенность.

— Я… хочу, чтобы ты был счастлив. Ты рад? Я просто… ну ты знаешь, что мне тяжело, но мне бы хотелось, чтобы мы начали жить, как нормальные люди.

Чувствую радость. Неужели, спустя столько лет, она действительно согласилась?

Беру ее лицо обеими руками и притягиваю к себе. Любовь и нежность к этой женщине заполняет все внутри меня. Ее горячие губы подрагивают, когда я касаюсь их. Чувствую, как она так же нежно отвечает мне.

Неохотно отстраняюсь, когда дыхание начинает сбиваться. Прижимаюсь своим лбом к ее, наши лица так близко, что я ощущаю жар горячих губ Китнисс и теплое дыхание, ласкающее мое лицо.

— Я счастлив. И ничего не бойся. Все будет хорошо. Я рядом, — тихонько шепчу и снова целую…

Открываю глаза. В комнате темно. Боль во всем теле. Не могу сфокусировать взгляд. Руки и ноги окоченели. Понимаю, что лежу на полу.

Пытаюсь вспомнить, что произошло. Был приступ. Давно их уже не было.

Причина… она ушла. Значит то, что я только что видел — воспоминание.

Снова становится трудно дышать. Холод, темнота и одиночество. Мне страшно.

Подползаю ближе к стене, опираясь на нее. Тело содрогается от озноба. Впервые за долгое время, чувствую себя уязвимым. Слезы просятся наружу от ее предательства. Не могу поверить в то, что она могла снова оставить меня одного, бросить как никчемную ненужную вещь. Я ведь вновь поверил ей, но она была так убедительна. Хорошо сыграла эту роль… снова.

Не замечаю, как мои руки сжимаются в кулаки. Внутри полыхает сильное желание уничтожить Сойку, чтобы она больше никогда не могла причинить никому зла. В голове проносятся яркие вспышки возможного отмщения. Зубы сводит от напряжения. Пытаюсь успокоиться, дышать глубже. Мне необходимо совладать со своей яростью. Это не по-настоящему. У нее была на то причина. Наверняка была… Это приступ. Мне нельзя выпускать себя из-под контроля. Не думать о ней. Отвлечься. Как это сделать?

Закрываю глаза. Слушаю удары своего сердца. Нужно успокоиться. Сосчитать их и пытаться дышать ровней.

Постепенно пульс приходит в норму, а сердце плавно возвращает свой ритмичный стук. Ощущаю, что успокаиваюсь.

Я лежу на голом полу. Злость прошла. Сейчас я чувствую только боль. Китнисс снова причинила мне боль.

В этот раз она намного сильнее. Я вновь ошибся, доверяя ей, открывая перед ней свою душу.

Только сейчас начинаю осознавать, что она натворила… Это слишком. Даже для нее.

Так хочется сказать ей сейчас, что она может добить меня: уничтожить, растоптать, пусть делает все, что угодно, но только не трогает нашего ребенка. Ведь он не только частичка меня, но и ее самой.

Не понимаю, почему все это происходит? Неужели я настолько никчемен, что любимая женщина отвергает возможность стать со мной настоящей семьей? Так невыносим, что она не желает иметь детей, которые бы были похожи на меня? Просто… ей не нужны ни я, ни мои дети.

Чувствую, как грудь сжимает в невидимые тиски. Так больно от осознания ее истинных чувств ко мне. В легкие с трудом проникает воздух. Голова идет кругом, а в висках пульсирует.

Прошла уже уйма времени, а я так и не знаю, что я могу сейчас сделать. Обвиняю себя в собственном бессилии. Я не могу пошевелиться. Тело измучено от напряжения, чувствую сильную боль в мышцах и усталость от борьбы с самим собой.

Проходит бесконечное количество мучительных минут, прежде чем я вновь засыпаю.

Когда открываю глаза, за окнами уже светит солнце, а от его лучей безжалостно режет глаза. Щурюсь.

Не шевелюсь, но понимаю, что лежу на чем-то мягком.

Глаза привыкают к яркому свету, и я осматриваю комнату.

Понимаю, что лежу на диване, укрытый пледом, и различаю звуки, доносящиеся с кухни.

Осторожно сажусь. Голова, кажется, вот-вот взорвется, а ее кусочки разлетятся в разные стороны.

Медленно провожу рукой по волосам и, собравшись с силами, встаю.

Стараясь не шуметь, иду в сторону кухни.

Останавливаюсь в дверях, когда вижу Хеймитча.

— О, парень, ты уже встал. Ну, проходи. Наверняка хочешь поговорить.

Бывший ментор поворачивается ко мне. Его взгляд ожидающий. Он указывает мне на стул и ставит на стол дымящуюся чашку.

Не спеша сажусь и смотрю на пар, поднимающийся из емкости с чаем. Не знаю, что сказать. Хеймитч наверняка и сам уже все знает, иначе бы не пришел. Чувствую на себе его пристальный взгляд.

— Так и будешь молчать? — не выдержав, спрашивает он.

— Это она тебя послала? — спрашиваю я в ответ.

Хеймитч молчит. Значит, я прав. Снова начинаю злиться.

Зачем она прислала его? Проверить, не натворил ли я глупостей? Или убедить меня, что Китнисс поступила правильно?

— Все ясно. Можешь передать ей, что я в порядке.

Собираюсь встать из-за стола. Не о чем нам разговаривать: изливать душу я не в настроении, да и жалости мне их не надо, проходили уже.

— Ты же знаешь ее характер, парень. Ты поедешь за ней? — чего-чего, а краткости Хеймитчу никогда не приходилось занимать.

— Ей это не нужно, — возражаю я.

— Откуда ты знаешь? — зло спрашивает ментор.

— Она написала мне записку, там все ясно сказано, — не понимаю почему он пытается убедить меня в обратном.

— Ты думаешь, что ей легко далось это решение?

— Судя по всему, да. Ведь она просто собралась и ушла, — чувствую обиду. Он что, правда, не понимает очевидного?

— Мне так не показалось, когда она мне звонила. Она была… расстроена.

— Не знаю. Я больше поверю в то, что она таким образом просто пытается снять с себя ответственность за все, что делает.

Внимательно смотрим друг на друга. Мне кажется, что Хеймитч пытается предугадать мои следующие аргументы на этот счет.

— А тебя не волнует то, что твой ребенок может не родиться? Ты ведь еще можешь ее остановить.

Он попал точно в цель. Знает мое слабое место и пользуется этим. Волна отчаяния охватывает меня, выплескиваясь откровениями:

— Меня больше всего бесит, что я сам это допустил! Она говорила мне, что хочет этого ребенка. Что хочет, чтобы мы были настоящей семьей. Она решилась, наконец, родить ребенка и дала мне надежду, — и я поверил Китнисс, как последний идиот. Я снова повел себя, как подросток, мечтающий о том, что все так и будет.

Хеймитч молчит. Его задумчивый взгляд скользит по моему лицу.

Смотрю на него. Стискиваю зубы от злости. Меня раздражает тот факт, что он снова на ее стороне. Пытается защитить Китнисс и оправдать поступки. Он не прав! Почему я всегда должен бегать за ней?! Уговаривать ее не совершать ошибок, а она, после всего этого, спокойно может вытирать об меня ноги!

— Ты же не мог не заметить ее сомнений, верно? — его фраза звучит, как упрек.

Я в замешательстве. Пытаюсь отыскать в своей голове ответ на его вопрос…

— Я не заметил… Не обратил внимания… — начинаю чувствовать свою вину.

Мне следовало быть внимательней к своей жене. Знал ведь, что она боится всего, что связано с семьей и детьми. Но так или иначе, это не оправдывает ее поступок. Она должна была поговорить со мной. Мы ведь семья. Последствия затронут не только ее одну. Она поступила эгоистично.

В то время, как я размышляю кто из нас виноват больше, ментор подходит к столу и садится.

Снова повисает молчание. Кажется, мы оба сейчас думаем о ней.

Хеймитч вздыхает и откидывается на спинку стула.

— Знаешь, Пит. Я уж было начал думать, что вы выросли. А вы по-прежнему ведете себя, как дети. Не можете разобраться ни в себе, ни друг с другом. Вам все еще нужна нянька. Ладно она, но я думал, что хоть ты будешь разумней.

Удивленно смотрю на него. Что он имеет ввиду? В чем, по его мнению, я должен быть разумней?

— Я вижу ты ничего не понял…

Пожимаю плечами. Он что, думает, что я должен отнестись с пониманием к тому, что Китнисс собирается убить нашего малыша?

— Так вот, даю совет. Вместо того, чтобы сидеть здесь, бросайся вдогонку, чтобы сохранить свою семью. Поезд до Четвертого в семь, советую поторопиться. Потом, когда ты сам решишься и надумаешь, может быть поздно.

Сижу не двигаясь. Смотрю на свои дрожащие руки. Слышу, как Хеймитч встает и идет в сторону двери.

— Не тяни время. У тебя еще есть шанс, — доносятся до меня его слова, когда он выходит за дверь.

Дом опустел. Продолжаю сидеть. У меня есть еще пару часов в запасе.

Понимаю, то что сказал Хеймитч — правильно.

В доме так тихо, что тиканье часов в гостиной оглушает меня.

Пытаюсь прогнать прекрасные образы и воспоминания, в которых мы с Китнисс были вместе: вдвоем ходили в лес, она помогала мне готовить, вечерами сидели у камина, и те чудесные моменты, когда Китнисс прижималась ко мне холодными ночами… — и старые вопросы, на которые я теперь знаю ответы.

Раньше я все представлял иначе. Мне казалось, что Китнисс сможет стать счастливой рядом со мной. Надеялся, что смогу дать ей все, что для этого потребуется.

Сейчас же, у меня возникает лишь одно желание — защититься от нее. Как-то усмирить острую, неутолимую потребность в ней. Это чувство и раньше не приводило ни к чему хорошему.

Внутри бушуют противоречивые ощущения: тоска, любовь, ненависть, боль и обида.

Не знаю, как я буду вести себя с ней, когда мы встретимся. Но знаю точно — мне нужно поехать за ней, чтобы во всем разобраться.

***

Сижу на перроне и жду поезда, который должен отвезти меня в Четвертый. Осенний пасмурный день ничем не лучше моего собственного настроения. Еще не опавшие желтые листья шелестят от дуновения легкого ветра.

Вздрагиваю от холода и поднимаю воротник куртки. Облокачиваюсь на спинку скамейки и кутаюсь от первых морозов, которые в этом году наступили раньше положенного.

Тишину нарушает детский смех. Оборачиваюсь и вижу, как мимо проходят двое маленьких детей рядом с матерью и что-то увлеченно рассказывают ей. Малыши смеются, когда мать им ласково отвечает. Дети выглядят здоровыми, счастливыми, и видно, как сильно их любят.

Новое поколение весело смеется и резвится. Они не знают той боли, голода, страхов и страданий, которые испытывали мы, когда были в их возрасте. Ведь еще десять лет назад жизнь в дистриктах казалась невыносимой, а рождение ребенка сопровождалось его обязательным пожертвованием во имя блага и процветания Капитолия.

Провожаю их взглядом и отворачиваюсь: детский смех затихает, оставляя внутри меня щемящую боль.

Представляю себе своего ребенка, и внезапно меня вновь охватывает ярость и обида от того, что я могу это потерять. Вопреки логике и всем аргументам, начинаю злиться на жену, которая собирается лишить жизни моего ребенка. Нашего ребенка.

Она так безжалостно хочет отнять у него возможность видеть снег зимой, и то, как садится солнце, обливая горизонт жидким пламенем.

Я должен помешать Китнисс, во что бы то ни стало. Мой ребенок должен появиться на свет. Он этого заслуживает. И я не отступлюсь ни перед чем. Мне необходимо спасти его жизнь, переубедить жену и попытаться сохранить свою семью.

Через полчаса я сажусь в поезд.

========== Глава 2 ==========

В Четвертом я второй день. Мама приютила меня у себя. Было даже немного странно увидеть ее вновь: мы не встречались с ней ни разу после… После смерти Прим.

Она была рада мне, крепко обнимала, но когда мама заметила в каком я взвинченном состоянии, ее улыбка мгновенно испарилась. Она не задавала мне лишних вопросов, зная, что это бесполезно. Мы особо не разговаривали, она лишь показала мне комнату и спросила не нужно ли мне чего-нибудь.

Весь день я старалась не выходить из выделенной мне спальни: не хотела видеть ее жалостливый взгляд. Радовало лишь то, что уже этим же вечером мама ушла на дежурство. Я очень ждала, когда входная дверь за ней захлопнется, и со мной останутся тишина и одиночество.

Так проще. Так спокойней.

С Энни я тоже решила не встречаться. Не смогу видеть их с Финником маленького сына и отвечать на вопросы про нас с Питом.

Слушаю убаюкивающее молчание и постепенно засыпаю.

Утро встречает меня предчувствием беды. Сегодня день, когда все должно решится.

Впрочем, откуда сомнения, я ведь уверена в своем выборе… Или нет?

Неуверенно шагаю по коридору, который ведет меня к двери, за которой закончится мой самый большой страх.

