По следу невидимки (СИ) [Ulla Lovisa] (fb2) читать онлайн

========== ЧАСТЬ 1. Глава 1. Счастливое неведение. ==========

Первое, что она ощутила предельно ясно — ей было невыносимо жарко. Футболка, пропитанная жаркой влагой, прилипла к спине, волосы взмокли, а в пересохшем горле торопливо пульсировало сердце. Ей потребовалось мгновение, чтобы вырваться из вязкого сна и осознать, что на прикроватной тумбе настойчиво звонил её мобильный. В комнате царила кромешная темнота, снаружи ещё не наступило утро субботы, а так, даже не поднимая трубки, она отчетливо понимала, к чему всё шло.

— Детектив Дженис Уокер, — хрипло ответила она, прижимая телефон к уху и свешивая ноги с кровати. На обратном конце кто-то протяжно шмыгнул носом, коротко кашлянул и только потом сдавлено и хрипло заговорил.

Вслушиваясь в простуженный голос дежурного диспетчера, Дженис встала и, старательно в темноте огибая мебель, направилась на кухню. Её мучили жажда и неясное тревожное послевкусие сна. А ещё терзало то, что она обещала субботу Эмори. Но теперь вместо сдержать слово, ей придется разбудить его в такую бесстыдную рань и тащить невесть куда — вздумалось же чертовому Блэнкеншипу переехать за город!

Толкнув кран и подставив под него стакан, Дженис, зевая, на автомате поддакивала диспетчеру. Да, она запомнила адрес. Да, она поняла, что криминалисты будут только после восьми. Да, она уже выезжает. Вода переполнила стакан и холодным потоком потекла на её пальцы. Уокер зашипела и порывисто закрыла кран.

Четыре года назад она едва на части не разорвалась в своём неотступном стремлении получить жетон детектива, но теперь в такие моменты искренне скучала по службе в патруле, где её смены были четко обозначены временными рамками, график был известным на месяц вперед, из постели по утрам вытягивал только заранее наведенный будильник. Четыре года назад она не имела представления о том, что её жизнь обернется вот так.

В последний раз снимая свою форму и сдавая ключи от казенной машины, она ещё не встретила Блэнкеншипа, не знала, что спустя всего одиннадцать месяцев после знакомства родит от него Эмори, и что спустя ещё шесть месяцев у них всё окончательно развалится. Она не знала, что в двадцать восемь будет матерью-одиночкой. Не знала, как тяжело будет в такие ранние часы поднимать сына из кровати и, стараясь сохранить последние хрупкие мгновения его сна, на руках донести до машины. Не знала, как быстро он будет расти, а оттого насколько тяжелым будет становиться, каким тревожным будет его сон, и каким расстроенным Эмори будет после таких встрясок. Черт побери, она не знала ничего из этого. Но была вынуждена через всё это проходить. Снова и снова.

Залпом выпив весь стакан и утершись рукой, Дженис вернулась в свою спальню, а оттуда — в ванную комнату. Здесь она наконец включила свет, и первые минуты, сев на унитаз, провела жмурясь холодному свечению ламп, остро впивающемуся в глаза.

Поступая в полицейскую академию, Дженис Уокер наивно полагала, что вместе с физической силой и выдержкой автоматически в комплекте врожденных качеств ей было даровано стальное умение абстрагироваться. Но не испытывать тошноты от вида размозженной по асфальту головы пренебрегшего шлемом мотоциклиста не было равно не вспоминать его после в выходной или бессонной ночью. Оказалось, чтобы оттеснять реалии работы от повседневной жизни, следовало прикладывать определенные усилия. Дженис училась это делать. Впрочем, то, о чём она сознательно не вспоминала, ей нередко подкидывало подсознание — как сегодняшний кошмарный сон. Умываясь и чистя зубы обжигающе ментоловой пастой, Уокер выталкивала его обрывки из головы. Та была нужна ей ясной и работающей, а это означало две вещи: короткий контрастный душ и крепкий черный кофе.

Времени на то, чтобы выпить его дома из любимой большой кружки вместе с завтраком, у Дженис не оставалось. А потому она перелила черную парующую жижу в один из одноразовых стаканчиков, которые сохраняла как раз на подобный случай, и сунула в пакет наобум вытянутые из шкафа одежду и обувь для Эмори. Полностью собравшись, неповоротливая в тяжелой не промокающей куртке, с повисшем с шеи жетоном и продетым в кобуру пистолетом, гулко ступая в ботинках, она вошла в комнату сына.

Тот тесно скрутившимся в комок силуэтом терялся под одеялом с бэтменами. Из угла комнаты мягко рассеивал свет ночник, на ковре остались валяться несколько игрушек. Дженис не смогла сдержать улыбки — хитрый мальчишка вечером притворялся, что уснул, а на самом деле потом ещё какое-то время играл. Она наклонилась и подхватила любимую игрушку Эмори — видавшего виды плюшевого щенка с уныло повисшими длинными ушами. Сунула её в сумку к рискованно балансирующему на дне стакану кофе, а затем с минуту уговаривала себя, что не дождется правильного момента — ей просто нужно его поднять. Ты делала это множество раз, одернула себя Дженис. А потом мысленно чертыхнулась. Она действительно делала это множество раз. Зачем она так коверкала детство Эмори?

Впрочем, и этот вопрос она задавала себе не впервые. Как, например, и такой: а что она могла изменить? Ничего, кроме службы в полиции, она не умела. И ничего другого с самого детства не хотела. Это порождало противостояние того, что она сама хотела, и того, что по её мнению было лучше для Эмори. А так, неизменно приводило к единственному заключению: она дерьмовая мать. И Дженис спешно бежала от этой неутешительной мысли, находя спасение в поцелуе в горячее ото сна личико сына, в запахе его темных вьющихся волос.

Ночь выдалась промозглой и влажной, в воздухе стояла холодная морось, она оседала на асфальт и машины, стекая по их стеклам тяжелыми каплями и образовывая на дороге лужицы. Салон автомобиля оказался стылым, и, опустив неясно хныкнувшего во сне Эмори в детское кресло, Дженис первым делом включила обогреватель. Тот надрывно зашумел. Взметнулись по лобовому стеклу дворники. Фары вспыхнули, выхватывая из темноты облезлый дощатый забор и пошатывающиеся на ветру высохшие сучки сорняков. Уокер потянулась в сумку, осторожно достала оттуда стакан и сделала первый остывший глоток.

По узким пересечениям жилых улиц она ехала осторожно, мягко притормаживая и плавно входя в повороты. Нередко Эмори просыпался и начинал жалостливо скулить или капризно плакать. Но как только они доезжали до 95-го шоссе, скорость, размеренный шум колес и ритмичный перестук стыков бетонных плит убаюкивали его. Когда складские помещения и грузовые стоянки оставались позади, а впереди на фоне вздергивающегося первым несмелым серым светом неба проступал высотный остроугольный горизонт центра, он снова крепко спал. Тогда Дженис могла негромко включить радио и в привычно музыкальном ночном эфире, лишенном разговоров и рекламы, наслаждаться последними мгновениями спокойствия.

Там, где в любое другое время толкались тянучки, в предрассветное время Уокер мчала без задержек. До пригорода Честербрук она добиралась за полчаса. В дни, когда она была на пределе эмоционального извержения, Дженис могла упоительно долго вдавливать кнопку дверного звонка, пока разозленный Блэнкеншип не возникал на пороге с перечерченной злостью физиономией, а из-за его спины враждебно поглядывала его женушка. В другое же время в двух кварталах от их элитного особняка она звонила Оуэну. Так что он ждал их на подъездной дорожке, когда Дженис туда сворачивала.

Этим ранним субботним утром, кутаясь в халат поверх пижамы, он обошел машину, открыл дверцу и, заглянув внутрь, вместо приветствия сообщил:

— У меня были на сегодня планы.

— У меня убийство, — парировала Дженис, и Оуэн Блэнкеншип скривился.

Эта короткая беседа была кратким пересказом их отношений и иллюстрацией причин их расставания: у Оуэна всегда были планы, у Дженис постоянно случались убийства. В планах Оуэна никогда не были сама Уокер и её беременность, но в проблесках предельной честности она вынуждена была признать, что Блэнкеншип оказался хорошим отцом. Дженис могла оставить ему Эмори с самого младенчества и быть уверенной в том, что сын будет в полнейшем порядке. И на самом деле только это имело значение.

Она проследила взглядом за тем, как Блэнкеншип спиной толкнул входную дверь, неся на руках Эмори и пакет с его вещами, а когда та захлопнулась, выкатилась обратно на дорогу.

С этого момента она позволяла рабочим мыслям оккупировать её голову, будто переключалась в режим детектива. Первым делом она вытянула из кармана телефон и вбила в навигатор названный диспетчером адрес. Затем наклонилась к бардачку, достала оттуда и сунула под лобовое стекло мигалку. Из ящика в подлокотнике вытянула комок резиновых перчаток и целлофановый шарик бахил. Из подстаканника взяла холодный кофе и сделала несколько жадных глотков.

День предстоял долгий и непростой.

========== Глава 2. Пересеченная черта. ==========

Он узнал её по тому, как переглянулись выстроившиеся по периметру полицейские. Он не знал почему именно, но ему было важно познакомиться с детективом прежде, чем тот увидит его работу. Словно это давало ему некоторое превосходство. И когда из серого крайслера, мигающего синим из-под покатого лобового стекла, вышла высокая статная женщина с туго собранными в хвост русыми волосами, он ощутил небывалое воодушевление. Ну какое же везение!

Постепенно светало, и на скопление полицейских машин, перекрывших улицу, словно мотыльки к лампе, собрались любопытные жильцы. Кто-то был в ботинках на босую ногу и куртках, криво застегнутых поверх ночных сорочек; кто-то в спортивной форме, готовый к пробежке; кто-то с натянувшими поводки собаками. Зевак собралось довольно много, и он рискнул протиснуться между ними ближе к полицейскому кордону. Его взгляд искал её лицо, но она будто нарочно оставалась обернутой к улице спиной. И это только распаляло в нём готовый полыхнуть на полную силу голод.

Но пока он ощущал спокойствие. То, которого не испытывал уже несколько лет, и о котором постепенно начал забывать, всматриваясь бессонными ночами в низкий серый потолок тюремной камеры. То, которое переполняло его наглостью стоять в полуметре от легавого.

Единственное, что нарушало это блаженно расслабленное состояние — необходимость вернуться в Фелтонвиль-Хауз до завтрака. И то, что детектив так упрямо пряталась. Ему нельзя было здесь оставаться. В присутствии всех этих копов воздух наполнялся до тошноты знакомой кислой тюремной затхлостью. Но теперь он не мог уйти, не увидев её лица.

***

— Уокер? — морщиня лоб под форменной фуражкой, уточнил патрульный офицер, и Дженис коротко кивнула. Она отыскала под не застегнутой курткой повисший с шеи жетон и протянула вперед. Полицейский коротко скосил на него взгляд и тоже кивнул.

— Она здесь, в квартире на первом этаже, — сказал он, поднимая плечи и пытаясь втянуть в них голову. Морось постепенно превращалась в настоящий дождь. Вслед за патрульным Дженис Уокер перешагнула тротуар и поднялась на каменные ступени.

Улица была узкой и густо поросшей. Старинные, но добротно содержащиеся дома прятались за разлогими кронами деревьев и ровно подстриженными кустарниками. Дорога асфальтированным руслом реки оставалась внизу, а передние дворы стояли над ней высокими берегами, однотипно обнесенные потемневшей каменной кладкой. Дом был отстроен бурым кирпичом, над главным входом и окнами первого этажа нависали украшенные узорами и розетками арки, на окнах второго этажа были открытые ставни. Казались причудливыми фигурные оконные рамы.

В детстве Дженис рассматривала эти витиеватые дома и воображала быт непременно больших богатых семей, происходивших от английского знатного рода. Только такие люди, думалось ей, могли жить в подобных особняках зеленых районов.

Но на поверку за массивной входной дверью с витражной вставкой оказалась не просторная богато обставленная прихожая, а узкий коридор, ведущий к двум простым серым дверям квартир и сохраняющей былую резную роскошь лестнице. Уокер ощутила какое-то невнятное разочарование.

В квартире «А» от былой зажиточности дома напоминал только грубо побеленный фигурный потолок. Всё остальное было по-современному остроугольным: темная кухонная мебель, хромированная бытовая техника, недорогой диван со смятым тканевым чехлом.

Уокер оглядывалась по сторонам и не замечала привычных признаков в пылу совершенных бытовых убийств. Вся мебель была целой, в квартире царил порядок, на полу не валялись разбитая посуда, выхваченные из подставки ножи или разорванные в клочья фотографии — всё то, что в преимущественном большинстве случаев сопровождало громкую, часто нетрезвую ссору, выходившую из-под контроля.

Напротив, всё выглядело так, будто в квартире не оборвалась чья-то жизнь, а временно встала на короткую паузу. У газовой плиты стояла чашка, на дне которой лежал так и не залитый кипятком пакетик чая. Со спинки стула свисал, будто летучая мышь, темный зонтик. На краю обеденного стола стояла небольшая женская сумочка. Надев перчатки, Дженис заглянула в её содержимое: магнитный ключ с пропуском на длинной фирменной ленте, зарядное устройство для телефона, ключи от машины, талончик из химчистки, кошелек. Тот, небольшой и плотно застегнутый, казался не тронутым убийцей. В нём осталось несколько мелких купюр и одна стодолларовая, кредитные карточки и водительское удостоверение. С его фотографии строго смотрела молодая темноволосая женщина с выразительными глазами и острым подбородком. Её звали Сандра Чейз, и ей недавно исполнилось 32.

— Она тут, — со вздохом сообщил патрульный, указывая на дверь.

За той оказалась спальня.

Сандра Чейз лежала в своей смятой постели, головой и плечами свесившись с края кровати. Её темные вьющиеся волосы были спутанными, налипшими на бледное окаменевшее лицо. Посеревшую кожу шеи контрастно перечеркивали глубокие синюшные следы. В некоторых из них темными пятнами высыхали кровавые подтеки. Борозды были неровными, перечеркивающими друг друга, растянувшимися широким ободом по шее.

Её душили и — Уокер казалась эта версия максимально близкой к истине — с очередной попытки задушили до смерти. На полу просто под бессильно свесившейся к нему Сандрой валялась перепачканная пластиковая цепочка вроде тех, что крепились на оконные жалюзи — мелкие белые шарики, с одинаковым промежутком нанизанные на шнур.

Дженис подняла взгляд. Светлая тканевая шторка с волнистым краем была опущена на всю длину. Так, что виднелись металлические крепления карниза, а на одном его краю слабо удерживалось выдернутое пластиковое колесико. Уокер подошла ближе и почувствовала холодное дуновение из-за жалюзи. Окно за ним оказалось высоко поднятым. На узком белом подоконнике собирались косо летящие дождевые капли.

— Это вы открыли? — спросила Дженис, поверх плеча оглянувшись на замершего на пороге патрульного. И когда тот отрицательно помотал головой, отодвинула штору и выглянула из окна наружу. Убийца мог прийти или уйти этим путем, а так — оставить после себя следы, но это было непросто.

Прямо под окном спальни Сандры Чейз заметенные осыпающейся ржавой листвой ступени вели в подвал. От них до каменного фигурного подоконника было не менее двух метров. Чтобы попасть внутрь, убийце нужно было подпрыгнуть, подтянуться на незначительно выступающем вперед подоконнике и, возможно, удерживая себя на нём одной рукой, второй открыть окно. Чтобы выбраться наружу, ему нужно было спрыгнуть на узкие скользкие ступени. Он мог упасть, пораниться, что-то выронить.

