Wake me up when summer comes (СИ) [Виктория Фёрт] (fb2) читать онлайн

Suede - Life Is Golden

Я засмеялась. Это был самый нервный и истеричный смех в моей жизни.

Новая строчка вылетела из-под руки, простучав вместе с пальцами по буквам клавиатуры, а затем молча замерла на экране монитора. Журналисты изо дня в день набирают подобные статьи, собирая их из того, что нарыли в интернете и сплетая в один большой ком. Небритый мужчина в летах с глубокими мешками под глазами, в которых впору топить котят, или женщина лет под 40, которая не особо уже следит за собой, а потому на работу приходит в том мешковатом, что первое попадается ей под руку, когда она собирается ранним сумеречным утром, — вот такие работники довольно часто, но и то не всегда, пишут что-то стоящее. Вероятно, они отдавались своей работе когда-то давно. Вероятно, горели ей. Вероятно, сгорели со временем. Работа была частью их жизни, а со временем превратилась в привычку, от которой теперь невозможно (да и есть ли надобность?) избавиться. То ли дело — всеми любимые «писаки», относящиеся, в основном, к шоу-бизнесу. Это как выпечка пирога. Собрать всю имеющуюся информацию, преподать в как можно более скандальном стиле, смешав воедино всю правду и неправду, а в довершение приперчить собственными мыслями и наслаждаться эффектом, потирая ладони и наслаждаясь наплывом комментариев.

Я стирала всё написанное уже несколько раз подряд, перечёркивала и исправляла, как могла, но вместо статьи всё равно выходили мемуары, которые никак не шли в сравнение с тем, что от меня действительно требовалось. «Гленн убьёт меня, Гленн убьёт меня, Гленн убьёт меня», — причитала я, не отрываясь от своего занятия уже битый час, попеременно с этим глотая кофе, от вкуса которого впору было повеситься. К тому же, когда с утра во рту не было ни крошки, а время за мыслями о работе ещё и высасывает все последние оставшиеся после очередной бессонной ночи силы, этот напиток, который должен бодрить, обжигает все внутренности, и от каждого глотка у меня мурашки бегут по своему телу. Резкий пробег пальцев до Shift. Остановка и передых. Абзац.

Я не умею писать скандальных статей, я признаюсь. Я не умею писать плохое о людях, с которыми меня связывают слишком хорошие воспоминания. Я не могу говорить о них, что бы там ни происходило в наших отношениях и как бы они ни завершились. Я всего лишь журналист. И должна писать правду. Скольких заденет такое начало? Сколькие дойдут хотя бы немного дальше моего ЛИДа? Матёрые журналисты шоу-бизнеса фыркнут и пожмут плечами. Молодые, гонящиеся за кучей новостей и никогда ничего не успевающие, с удовольствием ограничатся заголовком. Остальные даже не посмотрят эту рубрику. Какая разница!

Я продолжаю писать, и вот появляются всё новые и новые мысли. Должно быть, писатели работают также, только в их воображении мелькает не столько созвучие одного абзаца с другим и стиль текста, сколько осознанная сюжетная картинка. Страница. Полторы. Вторая.

Что я знаю о тебе? Высокий, но так хорошо сочетающийся со своим ростом, что, даже несмотря на то, что я тебе всего по плечо, я не могу представить тебя как-либо иначе. Все твои движения всегда сложены и точно бы заранее продуманы. Во время прогулки. При занятиях спортом. В танцах. Неужели так получается само собой? Никогда ты не задаёшься вопросом, как выглядишь со стороны. Итак понятно — идеально. И при всей своей уверенности и решимости в каждом своём поступке в тебе столько скромности, а порой и простоты, что всегда до крайности изумляло меня. И в этом — весь ты. Тебе так не нравится что-либо напоказ, что даже перед камерами ты прибегаешь к этому лишь в крайних случаях. В общении с людьми, даже малознакомыми, всегда приветлив, но до определённой степени сдержан. Всегда галантен, что говорит о прекрасном воспитании и хороших манерах. Выслушиваешь собеседника до конца, но при этом можешь и рьяно вступить в спор, если в обсуждаемом вопросе ты видишь противоречие со своими взглядами.

Все всегда говорят о твоих голубых глазах, о взгляде, который проникает в самую душу — и отчасти это действительно так. С кем бы ты ни общался, ты не будешь напрасно отводить от собеседника взгляда. Самые искренние эмоции в основном — именно в глазах, будь то блеск радости или умело скрываемое раздражение. И твоя улыбка.

Ты улыбаешься так часто и так много, что иные могут подумать, что тебя и встретить никогда нельзя без неё, но это не так. Даже в самые непростые минуты жизни ты скрываешь всё за немного усталой улыбкой, и тогда в ней отражаются все пережитые тобой когда-либо разочарования и тревоги, все трагичные сыгранные роли, к которым она могла относиться, все слова, которые ты ею встречал, пока сердце учащало своё биение в груди.

Лишь та малая часть того, что можно сказать о человеке, которого знают и любят миллионы, с которым я, так и не успев поближе познакомиться…

— Гхм.

Гленн любит появляться в те минуты, когда фантазия у меня особенно разгорится, и до окончания статьи останется всего несколько предложений. Я неохотно отвлекаюсь от монитора и почему-то мне кажется, что слёзы блестят на моих глазах, но начальник не выражает изумления, и я успокаиваюсь на этот счёт.

Состроив как можно более недовольную мину, я смотрю на него. С минуту мы так молча переглядываемся: я — мечтая уже вновь приняться за неоконченную статью, переводя взгляд с монитора на начальника; он — опёршись руками о мой стол и поправляя свои очки.

— Статья готова? — спрашивает он довольно сухо, но я знаю, что за этим тоном скрывается заинтересованность. Гленну, как, впрочем, и мне, важно уложиться в сроки.

— Почти, — киваю я, — но вчера вечером у меня было так мало времени из-за тех расшифровок, что приниматься пришлось за неё только сегодня и… — я ещё бормочу что-то невнятное, пытаясь скрыть своё отвратительное настроение за этими бессмысленными оправданиями, когда Гленн резким жестом прерывает меня и негромко хлопает ладонью по столу.

— Значит так, надеюсь, разминка прошла для тебя успешно, потому что этот материал можешь смело отправлять в корзину, — привычным быстрым тоном говорит мой начальник, а я в ответ на это лишь успеваю ловить ртом воздух, пока в голове зарождаются всевозможные ругательства. И не думая остановиться ни на секунду, мужчина продолжает: — Так что даю тебе на размышление десять минут — через десять минут он будет в офисе, а тут, сама понимаешь, у всех работа, время поджимает, а нам нужна информация. Что я тебе объясняю, ты и сама всё знаешь, — он усмехается и протягивает мне ручку-диктофон, которую забрал на прошлой неделе, как в наказание за то, что я записала его конференцию без разрешения. — Не медли, Крис, не веди себя как сонная муха, — он барабанит пальцами по столу, а потом с лучезарной издевательской улыбкой удаляется. Чёрт, знает же, что я терпеть не могу это сокращение!

Но злость разглаживается перед неизвестностью того, что меня ожидает. Он будет в офисе? О ком речь и почему об интервью непонятно с кем я узнаю за 10 минут до него?

Но спросить об этом самого Гленна я не успеваю. Кабинет начальника, когда я до него добираюсь, уже закрыт. Мысли мои путаются. Три обыденных и самых распространённых вопроса чернилами ложатся на листок. Я выхожу встретить таинственного гостя, по пути сталкиваясь со своими коллегами. Им не до меня и даже не до этого дождливого серого дня — каждый погружён в свои бесконечные дела, и лишь от некоторых можно удостоиться элементарного приветствия. Суета у них не прекращается ни в одном из кабинетов. Я иду прямо по коридору, когда Саймон чуть не сталкивается со мной.

— Кто-то пришёл, Кристин, — ударение он, как и остальные, на английский манер ставит на первый слог. — Сходи, проверь, я не успеваю, — и убегает. Я успеваю лишь фыркнуть вдогонку, что и так лечу встречать гостя, но уже в следующую секунду в дверях появляется силуэт. Я натягиваю на лицо улыбку и бегу к нему. Вероятно, интервьюируемый и сам разобрался — хорошо, значит, был опыт давать интервью в прессу. Мне только на руку. Заботы скапливаются в одну кучку перед лицом работы, и я, взяв себя в руки, встречаю гостя. И в ту же секунду так и замираю на месте.

Он глухо произносит моё имя. Я также тихо и неуверенно — его.

Это мой самый странный учебный год.

========== Глава 1 ==========

Комментарий к Глава 1

Green Day - Wake Me Up When September Ends

Это мой самый странный учебный год.

В руках «Разбуди меня, когда закончится сентябрь» — одноимённый бестселлер легендарной песни Green Day. Через одного разбирают, между прочим. А мне этот роман не понравился уже с первых страниц. Юлия даже посчитала — уже спустя несколько минут мне надоело пробегать глазами по заезженным романтическим фразочкам истории, не блещущей ни оригинальностью, ни смыслом. Сама же она перечитала его несколько раз — когда работаешь в книжном, следишь за всеми новинками в мире литературы. Такое не по мне. Читать можно только то, что действительно читабельно. «А ты ещё хотела стать фрилансером и писать рецензии», — укоризненно подытожила подруга, дойдя до последней страницы романа, немного грустно вздохнув, после чего поднялась и убрала книгу на место. День клонился к вечеру, а делать было нечего. Если в начале осени покупатели толпами валили, то сейчас разве что один-два попадутся — уже хорошо. До конца смены и у меня, и у Юлии оставалось около двух с половиной часов, и мы принялись за недосмотренное кино.

Когда на работе нет начальства — а такое бывает раз в месяц в конце недели, мы всегда садимся за сериальчики. Иной раз приходит клиент, помогаешь ему с выбором, с жеманной улыбкой произносишь: «Спасибо за покупку, приходите ещё» и продолжаешь просмотр. Не то чтобы работать было так уж лениво, но… Но раз уж есть свободная минутка, почему бы не воспользоваться?

— Ты и представить себе не можешь, что я сейчас нашла! — гордо воскликнула Юлия, копаясь в планшете. Я механически закатила глаза, безусловно, догадываясь, о чём сейчас пойдёт речь. Нашла новый ролик с любимым актёром. А, нет, забронировала билеты на фильм с его участием. Нет, всё же, скорее всего, заказала плакат с ним. Причин её радости на эту тему может быть много. — Ни за что не догадаешься, — восхищённо продолжала девушка и сама же ответила, чтобы не томить. — Он сейчас в нашем городе!

О Боже.

— Ну, конечно, — я улыбнулась, закрывая при этом лицо рукой. Теперь о тихом общажном вечере можно забыть. Сейчас Юлия, веря этим интернетным сплетням, обязательно потащит меня куда-нибудь за собой в поисках своего британского любимца. По английским барам, по иностранным библиотекам, по местам скопления иностранцев. Во время приезда Тарантино, по крайней мере, она повела себя именно так.

Юлия ничего больше не сказала, лишь одарила меня жизнерадостной улыбкой — кажется, она посчитала мой ответ утвердительным. Я поглядывала на окно, где лучи солнца просачивались через небольшую щёлку, оставляя золотистые отпечатки на стене. Переливаясь от жёлтого к красному, лучи то забегали в окно, то вновь исчезали, вдоволь набегавшись по совсем не радостно выглядевшей стене. Уже алел на горизонте закат. Именно так и должен гореть, по-моему, закат в позднем октябре.

— Девушка, — внезапно раздался над самым моим ухом голос женщины. — Не подскажете…

Чёрт. Я сделала знак Юлии и отлучилась ненадолго, проводя позднюю клиентку за собой. Указав ей соответствующую полку, я поспешила удалиться. Ещё одна любительница романов. Когда я вернулась, Юлия уже начала просмотр фильма, но он был мне знаком. Обслуживать клиентку тоже пришлось мне, потому что подруга, сидя тут же, объяснила, что касса не работает. Забавно.

Дождавшись ухода посетительницы, мы сменили табличку на двери и наконец смогли с головой уйти в фильм. Где романтика показывается слезливее всего — так это в фильмах. Но «Ноттинг Хилл» затянул не только Юлию, но и меня, так что я не сразу заметила, что магазин не полностью опустел.

— Вот бы и со мной так, — со вздохом произнесла подруга, отрываясь на мгновение от планшета. — Работаешь, не отличая один день от другого, а потом к тебе в магазин внезапно приходит он… — она растворилась в мечтах, а меня по-прежнему напрягал тёмный силуэт среди шкафов. Я осторожно двинулась вперёд, между полок, при этом перебрасываясь словами с Юлией, чтобы не вызывать у позднего клиента подозрений. Человек стоял в каких-то десяти шагах от меня и водил рукой по корешку книг, однако так и не решался взять ни одну из них.

— Станет твой Хиддлстон бродить по книжным ГУМа в поисках спутницы жизни, — усмехнулась я и так и подпрыгнула на месте: — Марк? — однокурсник посмотрел на меня и широко улыбнулся. Я всё ещё не могла поверить своим глазам. Никто из группы не знает, что я работаю в книжном — на третьем курсе говорить мне об этом стыдно. — А ты что здесь делаешь? — я подошла ближе к нему.

— Романы покупаю, — усмехнулся тот. — Именно те, которые ты больше всего любишь, — с этими словами он вытащил с полки книгу. Мы близко знакомы с Марком не так давно и, несмотря на то, что вместе учимся с первого курса, начали общаться примерно полгода назад. Несколько встреч после лекций, походов в кино и библиотеки — вот и подружились. — Ты не говорила, что работаешь в книжном, — произнёс он. Надеясь как можно скорее сменить тему, я перегнулась через его плечо и прочитала названия нескольких книг. Сконфузившись, взяла одну.

— «Романтическая история о непростых отношениях между парнем и девушкой», — прочла я в описании. — Фу, подростковый роман. Сопливее некуда.

— Тут есть и другие. Смотри, — он взял одну из книг и демонстративно воскликнул: — «Переезд в другой город полностью изменил жизнь одной девушки, поступившей в институт. Она…»

— Уведи меня отсюда, — взмолилась я и двинулась навстречу подруге. Марк, усмехаясь, последовал за мной к кассе. Фильм уже закончился, и Юлия пребывала в своих фантазиях. Я представила её своему однокурснику, а в ответ получила заинтересованный и немного задумчивый взгляд подруги, который она переводила с парня на меня. Я усмехнулась и покачала головой. Вечно Юлия пытается меня с кем-нибудь свести, особенно во время этих своих походов по английским пабам.

— Идёмте гулять? — как выученный сценарий, протараторила она. Мы с Марком переглянулись. Именно этого я и ожидала. С другой стороны, не отказывать же подруге. Пока они с ним, удаляясь, оживлённо разговаривали (до меня доносились обрывки разговора о «Ноттинг Хилле»: Юлия, не изменяя себе, говорила, что при встрече со своим кумиром ни за что не поступит как остальные фанатки, не замрёт на месте, а сразу начнёт милый непринуждённый разговор), я торопливо собрала свои вещи, выключила свет и, только когда закрыла дверь на ключ и отдала его на охрану, заметила, что Юлия и Марк уже далеко.

— Юлия, Марк! — выбежав за угол, крикнула я друзьям, что было силы, но больше ничего выговорить не смогла. Яркий свет ослепил меня вперемешку с сигнальными оглушающими огнями. Колёса скользили по булыжной мостовой, не замедляя хода. Сердце у меня быстро заколотилось, а я от страха не могла сдвинуться с места, точно прилипла. Неужели это всё? Сумка беспомощно выпала из руки, я крепко зажмурилась и в тот же миг под чей-то крик оказалась брошена на мостовую. Полицейская машина пронеслась дальше. Мужчина рядом потирал ушибленное плечо и негромко, но быстро что-то произносил, и то ли я ещё пребывала в шоке, то ли перестала понимать русский, потому что ничего из его речи незнакомца толком ясно мне не было.

-..? — он взглянул на меня. Я помотала головой, пытаясь сконцентрироваться. Осторожно поднялась, потому что перед глазами всё плыло. Осознание приходило долго, но я уже понимала, что колготки безнадёжно испорчены. Другая мысль стрельнула в голову в тот же миг: полиция пыталась меня задавить? А потом я перевела взгляд на своего собеседника. Ему повезло не больше, но на своё потрёпанное пыльное пальто он, казалось, не обращал никакого внимания. Очки его были безвозвратно сломаны. Он не придал значения и этому, сложив их в карман. Он поднялся в одно время со мной, всё ещё прикрывая часть своего лица воротником чёрного пальто, точно вор или преступник. Вначале я испугалась, но он заботился обо мне в тот момент ровно столько же, сколько о своих пальто и очках.

— Неужели так нравится русским умирать в центре своей столицы?

Я наконец догадалась, в чём была причина моего недопонимания, но, благо, в последние пару лет английский мне удалось дотянуть до уровня «могу объясниться». Вот тебе и иностранец, даже помощь Юлии не понадобилась! Мне было не совсем до шуток, когда эта мысль лезла в голову, и я вновь перевела взгляд на странного незнакомца. Он выругался. Я кашлянула, привлекая к себе внимание.

— Мистер, прошу прощения, — произнесла я, пытаясь соблюдать все нюансы вежливости английской речи. Он еле заметно вздрогнул — видимо, не ожидал, что я знаю его язык. Его голубые глаза показались мне смутно знакомыми, но мало ли покупателей день ото дня приходят в книжный магазин! — Я очень извиняюсь, что, кажется, доставила вам столько хлопот, — мой взгляд ненароком упал на его запыленное пальто, — но я, правда, не собиралась умирать. Это получилось совершенно случайно. Я бежала за друзьями, не заметила полицейскую машину, а потом вы… — он не отводил от меня взгляда, но, кажется, речь моя его не особенно интересовала. Лишь раз за всё время рассказа он вздрогнул, услышав «полиция». Значит, я была права насчёт преступника? От этой мысли мне стало не по себе. Я запнулась. Находиться в не столь уж светлом переулке с незнакомым мужчиной лет 30-ти, во всём чёрном мне становилось с каждой секундой всё страшнее. К тому же, иностранец. Ничего не имею против иностранцев, но, похоже, не то место он выбрал в качестве достопримечательности. — Ещё раз простите, — улыбнулась я, собравшись как можно скорее удалиться, когда мужчина окликнул меня. Поистине в духе англичан — «мисс». Он заставил меня остановиться не взяв за руку, не тронув за плечо, а лишь одним своим голосом. И почему этот человек кажется мне чертовски знакомым?

— Вы не могли бы подсказать мне дорогу до метро?

Метро? Да, я с радостью покажу вам, где метро, если вы прекратите меня пугать своим видом. Я не успела это произнести. Мои эмоции сработали прежде, чем включился здравый смысл. Я вместо того, чтобы остолбенеть, слабо вскрикнула — скорее от изумления, чем от страха. Юлия не зря показывала мне его столько раз — я узнала его по одним глазам.

— Том Хидд..!

— Тс-с! — мужчина быстро приблизился ко мне, поднося указательный палец к губам. — Прошу, не выдавайте меня.

========== Глава 2 ==========

Утро. Будильник. Кажется, он так звонил уже раз десять, а я всё переставляла его на полчаса позже. Но вот на улице уже достаточно светло, сон нейдёт, организм, кажется, выспался… Я рывком поднимаюсь с кровати, отгоняя от себя последние частички приятной дрёмы, смотрю на часы… и тут же понимаю причину своего полного высыпания. Я опоздала не к первой, не ко второй и даже не к третьей паре. Я проспала их все.

— Класс!

На четвёртую смысла идти нет никакого. Московский транспорт не даст добраться до университета раньше, чем за час, поэтому, чтобы не терять времени, я начинаю сразу же собираться на работу. В этом плане хорошо, что гибкий график.

Вчерашний вечер всплывает у меня в голове, и я всё больше и больше убеждаюсь в том, что это был абсурдный странный сон. Перед этим, вероятно, Юлия повела нас с Марком по пабам, то и дело по дороге рассказывая про своего актёра, а потом мы напились до чёртиков, так что кроме выхода из книжного магазина я ничего больше не помню.

Метрополитен и его привычные тёмные своды. Мужчина оглядывался по сторонам, не забывая при этом прятаться в воротник пальто. Мы долгое время возились с карточкой, наконец, я решила отдать ему свою «Тройку», которой всё равно не пользовалась благодаря социальной карте. Долго выбирали маршрут; я рассказывала о разноцветных ветках московского метро. Кажется, даже удалось понять нужную станцию. Не то чтобы я знаток столицы, но иногда получается и узнавать станцию по одной только улице, которая на ней расположена. Долгое время говорить на другом языке было крайне непривычно, но и как-то приятно одновременно. Впрочем, помимо вопросов пересадки мы больше ничего не обсуждали и в основном так и молчали всю дорогу. Я чувствовала себя во сне и была полностью уверена в этом. Вот приедет поезд, и актёр растворится в ветре тоннеля, а сон вынесет меня на поверхность, и я проснусь, точно вынырнув из глубокого бассейна. Не бывает таких совпадений, как и таких случайностей!

Не бывает. И именно об этом я твердила себе всё утро, мчась в автобусе из студенческого общежития прямо к метро. Кому скажешь — не то что не поверят, а осмеют. Я могла бы, наконец, вздохнуть полной грудью и обрадованно настроиться на плодотворный день, но один факт не давал мне покоя. Слишком чёткое осознание этого самого сна и звонки Юлии, которых за вчерашний день накопилось достаточно, чтобы подруга начала беспокоиться. В конце концов, опутав себя с головы до ног сомнениями, я уже не могла здраво разобраться ни в чём, и когда я была уже у входа в метро, меня стали мучить угрызения совести. Зачем отдала непонятно кому свою карту? Зачем вообще заговорила с ним? Кто этот человек, так сильно похожий на британского актёра, но вздрагивающий при упоминании полиции?

На работе Юлия не стала меня ни о чём расспрашивать, ибо её смена ещё не началась. Я смогла выдохнуть хотя бы по этому поводу. У меня было своих забот невпроворот, а я беспокоилась о том, чем совершенно не следовало забивать голову! Но мысли о том, что рассказала вчера Юлия о приезде своего кумира в столицу, не собирались оставлять меня, и пришедшая после обеда подруга обнаружила меня в состоянии несколько угнетённом. Кажется, она была к тому же и обижена на меня за вчерашнее, но мне оставалось лишь умывать руки — не пытаться же объяснять ей, как вчера вечером я провожала её любимую знаменитость до метро! Мимолётно, будто ненароком, она бросила быстрый взгляд на мой телефон, а потом деланно тяжело вздохнула. Я пролистывала одно за другим средства массовой информации, начиная «жёлтыми» столичными и заканчивая зарубежными, но сама думала о чём-то отвлечённом, то переживая за близящееся время представления темы диплома, то — за зарплату, которая неизвестно какая будет в этом месяце, учитывая, сколько смен я отработала, то за учёбу, которая в следующем году уже закончится, а я так и не стала работать по профессии. Из этих-то размышлений меня и вывела подруга.

— Значит, жизнь актёра теперь интересует нас больше друзей, — раздался её голос надо мной. Я вынырнула из мыслей и подняла голову. Юлия укоризненно смотрела на меня, скрестив руки на груди. Она выглядела обиженной. А я только в тот момент осознала, что продолжаю перелистывать ленту новостей, думая о своём.

— Прости, пожалуйста, — выдохнула я. Стало неприятно. Вчерашние события, которые я посчитала было сном, закрутились в голове, напоминая о себе. — Я так устала, мне было совершенно не до прогулок.

— Могла бы так и сказать, — фыркнула коллега, усаживаясь рядом со мной и закидывая ноги на нижние полки прилавка. Когда нет начальства… мы многое позволяем себе. — Но убегать от друзей втихаря — это подлее всего, — я ничего не ответила. Взгляд сам собой упал обратно в телефон. Должно быть, Юлия заметила это. — Что, тоже им заинтересовалась? — хихикнула она, толкнув меня в плечо. — Выдохни. Разговоры о том, что он в Москве, оказались слухами.

— Как слухами? — телефон чуть не выпал из моих рук. Широко распахнутыми глазами я уставилась на подругу. Она пожала плечами.

— Вот так. Кто-то заметил якобы его на улице, сфоткал, разослал по соцсетям, журналисты заметили и распространили. А наш Том в это время разгуливает по Бродвею, — она хмыкнула и принялась раскладывать книги на прилавке. Движения её были слаженными, в голосе не промелькнула ни грусть, ни горечь. А вот я так и замерла на месте. Может, стоит сходить к психиатру? Может, пора заканчивать совмещать учёбу с работой и не спать из-за этого сутки? Это не только плохо влияет на здоровье, но и, видимо, создаёт галлюцинации.

Весь остаток рабочего дня прошёл почти в молчании. Покупателей снова было не особенно много, мы с Юлией переговаривались только по рабочим вопросам, а к вечеру, когда люди под милую музыку покидали универмаг, привычно закрыли свой книжный и передали ключи на охрану. У выхода мы почему-то внезапно остановились. Я оглянулась. Юлия долго рылась в своей сумочке, пока не вытащила оттуда свой мобильный в розовом чехле. Найдя его, девушка тут же быстро забарабанила по экрану. Я с удивлением смотрела на неё, не понимая, чего мы ждём.

— Пишу Марку, — отозвалась подруга, не отрываясь от телефона. — Предложил сходить в кино, а сегодня как раз пятница… — она подняла глаза на меня. Юлия улыбалась, а лицо её радостно светилось даже и без пламени уличных фонарей. Обиделась-таки. Я прекрасно изучила нрав подруги — если между нами мелькала накануне какая-либо ссора, на другой день она всегда стремилась как можно скорее занять себя чем-нибудь, чтобы не пребывать в моём обществе. Но после всё обыкновенно шло хорошо. Я почти не деланно равнодушно пожала плечами. Юлия ещё радостнее улыбнулась. И почему именно Марк? — Люблю тебя, — она дружески чмокнула меня в щёку, от чего я скривилась. — Тебе вызвать такси?

— Нет, зачем, я пешком дойду до метро.

Она вновь улыбнулась мне на прощание и так и осталась ждать у ГУМа, а я побрела в знакомом направлении.

Ночь. Москва. И приятный ветер иногда отдаёт своей прохладой. Сапоги одиноко стучат каблуки по булыжной мостовой; она не пустует, но в пятницу вечером народ любит проводить время не здесь. Я пересекаю пешеходный переход, но не успеваю перейти дорогу, как замечаю яркий свет фар вдалеке от себя, и меня посещает странное чувство дежавю. Опять? Я отпрыгиваю в последний момент, понимая, что совпадение уж слишком странное, но чёрная машина проезжает дальше, и я облегчённо вздыхаю, продолжая свой путь. Однако звук колёс раздаётся совсем рядом со мной. Я обернулась и вздрогнула. Та же машина остановилась рядом, так что я чуть не подпрыгнула на месте, лишь ускорив, насколько это было возможно, шаг.

— Мисс! — раздалось позади меня с явным иностранным акцентом, и, хотя я не решалась повернуться, любопытство вконец одолело меня. Молодой незнакомый мне человек поправил свои очки и продолжил объясняться, смешивая мой родной язык с общепринятыми всем понятными жестами. Русский давался ему с трудом. Я не решалась сделать ни шага вперёд, но в голове у меня мелькнула мысль, что маньяк вряд ли бы стал себя так вести. Наконец, ему, кажется, надоело пытаться мне что-то объяснить, и он, вздохнув, махнул рукой на машину. Или мне послышалось, или имя актёра мелькнуло в моей речи.

— Вы говорите по-английски? — кажется, моя речь привела его в восторг. Он улыбнулся, пожал мне руку, быстро-быстро что-то заговорил, что было за гранью моего понимания английского и — как-то это само собой получилось — усадил в машину. В первую секунду на меня напала паника как в прошлый вечер при встрече человека, который боялся полиции. В следующую секунду она увеличилась, потому что этот человек сидел рядом со мной. Он улыбнулся и махнул мне рукой, будто мы были старыми знакомыми. Другой мужчина завёл машину и начал рулить, иногда вполоборота поворачиваясь к нам.

— Мы вчера так и не познакомились, вечер был таким тяжёлым, — я легонько вздрогнула от этого голоса, который слышала всегда только у Юлии из экрана телефона или же в фильмах с оригинальной озвучкой. Актёр сегодня действительно выглядел менее усталым и даже улыбался. — Меня зовут Том. Том Хиддлстон, — он улыбнулся, протянув мне руку, но, не получив руки в ответ, весело усмехнулся и совершенно искреннее произнёс: — Судя по выражению вашего лица, вы это знаете.

— Кристина, — я кое-как заставила себя выдать подобие улыбки, находясь в полнейшем смущении. Том кивнул, продолжая улыбаться. Мужчина за рулём на мгновение вновь повернулся к нам.

— А я агент Тома, Люк Уиндзор. Приятно познакомиться.

Актёр тоже произнёс знакомое с детства «Nice to meet you». На какое-то время воцарилась тишина, во время которой я оглядывалась по сторонам, пытаясь скрыть своё волнение, а сердце при этом бешено рвалось из груди.

— Вы здесь работаете, Кристин? — Кристина я, Кристина. Но поправлять его я не стала.

— Да, — я взглянула на Тома, который внимательно следил за дорогой и, создавалось ощущение, спросил меня только чтобы занять себя чем-то. Остальные слова застыли у меня на языке, но актёр продолжал:

— Москва очень красивая, уверен, здесь приятно работать. Особенно в центре.

Я тоже посмотрела за окно. Туристам эти огненные вечерние картины всегда внушают интерес, но если ты не любишь город, то и впечатление от красоты к этим местам в тебе постепенно угасает.

— Да, но если бы вы увидели Санкт-Петербург… — я улыбнулась, предаваясь воспоминаниям. Том обернулся, наверное, ожидая продолжения, но его не последовало.

— Вы неплохо говорите по-английски, Кристин. Я довольно плохо знаю русский, и нам было бы неудобно изъясняться, — он улыбается, ямочки мелькают на его щеках, но потом вновь придаёт серьёзное выражение своему лицу. — Я хочу извиниться за вчерашнее, это и правда было нелепо с моей стороны.

— Что вы, вы спасли меня от машины, — я усмехнулась, но актёр был серьёзен. Вероятно, он имел в виду иное, а мне от этого взгляда расхотелось спрашивать, что известные британские актёры забывают поздними вечерами в центре Москвы.

— Да, интересно, однако, — снова начал мужчина. Он смотрел на меня, но не оценивающе, и складывалось впечатление, что мы с ним действительно давние друзья. — Надеюсь, мы вас не слишком напугали сегодня?

— Нет, не беспокойтесь, — улыбнулась я, про себя продолжая гадать, что же послужило всё-таки причиной этой внезапной встречи, и вдруг встрепенулась, при этом ненароком задев рукой плечо Люка. — Постойте, а куда мы едем? — паника накатила на меня с новой силой и, вероятно, актёр принял краску на моём лице за смущение, улыбнувшись одним уголком губ.

— Да, у меня тот же вопрос, — Люк на мгновение обернулся к нам. — Где вы живёте, Кристин?

Что?!

— Э-э-э, — я замялась, но тон Тома, мягко взглянувшего на меня, был удивительно успокаивающим.

— Мы довезём вас до дома.

Мне становилось неловко всё больше и больше с каждой секундой, но оба мужчины молчали. Том был в своих мыслях. Люк продолжал рулить. Я понимала, что вся эта комедия разыгрывается не просто так, но не произносила ни слова. Внезапно мы остановились. Люк выскочил из машины, а я прильнула к окну. И нахмурилась.

— Кажется, мы свернули не туда, — тон, которым я пыталась скрыть свою панику, получился настолько серьёзным, что Хиддлстон рассмеялся.

— Бензин кончился. Сейчас поедем.

— Знаете, мне и правда очень неловко всё это… — Том открыл было рот, чтобы что-то возразить, но я прервала его: — И не каждый день едешь в одной машине с актёром.

Мужчина улыбнулся, но что-то грустное мелькнуло в его взгляде.

— Россия и вправду очень красивая. Сколько раз здесь бывал, каждый раз в этом убеждался. И люди здесь интересные, с ними приятно общаться… — я улыбалась, слушая этот задумчивый монолог и видела перед собой уже не актёра, общества которого боялась считанные минуты назад, а обычного человека, который делится с другом своими впечатлениями от поездки. — Знаете, останься бы я здесь подольше, обязательно бы попросил кого-нибудь показать мне здешние достопримечательности. Москва всегда оживлена, спешит, но и Лондон точно такой же. Это — принцип столиц.

— Вы правы, — я улыбнулась. — Я в Лондоне никогда не была, но всегда мечтала. Только мне он представляется иным, совершенно иным, чем Москва. А ещё он очень далёкий.

В мысли мои закрались слова Юлии. Я вспомнила о том, что она говорила про ложь насчёт Хиддлстона в СМИ, про то, что мужчина сейчас должен быть в Нью-Йорке, и новый вопрос готов был сорваться у меня с языка, когда Люк открыл переднюю дверь и сил за руль.

— Российские тарифы мне определённо нравятся, — он выдохнул. — Кристин, прошу прощения за задержку. Теперь можем отправляться.

Хиддлстон кивнул и снова погрузился в свои мысли, наблюдая за городом из окна машины, как если бы между нами не было только что этого душевного разговора. Вопрос мой так и остался не озвученным, а когда Люк притормозил, Том лишь махнул мне рукой, повторив «Nice to meet you» и скрылся за тёмным стеклом машины. Когда я подбегала к дорожке, ведущей к пропускному пункту общаги, меня окликнул агент актёра. Мужчина бежал за мной. Полы его плаща развевались.

— Кристин, я надеюсь, вы не имеете никаких иллюзий по поводу двух прошедших дней, — он переводил дыхание и от этого говорил не очень быстро, так что я могла его понимать. — У Тома непростое положение, так что неплохо было бы оставить две эти встречи в секрете. И в принципе его пребывание в Москве.

Я побледнела. Люк ещё что-то бормотал, а я силилась понять, тот ли это Люк, что в самом начале нашего знакомства еле как пытался объясняться по-русски и извинялся за внезапную встречу.

— Как вы смеете так говорить! — обида подступила к моему горлу. Люк замолчал, кивнул, будто что-то понял и торопливо порылся в карманах.

— Сто, — он протянул мне что-то, зажатое в руках. Вначале я не совсем поняла, о чём идёт речь, но, когда мужчина произнёс «150», всё встало на свои места. Я отскочила от него, как ошпаренная. Мужчина вскинул брови. Неужели он не понимает?

— Не надо меня покупать, даже не пытайтесь, — фыркнула я и зло зашагала в сторону общажного корпуса, не зная, на что злюсь больше всего. Будто мне очень хотелось поведать своему миру о встрече с актёром!

========== Глава 3 ==========

Мы проходили Шекспира.

Ещё со школьных лет я не имела особого пристрастия к драматургу, но пару дней назад, перечитав «Гамлета», «Ромео и Джульетту», ознакомившись с «Макбет», стала осознавать всё величие этого автора. Стиль написания, абсолютное покорение читателя задумкой и сюжетом и в каждой пьесе — нахождение проблем, которые — и это поражало меня больше всего! — актуальны и сегодня. Прибежав после пар на работу, в перерыве я поделилась этими мыслями с Юлией. Кажется, она не совсем поняла меня.

— Такой любви, как в «Ромео и Джульетте» просто не бывает! Увидели друг друга — и тут же полюбили, что за чушь! — говорил мне человек, который меняет парней как перчатки. Я улыбнулась одними уголками губ.

— Не так уж и с первого взгляда, если посмотреть. Идя к своей любви, они переживали неприятности, преодолевали стоящие на пути препятствия. Но в целом оба сразу почувствовали друг в друге родственную душу.

— Родственную душу, — подруга фыркнула и с самым умным видом принялась за картошку фри с соусом. — Если бы такое явление существовало, люди жили бы иначе. Это не только звучит странно, но и само по себе так — как ты можешь почувствовать в человеке родственную душу, толком при этом не зная его? — на какое-то время над нашим столиком повисло молчание, а потом Юлия снова подняла взгляд на меня. — Ты же вроде не любишь романы, а в такой бред при этом веришь!

Я замялась, но решила ничего не отвечать. Меня коробило, что разговор начинался не из этого и как-то плавно перешёл в совершенно другое русло.

— Что там твой возлюбленный? — как бы невзначай спросила я, надеясь тем самым перевести тему. А заодно попытаться разузнать хоть что-то об актёре. Как же неловко мне было признавать, что я частенько вспоминаю нашу последнюю встречу и слова Люка о неразглашении. Да и кому бы я могла рассказать? Юлия, несмотря на всю свою откровенность, не поверила бы мне. Подруги из университета равнодушно пожмут плечами. Они, начинающие журналистки, встречают знаменитостей каждый день, посещая различные конференции и мероприятия («В Москве всё-таки живём!»). Когда меня зовут на подобные штуки, я ссылаюсь на работу — и обычно так и оказывается. График и учёба слишком сжимают меня по времени.

— Игорь такой нудный, ты и представить себе не можешь, — вздохнула, отмахнувшись, Юлия и начала водить рукой со свежим маникюром по столу. — Только и делает, что сыпет комплименты, а как начинаешь спрашивать его — какой твой любимый фильм, чем любишь заниматься, каким видом спорта увлекаешься, тут же краснеет и как-то странно мямлит что-то непонятное в ответ. Совсем не понимаю его, — она вновь грустно вздохнула и подняла глаза на меня. — Я всё. Пойдём?

***

Нас вновь загрузили мыслями о дипломной работе, и мне от этого стало ещё грустнее, чем прежде. Да и всё сильнее и сильнее своим осенним давлением надвигалась середина октября — пора пить горячий чай, собирать жёлтые листья, читать Есенина под звуки растворяющихся в горячей воде шипящих витаминов. Ничего не имею против чтения Есенина — особенно его стихов, навеянных осенью, но крайне болезненно отношусь к ранним подъёмам, лекциям в университете, а потом — работе. Или ко дням, посвящённым работе в принципе.

— Вы уже думали над дипломкой? — и там, и тут звучат вопросы моих подруг. Мы бредём по покрытой кленовыми листьями аллее на территории университета и наслаждаемся: кто-то — осенью, кто-то — приятной безветренной погодой, а я — тому, что до работы ещё полно времени, и его можно потратить на друзей. Над темой дипломки, в итоге, не думал никто. А я вспоминаю, с каким пылом наш декан рассказывал о выпускной работе, и меня уже не в первый раз за это утро пробирает дрожь. Столько требований, столько указаний, а в голове при этом ни одной мысли, несмотря на то, что остался всего лишь год.

— …Я думаю, закончу с интервью, сделаю расшифровку, а потом можно будет увидеться, — отвечает кому-то из подруг Катерина. Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, что девчонки давно уже перешли в разговоре на другую тему.

— Лучше уж завтра отпроситься пораньше с пары. Можно сослаться на мероприятие от редакции, а самим… — предлагает Елена, подмигивая подругам. Я выдавливаю из себя улыбку, когда все они оборачиваются на меня, делая вид, что присутствую в их диалоге. У кружка редакции университета всегда свои рабочие вопросы, так что не вижу смысла в них влезать.