Никогда не любила подобные места: здесь буквально в воздухе витает дух потерь, смертей и людских страданий. От воспоминаний о днях, проведенных в таких же камерах-палатах, тело пробирает леденящий холод, а кожу покрывают мурашки. Страх только нарастает.

Пытаюсь проглотить подступивший к горлу ком и не забывать дышать. От волнения мои губы пересохли. Сердце отчаянно быстро бьется, голова начинает болеть сильнее: пульсация в висках почти невыносима.

Уже в который раз спотыкаюсь на ровном месте. Мешают слезы, которые предательски застыли в глазах: они признак того, что я уверена, что поступаю правильно.

Я в замешательстве, как и мой организм, наверное. Как я отношусь к происходящему? Не знаю. Жалею ли я? Возможно.

Путь кажется долгим, а время тянется мучительно медленно. Мне безумно хочется, чтобы все поскорей закончилось.

Мои глаза опущены. Не хочу видеть то, что меня окружает, однако, я не могу заткнуть уши, чтобы не слышать приглушенных всхлипываний и плача. От этого уверенности во мне становится еще меньше, а нервы предательски натягиваются в тонкую струну. Коленки дрожат. Ноги постепенно отказываются меня слушаться. Пытаюсь бороться с собственным телом: мысленно приказываю ему не останавливаться и идти дальше. Кусаю губы. Кончики пальцев на руках настолько похолодели, что я перестала их чувствовать.

Неужели я на это решилась? Не могу поверить в то, что все это действительно происходит со мной.

Пытаюсь взять себя в руки. Пути назад нет. Вспоминая то, зачем я сюда приехала, плакать хочется еще больше. Перед глазами встает образ Пита: его мягкая улыбка, любящий взгляд, забота и бесконечная ласка.

Мысли о нем не дают покоя, сердце тяжело щемит внутри, а я уже давлюсь слезами. Люди оглядываются на меня, но разве мне есть до них дело?

Мне сейчас так сильно не хватает Пита! Мне нужна его защита. Хочу к нему. В его объятия, где всегда тепло, уютно и безопасно.

Только после того, что я сейчас сделаю, думаю, он больше не захочет меня видеть. Никогда.

Я собираюсь убить нашего с ним ребенка. Я все понимаю.

Он должен меня ненавидеть за это. Но мне от этого не легче.

Я дала ему надежду на то, что все будет хорошо, что мы станем настоящей семьей, так как он мечтал… А потом безжалостно забрала у него это… Забрала все.

Чем ближе нужный мне кабинет, тем сильнее страх. Хочется упасть на пол и завыть в голос. Дрожь уже невозможно унять. Обхватываю себя обеими руками за плечи, ощущая холод, неприятно колющий все мое тело и пронзающий его насквозь. Пытаюсь взять себя в руки. Не выходит. Как же я смогу выполнить то, что задумала?

Дохожу до нужной мне двери. Вижу, как на лавочках вдоль стены сидят девушки. Не смело поднимаю на них взгляд: им меньше двадцати, и они боятся не меньше моего.

Проходит полчаса. Каждая из нас смотрит по сторонам, изо всех сил стараясь не встретиться с другой взглядом.

Время неумолимо близится к вечеру. В коридорах неожиданно включают яркий свет, который, пугающе мерцая, зажигается настолько ярко, что хочется скрыться от него… ото всех, кто здесь находится. Чувствую себя преступником, которого поймали и не выпускают из поля зрения, а свет как вспомогательное средство для поимки.

Когда в кабинет к врачу проходит последняя девушка, я остаюсь одна. Зажмуриваюсь. Сейчас у меня только одно желание: сбежать.

Ко мне подходит женщина в белом халате. Я уже готовлюсь к тому, что она будет меня отговаривать, но медсестра лишь вручает мне больничную рубашку. Растерянно смотрю на нее, встречаясь с ее презрительным холодным взглядом. От ее безразличия мне становится только хуже. Не терпящим возражения тоном женщина требует, чтобы я поторапливалась, и, не проронив больше ни слова, уходит.

Я остаюсь одна.

Сжимаю в руках грубую больничную ткань. Чувствую себя ничтожеством. Медленно встаю с места и иду переодеваться. Захожу в маленькое помещение с белыми стенами, где все выглядит безжизненно строго. Всем наплевать на то, что мой ребенок умрет.

Начинаю снимать свою одежду, но руки предательски дрожат, не позволяя мне расстегнуть пуговицы на свитере.

Снова плачу, истерика вырывается наружу. Даже не пытаюсь заглушить всхлипывания, не могу остановиться. Всем наплевать! Закрываю лицо руками и сползаю по холодной стене на бетонный ледяной пол.

Тело меня не слушается. Истерика не прекращается. Меня тошнит от самой себя, прикусываю кожу на ладони, чтобы хоть как-то отвлечься на физическую боль. Это не помогает. Ничего не помогает.

Питу не все равно… Но его здесь нет. Я сама виновата.

Дрожащей рукой обхватываю свой живот, в том месте где все еще находится мой малыш. Наш малыш. Частичка меня и Пита.

Вздрагиваю, когда рядом открывается дверь: одну из тех девушек, что сидела со мной в коридоре, вывозят на каталке. Ее лицо белое, как мел.

Страх сменяется ужасом. Кровь стынет в жилах, а холодный озноб пробирает тело насквозь. Мышцы напряжены, будто готовятся к защитному броску.

Та же женщина, что вручила мне рубашку, выглядывает из кабинета и строго произносит:

— Ты следующая. Поторапливайся.

Ей наплевать. Всем наплевать. Кроме Пита. И меня.

Мне не все равно. Я не смогу сделать этого.

Не смогу!

Разворачиваюсь на месте, хватаю брошенные на кушетку вещи и бегу прочь. Я не перестала бояться будущего, но настоящее пугает меня еще больше. С силой распахиваю двери, устремляясь в коридор, но замираю на месте, встретившись взглядом с самыми голубыми глазами на свете.

— Пит!..

Я всхлипываю и бросаюсь ему на шею, ища защиты и поддержки. Но не получаю ее. Его руки не притягивают меня к себе привычным жестом, а наоборот муж отталкивает меня. Удивленно смотрю на него сквозь слезы, только сейчас поняв, что напротив две льдины.

— Как ты могла, Китнисс? Ты ведь знаешь, что я не смогу простить…

========== Глава 3 ==========

У меня подкашиваются ноги от пронзительного взгляда Пита и его обвинений. Он кажется таким холодным и не родным. Всем своим существом чувствую невидимый барьер, который он воздвиг между нами. Пит отталкивает меня. Злится. Но, тем не менее, он приехал. Приехал за мной.

Этого просто не может быть! Я не могла даже надеяться на это. Как он меня нашел?.. Господи, он же наверняка думает, что я решилась на аборт?!

Не знаю с чего начать…

Рассеянно смотрю на его лицо. Пытаюсь найти в его взгляде хоть маленькую надежду на понимание. Ничего. Его взгляд не выражает ничего, кроме ненависти.

— Откуда ты узнал, что я здесь? — шепчу ему дрожащим голосом. Более неудачное начало для разговора трудно даже придумать.

Пит одаривает меня презрительным взглядом и удивленно поднимает бровь.

— Это единственное, что тебя интересует?

Мои дрожащие от волнения руки бессильно опускаются, хотя еще мгновение назад так стремились обнять его. Не могу выносить его холодного взгляда, но и понимаю, что в этом виновата я сама.

— Я… — судорожно сглатываю. — Прости меня…

Не знаю, что еще могу сказать. Понимаю, что этого не достаточно, но мне так хочется, чтобы он простил меня.

Наблюдаю за тем, как Пит делает шаг назад. Все его тело напрягается, а руки сжимаются в кулаки, которые он немедленно прячет в карманы. Он злится, очень злится.

— Прости? — зло усмехается Пит. — За что именно ты просишь у меня прощения, Китнисс? За то, что сбежала, оставив мне записку… или за то, что решила избавиться от нашего ребенка? Да и сам я тебе, кажется, не нужен.

Его слова заставляют мое сердце сжаться от боли. Не знаю, как объяснить ему, что не хотела, чтобы он страдал. Мне просто было страшно. Мне и сейчас страшно… Я не могла иначе. Он должен это понять. Чувствую обиду. Начинаю злиться… то ли на себя, то ли на него.

Опускаю глаза, не в силах больше выдержать его пронзительного взгляда. Хочу ответить, но вместо этого лишь тяжело вздыхаю.

Так и стоим. Пит молчит. Ждет, когда я отвечу. Что я должна ему сказать? Чего он ожидает от меня? Неужели не понятно? Эмоции переполняют меня. Я так устала. Мне хочется, чтобы все это закончилось, как страшный сон.

Дыхание учащается. Голова идет кругом. Я готова сорваться. Нужно держать себя в руках. Как же это трудно. Я понимаю его, но и меня он должен… нет-нет… обязан понять!

— Я знаю, что совершила ошибку, Пит, — пытаюсь отвечать спокойно, но в моем голосе слышится раздражение. — Но мне не оставалось ничего другого, кроме как пойти на это! Мне было страшно! Понимаешь?!

Он что, приехал сюда только для того, чтобы обвинять меня? Если так, то лучше бы вообще не приезжал!

— Зачем ты приехал? — добавляю я, а на глазах снова проступают слезы. Зачем он так со мной?!

— Можешь считать мой приезд сюда желанием все-таки стать отцом, кажется это очевидно, — его голос звучит строго. — И я, видимо, очень удачно выбрал время…

О, Боже! Он все неправильно понял! Как мне его переубедить?! Я не хочу здесь больше находиться. Я хочу, чтобы мы ушли. Пытаюсь возразить:

— Это совсем не то, что ты думаешь, Пит! — мой голос уже срывается на отчаянный крик. Это невыносимо. Едва стою на ногах. Мне плохо. Хочется бежать подальше отсюда, но не могу сдвинутся с места.

Мой ответ приводит мужа в ярость. Он учащенно дышит, а лицо приобретает багровый оттенок. Пит тоже едва держит себя в руках.

— А о чем я должен думать?! — он отвечает мне с такой злобой, что я невольно отступаю назад. От него на мгновение повеяло угрозой. Испуганно смотрю ему в глаза. В них нет признаков наступающего приступа. Никогда не видела его в таком состоянии. — Но если тебе действительно так интересно, то на самом деле я думаю о том, что это и мой ребенок тоже! И ты не имела права так поступать со мной!

— Пит, прости, — меня начинает охватывать паника. Я плачу. Губы начинают дрожать. Истерика. Не могу остановиться. Пит сурово молчит. Замечаю, что ему невыносимо находиться рядом со мной. Он хватается за голову, резкими движениями пропуская волосы между пальцев. Всхлипывая, пытаюсь объяснить. — Ты ошибаешься… Я не… Ты не понимаешь…

— Только не говори мне, что кто-то заставил тебя пойти на это! — грубо обрывает меня он. — Заставить можно кого угодно, только не тебя. Ведь ты же — воплощение независимости, ты никогда и никому не желала подчиняться. Ты просто не захотела оставить моего ребенка… Ты…

Его обвинения прерываются, когда в коридоре появляется медсестра. Только ее не хватало.

— Вы готовы? Мы же ждем Вас?! — Она выглядит раздраженной. Недовольно окидывает нас взглядом. Понимаю, что ее появление только усугубляет мое положение.

Я вся дрожу как в лихорадке, муж замечает это, но все же ждет, что я отвечу.

Смотрю то на Пита, то на женщину. Стараюсь восстановить сбившееся дыхание. От слез болят глаза. Рукавом пытаюсь вытереть лицо. Не могу произнести ни слова.

— Нет. Она не идет, — строго отвечает за меня муж.

Женщина, фыркнув, уходит обратно в кабинет, громко захлопнув за собой дверь.

Этот звук громом обрушивается на меня. Я вздрагиваю. Что же мне теперь делать? Пит больше не доверяет мне. Как мне переубедить его. Я в отчаянье…

В коридоре повисает напряженная тишина. Мы молчим, смотря друг другу в глаза. Мой взгляд умоляющий, а его строгий. Невыносимо…

Первым нарушает тишину Пит:

— Нам пора, — бесстрастно произносит он.

От его голоса по телу пробегает неприятная волна мурашек. Сильней натягиваю рукава свитера и закутываюсь в нем. Скрещиваю руки на груди, пытаясь согреться. Он поворачивается, чтобы уйти, но понимая, что я не шевелюсь, грубо хватает меня под руку.

Его действие приносит мне боль, но кажется Питу все-равно. Пытаюсь вырваться. От чего, его пальцы смыкаются на моей руке мертвой хваткой.

Зло смотрю на него.

— Куда мы идем?! — возмущенно спрашиваю я, когда выходим из больницы.

— Поезд в Двенадцатый будет только завтра. Я остановился у Энни.

— Я не пойду к Энни! — прикрикивая, отталкиваю его от себя.

— Это не обсуждается. Мы идем к ней вместе. Я не могу допустить, чтобы ты снова наделала глупостей… А твои вещи мы заберем перед отъездом, — холодно объясняет Пит, пристально глядя мне в лицо.

Смотрю на него. Понимаю, что у меня нет выбора. Пит все-равно не отпустит.

***

Весь оставшийся путь мы идем молча. Пит о чем-то думает.