— Эй, офицер! — окликнула Дженис патрульного. — Этот участок под окном нужно обнести лентой.

— Ага, — глухо ответил тот, выходя из спальни. Уокер обернулась и хмыкнула. Её старшим коллегам-мужчинам доставались четкие и уважительные «да, сэр», а ей только невнятное «ага».

Она снова оглянулась. Дверь встроенного шкафа по другую сторону кровати была приоткрытой. Дженис осторожно обошла комнату, остро шелестя натянутыми поверх ботинок бахилами, и заглянула внутрь.

Там тоже царил порядок. Одежда ровно свисала с вешалок, под её весом немного прогибалась перекладина. Вещи на полках были сложены в аккуратные стопки. На полу выстроились обувные коробки. Некоторые из них оказались смятыми, будто между ними и дверцей вмещалось что-то объемное и тяжелое. Будто внутри кто-то прятался.

***

Ничего не происходило, а так, не удовлетворившие своего любопытства люди постепенно начали расходиться. На улице оставались только полицейские и две телевизионные команды. В редеющем столпотворении ему ничего не оставалось, кроме обернуться и медленно побрести к перекрестку.

Он прошагал мимо двух домов, а затем снова остановился и оглянулся. С расстояния оголенная темная паутина мокрых веток, круги раскрытых зонтов и дождевые плащи с отражающими вспышки мигалок надписями «полиция» слились в одно цельное ограждение. Отсюда едва ли было возможно что-то различить, и когда он почти смирился с этим, переставая вытягивать шею, между машин мелькнул высокий светловолосый силуэт.

Детектив вернулась, и он безотчетно сделал шаг обратно, но одернул себя. Нельзя. Пока совсем нельзя, строго проговорил он себе. Вытянув телефон, он спешно сделал несколько серий снимков, затем сунул его в карман, обернулся и быстро зашагал прочь.

***

— Какой кофе Вы пьёте?

Миссис Чейз растеряно качнула головой, в непонимании поднимая на Дженис взгляд. Она сидела на самом краю низко опущенных носилок, отчего её колени торчали так высоко, что при желании она могла опереться на них подбородком.

— Мы столько Вас тут ждали… — ответила она сперто. — Там Сандра… моя Сандра, а Вы спрашиваете о кофе?!

Голос её постепенно натягивался, будто струна, становился тоньше и истерично надрывнее. Дженис поспешила объяснить:

— Миссис Чейз, это была очень долгая и очень сложная для Вас ночь. Боюсь, мне даже не представить, каково Вам сейчас. Но нам предстоит непростая беседа. Вы можете помочь нам в поимке виновного, а потому мне нужно, чтобы Вы мыслили максимально ясно. Так какой кофе: черный или с молоком?

Она сунула смятую пятерку патрульному, отправив его в ближайшую открытую кофейню, а затем шагнула в машину парамедиков, захлопывая за собой дверь. Внутри остро пахло дезинфектором, одноразовыми бумажными простынями и успокоительным. В крышу гулко барабанил дождь. Дженис села в откидное кресло и достала блокнот.

Сандру Чейз нашла её собственная мать. Она звонила Сандре накануне вечером на её пути с работы, но та ответила, что занята и перезвонит позже. Прождав над замолкнувшим телефоном несколько часов, миссис Чейз набрала дочь снова, затем ещё и ещё раз, но трубку не поднимали. Встревожившись, она села в машину и три часа ехала из городка западнее Филадельфии, чтобы к своему безутешному горю обнаружить дочь мертвой.

Из разговора с матерью Сандры Дженис вынесла много ценной информации. Чейз работала продавщицей в книжном магазине одного из торговых центров Филадельфии — его название Уокер видела на ленте с магнитным ключом; давно не состояла в серьезных отношениях и коротких интрижках тоже; имела мало относительно близких друзей. В целом была довольно заурядной, не увлекалась ни алкоголем, ни, тем более, — миссис Чейз едва от возмущения не выплеснула на себя горячий кофе — наркотиками.

Одинокая Сандра, похоже, была по-настоящему близкой только с матерью, потому что от неё Уокер удалось узнать имена и контакты начальницы Сандры, её подруг и даже её бывшего парня.

Тщательно все их записав, Дженис поблагодарила миссис Чейз и уже собиралась встать, когда та произнесла:

— Вы же передадите это всё, верно?

— Простите? Передам кому?

— Вы всё запомнили? Мне не придется повторять это детективу?

Уокер ощутила остро скребущийся на корне языка позыв нагрубить, но вслух ответила глухо:

— Миссис Чейз, я и есть детектив.

Та недоверчиво сморщила лоб.

— Не слишком ли Вы юны для такой работы?

Не должно ли Вас беспокоить что-то другое, язвительно парировала в уме Дженис. Например, смерть Вашей дочери.

Встав, она протянула свою визитку и сухо сообщила:

— Офицеры отвезут Вас домой, мэм.

========== Глава 3. Неправильные вопросы. ==========

— Что ты делаешь?

Он спешно погасил экран своего мобильного и поднял голову. Дайна остановилась на пороге общей гостиной и хитро ему улыбнулась. Сегодня была её ночная смена, и она, конечно, заметила, что он нарушил распорядок.

— Ничего, — ответил он, накрывая телефон ладонью.

— Ничего? — выразительно скосив на него взгляд, переспросила Дайна. — Там что-то интересное. Ты выглядел… увлеченным.

Увлеченным, мысленно повторил он слово. Нет, оно не подходило. Не увлеченным, он был поддернутым будто безвольная рыба острой рыболовецкой снастью. Под его рукой за темнотой экрана осталась приближенная, максимально детализированная и откорректированная по цветам фотография.

У детектива оказалось прямоугольное лицо с довольно крупными, обладающими какой-то дикой, грубой красотой чертами. Густые брови, сосредоточенный взгляд больших глаз неясного цвета, прямой нос и бледные, но резко очерченные губы. Тяжелая челюсть и высокий лоб. В ней было что-то от первобытной, истинно естественной женственности.

— Я сделал несколько хороших снимков… сегодняшнего предрассветного парка.

Дайна коротко свела брови и ступила вперед.

— Покажешь?

— Нет.

— Почему?

Она обогнула привычно заваленный рекламными проспектами о поисках рабочих, встречах клубов анонимных алкоголиков и церковных миссиях столик. Наблюдая за тем, как она поворачивалась, готовясь упасть на диван рядом с ним, он сказал:

— Потому что их нужно — сделать — обработать и… распечатать.

Дайна села совсем близко, принеся с собой запах пережаренной яичницы и бекона.

— А ты фотографируешь людей? Или только природу?

По телу побежало стальное напряжение. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отодвинуть ногу и унять в ней мелкую дрожь. Он усмехнулся.

— Я фотографирую красивое. Значит, и тебя могу сфотографировать.

Она резко вскинула руку, кокетливо прижимая к губам пальцы, и коротко засмеялась.

— Вот уж подлиза!

— Но ведь это правда.

***

Всегда существовал перечень обязательных разговоров исключительно всегда не приносящих никаких результатов. Так, например, до приезда криминалистов и судмедэксперта Дженис успела поговорить с жильцами трёх остальных квартир дома 239 по Харви-Стрит, но никто из них ничего не слышал ночью и вообще мало что знал о соседке из «А».

Когда обратно к Сандре Чейз уже было не протолкнуться из-за наводнивших комнаты криминалистов в белых комбинезонах, Дженис Уокер вернулась в машину и направилась в «Мейсиз», универмаг в самом центре с мраморными полами, высоким сводом и колоннами, куда забредала лишь изредка в сезоны значительных скидок.

Трафик заметно оживился, пусть и вовсе не напоминал привычную будничную утреннюю тесноту. На тротуарах возникали редкие прохожие. Верхние этажи высоток и светлая ратуша с венчающей её темной фигурой основателя, Уильяма Пенна растворялись в низко навалившихся на город дождевых тучах.

Витрины «Мейсиз» ярким контрастом проступали в мрачности субботнего утра — по-осеннему украшенные листвой, тыквами и даже мультяшными индюшками ко Дню Благодарения.

Дженис прокатилась мимо них и нагло встала прямо под запрещающим парковку знаком. Оставив включенной мигалку, чтобы избавиться от необходимости объясняться с выписывающими ей штраф патрульными, она вышла из машины и направилась прямиком к главному входу — паре тяжелых вращающихся дверей. Оказываясь в них на финальных распродажах при смене сезонных коллекций, Уокер всегда ощущала себя будто в аквариуме. Ссутулившись и осторожно подстраивая шаг под скорость вращения стеклянных створок, она была экспонатом экзотического вида, выставленной на показ, впрочем, не очень заинтересованным в ней посетителям.

Она привычно сделала глубокий вдох, будто готовясь нырнуть, и толкнула дверь, но та не поддалась. Уокер нахмурилась и нажала сильнее, но снова безрезультатно. Универмаг оказался закрытым.

Дженис подошла к стеклу вплотную и, заслонившись ладонями от неприятно режущей глаза серости улицы, заглянула в темный главный холл. Внутри она различила шевеление.

— Полицейское управление Филадельфии! — громко проговорила она, прислоняя к стеклу свой значок. — Откройте!

Неясное темное пятно отделилось от заполняющих помещение теней, превратилось в четко очерченную фигуру и порывистым шагом направилось к двери. По длинному тонкому силуэту дубинки, свисающей с пояса, Уокер признала охранника.

— Мы открываемся в двенадцать, офицер, — крикнул он издалека. — Возвращайтесь через несколько часов.

Дженис упрямо мотнула головой. Во-первых, через несколько часов у неё будут совершенно другие дела. Во-вторых, она уже договорилась о встрече с начальницей Сандры Чейз. Та обещала ждать её в магазине.

— Я детектив. Детектив Уокер, отдел убийств. Мне нужно войти.

Фигура пожала плечами.

— Нельзя, — возразил охранник. — Без ордера до открытия я Вас впустить не могу.

Он остановился так, что Дженис не могла различить его лица и имени на нашивке форменной рубашки. Самонадеянный тупица. Уокер испытывала особую нелюбовь к подобным телевизионным грамотеям. Куда уж лучше было полное незнание, нежели навязанные сериалами представления о работе правоохранительных органов. Сколько раз Дженис, ещё когда служила в патруле и уже после перевода в убойный, слышала претензии одна фантастичнее другой. Но её абсолютным любимчиком был, конечно, ордер.

— Универмаг — общественное место, — теряя самообладание, процедила Уокер. — Мне не нужен ордер, чтобы войти. Но я могу раздобыть ордер на Ваш арест за воспрепятствование расследованию.

Охранник оглянулся, будто в пустом холле за своей спиной мог отыскать подсказку, а затем шагнул вперед, расцепляя руки и вытягивая из кармана ключи.

Джонстон, как было написано на нашивке, вблизи оказался крепким молодым мужчиной-метисом с гладко выбритой головой и синевой проступающей на щеках щетины. Он был на голову выше Уокер, смотрел на неё, немного склонив голову набок, отчего на шее образовалось несколько складок.

— Ваше удостоверение, — потребовал он, когда Дженис поравнялась с ним.

— Как пройти к «Пенн Букс»? — спросила она вместо ответа, всё же протягивая жетон вперед. Джонстон выдержал паузу, сосредоточено всматриваясь в документы, и только когда Уокер красноречиво протяжно вздохнула, заговорил:

— На второй этаж, держитесь левее, почти в самом конце коридора.

Она пошла между погруженных в темноту прилавков к выключенному эскалатору впереди под гулкий аккомпанемент собственных шагов, отраженных эхом. Ей казалось, — а впрочем, она ощущала этот дискомфорт в «Мейсиз» или подобных дорогих местах всегда — что ей в спину пристально смотрят. Дженис не стала оглядываться, пока не поднялась на второй этаж, а когда сошла с неподвижных ступеней эскалатора, увидела охранника в проходе внизу. У него в руке был фонарик, и неспокойно подергивающийся круг его рассеянного свечения перебегал по мраморной балюстраде.

Дженис отвернулась и зашагала в сгущающейся, отдаляющейся от больших окон-витрин темноте к единственному подсвеченному магазину. В «Пенн Букс» её ждала владелица, разговор с которой получился довольно быстрый и бесполезный. Нет, она не знала планов Сандры на прошлый вечер. Нет, она не знала наверняка, уехала ли та одна. Нет, она не была с ней близкой. Нет, у Чейз крайне редко случались размолвки с клиентами, и те никогда не доходили до настоящих конфликтов. Да, это совершенно ужасно, сейчас никто не в безопасности даже у себя дома.

========== Глава 4. Тот, кто попадает в сети первым. ==========

Каждый раз, когда Блэнкеншип забирал Эмори к себе на выходные, Дженис обещала себе, что воспользуется этой свободой, чтобы сделать что-угодно: убраться в квартире, съездить в спортзал, закупить продуктов, откиснуть в ванной и приготовить себе вкусный ужин, встретиться с друзьями. Но вместо выполнять планы просто зависала, будто в отсутствие сына лишалась всякой энергии и желаний. Ей не спалось, она не ощущала голода, просто валялась на диване, бесцельно щелкая пультом от телевизора, порой ленясь даже выбраться из пижамы и принять душ.

Суббота оказалась занятой расследованием, но воскресенье получилось у Дженис Уокер именно таким.

Блэнкеншип, отменивший свои планы на выходные, позвонил ей в субботу в обед и сказал, что оставит Эмори до середины недели, если она не против. В среду Оуэн должен был улететь в длительную командировку и перед этим хотел вдоволь побыть с сыном. Дженис не была против.

Ей потребовалось больше года, чтобы приучить себя к относительно мирному взаимодействию с Блэнкеншипом. И получилось это, когда она сместила акценты. Значения не имели ни её обида, ни желания Оуэна — важным было только счастье сына. А Эмори любил отца. И с тем, что он вносил в их жизнь не только практическую пользу почти всегда доступной бесплатной няни, но ещё и важный вклад в развитие их мальчика, нужно было считаться.

Только это не отменяло того, как погано Дженис было наедине с собой.

— Иди домой, Уокер! — раздалось сзади, и она обернулась на стуле. Большинство столов опустели, снаружи давно стемнело, погасли экраны компьютеров и в коридоре замолчал весь день надрывно гудевший кофейный автомат. Лейтенант Линч, натягивая пальто, выходил из своего кабинета.

— Да, Фрэнк, хорошо, — отмахнулась Дженис, и он с пониманием растянул губы. Его редкие седые волосы были взъерошены, на бледной коже лица расползались пигментные пятна, создавая белесые круги вокруг небольших глаз, устало прикрытых тяжело нависшими веками.

— Работаешь над делом этой девушки? — спросил Линч, подходя ближе.

— Да, — повторила Уокер, оборачиваясь обратно к столу и заглядывая в открытую папку.

— Что нового?

— Пришел предварительный отчет патологоанатома. Её придушивали, она теряла сознание, её насиловали, она приходила в себя — и так по кругу. Несколько раз. Сандру Чейз долго и чудовищно мучали прежде, чем убить.

Лейтенант остановился напротив Дженис. Усталый деревянный пол старых перекрытий, спрятанный под протертым серым линолеумом протяжно вздохнул под его тучной фигурой.

— Сперма?