— Кристина, а ты? Хочешь с нами?

Сердце у меня предательски быстро забилось от этого предложения, но я отрицательно качаю головой. Помню, как ещё на первом курсе меня не приняли в этот кружок. Тогда им ещё руководила оканчивающая в том году университет четверокурсница, которая прочитала моё сочинение конца класса 10, внимательно осмотрела меня с ног до головы и снисходительно улыбнулась:

— В скором времени у вас начнутся Творческие мастерские, и вас разделят по разным направлениям. Кто-то будет заниматься фотожурналистикой, кто-то — в сфере радио, например, — улыбка не сходила с её лица. А наивная первокурсница, стоявшая перед ней, считала эту улыбку каким-то дружеским знаком. — Вот тогда ты мне принесёшь свои материалы, и мы посмотрим.

Я чуть не прыгала от счастья, выходя из кабинета, где располагался кружок редакции. Я представляла, как буду и снимать, и записывать и писать тексты одновременно. А время, как всегда, распорядилось по-своему.

— Так что? — теперь уже все смотрели на меня, ожидая ответа.

— Простите, девчонки, но я не смогу, — я развела руки, — работаю.

— Понимаю, у нас вот тоже дел невпроворот, да же? — с этими словами Катерина повернулась к членам кружка, и они вновь стали строить планы на предстоящую неделю, а в их речи то и дело мелькали неизвестные мне термины типа «ЛИД» и «бэкграунд». Мы распрощались у КПП, и девчонки с весёлым смехом отправились в свой рабочий кабинет.

Мои мысли уносили меня далеко. В то время, когда я отучусь и стану известным журналистом и, возможно, после выпуска буду встречаться с подругами и рассказывать им о своей непростой работе на «Первом канале». «А знаете, с чего всё начиналось?» — вот так я буду рассказывать свои красочные яркие истории, заставляющие вздыхать, изумляться и комментировать. Однажды мне уже довелось побывать в Останкино на съёмках «Вечернего Урганта». Впечатлений в тот день у меня было полно, я возвращалась по облитой огнями московской улице тёплым летним вечером и вспоминала только что мною пережитое, радовалась как ребёнок, как если бы я не просто снималась в массовке, а была гостем на этом популярном шоу. Если бы у меня была возможность работать там, тогда, при всей моей нелюбви к вечно спешащей столице, я бы полюбила такую жизнь.

Но меня по-прежнему встречал ГУМ с его книжным. Сегодня здесь проходит презентация, на которую я чуть не опоздала, потому что медлила в дороге из университета к Площади Революции. Завидев меня, начальница недовольно хмурится, но ей ничего не остаётся, как лишь впустить меня в магазин. Мы понимаем друг друга лишь в том, что пытаемся согласовывать мой график. Её устраивает в принципе то, что я здесь работаю, меня — что могу в любое время уйти на учёбу или же, наоборот, вернуться с неё сюда.

Народу много, протолкнуться почти невозможно, но я всё-таки под шумок пробегаю в каморку, где наскоро надеваю рабочую футболку и настраиваюсь перекладывать книги, отвечать на вопросы покупателей, консультировать их по поводу книг и помогать в их поисках. Время проходит незаметно, так что я почти забываю о своих прошлых проблемах. Юлии сегодня нет, и моя напарница по смене — новенькая Татьяна, милая девочка, невысокого роста, которая в этом году заканчивает школу, так что работать может после обеда и повыходным. Разговорившись, мы вместе весело проводим смену, провожаем глазами последних посетителей презентации и начинаем собирать вещи, чтобы расходиться по домам.

— И всё-таки не понимаю, — произношу я, завидев оставленную кем-то из клиентов книгу-бестселлер «Разбуди меня, когда закончится сентябрь». Она совсем новая, корешок приятно поскрипывает в руках при прикосновении, твёрдая обложка покрыта ещё одной, красочной, бумажной — признак действительно дорогого издания; а на первой странице красуется подпись самого автора. — Не понимаю, что такого особенного в этой книге.

Сказать по правде, я уже не в первый раз сталкивалась с этим произведением. Мало того, что Юлия и некоторые знакомые постоянно о нём говорили, я случайно натыкалась на него в метро, в магазинах, даже в университете. А теперь я держу эту книгу в руках.

— Вроде роман как роман, но людям нравится, — пожимает плечами Татьяна и улыбается. — Я сама начинала читать, но пока времени не так много из-за учёбы. Говорят, там мысли хорошие изложены.

«Разбуди меня, когда закончится сентябрь» манит к себе пёстрой обложкой. С другой стороны, кто-то ведь действительно оставил её здесь — пылиться ей теперь, как и другим, на складе, что ли? Пока не видит начальница, я складываю книгу себе в сумку. Теперь можно и отправляться домой.

Вечерняя Москва провожает своих работающих допоздна жителей домой. Провожает тёплой погодой, старинной архитектурой в сумерках, необъятным тёмным небом — поднимаешь глаза, смотря на него, и кажется, что вот-вот голова закружится. Провожает знакомой булыжной мостовой… Я останавливаюсь на небольшом пешеходном переходе, не решаясь сделать ни шагу дальше. Два вечера подряд меня здесь чуть не сбили при так и невыясненных обстоятельствах…

— Ты чего? — Татьяна тоже останавливается, пройдя немногим больше, чем я. Я смотрю не на неё, а куда-то сквозь, точно не видя свою новую коллегу, и прежние вопросы начинают беспокоить моё спрятанное внутрь любопытство. Что делает Том Хиддлстон в Москве? То, что его агента беспокоит афиширование его случайных знакомых, ещё можно понять, но что он имел в виду за непростым положением? И этот взгляд Тома при упоминании полиции — такой испуганный и затравленный… — Кристин, ты здесь?

Я резко-резко моргаю, возвращаясь из мыслей. А ведь это русское «Кристин» совсем не похоже на английское произношение.

— Да, просто немного задумалась, — я улыбаюсь, чувствуя при этом неловкость, и мы довольно быстрым шагом добираемся до метро.

***

На выходные я решаю съездить к родителям. Они живут недалеко от Москвы. Можно будет сделать всё, что задали, в спокойной обстановке и наконец отдохнуть от никогда не спящей столицы. От Юлии 10 пропущенных. И я, кажется, знаю, что мне не отвертеться от её походов по барам, когда я вернусь обратно.

В плане домашних заданий помимо Шекспира также задано и множество рекламных текстов и статей, которые надо написать на английском. Пока я пишу, я с изумлением замечаю, как легко мне даётся следовать структуре даже без какого-либо плана. Английские заголовки статей, которые должны быть предельно краткими, очень привлекательными и, к тому же, почти не соответствовать грамматическим нормам, получаются с каждым разом написания всё лучше и лучше. Я улыбаюсь, глядя на свои труды. Вот так-да — ни разу не написать ни статьи на русском, зато прекрасно написать её на иностранном языке! Пожалуй, в свободное время я могла бы ещё усерднее заниматься английским и развивать этот навык, чтобы в качестве того же фрилансера заниматься независимыми переводами. Эта идея приходит также внезапно, как пропадает, и я вновь с головой ухожу в уроки. Свободное время в пятницу, кажется, для того и дано — чтобы закрепить в своей голове всё изученное за неделю и выполнять домашние задания.

А в субботу желание продолжать делать уроки пропадает. У отца день рождения, и мама делает ему подарок в виде праздничного стола в пиццерии. Родственники при встрече каждый раз изумляются, как мы с младшей сестрой Алисой повзрослели с нашей последней совместной встречи, которые, откровенно говоря, проходят хотя бы раз в месяц по каждым праздникам. Они начинаются с обычных посиделок, с разговоров «как у кого дела» и «что у кого нового», как будто мы не виделись несколько лет и вот не знаем, о чём поговорить. А потом все до одного «раскачиваются», и начинается суматоха. Родственников не устраивают конкурсы. Родственников не устраивают их проблемы по жизни. Родственников уже не устраивает даже и общество друг друга. В попытках справиться с алкоголем одни начинают танцевать, другие — выкидывать какие-то странности. Я предпочитаю поскорее удалиться. К тому же, я обещала Алисе встретить её с танцев.

Маленький городок под Москвой, встречающий осень — что может быть забавнее? С одной стороны, всегда отвыкаешь от этой спокойной жизни, приезжая из Москвы, в которой властвует время, дивишься менталитету и доверчивости здешних жителей, пытаешься привыкнуть к тому, что, случайно толкнув кого-то, ты, скорее всего, получишь извинения от ни в чём не повинного человека. А с другой, вспоминаешь родные места, где родился, воспитывался, ходил в школу. На душе становится радостно и спокойно — за то, что здесь у всех всё хорошо, все живы и здоровы. Но когда я встречаю после танцев Алису, и мы молча идём обратно в пиццерию, шурша павшими осенними листьями по дороге, я вспоминаю об оставленных там хорошо отметивших день рождения отца родственниках, и тоска вновь закипает в сердце, примешиваясь с раздражением.

— Пошли домой? — спрашиваю я у своей младшей. Она заходит в кафе и соглашается со мной. Нам еле удаётся отмахнуться от вопросов родственников и родителей, и мы бредём по вечернему провинциальному городку. Моё настроение мгновенно испортилось, сестры — кажется, тоже.

— Ты снова уедешь в Москву и оставишь всех нас, — она поднимает такие же, как и у меня, голубые глаза на меня и хмурится. Я улыбаюсь, но как-то грустно.

— Я бы предпочла и не приезжать на эти посиделки вовсе, — отвечаю я. — Посидели бы все вместе дома, посмотрели фильм. Я бы приготовила папе пирог с цифрой «45» сверху из бананов.

Мы обе смеёмся, но смех какой-то не весёлый и довольно краткий. Молчание вновь воцаряется между нами, но на этот раз какое-то немного неловкое. Я понимаю, что мы думаем об одном и том же. Интересно, соберётся ли Алиса в будущем тоже поступать в Москву и придётся ли ей тоже погружаться в эту столичную жизнь?

— Алиса, — негромко произношу я имя сестры, и она отзывается, глядит на меня. Мокрый дождь начинает накрапывать на город моего детства, и мы заметно увеличиваем шаги, всё приближаясь и приближаясь к дому. — А ты веришь в случайные встречи?

Случайные — это те, которые кажутся чудесными на первый взгляд, но происходят на самом деле. Для нас они самые запоминающиеся и необычные. Мы считаем их такими, потому что они встречаются нам только в фильмах или в книгах. Или в нашем воображении, которое настолько безгранично, что может сотворить всё, что ему угодно. Но никак не в жизни. И именно это я объясняю сестре. Конечно же, она меня понимает. Родной человек, с которым в любое время можно поговорить по душам, и он сможет тебя понять. И когда мы добираемся до дома, я складываю длинный зонтик вроде тех, которые носят с собой британцы в дождливом Лондоне, и с улыбкой смотрю на неё, точно готовясь рассказывать шутку.

— А ты бы поверила, что…

***

Единственный человек, кому я рассказала про встречу с актёром — это моя сестра. Алиса не сочла это ни шуткой, ни выдумкой, а как серьёзный взрослый человек выслушала и только потом начала восхищаться. Как и я, она не была его фанаткой, но мы в тот же вечер начали читать о Томе всё, что смогли найти — неправильно сказано, найти о нём можно было всё, что угодно, нашли несколько его фильмов. К своему удивлению, я даже нашла экранизацию Шекспира.

Я как раз начинала «Ричарда II», которого планировала прочитать перед началом просмотра «Пустой короны», когда позвонила Юлия. Небрежно нанося хоть какой-нибудь макияж, я собиралась на вечернюю прогулку, при этом успевая пробегать глазами по строчкам известного английского драматурга. С платьем было примерно то же — я практически надела первое, что попалось под руку. История борьбы за власть британских королей в описании драматурга была в разы интереснее. Я не помнила, как выбежала из общаги и поехала на автобусе до метро. Пребывая в противоречивых мыслях по поводу захватывающей пьесы, я пропустила мимо ушей имя нового кавалера Юлии, с которым она меня знакомила. Даже толком не запомнила его внешность. Всю дорогу Юлия что-то рассказывала, потом поведала, как они с (Дмитрием?) познакомились, где им довелось уже побывать и куда они бы ещё хотели сходить.

— А давайте, — как бы ненароком начала подруга, останавливаясь и тем самым преграждая нам с её парнем дорогу. — Сходим в бар? Мы как раз с Денисом — кажется, его всё-таки звали Денис — читали на днях об одном прекрасном заведении. Сходим, развеемся, тебе, подруга, кого-нибудь подыщем, — Юлия подмигнула мне. Несмотря на то, что «развеяться» подруга была не прочь не только на выходных, а чуть ли не 24 на 7, мы отправились туда, куда нас вёл её Демьян. Но если вначале это были нормальные людные места, то вскоре — какие-то подворотни и совершенно не знакомые мне районы. А Дементий всё продолжал идти вперёд и вперёд и что-то пылко рассказывать. Юлия не сводила с него восхищённого взгляда, а я совершенно противоположным этому взглядом осматривала места, куда он нас привёл. Это было подпольное заведение, с виду напоминающее те смутные места, в которых в кино разворачиваются сааме неприятные действа. И в тот момент, когда я собралась было оттолкнуть за рукав пальто подругу от входа, она, не обращая на меня никакого внимания, уверенно прошла вперёд, провожаемая взглядом своего нового кавалера. Не дав мне ступить ни шага, он проследовал за нею. Я пробежала последняя мимо не внушавших доверия охранников.

Полутёмное помещение. Повсюду — музыка и игорные столы.

— Кажется, это не совсем бар, — неуверенно и немного расстроено пробормотал Дарий, осматриваясь по сторонам. Подруга прильнула к нему и улыбнулась:

— Ничего! Мы и здесь здорово повеселимся.

Приободрённый её словами, молодой человек пригласил нас присесть за столик, а сам отправился на поиски официантки и меню. Юлия сняла верхнюю одежду, демонстрируя своё платье с открытыми плечами. Я так уютно располагаться не торопилась. Мне смущало, что первое впечатление об этом месте не оказалось обманчивым, и это действительно какой-то непонятный карточный клуб.

— Может, лучше всё-таки поискать бар? Время не такое уж позднее, ещё успеем и найти, и заказать что-нибудь, и потанцевать… — произнесла я, но моя уверенность по ходу речи спадала с изменением взгляда Юлии. Она отрицательно помотала головой.

Одной уходить из этого заведения мне тоже не хотелось. Кто-то рядом за столиком предложил «вскрываться». Я вздрогнула всем телом. Не к месту мне вдруг пришла мысль, что надо был пригласить хотя бы Марка…

Голоса, смех, игры. В какой-то момент, наконец, подошёл, парень Юлии, который был уже навеселе.

— Не соскучились, девчонки? — он присел между нами и бесцеремонно обнял меня за талию, благо, мне удалось кое-как вывернуться. Юлия этого даже и не заметила, и они начали тихо переговариваться с ним о чём-то своём. Меню с нами по-прежнему не было, и я решила отыскать его сама.

Надо сказать, расположение в баре было не совсем удобное. Все свободные проходы были загорожены столиками, а барная стойка находилась вообще в каком-то не очень приметном месте. Подходить к ней близко я не решилась, потому что вокруг был множество нетрезвых мужиков, так что остановилась рядом в надежде всё-таки найти официантку.

— Эй, парень, не жульничай, — раздался рядом чей-то голос, а в ответ ему послышалась ругань на таком знакомом мне в последнее время языке. Моё сердце бешено забилось. Я обернулась в сторону говоривших, считая, что мне показалось, но ни слух, ни зрение не подвели меня на сей раз. Не может быть! Я ещё ничего не пила, а мне уже мерещится! В тот же миг от столика раздались одобрительные аплодисменты. Я тихонько подкралась ближе. Но одобрительными они были лишь на первый взгляд, и уже вскоре оказалось, что выигрышем человека все не так уж обрадованы.

— Это нечестно! Он жульничал! — то и дело выкрикивал в толпе тот же самый мужчина. Я была теперь совсем близко и смогла найти глазами виновника создавшейся ситуации. Каждый раз при виде его меня пробирают мурашки — совпадение?

— Что здесь происходит? — к делу уже присоединились охранники. Тот, кого обвиняли, пытался оправдаться, но английскую речь, судя по всему, в этом заведении понимал не каждый, а точнее, никто. И когда один из охранников, ещё в с первого взгляда показавшихся мне сомнительным, двинулся на мужчину, я бросилась вперёд, закрывая ему дорогу. Изумление на лице мужчины медленно сменялось раздражением.

— Да как вы смеете! Его оклеветали! Вы знаете, что это известный актёр?

— К нам и поизвестнее ходят, — хмыкнул охранник, не принимая, судя по всему, мои слова всерьёз и вновь полез к знакомому мне англичанину. Сама не зная, что творю, я бросилась вперёд, подбежав близко к нему, так что он смог разглядеть моё лицо (даже вроде бы, узнав меня, назвал моё имя), а я его — на нём отпечаталось чувство нескрываемой растерянности, схватила за руку и, что было сил, потащила за собой, провожаемая недовольными выкриками и нелестными словами охранников в свой адрес. Оказавшись на свежем воздухе, я точно бы отрезвилась, выплыв из этого дремотного ужасного места.

— Вы..! — я еле смогла перевести дыхание и, не в силах думать ни об оставленных Данииле и Юлии, ни о позднем времени воскресенья, во все глаза смотрела на Хиддлстона, пока кровь приливала к моему лицу. Я пребывала в смешанных чувствах, и моя уверенность быстро спала на нет, сменившись растерянностью. Он как будто бы тоже выглядел немного смущённым, но улыбнулся. И это поистине прекрасная черта — продолжать шутить даже в самых непонятных ситуациях.

— Кажется, у меня появился ангел-хранитель, — он улыбнулся.

========== Глава 4 ==========

Я долго молча стояла перед ним, не в силах произнести ни слова. В голову ударяла всё одна и та же навязчивая мысль и я не знала, как от неё избавиться. Отводила глаза, опускала голову, пыталась смотреть по сторонам, но то и дело возвращалась взглядом к стоявшему рядом со мной мужчине. Когда мне удалось кое-как прийти в себя, у меня создалось впечатление, что Тома совсем не угнетало молчание между нами.

— Гхм… Наверное, это не моё дело, но вы, думаю, спутали подпольный карточный клуб с местом проведения элитных вечеринок. Вам нужно по крайней мере в центр, — я пыталась говорить как можно более спокойно, но в такой ситуации очень трудно оставаться просто спокойной! Меня одолевали противоречивые чувства, и на место удивления то и дело находила злость, которая потом сменялась смущением. Она, в своё время, будила во мне беспричинное раздражение. — Это примерно Театральная, наверное, зелёная… — я запнулась и ощутила, что ещё что-либо выговорить у меня не повернётся язык. Томас всё это время молчал, а на его лице застыла какая-то грустная улыбка. Насколько я знаю, актёрам не принято так улыбаться. Им в принципе не свойственно показывать свои настоящие чувства.

— Прошу прощения, Кристин, что уже не в первый раз прошу вас об услуге, да ещё и при столь странных обстоятельствах, — уголки его губ дрогнули, но улыбка больше не коснулась их. Англичанин сделал шаг вперёд. Теперь, в нормальной обстановке — не полутёмная улица и не один на один в машине, где сразу неловко от долгих взглядов становится! — я смогла внимательно рассмотреть его. Голубые глаза, которые сейчас, то ли от того, что так падал свет, то ли от каких-то внутренних мыслей и эмоций, поблёскивали серым. Светлые волосы, уложенные при нашей последней встрече, сейчас разметались, и то и дело Том — наверное, по привычке, приглаживал их. Он провёл рукой по подбородку с лёгкой бородкой, и мой взгляд ненароком остановился на тонких губах. Я покраснела и поспешно отвернулась, но мужчина неожиданно легонько тронул меня за плечо.

— Кристин?

— А, да, простите, я немного задумалась, — вырвалось у меня само собой, и моё быстро бьющееся сердце со скоростью ветра ухнуло куда-то вниз. Ну вот, теперь пора проваливаться сквозь землю. Но Том в ответ лишь улыбнулся.

— Я так и понял. Но что насчёт метро?

Точно. Видимо, мистер Хиддлстон всё-таки слушал мой занимательный рассказ по поводу перемещения на другую ветку, в какой-нибудь ночной VIP-клуб. Я фыркнула, понимая, насколько меня не прельщает мысль заменять ему агента или каких там ещё поставленных для этого лиц и провожать актёра до подобных заведений. И вообще, где тот Люк, который так заботился о его репутации, а сам пускает своего подопечного в подпольные казино и прочую ерунду? Наверное, я побледнела в тот момент, или все вопросы разом отразились на моём лице, потому что Том снисходительно улыбнулся:

— Или, если хотите, мы могли бы пройтись пешком… — он вынул из кармана телефон и, приблизившись к нему, я смогла рассмотреть знакомое приложение. Ну да, навигатор. Почему бы и нет? А у меня он уточняет для того, чтобы убедиться в правильности техники. Но, еле-еле смерив свою злость, я выдохнула, улыбнувшись, и мы последовали прочь из закоулков, в которые нас с Юлией завёл хм… Давид. Мимолётно следя за тем, как отлично актёр ориентируется, я с горечью размышляла над тем, что завтра понедельник, а, значит, придётся с самого утра вставать на работу, что детское время — а значит, время моего сна, давно уже кончилось. А во вторник у нас ещё встреча с преподавательским составом, которые набросятся на нас, как голодные волки на овец, требуя окончательную тему дипломной работы. И всё это навалилось на меня в один момент, что я чуть не забыла о своём спутнике, который — на секундочку так — был всего лишь известным британским актёром, а я вроде как решила ему устроить экскурс по Москве. Благо, радовалась я, он в трезвом состоянии. Кстати, насчёт экскурса!

— Посмотрите, здесь слева от нас прекрасный парк. Он особенно днём красивый. Когда гуляешь по зелёной набережной, можно разглядеть, какие здесь пруды чистые. Он, кстати, так и называется, Чистые пруды. Прямо так же, как и эта станция метро, — я говорила не так быстро, как мне хотелось бы, так что вряд ли смогла бы спародировать голос экскурсовода, при этом пару раз сбившись на русский и вызвав немалое удивление актёра. О том, что раньше пруды носили несколько иное название, я сказать не решилась. — О, а вот тут сквер очень красивый! Здесь можно и по ночам гулять. Уютно, спокойно, каждые несколько шагов горящие арки цветные. Смотрите! — мы остановились под одной такой аркой, но Том по-прежнему выглядел странно задумчивым и неразговорчивым и только кивнул в ответ на моё восхищение. Нда, признаю, оно, вероятно, выглядело слишком уж деланным. Что ж, если повезёт, у нас впереди Красная Площадь, от неё вроде все иностранцы без ума.

— Остановимся здесь? — я не до конца поняла, было ли это предложение или повествование, но мы присели на лавочку, окутываемые приятным тёплым ветром. Том осматривался по сторонам, иногда пряча лицо в воротник, если рядом появлялся случайный прохожий. — Кристин, спасибо вам, но, думаю, после такого вечера мне не до этого.

Экскурсоводу только что вежливо открыли дверь и улыбнулись.

— Ну, что вы, Томас, конечно…

— Зови меня просто Том, — кажется, это был своеобразный переход со стороны англичанина на «ты». Мужчина повернулся ко мне, но уже с улыбкой. Я понимающе кивнула, совершенно не имея понятия, о чём речь, поднялась и двинулась за ним. И почему в этот самый момент я доверяю совершенно (ну, по факту так и есть) незнакомому мне человеку? Почему чуть ли не беспрекословно следую каждому его действию? Но ничто, даже собственные мысли, не заставляло меня останавливаться. И вот вдалеке уже и Чистопрудный бульвар, и известная мне станция метро.

— До недавнего времени я не верил, что вернусь к жизни, — голос Хиддлстона, раздавшийся в абсолютной тишине московской улицы часа в три утра, звучал немного хрипло. — Даже сейчас мне в это мало верится. Когда-то у меня была работа, и сотни режиссёров изо дня в день были готовы подписывать контракты со мной. Деньги. Слава. Мечты, — актёр резал слова, будто бросая их на ветер. — А потом один раз друзья повели меня в казино — надо же иногда менять «элитные вечеринки», — актёр улыбнулся. Кажется, меня только что спародировали, — на другие места.

Почему он рассказывает это мне?

— Один раз, второй, третий. Сначала мне везло, да и в покер я вроде играю не так плохо. А потом в дело пошли всё более и более крупные суммы, а оторваться было уже тяжело, — мужчина вздохнул, и изо рта его заклубился пар. — Порой получалось и так, что у тех же самых друзей приходилось одалживать денег.

Он продолжал идти вперёд, не останавливаясь, несмотря на то, что, похоже, непривычный климат действовал на него. И тут, по ходу речи Тома, до меня стало доходить всё происходящее. И его внезапное появление в центре столицы России, и предупреждения Люка. Уиндзор боялся не за то, что Тома заподозрят в новой личной связи с девушкой, а за то, что вообще узнают, что он всё ещё в Москве.

Мой мир перевернулся на все 360 градусов, и всё, о чём я только что думала, о чём могла думать считанные часы назад, дни, месяцы, показалось таким мелочным и эгоистичным! Так девушка, вступая во взрослую жизнь, внезапно находит свой детский кукольный домик и, мягко улыбнувшись, начинает припоминать всё своё с ним связанное детство. И пока я проводила дни в университете, на работе, дома с родителями — счастливые дни! — у человека рушилась карьера, а жизнь медленно и беспомощно катилась под откос.

Я вздрогнула и осмотрелась. Мы стояли рядом с безлюдным пешеходным переходом, на котором не наблюдалось ни пешеходов, ни машин. Сзади нас со всеми своими огнями возвышался ЦУМ. Если продолжить идти по улице, перед глазами появится мой любимый магазин «Библио-Глобус», а дальше по направлению движения покажется и известная московская красавица Красная Площадь. Том стоял, заложив руки в карманы. Я стояла довольно близко к нему, не решаясь ни сказать что-либо, ни сделать шаг на проезжую часть. Холодный утренний ветер, который сменил вечерний — приятный и тёплый, овевал наши лица. Англичанин ещё плотнее укутался в воротник, я — в свой бежевый шарф. Я слышала его взволнованное дыхание и буквально чувствовала, что он хочет ещё что-либо произнести, и когда я уже повернулась к нему, чтобы начать говорить, он тоже открыл рот. Наши взгляды встретились, мы оба потупились и замолчали, так и не произнеся ни слова. Но актёр всё же решился первым.

— В такие моменты думаешь, а где же все эти твои друзья, которые в своё время потащили тебя в такие заведения, — невесело усмехнулся он, и я ощутила на себе его взгляд, но отчего-то боялась поднять от асфальта глаза.

— Что ты теперь собираешься делать? — спросила я, неотрывно и будто даже с интересом рассматривая свои сапоги. Я осознала, что вопрос глупый, только когда он уже растворился в предутреннем октябрьском воздухе и был услышан мужчиной. Но, несмотря на все мои опасения, Том не усмехнулся и отвечал не с вызовом или сарказмом, чего я очень боялась.

— Люк предлагал вернуться в Лондон. Собственно, именно для этого он сюда и приезжал, — брови мои поползли вверх. То есть, Уиндзор сейчас не здесь и заехал лишь затем, чтобы убедиться, что с актёром всё хорошо, а потом вновь отчалил? Похоже, этот вопрос так и читался на моём лице. — Он уговаривает меня уже не в первый раз, — пояснил Том и развёл руками, — но там я буду полностью в долгах и перед кредиторами, и перед друзьями. А у некоторых из них, как оказалось, даже есть связи с вашей русской полицией.

Перед моими глазами моментально предстал вечер нашей с ним встречи. Полицейская машина, которая так спешила, что чуть не задавила случайного прохожего. Оклик Тома, который меня спас.

— Мне придётся оставаться здесь, пока сплетни не перестанут ходить по Лондону. Здесь, в России, они, кажется, уже почти прекратились.

Прекратились. Я молча кивнула. Статьи и новости в прессе про Тома опровергались. Журналисты в один голос говорили, что британский актёр вернулся на родину, хотя предположения у всех по поводу того, что он делал в России, были разные. Одни считали, он готовился подписывать с кем-то из русских режиссёров контракт, другие — приезжал навестить тайную русскую подругу, но большинство сходилось в том, что Том просто решил отдохнуть после поездки в Нью-Йорк и съездить в Россию. Отменное предположение, ничего не скажешь. Но люди верили.

— А что… потом?.. — мой голос дрогнул. Безлюдные дороги освещал рассвет. Мы шли по Воздвиженке — я бы узнала эту улицу из тысячи, учитывая свою любовь к ней.

— Думаю, пока я не поправлю своё финансовое положение, думать о выезде рановато. Мы пришли, — Хиддлстон перевёл тему так резко и так внезапно остановился, что я уткнулась головой ему в спину. Во-первых, я что, всё-таки провожала его домой?! Во-вторых, квартира в центре Москвы.? Он обернулся. Я недоумевающе смотрела на него. Он прислонился к зданию, скрещивая руки на груди. — Вероятно, я слишком отчаялся, если рассказываю всё это человеку, которого вижу третий раз в своей жизни, но…

Но где твои друзья сейчас, Том?

— Но где сейчас мои друзья, я понятия не имею, — уголки его губ еле заметно дрогнули. Я замерла на месте, удивлённо и очень быстро хлопая глазами. Невозможно! Неужели это всё так отчётливо отражается на моём лице?

— Я могла бы чем-нибудь помочь, — неуверенно пробормотала я. Хиддлстон кинул на меня взгляд. — У меня куча знакомых, которые сдают квартиры, — я подняла голову. Здание, у которого мы остановились, совсем не тянуло на жильё для малоимущих — будь то гостиница или дом, неважно. — Ну или, хм, могу помочь сориентироваться в Москве… — Хиддлстон, казалось, совсем не слушал меня. Лёгкая улыбка пробежала по его губам, и от его внимательного взгляда, с головы до ног, мне стало неловко. Чёрт, и зачем я только что это сморозила!

— Ты, кажется, замёрзла. Не хочешь кофе? — он мило улыбнулся. Наверное, таким улыбкам никогда не отказывают. А потом запросто соблазняют девушек. Я тоже улыбнулась.

— Думаю, я буду отогреваться уже дома.

Мужчина был настойчив.

— Тогда как джентльмен я обязан проводить тебя хотя бы до метро.

Я вглядывалась в лицо Тома, силясь понять, что послужило причиной такой резкой перемены его настроения.

— Российский климат плохо действует на вас, мистер Хиддлстон, — в шутку сказала я. Том практически просиял. Ни одного отблеска грусти не оставалось в его глазах.

— Полагаю, мой телохранитель выручит меня в этом. Лишь бы чего не случилось с ним, — и мы оба весело засмеялись. Аргументов для возражения у меня не было, да и кадрить Том умеет определённо лучше, чем я — отказываться.

У меня складывалось впечатление, что до метро я доходила совсем с другим человеком. Хиддлстон много всего спрашивал у меня, я даже не могла вставить ни одного вопроса. Удивился, что я учусь на журналиста, спрашивал об уже опубликованных материалах и, кажется, немного растерялся, когда узнал, что их у меня пока нет. Это напомнило мне девчонок из редакции, которые на свой постоянный вопрос «Ты читала такую-то новость?» получают от меня отрицательный ответ и качают на это головами: «Зачем игнорировать события! Ты же журналист».

Актёра в принципе интересовали культура и менталитет другого народа и по хобби одного человека он пытался выстроить примерную картинку. Кажется, удалось не очень. Я не смогла толком ни сказать ничего содержательного про своего любимого русского поэта Сергея Есенина, ни поддержать разговор о фильмах. Пару раз, правда, упомянула о своей дипломной работе и о месте работы, с которым англичанин был уже знаком. Мы стояли и ждали открытия метро, до которого оставалось минут десять. Несколько человек в это раннее утро понедельника занимались тем же самым. Я с замиранием сердца думала о том, что только успею лечь, как уже надо будет подниматься.

— Спасибо, что проводил. Правда, игорный клуб — не лучшее время для встреч.

— Как и тёмные переулки, — улыбнулся Том, чем тоже вызвал у меня улыбку. — Кстати, — он что-то достал из кармана, и когда разжал ладонь, я узнала свою «Тройку». — Спасибо, но я уверен…

— Оставь себе. Проезд в Москве не такой дешёвый без неё.

Мужчина какое-то время молчал, не отрывая взгляда от карты, но в итоге кивнул и убрал её обратно.

— Ещё раз спасибо. До новых встреч, Кристи!

Кристи? У меня на глазах моё имя сокращают до невозможно краткого. Я тряслась в старом вагончике метро, и у меня совершенно в голове не укладывался весь сегодняшний вечер. И в то же время я с удивлением осознавала, что действительно жду новой встречи.

========== Глава 5 ==========

Он входит в наш ГУМовский магазинчик и ослепительно улыбается. Как и всегда. Небрежным торопливым движением руки поправляет случайно сбившийся ворот пальто, а глаза его в это время суетливо перебегают от прилавков к покупателям, доходят до кассы и останавливаются на мне. Ещё шире улыбнувшись, он в несколько шагов минует разделяющее нас друг от друга расстояние и, чтобы невзначай завести разговор, спрашивает о книге, которую ищет уже очень давно и ни в одном книжном не может найти. Я понимаю его с полуслова, собираюсь провести к нужному отделу, но вдруг из-за отделов с руками, полными учебников для клиентов, возвращается Юлия. Я киваю британцу и улыбаюсь подруге:

— Юлия, познакомься, это Том…

Не дослушав, подруга роняет всё, что было у неё в руках и во все глаза взирает на актёра.

— Том, это Юлия, моя подруга, — немного смутившись, продолжаю знакомить лучших друзей я, в то время как на англичанина уже взирает полмагазина.

— П-приятно познакомиться, — уже не обратив никакого внимания на книги, по которым она начинает ступать, подруга приближается к Тому и, всеми силами стараясь как можно менее напряжённо улыбаться и как можно сильнее перестать краснеть, протягивает ему руку, которую приветливый Том, естественно, пожимает.

— Кристина, ты уснула, что ли?

— Что? — я вздрогнула. Книга выпала из рук и громко ударилась о пол. — Сентябрь уже закончился?

Не скажу, что этот роман такой уж привлекательный, но он наводит на странные мысли. В частности, они приходят, когда я ненароком засыпаю на своём рабочем месте.

— Ты совсем с катушек съехала? — воскликнула подруга. В голосе её слышалось нескрываемое возмущение. Сегодня у нас пересчёт, работы полно, а я вместо этого коротаю свою смену за книгой — есть, от чего разозлиться. Мои спешные извинения не помогли. Юлия продолжала дуться. — Сначала побеги от друзей, потом встречи с подозрительными типами. Скажи мне, кто он, твой таинственный друг, о котором ты уже не раз косвенно заводишь разговор и к которому всегда убегаешь под шумок? — она хмуро смотрела на меня, занося пометки в журнал и каким-то образом умудряясь при этом ещё и считать. В последний вечер Юлия на меня особенно обиделась из-за того, что у них с её кавалером Д. произошла неприятная история, о которой она до сих пор с содроганием вспоминала, так что особенно не вдавалась в подробности. Итог — подруга снова одна. Только теперь с позицией («на всю жизнь»): «Буду ждать парня своей мечты и не обращать внимания на одноразовых ушлёпков». Именно так. Но больше всего её раздражало не то, что неприятная история произошла, а что в самый её разгар меня не было рядом; и, как бы я ни пыталась оправдываться, Юлия не желала меня слушать. — Ну, так что? Я никогда не узнаю, кто это? — продолжала допытываться подруга, сверля меня взглядом. Узнает. И я это прекрасно знала. Если наши с Томом приятельские отношения в какой-то миг неожиданно не разорвутся, их с Юлией рано или поздно придётся знакомить. Хотя, так или это?..

— Хорошо, я обещаю, что познакомлю вас, — мягко улыбнувшись, говорю ей я, а самой страшно в голове прокручивать эту сцену. Пора было действительно приниматься за работу.

После расставания с парнем Юлия стала молчаливее и спокойнее, и если раньше я не могла себе и представить подругу в таком состоянии, то теперь изумлялась происходящей в ней перемене. Всю смену мы практически не перемолвились с ней ни словом. Она отказалась идти в перерыве в кафе и лишь взяла себе недорогой кофе в небольшой ГУМовской кофейне. Мы сидели на складе и молчали. От скуки я перелистывала знакомый бестселлер и до сих пор не могла себе признаться, нравится он мне, или меня от него скручивает пополам. Я уже вполне привыкла к тому, что после смены подруга вызывает такси и мчится к своему возлюбленному или остаётся ждать его прямо у магазина, но в этот раз ничего этого не произошло. Мы вместе шли до метро, овеваемые октябрьским ветром. «Ух, завтра же вторник!» — мелькнуло в голове, и я содрогнулась. Отчего-то в голове всплыли слова моего нового знакомого, с которым нас в самый неподходящий момент сталкивала судьба. Ты, кажется, замёрзла. Не хочешь кофе?

Кофе. Мы сидим в какой-то недорогой московской кофейне, и он рассказывает о себе, а мне достаточно лишь слушать его — можно и без звука. Наблюдать, как он улыбается своей безупречной улыбкой, помогая себе жестами по ходу своей речи. Пьём кофе и любуемся друг другом. Как у Сплина: «Ещё глоток, и мы горим». Потом мы поднимаемся из-за столов, не замечая никого и ничего вокруг и только глядя друг на друга, и он сгибает руку в локте, за которую я цепляюсь, полностью доверяя ему. И не важно, куда мы идём. В бар. Просто гулять и мечтать. К нему домой…

Я резко и очень быстро качаю головой, отгоняя от себя все эти странные мысли. Плохо на меня действует современная романтика, ой, плохо. Был у Кристины знакомый Александр, которого она очень любила. Да и он её любил — хотя, может, так только казалось. А потом в один момент из-за него вся её жизнь покатилась в тартарары. Таким образом, очнувшись, я заметила, как странно взирает на меня подруга, и смущённо улыбнулась. Она и сама была не в лучшем состоянии, стоило с чего-то всё-таки начинать разговор.

— Октябрьская меланхолия?

Не оригинально, но уже что-то. Юлия пожала плечами.

— Наверное.

И мы продолжили идти вперёд, не сбавляя нашего шага.

— С середины этой недели обещали потепление. Непривычно для октября, но это сделает осень менее депрессивной, — я постаралась весело улыбнуться, но мой юмор не оценили. Юлия шла, взирая на мир сквозь серую пелену, даже не глядя себе под ноги, потому что чуть не споткнулась несколько раз. Это было до боли мне знакомо. Мой второй курс разделился на две части. Два семестра, если хотите — счастливый, влюблённый, а второй — попытка возвращения к жизни. Тогда я особенно и сблизилась с родителями. Вероятно, есть два фактора, показывающие, что человек вырос: во-первых, он перестаёт пытаться казаться перед кем-то взрослым, а, во-вторых, осознаёт, что единственные близкие люди, которые тебя всегда ждут, всегда поймут и поддержат — это твои родители.