Я смирилась и просто иду рядом. Все-равно хуже уже не будет, а его решения не изменить.

На улицах горят фонари. Прохладный ветер обдувает, пронизывая насквозь.

Пахнет сыростью. Был дождь. На асфальте блестят серебром лужицы разных форм и размеров. Многие из них скрывает толстый ковер листвы.

Пытаюсь унять дрожь и посильней закутаться в кофту.

Сейчас понимаю, что оставила куртку в больнице, когда Пит меня поспешно уводил.

Спустя пару минут, муж замечает, что я совсем замерзла. Моя дрожь отвлекает его от размышлений.

Глядя на меня как на непослушного и провинившегося ребенка он снимает с себя ветровку и бережно одевает ее на меня.

Наблюдаю за его движениями. От его близости мне становится теплее. Руки Пита ласково скользят по моим плечам, а в его взгляде замечаю нежность и заботу, когда воровато поглядываю на его лицо.

Смелею. Прижимаюсь ближе к его груди и поднимаю на него глаза. Мне так хочется сейчас быть ближе и забыть обо всех наших проблемах и ссоре. Хочу быть с ним.

Он внимательно смотрит на меня. Во взгляде нет сейчас злости и ненависти. В этих родных и таких красивых голубых глазах, я вижу лишь любовь. Он подается вперед. Наши губы так близко, что я ощущаю его горячее дыхание.

От удовольствия закрываю глаза и жду, когда наши губы соприкоснутся. Так хочется почувствовать их вкус, раствориться в его сильных руках, как и раньше… Но ничего не происходит.

Пит резко отстраняется от меня. Я вновь ощущаю лишь холодный ветер.

Медленно открываю глаза. Так боюсь разочароваться. Рядом никого.

Лишь темная улица, освещаемая тусклым светом фонаря.

Поворачиваю голову в сторону, откуда слышны медленные шаги. Вижу, как мой муж поежившись, прячет руки в штаны.

Теперь холодно ему… Хотя и меня не спасает его ветровка. Прижимаюсь щекой к воротнику и делаю глубокий вдох.

Он пахнет Питом… Но мне этого мало.

Хочу вернуть мужа. Хочу, чтобы все было, как и прежде. Он дорог мне.

Смотрю ему в след. Родной…

К глазам с новой силой подкатывают слезы. Прикусываю губу, чтоб не зарыдать в голос. Он не должен сейчас это видеть. Я не хочу.

Глубоко вздыхаю. Пытаюсь проглотить болезненный ком, который предательски хочет вырваться наружу криком. Смахиваю слезы. Медленно разворачиваюсь и иду за Питом.

Я справлюсь. Я что-нибудь придумаю. Я верну его себе.

Я обещаю…

========== Глава 4 ==========

Когда мы с Китнисс подходили к воротам Деревни победителей, в окнах двухэтажного особняка Одэйров, расположенного ближе всех, уже горел свет.

За весь путь, что мы прошли от местной больницы, ни я ни она не обмолвились и словечком. Это были длинные и напряженные минуты молчания. Несмотря на то, что все мое тело промерзло от холодного ветра, который в этих местах особенно сильный, мысли не покидал секундный порыв, которому я поддался как последний дурак.

Я все еще ругал себя за это. Разумеется, этот момент нежности не мог ускользнуть от моей жены, которая всю дорогу, идя рядом, о чем-то размышляла и изредка бросала на меня косые взгляды.

Едва мы вошли в уютный дом, нам на встречу выбежал, радостно крича, маленький Финник. За то недолгое время, что я прибывал в гостях у Одэйров, мы с ним подружились. Этот милый мальчуган, который так сильно походил на своего отца, кажется, никого не смог бы оставить равнодушным.

Он так искренне радовался гостям, что невольно мое лицо растянулось в счастливой улыбке. Подбежав к нам, малыш приветливо улыбнулся Китнисс и, взяв меня за руку, потянул в сторону кухни, откуда исходил ароматный запах еды.

Мой желудок предательски заурчал, только сейчас я вспомнил о том, что за весть день там не было и крошки.

Быстро оглянувшись на Китнисс, я заметил, что она, немного замешкавшись у входной двери, все-таки медленно побрела следом за нами.

На маленькой теплой кухне, царил беспорядок. Разделочный стол был заставлен кастрюльками и тарелками различных форм и размеров. Рыжеволосая хозяйка стояла у плиты в опрятном фартуке и что-то мешала длинной деревянной ложкой.

Энни не сразу заметила наш приход. Ее взгляд был устремлен на готовящуюся еду, но мысли были явно где-то далеко. Лишь голос сына, зовущий ее, смог вырвать девушку из раздумий. Она растерянно повернулась к нам и лишь секунду спустя поняла, кто перед ней стоит.

Подарив мне скромную улыбку, ее взгляд скользнул по фигуре Китнисс. На лице Энни появилось новое выражение… беспокойство? Последовав ее примеру, перевожу взгляд на жену. Только сейчас при хорошем освещении замечая, что Китнисс выглядит неестественно бледной и болезненной.

— Тебе не хорошо? — спрашивает Энни, подходя ближе к Китнисс и беря ее за руку.

— Немного, — признается она и виновато опускает голову.

Грустно посмотрев на меня, Энни произносит:

— Пит, садись ужинать, а я отведу Китнисс в комнату. Ей нужно отдохнуть. Еда на плите, где приборы, ты знаешь. — И девушки, уводя с собой маленького Финника, направляются к лестнице, которая ведет на второй этаж.

Следующие двадцать минут я остаюсь один. Поужинав и помыв посуду, просто сижу на стуле в кухне. Ожидание сводит меня с ума. Начинаю переживать за жену. Убеждаю сам себя в том, что ничего серьезного с ней не случилось, а ее нездоровый вид, лишь последствия сегодняшних переживаний и нашего разговора.

За все это время, только однажды Энни спускается вниз, чтобы наполнить поднос ужином и отнести его Китнисс.

Слежу за ней взглядом, надеясь, что она скажет в чем дело, но когда понимаю, что хозяйка взяв все необходимое, уже собирается уйти, я не удержавшись сам задаю вопрос:

— С ней все в порядке?

— Конечно. Ей просто нужно отдохнуть и поесть. Не переживай, — спокойно отвечает Энни и вновь скрывается за дверью, оставляя меня наедине с самим собой.

Подхожу к окну выходящему в сад и всматриваюсь в ровные ряды яблонь. Даже при слабом освещении от уличного фонаря хорошо заметны в желтой листве на невысоких деревьях ярко-красные яблоки.

Размышляю о том, что, возможно, совершаю ошибку. Несмотря на то, что Китнисс собиралась избавится от нашего ребенка я не могу отталкивать ее. И теперь, когда она рядом, все мои старания держатся от нее в стороне кажутся невозможными. Ведь, что бы она не сделала, как бы себя не повела, я все-таки люблю ее, хотя и злюсь. Не знаю, как теперь должен вести себя с ней…

Открываю дверь и выхожу на веранду дома. Делаю глубокий вдох. Воздух такой чистый, пахнущий морем. Это успокаивает. Прикрываю глаза, когда сажусь на ступени и опираюсь на деревянные перила. Вокруг так тихо… Это расслабляет.

Стараюсь забыться, слушая стрекот сверчков. Легкие порывы ветра гуляющие по веранде дома, щекочут и покалывают кожу своей прохладой. Не замечаю, как погружаюсь в дремоту…

— Ты, должно быть, тоже устал, — слышится бархатистый тихий голос за спиной.

— Я в порядке, — машинально отвечаю я, открывая глаза.

Энни тихонько подходит и усаживается рядом, прижимая к себе колени и обхватывая их руками.

Сидим пару минут в тишине и всматриваемся в темноту. Где-то там за деревьями, если спуститься чуть ниже под гору, можно увидеть море.

Боковым зрением замечаю, как Энни опускает голову и, глубоко вздохнув, разглядывает свои руки.

— Когда вы уезжаете? — тихо спрашивает она.

Помолчав несколько мгновений, перевожу усталый взгляд на собеседницу.

— Завтра. Будет лучше, если мы поскорее уедем, — мой ответ прозвучал мрачно в прохладном вечернем воздухе.

— Я знаю, что у вас сейчас проблемы, — заметив мой тон и мрачное настроение осторожно произносит Энни, и, кладя свою руку на мое плечо, задумчиво добавляет:

— Но она любит тебя…

— Конечно… любит, — усмехнувшись и опуская голову, тихо произношу я.

Если бы она меня по-настоящему любила, то так бы не поступила. От напоминания самому себе о предательстве жены снова становится тоскливо.

Смотрю себе под ноги, разглядываю сухую листву, которая аккуратно собрана в небольшую кучу возле лестницы и не решаюсь посмотреть на подругу.

— Она мне, разумеется, об этом не говорила, но это видно…

Поднимаю голову и вопросительно смотрю на девушку.

— Она нуждается в тебе… И теперь, когда она носит ребенка, — больше, чем когда-либо. Уж я-то знаю…

Между нами вновь повисает неловкая тишина. Каждый думает о своем.

Мне не хочется делиться с Энни своими догадками и мыслями. Вздыхаю.

Нам трудно говорить сейчас о своих переживаниях, и понимаю, что самое время перевести разговор на другую тему.

— Расскажи мне о маленьком Финнике, — произношу я, зная, что об этом разговаривать куда приятней.

Так мы еще долго сидим на крыльце. Энни рассказывает о ее новой жизни в Четвертом, ведь после окончания войны мы долгое время не виделись. Она с удовольствием делится маленькими достижениями сына, его интересами и привычками, а я лишь, улыбаясь, слушаю.

Спустя, как мне кажется, несколько часов, замечаю, что подруга начинает поглядыватьв сторону дома.

Понимаю, что пора идти спать… Меня и самого уже одолевает усталость, да и Энни не может сидеть здесь со мной вечно.

В этот момент, как будто читая мои мысли, девушка произносит:

— Нам, наверное, уже пора идти.

— Я лучше останусь и посижу тут еще чуть-чуть, — стараюсь ответить я как можно небрежней.

Девушка подозрительно смотрит на меня.

— Пит, ты не можешь теперь прятаться от нее все время. Вам нужно найти общий язык… Снова.

Понимаю, что Энни права. Но еще слишком рано, и я просто не готов сейчас ей все простить.

— Ну давай же. Иди к ней. Она твоя жена. Не забывай об этом, — пытается убедить меня подруга.

Я по-прежнему остаюсь сидеть на месте, и меня начинает мучить совесть, от того, что Энни не собирается уходить отсюда без меня.

— Конечно, я пойду, но тут так хорошо… а позже… — делаю последнюю попытку ее переубедить.

Но, мои слова звучат неправдоподобно, потому что она продолжает стоять и ждать меня. Мне стыдно за себя. Я как трусливый маленький мальчик демонстрирую сейчас свои страхи.

— Все уже давно спят. И ты хочешь спать не меньше… — слегка улыбаясь, произносит хозяйка дома.

Понимая, что мне не удастся остаться, поднимаюсь на ноги и, пристыженно улыбаясь в ответ, иду в дом вслед за заботливой подругой.

========== Глава 5 ==========

Попрощавшись с Энни, вхожу в спальню и, закрывая дверь, прислоняюсь к ней спиной. В комнате слишком темно.

Стою не двигаясь, пока мои глаза не привыкают.

Отталкиваюсь от двери и осторожно, стараясь не шуметь, подхожу к окну, чтобы немного раздвинуть шторы.

Только теперь в комнату все-таки проникает ясный свет луны.

Вижу, как на большой кровати, свернувшись клубочком под теплым одеялом, спит моя жена.

Присаживаюсь на край и начинаю раздеваться. Вдруг, почувствовав на себе пристальный взгляд, оборачиваюсь, сталкиваясь с большими серыми глазами, которые внимательно следят за моими движениями.

Отворачиваюсь и, пытаясь игнорировать Китнисс, продолжаю раздеваться.

Кладу вещи на стул возле постели и, шепотом пожелав жене спокойной ночи, ныряю под одеяло.

Лежим молча на широкой кровати, каждый на своем краю. Пытаюсь уснуть, стараясь не думая о ее присутствии. Долго выбираю удобное положение для сна, всем телом ощущая напряжение от ее пристального взгляда.

Тишина настолько неспокойная, словно чьи-то невидимые пальцы нервно барабанят по одеялу.

Переворачиваюсь на спину, закладывая руки за голову, и разглядываю потолок. Стараюсь быть спокойным, но, кажется, громкий стук сердца выдает меня.

Я как никогда остро ощущаю близость Китнисс и не уверен, удастся ли мне вообще заснуть.

Слышу ее тяжелый вздох. Китнисс лежит совсем близко от меня.

Закрываю глаза, стараюсь дышать ровней. Приказываю себе забыть о ее присутствии. Она меня не любит. Мы вместе только из-за ребенка.

Чувствую какое-то движение под одеялом. Зажмуриваю глаза сильней, а все мое тело напрягается и вздрагивает, когда ее горячие пальчики касаются моей груди.

Только сейчас понимаю, что мое тело очень холодное после нескольких часов, проведенных на улице.

Такой сильный контраст ощущений — обжигающего тепла и холода…

Не шевелюсь. Не могу позволить себе поддаться ее попыткам разрушить построенный мною барьер. Ее движения такие нежные… Зачем она это делает?!