— Нет, никаких следов. Убийца пользовался презервативами, и это, похоже, единственное, что он принёс, а потом забрал с собой. Орудие убийства он нашел в спальне и там же и бросил.

Линч прищелкнул языком и пожал покатыми плечами. Состоянием на поздний вечер понедельника достоверно было известно только то, что Дженис ничего не было известно об убийце. Согласно отчетам криминалистов тот не оставил после себя никаких следов: ни отпечатков, ни волос, ни любых других образцов ДНК. Как не попался на глаза свидетелям или в объективы нескольких камер наблюдения, установленных на соседних домах.

Рассчитывать на легкий путь — находку, непосредственно указывающую на убийцу — не приходилось, а потому Дженис обложилась снимками и протоколами осмотра квартиры Сандры Чейз, собственными записями после разговора с её близкими, её вещами. В полиэтиленовом пакете с наклейкой полицейского департамента лежал черный прямоугольник мобильного телефона Сандры.

Дженис поверхностно проверила его ещё в субботу, просмотрев последние звонки и смс, пролистнув несколько последних фото — преимущественно ценники в магазинах, артикулы товаров из каталогов и два размазанных заката. Сейчас она собиралась погрузиться в него глубже, стоило только дождаться, когда уйдет лейтенант. Но он продолжал стоять у её стола.

Фрэнк Линч был бессменным главой отдела расследования убийств уже двадцать лет. И многие острые на язык называли его тупоголовым бюрократом, не способным на дальнейший карьерный рост; другие считали кровожадным психопатом, испытывающим удовольствие от своей грязной работы. Но за те четыре года, что Дженис проработала под его началом, она не заметила в нём ни малейших признаков ни первого, ни второго.

Напротив, Линч был одним из очень немногих, кто отнесся к приходу Уокер в отдел с должной терпимостью и уважением. Он был добр с ней в личных беседах, но никогда не вступался за неё во время нападок других детективов — не усугублял её непростое положение новенькой и зеленой своим заступничеством, позволял ей отстаивать своё место самостоятельно. Поначалу Дженис слепо злилась на него за это, но постепенно поняла, что он был прав. Хуже, чем новичком, можно было только слыть любимчиком шефа.

— Я серьезно, Уокер. Вали домой. Тебя ждёт сын.

— Не ждёт, — глухо возразила Дженис, упрямо не поднимая взгляда от материалов.

— Он с отцом? — спросил Линч и, не дожидаясь ответа, добавил: — Моя Эмили сегодня приготовила отличное овощное жаркое. Поехали ко мне. Поужинаем, потолкуем над делом.

— Пока не над чем толковать, Фрэнк, — качнула головой Уокер. — Спасибо за приглашение и привет жене. Но я ещё посижу здесь.

Функция автозаполнения пароля на сайтах и приложениях телефона Сандры Чейз сэкономила Дженис Уокер целые дни бюрократической тягомотины и ожидания результатов из технического отдела. Вместо составлять запросы и напоминать о себе в лаборатории с некоторой периодичностью, Уокер прошерстила телефон за несколько часов.

К утру вторника у неё имелось имя — Оливер Паркер. С ним Сандра сошлась через приложение для знакомств, у них оказалась довольно длинная история переписки, ведущая к обсуждению возможности встретиться, но за четыре дня до убийства Сандры, Оливер исчез. На сообщения он не отвечал и согласно его собственной странице в приложении, с тех самых пор даже не появлялся в сети.

Весь вторник и часть среды ушли на то, чтобы добиться от судьи ордер получить с сервера приложения доступ к личным данным Оливера Паркера. Те оказались скудными: номер мобильного и адрес электронной почты. А потому остаток среды ушел на отслеживание частых точек использования этого номера. За одним из адресов, оказавшимся офисом, где работал Оливер, утром четверга его удалось задержать.

Дженис позвонили, чтобы сообщить, что патрульные везут Паркера в участок, как раз когда она отъезжала от здания детского сада Эмори. Ему было всего три, и Уокер стала постепенно приучать его к школе с лета. Поначалу она завозила его туда всего на час, отправляя за ним Блэнкеншипа или няню; теперь Эмори оставался вместе с группой до обеда. И Дженис не могла не отметить положительного влияния такой социализации — он стал намного внятнее разговаривать, быстрее учить новые слова, увлекаться новыми темами.

Обычно у них не возникало никаких проблем со сборами и дорогой к садику, но этим утром Эмори вел себя предельно капризно, закатив истерику сначала за завтраком, потом в машине и в завершение не желая уходить в класс вместе с учительницей. В какой-то момент гулкий коридор заполнился одновременно визжанием Эмори, успокоительно-монотонным голосом учительницы и требовательной мелодией телефонного звонка. Дженис показалось, у неё взорвется и без того пульсирующая болью усталости голова. А в добавление ко всему на пути к главному управлению из школы трижды позвонили, чтобы сообщить, что Эмори Блэнкеншип всё никак не успокаивался, и советовали за ним вернуться. Дженис сделать этого не могла, не дозванивалась к няне и вслух проклинала Оуэна вместе с его командировкой.

Потому, войдя в комнату для допросов, где обычный офисный обитатель в белой выглаженной рубашке и тонком темном галстуке боязливо ссутулился на стуле, Уокер была распалена до смертоносно красного сжидившегося металла.

На высоком лбу Оливера Паркера от брови и до самых коротко подстриженных и тщательно уложенных волос протянулась затянувшаяся коркой несвежая царапина. Одной из плотно сомкнутых наручниками рук он нервно теребил край пластыря, наклеенного на ладонь второй.

— Сандра Чейз, — громко сказала Дженис, подходя к столу с материалами её дела, зажатыми в подмышке.

Оливер Паркер неразборчиво пошевелил головой.

— Ты знаешь её?

— Лично мы не встречались, — ответил Паркер сипло, нервно сглотнул и стал ещё активнее дергать пластырь.

— Правда? — скривилась Дженис, направляя палец прямо ему в лицо. — А вот это случайно не она тебе оставила, отбиваясь?

— Это? — переспросил Оливер и резко вскинул руки, пытаясь поднять их к своему лбу, но пристегнутые к столу наручники по инерции одернули его руки вниз. — Ах, блин. Это… я с велосипеда упал.

— И рана на ладони тоже от велосипеда? Или это от шнурка, которым ты несколько часов кряду душил Сандру?

— Что-о-о?! — выпячивая глаза, затянул он.

И Уокер решила ответить исчерпывающе. Она молча выхватила из папки снимок верхней части тела Чейз, где отчетливо были видны борозды на её шее, и бросила на стол. Оливер Паркер сначала инстинктивно подался вперёд, заглядывая в фотографию, а затем дёрнулся в сторону. Одним резким судорожным толчком его вырвало прямо на собственные брюки с тонкой стрелкой.

========== Глава 5. Компромиссы. ==========

Худшим в тюрьме были непроглядно грязные окна в камерах. И единственным хорошим в Фелтонвиль-Хауз был вид, открывающийся из окна одной из общих спален второго этажа. Ему не досталась койка рядом с окном, но он взял за привычку по вечерам усаживаться на чужую кровать и наблюдать за течением жизни снаружи и стекающим за осенний парк закатом. К счастью, в спальню все возвращались только ко сну — тут было тесно, затхло и нечем себя занять.

Но последние три вечера он проводил в своей койке, быстро перелистывая фотографии, так, что плоская картинка оживала в короткое подвижное видео. Детектив шла порывисто, отчего её лицо медленно поднималось с каждым новым снимком вверх, а мелкие русые пряди, выбившиеся из хвоста, плавно взлетали.

Он пересмотрел в ларьке с прессой все свежие газеты, перепробовал все поисковые запросы, пересмотрел все новостные сайты Филадельфии — убийство на Харви-Стрит почти везде упоминалось вскользь, будто малозначимое происшествие и нигде не было указано имени ведущего дело следователя. А это было важно. Ему было важно узнать о ней две вещи: её имя и цвет глаз. Иначе она так и оставалась кем-то далеким и недоступным.

На площадку перед домом с размеренным хрустом щебня закатился автомобиль. Он резко поднялся с кровати и шагнул к окну. На своём старом сером джипе с крылом контрастного вишневого цвета приехала к ночной смене Дайна.

— Привет. Нужна помощь? — окликнул он её, сбегая вниз как раз когда Дайна, балансируя на колене одну картонную коробку, пыталась вытянуть из багажника вторую.

— Привет. С этим? — уточнила она, кивая подбородком на коробку. — Нет. Они объемные, но легкие. Там туалетная бумага и салфетки.

— И всё-таки я помогу, — настойчиво повторил он, спрыгивая с крыльца и проходя вплотную к машине. Он коротко заглянул в салон и раздосадовано скривился. Между двух передних сидений торчал потертый рычаг механической коробки передач. Прежде ему приходилось водить только автомат, но всему, в конечном итоге, можно было научиться.

Он потянулся за первой коробкой, действительно оказавшейся невесомой, и поднял взгляд на Дайну. Её лицо даже в тусклом сумеречном свете выглядело ярче, чем обычно. На ресницах собралась густая тушь, на губах была яркая помада.

— Тебе идет этот цвет.

***

— Мы не можем его задержать дольше, чем на сутки, если у тебя нет ничего кроме догадок, Уокер! — строго проговорил Линч.

Дженис не стала отвечать, ведь понимала это и сама. Оливер Паркер мог быть убийцей, потому что не имел алиби на ночь убийства Сандры, был с ней знаком и резко оборвал общение с ней незадолго до её гибели. А ещё эти царапины. Но каким бы подозрительным или совпадающим это ни казалось, прямых улик, связывающих его с преступлением, не было. Даже если Сандра Чейз отбивалась и поцарапала убийцу, если это и был Оливер Паркер, или если кто-то другой — под её ногтями эксперты ничего не нашли.

От самого Паркера она могла добиться немногим больше, чем от собственного раскапризничавшегося трехлетнего сына.

— У него кишка тонка, — бросил сидевший через проход от Дженис детектив. — Я слышал, этот ваш парень блеванул на допросе. Был бы это он, обделал бы всё и на месте преступления.

Но для Уокер это не было доказательством его невиновности. Паркер мог действовать в состоянии аффекта, под влиянием наркотиков или алкоголя. Мог довольно точно играть испуг и отвращение, или просто в день ареста страдать от пищевого отравления.

Дженис никогда не стремилась к статистике раскрываемости ради самих показателей. Ей претила мысль, — и такого рода сомнения часто лишали её сна — что по её вине мог пострадать невиновный. Ей пока везло избежать спорных судебных приговоров, где жюри выносили обвинительный приговор,основываясь лишь на догадках и слабых доказательствах. Каждый посаженный Дженис убийца или признавался в содеянном сам или был осужден на основе надежных улик.

Оливер Паркер оставался в слепой зоне между отрицанием своей вины и всяким отсутствием вещдоков. А главное, Уокер никак не могла понять его мотив. То, как убили Сандру Чейз, — изнасилование и удушение — в плоскости своей формулировки говорили о страстном и интимном. Но то, как на самом деле методично, холодно и долго это делали, придавало убийству оттенок жестокой расчетливости. К тому же, преступник не оставил никаких следов, ничего не украл, почти ничего в квартире не повредил и даже орудием убийства использовал подручное средство из спальни. Ему либо очень повезло, во что верилось с трудом. Либо он был в себе уверен, опытен и спокоен.

— Я запрошу данные по насильникам, — со вздохом проговорила она, и Фрэнк Линч одобрительно закивал.

— Паркера выпустишь?

— Пусть посидит до утра.

Подавляющее большинство пойманных ею убийц признавались сами. Некоторые приходили в участок с поличным, некоторых арестовывали во время их судорожной попытки скрыться. Преимущественно они совершали грязные бытовые убийства ножами, битами, надбитыми бутылками или хранящимся в доме оружием. Всё вокруг себя помечали собственными отпечатками пальцев, слюной и даже кровью. Эти дела были быстрыми и относительно простыми к раскрытию, но несущими темную мораль о том, насколько опасными и зверски жестокими могли быть самые близкие люди. Сыновья убивали родителей, мужья — жен и наоборот. В каждом из этих случаев был ясный мотив, и отталкиваясь именно от почему и как, Дженис находила, кто совершил убийство.

Чаще всего мотив был в личных взаимоотношениях между жертвой и убийцей: денежная выгода, гнев, ревность. Если же он отсутствовал, под подозрением мог оказаться кто угодно. Прямая связь между убитым и убившим обрывалась. Жертва становилась случайно выпавшим жребием. Убийца оказывался непредсказуемым, а оттого неуловимым. С такими Дженис ещё не приходилось сталкиваться. Она надеялась, что и в этот раз не придется, что она просто пока не рассмотрела чего-то значимого.

***

— Не кури здесь, — сказала Дайна, оглядываясь поверх плеча.

Это впервые он оказался в небольшом сарайчике на заднем дворе, где хранились инструменты и непортящиеся запасы бытовой химии. Внутри было много коробок, сложенных в плоские листы и объемными стопками прислоненные к стенам и полкам. Стояли большие пластиковые ведра с краской и целые батареи бутылок с дешевым средством для стирки, от которого отдавало химически-складкой отдушкой от постели и полотенец.

Он остановился на пороге и раскуривал сигарету, пока Дайна доставала из коробок упаковки туалетной бумаги и расталкивала по свободным щелям на полках. Ему сложно было понять, сколько Дайне лет. У неё было ровно подстриженное и всегда тщательно, очень гладко уложенное, будто пластиковая насадка на голову, каре. Волосы были густого черного цвета, ровная челка скрывала лоб и брови, оттеняя выглядывающие из-под неё серые глаза. В носу взблескивала золотая пуговка пирсинга. Кожа была неровной, со старыми рубцами, похожими на наркоманские язвы, а над верхней губой белесой линией тянулся шрам. Она предпочитала носить кроссовки, плотные темные джинсы и затертые толстовки. Из-под их воротников иногда показывались потускневшие завитки татуировки.

— Как давно ты здесь? — спросил он, послушно делая шаг наружу и сопровождая его долгой, глубокой затяжкой.

— Давно, — уклончиво ответила Дайна.

— Ты когда-то была в самой программе?

Она резко обернулась, концентрируя на нём невеселый взгляд, и сухо сообщила:

— Я никогда не сидела.

— В тюрьме — нет. Но на игле — да.

— Что ты хочешь?! — вспылила она, и он улыбнулся, смягчая тон:

— Узнать тебя.

Повисла пауза, в которой он мог услышать тихое потрескивание жара в кончике своей сигареты. Дайна смотрела на него вполоборота, её руки замерли над коробкой. Очень тихо она спросила:

— А ты мне расскажешь о себе?

— Всё, о чем ты спросишь.

========== Глава 6. Связь и её отсутствие. ==========

— Нет! Дай сюда. Дай сюда ногу! — давясь смехом, проговорила Дженис, пытаясь ухватить выворачивающуюся маленькую стопу в полосатых носках. Эмори валялся на полу своей комнаты, заливисто хохоча и извиваясь так, чтобы не дать себя обуть. А Уокер сидела рядом, с кроссовком в одной руке и второй взмахивая в воздухе.

— Перестань. Нам пора идти. Ну, Эмори!

Он перекатился со спины, встал на четвереньки и торопливо пополз в дальний угол, продолжая тонко подвывать от упоения.

— Эмори, — серьезно проговорила Уокер, наблюдая за его отдаляющейся маленькой попой в растянутых спортивных штанах. — Сейчас я позову руку-клешню и тебе не поздоровиться!

