Девушка на полставки (СИ) [_YamYam_] (fb2) читать онлайн

Ли Ханни Сехуну нравится. Она среднего роста, стройного и подтянутого телосложения, с прямой спиной и блеском в глазах. Ханни кажется девушкой уверенной и, что немаловажно, неглупой. У неё длинные осветлённые волосы, спадающая на лоб редкая чёлка, красивая светлая кожа, высокие скулы и аккуратные губы. А ещё Ханни всегда отлично выглядит. И Сехун в очередной раз убеждается, что она — именно то, что нужно.

Да только все его мысли обращаются в прах, стоит девушке посмотреть на рядом стоящего Пак Чанёля и, усмехнувшись, кинуть:

— Я так понимаю, тебя всё-таки хорошо вчера по голове мячом приложило. А я ведь говорила — обратись в больницу.

— Ну Ханни… — тянет он в ответ.

Но девушка перебивает его, взгляд переводя на Сехуна.

— А с тобой что? Насколько я помню, для тебя игра прошла без травм. Так откуда вдруг такие идеи в голове?

Сехуну одновременно хочется и рассмеяться над всей нелепостью ситуации, и перевести все стрелки на Чанёля, ещё пять минут назад кричащего: «Ханни — лучший вариант! Вот увидишь, она согласится!», и тянущего его на задний двор университета, чтобы с девушкой встретиться.

Откровенно говоря, Сехун не впервые её видит — Ханни не раз мелькала перед его глазами, двигаясь по университетским коридорам, сидя за последними партами во время курсов по выбору, крича слова поддержки с трибун во время баскетбольных матчей и перебрасываясь словами и улыбками с парнями из его группы — с теми из них, с кем дружит со времен школы. Но Сехун никогда не обращал на неё внимания больше, чем того требовала ситуация, и даже не говорил с ней ни разу, периодически лишь удивляясь тому, что Ханни совсем не похожа на типичных студентов дизайна. А теперь вот стоит перед ней и чувствует себя провинившимся идиотом, хотя из них двоих именно ей приходится задирать голову, чтобы взглянуть в его глаза.

— У тебя ведь такое доброе сердце, — тянет Чанёль, приобнимая её за плечи и рукой указывая на Сехуна. — Только глянь, какой красавчик нуждается в твоей помощи.

Ханни вздыхает, сильнее прижимая к своей груди планшет, и окидывает Сехуна с ног до головы внимательным взглядом.

— В этом вся проблема, — делится она, снова переводя взгляд на Чанёля. — Он красавчик. А если я влюблюсь в него? Думаешь, мне нужны такие проблемы?

Сехун едва не давится воздухом, поражённый подобной откровенностью и бестактностью одновременно. Но кинуть возмущённо: «Эй, я всё ещё здесь», не успевает. Потому что Чанёль резко бросается к нему и перекидывает руку уже через его шею.

— Об этом не переживай, — широко улыбается он. — Всё хорошее в нём заканчивается только на лице, характера хуже ты ещё не встречала.

А Сехун снова чувствует себя манекеном, стоит Ханни скользнуть по нему весьма красноречивым взглядом. Он протестующе толкает Чанёля локтем в бок и, вслушиваясь в ласкающие слух ворчания и причитания одногруппника, поправляет на затылке волосы.

— Не только лицо, — поджимает губы Ханни, не соглашаясь, и смотрит прямо в его глаза. — Ты в отличной форме. Результат одного только баскетбола?

Сехун уже открывает рот, чтобы ответить, да Чанёль не даёт этого сделать, снова подлетая к Ханни.

— Бери — не пожалеешь.

Но девушка в ответ только закатывает глаза.

— Я ведь уже сказала: «нет», — бросает она. — Это ни к чему хорошему не приведёт. Мои родители начали встречаться на спор. И что из этого вышло?

— Что? — заинтересованно наклоняет голову Чанёль.

— Будто не знаешь, — фыркает Ханни и указывает на своё лицо тонким пальцем. — Я. Я из этого вышла.

Сехун ловит себя на мысли, что Ли Ханни, оказывается, не только симпатичная, но ещё и интересная, и он даже жалеет о том, что вечно шёл в отказ, когда одногруппники предлагали познакомить его со своей подругой.

— Ханни, — снова канючит Чанёль. — Ты — единственный шанс на спасение Сехуна от вездесущих воздыхательниц. Как взглянешь, так все разбегутся, как тараканы от света. Даже у меня иногда мурашки по коже от одного твоего вида.

— Искренне недоумеваю, как ты умудрился закрыть маркетинг в прошлом семестре, — кривится Ли Ханни в ответ. — Не думаешь, что разумнее было бы нахваливать меня, а не возводить алтарь моим способностям к устрашению? — и, не давая и шанса на оправдание, продолжает, переводя взгляд на Сехуна: — Очень тебе сочувствую, но помочь ничем не могу.

А затем разворачивается, взмахивая идеально уложенными волосами, и направляется в известном только ей одной направлении. И Сехун понимает, где ещё Ли Ханни попадалась ему на глаза — совсем не единожды.

Идея созревает в голове моментально, и он срывается с места, не вслушиваясь в причитания разочарованного Пак Чанёля, и в несколько шагов догоняет — обгоняет — девушку.

Ханни выглядит обескураженной и, едва не врезавшись в его грудь, смотрит широко раскрытыми глазами.

— Пятьдесят тысяч вон, — предлагает Сехун, борясь с расплывающейся по губам предвкушающей улыбкой.

— Ты за кого меня принимаешь? — смеётся Ханни. И замирает, стоит ему продолжить:

— В неделю.

На размышления у неё уходит ровно четыре секунды — Сехун не может не считать. А потом усмехается, понимая, что совсем в Ли Ханни не ошибся.

— Оппа, — сладко улыбается она, хватая его под руку, — пожалуйста, позаботься обо мне.

Сехун думает, что определённо только что сорвал куш, выиграл джек-пот и совершил выгодное вложение одновременно.

***

Однако ни спустя неделю, ни спустя две не происходит ничего из того, чего Ли Ханни так опасалась.

Она не только в Сехуна не влюбляется, но и, кажется, вовсе им не интересуется, всё происходящее воспринимая с максимальным спокойствием и равнодушием. Ханни лишь на долю секунды кажется удивлённой, когда он берёт её за руку, а затем, оглянувшись по сторонам, улыбается и переплетает их пальцы, понимая, что на них смотрят. Она не смущается и не дёргается, когда Сехун приобнимает её за талию — лишь придвигается к нему ближе, как бы говоря окружающим: «Да, это не слухи, мы и правда встречаемся, посмотрите на нас и расскажите об этом своим знакомым». Ханни не кривится и не раздражается, когда он явно позволяет себе лишнего, касаясь её чаще нужного, а пару раз даже поднимается на носочки и обнимает его за шею, стреляя взглядом в сторону тех девушек, что смотрят на них, не скрываясь. Она, кажется, и сама не понимает, какое влияние оказывает на Сехуна, прижимаясь к нему всем телом. А он только скользит ладонью по её спине в ответ, решая для себя, что обязательно эту неприступную крепость захватит.

И в тот момент для него перестаёт иметь значение игра под названием «подставная девушка», потому что на её смену приходит другая, куда более интересная: «добиться от Ханни реакции».

Откровенно говоря, результаты всего происходящего Сехун замечает уже на четвёртый день своих лже-отношений, и он почти может вздохнуть спокойно, впервые за долгие полгода не ощущая себя рождественским подарком, о котором мечтает любая девушка. Почти — потому что резко оказывается под прицелом внимательных и ненавистных взглядов слишком многих парней, чтобы это могло показаться простым совпадением.

— А ты чего хотел? — хмыкнул в обед Чанёль, ковыряясь ложкой в рисе. — Думал, ты один тут популярностью сверкаешь? Ханни в прошлом семестре выбрали лицом факультета. Думаешь, за мозги что ли?

— Не считаешь, что стоило предупредить об этом заранее? — скривился Сехун, потирая пострадавшие рёбра.

Он, конечно, отлично влепил зарвавшемуся идиоту, и тот теперь сияет отменным синяком на лице, но и сам умудрился пропустить удар, не сразу поняв, что от него хотят. А теперь вот смотрит снизу вверх на Ли Ханни, закрывающую своим телом слепящее солнце и протягивающую ему коробку пластырей с самой своей скептичной улыбкой на лице.

Сехун развалился на скамейке ещё двадцать минут назад, воспользовавшись перерывом, и видеть никого не хотел, предпочитая наслаждаться последними тёплыми осенними деньками. Но в итоге щурится, смотря на девушку, не в силах скрыть довольной усмешки.

— Держи, — говорит Ханни, потрясая коробочкой в руках, — они не прогревающие, должны отлично подойти.

— Чанёль рассказал?

— Конечно, — кивает она головой. — Не переживай, я поговорила с Джувоном, он больше к тебе не подойдёт.

— Что ты сделала? — прыскает Сехун, приподнимая брови, и Ханни закатывает глаза.

— Популярно объяснила ему, что не стоит лезть к моему парню.

Сехун смеётся, принимая из рук протянутую коробку пластырей, а затем касается ладонью обёрнутой в джинсы ноги Ханни чуть выше колена и тянет её на себя, заставляя девушку едва не запнуться от неожиданности и вцепиться в его плечи пальцами.

— Ты и правда нечто, — усмехается Сехун, поднимая голову. — Но больше так не делай.

Ханни, кажется, все его слова пропускает мимо ушей и лишь внимательно оглядывается по сторонам.

— Никого нет, — констатирует она, — можешь не напрягаться.

Однако, едва только она пытается сделать шаг назад, Сехун тянет её обратно.

— Есть, — врёт он. — Не оборачивайся. Смотрят из окна.

Ханни внимательно глядит на него, и Сехун решает уже, что она его раскусила. Как вдруг девушка в очередной раз удивляет.

— Поняла, — кивает она, приближаясь ближе, и скользит руками по его плечам, останавливаясь, только когда опирается на них локтями.

Сехун в такие моменты думает, что определённо играет только в одни ворота — свои собственные. Потому что Ханни сохраняет поразительное спокойствие раз за разом, будто происходящее для неё не значит ровным счётом ничего, зато сам Сехун топит себя снова и снова, заинтересовываясь всё больше.

— Кто он? Этот Дживон? — спрашивает он, уговаривая самого себя не сжимать пальцы на ноге Ханни слишком сильно. — Бывший парень?

— Похож? — фыркает она в ответ. — Не выношу задир, а Дживон именно из таких.

У Ханни волосы сегодня собраны в пучок, и Сехун ловит себя на мысли, что взгляда не может оторвать от открытой взору тонкой шеи и выпирающих ключиц. Он старается, раз за разом заставляя себя смотреть в её глаза, но не выходит ровным счётом ничего.

— Кстати, — бросает она, склоняя голову набок, — сегодня две девушки с экономического прижали меня к стенке и требовали рассказать, как так вышло, что мы начали встречаться.