Меня охватывает паника. Пытаюсь держать себя в руках. Боюсь потерять контроль.

По коже пробегает электрический разряд, когда ее рука плавно скользит к низу живота и останавливается на единственной преграде на моем теле. Кажется, я забываю, как надо дышать.

А она продолжает…

Легкими, едва ощутимыми прикосновениями, она пытается свести меня с ума. Пальцы нежно водят по границе моей кожи с той, что прикрыта тканью, и иногда проникают под резинку белья, вызывая трепет во всем теле. Мое дыхание, после минутного отсутствия, сбивается. А плоть, под облегающей материей просыпается, требуя большего. Не останавливайся, Китнисс.

Мое тело поддается предлагаемой ласке.

Оно предает меня…

С силой прикусываю губу, пытаясь отвлечься на боль, пытаясь подавить огонь внутри. Чувствую, как все силы сдерживать себя постепенно иссякают. Рассыпаются, как песок.

В какой-то момент ощущаю приближение ее тела. Китнисс вплотную прижимается ко мне.

Длинные пальцы касаются моего лица, проведя едва ощутимую полосу вдоль скулы, перебирают волосы с бесконечной нежностью, а ее теплые губы касаются виска. Обжигающие импульсы, волнами растекаются от места прикосновения и растворяются в моем измученном желанием теле.

— Посмотри на меня, — произносит она тихим бархатным голосом.

Распахиваю глаза. Все тело горит в огне желания и страсти. Мне трудно дышать. Мой разум и взгляд рассеян. Мир плывет перед глазами. Все как в тумане. Теряю точку опоры, чтобы остаться в реальности.

Секундное колебание… Сильная пульсация в висках. Нервно сглатываю скопившуюся слюну.

— Посмотри же на меня, — вновь слышу я ее шепот.

Это конец. Я поддаюсь ее команде. Смотрю в ее глаза.

Она осторожно прижимается ко мне, а ее лицо ложится на мое плечо, ласково потираясь щекой о кожу. Молчу, лишь пристально наблюдая за ее действиями.

— Люблю тебя, — тихо шепчет она и, поднимая на меня взгляд, тянется к моим губам за поцелуем.

Лучше бы она этого не говорила. Чувствую, как в теле снова вспыхивает гнев. Могу укротить мерзкого переродка внутри себя, но забыть ее поступок я не в силах.

Хочу поверить ей, но память услужливо воскрешает сухие строчки на белой бумаге.

Наши губы уже совсем близко, а ее рука тянется ко мне, чтоб вновь подарить мне ласку…

Перехватываю ее руку в воздухе и пристально глядя ей в глаза, притягиваю кисть к своим губам.

Нежно целую, прикрывая глаза и вдыхая аромат ее кожи. Люблю, но простить не могу.

Медленно открываю глаза, отпуская ее руку, и наблюдаю, как ее любящий взгляд изучает черты моего лица.

Моя рука осторожно тянется к ее волосам. Ласково глажу длинные пряди слегка спутанные после сна. Притягиваю ее лицо к себе. Наши губы совсем близко. Она прикрывает глаза.

Судорожно набираю в грудь как можно больше воздуха и тихо шепчу:

— Ты предала меня.

Ее дыхание учащается. Ресницы подрагивают и взлетают вверх. Глаза теперь уже с неподдельной тревогой смотрят на мое лицо, пытаясь отыскать там смысл произнесенных слов.

Медленно отстраняюсь и добавляю:

— Спокойной ночи, Китнисс.

Отворачиваюсь от нее и повыше натягиваю одеяло. Знаю, что это глупо, но так мне становится легче.

В комнате тихо, а потому отчетливо слышу, как тяжело она дышит и по-прежнему сидит, не двигается.

А на что ты надеялась, милая? Думала, что я вот так просто все забуду, а ты и дальше сможешь пользоваться моей добротой.

С меня хватит. Мне это надоело.

Отодвигаюсь на самый край. Грубо поправляю подушку. Злость одолевает меня. Надо успокоиться и попытаться заснуть. Разговор окончен. Закрываю глаза и расслабляюсь.

Сильный толчок в спину. Едва успеваю понять, что происходит, и, прежде чем упасть с кровати, быстро хватаюсь за перекладину, чтобы удержаться.

Это уже переходит всякие границы. Резко разворачиваюсь и сажусь. Смотрю на Китнисс. Гнев переполняет меня, а к лицу приливает кровь.

— Чего тебе надо?! — грубо выплевываю я и со злостью добавляю. — Не трогай меня, и тогда мы сможем ужиться… по крайней мере до рождения ребенка.

— Не трогай?! Ты мой муж! Или ты теперь будешь все время избегать меня?! — с возмущением произносит Китнисс, едва не переходя на крик.

— Надо же! Ты вспомнила, что у тебя есть муж!

Ее наглость просто обескураживает! Заявить мне такое!

Гнев переполняет меня с новой силой. Сжимаю руки в кулаки. Уже не первый раз за день она доводит мое терпение до крайней точки.

— А я и не забывала! — грубо отвечает она. – И раз уж на то пошло, у тебя есть супружеские обязанности, если ты не в курсе!

Не верю в услышанное… Она выдвигает мне претензии?! Да как она смеет?! Больше нет сил сдерживать злобу. Единственный выход, чтоб избежать конфликта, — уйти.

Быстро встаю с постели и, поспешно собрав все свои вещи, прихватив подушку, направляюсь к двери.

— Трус! Какой же ты мужчина, если не можешь даже справиться со мной! — истерически выкрикивает она мне в след.

Останавливаюсь у двери. Все тело трясет от напряжения и злости, а мускулы напрягаются. Ну что же… хорошо… ты добилась, чего хотела.

Со всей силы отшвыриваю вещи в сторону. С приглушенным хлопком они ударяются об стену и падают на пол.

Теряю контроль над собой. Глаза застилает пелена гнева. Разворачиваюсь и в несколько шагов сокращаю расстояние между нами. Оказавшись на кровати, хватаю Китнисс за руку и с силой сжимаю, пытаясь причинить как можно больше боли.

Она вскрикивает и старается вырваться.

— Чего же ты теперь вырываешься? Ты сама этого хотела! Так получай! — сквозь сжатые от злости зубы произношу я.

Резко дергаю ее за руку на себя, приподнимая с места, и хватаюсь рукой за край ночнушки.

Она продолжает сопротивляться и пытается оттолкнуть.

Тебе ничего уже не поможет. Я сильней.

Ткань трещит по швам от моих действий, когда я обеими руками стаскиваю ее с тела Китнисс и отбрасываю в сторону.

— Не прикасайся ко мне! — кричит она и пытается укусить меня за руку.

Я уже не в силах остановиться. Всем своим существом жаждаю причинить ей столько же боли, сколько она причинила мне за все это время.

Опрокидываю Китнисс на простынь и завожу ее руки над головой, зажимая их в крепкой хватке своей руки.

Ее тело извивается подо мной, вызывая животное возбуждение.

Зверь во мне наслаждается этой сценой. Он требует большего. Ему хочется подчинить ее. Он требует возмездия.

Моя рука опускается к ее промежности и, нащупав ткань, резко срывает ее. Разодранным лоскутом связываю руки жены и привязываю их к спинке кровати.

Китнисс барахтается и кричит.

— Заткнись… — шиплю я, зажимая рот рукой, чтобы не слышать вопль.

Раздвигаю ей ноги и рывком притягиваю к себе. Китнисс пытается сомкнуть колени. Не позволяю. Приспускаю боксеры и, поудобней пристроившись, резким толчком глубоко вхожу в нее.

Она громко мычит мне в руку, а из глаз текут слезы.

Я наслаждаюсь ее болью. Во рту скапливается слюна. Зубы стиснуты. Ярость кипит в жилах.

Месть — это все, о чем я могу сейчас думать.

Мои толчки быстрые и глубокие. Погружаюсь в ее теплое влажное тело, получая от этого невероятное наслаждение. Рука совсем мокрая от ее слез. Вязкое удовлетворение от ее беспомощности окутывает мой разум.

Последний рывок и мой протяжный тихий стон.

Изливаюсь в нее и падаю рядом, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.

Смотрю в темноту. Раньше я дружил с темнотой. Она была моим спасением.

Темнота — это покой.

Сердце бешено бьется в груди. Все тело содрогается. Отдаленно слышу тихий плач. Голова раскалывается от сильной боли.

Тьму поглощает туман. Тело расслабляется, а комната уплывает из моего сознания.

========== Глава 6 ==========

Глубокая ночь. Слышу, как сильный ветер, завывая, пытается распахнуть створки окон, неся с собой стужу и вызывая мурашки по всему телу. Он заполняет весь мой мир воющим свистом, подобно грозному голосу, предупреждающему об опасности, и укутывает все вокруг в серебристо-белый мрак.

Мои тело и душа ноют от боли, причиненной Питом. Глаза щиплет, а щеки стягивает пленкой от впитавшихся слез. Муж лежит рядом. Его размеренное дыхание дает мне уверенность в том, что я смогу сбежать, укрыться, спрятаться до того, как он очнется и поймет, что меня нет рядом. Как можно тише пытаюсь выпутаться из ткани, которая сковывает мои затекшие руки.

Тихо сползаю с кровати и, собравшись с силами, медленно бреду в ванную, сдерживая себя от порывов всхлипнуть или застонать в голос.

Вхожу в ванную и дрожащими руками запираю дверь на ключ. Теперь я в безопасности.

Жму на клавишу выключателя и тусклый свет освещает маленькое кафельное помещение. Замираю, но тело сотрясается от подступающей истерики, когда я вижу себя в зеркальном отражении напротив входа: красные пятна на запястьях и шее, обещающие позже потемнеть, припухшие веки от непрекращающегося бесконечного потока слез.

Мой разум не хочет верить в происходящее, но факт остается фактом. Ничего уже не поменять и не вернуть назад, чтобы все это можно было предотвратить.

Заставляю себя подойти к ванне, чтобы поскорей наполнить ее водой и смыть с себя все следы, оставленные Питом на моем теле. Ему было все равно, ему было наплевать, когда он напал на меня. Эта мысль бьется у меня в мозгу, пока я слушаю шелест льющейся воды, наполняющей емкость. С каждой секундой спазмы все больше сжимают желудок, провоцируя рвоту. Отвращение от Пита и от самой себя, — это все что сейчас меня преследует. А ведь с самого начала я ожидала, что счастье мое закончится в тот момент, когда я решусь на аборт, но от этого не становится легче. К этому невозможно подготовиться.

Когда вода заполняет ванну практически до краев, заставляю себя сесть в нее, хватаясь за скользкие края, расплескивая жидкость на пол, и пытаюсь перебороть боль в желудке. Никак не могу остановить дрожь. Сознание рассеянно, а мысли заходят в тупик, только ужасное чувство потери чего-то важного, словно дикий зверь, разрывает мои внутренности, а надежды, которые все-таки оставались в моей душе, безвозвратно рушатся.

— Все кончено, — шепчу я себе, тихо плача. — Это конец.

Долго сижу в воде. Тело размокает, а подушечки пальцев покрываются морщинками от влаги. Слышу шорох за дверью. Замираю, стараясь не дышать и не двигаться. Все тело охватывает страх.

— Китнисс, — слышу я такой родной и в то же время чужой… теперь чужой для меня голос. — Прости меня. Прости, — умоляет Пит.

Молчу. Не отвечаю. Но громкий всхлип выдает меня, когда я не успеваю поймать его в мокрую ладонь.

Почему так горько слышать его извинения? Они что-то значат для меня? Разве они могут все изменить? Ничего не изменить. Слишком поздно.

— Я причинил тебе боль. Я знаю это, — прерывисто продолжает Пит. Его голос дрожит, а его громкое и частое дыхание слышно даже сквозь деревянную преграду, разделяющую нас.

Мотаю головой, закрываю уши руками, стараясь отгородиться от его слов, которые не приносят облегчения. Они делают только хуже, ранят сильнее его самого.

Тишина. Она растворяет голоса, но не тот единственный, в котором мало убежденности и еще меньше надежды.

Вздрагиваю, когда вновь слышу за дверью шепот мужа.

— Я уеду, — он заставляет себя произнести эту фразу сдержанным и тихим голосом, словно в этот момент не рушится весь окружающий мир, словно его отъезд — это самый разумный выход. — Я отпущу тебя… потому что люблю.

Становится невыносимо горько. Он любит. А люблю ли я его после всего, что произошло?

От осознания того что, несмотря ни на что, я не хочу его отпускать, плачу в голос.

— Ты можешь поступать, как считаешь нужным. Я больше не буду тебе мешать, — слышу, как дрожат его слова, уговаривающие меня согласиться. — Ты заслуживаешь лучшей участи, чем быть со мной, зная, что в любой момент я могу навредить тебе.

Замираю, пытаясь осознать значение и смысл сказанного, но не успеваю…

— Прощай, Китнисс. Теперь ты свободна, — говорит он и, помедлив у двери, удаляется.

Утекают минуты, прежде чем раздается звук захлопывающейся двери спальни, в которой я остаюсь одна. Он сказал, что теперь я свободна. Только вместо этого я почему-то чувствую себя одинокой.

