Листая памяти страницы... [Вальдемар Цорн] (fb2) читать постранично

Вальдемар ЦОРН

ЛИСТАЯ ПАМЯТИ СТРАНИЦЫ

«Листая памяти страницы...» — книга о жизни, богатой событиями, встречами и расставаниями, печалями и радостями. Жизнь всегда больше книги, и автор, оглядываясь назад, выбирает из прожитой им «книги» самые дорогие и значимые «страницы» и раскрывает их перед читателями, приглашая к сопереживанию и совместным размышлениям. Читателей ожидает радость творческой сопричастности — их память отзовется своими воспоминаниями, очень схожими с тем, о чем пишет автор книги, и совершенно иными, потому что у каждого своя жизнь и свои «страницы памяти». Эту книгу нельзя пересказать, ее можно только прожить — увидеть мысленным взором картины и лица, ощутить дыхание времени и осознать Божье присутствие в каждом эпизоде бытия.

Всему свое время, и время всякой вещи под небом.

Екклесиаст

Мы никогда не видим мир таким, какой он есть. Мы видим его таким, каким его показывает нам наша память. Это она определяет, что важно и что неважно, что ценно и что не представляет никакой ценности. Со временем память наполняется встречами, впечатлениями, знаниями, опытом, и мы начинаем иначе относиться к вещам и людям, явлениям и событиям. Нам вдруг становится важным то, на что мы раньше не обращали внимания, и мы перестаем замечать то, что раньше занимало нас целиком.

— Тебе пятьдесят, — говорит мне Эльвира, — напиши детям о твоей жизни.

И я стал, особенно в поездках, вдали от дома и дорогих мне людей, листать страницы памяти. Я собрал их в определенном порядке, расставил акценты и предлагаю вам, мои дорогие друзья, пролистать их вместе со мной.

Я делюсь с вами тем, что мне дорого. Если у вас возник вопрос по ходу чтения или вам захочется поделиться со мной тем, что дорого вам, напишите мне письмо. Я буду рад примерить к моему сердцу то, что ценно вам.

Вальдемар Цорн

ЭХ, СЫН РОДИЛСЯ!

Если искать на карте Кулундинскую степь, то наверняка не найдешь ее. Когда говорят об Алтае, то обычно о горах думают, а я родился в алтайской степи, в небольшом селе с красивым названием Сереброполь. Только так оно стало называться после войны, до войны оно носило немецкое название Зильберфельд.

Пытаясь восстановить в памяти село, вижу только колхозную МТС (машинно-тракторную станцию), где работал отец; на пригорке магазин — единственное кирпичное здание в селе; нашу двухэтажку — старое деревянное строение — и такой же ветхий деревянный клуб, где раз в неделю показывали кино. Как сейчас помню мой первый и единственный фильм, который я видел в этом клубе: «Приключения маленького Мука». Село состояло из двух улиц, пересекавшихся почти под прямым углом. Там, на пересечении улиц, и находился центр села с клубом и единственным двухэтажным домом — двухэтажкой. В этом доме я и родился.

После войны прошло только пять лет. Еще не все российские немцы вернулись из трудармии (концлагерей для советских немцев во время войны), в сибирских селах еще жили ссыльные калмыки и чеченцы.

И в нашей однокомнатной квартирке, расположенной на верхнем этаже двухэтажки, вместе с нашей семьей, состоявшей из папы, мамы, пятнадцатилетней Ольги и двухлетнего Андрея, жили два калмыка. Как их звали, я не помню, да меня тогда еще и на свете не было. Вернее, я уже был, но меня еще не было видно: я спал в большом округлом животе моей мамы, страстно желавшей иметь дочь.

В нашем селе детей еще рожали по старинке, на дому. Были в селе женщины, известные как повивальные бабки, так вот их и приглашали, когда наступало время родить.

В ноябре в Сибири уже зима. Темнеет рано, в четыре-полпятого уже вечер. По степи, где взгляду не за что зацепиться, ветер гонит перекати-поле и бросает первые горсти снега на окоченевшую стерню бесконечных полей. По небу, едва поспевая за стремящимся неизвестно куда ветром, ползут темные, нагруженные снегом облака.

Когда я своим криком объявил, что мне холодно и неуютно, я еще ничего не понимал и ничего не слышал. И хорошо, что так, а то бы я услышал, как роженица, то есть моя мама, слабым, но полным надежды голосом спросила: «Дочь?» — «Нет, сын». Повивальная бабка меня помыла, завернула в теплые пеленки, протянула матери. Но мама отвернулась к стене и разочарованно сказала: «Эх, сын родился!»

Во время родов, на которых отец, вопреки мудрым женским советам, обязательно хотел присутствовать, ему стало плохо. Когда он немного пришел в себя, ему положили на руки меня, нового человека в этом холодном, враждебном и грустном мире.

Три дня мама не брала меня на руки. Но потом смирилась. А когда спустя время увидела, как у меня из-под шапочки ползет вошь, всполошилась. В ее сердце проснулась материнская любовь, смывшая разочарование. Она меня искупала, переодела, обогрела, прижала к груди.

В этой любви я купаюсь всю жизнь.

ВЕСНА

Зимы в Сибири долгие и холодные. Пурга иногда на целые недели отрезает села от всего мира. Поэтому все, и