Сова (СИ) [Forzill] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
====== Ну а что же теперь? ======
«Но всю жизнь, неосознанно и хаотично, они искали друг друга…Как бы там ни было, они никогда не встретились. И, возможно, это даже к лучшему, потому что от их любви взорвалось бы Солнце…»
Чья-то аккуратная рука цепляет книгу.
— Что это ты читаешь? Снова сказки? Вечно любовь — и вечно роковая! Ищут — не находят — рыдают, находят — кидаются под Аваду. Сколько тебе вообще лет?
Круглолицая девочка с нежно-вздернутым носом и густыми растрепанными волосами цвета спелого каштана задумывается… Как бы сбить маму с толку, чтобы она отвлеклась от книги, которой в доме быть не должно – магловская.
— Если в минутах, то это примерно… ну чуть меньше пяти миллионов, — наконец говорит она.
Мама морщится.
— Девочке твоего возраста и положения надо уже читать учебники и фамильные свитки. Завтра ведь в Хогвартс ехать! А у тебя все фантазии. И любовь… да подожди хоть до полных пяти миллионов. А сейчас пора спать!
— Да я уже, в общем, сплю, — признается Мари и, предусмотрительно положив под подушку книжку, ныряет под одеяло…
Мама выключает свет. Слышно, как она топчется в дверях – резво постукивают каблучки по дубовому полу, но все никак не уйдет.
— Знаешь, в чем дефект твоей логики, совенок? — внезапно спрашивает она. — Тебе кажется, что что-то хорошее может не произойти, если войти не в ту дверь, или чуть задержаться, или сказать «привет!» не тому человеку. Это ошибка. События вытекают из нас самих. На поезд судьбы нельзя опоздать.
— Можно пустить его под откос.
— Это запросто. Но опоздать нельзя. Так что эти твои два гномика просто сами хотели быть несчастными, — говорит Мама.
Дверь закрывается…
На поезд судьбы нельзя опоздать… А вот на Хогвартс Экспресс можно!
Мари подскочила как от кошмара. Все было сном. Мама умерла давно, а под подушкой был припрятан всего лишь «Хоббит», никакой не роман. А вот то, что ей сегодня в Хогвартс – было правдой. Да! Сегодня она отправится в Хогвартс. Увидится там с Драко, дорогим другом раннего детства. Увидися в школе, а не за завтраком или на заднем дворе, подумать только! Ее род – Сарвон старый и аристократичный, так же как Малфои. Мари и Драко выросли вместе, а теперь вот будут и учиться вместе – на Слизерине, лучшем волшебном факультете, как и все в семье. Мари даже зажмурилась от удовольствия. Эйдан в этом году будет на 5 курсе – тоже на Слизерине. А Марк учится в Дурмстанге по настоянию отца…
Гастон любил своих детей – старшего Эйдана, Марка и Мари, но никогда не отличался мягкостью и любвеобильностью. Добрый Отец или злой, Мари до сих пор не разобралась. Но одно она знала наверняка: он папа. Папа нервный, папа быстрый, папа стремительный. Выпаливает десять слов в секунду. И может укачивать на руках всю ночь, пока ты болеешь, а может наказать так, что даже от гордости не сдержишь слезы.
Сейчас же Гастон что-то кричал, про то, что они уже опаздывают, морщина между его бровями редко подрагивала..
Проснуться Мари с утра всегда было сложно, впрочем так же сложно, как и лечь спать вечером. Девочка могла играть или читать до поздней ночи, а иногда и не ложиться до рассвета. За такой образ жизни мама раньше и называла дочь «Совой». Поэтому….
— Да-да! Уже! — сказала Мари бодрым голосом, она уже давно знала – чтобы тебе поверили, голос должен быть уверенным и, по возможности, ответственным….. — Выключите сон! Я его завтра досмотрю!
Но если Отца проведешь, то в дверях тут же появляется Эйдан.
— Мари, глаза! Ага! Отлично! Теперь встань и сделай три шага к двери.
Вместо трех шагов Мари пытается сделать два. После двух шагов еще можно опрокинуться назад и вновь рухнуть на одеяло.
— Три шага! — повторяет брат, он тоже знает эти ее фокусы.
Она делает еще шаг. Незримая пуповина, связывающая ее с кроватью, обрывается.
— Ждем тебя завтракать. Кстати, ты муху кормила? — ехидно спрашивает Эйдан.
Муха живет у Мари в старинной вазе, прикрытой старой барахлящей мантией-невидимкой, найденной на чердаке – это их секрет, ее и братьев. Мари так просила сову, кота или жабу, но отец никогда бы не позволил животное в родовом поместье – старом мрачном замке, который дождливыми днями издали напоминал эшафот. Тогда Эйдан и словил ей муху, тайком притянув ее манящими чарами.
Мари качает головой.
— Муха страдает. Тоже хочет свободы от родительской опеки, — говорит она.
— Какая может быть свобода от родительской опеки, когда ты даже муху накормить не в состоянии?
Эйдан исчезает. Мари кривит ему вслед гримасу номер восемь, которая отличается от гримасы номер семь более высоким поднятием бровей и «надувательством щек». И напрасно, ведь брат снова появляется в проеме.
— Сестренка, ты сегодня ты едешь в Хогвартс, так что, обещаю, все поменяется – по поводу Отца... не вешай нос! — Подмигивает он ей и победно заканчивает. — А муху все же покорми!
От поезда шли клубы дыма и поднимались в небо, словно пар от гигантского чайника. На платформе 9 и ¾ всегда было много людей – родители прощались с детьми. От своего же отца Мари услышала только просьбу вести себя подобающе и не позорить семью.
— Не бойся, папа, я присмотрю за ней. – Эйдан сказал это строго и холодно, но подмигнул сестре.
— Я надеюсь. На Рождество останетесь в школе. Я уеду в Париж, возможно вместе с Люциусом (помните Люциуса?) по делу, которое может принести много пользы. И, если мне не придет ни одного сыча или, не дай Мерлин, громовещателя как в прошлом году, от профессора Снейпа, то как знать… Кажется я видел на витринах новые Нимбусы.
Мари чуть не запищала от счастья! Она, конечно, понимала, что Нимбус обещали не ей, ведь ей еще рано было летать, но от одной мысли о такой близкой заветной полированной красавице с витрин магазинов и обложек журналов, накатило воодушевление.
Гулкий протяжный звук свистка означал отправление поезда. Все заторопились в вагон, громко толкаясь и гремя своим багажом. Мари с братом нашли купе, где уже перешептывались два лучших друга Эйдана. Девочка им улыбнулась, а когда заходила, споткнулась, что было для всех вовсе не неожиданностью.
— Мари! – улыбнулся ей высокий мальчик с широкими глазами и словно литыми, блестящими волосами. Девочка сразу узнала Алекса Дюри. — Первый раз в Хогвартс. Как настроение? Теперь тебе придется терпеть неразумного братца еще и в школе.
— Заткнись, Ал! Это тебя она теперь будет видеть слишком часто — Эйдан пытался положить чехол с гитарой на полку. Со второй попытки получилось, на гитаре он играл неплохо, хотя и не замечательно, зато очень эмоционально – все его девушки влюблялись в него только за это. Хотя он говорил так: «Это потому что они не могут устоять перед моим обаянием»
Алекс засмеялся. Про слизеринцев обычно думают, что они злые и подлые. Конечно, попадаются и такие. Но брат и его друг были добрые и смешные. Хаффлпафец Седрик – второй лучший друг Эйдана, смотрел на них насмешливо, Мари про себя отметила, что он всегда так смотрит на друзей когда хочет назвать их «Идиоты». Алекса и Седрика Мари знала хорошо. Они часто приезжали погостить на каникулы.
Поезд приближался к Хогвартсу, все весело болтали.
— Мари, а Эйдан уже научил тебя играть на гитаре? – девочка всегда любила смотреть, как играет брат и просила его научить ее, но тот только обещал, о чем неустанно напоминали ему друзья. Вот и Седрик завадал свой вопрос серьезно, а глаза его задорно блестели.
— Нет… – раздался дружный хохот. – В этом году. Обещаю. Теперь-то время будет.. — Но друзья все равно смеялись.
После того, как проехала тележка с едой, в купе зашел Драко Малфой, крайне чем то разозленный, словно нахохлившийся птенец. Мари не любила, когда у ее друга плохое настроение, но встретила его с улыбкой – далее последовал рассказ о неудачной попытке стать приятелями с Гарри Поттером, строгие расспросы и пожелания благ родственникам, которых требовал этикет, споры о преимуществах Нимбус 2000 и перетягивание Леденцов-тянучек, которые купила Мари. Так компания и добралась до замка.
Хогвартс был очень большим и красивым, как и рассказывал брат. Он величественно возвышался как будто из самой середины озера своими острыми башнями и по домашнему мило светился узкими прорезями окон. Внутри их встретила элегантная и сухая профессор МакГонагалл – декан Гриффиндора, она медленно и торжественно проводила первокурсников в большой зал. Церемония началась.
— Сарвон, Мари.
Девочка села на табурет. Шляпа была ей ужасно велика и упала до самого носа. Так и должно быть? Или нет? О боже, а если нет… Миллионы мыслей роились в голове Мари. Она не могла этого заметить, но Драко внимательно наблюдал за процессом. Шляпа заговорила, в голове заскрежетал неприятный голосок — об этом брат не предупреждал. Сама идея разговаривать со шляпой казалась Мари абсурдной.
— Сарвон… Еще один представитель чистокровного рода, я бы отправила тебя в Слизерин .… Но раз уж не судьба, то не судьба... О, это будет нечто… ГРИФФИНДОР!
Тишина. В зале стояла глухая тишина. Слизеринский стол, уже готовый чинно аплодировать, застыл в недоумении, словно подавившись. МакГоногал сняла с нее шляпу. Вот чего, а таких огромных глаз у Драко Мари больше ни до этого не после не видела. Эта была высшая степень удивления, на которую видимо способен ее друг. Со слизеринского стола на нее смотрел старший брат, у которого вообще приоткрылся от удивления рот, но он быстро взял себя в руки и улыбнулся сестре.
— Что ж, Гриффиндор! — нервно поторопила профессор Макгонагалл, одарив девочку мельком одобрительным взглядом из под стеклышек очков.
Мари встала с табурета и ощутила, как ноги сами несут ее в сторону слизеринского стола – обнять брата, уткнуться в его широкую грудь, а там уже дальше разберутся, что случилось, какая ошибка произошла со шляпой (может, и правда, не должна была она падать до самого носа?)… Девочка уже сделала первый шаг, когда.
— Давай сюда, к нам! Не валяй дурака! Меня и так все валяют! – Тут весь стол ее факультета взорвался приветственным шумом.
И она поняла – пути назад для нее не предусмотрели. Совершенно обескураженная Мари села рядом с какими-то одинаковыми рыжими, при этом споткнувшись и больно ударившись коленкой об скамейку.
— Привет первокурсникам. Я – Джордж Уизли, а это Фред – мой брат – мальчики широко улыбались, во все свои зубы...
А вот ей было не до улыбок. Шляпа. Какая-то шляпа решила ее судьбу на ближайшие семь лет. А что скажет отец, подумать страшно…
Еще одного Уизли, кажется Рона отправил на Гриффиндор. Это было нормально. Поттер. Гриффиндор. Тоже нормально.
А вот Сарвон на Гриффиндоре это совершенно ненормально. Отец рассказывал, что так было с одним из Блэков – Сириусом. Но так он и сидит за убийство, как и его Кузина Беллатрис...
Какая-то девочка напротив, с пышными торчащими во все стороны волосами уже пожимала ее руку, знакомясь и предлагая дружить, и параллельно обсуждала что-то со старостой. Который, Мари застонала, как на зло тоже оказался рыжим.
«терпения мне...терпения»
Это единственное, о чем сейчас думала Мари.
А ее брат тем временем думал о том, как бы отец не гневался. Сам он не думал что поступление его сестры на Гриффиндор – это катастрофа, скорее маленькая неурядица. А вот отцу этого не докажешь. Это была первая проблема. А вторая сложнее. Как думал Эйдан, на Слизерине он бы смог за ней присмотреть. Ну а что же теперь?
====== Наши близкие всегда рядом ======
Утро. Утро это дело сложное. Особенно для неподготовленного организма. А Мари и была этим самым организмом. Поэтому проснувшись утром не сразу поняла, по какому поводу кричит какая-то Гермиона, во всяком случае, так ее называли Лаванда и Парвати. Они еще вечером напали на Мари с вопросами. Так вот, что Гермиона кричит на нее, Мари поняла не сразу. Тихо ругаясь она все-таки встала и оделась. Уже в Большем зале ее нагнал брат.
— Доброе утро! Ну как? Все нормально?
— Ты еще спрашиваешь…
— Да ладно… Привыкнешь.
Вот в этом он был не прав. Ведь он не подводил семью.. К чему, а к косым взглядам в основном от слизеринского стола, привыкнуть сложно.
В ужасном расположении духа девочка села за стол. Напротив вновь сидели те самые одинаковые рыжие.
— Доброе утро! Не выспалась? – Фред…или Джордж… Как их различать-то? В общем рыжий прям лучился от счастья.
— Ага, спасибо, не очень… – ответила она, ковыряя в тарелке.
Тем временем его брат вдруг неожиданно чирикнул и начал клевать овсянку.
— У вас тут все такие странные? — спросила Мари, смотря во все глаза на близнеца.
— Что ты имеешь в виду? Мы тут самые обычные, — сказал Фред и покрылся перьями.
У Мари отвисла челюсть.
— Не обращай внимания! Со Фредом и Джоджем всегда так, они хотят изобрести конфеты, которые превратят тебя на пару минут в огромную канарейку — сказал сидевший рядом с ними улыбчивый мальчик.
— Зачем?
— Зачем — не гриффиндорское слово. Гриффиндорские слова или «надо», или «по приколу».
Симус тем временем передал ей расписание уроков. Вот он…Первый день в школе.
На первом уроке зельеварения Снейп прицепился к Поттеру про безоары и еще что-то. Гарри не знал ни одного ответа. Зато Гермиона Грейнджер буквально подпрыгивала от нетерпения ответить. И откуда она все знает, родители ведь магглы?
Самой большой напастью стал внезапный и далеко не самый радужный разговор с Драко в пятницу после ужина, в одном из местных предательски длинных коридоров. Мари случайно, как она пыталась себя убедить, встретила Драко. С решимостью узнать, что, собственно, происходит, а именно – почему он ее игнорирует. Ответ поразил.
- Грифиндор и Слизерин не дружат! – голос Драко немного дрожал, но был резок, как всегда у его отца.
В тот момент Мари впервые действительно пожалела, что попала не на тот факультет. Впервые поняла, что означает не надеть в нужный момент мантию с серебристо-зеленой нашивкой. Реально осознала желание сидеть за одним столом вместе со своим другом, братом и его друзьями, весело болтать с ними после уроков в гостиной – сырой и мрачной с зеленоватым светом. Но чем же хуже уютная гриффиндорская? Неужели это имеет настолько большое значение?
На глазах выступили слезы.
- Тогда… мне это больше не нужно...с этими словами она сняла медальон, подаренный ей когда-то Драко. Красивый, но невычурный, простой и очень старый. С надписью на латыни «nostri amores sunt semper claudere», что в переводе значит «наши близкие всегда рядом» Вранье. Проходя мимо она вложила медальон в его автоматически протянутую руку.
Драко тоже выглядел не так надменно и хладнокровно, как вначале разговора. В холодных глазах было поражение. Хоть маленькое, но утешение. Было приятно думать, что ему хоть на сотую так же больно.
Это был их последний нормальный разговор за несколько лет. Последний разговор без насмешки и издевательства, без желания оскорбить или насолить друг другу. Идя в свою гостиную, гостиную Грифиндора, Мари думала только о том, что нужно дописать сочинение по заклинаниям. Ну, точнее она пыталась об этом думать. В голову упорно лезли воспоминания из детства. Теперь такого далекого. Драко всегда был частью ее жизни. И что делать лишившись этой части, она просто не знала. Конечно, он остался этой частью. Но теперь совсем маленькой. Просто одноклассник... Как Паркинсон.
====== Хочешь с нами? ======
Шло время, своим обычным чередом. Жизнь стала налаживаться, насколько это возможно. Гарри, Рон и Гермиона после поражения тролля на Хэллоуин стали неразлучными друзьями, Мари их называла просто «троица». Девочка подружилась с Гермионой, благодаря ей с Гарри и Роном, они частенько ходили вчетвером и Мари чувствовала счастье и небольшое облегчение. С учебой тоже складывалось лучше некуда. Как-то удавалось держаться на достаточно высоком уровне и без особых усилий. И это не давало покоя Гермионе.
- Но ты ведь можешь учиться намного лучше, нужно только приложить больше усилий! – в один вечер, сидя за домашним задание она опять пыталась вразумить Мари – У тебя ведь все так хорошо получается, неужели….
- Гермиона, до тебя мне все равно далеко, сколько усилий бы я не приложила. А раз «все так хорошо получается», то зачем? И вообще академическое будущее – это не мое. – девочка в этот момент, высунув язык, пыталась повторить набор аккордов и нот, показанных братом. – Ты лучше скажи, как ваши успехи по поиску информации о Николесе Фламеле?
- Довольно уныло. Я хочу составить список книг, в которых еще можно посмотреть, Гарри и Рону на каникулы. И ты, кстати, можешь к ним присоединиться.
- Спасибо, конечно, за такое прелестное предложение, очень сложно отказать…однако, я попробую. – она задорно улыбнулась.
Гермиона посмотрела на нее фирменным поучительно осуждающим взглядом, но тоже улыбнулась. Потом подошли Гарри и Рон и все трое начали обсуждать, что же они пропустили. Идея провести каникулы в библиотеке, как и ожидала Мари, ни Гарри ни Рона не вдохновила, особенно Рона.
Уже было за полночь и все медленно расходились спать. Гермиона, ушедшая последней, даже не стала поучать Мари, что «ночью нужно спать», а просто сказала свое машинальное «Спокойной ночи, долго не засиживайся.» Девочка все еще мучилась с гитарой, хотя за месяц успехи были большие, но не так как ей хотелось бы самой. С лестницы, которая вела к спальням мальчиков, послышались быстрые шаги и приглушенный смех. В гостиную с лестницы, что называется выпали, Фред и Джордж.
- Ой… – оба были удивлены.
- Ага, и вам того же… – не отвлекаясь от гитары ответила Мари. Первым в себя пришел Фред.
- А мы… Мы не думали, что тут кто-то еще будет в это время…
- Ну так этот «кто-то» довольно часто бывает тут даже в это время, видимо, мы просто еще не пересекались. Ладно. А вы собственно куда? Хотя, нет. Не так. Вы собственно туда зачем?
- И откуда ты знаешь, что мы собрались что-то делать? – один из близнецов скорчил гримассу невинного удивления.
- Фред, ну мы вроде как три месяца знакомы…
- А откуда ты знаешь, что он именно Фред? – Джордж был уже в настоящем замешательстве.
- Хочешь сказать это не так? – теперь и Мари удивилась.
Она сидела в пол оборота на клетчатом диване у камина, снизу вверх смотря на них.
- Так. Но просто – как ты нас отличаешь?
- Да никак. Наугад говорю и все. – девочка откинулась на спинку.
- Серьезно?- этот вопрос братья задали одновременно. И оба с выражением крайней задумчивости и на лице и в голосе. Задумчивость их получилась весьма глупая..
- Нет. Ну, так что вы задумали?
Это их отвлекло. И они хитро заулыбались.
- Ну. скоро начинаются каникулы- у Фреда щеки чуть ли не светились, а улыбка Джорджа притянулась на опасную близость к его ушам. – А кошка Филча нам изрядно подпортила настроение еще в октябре.
- И вы решили ее покрасить? – девочка подняла брови, смотря на пятна краски на руках близнецов.
- Вообще-то нет… – Джордж задумался, а Фред начал быстро тереть руки об уголок мантии – Но это тоже прекрасная идея! закончил он.
– Ну, мы пошли.
Уже у портрета Фред вдруг обернулся: – Хочешь с нами? – оба задорно улыбались. Через пол часа в одном из пустых кабинетов на первом этаже, как раз недалеко от кабинета Филча, зашел спор. А в какой собственно цвет красить? Еще десять минут и было решено. Так еще три дня перед каникулами любимое животное завхоза Миссис Норис проходила в оранжево-бирюзовую полоску, под общий хохот, распугивая всех мышей и первокурсников. Увидев такое зрелище в первый день Гарри и Рон засмеялись, а Гермиона косо посмотрела на Мари и близнецов. Эйдан уехал на Рождественские каникулы с Алексом домой к Седрику. Как они говорили «Готовиться к сдаче экзаменов на СОВУ». Конечно, Мари не поверила...
Так вот с близнецами у Мари установились довольно теплые дружеские отношения, с их другом Ли Джорданом тоже. Им нравились ее задумки, особенно они любили выуживать у нее идеи для проделок над Слизеринцами, а ей нравилось, что в очередной раз, когда она споткнется, кто-нибудь из них случайно оказывался рядом, не давая ушибиться, разбиться, что-нибудь сломать. Ведь та ночная вылазка под кодовым названием «Новый коллер Миссис Норис» была далеко не последней. А Мари постоянно что-то роняла, спотыкалась, падала или что-то «не замечала». Например, рыцарские доспехи, или вазу. Поэтому шума от нее было всегда много. А на очередное «Мари! Потише!» Только невинно смотрела на всех и потирала ушибленное место, Ли, Фред и Джордж уже привыкли, что когда она так делает, долго злиться невозможно, и быстро ее прощали. Потому что, даже если очередная ночная вылазка не удавалась, и появлялся Филч, или Пивз, или даже кто-то из учителей, все заканчивалось удачно – ведь все заговорщики быстро бегали. За ночной образ жизни Фред и Джордж называли Мари «Совой», она не обижалась, о маме это напоминало только сначала, потом же девочка привыкла. Ведь конечно, имя себя полностью оправдывало, и просыпаться с утра было самым нелюбимым процессом. Роль «будильника» взяла на себя Гермиона – ее утренний праведный крик с утра и мертвого поднимет… Но Мари-то не мертвая. Поэтому на нее это действовало не всегда.
Иногда Гермионе приходилось прибегать к тяжелым методам, например заклинание пробуждения. Только она сама потом об этом жалела. Мари бездумно носилась по школе – энергичная, словно маленький ниффлер, и Гермионе в течении всего дня приходилось терпеть прекрасное настроение подруги, а вечером тащить ее, посапывающую, с урока истории магии.
В остальном же Мари была счастлива и почти перестала думать о своей неудавшейся учебе на Слизерине. Учеба шла в меру хорошо, пытаясь поднять в воздух какой-то предмет, Мари могла одновременно напевать какую-то песенку, слушать друзей, и стараться быть дальше от Симуса. Ведь когда они были вместе, непременно что-то взрывалось.
Даже в кабинете Снейпа все было явно неплохо. Мари удавались все зелья. Не так хорошо, как Гермионе, но все же, если Мари ничего не роняла, не разбивала или не разливала, то это уже половина успеха. Снейп даже не смотрел в сторону ее котла – снимал злость и раздражение на Гарри или Невилле. Между Снейпом и Поттером еще с первого урока установилась взаимная неприязнь. Так что – все привыкли. Все довольны… Почти всегда.
А вот профессор МакГонагалл была не очень довольна. Она все еще не могла смириться, что ей досталась такая ученица, и ладно если просто ученица. Одним словом факт, что Мари была ученицей ее факультета, так еще и спелась с главными хулиганами школы МакГонагалл просто убивал. И она всячески пыталась исправить поведение Мари отработками и наказаниями. А один раз вообще обратилась к Эйдану за помощью – когда во время завтрака в Большом зале несколько вилок сошли с ума и начали гонятся за каждым вошедшим в зал слизеринцем…. Малфой тогда пострадал от сразу двух вилок, преследовавших его. Брат мало чем помог, Эйдан вообще удивлялся безграничной фантазии и большому таланту сестры. Правда, в меньшей степени ему нравился один талант девочки – умение заводить друзей.
Это, конечно, поверхностно, ведь друзьями Мари считала только его друзей и близнецов. Ли Джордан, Уизли, Поттер, Грейнджер были просто знакомыми, но это все пугало брата, ведь ни один из этих людей, точнее их родителей, не мог похвастаться хоть каким-то уважением отца. Значит, Мари ждали еще большие неприятности.
Так учебный год подходил к концу.
Комментарий к Хочешь с нами? Извини, дорогой читатель,что события развиваются так быстро, но это все ведь скорее предыстория. Основные приключения для Мари начнутся на 3 курсе и дальше-дальше-двльше. Доползти бы..
====== Конец года ======
Конец года был достаточно бурный на события.
Экзамены.
Все нервные, носятся с конспектами, пытаясь что-то доучить, засыпая равенкловцев вопросами. Те, кстати, как известно, нервничали больше всех.
Но, казалось, больше них с ума сходит Гермиона, она пребывала в полной уверенности, что провалит все экзамены, но после скептичных взглядов Гарри и Рона, согласилась, что не права – и провалит она всего половину. Мальчики только вздохнули и промолчали. Больше Гермионы нервничал только Перси. Ему предстояли экзамены на С.О.В.У.. , поэтому намного чаще наказывал почти неповинных учеников и просто зверел, когда кто-то что-то у него спрашивал. Больше всего из себя его выводили Фред с Джорджем. Заметив интересную реакцию брата на обращения, им вдруг в три раза чаще обычного понадобилась его помощь.
А Гарри все время твердил, что какой-то Философский камень в опасности, и за ним охотится профессор Снейп. Рон и Гермиона всерьез его поддерживали, Мари тоже соглашалась, но это ее волновало крайне мало. Эйдан в последнее время ходил какой-то мрачный. И на все просьбы сестры рассказать причину такого странного поведения только отмахивался: экзамены, мол. Она, ясное дело, не верила, не мог брат себя так вести только из-за экзаменов. Потому что успеваемость по всем предметам у него была прекрасная.
Мари даже написала Марку. Он был всего на два года старше и учился в Дурмстранге, но вдруг, чем-то поможет. Не помог, а только согласился с версией «Экзамены».
После экзаменов случилось нечто. Поттер попал в больничное крыло. Рон и Гермиона собирались его навестить и звали с собой Мари, но та упорно отказывалась, считая себя не таким уж близким другом как Рон или Гермиона. Услышав это, оба оскорбились… и засмеялись, назвав это полным бредом.
-Нет, я понимаю, что ты спелась с Фредом и Джорджем. Но ты все равно с нами. – Рон так говорил, будто это само собой разумеющее, а Гермиона согласно кивала. В больничном крыле, у кровати Поттера, троица рассказала, как все было. Реакция Мари была для них вполне предсказуема.
-Там было столько интересного, а меня не позвали! Да один Пушок чего стоит! Кстати, странное имя для трехголового пса…
Пир по случаю окончания года, тоже не обошелся без интересного поворота. Сначала кубок достался Слизерину, к большой их радости, даже ликованию – только их. Остальные факультеты не очень-то обрадовались. Зато, когда Дамблдор «вдруг» учел последние изменения, а именно начисленные балы «троице» и Невиллу, к огромному удивлению последнего, тут уже радовались, даже Равенклоу и Хаффлпафф. А Слизерин… Если бы взглядом можно было убить – все пали бы жертвами. В первую очередь «троица», Невилл и Дамблдор. А Снейп бы руководил этой расправой. И в его списке на первом месте, как нестранно, была МакГоногал, страшно довольная своим факультетом.
Уже дома, в своей комнате Мари думала, что год прошел на удивление хорошо. А на каникулы домой еще и Марк приехал, что случалось не всегда. Точнее это был второй раз.
Первая встреча с отцом прошла холоднее, чем она предполагала. Гастон явно не оценил поступление дочери на Гриффиндор. Он все еще злился. Поэтому общался с ней крайне холодно, многим хуже обычного. Мари сохраняла абсолютно невозмутимый вид, без каких-либо эмоций, надеясь, что отец оценит такое слизеринское равнодушие.
А вот Марку было скорее смешно.
— Ты уверена, что тебя не подменили в роддоме? — смеялся он, крутя в руках ее факультетский шарф.
— Я сама подменилась. Переползла в соседнюю кровать, перевязала бирочки и притворилась твоей сестрой, — призналась Мари, обнимая его.
— А дежурная медсестра? — прищурился Эйдан.
— Какая еще медсестра? А-а, эта, что ли? В халатике такая? — вспомнила Мари. — Оглушила ее криком.
Марк щурится, вполне это допускает.
— Ну... Вполне логично. Защитная реакция на шок… Ну и где сейчас наша сестра? Настоящая?
— У него все нормально. Это был мальчик. Я переложила его в кювезу к миллионеру. Он сейчас учится в Шармбаттоне на почетную вейлу, лопает на завтрак лягушку и плачет ночами, мечтая о бобах и овсянке.
Все расхохотались.
-Эйдан говорил, что все-таки научил тебя бренчать на гитаре… – пытался и дальше разрядить обстановку Марк.
-Играть! – Эйдан всегда злился, когда брат неуважительно относился к его увлечению.
-Хм… Ну можно и так сказать. Хотя я все равно склоняюсь к первому вариа… – склонялся он к первому варианту, поэтому получил подушкой в лоб, запущенной Эйданом.
-Эй! За что?! – Марк выглядел крайне обиженным.
-Чтоб не умничал. – Эйдан улыбался.
-Жаль. Я-то хотел попросить, чтоб вы сыграли, но если вы не хотите- Он даже встал с дивана, и передал Эйдану гитару.
Эйдан начал играть, потом петь. Голос у него мягкий и приятный, немного низковат. Мари подстроилась под него. А Марк в очередной раз удивился, как гармонично они смотрятся вместе. Он одинаково любил и брата и сестренку. Но когда видел их вместе, не всегда понимал, как они еще не поубивали друг друга. Такие разные… Она живая, добрая, общительная, смешная, с ее неспособностью долго держаться в вертикальном положении. Очень худая, а лицо круглое, но красивая, как мама. Эйдан сильный, заботливый, хитрый, умный, но немного безбашенный. Марк же – от природы добрый, но закаленный в Дурмстранге, хитрый, как брат, да еще и аристократически красивый, был главной гордостью семьи, лучшим образцом старинного рода Сарвон.
- Ладно, ладно…Признаю, у вас неплохо получается!
И все было хорошо. Снова. Дети проводили вместе целым днями, Мари почти и забыла, что последние несколько недель в Хогвартсе Эйдан ходил мрачный и замкнутый.
Пока в один из вполне обычных вечеров, 29 августа, Мари не узнала причину.
- Но он не может отправить тебя в Дурмстранг! Тебе осталось доучиться два года! Какой смысл?! Я понимаю, что Вуд, Перси и Андерсон из Равенклоу изрядно подпортили тебе нервы, но как?! Как ты мог согласиться?! – Мари злилась как никогда. Хотя нет, в пять лет, когда Эйдан подарил ей фарфоровую куклу вместо метлы, она злилась так же. Дарить Мари что-то бьющееся. Нужно ли говорить, что кукла прожила меньше недели.
В общем, ни тогда не сейчас, ребята не ожидали подобной реакции. -А ты! Ты ведь все знал, да?! – И Марку досталось.
- Ну. в общем, да.
- Отлично, я еду с вами!
- Что? Нет. Ты будешь и дальше учиться в Хогвартсе.
Сначала Гастон хотел отправить в Дурмстранг и Мари, но поступление девочки на Гриффиндор испортило все. Какими бы не были цели такого скорого переезда, Мари оказалась за бортом. Отец долго вел длинные многовесные разговоры с Каркаровым, неизменно выходя из кабинета в своем самом холодном расположении духа. Было видно, дочери придется остаться.
– Пожалуйста. Если вы оба уедете. И папа тоже. Где я буду жить? – Здесь. С Амелией. Это наша тетя. По маминой линии. Амелия Гринграсс. Помнишь ее? Она хорошая.
-Ну пожалуйста… Я хочу с вами. – она посмотрела на них умоляющим взглядом. В этот раз фокус не подействовал.
-Я оставлю тебе гитару – ты сможешь дальше учиться играть.
-Без тебя не имеет смысла, что Марк учится черти где, я привыкла, но теперь там же будешь и ты. А я буду здесь. Одна. Без вас обоих.
-Но у тебя ведь прекрасные друзья. Эти рыжие… Они вроде, хмм, забавные.
-Забавные?! А может мне нужны братья, а не друзья! Отлично. Удачи в учебе и всего хорошего. Спокойной ночи.
Уснуть не получилось, что совсем нормально в столь раннее время. Мари сидела на подоконнике, вредная привычка, от которой не удавалось избавиться. Ну вот нравились ей всегда подоконники и все тут. Она чувствовала себя преданной. Сначала Марка отправили учится в Дурмстранг – привыкла. Потом Малфой решил, что «Гриффиндор и Слизерин не дружат» – смирилась, забыла. Теперь и Эйдана не будет. Привыкнет. И просто повторять про себя.. Все не так плохо.
====== Вопилки и прочие неприятности ======
Отец, Эйдан и Марк уехали на следующий день, предварительно отправив Мари в Лондон к мисс Гринграсс через каминную сеть. Тетя встретила ее довольно радушно, сразу попросив, чтобы девочка называла ее просто Амелией. Детей и мужа у нее не было, в отличие от ее старшей сестры Анны, дочь которой Астория, была ровесницей Мари и училась на Слизерине, они даже играли вместе в детстве...
Амелии было 24. Высокая и красивая, она работала на маггловском телевидении. И, наверное, именно поэтому о ней мало упоминали в семье. В Лондоне у нее была большая светлая квартира. И всего за два дня она успела познакомить Мари с маггловским миром.
Девочке, которую с детства воспитывали на ненависти к магглам, было что узнать. Больше всего понравился книжный магазин. С обычными книгами, где картинки не двигались. После долгого просмотра стеллажей была выбрана всего одна книга. Алиса в стране чудес. Сказки Мари очень любила. Но с магловскими решила для начала просто познакомиться. Вдруг это полный бред.
Утром 1 сентября Амелия провожала Мари. И это были недолгие проводы, потому что Мари увидела Фреда и Джорджа и умчалась к ним, пообещав, что напишет и может, приедет на Рождество.
Они нашли пустое купе в конце состава. Мари села возле окна напротив Фреда, рядом Джордж. Джинни, самая младшая в семье напротив него. Она казалась довольно милой.
-О. Так эта та самая Мари? – она улыбнулась.
-Дай угадаю. Они про меня чего-то наговорили? – Мари с подозрением покосилась на близнецов.
-Не правда!...
-Мы говорили только хорошее
-И только правду.
Они сказали, что у тебя обе ноги левые и крыша в свободном полете. покосилась на братьев Джинни, а глаза горели интересом.
-Джинни!!! – в один голос, как это часто бывает.
-Крыша в свободном полете?! – Мари смотрела на них с нескрываемой злостью, но немного наигранной.
-А что? Фред, это ведь не ты предложил подговорить Пивза, чтобы он доставал Филча?
-Нет, Джордж. И думаю, что и не ты.
-Ну а что? Помните, ведь забавно получилось.
Все засмеялись.
Через пару часов зашла Гермиона.
-Привет, ты сестра Рона, Джинни? Приятно познакомится, я Гермиона, к сожалению, с ним учусь. А вы случайно не видели жабу?
-Опять Невилл Тревора где-то оставил?
-Да. А, кстати, где Гарри и Рон?
Где Гарри и Рон стало понятно после пира, в общей гостиной, когда все разошлись спать, кроме троицы и Мари.
-А я тоже хочу покататься на летающем Форде!
- Мари, их могли увидеть!
-Так нас и увидели 7 маглов. Снейп устроил выговор, говорил, что нас исключат. А МакГонагалл и Дамблдор сказали, что это не ему решать.
Гермиона закатила глаза в стиле вас-же-могли-исключить.
-А где сейчас машина? И ей сложно управлять? – Мари так и лучилась воодушевлением.
Гермиона гневно посмотрела на нее.
- А что? Интересно же.
- Ну… Теперь это не получится. Форд угодил в Гремучую иву, выкинул нас с Гарри, а потом укатил в Запретный лес. – ответил Рон.
- А далеко? Может его можно найти?
- Мари! – казалось, что у Гермионы волосы дыбом стали.
- Я просто спросила. – и опять невинный взгляд. Прям ангел.
-Все. Пошли спать. И вы двое тоже. Кстати, Рон, Джинни на Гриффиндор поступила.
Гермиона осуждающе взглянула на друга.
На утро Рон получил вопилку от матери – в тот момент, когда Фред и Джордж рассказывали Мари о спасении Гарри из дома Дурслей. Кажется, даже эти двое не знали, насколько страшна их мать в гневе, хотя постоянно от нее получали.
На первом уроке травологии дети пересаживали Мандрагору. Жуткое растение, даже через наушники было слышно, как это чудо агропромышлености орет. На первом уроке Невилл упал в обморок. Но, как он сам потом говорил, травология ему нравилась. И ведь, действительно, единственный урок, на котором он делал большие успехи.
А вот МакГонагалл не была так счастлива. Обычно катастрофу в классе устраивали Мари, Невилл и Симус. Теперь к ним присоединился и Рон со сломанной палочкой. Все заклинания, даже очень простые, срабатывали довольно интересно.
Нам надо найти Гарри.
-Гермиона, он, наверное, у Локхарта. – сама мысль расстаться с ужином Рону не нравилась.
-Он он не пришел на ужин! А ты что скажешь? – Гермиона обратилась к Мари за поддержкой.
-Я?! А, ну да. Давайте найдем Гарри. – Мари не ела, а ковыряла вилкой в тарелке. Очередная бессонная ночь давала о себе знать. Зато Грэхэму Монтегю, капитану слизеринской команды по квиддичу, повезло еще меньше. Как потом рассказали Фред и Джордж, он его язык на весь день закатался в трубочку. Результат одной маленькой проделки.
Гарри они нашли довольно быстро, в одном из коридоров.
-Вы слышали этот голос? – выглядел он встревожено.
-Довольно странное приветствие, не находишь? – Мари на него посмотрела с укором.
-Я серьезно. Голос. Как будто из стен…
-Гарри, не хочу показаться грубой, но ты случаем умом не тронулся?
-Мари! Ты не можешь не показаться грубой. – Гермиона, видимо, не теряла надежды на ее перевоспитания.
-Так вы не слышали?...
-Нет, Гарри, не слышали… – Рон побледнел.
Гарри рассказывал Рону и Гермионе о том, что слышал тот же голос в кабинете Локхарта, пока все трое не столкнулись с Мари, застывшей посреди коридора. Гермиона уже хотела возмутиться, что нельзя гулять ночами и засыпать на ходу, но потом поняла причину остановки и задумчивого выражения лица подруги. А именно – большими красными буквами на стене было написано «Враги наследника трепещите. Тайная комната снова открыта»
-Это не я. Честно, не я. – сказала Мари, скорее по привычки и от большого удивления.
-Да мы верим… – Гарри рассматривал что-то у стены.
-Ух ты ж! Да тут и труп! – Мари широко улыбалась. Как всегда в напряженной ситуации. Тем более, что это был труп Миссис Норисс.
Тут в коридоре послышались грузные шаги.
- Что вы делаете в коридоре, в такое время?...Моя кошка… Ты убил мою кошку! – по взгляду было понятно, что Филч сам сейчас всех убьет.
Тут, как назло еще подоспели Снейп, Дамблдор и МакГонагалл. Последняя увидев теплую компанию, сразу насторожилась – и не зря. Было видно, как ее глаза опасно округлились, при виде стены. И кошки. Наверное, кошки для нее вообще были больной темой.
По странно сложившейся традиции, троица и Мари сидели около камина.
-Может, стоило Дамблдору рассказать о голосе, который я слышал? – Гарри хмуро смотрел на друзей.
-Нет, Гарри, даже в мире волшебников слышать голоса не совсем нормально. – Гермиона почему-то покосилась на Мари.
- Ну дела. Гарри голоса в стенах слышит. А у меня еще крыша не на месте – вид у Мари был крайне обиженный.
-Ты у нас особый случай. А у Гарри только эта странность.
-И это мне говорит человек, у которого ЗОТИ в расписании сердечками обведено –
Гермиона покраснела. И срочно решила пойти спать. Следующие несколько дней самой обсуждаемой темой была «тайная комната».
====== Свидание Джорджа ======
- А я говорю, после такого она с тобой даже разговаривать не захочет! – послышался голос Фреда из-за портрета.
Уже было довольно поздно и все разошлись спать. Мари сидела на подоконнике за чуть отодвинутой темной шторой, вся ее поза выражала крайнюю сосредоточенность. Девушка пыталась подобрать аккорды на гитаре. Раньше, из-за шума и споров «троицы», это было довольно сложно... На улице дул холодный декабрьский ветер, в гостиной трещал камин – единственный источник света. Но тишиной она наслаждалась недолго, пришли близнецы и, видимо не заметили ее. Фред сел на кресло, перед Мари, а Джордж плюхнулся на стоящий рядом диван.
- Фред, почему? Она же девчонка. А им такое… – активно жестикулируя, Джордж что-то объяснял брату.
- Кхм-кхм. – Мари все-таки решила обратить на себя внимание.
Уизли резко обернулись. Фреду это было особенно неудобно, у него даже шея хрустнула.
- Ты что здесь..?
– Делаю? А вы? – она заинтересованно улыбалась, глаза загорелись азартным огоньком. Мари поставила гитару, облокотив ее на кресло Фреда, и села прямо, спустив ноги с подоконника.
- А ты только на гитаре умеешь или еще на чем-нибудь? – спросил Джордж с крайним выражением интереса, со всех сторон рассматривая инструмент.
- Вы не ответили – девочка переводила взгляд от одного заговорщика на другого.
- Джордж идиот! – первым не выдержал Фред.
- Нет! Я не идиот. Это должно сработать – его брат покосился на Мари как будто пойманный воришка. Ну он и был поймааным воришкой.
- Ох, спасибо, это исчерпывающий ответ
- Дело в том, что ему нравится Элис из Равенкло – он решил пригласить ее в Хогсмид, но собирается сделать это не совсем правильно..
- А именно? – спросила девочка, посмотрев на торжествующее лицо Джорджа.
-Я написал это на открытке и заколдовал так, чтобы она летала за ней и пела. – довольный собой ответил он
- Да, Фред прав. Ты идиот.
- Я же говорил! – братья как будто поменялись местами, торжество теперь отражалось на физиономии Фреда.
- Ой, помолчи.. Ладно. И что вы предлагаете? – Джордж стушевался и на его лице проступило смятение и крайняя степень смущения.
- Подойди и спроси напрямую – в один голос сказали Фред и Мари и удивленно переглянулись.
- Банально – Джордж скептически на них посмотрел.
- Зато сработает. – Мари спрыгнула с подоконника и села ближе к Фреду
- С чего ты так решила?
- Ну потому что… – на самом деле она и понятия не имела
- Потому, что если ты ей нравишься она согласится! А, если проявить лишний энтузиазм, точно откажет – уверенно закончил его брат. Фред был явно убежден в своей правоте.
- Именно это я и хотела сказать – Мари активно качала головой в знак полного согласия.
- Ты же девчонка. И должна хорошо разбираться в таких вещах – Фред смотрел на нее сверху вниз.
- Ну-у…а я и разбираюсь. Я же с тобой согласилась. И не надо на меня так смотреть! – она показала язык близнецам и все весело рассмеялись.
- Ладно, пошли спать – Джордж поднялся с дивана – Фред?
- Да, иди я сейчас. – Фред пересел на место Джорджа, когда тот ушел.
– Эта Элис и впрямь ему так нравится? – Глаза Мари горели неподдельным любопытством.
- Не знаю. Видимо да – Фред казался уставшим.
- Она что, и тебе нравится? – девочка озорно подмигнула.
- Что? С чего ты взяла? – он встрепенулся.
- Не знаю. Показалось. Но ты сейчас думаешь о девушке, которая тебе нравится, да? – Мари бросила наугад, желая продолжить забавляющий ее разговор.
Он очень удивленно на нее посмотрел.
- Значит, я угадала? – девочка широко заулыбалась.
- Нет... Не знаю... Я тоже пойду спать. Спокойной ночи. И ты долго не засиживайся.
Проходя мимо он взлохматил ей волосы. Значит, она все-таки угадала, а ведь и не хотела даже. Ой, интересно, кто это. Опять беря в руки гитару, Мари думала, что надо бы вернуться к этому вопросу.
Мало что понимающая в настроении других людей, Фреда и Джорджа она буквально чувствовала, и не могла не заметить странного поведения.
В субботу утром, в Большом зале, за завтраком Мари обсуждала с Симусом и Невиллом задание Снейпа, когда подошел счастливый Джордж и не очень довольный Фред.
- Она согласилась! – сразу заявил Джордж, садясь напротив Мари.
Невилл и Симус сразу завели свою беседу, не обращая внимания на Уизли и Мари.
- А ты сомневался в этом? – радостно улыбнулась Мари.
- Он меня достал. «А если она не захочет?», «а вдруг я ей не нравлюсь?», «а что если ей Диггори нравится?» – картинно жаловался Фред, садясь рядом с Мари и наливая себе кофе.
- Сам-то не лучше – вспомни, как перед Ангелиной красовался. – - Я перед ней не красовался. – явно смущенный Фред поспешил оправдаться, заметив заинтересованный взгляд Мари.
– И кстати, когда этот – он кивнул на Джорджа – на свидание укатит, ты будешь со мной сочинение для Флитвика писать.
- А ты уверен, что я? Может лучше у Гермионы спросить? – Мари зевнула.
- Мне нужна моральная поддержка, а не нравоучения на целый вечер.- Фред скорчил рожу и оба брата поспешили скрыться.
Джордж, казалось, летел на крыльях любви… Только низко, поэтому налетел на какого-то первокурсника.
Мари решила навестить Гарри, Рона и Гермиону в туалете Плаксы Миртл.
-Ну как успехи? – увидев стоящего спинной к ней Рона спросила она. Он подпрыгнул от неожиданности.
-Ты чего?! Нельзя же так вламываться и пугать!
-Я просто спросила.
-Да, почти закончили. – ответила Гермиона.
-А можно я с вами? – гипнотизируя котел, спросила Мари.
-Ты же двух шагов пройти нормально не можешь. С твоей способностью все сшибать на своем пути, лучше не надо – сказал Гарри.
И слова его сразу же подтвердились. Мари споткнулась о рюкзак Рона.
- Вот об этом я и говорил…
- Рон, не бросай свой рюкзак, где попало!... Чего вы смеетесь? Вот обижусь и уйду! В библиотеку! – Все трое скептически на нее посмотрели.
- Нет, я серьезно. Фред просил его морально поддержать, пока он будет писать сочинение.
- А, мы уже было подумали, что ты за ум возьмешься – голос Рона звучал насмешливо.
Мари гордо развернулась и пошла к выходу.. Фреда в библиотеке еще не было, зато за одним из столиков сидели Диггори и Алекс. К ним Мари и направилась.
-Привет! Чего такие хмурые?
- Мы спорили, кто будет новым ловцом у Равенкло – обаятельно улыбаясь, ответил Седрик.
- Если Барнс, то шансов у них нет. Он летает как олень. – ответил Алекс.
- Не знаю, Ал, я не видела летающих оленей. Хотя нет.. Знаю одного! Эйдан зовут.
Ребята засмеялись.
– А ты бы за кого хотела играть? – заинтересовался Седрик. – С моей способностью сшибать все на своем пути, Вуд разрешит играть только за бладжер.. А вообще, наверное, охотником. Так, ладно, ребята. Меня ждет очень ответственное задание. – Заметив Фреда, ответила она и направилась к нему.
- Ну, как Джордж? – они сели за самый дальний столик у стеллажей с книгами.
- Довольный. У него улыбка с лица не сходила, как у Локхарта. – доставая пергамент, скривился Фред.
- А ты почему мрачный? – она с волнением посмотрела на друга. – Я не мрачный. – он улыбнулся. – Просто… Ну, не привык, что он куда-то уходит один – против воли Мари улыбнулась.
- А какая тема сочинения? – спросила она
- «Призывное заклятие и ограничения его применения» – Читая из учебника, ответил Фред, он начал писать. Мари, прочитав в его учебнике, как призывать предметы к себе, пыталась притянуть книгу со стеллажа – уже на третий раз получилось. С помощью Фреда, комментирующего ее действия, на их столе уже скопилась приличная стопка книг, когда из-за спины послышался противный знакомый голос, растягивающий слова.
- И что же девочка-проблема делает в библиотеке? – Малфой как обычно ухмылялся. – Решила на этот раз спалить еще и библиотеку?
- Малфой, что бы я с удовольствием спалила, так это твою шевелюру.
- О чем это он? Что ты уже подожгла? – заинтересованный взгляд Фреда бегал с Мари на Малфоя.
- Ничего. Малфой, иди куда шел! Я сама очень удивлена встретить тебя здесь, не знала что ты умеешь читать, так что бери книгу, любую, но я советую «Как перестать быть балваном», и иди ее изучай – сказав это она с гордым видом облокотилась локтем на стопку книг, стоящую рядом. Только неожиданно тут же они все упали со стола на пол.
- И что я говорил. – Ухмыляясь еще больше, Малфой все-таки ушел.
- Так что ты подожгла? – Фред заинтересовался.
- Стул Паркинсон на Трасфигурации. Я не специально. – Мари развела руками – Но МакГонагалл сняла 10 баллов.
- И почему меня это не удивляет… – улыбнулся Фред.
Утром в воскресенье, пришло письмо от Эйдана -на Рождество они не приедут. Рассказ Гарри и Рона о том, что Гермиона будет в больнице, пока вся шерсть не сойдет, она слушала через слово, думая, что придется остаться в Хогвартсе, к Амелии она не поедет.. Не получив должного внимания мальчики ушли. Зато рядом на диван плюхнулись Фред и Джордж.
- О чем задумалась? – Джордж выглядел вполне нормально и уже не улыбался так глупо.
- Эйдан не приедет. На Рождество останусь в школе. – грустно ответила она. Ребята переглянулись.
- Мы как раз хотели у тебя спросить…
- Не хотела ли бы ты почтить нас своим почетным визи… – С важным выражением начал Джордж, но Фред его прервал.
- Короче, поедешь на Рождество к нам? Мама давно хочет с тобой познакомится…
- И Билл приедет…
- А Рон и Перси в школе останутся…
- Рон с Гарри…
- А Перси со своей девушкой Пенелопой…
Они ждали ответа и улыбались.
- Ну-у…Если не будет Перси, то конечно. – подмигнула девочка и вся компания рассмеялась. Все было замечательно.
Через неделю они уже ехали в Нору. И пусть Мари не увидит братьев, зато это будет самое весёлое Рождество в её жизни.
====== Настоящие каникулы ======
-Мама, это Мари Сарвон…
-Мы тебе про нее рассказывали…
-И ты захотела с ней познакомиться. – На одном дыхании, перебивая друг друга, проговорили близнецы.
Миссис Уизли действительно хотела познакомиться с подругой своих неугомонных сыновей. Ее радовало то, что ей рассказывали Фред и Джордж, а иногда и Рон. Но фамилия «Сарвон» была наравне с «Блэк», это настараживало. И, как догадывались Артур и Молли, это должна быть дочь Гастона Сарвона – Пожирателя Смерти. Молли ожидала увидеть кого угодно – девочку с розовыми волосами и в полосатых гольфах, высокую и мощную спортсменку или избалованную папину дочку, маленькую надменную аристократку, как младший Малфой, но маленькая ростом, очень худая, с огромными серо-голубыми глазами, которые, казалось, светились, девочка выглядела очень беззащитно и мило. Молли улыбнулась про себя и немного успокоилась..
После ужина в тихом семейном кругу, счастливые, с полными животами, все разошлись по спальням.
-Пошли, я покажу, где ты будешь спать. – , похлопав девочку по плечу, сказала миссис Уизли Мари.
– Это раньше был что-то вроде моего кабинета, но с детьми у меня не осталось свободного времени – Они поднимались по лестнице. – Прости, она маленькая, но… – Глядя на широкую улыбку девочки, она замолчала.
Это была очень маленькая, даже крохотная комнатка. Справа от двери стоял книжный шкаф, с очень старыми пыльными изданиями, кажется, художественной литературы, и вязальных журналов. А на противоположной от двери стене было огромное окно шириной во всю стену, с видом на подъездную дорожку к дому и далекие холмы с речушкой. Подоконник был очень широкий, он, видимо и служил кроватью, от правой стены до левой. Напротив книжного шкафа стоял толстый резной комод для одежды. Медово-деревянный пол, матовые стены, плед на кровати-подоконнике – все это создавало просто невероятный уют! А с привычкой сидеть на подоконниках, и смотреть в окно или читать, девочка была просто счастлива. Комната в ее доме очень отличалась от этой. Огромная с высоким потолком и мраморным полом. Назвать ее «уютной» невозможно.
- Тебе что, нравится?
- Очень! – выдохнула Мари.
Молли была удивлена, что девочка из аристократической чистокровной семьи, выросшая в огромном особняке в богатстве и роскоши, может так обрадоваться маленькой комнатке. Но она была этому рада. Потихоньку она проникалась к девочке расположением .
-Это была моя любимая комната – с ностальгией заметила Молли.
-Тогда может мне не стоит…
-Нет, нет! Что ты, что ты. Рада, что тебе нравится. Ложись спать. А я пойду посмотрю как там Джинни, бедняжка обожглась горячим рагу... – заохала и заторопилась Миссис Уизли.
Мари сидела, подогнув под себя ноги, и рассматривала темный пейзаж за окном. Уже было очень поздно, но уснуть так и не получилось. Девочка решила спуститься вниз, но споткнулась и больно ударилась коленкой. Обиженно потерев ушибленную ногу, она, уже без приключений, зашла на кухню. В ярко освещённой комнате суетилась миссис Уизли...
- Ты почему не спишь? – она всплеснула руками
- Не могу уснуть, пока не пройдусь.
- Мальчики рассказывали, что тебя еще «совой» называют – Молли улыбнулась
- Да – Она тоже улыбнулась. Меня мама так с детства называла. – Миссис Уизли….
- Милая, называй меня просто Молли. – та протирала тарелки.
- Хорошо, Молли, – звучало не привычно, девочка была с детства приучена к строгому домашнему этикету – Вы ведь знали мою маму? Вы всего на несколько лет её старше.
- Да, знала, когда я училась на седьмом, она была на втором курсе. Ты на нее очень похожа – внешне. А по характеру, видимо, совсем другая.…
- Сова, просыпайся! Сова
- Отстань, Фред. – Сонно пробормотала Мари.
- Я Джордж вообще-то.
- Ты тоже отстань!
- Как недружелюбно. Джордж, поднимаем… – Фред озорно улыбался.
- Ладно, я проснула-а… – Она не успела договорить, как оказалась у Фреда на руках.
- Ты такая тощая.
- Положи меня на место. И обещаю, спущусь через 10 минут.
Уже на лестнице она столкнулась с Джорджем и чуть не упала со ступенек.
- Аккуратнее! – Фред успел схватить ее за локоть.
- А мы думали, ты опять уснула. Гермиона нам рассказывала все тонкости и сложности твоего пробуждения. – Ухмыльнулся Джордж. – А вообще мы хотели предупредить…
- Маме ты очень понравилась…
- Папе тоже…
- Но маме все же больше…
- Так что она от тебя не отстанет…
- Смотри не скажи ничего лишнего…
- Например, про разгром в кабинете Флитвика…
- Или как ты котлы взорвала в кабинете Снейпа…
- Или про лицо Перси, когда он увидел, что случилось с его значком…
- Или…
- Я поняла! – Больше этот поток информации она не смогла выдерживать.
- А еще, Билл приехал. Вот ему можно все говорить.
- Он оценит.
За столом уже сидели Джинни, Артур и Билл. Тоже рыжий, худой . Молли накрывала на стол.
- Можно я вам помогу?
- Нет, милая, я сама, садись за стол.
- Привет, я Билл. Хотя, ты и так это знаешь… – Глядя на ухмыляющихся близнецов, он перестал улыбаться. – И что не так?
- Ничего…
- А разве что-то…
- Все, я понял, замолчите. Так это ты перещеголяла моих неугомонных братьев в количестве получаемых наказаний? – он очень открыто улыбался. Мари покосилась на близнецов. У них были невозмутимые лица.
- Да нет. Это по большей части случайно выходит. Случайно уронила в котел баночку сока Буборыста и зелье взорвалось. Или просто споткнулась и…
- Спасибо, мама. – Фред с нажимом поднялся из-за стола.
- Мы пойдем, погуляем. Мари? Джинни?
Вставая, Мари зацепилась за ножку стула. Джордж не дал ей упасть, при этом снисходительно на нее посмотрев. Если бы не они – синяков было бы намного больше.
Дети играли в снежки во дворе, Мари и Джинни объединились против Фреда и Джорджа. Распределение произошло сразу, как только Джордж попал в Джинни, а Мари случайно попала в Фреда. Играли они долго, шутя и смеясь, победу одержали близнецы, потому что к ним присоединился Билл, несмотря на протесты девочек, что так будет не честно.
Мари сидела в комнате Джинни, когда Фред вдруг откуда-то притащил ее гитару.
-Я хочу, чтобы ты научила меня играть! – быстро выпалил он.
Джинни за свою короткую жизнь не помнила, чтобы близнецы хотели чему-то научиться, тем более Фред, тем более на ночь глядя, тем более чему-то усидчивому, а не изготовлению навозных бомб. Поэтому у Джинни не было слов.
-И долго ты об этом думал? – Мари пришла в себя намного быстрее. Она относилась к этой идеи с не меньшим скептицизмом.
-Вот и я сказал, зря он это задумал. – В дверях показался Джордж.
-Я серьезно, хочу научиться чему-то новому. А с такой поддержкой от вас…
-Ты еще расплачься. Ладно. Пойдем. Джинни, минут через пять я вернусь.
Джинни засмеялась, но под обиженным взглядом брата, замолчала.
- Ну, говорите, что вы задумали? – они зашли в ее комнату.
- Ты удивишься, но он абсолютно серьезно. – Кажется, Джордж сам не верил в то, что говорил.
- Ой, да хватит вам. На инструмент, давай учи. – Фред сел на пол, рядом с кроватью-подоконником.
После трех дней почти беспрерывного обучения Фред научился подбирать аккорды, а все попытки Мари объяснить ему про ноты и табулатуры, остались бесполезными. Зато по приезду в Хогвартс Мари сразу объявила Гарри и Рону, что Фред у них теперь музыкант, а значит натура творческая и тонкая, и все шутки на эту тему плохо кончатся для шутника.
- И как у него успехи? – Гарри радовался, что неугомонный Фред хоть чему-то научился. Рон же до сих пор не мог перестать смеяться.
-Довольно неплохо, но, кажется, ему уже надоело. И я все равно не могу понять, с чего вдруг такое желание. Рон, прекрати смеяться! А у вас тут как? Удалось что-нибудь узнать?
-Нет. Если это не Малфой, вариантов у нас больше нет...
Весна в этом году была на удивление ранней. И все было хорошо, если бы не нападение на Колина Криви, а потом и Гермиону. Гарри и Рон ходили словно убитые, школу собрались закрывать, а Снейп ходил злее, чем обычно. Но проблемы для Мари на этом не заканчивались.. Случайно она пролила зелье на мантию Пэнси.
- Рядом с тобой и находиться опасно. От тебя даже отец уехал подальше. – Пэнси противно повизгивала, пока это говорила. Драко ухмыльнулся.
- Так что же ты тут до сих пор делаешь, если я такая опасная? Многие будут счастливы, когда ты смоешься куда подальше.– Мари открыто улыбалась, Гарри и Рон по обе стороны от нее напряглись – они знали, что может значить такая улыбка.
- От тебя даже любимый братец смылся. Кстати, почему же он не приехал? Да ему стыдно за тебя! – Пэнси открыто насмехалась, улыбка сошла с лица Драко, он лишь водил взглядом от одной к другой.
– Древний аристократический род. А посмотри на себя, как ты… – договорить Паркинсон не успела.
Гарри и Рон не успели ее остановить, Мари выхватила палочку. Вспоминая это потом, она не помнила, какое именно заклинание произнесла, но эффект был потрясающий. Мокрая склизкая Паркинсон, с жабьей кожей, длинными зелеными волосами и оленьими рогами. Даже Малфой не смог сдержать смех.
Веселье прервала МакГонагалл:
- 10 балов с Гриффиондора! И, мисс, загляните сегодня к профессору Снейпу.
К наказаниям Мари давно привыкла, но отбывать наказания у Снейпа не назовешь увлекательным, хоть Снейп и относился к ней со снисхождением и не доставал, как Гарри и Невилла. Разнервничавшись, она могла еще что-нибудь учудить, тем самым получив пару дополнительных дней отработок.
- Мисс Сарвон, наши встречи становятся все чаще и все-таки я рад, что вы поступили на Гриффиндор. Хотя раньше, признаться, думал иначе. Можете продолжить то, на чем остановились в прошлый раз, если бы не вы, сам бы я не справился. – На лице Снейпа горел мрачный восторг. Пускай измывается, он видимо еще не в курсе, что случилось с его любимой ученицей.
Рассортировав все рецепты зелий, при этом тихо хихикая, Мари с гордостью вышла из подземелья Снейпа. Рецепты были самые разные, начиная «Для озеленения кожи» и заканчивая «Для вспоминания вчерашнего вечера и ликвидации последствий». Возвращаться в гостиную Мари не хотела и, несмотря на поздний час, решила прогуляться по замку. Благодаря стараниям Фреда и Джорджа карту Мародеров она знала почти наизусть.
- И куда ты так спешишь в неположенное время? – неожиданно зазвенел чей-то голос.
- Седрик! – Мари отшатнулась от него и свалила рыцарские доспехи.
- Всегда срабатывает. – Довольный собой, Седрик помог ей подняться и поставил доспехи, пока Филч не пришел.
- У Эйдана научился?
- Ага. Кстати, он мне написал. На лето не приедет…
- Почему он мне не написал? – девочка была крайне удивлена.
- Не знаю – Седрик задумался. – Но он разрешил тебе поехать на каникулы к Алексу, ну, если ты, конечно, не против.
Мари задумалась.
-Дариус тоже должен приехать. По крайней мере, собирается. И я тоже…
-Подожди. На все каникулы?
-А, ну да. Я не сказал. На все каникулы. Если ты, конечно, не хочешь к тете.
-Ладно, согласна. – Она улыбнулась.
-Ну тогда сейчас иди куда собиралась, а я сделаю вид будто тебя не видел. А я ведь староста. – Седрик улыбался.
Мари давно поняла, что в отсутствие брата его друзья начали опекать ее, но чтобы так... Алекс и Дариус – ребята веселые, хотя и слизеринцы. И дружат с хаффлпаффцем – Седрик тоже хорош. Его вообще все, наверно, любят. Лето должно быть веселым...
Поднимаясь по лестнице, Мари пыталась вспомнить, куда та ведет. Это была маленькая башенка с одной круглой комнатой, большим окном над письменным столом и огромным шкафом. На противоположной от двери стене гобелен изображающий Годрика Гриффиндора и Салазара Слизерина. Мари никогда не видела этих двоих изображенных вместе, на гобелене же они, судя по всему, были еще друзьями.
Небольшой диванчик красного цвета стоял под гобеленом, на полу ковер, с толстым слоем пыли, большое кресло за столом.. Комната была похожа на заброшенный кабинет. Она села в кресло, открыла ящик, в нем какие-то бумаги с чертежами, покрытые пылью. Шкаф явно предназначался для одежды, но ее там не было, а только на верхней полке лежала пара давно забытых фолианта в потрепанных древних переплетах.
Вся комната производила впечатление заброшенности, будто про нее давно все забыли и в целом мало кто знал, но в то же время она была очень уютная, из большого окна вид на озеро. В ней хотелось остаться и работать, корпеть над уроками или просто рисовать.
Вскоре Мари вернулась в гостиную, Гарри и Рона там не было, зато близнецы развлекали Ангелину и Алиссию. Девочка взяла гитару и заняла свое любимое кресло у камина, слева от дивана, настроение было плохое и она сама не знала, что именно послужило причиной. Она провела по струнам – настроены идеально. Она пыталась вспомнить хоть какую-нибудь мелодию, но на ум ничего не шло.
Рядом с лестницей в спальню мальчиков, за одним из столиков сидел Невилл.
- Тебе помочь? – Мари оставила гитару в кресле и подошла к нему.
- А? Нет, спасибо. Это книга по травологии, по-моему, единственный предмет, с которым у меня все хорошо.
-Да ну, не единственный. – Мари попыталась его ободрить. Но под его скептичным взглядом сдалась. – Ну да. Единственный. А ты не видел Гарри и Рона? Или Джинни?
-Нет. После ужина они в гостиную не вернулись.
Где они были, на утро стало ясно. Ну не совсем. Одно было точно ясно. Локхарта отправили в больницу св. Лоскута, с повреждением памяти, то есть вообще без памяти, а Гарри и Рон участвовали в захватывающем приключении, точнее, участвовал по большей части Гарии, Рон же остался в заваленном коридоре вместе с Локхартом.
- Василиск? Это большой змей из сказок? Реддл? Наследник Слизерина? Но такой семьи нет. – Мари была немного огорчена, что и в это раз она пропустила все интересное.
-Да, потому что это фамилия его отца маггла.
- Забавно. – она улыбнулась.
-Если ты еще раз это повторишь, обещаю, я найду свою палочку, и тебя тоже к Лоскуту отправят!
-Рон, этим ей угрожать бесполезно. Ее и так туда скоро отправят. Пойдемте, пир скоро начнется. – Гарри направился к выходу за портретом.
-Гарри?!
- Пойдем на пир. Гермиона тоже должна быть там уже.
С видом оскорбленной королевы Мари пошла за ним вместе с хихикающим Роном.
-Гермиона! – Мари обняла подругу. Они сели за стол. В этом году пир тоже был интересным. Хагрида освободили, экзамены отменили, а кубок опять достался Гриффиндору.
-Я удивлена. Как у Гриффиндора с тобой-то столько баллов остается!
-Гермиона, у нас ведь есть ты. – Рон считал это очевидным. – Ты даже не представляешь, как было без тебя трудно. – Изрек он с мрачным видом.
Дом у Алекса был огромный, но не мрачный средневековый замок, а светлый и холодно-уютный, с огромным садом и лабиринтом лужаек.
Седрик, Мари и Алекс очень весело проводили дни, Дариус с родителями уехал на свадьбу к кузине.
Играли в квиддич, гуляли в лесу, купались на озере. Но частым поводом для смеха была сама Мари.
- Почему на метле ты держишься прекрасно, а на земле…как… Даже сравнения подобрать не могу. – Седрик как всегда лучезарно улыбался.
- Потому что на земле у нее обе ноги левые. – Алекс появился слева.
- Издевайтесь, издевайтесь. Давайте, кто быстрей до замка? – Глаза сверкнули азартом.
Мари выиграла и в этот раз.
-Вы поддаетесь! – она не могла признать, что выиграла честно.
Парни хитро переглянулись. Младшую сестренку своего друга они любили. И относились к ней с ненавязчивым покровительством. Хотя Эйдан их об этом не просил.
====== Так или иначе ======
- Ты? Надул? Свою тетю? – Вовремя вспомнив о спящем профессоре, Мари прикусила костяшки пальцев в попытке не засмеяться, но мало в этом преуспела.
- Ничего смешного, Гарри могли исключить. – Гермиона развязывала веревочки на корзине кота.
Мари его еще не видела, но по короткому рассказу Рона поняла: он настоящий монстр. Гермиона справилась с веревками и открыла корзинку. Рыжее нечто тяжело вспрыгнуло Гермионе на колени.
- Это кот? – Глядя на рыжее криволопое чудовище, с желтыми глазами, Мари поняла, о чем говорил Рон.
- Да. Это Косолапус. Тебе нравится? Правда, он лапочка? – Гермиона умильно гладила кота по голове.
У того был наглый и явно довольный вид.
На любителя. Но Мари не была этим «любителем». Поэтому ответила коротко:
- Симпатичный.
Рон недоверчиво прижал нагрудный карман с крысой.
За окном лил дождь, уже стемнело. Гермиона рассказывала о поездке с родителями во Францию, когда поезд остановился.
- Может, сломался? – Выдвинула свое предположение Мари.
- Он никогда не ломается. – Отрезала Гермиона. Свет вдруг решительно погас, окно неожиданно запотело. Поезд погрузился в темноту, только шум ветра за окном подавал какие-то признаки жизни. Друзья сбились в кучку около окна.
-Там какое-то движение… Кто-то садится в поезд! – голос Рона немного дрожал. Между ним и Мари Косолапус на коленях Гермионы зашипел.
Дверь купе открылась. Появилась высокая фигура, в черном плаще, Мари не успела подумать о нечеловеческих очертаниях нового пассажира, как ее сдавило ощущение холода. Холод пробирающий до костей, мертвая тоска – тоска по мертвым. Леденящие кровь воспоминания уже закружили ее в водоворот черноты.
- Мари, Милая, Когда-нибудь меня не станет…
- Мама, что ты такое…!
- Я просто знаю, Малыш, Очень часто, когда люди болеют…Они. Они умирают. Это нормально – все знают, что все умирают.
- Но не каждый день… – Попыталась возразить девочка, сидя на самом уголке кровати матери.
Бледная и осунувшаяся женщина смотрела на дочь. Большие голубые глаза лихорадочно смотрели из-под впалых век, покраснели крылья носа, а иссушенные губы немного шелестели при разговоре. На землистом лице отражалась уже разве что только тень от былой красоты, но незнающий мог бы не разглядеть даже ее.
- Не в этот день. – Поправила женщина. – Самое главное – успеть сказать близким о своих чувствах, тут мне повезло… – Женщине было явно трудно говорить, дыхание сбивалось, воздух из последних со свистом проходил к легким. А от полных горечи и нежеланных слез глаз дочери, ее сердце сжималось. – Мне очень повезло, что я могу сказать, как вас люблю. Сказать в последний раз. Когда-нибудь меня уже не будет рядом. И папы тоже.
- Я останусь совсем одна?
-Нет, милая. Конечно, нет, ведь у тебя всегда будут Эйдан и Марк
-Но, мамочка, я хочу, чтобы со мной были все вы.
-Милая, ты сильная. Ты справишься. – Она больше не смотрела в глаза дочери, ее голова теперь безвольно лежала на подушке, она лишь крепко сжала ее руку. Ее дочь еще совсем ребенок. Школа, карьера, свадьба, внуки… Только это уже будет без нее. – Совенок… Только будь сильной. И с братьями вы совсем справитесь, ты справишься.
-Мари? Ты меня слышишь? Мари?! – Гермиона звала ее уже третий раз. Но Мари сидела очень бледная, руки тряслись. Она подняла и посмотрела голову на Гермиону. – Ну наконец-то…
Мари медленно приходила в себя, Профессор Люпин тем временем ушел проверять другие купе. Гарри сел напротив нее, друзья сблизили головы.
-Перед тем как я упал – Он замялся – В обморок. Кто-то кричал…- Гарри был очень бледный.
Значит, Гарри даже в обморок упал, ну, значит, сама она, еще очень легко отделалась, усмехнулась про себя девочка… Остаток поездки Мари промолчала.
Замок встретил привычным теплом и осторожным радушием. Как и всегда, их встретила МакГоногал, в свете звезд ее очочки предупреждающе блестели.
- Поттер, Грэйнджер, пройдемте со мной.
Гарри и Гермиона неуверенно переглянулись. И, бросив беглые многозначительные взгляды Рону и Мари, пошли за профессором.
Уже в большом зале Мари заметила близнецов. Фред, перепрыгнув через скамейку, сел напротив Мари.
-Гарри, ты чего такой хмурый? – подмигнул он.
Тем временем за слизеринским столом Малфой умело изображал что-то вроде припадка. Это и послужило ответом для близнецов.
- Да ладно тебе…
-Он не был таким смелым…
-Когда прибежал прятаться к нам, да Фред?
-Да, он… – Но слова Фреда были не слышны за истерическим смехом Мари. Все сидящие рядом на нее странно и обеспокоенно посмотрели.
-Мари? Ты себя хорошо чувствуешь?
-Фред, не мешай. Она такая забавная бывает. – Джордж и сам уже не мог сдержать улыбку.
Получив от Гермионы толчок локтем под ребра, Мари почти успокоилась, но на всякий случай зажала рот рукой. Весь пир она просидела очень весело, периодически срываясь на истерический хохот от самых нейтральных фраз. Окружающие сослались на последствия встречи с дементром.
Уже выходя из зала, Фред притворно вздохнул:
- Жалко мне тебя, Гермиона…
- Это еще почему? – Она подняла брови.
- Тебе с веселой Совой в одной комнате спать! – Мрачно изрек он, провожая взглядом Мари, которая что-то очень оживленно рассказывала Симусу, бедный Симус тоже еле сдерживал смех.
- Да. Ты прав.
Гермиона собиралась сразу лечь спать, но зайдя в спальню девочек, увидела невероятное.
- Это у тебя книга?!
Ее глаза округлились.
- Гермиона, я понимаю, у тебя интересная реакция на книги, но чтобы так – Мари положила увесистую книгу на тумбочку.
- Ты учебники редко читаешь…
- А это мне нравится.
- И что это?
- Хроники Нарнии.
- Хроники Нарнии?
- Да, Хроники Нарнии.
- Хроники Нарнии? Но это ведь книга магловского писателя. Хроники Нарнии написал Кл…
- Я знаю! Но если еще раз прозвучит «Хроники Нарнии», обещаю, я больше к книгам прибижаться не буду.
Мари скривилась.
- Извини. Я читала Хр… – Разгневанный взгляд Мари ее остановил. – ...эту книгу. Довольно интересная. Только это сказки. Вообще, Хроники Нарнии раскрывают тем…
- Гермиона!!!
- Прости.
Мари закрыла книгу. И посмотрела на Гермиону таким заговорческим взглядом, что та поморщилась.
- Не смотри на меня так! – Она отдаленно представляла, что может быть
-Гермиона, может, поговорим? – Улыбка Мари выражала мрачное торжество и… жажду мести.
-Э… А может завтра? Я так устала. – Гермиона задернула полог шторы. Если таким образом она надеялась, что Мари забудет, то зря.
- Доброе утро, Гермиона. – Мари улыбнулась самой своей обворожительной улыбкой, садясь напротив нее, между Гарри и Роном. – И вам привет. – Кинула она в их сторону, продолжая улыбаться Гермионе.
- Гермиона, а можно вопрос? – еще один невинный взгляд. Гарри и Рон переглянулись.
-Конечно. – Она выглядела невозмутимой, но насторожилась. -Вот представь… Невесомость – Мари говорила это с очень серьезным видом. Рон издал тихий смешок. Гарри пытался подавить смех. – Так вот, невесомость… И попугайчик…
Гарри и Рон хохотали во всю.
- Я говорю попугайчик. Или другое существо с крыльями. Крылатый Снейп. – Гарри и Рон просто полегли, Гермиона машинально пробубнила под нос “профессор”. – Так вот, это самое существо, в полной невесомости. ОНО привыкло полагаться на крылья… – Мари пыталась переговорить смеющихся. – А в невесомости крылья бесполезны. И что делать бедной зверюшке?... ДА ХВАТИТ ВАМ РЖАТЬ!
Это только подбодрило всех. Обиженная и оскорбленная она встала из-за стола, намереваясь уйти на первый урок прорицания. Не получилось.
- Малфой! – Уходя с гордо поднятой головой, она не заметила куда шла, как и всегда, поэтому в коридоре столкнулась с Драко. Он даже не пошатнулся, а вот Мари больно ударилась локтем о пол.
-Нужно смотреть, куда идешь! Хотя тебе это совсем не свойственно. – Говорил он как обычно с усмешкой, но помог ей подняться.
-Спасибо. – Мари сказала это холодно.
Первый учебный день был интересный – даже слишком.
Прорицание. Глядя на профессора Трелони, похожую на большое насекомое в очках и шалях, кто угодно не смог бы сидеть спокойно, тем более Мари. Она очень старалась не засмеяться, но получалось не всегда, за что и получала вечные тычки от Гермионы и понимающие взгляды Гарри и Рона.
К концу урока вообще оказалось, что у Гарри в чашке Гримм и жить ему осталось совсем недолго. Парвати и Лаванда сразу начали симпатизировать новому учителю, и смотрели на Гарри сочувственно.
Урок Хагрида тоже получился интересным. Малфоя чуть не прикончил гиппогриф к радости гриффиндорцев. Но когда Клювокрыл встал на дыбы и полоснул Малфоя, Мари все же очень за него испугалась, даже очень-очень.
-Он убил меня! Убил! – Под крики Малфоя, она поняла, что он явно преувеличивает. Испуг начал сменяться злорадным восторгом.
- К сожалению, нет, иначе бы так истошно не орал.
- Мари!
- Что? Ну он же явно комедию ломает и все преувеличивает.
- Ну в этом ты права.
Вечером в гостиной, Гермиона рассуждала, как помочь Хагриду, чтобы его не уволили.
- Ого, не знал, что тебя можно встретить в библиотеке, причем с книгой.
-Я тоже рада тебя видеть, Седрик. – Ответила она, не поднимая голову.
-А я хотел спросить кое-что…
-Если насчет бладжера, который за тобой на тренировке гонялся, то это не я. – Она продолжала листать книгу.
-Да, знаю. Я насчет Хогс… Что? Подожди? Какого бладжера? Откуда ты знаешь? Так это была ты?!
Мари уронила книгу:
- Эм. Нет. – она натянуто улыбнулась. – Что ты говорил насчет Хогсмида?
- Ладно. Я к этому еще вернусь. Не хочешь пойти в Хогсмид со мной и Алексом?
-Эйдан попросил проследить? – Она разглядывала полку с книгами и не смотрела в его сторону.
-Нет, с чего ты это взяла? – Седрик нахмурился.
-Просто показалось. – Она продолжала рассматривать книги.
-Понятно. – Он вздохнул. – Мари, у тебя замечательный брат. И то, что он уехал – ничего не значит, мы общаемся с тобой не из-за него или потому что он попросил проследить, а потому что ты сама по себе замечательная. Доставучая, конечно… – Он был выше нее намного, но Мари дотянулась. И свой заслуженный подзатыльник Седрик получил. – Но все равно замечательная. – закончил он, улыбаясь во все зубы и потирая затылок.
-Ладно. Уговорил. – Она улыбнулась.
-А твои друзья не обидятся?
-Нет, конечно.
- Так, подожди… – Джордж немного злился.
- Ты идешь не с нами. А с этими ползунами из Слизерина?! – Фред тоже.
- Седрик из Хаффлпаффа… – Попыталась оправдаться Мари, хотя уже видела безуспешность этой попытки.
- Но мы собирались показать тебе все в Зонко!
- Я с ними не на весь день! Побуду часик, а потом с вами встречусь. – Мари крепко обняла близнецов в попытке их задобрить.
- Точно? – Спросили братья в один голос.
- Конечно. – заверила она, активно кивая.
- А они за тобой, если что присмотрят?
-Фред! Я не маленькая! – Когда она злилась глаза будто молниями сверкали. Фред поневоле залюбовался.
-Нет. Ты просто тощая… – Заметил Джордж, окинув ее оценивающим взглядом.
-И может случайно, но выкинешь что-нибудь этакое. – закончил Фред, ухмыляясь. – Так или иначе!
-Вы мне не доверяете. – Она обиженно села в свое любимое кресло. Фред и Джордж переглянулись, обошли с двух сторон и начали ее щекотать, Мари звонко засмеялась.
- Это что? – Спросила Мари, нахмурившись. Алекс сидел рядом с ней, Седрик напротив. В «Трех метлах» было много людей, в основном школьников. Звон стаканов, стук тарелок о стол и чье-то разухабистое пенье создавало особенное разухабистое настроение.
- Сливочное пиво. – Ответил Алекс, оглядываясь.
- Попробуй. Отлично согревает. – Седрик как всегда улыбался и выглядел всем довольный. Хаффлпафец, чего с него взять!Мари шумно вздохнула, отпила немного и закашлялась. – Там что? Алкоголь?
- Ром
- Совсем немного!
- А… Я такое не хочу. – И брезгливо отодвинула стакан. Вдруг, без видимой на то причины, на ее лице появилась очень широкая расслабленная улыбка. Алекс и Седрик переглянулись. Ох, не к добру эту.
- Роджер… – Мари смотрела куда-то позади Седрика. Улыбка стала еще шире.
- Кто, пардон? – Не понял Алекс.
- Он из Хаффлпаффа. – Сказал Седрик оглянувшись.
- А давайте! А давайте с ним! – Ее глаза горели азартом.
- Эм… А давай без «давайте»? – Алекс окончательно насторожился, в голосе плескалось скованное беспокойство. Что-то явно шло не по плану.
-Ал, я спрошу у мадам Розметты, вдруг в сливочном пиве рома больше чем мы думаем. А ты не спускай с нее взгляд. – Седрик встал из-за стола и, оглядываясь, направился к барной стойке.
-Здравствуй, Алекс. – Звонкий голос раздался из-за спины. Парень оглянулся.
Там стояла низкая блондиночка с милым раскрасневшиимся личиком и потрепанным слизеринским шарфом, обвязанным в такой замысловатый узел, что девочка невольно залюбовалась. Тем временем у Алекса вдруг стало очень дурацкое и мечтательное выражение лица, он засуетился, приглашая девушку присесть и выпить с ним. Мари закатила глаза, но потом поняла, что этим можно воспользоваться. Незаметно для Алекса, который не разглядел бы даже пролетающего мимо гиппогрифа, она вышла из-за стола. Слизеринка попыталась ее окликнуть, Алекс тоже неопределенно дернулся в ее сторону, но никто из них так и не последовал за девочкой. А следовало бы, Мари направилась к Роджеру и его друзьям.
- Приветик, как дела? – Она улыбнулась парню. Тот немного ошалел.
- Отлично, спасибо. Сама как? Эй, ты меня слышишь?
Она его не слышала, а смотрела за него на сцену, где были музыкальные инструменты… И, конечно, гитара. Не просто гитара, а желанный Гибсон из красного дерева.
- Ал, где Мари?
- Упс… – Он провожал глазами красивую блондинку, даже не пытаясь сделать пристыженный вид.
-Что «упс»?! – Седрик раздосадованно посмотрел туда же. – Понятно. Не одной юбки не пропустишь. – он махнул рукой в сторону друга.
-Что я сразу? Лис сама решила познакомиться со мной. Сама подошла, представь! Ты знаешь, наша староста, видел бы, как она малышей мило отчитывает, всегда на колени сядет, пошепчет им что-то и отпустит, а как за победы в квиддиче всегда радуется, просто светится, хотя и не играет даже, а если уж она по коридору идет, то..- взгляд Алекса стал совсем рассредоточенным – и вообще за ней волочится пол-курса! И ноги у нее от ушей! – спохватившись, злорадно закончил он.
-Хорошо. – рассмеялся Седрик – Успеет еще тебя твоя староста отчитать. А Мари куда де…
Ответом послужил шум со сцены. Парни резко обернулись. Мари уже стояла на сцене с гитарой на перевес и поднимала упавший плафон, пока никто не заметил.
Она ударила по струнам. Все обернулись. И начала петь.
One way, or another,
I’m gonna find ya
I’m gonna get ya get ya get ya get ya
One way or another,
I’m gonna win ya
Ее “ya” сочиталось с негромкой икотой, но все равно Мари продолжала, азартно отстукивая ритм ножкой по деревянному полу.
Людям нравилось, публика была тут неприхотливая. Некоторые даже аплодировали и подпевали.
Алекс и Седрик смотрели на нее совершенно потрясенные. Закончила она изящным, что совершенно на нее не похоже, поклоном, после чего Седрик немедленно утащил ее подальше от сцены.
Втроем они вышли из паба.
- О! Вот ты где!
- А мы тебя искали!
- Ты чего такая довольная? – Фред заподозрил неладное.
- Она зажгла на сцене в «трех метлах». – Ответил Алекс, насмехаясь, за что и получил пинок от друга.
Мари не помнила, чтобы Фред или Джордж, когда-нибудь на нее так удивленно смотрели. Поэтому немного смутилась.
- Ага. Удачи. – Седрик улыбанулся. Алекс покалкивал.
- Вот не думал, что от сливочного пива может быть такой эффект… – Задумчиво сказал Джордж, глядя на чересчур веселую Мари.
Джордж, Фред и Мари шли по дороге в Хогвартс. Мари была даже более веселой, чем обычно.
- Вы представляете, они так все смотрели странно! А гитара звучит хорошо, ну это же Лес Пол, я про них прочитала столько, что будет больше, чем в истории магии про восстания великанов… Ой, а что это у вас? Это для Перси? Он очень обрадуется, если увидит это у вас… Ох ты ж Мерлин! Сегодня Хэллуин!!! Повеселимся, да? – Она прям-таки светилась радостью.
Фред и Джордж поддержали идею. Большой зал на Хэллуин всегда украшен красиво. А вот остальной замок… Поэтому при входе стояли два очаровательных скелета, несколько особенно общительных тыкв летали за возвращавшимися из Хогсмида, а на всех рыцарских доспехах вдруг оказались черные мантии и издали они напоминали напуганным ученикам то ли дементоров, то ли притаившегося профессора Спейпа . Филч бы в ужасе, но МакГонагалл впервые согласилась, что нарушители правил действовали из лучших побуждений.
-Слышал, ты здорово зажгла в «трех метлах», да Сарвон? – Мари и близнецы шли в гостиную, когда сзади послышался насмешливый голос Малфоя. – Жаль, я пропустил такое зрелище. Ты ведь выглядела как посмешище?
Паркинсон прыснула.
-Ох, Малфой, не расстраивайся. Для тебя я повторю… – Она не капли не смутилась и начала петь, глядя на его наглую рожу – One way, or another, I’m gonna find ya…
-Мисс Сарвон! Кажется, пир и веселье закончились, идите пожалуйста в гостиную своего факультета! – МакГонагалл, как всегда, прервала веселье.
Но веселье продолжилось, когда оказалось что Толстая Дама сбежала, а ее картина исполосована..
Все были напуганы. Мари же находила происходящее очень забавным и ворочалась в своем спальнике.
- Рон, сбылась твоя мечта. Спать там, где обычно едят. – Она широко улыбалась.
- Мари, спи!
- И тебе, Гермиона, спокойной ночи.
Мари, довольная собой, отвернулась от нее и почти сразу уснула. Ну как сразу… Часам к пяти утра.
====== И надеяться, что простят ======
Мари сидела в своем любимом продавленном кресле и тихо перебирала струны, троица весь вечер штурмовала библиотеку в поиске информации для слушанья Хагрида. Гостиная была почти пуста.
- Мари, привет, ты не занята? – Рядом с креслом на диван сел, хмурясь, чем-то очень озабоченный Вуд.
- Что-то случилось? – Она поставила гитару, облокотив ее на спинку кресла.
- У нас матч со Слизерином через неделю.
- Я в курсе.
- Алисия в больничном крыле. Мадам Помфри отпустит ее только через две недели. И на уговоры не поддается.
- Оливер… Ты к чему клонишь? – Она заранее насторожилась.
- Уизли рассказывали, что ты неплохо играешь, это, конечно, понятно, вы ведь друзья, но, что самое интересное, ведь и Диггори сказал то же самое. Ты не хочешь заменить Алисию? На игру со Слизерином? Потренируешься недельку и сыграешь! Я понимаю, что условия не очень, дожди и ветер. Но у тебя должно получиться. Ты ведь согласна?
Она молча его слушала, представляя себя в форме на поле под проливным дождем.
– Я так понимаю, что если откажусь, меня заставят Фред и Джордж?
- Ты правильно понимаешь. – Он вымученно улыбнулся. – Значит согласна. – его взгляд немного загорелся оптимизмом. – Завтра, в субботу в десять первая тренировка. – уже на выходе напомнил он.
У Мари же были огромные сомнения. Особенно насчет условий и своих умений. Почти сразу пришли Фред и Джордж.
- Вуд тебе рассказал?
- Ты согласилась?
- Погодка не очень…
- Но ты хорошо летаешь…
- И справишься…
- Ребят, помедленней. Согласилась, но не думаю, что это хорошая идея.
В субботу, на завтрак Мари спустилась довольно поздно и села напротив Гарри.
- А где Рон и Гермиона? – Уныло спросила она.
- В библиотеке.
- Уже? В такую рань?
- Гермиона. – Коротко объяснил он. Мари все стало ясно.
Гермиона считала, что «Чем больше и чаще будем искать, тем лучше подготовим Хагрида».
– Готова к тренировке? – Гарри тронул ее за плечо.
- Издеваешься, да? – уныло ответила она, копаясь в каше, посмотрев на свинцовые тучи под потолком, за окном лил дождь.
- Нет, не издеваюсь. – Он ободрительно улыбнулся. – Ладно, пойдем, а то Оливер нас съест.
**
— Метла, перчатки, форма — пошла!
Мари взлетает к воротам. Метла из школьных, Чистомет черт знает какого года выпуска будто бы дрожит от ее нетерпения. Она живет этими мгновениями. Впервые за три месяца она жива.
— Четкие шесть из десяти, — подытоживает ее тренировку Оливер, — все, Сарвон, свободна!
— Есть, капитан, — кивает Мари и летит к земле почти под прямым углом. Ветер бешено свистит в ушах; она тормозит почти у самой земли, застывая на выходе из пике.
Близнецы переглянулись. В насквозь промокшей мантии летать было тяжело. К огромному удивлению команды, Мари играла действительно неплохо. Даже несколько раз попала в кольца, зато два раза чуть не упала с метлы. Когда в третий раз в нее чуть не попал бладжер, рядом появились близнецы.
- Прости…
- Тебя не задело?
- Не видно ничего…
Видимость, и правда, была низкая, даже Вуд сдался и отпустил команду на час раньше, чем планировал. Мари, Фред и Джордж шли к замку.
- Ты умница. – Сообщил Фред.
- Вуд тобой очень доволен.
- Правда? – Она удивилась.
- Да. – Подтвердили они в один голос.
Гермиона и Рон сидели, обложившись аккуратными башнями из книг со всех сторон, в гостиной, Гарри и Мари сели рядом на диван.
- Как прошла тренировка? – Усмехнулся Рон, покосившись на Мари.
- Намного лучше, чем ты думаешь, Рон. – Ответил ему Гарри.
- Правда? – Гермиона вынырнула из толстого фолианта.
- Да. – Подтвердил Гарри. Мари оскорблено молчала.
- И никто даже не пострадал? – Рон почти смеялся – за что и получил подзатыльник от Мари.
- Никто. – Наблюдая за этой картиной, ответил Гарри. Гермиона удивленно на него посмотрела.
Всю неделю перед матчем были ливни. Оливер заверял команду, что это очень хорошо. «Не исключено, что и во время матча будет дождь. А значит, к условиям мы готовы» – оптимистично заявил он, когда вымокшая команда зашла в раздевалку, в команде Мари чувствовала себя прекрасно. Как и всегда, она часто оказывалась причиной всеобщего смеха, правда Ангелина и Кэти относились к ней не очень тепло и то и дело бросали в ее сторону комментарии о скором возвращении Алисии.
В пятницу вечером стало известно, что играть они будут с Хаффлпаффом. «Слизеринский ловец еще не оправился после травмы» – это подпортило настроение команде. Вечером, перед матчем, в гостиной остались только Фред и Мари – все разошлись спать. Мари сидела на диване, подобрав ноги, словно сжавшись, а Фред, сидя в кресле, исподтишка наблюдал за ней.
- Ты чего такая грустная? Не бойся, завтра у тебя все получится!– Не выдержал он.
- Я не грустная. И про матч вообще не думаю. – Ответила она, даже не глядя на близнеца.
- Тогда что… Анжелина и Кэти? – Он понимающе посмотрел на нее. Она промолчала. Тогда Фред пересел рядом с ней на диван. – Не обращай на них внимания. Они бывают иногда…такими. Но на самом деле хорошие.
Мари всё равно на него не смотрела.
- Тебя вообще не должно это волновать. – Фред попытался заглянуть ей в глаза. – Главное, что мы тебя любим.
Она приподняла брови.
-Ну я. И Джордж…Гарри, Рон и Гермиона тоже. Я уж молчу про Перси! – Она улыбнулась, но не ответила.
– Вот так ты мне еще больше нравишься! Улыбчивая и молчаливая. – Мари пихнула его под ребра, а Фред засмеялся.
В день матча погода была такая же, как и всю неделю, на выходе из Большого зала ее нагнал Алекс к большому неудовольствию близнецов.
- Вы должны выиграть. Я с Седриком поспорил, так что, не подведи. – Он подмигнул и ушел обратно. А Мари вздохнула. Вот почему Алекс в мачте по квиддичу задорно болеет за гриффиндорцев, враждующий факультет, и не испытывает мук совести, только веселье, а Драко – Драко отвернулся от подруги детства лишь от того, что шарф Мари не серебристо-зеленый.
Помимо дождя, был очень сильный ветер, плохо было видно даже игроков, не говоря уже о мячах, а о снитче даже не будем упоминать. Гриффиндор вел в счете 70:50. Два мяча забила Мари. Когда Гарри искал золотистый отблеск в водяной пелене, Мари даже не сразу поняла, что произошло – Бладжер летел прямо в ее голову, а она просто смотрела на него, растерянно моргая, в последние секунды, в отчаянной попытке уклонится, она перевернулась, но с метлы не сорвалась, да так и повисла, как сквозь пузырчатую пену для ванн девочка слышала, что слизеринская трибуна взорвалась смехом, и она просто закрыла глаза в надежде, что все это закончится.. И действительно закончилось.
Хаос, свистки, крики, шум, игроки перемешались в глазах, словно черные облезлые линии на сером небе, кто-то еще продолжал играть, когда руки онемели и стало очень хорошо, Мари заклинанием спускали на Землю. Ей показлось, что вся команда бежит и спускается к ней, но это было не так.
Сильно кружилась голова, когда рядом появился Фред:
- Гарри с метлы упал. – Взволнованно сказал он. – На поле появились дементры.
В Гостиной было непривычно тихо. Мари спокойно читала Хроники Нарнии, когда услышала голос Анжелины:
- Она по кольцам явно случайно попала! Наверное, сама не поняла, что произошло. Жду не дождусь, когда Алисия вернется. Да, летает эта Мари неплохо, но видели, как она повисла на метле? Смех, да и только.
Еще несколько ребят со старших курсов согласно закивали. Мари сделала вид, будто ничего не слышала.
- И что в ней только нашли пол школы? Она просто выскочка. – Сказала высокий кучерявый с ног до головы парень, кажется, однокурсник близнецов.
- Сама не понимаю, что в ней нашли Фред и Джордж. – Презрительно покосившись в сторону Мари согласилась Анжелина.
В это время в гостиную зашли близнецы, они слышали ее последние слова и уже собирались вмешаться… Мари гневно захлопнула книгу, в этот момент ее высокомерию и презрению позавидовал бы сам Малфой.
Остановившись около теплой копании и окинув всех оценивающим взглядом, сказала:
- Может потому, что я не сплетничаю в присутствии этого человека, а говорю все в лицо? – В голосе слышался аристократический холод. И вышла из гостиной, не заметив обалдевших до кончиков ушей Фреда и Джорджа.
Они привыкли, что она всегда веселая, добрая, отзывчивая, смешная, азартная, порой нелепая и вспыльчивая, даже надоедливая. И даже представить не могли, что она может быть такой.
Выйдя из гостиной, Мари направилась в башню, которую нашла в прошлом году, слова девочек задели ее, но она бы сама себе в этом ни за что не призналась. В круглом кабинете, с гобеленом Гриффиндора и Слизерина, она просидела до поздней ночи и только после полуночи вернулась в гостиную.
Пройдя к своему любимому креслу, она не заметила близнецов, сидящих за одним из столиков.
Те переглянулись и пересели на диван.
- Я вас не заметила. – Она лениво перебирала струны, даже не пытаясь играть что-то.
- Это мы поняли. Ты где была? На карте Мародеров тебя мы не увидели. – Фред немного злился и у него между бровей просвечивалась едва заметная морщинка.
- В какой-то башне – очень маленькой, вы могли не заметить. – Она распустила пучок, все еще влажные волосы рассыпались по спине.
- Мы волновались за тебя. Мы слышали, что сказала Анжелина.
- Да, да, знаю. Не обращать на нее внимания.
- Именно.
- Только она сказала это не только потому, что я с вами сдружилась, хотя пора было давно привыкнуть, а из-за моей фамилии и происхождения.
- Что? Не говори глупости…
- Джордж. – Она посмотрела ему в глаза. – Тебе не хочется верить в это, но не только в Слизерине следят за родовитыми предками. Только здесь не терпят отпрысков не магглов, а Пожирателей смерти, как жаль.
- Что ты такое говоришь! И какое тебе до них дело?! – Фред попытался взлохматить ее влажные волосы – Ты-то знаешь, кто тебя любит, и это не зависит от твоих родителей.
После этого она повеселела и улыбнулась.
- Кстати, Вуд вернулся или ему удалось утопиться под дождем?
- Вернулся.
- Но выглядел очень подавленным.
Мари заметила пристальный взгляд Фреда:
- Что?
- Ты похожа сейчас на мокрую кошку. – С улыбкой заметил он.
- Спасибо, хоть не на курицу. – Она вздохнула и притворно обиделась.
Фред прищурился и начал ее щекотать, но получил завалявшейся книгой по голове.
- Прости, я случайно. – Она попыталась оправдаться, вжимаясь в кресло.
-Ну все… – Мрачно сказал Фред. – Тебе крышка-аааа.
Еще полночи они бегали друг за другом.
Джордж решил не вмешиваться и наблюдать со стороны. Он давно заметил, каким становится его брат из-за этой девушки.
Рождественские каникулы в этом году пришли особенно быстро. Последняя неделя была самая сложная – в воздухе во всю пахнет праздником, замок красиво украшен, а на уроки ходить дико лень, особенно к Снейпу. Все знали, что он почему-то недолюбливает профессора Люпина, и от этого он стал еще злее, чем в прошлом году, если это вообще возможно.
Больше всех злил Мари Малфой, который после неудачного для Гриффиндора матча снял повязку с руки и взял за обязанность подначивать Поттера и компанию, в которой, к несчастью, была и Мари, Паркинсон от него не отставала.
Как, например, перед одним уроком защиты от тёмных искусств, когда она «случайно» толкнула Гермиону.
- Осторожнее, грязнокровка!
Помимо Гермионы это услышали только Малфой и Мари.
Драко ухмыльнулся.
- Извинись, перед ней. – Мари смотрела прямо в глаза Пэнси.
- Мари, не надо… -Встряла Гермиона.
- Это еще с чего? – Она вытащила палочку.
- Раньше слово “грязнокровка” тебя не смущало, Сарвон – ухмыльнулся Драко – Теперь ты смелая гриффиндорка, но от прошлого не убежишь.. – он помедлил – Совенок!
- Ступефай! – отчаянно бросила Мари, она поняла намек, ей было уже все равно. Малфой говорил верно, сейчас она смелая гриффиндорка, но ничто не проходит бесследно.
Мать и отец разговаривали в гостиной. “В министерстве сейчас полный беспорядок – скрипел Отец, а мать мелодично на распев отвечала – Все от того, что на должности заместителя эта грязнокровка Ханна Джойс , ведь помнишь, раньше это кресло занимала Несси, мы как-то учились вместе, она была лучшей на курсе, Слизнорт пророчил ей ни больше, ни меньше – кресло министра магии..” и так продолжалось.. Малышка Мари запомнила тогда незнокомое, такое заманчивое слово “грязнокровка” и спросила брата. Тот слегка порозовел и выпалил, что слово означает волшебников, который родились в семье магглов, но отметил, что при посторонних лучше так не говорить, что не во всех семьях это принято, не говоря уже о том, что девочка слишком мала, чтобы вообще знать, что значит “грязнокровка” . Конечно же, Мари рассказала обо всем Драко и они нередко практиковались в произношении такого манящего запретного слова, которое, впрочем, не значило ничего плохого..
Странно, как это все стерлось в памяти, а ведь это была мама.. Мари побледнела от мысли, что ее мама, любимая и светлая, могла называть кого-то так. Сама она сразу только лишь узнав у Эйдана почему он так советовал ей не называть никого грязнокровкой вне дома, зареклась никогда-никогда не произносить и даже не думать ни о ком под маркой этого выражения! Ни за что!
- Наверное, неловко было узнать, что значит твое любимое слово – захихикала Пенси – Интересно, как это произошло, а? Может ты и своих нынешних подружек успела..?
- Вингардиум Левиоса! – Реакция у Мари на этот раз была хорошая.
Палочка Пэнси отлетела прямо ей под глаз. Мари про себя отметила, что с этим заклинанием необходимо немного потренироваться. За несколько секунд у Паркинсон под глазом появился довольно здоровый фиолетовый фингал.
- Ты ненормальная! – Приложив руку к ушибленному месту, она побежала докладывать Снейпу.
- Да, Сарвон, по тебе Азкабан плачет. – Протянул Малфой и отправился вслед за подружкой. Мари уже собиралась за ним, но ее с обеих сторон удержали Гарри и Симус.
Малфой вернулся как раз к началу урока. Проходя мимо Мари, усмехнулся. Люпин заметил странно тихую обстановку в классе, но не успел ничего спросить, прозвенел колокол.
- Мисс Сарвон, задержитесь на минуту.
- Мы тебя подождем. – ободряюще сказала Гермиона и они втроем вышли.
- Мари, что-то случилось? Просто я заметил....
- Нет, профессор, все хорошо. – зажмурилась девочка.
В этот момент в класс влетел Снейп, ох, очень злой Снейп, а за ним довольная Паркинсон.
- Профессор Люпин, о, мисс Сарвон здесь, как хорошо. Я так полагаю, вы уже знаете, что сделала эта особа
Люпин встал.
- Нет, профессор Снейп, – Он посмотрел на Мари. – я разговаривал с Мари насчет ее работы.
- Ну так посмотрите на мисс Паркинсон, думаю, поймете все сами.
- Мари, это ты сделала? – Глядя на заплывшее от синяка лицо Пэнси, спросил Люпин.
- Да. – честно отчеканила Мари.
- Думаю, профессор Люпин, вы разберетесь, как это произошло -под вашу ответственность. Взыскание она будет отрабатывать с вами, а я думаю, что неплохо снять 10 баллов с Гриффиндора и лишить одного похода в Хогсмид.
Мари понимала, что спорить бесполезно. Снейп круто развернулся и вышел. Паркинсон раздуло, но уже от гордости. Мари подумала, что не плохо при случае ей еще второй глаз раскрасить, исключительно для симметрии.
- Ты же не просто так это сделала? – устало опустился в кресло профессор.
- Она навала Гермиону грязнокровкой.
- Вступилась за подругу?
- Сначала попросила извиниться. Вступилась, даже не вступилась, а просто сделала это, когда Малфой напомнил мне и поведал на весь коридор о том, что сама я не лучше, профессор, в детстве я тоже говорила так о волшебниках. – от стыда сгорала Мари.
На лице профессора отражалось грустное спокойствие – Мари, не всегда мы понимаем, что совершаем..И даже если и понимаем. Все совершают ошибки, кто-то большие, кто-то меньшие. Это не делает нас плохими людьми, это лишь дает нам еще раз понять, что отличает нас от действительно плохих людей. То, что мы переживаем из-за этого, что нас мучает совесть, что нам не все равно. Никогда больше не делать подобного и. И надеяться, что нас простят.
Мари думала о себе и о матери. Может, и она не понимала? Вряд ли не понимала. Может, она жалела?
Единственное, что знала девочка – она сама стыдится тех своих слов и слов Драко, до сих пор.
- И кто же должен простить, профессор? – вздохнула Мари.
Люпин посмотрел ей прямо в глаза
- Только ты сама.
Уже вечером, задернув штору, Мари прошептала в подушку.
- Я прощаю тебя, Мама.
Засыпая, девочка думала, что ей все равно, жалела она или нет, ведь все равно Мари точно знает, что Мама была очень-очень хорошим человеком.
====== Давние друзья ======
- Мари!
- Фредди! Прости! Я не хотела… – У Фреда на затылке росла внушительная шишка, которую он отчаянно тер, от упавших(без Мари не обошлось) доспехов.
Джордж успел вовремя отскочить.
Начиная с третьего курса, со знакомства с Мари, Джордж невольно задумывался: «За что?». Чем всех так цепляет эта девочка? Маленькая, тощая, с огромными серо-голубыми глазами, вьющимися русыми волосами, двух шагов ровно пройти не может, вечно что-то роняет, сбивает и портит, а иногда просто раздражает – сильно раздражает. Но в то же время Джордж признавал: в случае чего за нее и жизнь отдаст не задумываясь. Фред считал так же. Даже в тот момент, когда от боли в глазах потемнело. А где-то справа в коридоре послышались увесистые шаги Филча.
- Бежим. – Он потянул ее за руку.
Втроем они вбежали в гостиную.
- Мы.Тебя.С собой.Больше.Не – возь-мем!!! – Джордж выглядел раздраженным.
Смутившись от его вида Мари села на диван, покорно смотря на огонь в камине.
- Ладно, прости. Погорячился. – Джордж сел рядом.
Почти на ощупь дойдя до дивана, Фред сел с другой стороны от девочки.
- Еще болит? – Мари виновато смотрела на него.
- Нет – уже нет. – Он натянуто улыбнулся, она улыбнулась в ответ и снова отвернулась к камину.
Кинув укоризненный взгляд на брата, Фред взял Мари за руку, так они и просидели молча. Почти до утра.
Завтра начинались Рождественские каникулы, друзья оставались в Хогвартсе, и Мари этому была очень рада. Последние несколько дней она находилась не в лучшем расположении духа, Эйдан и Марк едут к отцу в Париж. Видеть «любимого папочку» ей хотелось меньше всего, но по братьям она соскучилась очень сильно.
Было обидно от равнодушного ответа Эйдана, что если она не хочет, то может не приезжать. То, что он изменился всего за полтора года в Дурмстранге, было сложно не заметить, к мрачности Марка Мари привыкла давно, но Эйдан становился таким же. Холодным и равнодушным… Как отец. И это ей совсем не нравилось. Невольно взгляд девочки упал на кольцо, которое года четыре назад подарили братья, сказав, что оно было мамино -кольцо в виде змеи с зелеными глазами-изумрудами, кольцо в форме «S»; двойной смысл, переданный предками: “Сарвон... Слизерин...”
Мари возвращалась по одному из коридоров в гостиную, когда на кого-то налетела.
- Сарвон, ты как всегда! Хотя бы пытайся смотреть куда идешь... – Забини очаровательно улыбнулся.
- Прости, Блейз. – Она немного улыбнулась в ответ.
Странно, что Блейз Забини был таким… Ему было абсолютно плевать, кем считают Мари Сарвон на его факультете, и что его лучший друг Драко Малфой считает врагом бывшую лучшую подругу, почти сестру – Блейз относился к ней как и всегда: снисходительно и даже с симпатией, ее же это настораживало и радовало одновременно.
- Как дела? В Хогвартсе останешься? –
- Ага. Я пойду. Мне пора. – Она попыталась его обойти.
- Может тебя проводить? – Он отошел, давая ей пройти. – А то убьешь еще кого!
- Спасибо, Блейз. Я справлюсь.
- Не сомневаюсь….
Забини сам не понимал своего поведения, но Малфоя тоже не мог понять. «Идиот» – подумал он, провожая взглядом Мари.
В гостиной, кроме забившихся в угол близнецов, никого не было.
- А вы что затеяли? – Мари подошла и села с ними.
- Откуда ты знаешь?..
- Ну, у вас такие лица. Колитесь, братцы!
- Мы подумали, что подарить Гарри на Рождество…
- И решили преподнести ему королевский подарок…
- Карту мародеров! – С сияющими лицами произнесли они дуэтом.
- Он будет рад. – нехотя протянула Мари, карта не раз спасала их от Филча, Пивза и чистки совятни, расставаться с ней не хотелось.
- Именно.- Подтвердил довольный Фред.
- А вот что дарить тебе – мы так и не придумали. – Джордж поджал губы.
- Вы ведь знаете…
- Ты не любишь праздники… – Пропел Джордж.
- И подарки. – Добавил Фред.
Она виновато на них посмотрела.
- За что вы только меня так любите?
- Сами не знаем. Да, Фред?
- Да.
Каникулы в этом году прошли как-то никак. Веселье конечно весельем, но в воздухе не хватало остроты, приключений, даже Сириус Блэк как-то затих.
В последний день каникул гостиная вновь наполнилась голосами. Мари не особо прислушивалась к щебетавшей что-то про зелья Гермионе, а то и дело бросала на близнецов мрачные взгляды.
-А когда закипит, три капли брусничного сока, но только три, а то будет как в тот раз. – Она что-то записала на пергаменте. – Потом помешаешь по часовой стрелке и добавишь пару веточек Сухостоя и когда… Эй, ты меня слушаешь? Я для кого тут распинаюсь? У нас завтра зелья, если ты не забыла и мне бы очень хотелось, чтобы Снейп хоть сколько-то баллов нам оставил, а если учесть что у нас еще есть Гарри и Невил, то я в этом сильно сомневаюсь… Куда ты смотришь? – Гермиона оглянулась.
Фред что-то увлеченно рассказывал Анжелине, которая заливалась смехом.
- Я? Никуда. Так что там про сок сухостоя? – Она попыталась показать заинтересованность.
- Нет, ты неисправима. Сейчас я иду спать – и ты тоже, вставай!– Гермиона начала собирать пергаменты в аккуратную кучку.
- Ну, Гермионочка…
- Спать! Я не хочу вставать на полчаса раньше, чтоб будить тебя, а первым уроком у нас зелья.
С самым недовольным видом Мари поплелась за подругой. То, что она легла спать часа на 4 раньше обычного, еще не значит, что пробуждение будет легче…
- Гермиона!!! – Мари подскочила.
С русых волос стекала холодная вода.
- Это для блага Гриффиндора. – С сияющим видом Гермиона поспешила скрыться.
В Большом зале Мари села рядом с Гарри.
- Что с тобой уже случилось? – Спросил тот, осматривая ее мокрые волосы.
- Внезапное пробуждение во благо Родины– Мари злилась.
-Это все объясняет.
Гермиона пыталась подавить самодовольную улыбку.
Зелья начинались как обычно. Снейп прицепился по пустяку к Невилу, похвалил Малфоя. Столы в кабинете зельеварения были четырехместные. За одним Гарри, Рон, Гермиона и Невилл, за соседним же Мари, Симус и… Паркинсон с Малфоем! Ставя свой котел напротив Симуса, Пэнси явно думала, какую бы пакость сделать. Малфой думал о том же, занимая место напротив Мари, а постоянные переглядывания этих двоих доказывали теорию Мари о том, что добром этот урок не кончится. И вполне возможно, что их задумка воплотилась. Только они забыли, что Финниган и Сарвон, по мнению всех учителей, на всех уроках смесь взрывоопасная…
- Симус, передай сок сухостоя
“Как там Гермиона говорила?До того как вскипит или после?.. До..? Или после..? Вместо...”
- Ой… А оно должно делать так? – Пэнси и Драко уже успели обрадоваться: котел Мари расплавился, и содержимое ярко-розового цвета начало растекаться по столу.
- Ненавижу розовый! Симус, сделай что-нибудь! – Мари отчаянно шептала, радуясь, что Снейп пока не заметил.
- Эванеско! – Розовое зелье загорелось.
Пэнси и Малфой стояли с ошалевшим видом.
- Финиган, ты идиот!
Уже горел весь стол – вместе с куском мантии Малфоя.
- Малфой! Стой. Акваэруто!
Не помогло – Мари стянула с него мантию.
Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что она собственноручно раздевает Малфоя, как назло, Снейп за пару минут до происшествия вышел из класса, в кабинете МакГоногал его преданно ждал провинившийся семикурсник..
Остальной класс с неподдельным весельем наблюдал за происходящим. Горящее зелье пыхнуло особо сильно, Мари резко отскочила – не рассчитала и врезалась прямо в шкаф, с какими-то склянками. Последнее, что Мари помнила, как в глазах расплывались круги и овалы всех цветов радуги..
В себя она пришла только вечером в больнице, на соседней кровати лежал Малфой. Мари очень смутно помнила, что произошло. Она попыталась подняться, но голова была твердокаменная, как кексы Хагрида и гудела ни на шутку.
- Ну надо же! Очухалась!
Мари оскорблено на него посмотрела.
- И не смотри на меня так. Сама виновата.
Девочка не ответила. Она усиленно пыталась вспомнить, что все-таки было.
- Малфой, Только не говори, что…
- Ты про то, что я вытащил тебя из-под груды баночек и бутылочек с зельями? Именно. Я сам от себя такого не ожидал. Оказывается, не только Поттер может быть героем.
Малфой выглядел довольным.
- Спасибо, Драко
- Да не за что. Это ты еще самого главного не знаешь – под угрозой летального исхода, зелья-то самые разные были, кто знает, к чему могло привести, Снейп отменил твое наказание. А мне за такой поступок 30 баллов!
Малфой самодовольно улыбался.
- Снейп? Отменил наказание?
- Ну, к тебе он почему-то относится лучше, чем к остальным гриффиндорцам.
- Потому что хорошо знаком с моим отцом. Так же как и с твоим. И не делай вид, что ты не знаешь.
От такого заявления настроение Драко подпортилось.
- Так, допустим, я тут оказалась как всегда, по собственной глупости. А ты?
- Я когда тебя поднимал, ты сопротивлялась, ну и заехала мне по голове.
Следующие несколько месяцев прошли спокойно и даже скучно. Ничего интересного... Ну, может кроме того, кубок квиддича все же достался Гриффиндору и Вуд просто сиял от счастья, надутый им, словно шарик гелием. А вот Перси предстоял ЖАБА и, наверное, проще мантикору застать в хорошем расположении духа, нежели его. Даже близнецов можно было застать с книгами. А это что-то да значит...
- Ну вот чего ты так смотришь? Да, мы учим. Потому что не хотим вылететь из школы и оставить тебя тут одну на два года раньше.
После всех экзаменов, благо, на 3 курсе они были несложные, Гарри, Рон и Гермиона направились к Хагриду.
А Мари взяла гитару и отправилась в любимую башенку на седьмом этаже. Поднимаясь по лестнице, она заподозрила неладное, этим «неладным» был Малфой, вальяжно расположившийся на диване под гобеленом.
Мари споткнулась на последней ступеньке и ввалилась в комнату, уронив гитару.
- О, да, Сарвон! Эффектные появления – это по твоей части. – Он поднял ее. Отдал гитару. И плюхнулся обратно на диван.
- Малфой?! – Она застыла посреди комнаты с самым ошарашенным видом.
- Представь себе. Но я могу позвать Забини.
- Какого ты тут делаешь?
- Думаю о смысле жизни, бесконечности Вселенной и… – Ее глаза стали еще больше. Он не смог не заметить, что даже с таким идиотским выражением на лице, она была очень красивой. – Да шучу я – от Пэнси прячусь.
- Малфой! В замке порядка двух тысяч комнат. Убедительная просьба: прячься от нее в любой другой, а не в моей.
- В твоей? – Он приподнял брови, и еще удобней разлегся на диване.
- Я эту комнату нашла еще на первом курсе! И над твоей башкой гобелен с Годриком Гриффиндором.
- Какая ты все-таки смешная. Я эту комнату нашел на втором курсе. И если посмотришь внимательнее, то там еще есть Салазар Слизерин. – Он был невозмутим, это еще больше распылило Мари.
Она потянулась за палочкой.
- Сарвон? – Он заметил ее движение. – Сарвон, не глупи. Я тебе жизнь спас, между прочим…
- Ты еще не успел об этом пожалеть? Странно. Я думала…
Малфой в лице поменялся. С лениво-наглого на ошарашено-гневное и оскорбленное.
- Нет. И не собирался. Теперь эта комната полностью в твоем распоряжении. А я удаляюсь. Если ты настолько меня ненавидишь, что готова отдать на растерзание Паркинсон, пожалуйста.
Он ушел, хлопнув тяжелой дубовой дверью.
Мари не могла понять его странного поведения и решила об этом не думать.
В гостиную Мари вернулась сильно за полночь, очень довольная собой и сразу прошла к любимому креслу. Огонь в камине горел очень тускло..
-И тебе привет
-Гарри!!! – Она отшатнулась от дивана и упала прямо на комод.
Кое-как поднявшись, плюхнулась на диван рядом с ним+ Гермиона сидела в правом кресле.
- А вы чего такие
- Какие? – Гарри прямо таки лучился счастьем. Гермиона невидяще смотрела в огонь.
- Поттер, облучение счастьем от твоих глаз просто зашкаливает И где Рон?
...
Когда эти трое пытались отыскать философский камень, Мари с ними не было, о чем она потом очень жалела, ведь там было очень интересно. Когда Рон и Гарри нашли Тайную комнату, объект, о котором ходили легенды, ее тоже не было…
- Первый раз – случайность. Второй – совпадение. А третий – это закономерность!
- Это единственное, что тебя волнует?.
- Нет, Гарри, конечно, нет. Я рада, что у тебя теперь есть крестный и все такое. Но я опять все пропустила!
- В следующий раз мы обязательно возьмем тебя с собой. – Гермиона улыбнулась ей.
- В следующий? – Спросили Мари и Гарри в один голос.
- Ну, вы же не думаете, что у нас будет хоть один спокойный год в Хогвартсе?
Они рассмеялись.
====== Да здравствует квиддич ======
- Мари! Вставай! Миссис Уизли уже завтрак приготовила!
Гермиона с силой стянула с девочки одеяло. – Вставай же немедленно! Мне еще Гарри и Рона будить!
Фред зашел в комнату Мари, и удивился жестокости Гермионы – стянуть с Мари одеяло и открыть окно, пуская в комнату холодный утренний воздух.. Мари свернулась калачиком, но просыпаться явно не собиралась.
- Совенок.. Сова.. Сова, вставай – Он осторожно потрогал ее за плечо – бесполезно.
Неладное Мари заподозрила, когда открыв глаза вместо любимой маленькой комнаты увидела кафель ванной.
- Фред, чтоб тебя, Уизли! Я тебя ненавижу!
Маленькая и мокрая она выглядела очень смешно, а явно не угрожающе, как она себя представляла, Фред по неволе залюбовался – “ну точно, маленький совенок”, и очень довольный собой спустился вниз на кухню, где сел рядом с Джорджем. Мари же появилась через десять минут и под удивленные взгляды присутствующих села рядом с Гермионой, демонстративно не глядя на близнецов. Рон и Гарри, зевая, сели напротив них.
- Мам, а.. – Рон очень широко зевнул. Мари невольно удивилась ширине раскрытия его рта.- А почему ты не разбудила Билла, Чарли и Перси?
- Потому что на матч они аппарируют. А вы пойдете с папой на холм, там портшлюс.
- И далеко это холм? – Идея идти пешком Мари не очень нравилась, она удивленно уставилась на миссис Уизли.
- Нет, не очень. – Миссис Уизли со стуком поставила перед ней дымящуюся кружку с чаем.
Споткнувшись об палку, Мари упала. Джордж, вздохнув, помог ей подняться, они шли всего 10 минут, но за это время Мари успела упасть два раза.
Гермиона и Джинни тем временем тихо что-то обсуждали, а Гарри и Рон оживленно спорили, кто победит: Болгария или Ирландия. Мари вспомнила Симуса. Он-то наверняка будет болеть за Ирландию...
Через двадцать минут пешей прогулки все подустали, а идти еще долго. Мари про себя отметила: насчет расстояний больше Миссис Уизли не верить. Еще через полчаса устали абсолютно все, а вот девочка наоборот проснулась и начала пытаться подбадривать друзей на свой, совиный, лад.
- Смотрите какой красивый куст!!! Фредди, смотри!Тут цветочек. Какой красивый!
Фред даже не стал оборачиваться и торопить ее. Все равно через минуту она будет далеко впереди них.
- Ой. Это не цветочек…Это жу-у-ук!!! – С диким воплем она понеслась подальше от этого злополучного куста.
Никто даже не удивился. Только Фред про себя подумал, что надо бы покрепче обнять это ходячее несчастье, привязать к себе и никогда не отпускать, “исключительно из вопросов общей безопасности” на всякий случай закончил он, испугавшись, что кто-то заметит его мысли.
Тем временем, не заметив какую-то палку, Мари грациозно растянулась на поляне.
- Мари! Ты не ушиблась? – К ней на помощь подоспел мистер Уизли.
- Нет. Все нормально. – Она с недовольством осмотрела порвавшуюся синюю рубашку и белый топ под ней и достала палочку. – Репаро. – уверенно произнесла девушка.
Этим заклинанием та часто пользовалась, приходилось расплачиваться за свою неуклюжесть. Расстроило ее падение ненадолго.
- А это облако похоже на зебру!А то на…
- Почему на зебру? Оно же сплошное без просветов, значит на лошадь. – Гермиона действительно озадачилась.
- Хм, об этом я не подумала. Да, ты права. – Она сорвалась и догнала Фреда и Джорджа. – Забудьте про зебру! Гермиона сказала, что это лошадь.
-Ага – Ответили они нестройным дуэтом. Запыхавшиеся и уставшие, им было глубоко все равно и на зебру и на лошадь.
Еще час.
- То есть это Парвати сказала тебе, что Лаванда рассказала Симусу, что Дин сказал Рону, что Тео рассказал Ханне…Подожди-ка! Теодор Нотт – слизеринец, а Ханна – хаффлпаффка!
- Мари, это было два месяца назад!
- Да. Но я так и не поняла..
- Мари! Джинни хотела с тобой посоветоваться о чем-то.
- Спасибо, Рон. Джинни!
Мари вошла в такой раж, что спотыкалась чаще обычного, но не обращала на это особого внимания.
- Хоть передохнем от нее немного. – Рон вздохнул с облегчением, когда Мари переключила свое внимание на Джинни.
- И не говори. Какая же она все-таки… – Гарри запнулся, он даже не смог подобрать подходящее определение!
За него это сделала Гермиона.
- Чокнутая, гиперактивная, веселая, смешная. И неуклюжая. – Глядя на то, как Мари врезалась в куст, ох уж эти злосчастные кусты, Гермиона подобрала самое точное описание.
- Ах, да! Забыл вас предупредить. С нами на портшлюсе будут Амос Диггори с сыном! – вдруг начал суетиться мистер Уизли.
- СЕДРИК?! – Мари увидела вышедшего из-за деревьев парня с отцом. Таким огромным глазам позавидовала бы любая сова.
- Привет, – поздоровался хаффлпафец, обводя всех взглядом. Все ответили: “привет”, за исключением Фреда и Джорджа, которые едва кивнули, они так и не простили Седрику того, что из-за него на первом же квиддичном матче прошлого года гриффиндорская команда потерпела поражение.
- Устали, Артур? – спросил отец Седрика. – Ничего страшного, – отозвался мистер Уизли. – Мы живём всего-навсего по другую сторону холма, а вы?
- Пришлось вставать в два, правда, Сед? Да, скажу я вам, поскорее бы он сдал на аппарирование. Хотя, я не жалуюсь. Кубок мира по квиддичу! Да за мешок галлеонов я не пропущу такого зрелища! Кстати, билеты так примерно и стоили, но, похоже, я ещё легко отделался – Амос Диггори добродушно обвёл глазами трёх сыновей Уизли, Гарри, Гермиону, Мари и Джинни. – Все твои, Артур?
- О, нет, только рыжие, – мистер Уизли показал своих детей. – А это Гермиона, подруга Рона – и Гарри, его друг…
- Мерлинова борода, – глаза Амоса Диггори расширились, – Гарри? Гарри Поттер?
- Э-м-м… да, – сказал Гарри. Гарри привык, что, узнав, кто он такой, люди на него глазеют, привык к тому, что их взгляды мгновенно перебегают к шраму на лбу, но всё равно чувствовал себя от этого крайне неловко. – Сед, понятное дело, о тебе много рассказывал, – сообщил Амос Диггори. – И про вашу игру в прошлом году тоже рассказывал! А я ему тогда и сказал, слыш, говорю, Сед, ты ж потом будешь внукам рассказывать… как ты обыграл Гарри Поттера!
Гарри не нашёлся, что на это ответить, и промолчал, Фред с Джорджем моментально надулись, Мари обалдела от такого заявления, а Седрик явно немного смутился.
- Гарри тогда упал с метлы, пап, – пробормотал он, уже не надеясь исправить ситуацию. – Я же говорил тебе… это был несчастный случай…
- Ясно! Но ты-то не упал! – добродушно пророкотал Амос, хлопнув сына по спине – Всегда такой скромный, наш Сед, всегда джентльмен… но выигрывает всегда лучший, и Гарри тебе скажет то же самое, скажи, Гарри? Кто-то падает с метлы, кто-то удерживается. Не надо быть большого ума, чтобы сказать, который лучше летает!
- Должно быть, уже пора, – поспешно вмешался мистер Уизли, снова доставая часы. – Амос, ты не знаешь, где мы встречаемся с остальными?
- Нет, Лавгуды уже неделю как там, а Фоссеты не достали билетов, – ответил мистер Диггори, моментально переключившись на обсуждение соседей – А больше в нашем районе никого и нет, ведь так?
- По крайней мере, я никого больше не знаю, – согласился мистер Уизли. – Ладно, надо поторопиться.
-Не ожидала? – Парень мило улыбнулся, и обнял ее, когда отошедшая от шока Мари с воплем восторга кинулась ему на шею.
Фреду совсем не понравился этот жест приветствия. То есть, совсем-совсем. Джордж хохотнул про себя, подумав, что в последний раз он видел брата таким, когда они ели новый сорт конфет из сладкого королевства, от которых из ушей со свистом валит пар.
- А как ты здесь оказался? И почему не предупредил? – Мари резко переключила свое внимание только на Седрика и все были этому рады. Ну, может, кроме близнецов, а точнее одного из них…
- Отец купил билеты, а не предупредил, потому что хотел увидеть твою реакцию, я же знал, что ты поедешь с Мистером Уизли. – Онвыглядел довольным и улыбался. Видимо, реакция ему понравилась.
- Вот вы всегда так! Кстати, где Алекс и Дариус? Они же хорошо школу закончили? – Мари стала перебирать интересующие ее вопросы.
- Дариус закончил Хогвартс и работает съемщиком заклятий где-то в Министерстве, отец его быстро устроил. А вот Алекс помогает на винограднике, он не сдал испытание на аврора, так что пока поддерживает семейное дело, в основном – из-за отсутствия альтернативы. Думаю, они видятся на выходных.
- Этот год для тебя последний, надо его как-нибудь отметить. Я подумаю над этим!
- Боюсь предположить, что ты можешь придумать.
Мысли Мари разрывались между крутой вечеринкой у почти-безголового Ника и каким-нибудь розыгрышем на всю школу, в конце которого именем Седрика взорвется петарда, когда она вдруг увидела портшлюс.
- Ботинок?! Старый рваный ботинок?
- Портшлюс должен быть таким, чтоб у маглов не появилось желания его брать. – Объяснил мистер Уизли.
- А если маглу нужен именно ботинок? – Любопытства Мари не занимать. – Он наверное очень удивится, оказавшись непонятно где и…
- Мари. Просто возьмись за этот ботинок! – Джордж не обладал терпением, особенно когда устал и хотел есть.
Ощущения были ужасны.
Дорога до стадиона проходила через лес. На поляне был пестрый палаточный городок, хотя палаточным его никто бы не назвал.
- Вообще магией пользоваться запрещено… Но это мало кого волнует! – Мистер Уизли с интересом разглядывал всяческие шатры, вигвамы, фургоны и даже иглу, так же как и дети.
- Артур, нам в третий сектор, увидимся. – помахал глава семейства Диггори.
- Конечно, Амос.
Седрик с отцом свернули в один проулок городка. Мари приплясывала от восторга вокруг Рона и Гермионы, видя такое разнообразие колдовских народов, видов метел, палаток, ее глаза светились диким необузданным восторгом.
- Мы пришли. – Мистер Уизли не без удовольствия и энтузиазма осмотрел пустой кусочек земли между двумя палатками. – Нужно установить палатку, приготовить завтрак, Рон, Гарри, Гермиона сходите за водой, а мы займемся пока палаткой! – его голос лучился довольством.
Мистер Уизли положил чехол от палатки и колышки на землю, а сам принялся изучать инструкцию.
- Фред! Вбивай колышки! Джордж! Раскрывай палатку. Мари!...Эм, ты просто постой пока… – Даже затуманенный энтузиазмом Артур понимал, что Мари, во избежание неприятностей, лучше просто подождать.
Мари от нечего делать, решила прогуляться, ведь маггловский способ сооружения укрытий был явно очень скучным и долгим. Ей навстречу шла группа туристов в красном, может, болеют за Болгарию, среди них шел красивый брюнет с синими глазами возраста Мари, который прогуливался с явно скучающим видом, в отличие от остальной воодушевленной шумной толпы, и только когда он подошел близко, Мари узнала в этом холеном болельщике Теодора Нотта.
Она с видом собственного достоинства оперлась на расписание матчей, Нотт же тоже узнал Мари и совсем не удивился, когда она упала вместе с этим расписанием. Пытаясь подавить смех, он помог ей подняться, Мари пыталась пригладить волосы, когда поняла, что разбила локоть в кровь.
- Надо обработать. – Глядя на ее локоть, заметил Теодор.
- Спасибо, это я и так знаю. Не в первый раз со мной такое. – Она ответила резче, чем планировала и немного смутилась, но ее поведение только больше рассмешило Нотта.
Одним движением палочки он залечил ее локоть, Мари не ожидала такого аттракциона щедрости с его стороны и отметила на будущее, что не плохо бы знать парочку лечебных заклинаний.
- Ты за кого болеть будешь? – Нотт непринужденно улыбался.
- За… За Болгарию.
- А вон и Малфой, я пойду. Увидимся в школе. – Он не оборачиваясь поспешил к соседу-слизеринцу.
Мари невольно подумала об особой атмосфере праздника, которая меняет людей, потому что раньше с Ноттом они мягко говоря не дружили. Это очень мягко говоря. Из Слизерина Мари дружила только с Алексом, Дариусом и, возможно, Блейзом Забини. Первые двое школу закончили, а вот поведение Забини для Мари до сих пор оставалось загадкой, это была даже не дружба, а теплый нейтралитет.
С самыми противоречивыми чувствами Мари вернулась к палатке. Ну, то есть она думала, что палатка уже будет стоять и ошибалась. Подойдя к близнецам, развалившимся на куске брезента, она выудила оттуда Фреда и прыгнула на его место.
- А что, вполне ничего! – зажмурилась девушка – Небо красииивое и лежать мягко. Неплохо это маглы придумали.
Действительно поставили палатки только когда пришли Билл, Перси и Чарли, магловская “палатка” была все же признана плохим укрытием под шумные протесты близнецов, убивших пол дня на ее установку, Мари, в которой играло чувство солидарности и, конечно, расстроенного Мистера Уизли. Рон и Гарри принесли воду, Билл и Артур приготовили завтрак -сосиски с тостами.
К вечеру всеобщее радостное возбуждение ощущалось почти физически. Ребята во главе с мистером Уизли чинно шествовали по освещенной тропе через лес к стадиону, обмениваясь шутками и предположениями, пока наконец не вышли к огромному стадиону. Мистер Уизли отдал билеты контролеру, и начал подниматься по лестнице, поднимались они долго.
- Билл. – Мари потянула парня за рукав. – Билл, наши места ведь не на самом верху, нет? Это просто лестница длинная, да?
Билл удивленно улыбнулся.
- Скажем так, если пойдет дождь, вы об этом первые узнаете.
Но первым, о чем она узнала на этой трибуне, был не только дождь. Люциус Малфой собственной персоной с женой и сыном, Нарцисса была все еще высокая и красивая, о таких еще говорят «холодная красота». Мари вспомнила, какой она была раньше, когда успокаивала девочку на могиле матери. Нарцисса посмотрела на Мари с явным интересом. Ну да, они не виделись четыре года.
- У нас билеты в министерской ложе. – Драко нахально ухмыльнулся.
Но Мари Малфои сейчас интересовали в самую последнюю очередь, потому что они все продолжали подниматься вверх по лестнице.
- Билл, и все-таки?
- У нас места на предпоследнем ряду верхнего яруса… – Глядя на полные ужаса глаза девочки, он добавил. – То есть над нами будет еще ряд людей. А что такое? Боишься высоты? – Мари только кивнула.
- Не бойся.
- С тобой же будем мы. – непонятно откуда взявшиеся Близнецы одобрительно улыбнулись. – А о чем разговор?
- Спасибо. Теперь мне намного легче. – Ее голос был полон сарказма.
Еще пару пролетов – и они дошли. Одним глазком Мари посмотрела на поле и пожалела об этом, это было очень высоко – даже хуже, чем она могла представить. Мари изучала болельщиков, розетку Гарри, которая светилась гвоздично-красным, устройство стадиона, и расстановку темно-бордовых кресел. Она пришла к выводу, что стадион держится по большей части на магии и маглы при всем желании, такой не построили бы, а потом перевела взгляд на Джинни, которая с восторгом рассматривала все вокруг. Мари смотрела куда угодно, но только не на поле, где в этот момент были группы поддержки команд. И только предупреждающе-восторженный возглас Артура «Вейлы!» заставил ее посмотреть вниз.
Сразу же закружилась голова, девочка мгновенно со всей силы вжалась в кресло и стала рассматривать носки кроссовок, при этом теребя браслет на левой руке, думала, что какие-то они грязные. Палочка была в рукаве рубашки, чтобы ее достать придется оторвать взгляд – ужасно. Продолжая теребить браслет, она вдруг вспомнила, как Эйдан учил ее полетам на метле, это было страшно, летать она до сих пор немного боялась. «В квиддиче есть цель и высоту не замечаешь. А тут сидишь себе спокойно, никого не трогаешь». Браслет вдруг порвался, бусины рассыпались и с неслышным никому, кроме Мари, звоном раскатились в разные стороны.
Отвлекать внимание больше нечем, запоздало осознала она. Мари нервно застучала пальцами по подлокотнику кресла, раз два три, раз два три, мысленно напевая песенку, но от нервов забыла все слова.
Фред, сидящий справа, вдруг взял ее за руку. Мари слегка подпрыгнула от неожиданности, а затем почувствовала, что от теплого прикосновения друга медленно успокаивается, ее наконец перестало трясти, как подстреленную куропатку.
Фред посмотрел ей в глаза, а девушка отчаянно перевела взгляд на него, тогда он улыбнулся своей маленькой напуганной сове и крепче сжал ее руку, будто говоря, что не даст сорваться, не даст ей упасть с этой высоты. Так они и сидели, пока Мари не выдохнула.
Фред понял – она окончательно успокоилась, но смотреть на поле не рисковала, а он не рисковал отпускать ее. Гермиона, сидящая слева от них, это заметила. Унять ее – задача довольно сложная и Гермиона в который раз удивилась, как у Фреда одним таким простым жестом это получается..
Весь матч так и прошел для Мари в неведении, держа Фреда за руку она напевала про себя какую-то магловскую песенку.
- Красивая игра! Пойдемте к палатке, перекусим и спать. – Мари, чуть ли не визжа от восторга, ринулась к выходу, таща за собой сопротивляющегося Фреда.
Спустились они намного быстрей, чем поднимались. Мари была готова расцеловать каждое дерево в этой роще. Ну может кроме акаций, они колючие.
- Так ты боишься высоты? – Фред с трудом решился на этот вопрос, хотя все было очевидно. – А как в квиддич играешь?
- Ну это разное. Когда я на метле у меня есть четкая цель. – она растерянно смотрела по сторонам, как будто не замечая никого.
Фред усмехнулся и больше спрашивать не стал.
Вся компания расположилась в маленькой кухоньке за какао. Весело обсуждали матч; у мистера Уизли возникли какие-то разногласия с Чарли по поводу драки во время игры, и только когда Джинни заснула прямо за крошечным столом, расплескав горячий шоколад по всему полу, мистер Уизли положил конец пересказам наиболее интересных моментов матча и настоял, чтобы дети немедленно ложились.
Мистер Уизли отправил Гермиону и Джинни в одну из комнат. Гарри и Рон ушли в другую, Фред и Джордж в соседнюю. Мари же помогла Артуру убрать со стола.
- …Стадион построили довольно быстро, сложнее было организовать прибытие волшебников и зарубежных чиновников, не нарушая статуса секретности – болтал он – Ну, вроде все. Иди спать, нам завтра рано вставать. Я тоже пойду.
- Спокойной ночи, Артур.
- Спокойной ночи… – Мистер Уизли в последний раз обвел помещение глазами и ушел в одну из комнат, но Мари спать совершенно не хотела и решила подышать свежим воздухом. Колдуны и ведьмы до сих пор праздновали победу своей любимой команды, это Мари поняла по многочисленным зеленым огонькам.
Воздух оказался слишком свежим, быстро замерзнув Мари вернулась в палатку и решила заглянуть в комнату Фреда и Джорджа. Кровать была двухэтажной скрипучей кушеткой и до верхнего яруса дотянутся было сложно. Кто же спал на нижнем – не понятно, вроде Фред. Проверить это было легко, Мари запустила холодные руки под одеяло и приложила их к шее парня. Бедняга подскочил, как подстреленный, ударился о ступеньку и с опаской начал оглядываться в поисках нарушителя сна, но нарушитель и не пытался скрыться с места преступления, а тихо хохотал сидя на полу.
Точно Фред, поняла Мари, Джордж бы уже такой кипишь поднял…
- Ты чего не спишь?! – Шепотом спросил Фред.
Мари это рассмешило еще больше – его не интересовало, какого она забыла в два часа ночи будить его ледяными руками, Фреда интересовало только нарушение режима. Заботливый.
- Соскучилась. – Сквозь смех пробормотала Мари. Фред выглядел комично: сонный и удивленный. Пытаясь не рассмеяться еще больше, Мари чмокнула его в щеку и выбежала из комнаты, оставив Фреда в недоумении.
Мари проснулась на диване в гостиной. Фред и Джордж натягивали на сонную Джинни куртку, Артур выбежал из комнаты Гарри и Рона.
- Быстро. Быстро все на улицу!
В свете немногочисленных ещё горевших костров были видны люди, убегающие в лес, спасающиеся от чего-то страшного, надвигавшегося по полю, испускавшего странные огненные вспышки и звуки, похожие на артиллерийскую стрельбу. Раздавались глумливые возгласы, взрывы хохота и пьяный ор; затем вспыхнул яркий зелёный свет, озаривший сцену действий, по полю медленным маршем, выставив палочки вверх, двигалась тесная организованная группа колдунов. Темные мантии, маски… Пожиратели Смерти… Над ними, как марионетки, трепыхались человеческие фигурки.
- Фред, Джордж! Вы отвечаете за Джинни!
Из палатки с палочками наизготовку выскочили Билл, Чарли и Перси.
- Мы должны помочь министерству! – Артур пытался перекричать шум. – А вы бегите в лес! Мы придем, как только все успокоится.
Мистер Уизли кинулся вдогонку Чарли.
- Пошли! – Фред схватил Джинни и потащил ее в сторону леса. Джордж за ним.
Мари продолжала завороженно смотреть на группу пожирателей, гадая, есть ли среди них ее отец. Рон схватил ее за руку и потащил следом за Гарри и Гермионой. Они бежали по лесу. Цветные фонари, освещавшие дорогу к стадиону, давно потухли, меж деревьев ощупью пробирались чьи-то тёмные силуэты; плакали дети; холодный ночной воздух вибрировал от тревожных, полных паники возгласов. Мари услышала, как Рон где-то сзади завопил от боли.
- Что случилось? – обеспокоенно спросила Гермиона, остановившись так резко, что Гарри уткнулся в неё.
- Рон, где ты?! Ой, да что же это я – люмос!
Её палочка зажглась и узким лучом осветила дорожку. Рон, распластавшись, лежал на земле.
– Споткнулся об корень, – сердито проворчал он, поднимаясь.
- И не удивительно, с такими-то ножищами, – раздался позади тягучий, надменный голос.
Гарри, Рон и Гермиона круто развернулись. Неподалёку, прислонившись спиной к дереву, стоял чрезвычайно довольный Драко Малфой, по тому, как спокойно лежали на груди его руки, становилось понятно, что ему нравится из-за деревьев наблюдать за происходящим в лагере.
Рон послал Малфоя в такое место, которое – Мари была уверена в этом – ни за что бы не осмелился упомянуть в присутствии миссис Уизли.
- Что за выражения, Уизли, – бледные глаза Драко тускло блеснули, – и не лучше ли вам поторапливаться? Вы же не хотите, чтобы её заметили?
Он кивнул на Гермиону, и в тот же миг в лагере раздался будто бы взрыв бомбы, ярко-зелёный отсвет озарил деревья.
- Что ты хочешь этим сказать? – вызывающе спросила Гермиона.
- Грэйнджер, они охотятся за маглами, – равнодушно бросил Малфой. – Ты что, тоже хочешь всем продемонстрировать свои трусы? Если хочешь, то подожди здесь, они идут по направлению к нам, а мы заодно повеселимся.
- Гермиона – ведьма, – рявкнул Гарри.
- Считай как тебе нравится, Поттер, – зловеще ухмыльнулся Малфой, – если ты думаешь, что они не в силах распознать грязнокровку, оставайся здесь.
- Следи за своим языком! – выкрикнул Рон.
- Оставь, Рон, – Гермиона поспешно схватила Рона за руку и не дала ему приблизиться к Малфою.