— Не-е-ет! Лука-кесня! — взвизгнул Эмори, развернулся и пополз к двери. А добравшись до порога, встал прямо и побежал, повторяя всё громче и пискливее: — Кесня. Кесня!

Дженис отставила кроссовок и упала на пол. Когда Эмори был грудным, ей наивно казалось, что, стоит тому немного подрасти, и ей станет легче, руки станут свободными, он не будет нуждаться в ней сутки напролет. Но происходило всё совершенно наоборот. Он занимал собой всё её внимание, время и пространство.

Чем взрослее и активнее он становился, тем изворотливее Дженис приходилось быть, чтобы всё успеть. Если раньше, чтобы собраться на работу, ей самой требовалось около часа, то с появлением Эмори, необходимостью его покормить, перепеленать и уложить спать снова, это стало занимать два часа. А теперь, чтобы успеть к назначенному времени хоть куда-нибудь, Дженис приходилось начинать готовиться за три часа до выхода. Сначала она полностью собиралась сама, на что тратила считанные минуты, и всё оставшееся время оставляла Эмори, чтобы он вот так убегал от неё по утрам.

Она закрыла глаза, прислушиваясь к топоту полосатых ног в гостиной и примыкающей кухне. Ранние сборы означали ранние подъемы, но ложилась Дженис по-прежнему поздно. А потому сейчас, лежа на мягком ковровом покрытии детской, ощущала стремительно набегающую на неё дремоту.

— Эмори, пожалуйста. Мама опоздает на работу, — со слабой надеждой проговорила Уокер не столько, чтобы договориться с сыном, сколько для того, чтобы не уснуть.

Она пообещала себе несколько минут, чтобы самой побыть в тишине и дать Эмори немного успокоиться перед очередной попыткой одеться, но как только она удобно примостила голову на сгиб локтя, в кармане джинсов зазвонил мобильный.

— Слушай, Уокер. Меня тут вызвали на труп, — без приветствия и малейших пауз заговорил один из её коллег-детективов. — Но вот так навскидку всё тут кажется похожим на твоё дело недельной давности. Подъедешь?

Дженис резко села. На пороге комнаты возник Эмори, но шаловливая улыбка помрачнела и сползла с его лица, когда он сосредоточил взгляд на матери. Она коротко кашлянула.

— Поясни.

— Тут молодая женщина. Похоже, изнасилованная и удушенная, как твоя субботняя жертва.

— Говори адрес.

Мало что могло по-настоящему задеть Дженис Уокер за живое. Она не была ни брезгливой, ни пугливой, но густой трупный запах после нескольких дней разложения каждый раз прошибал её до тошноты.

Она почувствовала его, едва выйдя из лифта на десятом этаже многоквартирной высотки в центре — ещё не сильный, но резкий. Вязкий, сладковатый, с гнилой остротой, этот ядовитый букет просачивался отовсюду: через вентиляцию, щели и даже стены. Сколько раз подобная вонь, обнаруженная соседями, приводила вызванных ими мастеров или домоправителей к разлагающимся телам.

Некоторые из коллег Дженис для таких случаев носили с собой пузырек остро пахнущей травами лекарственной мази, которую растирали под носом, пытаясь замаскировать вонь. Но сама Уокер предпочитала абстрагироваться и дышать сквозь натянутые на лицо шарф или воротник одежды. Ничто на самом деле не могло заслонить от запаха трупного разложения, а смесь этой вони с чем-то травянистым только доводила Уокер до полного исступления.

Она остановилась на мгновенье, сглатывая подступившую к корню языка желчную горечь и пытаясь дышать коротко и неглубоко, а затем направилась к двери, у которой происходило суматошное движение. В квартире её настигло неприятно отдавшееся морозом под кожей чувство дежавю. В небольшой аккуратной квартирке — за вычетом вони и столпотворения из криминалистов и полицейских — всё будто было в порядке.

На полке узкой этажерки в прихожей лежали с заботой разложенные наручные часы, золотая вязь браслета и объемные серьги. Сбоку от входной двери стояла пара замшевых ботинок с высохшей россыпью дождевых брызг на задниках, а рядом с ними приготовленными к чистке лежали щетка и средство для ухода.

Как Сандра Чейз, не зная, что это был последний вечер её жизни, следовала привычной рутине, заваривая после возвращения с работы чай, так и вторая жертва в обычной скрупулёзности откладывала вещи на свои места. Заметив эту параллель, Дженис резко обернулась на распахнутую входную дверь. Квартира Сандры находилась всего в двух метрах от земли, эта же квартира была как минимум в тридцати метрах от тротуара. Но невооруженным взглядом Уокер не заметила никаких следов грубого взлома — замок был на месте, оставленных отмычкой царапин на нём не виднелось.

— Ах вот ты где! — Показался из-за угла вызвавший Дженис детектив. — Пока тебя дождался, думал, что сам в труп превращусь. Я думал, вы, патрульные, должны быть оперативными.

Уокер в ответ только скривилась.

— Ладно, значит… Убитая — Зои Хаббард, 25 лет. Работала личным секретарем финансового директора страховой компании «Сигна». В последний раз появлялась в офисе в понедельник. С тех пор не выходила на связь. Жила сама.

Дженис торопливо записала себе эти сведения и двинулась дальше по квартире. Густая вонь усиливалась до тревожного шума в ушах и жжения в глазах, чем ближе Уокер подходила к спальне. Внутри, усевшимся прямо на свой пластиковый чемоданчик, она увидела того же патологоанатома, что приезжал вместе с ней на Харви-Стрит. Он, коротко на неё оглянувшись, приглушенно из-за двух надетых друг поверх друга масок, сказал:

— А, Уокер. Заходи. Это я попросил тебя набрать. Тут похожий характер увечий. И, возможно, такое же диковинное орудие убийства.

Плотно обтянутым перчаткой пальцем он указал на валяющуюся в углу комнаты тугую эластичную резинку для тренировок, вроде тех что в разноцветных наборах по несколько штук разной сложности и интенсивности упражнений продавались будто волшебная замена тренажеров. Рядом стоял желтый пластмассовый номерок, которым криминалисты помечали улики.

— Окно вы открыли? — заметив щель шириной в ладонь, спросила Дженис, но патологоанатом пожал плечами.

— Не знаю, — отозвался он. — Я не трогал. Но, может, патрульные, прибывшие первыми…

Она шагнула за порог спальни и крикнула, никому конкретному не адресуя свой вопрос:

— Кто открыл окно?

В ответ долетело со смешком:

— А что, дует?

Другой голос из коридора добавил:

— Иначе ведь задохнуться можно.

— Нет, серьезно. Кто-то открывал окно в спальне? — повторила Дженис, но все замолчали, переглядываясь, кривя губы и поведя плечами. Она вернулась в комнату, обошла кровать и приблизилась к окну. Глупость, конечно, кто смог бы забраться на десятый этаж, но она открыла его шире и выглянула наружу. Внизу был только ряд таких же окон девяти остальных этажей и улица. Сбоку тянулась отвесная пожарная лестница. От неё до окна было не меньше полуметра голой кирпичной кладки.

— Так что, мы ищем чертового спайдермена? — раздалось ехидное сзади.

========== Глава 7. Ближе. ==========

— Ты уверена в том, что связь есть?

— Я… — Дженис вздохнула, заглянула в собственную ладонь, будто там надеялась увидеть подсказку, но только уронила туда голову. Устало прочесала пальцами волосы. — Я не знаю, Фрэнк.

В свой кабинет Линч вызывал крайне редко. Ещё реже он закрывал дверь кабинета. Сидеть в этой заставленной бумагами коморке, больше похожей на запущенный архив, нежели на рабочее место главы отдела убийств, было странно. Уокер оказалась здесь впервые со дня своего поступления.

— Не знаю, — тихо повторила она. — Они обе белые, одинокие, молодые. Без вскрытия пока сложно сказать, но, похоже, обе изнасилованные и убитые одинаково. Чушь, конечно, но мне кажется… он ждал их внутри. Забирался в квартиры через окна и ждал, когда они вернутся.

Лейтенант выразительно округлил глаза, будто напоминая, что речь всё ещё шла о десятом этаже. А вслух сказал:

— Ладно. Тогда забирай Зои Хаббард себе.

Уокер кивнула, продолжая массажировать голову. Было кое-что, очевидно витавшее в воздухе догадками, но что произнести вслух она до позднего вечера не решалась:

— Мне объединить эти дела и переквалифицировать в серийные?

— Нет, — спешно ответил Линч. — По крайней мере до отчета патологоанатома и лаборатории не стоит.

Они снова помолчали.

— Что с Оливером Паркером? — прервал паузу Фрэнк, когда Дженис стала неуютно елозить на стуле.

— Выпустила утром. Связи с Зои я пока не нашла. И на ночь с понедельника на вторник у него есть алиби.

***

Ноябрь в Филадельфии отличался от того, к чему он привык. Деревья стояли ржавыми, наполовину осыпавшимися. Их опавшую листу ветер топил в лужах и разгонял те густым гнилым потоком вдоль тротуаров. Он не должен был здесь оказаться, всё должно было обернуться совершенно иначе, но теперь днями напролет он без дела слонялся по площади Независимости, наблюдая за снующими по экскурсионным маршрутам группами туристов. Мёрз, промокал насквозь и шарахался от синих мигалок. В последние недели он хотя бы нашел себе занятие, а до этого целый месяц с освобождения только впустую сжигал дни.

Четыре года в тюрьме длились будто вечность. Когда он вышел, то не узнал ничего вокруг. Страной заправлял олигарх-придурок, во Флориде и Неваде десятками уличные стрелки расстреливали людей, Калифорния выгорела дотла. Ощущалось как-то… несправедливо отсидеть четыре года за взлом и ограбление, когда мир семимильными шагами направлялся прямиком в пекло.

Заправить бак стоило почти столько же, что и то же количество чистой бутилированной воды. Он не мог позволить себе даже самую простую медицинскую страховку, не говоря о том, чтобы подыскать жилье после того, как его курс в Фелтонвиль-Хауз закончится. Как возвращались к обычной жизни те, кто отсидел десятки лет кряду, он совсем не понимал. Но постепенно начал находить резон в том, что некоторые из сокамерников стремились попасть обратно за решетку. В тюрьме было чудовищно сложно, но понятно. Снаружи её глухих стен и замыленных окон было запутаннее.

— Слышь, дружище, — раздалось за его плечом. — Сигаретка найдется?

Он обернулся на невысокую щуплую фигуру с невнятным хриплым голосом, наполовину обритой головой и иссиня-черной челкой, низко падающей на часть лица.

— Тебе лет-то сколько? — спросил он в ответ.

— А ты чё, коп, что ли?

— Я похож на легавого?

Бесполый подросток шагнул поближе, склоняя голову набок и будто прицениваясь.

— Не-а, — ответил он. — Мне шестнадцать. Так дашь закурить?

— Нет тебе шестнадцати.

— Ну ладно, четырнадцать. Чё прицепился-то?

— Это я прицепился?

— Ну да, — загоготал подросток, шмыгая носом и утирая его пальцем с черным грязным ободком вокруг ногтя. — Ну дай, жалко тебе?

Он опустил взгляд на наполовину скуренную сигарету в собственной руке и протянул её вперед.

— На. Можешь докурить.

— Фу, — скривился подросток. — Шизонутый, что ли?

***

За выходные — и Дженис с недовольством наблюдала за этим, переключая каналы — пресса и Интернет раздули новость о двух убитых молодых женщинах до масштабов плохо сдерживаемой общественностью истерии. Когда в понедельник утром Уокер свернула к полицейскому управлению, на тротуаре возле главного входа толпились журналисты. Небольшая группка толкалась и у ворот служебной стоянки. На короткое мгновенье Дженис даже задумалась о том, чтобы позвонить лейтенанту и взять отгул, развернуть машину, поехать за Эмори в сад и провести остаток дня на диване, избегая новостных каналов — только мультики.

Но на ней и в самом деле висели два трупа, а так, расследование должно было продолжаться. Помедлив, она всё же толкнула рычажок поворотника, мягко надавила на газ и медленно, будто стараясь подкрасться незамеченной, свернула к парковке.

— Эй, Уокер! — раздалось из кучки операторов и телерепортеров у пропускной будки. — Детектив Уокер!

Они одной сильной волной хлынули к ней. Кто-то подошел так близко, что на дверцы и стекла пришлось несколько глухих ударов.

— Детектив, это правда, что в Филадельфии орудует серийный маньяк-убийца?

Дженис закатилась мордой под опущенный шлагбаум и нетерпеливо ударила по клаксону. Дежурный в объемной зимней куртке с поднятым воротником неторопливо шагнул наружу.

— Детектив Уокер, будет ли полиция делать официальное заявление? Что горожанам следует предпринять, чтобы себя обезопасить? У Вас есть подозреваемые?

Вопросы сыпались на неё, ослепляющие лампы, нависающие над объективами видеокамер заглядывали в салон. Один особенно любопытный оператор улегся прямо на капот, нацеливая камеру просто на Дженис. Она пригнулась, тщетно пытаясь спрятаться за рулем, и снова посигналила. Длинная стрела шлагбаума наконец стала медленно подниматься, а двое из куривших на крыльце служебного входа патрульных двинулись к заезду, чтобы оттеснить журналистов.

Мысленно она сделала себе заметку обратиться к отделу по связям с общественностью. Светить лицом на пресс-конференциях было не её работой. Да и сказать ей было нечего. Пошла вторая неделя с момента убийства Сандры Чейз, а ни по поводу неё, ни уж тем более о Зои Хаббард узнать ничего нового не удалось. Единственной предполагаемой связью между ними считался убийца, других точек пересечения Уокер не видела. Чейз и Хаббард, казалось, были незнакомы, работали в разных местах на разных должностях, жили далеко друг от друга, общих друзей или родственников не имели. Всё ещё цепляясь за единственного сформировавшегося подозреваемого, Оливера Паркера, Дженис проверила личный и рабочий телефоны, домашний и офисный компьютеры Зои Хаббард, но того же приложения для знакомств, которым пользовалась Сандра Чейз, не нашла.

***

— А её имя кто-нибудь знает?

— Джейн, кажется.

— Не-а, Дженис. Дженис Уокер.

Он кивнул, коротко приподнимая уголки губ, и попятился. Было что-то до смешного удивительное в том, как легко он растворился среди журналистов. Никто не обратил на него внимания, никого не заинтересовало, откуда он такой один без техники и фирменной куртки с эмблемой телеканала. Всем было дело только до детектива. Впрочем, его тоже интересовала она.

Дженис Уокер. Он повторил это имя, пробуя его на вкус. Да, оно, наверное, ей подходило.

Ему удалось подобраться к ней очень близко. Так близко, что он различил название недорогой сетевой кофейни, чей большой одноразовый стаканчик стоял у неё в машине. Что он рассмотрел детское автокресло на заднем сидении. Что он поймал на себе её беглый, неспокойный взгляд. Но недостаточно близко, чтобы рассмотреть глаза.

Он накинул на голову капюшон. Влажный ветер последних недель сменился первым по-настоящему морозным, остро скребущимся по коже. Оглянулся по обе стороны дороги и перебежал к припаркованному у тротуара между двух фургонов телевизионщиков джипу. Внутри него тоже оказалось холодно. Печка работала с перебоями, а если и выкашливала горячий воздух, то вместе с резким запахом сгоревшей пыли.