— Давай пройдёмся по Арбату? — внезапно предлагает Юлия, когда мы находимся уже в шаговой доступности от входа в метро. Я кивнула, и мы двинулись вдоль широкой старой улочки, созерцать подвесные гирлянды и вести безмолвные долгие разговоры. Я не спала всю ночь и смогла вздремнуть лишь на полчаса за книжкой — на работе и в метро, но, как ни странно, чувствовала себя бодрой и полной силой. Несколько раз к нам подскакивали случайные торговцы и промоутеры, предлагая прикупить что-нибудь, заглянуть в их магазин, вероятно, принимая нас за туристов. Но время было позднее. Вряд ли бы кто из иностранцев в такой час вздумал прогуливаться по Арбату. Хотя, впрочем, отрывки чьей-то речи мимолётно долетали до нас — то ли это были немцы, то ли я совсем не разбираюсь в иностранных языках.

— Я сбегаю за кофе. Тебе взять?

Я сделала отрицательный жест, и подруга забежала в Starbucks без меня. Она мчалась так быстро, что в проходе случайно задела какого-то мужчину. При этом извинился он, а не она. Меня позабавила эта ситуация, я улыбнулась, снова продолжая вышагивать возле кафе туда-обратно, чтобы не замёрзнуть, как мысль молниеносно задела мой мозг — неужели извинялись по-английски, или мне послышалось? Я стремглав бросилась догонять мужчину, сама не понимая при этом, что делаю, который шёл быстрым шагом, так что в итоге мне пришлось произнести его имя. Он в недоумении остановился, обернулся, и улыбка появилась на его лице.

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — негромко произнёс он, оглядываясь по сторонам, точно в поисках кого-то.

— Взаимно, — я кляла себя за то, что на лице отображается глупая улыбка, и я никак не могу её с себя снять. — Хм-м, как тебе жизнь в России? — он неопределённо пожал плечами. Чёрт! Мы виделись с ним только этим утром! К тому же, он заметно спешит, а я отвлекаю его излишними разговорами. Кристин, у него планы. От меня не скрылись два стаканчика кофе в его руках. Как же неловко! И сам он, видимо, уже не знает, чем от меня отвязаться.

— Неплохо, но я сейчас немного спешу, — затараторил британец. Такое я слышала у него впервые и понимала с некоторым трудом. — Давай я позвоню тебе, и мы как-нибудь увидимся?

Что-что-что?

Немного неловко, пытаясь и удержать два стакана в руках, и вытащить что-то — вероятно, телефон — из верхнего кармана пальто. Я попыталась ему помочь, схватив было один из стаканов. Легонько наши руки соприкоснулись, и меня прошиб ток. Я замерла. Том снова попытался произвести те же махинации, но наши руки от этого стали только путаться друг с другом. Мы оба усмехнулись, и когда я возвращала актёру стакан, я лёгким движением вынула одну из салфеток. Что я делаю, боже, что я делаю!

— Кристина! Я думала, ты уже ушла! — раздалась сзади русская женская речь. Нет, только не это! Только не так! Подруга замерла, и на её лице отобразился ужас при виде британца.

— М-м, Юлия, это мой… знакомый, Том. Том, Юлия, — представила я их друг другу, пытаясь при этом как можно меньше мямлить, а сердце внутри вовсю отбивало по рёбрам какой-то странный ритм.

— Юлия, — Хиддлстон улыбнулся, попытавшись произнести имя по-русски, и долгим взглядом задержался на девушке.

— Джулия, — я сделала попытку спокойно улыбнуться, переводя англичанину имя подруги. Затем я обернулась на неё. Мой взгляд, метавший молнии, говорил: «Ничего не спрашивай, я потом тебе всё объясню». Том принял у меня салфетку с корявыми цифрами и улыбнулся девушке. Nice to meet you было обращено ей, а see you again — мне.

Когда он полностью удалился в ночных огнях Арбата, провожаемый взглядами двух россиянок, Юлия повернулась ко мне:

— А теперь ясно и по слогам. Выкладывай.

***

Вопреки моим ожиданиям, Юлия не стала кидать в меня тапки и забрасывать помидорами. Подруга к моему знакомству с её кумиром вообще отнеслась на удивление спокойно. Не последовало также и вопросов на тему, как мы познакомились, давно ли общаемся, что он делает в Москве, которые я всё с трепетом ожидала от неё услышать, но на которые так бы и не нашла ответа. Она чуть ли не слёзно просила меня лишь об одном.

— Познакомь нас с ним! Дай минуточку пообщаться! — восклицала она, пока мы обе, почти в одинаковом настроении, направлялись в метро. — Всего минуточку! Пожалуйста-пожалуйста! — в тот момент она напоминала маленькую девочку, просящую маму купить ей понравившуюся игрушку.

Доезжая в автобусе до общаги, я думала о том, что неплохо было бы позаботиться о своём графике. Вот уже вторую ночь подряд я возвращаюсь домой поздно. Хотя нет, вчера я не вернулась совсем… Соседки моего настроения не разделяли. Они были первокурсницами и, учитывая разницу в возрасте, уживаться с ними было сложно. Иногда, глядя на них, я ощущала себя мумией, из которой сыпется песок. «Зелёные», они взирали на свой наивный мир, в котором они — только что приехавшие в Москву, её покорительницы, что уже через год вся столица будет у их ног, и они, вне зависимости, по какой специальности учились, попадут в телеэкраны. Им нравился наш университет, тогда как я в нём видела инструмент по высасыванию денег. Их манили новые дисциплины, а я с содроганием думала о завтрашней встрече со своим деканом. И эти занятия, которые — то есть, то выходной среди недели… Меня это бесило, а первокурсницы удивлялись и в то же время радовались куче свободного времени. В Москве. Далеко от семьи. Ну, и к слову, они кутили почти каждый день, шумели, громко разговаривали по вечерам со своими парнями по телефону и, создавалось впечатление, делали всё, чтобы их возненавидели. Иногда, правда, они были милы. Мы устраивали совместные посиделки за чаем, рассказывали, у кого как дела, даже вместе несколько раз выезжали в магазин. Но сегодня такого добрейшего настроения у них не было. Дарья и Ангелина принялись за своё, и я уж думала, что спать мне придётся в коридоре, потому что ни на какие уговоры девочки не велись, но, наконец, моим сожительницам пришло в голову надеть наушники. Я накрылась одеялом и начала рассматривать ленту социальной сети. Посты за постами, сообщение за сообщением. Я вдруг вспомнила, что дала сегодня известному британскому актёру свой телефон. В ногах у меня началось покалывание. Как же это, должно быть, было нелепо и глупо! Написать на салфетке! Ему, вероятно, вообще было плевать на меня в тот момент, и он чисто из британской вежливости это сказал! Я заелозила на подушке, покопаласьв телефоне, но ни новых сообщений, ни новых пропущенных — ничего не было. Неужели я ещё жду чего-то от него?

Внезапная вибрация заставила меня вздрогнуть. Но это писал Марк. У нас при университете есть театральная студия, в которой Марк принимает активное участие. Нет, на самом деле, наш университет не так плох, как я о нём порой думаю, и его активности, участию в различных интересных вещах — о чём говорит уже один только кружок редакции со студентами — с каждым годом всё больше и больше удивляешься. И в той же мере я понимаю, как не вписываюсь во всё это. Начнётся реальная послеуниверситетская жизнь, и в ней уже не будет ни этих наигранных кружков, ни студий, ни собраний и мероприятий со студентами. Что все они будут делать тогда? Марк приглашал меня на спектакль, в котором он сам будет играть.

«Фантазии Фарятьева». Интересно. Я никогда не смотрела этот фильм и, отвечая другу смайликами, твёрдо решила, что, если мне понравится постановка, я обязательно посмотрю и фильм.

***

— И ещё, пожалуйста… — я осматривала полки с книгами, попеременно барабаня пальцами по столу, что, вероятно, очень раздражало стоявшую напротив меня женщину. Мне нравится, что московские библиотеки отличаются от провинциальных своей технологичностью. В конце первого курса, когда я только сюда записалась, меня поразило, что книги можно заказывать в электронном кабинете и даже подходить к библиотекарям и консультироваться, где какую можно найти и есть ли она сейчас в наличии. У себя в городе: книги нет — иди в другую библиотеку или скачивай электронный вариант. — Что-нибудь про Есенина, — я улыбнулась. Почему-то вспомнился разговор с Томом, в котором я пыталась рассказать о своём любимом поэте, но не знала при этом ни дату его рождения, ни одного стиха, переведённого на английский. Я могла бы читать «Шаганэ», но с таким успехом и Том мог ответить мне Шекспиром в оригинале. Женщина протянула мне малую часть программной университетской литературы и книгу Лекманова и Свердлова. Она была толстой, объёмной, с изображением молодого поэта в шапке на обложке. Что касается «Моби Дика», «Дон-Жуана» и прочего — я была более чем уверена, что наберу сейчас этого всего, так и не успев толком прочитать, подготовлю для литературы краткое содержание, а непрочитанные книги оставлю у себя где-то на месяц. Впрочем, в какое-то время я читала ещё меньше. Александр вообще говорил мне: «Да положи ты эту ерунду. Зачем вообще читать, если ли смысл?» Смысл. Я кивнула своим мыслям и отправилась на учёбу.

На середине пары зазвонил незнакомый номер. Я вздрагивала каждый раз, когда он по новой начинал вибрировать. Когда оставляешь кучу своих резюме в интернете, тебя уже перестаёт удивлять наличие миллиона звонков от неизвестных номеров. А ещё различная реклама. Вероятно, в московских агентствах имеются целые длинные списки на тех, кого ещё «не обзванивали». Да и эти операторы, создаётся впечатление, работают круглосуточно, так что и ранним-ранним утром и поздней-поздней ночью — вне зависимости от времени суток, в общем, вам звонят и любезнейше предлагают свои услуги, касающиеся мобильной связи и прочего.

Да что же это такое?!

Кажется, у меня началась какая-то нервная болезнь, потому что мне стало казаться, что телефон звонит уже нестерпимо много и нестерпимо долго. Не дождавшись конца занятия, я выбегаю из кабинета со всеми своими вещами, приготовившись излить свой гнев на идиотских сотовых операторов, но вместо этого нажимаю «ответить» и мило протягиваю: «Алло».

Ах, чёрт.

От этого голоса лицо моё покрывает краска. Я оглядываюсь по сторонам, и мне кажется, вот-вот кто-нибудь проходящий мимо услышит его.

— Кристи, привет, я, надеюсь, не отвлёк тебя? — затаив дыхание, я слушаю англичанина, и мне кажется, было бы разумно записать его, а потом слушать и наслаждаться. Я спускаюсь по лестнице, а сердце бешено колотится при каждом моём шаге.

— Конечно нет, — я улыбаюсь. Я всего лишь прогуляла пару.

В трубке — молчание. Среди него я слышу его вздох, и что-то внутри меня ёкает и замирает.

— Ты бы согласилась… — прерывание. Мимо меня едут машины и бегут в спешке люди, но я ничего и никого не слышу и, тем паче, не вижу. Такое чувство, что актёр стоит прямо передо мной, произнося всё это. Я вижу каждую улыбчивую ямочку на его лице. Как меняется его лицо, когда он спрашивает. Как преображается — когда я отвечаю. — Поужинать со мной сегодня?

Я улыбнулась, закрывая глаза, несмотря на дождь, который крупными каплями тарабанил мне по лицу. Мимо с оглушительным рёвом пронеслась машина. Водитель, наполовину высунувшись из неё, что-то прокричал мне вслед.

Он не слышит ответа. И его это начинает напрягать.

— Нет, если ты, конечно… — неуверенные размытые фразы.

— Да, — говорю я почти на выдохе. На той стороне телефона тоже ощущается облегчение. Но британец не заставляет себя ждать.

— Куда мне заехать за тобой? Напомни метро, пожалуйста.

— Том, не стоит…

— Какая станция?

Отпираться нет смысла. Только отключив звонок, я начинаю еле-еле ловить ртом воздух от волнения и переполняющей меня радости. Только тогда замечаю, что, оказывается, на улице вовсю идёт дождь, а у меня нет с собой зонта.

— Бедная, у тебя снова нет с собой зонта, — качает головой Татьяна. Мы добредаем до Площади Революции под её зонтиком, где останавливаемся. Я говорю, что жду своего друга. Она понимающе кивает головой и удаляется. День выдался неплохим. Я выспалась. Сбежала с обсуждения дипломной работы. Смена пролетела незаметно. Том Хиддлстон пригласил меня…

— Привет, — он улыбается, и мне самой хочется смеяться от счастья от этой улыбки. Пока мы спускаемся в метро, я уже раз двадцать, наверное, перепроверила свои волосы, которые могли сбиться на ветру, макияж, который мог невзначай размыться или осыпаться. Том наблюдал за мной с нескрываемым любопытством, но, когда я заметила его взгляд, направленный в моё карманное зеркальце, мне стало неловко. Он улыбнулся, но отвернулся. Больше вздохнуть спокойно я не могла. Мы сделали пересадку на нескольких ветках. Я только и успевала за британцем — он ориентировался теперь в московском метрополитене ничуть не хуже москвича. Всю дорогу мне было интересно, куда мы всё-таки едем, но вот мы подошли к внушительному зданию с прозрачными стеклянными дверями. Даже издалека были заметны мелкие фонарики в виде бусинок над столиками и средних размеров — в виде светильников, немного ниже. Перед моими глазами возник и ответ на мой вопрос — неоновые светящиеся буквы, сложенные в Rest.

— Господи, как здесь красиво, — произнесла я по-русски, но, актёр, кажется, всё итак понял. Из окон открывался чудесный вид на подсвеченный Крымский мост, ведущий в мой любимый парк. В ресторане царила уютная атмосфера, а этот приглушённый свет добавлял какой-то интимности и очарования. Том помог мне снять пальто и сел напротив меня. Я не могла отвести взгляд от всего нас окружавшего.

— Нравится? — я посмотрела на актёра. В его глазах читалось уже знакомое мне любопытство и искреннее веселье — так же он смотрел на меня в метро, когда я рассматривала себя в зеркале.

— Да, — выдохнула я. — Да, очень!

Да здесь потрясающе, чёрт возьми!

— Неужели ты никогда не была здесь? — Том выглядит не на шутку изумлённым. — Ведь живёшь в Москве.

— Я сама, на самом деле, не отсюда. Рядом с Москвой есть небольшой городок, там я живу вместе с родителями и сестрой, — я не стала особенно распространяться и проводить краткие экскурсы, поэтому, рассказав самое основное вкратце, взглянула на англичанина. С удивлением замечаю уже не в первый раз, что мне более-менее удаётся синхронный перевод.

— И даже твой молодой человек никогда не водил тебя сюда.? — Том внимательно изучал моё лицо, но, заметив, как оно изменилось, понимающе кивнул: — Я понял. Не будем об этом.

Тогда я, наконец, решилась задать вопрос, который мучил меня с самого начала. Я не видела смысла находить ответы на него в интернете, читать какие-то источники и биографии. Я смотрела на Тома как на живого существующего человека, а не как на актёра, любимого миллионами. Расскажи о себе.

Мы разговорились. Его детство прошло в Вестминстере, что на левом берегу Темзы. Что касалось Лондона, мне интересна была каждая деталь. Я мечтала посетить столицу Англии уже очень давно. Томас же охотно рассказывал. Его отец был из небольшого городка в Шотландии, но всю жизнь стремился вырываться вперёд. Мать, практически в противоположность, была из знатной семьи, получила хорошее образование. Также она выучилась на помощника режиссёра, что помогло ей погрузиться в её любимый мир.

— Вот почему актёр, — восхищённо произнесла я. Мужчина улыбнулся, но, как мне показалось, на этот раз — как-то скромно.

Первым ребёнком, старшой сестрой Тома, была Сара. Через два года появился и он. А после Эмма.

— У меня очень радостные воспоминания. Моя мама играла на пианино для меня и моей старшей сестры. Мы были тогда совсем маленькими, около 3-4 лет, — он рассказывал и улыбался так, точно погружался в воспоминания и видел перед собой их домик детства, гостиную, в которой почти не было мебели и где они танцевали с сестрой. — А ещё помню, как, совсем детьми, мы писали пьесы и разыгрывали их для своих родителей. Кажется, именно тогда я впервые начал играть — правда, почему-то всегда отрицательных персонажей. Уверен, что как-то даже сыграл Капитана Крюка.

Детство актёра — детство детей 80-х. Помимо мультфильмов Диснея, Том всегда интересовался фильмами. А ещё театры. В них его всегда водила мама.

Меня так захватило всё это, что я с трудом отвлеклась на подошедшего к нам официанта. Оказалось, к нашему столику подходили уже не раз, подавая меню, но мы и не думали отвлекаться от нашего разговора. Том раскрыл тонкую книжку в кожаном переплёте. Над нами повисло то приятное молчание, которое возникает после хорошего разговора, когда каждый из собеседников доволен разговорам и им нужна лишь небольшая пауза, чтобы перевести дыхание.

— Ты говорила, ни разу не писала материалов как журналист и не работала по профессии.

Я подняла голову, отрываясь от меню, но Том не смотрел на меня. Тем не менее, тон его голоса отчего-то показался мне укоризненным. Это ввело меня в изумление.

— Да… Да, это правда, — я закивала. Актёр оторвался от книжки и долгое время смотрел на меня, как мне показалось, подозрительным взглядом.

— Но ты неплохо берёшь интервью, — всё тем же спокойным тоном, точно констатируя факт, произнёс он. Я молчала. Фраза «но это было не интервью…» застряла у меня на языке. В глаза бросилось кое-что поинтереснее, прежде чем я успела её произнести.

— Том, а какой средний чек этого ресторана? — мне уже страшно было узнавать цифры. Меня хватит на маленький бокал воды, и можно смело уходить. И так и оставить Rest себе в памяти как хороший ресторан.

— А это тебя так волнует? — он посмотрел на меня, но без улыбки, и я внезапно поняла, что меня действительно волнует. Волнует, во что он мог, если я всё правильно поняла, ввязаться.

— Пожалуйста, Том, скажи мне, что тот прошлый поход в казино был последним, — я произнесла это так, будто умоляла, ожидая получить улыбку в ответ, но взгляд актёра, который всего мгновение назад был таким счастливым, погас, и на меня метнулись холодные голубые глаза. Я поймала себя на мысли, что мне хочется отговаривать его от этого. Почему?

— Кристи…

— Не ввязывайся в это, Том, прошу тебя, не надо! — я так и чувствовала, как кровь приливает к моему лицу, а от восклицаний становится тяжелее дышать. — Это определённо не доведёт до добра…

— Не доведёт? А что доведёт? — Хиддлстон вскочил, упирая руки в стол, и краем глаза я заметила, что на нас уставились немногочисленные в этот час и в этот день посетители. — После случившегося я не вижу ни одного варианта вернуться в шоу-бизнес.

— Многие возвращаются! И даже, боже, попадают в неприятности и возвращаются! Всегда можно подработать на стороне на чём-то мелочном… — слова лились из меня, и я почувствовала, что и слёзы вот-вот начнут дрожать на ресницах. — Поговори с Люком, он всё-таки твой агент, да и…

— Я говорил с Люком.

— Это всего лишь временное недор… Что? — я посмотрела на него. Фраза из его уст, которую я не расслышала, но которая, судя по всему, имела большое значение.

— Я говорил с Люком, — по слогам холодно повторил мужчина. — Ни агента, ни друзей у меня больше нет, — он накинул на плечи тёплый пиджак и бросился прочь из ресторана. Еле сдерживая подступавший к горлу ком и готовые вот-вот хлынуть из глаз слёзы, я бросилась за ним, на ходу крича его имя, но холодный ветер, всем потоком хлынувший на меня сразу после тёплого помещения, с яростными каплями дождя, унёс его далеко и растворил в октябрьском московском вечере.

========== Глава 6 ==========

Чертовски зла — это когда говоришь всем в лицо то, что ты о них на самом деле думаешь, не размышляя при этом о последствиях. У соседок в общаге так истошно и долго с утра звонил будильник, что в итоге мне пришлось затыкать его тапком, а когда Дарья завопила, что я угробила её телефон (вот лучшее средство разбудить человека без насилия над техникой!), я лишь пожала плечами, мол «не надо было на полу его оставлять». Спавшая на втором ярусе над Дарьей Ангелина уже кое-как потягивалась. Ей тоже в это сумасшедшее утро пришлось разлепить глаза из-за нашей громкой перебранки. В конце концов, мы кое-как обе успокоились, но заснуть я уже едва ли смогла бы, так что быстренько собралась и побежала на пару, во время которой планировала сладко поспать. Но даже здесь всё пошло ни к чёрту: в автобусе кто-то сзади наступил мне на пятку — полулетние кеды пришлось долго поправлять; а когда мы остановились на конечной, у метро, толпа с такой скоростью хлынула на меня, что я чуть не врезалась в слабовидящего, и, извиняясь и отходя в сторону, громко чертыхнулась. Люди вокруг начали оборачиваться. Да-а, я и сама уже не замечаю, как ругаюсь по-английски!

Так как собрание по дипломной работе было вчера, а я его благополучно пропустила, я стала просить помощи у девчонок. Елена, Катерина и Ольга согласились, подсели ко мне, обсудили так называемую «методичку», которую им предложил декан в качестве ориентирования при выборе темы. Чёрт, какая же тема будет у меня…

— А вы слышали, что Великобритания выходит из Европейского Союза? Парламент до сих пор пытается этот непростой вопрос с Джонсоном решить, — качала головой Елена, пока я ломала голову над кучей публицистических терминов во вспомогательной для выпускной квалификационной работы книжке. Не люблю такой стиль речи! И почему нельзя писать нормальным ясным языком?

— Кристин, а ты что думаешь? — девчонки решили включить в разговор меня. Я безучастно и совершенно равнодушно ответила, что ничего не слышала о Брексите — так они его называли, и снова окунулась в чтение требований и представлений наших преподавателей о дипломе.

— Вечно она так, — закатила глаза Ольга. — Сколько ни говорю ей, что журналисты должны читать новости…

Что-то внутри меня оборвалось и вмиг закипело. Настроение упало невозможно низко, до самого нуля. Секунда — и я могла бы, конечно, успокоиться. Если бы посидела в тишине.

— … чтобы всегда быть в курсе новостной повестки.

— Да я что вам, аналитик, чтобы каждый день читать новости?! — я вскочила и, забрав методичку, удалилась «на Камчатку». Пускай ищут в снегах и во льдах, я не вернусь, подобно обиженному созданию Франкенштейна.

— Кристин, — раздался осторожный голос рядом со мной, но, когда я его услышала, злость, как ни странно, стала медленно спадать. Марк подсел ко мне, улыбнувшись, заглядывая мне через плечо. Я указала ему на книжку, увидев которую он согласно кивнул. — Не хочу попасть под горячую руку, но здесь, судя по всему, итак довольно холодно, — я усмехнулась. Парень некоторое время читал вместе со мной, но потом мне надоело переводить скучные термины на свой язык, и я отодвинула «методичку» в сторону. — Как ты? Выглядишь не очень.

— Никогда больше не пойду в парк Горького, — фыркнула я. — Даже мимо не пройду. И ни на один ресторан там рядом никогда в жизни не взгляну.

— Парк Горького? Этот тот, где… — глаза Марка полезли на лоб, но в ту же секунду он улыбнулся. Да, Марк, это там, где Александр «познакомил» нас с тобой (действительно, где бы ещё знакомиться однокурсникам, которые учатся вместе уже три года). Благо, друг Александра в разы оказался лучше его самого.

— Нда, везёт мне терять парней именно там, — задумчиво пролепетала я, и однокурсник хотел было уже уточнить, что я имею в виду, но в аудиторию зашёл преподаватель.

Настроение ещё больше у меня поднялось, как ни странно, когда после учёбы я побежала на работу. Обед только что закончился, покупатели понемногу прибывали. Мы с Юлией обслужили уже — каждая — человек по 10 точно. Вот это ажиотаж! С чего бы это?

— Вышла вторая часть «Разбуди меня, когда закончится сентябрь». Теперь уже — «Разбуди меня, когда придёт лето». Правда, здорово! — радостно шепнула мне подруга. А, вот оно что. Я скривилась, но ничего не ответила. Я пробивала товары, почти не глядя на покупателей — всё равно, это была одна и та же книга, а люди тоже мало чем отличались. И вот, как ни странно, закончилась и эта рутина. «Молодой человек, что же вы стоите, очередь же!» Я подняла глаза. И встретилась взглядом с ним. Юлия стояла рядом за другой кассой и еле дышала. Кажется, ей было плохо.

— Кристин, я хотел бы поговорить…

Мой мозг автоматически переключился на английский. Люди вокруг стали оглядываться и перешёптываться. Несмотря на то, что мурашки бежали у меня по коже, а внутри всё сжалось, я посмотрела куда-то сквозь робко улыбающегося Хиддлстона.

— Молодой человек, вы задерживаете очередь, — я так волновалась и сама не заметила, что это было произнесено наполовину по-английски, а наполовину — по-русски. Том усмехнулся. В его глазах плясали озорные огоньки. Естественно, умудрённый опытом мужчина всё поймёт…

— Не буду мешать, — кивнул он. Я проследила за ним взглядом до тех пор, пока англичанин медленным шагом двигался по коридору магазина вдоль книжных полок и стеллажей. Ко мне подбежала запыхавшаяся Юлия. Она сжимала в руке ручку и плакат любимого актёра и задыхалась от радостных чувств.

— Кристина, позволь мне остаться с ним наедине! Недолго! Пожалуйста!

Теперь клиентов не устраивала эта сцена. Я покачала головой. Почему-то, когда такое происходит в кино, все радостно ахают и вздыхают, где-нибудь на улице зажигается фейерверк, а всё действо сопровождает милая музыка. Но нет музыки. Не существует салютов и прочей волшебной мишуры. Есть жизнь. И она вовсе не кино. И зрители происходящего с тобой будут не улыбаться и радоваться за твоё устроившееся счастье, а шумно вздыхать и смотреть так, как волки, которые вот-вот загрызут свою жертву.

А почему, собственно, нет, Кристин?

— А почему нет… — вслух повторила я и, согласившись со своими мыслями, кивнула, улыбнувшись Юлии: — Беги, конечно. Ключи передашь начальнице сама?

Пробив последний товар, я поспешила домой. В наушниках зазвучали мужские голоса и грустные песни под гитару — когда слушаешь стихи Есенина изо дня в день, они запоминаются проще. Мне было хорошо, внутренняя злость пропала, но стало как-то удручающе грустно. А на душе беспокойно скребли кошки.

***

Я совершенно не помнила, как провела четверг и как началась моя пятница. Соседки разъехались по домам, и я уже тоже думала позвонить родителям и провести выходные в подмосковном городке, но вспомнила, что вечером выступает Марк. В комнате было непривычно пусто и одиноко. Мне даже показалось, что стало холоднее. Беспокойно я и засыпала в ночь с четверга на пятницу, а с утра меня стали терзать странные предчувствия. Я насыпала себе кофе и, чтобы никто не слышал, включила шумный чайник. Пока он нагревался, я негромко напевала себе под нос мотивы Есенина, потом как-то плавно переключилась на Suede, The Police, и когда дошла до Queen, чайник закипел. Пою ужасно, знаю. Но хоть я и напевала в основном припевы, затея мне показалась неплохой. Завтрак проходил в непривычном молчании. Я решила посмотреть фильм.

Ничего лёгкого и простенького не находилось. Тогда я открыла историю браузера и, не смотря, нажала первое, что попалось. «Ноттинг Хилл»! Прекрасно. Как раз в прошлый раз Юлия смотрела его без меня. История захватила надолго, на все два часа. Сначала — с улыбкой и смехом. По ходу фильма комедийное настроение постепенно угасало. «Работаешь, не отличая один день от другого, а потом к тебе в магазин внезапно приходит он», — говорила Юлия. «Кругом твои фотографии, фильмы… Когда ты уйдёшь, я уже не смогу подняться…», — говорил в фильме герой Хью Гранта. Я опомнилась от разворачивающейся передо мной картины в самом конце, когда слёзы норовили вот-вот сорваться с ресниц, а настроение, как оказалось, совершенно покинуло меня. За окном уже совершенно стемнело. Надо было собираться.

Октябрьская прохлада не пробирала меня до костей, как неделю назад. Пришло обещанное синоптиками потепление. Но пока я ждала автобус на остановке, стоя спиной к общажному корпусу, ко мне под пальто пробиралась непонятная дрожь, а от голоса Безрукова, читавшего «Чёрного человека» мне в самое ухо, становилось не по себе. Пришлось оставаться полностью без техники и давать волю своим мыслям. Но отчего что-то так терзает меня?

Останкино вдалеке с разноцветными огнями. Большая, ещё так мало познанная мною столица, которой я уже пресытилась. Силой мысли и чем там только возможно я подгоняла автобус, а потом — метро. Хотелось поскорее попасть на «Фантазии Фарятьева» и развеять с себя это жуткое настроение. Я впервые увижу игру Марка. Вот уже почти три месяца он зовёт меня на свои постановки, а времени всё нет и нет…

— Кристин!

Я снова вздрагиваю, как от внезапного ветра. Марк подбегает ко мне, на ходу приглаживая свои тёмные волосы и крепко обнимает. От меня не скрывается то, насколько крепко.

— Я так рад, что ты пришла! — он действительно выглядит счастливым и широко улыбается. На нём бежевый костюм с заплатами на локтях и галстук. Марк, который всегда носит обыкновенные рубашки и футболки! Как же непривычно он смотрится… — А ты…так здорово выглядишь, — улыбается друг. Если бы я его не знала, решила бы, что он задыхается от волнения. На мне обтягивающее чёрное платье выше колен, но на самом деле в порыве внезапно накатившей грусти после «Ноттинг Хилла» это было первое, что попалось мне на глаза в шкафу. Я осознавала также, что, вероятно, перестаралась и с макияжем… И почему в такие моменты меланхолии вдруг начинает хотеться просто нравиться самой себе?

— Я жду не дождусь, — я смотрю в глаза Марка. Даже они блестят от счастья. — Никогда не смотрела «Фантазии Фарятьева».

— Никогда? — друг с нескрываемым изумлением смотрит на меня. — Не может быть.! — но его окликают, и он, вновь обняв меня, убегает готовиться к выступлению. Меня и ещё около 20 интересующихся зрителей встречает знакомый учебный корпус, в котором в этот вечер, как бы это ни было непривычно, мы будем не учиться, а наблюдать игру будущих актёров. Что представляла собой пьеса? Я бы никогда так и не узнала, если бы не увидела её в тот вечер на сцене. Вот с цветами выходит Марк. Направляется в условную квартиру. Разговаривает с Александрой. Одна сцена сменяет другую. Одна эмоция следует за другой. У меня буквально разбегаются глаза, а сердце не перестаёт бешено стучать по ходу всей постановки. И теперь Марк — не Марк, а действительно Павел Фарятьев. А моя давняя знакомая третьекурсница с другого факультета — его тётя. А председатель общаги №3 нашего университета — мама Александры. Но все эти знакомства ничего не значат, когда все они на сцене и все они — актёры. И уже не просто отыгрывают своих героев, а проживают их жизни. Так же, как и они, плачут. По тем же причинам, что и они, смеются. Но при этом грусть, которая, как я думала, отступит от моего сердца в тот вечер, только возрастает в нём. Оно стало выдавать ещё более яростные удары, когда мне показалось, что телефон у меня на коленях завибрировал. Проверила. Действительно показалось. А сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди.

В этот самый момент объявили антракт. Я сидела на месте, пребывая в смешанных чувствах, как если бы передо мной только что развернулась история двух людей и быстро улетучилась. И дальше руки каким-то чудесным образом сами подсказали мне, что делать и, вооружившись бумагой и ручкой (единственное, что я, пожалуй, соблюдаю из «журналистских замашек» — всегда ношу эти две вещи с собой), я по новой погрузилась в только что увиденное мною, не забывая при этом не столько передавать свои эмоции, которых было слишком много, так что они захлёстывали, а описывая впечатления независимого зрителя в зале. Две девушки сзади выражали своё мнение по поводу игры Марка и Виолетты (Александра), и я включила в своё письмо и их цитаты. Теперь можно было со спокойной душой смотреть дальше. Учитывая то, как развивались события, конец обещает быть хорошим. Я ещё раз проверила телефон, но это скорее было сделано на автомате. Ни одного входящего. Свет гаснет. Вот и славно.

И когда возвращаешься к жизни героев и пытаешься угадать их дальнейшую судьбу, кажется, что возвращаешься во что-то своё, ставшее таким родным за последние полтора часа. Марк снова не Марк. И все актёры — снова реальные герои. Но что-то в этой пьесе так больно вмиг задевает меня, кажется таким сильно знакомым, точно уже виденным где-то.

«Он только поманил её пальцем. И она побежала».

«Ты живёшь в мире своих иллюзий! Понимаешь, иллюзий!»

«Побежала, как дурочка».

«Все эти детские мечты, в которых ты обожаешь жить. Какие-то свои фантазии, свои выдумки!..»

Фантазии. Да, именно. Фантазии в отношениях — причина всех бед. Фантазии, которые не совпадают у обоих сторон. Фантазии, которых не избежать.

«Он только пришёл и поманил её пальцем, долго уговаривать не пришлось».

Слёзы, которые, казалось, только этого и ждали, хлынули из глаз, покатились по щекам. Я не слышала, что отвечал героине-Любе Марк. Я покидала зал, не видя никого и ничего вокруг себя.

В осенних сапогах на каблуках бежать было непросто, но, когда я покинула территорию университета, я остановилась и двинулась неторопливым шагом к метро. Ветер, хотя и был тёплым, обжёг лицо, уже повидавшее за этот вечер слёзы. Я стала тешить себя мыслями, что у меня расшатанная нервная система, что меня пробирает на ванильные чувства и рыдания какой-то лёгкий фильм и какая-то невинная — но зато гениальная! — постановка. Что от недосыпания и проблем — маленьких, но проблем, которые всё не желают покидать мою голову, меня трогает за живое каждая мелочь. А ещё в тот момент я вдруг отчего-то решительно и бесповоротно решила уходить из книжного.

Телефон по-прежнему молчал. Может, он занят? Такое нередко случается с людьми в пятницу. Однако мы так и не успели с ним поговорить после неудачного похода в кафе и его порывистого заявления, что у него не осталось больше никого. Так же, как некоторое время назад, когда они писали о постановке, руки мои не слушаются меня и нащупывают в кармане телефон. Я корю себя, уверяю этого не делать, но дрожащие пальцы сами отыскивают знакомый номер. Нет, не сейчас, не сегодня! Переждать хотя бы выходные! Поздно. В трубке слышатся гудки. Затем — его голос.

Сначала я решила, что музыка слышится где-то на улице, но, как оказалось, она всё-таки была в трубке. И куча голосов. Помещение, полное людей. Где-то совсем вдалеке — звон бутылок или бокалов.

— Кристин?

Я улыбаюсь и киваю, точно он спросил это у меня лично. Но голос Хиддлстона отчего-то странный, почти не похожий на свой. Пародия русского акцента? Нет, здесь что-то иное.

Как вовремя во мне включился внутренний Шерлок.

— Том… Привет… Я хотела… — я выдохнула. Надо успокоиться и тогда начать говорить. Но собеседник, видимо, не разделял моего настроения, потому что в ту же секунду послышалось яростное: «Мне плевать!», и трубку сбросили. Я так и замерла на одном месте. Мысли в голове закопошились не лучшие.

После случившегося я не вижу ни одного варианта вернуться в шоу-бизнес.

В первую секунду меня пробирает дрожь, но, опять же, не из-за погоды. В следующую — я со всех ног мчусь в метро.

Ни агента, ни друзей у меня больше нет.

Том, пожалуйста, пускай это не то, о чём я думаю!

Куда ехать, что делать и что предпринимать? Обращаться в полицию? Спрашивать прохожих? Я в панике осматриваюсь в пыльном вестибюле, когда с обеих сторон — и в центр, и из него, приезжают поезда. Казино? Да в Москве их сотни! А если не казино! Я думаю, я выгляжу как ребёнок, которого мама оставила в магазине.

Ни друзей.

Медлить больше нельзя. Ведь, похоже, это тот самый момент, когда на счету каждая секунда. Воздвиженка? Ведь там рядом живёт Том. Мысли метались от одной к другой. Я махаю рукой и сажусь в вагон. Чувство, будто я готова объехать всю Москву, лишь бы найти его.

Ещё не так уж поздно. Через дорогу от меня — Старый Арбат, по которому в этот час бродят иностранцы. Пока в Москве тепло — для них самый сезон приезжать в Россию. Но меня не волнует никто из них кроме одного. Здесь, согласно «Яндексу», два казино. Но по дороге к ним я натыкаюсь на небольшой переулок, который оканчивается неприметным со стороны подвальчиком. Я вбегаю внутрь, и сердце моё уходит в пятки от этого места. Я не прогадала, это действительно казино.

Бреду между столиков, и несколько любопытных мужских взглядов мгновенно направляются ко мне. Вдох. Выдох. Тяжёлый вздох. И внезапно я замечаю знакомую фигуру и в тот момент думаю не о том, что всё не может так удачно сложиться, а что его надо уводить отсюда. Омерзительные грязные фразочки пролетают мимо меня. Я протискиваюсь сквозь толпу. Иногда людей, как в час-пик в метро, приходится расталкивать. Я называю его имя и легонько трясу за плечо. Хиддлстон оборачивается, и мы оба молчим, как поражённые молнией. И тут она стреляет прямо между нами, и англичанин приходит в себя.

— Ты… что тут делаешь?

Людей вокруг забавляет наличие нерусского в их компании. Они приветствуют речь Тома аплодисментами и визгами, и мне еле удаётся перекричать их.

— То же, что и ты.

— Играешь в карты? — его брови ползут вверх.

— Случайно набрела.

— Как ты… — он недоговаривает. Но я понимаю вопрос и мысленно отвечаю. Я не знаю, Том. Не знаю. Я чувствую, как дрожат мои губы, но не понимаю от чего — то ли от прорывающейся улыбки, то ли от новых слёз.

— Давай уйдём отсюда, пожалуйста.