***

Извинившись на следующий день перед Энни за доставленные ей неудобства и побыв у матери несколько дней, пытаясь хоть немного прийти в себя и решить, что мне делать дальше, — я возвращаюсь домой.

За окнами железнодорожного вагона простирается поздний осенний ландшафт, но непрошеные слезы в глазах мешают любоваться открывающимся видом. Расстроенная, несчастная, обиженная и разбитая я осталась одна со своей горечью. Уже который день пытаюсь разобраться с переполняемой меня обидой за приступ ярости Пита и его уход, пытаюсь взвесить все аргументы «за» и «против», обосновать принятое им решение об отъезде, но противоречивые чувства одолевают меня, не давая покоя моему разбитому сердцу и растоптанной душе. Все перемешалось в голове: его обещания быть рядом и помочь мне справиться со страхом, его обвинения в том, что я эгоистка и делаю так, как считаю нужным и, наконец-то, что… никогда не хочу вспоминать.

Стоя на платформе родного дистрикта и вглядываясь в вечерний полумрак под порывами холодного северного ветра, который полностью соответствует моему настроению, я размышляю, надеясь все-же застать мужа дома. Словно ничего не произошло, а моя отлучка, — это всего-навсего прогулка в лес, после которой Пит встретит меня у порога, обнимет и предложит поужинать. Понимаю, что я все сейчас бы отдала за это… не задумываясь.

Пронизывающий ветер морозит пальцы и ноги, заставляя меня двигаться дальше, идти к дому, в котором меня больше никто не ждет… Вновь возвращаюсь к жизни, которая кажется теперь такой пустой без него.

Шагая по вечернему пустому дистрикту к дому, ветер, словно придавая мне уверенности, дует с большей силой, подгоняя меня вперед. Копошусь в кармане в поиске ключа, замечая, как первые хлопья снега ложатся на ступени моего крыльца.

Дом пуст. В нем больше нет тепла и уюта, который создавал для меня Пит. Смотрю на холодный камин с бледно-серой золой, напоминающей мне мою собственную душу. Выжженную дотла в который уже раз.

Поднявшись в нашу комнату на втором этаже, не включая свет, подхожу к постели и заваливаюсь на нее. Снег на волосах и плечах тает в этом незначительном тепле комнаты и оставляет на подушке мокрый след, смешивающийся с моими слезами.

Снег продолжает идти всю ночь, и сквозь окно спальни я, как завороженная, наблюдаю за этим явлением, лежа на постели, прижимаясь к родной подушке, от которой все еще пахнет Питом.

Время неумолимо летит в неизвестность.

Ко мне изредка заходит Хеймитч. Пару раз он пытается объяснить мне причину отъезда Пита, говорит, что так было необходимо. Киваю на слова бывшего ментора. Мне больше ничего не остается, кроме как согласиться с ним. Наверно так было нужно… так было правильнее.

Сэй вновь ухаживает за мной, как раньше, когда мне было плохо после смерти Прим. От нее не укрывается то, что, не смотря на мое состояние, аппетит у меня возрастает, и то, как целыми днями я лежу в постели, а по утрам из-за тошноты с отвращением гляжу на поднос с едой, стоящий на тумбочке у кровати. Она старается угодить хоть как-то, спрашивая, что я теперь предпочитаю из еды в связи со своим положением. Вижу, как ее тревожит тот факт, что теперь я одна должна буду со всем справиться. Возможно она осуждает Пита, но он ни при чем… Муж наверняка думает, что после его ухода я все-же избавилась от нашего с ним ребенка.

Чем больше времени проходит, тем меньше я думаю о последней проведенной вместе ночи и все больше вспоминаю о том, какой счастливой и наполненной сделал он мою прежнюю жизнь.

У меня будет ребенок от Пита, постоянно думаю я, напоминая самой себе о предстоящих переменах в своей жизни. Готовлюсь к рождению ребенка, который будет всегда напоминать о нем. Это единственное, что осталось мне от Пита на память. Наверно я смогу полюбить его частичку также, как и его отца.

С наступлением зимы и по мере того, как стихает ветер, усиливается снегопад. Снег падает густой белой стеной, иногда извиваясь, подобно парящему перу над безрадостной пустотой. Все кажется застывшим. Иногда выхожу на порог и, подняв голову, пытаюсь разглядеть солнце, лучи которого давно дают мало света, не говоря уже о тепле.

Холодными вечерами сижу с чашкой горячего шоколада у искрящегося камина, укутавшись теплым пледом, и безуспешно пытаюсь согреться.

Одиночество и тоска преследуют меня, а сказанное кем-то давно «время лечит все», несмотря на прошедшие месяцы, оказывается в отношении меня ужасно несправедливым. Я по-прежнему с грустью думаю о Пите, — о мужчине, которого невозможно выбросить из памяти.

С приходом весны стараюсь больше гулять. Найдя для себя в шкафу более широкие свитера, одеваюсь и иду на Луговину. Подолгу наблюдаю, как на оттаявших ветках появляются ярко-зеленые побеги. Птицы радостно щебечут, предвкушая наступление тепла. Мир оживает. Природа перерождается и просыпается, а я остаюсь прежней и все чем живу, так это скорым рождением ребенка.

Сидя на скамейке за домом под теплым летним солнцем, так же, как и много раз в прошлом, вдыхаю приторный аромат цветов. Ощущая толчки ребенка, чаще возвращаюсь к реальности. Волнительной и такой пугающей. За месяц до появления малыша, решаюсь позвонить матери. Рассказываю ей о скором появлении внука или внучки и приглашаю в гости.

С приездом матери мне становится спокойней, но не на много. Последнее время замечаю, что начинаю ненавидеть Пита за то, что его нет рядом со мной, а ведь он обещал… Но все это лишь хрупкие мечты против суровой действительности, в которой он даже не пытается выяснить как протекает моя жизнь.

Месяц спустя лежа в своей душной комнате, пропитанной запахом лекарств, я проклинаю мужа,

мучаясь от родовых схваток почти сутки. Двадцать три часа непрерывного ада, неистовой боли и мучительного ожидания. Мой ребенок располагается в утробе не так, как должен у всех нормальных людей, а мать и заботливая Сэй изо всех сил пытаются мне помочь.

Они подбадривают меня, уговаривают продолжать эти изнуряющие попытки. Этот жесткий и напряженный процесс. Я послушно выполняю все приказы матери, а крики, которые я издаю, должно быть слышны повсюду. Силы покидают меня. Все трудней справляться с болью. Я испытываю страх, когда при очередной попытке, в раздирающем меня приступе боли все темнеет… И лишь пронзительный детский плач приводит меня в чувства, вытягивает из почти бессознательного состояния.

— Это девочка, — устало улыбаясь, произносит мама.

Не верю тому, что все закончилось. Вытираю слабой ладонью лоб и глаза, с которых стекают пот и слезы. Хочется отдохнуть, но жалобный детский плач притягивает меня к себе. Мне хочется взглянуть на малышку.

— Хочу подержать ее, — шепчу я, приоткрывая глаза и наблюдая за тем, как ее купают в тазу, стоящем на табуретке рядом с постелью, и через несколько минут, закутав в полотенце, этот маленький комочек отдают мне.

Приподнимаюсь, оперевшись на локоть, чтобы устроиться поудобней. Принимаю теплый сверток и изумленно разглядываю розовое личико, виднеющееся из-под мягкого махрового полотенца.

Моя крошка с темным пушком на голове перестает плакать и кряхтит, смотря на меня блестящими ярко-голубыми глазами Пита. Непроизвольно улыбаюсь ей и легонько касаюсь мягкой маленькой щечки.

— Ну, здравствуй, — ласково шепчу ей и прижимаю ближе к себе. — Я ждала тебя.

========== Глава 7 ==========

Прошло почти два месяца со дня рождения Мелиссы. За это время я не раз думала сообщить Питу о том, что у него родилась дочь, но в итоге, так и не найдя в себе смелости, я оставила эту затею. Наверняка Хеймитч знает, где Пит. Он мог бы помочь мне отправить мое послание, но чувство собственного достоинства не дает мне пойти на этот шаг.

В который раз нервно рву письмо, так и не подобрав слов. Сначала я писала дружелюбно, потом холодно, и, наконец, даже от третьего лица. Однако каждый раз фразы получались неуклюжими или звучали слишком официально.

Спустя пару недель мама вновь возвращается в Четвертый. Все время, что она гостит у меня, уделено заботе о новорожденной внучке. Мне очень это помогает. С появлением малютки мои кошмары становятся страшнее. Каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту и в темноте спальни пытаюсь отыскать родной силуэт… Пита, но так и найдя утешения и крепких объятий мужа, я иду взглянуть на спящую дочь. Я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что теперь у меня есть Мелисса и ей нужна моя забота. Я люблю ее, но черты лица дочки настолько схожи с Питом, что я не могу подолгу оставаться с ней наедине, но она единственный родной человек, который остался рядом со мной.

Совсем недавно я вновь начала ходить в лес на охоту, уступая не столько своему желанию, сколько настояниям Сэй. Она предложила мне помогать с дочкой в мое отсутствие.

Оставив пару бутылочек молока для малютки, взяв старую сумку для добычи, лук и стрелы я ухожу в лес и подолгу сижу у знакомого с детства озера, которое показал мне отец. Здесь тихо и я могу побыть наедине с собой и своими чувствами.

Мне нравится наблюдать, как птицы проворно взмывают ввысь с тонких веток деревьев, и как переливается серебристая рябь озера, на поверхности которой появляются круги от прожорливых рыб, ловящих насекомых.

Мир вокруг меня такой теплый и светлый, но почему-то, как бы я не старалась просить его впустить меня в свои владения и поделиться со мной хоть малой частью этого светлого живого чувства, мне не удается добиться ответа.

Я стала очень рассеяна. Охота перестала отвлекать меня от раздумий. К этому процессу я стала равнодушна. Сэй не задает мне вопросы, когда довольно часто я прихожу домой ни с чем. Мне кажется она довольна, что я вообще выбираюсь из своего заточения и пытаюсь заниматься хоть чем-то.

Маленькая белка — моя скромная добыча — одиноко лежит в сумке, которую я, вздохнув, перекидываю через плечо. Время близиться к вечеру, и пора возвращаться. Встав с привычного места, небольшого камня, обросшего мягким мхом, направляюсь в сторону дома, пробираясь между стволов деревьев таких пушистых и богатых на обитателей леса. Пройдя луговину, ускоряю шаг, чтобы ненароком не столкнуться с кем-то знакомым. Я люблю одиночество. Серые дома Деревни победителей, большинство из которых так и остались незаселенными, одиноко стоят на отшибе города. Я привыкла к этому месту — это мой дом. Здесь всегда тихо и безлюдно. Идеальное место для душевно травмированных людей, не желающих попадаться на глаза.

Поднимаюсь по узким ступеням крыльца и открываю дверь. Вздрагиваю, когда Лютик проворно проскакивает между дверным проемом и, ворчливо мяукнув, скрывается за углом дома. Этого жирного наглого кота наверняка накормили, и ему больше нечего делать в доме.

Прохожу внутрь и, стянув с себя лук и стрелы, вешаю их на крючок у входа. Отношу сумку в кухню и, бросив ее на стол, решаю подняться в детскую. В доме тихо. Наверное, дочь спит, а мне нужно сменить Сэй, чтобы старуха могла спокойно пойти домой. Наверняка у нее полно своих дел. Не хочу ее задерживать.

Пройдя по узкому коридору на втором этаже, подхожу к двери комнаты Мелиссы и, стараясь не шуметь, тихонько поворачиваю ручку. Легкий скрип двери нарушает тишину, повисшую в доме.

— Извини, что задержалась, — тихо говорю я, едва зайдя в детскую, — Долго не могла ничего поймать…

Слова застревают в горле. Я пораженно задыхаюсь, а кровь отхлынывает от лица. Напротив детской кроватки с висящими над ней игрушечными зверятами стоит Пит.

— Что ты здесь делаешь? — холодно спрашиваю я, когда ко мне возвращается способность говорить.

Пит неохотно отрывает взгляд от ребенка, которого держал на руках, и нахмурившись смотрит на меня.

— Я приехал к дочери, — с нотками осуждения говорит он.

— Тебя здесь никто не ждал, — грубо отвечаю я.

В комнате настолько напряженно, а мои слова звучат с такой силой, будто в этот момент между нами сверкает молния. Но Пита, кажется, это не волнует. Он вновь с нежностью смотрит на дочь и делает вид, что не замечает меня.

Наступает гробовое молчание. Я настороженно наблюдаю за тем, как муж внимательно смотрит на спящую в его руках Мелиссу и ласково гладит по ее головке с пушистыми темными волосами.

Пит глубоко вздыхает, нежно проведя рукой по маленькой мягкой ткани рубашечки крохи, и вдруг его глаза сверкают гневом.

— Почему ты не сообщила мне о ней? — тихо, чтобы не разбудить дочь, но грубо, спрашивает он. — Ты решила скрыть от меня ребенка?

— Я думала, ты слишком занят. К тому же ты сам решил оставить меня. Я тебя не прогоняла, — с безразличием отвечаю Питу, но звучит это так, словно оправдываюсь.