Из-за деревьев с другой стороны раздался взрыв более громкий, чем предыдущие. Совсем рядом закричали несколько человек. Малфой тихо захихикал.
- Какие пугливые, а? – лениво процедил он. – Полагаю, ваш папочка велел вам всем спрятаться? А сам он что? Спасает магликов?
- А где твои родители? – Гарри рассердился. – В толпе под масками?
Малфой повернул к Гарри улыбающееся лицо. – Даже если и так, я бы тебе вряд ли об этом сказал, согласись, Поттер. А ты как думаешь? – Малфой развернулся к Мари. – Где, думаешь, сейчас твой папочка?
Мари не ответила, а только с ужасом смотрела то на него, то в сторону взрывов и пожирателей.
- О, да оставьте вы его, – Гермиона с отвращением посмотрела на Малфоя, – лучше пойдём поищем остальных. – Не забывай пригибать свою мохнатую башку, Грэйнджер, – фыркнул Малфой.
- Пойдём, – зло повторила Гермиона и потащила Гарри и Рона к дорожке.
- Спорю на что угодно, его отец там, под маской! – горячо вскричал Рон.
- Что ж, тогда, если повезёт, представители министерства его схватят! – с чувством откликнулась Гермиона. – О ужас, куда делись остальные… Мари!!! Стой!
Мари этого уже не слышала, а вовсю бежала в сторону палаточного городка. На ходу доставая палочку она пыталась понять: а какого, собственно, она туда бежит?! Ну разве что с криком «Здравствуй, папочка!» выскочить из-за куста и огреть его ступефаем. Мари вдруг посетила мысль от которой чувство собственного достоинсва и гордости вдруг возросло: она столько пробежала и даже не споткнулась! Эта мысль придала уверенности. Она уже добежала до “теплой” компании пожирателей и авроров. В небе, над лесом, появилась темная метка, пожиратели сразу же аппарировали. Людей каким-то образом опустили и стирали память, а Мари не могла пошевелиться. Пожиратели веселились здесь. Тогда кто был там?..
- Ты что тут делаешь?! Ты ранена? – К ней подбежал Билл.
- Нет, все нормально.
- Где остальные? – Билл выглядел очень серьезным, что не удивительно.
- Не знаю, где-то в лесу. – Представители министерства заметили знак и кинулись туда. Билл даже не шевельнулся, продолжая о чем-то думать.
- А ты почему не идешь?
- Мне туда не надо, давай найдем остальных.
Все нашлись довольно быстро и во главе с мистером Уизли вернулись к палатке, Гарри рассказывал, как видел того, кто использовал морсморде. Все внимательно слушали, кроме Мари… Она все пыталась понять: действительно ли ее отец был там? Логично предположить, что да. Логично.
Проснувшись 31 августа, Мари сразу почувствовала, что воздух пронизан тоскливым настроением окончания каникул. В окна барабанили тяжёлые капли бесконечного дождя, девушка надела джинсы, белый топ и любимый синий джемпер с слегка порванным рукавом; в школьную форму они переоденутся в поезде.. Не успели они с Роном и близнецами спуститься на первый этаж, как у подножия лестницы появилась очень встревоженная миссис Уизли.
- Артур! – громко позвала она. – Артур! Срочное сообщение из министерства.
На платформе, как всегда, было очень людно. Гермиона в поисках свободных мест отправились вдоль вагонов и вскоре друзья уже грузили сундуки в купе посередине состава. Потом они спрыгнули обратно на платформу, чтобы сказать “до свидания” миссис Уизли, Биллу и Чарли.
- Возможно, мы увидимся раньше, чем вы думаете, – улыбнулся Чарли, обнимая на прощание Джинни.
- Как это? – проницательно посмотрел на него Фред.
- Увидишь, – неопределённо ответил Чарли. – Только не говорите Перси, что я упомянул об этом. В конце концов, это же “секретная информация, не подлежащая разглашению вплоть до специального решения министерства”.
- Да, пожалуй, в этом году я не отказался бы снова учиться в “Хогвартсе”, – держа руки в карманах и чуть ли не с тоской глядя на поезд, проговорил Билл.
- Почему? – настойчиво спросил Джордж.
- Этот год обещает быть очень интересным, – в глазах Билла сверкнули огоньки, – может, я даже выберу время и приеду посмотреть!
- Посмотреть на что? –подозриетельно спросила Мари.
В это время раздался свисток, и миссис Уизли стала заталкивать всех в поезд.
- Спасибо, что вы нас к себе пригласили, миссис Уизли, – поблагодарила Гермиона.
Они уже зашли в купе, закрыли дверь и высунулись из окна.
- Да, спасибо за всё, миссис Уизли, – сказал и Гарри.
- О, мне это было в радость, милые, – ответила миссис Уизли. – Я бы пригласила
вас всех на Рождество, но... хм... подозреваю, вы захотите остаться на каникулы
в школе, учитывая... хм... все обстоятельства.
- Мама! – раздражённо крикнул Рон. – Что вы трое знаете такого, чего не знаем мы?
- Я думаю, вы тоже всё узнаете сегодня же вечером, – улыбнулась миссис Уизли. – Это очень интересно – и знаете, я безумно рада, что они изменили правила...
- Какие правила? – хором спросили Мари, Рон, Фред и Джордж.
- Я уверена, профессор Дамблдор вам всё расскажет. Ну, ведите себя хорошо, обещаете? Обещаете, Фред? Джордж?
Ответ близнецов потонул в протяжном свисте, громко зашипел пар в поршнях, и поезд тронулся.
- Да скажите же, что такое будет в “Хогвартсе”? – закричал из окна Фред, быстро уносящимся миссис Уизли, Биллу и Чарли. – Что за правила они изменили? Запретный лес? Взрывающиеся туалеты?
Но миссис Уизли только загадочно улыбалась и махала своим детям расшитым самодельным платочком.
====== Все когда-то бывает впервые ======
Комментарий к Все когда-то бывает впервые Наконец-то!
Теперь все будет по-серьезному)
Ребята уже взрослые...
Торжественно клянусь, что розовых соплей не затеваю, но без романтики никуда.
И уж по традиции – если интересно, то я представляю Мари на Святочном балу именно так.
https://pp.vk.me/c624617/v624617253/3d8d1/Xm77qINY_xY.jpg
https://pp.vk.me/c624617/v624617115/3c390/vGl9ZBzwLPE.jpg
-Что ты делаешь?! Ты второй пункт пропустила! – Испуганно нашептывала Гермиона на ухо Мари.
Мари судорожно пыталась исправить ущерб нанесенный зелью для сна без сновидений, Гермиона пыталась ей помочь, а Гарри с опаской косился на медный котел. Зелье вместо приятного голубого очень быстро стало насыщенно черным.
- Мисс Сарвон? Что у вас получилось? – Сзади неожиданно подошел Снейп и презрительно посмотрел в котел. – Если не хотите заработать очередное взыскание, то у вас есть пять минут, чтобы это исправить. А то ваше зелье усыпит надолго, если не навсегда.
Мари суетливо залистала учебник, такого аттракциона доброты и понимания она от Снейпа не ожидала. «Добавить сок подорожника и» И зелье в котелке, забурлилось, заискрилось… И взорвалось так, что сам Финниган бы позавидовал!
- Взыскание! На всю оставшуюся неделю! И вон из класса! Профессору МакГонагалл сами будете объяснять «Что опять случилось»!!! – Снейп был явно зол на себя, что дал шанс гриффиндорке.
Быстро схватив сумку, девушка вышла из класса. Она сделала мысленную заметку отомстить Малфою и Паркинсон за дикий хохот, который слышался даже на лестнице ведущей из подземелий. Тихо чертыхаясь, Мари дошла до кабинета МакГонагалл и осторожно постучала.
- Войдите. – Судя по лицу, Минерва совсем не удивилась, когда увидела Мари – Что на этот раз, мисс Сарвон? – МакГонагалл поджала губы – недобрый знак.
- Неудачное зелье, всего лишь, я всего лишь пропустила один пункт. Пыталась исправить, но не получилось, и оно немного…взорвалось. Сн…Профессор Снейп назначил взыскание до конца недели.
- Мисс Сарвон, я понимаю, что не у всех студентов есть способности к зельеварению, но по другим предметам у вас прекрасная успеваемость – декан запнулась – Кроме некоторых случаев, конечно. Все ваши неудачи от поведения. В вашем возрасте надо интересоваться мальчиками, платьями, косметикой, а не разработкой способов как взорвать школу, мне Уизли хватало два года, но когда еще вы поступили на мой факультет! – Она остановила гневную тираду и сочувственно посмотрела на девочке, и, тяжело вздохнув, вновь начала говорить, но куда спокойнее – Мари, у тебя, как и у двух Уизли есть талант, но особенно он проявляется на попадании в неприятности. Были у меня такие студенты… – ее голос сорвался, губы слегка затряслись, но она продолжила – И закончили они весьма плачевно. Пожалуйста, направь свой талант на учебу.
- Конечно, профессор.
- Я могу попросить Северуса, чтоб он позанимался с тобой доп…
- Ну что вы, это будет совсем лишнее. Я попрошу Гермиону. – От перспективы дополнительно заниматься со Снейпом Мари даже замутило.
- Хорошо. Можете идти. – вздрознула МакГонагалл. Мари выходила из ее кабинета в противоречивых чувствах, такой речи от своего декана она не могла ожидать.
До конца урока оставалось еще пол часа, Мари села на лавочку, во внутреннем дворике и достала учебник по прорицанию, когда к ней подошел Фред.
- Ты почему не на уроке. – Он сел рядом с Мари. – Что на этот раз натворила?
- А ты? – Она закрыла книгу и, прищурившись, на него посмотрела – разговаривать с Фредом лучше, чем читать про великих предсказателей десятого века.
- Флитвик не оценил почему-то, как мой ворон начал распевать непристойные песенки и выгнал меня из класса. Жаль, всем остальным понравилось. – он подмигнул Мари – Я даже не знал, что в голове у моих однокурсников… Не поверишь, но особенно пошлые хаффлпаффцы. – Он усмехнулся. Но потом сразу же опять посерьезнел. – А у тебя что?
- Взорвала зелье…случайно, ну и получила взыскание, Снейп отправил к МакГонагалл, та на немного покричала, но еще пару дней не добавила, как я думала. Ты чего смеешься?!
- Просто подумал, что мы с Джорджем всегда влипаем из-за наших розыгрышей, а ты случайно.
- Не случайно, а из-за вашего дурного влияния. – Она шутливо ткнула его в плечо. – Если бы эту ночь я выспалась, то не испортила бы зелье, и не получила взыскание.. Да прекрати ты!
- Не зелье, так что-нибудь другое. Ты же у нас девочка-катастрофа – Фред уже открыто издевался – Ау! По уху же больно!
Месть не заставила себя дожидаться – Фред без особых усилий повалил девушку на траву и начал щекотать.
- Ладно, пошли на обед. – сжалился под конец близнец.
Опять же не сильно напрягаясь, он помог ей подняться, установив ее в вертикальное положение, растрепанную и улыбающуюся, потрепал ей волосы и поцеловал в макушку. Сейчас она выглядела, как сова, летевшая в ураган, такая же растрепанная и взъерошенная. Сердце Фреда невольно забилось чаще.. Всю дорогу до Большого зала Мари пыталась пригладить волосы.
- Где вы были? – Спросил Джордж, садясь напротив Фреда и вытаскивая у Мари из волос листик.
- Спасибо. Мы свежим воздухом вынужденно дышали. – Мари наливала себе сок, Джордж одарил ее выбор мрачным взглядом. – Не смотри так, я не хочу есть. – она нахохлилась, а ребята уже начали обсуждать свои проделки. Мари это быстро надоело и она начала разглядывать заходящих в зал – равенкловцы с книжками и серьезные, слизеринцы нахальные…
- …надо же встретить наших северных гостей
Мари поперхнулась соком, Фред тут же принялся усердно стучать ей по спине.
- Спасибо. – Она прокашлялась. – Каких гостей?
- Из Дурмстранга...
- И Шармбатона.
- Завтра!
- Дамблдор говорил, что они прибудут вечером 31 октября.
- Ты забыла! – Хором выпалили близнецы.
- И как ты умудряешься пропускать все самое интересное? – Спросил со смехом Фред.
И ведь, действительно, вечером 31 октября Дамблдор распинался про приезд гостей из Франции и с севера. Большой зал красиво украсили, а над столом преподавателей висело переливающееся широкое шелковое полотнище с изображением самого подробного герба Хогвартса, который ребята только видели, было видно каждый волосок в гриве льва и каждое перышко на груди величественного орла .
- …Надеюсь с вашей помощью, Хогвартс станет для них домом. Ученики Дурмстранга под покровительством Виктора Каркарова!
Огромные двери открылись и в зал, ровняя шаг, вошли около тридцати человек в темно-красных мантиях, только три из которых девушки. Сейчас Мари очень жалела, что Маркусу еще не исполнилось 17, а Эйдану уже 18 и школу он закончил.
Она с тоской посмотрела на ребят из Дурмстранга, которые сели за стол Слизерина, что не удивительно. Мари тут же задумалась об испортившемся общении с братьями.
- Мадам Максим и ее ученики из Шармбатона.
И тут в зал вошла… башня. Это женщина-башня, Хагрид и то ниже будет, а вслед за ней вошли прехорошенькие девушки, в этот раз все было словно наоборот, теперь среди них почти не было парней. Лица сидящих рядом Симуса и Дина, да и напротив сидящих Фреда и Джорджа стали довольно идиотскими, а у Рона даже рот открылся. Мари недовольно на них посмотрела.
- Рябят, вы чего?.. – Симус уже смотрел вслед красивым девушкам, севшим за стол Равенклоу, Дамблдора, конечно же, никто из них не слушал.
- Это для вашего же блага- Мари нагнулась через стол и залепила близнецам по звонкой пощечине. – Дамблдор про кубок рассказывает! – с обидой заявила девушка. Фред и Джордж ошарашено смотрели на нее, держась за щеки, но в чувство пришли.
Желающим участвовать в турнире, нужно было всего лишь кинуть бумажку со своим именем в кубок, который полыхал синем неярким пламенем. Весь пир братья как-то переглядывались, Мари про себя решила это выяснить, а они уже выходили из зала…
- И что вы задумали? – Беря их под руки, спросила она. – Говорите уже! Я ведь знаю вы просто так это не оставите.
- Зелье старения!
- Готовится просто!
- И уже почти настоялось!
Мари вздохнула, по ее мнению это было слишком уж, хм, просто.
И она была права. Когда в среду вечером в полупустую гостиную вошли раздосадованные близнецы.
- Ну как? – Мари отложила книгу в сторону и выжидающе посмотрела на них.
- Зелье сработало…
- Но немного не так…
- Мы выглядели, как Дамблдор…
- Пришлось идти к Помфри.
- Посмотри, у меня седина сошла? – Фред сел на подлокотник ее кресла, показывая макушку.
Истерический хохот подавить удалось, но хихиканье не получилось…
- Не смейся! Фред прав! Седина в 16 это ужасно!
- Мари!
- Вы еще про кризис среднего возраста расскажите.
С трудом, но она успокоилась, хотя улыбаться не перестала.
- Крам подал заявку на участие. Мы его видели.
- И твоего дружка тоже. – Добавил Фред со странным выражением лица. Мари не понравилось, как он это сказал, но спорить она не стала.
- Седрика? Он что идиот?
- Что, прям говорить? – Фред улыбнулся.
- Нет. Это риторический вопрос. И перестань так глупо улыбаться! Кто из наших кинул имя в кубок?
- Анжелина… – Вспомнил Фред.
- И все? – Мари подняла брови.
- Мари, нам в тот момент было не до этого…
Она вздохнула и сползла с кресла на пол, взяла гитару и начала тихо петь. Перебирая струны, она не заметила странного взгляда Фреда.
- Решение кубка огня это магический контракт. Любой кто бросил свое имя не сможет отказаться. Чемпиона Дурмстранга…Виктор Крам!
Зал взорвался аплодисментами. Виктор пожал руку Дамблдору и прошел в комнату наград.
- Чемпион Хогвартса… Седрик Диггори! – Зал опять зааплодировал.
- Он идиот! – Простонала Мари. Она во всех красках представила, во что влип ее друг.
- Чемпион Шармбатона… Флер Делакур!
Мужская половина зала аплодировала больше, а Флер тем временем прошла к Седрику и Краму в зал наград.
— Превосходно! Мы теперь знаем имена чемпионов. Я уверен, что могу положиться на всех вас, включая учеников Шармбатона и Дурмстранга. Ваш долг — оказать всемерную поддержку друзьям, которым выпало защищать честь ваших школ. Поддерживая своих чемпионов, вы внесете поистине неоценимый вклад... Дамблдор внезапно остановился, и все сразу поняли почему. Кубок огня вдруг покраснел. Посыпались искры. В воздух взметнулось пламя и выбросило еще один пергамент. Дамблдор не раздумывая протянул руку и схватил его. Поднес к огню и воззрился на имя. Повисла длинная пауза. Дамблдор смотрел на пергамент, весь зал смотрел на него. Наконец он кашлянул и прочитал: — «Гарри Поттер».
- Как он это сделал? И почему не сказал мне?! – Рон бесновал.
- Рон, я не знаю. Не кричи так! – Зашипела на него Гермиона.
- Надо потом узнать у Гарри секретик. – Заметил Джордж.
- Да. Как у него это получилось…
Они зашли в гостиную. Все начали расходиться по спальням.
- Ты спать? – Фред приостановился возле камина, посмотрев на Мари.
- Нет. Не хочу. – устало улыбнулась девушка.
- Ну и сидите, полуночники, бессонной вам ночи. – Хмыкнув, Джордж пошел к лестнице.
Мари села на диван около камина, Фред лег на спину и положил голову ей на колени. В гостиной стало совсем тихо и уютно… Мари смотрела в огонь, а Фред смотрел на нее снизу вверх. И думал, почему они ни разу не разыгрывали ее? Рон, Джинни, Билл, Перси, Ли, Алисия, Анжелина и еще огромный список из пятидесяти имен. Почему они разыгрывали и шутили над всеми, но не над ней? Надо спросить у Джорджа, что он по этому поводу думает, а им ведь это даже в голову не приходило. «Если ее разыгрывать, то по крупному. Чтоб запомнилось… И покрыло все те розыгрыши, которые мы могли бы сделать за три года» И вот когда уже Фред задействовал всю свою не дюжую фантазию, через отверстие в стене в комнату вошел Гарри.
- Фред! – Мари попыталась удержать парня, но тот все-таки упал с дивана, утянув за собой девушку.
- Гарри? – Фред сел обратно,аккуратно поднял Мари и настороженно посмотрел на Поттера.
- Гарри, что они сказали?
- Мне придется участвовать – Он, не останавливаясь, прошел в спальню. Мари и Фред проводили его недоуменными взглядами.
- Какой-то он…расстроенный. – Заметила Мари, приуныв.
- Ну, теперь ему придется участвовать в турнире и сражаться как герою во всех испытаниях и принести нашей школе победу – трагическим голосом произнес Фред.
- И Седрик…
- Ну да. Еще твой хаффлпаффский дружок… – Фред вдруг напрягся.
- Да ладно тебе, ты к нему так относишься только потому, что в прошлом году мы проиграли. Но заметь, он пытался отозвать результаты! Спокойной ночи! – Она резко встала и не оборачиваясь пошла в спальню, делая вид будто не замечает провожающего ее взгляда Фреда.
Лаванда и Парвати спали, судя по закрытому пологу, а вот Гермиона, заложив руки за голову, смотрела в окно.
- Ты чего не спишь? – Мари тихо прошла к своей кровати.
- Думаю. Как ты думаешь, Гарри сам бросил имя в кубок?
- Не знаю. Нет, наверное, иначе бы он обрадовался, что его выбрали
- Может быть. Ладно, спокойной ночи. – Гермиона отвернулась.
Мари долго еще не могла уснуть. Она думала, во что ввязались ее два друга. У Седрика еще есть шанс победить. А вот Гарри – другое дело. Это будет очень веселый год, решила она, даже слишком веселый. Уснуть получилось только к утру.
Неожиданно Мари проснулась раньше всех и поплелась в большой зал. Там были лишь равенкловцы с книжками, первокурсники слизерина и несколько семикурсников гриффиндора, что не мудрено, семь утра все-таки. Выпив кофе, Мари захотела прогуляться. Небо было затянуто серыми графитовыми свинцовыми тучами, вот-вот грозился пойти дождь. Мари села под ивой возле озера, прячась там от ветра и кутаясь в мантию с головой.
- Ты чего не спишь в такую рань в субботу? На тебя не похоже…
- Привет, Седрик.
Он отпустился с ней рядом на траву.
- Зачем ты в это ввязался? – Она смотрела на гладь озера и выглядела обеспокоенной и взволнованной.
- Я думал, ты меня поздравишь и пожелаешь удачи. – Седрик нахмурился.
- Седрик, я не сомневаюсь в твоем умении и храбрости. Просто.
- Я обещаю, со мной ничего не случится. – Он улыбнулся. – Должен же кто-то за тобой присмотреть, пока твои братцы отсутствуют.
- Молчи уже. И запомни, Диггори, если с тобой что-то случится, я тебе этого никогда не прощу! Мне и Поттера хватит. Переживай теперь за вас, волнуйся…
- Так Гарри сам бросил свое имя?
- Конечно, нет! Он же не совсем идиот! Я надеюсь.
- Кажется, дождь начинается…
«Дождь» это очень мягко сказано – они успели вымокнуть полностью, пока добежали до замка.
В гостиной же Гриффиндора было очень уютно и тепло, общую картину портили только насупленные Гарри и Рон. Гарри резко встал и ушел в спальню.
- Я в библиотеку. – покрасневший злой Рон вышел из гостиной.
- Гермиона,- Мари села рядом с девушкой. – Что произошло?
- Мягко говоря, Рон считает Гарри обманщиком. И обиделся, что тот ему ничего не сказал.
-Мило. Меня всего два часа не было. – Пробормотала Мари.
Ее внимание привлекли близнецы, сидящие подозрительно тихо.
- Что задумали? Я с вами! – Она тихо подошла сзади, положив руки к ним на плечи.
- Мы? Ничего.
- Мы о трасфигурации…
- МакГоногал обещала зачет устроить…
- Вот мы и думаем, как его прогулять.
На следующий день, в еще одно солнечное воскресенье близнецы и Мари безмятежно гуляли возле озера, она шла подпрыгивая и болтала о всякой всячине.
– А на следующий день я очнулась в больничном крыле и ничего не помнила. Зато поняла, что зелья это не… А где Фред?
- Фред? Какой Фред? – Джордж выглядел крайне недоуменно.
- Твой брат! Он за нами шел! Фред!!!
Мари испугалась только когда увидела на глади озера пузырьки около маленького пирса! Не сложно сложить два и два. Сердце бешено билось, она сразу побежала, спотыкаясь, туда, где на краю остановилась в нерешительности. Мари уже чувствовала закипающее беспросветное тягучее отчаяние, когда вдруг, присмотревшись, поняла, что те самые пузыри идут от маленьких сверкающих красных и оранжевых рыбок.
-Меня ищешь? – Фред стоял рядом с хохочущим Джорджем на мостике.
От неожиданности и испуга Мари подпрыгнула на месте и равновесие удержать не смогла. С громким визгом она упала в воду, та была до невозможности холодной, ледянящей. Но то не самое страшное – Мари вдруг посетила мысль, что плавать-то она не умеет. Испугавшегося Фреда, видимо, посетила та же самая мысль – он тут же прыгнул в воду и вытащил замерзшую и мокрую Мари на пирс.
Он покачивал ее в объятиях, пока Джордж сушил их заклинанием и согревал струей теплого воздуха. Все это время девочка молчала и смотрела на озеро остекленевшими мертвыми глазами и, только когда все процедуры были закончены, не говоря ни слова, оттолкнула Фреда и побежала с пирса в сторону замка.
- Мари! Стой!!
Фред догнал ее почти сразу же. Развернул к себе лицом.
- Я ненавижу вас, Уизли! – Мари начала, задыхаясь, колотить его в грудь.
- Прости. – Он просто прижал ее к себе.
Сначала она пыталась вырваться, но через минуту успокоилась. В ту минуту, поглаживая девушку по распушившимся от сушки волосам, Фред понял, почему они ни разу ее не разыгрывали. Это был первый и последний розыгрыш, который они для нее устроили. Ни до, ни много лет спустя, они с ней не шутили.
-Ты ведь нас простишь? – Осторожно спросил Джордж, нагнав их.
-А куда я денусь. – неловко пробубнила Мари, Фред все еще прижимал ее к себе.
Мари очень удивилась, когда открыла глаза и поняла, что уже ночь и она лежит в больничном крыле. К ней сразу же быстрым суетливым шагом подошла мадам Помфри.
- Как ты себя чувствуешь? Голова болит?
- Немного. А что случилось?
- Ты потеряла сознание на лестнице. Хорошо, что мистер Нотт оказался рядом! Он тебя сюда и принес. Пару дней тебе придется побыть здесь, потому что я так и не выяснила причину.
- Но завтра же первое соревнование турнира – протянула девушка.
- Твои друзья все тебе расскажут. А сейчас выпей это и спи. – Поппи дала ей стакан с каким-то зельем, после которого Мари сразу же провалилась в небытье.
Утром после завтрака к ней частенько заходили близнецы. И торжественно пообещали, что если кто-то умрет, они непременно все ей расскажут. Гермиона же и Джинни рассказали, что пропустила Мари. Она и раньше знала о своей особенности пропускать все интересное… Но Малфой-хорек! Это уже слишком! Девочки уже давно ушли на соревнование, а она еще долго во всех подробностях представляла наказание Грюма. Наверное, из Драко получился милый зверек… Уже скоро ее выписали.
- Сарвон! – ее окликнул симпатичный шестикурсник гриффиндора Питер Хамфри. – Ты где ходишь? МакГонагалл все собрала в классе на третьем этаже.
-Зачем? – Мари пошла за ним, но без особого желания. Если МакГонагалл собрала весь факультет в одно месте, это было не к добру. Неужели кто-то умер… Но в просторном классе лавки стояли около двух противоположных стен, мальчики с одной стороны, девочки с другой в центре стоял столик с граммофоном и это предвещало что-то пострашнее убийства. Филч устанавливал пластинку, когда МакГонагалл рассказывала про турнир.
- Дом Годрика Гриффиндора с давних времен пользуется уважением и я не позволю, чтобы вы испортили это имя, ведя себя как плохо воспитанные, малоуважаемые грубияны. Святочный бал это, прежде всего, …танцы!
Мари чуть со стула не упала, когда Парвати и Лаванда пронзительно завизжали. Все девочки пребывали в неописуемом восторге, да что там говорить, даже Гермиона засияла… Мальчики же, наоборот, не выглядели особо счастливо. И Мари разделяла их настроение.
Всю дорогу до гостинойГермиона щебетала, как же это здорово.
- Это ведь прекрасная возможность отдохнуть, познакомится в неформальной обстановке с другими ребятами, потанцевать…
- Гермиона! Помолчи, ради Мерлина!
До бала был еще месяц, но куда бы Мари ни пошла, только и слышно «а ты в каком платье будешь», «а может голубое» , «ох, я боюсь, вдруг она откажется», «вы с ним давно встречаетесь». Бал должен был состояться во вторник 23 декабря, еще выходные и неучебный понедельник. И все. Всего три дня. Только этой мыслью тешила себя Мари. В те самые последние выходные из-за погоды все были в замке, но девушка все равно уже давно приобрела привычку ходить незаметно, срезать путь, где это можно.
- Ты не хочешь пойти на бал со мной? – Он выглядел так, будто был уверен, что ему она не откажет. Так страннно было видеть Тео таким, ведь еще недавно он зло утирал кулаком непрошенные слезы, когда она убивала его фигурки в волшебных шахматах и бегал вместе с ней по подземельям под замкам, ища логово дракона Смауга. Мари потрясла головой, сбрасывая наваждение…
- Тео, ты издеваешься? Или решил проверить, прав ли Блейз?
- Забини приглашал тебя на бал? – Нотт нахмурился.
- Ага. Но не бойся, я ему отказала. И тебе откажу. – Мари злорадно улыбнулась, она не блефовала.
- Но почему?
- Я вообще на бал идти не собираюсь. – Как ей надоело терпеть этих появившихся ниоткуда ребят, напыщенно приглашающих ее, будто делая одолжение. Но всем остальным она отвечала, что ее уже пригласили, а вот Нотту почему-то решила сказать правду. Может из-за книги «Властелин Колец» все еще пылившейся на полке, а может из-за его искреннего недоумения.
- Так ты просто не хочешь? Может тогда в следующий раз?
- Обязательно.
Она легко согласилась, зная, что следующего раза не будет. В «следующий раз» она будет танцевать только на своей свадьбе.
- Отлично! Тогда следующий бал и первый танец на нем за мной. – Тед самодовольно просиял.
Мари, продолжая проклинать оба мира, решила вернуться в гостиную, но и там спокойствие ей не обещали.
- Ты почему это на бал не идешь?
Джордж накинулся с вопросами сразу с порога. Наверное, рассчитывая на эффект неожиданности.
- Откуда ты?..Хамфри.
- Нет, серьезно, почему? – Фреда тоже неожиданно сильно заинтересовал этот вопрос.
Это они обсуждали и до ее прихода.
- Ребят, вспомните, сколько раз вы не давали мне упасть с лестницы, споткнуться или разбить и сломать в радиусе трех метров. Вспомните, и не задавайте глупых вопросов. – Мари напряглась.
Близнецы переглянулись и на лицах у обоих застыло задумчивое, крайне озадаченное, выражение. Мари выдохнула, вроде бы вопрос был решен. Она уже сидела на подоконнике за своим любимым креслом у камина, когда к ней вновь подошли Дред и Фордж. Девушка устало подняла глаза от книги и вдруг поняла, что гостиная совсем опустела.
- Что? – Она с подозрением на них посмотрела.
- Ты не умеешь танцевать. – Выпалил с восторгом Джордж, будто это главная загадка Вселенной и он только что ее решил.
- Поэтому я возьму на себя ответственность, и буду твоим учителем. – Торжественно произнес Фред.
- Не пропускать же тебе бал из-за этого! – Закивал Джордж.
- Даже не знаю, что меня больше пугает – слова «Фред» и «учитель» в одном предложении или что до бала всего два дня и вы не успеете. Я уже молчу про то, что научить меня танцевать в принципе невозможно.
- Ты полна скептицизма.
- У нас получится все.
- Я иду с Анжелиной… – протянул Фред, переглядываясь с братом.
- Поэтому ты идешь со мной. Как друзья, разумеется. – закончил Джордж.
С подоконника она все-таки слезла и на протяжении еще двух часов девушка только и выполняла указания Фреда, который постоянно подбадривал ее, шутливо кружил и счастливо улыбался, но учителем был суровым – «Выпрями спину», «смотри мне в глаза», «не спеши так». Спать они ее отпустили далеко за полночь.
И раз она идет на бал с Джорджем появилась еще одна проблема – платье. Пришлось встать с утра пораньше, чтобы отправить брату жалобное письмо.
«Эйдан,
Ты не поверишь, но я иду на бал. Это идея мне совсем не нравится, но никто и не спрашивал. Угадай, что мне нужно! Полностью тебе доверяю, как и всегда, но умоляю, никаких кружев, бисера и стразиков! И на каникулы я останусь в школе. Обрадуй отца, что он меня до лета не
увидит.
Мари.»
Она немного запнулась, пока писала последнюю строчку, и поставила кляксу рядом с подписью, но решила ничего не менять.
Следующий урок танцев проходил в одном из пустых кабинетов.
- Встань на носочки. – пробормотал Фред.
- Мне так не удобно! – тут же запротестовала Мари.
- Учитель здесь я. – он скорчил напыщенную рожу, за что и получил щелчок по носу от девушки.
- И в глаза мне смотри… – обиженно закончил он – Ладно. Отдохни пять минут, потом продолжишь с Джорджем.
Мари совсем без сил легла прямо на парту. Танцевать в кроссовках еще куда ни шло… Но туфли! Вечер обещает быть тяжелым.
В гостиной было не многолюдно. И что самое интересное, присутствовали только мальчики, Мари поднялась в спальню, за гитарой ,обещая себе отгадать эту загадку позже, и чуть не была сбита Лавандой.
- Вы что тут делаете? – Обводя комнату взглядом, спросила Мари.
- Готовимся к балу! – Как само собой разумеющее сказала Парвати.
- В отличии от некоторых, нам не все равно как мы будем выглядеть.
По всей комнате валялись какие-то баночки, тюбики и пузырьки. Столик был завален косметикой.
- Гермиона?! И ты туда же? И что у тебя с лицом?!
Гермиона вышла из ванной закутанная в полотенце и с зеленым лицом…
- А? А это, водрослевая маска. Лаванда одолжила.
Мари решила, что с нее хватит таких познаний. И забыв, зачем пришла, поспешила удалиться и не мешать девочкам.
- Сумасшедший дом какой-то! – Она повалилась рядом с Роном и Гарри на кресло.
- А ты знаешь, с кем пойдет Гермиона? – Спросил напряженно Рон.
-Рональд… Если ты еще спросишь что-нибудь про бал, то попрыгаешь на него на одной ножке!
- Ты чего злая? – Невинно спросил Гарри.
- Вокруг этого бала такая шумиха! Все только о нем и говорят.
- Но ты ведь девчонка! Тебе должны нравится такие вещи!
- Рон! Что я тебе обещала?
- Все. Молчу.
Гарри тихо хихикал в сторонке.
- Анжелина! Ты прекрасно выглядишь.
Фред шутливо приобнял девушку за талию, делая вид, что снимает монокль. У входа в Большой зал уже начали собираться люди. Холл и сам зал украсили очень красиво, все было словно покрыто зеркально-чистым снегом и сделано изо льда.
- Мари?! – Джордж, словно подавившись, смотрел куда-то за спину Фреда.
Фред обернулся и обомлел. Девушка была в красивом белоснежном платье в пол, на которое наскоро была накинута темная парадная мантия с семейной гравировкой. Украшений почти не было, разве что маленькая жемчужная, казавшаяся детской, заколка в волосах, рассыпавшихся по плечам тугими локонами, которые сегодня как никогда отливали шутливой рыжинкой. Серые же глаза смотрели обычным смешливым и задорным взглядом, а вот губы так и сияли цветом спелой лесной земляники и красными летающими леденцами из сладкого королевства. Взгляд Фреда словно приклеился к девушке.
Пытаясь исправить ситуацию, его брат засуетился.
- Ответь на один вопрос. Всего один… – Джордж приобнял ее и поцеловал макушку. – Ты ведь не в кроссовках?
Мари подозрительно посмотрела на Фреда. Он сразу заинтересовался канделябром.
- Нет, не в кроссовках. И забери у своего брата три положенных тебе галлеона.
- Откуда ты знаешь? – Прошептал Джордж.
- Я вас уже три с половиной года знаю. Поверь, этого достаточно!
Уже когда они шли к Большому залу и тихо шепнул, чтобы никто не услышал.
- Ты сегодня просто невероятно прекрасно выглядишь, мой Совенок.
Мари обернулась к нему.
- Что ты сказал?
Было действительно очень шумно и она расслышала разве что половину..
- Говорю, что там было пять галлеонов. – заговорчески подмигнул ей близнец и исчез куда-то с Анжелиной.
Бал проходил, как запомнила Мари с детства. Приодевшиеся девицы, раздосадованно или с опаской зыркающие в стороны в поисках возможных соперниц, стеснительные парни, хотя попадались и чересчур смелые, раззадорившиеся преподователи. Все танцевали, разговаривали. В общем скучно. Разнообразие пришло, откуда не ждали…
- Мисс Сарвон, дело срочное! Нужна ваша помощь. – К ней подошла обеспокоенная МакГонагалл и Флитвик.
- Солистка хора профессора Флитвика пропала. А вы, насколько мне известно, поете?
- Д-да…Профессор… – Заикаясь ответила она.
- Отлично. Пройдемте со мной. Это всего лишь на пару минут, от вас не требуется многого! – сокрушалась профессор – Я видела вас в Трех Метлах, так что не сомневаюсь, что вы-то уж с развлечением публики справитесь.- немного неодобрительно посмотрела она.
Под недоуменные взгляды Фреда и Джорджа МакГонагалл увела Мари. Там, где раньше был стол преподавателей, сейчас была ледяная сцена. Свет померк, и теперь единственным светлым пятном был лед, светящийся таинственным бледно-голубым светом. Заиграла музыка, песню, которую показала Мари
«Как это должно быть антуражно выглядит…» – Подумала Мари и запела.. лишь бы не забыть свою партию.
/можете включить Dana Williams and Leighton Meester – Dreams, ну или непревзойденную оригинальную версию от Fleetwood Mac/
Now here you go again, you say
You want your freedom
Well who am I to keep you down
It’s only right that you should
Play the way you feel it
But listen carefully to the sound
Of your loneliness
Like a heartbeat drives you mad
In the stillness of remembering what you had
And what you lost, and what you had, and what you lost
Хор быстро подхватил тему, песня была известная.
Парочки танцевали, кто-то неловко топтался у стены, ожидая приглашения на танец, а кто-то и вовсе предпочел во все это не вмешиваться и сидеть за столиком. Мари вдруг встретилась взглядом с Драко.
Thunder only happens when it’s raining
Players only love you when they’re playing
Women, they will come and they will go
When the rain washes you clean, you’ll know
В глазах Малфоя не было обычной усмешки, а было какое-то странно-ностальгическое выражение. Будто он вспомнил что-то очень приятное, что никогда не повторится. Мари вдруг подумала о строчке, которую пела. И вот она снова уходит, как и там. Может, и он в звуке своего одиночества?
“Когда дождем тебя окатит, ты поймешь.. что потерял”. А поймет ли? Встретятся ли их пути вновь? Чтобы это узнать нужно только время “и тишина воспоминаний”. Свет вновь стал яркий, и под аплодисменты Мари, пошатываясь, спустилась со сцены.
- Ты красиво поешь.
- Спасибо, Тео.
- Нет, серьезно. А еще я не знал, что ты можешь быть…такой. – он неопределенно повел плечом.
- Приму за комплимент.
- Потанцуем?
Мари уже хотела отказаться. Кроме Джорджа и Фреда она пока не с кем не танцевала. Они оба высокие и в случае чего, не дали бы ей упасть, да и Нотт вроде тоже не маленький, даже в туфлях на высоком каблуке она почти на голову ниже него. Вдруг вспомнив про данное обещание, она нерешительно протянула ему руку.
- Нет, нет. Идем сюда, чтобы Малфой видел
Мари недоуменно на него посмотрела.
- Даже не буду спрашивать, что это значит.
Вечер шел своим чередом. Самой главной радостной новостью за последнюю неделю стало выступление ее любимой группы «Чертовых сестричек». Подпевая все песни, Мари была неописуемо счастлива, кружилась и то и дело налетала на Анжелину, которая почему-то всегда оказывалась рядом.
Праздник удался. А впереди еще каникулы!
Или праздник еще не закончился?
Держа в одной руке туфли, а в другой подол платья, Мари шла по пустому коридору. Где были близнецы, она понятия не имела, так же как и где все остальные. Чтобы не натолкнуться на одну из целующихся парочек, она выбрала не самый людный путь – оставалось всего лишь дойти до конца коридора, открыть дверь и выйти на одном из уровней в холл с движущимися лестницами, а там и до портрета совсем чуть-чуть… Она не успела дойти даже до середины коридора. Наступив босой ногой на кристально-белый подол и споткнувшись, она изящно растянулась на холодных камнях. Тихо чертыхаясь, подняла туфли, распустила волосы, подняла подол свободной рукой…
- Мари!
Бедная девочка за сегодня уже ненавидела свое имя! «Мари то, Мари это!» Можно же ей хоть до гостиной дойти спокойно? Не судьба.
- Чего тебе, Нотт? – Она раздраженно на него посмотрела. Если весь вечер она держала себя как светская леди, то сейчас была собой. Растрепанной и неуклюжей.
- Я хотел сказать. Я не такой идиот как Малфой и…
- Я счастлива, что в мире не так много идиотов, но можно я пойду? Пожа-а-алуйста.
- Стой!
Она остановилась и умоляюще посмотрела на него.
- У нас не самые теплые отношения, и в будущем точно теплей не станут. И может, я об этом пожалею, но… – Он глубоко вздохнул и решился.
Над первым поцелуем Мари, в отличии от большинства девочек не задумывалась, зато все ее ровесницы связывали это замечательное событие со Святочным балом. Так вот хоть она и не задумывалась, но и в страшном сне не могла придумать, что этот самый первый поцелуй будет с Теодором Ноттом, с тем самым, с которым в далеком детстве в одной песочнице играла. Ну еще правда с Гринграсс и Малфоем, но это мелочи, которые к данному событию отношения не имеют.
Она быстро отскочила от парня, бормоча что-то невнятное, но он понял, он уже до этого знал, поняла Мари.
Стоя босыми ногами на холодном полу, без каблуков она была намного ниже него и чувствовала себя такой же маленькой, как и рядом с близнецами.
- Я.. мы. – Мари не могла подобрать слов.
- Ничего, – улыбнулся Нотт – не думай, что я не предполагал, что так будет, но всегда ведь стоит попробовать, верно? – вдруг смущенный и грустный тон Нотта растворился, как и не бывало, парень расхохотался – Спишем все на магию ночи святочного балла, Сарвон, а?
И она смотрела ему вслед так же, как выживший после грозы смотрит на раздающиеся уже в невозможной дали раскаты и вибрирующие теперь за горизонтом молнии. Он же шел размеренно, постукивая каблуками в такт только ему известной песни и напевая что-то про волшебную ночь.
Самое приятное для нее было, что после этого Нотт вел себя как обычно, а не строил из себя романтика и крутого парня. Обычное соперничество между Гриффиндором и Слизерином. А может это и действительно ничего не значило для него? Мари успокоилась быстро. Один поцелуй ничего не значит, тем более замуж она за него точно не выйдет. Так что – ничего страшного, гораздо больше насущных проблем.
Вон, скоро второе состязание турнира. За Гарри и Седрика переживать надо.
Да закинуть куда подальше эти неудобные туфли на высоченном каблуке!
И какие же все-таки холодные полы в этом замке...
====== Выбор предложен, а ты выбирай ======
Во втором испытании Гарри занял второе место, по сему поводу закатили грандиозную вечеринку. Гермиона уснула прямо в кресле, Дин и Симус закатили танцы, отдаленно напоминающие ритуальные танцы малых народов Южной Африки, а Мари еще даже не успела открыть бутылку со сливочным пивом, как ее отобрали близнецы «Тебе нельзя! Ты и так слишком веселая всегда!». Джордж вручил ей стакан с тыквенным соком, а Фред гитару. Мари от нечего делать начала играть первую песню.
- Я знаю эту песню! – Обрадовался подвыпивший Симус – Это ведь магловская группа?
- Сим, ты что – не заметил? Я всегда магловское играю – рассмеялась девушка.
Она начала играть во второй раз. Все затихли, от этого даже не по себе как-то стало, но Мари быстро вошла во вкус. Музыку она любила.
Фред же оставил свои музыкальные занятия, но любил смотреть, как играет подруга. Это его завораживало.
-А Леди Гагу можешь? – Подала голос с задних рядов маглорожденная любительница попсы, по совместительству Алиссия Спинет.
Мари вспомнила эту самую, хм, певицу, и поскорее прогнала от себя эти ужасные картинки. Пару песен она знала и выбрала ту, что покороче. Не понятно, на что рассчитывала Алиссия? Может, что Мари стушуется? Ведь это совсем не ее стиль и репертуар, но гриффиндорцы ребята смелые. Не зря же Шляпа, вопреки обыкновению, отправила Мари именно на этот факультет! В общем, спела Мари пронзительно и громко, чтоб и на задних рядах Алиссия с Анжелиной успокоились.
- И про любовь можешь?
«Парвати только про любовь…»
- Могу.
Вечеринка уже напоминала «Концерт по заявкам». Мари даже обрадовалась, что МакГонагалл разогнала всех по спальням и «про любовь» петь не пришлось. После «про любовь» было бы про «мир во всем мире», а в магическом мире это скорее просто затишье, а не мир.
Второй семестр ничем знаменательным не отличался. Уроки, мелкие шуточки, большие розыгрыши, отсыпание на истории магии, неудачные зелья в кабинете Снейпа, вечерние музыкальные концерты в гостиной Гриффиндора. Иногда не только в гостиной, выступление на Святочном Балу принесла ей неожиданную известность. Старая акустическая гитара почти не выдерживала такой нагрузки. Но один из плюсов магии – гитара, с трудом, но жила.
Третьим испытанием турнира был лабиринт,
- Они долго там еще бродить собираются?! – Раздраженно спросила Мари у близнецов.
- А что, боишься проиграть? – Ухмыльнулся Фред, который поставил 10 галлеонов на победу Гарри над Седриком.
- Не боюсь. Скучно просто. Сколько уже времени прошло?
- Два часа. – Джордж сверился с часами.
Мари обреченно вздохнула. Что произошло дальше, она не очень поняла – появился Гарри. Музыка, вспышки камер, поздравления министерских чиновников, громкие аплодисменты, крик Флер. Все повставали со своих мест, внизу трибун уже столпилось много людей.
Маленькая и очень худая Мари, смогла протиснуться вперед.
- Седрик… – Выдохнула она. Дыхание перехватило, она покачнулась.
Кто-то взял ее за руку и потащил в тень к трибунам, подальше от толкучки.
- Мари? Ты меня слышишь? Как ты себя чувствуешь? – Из оцепенения ее вывел очень серьезный и настороженный голос Фреда, какой для него не свойственен. Она ничего не ответила, не могла, просто посмотрела на него, как тогда, на матче по квиддичу, когда он взял ее за руку.
Вместе с Джорджем они пошли в раздевалку, Фред осторожно посадил ее на лавку. Там было тихо и почти темно, только пара свечей освещала коридор, ведущий к выходу с поля. Мари начало сильно трясти, замедленная реакция, то ли от шока, то ли от оцепенения. Фред сел рядом, ожидая, что сейчас она разрыдается у него на плече и он будет говорить слова утешения. А она просто обняла его и положила голову на плечо, уткнувшись носом в шею и молчала. Джордж же тоже думал, что нормальная реакция пятнадцатилетней девочки, друг которой вдруг появляется вместе с трупом второго друга – расплакаться. Фред нежно обнял ее и непрерывно гладил по спине, списывая все на шок и ожидая, что слезы будут, но чуть позже.
А Мари все пыталась понять и принять, что веселый парень, которого она знала с девяти лет все-таки идиот, раз полез в это, кинув свое имя в кубок. И не сдержал обещания.
« – Я обещаю, со мной ничего не случится – Он улыбнулся. – Должен же кто-то за тобой присмотреть, пока твои братцы отсутствуют.
- Молчи уже. И запомни, Диггори, если с тобой что-то случится, я тебе этого никогда не прощу! Мне и Поттера хватит. Переживай теперь за вас, волнуйся…»
Да, Диггори, простить все-таки придется. На него никогда нельзя был долго обижаться, одна улыбка и люди сразу же забывали ему обиды, забывали все.
-Пойдем в замок… – Тихо шепнул ей Фред и его голос показался ей роднее и нужнее всего на свете. Мари послушно встала, но пошатнулась, Фред подхватил ее на руки, а Джордж молча открыл двери. Ее первый полет за снитчем закончился разбитой коленкой, очень разбитой коленкой. На руках до дома ее тогда нес Дариус, как и сейчас Фред, а Алекс и Седрик гадали, кому Эйдан первому оторвет голову, за то что не уберегли его любимую сестренку.
Утром часа два после завтрака Дамблдор собрал всех в большом зале. Столов не было, лишь по всему залу стояло очень много сиротливых стульев, небо затягивалось тучами и слышились глухие звуки ливня. Директор обратился с речью ко всем, не разделяя на факультеты и школы. Мари уже знала из рассказа Гермионы, что Гарри и Седрик оказались на кладбище, что кубок был порталом, что Волдеморт возродился, что Хвост убил Седрика, что министр не поверил Дамблдору и рассказу Поттера, что Орден Феникса собирают вновь.
Дамблдор тем временем заговорил что-то про Седрика, Гермиона тихо всхлипывала, Чжоу Чанг плакала, да и многие девочки плакали. Это были это и бывшие его поклонницы, и подруги детства, и однокурсницы или просто очень эмоциональные особы.
Мари сидела между Фредом и Джорджем с самым отстраненным видом.
— Он был хорошим верным другом, любил труд, высоко ценил справедливость. Смерть его подействовала на всех вас, независимо от того, знали вы его или нет. Поэтому я думаю, вы имеете право узнать, как это случилось. Седрика Диггори убил лорд Волан-де-Морт. В Министерстве магии не хотят, чтобы я сообщал вам это..
Мари перестала слушать, остекленевшими глазами она смотрела в даль, будто отключилась, впервые в жизни ей было решительно все равно, что думает об этом старый директор – великий профессор Дамблдор.
Рон, Гермиона и Мари пришли навестить друга, под долгими уговорами мадам Помфри сдалась и пропустила их. Гарри выглядел нормально, насколько это могло быть.
- Гарри… – Мари боялась смотреть ему в глаза.
- Да? – Он уже примерно знал вопрос, который она хотела задать.
- Гарри, когда он называл фамилии пожирателей, ты слышал фамилию… – она запнулась – мою фамилию.
- Да… – Ему совершенно не хотелось это говорить, но Гарри знал, насколько бессмысленно лгать ей. – Твой… отец… стоял рядом с Люциусом Малфоем, насколько я понял.
- Но это ведь не важно, правда? – Тихо сказал Рон.
Судя по взгляду, Гермиона поддерживала его.
- Нет, конечно. Ничего не важно. Кроме того, что мой папочка Пожиратель смерти и тот, кому он подчиняется, вдруг вернулся. Только вернулся и уже первая жертва – первая жертва в этой войне почему-то мой друг… И, кстати, второго друга тоже грохнуть собирались! Да Поттер! Это о тебе! – Мари бессильно опустилась холодный на пол и подняла голову к потолку, ей хотелось, чтобы предательские слезы катились обратно.
- Но тебе же необязательно возвращаться домой – проведешь лето в Норе…
-Спасибо, Рон! Но в том и дело, что обязательно. – Она вытащила из кармана мантии два письма и передала ему.
«Мари,
Рад сообщить, что я вернулся в Англию. Дела во Франции пошли неудачно. Здесь, в Англии теперь есть шанс, что все будет намного лучше. Летом приедешь домой. Эйдан и Марк встретят тебя.
Твой отец, Г. А. Сарвон»
«Сестренка,
Этим летом увидимся, папа вернулся. Это лето я проведу дома. Потом уеду работать. Надо поговорить. Не знаю, что случилось с отцом, но он какой-то странный, сказал, что хочет с нами поговорить, с тобой в том числе. Скоро увидимся.
Э.Ф. Сарвон.»
Рон передал письма Гермионе.
- Не сложно представить почему «какой-то странный» правда? И о чем хочет поговорить!
Друзья сочувственно на нее посмотрели. Но они не могли представить полную картину.
В поезде Мари сидела у окна. За всю дорогу не сказала ни слова. Фред и Джордж то и дело бросали на нее взволнованные взгляды. Вспышка гнева и злости из-за писем прошла, теперь она опять была отстраненной и молчаливой и трогать ее никто не решился.
Только Фред пару раз подходил к ней в гостиной гриффиндора, рассказывал про их с братом изобретения, и, хотя девушка и улыбалась, но не подавала признаков заинтересованности. Фреду хотелось выть от отчаяния, когда он снова и снова находил ее, измученную и осунувшуюся, уснувшей в кресле.
Всю дорогу она была предоставлена сама себе и морально готовила себя к встречи с отцом, которого не видела два года. И не хотела бы видеть еще столько же. На платформе близнецы обняли ее на прощание и пообещали придумать веселую программу на следующий год. А с особым удовольствием пообещали от души разыгрывать Перси.
- Привет, сестренка. – Эйдан обнял ее.
- Привет.
Они аппарировали к дому.
К большому замку. «Мрачный и пафосный», как всегда думала Мари. После уютной Норы, этот… домик казался еще более неуютным, холодным и необитаемым. Сказать «мой дом» даже мысленно не могла, а вслух язык не поворачивался. Семейный обед в Норе проходил под крики и указания Молли, смех близнецов, и оправдания Рона. Здесь такого не было…
- Как школа? – Чопорно спросил Гастон свою младшую дочурку, которую не видел всего-то два года.
- Хорошо. Экзамены на «отлично» все, кроме зельеделия.
- Кто ведет?
- Профессор Снейп.
- Была бы ты в Слизерине, он не придирался бы…
- Папа. – Марк предупреждающе посмотрел на отца.
В столовой все замолчали. Обед проходил тихо и холодно. Ближе к ужину мистер Сарвон собрал детей в своем кабинете, Маркус и Мари на кожаный диван, а Эйдан в резное кресло напротив, Гастон же сел за рабочий стол с ножками в виде воронов, Мари любила в детстве засовывать в их клювы обертки от конфет.
- Как вы знаете, пятнадцать лет назад, я служил Темному лорду и он вернулся. Об этом никто не должен знать, до определенного момента… – Руки у Мари затряслись, но она пыталась себя держать.
- …Я служил ему раньше, буду и теперь.
- Зачем ты нам это говоришь, папа? – Марк заметил поведение сестры.
- Вы мои дети. И я надеюсь, что вы поддержите меня.
- С одними моментами я согласен, но мне не всегда нравятся средства достижения цели… – Эйдан принял действительно задумчивый вид.
Мари просто онемела, не в силах выговорить хоть слово.
- Если ты хочешь поддержки, я согласен. – Эйдан затарабанил пальцами по кожаной обивке – Но я буду с тобой ровно до того момента, пока меня это будет устраивать, я не собираюсь клясться в верности и любви к Темному Лорду.
Отец сузил глаза, искра одобрения блеснула в них и потонула под огромными черными бровями. Отец сухо кивнул сыну, словно был недоволен его словами.
В полном оцепенении Мари посмотрела в сторону брата. Смысл слов дошел не сразу.
- Марк? – Гастон посмотрел на второго сына.
- Если это тебя обрадует, отец. – Марк старался не встречаться взглядом с сестрой.
Согласие стать Пожирателем смерти дал равнодушно и нарочито спокойно. Будто говорил о погоде с министерским чиновником. Эйдан наоборот выглядел оживленным и заинтересованным.
Мари резко встала и побежала к двери.
-Вернись. – Отец кричал вслед.
Буквально влетев в свою комнату, девочка в первую очередь взяла перо и пергамент. Руки сильно тряслись от злости и отчаяния. В дверь постучали, Мари успела пожалеть, что не заперла ее, когда в комнату вошли братья.
- Уйди. – Прошептала Мари. – Просто уйди. Пожалуйста.
- Ты не понимаешь. Он наш отец. И мы должны его поддерживать. – начал Марк.
- Седрик не погиб по случайному стечению обстоятельств! – Как бы, между прочим, заметила Мари.
- Что?.. – Эйдан вдруг смутился.
- Его убил Волдеморт. Твой друг был убит тем, кому ты хочешь служить.
- Нет. Не так. Ты просто слишком мала, чтобы понимать это – успокоился Эйдан, его лицо снова превратилось в восковую маску ее былого брата. Теперь он лишь ее воспоминание.
- Дайте нам поговорить. – В комнату тяжелым шагом вошел отец и они остались вдвоем.
- Не хочешь взять пример с братьев?
- Нет.
- Хорошо подумала?
- Да. Будет война?
- Возможно. На чьей ты будешь стороне?
- Не на вашей.
- Значит, на стороне Мальчика-который-выжил. Благородно, вполне по-гриффиндорски. Только запомни, когда передумаешь, будет поздно.
- Не передумаю.
- Отказываешься от семьи, и уверена, что не передумаешь. Теперь понятно, почему Гриффиндор, там всегда учились такие же больные на голову увальни.
Молчание повисло в комнате как раскачанный маятник и ударяло по ним обоим.
- Проводить здесь лето тоже не собираешься?
- Нет.
Отец в последний раз посмотрел на нее, в его глазах отражалось подобие чего-то.. что его дочери не было дано понять.
- Я надеюсь, что мы с тобой не встретимся никогда, Мари, – сказал вдруг он – потому что иначе вероятнее всего мы встретимся в пылу битвы, где я даже не рассмотрю твоего лица, если убью. С кем связаться, чтобы тебя забрали?
- С Артуром Уизли.
- Уизли? Неужели я что-то упустил в твоем воспитании… – С этими словами он вышел.
Мари села на кровать. Хорошо хоть вещи не успела разобрать.
- Прости…
За мрачными мыслями и самобичеванием, она не заметила, как вошел Марк. Парень сел на колено перед ней.
- Зачем? Марк, зачем? – В ее глазах стояли предательские слезы.
- Нас так воспитывали. Мы должны его поддерживать.
- Ты ведь не согласен!
- Не очень. Эйдан видит от этого больше пользы. Но какая разница?
- Есть разница, Марк, огромная, она в выборе.
- Значит, ты свой выбор сделала? – Он твердо посмотрел ей в глаза.
-Да. -Тихо всхлипнув ответила она. – Ты тоже. Жаль, что не совпало.
-Совенок – Он крепко ее обнял. – Прости.
Ком стоял в горле, а слезы засыхали еще в глазах.
- Это должен был быть подарок на твой День рождения. Но теперь… – Заклинанием он призвал какую-то коробку. – Открой.
Руки мелко тряслись. В коробке была электрогитара. Красная, с золотым львом. Марк провел по струнам, и лев будто ожил, поднял голову и огляделся, не увидев ничего интересного, он зевнул и снова вернулся в былую позу.
- Спасибо. – Она искренне улыбнулась ему, своему брату. В последний раз.
Мистер Уизли появился вечером. И вместе с Мари они аппарировали к Норе.
- Как ты себя чувствуешь? Все хорошо? – Молли расставляла по местам посуду, но когда вошла девочка, сразу бросилась к ней.
- Мари, так что случилось? – Спросил Артур. Все собрались в гостиной, совмещенной со столовой. Мари, Молли и Артур сидели за столом, Фред стоял, опершись на кухонную тумбу, рядом с дверью, а Джордж в такой же позе, но с противоположной стороны, Перси же читал в кресле какую-то книгу – происходящее его, как всегда, интересовало мало.
- Милая, твой отец сказал что-то конкретное? – Молли по-матерински смотрела на Мари, от такого взгляда даже не по себе было.
- Нет, только образно. Сказал, что о возвращении Темного лорда до определенного момента не должны знать. – и зачем-то добавила – Эйдан поддержал его сразу же. Маркус в итоге тоже согласился.
Говорить обо всем этом ей не хотелось, но Артур и Молли должны знать, что приняли в дом девочку из семьи Пожирателей смерти.
- Хорошо. Иди спать. – уставший Артур встал из-за стола.
- Вы тоже. – Молли строго посмотрела на близнецов, Джинни и Рона.
Маленькая деревянная комнатка, со сводчатыми потолками, с кроватью-подоконником – она помнила все как вчера. Мари села на кровать, обхватив колени руками. Небо за окном было звездным, красивым и далеким…
Когда отец встревожено сказал, что Мари проведет лето в Норе, Фред понял, что тут что-то неладное. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять насколько задело ее все это. Теперь она даже улыбалась и говорила спокойно, но в глазах вместо обычного озорства и последнего безразличия, сейчас было непонимание, тоска и обида. Фред тихо постучал, ответа не последовало, тогда почти невесомо открыл дверь. Мари испуганно на него посмотрела, но не прогнала. Фред сел рядом с ней, Джордж же на стул, возле кровати.
- Ты как? – Спросил он.
- Нормально. – Она улыбнулась.
- Твоему спектаклю мы не поверили. Это ты для мамы играй. – Фред уверенно взял ее руку.
- Мягко говоря…Не ожидала, что брат, на которого я всю жизнь равнялась, окажется редкостным козлом, а второй брат возьмет с него пример – с вызовом она посмотрела на близнецов – Так что вам очень повезло с Перси. Бывают братья и по хуже.
- Ну не знаю…
- Фред, помнишь, как он все лето просидел в своей комнате, пытаясь выяснить какие котлы лучше?
- Ага. Или как озверел, когда книжку потерял…
- Потерял или вы спрятали? – Мари подозрительно посмотрела на Фреда.
- Нет.
- Он ее потерял…
- А мы нашли…
- И положили в другое место…
- И не сказали куда.
- Ладно, рыжие, будем считать, что я повелась на смену темы. – Вот теперь она улыбнулась искренне. Даже глаза вдруг потеплели – Джордж! Не спи здесь. Иди и спи как все нормальные люди.
Парень засыпал прямо на стуле. Он посмотрел на Фреда и тот кротко кивнул. Джордж поцеловал Мари в висок и вышел из комнаты.
- Это ты хорошо придумала, а то утром его не добудишься. Кстати, как и тебя, так что давай тоже ложись.
- Не хочу. И не могу. Все как-то…не так. – Она оборвала себя на полуслове. Это она не могла сказать даже Фреду, единственное, чем она не могла поделиться со своим лучшим другом.
- Просто скажи. – В голубых глазах отражался свет луны, от чего они казались невероятно глубокими. А еще в каждом из них отражалось по одной маленькой напуганной сове.
- Просто… Такое чувство, будто все люди которые мне дороги почему-то всегда бросают. – Фред непонимающе посмотрел на нее, ее голос стал совсем детским и обиженным, словно они вновь были на первом курсе – Сначала умерла мама. Потом Малфой решил, что мы не можем дружить, я даже не виню его уже, нас так воспитывали. Только я, видимо, пропустила много уроков воспитания. Потом Седрик… Теперь родные братья. Марк хотя бы сомневался – тут ее голос очень задрожал – Фредерик Артур Уизли. Если с тобой или твоим братом что-нибудь, когда-нибудь случится, я…
- Не случится. Обещаю. – С серьезным видом ответил он.
- Сед тоже обещал… – Взгляд опять стал безжизненным. Фред промолчал и обнял ее, она в ответ наклонилась ниже, осторожно обхватив его плечи руками, и уткнулась головой в его шею, и так и застыла. А когда девушка случайно сонно коснулась губами его ключицы, сердце Фреда было готово выпрыгнуть из груди, и он очень надеялся, что она этого не слышит.
Жизнь в Норе текла своим чередом. Все было хорошо. Ну, почти.
-Никогда не слышала, чтобы папа так выходил из себя -тихо заметила Джинни.
Артур и Перси ругались уже пол часа. Перси был согласен с Пророком, что «Мальчик-который-выжил оказывается еще и Мальчик-который-сказочник» и что «Дамблдор уже не тот». Мари вместе с Роном и Джинни сидели на лестнице между вторым и третьим этажом, напротив комнаты близнецов. Через открытую дверь было видно, как Фред меряет шагами комнату, а Джордж сидит на кровати и заметно нервничает, хотя не так как Фред.
«-В министерстве считают, что Поттер лжец! А Дамблдор маразматик!
-Перси!
-Я не хочу поддерживать таких. Таких как Поттер!И Мари ваша тоже хороша! Она дочь Пожирателей!»
Кажется, это стало последней каплей для Фреда. Чуть не сбив Джинни, он кинулся вниз, Мари поспешила за ним. И успела схватить за руку.
- Ты только хуже сделаешь. – Она говорила спокойно.
Поразмыслив минуту, он согласился и уселся на ступеньки. Мари села рядом с ним.
- Как бы сейчас хотелось ему вмазать по-хорошему.
- Фред, нельзя. Только Миссис Уизли расстроишь. Одно дело, когда родители ссорятся с детьми…
- А другое? – он доверчиво посмотрел в ее глаза.
- Другое, когда дети ссорятся между собой. Это обычно расстраивает родителей… Интересно, откуда я это знаю.
Входная дверь с лопающимся звуком хлопнула. Перси ушел. Было слышно, как внизуАртур успокаивает Молли.
Следующие несколько дней прошли тихо. В доме постоянно появлялся кто-то из Ордена, Молли ходила сама не своя, Артур раздражительный.
- Мари.
Мари сидела на подоконнике в комнате близнецов. Фред лежал на своей кровати, Джордж сидел за письменным столом. За окном было совсем темно, в комнате свет от одной свечи.
- Мари.– Сказал Фред, но уже настойчивее. – О чем ты сейчас думаешь?
- Не знаю. Ни о чем. – Она смотрела в окно. В спокойную ночную темноту. – Это война, да?
- Что? – Джордж развернулся к ней.
- Как все было тогда? До того, как Гарри. Просто все, что рассказывали нам… – Она осеклась. – Мне. Все, что говорили с детства, получается ложь?
Парни озадаченно на нее посмотрели, не совсем понимая, о чем она.
- И что говорили тебе?
- Что Темный лорд особенный. Что его идеи могли изменить. Что отец был рад служить ему. Что маглы – ничтожество. Что все, кто сражались против него – глупцы. Всегда твердили, что однажды он вернется. И тогда все снова станет хорошо, он будет намного сильнее и могущественнее. Что сражаться против не имеет смысла. Отец говорил, что тогда и войны не было – все боялись выступать в открытую против него, но это ложь. Сейчас я поняла, что все это было ложью.
- Ты просто запуталась, милая. – Молли стояла на пороге.
Фред и Джордж сидели в шоке. Они даже не представляли насколько воспитание их подруги отличается от их собственного.
- А вы мне расскажете?
- Да. Но не сейчас.
Еще через неделю в Норе появился Альбус Дамблдор собственной персоной, они о чем-то поговорил с Артуром, после чего Молли объявила, что надо собираться. Все уезжают в новую штаб-квартиру Ордена Феникса.
Совершеннолетние Фред и Джордж были счастливы и надеялись, что их примут в Орден.
Собирая вещи, Мари думала, как теперь все будет. Как выбор ее братьев отразится на ней? Смогут ли они еще когда-нибудь поговорить? Или они по разные стороны теперь? Всего лишь выбор.
====== Ночные разговоры и утренние мысли ======
Первые три дня на площади Гриммо прошли для Мари как в тумане. В целях безопасности ее поселили в комнате Джинни, которая была проверена на предмет неприятных сюрпризов и опасности не представляла. Фред и Джордж были этажом ниже.
Первую ночь в этом доме Мари провела в их комнате…
Двенадцать ночи, уснуть не получилось и она тихо спускалась по лестнице.
- Ну и куда ты собралась? – неожиданно Фред открыл дверь. Мари, испугавшись, отскочила от него к перилам, сдавленно ругаясь и шипя.
- Вообще-то я шла на кухню…- Она потирала ушибленный локоть.
- Там мама. Заходи лучше к нам. – он озорно подмигнул девушке и за руку затащил ее в комнату.
Две широкие кровати, которые явно никогда не заправляли, – напротив друг друга, пузатый большой шкаф, дверца которого была явно запечатана заклинанием, но все равно предательски трещала по швам, и письменный стол, на котором уже стояли коробочки с Забастовочными завтраками – вот и весь интерьер. Джордж лежал на кровати справа и палочкой выводил фигуры в воздухе. Заметив Мари, он замер. В воздухе перед ним висел красный то ли треугольник, то ли кактус. Понять было сложно.
- Обалдеть! Какие люди!
- Она на кухню собиралась, а там мама Сириуса отчитывает. Не мог же я ее одну оставить. – притворно вздохнул его брат.
- Джордж, не знала, что у тебя такие скудные таланты в рисовании. – девушка скептически осматривала его творение.
Фред сел на свою кровать, Мари пристроилась рядом с ним, отодвигая целую гору оберток от конфет.
- Это новые варианты обертки для забастовоных завтраков! – нашелся близнец. Но он быстро притих, когда Мари выудила из всего этого разнообразия надорванную упаковку от гадких леденцов, опустошенный пакетик чудо-тыковок и даже пару закрытых шоколадных жаб, которые тут же недовольно заквакали.
Мари пихнула всю эту шелестящую кучу другу в руки, устраиваясь на его подушке.
- Ай! – Фред картинно отодвинулся от нее. – У тебя руки ледяные!
- Прости. – Она пожала плечами. – Могу уйти к Джорджу.
- Сиди уже – заворчал близнец. Лицо Мари растянулась в гадкой улыбке. С довольным видом она запустила руки ему на торс , под рубашку, не обращая внимания, что он поморщился.
- А вы чего не спите? – ее голос был полон изрядного коварства.
- Мы думаем над случайно полученной информацией. – Вырисовывая очередную фигуру, ответил Джордж.
- Какой? – Она мгновенно заинтересовалась, отпуская выдохнувшего Фреда.
- Папа случайно сказал про дежурство.
- А Грюм ответил, что в этот раз Тонкс этим займется.
- Но ее надо прикрыть.
- Поэтому он тоже там будет.
- А они оба работают в министерстве…
- Они охраняют что-то в министерстве! – Мари сразу поняла связь.
- Соображаешь – Сказали в один голос братья.
- Ну а то. И что это может быть? Если интересы ордена, то вряд ли это оружие, скорее защита. Хотя и защиту можно использовать, как оружие…
- Возможно..
- Это что, Джордж? – Вдруг спросила Мари, косясь на голубой светящийся след от его палочки.
- Ласточка.
- Это заплывшее жиром создание – ласточка? – Она подняла брови. – Ты видел, как выглядят ласточки? Это на тюленя больше похоже.
- Это ты тюлень! – Обиженно воскликнул Джордж.
- Она сова. – Поправил Фред. – Очень даже тощая.
- Правда что. – Согласился Джордж. И они легли спать.
Голубая ласточка все еще шевелила нарисованными куцыми крылышками, летая между кроватями. Она была похожа на курицу-гриль, которую магия неожиданно подняла с чьей-то тарелки.
- Фред! Перестань мне ребра пересчитывать!
- Ребят, вы что там под одеялом делаете? – Обеспокоенно спросил Джордж, но было видно, как он не без труда сдерживает смех.
- У нее руки холодные!
- А он меня щекочет!
- Дети. Нет, серьезно. Вы оба, как дети.
- И это мне говорит человек, который ласточку нарисовать не может. – Парировала Мари, ловя за хвост гордо парящее мимо творение Джорджа.
- Ну вас. Я спать! – Джордж положил палочку на тумбочку и отвернулся к стене, делая вид, что храпит как Тётушка Мюриэль, Мари захихикала. Фред из сидячего положения перешел в лежачее. И, судя по довольной улыбке, очень удобное лежачее положение.
- Ты что? Ты тоже спать собрался?
- Ага. – Он закрыл глаза, не переставая радостно улыбаться.
- Ну Фредди. – Она начала тыкать пальчиками ему в ребра.
- Тебя проводить?
В этот момент в коридоре послышались шаги миссис Уизли.
- Я же не могу разбудить Джинни. А кровати у вас такие широкие… Я могу уйти к Джорджу… – она опять выставила свой главный козырь. Вздохнув, Фред подвинулся.
С кошачьей улыбкой Мари легла рядом и опять запустила руки под его рубашку. Близнец поморщился, но промолчал – он чувствовал, как от этого привычного для них троих жеста у него перехватило дыхание, и Фред понадеялся, что это от холода.
Фред проснулся рано, как всегда. Мари лежала на самом краю кровати, спиной к нему, Фред вздохнул, обнял ее и притянул к себе. От нее пахло медом и фрезиями. Еще в конце этого года они пытались понять, кто эта девушка им? Как младшая сестренка Джинни или как лучший друг? Джинни они любили и заботились о ней, лучший друг – Ли Джордан. А она? Она была им на равных. Многие шутки и розыгрыши устраивала она, фантазия у нее буйная, но все же большая часть получалась случайно. Она была им дорога, они даже любили ее. А еще Фред был влюблен в Анжелину. Не то, чтобы сильно, но влюблен. Анжелина классная, с ней утро начиналось с поцелуя. А Мари очень тонкая, нежная, хрупкая, к ней было приятно прикасаться – взлохматить волосы, а она потом, как сова нахохлившаяся, пытается их пригладить. Чмокнуть в щеку, взять за руку, обнять. Ли как-то спросил: «А если бы пришлось выбирать, девушка или Мари?». Тогда никто из них ничего не ответил. И вот сейчас Фред понял, если бы пришлось выбирать, выбор бы был не в сторону Джонсон, какой бы страстной и красивой она не была. Он поудобнее подобрал возле нее одеяло и снова задумался о рецептах для новых забастовочных завтраков.
Сириус был очень добрым и, как ребенок, радовался такому количеству гостей. И жизнь в доме кипела. На второй день было закрытое собрание, периодически кто-то являлся с докладом, через две недели приехала Гермиона. Миссис Уизли задействовала в уборке помещений всех – сначала кухня, потом спальные комнаты. Работы было очень много. И только ближе к вечеру она отпускала детей. Мари была готова работать и больше, это отвлекало от мыслей, Фред и Джордж старались постоянно находиться рядом с ней. И только ночью, когда Джинни засыпала, становилось плохо. Поплачь она в подушку, может быть стало легче. Однако пустить хоть одну скупую слезу не получалось. Холод и осознание происходящего накатывали волнами. Сначала раздумья, как помочь близнецам с их разработками. Потом, как вспышка, воспоминание о турнире. Седрик. Спокойный взгляд Эйдана, нервный – Марка. Разговор с отцом. Гитара... Все это время шедевр музыкальных инженеров-волшебников стоял в темном углу, на кухне. На часах было пять утра и в эту ночь заснуть так и не получилось. Одевшись, Мари спустилась на кухню. В такую рань она не ожидала никого там увидеть.
Ремус и Сириус вели оживленный спор.
- Доброе утро! – Поздоровалась она.
Друзья сразу замолчали. И в один голос сказали «Привет».
- Вы чего замолчали? – Наливая кофе, спросила Мари.
- Мы…мы…- Люпин явно был растерян и думал, что же она могла услышать и как отреагировать.
-Да ладно вам. У Люциуса Малфоя слишком много связей. И дом в Исландии. Обыск ничего не даст. Если Темный лорд под его покровительством, вряд ли Малфой будет прятать его в библиотеке… Хотя за стеллажом с книгами по зельям есть скрытая комната… Но нет. Это глупо. Вы чего так смотрите? – Она заметила их удивленные взгляды.
-Откуда ты знаешь про библиотеку? И о чем мы говорили?
- Услышала последний комментарий Сириуса. – Она пожала плечами.
- И много ты еще знаешь? – Спросил озадаченный Сириус.
- Не-а. Я только спустилась и…
- Я про Малфоя.
- А, это. Прилично. Еще знаю, про ближайшие планы Пож…
- Откуда? – В один голос спросили Блэк и Люпин.
-Удалось случайно подслушать в первый, он же последний, день дома. – Она опустила глаза на кружку.
- Как вы похожи…
- Ты о чем, Рем?
- Знаешь, Сириус, Мари напоминает мне одного человека…
- Да, друг. Я об этом тоже подумал.
- Вы чего? –Она переводила взгляд с одного на другого.
- Просто, ты похожа на Сириуса. – Спокойно сказал Ремус.
- Я?!
- Да. Я заметил это, когда еще учителем работал. Привычка сидеть на подоконниках, трудное пробуждение, склонность к шуткам, нарушениям правил, ночные прогулки. Вспомни, сколько раз приходилось назначать тебе наказание? – Усмехнулся Люпин.
Мари задумалась.
- А еще семья, поддерживающая Волдеморта, ужасные воспитательные меры, аристократический чистокровный род, Гриффиндор вместо Слизерина, побег из дома. Да и друзья похожие. – Сириус выглядел задумчиво. Взгляд, будто он сейчас не на кухне, а далеко в воспоминаниях.
- Ну может быть. – Мари глубоко задумалась. И нехотя согласилась.
- Да. Сириус прав. Слишком похожи.
- А вот хорошо это или плохо… – Сириус внимательно на нее посмотрел.
- Плохо. Как ее бывший учитель, заявляю – очень плохо. Как только МакГоногал нас терпела? И как она вас терпит теперь?
- Нас? Троицу, Фреда и Джорджа что ли? – Мари была рада смене темы. – Сама удивляюсь. А вас она как терпела?
- Нас… Нас она не терпела. Она назначала отработки, сгорала от бешенства, следила за нами по всей школе, но в тайне гордилась, и соглашалась, что талант у нас есть. – Ностальгически сказал Сириус.
Иногда авроры и члены ордена оставались на обед. В один из таких дней Мари и Гермиона вызвались помочь Молли на кухне. Гермиона резала пирог, Мари наливала чай и вдруг она вспомнила о мести близнецам, за то, что они ее разбудили. И ладно, если бы просто разбудили, но Агументи это слишком, вода-то холодная. Вытащив из кармана маленькую бутылочку с зельем, она отвинтила крышку, но на всякий случай решила посмотреть инструкцию. Щедро налив жидкость в две кружки, она пошла разносить чай.
-Не забудь, Снейпу его любимую кружку. – Тихо прбормотала Гермиона, не оборачиваясь...
Мари сидела между Фредом и Джорджем. Близнецы сразу заметили, что природная аристократическая бледность сменилась легким румянцем. Причина не заставила себя ждать, волосы Снейпа от корней к кончикам начали приобретать розовый цвет. Насыщенный и темный. Кингсли оборвал свою речь на полуслове, Тонкс тихо хихикала, Сириус и Люпин из всех сил старались скрыть улыбки. Снейп понял, что причина смеха он сам, но не мог понять почему. Молли, вздыхая и суетясь, передала ему зеркало. Тишину дома на площади Гриммо 12 нарушил громкий вопль профессора зельеварения. Мари подпрыгнула на стуле, Фред и Джордж хватались за животы от смеха, Тонкс от смеха лежала на столе. Одним простым заклятием Снейп вернул цвет обратно к черному.
- Мисс Сарвон. Я даже не злюсь сейчас. И вам очень повезло, что первое сентября не скоро!
- Простите. Пожалуйста, простите. Я случайно. Я правда случайно. – Залепетала побледневшая девушка.
- Я знаю! Вы всегда все делаете случайно! – С этими словами Снейп быстро вышел из кухни.
После обеда Мари пошла в комнату к близнецам. Фред доставал с полки шкафа какую-то круглую коробочку.
- А можно мне попробовать? – Глаза Мари загорелись привычным азартом.
- Это хлопья-в-обморок. – Предупредил Джордж.
- Но можно?
- Не думаю, что это хорошая идея… – Начал Фред.
Мари с нетерпением забрала у него из рук маленькую коробочку и вытащила оттуда синюю постилку. На вкус они были как… Мари не успела определить их вкус, погрузившись в глубокий обморок. Джордж ее подхватил и уложил на кровать.
Прошло пять минут.
- Фредди, нас быстрее отпустило. – Обеспокоенный Джордж склонился над Мари.
Десять…
- Фредди!
- Подожди, Джордж…
Двадцать….
-Конисентия! – Фред решил прибегнуть к крайним мерам. Мари медленно приходил в себя и близнецы облегченно вздохнули.
- Вкус оценить не успела, но работает неплохо. А что у вас еще есть? – Глаза девушки уже светились азартом.
- Для тебя больше ничего. – Пробурчал Фред и убрал коробку на верхнюю полку шкафа, подальше.
- Что?! Почему? – Она посмотрела на Джорджа, ища поддержки.
- Он прав. На Джинни и Рона нормально подействовало, а ты на пятнадцать минут дольше в отключке провела.
Тридцать первого августа Мари сидела в комнате Гарри и Рона на подоконнике.
- В этом году нужен вратарь – Вуд ушел. Охотники есть, разве что из девчонок кто откажется. – Пожал плечами Гарри. Мари задумалась. Глубоко и надолго.
- Список книг. – В комнату вошел Рон с тремя толстыми конвертами. – Давно пора, я уж думал, они забыли, обычно его присылают гораздо раньше… – Видели новую книгу? «Теория защитной магии».
В комнату вошли близнецы.
- Значит, Дамблдор нашел нового преподавателя. – Сказал Гарри, просматривая список.
- А родители только вчера говорили, что он не может никого найти.
- Не удивительно, если учесть, что случилось с предыдущими преподавателями. Один погиб, второй лишился памяти, третьего уволили, четвертый провел девять месяцев в сундуке… Ты чего, Рон? – Мари заметила, что стоявший рядом Рон, открыв рот, смотрит в письмо.
Рон не ответил.
-Да а в чем дело? – Нетерпеливо спросил Фред и заглянул в письмо брата. Тут и рот Фреда открылся от изумления.
-Староста… – Неверяще проговорил он, глядя в письмо. – Староста?
Джордж бросился к ним, выхватил из рук Рона конверт, перевернул его вверх ногами, и Мари увидела, что в ладонь Джорджа упало что-то малиново-золотое.
- Не может быть. – Хрипло прошептал Джордж.
-Это какая-то ошибка. – Пробормотал Фред, забирая у Рона письмо. – Ни один человек в здравом уме не назначит Рона старостой!
Головы близнецов синхронно повернулись к Гарри.
- Мы были уверены, что ты – стопудовый вариант! – Воскликнул Фред так, как будто Гарри каким-то хитрым образом умудрился всех облапошить.
- Мы считали, что Дамблдор обязательно выберет тебя! – Возмущённо крикнул Джордж.
- Учитывая Тремудрый Турнир и всё прочее! – Прибавил Фред.
- Видимо, против него сыграли все эти разговоры про помешательство, – сказал Джордж Фреду.
- Да-а, – протянул Фред одобрительно – Да, друг, от тебя слишком много беспокойства.
Он подошёл к Гарри и похлопал его по спине, одарив при этом Рона уничтожающим взглядом.
- Староста... мыска Лонни сталоста.
- Фу-у-у, представляю, что устроит мама, – застонал Джордж и, как нечто заразное, сунул значок в руку Рона.
Рон, до сих пор не издавший ни звука, взял значок, некоторое время непонимающе взирал на него, а потом молча протянул его Гарри, словно прося подтвердить его подлинность. Гарри взял значок: большая буква “С” на фоне гриффиндорского льва. В этот миг с шумом открылась дверь, и в комнату ворвалась Гермиона с развевающимися волосами и раскрасневшимися щеками. В руке она держала конверт.
- Вы... вы получили?... Она увидела у Гарри значок и издала громкий вопль. – Я так и знала! – Возбуждённо закричала он. – Я тоже, Гарри, я тоже!
- Нет – Сказал Гарри, поспешно передавая значок Рону. – Это не мой, это Рона.
- Это... что?
- Староста – Рон, а не я. – Повторил Гарри.
- Рон? – Раскрыла рот Гермиона. – Но... Ты уверен? То есть...
Рон повернулся и с вызовом посмотрел на неё.
- На конверте – моё имя.
Гермиона покраснела.
- Да я... – Растерянно пробормотала Гермиона. – Я... В общем... Здорово! Молодец, Рон! Это так…
- Неожиданно, – закончил за неё Джордж, согласно кивая головой.
- Нет. – Гермиона покраснела ещё больше. – Нет, ничего подобного... Рон сделал много всего... он и в самом деле...
Дверь открылась, вошла миссис Уизли.
- Джинни сказала, что списки пришли. Давайте их мне, я все куплю сама. Рон, какого цвета ты хочешь пижаму, а то старая совсем короткая?
- Купи красную с золотом. Под цвет значка. – Пробурчал Фред.
- Какого значка? … – Растерялась миссис Узли.
- Значка старосты. – Рон показал матери значок.
- Ох, Рон! Староста! Как все в семье! – Молли кинулась обнимать сына.
- А мы с Фредом кто? Соседские дети? – Возмутился Джордж.
- Надо тебе что-нибудь подарить. Перси мы подарили сову, но у тебя сова уже есть…
- А можно мне метлу -Тихо пробормотал Рон, выпутываясь из объятий матери. Лицо Молли померкло.
- Не самую дорогую. Просто новую. – Поспешно добавил Рон.
- Можно, дорогой. – Молли собрала у всех списки и вышла из комнаты.
Утром дом был похож не пойми на что. Фред и Джордж заколдовали сундуки. В итоге они сбили Джинни и бедняжка пролетела два пролета. Крики Молли и миссис Блэк были слышны на весь дом.
Мари минут пять простояла на кухне раздумывая, взять ли новенькую красную гитару.
- Лучше возьми. – Сзади подошел Сириус. Мари резко обернулась.
- Я не знаю…Просто…
- Каким бы ни был его выбор он твой брат.
- Да, но…
- Потом можешь пожалеть. Я хорошо знаю, что ты чувствуешь – оказаться с братом по разные стороны. А у тебя их два. Никто не знает, что может произойти…
Мари взяла гитару. Золотой лев поднял голову, принюхиваясь к воздуху.
-Это твой личный лев. Он так заколдован, что будет реагировать только на тебя. – Усмехнулся Сириус. – Значит, к Гриффиндору в твоей семье отнесли с большим пониманием…
- Нет. Только братья – это подарок Марка.
====== История про грушу ======
Комментарий к История про грушу Я вернулась! И да, с каждой частью торжественно клянусь, что все будет лучше и лучше. Вообще история обещает быть длинной и точно выйдет за рамки книжного времени и книжного настроения. А пока – Хогвартс, наш любимый Хогвартс.. И я очень хочу, чтобы начало этой истории было максимально чародейско-волшебным.
Красный поезд, подёргиваясь и старчески поскрипывая колёсными парами, дотянулся таки четвёртым вагоном до бежевого здания вокзала. Вокзал Кингс-Кросс всегда поражал Мари, с подвешенными вместо галстука под пиджаком здания круглыми часами, он был солиден и стар. По платформе 9 и 3/4, пока не открылись двери состава и, как чёртики из табакерки не загалдели бегущие в свои купе дети, прохаживался пижонистый усатый страж магического порядка в парадной мантии, то и дело накладывая Силенцио на слишком громко ухающих сов. Фред, который нес чемоданы Мари, тут же расплылся в хитрой улыбке. Девушка даже не успела заметить, как он вытащил свободной рукой из кармана палочку, и роскошные усы смотрителя завязались аккуратным бантиком.
Не желая получить первый выговор еще до приезда в Хогвартс, Мари утащила братьев в первое же свободное купе, уже планируя ругать этих рыжих, но вместо того вся компания громко рассмеялась.
Прозвучал предупредительный свисток, родители начали парами покидать платформу, а дети расходиться по вагонам, весело обсуждая, кто там в этом году займет должность преподавателя ЗОТИ и какие новинки выпустил “Зонко”, попутно считая карманные галлеоны.
- А я вам говорю, это обязательно будет тролль! – убежденно говорил Джордж – Пожиратель под оборотным у нас уже был, оборотень тоже...
Мари сдвинула брови.
- Сам ты тролль, Джордж, если считаешь, что такой преподаватель может нас чему-то научить. Они же без мозгов!
- А Локхарт? Он что – с мозгами был?? Мы уже выяснили, что это давно не критерий. – Фред тут же решил поддержать брата.
Так они дошли до купе, где уже сидел Гарри. Но, судя по всему, задерживаться в нем близнецы не планировали.
- Ну, ребятишки, у нас дела. Мари, ты с нами? – Джордж уже снова стоял в проходе.
- Слушать восхищенные вопли Джордана? Нет, я лучше с Гарри.
- Ну, как хочешь. – Фред, кажется, немного огорчился. И они ушли.
На самом деле, просто не хотелось оставлять Гарри. Он и так был не особо счастлив, что Рону пришлось ехать в другом купе. Зато... возле окна сидела девочка. Большие почти прозрачные глаза, длинные светлые волосы, журнал вверх ногами. Джинни про нее рассказывала, вспомнила Мари, правда вместо того, чтобы сосредоточиться на воспоминаниях, что именно – она во все глаза уставилась на две редиски в ее ушах.
- Ты Луна Лавгуд? – наконец снова удалось сосредоточиться – Я Мари Сарвон. Это Гарри Поттер.
- Привет – и две редиски снова скрылись за журналом, Мари показалось, что они стали еще более розовыми.
Гарри сел напротив Луны, возле окна, Мари рядом с Гарри. Дверь купе открылась…
- Привет, Невилл. – В один голос сказали Мари и Гарри, это приветствие казалось спасительной соломинкой от уже воцарившего в купе молчания.
- Привет. – однокрусник сел рядом с Луной. -Э… Как дела?
Невилл тоже явно чувствовал себя не уютно.
- Нормально. – Мари улыбнулась. –А ты как лето пров…
- Ты Гарри Поттер. – Уставившись на Гарри произнесла Луна.
- Я в курсе. – Поттер нахохлился.
Мари не смогла сдержать улыбку.
- И я верю, что Седрика убил Тот-кого-нельзя-называть. – Она уставилась на Гарри не мигая.
Улыбка сползла с лица, так же быстро как появилась. Хлопнув дверью, Мари вышла из купе. Она стояла в проходе, прижавшись спиной к холодному стеклу, красивого пейзажа все равно не было видно – за окном пелена английского пригородного тумана, так что она решила смотреть на потолок, чтобы предательские и такие не к месту слезы катились обратно. Душевное равновесие, установленное за два месяца, в основном силами близнецов, сломалось всего семью словами, сказанными малознакомой странной девочкой. А ведь об этом будет говорить вся школа – не зря же Пророк все лето поливал Гарри грязью. Сзади к ней подошел высокий, худощавый как велосипед, парень – это был Эдди Кармайкл с 5 курса Равенкло.
- Чего грустим? – Он улыбнулся. – Я думал, ты вообще на такое не способна.
- Сама удивляюсь – шмыгнув носом, Мари попыталась заставить свой голос звучать с насмешкой. Надо было срочно переводить тему, чтобы не прослыть на весь Хогвартс новой плаксой. Воображение Мари тут же выстроило ужасную картину, как они с Плаксой Миртл дерутся за сухой ажурный платочек..
- Так, Эдди, говорят в этом году вы будете искать нового вратаря! Ставлю 10 сиклей, что он и поиграть-то толком не успеет, потому что в первой же игре мы одержим победу....
Так они болтали о квиддиче еще минут 30, пока все снова не испортил тот, кого Мари боялась встретить больше всего.
- Что, Сарвон, решила завести себе нового дружка? – В глазах Малфоя горело мрачное торжество. – В этот раз Равенкло? С Хаффлпаффом не удачно, может и до Слизерина доберешься…
Расстояние коридора Мари преодолела за секунду. Она теперь была на голову ниже Драко и не смогла не посчитать это как плюс – палочку к его шее было очень удобно приставить.
- Нет, Малфой. До Слизерина не дойдет. Потому что там такие жалкие создания как ты. Ты даже не знаешь, что такое дружба. И мне тебя жаль. Ты просто…жалок!
Его спокойный вид злил еще больше, злил даже его идеально завязанный пижонской диагональю зеленый галстук. Ей хотелось выплеснуть весь скопившийся гнев. Весь. И на братьев, и на Того-кого-нельзя-называть, и даже на редиски Луны Лавгуд. А дальше продолжать быть спокойной и равнодушной.
Но Драко спокойно взял ее за запястье и опустил ее руку, смотря прямо в глаза. От этого жеста опять на глаза начала наворачиваться пелена, хотелось его ударить, оскорбить, огреть Ступефаем, подсунуть блевательный батончик в конце концов, но она уже знала – сейчас не сможет, иначе он заметит ее слезы, а это еще хуже, чем если узнает весь Хогвартс, включая директора.
Очень вовремя Эдди оттащил Мари за руку от Малфоя. Драко же всего лишь спокойно зашел в купе и, закрывая дверь, бросил на нее последний равнодушный взгляд.
Мари, даже не попрощавшись с Кармайклом, вбежала в купе к Гарри и наспех упала на свое место, прикрыв глаза.
Под стук колес она слушала, что говорил Невилл про свой новый кактус. К концу поездки даже удалось немного получше узнать Луну, а после обещания сделать для Мари сережки-морковки, она поняла, как сильно погорячилась. Если бы проблему с братьями или Драко можно было решить так просто..
За пол часа до остановки поезда пришли Рон и Гермиона.
- Фу, кошмар! – Рон плюхнулся на сиденье, закрыв глаза. – Эти первокурсники! Неужели мы тоже были такими шумными?
- Рон, они дети! – Гермиона укоризненно посмотрела на него.
- Не важно. Угадайте, кто от Слизерина. – Не открывая глаз, ответил Рон.
- Малфой и Паркинсон. – В один голос воскликнули Невилл и Гарри.
- Малфой?! – Мари уставилась на Рона. – Тогда почему он так спокойно…
- Что ты уже натворила? – Гермиона напряглась, она явно ожидала худшего и уже прикидывала, за какие такие достижения Мари можно добавить отнятые баллы.
- Я…Ничего… Он первый начал. Я ему палочку к шее приставила… А он молчал спокойно… -Залепетала Мари, после разговора с Луной, она немного стыдилась своего приступа агресссии, даже к мерзкому слизеринцу. И почему у нее не выходит быть спокойной и уравновешенной, как Гермиона вот.
- Даже Малфой уже знает и видимо привык, что у тебя крыша в свободном полете. – Спокойно ответил Рон.
Мари задумалась, Малфой спокойно мог снять баллы и был бы прав, а он даже не ответил ничего язвительного.
- А кто от Хаффлпаффа? – Спросил Гарри.
- Эрни Макмиллан и Ханна Эббот. – Невнятно промычал Рон.
- И Энтони Голдштейн и Падма Патил от Равенкло – Продолжила Гермиона.
- Жду не дождусь, чтобы подловить на чём-нибудь Креба и Гойла... –Мечтательно произнес Рон.
- Рон, мы не должны злоупотреблять своим положением! – Воскликнула Гермиона.
- Ага, конечно! Главное, Малфой не будет им злоупотреблять – Саркастически отозвался Рон.
- А ты хочешь опуститься до его уровня?
- Нет, я просто поймаю его дружков раньше, чем он поймает моих.
- Ради всего святого, Рон...
- Гойла я заставлю писать, это его убьёт, он же это ненавидит, – Вдохновенно произнёс Рон. Он понизил голос до низкого рыка и, сделав глупо-сосредоточенное лицо, стал писать в воздухе: – Я... не... должен... выглядеть... как... бабуинова... задница.
Все засмеялись, но никто не хохотал так, как хохотала Луна Лавгуд. Она издавала счастливый, пронзительный визг, от которого проснулась и захлопала крыльями Хедвиг, а Косолапсус зашипел и вспрыгнул на багажную полку.
- Как смешно! – Луна еле могла дышать; выпуклые глаза, которые она не сводила с Рона, наполнились слезами. Он, недоумевая, оглядывался на остальных, а те теперь уже смеялись над выражением его лица и над неприлично долгим смехом Луны, которая, обхватив себя руками, раскачивалась взад и вперёд.
- Ты чего это? – нахмурился, уставившись на неё, Рон.
- Бабуинова... задница! – чуть не подавилась та, держась за рёбра. Журнал, который она до этого читала, упал на пол.
Дождь хлынул внезапно. Тучи, вдруг, собрались со всего неба в одну точку, и крепко обнявшись друг с другом, из серых стали грозно лиловыми, а потом и вовсе начали бросаться стрелами молний и обрушились почти тропическим ливнем на учеников внизу, которые спешили по своим каретам.
Мари заклинанием пыталась укоротить свою школьную мантию, чтобы она не волочилась по лужам, вместо этого на концах выросла невнятная бахрома и, обреченно вздохнув, Мари догнала Гарри, Рона, Гермиону и Невилла сели в одну карету.
В карете было сухо, но с длинных волос Мари все еще падали капли. Она ужаснулась – уж лучше останутся мокрыми! А если высохнут.. девушка уже представляла себя пуделем.
- Давай помогу. – Произнесла добрая Гермиона, которой уже порядком надоела такая сидящая в карете дождевая туча, и заклинанием высушила волосы Мари.
- Спасибо. – Сквозь зубы ответила та. – Твоей доброте предела нет.
За большим столом Мари снова сидела напротив близнецов. Те стучали по столу своими палочками как ложками и вилками в ожидании еды, то и дело выстреливая каким-то случайным заклинанием во всех вокруг.
- Какие милые кудряшки. – Фред, нагибаясь через стол, накрутил на палец одну из прядей каштаново-рыжих волос. Мари легонько шлепнула его по руке и вдруг зарделась румянцем.
Пир был…как обычно. Песня распределяющей шляпы, в которую близнецы снова пытались зарифмовать “Мерлиновы каблуки” и “Слизеринские ученики”. Потом речь профессора Дамблдора, в которую голодная Мари могла думать только о пустой тарелке для Колбасок Чиполата рядом с которой она сидела...
Ничего нового, кроме представления нового учителя ЗОТИ. Жабоподобная и вся в розовом – Долорес Амбридж. Мари тут же решила бросить победный взгляд на Джорджа, это был не тролль, но ее отвлек Гарри.
- Она была на моем слушание. – Тихо сказал тот.
- Ненавижу розовый! – Прошипела Мари.
Наглая розовая жаба – первое впечатление. Своим деликатным «Кхм-кхм» даже перебила Дамблдора!
- Приятно видеть ваши добрые отдохнувшие лица. Уверена, мы станем с вами отличными друзьями.
-Это вряд ли – Дружно прокомментировали близнецы.
Амбридж слушали только преподаватели… и Гермиона.
- И что все это значит? – Выходя из зала, спросил сытый и довольный Рон.
- Вы что ее не слушали? – Резким тоном спросила Гермиона.
- Слушали. – ответил Гарри.
Мари тем временем шла и скорбно молчала, она стащила со стола пару фруктов, чтобы ночью за чтением перекусить в постели, но груша неожиданно оказалась кусачей и впилась в ее руку под рукавом мантии.
- У нас нет такого таланта как у тебя – слушать длинные и скучные речи. – продолжал Рон, пожимая плечами.
- Теперь министерство вмешивается в дела Хогвартса. – Судя по тону, Гермионе это не очень нравилось.
Уже в гостиной Мари подозвала близнецов.
- Отцепите от меня это! – с ужасом зашептала она.
Вдоволь напотешавшись над непутевой подругой Фред потянул на себя грушу, а Джордж – Мари.
- Я вам что – канат?! – возмущалась девушка.
- Ты нам маленький и глупый воришка – засмеялся Джордж.
После кучи неудачных попыток близнецы догадались пощекотать пузатую грушу и та, разразившись детским смехом, отпустила Мари.
- Надо же.. – протянули братья – видимо ко всем грушам нужен один подход.
Мари с недоумением посмотрела на них, потирая локоть, но ее друзья уже спешили скрыться.
- Спокойной ночи, принцесса. – Фред оглянулся, быстро поцеловал Мари в макушку и побежал вместе с братом в сторону спальни.
Мари удивилась, сильно удивилась. Так ее иногда называли только Марк, да и Нарцисса. И то в далеком детстве, когда ей было лет пять..
В спальне девочек явно шло бурное обсуждение. Поднимаясь по лестнице, Мари думала, что Парвати и Лаванда опять сплетничают о парнях, так и было.
Мари молча,достала свою футболку с логотипом “Катящихся плюй-камней”, старой колдовской группы – на ткани растянувшийся рот показывал язык, майка была старая, но Сириус говорил, что раньше он еще и сворачивал губы трубочкой как будто для поцелуя. Ну не любила она пижамы и ночные рубашки. Тем более с кружевами, как у Лаванды.
Мари задернула полог и достала остатки фруктов. Сама себе усмехнулась, еще бы после того инцидента с грушей она отказалась от ночного пира!
Это были книги Гермионы, которые ей прислал Крам и которые выпросила Мари, два толстых книжных тома, переплетенные в желтую кожу. На обложке первого красовалось название: “Ведуны Земли Славянской – энциклопедическое пособие”. Второй был озаглавлен: “Нечисть лесная, Твари летучие и Гады ползучие: краткий курс славянского монстроведения”. Мари с неподдельным интересом принялась листать потрясающие книги, рассматривая картинки, на которых рычали, бросали и кусались самые необыкновенные существа. Физиономии же колдунов из первого тома наводили на мысль о том, что с продовольствием в славянских странах приходилось плохо именно в период жизни и творчества этих, несомненно, выдающихся людей. Выдавались они, судя по всему, каждый – своим уникальным уродством.
Девушка уснула, положив голову прямо на нарисованную печку, из-за которой тут же выскочил домовой(не эльф) и начал пытаться своими маленькими нарисованными ручками ее столкнуть.. Мари снилось, как она пляшет у берега реки с лешими и русалками, это было немного страшно, но так весело, что она улыбалась во сне.
Тем временем в спальне мальчиков Фреду Уизли тоже улыбался во сне, ему снилась Нора, свой кабинет для изобретения вредилок, но пахло все вокруг почему-то волосами его лучшей подруги.
====== Один день ======
В Хогвартсе было утро, одно их тех, когда студенты, еще не получив свое расписание, сонные и взъерошенные подтягивались к самому концу завтрака и раздосадованно после домашней еды ковыряли тарелки с кашей.
Вдруг окна Большого зала открылись, и над столами залетали совы. Мари фыркнула, когда ей на голову упало коричневое пуховое перо.
- Ну вот, моя прическа и так была похожа на гнездо – протянула она..
Еще утром, в попытке убрать появившиеся после ночного дождя кудряшки, она столкнулась с проблемой – волосы немного распрямились, но объема не потеряли, да так и остались торчать во все стороны волнистой наэлектризованной копной.
Тут большая коричневая сипуха приземлилась перед Гермионой.
- Зачем ты продлеваешь подписку? – Рон скривился.
- Врага надо знать в лицо. – Мудро изрекла Гермиона и скрылась за газетой.
Подошла, постукивая каблуками, профессор Макгонаголл и выдала им пергамент с новым расписанием.
- Вы только взгляните, что у нас сегодня! – Застонал Рон. – История магии, сдвоенное зельеделие, прорицания и сдвоенная защита от сил зла... Биннз, Снейп, Трелони и страшная тётка Амбридж – и всё в один день! Эх, скорее бы Фред с Джорджем доделали забастовочные завтраки!
- Что я слышу? Или мой слух меня обманывает? – Раздался озорной голос Фреда.
Они с Джорджем только что подошли к столу и втиснулись на скамейку рядом с Гарри. – Старосты не должны мечтать о том, как бы им прогулять уроки!
- Сначала посмотрите, какие уроки, – Проворчал Рон, сунув Фреду под нос перагмент – Худший понедельник за всю историю Хогвартса.
- Это точно, братишка, – Согласился Фред, проглядев расписание. – Ну что тебе сказать?... Можешь взять кусочек нуги-носом-кровь. Недорого.
- Почему недорого? – подозрительно спросил Рон.
- Потому что кровь будет идти, пока ты весь не иссохнешь. У нас пока нет противоядия. – Ответил Джордж, угощаясь беконом.
- Спасибо. – Рон с хмурым видом сунул расписание в карман, – Я уж лучше схожу на уроки.
- Ничего. Ни про тебя, ни про Дамблдора. – Сообщила Гермиона Гарри сворачивая газету.
Пора было идти на уроки.
История магии как всегда был самый скучный предмет из всех, а в этом году стало еще хуже – восстания и войны сменились чередой декретов о статусе чистокровности или биллей о правах маглов. Ни поколдовать, ни сварить, ни взорвать... Поэтому весь урок Мари с честной совестью спала и только когда послышался колокол Невилл толкнул ее в бок.
На зельеварении Снейп добрых пятнадцать минут рассказывал об экзаменах. Потом же задал приготовить Смирительный настой, снимающий беспокойство и возбуждение.
- Сейчас над вашим зельем должен появиться легкий серебристый дымок.
Мари просияла, над ее котелком вился спиралью красивый серебристый туман. Снейп обходящий подземелье, на секунду остановился возле нее.
- Мисс Сарвон, вы делаете успехи. Ничего не взорвали, не разбили, не сломали и не испортили. Даже зелье серебристое, а не розовое. – И, поджав губы, Снейп пошел дальше.
Позже они шли к северной башне, на прорицание, а Гермиона ушла на нумерологию.
- Я не верю! Снейп похвалил? Тебя?!
- Да, Рон. Меня. – Мари светилась от счастья.
- Но почему розовый?
- Это было в июле, хотела отомстить близнецам, а Гермиона меня не предупредила. Кружка досталась Снейпу…
- И волосы у него стали розовые – Закончил за нее Рон.
Гарри засмеялся. И смех ребят не утихал до самого кабинета, где их встретила пучеглазая Трелони среди подушек и маленьких столиков. Стало понятно, что этом семестре на уроках прорицания будет толкование снов. Мари не обрадовалась, ее сны были совсем не радужными, там среди обрывков воспоминаний и сцен из книг плясали искаженные злобой лица Малфоя и отца, мертвые глаза Седрика и голос из толщи воды утонувшего Фреда. На дом Трелони задала месяц вести дневник снов, а записывать такое не хотелось. Это в плюс к сочинению для Бинза и двух свитков о свойствах лунного камня для Снейпа.
Амбридж сидела за столом в кабинете. Ученики входили в класс очень тихо, в конце концов, пока что профессор Амбридж – тёмная лошадка, и непонятно, насколько она строга.
- Ну-с, здравствуйте! – Воскликнула та, когда все наконец расселись. В ответ раздалось недружное “здравствуйте”.
- Ц-ц-ц, – поцокала языком профессор Амбридж. – Так дело не пойдёт. Прошу вас, хором и громко: “Здравствуйте, профессор Амбридж!”. Итак, ещё разочек, дружно. Здравствуйте, ребята!
- Здравствуйте, профессор Амбридж! – пропел на разные голоса класс.
- Так-то лучше, – сладко мурлыкнула профессор. – Совсем не трудно, правда? А теперь уберите палочки и достаньте перья.
Многие угрюмо переглянулись: просьба убрать палочки никогда ещё не предвещала интересного урока. Амбридж же открыла бисерную сумочку с розовыми, вынула свою палочку – необычно короткую – и крепко постучала ею по доске. Там мгновенно появились слова:
Защита от сил зла Повторение базовых принципов
- Думаю, все вы согласитесь, что изучали этот предмет крайне обрывочно и фрагментарно, не так ли? – заявила профессор Амбридж, поворачиваясь к классу с аккуратно сложенными на животе ручками. – Постоянная смена преподавателей, большинство которых не давало себе труда придерживаться одобренного министерством курса, к несчастью, привела к тому, что ваши знания не соответствуют стандартам, требуемым при сдаче экзаменов на СОВ. В этом году мы с вами будем проходить тщательно проработанный и одобренный министерством теоретический курс защитной магии.
– Теоритический?! – у Мари чуть челюсть не упала.
- Что значит теоретический?! – Шепотом спросила она Гарри.
- Тихо. – Так же шепотом ответил он.
- А теперь откройте страницу пять. Глава первая, “Основы для начинающих”. Читайте про себя. Объяснения не потребуются.
Амбридж отошла от доски, уселась в кресло за учительским столом и уставилась на ребят припухшими, жабьими глазами. Читать было сложно, написано совершенно не интересно, Мари все перечитывала по кругу первую страницу, наматывая на палец локоны и размыяшляя как там близнецы на Трансфигурации. Сидящая же в соседнем ряду Гермиона, даже не открывала учебник. Она сидела прямо, с поднятой рукой и сверлила Амбридж глазами. Мари не могла вспомнить случая, чтобы Гермиона устояла перед соблазном изучить любую книгу.
- Вам что-то не понятно, мисс…
- Грейнджер. Здесь нет главы применения защитных заклинаний.
- Защитных заклинаний? – с кокетливым смешком повторила профессор Амбридж. – Мисс Грэйнджер, я и представить себе не могу такой ситуации, в которой вам на моём уроке понадобилось бы использовать защитные заклинания. Едва ли вы можете опасаться, что кто-то нападёт на вас во время урока.
- Так мы что, вообще не будем колдовать? – Громко воскликнул Рон.
- Тот, кто хочет что-то сказать во время моего урока, должен сначала поднять руку, мистер...
- Уизли – Ответил Рон, выбрасывая вверх руку
- Министерство магии гарантирует вашу безопасность.Вы ознакомитесь с защитными заклинаниями весьма безопасным способом…
- Какой в этом толк? – Громко вмешался Гарри. – Когда на нас нападут, то сделают это вовсе не гаранти...
- Руку, мистер Поттер. – Пропела профессор Амбридж.
Гарри ударил кулаком воздух над головой. Руки подняли еще некоторые ученики.
- Ваше имя?
- Мари Сарвон.
- Итак, мисс Сарвон?
- Поттер говорит правильно. Если на нас нападут, никаких гарантий безопасности у нас не будет!
- Повторяю, – Размеренно произнесла профессор Амбридж, неприятно улыбаясь. – Едва ли вы можете опасаться, что кто-то решит напасть на вас во время урока.
- Нет, но...
Профессор заговорила поверх его головы.
- Мне не хотелось бы подвергать критике манеру ведения дел в этой школе, – Сказала она, и её рот растянулся в неестественной улыбке. – Но в прошлом мой предмет вам преподавали весьма безответственные лица, весьма, весьма безответственные. Не говоря уже об исключительно опасных метисах.
- Если вы имеете в виду профессора Люпина. – Сердито выкрикнул Дин. – То он был лучше всех, кто у нас...
- Руку, мистер Томас! Как я уже говорила, вас обучали заклинаниям очень сложным, совершенно неподходящим для вашей возрастной группы и потенциально крайне опасным, можно даже сказать, смертельно опасным. Вас сумели запугать до того, что вы уверены, что в любой момент вам может угрожать нападение представителей сил зла...
- Ничего подобного – Перебила Гермиона. – Мы просто...
- Вы опять не подняли руку, мисс Грейнджер!
Гермиона подняла руку. Профессор Амбридж отвернулась от неё.
- Насколько мне известно, мой предшественник выполнял запрещённые заклинания не только при вас, но и на вас.
- Ну, так он и оказался маньяком! – Горячо воскликнул Дин. – Заметьте, при этом он многому нас научил.
- Вы также не подняли руку, мистер Томас! Так вот. В министерстве магии считают, что для экзаменов, которые, по сути дела, и есть конечная цель обучения в школе, теоретических знаний больше чем достаточно.
-То есть на экзамене мы будем выполнять заклинания впервые? – Резко спросила Мари.
- Повторяю, при условии добросовестного изучения теоретического материала...
- Какой толк от теории в реальном мире? – Громко спросила Мари.
- Это не реальный мир, мисс Сарвон, это школа. – Тихо сказала она.
- Значит, нас не собираются готовить к тому, что нас тамждёт?
- Вас там ничего не ждёт, мисс. – Холодно отчеканила Амбридж.
- Неужели? – Язвительно спросил Гарри.
- Кто же, по-вашему мнению, станет нападать на таких детей, как вы? – осведомилась профессор Амбридж.
- Х-м-м, дайте-ка подумать... – Гарри изобразил глубокие раздумья. – Ну, может быть... лорд Волдеморт?
Рон ахнул, Лаванда Браун тихо вскрикнула, Невилл сполз со стула. Профессор, однако, даже не поморщилась, а напротив, посмотрела на Гарри с мрачным удовлетворением.
- Минус десять баллов с Гриффиндора, мистер Поттер. А теперь позвольте мне объяснить вам некоторые вещи – раз и навсегда.
Профессор встала, чуть наклонившись вперёд и уперев в стол коротенькие толстые пальцы.
- Вам сказали, что небезызвестный чёрный колдун воскрес из мёртвых…
- Не из мёртвых! – Гневно воскликнул Гарри. – Но он действительно вернулся!
- Мистер-Поттер-вы-уже-украли-у-своего-колледжа-десять-баллов-не-делайте-своё-поло
жение-хуже-чем-оно-есть, – на едином дыхании отчеканила профессор Амбридж, даже не поглядев на Гарри. – Как я уже сказала, вас проинформировали, что небезызвестный чёрный колдун вновь набрал силу. Это ложь.
- Это НЕ ложь! – крикнул Гарри. – Я его видел, я с ним сражался!
- Мистер Поттер, вы наказаны! – победно объявила профессор. – Придёте в мой кабинет. Сегодня. В шесть. А теперь повторяю: это ложь. Министерство магии гарантирует вам полную безопасность от каких бы то ни было чёрных колдунов. Тем не менее, если вас что-то беспокоит, пожалуйста, приходите ко мне. После уроков или на переменах. Мы поговорим. Если же кто-то будет продолжать тревожить вас глупыми россказнями о возродившихся чёрных колдунах, мне бы хотелось об этом знать. Я здесь для того, чтобы помогать вам. Я ваш друг. А сейчас, пожалуйста, продолжайте читать. Страница пять, “Основы для начинающих”.
Амбридж села на место. Гарри, между тем, встал. Все уставились на него; на лице у Симуса явственно читался страх, смешанный с восхищением.
- Гарри, не надо! – предупреждающе прошептала Мари и потянула его за рукав, но Гарри тут же одёрнул руку.
- Значит, по вашему мнению, Седрик Диггори взял и умер сам? – спросил Гарри. Голос его дрожал.
- Смерть Седрика Диггори наступила в результате несчастного случая, – Холодно заявила профессор.
- Нет, это было убийство. Его убил Волдеморт, и вы об этом прекрасно знаете!
Лицо Амбридж окаменело. Она заговорила тихо-тихо, нежным, девичьим голоском:
- Дорогой мистер Поттер, прошу вас, подойдите ко мне. – Она написала на прегаменте несколько строк, и скатала его трубочкой. – Передайте это профессору Макгоногал.
Гарри вышел из кабинета, хлопнув дверью.
- Вопросов больше нет? Тогда чит…
- Есть. – Мари, в которой после ухода Гарри заклокотал целый котел гнева, встала со стула. – Профессор Амбридж, Гарри не врет!
Амбридж на секунду растерялась, этой секундой Мари и воспользовалась. Не обращая внимания на ошалевшие взгляды однокурсников.
- Мой отец четырнадцать лет назад просидел месяц в Азкабане за обвинение служении Темному Лорду! А этим летом он сказал, что собирается дальше служить ему! Я думаю, Пожирателю смерти известно больше чем вашему минситер…
-Мисс Сарвон! Наказание! За нарушение дисциплины на уроке!
В классе стало очень тихо. А у Малфоя даже рот открылся. Был слышен только глухой и ритмичный звон колокола.
-Ты совсем рехнулась?! – Накинулся на Мари Рон на выходе из кабинета.
- Нет, Рон. Еще не совсем. Но спасибо, что волнуешься за мое самочувствие. – Мари все еще злилась. Когда уже, черт возьми, она научится контролировать свои эмоции?
- Он прав! Чего ты добилась? – Холодно спросила Гермиона.
- Прям говорить? Теперь ненормальным будут считать не только Гарри, но и меня… Ну да. Вы правы. Я погорячилась. – Мари хотелось отмотать все назад, да даже маховик бы пригодился – влететь в кабинет и наложить на саму себя силенцио..
- И это мягко сказано. Теперь все будут знать про твоего… – продолжал Рон.
- Во-первых, он мне не теперь отец. Во-вторых, все и так знали. И в третьих,… -Мари так и не решила, что в третьих, они наконец вернулись в гостиную.
Мари расположилась за одним из столиков, бросив сумку на кресло, едва не попав прямо в нос зевающему льву-подлокотнику и достала чистый пергамент и перо.
«Магические свойства лунного камня.
Это талисман любви, который способствует усмирению сильного душевного и психического состояния. Он дает хозяину способность красиво и точно выражать свои мысли, дар поэзии, романтического художественного творчества, дар проникновения в тайны природы и сердца людей. Влюбленным адуляр приносит согласие, верность, понимание друг друга с полуслова…»
- Влюбленным? – непонятно откуда подкравшийся Фред читал у нее из-за плеча.
- Зачем тебе это? – Подмигнул Джордж.
- Это не мне, а Снейпу.
Мари не успела уточнить, что это домашнее задание, близнецы уже изображали Мари то влюбленно смотрящую на профессора зельеварения, то вальсирующую с ним... Хорошо хоть до поцелуев не дошло, девушка вовремя запустила в Фреда самую увесистую подушку.
- Почему тебя не было на ужине? – уже успокоившиеся братья сидели на ковре вместе с Мари и делились впечатлениями от первого учебного дня.
- Я не хочу, и к тому же быстро напишу задания Снейпа и Бинза и бегом на отработку…
- В первый день?! – Стройным дуэтом спросили близнецы.
- Ага. Вместе с Гарри.
- Ты даже наши рекорды бьешь!
- У кого?
- И что вы сделали?
- У Амбридж – всего лишь добивались правды. Эта жаба министерская убеждает, что Темный лорд не вернулся и нам хватит всего лишь теоретических знаний.
- У нас ее урок в четверг. – протянул Джордж.
- С уверенностью могу сказать, что вы тоже будете читать учебник.
- Учебник? – Неверяще спросил Фред.
- Учебник. Книжка такая. Для обучения. – буркнула Мари.
- Я знаю, что такое учебник! Да, братишка все хуже, чем я думал.
- Провести последний год за учебниками…
- В изучении теоретических знаний…
- Простите, что перебиваю, но у вас были другие варианты?
- На этот год у нас особые планы.
- Мы вообще хотели бросить школу.
- Но маму бы это убило.
- Учитывая Перси.
- Но потом мы подумали…
- Что лучше посвятить этот год рекламе наших товаров… – глаза рыжих блестели таким азартом, что Мари невольно улыбнулась – А в следующем году открыть магазин!
Они с сияющим видом уставились на нее.
- Иными словами, вы хотели оставить меня тут одну на год раньше, чем положено, что меня и так не радовало! – Мари нахмурилась,
- На самом деле, ты была главной причиной, почему мы этого не сделали. – Заверил Фред, растекаясь в приторно-романтичной улыбочке. Джордж тоже захлопал ресницами, которые предварительно палочкой сделал карикатурно длинными.
- Правда?
- Правда! – хором сказали оба.
Мари фыркнула, ей бы очень хотелось, чтобы так и было, но как можно воспринимать серьезно такие заверения от главных шутников Хогвартса.
Тема быстро сменилась..
- Ну и что это такое?? – Фред ухватился за конец мантии девушки, который все еще был как будто пропущен через мясорубку.
- Это гранж! Держись моды или умри в отстое! – - парировала Мари. Не хотелось рассказывать про свою неудачную попытку сделать мантию короче.
- А это что – носочки со снитчами?? – тут засмеялся уже Джордж, бахрома на мантии так удачно открывала торчащие из ботинок носки.
Тут Мари поспешила на свою отработку, ведь нельзя было дать заметить близнецам, что носки на ней сегодня были еще и не парные и на второй ноге красовались карликовые пушистики...
До кабинета Амбридж она дошла быстро, тихо постучала и зашла, вызвав этим громкое мяуканье котят из блюдец, которые были здесь везде.«Во имя Мерлина, почему опять розовый?!» – Про себя простонала Мари.
- Присаживайтесь.- Профессор кивнула на два невысоких пузатых столика у стен. Она выдала им пергаменты и перья.
- А чернила? – Спросила Мари, надменно выгнув бровь. Сам Малфой бы позавидовал такой мимике.
- Они вам не нужны. Вы, мисс, должны написать некоторое количество строк «Нельзя нарушать правила». Вы же , мистер Поттер, «Я не должен лгать». Приступайте.
Мари всерьез обеспокоилась о вменяемости преподавателя. Она взглянула на Гарри, он только плечами пожал и начал писать. Мари тоже коряво вывела первую строку…
В сороковой раз выводя слова, зажав зубы до скрипа, и проклиная Амбридж до десятого колена, она поняла, что питает к Снейпу просто неземную любовь и испытывает огромное уважение. Сразу же вспомнились шутки Дреда и Форджа про влюбленных, тут же отгоняя такие мысли о преподавателе зельеварения.
На пятидесятый, поняла, что прогулка в запретный лес на третьем курсе была незабываемым приключением.
На шестидесятый, снимая галстук и обвязывая им обильно кровоточащую руку, поняла, насколько серьезно министерство вмешивается в дела школы.
И только еще через восемь строк…
- Мисс Сарвон, вы можете быть свободны.
Она тихо встала.
- Держись. – Сказала она Гарри лишь одними губами.
Одиннадцать вечера. Галстук по дороге до башни из золотого с красным стал кроваво-красным. В гостиной, к счастью, были только близнецы. Мари тут же плюхнулась на диван между ними и положила голову Фреду на плечо, наслаждаясь тем, что они рядом, наслаждаясь таким нужным теплом и запахом конфет и фейерверков.
- Почему ты так долго? – его голос звучал обеспокоенно.
- Я хочу к Снейпу. Я хочу чистить котлы. А нарезать флоббер-червей мое любимое занятие – Забормотала Мари.
- Фредди, она сошла с ума.
- Да, Джорди, ты прав.
Вздохнув, она села прямо и размотала галстук.
- Что во имя Мерлина это значит?! – Воскликнул Джордж.
Фред аккуратно взял ее за руку.
- Нельзя нарушать правила… Это…Это что? Она заставила тебя писать?
Фред и Джордж сидели с потрясенными лицами, Мари чувствовала себя великим мучеником и от этого становилось противно.
-Да ладно вам, заживет! Фредди, Джордж, ну вы разве не хотите пошутить про то, как я на крыльях любви спешу на отработки к Снейпу?
Братья проворчали конечно, что Снейп – это последнее, что их волнует. Джордж неумело пытался трансфигурировать пергамент в бинт, а Фред явно колебался – давать ли ей буквально на днях разработанное противоядие от кровопролитных конфеток.
В результате их помощи кровь у Мари пошла еще и носом, братья перепутали конфеты, так что она сидела в гостиной, хрустя бинтами, на краях которых еще виднелось чье-то домашнее задание по прорицаниям, и ждала противоядия.
- Знаете, вам надо делать их разного цвета! – пробулькала она.
После того, как Мари накормили очередной малиновой конфетой, которая в этот раз сработала, она строго запретила близнецам себя лечить.
- Расскажите лучше, кто там стал капитаном.
- Анджелина. – Ответил Фред.
- Что?! – Мари чуть не подпрыгнула вместе с креслом.
- А что? – Осведомился Джордж.
- Ничего. – Пробурчала тут же нахохлившаяся Мари.
- Говори уже.
- С Анджелиной мне место охотника точно не достанется. – где-то внутри Мари расспались мечты, как она стоит вся такая с новенькой метлой и кубком по квиддичу, а в толпе исходит от злобы Малфой.
- Это ты не отрицай, Фред Уизли! Она выберет Кэтти и Алисию. Я видела, как она на меня смотрит, когда я с вами.
- Она ревнует. – Вставил свой веский комментарий Джордж.
- Что за ерунда?? – Фред уставился на него.
- Да, братец. Она ревнует Мари к тебе.
- Меня? К Фреду? Фредди, я тебя, конечно, очень люблю и все такое, но будь любезен, объясни своей подружке, что межу нами точно ничего быть не может. – Выпалила тут же Мари на одном дыхании.
-Она мне не подружка. Мы только на Святочный бал вместе ходили. И что значит не может?! Я что, не привлекательный?! –выдохнул Фред. – Чего ты смеешься?...Чего вы оба смеетесь?!
-Ну что ты, ты красавец рыжий! – Настроение Мари тут же улучшилось, она чувстовала от этого инцидента какую-то странную радость, переполнявшую ее как до свиста надутый шарик.
Пора было расходиться.. Когда Джордж уже ушел, Фред еще раз оглянулся на руку Мари. Та несмело улыбнулась ему, заметив обеспокоенный взгляд.
- Надо было лучше учиться правописанию, верно? – притворно вздохнула она – Это самая некрасивая татуировка в мире. Только посмотри на мои “п” и “е”, как будто гиппогриф писал!
Фред ничего не ответил и просто притянул к себе Мари, от этой ее шутки его сердце болезненно сжалось. Если бы она разрыдалась или побежала в больничное крыло, то наверное парню стало бы легче, по крайней мере тогда бы он мог сказать, что она как и все девчонки. Но Мари точно не была для него как все они. Он бы мечтал написать все эти строчки вместо нее, хотя бы с ней, держа ее за маленькую холодную ручку, но вместо того скормил ей еще и кровопролитную конфету. Такая девушка была не для него, он остро понимал, что аристократка Мари достойна большего, чем рыжий шутник, к которому она еще и относилась как к другу. Если он разрушит еще и такие моменты обманчивой близости глупым признанием, то никогда себе этого не простит.
- В мире такой ассортимент шуток про шрамы, а ты выбрала почерк. Ты безнадёжна! – улыбнулся близнец и взъерошил ей волосы.
====== “Пароль – идиоты” или не надо лезть в неизвестные коридоры ======
Ветер бешено бежал по полю для квиддича, гоняя по зеленому газону пожелтевшие мертвые листья. Они бились о факультетские башенки и прибивались к трибунам маленькими стайками. Хогвартс мерз от внезапно свалившихся холодов и старался отгородиться от назойливой непогоды ворохом последней листвы.
Мари не ожидала осени так скоро и не успела приготовиться к первым заморозкам по утрам, нудному проливному дождю и бесконечным лужам, заполнившим все дорожки во дворе замка. Она старалась не вылезать из гриффиндорской гостиной, предпочитая даже общению с мокрыми, продрогшими после очередной вылазки близнецами чтение книг, домашние задания или редкое бренчание на гитаре, к которой она охладела. Казалось, для Мари началась спячка. Да и весь Хогвартс медленно вымирал. Только ветер по-прежнему весело стучался в окна, поднимал в воздух ленивую листву и своими сильными порывами распахивал зимние мантии бегущих от башни до башни учеников.
Но сегодня Мари пришлось выбраться из своего укрытия, да еще и прихватить весьма полинявшую в сарае от скуки метлу. Солнца не было, как и всегда, с самого утра. Казалось, оно никак не могло привыкнуть к осеннему распорядку и, боясь тяжелых туч, заполонивших некогда ясное, лазурное небо, не желало освещать поле и трибуны.
- Так… Форма есть. Метла есть. Пора на поле. – воодушевленный Фред взял Мари за руку и потащил из раздевалок.
Джордж бодро трусил за ними.
- Ты на кого пробоваться хочешь? – Спросила Анджелина, стоя у выхода со списком.
- На охотника.
- Кэтти, Алиссия! Попробуйте с Сарвон! – Крикнула Агелина подругам.
Мари поднялась в воздух. Если в раздевалке она нервничала, то сейчас полностью сосредоточилась на квоффле. Вся оставшаяся команда наблюдала за всем снизу.
- Должна признать, летает она не плохо. – Поднимая брови сказала Анджелина.
- Не плохо? – Повторил Джордж – Да она за пять минут обошла Кэтти и Алиссию и четыре элемента идеально выполнила!
- И тем не менее два раза уронила квоффл и промазала по пустым воротам. Фред, места все равно все заняты. Возьмем ее как запасного, а в следующем году переведется в основной состав.
Дав близнецам понять, что решение окончательно, Анжелина пошла дальше по полю, обсуждая что-то с Ли.
Мари же с сияющим видом спустилась на землю, она и забыла как любит играть в квиддич, надо почаще приходить тренироваться и...
- Ну что? -Увидев растерянных близнецов, поняла что нет.
- Ты в запасном составе. – Ответил, вздыхая, Джордж.
Фред продолжал смотреть вслед Анджелине.
- В запасном? Я же говорила. – Мари это даже не расстроило, в конце концов она уже давно распрощалась с мечтами вырвать единолично победу у Слизерина в финале.. Разве что было немного обидно, ведь она не сможет летать с Фредом и Джорджем и их тройные инициалы никогда не будут красоваться в зале славы на кубке.
С такими мыслями она побрела в сторону раздевалки.
-Пролетела?
Мари пыталась понять, почему из всех коридоров Хогвартса Малфой выбрал именно этот. Маленький узкий темный коридор, только бойницы у самого потолка кирпичной кладки, да один гобелен с шумным пиром, на котором явно не хватало менестреля и валялась наспех брошенная лютня. Самый короткий путь к гостиной Гриффиндора.
- Ну почему же? В случаи ранения или смерти одного из охотников, в игру вступлю я. – С деланной радостью ответила Мари, садясь на лавочку под гобеленом.
- Запасной состав? Ну если очень хочешь, могу попробовать вывести Джонсон из игры к декабрьскому матчу Гриффиндор-Слизерин.
Малфой с деланой бравадой скрестил руки и вздернул подбородок, как в детстве, когда давал ей фору в игре в прятки.
Ее глаза распахнулись.
- Ты серьезно?
- Возможно.
Мари откинулась головой к стене, закрыв глаза.
- Малфой, иди лесом. Я устала и не хочу придумывать язвительные ответы.
- Можно только не Запретным? У меня к нему давно нелюбовь…
- Заткнись, Малфой!
- Как скажешь. – Малфой замолчал, уставившись на гобелен, откуда ему строила глазки расфуфыренная баронесса.
Мари открыла один глаз, подозрительно на него посмотрев.
- Не дерзишь, не оскорбляешь, не нарываешься… В чем подвох?
- А разве я не могу просто с тобой поговорить?
- Если тебя это искренне интересует, то давай поговорим. – Она открыто улыбнулась ему, как давно перед распределением.
- Ты серьезно? –
- Нет! – Не переставая улыбаться, ответила она, а затем тут же встала и побежала наверх, оставив озадаченного Малфоя одного… Второй раз не он ее обижает, а она его. Это не честно, она же гриффиндорка, значит должна быть доброй и вообще на шею ему броситься. А нет, это же хаффлпафцы, но не суть! Может он с ней помириться хотел, а она его почти послала? Хотя помириться – нет, это уж слишком. Это его уже сильно понесло. Но вдруг? Неужели она не хочет опять с ним дружить? Конечно хочет. Лицо Малфоя озарила самодовольная улыбка. Эгоизм ему, конечно, подсказывал, что очень хочет, а здравый смысл, что она его ненавидит. И Драко все же согласился с последним.
Встреча с этим аристократическим гаденышем вывела Мари из себя и, чтобы не сорваться на бедных ни в чем не виноватых празднующих однокурсников, она бегом взлетела в комнату, схватила порядком пыльную гитару и почти бегом отправилась в маленькую башенку на седьмом этаже. Совершенно счастливая, она закрыла тяжелую дверь, и развернулась лицом к комнате.
- Что, во имя Мерлина, ты тут делаешь?!
Прямо напротив Малфой вальяжно растянулся на кушетке и флегматично листал глянцевый журнал по квиддичу.
- Гиппогрифа приручаю. – Буркнул он, даже не взглянув на девушку.
- Какой сарказм, браво. И, кстати, знакомство с гиппогрифом для тебя плохо закончилось. Дуй отсюда, хорек белобрысый!
Малфой отвлекся от журнала,
- Не-а. – Торжествующе ответил Драко, снова погружаясь в репортаж с презентации новых “Чистометов”..
Можно, конечно, было сдаться и уйти, но какого черта?! Мари вновь чувстовала себя котелком, который кипит и дымится на огне. Зная, что пожалеет, она уселась на скрипучий подоконник за письменным столом, ноги поставила на изрядно обветшавший стул и заиграла громко какую-то мелодию. Малфой даже не поморщился, все продолжал читать, будто ее и не было. У Мари только пар из ушей не валил. Тогда она еще и запела приторно тоненьким голоском в стиле Амбридж, не смотря в его сторону.Правда вся ее песня состояла из повторяющихся раз за разом пары строчек Queen
You don’t fool me
You don’t fool me
Da, da da da dah
Da da da dah
Da da dah
Она остановилась, когда заметила, что Малфой снова оторвался от журнала и с интересом слушает, как она поет.
- Разве я тебе не мешаю? Разве тебе не хочется уйти почитать в другое место? – Спросила она, глядя на него сверху вниз.
- Нет-нет, продолжай…
Она заиграла еще громче, и так же громко, от души запела, по кругу, снова и снова.
- Да хватит уже! – Соблазн огреть его гитарой она поборола, но ощущуать этот взгляд на себе было слишком.
- Что хватит?
- Притворятся таким… Таким хорошим!
Бросив на него последний гневный взгляд, она соскочила со своего места и уже перед выходом бросила.
– Знаешь, фальшивым голоском здесь пела я, но по настоящему принадлежит он только тебе!
Малфой вздохнул, ему ведь действительно, нравилось, как она поет, но это не важно. Драко улегся удобней и продолжил читать разворот с интервью капитана “Сенненских соколов”.
В воскресенье вечером в гостиной было как никогда шумно. Кто-то разговаривал с дядюшкой через камин, кто-то громко рассказывал анекдоты про гоблинов, а первокурсники, сбившись в кучку, обменивались карточками от шоколадных лягушек. Мари, сидя в своем любимом кресле, дочитывала книгу про колдунов, которую пора было бы вернуть Гермионе... Домашние задания были сделаны и , видит Мерлин, она собиралась провести спокойный вечер с книгой перед трещащим огнем и волшебством камином.
- Привет, принцесса!
Фред сел на корточки возле ее кресла справа, Джордж в такой же позе слева.
- Фред, что я тебе обещала, если еще раз так меня назовешь? – девушка дала подзатыльник правой рыжей макушке.
- Скормить мантикоре? – Фред изобразил задумчивость.
- Вообще-то рассказать вашей маме о прошлогоднем первом апреле… Но как вариант с мантикорой. А вы что хотели-то?
- В подземелье есть одна тайная дверь …
- Мы не знаем, как она открывается…
- Но самое интересное, что на карте не было ни двери, ни тайного хода.
- Ты с нами? – Сказали они в один голос.
- Что?..Нет-нет-нет. О, нет. Ни за что! Три года назад из-за меня обрушился проход в Хогсмид! Так что, ребят, давайте сами! – Она, в ужасе вспомнив те дни, перелистнула страницу и продолжила читать.
- Без тебя мы не пойдем.
- Ну пожа-а-а-алуйста. – Фред смотрел на нее щенячьими глазами.
- Фред, не смотри на меня так… Джордж, ты тоже.
- Ну не хочешь, как хочешь.
- Спросим у Анджелины.
Они уже встали, собираясь уходить, но конечно же обернулись. Мари смотрела на них, раздумывая. Нельзя было попасться на такой простой крючок, но, ведь так давно Мари не участвовала в проделках Уизли. И вдруг, только вдруг, они и правда возьмут Джонсон..
- Ладно, сейчас только палочку возьму. – пробурчала гриффиндорка, выползая из уютного кресла и поглаживая на прощанье гриву спящего деревянного льва.
Гермиона лежала на кровати, читая действительно огромную книгу, из-за которой во все стороны торчали только ее волосы.
- О, я знаю этот взгляд. Что вы опять задумали? – Гермиона явно заинтересовалась, куда это собралась подруга.
- Ничего. Только исследования. – Мари наспех застегивала джемпер поверх футболки для сна.
-Знаю ваши исследования. Ты просто предупреди, чтоб я заранее вещи собрала и спряталась, где-нибудь в Кардиффе.
- Не волнуйся. Книгу дочитать успеешь. – Мари улыбнулась и выбежала из комнаты, споткнувшись на пороге.
- Я готова. – Торжественно сообщила она, подбегая к близнецам.
Они втроем стояли в темном коридоре подземелья, около резной дубовой двери. Мари поглядывала вокруг все с большей и большей опаской, в таких глухих сырых коридорах как раз ожидаешь встретить прогуливающегося перед сном Снейпа в ночном колпаке или, еще хуже, пижонистого хорька, решившего отнять баллов у враждебных факультетов.
Фред и Джордж же уже битый час простукивали каждый камень палочкой, при этом тихо чертыхаясь и выдвигая предположения по порядку камней…
- Идиоты. – Пробурчала порядком уставшая Мари, привалившись спиной к двери. С утробным скрежетом дверь начала открываться, а она падать. Братья подхватили подругу под локти, восторженно шепча.
- Обалдеть…
- Это что пароль?...
Оба радостно посмотрели на нее.
- Скорее всего дверь была просто не заперта – Мари нахмурила брови и злобно посмотрела на два рыжих недоразумения, которые, впрочем, от этого только еще больше раззадорились.
- Вот почему мы так хотели тебя взять!
Мари вздохнула, этих не исправить...
- Пошли уже, чего застыли! Люмос.
Коридор был очень узкий, так что троице пришлось идти друг за другом, да еще и жутко темный, а все канделябры в вековой паутине, по которой тут же зашуршали встревоженные пауки. Как только все зашли внутрь, дверь мгновенно тихонько вернулась на место, а свечи зажглись, освещая длинный путь.
- Миленько. – Пробормотала немного испуганная Мари. – Освещение автоматическое. Довольно гостеприимно. – голос дрогнул.
Фред взял ее за руку, а она переплела их пальцы, снова вспомнился тот чемпионат по квиддичу. От этого простого жеста сердце забилось чаще, вселяя уверенность в себе.. И этой рыжей макушке, которая никогда не даст ее в обиду. Хотя что это она! Мари сильная, сама защитит всех вокруг, она не принцесса, пусть Фред и говорит что хочет, а рыцари ей не нужны. Вот сейчас пройдем коридор, а там уж нужна только опасность пострашнее...
Сама того не заметив, она загорелась энтузиазмом и азартом, уже Фред и Джордж следовали за ней. Коридор поднимался, сворачивал, опускался. Компания дошла до развилки.
- Направо? Или налево? – девушка стояла между развилками коридора, ботинками разрыхляя земляной пол.
- На выход. – Ответили близнецы одновременно, глядя ей за спину.
- Что? Почему?
Мари обернулась. На стене была надпись «Memoria mea in loco hoc. haec est porta Steins», написанная коричневыми чернилами, Мари гнала вон мысль о очень старой крови..
- Что за бред? Это что – латынь? Кто знает латынь? Может там написано, что нас ждет лучшее в жизни приключение.. Memoria – это же про память? Вот – приключение, которе мы никогда не забудем! Так куда? Предлагаю на право!
И, вздохнув, близнецы пошли за ней направо. Новый коридор был такой же длинный и пустой и остановился у высокой серебряной калитки с толстыми извилистыми прутьями. На потемневшем от времени бронзовом засове Фред рассмотрел тонкий, будто начерченный раскаленной иглой рисунок – пудель и кошка, играющие в шахматы. А Мари уже подошла туда, где в землю была воткнута табличка из красного дерева, верх которой венчало чучело попугая. На самой табличке золотой вязью начали появляться слова –
“Что было прежде, то и тут:
Весь мир, любя лишь игры и забавы,
В конце концов — один огромный шут.”
– Я торчу тут уже полсотни лет… – Янтарный глаз чучела с хитрым прищуром лениво открылся и девушка отскочила с громким визгом. – И проходящие мимо люди только и делают, что пялятся на эту табличку. Да…сколько времени было потрачено на созерцание ничего не значащих слов. А между тем, Мари Сарвон, тебя заждались. Но ты все равно не унывай, я же тебя вижу! А я не ошибаюсь! Мне все верят, даже тот гнутый фонарь на улице Уличной, а он никому не верит – ну, может только мышкам, которые живут в чернильницах.
Вся компания отшатнулась, а попугай тем временем продолжал, кряхтя пылью..
- А ты мне так нравишься, так нравишься, Фред Уизли! Мне тут фонарь шепчет, что теорему пифагора наконец-то закроют, даже окружность по этому поводу из больницы выпишут – да что они понимают в закрытии теорем пифагора, да не меньше, чем в шахматах с помидорами – а что ты понимаешь в шахматах с помидорами кроме того, что ходить надо обязательно красными, иначе они обидятся и доска упадет прямо тебе на голову, а ты этого допустить не можешь, правда?....
Последним попугай обернулся на Джорджа.
- А ты зачем прячешься? Иди к нам, здесь столько кроликов, а что человеку нужно для счастья, как не жирные, пушистые, ушастые удавы? Ну ты не волнуйся, мы тебе всегда будем рады, даже если на улице потеряется твоя самая любимая домашнюю улитка!
Смех попугая был похож на скрип старых половиц, а может это и был скрип старых половиц, потому что калитка распахнулась и Мари с близнецами тут же вбежали туда...
Двери были через каждые десять метров, их резные ручки торчали в коридор кривыми носами. Мари растеряла былой пыл, не решаясь открыть хотя бы одну и хотела было вернуться обратно, но калитка пропала и на свой страх и риск братья нерешительно дернули за первую ручку.
Уже на десятой двери страшное безумное чучело было забыто и ребята со всех ног носились по ставшему каким-то уютным коридору... Комнаты были самые разные – разного размера и содержания. Комната с книгами, с котелками, комната с макетами кораблей, с пленками для фотоаппаратов, стеклянными бутылками, с кактусами, много комнат с кофе и даже с говорящими сигарами.
- О, черт… Фред, тут дракон! – С громким визгом Мари побежала дальше по коридору, чуть не сбив с ног братьев.
Фред снисходительно приоткрыл ту самую дверь, из которой выбежала подруга, опять себе напридумывала чего-то... И тут же захлопнул.
- Румынский длиннорог – с видом эксперта протянул стоявший за его спиной Джордж.
- Ух ты! Волынки! – Мари только что открыла соседнюю синюю дверь.
- А здесь зебра! – Крикнули братья уже с другой коридора.
- Народный перуанский оркестр? – Пробормотала Мари, открыв следующую. Двадцать человек в пончо с музыкальными инструментами приветливо замахали руками и начали играть.
В следующей комнате были шляпы, тут же глаза гриффиндорки загорелись. Себе она выбрала маленькую в стиле тридцатых годов, немного повертевшись побежала искать близнецов.
- Фрееееед! Джооооордж! Вы где?!
Она догнала их через пару дверей. На Фреда надела феску, а на Джорджа ковбойскую шляпу и , крайне довольная собой она, громко смеясь, затанцевала дальше.
И вот Мари подбежала к самой замысловатой двери, украшенной витиеватыми шипастыми розами, эта дверь была гораздо больше всех остальных, да еще и ручка в форме совы будто сама просилась в руку.