Это оказалось не так сложно, как я ожидала. Улица быстро отрезвила его, и мужчина лишь иногда хватал меня за руку, чтобы случайно не упасть. Но при этом он был в состоянии показывать дорогу, и уже довольно скоро мы были у его дома. Всё того же самого, который ещё в прошлый раз показался мне слишком дорогим. Я не помнила, как помогала Тому заходить в лифт, как открывала за него дверь ключами, которые он чуть не выронил, избавлялась от его ботинок и куртки с его при этом неловкой помощью. Немного взъерошенный, в рубашке и джинсах, он выглядел по-домашнему, совсем не походя на известного актёра. Мужчина тоже осматривал меня какое-то время, а потом резко поддался вперёд. Коридор, в котором мы стояли, итак был узким, но Том буквально прижал меня к стене и немного наклонился. Я оцепенела, ощущая горячее дыхание на своей шее, но перегаром от него не несло и близко. Скорее, это было что-то ментоловое — жвачка? — и приятные мужские духи. Его рука обвила мою талию, а прерывистое дыхание выровнялось. Зато теперь мне дышать стало трудно. Он ещё ближе притянул меня к себе, зарываясь лицом в волосы, и начал покрывать горячими поцелуями мою шею.

========== Глава 7 ==========

Комментарий к Глава 7

Oliver Cheatham - Get Down Saturday Night

— Интересно, — мужчина переворачивал одну за другой не скреплённые между собой страницы, а я внимательно наблюдала за всеми его движениями и ждала, что вот-вот эмоции появятся на его лице. Но взгляд его, устремлённый в бумаги, был сосредоточенным. Вот уже полчаса, как я отдала Тому Хиддлстону свою первую в жизни рецензию, местами коряво и немного сухо, но всё же переведённую на английский. Вот уж около полутора часа, как я закончила её писать. Вот уж почти три часа, как я посмотрела невероятно понравившийся мне фильм «Фантазии Фарятьева». И сутки с того, как я побывала у Тома в квартире… Я помотала головой, прогоняя странные мысли из своей головы. Хидллстон поднял взгляд на меня. Наверное, это странно выглядит со стороны — сидит девушка и яростно качает головой из стороны в сторону, заставляя свои тёмные волосы исполнять какой-то рокерский танец.

— Кристи?

Опомнившись, я спешно прекратила, прикрывшись при этом неловкой улыбкой. Он, похоже, совсем не помнил вчерашний вечер. И как чуть ли не сразу уснул в том же самом коридоре. А когда я постаралась напомнить ему, что почти что тащила его домой из казино, англичанин улыбнулся и мягко перевёл тему.

А теперь его страстно увлекло иное.

— Как, говоришь, называется фильм? Кажется, я не смотрел его ни разу.

— Да, потому что он русский, — я кивнула. — Точнее даже, советский. И довольно старый. Он называется «Фантазии Фарятьева».

Том помолчал с минуту, будто раздумывая, а потом послышался его тихий, немного неуверенный голос: «Фантазьи Фарьятьейва». Я кивнула, тоже понижая голос:

— Да, почти правильно. Только поменьше мягкости.

Порой это было даже забавно. У Тома и в принципе была тяга к языкам. Он знал английский, греческий, испанский, французский и итальянский, а также до приезда в Москву мог сказать несколько слов с акцентом на русском. И при этом в его планах — выучить ряд других языков! Такому можно было только поражаться. Я со своими средними знаниями английского и с базовым испанским…

— Интересная статья, — Том снова взглянул на мою утреннюю рецензию. — С трудом верится, что ты писала подобное в первый раз.

— В первый, — я не стала упоминать о своих глуповатых попытках — теперь я могу объективно их оценивать — при подготовке домашнего задания написать статью на английском и по всем правилам озаглавить её. Мужчина кивнул каким-то своим мыслям.

— Тогда, полагаю, большую роль играет твоя неуверенность, — он улыбнулся одними уголками губ и, наконец оторвавшись от листов, взглянул на меня.

— У меня даже нет писательского таланта, — я пожала плечами. Не хотелось себя как-то принижать и уж тем более жаловаться, но раз уж зашла такая тема… Хиддлстон немного удивился. Вероятно, ему не были понятны сомнения при выборе будущей карьеры. Зато одно я могла сказать наверняка после этого разговора — я окончательно и бесповоротно решила уходить из книжного магазина.

***

Я думала, в Москве всем на всё наплевать, а нет. В городе, где студенты выживают только благодаря двум картам — социальной и стипендиальной. В городе, где в центре всегда прекрасно и оживлённо, а в районах за МКАДом начинается уже что-то странное и непонятное. И за эти дни я как будто заново перенеслась на первый курс и начала изучать Москву под другим взглядом.

Странные взгляды в метро людей, которым «плевать». Мы с Томом говорим по-английски, и многие тут же с интересом оборачиваются, снимают наушники, отвлекаются от чтения книг и пролистывания ленты.

— Посмотри, — слышу я, как говорит мама своему маленькому, лет 10-ти, сыну, укоризненно при этом поглядывая на нас с актёром. — Приезжают вот такие провинциалки в Москву и, чтобы как-то здесь задержаться, находят себе таких богатых мужиков, несмотря на разницу в возрасте.

Я прикрываю рот, но плечи, начинающие содрогаться от смеха, всё равно выдают меня. Том смотрит на меня с изумлением. Он знает базовые фразы на русском, но быструю торопливую речь ему всё ещё трудно понимать.

Но это были такие мелочи! Главное, я стала всё-таки ценить город, в котором живу. Москва красивая. И красивая не только поздними вечерами, в которые можно гулять и восхищаться её историческими памятниками до самого рассвета, но и днём. Не в метро, где спешащие, озлобленные рутиной люди толкают тебя, не в супермаркетах, в которые они забегают на несколько минут, жутко уставшие после работы, а в парках, в библиотеках, порой — в кинотеатрах и абсолютно всегда — в театрах. Даже на вокзале. Люди помогают друг другу совершенно искренне и бескорыстно, не бесятся и не злятся. Так, когда кто-то один помогает другому, и самому не хочется стоять в стороне. И когда Том помогал незнакомой бабушке доносить чемодан, мне, наблюдавшей за этим издалека, стало неловко. Я подбежала ко входу в метро и придерживала дверь, пока она не вошла. А потом, уже на выходе, я обнаружила, как мужчина разговаривает совсем с маленьким мальчиком, на вид лет 5. Том пытался уточнить, не потерялся ли он, но когда я подошла ближе, я поняла, в чём дело. И даже это в Москве не было редкостью.

— Он на работе, Том, — сказала я и, поймав изумлённый взгляд англичанина, улыбнулась и указала на родителя мальчика, стоявшего в стороне, а потом — снова на ребёнка. Мальчик держал в руках листовки и, нисколько не смущаясь, зазывал людей.

Но самыми прекрасными были вечера в Москве. Выходные как будто стали для меня частичкой ушедшего с первыми сентябрьскими листьями лета, и когда я возвращалась после них, мне казалось, что это была какая-то абсолютно другая жизнь. И, хотя я временила с увольнением, но резюме на будущее уже сделала. И даже кинула его на известный сайт для поиска работы.

— Так значит, Нью-Йорк? — я уже успела кое-что прочитать про актёра, но основное он рассказывал сам.

— Да, это был целый рабочий тур, — задумчиво отвечал он, разглядывая наполовину пустынную Красную Площадь. Как странно! Мы не раз находились так близко отсюда, но ни разу так и не посмотрели известную московскую достопримечательность.

Был. А что произошло потом, я догадывалась.

— И как тебе Нью-Йорк? — мне было действительно интересно, но Том в этот вечер витал в каких-то своих далёких мыслях, совершенно не похожий на себя, не раз уже просматривая что-то в телефоне, отрываясь, а потом снова уходя в гаджет.

— Как сказать, — пожал плечами мужчина. — Помнишь Стинга? Englishman in New York. Вот точно так я себя и чувствовал.

— И всё же это, наверное, очень интересно. Всегда поездки, разные места, множество впечатлений, — я улыбалась, но в глубине души ощущала себя маленькой девочкой, которая донимает папу вопросами о том, что происходит у него на работе и можно ли ей поехать хоть раз с ним.

— Согласен, но иногда это выматывает. Впрочем, как и любая другая работа, — мужчина улыбнулся. Похоже, вид Кремля на фоне догорающего заката его особенно впечатлил.

— А я вот всего раз была за границей. Наверное, именно поэтому так и рвусь в Европу, — я выдохнула. Том впервые за всё время нашего разговора перевёл взгляд на меня.

— Всего раз? И никогда не была в Англии?

— Нет, но хотела бы, — я взглянула на него и улыбнулась. Что мне Красная Площадь! Можно бесконечно смотреть на него, и сердце будет замирать от каждого мгновения, когда он вздыхает, облизывает пересохшие губы или улыбается.

Мы идём дальше, но говорим уже о чём-то отвлечённом. Я всё не решаюсь спросить о том, что меня беспокоит уже не в первую нашу с ним встречу, а именно — что касается его ситуации. Но Том молчал и, более того, даже близко не касался этой темы. Однако и в казино не ходил. Это радует.

— А я тебе говорю, это величайший поэт! Даже в Америке как-то был! — запальчиво говорю я, как и всегда бывает со мной в спорах. Англичанин в ответ улыбается, качая головой, как бы не отрицая мою точку зрения и в то же время не отходя от своей.

— Не слышал, честно. Толстой, Достоевский. Про Пушкина много говорят, но я не читал. Как его, Ес..?

— Есенин! — я поджимаю губы, а потом останавливаюсь посреди улицы и громко-громко — всё равно услышат только местные фонари и, может, пара тех охранников в форме, — начинаю читать. Никогда ещё я не делала это не то что на публику, но и в принципе вслух. И как бы я ни пыталась вживаться, до Безрукова мне тоже далеко. — Ночь морозная, тих покой перекрёстка…

Том так и замер на месте, но, как мне показалось, скорее от неожиданности. Впрочем, и я сама от себя этого не ожидала. И когда закончила, ощутила через одежду клокочущее в груди сердце так явственно, точно схватила его в руку в тот момент.

— Это… — мужчина замялся, заметно восхищённый. Я кое-как отдышалась. Где-то в недрах моего сознания до сих пор эхом отдавался мой крик. Но помимо этого в его глазах сквозило ещё кое-что, что не укрылось от меня. Непонимание. Нет, британцы не поймут русскую поэзию, даже если её им перевести. Впрочем, что им до Есенина? Всего лишь известный поэт, покоривший своим талантом всю Россию.

И тут Том тоже начал читать. Я вначале этого совсем не ожидала. А потом по маленьким кусочкам начала переводить его речь. Шекспир! Это были отрывки именно тех его пьес, с которыми мне посчастливилось познакомиться в этом году. И когда я с восторгом дослушала «монолог Тома», он рассказал, что играл в одном очень знакомом мне фильме, который, впрочем, я всё хотела посмотреть, но до которого так и не добралась.Англичанин говорил о «Пустой короне».

— Чёрт, ну должно же быть что-то, — это восклицала уже я, когда мы продолжили шагать в сторону Библиотеки имени Ленина, чтобы не привлекать излишнего внимания уже итак начавших суетиться охранников, — что-то общее между Англией и Россией! Плевать на менталитет и культуру; даже, как выяснилось, на ту же литературу… — я задумчиво теребила свои длинные тёмные волосы, то сплетая прядь в косичку, то расплетая обратно, пока не обнаружила, что мужчина тихонько напевает что-то. You work all week long. Точно что-то знакомое, явно из времён 80-х. Много позже я узнала, что это Oliver Cheatham — Get Down Saturday Night. Я тоже стала тихо что-то напевать. Мужчина замолчал и стал слушать. Ой, зря.

Я залилась краской, но песня захватила меня полностью. «Что за песня? — британец внимательно посмотрел на меня, когда я закончила довывать куплет. — Я совсем не могу разобрать слов».

— Русская, — Хиддлстон понимающе кивнул и начал петь что-то своё. Теперь понять слова уже пыталась я.

Так мы и шли, напевая друг другу то одну, то другую песню. Том — на английском. Я на родном. Но понимали мы друг друга примерно в одинаковой степени. В итоге, пытаясь как-то угодить друг другу, начали петь самые популярные песни своих стран. Это, правда, не упростило мне задачу. Я слышала знакомый мотив, но тщетно, прищёлкивая пальцами, пыталась вспомнить слова. Стинг, Майкл Джексон, Джеймс Блант — но в памяти всплывали только слова из припевов.

— Ну, хорошо, а эта, — задумчиво произнёс он и начал напевать, постукивая при этом ладонью по старинным зданиям, рядом с которыми мы проходили. «Вэ-вэ-вэ» — песня, естественно, была мне известна.

— Не люблю Ленинград, — покачала головой я. Снова воцарилась тишина. И внезапно меня будто осенило.

— Мы не знали друг друга до этого лета…

Том на мгновение замер, с удивлением глядя на меня, пытаясь, наверное, понять хоть слово из этой строчки. Нда. Свои вокальные навыки я никогда не считала хорошими, но мне важно было не именно спеть, а навести его на ритм песни. Какое-то время он прислушивался к моим попыткам перепеть Сплин, а потом на губах его заиграла улыбка. И припев мы завели вместе.

Уж не знаю, как охранники смотрели на двух полуночных людей, танцующих нечто, напоминающее твист, под Сплин, но расходились мы в весёлом расположении духа.

========== Глава 8 ==========

С утра немного — но в последнее время не так сильно, как раньше, поскандалив с соседками, я побежала на учёбу. Воспоминания о превосходных выходных всё не желали изглаживаться из моих мыслей. К тому же, вечером в воскресенье, вернувшись домой, я обнаружила, что меня пригласили на собеседование в один ночной клуб. Вакансия «Хостес»: принимать бронирование столиков по телефону, встречать гостей, консультировать их по всем интересующим вопросам. И всё это в ночную смену! С моим учебными планом, я была уверена, совмещать ночную работу будет просто идеально. Прийти на собеседование я согласилась, но никому пока не стала рассказывать о своём намерении кроме одного человека. Я сама себе не отдавала отчёт в том, почему именно ему.

«Уверена, идеальное место. Отзывы посетителей и сотрудников хорошие, находится в центре города, платят много…» — примерно так звучало сообщение, в котором я описывала англичанину своё в перспективе будущее идеальное место работы.

«Как называется?» — ответ пришёл незамедлительно, точно Том только и ждал сообщения от меня.

«Revue El letto», — ответила я, улыбаясь. Меня радовало, что он интересовался моими мелкими делами. К тому же, название клуба пахло чем-то итальянским и совершенно ничем непринуждённым. Хиддлстон на это больше ничего не ответил, но для меня это означало лишь то, что он очень занят. В последнее время я всё чаще стала наблюдать, что он с кем-то разговаривает по телефону, долгое время строчит СМС-ки, а на днях даже поведал мне, что ждёт приезда своего друга из Лондона, на что я понадеялась, что он не из тех самых «друзей». Мне очень хотелось верить в то, что дела мужчины налаживаются.

С этими мыслями я бежала на учёбу, планируя сегодня откосить от работы и сбегать на собеседование. Знаю, что только вторник и нехорошо так делать. Но в конце второй пары мои планы всё равно нарушил Том, предложив вечером встретиться. От метро мы шли довольно быстрым шагом, так что я еле поспевала за мужчиной, но в итоге резко притормозили у какого-то скромненького с виду заведения, войдя в которое, нам пришлось спускаться вниз. О странной атмосфере этого места говорили яркие ковры ядовитых цветов и точно такие же стены. Вдалеке, вероятно, в главном зале, играла музыка, которая досюда — а мы стояли у стойки, Том — одной рукой опершись на неё и нетерпеливо при этом барабаня пальцами, я — не зная, где мы и что это, в изумлении; чего-то ожидая. Наконец к нам приблизился молодой человек приятной внешности, на ходу поправил свои прилизанные чёрные волосы и, улыбнувшись, пожал руку Тому. Тот ответил на рукопожатие, тоже расплываясь в улыбке.

— Приветствую, Эндрю.

— Привет, Том, — кивнул подошедший. Этот «Андрей» был явно русским, но его произношение на английском было изумительным. Точно он родился и вырос в Великобритании.

— Ну, что, как договаривались? — спросил его британец, и они негромко стали о чём-то перешёптываться, при этом заполняя какие-то бумаги. Я лишь с изумлением наблюдала за этим со стороны, а когда заподозрила какую-то новую карточную аферу и наконец решилась спросить Хиддлстона, что всё это значит, он, будто только вспомнив обо мне, небрежно махнул рукой в сторону коридора, ведущего, судя по всему, в главный зал, и произнёс: «Иди осмотрись, если хочешь». Заинтригованная и всё ещё удивлённая, я повиновалась и побрела по яркому ковру вдоль ярких стен в указанном направлении. Музыка с каждым моим шагом становилась всё громче, а когда я наконец оказалась в зале со множеством столиков и людей, я так и ахнула. О, да, это был ночной клуб… Стриптиз-клуб! Зал был почти полон подвыпивших и не очень мужчин, девушки танцевали на сцене чуть ли не нагишом, и даже сверх открытая одежда официанток, явно студенток примерно одного со мной возраста, поразила меня до глубины души. Я уже собралась вернуться к Тому и разузнать, что всё это значит, но мужчина опередил меня и сам появился в зале.

— Ну, что скажешь?

Я вздрогнула и повернулась к нему. Моё лицо, наверное, ничего не выражало в тот момент, хотя я ощущала что-то среднее между страхом и непониманием. «Э, Том, а что это?» Он ответил на этот вопрос раньше, чем я успела его задать, взяв с одного из столиков визитную карточку заведения. У меня зарябило перед глазами, и отвисла челюсть. Revue El letto.

— Ты всё ещё хочешь здесь работать? — уточнил у меня англичанин.

***

Будние проходили куда как медленнее и тягостнее, чем выходные. Но, впрочем, именно в этом и были их ценность и заслуга — они позволяли отдыхать и развлекаться, а будни впитывали в себя все твои силы и жизненные соки. Отметив, что у меня не хватает смен, начальница стала пристально следить за тем, чем я занимаюсь на работе (следить бы скорее следовало за Юлией, но я не стала ей на это намекать). Из-за этого я успевала делать домашнюю работу лишь иногда, причём, чаще всего это было в последний момент — прямо перед парой. Проблем с учёбой как таковых не возникало, но вот усталость всё больше и больше наваливалась. Да тут ещё и Юлия чуть ли не каждый день напоминала мне о празднике, который в России отмечает в основном молодёжь — Хэллоуине. Они с её новым кавалером собирались отметить его в английском пабе, где по этому случаю будет отличная вечеринка. Ночь с четверга на пятницу мне хотелось провести отдыхая дома, но Юлия вконец заинтриговала меня. Она отметила, что в этот раз планирует знакомить меня не со своим новым парнем, а с его лучшим другом. Я хмыкнула, ответив, что подумаю. «Интересно, — внезапно мелькнула в это самое время в моей голове мысль, — а Том собирается отмечать Хэллоуин?»

Октябрь потихоньку подходил к концу, и День всех святых — самое наилучшее тому подтверждение. Я всё ещё думала над тем, как бы поскорее уйти с работы, но всё же отложила это на ноябрь, решив, таким образом, доработать до конца месяца. Тёплые деньки тоже сменялись всё более и более пасмурными и дождливыми. «Как в Лондоне», — шутили иногда мои знакомые, и от этого сравнения меня то и дело бросало в дрожь. Я вспоминала Тома. Я вспоминала все октябрьские выходные, которые были не просто чудесными а… незабываемыми! Я понемногу писала статьи о происходящем со мной, даже если получались одни лишь очерки. Почему нет? Писать о Москве — уже что-то. Но всё же писать о том, что происходит с тобой, было гораздо проще и интереснее. В этом я убедилась, когда вдруг наткнулась на сотни сайтов, куда авторы, пишущие в стол, выкладывали свои произведения. Разумеется, ничего не имею против. Я даже помню, как нашла несколько фанфиков про Тома. Как же это было забавно, чёрт возьми! Почти всю ночь мы читали эти истории, только Том — с интересом, поражаясь воображению и задумкам авторов, а я — чуть ли не скептически оценивая каждое произведение. Особенно меня изумила наивная история, в которой к девушке из Лондона пришёл актёр и спросил разрешения пожить у неё. Как раз после этого странного знакомства и раскручиваются их отношения. Но в целом работы были хорошие. Однако у меня писательского мастерства не было ни капли.

Но когда сложности недели, связанные с учёбой и работой, вдруг закончились, я осознала, что на дворе уже канун Хэллоуина. Я собиралась так быстро, как только могла, но при этом подобрала самое лучшее из платьев, что у меня были, и даже накрасила стрелки, что никогда до этого со мной не случалось. Кроме, пожалуй, случаев встреч с Александром. Соседки смотрели на меня с недоумением. Обеим первокурсницам — здесь я их даже пожалела в душе — нужно было вставать в пятницу к первой паре.

— Ты куда-то уходишь? — поинтересовалась у меня Дарья, но девушка при этом внимательно листала ленту новостей в мобильнике, так что её вопрос выглядел скорее как издевательство, нежели проявление вежливости. Я ничего не ответила и не заметила, как Ангелина при этом укоризненно качает головой. Девушка слезла со своего второго яруса и подошла ко мне.

— Так не пойдёт, — обратилась она ко мне. В отличие от своей вздорной подруги, Ангелина была более тихая девочка. С ней и общий язык проще можно было найти. Я же вначале не поняла, что говорила она со мной. Ангелина достала что-то из своего шкафа, и я обнаружила, что это щипцы-гофре. Я слышала о таких, но никогда ими не пользовалась. — Вставай, Кристин, я тебя накручу.

С волосами я и сама долго думала, что делать, но мысли в итоге так и не пришли. После нескольких минут возражения Ангелина всё же уговорила меня, и я, повиновавшись, предоставила свои волосы девушке, которые та, прядь за прядью, стала накручивать, создавая, благодаря плойке, из непослушных длинных волос — мелкие курчавые тёмные. И весьма красивые. Делала она это так нежно и профессионально, будто всю жизнь мечтала стать парикмахером. Дарья взирала на нас с нескрываемым любопытством.

— Вечеринка? — спросила она, подмигнув мне, когда я уже надевала пальто. Я улыбнулась. И услышала дружный, но совершенно чистый и искренний смех первокурсниц, когда покинула комнату.

Метро. Английский паб. Однако. Здесь мы как-то уже были вместе с Юлией. Это было то время, когда она таскала меня по иностранным барам в надежде познакомить с европейцами. Я почти летящей походкой вбежала на ступеньки перед входом в красное кирпичное здание, внешне напоминающее милый британский загородный домик. Сердце стучало в груди как сумасшедшее, и было такое настроение, что хотелось плакать от счастья. Грима у меня не было, но для меня гримом был весь мой необычно яркий макияж — обычно мой ежедневный мейк-ап составляют накрашенные тушью ресницы и, от силы, тональник. Некоторое время я ещё мялась у входа, и мне встречались люди в костюмах и гримах всех сортов. Один из них в костюме Человека-Паука игриво улыбнулся мне, но ничего не произнёс при этом и вошёл в бар. Я собиралась последовать за ним, но в дверях оказалась Юлия в коротенькой чёрной юбочке и такого же цвета майке, больше напоминающей ночнушку. На лице её особого грима не было, и лишь по очертаниям можно было узнать кошечку. Я не могла определить для себя, шло это к её волнистым рыжим волосам или нет, но это было необычно однозначно.

— Опаздываешь! Идём, идём, — затараторила она, не давая мне опомниться. — Его друга ещё нет, но он в скором времени будет здесь. Чёрт, какая ночка намечается! У меня здесь куча знакомых, в том числе, бармены, так что напитки за счёт заведения. А сколько людей здесь сегодня, хотя сейчас ещё только начало вечера! Никогда не отмечала Хэллоуин в таком огромном кругу знакомых и незнакомых… О, Евгений, и ты здесь! — и подруга, только успев махнуть кому-то в толпе, вновь погнала меня вперёд: — Идём, идём!

Я начинала чувствовать себя уже немного нелепо, хоть и пребывала в том же окрылённом настроении. Телефон, как назло, молчал, но корить, естественно, следовало не его. Может, самой позвонить ему, поздравить с праздником? Всё-таки в Европе его отмечают. Я молча кивнула своим мыслям и решила как можно быстрее сбежать со всего этого веселья. Когда вырвусь из рук Юлии и её…

— А вот и он, — девушка широко улыбнулась, и ком встал у меня в горле при виде него. Что уж говорить о Хиддлстоне… Он всегда на высоте, со своей всегда идеально уложенной причёской, искренней доброй улыбкой; в пиджаке и рубашке, которые так идут его стилю. Мне казалось, я сплю. Да! Этот сон начался в тот самый момент, когда я бежала за друзьями, еле поспевая при этом, с работы, остановилась, резко затормозив, и, когда увидела спешащую ко мне машину, беспрекословно подчиняясь судьбе, закрыла глаза. Меня сбили. Я умерла. Или всё ещё в коме и вижу сон, который день ото дня становится всё невероятнее и нереальнее!..

— Привет, — Том протянул мне руку, которую я слабо, всё ещё пребывая в ступоре, пожала. Что-то больно ёкнуло у меня внутри. Что-то больно сжалось у меня в груди. Юлия положила голову на плечо британцу и улыбнулась:

— Думаю, представлять вас не стоит.

Да, она, конечно. И почему я такая наивная?

— Сегодня мы с вами просто обязаны поучаствовать во всех этих Хэллоуинских штучках. Не терпится узнать, что такого жуткого они там придумали! — восклицала Юлия.

Сравнивать меня и её? Ну, нет. Серая брюнетка или яркая, всем заметная рыжая?

— Конечно, только вначале всё-таки дождёмся моего товарища, — британец взглянул на наручные часы. Ох, этот английский говор! — Что-то он запаздывает.

Но разве, Кристин, вы что-то друг другу обещали? Разве было между вами хоть что-то, напоминающее чувства? Он даже ни разу не намекнул ни на что, выдохни.

Они внезапно взглянули друг на друга, и это получилось так синхронно, что Том невольно усмехнулся. И как, интересно, должны себя чувствовать свидетели зарождающейся любви милых влюблённых? Теперь, сидя неподалёку от них, а точнее, здесь же, за барной стойкой, я могу это понять. Он не отрываясь смотрел на неё и по временам улыбался. Она хихикала рядом с ним, иногда накручивая волосы на палец. Кажется, именно так происходит с девушками, когда рядом с ними находится привлекательный мужчина. Я поднялась, выражая на губах деланную улыбку, лёгким движением руки оправила платье — сейчас и оно само, и весь мой внешний вид казались мне нелепыми, и кивнула обоим:

— Боюсь, мне уже пора, — и, не дождавшись ответа, я быстро бросилась к двери, при этом стараясь отталкивать самые остро режущие по сердцу мысли.

— Кристин! — послышалось сзади, когда я уже открывала дверь. Том выбежал за мной прямо в том, в чём был — в голубой рубашке, без куртки, а пиджак, как я могла заметить, он оставил на спинке стула. — Кристин! — он был быстрее меня, и уже через считанные секунды схватил меня за запястье. Я остановилась. Но так как он меня ни в какую не желал отпускать, обернулась. Похоже, слишком резко, потому что часть мох длинных, подвергшихся гофрированию, волос упала ему на рубашку. Том ахнул. И при этом он улыбался. Не это я ожидала увидеть на его лице.

— Она будет ждать тебя. Иди, — произнесла я. Связная — а в особенности, английская, речь давалась мне с трудом. Том выдохнул, заставляя пар клубиться изо рта. Холодало. Непривычно сильно для этого тёплого октября.

— Нет, — сказал он, ероша светлые, отливающие немного в рыжий, волосы. — Не будет.

— А мне показалось иначе, — произнесла я, качая головой, и слёзы сами собой выступили на глазах. Я ничего не могла с ними поделать. В особенности — незаметно смахнуть. — Да и Юлия…

— Плевать, — отмахнулся он, и я замерла от его слов. То есть.? Что?.. — С твоей стороны это тоже было неправильно!

— С моей?.. Том, ты о чём? — теперь уже я не могла понять того, что выражал его взгляд. А британец между тем, немного раздражённо, будто подозревая, что я лишь притворяюсь, а на самом деле всё понимаю, продолжал:

— О том, как ты поступила. Или я вещь, которой можно просто так распоряжаться? Захотеть — отдать подруге, захотеть — оставить…

До меня медленно начало доходить всё происходящее, но не успел мужчина договорить, как к нам подошла толпа разряженной молодёжи. Парень, приготовившийся первым войти в бар, обернулся к нам двоим. Я и представить себе не могла, как могут со стороны выглядеть двое ссорящихся людей: она достаёт ему только до плеч, опуская при этом взгляд на свои сапоги, он держит руки в карманах, хмурится, собирается с мыслями, чтобы продолжить говорить. Повсюду ночь и туман. Тёмная, окружённая фонарями, московская ночь.

— Эй, классный костюмчик! Том Хиддлстон — тот, что сыграл Локи, я угадал? — парень расплылся в довольной улыбке. — У нас, правда, не костюмированная вечеринка, а Хэллоуин, но… отдаю должное твоему гриму, — с этими словами он подмигнул нам обоим и растворился в шумной толчее в здании. Люди из толпы, иногда оглядываясь на нас, последовали следом. Я молчала. Том тоже. Но только я собралась сделать шаг по направлению к метро, актёр остановил меня тихой, но различимой речью:

— Так или иначе, завтра я уезжаю, — я задрожала всем телом, но явно не от холода. И ощутила, как слеза, так долго дрожавшая на ресницах, скатилась по щеке. У меня хватило сил только хрипло произнести его имя, но он не придал этому никакого значения. — Не так я хотел сказать тебе об этом, но… — мужчина снова выдохнул в ночной морозный воздух. Сколько бы я сказала ему в тот момент! У меня быстро-быстро забилось сердце при мысли, что раз он уезжает, то, значит, все дела поправлены, что сможет зажить как раньше. Люк разрулит дело — разрулит. О действиях агента обычно именно так и говорят — и никто из журналистов и слова не скажет о его временном пребывании в России… Но почему меня так не радует это? — Прощай, Кристин.

Прощай, Кристин. И больше ни слова. И мне не хотелось его задерживать. И даже нечего было сказать в ответ.

Прощай, Кристин. И в ушах звенит именно эта одна-единственная фраза вместо прекрасного стихотворения Сергея Есенина из наушника «Дорогая, сядем рядом». Холод и поднявшийся ветер пробирают меня до костей, но я продолжаю торопливым шагом пересекать одну улицу за другой, не замечая никого и ничего вокруг, из-за чего внезапно чуть не натыкаюсь на такого же, как и я, спешащего прохожего. Мы оба извиняемся, и мне уже кажется, что он просит прощения на английском. Я поднимаю голову. Он смотрит на меня, опустив голову, и от взгляда голубых глаз внутри меня вновь всё замирает. Молодой человек, примерно одного с Томом роста. На светлых волосах — тоненькая шапочка. И когда я, прекратив разглядывать незнакомца, собираюсь продолжить бежать вперёд, мы оба поднимаем головы к небу, с которого, как перья сдутого одуванчика летом, сыпятся белые хлопья. Большие и холодные как льдинки, но очень мягкие на ощупь. 1 ноября. И первый в России в этом году крупный пушистый снег.

========== Глава 9 ==========

Комментарий к Глава 9

Dire Straits - Brothers in Arms:

— А я тебе говорила, уходи оттуда!

Сказала мне та, кто никогда этого не говорила.

Я довольно долгое время смотрела на фотографию московского ГУМа в сумерках, а потом также спокойно нажала «удалить», как сделала это с несколькими фотографиями до неё. Нет, я не нашла новую работу. И я не стала писать журналистские тексты в стол лучше, чем делала это до этого. И жизнь не начала идти своим чередом, как раньше, хотя события в ней повторялись. Нет. Прошла целая неделя, а я продолжала чувствовать себя как рыба, вынутая из воды.

Порой появлялось смутное чувство, что жизнь пролетает мимо. Один учебный день сменяет другой, и либо после пар, либо до них я спешу на работу, на которую кое-как заставляю себя идти, а потом допоздна — иногда и до слов изумлённой начальницы — сижу там, потому что не хочу возвращаться домой. Меня давно перестали беспокоить прошлые мелочи. Я махнула рукой на дипломную работу, потому что знала, что не определяюсь с её темой до 16 ноября, на домашние задания, которые не всегда успевала доделывать, потому что знала, что будет возможность их составить либо до пары, либо не сделать вообще. На работу, которая выжимала все соки после насыщенного учебного дня, потому что более она ничего не выжимала… Выжимать было просто не из чего. И я смотрела на Юлию, с которой наши отношения усложнились ещё неделю назад, безразлично; но при встречах, которые мы устраивали в кафешках, где раньше проводили время в обеденные перерывы, для того, чтобы не забывать друг друга, мы дружелюбно улыбались, частенько смеялись, вспоминая былое, но в наших разговорах то и дело мелькал неведомый раньше нам обеим холодок. И вот она говорит мне о работе. Говорит человек, всегда державший меня на этой работе. Пожалуй, Юлия была единственной, кто держал меня здесь, в ГУМе.

— А ещё наши походы по иностранным барам!.. — да её просто забавляла моя реакция на всё это! Но я не раздражалась. Эмоции холерика давно уже покинули меня, и даже моим соседкам в общаге непривычно было видеть рядом с собою серого скептика, заменившего им раздражительного сожителя. Я кивнула подруге в ответ. И снова уставилась в телефон, где были все мои октябрьские воспоминания. Ах, какой это был октябрь! Тёплый, ясный, теплее самого тёплого в моей жизни лета! А теперь мне о нём изредка напоминают только некоторые фильмы. Вот «Багровый пик». Захотела испытать свой адреналин, наглотавшись на ночь страха, а в итоге расшатанные нервы позволили чуть ли не до самого утра просидеть мне в слезах, и я то и дело перелистывала кадры со знакомым лицом туда-обратно.

Новости я стала читать, касающиеся лишь его. Причём, порой свой корявый английский приходилось нагружать до высшей степени, так как новостей на русских источниках в основном было мало. Но и зарубежные, как оказалось, ничего дельного не писали. А молчание телефона порой выводило меня из себя. Но это был тихий крик, если не сказать — немой.

В то время, как другие думали о чём-то жизненном, я дожидалась окончания пары, чтобы поехать домой. Теперь никуда спешить не нужно было. Учёба и общага, общага — учёба — это стали единственные маршруты. Вроде бы жизнь продолжалась, и ничего для меня не ушло из неё.! Но для меня она казалась пресной и серой, и ничто не могло её разбавить.

Мы виделись с Марком. Но всё время на учёбе. Мы не говорили с ним с самого конца октября — с того самого дня, когда я сходила на «Фантазии Фарятьева». Я с сожалением вспоминала о том, что даже не удосужилась поблагодарить друга, но, тем не менее, при встрече с ним лишь в знак приветствия молча кивала головою и спешила поскорее удалиться.

И вот теперь, перелистывая старые октябрьские фото, я вспоминаю всё это, и до меня лишь слабым блеском доходит мысль о том, как серо я сейчас живу. Последнее фото в автоматически созданной устройством папке «Октябрь». И это именно 31 октября. Это именно тот бар, который был под утро уже доверху усыпан первым в 2019 году российским снегом. Юлия в этот момент даже не окликает меня. Она вся целиком и полностью уходит в какую-то книгу, которая лежит перед ней на столе, и между нами воцаряется обычная в последние дни встреч тишина. Это самая страшная тишина на свете. Это тишина между людьми, которые раньше были близки друг другу, но в один момент вдруг стали лишь бывшими знакомыми. Пусть они не собираются этого признавать до поры до времени, это так. Мой просмотр прерывает звонок мамы. На днях мы жутко поссорились, и мне даже вспоминать об этом не хочется, но, всё ещё пребывая не в настроении мириться, я сбрасываю вызов и продолжаю перелистывать фотографии. Новый вызов. Сброс. За ним — ещё один. Вконец уже Юлия поднимает глаза от явно поглотившей её книги и с изумлением смотрит на меня.

— Семейные проблемы?

— Да не то чтобы, — с неохотой протягиваю я и вновь сбрасываю поступающий звонок. Больше пяти минут мама не даёт о себе знать. Да и после вызовов больше не следует. Я облегчённо выдыхаю. Юлия считает за лучшее не спрашивать меня больше ни о чём. И правильно.

До метро я добираюсь одна, оставив подругу на работе. Уже начинает смеркаться — о своём наступлении зима всегда даёт о себе знать уже и тем, что к пяти вечера улицы заволакивают сумерки, а в самых людных частях столицы зажигаются фонари, и все работающие ещё с большим огорчением взирают на часы и ещё сильнее хотят как можно скорее оказаться дома. А меня не волновало ничего. Я вернулась и, безразличным взглядом окинув своих соседок-первокурсниц, бросила сумку на кровать, думая об уже недалёком нищенском студенческом будущем. Теперь, после увольнения, поистине недалёком.

Секунды длились медленно, неимоверно медленно. Хотелось, подобно ежу, побыть наедине со своей мрачностью, а все были в комнате, в сборе, и это меня немного раздражало. Но так как в последний раз я выплёскивала свой гнев при разговоре по мобильному с мамой, я мысленно заедала эти обиды. Кстати, насчёт разговора… Я взглянула на дисплей сотового, на котором отобразились три пропущенных (а, точнее, отклонённых) ещё днём от мамы, обвела задумчивым взглядом соседок, которые были заняты — каждая своими делами (но при этом я знала, что, как только покину комнату, они тут же начнут обсуждать меня) и, вздохнув при этой мысли, взяла телефон и отправилась в душ. Стены у нас тонкие, а уши по общаге большие, но, если включить воду, ничего слышно не будет. Так я и поступила. И мамино «Алло» показалось мне таким нежным, но в то же время встревоженным, что я беспокойно заёрзала на тёплом (благо, работал утеплитель) полу рядом с душевой. «Ты звонила, мам». Это сухое «Ты звонила, мам». Каждый ребёнок на свете, должно быть, в несчастьях проклинает себя за все безразличность и равнодушие, вложенные в это «Ты звонила, мам». Хотя нет, есть ещё похлеще. И, точно чтобы добить создавшуюся ситуацию, я произнесла это «я была занята, мам», но она не отвечала долго, и каждый бы уже на моём месте понял, что произошло или происходит что-то ужасное, что не поправить одними лишь словами.

— Папа…

***

Мой папа всегда любил Dire Straits. Особенно Brother In Arms. Он плакал на любых мероприятиях, когда слышал первые аккорды гитары в этой песне. До определённого момента я не находила ни в этой песне, ни в самой группе ничего особенного, несмотря на мою большую любовь ко всем музыкальным произведениям 80-х годов. Но однажды он, улыбаясь и улетая в воспоминания, рассказал, почему именно это песня. И почему его так трогает одно лишь напоминание о ней.

— Когда я собирался в армию, я слушал эту песню почти каждый день (да, мой папа знает английский. Более того, в детстве мы даже вместе учили его). Оттого и воспоминания такие.

У всех свои воспоминания. И никогда не знаешь, что вспоминает человек, слушая ту или иную песню. Но за это мы музыку и любим — не вслушиваясь порой в текст, мы находим в ней для себя нечто большее, чем только лишь рифмованные строчки и мелодичные куплеты. Вместе с этими знакомыми словами мы уходим в воспоминания, и нас либо гложет боль души по уже давно ушедшему, либо радуют счастливые воспоминания прошлого. Что чувствовал папа при этом?