Ключи от машины обошлись ему в две смятые десятки за бензин и обещание Дайне вернуться в Фелтонвиль-Хауз до заката. Цена была совсем невысокой, но он собирался взять за неё по полной. Так быстро справиться у полицейского департамента он не надеялся, потому попросил фору в целый день, но теперь собирался провести его остаток катаясь по городу. Он мало что знал в Филадельфии и хотел это наверстать, а заодно попрактиковаться в езде на механике.

И ему, конечно, нужно было подумать. Так, чтобы никто не отвлекал, не опускал горько пахнущую дешевым лаком для волос голову ему на плечо, не звал попинать мяч на заднем дворе. Так, чтобы он и Дженис Уокер остались наедине.

Дженис. Он представлял, как могло бы измениться её строгое, собранное лицо, если бы она задержала на нём взгляд и поняла, на кого смотрит. Если бы остановила машину просто посреди обступившей её толпы, открыла дверцу и вышла, если бы подошла к нему и позволила к себе прикоснуться. Оба раза, когда он её видел, она была в этой громадной куртке, застегнутой до самого подбородка, а ему так отчаянно хотелось увидеть линию её шеи. Он надеялся, она длинная и гибкая, с теплой, нежной кожей, не потревоженная чернилами татуировки. Он хотел, накрыв её ладонью, отчетливо ощущать пульсацию.

========== ЧАСТЬ 2. Глава 8. Замылившийся глаз. ==========

Сандра и Зои смотрели на Дженис с предоставленных семьями фотографий, прикрепленных на пробковую доску на стене сбоку от рабочего стола Уокер. Уже несколько раз она откидывалась на спинку стула, поворачивалась к ним и долго задумчиво рассматривала их в ответ. Иногда смотрела прямо им в глаза, иногда вглядывалась в лица, а порой картинка, будто отражение на потревоженной воде, таяла, когда Дженис проваливалась глубоко в мысли.

Так случилось и утром в понедельник, когда за её спиной незнакомый мужской голос проговорил:

— Судя по этим снимкам, я к Вам. Вы ведь детектив Уокер?

Она вздрогнула и резко обернулась.

— О, простите, — добавил голос. — Не хотел Вас напугать.

Он нависал над ней, подойдя слишком близко, так что Дженис пришлось оттолкнуться ногами и откатиться на стуле. Смуглый, с парой угольных глаз и короткими немного вьющимися волосами цвета вороньего пера. В подогнанном шерстяном пальто будто в узком черном футляре, он был не из управления.

— Вы журналист? Кто Вас впустил? — проскрипела Дженис, успевшая озвереть от их безостановочных звонков.

Он косо ухмыльнулся краем губ, отчего вдоль впалой щеки протянулось несколько неглубоких складок.

— Нет, детектив. Я — Рей Фернандес, — одним привычным движением руки он оттолкну край пальто и сунул руку в карман брюк. — Аналитик, эксперт по профилированию и виктомологии из Вашингтонской штаб-квартиры ФБР.

И в такой же черной, как и весь он, обложке он показал ей удостоверение. Уокер безразлично передернула плечами. Тем, чтобы проверить подлинность удостоверения, должен был побеспокоиться дежурный офицер на входе. Она беспечно доверяла его бдительности.

— И что же Вас привело из Вашингтона ко мне, агент Фернандес?

Вместо ответа он захлопнул документы и указал пальцем на фотографии Сандры Чейз и Зои Хаббард. Уокер, борясь с остро подступившей к языку необходимостью поинтересоваться, какого поганого черта понадобилось главному федеральному бюро, крепко сжимала челюсти и молча наблюдала за тем, как Рей Фернандес тем же точным элегантным движением вернул свой жетон в карман. А потом резко встала и мимо федерала направилась прямиком в распахнутые двери лейтенанта.

Тот как раз сосредоточено дул в полную чашку парующего чая.

— Что это значит? У меня забирают дело? — решительно переступив порог, недовольно спросила она.

Фрэнк Линч вопросительно поднял брови. Осторожно удерживаемая за рукоять чашка в его руке накренилась.

— Ай, проклятье! — зашипел он, опуская чай на стол и одергивая ошпаренную руку. — О чем ты, Уокер?

— О мексиканце-федерале!

— Да? Он уже здесь? Быстро добрался.

— Фрэнк!

— Остынь, — взяв наугад листок бумаги с оказавшейся под рукой стопки, лейтенант коротко в него заглянул и промокнул им растекшуюся по столу лужицу. — Твоё дело никто не трогает. Он здесь, чтобы помочь.

— Как? У него есть сверхъестественные способности?

— Важно не то, что у него есть. А то, чего у тебя нет: улик, зацепок и подозреваемых. Да и почему я должен тебя уговаривать, Уокер? Он будет работать вместе с тобой по этому делу. Это приказ. Всё!

— Вместе? В словаре ФБР это слово означает «быть у федерала на побегушках».

— Не совсем, — раздалось негромкое сзади, и Дженис снова от неожиданности дёрнулась. Рей Фернандес стоял в двери, морщиня высокий лоб и невнятно ухмыляясь. — В словаре ФБР это означает «работать вместе, как напарники». И я не мексиканец, я — американец.

Уокер недовольно нахмурилась, ощутив по поводу этого замечания неясный укол стыда.

— Вот и славно, — заключил лейтенант, комкая бумагу и отбрасывая её в урну. — А теперь вон отсюда. Оба.

***

— Почему здесь?

Дайна оглянулась, удерживая между ладоней стаканчик кофе.

Он передернул плечами, когда её взгляд перестал блуждать по выстроившейся очереди и прилавку с десертами и уперся в него.

— Не знаю. Просто мимо проезжал, и это место показалось хорошим. Решил тебя сюда привести.

Она довольно улыбнулась и отсербнула немного молочной пенки.

Поразительно, но очень о многом он говорил ей предельно честно. Так, когда она спросила о его детстве, он вспомнил младшего брата и то, как учил его кататься на велосипеде в утро Рождества, как только он обнаружил под елкой нелепо обклеенный оберточной бумагой долгожданный двухколесный подарок. И рассказал о том, как впервые по-настоящему его ударил, когда узнал, что брат и его одноклассник, подражая ему, украли из магазина охапку леденцов.

Сейчас он тоже сказал правду. Он действительно не знал, почему приехал в эту кофейню. Почему из всей сети, разбросанной по Филадельфии, он выбрал именно это место, не имел представления. Наверное, потому что запомнил к нему дорогу. Но почему выбрал сеть «Олд Сити Кофи», он знал совершенно точно.

Дженис Уокер пила кофе из «Олд Сити Кофи».

Это название красными неоновыми буквами светилось в большом окне, выходящем на узкую, глубоко утопленную между высотками, 13-ю улицу.

В Филадельфии не только погода, но и подобные городские пейзажи были ему в новинку. Его оглушали поскрипывание тормозов, недовольные гудки клаксонов и сирены, отраженные эхом и усиленные колодцами бетонно-стеклянных стен. Ему не хватало воздуха.

— Что-то случилось?

Он повернул к Дайне голову и в непонимании передернул плечами.

— Нет. Почему спрашиваешь?

— Ты погрустнел, — сказала она, опуская пальцы на уголки своих губ и для наглядности оттягивая их вниз. — Если хочешь, можем уйти отсюда.

— Нет. Допей свой кофе.

Она убрала руки и улыбнулась.

— Это свидание? — вопрос застал его врасплох, и он хохотнул.

— Если ты так хочешь.

Дайна кивнула, снова подхватила стакан обеими руками и на несколько минут им заслонилась, только изредка бросая поверх него искристый взгляд. А затем снова спросила:

— У тебя был кто-то перед тем, как тебя посадили?

Он кивнул. Дайна немного посерьезнела.

— Она не дождалась тебя?

— Она и не могла дождаться.

— Что это значит?

Он кашлянул в кулак, подыскивая варианты, как увернуться от ответа.

— Мы так договорились. Если я сел, значит, мы расстались.

— Это честно по отношению к ней, — проговорила Дайна, глядя ему прямо в глаза. Этот пристальный серый прищур изгибал пространство вокруг них. Её лицо становилось ближе, стены кофейни и другие посетители отдалялись.

— Наверное.

— Ты её ещё любишь?

Он ответил правдой:

— Я её почти не помню.

***

Рей Фернандес ощущал неприятно покалывающую усталость в плечах и пояснице. Он проделал весь четырехчасовой путь из Вашингтона до Филадельфии за рулём почти без остановок. Выехал из дома затемно, остановился в Балтиморе на завтрак, и оставшийся кусок маршрута до жгучей боли в щиколотке удерживал педаль газа на оптимальной скорости. И теперь неспокойно елозил на неудобном твердом стуле для посетителей.

— Сандра Чейз была убита поздним вечером пятницы, 8 ноября, в своём доме на северо-западе Филадельфии, в пригороде. Зои Хаббард была убита предположительно поздним вечером понедельника или ночью на вторник, 11 или 12 ноября в центральной части города.

Сопровождая свой рассказ, детектив Дженис Уокер подхватила с пристроенного на подоконнике старого принтера два листа наскоро распечатанной черно-серой карты, прикрепила их на доску под снимками жертв и, наугад выудив из стакана на соседнем письменном столе маркер, обвела названные районы.

Рей наблюдал за её выразительным профилем и движениями рук, и выжидал момент, когда она сделает паузу, чтобы сообщить ей — он не нуждался в подобном введении в курс дела. Материалы были предоставлены департаментом полиции ещё накануне, он успел изучить все указанные в них сухие факты. Но он придерживался старой поговорки о том, что лучше было один раз увидеть, чем сто раз услышать. Ему нужно было увидеть тела, квартиры жертв, реальные районы их обитания и работы вместо неровных кругов на бумаге.

Будто услышав его мысли, детектив Уокер шагнула обратно к столу и потянулась к двум лежащим посередине папкам.

— Тут есть довольно детальный фотоотчет с мест преступлений, — проговорила она, открывая первую из них. Она перебрала пальцами несколько лежащих сверху снимков, а затем замерла.

На лице, таком юном, что Фернандесу всё ещё было трудно поверить, что перед ним настоящий детектив, а не школьница-стажерка, вовлеченная в летнюю информационную кампанию, все черты напряглись. Светлые широкие брови сошлись на переносице, заламывая кожу на ней. Губы сморщинились.

— Детектив? — окликнул её Рей.

— Возможно, я нашла связь между жертвами, — проговорила она глухо, захлопнула папку и с завидной резкостью движений присела. На полу у её стола стояли две картонные коробки с размашисто написанными на крышках черным фломастером номерами дел. Из той, что совпадала с номером на папке Зои Хаббард, Дженис Уокер достала охапку вещей, запакованных в опечатанные пакеты. Сбросив их на и без того заваленный стол, она безо всякой системы их перемешала, но, к удивлению слишком педантичного, чтобы смотреть на это спокойно, Фернандеса, нашла что искала.

Она показала ему зажатый между пальцев плоский пакет с неровно надорванной квитанцией внутри.

— Универмаг «Мейсиз», квитанция о покупке мужской рубашки, дата — 4 ноября. Сандра Чейз работала в «Мейсиз» в книжном. Убийца мог увидеть их там. И может прямо сейчас выслеживать там следующую жертву.

========== Глава 9. Нить. ==========

В понедельник незадолго после открытия универмаг был столь же пустынным, каким был в субботу с запертыми дверями. Хотя теперь все магазины были открыты, ярко светили лампы, работали эскалаторы и в коридорах негромко играла музыка, изредка прерываемая рекламными объявлениями. Покупателей почти не было, а потому в первом же магазине, куда Дженис заглянула, трое продавщиц негромко хихикали над чем-то за прилавком и не поднимали на неё голов, пока она не подошла вплотную и не заговорила:

— Добрый день, полиция Филадельфии. Подскажите, где я могу найти управляющего универмага или старшего охранника по смене?

Все три насторожено округлили глаза, неспокойно рассматривая Уокер и остановившегося в шаге за ней федерала.

— Вам нужно подняться на четвертый этаж, свернуть в коридор за детским магазином. Там кабинеты всей администрации, — сообщила одна из продавщиц.

Когда они вышли из магазина, Рей Фернандес, высокий и прямой, как телеграфный черный столб, молча двинулся в противоположную от эскалатора сторону.

— Нам туда, — сообщила ему в спину Дженис. Не оборачиваясь, он развел руками.

— Вам туда, мне — сюда, — проговорил он.

— Что? — в недоумении выдохнула Уокер, прикусив на самом кончике языка желание добавить «за черт». Но агент, сидевший совершенно отрешенным, неуютно молчаливым в машине на пути в «Мейсиз», не ответил.

Дженис прежде не доставалось ничего столь же резонансного или масштабного, что вовлекало бы непосредственное сотрудничество с ФБР, а потому не могла понять, было ли такое поведение нормальным для агентов бюро, или только ей достался какой-то мексиканский чудак. В его удаляющемся темном затылке подсказки не было, а потому Уокер отвернулась и направилась на четвертый этаж.

Отыскав кабинет управляющего, она представилась и провела там целый час, вызывая по несколько человек сразу охранников и уборщиков, показывая им фотографии Сандры Чейз и Зои Хаббард, задавая вопросы о том, знали ли они первую и видели ли вторую, замечали ли что-то странное или кого-то подозрительного в последние две или три недели, оставляла им свои визитки. Среди опрошенных ею работников был и Джонстон, знакомство с которым состоялось через закрытую дверь в прошлую субботу. Он вел себя так же нелепо, и в своих ответах вторил остальным: ничего не замечал, продавщицу из книжного знал в лицо, но не лично, покупательницу не помнил.

Уокер так спешила проверить свою внезапно возникшую догадку, что не потрудилась обратиться к судье за ордером, но к её радости управляющий сразу согласился предоставить записи камер наблюдения.

— Пока меня интересует промежуток от 4 до 11 ноября включительно, — сказала Дженис, и управляющий с готовностью закивал, пообещав отправить материалы в ближайшее время.

Справившись с этим, Уокер спустилась на второй, в «Пенн Букс», узнать у хозяйки, не вспомнила ли она чего-либо, и поговорить со сменщицей Сандры. А затем отправилась в магазин мужской одежды, где Зои Хаббард за неделю до смерти покупала рубашку. Строгая с виду, но имеющая очень мягкий голос консультант узнала её по фото.

— Да, Зои наша частая гостья. Она забирает заказы своего босса или заносит его костюмы на ремонт.

— Она обычно приходила одна?

— Одна или с водителем своего босса, если вещей было много. Очень милый молодой человек.

— Были ли у Вас в последнее время странные посетители, которые наблюдали за другими клиентами? Особенно за Зои?

— Нет, не припомню…

С каждым таким ответом её уверенность в этой собственноручно натянутой между жертвами нити таяла. Оставалась надежда на камеры, хотя Уокер не совсем отчетливо представляла, что надеялась увидеть.

***

Версия детектива казалась вполне жизнеспособной. В местах вроде «Мейсиз» было легко затеряться, подолгу наблюдая за занятыми покупателями, а так, не замечающими никого вокруг. Тут было множество магазинов одежды с большими стеклянными витринами, сквозь которые можно было рассмотреть неосторожно выглядывающих из примерочных полуобнаженных женщин. Повсюду были кафе с расставленными в проходах и у балюстрад, открывающих обзор на другие этажи, столики, сидя за которыми можно было осматриваться часами, не привлекая ничьего внимания.