С удивлением, попав внутрь, Мари поняла, что она в огромной галерее. На каждой стене которой висели тысячи воздушных колокольчиков. Мари с опаской дотронулась до первого и он вдруг запел, это была колыбельная ее мамы про зайчиху-шутиху. На глаза стали наворачиваться слезы, она зло пнула соседний колокольчик и тот разразился задорным хохотом близнецов под магические фейерверки...
Все голоса звучат наперебой, затем сливаются в пучину звуков, и уже ничего не разобрать! Девушка испытывала почти физическую боль, черепная коробка наливалась то ли кровью, то ли уже пошел процесс отключения разума.
Мари не помнила, как это случилось, казалось, что она сейчас сойдет с ума, но это не беда – просто скорее бы, скорее бы, она изо всех сил затыкала уши, бессильно ударяя по лицу ладонями, а голоса вокруг все не смолкали, в мучительной кокафонии были ее песни под рычащую льва-гитару, ее шепот и шепот Малфоя “грязнокровка-грязнокровка-грязнокровка” , звук булькающих пузырьков в черном озере, но громче всего были чьи-то крики.
Мари в отчаянии еще раз подползла к двери и начала изо всех сил бить в нее кулаками, локтями, головой. А голоса жужжали, жужжали точно пчелы в улье, нечеловечески мощный шум. Мари снова схватилась за голову, невыносимо резало уши, до глухоты. И вот уже некое состояние транса, где все вокруг приобретает гипервыпуклые формы, а стены надвигаются с огромной скоростью. Шум усиливается во сто крат, Мари бесшумно закричала, все было как в тумане. В голове пронеслась последняя мысль о желанной смерти и все вокруг вдруг исчезло. Мари ощутила, как она медленно тонет вниз головой, вода была такая невесомая и приятно прохладная, магический мир отдалялся от нее, будто выплевывая, и все наконец снова было хорошо.
- И где она? – В сотый раз спросил Фред.
- Не знаю, но мне это не нравится. Давай ты начнешь с конца коридора, и двинемся навстречу друг другу. Я не видел, как она возвращалась, значит, она все еще тут.
- Конечно, не видел. Ты в этот момент флиртовал с китаянкой, а в меня индеец чуть стрелой не попал! – крикнул Фред уже с другого конца.
Познакомившись с леприконом, милым усатым скелетом Сальвадором, Черчиллем, увидев во всей красе ритуальный танец малого народа Новой Зеландии, Фред уже отчаялся. Ну где во имя Мерлина ее носит? Нехорошее предчувствие кололо под ребрами.
– Джордж, у меня тут последняя дверь! – Громко крикнул Фред брату.
- Отлично, она твоя! У меня тут куча птиц…
Тогда Фред открыл небольшую резную дверь. Внутри в небольшом помещении висели колокольчики и лежала на полу, свернувшаяся в клубок, Мари. Фред тут же подбежал к своей подруге, сердце билось как бешеное, ноги подкашивались от страха.
- Ты меня слышишь?! Открой глаза! Ну давай же!
Он схватил ее на руки и она будто из воды вынырнула. Мари кашляла, дрожала и, кажется, плакала, но разве тут разберешь. Живая.. живая мокрая сова. Фред крепко обнял ее, она обвила руками его шею. Мысль о том, что он мог ее потерять, жгла гораздо больше даже, чем ее такие близкие прикосновения.
- Совенок…Надо убираться отсюда… – он снова подхватил ее на руки и вынес из злополучной комнаты, надо было скорее попасть в обратно.
Коридор больше не веселил путешествиями и забавными вещичками, теперь ручки дверей казались Фреду скрюченными пальцами, которые тянулись к его драгоценной ноше.
- Джордж! – На пути кричал Фред.
Джордж вышел весь в перьях из комнаты с птицами.
- Ты чего орешь? Ой…
Джордж не раздумывая бросился за братом, он как всегда без слов понял, что все вопросы он задаст позже.
Калитка на этот раз была настежь открыта, что еще больше напугало близнецов, но думать об этом не хотелось. Это проклятое место отпускало их и это было главным..
Втроем они упали на пол хогвартского коридора. Немного отдышавшись братья и все еще дрожащая, но уже самостоятельно идущая Мари, бросились в гостиную. Там все втроем упали на диван и братья тут же укутали Мари в плед и в упор посмотрели на нее. Понимая, что расспросов не избежать, она решила рассказать все как есть.. Пытаясь высушить непослушные волосы она начала.
- Так вот сразу после комнаты с горой шляп.. Кстати, Фред, где твоя феска?
- Я вроде бы в ней выходил....
Вдоволь насмотревшись на полные сострадания глаза рыжиков, Мари решила закончить.
- А потом меня спас Фредди, не знаю, как это вышло.. И, видит Мерлин, я хотела дочитать книгу и пойти спать!
Она улеглась головой Фреду на колени, на Джорджа положила ноги и скрестила руки на груди.
– Но признаю, весело получилось.
- Да, жаль я феску потерял.
- А мою шляпу филин унес, кажется где-то в Аризоне.
- Но мы больше тебя с собой никогда никуда не возьмем!! Ты собираешь все шишки, а с каждым разом эти шишки все более опасные!
Мари прикрыла глаза, как много раз они это обещали..
- Как думаете, Дамблдор знает?
- Конечно да! Дамблдор знает все. Тем более я кажется видел там комнату, где по кругу летали сотни лимонных долек.
Они засмеялись, Мари почувствовала как это тепло окончательно успокаивает и она незаметно начала засыпать.
Снилось, как они с Фредом вдвоем летают на метле, с легкостью обыгрывая в квиддич всех игроков национальной сборной. Его рука весь полет на ее талии и теперь она ничего не боится.
Когда гриффиндорка проснулась утром, ей казалось, что даже этот сон реальнее произошедшего ночью. Жаль, что это было не так.
====== Привратности любви или почему не стоит пить из чужих кубков ======
На следующее утро, в понедельник, Мари спешила на завтрак. Хмурая и помятая, она была похожа на большого сыча в наспех повязанном гриффиндорском галстуке.
Громко плюхнувшись на скамейку между Джорданом и Фредом, Мари подперла голову руками.
- Доброе утро! – Пропел сидящий напортив Джордж, который выглядел отчего-то вполне отдохнувшим и довольным собой.
- Заткнись, Уизли. – Глядя в одну точку перед собой, ответила она. – Всегда думала, что умру молодой, но не в пятнадцать же лет!
- Я тоже так думал. – Добавил Фред.
- Ты не можешь умереть молодым. – Пробурчала Мари, покосившись на близнеца, который старательно вырисовывал беконом на яичнице факультетского льва.
- Это почему?
- Кто-то же должен за моими детьми присмотреть.
- А как же муж?
- Муж не сможет. Он тронется умом, потеряв меня.
- И кто будут этот несчастный?
Мари покосилась на своих соседей.
- Да вон хотя бы Джордан!
Бедняга Ли поперхнулся тыквенным соком..
- Это значит, он подумает. – Засмеялся Джордж.
Это осеннее утро потонуло для Мари в череде таких же ранних и взлохмаченных, где в пространство, страдающее недосыпом, пробирается запах жареных грибов или запечённых бобов. А вот умники Уизли ничего не забыли и даже явно что-то задумали.
Тем временем по всему Хогвартсу развесили кричалки-объявления – Амбридж назначили инспектором Хогвартса. Теперь она частенько проверяла учителей, и бедняге Трелони уже был назначен испытательный срок. Даже на зельеделии Мари целиком и полностью была за Снейпа. Неделя за неделей школа превращалась в маленький и не самый уютный филиал министерства.
Этой ночью Мари, Рон и Гермиона сидели в гостиной, ожидая возвращения Гарри от Амбридж. Уже было за полночь, Мари придерживала вязанье подруги и дремала, пока та орудовала магическими спицами.
- Нам нужен учитель. – Решительно сказала Гермиона.
- Я понимаю твою тягу к знаниям и все такое, но учителей у нас в школе завались… Даже двоих бы обратно сдать. – сонно добавила Мари, вспомнив Снейпа и Амбридж.
- Я не про это! Нам нужен учитель, который научит нас защищаться. Раз эта мерзкая горгулья со своим министерством отказываются нас учить, мы сами справимся.
Рон смотрел на нее в изумлении, а Мари даже выронила клубки, которых на ее коленях скопилось несчетное множество.
- Гермиона, как думаешь сколько Амбридж понадобится времени, чтоб издать очередной декрет за номером лохматым о запрещении самообучения защиты?
- Именно, поэтому лучше ей не знать.
- Рон, это не наша Гермиона…
- Да, наша никогда бы не говорила о таком. – Согласился все еще ошеломленный Рон. – Помнишь? Нас могут убить или еще хуже..
- Да хватит вам. Я серьезно между прочим. – на лице волшебницы отразилось негодование.
-Ладно, допустим. Но мы же не можем просто прочитать кучу заклинаний и пытаться их воспроизвести.
- Вернемся к первому вопросу, нам нужен учитель. И...я предлагаю Гарри.
- Он откажется, он же у нас скромняга.
- Надо хоть попробовать.
Проведя долгий и убедительный разговор с Гарри, в котором Гермиона расписывала все пункты плана, а Мари с Роном кивали и зевали ей в такт, они разошлись спать. Поттер долго отпирался, но обещал подумать. Так через неделю было назначено собрание в Хогсмиде, в Кабаньей голове.
- Мило… – Решила Мари, увидев довольно странную обстановку паба. – Теперь понятно как Хагриду удалось получить тут яйцо дракона.
Сразу так и не скажешь, что ей больше не понравилось: немытые окна, едва пропускающие дневной свет, пол, кажущийся земляным, такой на нем слой грязи, посуда, не отличающаяся особой чистотой, или посетители. В нос до рези в глазах ударял запах, похожий на запах скисшего козьего сыра..
Они сели за большой круглый стол в самом углу зала, с которого наспех протирали даже не пыль, а паутину.
- Так кто, вы сказали, придёт на занятие? – Спросил Гарри, с усилием открыв пробку бутылки сливочного пива и сделав глоток.
- Так, пара людей, – небрежно сказала Гермиона, проверяя часы и беспокойно поглядывая на дверь. – Я сказала, чтобы они приходили примерно в это время... Уверена, они все знают, где находитсятрактир. А, смотрите, вот, кажется, и они.
Дверь паба натужно отворилась и на мгновение широкая, пыльная полоса солнечного света разделила помещение надвое и сразу же исчезла, поскольку дверной проём перегородила толпа входящего народа. Первыми вошли Невилл, Дин и Лаванда. Следом – Парвати и Падма Патил, а вместе с ними Чо в сопровождении одной из её вечно хохочущих подружек. Следом, отдельно от остальных и с таким мечтательным видом, будто она пришла сюда по ошибке, – Луна Лавгуд. Кэтти Белл, Алисия Спиннет, Анджелина Джонсон, Колин и Деннис Криви, Эрни Макмиллан, Джастин Финч-Флетчи, Ханна Эббот и девочка из Хаффлпафа с длинной толстой косой, три мальчика из Равенкло, Энтони Голдштейн, Майкл Корнер и Терри Бут, Джинни и, по пятам за ней, высокий тощий светловолосый парнишка со вздёрнутым носом, кажется, член квидичной команды Хаффлпаффа.. Все ребята были тут, морща носы и стягивая шапки. Замыкали шествие близнецы Уизли и их друг Ли Джордан. Они несли в руках большие бумажные пакеты, доверху набитые хохмазинными товарами.
- Пара людей? – повернулся к Гермионе Гарри. От волнения он охрип. – Пара людей?!
- Я и сама не ожидала, что моя идея получит такую поддержку, – счастливо воскликнула Гермиона. – Рон, ты не принесёшь ещё стульев!
Вся толпа, взяв по бутылке сливочного пива, начала располагаться вокруг стола.
- Что-то будешь? – заговорчески подмигнул Мари Джордж.
Девушка поежилась, атмосфера здесь хоть и не напоминала “Три метлы”, но все же тут же оживила не лучшие воспоминания.
- Нееет, – проятнула она – Вы же не хотите концерт без заявок вместо собрания?
Все ребята дружно расхохотались, вспоминая прошлое выступление Мари, а девушка покраснела до самых ушей. К счастью пора было начинать.
Мари уже знала все, что скажет Гермиона, поэтому не слушала ее, а ногтем ковыряла поверхность стола. Присутствующих волновали подробности третьего испытания турнира, смерти Седрика, гриффиндорка попыталась совсем абстрагироваться от окружающего мира, чтобы случайно не услышать чего-нибудь неприятного. Ее мысли были заняты более интересным вопросом о представителях фауны, а именно, двух ленивых мушках, медленно ползущих друг другу навстречу по длинному столу. Из задумчивости ее вывел голос Невилла.
- Подписывай. – Он пихнул ей какой-то пергамент, на котором уже стояли имена всех присутствующих. Мари послушно подписала, поставив привычную закарючку. Гермиона забрала его и аккуратно спрятала в рюкзак. Всеми овладело странное чувство – их словно связал тайный контракт... Мари поежилась, в высшем обществе чистокровных магов постоянно заключали какие-то подписанные кровью сделки, давали непреложные обеты или тонкой вязью подписывали родовые проклятья. И это никогда и никому не сулило ничего хорошего.
- Ладно, часики-то тикают, – Фред легко вскочил с места. – Нам с Ли и Джорджем надо ещё кое-что приобрести, так что – до скорого!
Так по двое, по трое, ребята стали расходиться...
Мари вышла из трактира и с наслаждением втянула ноздрями морозный воздух. Ей казалось, что за пару часов, проведенных в “Кабаньей голове”, она насквозь пропахла пылью, табаком, дешевым огневиски и прогорклым салом. Как только остальные посетители могут спокойно переносить эту антисанитарию?
Небо, всего лишь грязно-серое еще несколько минут назад, стремительно чернело, погружая улицы Хогсмида в омут вечерних сумерек. Фигуры редких прохожих приобрели почти потустороннюю нечеткость и какую-то одинаковость. Сбившаяся со счета, сколько времени она идет до Хогвартса, Мари подумала, что еще два-три десятка шагов, и ей придется воспользоваться “люмусом”, чтобы не пропустить поворот. Сосредоточившись на поисках палочки в просторном кармане теплой мантии, девушка краем глаза заметила, как мимо нее проскользнул еще один прохожий. Вроде бы ничего особенного, но сердце ее предательски екнуло: фигура прошедшего показалась ей знакомой.
- “Глупости, – пронеслось в голове девушки. – Как можно узнать кого-то со спины в сумерках, особенно когда он одет в бесформенную черную мантию…”
И все же, поддавшись внезапно нахлынувшему чувству тревоги, Мари, круто развернувшись, последовала за силуэтом.
- Марк? – она резко выдохнула, когда он обернулся.
- Привет сестренка. – Он грустно улыбнулся. – А я вот тебя ждал…
- Зачем? – Сама не понимая причину, она была настороже и с силой сжимала в кармане палочку. Будто это не ее родной брат, а кто-то чужой и посторонний, будто убийца из Азкабана..
- Узнать как дела – Он сам не верил в то что говорил. – Ладно, это бредово звучит, а я не хочу врать тебе.. Просто хотел узнать, может ты приедешь ко мне на каникулы?
Мари ощутила, как в ней вскипает настоящая злость.
- Приехать? Как ни в чем ни бывало? Ты хоть понимаешь, чего ты просишь.
Она подошла к нему вплотную и крепко схватила за левую руку, скривившись, она будто держала не теплую кисть, а обоюдоострую бритву.
- Она уже есть?
- Да…
- У Эйдана тоже?
Марк просто кивнул.
- Тогда больше не о чем разговаривать. – Она развернулась. Не заплакать сейчас, дотерпеть до Хогвартса, главное дотерпеть..
- Подожди. – Марк нервно выдохнул и схватил ее за плечо – Теперь я не могу отказаться.
- Я знаю. И не прошу.
- Иди сюда.
Он, намертво вцепившись в ее мантию, завел ее в узкий переулок, где никто не смог бы их услышать.
- Сейчас все тихо, но ты понимаешь, что может быть война? Как пятнадцать лет назад? – быстро шептал он.
- Понимаю. А ты понимаешь, что теперь мы по разные стороны? И это не моя вина! – Мари почти кричала, она начинала бояться его цепких пальцев и бархатистого голоса, который столько раз будил утром в детстве.
- Мари, ты всего лишь маленькая девочка, ты ничего не понимаешь! Отец знал это и сказал, что.. что ты должна играть в своей песочнице как можно дольше. Он любит тебя, Мари, а ты! Но сейчас, сейчас пора повзрослеть и выслушать меня, потому что пора сражаться за свой род, за себя, а не за бедного сироту со шрамом или темного лорда! Будет война и мы не просто так выбрали ту сторону, которую выбрали..
Слезы уже текли ручьем по ее щекам, обжигая на морозе, но голос не дрогнул.
- Пусть я и маленькая девочка, но понимаю в этой жизни побольше, раз мне хватает ума поступить правильно. А ты, ты просто жалок!
Отбросив заклинанием держащего ее брата, она побежала, спотыкаясь, назад, к оживленной улице, сердце билось как заведенное, ноги подкашивались и путались даже в короткой мантии.. Она не обернулась даже когда Марк кинул ей последние злые слова и аппарировал.
- Это был твой последний шанс, слышишь! Теперь тебе конец, конец при любом исходе!
Через пару дней Мари пришли три письма – от отца, Эйдана и последнее от Марка. Гриффиндорка немедленно бросала каждое в камин и огонь с хрустом съедал пергамент, чавкая сургучевой печатью, и только убедившись, что они догорели, она возвращалась к своим делам. А дел было много, кроме учебы и собраний новоиспеченного отряда Дамблдора Мари старалась помочь близнецам с их забастовочными завтраками, и вдобавок она снова достала чехол с старенькой акустической гитарой.. Все шло своим чередом и ничего не предвещало беды.
Разве что первый квиддичный матч сезона Гриффиндор-Слизерин вызвал много шумихи. Анджелина приобрела маниакальную идею, что чем больше они тренируются, тем лучше, поэтому Мари приходилось каждый вечер выслушивать и высушивать мокрых и негодующих близнецов.
- Так, Уизерби, рассказывайте! – скомандовала она.
Квиддичная жизнь влекла ее и она жадно выслушивала все истории, которые рассказывали друзья, изредка представляя себя на месте задаваки Джонсон. Рон играл неплохо, Фред и Джордж даже признали их с ним родство, которое на протяжении пяти лет отторгали и Мари вздохнула спокойно, победа была в их кармане.
Субботнее утро было ярким и морозным, Мари остановилась на самой низкой трибуне и приветственно замахала выходившей из раздевалок команде, а потом спохватилась и достала свисток, подарок Фреда и Джорджа, как только она поднесла его к губам раздался громкий львиный рык и братья одобрительно на нее посмотрели.
Игра началась и Мари даже не успела ей насладиться, как Гарри поймал снитч. Зато она успела насладиться гадкой слизеринской песней. Сразу в голове пронеслось ненавистное “Малфой” и она старалась не вслушиваться в ужасные куплеты, Гриффиндор победил и ничто не помогло бездарным слизеринцам!
Девушка уже хотела бежать поздравлять друзей, когда вдруг поняла, что снизу творится что-то странное, и дело было даже не в обнимающей Фреда Анджелине, вернее не только. Посреди ее друзей стоял казавшийся маленьким на их фоне Драко и самодовольно что-то говорил, говорил, говорил... И вдруг Джордж резко бросился в сторону слизеринца, тут же как по щелчку вся команда сбилась в одну большую кучу так, что белобрысую макушку даже перестало быть видно. Мари вскрикнула и побежала вниз – они же его убьют!! Убьют!
Дыхание сбивалось, волосы налипли на лицо, а тяжелая мантия связывала ноги не хуже дьявольских силков, но через минуту она уже вцепилась в руку Фреда.
-Фред, не трогай, не трогай! – кричала она – У Джорджа тяжелая рука, Фред, не трогай!!
Она чувствовала как вздымается, ходит вверх и вниз его грудь, но близнец стоял и не делал ни шага. Мари зажмурилась и просто безвольно висела, держась за форму друга.
Он легко поднял ее, ставя на ноги, резко развернулся и зашагал в сторону раздевалок.
По дороге в гостиную все молчали. Фред был непривычно серьезен и это пугало девушку. Они все сидели в гостиной и она просто устроилась в кресле, не решаясь к нему приблизиться. Уже поздним вечером, когда весь Гриффиндор разошелся спать, Гарри и Джордж зашли в отверстие за портретом, лица у них были очень бледные и будто пустые. Рона же осле конца матча так никто и не видел.
Гарри сел на диван.
- Амбридж запретила играть навсегда. Она запрёт наши метлы. – Бесцветно сказал он.
- Запретила? – Повторила Анджелина.
- Это еще не все. Фреду она тоже запретила. – В тон Гарри добавил Джордж.
Он уже сидел на подлокотнике кресла Мари.
- Мне?! При чем тут я?
- Она сказала, что если бы тебя не держали, ты бы его тоже бил. – Ответил Гарри.
- И был бы прав. – Вставила Мари, обнимая Джорджа за шею, парень все не успокаивался, бросая многозначительные взгляды на Фреда. Но по крайней мере его руки перестали мелко трястись и этого для Мари было достаточно. Все опять замолчали, только Снитч летал под потолком, звонко трепеща крылышками, Гарри так и забрал его с поля, сжимая в кулаке. Радость победы никак не ощущалась, даже наоборот, настроение было тяжелым и отчаянным. А за окном падал мягкий снег. Вот как интересно бывает. Вроде бы выиграли матч… А в борьбе за мораль и справедливость проиграли.
Только через несколько дней настроение близнецов начало исправляться, освободившееся от тренировок время они теперь тратили на фокусы над Амбридж и испытания своих вредилок. Когда Мари вошла в большой зал утром и увидела, что братья как и раньше сидят втроем с Ли, смеются и подшучивают, то поневоле улыбнулась, настроение улучшалось с каждой секундой. Так она подбежала к гриффиндорскому столу и закрыла каждому из близнецов по глазу рукой со словами “Угадайте кто”. Джордж тут же притворно задумался...
- Аргуси-пуси, я, конечно, понимаю, что бываю в твоем кабинете почти каждый свободный вечер и с человеком отношений длительнее у тебя никогда не было, но как же мы расскажем миссис Норрис...
Мари громко расхохоталась и села на скамейку рядом, от смеха пересохло в горле и одним глотком она осушила кубок Ли с соком. Тут же Фред замер с ножом в руках, лицо Джорджа вытянулось, только Джордан продолжал как ни в чем не бывало жевать тост.
- Ой…
- Ну все…
- Каюк котенку…
Тут и Ли заметил сменившееся настроение, подозрительно рассматривая всю компанию и тут же останавливая взгляд на девушке.
- Что это с ней?
Мари сидела, накручивая на палец волосы и одаривая его мечтательным взглядом и очень счастливой и настолько же дурацкой улыбкой.
- Поздравляю, Джордан, ты женишься. – Мрачно изрек Фред.
– Пам-пам-парам-пам-па-пам-пам-пам-па-пам. …
- Кажется это похоронный…
- Ну так он на ком женится.
- Да хватит вам! Лучше объясните, что с ней? – Ли не выдержал. Не то чтобы ему не нравилась Мари, но жениться на ней – увольте, даже в шутку. Гарри и Рон тоже заметили эту сцену, садясь рядом с Джорджем.
- Ребят, серьезно, что вы с ней сделали? – Гарри наблюдал за девочкой, щелкая перед ее носом пальцами.
- Ну... мы решили, что ограничиваться забастовочными завтраками будет глупо. А чем народ интересуется больше, чем всякими приворотными штучками? Так что мы взяли за основу амортенцию.
Увидев три испуганных взгляда друзей и один глупый Мари, близнецы поспешили уточнить
- ... И изменили ее до неузнаваемости, чтобы использовать в приколах. Никакого фанатичного влечения, только любовная смехотворная глупость! Но надо было проводить испытания. В общем в кубке наше новое изобретение – лучшее любовное зелье. И предполагалась оно тебе, жених. Там была лошадиная доза, рассчитанная на твой вес.
Фред посмотрел на Ли и тот сразу вспомнил разговор за завтраком, когда Мари одарила его титулом своего будущего несчастного мужа, а Фред одарил его ревнивым настороженным взглядом. Понятно, кто и почему предложил Джордана в качестве подопытного кролика. Тем временем братья продолжали..
- А она весит раза в два меньше…
- В лучшем случае действие закончится к полуночи. – С немного взволнованной улыбкой сказал Джордж.
- А в худшем? – Спросил Рон.
- Через три дня. – Мрачно ответил Фред, усаживая Мари обратно.
Она уже пыталась улизнуть к проходящим мимо гриффиндорским старшекурсникам.
- И что с ней теперь делать? – Спросил Гарри, наблюдая как Мари отчаянно вырывается.
- Вы присмотрите за ней.
- А мы попробуем приготовить противоядие.
- Пойдем, Ли. Иначе, придется тебе на ней жениться.
- У вас сейчас История магии? – Спросил Джордж, быстро собирая вещи.
Гарри кивнул.
- Еще проще. Полтора часа она будет спать.
- Когда она спит проблем от нее гораздо меньше. – Сказал Фред, выходя из-за стола, косясь на подругу.
- Удачи вам. – Пожелали близнецы хором.
- И Гарри, убедительная просьба, не спускай с нее глаз. – Попросил Фред – И на всякий случай держи! – добавил он, уже убегая.
Но в этот раз, первый и последний спать Мари на истории магии ей совсем не хотелось. Наоборот, она вела себя очень активно и в целях безопасности Гарри пересел к ней. Конечно, это не помешало ей заигрывать с впереди сидящим Симусом. Бедняга краснел, бледнел и совсем испугался, кода она передала ему записку с именами их будущих детей. Все бы ничего, только крошек она хотела назвать Мимблюс и Мимблютония...
Урок прорицания прошел более спокойно, Мари предсказывала каждому большую любовь с одной девушкой с каштановыми волосами, серыми глазами и вселенской тоской в сердце. К счастью это мало отличалось от обычных ответов учеников, а гриффиндорка была зажата между Гарри и Роном, которые постоянно ее одергивали. Так она вышла из кабинета с пятеркой от Трелони и даже особой похвалой.
Но самое интересное произошло в коридоре, перед кабинетом зельеделия.
- Ну как? –Спросила только что подошедшая Гермиона.
- Относительно нормально… – Ответил Рон, держа Мари за запястье.
Девушка отчаянно сопротивлялась.
- Ты не посмеешь, Рональд Уизли! Ты не сможешь нам помешать! Я люблю его! -Хорошо-хорошо. – Забормотал Гарри, ища лазейку. –Только, кого именно ты любишь?
Она перестала вырываться и задумчиво посмотрела на него. А действительно, кого?
- Спасибо, Гарри.
- Обраща…
- Драко!!! – Мари резко вырвалась и бросилась блондину на шею, целуя его куда-то в шею, к счастью она споткнулась и не дотянулась до губ. Рон, Гарри и Гермиона стояли в оцепенении, как и все гриффиндорцы, слизеринцы же оказались более стойкими.
Нотт уже оттащил Мари от ошалевшего Малфоя.
У того аж дыхание сбилось.
- Совсем спятила?! – Пэнси злилась.
- Я хоть на мопса не похожа! И он любит меня! Правда, Драко? – Она повисла у него на руке.
- Эээ… – Малфой переводил взгляд с Мари на Пэнси.
- Прости, Мафлой, но между нами все кончено. Я люблю другого.- Мари заметила, кто держит ее за талию и расплылась в улыбке, тут же отпустив обалдевшего Драко.
Малфой вздохнул с облегчением. Рон и Гарри тем временем пытались оттащить Мари уже от Теодора Нотта. Она обмякла в его руках, одновременно вцепившись пальцами в его мантию так цепко, что гриндилоу из черного озера умерли бы от зависти.
- Приворотное зелье? – Понимающе спросил Тео.
- Да…
- Чья-то шутка? Ладно, отпустите. Я присмотрю за ней. Пусть лучше на мне виснет, чем на Драко.
Гарри и Рон тоже посчитали эту идею здравой, хотя сильно удивились.
Не то что бы Снейп совсем не верил в дружбу между факультетами… Но один из его лучших учеников и гриффиндорская сорвиголова, это слишком! Весь урок Мари увлеченно что-то шептала Нотту. Слишком тихо, чтоб обвинить в шуме. Нотт рассеяно кивал и улыбался. Зелье у нее тоже получилось довольно хорошее. Совсем отчаявшись, Снейп как всегда придрался к Невиллу.
Выйдя из подземелий, Мари решила, что ее отношения с Тео слишком затянулись и им давно пора расстаться. Нотт явно притеснял ее права, вокруг столько красавчиков, а она должна проводить время только с ним.
- Ей нельзя к Амбридж. Та ее просто прикончит… – Изрекла Гермиона, наблюдая как Мари вприпрыжку бежит за новой пассией.
На ЗОТИ Гарри опять посадил Мари рядом.
- Откройте следующую главу. Читайте. Объяснения не потребуются. – Сладко пропела Амбридж.
- Читай.
- Что это?
- Прочтешь и поймешь, как сделать отношения более долгими.
- Серьезно?
- Ага. – Буркнул Гарри, наблюдая как она с энтузиазмом достойным Гермионы начала читать.
После ЗОТИ они вчетвером быстро насколько это было возможно вернулись в гостиную. При этом Гарри и Рон держали Мари под руки, она не вырывалась, только провожала восхищенным взглядом каждого четвертого старшекурсника.
- Ну как? – Спросил Джордж.
- Противоядие готово? – не отвечая, Гарри усадил Мари в кресло и накрыл пледом, в надежде, что если что он сработает как смирительная рубашка.
- Гарри, ты меня обманул. – тем временем девушка обиженно на него посмотрела – Там не было ничего про… – И тут она на замолчала, глядя в упор на Фреда.
- Почти…Ой-ей. – Джордж тоже заметил ее взгляд.
Мари, обнимая подушку, смотрела, как Фред мешает зелье в котелке, при этом на ее лице играла буря эмоций. То смущение, то восхищение, и уж совсем образцово не обремененная интеллектом улыбка. Фред обернулся и весело спросил.
- А вообще, что она делала?
Тут Мари, в три прыжка преодолев комнату, и бросилась к нему. Он послушно поймал ее, аккуратно придерживая на весу. Она поцеловала его, Фред ответил на поцелуй. Джордж быстро перелил зелье в стакан и протянул подруге, когда та наконец решила отдышаться.
- Пей!
- А что это?
- Для свежего дыхания – брякнул близнец первое, что пришло в голову.
Она быстро выпила содержимое и улыбка сползла с лица, руки безвольно опустились.
- Мне очень плохо… – Пробормотала она и скатилась на пол, упала бы, если б не объятья Фреда. Он положил ее на диван, присаживаясь рядом.
- Это лучший ее вид за день. – Вздохнув, сказал Рон.
- Да, так мне она тоже больше нравится. – Согласились все.
– Пойдемте на ужин? – Предложил Гарри.
Все согласно кивнули и вышли из гостиной, остались только близнецы, ведь как ни крути они были виноваты в заварушке.
- Что это было? Нет…Что вообще сегодня было? – Мари помутневшим взглядом кое-как сфокусировалась на лице Фреда.
-Ты что, ничего не помнишь? – Спросил Джордж с надеждой.
Она удивленно посмотрела на него.
- Да ну… Нет… Не может быть. – гриффиндорка резко села. Фред кивнул. – Что я еще сделала? Быстро отвечайте, пока я борюсь с желанием пойти утопиться!
- Да ладно, совенок… Все же хорошо. – Фред успокаивающе провел рукой по ее волосам.
- Хорошо?! Я расцеловала Малфоя! Ты понимаешь, Малфоя?! И тебя! – Она кричала на него, поднимаясь на локтях.
- Ну мне даже понравилось… Ладно молчу! – Он замолчал. На него даже МакГоногал таким взглядом не смотрела.
- Минуточку… – Она вдруг задумалась, серьезно задумалась, а не над тем, кто самый красивый парень на факультете – Что это было? С чего началось?...Фре-е-е-ед? – Мари медленно повернулась к нему.
- Ой, не к добру этот взгляд… – Прокомментировал Ли.
- Беги… -Проговорила она губами.
- Ага. – Кивнул Фред и попятился к выходу. Мари продолжала лежать, сверля его глазами. Через пару секунд она уже бросилась в догонку с криком:
- Я убью тебя, Фред Уизли! – Крик этот был слышен даже за пределами гостиной и бокал полной дамы наконец был действительно разбит голосом.
- Десять сиклей на нее. – Сказал Джордж Ли Джордану.
Тот кивнул и они пожали руки.
Через пол часа, совершенно в другом крыле Хогвартса, с громким визгом Мари упала с лестницы.
- Добегалась? – Улыбнулся запыхавшийся Фред, выглядывая с соседнего пролета. – Давай помогу?
- Убери свои руки! Я сама! – Она встала, но пошатнулась. На ноги встать не получилось, правую ногу пробило болью.
- Правая? – Мари только кивнула.
- Пойдем к Помфри. – Вздохнул Фред. – За шею держись.
Она нахмурилась, но послушна обвила рукой его шею, так и двинулись под негодующий монолог Мари о любовных зельях, быстро бегающих идиотах и подворачивающихся так некстати лодыжках.
В больничном крыле как всегда было тихо и приятно пахло накрахмаленными простынями.
-Мисс Сарвон! Вы у меня появляетесь чаще чем на уроках! – Запричитала медсестра. – Вот, выпейте. И полежите, хотя бы десять минут.
Мари с грустью выпила и даже не поморщилась.
- Уже привыкла? – Усмехнулся Фред.
Она кивнула.
- Не расслабляйся. Твое убийство всего лишь переносится на неопределенный срок.
- Да ладно все, не так плохо… Даже хорошо. – Фред старался не смотреть на нее.
- Я начинаю вспоминать подробности. Я целовала этого хорька… Кошмар. И тебя, тебя я совсем целовала! Ужас. Ну не в том смысле… В смысле, что так не должно было бы…
Фред сам от себя такого не ожидал. Он поцеловал ее коротко и нежно, даже не давая шанса ответить или оттолкнуть.
- Прости. Кое-что проверял… – Забормотал он.
- И как? – Она была потрясена.
- Нормально.
- Фред?…
- Просто когда ты меня поцеловала в гостиной… Я… В общем сейчас я... Я хотел проверить как все будет без зелья. То есть я хотел проверить эффект зелья..
- Фред! Меня нельзя так пугать. Я и так нервная в последнее время. Я уже думала… Фред, такую дружбу нельзя портить отношениями.
Парень вдруг заинтересовался своими туфлями.
-Фред, чтоб тебя! Я не умею говорить о чувствах и прочей розовой чепухе. Но… – Она извернулась и заглянула в его глаза – Но ты даже не представляешь, как я люблю тебя и всю вашу семью. Ну, пожалуй, кроме Перси. Но, я правда вас очень люблю и запомни это, потому что больше я никогда не собираюсь это повторять.
- И мы, Мари, мы тоже любим тебя. Прости, что украл твой первый поцелуй. – вздохнул Фред, глядя на нее.
Тут и так раскрасневшаяся Мари стала совсем пунцовой.
- За это можешь не переживать, у меня уже вероломно его похитил Нотт.
- Что?? Когда? – Фред был ошарашен.
- После святочного бала, мы встретились в коридоре...
Мари впервые рассказала эту историю и непонятно от чего ей стало легче, хотя она и не ощущала раньше, что ей было тяжело. Мари начала бить небольшая дрожь, как бывает когда рассказываешь что-то очень важное без остановки, а потом на выдохе понимаешь что только что сделал и пытаешься растягивать последние слова как можно дольше. Фред просто обнял ее, и она ощутила волну молчалиивой поддержки. И оба почувствовали как стали еще ближе...
- А я впервые поцеловал Анджелину – начал рассказывать Фред – И у меня прямо во время этого вывалился зуб, представляешь? Мне тогда на тренировке его вышибло бладжером, а вместо того, чтобы просто нарастить, я решил вставить себе клык мантикоры...
Мари засмеялась.
- Я помню, как ты носился с этим клыком, так вот в чем дело, а я все гадала куда он исчез! Да, Фредди, твоя история гораздо хуже, ну ты и оболтус...
Оба еще не знали, что так пройдут годы, скрепляя их отношения неразрывными, дьявольскими узами откровенных разговоров.
- Кх-кхе.
- Джордж? – Мари посмотрела на вошедшего близнеца, она все еще сидела в объятиях Фреда и разрывать их так не хотелось.
Он смущенно сел с другой стороны кровати .
- Я сразу подумал, что нужно идти в больничное крыло. Тут вероятность вас найти намного больше, и я угадал. – а потом дополнил – Только не думал, что вы тут обнимаетесь.
Фред разорвал объятия и взъерошил ей волосы, он явно был смущен.
- Мы тебя любим, принцесса.
- Соглашусь с братом. Мы тебя любим, принцесса. – Джордж тут же постарался разрядить слишком серьезную ситуацию. – Слышала сказочку? У царя одна дочь была царевна Несмеяна, а другая — принцесса Ржака. Царь обещал одну половину царства тому, кто насмешит Несмеяну, а другую — тому, кто уймет Ржаку. И это я ни на кого не намекаю...
- Джордж, не называй меня так! Ни прицессой, ни ржакой, ни все это вместе! Иначе пойдешь на ужин мантикоре.
- Почему именно на ужин?
- Потому что на ланч у нее Фред.
- Убедила.
Они засмеялись, только Мари, напуганная “сказочкой” и перспективой заработать сполне обоснованное прозвище, пыталась оставаться предельно серьезной, периодически издавая странные булькающие звуки едва сдерживаемого смеха.
====== Снежный день ======
Пятого декабря в Хогвартсе повалил снег. Прежде он выпадал с избирательной пугливостью: на крыши башен, парковые скамейки, совятню и грибки-теплицы. Сейчас же снег приступил к делу серьезно и посыпался так густо, будто где-то в небе гиппогрифы — крылатые полукони-полугрифоны— одновременно распотрошили десять тысяч подушек. Крупные снежинки не порхали, а солидно, как немолодые несушки, рассаживались каждая на свое место.
Начиналась настоящая колдовская зима.
Это и аппетитный запах горячего ужина, когда студенты возвращаются в замок после нескольких часов занятий на улице. Это опустившиеся под тяжестью снега ветки Гремучей ивы. Это холод в подземельях и иногда даже маленький пожар из-за неумелого применения Согревающих чар. Это попытки писать пером прямо в варежках и квиддичные матчи, длящиеся по несколько часов из-за плохой видимости. Это время уюта, надежды и тепла.
Хогвартс зимой полон любви.
Так рассуждала и Мари в это прекрасное утро. Она сама проснулась очень рано и потянулась навстречу особенному, зимнему солнцу. А заметив, что колдо-календарь, зевая, сдвинулся на отметку суббота, гриффиндорка и вовсе запорхала на каких-то непонятно откуда выросших крыльях... Наскоро натянув ранее бережно свернутый свитер с оленем, у которого на шее висел и позвякивал бубенец, она закружилась и на цыпочках побежала в комнату мальчиков, насвистывая и напевая let it snow.
А Фред мирно дремал, обняв мягкую перьевую подушку. Близнецу, как и всем великим гениям, конечно, снились новые изобретения. Правда в его случае это были сплошные вредилки и ужастики, но речь-то не об этом. И тут в его сон вероломно ворвался такой знакомый и желанный голос, он тихо напевал рождественскую песенку, обволакивая и увлекая за собой. Фред, сонно блаженно улыбнувшись, начал лететь-плыть на голос, медленно двигая руками и зачерпывая ватный воздух...
Бам!
Рыжик тут же проснулся от сильного и неожиданного удара и он уже был готов дать сдачи ночному обидчику. Еще минута ему потребовалась, чтобы понять, что это самый обидчик – это пол в его собственной спальне, а рядом в три погибели согнулась Мари.
- The lights are way down low
So let it snow, let it snow, let it snow.
Тихо допела она.
- Видел бы ты свое лицо, Фредерик Уизли! – прошептала заговорчески она, опускаясь к нему на пол.
- Ты что тут делаешь?? – прошипел он в ответ – Смотри, все нормальные люди еще спят, а нормальные совы так вообще только легли!
- А принцессы? – построила она ему глазки.
Фред потер затылок, взлохмачивая волосы и раздумываю, а действительно... Если на горошине, то наверное нет, они вообще спят мало, да и золушки уже ушли работать по дому.. Но дело было не в этом! Ей явно что-то было надо от него.
- Ну чего тебе, ходячее несчастье?
- Пошли гулять. – ее лицо так и светилось, волосы непослушными завитушками обрамляли лицо, а бубенчик на свитере позвякивал от нетерпения. – На улице снег падает. – мечтательно закончила Мари.
Фред скривился, идти утром куда-то на холод вместо лишних часов сна не очень хотелось, но это была она и.. отказать было невозможно.
Скамейки, клумбы и деревья тонули в сугробах, будто в белом море. Башни замка напоминали перевернутые рожки с мороженым, а двое учеников в самый разгар утреннего снегопада выбирались из уютной башни навстречу новой зиме..
Мари бежала по заснеженной тропинке, рассматривая всё кругом.
- Ну где ты тащишься еле-еле? – ворчит Фред, идущий впереди.
Ничего он не понимает. Гриффиндорке нравится идти медленно в такой сильный снегопад. Подставлять лицо снегу, ловить крупные пушистые хлопья губами, будто бабочек за яркие, разноцветные крылышки. Она лучезарно улыбается сама себе. Что же сегодня случилось, что ей так хорошо? Она и сама не знает – просто хорошо, и всё.
И вот они гуляли и разговаривали. Фред говорил, что без квиддича чувствует себя здесь ненужным, говорил, что тратит время и как ему скучно. Мари же рассказала ему про Марка,
- И теперь... Теперь я боюсь узнать, что он хотел сказать. – Ее взгляд был как будто затравленный – Ведь, только представь, вдруг я узнаю и мне придется из-за этого предать вас, предать Гарри. Я знаю, на чьей стороне правда, Фред, я точно знаю и всего лишь хочу без колебаний, как вы, бороться за нее. И я боюсь.
- Тогда не узнавай.
- Что?
- Забудь об этом, вот и все. Знание может быть ужасным, а зачем оно тогда нужно? – с уверенностью сказал Фред. – Просто делай то, что считаешь правильным и не думай, чем все это закончится. Вот я не знаю, когда закончится этот снег и ты меня потащишь обратно в замок, но это же не мешает нам сейчас гулять, а тебе впервые вытащиться в такую рань?
Мари вздохнула и посмотрела на него, странный все же человек, Фред, миры будут гореть и разрушаться вокруг него, а он будет стоять, улыбаться и без колебаний делать свое дело до последнего, разве что пошутит про бесплатный южный курорт.
Мари втайне завидовала Фреду за такую его непоколебимость, за то, что он не раскачивает сам себя на качелях размышлений и просто идет вперед по жизни прямо как ледокол. Она даже залепила ему за это по лбу первым снежком в этом году... Все же они были лучшими друзьями, так что ей позволялись всякие мелкие пакости.
Так и тянулась эта зима.. Каждое утро Мари и Фред тихо уходили куда-то на несколько часов и только Джордж оставался в кровати, не подавая виду, что он давно проснулся, как и в тот первый раз, когда Мари пришла и разбудила его брата рождественской песенкой. Теперь близнец подозрительно косился на Мари, когда та помогала им с приколами или прогуливала с ними уроки, но она просто ходила, в основном смеялась или молчала, как робкая мышка, из которой вот-вот вылупится кошка. И, хотя внешне ничего не изменилось и Фред кидался к нему все так же радостно. Джордж грыз себя, пытаясь понять на каком этапе он не заметил, как на их встречах втроем его постепенно задвигают в область декораций.
А тем временем его брат и лучшая подруга бродили возле озера, уходя все дальше и дальше от Хогвартса. Они любили приходить сюда, сидеть рядом с рельсами и ждать, пока мимо пронесется редкий фырчащий паром поезд. Один из таких Фред обстрелял снежками. Одновременно с тем, как третий по счету снежок ударился о борт, паровоз выбросил серый и теплый столб пара.
— Йеххху! Я его подбил! — заорал Фред, и они долго бежали следом, пока, устав, не упали на снег.
Было холодно. Мокрые комья снего липли к спинам. Изо рта на сильном выдохе вырывались «горынычи».
Про любовь Фред ей больше не говорил. Когда она есть, говорить о ней необязательно. Зато он обожал жизнеутверждающие истории.Чем тупее случай, тем он ближе к правде. И, напротив, чем романтичнее, тем дальше...
Временами на Мари нападало дурашливое настроение.
— Всё для меня сделаешь? И глаз свой рукой потрогать дашь? — коварно спрашивала она.
Фред был счастлив и втайне боялся своего счастья, понимая, что смешон, как влюбленный пес бойцовой породы.
Конечно, он помнил ее слова тогда – в больничном крыле, но в сердце упорно жила самодовольная червоточинка уверенности, что все закончится хорошо. Как каждый отличник перед СОВ и ЖАБА говорит, что ничего не сдаст. Так и Фред прикрывал свою тем, что он недостоин этой девушки, наследницы одного из самых прославленных родов магической Британии. Ну сколько раз она ему отказала? Но она все еще здесь, с ним, высунув язык, сосредоточенно лепит снеговика в форме ниффлера, а он катает для нее снежные комья.
Надо только немного подождать. А он, Фред, будет ждать сколько угодно.
А еще Фред начал снова учиться играть на гитаре. Получалось у него гораздо лучше, но Мари оставалось только качать головой, ведь друг не хотел разучивать гаммы или играть простенькие детские песни, он важно садился и часами наигрывал, высунув кончик языка, аккорды в разной последовательности... Однажды Мари даже застала его с листком бумаги, на котором были непереводимые перечеркнутые много раз каракули, Фред, оторвавшись от своей личной формы письменности, победно взглянул на нее.
- Это будет наша песня! Я ее сочиню! Я и слова написал, только послушай..
И Фред запел, неумело настукивая себе ритм, потому что петь и играть вместе пока не умел.
“Фред, Мари и Джордж втроем в Хогвартсе гуляли.
Обсуждали то да се, Весело смеялись.
Вспоминали о былом, дурака валяли,
Тирли-тирли, трули-трули, что за чудный день!
Кто же знал, что у гостиной притаился Филч противный,
С миссис Норрис на двоих, выследил и окружает их,
Фред, Мари и Джордж втроем в Хогвартсе бежали
Меж доспехов через замок мчались как олень
От погони ускользнули, вновь мы Филча обманули
Тирли-тирли, трули-трули, что за чудный день
Тирли-тирли, трули-трули, что за чудный день!”
Мари рассмеялась, подумав, что действительно надо будет придумать песню про них втроем! Ну и Фред пусть тоже занимается, в конце концов через неделю ему надоест и он снова бросится к ненаглядным вопилкам и вредилкам. Так что она села к рыжему и стала помогать ему подбирать аккорды дальше, “Тирли-тирли, трули-трули” никак не ложилось на ноты и они засиживались в выручай-комнате или пустых классах на выходных.
Но этой зимой в выручай-комнате проходили не только уроки гитарного мастерства.
- Итак, – крикнул Гарри, призывая всех к порядку. – Сегодня будем повторять пройденное. Впереди трёхнедельный перерыв, начинать что-то новое нет смысла...
- Как? Мы не будем проходить ничего нового? – недовольным шёпотом, который разнёсся по всей комнате, спросил Захария Смит. – Если бы я знал, то не приходил бы.
- В таком случае, нам очень-очень жаль, что Гарри не предупредил тебя заранее, – громко сказал Джордж.
Несколько человек фыркнули.
- ...работать будем парами, – объявил Гарри. – Начнём с помеховой порчи, минут десять, а потом достанем подушки и займёмся сногсшибальным заклятием. Все послушно разделились на пары. Очень скоро комната наполнилась выкриками “Импедимента!”. При этом один из партнёров на непродолжительное время замирал, а второй бесцельно глазел по сторонам, наблюдая за другими парами, потом застывший “отмирал” и, в свою очередь, завораживал партнёра. Мари стала в пару с Невиллем, у нее боевые заклинания давно получались. Гермиона даже шутила, что у нее получается все, кроме учебы. Конечно, ворон на котором она отрабатывала заклинание Силенсио, вообще больше звуков издать не мог, вместо положенного часа, но это ведь не повод...
- Ладно, иди к Фреду с Джорджем, а то Невилл с ног валится. – Посоветовал Гарри Мари. Она улыбнулась и побежала в другой конец комнаты.
- Я теперь с вами! – Радостно сообщила девочка братьям.
- Серьезно? Ну давай посмотрим, что ты умеешь. – Джордж улыбнулся. – Гарри! Можно провести небольшую дуэль? – Джордж крикнул Гарри.
- О, нет. Нет, Джордж я не это имела в виду! – Мари ошарашено смотрела на него.
- Дуэль? Ты и Мари? Думаю можно… Так! Все разойдитесь к стенам!
- Дама вперед? – Джордж очаровательно улыбнулся. – Или испугалась?
- Я испугалась?! Только не поддавайся! – Она гордо вышла на середину комнаты. Все остальные стояли по кругу, заинтересованно смотря. Фред усмехнулся, как же легко разжечь в ней азарт. Его брат стал напротив нее, на расстоянии метров семь. Мари тут же заметила, как тихо переговорились и, пожимая руки, заключили пари Фред и Ли.
- Начинайте. – Скомандовал Гарри.
Мари решила, что лучшая защита – нападение.
- Ступефай! – Джордж ловко отскочил.
- Импедимента!
- Протего! Петрификус Тоталус!
- Экспелиармус!
- Ступефай!
Она попала. Парня сбило с ног, и она пролетела еще метров пять, ударяясь, к счастью, о перьевую подушку.
- Джордж! – Мари подбежала к нему. – Ты живой?
Он попытался открыть глаза.
- Ты выиграла.
- Ты как? – Спросил Гарри.
-Нормально. Сейчас, чуток полежу только. – Неуверенным голосом ответил Джордж.
- М-да. Недолгая у вас дуэль получилась. – Гарри повернулся к остальным. – Вы настоящие молодцы, – сказал он, обводя всех довольным взглядом. – После каникул приступим к более серьёзным вещам, может быть даже, к созданию Патронусов.
Все возбуждённо зашептались и стали расходиться, как всегда, по двое – по трое; большинство, проходя мимо Гарри, желали ему счастливого Рождества.
- Джордж, прости. Я случайно! Я перестаралась просто. – Мари повисла у него на руке.
- Охотно верю. – вздохнул рыжий близнец, смотря на считавшего галлеоны Фреда.
Уже в гостиной она сидела на полу, возле кресла. Гермиона что-то говорила Рону, про ОД, и кроме них в комнате почти никого не осталось. Мари тщетно пыталась заклинаниями предать маршмэллоу в своем какао форму львов. Ничего не получалось, зефирки таяли и гривы медленно растекались белыми кругами по сладкой пенке.
Гарри вернулся спустя полчаса.
- Что ты так долго? – спросила Гермионой.
Гарри не ответил, он явно пребывал в состоянии шока и казалось даже слегка пошатывался.
- Гарри, с тобой всё в порядке? – Мари тоже заинтересовалась.
Друг неуверенно пожал плечами. Он кажется и сам вообще не понимал, что с ним.
- Да что такое-то? – Рон приподнялся на локте, чтобы получше разглядеть Гарри. – Что случилось?
- Это Чо? – принялась выяснять Гермиона. – Поймала тебя после собрания?
Гарри оторопело кивнул. Мари захихикала, но, поймав взгляд подруги, смолкла.
- И что же она... э-э... хотела? – притворно невинным тоном поинтересовалась Мари, сдерживая смех. – Она... – начал Гарри; голос прозвучал хрипло, он откашлялся и начал снова: – Она... э-э...
- Вы целовались? – деловито спросила Гермиона.
Рон сел так быстро, что опрокинул чернильницу, и та пролетела по всему коврику, разбрызгивая кляксы на разноцветный ворс. Полностью проигнорировав это обстоятельство, Рон жадным взглядом впился в лицо Гарри.
- Да? – потребовал ответа он.
Гарри поглядел на светящееся весёлым любопытством лицо Рона, на чуть сдвинутые брови Гермионы, на надутое и покрасневшее от смехалицо Мари и кивнул.
- ХА! – Рон победно вскинул кулак и оглушительно захохотал. Второкурсники, тихонько стоявшие у окна, вздрогнули от испуга и явно подумали о том, что уж они то так себя вести через несколько нет не будут, а Гермиона с глубоким отвращением посмотрела на Рона и вернулась к своему письму.
- Ну? – отсмеявшись и подняв глаза к Гарри, спросил Рон. – И как это было?
Гарри подумал с минуту.
- Мокро, – честно признался он.
Рон хрюкнул, но что он хотел этим выразить – ликование или омерзение – сказать было трудно.
- Потому что она плакала, – мрачно добавил Гарри.
- Ой, – улыбка Рона слегка увяла, – ты что, так плохо целуешься?
- Откуда я знаю, – ответил Гарри. Такое объяснение ещё не приходило ему в голову, и он сразу забеспокоился. – Может, и плохо.
- Какая ерунда, – рассеянно, не переставая строчить письмо, проговорила Гермиона.
- А ты откуда знаешь? – вскинулся Рон.
- Чо последнее время плачет почти постоянно, – с непонятным выражением сказала Гермиона. – За едой, в туалетах, везде.
- Почему? – Мари удивилась. – Я ни разу не видела.
- И, по идее, от поцелуев она должна была бы повеселеть, – хихикнул Рон.
- Рон, – с большим достоинством произнесла Гермиона, макая перо в чернильницу, – ты самый бесчувственный болван, каких мне выпадало несчастье встречать.
- Что ты такое говоришь? – возмутился Рон. – Лучше скажи, кто это плачет, когда их целуют?
- Вот именно, – с некоторым отчаянием в голосе сказал Гарри, – кто?
Гермиона сочувственно на них посмотрела.
- Вы что, совсем не понимаете, что она сейчас чувствует? – спросила она.
- Совсем, – хором ответили Гарри, Рон и Мари.
Гермиона вздохнула и отложила пергамент.
- Прежде всего, дураку понятно, что ей очень грустно из-за Седрика. Потом, насколько я понимаю, она в растерянности – раньше ей нравился Седрик, а теперь нравится Гарри, и она не может понять, кто больше. Потом, её преследует чувство вины: она думает, что целоваться с Гарри – это оскорбление памяти Седрика, и не знает, что про неё скажут, если она начнёт встречаться с Гарри. А ещё она, скорее всего, не понимает, каковы её чувства по отношению к Гарри, потому что именно Гарри был с Седриком в лабиринте и видел, как тот умер, и от этого всё очень запутанно и страшно. Да, и ещё она боится, что её выгонят из команды, потому что последнее время она так плохо летает.
После этой речи Гарри и Рон некоторое время оцепенело молчали, Мари пыталась представить чувства Чо, очень старательно пыталась всей своей женской сущностью, а затем Рон выразил общее мнение:
- Один человек не может столько всего чувствовать, он взорвётся.
- Если у тебя полторы эмоции, это ещё не значит, что и у остальных тоже, – препротивным тоном заявила Гермиона и снова взялась за перо.
- А ты почему все это не поняла? – Обратился Рон к Мари.
Гарри сидел с задумчивым выражением.
- Я? А что я? – Она удивленно на него посмотрела.
- Ну ты ж девчонка. Ты должна знать такие штучки. – Хихикнул Рон.
-Рональд, это ничего не значит. Я не обязана разбираться во всех женских штуках. – Она гордо вздернула нос, в конце концов она ведь разбиралась в других женских штучках – футболка например какая к джинсам лучше подходит или там знает много женских комманд по квиддичу...
Вскоре Мари осталась в гостиной одна. Было тихо и уютно и оттого в голову лезли странные мрачные мысли. Это сейчас они ученики, по сути дети, но что будет через три года? В прошлый раз все было так же. Родители Гарри тоже были на пятом курсе, когда начались исчезновения людей, на седьмом уже во всю шла война, а в двадцать один их убили, сейчас ситуация повторяется. Значит, осталось несколько лет. Значит, нужно жить пока есть возможность. Сколько будет жертв, разрушений в этой войне. Сколько должно измениться… И снова она возвращалась мыслями к словам Марка, а потом к словам Фреда. И все же иногда, даже если у истории не будет счастливого конца, – это не значит, что ты не можешь насладиться ей.
- Ох, ты тут… – Невилл пробежал мимо нее, суетливо взмахивая руками. – Гарри плохо. Я к МакГоногал. И к Дамблдору!
- Давай я к Дамблдору. – Предложила Мари, быстро вскакивая, она была готова нестись хоть на край света, создать видимость занятости для слишком подозрительного подсознания, которое никак не хотело успокоиться.
Странное это чувство – бежать по ночным коридорам Хогвартса. Сколько раз она уже делала это и никогда еще в открытую. Уже у входа Мари запаниковала.. что там Гарри говорил? Сладости? Мари начала тараторить..
- Мышки-ледышки! Сдобные котелки! Имбирный тритон! Шипучая шмелька!
После этой тирады Горгулья подмигнула девушке и отпрыгнула, освобождая вход, а Мари, так и не поняв, назвала ли она в итоге правильный пароль или просто статуя сжалилась над девочкой, постучала в дверь.
- Профессор, Гарри плохо. Он и профессор МакГоногал идут к вам.
Выпалив свою тираду Мари стала переминаться с ноги на ногу и немного пристыженно осматривать кабинет, все же в этом уголке замка ей раньше не удавалось побывать, да и что теперь делать она не имела ни малейшего понятия. Сам кабинет представляет собой просторную круглую комнату со множеством окон, разбивающих звездное небо на причудливые сегменты, а по стенам которой были развешены многочисленные портреты бывших директоров и директрис школы, они хмурились, скалились или улыбались буквально отовсюду, наперебой перешептываясь, кто она такая. Мари заметила на далекой стене даже своего дальнего родственника, такого, что “пра-” было не сосчитать, он приветливо ей улыбнулся и помахал, сгибая крючковатые пальцы.
А еще кабинет был заполнен разнообразными столиками с кручеными ножками, на которых умещались хрупкие серебряные приборы; одни постоянно трещали и звякали, другие пыхтели и выпускали струйки дыма. Здесь также нашли себе приют магические фолианты и рукописи, составившие личную библиотеку профессора Дамблдора.
- Прекрасно. – Сам профессор сидел за своим пузатым столом на кривеньких ножках и совсем не выглядел взволнованным или хоть как-то смущенным . Пламя камина блеснуло в полу-стеклышках очков. – А вы мисс, опять проводили бессонную ночь?
- Да… – Она потупила взгляд.
- Понимаю,- Дамблдор посмотрел на нее почти задорно. – Мне недавно не спалось и я решил, что лучшим развлечением для такого старика как я будет нудный разговор с таким же стариком. Так вот я решил поболтать с создателем шоколадных лягушек, пришлось немного переместиться в прошлое, но что не сделаешь ради хорошей беседы.. И, представьте себе, как он был удивлен, когда я имел неосторожность предложить ему его же творение. Оказалось, что он еще не успел их придумать и он смертельно испугался этой милой прыгающей шоколадки, а затем оценил и поблагодарил меня за свою же идею. Вот так иногда и случается, мисс Сарвон. Всякому знанию свое время. Вы как считаете?
Мари удивленно смотрела на директора.
- Ээээ... Получается, вы придумали шоколадные лягушки.
В дверь, к счастью, вошли Гарри, МакГоногал и Рон.
- Профессор Дамблдор, Поттеру приснился кошмар…
- Это не кошмар!
- Ладно. Поттер, рассказывайте сами. – МакГонагал сурово поджала губы.
Гарри рассказывал про коридор, змею, Артура и по мере его рассказа Рон становился все бледнее. МакГоногал привела Фреда, Джорджа и Джинни. Дамблдор же тут же отправил несколько колдунов с портретов узнать как Артур, а затем, пошептавшись с вернувшимися директорами, без слов создал портшлюс.
Джинни и близнецы стояли с растерянным видом.
- Вы пользовались портшлюсом? – Спросил Дамблдор. – Тогда держитесь. Мисс Сарвон, вы тоже.
Мари очень удивилась, что Дамблдор разрешил ей отправиться на площадь Гриммо на три дня раньше каникул, но послушно коснулась антикварного чайничка. Портшлюс перенес их в гостиную дома на площади Гриммо, где их встретил обеспокеный Сириус и провел на кухню, где все и сели за стол.
-Так что случилось? – Спросил тут же Сириус, который явно скучал здесь по любым новостям.
- У меня... – начал Гарри. Это было даже хуже, чем рассказывать Дамблдору и Макгонаголл. – У меня было... что-то вроде... видения… Я видел коридор и огромную змею, которая напала на вашего отца…
Рон, по-прежнему белый как мел, бросил на него удивлённый взгляд, но ничего не сказал. Когда Гарри закончил, Фред, Джордж и Джинни некоторое время не сводили с него глаз, в их взглядах было что-то обвиняющее.
- А мама здесь? – тут же спросил Фред, поворачиваясь к Сириусу.
- Она, наверно, ещё даже не знает, что произошло, – ответил тот – Самое главное было забрать вас из школы раньше, чем Амбридж успеет вмешаться. Но думаю, что сразу после этого Дамблдор известил Молли.
- Нам нужно в больницу, – решительно сказала Джинни.
- Погодите, нельзя же вот так взять и отправиться в больницу!
- Ещё как можно! – упрямо возразил напряженный Фред. – Это же наш папа!
- А как вы объясните, откуда вам известно, что Артур ранен? И как вы узнали об этом раньше, чем его жена?
- Да какая разница! – горячо воскликнул Джордж.
- Такая! Зачем лишний раз привлекать внимание к тому, что у Гарри видения! – сердито воскликнул Сириус. – Вы что, не понимаете, как к этому отнесутся в министерстве?
На лицах близнецов было написано, что им глубоко наплевать, как и к чему отнесутся в министерстве. В воздухе как будто витало напряжение, как в небе перед ударами молнии. Рон, мертвенно-белый, молчал. А Фред продолжал – гремел гром:
- Мы могли узнать от кого-то ещё, не от Гарри!
- А от кого? – раздражённо бросил Сириус. – Послушайте, вашего отца ранили, когда он был на дежурстве по заданию Ордена. Ситуация сама по себе скользкая, а если к тому же выяснится, что буквально через несколько секунд после нападения его дети уже знали о случившемся, то это может серьёзно навредить деятельности Ордена...
- Плевать нам на ваш идиотский Орден! – заорал Фред.
- Наш отец умирает, а ты разглагольствуешь! – завопил Джордж.
- Ваш отец прекрасно знал, на что идёт, и если вы всё испортите, вряд ли он скажет вам спасибо! – вспылил Сириус. – На войне как на войне... потому вас и не взяли в Орден... вам не понять... есть вещи, ради которых стоит умереть!
- Хорошо тебе говорить! Сидишь тут! – взревел Фред. – Сам-то ты головой не рискуешь!
И без того бледное лицо Сириуса окончательно превратилось в маску – казалось, он сейчас ударит Фреда... Но, сумев овладеть собой, Сириус подчёркнуто спокойно заговорил:
- Понимаю, это тяжело, но мы обязаны вести себя так, будто ещё не знаем о несчастье. Поэтому мы останемся здесь и будем ждать известий от вашей матери. Ясно?
Фред с Джорджем по прежнему стояли с вызывающим видом, оба с силой сжимали кулаки, но Джинни медленно отошла к ближайшему креслу и бессильно опустилась в него. Мари подошла к Фреду сзади и взяла его за руку. Она снова почувствовала тягучий страх, как и после злосчастного матча по квиддичу, но в этот раз злоба Фреда означала лишь то, что она будет рядом и больше не даст ему сидеть одному. Близнецы еще минуту сверлили Сириуса взглядом, но потом сдались и сели на диван. Джинни свернулась в кресле, как кошка. Джордж немного успокоился, но Фред все еще явно нервничал, бросая недобрые взгляды в сторону Сириуса. Мари села на резной подлокотник рядом с ним и обняла за шею. Несколько недель назад она так же успокаивала Джорджа. Фред повернулся, посмотрев в глаза, склонился головой к ней. Она поцеловала его в лоб, легонько и невесомо. Так они и сидели вдвоем и, пусть с виду ничего не изменилось, но именно тогда Мари окончательно решила, что разорвет на клочки каждое письмо, которое придет от отца ли, Марка или Эйдана. Фред сосредоточенно смотрел куда-то в размякшую от сугробов линию горизонта, а за окном все падал и падал снег, кружась под светом ленивых пригородных фонарей, и собирался в мягкие кремовые сугробы.
Теперь оставалось только ждать…
====== Самое важное обещание ======
Комментарий к Самое важное обещание Что-то давно у нас не было фотокарточек, да? Так вот, предлагаю отвернуть завесу и посмотреть, чем живет Площадь Гримо 12 в этой главе.
1. Мари в бессонную ночь, когда все просто ждали –
https://pp.userapi.com/c604423/v604423115/44916/UZzgD2ypobU.jpg
2. Мари в то же утро, комната близнецов –
https://pp.userapi.com/c633916/v633916115/71fa/bSkYGRMhTCc.jpg
3. Ночная игра с Фредом в взрывающиеся карты –
https://pp.userapi.com/c844720/v844720241/a07eb/nJKnnJQeaGM.jpg
4. День отъезда –
https://pp.userapi.com/c604423/v604423115/43717/XV9tQhBfedQ.jpg
Молли появилась только утром, а с ней появилась наконец и та самая умиротворяющая атмосфера, когда стена молчания кирпичик за кирпичиком растворяется в горячем чае словно рафинированный порционный сахар и всех вдруг снова так отчаянно и честно тянет друг к другу. Розовощекая от мороза и пережитого потрясения Миссис Уизли наспех успокоила детей, что с отцом все хорошо и он поправится, тут же вытащила палочку из вязаной сумочки и отправила на плиту сразу 10 горячих, шипящих в воздухе яичниц. Параллельно она громко ругала Сириуса за бардак и пустой холодильник, пока тот пытался аккуратно заставить исчезнуть пару пустых бутылок огневиски. Мари хихикнула, Молли ее всегда поражала.. Она была из тех матерей, которые после того, как случится апокалипсис, будут сетовать, что курица в духовке немного подгорела.
После завтрака все дружно отправились спать. Пройдя по лестнице пару пролетов, громко топая, Мари остановилась и тут на цыпочках спустилась обратно, едва сдерживая улыбку от своего коварства, она прошмыгнула в комнату близнецов. Там ее явно ждали, братья улыбнулись и тихо утянули девушку за руки на весьма пыльный ковер. Мари поморщилась, ковер пах как протухшие яйца докси, а возможно это и были они... девушка в голове начала перебирать все забастовочные завтраки в поисках учуянного ингредиента.
Тем временем Фред, все это время немного нервно взлохмачивающий себе волосы на затылке сказал..
- Спасибо тебе!
- За что? – Мари улыбнулась
- За то, что была рядом. – Джордж тоже был очень серьезен – Знаешь, мы часто шутим, что если бы Перси съел дракон, то этот мир стал только лучше, но на самом деле мы готовы отдать сотни жизней, да и свои собственные, за каждого из них.
- И мы очень испугались сегодня за отца... Да я был уверен, что это конец. – в запале выдохнул Фред – Такие как он всегда погибают первыми, понимаешь? Он слишком хороший, слишком, слишком храбрый, а еще у него слишком много тех, кто его любит. Во всех войнах такие погибают, а выживают двуличные трусы, о которых никто и не вспомнит, вроде Петтигрю...
- Мы всегда не только любили отца, но и восхищались, – улыбнулся Джордж, сжимая плечо брата и немного сбивая его запал. – Он для нас пример, не такой конечно как Брюс Ли там какой-нибудь, но человека лучше на всем свете не найти.
Братья переглянулись и начали наперебой рассказывать истории из своего детства, из юности Артура, когда он еще радовался и выпячивал грудь, что его первенец именно сын, даже пару историй про их с Молли школьные годы. Мари не перебивала, она понимала, что ее друзьям сейчас просто нужна молчаливая дружеская рука, которую она и перекладывала с одного колена на другое.
За час она услышала воодушевленные и полные восторга рассказы близнецов как их отец влюблён в свою работу и защиту прав магглов настолько, что ему плевать с высокой башни на свою репутацию предателя крови, хоть именно она стала причиной того, что его карьера в министерстве не развивается. Фред с горящими глазами поведал ей о том, как Мистер Уизли написал книгу о том, почему нельзя зачаровывать маггловские предметы, а сам тайком набил ими сарай и надеется, что Молли не узнает. Была история и про то, как Артур учил братьев летать на метле, усаживая их, маленьких и довольных, на свой собственный чистомет, когда Молли ложилась вздремнуть. Оказалось именно он впервые предложил им разыгрывать людей, чтобы проучить немного соседского мальчишку, который смеялся над их одинаковыми и уже тогда потрепанными вещами. А в конце Мари уже с трудом сдерживала смех, когда пыталась представить рыжего отца семейства с длинными волосами и в брюках клеш, пытающегося набраться смелости и признаться в любви своей лучшей подруге Молли, которая собиралась тогда стать певицей, хотела сбежать из Хогвартса и, смешно вздернув нос, говорила, что дети и свадьба – последнее, что ее волнует.
Так они и сидели, Мари била легкая дрожь то ли от смеха, то ли от откровений друзей.
Неожиданно она протяжно всхлипнула и сказала.
- То, что сучилось с вашим папой.. Все, кто участвовал в этом, достойны сгнить в Азкабане!
Братья переглянулись, они и не замечали как подруга громко шмыгает носом, пытаясь стереть слезы рукавом свитера. Тут вдруг оба поняли, что нападавшим мог быть ее отец или брат, почему-то к горлу подкатил комок жгучего неловкого стыда. Противный комок цвета воспаленных и натертых уголком рубашки щек Мари.
– Совенок, мы понимаем, как тебе трудно и потому еще больше ценим твою поддержку. – Джордж приобнял ее, поглаживая растрепанные волосы. – Все будет хорошо.
- Вы мои самые лучшие друзья. – пробормотала девушка, утыкаясь в его плечо.
- Да, и мы всегда будем рядом. – важно сказал Фред.
- Так уж и всегда?
- Ну.. Только если мимо не пройдет парочка вейл...
- Или пролетит вся сборная по квиддичу, мы вынуждены будем бросить тебя как слабое звено и побежать за автографами...
- Или пробежит Тот-кого-нельзя-называть, тебя конечно оставим в безопасном месте и никуда не возьмем, мы-то ему уже надрали задницу, а точнее рожу, еще на 3 курсе...
Тут Фред немного погрустнел.
- Или если откроем магазин приколов... Но мы оставим Ли за тобой присмотреть!
Но Мари почему-то только улыбнулась
- Да не нужен мне никто, чтобы за мной присматривать, так и передайте Ли, а то он все еще бедный после той истории с приворотным обходит за километр омелу, когда я с ним иду... Просто обещайте мне, что во все самые важные события нашей жизни мы будем вместе.
Близнецы переглянулись и тут же серьезно кивнули, обнимая подругу с двух сторон. Так они и сидели в тишине тесной кучкой на пыльном старом ковре, думая каждый о своем. Фред прервал молчание, громко рассмеявшись.
- Мари Сарвон, ты все же такая девчонка!
- Заткнись, в этом доме только одна девчонка и это Рон!
- Ну это само собой, но новость в том, что оказывается ты тоже у нас девчонка!
За окном уже светило яркое солнце, так что близнецы накрылись одеялами по самые уши. Мари продолжала сидеть на полу, она рассматривала записи Фреда и Джорджа о забастовочных завтраках “Где-то же должны быть эти яйца докси, я точно помню...”. В комнате стало очень тихо, Фред кажется уснул, а вот Джордж нет. Мари тихо поднялась и присела на его кровать.
- Джордж, Миссис Уизли же сказала, все будет хорошо. Тебе надо отдохнуть.
- Да… Я знаю. Если честно, я думаю сейчас совсем о другом. – Он тут же отвел глаза.
- И о чем же?
- Ну… Можно вопрос? Личный? – Если бы Мари его так хорошо не знала, подумала бы что он смутился, но это на Джорджа не похоже.
- Конечно можно. – Выпалила Мари и через минуту пожалела.
- Что у вас с Фредом?
- В смысле? – Она замерла, напряженно смотря в одну точку. – А что у нас?
- Вот я и спрашиваю. Вы… встречаетесь?
Она залилась звонким смехом, который от искреннего переходил постепенно в весьма натянутый. Сдержаться пыталась, чтоб не разбудить Фреда, но получилось плоховато. Джордж, глядя на нее, тоже не мог сдержать улыбку.
- И все-таки? – Настаивал он, отношения брата и лучшей подруги давно занимали его мысли, но только сейчас Джордж осмелился спросить и отступать был не намерен.
- Джордж, я тебя очень люблю… Но иногда ты несешь такую чушь! – Она улыбалась и улыбка уже была искренней.
- Это значит нет?
- Нет. Мы с Фредом просто друзья. И это всегда будет так… Ну за исключением чрезвычайных ситуаций… – Она старалась сохранить серьезность.
- Например? – Джордж сощурил глаза.
- Ну там землетрясения, цунами, ураган, наводнение, пожар, эпидемии, кислотный дождь, контакт с внеземными цивилизациями, объявление войны и последнее пирожное. – Заключила она с самым серьезным видом.
- Ты неисправима. – Джордж обнял ее за плечи. – И это хорошо.
А Фред, конечно, не спал, он просто лежал с закрытыми глазами. А когда Джордж задал ей вопрос и вовсе затих и прислушался. Ее ответ был вполне ожидаемый… Даже слишком ожидаемый, но от этого легче не стало. Почему-то атмосфера откровений, которая витала в воздухе.. или это был запах пыльного ковра, заставила его встать с кровати и подойти к брату и Мари. Оба кажется были удивлены, Джордж смотрел на него просто, как всегда, девушка же отвела глаза в сторону.
- Так значит? – рассмеялся Фред и всем стало спокойнее. – Значит в случае первого же наводнения подаришь мне обручальное кольцо? ну что ж, я не против, говорят там на днях затопило какую-то деревеньку в Японии.. Только учти, я хочу с брильянтом!
- Даже и не надейся, Фредди! Только самые масштабные катастрофы, а то я тебя знаю, сейчас специально пойдешь на кухню и не закроешь кран, а потом мне тебе самый дорогой фрак с оборочками в магазине покупать.
- Так нечестно, это сколько же мне ждать придется! У Джорджа уже будет два комплекта детей-близнецов, а я останусь в старых девах.
- Ну ладно, обещаю, что если не случится ни одной мировой катастрофы, а мы с тобой оба станем скучными старичками с вставными зубами и мы все еще будем одни... Во сколько это там – лет в 40? Я тут же потащу тебя в церковь, Фредерик Гидеон Уизли! – Мари сгибалась пополам от смеха.
Фред не дал ей договорить, он взял ее руку в свою, опустился на колено.
- Мари Сарвон, будешь ли ты моей запасной женой?
Нижняя губа Мари неправдоподобно задрожала.
- Любая девушка всегда мечтает услышать эти слова! Да, да и миллион раз да.
Все трое расхохотались. Джордж шутливо встал рядом и произнес.
- Мари Дебби Сарвон и Фредерик Гидеон Уизли, властью данной мне полосатыми носками профессора Дамблдора, я объявляю вас запасным мужем и запасной женой.
Тут Мари уж не устояла.
- Дебби? Ты считаешь, что мое второе имя Дебби? Джордж, мы знаем друг друга уже 5 лет, а ты все еще не выучил мое второе имя!
Так они и просидели еще час, болтая обо всем на свете. Мари быстро уснула на руках своего новоиспеченного запасного жениха, а Фред тем временем старательно пытался с помощью заклинания нарисовать ей на лице ровные кавалерийские усы. Джордж посмотрел на них тогда и наконец ощутил, как падает куда-то камень, который давно поселился в его душе. Впервые он верил, что у них втроем все непременно будет хорошо, не смотря на эти непонятные чувства Фреда, не смотря на войну и не смотря ни на что в этом мире.
Ближе к полудню все отправились в Мунго. Мистер Уизли хоть и был слаб, но выглядел неплохо, Мари тепло улыбнулась ему и напела про себя “Obladi, Oblada”, Фред и Джордж утверждали, что эту песню битлы написали про их родителей и это было одной из самых милых и неправдоподобных вещей, которые Мари слышала за всю жизнь. Потом в палату вошли Грюм и Тонкс и детей бесцеремонно вытолкали в коридор. Благодаря удлинителям ушей, которые близнецы с видом полной невозмутимости достали из рюкзака Мари, ребята подслушали разговор взрослых. Получалось, будто Дамблдор специально игнорирует Гарри, всерьез это правда воспринял только сам Гарри и два дня ходил мрачный и неразговорчивый.
Через пару дней все опять навещали Артура. Мистер Уизли на этот раз выглядел очень даже хорошо, оправдывая все рассказы близнецов он творил какие-то феерические истории. Наложить швы… Ну это ж надо? Мари с восхищением посмотрела на отца семейства. Молли же идею не оценила и начала отчитывать мужа. Гриффиндорка задумалась, сколько осталось в Миссис Уизли от той взбалмошной студентки, мечтавшей о пении. Явно меньше, чем в мистере Уизли от длинноволосого любителя магловских штучек. И почему женщины всегда так быстро взрослеют? Почему им так хочется устранить или запереть куда-нибудь внутреннего ребенка, а мужчинам же позволительно его любить и развлекать всю жизнь? Мари решила, что с ней такого никогда не случится, торжественно запрещая себе становиться скучной или еще хуже – взрослеть. А тем временем ссора родителей близнецов продолжалась и все суетились. Рон сразу захотел чаю, а Фред и Джордж подышать свежим воздухом. Мари, прикинув все за и против, решила, что чай намного лучше холодного воздуха.
-Где-то должен быть кафетерий!
Гарри и Гермиона шли впереди, Рон и Мари немного сзади. Пройдя по кристально-белому коридору, они сквозь двойные двери вышли на витую мраморную лестницу. Стены здесь тоже были увешаны портретами знахарей жутковатого вида, они пучили глаза со стен, разговаривали со своими жабами, а некоторые прямо не уходя с картин препарировали крыс. Ребята стали подниматься по ступенькам, остановившись только у единственной двери без таблички, но проходящая мимо врач не дала им войти.
- Это палата для хроников, – негромко проговорила она. – Для неизлечимых случаев. Конечно, при современных зельях и заклинаниях – и известной доле удачи, разумеется – можно рассчитывать на некоторое улучшение. Чаруальд, например, явно начинает понимать, кто он такой; у мистера Бедоу тоже наблюдается улучшение, и речь восстанавливается. Мы, правда, никак не разберём, что он говорит... Не тревожьте их лучше, ребята, если вам тут никого не надо навестить. А я вас оставлю, мне еще разносить лекарства.
- Лучше бы сказала какой это этаж? – Споткнувшись, простонала Мари.
- По-моему, шестой, – сказала Гермиона.
- Нет, это пятый, – возразил Гарри, – нам на следующий... Но тут он застыл в изумлении: из маленького окошка той самой двери без надписи, прижимая нос к стеклу и широко, бессмысленно улыбаясь, пристально смотрел голубоглазый белозубый мужчина с золотистыми кудрями.
- Мерлин! – воскликнул Рон, уставившись, в свой черёд, на кудрявого блондина.
- Господи! – воскликнула и Гермиона, задохнувшись от удивления. – Профессор Локхарт!
Бывший преподаватель защиты от сил зла изящным жестом распахнул дверь и направился к ребятам. На нём был длинный лиловый халат.
- Здравствуйте, здравствуйте! – бодро воскликнул он. – Вы, я полагаю, за автографами? – Надо же, ничуть не изменился, – шепнул Гарри на ухо Мари.
- Э-э... как поживаете, профессор? – поинтересовался Рон.
- Прекрасно, даже восхитительно, благодарю вас! – с чувством ответил профессор Локхарт и достал из кармана изрядно потрёпанное павлинье перо. – Ну-с, сколько вам автографов? Я, знаете ли, выучился писать обеими руками одновременно!
Все сразу же поспешили зайти в дверь и утащить за собой бывшего учителя, им здесь явно было кого навестить.
Только зайдя в палату, Мари тут же удивилась, это было больше похоже на небольшую захламленную комнатку, чем на больничную койку. Да, сразу видно, что здесь пациенты живут постоянно; там, где лежит мистер Уизли, ни у кого нет такого количества личных вещей. Стена у кровати Локхарта была сплошь увешена его изображениями и все они зубасто улыбались или приветливо махали руками. Многие были даже подписаны для себя, детским, неровным почерком. Вот и сейчас он придвинул к себе свежую стопку фотографий, схватил перо и со страшной скоростью начал ставить автографы.
Занавески же в дальнем конце палаты были раздвинуты, а по проходу между кроватями к двери шли посетители: грозная старуха в длинном зелёном платье, побитой молью лисьей горжетке и остроконечной шляпе с чучелом ястреба и Невилл. Он уныло брёл по пятам за бабушкой. Его родители были здесь из-за Беллатрисы Лейстрейндж, Мари знала эту историю, но никогда не хотела столкнуться с ней лицом к лицу.
- Это мы, Невилл! – тем временем обрадовано закричал Рон и вскочил со стула. – Ты видел?... Тут Локхарт! А ты кого навещаешь?
- Это твои друзья, дорогой? – любезно проговорила бабушка Невилла, нависая над ребятами.
Невилл явно готов был провалиться сквозь землю. По его лицу ползли тёмно-багровые пятна, и он отводил глаза в сторону.
- Ах да, – вглядевшись в Гарри, бабушка сунула ему морщинистую руку, похожую на когтистую птичью лапу. – Да, да. Разумеется, я вас знаю, Невилл отзывается о вас с большим уважением.
- Э-э... спасибо, – Гарри пожал протянутую руку. Невилл же упорно не поднимал глаз, и его лицо всё сильнее походило на ту самую напоминалку, круглое и красное.
- А вы, конечно же, Уизли, – продолжала миссис Лонгботом, царственно предлагая свою руку уже Рону. – Я знакома с вашими родителями – не очень близко, разумеется – но это прекрасные люди, прекрасные люди... А вы, должно быть, Гермиона Грейнджер? Гермиона обменялась с ней рукопожатием.
- И мисс Мари Сарвон? – Мари поежилась, когда женщина словно выплюнула ее фамилию – Про вас я тоже многое знаю. И рада, что вы сделали правильный выбор, пусть такой ценой. – Она протянула руку Мари. Та была в шоке. – Невилл много о вас рассказывал. Вы его не раз выручали, не так ли? Он хороший мальчик, – она с суровым одобрением поглядела на внука, – но, боюсь, не унаследовал таланта своего отца.
И миссис Лонгботом мотнула головой в сторону кроватей в дальнем конце комнаты. Ястреб на шляпе угрожающе покачнулся.
- Что?! – поразился Рон. – Так там твой папа, Невилл?
- Что это значит, Невилл? – грозно осведомилась миссис Лонгботом. – Твои друзья ничего не знают о твоих родителях?
Невилл сделал глубокий вдох, поднял лицо к потолку и наконец отрицательно потряс головой. Мари никогда и никого не жалела так, как сейчас Невилла, но не знала, чем ему помочь.
- Здесь нечего стыдиться! – сердито воскликнула миссис Лонгботом. – Ты должен гордиться, Невилл, гордиться! Не затем они пожертвовали своим здоровьем и рассудком, чтобы их стыдился единственный сын!
- Я не стыжусь, – еле слышно отозвался Невилл. Он по-прежнему избегал встречаться взглядом с друзьями, Рон же привстал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть родителей Невилла.
- Но ты избрал странный способ это показать! – заявила миссис Лонгботом. – Мой сын и его жена, – она величаво повернулась к Гарри, Рону, Гермионе и Мари, – потеряли рассудок под пытками приспешников Сами-Знаете-Кого.
Гермиона тихо охнула. Рон, перестав выгибать шею, потрясённо замер.
- Они были аврорами, и их очень уважали в колдовской среде, – продолжала миссис Лонгботом. – Это были чрезвычайно одарённые люди. Я... Алиса, деточка, что такое?
К ним боязливо, бочком, подошла мама Невилла, одетая в ночную рубашку. От круглолицей, счастливой женщины с фотографии первого Ордена Феникса не осталось ровным счётом ничего. Лицо постарело, щёки ввалились; глаза казались чересчур большими, а всклокоченные, абсолютно белые волосы – мёртвыми. Она не хотела – или не могла – говорить, но, глядя на Невилляа совершала какие-то странные движения, робко протягивая ему что-то на ладони.
– Опять? – устало вздохнула миссис Лонгботом. – Спасибо, Алисочка, спасибо. Невилл, возьми, что там у неё? Но Невилл и так уже подставил руку, и его мама уронила туда обёртку от взрывачки Друбблс.
- Какая прелесть, – с деланным восторгом похвалила бабушка Невилля и похлопала невестку по плечу.
А Невилл тихо и серьёзно сказал:
- Спасибо, мамочка.
Алиса, напевая про себя, прыгающей походкой пошла к своей кровати. Невилл обвёл всех вызывающим взглядом, словно говоря: только попробуйте засмеяться! Но Мари в жизни не видела ничего менее забавного.
- Что же, нам пора, – вздохнула миссис Лонгботом, натягивая длинные зелёные перчатки. – Очень приятно было познакомиться. Невилл, выбрось эту обёртку, у тебя их столько, что комнату можно оклеить.
Последнее, что заметила Мари перед тем, как дверь палаты закрылась, было то, как Невилл тайком сунул обёртку в карман.
На Площади Гриммо 12 Мари очень нравилось. Каждое утро она пробиралась на порог с свежезаваренным румынским кофе драконьей обжарки, по пути переругиваясь на чем свет стоит с портретом Миссис Блэк, которая почему-то продолжала называть Мари очень хорошей девочкой, которая случайно связалась с предателями крови. Затем Мари вприпрыжку бежала к Сириусу и они до самого ужина разбирали старые пластинки, болтали и играли на гитаре. Вечером же весь дом стекался в гостиную, где обсуждались последние новости, летали по комнате тарелки с грандиозным ужином, где за стол усаживались непременно все вместе и пробовали новые кулинарные шедевры Миссис Уизли, ну или изредка стряпню Сириуса, которая почти целиком состояла из сосисок.
После отбоя же Мари, стараясь изо всех своих неуклюжих сил не шуметь, пробиралась в комнату к близнецам, где они проводили ежедневный турнир по взрывающимся картам. Мари отчаянно мухлевала, заменяя свои карты на обычные, а взрывающиеся незаметно засовывая Фреду за шиворот. Ее коварный обман был быстро раскрыт, когда Фред начал слегка дымиться...
Так незаметно летели каникулы, все радовались и не считали дни календаря.
Только вот с каждым днем Сириус становился мрачнее. Чаще запирался в комнате матери с Клювокрылом. Мари отчаянно, изо всех сил старалась его развеселить.
Подходя к двери, она тихонько напевала.
- Just a small town girl…
И Бродяга, конечно же, подхватывал. Она так и звала его теперь, Бродяга, но всегда уважительно и на “вы”.
Если они не пели весьма несносные гнусавые дуэты рок-н-ролльных мотивов, то говорили, очень много говорили. Сириус рассказывал ей о времени, проведенном в Хогвартсе с друзьями, со своей бандой. Мари же в ответ под громкое одобрение Сириуса рассказывала про их с близнецами шалости.
- Ну вы и даете! Клянусь, до такого даже мы не додумались бы, высший пилотаж. Мародеры бы гордились вами! Да что гордились, гордятся!
Потом уже под громкое одобрение Мари Бродяга рассказывал про свои приключения.
Мари внимательно вслушивалась в каждое слово, ей казалось, что нельзя найти историй лучше, чем те, что случались с этими четырьмя людьми.
Например, она узнала, что Обратившись в собаку впервые, Сириус провел целый вечер, гоняясь за хвостом; пока остальные мародеры умирали со смеху, наблюдая за ним.
Или что однажды Джеймс написал эссе прямо на дереве – не хотел признавать, что он не может слезть.
Или про то, как Бродяга оттачивал искусство раскачивания на стуле и упал около 153 раз, пока мастерски не овладел балансированием, а потом самозабвенно хвастался этим навыком на протяжении всего пятого курса и бывал особенно доволен, если Джеймсу не удавалось повторить его успехи. Рассказ про стул сопровождался мастер-классом на антикварном стуле мамы Сириуса под громкие аплодисменты Мари.
Но больше всего они говорили все же о музыке.
Большой страстью Сириуса после мотоциклов и девушек была игра на гитаре. Как оказалось, впервые он познакомился с этим инструментом, когда ему было восемь.
С самого детства Сириус испытывал на себе гнет деспотичной матери и часто убегал из дома. Одним прохладным вечером, слоняясь по маггловским кварталам, он встретил уличного музыканта. Дивные звуки вытекали один из другого, складывались в завораживающую музыкальную историю. Низкий, с благородной хрипотцой голос чувственно выводил ноту за нотой, слово за словом. Сириус остановился возле высокого мужчины с добрыми глазами и недельной щетиной и заслушался. Все тревожные мысли покинули в этот момент брошенного всеми мальчишку-изгоя. “Что это за магия?”- в изумлении думал он, с немым обожанием разглядывая потрепанного жизнью певца.
“Куда идёшь, бродяга?”- с тёплой улыбкой спросил незнакомец, закончив свою песню. “Никуда,- честно ответил Сириус, стыдливо опустив взгляд.- Спойте ещё!”- вдохновленно попросил он. С этого началась его любовь к музыке.
“Сэр, как Вы это делаете?”- нетерпеливо поинтересовался Сириус. Музыкант добродушно усмехнулся и опустился рядом с благодарным слушателем. Он показал Сириусу несколько аккордов и даже дал ему в руки гитару. Сириус ловил каждое слово, стремился запомнить каждое движение. Он осторожно водил маленькой рукой по струнам и радовался тому, что у него получается. “Ну, бывай, старина!”- сказал музыкант, закинув гитару на плечо. Они пожали друг другу руки и разошлись. Сириус на всю жизнь сохранил в своей памяти этот вечер.
Он не мог долго ждать. Уже через неделю на лондонской барахолке Сириус выменял фамильные антикварные часы на гитару. Миссис Блэк едва не скончалась, узнав об этой выходке. Она заперла сына в комнате и наложила на дверь заклятье, но это ничуть не огорчило Сириуса. Теперь у него появилось много времени для того, чтобы хорошенько поупражняться. День и ночь он бессвязно бренчал, вспоминая аккорды и пытаясь соединить их вместе. Через пару месяцев у Сириуса стало неплохо получаться, и он начал петь. Хуже наказание для семейства Блэков сложно было придумать. Из комнаты миссис Блэк ежедневно доносились крики: “Прекрати драть глотку, иначе я вышвырну тебя отсюда вместе с твоей деревяшкой”!
Когда Сириусу исполнилось одиннадцать, он уже в совершенстве владел инструментом. К его восторгу в Хогвартсе всем пришелся по душе его навык. Из года в год с приездом Сириуса гостиная Гриффиндора наполнялась волшебными переливами звуков, а голос юного Блэка сводил с ума всех девушек. Они садились возле Сириуса и томно смотрели на него, а Джеймс подпевал громче всех.
Ему, как и Мари, очень нравились маггловские исполнители, а еще он обожал концерты и живую музыку. Так разгар учебного года, Макгонагалл рвет и мечет – ищите-свищите его, с обвязанным вокруг головы гриффиндорским галстуком, на руках толпы в разгар концерта группы Queen! Мари оставалось только, открыв рот, слушать на скольких концертах действительно великих или просто горячо любимых ею групп, он побывал. Это было невероятно. А Сириус тем временем доставал из тумбочки сложенные аккуратной стопкой автографы. Начинал рассказывать, как он однажды пообедал с Дэвидом Боуи, так и не узнав его без костюма. Или как Роберт Плант расписался прямо на его груди и Сириус неделю искал способ перевести надпись с кожи на пластинку, пока не попал в больничное крыло с ожогами от придуманных им самим заклинаний, где Мадам Помфри быстро размыла драгоценную надпись заживляющим зельем. Так все же все истории неизменно возвращались обратно к Джеймсу, к мародерам и Хогвартсу. Но Мари была совсем не против, даже наоборот.
Она хлопала в ладоши, когда мародерам что-то удавалось и очень грустила о всех их неудачах, а иногда и переспрашивала о совсем уж фантастических случаях, но ее неверие только раззадоривало Сириуса.
- И вы что, правда целый месяц держали во рту лист мандрагоры?
- Конечно! – активно кивал Сириус – Это было очень сложно, потому что кто-то его постоянно случайно выплевывал и приходилось начинать заново. А один раз Джеймс даже съел свой лист, пожав плечами как ни в чем не бывало и сказав мне, что это невероятно вкусно. Конечно, я тоже съел свой лист, долго меня потом после этого тошнило, а Джеймс заявил мне, помогая дойти до больничного крыла, «Да не ел я его, поверить не могу, что ты повёлся!». Но дело в том, что Джеймс действительно съел свой лист, и ему понравилось. Он ещё не знал, что всё дело в олене внутри него.
Оба рассмеялись...
Мари чувстовала, что готова отдать кому угодно весь свой скромный запас галлеонов, лишь бы вживую увидеть как Сириус распространяет слухи о том, что у него есть кот, чтобы, когда люди спросят у него об этом, он мог ответить – «Да нет, ребята, я собачник». Или Джеймс отказывается ходить на свидания в Хогсмид, говоря девушкам, что им не стоит идти с таким оленем, как он. А Питер голосит на уроках, а когда учителя его отчитывают, обещает, что будет сидеть тихо, как мышка.
Иногда к ним заходил, тяжело опускаясь в кресло, профессор Люпин. Он качал головой, улыбался и иногда вносил замечания в браваду Сириуса.
- На четвертом курсе я отрастил волосы ниже плеч, все девушки были в восторге, даже профессор Макгонагалл, клянусь, мне подмигивала. Какая это была прическа...
Римус же, аккуратно отпив из чашки горячий чай, вдруг спросил.
- Не припоминаю, а почему ты тогда состриг их через пару дней?
Сириус бросил на друга убийственный взгляд.
- Питер заметил, что это “вроде бы слегка напоминает Снейпа…”, и я немедленно подстригся снова. Но дело ведь не в этом... Лунатик, может тебе на кухне удобнее будет, с чаем-то?
Казалось, что таким дням, как и историям Сириуса, не будет конца, по крайней мере Мари очень хотелось, чтобы было именно так.
Наступил день отъезда и Мари сидела на кровати в своей враз опустевшей комнате, вещи она уже давноупаковала и делать было совсем нечего, а идти в развороченную близящимся отъездом комнату близнецов совсем не хотелось, поэтому она управляла сборами Фреда и Джорджа, раздавая ценные советы через удлинители ушей, которые братья протянули прямо до ее двери.
Оставалось только одно. Прощаться она явно не умела и просто включила в проигрывателе на полную громкость I’ve Been A Bad Bad Boy, надеясь, что Бродяга заглянет на такой огонек. И он заглянул, облокотившись о дверной косяк и зависнув обросшей головой в дверном проеме.
Немного помявшись, он протянул девушке колдографию. Мари жадно впилась глазами в изображение. На нем в гостиной гриффиндора, ярко украшенной для какого-то уже давно отгремевшего праздника, смеялись, обнимали друг друга и улыбались ей четверо совсем юных парней, по сути школьники, да они и были школьники. Мари улыбнулась в ответ.
- Я и не знала, что отец Гарри носил такие кошмарные расклешённые брюки! А эти рубашки Питера и Римуса с огромными воротниками!
Она подняла глаза на Сириуса.
- Это же Англия конца 70х, тогда популярным и горячим считалось, если парень выглядел так, что его только выгнали из Led Zeppelin! – Отвечал тот.
Тут вдруг все персонажи посмотрели на Мари.
Джеймс на снимке важно вышел вперед и заявил:
- Ок, ок, я хочу сделать официальное заявление! «В ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬС...»
Ремус, стоящий рядом, попытался его одернуть
- Честное слово, это необязательно!
Тут оба Сириуса, молодой с колдографии и тот, что стоял в комнате, одновременно раздраженно прикрикнули.
- ЛУНАТИК!
И Джеймс, торжественно обводя взглядом гостиную, продолжил
- Как я говорил... В тысяча девятьсот семьдесят шестом году от рождества Христова эти джентльмены, так же известные как мародёры, сумели стать анимагами и при этом не превратились в ужасных и мерзких полулюдей-полузверей. Поэтому я, Джеймс Поттер, объявляю нас самыми выдающимися волшебниками всех времён!!!
Затем все мародеры салютовали зрителям стаканами с пуншем и снова замолчали.
Мари застыла, ее глаза блестели, а руки сжались на бесценной фотокарточке.
- Можно я оставлю ее себе, возьму в Хогвартс? – прошептала она.
Сириус улыбнулся и кивнул.
- Как бы я хотела быть там... – В голосе Мари вдруг заиграли мечтательные нотки – Хотела бы с вами слушать музыку, ходить в кино на премьеру звездных воин, учиться анимагии, создавать карту, да даже подшучивать над отцом Гарри! – тут она остановилась, явно не решаясь что-то спросить, а потом выпалила – Как вы думаете, Бродяга, только честно, Я смогла бы стать мародером?
Сириус посмотрел в ее горящие глаза, эта курносая наивная девочка... и зачем ей быть там? Там, где война скоро разрушит все надежды и сотрет с лица все улыбки. Ведь она здесь, она и сыновья Молли. Сириус иногда наблюдал за двумя рыжими неугомонными близнецами и в груди рос страшный ком глухой тоски. Он смотрел и видел как будто наяву двух безбашенных хулиганов, мчавшихся на байке над ночным городом, когда весь Лондон был у их ног.
- Ты уже мародер, – улыбнулся он Мари.
- Правда? – щеки девушки стали ярко розовыми и, чтобы это скрыть, она откинулась на подушки, так что вверх взлетели обутые в ноги кеды – И у меня будет клевое прозвище, прямо как у всех вас? А можно? Можно я буду Рапирой?
Тут вдруг из удлинителя ушей, забытого всеми на полу, раздался полный негодования, а еще больше ревности, голос близнеца, и Мари тут же поняла, что это Фред.
- Прозвище??? У тебя уже есть прозвище и не заставляй меня его произнести! И это я – Рапира, я, сколько раз мы уже это обсуждали!!
Мари не дала ему закончить.
- Ах ты подслушиваешь, значит, рыжий?? И другой рыжий тоже там?? Ну я вам покажу!
Она изо всех сил дунула в удлинитель ушей, надеясь, что ее месть дойдет до близнецов, а затем со всей силы запустила эти не только слишком длинные, но и конечно же слишком любопытные уши(а заодно и их обладателей) за дверь, громко ее за ними захлопнув.
Сириус тем временем сгибался пополам от хохота, глядя на злящуюся Мари, пинающую бедную старинную дверь, на эту настоящую взбалмошную гриффиндорку в его старой клетчатой рубашке, которую она отрыла где-то еще на прошлых каникулах, непонятно как и зачем.
- Ты обалденная девчонка, Мари Сарвон! Мог бы я выйти отсюда, сразу же пригласил бы тебя прокатиться на мотоцикле над ночным Лондоном. Ты как относишься к мужчинам постарше?
Оба рассмеялись, Мари заливисто, а Бродяга все же немного грустно. Затем он покачал головой, словно разгоняя мысли. Но Мари знала, на самом деле Сириус разгонял воспоминания, которые так и роились вокруг него.
- Да, был бы я лет на 10 помладше... – потом Мародер вдруг серьезно задумался, явно пересчитывая разницу в возрасте в стаканы с огневисски – лет на 5 помладше!... – закончил он, явно считая мысль завершенной – Можешь в общем передать Фреду, что ему не о чем волноваться.
Не дав ничего спросить или сказать, он подмигнул ей, а затем очень быстро обнял на прощанье, слегка похлопав девушку по плечу, и вышел из комнаты.
Мари осталась одна и на нее вдруг накатило чувство какой-то пугающей завершенности, непонятное и совсем неосознанное, но тем не менее сильное как удар бладжера плашмя. Гриффиндорка закрыла глаза и снова включила проигрыватель, как назло все не играла и не играла нужная песня, так что оставалось только дремать.
А тем временем в соседней комнате под хохот Джорджа исходил от ревности Фред.
- И почему они так много общаются? У нее же есть мы! А у него.. А у него есть Клювокрыл! Идеальная парочка. Осталось только выяснить, кто из них более драматичен..
Джордж же притворно вздохнул.
- Не знаю. Чтобы приблизиться к одному, нужно сперва поклониться, иначе он разорвет тебя в клочья. А другой – гигантский полуорёл.
- А помнишь, когда мы только пытались разгадать тайну карты! Он мне сразу не понравился. Я еще тогда сказал, “Господин Бродяга” звучит как лохматый неудачник!
Тут же из коридора донесся явно дразнящий голос проходящего мимо Сириуса –
- ПОЗВОЛЬТЕ, У ГОСПОДИНА БРОДЯГИ ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ПРИЧЁСКА!
На покрасневших ушах Фреда уже можно было жарить бекон, но он только махнул рукой и пошел относить собранные чемоданы в ночной рыцарь, бормоча себе под нос,
- А ведь тогда он то же самое сказал...
Уже в Хогвартсе, разбирая чемоданы, Мари нашла на дне, под одеждой, целый ворох старых пластинок и автографов, там же лежало и письмо, где корявым размашистым почерком было нацарапано:
“Самому юному мародеру!
Тебе это нужнее. Береги себя, радуйся, слушай музыку — это хорошее дело. И не забывай стариков.
С любовью, Бродяга.”
====== Ключ от одного замка ======
Комментарий к Ключ от одного замка Писалось под замечательную песню The Shins – Simple Song, и если она будет хоть на секунду ассоциироваться у вас с нашими героями точно так же, как и у меня, то это будет просто невероятно замечательно!
Мари в запретном лесу –
https://pp.userapi.com/c604423/v604423115/443c9/SnhImsU_zvg.jpg
https://pp.userapi.com/c604423/v604423115/45c08/PxKRI89okmU.jpg
https://pp.userapi.com/c604423/v604423115/44600/wznxVZX7P-s.jpg
Мари и Фред у озера –
https://pp.userapi.com/c604423/v604423115/47e61/8QbbyGAH1bI.jpg
https://pp.userapi.com/c604423/v604423115/482c9/_cJy4tIp84I.jpg
https://pp.userapi.com/c604423/v604423115/487fa/C2xX7jDbfRk.jpg
Примерно через неделю после каникул, в один обычный понедельник, Гермионе принесли свежий номер “Пророка”. Развернув газету, она некоторое время застывшим взглядом смотрела на первую страницу, а потом вскрикнула, да так, что все, кто находился рядом, испуганно обернулись.
- Что? – хором спросили Гарри и Рон. Вместо ответа Гермиона положила газету на стол и ткнула в неё пальцем.
Оттуда, с чёрно-белых фотографий, смотрели девять колдунов и одна ведьма. Одни молча ухмылялись, другие же вызывающе барабанили кончиками пальцев по рамкам. Каждое фото сопровождалось подписью – имя, фамилия и преступление, послужившее причиной заключения в Азкабан. “Антонин Долохов”, – с фотографии нагло пялился человек с длинным, бледным лицом и кривой усмешкой, – “осуждён за зверское убийство Гидеона и Фабиана Преветтов”. “Августус Руквуд”, – рябой мужчина с сальными волосами со скукой во взоре опирался на рамку своей фотографии, – “осуждён за передачу Тому-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут секретной информации из министерства магии” Особое внимание привлекала фотография внизу страницы, фотография Беллатрисы Лестрейндж. Гермиона ткнула пальцев заголовок страницы, до этого Мари его не заметила.
«Массовый побег из Азкабана. Блэк идейный вдохновитель старой гвардии?»
Тем временем в Большом зале как всегда шло бурное обсуждение домашних заданий, квиддича и остальной милой школьной чепухи и никто не метался в испуге. Никто просто еще не знал. Через пару дней о побеге говорил уже весь Хогвартс.
Амбридж в стороне не осталась. И уже в утро вторника появился новый декрет.
УКАЗОМ ГЛАВНОГО ИНСПЕКТОРА “ХОГВАРТСА” Преподавательскому составу школы запрещается предоставлять учащимся какую-либо информацию, не имеющую прямого отношения к их служебным обязанностям. Данный указ выпущен на основании декрета об образовании за № 26. Подпись: Долорес Джейн Амбридж, главный инспектор Хогвартса.
После этого понедельника и новости о побеге собрания ОД стали проходить чаще и ученики занимались еще усерднее. Гарри иногда поводил дуэли, как зачет, Мари же он запретил участвовать, ссылаясь на ее особую старательность.
Но никто так не сражался, как Невилл. Новость, что Белатриса на свободе, произвела в нем невозможные изменения, он стал все делать намного лучше, тренируясь с Гарри каждую свободную минуту. Мари одобрительно на него посмотрела, она теперь тоже прекрасно выполняла все боевые заклятия, зато на трансфигурации и заклинаниях стала успевать хуже. Гермиона все еще пыталась наставить ее на путь истинный, но понимала, что бесполезно. Вот и сегодня...
- Я больше не пойду в библиотеку.Меня туда и не пустят. Видели бы вы как на меня смотрела мадам Пинс, когда я случайно уронила книгу. – Пожаловалась Мари, наливая чай.
- Всего лишь книгу? –Гарри поправил очки.
- Уронила книгу. Она сбила все остальные. В попытке не дать им упасть… В общем, я сломала полку.
- И почему меня это не удивляет…- Вздохнула Гермиона.
Тут в Большой зал вошли Чжо Чанг и её подруга Мариэтта.
- Кстати, а что у вас произошло? Почему ты пришёл со свидания так рано? – Спросила Гермиона, глядя как Чжо, не глядя на Гарри, села за стол Равенклоу.
- Раз уж ты спрашиваешь... то в сущности, – протянул Гарри, придвигая к себе блюдо с рассыпчатым пирогом из ревеня и накладывая вторую порцию, – это было не свидание, а полнейшая катастрофа.
Тут Гарри пустился в подробный и чувственный рассказ о неудачном свидании. – ...а потом, – закончил он, проглотив последний кусочек пирога, – она вскочила и говорит: “До свидания, Гарри”! И выбежала на улицу! – Гарри положил ложку и удручённо посмотрел на Гермиону. – Ну вот скажи, что всё это значит? А?
Гермиона, поглядев на затылок Чжо, вздохнула.
- Ох, Гарри, Гарри, – она грустно покачала головой, – извини, но ты проявил ужасную бестактность.
- Я? Бестактность? – возмутился Гарри. – А она? Всё было хорошо, а она вдруг заявляет, что Роджер Дэвис звал её на свидание, и начинает рассказывать, как ходила в это идиотское кафе обниматься с Седриком!... Что, по её мнению, я должен был почувствовать?
- Понимаете, – сказала Гермиона с беспредельным терпением человека, который вынужден объяснять годовалому малышу, страдающему повышенной возбудимостью, что один плюс один будет два, – не надо было посреди свидания говорить, что ты хочешь встретиться со мной.
- Но, но, – захлебнулся Гарри, – но... Ты же сама просила, чтобы я пришёл в двенадцать и привёл её с собой! Что, надо было сделать это тайно от неё?
- Надо было сказать по-другому, – всё тем же противно-снисходительным тоном объяснила Гермиона. – Сказать, что это ужасно некстати, но я вынудила тебя пообещать, что ты придёшь в “Три метлы”, а тебе ужасно не хочется и вообще ты рассчитывал провести весь день с ней, но, раз уж так вышло, то пожалуйста, пожалуйста, не могла бы она пойти с тобой, потому что, может быть, тогда тебе удастся пораньше от меня отделаться. И кстати, неплохо было бы сказать, какой уродиной ты меня считаешь, – подумав, добавила Гермиона.
Мари такого ответа не ожидала.
- Но я вовсе не считаю тебя уродиной, – удивлённо поднял брови Гарри. Гермиона засмеялась.
- Гарри, ты ещё хуже Рона... хотя, пожалуй, всё-таки нет, – вздохнула она.
В Большой зал как раз ввалился хмурый Рон, весь измазанный грязью.
- Понимаешь... Когда ты сказал, что встречаешься со мной, Чжо расстроилась и решила заставить тебя ревновать. Она хотела понять, сильно ли тебе нравится.
- Так вот оно что... – протянул Гарри. Рон рухнул на скамью напротив и начал стаскивать к себе все стоявшие поблизости тарелки. – А разве не проще прямо спросить, кто мне нравится больше, ты или она?
- Девочки обычно такие вопросы не задают, – ответила Гермиона.
- А должны бы! – с чувством воскликнул Гарри. – Я бы тогда так и сказал: ты мне очень нравишься. И ей не пришлось бы выпадать в истерику по поводу смерти Седрика!
- А я бы прямо и спросила… – Мари задумалась.
-Ты вообще особый случай. И я не говорю, что её поведение разумно, – заметила Гермиона. Тут к ним присоединилась Джинни, тоже вся в грязи и расстроенная. – Я просто пытаюсь объяснить, что она в тот момент чувствовала.
- Тебе надо написать книжку для мальчиков, – сказал Рон Гермионе, нарезая картошку, – с толкованиями фортелей, которые выкидывают девочки.
Гарри, Гермиона и Мари уселись возле камина за уроками, когда к ним подошли близнецы.
- Рона с Джинни нет? – Фред огляделся, подвинул себе стул и, когда Гарри отрицательно помотал головой, продолжил: – Хорошо. Мы наблюдали за их тренировкой. На матче из них сделают котлету. Без нас это не команда, а ерунда какая-то.
- Да ладно тебе! Джинни вполне ничего, – отдал дань справедливости Джордж, усаживаясь рядом с Фредом. – Даже не знаю, как она умудрилась научиться играть, мы же её вечно прогоняли.
- А она с шести лет залезала в сарай и тайком брала ваши мётлы, по очереди, – сказал голос Гермионы из-за шаткой башни учебников по древним рунам.
- А-а, – протянул Джордж, слегка удивившись. – Тогда понятно.
- Рону удалось взять хоть один мяч? – глаза Гермионы появились над “Магическими иероглифами и логограммами”.
- Вообще-то, когда он забывает, что на него смотрят, у него всё получается, – Фред закатил глаза к потолку. – Придётся в субботу попросить народ поворачиваться к стадиону спиной, когда квоффл будет пролетать возле Рона.
Он нервно вскочил, отошёл к окну и уставился в темноту. – Знаете, без квиддичаа здесь, в школе, делать нечего.
Гермиона укоризненно на него посмотрела:
- А экзамены?
- Я уже говорил, ЖАБА нас мало интересует, – ответил Фред. – Злостные закуски готовы, мы теперь знаем, как избавляться избавляться от фурункулов – пара капель маринада горегубки и порядок. Ли подсказал.
Джордж широко зевнул и печально посмотрел на облачное ночное небо.
- Даже не знаю, хочу я идти на этот матч или нет. Представляете, что будет, если нас сделает Захария Смит? Я, наверно, убью себя.
- Лучше уж его, – отозвалась Мари. – Обещаю помочь.
- Вот это в квидиче и плохо, – рассеянно пробормотала Гермиона, склоняясь над переводом, – из-за него между факультетами возникает вражда.
Она подняла глаза, чтобы найти “Словник Чародея” и встретилась с полными ужаса и отвращения взглядами Фреда, Джорджа, Мари и Гарри.
- А что? Так и есть! – упрямо мотнула головой Гермиона. – Это же всего-навсего игра!
- Гермиона, – покачав головой, сказала Мари, – ты, конечно, хорошо разбираешься в чувствах и прочих делах, но в квиддиче ты ровным счётом ничего не понимаешь. – Возможно, – мрачно согласилась Гермиона и снова взялась за перевод, – зато моё настроение не зависит от спортивных достижений Рона.
Сидя между Фредом и Джорджем, на матче в субботу, Мари хотела согласиться с Гермионой. Рон пропустил четырнадцать мячей, причем половину совсем глупо. Но счет в конце был 240:230, благодаря Джинни. С разницей всего десять очков Гриффиндор еще мог побороться за кубок. В гостиной вечером царило мрачное настроение. Бедняга Рон сидел с убитым видом в дальнем углу. Подошли Фред с Джорджем.
- Язык не поворачивается над ним шутить, – сказал Фред, бросив взгляд на сгорбленную фигуру в углу. – Хотя... как он прошляпил четырнадцатый...
Фред бешено заколотил руками по воздуху – словно пытался стоя плыть по-собачьи. Мари грустно посмотрела на друга.
- ...ладно, прибережём шутки до лучших времён.
На следующий день близнецы собрали в гостиной всех хмурых и подавленных гриффиндорцев.
- Дамы и господа!
- Леди и джентльмены!- с торжественно-хитрющими выражениями лиц обращались близнецы к заранее заинтригованным однокурсникам. Все же все, чего касались эти двое, превращалось в чистое веселье.
- Мы собрались здесь сегодня по одному очень важному поводу!- сделал особенный акцент на последних словах Фред, окидывая взглядом всех присутствующих.
- Да уж,- подала голос из толпы Гермиона,- по грандиозности и значимости с этим поводом может сравнится, наверно, только Турник Трёх Волшебников,- закатила глаза староста.
- Гермиона, не волнуйся, библиотека не пострадает,- успокаивающе пропел Джордж, чем вызвал приступ смеха у Мари.
- Как вы уже заметили, в последнее время в Хогвартсе совсем тухло, даже квиддич не радует бравого гриффиндорца...
- И поэтому мы – заклятые враги тоски и скуки…
Не успел Джордж продолжить, как его снова перебила Гермиона:
- И порядка, и спокойствия!
Вдруг Фреда посетила гениальная идея.
- Грейнджер! Раз тебе так не терпится выступить, пожалуйста, выходи к нам!
- Будешь первооткрывателем!
- Я?!- Гермиона ошарашено уставилась на рыжих проныр.
- Ты, ты.
- Давай быстрей, не задерживай очередь.
Гермиона недоверительно оглядела близнецов, но всё же встала со стула и неуверенно зашагала на сцену. Ну как сцену? Просто расчищенное место посреди гостиной, где никого не было кроме Фреда, Джорджа и деревянного стула, на котором стояла, с виду как ни странно вполне безобидная, коробка. Вокруг этого пяточка комнаты расселись гриффиндорцы, желающие или уже нежелающие поучаствовать в очередной забаве, устроенной Фредом и Джорджом.
- Итак,- начал Джордж,- вас всех мучает ряд простых вопросов…
- Что же находится в этой коробке?- продолжил Фред.
- С какой целью мы здесь собрались?
- Какова главная тема сегодняшнего вечера?
- А всё это ради очень простой, но безумно увлекательной игры!
- И название ей…
- Исполни желание!- в один голос провозгласили довольные близнецы.
- Правила её очень просты,- торопились рассказать рыжики.
- Каждый из вас по очереди выйдет сюда,
- И достанет из этой коробки,
- Записку, называющую действие,
- Которое, собственно, вы и должны выполнить.
- Ну что, мисс Грейнджер,- обратился тут же Фред к растерянной и растерявшей ту секундную уверенность Гермионе.
- Тяните билет,- продолжил Джордж.
- Билет?- переспросила Гермиона, слегка сконфузившись.
- Ага,- не смогла умолчать Мари, в груди ворочалась обида, что близнецы не посвятили ее в свой план – путёвку на отработки!
Близнецы медленно перевели взгляд на нее.
-О! А вот и вторая участница! – радостно провозгласил Фред, который казалось только этого и дожидался. – Ладно, мы отвлеклись.
- Гермиона, тащи своё желание!
Гермиона неторопливо сделала шаг навстречу стулу, на котором стояла коробка, и глубоко вздохнув, наконец-то вытянула обрывок листа.
- Читай!- в один голос приказали близнецы.
Гермиона чуть слышно откашлялась и прочитала:
- «Покажи пародию на профессора Снейпа». Хорошо, хоть никому вреда причинять не придётся,- облегчённо выдохнула Гермиона.
- Да тебе досталось самое лёгкое!- возмутился Фред.
- Не так уж это и легко, изображать профессоров! Во-первых, это не прилично, во-вторых…
- Давай уже!- не дал ей договорить Джордж.
Гермиона, благодаря пятисекундным размышлениям, всё же вспомнила один забавный случай, который вполне было бы уместно воспроизвести сейчас.
- Мистер Уизли!- вскрикнула вдруг Гермиона голосом профессора Снейпа, от чего Рон обернулся.- Если вы сейчас же не прекратите поглощать продовольственные запасы «Сладкого королевства», я лично позабочусь о том, как посадить вас на диету! Думаю, вам удастся забыть о еде во время чистки котлов сегодня вечером. Минус 20 баллов с Гриффиндора!
Такая пародия на зельевара вызвала достаточно бурную реакцию у Гриффиндорцев. Смеялись абсолютно все! Но пуще всех всё же те, кто присутствовал на том уроке зельеварения и слышал своими ушами такие слова слизеринского декана.
Фред проводил Гермиону обратно на ее место..
- Что ж, все мы оценили артистические способности умнейшей ученицы Хогвартса! А сейчас наша главная красавица и по совместительству ходячая катастрофа покажет, на что способна она!
- Ой, прямо таки засмущали меня!- Мари выбежала к близнецам и, не дожидаясь объявления о старте, сунула руку в коробку и достала оттуда своё желание. Все любопытные глаза выжидающе уставились на нее.
-«Сходи в Запретный лес и принеси оттуда мак-весельчак»? Это что? Зачем вам понадобилось сие растение, главные ботаники Хогвартса?- с прищуром глянула Мари на близнецов.
- Понимаешь ли, мы тут затеяли варку одного очень занятного зельица…
- И для его приготовление нам как раз не хватает этого мака.- объяснили близнецы.
- И как вам не стыдно отправлять девушку одну в Запретные лес?!- возмутилась Гермиона.
- Ой, я тебя умоляю!
- Да эта девушка сама кого хочешь обидит!
От слов Фреда и Джорджа на лице Мари растянулась самодовольная и очень авантюрная улыбочка.
- Мари, конечно, себя в обиду не даст, но это же Запретный лес! Мало ли что может там случиться!- переживала Джинни.
Близнецы заговорчески переглянулись.
- Наверно, вы правы…
- В запретном лесу сейчас так темно, деревья скрипят, ото всюду слышен вой!
- Принцесса, если ты боишься туда идти, то…
Я боюсь?! перебила та Фреда.-Да я легко схожу в Запретный лес и принесу вам эту вашу трын-траву!
- Вот это по-нашему!- одобрили такой выбор близнецы.
- Подожди!- Встрепенулся ещё один переживающий-за-нее-мальчик.- Может хотя бы мою мантию-невидимку возьмёшь?
- А вот от этого я точно не откажусь! Спасибо, Гарри, ты настоящий друг. –
Подмигнула Мари Поттеру.
И вот, накинув наскоро куртку, вооружась мантией Гарри и волшебной палочкой, Мари отправилась в Запретный лес. Лес выглядел, действительно, жутко и деревья зловеще поскрипывали, а где-то далеко, а может и не очень, слышался вой.
«Я ведь под мантией-невидимкой”,- рассуждала про себя Мари, перепрыгивая через ветки- “значит, никакие Арагоги мне не страшны. Они меня не видят.»
Но легче не становилось, гриффиндорка чувствовала себя как на дне моря, на глубине, только вместо воды туман, такой же давящий и влажный. Лес совсем утонул в нем, укрытый его плотной дымкой, только над тропинкой, по которой она и шла, стояло чуть заметное серебристое свечение, фосфоресцирующее и дрожащее, как под порывами ветра.
Ветер же, слабый, но холодный, бездомным псом мчался прямо за ней, то обгоняя, то отставая с жалобным и яростным воем, переходящим в тонкий разочарованный визг, Мари куталась в мантию Гарри и свою когда-то ярко-оранжевую куртку, которая будто потускнела в этих жутких тенях. Мари постоянно казалось, будто из-за деревьев на нее смотрят чьи-то глаза и она упорно не поднимала взгляда от земли.
Вот под ногами низкий кустарник, густое переплетение веток, а в просветах клубится туман, но все еще нигде как на зло не видно заветной травы.
И Мари все шла и шла по запретному лесу, будто ведомая неизвестной рукой дорожки сквозь бурелом, бурча про себя куда именно и какому из близнецов она засунет эту Мимбулус мимблетонию. Азарт сошел и пришло осознание, что ее на скорую руку развели на слабо как последнего Рона!
Но тут Мари заметила свой трофей, зазвеневший детским хихиканьем, когда она случайно задела его подошвой. Мак-весельчак еще не расцвел, только среди травы виднелась его сверкающая золотом коробочка. Девушка удивилась, коробочка была размером почти с кулак – какой-то переросток... Интересно, Фред и Джордж такие вообще видели? А она им такой принесет!
Мари опустилась на колени, аккуратно срывая мак за его стебелек, на что тот разразился искренним звонким женским хохотом.
- Эй, потише красотка... Ты сейчас своим криком всех возможных тварей в этом лесу соберёшь – пробормотала сквозь зубы Мари.
И действительно хохот мака кое-кого привлек. Тут же из травы дружной стайкой вылетели пузатые светлячки, такие яркие огоньки среди пугающего тумана! И, для Мари это было настолько неожиданно, что она осела на траву, светлячки вместо того, чтобы зависнуть в воздухе нестройными рядами, выстроились в аккуратные буквы “Мари”. Буквы немного рябили и жужжали, но никогда гриффиндорка не видела ничего более волшебного. И глупая улыбка тут же расплылась по ее лицу. Конечно, даже сомнений быть не могло...
- А ну-ка выходи, Фредерик Уизли!
Весело закричала она. И тут же рыжая макушка показалась из-за соседнего обросшего мхом ствола.
- Ну и что ты скажешь в свое оправдание? – счастливо улыбалась Мари, когда светлячки большой звенящей стайкой начали летать вокруг нее, запутываясь в вьющихся волосах.
- Просто я подумал: «А что, если принцесса и вправду пропадёт в этом лесу? Тогда я больше никогда не услышу этот прекрасный звонкий милый голос “Фред Уизли, знаешь, куда я засуну тебе твою мимбулус мимблетонию?” »… Это была бы мука. Вот и побежал в лес, а ты тут со светляками разговариваешь вместо того, чтобы задание выполнять, непорядок..
- То есть хочешь сказать, что спецэффекты не твоих рук дело?
- Конечно нет!
- А... то есть и не ты прятал по всему замку розы и подбрасывал координаты? Одну розу я нашла в старой совятне за башней Равенкло, другую на чердаке двухэтажного дома в Хогсмиде! Отвечай!
Фред наклонился, поднял на руки пару святляков.
- А в подземельях не нашла? Так я и думал.
- Сознался! Ага!
- Не ага. Я просто видел, как её подбросили, — выкрутился близнец.
- Кто?
- Неизвестный в черной маске. Я преследовал его, загнал в угол, но он выпил зелье. Остались дымящиеся шнурки.. — Фред быстро посмотрел на негодующее лицо Мари и внезапно предложил.
- Пойдем к черному озеру?
Мари только покачала головой и, засунув в карман злосчастный мак, взяла его за руку. Обратный путь по запретному лесу не казался таким страшным. Полумрак теперь явственно пах магией, вокруг зажурчали резвые лесные ручьи, а заваленные старостью деревья, насквозь трухляво-коричневые, неведомый лесной житель будто за время отсутствия Мари густо посыпал нежными, жёлтыми опятами. Даже сейчас сияющие точки роились рядом с двумя гриффиндорцами, медленно плетущимися к замку, кружились и щекотали ладони.
Издалека озеро казалось обворожительно красивым. В окружении изумрудных елей и колючего кустарника, оно смотрелось идеально гладким словно зеркало. Композицию завершали камыши, небрежно разбросанные по водной глади.
И непонятно было, что послужило причиной столь мрачному названию.
Покрытое ряской, озеро выглядело невозмутимо спокойным. Оставалось только догадываться о тех тайнах, которые хранились под многометровым слоем донного ила.
Весной же лоск спадал. Обманчивое очарование от облысевших крон, при приближении рассеивалось. И всё же, в ясную погоду, когда солнечные лучи скользили по холодной тёмной воде, оно преображалось и снова манило школьников.
- Так ты сознаешься?? – Мари продолжала донимать Фреда.
После десятка отказов и самых разных и невероятных отговорок Фред вдруг согласился.
- Хорошо. Давай я это проору!
Прежде чем Мари его остановила, он вскочил на какой-то корень и, держась рукой за дерево, крикнул:
- Магический мир, ау! Это вот Мари! Вот эта, в оранжевой куртке! Ее не видно, потому что она за елкой прячется!
- Я не прячусь! — возмутилась Мари и, воспользовавшись тем, что он стоит на одной ноге, дернула его за щиколотку. Фред повалился в грязь, насквозь испачкав мантию в каком-то чавкающем под его весом болоте, но не остановился.
- Эй, магический мир! Я наколдовал светлячков! И теперь мы с Мари у озера, вдвоем и может еще гигантский кальмар! Я счастлив! И никакой Тот-кого-нельзя-называть не сможет ничего испортить!
Суеверная Мари тут же схватила его за рукав.
- Тшш! Молчи!.. Счастье спугнешь!
Лучше бы она промолчала. Фреду моментально захотелось противоречить.
- Эй! Счастье! Ау! — заорал он.
- Ку-ку! Ушло уже я! — грустным голосом откликнулся кто-то из воды, отчего друзья шарахнулись в сторону. Но, по последовавшему затем долгому и громкому всхлипыванию, оба поняли, что у берега всего-то притаилась вечно подглядывающая бедняжка Плакса-Миртл.
Отгонять ее смысла не было, так что плачь вперемешку с бульканьем разносился , кажется, до самого замка. На Мари вдруг нахлынуло меланхоличное настроение, она осторожно поднялась на небольшой пирс, неуклюже перебирая ногами. Близнец тут же сбросил мокрую мантию, оставшись только в серой толстовке и побежал за ней, ведь он как никто знал, сколько всего может натворить Мари, если пытается сделать что-то аккуратно или осторожно.
Девушка повернулась на него и в глазах ее маленькими каплями заблестели слезы, больше похожие на неожиданно случайно сконденсировавшийся туман.
- Это может быть последний раз, когда мы тут сидим, да? – спросила она – Поэтому ты привел меня сюда?
Фред не нашелся что ответить.
- Мы хотим сделать все через неделю. Полетели с нами, Мари? Я хотел тебе предложить полететь с нами.
Но девушка только покачала головой.
- Вы улетаете прямо перед своим выпуском, у вас уже есть магазин, есть квартирка в Косом переулке... А что у меня? 4 непонятно как законченных курса, никаких идей, чем я хочу заняться в жизни, и семейство потомственных пожирателей, которые вряд ли сдадут мне в аренду мою же комнату в родовом замке. Об этом и говорить нечего, Фредди... Вряд ли что-то станет лучше к окончанию Хогвартса, но тут у меня хотя бы будет возможность героически погибнуть в войне с Темным Лордом или хотя бы от скуки на уроках Профессора Бинса.
Фред остановил Мари.
- Не говори так! Все, что у нас есть, твое в такой же мере.
Мари только рассмеялась и уставилась на мутную гладь горизонта. И Фред сдался. Он ведь понимал, что она права, да и Джордж говорил ему то же самое десятки раз, но близнец все еще чувствовал себя последним предателем по отношению к ней и это было ужасно.
- Ты права. – вздохнул он. – Но есть вещь, которая не обсуждается. Мы сделали три ключа и один из них твой. Делай с ним что хочешь, но в первый же день после возвращения в Лондон, мы ждем тебя к чаю!
Мари на него посмотрела и искренне улыбнулась, без той грустинки в глазах, которая поселилась там после прогулки к озеру.
- Конечно! – заговорчески улыбнулась она, вытирая глаза рукавами – И обязательно купите пирожных, которые продаются в булочной по соседству с вами. Тех, с клубничным кремом... А то я могу и передумать!
Фред продолжил.
- Это еще не все. Мы рассчитываем, что это лето ты тоже проведешь у нас, ведь так? Что может быть лучше, чем помогать весь день нести в мир Ужастики Умников Уизли, а вечером веселиться с самими Умниками Уизли и без их надоедливых родственников?
– Даже не знаю, я ведь обещала Бродяге...
Мари задумалась, картинно вздыхая, надеясь выторговать у близнецов кроме пирожных еще те вкусные булочки с корицей, да и кофеварка бы в их квартире не помешала...
Фред тут же переменился в лице, сильно нахмурившись.
- Вот как... Кажется, мы переоценили твое значение в нашем трио. Мы-то хотели тебе фирменную куртку из драконьей кожи заказать, кружку и зубную щетку поставить... А тебе важнее какой-то доисторический Сириус, который может еще и блохастый!
Фред вдруг достал из кармана брюк ключ и, повертев его в руке, вдруг с размаху кинул в озеро. Мари тут же закричала, прикрывая рукой рот.
- Мой ключ!!! Мой ключ!!! Да я ведь просто хотела булочки!!! А ты... А ты... Ревнивый рыжий лоб!!! МОЙ КЛЮЧ!!!
Она начала доставать из кармана палочку, чтобы применить манящие чары или левитировать в озеро Фреда, особенно хотелось сделать второе... А Фред же, еще не левитированный никуда, громко смеялся, сгибаясь к земле.
- Да успокойся ты, принцесса! Твой ключ давно у тебя.
Она недоверчиво на него посмотрела.
- Открой мак-весельчак.. – просто улыбнулся Фред.
Девушка аккуратно раскрыла коробочку и в ее руку упал серебристый бочок ключа. Мгновенно все разлетевшиеся светлячки снова появились рядом, начали уменьшаться и сложились в знакомую полукруглую светящуюся надпись “Мари”, которая аккуратно приземлилась на головку ключа и так и застыла.
- А говорил, что это не ты. – проворчала, крепко прижимая подарок к себе, Мари.
- В мужчине должна быть загадка!
- Загадка уж точно есть! Что за ключ ты тогда зафутболил прямо на голову бедной проплывающей мимо гриндилоу?
- А, это! – отмахнулся очень довольный Фред – Мы перед отъездом заперли все труды Перси про котлы в ящике его же стола... В общем никому не нужный и полностью общественно бесполезный ключ!
Тут уже смеялись все трое – близнец, Мари и мак-весельчак, который все никак не останавливался.
====== Затянувшееся прощание ======
И вот жили же хорошо. Даже прекрасно жили…
-Воробей?! Мой патронус воробей?! – Мари с ужасом рассматривала жемчужно-голубую птицу, солидно прыгающую вокруг нее.
- И что тебе не нравиться? Милый зверь. У меня вообще обезьянка. – Фред стоял рядом с ней.
- Да это даже не воробей, это же сыч! – улыбнулся Джордж, пытаясь поймать птицу за прохрачный хвост.
- Тогда почему он размером с мой кулак? – Мари недовольно смотрела на свое творение, которое рядом с лошадью Джинни смотрелось просто комично – У меня самый маленький патронус на свете. От кого это меня защитит?? От карликового дементора? – простонала гриффиндорка.
- Никто не сомневался, что у тебя будет что-то из совиных, перьевое и мелкое… – продолжали братья.
- Хотя ты права, этот даже для тебя маловат…
Тут в разговор вмешалась вездесущая Гермиона.
- Форма и размер Патронуса ни в коей мере не влияют на его силу. Известен случай, когда Патронус в виде крошечной мыши прогнал целую стаю дементоров. А вообще патронус это отражение сути волшебника. Я вчера читала…
- Спасибо, мне намного легче. Значит я лохматое карликовое недоразумение!
Гарри тревожным жестом заставил Мари замолчать. Он стоял у стены и внимательно прислушивался,
когда вдруг эту самую стену взорвало… Из оседающего каменного крошева дыры показалась розовощекая и румяная рожа Амбридж.
-ЧЕГО СТОИТЕ?! БЕГИТЕ! – Заорал Гарри.
Все бросились к выходу.
- Побежали. – Джордж схватил Мари за руку и потащил к двери.
Бежали очень быстро и очень долго. Дыхание у гриффиндорки сбилось и Мари, чтобы не упасть, сосредоточилась на носках своих туфель, то исчезающих, то появляющихся из под мантии, было в этом что-то особенно завораживающее.
- Джордж, стой.
Фред привалился к стене, пытаясь отдышаться.
- Где мы? – Мари осела прямо на пол.
- Не знаю. Наверно где-то на седьмом этаже восточного крыла.
- Никогда здесь не была. – Она легла на спину, тяжело дыша. – И когда мы вернемся?
- Не скоро. – Джордж опустился рядом с ними. – Там Амбридж, она и в гостиную заявится.
- Но мы же не будем здесь ночевать?! Не скажу, что я когда-нибудь мечтала провести ночь, непонятно где, на каменном полу, в коридоре! И я даже представлять не хочу как…
- Успокойся. – Усмехнулся Фред.
- И не паникуй. – Добавил Джордж.
- Кто паникует? Я паникую? Я не паникую! Мы там Гарри одного оставили, между прочим…
- Он не оценил бы, поймай Амбридж и тебя.
- Ладно. И чем мы тут займемся? – Мари улыбнулась и поднялась с пола.
- Только не этот взгляд…
- Ну а что? Скучно же. – Она отмахнулась от них и направилась к ближайшей двери коридора. И уже пыталась ее открыть.
- Пойдем с ней?
- Ага. А то будет как обычно.
Комната была маленькой и совсем пыльной. Кушетка, пыльные шкафы с книгами и письменный стол. Видимо, когда-то этот кабинет был пристанищем какого-то очень аскетичного и фанатичного преподавателя.
– Книги! – Мари с широчайшей улыбкой бросилась исследовать первый стеллаж.
- Фред, мы опять ее теряем…
- Да, Джордж, она становится Гермионой. – Ответил Фред с притворным трауром.
– Это не просто книги, это сказки! – пищала от восторга их подруга.
- Сказки?! – В один голос изумились близнецы.
- Да. Сказки! Что вам не нравится? – Она балансировала на подлокотнике кушетки, доставая с верхней полки толстый фолиант. Конечно же оступилась… Тут же привычным движением Джордж поймал Мари, Фред книгу.
- Спасибо. – Оттряхивая пыль с себя и Джорджа она улыбалась. – Фред, не смотри на меня так. Сказки это круто. Поучительно и весьма жизненно. Сказку о трех братьях знаете?
Они кивнули.
- Ну так вот на половину она точно реальна. На треть то есть… У моего какого-то там прапрапрапрадеда семьсот лет назад был камень, который воскрешал людей. Он с ним общался с всякими великими магами и вызнавал чужие секреты… Правда его грохнули и отобрали булыжник… Но не суть. В семейной библиотеке про него много чего написано.
- Ладно, убедила, когда у нас появятся дети, ты будешь читать им сказки. – Буркнул Фред, рассматривая явно скучный стеллаж и книги на нем, которые за года обзавелись пыльными шубами.
- Это у кого у нас? – Мари подняла брови.
- Э…ну то есть у меня и у Джорджа. – Спохватился Фред.
- Нет, Фредди. Ты представляешь, чему она научит наших детей?
- Ага, нянькой я быть не собираюсь. Я – потомок человека, который со смертью болтал, а ты меня в няньки??? – Ответила Мари, раскрывая толстую синюю книгу и усаживаясь на письменный стол.
Читала она долго. Фред и Джордж быстро уснули на кушетке, склонив головы друг к другу. Мари вздохнула, закрыла томик старых сказок. Она не любила, когда книги заканчивались. Вот так читаешь какую-нибудь, она кажется очень толстой, кажется, что ее очень долго читать. А она такая интересная, что заканчивается очень быстро. И думаешь, потом гадаешь, что же стало с героями. Почему автор не написал о их жизни после всех этих приключений? Почему не рассказал о них в мирной жизни? Как они ходят друг к другу в гости на чай, как обмениваются коротким приветствием на работе, или как проживают новые короткие приключения, будь то свадьба, отпуск, повышение, рождение детей? У других людей конец приключений вызывал чувство завершенности, а у Мари почему-то только пугающее ощущение, что дальше ничего и не происходило, все рассорились, разбежались и решили закончить книгу на хорошем. Вот и сейчас она поежилась и вернула книгу на полку.
Девушка аккуратно подняла руку Джорджа, посмотрела на часы. Три часа ночи. А близнецы так мирно спали и ничто в мире не могло нарушить их сладкий сон. Конечно же Мари решила это исправить.
- ОНИ СЕЙЧАС МАГАЗИН РАЗНЕСУТ?! А ВЫ ТУТ ДРЫХНЕТЕ!!! ГДЕ ФЕЙЕРВЕРК?!
Фред резко подскочил, заметался по комнате, спросонья натыкаясь на стены. Джордж с огромными обалдевшими глазами выбежал за дверь в неизвестном направлении, явно на ближайший склад фейерверков. Мари покатывалась на полу от смеха. Через несколько минут близнецы пришли в реальность, с самым серьезным видом они стояли над смеющейся подругой. А она даже незаметила, как они угрожающе переглянулись. Следующие десять минут она подверглась самой страшной пытке – щекочению. Близнецы были неумолимы. Ни один из компании не думал, что так заканчивается их последняя совместная школьная вылазка.
Уже утром Гарри рассказал, что было в кабинете директора. Дамблдор отстранен от должности, но бежал с фениксом, а Долорес Амбридж назначена новым директором Хогвартса. Мари будто тонула в атмосфере общего отчаяния, хуже этого была только инспекционная бригада Амбридж, во главе которой был Малфой. Драко снял с Рона, Гермионы и Гарри по десять баллов. Сначала ребята решили, что это блеф, но большие песочные часы говорили об обратном и красные камушки полетели вверх.
- Заметили, да? – послышался голос Фреда. Они с Джорджем только что спустились по мраморной лестнице и подошли к Гарри, Рону, Гермионе и Мари, застывшим перед песочными часами.
- Малфой лишил нас примерно пятидесяти баллов, – в ярости сообщил Гарри, глядя, как ещё несколько камешков улетают вверх.
- Утром, на перемене, Монтегью попытался сделать то же самое с нами, – отозвался Джордж.
- Что значит “попытался”? – тут же заинтересовался Рон.
- Бедняга не успел договорить, – объяснил Фред, – поскольку был засунут башкой вперёд в исчезающий шкаф на первом этаже, ну, вы знаете.
- Но вас же теперь ждут жуткие неприятности! – воскликнула потрясённая Гермиона.
- Пока Монтегью не объявится, не ждут, а я понятия не имею, куда мы его отправили, – невозмутимо заявил Фред. – А потом... мы больше не боимся неприятностей.
- Разве вы когда-нибудь их боялись? – повела бровью Гермиона.
- А как же, – сказал Джордж. – Насколько я знаю, нас ещё ни разу не исключали. – Мы никогда не переступали черту, – сказал Фред.
- Разве что на полпальчика, – уточнил Джордж.
- Но никогда не устраивали настоящего безобразия, – пояснил свою мысль Фред.
-Ага, только если не считать исследования дверей в подземельях. – Невозмутимо добавила Мари.
- Это не считается. – Серьезно заметил Фред.
- А теперь? – робко спросил Рон.
- А теперь... – протянул Джордж.
- ...когда Дамблдора нет... – подхватил Фред.
- ...нам кажется, что настоящее безобразие... – продолжил Джордж.
- ...это именно то, чего заслуживает наш дорогой новый директор, – закончил Фред.
- Не делайте этого! – прошептала Гермиона. – Не делайте! Она только и ищет предлога, чтобы вас исключить!
- Гермиона, ты что, не поняла? – улыбнулся Фред. – Нам тут больше делать нечего. Собственно, мы бы уже ушли, но сначала хотим кое-что сделать в честь Дамблдора. Короче, – он посмотрел на часы, – скоро час “Х” этапа номер один. На вашем месте я бы пошёл в Большой зал обедать – чтобы учителя знали, что вы не при чём.
- При чём именно “не при чём”? – встревожилась Мари.
- Увидишь, принцесса.- сказал Джордж. – Ну, дети, бегите.
Близнецы повернулись и растворились в стремительно растущей толпе школьников, спешащих на обед.
- Кажется, и правда надо уходить, – нервно пробормотала Гермиона. – На всякий случай...
- Да, точно, – согласился Рон, и все бросились к дверям Большого зала. Гарри успел лишь мельком взглянуть на потолок и быстро бегущие по нему белые облака, когда кто-то сзади похлопал его по плечу. Он круто обернулся и оказался нос к носу со смотрителем Филчем. Гарри поспешно отступил на несколько шагов; чем дальше от Филча, тем лучше.
- Тебя к директору, Поттер, – с отвратительной ухмылкой сообщил Филч.
- Это не я, – тут же сказал Гарри, сразу вспомнив о коварных замыслах Фреда и Джорджа.
Брыли Филча затряслись от беззвучного смеха.
- На воре шапка горит, да? – одышливо прохрипел он. – Следуй за мной!
Гермиона и Рон тем временем обсуждали, что еще может придумать Амбридж, когда у нее есть все полномочия. Мари же не слушала. Было понятно, что близнецы что-то задумали, но впервые за пять лет ее не посвятили в план. Она резко встала, случайно опрокинув кружку кофе.
- Ты куда? – Крикнула ей вслед Гермиона, но ответом были только сердито покачивающиеся в сторону выхода кудряшки подруги.
Близнецы нашлись в опустевшей гостиной.
- И что вы тут делаете?! – Мари скрестила руки на груди, смотря на них взглядом в стиле Макгоногал.
- Мы?
- Ничего.
- А разве мы что-то делаем?
-Не-а.