— Ты в порядке? — тут же хмурится он, оглядывая её с ног до головы и не замечая ровным счётом ничего особенного. — Они ничего не сделали?

Ханни смеётся, запрокидывая голову, а затем отвечает, сверкая искрами веселья в глазах:

— Правда думаешь, что я позволила бы? А вообще, — вздыхает она, — это наш промах. Следовало заранее продумать истории о том, как мы познакомились, и как начали встречаться. В итоге мне пришлось импровизировать.

— Что ты сказала? — любопытно приподнимает брови Сехун.

— Сказала, что призналась тебе, — пожимает плечами Ханни.

Сехун едва не стонет, закатывая глаза. Неужели это правда лучшее, что успело прийти в её светлую голову?

— Я не встречаюсь с девушками, которые мне признаются.

— Правда? — удивляется Ханни, а потом вдруг улыбается, наклоняясь ниже, и шепчет задорно: — Как приятно быть исключением.

Сехун усмехается, понимая, что Ли Ханни — точно нечто совершенно особенное и новое лично для него. А с таким обычно не расстаются и не делятся, предпочитая хранить в максимально недоступном для других месте.

— Однако это отлично сочетается с твоим образом, — замечает она, вновь выпрямляясь во весь рост. — Ты не производишь впечатление парня, который будет добиваться взаимности. Ты, скорее, холодный и безразличный красавчик, принимающий внимание к самому себе как должное.

— Звучит, как обвинение.

— Не совсем так, — улыбается Ханни и задумывается на пару секунд, поджимая губы. — Всего лишь не понимаю такой тип людей.

— Или не выносишь? — щурится Сехун. — Как задир?

— Даже больше, — признается Ханни, пожимая плечами.

Сехун очень хочет с ней поспорить, бросить обиженное: «Я не такой» и «Ты совсем меня не знаешь», но вместо всего этого только усмехается и кидает обманчиво-равнодушное:

— Зато влюбиться боялась.

— Это ведь не отменяет того факта, что ты хорош собой, — отвечает она почти зеркальной усмешкой. — Мы, девушки, падки на внешность. Можем и шанса не дать парню, что не кажется симпатичным, зато простить слишком многое какому-нибудь красавцу. Так раздражает.

— Хочешь сказать, и ты такая же? — неверяще хмурится Сехун. — Даже не будешь кичиться тем, что внешность — не главное?

— А зачем? — фыркает Ханни. — Я пытаюсь бороться с этой своей стороной, поэтому её признаю, — а потом вдруг снова наклоняется ближе, улыбаясь и хитро щуря глаза. — Вот что ты будешь делать, если я влюблюсь в тебя?

— Ты сама-то в это веришь? — ухмыляется он.

Ханни вздрагивает, когда по всему заднему дворику университета разносится эхо от мелодии звонка, оповещающего об окончании перерыва, и выпрямляется, отходя на пару шагов, едва только рука Сехуна соскальзывает с её колена.

— Это ведь любовь, — пожимает она плечами и улыбается, — а не пасхальный кролик.

И будь Сехун проклят, если ошибается, смотря в её удаляющуюся спину и думая, что Ли Ханни только что с ним флиртовала.

***

Ханни своими словами открывает настоящие врата в преисподнюю, и на Сехуна устремляется такой поток признаний — устных, письменных, съедобных, — что он едва успевает от них отмахиваться. Сама Ханни в эти моменты поджимает и прикусывает губы, пытаясь сдержать улыбку и смех, но Сехун всё равно видит дрожащие уголки её рта и искры неприкрытого веселья в глазах, а потому раздражается раз за разом.

— Тебе весело?

— Прости, — швыркает она носом и снова поджимает губы.

А ещё Сехун злится. Потому что взгляда отвести от её губ не может, прекрасно понимая, во что перерастает его почти научный интерес, и осознавая, что думает в последнее время о том, о чём не следовало бы.

— Я всё ещё твой парень, — напоминает он. — Ты не можешь смеяться над тем, что мне признаются другие девушки.

— Извини, — тянет Ханни, смотря на него исподлобья.

И Сехун только тогда разжимает пальцы, стискивающие её плечи, и отходит на пару шагов, позволяя девушке уже не с такой самоотверженностью вжиматься спиной в стену. А спустя пару дней после этого Сехун понимает, что попал окончательно. Ведь впервые задумывается над тем, каково бы это было — встречаться с Ли Ханни по-настоящему. И никакого отвращения при мысли об этом не испытывает.

О Сехун заводит подставную девушку не только чтобы отделаться от назойливого внимания, которое льстило ему совсем недолго, стоило поступить в университет, но и чтобы избежать отношений. А в итоге — пожалуйста — выбирает для этого самую неподходящую девушку.

— У нас проблемы, — припечатывает Ханни, садясь во время обеда за его стол. — Появились слухи, что мы в фиктивных отношениях.

У Сехуна чуть палочки из рук от такой новости не выпадают.

— С чего это вдруг?

Ханни пожимает плечами, а затем извлекает из кармана джинсовой куртки телефон и, покопавшись в нём несколько секунд, передаёт ему в руки, кидая:

— А ещё — вот. Это университетский форум.

Сехун с удивлением взирает на несколько фотографий, на которых легко узнаёт себя и Ханни, и подсознание его в тот момент ехидно замечает, что они отлично смотрятся вместе. А потом кидает взгляд на весьма кричащее название статьи, и едва сохраняет непроницаемое лицо, вчитываясь в суть.

— Что за бред? — не понимает он. — Какой ещё конкурс?

— О его начале объявили только позавчера, — объясняет Ханни, щёлкая палочками и взглядом скользя по подносу, явно выбирая, чем полакомиться сначала. — «Лучшая пара университета». И все вокруг почему-то посчитали, что мы не только участвовать собираемся, но и узнали о конкурсе заранее, поэтому решили подсуетиться.

— Какая потрясающая фантазия, — кривится Сехун и снова бросает взгляд на статью. — А как тебе это? «Милые отношения»? «Платонические чувства»?

Ханни коротко смеётся, щуря глаза, и решает:

— Мы определённо делаем что-то не так.

А Сехун взгляда не может оторвать от совсем маленькой, почти незаметной капельки остро-сладкого соуса у её губ. Потому и тянет руку через весь стол, чтобы большим пальцем осторожно стереть её, не видя, правда, как расширяются глаза Ханни, и как коротко вспыхивает и тут же угасает румянец на её щеках.

— Отличная попытка, — делится девушка, стоит Сехуну вернуться на своё место, и едва заметно косится в сторону тех студентов, что обедают здесь же и внимательно наблюдают за разворачивающимся перед ними представлением. — Но не думаю, что это сработает и убедит всех в том, что мы и правда встречаемся.

Сехун стискивает в кулак руку, лежащую под столом, и сжимает зубы, кажется, даже слыша, как они скрипят. Ли Ханни точно доведёт его этим своим дебильным рабочим подходом.

— Есть идеи получше? — еле выдавливает он из себя почти дружелюбную улыбку.

Но Ханни, кажется, это замечает, и пару секунд оторопело смотрит на него, заставляя удивляться вновь. Почему эта девушка видит что-то столь неявное, но никакого внимания не обращает на всё то, что он вытворяет, абсолютно не скрываясь?

— Вообще-то есть один вариант, — тянет она, косясь на него с явным подозрением. — Встретимся на следующей перемене на заднем дворе. В том закутке, где стоят две скамейки и маленький фонтан.

Сехун кивает, а потом правда является туда в назначенное время. И едва остаётся на ногах, когда Ханни подлетает к нему, сияя премилой улыбкой, и хватает за руки, тут же их пальцы переплетая.

— Пришёл?

Сехун очень хочет спросить, что на неё нашло, ведь уверен, что поблизости нет совершенно никого. Но в итоге лишь решает ей подыграть, притягивая ближе, заводя её руки за свою спину, заставляя обнять за талию, и щурит глаза в улыбке в ответ.

— Мог не прийти?

— Я бы очень расстроилась в таком случае, — говорит Ханни, стыдливо опуская глаза.

И Сехун ей даже почти верит, уговаривая самого себя не хмыкать и не усмехаться от вида этого потрясающего театра одного актёра.

— Устала?

— А ты?

— Чертовски, — признается Сехун, не в силах справиться с улыбкой.

У Ханни в глазах загорается такой огонёк, что ему враз становится и тепло, и холодно. Но прежде, чем он успевает спросить, в чём же дело, девушка приподнимается на носочки, закрывает глаза и касается его губ своими.

Именно касается — не целует. Потому что — Сехун уверен — даже в детском саду малыши чмокаются с куда большей страстью.

И он уже поднимает руку, чтобы ладонью зарыться в потрясающие распущенные волосы, и сильнее прижимается своими губами к её в ответ, как вдруг слышит оглушающий звук затвора. А потому отрывается от столь желанного поцелуя, поднимает голову и взглядом встречается с абсолютно незнакомой ему девушкой с фотоаппаратом в руках. Та выглядит ошарашенной всего несколько мгновений, а потом вдруг разворачивается и бегом устремляется в противоположную сторону.

— Эй, ты! — успевает он крикнуть ей вслед и даже сделать пару шагов, прежде чем перед ним появляется Ханни и упирается в его грудь ладонями.

— Расслабься, — улыбается она. — Это Кан Хваён с факультета журналистики. Автор той статьи.

— И что? — хмурится Сехун. — Она нас сфотографировала.

— Конечно, — смеётся Ханни. — На это я и рассчитывала.

— Что?

Ли Ханни вздыхает так, будто он — маленький несмышлёный ребёнок, третий раз за две минуты вопрошающий, почему же небо голубое.

— Я пустила слух, что мы предпочитаем встречаться на этом месте, — объясняет она, а у Сехуна враз холодеет всё тело, едва он начинает понимать, к чему девушка клонит. — Теперь Хваён почти наверняка додумается написать опровержение. Я поспрашивала о ней — она жуть какая дотошная до правды.

Сехун внимательно смотрит на Ханни, не понимая, что же с этой девушкой не так. И что не так с ним тоже, раз чувствует такое разочарование.

— Чего ты молчишь? — тянет она, наклоняя голову. — Разве я не молодец?

— Поцеловала ты меня тоже только по этой причине? — хмурится Сехун.

— П-прости за это, — враз сжимается Ханни, отходя на шаг. — Такого больше не повторится.

Но Сехун хватает её за локоть, притягивая обратно к себе.

— Считаешь, что это нормально?

— Я ведь извинилась…

— Ты не можешь так просто брать и целовать человека.

— Да чего ты так завёлся? — хмурится Ханни, пытаясь вырвать руку из захвата. — Я едва тебя чмокнула.

Сехун снова с силой дёргает её на себя, заставляя врезаться в его тело, и сжимает тонкое предплечье в своих руках.

— И это — слова девушки? — хмыкает он. — Что дальше? Заподозри нас снова — запрыгнешь на меня?

Живое лицо Ханни вмиг превращается в непроницаемую маску, и Сехун тут же начинает жалеть о сорвавшихся в пылу жгучей обиды словах.