— Да, я знаю эту историю, — тоже улыбаясь, говорю я. — Когда тебя забирали в армию, но ты не пошёл. Просто не смог. Потому что появилась я.

— Ну, да, как-то так, — неопределённо качал головой отец. Ему нравилось вспоминать. Ему определённо нравилось возвращаться в былые воспоминания. Впрочем, кому из людей это не нравится?

— Папа…

Сердце замирает у меня в груди, и слёзы уже сами собой текут по щекам. Я не помнила, как бешено ворвалась в комнату, то ли бессознательно кидаясь кому-то в объятия, то ли кто-то сам стал обнимать меня. Соседки? Да, безусловно, это были они. Но у меня в голове только звенели слова мамы, и шумела не выключенная в душе вода. You did not desert me, My brother in arms…

Сколько потом дней подряд играла у меня в голове эта песня? Сколько потом дней подряд прокручивала я в голове слова матери? Для меня перестало быть важным абсолютно всё, и я с нетерпением ждала прихода выходных. А неделя, как назло, выдалась самой насыщенной в плане учёбы, и все пары по определённым датам сошлись именно на ней. You did not desert me, My brother in arms…

Мой отец очень серьёзно заболел. И пока врачи не могли прогнозировать чего-то определённого, но каждый второй пожимал плечами. В итоге, папу положили в больницу. Никто не мог ничего сказать. И эта неопределённость пугала сильнее любого поставленного диагноза. Мне бы скорее приехать, увидеть его в палате, утешить и успокоить.! А дни, как назло, медлили и ползли самыми медленными в мире улитками.

В четверг, зная, что назавтра у нас нет пар, когда я собралась уезжать домой, мне написала Дарья. Её сообщение странного содержания тут же привлекло моё внимание, несмотря на смятение и рассеянность, которые сопровождали меня с самого начала недели. Соседка спрашивала, собираюсь ли я заехать ненадолго в общагу перед тем, как поеду домой. Да, естественно. Все свои вещи я не решилась тащить в университет. Дарья — Дарья! — от которой я не могла никогда ожидать не то что подобного, но даже элементарного извинения, слёзно просила и умоляла меня, зная о грядущей проверке в общежитии: «На посвяте, на котором я была вчера, мне налили в колу немного виски, о чём я совершенно не просила. Я не выпила ни капли, только принесла с собой стакан. Вылей, пожалуйста, если не трудно. Очень прошу».

Когда я ехала в автобусе, я вспоминала себя первокурсницей. И разве это повод — винить их в том, что у них столько желаний и возможностей? Разве стоит их упрекать в том, что они только начинают учиться и многого не знают? Да и сама я… Разве столько много знаю, что чуть не пошла работать в ночной клуб? Впервые за всю эту неделю такие мысли заставили меня улыбнуться.

За моими сборами в общежитии наблюдала Ангелина. У девушки не было пар в этот день, и она молча смотрела, как я пытаюсь впихнуть в рюкзак вещи в таком количестве, в котором их просто невозможно туда впихнуть, сидя на своём втором ярусе, по-турецки сложив ноги.

— Дай помогу.

Она спешно спустилась, и мы стали пытаться сделать невозможное вместе. Получалось всё ещё плохо, но уже куда лучше, чем одной. Я поблагодарила Ангелину и, к моему огромному удивлению, она обняла меня перед тем, как мы распрощались на мои долгие выходные.

— Можно я буду иногда брать твою подушку? Я всё не решалась у тебя это спросить, но поступала так, когда тебя не было, — скромно поинтересовалась соседка, робко улыбаясь. Девушка имела в виду мою подушку, с одной стороны у которой были вышиты разноцветные блёстки. — Просто когда тебя нет, я беру её и рисую на ней сердечки и прочее, — негромко добавила она.

Как после этого можно было не улыбнуться! Я ещё раз обняла Ангелину и отправилась в путь, в свой любимый подмосковный город, слушая песню, которая то и дело вызывала у меня слёзы в последнее время. You did not desert me, My brother in arms…

***

Сложно передать словами, что чувствуешь, когда глядишь на до боли знакомые места, в которых ты родился и рос, а теперь приезжаешь сюда лишь когда находится время. На нашем маленьком городском вокзальчике так ничего и не поменялось. Также продолжают спешить нелепые и порой рассеянные люди — одни, усталые, мчатся домой из Москвы, с работы; другие ездили в пригороды к родственникам и знакомым. Есть и такие, у кого сама работа — вокзал. Среди таковых, например, встречающие новых пассажиров маршруточники, которых слышно ещё с самого перрона с их забавным акцентом. Один такой мужчина знает меня в лицо. Когда я подхожу к маршрутке, взгляды наши встречаются, и на его смуглом лице мелькает улыбка. Он кивает мне, я — ему, а затем время снова начинает бежать по своей накатанной, совершенно забыв о том, что только что остановило мгновение для едва ли знакомых друг другу людей.

За окнами проносятся серые осенние пейзажи. Но когда я думаю о лете, мне почему-то вспоминается не та яркая зелёная пора, которая в нашем городке так и дышала жизнью, когда можно было спать до обеда и просыпаться под запах кофе, сваренный отцом, или выпечки и лазаньи, приготовленной мамой; когда мы с сестрой Алисой устраивались вместе на раскладном диване в зале и до самого утра секретничали, шептались и смотрели фильмы; когда мы всей семьёй приезжали на дачу, и местные друзья звали меня гулять и бродить по окрестностям, пока с нашего участка не начинало веять превосходным запахом свежего, только что сделанного папой шашлыка, и ребята чуть ли не слёзно упрашивали меня отведать хотя бы кусочек этого угощения — а он таким и являлся! — вместе с овощами с огорода и заправленным майонезом салатом. И сейчас всё это кажется далёким и недосягаемым. Нет. Почему-то при слове «лето» мне в первую очередь вспоминаются вечера напоённой октябрём Москвы; улыбающиеся девчонки, которые так влюблены в свою профессию, что не могут перестать говорить о ней; Юлия, с которой мы дегустировали кухни разных столичных баров; вечера в парке Горького, в которых мы вели порой грустные, но при этом задушевные разговоры с Марком; соседки по комнате, которые, как оказалось, всегда с такой тревогой ждали меня домой, а я даже не замечала заботы с их стороны… Я выдыхаю, и на окне запотевает след от горячего дыхания, кричу водителю привычное «На остановке!» и, вылезая из транспорта, ощущаю, как меня перестают держать ноги. Они становятся ватными и неподъёмными, вся окружающая картина рябит перед глазами, и я ощущаю себя так, будто не спала несколько суток подряд. Я совершенно не помнила, как добралась до дома, как с навернувшимися слезами встретила Алису, чувственно обняла маму. Был ранний обед, день только начинался. А мне было больно и страшно одновременно.

Папа и сам боялся. Он признавался в этом с большой неохотой, выдавливая из себя улыбку и как будто стараясь перевести всё происходящее в шутку. Я никогда не чувствовала себя так, как в тот момент, когда вглядывалась в бледное исхудавшее лицо отца, а к горлу то и дело подступал ком, и глаза чуть ли не каждую секунду застилали слёзы. Ни одна ситуация, в которую меня ставила жизнь, не могла сравниться с этой. Но сидя рядом с ним и держа его за руку, я и сама пыталась улыбаться. Отражалось ли всё горе на моём лице? Даже если и нет, сердце отца всё равно всё чувствовало. Я попрощалась с ним с большой неохотой. И он тоже не хотел меня отпускать. Но часы приёма окончились. Впереди было только тягостное ожидание и паника, которая понемногу, с каждой минутой всё больше и больше зарождалась в сердце.

Вернувшись домой, я села на кровать и так и осталась сидеть без движения. Недавно прошедшие мгновения так врезались в мою память, что мне казалось — я до сих пор нахожусь в палате у отца и слушаю его речь. «А ты знаешь, я ведь на днях вспоминала твою любимую песню… Слушаю, и у самой слёзы из глаз». — «Ты слишком загоняла себя с работой. Совмещать работу и учёбу — это очень сложно. Нужно что-нибудь одно. Здоровье, посаженное в молодом возрасте, не восстанавливается…» — он прервался, некоторое время молчал, но я воспользовалась этим мгновением, перебив его мысли и не дав ему ничего сказать: «Дело не в том, папа. Столько всего произошло… Даже в голове не укладывается».

Даже в голове не укладывается. Ко мне подбежала Алиса, неся в руках мобильник. Уведомление. Пока одни люди переживают свои проблемы, у других жизнь идёт своим чередом, не останавливаясь ни на секунду, и когда я равнодушно заглянула в телефон, мне показалось, что московская жизнь для меня осталась где-то далеко позади, и её не то что не возвратить — к ней и не вернуться.

— Коменда пишет, — зачем-то вслух произнесла я со вздохом, откладывая гаджет в сторону, ни к кому толком не обращаясь — ни к не перестававшему вещать телевизору, ни к Алисе. — Говорит, посылка пришла. Но вы все здесь, со мной, рядом. Так что, вероятно, что-то перепутала.

В воскресенье я возвращалась в Москву в расстроенных чувствах. Меня — да, впрочем, и маму, и Алису беспокоила неопределённость в состоянии отца. А у меня при этом не было даже возможности попрощаться с ним, сказать, что уезжаю. Я долго стояла на перроне, ожидая поезд, вспоминая, как каждый раз, когда я уезжала из дома, меня до вокзала провожал папа. Но минуты пролетели как-то незаметно. Свет электрички. Жужжание рельс под колёсами поезда. Людный вокзал, наполненный недовольными хмурыми людьми. Спешащее метро, ревущее в подземных московских тоннелях. И вот уже знакомые стены говорят мне о том, что я дома. И всё же, дом человека — это не место, где он родился, а там, где его ждут. И с недавнего времени я поняла, что ждут меня и в столице, когда обрадованные соседки бросились мне на шею и начали обнимать и расспрашивать о том, как живётся «под Москвой».

— Подождите, подождите, не всё сразу, — отмахнулась я, задыхаясь от чувств — радости, счастья, тоски, ностальгии и внезапности одновременно. Дарья и Ангелина заглядывали мне через плечо. Я вскрывала найденный конверт. По приезде я всё-таки отыскала его в ящике, и теперь вертела его из стороны в сторону, пытаясь вспомнить, где же у меня есть такие дальние знакомые, которые могли бы мне написать.

— Давай же, открывай скорее! — сгорая от любопытства, воскликнула Дарья. Легонько пожав плечами, я вскрыла конверт. 13 ноября. Оно даже почти не опоздало. Внутри было письмо, которое настолько заинтересовало меня, что я не сразу заметила ещё приложенный файл с какими-то документами внутри.

Я так долго смотрела на письмо перед собой, держа его дрожащими руками, но не читая его, а глядя куда-то сквозь, что перед глазами у меня заплясали чёрные точки, отчего в голове стали возникать дрёмные иллюзии, а соседки давно уже покинули меня. А может, я уже не первый день сижу так, и у Дарьи с Ангелиной продолжилась своя жизнь, полная учёбы, новых московских открытий, тусовок первокурсников?.. Я наконец оторвалась от письма. Я его так и не прочла, хотя, даже кинув на него беглый взгляд, можно было судить о его коротком содержании.

А жизнь за стенами общаги и вправду продолжала течь. Приятная тёплая пора первой половины ноября сменилась дождями и холодами. До снега дело не доходило, но с утра и поздними вечерами на улице уже ощущался мороз. Жители студенческой общаги замерзали без отопления. Мы с соседками обменивались пледами, надевали тёплые, предназначенные для зимы пижамы. Многие люди на улицах уже ходили в зимних сапогах и надевали на руки перчатки. Только что мне было до уличного холода, когда свой, ещё более ледяной и неприятный, буйствовал в сердце! Я ходила на учёбу, порой даже посещала какие-то кажущиеся мне нелепыми мероприятия, на которые меня водили, видя моё состояние, соседки. Иногда мы даже гуляли по вечерам на стадионе рядом с общежитием. Но всё это происходило молча, а для меня — так уж тем более в серых красках. Дни пролетали так, словно их и не было. Два дня? Пять? Неделя? Откуда мне знать, как мне вспомнить! Я звонила маме каждый день. И однажды она позвонила мне сама.

В тот самый день, когда я, кажется, наконец, отошла от перенесённых изумлений и прочла всё-таки письмо, о содержании которого итак догадывалась всё это время.

— Кристина, папа…

Это слишком сильно — когда на сердце накатывают столько эмоций в один момент. Они захлёстывают тебя волной, и выбраться из них практически невозможно. Мне хотелось смеяться, плакать от счастья и горечи одновременно, а потом — кричать, что есть силы, не считаясь ни с кем: услышат — и ладно.

Слова, которые я желала услышать всё это время после того, как покинула свой подмосковный городок. Слова, которые и во сне-то заставляли радоваться, а уж наяву они выглядели почти невозможными, просто несбыточными для того, чтобы их произнести!

Папу выписали. В ходе этого краткого лечения и многочисленных осмотров ничего опасного у него не нашли, и мама звонила сказать, что он возвращается домой. Радуясь, сдерживая себя, чтобы в тот же миг не закричать от счастья, я загибала и разгибала уголок письма, которое держала в руках, и, кусая губы, продолжая при этом улыбаться, думала, как сообщить родному человеку эту весть. Я и сама толком не была в этом уверена, но…

— Давай же, открывай скорее! — сгорая от любопытства, воскликнула Дарья. Легонько пожав плечами, я вскрыла конверт. 13 ноября. Оно даже почти не опоздало, судя по отсылаемой дате. Внутри было письмо, которое настолько заинтересовало меня, что я не сразу заметила ещё приложенный файл с какими-то документами внутри. Вскрыла. Девочки так и не отошли, наблюдая из-за моей спины за происходящими в моих руках махинациями. У меня и самой ноги и руки дрожали от волнения, и, хотя я уже почти полностью осознавала, что вряд ли оно от каких-то дальних родственников, собственной интуиции, тихо шептавшей догадки на ушко, верить не хотелось.

— Ты приедешь в следующие выходные? — по голосу в трубке ячувствовала, что мама улыбается. Я и сама не могла ничем заглушить свою радость! Я тянула время нашего разговора, чтобы дождаться папу и, наконец, поговорить с ним.

Чисто в английском стиле. Письмо. И все слова, до единого, на английском. Построение писем на английском, кажется, каждый учил ещё в первом-втором классе, так что…

— Мам… — я стараюсь её перебить, но она так полна своих впечатлений, что мне и самой становится неловко отвлекать её в такой момент. Но как же сказать ей?

Его письмо не было длинным, как этого можно было бы ожидать, учитывая, сколько времени мы не общались. Нет. Кратко и лаконично. По сути, лишь о том, что билеты невозвратимы. Такие сообщения кидают в WhatsApp и других мессенджерах, но никак не за сотни миль, из Англии в Россию. Соседки тоже читают его, стоя сзади меня. Значит, не я одна вижу это. Значит, мне это не снится! Они обводят меня лукавым взглядом, но я не знаю, что им отвечать. Я в смятении. И в растерянности. И не знаю, что мне делать.

— … Так что мы не пойдём никуда, а посидим дома. Можно было бы испечь пирог и за чаем посмотреть какой-нибудь фильм. Устроить домашний просмотр. Как раньше, помнишь? — она продолжала тараторить в трубку, иногда радостно выдыхая, чтобы перевести дух. Такого с ней не было давно, уж я могла это судить по тому, как мама устаёт на работе. — Так ты приедешь? — она закончила и замерла. Я продолжала улыбаться. Письмо покорно покоилось в руках, до поры до времени не нарушая нашего разговора. Я невзначай вспомнила, что как-то и он также ждал моего ответа на том конце телефонной трубки.

— Мам, тут такое дело… — как должны себя чувствовать родители, впервые отпуская ребёнка одного за рубеж? Многие с трудом отпускают их учиться в другой город, так что уж говорить о другой стране? Наверное, это жутко. Полагаю, родительские сердца разрываются в этот момент — с одной стороны, радуясь вместе с ребёнком, а с другой — горюя самой жгучей и сильной тоской по впервые покидающему их чаду. Я собралась с силами. Выдохнула. На какое-то время замерла. На той стороне — ожидание и молчание. Таки вижу эту гнетущую атмосферу, которую никто — ни я, ни она, никуда не может от себя деть. — Мам, я еду в Лондон.

========== Глава 10 ==========

Комментарий к Глава 10

Alphaville – Big In Japan

Я уже не в первый раз гадала, как он смог это обустроить. Пока собиралась, переводила растерянный взгляд с паспорта, лежавшего в файле, на бывший там же российский паспорт. Когда я давала их ему? Почему я этого не заметила?

Красивая эмблема новой визы блестела на странице загранника. Рядом был документ по-английски, в котором значилось, что все бумаги грамотно сформированы и приняты визовым центром. Я вновь помотала головой из стороны в сторону. В это верилось с трудом — в это не верилось в принципе! 22 ноября. Внуково. 2 часа дня. Мне оставалось всего пять дней. Пять дней, которые предстояло провести в учёбе и томительном ожидании.

Однако вскоре оказалось, что пятидневная подготовка — это не томительное ожидание, а непрестанные сборы и нервы. Каждый вечер, возвращаясь с учёбы, я думала, что ещё с собой взять, что я могла забыть положить, клала загранник на самое видное место и по сто раз уже сверялась с билетами, отмечая в уме и в Гугл-календаре дату, время, рейс, аэропорт…

Не помню, летала ли я когда-нибудь из Внуково. Так или иначе, в день вылета я встала сверхрано — мне не спалось. Несмотря на то, что заря только занималась в пейзаже, открывающемся из студенческой московской общаги, сна у меня не было ни в одном глазу — напротив, отовсюду из меня так и сыпала невиданная никогда раннее бодрость. И вместе с тем я, конечно же, жутко боялась. Чуть ли не со слезами радости на глазах меня провожали соседки, непрестанно обнимая, желая удачи, прося пообещать писать им о каждом своём шаге. Сердце моё яростно билось — кажется, наконец до мозга моего дошло, что я лечу в Лондон! Ноги то и дело сковывало холодом, пальцы рук нервно попеременно барабанили по телефону. Долгий путь по красной ветке до Саларьева. Я облокотилась на спинку кресла в полудрёме, иногда прикрывая глаза, слушая очередную аудиокнигу из списка нашей программной университетской литературы. И, кажется, дослушалась я Диккенса до того, что герои его произведения стали мне мерещиться, потому что, только открыв глаза, я увидела перед собой живого Скруджа! Сгорбившись, он шёл между рядами, слегка пошатываясь от скорости поезда, взирая на всех мрачным жутким взглядом из полуопущенной шляпы. Я часто заморгала, встрепенулась, — и Скруджа как не бывало. «Нервы», — решила я, жутковатенько посмеиваясь про себя. Между тем, автоматическая запись метро известила пассажиров о том, что мы доехали до Саларьево, и я с гулко бьющимся сердцем выбежала из вагона, ориентируясь на те описания, что дала мне Дарья — соседка летала в путешествия с родителями именно из Внуково, а летала она часто.

Итак, автобус. Остановку после выхода из метро я отыскала быстро, следовало лишь перейти на другую сторону. В этот день в России ноябрь особенно давал о себе знать, и пусть не было снега, стоял жуткий мороз. Я покачивалась на носках вместе с тяжёлым портфелем на плече то в одну, то в другую сторону, встречаемая любопытными взглядами стоявших на остановке людей. Лицо уже начинало замерзать, и я лишь кое-как могла прятать его в свой тоненький осенний шарф. Благо, перчатки были с собой. А вот ноги в осенних сапогах уже, откровенно говоря, замерзали. Но всё это совершенно не имело значения перед тем масштабным, что меня ожидало. Всё время пути в автобусе до аэропорта мне казалось, что я сплю. Я совершенно позабыла об оплате проезда, не ощущая себя «зайцем» даже тогда, когда контролёр объявился в поле зрения. Я очнулась лишь в тот момент, когда он попросил проездной билет у дедушки, сидевшего напротив меня, и оплатила проезд практически перед его носом, встречаемая хмурым взглядом, который, как я поняла, говорил: «Молодёжь совсем уже распустилась!» Почти неделю назад мне казалось, что этот день не настанет. Я трепетала перед поездкой, но эмоции откладывались. Мозг точно бы не хотел верить, что я действительно куда-то лечу, а теперь…

А теперь все чувства хлынули на меня с удвоенной силой. Я мчалась по аэропорту, боясь опоздать, толком не понимая, куда с такой скоростью лечу. И всё как в тумане. Терминал. Регистрация. Билеты, подаренные им. Правда согласно им, обратный полёт у меня только через две недели, но я планировала поискать, так сказать «горячие туры» и вернуться пораньше. Дело даже не столько в учёбе, сколько в стоимости хостела — с жильём в чужой стране в этом плане могли возникнуть проблемы. К тому же, очень хотелось съездить домой.

Был пройден паспортный контроль, и начиналось моё самое нелюбимое. Помню ту же поездку в Грецию — это был первый и последний раз в моей жизни, когда мне оформляли Шенген. А воспоминания о того, как ты снимаешь с себя всё, что можно, и проходишь под датчиками — яркие, неприятные, незабвенные, — так и остались в моей голове. Я несла на одном плече свой заполненный доверху нужными и ненужными вещами рюкзак — это был единственный багаж с собой или, как называют такие вещи при посадке, ручная кладь.

Контролёры строго взирали на пассажиров, тщательно проверяя каждого. От меня не скрылось то, как многие люди действительно честно вытряхивают из карманов всё до единого, лишают себя ремешков и ценных металлических вещей остаются без верхней одежды, а подчас — и без кофт. Для человека, который, по сути, совершенно не путешествует самолётом, всё это было удивительно.

Наконец, очередь дошла до меня, но при одном только шаге меня не пустили дальше, чем на 10 метров.

— Вернитесь, девушка, — раздался ледяной голос контролёра, которая была не настолько уж старше меня. — Во-первых, снимите обувь.

Прекрасно. Пришлось оставить себя и без того холодных осенних сапог и прошагать через арку прямо-так — в носках и бахилах. Пока я проходила, девушка-контролёр подозрительным взглядом осматривала меня, качая головой. Какие мысли в головах у этих людей, когда мы выполняем все эти махинации? Разве им самим это нравится? Может, порой эти служащие тоже испытывают раздражение — все мы люди, в конце концов? Но о чувствах других людей мы совершенно не задумываемся в тот момент, когда спешим на самолёт, нервничая по поводу посадки, хорошего полёта, устройства в другой стране и прочего. Так вела себя в то час и я.

— Вернитесь, вы что-то не доложили, — она смерила меня хмурым взглядом, как если бы я действительно собиралась провозить в другую страну что-то опасное. Со злости сжав кулаки, скрипя зубы, я бросила на ленту коробочку с Bluetooth-наушниками, считая, что в них — причина всех моих нынешних зол. Но нет.

— Да что же там у вас, — теперь раздражаться явно начала и она. Я фыркнула, со всей силы задирая глупую, на мой взгляд, тунику с надписью London, чуть ли не до рёбер, и сверкнула глазами в её сторону:

— Может, бляшка от джинс, м? Я не знаю!

Пыл в глазах контролёра мгновенно угас, сменившись изумлением. Она качнула головой, провела несколько раз ручным металлоискателем по моим штанам и пиджаку и отпустила меня. Я выдохнула и улыбнулась. И всё же, это было только начало всех бед.

И ещё сильнее я затряслась, когда настало время идти в самолёт. «26 А, 26А, 26А», — повторяла я про себя номер выхода из аэропорта, по ошибке встала в очередь «26», не переставая бормотать, потом — в нужную, но для приватных гостей и сориентировалась, в итоге, только тогда, когда в нужной была уже целая толпа. Москвичи и гости столицы ожидали, все до единого с хмурыми лицами, с каким-то отвращением косились друг на друга и тяжело вздыхали. И чего они фыркают? Я вот впервые еду в Лондон. В Лон-дон! Впервые! Моё настроение уже значительно поднялось после неприятности на контроле, и от этой мысли я чуть ли не прыгала от счастья и не заметила, как быстро разошлась толпа.

Все вместе мы спускались вниз. До самолёта нам, пассажирам, предстояло добраться на автобусе. В толпе людей я услышала несколько голосов с таким знакомым мне приятным акцентом и невольно улыбнулась. Трое молодых людей, немного неловко прислонившись к перилам, стояли полукругом, что-то обсуждая на своём английском. До меня доносились лишь отдельные фразы, но и от этого гордость переполняла меня сверх меры — я могла понять совершенно не знакомым мне иностранцев на 30%!

Они говорили что-то о Москве, о странностях России, об этих маленьких забавных автобусах, в которых все падают друг на друга при случайном повороте. Я не отрывала от них взгляда, а эти трое были так увлечены разговором, что не видели никого и ничего вокруг себя, но при упоминании об автобусах я невольно хихикнула, и тут же все шесть глаз обратились ко мне. Я, кажется, так и замерла со своей дурацкой улыбочкой на лице, но, как ни странно, тот из них, что был ростом примерно с меня, улыбнулся и кивнул — то ли мне, то ли каким-то своим мыслям. Залившись, как я могла почувствовать, краской, я мгновенно отвернулась. И весь дальнейший путь в автобусе прошёл без приключений.

Иностранцы… Мне ведь надо будет привыкать к английскому все эти дни! Новые лица, которые уже по одному внешнему виду так отличаются от русских, другой город. Чужая страна. Или то, что я буду совершенно одна там? Я не знала, что пугало меня больше всего. На входе я улыбалась всем бортпроводникам и бортпроводницам, приветствуя их по-английски, и даже отважилась уточнить у стюардессы, где на билете находится моё место. Милая девушка так изумилась, что указала на первое, что попалось ей под руку — а это было моё старое любимое «26 А».

— Ну, сэнк ю, — негромко пробормотала я, будто ругнувшись, оскалилась и побрела искать русского бортпроводника. И нашла. Да, лица англичан действительно отличаются от русских!

Самолёт был большой и довольно просторный. Зал в три ряда, в каждом — по три места. Мне, кажется, повезло: я вглядывалась в места в поисках своего и от всей души надеялась, что буду сидеть возле окна. Когда я отыскала нужное, с пометкой «G», улыбка заиграла на моём лице — да, меня встретит превосходный лутонский пейзаж, а также ждёт лицезрение просторов российской столицы с высоты птичьего полёта.

Только я начала засыпать, ощущая усталость во всём теле, хотя мы ещё не взлетели, как громкие посторонние возгласы заставили меня встрепенуться, нарушив всякий покой. С явной неохотой открыв глаза, я заметила двух парней, присоединившихся ко мне. Ясно, спокойствию конец. Я отвернулась к окну, надеясь хотя бы на некоторое время отвлечься на пейзаж вне самолёта, как вдруг вздрогнула и спешно обернулась на своих новых соседей. Англичане! Чёрт возьми, не знаю, почему у меня к ним такая тяга в последнее время — вероятно, я всё же никак не могла привыкнуть к другому языку.

— 21-е октября, 21-е октября, 21-е.! — без умолку повторял один из них, и кроме этого «October 21» я не могла различить больше ничего. Сидевший рядом с ним молодой человек в белой рубашке весело посмеивался, хлопал друга — без сомнения, они являлись друзьями, — по плечу и негромко говорил ему что-то.

Я снова повернулась к окну, удивляясь странному стечению обстоятельств. Эти внезапные билеты от Тома, путешествие, чёрт возьми, в Лондон, совершенно одной, а теперь — ещё и британцы, так близко от меня!

— This girl? — раздалось неподалёку. Мурашки снова завели свой бешеный танец на моей спине, и постаралась взглянуть на своих соседей краешком глаза, но не получилось. Видимо, они только и ждали, когда я повернусь.

Все трое — один из них, как оказалось, был в другом ряду, с улыбкой выжидающе смотрели на меня. Тот, что сидел ближе всех ко мне, был уже мне знаком. Это был тот парень из автобуса в аэропорту, который первым заметил меня из своей компании. Светлые, почти золотистые волосы, кое-где немного отдающие рыжим, серо-голубые, но ясные глаза. Он выглядел явно старше своих лет. Такое бывает с людьми, когда они много пьют или курят. Я смущённо улыбнулась и поздоровалась. Все трое, тоже улыбаясь, ответили мне хоровым «Hello».

— Какими судьбами в Лондон, Кристин? — спросил меня мой сосед, когда я представилась. Разумеется, они с первого взгляда узнали во мне русскую. Парня звали Бен Калладин, и я не ошиблась: в действительности ему было 26, а выглядел он примерно на 30. Его друг, шатен с широко открытыми глазами, который с первого взгляда показался мне безнадёжным романтиком, а на самом деле был пьян, Крейг, как раз и кричал это самое про октябрь.

А в другом ряду сидел третий из их компании, Джозеф. Он был испанцем, а жил в Манчестере, и, видимо, это манера испанцев — чрезмерное дружелюбие, потому что он то и дело норовил дотянуться до меня, непрестанно жал мою руку и очень много улыбался.

Я не стала скрывать цели своего визита от новых знакомых, лишь не упомянула о том, что билеты мне подарил актёр.

— Да-а, я думаю, тебе понравится Лондон, — задумчиво протянул Бен. — Этот город — одно из моих любимых мест на свете. Я работаю в России в данный момент, но это временно. Крейг заехал за мной, чтобы забрать в столицу Великобритании, но и там я задержусь не так уж долго, — парень пожал плечами, — работа. А вообще, я сейчас собираюсь в Южную Африку, но, если тебе нужна будет помощь или маршруты, как добраться до какого-нибудь места, только дай мне знать, — он дружески подмигнул и протянул мне небольшую карточку. Я осмотрела её со всех сторон. Визитка. Ни компании, ни бренда. Только «Бен Калладин». — И хотя я буду в Африке, я могу давать тебе советы оттуда.

Я кивнула, горячо благодаря его, а для себя осознавала, как весело с этими ребятами проходит время в самолёте! Мне совершенно перехотелось спать, и весь полёт мы болтали, говоря то на английском, то — немножко, но всё же это было забавно, на русском. Оказалось, ребята знали несколько слов на моём родном языке, а, когда нам принесли прохладительные напитки, весело чокнулись вместе со мной пластиковыми стаканчиками с возгласом: «На здоровья!»

Я не заметила, как быстро белоснежные пуховые облака на горизонте, в которые мы то залетали, то выныривали, подобно собачкам из воды, сменились зелёной растительностью и непроглядным туманом. «Земля!» — хотелось кричать мне в тот момент, а парни в то время завели какую-то забавную историю из их краёв, наперебой рассказывая её. Облокотившись о сиденье, я с улыбкой задумчиво глядела вдаль, наблюдая появившуюся перед моим взором картину. Неужели это Лутон? Напоминает огромные фермерские угодья из фильмов — такие безграничные, не тронутые ни российскими заморозками, ни снегом, только лишь английскими проливными дождями, по которым, кажется, можно бежать весь день и всё равно не достигнуть края. Но в тот же миг уже совершенно другие мысли достигли моей головы, и в них были Лондон, отель, Том…

— Кристин? — Бен деликатно кашлянул, и, когда я обернулась на зов, улыбнулся мне. «Задумалась?» — читалось в его взгляде, но воспитанный британец не стал задавать таких вопросов и лишь понятно кивнул, вновь оборачиваясь к друзьям, которые уж тоже стали интересоваться, что такое послужило причиной моего столь долгого молчания. Вскоре они, казалось, вновь забыли о моём существовании, и я смогла погрузиться в свои мысли. Но в тот самый момент пилот по-английски (а-а, как же трудно привыкнуть ко всему этому!) объявил о посадке, и ребята пристегнули ремни безопасности, которые я не расстёгивала с самого начала полёта. Шатание, резкие толчки самолёта, и чувство, что твои воздух пролетает прямо через твои уши — мы снижались, и уже вскоре земля Англии побежала под шасси самолёта.

Сейчас у них, должно быть, три часа дня. Я спешно перевела время на телефоне на три часа назад и взглянула на своих новых знакомых. Все трое мне также дружелюбно улыбались, обещали помочь добраться до Лондона (по словам Джозефа, необходимо поехать сначала на автобусе, а затем — на поезде; Бен же считал, что ограничиться стоит только автобусом, а потом добираться до нужного места уже в Лондоне с вокзала Виктория), так что я особо не волновалась по этому поводу. Но как только мы собрали все свои вещи, Бен и Джозеф потеряли Крейга. Бен остался искать друга, а Джозеф предложил пойти со мной, но уже на улице, при входе в аэропорт, парня унесла от меня толпа. И как бы я ни старалась разглядеть среди людей тёмное лицо добродушного высокого толстячка, мне это так и не удалось. В аэропорт, сжимая повисший на одном плече портфель, я заходила одна. Также одна и определялась там. Смысла искать ребят не было. Я пыталась дозвониться до Бена, но после «пилотного режима» телефон в плане звонков никак не фурычил, да и этот роуминг… Чёрт, ну конечно. А для мессенджеров, как всегда, нет Wi-Fi. Прекрасно!

Прежняя злость накатила с новой силой, но она никак не могла пробиться сквозь переполнявшее меня чувство радости, так что вскоре ей пришлось уступить моему оптимизму. Я шла, должно быть, очень глупо, то и дело оглядываясь по сторонам, ища хоть одно знакомое лицо с моего рейса, с улыбочкой на лице, сразу говорившей за меня всё, а именно — что я русская в чужой стране. В итоге, мне удалось примкнуть к какой-то группке людей и, понадеявшись, что это люди из России, я принялась ждать, однако на выходе меня остановила девушка в форме охранника и осведомилась о моём паспорте.

— Russian, — с какой-то укоризной в глазах произнесла она и повела меня за собой сквозь толпы и ряды ожидающих своей очереди людей. — Здесь, — уже по-русски заключила она, останавливая меня. Моим глазам предстала точно такая же толпа, как и прежде, только в разы длиннее. Мои соотечественники, нисколько не смущаясь, болтали по телефону на родном языке, просматривали ленты социальных сетей, скучающе зевали, барабанили ногами по начищенных полам аэропорта и напевали знакомые мотивы. Всё как всегда. Ничего необычного. Из этой огромной очереди нас разбирали по разным охранникам. Я слышала об этой системе, слышала, что должны спрашивать про отель и про цель визита, но… но Том не оставил мне совершенно никаких указаний, как себя вести.

— Следующий, — раздался голос одного из охранников — хмурого на вид, строгого мужчины в фуражке, в которых, кажется, ходят только в зарубежных фильмах, который обвёл меня незначительным взглядом и осведомился, на сколько дней я еду.

— На 4, у меня забронирован отель, я знаю, как до него добираться, отсюда, из Лутона нужно проехать на автобусе, потом на поезде, затем добраться от London Bridge до линии метро… — затараторила я на манер Юлии, пока охранник проверял мой заграничный паспорт, но мужчина внезапно поднял на меня глаза и выдвинул ладонь вперёд, точно призывая меня к молчанию.

— Куда вы направляетесь в Лондоне? С какой целью приехали?

Я мило улыбнулась. «Прочитай мою визу, там всё написано», — хотелось проскрежетать сквозь зубы.

— Туризм. Просто туризм. Погулять по городу, осмотреть окрестности.

— Но куда? Лондон большой, — произнёс охранник, глядя на меня в упор. Я смолкла. С самым, должно быть, несчастным видом — с видом загнанного ребёнка я оглядывалась по сторонам и словно бы искала поддержки у окружавших меня пассажиров, которые проходили паспортный контроль при въезде без проблем. — Вы не знаете английский? — покачал головой охранник и обратился к какой-то успешно прошедшей контроль женщине: — Простите, мадам, вы знаете русский?

Я прекрасно понимала всё, что он мне говорил, но с самым глупым видом выслушивала перевод женщины, а потом сама же по-английски вразумляла всё мужчине. И тут до меня медленно дошло. Я его понимала, а он меня — нет.

— Нужно побольше что-нибудь, — повела плечом светловолосая девушка с короткой стрижкой, которая выступала моим переводчиком, когда я назвала примерно то, что знала в столице Великобритании. Я тяжело выдохнула. И начала говорить первое, что приходило в голову, — а, точнее, то, чего говорить-то и не следовало…

— У меня есть знакомый в Великобритании… Друг. Он обещал показать мне Лондон. — Что я несу? — Поэтому я пока не знаю, куда он меня поведёт, но…

— Знакомый? — офицер явно заинтересовался и стал быстро записывать что-то в свой блокнот. — Это он оплачивал вашу поездку? Есть ли у него британское гражданство? Где он живёт? Сколько ему лет? Как вы с ним познакомились? Виделись ли вы когда-нибудь? Он ваш парень?

Я еле успевала отвечать, а при последнем так и вовсе залилась краской, назвав и имя Тома, и фамилию, и…

Офицер какое-то время задумчиво молчал, а потом, вспомнив о случайном свидетеле, отпустил девушку с короткой стрижкой, которая слушала нас с раскрытым ртом, и снова обратился ко мне:

— У вас есть его телефон?

Чуть ли не дрожа от страха и растерянности, я вывела корявым почерком телефон актёра на протянутом мне клочке бумаги, а в ответ получила какое-то удостоверение. Охранник приказал следовать за ним, а затем оставил меня в комнате с прозрачными дверями, через которые виднелась вся толпа русских, с интересом теперь поглядывавших на меня, и сказал что-то из серии, что они проведут проверку, дабы быть уверенными, что я не буду одна в чужой стране, что не потеряюсь, буду в безопасности и тому подобное, а затем оставил меня на неопределённое время.

Я так и осталась сидеть, беспомощно сжимая портфель в руке, не зная, что мне делать дальше, и что теперь будет со мной. Депортируют? И почему я не приготовила им целый маршрут путешествий для красочного описания? Целый репортаж можно было бы вывести из виртуальной экскурсии по Лондону! Однако офицер покинул меня не на час и не на полчаса, как ожидалось, а всего минут на десять. Безучастная строгость и хмурость на его лице сменились едва скрываемым удивлением. Он поманил меня за собой, подвёл к стойке паспортного контроля и отдал паспорт. «Всего хорошего». Всего хорошего? За все мои нервы? Ну, знаете ли.

Когда я выходила из аэропорта в Лутоне, вечер уже спустился над Англией. Я искала нужный мне автобус довольно долго, но наткнулась на него как-то внезапно и, вспоминая маршрут, проложенный под Гугл-картам и слова Джозефа — он советовал мне, как добраться до хостела, пока мы не разминулись в толпе, — поняла, что это именно тот, что мне нужен. И мы поехали.

Телефон мой уже пришёл в себя, но интернета на нём так и не было. Так тебе и надо, Кристина. Теперь ни с новыми знакомыми не пересечься, ни Тома не встретить. Об интернете за границей нужно было думать заранее, и оплачивать его — тоже. Однако за окнами автобуса была другая страна, а это в тот момент было куда важнее. Мне вспомнилась песня Alphaville — Big In Japan. Крут в Японии. Только не в Японии, а в Великобритании. Но в принципе, когда ты впервые в какой-то стране, это почти одно и то же. Тёмная, освещённая огнями и фарами дорога за окнами автобуса, то спускающаяся холмами, то бегущая прямо, повсюду — зелёная растительность, рядом на несколько миль ни одного дома. Лутон.