- Как же вас легко застать врасплох. – Она засмеялась, при виде ошарашенных близнецов, вся ее серьезность испарилась. – Колитесь, что вы задумали и почему не сказали мне? Я же и обидеться могу.
- Ну… Это сюрприз.
- И тебе мы тоже сказать не можем.
- Это сюрприз и для тебя.
Оба лучились загадочными улыбками. Мари было жутко интересно, но все же она решила не спрашивать, раз уж сюрприз, а не банальное недоверие или еще чего. Тихо хихикая она вышла из комнаты.
Что это был за сюрприз стало известно совсем скоро. Весь день по школе горели фейерверки. И хотя они, особенно петарды, причиняли множество неудобств и разрушений, никто из учителей не выражал особенного недовольства.
- Батюшки, какой ужас, – сардонически воскликнула профессор Макгонаголл, когда в класс, с громкими криками и выдыхая пламя, влетел дракон. – Мисс Браун, пожалуйста, сбегайте за директором, сообщите, что к нам в класс случайно залетела шутиха.
В итоге свой первый день в качестве директора профессор Амбридж провела, бегая по вызовам своих подчинённых, ни один из которых, казалось, не умел справиться с заколдованными фейерверками без её помощи. Когда колокол возвестил конец последнего урока, и гриффиндорцы отправились к себе в башню, все увидели потрепанную изможденную Амбридж, выходившую из кабинета Флиткика.
- О, благодарю вас, профессор! – пищал вслед Флитвик. – Конечно, я мог бы погасить бенгальские огни сам, но сомневался, имею ли право...
И, сияя, нахально захлопнул дверь перед её перекошенной физиономией.
Мари же, светящаяся от счастья и еще более восторженная, чем обычно, побежала в самый эпицентр фейерверков. Частички от уже опадающего на землю салюта опускались на нее, но догорали буквально в сантиметре от каштановых волос. Мари прищурилась, фейерверки напоминали ей взрывающиеся звезды. Они со свистом взлетали ввысь, а затем с шумом разрывались на множество ярких огоньков, мерцающих в темноте. Наверняка, в воздухе открывались маленькие черные дыры, которые засасывали печаль, грусть и тревоги.
Вечером Фред и Джордж были героями гриффиндорской гостиной. Даже Гермиона пробилась сквозь восторженную толпу, чтобы поздравить их.
- Фейерверк был – загляденье, – восхищённо сказала она.
- Спасибо, – ответил Джордж с удивлённым, но довольным видом. – “Улётная Убойма Уизли”. Одна беда, извели весь запас; завтра придётся начинать по новой.
- Оно того стоила. – Тихо проговорила Мари, улыбаясь.
Гермиона вернулась за столик к Гарри и Рону. Джордж сел на кресло, Фред сел рядом с Мари на диван у камина.
- Значит, тебе понравилось? – Довольно улыбнулся Джордж.
- Ты еще спрашиваешь? Конечно, понравилось. – Она сидела, обняв колени.
- Мы достали фейерверки, как заказывала – Подмигнул Фред.
Это медленное прощание друзей, растянувшееся в недели, от чего уже казалось нереальным, но все же оно не могло продолжаться бесконечно. В тот день всё было в точности так, как при увольнении Трелони. Школьники, учителя и привидения сгустились у стен, образовав гигантское кольцо. На переднем крае выделялись члены инспекционной бригады, чем-то очень довольные, а над головами собравшихся висел Пивз. Он смотрел вниз, в центр круга, где, похожие на загнанных волков, стояли Фред и Джордж.
- Итак! – победно провозгласил голос Амбридж. – Значит, вам кажется забавным превратить школьный коридор в болото?
Мари стояла напротив близнецов, спрятавшись в толпе и стараясь сделать серьезное лицо. Джордж незаметно для других подмигнул ей.
- В общем, да, – ответил Фред, без всякого страха поднимая на неё глаза. Филч, работая локтями, протолкался к Амбридж. Он чуть ли не рыдал от счастья.
- Принёс, мадам директор, – прохрипел он, размахивая пергаментом. – Разрешение есть... плети готовы... о, позвольте мне приступить прямо сейчас...
- Очень хорошо, Аргус, – кивнула Амбридж. – Ну-с, а вы двое, – продолжала она, обращаясь к близнецам, – очень скоро узнаете, как во вверенной мне школе поступают с теми, кто не умеет себя вести.
- Это вряд ли, – сказал Фред и повернулся к своему брату. – Джордж, тебе не кажется, что мы несколько засиделись за партой?
- Кажется, – беззаботно согласился Джордж.
- Может, пора проверить, на что мы способны в реальной жизни? – продолжал Фред.
- Давно пора, – поддержал Джордж.
И, раньше, чем Амбридж успела произнести хоть слово, близнецы дружно подняли палочки и хором сказали:
- Акцио мётлы!
Где-то вдалеке раздался громкий треск. Гарри едва успел пригнуться – по коридору со страшной скоростью неслись мётлы Фреда и Джорджа, причём за одной волочилась цепь и металлический штырь. Повернув налево, “Чистометы” пролетели над лестницей и резко затормозили перед своими хозяевами. Цепь, упав на выложенный плиткой пол, громко звякнула.
- Едва ли мы встретимся, – сказал Фред профессору Амбридж, перебрасывая ногу через древко.
- Можете не трудиться нам писать, – добавил Джордж, седлая свою метлу.
Фред оглядел молчаливую, внимательную толпу.
- Желающих приобрести портативное болото, выставленное в коридоре наверху, милости просим к нам – Косая аллея, дом девяносто три, ” Всевозможные волшебные вредилки “, – громко объявил он. – Наш новый адрес!
- Специальные скидки учащимся Хогвартса, которые поклянутся, что с помощью наших товаров попробуют выжить из школы старую дуру, – прибавил Джордж, указывая на профессора Амбридж.
- ДЕРЖИТЕ ИХ! – завопила директор, но было поздно. Заметив подступающих членов инспекционной бригады, Фред и Джордж оттолкнулись от пола и сразу взвились футов на пятнадцать вверх. Металлическая штанга болталась внизу, грозя задеть неосторожных зевак. Фред, зависнув рядом с полтергейстом, поглядел вниз.
- Выдай им за нас по полной, Пивз.
И Пивз, который никогда не подчинялся не одному из приказов, по крайней мере от школьников, сорвал с головы шляпу-колокольчик и отсалютовал близнецам, а те, под оглушительные рукоплескания, круто развернулись в воздухе и двумя стремительными молниями вылетели в открытую парадную дверь навстречу фантастически красочному закату.
Напоследок Фред оглянулся. Оглянулся в последний раз и конечно же только для того, чтобы увидеть ее. Ее, стоящую в какой-то полосатой кофточке, запрыгнувшую на основание колонны, машущую им на прощание и что-то задорно кричащую. И через много лет Фред рассказывает об этом моменте, об этой секунде, которая изменила все для него. Это было как в старом кино, когда моряк видит девушку через переполненный танцпол, поворачивается к своему другу и говорит: “Видишь эту девушку? Когда-нибудь я на ней женюсь”. Это было как в старом кино, когда из толпы для тебя остается только она, а все остальные будто расплываются ненужным и неинтересным фоном. Так и для Фреда потонули и раздувшаяся от злобы Амбридж, и веселящиеся первокурсники, и Анджелина Джонсон, застенчиво посылающая ему поцелуй, а потом громко аплодирующая, расплылся даже Ли Джордан, аккуратно раздающий в толпе их новые навозные бомбы, осталась только одна девушка и это была она.
Фред и Джордж написали Мари уже утром. Письмо было очень утрированным. О том, как они по всем скучают, льют слезы холодными ночами и с нетерпением ждут встречи.
Следующие несколько дней этот случай обсуждали так часто, что он обещал скоро стать настоящей легендой: прошла всего неделя, но даже те, кто видел всё собственными глазами, были почти уверены, что Фред и Джордж, прежде чем покинуть школу, подлетели к Амбридж и, как два бомбардировщика, забросали её навозными бомбами. Поступок близнецов поселил в душах школьников бунтарские настроения. Теперь часто в коридорах можно было слышать фразы вроде: «Честное слово, хоть сейчас на метлу и прочь из этого проклятого заведения!» или «Ещё один подобный урок, и я поступлю как Уизли.» Близнецы позаботились о том, чтоб их не забыли. Для начала, они не сказали, как убрать болота. Все попытки Амбридж и Филча были тщетны.
Макгоногал или Флитвик могли бы убрать болото одним взмахом палочки…Но решили, что не в их праве вмешиваться в дела дорогого директора. Школьники, вдохновляемые примером Фреда и Джорджа, боролись за вакантное место главных хулиганов. Невзирая на новую дверь, кто-то умудрился подбросить в жилище директрисы мохноносого нюхля, и тот, в поисках блестящих предметов, перевернул всё вверх дном. Когда же в кабинет вошла Амбридж, нюхль чуть не отгрыз ей руки, попытавшись скусить с пальцев кольца. Среди учеников стало доброй традицией разбрасывать в коридорах навозные бомбы и вонючие пульки, и скоро никто не выходил с уроков без запаса свежего воздуха, для чего все пользовались пузыреголовым заклятием – махнув рукой на то, что при этом выглядишь идиотом с аквариумом голове. Рон теперь часто подшучивал над Мари, что теперь она не главная беда школы. Она только отмахивалась и довольно улыбалась, глядя на хаос в школе.
А еще все готовились к экзаменам и даже Мари сидела за книгами. По правде без Фреда и Джорджа делать было совсем нечего и Мари нащупала в себе тот интерес к конспектам и лекциям, который раньше был задвинут в самый неприметный уголок и вяло там ворочался. Такие занятия давали свои плоды и, хотя Мари не стала лучше учиться, да и экзамены сдала ровно на столько, на сколько от нее это ожидалось, но на этот раз ощущение заслуженности этих результатов так и распирало ее изнутри.
Последний экзамен – история магии был назначен на два часа дня. Этот экзамен был единственным, к которому гриффиндорка честно не готовилась и теперь пожинала плоды. Мари обкусывала пух с и так изрядно полинявшего гусиного пера. Имена не вспоминались, даты путались. В голове всплывал единственный запомнившийся урок истории магии, когда она обстреливала Симуса именами их детей на бумажках. Ответы она писала только знаниям из семейной библиотеке. Часть заданий были связаны с предками современных знаменитых родов, только про предков Малфоя было четыре вопроса.
Но тут неожиданно Гарри упал на пол со стула, под встревоженные взгляды зала экзаменатор Тофти вывел его из зала. Мари тут же встретилась взглядом с Роном. Окончания экзамена все трое очень ждали. Даже Гермиона.
Гарри затем они встретили в одном из коридоров.
- Гарри! – воскликнула перепуганная Гермиона. – Что случилось? С тобой всё в порядке? Ты заболел?
- Где ты был? – выкрикнул Рон.
- Пошли со мной, – сказал Гарри. – Пошли, быстро, мне надо вам кое-что рассказать.
Он повёл их за собой по коридору первого этажа, по дороге заглядывая во все двери, и наконец нашёл пустой кабинет. Нырнув туда, он пропустил Рона, Мари и Гермиону, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.
- Сириус у Волдеморта.
- Что?!
- Откуда ты...?
- Видел. Только что. Когда заснул на экзамене.
- Но... где? Как? – Лицо Гермионы побелело.
- Не знаю, как, – сказал Гарри. – Но точно знаю, где. В департаменте тайн есть зал с полками и стеклянными шарами…
====== Бессознательно ======
Комментарий к Бессознательно Не ждали? А я быстренько. Глава скучная, в основном книго-повторяющая, но для сюжета необходимая, так что простите.
Торжественно обещаю плюшки в следующей главе, будем обливаться слезами все вместе.
А пока...
Мари в запретном лесу –
https://pp.userapi.com/c639323/v639323891/5c563/pC065JjnEB8.jpg
Мари в Отделе Тайн, когда видит смерть Сириуса –
https://pp.userapi.com/c633931/v633931115/f2b4/AVklJ9Z1tog.jpg
https://pp.userapi.com/c633931/v633931115/f73d/_GaNmKBegMk.jpg
- Не знаю, как, – сказал Гарри. – Но точно знаю, где. В отделе тайн есть зал с полками и стеклянными шарами. Сириус и Волдеморт в конце девяносто седьмого ряда... он хочет заставить Сириуса что-то принести... пытает его... обещает убить в любом случае!
- Отлично. Как туда добраться? – Мари сразу поняла, к чему он клонит.
– Д-добраться…куда? – переспросил Рон.
- В отдел тайн! – Гарри был очень взволнован.
- Гарри, – очень испуганно заговорила Гермиона, – а... как... как Волдеморт проник в отдел тайн? Почему его никто не заметил?
- Откуда я знаю! – взревел Гарри. – Вопрос в другом: как нам туда проникнуть?
- Нет, подумайте, – Гермиона шагнула к Гарри, – сейчас пять часов дня... в министерстве полно народу... неужели Волдеморт и Сириус могли туда проникнуть? Гарри... они оба в розыске... никого другого так не разыскивают... Думаешь, можно незаметно войти в здание, где полно авроров?
- Не знаю, может, у Волдеморта есть плащ-невидимка или ещё что-то! – кричал Гарри. – И вообще, в отделе тайн всегда пусто, сколько я там ни бывал...
- Ты там вообще не бывал, Гарри, – тихо возразила Гермиона. – Ты видел его во сне.
- Это не просто сны! – Он встал и тоже сделал шаг по направлению к ней. Ему хотелось хорошенько её встряхнуть. – Забыла про папу Рона? Как ты это объяснишь? Откуда я знал, что с ним произошло?
- А ведь верно, – негромко сказал Рон, обращаясь к Гермионе.
- Но это... это... немыслимо! – в отчаянии воскликнула Гермиона. – Гарри, ну как Волдеморт мог схватить Сириуса, если тот не выходит из дома?
- Может, Сириус не выдержал, захотел глотнуть свежего воздуха, – тревожно предположил Рон. – Он давно мечтал вырваться на волю.
- Но почему, – настаивала Гермиона, – с какой стати Волдеморту, чтобы добыть оружие, или что он там хочет, понадобился именно Сириус?
- Не знаю! На это может быть тысяча причин! – закричал в ответ Гарри.
- Может, Сириуса легче мучить, потому что не жалко! Или потому что Сириус постоянно в штабе, и знает всю подноготную! Или Сириус занимается чем-то, о чем знает только он и Дамблдор!
- Да! Потому Дамблдор и держит Сириуса под замком! – подхватил Гарри. – Слушайте, уж простите, – закричала Гермиона, – но вы оба несёте чепуху! Ничего ещё не известно! Непонятно, там ли они...
- Гермиона, Гарри их видел! – Не выдержала Мари.
- Хорошо, – проговорила она, испуганно, но решительно, – но я должна сказать одну вещь..
- Какую?
- Ты... я тебя не осуждаю, Гарри! Но у тебя ведь есть... что-то вроде... я хочу сказать... тебе не кажется, что у тебя... п-пунктик насчёт спасения людей? – наконец выговорила она.
Гарри гневно на неё уставился.
- И что это такое значит, “пунктик”?
- Ну... ты... – она с опаской на него посмотрела. – Я что хочу сказать... вот в прошлом году, например... в озере... на Турнире... ты не должен был спасать младшую сестру Флёр... Конечно, с твоей стороны это было очень благородно и всё такое, – поспешно добавила Гермиона, явно испугавшись эмоций, отразившихся на лице Гарри, – и все были в восторге...
- Странно, что ты так говоришь, – сквозь зубы процедил Гарри, – я очень хорошо помню, что сказал Рон: нечего было корчить из себя героя. Так по-вашему этим я сейчас занимаюсь?!
- Нет-нет… Что ты!
-Да заткнитесь вы уже!!! – Мари пыталась сохранять терпение, но получалось плохо. –Гермиона! Сны Гарри вовсе не сны! И понятно, что он видел правду! Гарри! Лучше подумай как добраться до министерства!
Гарри, Рон и Гермиона еще минуту оторопело смотрели на подругу. Никто из четверых не заметил, как в комнату вошли Луна и Джинни.
- Вы чего кричите? – Спросила Джинни.
- Не твое дело. – Огрызнулся Гарри.
- Нечего со мной так разговаривать. Просто хотели узнать, можем ли мы чем-нибудь помочь?
- Нет. – Кротко ответил Рон.
- Так, ладно. Нечего время терять. Как доберемся? – Гермионе вернулся ее привычный командный тон.
- Вы никуда не идете. Я один…
- Герой, конечно, ты. Но мы с тобой. – Мари скрестила руки на груди.
- И мы. – Добавила Луна, мечтательным взглядом рассматривая стол.
- Нет, нет, нет. Вы никуда не идете. Вы останетесь здесь…- Начал Гарри.
- Чертов герой-манипулятор! Мы с тобой Поттер! И это не обсуждается! Волдеморт не будет один, наверняка, в коридоре есть парочка Пожирателей! – Мари перешла на крик.
План нельзя было назвать гениальным, но это было единственное, что они могли предпринять в условиях критической нехватки времени. Гарри проверит, дома ли Сириус, через камин Амбридж. Ее должны отвлечь Луна и Джинни, Гермиона и Рон перекроют коридор с восточной стороны, ведущий к ее кабинету, а Невилл и Мари будут стоять на стреме. План оказался еще и провальным. Уже через пять минут все были пойманы инспекционной бригадой, и Мари еще ни разу не видела такого явного торжества на лице Малфоя. Паркинсон держала Гермиону, Блейз Забини держал Мари за запястья, а она через слово понимала происходящее. В ушах звенело от ступефая Малфоя, который попал в нее случайно. С трудом гриффиндорка поняла, что Амбридж хотела применить к Гарри пыточное проклятье, но Геримона остановила, сказав что тайное оружие Дамблдора спрятано в лесу. В сопровождении Амбридж друзья Мари направлялись в запретный лес.
Джинни со всей силы наступила на ногу Паркинсон. Та заорала, как раненый гиппопотам, и запрыгала по комнате, а парочка сногшибателей и удачный экспеллиармус Невилла сделали свое дело. Мари не поняла, что именно произошло, но оглушенные слизеринцы радовали глаз.
- Куда они пошли? – Спросила Полумна.
- В лес.
Гарри и Гермиона нашлись довольно быстро, почти на первой же опушке.
– Где Амбридж? – Мари удивленно смотрела на друзей.
- Ушла в загул, – усмехнулся Гарри. – Со стадом кентавров.
- А вас они не тронули? – поразилась Джинни.
- Потом. Сейчас надо спасти Сириуса. – Отрезала Гермиона.
- Спрашиваю в сотый раз… Как добраться до министерства? – Мари собирала волосы в хвост.
- Мы должны лететь, – как само собой разумеющееся, произнесла Луна.
- Это, конечно, прекрасно, – Гарри раздражённо к ней повернулся, – но, во-первых, “мы” не должны ничего, если “мы” – это и ты тоже, а во-вторых, только у Рона есть метла, которую не охраняют заклятиями, поэтому..
- У меня тоже есть метла! – возразила Джинни.
- Да, но ты не полетишь, – возмущённо возразил Рон.
- Уж прости, но меня не меньше твоего волнует судьба Сириуса! – прошипела Джинни, упрямо сжав челюсти, и всех потрясло её необыкновенное сходство с Фредом и Джорджем.
- Ты ещё слишком... – начал Гарри, но Джинни яростно перебила:
- Мне на три года больше, чем было тебе, когда ты отвоевал у Сам-Знаешь-Кого философский камень! И это из-за меня Малфой не может выйти из кабинета Амбридж, потому что ему не дает летучемышиный сглаз.
- Да, но...
- Мы вместе были в ОД, – тихо проговорил Невилл. – Общество ведь создавалось для того, чтобы бороться с Сам-Знаешь-Кем, правда? Вот мы и испытаем себя в деле – или всё это были детские игрушки?
- Нет... конечно, нет, – нетерпеливо бросил Гарри.
- Тогда мы с тобой, – просто сказал Невилл. – Мы хотим быть полезными.
- Да! – со счастливой улыбкой поддержала Луна.
- Ладно они. Но ты не полетишь! – Гарри смотрел на Мари взглядом, не терпящим возражений.
- Чертов Поттер! Я тебя спрашивать даже не собиралась! Ступефаем огрели совсем чуть-чуть, и я не собираюсь оставаться здесь одна, пока вы там спасательную операцию проводите! Вы на третьем курсе обещали, что в следующий раз я с вами. Нужно достать метлы!
Гарри и Рон переглянулись. Спорить с Мари было бесполезно… А девушка тем временем вовремя замолчала, ведь нельзя было дать им понять, что влечет ее туда в основном не пресловутая тяга к приключению. Кровь застыла в жилах, когда прозвучало имя Бродяги и снова всплыл образ хаффлпафца, который обещал не умереть. Она не могла позволить, чтобы с Сириусом случилось то же самое. Но почему-то авроров никогда не посылали на дело, в котором пострадавшими были их родственники или близкие.
- Летать можно не только на метле, – безмятежно протянула тем временем Луна.
- А, так мы полетим на какарожьих эскалопах или как их там? – осведомился Рон.
– Складкорогие стеклопы не летают, – задумчиво отозвалась Луна, – зато вон они летают, причём, как говорит Хагрид, очень хорошо умеют находить места, куда нужно попасть их седокам.
Гарри стремительно обернулся. Среди деревьев, мерцая жуткими глазами, стояли два фестрала и, словно всё понимая, внимательно прислушивались к разговору.
- Точно! – прошептал Гарри, делая шаг по направлению к животным. Те, мотнув конеподобными головами, тоже шагнули навстречу. Гарри с готовностью протянул руку и похлопал ближнего фестрала по мощной шее, тот тут же закрыл глаза от удовольствия. Нечастно, наверное, этим зверям достается человеческая ласка.
- Это ваши сумашедшие кони? – неуверенно спросила Мари, уставившись в некую точку чуть левее фестрала, которого гладил Гарри. – Те, которых не видишь, если не видел, как кто-нибудь коньки отбросил?
- Да, – подтвердил Гарри.
- Сколько их?
- Всего два.
- А надо три, – сказала Гермиона, которая хоть ещё и не оправилась от потрясения, но была настроена решительно.
- Четыре, Гермиона, – насупилась Джинни.
- Семь. – Исправила Мари.
- А, чёрт с вами, как хотите, – бросил Гарри, – но если мы не найдём ещё, то вы не...
- Они придут, – уверенно сказала Джинни. Она, как и Рон, смотрела не на коней, а немного в сторону.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что, если вы не заметили, вы с Гермионой все в крови, не своей правда, но не суть- хладнокровно заявила она, – а Хагрид, как мы знаем, приманивает их на мясо. Наверно, эти двое потому и пришли.
В этот момент что-то мягко потянуло Гарри за робу. Он опустил глаза и увидел, что фестрал лижет его рукав, мокрый от крови великана.
- Хорошо... – проговорил он. Его осенила чудная идея. – Тогда мы с Роном полетим вперёд, а Гермиона останется с вами – она привлечёт ещё фестралов...
- Я не останусь! – возмущённо крикнула Гермиона.
- И не надо, -мечтательно улыбнулась Луна. – Смотрите, они идут...видимо, от вас слишком сильный запах...
Гарри обернулся. Из-за деревьев осторожно выходили шесть или семь животных – большие кожистые крылья были тесно прижаты к телу, глаза светились в темноте. Предлогов для отказа не оставалось.
- Ладно, – буркнул он, – садитесь, и полетели.
Луна грациозно сидела на животном, Невилл взобрался неуклюже, Гарри – ловко.
Мари все еще смотрела на всю эту картину. Друзья, сидящие на пустом воздухе, выглядели весьма комично, но смеяться совсем не хотелось.
- Вы чего? – Спросил Гарри.
- А как садиться-то?
- Мы же их не видим.
- Очень просто. – С улыбкой ответила Луна, слезая с фестрала, чтобы помочь остальным. И вот тогда Мари поняла, что и лететь придется на невидимом коне, на огромной высоте, без метлы и цели… Она была просто в ужасе. Но если покажет страх, Гарри заставит ее остаться.
- Мари? Ты чего?
- Я? Ничего. Все хорошо… Просто прекрасно… Милые зверушки…наверно.
- Ты боишься высоты, да? – Вспомнил Гарри. – Со мной полетишь?
Она тут же кивнула.
- Залезай.
Мари пыталась залезть на фестрала, при этом тихо чертыхаясь.
- Ты хоть за рубашку бы взялась. – Предложил Гарри, чертыхание тут же сменилось подробным советом. Это была расширенная формулировка фразы «а не пошел бы ты со своей рубашкой».
Но когда они взлетели, Мари тут же, наплевав на гордость, вцепилась в Гарри мертвой хваткой. Это оказалось еще хуже, чем она себе представляла и, хотя ноги ощущали вздымающиеся конские бока и неожиданно крепкие ребра животного, но полет казался ненадежным до края. Мари закрыла глаза, представляя, как летит на гиппогрифе, что ей предлагал пару раз Сириус. Она последовательно представляла каждое сокращение мышц животного и каждое шевеление пера, и от этого становилось легче. Иногда звук сильных крыльев, зачерпывающих воздух, или порыв ветра еще больше убеждал ее в реальности Клювокрыла. Удивительное дело, что фантазия казалась более материальной и реальной, чем полет, где под руками была пустота, а сидела она будто прямо на огнях ночного Лондона. Невольно пришла мысль, какие будут лица у Фреда и Джорджа, когда они узнаю этот способ путешествия. Так летели довольно долго и все это время, закрыв глаза, Мари уткнулась лицом Гарри в спину. Снижаться начали неожиданно.
- Больше никогда в жизни, – заявила Мари уже на земле, с усилием пытаясь вернуть себе утраченное в полете равновесие. Она хотела как можно скорее отойти от животного, но, поскольку не могла его видеть, наткнулась на фестрала Джинни и едва не упала. – Ни за что... ничего ужаснее никогда…Земля… Любимая земля…
Луна же, не слушая воплей Мари, сошла вниз вполне грациозно. – А теперь куда? – с вежливым интересом спросила она у Гарри, словно они приехали на экскурсию.
- Сюда, – сказал он, благодарно похлопал своего зверя, быстро подошёл к телефонной будке и открыл дверь.
- Давайте же! – крикнул он остальным, заметив их нерешительность.
Рон, Мари и Джинни послушно пошли к нему; Гермиона, Невилл и Луна, теряя равновесие от пережитого, направились вдогонку. Гарри бросил последний взгляд на фестралов, те рылись в мусорном баке, выискивая тухлятину, и вслед за Луной протиснулся в телефонную будку.
- Кто там ближе всех, наберите шесть два четыре четыре два! – велел он.
Рон причудливо изогнул руку и набрал номер; когда диск, потрещав, остановился, в будке зазвучал ровный женский голос.
- Добро пожаловать в Министерство магии!
Будка, словно лифт, начала опускаться. Холл, в который они попали, был пуст. Ни охранника, никого. Мари показалось это недобрым знаком.
- Гарри, откуда ты знаешь, куда идти? – Поспевая за другом, спросила Гермиона.
– Я видел эти коридоры почти год, во снах.
- Поэтому тебе и надо было заниматься Лиглим…
- Гермиона! Не сейчас! – Прервал ее Рон.
Они добежали до зала. Мари застыла в изумлении. Такого она не видела даже в многочисленных знакомых из детства хранилищах в родовых замках. Огромные потолки, как в церкви, развернулись, казалось, до самого горизонта. Сотни высоких шкафов. А на этих сотнях полок громоздились в одним им известном порядке тысячи стеклянных шаров. Перламутровые, молочные, ясные белые. Казалось, что их сгружали как было, не заботясь о последовательности, но во всем этом явно чувствовался какой-то заранее подготовленный порядок, идеальная гармоничность.
- Это здесь…Ряд девяносто семь… – Гарри уверенно пошел вдоль ряда. – Держите палочки наготове, – тихо приказал он.
Поминутно оглядываясь, они крадучись пошли мимо бесконечной череды стеллажей, уходивших куда-то вдаль, в почти кромешную темноту. Под каждым шаром была крохотная желтоватая наклейка; в некоторых поблескивало что-то непонятное, водянистое; другие, тёмные и тусклые, напоминали перегоревшие электрические лампочки.
- Девяносто семь! – шёпотом воскликнула Гермиона. Они сгрудились у этого ряда, мучительно всматриваясь вдаль, но там никого не было.
- Он в самом конце, – сказал Гарри. У него пересохло во рту. – Отсюда не видно как следует.
И повёл свою команду между двумя высоченными стеллажами. Некоторые стеклянные шары тускло поблёскивали...
- Он где-то здесь, – шептал Гарри. – Сейчас... скоро...
- Гарри? – робко позвала Гермиона. Но он не хотел отвечать, во рту было очень сухо.
- Где-то здесь... рядом... – пробормотал он.
Ученики достигли конца прохода и снова вышли на свет, под призрачное мерцание свечей. Пусто. Пыльная, гулкая тишина.
- Он, наверно... – хрипло зашептал Гарри, заглядывая в соседний проход. –Или нет.
- Гарри? – ещё раз позвала Гермиона.
- Что? – крикнул он.
- По-моему... Сириуса здесь нет.
Остальные молчали. Гарри избегал их взглядов, его тошнило, он не понимал, куда делся Сириус. Он должен быть здесь. Именно в этом месте Гарри его видел... Он добежал до конца зала, заглядывая во все проходы. Пусто, пусто, пусто. Гарри побежал обратно, мимо своих товарищей, молча проводивших его взглядами. Сириуса нигде нет, не видно и следов борьбы.
- Гарри? – крикнул Рон.
- Что?
Гарри не желал слушать Рона; не хотел признавать, что сглупил и что надо возвращаться в Хогвартс. Кровь бросилась в голову; он готов был бегать туда-сюда сколько угодно, лишь бы не подниматься в ярко освещённый атриум и не видеть немого укора на лицах друзей...
- Ты видел? – спросил Рон.
- Что? – повторил Гарри, на этот раз пылко, с надеждой: наверно, Рон заметил какой-то знак, указывающий на то, что Сириус был здесь. Он вернулся к ребятам, которые стояли у девяносто седьмого ряда, но не увидел ничего нового. Рон пристально смотрел на один из пыльных шаров.
– Что? – мрачно повторил Гарри ещё раз.
- Смотри... здесь твоё имя, – сказал Рон.
Мари стояла у ряда семьдесят восемь. И внимательно разглядывала шары, когда ее окликнул Рон.
- Ты чего стоишь! Бежим! – Он схватил ее за запястье и потащил.
- Что? Рон, объясни, что случилось!
В этот момент несколько полок начали падать. Вокруг рушились сотни шаров, слышался звук разбитого стекла. Прозаичного разбитого стекла, будто упала бутылка от сливочного пива, а не чья-то судьба.
- Пожиратели! Это была ловушка! Остолбеней!
- Назад к двери! – Заорал Гарри.
До одной из дверей добежали быстро.
- Круто тут все придумано, в отделе тайн. Если останемся в живых, после школы буду тут работать. – Пробурчала Мари, стряхивая пыль с новой кожаной куртки.
- Голоса… О чем они говорят? – Почти шепотом спросил Гарри, направляясь к арке, посреди большой каменной комнаты, похожей на пещеру.
- Нет никаких голосов Гарри. Идемте отсюда. – Спокойно ответила Гермиона.
- Я тоже их слышу… – Своим обычным мечтательным голосом сказала Луна. Арка на каменном постаменте веяла холодом и…тайной. Будто серая ткань легкая и невесомая на ветру.
- Гарри, это просто пустая арка. Идем!
Уйти не успели, пожиратели появились опять. Они были во главе с Люциусом Малфоем. Человек, который дарил ей книги сказок и иногда в обед усаживал малышку к себе на колено.
Спустя секунду Гарри стоял один возле арки. Люди в масках держали остальных. Мари хорошо знала этот запах дорогих сигарет и одеколона. За шею ее схватил не кто иной, как Эйдан.
- Неужели ты правда настолько наивен, что думал будто эти дети смогут выступить против нас? – Обратился Люциус к Гарри. – Выбор у тебя весьма и весьма простой. Отдай мне это пророчество сейчас. Или твои друзья умрут.
Гарри осторожно посмотрел на Рона…
-Не отдавай, Гарри! – Выкрикнул Невилл.
Гарри медленно и осторожно протянул шар Малфою.
Сириус, Люпин, Тонкс, Кингсли, Грюм появились неожиданно, без спецэффектов и прочего, но Мари тут же ощутила возвращающийся азарт. Пришел орден и отряд Дамблдора снова мог быть не решающим судьбу волшебного мира последним рубежем, а безрассудными детьми, пытающимися ввязаться во взрослые игры.
- Уйди от моего крестника. – Угрожающе сказал Сириус Малфою и по-магловски ударил его.
Сердце Мари забилось от восторга. Бродяга был настоящим героем ее мечты, дерзким до глупости и до глупости же смелым.
Люциус упал и выронил Пророчество. Шар с эффектным красивым дымком разлетелся на осколки.
Тут же завязалась битва. Мари во всю палила заклинаниями, срывая голосовые связки. В какой-то момент ей даже показалось, что она поет, но это всего лишь было «экспеллиармус», выкрикиваемое ей на разные лады.
Заклинания рикошетили, отражались, летали по комнате словно резиновые мячики. Пару раз Авада не попала в Мари только потому, что она споткнулась.
В какой-то момент девушка оказалось спина к спине с Сириусом.
- Рапира снова в деле? –подмигнул ей он – классная косуха!
И тут же их отбросила в разные стороны брошенная кем-то порча.
- Этого ты хотела? – Почти закричал ее создатель – Эйдан. Улыбка тут же сползла с лица Мари.
- Это только начало, да? – Она направила на брата палочку. Весь азарт битвы прошел. Из разбитого виска шла кровь, липкий от пота лоб и разбитая коленка ныла. Но тут Эйдан пропал из ее поля видения.
- Сириус!!!
Кровь стучала в ушах, отстукивала ритм ее же крика. Мари не чувствовала ни рук, ни ног, ни самой себя. Единственное, что осталось – тупое желание побыстрее добраться к арке. Тупое животное желание, почти инстинктивное – стать туда, где только что был он. Время замедлило свой ход, но это не помогло. Ничто не могло замедлить его настолько, чтобы она успела. Это было делом секунды, делом даже меньшим, чем секунда – той бесконечно маленькой доли времени, которая разделяет жизнь и смерть. Единственное, что видела Мари перед собой – пустая арка, пустая и неподвижная. А на лице Сириуса еще замерла улыбка, когда он упал. Упал и не вышел обратно. Она была почти там, когда кто-то крепко схватил ее за локоть.
- Дура!!! Хочешь за ним??? Дура, дура, дура!!!
Мари не отвечала, только визжала, царапалась и кусалась. Она была похожа на обезумевшего пса. Да она и чувствовала себя так же. Тут же неясный враг со всей силы швырнул ее на каменный пол. Мари, успевшая подставить руки, увидела, как капли крови вперемешку со слезами и слюной падают с ее лица. Надо было ползти, надо было… Тут же ее порыв был прерван, все тот же неизвестный схватил гриффиндорку за волосы и с силой ударил лбом о землю. Пол оказался неожиданно холодным и прекрасным. Ощущая, как он греется от ее липкой крови, Мари затряслась в рыданиях. Ее враг не ушел, а перевернул ее, схватив за подбородок и заставляя посмотреть на себя. Это был такой своеобразный способ унижения и Мари пыталась зажмуриться, но ручей слез не давал окончательно этого сделать.
Уже лежа на больничной кровати, Мари пыталась забыть взгляд Эйдана сверху-вниз. Холодный и равнодушный, но в то же время гневный.
Это было болезненное, унизительное спасение, подаренное человеком, которого так отчаянно ненавидел ее мозг и так любило глупое, ни о чем не думающее, сердце. Удивительные отношения у братьев и сестер. Это некий особый мирок, в котором не существует законов, четких рамок, что нужно делать, а что нет. Ты просто действуешь так, как тебе подсказывает что-то внутри, твое бессознательное начало, которое не нуждается в придуманных людьми правилах.
====== Об ошибках ======
Драко шел один по темному коридору. Он обожал прогулки, хотя и не всегда, а только после того, когда удавалось избавиться от Пэнси и до того, как чувство одиночества еще не успевало его настичь. Маленький и такой любимый промежуток времени. Он ходил и думал, рассуждал о своем. Создавалось ощущение огромной независимости душевной. В такие моменты все остальные люди были просто как составляющая безразличного для него окружающего мира и даже голос отца, дающего последние наставления, казался таким же далеким как шум капель о каменную кладку. Драко ходил уверенным скорым шагом, добывал от прогулки еще и эффект физической боли, после которого так легко засыпалось.
У Малфоя уже сложился определенный маршрут, определенный в основном должностью в дружине, но все же нравящийся ему. От самого глубокого слизеринского подземелья к самой высокой Астрономической башне.
И тут кое-что прервало привычный ход вещей. Непонятные звуки доносились из комнатки, в которой сдавали практическую часть астрономии. Он уже знал, кто это. Знакомый с детства сдавленный плач и несвязные аккорды, когда зашел в астрономическую башню. На полу сидела Мари Сарвон, прислонившись к каменной стене. Рядом валялась бутылка с дешевым огневиски и отброшенная гитара, очертания которой почему-то напугали Малфоя, гитара напоминала силуэт упавшего человека.
- Ну кого там еще принесло?
Крикнула гриффиндорка, даже не посмотрев на него.
- Это я.
- А, привет. Заходи. Вовремя же ты…
Она начала шевелиться, будто пытаясь встать, но так и осталась сидеть, прижимаясь щекой к стенке.
- Ты здорова, Сарвон? – Малфой попытался сохранить свой тон, которым они говорили уже столько лет, но вдруг осекся – Мари.
- Нет, что ты, я здорова. Пьяна только немного. Да не стой ты столбом, что я, напиться не могу, как все люди? Проходи.
Мари подняла бутылку, выпила из горла и молча протянула ему, как протягивала игрушку в песочнице. Только в этот раз все было серьезнее.
Драко сделал глоток, алкоголь приятно обжег внутренности, проходя от носа и до самых кончиков пальцев ощущением фантомной щекотки.
- Что делаешь? – улыбнулся он. Вопрос был глупый и явно ставил не совсем трезвую Мари с тупик.
- Я.. я же в астрономической башне, верно? Значит изучаю астрономию.
Вдруг неожиданно она расхохоталась, совсем безумно и вместе с тем по-детски, очень мило расхохоталась, оседая на пол. Драко почувствовал, что тоже начинает смеяться, неуверенно, а затем так, как не смеялся много-много лет, с тех самых пор, когда отец научил его держать при себе любые эмоции. Этот ни к чему не обязывающий смех мог продолжаться бесконечно, но Мари вскочила. Качаясь из стороны в сторону и в то же время делая это по особенному изящно, как старый пират на качающемся судне, она двинулась к окнам. Пока шла, Мари кричала, хотя ей и казалось, что она говорит тихо, но услышать ее можно было наверное даже в слизеринских подземельях.
- СИРИУС – самая яркая звезда на небе, расположенная в созвездии Северного полушария Большой Пес!
Гриффиндорка неуклюже забралась на подоконник и встала на нем в полный рост, силуэт ее на фоне звездного неба казался шатким и каким-то жалким. Иногда порыв ветра поднимал каштановые волосы и Драко казалось, что она прыгнула. Слизеринец тут же поспешил к ней, ведь что можно придумать хуже, чем пьяная девчонка на астрономической башне?
Он снял ее быстро, Мари оказалась удивительно легкой и совсем не сопротивлялась. Это было как переложить куда-то тряпичную куклу. А девушка тем временем бормотала что-то несвязное.
- Сириус умирает. Все умирает и умирает. Чахнет и исчезает. Или, если угодно, снова и снова преображается. Становится маленьким. Сморщивается. Сжимается до размеров искры. Сириус умирает как искра. Сириус весь состоит из искр. И в то же время Сириус несчастен, потому что не может умереть.
Кириакос Афанасиадис, узнал Малфой, «О Сириусе». Трактат был известен каждому ученику по урокам астрономии и часто встречался в СОВ и ЖАБА. Неужели она действительно пришла сюда учиться? Но тут же Драко понял, что нет, горячие слезы бывшей подруги остались пятнами на идеальной белой рубашке.
Драко протянул ей бутылку.
- Не знаю уж, что у тебя случилось, но ничего и никто в мире не стоит твоих слез.
Немного помедлив он вдруг добавил.
– Даже я.
Она подняла глаза. Драко смог рассмотреть ее лицо близко, близко как никогда. Это было то самое лицо, что он помнил, только щеки красные, как всегда она вытирала слезы рукавом до последнего. Старая и давно знакомая привычка. Сарвон была красивая, впрочем Малфой никогда и не считал иначе – бледная с ровными бровями и тонкими чертами. Она вписывалась в каждый стандарт аристократической внешности, но лицо само как будто сопротивлялось этому – рассыпало по белой коже веснушки, слегка вздернуло нос. И все же Драко казалось и, хотя возможно это было только спиртное, что она идеальна во всех своих маленьких несовершенствах.
- Помнишь, ты говорил, что тебе нравится мое пение, Драко?
Он кивнул.
- Оно мне и сейчас нравится.
- Это моя первая песня, так что не смейся, ладно?
Она неуклюже села на полу, неаккуратно взяв гитару, хотя такая небрежность, Драко знал, в отношении к инструменту была ей несвойственна, и запела.
What’s the use in worrying about
The ways in which the world might come to end…
Иногда Мари запиналась, морщила нос, отпивала глоток из бутылки, но упорно продолжала.
Many years from now
I know you’ll hear me somehow
When our bodies free our souls
The places we will go
Драко слушал и ощущал, что в его душе шевелится какой-то непонятный комок. Этот комок в последний раз он ощущал, когда она пела на Святочном балу. «Все мои хорошие качества» тогда усмехнулся он. Сейчас же Драко понимал, что это было всего одно его хорошее качество, единственное, впрочем – желание быть с такой хорошей до тошноты Мари.
And a tide rolls through our doors
Darling sail, sail with me To another shore.
I know it’s hard enough baby
To keep my head above water
But I know you’re strong enough, baby
To stay afloat a bit longer
Последний куплет особенно запал в душу и, когда он был допет, Драко взял за руку гриффиндорку и спросил.
- Мари, скажи мне только одно. Есть ли у меня шанс что-то исправить?
Секунда молчания.
- Есть.
Мари отложила гитару, придвигаясь к слизеринцу вплотную.
Может быть это был хмель в голове, может быть то острое одиночество, которое мучало Мари, а может быть нечто большее. Мари никогда так не хотелось приблизиться ни к одному человеку, как сейчас к бывшему другу, слизеринцу и предателю. Было хорошо, было все лучше и лучше с каждой секундой. Ближе, еще ближе, не упасть, сохранить равновесие, еще немного ближе. А там пусть острит себе, усмехаясь. Пусть молчит, презрительно поджимая губы и отворачиваясь. Пусть. Все это будет потом.
Одно слово вышибло из Драко что-то. Но все пропало, пропало тогда, когда он поднял глаза, встречаясь с ней взглядом. Все пропало окончательно. Не замечая, что стали влажными вдруг ладони, он боялся пошевелиться.
«Она пьяна- спокойным и безразличным до тошноты голосом вернул его к реальности разум. – На твоем месте мог оказаться кто угодно. Чудилы Уизли, Поттер, Нотт. Любой…». «Ну и что! – ответил сам себе он. – Пусть так. Но сейчас здесь я!».
Драко аккуратно приблизил ее лицо к своему. Настолько, что дыхание щекотало щеку, а в нос ударил запах огневиски.
В создавшейся вдруг тишине оглушительно громко ухало сердце. Передавшаяся дрожь стала сигналом. Драко окончательно привлек к себе девушку, и Мари подалась вперед.
Мыслей не было. Трезветь не хотелось.
Их губы сближались медленно, в судорожных выдохах путалось общее пьяное дыхание, когда…
- Мари!!!
Двое отпрянули друг от друга за секунду, за ту секунду, которой не хватило для поцелуя.
- Мари Сарвон!!! Мари Дебби Сарвон! –
Доносилось откуда-то снизу, но Мари казалось, что звук доносится прямо из сияющего звездного неба.
- Фред!! Фредди!! Фред!
Мари узнала голос и тут же бросилась к окну, путаясь в своих же ногах, а в пяточке ночного неба уже появилась рыжая голова.
- Я же обещал, что мы будем вместе во все важные моменты! Так что, миледи, вы не против прокатиться до Лондона в один конец?
- Я уже думала, что ты не спросишь!
Мари снова забралась на подоконник и, без капли сомнения, прыгнула вниз, только волосы взвились.
Драко стоял на достаточном расстоянии, и не слышал сказанного, но видел ее улыбку, когда один из Уизли так небрежно поцеловал ее в щеку, а она в том же тоне прижалась к нему. А глаза лучились. На него она так никогда не посмотрит. Для него у нее приготовлены презрительные и ненавистные взгляды. Стало до боли обидно. Он ударил кулаком по стене, один раз, а потом снова и снова. Она даже не попрощалась!
- Я хочу повести, Фредди! – слышал он ее пьяный заикающийся голос.
- Ого, да ты же в хлам, принцесса! Я и не знал, что совы пьют что-то крепче тыквенного сока… А ну не дыши на меня, от тебя же пахнет как от завода с огневиски!
Последнее, что еще смог расслышать Драко, был громкий отдаляющийся смех.
Джордж безмятежно сидел в кресле и читал газету. Это пока было единственным, что стояло в их новой квартире – пузатое старое красное кресло, которое Фред притащил непонятно откуда. Рядом с ним валялось два матраса.
Был обеденный перерыв и Джордж отдыхал так, как ему казалось отдыхают взрослые люди. Чинно, с чашкой любимого кофе Мари, и с «Пророком» в руках. Тут его брови резко сдвинулись, он резко отставил кружку и крикнул.
- Фредди, ты слышал про нападение?? Фредди??
Никто не отзывался. Джордж нашел его в чуланчике для метел, отстегивающем свой «Чистомет».
- Что ты делаешь, Фред?
- Собираюсь лететь в Хогвартс.
Брат сказал это буднично, как будто делал такое каждый день.
- Зачем?
- Ты видел заметку, Джордж? Сириус погиб и Мари…
- Мари? Опять Мари? Фред, ты что, да что с тобой такое вообще? Дождь льет уже третий день, погода нелетная, Амбридж только и ждет, чтобы тебя поймать и сдать в Азкаабан, а ты собираешься лететь утешать Мари, потому что умер человек, к которому ты ревновал годами??? Да ты сошел с ума!! Ты пойми, это твои лучшие годы, а ты растрачиваешь их на девушку, которой ты не нужен, это не сработает!
- Да, я знаю, что это не сработает!
- Ну так и почему ты все это делаешь, братец, почему?
- Потому что я люблю ее! Люблю ее!! Когда тебе кто-то дорог вопреки здравому смыслу, когда ты хочешь дать человеку все, что он пожелает, не важно как больно тебе самому будет — это любовь. Когда ты любишь кого-то — ты не останавливаешься никогда, даже когда все вокруг называют тебя сумасшедшим. ОСОБЕННО когда тебя называют сумасшедшим. Ты не сдаешься, ведь если ты сдашься, если прислушаешься к советам окружающих и найдешь кого-то другого, тогда это не любовь, это… это обычная привязанность, за которую даже не стоит бороться.А я влюблен в нее, ясно? Я сказал это в ночь после кубка мира по квиддичу и вот прошло 2 года и ничего не изменилось, поэтому да, я знаю, что это не сработает, но это должно сработать!!
Фред сорвался на крик. Джордж ничего ему не сказал. Сказать было нечего. Джордж отошел от брата и, повозившись немного, протянул ему свою метлу.
- Моя более маневренная.
Фред с улыбкой схватился за протянутую ручку.
- Это ошибка. – сказал Джордж, смотря на брата.
- Возможно, но это ошибка, которую я должен совершить и выбежал на улицу. Из окна Джордж смотрел, как брат перекидывает ногу через метлу и тут же взлетает, рассекая дождевую пелену. Кстати, об ошибках. Иногда, даже когда вы знаете, что это ошибка, вы вынуждены совершить ее все равно. Будь то дотронуться до горячей тарелки, когда вам сказали «Осторожно, горячо» или спросить «Это молоко нормальное?» и сделать глоток, хотя оно и стояло в холодильнике месяц. Но эти ошибки всегда очень нужны нам, даже самые-самые глупые из них.
На следующее утро Мари проснулась от непереставающей головной боли, она застонала, рядом тут же появился стакан с каким-то зельем и надписью «выпей меня». Все это напоминало «Алису в в стране чудес» и девушка покосилась на летающую стекляшку настороженно.
- О, наша сова проснулась!
Тут же в комнату пролезли две рыжие головы.
- Помнишь что-нибудь?
Мари уткнулась лицом в подушку. Она помнила, но рада этому не была. Ситуация напоминала историю с амортенцией, только теперь обвинить было некого. Руки Драко, их почти состоявшийся поцелуй. Самое старшное, что теперь этого явно хотела она, а не плескавшееся в желудке любовное зелье. Мари покраснела, надо было срочно взять себя в руки, ведь рядом были Фред и Джордж, вот уж кому она ничего не расскажет про тот вечер!
Гриффиндорка схватила стакан и осушила, вместе с головной болью отбросив воспоминания о вчерашней ночи. Надо было осмотреться… Но осматривать было пока нечего, она спала на матрасе, обняв старый плед из Норы, а вокруг громоздились десятки коробок. Вот и все. Сама комната была не очень большая, даже пустой она создавала ощущение не просторной залы, как это было заведено в замках, а уютного ночлега для вечно пропадающего где-то хозяина.
Близнецы подняли ее и повели на экскурсию, вовсю перебивая друг друга.
- А здесь будет моя комната!
- Нет, моя.
- Это мы еще посмотрим.
Центральная просторная комната предполагалась как кухня, столовая и гостиная. Комната с западной стороны – Джорджа, с восточной – Фреда, но эти двое упорно путали стороны света.
- И где ты будешь спать? – Широко улыбаясь, спросил Джордж.
- Что значит «где»? – Не поняла Мари.
- Значит в моей комнате, или с Джорджем. – Пояснил не менее довольный Фред.
- Дудки, мне и в гостиной нравится – Мари скрестила руки на груди, усаживаясь в самой центр той самой гостиной и тем самым намечая место своего будущего ночлега.
Уже через пол часа Фред и Джордж с улыбкой рассказывали о предстоящем открытии магазина за разбором вещей. Мари развела невероятную активность, со своими вещами она разобралась рекордно быстро, потому что вещей у нее не было. С коробками же близнецов дело обстояло сложнее и, пока они трудились в магазине, девушка любовно расставляла мебель, раскладывала книги и горшки с цветами, вешала постеры и фотографии. Все здесь напоминало о былых приключениях, начиная от старых мантий и заканчивая не менее старыми записями, когда Мари решила вдруг вести дневник их ночных похождений. То и дело в квартире разносились ее вопли.
- А это же ковбойская шляпа Джорджа!
- А тут тот неудачный вариант канареечных помадок, от которого я еще неделю ходила с птичьим хвостом!
Или...
- Вы только посмотрите, это же мы!
То и дело вскрикивала она, уставившись на какую-нибудь фотографию, где все трое спали в гостиной или играли в квиддич. Или…
- И даже зуб мантикоры, который носил Фред!
Буквально за пару дней Мари уже любовалась своей работой. Она еще много лет будет в таком виде, в каком ее запомнила Мари тогда, когда официально поселилась на выбранном ей самой диване. Обставленная квартира Фреда и Джорджа открыла двери для посетителей. Открытие же магазина было первого июля. Оно прошло очень шумно и весело.
- Почему вы не боитесь? – Спросила Мари. Они втроем отмечали радостное событие уже после первого рабочего дня, – тихо и скромно. Маленькая гостиная над магазином освещалась только двумя свечами в виде мышей, которые Мари нашла в одной из коробок.
- Людям сейчас как никогда нужен смех. – Ответил уставший, но счастливый Фред.
- А мы и подарим им смех. – Джордж открывал бутылку старого французского шампанского.
– Тебе наливать?
- Да нет, мне лучше сок. – В памяти Мари еще был очень свеж неудачный опыт с алкоголем.
- А еще…
- Мы давно хотели тебе сказать….
- Нас приняли в Орден феникса! – В один голос выпалили близнецы.
- Приняли или вы вконец достали Дамблдора и Кингсли? – Скептично приподняв бровь, спросила Мари.
- Все-то ты знаешь…
- Откуда она только все знает…
- Вот так захочешь сюрприз ей устроить…
- А она все знает…
- Да ладно вам…Ой. – Бакал с апельсиновым соком опасно пошатнулся от неосторожного движения, но Мари успела его удержать. – Но зачем вам этот Орден, когда у вас есть магазин?
- А ты думала, мы сможем в стороне остаться?
- Нет, но… Я боюсь, что с вами что-то случится… – Она сказала это почти шепотом. В полной тишине был слышен стук часов, висящих у двери.
- Принцесса, ты сама на себя не похожа…
- Что с тобой творится с возрастом? – Улыбнувшись, спросил Джордж.
– Ты нас пугаешь.
- Тебе 17 в этом году будет… Ужас. – Фред вдруг помрачнел.
- Но для нас ты все равно всегда будешь маленькой вездесущей бестией! – Смеясь, Джордж взъерошил ей волосы.
Вдруг тон посиделки немного сменился.
- Мари, мы так и не поговорили об этом.
- О чем?
- О Сириусе.
Мари секунду молчала, а потом заговорила.
- Знаете, я ведь знала, что это произойдет. И, кажется, он тоже. Не как Трелони там какая-нибудь, а просто чувствовала.. Я потому и полетела, чтобы попытаться спасти его. Ни секунды не сомневалась, что он там, а вышло, что мы сами его и приманили в ловушку.
- Расскажи нам, что случилось, Мари.
И Мари рассказала, во всех подробностях, начиная от сна Гарри и заканчивая спасшим ее Эйданом.
- А знаете, что держит меня на плаву? Я представляю, как Джеймс пытается там, на небесах, вызнать, что же в конце концов сразило великого и могущественного Сириуса Блэка? Он перечисляет все титулы, а Бродяга отнекивается, пока все же не выдает «Занавеска» и Джеймс переспрашивает, а потом молчит, чуть сдерживая смех, а Сириус с самым серьезным видом заканчивает «Нууу, должен сказать, эта занавеска – просто жесть какая-то». Мне просто хочется верить, что после всего, что с ними случилось, они все еще Сириус и Джеймс, самые счастливые молодожены, ну еще и Лили.
Фред и Джордж не знали так хорошо мародеров, зато очень хорошо знали Мари, так что тут же вернулись к браваде про первый рабочий день и притащили неясно откуда кучу магических настольных игр. Мари улыбалась, она принимала их молчаливую поддержку.
Почти все лето Мари провела в магазине Фреда и Джорджа, иногда посещая семейные ужины в Норе. Работы было много и девушка вполне удачно вписалась в повседневную жизнь магазина, лучше всего Мари, как ни странно, удавалась работа со счетами и документами, которые Джордж и Фред таскали ей кипами, и, хотя заниматься бумагами ей не хотелось, но доверить их блондинке-секретарше она тоже не могла. Уже вечером, дома, она не упускала шанса передразнить ее «Мистер Уизли» и «Мистер Уизли». Фред и Джордж только посмеивались, уставшие все трое шли спать или, когда наплыв посетителей днем был невелик, шли гулять по ночным магическим улицам, где разворачивалась своя совершенно особенная жизнь. Иногда по ночам они смотрели фильмы или устраивали сражения подушками и, казалось, ничто не нарушит эту по своему размеренную жизнь.
В одно утро Мари проснулась от назойливого стука. «Да иду я уже, иду..» пробормотала она. И, уже встав поняла, что идти собственно никуда не надо, все уже пришло само, а точнее прилетело. На подоконнике сидел солидный филин и с видом крайнего разочарования во всем вокруг постукивал клювом о оконную раму. Мари забрала письмо, которое он принес, в душе тут же затаился старый страх, что оно снова от Марка, Эйдана или отца, но фамильного сургуча нигде не было и Мари поскорее вскрыла конверт ножом для масла.
Почерк был незнакомый, очень забористый и экономный, Мари уже думала позвать Фреда и Джорджа, видимо почта была для них, но, бегло кинув взгляд на подпись, Мари тут же подавилась именами близнецов.
«Мари,
Я знаю, что раньше у нас не очень ладилось, но все же я продолжаю надеяться, что смогу исправить хотя бы что-то. Прошу тебя, приезжай ко мне на последние недели лета, в Малфой-Мэнор, родителей не будет. Давай вернемся к тому, как все начиналось.
Дорогой, плыви, плыви со мной на другой берег.
С надеждой, Драко Малфой»
Комментарий к Об ошибках Итак, как обычно, у меня для вас есть фото- и аудио-сопровождение ;)
Песня Мари: Goldspot – If the Hudson Overflows.
Мари в Астрономической Башне:
https://pp.userapi.com/c639323/v639323891/5c555/dp3A28w1BFA.jpg
Мари разбирает коробки близнецов: https://pp.userapi.com/c639623/v639623115/1568/nDtK1lJOJL0.jpg
====== Лунная река ======
Комментарий к Лунная река Я вернулась с очень важной для меня и для сюжета главой. И как всегда для вас есть картинки, только Драко тут совсем уж не блондин, эх... Если есть среди моих читателей альтруисты-фотошоперы, то буду очень рада, а пока ловите новую главу!
https://pp.userapi.com/c623229/v623229170/5bc50/jIFO6pYJ42g.jpg
https://pp.userapi.com/c623229/v623229170/5c8f3/dphcAplROnE.jpg
https://pp.userapi.com/c846016/v846016922/cec5e/_GbA8lWfk4I.jpg
https://pp.userapi.com/c623229/v623229170/5c1d9/X8w4OWOIvsY.jpg
Ночь была спокойная, небо и звезды мерцали особенно размеренно, как если бы кто-то заглянул в глубокий холодный колодец. Такая летняя тихая ночь настраивала на сладкие дремы. Но ему привиделся долгий, изводящий сон.
Поначалу в нем не было ничего особенного – обычный мучительный кошмар. Ему снилась Мари, стоявшая над пропастью. Она постукивала стертым носком грубоватой туфли по хрустальному полу, сквозь который пробивались мириады огней: золотые и красные – снизу, серебряные – сверху.
Пропасть была садом, который раскинулся под родовым замком ее семьи. Хрустальный пол – светящимся в темноте белым мраморным балконом .
Она летела в свистящих потоках воздуха, смеясь в беспрестанном движении. Ветер внахлест трепал длинные пряди ее волос, взметал волнистый подол крохотного бального платья. Она постоянно пританцовывала и небрежно напевала мелодию, недоступную его слуху за полосой препятствий из воздуха, света и мрака.
Иногда она с бестактной резкостью приседала на корточки, вцепившись в скользкие поручни вытянутыми руками и почти опрокидываясь назад. А потом так же неизящно подскакивала и подтягивалась ввысь, поджав ноги и переломившись над пропастью, как акробат на трапеции.
Это было невыносимо. Глупый и терпкий танец юности, жестокое легкомыслие в упоении моментом – и полном пренебрежении вечностью.
Потому что вечность им не была суждена. Он знал это наверняка. Все было тщетным и бесполезным. Их история обречена на провал. Зачем он вообще ввязался в это? Как можно было позволить этому непредсказуемому существу завладеть его жизнью?
Даже если он научит ее размерять шаг, говорить впопад, смеяться к месту, двигать руками и ногами по его указке, подставит под беспощадные лучи софитов, представив своему миру – она и тогда не станет той, кто ему на самом деле нужен. Затараторит бредовую ерунду, затеет причудливый танец. Упадет на колени и зарыдает, в конце концов. Механизм обязательно даст сбой. В ней изначальный изъян, заводской брак.
«Ты не хочешь быть моей куколкой, – злится он, делая шаг вперед, – моей любимой игрушкой, как мы договаривались. Ты неисправна, в тебе таится зло. Ты слишком часто плачешь. А если смеешься – так же глупо и зря, как сейчас.» это его слова из детства, из детской игры, почему он повторяет их сейчас?
… Но она крутится, не переставая. Оглядывается на него, сияет прищуренными от ветра глазами. “Смотри! Весь мир у наших ног!”.
“Почему ты не можешь угомониться? – бормочет он, подбираясь все ближе. – Уймись, прошу тебя. Ты все разрушишь своими резкими движениями. Я хочу, чтобы ты замолчала!”.
Он переходит на крик, почти прорывая им пелену сна.
Сознание дрожит на поверхности дремы, как поплавок в зеркале воды. Еще мгновение – и он камнем пойдет на дно реальности, проглоченный рыбой свершившейся судьбы. Очнется в своей шелковой постели, так и не успев договорить с темным призраком прошлого. И Драко напрягает те остатки воли, что пока не доедены пресыщенными монстрами, покалечившими его жизненный путь: удержаться на плаву, довести до конца то, что давно следовало сделать…
“Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!” – ревет зверь в огненном жерле его нутра, и внезапный всполох догадки определяет все.
Столкнуть. Сбросить ее вниз, как ненужный балласт с души. Таким же резким движением, что и те, которыми она сейчас сводит его с ума. Вплести свой замысел в ее шаманский танец – никто и не заметит стороннего вторжения в его узор.
Скажут: допрыгалась.
Кто не досчитается ее? Родители? Она разорвала с ними все отношения. Дураки Уизли? Их больше нет в Хогвартсе и они еще не скоро поймут, что ее больше тоже там никогда не будет. Она всего лишь оборванка, жалкая оборванка, как и все они.
А он, небожитель, в невесомом чуде полета спустится в сверкающей кабине звездного лифта и запрется в своей комнате, лишенный этого неясного теплого чувства, но освобожденный от мучений на долгие годы.
Но даже в никчемном сне, вобравшем в себя всю его кровь, испорченную прошлым, он не смог поднять руку. Она не потеряла равновесие. Он лишился его – отныне и навсегда.
Злая правда была в том, что Драко был влюблен в нее. Той единственной и непостижимой любовью, которую мало кому дано испытать, но это к счастью. Так можно любить нечто, совершенно непохожее на тебя, и одновременно – свой же идеальный образ из лучшего мира. То, что является тобой – и то, чем ты никогда не станешь. Непознанный диковинный монстр из параллельной вселенной, от которого невозможно отвести глаз.
Она в очередной раз взмахнула руками в своем причудливом танце– и он проснулся. И еще долго вглядывался в серую перину ночного сумрака, чьи согбенные тени на цыпочках шагали по потолку. Он понимал, что стряслось непоправимое: она была жива и здравствовала там, в ее собственном мире, а он тоже был в своем, но был в нем непоправимо одинок и несчастен.
Драко встал с постели, дрожащей рукой дотягиваясь до заранее приготовленного стакана с водой, а затем накинув халат и зажигая люмос, направился к письменному столу, лихорадочно доставая из ящиков перья и бумагу. Драко зажал палочку в зубах и аккуратно вывел первую строчку, «Дорогой, плыви, плыви со мной на другой берег.» из ее песни, он про себя улыбнулся, эта ночь и эта песня связала их прочно одной пьяной тайной и Малфой этим расчетливо и нагло пользовался, но ему нужен был этот шанс. Шанс не поддаться течению и плыть рука об руку.
Когда он отдавал письмо своему бодро хлопающему крыльями филину, то уже знал, что на следующее же утро она получит его, что тут же с чувством смятения начнет собирать вещи и окажется у него не позднее понедельника. Так оно и было.
- И все же я не понимаю, ну зачем тебе туда ехать, Мари? – Фред вертел в руках какую-то шляпку, пока его подруга в примерочной лавки магической одежды
- Фредди, это всего на пару недель, мы ведь давние друзья и он не сделает мне ничего плохого, тем более я загостилась у вас, 2,5 месяца уже… Нашла! – подруга держала в руках ужасное белое пальто из какого-то непонятного ворса, похожего на швабру, и с меховым воротником.
- Это??? Что это за страшная шуба?? И почему на ее воротнике мех котяры Гермионы?
- Но ты же хотел, чтобы я не мерзла, и потребовал купить что-то теплое. – фыркнула Мари – Это очень теплое! – она обворожительно ему улыбнулась, убегая на кассу.
- Так значит специально, да??? Я тебя не пожалею из-за того, что оно такое уродливое, будешь носить его теперь до скончания веков. – кричал он вдогонку, но бесполезно…
- Я нашел твой единственный недостаток, у тебя совсем нет вкуса. – буркнул Фред, думая то о ужасном пальто, то о белобрысом хорьке, с которым Мари почему-то вздумалось наладить отношения.
Мари счастливо выдохнула, когда портал перенес ее не прямо в лапы зловещего Малфой-Мэнора, а в нескончаемые его окрестности, которые едва ли отличались от остального пригорода. Она прихватила чемодан одной рукой и, насвистывая песенку, пошла бодрым шагом к местам, в которые возвращаться не рассчитывала никогда. Мысли роились вокруг словно стая пчел, не давай сосредоточиться ни на чем. В основном все они касались того, что же она делает сейчас, что же она будет делать и что же было сделано там, на астрономической башне.
Из-за редких деревьев выросли башенки поместья. Оно было красивым и больше напоминало викторианский замок, который в детстве казался Мари сказочным домом принца, а теперь после квартирки близнецов и «Норы» почему-то остро отдавал нелепостью. Заходя в зеленый лабиринт и вдыхая давно забытый запах самшита, Мари не упустила шанса пнуть пафосно вышагивающего мимо павлина, который тут же кудахтнул как курица и убежал в неясном направлении. В ответ на эти действия послышался смех, девушка подняла глаза, на крыльце стоял Драко. Клетчатый костюм, надетый к ее приезду, некоторые вещи не менялись, сплетал его с обстановкой поместья в плотный кокон. Тут же вся эта знакомая и неизменная картина остро выявила различия, которые произошли в нем. Нет-нет, конечно не внутренние, пока Мари обходилась внешними, исподтишка разглядывая когда-то друга, а теперь... кого? Таких, как он, часто называют красивыми. Худощавый, с узкими плечами и длинными жеребячьими ногами. Волосы льняные, как у немецкого принца, у которого королевство такое маленькое, что ему то и дело приходится срываться с трона и ловить кур, чтобы они не пересекали государственную границу.
- На удивление холодный август, верно? – сказал принц, который явно не ожидал этого затянувшегося молчания.
Мари спохватилась и побежала к нему навстречу, широко улыбаясь. Объятия не затягивались, чтобы не смущать друг друга и Мари побежала в дом.
- Невероятно, Драко, тут ничего не изменилось! – воскликнула она, только переступив порог – Вот висит парадная верхняя мантия дяди Люциуса, а тут ковер, на котором мы играли, а вот здесь раньше стояли конфеты… да… – закончила она, уже набивая рот лакрицей. – Моя комната тоже не менялась? Может я найду там сохранившиеся шоколадные лягушки, которые я припрятала от гувернанток под половицей?
- У тебя была тогда ужасная аллергия на шоколад и ты ходила краснее помидора… – ностальгически улыбнулся Малфой – Все на своих местах и ждет тебя.
- Это всего лишь детский диатез, дурилка.
Мари уже высовывалась в окно со самой счастливой улыбкой, которую только можно было представить. Все было по прежнему, идеальный сад, где даже камню или листочку не разрешалось лежать, пока он не сможет доказать свою необходимость или хотя бы подобающий внешний вид. Ветка хлестала по стеклу. У Мари защемило сердце. За окном раскачивался белый ствол дерева с прикрученным проволокой скворечником. Единственное вопиющее несовершенство в этом царстве порядка. Его вешали еще они с Драко. Скворечник был здоровенный, щелястый, и жили в нем воробьи.
Перед воробьями Мари чувствовала вечную вину.
Как только у нее получилось сделать из обломанной ветки рогатку с Мари взяли обещание, что она не будет стрелять в доме и примерно через день, когда дырявить листья в саду ей окончательно надоело, Мари влезла на подоконник и прицелилась в воробья, прыгавшего на ветке у скворечника. Дерево качалась от ветра, и воробей то исчезал из прицела, но снова в нем появлялся.
Мари испытала странный жар, всегда возникающий, когда перешагиваешь через «нельзя». Ей чудилось, она залипает в горячее, пульсирующее, подталкивающее к чему-то злое облако.
— От камешка ничего не будет! — успокоила себя Мари и, не стараясь попасть, выстрелила.
Рогатка дернулась. Мари так и не поняла, куда подевался воробей. Решила, что улетел, но все же на всякий случай вышла на улицу. Воробей лежал у корней на траве. Она искала, куда ударил его камешек, но так и не нашла. Просто мертвый воробей с подвернутым крылом и сгустком крови на нижней части клюва.
Мари торопливо закинула ее в зеленую изгородь. Воробья не стало, а вместе с ним исчез и поступок. Мари постаралась выкинуть его из головы, но уже на другой день, случайно открыв форточку, услышала, как в скворечнике пищат птенцы. Уцелевший воробей-отец носился туда-сюда, но, похоже, плохо справлялся. Вечерами, отупев от собственных мельтешений, он сидел на крыше скворечника с задерганным и недоумевающим видом. Что такое «смерть жены» и «одинокий отец», он явно не понимал, но все равно ощущал какую-то неполноту и неправильность. Что-то шло не так, выходя за пределы птичьего сознания.
Мари выдохнула, плотно захлопывая форточку и улыбнулась Драко, следуя за ним на кухню, где полагалось выпить чай. Тут же уронила огромную тарелку с печеньем и, суетясь и ползая по полу, сгрузила обратно на тарелку, с победным видом отправляя пару штук в рот.
- Фкусно!
Стараясь не смотреть на кипящего Малфоя, опустила в чай печенье. Оно обломилось и осталось плавать в чашке. Мари стала выуживать его двумя пальцами. Печение вело себя как призрак. Глазами увидеть было можно, а пальцами взять нереально: они проходили насквозь.
Драко тем временем поморщился. Заметив это, Мари тут же поспешила его успокоить.
- Не боись, все стерильно, все микробы умерли от грязи.
— Ты говоришь ерунду!
— Это ерунда говорит меня. Но ты не обращай внимания! Мы с ней прекрасно ладим, — сказала Мари, и ей вдруг стало хорошо.
Просто хорошо и все. Сомнения отступили. Зачем усложнять то, что замечательно само по себе? Человек — это то, что он видит. Хороший человек видит во всем хорошее. Здесь же, в Малфой Мэноре, ей было хорошо.
Тем временем пора было подниматься наверх и Мари снова пристроилась за спиной Драко. Тот с самым серьезным видом вел ее по коридорам и на гриффиндорку напало дурашливое настроение. Она толкнула Малфоя и крикнула.
- Ты водишь!
- Что?
- Я тебя осалила, ты водишь. – рассмеялась Мари.
- Но это же…
Малфою так и не удалось договорить, что же это – форменный беспредел, нарушение всех правил? Им было разрешено многое, но так запросто играть в салочки в поместье, рискуя смести бесценную вазу или уронить старинную тарелку... Такого никогда не бывало. Но Мари уже убегала куда-то вдаль, скользя на поворотах своими ботинками. Драко тут же бросился ее догонять, включился какой-то давно забытый детский инстинкт.
Возле мраморной лестницы Мари остановилась перевести дыхание, свесившись в пролет, «Интересно, он побежал за мной?», но уже через секунду ощутила прикосновение к своей руке. Не теряя ни секунды, она схватила его ладонь и понеслась наверх, к давно знакомой двери. Так они и бежали словно два заговорщика, смеясь и перекрикиваясь.
- Видел бы это мой отец!
- Представляешь, мы пробежались по Малфой Мэнору!
- Мы играли в салочки в Малфой Мэноре!!
Остановившись у входа, Мари посмотрела на Драко.
- Ничегошеньки не изменилось, ничегошеньки. Я могу закрыть глаза и все равно найти любую свою игрушку.
Мари закрыла глаза и смешно вытянула руки, шагая в сторону прошлого.
И действительно, ее комната была все та же, но уже какая-то неприрученная. Книги, цветы на окнах, шкафчики — все это успело от нее отвыкнуть и посматривало теперь с подозрением. Наша ты, не наша или просто мимопробегающая какая-то. От этого стало почему-то грустно.
Так проходили дни в Малфой Мэноре, и Мари была действительно счастлива, что приехала. Они с Драко веселились, заново проворачивая все детские шалости, вроде вырезать на деревьях имена или считать пролетающих мимо, в соседние поместья, почтовых ворон. Еще равлечениями были ежедневные полеты на новеньких нимбусах, которые Мари в восхищнении поглаживала во время полета как очень красивую, но все же чужую собачку. Но больше всего Мари нравилось говорить с Драко и они часами напролет беседовали обо всем подряд. Про искусство, политику, про книги. Приходилось со стыдом признавать, как остро ей не хватало таких бесед с близнецами, которые могли перечислить все команды сезона по квиддичу, но терялись при просьбе назвать своего любимого художника. Теперь же в гостиной раздавались горячие споры о магических антиутопиях, о новом декрете министерства и музыке. Их взгляды поразительно не сходились, но это раззадоривало интерес. Мари смотрела только цветное кино, Драко же видел очарование только в старых черно-белых лентах. Мари любила Керуака, Драко же предпочитал Ремарка и Фицджеральда. Мари любила рок-н-ролл, Драко классический джаз.
Мари раз от раза пыталась заставить его послушать рок-н-ролл, таская непонятно откуда кассеты и старые пластинки, от этого все их разногласия разгорались с новой силой, как ни странно подпитывая новую дружбу словно удобрение.
- Керуак или как написать все свои книги ни о чем. – Малфой смеялся над Мари.
- Кто бы говорил! Ремарк или как написать все свои книги о чем-то, но об одном и том же.
Тут же раздавался ответный удар. Или…
- Новый декрет министерства закрутит гайки в вопросе магических артефактов, свернутся все мелкие точки и торговля с рук.
- Да, но это развяжет руки официальному рынку, тем самым фактически узаконивая и поддерживая монополию. Не помнишь, кто там у нас продвинул этот закон? Знакомая фамилия, их семья плетет обереги из волос вейл уже не первое стольетье.
А иногда даже…
- Что это за препятствия, удерживающие волшебников от раскрытия их истинного магического потенциала? Ответ можно найти в другом вопросе, вот он: какое самое всеобъемлющее свойство человека — страх или лень?
Драко настаивал на страхе, Мари же была убеждена в том, что правильным вариантом была лень.
Затем они переходили в более приземленные материи, измазываясь в муке, жире и желтках. Готовить без кухарок и повара оказалось не так просто и поэтому в кухне то и дело что-то падало, взрывалось или разливалось.
Ужинали, завтракали и обедали в основном хлопьями.
Но все же Мари не покидало ощущение, что она находится в логове пожирателей, ее настораживали закрытые банкетные залы, вызывала отвращение висящая на всю стену столовой сотканная золотом родословная и даже полы здесь будто бережно хранили шорох мантии Темного Лорда. Так острым ядом сомнения и недоверия Малфой-Мэнор пропитывал сердце Мари, все глубже и глубже следуя по переплетению сосудов, чтобы наконец отравить ее мысли.
Это случилось в последнюю неделю августа, когда Драко спохватился о их скором отбытии в Хогвартс и отправился покупать чернила. Чернила у Малфоев были особого зеленого цвета, такой оттенок не мог использовать никто, кроме их семьи. Мари же скучала на подоконнике в гостиной, любуясь идеально-унылым пейзажем и павлинами, которые от холода сбивались в белые кучи, когда заметила на столе аккуратно вскрытый конверт. Она быстро спрыгнула и схватила в руки мягкий пергамент, тут же любезно выпавший из белого прямоугольника, который больше не был стеснен печатью. Мари колебалась и долго рассматривала изнанку письма, она не могла понять, что заставило ее броситься к чужой почте. С детства уяснив, что читать чужие письма нельзя, все же она не могла оторваться. Перед лицом стоял бедный Артур в больнице Мунго, падающий через арку Сириус, самоуверенное лицо Эйдана… Это было веским оправданием. Все же Малфои были пожирателями, как бы хорошо не было спать на их перьевых подушках. А что, если в этом письме планы Темного Лорда? Тогда она, Мари Сарвон, станет настоящим героем и спасет одним взмахом палочки сотни магов… Думалось ей, пока она пробегала глазами по первым строкам….
Но это были совсем не страшные тайны самого могущественного темного мага. Мари словно ударили под дых, выбивая весь воздух из легких. Люциус писал сыну о том, что его помолвка с Асторией Гринграсс окончательно одобрена, что он горд выбором сына и что эта свадьба еще больше вознесет благородный род Малфоев. Там не было планов всемирного господства, всего лишь маленькие семейные вопросы, которые так легко решал и ее отец.
Мари пробегала письмо раз за разом, даже не вдумываясь в смысл строк, ощущая, как почва уходит из под ног. Так соскальзывает на вершине скалы нога незадачливого туриста, пренебрегшего предостережениями. Как водится, она ничего не успела понять. Попросту слетела в пропасть, не удосужившись стереть с лица глупую ранее самодовольную улыбку.
Даже не убирая в конверт проклятущий пергамент, на котором маленькими следами от капелек размылись те самые фамильные чернила, Мари бросилась в комнату… Уже там, прежде чем упасть на кровать, она на минуту застыла перед большим зеркалом в спальне, пытаясь вспомнить и повторить только что пережитые ощущения. Понять их вкус. Несуразица… Что это вообще было? Какое ей дело до сердечных дел Малфоя, да они даже друзьями все еще могли назваться с натяжной. Мари должна была радоваться, что в письме была такая мелочь, а не планы Того-кого-нельзя-называть по уничтожению всего мира в ближайшие часы, но буквально пару минут назад она предпочла бы увидеть второе. Малодушее, Мерлиновы Панталоны, что за малодушие? И с чего? Мари кривила рожи в зеркало, но неясный приступ сменился ощущением разбитости, усталости и какой-то зыбучей тоски. Мимолетный шок, с которого все началось, теперь виделся как охвостье ночного кошмара, бесконтрольно съехавшая точка сборки. Так Мари закрыла на щеколду дверь, заторможенно забралась под небрежно скинутое утром одеяло, и закрыв глаза, решила, что останется тут. Навсегда. До самой смерти. Пока не прилетят близнецы искать ее. До начала учебного года. До того, как в дверь постучится кто-то, кроме чертового Драко чтоб его Малфоя.
Так проходили час за часом сутки за сутками. Когда он стучал, спрашивая все ли хорошо, Мари говорила, что хочет остаться в постели с книгой. Она даже ела отдельно, пробираясь на кухню словно вор. Но это не могло продолжаться вечно… Вновь пробегая по коридору до комнаты и оглядываясь, Мари чуть ли не столкнулась с Малфоем. Она тут же рванулась к двери, хватаясь на ручку, цепляясь за последнюю возможность, вот и она… но было поздно.
- Что случилось, Мари? Ты бегаешь от меня несколько дней. – его взгляд был озабоченным, руки скрещены на груди, а ботинок прочно укрепился между дверью и гриффиндоркой.
- С чего ты взял, Драко, с чего ты взял, что что-то случилось? – она не оставляла попыток прорваться к себе в комнату и запереться там, а затем вскинула голову, злобно сверкнув на него глазами. Драко ужаснулся, ему казалось, что все наконец наладилось, но он определенно узнавал этот взгляд.
- Потому что я тебя знаю, Мари, и вижу, когда с тобой что-то не так. – он старался говорить как всегда спокойно, но Мари явно раздражал такой его тон. Она улыбнулась, скривив аккуратный рот. Драко про себя заметил, что впервые от ее улыбки он не чувствует нежеланного и тайного комка радости где-то в груди.
- Ты меня знаешь??? Да мы с тобой вообще друг друга не знаем!! Мы изменились, Драко, я больше не девочка с кудряшками и мы больше не играем в песочнице… Зря я вообще приехала.
- Не зря! – он убежденно прервал ее.
Мари только осела к стене, поправляя волосы и продолжая свой ужасный монолог.
- Помнишь, как я была маленькой и верила в сказки? Придумывала, какой будет моя жизнь. Белое платье, прекрасный принц, который увезет меня далеко в замок на холме. Я засыпала с полной верой в то, что всё это произойдет. Но в итоге я выросла. Однажды открыла глаза и сказка исчезла. И я начала рассчитывать только на то и на тех, кому действительно можно доверять... И это не ты.
Затем она плавно развернулась и пошла куда-то вглубь поместья, оставляя Драко одного, подпирать ногой спасительную комнату, в которой она больше не нуждалась. Все было сказано.
Мари сидела на полу библиотеки, ноги сами принесли ее сюда, в это единственное место в огромном доме, которого коснулся своеобразный уют.
Комната была сделана с огромным, но каким-то безжизненным и непричастным вкусом. Темно-зеленые тяжелые шторы, старинные гобелены с древними сгорбившимися алхимиками, высокие потолки, бесчисленные книжные шкафы – все это сохранилось в веках и явно было семейным достоянием, но Мари нравилось это место за некоторые цветные потрепанные книжки среди фамильных фолиантов, за узорный ковер, к которому так приятно прикасаться пальцами, за весело фырчащий мраморный камин и за старенький патефон, солидно пристроившийся около него.
Около этого патефона и присела Мари. Вокруг лежали книги, которые она вслепую доставала с полок, невидяще смотря на корешки. Когда в проеме появился Драко, она выдохнула. Чувство стыда уже подгрызало ее изнутри, сменив бурю эмоций на затишье сожаления. Но все так запуталось, что невероятно было даже думать о том, что магическим образом все образуется, даже у волшебников так не бывает. Все же почему-то она думала. Когда ехала сюда, она думала, что все образуется. И история с помолвкой была здесь не при чем, все началось гораздо и гораздо раньше.
А тем временем Драко оперся о дверной проем и непринужденно заговорил.
- Люблю кофейное мороженое, люблю развалиться в кресле и подсматривать ответы на воскресный кроссворд отца, никогда не танцую на людях, любимый роман «И восходит солнце», любимый цвет – синий. Не люблю светло-голубой, только индиго. Когда я думаю, то всегда хожу. Люблю по ночам гулять по Хогвартсу, прикрываясь должностью старосты. Я обожаю джаз и считаю, что музыке стоило на этом остановиться. Это я подарил миру песенку «Рональд Уизли – наш король». А еще видишь шрам на лбу? Поэтому я больше не езжу на мотоциклах. Вот и все. Я совсем не положительный герой, но ты мне правда очень нравишься и я обещаю исправить то, что сейчас между нами, клянусь, я могу сделать это. Пока все. Все, что ты заслужила, остальное тебе придется принять на веру. Веру, которая у нас все еще есть, пусть она и пошатнулась, Мари.
Драко посмотрел на нее, боясь встретить с глазах отчуждение, но его не было. Она только на удивление долго сидела и молчала, тщательно подбирая слова и теребя края черной майки.
- Я выросла, Драко… Но на самом деле, сложно совсем перестать верить в сказку, хоть она и отличается от той, которую я представляла изначально. Главное, что все же иногда, раз от раза, люди удивляют меня, хоть и совсем не так, как я себе представляла. И оказывается в конце концов, что не так уже важно быть счастливыми вечно, главное быть счастливыми сейчас.
Он не ответил, а просто улыбнулся, проходя в библиотеку. В свете мягкого огня Драко встал у проигрывателя, нежно прикасаясь к винилу одними кончиками пальцев. Его руки быстро по-хозяйски гуляли по старым пластинкам в идеальных конвертах, едва трогая обложки. Мари подошла сзади и задорно улыбнулась, прикусив нижнюю губу. Надо было срочно прервать эту страшную атмосферу разговора по душам, которая пугала девушку.
- Кровь, пот и слезы. Вот это да! – засмеялась она – Этому не пора в музей? Даже по моим меркам… Генри Монсини… Сколько тебе вообще лет?
- Это пластинка моих родителей, хотел бы, чтобы ты послушала.
Драко тоже улыбнулся ей, смотря через плечо.
- Прекрати, ты ведь не серьезно! Это так старомодно. – рассмеялась она
- Нет, это классика.
Он уверенным движением прокрутил винил в воздухе, как бывалые спортсмены показывают свои лучшие номера, и опытным движением поставил иглу.
- Это была любимая песня моих родителей, они всегда слушали ее перед тем, как отправиться куда-нибудь вечером.
Слушай. Слышишь? Два скитальца. Когда я был маленьким, то думал, что это два танцора. Знаешь танец твист? Это были 60-е и мои родители танцевали твист.
Драко медленно и легко начал двигаться, ловя медленный и ностальгический ритм.
Он протянул Мари руку, приглашая ее куда-то, куда-то в абсолютно другой мир, куда-то туда, далеко-далеко, где можно вдвоем весело и безмятежно лихо отплясывать твист. Мари повторяла движения Драко, смотря прямо ему в глаза, и это связывало их вместе крепче двух пересеченных правых рук. Все ушло, вокруг развернулся старый Нью-Йорк, с джазом и маленькими шляпками, со стуком спешащих каблуков по асфальту и где-то очень далеко рваными скачками джаза взмывающимся вверх саксофоном. И лишь чертящие рисунок на паркете стопы, напоминали, где находится реальность.
Они танцевали, отбрасывая все сомнения и оставляя в прошлом прошлое, всецело отдаваясь музыке, которую все остальные давно списали со счетов.
Драко привлек Мари к себе, переходя на спокойный вальс.
- Вот я тебя и поймал. – выдохнул он ей в волосы и Мари почувствовала, как по ее телу ползут мурашки. Настоящие мурашки как в глупых любовных романах Лаванды, от этого волосы встали дыбом. Ей нравится Малфой? Ей не может нравиться Малфой, который так издевался и так больно ранил ее все эти года, включая и это письмо… Из раздумий ее вывел голос.
- Ты ведь видела? –спросил он.
- Да, Драко.
А что еще она могла сказать? Правда была необходима, чтобы не испортить рассвет новых отношений. Но она столь обескураживала своей невероятной очевидностью, что ничего другого подобрать она не смогла.
– Наверное, это хорошо? Как ты думаешь? – спросил Драко у девушки, рассчитывая на успокаивающий ответ, способный придать форму нормальности произошедшему.
Его не покидало чувство, что в самом незначительном событии этих дней он ищет оправдание бескомпромиссным переменам, затянувшим его судьбу в свои жернова.
Но к чему оправдываться? Неужели он чувствовал себя виноватым? Перед кем? Если только перед собой – недавним. Тем парнем, что пытался с корнем выдрать себя из родной почвы, вдруг превратившейся в отраву, и все поменять, начать заново. Здесь, в доме где он вырос, и прошлое, и будущее обернулись против него. Первое постоянно напоминало о себе, как вредоносный элемент, разлагающийся в земле. И вот его смертельная формула: воспоминания юности из сладости превратились в яд; успехи разжеваны до нестерпимой оскомины; неровные осколки неудач с внезапным коварством впиваются в ступни. Ходить по коридорам было буквально невозможно: не только эти стены, но и насмешливые взгляды портретов напоминали о будущем, некогда принадлежавшем ему, а нынче спрятанном в письменном столе, чтобы Мари не нашла его, но она нашла…
И этого было недостаточно, чтобы сделать его существование невыносимым. Предполагаемое будущее витало в воздухе – нет, нависало над ним, будто туча. Оно отбрасывало огромную тень на землю, ежеминутно напоминая: бежать не выйдет.
Настоящего, таким образом, не было. Вот она, парадоксальная природа Времени: прошлое и будущее, две стрелы, разлетались друг от друга, но достигали одной и той же цели. И впивались в нее наконечниками, раздирая его в разные стороны, и тем самым не позволяя сдвинуться с места. Был ли он одновременно в двух точках сразу, или это Время намагничивало свои полюса, неизбежно сворачивая их в круг?
Живи он проще, мечтай меньше – не располовинивало бы его по этим полушариям. Крепко стоял бы на своем незатейливом экваторе, не желая ничего, кроме позора для Поттера, участия в тайных собраниях в гостиной отца и новой метлы. Но если в сердце угнездилась дерзкая мечта ж – жди беды. В тот момент, когда она только начинает уплотняться, главное – не подпасть под ее чары. Не забывать закон-перевертыш, управляющий мирозданием: всё, о чем мечтается – реально и может сбыться. И Драко хватило сил обнаружить себя увязшим в этом странном чувстве к своей подруге: парабола начала свой путь вниз. Он с трудом выговорил.
- И тебя это задело? Почему это задело тебя?
Он заметил, как она побледнела.
- Я думаю, ты не можешь жениться просто так. Ты должен нам, должен мне и рок-н-роллу.
- Мари выпалила, смотря куда-то в сторону.
Вытащив из заднего кармана палочку и прерывая танец, она тут же что-то пробормотала, делая характерный взмах.
- Что ты там придума..? – Драко остановился на полуслове, потому что ему в затылок врезалась пластинка. Мари словила винил на лету, с ходу отправляя в проигрыватель.
Драко усмехнулся, не только музыка отличалась, отличие чувствовалось во всем, конверт был затертым и надорванным со всех сторон хотя бы по разу, а на пластинке красовались разномастные отпечатки пальцев. Но Малфою нравилось это отличие, оно интриговало и притягивало.
Раздались первые аккорды и звуки, будто впитавшие в себя всю глупость и величие 70-х разнеслись по поместью. Его подруга начала танцевать. Это был самый нелепый танец, который он только видел, Драко тут же вспомнил, почему на людях никогда не танцует. Мари двигалась, поднимая руки и качая то головой, то бедрами. Она проводила ладонями у лица, подпрыгивала и смешно поднимала во время всего этого безумия брови. А еще в ритм подманивала его, и, когда это не сработало, подбежала и начала тыкать пальцами по ребрам.
- А ну-ка не стой-ка столбом, Драко Малфой!
Мало помалу, Драко начал мотать головой из стороны в сторону, чтобы эта сумасшедшая гиперактивная отстала, но она только схватила его за руки и начала кружиться и вертеться рядом и водить по библиотеке то лунной походкой, то паровозиком. Тут Драко ощутил, как уже сам выкидывает всякие глупые движения под ее громкие хлопки и подначивания. Давно он так не веселился, да что уж – такого форменного бесчинства эта библиотека не видела с тех пор, когда Оуэн Малфой впервые получил веселящий газ как побочный продукт своего знаменитого алхимического порошка.
Запыхавшиеся и счастливые, они все еще кружили по ковру, когда Мари невзначай спросила.
- Ты никому не рассказывал о том, что в тот раз чуть было не произошло?
- Чуть было не произошло?.. А, ты об этом. Нет, а ты?
- Нет.
Их танец вдруг остановился, хотя оба и продолжали выполнять по инерции положенные движения.
- Представляешь, мы чуть было не... Но к счастью нам помешали. – Драко опустил глаза в пол.
- Да, тем более вы после этого вскоре обручились с Асторией.
- А ты улетела с Фредом.
- Опасность миновала, да? – Мари напряженно усмехнулась. – Все бы пошло прахом, если бы мы. – она смешно высунула кончик языка, вращая им в воздухе и издавая карикатурные причмокивающие звуки.
- Вот именно, все эти дурацкие… – Драко тоже высунул язык, пытаясь провернуть нечто похожее, только еще более отвратительное.
Их взгляды встретились и тут же за ними вдогонку встретились и губы, подчиняясь какому-то непреодолимому невидимому порыву, который больше не мог оправдаться огневиски. Может они снова были пьяны? Пьяны танцами, пьяны музыкой и… Да кого таким можно обмануть? Разве что самих себя. Но в этот раз даже голоса разума отмалчивались, задушенные резким и ненасытным объятием. Это было так естественно, так ествественно касаться ее каштановых волос,так естественно прикасаться губами к ее улыбке, словно они шли к этому все эти годы.
Сердце Мари билось как маленькая птичка, которой наконец дали волю из выстроенных клеток «гриффиндор-слизерин», «пожиратели смерти-отряд дамблдора», «чистокровные-предатели». Теперь они оба были собой, срывая каждым касанием губ ярлык, который так тщательно годами вешался и полировался. Они были собой – двумя неловкими влюбленными взволнованными подростками, которым на судьбе было написано слишком рано повзрослеть.
У Мари проскочила последняя мысль, что он сдержал обещание.
Все действительно образовалось и исправилось, но только не так как кто-либо планировал. Так они и целовались посреди огромной библиотечной залы и ни один не услышал, как с пластинки соскочила игла.
И напоследок: иногда от людей у нас захватывает дух! и неважно в этот момент, представляли ли мы себе это в детстве.
====== Восхождение и падение ======
Именно с той самой минуты, как Мари вошла в вагон, открыла дверь первого попавшегося купе, сняла свое пальто – все пошло не так. Купе было в совершенно другой части поезда, в вагоне не раздавался смех уже что-то учудивших гриффиндорцев и тихий шепот первокурсников, а тут и там мелькали зеленые шарфы в серебристую полоску, но самым разительным и страшным изменением было то, что ее чемодан в руках нес не один из рыжих близнецов, а Драко Малфой. Мари тихо опустилась к окну.
Нервно улыбающийся Драко тем временем разложил все свои вещи по местам, то и дело пожимая руки проходящим мимо знакомым. Он тоже сел на свое место и потом, уже совершенно успокоившись, не торопясь и деловито достал и кармана и положил на столик свою волшебную палочку, развернул перед собой только что купленную, свежую газету и как ни в чем не бывало, в продолжение этой будничной расстановки вещей, одной рукой взял Мари за руку, аккуратно поглаживая большим пальцем ее ладонь. Гриффиндорка слегка покраснела от этого простого жеста.
Драко же второй рукой толкнул дверь, закрывая их маленький мир от чужих глаз. Только тогда Мари ощутила, как спокойствие разливается по ее телу и она, слегка повернувшись, улыбнулась, прижимаясь к его плечу, и закрыла глаза.
Но совсем скоро его голос вывел ее из дремы.
- Так мы целуемся с другими или нет?
Переворачивая страницу пророка, спокойно и буднично спросил слизеринец.
- Что?
Мари приоткрыла глаза.
- Просто если ты собираешься поцеловать Уизли, Нотта или еще какого придурка, то у меня будет право на ту блондинку из соседнего купе.
Он все так же не смотрел на нее, переворачивая между пальцами страницу за страницей.
Еще пару минут Мари сидела, пытаясь проморгаться, по инерции продолжая сплетать их руки. Но дурман сна сходил, оставляя только злобу и ощущение полной потерянности.
- Какой же ты урод!
Процедила гриффиндорка сквозь зубы, вскакивая и выбегая из купе.
А Драко смотрел ей вслед глубоко непонимающими глазами. Словно для него произошло что-то такое, чего в природе быть не могло – снег летом там или Снейп, помывший волосы. Через секунду в купе остался только он и его запоздавший вопрос «- Почему?», направленный разве что ее чемодану, забытому в горячке.
Мари влетела в их купе словно комета с хвостом из непослушных волос, взметнувшемуся на секунду и опавшему.
- Вы не могли найти купе в другом конце поезда? Встреча с Малфоем не входила в список моих обязательных дел, а он сидит неподалеку. – Мари упала в кресло напротив Гермионы.
- Кстати, про Малфоя. – Начал Гарри. – Ты не заметила в его поведении ничего странного?
Ни один из сокурсников, к счастью, не успел заметить заплескавшийся испуг в глазах Мари после этого вопроса. Неужели они что-то знают? Неужели они что-то предполагают? Надо было собраться.
- Не заметила. Все такой же подлый хорек.
Безразлично закончила она.
- Я не об этом…Он не…
- Гарри считает, что Малфой теперь Пожиратель смерти. – Не выдержала Гермиона.
– Рон, что вы без меня делали? И почему эти двое несут бред? – Мари нервно рассмеялась, осторожно переводя взгляд с Гарри на Гермиону.
- Мы видели, как Мафлой с мамашей заходили в “Горбен и Берк”.
- Гарри, это еще ничего не значит! – Гермиона сверлила Гарри взглядом.
- А что тогда по-вашему он там делал?
- Ну покупал что-нибудь… зловещее… – Предложил Рон.
- Что? – Гарри повернулся к нему.
- Ну точно не галстук с зелеными уточками. – Как бы между прочим вставила Мари. – Не смотрите так. Это первое что пришло в голову. Я даже подумать не успела.
- Значит, первое о чем ты думаешь – это галстук с уточками? – Удивился Рон.
- С зелеными. – Добавила Мари. – Ребята, я знаю Малфоя подольше вашего, даже очень сильно подольше и у меня гораздо больше причин ненавидить его, чем вы думаете, но все же он не пожиратель. Тут даже рассуждать не о чем.
И она повела плечами, давая друзьям понять, что разговор окончен. Гарри угрюмо усмехнулся, глядя на нее тяжелым взглядом и Мари опустила глаза.
- Я прогуляюсь. – Бросил он и вышел из купе.
В Хогсмид приехали, когда уже совсем стемнело.
- А где Гарри? – Взволнованно спросила Гермиона.
- Наверно, не стал нас ждать. Пойдем. – Рон пытался закрыть клетку Сычика.
Мари для себя отметила, что это первый пир, на котором так невыносимо скучно. Она успела обсудить с Симусом последний матч Пушек Пэдлл и узнать о последней романтической неудаче Оливера Вуда от Парвати и Лаванды. К столу Слизерина Мари села спиной, то и дело ощущая на себе нежеланный сосредоточенный взгляд.
Шестой год в Хогвартсе начался вяло. Ни тебе ни Амбридж, ни Кубка трех волшебников. Снейп в роли преподавателя ЗОТИ, как ни странно, Мари очень нравился. Она его, мягко говоря, недолюбливала, но не могла не согласится, что у него есть чему поучиться. А Гораций Слизнорт, ставший учителем зелий, сразу выделил себе любимчиков, в число которых вошли Гарри и Гермиона и, конечно же, сама Мари – шутка ли, один из влиятельнейших родов всей магической Британии. Мари усмехалась, думая, что же старик будет делать, когда узнает, что кормит мороженым и приглашает на вечеринки позор всего родового древа… Без близнецов жизнь в Хогвартсе была вообще не в радость. Гермиона даже подшучивала, что Мари теряет хватку. Но отсутствие проделок и ужастиков не расстраивало Мари, ведь теперь ее оценки стали значительно лучше и ей снова разрешили засиживаться в библиотеке, закрыв глаза на ранее устроенный погром.
Довольная собой Мари взяла книгу по ЗОТИ и поднималась в маленькую башенку, где располагался вход в ту самую комнату. На улице уже смеркалось и, заметив очертания человека на фоне окна, Мари ощутила предательское быстрое требыхание сердца. Драко стоял к ней спиной и даже не заметил, как она вошла.
- Я отсюда никуда не уйду. – Серьезно сообщила Мари и улеглась на кушетку. Малфой встрепенулся и повернулся к ней, наконец, заметив ее присутствие.
- А я и не просил. – Улыбнулся он. – Ты мне не мешаешь.
- Вот спасибо. – Буркнула в ответ Мари.
Он так и стоял у окна за ее спиной, бросая на нее осторожные взгляды. Мари читала, быстро накручивая локон на палец. В цвете закатного солнца каштановые волосы казались огненно-рыжими и такими мягкими, как в тот вечер, в библиотеке. Драко мысленно одернул себя. Почему он об этом думает. Почему он вообще о ней думает снова. Особенно теперь… Когда она ясно дала ему понять, что считает его моральным уродом, а то и похуже... Особенно теперь. Теперь у него только две дороги. И если сейчас она его просто ненавидит, когда она узнает… Когда все узнают… У нее появится вполне объективная причина для ненависти. Если даже братские узы для нее не повод... И все же.
- Я думала, сегодня ты проводишь время с девушкой из соседнего купе или Панси.
Как бы между прочим, она бросила на него взгляд.
- Мари…
- У меня был тяжелый год, да и неделька не веселая. Оставь меня в покое.
- Мари.
- Что?
Драко упорно не смотрел в ее сторону.
- Я плохо в этом разбираюсь. Я не умею строить отношения и говорить о своих чувствах. И я в отличие от вашей компании не могу пойти к Грейнджер, так что – Может ты меня научишь? Что я сделал не так? – Он почти перешел на крик.
- Так ты не хочешь, чтобы мы встречались с другими?
Мари приподнялась на локтях, с удивлением смотря на него, а потом громко расхохоталась, качая головой.
- Ты не хочешь этого! Вот что ты пытался сказать, когда спросил, можно ли тебе поцеловать блондинку в поезде.
Драко в упор посмотрел на нее, сжимая до бела кулаки.
- Насмешки не помогут.
Мари, все еще заливисто смеясь, в два прыжка преодолела разделявшее их расстояние, повисая на его шее и целуя его в нос и шепча.
- Прости, прости, прости! Хочешь научиться?
Он несмело приобнял гриффиндорку, отвечая на ее улыбку, зарывались в волосы, которые вдруг внезапно снова стали такими близкими, но от этого не менее неземными.
- Да, хочу.
Мари слегка отстранилась, хитро улыбаясь и сдувая упавшие пряди с лица.
- Отлично, тогда начни с этого. Мари Сарвон, ты невероятно умна и красива, ты очень веселая, классная и отлично играешь на гитаре.
- Начать с этого?
- Да, а потом скажи: «Хочешь стать моей девушкой?»
Драко хрипло рассмеялся,
- Так говорили в 52-ом…
Он притянул ее обратно к себе на руки, ощущая под пальцами знакомый свитер. Сердце забилось так часто, как только возможно. Ощущать этот старый знакомый свитер, эту серую мягкую ткань было даже приятнее и обнадеживающее, чем касаться ее кожи.
- Драко, хочешь быть моим парнем?
Она прошептала, покачиваясь на его руках.
- Ну, если ты настаиваешь... Да, конечно!
Он приподнял ее за подбородок и наконец уверенно поцеловал, поцеловал без опаски и оглядки, оставляя позади любое сомнение. И все обязано идти хорошо. В этом году он сможет быть рядом с девушкой своей мечты и убить Дамблдора. Теперь нечему было пойти не так.
Осенью в Хогвартсе — особенно у черного озера и вокруг — всегда кипели краски, такие несочетаемо и пугающе яркие, что приходилось щуриться. Но краски начинали буянить только в октябре. Пока же, двадцатого сентября, осень только начинала откручивать зубами крышечки с тюбиков с маслом.
Для Драко и Мари это было счастливейшее время. Точно не существовало предыдущих страшных лет непонимания и ненависти. В любой свободный вечер они удирали из своих башен и шатались по Хогсмиду.
— Давай захватим мир! — предложил однажды Драко.
Мари подумала и согласилась. Она обожала масштабные злодейства.
— Мир, ты захвачен! — сказала она шепотом, чтобы не услышали за соседним столиком.
Тихо-тихо в «Трех метлах» они отпраздновали захват мира.
Имея на лице уместную вопросительность, подошла мадам Розмерта с блюдом. Ей померещилось, что его позвали.
— Вы завоеваны, но речь не об этом. Сдачи не надо! — великодушно сказала ей Мари.
Мадам Розмерта моргнула и подбоченилась.
— Какая сдача? С вас еще 3 сикля!
Уже поздно вечером, когда в гостиной никого не было, Джинни осторожно прошла к спальне.
- Привет. – Тихо сказала Мари не оборачиваясь, сидя в своем любимом кресле у камина.
- Я тебя не заметила. – раскрасневшаяся Джинни резко сменила направление и плюхнулась на диван рядом. – Ты чего тут сидишь?
- Думаю. Ты с Дином была?
- Ну да. – На щеках Джинни появился легкий румянец.
- А я только что пришла из Хогсмида.
- И с кем же ты была там? Гермиона опять решила глобально нарушить правила? Или вы с Ли снова решили на спор пить сливочное пиво? – Заинтересованно захихикала Джинни.
- Нет… А почему ты не предполагаешь, что я могла целоваться с каким-нибудь тайным поклонником за розовым столиком у мадам Паддифут?
Джинни рассмеялась, чуть не подавившись леденцом.
- Хватит, я так и умереть могу!
Мари бросила в нее подушкой, обиженно покосившись на рыжую.
- Почему это?!
- Ну… Фред только вчера писал из Лондона, так что весь твой тайный поклонник пока трудится в магазине приколов.
- Джинни, ты же знаешь, что мы с Фредом не…
- Да не в том даже дело! Я вообще не могу представить тебя в обнимку идущей с парнем по Хогсмиду, если это не Фред. Вы всегда бродите там, играете в снежки, беситесь, смеетесь, обнимаетесь.
- Это другое. – Осторожно возразила Мари.
- То же самое. – Джинни скрестила руки на груди.
- Нет, мы друзья. А парень… Ты просто не можешь представить меня…Влюбленную? Ничего не едящую, не спящую, ничего не замечающую, несущую всякую чушь?
- Как раз могу. Все просто. Значит ты влюблена всю жизнь… Особенно признаки про чушь и ничего не замечание. – Пожала плечами Джинни.
- Джинни!
- Ладно, прости. Иди спать лучше.
Мари покачала головой и поднялась из кресла. Уже на пути к спальне, она обернулась и заговорила.
- Знаешь, это были не шутки, Джин. Есть один парень.
- Правда? Я всегда думала, что это будет Фред. – Джинни лениво пролистывала забытый кем-то магический спортивный журнал, ни один мускул не дрогнул на ее лице.
Мари еще потопталась на пяточке лестницы, и наконец бросила небывало увлеченной корреспонденцией подруге.
- Не хочешь узнать, кто это?
- Нет.
Она наконец повернулась к Мари и продолжила тихим, бесцветным тоном.
- Если узнаю я, то он тоже узнает.
- Но…
Джинни устало выдохнула.
- Иди спать, Мари, просто иди спать.
- Гарри, с каких пор за завтраком ты читаешь учебник по зельеделию? – Мари сидела напротив парня в Большом зале.
- Это не просто учебник. – Ответил Гарри, и перелистнул страницы, с увлечением открывая следующую главу.
- А что тогда?- Уже заинтересованно спросила Мари.
- Он с пометками какого-то Принца-полукровки и пометки очень полезные. А ты мне лучше скажи, почему тебя не было вчера на испытаниях?
- Мне хорошо в запасном составе. – пожала плечами Мари, набирая в тарелку бекон.
- Но я думал, что ты хочешь….
- Это не интересно, а вот твой принц-как-его-там, надо разобраться, кто он такой. Он же гений! Может он и инструкцию как победить Того-кого-нельзя-называть где-нибудь на полях нумерологии оставил!
- Что делаешь? – спросил Драко, бросая сумку в угол их любимой комнатки и целуя Мари в щеку.
- Ищу принца-полукровку! – довольно прищурилась она, освобождая ему место на кушетке.
- Мммм…
Драко прикрыл глаза, его абсолютно не волновало, кто такой эта коронованная особа. Зато Мари была такой теплой, теплой и бубнящей что-то про своего грязнокровку или нет, полукровку…
- Тебе совсем неинтересно!
Она дернула его за рукав.
- А почему мне должна быть интересно, что кто-то в учебнике Поттера раньше играл в виселицу или рисовал панталоны Мерлина на полях?
Он потянулся к ее губам, пытаясь перевести беседу в более интересное русло. Кажется, она слишком много общаюется с Грейнджер.
- Драко!
Мари отмахнулась, рассмеявшись, но все же быстро и коротко поцеловала его, прежде чем начать читать лекцию, которой явно было не избежать…
- … Он был гений! Ты вот знаешь такие заклинания как «Сектумсептра» или «Левикорпус»? – Мари вся светилась.
- «Сектумсепра» звучит устрашающе, мне нравится. Так уж и быть, может помогу тебе, поспрашиваю там. – пожал плечами зевающий Драко. Разумеется узнавать у кого-то про эти недозаклинания и самого царевича-ботаника он не собирался
Мари запищала от радости и прижалась к нему с самым счастливым видом человека, согласного не стряхивать с ушей лапшу.
- Спасибо, спасибо, спасибо! И все же как этот принц интересно пишет… Да он был самым одаренным зельеваром и магом, не может быть, чтобы нигде не было ни одного упоминания! Представляешь, как будто его и не существовало!
Драко усмехнулся.
- Такое бывает сплошь и рядом, вот как и наши отношения… Кажется есть, но о них никто не знает.
Как бы между прочим отметил он,
- На что это ты намекаешь? – Мари посмотрела на него.
- Ну, про громогласное объявление в большом зале не прошу, хотя мне бы и было приятно. Заметь, прилюдных поцелуев тоже не требую, как и то, что хотя бы изредка ходить по коридору за руку мы не планируем… Но хотя бы друзьям рассказать, Мари! Что плохого в том, чтобы на завтраке сидеть вместе в Большом Зале? И на зельеварении пересядь уже ко мне, ведь я хотя бы в отличие от Симуса Финнигана не взрываю котлы!
- Зато я взрываю! – полыхнула глазами Мари – И все не так просто…
- Что не так просто? Что сложного, Мари? Что сложного в том, чтобы написать пару строчек близнецам Уизли? Фреду?
- Ты не понимаешь! У нас не такая дружба. Зато... Если я убью кого-нибудь, то всегда могу позвонить ему и попросить спрятать труп.
- То есть наши отношения хуже новости, что ты кого-то убила???
Мари, брыкаясь, встала с кушетки и отошла к окну, сделав пару кругов по комнате, то и дело издавая какое-то гневное бормотание. Через 15 минут она снова вернулась на кушетку, обиженно опускаясь на свое место рядом с абсолютно спокойным Драко. Он исподлобья бросил на нее взгляд.
- Так ты напишешь Фреду?
- Нет.
- Мы сидим вместе на зельеварении?
- Нет.
- Встречать тебя у гостиной?
- Нет.
Она на него не смотрела, с улыбкой отрезая все его предложения.
Драко вздохнул – признаться, ожидаемо, но попробовать ведь стоило? И он выдвинул последний вопрос.
- Может хотя бы позавтракаем вместе?
- Если ты принесешь сюда джем.
Драко покачал головой и обреченно улыбнулся, сгребая Мари в охапку. Они продолжили читать.
- И как долго мы планируем читать? – спросил Драко, убирая с ее лица пряди.
- До вечера. – ответила Мари, снова размеренно перелистывая страницы.
- А как же тренировка?
- Я в запасе. – она пожала плечами.
- Но ведь тебя должна были перевести в этом году в основной состав!
- Я в запасе по своему желанию, Драко.
- Но ты же так любишь квиддич... Не понимаю.
Воцарило молчание.
- Мне кажется, что я разучилась летать за все то время. И... без близнецов.. Раньше они всегда были рядом на поле. Это наверное просто привычка, но.. – прошептала вдруг Мари.
- Но ведь надо пробовать, ты же всегда хотела этого!
- А сейчас я хочу обнять тебя и почитать вместе книгу. Потом может поцеловаться под красивой луной на астрономической башне, а не обсуждать гриффиндорскую команду по квиддичу! Тебе ведь выгодно, если я буду играть и мы проиграем все матчи, вот ты и…
Драко заткнул ее поцелуем. Эти нападки из-за его факультета были ее защитной реакцией, которой он сам и дал повод еще давным-давно, на первом курсе, глупец. Им вероятно понадобится много лет, чтобы от них избавиться. И Драко просто надеялся, что эти много лет у них будут. Он оторвался от ее губ и коротко поцеловал взъерошенную макушку, успокаивающе поглаживая ее опустившиеся плечи.
- Ничего, ничего, ничего. Все еще есть шанс, что кто-то переест товаров из сладкого королевства или упадет с метлы… И тогда ты будешь там и будешь в своей отвратительной красно-желтой форме, я уж об этом позабочусь.
Уже на следующее утро Мари поднялась в башенку утром, неся в руках упаковку хлопьев и готовясь съесть этот королевский завтрак вместе с Драко, болтая о последних школьных новостях.
Но то, что она увидела, заставило Мари замереть с приоткрытым от удивления ртом. Посреди комнаты стоял Драко в белой рубашке и начищенных ботинках, в руках он держал огромный пушистый букет пионов, а на сервированную блюдами парту была наброшена скатерть.
- Тебе не кажется, что это слишком?
Мари выдохнула со смешком. Он же подбежал к ней, беря ее за руки.
- Это не слишком, это идеально.
Мари рассмеялась, следуя за ним.
- А я-то думала, что мы просто хлопьями похрустим!
Она плюхнулась на кушетку вместо галантно отодвинутого стула и скрестила ноги.
- У нас есть вкусная еда, цветы, твой любимый кофе. И я принес джем. А еще принес пластинки!
Драко суетился, а потом застыл, поймав ее взгляд.
— Чего со мной не так? Ты смотришь на меня, как хозяйка на кусок просроченного маргарина! — смущенно улыбнулся он.
Мари захотелось озорничать.
— Ты меня любишь? — спросила она.
— Ну уж не знаю… — отозвался Драко осторожно, потому что вопрос этот из женских уст всегда опасен и обычно предшествует просьбам.
— Тогда возьми меня на руки! — потребовала она.
Поставив цветы, Драко с готовностью подхватил ее на руки.
— Ну? И каково держать меня на руках? Не правда ли, несказанное счастье? — спросила Мари.
— Ты легкая, как облачко в небе! — сказал Драко.
Мари хмыкнула:
— Сомнительный комплимент.
— Почему?
— Вас на Слизерине не учили, что средний вес облака восемьсот тонн? Даже самое маленькое облачко — это уже тонн сто. Так что, молодой человек, мне ваши намеки непонятны.
Драко улыбнулся, кружа ее на руках. И вдруг выдал.
- Я не могу без тебя, Мари Сарвон. Ты нужна мне.
Мари прищурилась, она чувствовала в этих словах что-то хлипкое, неустойчивое, от реальной жизни далекое. Привыкшую к прямой и переделанной на свой лад романтике Фреда, ее тут же потянуло спорить.
- Так уж и не можешь? А что же было тогда, когда мы не общались?
Драко был немного растерян, ему казалось, что сердце любой девушки должно было растаять от его слов. Ладно, у него была еще пара козырных фраз.
— Могу сказать точно — я скучал без тебя. По-настоящему.
Но Мари не унималась, явно насмехаясь над ним.
— А ты плакал?
И тут Драко решил сознаться честно.
— Нет. Но я слушал все песни Синатры.
Он аккуратно опустил ее на стул и придвинул к импровизированному столу.
- А теперь давай поедим?
И весь год складывался из таких завтраков. Перед тем как снова сделать равнодушный вид или посмотреть в пол при встрече в коридоре, они проводили утро, наслаждаясь возможно самым объединяющим людей времяпрепровождением – ели вместе. Иногда это были быстрые тихие перекусы сэндвичами, когда оба сонные и хмурые не произносили ни слова, иногда это были уединенные чаепития со сплетенными руками и старым кино, а иногда дурашливые погони друг за другом, чтобы отобрать самый лакомый кусочек. Но приближалась зима.
День был таким же как и все остальные...Невыносимо скучный.
Ноябрь в этом году был очень снежный. Гарри, Гермиона, Рон и Мари шли по занесенной снегом дороге из Хогсмида в замок. Сильный холодный ветер сбивал с ног, а мокрый снег прилипал к ресницам, но Мари была счастлива. Зима – ее любимое время года. Даже в такой холод, даже когда ничего не видно. Домики Хогсмида, словно со старой открытки. В детстве их с Драко часто отправляли в Париж, и маленькие домики на самой окраине города или маленькие деревушки на холмах вызывали у девочки дикий восторг. Вот и сейчас все было как в детстве. На ходу она пыталась поиграть с Гарри и Роном в снежки, но тут их внимание привлекли голоса.
– Тебя это не касается, Лин! – услышала Мари. Впереди шли Лин и Кэтти.
Дорога свернула вбок. Густая ледяная крупа била навстречу, залепляя глаза. Мари подняла руку в перчатке, чтобы протереть их, и тут Лин попыталась вырвать у Кэтти сверток; та потянула его к себе, и сверток упал на землю. В тот же миг Кэтти поднялась в воздух, не комично, как Рон, которого вздернуло за лодыжку от левикорпуса, но изящно, простерев руки в стороны, будто собираясь взлететь. Но в этом было что-то странное, неправильное… ее волосы полоскались на жестоком ветру, глаза закрылись, лицо казалось отсутствующим… Гарри, Рон, Гермиона и Мари замерли, глядя на Кэтти. Затем, футах в шести над землей, Кэтти страшно закричала. Она раскрыла глаза, но то, что она увидела или почувствовала, очевидно, причиняло ей невыразимые муки. Она стенала не переставая; Лин тоже завопила, схватила Кэтти за лодыжки и попыталась вернуть ее на землю. Гарри и Рон кинулись помогать и тоже схватили Кэтти за щиколотки, и вот тогда она свалилась им на головы. Рон с Гарри сумели поймать ее, но она так извивалась, что им едва удавалось с ней совладать. Она металась и кричала, никого не узнавая. Гарри судорожно осматривался, но вокруг никого не было.
– Оставайтесь здесь! – велел он, перекрикивая завывания ветра. – А я пойду за помощью.
Гермиона пыталась успокоить Лин, Рон – Кэтти. Мари сняла с Рона шарф и аккуратно спрятала в него сверток с каким-то ожерельем, старясь не касаться его руками. Она осторожно обворачивала шерстяную вязь вокруг украшения, когда ее дыхание вдруг перехватило. Она узнала эту вязь из серебристых листьев и большие холодные голубые камни. А ведь только утром она успела подумать, зачем ее парень таскает в школьной сумке старинные фамильные украшения…
Драко сидел в своей слизеринской спальне, прислонившись спиной к столбику кровати, запустив руки в волосы и чувствуя, как его постепенно начинает охватывать отчаяние. У него не получается. У. Него. Не. Получается. Дура Белл, из-за которой все чуть не провалилось, не сумевшая даже до школы донести это чертово ожерелье. Не то, чтобы Драко очень рассчитывал на успех данного предприятия, скорее попробовал на удачу, но если бы все получилось… Малфой мало задумывался о том, что девчонка из-за него едва не умерла и теперь находится в св. Мунго – какая разница? Главное, чтобы самого Драко ни в чем не заподозрили, и не имеет значения, скольким придется умереть ради того, чтобы его план сработал. И все-таки, он не успеет закончить все в срок, это уже ясно. Малфой начинал думать о том, что ему стоит честно признаться во всем Темному Лорду. Ведь он же был к нему так благосклонен, принял в свой круг, затем дал столь важное задание… Можно попросить у Хозяина больше времени. Да, именно! Возможно, у Драко не получится привести план в жизнь к концу этого года – но он ведь будет учиться в Хогвартсе еще год. Целый год. И это дает ему кучу возможностей и шансов убить Дамблдора, в непосредственной близости от которого он будет находиться. Главное, чтобы Снейп ни о чем не узнал. Тот сам хочет убить старика, хочет забрать себе всю славу, хочет занять место отца и стать правой рукой Темного Лорда. Но Драко не позволит ему это сделать. Не позволит отобрать у него то, что по праву принадлежит ему и его семье. Малфой сам убьет Дамблдора, просто для этого понадобиться чуть больше времени. Слегка воодушевившись, Драко встал с кровати и вышел из комнаты. Он не обращает внимания на грохочущие раскаты грома и яркие вспышки молнии за окном.
И тут у гостиной он встретил ее. Ту, кого меньше всего ожидал и еще важнее – меньше всего хотел увидеть сейчас. Прислонившись к каменной кладке, прямо у выхода стояла Мари и явно его ждала. В ее глазах полыхала злоба. В его тоже. Казалось, что от их пересечения весь коридор полыхнет адским пламенем.
Она схватила его за рукав и затащила в ближайший кабинет.
- Зачем ты это сделал???! Не отвечай!! Ненавижу тебя, ты моральный урод, какой же ты моральный урод!!
- Ты не понимаешь, Мари. Это…
- Что я не понимаю??! Ты думаешь я не помню, как в прошлом году предлагал вывести Джонсон из игры, чтобы я могла играть в сборной??! Ты думаешь, что я не помню, как ты и в этом году намекал, что «ты об этом позаботишься»?? Я думала, что ты шутишь, Драко, что накормишь кого-то канареечной помадкой или что-то подобное, я не обратила внимание! Я забыла, что имею дело не с безобидными приколами близнецов, а с тобой, не ценящим ни человеческие чувства, ни даже оказывается жизнь! Кэтти в больнице, она проклята, ты это знаешь?? И ты в этом виноват!!! Ты и только ты!! Ради глупой прихоти, ты чуть не лишил ее жизни!! Урод, какой же ты урод!! Урод!!
Драко набрал в грудь воздух, чтобы оправдаться, но после первых же ее слов подавилсясвоими несостоявшимися извинениями. Что-что она подумала? Решила, что он ради нее рисковал жизнью какой-то гриффиндорки? Хуже – что он ради нее рисковал своей свободой и положением? Ради того, чтобы она полетала на метле за мячиком вокруг башенок???
- Так ты считаешь, что это было ради тебя??
Слизеринец рассмеялся ей в лицо. Она стояла, сжав кулаки, а он истерически смеялся, закрыв лицо руками.
- Боже, ты действительно так считаешь…
- Я… – Мари немного потерялась. Ей казалось, что она точно знает, что говорить и точно знает, как с ним поступать, но Малфой снова выбился изо всех ее представлений и предсказаний.
- Ты дура, Мари Сарвон! Я бы никогда, слышишь, никогда не рискнул своим положением, своим местом в этой школе, да что уж – своей свободой и жизнью ради девчонки, даже если это ты! Неужели ты думала иначе?
- Я думала, что мы любим друг друга…
Мари опустила глаза в пол, но Драко продолжал, он не мог остановиться.
- Любим друг друга? Да что ты вообще знаешь про любовь?? Ты говоришь, что выросла! Но ты все еще судишь о любви по книгам! По старым пафосным любовным романам, по детским наивным сказкам, по слезливым книжонкам с дурацкими обложками. Туфелька пришлась в пору Золушке, лягушонок превратился в Принца, а поцелуй разбудил Спящую красавицу. Однажды, давным-давно, и жили они долго и счастливо. Проблема лишь в том, что сказки не становятся явью, Мари Сарвон! Зато есть и другие истории. Которые начинаются темной дождливой ночью, а заканчиваются просто ужасно. Это кошмары, и они сбываются всегда! Тому, кто придумал это “долго и счастливо”, нужно как следует надрать задницу, потому что, приготовься, я тебя разочарую – здесь реальная жизнь! А знаешь, что такое реальная жизнь? Не знаешь? Это значит, что я никогда не брошусь под Аваду Кедавру, чтобы спасти тебя. Это значит, что я женюсь на Астории Гринграсс, а не на тебе, как бы мне этого не хотелось. Это значит, что не будет никакого долго и счастливо!
Мари, казалось, была как под гипнозом, она невидяще смотрела в одну точку, а блеск в глазах сменился на сухую безучастность.
- Что это значит, Драко, что значит женишься на Астории?
Наконец спросила она.
- Я заключил соглашение и я исполню его. У меня есть честь, у меня есть слово, которое я всегда держу. Потому что так поступают взрослые люди. Взрослые люди поступают как должно, даже если не хотят этого, даже если им больно так поступать, даже ценой своего счастья они поступают так, как будет правильно, а не так, как им вздумается! Но вам этого вам не понять с вашими идиотскими магазинами приколов и розыгрышами!
- Ну что ж, тогда ты ошибся, взрослый человек. Мы оба ошиблись. Потому что я не собираюсь быть твоей любовницей, горничной или какую еще роль ты для меня придумал.
- Это глупо, Мари… Прекрати, прекрати пожалуйста. Все не так!
- А как?
- Я не знаю… Я… Эгоистка, ты чертова эгоистка! Мир не крутится вокруг тебя. Наши отношения не крутятся вокруг тебя! Я тебе не Фред Уизли, готовый исполнять любую твою прихоть. Но ты нужна мне, посмотри на меня.
Но она тут же отвела взгляд. И тут Драко отчетливо понял, что только что он потерял все. Одной фразой он потерял все. Глухо и незнакомо в пустой комнате прозвучал его собственный голос.
- Это значит конец?
- Это значит конец. – прошептала в ответ она и тусклые каштановые волосы взметнулись у его лица в последний раз в ритм звука захлопнувшейся за ней двери. Перед тем как выйти она все же в последний раз оберунулась и Драко на секунду поверил, что она колеблется. Но она только сказала, скривив губы в подобие улыбки.
- А знаешь, что самое смешное? У тебя нет сердца, а я чуть не вручила тебе свое.
Мари вернулась в гостиную и три часа пролежала на кровати, равномерно кусая у подушки углы по мере того, как остальные становились мокрыми. Потом встала, пошла в большой зал и съела тарелку холодного супа. Это было возвращение к жизни.
Было даже не больно, как ни странно было даже не больно. В тот вечер Мари поняла удивительную вещь. Кричащая, нелепая, смешная мама близнецов, поястоянно пытавшаяся конфисковать первые экземпляры забастовочных завтраков и посылавшая громовещатели, была права. Он же, такой весь мужской и верный, оказался сволочью и пустышкой. То есть получается, что крик и отравление жизни могут быть любовью. А танцы под луной любовью могут и не быть.
Мари стала внутри стеклянная, твердая и хрупкая. Словно витала где-то снаружи. Иногда обретала себя сидящую на стуле, сутулую, мрачную, и думала: «Это кто? Я? Надо же!». Никто не мог понять, почему она стала такой молчаливой, но после пары отмашек и дежурных «все отлично» даже Гермиона перестала пытаться.
Еще Мари приобрела привычку ходить, смотря в пол, чтобы не встретиться глазами с Драко. Пару раз она замечала его равномерно удаляющуюся ровную спину и думала, что ведет себя глупо или, что гораздо хуже, трусливо. Но подсознание подсказывало, что иначе случится что-то непоправимое. Так оно и было…
На улице стемнело. Мари не спалось. Круглая, повисшая прямо над астрономической башней луна тревожила ее. Дважды она вставала и задергивала шторы, но луна светила и сквозь них. Мари ворочалась, пыталась накрывать голову подушкой, отворачиваясь к стене, задергивала полог. Ничего не помогало. Хитрая луна все равно давила.
Мари встала, опуская босые ноги на холодный пол, она знала только одно место, где хотела бы сейчас оказаться. В гостиной были сидел отчего-то неспящий Гарри. Не говоря ему ни слова, Мари направилась в сторону выхода.
Она уверенно шла по ночному тихому замку. И тут, перед поворотом налево, возле кабинета заклинаний, прямо перед лестницей, кто-то схватил ее сзади и закрыл рот. Мари отчаянно начала вырываться, не от того, что не узнала, а от того, что узнала эти руки и ударивший в нос отчетливый запах дорогого парфюма. Драко затащил отчаянно кусающуюся и пинающую его Мари в кабинет.
- …Директор, они в кабинете. – Послышался голос Флитвика.
- Черт! – Ругнулся Малфой.
Голоса директора и Флитвика казались совсем близкими.
– Залазь в шкаф. – Драко открыл большой платяной шкаф.
- Иди к черту! Я не полезу в шкаф.
Дверь кабинета начала открылась. Тут уже речь шла не о желании досадить Мафою. Мари тут же, поддаваясь инстинкту, приобретенному с близнецами, быстро юркнула в шкаф, сразу за ней залез Драко. В шкафу было темно. Мари дышала в плечо Малфою, отчаянно пытаясь унять трепещующее сердцебиение. «Это адреналин» – говорила она себе, просто адреналин. За стенами шкафа тем временем был слышен шелест пергамента, а через несколько минут директор и учитель вышли. Мари вздохнула с облегчением и молниеносно толкнула от себя дверцу шкафа. Не получилось. Она толкнула сильнее. Опять зря.
- Мафлой… – протянула она. – Драко, открой шкаф. Пожалуйста.
- Не открою. – Немного нервничая ответил Драко.
- Какого черта?! Открой шкаф!
- Не открою, потому что он изнутри не открывается.
- Дудки. – Пробурчала Мари и потянулась за палочкой. Котлы чугунные ее напора не выдерживают, а шкаф тем более…
- Палочка…Я забыла палочку…
- Трагедия. – Отозвался Драко из темноты.
- Дай свою.
В темноте он вложил палочку в ее руку.
- Алоомора! – Уверенно проговорила Мари.
Но ничего не произошло. Мари застонала. Ей надо было выбраться, надо было…
- Я об этом пожалею… – Задумчиво сказала она и Драко не успел ее остановить. – Бомбарде! Дверцы не открылись. Зато внутренняя часть деревяшек, разлетелась в щепки. Мари почти успела закрыть лицо, но одна щепка отлетела прямо в шею, противно застряв. Мари поморщилась от отвращения и вытащила деревяшку, тут же кровь буквально полилась горячим потоком.
- С ума сошла?! – Прохрипел Драко.
- Кажется, твоя палочка меня не слушается. – Она отдала ему палочку, буквально кидая ее ему в руку. Ладонь все еще помнила его недавнее прикосновение и Мари понимала, что от каждого контакта будет становиться только хуже.
- У меня порез на щеке. А щепка отлетела тебе прямо в шею. – тем временем Драко констатировал факты.
- Свет включи. – буркнула Мари.
- Люмос.
- А! Ярко! От глаз убери!
Драко сунул палочку за спину. Мари не ожидала увидеть его настолько близко. У нее перехватило дыхание. Этот человек был теперь для нее никем, но она помнила каждую черту его идеального аристократичного лица и могла воспроизвести каждую, закрывая глаза, но факт того, что ее глаза сейчас были открыты и он настоящий вводили ее в оцепение. Но все же было в этой картине нечто необычное, неправильное. Ярко-алая царапина аккуратной кривой растянулась по его лицу.
- Прости. Я не хотела. Я могу залечить. Благо хорошо знаю такие заклинания…Но твоя палочка меня не слушает.
Затараторила опомнившаяся Мари.
-Я знаю. Но сейчас позаботиться надо о тебе, ты же вся в крови…
Драко немного неловко улыбнулся ей.
- Надо остановить.
Драко тут же снял рубашку, смял ее и приложила к шее Мари.
- Я не возьму!
- Без нее ты истечешь кровью. А если нет, то я лично тебя убью. За то, что твоя гриффиндорская кровь испортит мне любимую рубашку
- Так значит живой мне все равно отсюда не выйти?
- Неа, зато с рубашкой тебе удастся напоследок мне досадить.
Он прижимал рубашку к ее коже и Мари чувствовала тепло, исходившее от его руки… Черт, черт, черт…
- Обещаю, я подарю тебе другую. – Уверила его девушка.
- Докатилась… – Мари сползла по стенке шкафа и села.
- Что? – Драко опустился рядом.
- Я застряла с Мафлоем в шкафу в кабинете заклинаний! И убери этот чертов свет! Нокс!
- Это все что тебя волнует?
- Нет. Еще я все еще могу склеить ласты от потери крови. И тогда мой труп будет закрыт в шкафу с тобой. А что?
- Просто…Мне очень жаль, что между нами…
- Заткнись. – Она остановила его посреди слова.
- Да уж… Это твоя фразочка «Заткнись, Малфой». Ради нее просто стоит жить.
- Вот и живи. Но не лезь ко мне больше. – Голос ее звучал холодно и отстраненно. И в темноте Драко не видел, как по ее щекам катятся слезы.
- Нам тут всю ночь сидеть? – Спросила она чуть охрипшим голосом, через час.
- Скорее всего… Знаешь, это будет еще лучший вариант.
Еще через пару часов, когда Мари перебрала все ругательства, и сама удивилась своей фантазии… А он рассмеялся.
- Вот это на тебя больше похоже.
- Что?
- Ну эта твоя неадекватность, которая превращается в легкий шарм…
- Ты что несешь? Неадекватность? Шарм?? Ты со мной флиртуешь? Мы в маленьком замкнутом пространстве! Мы с тобой только что расстались! Я за себя не отвечаю! И я не посмотрю, что ты злой и ужасный Пожиратель смерти – Драко Малфой! Я знаю, кто ты на самом деле! Запомни, Драко, я знаю, кто ты на самом деле!!
Даже в темноте она чувствовала этот взгляд.
- Не смотри так. Я кожей чувствую…
- Откуда ты знаешь?... – Еле выговорил Драко.
- Сама не знаю. Но знаю, что права, и твоя реакция это подтверждает. А еще знаю, что у тебя есть какое-то задание и его выполнение идет явно не лучшим образом… Что не может не радовать.
Драко задумался. Он был потрясен.
- Но как?
- Все очень просто. Гарри сказал, что видел тебя в тот день в “Горбен и Берк”. Не то, чтобы это было чем-то необычным для нас двоих… Но ты так и не привез тогда чернила, Драко, ты так и не привез чернила! Тогда-то я и поняла, что ты хочешь от меня что-то скрыть.
Снова воцарилось молчание.
- Не волнуйся. Гарри и компания не знают. Ну то есть Гарри и выдвинул это предположение, но я не сказала, что думаю, а Рон и Гермиона с ним не согласились. …Черт возьми, Малфой! Я слишком хорошо тебя знаю.
- Но почему ты ему не сказала?
- По себе людей не судят.
Еще два часа молчания. Каждый думал о своем. Ну то есть оба думали об одном. Но каждый по-своему.
- Спасибо.
- За что?
- Что не сказала Поттеру.
- Пожалуйста, только не радуйся особо.
Следующие пол часа Мари вертелась, в попытке сеть удобнее. Хотелось бы конечно, лечь…
- Тебе не удобно, давай лучше вот так…
- Руки убрал!
- Хорошо.
Еще пол часа…
- Почему?...
- Что почему? – Мари ответила, резче, чем хотела.
- Почему все так сложилось?
- Ну я планировала вообще-то на поле полетать, но меня схватил ты! И почему ты меня, кстати, не сдал?
- Во-первых, это сдало бы и меня, во-вторых, извини, в-третьих, я не про сегодня говорил…
- А про что? – Мари напряглась.
- Почему все так?
- Если ты опять начнешь про наши неудавшиеся отношения, то..
Но Малфой ее удивил.
- Помнишь, как было… в детстве? Не в этом году, не в Хогвартсе. А то, что было в Малфой Мэноре, сейчас и много лет назад. Просто вспомни… Сейчас ведь все может быть так же?
- Пожалуйста, замолчи...
- Подумай. Просто подумай…
- Тут нечего думать! Ничего нет и быть не может! Уже поздно, слишком поздно что-то менять! Мы столько всего натворили, мы пытались и столько всего плохого вышло из этого! А сейчас это звучит как банальное «давай останемся друзьями», ты это хоть понимаешь?? И это моя коленка!
- Прости.
-Тебе не кажется, что слишком много извинений?! – Она начала выходить из себя.
Оба замолчали и часы тянулись слишком долго.
- Твой любимый цвет все еще синий? – Вдруг спросила она.
- Разумеется. И к чему это?
- Это всего лишь к тому, что я вроде как рубашку тебе должна.
Она вздохнула.
- Не светло голубой, только индиго, Драко. Ты все еще думаешь, что мы можем просто взять и начать сначала? Ты серьезно так думаешь???
- Нет, Мари. – он взял ее за руку. – В этот раз нет. В конце концов мы ведь не можем каждый раз начинать сначала?
Оба глухо рассмеялись.
- Зато я думаю, что мы можем пойти дальше, можем припомнить все то, что между нами было и все плохое тоже, но заодно ведь всплывет и все хорошее. Мари, смотри на меня, мы с тобой умудрились дружить с рождения, рассориться вдребезги, затем вернуть обратно дружбу, влюбиться в друг друга по настоящему, разбить друг другу сердца. Посмотри только, что же мы натворили… Но я просто надеюсь, что это не конец, потому что пусть дальше все будет только хуже, но я просто хочу, чтобы у нас было это «дальше».
Мари посмотрела на него влажными глазами.
- Ты остановился на том, что ты совсем не положительный герой.
- Что?
- Ты расссказал про шрам на лбу, а затем сказал, что ты совсем не положительный герой. Кажется, я заслужила продолжение…
- Ну значит слушай. – он приобнял ее, такую уставшую и похожую на тряпичную куклу. – Это был июнь 1995.
Я заметил, что дверь в кабинет отца приоткрыта, и заглянул внутрь, я впервые видел отца таким: он был растрепанный, под глазами синяки, мантия небрежно висела на стуле, рубашка мятая и перекошенная, стоящая на столе бутылка огневиски была уже наполовину пуста. Он со злостью швырнулт бокал о стену, и, пошатываясь, подошел к шкафу, чтобы достать новый, но тут заметил меня. Знаешь, что он мне сказал? «Пошел вон!». И закрой я дверь секундой позже – о мою голову разбился бы еще один бокал. Тем же вечером отец сказал мне, что Темный Лорд вернулся…
И вдруг раздался щелчок.
- Наконец-то. – Затекшие ноги болели, но радость свободы была слишком большой, чтобы обратить на это внимание. Оба не верили, что это случилось, выбираясь из шкафа и пытаясь подползти к выходу. Скоро оба уже выбегали из ненавистной тюрьмы-кабинета. Но тут Мари остановилась.
- Подожди…
- Что? – Драко снова невольно ужаснулся ее окровавленной шее.
- Драко, я не сказала, потому что я знаю, я точно уверена, что ты не плохой человек. Даже после истории с Кэтти, я все равно точно знаю, что ты не плохой человек. А ты это знаешь?
- Я…
- Не важно, не важно. Просто помни это, хорошо?
- Я.. Буду. И еще…
- Что?
- Пойдешь со мной на прием к Слизнорту?
- Конечно! В конце концов, кто еще захочет сопровождать меня на эту смертную скуку… Я даже постараюсь подобрать платье, которое подойдет к твоей новой темно-синей рубашке…
Она одарила его последней улыбкой прежде чем уйти.
Гораций Слизнорт всегда умел устраивать приемы. Полутемный кабинет, мягкие кресла, легкий запах горячего глинтвейна и пунша настраивал на атмосферу легких сплетен и доверенных кому-то не тому впопыхах секретов.
Мари махнула рукой выглядящему немного потерянно Гарри и он тут же развернулся и направился к ней, явно намереваясь угостить ее пуншем и, возможно, поговорить о квиддиче или принце-полукровке, а может даже о ее состоянии все эти дни, но тут улыбка резко и прочно сползла с его лица, когда его опередил никто иной, как Драко Малфой с, наполненными тыквенным соком, золотым как Феликс Фелицис, бокалами в руке.
- Мари…., Малфой.
- Поттер.
Оба сухо кивнули друг другу.
- Очень приятно видеть вас вместе. Не сказать, что по школе не ползут слухи. – Гарри выглядел напряженно. – Так вы, ребята, встречаетесь?
Драко и Мари переглянулись и губы Мари тронула еле заметная улыбка. Впервые они точно знали, что сказать.
- Нет. – сказала она, легко сжав его руку.
- Нет. – ответил он ей в тон.
Однажды, давным-давно, долго и счастливо. Из этих историй сотканы наши мечты. Сказки не становятся явью.
Реальность не так безмятежна. Она гораздо мрачнее, и страшнее. Но реальность намного интереснее, чем долгая и счастливая жизнь.
====== Удерживая нас ======
Комментарий к Удерживая нас Сентябрь на дворе, а я пишу про Рождество, ага... Ну что сказать, глава получилась мало того, что очень несвоевременная, так еще и очень музыкальная(впрочем, эта история рассчитана как раз на то, чтобы пополнить ваши плейлисты, дорогие читатели, душещипательными мотивчиками). Так что обязательны к прослушиванию –
1. Butterfly Boucher – Never Leave Your Heart Alone.
2. Katie Herzig – Holding Us Back.
3. Johnny Mercer & Margaret Whiting – Baby, It's Cold Outside
И небольшой милый фото-сюрприз :3
1. Мари на крыше
https://pp.userapi.com/c624617/v624617115/3c34d/nSJ7xu7SahY.jpg
2. Мари в квартире, во время игры на гитаре –
https://pp.userapi.com/c625731/v625731115/56159/ydqto35ocpk.jpg
https://pp.userapi.com/c633228/v633228115/7ea7/Tx5GYyWsJno.jpg
Настанет день, когда дорогие тебе люди начнут уходить из твоей жизни. Или из жизни вообще. И не важно, какой день, дата не имеет значения. И не важно, какая погода за окном. Не важно, в каких вы были отношениях – частые ссоры или душа в душу, большой скандал или медленное отторжение. Одни будут уходить плавно и незаметно, другие с бурей. Но итог один, все они уйдут. И все же… ты все так же будешь их любить. Можешь забыть, можешь отвернуться, можешь возненавидеть. Но любить не перестанешь.
- Джордж, одевайся! Живо!
Парень нехотя слез с дивана и начал натягивать куртку.
- Мари! – Высунулся из комнаты только успевший переодеться во все домашнее Фред.
- Да что ж ты так орешь?! – Процедила она. – Я гулять хочу! Рождество или где?!
Это был вечер двадцать четвертое декабря. Весь день они втроем провели в Норе, наедаясь до отвала, разгадывая шарады и слушая рождественские хиты от Селестины Уорлок. Последние же два часа Мари кочевала со сказками Барда Бидля с одного подоконника на другой, но к полуночи ее терпение кончилось, и вместо того, чтобы спокойно лечь спать…
- Гулять ночью по Лондону по меньшей мере небезопасно. – Вяло возразил сонный Джордж.
– А по большей? – Мари, балансируя в одном сапоге, скрестила руки на груди.
- Ты заболеешь.
- С каких это пор вы такие скучные?!
- После трех пудингов…
- И жареной картошки…
- Пирог….
- Индейка….
- Ладно! Сама пойду. – Уверенной походкой она направилась к двери.
- Мы с тобой!
Тут же застонали близнецы, отпустить ее одну, конечно, они не могли – дружба такого не прощает, а уж любовь и подавно… Куртки они натянули за минуту.
- Обалдеть… Почему вы не приводили меня сюда раньше?!