— Я поняла, — отвечает она. — Мне жаль. Я должна была предупредить тебя заранее.

— Ничерта ты не поняла, — фыркает Сехун. — То ты пытаешься решить мои проблемы, разговаривая с этим придурком Дживоном, то насмехаешься над собственными, то разрешаешь наши общие. Какая девушка вообще так поступает? Какая девушка будет целовать первой?

Ли Ханни снова дёргается в его руках, и Сехун пальцы решается разжать.

— Что уж поделать, — цедит она сквозь зубы, — если я такая неправильная? Найди себе другую девушку — облегчишь жизнь нам обоим, — Ханни поднимает взгляд, поправляя на плече сумку, и Сехун уверен, что в глазах её видит слёзы. — Мне пора на работу, счастливо оставаться.

Однако он снова останавливает её, хватая за локоть. И делает это раньше, чем успевает подумать.

— Я — твоя работа, — напоминает Сехун.

— Лишь подработка, — не соглашается Ханни. — Забыл? Я — девушка на полставки.

Сехун смотрит на неё, разрываясь от желания послать её куда подальше и, одновременно с этим, сжать в объятиях, целуя нормально, по-настоящему, и не позволяя никуда уйти.

— Спасибо, что напомнила, — вместо этого отвечает он, опуская её руку, и, спрятав ладони в карманы джинс, разворачивается и уходит первым.

Потому и не видит, как кусает губы Ли Ханни, смотря ему вслед, и с отвращением к самой себе потирает нос.

***

— Ты бы знал, как сильно я сейчас хочу тебе врезать.

Сехун хмурится, упираясь локтями в стол, и поднимает голову, чтобы затем впиться взглядом в сидящего напротив друга.

— Врежь.

— И что я потом скажу Ханни? — пьяно усмехается Чанёль. — Что разукрасил драгоценное личико её «оппы», потому что он придурок?

— Так уверен в себе? — хмыкает в ответ Сехун. — Да ты меня даже не коснёшься.

Пак Чанёль тянет руку и сжимает в кулаке воротник его кофты, нелепо при этом причмокивая губами.

— Нарываешься? Я, — бьёт он себя кулаком в грудь, — доверил тебе самое дорогое. А ты всё просрал.

Сехун внимательным взглядом скользит по комнате и, с третьей попытки находя нужное, небрежно кивает головой в соответствующую сторону:

— Твой плейстейшен на месте, идиот.

— Да я про Ханни, тупая твоя башка, — кривится Чанёль.

Сехун сглатывает, прикрывая глаза, и отрывает от воротника кофты руку друга.

— Стыдно стало? — тянет Чанёль, грозя ему не указательным, а средним пальцем. — То-то и оно. Моя Ханни — наверняка лучшее, что с тобой случалось.

— С чего она вдруг твоя? — хмурится Сехун и хватает оппонента за ворот рубашки в ответ. — Рамсы попутал?

— Ты перепил, придурок, — хлопает его по плечу Чанёль. — Опять на диалект перешёл.

Сехун щурится, другу не доверяя совсем.

— Тему пытаешься перевести?

— Да Ханни для меня, как младшая сестрёнка! — фыркает он. — Ты хоть знаешь, сколько я в неё вложил?

— Так это тебя надо благодарить за то, что она не ведёт себя, как адекватная девушка?

Чанёль замирает, и Сехуну даже кажется, что из его глаз вмиг пропадает весь алкогольный дурман.

— Ты так ей и сказал? — спрашивает он и, не дождавшись никакого вразумительного ответа, добавляет: — Убить тебя мало.

— Ещё скажи, что я не прав, — кривится Сехун.

Чанёль тяжело вздыхает и, хлопнув его по ладони, все ещё сжимающей воротник рубашки, еле поднимается на ноги. Сехун внимательно наблюдает за ним, не понимая, что тот задумал. И несмотря на то, что ни на секунду не выпускает его из поля зрения, всё равно вздрагивает, стоит Чанёлю опустить на стол перед ним альбом с фотографиями.

— Вот, — тыкает он пальцем в раскрытую страницу. — Мы всегда были её единственными друзьями. Так что пример она брала только с нас.

Сехун сразу же узнаёт девушку на фото — Ханни почти такая же, как и сейчас, даже цвет волос едва ли не идентичный — и только потом обращает внимание на двоих парней, что окружают её с двух сторон.

— Девчонки в школе довольно жестокие, — говорит Чанёль, наблюдая за тем, как Сехун переворачивает страницы альбома, внимательно рассматривая фотографии в нём. — Любую симпатичную новенькую они воспринимают врагом, начинается непонимание, а потом — издевательства. Ханни поступила умнее, решив стать для нас другом, а не милой одноклассницей.

— А это кто? — кивает Сехун на парня с фото, что стоит рядом с Ханни и давит принеприятнейшую улыбку.

— Первая любовь, — фыркает Чанёль. — Знаешь, что он сказал ей, когда предложил расстаться?

Сехун заинтересованно поднимает брови, нехотя отрываясь от альбома.

— Что она недостаточно женственная, — хмурится Чанёль, убирая руки в карманы. — И что нормальные девушки ведут себя иначе. «Нормальные», представляешь?

Сехун запрокидывает голову и закрывает глаза, чувствуя сильнейшее желание найти этого придурка и врезать. И себе — за компанию.

— Можешь меня побить, — выдыхает он.

— Тогда Ханни побьёт меня, — усмехается Чанёль. — И мне придётся терпеть, потому что рука в жизни на неё не поднимется.

На утро Сехун просыпается от солнца, что слепит глаза, даже несмотря на шторы на окне, и какое-то время не понимает, почему у него так болит щека. Пока не видит прямо перед собой раскрытый фотоальбом, орнамент которого почти наверняка отпечатался на его лице, и в памяти не воскрешают все те слова, что были сказаны минувшим вечером. Чанёль находится тут же — развалившимся на кровати со всеми удобствами и храпящим громче, чем это бы делал целый прайд львов. Однако, едва только Сехун пинает его, намекая на то, что пора вставать, тот стонет что-то абсолютно невнятное и, натянув одеяло на голову, отворачивается к стене. Откровенно говоря, Сехун и сам с большим удовольствием пропустил бы сегодняшние занятия, но позволить себе этого не может по вполне понятной, непослушной и очень симпатичной причине по имени Ли Ханни, которую и без того не видел все выходные.

Но жалеет об этом своём решении очень скоро. Ведь понимает, что явно перебрал с выпивкой, когда голова разрывается болью на первой же паре, а сам он начинает желать смерти и покоя, но ещё больше — Ханни, которая упорно не желает попадаться ему на глаза даже к обеду. Сехун в голове продумывает сотни способов заговорить с ней, и тысячи — помириться. Но ни один из них не кажется ему правильным и уместным.

Ханни заходит в аудиторию в числе последних, и Сехун едва не подпрыгивает на месте, борясь с желанием подлететь к ней тут же. А потом мысленно даёт себе оплеуху, не понимая, как мог забыть о том, что они посещают одинаковые курсы по выбору. И едва не валится со скамейки, когда их взгляды пересекаются.

Девушка кажется ошарашенной одно только мгновение, а затем хмурится — не зло, но настороженно. Сехун невольно сглатывает, наблюдая за сменой эмоций на её лице, и готовится стартовать на третьей космической прямо вверх, когда понимает, что Ханни направляется в его сторону.

Она занимает место по левую руку от него, ничего не говоря и не спрашивая. А Сехун готов возблагодарить небеса за курсы по выбору, и саму Ханни тоже — просто за то, что она именно такая, какая есть. Он внимательно следит за тем, как девушка поднимает крышку ноутбука, смахивает ладонью невидимую пыль с клавиш и, не включая питание, двигает его в сторону, останавливая прямо перед ним.

— Поспи, — говорит Ханни, открывая тетрадь. — Я напишу лекцию, потом перепишешь.

Сехун всё так же смотрит на неё, не находя в себе сил оторваться от созерцания её равнодушного профиля, но усмехается, послушно укладывая голову на парту, едва только Ханни сглатывает. Однако глаз с девушки всё равно не сводит.

— Чанёль нажаловался?

Ханни непонимающе моргает, а затем едва поворачивает голову и опускает взгляд.

— Что ты имеешь ввиду? — удивляется она. — На что он должен был жаловаться?

Сехун тут же прикусывает себе язык, костеря на чём свет стоит собственную разумность, что весело помахала хвостиком и нырнула в ближайшие кусты сразу, едва только на периферии зрения появилась Ли Ханни.

— Ни на что, — коротко кидает он, отворачиваясь от неё.

Ханни многозначительно прыскает, а затем вздыхает так тяжело, будто на неё только что обрушился груз весом в тонну, который следует перенести на противоположную сторону Сеула.

— Так вы вместе вчера пили? — понимает она. — Это хотя бы объясняет, почему его сегодня нет на занятиях.

— Мы не пили, — бурчит недовольно Сехун, поворачивая голову обратно, сам, правда, не понимая, зачем врёт.

И, судя по скептичному выражению лица Ханни, она не понимает тоже.

— Ага, а я — премьер-министр, — усмехается девушка и кидает на него ещё один косой взгляд. — Просто спи, тебя почти не видно за ноутбуком.

Однако сна у Сехуна — ни в одном глазу. В его глазах одна только Ли Ханни, внимательно слушающая преподавателя, иногда хмурящаяся, иногда едва улыбающаяся, отмечающая в тетради несомненно важные моменты, выделяя стикерами и яркими пастами наиболее необходимое.

О Сехун не только попал, он ещё и пропал. Однако это отчего-то не пугает так, как раньше.

— Ты мог бы перестать пялиться? — спустя сорок минут терпение у Ханни всё-таки кончается, и он невольно усмехается, вполне собой довольный. — Это отвлекает.

— Я был не прав, — признаётся Сехун.

Ханни резко поворачивается к нему с таким выражением крайнего ужаса на лице, будто он только что признался, что убил кого-то и спрятал труп в её доме. Однако Сехун ещё и жалеет, что у него нет с собой фотоаппарата, чтобы хорошенько запечатлеть такое яркое проявление эмоций. Ханни ошарашено моргает несколько секунд, а потом выдыхает, явно уговаривая себя успокоиться, и снова поворачивается лицом к преподавателю. А Сехуну очень хочется рассмеяться.

— Не думаю, что сейчас подходящее время, чтобы это обсуждать, — отвечает она.

И тогда Сехун решает действовать по-своему, избирая время куда более подходящее — всё, как Ханни хотела — и преграждая ей дорогу, едва только девушка планирует сбежать сразу после пары.

— Далеко собралась? — улыбается он, стараясь выглядеть максимально доброжелательно, когда опускает ладонь на стену прямо перед её лицом.

Однако, судя по тому, как расширяются её глаза и начинает дёргаться бровь, получается у него не особо хорошо. «Будь милым, — слышит он в голове пьяный голос Пак Чанёля. — Ханни нравятся милые парни».