Люди в автобусе сидят в телефонах, переговариваются на различных языках, читают вечерние газеты. Странно, но только во время проезда в автобусе я услышала несколько разновидностей английского с совершенно разными акцентами, мой любимый испанский и даже, кажется, немецкий. Но вот мы подъехали к станции, и всех нас разом высадили. Я была единственной, кто благодарила водителя. Всегда так делаю и в Москве, и в своём подмосковном городе, но здесь переводить всё на английский — до сих пор чертовски непривычно.

А затем всё было так, будто я приходила на эту станцию каждый день. Я купила в автомате билет, заплатила по карте, прошла через турникет — это так забавно: вкладываешь карточку с проездным, и она вылетает, возвращаясь к тебе, и вышла на перрон. Поезда в Лондоне чертовски быстрые и смахивают скорее не на привычные электрички, в которых я шатаюсь по полтора часа домой, а на вагоны метро. Только более ухоженные, в приличном виде, с новыми мягкими креслами, прекрасно функционирующими автоматическими дверями. Ещё на перроне меня попросили отойти от края платформы — в московском метро на такое расстояние не обращают внимания, а здесь действительно можно остаться без рук или без головы.

И только здесь мой телефон, судя по всему, наконец поймал интернет, потому что из мессенджеров и социальных сетей мне стали приходить миллионы сообщений — писали соседки, родители, друзья, знавшие о моей поездке… И Том. На этом номере я задержалась взглядом, когда телефон уведомил меня о входящем звонке. Не глядя даже, кто звонит, я автоматически подняла трубку. Мне важен был любой знакомый голос, любая поддержка с чьей-нибудь стороны, пока мимо проносились перроны, леса и дороги совершенно чужой мне страны. Совершенно незнакомого мне города. И голос, что я услышала, был самым наилучшим утешением в ту минуту.

— Кристин, ты где? — бархатистый, приятный, слышно, что взволнованный и даже вроде немного растерянный. Он ждал меня. Эта мысль грела мне сердце и вызывала на губах непослушную улыбку — непослушную оттого, что на меня оборачивались пассажиры, а она всё не желала соскальзывать с лица. А если бы не я поехала? Или Хиддлстон самоуверенно не учитывал никаких «если»?

Я вкратце рассказала ему о произошедшем. О том, как пытаюсь разбираться и идти куда надо. О том, как задержали на паспортном контроле. О том, как еле нашла автобус, и сейчас мчусь в поезде — якобы мне посоветовали выходить на станции London Bridge.

— Отель? — голос Тома звучал ещё более растерянно. Я буквально не узнавала его! — Почему ты не позвонила мне сразу, как только вы приземлились? Я собирался встретить тебя в Лутоне.

Я прикусила губу. Но он не закончил:

— И что за отель? Я же…

— Знаю, ты не бронировал, я сделала это сама. Brick Lane Apartment, недалеко от Aldgate station. Он совсем недорого вышел, на две ночи мне хватит…

— На две ночи? — перебил меня он. Повисла неловкая пауза. Том на той стороне телефона тяжело вздохнул. — Хорошо, когда ты будешь на London Bridge?

Я сверила время.

— Примерно через минут двадцать…

— Через двадцать минут я буду на выходе, если задержусь, жди меня там. И никуда ни шагу!

На этом разговор прервался. Я продолжала пребывать в непонятках и по поводу его необъяснимой растерянности, и по поводу того, что может ожидать меня в этом городе, и от тоски рассматривала пассажиров, — а это оказалось очень занимательным занятием, — пока голос на записи не известил меня о нужной станции. Тёмный, залитый огнями ночной перрон встретил меня и других пассажиров, кому нужно было выходить на этой станции. Лондонцы в поездах тоже пользуются кнопками — а-ля московское МЦК, так что с непривычки я сбила с толку всю стоявшую позади меня и собравшуюся выходить толпу, а выйдя, пыталась понять: налево выход с перрона или направо. Там и сям сновали пассажиры, выкрикивая название станции, спешили по своим делам (а может, просто отдыхать, домой с работы — вечер пятницы всё-таки), а я тем временем спешно спускалась вниз по эскалатору — и не суть, что люди здесь обычно так не носятся. Портфель прыгал на плече, сердце, в такт ему, также быстро скакало в груди. А внизу меня ждал человек, организовавший для меня эту волшебную и явно запоминающуюся поездку. Человек, с которым мы так нелепо расстались в начале ноября, но теперь я здесь, в его родном городе, одна в чужой для меня стране, и всё, что остаётся — это довериться ему. «Я позабочусь о тебе в Лондоне», — говорил он, сжимая меня в крепких, но ничего не значащих дружеских объятиях, не в силах скрыть свою нежную улыбку, и я с нетерпением ожидала в тот момент, что будет дальше, куда мы пойдём, что в этом городе огней, дождей, красных автобусов и таких же красных телефонных будок мне предстоит увидеть. Но не сейчас. Сейчас я лишь радостно бегу вниз по эскалатору, навстречу неизведанному, широко улыбаясь и еле переводя дыхание от волнения и быстрого бега. Лондон, встречай!

========== Глава 11 ==========

Я сбежала по эскалатору, второпях несколько раз наткнулась не на ту лестницу, но так как я всегда хорошо ориентировалась в московском метро, найти табличку «Выход» уже вскоре мне удалось. И стоило мне выбежать, сердце моё предательски быстро забилось, и появилось чувство того, что весь Лондон, который видела я — лутонский аэропорт, автобус, кусочек вечернего перрона, британские поезда и вход в метро — всё это ещё не Лондон, а сама столица Англии ещё впереди, но уже совсем так близко, так рядом! Мне стало трудно дышать от волнения ещё и тогда, когда я заметила мужчину, оглядывавшегося по сторонам. Руки в карманах тёмной осенней — по меркам российской погоды — куртки, светло-рыжеватые волосы, бережно уложенные, лёгкая щетина на подбородке, и его не скрытые эмоции — еле заметные морщинки в районе глаз и щёк от частых улыбок, нервное покусывание губ. На секунду мне отчего-то показалось, что он мог решить, что я не приехала в принципе, что сейчас в его голове картинка заснеженной Москвы — вероятно, такой он видел Россию в последний раз; я, пропустившая все автобусы и самолёты, отказавшаяся от билетов и этого внезапного приглашения в другую страну.

«Я здесь, Том». Точно услышав мои мысли, он повернулся в мою сторону, и наши взгляды встретились. Я не смогла скрыть ликующей улыбки — да и надо ли было? — и бросилась навстречу. А он, казалось, только этого и ждал.

Мне не были важны наши прошлые разногласия. Они забылись в тот самый момент, когда в один общажный вечер меня шокировали новостью о письме из Англии. А увидеть в чужой стране единственное знакомое лицо, которому ты точно можешь доверять — это по-настоящему счастье.

Том сжал меня в крепких, но ничего не значащих дружеских объятиях, не в силах скрыть свою нежную улыбку. Я тоже прижалась к нему, ощущая сладковатый приятный запах, исходящий от одежды мужчины. Время замерло. Прохожие на станции застыли. Вопросы о том, что в этом городе огней, дождей, красных автобусов и таких же красных телефонных будок мне предстоит увидеть, которые волновали меня всего мгновение назад, теперь отошли на второй план, растворившись в воздухе, и мы стояли так, молча, непонятно сколько времени. Казалось, прошёл не месяц. Точнее, не две с небольшим недели, за которые я словно бы стала старше на несколько лет, а целые несколько лет, пропитанные ожиданием этой нашей встречи. Но мы по-прежнему были друг другу никем, и все эти московские октябрьские вечера, ночь с «Моё сердце» Сплина, Арбат и Воздвиженка, Красная площадь и карточный клуб, бар, начало ноября — а это пронеслось в моей голове буквально в считанные секунды, довольно красноречиво говорило о близких отношениях между друзьями. Друзьями, которым, подобно героям фильмов и книг, не суждено стать любовниками. И, будто бы поняв это быстрее меня, зацепившись за мысль, которая в ту самую минуту пришла мне в голову, Том медленно отстранился, и жизнь на станции снова забила своим ключом. Стрелки на настенных часах вновь стали идти, пассажиры — по-прежнему бежать, метро, поезда, британские автомобили — мчаться в бешеном ритме здешних улиц. А я снова стала думать о том, куда мы пойдём.

— Как ты добралась? — это было первое, что произнёс мужчина, и эта фраза окончательно вернула нас обоих к жизни. Я хихикнула, напомнив ему о паспортном контроле и о путанице в том, как добираться из Лутона в Лондон. Мужчина шикнул, но совсем беззлобно, взъерошив свои волосы, и странным взглядом, который я не поняла, посмотрел на меня:

— Тебе следовало мне позвонить! Или хотя бы написать. Я бы встретил тебя прямо там же.

Я кивнула, извиняясь, чувствуя себя ребёнком, но мужчина улыбнулся, и взгляд его голубых глаз вмиг стал теплее:

— Я позабочусь о тебе в Лондоне.

Я позабочусь о тебе. Услышать это было приятнее всего на свете. Он протянул руку, но я ещё крепче прижала свой рюкзак к себе. Донесу. Том усмехнулся. И вначале решено было заселиться в хостел.

«Почему Brick Lane Apartment?» Я пожала плечами. Ответ был вполне очевиден. Я не была в Лондоне ни разу, не знала ни одного хостела, а именно этот для двух ночей показался мне недорогим. Да и почти в центре. Вспомнив, что, пока я ехала в поезде, мне пришла от незнакомого номера СМС-ка, я полезла в карман за мобильником, чтобы проверить мессенджер (Хиддлстон, заметив мои действия, предложил поделиться интернетом). Писал как раз-таки хозяин хостела. Заселение было после трёх, а на часах было уже 6. Я малость запаздывала, учитывая назначенный срок, поэтому мы ускорили шаг. Впрочем, не я одна в родной стране порой пользовалась навигатором — я заметила, что Том проложил маршрут в Гугл-картах, прежде чем мы отправились.

— Это не Лондон, — пояснил он, заметив мой взгляд. Я непонимающе качнула головой:

— Как так?

— Сейчас сама убедишься, — загадочно произнёс англичанин, и мы пошли ещё быстрее.

Лондон! Мне казалось, я как губка впитываю в себя этот город. Я дышала британским воздухом, ощущала под ногами землю другой страны, наслаждалась лицезрением симпатичных британцев — уже одно то, что они тебя окружают, льстит тебе.

Одни маленькие узенькие улочки здесь сменяли другие. Они напоминали мне времена Средневековья, когда люди практически протискивались между домами, чтобы пройти. На такие узенькие улицы можно было выйти, сворачивая с широких. Широких было больше. И они напоминали такие большие города Америки, как Нью-Йорк. Именно на таких улицах находились самые известные магазины, мимо проносились красные двухэтажные автобусы, и через каждые десять шагов стояли красные телефонные будки. Их давно не используют ни как средство связи, ни как передатчик Wi-Fi — они служат лишь для туристов, хотя в некоторых давно уже нет света, а иные, совсем старенькие, либо скрипят, либо не открываются вовсе.

Мне не сразу удалось привыкнуть к здешним пешеходным переходам, которые разительно отличались от российских, так что не раз случалось такое, что Том останавливал меня прямо перед проезжей частью вытянутой рукой. Мало того, что в Лондоне нельзя встретить ни одной «зебры» — места для перехода ограничиваются всего-навсего пунктиром и светофорами на обеих сторонах дороги. Правда, и с одной, и с другой стороны прямо на дорогах начертаны предупреждения: «Look on the left», «Look on the right», «Look both». Но кстати, как потом оказалось, многие такие вещи лондонцы оставляют прямо на дорогах. Например, таблички с местами для курения тоже располагались прямо на мощёных мелким булыжником тротуарах.

Ещё странно было наблюдать левостороннее и правостороннее движение — куда уж отечественным автомобилям, в которых водитель сидит исключительно слева!

Но лондонские открытия отнюдь не ограничивались этим, и я то и дело невольно вздыхала и ликующе улыбалась, наблюдая красоту вокруг себя, известные достопримечательности на той стороне моста… Какая это была прекрасная мысль — не заходить в метро, а прогуляться 15 минут пешком!

Но вот город стал потихоньку стихать. Шумные районы сменились тихой вечерней набережной с видом на Темзу. Массивные статуи, напоминающие египетские (на самом деле, я припомнила, что подобные видела в Питере), украшали тёмные перила набережной. И мы, которые всю дорогу говорили на совершенно разные темы, на некоторое время присели там, вдруг в одночасье затихая, наслаждаясь видом, глядя в разные друг от друга стороны, но вокруг было так тихо, что мы явственно слышали приглушённые дыхания друг друга. Внезапно Том резко схватил мою руку, и я этого настолько не ожидала, что сердце забилось быстрее. Я залилась краской. Мне казалось, он может ощутить частый пульс на моём запястье.

— Ты вся замёрзла, — выдохнул мужчина, но в его голосе внезапно послышалось изумление. Я начала было отнекиваться, мотать головой, улыбаться, но он поднялся и, не отпуская моей руки, которую теперь крепко сжимал в своих, потянул меня за собой. — Пойдём тогда поскорее.

Теперь все мои попытки его переубедить были бы напрасны. Но это не означало, что из-за быстрого шага я не могла теперь любоваться окружающими меня видами — напротив. Теперь набережная Темзы сменилась тихой безлюдной аллеей, немного напоминавшей со стороны парк Горького, а уже вскоре мы вышли на одну из широких улиц, и перед моими глазами возник красный кружок, обозначающий метро — «Undeground».

— Aldgate station! — воскликнула я. — Значит, совсем немного осталось.

Том посмотрел на меня. В вечерней мгле его взгляд показался мне тёплым и нежным. За всё это время он так и не отпустил моей руки.

— Да, — негромко выдохнул он в тёплый воздух, в котором не создавалось пара изо рта. Я невольно вспомнила Россию, в которой сейчас холода, а здесь, в Великобритании, совершенно невероятная погода — настоящее продолжение лета, градусов 10, да ещё и ни намёка на дождь! Разговор между нами снова сам собой начался.

— А ты скучаешь по Лондону, пока находишься в разъездах?

Том пожал плечами, подразумевая, видимо, что мой вопрос риторический.

— Мне очень нравится путешествовать и открывать для себя новые места, но да, разумеется, скучаю.

Я задумалась. Каково это — каждый раз покидать Англию и ждать возвращения сюда? Каждый раз ненадолго покидая Россию, я представляла, как вернусь в свои родные края с непривычным для иностранцев климатом, вновь увижу огромные глубокие сугробы, буду ощущать прикосновения снежинок на своих щеках, а потом смотреть в беспредельную голубизну неба на горизонте с бегущими по нему облаками и словно бы всем своим существом чувствовать, как в это самое мгновение вращается планета. А Великобритания? Что чувствуешь, когда скучаешь по ней? Моя тоска по Лондону была, конечно же, иной — это тоска по тем вещам, которых у тебя никогда не было, но тебе бы очень хотелось их получить.

— Ну да, тебе привычно испытывать это чувство во время перелётов и переездов, а я вся дрожала, когда пересекала границу между странами, — усмехнулась я. Краем глаза я заметила, что уголки губ Тома приподнялись, но он промолчал. Мы продолжали шагать по улицам столицы Англии, и, кажется, оба совершенно забыли о том, что до сих пор держимся за руки. По дороге Том почти непрестанно жестикулировал, рассказывал что-то забавное, показывал известные, знакомые с картинок поисковиков, места города, а я молча улыбалась и любовалась видами.

— Ларёк с мороженым! — вдруг воскликнула я. Почему-то вид этого ларька меня особенно изумил. И какую-то долю секунды я ещё разглядывала вывеску «Ice cream» и небольшой закрытый прилавок без света и владельца. Мужчина неспешно подошёл ко мне сзади.

— По-твоему, в Лондоне не продают мороженое? — усмехнулся он.

— Нет, конечно, продают, но… — я замялась. Я и сама не знала, отчего меня так поразила эта находка. И от смущения постаралась мгновенно переключиться на что-нибудь, что мне, разумеется, не удалось. То ли заметив моё смущение, то ли собираясь продолжить поддерживать разговор, Том задержался взглядом на неработающем ларьке, а затем жестом пригласил меня следовать за ним. Я послушно двинулась вперёд.

Я следовала за мужчиной, и уже вскоре перед нами возникла табличка KFC, после которой следовало завернуть, пройдя в узеньком проёме между кирпичными стенами. Я зажмурилась — в нас бросился неприятный запах. Сверху в проёме что-то капало, внешне напоминающее воду, проход был загорожен решёткой, которую нам пришлось открывать, а сам «отель» был закрыт, и о хозяине ничего не было известно.

— Кажется, он должен вскоре прийти, — пробормотала я, осматриваясь по сторонам в некотором шоковом оцепенении. Том выглядел мрачным, стоя на месте и выжидающе покачиваясь на носках. Так мы стояли, наверное, минут 10, пока он, вздохнув, наконец не подал голос:

— А почему именно хостел?

Удивлённо вскидывая брови, я повернулась к нему.

— Но… В письме были только билеты. Я всё понимаю, и я не осмелилась бы… — я не договорила, так как британец тут же начал отрицательно качать головой, точно давая мне понять, что я говорю не о том, клоню не в ту сторону.

— Потому что я планировал, что…

Но сказать ему не дал лязг открывшейся решётки. В проём вошли двое, мужчина и женщина средних лет, и остановились напротив нас. Взгляд их, мягко говоря, выражал полнейшее недоумение, а чувства, запечатлённые на лице, уж очень сильно напоминали мне то, что я сама ощущала несколько минут назад. Казалось, они были только рады внезапным спутникам. Оба подошли ближе к нам, поздоровались, пару раз высказались на тему странности этого места. Я не сводила с них подозрительного взгляда. Они говорили на английском, и мы с Томом, разумеется, их прекрасно, понимали, но что-то в этих двоих явно было не так. И когда разгадка тайны пришла сама собой, я улыбнулась.

— Ну и место, — скривившись, фыркнула женщина, считая, что её никто не поймёт.

— Да… А на фотках всё иначе было, — усмехнулся мужчина, пожимая плечами. Я взглянула на Тома — он даже не обратил должного внимания на их разговор, как если бы они произнесли пару слов на русском где-то на фоне, как включенная музыка во время готовки или уборки.

— А вам тоже сказали заселяться после трёх? — подала голос я, теперь уже привлекая к себе внимание и парочки, которые в изумлении раскрыли рты, и британца, но в тот самый момент перед нами возник невысокий парень с серёжкой в ухе, который вместо «Хэллоу» и «Хай» говорил что-то похожее на «Хайё». Он осведомился о моей фамилии и фамилии мужчины и женщины, затем уточнил насчёт комнат, раздал ключи. От меня не скрылось, что Том собирался что-то сказать, но промолчал.

Кстати, несмотря на такое неприятное внешнее впечатление, комната оказалась довольно-таки уютной. Она располагалась на втором этаже, на который вела винтовая лестница, каковые могли встречаться разве что в старых домах. Хиддлстон и хозяин быстро о чём-то говорили — моего английского хватило, чтобы понять, что это здание было построено ещё в 19 веке.

Мы оказались вдвоём в комнате. Я бросила вещи на кровать, решив заняться разбором после. Впереди был чудесный вечер прогулки по Лондону!

Мужчина подошёл к большому окну, из которого открывался не самый прекрасный вид, а затем лёгким движением задвинул шторы.

— Чтобы никто не смотрел, как ты спишь, — произнёс он, оборачиваясь. На его лице играла улыбка. И впервые за всё время, что я его знаю, мне стало неловко. Неловко от создавшейся атмосферы, что мы одни, в закрытой комнате, в чужом мне городе…

Хиддлстон поймал мой взгляд. Мы улыбнулись друг другу, но тут же посмотрели в разные стороны.

— Думаю, ты согреешься, и тогда можем отправиться гулять, — сказал мужчина, глядя в одну точку. Я кивнула, но в мыслях у меня уже зарождалось что-то иное, планы стремительно менялись.

— Я на секунду, — произнесла я, исчезая за дверью, и, как только оказалась в ванной комнате, включила горячую воду, начиная греть таким образом действительно заледеневшие руки, а потом спешно умылась и только тогда вернулась обратно.

Воспитанно сняв куртку, поставив под кровать ботинки, британец сидел на постели, что-то листая в телефоне, и казался каким-то домашним, таким совершенно мне близким, что у меня защемило сердце. Ещё больше я затрепетала, когда он вдруг поднял на меня взгляд своих глубоких синих глаз и улыбнулся. Я присела рядом.

— Это было так неожиданно… Я про билеты, — я не смотрела на него, проводя пальцами по подушке, но при этом ощущая на себе его взгляд.

— Но два дня, Кристин, — произнёс актёр, игнорируя все мои слова благодарности. — Я мог бы…

— Нет, не надо, — перебила его я и посмотрела мужчине прямо в глаза. — У меня в семье была трагедия… Но всё обошлось. Надо съездить, проведать.

А в этом ли причина, Кристина?

— Два дня на Лондон — ничто, — он пожал плечами. Я попыталась улыбнуться: «Да, но с тобой…» и осеклась. Мы долгими непонятными взглядами сжигали друг друга. Но вот Том тяжело выдохнул, поднялся, запуская руку в свои волосы, отвернулся к зашторенному окну.

— Мы расстались на такой неприятной ноте… Там, в России. Кристи, это не… — он резко повернулся, но я уже поднялась и как-то машинально схватила его за руку.

— Нет, не важно, Том. Тебе не надо объясняться. Между нами ничего не было. Не было и нет, — добавила я в конце и заметила, как он прикусил губу, будто усмехаясь.

«Не было и нет». Это «не было и нет», казавшееся скорее бормотанием, из его уст. Он повторил эту фразу прямо вслед за мной, а потом в действительности усмехнулся, уже не скрывая этого.

— Ты забыла, — скорее выдохнул, чем сказал он, подойдя ближе, а затем немного наклонился, так что его дыхание ощутимо пробежало по моей шее.

Забыла? О чём?

И вдруг внезапная мысль осенила меня. Я подняла голову, вопросительно взглянув на него, и отыскала ответ на свой безмолвный вопрос в его глазах. Он помнил! Он всё до единого помнил в тот вечер, после карточного клуба, когда в узком коридоре для двоих было слишком мало места. Он улыбнулся, как если бы читал мои мысли и соглашался с ними, а потом притянул меня к себе, нежно коснувшись губами сначала лба, а потом спустившись к моим губам, и внутри у меня всё затрепетало от такого желанного поцелуя.

Мурашки пробежали по моему телу, но я не оторвалась, прижимаясь ближе к нему, когда Том вдруг приподнял меня, бережно положил на кровать и резко — слишком резко! — отстранился.

Я тяжело дышала. Сознание медленно возвращалось ко мне, но было ощущение, что оно делает это неохотно. Мужчина улыбнулся, оглядев меня с головы до ног, и от этого взгляда мне стало жарко, очень жарко.

Также внезапно, как отстранился, он вновь приблизился, продолжая прерванный поцелуй, но ещё нежнее, ещё глубже. Коснулся поцелуем моих щёк, медленно зарываясь лицом в волосы, а потом его прерывистое тёплое дыхание заставило меня вздрогнуть, и он начал покрывать горячими поцелуями уже мою шею.

Махнув рукой в сторону, отчего портфель с вещами полетел на пол — завтра разберусь! — я опустилась на подушку, запуская руку мужчине в волосы и увлекая его за собой.

========== Глава 12 ==========

Комментарий к Глава 12

Billy Ocean – Caribbean Queen:

Утро не ворвалось в комнату, как оно обычно врывается в приятные медлительные сны, из-за чего приходится прежде времени просыпаться, открывать глаза, понемногу уходя из приятной неги, которая, даже несмотря на это, не сдаётся и пытается продолжать обволакивать тебя дрёмой. Нет, оно не врывалось. Плотные тёмно-бежевые шторы были закрыты, и через занавешенное лондонское окно не мог пробиться ни один лучик света. Я лениво открыла глаза, приподнялась, но тут же упала обратно на подушку, почти до подбородка накрываясь одеялом — стало зябко, и по телу побежали мурашки.

Тёмные силуэты небольшой комнаты отеля были кое-как различимы. А вот в голове у меня совершенно не укладывалось, что только вчера я прилетела в Лондон, встретилась с Томом, бродила с ним по окрестностям, а потом… Потом…

Краска, кажется, выступила на моём лице, но я только улыбнулась, полностью отдаваясь воспоминаниям об эмоциях, что были испытаны мною вчера. Если мне когда-то и приходилось в книгах читать об этом, то теперь можно точно сказать, что никакой роман не мог бы этого передать, а всё написанное и снятое — в фильмах, в основном не вязалось с реальностью.

Кажется, в тот момент я хотела что-то сказать, но язык не послушался меня — было чувство, что голос мой мгновенно пропал. Во рту ощущалась сухость. Акклиматизация? Я поднялась, ощущая небольшую боль во всём теле, ожидая увидеть спящего Тома, но… Я в недоумении озиралась по сторонам, жмурясь в полнейшей темноте, а потом вихрем вскочила с кровати. Комната была пуста, сторона, где должен был спать мужчина, — заправлена, и нигде не было следов актёра. Я наспех оделась, побежала к двери, но на полпути споткнулась об оставленный портфель с вещами и растянулась на полу. Чёрт. Осознание этой неловкой ситуации было ничто с осознанием боли, которая вонзилась в быстро колотящееся в груди сердце. Конечно, а что я могла подумать? Что он останется на всю ночь? Или, может быть, ещё и предложит вновь встретиться? Злясь на себя и на весь мир, я поднялась с пола, вытряхнула вещи из портфеля, только теперь, видимо, осознавая, как глупо было их брать с собой столько; мне на глаза попалось чёрное облегающее платье с тёмно-синими кружевами на нём. Я мгновенно переоделась, затем выбежала, спешно умылась и только тогда, точно все дела «на автомате» были сделаны, как ни странно, почти без сил опустилась на кровать. Слёз, однако же, не было, но какое-то разбитое, совершенно выжатое состояние, сохранялось. Лондон. Огромный, необъятный город моей мечты теперь мне казался сплошным серым призрачным видением, которое растворится, подобно дыму — стоит лишь несколько раз махнуть рукой.

Я сидела на месте, обняв руками колени, и самой себе казалась загнанным маленьким ребёнком. А если этому есть какое-то объяснение? Я взяла в руки мобильник, надеясь увидеть новые сообщения и пропущенные звонки, но тут же отшатнулась от него — половина второго дня?! Надо же, сколько я сплю. В России сейчас день уже клонится к вечеру, а я даже здесь, в Лондоне, только-только просыпаюсь. Не удивительно, что у него было столько времени, чтобы уйти. Стукнув себя по коленям, я поднялась, кусая губы и всеми силами сдерживая рвавшийся наружу крик, дёрнула шторы, от чего те всполошились и разлетелись в разные стороны, впуская, наконец, в это тёмное царство лучи солнца. Оно чуть не ослепило меня, проникая своим теплом не только в комнату, но и в мою душу. Вспомнился вчерашний вечер, его улыбки и слова. Вечер, который был таким тёплым и незабываемым, который пах сладким мороженым и уходящим летом.! В дверь постучали. Я посчитала, что мне послышалось. Новый стук. За ним — ещё один. Я подняла голову, позволяя солнечным лучам станцевать на своём бледном ото сна и перенесённого переживания лице, но не успела я подняться и подойти открыть, как дверь растворилась сама, и я, шумно выдохнув, от изумления вновь опустилась на кровать.

— Я немного задержался, но хорошо, что ты уже не спишь. Погода сегодня… — он заносил что-то в комнату и говорил из-за спины, но когда обернулся, заметно вздрогнул и спешно подошёл ко мне. — Как ты? Что-то случилось?

Его тёплый взгляд глубоких голубых глаз снова направлен на меня. Голос звучит нежно, немного обеспокоенно, а на губах играет привычная, такая… такая шикарная улыбка! Уже во второй раз за это утро мне захотелось подняться и биться головой об стену от собственных ложных доводов, и Том, будто зная о моих намерениях и оберегая меня от того, что я могу предпринять, мгновенно оказался рядом, у кровати, и присел на корточки. На нём была распахнутая куртка с меховым воротником — такие в России носят в середине февраля, когда сугробы по колено!

— Что-то случилось? — повторил он. Хиддлстон долго пытался поймать мой взгляд, когда я от нахлынувших одновременно неловкости и радости отворачивалась, пряча своё лицо, и смотрела в сторону, но когда Том дотронулся до моей руки, я вздрогнула, и наши глаза наконец встретились. Мужчина внимательно вглядывался в меня, как если бы хотел прочитать мои мысли, а потом, вероятно, что-то вспомнив, быстро поднялся и подошёл к окну. Только сейчас я заметила, что он оставил там подобие небольшого подноса, на котором стояли два стаканчика кофе.

— Скромный завтрак, — улыбнулся Хиддлстон, и я улыбнулась ему в ответ. Пора прекращать эту тишину, Кристина! Лондон, утро, солнце, выходные!

***

Мы шли куда-то в неизвестность, пересекая одну за другой лондонские улицы. На мой вопрос Том, точно отмахнувшись, ответил, что покажет мне известные достопримечательности — Лондонский Глаз, знаменитый каменный мост. Я не сильно следила за дорогой. Мне знакома была лишь дорога к аллее, по которой мы шагали прошлым вечером, но на полпути к ней мы неожиданно свернули.

Я не знала, что чувствовать — эмоции мои разрывались. Помимо любопытства и того, что мои глаза разбегались, ловя каждый кусочек Лондона: булыжные мостовые, которые у нас, в Москве, встречаются только на Красной площади и вблизи ГУМа и метро Площадь Революции, уличные бродяги, которые не выглядели таковыми, и, хоть и жили на улице, выглядели неплохо, одевались как обыкновенные средние московские студенты и спали на матрацах под одеялами, — да ещё и умудрялись при этом попрошайничать! — курьеры, которые здесь ездили исключительно на специальных байках, а не носились, как сумасшедшие, по улицам, подобно известным жёлтым и зелёным курьерским российским брендам, полицейские, облачённые в жёлтую униформу, спросить дорогу у которых не считалось преступлением и не могло понести за собой хмурых взглядов в ответ, — совсем другой мир, совсем другие традиции! — я, к тому же, непрестанно думала о произошедшем между мной и Томом и порой бросала на него взгляды. Но актёр даже не оглядывался — более того, мы шли так быстро, что я еле поспевала за ним и несколько раз чуть ли не спросила, куда мы так спешим. Внезапно мы резко остановились. Я чуть не врезалась в спину своего высокого спутника.

— Посидим здесь, — произнёс он. Для меня так и осталось загадкой, был это вопрос или утверждение.

Суббота. День. Посетителей не так много. При входе мне в глаза бросилась яркая табличка заведения: «The Lord Moon of the Mall». Внутри оно напоминало тот тип английских пабов, какими их представляют и в Москве: милое уютное небольшое помещение в спокойных нежных тонах с приглушённым светом, совмещающее в себе и ресторан, и место для просмотра футбольных матчей. Я, кажется, так и замерла возле входа. Двое охранников в смокингах, обшаривающие людей на наличие опасных средств и — как ни странно — бутылок с жидкостями, с недоумением глядели на меня. Не прошло и минуты, как я очнулась, и меня отыскал Том.

— Don’t lost! * — улыбнулся он мне, ненавязчиво схватил за руку и потянул за собой.

— I’m here**, — в ответ улыбнулась я, следуя за ним. Это спонтанное вникание в английский, произошедшее само собой, и изумляло, и радовало. Я стала ловить себя на том, что говорю на английском, не успев даже обдумать фразу на родном языке.

Мы сели за столик. И только увидев меню, я вспомнила, что не завтракала. Живот страдальчески сжался.

Интересно, хватит у меня денег на британские яства?

Я пролистала несколько страниц и подняла глаза на Тома, который, кажется, всё это время с явным удовольствием наблюдал за моей реакцией.

— Выбирай, — улыбнулся он.

— Том, я не могу, — негромко отозвалась я, немного наклоняясь к столу и придвигаясь ближе к нему, как если бы мы были заговорщиками — парочка за столиком рядом неотрывно наблюдала за нами. Мне и вправду было неловко. Хиддлстон улыбнулся ещё шире, и я поняла, что это его забавляет.

— Выбирай, — повторил он.

Я спешно скользнула глазами по английским строчкам и ценам в фунтах. Дежавю! Да! Я вспомнила похожую ситуацию в московском ресторане.

Что-то пробурчав и закатив глаза, Том придвинулся ещё ближе:

— Сколько рублей в одном фунте?

Сколько? Вопрос меня слегка озадачил, но я быстро сориентировалась.

— Хм. Примерно 80. Да, около 80.

— 8? — уточнил мужчина. Он знал, что у меня небольшие проблемы с английским.

— 80.

— 8? — вновь уточнил он. Нет. Я покачала головой. На сей раз я не путала цифры. — Тогда это тем более дорого для тебя, — заключил Хиддлстон и с победным видом откинулся на спинку стула. — Выбирай.

Я не знала, сколько прошло времени. Мы сидели и много болтали, порой весело смеялись, разговаривая на какие-то отвлечённые темы. О том, что британцы в основном не живут в Лондоне, а иногда и вовсе стараются держаться от столицы Англии подальше.

— Кого только нету в Лондоне: французы, испанцы, бразильцы, японцы, китайцы и корейцы, американцы, русские, — он улыбнулся мне, — и у всех свой собственный английский язык, свои акценты. А англичане, грубо говоря, не очень-то толерантны к тому, что столько приезжих проживает и работает в их городе.

«Так вот, почему на паспортном контроле было так трудно!» — решила я.

— Ты видела, например, обитателей района, где располагается твой хостел?

Я стала припоминать, и перед глазами предстал знакомый тёмный район с поворотом рядом со зданием KFC, наполненный людьми в платках, плащах, южных одеждах…

— Арабы?

Том кивнул. Ну, конечно же! Сразу стало ясно, что мужчина имел в виду, когда говорил, что «это не Лондон».

Только один раз, когда я что-то говорила на своём ломаном английском, считая, что Том слушает — говорила запальчиво, много, а когда закончила, стала ожидать его мнения, но Хиддлстон сидел и молча глядел на меня, улыбаясь уголком губ каким-то своим мыслям.

— У тебя такие выразительные глаза, — произнёс он, задумчиво прикусывая губу. Я залилась краской и отвернулась. Видел бы он свои! Больше мы ни к чему подобному не возвращались. Огромный Лондон снова привлёк к себе всё моё внимание.

Проходя по одной из улиц, я увидела (а, точнее, услышала) на противоположной стороне какое-то движение. Целой толпой по стороне напротив нас шли люди с плакатами, выкрикивая одно и то же, не ясное мне слово. Том тоже проследил взглядом за толпой. Из-за неё люди, бывшие на той стороне, не могли двигаться дальше, запутавшись в толпе митингующих.

— Демонстрации здесь — обычное дело? — поёжившись, спросила я.

— Да, — Том равнодушно пожал плечами. — Британцы в основном живут на государственном обеспечении, не работая. А рабочие руки нужны.

Ну и порядки! Я так и стояла, задумавшись, на переходе и запоздало заметила зелёный на светофоре. Поспешно догнав актёра, я улыбнулась ему. Лицо его тоже осветила улыбка.

— Не теряйся, — негромко сказал мне он.

— Я здесь, — ответила я.

***

Тёплый по-летнему вечер спускался над Великобританией. Я здесь уже второй день, и ни разу не видела дождя! Но для местных такая температура — самый верный признак осени.

Мы шли по людным тротуарам, молча, каждый в своих мыслях — впервые за сутки, которые мы провели вместе, мы так долго молчали. Когда я летела в Лондон, я мечтала, как буду слушать каждый час звон Биг-Бена. Не то чтобы я была истым фанатом Великобритании, каждый раз восхищаясь этой английской атмосферой, вежливыми местными жителями, их трепетным отношением к Рождеству — нет. Но лет в 14 — я это точно помню! — я ставила звонящий Биг-Бен себе на будильник. А лет в 16 я начинала каждое своё утро с английского радио, и такие названия, как London Heart, Heart 80’s, LBC, Capital London, не были для меня пустым звуком. А потом, однажды, жизнь занесла меня в северную российскую столицу, и моё сердце так и осталось среди холодных набережных бушующей Невы, аккуратных парков и наполненных мёдом аллей и скверов, среди Петров и Екатерин, наряженных для туристов, среди тихих улочек здания-музея, который раньше был Царскосельским Лицеем. И Лондон впредь запечатлелся как Питер, слившись в моих образах с этим городом воедино. Как-то мы разговорились на эту тему с Татьяной, которая приезжала в Санкт-Петербург каждое лето, и бывшая сотрудница тогда сказала мне: «Для каждого Питер ассоциируется с каким-то своим городом, поэтому его все так любят». И это правда! Нет, я не была фанаткой Лондона. Но пока ты знакомишься с городом, напитываешься им, находишь отголоски своей души в каждом его уголке, он медленно входит в твою душу. Как любовь.

— Не теряйся, — Том улыбнулся мне, и я слабо вздрогнула. После стольких часов молчания непривычно было вновь услышать его голос.

— Я здесь, — пролепетала я, подбегая к ждущему меня мужчине. Закат заалел над Темзой, скользнул лучами уходящего солнца по каменному мосту Лондона, и я ахнула — так он был огромен! Странно, что я не знала, что и этот мост разводят. Вроде не на такое уж долгое время, но разводят. Мимо нас пробежали туристы, и я невольно изумилась — каждый действительно говорил на своём языке, и до нас донеслись отголоски испанского и вроде немецкого. Люди фотографировались на мосту, рядом с мостом, на фоне моста, а я молча оглядывалась по сторонам, и у меня горели глаза от окружавшей меня красоты.

— Идём, ещё кое-что покажу, — усмехнулся Том, оттягивая меня за руку. Мы быстро зашагали вперёд, минуя по пути полуосвещённые кварталы, какой-то музей, и я оглянулась назад — Лондонский мост остался далеко позади.

Мы шли довольно долго, но спешным шагом — наверное, если бы мы плелись, мы доходили бы до этого района ещё медленнее. Тёмные сумерки уже обволакивали нас и столицу, мимо неслись велосипедисты в ветровках: ещё одна особенность Лондона — здесь велосипед или байк предпочитают ногам; и вот мы вошли в небольшой сквер, напротив которого, через дорогу, виднелся тускло мигающий значок метро, а прямо, через водную гладь, простирался ещё один мост («Вестминстерский», — сказал Том), с его аббатством, далее, и силуэт, который нельзя было разглядеть, как следует не приглядевшись: Биг-Бен без огней, весь обнесённый балками и панелями, красноречивее всего извещающими о реконструкции. А вот прямо перед нами во всей своей красе раскинулся…

— Лондонский Глаз!