Рей бродил мимо них, задерживался у витрин и просто посреди проходов, оглядываясь на других покупателей, продавцов и официантов, но почти не замечал на себе взглядов. А те, которые ловил, были брошенными вскользь, расфокусированными, пустыми.

Многих посетителей он встречал снова и снова на разных этажах или возвращающимися в те же магазины. В этом было очевидное преимущество универмага над улицей или парком. Чтобы долго кого-то выслеживать, не нужно было преследовать, рискуя отстать или быть замеченным. Здесь, в замкнутом пространстве возможности всмотреться в то же лицо выпадали по несколько раз за час.

То, что он знал об убийствах Чейз и Хаббард, вписывалось в общую картину с «Мейсиз».

Убийца не нападал случайно, не выбирал жертвами тех, кто был легкодоступен и каждый день подвергал себя риску — бродяг и проституток, не убивал на улице или на своей территории. Это была тяжелая, не дрогнувшая, опытная рука. Убийца знал, когда его жертв не было дома, знал, когда они вернутся, и знал, что точно вернутся одни. Он не просто знал их адреса, он долго и тщательно наблюдал не только за женщинами, но и за их квартирами, тщательно просчитывая путь внутрь и наружу. С предположением детектива о том, что убийца пробирался через окна, Рей тоже был склонен согласиться. Всё в квартирах указывало на то, что жертвы считали, что были дома одни. Они не открывали убийце дверь, не приводили его с собой — он прятался, какое-то время себя не обнаруживая, и нападая только когда Чейз и Хаббард входили в спальни. Залезть в окно в обоих случаях было непросто, но не невозможно. Фернандесу казалось, была вероятность того, что убийца совершал своеобразные тренировочные вылазки, просто чтобы попробовать силы и удостовериться, что сможет воплотить задуманное.

В убийствах не было ничего от злости или безумия, только холодный расчет и отработанное, последовательное воплощение.

Специфика работы Фернандеса предполагала, что он не только помогал ловить серийных насильников и убийц, но и то, что он проводил тщательную работу после их поимки. Рею, как и остальным его коллегам криминальным психологам, доводилось собирать информацию о детстве и юности пойманных маньяков, а так, о их формировании как преступников, об их ментальных расстройствах, об их стиле жизни, о круге общения, о предпочтениях в жертвах, в средствах совершения преступлений, о поведении после нападений, изнасилований или убийств, о поведении при допросе и аресте. Те портреты, что Фернандес срисовывал, позже помогали прослеживать аналогии или аномалии в историях других насильников и убийц, составлять некоторую общую схему, относительно универсальную и надежную для её последующего использования уже в охоте на новых преступников.

И всё, что Рей знал прежде и сейчас видел в деле Сандры Чейз и Зои Хаббард, указывало на то, что полицию ждала непростая, возможно, невыполнимая работа. Их убийца знал, как всё работало изнутри, вероятно, потому что уже бывал в системе — его арестовывали или судили, а потому не совершал никаких оплошностей, которые могли привести его обратно за решетку.

История правоохранительных органов США знала много неутешительных примеров серийных убийц, терроризировавших общины годами и даже десятилетиями. Они так и не попадались полиции, хотя нередко с ней даже заигрывали — напрямую, через жертв или через прессу. И прекращали совершать преступления по неизвестным причинам: умирали, уставали, переезжали, оказывались недееспособными или арестованными за другие преступления, но так и не обвиненные за серию убийств. В некоторых из таких дел двадцатилетней давности и старше, существовали улики, способные указать на убийцу в условиях современного технического развития — например, образцы ДНК. Но в других делах и в 2019-м Рей не видел возможности возобновить и довести до логического завершения расследования.

И что-то ему подсказывало, что сейчас собираемые им и детективом Уокер материалы тоже отправятся в архив с пометкой не раскрытого преступления.

***

Когда Дженис, ничего значимого так и не узнав, вышла из «Мейсиз», у её припаркованного у тротуара перед главным входом крайслера возвышался Рей Фернандес. Он стоял, откинув края пальто и сунув руки в карманы брюк, запрокинув голову и рассматривая здания вокруг.

Заметив его, Уокер немного замедлила шаг. Её одолевало неприятное, с детства вызывающее жгучий дискомфорт ощущение: упрямое непонимание своей вины, нежелание её брать на себя, но безысходное принятие того, что сделать это всё же придется.

— Вот Вы где, — сказала Дженис в спину федералу, и тот обернулся. В детстве Уокер приходилось подолгу, путаясь в словах и до хруста в суставах выгибая пальцы, говорить в обижено повернутый к ней затылок матери. — Слушайте, ну извините. Я повела себя крайне некрасиво утром. Я не хотела показаться грубой, или расисткой, или…

— Всё в порядке, — подняв один край губ, негромко ответил Фернандес. Его манера говорить тихо и мало за несколько часов знакомства успела надоесть Дженис. Каждый раз она ловила себя на том, что безотчетно подавалась вперед и склоняла голову, чтобы расслышать его слова.

— Нет, правда. Я не хочу начинать нашу совместную работу с такого неприятного инцидента.

— Не было никакого инцидента, — повел он широкими, четко обозначенными острой линией пальто, плечами.

— Вы ведете себя, будто обижены. Просто ушли…

Рей Фернандес прервал её, достав из кармана руку и подняв её, выставив между ними широким щитом его открытой ладони.

— Детектив, каждый делает свою работу. Вы допрашивали охрану, я осматривал универмаг. То, что мы работаемвместе над делом, не значит, что мне нужно бесцельно за Вами таскаться, пока Вы занимаетесь своей частью работы, а Вам таскаться за мной.

То, чего она больше всего не любила, чего до сих пор не могла простить матери, особенно сама став мамой, чего в детстве пугалась больше всего — сухое молчание — было нарушено. И Дженис согласно кивнула.

— Ладно. Увидели что-то?

— Увидел.

— Поделитесь?

— Безусловно.

С момента, когда он возник у её стола, и до сейчас Уокер как-то не задумывалась над тем, зачем Фернандеса присоединили к делу и как она к этому относилась. Просто временно приняла факт его присутствия. Но обходя машину, решила, что, наверное, помощь ей не помешает. Если он и впредь будет держаться отдельно от неё, не встревая в её работу, она могла бы смириться. И если он действительно мог ей помочь. И если они выяснят рамки этого сотрудничества, чтобы она не ощущала себя так же нелепо.

========== Глава 10. Новые обстоятельства. ==========

Номер, оплаченный федеральным бюро, был небольшим и темным, но блаженно тихим. Тут были две довольно широкие кровати, письменный стол, стул, лавка для чемодана, чистая ванная комната, серый ковер и клетчатые шторы на окне.

Фернандес закрыл за собой дверь, опустил на пол чемодан и протяжно вздохнул. Эта комнатушка была его домом на неопределенный промежуток времени. Рей был в этом деле достаточно давно, чтобы понимать, что на родную подушку опустит голову очень нескоро. К такой жизни он привык и научился даже в самом худшем захолустье искать положительные стороны.

Так, преимуществом отеля «Дейз-Инн» было то, что находился он в шести кварталах от департамента полиции и всего в трех минутах езды до местного филиала бюро. А ещё на его этаже в самом конце коридора был бесплатный к использованию кофейный автомат. И ниже по улице начинался район Чайнатаун, где на пути в отель Рей заметил много колоритных заведений с едой навынос.

Непостоянная и совсем от него не зависящая география его жизни лишала Фернандеса каких-то постоянных рутин в их привычном понимании, но он создавал для себя новые. Это помогало держать голову и тело в порядке. Так, например, желудок в тридцать девять был не тем же, что в двадцать три, и Рей больше не мог голодать днями, а затем закидываться сухими бутербродами из ближайшего супермаркета как в начале своей карьеры. Теперь он чутко следил за своим распорядком и рационом.

А ещё, где бы он ни оказался в командировке, какой бы сезон там ни был, всегда по вечерам долго бегал. Это прочищало сознание от впитанного за день лишнего шума, поддерживало его в тонусе, давало некоторое представление о городе, понимать динамику которого было просто необходимо для составления корректного профиля.

Рей держал свой номер, машину, свои вещи и самого себя в аккуратной системе. Так не накапливался мусор, не засорялось внимание, не нужно было тратить время на поиски нужной вещи или мысли. Некоторые считали эти его повадки проявлениями обсессивного расстройства, он находил их крайне полезными и никак не относящимися к психическим расстройствам. Ему не было принципиально, чтобы шариковая ручка лежала строго параллельно карандашу. Ему было важно, чтобы и ручку и карандаш можно было легко найти, а это означало — хранить их в одном строго отведенном под них месте.

В конечном итоге, заканчивался четвертый десяток его жизни, половину которой он провел за изучением психологии преступников. Возможно, эта его педантичность служила ему также надежной защитой от хаоса нездорового сознания исследуемых им убийц.

Он разулся, расстегнул сумку, достал из неё свою одежду и развесил на перекладине узкого шкафа. Отдельно упакованные средства гигиены отнёс в ванную, найдя им место на плоском ободке умывальника. Запасную обойму табельного пистолета спрятал в сейф в одной из прикроватных тумб.

А затем сел на край кровати и вытянул из записной книжки визитку.

— Детектив Уокер, слушаю, — послышалось из телефонной трубки после трех протяжных гудков.

— Это агент Фернандес. Из «Мейсиз» передали видеозаписи?

***

Он увидел её, когда спускался по эскалатору, а она — поднималась. В расстегнутой тяжелой куртке, со сплетенными в переброшенную через плечо косу волосами, с тем же привычным собранным выражением лица. Он даже растерялся, забылся. Обернулся и против движения взбежал на несколько ступеней вверх, но натолкнулся на недовольно нахмурившихся на него посетителей и остановился. Когда он перебежал к ведущему наверх эскалатору и поднялся, Дженис Уокер уже нигде не было.

Он не видел, куда она пошла, но знал точно, что не к выходу. А так, рано или поздно должна была вернуться на первый этаж. Потому он спустился и стал её ждать. Ждать пришлось долго. В какой-то момент он уже засомневался в том, действительно ли это была детектив Уокер, или он начал пририсовывать её черты всем белобрысым бабам. Но в итоге оказался прав, вот только его ждал неприятный сюрприз — Дженис приехала в универмаг не сама, а с каким-то латиносом. Они с минуту говорили о чем-то, потом сели в её машину и уехали.

Значит, следователей было двое. Значит, они были в «Мейсиз» не случайно. Значит, возвращаться сюда теперь было небезопасно.

Проведя взглядом отдаляющуюся задницу крайслера, подмигнувшую ему стоп-огнями на перекрестке, он направился в сторону метро. Сегодня Дайна не оставила ему машину — у неё был выходной и оказались какие-то планы.

Ему нужно было на неё насесть крепче. Ему был известен её график, но теперь нужно было знать и планы на остальные дни. Потому что полагаться на случай было неблагодарным делом. Сегодня судьба подарила ему возможность узнать, где жила Дженис Уокер и кем был этот второй, но он оказался к этому не готов.

Это нужно было исправлять. А потому в переходе в цветочном ларьке он купил одну длинную, бархатисто-кровавую розу.

***

Его присутствие ощущалось так остро, что Дженис едва сдерживалась, чтобы не отпрянуть. Она и Рей Фернандес сидели за её небольшим столом, всматриваясь в экран её рабочего компьютера. Материалы из универмага отправили электронной почтой несколькими объемными письмами с вложенными сжатыми архивами. В каждом из них было по несколько десятков папок, каждая обозначала определенную камеру и вмещала записи с неё за запрошенную Уокер неделю.

Разархивировав первое письмо и просмотрев количество вмещаемых видеодорожек, Дженис протяжно вздохнула, предвкушая, что на просмотр уйдут дни, если не недели.

— Давайте начнём с того, что знаем точно, — предложил Фернандес. — С рабочих смен Сандры Чейз, с крыла, в котором она работала, и с Зои Хаббард, покупающей рубашку.

Уокер кивнула, не оглядываясь на него и потянулась к мышке.

Федерал сидел на стуле для посетителей, приставленном вплотную к её креслу. На спинку он тщательно развесил своё пальто, и когда его края коснулись пола, недовольно щелкнул языком. Такая претенциозность была Дженис не по душе.

Стараясь не думать об этом, она сверилась с предоставленным управляющим «Мейсиз» планом размещения камер и схемой магазинов, открыла нужную папку и включила дорожку от 4 ноября. Отыскав в коробке с вещдоками по делу Зои квитанцию, она перемотала запись ближе к времени покупки. И хотела привычно откинуться на спинку, но замерла, отшатнувшись назад. Она поняла, что так будет сидеть плечом к плечу с Фернандесом, и снова наклонилась к столу.

За четыре года в патрульной службе она большинство времени работала сама, и когда ей выпадали смены с напарником, ощущала себя будто раздетой и загнанной в угол. Обычно её служебная машина была её личным уютным пространством, но когда на соседнем сидении был второй офицер, Уокер зажималась. Любопытно, что задержанные, сидевшие сзади по другую сторону решетки, никогда не влияли на неё так же.

Иногда, пытаясь побороть в себе эти припадки социофобии, Дженис думала, что всё началось именно с этой привычки в патруле. Но иногда Дженис искала причины раньше, в детстве. Преимущественное количество школьных лет для неё не было лучшего подарка, чем прийти домой задолго до того, как вернется мать. Или заболеть и остаться одной на целый день. Её детство вовсе не казалось ей несчастливым, она не считала, что недолюбливала мать, как не имела ничего личного против напарников и Рея Фернандеса в частности. Но предпочитала оставаться одной. Возможно, отчасти поэтому у них не получилось с Оуэном Блэнкеншипом — потому что она отделяла себя и от него. Она боялась это признавать, но не могла не исключать возможность того, что, не будь время Эмори разделено между ею и отцом, вела бы себя так же обособленно и с сыном.

— Вот! — ворвался в её мысли возглас Рея Фернандеса. Его рука протянулась поверх её к мышке, одним твердым движением он надавил на её палец на кнопке. Видео встало на паузу.

На экране Зои Хаббард у дверей магазина, где только что купила рубашку для своего босса, остановилась напротив строго упершего руки в бока охранника. Его обритая голова и крепкая стойка были Дженис знакомы.

— Джонстон.

— Вы его знаете? Он был под подозрением?

— Не был, — покачнула головой Уокер. — Но он сразу мне не понравился. И он соврал. Когда я спрашивала его о Хаббард, он сказал, что её не помнил.

Она отмотала фрагмент до того момента, как Зои вошла в магазин. Она пробыла там недолго, вышла спустя несколько минут с небольшим пакетом, на который рамки в двери отреагировали и замигали. Где-то из-за кадра, судя по движениям Зои Хаббард ее окликнул охранник, а спустя несколько секунд он порывисто вошел в фокус. Он преградил Зои дорогу, указывал на пакет и её сумочку, потянулся к той и попытался вырвать, Хаббард оттолкнула его, он толкнул её в ответ. Из магазина выбежала уже знакомая Дженис продавщица. Она встряла между Зои и Джонстоном, что-то строго ему сказала, указывая на пакет, а затем приобняла Хаббард за плечи и увела обратно в магазин. Спустя мгновенье Зои снова оттуда вышла, одна, гневно смерила взглядом Джонстона и направилась к эскалатору. А он стоял на месте и смотрел ей вслед. Так же, как смотрел в спину Дженис в прошлую субботу, сопровождая её светом своего фонарика.