— Подходящее время, — напоминает он, поднимая один из уголков губ, едва только он начинает опускаться, и, взяв Ханни за руку, тянет её за собой.

— Знаешь, то, что ты делаешь, — замечает она, едва поспевая за его широкими шагами, — и то, что ты говоришь, немного не сочетается.

Сехуна так и подмывает кинуть обиженное: «Эй, не всё сразу! Я правда стараюсь, не видишь что ли?», но он старательно держит себя в руках, не планируя ближайшее время садиться перед Ли Ханни в лужу. Она и так сделала многое — сама подошла, сама заговорила с ним, каким-то чудным образом заметила его не особо живое состояние и даже позаботились о нём — теперь дело оставалось за ним, и едва ли он позволит себе всё испортить.

— Я видел фото, — признается Сехун, останавливаясь в знакомом им обоим закутке и разворачивая Ханни лицом к себе.

— Какое фото? — непонимающие наклоняет голову девушка.

— Твои фото из старшей школы, — поясняет он и уже открывает рот, чтобы прояснить дальнейшую ситуацию, да только так и застывает.

Потому что скулы Ли Ханни столь быстро покрываются розовым румянцем смущения, а губы приоткрываются в немом удивлении, что Сехун чувствует себя неспособным более ни на что, ведь уверен — в жизни не видел ничего красивее. Но вся причудливость образа рассыпается миллионами осколков в тот же миг, как Ханни хватает его за грудки и тянет на себя.

— Где? — хмурится она.

— Чанёль показал, — не удерживается от усмешки Сехун.

— Он что — папочка?!

Ли Ханни сияет таким праведным гневом и потрясающим блеском в тёмных глазах, каким изначально и обратила на себя его внимание, что Сехун не может не ляпнуть то, о чём думает:

— Ты миленькая.

Девушка покрывается смущением с новой силой, и на этот раз краснеют даже кончики её ушей, которые он видит, потому что волосы Ханни собраны в хвост. Она резко разжимает свои пальцы, стискивающие рубашку на его груди, и даже умудряется с силой Сехуна оттолкнуть. Тот едва покачивается на ногах, но равновесие удерживает.

— И вовсе я не миленькая! — хмурится Ханни.

Сехун думает, что для полноты картины ей не хватает только топнуть ногой, взмахнуть волосами и скрестить на груди руки. А ещё — провалиться в его объятия. Поэтому он и делает шаг вперёд, едва только девушка фыркает, откидывает за спину прядь волос, притопывает ногой и прижимает к своей груди планшет, что вечно таскает с собой.

Обнимать Ханни Сехуну нравится. Она совсем невысокая, поэтому трогательно утыкается носом в его плечо. Она очень стройная, и потому кажется крошечной рядом с ним. А ещё она никак не ожидает того, что Сехун притянет её к себе и откажется отпускать, обняв за плечи, потому и застывает истуканом.

— Ты… Ты чего творишь?

— Обнимаю тебя, — усмехается Сехун в её волосы и ощущает маленькие ладони на своих рёбрах. — Или, быть может, мне отпустить?

Однако едва он только ослабляет хватку и делает шаг назад, Ханни сжимает в пальцах его рубашку и прижимается ближе.

— Нет, — очень быстро отвечает она, будто чего-то боясь. — Стой так.

Сехун еле сдерживает смех, чувствуя даже сквозь ткань одежды, как горит её лицо, и как быстро стучит её сердце, отбивая известный только одному ему ритм прямо в его рёбра.

— Что там? Люди?

— Д-да, — врёт ему Ханни, соскальзывая руками на его спину, — очень много людей.

О Сехун обнимает Ли Ханни, стоя на заднем дворе университета, и думает, что он, наверное, почти по-настоящему счастливый человек. Почти — потому что понимает, что совсем скоро ему станет одного этого мало.

***

Всё снова возвращается на круги своя: Ханни вновь держит его за руку, вновь обнимает его первая перед многочисленной толпой в коридоре университета, вновь громко смеётся и бесстрашно смотрит ему в глаза, ни капли не смущаясь. Но Сехун не жалеет об этом ни капли, потому что видит, как начинают бегать её глаза, и как она поджимает губы, стискивая между собой пальцы рук, едва они остаются наедине. И поэтому жаловаться считает недопустимым.

— Выездная серия? — удивляется Ханни, опуская свой поднос на стол и занимая привычное место рядом с Сехуном. — Почему так внезапно?

— Это ты так радуешься за нашу команду? — фыркает Чанёль. — Тебе бы следовало поучиться гордиться за нас.

— Я рада, рада, — кривится она, — и сам ведь знаешь. Так чего цену себе вечно набиваешь? — а затем улыбается и, поворачивая голову, толкает Сехуна в плечо: — Оппа, достанешь своей девушке билеты на лучшие места?

Он смеётся, жалея, что не может прямо сейчас схватить её за руку и увести куда-нибудь, где можно будет сделать с ней всё, что захочется.

— Хочешь посмотреть?

— Конечно, — кивает Ханни, сосредоточенно вытаскивая из его тарелки стручки фасоли, которую он ненавидит всем сердцем, и которую любит она. — Я не пропустила ещё ни одной вашей игры. С чего бы начинать сейчас?

Сехун мысленно с ней соглашается. Ведь сколько не пытается вспомнить, в памяти не возникает ни одного момента, когда бы он, обернувшись на трибуны, не увидел светлых волос Ли Ханни и её глаз, горящих потрясающим азартом.

— Сколько на вас смотрю, — улыбается Со Урим, сидящая рядом, — столько и поражаюсь. Почему не начали встречаться раньше?

Сехун теряется от вопроса менеджера всего на пару секунд, но для Ханни, тут же вступившей в игру, этого оказывается достаточно.

— Вы ведь тоже девушка, сонбэ, — тянет она, улыбаясь, — должны понимать, как тяжело набраться смелости, чтобы признаться в своих чувствах.

— Для меня это проблемой не было, — пожимает плечами Урим. — Призналась — и призналась. Ответит взаимностью — хорошо, не ответит — переживу.

У Ханни так загораются глаза, что Сехуну становится не по себе. Он и до этого знал, что менеджер их баскетбольной команды — девушка не от мира сего, но теперь убедился в этом окончательно. И не знает, как закрыть Ханни уши, чтобы она не слушала, не запоминала и не принимала подобный образец поведения для себя, как данность.

— Ух ты, — потрясённо выдыхает она, — сонбэ, вы такая клёвая!

Сехун закатывает глаза, понимая, что все его усилия последней недели, когда он всячески навязывал Ханни чуть более женственное поведение, только что канули в саму пропасть. Чанёль, судя по скосившемуся в сторону менеджера взгляда, понимает это тоже.

— Если хочешь, — улыбается Со Урим, — поехали с нами в Пусан вместе. В команде вообще-то есть проплаченное место для помощника менеджера — и в автобусе, и в гостинице — но самого помощника у меня нет. Лучшие места гарантирую.

Ханни, кажется, даже дышать перестаёт от такого предложения, а потом вдруг поворачивается в сторону Сехуна.

— Правда можно? — глазами, полными восторга, смотрит она на него и, дождавшись деревянного кивка, снова глядит на Урим. — Можно?

Девушка смеётся, явно впечатлённая подобным проявлением эмоций, и тоже кивает головой. Сехун поражён не меньше. Потому и вглядывается в счастливую и довольную Ханни, убеждаясь в очередной раз, что она слишком миленькая.

— Эй, нуна, — говорит вдруг Чанёль, разом привлекая к себе внимание всего стола, и усмехается, — если так не боишься, почему мне ещё не призналась?

Со Урим кривится, смотря на него, и фыркает, поднимаясь из-за стола.

— Вот же мелкий паршивец, — едва замахивается она кулаком, — так бы и побила.

— Бьёт — значит, любит, — расплывается в улыбке Чанёль, а Сехун думает, что он определённо сейчас напросится. — К слову, я выше тебя почти на сорок сантиметров.

— Лучше бы у тебя айкью был на сорок баллов выше моего, — говорит она и, переводя взгляд на Ханни, дружелюбно ей подмигивает. — Ещё увидимся.

— Я буду ждать, Урим-нуна! — кричит ей вслед Чанёль, привлекая на этот раз внимание всей столовой.

Сехун смотрит на него почти сочувствующе, почти с жалостью.

— Ты на неё запал, — констатирует он факт.

— С чего бы это вдруг? — улыбается Ханни, переходя на шепот. — Сонбэ учится на третьем курсе. С каких пор тебе нравятся девушки постарше?

Пак Чанёль щурит глаза и, поставив локти на стол, усмехается. А Сехун думает, что сейчас рванёт бомба.

— Примерно с тех же, с каких тебе — красавчики.

Бум.

Ханни подскакивает с места так резко, что Сехун даже невольно отшатывается, хотя и дебильной улыбки сдержать не может, замечая боковым зрением румянец на её щеках.

— Красавчик мне хотя бы деньги платит, — цедит она сквозь зубы, оправляя задравшуюся юбку и забрасывая на плечо ремешок сумки. — Доедайте поскорее, не опаздывайте на занятия.

Сехун ловит её за руку, едва девушка успевает сделать только шаг.

— Ты ведь ничего не поела, — замечает он. — Да и до пар ещё почти час.

Ханни кидает взгляд на довольно улыбающегося Чанёля и высвобождает руку из хватки Сехуна. Тот мечтает проехаться по лицу друга асфальтоукладчиком — не меньше.

— Я не голодна, — улыбается Ханни и сглатывает. — Я пойду.

Пак Чанёль с такой дурацкой лыбой глядит в её удаляющуюся спину,что у Сехуна руки начинают чесаться.

— Моя Ханни стала такой взрослой, — тянет он, подперев голову ладонями.

Сехун с девушкой соглашается — у него точно синдром папочки. И выглядит это просто отвратно.

— Мы ведь уже решили, что она не твоя, — кривится Сехун.

Чанёль усмехается, снова становясь похожим на самого себя, и бросает на него хитрый взгляд.

— Но и не твоя тоже.

Сехун хмыкает в ответ, впиваясь палочками для еды в самый большой кусок мяса в тарелке.

— Я над этим работаю.

В спустя четыре дня он шокированно смотрит на единственную в номере пусанской гостиницы кровать и сглатывает, переводя взгляд на не менее удивлённую данным фактом Ханни, стоящую рядом.

— Что-то не так? — хлопает глазами Урим, озабоченно касаясь плеча девушки. — Я подумала, что вы обрадуетесь общему номеру.

— Ну что вы, сонбэ, — тут же натягивает на лицо улыбку Ханни и забавно посмеивается — смеха более нелепого и наигранного Сехун ещё от неё не слышал, — мы очень рады. Правда ведь? — оборачивается она к нему, почти угрожающе стреляя глазами.

Сехун едва не смеётся от вида всего это.

— Большое спасибо, — искренне благодарит он менеджера и ловит мягкий взгляд Ханни, явно не понимающей, что говорит он это от чистого сердца.