Крыша Биг-Бена. Мари стояла пораженная красотой, в которой туман и снег подсвечивались сотнями огней ночного Лондона. Внезапные заморозки и ветер отошли на второй план. Где-то далеко сигналили автомобили, люди спешили домой, обвешанные подарками и пакетами, они ковыляли как пингвинчики к своим многоквартирным норкам, где их уже давно заждались. Движение остановилось. Светофоры подмигивали сами себе, дирижируя белой симфонией. Ехать стало некуда. Дороги исчезли. Автомобили отмахивались дворниками, на глазах превращаясь в сугробы.
В тот предрождественский вечер Мари, Фреду и Джорджу все было дико смешно. Смешные люди гуляли по смешным улицам и с глубокомысленным видом делали потешнейшие вещи: покупали, отвечали на звонки, пугливо посматривали на небо и поднимали воротники.
Где-то внизу, будто в другой жизни. А в мире война, чертов Волдеморт и его чертовы приспешники. У магглов экономические кризисы, выборы президента, ремонт, стипендия, дети, завернувшийся уголок коврика, об который все спотыкаются, но никто не поправит. И порой достаточно просто одной незначительной мелочи, чтобы эмоции хлынули неудержимым потоком. Но здесь и сейчас все было так далеко и неважно.
- Ну ты же сказала, что хочешь чего-то необычного… Вот мы и подумали про это место. Близнецы стояли чуть дальше и довольно улыбались.
А под их ногами кружился ночной город. . Лондон с такой запредельной высоты и Лондон, который топчешь ножками, — два абсолютно разных города. Мари и раньше об этом догадывалась, но сейчас окончательно уверилась. Снизу город представляется правильным или хотя бы стремящимся к логике, и лишь сверху видишь, что это нагромождение косо стоящих зданий, путаных улиц, заводских территорий, бесконечных крыш и забитых машинами двориков. Маггловские кварталы светились неоном афиш и среди них взгляду Мари было так приятно замечать маленькие места волшебного мира – вот вход в косой переулок, а вот теплым огнем неперегорающих свеч горит магический квартал, а тут промелькнула и быстро погасла вспышка трансгрессии.
Мари подошла к Фреду и обняла его, тепло и как-то обреченно и тихо спросила куда-то в его плечо.
- Мы справимся?
И Фред сжал ее руку, впервые в жизни Фред смолчал. Когда-то, когда им было по шестнадцать лет, ему казалось, что он знает ответы на все вопросы. Тогда Фред был пылким мечтателем, глупым самодовольным мальчишкой, полным сил и наивной веры в то, что однажды мир прогнется под них. Теперь романтика давно ушла, ее сменила уверенная, твердо стоящая на земле реальность, а мир прогибаться отказался. Вместо этого он беспощадно ударяет раз за разом под дых, выбивает из груди всю глупость, наивность и самодовольство, а ответы ускользают, давая вопросам тяжелым грузом наваливаться на плечи. В конце концов, Фред, конечно же, заглянет Мари в глаза, ласково проведет рукой по ее холодной щеке и со всей возможной серьезностью и уверенностью скажет, что они обязательно справятся. Но оба будут знать, что это вполне может оказаться ложью – на самом деле Фред понятия не имеет, что их ждет. Да, конечно, они обязательно пройдут вместе по тому пути, что им еще предстоит, рука об руку, плечом к плечу – но миру плевать на их усилия. Вот только Мари задала свой вопрос не потому, что хотела услышать честный ответ – даже в свои нынешние шестнадцать она не была так глупа и наивна, как Фред. Но иногда надежда ценится больше правды.
Крыша под ними вдруг судорожно затряслась, будто внезапно закашлявшийся человек, это часы били полночь.
- С рождеством!
- С рождеством!
Кричали друг другу Мари и близнецы.
- С рождеством нас, бедняжек!
- С рождеством вас, чертята рыжие!
А потом вдруг хлынул снег, и всё куда-то скрылось. И площади, и метро, и вход в косой переулок, и люди с цветными пакетами. Остались гудки машин, короткие заблудившиеся полоски фар и они двое. И в ту минуту, когда весь мир состоял из одного снега, Фред обнял Мари. Обняв же, потерся носом о ее нос. Мари это понравилось. Они стояли и терлись носами, как лошади. А между носами пытался проникнуть снег.
— Ну я пойду! — долетел сквозь снежную пелену голос Джорджа.
— Куда? – растерянно ответил ему брат.
Джордж хотел сказать, что совсем уходит, но вместо этого буркнул: «Огневиски принесу!». Мари и Фред тут же замялись.
- Мне тоже надо домой, я не все письма отправила! – нашлась Мари.
- А у меня счета не подписаны. – тут же подхватил Фред.
Домой, в квартиру над магазином, они вернулись очень быстро и молча.
- Завтра снова открывать магазин с раннего утра, так что я спать. – Джордж громко зевнул и неспешно направился в свою комнату.
– Ты идешь?
- Нет. – Мари покачала головой, она строчила какие-то каракули на неровно порванном пергаменте.
- Как всегда. Спокойной ночи, совенок. – Фред нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку…
- У тебя жар! Ты заболел? – Мари тут же приложила свою все еще холодную с улицы ладонь к горячему лбу близнеца.
- Нет… Вроде нет. – Фред ободрительно улыбнулся, но вышло как-то криво.
-Ладно, иди спать, может лучше будет. – Она ободряюще взъерошила его рыжие волосы.
Парни ушли. Вздохнув, Мари продолжила свою короткую и неаккуратную работу.
- Фред, тебе придется это выпить! Не заставляй меня бегать за тобой по всей квартире, ты знаешь к каким последствием это обычно приводит!
Мари стояла посреди небольшой кухни, грозно уставившись на Фреда. Тот уже битый час приводил аргументы, почему ему не стоит пить зелье от простуды.
- Да не любит он его просто. С детства. – Джордж с улыбкой наблюдал за происходящим.
- Нет. Просто я еще не сильно болен… – В сотый раз начал Фред.
- Признайся, братишка! Вспомни как ты отговаривал маму лет пять назад.
- Когда это?
- Фред!
- Не буду.
- Фред?
- Не хочу!
- Ой…Иди к черту, Фред Уизли! – С громким стуком Мари поставила кружку на стол и половина содержимого тут же расплескалась, растекаясь бесформенной лужей.
Она резко сдернула с крючка куртку и ,даже не надевая ее, вышла из квартиры.
- Идти за ней? – Фред сразу почувствовал себя виноватым.
- Не надо. – Джордж уже вытирал стол. – Остынет и сама вернется, с возрастом она все чаще показывает свой характер.
На Лондон уже опустилась ночь. Мари решила прогуляться по бульварам, хотя зимой гулять по бульварам удовольствие в два процента от нижесреднего. Гриффиндорка пинала носком крышку от пластиковой бутылки и, провожая взглядом прыгающий красный, с белым брюшком, кругляшок, грызла себя. Мари не совсем понимала, почему обиделась на близнецов. Им почти по двадцать, а ведут себя иногда, как маленькие… На улице никого не было, только изредка мелькали тени людей, медленно проплывающих туда-сюда по пустой улице. Мари гадала, что же с ними случилось такого, почему они не сидят дома, разглядывая свои пузатые отражения в новогодних шарах и дежурно обнимая пришедших в гости родственников, имена которых даже не помнят. Трагическая ссора? Роковая измена? 40 лет назад Битлз задали миру простой вопрос. Они хотели знать, откуда берутся одинокие люди. Теория Мари была о том, что они приходят с ночного бульвара в Рождество.
Откуда-то вдруг вынырнул крупный лохматый пес, побежал следом и принялся яростно облаивать Мари. Она остановилась, и пес остановился.
—Ну и что дальше? Никак не ага? — поинтересовалась Мари.
Что дальше, пес и сам не знал. Жизненные планы у него были размытые. Он смутился, но сразу перестать лаять не смог и, несколько раз взбрехнув, неторопливо ретировался. Мари неспешно пошла в противоположную сторону, в отличие от людей на бульварах и этого пса ее ждали дома.
- Где ты была?! – Начал с порога Джордж. – Мы уже хотели тебя искать!
- Что ж ты так орешь? Гуляла я. Где Фред?
- Лежит. Температура поднялась, но мамино зелье он все-таки выпил.
Фред спокойно лежал на боку на диване в гостиной. Девушка заметила, как мирно поднимается и опускается плед вслед за его дыханием, это зрелище успокаивало, но она все еще злилась за его ребячество.
-Лежишь? Вот и лежи. – Мари села рядом с ним на пол и близнец тут же повернулся. В его глазах был тот нездоровый блеск, который у больного появляется ближе к ночи.
- Привет… – Тихо начал Фред.
- Молчи. – Она осторожно провела рукой по его лицу.
Джордж не хотел вмешиваться в эту теплую атмосферу, но, поколебавшись у входа, все же сел в кресло напротив. Через какое-то время он уснул прямо там. Фред просто закрыл глаза, но не спал. Мари так и просидела всю ночь, до рассвета, рядом с ним на полу.
- Фред.
- Ммм…
- Вставай. Тебе нужно нормально выспаться.
Фред нехотя поднялся с дивана и неуверенной походкой направился в сторону своей комнаты, Мари пошла за ним. Он лег и она его укрыла.
- Не уходи. Пожалуйста.
Она отвернулась от двери и села на край кровати, перебирая его рыжие волосы. Он долго смотрел ей в глаза, пока зелье не взяло свое, забирая его мысли в тягучий сон без сновидений…. Мари вышла обратно в гостиную.
- Спит? – Сонно пробурчал Джордж.
- Ага. Кофе будешь? – Потянувшись, спросила Мари.
- Давай.
Так они и сидели на кухне, встречая рассвет. Утро было очень тихим.
- Без вас в школе не интересно. – Почти шепотом, чтобы не нарушить спокойствие этого медлительного рождественского снегопада, ответила Мари.
- Хочешь сказать, теперь Хогвартс живет спокойно? – Улыбнувшись, спросил Джордж.
- Нет, просто без вас не то. Вас не хватает не только мне, но и школе в целом. Нескольких учеников забрали домой. Некоторых собирались забрать. Близняшек Патил, например. – Она водила кончиком пальца по кружке с уже остывшим чаем.
- Так не только в школе. Так в мире. – Отозвался Джордж.
- Так было и четырнадцать лет назад? – спросила Мари. – Судя по рассказам родителей, все так начиналось…
- Поиграй мне. – вдруг, перебив ее, попросил Джордж, прикрывая глаза.
- Ого! Я думала, ты равнодушен к музыке.
- Но только не сегодня. Поиграй мне, пожалуйста.
Мари уже обняла свою старую гитару, настраивая ее и приглаживая с той хитрой властностью как будто чужого кота. А потом девушка запела.
And it’s open
For distraction
You found all the words you need
Well I found nothing
I just grumble
‘cause I don’t know what I feel
The moral to the story goes
Never leave your heart
Never leave your heart… alone
Странным был день Рождества 1996 года… Когда 96 уже уходил, а новый 97 еще не собирался приходить.
Люциус пил коньяк в библиотеке Малфой-Мэнора. Он ненавидел, когда под Рождество всплывают воспоминания. Вот сейчас, например, он вспомнил свой последний год в Хогвартсе. Он ненавидел квиддич. Но отец заставил его пройти отборочные в команду. Уже после первого матча юный Люциус оказался в лазарете. Тогда Люциус поклялся, что не заставит сына стать таким, как он. С тем, что придется жениться на Нарциссе Блэк, он смирился. Его отца не волновало мнение сына. А Люциус был без памяти влюблен в другую девушку. Но вот была такая традиция в аристократических чистокровных семьях – выбирать будущих супругов своим отпрыскам. Люциус тогда пообещал, что не будет делать выбор за своего ребенка. Так думал семнадцатилетний Люциус Малфой, еще не зная, что пройдет два года, и у него и вправду появится сын и что вскоре Нарцисса станет любовью всей его жизни. Та влюбленность просто ушла, ее сменила другая уверенная, нежная, твердо стоящая на земле любовь.
Нарцисса незаметно наблюдала за мужем. В их жизни было очень много полутонов и она в очередной раз пыталась понять, любит ли она своего мужа? Верит ли она в идеи Темного Лорда? Нарциссе всегда казалось, что ее жизнь с самого рождения идет по прямой, по очевидной, удобной, протоптанной и широкой дороге. Но в один момент оказалось, что выбор был всегда. Маленькие нетоптаные тропинки всегда извивались в сторону, незамеченные ей, такой хорошей и правильной девочкой. Сейчас эти тропинки скрутились, завязались в бесконечные знаки вопроса. Любит ли она мужа? Верит ли она в идеи Темного Лорда? Существует ли вообще такая женщина как Нарцисса Блэк? Поддавшись непонятному порыву, Нарцисса встала, подошла к Люциусу и аккуратно провела ладонью по лицу мужа. Люциус на миг опешил, но потом, к удивлению жены, прижал ее руку своей и закрыл глаза. Сейчас были только они. И не важно, что где-то в их большом доме разрабатывал новый план самый темный волшебник столетия. Или в фехтовальной неуравновешенная Беллатис практиковалась в нападении.
The moral to the story goes
Never leave your heart
In a box
Locked up with cold cold ice
Never leave your heart
…Never leave your heart
… Never leave your heart alone.
Мари добила последний аккорд. Когда она закончила, никто долго ничего не говорил. Любое слово тут было лишним.
- Дааааа, – произнес вдруг Джордж – Если бы у меня была поющая жена, я запрещал бы ей разговаривать. Разрешал бы только петь.
Мари удивленно на него уставилась. От кого угодно она готова была услышать такие слова, но от Джорджа? Ей всегда казалось, что он начисто лишен любви к музыке. А выяснилось, что Джордж чувствовал музыку в сотни раз лучше своего брата.
- Ну, раз уж пока жены у тебя нет, то придется довольствоваться мной.
Проворчала Мари и, криво усмехнувшись, перенастроилась и запела снова. Ее голос был разогрет пением и звучал особенно проникновенно.
Maybe i love you, maybe i just like the sound
but if you disappear you’ll still hear when my heart hits the ground
every touch, of every scene
is just beautifully broken as, a bird without wings
all we have holding us back
holding us back
all we have holding us back
Драко прислонился лбом к холодному стеклу окна. В его комнате, такой родной и с детства любимой, сейчас было темно и холодно. Юный Малфой напряженно всматривался в темноту за окном, хотя понимал, что это совершенно бессмысленно. В его голове билось слишком много мыслей. В основном о ней. Он знал, что сам все убил. Тогда, давно, воспитание и приученные с детства понятия убили самое главное, что было в его жизни. Он обещал, что все поменялось теперь, но оказалось, что не поменялось ничего. Между ними все еще была пропасть, которая оказалась глубже глупого школьного дерганья за косички, это была пропасть его и ее чести и через нее нельзя было играючи перешагнуть. От неожиданного стука в окно Драко вздрогнул. Маленький совенок, к лапке которого было привязано два маленьких клочка пергамента.
На одном значилось «Драко Малфой». Драко осторожно отвязал его. Совенок сразу же вылетел в окно. Мафлой не спешил читать послание, с начала он закрыл окно, потом разжег камин. И в свете пламени развернул записку.
«С Рождеством, Малфой»
Три слова, выведенных ее почерком, заставили холодную комнату потеплеть гораздо быстрее, чем разгорающиеся дрова.
for all we have
whats holding us back?
После третьей рюмки в каком-то баре Марк успокоился. Бар был магический, и в нем было совсем немноголюдно. Еще одна унылая копия «Дярывого котла» на отшибе, грязный и дешевый, где ушлые официанты огневиски разбавляли тихим «Агуаменти», пока несли кружку гостю, а хозяин ослеп уже много лет назад то ли от неудачного заклинания, то ли от проклятия, кинутого одним из тысячи недовольных посетителей.
- Что-нибудь еще?
- Нет, спасибо.
Приветливая официантка явно хотела с ним познакомиться, надеясь на чаевые, но он делал вид, что не замечает ее попыток. Настроение было паршивым. Он в который раз задался вопросом, возможно был и другой путь? Черная метка саднила и раздражала, напоминая, что теперь другой путь точно не найти.
Он покосился на Эйдана, который сидел сбоку и невидяще смотрел куда-то в свой стакан, то и дело что-то бормоча. Стакан явно с ним разговаривал, а Эйдан был слишком вежлив, чтобы его просто игнорировать. Марк усмехнулся, он пришел в бар на час позже и от такого состояния его отделяли часы и часы мучительных вопросов и размышлений. Вот например, о Мари. Она была непонятно где. «С Уизли» – сразу подумал Марк. И скривился.
Почему все вышло именно так? Еще несколько лет назад он был уверен, что они с шумом отметят этот новый год в Париже всей семьей, а теперь радость хоть в том, что он нашел наконец, в какой бар занесло шатающегося пьяного брата. И все от чего, от чего… Вот что они имели в виду, говоря, что это чувство отчаяния обхватывает сзади за плечи, в то время, как ты думаешь, что ты вечен. Темный вечер темным быть обречен. На Марка медленно начинает накатывать усталость, и глаза постепенно наливаются свинцом.
— Я мечтаю о доме и тишине, — делится Марк со стаканом самым сокровенным – как Эйдан, может и правда поможет...
Тот это замечает и поднимает на него затуманенный взгляд и медленно, как будто пытаясь вспомнить, кто он такой, расплывается в улыбке.
— Ты взрослый, — отрывисто говорит ему брат, — куда тебе мечтать.
Официантка все кружила рядом, жалуясь то на маленькие чаевые, то на похотливых посетителей. Марк поморщился и откинул голову назад.
— Ведьмочка… Мне все равно, кто там тебя бесит и что твоя подружка говорит по этому поводу. Я просто, Мерлин тебя отдери, хочу напиться в тишине, а не быть твоей дойной коровой или молчаливой жилеткой.
Девушка вспыхивает и шепчет себе под нос что-то недовольно-возмущенное, приправленное однообразными ругательствами и наконец кидает ему в лицо конверт.
— Вообще-то вам тут сова была! И я подумала, сидите тут один в Рождество, может отметить не с кем и вот… И вообще… Что одиноко вам. А то, что вы подумали – ваше дело.
Она повернулась на каблучках и ушла в темноту зала, не оборачиваясь. Марку становится жгуче стыдно. Действительно, что он подумал и в кого превратился. Аристократичный и умный, он ничем не лучше этой вульгарной и грубой официанточки, которая передает письмо, хотя и не должна. Даже хуже. Сидит с ним и разговаривает, чтобы приободрить. А он подумал про деньги. Власть и деньги. И «Магия превыше всего», сам передразнивает их фамильный герб.
— Какой же я жалкий, — тихо шепчет Марк, пытаясь вскрыть конверт. — Какой же…
Отчаянье его вдруг разбилось совсем скоро. Наверно, в тот момент, когда из конверта выпал клочок бумаги. Или же в тот момент, когда он увидел такой знакомый почерк «Маркус и Эйдон Сарвон». Но, скорее всего, оно разбилось со словами.
«С Рождеством, братишки».
И Марк ощущает, что наступает такое долгожданное облегчение. Да, другого пути не было не только сейчас, его не было с самого начала. Но у нее он будет, если они пройдут по своему до конца. Темный Лорд просто должен победить, обязан, по крайней мере Марку хотелось в это верить.
Тебя тоже, совенок, с Рождеством. Мы любим тебя…
Вся ситуация теперь как-то забавляет, и на губах расползается непрошенная улыбка. Он пьет еще пару стаканов, потом находит ту офицантку и тащит танцевать. Официанточка целует его и, кажется, вытаскивает из кармана галлеоны, но ему все равно. Музыка обволакивает мысли, тело обволакивает ее тело — такое теплое, подвижное — Марк чувствует беспорядочные прикосновения то тут, то там, и во всем этом легко потеряться, забыться, почти что не существовать — по крайней мере, как отдельное целое, ты — часть гидры, качающейся в такт музыке.
we’ll never know what it’s like to be free
how do you show, what can’t but should be
there’s no explanation only what we can not change
so we’ll leave how we met
with nothing the same
all we have, holding us back
holding us back
- Какие-то неправильные у вас Рождественские гимны!
В проеме появился, слегка пошатываясь, растрепанный Фред.
- Какие есть во время войны…
- Ну это никуда не годится, такие никуда не годятся.
Он медленно обошел комнату, разглядывая их маленькую грустную вечеринку.
- А ну-ка, не кисните! – пропел Фред.
Мари вдруг сменила свое настроение и подмигнула близнецу. Вид здорового и веселого Фреда успокоил ее, сгоняя всю меланхолию.
- Ладно уж, рыжий, сыграю твою любимую.
И тут же она резко повернулась к Джорджу и улыбнулась ему.
- Будешь моим мужским голосом?
- Я? – тот явно немного опешил.
-Ты-ты.
Мари, даже не дожидаясь ответа, нетерпеливо начала играть, постукивая по грифу,
I really can’t stay – звонко протянула она свою ноту, передавая партию Джорджу..
(Baby it’s cold outside) – вторил ей Джордж
I gotta go away (Baby it’s cold outside)
This evening has been (Been hoping that you’d dropped in)
So very nice (I’ll hold your hands they’re just like ice)
My mother will start to worry (Beautiful what’s your hurry?)
My father will be pacing the floor (Listen to the fireplace roar)
So really I’d better scurry (Beautiful please don’t hurry)
Well maybe just a half a drink more (I’ll put some records on while I pour)
Джордж пробасил последнюю строчку, разливая всем троим огневиски, и ребята рассмеялись. Фред настукивал вилками по стаканам ритм, призывая друзей продолжать, а их уж долго просить не пришлось…
The neighbors might think – пропела Мари невинным голосом,
(Baby it’s bad out there)
Say what’s in this drink?
(No cabs to be had out there) – Джордж лукаво улыбнулся, активно качая головой
I wish I knew how (Your eyes are like starlight now)
To break this spell (I’ll take your hat, your hair looks swell) (Why thank you)
I ought to say no, no, no sir (Mind if move in closer?)
At least I’m gonna say that I tried (What’s the sense of hurtin’ my pride?)
I really can’t stay (Baby don’t hold out)
Мари уже была навеселе и, едва ли не повиснув на своей же гитаре, громко отбивала бой, пока вторая рука уже автоматически скользила по аккордам, а все тело покачивалось под задорный ритм. Она быстро подняла глаза, чтобы улыбнуться в очередной раз Джорджу, который вовсю поясничал и басил свои строчки, но вдруг поймала на себе другой, внимательный и очень серьезный, взгляд Фреда. Тот взгляд, встретившись с которым обычно поспешно отводишь глаза или окончательно пропадаешь. Мари мужественно выбрала первое.
Фред же любовался подругой, по носу которой разбегались веснушки. Это были странные веснушки, беспокойные, странствующие. Зимой они почти выцветали, весной возникали на щеках, а летом переползали на нос, где и селились живописными кучками. Почему-то именно в этот холодный день, когда не было и намека на солнечные зимние лучи, сознание немного замутилось, а в животе теплым комком разгорелся алкоголь, ему очень захотелось сидеть и считать эти летние веснушки на носу Мари, а затем целовать ее под их самодельной елкой, чтобы ветки щекотали лицо. А она никуда не уйдет, ведь снаружи холодно…
I really can’t stay (Get over that old out)
Baby it’s cold
Baby it’s cold outside
Okay fine, just another drink then
That took a lot of convincing!
Странным был день Рождества 1996 года. Когда 96 уже уходил, а новый 97 еще не собирался приходить. Люди решали проблемы, любили, вспоминали, надеялись, искали ошибки, пытались что-то изменить. Люди принимали решения или сдавались… А за окнами кружила метель, словно заметая прошлое и давая глупым людям еще один шанс. Ведь любой человек заслуживает еще один шанс и только бы не сломаться, только бы не сбиться с вновь намеченного пути. Сейчас можно позволить себе просто жить. А 97 расставит все по своим местам…
Мари крепко похлопала Джорджа по плечу, благодарно посмотрела на развалившегося на диване Фреда и осторожно отложила гитару, закутываясь в плед. Говорить не хотелось, хотелось чудить, но на это почему-то не оставалось сил, так медленно, сантиметр за сантиметром, усталость уверенно и непреклонно придавила гриффиндорку к маленьким диванным подушкам. Наконец-то все трое спали и в комнате воцарилась темнота, освещаемая только обвисшими магловскими лампочками на пышной рождественской елке.
400 лет назад один известный англичанин высказался по поводу одиночества. Он считал, что мы никогда не бываем одни. Конечно, он выразил это более элегантно. Ни один человек не является островом, принадлежащим только ему. Если забыть про остров, он лишь хотел сказать, что нам нужен кто-то. Тот, кто дал бы нам понять, что мы не одни.
====== Через тернии ======
В детстве мы часто играем в игру на запоминание. Несколько рядов карточек уложены картинками вниз. Переворачиваешь одну – смотришь и возвращаешь на место. Нужно попытаться вспомнить, где лежит парная карточка. Иногда ты даже понятие не имеешь, а иногда ты видишь именно то, что необходимо. Кажется, что карточки разбросаны совершено беспорядочно, но ты продолжаешь их переворачивать. И чем больше ты видишь, тем яснее становится, как их собрать.
Первое, что ударяет в нос – это запах. Стерильный и при этом очень приторный, травяной запах зелий для врачевания и меловый запах кристальных заживляющих порошков, зудящий в носу и при этом неуловимо приятный. Второе – это свет. Он хоть и приглушен лампадами и тканевыми занавесками, но с непривычки режет воспаленные глаза. Третье, что тебя настигает – воспоминание. И это единственное, к чему здесь не привыкаешь.
Мари лежала и смотрела в одну точку. Он проследил ее взгляд, это снова был уголок ширмы. Ширма была в клеточку и по ней были разбросаны нарисованные листья, то тут, то там. У Мари и ширмы была своя особенная игра, она мысленно переставляла эти листья, собирая из них круги, диагонали и сложные фигуры. У игры были очень четкие и строгие правила, нарушать которые не позволялось никому, ни Мари, ни ширме. Каждый лист мог сдвигаться только на три клетки, перешагивания и кривые траектории не разрешались. Так продолжалось часами.
Он сидел у ее постели, массируя своими вялыми, непослушными руками ее руку, и ждал. Мари неподвижно лежала, блуждая по комнате неосознанным взглядом. Иногда ее глаза цеплялись за что-нибудь, и тогда в них чувствовалось напряжение, как будто она пытается что-то вспомнить, но, так ничего и не вспомнив, снова начинали блуждать, пока не останавливались на треклятой ширме..
- Привет.
- Привет. – ответ Мари звучал глухо, словно это было просто эхо от его собственного голоса. Через час он бы уже даже не мог завить с уверенностью, что ему не показалось.
А Мари лежала и смотрела куда-то в стену, не поворачиваясь в его сторону. Драко мог видеть только ее спину в больничной ночнушке. Она казалось бесформенной и рыхлой, а рядом лежали спутавшимся колтуном какие-то рыжие под приглушенным светом волосы.
- Ты знал Люси Беннет? – вдруг прошептала гриффиндорка.
- Третьекурсница? Блондинка с равенкло? Кажется, видел пару раз во время завтрака или… – Драко тут же засуетился. Она говорила, говорила! что-то спрашивала у него, она спрашивала!
- Да, это она. Я видела ее два раза в своей жизни, оба раза на завтраках, да я даже не знала, как ее зовут, но помню, как она ела картофельные котлеты. Разве не забавно, что оба раза она ела картофельные котлеты? – голос Мари звучал хрипло, а глаза беспокойно бегали туда-сюда.
- Ну…
Девушка вдруг перевернулась на спину. Даже это действие явно далось ей с трудом и выглядело неуклюжим.
- Разве не странно, Драко, что оба раза она ела эти картофельные котлеты??? – лихорадочно пробормотала она.
- Да в общем-то нет, это же были завтраки, может она любит их есть на завтрак. Может она из Корнуолла или типо того. – Слизеринец растерялялся, разговор этот казался ему по меньшей мере странным после всего того, что разыгралось в Хогвартсе за ближайшие пару дней, но Мари тут же схватилась за откровенную глупость, которую он ляпнул, как будто это было самой важной ниточкой в ее лабиринте.
- Да, ты прав, ты прав, ты прав, она ведь из Корнуолла. Ее родители заходили ко мне, у них, знаешь, этот дурацкий южный выговор. Надо было их спросить про короля Артура, верно? Я никогда не бывала в Корнуолле, а ведь там вообще-то «край земли». Ты бывал там? Может проездом?
Ее глаза горели тем бешеным, безумным огнем, от которого становилось страшно.
- Нет, я…
- Надо было спросить, спросить, спросить! Я ведь сама там наверное никогда не окажусь, понимаешь, слишком много воды вокруг, а на море мы ведь договорились никогда не ехать, а там сплошная вода, везде вокруг. Интересно, там купаются?? Она купалась?? Она приезжает туда каждое лето и купается, да??? Нет, о боже мой, нет, что за глупости я несу, там же так холодно, очень холодно, но может она все же плавала?
- Ты о Люси, Мари? – Драко попытался к ней приблизиться, взять за руку, пригладить волосы, но Мари тут же отвернулась, снова превращаясь в тень на ширме. Ее голос снова потух и напоминал какое-то очень дальнее эхо.
- Люси?... Да, конечно, о Люси. Я все еще не могу привыкнуть, что ее так зовут. У нее такое красивое имя, Люси, как в «Хрониках Нарнии», помнишь? А я придумала ей имя. Когда я была там, я сама придумала ей имя, потому что я просто не могла вспомнить, как ее зовут. Я лежала там и шептала «Давай же, Эдди. Не умирай, Эдди» как мантру. Теперь это кажется таким глупым, но тогда мне казалось, что если я не буду ее звать, то все закончится. И мне было все равно, что эту девочку зовут не так. Мне просто нужно было звать ее.
Драко побледнел, пробежали мурашки. Он знал всего одного человека с именем Эддисон. Эддисон Сарвон.
- Когда я вбежала в Астрономическую башню, вокруг уже сражались. Мне сказали уходить, но я думала найти Сивого и помочь Биллу. Когда... когда я зашла в класс, никого уже не было. Там… Там были только лужи, огромные лужи крови, даже не лужи, сплошная поверхность – в нее можно было смотреться как в зеркало. А посередине кто-то лежал, я не поняла даже сразу, что это человек. Тело было почти в клочья, руки и ноги буквально висели на обрывках кожи. Никогда такого не видела – ни в одном учебнике, ни в какой книге, ни на одной практике. Все тело в дырах. Я пыталась остановить кровь, я трогала ее артерии и сжимала их пальцами как трубочки, но кровь все текла и текла – из груди, из живота, надо было чем-то зажать раны, надо было сказать какое-то заклинание, но у меня ничего не получалось, поэтому я два часа лежала на ней, не шевелясь, чтобы последние остатки крови не вытекли из нее. Я помню каждую минуту из этих двух часов. А рядом лежал Билл и он был без лица, вместо головы у него было мессиво, как будто у него просто взяли и сняли его лицо, там не было ничего – ни носа, ни глаз, ни рта, ничего. Билл… все умирал. Я не могла встать и помочь ему, а он все умирал и умирал. Это так бесило. Мне хотелось встать и заснуть прямо на нем, потому что он был теплый и сухой. И никто не приходил и не приходил. Было так много крови, так много крови. Она такая маленькая, никогда не скажешь, что в ней столько крови! А никто не приходил и мы лежали, было так тихо, никто не стонал даже, ни единого звука. И я смотрела в окно, слезы все лились и лились, но я их не чувствовала, потому что все мое лицо, вся кожа покрылась коркой застывшей крови. И я радовалась, что она застывала, потому что до этого кровь была просто липкая и это было ужасно, это было так отвратительно, что меня тошнило и я еле сдерживалась. Я старалась повернуть голову вверх, чтобы не чувствовать запаха, но тогда мои волосы липли к ее открывшимся внутренностям. Поэтому я смотрела вбок, там лежал Билл и я смотрела дальше, за окна. И я видела звезды. Они были такие большие и красивые, я никогда не думала, что на небе столько звезд, что такие звезды бывают… Невероятные звезды… Столько звезд…
Драко схватился за голову, он не мог давать ей продолжить, не мог! Он впился пальцами в ее плечи и начал встряхивать гриффиндорку, та поддавалась, словно пустой тряпичный мешок.
- Ты выбралась, ты тут сейчас, в больничном крыле. Я с тобой. Слышишь? – шептал он ей на ухо, вдыхая запах ее волос полной грудью, пытаясь отыскать ту ниточку, за которую он раньше держался, до того, как улетел в эту пропасть, случайно утянув за собой и ее… но того родного запаха не было, был только стерильный и при этом очень приторный, травяной запах зелий для врачевания и меловый запах кристальных заживляющих порошков. А еще был ее голос, бесцветный, но при этом тведый.
- Я не могу выбраться. Разве ты не видишь? Я никогда не выберусь.
- Не говори так! Только не говори!! То, что с тобой случилось – страшно и…
- Страшно? Нет, Драко, совсем нет. Страшно только одно. Это все из-за тебя. Я знаю это и ты это знаешь. Но мне все равно. Я ничего не чувствую, я просто ничего не чувствую.
Все внутренности Драко похолодели, он судоржно выдохнул и обнял Мари, неуклюже обхватывая руками ее плечи опущенные на подушку плечи.
- Я нашла принца-полукровку.
- Что?
- В тот вечер я узнала, кто такой принц-полукровка. Только это уже никому не поможет.
И наступило молчание.
***
Мари донимали встревоженные лица близнецов и их слова, едва доходившие до нее будто через стеклянный купол ее же собственной головы. Она проживала бесцветные дни, когда челюсти казались ей механизмом, который приходилось каждый раз будто включать для пережевывания комка, который был, кажется, какой-то едой. Она видела мутные туманные сны, где не было ни ее, ни кого либо еще. Она просыпалась, захлебываясь в своих же тихих слезах.
А потом из заботливо приоткрытого окна она увидела звезды, они немного мерцали и призывно светились на небе стройным рядом как огоньки посадочной самолетной полосы, так Мари впервые опустила ноги на прохладный пол, пробуя его пальцем как пробуют воду перед купанием. Шатаясь на ставших непослушными и больше похожими на две ветки, ногах, она вышла из больничного крыла и пошла вперед, отстегнула в сарае для метел чей-то Чистомет и взлетела, отталкиваясь от чавкающего после дождя чернозема. Метла разогревалась неохотно, чувствуя чужую слабую руку, виляла и высоту набирала медленно.
Порыв ветра толкнул Мари в щеки, лоб, грудь. Ветер был такой резкий, что невозможно стало дышать. Мари это казалось нелогичным. Вроде бы при ветре в лицо дышать должно быть проще. Но, оказывается, совсем наоборот. Ощущая, как деревенеет лицо, Мари вертела головой, обманывая ветер. Впечатления были дробные. Ночь. Лес. Поле. Городок. Еще темно. Плоским неоформленным пятном светлел вдали Лондон. Лежал, уставший сам от себя, окруженный ярким кольцом новых домов.
Мари старалась не смотреть в ту сторону. Хватит ей пока Лондона. В полутьме древко метлы поблескивало бусинами капель дождя и, едва оторвав от них взгляд, она вдруг снова увидела звезды. Огромные и холодные они восхищали и наседали одновременно. Становясь все ярче, ярче, ярче… Острое чувство тревоги заставило Мари закрыть глаза. Она увидела своего отца, трясшего за плечи мать. Мать звала Мари на помощь, а потом обернулась, и она поняла, что это не мать, а Люси, а отец превратился в нее саму. Мари вдруг поняла, что навзрыд кричит, захлебываясь дождевыми потоками, и что чувство полета сменилось на посасывающие ощущения свободного падения.
Опомнившись, девушка сама подставила лицо под ветер, крепко сжимая спасительный чистомет, даже не пытаясь его куда-то направить. Влажные перья хлестнули ее, и все видения рассыпались. Она почти стояла на земле, зависнув в паре сантиметров от чавкающего болота и по лицу катилась вода, туда-сюда. Мари жадно и глубоко дышала и все никак не могла наполниться воздухом. Мысли оттаивали. Убыстрялись. Приобретали четкость и блеск. Оказавшись на грани смерти Мари вдруг поняла, куда и зачем она прилетела. Уняв трясущиеся руки, она достала из кармана свою палочку и, недолго думая, продрогшим голосом уверенно сказала «Обливэйт!».
Мари поняла, что находится на дороге и куда-то идет. Потом узнала место. Она двигалась к Норе со стороны пригорода и уже различала полоску ограды и торчащие во все стороны каминные трубы. Полоска ограды была серого цвета. Значит, раннее утро. Вечером она бывает светлой, с серебром. Почему? А просто бывает, и все. Вещи проще воспринимать такими, какие они есть, не выковыривая из них голый смысл, как изюм из булки.
Из памяти Мари выпал целый кусок, но насколько большой — этого она сказать не могла, лишь фиксировала неуютную пустоту. Было промозгло. Сырость вползала за ворот и в рукава. Видимо, ей тоже хотелось согреться. Мари поднялась на крыльцо. Открытая дверь дохнула живым теплом. Еще с порога она почувствовала сложный запах старой штукатурки, свежеприготовленной еды, глины, кухонных приправ, самых разных одеколонов, каминных перегоревших дров, шиповника и свежего сливочного масла. Все вместе, невообразимо сочетаясь и перемешиваясь, создавало непередаваемую атмосферу Норы. Мари никогда не считала себя особо чувствительным человеком. А тут ее словно захлестнуло. Она привалилась плечом к стене, закрыла глаза и почувствовала, что очень-очень любит это место и всегда хочет сюда возвращаться. Из столовой доносился гул голосов. Звякали вилки. Чтобы не опоздать на завтрак, Мари прямиком направилась туда. Щелкнув ногтем по капающему крану, прошла мимо умывальников. Вшагнула в открытые двери. Кто-то поднял голову, увидел Мари и издал звук, какой бывает, когда человек давится горошиной и резким выдохом пытается исторгнуть ее из горла. Мари двигалась к своему привычному месту рядом с близнецами, и с ней вместе по комнате прокатывался шерстяной шар тишины. Вот Рон не донес до рта вилку. Вот Джинни посмотрела на гриффиндорку, равнодушно отвернулась, потом опять, точно спохватившись, посмотрела и, что-то медленно соображая, стала постепенно синеть, сползая со стула. Вот Молли, перестав что-то втолковывать сыновьям, застыла с разинутым ртом, и правая ладонь ее слепо шарит по груди, отыскивая не то крестик, не то сердце. Ничего не понимая, Мари опустилась на свободный стул напротив Фреда. Фред ее пока не замечал. Был как деревянный. Смотрел в тарелку и ел точно робот, не глядя по сторонам. — Эй! — окликнула девушка. — Ты чего? Опять всю ночь сидели за документами?
Фред медленно оторвался от тарелки. На секунду в его глазах блеснули все эмоции мира в одной связке. Он быстро вскочил, чуть ли не опрокидывая стул, но тут же медленно осел обратно и опустился на краешек стула. Мари вдруг обратила внимание, что руку Фред держит в кармане, готовый выхватить палочку в любой удобный или не очень случай.
— Привет! — сказал он бодро, но немного натужно. — Привет! — Это ты? — Ну да… я, — подтвердила Мари. — Точно ты? — Точно я!!! — сердито крикнула гриффиндорка, уже порядком злясь и на его руку, прочно застрявшую на древке палочки и на молчаливую сцену вокруг. Ее крик подействовал на Фреда успокаивающе. — Ну да! — сразу согласился он. — Ты и ты! Дело хорошее! Горячиться-то зачем? С минуту они помолчали. Фред пробивал пальцами древесину палочки и явно не знал, что еще спросить. Потом все же нашелся, не слишком оригинально, но надежно: — Дела-то как? — Нормально. — Спала хорошо? — Я не спала, — сказала Мари. — А, ну да… Лежала! Что ж, тут оправдываться нечего! Полезно иногда полежать. Сам люблю! — охотно согласился близнец и, опустив глаза, очень заинтересовался столом. Казалось, его очень волнует, почему, например, просыпан сахар. Это же непорядок! Сахар же денег стоит! Или почему вилка лежит так далеко от ложки? Не является ли это дискриминацией или чем-нибудь еще? Рядом с умывальниками что-то завозилось. Или споткнулось. Или чихнуло. Или все вместе. Мари повернула голову. Из коридора в столовую заглядывала Рона, держа в руках палочку. Фред, как и Мари, оглянулась на Рона с опаской и махнул рукой Джорджу, умоляя его убрать куда-нибудь Рона и при этом самому не угодить под шальное заклинание. Мари окончательно надоел этот цирк. Она решила, что в своем временном забытьи что-то натворила, о чем Фреду, конечно, известно, потому что иначе тот так бы себя не вел. Мари взяла со стола большой огурец — летом их выкладывали на стол в великом множестве — и, для решительности откусив большой кусок, с вызовом уставился на Фреда: — Ну говори! Чего я еще начудила? — Когда начудила? — удивился тот. — Сегодня ночью. Или не ночью. Не знаю. — Правда не знаешь? — Нет. — Да, в общем, ничего ты не натворила. Ты совершила подвиг. — Какой подвиг? — Хороший подвиг, — уклонился от описания Фред. — Правда, есть небольшая проблема! Можно сказать, карликовая! — Какая? — с облегчением спросила Мари. Иметь дело с карликовой проблемой было не так страшно, как с большой. — Да такая вот проблема… Исчезла ты. Понимаешь? — Исчезла? — недоверчиво переспросила Мари. — Я? — Ну да! Была в Хогвартсе – в больничном крыле и исчезла. — радостно согласился Фред. Фред снова посмотрел на дверь, куда Джордж уволакивал упирающегося Рона. — Бред какой-то! Может, я погулять просто вышла? И что я делала в больничном крыле? — отупело спросила Мари. Фред и сейчас не стал спорить. Видимо, настроился со всем соглашаться. — Может, конечно, и погулять… Да только я тебя три дня по всем окрестностям и всеми возможными заклинаниями искал. Тут, знаешь, не ошибешься.
Мари вдруг почувствовала, что летит, услышав это – какие-то странные калейдоскопы звезд и себя саму, летящую по небу с испуганными круглыми глазами, ощутила свои трясущиеся от встречного ветра руки и старый Чистомет. И все же это было не все, странное чувство, будто что-то застряло в зубах – она точно ощущала какое-то несоответствие, но не могла понять, что же произошло. Та Мари, из воспоминаний, исчезла, заменившись этой, реально существующей, стоящей на центре столовой в грязных насквозь штанах, которые казались от этого коричневыми, и с потерянным выражением лица. Эта реальная Мари сжала кулак, потом еще раз и еще раз, пока не заревела вдруг навзрыд. Плакала она неумело, зато очень громко, как скулят побитые собаки. Все обомлели.
Тогда Фред, не говоря ни слова, подошел к подруге и обхватил ее, крепко сжимая в тисках своих рук. Мари отстранилась, вскрикнула, но он прижал ее к себе. Она рванулась, попыталась боднуть его, укусить, но он не отпускал, и она вдруг сдалась, опустив голову к нему на плечо, и тихо сказала, сама не понимая, отчего:
— Ты теплый. И живой.
- Угадай что?
- Мы очень долго думали, как бы нам порадовать нашу дорогую сову…
- А то сидит и киснет с пергаментами круглые сутки…
- Лето в разгаре, а она сидит и киснет…
– Вот чего ты киснешь?
- В общем… Мы договорились, ты поучаствуешь в самой опасной, самой сложной, самой незабываемой и захватывающей операции ордена Феникса!
- А еще, дамы и господа, невероятный фокус – сможешь увидеть, как Фред станет очкастым
- Вот ты когда-нибудь могла представить меня очкастым????
- Что? – только и смогла пробормотать разбуженная, уткнувшаяся головой в перьевую подушку, Мари.
Близнецы сидели на краю ее кровати и та даже чуть тряслась, ведь они оба чуть ли не подпрыгивали от восторга, активно жестикуляируя.
- Ты что, ты что не слушала нас?
- Джордж между прочим пошел на жертву, тебе свое место отдал, чтобы ты тут не сидела с кислой миной целыми днями, молча запершись в своей комнате.
- Мы понимаем, Мари, тебе уже 17 и тебя все еще официально не взяли в орден…
- Не понимаем, правда, почему! Каждый тут знает, что ты как никто иной достойна этого, да и с родственниками тебя ничего кроме фамилии уж точно не связывает…
- В общем случись с нами такое, мы бы тоже наверное грустили
- Один вечерок
- Или денек
- Но не целое же лето!
- И все же у тебя есть самые лучшие в мире умники Уизли!
- Фред, конечно, до последнего был против, кричал, что это опасно, но даже он признает, что только большая взбучка Тому-кого-нельзя-называть тебя развеселит.
- Но все же ты полетишь с Грюмом, это не обсуждается!
Мари тут же перехватила руку Фреда, дело начинало приобретать слишком серьезный оборот..
- Ребята, ребята, ребята… Я очень ценю то, что вы так обо мне заботились и все это вообще, но я не полечу.
На лицах рыжих тут же возникло полное недоумнение, которое было ближе не к уместной вопросительноcти, а к до колен упавшей челюсти, как в старых мультфильмах.
- Что?
- Серьезно?
- Если ты ломаешься, чтобы набить себе вдобавок еще и вылазку в дом какого-нибудь пожирателя, то мы не всесильны и…
- Нет-нет-нет, я не полечу, потому что… – Мари опустила глаза, а потом решительно подняла их на близнецов. – Фред, Джордж, мне предлагали вступить в орден. Я отказалась. Я сделала это сама. И по этой же причине я отказываюсь и сейчас от вашего действительно невероятного предложения.
- Почему?
- Потому что я не хочу, я могла бы вам сказать, что это все от того, что мне страшно или что я не готова или что-то еще… Но это не так, я просто не хочу. Как.. как человек, который не хочет торт, вот он смотрит на торт и вроде все хорошо, но в свою тарелку он его класть не будет.
- Погоди, но как можно не хотеть в Орден???
- Это еще что… Как можно не хотеть торт??!
Разговор прервала Молли, которая пришла будить Мари и, увидев в комнате своих непутевых сыновей, поспешила выгнать нарушителей спокойствия, угрожая им цветным кухонным полотенцем. Дружный хлопок транстгрессии, сопровождающийся гневным голосом мамы близнецов, окончательно разбудил все еще старающуюся спрятаться под одеало от этого мира Мари. Пора было начинать еще один день, в который ничего не случиться. По крайней мере ей очень этого хотелось. Пусть не случается ничего и это будет лучшим исходом. На всякий случай Мари тихо попросила всех богов, чтобы все они пережили этот день , пока чистила зубы. Это был ее ритуал. Когда вечером Мари будет ложиться спать, она знает, что снова повторит его и спокойно уснет. С тех пор, как она вернулась в Нору тем утром, ее больше ни разу не потревожили ночные кошмары.
Она сидела на подоконнике в своей комнате и смотрела в слегка запотевающее от ее дыхания окно, но сорвалась как только заметила, что Фред, сунув руки в карманы, быстрым шагом вышел за дверь. Она знала, что он выйдет из дома, в конце концов кому было об этом знать, как не ей.
Мари попыталась догнать уходящего друга, переходя на судорожный бег, но тот все не оборачивался и не останавливался. И, хотя дыхание сбивалось, а глаза резали слезы от бьющего в лицо ветра, зато копна пылающих на фоне темного неба рыжих волос наконец начала приближаться. Гриффиндорка, чуть не падая, протянула руку в отчаянной попытке схватиться за его куртку и ладонь действительно проскользила по холодной драконьей коже.
Фред тут же резко развернулся, рефлекторно занося руку, будто для удара. В его глазах полыхнули искры, похожие на те, что вылетают при непростительных заклинаниях, Мари ту же опустила взгляд на его грудь, которая вздымалась и опускалась как у подбитого зверя, который весь вытянулся, чтобы в последний раз напасть. Гриффиндорка вся сжалась, закрывая глаза и пытаясь хоть немного отстраниться.
Но удара не последовало. Взгляд Мари сфокусировался на застывшей руке близнеца и наконец она прошептала
- Мне жаль, что с Джорджем это случилось. Мне очень…
Фред грубо одернул ее,
- Мне не нужно твое сожаление.
- Хорошо…
- Мне не нужно твое сожаление! Не нужно! Не нужно – он приблизился к ней, не давая говорить, жестикулируя той самой рукой, от которой Мари не могла оторвать глаз.
- Хорошо…
- Мне не нужно твое сожаление. Мне не нужно, не нужна ты!
- Прости, Фред, мне правда очень…
- Тебе жаль?? Тебе жаль??? Да даже сейчас, даже сейчас я рад, я к черту счастлив, что полетела не ты! Ты…
И тут он замолчал. Она поймала его взгляд, а затем поймала его руки, зарывающиеся в ее волосы, его губы, яростно и крепко целующие ее. Фред чувствовал, как в висках пульсирует кровь, все остальные мысли и ощущения будто отключились. Он целовал Мари, целовал как тонущий человек, который устал сражаться за свою жизнь, наконец с наслаждением глубоко вдыхает воду. И он не сразу заметил, что она отвечала ему, что ее ногти впились в его шею, а вторая рука блуждает по кожаной куртке.
Такие поцелуи в дурных книгах называют исступлёнными. На самом деле в них было ещё кое-что – страх, переходящий в агрессию. Он действительно целовал её куда попало, в щёки, в губы, и она только коротко поворачивала голову, чтобы не угодил в нос, – в нос неприятно.
И вдруг Фред разорвал этот контакт. Он посмотрел в напуганные глаза подруги и медленно убрал руки. В его глазах плескалось сожаление,Мари бросила на близнеца последний взгляд и спокойным шагом, слегка прихрамывая, пошла в сторону дома. А он так и остался стоять, его силуэт был будто случайностью на фоне огромного нависшего над пустошью безлунного неба. А звезды… Звезды были прекрасны. Как причудливо рассыпанные раскаленные угли, брызнувшие из очага на ковер, они сияли таким чистым и радостным светом, словно были сотворены час назад и еще не успели устать от расстилавшегося внизу бестолкового мира. Мари последний раз перед тем, как прикрыть за собой дверь, подняла глаза на это чертово безлунное небо, такое вдохновенно-прекрасное, что хотелось отереть слезы и тихо выбраниться.
Комментарий к Через тернии Моя личная вариация на тему “ведь если звезды зажигают...”
Ангст, ангст, нужно больше ангста! (Автор злобно потирает ручки). Ну а что, война на дворе и посттравматическое стрессовое расстройство никто не отменял.
Заранее прошу прощения, если кто-то хотел более подробного и размеренного повествования, а автор взял и увлекся мизансценами, опустив чуть ли не пол года жизни персонажей.. В связи с чем прошу мою маленькую и любимую аудиторию высказаться в комментах – будем размеренно топать к кульминации с пересказом книжек или побыстрее дойдем к задуманной “основной” части, концентрируясь на сценах с участием полюбившихся(надеюсь) Фред/Мари и Драко/Мари?
И еще немного кинематографичности, Мари в этой главе и песня, под которую писалась собственно последняя сцена.
Trouble Is a Friend – Lenka
https://pp.userapi.com/c624617/v624617253/3d98c/MeqQ2h39E24.jpg
А еще
Мари в больничном крыле –
https://pp.userapi.com/c624323/v624323170/38a2b/ni6I1n8wCh8.jpg
https://pp.userapi.com/c624323/v624323170/38c23/sOAoGe0jxsg.jpg
Мари в Норе –
https://pp.userapi.com/c629310/v629310115/2f842/4JhcvJxqKAk.jpg
https://pp.userapi.com/c629310/v629310115/2f853/huG0EfCY8dA.jpg
====== Разовое чудо ======
Два громких хлопка трансгрессии неожиданно раздались в пустующем Хогсмиде. Раньше такое занятное и вопиющее событие как визит сразу двух возможных посетителей, да еще и не школьников, вызвало бы волну громко ухающих посыльных сов с новыми товарами, зазывающих красочных заклинаний или просто шквал приветственных искр от цветных волшебных витрин. Но сегодня ни одна живая душа не высунулась из светящихся далеким светом окон в приступе трепетного любопытства, только вывеска со старой кабаньей головой недовольно покосилась на две переминающиеся с ноги на ногу фигуры, хрюкнула влажным свиным носом и так и застыла дальше, насквозь промокшая и изрядно облезшая.
В пригороде бушевала гроза, метаясь меж тяжелых дымно-синих туч, хлеща по ним вспышками люмоса, а небо отзывалось густым рокотом и сплошными потоками холодного ливня. Ветер хлопал мокрыми мантиями, из-под ботинок летели комья глины, а двое казалось только забавлялись тем, как липнет к спине ледяная ткань, и влажно чавкают мокрые перчатки. Чопорный человек бы сразу сказал, что дело в мастерски наложенных согревающих чарах, но на деле нет, просто надо было узнать у мимо пробегающего прохожего имена этих магов и все сразу становилось понятно…
Вдруг один указал в мутную пелену дождя:
— Может дождемся там! Рукой подать!
Хозяйка заведения, на который указывала рука, со странным названием «Три метлы» процветала уже много лет, невзирая на войны и прочие перипетии жизни. Трактир в Хогсмиде, хоть и был мал, да и находился по меркам магического мира в захолустьи, никогда не позорил своего имени ни разбавленным огневиски, ни холодным очагом, и всегда был рад продать пару бутылочек сливочного пива сбежавшим с Хогсмид вместо уроков ученикам и чего покрепче их учителям, а потому и в постояльцах нехватки не знал. Каких только гостей не перевидала мадам Розметта на своем веку! А посему, когда снаружи донесся топот ботинок по чавкающей земле, она радушно поспешила им навстречу, сделав домовым эльфам знак позаботиться о мантиях.
— Добрый вечер! И погодка ж сегодня! Я уже и не думала, что кто-то заглянет!
Тут гости синхронно небрежным движением скинули капюшон, и женщина всплеснула руками.
— Уизли! Близнецы! Вот уж не думала вас тут увидеть еще раз…
Тут уж Мадам Розметта окинула их совсем иным взглядом. Разумеется, как любая любительница сплетен, которые уже были даже не сплетнями, а проверенными фактами – она знала, что бывшие ученики, каждый раз едва не громившие ее таверну после того, как усаживались разбирать прямо здесь огромные пакеты из Зонко, купили этот магазинчик… Оба брата развалились за любимым столиком у окна, распутывая на ходу теплые шарфы с шерстью камуфлори… Совсем не те старые гриффиндорские, стоят верно всю месячную выручку каждый, присвистнула мадам Розметта и засуетилась, предлагая гостям горячие напитки.
Один из братьев тут же согласился, отодвигая стул и приглашая хозяйку присесть и поделиться новостями из школы, второй же казался немного нервным и молчал – Мадам Розметта, припомнив их характер, тут же решила, что это Джордж… Пока она рассказывала о бедах Хогвартса, тот то и дело посматривал с завидной регулярностью в окно и перебрасывая из руки в руку волшебную палочку, изредка рассеянно кивая.
Осень в этом году была очень холодной. Во всех смыслах. Последние выходные сентября, привычная дорога до Хогсмида, Мари отплевывала попадающие из-за сильного ветра в рот рыжеватые пряди и, болезненно кутаясь в зимнюю мантию, шла по вязкой грязи туда, где поблескивала темная от влаги крыша таверны, а дым вкрадчиво стелился вдоль туч, сливаясь с ними где-то возле горизонта. Там ее ждали близнецы.
- Какие новости? – Улыбаясь и накручивая локон на палец, спросила Мари, садясь за их столик и беря в руки любезно подставленную чашку с горячим имбирным чаем.
- Особо никаких... Люди пропадают каждый день, где Гарри – неизвестно, зато наши маскирующие товары расходятся как горячие пирожки- Начал Фред.
- То есть затишье, и относительно все хорошо. – Согласился Джордж – В письме я не стал спрашивать про Хогвартс и Снейпа, вдруг перехватят, так что рассказывай.
- Снейпа особо не видно, забился в кабинет директора и как настоящий Нюниус переложил всю ответственность на прихвостней. Амикус Кэрроу ведет защиту от сил зла, ну то есть теперь это силы зла в чистом виде, а Алекто ведет магловедение, оно же «превосходство» волшебников над маглами»... Невилл получил взыскание, спросив, сколько в ней и в ее братце магловской крови. – Легкая улыбка играла не ее лице, расслабленность, словно о погоде рассказывает, не замечая, как напряглись присутствующие.
- Это от наказаний?... – Потрясенно спросил Фред, схватив ее руку, потянувшуюся за тыквенным соком, поднимая рукав ее рубашки. Все предплечье было в мелких и тонких порезах.
- Не совсем. – Еще одна спокойная улыбка, Мари явно осторожничала.
- Мари, какие теперь наказания? – Настороженно спросил Джордж.
- Ну с Хагридом в лес, кормить какую-нибудь живность. Или кубки чистить. Или…- Пустилась в рассуждения Мари, зная, что сейчас проговорится.
- Мари?
- Некоторые мечты Филча воплотились, но зачастую это обычное круцио… – Мари тут же прикусила язык, понимая, что сказала лишнее, и сейчас начнется спектакль.
Фред дернулся и опрокинул пустую кружку, Джордж только сильнее нахмурился.
- Обычное? – Как ни в чем не бывало, спросил он, не сводя взгляда с порезов на ее руке. – От него не бывает…
- Ну, один раз попробовали режущее заклятие… – Все взгляды за столиком были устремлены на нее.
- Но почему… Почему ты не написала? – Фред пытался поймать ее взгляд, а она все рассматривала поверхность стола.
- А зачем? – Мари открыто подняла на него глаза, впервые за несколько месяцев. Фред не нашел что ответить.
- Джинни? – Спокойно спросил Джордж.
- Нет. Она испытала это только один раз, и то недолго. Нам с Невиллом везет больше. – Усмехнулась она.
- Насколько больше? – Тихо спросил его близнец.
- Раз семь
- За два месяца?! – Фред опять уронил кружку.
- Успокойся ты. Ничего страшного не случилось… – Она попыталась взять его руку. -Не случилось?!
- Фред. В некоторых… чистокровных семьях, вроде Малфоев, или семьи Мари, круцио – это воспитательная мера.
Фред потрясенно переводил взгляд с Джорджа на Мари.
- Вы с ума все посходили… – Начал Фред.
Мари не выдержала.
- Я никогда этого не говорила, но наказания Молли показались бы тебе подарком, будь ты мои братом! Прекрати это, прекрати таращиться, прекрати опекать меня!
Мари отпрокинула чашку на стол, выплескивая расплывшееся маленьким морем ароматное содержимое. По этому импровизированному морю от края до края проплыла как маленький затерявшийся кораблик веточка розмарина и утонула…
Мари быстро пробегала сквозь узкий зал и с ужасом чувствовала, как мир вокруг нее выцветает. Уходила радость от встречи с близнецами, всколыхнувшаяся злоба на Фреда, уходило даже ощущение промозглого холода, пробиравшего ее до костей. И не оставалось ничего. Пусто, как будто она полая внутри. И когда Мари уже вцепилась в ручку тяжелой двери, жизнь снова начинала казаться ей серым бесконечным тоннелем без единого пятнышка радости впереди. И надо тащиться по этому тоннелю до самого конца, до точки выхода. Дверь захлопнулась за ней.
- Погоди! – Фред, наскоро набрасывающий на себя мантию, выбежал за Мари под ливень.
Та оглянулась,
- Я… я хотел извиниться. Мы не виделись с начала учебного года, ты больше мне не пишешь как раньше, ты пишешь Джорджу и я… Я хотел бы. – слова застревали в горле. Что он хотел бы? Извиниться? Сказать, что все это было ошибкой? Что не он на нее накричал, поддавшись в очередной раз вспышке эмоций, затуманивающих его разум раз от раза? Что не он целовал ее, крепко сжимая в объятиях, в ту злополучную ночь? Или… соврать что он на самом деле этого не хотел? Фред не успел подобрать нужные слова и просто поддался порыву, обнимая Мари. А она не оттолкнула, она рассмеялась, заразительно и прекрасно.
- Все теперь будет хорошо? – спросил Фред, вдыхая глотками холодный воздух.
А Мари все смеялась и смеялась, пока он вдруг не понял, отстраняя ее от себя, что это все были истеричные всхлипы.
- Как скверно, что я точно знаю, что есть в этом мире такое большое и страшное зыло, что есть бескорыстная дружба, героическая смерть и прочие вещи из детских книжек! А что еще хуже, знаешь? Что в жизни все это выглядит совсем не так, совсем, нет! как на страницах, в жизни это грязно и страшно, это бессмысленно и… реально. Все эти герои не просто так такие особенные, они особенные, потому что до них умерли миллионы обычных людей, Фред. Они разжимали ладони мертвых и оттуда доставали свое невероятное оружие или тайные знания о враге. И.. Фред, я даже не знаю, есть ли этот герой, который потом возьмет еще теплую волшебную палочку из рук очередного моего умершего друга, да даже меня. Знаешь, что я ощущаю, Фред? Каждую секунду ощущаю – соседство со смертью. Не той киношной, по-мальчишески героической, а омерзительной, склизкой, удушливой, бесславной и близорукой, нет там хороших и плохих, они вот такие, в смысле, люди. И как же, все-таки приятно жить в своем пряничном домике, фантазируя о мифических столкновениях чумазых бойцов Урук-хай со светлыми отрядами Элронда. Да только не существует ни тех ни других, а есть клокочущее, вонючее варево из людских судеб, поступков и желаний. Знаешь что, Фред? Приготовься, потому что ты вряд ли думал услышать это от любительницы сказочек.
Как бы я хотела быть убеждена, что я просто высшее животное! Что живу семьдесят лет, из которых лишь половина приходится на молодость, а дальше уже так… под горку! Как мечтала бы быть просто плесенью, которая рано или поздно распадется на бессмысленные молекулы, и не будет никакого воздаяния! Сколько удовольствий я бы тогда получала! Делай что хочешь, только не попадайся! Уж тогда бы я точно не была здесь! Я стала бы пожирателем! И зачем я попала на этот проклятый гриффиндор?
- А.. а люди? А как же твои друзья, Мари? Как же я, Джордж, Гарри, Гермиона, Рон?? Как же все хорошие люди, которые умрут или которые вообще не родятся?
- Ты так и не понял? Да они все равно умрут!! Какое мне дело до человечества, если я горстка атомов? Исчезну я, разлучатся атомы, исчезнут и все мои чувства! Вчера жили одни, сегодня другие, завтра третьи. А потом Солнце взорвется и все вообще исчезнет. Книги, картины, память, история. Какая тогда разница, кем я была. Лучше уж быть пожирателем! Он хотя бы не страдает.
Его подруга смотрела на него с неподдельным вызовом. Руки были сжаты в кулак и сминали кусочек мантии, а из глаз вылетали искры не хуже, чем из волшебной палочки.
- Просто как ты так можешь? Быть таким хорошим и веселым, таким храбрым. А я… Я малодушная, окей? Стоило мне только столкнуться с настоящей катастрофой, я испугалась за свою шкуру, понимаешь? Я засомневалась, Фред, засомневалась и поняла, что сомневалась всегда. Что я боюсь оказаться на улице после Хогвартса, что боюсь пойти против братьев. И теперь сколько бы я не закидывала навозными бомбами Кэрроу, все равно, я трусливая и отвратительная, Фред. А ты! Ты идеальный. Идеальный герой и все такое, который высмеивает любые нападки судьбы и бросается защищать всех и каждого ущемленного. Я стараюсь, я тоже лезу защищать каждогопервокурсника, но это все бесполезно! Это не имеет смысла! Меня же просто тошнит от всей этой своей жизни, постоянно. От родителей, братьев, от Драко, да даже от тебя. А с тобой всегда все в порядке. Ты… почему ты всегда такой идеальный?
Фред напрягся, косо глядя на Мари и процедил.
- Это не так, ясно? Я не идеальный, ничего похожего.
Мари только усмехнулась, порывы ветра подхватывали ее волосы, делая похожими на кучу непослушных змей. Фред перешел на крик, чтобы заглушить это шипение.
- Хорошо… Когда Джордж не прилетел вовремя, первым делом я подумал, что он погиб и на секунду я почувствовал счастье. Счастье, что там не ты. А потом я разозлился. Я разозлился, что там Джордж, а не Перси. Я корил себя за это, я тут же понял, что за мысль пронеслась в моей голове и это было отвратительно, но ничего не мог поделать. Я ненавидел себя за это. И сейчас ненавижу. И я действительно сожалею, что сделал то, что сделал и то, что сказал тебе. Со всем этим надо заканчивать, Мари, понимаешь? Но я не могу. И черт возьми, скажи теперь, что ты малодушная!
Они стояли в молчании минуту… две? Коварный ветер вдруг утихомирился, оставляя двух промокших и будто заледеневших под этими холодными потоками гриффиндорцев напряженно смотреть друг на друга. И Мари улыбнулась, слегка криво, но искренне, бормоча.
- Ну и ну… Ничего хуже я в жизни не слышала. Даже не вздумай переходить на сторону Темного Лорда, потому что тогда Магическому Миру точно конец.
Фред сразу настороженно нахмурил брови, а потом тоже улыбнулся ей. Мари аккуратно сплела их руки и расхохоталась…
- Мы с тобой два моральных урода, Фред. Два отвратительных моральных урода.
И Фред вдруг среди этого разбушевавшегося мира, разбушевавшегося неба снова почувствовал себя счастливым.
- Хотелось бы мне, чтобы это случилось в другое время, не в мое.
Мари с грустью смотрела на тяжёлую громаду Хогвартса, из которой как высунувшиеся головы какоих-то чудовищ торчали высокие башни.
— Так думают все, на чью долю выпало подобное, но это не им решать. В наших силах лишь решать что делать со временем, которое нам отпущено.
- Фредерик Уизли, неужели ты цитируешь мне “Властелин Колец”???
Он смущённо улыбнулся и она радостно поцеловала его в щеку, такой простой жест со стороны Фреда заставлял внутри нее все пищать от радости больше, чем огромные букеты пионов, от которых хотелось чихать. Близнец тем временем, немного покраснев, пробормотал.
- Просто надо найти то, ради чего ты будешь сражаться. И станет гораздо легче.
- Ты в это веришь?
- Я точно это знаю.
Драко спокойно спал, когда сквозь сон его дыхание перехватило от ощущения чего-то холодного и тяжелого, что забралось под майку. Распахнув глаза от неожиданности, он тут же увяз в чьих-то разлетевшихся по его подушке мокрых локонах.
Она лежала рядом и показывала через прозрачную стену язык проплывавшей мимо гигантской рыбе. Как будто все это в порядке вещей – вот так вот забираться прямо в верхней одежде в его постель, ледяными руками гулять по его груди, да даже просто в три чертовых часа ночи находиться в гостиной Слизерина.
- Как ты вообще здесь…?
- Ты думал это сложно? – она с насмешкой на него посмотрела – Вот еще! В ваш холодильник попасть проще, чем в Хогсмид в невыездной день.
Драко снисходительно скривился.
- Чтобы пройти в гостиную Слизерина, нужен пароль, ну или «откройся!» на разных языках. И это будет непросто, тебе видимо повезло как всякому новичку: стена зачарована и каждый день выбирает новый язык, так что пиши пропало, особенно если она выберет гоббльдгук – язык гоблинов, и да поможет тебе Салазар, если это ещё и северный диалект. Или древние руны.
- Ну… она все равно обязательно откроется, если сказать «откройся!» на парселтанге. Кшшш-хшшш! – Мари высунула язык и комично зашипела.
- Это не парселтанг!
- А не важно, как считаешь ты, важно, как считает ваша дверь…
Драко картинно закатил глаза. Еще минуту они сидели молча.
- Ты похож на статую.
- Что?
- Говорю, ты на статую похож снова. Высеченный из камня, тонкий и ровный… Такой, какой и должен быть.
- Ну спасибо, Сарвон! Это не то, что хочешь услышать от девушки в твоей постели, знаешь ли!
Его распирает от какой-то обиды, детское и смешное чувство. Он и не знал, что может еще такие испытывать. Хотя вроде бы что такого она сказала? Мари могла обзывать его и худшими словами, да и некоторые ругательства, которые заставляли манерного Драка скривиться и пожалеть, что он с ней в одном помещении, были ей не чужды.
- А ты… ты похожа на рыбу – они так же смешно глотают воздух в конвульсиях.
Но Мари не отвечает на этот выпад, только смотрит на него, по-птичьи склонив голову к плечу, и широко улыбается.
- А помнишь? Мы с тобой танцевали в библиотеке, мы бегали по Малфой Мэнору…
- Бывало.
И снова они молчат. Драко начинает это бесить.
– Ты пришла. – говорит он. – Если не секрет – зачем?
Мари пожимает плечами.
– Зачем – смешное вообще слово. Предполагается, что все в мире делается зачем-то, с какой-то сложной, далеко идущей целью. А я не уверена, что это так происходит. Напротив, убеждена, что очень многие вещи делаются просто потому, что делаются. Захотел помочь – и помог. Или не захотел помочь – и все равно помог. Так как-то. И никаких зачемов тут нет, – сказала она.
Драко скептичеки посмотрел на нее, она же все еще разглядывала стеклянные окна, открывавшиеся в озеро. Чувствуя, что разговора не будет, он отвернулся к стене и прикрыл глаза, пытаясь уснуть и тайно надеясь, что все это ему снится. Сны Драко всегда были как киноленты. Еще бы изобрести способ их записывать – и всю жизнь можно проводить в спячке. Почему-то вспомнилось, как его спросили, вот если бы тебе осталось жить 24 часа, то что бы он сделал. И он ответил, что уснул на 23 часа и 55 минут, но при условии, что сны он бы помнил. Эти размышления прервал тихий голос.
- Я скучаю по Фреду.
Прошептала вдруг мокрая копна волос, все еще лежащая рядом. Драко улыбнулся.
- Ну спасибо, Мари. Это снова не то, что хочешь услышать от девушки в твоей постели.
И все же нехотя поднялся, наконец освобождая для нее немного места и готовясь слушать…
То, что он услышал, мягко говоря удивляло… Сначала он думал, что ему будет неприятно слушать про Фреда от Мари, но все повернулось по другому.
- А знаешь, о чем я мечтаю, Драко? Чтобы Фред меня укусил и я стала бы не вампиром, а вторым таким же Фредом.
Драко понимающе хмыкнул.
- Третьим. Ходили бы как три близнеца Уизли. Да вы и так ходите….
А в тайне, где-то глубоко внутри, он едва не расхохотался. Не так давно, может год назад – теперь он в этом ни за что бы не сознался – он задумывался о том же, смотря на безумную, веселую и ни о чем не заботящуюся кроме своих тараканов Мари. Как иногда забавно построена жизнь, все в ней непременно идет по спирали, причудливо закручиваясь. Колючему, правильному и послушному Драко спокойно было рядом с Мари, а сегодня ее, уставшую и боящуюся своих разрушительных настроений, колола зависть к Фреду – бодрому и правильному, чем-то неуловимо похожему на Винни-Пуха.
– Ну вот! – рассказывала ему в данный момент Мари. – Было бы нас трое близнецов, могли бы играть нами как с этими... наперстками!
Драко засмеялся. Мари взглянула на него и удивленно остановилась.
– Чего такое? – сразу напрягся слизеринец.
– Ну вот … не успела я обрадоваться – и опять деревяшка… – разочарованно протянула девушка
– Какая деревяшка?
– Ну у тебя два выражения лица… Это еще Тео первым заметил, не я… Одно такое довольно противное – «пожиратель Малфойски фотографируется на первое в жизни служебное удостоверение». И второе – когда ты улыбаешься. Тут ты прямо весь сияешь!
– Так, что ли? – спросил Драко, растягивая губы и пытаясь повторить улыбку.
Мари даже руками защитилась:
– Нет! Это не улыбка! Это пожиратель Малфойски вводит в заблуждение прилежного мракоборца!.. Настоящая улыбка у тебя как вначале была! Я ее увидела только когда родители твои в первый раз уехали и нас оставили, меня тогда к тебе так чинно отвели. Иду я такая вся застенчивая, щекастенькая, а тут ты мне навстречу бежишь и орешь: «Может, поваляемся в снегу? А-а? Ну пожалуйста!».
Драко опять невольно улыбнулся, причем той, хорошей улыбкой. Он даже почувствовал эту улыбку в губах и во всем лице.
Это длится месяцами.
Вот она кричит на него так громко, как только может за то, что он отправил на наказание гриффиндорца. Кричит не со злости, а от обиды. Она знает, что он на это способен и она прекрасно знает, кто он такой. Но она не уходит. Потому что каким бы он не был, он – единственный человек здесь, который знает, кто такая она. Он крепко обнимает её, когда их остаётся двое. Раньше их было трое, теперь только она. А он никогда и не был с кем-то. Они одни против всего мира. Разве так можно? Она против его мира, а он против ее. Поздно ночью они сидят на холодном полу в её спальне и пьют виски. Молча, не чокаясь, не говоря не слова. Сейчас им слова не нужны.
Только он знает, сколько в ней разных оттенков. Только он знает, что она сумасшедшая, больная, чокнутая, дурная, но способная любить, отдаваясь полностью. Только он знает, какими могут быть её губы. Только он знал эти по-настоящему счастливые глаза, которые могли хохотать без умолку, а потом могли без остановки плакать, и всё это за десять минут. Да, она была такая. Он никогда не знал, чего от неё ожидать, но был безмерно счастлив, потому что так и не смог её разгадать. Только было непонятно, кто кого больше ранил и зацепил. Она могла говорить о таких откровенных вещах, а потом через три минуты просто исчезнуть. Сумасшедшая. Дурная. Он ненавидел её. Ненавидел и любил одновременно.
В последний поход в Хогсмид они идут вместе, там он должен торжественно вручить ее в руки близнецам и поошиваться где-то неподалеку, роль конечно – не предел мечтаний, но для Драко и это подходит. Он тут же замечает, как меняется ее взгляд, становясь вдруг напуганным и затравленным, спотыкаясь о два силуэта в окне «Трех метел», сидящих по соседству с знакомыми рыжими макушками. И тут Мари срывается с места и просто бежит, все происходит так неожиданно, что у Малфоя даже проскальзывает мысль, что ее огрели конфундусом.
- Что случилось? Мари?!
Кричит он.
- Драко, ты можешь идти со мной.
И он бросается догонять ее, сдавленно ругаясь, когда дорогие сапоги начинают наполняться до краев снегом.
- Да что происходит вообще?!
- Драко, ты можешь просто идти? Сделай это для меня.
Она… Расстроена? Напряжена? Устала? Да что вообще в ее голосе, его сбивает ветер, но Драко кажется, что даже если бы он стоял совсем рядом, то не разобрал бы ни черта, что творится в голове этой ненормальной. Опять.
А Мари пустилась вперед по уже ощутимым сугробам, за дома, куда-то вообще непонятно куда, со стороны казалось, что у нее нет ног и движется только верхняя половина ее туловища, Драко только и успевал, что перепрыгивать между ее следами и все равно даже будучи сильнее и выносливее, все не как не мог ее перегнать, чтобы хорошенько встряхнуть и узнать, куда она собралась. Это была какая-то неправильная часть Хогсмида, Драко понял, что не бывал тут, да и вряд ли вообще кто-то тут бывал по своей воле. Вокруг стояли подкосившиеся и прокопченные дома и пахло подгоревшим молоком. Драко почему-то сразу подумал, что Темный Лорд наведался сюда, но потом заметил, что жизнь здесь кипит – вот звук работающей стиральной машинки, а вот по дворам громко и беспардонно смеются дети над каким-то новым ругательством. На пустырях между домами гуляют десятки собак как абсолютно бездомных, так и «домных», но свободно шляющихся. Собаки неостановимо лаяли, привязывались ко всем прохожим и бежали следом, пытаясь ухватить за ногу. Успокаивать их явно было бесполезно. Всякое ласковое слово только убеждало собак в собственной значимости, и они брехали громче и громче, совсем заходясь от лая. Лаяли они до того, что потом уже и лаять не могли, а лишь хрипло кашляли.
Драко попытался, чертыхаясь, вытащить палочку и заткнуть их заклинанием. Но тут же словил злой взгляд Мари.
– Не трогай их! У них – общественное мнение!
Собаки тащились за ними метров четыреста, пока не отстали. Уже стемнело. Вымотать себя бегом Мари явно не удалось и примерно через километр у нее закололо в боку, и она стала замедляться. Случилось это у кирпичного дома, стоящего боком к дороге. Дома песочно-грязного, окруженного огороженными участочками, на которых росли какие-то корешки и травяные кусты. Мари стояла в самом начале длинной прямой улицы, поднимавшейся на гору, и смотрела, как зажигаются фонари. Вначале по фонарям пробежала волна – от первого до последнего. Потом все разом они начали накаляться, меняя цвет от слабо-желтого, размытого, до ярко-белого и болезненного для глаз.
– Ты с головой совсем не дружишь, – заявил Драко, наконец догнав ее.
Мари вздохнула.
– Просто сил много. Я умнею, когда мне грустно.
– Все умнеют, когда им грустно, – заметил Драко.
Но Мари его уже не слушала. Она как вкопанная уставилась на две фигуры под фонарями, Драко равнодушно прошелся по ним взглядам и начал тащить подругу обратно, в сторону Хогвартса, попутно пытаясь узнать, что это за забег на длинные дистанции она им устроила. Но Мари молчала. Думала о чем-то своем, она знала, что никогда не расскажет Драко о том, что увидела в этой деревне, которая отличалась от колдовского Хогсмида как если бы ты смотрелся в грязную лужу, потому что вместе со словами можно потерять что-то важное, чудесное, особенно если твои слова не поймут или отнесутся к ним равнодушно. А это было именно чудо – разовое чудо, чудо, произошедшее только ради нее. И, кажется, Фред говорил, что теперь ей станет легче.
Комментарий к Разовое чудо Tegan And Sara – Where Does the Good Go
https://pp.userapi.com/c846324/v846324890/fc6a/FelpGONSul0.jpg
Все по традиции – фотография и песня, хахах. Мы тут не изменяем привычному ходу вещей... Автор жаждет общения, черканите пожалуйста пару строчек перед тем, как у нас полетит-побежит сюжет. По секрету говорю, это последняя глава перед битвой за Хогвартс, будет вам, дорогие мои, экшончик-интриги-расследования. Я решилась на отчаянный шаг, перекинуть битву за Хогвартс на зиму во имя отсутствия временных дыр и телепортов в кустах.
Напишите пару строк, дорогие мои читатели! Хотя бы оставьте, какой пейринг более вам по душе(соц.опрос, прощупываем аудиторию, все дела)
====== Финальный час ======
Комментарий к Финальный час Итак, честно скажу, эта глава особенная... Писать о войне всегда тяжело, если ты не Ремарк, верно? Но я попыталась. И да, тот самый поворот сюжета, который вам так анонсировали, таки произошел. Интересно, заметите ли, мои дорогие читатели? ;)
Мьюзик –
Final Hour – X-Ray Dog
Keep Breathing – Ingrid Michaelson
Визуальчик –
https://pp.userapi.com/c627822/v627822115/1faab/WSzhmRxJ2zU.jpg
https://pp.userapi.com/c627923/v627923232/29473/uGmzvQ75L3Q.jpg
https://pp.userapi.com/c625526/v625526115/41f6d/UmsUde5ZaxI.jpg
https://pp.userapi.com/c625526/v625526115/41f7b/mpPQ2TgADiI.jpg
И, если кому интересно, Теодор Нотт в моем представлении/о да, дорогие мои читатели, это улетит и в шапку, а как вы думали, Тео – только эпизодический персонаж из глав в серединке? не тут то было/
https://pp.userapi.com/c849020/v849020524/10b95a/2YeKwGWrzAQ.jpg
https://pp.userapi.com/c639517/v639517234/36611/lfqXb—iFpQ.jpg
https://pp.userapi.com/c846521/v846521694/1364d5/Xap3YLD029A.jpg
Драко Малфой просыпается рано утром, встаёт, надевает новую, с иголочки, угольную мантию, привычным жестом завязывает зелёный галстук, приглаживает волосы и удовлетворённо хмыкает. Он высоко поднимает подбородок, нацепляет на лицо самодовольную улыбку и выходит из комнаты.
В гостиной Слизерина как всегда тихо, но далеко не пусто. В кресле возле камина сидит сгорбленный, только что вернувшийся в школу после недельного отсутствия, Теодор Нотт. Его руки безвольно повисли на подлокотниках, голова склонена на плечо, но в глазах, Драко это точно знает, хотя они и закрыты, вежливость и спокойствие. Драко ни разу не видел, чтобы Нотта выдали глаза. Его голубые как два альпийских озера глаза – самая лучшая и самая совершенная маска. И тем не менее Тео открывает их и они темные как два омута, в которые упало что-то такое, от чего кровь стынет в жилах. Драко сглатывает и вспоминает, неделю назад Тёмный Лорд убил Нотта-старшего, а Тео вновь сделал сложный выбор. Говорят, он только что приехал с похорон. Драко знал это, ведь он уже готовился к пышной церемонии, куда обязательно должна была быть приглашена вся его семья до уходящего в бесконечность колена. Но Тео всех удивил, неожиданно резко отказавшись от традиционных мероприятий. Поговаривали, что он ездил в Лондон даже не для памятной процессии, а для тайной встречи в Дырявом Котле с Гастоном Сарвоном, который передал ему то ли секретное задание от Волан-де-Морта, то ли последние слова отца, то ли вообще нелегально вывезенное из Франции яйцо с василиском.
— Не спится, Малфой?
Драко вздрагивает и внимательно смотрит на слизеринца. Тот бледный, с темными тяжелыми синяками под глазами, но всё такой же гордый и уверенный в себе, как раньше. Кажется, будто этого человека уже ничто не может сломить. И только друзья знают, что это не так. Свою сторону в этой войне он наконец выбрал. И не Драко его переубеждать.
— Не спится, Нотт, — Малфой улыбается, криво, но как это возможно по-доброму, как это там говорила Мари, чтобы не было как у пожирателя Малфойски и что-то там дальше… Он улыбается и садится в соседнее кресло.
Они молчат. В гостиную спускается заспанный Забини и, зевая, плюхается рядом. Теодор немного отодвигается, жест едва заметный, он тут же себя одергивает, но Драко все замечает.
Тео предпочитает держать дистанцию со всеми и с каждым в этой школе. Исключение какое-никакое, но все же составляют несколько людей, которых можно пересчитать по пальцам одной руки. И даже не досчитать парочки. Тео задумчиво смотрит в книгу по зельеварению, не видя ни одной строчки, греет протянутую к камину руку. Словесные игры и бессмысленные разговоры, итак достаточно редкие, давно забыты на 7 курсе и воцарившуюся тишину нарушает лишь потрескивание огня да неясный звук капающей воды где-то на периферии. Тео медленно закрывает фолиант, откладывает его на стоящий рядом столик, выпрямляется, разминая затекшие мышцы и снова откидывается в кресло. Тео смотрит прямо перед собой и рассеянно думает, что подкрадывающийся рассвет вызывает в нем неясное чувство тревоги.
— В молчанку играем, товарищи слизеринцы? — улыбается Блейз и вдруг обрывает себя на полуслове, неосознанно потянувшись к рукаву. Замирает, рассматривая Малфоя и Нотта, и опускает глаза. Он свой выбор тоже сделал, и не им его судить.
Они сидят рядом, молча, стараясь не смотреть друг на друга, только они многое понимают. В этой войне они выбрали свои стороны — Драко и Блейз хотят служить Тёмному Лорду, бороться за “лучшее будущее”, но в глубине души они не желают ползать на коленях перед Господином, они просто хотят другой жизни, без страха и маггловских выскочек, а, возможно, и с ними. Лишь бы не было этой войны, ведь любая жизнь лучше смерти. А Тео Нотт будет бороться за такое же счастливое будущее, но ему не все равно, кто будет править в этом будущем — он не хочет подчиняться Тёмному Лорду. Ему хочется быть гриффиндорцем, жертвующим собой, а не аристократичным слизеринцем, боящимся лишь за свою жизнь.
Драко запрыгивает на подоконник совершенно не аристократически, но это сейчас последнее, что его волнует. За окном хлещет такой совсем-совсем не зимний дождь, а в гостиной тихо и пусто. Малфой осторожно закатывает рукав мантии и внимательно, чересчур внимательно, рассматривает Чёрную Метку. Она сейчас светится необычно ярко — дает понять, что начинается война. Черт возьми, как будто они не знают этого без дурацкой татуировки! А ведь еще и жжет, зараза. Так вот почему замолчал Блейз… Малфой ругается сквозь зубы, но никто даже не оборачивается. Привыкли. А вот Драко не привык.
— Тео, — вдруг тихо говорит он. Нотт хмурится.
— Тео, давай пообещаем друг другу, что все равно, что бы ни случилось, останемся друзьями. Тео... — сбивчиво шепчет Малфой и весь как-то сразу сжимается. Нотт внезапно улыбается и даже смеется.
— Дурак ты, Малфой. Что я тебе, гриффиндорец какой-нибудь, чтобы друзей предавать?
Драко облегченно переводит дух и, прижавшись спиной к креслу, тоже начинает смеяться. Так они и сидят: два смеющихся до колик слизеринца.
И оба прекрасно знают, что через пару минут ни один из них не признается в этом разговоре. Но это будет потом, а пока они простые смеющиеся парни, которых, как может показаться, не тронула война. Но метка Драко жжет еще сильнее, и он понимает, что сегодня не просто день, сегодня будет не просто день. Сегодня случится… Сегодня.
В гостиную врывается Мари. Она уже давно разговаривает с их дверью на ты и, распластавшись, валяется, свесив ноги, на старых фамильных креслах, усердно делая трансфигурацию, листая библиотечные книги или просто устало таращась в окна-аквариумы. А больше всего она любит слушать на полную громкость «Поттеровский Дозор» в чертовой слизеринской гостиной! Ненормальная… Но он все равно всегда рад ее видеть. Особенно сейчас. Драко здоровается и Мари вдруг становится очень и очень много в комнате, хотя гриффиндорка только зашла. Говорить или не говорить?... В голове проносится миллион мыслей. Все равно ведь не уедет, опять полетит подставлять свою голову под все Авады. А если от него узнает, то подумает… Что подумает? Что он пожиратель и готовится вместе с Темным Лордом ввязаться в битву за Хогвартс? Подумает правду. Сам того не замечая, Драко молча таращился на девушку с самым глупым видом, пока та спокойно читала «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора», крутя локон на палец и лениво листая волшебной палочкой страницы. Только вот тут неожиданно его напряженный взгляд столкнулся с таким же Теодора Нотта. Тот устало потирал лоб и разглядывал Мари так, что любому стало бы не по себе. Смотрит на нее как на живой труп… Пронеслось у Драко в голове. Неужели Нотт тоже знает, что Темный Лорд скоро будет тут? Да нет, бред, отогнал от себя эти мысли Малфой, откуда ему без метки! Но он определенно смотрел на Мари, не просто так. Внутри Драко шевельнулся гадкий флоббер-червь ревности. Это чувство поселилось в нем почему-то с самого первого дня, когда нелюдимый и тихий мальчик Тео вдруг протянул в песочнице свою тонкую ручку Мари и та пошла копать с ним яму одной общей лопаточкой вместо того, чтобы строить вместе с Драко и его десятками ведерок замки и дворцы. Они росли и масло в огонь подливалось каждым метким словом или неожиданно ударившим под дых случаем вроде танца на Святочном бале. А Нотт, которому, казалось, не просто наплевать на Мари, но наплевать вообще на любую девушку, Нотт, который ни разу не обсудил ни с кем свою личную жизнь и не завел никаких отношений даже с банальной скуки. Нотт, который всегда был каким-то сдержанно недосягаемым для любого сентиментального чувства. Именно такой Нотт или такая его хорошая маска, пару раз давала осечку и Драко исходил от неясной злости, замечая вдруг на кубке по квиддичу теплую улыбку, с которой Тео пару раз во время матча смотрел на дрожащую Мари, или сиюминутную помощь, когда она наглоталась приворотного. Это ничего бы не значило, для любого другого, но не для Теодора Нотта, Драко знал, для него такое бывало как угодно, но только не просто так. Пару раз Малфой пытался поговорить, но натыкался на непрошибаемую стену, которая еще и использовала затем этот разговор, чтобы ему досаждать и подшучивать. Тогда Драко наговорил много лишнего, а Нотт… вежливо улыбался, как будто не понимая ничего. Так единственное, что портило сначала мальчишескую, а потом и крепкую мужскую двух слизеринцев, сидело сейчас на кресле и буркнуло.
— Ну?
Не слишком прилично для юной аристократки, так что все младшекурсники тут же обернулись на них.
— Какие манеры, — издевательски, в духе Малфоя, протянул Нотт и усмехнулся. Гриффиндорка же нахмурилась.
— Чего от меня-то надо?
— Ничего. Поговорить хотел— вздохнул напряженно Тео.
В голове Драко проносятся тысячи мыслей. Оба, гриффиндорка и слизеринец, смотрят теперь на него. Оба без слов понимают, что разговор должен быть приватным. Драко тоже это понимает и бурным огнем внутри разгорается недовольство. Нет, он не уйдет, нет, нет, нет, не надейтесь, голубята.
— Что читаешь?
С самым невозмутимым видом Драко крутит в руках палочку. Мари сверкает ему в ответ глазами, она недовольна и в каждой клеточке ее тела от напряженного рта до сдвинутых бровей, бурлит отвесным потоком это негодование.
— «Жизнь и обманы Драко Малфоя», не слышал о такой?
С иронией отвечает она.
— Не приходилось.
— В библиотеке осталась пара экземпляров. Можешь ознакомиться, очень занимательно, хотя и так затянуто, что кажется, никогда не кончится.
— Ничего, я вижу, ты уже дочитываешь. Пожалуй подожду.
Мари одаривает его недовольным взглядом и встает. Теодор же улыбается, но тут же встает вслед за ней. Драко зол, его план явно имел недостатки. Он смотрит на двух лучших друзей и мечтает только о том, чтобы именно сейчас что-то случилось. Вот стоят они и бам, крыша обваливается, метка над башнями, пожар. И мир прислушивается, потому что из прохода появляется лицо профессора Макгонагалл и торопливо объявляет, что все слизеринцы должны явиться в Большой Зал. Драко еле заметно ухмыляется – «Есть! Началось!». Некоторое время Мари и Нотт смотрят друг на друга внимательно, будто стараются запомнить, а потом Мари опускает взгляд.
— Вечером увидимся.
Нотт сухо кивает и быстро уходит прочь. Мари еще долго смотрит ему вслед. Драко знает, что этого «вечера», о котором она говорит, уже не будет, будет совсем другой.
Джордж стоял за прилавком, заворачивая «набор первокурсника» в упаковочную бумагу для одного из редких теперь покупателей, когда из-за занавески, отделяющей зал от подсобных помещений, выскочил побелевший Фред, за ним маячила их испуганная помощница.
— Что? — глядя на их изменившиеся лица, выдавил Джордж.
— Гарри в Хогвартсе, — прошептал Фред, — Аберфорт прислал сообщение. Волдеморт окружил школу, начинается битва.
— Уважаемые посетители, — быстро сказал Джордж, усилив голос палочкой, — к сожалению, наш магазин закрывается, пожалуйста, принесите ваши покупки к кассе.
Через десять минут в лавке не осталось ни души, кроме близнецов и девушки в фирменной оранжево-фиолетовой мантии. Та испуганно смотрела, как они собирались и синхронно, в одну и ту же секунду, даже не берясь за руки, аппарировали.
Первым, что увидел в Хогвартсе Фред, были каштановые мягкие волосы, бросившиеся в его лицо.
— Побудешь здесь, пока мы не поможем Гарри? — тихо спросил он в эти волосы, немного приподнимая над землей свою лучшую подругу. — Мы не можем не пойти, он нам почти как младший брат.
— Теперь я точно знаю, что должна остаться, Фред, — покачала головой она, — все как ты и говорил, теперь я точно знаю.
— Ладно, — нехотя кивнул тот и посмотрел на брата, — это ведь всего лишь очередная битва — навешаем Волдеморту и вернемся, так?
Джордж кивнул, хотя изнутри поднималась мутная волна беспокойства. Ее трудно было объяснить, но сейчас, стоя рядом с Фредом и Мари, он отдал бы все на свете, лишь бы они оказались как можно дальше от Хогвартса. К горлу Джорджа снова подкатил плотный душный комок. Он взял Мари за руку, ощущая, как скрипят ее туго стиснутые зубы. В битве всякое может случиться. Он последний раз улыбается подруге и брату, и уходит, просто потому что им надо поговорить вдвоем и Джордж тут третий лишний, по хорошему, а не так, как он раньше боялся.
- Я должна тебе кое-что сказать, Фредди, прежде чем… Прежде чем начнется.
- Ну что случилось, принцесса?
Он улыбнулся, улыбнулся как всегда расслабленно и слега нежно, но не переходя сложившуюся грань.
Мари с усилием вдохнула, хоть она и сказала себе, что не расскажет никому об этом инциденте, который случился в злополучный декабрь, когда в окне вместе с родными рыжими макушками появились те, которые были родными в самом прямом смысле, но, конечно, совсем не желанными. Конечно, и через 10 лет, она всегда узнает эти спины – одну широкую, будто из дубового пня вытесанную и статную, а вторую поуже, но с горделивой вздернутой осанкой. В трактире ее караулили братья, тихо переговариваясь и потягивая вишневый шнапс.
И мурашки ползут по спине, те мурашки, которые сложились из сотни сожженных писем из дома. Они что-то хотят ей сказать? Они хотят вернуть ее? Извиниться? Они хотят что-то предложить? Какая разница, просто глупо. Глупо было думать, что они отстанут от нее, что просто дадут жить своей жизнью. Глупо было думать, что от прошлого можно убежать. Однако Мари разворачивается на каблуках и, пытаясь унять клокочущее сердце, бежит, в прямом смысле бежит, вороша ногами сугробы, бежит куда глаза глядят. Я ничего не чувствую, повторяя про себя, ничего не чувствую. На самом деле она чувствует. И это страх, как бы стыдно не было, это вновь тот поганый страх, который переворачивает все до дрожи в коленках, не давая унять пульсацию в ушах, истерический и больной страх. Каждую секунду прошлое пытается врываться в ее мечты, в ее мысли, окутывает их черной дымкой, соблазняя, искушая, тихо нашептывая и неизменно их портя. Безвозвратно. Мари, словно тряпичную куклу, снова швыряют в Омут памяти и заставляют переживать снова и снова Отдел тайн, Астрономическую башню, Малфоя и Фреда, смерть Седрика и Сириуса, первый вердикт распределяющей шляпы, Маму… Но гриффиндорка – лишь немой свидетель, связанный по рукам и ногам, не имеющий возможности помешать палачу рубить все ее надежды, ее веру и ее счастье. Тот хрипло смеется и, взмахом идеально острого топора, перерубает тоненькие серебряные ниточки, которые даже не успели окрепнуть. Они словно живые, Мари слышит, как они кричат, когда он начинает выдирать их из нее. У палача оскал Сивого…
Его дело сделано, и Мари, измазанную кровью потерянного настоящего, выбрасывает на следующую станцию. Она считается конечной, но сама конца не имеет. Безгранична. Неизбежна. Ощущая страх, ей ничего не остается как подняться с пыльного асфальта и бежать. Бежать по сугробам мимо забавно подсвеченного будто пряничного Хогсмида. Потом по едва вытоптанной тропинке. Бежать мимо застывших барханов полей. И наконец мимо покосившихся прокопченых домишек, соединенных как артериями – бельевыми веревками. Бежать, пока ноги не устанут, не сотрутся в кровь. Пока не найдешь конца, не вернешь свою голову в круговорот событий. И Мари бежала – от себя, от своих проблем, от братьев, от страха, от той страшной мысли, что уж лучше ей никогда не поступать на гриффиндор. Но прошлое не отпускает, проникает в кожу, смешивается с кровью и сажает новый росточек черных ниток. Мари в отчаянии ковыряет кожу, рвет, забирается под нее ногтями, но ничего не исправить. От рождения данная фамилия саднит больнее, чем сломанная на третьем курсе рука. Просто бежать, просто скрыться – от братьев, от мыслей, что они делали во время того, как она лежала в Астрономической башне, что они тогда делали, ее братья, что…
Где-то на задворках памяти всплывает фраза, которую каждый слышал, кажется, миллион раз: «Ты сильная, ты справишься». Но как они все ошибаются! Она слаба и ни за что не выиграть эту схватку, всего лишь повернуть назад, взять за руку Марка, уехать в родовое поместье… А там уже все просто – стабильная работа, огромный дом, старинные и проверенные годами друзья, счастливый официальный брак, никакой войны, никаких круцио, никакой неопредленности и страха, никакой крови, никакой крови на полу… И она отдается в руки прошлого. Оно озлоблено скалится и словно режиссер, получивший Оскар за фильм, или мама, показывающая фото новорожденного сыночка, визжит от счастья.
Щелкает пальцами, и вот Мари уже готова развернуться и побежать обратно. Только бы братья были все еще там. Она скажет… Что она скажет? Она скажет, что просто хочет домой. Она устала и просто хочет домой. Все, что она хочет – домой… Мари выворачивает изнутри, слезы градом катятся наружу, но так и не текут, Мари вновь не хватает воздуха, и она теряется в пространстве. И тут Мари замечает, что это просто страдают легкие из-за недостатка воздуха, это всего-то ноют ноги, обычные реакции организма, ничего сверхъестественного, она просто замедляется, как любой зверек, бегущий от хищника, когда миновала опасность. Случилось это у кирпичного дома, стоящего боком к дороге. Дома песочно-грязного, окруженного обычными магловскими огороженными участочками, на которых видимо росла картошка. Обычная магловская картошка, в обычной магловской деревне, которая каким-то чудом жила на окраине чуть ли не самого волшебного места в мире и тем не менее умудрялась оставаться совсем не магической настолько, насколько это возможно. Вот например на балконе третьего этажа среди подледеневших маек и штанов висели два полиэтиленовых пакета. Все это Мари запомнила с неожиданной ясностью и потом много раз вспоминала и этот дом, и пакеты, и остальное.
У крайнего подъезда этого дома, под фонарями, стоял старый человек и расчесывал свою старую, некрасивую жену, которая продавала разложенные на газете сливы. И, собственно, это было все: старый человек расчесывает старую жену, а она продает сливы.
Мари отвернулась. Потом посмотрела опять. Больше всего ее потрясло, что перед ней был самый обычный старик, заурядный и внешне скучный, как и все вокруг. Не сказать, чтобы лицо его выражало какую-то особую нежность. И не сказать, что лицо его супруги было трепетным или романтическим. Она сидела, откинув назад голову, пока он расчесывал ее редкие волосы.
И этот старик с расческой мгновенно обрушил всю логичную теорию Мари. Что такое магия? Оказалось, что она не в свечах большого зала, а в этих загорающихся один за одним фонарях. Что такое любовь? Оказалось, что она не в ее и Драко признаниях в любви под Синатру, а в этих двух маглах под тем фонарем. Что такое семья? Это Эйдан, спасающий ее и прикладывающий головой о пол, это Рон, который стесняется своей парадной мантии и бурчит, что хотел бы родиться в другой семье, но тем не менее в первую же секунду рвется в драку, когда оскорбляют его маму. И Темному Лорду никогда не подменить эти понятия, никогда. И вот ради чего действительно стоит сражаться, ради этого вопиющего, лезущего со всех углов несовершенства мира. Не ради вечной жизни, а ради достойной правильной смерти. Не ради всесильной магии и невероятных заклинаний, которые могут по щелчку пальца изменить мир, а ради фокуса с кроликом и шляпой, на который потрясенно уставились ребятишки с улицы. И как только раньше всего этого было не видно! Что такое зло? И что такое добро? Да вообще кто сказал, что зло не добренькое? Что зло не удобное, не красивое, не идеальное? Да оно, может, гуманнее добра в двести тысяч раз, как и маньяк до определенного момента добрее отца с ремнем.
И на Мари вдруг накатило чувство… Такое сильное и невероятное само по себе, что она чуть не задохнулась. Уже потом она расскажет об этом с восторгом, потому что ни одна романтическая серенада или красивые выверенные стихи такого не опишут. Это была любовь. Горькая такая правдивая любовь: когда любишь и видишь, как все вокруг несовершенно, а все равно продолжаешь любить. И более того, и раньше она это чувство испытывала, просто почему-то не осознавала… о нем ни разу не писали в книгах, ограничиваясь идеальными принцами и восхитительными маркизами.
Она наконец поняла, что имел в виду Фред. Есть вещи, ради которых стоит преодолеть свой страх. В последний раз обернувшись на стариков, она невпопад кивнула на какую-то очередную реплику Драко, который незаметно взяв девушку под руку, уже вел ее в сторону медленно потухающих огней засыпающего замка…
Пока она рассказывала это, сбивчиво переходя то на шепот, то на полукрик, лицо Фреда менялось, казалось, он тоже был не тут. В конце истории он уже смотрел не на Мари, а как будто сквозь.
— И поэтому, Фредди, я хотела сказать, что я хочу найти братьев, сегодня, если они будут здесь. Я хочу найти братьев и поговорить с ними. Хочу узнать, как здоровье отца. Я хочу узнать, почему они перешли на сторону Того-кого-нельзя-называть, хочу спросить и посмотреть им в глаза. Я… я больше не хочу убегать, более того – мне теперь не от чего бежать. Я хочу вернуться домой, Фред, я вернусь домой, но я никогда не буду Пожирателем. Это мой дом и я вернусь домой. Или не вернусь, или не встречу… Я ведь могу погибнуть сегодня, да и ты, да и они. Я просто хочу попросить тебя, если вдруг, если что… Передай им пожалуйста, что я их люблю, моим братьям и отцу. И что мне очень жаль.
Фред немного грустно улыбнулся и кивнул.
— А еще я хотела сказать…
Но эта реплика утонула в быстром стуке каблуков еще одного рыжего и очень взъерошенного Уизли.
— Я был дураком! — воскликнул подбегающий Перси. — Я был полным идиотом, самодовольным кретином, я был…
— Обожающим Министерство, предавшим свою семью, жадным до власти дебилом, — закончил Фред.
Перси тяжело вздохнул:
— Да, так и есть.
— Что ж, зато честнее некуда, — сказал Фред, протягивая руку Перси.
— Прости меня, — едва слышно прошептал Фред, когда Перси горячо схватился за это предложенное рукопожатие.
Мари, тем временем, не желая портить встречу, такую же горько-сладкую и одновременно правильную как и та, которую так ждала она сама, тихонько попятилась и налетела на проходящих мимо Драко и Тео.
— Ты знал?
Оба поняли о чем она. А Драко просто кивнул.
— Удачи тебе желать не буду. Могу желать только получить «Остолбеней» в самом начале.
— Справедливо и спасибо, постараюсь…
Он обнял ее, она горько всхлипнула, все обиды отошли на второй план, хотя бы на секунду они были просто двумя людьми, которые не шли воевать друг против друга, а там уж будь что будет.
— Не хочу, чтобы ты умерла.
— И я не хочу.
— Ну давай, пошути сейчас про то, что тоже не хочешь умирать, конечно же.
— Нет, не хочу, чтобы умер ты.
Фред знал, что она вроде как опять дружит с этим хорьком. Но одно дело знать…А другое смотреть как она ткнулась ему носом в грудь, а он гладит ее по спине, что-то шепча.
- Тебя тоже это бесит, да? – Скрещивая руки на груди, спросил Джордж.
Фред кивнул, до бела сжимая кулаки. Он не разжал их ровно до того момента, когда Мари снова подбежала к ним, обгоняя чинно подплывшего с другой стороны Кингсли.
— Джордж, Фред, вы идёте с Ремусом на Астрономическую Башню. Прикрывайте тыл!
— Да, господин министр! — шутливо отсалютовали Кингсли оба, отходя от Мари. Та, отчаянно вцепившись в ладонь Джорджа, сглотнула и просипела:
— Осторожны... Будьте осторожны.
— Совенок, мы вернемся ещё до отбоя, — подмигнул Джордж, а Фред, наскоро смахнув губами одинокую слезу, оставившую грязный подтёк на нежной когда-то коже Мари, махнул рукой, мол, и не такое делали. Улыбнувшись, девушка отпустила руку близнеца, и они скрылись на лестнице. Подняв голову вверх, гриффиндорка увидела, как меняется потолок Большого Зала. «Не к добру», — мелькнула предательская мысль.
Мари Сарвон медленно открыла глаза. Она лежал на земляном полу, глупо растянувшись носом в пол, как тысячу раз бывало при неудачливой борьбе со ступеньками хогвартской лестницы. Но в этот раз не было смеющихся над ней слизеринцев, не было разлившихся чернил, не было озабоченного Фреда или Джорджа, поднимающего ее рассыпавшиеся свитки и перья. В этот раз все тело было будто пронизано тысячей иголок. Первая попытка сесть не увенчалась успехом: она лишь глухо застонала и откинулась обратно на землю, больно ударившись затылком. Тяжело дыша, гриффиндорка нащупала рядом палочку. Голова плохо соображала — ее ли она? Хотя в сложившейся ситуации подойдёт любая. Когда глаза понемногу стали привыкать к темноте, она осторожно повернулась, силясь разглядеть место, где очнулась. Память возвращалась рвано.
Вот рядом осколки фарфора, по которому с одного на другой суетливо бегают встревоженные нарисованные бурундучки...
Драко вскидывает палочку, отбивая летящее в Гойла проклятие и оно разбивает вазу, которую выбирала, кажется, еще Пенелопа Пуффендуй, Малфой раздраженно выругивается сквозь зубы. Грегори благодарно смотрит на него, но слизеринец уже направляется к небольшой группе сражающихся неподалеку.
Вот рядом лежит чья-то кривая поломанная волшебная палочка..
Взгляд Малфоя падает на Тео, отбивающегося от заклинаний Кребба-старшего, и у Малфоя есть лишь секунда, чтобы снова сделать выбор. Только, на этот раз, правильный.
— Ступефай! — небрежно бросает Драко, направляя палочку на Пожирателя, и тот падает на пол, роняя свою палочку и грузно приземляясь на нее. Нотт поднимает глаза.
—Спасибо, — Малфой улыбается и поворачивается. Он почти уверен, что Тео тоже улыбается. Ведь они оба прекрасно понимают, что значат такие “спасибо”.
Огромные булыжники лежат со всех сторон, как будто Хогвартс уже развалился на куски как на кубики конструктора…
Теодор видит, что стена рушится, рушится, падая на парня-комментатора, на рыжего Уизли, на другого такого же рыжего Уизли. Все те, кто так раздражал его всю школу – вечно смеющийся над его прической во время матча гриффиндорский подхалим, дылда-шутник, который заколдовал его перья, когда Тео пошел сдавать СОВ и рыжий конопатый задавака-староста… В паре метров в бегущую в проход Мари летит, судя по свету, ступефай. Тео быстро оценивает «слабенький» и ни секунды не раздумывая, парень кидает заклинание в сторону гриффиндорцев и волной магии всю троицу отбрасывает с пути каменной лавины. Тот из них, который кажется Джордж или Фред, на лету кидает в него ответное заклинание. Вот дурак! Хотел бы вас убить – убил! Хотя во время войны не до мыслей, что тебя могли огреть с добрых намерений.
Тео ощущает как заклинание Уизла ударяет плашмя, прямо под дых и Тео опускается на пол. А неплохо, сильное, но он сам мог бы наколдовать и лучше. Тео опять, как и много лет назад, в первый день, смотрит на безликие статуи основателей. Они стоят здесь, непоколебимые годами, стоят собранно. Но кое-что изменилось. Статуи смотрят не осуждающе, а с гордостью. Не презрительно, а уважительно. Не с жалостью, а с надеждой. Теперь Нотт их понимает.
Он оборачивается. Видит дым, пробирающийся в замок. Нотт усмехается, понимая, что круг замкнулся, и сейчас он сделал то, от чего бежал всю жизнь, бежал старательно, долго, и в итоге пришел туда, откуда начал.
Как ни странно, но Метка полыхает огнем. Не та, что принадлежит Темному Лорду — той у него и не было никогда. Метка на левом запястье, незабвенный символ Ноттов. Метка, неистребимый знак чистоты его крови, который отползает по его руке, от плечей и все ниже, как отползает смерть.
Мари резко поднялась, превозмогая боль. Фред! Жив? Жив! Она сама видела, как его отбросила с пути этих огромных камней. Слезы брызнули из глаз, но она, стиснув палочку в ладони, была решительна. Безносый ублюдок не посмеет убить ее друзей. Плевать на армию Пожирателей, плевать на великанов и прочую нечисть. Плевать… Девушка оглянулась вокруг и невольно сделала шаг назад. Некогда величественный Хогвартс был разрушен. Дорогой сердцу замок, в который Мари попала одиннадцатилетней девчонкой, был практически стерт с лица земли. Когда-то там был камень. Теперь на его месте песок. Ветра разгонят его, и останутся лишь руины.
«Сколько прошло времени? — задала себе вопрос Мари. — Быть может, все уже кончено?»
Она сделала нерешительный шаг и замерла, она ведь в проходе... От Хогвартса ее отделяла магическая стена, сооруженная Макгонагал и Флитвиком. А за стеной шел бой. Яркие вспышки заклинаний сверкали со всех сторон. В первую секунду Мари подумала, что она оглохла, но, переступив магический барьер, услышала целую кавалькаду звуков: грохот, взрывы, крики, плач… Мари на секунду крепко зажмурилась, перехватила палочку поудобнее и решительно бросилась в бой.
Кровь. Снова кровь. Хоть и было темно, но вспышки проклятий освещали землю и стены, что остались от замка. На секунду взгляд ее застыл на тонкой струйке крови, медленно стекающей за камень. Она сделала шаг, но тут же остановилась, прикрыв глаза. Там была рука, левая, почему-то это было важно. Судя по мантии, Пуффендуй. И такие заклинания есть — они режут человека на куски, в ее голове пронеслось тут же холодно «Сектумсемпра». Мари сделала глубокий вдох, через силу оторвала взгляд от своей находки. Об этом она подумает позже. Если продержатся до рассвета. Она шла на смерть за то, во что верила, понимая: шанс выжить здесь стремится к нулю.
Говорят, что в бою на войне время будто останавливается. Не чувствуешь ни боли, ни усталости. А еще Мари знала, что война — это страшно, что бы ни утверждали другие. Война — это страшно. Видеть, как умирают твои друзья, не имея возможности помочь, потому что если не ты, то — тебя. Поэтому гриффиндорка разбрасывала заклинания, одновременно накладывая щит и уворачиваясь от непростительных, пущенных Пожирателями. Слева она услышала крик, краем глаза замечая: Моника Смит, гриффиндорка, падает навзничь. Оглушена? Конечно нет, кого она хочет обмануть. Себя? Но нельзя отвлекаться: заклинание, еще одно и еще… И так по кругу. Сколько их будет? Вопрос, который останется без ответа.
«Лишь бы продержаться, мы сильные, мы выстоим», — думала Мари. Перед глазами рябило, дыхание сбивалось. Слишком много врагов вокруг. Не об этом она мечтала, когда получила письмо. Мари на секунду оглянулась вокруг: земля устлана телами, во мраке не разобрать. «Не смотри на убитых, смотри на живых», — сопротивлялась себе Сарвон, но смерть она будто зовет, манит, и от этого становится не по себе. В сто первый раз Мари бросает Остолбеней, в сто первый раз Пожиратель замирает в нелепой позе и падает. Мари не убивает, она не может. Поэтому она только оглушает и бежит дальше. Когда ты стоишь перед выбором — убить или умереть, не хочется быть той-самой-решительной. Хочется лишь справедливо всхлипнуть и спрятаться в самом тёмном углу замка. Хочется, чтобы две пары рук прижимали к себе, успокаивающе гладя по волосам, сейчас спутанным и лохматым. И щедро политыми чужой кровью и сажей, запах которой намертво вклинился в сосуды. Но вот только приходит момент, когда надо быть сильной. Мари снова и снова прогоняет перед глазами фонари из маггловской деревушки, звезды на небе над Норой, свет, свет, еще немного и будет свет…
Секундное затишье. И, как напалм, вырывается откуда-то справа Адское пламя. Мари никогда не видела его, но почему-то сразу догадалась. Пожиратели решили играть по-крупному, ведь под огонь попадут все. От него не скрыться. Волдеморт не щадит даже своих. Они для него не больше, чем пушечное мясо, расходный материал. Волдеморт… Мари впервые назвала его по имени, пусть мысленно, но назвала. Правильно говорил Гарри, это всего лишь имя. Всего лишь имя…
«Где вы?» — отчаянно думала Мари, разыскивая близнецоыв взглядом. Но нет: Рон, обнимающий Молли; Перси, держащий руку на плече у отца; Билл, испещренный шрамами, положивший голову на колени Флёр; Джинни, сидящая рядом с завёрнутым в какую-то ткань телом. Но нет их. Стоя посреди Большого Зала, она старательно воскрешала в памяти те приятные воспоминания, так или иначе связанные с этим местом.
Распределение, завтрак, почтовые совы, Рождество, Фред, Джордж, Дред, Фордж, идентичные, насмешливые взгляды. Мальчишки, которые не думали о смерти. Где они?... Извечно удивлённый взгляд пустых голубых глаз вперился в своды помещения, такие высокие, такие недосягаемые. Подняв голову вверх, она вспоминала, как они кружились там, у зачарованного потолка, дразня Амбридж.
Абсурдно-хреновая улыбка получилась сюрреализмом посреди этого всеобщего горя. Спрятав лицо в ладонях, Мари устало вздохнула, давя в себе жгучее желание разрыдаться. Теодор Нотт, оторвавшись от разговора с Флитвиком, поднял взгляд вверх, где она сидела на столе для обедов. Его взгляд медленно спустился вниз — на обкусанные губы, на ссадину, которая заканчивалась раной на подбородке; и вернулся обратно, к глазам. Что он хотел выяснить, Мари не поняла. Что ожидал прочесть — она так и не узнала.
Где они?... Позорно сбежав из Большого Зала, Мари автоматически и мысленно прокладывала дорогу вон, вон из замка. Было сложно представить, что где-то в недрах этих стен горит вечное, Адское пламя. И вечно будет гореть тело её знакомого Винсента Крэбба, который тоже не думал о смерти. О ней не думала Тонкс, бросившись в самую гущу Битвы, выискивая и отчаянно зовя Ремуса. О ней не думала Лаванда, бросившись под заклятие Долохова, прикрыв собой Рона. О ней не думал профессор Снейп, неосторожно говоря о том, что Тёмный Лорд и так достаточно могущественен.
Где они?... Совсем недавно она ходила в этот класс, разучивая заклинания у профессора Флитвика. Недавно. Однако ей кажется, будто бы в прошлой жизни. Руки измазаны в саже, по щеке уныло течёт капля крови, которую она игнорирует, настойчиво ведя себя вниз. Слева — спуск в подземелья, где их каждый урок невероятно выводил профессор Снейп, нашедший покой на полу Визжащей Хижины. Если перейти через лестницу, можно попасть на проход в Астрономическую Башню. И тут Мари замерла, случайно заглянув в окно, за которым плоско, как в музейных рамах, лежал лес и Черное Озеро. Вот и стало ясно для чего она нужна этой войне. А точнее этому миру.
И снова — Большой Зал.
Ничего не изменилось. Только две рыжие головы, как бы сказала Мари – одна безухая, а вторая безмозглая, стояли прямо на столе для преподователей и выискивали кого-то в толпе.
— Фредди, как ты, братишка? – сказал один.
— Всё хорошо, Джорджи, вот только пол-ягодицы оторвало. Надо было слушать Грюма и не засовывать в задний карман волшебную палочку.
— Приготовь палочку, дурень, это тебе не стычка в Лютном переулке с барыгами. Тут всё серьёзно, скоро второй раунд…
— Тут ты прав. Даже как-то уже не улыбается.
Кто-то из преподавателей, вскинувшись, как охотничий пёс, просипел:
— Началось! Опять!
— Готовь свою оставшуюся ягодицу, чтобы тебе надрали задницу, Фредди, — шепнул Джордж и тут же махнул палочкой, невербально используя Протего.
Заклятия мелькали в темноте, пока удачно отражаемые. Упивающиеся появлялись по всей территории, оглушенные триумфом. Гарри Поттер мёртв!
— Больше нет Спасителя Магического Мира! — кричал Волдеморт, усиливая свой голос. — Больше нет вашей надежды!
— Зачем так кричать, Волди? — прохрипел Джордж, откатываясь в сторону. Заклятие какой-то пожирательницы пронеслось над головой, и она зашипела, как кошка. — Вид воистину устрашающий, мадам, — кивнул Уизли, перекатываясь в бок, а женщина, оглушительно захохотав, начала осыпать его градом невербальных, и ему приходилось только петлять, не всегда успевая использовать Щитовое.
Бег Колина Криви прерывает едва слышный хруст ветки за спиной. Он резко оборачивается, выставляя палочку вперед. Кто это? Будто частично трансформировавшийся оборотень — удлиненные ногти и клыки, местами проглядывается черная шерсть, взгляд, полный ярости... Что там говорили про гриффиндорскую смелость? Встретить такое чудовище — это как повстречать террориста-смертника. Им обоим все равно, они могут умереть за идею, за своего повелителя. Страшно. По локти вязнет в страхе… Отступать некуда, как будто нарочно, все вокруг исчезли. Где битва, где воины и борцы за Хогвартс? Неужели вот так все закончится? Колину не хочется умирать. Во всяком случае, не так. Это страшно — быть убитым. Он успевает поднять палочку, но заклинание так и застыло на его губах. Противник был быстрее. Криви на миг поднял взгляд к небу. Полнолуния не было. Но кто же это тогда перед ним? Ведь луна управляет оборотнем, дает ему силу. Значит, это не оборотень, а действительно чудовище... Зверя манит жажда. И он утолит ее кровью. Резкий взмах когтистой лапы вспарывает живот. Боль. Непрекращающаяся. Колин не хочет умирать. Он машет палочкой, еще и еще. Но противник сильнее. Кровь уже была пролита, и она звала его. Острые зубы вцепились в бок, вырвали плоть. Кровь, повсюду кровь. Криви услышал крик, отчаянный и полный боли. Через секунду осознал, что это его крик. Почему-то вспомнились слова: «Не смотри на убитых, смотри на живых».
Он в отчаянии повернул голову, но вокруг не было ни души. Только он и полуоборотень. Неужели последнее, что он увидит, — жуткие клыки зверя, мертвые тела и кровь на земле? Безнадежность затопила его сердце. Он прикрыл глаза: уж лучше темнота. Вдруг он услышал чей-то выкрик, зверя отбросило в сторону. Мари Сарвон. Гриффиндорка.
— Давай, держись, сейчас я тебя унесу отсюда, — быстро говорит она, доставая из кармана пузырек с бадьяном. — Сейчас подлечу — и будешь как новенький. А оборотень... Волдеморт использует какое-то заклятие, чтобы они могли трансформироваться даже не в полнолуние.
Колин улыбнулся окровавленными губами. Не поможет уже бадьян, он чувствует, что конец близко, радует лишь то, что перед смертью увидит друга, а не разъяренного оборотня. Закашлявшись, он шепчет:
— Гарри победит, я верю.
Секунду спустя его взгляд устремляется в небо. Теперь он спокоен, он дома.
Мари спотыкалась, путаясь в высокой, почти по пояс, сухой прошлогодней траве. Впереди бежал Сивый, и будто плотный воздух, встревоженный и разорванный им, трескался и завывал как старый седой волк. Еще немного, еще немного, Мари, кашляя и сипя, выкрикивала наугад заклинания, только бы достать его. Палочка едва держалась в трясущихся руках, в глазах то и дело темнело. Мари заметила, что они бегут к тому самому мостику, где они прощались с Фредом. Удар сердца, еще удар, еще, в такт с летящими в облезлый расплывающийся силуэт оборотня «Сектумсепра». И вот они уже стоят прямо у воды. И у Мари в крови тут же разливается горячий, кипяченый просто, невероятно обжигающий адреналин. Слюна вдруг становится горькой и ее невозможно проглотить, а дыхание застывает. В глазах темнота, словно ноксом огрели весь мир, но это не важно, потому что она слышит рваное, злобное и рокочущее дыхание ее противника. Пусть даже последнего противника. Мари поднимает палочку и последний раз кричит «Сектумсепра», которое настигает Сивого в прыжке, Мари чувствует, как ее дыхание будто заканчивается, будто она вдыхает кислород и ничего, это как есть картон, просто забиваются легкие, в глазах все еще темнеет и единственное, что она на самом деле видит – какая-то красная вспышка, которая летит в сивого одновременно с ее заклятием, хотя как раз это больше всего и напоминает галлюцинацию, этакое пятно, которое бывает, когда очень долго смотришь на солнце, а затем закрываешь глаза… Зато Мари очень хорошо слышит – слышит глухой и какой-то обреченный звук падения на землю, сразу чего-то большого, как доверху набитый мешок, а потом чего-то совсем невесомого, пухового. И гриффиндорка знает, что это, точно знает… Так падает убитый ей злобный, окровавленный, брызжущий слюной, отвратительный Сивый и наверх опускается, подхватываемая ветром, его обкусанная и изрезанная мантия. И тут же Мари с удивлением слышит вой, как у скуляющих и брехающих задыхающихся собак, которые потеряли голос. Еще больше она удивляется, вдруг понимая, что его издает она. Темнота все не уходит и не уходит, становясь только хуже и окутывая со всех сторон. «Неужели я настолько физически неразвита, что пробежка по лесу сейчас меня грохнет?... Вот будет позор» – проносится в тяжелой, как медный котел, голове. С ужасом Мари понимает, что не чувствует пальцы, потом ноги, потом тело… Единственное, что остается – жутко отяжелевшая голова, как будто на нее надели один из рыцарских шлемов, которых полно в коридорах Хогвартса. Хочется поднять руку и дернуть себя за волосы, оторвать их с корнями, со скальпом, только бы стало полегче. На этой мысли ощущение себя теряется окончательно и густая чернильная тьма окутывает все.
Земля внезапно кончилась. Совсем. Мари на мгновенье зависла неподвижно в воздухе, и, лишенная опоры, стремительно полетела вниз. Сухие травы сомкнулись над ее головой, как пасть прожорливого чудовища. Очнулась она, со всей силы ударившись затылком о зеркальную поверхность воды. Мари с головою ушла под воду, способность двигаться возвращалась не сразу, по чуть-чуть и отчаянное моргание, а потом хаотичное перебирание руками тины и водорослей, ни капли не меняло сложившейся ситуации. Одежда до нитки набухла влагой и сковывала движения. Она попыталась расстегнуть куртку, но молнию напрочь заело, шнурки на ботинках в воде как спаялись, а не избавившись от обуви, не стянешь и джинсы. Срочно всплыть, но куда там! Облепившая тело одежда камнем тянула на дно. Впрочем, где поверхность, а где дно, Мари уже тоже не понимала. Сознание путалось. «Тону», – обреченно отметила она. Говорят, больше всего ценит настоящее тот, кто лишается своего прошлого. Но Мари было плевать на демагогию. Больше всего ценит настоящее тот, кто головой вниз летит ко дну чертового черного озера, зачерпывая руками воду в жалких попытках выплыть и выпускает мелкие какие-то глупые пузырьки, которые на самом деле и есть, вот она, вся твоя жизнь… Бульк и нет. Надо бы наверное с кем-то попрощаться,
Мари закрыла глаза и осторожно вдохнула воду, сначала немного, заискивая и торгуясь со смертью, а потом уж резко и полной грудью, умирать так умирать, ведь Мари не трус, хотя бы в последнюю секунду своей жизни, когда она наконец убила того, кто превратил ее в этот комок нервостении, сейчас самое время глубоко вдохнуть и насладиться тем, что она умирает не как трус. Пусть об этом и не узнает никто.
Но героической смерти из книг почему-то не случилось. Мари всегда думала, что нужен один глубокий вдох, чтобы умереть, но почему-то этого не произошло, сознание вновь вернулось, как тогда, когда она ударилась черепушкой о водную гладь... Господи, да сколько можно! Всего лишь еще раз зачерпнуть воды ртом или носом и отправить в пламенеющие легкие, но все же… все же снова малодушно хочется сохранить это ощущение подольше, ощущение, что есть еще выбор и все может снова вернуться. Мари чувствует как ее покачивает в илистой воде и это так похоже на теплые убаюкивающие руки Фреда, как же она будет скучать по Фреду, вот бы последний раз насладиться этим хоть и лживым ощущением подольше… Медленно снова будто отнимаются ноги, немеют руки от леденящего холода и девушка слегка жмурит закрытые залитые глаза от того, как же это приятно. Умирать – приятно…
- Да дыши же ты, черт тебя побери!
Вдруг раздается прямо у левого уха. От неожиданности Мари резко дернулась и послушалась, через боль хватая ртом терпкий воздух вокруг. Воздух… Все окутал тягучий, невероятный, волнующий запах – хвойный лес, фиалка и мускатный орех… Запах очень дорогого мужского парфюма… И почему-то единственная мысль, которая с силой бьется в голове, не мысль о том, что она жива или что наоборот умерла, а то, что амортенция пахнет теперь для нее именно так и Мари буквально глотает этот аромат как дорогой огневиски. Делая последнее усилие над собой, она разлепила склеевшиеся ресницы и распахнула опухшие заплывшие глаза, но тут же почувствовала сильное головокружение и выбросила в сторону руку, чтобы ухватиться за... за чью-то шерстяную мокрую мантию. Последние силы она потратила на то, чтобы сфокусировать свой взгляд на том, кто же вытащил ее из лап неминуемой смерти, но все было напрасно, единственное, что она увидела перед очередным глотком темноты было то, как впереди, недалеко, прямо за лезущей в нос и глаза ворсистой влажной тканью, виднелись какие-то осыпающиеся руины, а в нескольких метрах, совсем рядом стояла большая, покосившаяся от времени табличка с надписью «Не входить. Опасная зона».
Драко Малфой сидел на Астрономической башне, свесив ноги в пропасть, и улыбался. Рядом стоит бутылка Огневиски, только вот пить совсем не хочется. Наконец, раздались шаги, и на площадку вышел Блейз.
— Радуешься? — тихо спросил Забини, усаживаясь рядом.
— Мы проиграли, забыл? — ухмыльнулся Малфой и резко влил в себя обжигающее Огневиски.
— Мы на другой стороне, забыл? — в тон ему вторил Блейз и улыбнулся.
Малфой закатил глаза и со всей злостью швырнул почти пустую бутылку в темноту ночи. Остается только надеяться, что на поляне не окажется никого из гриффиндорцев, решивших отпраздновать победу. А, пусть даже и окажется. Было бы неплохо, если бы там оказался кто-нибудь из Пожирателей, или даже Темный лорд, а еще лучше — сам Малфой. Ведь они так и не поняли — проиграли или нет. А, в сущности, — какая разница? Единственное, что леденило душу Малфоя – Тео не сидит рядом с ними, примяв на его плече мантию своей рукой, а Мари так и не огрела его ступефаем в схватке или подзатыльником после.
Но Малфой смеется. Потому что все это… слишком. Просто слишком. И Забини смеется вместе с ним. Так они и сидят: два хохочущих до колик слизеринца. Сегодня закончилась Война.
====== Продолжая дышать ======
Комментарий к Продолжая дышать Итак, решающая глава, которая можно сказать делит весь фанфик на “До” и “После”. Много говорить не буду, писалась она быстро и не пестрит изысками, возможно даже сырая и короткая, но она нужна мне здесь и сейчас, потому что мы должны идти дальше. Мы все должны продолжить дышать.
Писалась снова под невероятную песню Ingrid Michaelson – Keep Breathing. Серьезно, если вы не послушаете, то много тут потеряете...
И, вопрос к читателем, как вам “новый” персонаж, а? Кто-то тут думал, что Нотт будет играть важную роль в истории? А ведь это задумывалось ещё с первых глав...
https://pp.userapi.com/c624617/v624617253/3d9d4/cq7io9i-UC8.jpg
Тео сидел у окна и смотрел на сонную картинку загорающегося утреннего Лондона. Он аккуратно зажег огонь на конце палочки и медленно закурил, впервые в жизни. «Магловские…» он поморщился, дым был с привкусом какой-то дешевой жженой бумаги и такого же дешевого отчаяния… Серые никотиновые клубки поднимались к потолку и там застревали так и не решаясь вылететь в окно. Нотт усмехнулся, это напоминало нити воспоминаний, медленно вьющиеся в омуте памяти. И прошлое этот дым возвращал так же легко.
— Эй, Теодор! Теодор, ты будешь гномом. Настоящим гномом, не этим глупым садовым! — Мари поправляет юбку и бежит вперед. Узкая дорожка уводит влево и упирается в приоткрытую дверь подвала. — Догоняй!
Мы сегодня убегаем от миссис Малфой, та очень любит наморщить нос и процедить: «Ну-ка, скажи что-нибудь! Дорогая, — не дожидаясь ответа, она оборачивается к гувернантке Тео. Та неловко пожимает плечами и краснеет. Ей стыдно за меня. — Мальчик умеет разговаривать? Мне кажется, его нужно показать целителю», — мать Малфоя, похожая на кривую палку, качает головой, и стул подо мной нагревается. Становится горячо-горячо, как будто я сижу на сковороде. Я знаю, он заколдован, как и зеркало в спальне, которое каждое утро сообщает мне небрежным тоном: «Сначала надень брюки, а затем рубашку». Кажется, внутри зеркала живет домовик и день за днем читает по бумажке: «Встань-умойся-причешись-надень-брюки-а-затем-рубашку-спустись-на-завтрак». Бумажка длинная, как кишка, свернута в свиток, и домовик с усердием вычеркивает пункт за пунктом. Вечером, когда я ложусь спать, он смахивает пот со лба и с удовольствием достает новый пергамент. Шорох этого пергамента я слышу по ночам и уже не пугаюсь. Совсем-совсем не пугаюсь, хотя понимаю, что завтра на бумажке этой может быть написано: «Причешись-надень-мантию-не-дыши». И мне придется задержать дыхание, потому что… ну бумажка же! Я должен ее слушаться.
Наверное, эльфу страшно в зеркале, ведь там же все наоборот. Все-все. Там год начинается в декабре, вилку берут в правую руку, а пишут левой. Я как-то попытался взять перо в левую руку, но учитель сказал, что это неправильно.
— А почему? — хотелось, чтобы мой стул оказался под землей. Желательно вместе со мной.
— Потому что все пишут правой рукой, мистер Нотт, — учитель наматывает кончик бороды на палец и смотрит на меня сквозь круглые очки. — Понимаешь, Теодор? Все пишут правой, и ты тоже должен.
— А почему все пишут правой? — кажется, ножки стула на полдюйма ушли в пол. Готовятся провалиться.
— Потому что так принято, — важно кивает он, уткнувшись в учебник.
Моя комната дрожит и почти плачет. Я-то думал, что можно отличаться от других, а оказалось, что нельзя. И теперь мне придется отсчитывать год с января, писать правой рукой и слушаться бумажку. Потому что так принято.
А я все равно бегу за Мари и вижу лишь острые коленки и пятна на ее ногах от зеленой травы. Я не люблю бегать, потому что болят легкие, а сердце достает из-за пазухи скакалку и начинает прыгать через нее. Облака, как рваные ошметки старой ваты, рассыпались по небу и важно шагают по нему строем. Перешагивают через верхушки деревьев, обходят солнце и собираются на самом краю, у горизонта. Я уверен, даже у неба есть край, а все разговоры о бесконечности — выдумки.
— Теодор, ну что ты! — Мари заливисто смеется и машет мне рукой. — Теодор, а там что? — она показывает на темную дыру у подножья замка.
— Т… там подземелья, ту… туда нельзя, — шепчу я и задыхаюсь. Я бегу, а огромные, окрашенные белой краской руки обматывают меня белой тканью, как пеленкой. Прижимают локти к телу, связывают ноги, и я ничего не вижу, но бегу. А меня обматывают. А я бегу, и мир вокруг скручивается, сминается, как листок, катится впереди, оставляя мне только серую пустоту.
Смех Мари, словно старая запись на пластинке, шипит и хрипит. Надо бегать побольше, надо гулять, а я только читаю книги и потом задыхаюсь…
— Теодор, а ты весь грязный.
Серая пустота оказывается плотной, на ней даже можно лежать. Пустота трясется, словно по ней бегут десятки великанов, потряхивают кулаками и машут вырванными из земли деревьями. Они аккуратно переступают через меня, и один тонким голосом добавляет:
— А еще ты меня не догнал, — Мари держит в руках его книгу, которую он дал ей почитать — это «Хоббит», его любимая. Ну вот что ты лежишь, а? — Мари садится рядом и трясет его за плечо. — Мы же не доиграли.
Скрученный мир, как снитч, летит мимо, ударяется о серую пустоту и возвращается обратно. Смятый листок вздыхает и неохотно расправляется, стыдливо показывая мне очертания деревьев, силуэт замка и вроде бы краешек неба.
— Теодор, не забывай, что ты тот самый гном, ты настоящий Торин! Ну вставай же, — Мари тянет меня за руку, в ее глазах обожание и немного обида…
Тропинка уводит в дыру у подножья замка, я выпутываюсь и бреду туда, хотя знаю, что в подземелье холодно и сыро.
— Здесь темно! — из дыры мне машет белая маленькая ручка девочки. — Как нам пройти? — чуть не плачет моя подруга.
Холод сочится из-под фундамента, лижет нам ноги, мы дрожим и бредем наощупь по ступенькам. Ступеньки покачиваются, стены скрипят, и подземелье вот-вот рухнет. По бокам, прямо в неровных камнях понатыканы двери, но на каждой огромный замок и нет ручки. Наверное, двери нарисованные, как и факелы на стенах. Дорожка полнится синеватым свечением, а потолок, наоборот, черный, как будто небо и земля поменялись местами. Но мы идем, держась за руки и я шепчу Мари, что это всего лишь Эребор, раньше здесь было процветающее королевство гномов, а теперь притаился на древних сокровищах страшный дракон… Она крепко сжимает мою руку и почему-то спрашивает.
— А когда ты вырастешь, ты ведь не бросишь меня?
— Не-а. Я потомок Дурина! Потомки Дурина своих не бросают — Мы с Мари держимся за руки и прижимаемся друг к другу, потому что закуток крошечный, а еще так теплее.
Мари шмыгает носом. Кажется, она хотела услышать что-то другое. И мне очень хочется порадовать Мари.
— Хочешь, я подарю тебе эту книгу?
Она кивает. Идти дальше не хочется. Дракона мы так и не нашли. Мы выходим на свет и Мари бледная, словно мел.
— Твой дом не любит, когда в его подземельях ходят люди, да? — шепчет она и оглядывается по сторонам.
Замок не может не любить. Он ведь неживой. Ерунду какую-то Мари говорит, мой учитель сказал бы, что она не такая, как все. Это очень плохо.
Забавно, как память подобна шкафу зельевара, в котором воспоминания лежат в коробочках, разлиты по флаконам или упакованы в полотняные мешочки. Если зельевар внимателен и педантичен, то воспоминания будут храниться бережно, в чистоте, во флаконах из темного стекла, промаркированных тщательнейшим образом. Всегда под рукой. А ежели мастер неаккуратен по жизни, то просыпавшиеся подробности, детали того или иного события, могут попасть в другой кулек или растеряться где-то на полках огромного шкафа. Тео всегда был педантичен, так что он аккуратно стряхнул пепел и сделал еще одну, последнюю и сухую затяжку, когда вдруг в комнате напротив раздалось сразу несколько звуков — громкий и гулкий падения какого-то тела, а потом звонкий и надрывный — разбивающегося стакана. Нотт одним четким движением скинул ноги с подоконника и, даже не покачнувшись на до этого балансирующем на грани стуле, встал на пол. Было пора… Он поежился.
Только войдя в комнату, он тут же увидел закутанную в одеяла Мари, которая лежала на полу и потирала локоть, а рядом растекалась лужей вода, которую он оставил для нее в стакане… Вид у нее был то ли растерянный, то ли виноватый, то ли сонный. Тео улыбнулся, ему хотелось захватить эту секунду в памяти, пока все не полетит к чертям, пока она такая рыжая и неуклюжая, сидит в этих десяти пледах и виновато бормочет.
— Я хотела попить воды, и… и уронила. Тео… Прости, я исправлю, сейчас!
Тео чуть было не вскрикнул, не делай этого, не надо, не теперь! Но понимал, что этим он только напугает ее, лишь отсрочив неизбежное. Так что он просто сглотнул, наблюдая как Мари, таким привычным и естественным движением схватила с тумбочки свою палочку и, не задумываясь ни на секунду шепнула «Репаро», едва взмахнув палочкой, даже не целясь и не направляя искры на осколки. Но целиться и не надо было… Ведь искр не было. Не было и тонкого полета стеклышек, которые едва касаясь друг друга собирались воедино. Были только слегка сдвинувшиеся брови Мари. Она перевела взгляд на Нотта, проверяя заметил ли он ее промах, какой позор… И тут же увереннее, как на первом курсе у Флитвика, произнесла заклинание, четко указав немного гнувшимся концом своей палочки на растрескавшуюся посудину. Но и это не помогло. «Витрум репаро», «Спекуло репаро» шептала она хрестоматийные заклинания, а в глазах начинал появляться испуг… Тео хотел бы закрыть лицо руками и не видеть этого, вместо этого он аккуратно направил свою палочку на осколки, пока это были осколки стакана, но он знал, что через пару секунд не только стакан будет разбит вдребезги и невербально сделал то, что больше никогда уже не сможет сделать Сарвон. Мари во все глаза смотрела то на палочку, то на стакан, пытаясь найти подвох в чем-то, но подвох все никак не хотел находиться. Потом она перевела взгляд на слизеринца, но тот только и мог, что выдавить.
— Мне очень жаль…
И Мари прикрыла лицо ладошками, стараясь сдержать крик. Ей не нужно было, чтобы он сказал это. Она ощутила, она тут же поняла это, исчезла та невесомая легкость, которая появлялась на кончиках пальцев в ту секунду, когда ты еще не сказал заклинание, но уже задумался о результате. Исчезло то неуловимое и никогда не замечаемое Мари чувство плотности, когда берешь в руки волшебную палочку, как будто она была в сотни раз более телесной и в тысячу раз более настоящей, чем все предметы вокруг. Пропала расползающаяся волна теплоты и силы, которая всегда окружает любого мага, едва колебля воздух. Она все подбирала и подбирала слова, но могла бы делать это до бесконечности, потому что описать такое, увы, невозможно — как если бы ослепший человек начал пытаться дать определение слову зрение…
Магия — это касание. Это дружеское похлопывание по плечу или тонкие девичьи пальцы, ободряюще сжимающие твоё предплечье. Это древко метлы, стиснутое в чуть-чуть вспотевших ладошках, и последующее за этим снятие баллов, сопровождаемое возмущенным «но, профессор, на метле по замку реально быстрее! Вы же не хотели, чтобы я опоздал к вам на занятие?» Это обжигающий огонёк свечи, на которой даётся клятва при посвящении в первокурсники. Это искусанные губы и съедающее изнутри волнение от того, что твой друг после очередной вашей авантюры всё-таки оказался в Больничном крыле. Это пальцы, сжимающие шершавое древко палочки, пока губы бормочут какое-нибудь заклинание из курса ЗОТИ под улыбающимся взглядом декана.
Магия — это зрительный образ. Это прожженное экспериментальным зельем тёмное пятно на некогда гладкой поверхности стола. Это постоянные взрывы и чуть-чуть подпалённые ресницы у твоего приятеля, потому что «искусство — это взрыв, разве вы не знаете?» Это восхитительные виды, открывающиеся с вершины самой высокой башни Хогвартса. Это потолок гостиной, украшенный светящимися в ночи звёздами не хуже, чем в Большом зале. Это исписанные быстрым корявым почерком обрывки лекций и лабораторный журнал, заполняемый с каллиграфической аккуратностью. Это конспекты, где каждый заголовок выделен как-то по-своему: особым шрифтом, специальным скотчем или волшебным текстовыделителем. Наконец, это изумительные иллюзии, создаваемые профессором Заклинаний — и научить им она готова любого, кто доберется до седьмого курса.
Магия — это запах. Это тонкий аромат парфюма, подчеркивающий галантные манеры. Это запах вина, льющегося в гостиной Слизерина прямо в очередной («господин декан, кажется, это десятый подряд, нам уже некуда их ставить!») выигранный кубок школы. Это резкий запах полироли для мётел, смешивающийся в гостиной с ароматным дымком, поднимающимся от тонких японских благовоний. Это запах хорошего чая и книг. Это запахи лекарств в Больничном крыле, когда студенты помогают школьному колдомедику наводить порядок. И конечно, это тонкий запах зелий, вздымающийся дымком над котлом и плавно перетекающий в хрустальные флаконы под бдительным надзором профессора Зельеварения.
Магия — это звук. Это гитарные переборы и ритмичное постукивание по маленьким африканским барабанам. Это пение хором и в соло. Это тихое потрескивание поленьев в камине и скрип пера, вырисовывающего на пергаменте смешную карикатуру. Это хаффлпафские (сколько бы гриффиндорцы не пытались убедить весь мир в обратном) самые шумные и дерзкие вечеринки в Хогвартсе. Это восхищенное перешептывание эльфов, приветствующих заглянувших к ним на кухню, и звон монеток, отсчитываемых за очередную подработку в Хогсмиде. А ещё это свист волшебной палочки, рассекающей воздух, чтобы превратить носовой платок в большой, мягкий и очень тёплый плед, которым можно укутать ножки всем собравшимся в тесный кружок на ковре в гостиной.