Я не помнила, выкрикнула я это по-русски или по-английски, но, на каком бы это ни было языке, Хиддлстон меня понял и улыбнулся. Как-то машинально взявшись за руки, мы неторопливо двинулись вперёд, и я видела, как медленно, точно будучи совсем без движения, вращается колесо обозрения. Правда, признаться, со стороны оно поражало меня как-то больше, нежели сейчас, когда мы были так близко к нему.

И мы оба как будто синхронно почувствовали, что теперь, после всего этого волшебства, нужно как-то возвращаться к реальности. Или же почувствовала это только я… но из размышлений меня вывел его бодрый голос, начавший вещать что-то из истории Англии.

— И всё же я не понимаю, Том, как ты провернул всё это дело с визой!

На его губах появилась загадочная улыбка, но он оставил мой вопрос без ответа.

— Ты голодна? — умело переводя тему, произнёс он. К моему разочарованию, мы направились вперёд не по Вестминстерскому мосту, а по тому, что был напротив. Таблички показывали, что здесь рядом должна быть Трафальгарская площадь. — Можем перекусить кое-где.

— Нет, правда! — продолжала своё я. — Паспорта, наверное, куча документов. Откуда у тебя все эти сведения?

— Это конфиденциальная информация, — улыбнулся он. Мы перестали шагать. Взгляд его остановился где-то у меня на лице, такой прямой, но при этом тёплый и нежный, и мне стало от него одновременно жарко и немного неловко и, чтобы этого не показывать, я посмотрела в сторону — как раз вовремя! На мосту собралась толпа, окружившая несколько человек. Прямо здесь, на каменной поверхности, люди играли в напёрстки, зарабатывали деньги и не скрывали своего разочарования, если проигрывали. Ещё одна лондонская необычность! Может, у британцев странности в природе?

— Пойдём скорее, — почти одними губами произнёс Том, стараясь при этом пройти как можно более незамеченным среди толпы. Я поняла его и стала тесниться среди людей, но мужчине проскальзывать между ними удавалось как-то проще. — И не теряйся, — улыбнулся он, когда я, наконец, вынырнула из людского потока.

— Я здесь, ты же знаешь, — улыбнулась я, поднимая голову, чтобы посмотреть на актёра, но наткнулась на знакомый мне взгляд и, смутившись, посмотрела в сторону и произнесла: — Куда теперь?

— Идём, — Том кивнул, и мы снова зашагали вперёд.

Я не переставала восхищаться. Да и как вообще можно перестать восхищаться красотой ночного мегаполиса? Тонкие улочки привели нас в заполненный толпами людей, всевозможными красками, огнями и громкой музыкой район. Я бы послушала прямо сейчас The Clash — London Calling, но играла не менее атмосферная в эту минуту, знакомая мне из каких-то далёких времён песня Billy Ocean — Caribbean Queen. Слушая такие песни, мыслями всегда погружаешься в какие-то роскошные заведения, в ночную жизнь больших городов. Пока мы шли, я стала негромко напевать мотив. Тому песня тоже пришлась по вкусу, и он присоединился ко мне. Наши взгляды встретились. Я вдруг вспомнила московский вечер со «Сплин» и тех непонимающих жизни охранников, и весёлый смех подкатил к моему горлу. На душе стало так легко и просто, как не было уже давно. Мы просто шли вместе по незнакомому мне британскому району и смеялись. Уже вскоре и забыли, чему.

— Это Chinatown, — слегка толкнув меня плечом, произнёс Том, когда приступ смеха у обоих прошёл, и я пыталась отдышаться, а он просто счастливо улыбался. Я подняла голову вверх. Там были развешаны алые бумажные китайские фонарики. И пускай смотрелось это очень просто — куда проще, чем блистающая мишура на московском Арбате, нравились мне они куда сильнее.

— Мне так нравится это место! — всплеснув руками, восхищённо пробормотала я, так и видя себя со стороны — улыбка на губах, глаза горят.

— Это? — он указал на заведение справа от нас, розовая внешняя подсветка которого наводила меня на знакомые, не самые приятные мысли. Неужели тоже стриптиз-клуб? Я пригляделась. Нет, интереснее. Этот район совмещал в себе заведения для нетрадиционалов: слева — девушки, справа — парни.

Смутившись, я покраснела и отвернулась, но Том залился таким искренним весёлым смехом, что я вскоре присоединилась к нему.

Мы остановились в каком-то небольшом уютном кафе, и снова мне стало неловко, когда дело дошло до заказов.

— Знаешь, я бы приготовила что-нибудь. В хостеле есть кухня, можно было бы сварганить суп или что-нибудь наподобие, кхм…

Наподобие. Он решит, что ты хочешь его отравить.

Но казалось, вся моя речь пробежала у него мимо ушей.

— Ты умеешь готовить? — спросил он, кладя подбородок на сцеплённые вместе руки, с интересом глядя на меня. Зачем он это сделал? Я просто не могла оторвать своего взгляда от этих голубых глаз и этого обаятельного лица.

— Да-а. Но не думаю, что смыслю что-то в английской кухне… Кстати, а какое традиционное блюдо британцев?

— Традиционное… — мужчина был явно озадачен. Он задумался, а потом вдруг махнул рукой в сторону прилавка: — Кофе?

— Если честно, я бы выпила сок. Например, апельсиновый.

И его тут же как ветром сдуло с места, но уже через пару минут он вернулся с двумя стаканчиками — бумажным и пластиковым, с соком, блистая своей неотразимой улыбкой. Я сделала глоток, и мою усталость, если она и была, как рукой сняло. Прохладный британский сок бодрил лучше любого российского латте!

— Традиционное британское блюдо, говоришь, — продолжил на прерванную тему мужчина. — Пожалуй, я знаю, где мы можем попробовать такое. Только надо проехать на автобусе пару кварталов.

На автобусе! На настоящем красном лондонском автобусе!

И я, будто по какому-то мановению, вновь двинулась за ним в неизвестном направлении. Над Лондоном склонилась ночь, и он принял в себя отголоски какой-то французской романтики. Даже район Chinatown казался мне уже совсем иным.

— Ещё только 23 ноября, а Лондон уже готов к Рождеству, — задумчиво произнесла я. Том кивнул.

— Ты ещё не видела Christmas Market — вот, где новогодняя атмосфера сохраняется круглый год!

Я улыбнулась. Но на самом деле, меня вполне устраивало то немногое, что я успела повидать уже за эти 2 дня, проведённые в каком-то полусне, в котором я какими-то судьбами покинула Россию ради города своей мечты, ради того, кого, кажется, по-настоящему…

— Подождём его здесь, — мужчина резко встал на месте, останавливая меня и мои мысли, имея в виду автобус. С московскими они были схожи разве что тем, что тоже имели в качестве названий цифры. Прокатиться на лондонском автобусе уже во второй день пребывания в столице Англии — разве можно мечтать о большем?

Мы запрыгнули — именно что запрыгнули! — в довольно скоро примчавшийся красный автобус. Несмотря на все мои возражения, Хиддлстон заплатил за меня — у них действует та же система, наподобие наших «Троек», только карты имеют иное название, и рукой указал на лестницу, ведущую на второй этаж. Поистине громадный автобус, со второго этажа которого открывается ослепительный вид на ночной город. Я потеряла счёт времени и не знала, какой час. Мне всё казалось одним большим весёлым приключением.

— А раньше британцы совсем не покупали овощи, — продолжал рассказывать Хиддлстон. — И как бы производители ни старались, они так и продолжали лежать на прилавках.

— И что они сделали? То есть, производители? — улыбнулась я. Почему-то у меня уже не в первый раз закрадывались смутные сомнения, что мы только делаем вид, что говорим ни о чём, а на самом деле прекрасно обходились бы без слов.

— За дело взялись рекламщики. Твои коллеги, между прочим. Они придумали тележки, в которых были разные графы для удобного распределения продуктов. И среди всего были овощи. Получалось, когда англичане набирали полную тележку, графа «овощи» оказывалась пуста.

— А британцы — перфекционисты, и это получалось не «по-британски», — улыбка играла на моих губах.

— Именно, — Том перевёл взгляд на меня, и лёгкая дрожь пробежала по моей спине — это был тот же самый взгляд! — Кстати, что у тебя с твоей профессией?

Я немного рассказала о себе. Правда, рассказывать было особенно не о чем — недели, проведённые после нашего неловкого расставания, теперь казались мне адовыми, а пережитая в семье горестная история только придавала всему этому неприятной перчинки. Потом я спросила, как дела у него. Том тоже отвечал как-то сухо и неопределённо, видимо, так же, как и я, стараясь поскорее отойти от этого разговора. Никому из нас не хотелось вспоминать первый день ноября.

— В Москве сейчас полночь, — я взглянула на дисплей телефона. Подумать только! Пару дней без зарядки, в новом месте, и он уже садится! Надеюсь, мы пойдём в какое-нибудь дешёвое место вроде KFC, где можно будет воткнуть штекер и успокоиться. А ещё надо написать всем, кто ждёт от меня оповещений, что я жива.

Том коротко взглянул на мой телефон.

— Скучаешь по дому?

Я?!

— Нет, нисколько, — я усмехнулась. На лице актёра, которое на мгновение показалось мне мрачным, появилось подобие улыбки. Или он играет? Судя по тем фильмам, которые я успела посмотреть, Том — очень даже талантливый актёр, и сыграть на чувствах ему должно ничего не стоить. — Скучать по небольшому городку, когда вокруг тебя — целый мир?

— Звучит как вызов, — он улыбнулся. Я суетливо поворочалась на одном месте, осознав, что в автобусе с каждой новой остановкой становится всё меньше народу. Но этот факт как-то не особенно привлёк моё внимание.

— Так и есть! — я просияла. Неужели нашёлся человек, который не любит сидеть на месте? Который не скажет мне, что доехать до Москвы и обосноваться там — предел мечтаний, а всё, что находится за границей России — уж точно недосягаемо и «не для меня»? — Всегда хочется побывать в каком-то новом месте, а Лондон… За два дня я удостоверилась в том, как он прекрасен, и чем больше я узнаю его, тем больше он мне нравится. И в принципе сидеть на месте — не моё. Всегда нужно идти куда-то вперёд, нужно какое-то движение.

Когда я успела стать романтиком? Я смутилась. Кажется, мужчине в голову пришла та же мысль, потому что он как-то снисходительно улыбнулся.

— И это говорит мне та, которая не желала уходить из книжного, — широко распахнув глаза, я хотела уже что-то возразить, но он продолжил: — А потом всё же решила сменить его, хм, ночным клубом.

А вот это было обидно!

— Да нет же, — смущённо улыбаясь, произнесла я. — Просто когда нужны деньги…

— Или тебе больше по душе тот, из Chinatown?

— Том!

Сама себе не отдавая отчёта в том, что делаю, я бросилась на мужчину, запуская руки ему в волосы и тут же ероша их. Не желая оставаться без ответа, Том усмехнулся, пытался уворачиваться, но всё было тщетно — я уже вовсю хватала мужчину за воротник куртки с меховым капюшоном, превращая детскую забаву в нелепую драку. Видя, что я не собираюсь останавливаться, Том стал не просто защищаться, а тоже атаковать, и в тот момент один из нас точно бы оказался на полу рядом с сиденьем, если бы автобус не сделал резкий поворот вправо, и нас обоих не прижало в мою сторону. Растрёпанные, улыбающиеся, мы ещё некоторое время смеялись, но постепенно взгляд Тома стал серьёзным. Я начала понимать, в каком странном положении мы находимся, ведь он чуть не прижимает меня к стене всем своим телом, и мысленно возрадовалась, что в салоне — по крайней мере, на втором этаже, никого нет. Его взгляд задержался на моём лице, но ненадолго и, кашлянув, Том резко отодвинулся и поднялся с места.

— Приехали.

Я осмотрелась. Да, до этой остановки с нами не доехала и треть всех пассажиров, которые заходили на Chinatown. Услышав звуковое уведомление, мужчина углубился в мобильник. Мы пошли молча. Наконец, я не смогла сдержать раздражения:

— Важные новости?

— Друг пишет, — Том выдохнул в ночной воздух, но, в отличие от Москвы, лёгкого пара не последовало. Здесь было невероятно тепло даже в такой час.

— Так поздно? Наверное, очень хороший друг, — фыркнула я, отворачиваясь, но в голосе Тома не слышалось абсолютно ничего.

— Тот, с которым я собирался вас познакомить… Вероятно, именно завтра так и сделаю, — он кивнул каким-то своим мыслям. — Он только что вернулся из рабочей поездки…

«Вот и оповещает об этом», — не дослушав, мысленно заключила я, но больше ничего не сказала. Мы оказались перед большим красивым зданием, которое, как и всё в этом городе, было создано из огней и блестящих вывесок. Том открыл дверь передо мной, и мы вошли.

Внутри здание оказалось ещё прекраснее и даже, кажется, больше. Впоследствии Том говорил, что раньше здесь располагался театр, но, ещё не зная этого, я с удивлением восхищённо рассматривала зал, в центре которого располагалось подобие незаконченной сцены, умело переделанной в барную стойку, с силуэтными расположениями римских героев наверху. Та же привычная затемнённая барная атмосфера, и всё это место — в приятных нежных тонах, так располагающих ко встрече с друзьями или… или свиданию…

— Том, что это за место? — я до сих пор не могла прийти в себя от всего этого великолепия, и, хотя знала, что название мало что мне даст, любопытство брало надо мной вверх.

— Секунду, — улыбнулся мне Том, отрываясь от мобильника, щёлкнул пальцами по номерку, вделанному в наш столик, и мгновенно исчез. Эту особенность британцев запоминать номерки в барах я тоже подметила для себя. Кажется, это было очень немаловажно, потому что буквально каждый второй, кого я видела днём в The Lord Moon of the Mall сначала смотрел за этим номерком и только потом совершал заказ.

The Capitol. И как после такого забыть название этого места? Блюдо, которое нам принесли, я видела впервые — может, оно могло мелькать где-то в фильме «Гарри Поттер» на праздничном столе. Или упоминалось в тех классических английских произведениях времён Шекспира или Байрона? Я не знала. Да это было и неважно в тот момент.

Мы шли по освещённым фонарями проулкам. Я слушала Тома, не прерывая его — он говорил о своей жизни, иногда вспоминая забавные истории из кино, пока одна мысль внезапно не всполошила меня. Том, мы так долго ехали на этом автобусе, как же мы вернёмся назад? Как обычный московский студент, я точно знала цену автобусным расписаниям. А уж если считать эти их вечные опоздания!.. Когда возвращаешься поздно, и метро вот-вот закроется — вся надежда только на автобусы. Или же приходится идти пешком с навигатором в одной руке. Когда у тебя есть такие друзья, как тусовщица Юлия, ты начинаешь даже привыкать к этому. Но навигатор в Лондоне? К тому же, у меня до сих пор нет интернета.

— Думаю, ты вряд ли горишь желанием возвращаться в свой Brick Lane Apartment. Или я не прав? — он загадочно улыбнулся. Мы стояли перед большим двухэтажным домом. Том стоял на пороге и покачивался с носка на пятку, будто ожидая моего ответа, а потом вытащил из кармана что-то бренчащее и повернул пару раз в двери.

— Том, это твой дом?!

Я не знала, где эта фраза смотрелась кричащей больше — в моих мыслях или будучи произнесённой мной. Не видела я и его реакции на это. Ответа, между тем, не последовало. Я пошла за мужчиной, уже перешагнувшим порог в темноту дома, хотела нащупать выключатель, но лишь бесцельно водила рукой по стене.

— Том? — неуверенный дрожащий оклик. Мгновение — и чьи-то руки обхватили мои плечи, а потом подхватили в воздух. Я слабо вскрикнула и различила в темноте знакомое лицо. Он улыбнулся. От этой тёплой улыбки страх испарился. Я сидела на чём-то тёплом, но не на кровати (кухонная тумба, или мне кажется?), а он смотрел на меня оценивающим, изучающим взглядом и улыбался.

— Я не ошибся, — тихо проговорил он. — Твои глаза… Даже в темноте…

Он стал ко мне совсем близко. Если бы здесь было светло, он бы точно увидел, как я залилась краской.

— Это же не Лондон, Том, правда?

Оставляя вопрос без ответа, он подошёл ещё ближе, насколько это было возможно. Я ощутила тёплые руки на своей талии, слабо вздрогнула, но его дыхание на моей шее заставило меня задрожать ещё сильнее.

— Том?..

— Нет, это район рядом с городом, Forest…

Forest что это было, я уже не дослушала, или он не сказал — время потеряло свой счёт для меня. Его дыхание сбивалось, хоть он и старался ещё предпринимать попытки дышать ровно. Моё сбилось уже давно. Я закрыла глаза, погружаясь в приятную бездну, сотканную только из безмолвных мыслей, дыхания, горячих прикосновений и поцелуев, но Том отстранился — правда, это было совсем не резко, даже как-то осторожно, и мне показалось, что даже без света в его глазах заметна эта глубокая далёкая синева.

— Ты отличаешься, — улыбнулся он, и вмиг все мысли, ушедшие на второй план, как-то неожиданно покинувшие меня, вернулись, вновь не давая мне покоя. Всё происходящее мгновенно показалось мне одной большой иллюзией, в которой мы оба — особенно он, актёр, играли свои роли, которые ничего не значат… для обоих. Как же не помнить эту фразу из «Багрового пика»! Получится ли у меня повторить Эдит? Да нет, конечно.

— От кого? — улыбнулась я, стараясь как можно более точно подражать актрисе, но прекрасно осознавала, что ничего из этого не выйдет. Но Хиддлстон уже не улыбался, а был пугающе спокоен и твёрд, точно всё произошедшее минуту назад произошло не с ним.

— Ото всех… — произнёс он, и его голос отразился от пустоты и тишины комнат дома. Я и не заметила, как быстро мы перешли на шёпот. Я смотрела на него и думала над тем, продолжает ли он в эту минуту играть. Иллюзии. Неужели от них теперь не избавиться? Но во взгляде его сквозила прежняя теплота, и губы медленно расплывались в улыбке. Впрочем, и такой взгляд с улыбкой тоже можно сыграть… И в ту же секунду он снова стал слишком близко ко мне, прикасаясь губами к моей шее, заставляя невольно застонать и то ли в порыве чувств, то ли в бесконтрольной дрёме — то ли и в том, и в том одновременно, запустить руки в его светлые волосы.

________________________________________________

* Не теряйся (англ.)

** Я здесь (англ.)

========== Глава 13 ==========

Комментарий к Глава 13

Mat Kearney - Breathe In Breathe Out:

У меня всё перемешалось в голове.

Реальность, такая недосягаемая и невозможная, казалась сном. Сны, такие простые и привычные, — явью. И если бы я не переживала всего со мною происходящего: не дышала свежим, немного лесным воздухом, ворвавшимся в открытое окно, не ощущала на губах привкус тёплого сладкого утреннего кофе, не привыкала к английской речи, так плотно вошедшей в мою жизнь за эти три дня, — я бы никогда не поверила, что подобное возможно в реальности.

Всё было по-прежнему, только я совершенно не понимала того, что между нами происходит. Впрочем, кажется, Том этого тоже не понимал. И только раз — это случилось с самого утра, когда мы, как-то неловко улыбаясь друг другу, как молодые люди, которые всё детство проводили вместе, а потом после долгого расставания не могут найти слов, заправляли кровать, он вдруг резко прижал меня к стене, прикасаясь к моим губам и с удивлением обнаруживая, что я отвечаю на поцелуй. Потом отстранился, спешно отошёл назад, ероша волосы, и выдохнул:

— Ты сводишь меня с ума!..

Завтрак. Да, я умею готовить. И даже, оказывается, вкусно. Несмотря на такой большой дом, в столовой, примыкающей к кухне — такой маленький скромный стол. Он спросил насчёт кофе, но я вновь чувствовала какую-то странную сухость во рту. Сок? Апельсиновый? Мы оба весело усмехнулись, но тут же отвели друг от друга глаза. На самом деле, уже не в первый раз убеждаюсь, что натуральный английский апельсиновый сок (судя по тому, как его везде делают, не натуральным он просто не может быть), бодрит лучше любого кофе. А когда в него добавляют лёд… На меня будто накатила какая-то эйфория от этого вкуса. Кажется, ничего вкуснее в своей жизни этого сока не пила. Ничего более вкусного и жаждоутоляющего.

Осматриваясь по сторонам, я вспомнила, что собиралась подзарядить телефон. Может, время не самое удачное, если вскоре мы соберёмся выходить, но ему будет достаточно и двадцати процентов. Наверное.

— Том, а где у тебя здесь есть розетки? — кашлянув, прервала неловкое молчание я. Всё это время оно действительно было неловким. И он, и я смотрели на что угодно — только не друг на друга. Я вытащила штекер с проводом, которыележали в моём рюкзаке в числе немногочисленных захваченных с собою вещей, кинула взгляд туда, куда указывал мужчина и… и немного обомлела. Не знаю, от какого слова «немного», но вместо привычной розетки я увидела устройство, немного смахивающее на советское, в которое вмещалась «вилка» с тремя зубчиками. Том с удивлением смотрел на меня.

— Что-то не так?

— Да нет, но… — я протянула ему штекер. Он усмехнулся.

— Понял. Я столкнулся с этим в московской гостинице, — он достал свой ноутбук и присоединил мой телефон к нему. Я была поражена этим новым различием между нашими странами до глубины души.

Район, в котором жил Том, назывался Forest Hill. Это наполовину лесной тихий райончик рядом с Лондоном с широкими просторными улицами, по которым, впрочем, всё равно толком не разъезжал транспорт, с отдельными частными домиками, напоминающими старую Англию. Когда мы вышли из дома, Том предложил прогуляться до автобусной остановки. Машину актёру пришлось то ли продать, то ли она на время была у его агента. Но нам повезло — ещё не было 11, и людей на улицах было немного, а уж в автобусах с утра в воскресенье точно разъезжали не все. Когда я смотрела в окно, у меня складывалось впечатление, что я покидаю какой-то небольшой уютный городок, чтобы вернуться в мегаполис. Я бы сравнила Forest Hill со своим родным подмосковным городком, но даже на его фоне первый казался большим и крупным городом.

Мы ехали в автобусе на втором этаже, безмолвствуя, рассматривая утренний Лондон внизу, слушая мерное поскрипывание колёс по каменистым дорогам. Но молчать после целой ночи близкого общения было просто невыносимо! Я уже собралась уточнить про первое, что мне пришло в голову — помнится, Том рассказывал вчера о каком-то своём друге, когда Хиддлстон тоже открыл было рот, чтобы что-то сказать, и мы оба замерли.

— Говори, — улыбнулся он.

— Нет, ты, — произнесла я.

И внезапно он поднялся и потянул меня за собой. Автобус остановился, но я не успела разглядеть в бегущей строке на дисплее название остановки. Это был небольшой зелёный сквер, плавно перетекающий в парк. Мы прошли немного, пока Том копался в телефоне — я догадывалась, что дело в его таинственном друге, а потом он остановил меня, приобняв за плечи. От него снова приятно пахло, и этот запах, эти глаза, эта улыбка — всё кружило мне голову!

— Кристи, нам нужно очень серьёзно поговорить.

— Как красиво!

Я честно не собиралась переводить тему, но вид осеннего парка с кое-где опавшими жёлтыми листьями очаровывал. Прямо посередине — широкая тропинка для пешеходов и велосипедистов. С обеих сторон к ней прилегают деревья, создавая аллейку, а затем они заканчиваются, оставляя лишь зелёные насаждения или поля для игры в футбол и гольф.

— The Regent’s Park, — улыбнулся Том, засовывая руки в карманы. Мы уменьшили шаг. Тёплый ветер по временам развевал мой шарф, но ни в осенних сапогах, ни в осенней куртке в эту лондонскую погоду мне совсем не было холодно. — А вон там зоопарк, — он указал рукой вправо. Это место сильно напоминало мне парк Горького, разве что не было холодных набережных и прелестного вида на вечерние огни, при свете которых молодые поэты в нелепых шапках зачастую выходили читать стихи, а бродячие музыканты наигрывали и даже напевали мотивы Цоя и Lumen. Такие картины мы как-то наблюдали с Марком, и не раз.

А когда The Regent’s Park кончился, мы пошли по узкой каменной тропинке по местам, напоминающим английское Средневековье; видели тихие катера, проплывающие мимо нас по каналу, расположенному посреди дороги, что придавало этому месту схожесть с Венецией.

Но как бы я ни отвлекалась на всю эту красоту, от меня не скрылось, что Том с того самого момента, как мы сошли с автобуса, был очень взволнован. Да ведь он хотел что-то сказать, а я его отвлекла. Я собралась было остановить его, но Том остановился сам от сигнала телефона. Классно.

— Да! — в его голосе послышалось раздражение. Тем временем уютная безлюдная улочка с открытым каналом сменилась шумным районом, и это было так неожиданно, что я в тревоге взглянула на Тома. Поняв меня, мужчина безразлично махнул рукой, продолжая телефонный разговор.

Люди, люди, люди. Люди валили толпами, от одного ларька к другому. Пахло едой, фруктами и фастфудом. Повсюду звенели сувенирами и шелестели одеждой. Слышались голоса, покашливания и шаги — мужские и женские.

— Апельсины? — улыбнулся мне мужчина, отрываясь от телефона. Я не сразу поняла его, но потом потянула за руку от прилавка со словами: «Не надо». Тогда он вновь погрузился в рабочие вопросы, а я всё силилась понять, что мы здесь забыли, прорываясь с Томом сквозь толпы, судя по всему, туристов. Однако к моему ужасу, стоило мне засмотреться — и я потеряла актёра из виду, заплутав среди огромных толп и видя перед собой всё одно и то же — люди, прилавки, уличные торговцы, звенящие фунты и снова люди… Я стояла на месте и в растерянности озиралась по сторонам, не зная, что предпринять в этот самый момент. Обратиться к прохожим и спросить про обаятельного мужчину, который, к тому же, ещё и актёр?

Лицо Тома выплыло из шумевшей толпы так внезапно, что я вначале вздрогнула, потом облегчённо вздохнула, улыбнулась и пошла ему на встречу, сильнее всего на свете желая, чтобы мне он сейчас не мерещился.

— Чего теряешься? — улыбнулся мне он. На моих губах застыло привычное «я здесь», но тут моей руки коснулось что-то прохладное. — Не шевелись, — тихо произнёс Том, и я заметила, как он застёгивает на моём запястье браслет с небольшой подвеской в форме буквы «К» и выгравированными на ней британским флагом и символами Лондона — Биг-Беном, автобусом и будкой.

— Что? Том.? О Боже, не стоило!

Это «Oh My God!», которое я до сих пор слышала только в фильмах, как-то само собой, в контексте разговора, соскочило с моих губ. Том немного наклонился, его тёплое дыхание коснулось моей щеки, а вслед за этим я ощутила прикосновение его губ и только успела поблагодарить актёра, когда на его телефоне раздался новый вызов, и последовала короткая грубая брань. Я стояла на месте, наблюдая за ним, чтобы не потерять из виду, когда где-то в толпе — сначала шушуканьем, а потом всё возрастая, раздался оклик «Том!», и вот уже кучка туристов превратилась в кучку фанатов, которые уже не мечутся в разные стороны, а бегут в одном направлении. Как-то смирившись со всем происходящим, я решила подождать, пока толпа разойдётся, но всё не было так просто, людей становилось больше, они толкали меня в разные стороны и относили быстрой волной назад, когда я, наконец, смогла понять, в чём дело, я заметила, что стою у какого-то совершенно другого прилавка, и вокруг совершенно другие лица. Прежнее чувство рассеянности вернулось ко мне. Я всматривалась в лица прохожих, сердце яростно колотилось о грудную клетку, и я ждала, что вот-вот среди толпы снова возникнет улыбающийся Том, прося меня больше не теряться, успокоит… Я бросила взгляд на браслет, крепко сжимая подвеску в руке, как если бы она была своего рода талисманом. Но людей становилось всё больше, а меня уносило всё дальше. Чувство страха с каждой секундой захлёстывало всё сильнее. Я уже несколько раз обдумывала, что скажу людям, если всё же решусь к ним подойти, но всё произошло само собой, спонтанно, и я подскочила к молодому человеку, который стоял в стороне и вот уже, кажется, некоторое время не отводил от меня взгляда.

— Excuse me*…

Он был крайне удивлён, но на мой срывающийся голос, чуть не переходящий в нервный крик, спокойно объяснил, что мы находимся в туристическом райончике Camden Town, что впереди будет метро, в обратную сторону — уже знакомый мне парк. Сердце у меня всё ещё бешено вырывалось из груди, а глаза, наверное, были так распахнуты от ужаса, что могли бы напугать любого… Хотя этого парня же не напугали — он, напротив, наблюдал за моими метаниями с каким-то интересом.

— Спасибо, — бросила я, думая, в какую сторону правильнее всего будет побежать.

— Мисс! — воскликнул он, легонько взяв меня за руку. Я вздрогнула, и почему-то мне показалось, что он тоже. Я посмотрела на него, и взгляд моментально поймал голубые глаза, светло-русые волосы, приятные черты лица. На шее у молодого человека развевался клетчатый коричневый шарф… Почему он кажется мне таким знакомым? — Простите, — он отдёрнул руку, будто обжёгшись, — но вы выглядите такой расстроенной…

Не дав ему даже договорить, я, наконец, сорвалась, чуть не переходя в слёзы и, несмотря на ломаный английский, на кучи людей вокруг, которые уже начинали раздражать, вдруг как-то в считанные минуты рассказала совершенно не знакомому мне человеку свою длинную историю (не упомянув только о Том, что Том — актёр).

— А у меня сегодня самолёт… — эти слова вылетели ежесекундно с появившейся мыслью. Ну, конечно! И обратный билет уже куплен! А как добираться до Лутона и откуда, я не имею никакого понятия.

— Знаете, я вам помогу, — после короткого молчания произнёс молодой человек, но выглядел он ошарашенным и изумлённым. — Я ждал одного человека, но теперь… — он осмотрелся, задумчиво окидывая толпы взглядом, — но теперь, думаю, ждать более нет смысла. Куда, вы говорите, вам нужно?

Я горячо благодарила его всю дорогу, и мы разговорились. Его звали Паоло, и он ждал в Camden Town своего друга. «Честно, не знаю, почему он решил пересечься именно здесь, ведь этот район чисто туристический, тут всегда полно народу», — делился он. Сам Паоло — британец, работает в Лондоне на производстве одежды, занимаясь чем-то в сфере самого дизайна. Когда настало моё время говорить о себе, он очень удивился, что я из России.

— У вас очень хороший английский, — сказал он. — Как-то… даже в голове не укладывается, что ли. И какими судьбами в Лондоне?

— Ни разу здесь не была. Захотела посмотреть город. Да и мой друг обещал показать мне столицу Англии. Впрочем, так и было, пока нас не разнесло толпой друг от друга.

— Позвоните ему, — сказал Паоло. Я пожала плечами, объяснив ему насчёт тарифов. Он понимающе кивнул и бесцеремонно протянул свой телефон. — Набирайте номер.

— Нет! Что вы, я не могу, я…

— Набирайте, я настаиваю, — улыбнулся он. Какие знакомые проблески в этой улыбке! Я вытащила из кармана свой телефон, и, так и не заряженный как следует мобильник, жалобно пиликнув, отключился.

Паоло сочувственно, горько улыбнулся.

— Может, у вас с другом есть определённое место, где вы могли бы друг друга найти?

— Вряд ли, — сокрушённо качая головой, выдохнула я, думая о Forest Hill, но палить вот так, запросто, дом актёра? Да и неизвестно, когда теперь он там будет. — У нас не так-то много времени было в Лондоне… Понимаете, — тут же заговорила я, заметив удивлённый взгляд своего спутника, — мы с ним познакомились в России, в Москве, а так как он местный, вот и обещал показать мне Лондон… — «кому-то пора дарить медаль за ослепительную ложь», — сквозь зубы по-русски добавила я.

— Москва? Да, Москва — это здорово, — вдруг воодушевился парень. — Мне довелось там побывать недавно, в конце октября. У меня было всего два дня на изучение города, но он мне понравился.

«Кого-то он мне напоминает!» — снова промелькнуло в мыслях, и это было не столько сравнение с собой, сколько действительное подозрение, что Паоло я уже где-то видела.

— Если как-нибудь ещё будете там, могу составить вам компанию и всё показать, — улыбнулась я, сама не зная, к чему клоню. Улыбка вышла робкой и неловкой, но предложение Паоло явно понравилось.

— Aldgate Station, — улыбался молодой человек. — Кажется, мы пришли. Вам ведь сюда нужно было?

И правда! Как быстро пролетело время! Я не знала, как долго мы сюда добирались, но стала извиняться перед своим провожатым за потраченное на меня время.

— Ну, что вы, у меня сегодня совершенно свободный день. Воскресенье, — участливо говорил он. Мы стояли перед тёмным переулком за KFC. Дальше дорогу я знала. Нужно было зарядить телефон и поймать Wi-Fi, чтобы отыскать оптимальный маршрут до Лутона. А остальное было неважно.

— Что ж… — неловко переминаясь с ноги на ногу, произнесла я. — Здесь рядом мой отель, спасибо, что проводили.

— Отель? — Паоло улыбнулся. — Вероятнее всего, хостел? Вы знаете, что это не район Лондона?

Меня как током шибануло. Все события этих необыкновенных выходных завертелись перед глазами, и слова Тома в них эхом отдавались у меня в ушах.

— Да и не безопасно такой девушке, как вы, здесь вечером одной расхаживать, — продолжал мой новый знакомый. — У вас ведь есть время до самолёта? Не хочу показаться очень настойчивым, но я бы мог вам помочь.

Мы вернулись в хостел (выехать из которого я хотела уже как можно скорее, мысленно сравнивая теперь каждую деталь здесь с домом Тома), спешно собрали мои вещи, оставили ключи хозяину. Мы шли по улочкам, утопающим в дневном свете, и я рассказывала о каменном лондонском мосте, о Лондонском Глазе, The Regent’s Park и обо всех запомнившихся мне прекрасных местах, а Паоло выражал сочувствие по поводу тех других очаровательных лондонских мест, в которых я, к сожалению, не успела побывать.

— Я бы хотела сюда вернуться, — вздохнул а. — Лондон так прекрасен — и днём, и вечером! — если Москва меня привлекала в основном вечерними огнями, здесь, в столице Англии, я готова была гулять круглые сутки.

— Средние зарплаты в России, — (когда у нас дошёл разговор до зарплат? Впрочем, я не помнила этого. Разговоры с Паоло начинались как-то сами собой, легко, перетекая из одной темы в другую) — 50-60 тысяч. Редко у кого доходит до 70, но бывает.

— 50-60, — задумчиво протянул Паоло, прикусив губу. — В фунте же около 80 рублей, если не ошибаюсь? — и он начал считать. Получалось нелепо, я стала ему помогать, но в итоге дело дошло до смеха и калькулятора — кажется, он так же, как и я, гуманитарий.

— В Великобритании примерно 1 500 фунтов в месяц, — в свою очередь поделился Паоло. 1500! Я бы жила в Англии и кутила на эти деньги!

— Но и британцам не всегда хватает на жизнь, — засмеялся в ответ на моё заявление мой спутник. Ещё бы! Посмотреть только, как живут их homeless. Теперь смеялись мы оба.

— А вообще, я бы и вправду хотела работать в Англии.

— Кем?

— Журналистом. Не знаю, моё это или нет. Но кое-что, немного, я уже писала, небольшие статьи. Может, могла бы попробовать себя в мелкой газете. Только английский надо подучить.

— Главное — талант. Талант и стремление. Это очень важно, — говорил Паоло. — Без этого мало чего добьёшься. Вот я поражаюсь таланту одного молодого дизайнера, на которого стараюсь равняться.

Зарубежными дизайнерами я не интересовалась. К своему стыду, я и журналистов-то не знала!

— Паоло, а что это за дизайнер? — спросила я скорее из вежливости, чем из интереса, приготовившись к тому, что и слова не пойму из всего сказанного моим новым другом, но молодой человек воодушевлённо выдохнул (кажется, этот дизайнер и впрямь был его кумиром) и произнёс:

— Бен Калладин! Один из лучших дизайнеров в мире моды!

Я так и остолбенела, замерев на месте с разинутым ртом. Сразу вспомнился добродушный парень, с которым я познакомилась в самолёте и который всю дорогу говорил про Лондон, предлагал свою помощь и утихомиривал своего нетрезвого друга.

— В свои 26 добиться таких успехов! — восхищался Паоло, а потом, чуть поспокойнее, добавил: — Ну, это всё неспроста ему далось, конечно. Приходилось много трудиться…

И чем больше он говорил о Калладине, тем больше я убеждалась в том, что это действительно тот улыбчивый светловолосый молодой человек, сбивчиво говоривший по-русски.

— Бен Калладин! Я его знаю! — и с этими словами я полезла в тяжёлый рюкзак, который, ещё только увидев его, предложил помогать мне нести Паоло, вытащила из маленького кармашка визитку и протянула её изумлённому молодому человеку.

— Что… Бен… Да не может быть! — говорил он, рассматривая визитку, но взгляд его, бегло скользящий по ней, выражал неуверенность. — Он же собирался в Южную Арфику на днях…

Я всплеснула руками, усмехнувшись: вот всё-то фанаты всегда знают о своих кумирах!

— Да, мы с ним познакомились в самолёте. Он ненадолго собирался в Лондон и сразу же после Великобритании — в Африку, — и я вкратце рассказала свою историю. Паоло внимательно меня выслушал, не перебивая, повертел ещё визитку в руках, а потом улыбнулся:

— Значит, мне невероятно повезло, — я удивилась, но он протянул мне визитку, не переставая улыбаться. — Ты веришь в случайные встречи?

— Нда, то, что парень из самолёта оказался знаменитостью — это действительно неожиданно, — улыбнулась я, вспоминая при этом вечер возле ГУМа, когда меня чуть не задавила машина. Интересно, встречу с Томом можно назвать случайной?

— Я о нашей с тобой встрече, — улыбался Паоло. На щеках моих вспыхнул румянец, а парень продолжал: — Если честно, с самого момента знакомства мне кажется, что я где-то тебя уже видел…

— Если честно, мне тоже так кажется, — я кивнула головой, а потом резко подскочила к нему и, подпрыгнув, сорвала тонкую шапку с его головы. — Догоняй! — я бросилась бежать, куда глаза глядят, слыша за своей спиной его смех.

***

День подходил к концу, и на меня снова навалилось прежнее удручённое состояние. Как связаться с Томом? Где найти актёра в огромном Лондоне?

Паоло до сих пор не оставлял меня. Мы разговаривали так долго и много, что мне казалось, будто мы знаем друг друга сотню лет.

Мы прошлись по какому-то центральному району. По словам Паоло, доезжать до аэропорта в Лутоне мне будет проще с вокзала Виктория — именно оттуда автобусы ходят прямым рейсом.