Со Урим вздыхает с самым настоящим облегчением и, улыбнувшись им обоим, направляется на выход.

— Я выбила нам тренировку в десять утра, так что будь готов вовремя, Сехун. Ах да, — оборачивается она на секунду, — сильно не шумите, — и, подмигнув, закрывает за собой дверь.

Сехун тут же опускается на кровать, скидывая на пол спортивную сумку, и поднимает на Ханни взгляд, мысленно уже перебирая все возможные слова, которые сказать будет уместно, чтобы смущение её убавить. Но девушка не кажется смущённой вовсе — она лишь заинтересованно смотрит на дверь, а потом выдыхает:

— Сонбэ и правда просто нечто.

Сехун очень хочет с этим её умозаключением поспорить, потому что видит прямо перед собой претендента, подходящего на подобное звание куда больше.

— Я посплю на полу.

Ханни вздрагивает и переводит на него удивлённый взгляд.

— Зачем? — улыбается она. — Тебе предстоит играть, так что спи на кровати, со всеми удобствами.

— Правда считаешь, что я позволю тебе спать на полу? — усмехается он.

— А я разве говорила что-то об этом? — Ханни толкает его в плечо так неожиданно, что Сехун абсолютно безвольно валится спиной на матрац. — Расслабься. Что я, по-твоему, не выдержу пару ночей в одной кровати с парнем?

Сехун прикрывает глаза ладонью и думает, что Ханни, быть может, и выдержит. Но вот за себя он ручаться не может.

***

Если бы Сехун не знал Ханни, то обязательно подумал бы, что она специально.

Специально надела эти сводящие с ума шорты, специально смеётся, поддерживая беседу с его сокомандниками, большинство из которых едва слюной от её вида не исходятся, и специально улыбается почти каждому из них, заставляя Сехуна ревновать. И всё же Ханни делает всё это абсолютно невольно и почти наверняка не понимает, какой резонанс вызывает в почти исключительно мужском обществе. Сехун доверять здесь может только Чанёлю, но тот слишком занят тем, что строит глазки Со Урим.

Комнату снова наполняет взрыв хохота, и Сехун сильнее сжимает руку на талии рядом сидящей Ханни, прижимая ту ближе к себе. Она поворачивается к нему в тот же миг и, озабоченно заглянув в лицо, спрашивает:

— Устал?

Сехун отрицательно качает головой и поднимает с пола очередную баночку пива.

— Тебе завтра играть, — хмурится Ханни, ловя его запястье. — Ты выпил достаточно.

— Это всего лишь пиво.

— А завтра — всего лишь баскетбол? — фыркает она, всё же забирая алюминиевую баночку из его руки, и, понижая голос, предлагает: — Если хочешь, можем уйти.

— Хочу, — раздражённо кидает Сехун раньше, чем успевает как следует подумать и остановить самого себя. Ханни здесь весело, она смеётся и улыбается, находясь под впечатлением от знакомства с теми людьми, за кем ранее могла лишь наблюдать с трибун во время матчей. Неужели он не в состоянии потерпеть?

Но девушка лишь мягко улыбается и тянет его за руку, поднимаясь на ноги и заставляя оторваться от пола и его.

— Уже уходите? — удивляется капитан и кидает взгляд на настенные часы. — Ещё нет и одиннадцати.

— Одиннадцати нет, а вот отдельная комната есть, — усмехается рядом сидящий Ким Личён с четвёртого курса. — Эй, Сехун, не пригласишь на огонёк?

Капитан тут же пихает сильно развеселившегося друга в плечо, а в комнате повисает такая тишина, что Сехун отчётливо слышит, как скрипят его собственные зубы. Но едва он только подаётся вперёд, чтобы сделать шаг в сторону зарвавшегося придурка, что глаз не сводит с Ханни ровно с того момента, как он представил её всей команде, девушка хватает его за руку и разжимает кулак.

— А вы потянете, сонбэ? — вызывающе усмехается она в сторону Личёна и, чуть только комнату снова наполняет гул смеха и голосов, выводит Сехуна в коридор, явно шумом воспользовавшись.

— Опять? — усмехается он, перехватывая её руку. — Я ведь просил тебя не вмешиваться в подобное.

— Тебе совершенно незачем ссориться с сонбэ из-за подобной ерунды, — не соглашается Ханни.

— Ерунды?

— Личён-сонбэ просто перебрал. Вот увидишь — завтра же он пожалеет о своём поведении.

Сехун пропускает Ханни в комнату и заходит следом, закрывая за собой дверь. Ким Личён — тот ещё подонок, который ведёт себя абсолютно невыносимо почти всегда, только на площадке превращаясь вдруг в идеального командного игрока. Но Сехун вовсе не сомневается, что тот о своём поведении пожалеет, ровно как и о своих словах и взглядах.

Уж он-то об этом позаботится.

— Знать не хочу, о чём ты думаешь, но выглядит это жутко, — замечает Ханни, пытаясь найти что-то в своей сумке. — Я в душ первая, ты не против?

Сехун усмехается шире, замечая в её руках совершенно девчачье пушистое розовое полотенце, и засовывает руки в карманы.

— Иди.

Ханни улыбается, проходя мимо него, и он оборачивается ей вслед, скользя взглядом по тонкой спине, обёрнутой в большую футболку, по хвосту волос, раскачивающемуся из стороны в сторону, и по её бёдрам и красивым полуобнажённым ногам. Сехун не знает, правильно ли он поступил, когда благодарил Со Урим за предоставленную комнату. Потому что теперь одна кровать на двоих кажется идеей куда более худшей, чем до этого.

Но затем всё становится ещё отвратительнее.

Ведь Ханни спит, свернувшись едва ли не пополам, и премило посапывает, а Сехун уснуть никак не может, смотря в побелённый потолок и наизусть зная расположение каждой трещинки на нём. Он насчитал уже сто шестьдесят один мяч, заброшенный в корзину, триста шестнадцать Чанёлей, перепрыгнувших через забор, и даже пятьсот двадцать две побитых морды Ким Личёна. А сон всё равно никак не приходил. И причина тому — спящая на другом краю кровати Ли Ханни, к которой упорно возвращались все его мысли.

И сопение которой он вдруг перестаёт слышать.

Зато слышит тихий сонный голос.

— Ты чего ещё не спишь?

Ханни смотрит на него со всей внимательностью, на которую только способен её явно до сих пор спящий мозг. Сехун поворачивается на бок, зеркально отображая её позу, и убирает с её лица явно мешающие волосы.

— А ты?

— Дурацкий сон, — отвечает она и зевает, прикрывая рот ладошкой. — Тебе надо поспать и набраться сил.

— Волнуешься за меня? — усмехается Сехун.

Ханни вдруг придвигается ближе и, касаясь руки, в локте согнутой под его головой, тянет её на себя, заставляя выпрямить.

— Вот так, — улыбается она, укладывая на неё свою голову. — Конечно, я за тебя волнуюсь. Мой парень должен всех порвать завтра. Мне нравится тобой гордиться.

Сехун правда не знает, как относиться ко всему происходящему. Вернее, как спокойно относиться ко всему происходящему. И к сказанному — тоже.

Он представления не имеет, как отреагирует на подобное Ханни, но сопротивляться собственным желаниям уже не может. Поэтому протягивает руку и обнимает её за талию. А потом едва не проделывает дыру в потолке от собственного дебильного восторга, когда девушка улыбается и прижимается к нему ещё ближе, чуть не касаясь носом его шеи.

— Давай поспорим, — предлагает он, сильнее её обнимая. — На желание.

— По поводу чего?

— Если мы завтра проиграем — я исполню твоё, если выиграем — ты исполнишь моё.

Ханни прыскает, и у Сехуна мурашки по всему телу бегут от её дыхания, что врезается в его шею.

— Но я тоже уверена в вашей победе.

— Давай предположим, что нет.

— И что это за желание? — смеётся она. — Приличное?

— Конечно, — врёт Сехун, не замечая, что сильнее стискивает девушку в объятиях

— Тогда не хочу, — усмехается Ханни и поднимает голову. Сехун даже в полутьме видит, как блестят её глаза, и каким румянцем сияют её щеки. — Придумай что-нибудь неприличное.

Он удивляется настолько, что даже раскрывает рот. Но сказать ничего не успевает, потому что девушка вновь опускает голову и, удобнее устроившись на его руке, бросает короткое:

— А теперь спи.

Сехун усмехается, приходя, наконец, в себя от услышанного, но не имеет ни малейшего представления, как сможет заснуть теперь, после таких вот слов.

Однако, оказывается, уснуть с Ханни в объятиях много проще, чем без неё.

***

Сехун бросает взгляд на турнирное табло и сглатывает, тяжело дыша.

Всё на самом деле идёт не так гладко, как хотелось бы. Во время второй четверти команда соперников совершенно неожиданно меняет тактику, почти полностью наплевав на оборону, и уходит в весьма агрессивную атаку. А счёт в итоге почти выравнивается.

Тренер Хан, воспользовавшись пятнадцатиминутным перерывом, рвёт и мечет, капитан пытается привести всех в чувства и поддержать, Урим активно ему в этом содействует, Чанёль злится, ожидая своего звёздного часа на скамейке, Ханни маленьким вихрем носится по раздевалке, действительно взяв на себя роль помощника менеджера, а Сехун психует, разминая пострадавшее плечо.

Когда до выхода на площадку остаётся три минуты, тренер прекращает вдалбливать в их головы новую установку, а капитан заканчивает с вдохновляющими речами, Ханни подходит к нему с протянутой бутылкой воды.

— Бесполезно просить тебя быть осторожнее, да? — кивает она на его плечо.

— Заметила?

— Удивлена, что судьи предпочли этого не заметить, — фыркает Ханни недовольно. — Хотя, если учитывать, что мы у них в гостях, нечто подобное стоило ожидать.

— Я в порядке, — слабо усмехается Сехун, едва касаясь её подбородка указательным пальцем. — Но мне нравится, что ты беспокоишься обо мне.

— Конечно, я беспокоюсь, — хмурится девушка, пряча руки в карманы укороченной куртки. — Этот парень… Двадцать четвёртый номер… Разве он не перебарщивает?

Сехун считает так же. Ровно как и тренер Хан, и капитан, и вся команда. Да только вот вес здесь имеют вовсе не их мысли и не их слова. Судьи знают лучше, и если они считают, что все действия команды соперника в пределах нормы, то так оно и есть. Сехун и сам никогда мягкой игрой не отличался, но даже он думает, что подобное — явный перебор.

— Эй, — мягко касается Ханни его предплечья, вырывая из неприятных мыслей, — я не буду тебя учить и не буду уговаривать сдерживаться. Приложи все силы, Сехун, — поджимает она губы в улыбке, — и покажи всё, на что способен. Как тогда — в начале первого курса, в своей первой игре.