— Я не знал, что ты решила сохранить беременность, — с нотками сожаления говорит он, переводя на меня взгляд. Он выглядит растерянно. — Я был уверен в том, что ты завершишь задуманное…

— Ты считаешь, что я настолько ужасна?

Я злюсь на мужа. Он считает меня хладнокровной и бездушной. Пит был уверен, что я избавлюсь от нашего ребенка. Как он мог так подумать?!

Его голубые глаза с удивлением смотрят на меня. Он не знает, что сказать на это. Значит, я права.

— Это Хеймитч сообщил тебе о ней? — с раздражением спрашиваю я и подхожу ближе к Питу.

Удивление мгновенно стирается с его лица, а спокойствие сменяется тревогой.

— Да, — шепчет он. — Я рад, что хотя бы он додумался сообщить мне об этом. Хоть кому-то я не совсем безразличен. Я ему благодарен…

Его слова больно ранят меня в самое сердце. Мне становится трудно дышать. В горле образуется ком вины и обиды за то, что я сама не смогла сделать этого. Не хватило смелости, не смогла найти слов для такого родного человека, как Пит. Я вновь подвела его. Предала.

Опускаю голову и пытаюсь дышать ровней, стараясь не заплакать, но слезы предательски рвутся наружу.

— Я хотела… — тяжело дыша, оправдываюсь я.

— Но ты не сделала этого, — напоминает он.

Мне хочется опровергнуть его слова, но мне нечего сказать.

— Я слишком хорошо тебя знаю, Китнисс, — вдруг резко заявляет он. Быстро поднимаю глаза на мужа и растерянно смотрю на него. Он окидывает меня с головы до ног холодным взглядом. — Ты всегда думаешь только о себе. Тебя не интересует, что чувствуют другие. Главное позаботиться о себе.

— А я похоже совсем не знаю тебя, — резко отвечаю я. Слезы отступают мгновенно. Теперь мне хочется прогнать Пита и больше никогда с ним не встречаться.

Муж с горечью усмехается. Это выглядит издевательски.

— Замечательно, — зло произносит он. — Оказывается, что ты жила неизвестно с кем долгие годы и непонятно от кого родила ребенка.

Пристально посмотрю на него с изумлением, к которому примешивается ярость. Проходит несколько длинных секунд, за которые я успокаиваюсь и перевожу дыхание.

— Убирайся отсюда! — приказываю я.

Пит с любовью смотрит на дочь.

— Нет, — просто отвечает он.

— Я позову миротворцев! — грожусь я.

Его брови чуть приподнимаются.

— И что ты им скажешь? — усмехаясь, спрашивает Пит. — Ведь я твой законный муж, а не бандит, ворвавшийся в дом без разрешения.

— Да чтоб тебя… — яростно шепчу я, не зная, что делать. Ведь он прав.

Лицо Пита выглядит спокойным. Это раздражает меня еще больше.

— Взаимно, — ласково и очень-очень мягко говорит он.

Личико Мелиссы морщится и, немного похныкав, она заливается в пронзительном крике.

— Она, наверное, проголодалась, — нервно говорю я, делая шаг ближе, немного испуганная, что Пит может не отдать девочку, боясь больше не получить ее назад.

Протягиваю руки к дочери и жду. Пит всего мгновение колеблется, затем, целует ее в лобик и протягивает малышку мне.

— Теперь, выйди… — едко говорю я, чувствуя себя с Мелиссой на руках более уверенно.

Но Пит не слушает. Он отходит к противоположной стене, где стоит кресло и садится на него, не обращая внимания на прямой намек уйти.

— Не волнуйся, я не буду мешать, — отвечает он, устраиваясь поудобней. — Кстати, как ее зовут?

Я размышляю, стоит ли отказаться и продолжить спор, но затем решаю, что такая информация не является тайной.

— Ее зовут Мелисса.

— Почему ты так назвала ее? — голос Пита становится заботливым.

— Мне оно показалось очень соответствующим, — отвечаю я, садясь на стул у колыбели напротив мужа. — Ну знаешь… лекарственное растение… да и пчелы…

Замолкаю, не зная, как объяснить всю суть значения этого имени. К тому же мне срочно нужно успокоить малышку, которая продолжает громко плакать.

Становится очень неловко, ведь Пит рядом и мне придется кормить дочь у него на глазах.

Оглядываюсь на него и, если бы взглядом можно было убить, Пит не просидел бы ни секунды, но, поскольку такой возможности у меня нет, отвернувшись, начинаю расстегивать кофту.

— А где Сэй? — спрашиваю я, пытаясь не обращать внимания на пристальный взгляд мужа.

Прикладываю Мелиссу к груди и решаю взять себя в руки и вести себя так, будто кормлю дочь перед Питом каждый день.

— Я отпустил ее домой, — произнес он спокойно.

— И что, она ушла?

В ответ на мой вопрос Пит только чуть приподнял удивленно брови и, откинувшись на спинку кресла, стал смотреть на то, как я кормлю малютку.

В комнате внезапно становится очень тихо, раздается только почмокивание дочки, и я быстро опускаю взгляд на нее, чтобы не выдать смущение Питу.

Как он может вновь ворваться вот так в мою жизнь?

Искоса поглядываю на мужа, удобно сидящего в кресле, словно он делает это каждый день. Что хуже всего, его присутствие успокаивает меня. Пит всегда был единственным мужчиной, который так влиял на меня.

Так и сидим в тишине. Наверно Питу тоже больше нечего сказать мне.

— Я хочу остаться с вами… Хочу, чтобы ты была со мной, — внезапно, спустя долгие минуты молчания, нежно говорит Пит.

В напряженной тишине комнаты его слова вибрируют в воздухе, словно живой поток звуков.

На секунду закрываю глаза, сопротивляясь затопившим меня чувствам после этих негромких слов, полных внутреннего значения. В них звучит ласка, которая заставляет вспомнить все приятные моменты, проведенные с ним.

— Ничего не выйдет, Пит, — тихо, но уверенно возражаю я, покачивая головой, а в эту секунду ручки и ножки Мелиссы подрагивают, словно она тоже протестует, вместе с моим внутренним желанием попросить Пита не уходить от меня… остаться со мной. Она несколько раз всхлипывает, будто понимая наш разговор, но вновь продолжает сосать грудь.

Хоть я и уверенно произношу эти слова, Пит быстро отвечает:

— Выйдет. Просто дай мне еще один шанс. И я все исправлю. У меня никого нет дороже вас.

— Нет!

Я не хочу спорить или обсуждать, как много значат для меня его слова. Но мне почему-то так сильно хочется, чтобы он сейчас ушел. Так сильно, что чуть не плачу.

— Уходи! — умоляю Пита. — Я хочу, чтобы ты ушел и не возвращался.

— Я все равно буду бороться до последнего. Ты же знаешь, что я теперь не уйду. Да и ты сама этого не хочешь. Просто упрямишься, как всегда. Я слишком хорошо тебя знаю.

От его слов мне вновь становится трудно дышать. Про себя умоляю его уйти и не мешать мне. Оставить одну… не понимая зачем. Он так неожиданно вернулся, что я пока сама не решила, что теперь с этим делать.

Боковым зрением вижу, как Пит не спеша поднимается с кресла. Наблюдаю за тем, как он делает шаг в мою сторону, а я лишь прикрываю глаза, не желая сейчас, чтобы он приближался ко мне.

Наверное, замечая мое состояние, он останавливается. Слышу так близко его спокойный тихий голос:

— Просто подумай об этом.

Вздрагиваю, когда рука Пита ложится на мое плечо. Прикосновение такое теплое и нежное. Я отвыкла от него, и сейчас мне так приятно, что не хочется, чтобы он останавливался. Он такой родной и так близко. Только сейчас понимаю, как сильно я скучала без него.

Он медленно проводит ладонью вниз, вдоль руки и, вновь подняв ее вверх, ласково поглаживает кожу моей щеки, а кончик его пальца касается нижней губы. Я начинаю учащенно дышать, когда чувствую его запах. Понимаю, что мне нужно бороться с чувствами, охватившими меня. Но мое истосковавшееся по Питу тело предает меня.

— Я подожду, — шепчет Пит. — Но скоро вернусь. Не сомневайся.

Перестаю дышать, крепче прижимая к себе малышку. Его губы так близко. Они вызывают мурашки на моем теле.

Его пальцы чуть сжимают мое плечо. Медленно открываю глаза в ответ на его действие и бархатистый голос.

— Я предупредил, — вновь шепчет он, отстраняя свою ладонь от моего тела.

Смотрю ему в глаза, ожидая продолжения, но он отступает назад. Пит улыбается, понимая, какой эффект произвел на мое тело.

Продолжаю сидеть в оцепенении и наблюдать за тем, как он отворачивается от меня и идет к двери, закрывая ее с другой стороны.

========== Глава 8 ==========

Почти неделю назад Пит, впервые за долгое отсутствие, появился в доме. В тот день он ясно дал понять, что не собирается уходить, — но его нет. Дом напротив пуст, куда мог отправиться Пит мне не известно. Ругаю себя за то, что жду его появления каждую минуту, каждую секунду бесценного времени, но он не приходит.

Он не возвращается ни на следующий день, ни спустя четыре дня…

Пытаюсь убедить себя в том, что мне все равно. Он не сдержал обещание и вновь оставил меня одну. Но так или иначе, не могу забыть его слова и прокручиваю их в голове снова и снова. Не понимаю, зачем нужно было приезжать? Зачем он дал мне надежду, что все будет как прежде, и снова оставил меня на обломках нашей общей с ним разбитой мечты?

Очередной день ожиданий и раздумий подходит к концу. Я не радуюсь этому, но и не грущу. Мне все равно. Пусть пройдет еще день или два, да хоть вечность. Рано или поздно все должно закончиться, а пока приходится как-то существовать, хотя бы ради малышки.

Солнце ясно светит с запада, осторожно садясь, словно боясь уколоться, на острые макушки деревьев. Выхожу из густых зарослей леса на опушку, ведущую к луговине. У меня еще есть в запасе пару часов до того, как я должна вернуться домой. Сегодня мне больше везет. Я поймала пару белок и довольно крупную индюшку. Иду не спеша. Ремень от сумки больно врезается в плечо, а тельце птицы занимает мои руки. Стараюсь не прижимать ее слишком близко, чтобы не испачкаться. До сих пор не могу привыкнуть, что не нужно больше прятать улов, но, наверно, это навсегда останется привычкой. Решаю, что отнесу ее в Шлак.

Большой деревянный ангар с широкими окнами вновь отстроен жителями дистрикта. Теперь Шлаком называют рынок, где свободно можно купить большую часть товаров для дома. Так же раз в неделю сюда привозят продукты из Капитолия и других дистриктов.

Иду к давно знакомому мяснику и отдаю ему дичь. На выходе из здания останавливаюсь, глядя на прилавок с алкоголем. Хеймитч. Наш ментор сообщил Питу о дочери и именно из-за него муж вернулся в дистрикт. Решаю купить пару бутылок и навестить старого друга. С ментором я не встречалась уже давненько, а мне есть, о чем с ним поговорить…

***

Как всегда без стука вхожу в дом, внешне очень похожий на мой. В нос сразу врезается давно въевшийся в стены запах чего-то протухшего, и неизменная вонь алкоголя и грязной одежды.

В доме темно, но с улицы, даже через закрытые плотные шторы, видны очертания мусора и груды не понятных разбросанных вещей. Уверенно иду в гостиную, услышав звук упавшего стекла и ворчливый мужской голос. Хозяин дома еще не спит после немыслимой для нормальных людей порции увеселительных напитков, но и трезвым его назвать уже сложно.

— О, детка, с чем пожаловала? — неохотно отрывая свой взгляд от бутылки, спрашивает он. — Неужели соскучилась и решила навестить старого ментора? — ухмыляясь продолжает он, ожидая ответа.

Пристально смотрю на него и молчу, не зная с чего начать. Хеймитч поудобней разваливается на диване и, прикладывая к губам бутылку, делает большой глоток, а затем морщится.

— Зачем ты рассказал Питу о ребенке? — наконец раздраженно спрашиваю я, скрещивая руки на груди.

— А, ты об этом, — отвечает ментор, посмеиваясь.

Не вижу ничего смешного в своем вопросе и поэтому злюсь еще больше. Понимая, что я не оценила его ответ и улыбку, Хеймитч продолжает:

— Ну, для начала я тебе скажу, что парень за тебя очень беспокоился.

— Да неужели? — язвительно спрашиваю я. Очень мило с его стороны защищать Пита. — А где же он тогда был, раз так беспокоился? Говоря откровенно, у меня за последние месяцы сложилось впечатление, что он не очень-то торопился вернуться домой.

— Апочему бы тебе, солнышко, самой с ним об этом не поговорить, — произносит он, слегка улыбаясь. — Вы разве с ним не виделись?

— Мне не о чем с ним разговаривать, — грозным тоном отвечаю я.

— Вот! — громко и с осуждением произносит Хеймитч, указывая на меня пальцем. — Вот она причина всех ваших проблем! Вы не можете договориться!