— Должен признаться, я не так представлял себе этот день, — улыбнувшись одними уголками губ, произнёс молодой человек. Я вглядывалась в его лучистые голубые глаза, короткие светло-русые волосы под тонкой тёмно-синей шапкой, в приятные, довольно мягкие — как у истинных британцев, черты лица и пыталась понять, почему всё это в нём мне кажется таким знакомым. — Но, тем не менее, он был отличным. Я и не знал, что мне посчастливится познакомиться с такой прекрасной девушкой.

Мягкий тёплый вечер алыми облаками накрывал Лондон. Мы сидели на остановке. У меня в руках был купленный билет. Чувствуя, что заливаюсь краской, я скромно улыбнулась и спешно отвела от молодого человека взгляд. На цепочке, будто напоминая о себе, брякнул брелок-подвеска с буквой «К». Паоло поймал его сначала взглядом, а потом рукой, повернув мой новый талисман к себе лицевой стороной.

— К-Кристина? — спросил он, переводя взгляд на меня и улыбаясь. Из всех моих недавних иностранных знакомых он был первым, кому мне удалось-таки объяснить своё русское полное имя и кто смог его при этом правильно произнести.

— Да, — я кивнула и улыбнулась. Я видела, как он ещё какое-то время разглядывает подаренный Томом браслет, но тут взгляд его упал на собственный телефон. Он кивнул мне и взял трубку. — Да, Том!

Еле заметная дрожь, будто ледяной водой, обожгла мою спину. Я покачала головой, отгоняя от себя эти мысли. Да мало ли Томов среди британцев? Не должен же весь мир крутиться вокруг всех моих знакомых! А история с Беном — простое совпадение.

— Да-да, теперь как-нибудь в другой раз, — говорил трубке Паоло, стоя от меня немного в стороне, но временами с улыбкой подмигивая мне и делая всяческие знаки, говорящие о том, что он до сих пор находится со мной. — Ну, разумеется, да… Конечно, Том… Ладно, договоримся, я сейчас не один, не могу говорить… Не неси чушь, — в завершение разговора усмехнулся молодой человек и, положив телефон в карман, вернулся ко мне. — Седьмой час. Кажется, нам пора.

Victoria Station! Знакомые шумы вокзала вонзились в меня, когда мы вошли в огромное красивое здание, которое выглядело так, точно только что переместилось из XIX века со всеми уцелевшими деталями. Невероятная массивная постройка, которая внутри ещё прекраснее. Повсюду снуёт народ с чемоданами и сумками. В воздухе — суматоха и волнующий запах предстоящей поездки. Мы с Паоло расположились в зале ожидания. Не то чтобы оба замёрзли, но руки и у меня, и у него были холодные.

— А теперь в Россию, — я не смогла произнести эту фразу без горького вздоха. — Там-то сейчас точно холодно! — от него не скрылось, как я теребила туда-сюда браслет на руке, но он лишь смерил его долгим взглядом и ничего не сказал. — Вот почему самые прекрасные моменты, включая и выходные, так быстро кончаются?

Он молчал. Контролёр за стойкой стал потихоньку вызывать пассажиров.

— Но с другой стороны, эти хорошие моменты сменяют другие, порой даже ещё более лучшие. С людьми в нашей жизни совершенно также… — и с чего это вдруг меня пробрало на философию? Паоло внимательно вглядывался в мои глаза — такие же голубые, как у него, и я не могла понять, слушает он меня или витает в каких-то своих мыслях. И вдруг он стал как-то совсем близко со мной, хотя я точно помнила, что не уменьшала расстояние между нами. В ушах, как назло, зазвенела музыка из какого-то подросткового американского фильма о любви, и я собралась было что-то сказать и мягко оттолкнуть его, как нас разнесло по разным сиденьям чуть ли не трубным голосом молодого паренька-контролёра в синем жилете:

— Лондон Луто-о-он!

Вот и всё.

— Бежим, — парень мягко схватил мою руку и потащил куда-то вперёд. Я понимала, что он знает верное направление и доверяла ему. Мы спустились по ступеням, прошли через какие-то двери, и только тогда Паоло остановился и показал мне на несколько вывесок.

— Вот, видишь? В 7. Это твой.

Я кивнула и благодарно взглянула на него, но он был полностью поглощён рассматриванием вывесок. Все цифры на их дисплеях горели разными цветами. Все указывали разные направления и разное время отправления. И вот один из них — мой.

— Я вот что хотел сказать, — Паоло крепко держал мою руку, не выпуская на улицу, за стеклянные двери, где меня ждал мой автобус до Лутона. — Этот день, который так неожиданно начался и так странно заканчивается…

— Лондон-Лутон, 19:00! — кричал водитель автобуса за дверями.

— …пожалуй, был одним из лучших в моей жизни…

— Отправля-яемся.!

— …я понимаю, что мы знаем друг друга всего семь часов, — он быстро взглянул на телефон, — семь часов и тридцать минут, — улыбнулся молодой человек. Я не понимала, к чему он клонит, но что-то в этом тёплом взгляде было до боли знакомое, говорящее всё за себя без всяких слов, — но…

Шум у автобуса на улице заставил меня обернуться и нечаянно вырвать свою руку из двух чужих. Водителя и кондуктора окружали люди, что-то громко голосящие, но что — слышно на таком расстоянии не было. Было ясно одно — их по какой-то причине не пускают в автобус.

— Паоло, что.?

— Похоже, рейс в 6 отменили, а новый на замену так и не пришёл, — вздохнул молодой человек. — Сейчас, если найдутся свободные места, начнут сажать людей с отменённого рейса. Беги, а то опоздаешь.

— Но ты хотел… — я переводила растерянный взгляд с парня на происходящее за закрытыми дверями.

— Беги, — улыбнулся мне он. — Обязательно напиши, как будешь в аэропорту.

Я хотела ещё что-то сказать, но то ли он сам, то ли что-то внутри меня, вытолкнуло меня за дверь, прямо на улицу, и я, прижимая к себе портфель и билет, двинулась к автобусу. Его проверили. Меня впустили. Я вскочила по ступеням и огляделась. Салон был почти полон, но свободное место рядом с мужчиной мне отыскать удалось.

— Is it available? — не время гадать, как правильно — available или free! Я указала на место рядом с ним, и мужчина закивал: «Sure»*. Я устроилась поудобнее, включила в наушниках музыку и с ужасом обнаружила, что вновь играет что-то грустное — только уже не просто в моём воображении, а в ушах, из плейлиста. Я видела, как места ночной столицы, в такт песням, сменяются просторными трассами, облитыми светом придорожных огней и фонарей, тёмными полями и фермами, и наконец — знакомым мне уже аэропортом.

— Ну, вот и ты наконец-то, — Том улыбнулся, разводя руки для объятий. — Я уж думал, что потерял тебя.

— А я-то как переживала за это! — выдохнула я, радостно улыбаясь и подбегая к нему. Но на полпути к актёру меня остановил чей-то голос. Я обернулась и различила невдалеке от себя фигуру Паоло. Взъерошенный, без шапки — кажется, он бежал за мной.

— …он! — услышала я отрывок его фразы, но не успела спросить, что он хочет этим сказать, как ко мне подошёл улыбающийся Том, готовый вот-вот взять меня за руку. Паоло сзади нас снова что-то крикнул, но я так не могла различить ни слова.

— Подожди, — произнесла я. Том понимающе кивнул, и я обратилась уже к другому своему знакомому: «Паоло, что происходит?»

— Лутон! — крикнул молодой человек. — Лу-тон!

— А? — я вздрогнула. Мужчина вот уже битый час тряс меня за плечо. Рядом с ним стоял водитель автобуса, с обеспокоенным видом взирая на меня сверху. Машинально схватив рюкзак, я резко поднялась, извинившись и поблагодарив за поездку почти одновременно, и выскользнула из машины, провожаемая изумлёнными взглядами.

Аэропорт. Билеты. Паспорт. Контроль. Всё кажется таким привычным и совершенно теперь не страшным. Я пережила тот период, когда тряслась при посадке в самолёт — а что лучше всего помогает пережить страх как не риск? За окном самолёта медленно рассветало небо над Великобританией, такое багровое в этой ночной мгле, обвитое сплетениями глубоких сумрачных облаков. Когда я проснусь, я буду уже в другой стране. Передо мной будет уже совершенно иной мир.

________________________________________

*Excuse me-Простите… (англ.)

Sure**- Конечно (англ.)

========== Глава 14 ==========

4 месяца спустя

Помню всё происходящее потом так явственно, точно это было только вчера. Конечно, соседки тут же бросились меня обнимать. Я приехала ранним утром, рейсом, по которому нужно было сделать пересадку в аэропорту Санкт-Петербурга.

Полусонная, всё ещё пребывающая в ином мире, я разглядывала внутреннее убранство почти безлюдного Пулково, и всё окружающее казалось мне нереальным. Закрытые кафе, кофейни, в которых нельзя было приобрести кофе из-за того, что не работал автомат, принимающий карты. Я кое-как добрела до автомата и взяла себе кофе там. Любимый латте показался горьким и совершенно несладким, и только обжёг голодный желудок. Именно это чувство меня немного и взбодрило. Выбирались из аэропорта одни русские. Вокруг — ни одного голоса европейца. Ни одного иностранного акцента. И при самой посадке мне внезапно пришли мысли о том, а не стоило ли задержаться ещё на день в городе дождей и туманов?..

Вся дорога прошла как-то серо. Знакомый маршрут, только уже в обратном направлении. Я боялась разбудить соседок, но девочки не спали и с нетерпением ожидали меня ранним утром, сидя в кроватях и негромко переговариваясь. И стоило мне открыть дверь и проникнуть в комнату, занося с собой русский ноябрьский мороз вперемешку с приятным запахом английского Лондона, они повскакивали с мест, окружая меня, осыпая улыбками и вопросами, не давая ни пройти, ни присесть с дороги, а у меня быстро-быстро билось в груди сердце, и только-только начинало приходить осознание того, что я уже покинула сказочную дальнюю страну и вернулась в Россию.

Абзац. Красная строка. Новое предложение. Очерк? Не знала, что статья может выглядеть как кусочек из дневника, но ведь примерно так они и пишутся.

Буквально через неделю мне написал Паоло. То есть, мы, конечно, общались и до этого — и общались активно, но самое интересное началось именно после того случая. Полностью погрязшая в суете будней, в учёбе, в подготовке в приближающейся сессии, я всё же нашла время и съездила домой. Родители всё не могли привыкнуть к тому, что именно в этом году видят меня реже, чем когда бы то ни было. Каждый мой приезд был для них праздником, даже если ограничивался всего одной ночью. И в самый разгар нашего оживлённого разговора, когда я рассказывала о себе, едва-едва (к великому огорчению родителей) касаясь темы о Лондоне, мне позвонил… «Paolo Strook», — известил меня телефон. Все трое членов моей семьи с любопытством уставились на меня и до самого окончания нашего с другом разговора не отлипали от двери, так что на кухню я вернулась встречаемая жадными парами глаз.

— Он британец, но…

— Сдались тебе эти англичане! — фыркнул папа. — Длинные ноги, длинные носы, длинные зонты…

— Он помогает мне с английским! Между прочим, во время разговора по телефону я узнаю и выучиваю куда больше, чем могла бы почерпнуть из учебников. И это бесплатно, — я улыбнулась. Но реакции родителей до сих пор понять не могла. А она была ясна и проста, точно на ладони — в вопросах личной жизни им было главное, чтобы меня всё устраивало.

Так вот через неделю после запоминающейся поездки в Лондон мне написал Паоло. Парень недавно выяснил из каких-то своих источников, что BBC устраивает конкурс среди британских студентов на лучшую аналитическую статью. Самых успешных кандидатов компания готова пригласить на стажировку в издательство журнала. В качестве исключения по какой-то особой квоте есть возможность попасть и иностранным студентам…

— Это твой шанс! — долго твердил мне друг, пока я отказывалась. Хотя даже не столько отказывалась — нервничала, боялась, протестовала, размышляла, что обо мне могут подумать. Но не отказывалась. Наконец, молодому человеку всё же удалось меня уговорить, когда он сказал, что сей же час примчится в Москву и будет пытать меня здесь. Я подала заявку и начала писать. С тех пор весь остаток ноября погрузился для меня в один нескончаемый звук хлопающих по клавишам пальцев — так в фильмах показывают писателей, которые строчат день изо дня, не замечая, как за окном закат сменяется рассветом, а день — ночью. Статья? Аналитика? Некоторое время назад я бы с ужасом распахнула глаза и без лишних слов отказалась от этой затеи, не зная, о чём писать. А на деле получилось даже проще, чем я представляла. Стоило мне начать писать, как мысли выложились на чистый лист сами собой. Статья о различиях между Великобританией и Россией была отправлена жюри конкурса.

Кто бы мог подумать, что девушка, которая терпеть не могла романы, и фыркала, когда заставала свою коллегу в книжном магазине за просмотром романтической мелодрамы, станет такой сентиментальной! Я засмеялась. Это был самый нервный и истеричный смех в моей жизни.

Новая строчка вылетела из-под руки, простучав вместе с пальцами по буквам клавиатуры, а затем молча замерла на экране монитора. Пускай, это не уникально, знаю. Журналисты изо дня в день набирают подобные статьи, собирая их из того, что нарыли в интернете и сплетая в один большой ком. Но как-то Гленн сам сказал мне, почему машины, несмотря на все современные опасения, никогда не заменят журналистов. У первых просто нет души.

Признавая своё незаконченное творение почти идеальным, я, тем не менее, стирала всё написанное уже несколько раз подряд, перечёркивала и исправляла, как могла, но вместо статьи всё равно выходили мемуары, которые никак не шли в сравнение с тем, что от меня действительно требовалось. «Гленн убьёт меня, Гленн убьёт меня, Гленн убьёт меня», — причитала я, не отрываясь от своего занятия уже битый час, попеременно с этим глотая кофе, от вкуса которого впору было повеситься. К тому же, когда с утра во рту не было ни крошки, а время за мыслями о работе ещё и высасывает все последние оставшиеся после очередной бессонной ночи силы, этот напиток, который должен бодрить, обжигает все внутренности, и от каждого глотка у меня мурашки бегут по своему телу. Резкий пробег пальцев до Shift. Остановка и передых. Абзац. Такое себе начало, но надо всё-таки хоть с чего-то начинать. Я стала описывать человека, о котором могла знать совсем лишь немного, но с которым меня навсегда связали безумно приятные воспоминания. Человека, которого знают и любят миллионы, но с которым я так и не успела поближе познакомиться…

— Гхм.

Я обернулась, отрываясь от экрана, но уже в следующую секунду мне захотелось не просто отставить подальше от себя чашку кофе, которую я прижимала к себе, а даже закрыть всем своим телом экран ноутбука, чтобы подошедший мужчина ненароком не посмотрел на всё мною написанное. Не то чтобы я боялась своего начальника, но знаю, что он всех судит по себе, а у Гленна всё всегда нацелено на результат — нет результата…

Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, и отчего-то мне кажется, что от всего только что мною заново пережитого, от воспоминаний, охвативших меня, случайные слёзы блестят на моих глазах. Гленн вглядывается в меня внимательно, прожигая проницательным взглядом насквозь. Он же неспроста дал мне эту статью, правда? Журналистские скандалы и газетные разговоры разгладились, а вот их причины ещё долго будут блуждать по свету из уст в уста.

— Статья готова? — спрашивает он довольно сухо, и я облегчённо выдыхаю. Нет, следов слёз на моём лице нет, и Гленн о моих чувствах на данный момент не догадывается.

— Почти, — киваю я, — но вчера вечером у меня было так мало времени из-за тех расшифровок… — я ещё что-то бормочу в своё оправдание, но на середине рассказа уже и сама понимаю, что все эти оправдания выглядят глупо, и замолкаю. К тому же, в этот самый миг начальник резким жестом прерывает меня и негромко хлопает ладонью по столу.

— Значит так, надеюсь, разминка прошла для тебя успешно…

Что?!

— …потому что этот материал можешь смело теперь отправлять в корзину, — привычным быстрым тоном говорит мужчина, а я в ответ на это лишь успеваю ловить ртом воздух, пока в голове зарождаются всевозможные ругательства. — Так что даю тебе на размышление десять минут — через десять минут он будет в офисе, а тут, сама понимаешь, у всех работа, время поджимает, а нам нужна информация…

Откинувшись на спинку стула и зажимая карандаш в зубах, я стала думать — а мыслей одолевало множество. Гленн, кажется, ещё говорил, но я не слышала. Не медли, Крис, — раздаётся его голос с моим самым нелюбимым сокращением, и мой начальник удаляется в скоплении столов журналистов. Картинки завертелись перед моим взором с бешеной скоростью — только что пережитые мною воспоминания, Паоло, эта статья, Гленн… О ком речь и почему об интервью непонятно с кем я узнаю за 10 минут до него?

***

Когда я узнала, что оказалась в числе победителей, я долго не могла в это поверить. Молча взирая на пришедшее на почту письмо, я думала, что мои глаза меня подводят или, что ещё лучше того — я сплю и вижу сертификат, подтверждающий свою победу. Моя статья-сочинение оказалась в числе лучших, и организаторы приглашали перед стажировкой приехать познакомиться на зимнем корпоративе, где, к тому же, должны будут присутствовать звёзды. И каково же было моё удивление, когда Паоло сказал, что тоже будет там!

«Что-то здесь нечисто», — недовольно твердила я про себя всю дорогу, пока мы шли туда, куда указывал смеявшийся над моим бурчанием друг. Эти рассказы о том, что у всех в элитных кругах везде находятся друзья, действовали на меня довольно нервно, если не сказать больше. А нас тем временем ждал двухэтажный ресторан с новогодним внешним убранством. Мы остановились возле него и долго отчего-то переминались с ноги на ногу, глядя друг на друга. Когда друг так смотрел на меня, что-то внезапно замирало у меня внутри, как если бы внезапно и совсем ненадолго в груди останавливалось сердце. Наконец, я смогла отвести от него взгляд. Кто бы мог подумать, что, в следующий раз окажусь в Лондоне по такой причине?

— Идём? — Паоло протянул мне локоть, и мы двинулись по ступеням в здание. Ресепшн, лифт, огромная зала со множеством людей. После темноты коридора меня ослепил свет множества зажженных в главном зале люстр. Люди отдельными группками стояли у столиков с шампанским и бутербродами с икрой и рыбой — похоже, в таких обществах принято пить лёгкие алкогольные напитки даже днём. Несколько раз напомнив мне о том, что я не сплю (кажется, я всё-таки повторяла это без остановки), Паоло стал перечислять мне присутствовавших знаменитостей. Журнал всегда должен быть в теме, так что и поддерживать сотрудничество редакторы должны с лучшими из лучших своих клиентов.

— Подожди, сейчас я представлю тебе своего друга, — загадочно улыбнулся он, и не успела я и допустить мысли в своих представлениях о том, кем может быть его друг, как чуть не вскрикнула, заметив знакомое, как бы это ни было странно, лицо среди толпы. «Люк!» — чуть не произнесла вслух я, взглядом наблюдая за мужчиной в очках, но, вовремя вспомнив, где нахожусь, осознала, что здесь, вероятно, не принято подобное, да и вряд ли каждый второй стажёр…

— Кристин?

Уж вот этого голоса я не могла не узнать. Приятный бархатистый баритон, и во всей фразе — неподдельное изумление. Я резко обернулась и заметила подходящего к нам Тома. Он совсем не изменился с нашей последней встречи, только немного отпустил бороду. Я ощутила, как мурашки пробежали у меня по коже. Как чем-то ледяным мне будто бы приладили спину, а ноги приросли к полу и не могут сдвинуться с места. Однако ещё большее изумление меня ждало впереди, ведь в тот самый момент мужчины переглянулись, улыбнувшись друг другу, обменялись рукопожатиями и только после этого оба посмотрели на меня. Я переводила взгляд с одного на другого, ощущая, как меня испепеляют взглядами.

— Так вы знакомы? — наконец подал голос Паоло.

— Кристин… Это друг, с которым я собирался тебя познакомить… — неуверенно вторил ему Том.

Я стояла на месте, слабо улыбаясь, а к ушам в это время накатывал шум, и всё вокруг меня сливалось в один большой красочный сон, который вот-вот, от одного прикосновения, должен, по идее, закончиться. В тот момент всё встало на свои места, но… но чёрт бы побрал их дурацкую конспирацию! Недавний приезд Паоло в Москву, о котором он рассказывал, когда мы познакомились в Лондоне, наше несостоявшееся знакомство на Хэллоуин, внезапная встреча… Я метнула беглый взгляд на друга, который, еле слышно вздохнув, провёл рукой по своим светло-серым волосам — кажется, атмосфера между нами тремя так накалилась, что у него выступил пол на лбу. И вспомнила то, что так тщетно пыталась вспомнить всё это время. Лицо Паоло казалось мне знакомым, потому что я уже видела его, в тот раз, в самом начале ноября в русской столице.

Они ещё обсуждали что-то, когда я отошла немного в сторонку. Народу в зале всё прибавлялось, мест у стоячих столиков почти не осталось, так что некоторые уже стали садиться за общий. Я услышала позади себя шаги, обернулась и увидела немного растерянных Тома и Паоло. Оба, похоже, ещё не отошли от неловкости создавшейся ситуации, так что прямо в глаза старались мне не смотреть.

— Кристин, ты потрясающе выглядишь, — улыбнулся Том. — Знаешь, я хотел бы…

Договорить ему не дал появившийся рядом с нами Уиндзор. Он поздоровался с Паоло, я же удостоилась только лёгкого кивка головы, а затем попросил подопечного на несколько слов.

— Так значит, это он? Тот друг из Великобритании? — Паоло подошёл вплотную ко мне. Не оборачиваясь к другу, а продолжая наблюдать за актёром и агентом, стоявшими теперь немного в стороне, я кивнула. От меня не скрылось, что они что-то горячо обсуждают; как Люк спрашивает о чём-то Тома, а тот лишь немного поводит плечами в ответ. — Так что же ты не поговоришь с ним? — я резко обернулась. На лице друга отпечаталась улыбка, но, как и всегда, в отличие от улыбки Тома, я не могла понять её настроения. — Иди, Кристина, — и он немного подтолкнул меня в сторону мужчин. Я сделала несколько шагов вперёд, ощущая на своей спине тёплый взгляд друга. Я не знала, что сказать, с чего вообще начать разговор, ведь прошлый закончился так неловко и скомкано, да и за то время, что мы не виделись, многое могло поменяться. У нас обоих. Они продолжали общаться, но я видела, как Том обернулся, бросил взгляд в мою сторону. Едва заметная улыбка возникла на его лице. Отчего-то мне показалось, что мгновение — и он тоже сделает шаг навстречу ко мне, несмотря на разговор с агентом.

— Добрый день, вы на программу стажировки? — дорогу мне преградил мужчина средних лет в очках. Я успела только слабо кивнуть, и он расплылся в лучезарной улыбке. — Я так сразу и понял, новичков легко распознать в этой толпе. Я Гленн Аллен, редактор журнала…

Я стукнулась головой о закрытую дверь кабинета начальника. Пускай, половина каких-то черновых вопросов тяп-ляп-журналистов у меня уже готова, этого мало, если я не знаю человека, у которого мне предстоит брать интервью. Я выхожу встретить таинственного гостя, по пути сталкиваясь со своими коллегами. Но в разгар рабочего дня им совершенно не до меня. И только с Саймоном мы останавливаемся поговорить, пока на дисплее моего телефона тикают окончания данных мне Гленном десяти минут.

— Кто-то пришёл, — Кристин, — говорит мне парень. — Сходи, проверь, а то я не успеваю. Помнишь же работу домофона? — хитро улыбается он. Я с силой пинаю коллегу в плечо. Весь отдел по сей день вспоминает мой первый день в редакции, когда мне необходимо было получить временный пропуск, который оформляется ещё внизу, на охране — нужно лишь позвонить из специального телефона по одному из перечисленных в справочнике у охранника номеров, и из него напечатается чек, штрих-код которого и следует прикладывать. Вместо этого я долгое время пыталась набрать номер со своего мобильного телефона.

Я успеваю лишь фыркнуть вдогонку Саймону и затеммчусь встречать неведомого гостя, но уже в следующую секунду в дверях появляется силуэт. Я натягиваю на лицо улыбку и бегу к нему. Вероятно, интервьюируемый и сам разобрался — хорошо, значит, был опыт давать интервью в прессу. Мне только на руку. Заботы скапливаются в одну кучку перед лицом работы, и я, взяв себя в руки, встречаю гостя, уже не думая ни о чём, что было в мыслях считанные минуты назад. И в ту же секунду так и замираю на месте.

И он, в свою очередь, делает то же самое. Меня хватило лишь на то, чтобы сориентировать его и провести в кабинет, где будет проходить интервью, но сердце от этого не перестало скакать в груди, как лошадь в поле. Гость глухо произносит моё имя. Я также тихо и неуверенно — его.

========== Вместо эпилога ==========

Интервью, значит.

Мы произносим это вместе оба чуть ли не одновременно. Я едва заметно улыбаюсь. Он опускает глаза в пол, но тут же поднимает их, а я в то самое время разглядываю идеально сидящий на нём тёмно-синий костюм, перехожу к чертам лица и понимаю, что он совсем почти не изменился.

— Мистер Хиддлстон…

Я ясно видела, как за секунду до этого он хотел что-то сказать, но так и закрыл рот, будучи прерванным мной. Я опускаю глаза в листок с вопросами, что совсем не свойственно мне — не то чтобы я была настолько креативной, что могла прекрасно импровизировать, но обычно повод и тема, что бы спросить, находятся сами собой. Давай же, Кристин. Сделай вид, что ты его совершенно не знаешь.

— Расскажите о своём первом фильме.

«Чужая». Звонок. Приглашение. Съёмки. Волнение. Дебют. К чему всё это? Он говорит, я слушаю, и мы оба не понимаем, зачем играем в эту нелепую игру «Я тебя не знаю, а ты в первый раз меня видишь».

— Вы известны свой активной благотворительностью…

— Да, я сотрудничаю с фондом в небольшом городе в Африке, однако…

— А что вы можете сказать по поводу своей речи на «Золотом глобусе»?

Это был очень известный скандал в мире шоу-бизнеса, поднятый журналистами и зрителями на вручении премии Тому за лучшую мужскую роль в «Ночном администраторе», о котором я узнала, правда, довольно поздно — уже работая в издательстве и временами зачитываясь его биографией. Но лично я не видела в его словах ничего скандального. Человек просто поделился своим мнением.

Том закивал, ещё даже не дослушав мой вопрос, давая понять, что понимает, к чему я клоню.

— Если честно, я очень нервничал в тот момент и плохо сформулировал то, что хотел сказать. Жаль, что в такие моменты мои нервы довлеют надо мной.

Понимая, что мне больше нечего сказать по этому поводу, так как я придерживалась иного мнения, нежели пресса, я перешла к другому вопросу, и Хиддлстон стал с упоением и улыбкой рассказывать о своих съёмках в фильме «Любовные неудачи Джейн Остин», благодаря которому стал узнаваемым. А «проснулся мировой знаменитостью» актёр благодаря заключению контракта с компанией «Marvel Studios» на 2 фильма. Ему повезло, так как к тому времени он уже успел поработать с режиссёром Кеннетом Брана в сериале от BBC «Валландер».

— Помню, как буквально за год-два до этого восхищался тем, как поднялись мои близкие знакомые и друзья, что снимаются с Джулией Робертс и другими, наблюдал издалека игру Роберта Дауни-младшего, мечтая сняться с ним в одном фильме, — робкая улыбка озарила его лицо, — и получилось. И теперь и Криса Хемсворта, и Криса Эванса, и самого Роберта Дауни-младшего я считаю своими коллегами и друзьями.

Я выдохнула, глядя на листок, на котором были нацарапаны моим корявым, чуть ли не докторским, почерком всего три вопроса и думала, что бы ещё задать, но он опередил меня. Впервые на интервью с кем-то меня в принципе спрашивают.

— Кристин… Кристи, я не хотел, чтобы так получилось.

Никто не хотел, Том. Я вздохнула, чувствуя, как лицо, как и ранним утром, когда на улице ещё было темно, и накрапывал дождливый декабрьский снег, покрывается странным жаром, будто вот-вот расплавится, а на ресницах не спеша предательски возникают слёзы. Я резко отвернулась, а в голове всплыли воспоминания о знакомом мне лондонском бизнес-центре, на первом этаже которого располагался дорогой итальянский ресторан с этими странными названиями для британской элиты — просекко, фокачча, панна котта на сладкое… Вспомнила странную встречу с Томом, который внезапно оказался другом Паоло, знакомство со своим будущим начальником Гленном. Странно, что мы начинаем ценить многие вещи, лишь когда они исчезают из нашей жизни.

— Люк сказал, что ты…

— Люк всегда был против нашего общения, помнишь? — я посмотрела прямо в ясные голубые глаза актёра, и тот сразу же отвёл взгляд, а я ненароком взглянула на диктофон. Когда буду отдавать запись Гленну, обязательно обрежу в редакторе половину этого «интервью». — Я совсем не сержусь, Том. Я бы тоже поверила скорее прессе, чем другому человеку.

Спросите журналистов, откуда берутся сплетни, и каждый даст вам разный ответ. А то, что о наших отношениях, которых и не было, узнали и распространили во всех российских и зарубежных СМИ — да ерунда, сущий пустяк.

— Я не о том, — он прикрыл глаза, будто стирая какие-то картинки из своего сознания. — Пойми, пожалуйста, он мой агент. Он с самого начала считал, что ты можешь рассказать всю правду — если не журналистам, то кому-либо другому.

— Я поняла тебя, Том, — я кивнула, с тяжёлым сердцем откидываясь на спинку стула. — Что я могу предать тебя.

Предать. Похоже, это слово актёру совершенно не понравилось, потому что он резко зажмурился, легонько потирая виски руками.

— Кристи…

Его полушёпот пронёсся эхом по всему кабинету, в который внезапно заскочил Гленн. И я, и Том встрепенулись. А начальник пронёсся, подобно урагану, мимо нас к шкафу с документами, лишь поздоровавшись при этом с Хиддлстоном, махнув рукой и сказав: «Продолжайте, представьте, что меня здесь нет».

— М-м… — я немного замялась, уже ожидая вечером подзатыльник от начальника за эту паузу. — Мистер Хиддлстон, а что насчёт вашей личной жизни?

Я видела, с каким радостным выражением лица обернулся ко мне Гленн, и как поморщился после этого вопроса Хиддлстон.

— В данный момент не хочу распространяться об этом, но могу рассказать несколько историй из прошлого, — он улыбнулся, и я ощутила, как начинаю бледнеть. — В молодости у меня была девушка, и это были одни из самых длинных отношений в моей жизни. Однако в один момент нас разъединила стажировка, которая могла повлиять на всю мою карьеру, а она требовала, чтобы я остался в Лондоне — в тот день у неё должен был состояться свой дебют на концерте. Естественно, я остался, решив совершить романтический поступок.

Том снова улыбался, погружаясь в воспоминания. Это его приятная черта как человека — не просто давать в интервью, а уходить в него с головой, как если бы это был всего лишь обычный разговор. Но в нашем случае, пожалуй…

Я заёрзала на месте, так и чувствуя, что-то ли бледнею, то ли краснею, а дыхание не может восстановить в привычный ритм.

— Я знал, что она очень любит мороженое, — продолжал Хиддлстон, и в тот момент его взгляд остановился на мне. Я вздрогнула. Вспомнился мой любимый Лондон, который отныне я вижу каждый день. Вспомнились первые дни, проведённые здесь с Томом. И ларёк с мороженым, на который мы случайно наткнулись. И почему я тогда удивилась, что и в Великобритании продают мороженое на улице? — Когда она уже считала, что мой самолёт улетел, я подбежал к ней сзади, тихонько схватив за плечи, и произнёс: — Ванильное или шоколадное?.. Пожалуй, это был самый романтичный поступок в моей жизни, но она так испугалась, что подобной романтики я решил отныне не придерживаться.

Актёр продолжал рассказывать. И тут я заметила, как Гленн, подмигнув мне, в обнимку с папкой, кивнул нам обоим и вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Том снова повернулся ко мне и негромко заговорил:

— Кристи, прости меня, я очень…

— Нет, тебе не за что извиняться, — я пожала плечами, стараясь, как могла, скрывать горечь в своём голосе.

— Порой меня посещают философские минуты, когда я задумываюсь над смыслом жизни. И тогда мне кажется, что я не для этого мира, ведь, сколько я ни пытаюсь…

— Простите ещё раз, — голова начальника, а вслед за ней — и он сам — вновь появились в дверном проёме. Он жизнерадостно улыбался. А вот я молчала. И к моей горечи примешивалось любопытство того, что хотел сказать мне Том. Но ни одного вопроса при этом не приходило в голову. Я перевела растерянный взгляд на Хиддлстона, так и чувствуя, как Гленн примостился позади меня, явно с хмурым выражением лица, сложив руки на груди. И вдруг Том улыбнулся.

— Да, по поводу вашего вопроса, — он положил руку на ногу и сложил ладони вместе, будто приготовившись к дружеской беседе. — Песни и танцы — пожалуй, моё всё, даже перед публикой. А ещё мне очень нравится пародировать знаменитостей. Кажется, это началось ещё с самого детства…

Я облегчённо выдохнула, когда Гленн снова покинул кабинет. Том улыбался, но тут же посерьезнел и снова немного наклонился в мою сторону.

— Пожалуйста, Том, давай не будем об этом, — взмолилась я, ощущая, как только что высохшие в районе глаз слёзы норовят вот-вот вырваться. — Кругом твои фотографии и фильмы, и… И когда ты уйдёшь, я уже не смогу подняться.

Я говорила серьёзно, но читала в его глазах некое скрытое сомнение. И только позже до меня дошло, что я говорила совершенно как Хью Грант из «Ноттинг Хилла», даже не осознавая того.

— Скажи мне только одно, — прервал он меня. — Ты счастлива?

Паоло. Вечно улыбающийся парень со светло-русыми волосами. У него смеющиеся синие глаза, тёмные ресницы, и, когда он улыбается, на его немного румяных щеках мгновенно появляются ямочки. Наши встречи и наши вечера в Лондоне я не забуду уже никогда, как бы ни хотела. А однажды у него даже хватило смелости — хоть и ненадолго — запечатлеть поцелуй на моих губах.

Я кивнула. Это было так неуверенно и мгновенно, что я сама не в первую минуту поняла, что сделала. Том закивал каким-то своим мыслям и наконец произнёс:

— И я тоже счастлив.

Он долго молчал, точно обдумывая что-то, глядел в одну точку, проводя пальцем по своим губам, но всё не решался заговорить. Внезапно раздался его тихий, но внятный голос. Я, наверное, его никогда не забуду:

«Live as you do

Lead by your licky star

Under the tent of fern, if there´s any…»

Есенин! Меня осенило с первых же строк, и я сначала засмеялась, а потом быстро смолкла. Том смотрел на меня, должно быть, наблюдая за моей реакцией, а потом тоже улыбнулся. «Он выучил», — металась мысль в моей голове, не дававшая мне покоя. Я усмехнулась. А я ведь тоже кое-что узнала за это время.

Услышав Шекспира в оригинале из моих уст, мужчина замер, точно не веря своим ушам, и затем улыбка снова мелькнула на его лице. Он внезапно запел «Моё сердце», и я, внезапно для себя, подхватила. Мы долго смеялись. И вспоминали вечера на Арбате и Воздвиженке.

— А помнишь Hippodrome Casino?

— Ты показывал мне, как глупо иногда ведут себя лондонцы, когда играют и проигрывают в казино! — я усмехнулась.

— Ты не хотела пускать меня туда, потому что думала, что я вновь пристрастился к картам, — с улыбкой кивал Том.

— Как сейчас твоё положение? — я еле-еле заставила себя перестать весело и громко смеяться. Он немного помрачнел, но улыбнулся.

— Потихоньку. Я надеюсь… Я думаю, я заведу семью, и сплетни в шоу-бизнесе понемногу улягутся. А потом карьеру и вовсе придётся прекращать.

Прежнее чувство снова посетило меня. Я посмотрела на листок с вопросами, но на нём всё также были накрошены три глупые фразы, которые не следовало задавать даже самому незначительному спортсмену.

— Семью, конечно, — кажется, я случайно произнесла это вслух и, чтобы как-то загладить воцарившееся молчание, слабо улыбнулась и часто закивала. Том неуверенно улыбнулся в ответ.

— Она потрясающая. Если бы ты знала её…

— Верю.

Мы помолчали. Мои руки мёртвой хваткой сжались на диктофоне. Он показывал, что запись идёт уже около часа. Если сильно затянем, спрос с меня будет уже со стороны Гленна.

— Что ж, — я улыбнулась, всеми силами набрасывая на себя не только вид, но и тон — такие, чтобы было ясно, что разговор закончен. — Спасибо, мистер Хиддлстон, что уделили нам минутку. Куда вам удобнее будет прислать статью на согласование?

— Моему агенту, пожалуйста, — немного растерянно произнёс Том, но затем, кашлянув, будто бы пришёл в себя и протянул мне телефон с номером Люка Уиндзора. Трясущимися пальцами я забила его в контакты, а в голове разворачивался самый настоящий шторм от вопросов, которые, хотя и не были связаны с интервью, разрывали меня со всех сторон.

— Я же говорил, что ты будешь прекрасным журналистом, Кристи? — поднявшись, спросил Том. Улыбка появилась на его лице. Мне захотелось запечатлеть её. Зарисовать. Запомнить. Чтобы в самые ненастные минуты жизни смотреть на неё и вспоминать лето, которое было в моей жизни, но так резко сменилось осенью или, точнее говоря, британской зимой. Актёр протянул мне руку, но, не успела я её пожать, коснулся губами тыльной стороной ладони, и приятный запах мужского одеколона со всех сторон полился на меня, дурманя и навевая воспоминания.

— Встреча на площади у ГУМа. Может, это мне приснилось?..

И вновь я сказала то, о чём думала, вслух. Снисходительная улыбка пробежала по губам Хиддлстона, когда он поправлял от образовавшихся складок свой пиджак.

— Тогда, надеюсь, это был замечательный сон.

Мы молчали, глядя друг на друга, кажется, так и не решаясь ни проститься, ни разойтись. Но моё время поджимало. И я прекрасно понимала, что и его ждут свои дела. Хиддлстон вновь протянул руку, которую я надеялась на сей раз уже пожать, но он резко притянул меня к себе, вызывая мурашки по всему моему телу, что-то быстро сказал, приобнял, но так, будто боясь отпускать, и улыбнулся:

— Не теряйся.

Я ведь совершенно забыла его! Или только думала, что забыла… Его дружеское подмигивание сказало мне об обратном, когда он после этого поворачивался к двери.

— На связи.

Я испугалась собственного голоса — такой он был холодный и незнакомый. Диктофон задрожал в крепко зажатой руке, а силуэт мужчины в тёмно-синем костюме, между тем, исчез за дверью, оставляя меня наедине с осознанием того, что жизнь больше не будет прежней.