Он смотрит на девушку перед собой, и не может понять, почему столько времени — почти целый год — лишь скользил по ней равнодушным взглядом, не замечая как следует. У Ханни глаза горят так, будто это ей сейчас предстоит выйти на площадку — не ему. А ещё в них плещется столько уверенности и такая жажда победы, что её наверняка с лихвой хватит на них обоих.

— Ты была на той игре? — понимает вдруг Сехун.

— Говорила ведь, — улыбается Ханни. — Я не пропустила ни одной.

Сехун хватает её за плечо, притягивая ближе к себе, и судорожно вглядывается в глаза, только сейчас до конца понимая смысл всех сказанных девушкой слов.

— Ты заметила тогда меня?

— Честно говоря, — тянет она смущённо, с каждой секундой пунцовея всё больше, — я пришла поддержать Чанёля. Но ты был так хорош, что в итоге я всю игру смотрела только на тебя. Глупо, да?

Сехуну кажется, что пол под ним ходит ходуном и вот-вот обвалится

И даже раздевалка кружится вокруг него. Потому что это — одновременно то, чего он услышать не ожидал, и то, что услышать жаждал. Сехун беглым взглядом окидывает всех тех, кто ещё остался в раздевалке, и мысленно благодарит удачный случай за то, что все заняты своими делами и внимания никакого не обращают на парочку, что стоит в дальнем углу.

— Так мне приложить все силы? — уточняет Сехун, снова переводя взгляд на Ханни.

— Выложись по полной, — улыбается она в ответ.

Сехун ни секунды больше не сомневается, перехватывая девушку за талию, и, наклонившись, целует её.

Нормально. Правильно. По-настоящему.

И, едва только Ханни вцепляется в его плечи пальцами, сильно изогнувшись в спине, он убеждается, что она всё-таки знает, что такое поцелуй. И знания эти применяет на практике весьма успешно.

У неё губы по-настоящему сладкие — без всяких эпитетов и метафор, а на языке — стойкий привкус мяты. Потому что Ханни без мятных конфет, коих полны все её карманы, — не Ханни. И Сехуну, к сладкому относящемуся весьма равнодушно, это нравится.

У него времени очень мало, а взять ему хочется как можно больше. Поэтому-то он и целует сильно и быстро, обещая себе, что обязательно исправится в их следующий раз. Но радуется ужасно, что Ханни за ним поспевает, всё сильнее стискивая в пальцах майку на его плечах и дыша всё быстрее и громче.

Сехун понимает, что действительно увлёкся, когда слышит своё имя будто откуда-то издалека, и понимает, что зовут его не в первый раз.

— Эй, эй, — дёргают его за плечо, в прямом смысле отрывая от Ханни, губы которой сияют красным цветом слишком интимно, чтобы можно было спокойно выпускать её в зал. — Не увлекайтесь.

Сехуну приходится приложить немало сил, чтобы заставить себя перевести взгляд с огромных блестящих глаз Ханни на придурковато улыбающегося Чанёля, и убрать руку с талии девушки, позволяя ей, наконец, опуститься на пятки.

— Нам пора, — усмехается тот, хлопая его по плечу, и Сехун сам удивляется тому, насколько быстро настраивается на игровой лад.

— Раскатайте их подчистую, — заговорщески щурит глаза Ханни, заправляя за ухо прядь волос. — Они это заслужили.

Чанёль хмыкает, направляясь в сторону выхода, и бросает весело:

— Вот увидишь, четырнадцатый номер сейчас будет творить чудеса.

— Седьмой ему поможет, — усмехается Сехун, задерживаясь лишь на пару лишних секунд, чтобы, наклонившись, прошептать Ханни в самое ухо: — Я придумал отличное желание.

Он краем глаза замечает ещё, как краснеет и, одновременно с этим, будто бы бледнеет лицо девушки, и довольной улыбки сдержать не может, решая для себя, что именно сегодняшнюю победу будет вырывать зубами и когтями, если потребуется.

Потому и сидит три часа спустя в небольшой забегаловке в минуте ходьбы от гостиницы и весело смеётся вместе с остальными, празднуя победу, раз за разом поднимая всё новые тосты. Ханни сидит напротив, и на этот раз по обе стороны от неё — Урим и Чанёль, поэтому он почти спокоен.

Ему кажется, что, едва заканчивается время овертайма, Ханни кричит и радуется громче всех, кидаясь на менеджера с объятиями, и потому Сехун радуется тоже, смотря на неё с центра площадки и чувствуя рукопожатия и хлопки по плечам от всей команды.

— За отличный дебют нашего помощника менеджера! — громко предлагает капитан, поднимая стакан, и все шумно соглашаются с ним, вгоняя девушку в краску. — Ханни, тебе и правда надо подумать над тем, чтобы стать настоящим помощником менеджера. Что думаешь, Урим?

— Мне нравится идея, — весело отвечает та и толкает Ханни в плечо. — Научу тебя всему, а потом, когда выпущусь, передам бразды правления в твои руки.

Но вот Сехуну эта идея не нравится совсем. Ханни умеет заботиться, умеет поддерживать, умеет разговаривать и договариваться, хорошо справляется с организацией, отлично ориентируется в баскетболе и бесконечно его любит. У неё и правда есть все задатки для того, чтобы стать замечательным менеджером, но ещё — она пока не знает — у неё есть О Сехун, который делится ею не хочет ни с кем.

— Спасибо, — смеётся Ханни, отставляя от себя почти пустой стакан с выпивкой, и вдруг поднимает взгляд на него, — но не думаю, что мне это подходит.

У Сехуна внутри всё переворачивается от одного её такого мимолётного, но очень говорящего взгляда. Он вообще ощущает себя младшеклассницей, столкнувшейся с первыми чувствами, когда где-то поблизости появляется Ли Ханни. Ему за это даже стыдно — ровно до тех пор, пока он не видит её ответного всепоглощающего смущения.

— Но почему? — разочарованно тянет капитан. — У тебя парень в команде — разве не здорово?

— Вот как раз поэтому, — ухмыляется сидящий рядом Ким Личён и кладёт Сехуну на плечо руку. — Наша восходящая звезда делиться не любит. Выйдем?

Сехун замечает, как вмиг панически вспыхивают глаза Ханни, и она дёргается, порываясь встать. Он не знает, как ему это удаётся одним только взглядом, но девушка вдруг застывает и, поджав губы, опускается обратно на стул.

— Не переживай ты так за него, — подмигивает ей Личён, поднимаясь вслед за Сехуном, — лучше за меня побеспокойся.

Сехун с ним мысленно соглашается, уговаривая себя не влезать в проблемы хотя бы здесь, при Ханни, и забыть о том, что этот придурок ей только что подмигнул.

На улице уже почти непроглядно темно и тихо, и всё буйное веселье отрезается за их спинами в тот же момент, как закрывается дверь. Сехун вдыхает свежий воздух почти с наслаждением, подставляя лицо прохладному вечернему ветру, и, привычно засунув руки в карманы, оборачивается.

— Будешь? — предлагает Личён, протягивая ему пачку сигарет.

— Не курю, — коротко отвечает Сехун.

Ким Личён усмехается, зажимая сигарету между губ, и коротко чиркает зажигалкой, поджигая её.

— Девушка не разрешает?

— Не выносит, когда от меня шмонит табаком, — врёт Сехун, не имея на самом деле представления, как к этому относится Ханни, но точно зная, что сорвётся, если выкурит хоть одну.

— Был неправ, — заявляет вдруг Личён и протягивает ему руку. — Не пойми неправильно, твоя девчонка — просто шик, но я её недооценил.

— Что ты имеешь ввиду? — хмурится Сехун.

— Ханни — отличная девушка. Был неправ, когда принял её за хорошенькую дурочку, — объясняет парень. — Так что передай ей мои извинения. Я бы и сам извинился, но, думаю, разговор у нас с тобой был бы короткий, приблизься я к ней.

— Правильно понимаешь, — усмехается Сехун, но руку ему всё же пожимает.

— Вроде первокурсник, а дерзости — хоть отбавляй, — кривится Личён. — Наверное, я был прав, доверяя тем слухам.

— О чём ты?

— О твоём прошлом, — усмехается парень, а Сехун чувствует, как каменеет его лицо. — Интересно, Ханни хотя бы догадывается об этом?

— Не лезь в это дело, — цедит сквозь зубы Сехун.

— Понял, понял, — смеётся Ким Личён, поднимая перед собой ладони в знак капитуляции, а потом кивает за его спину. — Кажется, мы слегка задержались. Спасатель уже на подходе.

Сехун оборачивается, уже прекрасно зная, кого сейчас увидит, и усмехается, встречаясь взглядом с Ли Ханни.

— Возвращаю, — хлопает его по плечу Личён, — в целости и сохранности.

— Премного благодарна, сонбэ, — поджимает губы Ханни и касается ладони Сехуна. Он тут же сжимает её пальцы в ответ.

— Поучился бы вежливости у своей девушки, — смеётся Личён и, забросив лишь на половину выкуренную сигарету в ближайшую урну, возвращается в закусочную.

Ханни провожает его заинтересованным взглядом, а затем поворачивается лицом к Сехуну и, наклонив голову, интересуется:

— О чём говорили?

— О тебе.

Брови девушки презабавно дёргаются от удивления, и Сехун усмехается.

— У тебя есть потрясающая способность, — замечает он, — ты нравишься, кажется, абсолютно всем.

— Не всем, — не соглашается Ханни, улыбаясь, — твои поклонницы до сих пор меня проклинают.

— Уверен, и они тоже бы прониклись симпатией, узнай тебя получше, — хмыкает Сехун. — Так раздражает.

— Я знаю, что друг из меня просто отличный, — скептично поджимает она губы. — А вот девушка — так себе.

Сехун усмехается, касаясь своим лба её.

— Значит, пара мы всё-таки идеальная, — едва улыбается он. — Ведь парень из меня весьма посредственный.

***

Ханни кажется очень увлечённой, сидя посреди кровати в позе лотоса и что-то рассматривая в телефоне так внимательно, что даже не замечает его. Сехун после душа снова чувствует себя человеком, жизнь уже не кажется такой раздражающей, и он даже немного жалеет, что они с Ханни опять ушли с вечеринки раньше всех. Даже не ушли — сбежали.

— Что там такого интересного? — спрашивает он, потрясая влажными ещё волосами.

Ханни заинтересованно поднимает голову и, судя по тому, как мимолётно кривятся её губы и втягиваются щёки, перекатывает во рту очередной леденец.

— В десяти минутах ходьбы отсюда есть баскетбольная площадка, — улыбается она, демонстрируя открытую карту на экране смартфона. — Не хочешь сходить?

— Смерти моей хочешь? — усмехается Сехун в ответ, плюхаясь на кровать и откидывая в сторону полотенце. — Думаешь, я ещё не наигрался?

— Со мной ты ни разу ещё не играл, — замечает Ханни.

Сехун замирает в удивлении на несколько мгновений, а затем переводит на девушку вопросительный взгляд.

— Ты играешь?

— И довольно неплохо, — хмыкает она, подсаживаясь ближе. — Я справляюсь не хуже Чанёля.