Несколько секунд мы упрямо разглядываем друг друга. Не дождавшись от меня никакой реакции на замечание, он решает продолжить, но уже спокойней:

— Я не знаю, что у вас произошло в Четвертом, да и знать мне это не нужно… Но я думаю, не спроста парнишка сразу же оттуда снова направился в Капитолий лечиться, — стою, не шевелясь, и внимательно смотрю на него, ожидая продолжения.

Ментор тяжело вздыхает и опускает глаза на бутылку, думая о чем-то. А я просто не знаю, что могу сказать. Хеймитч только что сказал мне о том, что Пит был в больнице. И виной тому я.

В комнате повисает тишина. Проходит целая звенящая минута, прежде чем он вновь продолжает:

— Я ведь понял тогда, что у него был приступ… Перед его отъездом… Но надеялся, что обойдется, и вы сможете все уладить… — он вновь вздыхает и отпивает из бутылки. В его глазах я вижу грусть и вину. Он беспокоится о Пите…

— Где он сейчас? — тихо спрашиваю я, отводя взгляд на стену.

— Поехал обратно, уладить дела с врачами, и скоро должен вернуться… — тихо отвечает ментор и, допивая остатки жидкости, ставит склянку на пол.

Еще раз бросаю на Хеймитча рассеянный взгляд и собираюсь уходить. Вспоминаю, что в карманах добавка для старого друга. Подхожу к журнальному столику возле дивана и выставляю пузырьки в ряд на деревянную поверхность.

Хеймитч следит за моими движениями и, когда я разворачиваюсь, чтобы уйти, он говорит:

— Ну и кашу же ты заварила, солнышко… А стоило ли оно этого? Хоть сейчас не упрямься… Я не пытаюсь никого защищать. Вы оба наделали глупостей. Но вам нужно с этим что-то решать и жить дальше.

Быстро машу головой и, отвернувшись от него, тороплюсь к выходу.

— И спасибо за выпивку, — в след мне кричит Хеймитч.

Ничего не отвечаю, а лишь с грохотом захлопываю за собой входную дверь.

***

Весь вечер брожу по комнате Мелиссы, думая о том, как глупо я вела себя с мужем, ведь Хеймитч прав: когда Пит был здесь, я даже не спросила, чем он жил все это время. Успокаиваю себя тем, что и он не идеал. Мог и сам рассказать мне обо всем.

Сажусь в кресло напротив колыбели и барабаню пальцами по подлокотникам, глядя в уличную темноту и пытаясь представить, о чем в момент встречи мог думать Пит, что он делает сейчас? Как он там? Как сильно он хочет назад… ко мне? Но уже через секунду беспокойно вскакиваю с кресла, стягиваю с перекладины кроватки одеяльце и накрываю им спящую дочь.

Задерживаюсь еще несколько минут, всматриваясь в знакомые черты ее личика, выискивая любимые сходства с ее отцом. Приглаживаю сбившиеся волосики дрожащими пальцами, стараясь ее не разбудить, и, выключая лампу, отправляюсь в свою комнату.

Тихая ночь раздражает меня своим спокойствием. Лучше бы шел дождь или дул сильный ветер. Внутри меня бушует ураган сомнений, странное волнение и предвкушение чего-то неизвестного не дают уснуть. Пол ночи лежу на подушке и вслушиваюсь в тишину дома выискивая шорохи, шелест, тиканье часов. Пару раз встаю на плач Мелиссы и иду ее успокаивать. Наверное, впервые рада ее чуткому детскому сну. Когда из полуопущенных ресниц замечаю, как белая краска рассвета начинает разбавлять темно-синий цвет ночи, мне удается заснуть.

Открываю глаза от шума внизу. Теплые лучи солнца ярко освещают комнату. Как долго я спала? Сколько сейчас времени?

Слышу голоса и решаю спуститься вниз. Уже на середине лестницы замираю, борясь с желанием сбежать и спрятаться за закрытой дверью спальни. Его голос… Вот он и вернулся… Как обещал. Сердце в груди на секунду замирает и вдруг начинает колотиться так быстро, что кружится голова. Тяжело дышу. Все тело дрожит, а я переминаюсь с ноги на ногу, собираясь с духом.

Он смеется, о чем-то разговаривая с Сэй. У них малышка, которая, кажется, тоже в хорошем настроении. Чувствую себя лишней. Одной мне так неуютно? Одна я так боюсь увидеть его?

Медленно подхожу к полуоткрытой двери кухни, стараясь не шуметь. Увидев меня, Сэй замолкает, а Пит, сидящий за столом поворачивается в мою сторону. Замираю у входа. Его взгляд волнует меня. Он так смотрит… Снова эти голубые глаза, в которых сомнение, волнение, надежда и… любовь. Он не пытается скрыть, что ребенок не единственная причина его появления. Пит хочет видеть меня. Он скучал…

Атмосфера становится напряженной. Тишина все только усугубляет. Мы все это чувствуем.

Мои мышцы напряжены, а я уже жалею, что не выбрала вариант сбежать отсюда подальше.

— Китнисс! Наконец-то ты проснулась. Посмотри, кто пришел! — восклицает старуха, пытаясь исправить ситуацию.

Вздрагиваю от неожиданности, но не свожу глаз с мужа.

Ком в горле мешает мне дышать, с болью пытаюсь сглотнуть. Его внезапное появление и взгляд — все раздражает и радует одновременно. Вызывает внутренний трепет.

— Садись за стол, дорогая. Мы как раз собираемся обедать, — вновь произносит Сэй, переводя свой взволнованный взгляд то на меня, то на Пита. Она пытается помочь хоть чем-то, чтобы наша встреча не была настолько напряженной. Но я-то знаю, что ей не исправить ситуацию.

Разрываю зрительную связь с Питом и, подойдя к стулу напротив него, сажусь.

Нервно перебираю пальцы под столом, потупив взгляд в столешницу. Мне не комфортно: он смотрит на меня. Невыносимо, но я должна выглядеть спокойно. Мне так трудно взять себя в руки. Он видит это.

Старуха суетливо раскладывает еду по тарелкам и наливает нам чай. Мелисса спокойно лежит в переносной кроватке возле стола и, кажется, начинает дремать.

Мы сидим так близко друг от друга… Сегодняшний обед напоминает скорее пытку, чем просто прием пищи. Сэй о чем-то рассказывает Питу. Не смотрю на них. Ковыряюсь в тарелке, пытаясь найти самый маленький кусочек тушеного мяса, и проглотить его просто для видимости. Замечаю, как Пит постепенно расслабляется и откидывается на спинку стула. А я так не могу. Никогда не была хорошей актрисой…

— Китнисс, — слышу я голос Сэй и рассеянно смотрю на старуху. — Ты ведь сегодня уже не идешь на охоту?..

Бросив быстрый взгляд на Пита, качаю головой.

— Вот и хорошо, — продолжает она. — Тогда я отнесу малышку наверх: ей пора спать; а сама пойду домой.

Вновь машу головой и опускаю глаза в тарелку, надеясь, что и Пит решит уйти вместе с ней, но этого не происходит. Они прощаются.

В кухне тихо. Это самый длинный обед в моей жизни. Пит медленно жует, кажется, и его аппетит тоже пропал. Проходит минут десять прежде, чем я слышу, как закрывается входная дверь. Мы остаемся в доме одни…

========== Глава 9 ==========

В доме тихо. Маленькие пылинки летают и блестят в лучах солнца, пробивающихся с улицы через окно. Тиканье часов и капли воды, ударяющиеся о металлическую поверхность раковины, повторяют ритм пульсации в висках. Я слышу нервное сбившееся дыхание жены. Китнисс не смотрит на меня. А мне так хочется видеть отражение ее души в красивых серых глазах.

Быть может, она просто боится меня, и я ошибся, заметив тоску в ее взгляде. Возвращаясь домой, я боялся, что все, что было в нашу встречу после разлуки просто плод моего воображения, и изменить нашу жизнь мне будет не под силу. Но я чувствовал, как она смотрела, когда за мной закрывалась дверь, видел надежду и этот горячий томный взгляд, желающий моих прикосновений. Он говорил больше, чем ее холодные слова.

Осторожно откладываю вилку, боясь нарушить тишину. В воздухе висит напряжение. Становится жарко. Подношу руку к воротнику футболки и пытаюсь немного растянуть его, чтобы стало легче дышать. Смотрю на Китнисс. Наши взгляды встречаются, но она первой отводит глаза. Не пытаюсь коснуться ее. Да и не уверен, что она мне позволит. Не знаю, как заговорить с ней. В прошлый раз я был смелее…

— Как съездил? — не отрывая свой взгляд от тарелки, тихо спрашивает Китнисс.

Это настолько неожиданно для меня, что я смотрю на нее удивленными глазами. Она несмело поднимает на меня смущенный взгляд. Вижу, как ее щеки покрывает розовый румянец, а глаза испуганно наблюдают за мной. Кажется, Китнисс сама не ожидала, что заговорит первой.

— Эм, нормально… — замолкаю. Интересно, как много ей известно обо мне? — Ты разговаривала с Хеймитчем? — Глупый вопрос. Ведь только он знал о поездке.

— Ну, мы виделись и немного говорили… — вижу ее неловкость. Она, кажется, жалеет, что завела этот разговор.

Мне многое хочется спросить, но я не знаю, как начать. Это странно. Я не могу подобрать нужных слов. Все кажется каким-то дурным сном. Как мы смогли дойти до такого? Мы были так близки, через многое прошли, а сейчас между нами пропасть, которую мы боимся преодолеть.

Вновь повисает молчание… долгое и гнетущее. Смотрю на жену. Она смущенно вытаскивает свои руки из-под стола и поправляет выбившиеся пряди волос. Мне так хочется дотронутся до ее румяной щеки, разгладить складочку между бровей, сказать, что все нормально… мы справимся… вместе… Только нужно ли ей это, после всего, что между нами произошло?

— Что нам теперь делать? — тяжело вздыхая, произношу я тихо. Слова вырвались непроизвольно, но так обреченно. Печально улыбаюсь ей.

Она грустно смотрит на меня. Вижу, как в ее глазах застывают слезы. Кажется, она и сама в отчаянии.

— Я не знаю, Пит, — чуть не плача, шепчет жена.

Медленно протягиваю к ней руку и беру ее ладонь в свою. Боюсь, что ей не нужна моя поддержка, но она не одергивает пальцы, а лишь крепче сжимает мои.

— Прости меня за все, — произношу я, надеясь, что она примет мои извинения. Хотя о прощении я не могу и мечтать. — Мне жаль, что все так вышло.

Китнисс смотрит на меня неотрывно. Я уже начинаю беспокоиться. Эта женщина всегда была для меня загадкой, никогда не мог даже представить, о чем она может думать. Вдруг Китнисс отводит взгляд и осматривает кухню. Мне ничего не остается, кроме как сидеть и ждать ее ответа. Снова это жуткое чувство беспомощности, бессилия в том, что если она не сможет меня принять, мне придется с этим смириться. Это мучительно долго, но я не могу ее торопить.

Она вновь поворачивает голову и смотрит на меня. Перестаю дышать в ожидании ее ответа. Сердце сильно колотится в груди, а я с силой сжимаю ее ладонь, боясь услышать свой приговор.

— И ты прости меня, — тихо произносит она. Чувствую, как она начинает дрожать, — если бы я не испугалась тогда, ничего бы не было, — она громко дышит и опускает лицо.

На мою ладонь падает маленькая горячая капелька. Китнисс начинает плакать. Приподнимаюсь, чтобы обнять и успокоить, но жена первая встает со стула.

— Пойду посмотрю, как там Мелисса, — быстро бросает она и, вырвав свою ладонь, поспешно выходит из кухни.

Я остаюсь на месте, не зная, что мне делать. Она вновь сбегает от меня, не хочет выдать чувств… как это знакомо. Решаю следовать за ней. Сейчас, когда она призналась мне, я должен остаться.

Поднимаюсь по лестнице и прохожу длинный коридор, ведущий к детской. Замираю у приоткрытой двери, не решаясь войти. Наблюдаю за тем, как Китнисс, присев на стул возле кроватки дочери, ласково гладит спящую малышку. Я рад увиденному. Она любит нашу дочь; нахождение рядом с Мелиссой успокаивает ее.

Через пару минут она выходит, прикрывая за собою дверь.

— Спит? — спрашиваю я, отстраняясь от стены.

Услышав мой голос, Китнисс вновь начинает учащенно дышать и лишь кивает в ответ.

Не выдерживаю и приближаюсь к ней. Жена вздрагивает, оказавшись в моих объятиях, но уже в следующую секунду крепко обнимает меня в ответ.

Так правильно и так спокойно вновь ощущать ее запах, чувствовать ее в своих руках. Дыхание Китнисс щекочет мне шею, и я наслаждаюсь нашим моментом.

— Останься… — говорит она прерывающимся шепотом, от которого по моему телу проходит волна мурашек.

Прежде чем ответить, хочу взглянуть в ее глаза и убедиться в том, что я действительно нужен жене. Выпускаю Китнисс из своих рук. Она нервничает и непонимающе смотрит на меня.

— Ты правда этого хочешь? — шепотом спрашиваю я.

Наши лица в паре сантиметров друг от друга. Ее дыхание на моем лице так манит приблизиться к ней. Наблюдаю, как Китнисс прикусывает губу. От этого на меня находит чувство предвкушения, такое кричащее и напряженное, что я задерживаю дыхание. Начинаю считать секунды, стараясь сопротивляться своему влечению.