========== Глава 11. Неосторожность. ==========

— Он подходит под типаж, — негромко сказал Рей Фернандес, когда лейтенант, выслушав Дженис, перевел на него взгляд. — Белый, молодой, в хорошей физической форме. У него выгодное положение. Он находится там постоянно, и его работа заключается единственно в наблюдении.

— Есть на него что-то кроме твоей личной неприязни, Уокер? — спросил Линч, и Дженис пришлось бессильно развести руками.

— Только то, что он соврал.

— Этого нам не известно, — возразил Линч. — Он может действительно её не помнить.

Он протяжно вздохнул, скривившись, будто от острого спазма, наклонился и уперся руками в край стола Дженис. Посмотрел на неё поверх монитора и добавил:

— Раскопай на него что-нибудь. Ложь мы ему предъявить при аресте не можем. Мы задержали Оливера Паркера вхолостую. А теперь со всей этой шумихой в прессе нужно быть особенно осторожными с тем, кого мы обвиняем. Ты меня поняла, Уокер?

Сколько раз он задавал ей этот вопрос, она уже и не могла сосчитать. Показывал ей, как заполнять формы, как составлять запрос в прокуратуру и суд, учил общению с семьями пострадавших, учил держаться крепко и честно с подозреваемыми. И каждый раз пристально смотрел на неё и спрашивал, всё ли было понятно. А она всегда отвечала одинаково:

— Да, Фрэнк, — хотя крайне редко это было правдой. Чаще всего у неё оставалось много пробелов, вопросов, догадок, заполнить и развеять которые кроме Линча больше было некому. Но она не решалась проявлять свою несмышленость. Предпочитала учиться тому, что не понимала, на практике.

Впрочем в этот раз она была с этим согласна. Джонстона и в самом деле пока нельзя было брать, как бы ей не хотелось сорвать с его физиономии самодовольное выражение.

Она провела два часа, перелопачивая всё, что могла так найти: штрафы за парковку, мелкие ДТП, поданный в суд иск за неуплату алиментов, но отозванный по причине урегулирования конфликта сторонами самостоятельно. Ничего серьезнее этого в полицейской базе она не нашла. Брайс Джонстон, как было указано в его документах, был отставным военным, два года отслужившим в зоне боевых действий, а затем продолжившим службу на военной базе в Штатах. Он работал в охране последние несколько лет, его работодатели подавали прошения на ношение им оружия, потому в полицейской базе хранились также необходимые освидетельствования психиатров. В тех было указано, что он здоров.

Когда Рей Фернандес, несколько раз поднимавшийся с места и надолго уходивший, вернулся к её столу в очередной раз, Дженис подняла на него взгляд и спросила:

— Агент, Вы ведь психиатр, верно?

Он в удивлении вскинул брови.

— Да, но не веду частный приём. Со своими трудностями обратитесь к другому специалисту, детектив.

Он произнёс это очень сухо, с серьезным лицом, на котором лишь едва заметно улыбнулись глаза — несколько тонких морщин в их уголках и искра в зрачках. Уокер хохотнула.

— Вы ведь можете внимательнее к нему, — она качнула рукой на экран, где замер на картинке Джонстон, — присмотреться при встрече и понять, не впустую ли тратим на него время?

— В теории, могу, — облокачиваясь о спинку стула, ответил он. — Но моё заключение не может быть однозначным. Да и Ваш лейтенант запретил его арестовывать.

Дженис кивнула.

— А мы и не станем его задерживать. Просто вернемся в универмаг, чтобы поговорить с ним снова. Как со свидетелем.

Но в «Мейсиз» старший по смене сообщил им, что Брайс Джонстон уволился. Уокер и Фернандес переглянулись. Между ними повис не произнесенный вслух вопрос: означало ли это, что он виновен и ударился в бега? Рей никак не ответил: ни кивком головы, ни словами. Дженис пришлось решать самой.

— Диспетчер, — проговорила она требовательно в трубку. — Отправьте патрульные машины по адресу Брайса Джонстона. Зарегистрированную на него машину и его самого объявите в розыск.

Ложь Дженис инкриминировать Джонстону не могла, но его спешное увольнение всего спустя несколько часов после предыдущего визита Уокер, его поведение с Зои Хаббард и его ложь о ней в сумме своей формировали весьма подозрительную картину. Ещё сильнее её исказило то, что автомобиль Джонстона нашли брошенным на служебной парковке «Мейсиз», а по указанному в документах страховки адресу никогда о Брайсе не слышали. Линч, которому Уокер немедленно обо всём доложила, принятые ею меры дополнил отрядами полицейских, отправленных на автобусные станции, железнодорожный вокзал и в аэропорт.

Джонстона нашли по использованной кредитке и задержали с первыми сумерками. К немалому удивлению Дженис, тот пьяным в стельку выходил из бара всего в нескольких кварталах от универмага. Когда несколько офицеров его окружили, заломили руки и повалили навзничь, Брайс просто отключился.

***

— Это не он.

Дженис Уокер свирепо поджала губы, просверливая его взглядом, но Рей Фернандес упрямо покачал головой и повторил:

— Не он.

Убийца Сандры Чейз и Зои Хаббард был самоуверенным, но не настолько. Накануне Рей был уверен в том, что Джонстон тот, кто им был нужен, и всё вписывалось в его представление об искомом убийце, но как только охранника универмага поймали, Фернандес понял, что они ошиблись.

Брайсу Джонстону дали ночь отоспаться в камере. На утро вторника, наблюдая за его бессильно завалившейся на стол крупной фигурой через двойное зеркало, Рей Фернандес снова заключил:

— Нет.

Уокер проигнорировала его мнение, повернула голову к стеклу и бесцветно напомнила:

— Ваша заключение не может быть однозначным. Я иду к нему. Вы со мной?

В комнате для допросов стоял густой запах перегара, острый, горький, с чем-то чесночно-забродившим. Брайс Джонстон с трудом поднял голову, когда Дженис открыла дверь и вошла первой. Его лицо было опухшим и болезненно-серым, на высоком лбу и лысине проступила испарина. Сначала беззвучно пошевелив сухими губами, охранник прочистил горло и предпринял хриплую попытку:

— Можно мне… кофе?

— Кофе? — так громко, что голос ударился и задребезжал в стекле, переспросила Уокер. Джонстон с непритворным страданием поморщился. — Простите, лучшая кофейня в городе открывается только с двенадцати. Вам придется подождать.

Он, щурясь и едва удерживая тяжелую голову прямо, посмотрел на Дженис.

— А, Вы та детектив…

— Точно! — усиливая похмельную мигрень Джонстона, громко согласилась она. — Я — та детектив.

Она с упоением долго, скрипя ножками по полу, выдвигала себе стул, а после села и продолжила:

— Что ж так, Брайс? Мне казалось, тебе нравится твоя работа. Что случилось?

— Размолвка… с управляющим, — ответил Джонстон и поднял взгляд с Дженис на оставшегося стоять у стены Рея. — Пожалуйста, можно мне кофе? Или хотя бы воды?

— А почему бы не попросить сразу пива? — прервала эту мольбу Уокер. Она развернула принесенные с собой материалы и достала снимок Зои Хаббард и самого Джонстона, распечатанный с видеозаписи из универмага. — На трезвую голову ты уверял меня, что не помнил Зои. Давай проверим, как работает твоя память по пьяни, — предложила она и подвинула кадр по столу прямо под низко опущенное лицо Брайса. — Теперь припоминаешь?

Он упрямо покачал головой, а потом снова устало опустил её на сложенные на столе руки.

— Интересный ты парень, Брайс. Законы тебе не писаны. То ты не пускаешь полицию, то сам возомнишь из себя полицию и хочешь досмотреть чужую сумочку, то отрицаешь объективную реальность.

И она с размаху ударила кулаком по фотографии. Джонстон застонал, вскидывая голову, потом зарычал и прокричал в ответ:

— Я её не помню! Может быть, я её встречал, может быть, нет. Я не знаю! Это был очень сложный месяц!

Рей различил, как под скулами Дженис Уокер начали проступать бурые гневные пятна и решил вмешаться.

— Почему он был сложным, мистер Джонстон? — спросил он.

Фернандес не стал подходить ближе и садиться, не стал обещать кофе, но говорил очень тихо, немного растягивая слова. Это не было разделение на плохого и хорошего полицейского, это было разделение на глухого ко всему, что мог сказать Брайс, и предвзятого детектива; и на выдерживающего безопасную дистанцию для них обоих, готового задавать вопросы и слушать ответы, понимающего, что Брайсу сейчас непросто, и не желающего это усугубить агента.

Дженис была права — всецело опираться на его оценку было нельзя, она не могла быть безукоризненно точной даже в самом благоприятном случае. Значит, охранника всё же следовало тщательно обработать. Но это также означало, что презумпцию невиновности никто не отменял. Брайс был невиновен, пока они не могли доказать обратное. И именно над доказательствами следовало работать.

— Почему? — напомнил о вопросе Фернандес, потому что Джонстон растерянно переводил взгляд с него на Уокер и медлил.

— Я облажался, — наконец полушепотом сказал он. — Я не уследил, и из одного магазина вынесли товаров на крупную сумму. В мою смену на моём участке. Меня оштрафовали, чтобы возместить убыток. А мне… мне нужны деньги. Я должен платить за учебу дочери. Большие деньги. Каждый месяц. И мне пришлось взять дополнительные смены. Я работал сутками, уставал, и когда эта… — он махнул ладонью на Зои Хаббард, замершую в стоп-кадре. — Да, я психанул с ней. И за это мне тоже влетело. Меня снова оштрафовали и назначили испытательный срок. А когда вчера вы снова приехали и стали расспрашивать о ней и о той второй убитой… Шеф стал обвинять меня неизвестно в чём. Ну я и вспылил…

Пока Джонстон говорил, Рей внимательно за ним наблюдал. Вся его мимика, его язык тела, его взгляд указывали на то, что он не придумывал то, что говорил, а вспоминал. Морщился и ссутулился, будто заново переживая эти моменты. Заглядывал в лицо Уокер и Фернандесу, в надежде рассмотреть в них смягчение и веру.

— Адрес, указанный в твоих документах, как актуальное место жительства, — обрывая рассказ, строго проговорила Дженис. — Ты там никогда не жил. Зачем соврал?

— Бывшая жена, — скорбно заламывая губы, ответил Брайс. — Чтобы не получать её судебных исков. С ней нелегко договориться, когда я на мели. Грозится написать заявление, а мне такие проблемы не нужны.

— Где ты был вечером 8 ноября?

— Я не знаю… — он подхватил скованные наручниками руки и протер ладонями лицо. — Не помню. Наверное, был дома. Готовился к ночной смене.

— Кто может это подтвердить?

— Никто. Я живу один.

— Где ты был 11 и 12 ноября?

— Отработал две смены за сутки и отсыпался дома.

— Сам?

— Сам.

— Не очень хорошо для тебя всё складывается, Брайс, — подытожила Дженис.

***

Обычно телевизор в общей гостиной показывал что-то мало его интересующее. Он не смотрел тех же фильмов, перед которыми усаживались остальные, был равнодушен к баскетболу, избегал новостей, потому что те потихоньку сводили его с ума. Но во вторник утром что-то заставило его поднять взгляд на экран, когда он проходил мимо гостиной, и задержаться.

В комнате никого не было, но на диване остался лежать кем-то оставленный пульт. Он поднял его и увеличил громкость как раз к тому моменту, когда на экране, перечеркнутому внизу сообщением «Предполагаемый серийный убийца молодых женщин задержан», ведущий в студии сменился седоволосым сухим мужчиной у памятника офицера с ребенком на руках перед главным входом в полицейское управление.

Коротко возникшая строка сообщила: «Капитан Роджерс, глава департамента полиции города Филадельфия».

— В первую очередь я хочу успокоить общественность. Мы все в безопасности, — сказал он. — Сейчас работающие над делом детективы заняты возможным подозреваемым. Пока он задержан без обвинений, но у нас есть причины полагать, что это действительно он. В этом деле мы так же сотрудничаем с ФБР, для того чтобы женщины, мужчины, дети и пожилые в нашем городе чувствовали себя спокойно. Серийные убийства прекратятся.

========== Глава 12. К чему приводят ошибки. ==========

— Что Вы делаете? — прошипела Дженис Уокер, едва они вышли из комнаты для допросов.

— Я пытаюсь найти убийцу, — позволяя раздражению её методами работы перетечь в голос, парировал Рей. — А что делаете Вы? Вы пытаетесь всё спихнуть на Джонстона!

— Да что Вы знаете о детективной работе, кабинетный всезнайка! — огрызнулась она.

— Побольше Вашего! — отбрасывая бразды правления в загорающийся огонь, выпалил Фернандес. — Я ловил убийц, ещё когда Вы в младшую школу ходили. Я пересадил их столько, сколько Вы не в состоянии сосчитать. Я десяткам тех, кого поймал, смотрел в глаза прямо перед их смертной казнью.

— Ну да, конечно, — скривилась Уокер. — Эта Ваша дедуктивная суперсила — раз увидел и всё понял.

— Нет. Моя суперсила, детектив, в том, что я, в отличие от Вас, всегда признаю, когда ошибаюсь.

— А-ну умолкните оба! — прокатилось узким коридором от грузно шагающего к ним лейтенанта Линча. — И прошу, скажите мне, что у вас что-то получается.

Дженис, вмиг потухнув, будто задутая спичка, иронично заметила:

— Это довольно противоречивые приказы, Фрэнк.

Рей никогда не умел вот так остывать. Ему требовалось долгое время чтобы разжечься, его терпение могло казаться бездонной пещерой, но когда та заполнялась горючим доверху, пламя полыхало в нём долго. Он ощущал, что весь напряжен до каменной твердости в мышцах, что имел ещё много чего сказать Дженис Уокер. То ли специфика работы, то ли что-то врожденное позволяло ему с легкостью оголить боли других и нанести в них прицельные удары. Позже, наконец успокаиваясь, Фернандес неизменно терзался, сожалел и просил прощения, но ущерб уже был нанесен. И сейчас, всматриваясь в детектива сверху вниз, в её тусклые волосы, ощущал, что был вооружен гневом настолько, что был способен пробить в ней дыру.

— Скажи мне, что он — тот, кто нам нужен, — с вибрацией плохо скрываемой отдышки в голосе, сказал лейтенант, подходя к ним и останавливаясь. — Потому что шеф только что именно это объявил по ТВ. И если он соврал, а мы облажались…

— То мы облажаемся ещё хуже, — договорил вместо него Рей. И на следующее же утро к своему недовольству обнаружил, что оказался прав.

Его телефон зазвонил на прикроватной тумбе, когда за клетчатыми шторами ещё царила кромешная темнота, а часы едва отсчитали пятый час утра.

— Агент Фернандес, просыпайтесь, — ворвался в его затуманенное сном сознание бодрый голос Дженис Уокер. — Через десять минут я буду у Вашего отеля. Спускайтесь.

— Зачем? — ладонью нажимая на горячий ото сна лоб, за которым от резкого пробуждения полыхнула боль, хрипло спросил Рей.

— Спускайтесь, — с нажимом повторила Уокер и положила трубку.

Когда, умывшись и заварив себе бесплатный отельный кофе, он вышел из отеля, асфальт тротуара и дороги оказался белесым из-за резко ударившего ночью мороза. Влага в мелких щелях и лужицы под наружными кондиционерами взялись коркой. Остро царапающий холод пробрался под одежду и пополз вверх, сначала отбирая всякую чувствительность у ног, затем у пальцев. Рей шмыгнул носом, обхватывая себя руками и стараясь шевелить стопами в ботинках.