Магия — это вкус. Вкус первой победы и первого разочарования. Вкус дружбы и вкус вражды. Это ветер, танцующий на языке, пока ты летишь к кольцу с мячом. Это сотни немыслимых лакомств, подаваемых эльфами в Большом зале — и покидать эти пиршества так не хочется! Это вкус кофе или зеленого жасминового чая, помогающих бессонными ночами справляться с бесчисленными домашками.
Магия — это ты. Но теперь у магии другое определение, понимает Мари. Ей больше негде взять боггарта, но она и так знает, как выглядит самый страшный ее кошмар.
— Что произошло?
Гриффиндорка смотрела на свои руки, будто впервые их увидела и была очень удивлена… Это что за 5 отростков? Зачем они? Они что — называются пальцы? Так всегда было?
— Темный Лорд проиграл.
— Я знаю, но что произошло со мной? Это было проклятье, сглаз, что? Ведь это временно, Тео, да?
Она лихорадочно бегала глазами по комнате.
— Мари… Я… Не я должен тебе это говорить, то Темный Лорд умер, погиб окончательно, это конец…
— Да ну и что, Тео? Ну и что? Ты хочешь, чтобы я пустила слезу? Чтобы порадовалась? Так вот я рада, но что, ради Мерлина, произошло со мной?!
Она почти кричала.
Нотт опустился к Мари на пол и она тут же подползла к нему, обхватывая его руку и закрывая глаза, он мог посчитать каждую слезинку, которая плыла сквозь ее веснушки и находила покой на его черной футболке. А она… Это было слишком, это снова было слишком и она просто глотала слезы, готовясь услышать свой окончательный приговор. Хвойный лес, фиалка и мускатный орех, ещё немного приятного и запретного аромата дыма, не тот задорный порох, которым пахло от близнецов, а волнующая сигаретная горечь… Хотелось задохнуться этим запахом, как тогда, у озера. И утонуть. В темных как два лесных озера глазах Теодора Нотта.
— Хорошо. Давай я начну сначала? Уверен, часть этой истории ты сама расскажешь получше меня. Ваша семья, ваш род, род Сарвон — очень древний и берет начало от благороднейшего волшебника Маркуса Сарвона, который писал первые магические законы и собственноручно закладывал фундамент, а точнее собственноручно накладывал защитные и маскирующие чары, на первое в Англии министерство магии, за что и получил аристократический и чистокровный титул, по сути сам себе его вручив. Это тебе рассказывали, наверное, с пеленок. А еще даже я помню, что когда нам читали сказку о трех братьях, ты любила доказывать, что это все чистая правда и твой какой-то там прадед какое-то время владел воскрешающим камнем… И знаешь, я ведь тогда тебе не верил и наверное стоит извиниться за это, Мари, но как бы я сейчас хотел оказаться прав и обозвать тебя снова последней врушкой…
Мари слушала его и слегка дрожала.
— Потомки и предки Маркуса Сарвона создали не один мощный артефакт, Мари, но ни один из них никогда не мог сравниться с тем, что они получали по наследству. Каждый использовал дар Кадма Певерелла кто на что горазд, воскрешали умерших, занимались некромантией, вызнавали чужие секреты, один даже пытался создать армию призраков… Были и те, кто просто общался с родными или запирал камень в сейфы и сундуки, один даже сточил его и сделал из артефакта ювелирное украшение, носил его как кольцо! Но сути это не меняло, в каждом поколении за камень велась кровная вражда. Даже не вполне понимая, зачем и как его использовать, братья шли на дуэль, поддаваясь манящему обаянию невероятной магической силы камня.
Тео закашлялся, выкуренная сигарета давала о себе знать, застряв вкусом пепла на языке и горечью в лёгких.
— Я, конечно, не уверен, что было так, но кровопролитные войны ведь не начинают ради фамильной безделушки?
Мари всхлипнула…
— Это — моё сокровище, хоть я и заплатил за него великой болью…
Теодор улыбнулся. Улыбка получилась невзрачной, не та обычная фальшивая, которую он дарил девушкам, чтобы поддержать разговор. А искренняя.
— Прекрасная аналогия… Кольцо и кольцо, даже попахивает черным юмором, верно?
Мари еще раз всхлипнула, утирая нос рукавом кофты.
— Помню, как ты читал мне Толкина в детстве, когда я болела. Сам читаешь чуть ли не по слогам, а все равно…
Тео покрепче прижал ее к себе. Не время было предаваться воспоминаниям и оба синхронно тряхнули головами, сбивая вдруг повисшее в воздухе наваждение прошлого.
— Так вот, Мари, никто не знает, что случилось потом, но... когда два волшебника – твой предок и предок Темного Лорда, вышли во двор, чтобы очевидно решить, кто из них переживет 17-летие, именно в тот день, почему-то выжили оба. Однако осталась запись. Отныне, если хоть один вашего рода в будет сражаться против другого, то с той же секундой, когда испустит последний вздох один, второй потеряет всю свою силу, и так прервется навека славный магический род, сраженный своим же личным проклятьем, имя которому алчность и гордыня. А воскрешающий камень исчез, будто в воду упав, наверняка он был заброшен в сокровищницу ко всем остальным богатствам и ценностям, регулярно участвовал в дележе наследства, перекатываясь из кучи в кучу, и даже пару раз застревал, всеми позабытый, в старых золотых латах или запертых сундуках. Некоторые, безусловно, пытались снова им воспользоваться, но где-то в пожарищах затерялись или намеренно сожглись свитки с указаниями как это делается, зато зловеще нависало висящее в библиотеке, написанное кровью проклятье. И, надо сказать, оно было благословеньем, потому что ни одна межусобица, ни один конфликт не разобщал твой род, преумножая его славу, пока память о славном Кадме Певерелле и Ясмине не потухла в новых достижениях и не превратилась в славную легенду, дело давно минувших и варварских дней… Маркус Сарвон снял старый пергамент со стены замка, насмехаясь над тем, что кто-то в новую эпоху магической демократии все еще верит в детские сказочки. Надо сказать, что он не был идиотом, но облазив всю сокровищницу и не найдя и следа воскрешающего камня, был полностью убежден в том, что бумажка оставлена сплотить весь род в единую силу для борьбы за власть в магической Британии и не более, пусть это было настолько цинично, насколько и наивно, но не нам его тут осуждать. А воскрешающий камень тем временем исчез со страниц истории, будто повинуясь желанию Маркуса сделать из него всего лишь красивую байку, а потом материализовался так же неожиданно, как и пропал. Проходя через едва отслеживаемую и крайне мутную череду женских линий, он оказался там, где меньше всего кто-то ожидал его найти, у семейства Мраксов, наследников самого Слизерина, но и там осел тихо, не вызывая лишнего шума. Казалось бы, так и должно было продолжаться до конца веков — камень валяется в сокровищнице Мраксов, а свиток с его проклятьем пылится в библиотеке Сарвон, никто даже не подозревает о опасности, которая висит над двумя важнейшими родами магической Британии. Но пока Сарвоны переезжали во Францию, занимались административной работой и богатели, Мраксы потихоньку сходили с ума, окончательно помешавшись на своей великой родословной. Не хотелось бы связывать это с камнем, но в конце концов от былого богатства у них остался только он и медальон Салазара Слизерина, и вдруг каноны чистокровности Мраксов были нарушены, когда Меропа Мракс, сквиб, о котором, кажется, и думать забыли… вышла замуж за магла, Тома Реддла-старшего.
— Тома Реддла…
Прошеплата Мари за ним словно эхо.Тео закончил максимально безэмоционально.
— Так появился на свет Темный Лорд.
— То есть мы с ним?..
— Да, родственники. Сейчас ваш род возможно единственный, который Воландемортмог бы назвать своими родственниками.
— И он развязал войну, не зная про это проклятье…
— Даже если бы знал, то это его вряд ли бы остановило. Зато это остановило твоего отца. Когда Воландеморт был побежден в первый раз, Гастон Сарвон вместе с Эддисон сохранял спокойный нейтралитет, в меру сил трудясь в министерстве и воспитывая сыновей, на всякий случай готовя им места обучения в Дурмстранге и Шармбатоне, если Хогвартс хммм… не пройдет аккредитацию у новой власти. Но вот Темный Лорд совершил нападение на дом Поттеров и в ту же ночь твой отец не смог подогреть свой вечерний кофе, а мать во время трансгрессии почти расщепилась. Они оба ощутили то… что ты ощущаешь сейчас, пусть и в меньшей мере, ведь в их случае Темный Лорд выжил. Гастон потихоньку оправился и стал с испугом искать следы в старых фолиантах, боясь повторения, тогда как Эддисон так и не смогла выкарабкаться, магические силы вернулись, но это уже не помогло. Вы, дети, не вступили тогда в права наследования и не ощутили ровным счетом ничего, потому Гастон, осознав это, обратился к родовой магии и семейным свиткам и… Узнал то, что я тебе рассказал. В ту же ночь он вступил в ряды Пожирателей. И поклялся защитить Воландеморта ценой своей жизни. Защитить вас и ваш род ценой своей жизни.
Мари была белая как мел. Казалось, что в ее голове все так перевернулось, что теперь снаружи был белый череп.
— Мои братья… Знали?
Она прошептала это, уже зная ответ.
— Во время совершеннолетия, может немного раньше. Они все хотели защитить тебя, чтобы тебе не пришлось делать этот выбор, чтобы не пришлось предавать друзей и ненавидеть себя до конца жизни за это.
— Так вот, что имел в виду Эйдан…
— Он не хотел этого, Мари, он не хотел всего этого. Но мы не выбираем времена, верно?
— Черт.
Из глаз Мари потекли слезы, это было выливавшееся потоком раскаяние, запоздалое и оттого еще более горькое.
— Черт! Черт! Черт! Я должна была прочитать эти письма, должна была поговорить! Я должна была!
Нотт приподнял лицо Мари за подбородок, легонько щелкая по ее красному натертому носу и грустно улыбаясь.
— Не вини себя, Мари, ведь подумай, что бы ты сделала. Выше нос, Сарвон, ты же гриффиндорка! Разве ты могла бы предать свои убеждения и друзей? Всегда выбирать семью и свой род — удел Слизерина.
Она выглядела потерянно, она запуталась не только в одеяле, но и в своем собствееном прошлом.
— Я бы… Я не знаю.
— Вот и не думай. История не знает сослагательного наклонения. Всякому знанию есть свое время и, видимо, так должно было произойти… Называй меня за это фаталистом.
Он аккуратно убрал с лица гриффиндорки тающую на его пальце кристалльную холодную слезу. А она прошептала.
— Дамблдор… значит он знал… Та история про шоколадных лягушек! Он все знал и молчал!
Сарвон посмотрела на Тео огромными пустыми глазами.
— Кто еще знает?
— Только мы. Теперь только мы.
Мари закрыла глаза.
— Это я. Я сама выбрала, чтобы все молчали… Как давно знаешь ты?
— С похорон отца. Гастон… Узнал о моем отношении к Воландеморту, он увидел, что у меня нет метки и позвал поговорить. Кажется, твой отец разглядел во мне что-то, что я сам в себе раскопал недавно. Он сказал, что я должен позаботиться о тебе, если…
Мари его перебила.
— Это если произошло?
Нотт попытался не смотреть на ее лицо, в ее серые с зелёной крапинкой глаза, на ее раскрасневшиеся щеки и мокрые пушистые ресницы. Он разбивался о эти черты лица как судёнышко о скалы, но все ещё пытался обойти эту тему.
— Я говорил о смерти Темного Лорда.
Она вздохнула, заметив это.
— Ты знаешь, о чем я спрашиваю.
— Да.
— Все они?
— Только братья. Суд состоялся вчера. Отец в Азкабане, я пытался что-то исправить, но Гастон не хотел оправдываться. Он сказал, что готов понести наказание за свою жизнь и что каждый из нас все равно его понесет. Твой отец пожелал искупления. А ещё последний раз попросил меня присмотреть на тобой. И я присмотрю, слышишь?
Она едва заметно кивнула, вряд ли сейчас для нее это что-то значило. Тео вновь захотелось курить. Обхватить пальцами по женски тонкий изгиб сигареты, с непривычки обжечься о догорающий и тлеющий огонек окурка, почувствовать липнущий к губам дым и утопить в этих чувствах все то, что происходит с ним и Мари сейчас. Его мысли прервал хриплый голос девушки.
— Я… давно тут лежу?
— Почти неделю.
— Кто еще умер?
— Я точно не знаю. Северус Снегг, Крэбб, Люпин, Тонкс, пара мракоборцев, очень много гриффиндорцев, которых я не знаю…
— Колин Криви…
— Да, точно, Колин Криви.
На этом самообладание Мари закончилось, сдулось, как воздушный шар и она завыла, надломно и громко, как разбитая вдребезги гитара или пристреленный медвежонок.
— Прости, прости, я… Мне нужно побыть одной!
Сердце Тео сжалось, он еще сильнее прижал ее к себе.
— Не надо, не сейчас. Прошу, оставь меня.
Он спокойно сжимал ее в тисках своих крепких рук, усыпанных родинками.
— Все хорошо, все в порядке. Расслабься. Давление успокаивает нервную систему и замедляет обмен веществ. Если будешь сопротивляться, будет только хуже. Сейчас тебе станет легче, пульс начнет замедляться. Все в порядке, все хорошо, сейчас станет легче дышать.
Мари согнулась под его руками, сворачиваясь во всхлипывающий клубок, но больше не вырывалась, а только хватала ртом воздух.
Он нежно поцеловал ее горячий лоб.
— Просто продолжай дышать, хорошо?
Мари еле заметно кивнула.
Тео выдохнул. Все будет хорошо. Все в порядке. Теперь она его семья.
====== И все осветилось ======
Элизабет Кюблер-Росс писала, что, когда мы умираем или переживаем чудовищную утрату, мы проходим через пять стадий горя. Сначала – отрицание. Мы не можем поверить в эту немыслимую утрату. Потом мы начинаем злиться на всех вокруг и на самих себя. А после – торгуемся с судьбой. И мы просим, мы умоляем, мы готовы отдать что угодно, готовы продать душу за еще один день. Но мольбы не помогают, а злиться уже нет сил. И мы впадаем в отчаянье, мы подавлены. Но, в конце концов, нам приходится признать, что мы сделали все, что могли. И мы готовы смириться и принять свою судьбу. Врачей, колдомедиков, спасателей, авроров… Всех нас учат бороться со смертью. Но как научиться жить дальше?
Когда-то реальность Мари была многогранна, и какой стороной ее ни поверни — сияла множеством разных цветов.
В один миг она вспыхивала ярко-алым отголоском счастья, тянулась к сердцу языками огня из камина и грозила оставить после себя только пепел. Но стоило набраться смелости, чтобы сделать лишь один шаг вперед, и захватывающее в свои объятия пламя оказывалось не обжигающе горячим — а успокаивающе теплым, согревающим.
А потом, незаметно, пока взгляд был устремлен в далекие мечты — реальность успевала повернуться другой своей гранью, и алый стремительно тускнел. Тогда она обретала цвет холода, синим отголоском грусти заставляла душу болезненно съеживаться и тоскливо скулить побитым щенком, который отброшен в сторону чьим-то бездушным толчком.
Но теперь казалось, что это было в какой-то другой жизни, что та многогранная реальность принадлежала какой-то другой девочке из другого мира, и Мари не помнила, что значили остальные цвета — или вовсе никогда этого не знала. А может, она просто потерялась среди всех этих граней, свернулась где-то там пушистым клубочком шерсти да торчащими из него треугольниками ушей, и не желала искать выход.
Сейчас реальность гриффиндорки стала похожа на круг застаревшего сыра, от которого то и дело кто-то невидимый норовил оторвать кусок. Стоило присмотреться к ней, к этой реальности — и невольно поморщишься, так неприятно выглядели разграбленные чужими жадными руками неровные края грязно-желтого цвета. Цвета болезни и людского равнодушия.
Без магии — непривычно. Стало бессмысленно взмахивать волшебной палочкой и шептать заклинания — больше предметы не повиновались ни голосу, ни движениям руки. Хотя, в сущности, Мари было все равно. Если становилось холодно и она по привычке шептала «акцио плед», а он не прилетал — просто съеживалась комочком на кровати и пыталась уснуть. Если чашка, повинуясь неловкому движению руки, с грохотом валилась на пол и разлеталась десятками осколков, а тихое «репаро» не срабатывало — просто пожимала плечами и брала другую.
Сарвон не знала, почему до сих пор носила в кармане волшебную палочку. Наверное, та же привычка, что вынуждала ее бормотать «тергео» в попытке избавиться от пятен на одежде.
Только появления Нотта, который после работы тут же после работы в министерстве мчался в их квартиру в магловском квартале, напоминал, что она все еще жива. Что сердце все еще там, внутри, упрямо стучит и разгоняет по венам кровь. Оно больше не билось часто-часто, не желало выпрыгнуть из груди прямиком в грубоватые, мозолистые, но такие нежные мужские руки. Но все-таки напоминало о себе — а взгляд на безжизненную, похожую на призрак Мари говорил, что это уже очень много.
Она не хотела в Мунго, не хотела искать в книгах выход, не хотела пытаться придумать, как жить дальше. Пыталась что-то бессвязно бормотать, отчаянно впиваясь ногтями в тепло вязки мягкого свитера, и почти не надеялась, что Тео поймет. Но он посмотрел своими грустными голубыми глазами, едва заметно кивнул.
Сознание после сна каждый раз возвращалось тяжело, вспыхивало совсем тускло — и тут же гасло. С каждым разом вспышки оказывались ярче, задерживались дольше и становились все неприятней, эти вспышки назывались ее днями. У них будто был свой вкус. Горько-приторный. Сладкий малиновый джем, присыпанный порошком из полыни.
— Что тебе приспичило возиться со мной? Убирайся жить нормальной жизнью.
Она бросает Нотту. И голос у нее такой, будто молчала до этого по меньшей мере несколько недель. А еще ровный, не нарушенный ни единой эмоцией. Такой же пустой.
Тео сухо усмехается.
Каждый раз одно и то же.
За окном непроглядная ночь. Район, где они сейчас находятся, погрузился в такую тьму, что хочется поверить в собственную слепоту. Полная луна скрыта тяжелыми, снежными тучами.
Тео размеренно подготавливает ингредиенты к варению, неосознанно прислушиваясь к дыханию Мари. Тонкие стены маленькой квартирки не способны сохранить ни единого секрета, а тихие выдохи ощущаются будто за спиной. Его чуткий слух улавливает сбивчивый шепот, и Тео только качает головой.
Когда она научится посылать его, не впадая в отчаяние, тогда он, пожалуй, даст ей право выбора.
Тогда он, если она действительно этого хочет, уберется из ее жизни.
*
— Пей.
Он смотрит, как тонкие пальцы — просто обтянутые кожей кости, — крепко обхватывают кружку с чаем, и ждет.
Мари нравится испытывать его терпение, он это знает. Но он готов ждать, и это знает она. Поэтому подносит к сухим, потрескавшимся губам кружку, и становится слышно, как зубы бьются о стеклянную стенку. Тео прищуривается, наблюдая, как она в несколько больших глотков выпивает сладкое и горячее содержимое и закашливается.
— Желая досадить мне, ты делаешь хуже себе. Ты знаешь, что тебе нужно есть и пить, а сейчас особенно. Ты истаскаешь организм и когда поймешь это, станет поздно, — произносит он не терпящим возражений тоном, забирает стакан и направляется в своеобразную кухню. Останавливается на пороге и, не оборачиваясь, тихо добавляет, — ты не умрешь от того, что будешь только пить чай, если надеешься на это.
Стакан отправляется в обычную алюминиевую мойку.
В этом маленьком новом мире Мари Сарвон магии нет места, поэтому стакан присоединяется к уже ожидающей мытья тарелке и паре вилок. Он помоет их «Агуаменти» ночью, когда она уснет. Или… Тео щурится на слабый свет люстры. Потом берет ядовито-желтого цвета губку и чистящее средство, откручивает краны, регулируя нужную температуру воды. Придется повозиться — на тарелке запекшийся слой жира.
Он слышит ее теплое дыхание за спиной и продолжает неторопливо вытирать отчищенную тарелку влажным полотенцем.
Проходит около двух минут, когда Тео, наконец, удовлетворенно прячет посуду в ветхий навесной шкафчик над стоящей рядом с мойкой тумбой.
- Я хочу еще.
Тихо говорит она. И его сердце делает лишний удар, он без слов заваривает ей чай, а себе кофе и потом так же, без слов ставит перед ней еще и печенье и подходит к окну, смотря на дрожащие на холоде, проезжающие под их квартирой машины.
Мари тем временем куталась в слизеринский джемпер Тео, грела продрогшие пальцы о кружку с горячим чаем и судорожно закусывала губу, пытаясь собраться с силами и заглянуть ему в глаза.
Ей было стыдно перед ним.
За последнюю неделю.
За то, что из-за нее ему приходилось чем-то жертвовать.
Внимательные глаза следили за ней как только она взяла в руки печенье, теперь они изучали. Впервые Мари узнала такого Тео только сейчас, когда слизеринский педант, ни с кем не общающийся и молчаливый, вдруг оказался тем, кто заботится о ней и не просит ничего взамен. Никаких ответных чувств. Вообще никаких чувств.
После окончания войны мир гриффиндорки не вернулся в привычную колею, не нашел в себе сил начать заново, по кирпичикам себя собирать. Вместо этого он продолжил рушиться, осыпаться песком при каждой новой попытке вытащить его из вязкой трясины отчаяния.
- Тео, если ко мне никогда не вернется магия… Это важно? — спросила вдруг она, изо всех сил стараясь не опустить вновь взгляд на собственную чашку.
Тео замирает статуей, прислушиваясь к воющему ветру за пределами квартиры, к потрескивающим лампочкам над головой, к ставшему размеренным дыханию и к своим собственным ощущениям. Сердце стучит молотом. Он медленно, но уверенно качает головой и спрашивает, по деловому спрашивает, отпивая кофе:
- А почему это должно быть важно?
Мари улыбнулась. А собственно, действительно, почему?
Мари улыбается.
После того разговора она начинает оглушительно много улыбаться.
Улыбается, сидя за столом в его гостиной, со всех сторон окруженная блюдами, которые сама и вызвалась готовить.
Улыбается, когда читает какие-то неясно где найденные в квартире Тео книги.
Улыбается она и с газетных страниц, фотогорафий, восславляющих участников битвы, орден и все, что с ним связана. Правда, эти фотографии достаточно старые. Тео морщится и сминает пророк, Мари просила его не приносить в дом ничего, что было бы связано с ее прошлым. И Тео усердно соблюдал правило трех П – не приносить, не пускать, не показывать. Только изредка она выводила корявые письма на остатках его пергамента для работы, где рассказывалось в основном о том, что все в порядке и беспокоиться не о чем, а еще они пестрили разными отговорками и рассказами то о спортивных успехах в квиддиче, то о путешествиях по разным континентам в поисках магических зверей, то о внезапных делах в родовых поместьях.
Улыбается-улыбается-улыбается.
И у нее все хорошо.
Все, конечно же, хорошо.
Вот только у Нотта от этой улыбки скулы ноют и першит в горле.
Но он ничего не спрашивает, не пытается залезть в душу и расковырять там все.
Может, ему просто кажется.
Может, за он просто успел отвыкнуть от Мари и теперь видит в ней то, чего там нет.
Она бы сказала, если бы он как-то мог помочь.
все
хо-
ро
-шо
Главное, повторять себе это почаще – тогда, может, удастся поверить.
Нотту удается уговорить ее встретиться с Фредом и Джорджем, но она почему-то просит, чтобы пошел и он, Тео. Они пьют дорогое вино в магловском кафетерии, который находится прямо под их квартирой, в которой они вдвоем живут уже месяц, о чем близнецам, конечно, знать ни к чему… Тем временем Мари с таким невероятным воодушевлением рассказывает о планах – от желания начать спортивную магическую карьеру до нелегальных путешествий через порт-шлюсы, а Тео с вежливой улыбкой медленно прожаривается под испепеляющим взглядом молчащего Фреда. Нотт немного ежится, пусть рыжий думает, что это он его напугал, на самом же деле нет ничего в этом помещении, чем Мари, строящая планы и расстилающая полотном свою жизнь, которой никогда, никогда уже не будет. И если Нотт точно про это знает и сделает все, чтобы она была счастлива в другой, то Фред пусть продолжает бояться глупой любовной конкуренции. Но и он не так прост, видимо замечает что-то, тоже замечает что-то в этой наклеенной улыбке. Однажды Фред все же, уже давно хмуро и со смутной догадкой поглядывавший на нее, открывает рот, чтобы задать явно давно назревавший вопрос:
– Мари, ты в по…
– Не доставай ее вопросами, – перебивает его Нотт на полуслове, готовясь получить как минимум удар в глаз, но оказывается вознагражден только мрачным и разочарованным взглядом.
Тем взглядом, который достался бы Мари, когда она ответила бы на вопрос Фреда совсем не так, как он рассчитывал. И Фред это понимает.
Тео же не против принять удар на себя. Совсем не против.
Вот только улыбка Мари начинает набивать оскомину. Нотт терпит, стиснув зубы.
Он слегка отворачивается, попросить подать еще напитки, когда от этой улыбки становится слишком горько внутри.
Нотт молчит.
Молчит.
Молчит…
Нотт срывается, возвращаясь с работы, скидывая пальто и в два шага подходя к ней, стоящей у окна.
– Хватит! Поговори со мной хотя бы, хватит делать вид, что ничего не произошло! Поговори!– берет ее за плечи он, и улыбка медленно сползает с лица девушки.
Маггловская высотка, в которой они живут, все еще нависает и давит, ввинчивается в глотку ржавым сверлом.
Здесь, в этом доме, под ребрами начинает ныть куда ощутимее.
Здесь, в этом доме, когда они только вдвоем, когда Мари в очередной раз улыбается, что-то рассказывая – и от этой насквозь фальшивой улыбки внутренности скручивает в узел, Тео срывается.
Мари поднимает на него взгляд, смотрит немного рассеянно, расфокусировано, и опять пытается нацепить на лицо эту дурацкую улыбку, спрашивая:
– О чем…
– Ни о чем. Просто… Ни о чем, – выдыхает Нотт, прикрывая глаза, чтобы не видеть. Не видеть. Не видеть.
Пока душит злость в зародыше и пытается спрятать ее обратно вглубь себя.
– Если тебе есть, что сказать, Тео, – голос Мари вдруг начинает звучать неожиданно резко, колко. – То говори.
Тео открывает глаза.
Мари улыбается.
Напряженно, ломано, убивающе неправильно.
Но опять улыбается.
Злость разгорается с новой силой, несется по венам сметающим все на своем пути пожарищем.
Тео не говорит.
Он просто берет Мари за плечо и трясет, не до боли, главное, не до боли…
Но тут ее кулак просто впечатывается в скулу Нотта.
Пошатываясь от неожиданности, тот отступает на шаг, другой.
Проводит рукой по разбитой губе и удивленно смотрит на свои перепачканные пальцы.
Тут же ему прилетает кулаком под дых.
Спустя несколько минут они стоят друг напротив друга, тяжелые дышащие, злые, потрепанные.
Они смотрят друг на друга.
Смотрят.
Смотрят.
– Эм… – неуклюже тянет Мари, когда злость начинает отступать, оставляя после себя только вину и неловкость. – Ты знаешь хотя бы одно лечащее заклинание?
Гнев на лице Тео сменяется удивлением.
Он хлопает глазами раз.
Второй.
Третий.
И начинает хохотать.
Проходит секунда-другая – Мари начинает смеяться вслед за ним.
Еще спустя пару минут, когда их истеричный смех сходит на нет, Тео сгребают в крепкие, болезненные после пары злобных девчачьих ударов объятия.
– Спасибо, – бормочет Мари куда-то ему в шею, и его голос вместо вымученной улыбки сочится облегчением.
Только теперь до Тео доходит, как сильно им обоим нужно было это.
Выпустить хотя бы часть того, злого, отчаянного, колючего, что сидело внутри со дня, когда она очнулась..
Его руки обхватывают ее поперек спины в неуклюжей попытке ответить на объятия.
У них не все хорошо.
Но однажды будет.
- Тео, я хотела попросить… Ты не мог бы… Устроить меня в министерство, в отдел магического правопорядка и юриспруденции. Я хочу добиться амнистии для отца.
Тео отстраняет ее немного от себя и серьезно смотрит ей в глаза.
- Ты будешь там работать и поможешь отцу, Мари, обещаю. Я тебе это обещаю.
Она вдруг подумала, что все еще можно исправить. Она зарылась в книги и читала, читала, читала… Игнорировала пустоту внутри себя, сглатывала и пыталась не замечать, что от нее осталась одна лишь оболочка, а внутри — ничего.
Глупая, наивная Мари, которая когда-то верила, что Сириус Блэк превращается в розовый куст, а Хагриду первого сентября скармливают одного из первокурсников. Теперь она вдруг поверила, что можно выкроить время, можно вступить в другой род, можно… Что угодно, только бы снова стать собой. Но приходит Рождество. И с ним не приходит ничего больше…
В сочельник она натягивает свою куртку и шапку, балансируя в коридоре.
- Ты куда?
Бросает из-за спины Тео, заваривая кофе. В магазин наверное, это так, чтобы не волноваться… Но Мари вдруг как будто выливает на него бочку ледяной воды, заставляя резко вдохнуть.
- В Косой Переулок, хочу пробежаться по магазинам, потом может пропустить немного огневиски в Дырявом Котле и поучаствовать в праздничном шествии, да мало ли… Ты видел, какой красивый Косой Переулок в это время, да? Омела и остролист, летающие за тобой, конфеты , а эти магические фейерверки, домовики, поющие гимны в забавных костюмчиках… и волшебные игры! Как я могла про них забыть! Вроде «Носок Санты или носок тролля?» или Гадания по пене сливочного пива. А магические хлопушки и шутихи, из которых всегда вылетают эти красивые маленькие белые мыши, волшебные шахматные фигурки и ооооо…. настоящие золотые короны!
Мари воодушевленно улыбалась, разводя руки и тараторя, но он обрубил это.
- Ты не готова пока!
Улыбка сползает с ее лица и она оскорбленно шепчет.
- Я сама все знаю, Тео, не надо меня опекать, я не маленькая!
- Мы… мы могли бы вместе пойти куда-нибудь, на прием, на зимний бал, куда угодно... Ты не готова выйти одна, без меня, на улицу, а тем более в министерство! Я привезу тебе красивое платье, буду рядом, если ты вдруг испугаешься или какое-нибудь заклинание сработает не так…
Но Мари его не слушает, она опять взрывается как та самая шутиха, из которой вылетают как змеи такие обидные и злые слова.
- Я не приставка к тебе, Теодор Нотт! Я хочу хотя бы на пару часов почувствовать себя той Мари Сарвон, которая сражалась против Воландеморта, которая защищала детей, кидаясь под Круцио, которая тайно зелезала в Отдел Тайн! Я хочу снова быть частью магического мира, хотя бы в Рождество, а не этой душной магловской квартиры и тебя!
И он щурится, в голубых глазах грозным штормом на секунду играет спокойное море. И не успев вовремя сдержать порыв, он бросает в нее слова, которые висят в воздухе. Висят и висят и наконец озвучиваются.
- Ты там лишняя, Мари, лишняя! Ты что, не понимаешь????
- Нет, Тео, я лишняя только в твоей жизни! Кто я тебе? Жена?? Сестра??? Чтобы обо мне заботиться!
Она срывается с места и выбегает, выбегает и в голове стучит и пенится бешенство. Что он себе позволяет, этот Нотт? Как он ее назвал? Людей лишними делает не отсутствие магии. Людей лишними делают другие люди. Мари лишней сделал подлый Теодор Нотт!
Настроение было хуже некуда. Мари он не видел… давно. Сразу валялся в больничном крыле, залечивая по своей же глупости полученные травмы и со дня на день ожидая ее с шоколадными лягушками, объятиями и светящимися счастьем огромными серыми глазами. Но она так и не пришла. Он уже было заволновался, что что-то случилось, но А потом, потом появился этот нахальный Теодор Нотт, аристократичный и до зубной боли раздражающий Фреда. Он появился даже не как друг, даже не как Малфой в свое время, он появился как гадкое дополнение к Мари, с которым она будто слиплась. И снова Фред не мог застать ее наедине, не мог спросить, не мог привлечь к себе и встряхнуть, с кем ты связалась, принцесса? С кем? С этим мерзким Ноттом с графскими манерами и таким же самомнением? Хотелось кричать, что он ей не пара. Но кричать скорее для самого себя, Фред крепко сжал кулаки в карманах, пытаясь сдержать злость, которая сквозила в каждом движении, когда он думал о Мари, которая на Рождество была неясно где, пока именно ему приходилось выслушивать от Миссис Уизли вопросы, где он потерял свою сову. А он отшучивался. И сам не знал, где… Все, что он знал, так это то, что он теряет ее и теряет навсегда. Но и где это слыхано, чтобы принцесса в конечном счете оставалась с придворным шутом?
Зато он теперь мог встретить Рождество с кем угодно, с кем его душе вздумается, хоть полететь в Румынию к Чарли и пить бурбон, приготовленный на драконьем огне, весело травя байки и разухабисто распевая гимны. Мог встретить в магазине, куда на Праздник Умников Уизли придет, наверняка, целая толпа пятикурсниц и волшебниц слегка за 30, подмигивающих ему и кокетливо спрашивающих, как работают эти любовные зелья. А еще он мог пригласить Анджелину.
Фред не сказал «да» в первый раз. И во второй. И в третий. И в пятнадцатый.
И не потому, что она ему не нравилась. Анджелина не могла не нравиться. За нею следовала теплота, она всегда несла яркую и взрывную красоту, страсть и движение, куда бы ни направлялась. Как будто у неё был особый тип ауры, о котором постоянно твердила Трелони (хоть он и не верил ни одному ее слову). Анджелина была как квоффл, стабильная, энергичная и податливая. И совсем не была похожа на бладжер-Мари, взрывную, суетливую и вечно бьющую чувства Фреда сгоряча и наотмашь…
Фреду нравилась Анджелина. Он даже был немного влюблён в неё. Это ее он пригласил на Святочный Бал. Именно её он звал теперь, когда хотел немного полетать и размяться после тяжелой недели. Иногда она заходила в магазин с бутербродом или печеньками, зная, что он часто забывал пообедать. Но Фред знал, что он всегда был и будет загонщиком.
И все же всякий раз, когда она приглашала его на ужин, или выпить сливочного пива, или на матч по квиддичу, он говорил «нет».
Если бы он пошел с ней, это означало бы начало нового этапа в его жизни. Этапа, который начнется и закончится без Мари. Он начнет свою жизнь с Анжелиной, и это будет конец той жизни, которую он придумывал, старательно выкладывая из моментов с Мари как витражи из цветных стеклышек.
День выдался ясным. Возможно, кому-то уточнение покажется лишним, но оно заслуживает внимания, когда понимаешь, что это первый ясный день за последние три недели. Над головой светило солнце, под ногами чавкал свежий снег, воздух точно набух от летящего снега и, казалось, вытяни руки, стань вот так и превратишься в огромного хмурого снеговика с бровями в ярко-синем инее. Но Фред только шел, засунув заледеневшие и переставшие слушаться хозяина руки в узкие карманы. С одной стороны, день вот такой – ничего плохого, с другой – ничего хорошего.
Именно так думал близнец, быстро шагающий по Косому переулку. Вдруг среди толпы он увидел силуэт, показавшийся ему смутно знакомым. И тут же погнал эти мысли – глупо было думать о Мари Сарвон и в ту же секунду встретить ее тут, одну посреди Косого переулка в Рождество, на которое она сама отказалась втроем традиционно шататься по магическому Лондону. Но все же эта тонкая фигура в самообман высшего уровня, браво Фред Уизли... Близнец специально прищурился, хоть и зрение у него было хорошее. Нет, это не могла быть Мари – уж очень опущены были плечи, а походка была не задорной и неуклюжей, а какой-то вымученной и даже слегка косолапой. Сам того не замечая, он начал следить за девушкой. Наверное, у нее были причины оказаться здесь, но уж очень она была не похож на других снующих по улице людей. И дело было не во внешнем виде. Чтобы удивить Косой переулок, недостаточно необычной старой меховой магловской куртки, накинутого на лицо капюшона, взъерошенных волос, а вот полное отсутствие интереса к товарам, представленным разнообразными магазинчиками, лавками и тележками, торгующими вразнос, – это уже кое-что. Действительно, непривычно встречать в торговом центре магического Лондона, тем более в Рождество, человека, который не просто не обращает внимания на окружающее его изобилие, а будто бы боится кое-чего из выставленного на продажу. Например, мимо магазина Олливандера дамочка буквально пробежала, ссутулившись и стараясь не смотреть на витрину с одной-единственной палочкой на выцветшей фиолетовой подушке. А когда ей разгоряченные огневиски и празднованием гуляющие школьники протянули магическую шутиху, она отшатнулась и поспешно спряталась в закоулке, даже не поблагодарив ребят, которые пожали плечами, но впрочем не расстроились и уже дарили ту же шутиху Фреду. А тот поспешно отказался и свернул в закоулок за незнакомкой, он недоумевал… Зачем же бродить по торговой улице, если не собираешься ничего покупать или веселиться с остальными? А, может, просто уже найдено то, что искал, и больше ничего не нужно?
А свернув, Фред едва не открыл рот от удивления. На всеми покинутой облезлой веранде какого-то разорившегося за время войны ресторанчика, одиноко стояла… Мари. Ревущая навзрыд, едва прикрывая лицо рукой, потерянная и ужасно побледневшая, она пыталась спрятаться за столбами, которые раньше держали разноцветный навес, а теперь стояли и выглядели как будто потерявшимися и понурыми, не понимающими кому и зачем они нужны. Но это точно была она! Фред, ни секунды не думая, заскочил на застеженные ступеньки и обнял подругу, чувствуя как ее острые локти упираются в его грудную клетку, выбивая оттуда остатки поздуха. И как он мог только подумать, что ошибся?.... Мед и фрезии, как тогда, как всегда, как каждую секунду он мечтал, как будто и не было ничего, кроме войны и там стычек с Воландемортом, переезда. Как будто не было ничего непонятного и пугающего его, а только простые и понятные проблемы вроде возможной смерти, оторванных ушей и ежедневного риска. Фред хриплым голосом спросил, кутая ее в свою мантию и ее собственную меховую куртку.
- Эй, Мари, ну ты чего?
Она слегка дрожала и эти опущенные плечи… И все же она утерла нос рукавом свитера и пробормотала, глядя в пол.
- Да так, я просто узнала, что не смогу играть за сборную по квиддичу. Говорят, что не подхожу… По росту. Да, по росту.
Ему захотелось рассмеяться. Ну кого она хочет обмануть, а? Он просто щелкнул ее по курносому носу и улыбнулся.
- Все будет хорошо! Давай идем праздновать, а? А потом мы тебя с Джорджем хорошенько растянем каким-нибудь заклинанием, будешь выше троллеподобного Маркуса Флинта! Ты правда думаешь, что это проблема, а? После того, как мы задницу надрали главному темному магу тысячелетия?
Она несмело ответила, кладя руки на его плечи и позволяя покружить ее.
- Да, да… Просто… квиддич меня вконец одолел.
После того, как две фигуры слились в одну большую и бесформенную мантию, которая кружилась как фиолетовое торнадо и создавала невысокие задорные снежные вихри. И близнец спросил Мари, прищурившись и глядя в ее влажные раскрасневиеся глаза.
- Мари, ты действительно хотела играть за сборную?
Она замялась и цыпочками потянулась к земле. Фред тут же отпустил ее и с быстрым «Только жди здесь!» трансгрессировал. Мари в недоумении села прямо в снег, а потом легла и начала двигать руками и ногами. Это получился самый нелепый снежный ангел, но Мари нравилось, со стороны наверное это бы была неплохая сцена для какого-нибудь грустного фильма. Фред не заставил себя долго ждать. Он вернулся и тут же плюхнулся в соседний сугроб, протягивая ей бутылку горячего сливочного пива, от которого шел молочный густой пар и тонкий, поблескивающий золотой рамочкой билет. Парень смущенно заговорил.
- Я решил, что ты переживаешь из-за родителей, так что собирайся, мы едем к самой надоедливой, шумной и замечательной семье на свете! Твоей семье…
- Билет до Румынии?
- Ага! в Румынию! В этом году вся наша семья там, да и Гарри с Гермионой… Так что собирайся и поехали встречать Рождество!
- Хорошая попытка, но я не поеду в драконий питомник даже ради вашей замечательной семейки!
Она задумчиво сминала снежок, делая вид, что хочет весело запустить его в Фреда, но он понимал, что это всего лишь способ не смотреть в его глаза.
- Просто… Я решил, что тебе грустно встречать Рождество в родовом доме, когда отец в Азкабане и там пусто… И вообще, что ты хотела бы встретить его большой компанией…
Она сжала снег в руке и он рассыпался на тысячи белых как будто хлебных крошек и активно заулыбалась.
- Да ты что! Я обожаю Рождественский Лондон! Рождественский Косой переулок так вообще на грани фантастики. Тут же так умиротворенно и у меня есть моя бутылка Сливочного пива…
Фред покачал головой.
- Мари. Что случилось?
- Ничего.
- Расскажи мне.
- Ну чего ты ко мне прицепился?
- Я хочу тебя приободрить…
- Ты не обязан меня приободрять!
- Нет, обязан. Это моя работа.
Тут ее голос дрогнул, а глаза вновь стали влажными, но она уверенно отрубила.
- Тогда ты уволен.
Фред карикатурно приподнял брови.
- Ну уж не выйдет, я член профсоюза!
Мари улыбнулась, но вышло криво, как будто яйцо лопнуло в кипящей воде.
- Ты не должен меня веселить.
Он тут же беззаботно ответил.
- Должен.
- Нет, не должен.
Мари заметно напряглась, снова терзая в руках снег.
- Должен.
- Нет, не должен!
Гриффиндорка крикнула, смотря в его лицо, в его глаза, смотря прямо… и в глазах ее как будто не было ничего отчаяние прожгло две огромные дыры, за которыми зияло только что-то абсолютно Фреду незнакомое.
Она поднялась, отряхивая джинсы и хватая уже остывшее сливочное пиво. И, поворачиваясь на каблуках, она бросила горькое.
- С Рождеством, Фред.
- С Рождеством.
Эхом ответил он, расплываясь где-то за снежной пеленой.
У нее складывалось ощущение, что такое уже было. Снова она вспылила на Фреда, снова шла одна по улицам ночного рождественского Лондона, искрящегося и веселящегося как игристое вино. Из-за чего она тогда вспылила? Кажется, Фред вел себя как маленький, не хотел признаваться, что он болеет и пить лекарства. Что ж, теперь признавать свою болезнь не хочет уже она. Мари стало вдруг до боли грустно, в носу защипало и она прикусила губу, чтобы не чихнуть и сразу после этого не разреветься снова. И демонстративно, поджимая губы и сжимая кулаки , слегка подпрыгивая, побежала мимо праздничных радужных витрин. Лёгкий пар плыл от кирпичных стен, всюду витал запах карри и корицы из заполненных индийских ресторанов и мяты и сандала из маленьких антикварных лавочек, которые казались волшебнее и загадочнее даже магазинчиков Косого переулка. Мари шла и утирала с лица снежинки, падающие огромными комьями и даже целыми гроздьями и глазела на закрывающиеся окошки сувенирных лавочек. Приятно, что Фред хотел ее развеселить. Но, если честно, это было совсем необязательно, ведь... Мир не крутится вокруг магии. Мари незаметно достала в рукав свою палочку и произнесла заклинание, чтобы согреть ставшее ледяным Сливочное Пиво, но ничего, конечно же, не произошло. Она горько улыбнулась и сделала пару обжигающе морозных глотков. Это трезвило ум. Она выбросила в ближайшую мусорку стеклянную бутылку и та отозвалась тревожной железной трелью. Как бы старательно Мари не ходила мимо тех же пустых бульваров, что и год назад, старого лающего пса она в этот раз не встретила. «Подобрали», сразу же пронеслось в голове. А потом запоздало пришло осознание, что вряд ли. Она еще потопталась у витиеватой скамейки и побрела к выходу. Надо было куда-то возвращаться.
Мари пошла не в их с Тео квартирку над маггловским магазином, а достала из кармана ключ, на котором все еще переливались золотистые буквы «мари», повертела в руках и решительно пустилась в обратную дорогу.
Когда ключ с тихоньким позвякиванием провернулся, она тихо открыла дверь, на ходу скидывая промокшую насквозь без согревающих чар куртку… В комнате было жутко темно, словно кто-то накрыл все школьной мантией. «Люмос» тут же шепнула Мари и одернула себя еще быстрее.
- Вот черт!
Хотелось себя стукнуть по лбу, ну и куда она сунулась? Да даже свет включить не сможет, а Фред и Джордж наверное уже давно в Румынии, так что на что она надеялась вообще. Поворачиваясь в сторону абсолютно пустого коридора она готова была выбросить чертов ключ и свернуться калачиком на холодном полу прямо в темноте, когда вдруг…
Коридор смело озарился быстрой зеленой вспышкой, Мари чуть не подпрыгнула, оборачиваясь и недоуменно рассматривая как будто ожившую комнату. А там на полную громкость уже заревел первый аккорд Highway to hell, в такт гитаре заискрились и зашипели фонарики, лампочки и гирлянды на огромной, стоящей в центре, рождественской елке. Зеленые, желтые, белые огоньки зажигались в каких-то только им известных последовательностях. Тени же от них на стенах будто приплясывали под музыку. Этот танец словно машина времени переправляла куда-то туда далеко. Туда куда уже невозможно возвратиться. Там где было тепло и уютно. Где было счастье, такое простое и как оказалось такое хрупкое. Мари только и могла, что приоткрыв рот от удивления, следить как под ворвавшиеся и разбивающие воздух громкие задорные барабаны по всей комнате разносилась магия, сверкал обмотанный гирляндами диван, свет то перепрыгивал на кухонный стол, то снова торопливо возвращался к центру комнаты. Мари следила за всей этой симфонией волшебства, от которой захватило дух, когда вдруг из-за спины она услышала уверенный знакомый голос.
- Нет, должен.
Она повернулась и увидела Фреда, он был в заметно потрепанном старом рождественском свитере с буквой F, его рукава которого были закатаны, его волосы растрепаны, а палочка, которую он заложил за ухо, казалось колдовала сама, стараясь как маленькая фея Динь для Питера Пэна. Он развел руки, уверенно и убежденно говоря эти слова и легко улыбался ей всеми своими веснушками.
- Не хочешь говорить, что случилось… Хорошо. Ну и не надо, но я всегда буду стараться тебя развеселить. И с этим ничего не поделаешь.
- Фред, я…
Мари уставилась в пол, смотря на носки так и не снятых ею грязных уличных ботинок, она должна была сказать ему… должна, но все же не могла… и он ее перебил, беря за плечи и круто поворачивая на каблуках прямо к центру их маленькой квартирки. И заговорчески прошептал, начиная покачивать головой в такт уже раздающемуся припеву…
- Ничего не говори, сейчас будет самая крутая часть!
И действительно, все вдруг озарилось, вся квартира будто горела от миллионов усыпавших ее звезд, тут были и бегущие светящиеся северные олени, были зеленые елочные ветки с лопающимися и разлетающимися маленькими светлячками-шариками, были подмигивающие ледяные снежинки, которые лучились свет и отражали его своими пузатыми гранями. А как только раздалось то самое «I’m on the highway to hell» во всю стену расплылись красивые и ровные алые буквы «Merry xmas», а потом корявым почерком Фреда дописалось белое и светящееся «Мари». Гриффиндорка онемела и лицо ее исказилось подступающими слезами от осознания, что это он сделал для нее, подбородок тут же предательски задрожал… Это все для нее. А на лице Фреда стоял детский невероятный восторг и даже неграмотный прочитал бы это на его лбу, в голубых глазах и по веснушкам, весело и незаметно переходящим у губ в легкую рыжую щетину. И при наличии всех этих гирлянд, именно его лицо было самым сияющим, прямо как новенький новогодний шарик.
Мари обняла Фреда, незаметно и тихо расплакавшись на его плече, и ни одна живая душа не смогла бы понять, что это были слезы счастья. Фред поцеловал ее в трясущуюся макушку, устраивая на плече.
Hey Momma, look at me.
I’m on my way to the promised land.
В Рождество нам всем очень хочется верить, что где-то там, за границей нашего сознания сидит старый, мудрый маг, едва заметно улыбаясь в свою седую бороду и вертя в узловатых пальцах волшебную палочку, которой обязательно воспользуется, как только часы возвестят его о наступлении полуночи.
Мы знаем, весь прошедший год, притаившись, он замышлял шалость, которой позавидуют и господа Мародеры, и близнецы Уизли, а мыблагодаря ему сможем самыми кончиками пальцев прикоснуться к волшебству.
Мы едва слышно, порой незаметно для самих себя нашептываем неизвестности свои самые сокровенные желания и с надеждой смотрим в новый год, затаив дыхание в ожидании своего маленького чуда.
И оно непременно произойдет, вопрос лишь в том, сможем ли мы его разглядеть, ведь чудеса совсем не обязательно принимают ту форму, о которой мы мечтали.
Но если мы очень сильно постараемся, то помощь великого мага нам совсем не понадобится – ведь на самом деле волшебство живет в сердце каждого из нас.
Мари так и не стала играть за сборную, зато она стала замечательным адвокатом, много путешествовала, хотя и никогда не была на море, она даже сочинила одну достаточно знаменитую песню, об этом мы расскажем позже. Но главное, Мари никогда, никогда не была одинокой.
Комментарий к И все осветилось Рождественская глава, хаха, опять она выходит не в Рождество... И даже как подарок вам на 14 февраля она уже припозднилась, но я все же верю, что вам понравится!
Wilco – How To Fight Lonliness – заглавная главная песня.
Фред видит Мари в Косом переулке –
https://pp.userapi.com/c633916/v633916115/736b/8auus4ljGpo.jpg
https://pp.userapi.com/c633916/v633916115/7374/R3jz12-xz-I.jpg
https://pp.userapi.com/c633916/v633916115/7362/nJCnWrY4dSI.jpg
И, конечно, конец главы... Мари смотрит на то, как загорается первая гирлянда :3 Это очень значимая и любимая сцена для автора на самом деле.
https://pp.userapi.com/c628428/v628428115/110fa/uTIc21BaYVE.jpg
====== Лампочки ======
Ночью все города похожи друг на друга, всё в них теряет свои очертания, съедается темнотой, и только огни, мелодия летящих ветров, ворчание усталых моторов, и снова — огни, огни... Город открывает слегка больные, горячечные светящиеся глаза, а в них оживает и светится тайна. Мари отошла от окна, из которого открывался вид на подсвеченный заклинаниями косой переулок с его маленькими вывесками кондитерских и огромными витринами, в которых летали под прожекторами миниатюрные квиддичные метлы или ухали светящие желтыми глазами полярные совы. Она попыталась лечь, устраиваясь рядом с Фредом, но диван был коротким для двоих, и ей пришлось перевесить ноги через ручку, устраиваясь на коленях близнеца. Тот не возражал. Мало ли когда может выдаться еще один подобный момент. Действительно. Если представить себя года три назад, кажется, что они в Хогвартсе. Что это один из многих таких тихих спокойных родных вечеров, когда она рядом, когда он чувствует ее тепло и может перебирать ее волосы. Он случайно нащупал шрам на ее левом запястье, оставшийся после какого-то взыскания на 7 курсе…
Кажется, Мари заснула, а когда проснулась, было ещё темно. Она все еще лежала на диване, который когда-то выбирала, и Фред лениво палочкой управлял своей симфонией, плавно проводя в воздухе аккуратные спирали, на которые теперь отвечали только пара теплых старых лампочек из Норы, принадлежащих еще братьям Пруэттам и казалось, искрились они без магии, сами по себе, передавая сквозь века легкий и веселый характер своих бывших хозяев.
Фред вдруг вспомнил кое-что и задумчиво произнес.
- А ведь у маглов перегорают лампочки.
- Что?
Мари, которая теперь завороженно следила за каждым движением его веснушчатой левой руки с палочкой, подняла глаза...
- Они у них сгорают говорю, не знаю уж как, как феникс наверное, сгорают, а потом снова горят, какая-то магия. Я бы посмотрел, как сгорает лампочка, то есть не ноксом отключается, а именно сгорает…
Гриффиндорка улыбнулась и слегка прищурилась.
- Никакой магии, они их меняют, дурачок, а старые отправляют на свалку.
Фред вздохнул, это его почему-то расстроило, и резким движением он отбросил палочку. Тут же комната, моргнув в последний раз, погрузилась в темноту.
И близнец невольно залюбовался Мари, залюбовался в темноте, ведь хотя он и не видел ее совсем, но ощущал, как она прикрывает глаза, и что слегка вздыхает, что все ее веснушки спокойно разбегаются по своим местам, когда погасает на лице улыбка… Понимая, что сейчас или никогда, Фред набрал воздуха в грудь…
Она вдруг подняла не него свои глаза и прошептала тихо-тихо, как будто самой себе.
– Я… Хотела сказать тебе кое-что.
Но Фред перебил ее, горячо шепча заветные фразы.
- Я тоже. Я люблю тебя, Мари. И… когда тебя не было, когда ты была с Ноттом, я понял, что не могу не попытаться еще раз, потому что… Такие чувства, они ведь, черт, не бывают безответными? Так почему тогда ты пропадаешь с Теодором Ноттом? Ты ведь тогда говорила, что ваш поцелуй ничего не значил. Я не понимаю, Мари…
Мари тут же дернулась, вся натянулась, будто струна, она больше не лежала на его руках, близнец испуганно ощутил, что держит что-то вроде антикварной вазы.
- Фред, ведь мы…
Он тут же улыбнулся, покачал головой и громко выдохнул, понимая, что воздух для дальнейших признаний ему больше не нужен.
- У нас ничего не выйдет, да?
- Прости.
- Это из-за Нотта.
Она искренне удивилась, было хотя бы приятно, что она искренне удивилась.
- Что? Нет. Нотт и я.. мы.. нет, просто … В последнее время все очень запутанно. Все в моей жизни…. Нестабильно. В смысле, ты единственный, на кого я могу рассчитывать. И…я не хочу это потерять.
Фред молчал. Сказать вдруг стало нечего. Она встала с его колен и пристроилась рядом, не касаясь его больше, будто это было… неловко теперь. Впервые он ощущал, что ей неловко. Мари дотронулась до его плеча, в таком показательно дружеском жесте, что аж зубы сводило и пробормотала.
- Наш… наш договор еще в силе? Если мы все еще будем одиноки в свои 35?
- Да, да…
И вдруг спохватился, ловя свои слова и мысли обратно, обратно в голову, не сюда… Очередные лишние слова, повисающие в воздухе… И он тут же продолжил.
- Нет. Послушай, мне жаль, но это не может продолжаться. Пока дверь хоть немного приоткрыта, у меня будет чувство, что я просто буду кружить рядом, ожидая, смогу ли я выиграть лотарею, когда мне стукнет 35.
Фред заглянул ей в глаза, ощущая, что сейчас сам разбивает все то, что стояло бережно прикрытое и на семи замках в его сердце. Намеренно кидает о стену, и гадает – разобьется ли. Он ведь знает, что разобьется, так зачем… Фред не знал. Фред знал только одно, у него больше нет сил сторожить эту стеклянную ниточку, которая опасно качалась и не давала спокойно уйти. Он любил в себе это чувство настолько же, насколько и ненавидел. И потому он взял ее руку, холодную и маленькую, в свои и сказал.
- Я думаю, ты знаешь, что чувствуешь ко мне сейчас и... мне кажется, что время это не изменит. Просто скажи мне. Ты любишь меня?
Лампочка мигнула в последний раз.
Она смотрела на него, своими широко раскрытыми глазами. Эти секунды длились практически вечность. Фред слышал дыхание Мари и даже казалось слышал как опускаются и поднимаются ее ресницы, он слышал как вода бежит по трубам в стенах и как по карнизам и стенам снаружи ссыпается вниз тяжелый снег. Все как будто ухнуло внутри и больше не издавало ни звука.
И тут Мари покачала головой.
- Нет.
Фред тут же вдохнул, с кислородом в голову и сердце поступала какая-то прохлада и пустота, он будто стал легким как воздушный шарик и улетал куда-то высоко-высоко в небо, летел и летел… Фред улыбнулся тут же, заставляя ожить все шоколадные искры в своих глазах, мелкие смешливые морщинки, яркие веснушки.
- Мне жаль. Мы отличные друзья... Просто забудь все то, что я тут наговорил.
Он обнял Мари, повернулся к ней, улыбаясь, поддерживая. Он обещал всегда веселить и быть рядом. А это значит, что надо быть рядом даже теперь, верно?
Серебристая обезьянка, слегка мерцая и раздваиваясь на ветру, голосом Фреда сказала всего одгу фразу и растворилась в ночном воздухе.
- В баре. Один. Сейчас.
Тихий ночной пейзаж Косого переулка ничего не могло побеспокоить, снежинки солидно и медленно приближались к земле как порядочные старушки, когда их всколыхнула волна, в которой любой из местных тут же узнал бы трансгрессировавшего мистера Уизли, успешного и веселого владельца магазина по номеру девяносто три – «Всевозможные волшебные вредилки». А уж кто это был, Джордж или Фред, тут уж не разберется даже их помощница, смешно морщащая нос и в очередной раз на угад тыкающая пальчиком… Мистер Уизли, опустим который, быстро прижался к стене и отстучал по кирпичам какой-то не очень мелодичный мотив. Тут же стена нехотя разъехалась, открывая вид на блестящую лаком барную стойку и до блеска начищенные потрепанные старые пузатые стулья и столы. В баре было немноголюдно. У дальней стены заговорчески перешептывалась пара колдунов, да возле окна сидела в полном одиночестве пожилая растрепанная и какая-то уж совсем дерганная ведьма, торопливо прихлебывая из своего стакана. Возле самого входа, прищурившись, близнец разглядел своего брата и тут же последовал к нему.
- Это просто выбоина на дороге, вы созданы друг для друга. Ты не можешь сдаваться! Вы… у вас все получится.
Джордж активно жестикулировал. Как же у этих двоих все сложно, не были бы они Мари и Фредом, если бы просто спокойно сошлись и всяческое «долго и счастливо»… Он легким движением руки достал палочку и направила её в сторону бара, прошептав: «Акцио». Спустя секунду на столе уже стояла бутылка Огненного виски Огден.
Но Фред покачал головой, разливая янтарный напиток.
- Нет, Джордж.
- А что насчет того, чтобы узнать где она живет, полететь туда на метле спрятать еще роз или мы можем опять сделать фейерверк…
Джордж не узнавал Фреда. Пожар, который всегда горел, заставляя его совершать такие откровенные глупости, а его брата крутить пальцем у виска, вдруг успокоился, как прирученный и домашний, сидящий в камине костерок. И Джордж все пытался и пытался распалить эти угольки…
Фред сделал еще один глоток и улыбнулся. Тепло наполнило весь мир, от кончиков его пальцев до самых дальних гнезд полярных сов. И близнец еще раз улыбнулся, пока тепло колыхалось как волны на берегу.
- Братишка, оставь это! Хочешь верь, хочешь не верь, но я… счастлив. Я наконец-то могу двигаться дальше. Это правильно. Правда.
Фред встал, не глядя достал из кармана галеоны и, положив их на барную стойку, пошел к выходу. Потом вдруг медленно остановился и развернулся, берясь рукой за ручку серой, неприметной дверцы на выход из кабака, которая вела в немагический Лондон.
Ключ в замке провернулся три раза, с ворчливым щелчком впуская хозяина домой, будто спрашивая мол, чего так долго не было, куда пропадал…
Джордж привычным жестом бросил на уголок шкафа мантию и прошел по коридорчику к импровизированной кухне.
- Привет, Мари.
- О, привет…
Гриффиндорка сидела на диване, у нее в руках отчего-то была та их фотография втроем, кажется с четвертого курса, где близнецы были длинноволосые и лопоухие, а у маленькой кудрявой Мари на носу были следы сажи. Джорджу стало стыдно. Даже не перед этой Мари, которая сейчас сидела в старом свитере Фреда в самом центре их мира, их квартиры, а перед той, что на фотографии доверчиво повисла на мантиях двух главных проказников Хогвартса, улыбаясь во все зубы и сдувая волосы с грязного лба. Он уже знал, что этот стыд теперь будет преследовать его всю жизнь. Джордж опустился неподалеку и неторопливо начал.
- Слушай, Фред сказал, что произошло между вами двумя и он сказал, что смирился с этим.
- Правда? Это хорошо.
Мари пальцами аккуратно перебирала нитки на фирменном свитере Уизли. Она как будто была не здесь. Джордж сжал кулаки, как бы не хотелось, как бы не мечталось просто предложить выпить чай или погулять по городу, но этот разговор должен состояться и именно сейчас. Последний раз он окинул взглядом комнату, где все время незримо обитала и она – от начатой и наспех открытой пачки кофе до заброшенной под диван майки с эмблемой Колдовских Сестричек, и, все же с горечью продолжил.
- Он лжет, Мари. Он пытается держаться, но я вижу. Так что, как его брат, я должен сказать, что…
Джордж сглотнул. – Он любит тебя просто слишком сильно, чтобы это сказать. Ты не можешь тут жить.
Мари отвернулась, переводя взгляд на зашторенное окно.
- Я знаю.
Мари вваливается в их дом и с порога говорит, в никуда, в открытые окна квартиры, она не ждет, что он сидит и ждет ее тут, но Тео тут же отзывается.
- Ты говорил о приеме. Я хочу поехать. Прямо сейчас.
Как только они прибывают, возле тут же материализуется эльф-домовик в костюме дворецкого из века восемнадцатого – Мари повидала много приемов, но даже для нее выглядит это чудно. Маленькая крючковатая ручка в белой перчатке делает пригласительный жест в сторону входа. Учтивая улыбка, кивок головой.
Сам дом не менее роскошный, очередной викторианский замок, конечно, британские маги-аристократы не отличаются оригинальностью, да и друг от друга вряд ли отличаются. Вот еще один отличный пример классической архитектуры в своем первозданном виде. Всё продуманно до мелочей, неброско и с достоинством. Никаких павлинов как у Малфоя, только статуи перемигиваются друг с другом, обмениваются последними сплетнями и изящно протягивают ручки посетителям…
Всё вокруг просто сверкает. Без преувеличения. Специфичные новогодние украшения в духе сказки про Снежную Королеву отражаются в бесконечном количестве золота и зеркал.
«Не верится, что здесь, действительно, кто-то живет.»
Чье-то утро, правда, может вот так начинаться? Надеваешь тапочки, халат, спускаешься к завтраку, преодолевая восемьдесят три комнаты. И на всём этом пути твоя невыспавшаяся морда отражается в каждой вазе и каждом зеркале в золоченой раме.
Так подумала вдруг Мари, а потом одернула себя, ведь и она жила и она отражалась…
Гриффиндорка ловит свое отражение в одном из зеркал в раме, покрытой лепниной с кентаврами, подходит ближе и придирчиво проверяет состояние макияжа, прически. Черное сияющее платье, обтягивающее излишне стройную фигуру и обнажающее бледные щиколотки. Стук острых шпилек пробивается сквозь громкую музыку, что доносится откуда-то сверху.
Тео уже сдал их зимние мантии и теперь терпеливо ждет свою спутницу возле массивной белоснежной лестницы, ведущей в главный зал. Брюнет держит руки в карманах, разглядывая сверкающие начищенные носы своих «оксфордов». Завидев движущийся в его сторону силуэт, он тут же поднял взгляд.
Никогда себе в этом не признается, но на секунду он затаил дыхание.
Они оба улыбаются.
Мари – слегка неуверенно, что ей несвойственно, особенно в этой атмосфере – где все знают ее имя и заранее готовы лебезить, что девушка отлично знает.
Тео же – бескомпромиссно обаятельно. Так, как улыбается только он.
Мари плавно преодолевает расстояние между ними, берет слизеринца под руку, и они вместе идут на звук музыки.
Как и предполагалось, сбор гостей проходит в большом холле второго этажа, туда ведут все камины, из которых то и дело появляются холеные мужчины и их напудренные статные дамы. Высокие потолки, огромные люстры работы гоблинов, изобилие различных летающих мимо на тарелках угощений и много-много неприлично богатых и влиятельных магов.
Что здесь забыла Мари?
Непроизвольно девушка сжимает руку брюнета чуть сильнее, и тот мягко улыбается.
Пара неторопливо движется по залу, вокруг восхитительные наряды, дорогие украшения, высокие прически… Настоящий бал.
Нотт, как и многие на этом празднике жизни, облачен в дорогой черный костюм и такую же черную рубашку. Но не многие в этом зале выглядят в этом наряде столь хорошо, как ее слизеринский спутник. Мари, правда, об этом только что подумала?
Среди всей этой богемы и местной аристократии, от которой Мари уже заранее тошнит, промелькнул белый силуэт. Нет, не белый. Белоснежный как самый первый и чистый снег. Навстречу Нотту и Сарвон шла Астория Гринграсс.
В этот же момент Мари подмечает, что большинство гостей преимущественно в белых одеяниях, и тем самым их пара достаточно выделяется на этом общем фоне. Как два черных уголька на белом снегу.
Астория широко улыбается, раскрывая объятия:
- А вот и Тео с его «плюс один», – Гринграсс целует Нотта в щеку, и гриффиндорке кажется, что в ней внутри расшевелили проедающего дыру слепого червяка, ощущения тошнотворные и отвратительные, – Рада, что вы пришли. Драко предпочел остаться дома и наотрез отказался идти, даже ради меня.
- У вас всё серьёзно? – поднимает брови Тео.
- Более чем, – цокает слизеринка. – Так что не должна я вам этого говорить, но ждите приглашения со дня на день…
Кажется, она собирается продолжить мысль, но, переведя взгляд на Мари, тут же забывается:
- Черт, Мари, да ты же сногсшибательно выглядишь! – Астория буквально осматривает её с ног до головы. – Осторожнее, Тео. Лучше не оставлять её одну, уведут.
Нотт лишь успевает состроить недоуменное выражение, но его уже тащат в другой конец зала:
- Смотри, Селвины! Пойдем-ка поздороваемся с любимым прокурором, – Гринграсс настойчиво тянет слизеринца за руку, и Сарвон ничего не остается кроме как семенить рядышком.
После того, как Мари сорок минут слушала дискуссию на тему «почему не стоит лететь на прием во Французское Министерство» плавно перешедшую в обсуждение «самого ужасного фрикасе из летучих креветок на всём северном побережье Франции», прошел еще час. С тех пор с Ноттом она не пересекалась. Как-то так вышло, что в той беседе молодой человек не участвовал и сумел плавно отделиться, бросив гриффиндорку с этими душными снобами.
Нет она его, конечно, видела, но слизеринца носило где-то по залу от одной компании к другой – каждому было необходимо уделить время и внимание. Правила приличия, она понимает.
Руководил празднованием профессиональный ведущий, красивый и утонченный, он ловко заигрывал с залом, толкал лестные речи, представлял выступающих. Ах да, еще он был кентавром.
Уже успели выступить два танцевальных коллектива. Первым исполнили великолепный вальс. Девушки, облаченные в белоснежные платья, кружились по паркету, не позволяя отвести от себя взгляд, а затем превратились в белых голубок и закружили над паркетом. Затем было что-то из латиноамериканской программы с более живым ритмом и более откровенными нарядами, которые горели разноцветным пламенем.
По началу Мари ходила хвостиком за Ноттом, пыталась делать вид, что вовлечена в разговоры, но это оказалось выше её сил. Невероятная скука.
Поскольку больше она здесь никого не знала или видеть не хотела – её спутником стал бокал шампанского. А потом и второй.
В толпе Мари заметила даже вейлу, одну из тех, с чемпионата по квиддичу, или просто похожую. Хищница с раскосыми зелеными глазами была неотразима, привлекая к себе взгляды как женщин, так и мужчин. Кажется, Тео её тоже уже заметил и к удивлению Мари даже поздоровался, но дальнейшие его действия напоминали прятки.
Гриффиндорка усмехнулась и сделала очередной глоток.
А время всё тянулось как вязкая терпкая патока. Женщины в платьях с вплетенным в нить волосом единорога и самых модных и дорогих шляпах из Бутика Мадам Малкин продолжали вести свои светские беседы, периодически бросая оценивающие взгляды по сторонам.
Огромный зал сияет тысячей ярких бриллиантов, горит золотом дорогих фамильных колец и дышит приторно-сладкими зельями, до нитки самых изысканных шелковых платьев пропитан вонью лжи, алчности, лицемерия — гнилью.
По мере употребления спиртного обстановка, правда, заметно меняется. Все расслабляются.
Мари не исключение.
Она вспоминает за что ненавидит такие приемы.
Девушка одиноко стоит возле пианино, растворяясь в мелодичности звуков, которые воспроизводит уже знакомый для неё пианист, ведь только он честен с ними на этом празднике жизни.
Но лжёт здесь даже она, отсрочивая момент, когда та достанет давно купленную тугую веревку из своего шкафа.
Ей нужен еще один бокал.
И ложь ее ходит кругами, подобно самому страшному зверю, глазеет, так пристально и холодно, а затем отдаляется, скрываясь в тумане угасших в азоте чувств. Отпускать начинает только позже, когда очередной глоток алкоголя попадает в кровь, разбегаясь по венам.
Вдруг рядом она видит Забини.
«Вечер перестает быть томным?» – весело подумала девушка, рассчитывая на него, как на спасение этой вечеринки. Но Блейз тоже растворяется среди всех этих костюмов.
Не ясно какой по счету бокал в руках вот-вот опустеет. Девушка смотрит на «сцену» сквозь напиток и наблюдает как лопаются мелкие сладкие пузырьки.
Внимание толпы привлечено к иллюзионисту в черном фраке и с усами как у Сальвадора Дали. Из шляпы по классике вылетают голуби, зайцы, в руках появляются и исчезают предметы. Магловские фокусы, казалось бы, зачем они волшебниками, верно? Но зрители награждают выступающего сухими аплодисментами после каждого фокуса.
- Что? Бросил тебя твой друг? – смеется Блейз.
Мари немного дергается от неожиданности, благо бокал почти пуст. Так бы платье неминуемо пострадало:
- Если я сегодня еще хоть раз услышу от кого-то про рождественские встречи в магической консерватории, местный винный клуб при министерстве магии или про дорадо с розмарином, которое готовит домовик Флинтов, то выйду вон в то окно. Ну или пойду на кухню вскроюсь десертным ножом.
- Да, ладно. Не может же быть всё настолько плохо, – улыбается Забини.
- Вон та дама, – Мари аккуратно указывает на престарелую леди с высокой прической, – двадцать минут мне рассказывала про своего Амадея. Я думала, что это ее муж или на крайний случай домовик...
- Это оказался старый спаниель?
- Хуже – призрак! Настоящий Моцарт, живой! А точнее мертвый... и ведь они каждый вечер пьют чай!
Малость пьяный Блейз громко смеется, поправляя галстук-бабочку, которая ему уже явно осточертела. Гриффиндорка же сохраняет самое невозмутимое выражение и строго обращается к мужчине:
- В жизни теперь с Тео никуда не пойду. Я уже успела забыть, какая это адская ярмарка тщеславия, – допивает остатки шампанского. – Сил уже никаких нет.
Теодору Нотту удается отделаться от назойливого председателя Контрольно-счетной палаты, и он незаметно исчезает.
Он хотел найти Мари. Чувствовал вину, что затащил ее в это светское болото, обещал быть рядом и бесстыдно бросил.
Он хмурится и подзывает бармена, заказывает себе виски и тут же залпом опрокидывает его. Алкоголь теплом расходится по груди. Брюнет прикрывает глаза, смакуя ощущения.
- Пить в одиночестве – не комильфо, – на соседний стул подсаживается Мари.
Девушка откидывает мешающие волосы назад и смотрит Тео прямо в глаза. Тот на секунду задумывается о чем-то, глядя в искрящиеся усмешкой серо-зеленые глаза, покрытые крапинками. Будто на их дне плещутся те самые пузырьки шампанского.
Мари ждет от него остроумный ответ, но Нотт молча встает с высокого барного стула и также молча подает юной леди руку. Сегодня она леди. Не иначе.
Девушка кладет ручку в его ладонь, полностью доверяясь. Они не замечают, что со сменой музыки произошла смена освещения – свет плавно приглушили, меняя настроение.
Из-за каблуков Мари почти ровняется с Тео ростом, но несмотря на это, он чувствует ее дыхание где-то на уровне сердца. Она расположила свои руки возле усыпанной родинками шеи, а Нотт деликатно приобнял её за талию. Он, как и подобает мужчине, плавно ведет в этом танце.
- Мне стоит извиниться, – их лица находятся слишком близко друг к другу, поэтому приходится чуть отворачиваться, – что оставил тебя одну. Надеюсь, ты не сильно скучала.
- На нечто подобное я и рассчитывала, – вздыхает Мари, – все же не впервые на всех этих «вечеринках за закрытыми дверьми».
Он мягко смеется и жарко выдыхает где-то в области изящной шеи грифиндорки:
- Больше не пойдешь со мной никуда?
- Кто сказал?
- Блейз.
Оба улыбаются.
Мари ловит себя на мысли, что они впервые находятся так близко с тех пор, когда он обнимал ее на полу. И эта мысль странно колыхнула что-то внутри. Звучащая мелодия продолжает мягко обволакивать пространство.
Мари делает очередной вдох, и легкие наполняются тем самым ароматом. Хвойным лесом, фиалкой и мускатным орехом. Только сейчас вместе с ним смешан легкий отпечаток дорогого виски, что лишь кружит девушке голову еще больше. Еле удерживается от порыва уткнуться носом прямо в изгиб шеи…
Сознание всё меньше заботит беседа. Мысли сейчас в основном крутятся вокруг длинных пальцев, что сейчас касаются её спины.
Это не первый танец в её жизни, но тогда почему внутри всё просто горит?
- Если б можно было убрать публику… – девушка чуть запинается, – Хочу сказать, что здесь просто замечательно. Настоящая зимняя сказка.
Тео улыбается этим словам. И на этот случай у него есть любимые строки:
- Кружится ветер белый, посвистывает на бегу…
Мне нужно заняться делом, а я никак не могу.
Приемник бурчит бессвязно, в доме прохладней к ночи, Чайник мурлычет важно, а закипать не хочет.
Все в мире сейчас загадочно, все будто летит куда-то,
Метельно, красиво, сказочно… А сказкам я верю свято.
Сказка… мечта-полуночница… Но где ее взять? Откуда? А сердцу так чуда хочется, пусть маленького, но чуда.
Мари прижимается чуть ближе и продолжает вслушиваться в его тихие слова.
- До боли хочется верить, что сбудутся вдруг мечты,
Сквозь вьюгу звонок у двери — и вот на пороге ты.
Трепетная, смущенная, снится или не снится?! Снегом запорошенная, звездочки на ресницах…
«Не ждал меня? Скажешь, дурочка? А я вот явилась… Можно?»
Сказка моя. Снегурочка. Чудо мое невозможное!
Нет больше зимней ночи. Сердцу хмельно и ярко! Весело чай клокочет, в доме, как в пекле, жарко…
Делает неосторожное движение и касается носом чужой щеки. Внутри что-то ухает. Начинается бешеная аритмия.
Девушка медленно отстраняется, ей хочется взглянуть на него. Она заглядывает в голубые глаза и накатывает ощущение, что кто-то начинает её топить. Не хватает воздуха.
Да.
Она, совершенно не сопротивляясь, добровольно идет на дно.
Нотт опускает взгляд на приоткрытые губы. К её щекам приливает кровь. Воздух будто электризуется…
Вдруг ведущий делает громкое объявление, что впереди шоу фантастичексих зверей. Музыка меняется, приобретает рычащие нотки.
Нотт смаргивает с глаз пелену, с губ срывается рваный вздох.
Слизеринец стоит напротив зеркала в пустующем мужском туалете и глубоко дышит.
Он сбежал.
Его судорожно потряхивает. Тело реагирует не тем не образом. Хотя тело-то как раз-таки прекрасно знает, что ему нужно.
Сильно жмурится, стараясь усмирить дыхание.
Тео достает палочку, быстро наколдовывает патронуса и, даже не глядя, снова отправляет палочку в карман.
- Тео попросил проводить тебя к камину, сказал, что будет дома через час, у него какие-то срочные переговоры с начальством из министерства... Ты готова? – за спиной Мари появляется Блейз.
Та оглядывает зал. Нет. Его здесь нет.
К горлу подступил ком.
- Да, пойдем, только вместе.
Кот мягкими серебристыми лапами неслышно пробегает по мраморному полу, голос Блейза гулко раздается по комнате «Всё. Отправил твою спутницу домой. Где ты?»
«Не жди меня. Я еще задержусь.» шепчет ответ Нотт. Трясущиеся пальцы еле справляются с тем, чтобы касаться волшебной палочки в кармане. Теодора с напором прижимают к стене, заставляя шипеть от укусов в чувствительную шею.
До снующих мимо домовиков доносятся тихие стоны красотки-вейлы.
Фред пришел домой и первое, что бросилось ему в глаза – лежащий на центре кухонного стола ключ. Можно было бы предположить, что он принадлежал Джорджу, если бы не светящееся имя на нем, которое Фред так упорно и с любовью вырисовывал, заклинание за заклинанием – точка за точкой. Это был конец. Близнец со злобой схватил его и швырнул в окно, швырнул в лицо магическому Лондону, он всегда сможет приманить его акцио… Фред молча побрел в свою комнату.
А тем временем на другом конце Лондона в другой квартире тоже провернулся ключ. Тео, стряхивая с воротника мантии тающий снег, привычным жестом толкнул дверь, но та уперлась в цепочку. Нотт приподнял брови, ни разу такого не было… Внутри квартиры слышится шевеление, как будто в опилках копошится маленький зверек. Два испуганных глаза выглядывают из небольшой щелки, а тихий голос бормочет..
- Кто там?
Кто же так напугал Мари? Вот ведь он был прав, глупая, вот глупая… не стоило ей идти в город. Или это было на приеме, жгучий стыд тут же растекся по телу.
- Это я, Тео, привет…
Он старался говорить тихо и не испугать ее еще больше. Но тут же дверь распахнулась и Мари, укутавшаяся в плед, с недовольством прожгла его взглядом.
- Ты отправил меня домой одну и остался там.
- Ну… прости.
Она тут же развернулась и убежала вглубь квартиры, похоже не искала от него оправданий. Тео отбросил мокрую верхнюю одежду и последовал за ней. Мари сидела на диване, поджав ноги, и смотрела в одну точку. Тео присел рядом, приобнимая ее острые и холодные даже сквозь плед коленки.
- Эй..
Мари безжизненным голосом отчеканила.
- Так нельзя.
Слизеринец сдвинул брови.
- Мари, что такое?
В ее глазах начали появляться сырые капли слез. Только сейчас он заметил, какие они красные…
- Я не хочу быть одна.
Тео выдохнул, придвигаясь ближе и обнимая ее крепко. Он уверенно сказал.
- Ты больше никогда не будешь одна.
Но она смотрела будто сквозь, в ее глазах стоял страх. Как у загнанного животного. У Мари был доверчивый и ни на что не надеящийся взгляд загнанной лошади перед отстрелом. И такие же черные, красивые, длинные и влажные ресницы…
- Я тебя не брошу, Мари! Никогда, слышишь. Я никуда не уйду, Мари!
Теодор Нотт пошарил немного рукой в кармане брюк и достал синюю бархатную коробочку, заканчивая…
- Если ты позволишь мне остаться…
Мари тут же вцепилась в нее всем, взглядом, тонкими пальцами, сердцем. Глаза наполнились светом, и это была радость, пусть и дряблая, еле держащаяся, но настоящая. Это было облегчение. Гриффиндорка бросилась на шею Тео, шепча и шепча одно и то же..
- Спасибо!
- Прости, прости, что я опоздал…
- Спасибо, спасибо, спасибо!
Нотт гладил медно-каштановые волосы, наматывал их на палец, отпускал обратно на свободу, виться и падать на плечи.
— Ты — все, что я хочу. — Это уже избитая фраза для них обоих, не раз повторенная им, но сейчас в ней скрыто слишком многое. И сейчас это, наконец, понимает не только он. — А я — все, что нужно тебе.
На следующее утро Фред проснулся и ощутил пустоту своей квартиры. Но ему не хватало даже не Мари. Ему не хватало особого тепла, особой жизни, особого ощущения полноты жизни и мечты.
Поэтому он забронировал столик в своем любимом ресторане. Он расчесал волосы, купил цветы и надел свою наименее помятую мантию. И задал Анджелине вопрос.
Она ответила «да», с первого же раза.
Словарь определяет горе как глубокое душевное страдание из-за несчастья или утраты. Глубокая печаль, мучительное сожаление. Колдомедиков, авроров и ученых, учат полагаться на книги, на определения, на словари. Но жизнь редко идет по словарю. В жизни горе выглядит как угодно, и порой мало похоже на глубокую печаль. Горе – это то, что есть у каждого. Но у всех оно разное. Горе приносит не только смерть, но и жизнь, утраты, перемены. И, когда спрашиваешь себя, почему тебе так плохо и больно, надо помнить, что все может измениться в один миг. Этим мы и живем. Мы чувствуем, что живы, лишь задыхаясь от боли, убеждая себя, что однажды, эта боль уйдет, что однажды, будет не так больно. Горе приходит к каждому в свое время и по-своему. И все, что мы можем сделать – стараться быть честными. А сложнее всего то, что горем нельзя управлять. Можно лишь попытаться почувствовать его, когда оно приходит. И забыться, если получится. А самое ужасное, что как только ты решишь, что все кончилось, все начинается снова. И снова, каждый раз, ты задыхаешься от боли. Есть пять стадий горя. Все проходят их по-разному, но их всегда пять: отрицание, гнев, сделка, депрессия, принятие.
Комментарий к Лампочки Ну что, дорогие мои? С прошедшим 8 марта всех! Дарю вам все, что в моих силах – любовь и новую главу :>
Песни, играющие во время приема.
Affection – Cigarettes After Sex
Two Feet – Love Is a Bitch
https://pp.userapi.com/c840330/v840330297/592a3/k_y_EQY7LuQ.jpg
https://sun9-68.userapi.com/c624323/v624323170/38e40/QA8fOmpJ5lA.jpg
====== Какими мы были ======
Комментарий к Какими мы были Ну не могла я вас оставить без подарка ко дню рождения близнецов, дорогие мои! Хочу пожелать вам всегда оставаться такими же, какие вы есть, со всеми тараканами, сохраненными в целости и сохранности. Читайте, любите, будьте любимы и будьте счастливы, а еще обязательно слушайте музыку, это хорошее дело. Не бойтесь казаться смешными и нелепыми, не бойтесь жить, а там уж дальше... Всегда есть что-то еще, еще чуть-чуть больше – и никогда не кончается.
И все же мы движемся к финалу, официально объявляю, что если ничего не изменится, то осталось 5 глав, господа! Я как автор все никак не верю, что это заканчивается.
Мари в магазине близнецов – https://sun9-65.userapi.com/c624323/v624323170/3925d/fRESEGmsfgI.jpg
https://sun9-25.userapi.com/c624323/v624323170/3929c/BNDgKJuwoTs.jpg
Песня: The Way We Were – Barbra Streisand
https://pp.userapi.com/c847217/v847217473/1cf103/WVehVHQtxr0.jpg
Когда Мари подходит к магазину Джорджа и Фреда, небо пылает ярко-оранжевым. Таким же алым и ярким как и волосы Уизли… Она делает глубокий вдох. Это надо сделать.
От прикосновения к дверной ручке по телу пробегает холодок, и она останавливается на минуту, прислоняясь к двери, – зачем она пришла? Тео ведь отговаривал ее до последнего.
И все же она аккуратно открывает дверь, защитные заклинания пропускают ее тут же, как и всегда, но Мари все же ежится, она была не уверена, что ее не выписали из списка желанных посетителей, и всматривается в темноту, ощущая, как витающая в воздухе золотистая пыль оседает на неё, практически вдавливая в землю.
— Джордж? Фред? — окликает она.
Эхо затихает, и ей кажется неправильным, что она нарушила давящую тишину, будто она больше не имеет на это права. Ответа не следует, но это не удивляет её: в конце концов их может и не быть дома, да и из комнат не слышно, что говорят в магазине. На негнущихся ногах она добирается до задней части магазина, ей приходится приложить усилия, чтобы открыть дверь, которая всегда тяжело поддавалась, — дверь, за которой находится совсем не внушающая доверия лестница. Она поднимается наверх, ощущая усталость у себя под кожей, до мозга костей, это чувство никогда не покидает её с тех самых пор…
Она легонько стучит, но ей снова никто не отвечает, так что она просто заходит внутрь — ей даже не нужен отданный ключ, ведь дверь не заперта. Но в темноте она не может различить ничего, кроме безликих теней.
— Джордж? — вновь окликает она негромко, но не получает ответа — вокруг лишь тишина, от которой щемит в груди.
Неуклюже передвигаясь по гостиной, она больно ударяется о кофейный столик и не замечает ни единого признака жизни во всей квартире — только холодную пустоту и почти осязаемое одиночество.
Она не останавливается напротив висящих у окна расшатанных полок, чтобы полюбоваться на фотографии, как делала это всегда: сейчас воспоминания причиняют ей слишком много боли. Пройдя вглубь квартиры, она ощущает лёгкий сквозняк и следует за едва уловимыми потоками свежего воздуха, которые приводят её к спальне Фреда. Дверь в комнату слегка приоткрыта, и внезапно до неё доходит, где он.
Она распахивает дверь, подходит к открытому окну и хочет позвать его, но не находит слов — они угасают, едва успевая пронестись у неё в голове. Она хватается за подоконник, её подташнивает от лёгкого головокружения. «Ты справишься», — убеждает Мари саму себя, но воспоминания сползают с крыши и проникают в окно, опутывая её, словно паутина или поржавелые цепи.
**
— Только взгляни, какая красота! — восхищается Фред, широко разводя руками. Они стоят на крыше их с Джорджем нового магазина приколов.
— Дух захватывает! — соглашается Мари, и она действительно не может дышать от изумления.
Фред смотрит на неё и улыбается — широко и живо, — и та улыбается в ответ. Ей кажется, что сейчас перед ними целая вселенная возможностей, и она чувствует, как потихоньку набирается смелости. Она глядит на него, а вокруг всё залито солнцем и оттого кажется окрашенным в золото, и в её голове проносятся миллионы мыслей, ухватить бы одну, зацепиться за ее трепещущее крылышко и улететь далеко-далеко…
— Ужин на столе! — доносится до них голос Ли, и Фред разрывает зрительный контакт, направляясь обратно внутрь. Мари тепло — внутри и снаружи, — и, бросив последний взгляд на раскинувшийся внизу, купающийся в лучах солнечного света Лондон, она думает, что, так будет вечно…
Мари пытается отогнать воспоминания, она не может позволить себе зацикливаться на прошлом — в особенности сейчас. Она начинает вылезать через окно, но ей кажется, будто она пробирается сквозь обломки горных пород — путь ей преграждают десятки и тысячи вчерашних дней.
Фред ликующе ухмыляется, а Мари раздражённо вздыхает, потому что она каким-то непостижимым образом проиграла.
— Это просто смешно, — бормочет она себе под нос, когда Фред открывает свои карты, чтобы показать, насколько сокрушительно её поражение.
— Ненавижу тебя, — заявляет она, совершенно так не считая, на что он лишь нахально ухмыляется, довольный собой. Улёгшись на крышу, она принимается наблюдать за бегущими по небу облаками, гонимыми лёгким ветерком.
— Видишь что-нибудь интересное? — спрашивает Фред, ложась рядом, так что их стопы чуть соприкасаются.
— Вон то похоже на кролика, — говорит она, указывая наверх. Фред хмыкает: он явно с ней не согласен.
— Ой, да ну тебя, — фыркает она. Он смеётся и, несмотря на то, что над ними, фигурально выражаясь, в последнее время сгущаются тучи, а на горизонте маячит война, на душе у неё легко и спокойно, и кажется, что всё будет хорошо.
Она наконец вылезает из окна, до странного запыхавшись, хотя и знает, что это не из-за физических усилий. Она встаёт на небольшой выступ у окна и перешагивает на крышу, едва удерживаясь на подгибающихся ногах.
Она находит Фреда именно там, где и думала: он сидит на самом краю крыши — ноги болтаются над пустотой — и наблюдает за заходом солнца. Она в упор смотрит на него, полностью окутанного тенью, и что-то сжимается у неё в груди, болит и завязывается в узел. Медленно приближаясь к нему на отяжелевших ногах, она пытается придумать, что бы сказать, чтобы это не прозвучало банально.
— Какая красота, — в конце концов шепчет она, усаживаясь рядом. Он никак на это не реагирует, впрочем, она этого и не ждала. Она кусает губы, ощущая незримую стену. Ей хочется что-то сказать, что-то сделать, как-нибудь всё исправить, потому что кажется, что они оба тонут, не имея ни малейшего понятия, каково это — плыть.
— Я… Пришла рассказать, что теперь работаю в министерстве. Представляешь? Разбираю счета, бумаги, судебные дела, магические законодательства. Даже магии не надо, весь день сидишь и переправлешь отчеты, проверяешь то ли написало прыткопишучщее перо… Сущая скукотень!
Он не реагирует и только смотрит, прищурившись, на облака. Мари еще немного молчит и неловко ковыряет пальцем уголок черепицы.
Она вновь украдкой смотрит на Фреда и чувствует прилив старой доброй гриффиндорской отваги.
— А еще я выхожу замуж, за Тео — шепчет она в пустоту, и её тихие слова уносит ветер. Фред напрягается, а затем расслабляется; по его телу проходит дрожь.
— Мари, я… Я не понимаю! Что с тобой происходит? С каких это пор ты разбираешься с бумажками? С каких это пор героиня битвы за Хогвартс, гроза школы и страшный сон миссис Норрис, веселая Мари Сарвон решила стать секретарем?? С каких пор Мари Сарвон решила стать Мари Нотт?? Да кого ты обмануть хочешь! Мари, я просто, ты не подумай, я за тебя рад, все дела… Я не понимаю, вот и все! Что? Что произошло?
Она молча сглатывает, а Фред лишь с усмешкой улыбается, лицо егобыло как маска, маска злого шута.
— Молчишь, а? Наверное я просто ошибся в тебе, думал, что ты как мы, что ты нас понимаешь… А ты всего лишь очередная аристократичная леди! Кукла, вот и все, поразвлекалась с нами в школе и побежала жить в поместья и ходить по вечеринкам за закрытыми дверьми! Куда тебе, снизойти до работы в магазине глупых детских шуток, да? С Уизли, которые родились на помойке, или как там пел твой дружок?
— Знаешь что, Фред? Не смей такое говорить, понятно?? Тебе легко говорить! Легко пить чай каждый вечер со своей дружной семьей, продавать вредилки и подбрасывать партнерам канареечные помадки! Тебе легко летать на метлах с Анджелиной и Джорджем! Поэтому не смей так говорить мне, понятно?? Потому что ты сам так не думаешь! Прекрати это!! Прекрати гнаться за своей школьной влюбленностью!! Мы не в школе больше, понимаешь?? Нет больше никакой шайки, нет меня, тебя, Джорджа и Ли, как не стало мародеров! Теперь все по другому! Знаешь, то все было куда проще, так что повзрослей уже наконец, Фред Уизли! А до тех пор не смей мне такое говорить! — выдавливает она через силу, слова застревают у неё в горле, как наждак, но ей уже гораздо свободнее, будто бы она сбросила с себя старую кожу.
Она вскакивает и бежит к окну, пока под подошвами хрустят камешки и стыки крыши.
Уже на выходе ее ловит вернувшийся Джордж, она тут же замечает, как он напрягается. Боится за брата, за его драгоценные чувства. Ей хочется рассмеяться, ну или расплакаться, там уж не важно… Но это все потом. Голос Джорджа пытается казаться спокойным и беззаботным, но рыжий явно напряжен.
— О, Мари, здорово, что решила зайти! Все хорошо? Что-то случилось? Ты к Фреду?
— Я пришла, потому что обещала, что во все самые важные события нашей жизни мы будем вместе. Вот и все. Не волнуйся, Джордж, я уже ухожу...
Мари аккуратно выскользнула из рук близнеца и направилась к выходу.
— Может тебя проводить?
— Не стоит, я аппарирую из магазина.
И дверь за ней захлопнулась. Джордж очень долго стоял в коридоре, переминаясь с ноги на ногу и настороженно прислушиваясь, но так и не дождался хлопка аппарации. Он покачал головой, и зачем он тут стоит, уставившись в темноту, глупости, конечно она уже трансгрессировала… И все же казалось, что Мари так и не ушла и навечно затаилась где-то между забастовочными завтраками и исчезающими шляпами, как молча смотрящий куда-то полупрозрачный призрак.
Джордж слушал то, что ему рассказывал брат и в его глазах плескалось непонимание, перерастающее в волну откровенного шока. Фред сидел спокойно, а Джорджу хотелось встряхнуть его, заламывать пальцы, сделать хоть что-то! Разве Фред не видит??? Он что, глупец???
- Тебе не кажется, что это совсем на нее не похоже, Фред? Мари за Нотта? Ды ты-то сам слышишь? Что-то произошло, Фред! У нее что-то случилось и она не говорит…
- Ничего не произошло, Джорджи
- Это империус или зелье любовное, ты что, не заметил, она сама не своя с битвы, да ни в жизнь Мари по своей воле не согласилась бы выйти за это графское личико! Надо ее спасать, что-то произошло и теперь…
Фред не выдержал этой тирады.
- Да она целовалась с ним! На святочном балу, то есть после святочного бала…
- Откуда ты знаешь?
- Она говорила. И потом…
Фред махнул рукой и с горечью приманил что-то палочкой, на раскрывшейся ладони сверкнула маленькая жемчужинка в литой и витиеватой огранке.
- Это же…
- Да.
Фред подбросил заколку в руке, не давая Джорджу закончить, что же это такое.
- Ты был там?
- Угу.
- Так они…
Джордж сам не знал, что хотел сказать. Целовались? Любят друг друга? Женятся? Все это было глупо спрашивать, как будто огромный мыльный пузырь, все слова лопались, так и не долетая никуда. Фред устало продолжил.
- Я не знаю, Джордж, не знаю! Просто… просто забудь про все это, хорошо? Она правильно сказала, школьные компании должны оставаться школьными компаниями, а школьные влюбленности школьными влюбленностями, вот и все. Двери закрываются, братишка, но это не значит, что перед нами не открываются новые…
И близнец достал коробочку из кармана брюк.
- Фредди, это…
- Для Анджелины. – Фред одернул тут же, не дал договорить брату.
Джордж посмотрел на брата, глаза в глаза. И увидел в них молчаливый кивок.
- Поздравляю!
Джордж взял руку брата в свою и энергично встряхнул в сильном рукопожатии. Это был тот редкий случай, когда на лице ни одного из них не горел костерок задорной улыбки.
На следующий день в газете появилось объявление сразу о двух помолвках.
Когда она подходит к маленькому кафе, солнце уже садится, заливая витрины ярко-оранжевым светом. Почему-то на ум приходит совершенно неуместная мысль, что завтра будет ветер. Такие нелепые поверья... Интересно, откуда они взялись? Хотя ей сейчас все интересно — просто так, для себя.
В маленьком уютном зале играет тихая музыка, а Малфой сидит за одним из самых дальних столиков, на котором она замечает две чашки кофе. Он ждет ее.
— Привет. Извини, я опоздала, — на самом деле это неправда, просто он привык приходить слишком рано, а она — всего лишь вовремя. Она неловко улыбается и комкает в руках носовой платок, как никогда остро ощущая потребность спрятаться за книгой.
— Драко, замечательно выглядишь…
— Ты тоже, Мари. Итак, это правда? —
- Да, я выхожу замуж.
- Что ж… Забавно все вышло. Я и Астория, ты и Тео. Признаться, в школе все так запуталось, что я до сих пор не верю, как же все разрешилось просто.
Он улыбается, и ей хочется верить, что эта улыбка неискренняя, по крайней мере, пока она не знает ответа на свой вопрос, ради которого они тут.
- Мне пришло твое приглашение.
- Как и мне твое.
- Отличное приглашение.
- Отличное приглашение? Ты серьезно??
- Прости, что? Мы с Асторией будем, мы направили ответ.
- Направили ответ??
- Да, с совой, как и на любое приглашение на свадьбу любой невесте.
- Но я не любая! Отличное приглашение?? Это еще что?? Ты типо теперь счастлив? В чем дело?
Его белоснежные брови слегка вздрагивают, в ту же секунду за соседним столом кто-то роняет чашку, все начинают суетиться и под эту суету слизеринец напрженно пытается перевести тему самым банальным ответом.
- А ты?
- Я спрошу еще раз. Ты счастлив с ней?
Он водит пальцем по ручке кружки и старательно не смотрит в глаза Мари.
- Это все не так просто и…
- Черт возьми, я знаю, что это не так просто! Теперь действительно знаю, Драко! Но сейчас я тебя прошу ответить. Потому что я хочу задать тебе один маленький, но очень сложный вопрос, за которым стоят миллионы огромных. И все же… Может это и безумие, но я даю тебе чертов выбор, Драко Малфой! И твой выбор прост: ОНА или Я. И пусть она замечательная. Но я люблю тебя, очень, очень сильно. Я готова притворяться, что люблю твои музыкальные пристрастия, я позволю тебе доесть последний кусок пирога, я готова в дождь дежурить у твоего окна. Я люблю тебя, так сильно, что меня это бесит! Просто отмени чертову помолвку и я отменю свою! Выбери меня! Люби меня!
Она переводит дыхание… Пережигать прошлое, так пережигать по крупному. Мари невольно любуется теми руинами, которые остались. Вот лежит дружба с Фредом и Джорджем, еще теплая, но уже не шевелится и только скулит надрывно под обломками, вот – Хогвартс, магия, волшебство, вместо всего этого теперь выжженное поле, кривыми горелыми стволами разбросались отношения с семьей, там все черным-черно и трещит под ее ботинками… А вот лежит честь и чувство собственного достоинства, они брошены к ногам Малфоя и валяются, никому не нужные, кроме подбирающего, отряхивающего от пепла и ничего не подозревающего Теодора Нотта.
— Ты должна понимать, что на нас лежит ответственность, — снова аккуратно начинает Драко, и Мари задумывается о том, насколько на самом деле безлична, фальшива и пуста эта фраза.
— Я никому ничего не должна, — в ее голосе появляются не знакомые ей ранее стальные нотки.
Он может с этим поспорить, привести контраргументы, придумать примеры, но не делает этого. Зачем? Здесь и сейчас не решается судьба мира. Вообще, каждый из них понимает, решать тут нечего, как было нечего решать и тогда, в Хогвартсе.
— Ты ведь никогда не хотел перестать быть пожирателем, так?
— Не знаю. Я полагаю, что никогда по настоящему не думал, что в этом есть смысл.
— И никогда не собирался разорвать помолвку с Асторией...
Драко только отрицательно качает головой, а Мари усмехается и запускает руки в волосы, давая им запутаться в завивающихся кудрях.
— Господи... Господи!
— С тобой все в порядке?
А она просто смотрит на него..
— Вот было бы здорово, если бы мы уже были старыми и в прошлом остались все эти переживания. Все было бы просто и ясно. Как когда мы были молодыми.
Но Драко тут же обрывает.
— Мари, ясно и просто не было никогда.
И она отвечает, так с надеждой и по детски, рассматривая носы своих туфель.
— Но было здорово... Правда же?
И он усмехается, качая головой.
— Да, было здорово...
Секунды текут и будто плавятся как сыр на тарелке, одна за одной.
— Мы не можем больше видеться, — устало говорит Мари и неловко хлопает Драко по плечу, задерживая руку на секунду дольше необходимого.
— Мари, я хочу бежать с тобой, но ты сама понимаешь, мы в магическом мире, мы – чистокровные волшебники и мы должны следовать его правилам, а не вести себя как какие-то отчаянные тупицы магглы… Магия превыше всего и ты это знаешь! Так написано на твоем фамильном гербе!
И Мари горько усмехается, какая ирония, ведь действительно, так написано на ее фамильном древе. Какие же маги бывают заносчивые… С каждым разом ей все сложнее себя сдерживать. Когда разбилась чашка за соседним столом, она видела, что рука Драко чисто машинально потянулась за палочкой — восстановить, кинуть очищающее. У себя она тоже замечала подобные привычки. Магия прочно вошла в ее жизнь, необратимо изменив саму ее суть. И предала. Как и чертов Драко Малфой. Так почему она сейчас снова пытается вернуть их обоих?
— Да, плевать мне на магию, Малфой! — взрывается, наконец, Мари. — Настоящая жизнь здесь, а вы, вы все вцепились в магию, как в оправдание, как в средство решения любой проблемы! Не в магии дело! И, если уж на то пошло, не в ней счастье!
Малфой улыбается.
— Отличные приглашения на свадьбу, мы обязательно будем! До завтра и всего хорошего.
Она вскакивает, едва не опрокидывая стул, и быстро идет к выходу, но он догоняет ее, и насильно пихает в руки кусок пергамента. Мари тут же разворачивает, не смотря на Драко.
— «Отличное приглашение», «До завтра и всего тебе хорошего». Это еще что, Малфой?
— Я писал это всю ночь, пытался подобрать слова, которые я мог бы сказать тебе вместо тех трех слов, что сводят меня с ума. Ты, ты знаешь, что это за три слова, но я не смогу сказать их. Это было бы слишком жестоко, ведь мы не будем вместе! Я не хочу мучать тебя, смотреть на тебя и понимать, что не могу быть с тобой, поэтому я улыбаюсь и говорю: “Всего тебе хорошего!”. Я отпускаю тебя, я пытаюсь, я изо всех сил пытаюсь отпустить тебя. Я пытаюсь сделать все правильно, хотя мне и не легко. Неужели ты не видишь?!
Пока он говорил, слезы градом лились по ее лицу. Она сложила надвое бумажку и протянула обратно ему.
— Всего тебе хорошего.
Она шепнула и, не оборачиваясь, побежала к двери. Драко же вернулся к столику и задумчиво завертел в руках пустую чашку. Если бы жизнь была театром, то занавес бы сейчас опускался прямо на него. Объявили антракт…
Мари стояла у резного зеркала и пыталась застегнуть жемчужную сережку, застежка не поддавалась и там и норовила выскользнуть из пальцев как скользкая речная пиявка. Мари вздохнула. Из резной и витиеватой рамы на нее смотрела маленькая кудрявая девочка, только постаревшая, с морщинками, уже начинающими играть под веснушками. Это Мари Сарвон? Нет… Белое кружево на плечах напоминало, что теперь, уже через час она будет Мари Нотт. Снизу раздавались оживленные голоса. «Безумие, пир во время чумы».
Дверь с тихим скрипом открылась…
- Ты такая красивая… -Улыбнулся смущенно Фред.
- Ты как сюда попал? А главное зачем? Думала, что не захочешь меня больше видеть.
Мари улыбнулась в пол, не поворачиваясь к другу. Вот бы было всегда можно так, говорить с ним через зеркало, чтобы все казалось таким нереальным, будто во сне, и его серый костюм-тройка на магловский манер, и розы в ее руках, и потеря магии и вся эта история… Вот бы все это случилось только с их отражениями в этом зеркале, чтобы ей не пришлось смотреть этому настоящему Фреду в его грустные глаза.
- Я.. я ведь и сам не знаю... – тут близнец спохватился и отвернулся – До свадьбы же нельзя смотреть…
- Тебе можно, ты не жених.
С сухой улыбкой отрезала она. Так они и стояли, смотря друг другу в отражения глаз, пока секундная стрелка с холодным тиканьем не ставила все на свои места. Фред приблизился к ней и прикоснулся к завитой прическе.
– Ты кое-что забыла… Он осторожно вставил ей в волосы маленькую шпильку с белой жемчужинкой.
- Это?...
- Заколка, которую ты потеряла на Святочном балу… Да. – Закончил тот, задумчиво улыбнувшись.
- Она все это время была у тебя?
- Ага…
Молчание затянулось. Мари вдруг почувствовала, как к глазам подступают тяжелые реки слез. Хотелось обнять, прижаться лицом и скрыться от всего мира в его руках, хотелось отмотать время назад, когда все было просто и достаточно было ответить на поцелуй в больничном крыле, достаточно было посмеяться вместе над придурком-Малфоем, достаточно было не уезжать тем летом в Малфой-Мэнор, отказаться тогда от прошлого и просто, черт, просто стать счастливыми вдвоем, навсегда и навечно. И «жили они долго и счастливо». Хотелось отчаянно завизжать и дернуть стоп-кран жизни, чтобы все смешно повалились друг на друга и на секунду стало легче. Вместо этого она сжала в руке букет и спросила.
— Как… как дела?
— Вполне, — Фред расплылся в широкой улыбке. — Только…я понятия не имею, что буду делать, когда ты выйдешь замуж.
— Продавать всякую фигню в магазине, — усмехнулась гриффиндорка. — По выходным играть в квиддич с братом и женой и мотаться через каминную сеть ко мне. Будем загорать в саду родового замка и болтать, ты будешь называть моего мужа заносчивым графом, а работу сущей скукой, и мы оба будем над этим смеяться. Если захочешь, конечно.
— Ты сама в это веришь?
— Нет…
Они стояли напротив зеркала, а время будто замедлило свой бег… Говорят, зеркала помнят все, что в них отражается. Интересно, правда ли? Молчаливый свидетель, ему если что будет о чем рассказать. Но кому какое дело… Мари вздохнула.
- Я все хотела тебе сказать… Все хотела и хотела, Фредди. А теперь понимаю, что поздно, все теперь стало вдруг так поздно, черт! Удивительно...удивительно, как обстоятельства сами заставляют тебя принимать решения, хочешь ты этого или нет.
Она повернулась к нему лицом, всматриваясь в глаза. От этого он растерялся.
- Что?
– Ты неправильно повязал галстук, Фредерик Уизли, как всегда… А теперь, иди к Анджелине, она тебя ждет и она тебя любит. И это правильно. А меня ждет Тео.
Шепнула она, поправляя его рубашку, ее тонкие бледные руки нежно провели по его щеке, по веснущатой шее и замерли, так и не поправив галстук.
После этого она покачала головой, соглашаясь с чем-то, что сущестовало только в ее голове и, отстраняясь, улыбнулась самой своей настоящей и искренней улыбкой.
- У тебя замечательная жена, Хаббл. Береги ее…
Фред схватил ее руки в свои.
- Мари, я не понимаю!
Но она только качнула своими завитыми кудрями.
- Никогда не поймешь, Фредди.
И вышла через белую тяжелую дверь, вышла навстречу ждущему ее у алтаря Теодору Нотту и новой жизни, в которой все было белым-бело, кроме красных роз в ее руках.
Каждый из приглашенных счел своим долгом подойти и поздравить юную новобрачную, сделав ей комплимент по поводу шикарного платья, утопавшего в пене белоснежных кружев, и невозмутимо прекрасных алых роз невероятного количества оттенков, на фоне которых она выглядела еще очаровательней рядом со своим супругом — Теодором Ноттом.
Все приемы в замке Ноттов всегда были просто великолепны. И этот, посвященный свадьбе, конечно, не стал исключением. И не осталось ни одного гостя, который бы не восхитился убранством, великолепным тортом и чудесной парой: оба родовиты, любезны, величавы и пленяли какой-то отстраненной красотой.
Выполнив “танец публичного позора”, она огляделась на привычно разбившихся на кучки по интересам магов. Практически всех она терпеть не могла, включая тех, кого она сама пригласила, — слишком много политиков было и среди них. С другой стороны, а кто их любит, кроме них самих?
— Поздравляю, Мари, — прошептал бледный и чувствующий себя явно не в своей тарелке Гарри Поттер, протягивая ей букет. — Ты… Хорошо выглядишь. И розы. Да… — он потер шрам, оглядываясь, словно не желая встречаться с ней взглядом. — Отличные розы!
— Спасибо, — любезно улыбнулась она. Мари вдруг поняла, что ей решительно нечего отчветить школьному другу. Даже высохший дедушка-сморчок, родственник Тео в десятом поколении, который, судя по своему внешнему виду, мог бы нянчить у себя на коленках отца Альбуса Дамблдора, был ей сейчас ближе, чем бывший друг.
“Какое омерзительное зрелище я представляю”, — подумала Мари с невозмутимым выражением лица и добродушной улыбкой и поспешно спросила.
— Ну так… Как там Гермиона, Рон? Как Джинни, конечно? Рассказывай скорей, я вас всех не видела сто лет! Прошу, сегодня мой день и мне очень интересно.
Где-то за пределами этой беседы проходили танцы, менялись мелодии, а Гарри и Мари вспоминали минувшие дни, а также тех, кто эти дни как помогал пережить, так и наоборот.
С ней было непросто, с Мари Сарвон. Впрочем, как и всегда. Неожиданно Тео понял, что совершенно по-дурацки улыбается во весь рот. Остановившись у широких темных дверей, он беззвучно вздохнул, обращая искреннюю улыбку в холодную усмешку. Невербальное отворило перед Тео двери, он несколько раз глубоко вздохнул и твердым шагом направился к алтарю. Туфли жали, шейный платок давил на кадык. Скорей бы это все закончилось. Всякое там «согласен», «согласна», поцелуй, танец, а там можно будет закончить весь этот фарс.
— Нотт, — Гойл в темно-зеленом выглядел несколько похоронно. — Мои поздравления.
— Благодарю, — улыбнулся Тео.
— Совет да любовь, — Флинт из угла отсалютовал бокалом.
Свадьба была очень красивой и элегантной. И кажется, на ней был почти весь магический мир Британии, Франции и Италии. Когда Теодор вывел Мари на середину огромного зала в поместье Ноттов, девушка вдруг хихикнула, слегка спотыкаясь о легкий цветочный кружевной подол. А когда они начали танцевать, вообще тихо засмеялась. Он взволнованно наклонился к ней.
— Что-то случилось? Это все мой пиджак? Так и знал, что ты будешь смеяться…
— Конечно буду, что это – цвет болотной тины?
Он картинно вздохнул:
— Я бы предпочел называть его «благородный темно-зеленый».
— И все же это не по поводу костюма.
— Что же тогда?
— Помнишь ты приглашал меня на Святочный бал на четвертом курсе?
— Конечно помню. Ты отказала. – С досадой ответил Нотт.
— Да. Но пообещала, что соглашусь в следующий раз, думая про себя, что в следующий раз буду танцевать на балу, только если это будет моя свадьба!
— Что ж…Ты выполнила данное мне обещание. – Он усмехнулся. В свете луны, сияющей под магическим потолком, ее лицо казалось Тео прекаснее всех других. Несмотря на свои нелепые веснушки и родинки, непослушные локоны и бледность Мари была для него выражением истинной красоты. И он сжал ее руку в своей, сделай он так с кем угодно еще и это не значило бы ничего, но это была Мари Нотт, его жена. И Мари не вырвала ладонь, только крепко сжала в ответ руку Тео.
— И все же верни прежний цвет, темно-бордовый мне нравился больше. — прищурилась она.
— Не могу. Забыл контрзаклинание, — только пожал плечами Нотт и закружил ее по хрустальному залу, пока остальные смотрели на их танец, ожидая наконец продолжения банкета, и сдержанно хлопали.
В этот вечер со свадьбы Фред все же ушел. Но не домой к Анджелине. Он бесцельно бродил по темным улицам Лондона, его самой магловской части – центру. Суетливые туристы, огромные неподвижные вывески и асфальт … Начался дождь, Фред поежился, ох дурак, забыл опять это водоотталкивающее заклинание. Можно аппарировать домой или в Нору… Но вместо этого Фред зашел в магловский паб. Там точно не будет никого из знакомых.
За дверью оказалась узкая витая лестница, круто ведущая вниз. В полутьме он начал осторожно спускаться, и с каждым шагом звуки веселой музыки, перебиваемые заливистым смехом и голосами, слышались все громче.
Впереди, слева от лестницы, находилась барная стойка, и за ней шустро орудовал со стаканами и бутылками высокий парень в черном жилете с лиловой окантовкой, темные волосы блестели под висящей сверху яркой лампой, источающей голубоватый свет. Бармен помахал ему рукой.
- Эй, парень, заходи скорее! Арсенал играет и, клянусь, вот-вот завоюют кубок, паршивцы! Тебе повезло, у нас еще есть пара местечек!
Что за Арсенал? Какой кубок? А да ладно, какая разница… Фред сбросил с себя неуместный тут пиджак и сел за высокий барный стул. На большой черной штуковине, которую бармен называл «теле-визор» явно шла какая-то спортивная игра, прищурившись и поморщившись, Фред вдруг вспомнил, как Симус Финиган как-то пытался научить гриффиндорцев чему-то похожему, называл это футбол. У Ли неплохо получалось, Рон счел это глупым занятием, а под конец остались только Джордж, Мари и Джордан. Команда из них была ох какая… Мари постоянно падала, спотыкаясь о мяч, а его брат, подчиняясь инстинкту загонщика, пинал мяч в самые далекие кусты и недоумевал, что за ним приходится идти. Фред усмехнулся этим воспоминаниям. Сейчас тут шел явно тот самый футбол. И от нечего делать, Фред стал смотреть.
Матч быстро закончился, что вызвало бурную реакцию всех вокруг. Фред тоже порадовался, из вежливости, про себя не понимая, чему это он. Толпа начала расходиться и близнец заказал выпить, размышляя, чем же он планирует расплачиваться, и осмотрелся…
Бар тонул в интимном полумраке.
Справа, в глубине, располагалось несколько уютных столиков, совсем немного – шесть или семь. Над столиками плыл сигаретный дым.
Напротив, загороженная стойкой, находилась маленькая сцена, и на ней, слегка гундося, готовилась петь всклокоченная блондинистая певица.
Из узенького прохода, ведущего от лестницы куда-то вглубь, за стойку, то и дело выплывала высокая крепко сбитая официантка с подносом. Доносился аромат запеченной свинины в каком-то кисловатом пряном соусе.
И вдруг сзади отодвинулся стул.
- Виски, со льдом, пожалуйста. – Немного севший уставший голос.
Фред тут же узнал этот тембр, и, медленно повернувшись, увидел Малфоя младшего.
- Магловский бар? Ты серьезно? – ставя свой стакан, сказал Фред.
-А что, Уизли? Мешаю депрессировать? – В голосе Драко не было привычной злобы…Была бесконечная усталость. Он опрокинул стакан, даже не поморщившись, и глубоко вдохнул.
Фред улыбнулся.
- Почему же? Нисколько.
Он повернулся к бармену и громко сказал.
- Повторите, пожалуйста, для меня и моего товарища по несчастью!
Бармен наклонился к ним, щедро разливая в стаканы алкоголь, и тихо восхищенно добавил.
- Вы только не напивайтесь сразу, сейчас ведь Лилька петь будет!
Певичка тем временем затушила окурок, поправила всклокоченные артистические космы и сделала приветственный жест рукой. Слегка путаясь в словах и своем блестящем платье, она объявила прокуренным голосом. И, откинув огромную непослушную копну густых блондинистых кудрей, икнув, заговорила. Фред невольно залюбовался этим движением, ведь если и осталось в этой женщине что-то настоящее, то это ее невероятные кудри цвета жженой пшеницы.
- Следующая песня посвящается Мэтту, если ты это слышишь, то поздравляю тебя со свадьбой. Живи со своей женой с прямыми волосами и будь счастлив… – И слегка помедлив, уверенно добавила – Козел!
Певица всхлипнула, поправила платье и запела, совсем тихонько и так надрывно, по-девичьи, очень тонко и красиво, совсем не так как только что говорила. И звуки песни, грустные и глубокие, текли точно сами по себе, будто пела не эта постаревшая и густо накрашенная певица из бара, а внутри у нее был заключен кто-то поющий, юный и прекрасный.
Memories, light the corners of my mind
Misty watercolor memories
of the way we were.
Scattered pictures
of the smiles we left behind
smiles we give to one another
for the way we were.
Can it be that it was all so simple then
or has time rewritten every line?
If we had the chance to do it all again
tell me would we? Could we?
Memories, may be beautiful and yet
what’s too painful to remember
we simply choose to forget
So it’s the laughter we will remember
whenever we remember
the way we were.
Бар был почти пуст. И ,пока она пела, из соседней комнаты вышла старая официантка. Она опустилась на стульчик в углу, слушала и плакала. И испитое лицо ее с красным носом и узелками на щеках казалось просветленным и обновившимся. Когда песня закончилась, Фред громко зааплодировал, краем уха слыша, как то же самое делает Драко. Официантка вздохнула и схватилась за швабру, поднимая стулья и то и дело разливая воду из огромного жестяного ведра, переходя с места на место. Остановившись рядом с Фредом, она в размаху кинула ведро прямо под ноги последним посетителям. Задумавшись о песне и волосах певицы, Фред заглянул внутрь и с удивлением увидел в нем свое тусклое и безжизненное отражение и опущенную спину слизеринского хорька, на которую он почти опирался. Фред вдруг почувствовал, что дух захватило от какого-то осознания, и только он почувствовал, что сейчас словит его, сейчас поймет возможно самую важную вещь с своей жизни, возможно ее смысл, осталось только потянуться и ухватить... Как вдруг что-то, булькнув, с размаху влетело в ведро, отражение, закачавшись, растаяло, он обернулся и увидел позади озорно прищурившую глаза Лильку. Она держала в руках несколько карамелек. Прицелившись, белокурая певичка метнула в воду очередную конфету и задорно рассмеялась.
– Перекур, – объявила она.
====== Не думай о белой обезьяне ======
Комментарий к Не думай о белой обезьяне Фотографии –
Мари в министерстве
https://pp.userapi.com/c841020/v841020901/6ffab/tAJ4SQnTArs.jpg
https://pp.userapi.com/c840534/v840534271/57c96/GkDyONjYssY.jpg
С некоторых пор субботними вечерами в «Дырявом котле» локотрусу было негде упасть. За рассчитанные на шесть-семь человек столики набивались компании больше дюжины, посетители сами трансфигурировали себе стулья из подручных предметов, даже не пытаясь беспокоить бармена — лишь бы эль подносили вовремя. Эльф сбивался с ног. Том втайне расширял пространство общего зала заклинанием на несколько вечерних часов и только молился всем известным ему богам, чтобы чары не дали какой-нибудь сбой. На реальную перестройку пока было жаль тратить даже не столько деньги, сколько время — это же две, а то и три упущенные субботы!
Молитвы свои он творил, глядя на нового завсегдатая заведения, молодого и уже довольно известного журналиста «Ежедневного пророка» Захарию Смита. Ничего удивительного — ведь именно ему Том был обязан всплеском популярности «Дырявого котла». Под пинту-другую — чаще всего, купленную благодарными слушателями — Захария делился своим мнением о перестановках и закулисных интригах министерства и Визенгамота: я же не могу это напечатать, сами понимаете, но если сложить то, что удалось услышать… Складывал Смит просто блестяще, Биддл заавадился бы от зависти. Принять же журналиста за банального сказочника не давало даже не столько его положение человека, вхожего в сферы, сколько тот факт, что его прогнозы всегда сбывались.
— Кингсли со дня на день подаст в отставку, — сообщил Захария будто бы между делом. — Уверен, эта информация уже просочилась далеко за пределы министерства, да и не нужно быть пророком, чтобы предугадать этот ход.
Судя по лицам слушателей, они не слышали эту новость, которую, несомненно, прочтут утром в воскресном выпуске «Пророка», наслаждаясь ощущением собственной осведомленности о том, что большинство жителей магической Британии узнало вот только что. Более того, они явно полагали, что обычному смертному не под силу предвидеть такое развитие событий.
— Но почему? — прервал театральную паузу только-только выпустившийся из Хогвартса мальчишка, глядя на журналиста восхищенными глазами.
— Боюсь, я не могу, — Смит выделил слово голосом, — пока ответить на этот вопрос. Профессиональная этика. Но, уверен, до многих доходили слухи о том, что у министра проблемы со здоровьем. Конечно, чаще всего это не более чем отговорка, не мудрено и запутаться.
— Но ведь министр тоже человек, — кокетливо улыбнулась из-за соседнего столика сильно накрашенная ведьма, Парвати Патилл. — Он, как и все, может подхватить банальную простуду.
— Моя дорогая леди, — Захария Смит закинул ногу на ногу и окинул ведьму оценивающим и откровенно плотоядным взглядом, — вы так очаровательно наивны. Но если мы, обычные люди, — он улыбнулся едва ли менее кокетливо и обманчиво-скромно потупил глаза, — маскируем свои слабости и страсти рациональными аргументами, то сильные мира сего, напротив, прикрывают свои расчеты мнимыми слабостями и страстями. А эмоциям в политике не место.
Украшения привычно звенят, когда она поднимает руку и проходится пальцами сквозь спутанные волнистые пряди. Из зеркала на нее смотрит незнакомая взъерошенная и осунувшаяся девочка. Она тщетно ищет в отражении сходства с собой, но упорно не узнает то, что видит. Так и не скажешь сразу, что уже двадцать четыре стукнуло, всё как подросток выглядит. Она смотрит в мрачные крапчатые глаза обитателя зеркала и не доверяет ему.
Мари оказывается в министерстве одной из первых, остальные, быстро поправляя мантии, скоро ввалятся через каминную сеть или хлопком аппарации материализуются возле входа. И правду говорят, чем проще добраться до работы, тем позже приходишь…
Сегодня Мари ждут подвалы Министерства. Она не любила приходить туда, действительно не любила, испытывая по отношению к ним ту тихую и невытравимую антипатию, которую большинство магов испытывает к наиболее неприятной части своей работы — иными словами, к работе в целом.
Но после изменений, проведенных несколько лет назад сразу после назначения нового главы Отдела Обеспечения Магического Правопорядка — визиты в достроенные под следственный изолятор подвалы минус одиннадцатого уровня превратились для нее в рутину, за это нововведение она была благодарна еще неугомонной Гермионе Уизли. Давящее ощущение пребывания в подземелье было все же лучше холодного просоленного воздуха Азкабана, куда теперь отправляли лишь по решению суда.
Смысла Мари в этом особого не видела. После того как дементоров перестали использовать в качестве стражей, ужасающая тюрьма превратилась в самую обыкновенную, и использовать ее для всех заключенных, как прежде, и не плодить сущности, было бы логичным решением. Однако те, кто могли противостоять рвению Уизли, не считали нужным этого делать.
Обязательное наличие защитника у подсудимых, которым угрожало тюремное заключение или поцелуй дементора, являлось еще одной инициативой Уизли, которую она проводила с таким пылом, будто за этим стояло что-то личное. Впрочем, учитывая судьбу Сириуса Блэка, так оно, вероятно, и было. Однако мотивы власть имущих, побуждающие их проводить то или иное решение, волновали тогда Мари слабо. А вот Тео сильно. Он с особым интересом следил за широко освещавшимися в прессе дебатами в Визенгамоте, ожидаемо повлёкшими за собой внесение соответствующих поправок. Следующим был ликующий взгляд Тео, уже накидывающего свой плащ и несущегося куда-то в самые недра министерства, а через буквально пару дней — последовавшее за этим приглашение для Мари.
Несмотря на недавнее назначение, кабинет тогда еще Гермионы Грейнджер уже нес на себе отпечаток ее личности: тянулись к потолку стопки книг, немалых размеров стол был почти весь завален пергаментами. Из-за кип документов виднелась только верхушка прически, волосы в которой были стянуты столь туго, что только по цвету можно было определить их обладательницу.
Разговор, в изрядной степени скорректировавший ее жизнь и планы, Мари помнила смутно. Гермиона вещала, она слушала, иногда косясь на похрапывавшего Дамблдора и смутно ощущуая в комнате запах одеколона Тео. А речь Грейнджер все лилась — плавная, прочувственная и одновременно странно бессодержательная. Она говорила о значении происходящих в обществе перемен, о важности справедливости и торжества закона, а Мари лишь ловила себя на мысли, что отдельные пассажи слово в слово повторяют публикуемые в «Ежедневном Пророке» выдержки из ее выступлений и Мари грустью вспомнила, как они беседовали перед сномв гриффиндорской гостиной или на площади Гриммо. Стараясь не выказывать скуки и нетерпения, она прилагала уже немалые усилия, чтобы не коситься на часы чаще положенного, как вдруг какой-то сбой в демонстрации ораторского мастерства для одного слушателя привлек ее внимание.
— И ты, конечно, достойнейший из кандидатов! Тут даже вопросов быть не могло… Скажу откровенно, несмотря на поддержку Визенгамота, идея профессиональной защиты на суде пока сталкивается с непониманием со стороны волшебного сообщества…
И тут их взгляды столкнулись. И Гермиона замолчала, без слов понимая, зачем Мари пришла сюда и что спрашивать согласие на эту должность не имеет смысла.
— Значит, жду тебя завтра в 10?
**
Каблучки глухо стучат по сырому полу, завитые волосы заколоты фамильными украшениями семейства Ноттов, на аккуратном пояске висит волшебная палочка.
И вот она здесь. Замерла на пороге тюремной камеры, преувеличенно внимательно наблюдая, как едва заметная рябь рассеянного заклинания, наложенного на дверь, белеющим в полутьме саваном окутывает помещение. Мари никуда не торопится и крутит в руках палочку, по-прежнему не глядя на причину своего появления здесь и вслушиваясь в ее хрипловатое дыхание.
«Причина» ведет себя неожиданно спокойно, не проявляя никакого неудовольствия от отсутствия внимания к своей персоне. И даже не пробует напасть на нее, на что она втайне рассчитывала — после подобной попытки, разумеется неудачной, с «доброй Миссис Нотт», не побежавшей жаловаться аврорам, хотя бы начинают вести диалог.
Обычно. Но, видно, не в этот раз.
Неужели она действительно столь безумна, как говорят, и не понимает, что дорога ей отсюда одна — в объятия дементора? Не хочет рискнуть и попытаться завладеть палочкой, единственным шансом вырваться? Или, наоборот, достаточно в своем уме, чтобы понимать бесперспективность подобного шага?
Раздается какой-то отвратительный бульк. Словно лопается поднявшийся с глубин болота огромный пузырь, расплескав вокруг себя дурно пахнущую, зеленоватую жижу. Ощущение брызг столь сильно, что Мари даже касается лица в попытке стряхнуть внезапное наваждение и подавить желание отшатнуться.
Вместо этого она в несколько шагов преодолевает расстояние до койки, где на испятнанном белье заходится в спазматическом кашле ее подзащитная.
И тут же жалеет, что в деле не было колдографии. Хотя вряд ли хоть какое-нибудь изображение смогло бы подготовить ее к тому, что предстает глазам, когда женщина откидывает волосы с лица в попытке отдышаться. Кожа ее цветом напоминает старый заплесневелый пергамент и складками свисает с лица, будто пытаясь стечь вниз. Бугристая, иссеченная свежими гноящимися ранами и старыми шрамами, а местами тонкая до прозрачности, она четко обрисовывает скулы и нос, когда-то, вероятно, бывшие красивыми. И все это обрамляют густые белокурые локоны. Парик?
— Нравлюсь? — скрипучий голос и насмешливое, наверно, выражение глаз, которые почти не рассмотреть из-за набрякших век.
— Меня зовут Мари Нотт. Я защитник ваших интересов и прав в суде.
— Что ж, мое имя вам знать не нужно, а интересы мои может представить и пикси, пользы от этого будет столько же. Засим разрешаю вам откланяться.
Мари усмехается. Зря эта развалина надеется ее разозлить — пока ничего, кроме тени интереса, она не испытывает. Так что, оставив это ее высказывание без комментариев, как и предыдущее, она раскрывает папку с делом.
— Вы не первая подзащитная, которая не хочет со мной сотрудничать, поверьте. Но отказаться от моих услуг вы не можете. Вам должны были оставить брошюру, освещающую подробности роли защитника и цели его работы. Вы ознакомились с ней?
— Была тут какая-то книжонка, я ей задницу, кажется, подтерла.
— Вот как? В таком случае, я вынуждена буду самостоятельно спасти вас от тьмы невежества…
*
Когда Мари входит в камеру, ее подзащитная как раз приканчивает суп и переходит ко второму. Хотя «приканчивает» не совсем то слово, учитывая степенную церемонность, с которой она поглощает пищу — никаких кулинарных изысков, все просто и при этом так сбалансированно и полезно, будто бы для иных здесь эта еда и не станет последней. Впрочем, осознаваемая Мари бесполезность изменения рациона заключенных не отменяет того факта, что в свое время она боролась за четкую регламентацию блюд — и победила. Так что теперь женщина напротив имеет возможность наслаждаться вареными овощами и приготовленной на пару рыбой, но ни здоровое питание, ни безупречные манеры не в состоянии придать пристойный вид той развалине, в которую она превратилась.
Когда ее худая рука наклоняет стакан и струйки компота стекают между опущенными уголками губ, уродливыми брылями свисающими до подбородка, Мари отворачивается.
Лишь услышав звон отставляемой посуды, она вновь смотрит на свою подзащитную:
— Итак, вы ознакомились с материалами, которые я вам оставила? Миссис…
Мари надеется, что она представится. Действительно надеется, ведь это означало бы, что их общение сдвинулось с мертвой точки и она начинает ей доверять. В деле значатся ее данные, но она их не подтвердила, как и не опровергла, и установлены они были с чужих слов — не слишком-то заслуживающих доверия. Но Министерство не терпит анонимных граждан и пытается учесть их любой ценой, принимая самые дикие гипотезы.
Но что заставляет ее скрывать свою личность, и как ей вообще это удается?
— Понятно. Что ж, я буду называть вас миссис Смит, это уже принятая версия, которая тем не менее вызывает у меня большие сомнения … Вообще, вопрос, кто же вы такая, волнует многих. Ваша палочка была определена как принадлежавшая Лаванде Браун, чье тело сильно пострадало в ходе Битвы за Хогвартс и было опознано по косвенным признакам. Однако, несмотря на состояние вашего тела, колдомедики с уверенностью заявляют, что вы не можете быть выжившей мисс Браун. Вас не опознал никто из преподавателей Хогвартса, хотя миссис Смит там училась…
— Я рада, что подкинула нашим великим умам достойную загадку. А теперь оставьте меня в покое, послеобеденный сон — залог красоты и здоровья.
— Вы хотите умереть? — неожиданно для самой себя спрашивает Мари. — Хотите, чтобы дементор выпил вашу душу?
— Что, много встречали в вашей практике тех, кто хотел? — уже легшая и отвернувшаяся было к стене Смит выворачивает шею, глядя на нее с интересом.
— Нет, но…
— Почему вы решили стать защитником?
— Вам не кажется, что это слишком личный вопрос, не имеющий отношения к делу?
— Не более чем ваш. Ничто не мешает вам не отвечать, но тогда наше сотрудничество можно считать оконченным.
Реплику о том, что их сотрудничество так толком и не началось, Мари легко проглатывает. И задумывается над ответом, который должен выглядеть правдоподобно, но при этом не нести в себе достаточно личной информации, чтобы сделать ее объектом манипуляций собственной подзащитной.
— Личные мотивы, никакого общечеловеческого желания справедливости, разумеется — Мари молчит, и Смит не торопит ее, хотя явно ждет продолжения, не удовольствовавшись столь кратким ответом. — И должна признать, идея борьбы с Министерством на законных основаниях, закоторую оно еще и платит, также меня привлекает.
— Эгоистка, получающая удовольствие от бодания с министерскими чинушами… Возможно, мы и сработаемся.
На безобразном лице презрение смешивается с одобрением и какой-то прямо-таки родительской гордостью. Смит часто и мелко кивает, от чего пряди ее роскошных, так диссонирующих с остальным обликом волос колышутся золотистыми колосьями на ветру.
— Так вы скажете, кто вы?
— Нет. Да. Может быть, но не сейчас, — наконец определяется Смит и устраивается поудобнее, подобрав под себя ноги. — Сейчас я хочу рассказать об убийствах, в которых меня обвиняют.
— А были и другие?
— Конечно. Но слушайте.
*
Кровавые подробности, рассказанные Смит, не произвели на Мари особого впечатления. Многое она знала из материалов дела, с которыми ее версия совпадала в точности, и даже рассказ очевидца — виновника — произошедшего не мог превзойти по тошнотворности колдографии, сделанные на месте событий.
Обычная семья волшебников, не ожидавших, что именно их изберет своими очередными жертвами проводящий черномагические ритуалы маньяк. Человеку вообще свойственно думать, что беда может произойти со всеми, кроме него.
Так было и в этот раз.
Паника, пестуемая непонятно откуда вылезшими после первого убийства продавцами «лучших средств защиты и оберегов», затронула многих, но не всех. А Смит было все равно, чьи потроха раскладывать на алтаре, лишь бы в жилах их обладателей текла магическая кровь. И жертвы находились, раз за разом.
За те пять лет, что она работала защитником, это было самое серьезное и резонансное дело в Магической Британии. И то, что теперь Мари должна над ним работать, было одновременно хорошо — и плохо. Отношение к защитникам не сильно изменилось за прошедшее время и варьировалось от равнодушия до откровенного порицания. Слишком инородным был подобный институт для волшебного мира, где суд вершил Визенгамот, бывший в глазах большей части магов преемником Суда Волшебников — органа, выражавшего интересы их и самой магии.
Мысль, что кто-то может на законных основаниях бороться с Визенгамотом — со всем магическим сообществом, в их представлении, — казалась им кощунственной. То, что кто-то на полном серьезе, находясь на службе у Министерства Магии, защищает убийцу, в виновности которой невозможны сомнения, воспринималось как дикость. И такое отношение, разумеется, не могло не перенестись на личность самой Мари.
После отгремевших вслед за Победой судов с обвинением ее отца, после свадьбы с Ноттом и смены фамилии она стала невидимкой, фамильной безделушкой, аристократкой и женой. После назначения защитником — клоуном Отдела Обеспечения Магического Правопорядка, по крайней мере, до первых выигранных ей дел.
Теперь о ней заговорили все. И не только о ней.
*
— Держу пари, Теодор Нотт не останется просто исполняющим обязанности министра, — вещал в очередную субботу Захария Смит. Пари, разумеется, никто не принял, но поставленная на стол пинта с успехом заменяла выигрыш.
— Учитывая, что Кингсли ушел с поста не внезапно, это очевидно, — пробормотал пожилой волшебник, один из немногих, дерзающих иронизировать над небожителем.
— Последние несколько дней в министерской столовой мистера Нотта постоянно видят в обществе миссис Уизли, — чуть понизив голос, будто сообщая страшную тайну, добавил Захария. — Хотя раньше они едва ли были знакомы. Любому ясно, куда ветер дует. Конечно, министерство еще не сделало официальное заявление, но через два дня пресс-конференция… Политический журналист — тоже в каком-то смысле политик, — доверительно сообщил Захария Смит очередной разукрашенной как вышедший на тропу войны индеец ведьмочке.
— Надеюсь, что нет, — рассмеялась та. — Ведь вы сами всегда так красноречиво доказываете, что политики не позволяют себе никаких эмоций. Жить без чувств — что может быть ужаснее?
— Для меня все не так строго. Но вы правы, дорогая леди: это тяжкий груз. Как бы там ни было, — Смит приосанился и обвел взглядом свою аудиторию, — думаю, я действительно понимаю этих людей. Именно это и позволило мне стать неплохим политическим экспертом.
*
Сигарета, торопливо выкуренная на задней лестничной площадке, не приносила Тео никакого удовольствия, только мерзкое кислое послевкусие дешевого табака и тошноты на языке. На сердце тоже тяжело, кисло и тошно.
Тео знает, что дома его будут ждать торопливые и неуемные расспросы жены и нужно будет что-то говорить. И улыбаться тоже будет нужно. Только вот как с улыбкой сказать, что ему предложили в один день стать невыразимцем и министром магии, — Тео не знает. Смотреть на лицо Мари не хочется, и разговоры эти муторные тянуть и толочь не хочется, и ничего не хочется. И домой идти тоже не хочется.
С этим назначением временно выполянющим обязанности министра вдруг все вокруг так неожиданно засуетилось, особый департамент, в котором он работал уже восьмой год, тут же решил тянуть его на себя, предлагая все новые и новые привилегии, положения и дела, за которые еще год назад Тео готов бы был руку отгрызть живьем. И вот финальное предложение — перевод в отдел тайн. Казалось бы, что сложного? Отказаться и продолжить карабкаться за властью по очередным горам бумажек. Взять и пойти домой, жить обычной жизнью, как если бы не знал, что его способности оценили по достоинству, что он мог бы посвятить себя разработке новых маховиков, но только вот всего одно условие — отказаться от жены, титула и всего своего прошлого, отказаться даже от своего имени, да и от жизни в целом… Тео знает, каждый невыразимец получает «Обливиэйтом» где-то раз в месяц… Казалось бы, что за плата за то, что его, Тео, поствятят в ту магию, которая может стереть время щелчком пальца, закупорить в пузырьке саму смерть или взорвать всю солнечную систему одним неверным касанием…. Вот только эти преданные глаза, ждущие дома, его обещание, которое обвилось вокруг шеи холодной удавкой.
Некоторое время он нерешительно стоит перед дверью, ведущей обратно, в коридорчик перед его старым кабинетом с портретами Сола Крокера. Ведь можно вернуться, можно попытаться отвертеть время назад? Ведь бывает же так, что дается еще один шанс? Но Тео знает, что теперь к еще одному шансу ему не прикоснуться, как и к маховикам и к многим другим вещам.
Что именно изменить он хотел бы, Тео старается себя не спрашивать: ответа на этот вопрос он не знает. Все ошибки, если какие-то и были, исправлять уже поздно. Все, наказание на него уже не повесить за истечением срока давности. Да и не за что его винить. Он не делал ничего неправильного. Ни тогда, ни, тем более, сейчас.
И самым правильным сейчас было бы, пожалуй, оправить мантию, разгладить торчащий из нагрудного кармана острым белоснежным уголком носовой платок и забыть об этом, уверенно шагая вверх по карьерной министерской лестнице. А точнее просто опуститься на колени на ее вершине, ведь после вчерашнего предложения оказалось, что лестница была не так уж и высока… Так Тео и делает. Он привык поступать правильно.
— Эх, жаль, что мы расследуем не нарушение конфиденциальности работниками Мунго!
За время выяснения обстоятельств заражения Кингсли Бруствера странным неизлечимым вирусом шутка стала бородатой. Ее теперь повторяли не только в аврорате, но и на всех этажах министерства. Конечно, столь странная и неожиданная болезнь министра просто обязана была породить ворох конспирологических теорий, но объективно зацепок в этом деле не было никаких. Да и самого дела, по сути, не было.
Тео поднялся на второй этаж и, скрепя сердце, зашел в свой старый кабинет, в свою уже старую жизнь.
— Не все благополучно в королевстве Датском? — привычно пошутил он в отделе.
— Как по мне, так без короля нам только лучше, — отмахнулся Драко Малфой, его коллега и наверное ближайший друг, после Мари. — Но ты же знаешь бюрократов. Им жизнь не в жизнь, если на бумажке не хватает одной подписи.
— Между прочим, из-за такой пропавшей подписи одному из соратников Сам-Знаешь-Кого удалось уйти от правосудия, — открылась дверь и к ним, чмокнув в нос Тео, подошла Мари, которая, разумеется, не могла спустить такую шпильку, пусть и произнесенную почти что в воздух. Она одарила мужа веселым взглядом. — Идем домой?
— Из-за разгильдяйства немецких авроров ему удалось, — буркнул Драко. Он мог сколько угодно презрительно фыркать на педантичность Мари, но женщина, взявшая штурмом отдел технического обеспечения, пусть всего лишь ради того, чтобы заполучить в администрацию Визенгамота зельевара, не могла не вызывать опасливого восхищения. Хотя это было так давно… в другой жизни, когда они еще работали втроем. И с чего он это вспомнил?
— Я не успел поздравить тебя с повышением.
Тео дернулся, но реплика предназначалась Мари.
— И 5 лет не прошло. Тем более по штатному расписанию это переход в другое подразделение, — возразила Мари, упорно не смотря в сторону Малфоя.
Первые слова прозвучали немного хрипло, и Драко ощутил привычный укол совести. Он старался лишний раз не заговаривать с ней — даже после стольких-то лет.
— Визенгамот, я смотрю, не дремлет, приглядывая за осиротевшим отделом, — вдруг высказался в сторону жены Тео.
— Едва ли осиротевшим, Тео, — улыбнулась Мари. — Если на пенсию ушли парочка ваших старичков-коллег, это ничего не значит. У него есть два отличных папочки — ты и Драко. Идеальная семья, что только я тут делаю?
— Боюсь, что теперь у этого отдела все же будет на одного однополого родителя меньше …
Драко вздрогнул, но Мари рассмеялась беззаботно, явно считая фразу простой шуткой. Она не понимает, что теперь стала первой леди Магической Британии.
В этот раз Мари подгадывает время своего визита так, чтобы не застать Смит за приемом пищи. Состояние ее слишком плохо, чтобы сталкиваться с другими его проявлениями помимо омерзительной внешности.