— Пожалуйста, останься, — шепотом просит она снова.

Мы так близко, что наше дыхание разделяет воздух перемежающимися волнами. Осторожно привлекаю ее ближе, вновь вдыхая родной запах. Сокращаю расстояние между нами, обхватывая лицо ладонями. Чувствую, как она пытается перебороть волнение, и за секунду до того, как наши губы встречаются, шепчу:

— Всегда.

Лишь на миг это нежный, как касание бабочки, поцелуй. Руки Китнисс ласково обнимают мою шею, а я скольжу ладонями по ее бедрам. Она не замечает, как приглушенный стон срывается с ее губ. Ощущаю нежную мягкость ее кожи под моими настойчивыми движениями, прижимаю жену так близко, чтобы почувствовать каждый изгиб ее желанного тела, но уже через миг разрываю поцелуй. Вижу затуманенный взгляд любимой, ощущаю ее учащенное дыхание на своем лице…

Как же сильно я скучал.

Отталкиваю Китнисс от себя, заставляя отступить на несколько шагов, так, чтобы она оказалась в ловушке между мной и стеной. Не в силах сдерживаться, провожу ладонями по краям ее брюк.

Быстро расстегиваю пуговицу и тяну вниз замок. Подаюсь вперед и, накрывая губы жены своими, наслаждаюсь сладким вкусом. Ее дыхание сбито, а тело напряжено, но Китнисс отвечает мне, а я лишь сильней прижимаю ее к поверхности стены, прикрывая глаза, и ловлю ртом новый прерывистый стон, проскальзывая рукой под плотную ткань ее брюк.

Держу крепче, когда все тело жены содрогается от моих напористых ласк. Пальцы Китнисс с силой сжимают мои плечи, отвлекая меня от тягучей боли внизу живота.

— Пойдем, — упрашивает она, кивком указывая на дверь нашей спальни.

Останавливаюсь. Отпускаю ее, позволяя вести за собой.

Открываем дверь и, пройдя в комнату, захлопываем ее за собой. Толкаю Китнисс к постели и торопливо стягиваю с нее одежду, откидывая в сторону. В спешке снимаю с себя футболку и расстегиваю брюки, чувствуя, как все тело сотрясается от нетерпения. Нет сил ждать. Избавившись от мешающих тканей-преград, нависаю над ней и одним быстрым движением вхожу в ее желанное тело, вновь слыша тихий стон.

Хочу ее так сильно, что чувствую пульсирующую боль, распространяющуюся по спине. Я так мечтал об этом моменте все эти долгие месяцы. Не могу поверить, что все это правда.

Она тяжело дышит и закрывает глаза, ощущая меня в себе. Мои плавные скольжения не удовлетворяют, но я растягиваю момент нашей близости. Наслаждаюсь ее телом и беспорядком в сознании, таким дурманящим и тягучим. Желание и удовольствие такое яростное и неконтролируемое. Знаю, что только с ней я всегда буду его испытывать. Она всегда будет разжигать во мне это пламя.

Мои руки блуждают по линиям ее груди, опускаются вниз по ребрам к тонкой талии, ласкают нежную кожу бедер и ягодиц. Она вздрагивает от прикосновений, но просит продолжения.

Ее длинные пальцы гладят влажную кожу моей спины, впиваясь в нее, вызывая муки и удовольствие одновременно. Слушаю ее глубокие блаженные вздохи. Это лучшее, что я слышал в своей жизни. Полностью потеряв ощущение реальности, Китнисс подается на встречу при каждом толчке, крепко сдерживая меня в своих объятиях.

Мы — одно целое. Это наш миг. И мы отдаемся ему, забыв обо всем.

Капельки пота стекают с лица. Прикрываю глаза и, задыхаясь, опускаюсь в облако мягких волос, раскиданных по подушке. Наши запахи смешались и теперь пахнут нашей близостью. Прижимаю ее к себе все теснее по мере того, как пульсирующее наслаждение ослабевает, а ее тело дрожит от желаемой разрядки.

Нам жарко. Липкость тел вызывает легкую щекотку от каждого нашего прикосновения.

Она прикусывает мое плечо, скрывая в нем крик удовольствия. Слышу, как в унисон с моим бьется ее сердце. Не хочу, чтобы этот миг кончался. Желаю, чтобы это длилось вечно.

Она крепко держит меня, а я не спешу отстраниться от нее. Хочу быть ближе. И, кажется, оба боимся вновь потерять друг друга.

Опираюсь на локти и смотрю в любимые глаза. В них столько нежности…

Благодарно и ласково целую ее в шею, прикусываю губы, оставляя на них розоватый след.

— Ты только моя, — шепчу ей я.

Китнисс улыбается мне и проводит пальчиками по щеке. Стирает пот…

— Не уходи, — вновь слышу я ее ласковую просьбу.

Отстраняюсь и ложусь рядом с ней на примятую нами подушку. Она немедля прижимается ко мне, кладя голову на плечо. Глажу волнистые волосы, которые раньше всегда были в косичке.

Во рту остался вкус поцелуя, а вокруг летает запах наших тел, смешиваясь с лучами солнца. Жена устало улыбается, нежась в моих руках. В другой комнате спит дочь.

— Я никуда не уйду, — отвечаю я, протягивая руку, чтобы коснуться щеки жены. — И мы попробуем вместе склеить наши разбитые мечты.

========== Эпилог ==========

Прошел почти месяц с тех пор, как в наш Дистрикт пришли холода. Температура резко упала так, что легко обморозиться, даже не заметив этого. Если выйти из дома, щиплет нос, а холодный воздух обжигает легкие. Постоянно дует сильный ветер и поднимает с сугробов снежные вихри. В этом году зима хоть и обещает быть суровой, но это никак не мешает нашему праздничному настроению.

Еще неделю назад мы с детьми начали готовиться к Рождеству. В нашем доме царит тепло и уют, комнаты украшены мишурой, с высоких потолков свисает серебристый дождик, а на камине скоро появятся красные мешочки с вышитыми на них именами, в которых будут лежать подарки для детей…

Дети. Как долго я мечтал о них. И как легко мог потерять эту мечту… эту радость.

Мотаю головой, пытаясь отогнать дурные мысли, и улыбаюсь. Все в прошлом. Вера в светлое будущее не должна покидать наши сердца. Мы с женой поклялись не говорить о прошлом. Все слезы выплаканы, все воспоминания записаны в книгу памяти и хранятся на узкой полке в кабинете рядом с фотографиями, на которых запечатлены новые моменты нашей жизни… полной радости и счастья.

Достаю из стола краски, что подарила мне на день рождения Энни, и отношу детям, предлагая им разукрасить стекла окон в тон волшебному празднику. Они радуются моей задумке и уже спустя полчаса, залазят на табуретки и старательно выводят незамысловатые рисунки своими маленькими ручками. Но, как и полагается, не обходится без строгого взгляда жены, когда, вернувшись с города, она видит, что не только стекла, но и одежда, стены и сами дети испачканы. Никогда не мог отказать своим малышам в их проказах. Из Китнисс получилась заботливая мать, но их воспитанием она занимается более ответственно, чем я. И чтобы искупить свою вину, нам с детьми приходится испечь пирог для мамы, после того, как пестрые следы проказников отмыты и все приобретает надлежащий вид.

Теперь яркий лунный свет пробивается сквозь прикрытые шторами окна, украшенные синими снежинками, разноцветными шариками и желтыми звездочками. Все эти рисунки прекрасно сочетаются с инеем, покрывающим стекла окон. На подоконнике с обеих сторон красуются сугробы: с внешней стороны снежные, а с внутренней причудливые ватные, посыпанные серебристыми блестками.

Пока дети спят, Китнисс ведет меня в лес и показывает чудесную пушистую елку, которую я притаскиваю в наш дом на праздник малышам. Проснувшись утром и спустившись в гостиную из своих спален, они приходят в полный восторг! Зато Лютик поначалу очень враждебно относится к нашей зимней гостье. Он даже несколько раз пытается уронить ее на пол и оторвать как можно больше веток, но позже смиряется с ее присутствием и относится к ней с безразличием.

Сегодня с самого утра в доме суета. Последние приготовления к торжеству.

Китнисс наводит порядок в комнатах, а в мои обязанности входит сделать украшения на елку и праздничный ужин. Рассаживаю детей вокруг столика в гостиной и рассказываю кому и что необходимо сделать, чтобы все было закончено в час. Весь день мы занимаемся разукрашиванием елочных игрушек, прикупив заранее все необходимое. На столе творческий беспорядок, а в руках кисти и ножницы. Маленькому Эрику мы доверили вырезать из цветного картона фигурки, позже склеивая их и превращая в объемные, а Мелисса помогает мне украшать узорами стеклянные шарики.

— Я тоже хочу разукрашивать шарики, — с ноткой обиды и в то же время восхищения произнес Эрик, наблюдая за нами, когда последний лист бумаги в его ручках приобретает необходимую нам форму.

Смотрю на своего грустного сына. Его серые глаза наблюдают, то за нами, то умоляюще смотрят на игрушки.

— Ты еще маленький для этого, — деловито отвечает ему Мелисса, наигранно вздыхая и вращая в руке игрушку, украшенную ее рукой, будто поддразнивая.

— Я так мечтал, чтобы и мне разрешили… Ну хотя бы один… — опуская глаза и застенчиво ковыряя пальчиком край стола, из-под которого едва выглядывает голова малыша, произносит он.

За своей спиной слышу приближающиеся шаги и оборачиваюсь.

— Ну порадуйте вы его. Не будьте такими жадинами, — улыбаясь, говорит Китнисс, проходя мимо нас в сторону прихожей.

От поддерживающих его маминых слов, малыш ерзает на месте, предвкушая исполнение желания.

Усмехаюсь и позволяю сыну выбрать игрушку и цвета, которыми бы ему хотелось украсить нашу рождественскую елку.

Наблюдаю за тем, как радостно блестят глаза сына. Он еще маленький, но жена говорит, что он очень похож на меня. Не знаю так ли это, но зато в характере Мелиссы я все больше начинаю замечать отражение сильной и независимой Китнисс.

— Только осторожней. Шарик очень хрупкий и может разбиться, — шепчу я Эрику на ушко, подсаживаясь рядом и помогая взять игрушку поудобней.

От радости и доверенной ответственности, у него дрожат ручки, и он учащенно сопит, искренне стараясь сделать все правильно и не разочаровать. Дочь с ревностью наблюдает за нами, но молчит, демонстрируя брату, что в состоянии все сделать сама.

Эрик, боясь сильно сжать шарик, несмело держит его рукой и аккуратно выводит рисунок, серьезно сдвинув брови. И когда наш пестрый цветок готов, бережно забирает его из моих рук и, осторожно встав с места, идет показывать маме свое творение, а вернувшись обратно, откладывает его отдельно, чтобы позже лично повесить на елку.

Когда наконец все украшения готовы, иду заниматься ужином, в то время как мое любимое семейство, под руководством Китнисс, развешивает украшения на елку. Мне удается лишь изредка украдкой подглядеть за ними из кухни.

С готовкой покончено. Последнее блюдо допекается в духовке, а часы показывают девять. Звоню нашему бывшему ментору и зову его на праздник.

Спустя минут пятнадцать детишки радостно бегут встречать Хеймитча, когда раздается шум открывающейся двери и с порога слышны ворчания нашего старого наставника.

Никогда не думал, что наш ментор сможет поладить, как он выражается, с писклявыми и шумными существами. Однако дети без ума от его рассказов и шуток, а ментора, кажется, давно забавляет их задиристый смех и восторженные визги.

Хеймитч стал частью семьи, и ни один наш праздник не обходится без его участия. Это стало маленькой традицией.

Все в сборе. Хеймитч помогает мне вынести стол в гостиную, а супруга раскладывает еду по тарелкам и заваривает чай. Для малышей мы приготовили горячий шоколад, а у нашего старого друга, заранее припасенные, более крепкие напитки.

За ужином наблюдаю за оживленными детьми и пытаюсь подключиться к увлекательным рассказам ментора.

Иногда встречаюсь взглядом с восхищенными глазами жены. Она так же, как и я, упивается тихими радостями спокойной мирной жизни, которую мы с таким трудом смогли восстановить из руин общего прошлого.

Много позже, Хеймитч, улыбаясь и забирая с собой звенящие в кульке презенты, отправляется домой, пожелав нам счастливого Рождества, а дети укладываются в кровати, не выпуская из рук подарки, врученные им за ужином.

В доме тишина и спокойствие. Елка в углу лениво мерцает разноцветными тусклыми фонариками.

Мы с Китнисс устраиваемся у огня, укрываясь теплым пледом, и отдыхаем после волнующего шумного вечера.

Должно быть это судьба… а быть может исполнение праздничного желания…

Любимая жена, которою можно коснуться рукой. Ее мягкая улыбка, подаренная лишь мне, и ее волшебные чары, которым невозможно сопротивляться.

Сплошная сказка, наполняющая счастьем, о котором я не мог раньше даже мечтать.

Все, кого я люблю, рядом, а радость наших детей доставляет особое удовольствие и является чудесным дополнением к общему волшебству.