— Даже моя бабуля справляется лучше Чанёля, — усмехается Сехун и наклоняется, приближаясь к лицу Ханни. — Так хочешь мне проиграть?

Девушка фыркает, толкая его в плечо, и щурит глаза.

— Так уверен в своей победе? Ты выше, сильнее, — загибает она пальцы на правой руке, — опытнее, — а затем поднимает левую руку и, загибая пальцы на ней тоже, продолжает: — Но я шустрее, мобильнее, и ты сильно уступаешь мне в скорости.

— Три — три, — подмечает он, забавляясь. — Не обойтись без дополнительного времени.

Ханни тяжело вздыхает, притворно над чем-то задумывается, а затем кладёт ладони на свои щёки и, явно смущаясь, тянет:

— А ещё я — милашка. У тебя нет и шанса.

Сехун прыскает, мысленно с ней соглашаясь, ведь почти наверняка бы поддавался, большую часть энергии, сил и внимания тратя на наблюдение за Ханни и за тем, как она смотрится с баскетбольным мячом в руках. Он не сомневается, что зрелище это однозначно жутко привлекательное и сексуальное.

Сехун судорожно сглатывает, вглядываясь в красивое лицо прямо перед ним, и, едва касаясь запястья Ханни, подаётся вперёд. Он уже почти касается призывно приоткрытых губ, как в голове раздаётся голос Ким Личёна, и Сехун застывает абсолютно нелепо, ловя на себе удивлённый взгляд девушки.

— Слушай, Ханни, — тянет он, отстраняясь, и в голове пытается найти хоть один верный вариант того, как следует подобный разговор начать. Он для него очень важен, потому что и Ханни важна тоже. — Судя по тем фото, что показывал Чанёль, ты не была совсем уж паинькой в школе.

Девушка коротко смеётся, а потом глядит на него исподлобья, словно бы пытаясь понять, к чему он клонит.

— Довольно непросто оставаться паинькой, водя дружбу с Чанёлем, — усмехается она. — Но с чего ты вдруг заговорил об этом?

Однако Сехуна сейчас волнует другой вопрос и, дёрнув бровью, он спрашивает:

— Пак Чанёль — плохой парень?

Ханни снова смеётся, обнажая ровный ряд верхних зубов, а потом заявляет, приняв максимально серьёзный вид:

— Конечно, в сравнении с тем, каким ты был во времена старшей школы, он — сущий ангел, — у Сехуна сердце, кажется, перестаёт биться на несколько мгновений. — Почему так смотришь на меня? Думал, я не в курсе?

— Откуда?

— Пак Бомсу, — тут же отвечает она, — твой бывший одноклассник и мой нынешний одногруппник. Вывалил на меня кучу информации о тебе, стоило только поползти слухам о наших отношениях.

Сехун усмехается, прикусив губу, однако ничего весёлого во всей этой ситуации не видит.

— А ты знаешь об этом дольше, чем я мог предположить.

— Так и есть, — кивает Ханни и, положив ладонь на его лицо, заставляет снова посмотреть на себя, едва только он отворачивается. — Но я не понимаю, почему ты вдруг заговорил об этом.

— Хочешь сказать, тебя ничего не напрягает?

— А должно? — вызывающе поднимает она брови. — Что именно? Что ты не был примерным учеником? Или что был отбитым на всю голову хулиганом? Что дрался чаще, чем посещал школу? Что имел проблемы с законом? Что обижал одноклассников? Что из всего этого должно меня волновать сейчас, когда ты не только выглядишь — ты и есть другой человек? Я лишь уважаю тебя за то, что ты нашёл в себе силы идти другой дорогой. Тем более, хулигана в тебе сейчас выдают одни только глаза.

Сехун оторопело смотрит на девушку, что сидит прямо перед ним, и чья ладонь, касающаяся его щеки, лишь греет, ни капли не обжигая. Он правда не понимает, что творится в её светлой голове, и почему она смотрит на него так пронзительно — без капли жалости и сожаления, без капли боязни или опасения. Сехуну не стыдно за то, кто он. И за то, кем он был, не стыдно тоже. Но теперь, когда Ханни глядит на него без толики осуждения, без грамма стыда за него, единственное, на что его хватает:

— Глаза?

Ли Ханни смеётся, лбом утыкаясь в его плечо, и Сехун думает, что определённо раздул из мухи слона, невесть что напридумывав в своей голове.

— Они самые, — отвечает она. — Я никак не могла понять, что за метаморфозы происходят периодически с твоим лицом, пока Бомсу не рассказал мне всё. Когда ты злишься, когда чем-то недоволен, когда что-то выводит тебя из себя, ты выглядишь так, будто вот-вот вляпаешься в неприятности.

— Погоди-ка, — понимает вдруг Сехун, — так ты поэтому вечно…

— Именно, — перебивает его Ханни, — я не хочу, чтобы ты наживал себе проблемы. Но судя по тому, что я видела, словами ты их разрешать ещё не научился, поэтому я взяла это на себя. Не хочу, чтобы ты пострадал из-за собственной несдержанности.

Сехун смеётся, роняя голову на грудь, и не может поверить, что всё это сейчас происходит с ним. Он ещё в старшей школе привык нравиться одному конкретному типу девушек — не запаривающихся ни о чём, живущих только ради себя и наплевавших на собственное будущее, — ведь остальные милые девчонки его едва ли не чурались, предпочитая не связываться и обходить десятой дорогой. Это уже потом, решив покончить со всем этим и поступив в университет, еле сдав экзамены и получив терпимую характеристику только за счёт членства в баскетбольной команде школы, он столкнулся с необычайной популярностью у противоположного пола. И если сначала это радовало, а потом — забавляло, то затем раздражать начало просто нещадно. Настолько, что идея Пак Чанёля о «подставной девушке» показалась ему почти разумной. И не «почти» — едва Ли Ханни заговорила в его присутствии.

— Чёрт, — выдыхает он. — Ты и правда просто нечто.

— Повторяешься, — напоминает ему Ханни, улыбаясь, и Сехун поворачивается в её сторону.

— Поцелуй меня.

У неё щеки заливаются краской с такой скоростью, что удержать улыбку никак не выходит. А сама Ханни выглядит столь обескураженной, что Сехун еле удерживается, чтобы не поцеловать её самому.

— Чего?

— Моё желание, — усмехается он. — Хочу, чтобы ты меня поцеловала.

— Серьёзно? — фыркает вдруг она, принимая самый свой бесстрашно-вызывающий вид, и Сехун бы даже обязательно поверил ей, если бы не дрожащий голос и горящие краснотой кончики ушей. — Это всё, на что хватило твоей фантазии?

Сехун касается её шеи и, вновь придвигаясь ближе, выдыхает прямо в её губы, взгляда не отрывая от глаз:

— Думаешь, что я после этого остановлюсь?

Он и правда сдерживаться больше не собирается.

Потому и целует Ханни в ответ, едва она только касается своими губами его, и полностью перенимает инициативу. Девушка протестующе мычит в его рот, хлопает по плечу и даже пытается отстраниться, а Сехун улыбается, не отрываясь от её губ, попеременно сминая то верхнюю, то нижнюю, и крепко прижимает Ханни к себе, держа за затылок и отстраниться не позволяя. Он помнит, как, целуя её в раздевалке, обещал себе исправиться и таким напористым не быть. И Сехун обещание своё сдержит обязательно — как-нибудь в другой раз. Ведь Ханни, несмотря на все слабые протесты, просто потрясающе податливая, и потому удержать себя в руках, когда она так отзывчиво приоткрывает рот, позволяя его языку мимолётно пройтись по зубам и встретиться с её, когда льнёт к нему всё ближе, пальцами сжимая футболку на его плечах, просто невозможно.

Сехун наваливается на неё сильнее, заставляя спиной встретиться с кроватью, и едва не хмыкает в довольствии от того, с какой готовностью Ханни сгибает в коленях ноги, позволяя ему быть к ней максимально близко. Он соскальзывает с её губ, касаясь сначала подбородка, затем чёткой линии челюсти, и переходит на шею, уже давно для себя решив, что позволит себе действительно многое.

Ханни едва слышно шипит, когда Сехун сильнее прикусывает нежную кожу, а затем откидывает голову, предоставляя куда лучший доступ к шее, едва он языком касается пострадавшего места, с большой заботой сжимая его губами. Девушка в ответ стискивает пальцы на его плече и выдыхает протестующе, когда он снова царапает кожу зубами:

— Не надо.

Сехун с этим абсолютно не согласен, потому что уверен — надо. И собирается оставить на самом видном месте как можно больше синяков, чтобы никто не сомневался, что Ханни — только его.

Она дышит громко и часто, касаясь своей грудью его, и скользит мягкими ладонями по плечам и шее, забираясь пальцами в волосы на затылке. И, едва только он не сдерживается в очередной раз, усиливая давление, сжимает их в кулаке — словно бы в ответ. Но Сехуну не больно совсем, он лишь готовится умереть от такой непритязательной ласки, стоит Ханни вновь мягко коснуться его шеи или провести другой рукой по его плечу.

Он поднимает голову и, на несколько мгновений залюбовавшись раскрасневшимся лицом девушки и блестящими глазами, сияющими в полумраке комнаты едва ли не лучше любого светильника, вновь приникает к жаждущим его губам. Ханни с большой самоотдачей отзывается на каждое движение его губ и языка, прижимаясь к нему всё сильнее, и Сехун придвигается ближе в ответ, с комфортом устраиваясь между её ног.

Она прогибается в спине, животом касаясь его рёбер, стоит ему слегка толкнуться вперёд, и разрывает поцелуй с громким выдохом, когда он делает это сильнее. Сехун усмехается, ловя её затуманенный уже взгляд, и касается футболки, рукой подныривая под тонкую ткань, чтобы затем большим пальцем провести по крайнему ребру, запуская табуны мурашек по всему телу Ханни.

И умудряется пропустить момент, как вдруг оказывается на спине.

Он сжимает ладонь на талии девушки, не отрывая от её прищуренных глаз взгляда, когда она склоняется над его лицом, а её распущенные волосы каскадом следуют за ней. Ханни восседает на его животе, весьма собой довольная, но Сехун был бы очень ей признателен, опустись она ниже.

Ханни склоняется ближе, и он даже с готовностью подставляет губы. А потом чувствует себя ужасно обманутым, когда её губы касаются шеи. Сехун коротко шипит — больше от неожиданности, чем от чего-то ещё, и сжимает пальцы на бедре Ханни, слыша, как та довольно усмехается. Он решает, что, наверное, заслужил, а потому позволяет девушке вести, скользя ладонями по его груди, а губами — по шее, понимая, что своё он ещё возьмёт.