Привычно накинув полог тишины, она садится перед своей подзащитной, неловко пытающейся принять подобие вертикального положения. Здоровье ее ухудшается с каждым днем, и колдомедики делают все возможное, чтобы это исправить. Безуспешно. Никто из приглашенных специалистов не сталкивался ни с чем подобным.
— Миссис Смит, как ваше самочувствие?
— Скорей бы уж сдохнуть. Зачем пожаловала?
— Я обдумала сказанное вами и хотел обсудить тактику защиты, которой мы будем придерживаться…
— Зачем? Все и так ясно, ничего сделать тут нельзя, да и не нужно.
— И все же в позиции обвинения есть несколько слабых моментов. Так, утверждается, что на основании анализа заклинаний, выпущенных из вашей палочки, можно с уверенностью заключить, что вы совершили и предшествующие аналогичные преступления.
— Так я их и совершила, я же тебе рассказала.
— Не имеет значения, что вы сказали мне, — как защитник я могу использовать только те факты, которые поспособствуют признанию вас невиновной или смягчению наказания.
— Серьезно? Как Визенгамот такое допустил?
— Визенгамот допускает все, если у инициатора внесения поправок правильная фамилия.
— Ничего в этом мире не меняется… Так что с моей палочкой?
— Мы можем настаивать, что вы не имеете отношения к предыдущим преступлениям — мало ли кто мог воспользоваться вашей палочкой, а других улик против вас нет. Но даже последнего убийства, совершение которого вами очевидно, достаточно, чтобы приговорить вас к поцелую дементора. Однако только в случае, если вы действовали по собственной воле и в здравом уме. И вот это мы можем оспорить.
— Каким образом?
— Проклятие, лежащее на вас. Никто из колдомедиков или специалистов по Темным Искусствам не может даже приблизительно определить его природу. А соответственно, воздействие, которое оно может оказывать…
Мари замолкает, ему кажется, что Смит плачет — тихо, жалобно всхлипывая и кусая губы, и лишь потом он понимает, что так она пытается сдержать рвущийся из груди хохот. Но тот, громкий и странно видоизмененный ее изуродованным горлом, все равно находит выход.
— Проклятие?! Мерлин, а ведь действительно! Проклятие глупости, не иначе… Прав был Темный Лорд!
— О чем вы?
Упоминание Темного Лорда, особенно в такой формулировке, неприятно царапает Мари. Никто не упоминает это его имя уже долгие годы, даже те, кто не привык именовать Тома Риддла иначе.
— Ох, проклятие… В общем, в какой-то мере ты права — и при этом неправа сильнее, чем можешь себе представить. Все дело в магглах.
— Магглах?!
— Да, в этих грязных выродках. Но обо всем по порядку. Видишь ли, мое имя и внешность известны в Магической Британии, и известны не в лучшем смысле. Пить Оборотное Зелье постоянно нельзя, чары, изменяющие внешность, может развеять случайное Фините Инкантатем, так что я была вынуждена уйти в мир простецов.
И, разумеется, я не собиралась довольствоваться малым. Добыть денег, имея волшебную палочку, не составило труда, а вот дальше… Даже презирая магглов всей душой, невозможно никак не соприкоснуться с ними и их гнилой культурой, живя в их мире. Не избежала этого и я.
Изменившую мою жизнь рекламу я увидела случайно. Просто изображение женщины до и после какого-то неведомого колдовства, превратившего почти старуху в юную красавицу. И я заинтересовалась, начала копать. Оказалось, что эта странная магия, доступная магглам, может не только поворачивать время вспять, но и кардинально менять внешность. У меня появился шанс измениться, стать другим человеком — не связанным прошлым. Красивым.
Так что я обратилась в клинику. Там надо мной провели множество процедур, взамен требуя лишь столь ценимые магглами раскрашенные бумажки, достать которые мне ничего не стоило. И все получилось.
Так мне казалось сперва.
*
Приступить к проверке истории Смит Мари смогла только на следующий день, соблюдая немыслимые даже для нее меры предосторожности. Впрочем, еще никогда расследование, проводимое ей, не могло уничтожить единственное смягчающее обстоятельство действий ее подзащитной.
Версия с неведомым проклятием была слишком уж хороша и могла стать основанием для помещения ее в Мунго на неопределенный период времени, в отличие от провальной попытки применить маггловские методы к волшебнице. Или дело было в банальной врачебной ошибке?
В любом случае, результат она видела своими глазами, а изложенные Смит причины подтверждал каждый новый найденный факт. Мари даже вышла на настоящего маггловского медика и расспросила его, до конца не веря, что магглы действительно могли сотворить то, против чего была бессильна медицина магического мира.
Как оказалось, могли.
Мари сумела найти и упоминание о жестокой расправе в частной косметологической клинике, произошедшей полтора года назад. Обезображенная Смит мстила, и мстила жестоко.
Хотя в первое время уколы неведомых зелий и снадобий работали исправно, а шрамы от операций — для достижения результата магглы резали людей! — зажили быстро, как и было обещано.
Однако потом…
Вначале у Смит начала припухать и краснеть кожа, ее будто распирало изнутри чем-то тяжелым и горячим. Затем воспалились давно зажившие швы. Маггловские врачи говорили, что такое случается и они смогут помочь, но чувствовалось, что они сами не понимают, что происходит. Очередные процедуры, разрезы и зелья, прием которых стал теперь постоянным, не в состоянии были избавить ее от боли, так же как и остановить изменения, происходящие с ее лицом и телом.
Кожа пузырилась и пенилась гноем, как котел с закипевшим зельем, недомогания и головокружения стали для Смит обычным делом. Но магия — как ее самой, так и лечивших ее врачей — была бессильна. В итоге в очередной визит Смит работники клиники попытались сделать вид, что впервые ее видят.
Собственно, это было последним, что они сделали.
Другие же маггловские врачи отказывали ей сразу, не понимая, что с ней происходит, и боясь исков или пятен на репутации. А лишившись выбора под Империусом — также были не в состоянии ничего поделать.
В конце концов Смит обратилась к Темной Магии. Но даже повторенный неоднократно, ритуал так и не дал результатов.
*
Их следующая встреча проходит в палате Святого Мунго, куда Смит попала после попытки самоубийства, к счастью неудачной. Во время одного из обследований в больнице ей удалось украсть со стола нож для фруктов, которым она и перерезала себе вены ночью в камере. У нее были все шансы не дожить до утра, если бы не система установленных в изоляторе заклинаний, сообщивших на пост охраны о падении жизненных показателей заключенной.
Так что теперь авроров, чья невнимательность позволила Смит пронести потенциально опасный предмет в камеру, ждет выговор, а саму Мари — очередной непростой разговор с этой ненормальной.
— Добрый вечер, — здоровается она, окидывая палату быстрым взглядом.
Теперь наученные горьким опытом колдомедики придерживаются всех требований техники безопасности: в помещении нет ничего, чем можно нанести себе вред, даже склянки с зельями не толпятся на тумбочке. Все снадобья приносятся персоналом по мере необходимости, и Смит лишена даже возможности отравиться.
— Мари, — спокойно отвечает она, не поднимая окруженной золотистым ореолом головы.
И дело не в прическе, вернее не только в ней. У Смит лезут волосы. Подушки и верх одеяла опутаны сверкающими в больничном освещении нитями, будто покрыты тончайшим кружевом. На секунду Мари даже становится жаль Смит — последнее, что в ней было красивого, ее покидает.
— Как вы себя чувствуете?
— Как проигравшая. Впрочем, мне не привыкать.
— Жалеете, что не сумели покинуть этот бренный мир? — задает риторический вопрос Мари и, разумеется, не получает на него ответа. — Зачем вы это сделали? Я же говорила вам, у вас есть неплохие шансы…
— На то, чтобы догнивать остаток своих дней в Мунго? Будучи живой только стараниями колдомедиков, не желающих лишать себя такой медицинской загадки?
— Я могла добиться того, чтобы вас не казнили. И дальше вы могли бы уже сами решать, как распорядится своей жизнью. Теперь же…
— Теперь все знают, что я — пациентка с суицидальными наклонностями, и возможности покончить с собой мне не представится? Браво, малышка, рада, что ты это понимаешь. Вот только ничего не изменилось — то, что мне удалось стащить тот нож, было чудом. Никто не захочет жить с таким телом, это ясно всем. Никто!
Крик разрывает стерильную тишину палаты, Мари морщится и наклоняется вперед:
— Но я не могу позволить вам умереть, мисс Кэрроу.
*
Мари Нотт, вполголоса ругаясь полузабытыми маггловскими крепкими словечками, пыталась преодолеть очередное препятствие на пути в свой кабинет, на этот раз принявшее вид панели вызова лифта. Руки ее были заняты ворохом документов, левитировать которые было нежелательно — могли сбиться связующие чары, по крайней мере так она говорила… Когда, задери их вурдалаки, отдел технического обеспечения расщедриться на еще одного зельевара? Зелья для подобных целей куда надежнее, но администрация Визенгамота уже полтора года работала без штатного зельевара — и, разумеется, без статьи расходов на нужные зелья. Большинство сотрудников уже давно плюнуло на инструкции, ведь вероятность сбить чары, если честно, была невелика, но Мари, отмахиваясь от секретарей, твердила.
— Таким случайностям нельзя предоставлять лазейки. Ведь по закону подлости эта небольшая вероятность проявится в самый неподходящий момент — и самым неприятным образом!
Наконец, двери лифта открылись сами собой, и Мари, уклонившись от выходящих, не глядя шагнула в кабину. И сразу же наткнулась на чье-то тело. Послышался знакомый смешок, — и часть бумаг немедленно вывалилась из рук и Мари, проклиная все на свете, присела, чтобы их собрать. Сейчас магия бы понадобилась как никогда! Какой позор!
— Тебе не стоит носить такие тяжести самой, — Малфоя, казалось, совершенно не смущала нелепость их положения. Наоборот, он будто бы получал от глупой ситуации некое извращенное удовольствие. — В администрации достаточно клерков.
Банальная фраза прозвучала рискованной шуткой — и, судя по огонькам в невозможно ярких глазах, ей и являлась. Правда, в их положении видеть выражение глаз собеседника было невозможно, но Мари не сомневалась, что эти огоньки смогла бы различить и с другого конца Лондона.
Она постаралась незаметно прочистить горло. С тех пор, как Драко Малфой вошел в Визенгамот, сталкиваться им доводилось довольно часто, но все равно каждая встреча словно поворачивала время вспять.
— Если бы у этих клерков имелись еще и… — в последний момент она успела сосредоточиться и заменить «мозги» на: — Аккуратность.
— Твоя уже стала почти легендарной.
— Лестно слышать.
— Никогда бы в школе не подумал, что ты так можешь.
— Аккуратность?
Ответ выбивает из нее остатки воздуха и Мари хваатет его как выбитая на сушу рыба.
— Защита Алекто Кэрроу.
Установление личности Смит никак не относилось к предстоящему процессу. Но поняв, что значащееся в деле имя никак не связано с именем реальным, перестать думать на эту тему Мари не могла.
И скоро мелкие осколки, занозами впивающиеся в стремление к выверенному совершенству логических построений, начали собираться в некий цельный кристалл, наделявший смыслом все произошедшее. Мари зарылась в бумаги, которые здесь все недооценивали и будто разматывала в обратном направлении шелковую нить, крепкую и гладкую, со множеством петель и узелков. Прежде туго свернутый клубок изгибами своих окровавленных кишок бессмысленно ластился к ногам, угрожая испачкать туфли, но унять расшалившееся любопытство было выше сил Мари.
Лаванда Браун и Том Риддл. Та, чью палочку Смит использует, и тот, кого она зовет Темным Лордом спустя столько лет. Люди, которых она знала, места, в которых она была, то, о чем она говорила и как она это делала… Маленькие кусочки, грани личности, безобидные симптомы и неосознанные реакции.
И имя, реющее над всем этим, гордо и жалко, как полуощипанный орел.
Алекто Кэрроу.
Занятно, что этой женщине потребовалось сделать глупость, чтобы стать интересной для умных людей, и потерять все, чтобы перестать быть пустышкой. Оказаться на пороге смерти, чтобы жизнь ее обрела цену — пусть и невысокую, камерную.
Человек, который вечно не принимался в расчет, стал разменной монетой в противостоянии защитника- Мари — и суда. Жизнь, являющаяся ставкой — и одновременно призом.
Мари чувствует, что слезы бегут по лицу. Интересно, что бы почувствовала Геромиона, узнай она, что теперь Мари защищает от правосудия ту самую Кэрроу. Ту самую, превратившую Хогвартс в филиал ада в тот год, что там проработала. Оставившую шрамы на душах и телах тех, кого должна была учить и наставлять. Ту самую, которая оставила на запястье Мари самый саднящий шрам и самое болезненное круцио, после которого она валялась в горячке трое суток. Ту самую, от которой Мари защищала малышей-первокурсников, скалясь ей в лицо в своем гордом гриффиндорском порыве и затягивая шарф на огромной ссадине на ухе.
Да святится Имя…
Изобретение, обернувшееся против создателя, обоюдоострый клинок, срикошетившее заклятие. Моральные принципы, сталкивающиеся с жаждой мести тогда, когда ситуация уже не поддается коррекции.
Впрочем, раскрывать инкогнито Смит у Мари не было желания — и возможности. Данный ей при вступлении в должность защитника Непреложный Обет начисто исключал такой вариант развития событий.
Обещаете ли вы, Мари Нотт, честно и добросовестно исполнять обязанности защитника?
Обещаете ли вы защищать права, свободы и интересы доверителей, руководствуясь законами Магической Британии?
Обещаете ли вы хранить тайну и беречь высокое звание защитника?
Вязь слов, сковывающих — и дарящих свободу. Безграничная власть в пределах очерченных полномочиями угодий. Веер возможностей и альтернатив, шанс вести бой, не ввязываясь в войну. Все это было данью одному человеку, который теперь стараниями Мари в Азкабане ел хорошую пищу, получал книги и передачи с расческой, духами и носовыми платками. Тот самый, который защищал ее столько лет и которого теперь защищала она, через десятки и сотни волшебников, предстающих перед волшебным судом… Вот только.
Не думай о белой обезьяне.
Неуловимая неправильность. Тень сомнения в собственной правоте и горьковатый привкус на губах. Нарушение в предельно отточенной последовательности действий, ведущих к победе — победе, не спасению.
Алекто Кэрроу.
Женщина, которую она должна спасти.
Женщина, которая хочет умереть.
*
— Как вам удалось ускользнуть тогда, в ночь Битвы за Хогвартс?
Смит-Кэрроу снова в камере, кровопотеря быстро лечится волшебными средствами. В неярком тюремном освещении ее черты вызывают не меньшее отвращение, чем в больничном — эффект привыкания к ее внешности смазывается стремительно наступающим ухудшением. Похожая на пепел присыпка не скрывает облезающей, словно от сильного ожога, кожи. Мари кажется, что она видит проглядывающие через прорехи в ней кости.
— Я была той, кто задержал Поттера при его появлении в школе, — невпопад говорит Кэрроу. — Если бы все пошло иначе… Шансы, везде упущенные шансы.
Веки, толстые и будто заполненные изнутри какой-то жидкостью, утомленно опускаются, скрывая глаза.
— Но в комнате был кто-то еще, меня оглушили. Как, судя по всему, и Амикуса, который меня искал.
В себя я пришла, окруженная обломками. Нас бросили в каком-то углу, как ветошь, в башню попало взрывное заклятие, и она сложилась карточным домиком. Первым, что я увидела, когда открыла глаза, было безжизненное лицо моего брата. Нас привязали друг к другу, и его тело смягчило падение и защитило меня от осколков. Одним из них я и перерезала веревку — и бросилась бежать.
Бежать сквозь пыль, обломки, вспышки заклятий и смутные силуэты, которые я и не пыталась различать. Меня не волновало, кто вокруг и на чьей они стороне — без палочки я была беспомощна и бесполезна и могла пасть жертвой даже случайного заклятия. А потом я увидела эту — как ее? — Браун. Она была так обезображена, что я решила бы, что она мертва, если бы не проходящие по ее телу слабые судороги. Но главное — в руке у нее была зажата палочка. Это было лучше, чем все, на что я могла рассчитывать. И здорово мне помогло потом — отобранная у еще живой владелицы палочка признала меня хозяйкой.
Кэрроу говорит что-то еще, то захлебываясь словами, то, наоборот, будто теряя интерес к разговору, но Мари уже ее толком не слушает — что произошло потом, ей известно. Да и все остальное было известно. Это она оглушила тогда их. Она. Боясь убить невинных, она всего-то бросила легкое оглушающее и побежала дальше… Вообще, все это имеет крайне мало практической пользы. Оптимальная линия защиты была найдена почти сразу и написана на лице у Кэрроу в прямом смысле слова, но тем не менее странная сила заставляет ее говорить с ней снова и снова.
А еще — сомневаться в безупречности собственных решений. И это странно вдвойне, ведь Кэрроу ей ничуть не нравится, более того, ее общество отчетливо неприятно. В ее истории ей видится извращенная карикатура на ее собственную, и это вызывает к жизни давно погребенные мысли и эмоции. Те, что она заперла после Победы, после потери магии.
Если бы Мари спросили, в чем состоит самое большое ее разочарование в жизни, что бы она хотела изменить, то ответ был однозначен — саму себя. Не отец, не проклятье, не Победа разрушали ее — это делала каждая слезинка, пролитая после потери магии, эта свадьба с Тео, работа в министерстве, вся эта жалкая попытка скрыть то, что она из себя представляет теперь… Ее собственная слабость.
Она хотела счастья и любви для той, другой Мари, Мари Сарвон из ее представлений о том, какой она должен быть и какой является. Той, которая готова была ради друзей броситься в адское пламя, которая плевала на традиции и устои и которая так смешно вздергивала нос. Судьба Мари Нотт, в чьей шкуре она оказалась в итоге, волновала ее мало.
Испытывает ли что-то подобное Алекто? Смотрясь в зеркало и не узнавая себя, думая о том, что упустила, что не смогла? Что волнует ее больше: то, что она потеряла, или то, что была недостаточно хороша, чтобы это сохранить?
— Мне жаль, мисс Кэрроу, — в ее словах почти нет лжи, хотя неожиданный приступ эмпатии по отношению к другому живому существу и окрашен багровыми всполохами ненависти. За то, что заставила снова окунуться в давно отпущенное, развеянное прахом на ветру.
— Тебе жаль?! ТЕБЕ?! — гримаса ярости искажает уродливое лицо напротив настолько, что струпья и корки на нем лопаются, взрываясь брызгами гноя. Мари отшатывается от неожиданности и отвращения.
— Сидишь тут передо мной, защитничек! Чем ты лучше меня, чем? Чем ты заслужила то, что можешь расхаживать на свободе и даже «перспективное поле деятельности» под себя подмять? Тем, что твой отец не заставил тебя, потаскуху, получить метку? Что тебе плевать было на семью свою? Но ладно он, ладно. Ты-то при чем? Почему пощадили тебя, жалкую сучку, которая потом прибежала побираться на былом величии своего дома и дома Ноттов? Что? Такая сильная и независимая? Которая не смогла убить ни одного пожирателя? Думаешь, я не видела, как у тебя руки тогда тряслись? Ходуном ходили… Своего отца бы убила! На нем же крови больше, чем на мне до недавнего времени и моем брате вместе взятых!
Припадок, казалось, лишает Кэрроу последних сил, и она в полубеспамятстве откидывается на подушку. Мари молча наблюдает за ней. Злость уходит, раздражение не появляется, замолкает и жалость.
В момент какой-то кристальной ясности она смотрит на лежащую перед ней Кэрроу и видит в ней ту, кем она была когда-то. Просто чистокровную волшебницу, не слишком умную, не слишком сильную. Не задающую слишком много вопросов и не боящуюся крови.
Она бы убила, если бы было надо. Строго говоря, она это и делала, но без присущего тете Белле фанатизма, без холодного расчета Яксли или самолюбования Люциуса. Жестокости или осознанности в этом было не больше, чем в потрошении рогатой жабы. Механическое действие.
Просто служака с не тем господином. Из тех, что хотят урвать побольше, сделав поменьше, но и к заоблачным вершинам не рвутся. Сколько таких ходит по Косому переулку? Сколько их в том же аврорате?
Перед Мари лежит человек не лучше большинства людей — но и не хуже. И от нее зависит, насколько долго и мучительно тот будет умирать.
*
Близился суд. Ясности, как стоит поступить, не было, и жалость, как и эмоции вообще, не имели к этому никакого отношения. Дело было в принципе, в логике, которую в данном случае она не знала, как повернуть.
Мари была защитником. Ей следовало добиваться наиболее мягкого приговора для «Смит», а значит, использовать стратегию с неизвестным проклятием. Она была безупречна — колдомедики не смогут гарантировать способность Смит отвечать за собственные поступки. Даже использования Веритасерума можно будет не допустить — кто знает, как он среагирует с этой «Стра-а-ашной Темной Магией»? Бу-у!
Сама Кэрроу тоже ничего не сможет сделать — по напору, с которым она убеждала Мари обойти стороной вопрос ее внешности, она поняла, что об истинном положении дел она на суде не расскажет. И ей даже казалось, что она знает, почему. Признаться, что представительница чистокровного семейства, Пожирательница, побежала к презренным магглам, чтобы изменить внешность и стать красивой? Такого бы ее гордость не пережила. Алекто Кэрроу тихо презирали — свои, и боялись — чужие, но никто над ней не смеялся. Это бы убило ее, как боггарта.
Но…
Мари была защитником. Ей следовало представлять интересы Кэрроу, а ее главный интерес — умереть. Покинуть тело, этот предавший ее транспорт, причиняющий ей только боль. Мари была обязана находиться на ее стороне, а не умыть руки и пожелать на прощание, чтобы за ножами в Мунго опять кто-нибудь не уследил.
Мари была неприятна Кэрроу; все в ней — посредственность, уродство, то, какие мысли и воспоминания она в ней будила — требовало побыстрее разделаться с этим делом и забыть его как страшный сон. У нее был муж-министр и обед, который надо готовить, и новенький шкаф, в котором ей совсем не нужны были свеженькие скелеты.
Мари было жаль Кэрроу. Вся ее жизнь, нелепая череда развилок, на которых все пошло так, а не иначе, заставляла ее думать о жизни собственной. И хотя воздух был отчетливо едок, ей казалось, что впервые за долгое время она дышит полной грудью.
…Алекто улыбалась, когда зачитывали приговор.
*
Казни проводятся в специальном помещении в застенках Министерства Магии. Стылый камень, воздух с зависшими в нем частичками пыли, высокие и все равно давящие потолки. Или дело в атмосфере?
Кэрроу сидит на трансфигурированном для нее стуле, накинув глубокий капюшон мантии и скрыв лицо в тени. На суде она вела себя так же, выпрямив спину и старательно держа голову. Страшно представить, каких усилий это от нее требует.
У дальней от нее стены стоят несколько работников Отдела Обеспечения Магического Правопорядка. Его глава тоже здесь, комкает в руках мантию и часто моргает покрасневшими, но сухими глазами. Она не любит смотреть, как кого-то лишают жизни, но неизменно приходит, хотя наверняка могла бы и отказаться. Пытается что-то себе доказать?
Поттер застыл рядом с ней. Он кажется памятником самому себе, одной из до сих пор популярных фигурок национального героя. На суровом лице живут лишь глаза, взгляд постоянно перескакивает с Кэрроу на Фосетт. Та здесь, как родственник погибшей от рук подсудимой, и сжимает кулаки, но, в отличие от Уизли, от ярости. Мари кажется, что она могла бы растерзать убийцу своей семьи голыми руками и лишь тяжелый взгляд начальника удерживает ее от этого.
Теодор Нотт тоже тут, ей не надо это проверять, она чувствует на себе взгляд его голубых непроницаемых глаз, хотя, наверняка, для всех остальных он создал видимость, что смотрит на Алекто. Он министр и не должен проявлять пристрастность.
Все замерли в напряженном ожидании — казни в Магической Британии происходят слишком редко, чтобы к ним привыкнуть. Тем инородней смотрятся резвящиеся рядом Патронусы. Олень осторожно переступает ногами выдру, сверкающую и перетекающую с места на место, как ртуть. Мари все ждет, когда он наступит на льнущую к нему нахалку, но этого не происходит.
Появление дементора она чувствует первой — в отличие от остальных, Мари стоит рядом со своей подзащитной и не отделена от нее Патронусами. Кэрроу вздрагивает и сильнее расправляет плечи.
— Вот и все. Спасибо.
На губах ее появляется счастливая улыбка, неожиданно смягчающая уродливое лицо. Поддавшись неожиданному порыву, Мари протягивает ей руку, которую она с некоторой заминкой пожимает. Плоть под ладонью слишком мягкая и влажная, но она не жалеет о своем поступке, лишь кивает и отходит под защиту Патронусов.
Следуют обычные в таких случаях вопросы. Кэрроу отвечает кратко, в ее голосе слышится нетерпение, как будто дотошные чиновники мешают ей развернуть наконец рождественский подарок.
Но и формальности заканчиваются. В зал входит Драко Малфой и медленно подходит к Кэрроу.
Последнее желание.
Хотя Кэрроу уже подробно изложила его, обсуждение деталей занимает какое-то время. Наконец Драко согласно кивает, отходит на пару шагов и делает несколько взмахов палочкой.
Выдра подбегает к ним и встает столбиком, с любопытством принюхиваясь. В один грациозный прыжок олень настигает ее, кружа вокруг и призывая подругу продолжить игру. Его серебристые бока на секунду закрывают Мари обзор, и когда она снова видит Кэрроу, та уже стоит рядом с отброшенной в сторону мантией. Сзади доносится несколько вздохов, сливающихся в один.
Кэрроу хороша как вейла.
Скрывающееся до поры под мантией платье обтягивает все изгибы ее тела, как перчатка. Золотистые волосы, с помощью магии вернувшиеся из небытия, чтобы разделить с хозяйкой смерть, собраны в сложную прическу. Те черты лица, в которых Мари еще в первую встречу предположила былую красоту, превосходят все ожидания, остальные от них не отстают. На губах — обворожительная улыбка, когда та посылает присутствующим воздушный поцелуй.
— Это иллюзия, — говорит Фосетт, задыхаясь от злости. — Видела я ее, когда…
— Аврор Фосетт, — Мари обрывает ее, даже не повысив голоса. — Вы не имеете право разглашать эту информацию как унижающую человеческое достоинство.
Но Кэрроу уже не смотрит на них. Танцующей походкой она идет навстречу дементору — медленно и уверенно, покачивая бедрами, будто в такт слышной лишь ей музыке. В ее протянутых руках, во всем ее облике столько страсти, словно она стремится в объятия любовника.
Последний шаг, взгляд под капюшон. Ни толики ужаса не видно на лице Кэрроу. Да и что может испугать ее после того, что она видела в зеркале?
Привстав на цыпочки, она сама приникает к своему убийце, вовлекая его в поцелуй. А после падает к нему в ноги, безжизненная и опустошенная.
— Я рада, что в этот раз у вас ничего не получилось, миссис Нотт, — говорит язвительно Фосетт.
И отшатывается, увидев на ее лице улыбку.
— А ты случайно не хочешь на пикник? — спрашивает, подошедший со спины, Драко, чем заставляет Мари прыснуть.
— Пикник, серьезно? В декабре, когда снега по колено и минус десять?
— Ну да, — как-то легкомысленно отвечает Драко. — А чего бы и нет?
====== Штормы называют в честь людей ======
Зачем она согласилась ехать с Драко, чтобы провести выходные с ним, в том самом родовом поместье Малфоев? Это не похоже на тусовку коллег, это не похоже на встречу закадычных друзей, Мари не знает, на что это вообще похоже. Тео опять на работе все выходные и его только радует, что жена после сложного дела выедет куда-то, проветрится. Драко он полностью доверяет, как и Астории. А главное — как и ей. Мари морщится. Почему-то это доверие вдруг становится ей отвратительно, как будто ее муж — самый молодой Министр Магии, а по словам Пророка человек, который предвидел все –вспомнить хотя бы ту историю, когда в Лаборатории экстремальной трансфигурации случайно переселили душу погибшего аврора сразу в двести столовых наборов и они бегали по Министерству во время визита Французского Министра. Так вот, что этот человек — полный осел.
Оказавшись дома, Мари сбрасывает с себя верхнюю одежду. Заглядывает на кухню, выкручивает громкость приемника и думает про себя, что именно так, наверное, и живут одинокие старики. Она как из комнаты выходит из черно-белого платья, которое защитники обязаны носить на суде, и идет в ванную.
Вода такая горячая, что, кажется, плавит к чертям кожу, кажется, еще секунда, и она начнет облезать с Мари лоскутами, словно под душем из кислоты. Она жмурится и пытается, пытается ни о чем не думать. Пока не чувствует, что горячо становится не только коже, но, кажется, и костям.
Она выходит из душа, ожесточенно вытирает волосы жестким полотенцем, натягивает на ещё влажное тело чистое белье и всячески избегает запотевшего зеркала.
На метле она давно не летала. Так что предложение добраться так ей нравится. Мари садится за спину Драко и чувствует, как за эти годы поменялись древки — совсем другая полировка, форма и в целом наверное аэродинамика! Приходится обхватить Малфоя за спину, но Мари почти ничего не чувствует от этого интимного жеста.
— Так и будем весь час молчать? — насмешливо спрашивает Драко, когда они взлетают и движутся по воздушным потокам в сторону окраин.
— Тут лететь пол часа, — парирует Мари и видит, как Драко улыбается и пожимает плечами.
— Ну да, — говорит. — А мы полетим через Кардифф, так час — смеется. И Мари неожиданно для себя расслабляется под звуки этого смеха. Откидывает голову, смотрит и расслабляется. Не думает о работе, о трупах, о ночных кошмарах, о Тео. Ни о чем не думает.
— Тео говорит ты повздорил с Асторией. — меняет тему Мари. Драко какое-то время молчит, и Мари даже забывает, что задала вопрос, не ждет уже ответа.
— Мы с ней в последнее время частенько по ерунде… не сходимся во мнениях, — Драко аккуратно подбирает формулировки. — Мои родители уехали на ближайшую неделю, решили себе медовый месяц устроить, и попросили нас за домом присмотреть. Она настаивала на том, чтобы я поехал с ней, а я поначалу упирался.
Мари чуть опускает уголки губ и легко качает головой, словно говорит — ясно. Хотя ничего на самом деле не ясно, да и не так ее это волновало, откровенно говоря. Она сетует на себя, что выбрал именно этот вопрос, чтобызаполнить тишину, но обратного пути уже нет.
— Почему не хотел на выходные с семьей-то выбраться? — тихо спрашивает она, отвешивая себе мысленную оплеуху за проявленную вежливость и надеясь, что Малфой не услышит и оставит вопрос без ответа. Драко, кажется, и правда не слышит, слегка качает головой в такт ветру и сбрасывает скорость, сворачивая и обходя деревья.
— Не хотел уезжать, чтобы не оставлять тебя в Лондоне одну, — внезапно говорит он, не удостаивая Мари взглядом, внимательно глядя на распластавшееся перед ними ночное небо.
— Кроме меня в Лондоне еще миллионов десять людей, один из которых — мой муж — огрызается Мари. Она косится на Мафоя, который с нечитаемым выражением лица уставился на дорогу.
— Почти двенадцать, на самом деле, — спокойно говорит тот.
— Ты же отдаешь себе отчет в том, что меня спасать не надо? — бросает Мари резко, даже не глядя на мужчину рядом с собой. Тот только качает головой. И Мари думает, зачем она согласилась на эту глупую поездку за город со своим недодругом-переколлегой?
— Ты серьёзно? Как тебя с таким уровнем интеллекта вообще в министерство взяли? — Мари смеётся, глядя на то, как Драко беспомощно всплёскивает руками, перерывая пакеты с продуктами, кладовку и тумбочки. С выражением абсолютной беспомощности на лице. Мари не может сдержаться и хохочет.
Малфой мечет в сторону ухохатывающейся Нотт раздражённый взгляд и едва успевает увернуться от мокрого снежка, брошенного в его сторону. Та лучезарно лыбится, зачерпывая вторую пригоршню снега из жаровни на улице, которую планировалось растопить и делать ужин, и формируя очередной снаряд.
— Ты бы на свой уровень интеллекта со стороны — эй! — посмотрела, — на этот раз увернуться от снежка не получается, и шею обжигает холодом, когда комок холодной медузой проваливается за шиворот, вынуждая изворачиваться, лишь бы избежать ледяных прикосновений.
Драко даже не пытается уже сохранять суровое лицо, сдаётся этой легкой непосредственности и купается в искристом заливистом смехе, наполняющем задний дворик. Взрослые серьёзные сотрудники магического правопорядка, закидывающие друг друга снежками — то еще цирковое зрелище, но ему не хочется думать о том, как они сейчас выглядят со стороны. Он смотрит только на Мари. На то, как она движется, как ожила вся, завелась каким-то совсем уж детским азартом.
Понимает — вряд ли он скоро увидит такое вновь. Зимнее чудо случилось. И потому ловит жадно каждое движение, каждый вздох; удивляется — как быстро может преобразиться человек. За своим любованием разошедшейся Мари тот пропускает момент, когда она налетает на него и опрокидывает в сугроб, обрушиваясь в пушистый снег рядом с ним.
— Реакция у тебя, Малфой, тоже ни к черту. Ты в правопорядок через постель попал, признавайся?
— Ага, конечно, — Драко тяжело дышит и засматривается на разгорячённую шутливой потасовкой, разрумянившуюся жену своего друга.
Спустя сорок минут разгребания заснеженной жаровни, поджигания старых газет палочкой и просто спичками — приходится признать, что ничего не выйдет.
— Ты же кричал, что у тебя лучшая магическая жаровня из всех! Меня Тео потом достал, чтобы мы такую же купили…
— Да так и было… Наверное ты в нее снежком попала! И вообще, кто из нас двоих мастер заклинаний и чар? Это у тебя было превосходно, а у меня только выше ожидаемого!
Оба просто сдались и вернулись в тёплую кухню, переговариваясь о пустячной ерунде, вытряхивая из манжет снег и потирая замёрзшие уши.
— Знаешь, я просто пожарю нам мясо с луком, и все, — уверенно говорит Драко и, кивая сам себе, принимается за готовку. Он высоко закатывает рукава объёмного вязаного свитера с оленями какое клише, и подбрасывает в руке большой нож. Мари на мгновение напрягается, но любитель театрального поведения Драко с ловкостью ловит нож — благо, за ручку, а не лезвие — и отворачивается от нее, все еще подпирающую косяк, и принимается за мясо.
Мари выуживает из-под ножа ломтик лука и закидывает в рот. Лук сладкий, а Драко, пока готовит, удивительно откровенен о работе, и Мари ловит эти крупицы информации, пытаясь составить полный образ Драко, пытаясь восполнить пробелы.
Драко бросает мимолётный взгляд через плечо, улыбается задорно и потряхивает сковороду с аппетитно шкворчащим мясом. Когда Мари уже открывает рот, чтобы задать какой-то вопрос, сзади внезапно раздаётся женский голос, заставляя ее от неожиданности подскочить на месте и беззвучно выругаться. Она резко отрывается от косяка и разворачивается на месте, пульс долбит где-то в горле, и Мари ругает себя за глупый испуг.
Это его жена. Астория.
— Драко, можно тебя ненадолго? — произносит она ровным голосом с едва различимой вопросительной интонацией. На Мари она бросает лишь беглый взгляд и удостаивает ее бесцветным: — Здравствуй, Мари.
Мари мелко кивает, порывается протянуть руку, но вовремя отметает эту идею и просто сдавленно отвечает:
— Давно не виделись!
Драко разочарованно цокает языком, откладывая деревянную лопатку, которой помешивал мясо. Хватает Мари за локоть и, подтягивая ее к плите, наставляет:
— Последи за мясом. Помешивай иногда «Конвертатом», чтобы не пригорело ничего, и если увидишь, что всё готово, выключишь, — он скользит по спине Мари, когда оставляет ее один на один со сковородой, и направляется к жене. — Да, дорогая, что случилось?
Они уходят вглубь дома, и Мари слышит только обрывочные фразы, но и их хватает, чтобы крепче сжать челюсти. Астория не стесняется задавать вопросы, которые сама Мари предпочла оставить неозвученными. Мясо шкворчит, выбрызгивая каплей масла, и обжигает тыльную сторону ладони — она уперлась руками в стол по двум сторонам от плиты и смотрит беспомощно, как пригорает мясо, борясь с желанием просто взять и разломать эту бесполезную палочку, которой она даже мясо помешать не может, разве что саму ее опустив в этот вязкий жир.
Она улавливает оторванные от контекста слова и фразы, из которых складывает общую картину разговора. Не подслушивает. И рада бы был не слышать ничего. Но игнорировать тихое препирательство семейной пары за стеной не выходит, как ни старайся.
Астория спрашивает, зачем Драко привез с собой ее. И Мари задерживает дыхание — она тоже себе этот вопрос задаёт. Малфой говорит, что она — друг, которому необходимо развеяться, потому что у нее было сложное дело. Мари фыркает себе под нос и думает, что это у Драко налицо комплекс бога.
Мари не нужно спасать, уж точно не Малфой должен это делать. Астория упрекает его в том, что тот не проводит время с семьёй, хотя это именно то, о чём она его просила. Договорённость у них была — провести время с ней, а не спасать замужних друзей от выдуманных проблем. Мари не нравится тон, которым говорит та, она ей вообще не слишком нравится, но дело тут скорее в том, что правда глаза и уши режет. Она чувствует себя — вновь — лишней, не вписывающейся в картину, и ругает себя в очередной раз, что дала слабину и попёрлась с Малфоем к чёрту на кулички.
Всё внезапное хорошее настроение, сопровождавшее ее весь вечер, резко улетучивается. Она вымученно смотрит на мясо на сковороде и борется с острым желанием закурить, как Тео, что-то маггловское. Почти физически ощущает вкус табака на губах, но разочарованно думает, что сигарета сейчас не спасла бы положения, а курить на чужой кухне — верх бестактности. Ей остаётся только зажимать большой палец правой руки между указательным и средним, пытаясь избавиться от фантомного ощущения сжатой в них сигареты.
Она слышит, как Драко что-то тихо и вкрадчиво втолковывает Астории. Слов не разобрать, и Мари зло отталкивается от стола, оставляя мясо без присмотра, отходит к окну, пытается рассмотреть тёмный задний двор за стеклом и то место, где она в детстве убила воробушка. Ей не нравятся интонации, пробивающиеся сквозь стену. На бесконечном повторе она прокручивает кольцо на безымянном пальце, словно это — кольцо всевластия, которое может сделать ее невидимой, убрать из этого дома, убрать вообще подальше от Драко. Избавить его от острого чувства, что она лишняя здесь.
Слов Драко снова не разобрать, слышно только, как Астория бросает ему «Делай, что хочешь» и уходит на второй этаж.
Когда Драко возвращается в кухню, надевая на себя свою самую нейтрально-дружелюбную и вежливую улыбку и поправляя закатанные рукава свитера, Мари начинает говорить сразу, не давая мужчине ни малейшего шанса вставить слово.
— Я поеду домой. Это всё ни к чему, — Мари говорит мрачно и уверенно, не прерываясь, не давая сомневаться в серьёзности своего намерения уехать. Ей кажется, она сейчас готова пешком идти до Лондона, методично выкуривая одну за другой горчащие сигареты, лишь бы убраться подальше от напряжённой атмосферы в доме.
— Ерунда, — резко обрывает ее Драко, — сядь на место.
Он не отступает, так и стоит в проёме двери, ни на шаг не сдвигается, даже когда Мари Нотт подходит вплотную, намереваясь выйти из кухни.
— Сядь на место, я тебе сказал, — цедит он и, положив руку ей на грудь, ощутимо толкает обратно, вглубь кухни. Словно в капкан загоняет. Когда Мари тяжело оседает на колченогую табуретку, Драко в два шага преодолевает расстояние до плиты и выключает мясо.
— Драко, мне действительно нужно уехать, — начинает по новой она.
— Тебе надо пойти со мной покурить, — устало парирует Драко.
Мари открывает было рот, чтобы что-то ответить, но Малфой предостерегающе вздёргивает раскрытую ладонь, предупреждая любые препирательства.
— Я думала, ты не куришь, — все равно отвечает Мари и изгибает бровь.
— А я и не курю, и ты тоже — пожимает плечами Драко. — Это Тео курит.
Они курят в полнейшем молчании. Ни один из двоих не произносит ничего, пока они делят две последние сигареты в пачке. Драко только тихо ругается сквозь зубы, когда у него никак не выходит закурить. Мари вздыхает тяжело и забирает у него его счастливую «Мальборо». Суёт в руки собственную сигарету, прикуривает, наконец, малфоевскую и обменивается обратно.
Они молчат.
Смотрят друг на друга порой. Мари — долго и испытующе, словно пытается угадать, что творится в голове у слизеринца. Малфой — быстро, вскользь, словно отзываясь на почти физически ощупывающий взгляд.
Никто не разрывает хрупкой морозной тишины. В рыжем свете фонаря мерцает мелкий снежок, возобновивший свое непринуждённое планирование на землю. Когда снежинки серебрят Драко волосы, делая его похожим на седеющего профессора литературы, Мари легко кивает, призывая его зайти обратно в дом. Дверь за их спинами хлопает громким, не подлежащим обжалованию приговором.
Когда они возвращаются с холода в нагретую кухню, тепло окутывает обоих пьянящим миражом. Никотин, почти не ощущавшийся на уличном холоде, резко ударяет в голову. Мари приходится несколько раз сморгнуть, чтобы сфокусировать взгляд в полумраке — горит только шар света над плитой.
Мясо все-таки немного пригорело, но они слишком голодны, чтобы жаловаться. Мари вынуждена признать: грубо порубленное крупными кусками и пожаренное с луком мясо вкусно до безумия, и ей кажется, что они ненадолго становятся героями какой-то странной, наверняка с претензией на абсурд истории.
Драко мычит, что-то внезапно вспомнив, вытирает жирные губы салфеткой и торопливо открывает кухонный шкафчик. Мари не оборачивается и не смотрит на мельтешащего Драко, он не отрывает взгляда от наполовину опустевшей сковороды. Они не церемонились — поставили большую сковородку прямо на стол и ели, вооружившись вилками, не выкладывая мясо на тарелки.
Мари смотрит на Малфоя, вопросительно изогнув бровь, когда тот ставит на стол два стакана и бутылку огневиски.
— «Огден», серьёзно? — в ответ Мари получает лёгкое движение плечами вверх-вниз. Ей не хочется думать о том, как следует понимать этот жест. Она просто легко качает головой и говорит: — Я не пью.
Драко смотрит на него насмешливо, пока откупоривает бутылку. Он плещет янтарную жидкость сначала в свой стакан, а затем пытается наполнить и ее, но Мари кладёт ладонь поверх, закрывая стакан и твёрдо смотрит на Малфоя, молчаливо подтверждая, что не жеманничает, когда говорит, что не пьёт.
— Откуда же ты такая правильная взялсась, — со смехом выдыхает тот, поднимая бокал и разглядывая искрящийся жидкий янтарь. — Кофе не пьёшь больше, алкоголь не употребляешь. Ты делаешь хоть что-нибудь вредное для здоровья?
Мари настороженно смотрит на то, как Малфой вновь наполняет стакан. Ей хочется спросить, как часто он пьёт. Вместо этого она задаёт другой вопрос, давно ее волновавший.
— Почему ты пошел в результате работать в правопорядок?
Драко натянуто улыбается и опускается на табуретку, подогнув под себя одну ногу, обхватывает сцепленными в замок пальцами колено. Чуть отклоняется назад и тяжело вздыхает. Он сейчас больше похож на жеманного поэта с пристрастием к огневиски, чем сурового палача, который как сама смерть обеспесивает все магические приговоры. Кажется, ещё немного, и он начнет с придыханием цитировать Верлена или Уитмена. Вместо этого говорит:
— А что, не похож я на палача? — Драко странно передразнивает «палача» и смотрит смешливо из-под полуопущенных век.
— Не похож, — честно отвечает Мари.
— Не похож, — вторит ей Драко. — Я знаю, что не похож. Я же быть хотел министром, ну или заместителем хотя бы. И посмотри на меня теперь. Твой муж министр, а я так — с косой хожу и в плаще, обеспечиваю приговор, от которого ты хочешь защитить.
Мари не прерывает, смотрит молча и выжидательно. Не поторапливает, но и не позволяет думать, что разговор окончен. Она не получила ответа на заданный вопрос.
— Выбора не было. Когда Уизли свой пост заняла. Тео сказал — либо это, либо жизнь в лачуге.
Драко замолкает, методично прокручивая стакан. Звук стекла о деревянную поверхность обеденного стола режет слух, но Мари не двигается, ничего не говорит, почти не дышит даже. Чувствует, есть что-то ещё.
— Астория тогда беременна была, мне нельзя было. Помню как сейчас нас с Грейнджер разговор — помню костюм, в котором я пришел — далеко не новый и потому стыдливо скрытый полами лучшей мантии. Кабинет, сопоставимый по площади со всей квартиркой, которую мы снимали с Асторией. А еще то, что я все же на свободе. Грейнджер старательно обходила неприятные для моей гордости моменты, что заставляло их проступать еще четче.
— Мистер Малфой, скажу вам откровенно, профессия пока сталкивается с непониманием со стороны волшебного сообщества… — напоминанием, что дни славы семейства Малфоев в прошлом и теперь мне считают возможным предлагать место, от которого отказываются другие.
— Я изучила результаты ваших СОВ и ТРИТОНов и нахожу их достаточными для этой должности… — констатацией того, что иных достижений у меня нет.
— Работа достаточно высокооплачиваемая… — отзвуком моих тогда финансовых трудностей.
— Кроме того, это весьма перспективное место, с возможностью дальнейшего карьерного роста с увеличением штата и появлением соответствующей коллегии… — намеком, что никто другой на сколь-нибудь значимую должность в Министерстве Магии меня не возьмет.
Нет, жизнь мою после войны хоть и нельзя было назвать безоблачной, но и тяжелой она не была. Нас с отцом оправдали, поместье сохранили за нами, несмотря на последовавшие за Победой конфискации. Вот только все вокруг восстанавливали разрушенное — Хогвартс ли, семьи, разнесенные войной — или пытались строить что-то новое, а я вдруг как-то оказался не у дел. Сумевшие наконец вздохнуть спокойно родители сычами засели в поместье, проживая оставшиеся деньги и годы. Иногда мне даже казалось, что такие, будто похороненные заживо и избавленные от необходимости что-то решать, они счастливы.
Но я счастливым себя не чувствовал. Впрочем, и снятая в Лондоне квартира, и работа, которую я нашел с некоторым трудом, этого не изменили. Даже беременность Астории. Жизнь текла своим чередом, и ей абсолютно не было дела до Драко Малфоя, что оказалось куда оскорбительней редких косых взглядов или невнятных оскорблений. Мне не ставили подножки ни в прямом, ни в переносном смысле слова, просто дороги, которые я с детства привык считать открытыми, внезапно ушли из-под ног. А потом… я согласился на эту должность. Только все равно выкидыш у Астории случился, а я застрял на должности могильщика.
Мари сдержала любые комментарии, и Драко был ей благодарен. Не хочет он сейчас слышать никаких соболезнований или извинений, для этого уже поздно, слишком много лет прошло. Осталась тупая боль потери, которая никуда не уйдет, и назойливая мысль, что он сейчас не там, где хочет быть, а там, где обязан. Он сейчас не тот, кем хочет быть, а тот, кем должен.
— Черт, — изрекает наконец Мари. И Малфой с ним внутренне соглашается. Драко вновь берет в руки бутылку, и в этот раз Мари не отказывается от предложенного алкоголя.
— А ты? — спрашивает он в тот самый момент, когда она проглатывает обжигающую горло жидкость, заставляющую закашляться. Мари поднимает на него тяжёлый, тёмный взгляд. Драко знает, что та не хотела этого вопроса. Но раз уж у них сегодня вечер откровений, кого вообще волнует, на какие вопросы они хотят отвечать?
— Мы что, играем теперь в вопросики? — язвит она, потому что свою историю выкладывать на стол перед Малфоем ей не хочется, она почти физически не может. Ее история — это всё еще история про настоящее. Если у Драко его личная драма осталась в далёком прошлом — сколько лет прошло, пять? Больше? — то для Мари ее личная драма была неотъемлемой частью каждого грёбаного дня.
— Да, Сарвон, играем в вопросики, — Драко абсолютно спокоен и не отводит взгляда, когда Мари Нотт смотрит на него уничтожающе. — Честность в обмен на честность, все как у взрослых. Ответишь на мой вопрос, можешь задавать следующий, и я, как ни крути, буду отвечать честно.
Ей хочется рассмеяться, послать манерного Драко, встать и уйти, но. Вместо этого она вцепляется тонкими пальцами в стакан с янтарным жидким ядом и опрокидывает жидкость в себя. Она знает, вечер искренностей, да ещё и приправленный алкоголем, ни к чему хорошему не приведёт. Но Мари упёртая и чертовски азартна— мысль о возможности задать Драко ещё один вопрос без права на ложь манит, и та скрипит зубами.
— Окей, и что, ты хочешь знать, как я попала в защитники? А ответ через постель уже не устроит? Тео подсуетился я имею в виду. — Мари следит за тем, как смеётся Драко, и думает, будет ли тот так смеяться, когда узнает всю историю? Мари тошно и муторно выталкивать из себя эти острые честные слова, но он же хотел. Хотел честности. Вскрываться, так всеми картами.
Слова горчат в горле, коньяк горчит на языке, горькая усмешка обжигает губы. Мари шумно выдыхает и поднимает пронизывающий свой, перепелино-крапчатый, искрящийся взгляд на Малфоя. Говорит так, не отрывая глаз. Про то, что ей надо освободить отца-маггла, про всю ее ответственность перед братьями, которые отдали жизни за то, чтобы она не узнала о том, что выбор давно сделали за нее. Про обещание Тео и потерю магии. Мари взмахивает палочкой и кричит Империус, кричит Авада, кричит, давясь всем этим — Левикорпус, Сектумсепра, Алохоморра, кричит детские заклинания вроде «Зайчик-зайчик, не ленись, а шнурочек завяжись». Драко трогает ее за руку, проверяя, действительно ли в ее руках палочка, действительно ли она пробует колдовать.
В этот наэлектризованный момент Мари кажется, что ему на грудь ставят раскалённый утюг. Вдохнуть не выходит, как ни старайся, а точки соприкосновения полыхают так, что прожигают мгновенно до пепла, и никакой огнетушитель уже не поможет. Мари так и смотрит испытующе на Драко, взгляда не отводит, не моргает почти.
Рука, которой Мари крепко, до побелевших костяшек пальцев, сжимает край палочки, судорожно дрожит от напряжения, и она выпускает теплое дерево из пальцев, позволяя палочке упасть вниз. Вместо этого она ощущает руки Драко на своих.
Губы дрожат, когда она пытается улыбнуться, и не может отделаться от мысли, что эту нежность она украла, не заслужила её, это милостыня, которую она, как попрошайка у белокаменных стен святого храма господня, получила, смачно приправленную жалостью. На деле же ещё мгновение — и в глазах, на губах, на кончиках этих едва ощутимо ласкающих пальцев будет искриться отвращение. Попрошаек никто не любит, их жалеют, их могут секундно приласкать, как бездомных животных. Не больше.
— Наверное, не стоило мне в магическом мире оставаться, как считаешь? Никто не любит сквибов, эти жалкие отбросы магического общества, которые только и ладят что с кошками?
Мари хочет зло рассмеяться, она выплёвывает эти слова, выбирает самые грязные и противные выражения. Так, чтобы не было больше жалости в глазах напротив, чтобы не было нежности в горячих пальцах.
Драко словно обмирает. Он сейчас больше похож на восковую фигуру — идеальная копия настоящего человека, вот-вот пошевелится и сделает что-то, но нет. Его призвание — замершее движение. У Мари болят глаза, она боится моргнуть, потому что, кажется, тогда по щеке покатится слеза, так долго она держала глаза открытыми, боялась оторвать взгляд от лица человека напротив. Сердце в груди уже не стучит, не бьётся, не сокращается. Каждый удар — как оглушительный, всесотрясающий удар гонга, заставляет всё тело дрожать, даже вздохнуть не даёт. Мари хочется закричать, зарычать, сказать — сделай ты уже что-нибудь! Ударь, оскорби, скажи выметаться, засмейся, что угодно!
Вместо того, чтобы что-то сказать, Драко скользит рукой вверх по ее шее, укладывая ладонь Мари на затылок, зарывается пальцами в жёсткие медные волосы, тянет на себя, заставляя склониться, заставляя уткнуться лбом ему куда-то в плечо. Мари позволяет себе наконец закрыть глаза. Это не объятия, не близость, это — шанс для них обоих спрятать свои чувства. И Мари признательна Драко за это мгновение передышки, за эту возможность перевести дух.
Драко оглаживает пальцами ее загривок, и Мари чувствует себя как послушный пёс, которого приласкал его хозяин.
— Почему ты никогда не говорила? — голос Драко звучит хрипло, словно это первые слова, которые он произносит после того, как много лет держал обет молчания.
— А что бы это изменило, если бы сказала? — глухо отвечает Мари и чувствует, как усмехается Драко. От него пахнет до боли сладко, приторно сладко, совсем не как от Тео. Немного — мускусным одеколоном, чуть больше — костром, еще немного — алкоголем и сигаретами, и сильнее всего, пряно и терпко — им самим.
Легкие горят, когда она наконец наполняет их воздухом. Мари чувствует себя сейчас изломанной марионеткой, не умеет сообразить, что делать со своим телом, чувствует, что если Малфой сейчас отстранится, лишит еее единственной точки опоры, она так и обрушится грудой перекрошенных костей к его ногам. Она поднимает руки и укладывает их Драко на плечи, словно в поиске поддержки. Малфой мгновенно перехватывает ее запястье и мягко оглаживает большим пальцем остро выпирающую косточку, словно успокаивая. И Мари не может разобраться — мерзко ей от этой жалости или уже неважно?
— А в защитники ты все-таки почему пошла? — внезапно произносит Драко.
— Не знаю. Чтобы отомстить. Чтобы не допускать такого с другими. Чтобы создать себе мнимое чувство отплаченного долга. Какая теперь уже, в сущности, разница?
Теперь уже разницы никакой, теперь уже ничего не имеет никакого значения, и Мари отстранённо думает, что полетело оно всё когда-то очень давно. С треском, с грохотом, помпезно и пафосно полетело, и теперь уже систему не откатить. Она выпутывается из этих недообъятий, отталкивается, упёршись ладонями в чужие плечи, и удивленно думает, что руки хоть и дрожат, но не подламываются.
Она думает, что Драко чертовски красив в приглушённом свете одинокого светильника, заливающего кухню оранжевым теплом. Что Астория тут все немного поменяла — все эти полотенчики, салфетки и статуэточки, и теперь тут уютнее, чем тогда, на летних каникулах. Она думает, что она самый феерический мастер принимать отвратительные решения и что в разведку ее с собой брать нельзя, она же всё разболтает — даже себя саму чтобы защитить, ничего дельного придумать не смогла. Она думает, что теперь настала ее очередь задавать вопрос без права на ложь и лукавство, а потом.
Потом Мари не думает.
Ее ведёт от выпитого алкоголя, от внезапно слишком крепкого «Мальборо», от изучающих, глаз, что смотрят в упор без тени отвращения, презрения, превосходства — вообще без тени смотрят. Драко тоже ведёт, ведет от одного взгляда на яркие, чётко очерченные карандашом губы, по которым Мари ведёт языком в слепой попытке слизать с них волнительную сухость момента.
Он подаётся вперёд, сдаваясь перед всеми своими желаниями, перед невыносимым искушением, тянется, в попытке сорвать с этих ярких губ вздох, слизать с них терпкий запах, отобрать всю нежность, на которую они способны.
Мари ничего не понимает и распахивает глаза, когда мажет губами по бритой щеке Малфоя.
Он всё понимает, когда Мари резко отшатывается и смотрит на него.
Мари внезапно хочется взять палочку и выстрелить авадой в себя, лишь бы не чувствовать рухнувшее в желудок сердце и подкатившую к горлу тошноту, лишь бы не видеть искривлённых в извиняющейся полуулыбке губ, лишь бы не искать жалость и отвращения в глазах.
Драко сжимает кулаки и заставляет себя рассмеяться.
— Прости, — выдавливает он из себя со смехом, — ну что с меня взять, сама понимаешь. — Он резко поднимается со своей табуретки, неловко отталкивая её и заставляя повалиться с глухим стуком на колкий мрамор пола с узором квадратами.
— Я пойду спать. Где гостевая спальня, помню.
Она выходит из кухни, широкой дугой огибая Драко, не позволяя тому зацепить ее, когда он вскидывает руку в слабой попытке остановить.
Мари не помнит, как доходит до кровати, как раздевается и как забирается под одеяло, ёжась от прохлады простыней. Она помнит, как скрипит зубами и как сжимает кулаки до боли, до отпечатывающихся на ладонях следов-полумесяцев от коротких ногтей. Наверное, то, что сейчас испытывает Мари по отношению к себе самой, называется опустошающей злостью.
Мерное тиканье секундной стрелки предательски притаившихся где-то на полках часов нисколько не помогает успокоиться. В голове всплывает байка о китайской пытке каплей, и Мари решает, это заслуженное наказание для нее за все навороченные за прошедший день дела. Она закрывает глаза в слепой попытке провалиться в сон, хоть какой. Беспокойный, пропитанный влажными и пахнущими плесенью кошмарами, любой. Перед глазами — лицо Тео.
Наутро всё зачастую кажется куда уродливее, чем выглядело вечером накануне. Мари замечает, что стрелки на выбелеенном циферблате спешат вперед на добрую четверть часа (ей и самой впору было бы поспешить); обои на кухне — пыльные и отстают от стены, словно приоткрывая занавес мерзких тайн обитателей дома, видно, что больше у Мафоев не служит домовой эльф и сами они уже не справляются согромным домом; у Драко глубокие синяки усталости и бессонницы и россыпь морщин вокруг глаз; у Мари —
— у Мари бесполезная палочка, полупустая пачка «Мальборо», сбоящая зажигалка, саднящая голова и вязкий, горьковатый после-вкус на языке и где-то глубже в горле, который не получается ни сглотнуть, ни вырвать, ни заглушить уже которой по счету сигаретой.
Мари вылетает из дома и бежит куда-то в лес, через зеленые лабиринты изгороди, через мерзко подстриженные кусты. Она кидает в них бесполезную палочку, со всей силой и злобой, так, что ветки обламываются. Тут же рядом с ней, мерзко искривляя пространство и обдавая горячим воздухом, сбивая гриффиндорку с ног появляется трехэтажный синий автобус. Мари открывает рот от удивления.
— Уууу, какой перегар! Давно мы такого не видели, дамочка, а вы, оказывается, ох какой клиент! А Эрни не хотел ехать, говорит мол далеко, будем еще тратить одну пикосекунду, долго-долго-долго! Вот что теперь скажешь, а, пройдоха?
Из обклеенной подраными вывесками и афишами глубоко-фиолетовой двери высовывается ушастая голова и подает ей свою мягкую, словно надувную или игрушечную руку. Мари глупо смотрит то на эту руку, то на автобус…
— Ох, ведьмочка, вам сколько лет уже! Вижу, не школьница, а нас не знаете. Неужели такой уж примерный образ жизни ведете обычно? Меня зовут Стэн Шанпайк, Эрни — наш водитель. А уж про «Ночной рыцарь» вы не слышать не могли! Эрни ловко наколдовывает взитку в воздухе и протягивает ей. Ну так что — садитесь?
Мари тут же тупо отвечает «Сажусь», скорее повторяя, чем отвечая ушастому Стэну.
Уже через минуту она тряслась, съеживалась и растягивалась по всей кабине, проклиная все на свете и клянясь, что больше так не поедет. Потому что способ езды «Ночного Рыцаря» оказалася таков, что без крайней нужды во второй раз вы его не вызовете, хотя как его вызвать она умудрилась — Мари так и не поняла. Автобус брал резко с места такой разгон, что все пассажиры падали с кресел днём и слетали с кроватей ночью, тормозил не лучше, при этом никогда не ездил ровно по дороге, а встречающиеся на его пути деревья, фонарные столбы, почтовые ящики и прочая «мелочь» только успевали отскакивать в сторону. С оглушительным «бах!» «Рыцарь» трансгрессировал со всем своим содержимым в самые неожиданные места и, не снижая скорости, несся дальше, не разбирая дороги.
Проезд на «Рыцаре» вместе с тем стоил достаточно дорого. Мари насчитали почти галлеон. И ещё 3 сикля, если хотите получить кружку горячего какао. И ещё один, если вам понадобится грелка и зубная щётка…
В автобусе пахло дешёвым освежителем для воздуха, и медленно, но верно, в горле Мари начинало першить. Першить начинало и в голове: из магнитолы неумолимо — Мари пробовала мысленно умолять, и ничего не получилось — несся смутно знакомый рок, навевающий воспоминания о школе.
— Выключите, пожалуйста, — хрипло просила она, когда слушать это становится невыносимо. Ее тошнит — должно быть, укачало. Ехать, по ее прикидкам, ещё минут сорок, а по прикидкам Эрни — от секунды и до года. Ее просьба остаётся без внимания, и она начинает раздражаться. Мари свято уверена, что кондуктор (?) этого автобуса специально проигнорировал ее слова. — отключите музыку, очень прошу.
Водитель дёргается от неожиданности и с готовностью уменьшает громкость магнитолы, что-то бормоча себе под нос. Мари твёрдо убеждена, что бурчит он от недовольства на нее. Музыка продолжает играть, хоть и тихо, и кажется, что с каждым битом тошнота к горлу подкатывает все сильнее
— Вы языка ангийского не понимаете? — на мгновение Мари жалеет, что вспылила, но желание выплеснуть всю злость хоть на кого-нибудь пересиливает и отдаётся неправильно-сладким удовольствием где-то внутри. Она рада, что водитель дал ей повод сорваться. Эрни быстро тычет в кнопки на магнитоле, и салон наконец заполняет блаженная тишина, разбавляемая лишь треском искривляемого пространства и рычанием потрепанного мотора.
— А чего вы так рано в субботу в Лондон? — бодро спрашивает Стэн, бестактно разрывая тишину.
— По делам, — с напускным равнодушием отвечает Мари. Злиться на «Ночной рыцарь» больше не хочется, теперь она злится на себя.
— Какие ж это дела-то по утру в субботу могут быть? — водила усмехается и не перестает болтать: — Это вы, наверное, с вечеринки едете? Эх, давненько я не бывал вот так вот… Последний раз, помню, мне было лет двадцать, ох мы тогда танцевали, слушали тогда этого, как их, — мужик начинает насвистывать себе под нос что-то очевидно знакомое, упорно не поддающееся определению из-за фальши.
Ветер швыряет мелкие — наверняка, колкие — снежинки в лобовое стекло, но Мари не смотрит вперёд. Она неотрывно следит за тем, как стремительно несётся мимо нее обочина, как пролетают, смазываясь в единую зеленовато-серую ленту голые остовы промёрзших деревьев и кустарников. Как бы она ни старалась уцепиться взглядом за что-нибудь — уже, в сущности, не важно, за что именно: за один из покосившихся столбов или за знак, ствол дерева, за случайного голосующего на дороге — споткнуться ни обо что не выходило. В конце концов Мари фокусируется на высохшей дорожке от дождевой капли на стекле и тяжело вздыхает.
— Это вроде Show Must Go On, нет? — устало спрашивает она.
— Ну точно! Шоу оно же это самое, маст гоу он, точно-точно. Эх, помню, как мы с девчонками-то зажигали, и музыка же такая душевная ещё…
Мари упирается лбом в холодное стекло и прижимается так сильно, чтобы не ударяться головой каждый раз, как амортизаторы не справляются с неумолимыми суровыми дорогами.
***
Мысль о том, что вся ее жизнь превращается в пресловутую кухонную драму, заставляет Мари сдавленно хмыкнуть. Все самые важные события, все самые страшные слова и все самые уродливые поступки в последнее время случаются в кухне, и не важно, в чьей квартире или в чьём доме она находится. Яркая черта современного искусства все приближать к реальности и действительности в определенной мере подталкивает реальность и действительность к статусу искусства.
У Джорджа Уизли квартира светлая и уютная. Супруга у него тоже такая — светлая и уютная. Улыбка широкая и искренняя на лице всегда. Когда Алисия распахивает перед ней дверь, Мари на мгновение поражается тому, какая она по-простому красивая. Волосы, небрежно собранные в высокий пучок на макушке пара непослушных прядей всё же выбились и обрамляют теперь её нежное, круглое лицо, футболка домашняя, Джорджа, скорее всего, подвязана узлом, в руках палочка и за ней зависло в воздухе ведро с водой — кажется, она не вовремя, у них уборка? Алисия смеётся и просит, чтобы Мари не несла чепухи. И внезапно от этого лёгкого и лучезарного «Мари, не неси чепухи!» становится спокойно и уютно. Словно можно и впрямь не говорить глупости, словно правда есть место, где ей рады всегда.
Мари в сущности не понимает, почему назвала Стэну адрес Джорджа. Назвала и все. Она не видела его уже столько лет. После их последнего разговора втроем, когда он вышел и Мари задала Фреду главный вопрос: — Мы больше не можем быть наедине? На что получила ожидаемый ответ «Видимо не можем». И что это значило тогда? Они же должны были быть друзьями… Но они не были уже друзьями, как ни крути. Они упорно избегали семей друг друга, они вежливо улыбались те пару лет… И Фред сказал то, что каждый боялся тогда озвучить — «Мы два человека, которые притворяются друзьями, потому что было бы неудобно не быть ими».
А сейчас, через три года, Мари появилась на пороге новой квартиры Джорджа. Пропустившая новоселье, рождение его дочек, блудная и с потекшей тушью.
— Ты в Норвегии никогда не бывала? — невнятно спрашивает близнец, отправляя в рот ложку макарон. Джордж ест очень аппетитно. Когда кусочек фарша падает на стол, он торопливо подбирает его и вытирает жирное пятнышко ладонью. «Чтобы Алисия не расстраивалась», — подмигивает.
— Не была. Что мне там делать? — Мари отвечает так же невнятно, с удовольствием поглощая макароны, которые Алисия, отмахнувшись от ее протестов, щедро навалила на тарелку, сопроводив это безапелляционным «Хотя бы у меня нормальной еды поешь, худая как в школе». А с Алисией Уизли не поспоришь.
— Ты вообще когда последний раз куда-нибудь ездила?
— Недели четыре назад ездила в Азкабан, — пожимает плечами Мари.
— Слышала, в Азкабан! А мы с тобой все на острова и на острова! А люди вон как отдыхают. Жены министра между прочим. — Джордж склоняется к жене, и та смеется, шутливо бьёт его полотенцем для посуды по плечу. И всё это так естественно и искренне, что Мари на мгновение кажется, что она лишняя тут -сторонний наблюдатель.
— И что там с Норвегией-то?
— Да ничего особенного, трасса там есть интересная, ее тропой троллей называют. Вот тебе туда надо, троллюга ты эдакая, — Джордж смеётся и отмахивается от сердитого фырканья подруги. — Ну ты поспрашивай как-нибудь, там просто трасса прикольная, опасная очень для вождения. Мне вот кажется, тебе бы понравилось, ты же вроде водишь магловскую.
— Ты имеешь в виду… — начинает было Мари, но быстро замолкает, не находя слов, чтобы задать вопрос. Почему-то макароны застревают в горле — неужели он знает?
— А ничего я не имею в виду, просто вчера услышал и вспомнил вот о тебе… Ты вообще как, долго у нас дома ошиваться планируешь? Не то чтобы я был против, но ты понимаешь, у меня с женой медовый месяц. И дети скоро проснутся…
— Ты с ней уже лет пять женат, разве нет?
— Все-то ты, сова, лучше всех знаешь, — Джордж, довольный, как кот, жмурится, когда Лис укладывает свои руки ему на плечи и упирается подбородком ему в макушку. Мари с ними тепло, как уже давно не было. И Мари думает, наверное, дело все-таки в человеке, который рядом. Который всю подноготную твою знает и всё равно вот он, сидит тут, рядом, и не противно ему. Думает, было ли ей так же вот тепло и хорошо с Тео. Или с Драко вчера?
Вспоминает, как тот жарил мясо, рассказывал что-то чертовски неважное и улыбался самыми краешками губ. Как закатывал рукава свитера. Как откидывался на стуле назад, словно бы о чём-то задумавшись.
Всё это кажется чередой полароидных снимков, которым самое место в пыльном родительском фотоальбоме, на которых запечатлены лица из прошлого, про которые — про каждый из которых — припасена своя история. Им в самую пору быть просто чужими — не ее ни в коем случае — воспоминаниями.
Мари снова смотрит на Уизли, и знает точно — у нее с Драко не так, и с Тео не так, и так никогда не будет, и ожесточенно стискивает челюсти в неожиданной злобе на себя — а ты хотела бы с Драко, дура?
Пора отсюда уходить.
— Джорджи, а ты не дашь мне пороха немного и свой камин в аренду на секунду? А то я вчера перепила что-то, боюсь трансгрессировать, честное слово.
Джордж ехидничает — разве мог он упустить такой момент — что Мари обнаглела вкрай, и друг из нее вышел отвратительный: ест его еду, берёт его порох. Мимоходом он интересуется, с какого перепугу вообще Мари в этой части города. Ничего лучшего придумать Мари не может, и потому просто бурчит неразборчиво, что ехала издалека. Наверное, хорошие друзья так не поступают. Не врут друг другу и не используют друг друга.
Внутренний голос ехидно подсказывает Мари, что хорошие друзья многое из того, что она наворотила, не делают, но та отмахивается. От внутреннего голоса, от Форджа, от предательского першения в горле безответственно отмахивается.
Мари сбивается со счета, сколько оборотов делает ее ложка, пока она размешивает ромашковый чай, громко ударяя о стеклянные стенки чайника. Тео еще нет и у Мари есть время подумать, что теперь делать. Считает она почти на автомате, чтобы занять голову хоть чем-нибудь, но неизменно сбивается где-то после сто семнадцатого оборота.
Она корит себя за то, что так необдуманно поехала к Малфою.
Дешевая ложка звонко ударяется о стеклянные стенки заварочного чайника с золотой ручкой в форме питона, листочки — а скорее, труха — дешевого ромашкового чая завихрениями танцует в прозрачной тюрьме. Мари усмехается — вся ее жизнь с Тео такая. Заварная труха в дорогом антикварном чайнике, маггловские предметы утвари в старинном особняке, дешевка в красивой обертке. И виноват в этом не Тео, а она.
Мари и сама чувствует себя глупой девочкой, играющей в дешевые игры.
Она плещет заварку в кружку, доливает сверху кипятком и обнимает холодными пальцами керамические бока. Держит, терпит, пока не становится невтерпёж горячо, и тогда только отнимает ладони, трет их друг о друга и повторяет себе под нос шесть слов с работы.
«Все сказанное будет использовано против вас».
Слова перекатываются на языке, немножко горчат. Но это только потому, что они оголяют не слишком приятную действительность. Мари не уверена, что они имеют для нее какой-то смысл, но копаться в смыслах, символах и значениях ей не хочется совершенно. Ей хочется сделать что-то, за что наконец не будет стыдно, из-за чего ночью не придут кошмары. Сделать что-нибудь, из-за чего она наконец почувствует себя приличным членом общества, а не бессмысленной оболочкой от человека.
Обручальное кольцо неожиданно слишком сильно сжимает ее пальцы, и, кажется, еще немного — и оно просто переломит тонкие кости. Когда Мари отнимает дрожащие руки ото рта, она слышит судорожный вздох, словно чудом спасшийся из-под воды хватает губами живительный воздух. С отстраненным отвращением она осознает, что звук этот издает сама и унять этот звук не выходит. Наполнить легкие воздухом не получается тоже, и Мари все с тем же отстраненным отвращением думает — и в этот момент кажется, что это не ее мысли, а чужой голос в голове.
Задача снять с мелко дрожащих пальцев кольцо внезапно становится самой важной, единственной, бьющейся в его голове, но ободок упорно застревает, и Мари царапает себя сама, свои узловатые суставы, слишком длинные фаланги, слишком тонкие запястья, увитые браслетами с змейками. С ними она расправляется быстрее и скоро остается сидеть на полу в окружении разодранных золотых и серебряных червей. Чтобы снять кольцо, ейприходится поднести руки к губам и вылизать палец, чтобы предательски тугое кольцо, наконец, соскользнуло.
Мари жмурится, пытаясь удержать подкатывающую рвоту, но забывает про слезы, и они текут по ее щекам, некоторые цепляются за изодранные, искусанные губы и там и зависают. Мари собирает с пола все украшения, которые гурьбой выкатываются их рук, и несет в спальню, бросает в коробку, где блестят другие драгоценности. Она вдруг видит среди них единственное не сверкающее, тусклое и натуральное в этом мире нефальшивом, в этом драгоценном мире — фальшивый галеон ОД, хватает его и трет, убаюкивает руками…
Ее трясет всю, и на мгновение кажется, что под кожей у нее множество маленьких жучков, которые вибрируют, толкаются, копошатся, пытаются прорвать гладкую, белую, такую тонкую кожу, пробуют раскрыть свои крылышки, но ничего не выходит, и от этого они только сильнее дрожат, только громче гудят. Мари уже даже не чувствует, как раздирает короткими ногтями кожу на запястьях, на обратной стороне предплечий, на шее. На шее. Вдохнуть не получается никак, и когда в дверь раздается оглушительный звонок, Мари вся подрывается от страха, выдыхает последний воздух из легких и, обхватив себя руками, обрушивается на пол.
Когда она приходит в себя — сложно сказать, сколько ей на это потребовалось времени — в дверь все еще звонят, а затем переходят на стук, разбавляя его протяжным, чуть гнусавым «Ма-аа-ари!». Мари Нотт поднимается с пола и садится, подтягивая к себе свои неуклюжие ноги, обхватывает колени руками. Вокруг нее, словно обозначая поле боя, разбросаны все же рассыпавшиеся украшения. Она тянется к одному из своих любимых, в форме тернового венца, и с разочарованием обнаруживает, что оно погнулось. Стук в дверь и требовательные призывы открыть не прекращаются.
Мари почти не удивляется, когда в дверном проеме сталкивается нос к носу с улыбающейся Джинни. Сколько она ее не видела — пять лет? Больше? Всю жизнь? Но это не мешает ей одним легким толчком сдвинуть Мари вглубь дома и скользнуть внутрь, прикрывая за собой дверь. Наверное, она что-то говорит, но Мари внезапно невероятно трудно сосредоточиться на звуках, ей кажется, словно на нее наслали какое-то изолирующее заклятие, и всё, что она слышит — шум собственной крови и гомон собственных мыслей у себя в голове. По губам Джин ничего прочитать не удается, и Мари мотает головой в попытке разогнать туман.
— Зачем ты пришла? — бормочет та, не задумываясь о гостеприимстве.
— Ты, что, плакала? — бестактно, абсолютно в своей манере, выпаливает Джинни.
Они на мгновение замирают в неловком молчании. Первым его разрывает Мари — шмыгает носом и недовольно бормочет, что она не плачет и это просто насморк. Она чувствует, как неловко мнется Джинни за ее спиной, когда она сама отворачивается и в замешательстве замирает, выбирая, куда пойти безопаснее — в кухню или в комнату.
— А я принесла варенье. Брусничное, — смущенно говорит женщина за ее спиной. — Мама моя сварила, и я решила, стоит с тобой поделиться.
— Ага, — рассеянно отвечает Мари. Не понимая, почему Джинни здесь… Откуда? С Норы, когда они были лучшими подружками и иногда шептались, закрывшись одеялами о парнях, глупом Ронни, о «Гарпиях» и колдосестричках?
Определиться с тем, в какую комнату сбежать, самостоятельно Мари не удается, и Джинни берет инициативу в свои руки. Мари отмахивается от тревожной мысли о том, что именно ее гостья подумает, увидев беспорядок в кухне. Но если женщина и делает какие-то выводы из увиденного, она благоразумно оставляет их при себе. Ставит банку с вареньем на стол рядом с заварочным чайником. Дотронувшись до пузатого бока чайника, неодобрительно качает головой, взмахивает палочкой, чтобы вскипятить воду, и деловито, но аккуратно принимается хозяйничать, пока Мари пытается устроиться на стуле, чтобы занимать как можно меньше пространства.
Джинни внезапно заговаривает —
— Это галеон. Который ОД. Я и не думала, что он когда-нибудь снова сработает. Он, знаешь, у нас обычно на стене висел — а тут как упадет, думала, что дырку в полу прожжет, а у нас как раз ремонт новый… Ужас!
Джин ставит на стол две кружки, достает масленицу, старательно и ровно отрезает несколько ломтиков батона. Пожалуй, именно это выбивает Мари из колеи еще больше — у нее никогда не получалось резать хлеб так ровно, отрезанные ломти оказывались или слишком толстыми, или нож соскальзывал, чудом не попадая по пальцам, лишь выкрашивая из буханки комки мякиша. Когда стол оказывается полностью накрыт, Джинни открывает банку варенья и торжественно ставит ее на стол, одновременно протягивая Мари чайную ложку.
Через десять минут они обе сидят на полу, по-турецки подогнув под себя ноги. Они, кажется, никогда не находились наедине со школы, и Мари прислушивается теперь к своим ощущениям — слишком ли неловко, чтобы задать вопрос, или можно?
— Ты себе все губы так искусаешь, — насмешливо говорит Джинни Потттер, чуть отклоняясь назад. — Хочешь что-то сказать, так говори уже.
— Тебе никогда не казалось, что твоя жизнь превращается в кухонную драму?
— В кухонную драму, — повторяет Джинни, словно бы пробуя слова на вкус. — Нет, Мари, моя драма не кухонная. У меня кухонное только безразличие.
Та вздергивает брови, молчаливо призывая женщину продолжать.
— Ох, ну что ты на меня так смотришь? — Джинни долго молчит, прежде чем заговорить вновь, но своими следующими словами ясности никакой не вносит: — Кухня у нас — нейтральная территория. Ну как тебе попроще объяснить, знаешь, как в Стартреке…
— Я знаю, что такое нейтральная территория, Джинни.
— Ладно-ладно, — Та смеется. — На кухне все хорошо. Мы пьем чай, кушаем, фильмы смотрим, обсуждаем что-нибудь, ссоримся. Но не задаем лишних вопросов. Вот тебе и кухонное безразличие. Делай вид, что все в порядке, и не задавай лишних вопросов.
— И что, так правильно?
— Так бывает. А «правильно» и «неправильно», «хорошо» и «плохо» — слишком высокие и абстрактные понятия, им на кухне места нет.
— Джинни, ты изменяла когда-нибудь? — внезапно спрашивает Мари.
Джинни молчит некоторое время, критически рассматривая красные отметины на руках Мари. — Все изменяют. А те, кто говорит, что не изменяют, просто врут лучше остальных. Такая уж у нас кухонно-драматичная жизнь.
В ответ Мари нечленораздельно мычит.
— Вот тебе первое и настоящее правило измены: не надо пытаться убедить себя, что ты не отвратительный человек.
Джинни некоторое время задумчиво рассматривает осунувшееся, усталое лицо Мари. Вроде взрослая уже женщина, а выглядит, как замученный подросток. Разбираться, из-за чего или из-за кого с ней это — а к слову, что именно это, ее тоже не касалось — она не хотела, да и не вправе была.
— Я могу тебе сказать только, что измена — просто движения. Семья — это нечто большее. Это система.
Джинни говорит, Мари такая же как в школе — строит из себя взрослого и умного, а на деле не умеет справиться с простейшими проблемами. Мари пытается парировать, спрашивая — утверждая — что Джинни такая же, как все другие девчонки. Она и не спорит. Кивает утвердительно головой, использует обвинения в свой адрес как собственную броню. Мари смотрит на нее почти с восхищением.
В какой именно момент она начинает рассказывать про Тео и Драко, она не замечает. Просто внезапно обрывает себя на полуслове, стопорится, осознавая, что, про кого и кому говорит. И решает, что теперь уже бояться и судорожно отматывать взад пленку смысла нет.
На молчаливый вопрос Мари, который она задает Джинни одними испуганными глазами, со смехом говорит, что в этот раз ничего не скажет про Фреда, как тогда — в школе, и что готова вылушать.
Джинни говорит, — расскажи. Станет легче.
Мари думает, что легче ей станет, только если кого-нибудь из них двоих не станет, и все что было, есть и чего больше не будет между ними просто исчезнет. Будет списано за недостоверностью на бездоказательной основе. Но она рассказывает. Сумбурно и путано, перескакивая с одного эпизода на другой, мнется, подбирая слова, морщится.
Мари не просит у Джинни советов, а она и не пытается подсказывать — она честно играет свою роль случайного слушателя. Следует простому правилу «помоги, если можешь». И за это мысленно Мари определяет ее как хорошего человека. Ведь, кажется, именно по этому критерию и стоит раскидывать людей на плохих и хороших. В мире, где все давно пошло кувырком, где люди изменяют друг другу и отрекаются от понятий «правильно» и «неправильно», где проводить грань между дозволенным и недозволенным принято поверх собственного «так хочется». Джинни помогает, потому что может.
В глаза ей смотреть не хочется, Мари боится найти там жалость. Ей не нужны подтверждения постороннего человека, чтобы осознать, что она поступила плохо. Горло першит, и она сдавленно кашляет, когда думает о том, что, кажется, не жалеет ни об одном взгляде, брошенном украдкой, ни об одном касании, ни об одной поимке с поличным.
Когда Джинни наконец встает со стула, который при этом протестующе скрипит, казавшиеся и прежде густыми сумерки за окном превратились в непроглядную чернильную тьму. Она треплет Мари по волосам, скользит мягкой ладонью на щеку и приподнимает ее голову, вынуждая посмотреть на нее. Она говорит, что не вправе давать ей советы и что Мари нужно думать своей головой.
Драко почти раздражен — он приехал, им нужно поговорить, вместо этого — одно брошенное мрачно приветствите, больше напоминающее сюжет сюрреалистичного кино, и хмурое молчание. Оно физически ощутимо повисает в воздухе, словно едкая асбестовая пыль, и въедается в кожу, сушит глаза, не дает четко видеть. Его почти что хочется раздвинуть руками, но Драко сдерживается.
Порой кажется, разговаривать — совсем не их конек.
Их удел молчать, додумывать, дорисовывать каждый сам себе, брести по лабиринту недомолвок, как слепой, не видящий дороги, и глухой, не слышащий указаний.
И Драко мучительно тяготится этим упорным молчанием, мрачным взглядом, в котором — он что, должен уметь что-то читать в этом взгляде? — он не знает, что находит в глазах напротив, и потому спрашивает. И пусть, возможно, скорее всего, это не те слова, которые должны были быть произнесены в кухне, не те вопросы заданы, но у парня я внезапно не выходит составлять слова в предложения
— Ты знаешь, Джинни говорит, на кухне нет места драме. Кухонным должно быть только безразличие. Делать вид, что все в порядке. Разговаривать, улыбаться, есть, пить чай. Не задавать вопросов.
— Что еще, за Джинни? Поттер?
Они снова молчат.
Драко, кажется, весь кипит несказанными словами, невыплеснутыми эмоциями, и еле сдерживается, чтобы не разразиться тирадой. Мари же — Мари молчит пусто. И от этой пустоты внезапно не хочется ругаться, не хочется трясти за плечи, пытаясь — что? Призвать к ответу, растормошить.
Малфой смотрит на Мари, совершенно пустую, и понимает — ничего больше нет.
Неожиданно он чувствует — и в то же самое мгновение испуганно одергивает себя — но все равно чувствует, что его тяготит все это, и он жалеет, что тогда привез Мари с собой в Малфой Мэнор. Это напряженное молчание, изогнутые неумолимым вопросом плечи, это вранье и эти сложности — Драко не любит, чтобы было грустно, было больно и сложно.
Он внезапно думает, что с удовольствием бы сходил сейчас на джазовый концерт. Оставив все ненадолго, на пару часов всего лишь — да хоть на пару минут бы, отодвинув прочь странные фразы и тяжелые взгляды. Всего становится внезапно слишком много, все — Драко даже не может сам себе объяснить, что он толком вкладывает в это «все», просто — он от всего этого устал. От вечно грустной Астории, которая как будто помешалась на том, что теперь он ее бросит. От всей этой семьи, где ничего не выходит – ни любовь, ни дети. От работы, на которой он в третьих рядах, даже не во вторых.
Мари поворачивает голову. Не меняя положения тела, оставляя даже руки на коленях — немного искусственно напряженно, но так безопаснее. Поворачивается и смотрит прямо в глаза, спокойно и открыто. Драко больше не кажется одним из ее ночных кошмаров, теперь он — это просто он, сидит рядом, чуть касаясь своим коленом ее, смотрит во все глаза. И в них, широко распахнутых — совсем как Мари себе и представляла, отражается пламя фонарей. Огоньки подрагивают, вымазывая его всего липким и вязким охристым светом, затапливая вообще все вокруг этой теплой, почти янтарной охрой, и Мари вдруг кажется — это совсем другие они, это совсем другое время, это совсем другие жизни.
— Слушай, Драко, — начинает она хрипло. Руки все так же лежат на коленях, как приклеенные, так безопаснее. Она набирает в грудь воздуха, чтобы продолжить, но заходится в приступе кашля.
— Подожди, — прерывает ее Драко, — не надо. Давай оставим все так?
Неожиданно хочется смеяться. Мари бы и сам рада был оставить все, как есть, все, как было когда-то давно, словно бы и не с ними уже. Но у нее шанса просто оставить все, как есть, нет, и она не собирается давать его Драко. Она знает — он не любит, когда сложно, но с другой стороны, а кому это нравится?
— Нет, ты знаешь, — смеется, — мне все-таки надо тебе кое-что сказать.
Эта интрижка, которую он затеял. Что он искал? Искал того, чего и всегда – жизни, легкости, чувств. Измены, интрижки, флирта. Снова быть тем юным Драко, жизнь которого еще не покатилась в среднестатистическую обыденность, где он даже семейные свои проблемы не может решить – слишком слаб. Снова хотелось стать для нее центром Земли, почувствовать ее любовь… Только сейчас любви не было. Было отвращение. Где-то фоном в голове проносится мысль, что это очень странно, как человек, в которого ты был так сильно влюблен, может внезапно стать так противен — Драко и впрямь противен ей в этот момент. С этим жалким своим нищенским выражением лица, с этими умильно вздернутыми бровями.
— Помнишь наш разговор? Ты задолжал мне один честный ответ на один мой вопрос? — Мари видит, что ему страшно, она почти чувствует, как пес, сладковато-гнилостный запах его паники, и неожиданно для себя понимает — ей это нравится. Ей хочется, чтобы Драко наконец испытал хоть что-то из того, что ежедневно переживала она из-за него. Драко почти неконтролируемо слегка мотает головой в тщетной попытке умолять ее молчать и не задавать вопроса. Мари размыкает губы: — Это что-то значило? То, что случилось. Ты расскажешь Астории? Ты хочешь быть со мной снова?
Она знает ответ заранее. Если бы она была чуть внимательнее или не отрицала бы очевидного, она бы нащупала его давно, очень давно. Но ошибки, допущенные в прошлом, там и остаются, а сейчас — сейчас она читает ответ в каждом нервном движении Драко, в каждом судорожном вздохе, в каждой попытке начать предложение. Он зачесывает челку, оттягивает ворот футболки, всплескивает руками. Он почти рисует в воздухе ответ этими своими руками. Аккуратные пальцы с ухоженными ногтями, мягкие ладони, обручальное кольцо. Она точно знает, что ответит Малфой, но сейчас, чтобы принять свое личное решение, она должна услышать слова, произнесенные им самим. Не додумать, не догадаться — она должна услышать, и пусть это будет отказ.
— Мари, прости меня, — лепечет Драко, и это почти жалкое зрелище. — Ты совсем неправильно меня поняла, это совсем не то, о чем ты… Мари, я не могу, ты же знаешь, у меня семья.
На это Мари улыбается как-то мягко, вкрадчиво почти, говорит:
— Уходи.
Драко внезапно торопится, вещи свои собирает, не попадает с первого раза палочкой в карман, роняет на пол кардиган и чертыхается, поднимая и отряхивая его.
И все это мельтешение, все торопливые и неловкие телодвижения внезапно вызывают у Мари одно только отвращение. И ссутулясь, он замирает на мгновение у двери, пытаясь справиться с дверной ручкой, и так и застревает в сосущей черноте проема на несколько мгновений. А затем срывается и исчезает. Спустя некоторое время входная дверь хлопает, возвещая о его позорном бегстве.
Утро не приносит облегчения. Оно серое и жидко-вязкое, и отдается легкой болью в желудке. Люди кругом тоже серые и их натянутые — с усилием, в пустых потугах натянутые — улыбки тоже выглядят серыми и фальшивыми. Паршивыми.
Это все игра по паршивому сценарию — улыбаться сквозь силу в глупой надежде, мол и так прокатит, и Тео оглядывается вокруг себя. Ему внезапно кажется, что возле выхода из министерства образуется целый водоворот из людей, и он — единственный, кому удается стоять спокойно. Он в самом оке бушующего вокруг него шторма.
Стоит ему выйти в Лондон, как накатывает тошнота от целой пачки выкуренных сигарет. Все играют — и он сам, кажется, тоже играет, с натягом и скрипом, до тошноты отвратительно — да только никто не умеет понять, что их кажущаяся мастерской игра на самом деле прозрачна и до забавного банальна. И Теодор, министр магии, который копается по ночам в маховиках времени в отделе тайн, пока все спят, тоже один из них, один из номинантов и будущий лауреат — он играет хуже всех.
Весь этот печальный драмедийный театр одного актера ставит единственную пьесу для единственного же зрителя — Мари Нотт. Которого нет в зрительном зале. Его не найдется ни в фойе, ни в гардеробе, и на вешалке не болтается его позабытое в спешке пальто, и Тео обреченно закрывает глаза — как же хотелось бы в конце концов не играть, но маска намертво приросла к лицу, и отодрать ее не выходит — или уж снимать, так с собственной кожей, срезая под самое мясо. Ему бы не играть, но он по-другому не умеет, он по-другому не может, и привычно играет мирное и доброе утро дома, играет доброжелательность со случайно встреченной соседкой, играет заинтересованность, пока листает пророк, пока выслушивает дюжину своих секретарей.
Пока он спешил домой, на его глазах машина сбила мужчину. Невысокого, полноватого старика, он напоследок блеснул лысиной, прежде чем скрыться под колесами машины. Даже не вскрикнул, лишь неловко взмахнул руками и отлетел на обочину. Совсем как кегля, навзничь опрокинутая шаром для боулинга. Казалось, никто не заметил этого: автомобиль, сбивший старика, просто умчался прочь, сверкнув фарами, прохожие обходили лежащего невнятной грудой человека стороной, словно бы он был не жертвой ДТП, а заразным прокаженным. Казалось, единственный, кто обратил на произошедшее внимание, был Тео, и он попытался было протолкнуться к человеку, чтобы помочь ему, но плотный ураган торопливо мельтешащих людей неумолимо смыл его вниз по ступеням на платформу — стоять в ожидании поезда, который ему и не нужен.
Цифры на электронном табло сменяли друг друга, кажется, слишком медленно, пока мысли в голове неслись, кажется, слишком быстро. Подошел ли кто-то к нему? Помог ли ему кто-то? Дышит ли он и чувствует ли, как неумолимо мерзко пропитывается грязной водой опрятное драповое пальто?
Тео думает, как все произошло на самом деле? И как сильно мог бы он изменить ситуацию к лучшему, если бы не трансгрессировал трусливо к дому или не позволил толпе нести его к метро.
Вокруг вязко-серо, февральская слякоть чавкает под ногами, а маггловский кофе с платформы подгорел, и Тео почти жалко этих каких-то там кнатов или сиклей за напиток. Но он заставляет себя пить. Потом он заставляет себя идти к дому по вязкой слизи улиц. Он чувствует, что все пошло под откос уже давно, и единственный вопрос, звучащий в пустоте его головы — когда? Когда все пошло не по плану?
Дверь Мари открывает тут же.
И мысль, — когда все пошло не так? — тесно соседствует с, — что сделать, чтобы было, как раньше? Но ответа не находится ни на один из мучительных вопросов, и они, кажется, из разряда потенциально риторических — в чистой теории ответ на них дать можно, но найти его практически невозможно. Пытаться почти так же бессмысленно, как доказывать теоремы.
И в конечном итоге самым важным вопросом в жизни, вопросом, ответ на который является автоматически ответом на все другие трудноразрешимые вопросы, становится мучившее его еще со времен средней школы: чем теорема отличается от аксиомы? Зачем доказывать теоремы, сотни и тысячи раз уже доказанные, если они признаны абсолютно верными, почему теорема Пифагора — та самая, про квадрат гипотенузы — все еще не аксиома? В детстве Тео упорно не желал доказывать теоремы. К чему, если всем давным-давно известно, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов? Если это одно из основополагающих утверждений евклидовой геометрии, почему это требует постоянного доказательства? Неужели если один маленький ребенок, еще даже в Хогвартс не поступивший, не докажет теорему Пифагора, она станет от этого менее верной?
Что будет, если не доказать теорему? Что делает теорему аксиомой? Сколько раз нужно доказать теорему, чтобы она стала аксиомой?
Тео мог бы подумать про них с Мари, мог бы подумать про зависимости и взаимозависимости, про действия и противодействия, мог бы, но на самом деле, он не может. В голове у него внезапно отчаянно пусто, и он вспоминает только теорему Пифагора, вот это глупость.
И когда же все пошло не так?
Партия начинается, когда ферзь делает первый ход, минуя проем входной двери. И кажется, именно в этот момент начинается для Мари самое длинное утро. Наступающая не в двадцатых числах декабря, но ее личное.
Мари засчитывает это за кухонное безразличие — они не задают друг другу вопросов.
Мари сидит на стуле, ссутулившись, так и не изменив своего положения с момента, как Драко ушел. Тео стоит в паре метров от нее, в дверном проеме между прихожей и кухней — этот портал он еще не решается преодолеть. Мари стискивает зубы, чтобы не задавать вопросов. Она не смогла бы, даже если бы разомкнула челюсти. Под взглядом этим, глубже, чем Рейн, Мари не находит слов.
Она находит их для себя и отвешивает себе мысленную пощечину вопросом: «Во что ты превратилась?». Смеется. Тео дергается на этот смех, горький, разочарованный, полный отвращения.
Она легко поддается, когда Теодор произносит тихое «Пойдем». «Пойдем» означает — в комнату, но Мари уверена, что пошла бы куда угодно. Мари делает шаг в спальню, в комнату.
— Я знал, что ты мне изменишь. Поэтому отпустил туда тебя. Я хотел этого.
Слова Тео бьют наотмашь.
Мари смотрит в ясные глаза Тео, удивительно холодные и бесстрастные. Она думает, именно так выглядят глаза у античных статуй. Болезненно прекрасные, но словно замороженные во времени. Мари смотрит в его ясные глаза и думает, вся глубокая синь небес ушла в эти глаза. Наверное, поэтому над Лондоном столько месяцев висят жеваные грязно-серые облака. Мари непроизвольно дергается, когда ее муж кладет ей на плечо руку, таким неожиданным оказывается этот простой жест, и таким пронизывающим, до самой кости достающим звучит его смех. Он улыбается.
Мари ощущает, что Тео за спиной нет, и слышит знакомое дребезжание металла о дерево. Быстро оглядывается через плечо и видит, как Тео оставляет на тумбочке свое обручальное кольцо.
В этом нет ничего красивого или честного, нет ничего искреннего в этом жесте. Возможно, Мари было бы спокойнее, если бы металл тускло поблескивал на безымянном пальце мужа. Возможно, тогда ей не было бы так отвратительно. Поспешно отворачивается и торопливо скрывается в комнате — она знает, что он не знает. А она не знает, что он знает. Чертова рекурсия.
Тео гладит ее теплые плечи, целует волосы и сжимает крепко. Он знает, что это будет в последний раз и потому особенно нежен. Он знает, что всему в мире приходит конец и этому преступлению, когда они бесцеремонно забрались в жизни друг друга и похозяйничали в них — тоже. Что надо идти вперед. Но горечь ест, горечь горчит как сваренный в гейзерной кофеварке жженый до жути кофе, как самая дешевая сигаретная труха на последней затяжке.
У Мари забавно подрагивают ресницы, словно она изо всех сил удерживается от того, чтобы моргнуть — тут ее Тео прекрасно понимает, ему тоже не хочется моргать, чтобы не рушить момент — и от этих дрожащих ресниц по лицу мечутся полупрозрачные взволнованные тени. Когда он открывает рот, готовясь сказать последние слова, губы у него тоже немного подрагивают — но Мари на них не смотрит, она смотрит ему в глаза. И в них отражается пламя свечей, и от этого радужки внезапно кажутся темно-синими, будто и не его совсем. Будто его глаза — тихое, шепчущее море, о котором он ее просил думать, еще давно — когда впервые сказал, что у нее исчезла магия. У Мари наконец получается, и она даже немного шевелит пальцами ног — тепло. И кажется, будто приливная волна накатывает. Мари наконец думает о море, слышит его, и видит — покой в глазах напротив. Потому она не отводит взгляда, и потому не берется утверждать, дрожат ли у Теодора Нотта губы, когда он тихо и ровно задает вопрос. В голосе у него дрожи нет. Мари думает, он спросит: почему, или зачем, или не было ли ей противно, но тот спрашивает:
— Хочешь, я тебя поцелую?
От неожиданности Мари несколько раз часто моргает, и думает — не послышалось ли? Голос куда-то пропадает — не отыщешь, и губы внезапно дрожат — не сложишь в правильные слова. Да и какие тут правильные слова? В глазах у Тео плещется море, и Мари не слышит своих мыслей, она слышит только шелест волн. Поэтому слов правильных она не находит, и просто кивает. Едва заметно, так, что она сам не уверена, пошевелился ли, или только собралась? Но Тео все видит.
Он опускает взгляд чуть ниже, утыкается взглядом ей в губы, и внезапно воздуха нет — должно быть, весь кислород сгорел в дрожащем пламени свечей.
Секунды тянутся слишком долго, и та успевает вспомнить все свои поцелуи. Ее целовали торопливо и смазано, пока никто не видит; злобно и страстно, перемежая укусы влажными касаниями; медленно и нежно.
Так, как целует теперь Тео — никогда.
Он отстраняется, прежде чем она успевает разомкнуть губы, прежде чем ей удаётся на поцелуй ответить, и остаётся одно только воспоминание о тёплых и мягких прикосновениях — почти целомудренное, и Мари снова смотрит Тео в глаза — не может не смотреть, ведь там море. К сожалению, совсем не то, какое ей хочется видеть: в нем слишком много заботы, и слишком мало любви.
— Я отказался от должности невыразимца ради тебя, Мари. И ты отказалась от многого, я знаю. А что мы получили взамен?
Мари обнимает его.
— Ты любишь меня, Тео?
— Ты ведь знаешь лучше меня, что любовь — это одно, а семья — это нечто большее, это…
— Это система.
Заканчивает за него Мари.
Он усмехается.
— Кажется, мы просто перестали нуждаться в этой системе. Вот и все…
Он протягивает Мари взятую на работе выписку — подписанный его вороньим пером приказ об амнистии Гастона Сарвон по причине крайних заслуг некой увольняющейся из министерства Мари Нотт. Это его последний приказ, Тео это знает — а он, как и последняя воля, неоспорим.
— Это все, что я еще могу для тебя сделать.
Прокуренный туманом Лондон, погруженный в меланхолию и серость. Старушка Англия размеренно подносит к губам курительную трубку и выдыхает дым, погружая свое сердце в смрад табачного тумана. Он все сгущается и сгущается. Проникает в каждый закуток Лондона. Промозглым, сырым воздухом в душу каждого прохожего закрадывается ностальгия курящей Старушки.
Синоптики пересматривают метео — данные прошлых суток и удивленно разводят руками. Туман сгущается настолько плотно, что, кажется, еще чуть — чуть и он станет чем — то осязаемым, твердым, его можно будет потрогать и ощутить, но прохожие не слишком горят желанием трогать руками осточертевшее атмосферное явление и спешат кто куда. Одни — спрятаться от тумана в пабах за кружкой эля, другие — еще надеяться успеть на уютное семейное чаепитие, у третьих — еще куча дел до конца рабочего дня, поэтому они задвигают жалюзи в офисе и утыкаются в экраны компьютеров, пытаясь почувствовать домашний уют, вжавшись в кожаное рабочее кресло, пытаясь спастись от непрошеной меланхолии горячим ароматным кофе.
В этот день в сыром лондонском тумане витают призраки прошлого. Некоторые стоят прямо на тротуарах, смотрят в след редким прохожим, или же их прозрачный, но осмысленный взгляд устремлен вдаль, в туман.
Один из призраков галантно поклонился Мари, сняв с себя шляпу. Мари взялась за длинные полы пальто и сделала реверанс ему в ответ.
Она снова пошла по опустевшему тротуару, в руках был огромный чемодан. Ее пальто развивалось сзади нее, словно огромная черная тень, словно капелька черной краски в серой субстанции, которая все норовит слиться с серым туманом, раствориться с ним, но девчонка продолжала бодро шагать по Прайвет — стрит, стуча каблучками по мокрому асфальту.
Старушка Англия вспоминает…об отважных рыцарях, об эпохе Стюардов, англосаксах, римлянах…
Мимо Мари пронесся рыцарь в тяжелых латах на черном коне. Небольшая толпа прохожих не удосужились поднять головы на него. ” — Эй, глядите это же рыцарь! Настоящий! ” — захотелось крикнуть Мари, но слова так и не сорвались с ее губ. Вместо этого она побрела дальше сквозь туман. Сзади нее вместо латника грохотал, удаляясь, старенький трамвайчик.
Далее она видела, кажется, королеву Елизавету, какого — то пожарного, даму, одетую в платье девятнадцатого века и еще много кого.
Старушка Англия все курит трубку… В табачном тумане все больше призраков… Кто — то ужасающе хохотнул за углом…”Джек — потрошитель.» — тихонько шепнула та, но призрак услышал и ужасающе завыл. Его вой слился с гудком даббл — баса, промчавшегося по туманной дороге. Какой — то прохожий не сдержался от гневной тирады в адрес водителя.
Мари прошла по Бейкер стрит. В доме номер 221b горел приглушенный свет. Мистер Холмс выдыхал клубки дыма в унисон со старушкой Англией.
Старушка Англия отложила в сторону «Записки о Шерлоке Холмсе», не выпуская трубку изо рта. Славным малым был этот Дойль.
В сером тумане по Чаринг — Кросс — Роуд промчался «Ночной рыцарь». Затормозил тот, у неестественно прижавшегося к обочине фонарного столба. Из автобуса резво выскочил коротышка в свободной мантии. «Рыцарь» тут же сорвался с места, исчезнув с поля зрения Мари даже раньше, чем та бы поздоровалась с стариком Эрни или чем тот по всем законам физики скрылся бы в тумане. В это же время коротышка постучал палочкой по стене и тоже скрылся с глаз.
Старушка Англия — добрая, интеллигентная женщина… Аккуратные домики стоят в ряд словно игрушечные, словно маскарад, окутанные туманом.
Сердце старушки прокуренное со времен Лондонского смога. Привыкшее к крепкому табаку и тяжелым давним временам.
Старушка Англия с волшебством и вековой историей. С легендами о королях и королевах. С платформой девять и три четверти. С призраками из другого мира. С призраками настоящего и прошлого.
С дымом, туманом, магией и зеркалами витрин. С красными драконами — автобусами в тумане. С тесными телефонными будками.
Сегодня старушка Англия вспоминает. Вспоминает пожар в 1666. Как провонялись гарью улицы. Как полыхало яркое зарево.
Мари стоит возле платформы и бросается на встречу курчавому престарелому мужчине в странном костюме-тройке, который заканчивается старомодным викторианским плащем, накинутым на плечи. Он гладит ее по голове и отстраняет от себя. Им о многом предстоит поговорить, но такие телячьи нежности да еще и на вокзале — не дело! Они берутся за руки и уходят куда-то в бульвары и дворики с маленькими клумбами. Сегодня в Лондоне призраки. Сегодня в Лондоне туман. Это все такая осязаемая иллюзия, театральная постановка, это все ностальгия старушки Англии. Это все нарисованная тонкой струйкой дыма картинка. Это все мазки прошлого на полотне. Это все аллюзия. Лондон — стопка книг в библиотеке, склад сюжетов, выставка событий. Это все туман. Это все дым и зеркала. Мари расставляет руки в стороны и кружится, а неодобрительное покачивание головой отца вдруг переходит в глухую, почти дедовское по звучанию усмешку. Она — тоже призрак. Она — иллюзия. Это все лишь дым и зеркала.
Со стороны могло показаться, что у Фреда и Анджелины все идеально. Он и сам иногда так думал. Магазин приколов все еще был самым ярким на весь косой переулок, приносил хороший доход и радовал близнецов. Квартира над магазинчиком давно стала слишком мала, так что Джордж, вместе с Алисией и двумя детьми, давно съехал в новенький коттедж около Ракушки, и только Фред, несмотря на недовольство Анджелины, упорно не хотел съезжать, хотя и сдался, приобретя год назад прекрасный небольшой домик в Годриковой Впадине. Соседи, в соновном пожилые и сентиментальные, сводили ручки и не могли нарадоваться новым соседям… Безупречная, счастливая семья. Что еще человеку надо? Иногда Фред воображал. Вот подойдет Анджелина и начет просить: «Фредди, дорогой! Ну скажи, что сделать, чтобы я еще лучше стала, чтобы ты еще сильнее меня любил?» А ему и сказать нечего. Всем доволен. Лучшей жизни и представить трудно.
Однако с тех пор как Мари пропала из его жизни, временами ему стало казаться, что он живет в безвоздушном пространстве, как бы на Луне. Как… как если ее больше не увидеть, никого на этом свете не останется. Он лежал ночью, сон не шел, а перед глазами одно и то же — занесенный снегом косой переулок, когда она хотела сказать… Он надеялся, что со временем воспоминания поблекнут. Ничего подобного. Чем чаще всплывал в памяти тот день, тем отчетливее и ярче рисовалась эта картина. Надпись «Мари» на стене квартирки над магазином напротив рождественской елки; снег за окном валит так, что в пятидесяти метрах ничего не видно. Мари, в сером свитере, с шеей, всей в веснушках, съежилась на диване. Запах ее тела, смешанный со слезами и печалью. Он оставался с ним до сих пор. А рядом тихо посапывала во сне жена. Спит и ничего не знает. Фред закрыл глаза и тряхнул головой. Она ничего не знает.
Воспоминания не давали спать. Фред поднимался среди ночи и больше не мог заснуть. Шел на кухню, наливал виски и со стаканом в руке долго смотрел на темнеющее за окном витрины. Он и сам себя чувствовал такой витриной. Как долго тянулись эти темные предрассветные часы. Умел бы Фред Уизли плакать, может, было бы не так тяжко. Но из-за чего плакать? И о ком? С какой стати плакать о других? А о себе плакать? Смешно.
В окно стучится сова, горделиво выкидывая из клюва корреспонденцию и щегольно подставляя мешочек для монет. Фред берет в руки пророк и маленькое письмо. Удивительно, но они идут в паре и Фред берется читать слегка пожеванный ветром пергамент.
«Здравствуй, старый друг, вот мы и здесь.
Ты и я, на последней странице. К тому времени, как ты прочитаешь эти слова, мы с Тео наверное исчезнем навсегда. Так что знай, что со мной все хорошо и, если я и не была счастлива, то обязательно обещаю быть. И, прежде всего, знай, что я всегда буду любить тебя и Джорджи. Я не хотела, чтобы так закончилось — в том, что случилось вообще никто не виноват. Просто помнишь, мы с тобой смотрели — тебе еще тогда фильм не понравился… Так вот помнишь? Жизнь как коробка шоколадных конфет: никогда не знаешь, какая начинка тебе попадётся. Я надеюсь, что тебе попалась твоя любимая — сливочная. А про мою… До последнего надеялась, что ты не узнаешь, какая досталась мне. Ты же не думал, Фредди, что я забыла, как ты воровал все мои конфеты, а? В любом случае уверена, что скоро обо всем этом будут говорить каждый, кому не лень, так что уж лучше узнай это так. Специально взяла из типографии «Пророк» — забавно, наконец удалось воспользоваться служебным положением, он только завтра выйдет, но ты прочитай хоть раз в жизни эту газетенку, в этот раз там правда. Вообще забавно, ты в Хогвартсе когда-нибудь думал, что мне и моему мужу будет посвящен целый пророк. Весь выпуск, ну ничего себе! Неужели им написать не о чем? Хоть о том же попугае, который в подземельях Хогавартса — было бы интереснее… Ох, Фредди, ты главное не расстраивайся, когда прочитаешь. Я не бедная, не несчастная, спасать меня не надо. И мужа своего я любила и работу ну… Просто все так вышло. В жизни все всегда как-то не так получается, как ты планируешь, это я теперь точно знаю. Но закончится обязательно правильно.
Иногда я все же беспокоюсь о тебе. Я думаю, что когда я уйду, ты будешь хмуриться еще какое-то время, и ты можешь быть один, хотя никогда не должен им быть. Не будь одинок, Фредди. И сделай еще одну вещь для меня. Передай Джорджу горсть летучего пороха, я ему задолжала как-то. Кажется, все, вот и вся история Мари Сарвон и Мари Нотт. И вот как она заканчивается.»
Фред машинально поправил очки, впиваясь в дужки пальцами, и не успев даже отложить письмо, тут же впечатался глазами в расплескивающиеся, разрастающиеся заголовки. «Самый громкий скандал в министерстве магии за последние сто лет!», «Министр магии отказывается от своего поста!», «Последняя воля министра — освобождение преступника. Кто такой Теодор Нотт и кем он казался?», «Плевок в лицо всей магической расе — магл в рядах министерства», «Хорошая борьба — с кем и чем на самое деле боролась защитник Мари Сарвон», «Магия превыше всего — от Мари Сарвон до Мари Нотт. Судьба самого высокопоставленного сквиба в истории Британии». С картинок на него своими стальными глазами смотрел Теодор Нотт, он слегка приподнимал бровь и, Фред поразился, его осанка, его ровные широкие плечи, внушают трепет и ощущение такого человеческого и магического величия, что близнец вдруг осознает, почему штормы называют в честь людей. В глазах этого человека не замеченные им ранее штормы. На следующей странице много ничего не значащих фотографий — Хогвартс, приемы, их свадьба, отдых, многочисленные и одинаковые огромные колоннады судебных залов. На последней странице — она. Попаравляет волосы и смотрит прямо на него. И в ее глазах такие же штормы, только разрушительные и огненные. Она просит — не жалей меня, она на колдографии — статная, гордая, упрямая и пропащая, она была удивительно хороша! Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное; эти два контраста все же возбуждали как будто даже какое-то сострадание при взгляде на эти черты. Эта ослепляющая красота была даже невыносима, красота бледного лица, чуть не впалых щек и горевших глаз. Фотограф словил ее в какой-то поездке в Азкабан по работе, на колдобграфии она без конца садилась в карету, поправляла волосы и отворачивалась от незадачливого зрителя, бросая последний взгляд. В глазах ее отражались соленые брызги.
Фред снял очки и схватился за голову. Он вновь опустил глаза на пергамент, который сжимал в пальцах так сильно, что уголки замялись. И начал перечитывать ее слова.
«Здравствуй, старый друг, вот мы и здесь.
Ты и я, на последней странице…»
Комментарий к Штормы называют в честь людей Ребят, глава получилась ну очень длинная. Не ругайте меня, ага?
Так должно.
Музыка –
The Sorry Kisses – Abandon Ship
Atj – Breezblocks
Keegan DeWitt – Nothing Shows
Фотографии –
Домашние сцены в поместье Ноттов
https://pp.userapi.com/c836621/v836621115/18f04/ri5Yt-b0QaM.jpg
https://pp.userapi.com/c836621/v836621115/18f4c/tpK6nCvoGIc.jpg
https://pp.userapi.com/c627830/v627830115/1937f/hYOUkfP7rCA.jpg
Колдографии, пророк
https://pp.userapi.com/c639517/v639517234/36611/lfqXb—iFpQ.jpg
https://pp.userapi.com/c836720/v836720115/2d0e7/X356pDu3js4.jpg
https://pp.userapi.com/c836720/v836720115/2d0cf/St7ernmli4w.jpg
====== Три дырявых котла ======
Фред всегда хотел кота, большого и толстого. Ленивого кота, который весь день будет спать, просыпаться только чтобы поесть. Еще Фред хотел магазин приколов.
И вот сидя в этом самом магазине до поздней ночи, разрабатывая придуманную с Джорджем очередную серию товаров, Фред вдруг осознал, почему на очередной вопрос, почему он не идет домой – там же ждет Анджелина… Фред понял, что поэтому и не идет.
Он покосился на сову, которая принесла от Джорджа письма и счета и скривился. Еще немного и им исполнится 30 лет… Намечалась очередная костюмированная вечеринка и в письме Джордж восторженно обсуждал новые парные костюмы. И, как бы скептически Фред не косился на беременную Алисию в роли белого кита и своего постаревшего брата-капитана, но со вздохом приходилось признать, что Фред хотел так же. Хотел так же, но не с Анджелиной. Он со вздохом смял в руке старую колдографию, где еще в Хогвартсе они втроем с Мари наряжались в соль, перец и тмин или леди, бродягу и тарелку со спегетти, и тихо выругался. 30 лет… И что с ним теперь? Сидит и смотрит на старые фотокарточки. Джордж свои 30 не терял даром, прямо сейчас он отдыхал где-то с беременной Алисией и двумя своими дочками и вообще черт знает чем занимался. А что Фред? Фред был в магазине. Иногда ему казалось, что теперь даже не имеет смысла спрашивать «А где Фред Уизли?», ответ всегда был всегда ограниченным – как на старых часах мамы, его стрелка навсегда застряла в одном и том же положении и не сдвигалась вот уже много лет. Конечно, что-то поменялось… Фред вот обзавелся щегольскими очками, рыжей бородой и дюжиной седых волос, а еще Фред днями и ночами торчал в магазине, разрабатывал новые вредилки и каждый месяц регулярно взрывал свой кабинет, после чего долго и кропотливо заново его отстраивал.
Фреду иногда казалось, что магазин успел стать его тюрьмой, ведь любое место, которое ты не покидаешь – по сути тюрьма. Смешно…
А еще в Лондоне была Мари. То есть он, конечно, не знал, где она, но точно знал, что где-то в Лондоне. Почти физически ощущал ее присутствие. Когда-то Фред еще пытался ее искать, ссорился с Анджелиной, бродил по маггловским кварталам, давал объявления во все газеты. Но ничего… как будто она растворилась в том чертовом Лондонском тумане. Пробираясь сквозь него Фред в тот день бежал к ней домой, но увидел только огорождения, висящие над домом цветные объявления о продаже и суровые лица работников конфискации. Это было бесполезно, как и она писала. Мари исчезла, исчез и Теодор Нотт…
Фред грубо сжал кулаки – в свой 30-летний день рождения он опять думал о Мари Сарвон. Это… это было не глупо, а просто-напросто позорно. Дома его ждала Анджелина, она наверняка сама испекла какой-нибудь красивый торт с вишнями, а он думал о давно ушедшей школьной любви. Может поэтому его и не пускают в международную лигу? Как и Энджи с ее травмой, из-за которой, он знает – она тогда тихо плакала всю ночь на кухне – ей уже никогда не летать за сборную. Может быть и у Фреда такая же травма? Из-за которой ничего уже не поделать.
Если бы все истории заканчивались happy end-ом, о любви не было бы написано столько книг, столько стихов и песен. Хот наверное, он даже уже не любил Мари, по-крайней мере, как раньше. Эта любовь переросла во что-то иное, но не исчезла совсем. Просто немного притупилась. Стерлась местами. Покрылась слоем пыли. И все равно. Между ним и Мари не осталось нитей, их связывающих. А если и есть, то они не рвутся. Их невозможно сжечь или перерезать. Они просто есть и их не может не быть.
Их последние встречи запомнились Фреду какими-то смазанными. Они были уже слишком редкими. Они уже совсем не общались, но Мари по-прежнему спрашивала, как его дела… Фреду иногда стыдно, но он не отвечал тогда на ее сов, ограничивался сухими отписками, а сам с Ли и Энджи мотался где-то по соревнованиям по квиддичу, тогда был год кубка как раз. Фреду стыдно, но он почти не помнит, как даже Мари выглядит. Закрывает глаза и не может ее представить. Иногда Фред с ужасом понимает, что через смутные черты Мари в воспоминаниях проступает загорелая кожа и пухлые губы Анджелины.
Дверной колокольчик прозвенел в очередной раз, окончательно разгоняя эти наваждения. Фред поднял голову от записей, чтобы увидеть стопку коробок, а над ней пару рыжих вихров.
— Эй, вы там, джентльмен с коробками, прекратите загромождать магазин, — полушутя-полусерьезно произнес он. — Скоро нагрянут посетители. Боюсь, они начнут думать, что здесь продаются коробки, а не волшебные фокусы.
— Ты мог бы мне помочь, — Рон поставил коробки на пол, чтобы перевести дух. — Сидишь над своей учетной книгой, как Перси над отчетом о котлах.
Лицо Фреда вытянулось:
— О, нет! Малыш Ронни ранил меня в самое сердце тонкой иглой своего искрометного юмора! — он театрально вздохнул и приложил руку к груди.
— Я принес все коробки из фургона! — возмутился Рон. — А что сделал ты?
— Нанял тебя, — спокойно ответил Фред, снова углубляясь в бумаги.
— Так ты меня, значит, нанял? — уточнил Рон, открывая коробку, доверху набитую батончиками в разноцветных обертках. — А я-то думал, что бесплатно тут горбачусь, помогаю старшему брату. Где, в таком случае, моё жалованье?
Рон быстро справлялся с работой: одним заклинанием вскрывал коробку, другим левитировал её содержимое на место, третьим заставлял товары лежать немного неровно, чтобы покупателям захотелось подойти, поправить, а заодно скупить всё, что они видят.
— Ты всегда можешь пополнить свой запас забастовочных завтраков.
— Спасибо, Фред, ты очень щедр! Вот бы мне до сих пор было двенадцать!
Разноцветные леденцы-летуны отправились в бочку с прозрачным дном, подвешенную под потолком. Остановившись под ней, можно было принять бодрящий душ для любителей погоняться за сладостями.
— Вот бы в нашей семье водились домашние эльфы, — продолжал мечтать Рон. — Но нет же, Гермиона меня со свету сживет.
Ириски «Гипер-язычки» наполнили ведро с соответствующей надписью. Взрывающееся драже аккуратно поместилось на подстилке из мягкого зеленого бархата, тоже, кстати, съедобного.
Фред тихонько посмеивался.
— Неужели тебя рассмешила моя шутка? — удивился Рон.
— Нет, малыш Ронни, твоя шутка не рассмешила бы даже сову*. Но мне, кажется, кое-что вспомнилось. Кажется, с год тому назад…
— Ты обещал не вспоминать об этом, — напомнил он.
— Обещал не рассказывать Гермионе, но не вспоминать совсем — это выше моих сил. Уникальный случай! Забастовочный завтрак спас известного аврора от очередного скучного дня на работе.
Рон пожал плечами:
— Пока моя работа скучна, магическая Британия в безопасности. И меня это, знаешь ли, устраивает.
— Правда? — отозвался Фред. — Устраивает, когда какие-то школьники взрывают котел у себя в подвале, а их полоумные соседи вызывают авроров с испугу?
— Даже так, — кивнул Рон, поставил пустую коробку на пол, уменьшил её заклинанием и закинул в коробку для пустых коробок. — Ты предлагаешь мне бросить работу только потому, что она бесполезна?
— Нет, — ответил Фред, не отрываясь от книги. — Но я хочу, чтобы ты взглянул вот на это.
Рон подошел к столу.
— Это книга учета, — констатировал он.
— Это не просто книга, — гордо сказал Фред. — Это мой новый проект. Каждый раз я заполняю графы «приход» и «расход» вручную, а затем высчитываю в уме прибыль и остаток. Но что, если заколдовать страницу, чтобы она сама считала эти числа?
— Можно, — согласился Рон. — Но разве не придется каждый раз наносить заклинания на новые страницы?
— Если придумать, как его усилить, то можно заколдовать всю книгу. Она уже сама себя расчерчивает на таблицу, почему бы не научить её считать? — лицо Фреда озарилось новой идеей.
— Так-так… — заинтересовался Рон.
Теперь уже две рыжих головы склонились над учетной книгой, не замечая времени и посетителей, наполнивших магазин. Шумные мальчишки с визгом гонялись друг за другом, вооружившись складными копиями меча Гриффиндора. Девчонки примеряли новую коллекцию съедобных украшений «Новый день — новый вкус». Продавец за прилавком с трудом успевала отпускать товар.
— Фред, а не пора ли нам пообедать? — через несколько часов вспомнил Рон.
— Это можно, — он оторвался от бумаг и крикнул: — Верити, ты будешь сегодня обедать?
— Да, мистер Уизли, — перекрикивая шум, ответила она.
Не покидая своего места, Фред взял бильярдный шар с номером три и закинул его в какую-то трубу. Через несколько минут на пороге магазина возник рассыльный из соседнего кафе с тремя бумажными пакетами.
— Вот это уровень! — восхищался Рон, уплетая сэндвич с беконом.
— Это тебе не в аврорате давиться тыквенной лапшой с крендельками, — хмыкнул Фред.
Солнце плавно склонилось за крышу магазина напротив. Закончив смену, министерские служащие наводнили Косой переулок. Все спешили за покупками: перьями, чернилами или новой мантией. Гермиона тоже заглянула в магазин, чтобы среди полок с безголовыми шляпами отыскать своего мужа.
— Здравствуй, милый! Ещё не освободился?
Рон с трудом оторвался от чертежа магической схемы, чтобы произнести что-то вроде:
— Сейчас мы тут доделаем. Дай немного времени.
Она с интересом взглянула на исчерченные листы, кое-где дополненные ценными указаниями, сделанными самым кривым почерком на свете.
— Может, здесь надо… — начала она, но её тут же прервали.
— Нет-нет-нет! — замахал руками Фред. — Семейные дела Уизли не терпят женского вмешательства!
Гермиона в упор посмотрела на него, выразительно подняв брови:
— Здравствуй, Фред.
— Конечно, — он примирительно поднял руки. — Ты — тоже Уизли. Но дай нам доделать наш небольшой…
— Эксперимент, — подсказал Рон.
— Возможно, мы на пороге великого открытия.
— Но, скорее всего, нет.
— Малыш Ронни, — Фред повернулся к нему, — ты проявил себя верным делу помощником, но твоя мораль слаба. Я освобождаю тебя от обязанностей.
— Что? — не понял он.
Фред состроил страшную гримасу и начал говорить громким шепотом:
— Иди успокой жену. Не то эта ведьма может разнести весь магазин. Потом по щепочке собирать придется.
Но Гермиона и не думала сердиться. Наоборот, происходящее весьма её позабавило. Она сочувственно склонила голову:
— Дорогой, буду ждать тебя дома.
И тут же аппарировала прямо из магазина. Рон даже возразить ничего не успел.
— Мистер Уизли, я закрываю кассу? — уставшим голосом спросила Верити.
— А что, уже пора? — Фред взглянул на часы. — Надо же! Время закрывать магазин! Спасибо, Верити, можешь взять лихорадочных леденцов для Джейн и Майкла. До завтра!
Когда она ушла Фред с улыбкой заявил:
— Мне нравится новая Гермиона! Мало спорит, много улыбается. Что ты с ней сделал?
Рон застыл, словно его застигли на месте преступления.
— Пока ничего, — с трудом выговорил он.
Они снова склонились над чертежами.
Они скрипели перьями и вновь наполняли чернильницы магическими чернилами. Спорили, выходили на свежий воздух проветриться, или, наоборот, взорвать особо вонючую навозную бомбу.
— В целях науки, — объяснял Фред, а Рон многозначительно кивал в ответ.
Пока их не отвлек негромкий стук в окно. Прилетела сова с запиской.
— От Анжелины, — сказал Фред, с опаской отвязывая послание.
— Что там? — спросил Рон. — Пора домой?
— Нет, — улыбнулся он, пробегая строчки. — Я тебя удивлю, малыш Ронни, но не все такие подкаблучники и приходят домой по первому зову жены. Просит, когда буду возвращаться, не шуметь на кухне. Затеяла какие-то пироги, а тесто боится громких звуков и может убежать.
— Это Анжелина написала? — удивился Рон.
В его представлении жена брата вполне могла быть злобной фурией, но вообразить бывшего гриффиндорского капитана наедине с пирогами он категорически не мог.
— Что будешь делать? — спросил Рон.
Фред пожал плечами.
— Останусь в квартирке над магазином, ну или аппарирую в сад. В первый раз что ли? — он сложил записку, затем убрал её во внутренний карман пиджака и скомандовал: — За дело!
Они не заметили, как перевалило за полночь.
— А что мы будем делать с обратной стороной страницы? — спросил Рон.
— Ничего, — ответил Фред. — С этой стороны таблица, с обратной — пусто.
— Мы знаем, что на неё будут распространяться чары. — Рон перевернул лист и ткнул в него волшебной палочкой. — Если добавить сюда… — тут он произнес что-то на смеси латыни, древнегреческого и позднего британского кокни. — То страница будет выводить общий итог за месяц. А если нам очень повезет, то он будет меняться со временем.
— Подробнее! — потребовал Фред.
— Например, ты записал, что продал в этом месяце безголовых шляп на десять галлеонов, а на обратной странице появляется запись «Шляпы приносят хороший доход и являются самым продаваемым товаром».
— Ну, это-то я и без неё знаю, — Фред размял затекшую шею.
— Погоди, — продолжал Рон. — Затем она пишет список по убыванию. В конце ты видишь самые неходовые товары.
— Вроде волшебной трости, позволяющей ходить по стенам. За прошедшие полгода я продал всего одну такую.
— Но она принесла свои шестьдесят галлеонов. Значит, их можно сравнить с теми же шляпами по десять галлеонов в месяц.
Фред сдвинул брови и поджал губы, явив собой сосредоточенность в чистом виде.
— А ведь малыш Ронни придумал невероятно полезную вещь! — он обошел стол и с чувством пожал ему руку. — Этот день настал. Рональд Билиус Уизли, я хочу сделать тебе предложение!
Он выдержал многозначительную паузу.
— Какое? — насторожился тот.
— Ты будешь моим компаньоном?
— Серьезно? — ошалел Рон.
— Абсолютно! Не думал, что скажу это, но ты умный и толковый парень, а «Всевозможным Волшебным Вредилкам» нужны именно такие. Согласен?
— Я не знаю, мне надо подумать, посоветоваться с Гермионой… — растерялся Рон. — Это большие перемены.
— Да, ладно, брось! Вся наша жизнь — это большие перемены. И я скажу тебе по секрету: если каждый твой день похож как две капли воды на предыдущий, то это скука смертная. Сколько ты уже в аврорате? Три года? Пять?
— Четыре года в академии и шесть на службе, — ответил Рон.
— Девять лет! — воскликнул Фред. — И чего ты добился за девять лет? Тебе повысили жалованье? Ты дослужился до начальника?
— Но Гарри…
— Хватит всякий раз равняться на Гарри. Он — твой друг, а не образец для подражания. И у него своя жизнь, а у тебя — своя.
— Я только хотел сказать, что мы с Гарри напарники. Если я уйду, то оставлю его одного.
— А как же Невилл? — возразил Фред. — И ещё человек пятьсот, которые там прохлаждаются в авроратском буфете за бутербродами? Поверь, они будут счастливы поработать в одной упряжке с Избранным.
Рон все ещё медлил.
— Малыш Ронни, решайся. У тебя есть шанс всё изменить. Прямо сейчас для тебя открылась дверь в новую жизнь. Не заставляй меня говорить тебе: «Осторожно, двери закрываются».
— По-твоему это разумно, принимать такое решение в два часа ночи, даже не посоветовавшись с женой?
— По-твоему, я похож на разумного человека? — усмехнулся Фред. — Я же вижу, ты хочешь согласиться! — настаивал он. — И что такого может сказать Гермиона?
На самом деле, Гермиона давно подсказывала Рону спросить у брата, не готов ли он взять его в компаньоны. Но она-то считала, что работа в аврорате сопряжена с риском и опасностью… Рону показалось, что всё решили за него.
— По рукам! — наконец, согласился он.
— По рукам! — довольный Фред начал искать чистый пергамент. — Мы должны составить письменный договор. Всё должно быть по закону, чтобы эти министерские ищейки, и речь идет не о твоей жене, не подкопались. Так, какое сегодня число? Тридцать первое…
— Вообще-то уже первое, — перебил его Рон.
— Первое апреля? — он зачем-то переспросил, уставившись невидящим взглядом в пергамент.
— Твой день рождения, — напомнил Рон, чтобы хоть как-то заполнить затянувшуюся паузу.
Фред тряхнул головой:
— Тогда почему ты меня не поздравляешь?
— Потому что ты просил не делать этого.
— Я просил не поздравлять меня, как брата. Но теперь ты можешь поздравить меня, как компаньона.
— С днем рождения, компаньон, — Рон улыбнулся одной стороной рта.
— С днем рождения, компаньон! — на автомате повторил Фред. — С рождением «Всевозможных Волшебных Вредилок» Джорджа, Фреда и Рональда Уизли! «ВВВ»! — глаза его зажглись каким-то странным огнем. — Потом заполним все эти бумаги. Нам есть что отметить. Пойдем отсюда.
Фред надел пальто и стремительно вышел на улицу. Еле поспевая за ним, Рон закрыл дверь магазина, бормоча про себя:
— Гермиона этому не обрадуется.
*
Дырявый котел сегодня полностью оправдывал свое название, он был шумным, пыхтящим людьми и едва ли не разрывался от наплыва посетителей.
— Нам по две пинты тёмного пива. Только не «Старого стада Гампа», — заказывал Фред. — А в качестве аперитива — огневиски: нам и нашему компаньону.
— Добрый вечер, мистеры… и миссис, разумеется, Уизли, — кряхтел Том, когда прямо перед ним, в самый центр и без того забитого зала аппарировали еще и Джордж Уизли со своей женой, оба в смешных цветных картонных колпаках — Собираетесь что-то отпраздновать?
Джордж ему улыбнулся и ответил за брата.
— Знаешь, Том, тебе цены нет как хозяину этого заведения, но вот как бармен ты немного болтлив. Я тоже болтаю без остановки, но ты же меня знаешь, у меня в одно ухо влетело — а другого в помине нет. Так что давай-ка огневиски, мы будем за тем столиком.
Он взял свой стакан, жену и, довольный шуткой, уселся спиной к бару. Рону и Фреду же осталось только последовать за ними и усесться напротив, наблюдая, как Том хмурится и сопит над их пивом.
По негласно заведенной между всеми Уизли традиции, первый стакан огневиски был выпит молча. Рон немного скривился, Фред же со смаком выдохнул.
— Итак, новый компаньон, сколько тебе понадобится времени, чтобы закрыть дела в аврорате и перейти работать в магазин на полный день?
— Думаю, пару недель, от силы месяц.
Они принялись обсуждать дела, и явно заскучавшая Алисия уже порывалась уйти, но скоро перед ними показалась официантка, расплескивая пивную пену через край.
— Ваш заказ, — она, наконец, поставила кружки с громким стуком. — Желаете что-то ещё? Острые крылья пикси, поджаренные на адском пламени до хрустящей корочки? Щупальца гриндилоу в маринаде из болотной ряски? Жабью икру?
— Нет, спасибо, — поблагодарил Рон, мельком взглянув на девушку.
Она приветливо улыбалась. Обычная черная мантия с коротким рукавом, поверх неё фартук со множеством карманов, светлые волосы, карие глаза. В полумраке бара Рон прищурился, чтобы разглядеть её получше, и выдал с совершенно изумленным видом:
— Ханна! Что ты здесь делаешь?
— Работаю, разве не видно? — едва ли смутилась она.
— Но почему здесь? — продолжал Рон.
— А что не так? Это хорошая работа, за неё платят, и у меня есть комната наверху. Не всем же работать в аврорате.
Ханна пожала плечами и отправилась убирать соседний столик.
— Девчонка дело говорит, — подмигнул ему Фред.
— Ты не понял, мы учились вместе, — недоумевал Рон. — Я думал, она где-нибудь устроится, будет делать что-то…
— Что, например? — перебил Джордж. — Работать в банке Гринготтс? Или в Мунго?
— Да! — облегченно выдохнул Рон. — Она же была старостой. Вот уж никак не ожидал увидеть её здесь.
— Ладно тебе! В любой работе есть свои плюсы и минусы, — все подняли кружки с пивом. — Кстати, тебе придется вместе со нами заниматься разработкой и испытанием новых товаров, не забыл? Первые опыты — над самим собой. Будь готов к испытаниям на голодный желудок. Я всерьез подумываю об изобретении гнойной пилюли, вызывающей временное появление язв по всему телу. Через час они просто отвалятся. Подойдет для тех, кто хочет завалить медкомиссию, или избавиться от огрубевшей кожи. Что скажешь?
Рон немного позеленел, но все же кивнул с видом человека, которому всё по плечу:
— А почему не испытывать пилюли на ком-то ещё?
— На эльфах что ли? — захохотал Фред.
— Ну хотя бы…
— Хмм… Надо бы отправить патронуса Гермионе, я тут подумала.. – Алисия толнкула Рона в плечо – Ты как думаешь, Ронни, фирменные значки ГАВНЭ еще продаются?
Рон насупился:
— Я имел в виду крыс или пикси. Можно кроликов, в конце концов.
— Но они такие милые! — продолжал веселиться Фред, но тут же серьезно произнес: — Первое правило изобретателя — изобретай так, чтобы было не страшно испробовать на себе. Это обеспечивает должное качество товаров «ВВВ» уже на протяжении десяти лет. Выпьем за это.
Рон с неохотой согласился. Эта часть будущей работы виделась ему исключительно в гнойно-зеленом цвете.
А тем временем хлопнула входная дверь и в бар ввалились Ли Джордан и Кэтти Белл, Джордж помахал им и тут же оглянулся по сторонам:
— Вот сейчас твоя подруга школьных дней была бы очень кстати. Может, позовешь её?
— Ты знаешь, она вообще-то сражалась вместе с нами за Хогвартс, — напомнил Рон.
— Все мы сражались, — кивнул Фред. — Только Малфои не сражались. Но за это ведь не лишают фамильных особняков в Уилтшире и наследных сейфов в Гринготтс. Эй, ведьмочка! — крикнул он, взмахнув рукой.
Ханна тут же подошла, по-прежнему приветливо улыбаясь.
— Мы все хотим повторить пиво, и я буду ещё стакан огневиски.
— Поесть точно ничего не желаете? Повар только что испек игривый пирог с лакрицей.
— Точно! — воскликнул Фред. — Анжелина затеяла лакричные пироги. Неделю назад она накупила лакрицы, кажется, на вечность вперед. Наверное, решила пустить её в ход.
Ханна переводила взгляд с одного Уизли на другого и на третьего, да и на четвертую.
— Значит, будете пирог? — уточнила она.
— Ни в коем случае! — возразил Джордж.
— Хорошо.
Она развернулась, чтобы уйти, но Рон её окликнул:
— Ханна, погоди! Я всё равно не понимаю, как ты тут оказалась? Ты же Аббот? У тебя должен быть фамильный сейф в Гринготтс и недвижимость в Уилтшире.
— В Дербишире, — поправила она. — А сейф в Гринготтс есть у всех, даже у вас. Но работать ведь всё равно приходится? — она посмотрела на часы и вздохнула: — Сегодня у меня был не самый легкий день. Если честно, всё, чего я хочу — это напиться и поплакать. Через полчаса моя смена заканчивается. Вы не будете против?
Вся компания одобрительно загудела и Рон кивнул.
— Тогда через полчаса я к вам присоединюсь. Только, Рон, пожалуйста, больше не кричи моё имя на весь зал.
— Он будет молчать, как рыбка в пруду, — пообещал Фред, и, когда Ханна скрылась из вида, тут же спросил: — Откуда я её знаю?
— Говорю же, мы учились вместе. Только она на Хаффлпаффе.
— Макмиллан? — гадал Фред. — Нет, кажется, это был парень, и его звали Эрни.
— Аббот. Ханна Аббот. Она ходила с нами на ОД, — рассказал Рон.
— А-а-а… — протянул Джордж. — Все равно не припоминаю. Интересно, заказ она тоже принесет через полчаса?
— Ну, что ты, она же с Хаффлпаффа, — Рон впервые обрадовался этому факту. — Итак, гнойная пилюля. Сколько она будет работать?
— Около часа.
— Это проверенный опытами результат?
— Пока нет.
— Значит…
Пинты пива грохнулись об стол, на этот раз чуть не выскочив из скрюченных пальцев Тома.
— Приятного вечера, молодые люди, — прошамкал он, прежде чем уйти.
И вечер действительно был приятный! Шумная компания хотя и была в том возрасте, когда уже казалось бы должно было уже нашуметься, поднимала за здоровье братьев стаканы и разбрызгивала теплую пену на дубовый стол, когда подошла Ханна.
Фред кричал, создавая себе палочкой прожекторы вокруг как те самые магловские телеведущие с их колдо-экранов, но эти столпы света ему-то как раз были не нужны – он и сам светился не хуже.
— Посмотрите на нас! Мы здесь и это потрясающе, это просто невероятно! Я сегодня праздную 30 и время, когда я разрешу каждому из вас уйти по своим домам это… 2 часа ночи.
Тут же Рон покосился на часы и пробормотал.
— 01-00..
Алисия и Джордж переглянулись и дружно сказали
— 00-45!
Фред даже не посмотрел на них в порыве выдавая
— … 3 часа ночи!
Алисия пробормотала себе под нос…
— Если мы сейчас уйдем, то я уложу детей.
Тем временем на соседний стул плюхнулась Ханна.
— Наконец-то! Ещё одна смена позади. Ваше здоровье!
Она подняла кружку, и Рон заметил, что на ней совершенно отсутствует пена.
— Эй, а это что такое?
— Тихо! — шикнула она на него. — Это огневиски. Том не заметил, он плохо различает цвета. Видел только, что я взяла пивную кружку. А что делать? Надо как-то радоваться тому, что имеешь?
— Ханна, Мерлин на тебя погляди! Второй раз за вечер ты меня удивляешь! Давно ты пристрастилась?
— Эй! — возмутилась она. — Ты не моя мама, так что не рассказывай мне, как жить.
Джордж сделал серьезное лицо:
— Да, Рон, Ханна — взрослый человек, и имеет право сама решать, сколько ей пить, — но тут же от серьезности не осталось и следа. — А нам можно провернуть такой трюк?
— Это не трюк, а вознаграждение за мой нелегкий труд.
— Так как ты здесь оказалась? — спросила Кэтти.
— Пришла спросить, нет ли работы, — пожала плечами Ханна. — А работа была, к тому же порядком.
— И давно ты здесь? — заинтересовался Джордж.
— Пару недель.
Ханна сделала большой глоток из своей кружки, с удовольствием откинулась на стуле, расслабив плечи, и, наконец, перестала приветливо улыбаться. Глаза её немного затуманились, а речь потекла сама собой:
— Все дело в магической силе числа семь. Маленькая ведьма встретила в пещере семь гномов, в неделе семь дней, и каждые семь лет жизни выпадает шанс всё изменить. В четыре года у меня случился первый выброс магии, через семь лет — Хогвартс, ещё через семь — война, и вот прошло ещё семь лет. Я поняла, что пора. И, вот я здесь.
— Интересно, — задумался Джордж. — Рон, возьми на заметку.
— По-моему, первые четыре года выбиваются из твоей теории, — заметил он.
— Нет, — Ханна решительно покачала головой. — Там всё по-другому. Пока нет выбросов магии — неизвестно, в каком мире тебе жить. Если ты — сквиб, то тебе придется жить по законам маглов, а они больше верят в математику, считают не семерками, а тройками, точнее, как-то вроде «один-три-семь» и только потом четырнадцать…
— Погоди, — перебил Рон. — А по каким законам живет тогда Филч?
Джордж мельком взглянул на Фреда. Они вступали на опасную почву…
— Тише! — осадил Джордж брата.
— Мы держим имя Филча в секрете? — шепотом спросила Ханна — А то он здесь. Сидит в дальнем углу.
— Я всегда знал, что Филч не прочь заложить за воротник, — хмыкнул Ли.
— За весь вечер заказал только болотный чай, — возразила Ханна.
— Тогда что он тут делает? — недоумевал Рон.
— Самое интересное другое, — вставил Ли. — Кошка с ним?
— Нет, — улыбнулась Ханна.
— Может, пришел помочь с уборкой? — предположил Рон.
— Ханна, извини моего брата, он стал слугой стереотипов, — сказал Джордж. — Работенка у Филча — не позавидуешь, но я скорее поверю, что он пришел отметить наш день рождения.
— Я, конечно, не должна вам говорить, — начала Ханна, лукаво поблескивая глазами. — Но на кухне мне удалось кое-что услышать.
Все переглянулись, а затем вместе произнесли:
— Ханна, не томи!
— Филч ждёт здесь свою возлюбленную! — выпалила она.
— Что?!
Они уставились на неё так, будто после двух глотков огневиски она обернулась Венгерской Хвосторогой. И только Джордж еще крепче вцепился взглядом в Фреда.
— А как же Миссис Норрис? — первой пришла в себя Кэтти.
— В общем, история длинная. Пока я её слушала, два пирога успели напрочь остыть. Потом посетители долго возмущались, Том ругался на меня…
— Ханна! — перебил Рон. — Ближе к делу.
— Ну, вот, — она попыталась сосредоточиться. — Оказывается, Филч поступал в Хогвартс вместе с нашим поваром, мистером Пориджем.
— Филч поступал в Хогвартс?! Но он же…
— Да-да, — кивала Ханна. — Говорят, его родители долго не могли смириться с решением Шляпы…
— Он и Шляпу надевал? — изумилась уже Алисия. — Давай-ка по-порядку.
— Хорошо. Значит, Филч надевает распределительную Шляпу, а она возьми и пошути, что этому в Хогвартсе разве что полы мыть, да за швабрами следить.
— А что Филч?
— Он в ответ: «Хорошо», — Ханна изобразила скрипящий голос Филча. — Говорят, был очень послушный. А дальше спрашивает, за какой стол ему идти. Тут все начали смеяться. Кто-то из профессоров его увел. Потом вызвали родителей. Ходят слухи, они долго убеждали всех, что их сын — волшебник. Но магии-то нет, — она развела руками.
Джордж увидел, как Алисия всхлипнула и тут же крепко сжал ее руку и потерся своей щетинистой щекой о ее теплую щеку, скрывая слезы. Когда они только начинали встречаться – Джордж потешался над привычкой жены пытаться всунуть магловским нищим сикли и кнаты или тащить домой со двора ругающихся благим матом садовых гномов, которых случайно сам Джордж огрел заклинанием для скоса травы. Иногда Джордж думал – бедная она, жалеет всех. А потом вдруг понял – это мы все бедные, что никого не жалеем.
— А причем здесь возлюбленная? — не уловила тем временем Кэтти, она ну очень любила роковые истории любви.
— Это было потом, — продолжала Ханна. — Учиться его не оставили, но совет Шляпы он запомнил. Как только ему стукнуло восемнадцать, пришел устраиваться на работу. Уже как раз Дамблдор директором был. Отговаривал его. А тот ни в какую, — Ханна сделала паузу и отпила из кружки. — Так вот в то время выпускалась из Хогвартса одна ведьма. Говорят, очень красивая. Филч влюбился по уши. Цветы ей таскал, туфли и сапоги чистил. Она помыкала им, как хотела.
— Слизеринка, наверное, — буркнул Рон.
— По-моему, Райвенкло, — вспомнила Ханна. — И в итоге, перед выпускным, он ей во всем признался. Она над ним смеялась. Сказала что-то вроде: «Зачем ты мне, такой красивой, весь такой в прыщах. Буду старой, горбатой, тогда будет твое счастье. Дождешься?» Филч в ответ: «Дождусь». Теперь он каждое первое апреля сидит тут и ждет. Даже цветы принес.
Пару минут все переваривали эту историю. Слишком сложно было представить Филча молодым и влюбленным. Только Фред сидел как воды в рот набрав.
— Она назначила встречу на первое апреля? — высказался Рон. — Да это же явное издевательство. Только дурак не заметит здесь подвох.
— Влюбленный дурак, — поправил молчавший до этого Фред. — Знаешь, Ханна, это самая печальная история о любви, которую я слышал. История о Ромуле и Джозефине** — не в счет, они выдуманные герои. Мне не хотелось бы в этом признаваться, но впервые в жизни я сочувствую Филчу.
— А я — нет, — заявил Рон. — Это каким же надо быть идиотом, чтобы всю жизнь провозиться со швабрами, потому что «Шляпа так сказала»?
Ханна как-то странно посмотрела на него:
— А вы помните сами, как страшно было её надевать? Я не знаю, если бы мне такое сказали, я бы умерла прямо там. — Ханна закрыла лицо руками. — Я, как подумаю об этом, у меня все магические силы уходят. Даже палочку держать не могу. Я превращаюсь в Филча, — совсем расстроилась она.
— Успокойся, Ханна, ты не превратишься в Филча. Он старый, и он — сквиб, — Рон попытался поддержать её. — Или ты уже завела кошку?
Ханна угрюмо покачала головой:
— Филчу нет и пятидесяти.
— Серьезно? — изумились все.
Разговор клеился сам собой, беседа о школе и Филче так захватила компанию, что никто не заметил, как Фред становится чернее тучи. Тем временем Алисия прошептала на ухо Джорджу…
— Мы будем разбужены плачущими детьми менее чем через 4 с половиной часа… Ты не думаешь, что нам всем уже пора расходиться, а?
Не успела она договорить, как с грохотом открылась входная дверь, в которую неровной походкой вошел человек, о храбрости которого слагали легенды. Его мантия была мятой и грязной, а покрытое шрамами лицо украшала щетина, которая тоже повидала немало битв с совестью по утрам. Гипнотизируя барную стойку, он шел по проходу меж столиков, никого не замечая.
— Невилл, стой! — окликнул его Рон.
Он остановился не сразу, повернулся на нетвердых ногах и, не меняя выражения лица, сказал:
— Что пьете? Пиво? Я сейчас приду.
И направился дальше.
— Что это с Невиллом? — забеспокоилась Кэтти
Рон поджал губы и произнес:
— Он такой уже несколько месяцев. Ходит сам не свой. На работе вечно с похмелья, и каждый вечер с ним случается какая-нибудь история в новом баре.
Джордж только присвистнул:
— Это все из-за родителей?
— Видимо, да.
Все трое настороженно притихли, ожидая Невилла.
Он вернулся, принеся в одной руке бутылку огневиски Огдена, другой отмахиваясь от Тома, топающего за ним.
— Мистер Лонгботтом, это коллекционная бутылка! Единственный экземпляр во всем баре! Она видела ещё короля Георга. Почему бы вам не выбрать зелье попроще? Эта стоит целое состояние!
— Так ты пришли мне счет — я оплачу, — отмахнулся Невилл, поставил бутылку на стол и небрежно развалился на стуле, как подобает уже очень нетрезвому человеку.
— Давайте выпьем? — предложил Невилл, подняв свою коллекционную бутылку. — За победу над Волдемортом.
Не дождавшись остальных, он выпил прямо из горлышка.
— За «ВВВ»! — подняла свой стакан Алисия.
— И с днем рождения, компаньоны, — добавил Рон.
Фред тем временем обернулся к Невиллу:
— Что новенького на работе?
— Сегодня был в Корнуэлле, — со вздохом ответил он, пытаясь оторвать этикетку с коллекционной бутылки. — Подозрение на тёмный артефакт.
— Вот почему Невиллу достается что-то интересное на работе, — он спросил Рона. — А тебе сплошь школьники с хлопушками, да обеспокоенные старые девы?
— Потому что я не могу ездить в долгие командировки, — оправдывался тот.
— А Невилл?
— Мне нравится уезжать отсюда куда-нибудь подальше, — ответил он. — В Корнуэлле я успел найти и описать несколько видов эхеверии и синего папоротника. По легенде, он является прародителем корнуэльских пикси. Но я так не думаю.
— То есть ты ездил в Корнуэлл за темным артефактом, а привез кучу папоротника? — Джордж оглядел присутствующих. — Знаешь, Невилл, тут Ханна иногда в жизни надо всё менять. Что ты об этом думаешь?
Невилл сдвинул брови и уставился невидящим взглядом в тот угол, где сидела Ханна.
— Я бы хотел, чтобы в моей жизни, наоборот, перестало всё меняться. Хотя бы год спокойной жизни. Чтобы можно было выспаться. Или встать рано, пока солнце не печет, поработать в теплице. Растения меня успокаивают.
— Невилл, работа в аврорате сведет тебя с ума, — не подумав, ляпнул Джордж.
— Что? — он приподнялся на стуле, в глазах его зажглось что-то недоброе.
— Тише, Невилл! — Рон попытался усадить его на место. — Он не хотел ничего такого сказать. Аврорат — не самое лучшее место, но и не самое худшее.
— Если рассуждать логически, то любая работа — та ещё подмышка гриндиллоу, — пустился в объяснения Джордж. — Только стирать подштанники Мерлина считалось более-менее почетным занятием. Ханна, например, у Тома на побегушках…
— Эй! — возмутилась она.
— А что, разве не так? — просил Рон.
— Ну, ладно.
Ей не осталось ничего кроме, как спрятать остатки своего самоуважения в кружке с огневиски. Рон продолжал:
— А Фред вот каждый раз пробует на себе очередное изобретение. Недавно провел три дня в самой страшной линьке, вычесывая шерсть отовсюду, где её быть не должно.
— Прошу уточнить: особо колючую шерсть дикого буйвола. Анжелина меня тогда на порог не пустила, потому что у неё аллергия на шерстяного меня. Я три дня валялся в магазине, умирая от желания почесаться. Но это ещё что! Давно мы не вспоминали про Филча. А он, кстати, тут сидит неподалеку…
Они как могли старались развеселить Невилла, но добились только того, что тот снова уставился на бутылку, не говоря ни слова.
— Может, если тебе нравится быть подальше от Лондона, ты бы отправился в путешествие, куда-нибудь далеко, — предположила Ханна.
— Куда? — без интереса спросил он.
— Не знаю, в Южную Америку. Там уж точно будет что изучать.
— Можно будет поработать с наследием инков — они наворотили немало темных дел. А на досуге изучать местную флору, — в глазах Невилла промелькнуло что-то, похожее на интерес. Кажется, идея ему понравилась.
— Я слышала, там есть растения, которые ведут себя, как животные. Охотятся, питаются мясом и даже перерождаются в полнолуние.
— Не думаю, что у тебя останется так уж много времени на это, — перебил Рон. — К тому же аврорат не оплачивает такие командировки.
— Но можно туда отправиться самому, без аврората, — подсказал Фред. — Достаточно просто бросить службу и заняться дорогой твоему сердцу наукой.
— Бросить службу? — ошалело переспросил Невилл.
— Фред, почему ты пытаешься всех уговорить уйти из аврората? — поинтересовалась Ханна.
— Потому что люди умирают тогда, когда им суждено умереть, независимо от количества авроров поблизости. Даже Гарри Поттер не сможет спасти всех.
— Точно! — Невилл что-то вспомнил и покачал головой. — Никуда я не поеду до конца этого года, потому что пообещал кое-что Гарри.
К нему повернулись три заинтересованных лица.
— Вы умеете держать язык за зубами? — зачем-то спросил он.
— Конечно! Здесь сидят самые молчаливые люди магической Британии.
— Я скоро стану крёстным, — довольно осоловело произнес он.
— Да ты что! У Гарри и Джинни? А ещё сестра называется! Приходится всё узнавать через вторые руки! — возмущался Джордж, а сам не переставал улыбаться.
Рон, напротив, снова насупился. Джордж заметил это и поспешил заявить:
— Что, малыш Ронни, кажется, Гарри решил обогнать тебя уже во второй раз.
— Ещё посмотрим, — пообещал он.
— А правда, что Гарри назвал своего первенца в честь того преступника, который сбежал из Азкабана? — заинтересовалась Ханна
— Эй, Ханна, попридержи метлу! Улетит — не поймаешь! — возмутился Рон. — Совсем газет не читаешь? Или до твоего огорода в Дербишире совы не летают? Это был крёстный самого Гарри! К тому же с него сняли все обвинения.
— Я читала, — обиделась Ханна. — И там говорилось, что его помиловали, а не «сняли все обвинения». И то посмертно.
— Вот тебе и на, — Рон с укором посмотрел на Ханну. — Сколько лет прошло, а некоторые все ещё считают Сириуса преступником.
— Да в чем я виновата? — возмутилась Ханна. — Ведь все только и твердили, что он сбежал из Азкабана.
— Я вспомнил! — завопил Джордж и даже хлопнул себя по лбу. — Ты всем рассказывала, что Сириус Блэк превращался в розовый куст!
— Во что? — не понял Рон.
— Побеги розы участвуют в некоторых зельяхобращения, — снова включился Невилл, впрочем, говорил он не очень разборчиво. — Если горбатая ведьма хочет обернуться красавицей, как-то там...
— Но превращаться в розовый куст! — недоумевал Рон. — Может, ты и про Снейпа до сих пор думаешь, что он был…
— Про Снейпа я читала у Скитер, — перебила она.
— Надо подкинуть ей идею очередной книги, — осенило Фреда. — «Сириус Блэк: анимаг или розовый куст».
— Ладно, ребята, прекратите, это уже не смешно, — попросила Ханна, но братьев Уизли было не остановить.
— О чём же она будет писать, если за Сириусом не значится ни одного любовного скандала?
— Если мы о них не слышали, не значит, что у него их не было. Уверен, Рита побежит рассматривать всех окрестных щенков, доказывая распущенность нравов потомственных аристократов.
— Или припишет ему роман с Люпином.
— Хватит! — неожиданно рявкнул Невилл. — Вы говорите о наших друзьях... О людях, которые погибли... За то, чтобы мы жили... А вы несёте какую-то чушь!
— Значит, если бы они были живы, болтать про них не запрещалось? — иронизировал Фред. — Ещё один минус смерти: людям запрещается веселиться за твой счет.
— А тебе бы только... Хохотать до упаду? — Невилл, пошатываясь, встал.
— Вовсе нет, — ответил Фред. — Порой бывает, что я уже упаду, а все ещё хохочу. Без шутки, знаешь, и жизнь не мила. Кто, как не Фред Уизли знает цену хорошей шутке? Даже если и черной! Ой... — он притворно ужаснулся. — Кругом авроры, я совсем забыл. За неимением чёрных магов, они скоро будут ловить сторонников чёрного юмора.
— Фред, ты перегибаешь, — заговорил Рон.
— Помолчи, Рон. Мне очень интересно узнать мнение самого пьяного аврора всей магической Британии. Сколько ещё он будет бороться со злом внутри себя, заливая его спиртным из разных бутылок?
— Аврорат я не брошу, — еле ворочая языком заявил Невилл. — В память об отце... И о матери.
— Они умерли, Невилл, — напомнил Джордж. — Им нет никакого дела до того, где тебя Мерлин носит.
Невилл как-то со скрежетом засмеялся, почти закрыв глаза:
— Думаешь, раньше было? Я надеялся... Хоть слово... По-человечески! А теперь все, — он сделал какой-то непристойный жест. — Надежды нет.
— Нахрен надежду! — выплюнул Фред. — Делай то, что тебе нравится! К чёрту аврорат!
— Фред, а ты? — подала голос Ханна. — Почему ты сидишь тут с нами, даёшь дельные советы в четвёртом часу утра? Разве тебя не ждут дома?
— Мы с малышом Ронни отмечаем важное событие в жизни «ВВВ» и с моими друзьями мой день рождения!
— Может, ты сам не хочешь работать в магазине, поэтому уговариваешь нас бросить работу? — настаивала она.
— Неправда, — заявил Фред. — Тебя я не уговаривал. Ты сама знаешь, что эта работа — тот ещё помёт пьяного докси.
Он был как-то страшно серьезен и зол. Все смотрели на Фреда с нескрываемым удивлением – в его глазах играла и переливалась не шуточная, смешная и строгая, а безысходная, какая-то волчья горькая ярость. Он и сам был больше поход на рыжего волка – взлохмаченного, с ходящим вверх-вниз загривком. Ханна втянула голову в плечи, а Рон спрятался за кружкой, на дне которой ещё что-то плескалось.
— Ну, а если кому-то интересно, как я отношусь к работе в магазине, то вот мой ответ: я обожаю эту работу, и без нее не могу даже представить своей жизни. И жену я боготворю. Потому что боги — они далеко от нас и я хочу, чтобы моя жена, такая идеальная и хорошая тоже была далеко от меня. А рядом я хочу видеть Мари, о которой уже столько лет никто из вас и вспомнить не удосужится. Вот только она теперь магл и ушла отсюда. И я слышу как вы говорите о Филче и понимаю, почему.
Джордж с тревогой смотрел на Фреда. Он говорил сухо и злобно, и это беспокоило его куда больше, чем само содержание.
— Ты не любишь Анджелину? — спросил Джордж внезапно.
Фред поморщился.
— А что, любить и видеть недостатки нельзя?
— Можно. Но лучше не злоупотреблять.
— Возможно, у тебя как-то иначе, но у меня круглосуточной любви не получается! Я полюблю ее через… — Фред посмотрел на часы, — уже довольно скоро. Где-то в промежутке между этим праздненством и открытием магазина. Так что не беспокойся!
Пока Фред говорил, Невилл, забытый всеми в вертикальном положении, покачнулся и грохнулся на пол, прихватив с собой стол, и разбив всё, что стояло на нём, а также половину лица.
— Невилл! — семикратно отразилось от стен «Дырявого котла».
Джордж вытащил его из-под обломков, Алисия попыталась остановить кровь, хлещущую из порезанной щеки. В суете никто не заметил как хлопнула аппарация и Фред исчез, даже не прихватив болтавшуюся на крючке мантию…
— Ему бы отрезвляющего, — посетовала Алисия. — Ханна, у вас тут есть что-то подобное?
— Понятия не имею, — чуть не плача говорила она. — Может, его в Мунго?
Как по волшебству, Невилл открыл глаза и заревел раненым медведем:
— В Мунго?! Рано мне ещё в Мунго, — с трудом поднялся, отпихивая от себя руки Ханны, и поковылял к двери, бросив на ходу: — Не дождетесь!
— Невилл!
Ханна бросилась вслед за ним, но тут раздался голос Тома:
— Аббот, стоять!
— Чего еще? — в негодовании повернулась она.
— Вначале наведи-ка тут порядок, а потом сматывайся среди ночи. А то не видать тебе ни работы, ни ночлега.
Казалось, Ханна готова прямо сейчас послать всё к Мерлину одним махом. Но хаффлпафское воспитание дало о себе знать. Она медленно достала палочку и вернулась обратно.
— Мы тебе поможем, — сказал Джордж, восстанавливая сломанный Невиллом стол.
— Сейчас за один миг тут порядок наведем, — присоединился Рон, убирая лужу из первосортного коллекционного огневиски, которое знавало самого короля Георга.
Ханна принялась собирать осколки, тихонько шмыгая носом.
Вдруг посреди ночи в опустевший бар влетела скоростная сова и бросила письмо в руки Рона. Он побледнел.
— Громовещатель? — изумился Ли. — Открывай скорее! Сейчас загорится!
Рон наспех сорвал печать и письмо неожиданно завопило голосом Гермионы:
— Где тебя носит?! Где вас всех носит?! Ты обещал быть дома в 10, я себе места не нахожу, Рональд Уизли! Джордж и Алисия, Мерлин вас подери, если вы тоже там – вы вообще знаете, что Флер не может уложить сразу четверо детей одновременно??? Если у вас нет совести, то должен быть хотя бы здравый смысл!
Затем письмо загорелось и растаяло горсткой пепла. Тут же пристыженные Джордж и Алисия, с негромким хлопком, взявшись за руки, аппарировали домой, наскоро попращавшись с застывшей компанией. За ними, наскоро и скомканно попрощавшись, вышли Ли и Кэтти, явно чувствующие себя крайне неловко и не понимающие, что им теперь говорить незнакомой в сущности официантке… Последними аппарировал Рон, он успел крикнуть что-то вроде:
— Извини.
Ханна осталась наедине с разбитыми бокалами, сломанной мебелью и разлитым виски. Без сил опустилась на уцелевший стул, и заплакала. Она не помнила, сколько так просидела, когда на её плечо опустилась морщинистая рука.
— Хватит тебе уже рыдать над пролитым огневиски, — попытался утешить Том. — И бегать среди ночи за пьяницами, которым до тебя нет дела, тоже не стоит. А то вон, — он кивнул в дальний угол, — закончишь как Филч. Давай-ка, приберись здесь, да иди уже спать. Поверь мне, старому дураку, если следующие десять лет ты будешь хорошей девочкой, тебе потом будет приятно об этом вспомнить.
Ханна кивнула, подняла палочку и тихонько произнесла:
— Репаро.
*
Ночью начался дождь. Влажный и тяжелый, он медленно, будто бы нехотя, опускался на землю крупными и грязными брызгами. Фред сердито покосился на зависшую казалось прямо над его головой тучу, и с досадой вспомнил мантию, болтающуюся на крючке в «Дырявом котле»… С другой стороны – мантия была бы не лучшим спутником в прогулках по магловским кварталам. Когда-то Фред бродил по ним в слепых и в общем-то глупых попытках случайно столкнуться с Мари. Сейчас же это в общем-то превратилось в пустую и бессмысленную привычку. Капли больно ударяли по носу, а на очки налипали цепкие кляксы воды, полностью закрывая видимость. Фред решил – может это и к лучшему и с радостью натыкался на все подряд – от случайных прохожих до дорожных знаков. Пару раз под его ногами даже грохотала водосточная труба, но не там, где он ее задевал, а выше. Из нее сыпался мусор.
И все же даже так идти Фреду нравилось Ночью можно было никуда не торопиться. Пока на улицах не было прохожих, а любопытные жители не выглядывали из-за занавесок, можно было насладиться этим мягким и размеренным, почти церемонным планированием. И все же сегодня он не должен был быть здесь – в китайских кварталах Лондона, где пахнет сушеной капустой, острыми соусами и дешевыми надеждами, он должен был быть дома, есть лакричные пироги и смотреть кино или сидеть шумной компанией в баре. Но он снова не смог, просто не смог остановиться – Филч, Ханна, Невилл, вся эта атмосфера и эти разговоры – все было один к одному…
Фред знал, в нем наверняка говорил алкоголь. На следующий день утром скорее всего будет болеть голова. Весь день по пятам его будет преследовать чувство, словно его голова — жестянка из далёкого детства, обычно прячущаяся на кухонной полке за как две капли воды на неё саму похожими банками, наполненными манкой и гречкой, в которую мама усердно складывала кнаты, и из которой сам Фред иногда таскал несколько монет, чтобы купить пару конфет. Но больше всего ему нравилось просто трясти банку и прислушиваться к звуку — набита она была так плотно, что монетки уже не звенят, а только отдаются приглушённым металлическим покашливанием. Банка тяжёлая, и голова наутро тоже будет тяжёлая, а пока… Пока Фред, уже изрядно продрогший, занырнул в ближайший ресторанный подвальчик.
Едва зайдя – Фред наугад ткнул пальцем во что-то цветное в обляпанном меню, чтобы занять неумно вьющуюся рядом словно сороконожку молодую с раскосым взглядом официантку. Присев у бара и расслабившись, Фред наконец успокоился – он сидел и раздумывал, что в его жизни пошло не так, что свой 30-летний день рождения он встречает с острыми куриными крыльями и машущим позолоченной лапкой игрушкой-котом.
Фред с потаённым удовольствием отмечал, что его внутренний голос начинает озвучивать мысли тембром Мари. И все же вызвать в голове ее лицо было всё так же сложно: он помнил непослушные волнистые волосы, почти медные в морозном солнечном свете; он помнил ее неровные зубы, — клыки чуть длиннее остальных; он мог точно нарисовать себе крапчатые глаза в обрамлении пушистых ресниц, отбрасывающих мягкие тени на высокие скулы; он отчетливо воображал себе яркий красный от помады рот, который невнимательный водитель легко мог бы принять за сигнал светофора.
Но собрать все в единую картину никак не выходило ни пять лет, н
и год назад, не выходит и сейчас. Так что, увидев эти непослушные волнистые волосы в какой-то сложной локонной укладке совсем рядом, он только усмехнулся – надо же, наверное и у Мари были бы такие же, встреть он ее сейчас – густые и усмиренные. Не среагировал он и на кажущиеся смутно знакомыми плечи в какой-то болотно-желтой рубашке. И только после тихого, едва различимого среди тысячи квакающих голосов поваров и официантов, ее «Можно счет?» Фред дернулся и весь обомлел. Пространство будто уступило, молча признавая свою ненадобность, и остался только темный тоннель, в конце которого была она, не очень заинтересованно ковырявшаяся палочками в лапше. И Фред замер.
Мари сидела и ковыряла палочками в почти съеденной лапше. Сегодня было 1 апреля – день рождения близнецов. Не то, чтобы Мари отсчитывала или вспоминала как-то. Но отрывной календарь и абсолютно глупые попытки коллег разыграть друг друга на работе, заключавшиеся в основном в замене чернил в ручке (они были черные, а стали… надо же! Черно-синие) и глупом хихиканьи, не давали вычеркнуть из календаря день рождения лучших друзей. Хотя вряд ли лучших теперь – снова эти громкие слова, уж они-то точно так не считают. Так вот как-то так, шаг за шагом и вышло – старые друзья побрели своей дорогой, новых так и не нажила. В Лондоне у Мари был только один родной человек. Старик-отец. Отцу было уже много лет. Пятьдесят… шестьдесят… семьдесят… — для Мари разница уже давно смазалась. Маленький, сухой, смуглый, обросший белой щетиной, он состоял из одних костей и обтягивающей их кожи.
Отец каждый день наливал ей, пришедшей с работы, чаю в железную кружку с отбитой эмалью. Он молчал, и Мари молчала. Он сидел рядом, и ей казалось, что две тоски тянут навстречу друг другу руки. В тоске было что-то тупиковое, неразрешимое. Нужен был кто-то третий, вмещающий и Мари, и отца ее, и их маленькую угловую однушку, и кипяток с ошметками накипи.
Дни превратились в солоноватый огарок. Так текла жизнь. Время листало календарь. Холодно и беспристрастно приближало зрелость, а затем и тихую старость.
И только лапша в забегаловке «У Фо» всегда была горячей и острой.
Мари вздохнула и закрыла глаза. Это было место, где она разрешала себе лечь на волны и покачиваться в море памяти как бумажный кораблик. В голове была цветастая лоскутная куча-мала из воспоминаний, обрывков слов и прикосновений, наскоро сшитая крупными и грубыми стежками.
День ото дня в этих воспоминаниях отличались разительно. Казалось, что они вырваны из совершенно разных жизней ни капли друг на друга не походящих Мари, и не находится ровным счётом ничего единого в этих днях, которые почему-то теперь выстроились в существующей хронологии, и нынешняя она вынуждена проживать их именно в таком порядке.
Но вдруг хронология покачнулась, падая к чертям, покачнулась таким простым и таким неожиданным сейчас для нее.
— Сова?
Мари зажмурилась. Фред. Никогда не могла бы перепутать их голоса. Даже друг с другом, не то, чтобы с чужими.
Он все что-то говорил ей, сам себя перебивая, хватая ее руки, водя ими из стороны в сторону, кружа. Он все говорил и говорил – о своей жизни, о Хогвартсе, о их сегоднящнем праздновании в «Дырявом котле».
Это все был для нее шум – ослепительный красивый шум, который просто нужен, чтобы заполнять пространство – чтобы не утонуть в пучине вращающегося, извивающегося вокруг них прошлого. Мари смотрела на Фреда невидящим взглядом – на Фреда, который … Который был все тем же за этими стеклами и ободками очков. Как будто они его и заморозили, оставили летать солнечным зайчиком по комнате. И казалось, что морщинки под глазами, растекающиеся по всему лицу, утратившие былую детскую топорщистость и пушистость волосы, щетина, переходящая в россыпь веснушек, и взрослое мужское тело – все это налипло на него за жизнь и стоит только хорошенько потереть под горячей водой его лицо как оттуда выступит знакомый ей Фред – дурашливый, несуразно стриженный и по подростковому худоватый, похожий на эльфа из сказок, который прячет вещи других людей, на самом деле очень умный и добрый.
И он казался ей таким смешным, таким невероятным среди всей это взрослой суеты вроде аренды квартиры, проблем с отсутствием высшего образования и унылой работы клерка. Он был Питером Пэном, рыжим, взрослым и щетинистым, мальчиком, который отказался взрослеть. Когда мы были детьми, мы думали, что все вырастем такими Фредами. А теперь Мари понимала… она вдруг стала той самой взрослой, которая раздражается, что дети слишком много фантазируют да и вообще испачкали только постиранные белые гольфы – она теперь видела реальный мир и то, что ей нужно сделать. И понимала, чуть не воя, что не стала Фредом. Она стала Перси Уизли, и это было нормально. Пыталась сделать лучшее, из того, что могла, чтобы выжить, берегла свои границы в этой суматохе, и не чувствовала себя за это виноватой перед младшей-ней. Быть Перси Уизли оказалось – вполне нормально.
Фред все еще сбивчиво что-то рассказывал, спрашивал, даже не получая ответа снова что-то рассказывал как вдруг… Мари аккуратно соскользнула с барного стула и, повесив на плечо какую-то потрепанную сумочку, явно намерилась направиться в сторону выхода
— Мне завтра вставать на работу и… было приятно увидеться.
. Фред тут же перегородил ей дорогу, пылко размахивая руками.
— Нет! Нет, ты не можешь уйти! Не сейчас. Я нашел тебя, я так долго тебя искал… Ты наоборот должна сейчас развернуться и пойти со мной и…. Наша банда должна быть в сборе снова сегодня! Особенно сегодня! Ты только подумай, как все обрадуются, Джордж, Алисия тоже обязательно, и Ли Джордан.
Мари вздохнула глубоко, будто и Фред и эта кафешка и весь мир вообще были для нее – не больше, чем какой-то мыльный пузырь, который забавно вертится, отдаляясь куда-то в небо… Вздохнула и подняла на него взгляд. Фред со всей силы наделся рассмотреть в нем что-то, что угодно – хоть ненависть, хоть обиду на него. Но глаза ее, хмурые перепелиные глаза, выражали только усталость.
— Банда? Знаешь, что для меня эта компашка, Фред? Вот из кого она состоит – женатая пара, которая ждет третьего ребенка и которую я больше не увижу, мои школьные друзья, которые узнали, что я сквиб и теперь будут сочувственно смотреть этими своими сопереживающими глазами, а еще, конечно, парень, с которым я могла бы быть счастлива до конца своей жизни рядом с прекрасной волшебницей-женой, а теперь капитаном команды по квиддичу, мой любимой, черт возьми! И сквиб, который трудится в адвокатской конторе, пьет кислый кофе утром и копит деньги на подержаную машину и лечение отца. Кому в своем уме придет назвать эту группу людей бандой???
Фред взрывается – он понимает, это последний шанс. Пусть он ей не нужен, это ничего, это, черт, ничего! Сколько вещей она раньше таскала в своем рюкзаке просто потому что не решалась, забывала или просто ленилась выбросить. Почему он, Фред, не может быть хотя бы одной из таких вещей?
— О… Ну и что теперь, Мари? Это все закончится? Наша дружба закончится? Я только нашел тебя, а ты хочешь снова уйти?
Фред сжимается, словно в ожидании удара, жмурится так, что на обратной стороне век расцветают и в одно мгновение умирают неоновые цветы. У них кислый запах, металлический привкус, и трескучий, электрический звук, когда они распадаются ослепительными искрами.
Она прикладывает свою прохладную почти стеклянную руку к его горячей щеке и Фред вспоминает ее свадьбу, щека будто плавится и растекается от ее прикосновений. Но Мари улыбается, Фред видит, ей тоже горько – как горчит хороший кофе, так и сейчас горчат ее слова.
— Никогда не будет так, как раньше, Фредди. И не может быть. И … это не должно быть чем-то грустным. Так много прекрасного случилось и так много прекрасного сейчас происходит в нашей жизни. Мы должны быть благодарны за это. Но… то время, когда мы с вами зависали в квартирке над магазином, были молодыми и глупыми… Это кончилось. И мне нужно идти… Спокойной ночи, Фредди.
Мари говорит тихо и печально, и это её тихо и печально внезапно остро резонирует у Фреда где-то на уровне диафрагмы, не давая ответить, давая только эхом повторить, смотря, как она, не оглядываясь, бежит в сторону выхода…
— Спокойной ночи.
Мари кутается в пальто. Нужно успокоить свой организм – посчитать, почитать про себя стихи, что там еще советуют… Завтра снова начнется ее самая обычная, магловская жизнь, в которой нет таких глупых случайных встреч из мыльных опер, нет Фреда Уизли, Джорджа и Алисии, нет Ли Джордана. В ней нет никого и ничего. Мари думает – в ее жизни нет им места, а про себя горько понимает, это ей нет место в их…
Но тут из все еще светящегося уже несколько лет прошлогодними новогодними огоньками входа в китайский ресторанчик выбегает силуэт – не сразу Мари понимает, что это Фред. Она его и у бара не сразу узнала – белая идеальная рубашка, роговые очки… он выглядел бы очень солидно, если бы не так сумасшедше – оправа чуть покосилась, у рубашки не хватает пары пуговиц, а галстук с фирменным «ВВВ» перекрутился вокруг шеи. Фред кричит ей, машет, чуть ли не спотыкается в попытке ее догнать, хотя она и не идет вовсе. Стоит и хохочет, почему-то это так смешно, а Фред похож на анимированного персонажа, смешно перепрыгивает через лужи и пробирается сквозь дождь, пытается перекричать его холодные потоки и гудящие водосточные трубы.
— Стой, Мари, ты должна знать, мне плевать на магию, слышишь? Мне плевать на все – на магию, на Энджи, на магазин! Просто приходи, просто вернись и поздравь меня с днем рождения!!!
Мари думает, что никогда уже не забудет этот лихорадочный, припадочный крик, шальные глаза, горячный румянец щек. Она уверена, что Фред спятил, окончательно слетел с катушек, и винит в этом себя. Она кричит куда-то в пенящийся от дождя воздух.
— Как-нибудь в другой раз, Фредди, как-нибудь в другой раз.
Но он уже словил ее руку.
— Я буду ждать. На крыше Биг Бена, слышишь? Хотя бы… Хотя бы как с тобой связаться.
— Я приду.
— Ничего не кончилось, я буду ждать и пока я буду ждать, ничего не кончится, как бы тебе этого не хотелось! Скажи сейчас нет и я пойду домой, я забуду все и буду с Анджелиной и буду жить в доме за городом, который она выбрала, буду…
Мари с силой вырвала руку и хохоча, побежала через дорогу, а по асфальту вслед, словно сопровождая ее как стадо пастуха, текли послушные потоки воды, в низких местах достигавшие середины голени, превращая решетки стоков в бурлящие омуты.
На середине проспекта, полного брызжущих водой автомобилей, Мари пришло в голову остановиться и крикнуть ему.
— А ты ни капли не изменился, Фред Уизли!!!
Фред ощутил как счастье растекается по нему как мед по кружке, когда они с Энджи готовили домашнее сливочное пиво.
— Ты не сказала нет! Ты не сказала!
Мимо снова пронеслась машина. Над ней вырос козырек воды. Фред торопливо закрыл рот и глаза. Остальное закрывать было уже бесполезно. Затем он запоздало кричал в сторону.
—Я буду ждать!!
И в ответ только машины подмигивали ему фарами, явно кокетливо воспринимая все на свой счет.
Когда он вышел из китайского квартальчика, утро уже окончательно наступило. Город спешил жить. Ворчащие и невыспавшиеся подростки открывали двери крохотных семейных магазинчиков, в переулки как в реки ныряли хмурые старьевщики, похожие на воробьев, и мелкие торгаши рыбьими зубами и лягушачьей икрой, и исчезали из виду на день, а спешащие на работу служащие министерства поправляли свои колпаки, в надежде, что в этот раз они не потеряют их по пути в потоке утреннего ветра.
На душе у Фреда было тухло, словно в стиральной машинке задохнулись забытые вещи. Он хмуро хлопнул дверью в Дырявый Колет, надо было забрать оставленную ночью мантию. На кабак уже бежала утренняя волна клиентов – продавцы из косого переулка, служители министерства, юные и праздно шатающиеся волшебнички. Все они как волна накатывали в маленькое помещение, слизывали с прилавков горячий драконий кофе в тыквенных стаканчиках «с собой» и снова откатывались обратно… Фред тут же заметил на вешалке свою брошенную фирменную фиолетовую мантию – она была похожа на опавшую и выброшенную на берег медузу. Надо было уходить, но он вдруг задержался… Эта пуффендуйка, Ханна кажется…
Фред подошел к барной стойке, и, барабаня по ней пальцами, постарался спросить с максимальной незаинтересованностью у замеченной им девушки, наскоро убирающей волосы со лба.
— Ханна, а ты вот говорила... Филч… Он ее дождется, как думаешь?
Ханна тихо хихикнула – совсем по девичьи, как хихикуют школьницы на святочном балу, а не 30-летние официантки после ночной смены.
— Ну… Фред, я думала ты и сам все понимаешь…
— Нет, я не понимаю.
— Оу… Ну то есть, я ведь это рассказала… знаешь, это же Филч и… Я не думала, что ты воспримешь это так серьезно.
— А я вот воспринял, но это видимо не важно. Ладно, счастливо тебе, дырявый котел... То есть в дырявом котле.
В это время дверь распахнулась и впустила в утреннюю духоту кабака потрепанного Невилла. Фред тут же кинул на барную стоуку мешочек галеонов и , не удосужившись их пересчитать наспех пробормотал “за все убытки” и, даже не попрощавшись с Ханной, аппарировал. Та всхлипнула и смела мешочек куда-то в сторону кассы, продолжая ронять сухие и горькие слезы вдруг выступившей так явно обиды.
— Не дури, — поддержал ее Невилл, подходя вплотную и кладя свою руку на ее.
— Это он идиот, — продолжил Невилл. — Он — дырявый котел, прогнивший, такой же, как и мы.
— Но мы хотя бы не отрицаем этого, — глухо отозвалась Ханна.
— Ну и где тебя черти носили???
Анджелина спикировала на него с порога, а Фред радостно ответил, целуя ее горячие обветренные губы и чувствуя, что очень благодарен ей за то, что она не переворачивает его сердце так, как могла бы перевернуть та оставшаяся среди дождя девушка.
*
Говорят, утром того же дня, выкинув очередной букет в мусорную корзину, Аргус Филч направился к выходу из Дырявого котла. В дверях он столкнулся с горбатой женщиной, весьма отталкивающей наружности.
— Смотри, куда идешь, старая ведьма! — в сердцах выругался он и вышел на улицу дожидаться Ночного рыцаря.
Она неуклюже повернулась и посмотрела Филчу вслед. Не то с тоской, не то с любовью.
Но мало ли о чём болтают?
Комментарий к Три дырявых котла Всех люблю, кто все еще со мной! Теперь точно знаю, что история закончится правильно. Признаться честно, очень хотелось в один момент кое-что переписать из уже задуманного, но наверное у каждого автора наступает тот момент, когда герои живут уже без твоей помощи и остается только наблюдать и иногда записывать. Так получилась эта глава.
Greg Laswell – Your Ghost
А вот эта песня, когда Фред замечает Мари
And There She Was – The Solids & John Swihart
https://pp.userapi.com/c836621/v836621115/18b24/lRI1BYuKO6U.jpg
А примерно такой образ в моей голове рисуется относительно Фреда в 30 –
https://pp.userapi.com/c849328/v849328842/8d75f/qVZhQFcvohY.jpg
====== Все, за что мы боролись ======
Комментарий к Все, за что мы боролись Дорогие господа и дамы, шутники и мародеры! Не расходимся и не панимуем. Разумеется, будет еще глава или две, но эта... Эта глава – тот эпицентр, который задумывался столько лет назад, что профессор Бинс мог бы упомянуть об этом на лекции между восстаниями Гоблинов номер N и номер N+1 и теперь даже как-то абсурдно понимать, что она написана и существует не только в моей голове, но еще и в оплетке слов на каких-то бежевых фикбуковских страницах. И все же. Мы это сделали и мы сделали это вместе! Мы достигли самого высокой петли этих горок и теперь нас ждет только мягкий путь вниз, чтобы осмыслить все, что тут происходило.
Поставлю-ка я к этой главе жанр сонгфик, хахах. Наслаждайтесь, дорогие, можно даже всплакнуть как я (только тихонько, про себя так, мы же не Плаксы Миртл в конце-то концов!) – The Walkmen – Heaven.
https://pp.userapi.com/c834104/v834104155/17fa7/XNxsOfpLIOU.jpg
https://pp.userapi.com/c834104/v834104155/1801f/3OP2MXUnbWg.jpg
P.S. А вот так выглядит моя Анджелина (чтобы мы все могли немного понять Фреда XD )
https://www.theplace.ru/archive/emanuela_paula/img/46339_EmanueladePaul.jpg
Дверь скрипнула и Фред тут же перекрутился на 180 градусов, чувствуя, как даже шея болит от ликующей улыбки, но...
— Это я.
В дверях стояла Энджи. Он вновь залюбовался ей как все те годы, что они были вместе, как и каждый вечер, когда он возвращался домой – Анджелина была прекрасной, стройной и изящной — квиддич, как скульптор, с третьего курса создавал ее фигуру, — в длинной красной мантии, его бывшая жена была невероятной женщиной. И она подошла к нему, аккуратно присев на край крыши и расправив алую ткань, хлопающую на ветру. Она выдохнула, собралась с мыслями... Все же они не виделись с того раза, когда Фред сказал ей неделю назад, что так больше не может продолжаться, и снова переехал в квартирку над магазином, оставив Анджелине дом, сейф в Гринготтс и подписанное заявление о разводе.
— У меня было чувство, что найду тебя здесь.
— О, привет.
Фред улыбнулся ей. Анджелина поежилась – ее острые ногти машинально стучали по крыше.
— Я никогда раньше не бывала на такой высоте… знаешь, без метлы. Неподвижно. Просто сидеть. Все такое другое – как будто застывшее и спокойное, все вдруг сразу становится таким понятным, четким и очевидным. Я только сейчас поняла, что такое город сверху – всегда видела только пятна. Так и с нашим разводом – думала все, что не понимаю, почему это произошло, а теперь вот как по голове ударило. Наверное надо было только остановиться со всеми этими пирогами, ужинами и домашними вечеринками, да? И посмотреть правде в глаза.
Фред молчал и Энджи впилась длинными аккуратными ногтями в теплое железо под ее руками. Он протянул ей бутылку дешевого огневиски. На вкус оно было не слаще ругани Молли Уизли, а по запаху напоминало Кричера из старого дома Блэков.
Энджи отхлебнула солидно, как в школе на их вечеринках, и, хлопая Фреда по плечу, заявила.
— Меня только что бросили. Муж после стольких лет брака, такой идиот…
Фред подмигнул ей, делая глоток и снова протягивая бутылку.
— О, подруга, это хреново… Я ведь и сам только что расстался с женой.
Энджи разочарованно покачала головой и уставилась куда-то в дымчатый горизонт. И взгляд у нее стал такой же – с поволокой, через которую сверкали миндальные черные зрачки.
— Да, но со мной все в порядке. Это наверное самое ужасное – я даже не расстроилась… Я просто была не для него. История моей жизни.
Тут она развела руками, рискуя упасть, но Фред не заволновался – она была профессионалом своего дела, профессионалом высоты – красной птицей, парившей над ночным Лондоном. Фред боролся с желанием обхватить ее за талию и сброситься вниз – чтобы она расправила свои алые крылья и они полетели так, без метлы, без заклинаний, без фестралов и гиппогрфов.
— Каждый влюбляется и ведет себя глупо, и бестолково, и мило, и безрассудно, но не я. Почему я не хочу всего этого? Я хотела хотеть всего этого, Фред, правда. Я наверное не так сделана или что-то вроде того.
Фред притянул ее к себе. Это было так просто – обнять Анджелину, он знал ее, помнил ее ссадины на ребрах от каждого падения, руки сами ложились на ее талию, без мысли. Фред и сейчас обнимал ее без мысли. Внутри будто была пустота, плескался дешевый огневиски, голова слегка кружилась от сладкого знакомого запаха духов.
— Нет. Ты… Ты прекрасна.
Анджелина положила голову к нему на плечо. Он знал, что она тоже делает это дежурно.
— Может я просто холодная натура? Я помню, как в начале наших отношений ты так старательно пытался выглядеть полным идиотом для меня, а потом просто начал уходить, но… я не могла быть для тебя. Почему, Фред, почему я не могла? Тогда бы ты наверное не сидел бы сейчас тут.
Фред взлохмачивает ее идеальные тяжелые темные локоны. Нелюбовь просто… просто состоит из мелочей, которые, складываясь одна к другой, рано или поздно приводят в одну точку. Например, пауза, микроскопическая пауза перед каждой адресованной тебе улыбкой: лицевые мышцы приходят в движение, уголки губ поднимаются медленно, нехотя, и сразу же снова падают вниз, словно побежденные собственной тяжестью. Например, легкое, еле уловимое напряжение коленей, на которые ты взбираешься. Мгновенное, кратковременное оцепенение тела, которое ты обнимаешь обеими руками, секундная задержка дыхания – это не отвращение, нет, просто нелюбовь.
— Ты просто не встретила его, Энджи, вот и все. И именно поэтому я все равно сидел бы тут, что бы ты ни делала. В один день ты встретишь того парня, который заставит тебя хотеть выглядеть полной идиоткой ради него.
Энджи смотрит ему в глаза своим теплым и темным взглядом.
— Да?
— Конечно, и он где-то поблизости… Так же как и Мари, видимо.
Фред пинает какой-то камешек и тот летит вниз на спящий Лондон, и громко бьется об асфальт, еще через секунду словно стадо начинают завывать сиренами машины. Энджи вздыхает и задает вопрос. Для этого наверное она и пришла сюда и сидит тут с ним, хотя, конечно, это по меньшей мере абсурдно, если не сказать хуже… Но она должна спросить.
— Как ты это делаешь, Фред? Как ты сидишь тут всю ночь – на крыше, в холоде, и все еще веришь, что твоя Мари придет?
Он ссутулится и улыбнулся ей так, как улыбался еще в школе шутник-Фред, а не так как улыбался ее муж. Казалось, груз обязательств, которые он перед ней нес – сдавливал раньше эту дерзкую подростковую улыбку, которая, в общем-то и была самим Фредом, если разобраться. Удивительно, как человек иногда весь может поместиться в чем-то настолько маленьком… Вот и Фред сейчас целиком и полностью поместился в своей улыбке.
— Ну… я изрядно пьян.
Анджелина громко и нескромно захохотала, толкая его в плечо и обнимая. Он положил подбородок на ее макушку и пробормотал.
— Слушай, я знаю, что случайностей типо любовь всей моей жизни вдруг передумает и волшебным образом зайдет в эту дверь в 2-43 утра не бывает.. Но это каждому кажется хорошим вариантом – просто, ну знаешь, сидеть и ждать…
Он чувствует подбородком как она кивает. Теперь они подождут вместе и Фред втайне этому рад, хотя это все еще абсурдно и даже может оскорбительно, что она тут и в конце концов неуместно. Но зато сегодня не придется сидеть одному и одному признавать, что Мари снова не пришла. Самое ужасное было то, что они оба — и Фред, и его бывшая жена, знали, что Фред прав и что они уже в прошлом друг для друга, что Фред имеет право оттолкнуть ее, и поэтому ему хватило бы одной фразы, чтобы заставить ее замолчать, поэтому она не настаивала бы и сразу ушла; но то, что они оба знали это, не отменяло того, что ни один не шелохнулся и никакая логика не могла этого исправить.
Поэтому Фред невидящим взглядом упирается в волосы Анджелины Джонсон, в кипящий как котел и раздувающийся как старая жаба Лондон, и просто ждет…
Взрослому состоявшемуся человеку неприлично быть несчастливым. Конечно, штучные большие трагедии – например, развод, банкротство или смерть в семье – дают нам право на то, чтобы дать слабину, , рассыпаться на время. Бросить работу, перестать смотреться в зеркало и выходить из дома. Рыдать на руках у друзей или отмахиваться от их настойчивой заботы. Следует помнить, однако, что даже у острого горя существует срок годности, растягивать который невежливо. А уж тяготить других своими будничными неудачами – вообще непростительно. Точка, в которой ты находишься в середине соей жизни, и есть твой собственный выбор. В этом возрасте твоему несчастью нет больше оправданий. Очевидно, ты просто слаб, зол или глуп. Заслужил его или сам этого хотел. Так или иначе, ты – пропевшая лето пустая стрекоза. Негодная, лишняя. Благополучные муравьи не могут жалеть тебя слишком долго, у них на это нет времени. Так и Фред был счастлив, он был счастлив снова жить в своей квартирке, иногда брал племяшек к себе на выходные и, разумеется, как всякий порядочный одинокий дядя позволял им лишнего. Фред был счастлив безумно бросаться и путешествовать с неугомонным Ли Джорданом, оставляя магазин на Рона, с которым было так приятно по возвращению посидеть в «Котле» и под ворчливое сопение о расходах травить байки как он убегал от Сносорога, как подхватил мозгошмыга и лечился у целителей Южной Америки или как подцепил тройку вейл (на самом деле одну и та оказалась настоящей фурией).
Фред часто виделся и с Анджелиной, они вместе летали, играя в квиддич, пока она смеялась и пинала его, что он постарел и обрюзг. Это, разумеется, было неправдой, и Фред кричал ей в ответ, что женская обида просто не дает ей признать, какого красавчика она упустила.
А больше всего Фред был счастлив за работой в своей маленькой квартирке. Разжечь огонь под чугунным котлом, растереть в ступке засушенные грибы из Запретного леса, лизнуть прототип новых гадючек-липучек, покрыться чешуей или мехом от очередного неудавшегося эликсира, а главное – колдовать, бормоча самые разные каламбуры в надежде найти что-то особенные... Его уверенные руки давно легко справлялись с повседневной работой, а беспокойные мысли никогда не молчали.
И все же чем больше Фред погружался в свою жизнь, тем больше цеплялся и верил в свою будущую великую любовь и как всем казалось – сходил с ума, каждый день рождения вбегая на крышу Биг Бена. На утро он всегда возвращался. Хмурый и разбитый. С заледеневшей тяжёлой мантии текло за шиворот, и Фред слышал собственный запах. Ему казалось, он пахнет мокрой собачьей шерстью. Отвращением и злостью. Он падал на кровать, засыпал и на следующий день начинался еще один год.
Апрель пришел, а вместе с ним морозный ночной воздух сотнями иголочек впивался в лицо и почти нежно отбирал последнее тепло. Пустынные улицы ночного города были окутаны хрупкой, точно вафельной тишиной.
Круглые желтые фонари лежали между веток. Один из них, ослепительно яркий, шарообразный, запутался в ветвях и казался сияющим яблоком. И, Фреду казалось, он даже видит как мелкие мошки танцевали рил вокруг него. Фред решил весь состредоточиться на этих мошках – у него будет много времени, чтобы изучить все их пируэты… Опять, снова он тут. В памяти всплывают лица, которые он видел раньше. Это уже не только Мари. Вернее даже в меньшей степени Мари. Члены семьи, одноклассникии даже те, кто ушел совсем. И когда Фред стоит здесь, они встречают его волной его опыта. Это очень приятно, но Фред теперь точно уверен – это закончится, и все же видимо прав был этот мир – не стоит задерживаться в прошлом. А что касается будущего, то, благодаря Мари, он его больше не боялся: будущее будет таким, каким он его захочет, и кто может сказать, что этого может не случится? Кто рискнет сказать, что фантазии могут не сбыться? Ведь будущего не знает никто...
Фред и сам не знал, что заставило его обернуться. Как и тогда, когда они улетали из Хогвартса, столько лет назад – но однажды обернувшись, он уже никогда не мог полностью смотреть вперед. У расшатанной и ржавой двери, державшейся на паре катушек, стояла она.
Она. Со стриженными до плеч волосами, в волне которых только угадывались прошлые кудрявые вихры, в теплом свитере под горло, домашнем белом свитере с поеденными молью участками, прикрытые длинным бежевым плащом. Мари стояла и высматривала его на этом парапете, слегка щурясь и переминаясь с ноги на ногу. Видимо, время не пощадило и ее зрение, она хмурилась и слегка косила глаза… Как только их взгляды встретились – улыбка расплылась по ее лицу как вода, которую плеснули сгоряча. Она крикнула ему, вставая на краюшек балкона и медленно, хватаясь за железяки, зашагала в его сторону.
— Без магии сюда забраться не так-то просто, знаешь ли….
Фред чувствует, что воздух внутри будто сдулся. Она пришла. Всё такая же угловатая и нескладная, всё те же узкие маггловские штаны обтягивают тонкие ноги. Она выглядит одновременно молодой и взрослой. Подползает к нему, на выдохе отцепляется от балки и так же мертвенно хватает его куртку, опускается на коленки рядом и смотрит прямо в глаза. А потом не удерживается и ногтем стучит по стеклу линз. Как в окно иногда стучатся – мол, выходи, Фред Уизли…
— Фредерик Уизли, вот уж никогда бы не подумала, что ты будешь носить очки. Ладно Джордж, но ты!
Фред теряется… Кажется, когда он начнет говорить – из его рта полетят мыльные пузыри или вовсе, голос будет как у маленького мальчишки, которые весело шелестят обертками в магазине. В таких мыслях рождается самое глупое, что можно ответить сейчас ей…
— А может я и есть Джордж. Пришел сюда, чтобы тебя передать, что Фред умер в муках ожидания и все что от него осталось – скелет, вечная память да магазин приколов...
Уже в конце фразы его голос теряется, Фред хочет ударить себя по лбу – ну и чего он несет… Но Мари не обижается. Она в общем-то никогда на него не обижалась, хотя и стоило, даже когда они придумали тот несусветный розыгрыш с золотыми рыбками или когда опоили ее Амортенцией. Мари, смеясь, толкнула его в плечо, и Фред тоже уверенно захохотал, шутливо выставляя вперед руки.
— Интересно, почему это ты так уверена, что я не Джордж? Столько ведь лет прошло! Ты не можешь точно знать, Мари Сарвон!
Мари повела плечом.
— А я и не знаю! Наугад говорю и все.
Фред смеется, в его смехе нотки узнавания и сам смех не такой как обычно – это скорее горький вариант той школьной усмешки, запылившейся на полке.
— А ведь тогда ты так же ответила… На первом курсе, когда я тебя позвал раскрасить Миссис Норрис.
— Ну уж нет, это я сама придумала ее покрасить! Фред… А почему ты позвал меня тогда, а? Позвал с вами? Я ведь уверена, что это был ты…. Жалкое зрелище, верно? 35-летняя женщину волнует то, почему на нее, не первокурсницу уже как лет 100, обратил внимание мальчик со старших курсов…
Он рассмеялся и пожал плечами, раскачиваясь на краю Лондона.
— Сам не знаю. Иногда наши лучшие решения лишены всякого смысла...
И вот уже они сидели, вспоминая былое.
Под грузом времени фактырасплющивались и теряли форму, перемешиваясь со снами и химерами. То, что мы когда-то сказали и сделали, переплетается и путается, смешиваясь с тем, что мы собирались сделать или сказать.
— А помнишь, вы пытались бросить имя в кубок? У тебя была тогда такая роскошная борода! Не понимаю, почему это ты сейчас такую не носишь!
— А того попугая под Хогвартсом? Вот уж бррр, я тогда, конечно, тебе не говорил, но порядком испугался!
— Точно! Вы меня спаcли тогда… И где твоя феска??
— То спасение – ерунда, лучше вспомни как мы с Джорджем взорвали унитаз, а ты пыталась прикрыть нас от МакГонагалл?
— А тренировка, ты это помнишь? Я упала с метлы, а ты хотел меня удержать, и мы свалились вместе! Нам от Хуч тогда влетело!
— Зато мадам Помфри положила нас на соседние койки, и мы всю ночь рассказывали страшилки.
— Это ты специально меня пугал, чтобы потом провожать до спальни!
— Я — провожать тебя? Зазнайка! Ну, конечно, специально!
— Я так и знала, олух! Мне потом неделю Кенсингтонский вампир снился!
— А сама-то? Забыла, как чистила прутья метлы и случайно ударила меня древком прямо… Эй, чего отвернулась? Мари, ты нарочно!
— Извини, я на тебя разозлилась, ты тогда сказал, что девчонки не умеют играть в квиддич, и мы продули из-за меня!
— А ты помнишь Святочный бал?
Фред все это помнил, помнила и Мари и они смеялись, неудержимо и громко, смеялись неприлично, прогибаясь и прикрывая рот рукой. Фред помнил, как сильны и прекрасны, как счастливы и полны надежд они были уже почти двадцать лет назад. Какие острые были у них зубы, какие ясные глаза. Как много у них, семнадцатилетних, еще оставалось времени. Жизнь человеческая длинна. Огромна. Она не заканчивается ни в сорок, ни в пятьдесят, и, если повезет, есть крепкие шансы прожить до восьмидесяти пяти. Это мы, мы же сами за каким-то чертом все время делим ее на отрезки, на «до» и «после», на «еще не время» и «уже поздно» и переживаем конец всякого этапа так, будто репетируем собственную смерть. Мы пугаем себя сами, а после, визжа от страха, бежим друг к другу за утешением. И не боимся теперь, только собравшись вместе, без чужих; потому лишь, что двадцать лет назад условились друг другу не врать.
Мари обнимает его, обхватывая руками, через слои теплой и толстой одежды – как обнимаются поставленные рядом плюшевые игрушки. Пока она скользит кончиками пальцев по ткани, впитывая в себя почти стершийся рисунок-елочку, перед внутренним взором вспыхивают эпизоды прошлой жизни, заставляя стыдливо спросить.
— Почему ты тут? Почему ждал, Фред? Почему не бросил эту идею, когда я не пришла в первый год?
— Почему? Да пустяки потому что. Мы ведь друзья, мы… Двадцать лет – это очень много, это целая жизнь. Ты же знаешь сама. У нас не будет других друзей.
Он шутливо пнул ее в плечо кулаком. Мари же сложила ладошки и подняла на него свои крапчатые перепелиные глаза в морщинистой паутинке. Он щелкнул ее по носу.
— Знаешь, а ведь люди оправдывают ожидания, если в них верить.
- А.. ты помнишь… Помнишь, Фредди, ту мелодию, что ты сочинял, когда учился играть на гитаре? Я ведь дописала слова. Я наконец дописала слова, как обещала.
Она неуклюже приподнялась и запела, смотря на него в упор – она пела то, что не могла просто сказать. Пела то, что должно было все объяснить и извинить за все эти годы.
Фред смотрел на нее во все глаза. Это вечная удивительная загадка, как одна и та же женщина раз за разом сводит нас с ума...
Нашим детям всегда будут рассказывать
Романтические баллады о далёком прошлом.
Наш “виновный” век придёт и уйдёт,
А наши давние мечты всегда будут жить.
Останься со мной,
Ты – мой лучший друг.
Всю мою жизнь,
Ты им всегда был.
История проползла через них, тяжелая, как ледник. Наваливаясь и ломая их кукольные домики, их маленькие нелепые жизни. Она раздавила их родителей, а следом по инерции раздавила и их.
Помни, помни,
Всё, за что мы боремся...
Помни, помни,
Всё, за что мы боремся...
Мари понимает, что он не будет ни о чем спрашивать. Она сама расскажет, если будет хотеть – и о смерти отца, и о магловской жизни, и о том, почему она пришла только сейчас. Это были такие важные вещи, что по сути не имели значения. Особенно на фоне того, что происходило все эти годы.
Не покидай меня,
Ты – мой лучший друг.
Всю мою жизнь,
Ты им всегда был.
Не покидай меня сейчас,
Ты – мой лучший друг.
Всю мою жизнь,
Ты им всегда был.
И по ее щеке прокатилась одинокая слеза – она прокатилась по ее коже и упала на скелет Лондона – на темную металлическую конструкцию часов.
Помни, помни,
Всё, за что мы боремся...
Помни, помни,
Всё, за что мы боремся...
Мари закончила и зажмурилась. Это было все, что она могла ему дать, не больше и не меньше… Теперь будь что будет – в любом случае это ее последнее будь что будет, последняя история, на которую она способна. Теперь Мари закроет глаза, и все это просто исчезнет – крыша, магия, Фред, воспоминания – сколько волнений подряд может вынести человек, сколько раз у него екнет сердце, собьется дыхание до момента, пока ему не станет все равно и все, происходящие вокруг него, не превратиться в бессмысленные, полуреальные декорации?
Именно в эту секунду Мари ощутила как все вокруг охватывает запах пороха, сладостей и Фреда. Запах квартирки над магазином, запах бесчисленных вечерних откровений, запах прошлого. Она ощутила его мозолистую и очень теплую руку на своей холодной застывшей ладони. Она прижалась щекой к его щеке и это было так приятно и мягко, как будто окунуть лицо в бархатистое теплое солнце. И она прошептала в это тепло.
- Я скучаю по тебе. Не в том смысле, что «давай будем жить вместе», даже не в том смысле, что «все теперь будет как раньше». Но в том смысле, что я просто «скучаю по тебе».
Дружба не предполагает ослепительности; напротив, ее суть, ее смысл – в том, что мы выбираем из огромного числа самых разных людей – нескольких. Немногих. Очень часто – случайным образом, бессистемно. И затем начинаем любить и принимать их с открытыми глазами, без самообмана, просто в обмен на то, что и они знают нас и прощают наши слабости и несовершенства. Наши странности и грехи. Если не подвергать дружбу ненужным испытаниям, не требовать громких жертв, если не раскачивать лодку, не ждать слишком многого, не обострять и не придираться, если хвалить без ревности и не вмешиваться, пока нас об этом не спросят; если повезет и не случится какой-нибудь катастрофы, можно годами плыть вместе в одном направлении, соприкасаясь плечами, дрейфуя, приближаясь, отдаляясь, но никогда не покидая друг друга. Чувствуя нежность, и родство душ, и взаимную принадлежность, и бог знает что ещё.
Пускай такая дружба во многом – иллюзия. Но с любовью ведь тоже самое. Разве иначе с любовью?
И Мари прижалась губами к Фреду, ощущая какой он невероятный, какой он любимый и какой теплый и подумала о покое и безмятежной, безадресной нежности, когда уже все есть или все было, и уже не нужно никуда бежать, никого хватать, о своей любви, которая, может быть, последняя и навсегда. Что сердце спокойно сейчас и звучит глухо, как шаги по траве, оно не бьется взбесившейся лошадью и не застывает мертвой ящерицей. И этот ровный ритм дает какую-то новую силу, она просто еще не привыкла. Что вот этого ей и недоставало последнюю пару лет, а если и разобраться – то всю жизнь. Она целовала его и нежно терлась о щетину носом, Фред это ощутил и вот они уже терлась носами как две лошади, будто все еще шел тот самый снегопад предвоенного года.
Наверное, редко всё складывается так, как планируешь. Иногда судьба бывает на твоей стороне, иногда ты сам творишь свою судьбу, но в любом случае надо верить — то, что должно случиться, обязательно случится, и в конечном итоге рядом с тобой окажется кто-то особенный. Ведь… Разве мы не должны быть с людьми, которые не просто терпят наши недостатки, а кому они действительно нравятся.
Маленькое лиловое солнце равнодушно смотрело в сторону. Мир исчез. Осталась только прозрачная камера времени, воздушный батискаф, в котором они, взрослые уставшие люди, прижавшись носками к окнам, молча пересекали небо. Невидимые никому. Всеми позабытые и свободные.
====== Что-то старое, что-то новое ======
Мари любит просыпаться поздно и смотреть, как солнечные лучи пытаются прорваться сквозь плотную завесу штор. Они тёмно-бордовые – один в один как в гриффиндорской гостиной, поэтому в комнате ещё несколько минут стоит алый дневной полумрак, прежде чем Мари потянется в постели, лениво выползет с кровати и распахнёт все окна, впуская в дом уханье сов, хлопки открывающихся дверей и стук каблучков по брусчатке – весь этот шум и магические запахи Косого Переулка.
Она, по обыкновению, оборачивается к постели с которой только встала, и успевает заметить, как сонный и растрепанный Фред едва заметно приоткрыл глаза и тут же, столкнувшись с ее взглядом, зажмурил их и притворно захарпел.
— Вставай, сегодня у нас важный день! — бодро зовёт она его и направляется на кухню, даже не дожидаясь реакции – знает, ее не будет…
На кухне у них штор все еще нет, осталось с тех пор, когда они, будучи молодыми, отрицали необходимость этого признака респектабельности, поэтому солнце чувствует себя здесь как дома. Живот призывно урчит и Мари достает из холодильника яйца для омлета, на секунду задерживая взгляд на всей этой утренне-обеденной обстановке. Небольшой стол из светлого дерева, навесные шкафы и мойка: Мари видит это не в первый раз. И утверждает, что обстановка ей до сих пор не наскучила, после стольких-то лет в квартирке над магазинчиком. Сливочное мерцание столешницы, похожей на кусок застывшего масла, тусклый блеск латунных ручек и необъятность матовых, темного дерева кухонных шкафов не вызывают у нее ни малейшей робости, ведь она дома. Она готовит, напевает себе под нос какую-то мелодию, известную только ей, потому что та насквозь маггловкая и достает пакет с молотым кофе, Чарли все еще привозит его им каждый год. Втягивает ноздрями аромат и с наслаждением улыбается, кажется, только она в этом городе все еще варит кофе по старинке, на плите. Она устанавливает над пылающей конфоркой пузатую турку и понимает, что потеющий под прозрачной крышкой толстый омлет и густой кофейный дух защищают ее. Кухня послушно наполняется запахами как по волшебству; а рядом трепещет и опадает желтоватая кофейная пена.
После Мари вновь идёт в спальню, гуляет по квартире, на ходу собирая кудрявые бронзовые волосы в упругий хвост. Уже в комнате, опять же как всегда, она обнаруживает досматривающего десятый сон и совсем не собирающегося собираться на свадьбу Фреда. Одеяло клубком лежит в ногах, а рот у него смешно приоткрыт. Она не беспокоит его: ночные мозговые штурмы в Всевозможных Вредилках — частое дело, но сегодня особенный день, так что Мари начинает его целовать, но Фред морщится и обнимает ее, не давая себя трогать, щекотать и считать ребра через домашнюю футболку. Его уже не возьмешь такой хитростью – лишние минуты сна так приятны, а нацеловаться он успеет потом… Тем временем Мари вскрикивает, вырывается и бежит на кухню.
Она снова пропускает тот момент, когда пора выключать кофе, и он с шипением выползает из турки, водопадом обрушиваясь на огонь. Мари уже привыкла, она даже не злится, только смотрит на свою тень на стене и улыбается, а уже через пару минут разбуженный Фред заходит на кухню, потирая глаза и улыбаясь ещё не совсем осмысленной улыбкой.
А кухня… Кухня как и много лет назад освещена Мари, согрета желтым омлетом и кофе. Только теперь здесь дымятся чашки. Стопка чистых тарелок смирно ждет на краю столешницы. Теперь здесь есть хозяин и хозяйка, а не веселая хулиганистая троица владельцев.
Мари приветственно машет вилкой и произносит с набитым ртом:
— Доброе утро.
— Доброе утро.
Наконец они садятся за стол, и Фред нежно касается щеки Мари, а потом убирает с ее лба растрепанные кудри, мельком бросая взгляд на часы, где стрелки «Фред» и «Мари» показывают на «Смертельно опаздывают, как всегда, ну сколько же это можно..!»… И тут же начинает совсем не романтично набивать рот едой, потому что сегодня ведь не совсем обычное утро, каким бы оно не казалось, потому что надо торопиться и бежать, и, обжигая губы горячим кофе, Фред весело улыбается.
— Кажется, мы опаздываем на свою же свадьбу, будущая миссис Уизли…
Мари смущается, утыкаясь в тарелку.
— Не называй меня так! А то я чувствую себя Молли… Ну вот уже захотелось вязать свитера и печь пироги с почками, ну что же такое!
— О нет, даже и не думай, у тебя ведь отвратительные пироги с почками!
Мари замахивается на него, а затем на пол пути останавливает руку и начинает гладить вихрастые рыжие волосы.
— Ох, ненавижу тебя… А кстати, что с Молли, ты ее позвал?
— Конечно, о чем вопрос!
— И даже без цепенящего заклятия?
— Не пойму, о чем ты вообще…
— Ну как же!
Мари, в очередной раз, споткнувшись о свой же каблук, пытается поправить черную кружевную мантию, которая все никак не хочет сесть ровно на птичьих ключицах, и тихо ругается (как последний тролль, ужас, неужели она так когда-то выражалась). Близнецы придерживают ее, улыбаются и глупо смеются, явно восхищаясь такими словцами от подруги и поощряя эту глупую подростковую браваду. На них прекрасные парадные мантии, поразительно похожие по фасону на ту, которую Фред выбрал на сегодня, но тот, молодой и ершистый Фред, разумеется имеет другое мнение.
— Когда буду жениться я, — говорит он, оттягивая ворот, — я подобной дури не допущу. Все вы оденетесь, как сочтёте нужным, а на маму я наложу Цепенящее заклятие, и пусть лежит себе спокойно, пока всё не закончится.
Оба улыбаются этому воспоминанию, осветившему комнату враз, Фред качает головой, позволяя себе на секунду ощутить время, навалившееся на мужские плечи.
— Кажется, из тех мыслей о свадьбе, у меня осталась всего одна – я женюсь на тебе.
*
Драко просыпается в холодном поту и садится в постели. Он обводит взглядом свою спальню. Рядом мгновенно просыпается Астория и поворачивается к нему.
— Опять этот сон?
Драко молча кивает, чувствует как медленно успокаивается его сердце и приходит в нормальный ритм. Драко думает, что просыпаться каждое утро так рано — не подобает аристократу, но его фантазии на это плевать. Генерируемые его мозгом сны такие разные, но всегда об одном. Драко чувствует страх и боль, поэтому поднимается с кровати, стараясь не замечать нежного прикосновения тонких пальцев Астории к его груди. Он чувствует, что она провожает его долгим взглядом, но не оборачивается. Никогда не оборачивается. Он проходит в ванную комнату и открывает кран с холодной водой у раковины: душ бы сейчас тоже не помешал, но Драко хочет кофе. Чтобы больше не спать. Чтобы мозг больше не мог подкинуть воспоминания из его прошлого и наблюдать, как у Драко широко раскрываются глаза от испуга. Он умывается быстро и небрежно, вытирает лицо махровым полотенцем и выходит из ванной. Астория делает вид, что спит, отвернувшись к стене, но Драко знает, что она не спала с тех пор, как он стал бормотать во сне что-то вроде “Не надо!”. Он выходит из спальни и спускается в столовую: домовики уже знают, что хозяин проснулся, поэтому на столе уже стоит вкусный свежесваренный кофе. Драко по привычке берет кружку в руку и подходит к окну, из которого открывается вид на территорию его дома: полузаброшенный сад, окруженный живой изгородью, со строящимся фонтаном и высоким дубом справа, на котором все еще болтается косой, побитый ветром пустой скворечник. Все остальное — лес. Драко долго глядит вдаль и делает глоток горячего кофе.
— Черт, — шипит он, когда напиток обжигает язык.
Он вспоминает вдруг Адское пламя, пожар, разгоревшийся в Выручай-комнате, и смерть Крэбба. По телу бегут мурашки, и Драко отворачивается от окна. Сегодня ему снилось не это. Он старается очень усердно отогнать непрошеные мысли, но у него не выходит: он снова видит этот сияющий взгляд крапчатых глаз. Да, она не умерла, выжила, а теперь и снова рядом. Сидит сейчас, наверное, в своём доме и подводит глаза к церемонии бракосочетания. Драко сжимает челюсти: слишком много эмоций по отношению к Мари он испытывал раньше, не теперь.. Но тот сон, где она, еще девочка, танцует на балконе... он лишь молил о том, чтобы все прекратилось. Этот сон снится чаще остальных, и Драко ничего не может с собой поделать. Зелье сна без сновидений? Это ведь не просто сон — это он сам. И ведь никому не расскажешь, мол, мне снится она. Астория точно никогда не должна об этом узнать. Отец — тем более.
Драко слышит тихие шаги по ступенькам со второго этажа и оборачивается. В дверях столовой замирает красавица Астория и смотрит на него так печально, как даже мать не смотрела. Она молча подходит к Драко, и он замечает, что Астория босиком. Ее красивые пепельно-русые волосы спадают на плечи, а глаза глядят с опаской. Она касается своей ладонью его щеки и Драко чувствует то, что это прикосновение заставляет его успокоиться и просиять изнутри.
— Волнуешься из-за сегодняшней свадьбы?
Она нежно проводит пальцами по его подбородку и опускает ладонь на его тяжело вздымающуюся грудь. Драко не отводит взгляд от ее глаз и кладёт свою руку поверх ее. Астория едва заметно улыбается и обнимает Драко. Ее пышные волосы щекочут подбородок, и Драко хмурится. Кошмар почему-то уходит: его будто и не было. Где-то в детской вдруг начинает плакать их ребенок и Драко срывается с места, хватая за руку Асторию, и вот она, сразу скованная и немного напуганная его поведением, бежит по лестнице с ним под руку, хохоча и немного задыхаясь – как дети… Только оказавшись в детской, Драко поднимает сына на руки и кружит. Раньше эта комната была гостевой.. Книги, шкафчики, цветочные горшки – все это трансфигурировано в игрушки, погремушки и светящиеся карусельки и смотрит из темноты с любовью на его маленького сына, защищая его детский сон. И Драко тоже готов защищать его сон, быть тем самым рыцарем в тошнотворных начищенных доспехах. Он клянется про себя, что будет для него таким. Он прижимает Скорпиуса к груди и вдыхает его чистый запах.
— Скорпиус, тише — он шепчет — Не плачь! Не плачь, малыш, тебя ждет столько всего впереди… Интересная жизнь, полная магии, любви, дружбы, разочарований и несчастий, несправедливости и даже жестокости. Прибереги слезы на потом, малыш.
Он видит, как Астория всхлипывает на этих словах и обнимает ее тоже, кладя подбородок на ее аккуратную макушку.
- О нет, это было жестоко! Глупости говорю, твой старый папаша, ты не слушай… А ты, ты еще так мал! Да? И знаешь, у тебя еще все впереди. Ты можещь быть кем угодно! Ты можешь гулять среди звезд, малыш. Когда я был маленьким – я очень мечтал гулять среди звезд.
Он подходит к окну и показывает своему сыну на самую яркую, покачивая его на руках, а Астория тем временем тихо взмахивает палочкой и звезды будто опускаются в комнату, окутывая их с головой, светя совсем рядом и перепрыгивая по их лицам. Скорпиус успокаивается и они так и продолжают стоять, окутанные белым млечным путем как сахарной свежей ватой.
Он шепчет Астории на ухо, отодвигая прямую прядку и щекоча голосом бледное ухо.
— Конечно же волнуюсь! У Скорпиуса все еще нет парадной мантии, в чем же он пойдет…
*
Он, определенно, выкурил сегодня слишком много сигарет. Легкие неприятно жгло, а в живот словно поместили целлофановый пакет, наполненный воздухом. Пакет с тонкими стенками, слишком тонкими, казалось, он вот-вот лопнет, и весь этот ядовитый воздух заполнит внутренности. Во рту долго чувствовался горький сухой вкус сигаретного дыма, и даже мятные леденцы не способны были полностью перебить его.
Он ел конфеты, он их грыз, ожесточенно раскусывая зубами, и глотал острые сладкие и прохладные осколки, но противный вкус по-прежнему оставался. Его рука тянулась за новой сигаретой. Курить давно уже не хотелось, до тошноты не хотелось, но он закуривал очередную сигарету, делал пару неглубоких затяжек и тушил ее, безжалостно и остервенело, ломая пополам, вминал ее пальцами в дно пепельницы. И пальцы резко пахли никотином, этот отвратительный запах невозможно было смыть, запах окурков преследовал, он впитался в кожу, врос в нее своими желтыми дымчатыми корнями.
«Что, если пропитать древко метлы концентрированным зельем левитации?», «Что, если заменить амортизирующие чары воздухоотталкивающими? Они легче, могут и сработать».
Вот уже который день Тео проводил над схемами и чертежами, над котлами и разделочным столом, пытаясь облечь свои абстрактные задумки в вещественную форму.
Неиссякаемый прилив сил, восторженная радость первооткрывателя. Словно кто-то открыл невидимый кран, и на него сплошным живительным потоком лилось вдохновение… Сигарета, раздавленная, сломанная надвое, жалобно висела между пальцами.
— Итак, ты женишься.
— Угу.
— А я тебе ассистирую.
Джинни развалилась в уголке дивана, ее золотистое платье разлетелось по обивке словно тысяча галлеонов из распахнувшегося сейфа.
— В точку.
— Мерлин, чем я только думала?!
Джинни засмеялась.
— Джин! Только не говори мне, что ты не рада!
— Ха, конечно рада. Я имела в виду, что нельзя было назвать это просто «подружка невесты» и успокоиться?
Мари скрививлась и кинула в Джинни свадебный букет. Та поймала его на лету – привычки ловца все еще бугрились и теплились в ее аккуратных, мускулистых руках.
— Я никогда не забуду, как ты тогда пришла ко мне. С вареньем, помнишь?
— Ну конечно, Мари… И не стоит благодарностей. Ты все же невеста моего брата.
— Ты никогда не сомневалась, что этим все закончится, да?
— Ни капли не сомневалась! И прекрати так умильно хлопать глазками. У тебя ресницы слиплись. Перед выходом нужно будет подправить... А теперь, Мари Сарвон, пойдем и выдадим тебя замуж!
Джини выскальзывает из комнаты, как золотистый снитч, трепеща и бросая на стены радостные золотые тени-оттенки и Мари ничего не остается, как последовать за ней, на хожу поправляя выбивающиеся из прически пряди.
И тут, не дойдя до решающего проема пары шагов, Мари ахнула, прислоняясь к стене. В дверях стоял Драко Малфой. Он изменился, конечно – постарел, кожа на лице немного повисла, а льняные волосы поредели, но это все еще было он – ровная осанка, острый подбородок и высокий лоб делали его каким-то острым и резким, двумерным по сравнению со стоящим рядом слегка расплывающимся высоким и выпуклым Джорджем.
— Я… я не думала, что ты придешь.
Он усмехнулся.
— Я и не хотел. Но кое-кто меня уговорил.
В дверях появился Фред. В начищенной обуви и прекрасной серой мантии, он явно был смущен и старался смотреть в пол.
— Я знаю, знаю, что видеть невесту до свадьбы – плохая примета, но я правда не мог пропустить этот момент!
Он крепко пожал руку Драко. Тот в ответ улыбнулся и схватил с полки колдо-камеру.
— А давайте, ребята, я вас сфотографирую вместе!
Фред, Джордж и Мари переглянулись – Хогвартс оставил им миллионы совместных фотографий, теперь бережно рассортированных Алисией по курсам, месту действия и тяжести последствий того или иного прикола… Эта же фотография отправится в категорию «приколы, слух о которых доносится через века и вселенные и даже до Перси, когда он пишет о котлах». Они становятся рядом, Фред пытается пощекотать Мари, чтобы она улыбалась на фото, а Джордж втягивает живот… и Драко щелкает, захватывая момент, сжимая его и помещая в маленький живущий кадр.
Близнецы синхронно переглядываются и говорят.
— Мы вас оставим, пожалуй, будем ждать на заднем дворе.
Фред целует Мари в щеку и комната снова пустеет. Мари смотрит на Драко в упор и понимает, его тут тоже есть с чем поздравлять…
— Поздравляю, папочка.
Тот в ответ шутливо поднимает брови, прямо светится весь своей хорошей улыбкой — видно, что теперь он улыбается так чаще, по лицу тут же рябью плывут глубокие морщины именно этой, настоящей улыбки.
— Оу, не думаю, что теперь уместно так меня называть…
— Дурачина! Я о том, что ты стал отцом.
Мари смеется и толкает его в плечо. Вся эта шутка не разбудила ничего в ее душе, приятную пустоту вежливости, дружбы, старой памяти и ничего больше нет. Было много, а ведь было так много! Но они все спалили. Без остатка, шутя, спалили сами… Возможно, они и были не правы, но что теперь уж. Мари скользит торопливо взглядом по нему всему, ищет — чего? Ответов на вопросы? Вопросов на свои ответы? Не находит там ничего. Мари понимает – это был долгий путь, путь разный — от теплоты в душе до отвращения, желания отмыться металлической кухонной щеткой, но это лишь еще одно подтверждение, что что-то действительно было. Сейчас она слышит, как Драко говорит о своем сыне и понимает, что все сложилось именно так, как должно…
— Он замечательный, Мари.
Она улыбается ему.
— Правда?
— Самый красивый ребенок в мире…
Он тут же загадочно прищуривается.
— Ну что, Мари Уизли. Ты думаешь, что пришел только я?
Драко улыбается — это ведь такая радость и картинно открывает дверь, словно режиссируя незнакомый Мари спектакль. В дверях, слегка смущаясь, появлается Тео. К горлу подкатывает тошнота — ее будто бы выталкивают на сцену играть незнакомую роль. Мари не знает слов. Она смотрит на будто побелкой покрывшиеся волосы, которые уже не так контрастируют с бледной кожей, вмятину от сигареты на губах, тонкие руки, и боже. В лучах солнца Тео кажется нереальным, прозрачным, истончившимся. Его кожа потеряла упругость, стала сухой и тонкой как пергамент; а круги под глазами фиолетовые до черноты, кальмарово-чернильные… И Мари горько говорит себе.
«А мы постарели…»
Не он. Мы.
Мари подходит и заключает его в крепкие объятия. Он же молчит и смотрит на ее руки. Думал, будет просто, но… Он помнил ее руки тогда – мягкие, с тонкой кожей, с чуть выпирающими венками, с редкой россыпью едва-едва заметных еще полупрозрачных коричневых пятнышек, которые можно счесть за веснушки… Сейчас же. Ему страшно смотреть на ее руки. Какие они должны быть у женщины в сорок? Руки, которые обнимали его были руками старухи. Красные, обветренные, испещренные морщинами, которые уже больше напоминают сетку трещин. Сколько времени прошло, сколько же прошло времени…
Нельзя ее смущать – нельзя. Он пробормотал.
— Я… Я не просто так, у меня для тебя кое-что есть, я бы не пришел просто так, правда.
Он сбивчиво оправдывается и Мари смеется. Он сдается, понимая, что лучше один раз показать и просто плюнув на все говорит.
— Пойдем на задний двор?
Теперь он стоял перед ней и она снова была в белоснежном платье, простеньком и больше напоминающем сарафан, она казалась даже более юной, чем на их свадьбе и неловко сжимала в своих давно не юных руках букетик полевых цветов.
— Пойдём, — он берёт её за руку, ободряюще сжимает замёрзшие пальцы.
Небо смыкается над ними яркой синевой, вспыхивает цветными змейками летающих тут и там шутих. На секунду Мари кажется, что сама магия искрится тут и следит за ними, готовая жестоко наказать тех, кто не пожелал смириться с её властью. Глупость — у магии нет и быть не может сознания. Она злится на себя за это волнение, за нелепые мысли. Но вот они с Тео подходят вплотную к квиддичным кольцам около Норы, и Мари, наконец, берёт себя в руки. Она слышит голос Тео…
— Ты готова?
— Да, — Мари не сводит с него горящих глаз. Яркие губы удивлённо приоткрыты, несмелая улыбка трогает их уголки. Тео почти не помнит её такой.
Он помогает ей усесться на метлу в этом белом платье, и вот они уже в воздухе, всё выше и выше, не могут сдержать синхронно-ликующего крика.
Мари ощущает воздух, ощущает небо, как оно ластится к ней мягкими воздушными потоками как котенок. Оно цвета черничного йогурта и очень мягкое.
Они летят над лесом, и воздух вокруг них искрит магией, не причиняя никакого вреда. Пусть Мари падает в каждую воздушную яму на своём пути, пусть метла неудобна и даёт немалый крен, всё это пустяки. Осторожное солнце красит розовым ее белое длинное платье, а воздух густой и сладкий, как холодный яблочный сок.
И тут Мари делает усилие, сжимая колючее древко, она направляет метлу вниз и начинает снижаться, подпрыгивая на воздушных потоках. Тео холодеет – все хорошо? Он что-то не рассчитал? Что случилось? Его штормит от роя мыслей в голове, но он снижается вслед, посылая пару заклинаний перед собой, чтобы… если она упадет. Черт, Фред убьет его, если она упадет! Тут же самодовольный огонек в груди азартно шепчет «если сможет». Мари входит в землю аккуратно и каблук ее проваливается, словно рыболовный крючок в мягкий рыбий бок.
Тео, сказала она тихо, не пытаясь позвать на помощь, а просто затем, чтобы наконец пожалеть себя – как следует, взахлеб, – и легко подергала ногой, проверяя, насколько сильно она застряла, и убедилась: намертво. И спустила с метлы вторую ногу. Тео.
Он уже садился рядом и бежал к ней, так что для верности ей пришлось постоять еще несколько минут неподвижно, беззвучно, и только после она забилась, вырываясь. Тонкая обувная кожа жалобно скрипела, скулили застежки, но слезы никак не приходили. Тогда она позволила себе вытащить ногу, потому что на самом деле это ведь было нетрудно сделать с самого начала, завалить ее на пятку и вытянуть, и свободной этой ногой она еще раз пырнула грязь, втыкая каблук поглубже, рискуя вывихнуть щиколотку, и качнулась вперед, размахивая руками, отчетливо представляя, как нелепо выглядит в своем длинном этом белом почти греческом платье. Мари кричит Тео, кричит то, от чего огонек тушится и он чувствует, что все внутри покрывается бугристой корочкой льда.
— Я не могу жениться!
Она вышагивает из своих белых туфелек и бежит ему навстречу, хлюпая по грязи. Он ловит ее, с силой ловит и отнимает ее руки от лица, крича буквально на ухо.
— Какого черта ты делаешь???
Но ее было не остановить. Мари лихорадочно подбирала шлейф, будто стараясь оторвать, с треском распороть белый шелк, она металась из стороны сторону как маленькая птичка и бормотала.
— Фред всегда был моим лучшим другом и наверное, сошла с ума, но… Я… я просто не могу снова через это пройти! Может я совершаю ошибку? Может мне стоит быть с тобой? Мы должны бежать – ты и я, прямо сейчас!
Это были они. Слова, которые в глубине души Тео всегда хотел услышать, все эти годы… Но это забавно. Когда ты их на самом деле слышишь….
— Я не хочу этого слышать. Ты говоришь это все только потому что напугана. Я – не твое будущее, твое будущее – Фред.
Она подняла глаза на него. Выходит совсем жалобно, по-детски отвратительно, и Мари просто хочется злиться на себя саму.
— Разве я не должна быть тем парнем, который сделал чудо ради меня, вернул мне магию, пусть и на минуту. Глядя мне в глаза, скажи, почему я не должна быть с таким парнем?
— Потому что я больше не тот парень. Мари, это был просто свадебный подарок. Я больше не тот, и Мари, черт, мы даже не ровесники. Мари, я больше не Теодор Нотт, такого больше не существует! У меня теперь другое имя, точнее – у меня больше и имени-то нет! Мне больше лет, чем ты можешь себе представить, а все эти перемещения во времени, кажется, сделали меня немощнее самого дряхлого старика. И знаешь, что я узнал за это время? Одну вещь, всего одну и я прошу тебя сейчас послушать меня, Мари, чертова, Уизли! Будущее действительно пугает, но нельзя возвращаться в прошлое просто потому, что там тебе все знакомо. Возможность заманчивая, но… Так нельзя. Это не ведет тебя туда, понимаешь? Ни я, ни маховики, ни эта метла, ни магия! Ничего из этого не ведет, Мари, ты только услышь это..
Он не знал, что она ответит, да и не хотел знать. Эта речь выбила из его тела, казалось, последний кислород и он судорожно закашлялся. Легкие теперь будто труха, черт, а глаза вдруг стали противно влажными, как часто бывает со стариками. Черт, черт, еще подумает, он плачет! Хотя пусть и подумает, что за разница теперь, честное слово… Он выдохнул, отвернулся и поднял глаза к темнеющему черничному небу.
— Ты просто боишься попробовать только потому, что, если вдруг ничего не получится, винить придется опять же себя. А жить… жить вообще страшно. Чудес не бывает. Все зависит только от тебя. Так что бери метлу, летим обратно и иди под венец и люби мужа, рожай ребенка и будь счастливой, черт побери!
— А вдруг будет слишком трудно?
Шепнула она.
— В этой жизни все стоящее дается очень нелегко.
Через секунду он ощутил, как Мари осторожно просовывает свои руки поверх его, бережно обнимает и придвигается ближе, замирая. Они, конечно, ничего не говорят. Мари смотрит на него со смесью отчуждения и тоскливой нежности, на самом деле, конечно, это смесь жидкой чернильной тени и густого света от солнца рисует странные картины на его лице. Прошлое скатывается в комок, легко и свободно, и даже получается улыбнуться вслед — широко-широко, как умели только Мари и близнецы в школе. Все происходящее кажется немного странным, и где-то в желудке возникает странное, сродни тошноте, чувство — будто они наблюдают за всем происходящим со стороны, или как будто смотрят какое-то кино. Это была долгая, длинная дорога. Но каждый из них счастлив, что она была долгой и сложной, потому что если не пройти через это все – то не усвоишь свой урок. А они свой уже усвоили.
Перед каждым за столом возникла маленькая серебряная рюмка с мерцающим рыжим нутром, наполненная с горкой, и что-то крепкое, пахучее дрожало внутри этой рюмки выпуклой жидкой линзой, натянутой между тонкими бортами. Мари схватилась за нее, как тонущий – за хрупкий прибрежный куст, и немедленно облила себе пальцы.
– Ну что, готовы? – спросила она, и наконец почувствовала облегчение, какое, наверное, испытывает заяц, шесть километров бежавший зигзагами в ярком свете автомобильных фар, в тот самый миг, когда фары эти гаснут. Или ловец, когда ощущает руками перышки пойманного снитча.
Голос ее звучал хрипло и нежно. Хорошо звучал. Очень правильно звучал.
– Это была длинная и сложная дорога. Но я рада, что она была долгой и сложной, потому что если бы я не прошла через это всё, то не усвоила бы свой урок. Поэтому не пейте за нас, пейте за Фредерика Уизли, лучшего человека из всех, кого я только знаю! С того момента, как я встретила близнецов, встретила Фреда, я знала, что должна любить его так, как только я могу, так долго, как я смогу, и я никогда не перестану его любить, ни на секунду. Я вспоминаю это во время каждой нашей глупой ссоры, в пять утра, каждое рождественское утро, в каждое утро воскресенья, во время каждой преграды, каждого укола ревности, скуки или неопределенности, которая встречалась на нашем пути. Потому что это все не важно. А важен… Важен тот человек, который приходит на помощь тогда, когда его даже не просят. За Фреда!
Шотландский гоблинский был хорош. Буквально стоил каждого года, проведенного им в дубовой бочке или где они там выдерживают свое жидкое золото. Такой огневиски не стоило пить залпом, но Мари перевернула рюмку, жадно глотнула и зажмурилась, чувствуя, как ее понемногу начинает отпускать. Я старая, подумала она. Старая, как эта дорогущая чертова бутылка, и не я одна, все мы старые, кроме может трофейной Верити.
Старые умные сволочи, тертые калачи. Но если она сейчас обернется и посмотрит на них. Она не станет этого делать, но если вдруг все-таки обернуться. Они все будут сидеть с детскими лицами, как первоклассники, не дыша.
И тут Фред вскочил, держа ее за руку и прижимая к себе.
– Это был отличный тост, Господа и Дамы! Но жена моя… – он ей подмигнул, включая все свои киловатты – Жена моя была только наполовину права. Да, это действительно был долгий путь. Можно даже сказать очень и очень долгий, но сложный ли? – Он триумфально оглядел всех вокруг и радосто закончил – Неа! Такова жизнь. В ней всякое случается. Что-то распадается, а что-то срастается снова. Думая о том, как мне повезло каждое утро просыпаться рядом с этой женщиной, я не могу поверить, как легко мне это далось! Всего-то мне пришлось выйти из комнаты, чтобы покрасить кошку школьного завхоза, стать загонщиком в школьной команде по квиддичу, влюбиться в Мари и получить первый отказ, познакомиться с Анджелиной, дать Мари начать встречаться не с тем парнем, открыть свой магазин приколов, получить второй отказ и еще пару мелких отказов до этого, жениться на Анджелине, снова дать Мари встречаться не с тем парнем, позволить даже жениться на одном из них, ей потерять свою магию, а мне затем потерять ее и не видеть почти пол жизни, развестись с Анджелиной, облететь весь мир, но каждый свой день рождения сидеть на крыше Биг Бена и ждать ее и даже дождаться и наконец спросить в последний раз, не хочет ли она быть со мной, прожить что там нам осталось и состариться вместе ... И прожить самые страшные три секунды в моей жизни, чтобы наконец дождаться, что она ответит мне «да». Видите! Всего-то навсего…
И Мари не дала ему закончить эту браваду, она, хохоча, поцеловала Фреда, смеясь и чувствуя на губах его улыбку и свадебный шоколадный торт, чувствуя на губах любовь и радость, искристую и сладкую, тающую и нежную как разболтанный и взбитый сахар с творогом. И все вдруг отдалилось и ожило то ощущение, будто все эти люди… будто она видела, видела и увидит их еще миллионы раз и всегда они будут такие же – такие же родные ей, близкие, красивые и нарядные, почти как в школе, счастливые и враз помолодевшие. Но это, конечно, будет не так.
Вот сидят Драко и Астория, а еще Скорпиус, он надувает пузыри ртом и пачкает темно-зеленую мантию, явно уже эксклюзивную и фирменную под нахмуренный взгляд родителей, которые еле сдерживают смех. Вряд ли эти двое появятся еще раз в ее жизни, разве что случайная встреча на улице заставит их искренне обняться, поинтересоваться, как идут дела, да и разбежаться… Потому что некоторым для счастья, хоть это и не сразу можно понять, достаточно всего лишь друг друга и еще одного маленького человека… Ну и может быть павлинов во внутреннем дворе.
Сразу за ними – Тео. Он ей улыбается и Мари знает, что он действительно счастлив за нее. Вряд ли они будут часто видеться – ведь едва ли что-то занесет ее в закоулки министерства, а его – в магазин шутих и приколов, но они навсегда будут теми, кто вместе утром ставил кофе в магловском квартале, кидая друг в друга «Ежедневный пророк», пока в одной турке грелся и выкипал горький кофе, а в другой пряное молоко. Мари борется с желанием схватить его за руку и утащить за собой – смотреть на фейерверки, пить вечерами медовое пиво в «Котле» и смеяться с глупых усов, которые отрастил Джордж … Он будто читает ее мысли, а кто знает – может и правда читает, и отрицательно качает головой.
Громко хлопает в ладоши Ли. Он сидит с разрумянившейся Верити и у той в руках пойманный в руках трофей – букет невесты, которым она через пару часов отдубасит любвеобильного Джордана, который опять утащился с какой-то вейлой. Но и у этих двоих все будет хорошо – по крайней мере во времена пылких примирений… А остальные времена? Ну кому захочется слушать про остальные времена! Уж точно не слушателям и читателям программ о маго-путешествиях, которые будет вести эта сладкая парочка. Кстати, через пару лет они еще и книгу выпустят, а потом будут долго выяснять авторские права. Но это не так важно, ведь книга – просто драконий огонь! Так что лучше скорее бегите и делайте предзаказ, и я гляну – может в Косом Переулке еще осталась пара экземпляров!
Рядом с этими двумя устроились Джордж и Алисия. Про этих двоих и говорить не надо… Ведь у каждого, наверное, есть такие друзья, которые просто в раз взяли и нашли друг друга? Эти, конечно, будут жить долго и счастливо, не сомневайтесь – звать Фреда и Мари к себе на Рождество, жаловаться на повзрослевших детей, стричь лужайку на выходных и будут непременно счастливы! По простому, без изысков и искренне. Все будут знать их как добродушную английскую семью милых любящих друг друга чудаков, к которым всегда можно заглянуть на чашку чая, а не как богача, владельца «Всевозможных Волшебных Вредилок», которые давно уже разрослись до размеров империи развлечений, и его жену.
Кстати, о счастливых семьях… Покрытый шрамами, стильный, приземлённый и отрешённый, Билл все еще излучает крутоту, а сидящая за его спиной Флер – силу и небывалую нежность. И пусть их пара уже не такая горячая и острая, как в молодости, Билл уже давно не Билл – съемщик заклятий и расхититель гробниц для частной корпорации перешёл на офисную работу в Гринготтсе, чтобы не приходилось работать в разъездах и быть далеко от малышки Виктуар. Билл – примерный семьянин, хотя на первый взгляд таковым до сих пор совсем не кажется, да, это я, конечно, про кожаные курткии серьги, от которых он так и не откажется и в свои 30, а Флёр стала домохозяйкой и даже оказалась единственной из дочерей Молли, которая подхватила традицию свитеров Уизли. Но эта история всегда была и будет одной из лучших историй о любви и семье, которую я только знаю.
Билл, Флер и … И Чарли! Вот уж кто по праву третий родитель для Виктуар. Вы видели эти десятки плюшевых драконов в детской? И, стоит признать, плюшевые драконы выходили явно лучше, чем те самые ужасные советы по отношениям, которые были потом! Эх, Чарли, Чарли…
Он сегодня тоже тут, но уже завтра он снова будет обниматься с драконами, удивительно, и как он только не взял на свадьбу свою обожаемую Хвосторогу. . Как вы понимаете, он остался в Румынии. Вот уж кто не нашел себе «взрослую» работу по мнению Молли. Да-да, это вот нелегальных перевозок драконов с друзьями по выходным касается! Что еще сказать? Его веснушки все еще похожи на песчинки, он все еще видит в других только добро, одержим одним делом и добивается своей мечты, этот вот любитель горячего шоколада со взбитыми сливками. Личная жизнь у него сложилась, его тихая молодая жена, говорят, всегда и во всем его поддерживала, и, хотя детей у них не было, зато Чарли всегда был и будет самым любимым дядюшкой и посылал всем своим племянникам подарки и сувениры, а Мари с Фредом еще и тот самый кофе.
Что же с Перси? Заучка и трудяга, у которого потеют очки от каждой новой чашки чая, решительный и упрямый, он все еще всегда соблюдает правила, а бенгальские огни на семейных праздниках держит в перчатках. Первое время после окончания школы и ухода из дома снимал комнату пополам с Оливером Вудом. А вернувшись к своей семье, он стал центром стабильности, неукоснительно навещает родителей как минимум раз в месяц и общается со своими братьями и сестрой, обмениваясь письмами или через каминную сеть, не реже раза в неделю. Молли и Артур страшно гордятся им, хотя нечасто говорят об этом.
Он все еще работает в министерстве и занимает солидную должность, название которой не припомнит никто, кроме него самого. Но, конечно, он очень важная шишка! И огромный специалист по котлам.
Оливер Вуд тоже тут, он уже пережил пик своей спортивной карьеры и теперь, хоть многие его фанаты и не хотят это признавать, уходит от дел… После благополучного завершения своей долгой, нелегкой, но славной спортивной карьеры Оливер Вуд станет спортивным экспертом, ведущим шоу о квиддиче, в котором он проводит дает уроки по технике и рассказывает о метлах последней модели и главным завидным холостяком, ведь «О боже, теперь возможно он заметит что-то кроме своей метлы»! Но это, я вам по секрету скажу, милые дамы, все же вряд ли…
Анджелина тоже была приглашена – в тот же вечер ей удастся осуществить две главные мечты любой бывшей жены на свадьбе – напиться и разреветься. Конечно, она будет плакать не из-за Фреда, а плакать из-за себя, громко и горько… И, плюнув на то, что о ней подумают, Анджелина наконец позволит себе немного побыть слабой и маленькой, а еще очень и очень пьяной… Именно такой ее и встретит один доктор из Мунго и, хотя сразу Анджелина больше обрадуется антипохмельному зелью в его руках, но… Как Фред и обещал – в один день она встретила такого парня. И была счастлива с ним до конца своих дней, правда жутко краснела, когда просили рассказать, как же они познакомились.
В цветочном платье улыбается румяная Ханна. Как у нее все сложилось? Что ж, не буду раскрывать все карты. Скажу только, что уже скоро летом Ханна предпримет попытку поступить в Британскую Академию Магической Ботаники и Лечебных трав, но провалится. После этого устроится на подготовительные курсы в Больницу Святого Мунго, оплачивать которые вполне позволяет жалованье официантки. Она так и не откажется от идеи когда-нибудь стать хозяйкой бара … Или откажется. Ведь рядом с Ханной сегодня сидит Невилл, точнее профессор Лонгботтом. Через пару минут он скажет ей, краснея, что ему стыдно за ту историю в «Дырявом Котле», а еще, что у нее очень красивое платье сегодня. А уже через год они тайно поженятся и тихо переедут в прекрасную уютную квартирку в Хогсмиде с кучей растений, расставленных по подоконникам и диванным столикам. Больше ни один из них никогда не придет в бар, пропахший столькими отчаявшимися волшебниками, острыми закусками и дешевым пойлом. Теперь Невилла будет ждать дома жена, готовить ему ужин и засыпать вместе с ним и утром просыпаться рано и идти вместе в теплицы Хогвартса. Счастливы ли они? Жизнь сложная штука. Оба понимают – они выиграли счастливый билет, в отличие от пьяных приятелей, которые так и будут одиноко добираться до своих домов, валяясь в грязи и, в лучшем случае, когда-нибудь загремят в Мунго на лечение. И все же периодически в квартире двух самых, казалось бы, респектабельных преподавателей Хогвартса, откуда ни возьмись появляются пустые бутылки самого крепкого огневиски.
Напротив них Симус обнимается с Дином. Эти двое со школы не поменялись. Когда Дин не занят рисованием или переживанием нахлынувших чувств к маггловским видам спорта, его всегда можно найти в компании лучшего Шеймуса. Когда Шеймус не занят тем, что болеет за Кенмар Кестрелс или поджигает всё подряд, его всегда можно найти в компании Дина. Вы спросите, женаты ли они на ком-то? Вряд ли какая-то девушка выдержит такой конкуренции. Тут уж впору и слухам поползти… Но эти двое только отмахиваются. Им ведь и так хорошо. Они создали группу, написали пару хитов, даже купили трейлер и гастролировали по Америке, потом драматично распались, постарели и полысели, воссоединились и… оказались никому уже не интересны и не отчаялись, а начали новое дело. И вы не найдете лучшего пива и сидра на всю Англию, я вам скажу! Кажется, эти холостяки пережили сто тысяч миллионов приключений, ссор, споров и печалей, и все же вот они – сидят и перешептываются. Дин и Шеймус, которые и шестьдесят будут готовы отдать жизни друг за друга. Дин и Шеймус, которые и в шестьдесят будут спорить о том, что круче – квиддич или футбол.
А еще среди гостей вы легко заметите Полумну, еще бы – в радужном платье с блестками и в тиаре из серебряных рогов единорога! Зато с каким восторгом смотрит на нее ее муж, Рольф… Ну что ж. Луна стала известной волшебницей-натуралисткой, открывшей и классифицировавшей много новых видов животных (однако, увы, Морщерогого Кизляка она так и не нашла, и в конце концов ей пришлось принять тот факт, что, наверное, ее отец его выдумал). Сложно поверить, что она – еще и мама близнецов Лоркана и Лисандра (Дедушка Ксено присматривает за ними по мере необходимости, вот как сегодня). Но главное, что бы не случилось, взрослая Луна не прекратила верить, что существовать может даже что-то совершенно невероятное, пока не доказано обратное
А вот Рон и Гермиона и Джинни с Гарри. Иногда мне кажется, что про этих четверых вы и так знаете все, что можно… Только вот откуда такое ощуещение, ума не приложу. Ах точно, ведь они будут приходить к Мари и Фреду почти каждые выходные. Болтать, вспоминать что-то, слушать музыку и ходить на прогулки. А может вы просто прочитали о них на карточках шоколадных лягушек? Кто знает…
Мари прикрывает глаза и отдается этой минуте, когда они все еще тут, ее люди, ее друзья. Все они тут и все рады и поддерживают ее, когда она наконец делает правильные вещи, делает их с правильным человеком и делает осознанно. Наверное редко все складывается так, как планируешь. Иногда судьба бывает на твоей стороне, иногда ты сам творишь свою судьбу, но в любом случае надо верить — то, что должно случиться, обязательно случится, и в конечном итоге рядом с тобой окажется тот человек, которого уготовила тебе судьба. Ее человек стоит рядом, как стоял рядом всю жизнь, а еще от него пахнет порохом и конфетами.
И она шепчет.
Есть миллион причин, почему я люблю тебя. Ты заставляешь меня смеяться, заботишься обо мне, когда мне плохо... Но самая главная причина, по которой я люблю тебя, заключается в том, что ты мой лучший друг.
Комментарий к Что-то старое, что-то новое https://sun9-5.userapi.com/c628422/v628422115/d995/Ao5L3RdLbbw.jpg
https://sun9-7.userapi.com/c628422/v628422115/d9b0/r0rSJjKNrhM.jpg
https://sun9-63.userapi.com/c628422/v628422115/d9e6/CMVCDX7Grtk.jpg
https://sun9-63.userapi.com/c628422/v628422115/d9d4/WC66spKwnGc.jpg
https://sun9-2.userapi.com/c628422/v628422115/d9cb/uBRGHd-99Tw.jpg
Let Your Heart Hold Fast – Fort Atlantic
====== Жизнь и обманы Теодора Нотта ======
Министерство традиционно гудело. Рождественская пора проходит для разных служащих по-разному: Департамент магического правопорядка сидит как на иголках, морально готовясь подчищать за разгульными чародеями, Аппарат Визенгамота последние дни доигрывает в плюй-камни. Транспортники оставляют четкие инструкции, как их найти в случае чего; персонал Международного Сотрудничества — тоже, но предельно расплывчатые и неконкретные. Люди из Бюро по связям с кентаврами единственный раз в год появляются в Министерстве, чтобы подарить друг другу дешевые рождественские подарки.
Рождество добиралось даже до самых занятых. Разъезжались из Лондона по родовым домам влиятельнейшие члены министерства, ставили основательную точку в лабораторных журналах ученые-теоретики, выбивали себе выходные женатые авроры. Но в Отделе Тайн… У них тут стояла пластиковая елка в горшке, с тремя крохотными шариками, Тео слегка тыкает в них палочкой и на палочке остаются блестки. Тео всучили эту елку в маггловском магазинчике вместо сдачи, когда он покупал сигареты. Так она и осталась — на подоконнике фальшивого окна, за которым идет фальшивый снег – этот снег был идеальным и пушистым, гораздо лучше настоящего, на улицах же, что куда как выше их окон, снег давно перестал казаться красивым – обычные кривые хлопья, уродливые, оседают на щеке и сползают к подбородку.
Пока люди встречали новый год, Отдел Тайн встречал своего начальника... матом. На душе сразу станоло легко и свободно. Смит – его заместитель, стоя прямо в коридоре, распекал новичка так, что у того уже волосы встали дыбом, а от мантии попахивало дымком.
— ... Бладжер тебя тресни, где отчет по книге, изъятой нами из библиотеки Хогвартса, Философский камень тебе в руки и Волдеморта к порогу!
— Но... мистер Смит... Книга орала, когда я ее открывал, и хотела откусить мне руку.
— Мистеры в Министерстве, болван! — вот зря стажер это его заму сказал, очень даже зря — А ты в Отделе Тайн! В Месте Великого Делания! Тут если книга тебе руку хочет откусить, ты ее посыпаешь перчиком-горошком и на тарелочку! Я тебя Банку Данных чистить запихну до конца жизни! В Лабораторию темпоральных перемещений отдам, своего дедушку убивать!
Тео про себя улыбнулся, он, как глава отдела, знал, что его зама Смита раньше звали Оливер и работал тот в каминной сети, и он также знал этот деланый крутой нрав, когда на деле Оливер и на бабочку наступить боялся невзначай, а если наступал, то очень долго извинялся… И вот зам Смит махнул рукой и буднично закончил.
— Ладно, ничего, не дрейфь, ассистент! Сейчас я вернусь в кабинет, и случайно найду отчет в тумбочке, который не заметил, потому что он завалился за ящики, да?
— Но… мистер Смит… как же сейчас.. Я же его даже не начал…
Тут у Смита приоткрылся рот, такого выверта от Смита Новичка он явно не ожидал.
— Ну все! БДМ тебя скормлю, однозадачного такого и непонятливого…!!
Так, надо было спасать стажера, а то ведь действительно скормит его БДМ, у того несварение будет, обидится, а он кофе хороший турецкий варит… В смысле, дементор, а не Новичок Смит. БДМ-1 был безопасным дементором номер 1, забавная попытка выбить себе финансирование, которая началась как его первый проект на должности, а закончилась тем, что такие «безопасные» оказались никому не нужны — и прототип обосновался на кухне, подкармливался смертниками из Азкабана и готовил потрясающий кофе… Но дело было не в том, а в спасении глупого Юного Смита от праведного гнева.
Поэтому Тео закатил глаза, вздохнул и влез в голову новичка, аккуратно пододвигая пушистую елку, пакет кислых конфет и диск с сериалом, который явно ждал их стажера дома, и, обходя Оливера, который выглядел тут как дракон и дышал пламенем, прошептал «Я должен использовать маховик и сделать отчет». Тут же рядом с ним материализовался крутящийся маховик и Тео улыбнулся – можно было уходить. Тео вынырнул из чужого сознания и встряхнул головой, сколько раз не делай это – все равно будто выныриваешь из воды и отфыркиваешься.
— Мистер Смит! Я понял! Отчет будет вчера! – завопил их Стажер и убежал.
Тео же смотрел вслед бегущему парнишке, этот новичок напомнил ему его, тогда, когда и она был рядовым Джоном Смитом и не носил гордую приписку «чиф». Он был таким же растерянным и немного пугливым, но что вы хотели – тяжело отдать свои воспоминания и начать новую жизнь, когда тебе уже перевалило за 25 и что-то там ты наверное оставил позади ради этого, только вот что... Тогда Тео в свободное время бродил по городу и гадал, что за жизнь у него была там? Был ли он женат? Была ли у него семья, может дети, которые в один день не дождались его дома? Он таскался по магловским уличкам и все больше убеждался, что наверное вырос в семье маглов, иначе откуда эта привычка курить их дряные сигареты? Но от чего он бежал, подписав договор и став невыразимцем? ФСБ, ЦРУ, сумасшедшие родители?
Если ты работаешь в отделе тайн, то любые попытки узнать о своей прошлой жизни грозили авадой. Подумать только, это было даже прописано в трудовом договоре! Но этот курящий Смит, как его прозвали раньше – этот Смит был не просто Смитом. Повышение в Отделе Тайн проходило без поздравлений и ленточек, вместо торта Тео окунули головой в омут его же памяти. Выныривание сопровождалось улыбкой текущего Министра Магии и по совместительству, как оказалось, его старой знакомой Гермионы Грейнджер – «Такими темпами, Шеф Смит, вы и до министра дослужитесь… снова».
Он думал, что это повышение изменит его жизнь, но оказалось, что нет – не было ни ждущей роковой любви, ни загадочных преследователей, он оказался обычным одиноким скитальцем, возможно самым высокопоставленным, но все же в этой истории не было ничего нового, одинокий человек, который взял на себя ответственность за чужие жизни, да так, что упустил что-то в своей. Он заглянул на свадьбу бывшей жены, которая была счастлива и должна была быть счастлива не с ним, обещал наведываться в этот глупый магазин приколов и вообще выбираться иногда с ней и ее друзьями... и сам не заметил, как продолжил гулять по магловским кварталам и так же запираться с маховиками в лаборатории на все выходные.
Зам Смит тем временем махнул рукой.
— Еще вчера, эх… Зелень зеленая – а я говорил, что таких не берите, слишком юный, небось только из Хогвартса, Чиф, там же образование ни к черту! И этот... Ничего не понимает во временных парадоксах, а? Заставлю его штудировать ту книгу «Теория путешествий во Времени или Штейновы Врата», как там все хорошо расписано на примере спасения Сириуса Блэка, даже я понял…
Тео фырнкул «Теория путешествий во Времени или Штейновы Врата» была классическим для невыразимцев пособием, но все в его отделе знали – Тео ее недолюбливает.
— Хорошая, но не учитывает все, Джон! Слишком прямолинейная… Судьба? Врата Штейна? Да эти Врата Штейна – просто арка с занавеской, ты же сам видишь ее каждый день! Я тебе говорю, Джон, я сейчас работаю над чем-то сенсационным. Ты видел расчеты? Дело в том, что сущетвует поле аттракторов – совокупность мировых линий, которые сходятся в одной точке. Каждая отдельная мировая линия может немного отличаться, но все они в итоге приведут к одному результату… Мы просто слишком печемся о том, чтобы оставаться на нашей мировой линии, как только мы перейдем порог дивергенции в один процент!...
— Эээээ.... — Смит тем временем явно не слушал и подбирал слова — Знаешь, я ведь тебя очень уважаю, да и ты мне начальник, но бросил бы ты эту теорию, ага? Это я как друг говорю. Я может глупость сморожу, но то, что ты говоришь – судьбохульство это, уж кому простительно – теоретику любому, но не главе временщиков. Штейновы Врата есть и их не может не быть.
Тут его прервал БДМ, настырно толкающий Тео что-то в руки.
— Спасибо, приятель, — Тео взял предложенную кружку и отхлебнул кофе, задумчиво морщусь. — Со вкусами экспериментируешь?
БДМ-1 радостно закивал головой.
— И с чем он? — Тео сделал еще один глоток. — Соль, что ли? Нет... сладковато... Слушай, а вкусно. Правда вкусно. Что добавил?
БДМ сунул руку в темные глубины балахона, порылся там и наконец извлек на свет бирюзовый хрустальный пузырек.
— Эликсир вечной жизни? — Дементор снова кивнул. — Погоди, а философский камень ты где взял?
— Я дал, — вмешивался разом покрасневший и растерявший свою авторитетность зам Смит — Их в лаборатории — как грязи, а ему надо развиваться.
Выражением лица он сейчас прямо до сердечной жути напоминал радостно-горделивого папашу. И, если вспомнить досье, по которому у Оливера были два погибших ребенка… Тео передернуло.
— А чего вы не идете домой? Сочельник же.
Расценивший его молчание как угрозу зам явно пытался сменить тему.
— Ты меня знаешь, я из лаборатории выхожу разве что покурить. А вот ты что тут делаешь с новичком?
И снова зам Смит раскраснелся – шеф снова попал в точку … и, с явной неохотой (явно хотел утаить это в рапортах) отчитался.
— Новый хроноворот сбойнул. И вместо двадцати Смитов у нас сейчас семьдесят с чем-то. Вот и заняты всем отделом: выясняем, кто лишний, и авадим.
Тео только покачал головой, как всегда все не слава богу… Художественная литература романтизирует путешествия во времени, создает иллюзию, что ты можешь повлиять на величайшие события, переписать историю или уничтожить целый мир. Но люди не так круты, как им хотелось бы думать: мир меняют только особые везунчики, а остальные способны разве что повеситься на петле времени. Или просто повеситься, но со скуки.
— И ты мне не сказал? Джон, честное слово, я разочарован! Ты же знаешь, что по каждому перемещению делается отчет – удачному или неудачному, влияющему и невлияющему. Особенно по невлияющим! И копия отчета мне лично. А также дублирующий отчет для новостников и пророков. И по сингулярному пространственно-временному проколу, а не как обычно! А это я даже про журналы перемещений не начал говорить! Ты хоть в папку свою записал?
Его Зам поморщился. Он ненавидел бюрократию. По правде все тут ненавидили бюрократию, но что поделать – они были временщиками, а если ты временщик, то должен протоколировать все подряд, даже когда просто смотался на пару часов назад, чтобы заказать на обед лапшу.
Иногда Тео думал, что даже тем же пророкам и новостникам живется веселее, потому что одни в газетенках высматривали какие-то знаки, знамения и заговоры, или даже очень странное дерьмо, способное напугать даже волшебников, а пророки так и вообще, как подозревал Тео, были круглые сутки чем-то обдолбаны, иначе как можно высмотреть то, что сам Тео рассчитывает через сотни временных формул, в гуще кофе и цветных светящихся шарах. Хотя… вряд ли эти люди все же имели хоть какой-то пророческий дар — иначе давно бы предвидели, кто ест их еду из буфета.
— Чиф Смит, я чуть не забыл! Изъяли еще из Хогвартса, пока забирали эту книгу. Прямо за ней тайник был и в нем это – вы посмотрите сами, дело странное, я сразу подумал, что червоточина временная или еще черте что, с журналом сверился, а там про это ничего… Выходит не наши это. Ну вы сами разберетесь.
Тео взял из рук зама письмо и хроноворот. Он такой видел только в книгах… старинный… Он был похож на первый в Мире хроноворот, который был так хорошо и подробно зарисован в упомянутой Тео книге. И чутье Тео говорило, что это действительно окажется он – Хогвартс, чтоб его, там всегда находились какие-то незаконные артефакты.
Письмо тоже было однозначно. Там значилась его фамилия и точная дата дня, когда он должен его получить, и Нотт уже понимал, что это значит.
— Хроновмешательство, — поморщился Тео. — Темпоральное... Может еще и влияющее... Скорее всего влияющее. Говоришь, в книге нет? Еще и незаконное… Я в пятую тестовую.
Уже в пятой тестовой, он поднес палочку к пергаменту, на котором аккуратным почерком было выведено:
«Отдел Тайн.
Неразглашаемо.
Перед прочтением — испепелить.
Передать в руки Теодору Нотту»,
и произнес:
— Инсендио!
Пергамент вспыхнул ярким изумрудным пламенем.
Горело достаточно долго, так что Тео вычислил, что письму по меньшей мере пара десятков лет и авторства оно было ничьего иного, как профессора Дамблдора. Тео для протокола пробормотал пару проверяющих заклинаний, но кто еще мог писать про сладости в письме об одном из главных магоартефактов тысячелетия!
«Дорогой Теодор!
Возвращаю тебе твою вещицу, как и ты и просил. Также большое спасибо за книгу, я счел ее крайне… занятной! А Сириус вообще остался в полном восторге.
То, что вы мне писали о двух временных линиях и поле аттракторов просто гениально! Как и ваше решение спасти Мари Сарвон. Дата – 22.04.1845, у вас будет одна попытка, трех оборотов будет достаточно.
С уважением, профессор Дамблдор.
P.S. И не забудьте про лимонные дольки»
Тео нахмурился – понятно, он сам что-то наворотил в прошлом и оставил Дамблдору маховик, только вот почему… Это для каждого могло показаться неразрешимой загадкой, но Тео лишь встал из-за стола и подошел к книжному шкафу, куда они и «сдавали» свои отчеты. Он знал себя – обязательно выяснит на днях, что там за история у него и Дамблдора. А раз выяснит, то и запишет, чтобы не тратить время сейчас.
У каждого сотрудника отдела была своя папка, причем она стояла, стоит и будет стоять тут всегда — неважно, умер ли ты или еще не родился. Аккруратно и привычно он достал из своей журнал сегодняшнего дня и похолодел. Он был заверен не его рукой. На обложке значилось «Пометка о внеплановом перемещении во времени – наличие. Пометки о возвращении – не обнаружена. Вы не оставили для себя никаких заметок и плана путешествия.»
Возможно, он допустил халатность… Забыл про отчет. Но забыть про пометку? Даже неопытный невыразимец не мог забыть про пометку! Для таких как он это значило только одно – что из этого путешествия временщик не вернется.
Путешествие… но на чем? И куда? Он не выписывал себе маховик на сегодня.
И тут взгляд его упал на Хроноворот, оставленный профессором Дамблдором. Это были огромные старые песочные часы в оправе из меди, известного металла всех путешестенников во времени. Он был грузный и выглядел как неповоротливый булыжник, как глыба, среди маленьких еще нерабочих маховичков, разбросанных на столе. Всего пары тестовых заклинаний хватило, чтобы неповоротливо заскрежетали механизмы, и посыпались одна за одной сероватые пещинки, маховик был рабочий! И мощный… Мощнее Тео никогда не видел, это были совсем другие технологии…. Тео задрожал от того, насколько мощная шутка стояла сейчас на его столе – путешествия на столетия назад! И раз маховик был рабочим...
«То, что вы мне писали о двух временных линиях и поле аттракторов просто гениально! Как и ваше решение спасти Мари Сарвон. Дата – 22.04.1845, у вас будет одна попытка, трех оборотов будет достаточно.»
Да это же было подтверждением его теории! Сейчас Тео отправится и изменит мир, он перейдет порог дивергенции, он сказал об этом Дамблдору… Сейчас Тео совершит что-то, что действительно изменит чью-то судьбу…. И не чью-то, он вспомнил ее глаза на свадьбе, как она хохотала, когда они поднимались в небо на метлах, он вспомнил все ее сомнения, все передряги, в которые она влипала… Не просто чью-то!
Он не задавался вопросом, куда он отправится. Тео наскоро сделал фальшивую пометку о путешествии, стараясь ничем не выдать свое волнение, и поставил на пол маховик. Вот почему нет отметки о возвращении, та линия, на которую он вернется – это будет уже совсем другой мир!
Он, Тео, изменит мир!
Тео расхохотался и, не удержавшись, погрозил кулаком арке, за которой словно за вуалью колыхались тени. Нет никаких Штейновых Врат! Ничего не определено! Книга врет, а Сириус просто упал в арку, это никак не было связано с тем, что его спасли с помощью путешествия о времени. Что может решать в жизни занавеска, пусть и заколдованная?
Пришлось приложить силу, чтобы раскрутить шестерни и зубчатые колеса. Сколько сказал Дамблдор? Раз, два, три…
Он материализовался у какого-то дома, где дуэлировали на палочках для мага, причудливо уворачиваясь, словно в изящном танце. Сейчас так не умеют – сейчас все рубят палочкой как топором… Тео невольно залюбовался, это было завораживающее зрелище, хотя он и был тут не для этого.
— Странгула! — вдруг крикнул один из них и другой тут же упал, схватившись за горло и пытаясь оторвать невидимую удавку, которая сдавила шею.
Да! Оно! Тео затрясся в предвкушении. Ну же… Сейчас… Сейчас появится… Тео смотрел и ждал, пока появится наложивший проклятье человек, выскочит из дома, появится из кустов, спрыгнет с дерева, проломит забор. Где же? Где же он? Где же тот, кому он должен не дать наложить проклятье? Почему не появляется?
И вдруг Тео ощутил небольшую червоточину, черное пятно в безупречной памяти, оно ползло словно муха и жужжало. Тео отмахнулся. Еще раз. Еще раз. Но муха все росла. Сразу она превратилась в кляксу, а затем их стало все больше. Град черноты барабанил по его памяти, стирая кусочек за кусочком. И тут Тео с ужасом понял, что начинает забывать. Сразу ее волосы, ее теплые кудряыые волосы,в которые падали и запутывались осенние листья на улице во время их прогулок, потом ее кожу, бледную теплую кожу, которой он так часто касался, потом и имя. Ее? Чье ее? Он был женат?
Она исчезала, стиралась из времени, рассыпалась в прах и секундными стрелками от сотни маленьких часиков ссыпалась с временной линии. Это надо было прекратить. Это надо было, черт, прекратить!... Что прекратить? Как? Из-за чего?... Тео не помнил, почему он это делает, но набросился на мага слева, выбивая из рук палочку.
Тут же вселенная прояснилась тем, что все трое – они лежали на земле.
— Ты чуть не убил ее — закричал Тео! — Ты хоть понимаешь, ты чуть не убил ее! — он кричал и не понимал, ну и почему он кричит?... Почему ее? Ведь второй волшебник, который тихо лежал на Земле и уже даже не пытался хватать ртом воздух, явно был мужского пола.
— Я все равно убью его, все равно! — первый волшебник бился в его руках, рыча и пытаясь укусить руку Тео с наставленной на него палочкой.
Надо было что-то делать. Тео перебирал в голове заклинания, ни одно из них не могло убедить этого безумца, разве что… И Тео забормотал заклинание, которое отчего-то всплыло в голове, «О великий рок судьбы, Объедини их рода, чтобы магия их связала в одно целое навсегда. Но лишь погаснет волшебство одного, другой лишится дара своего».
И действительно, закашлялся маг, лежащий на земле. И сознание Тео тоже начало яснеть. Мари… ее звали Мари… и у нее были каштановые волосы.
— Что это было? — оба брата смотрели на него со смесью ужаса, непонимания и страха.
— Ничего страшного! Выбрал самое безобидное из родовых, другие были про смерть. В худшем случае… потеряете магию…
И тут Тео чуть не подавился, понимая, что произошло. Что он сейчас натворил…
— Вы... вы... что вы себе позволяете?! Вы что себе позволили? — отмер предок Темного Лорда — Вы не имели права!
— Отдел Тайн, — пробормотал Тео и печально добавил, эта должна была быть его мрачно-крутая фразочка, когда он победит саму судьбу, но… : — У нас есть право на все.
И аппарировал прочь, оставив этого идиота сидеть на траве, помогая встать кашляющему брату.
В этот полдень забегаловка «Ульрих поверженный», радующая глаз своей вывеской, на которой гоблин Ульрих II, мертвецки пьяный, падает под стол от кружки эля, не пустовала. В крошечный подвальчик набились как торговцы, мелкие мошенники и прочий сброд, так и респектабельные колдуны, которые просто любили местный эль. Крепкий и горький, но настоящий, вересковый, как раз такой, какой нужно, чтобы пасмурный день заиграл солнечными красками. Дамы в подвал, понятное дело, почти не заглядывали, что мало кого беспокоило, а уж хозяина в первую очередь.
Когда Тео аппарировал в самую середину зала, это никого не удивило, в конце концов многие колдозапреты еще не ввели, так что хозяин радушно встретил нового постояльца, лишь неодобрительно покосившись на странную мантию.
Он сел под кучей плакатов «разыскивается» и заказал огневиски и наконец Тео позволил себе выдохнуть и тут же чуть не расплакался, ощутив, что он одинок здесь, о Мерлин, как же невероятно он одинок! В дырявом котле, который еще не был Дырявым котлом, путешественник во времени в том времени, когда еще не изобрели маховик…
Но Тео знал, он был в первую очередь временщиком, и поэтому точно знал, что нужно делать при неудачных путешествиях. Сейчас он попросит перо и запишет свои воспоминания об этом инциденте. Потом он найдет способ передать Дамблдору письмо, в котором опишет все, что он сам уже сделала а точнее, что должен будет сделать. А потом… потом он может делать, что угодно – хоть смоубиться, потому что его просто нет. Такого человека как Теодор Нотт еще нет и будет он очень и очень нескоро…
Это был он. Он наложил проклятие на Мари. Он связал ее род и род Воландеморта. И он же спас ей жизнь… А отметки о возвращении не было, потому что, все было предельно просто, потому что Тео так и не вернулся.
Все было предельно просто.
Такова была воля Штейновых Врат.
«Уважаемый Профессор Дамблдор!
Сегодня, 31 августа 1992 года, вы получите это письмо и я буду уж давно мертв и это так же верно, как и то, что ровно через пару часов я буду на церемонии и надену впервые распределяющую шляпу, которая распределит меня на Слизерин, а затем Мари Сарвон на Гриффиндор и так начнется эта история.
Я не буду церемониться, доказывая вам, что я это я, с этим лучше справится Омут Памяти…
Правда, я прожил столько, что мне понадобились целые комнаты и коридоры памяти. Для таких как я прошлое вечно продолжается, и память у меня – как живая жизнь.
Просто зайдите в дверь, за которой летают лимонные дольки – я оставил бы вам и настоящие, но боюсь, они зачерствеют. Все ненужное вам я постарался запереть и закрыть все двери, прошу, не открывайте их, профессор! Там есть воспоминания о том, что для вас произойдет еще не скоро и что касается вас. Дотронитесь до них и можете сойти с ума от временного парадокса, впрочем, я все еще точно уверен, что вы этого не сделаете. Чтобы вы не сочли это шуткой, хотя и это я тоже знаю – не сочтете, я передаю вам то, что принес из будущего. Эта книга о путешествиях во времени будет издана через пару десятков лет с того дня, как вы получите это письмо.
До сих пор не понимаю, почему, получив ее, вы написали про то, что я должен изменить прошлое, и как узнали про мою теорию с двумя временными линиями и поле аттракторов! Не напиши вы этого, может быть ничего не случилось, а впрочем все равно случилось бы. Нет никаких альтернативных временных линий, Профессор, все просто происходит и происходит правильно. Если я и извлек урок из своей жизни, то он прост – Даже если можешь, ни за что не меняй прошлое. Не превращай вероятность в реальность. Никто не знает, что нас ждет в будущем. Именно потому, что прошлое нельзя изменить, люди и могут продолжать двигаться вперед. Это и есть главный парадокс временных путешествий и он, к сожалению, неразрешим.
Этот маховик я получу в 2023 году, когда неожиданно найдется тайник в библиотеке Хогвартса. Думаю, вы знаете, что нужно делать…
Теодор Нотт»
Старый волшебник улыбнулся краюшком губ, дочитывая письмо и бросая его в огонь – затрещал старый пергамент, мгновенно расплавился сургуч… Альбус бережно подхватил руками хроноворот.
— Поразительно! — пробормотал он, вертя его в руках.
— Путешествия во времени? — Проворчала распределяющая Шляпа, до этого репетирующая свою песню на столе директора – Такое видели уже! А вот Сарвон на Гриффиндоре… Вот это поразительно! Неужели я распределю ее туда?
— Нет, не путешествия во времени и даже не Сарвон на Гриффиндоре. Ты слышала? Целая комната лимонных долек! Невероятно!
====== Эпилог ======
Комментарий к Эпилог Итак, дамы и господа, джентельмены, леди и хогвартские шутники, в первую очередь огромное вам спасибо! Наступил момент, когда пора нажать заветное “завершен”... Финал. Финал — это всегда нелегко, обычно я столько всякого по-напридумываю, что никто не соответствует моим ожиданиям, и я разочарована. Я даже не знаю, почему для меня так важно, как здесь все окончится. Но знаете, сейчас... сейчас я просто счастлива нажать “завершен”, я рада, что снова мы на той самой платформе 9¾ и что мы выбираем на ней, как и Гарри, как и Мари – выбираем движение вперед.
Я благодарна всем, кто был со мной в этой длинной дороге, и я определенно люблю вас до луны и обратно!
“В конце концов, мы все – истории… просто постарайся быть хорошей, ладно?”. А эта история была хорошей. Была самой лучшей.
Мари нравилось принадлежать. Теперь она понимала это.
Принадлежать «Ужастикам Умников Уизли», принадлежать мужчине, принадлежать детям. Это было так здорово!
Мари была рада заниматься бухгалтерией магазина близнецов, изредка веселясь, запуская вместе шутихи или тестируя новые забастовочные ужины. И была счастлива, что они с Фредом вместе. То, что у них годовщина, 10 лет со свадьбы, в следующем месяце и что она станет матерью второй раз в следующем году, — не пугало ее. Напротив, от этого у нее возникало чувство, что она принадлежит волшебному сообществу, Фреду, и своему еще не рожденному ребенку, и целому миру.
Но иногда работа в магазине казалась ей обычной, заурядной работой. Иногда казалось, что «Ужастики Умников Уизли» по сути не слишком и отличается от Министерства, за тем единственным исключением, что там гораздо сложнее было бы вести разгульный и веселый образ жизни, который, впрочем, она уже много лет и не вела. А иногда и Фред выводил ее из себя.
Она сидела на чемоданах их сына, Эйдана, ожидая отбытия Хогвартс Экспресса, пока Фред о чем-то с ним шептался и, Мари знала это наверняка, тихонько засовывал ему в карман пару навозных бомб и блевательных батончиков… Он позвал и Мари сказать что-то этакое, заговорчески подмигивая.
- Твоя мама тоже может дать парочку советов, она была грозой этих коридоров, если бы еще пореже падала в них носом… !
Мари поморщилась. Все эти вещи, которые восхищали ее в Фреде вдруг отчего-то сдулись как воздушный шарик и утратили всякое очарование. И зачем он это сказал и подмигивание это дурацкое зачем? Ведь с сыном говорит, а не с Ли Джорданом. Мари начала понимать, что другая сторона любви — это вовсе не ненависть. Изнанка любви — раздражение.
Любой из двоих – и, пожалуй, неважно, счастливы они друг с другом или уже нет, – покопавшись в памяти, способен обнаружить в общем прошлом момент, когда он лишился восторга. В первый раз на мгновение вынырнул из морока, сделал вздох и увидел правду. Заглянул за кулисы. Одна ничтожная точка. Событие, разговор, ракурс, – но впечатление необратимо, и, даже если быстро зажмуриться, мгновенно задернуть занавес и быстро вернуться на место, возникшую прореху уже не починить, и с этих пор сквозь неё всегда будет немного, чуть-чуть просвечивать обратная сторона. Покажутся проволока и крашеный картон. Спутанные изнаночные швы. Какое-то время всё будет по-прежнему: останутся нежность и радость, и привычка вполголоса смеяться после любви, и общие друзья, и шутки, понятные двоим. И даже желание. Не станет только восторга. Он никогда уже не вернётся.
Мари вдруг увидела, как из поезда выходит Драко с Асторией. Она улыбнулась им обоим и помахала, Драко тоже с улыбкой ей кивнул, а Астория радостно подбежала здороваться. Ничего удивительного, Скорпиус тоже ехал в школу…
Фред же ничего не замечал — он был слишком увлечен рассказом о том, с помощью какого заклинания лучше взрывать унитазы на втором этаже. А потом снова начал рассказывать какую-то школьную историю про их приключения с дядей Джорджем.
Мари вежливо улыбнулась. История была забавной — она понимала это, — но и вполовину не такой смешной, как демонстрировал Фред! Он что, собирается все их истории сегодня Эйдану рассказать? Он что, не угомонится до самого отъезда поезда? Так будет все следующие года, когда они будут провожать детей в Хогвартс?
Мари сама себе не решалась признаться, но все стало несколько иначе. И с Фредом, и с «Умниками Уизли» тоже. Шумная толпа школьников, продефилировала мимо по перрону. От них пахло жареной тыквой с беконом, лаком для метел, совиными перьями, свежим пергаментом и шоколадками с самыми разными начинками. Запах Хогвартса. Они обсуждали, что уходит на пенсию профессор Трюк, что кусачий учебник Хагрида съел чью-то жабу и что у драже Берти Боттс появились новые вкусы. Но Мари не стала прислушиваться. Почему-то все это оставило ее равнодушной.
Ее сын ехал в Хогвартс, в новую жизнь. А для Мари прежняя жизнь подходила к своему естественному завершению —Вы приходили сюда мальчишкой, а уходите мужчиной. Взрослым. Или, по крайней мере, на пути к взрослению.
А что стало со всеми остальными мальчиками и девочками, с которыми она ехала впервые на этом поезде, теребя в руках новенькую широкополую шляпу и готовясь поступать на Слизерин? Куда они все пропали? Некоторые приходили на званые ужины и пили с ней сливочное пиво, слушая как она поет и Фред играет на гитаре и рассказывая последние новости? А где остальные? Запутали следы и ушли работать в отдел тайн? Посвятили себя браку и детям? С головой ушли в работу и рано ложились спать? Ей не суждено было знать.
Мари знала только, что ей будет не хватать многих хороших моментов. Тех мгновений, когда она спускалась по перемещающейся лестнице на какой-то урок, а настроение поднималось от мысли, что потом они с близнецами пойдут в запретный лес, ловить светлячков для зелья, от которого у слизеринцев будут зубы сверкать всеми цветами радуги, и пот выступал под шерстяной мантией, и ее переполняло острое ощущение принадлежности ко всему этому. Но Мари не могла обмануть себя. Жизнь, которую она прежде знала, не просто была на исходе, она окончательно ушла от нее. И, хотя внешне ничего не менялось – она все так же каждый день держала в руках свежие упаковочки удлинителеей ушей и канареечных помадок, но на все это теперь приходилось смотреть будто свысока. Наверное, все изменилось не тогда, когда она впервые подняла палочку и не смогла наколдовать даже репаро, а именно сейчас.
И, ожидая, пока Хогвартс-экспресс отъедет от станции, Мари чувствовала, как ей повезло. У нее был мужчина, которого она любила, был ребенок, которого пора была отпустить в новый огромный замечательный мир, и ребенок, которой только должен был появиться на свет, и своя собственная маленькая семья. Все станет проще. Фред уже вернулся из поезда и теперь стоял рядом, приобнимая ее и аккуратно про себя невербально, чтобы она не заметила, наколдовывая согревающее заклинание. Конечно же, она заметила, но эта волшебная забота давно не воспринималась в штыки. Он тем временем пытался ее как-то разговорить, сетуя, что при них вагоны были больше и просторнее. Но Мари не слушала.
— Как ты думаешь, что лучше? — вдруг спросила она у Фреда, — Никогда не меняться, оставаться всегда тем же самым человеком, каким ты был в подростковом возрасте, — или вырасти из всего этого и достойно состариться?
— Мы никогда не состаримся, — улыбнулся ее муж, — К тому моменту, как мы начнем стареть, уже изобретут средство от старости.
Мари уставилась на его седеющий рыжий висок, затем отвела глаза. Она любила Фреда, но иногда он просто выводил ее из себя. Настоящая ли это любовь? Или что-то другое? Оставалось ли в истинной любви место для раздражения? Или это была иная любовь, угасшая и ослабевшая? А может и вовсе дружба? Проблема заключалась в другом. Она не могла не задавать себе вопрос: интересно, а как бы все обернулось, если бы она осталась с ними, с теми?
Она скучала по Тео, по его холодной доброте и благородству, по запаху того самого одеколона – хвойный лес, фиалка и мускатный орех, по книгам и по стихам, которые он ей читал. Она скучала по его черным волосам, по гордой и ровной осанке, тонким пальцам, по глазам цвета холодного озера и по магловским сигаретам, которые он курил. По черной мантии, накинутой на черный плащ. Скучала по той немаловажной детали, что он никогда не упоминал школу и взрывание туалетов.
Мари скучала даже по Драко Малфою, несмотря на всю нелепицу и весь ужас, которые между ними были. Потому что в свое время она любила его и всегда любила так, как никогда не любила ни Тео, ни Фреда.
Мари могла бы быть счастлива с любым из них. И была. По крайней мере, некоторое время. Они все были по-своему потрясающими мужчинами, и она им нравилась. Может, даже больше, чем Фреду. Мари знала, что она его тоже раздражает. Любить — это не одно и то же, что нравиться.
Интересно, на сколько процентов мы сами выбираем человека, с которым в итоге оказываемся, и на сколько процентов все это — чистая случайность? Вот в чем заключалась загвоздка! Вокруг вас было полно людей, которых вы могли полюбить, еслимомент был подходящим, и если вам выпадал шанс, и если вы уже не дали обещание кому-то другому. Казалось, все решал случай.
Но Мари строила все свои мечты вокруг мужчины, который стоял сейчас рядом, а внутри у нее рос его ребенок, и она должна была следовать своим мечтам и довести их до логического конца. Затем Фред поцеловал ее в макушку и улыбнулся, и знакомые чувства охватили все ее существо с прежней силой. Может, в конечном итоге все будет хорошо. Может быть. Мари вздрогнула, когда раздался свисток к отбытию, и поняла, что в любом случае останавливаться уже слишком поздно.
Мари посмотрела на Эйдана, как он коротко помахал ей из окна и отвернулся показывать парочке мальчишек вытряхнутые из кармана мантии кровопролитные конфеты, улыбнулась и со страхом подумала, какой же он красивый. Как объяснить любовь? Сжать рассказ о ней в две минуты, в четыре? С чего начать? Например, в два у него вдруг выросли кудри – тяжелые, гладкие, в которые можно было просунуть палец. А если он вдруг плакал, Мари всегда готова была заплакать вместе с ним, всякий раз, даже если причиной слез была какая-нибудь незначительная мелочь, как будто граница между ее телом и его еще не окрепла, и все, что мучило одного из них, переливалось другому легко. Просачивалось, как через пористую мембрану. У них был общий контур, один на двоих обмен веществ. Стоило ему заснуть, у нее начинали слипаться глаза. Она знала, что потеряет его. Она потеряла всех: сначала младенца, драгоценного и хрупкого, который в розовой от марганцовки воде сразу превращался в скользкую рыбку. Потом улыбчивого малыша с мягкими щеками, шатко бегущего к ней, раскинув руки. Сейчас, прямо в эту секунду, она теряет тощего подростка, который уже не выносил ее прикосновений. Он снова вот-вот исчезнет, а вместо него появится другой, которого она пока не знает, и опять не заметит, как это вышло. Просто будет любить их всех, своих будущих непохожих сыновей, которым двадцать восемь, или тридцать пять, или сорок. Лохматых и лысых, женатых на какой-нибудь дуре, худых и толстых, разведенных или счастливых, целующих своих новорожденных младенцев в пятки – любых. Безо всяких условий. Конечно.
Со вторым свистком поезд тронулся и покатился по рельсам от станции. Искрящиеся огни города для Эйдана вскоре сменятся мягким полумраком плодородных полей, а затем величественной громадой замка и он испытает тот самый цепенящий душу, концентрированный и тягучий восторг, который бывает только однажды. А они вдвоем с Фредом так и останутся где-то в туманном и немного солнечном Лондоне.
Фред взял ее за руку и сплел их пальцы. Они медленно направлялись к выходу с платформы, окутанные последними днями лета, прямо как Сидни Пуатье и Тони Кертис из фильма «Скованные одной цепью» или как фигурки жениха и невесты на свадебном торте.
Последние комментарии
5 часов 3 минут назад
8 часов 45 минут назад
9 часов 5 минут назад
10 часов 13 секунд назад
12 часов 58 минут назад
12 часов 59 минут назад