Руки у Ханни — не иначе как волшебные, ведь действуют они на него весьма однозначно и ярко настолько, что сдерживать себя, не накидываясь на девушку, подобно пещерному человеку, становится всё сложнее. И кажется почти невозможным, когда Ханни выпрямляется и, коротко взглянув его глаза, сдергивает с себя футболку. Сехун сглатывает, вдруг ощутив себя глупым девственником, ведь Ханни без одежды выглядит ещё лучше, чем в ней. Он ведёт ладонью по её телу, поднимаясь вверх, и, едва касается края бюстгальтера, заводит руку за спину, пытаясь найти застёжку.

Ханни снова подаётся вперёд, и Сехун, едва приподняв голову, ловит её губы раньше, чем она успевает придумать что-то ещё. А затем, стоит только девушке потянуть на себя его футболку, отрывает от кровати спину, ссаживая Ханни на свои бёдра, и откидывает в сторону абсолютно ненужный сейчас лифчик, тут же принимаясь за собственную одежду.

Сехуну нравится видеть, как девушка скользит по его груди не только руками, но и взглядом, закусив при этом нижнюю губу, и он прижимает её ближе к себе, впиваясь очередным поцелуем. Ханни отзывчиво подаётся бёдрами вперёд, и Сехун еле удерживается, чтобы не издать никаких абсолютно несвойственных ему звуков.

— Я ведь нравлюсь тебе? — спрашивает он, еле отрываясь от её губ и заправляет за ухо выбившуюся прядь волос.

— Я уже почти влюблена, — доверительно шепчет Ханни и, снова подаваясь вперёд бёдрами, срывает с его губ короткое мычание. — Так что если остановишься, я тебя побью.

Сехун хмыкает, останавливаться не собираясь ни при каких обстоятельствах, и откидывает Ханни на кровать, тут же нависая над ней следом. Она ладонями упирается в его плечи, явно рассчитывая снова перевернуться, и Сехун легко посмеивается, наклоняясь ближе, чтобы, окольцевав её запястья, потянуть руки вверх, прижимая их к кровати за её головой.

— Не в этот раз, — коротко усмехается он, прежде чем снова поцеловать Ханни, и медленно разжимает пальцы, не собираясь девушку свободы лишать.

Она тут же касается его спины и легко проводит короткими ногтями по ней, заставляя Сехуна задрожать и сжать в ладони её грудь в ответ, срывая с губ первый стон. Ханни кажется ему идеальной, и он стискивает её в своих руках сильнее, прижимаясь ближе, целуя глубже, и чуть с ума не сходит от ощущения того, что она поступает аналогичным образом.

У неё забавно дрожат пальцы, касаясь шнурка на его спортивных свободных штанах, и Сехун улыбается сквозь поцелуй, рукой поднимаясь вверх по внутренней стороне её бёдра.

И замирает в удивлении, когда Ханни вдруг ноги сжимает. Он поднимает на неё вопросительный взгляд и замирает снова. Потому что в глазах у неё столько всего и сразу, что потребуется слишком много времени, чтобы разобраться. А затем Сехун различает во всём этом огромном спектре эмоций крохи боязливости и внезапно всё понимает, едва от Ханни не отшатываясь.

— Пожалуйста, — тянет он, смотря ей прямо в глаза, но правильных слов не находя, — только не говори, что у тебя ещё…

— Не скажу, — отвечает Ханни, явно чувствуя его неудобство, и виновато поджимает губы.

— Чёрт, — выдыхает Сехун, лбом утыкаясь в её плечо, — о таком заранее предупреждают, Ханни.

— Прости, — едва слышно извиняется она.

Но Сехун чувствует виноватым только себя, не понимая, почему не заметил этого раньше. Где его хвалёный радар на девственниц? Почему ни разу, ни единого чёртового раза не заорала внутренняя сирена, стоило Ли Ханни к нему приблизиться?

— Сехун?.. — тянет девушка, а он очень хочет, чтобы она замолчала — для её же собственного блага. — Это же ничего?

— Это всё, Ханни, — выдыхает он и чувствует, как вздрагивает девушка под ним, сильнее сжимая его ладонь, всё ещё покоящуюся между её ног.

У Сехуна, откровенно говоря, большие проблемы. Он ждёт, очень ждёт, когда хотя бы часть возбуждения схлынет, и он найдёт в себе силы подняться, оторваться от столь желанной девушки и удалиться — желательно, в ванну. Но вместо этого вдруг ощущает лишь ещё больший его прилив, вызванный мыслями о том, что Ханни ещё никто так не касался.

Бежать от девственниц, как от огня, чтобы затем оказаться в кровати с самой желанной из них, не в силах противиться собственным чувствам, — он точно самый настоящий везунчик.

— Я тебя побью, — обещает Ханни, сжимая его плечо, и Сехун поднимает голову, усмехаясь. — Давай просто сделаем это. Я не боюсь.

Он скептично поднимает брови, взглядом указывая на свою ладонь, находящуюся в плену её ног, и Ханни забавно вспыхивает, тут же их расслабляя.

— Судорога, — коротко поясняет она. — Я правда не боюсь.

— Зато я боюсь, — признаётся Сехун, однако руки своей не убирает.

И судя по тому, как щурится Ханни, она замечает это тоже.

— Ломаться собираешься? — кивает она на весьма однозначно топорщащиеся брюки и, хватая Сехуна за щёки, притягивает к своему лицу. — Так и быть, можешь думать, что это я тебя заставила.

Сехун тянется и целует её раньше, чем Ханни успевает придумать и сказать что-то ещё, усомнившись в его мужественности. А затем прикусывает её губу, вызывая полувсхлип, едва только она начинает улыбаться, вполне собой довольная.

У Ханни всё ещё дрожат пальцы, когда она путается в шнурках на его штанах, а затем помогает ему стянуть их с себя вместе с бельём. И всё так же трясутся коленки, когда он касается её куда более откровенно и отмечает для себя, как изменяется частота её дыхания, как закрываются её веки, и как откидывается её голова.

Сехун правда ощущает себя престранно — ведь одна его часть ужасно волнуется, боясь превратить всё для Ханни в сплошное мучение, а вторая просто ужасно её желает. Это натурально сводит его с ума, и он прижимается губами к её губам, ловя ртом все её сумасшедше-громкие выдохи и совсем тихие стоны, которые она пытается сдержать. Сехуну кажется это столь милым, что сдерживаться становится всё сложнее, и он целует её сильнее, за талию притягивая Ханни ближе к себе, стараясь расположиться как можно более удобно. Она, кажется, прекрасно осознаёт, что это значит, потому и неосознанно сжимает сильнее пальцы на его плечах, едва напрягаясь всем телом.

Сехун правда ею гордится.

А потом Ханни вздрагивает, мыча в его рот почти наверняка что-то нелицеприятное. Он себя в тот момент жутко ненавидит, но всё равно подаётся вперёд снова, срывая с её губ новый стон. А затем терпеливо дожидается, с упоением выцеловывая, когда Ханни чуть разжимает хватку на его плечах и выдыхает:

— Могло быть хуже.

Сехун усмехается, привыкая уже поражаться ей раз от раза, и чуть подаётся назад, замечая, как в тот же миг Ханни едва морщится.

— Всё нормально, — доверительно шепчет она, коротко целуя его, — не останавливайся.

Сехун сомневается лишь мгновение. Он снова приникает к её губам, выполняя просьбу, и касается Ханни вновь, решая, что сегодня он не будет единственным, кому будет хорошо.

А потом, пытаясь отдышаться и улыбаясь едва ли не дебильнее Чанёля, прижимая к себе при этом такую же взмылённую Ханни, он слышит неожиданное:

— Презерватив.

Сехун настолько удивлён, что выпадает из реальности на короткое время, а, когда возвращается, видит перед собой едва ли не пылающую гневом девушку, прикрывающуюся одеялом, и сглатывает.

— Как ты мог забыть об этом?

Он и сам бы хотел знать, как умудрился это сделать, и кидает взгляд на рядом стоящую тумбочку, правда не понимая, как смог увлечься столь сильно, что не подумал о действительно важном.

— Я чист, Ханни, — признаётся он, ловя её за руку и ощущая себя ужасно виноватым.

— Думаешь, дело в этом? — суетится она, хватая со второй тумбы телефон и поднимаясь на ноги.

Сехун откровенно не понимает, что происходит. Но понимает, что рядом с Ханни точно скучно не будет.

— Ты куда?

— В аптеку, — бросает она, страшно паникуя, а Сехуна вдруг пробивает на смех.

Ханни останавливается прямо посреди комнаты, обёрнутая в массивное одеяло, и смотрит на него так, будто он забрал у неё все мятные леденцы разом.

— Тебе весело? — хмурится она. — Будет так же весело, если неожиданно появится маленький Сехун?

Он всё так же смеётся, сил не находя перестать, и, ловя Ханни за запястье, притягивает к себе.

— Просто успокойся, — просит Сехун, улыбаясь, — ничеготакого страшного не случилось.

— Готова поспорить, что именно это и сказал когда-то мой папа маме. А потом — какой сюрприз в выпускном классе — появилась Ли Ханни, — щурится она, а Сехун застывает.

— Так ты не шутила про родителей? — понимает он.

— А ты думал, что для красного словца сказала? — фыркает она, но всё же успокаивается. — Не пойми неправильно, у них отличные отношения, они любят друг друга и всё такое… Но я не хочу оказаться в подобной ситуации.

Сехун усмехается и, потянув на себя Ханни сильнее, заставляет её упасть обратно на кровать и тут же нависает над ней.

— Ты чего? — хмурится она непонимающе.

— Хотел сказать, что ты мне тоже нравишься.

— Я знаю, — усмехается Ханни и скрещивает на груди руки. — Так что, давай встречаться?

Сехун думает, что её прямолинейность доведёт его до ручки — и это в лучшем случае. В худшем — он затискает Ханни до смерти, потому что теперь даже эту черту считает в ней очень милой. Особенно, когда она так забавно краснеет и закусывает губу, с опозданием понимая, что только что ляпнула.

— Мы ведь и так встречаемся, — усмехается он.

— По-настоящему, — тихо лепечет Ханни, явно пытаясь слиться с простынью, вжимаясь в неё изо всех сил, едва только Сехун начинает к ней приближаться.

— Я и так встречаюсь с тобой по-настоящему, — замечает он и улыбается, видя, как расширяются её глаза. — Прости, что не оповестил об этом раньше.

Ли Ханни действительно милая — даже несмотря на то, что удар у неё хороший и, судя по всему, кем-то заботливо поставленный. Ли Ханни действительно добрая и отзывчивая — несмотря на то, что прижимает к его пострадавшим от её кулака рёбрам одолженный у консьержа холодный компресс, надавливая на него сильнее, чем следовало бы. Ли Ханни действительно скромная — несмотря на то, что ухмыляется ему прямо в лицо, совершенно бесстрашно смотря в глаза, и краснеет ужасно, когда он прижимает её к стене, едва она даёт ему подзатыльник.

О Сехун уже не думает — он уверен — что сорвал куш, выиграл джек-пот и совершил выгодное вложение одновременно, когда решил вдруг чуть больше месяца назад за Ли Ханни приударить. Потому что Пак Чанёль прав: она — действительно лучшее, что с ним случалось.