***

Он стоял, ссутулившись, с покрасневшим носом и побледневшими губами. Дженис, пару минут назад отключившая печку, снова крутнула шайбу и ткнула кнопку подогрева передних сидений.

— Так зачем я всё-таки нужен? — вместо приветствия поинтересовался Фернандес, захлопнув за собой дверцу.

Дженис поморщилась и спешно бросила взгляд назад.

— Мне — не нужны, — рефлекторно сверяясь с боковым зеркалом, но видя в его отражении только пустую слабо освещенную улицу, ответила Дженис. — А вот лейтенант распорядился Вас привезти.

— Куда?

— Тише, — зашипела Уокер, снова оглядываясь. Из динамиков истерично запищало, и она раздраженно добавила: — Вот чёрт, пристегнитесь!

Рей Фернандес послушно протянул поперек себя ремень безопасности, а затем оглянулся вслед за взглядом Дженис. Эмори, к небывалому везению, крепко спал в своём кресле, укрытый любимым пледом до носа. Среда оказалась предельно неудобным днём для такого раннего вызова. Блэнкеншип всё ещё торчал в своей командировке, няня работала только после обеда. У Дженис не осталось другого выбора кроме собрать вещи и завтрак для сына и взять его с собой. Заметив — скорее ощутив, будто слабый шлепок — предельно удивленный карий взгляд, уткнувшийся в неё, она поспешила проговорить:

— Нашли тело задушенной девочки-подростка. Линч хочет, чтобы Вы на неё посмотрели.

Она силилась сделать тон ровным и сухим, не впускать в голос собственные сомнения. Будто, если не произносить вслух, то и не сбудутся опасения: убийца оставался на свободе, а Джонстон был не причастным придурком. Будто так не придется признать, что пророчество федерала, возможно, сбылось, и они действительно крупно и во всеобщее обозрение лажанули.

Ей не хотелось возвращаться к их вчерашней перебранке, но Рей Фернандес — она бросила на него несколько осторожных взглядов — и не выглядел самодовольно готовящимся напомнить, что он ведь говорил. Впрочем, его узкое лицо, слабо подсвеченное приборной панелью и ритмично падающим на капот светом фонарей, выглядело даже неодобрительно встревоженным. Он снова коротко посмотрел на задний ряд.

— Нет, — сказала она, когда Рей открыл рот.

— Что «нет»?

— Не хочу слышать о том, что ему не стоит сейчас здесь быть. Мне не нужны Ваши замечания насчет того, какой я детектив, и уж тем более, какая я мать.

— Вы об этом заговорили. Не я, — тихо парировал Фернандес и сделал глоток из принесенного с собой стаканчика. В запавшей после его слов паузе было отчетливо слышно, как внутри него перетекла жидкость.

Такая формулировка оказалась ещё хлеще и неприятнее, чем если бы он действительно высказал своё мнение. Тогда это были бы просто его слова, с которыми Дженис вовсе не обязательно было соглашаться. Но так он будто оголил её терзания, разбередил сомнения всех трёх лет жизни Эмори, когда Уокер не ощущала себя полноценной ни в одной из взятых на себя ролей и выбрать между ними тоже не могла. Ей не нужно было сейчас об этом думать. И не хотелось, чтобы эти переживания так легко транслировались наружу. Тем более, чтобы они транслировались Рею Фернандесу, даже в начале пятого утра собранному, аккуратному и деловому; своеобразному ходячему воплощению вашингтонских сухости, безжизненности и официоза.

— Заткнитесь, — рявкнула Уокер.

Со смешком федерал ответил:

— Я молчу уже минуту.

Это, словно катализатор химической реакции, привело к извержению злости за края установленных Дженис рамок благоразумия. Она раздраженно ткнула пальцем в кнопку, выключая обогреватель, но не ощущая от этой мелкой пакости нужного облегчения. Только ковырнувший изнутри стыд за эту мелочность.

Оставшееся время в дороге они провели в приглушенном шуме колес и урчании двигателя.

***

Ему не спалось. И всё вокруг было каким-то заостренным, усиленным. Громко тикали часы в коридоре, сипло дышала Дайна, вздыхал сквозняк в вентиляции, в лопатку впивался ком в старом матрасе, в горле скреблась жажда. Он отодвинулся от Дайны, убирая её руку со своего живота и, прислушавшись, на минуту замер.

Она пригласила его к себе под предлогом помочь со сборкой пришедшей ей по почте полки, а когда он ответил, что имел планы вплоть до возвращения в Фелтонвиль-Хауз вечером, коротко задумалась и предложила приехать позже. Она пообещала договориться насчет его отсутствия. Когда он спросил, сможет ли прийти к ней совсем поздно, она вскинула под ровную черную челку брови, но не спросила, насколько поздно или чем он будет заниматься.

— Я дождусь тебя, — сказала она. — Только приходи, ладно?

Он пообещал, что придет, но в какой-то момент почти передумал. Когда он постучался в её дверь после полуночи, думал, что она его уже не впустит, но Дайна открыла, провела его в свою тесную кухоньку, накормила его так сытно, как он давно не ел, а затем, конечно, не повела собирать полку. Ему не очень хотелось секса, но так, наверное, даже было лучше.

Ближе к утру, так и не сомкнув глаз, он встал и осторожно прокрался в ванную. Внутри со стен хаотично обвалилась плитка, формируя несимметричный кафельно-бетонный узор. В ванной растянулись ржавые подтеки, а на дне белое покрытие чугуна протерлось до черных пятен. По углам потолка расползлась черная влажная плесень. Находиться здесь почему-то было ещё неприятнее, чем в Фелтонвиль-Хауз.

Он подумал, что стоит вернуться туда на свою койку, и спешно оделся, но ноги повели его в обратном направлении. Сам не отдавая себе отчета как, даже не зная части обходного пути, по которому пошёл, он снова оказался под железнодорожным мостом.

***

Когда сверху проходил товарный поезд, внизу всё наполнялось таким гулким грохотом, что, казалось, под ногами сотрясалась земля. Местом преступления был небольшой клочок земли, обнесенной сеткой, под низким, с проржавевшими поручнями и стыками мостом. Его опоры покрывали многослойные разной яркости граффити. Из-под старого, взбугрившегося асфальта торчали клочки сухой травы. Кое-где оставались следы старой белой разметки — то ли парковки, то ли спортивной площадки. Здесь воняло мочой и по углам ветер растолкал груды мусора.

Это место очевидно было облюбовано бездомными, и жертвой оказалась одна из них. Её неравномерно выгоревшая палатка под ярким светом выставленных вокруг неё прожекторов отбрасывала кривые тени. Внутри за расстегнутой молнией лежало невысокое тело, сразу распознать в котором девушку было непросто. У неё были темные волосы, довольно длинные с одной стороны, спутанными прядями упавшие на лицо, а с другой коротко выбриты. Поперек шеи залегли глубокие кровавые борозды.

Убийца разозлился. Поспешное заявление шефа Роджерса не осталось им незамеченным, и он дал свой своеобразный ответ.

Многое в этот раз было иначе. Жертвой была не женщина, а ещё девчушка. Она не жила в квартире, а просто на улице. Вероятно, убийца не выбирал её так же долго и тщательно, как предыдущих. Она попалась ему под горячую руку. А так, он здесь бывал. Вполне возможно, даже жил неподалёку.

— Итак, их трое, — подойдя к нему, глухо констатировала Дженис Уокер. — Сандра Чейз, Зои Хаббард и неизвестная.

— Документов нет?

— Пока не нашли. Но у неё были в палатке несколько фотографий. Сравним с базой, прокрутим по новостям, поговорим с другими уличными. Может, кто-то опознает.

Полицейские мигалки окрашивали низкие своды моста, разрисовывали их неспокойными тенями. Рей Фернандес наблюдал за тем, как неловко на корточках в палатку пробирался судмедэксперт.

— Как думаете, сколько ей лет? — спросил он, и Дженис Уокер тяжело вздохнула.

— С виду не больше пятнадцати, — сказала она и глубоко шумно вдохнула, будто собиралась что-то прокричать, но добавила очень тихо: — Вы уверены, что это тот же ублюдок?

Рей не ответил. Как они уже успели выяснить друг для друга, его оценка не была точным объективным заключением. Но в то же время, он знал, — и знала сама Уокер — что убийца был одним и тем же. Пусть, казалось, и значительно сменил модель поведения.

— Значит, — продолжила детектив. — У Джонстона на сегодняшнюю ночь есть железное алиби и…

— Эй, Уокер! — прервал её отраженный эхом возглас. Фернандес поискал взглядом источник и рассмотрел офицера полиции у машины детектива. Того она приставила к своему спящему ребенку сразу по прибытию на место, а теперь он стоял с мальчишкой на руках. Тот извивался, будто пытаясь вырваться, и лицо его в красно-синих вспышках кривилось от плача. — Уокер, идите сюда!

Она сокрушенно качнула головой, но тон её был шутливым, когда она сказала:

— Сейчас включится сирена. Берегите уши, агент.

========== Глава 13. Работа над исправлением. ==========

Она не помнила, видела ли когда-то лейтенанта Линча таким же злым, каким он был ранним утром среды. С обнаружением третьего тела ему начало прилетать отовсюду: из мэрии, от прессы, от семей Сандры Чейз и Зои Хаббард, от адвоката ещё не выпущенного Джонстона и от капитана Роджерса, собственно, и заварившего эту огненную кашу.

Дженис сидела на заднем сидении своей машины, подавала Эмори пресные хлебцы, без которых он в последнее время отказывался есть что-либо, будь то овощным супом, яичницей или клубничным йогуртом, и наблюдала за Фрэнком через окно. С телефоном, плотно прижатым к уху, он расхаживал взад-вперед по дороге и на повышенных, доносящихся сквозь запертую дверцу в машину Уокер тонах с кем-то ругался.

Эмори, проснувшийся и закативший обычную истерику, неожиданно для самой Дженис стал её спасением. Будь она сейчас свободна, — и в этом сомнений не было — ей тоже досталось бы по полной.

Что бы там ни думал о ней прозорливый федерал, она не стеснялась признавать свои ошибки. Пусть это было непросто и довольно неприятно, но Дженис объективно понимала и проговаривала вслух, что была не права. И в этом деле смириться с тем, что Джонстон был ни при чём, ей было сложно из-за страха.

Надрывая целлофановый уголок упаковки с хлебцами, Уокер заметила, что её руки мелко дрожали, а всё тело вибрировало от напряжения. Дело, за которое ещё в понедельник она готова была вцепиться в горло Линчу, сейчас медленно её раздавливало. Прежде она никогда подобного не ощущала, прежде ей не приходилось сталкиваться с серийными убийствами. Прежде максимальным количеством жертв в одном ведомом ею деле составляло полтора: молодая женщина и её не рожденный ребенок, забитые до смерти утратившим от опьянения человеческий облик отцом. Во всех прежде проведенных ею расследованиях таймер отсчитывал только поимку убийцы. Теперь же обнаруженных тел было три и счёт шёл не на дни или часы, а на следующие отобранные жизни. А такую тяжесть Дженис, казалось, удержать на своих плечах была не способна.

Она как раз вбросила в рот хлебец и между сидений потянулась к кофе в подстаканнике, когда в стекло постучались, и Уокер дернулась, едва не расплескав кофе на приборную панель.

К окну склонялся федерал.

Дженис потянулась к дверце, но её остановил небывало жалобный голос Эмори.

— Мам, не уходи, — проговорил он с настолько несчастным видом, которого никогда не мог нарочно отобразить на своём лице, и которого, казалось испугавшейся Дженис, по-настоящему никогда прежде не было.

— Я просто выйду из машины, — мягко ответила она, перехватывая его сжимающую хлебец руку. — Я буду рядом, вот тут.

Эмори перевел взгляд округлившихся глаз на Фернандеса, стоявшего снаружи, затем снова на Дженис и едва заметно кивнул.

***

— Отвезите сына и приступим, — сказал Рей, когда она вышла наружу, коротко оглянулась обратно в салон, улыбнулась и захлопнула за собой дверцу.

Его первое впечатление о ней оказалось искаженным. Он воспринял её страдающей не успевшим выветриться юношеским максимализмом, необдуманно резкой в действиях и в словах, находящейся не совсем на своём месте. У неё была исправно работающая смекалка и что-то вроде инстинкта — явления, существование которого Фернандес и ставил под сомнение, и одновременно с этим отсутствие которого у детективов полиции и бюро замечал сразу.

Но сегодняшнее морозное утро внесло значительные коррективы в профиль Уокер. Его подкупило то, что она не воспринимала материнство тяжелым бременем, никому его не ставила в вину, не заслонялась им, как оправданием, не выставляла его напоказ, как единственно значимое достижение. Это ощущалось словно исподтишка украденным глотком свежего — чужого — воздуха. Долгие годы у него в печени сидели предъявляемые ему претензии, и он, как среднестатистический представитель самого приспосабливающегося животного вида на Земле, настолько привык с этим сосуществовать, что Дженис Уокер показалась ему настоящим откровением. Будто раньше он не знал, что так было возможно.

— Я освобожусь через два часа, — сказала она, коротко сверившись с экраном мобильного телефона. — Когда откроется его сад.

— Ладно. Тогда я попрошу кого-то из патруля подкинуть меня до управления. Встретимся там через два часа.

Им нужно было поработать с этим районом. В первую очередь собрать и изучить данные по уже осужденным или обвиненным насильникам и грабителям в этом районе. Поскольку Филадельфия представлялась Рею только несколькими разрозненными местами, где ему довелось побывать за эти три дня, нужна была карта, чтобы понимать, насколько далеко друг от друга находились жертвы и где относительно этой зоны был универмаг «Мейсиз». И по мере составления этой схемы расширять радиус работы над уже известными полиции преступлениями.

Тот, кого они искали, был опытным по меньшей мере в чем-то одном — грабеже или нападениях на женщин — или сразу во всём. Он отсидел — тюремный срок или в предварительном задержании перед оправдавшим его судом. Он имел давнюю и хорошо отрепетированную страсть к проникновению. К весьма интимному проникновению — а что могло быть интимнее, чем жилье, спальня, само женское тело?

Отталкивающееся от жертв расследование ни к чему не вело. Возможная установленная между первыми двумя убитыми связь не дала результатов, третья жертва была неизвестна. Нужно было сменить метод. Понимание того, как и почему было совершено преступление, вело к более ясному представлению о том, кто его мог совершить. И теперь у Фернандеса сформировалось некоторое подобие искомых характеристик, совпадения с которыми он надеялся найти, поработав с базой.

***

Маленький прикипевший к маме мальчишка — вот кто у неё был. И его присутствие сменяло её строгость на более живые, разнообразные эмоции. Присутствие ребенка и этого латиноса. Ему Дженис Уокер тоже улыбнулась. И это неприятно задело.

Она, наивная золотоволосая девочка, этого ещё не знала, но уже принадлежала ему. А то, что он считал своим, кому бы оно ни принадлежало, где бы ни находилось, как бы ни сопротивлялось, он привык получать.

Эта мысль очень ясно и безо всяких побочных сомнений возникла в его голове, ещё когда он был ребенком. Мать считала, что зарабатываемые ею и получаемые от государства как социальная помощь деньги принадлежали ей, и что только она могла ими распоряжаться. Но он представлял это несколько иначе. Если мать его родила и оставила, — приняла по меньшей мере два осознанных решения — то естественным продолжением было выполнение потребностей ребенка. И он добивался этого с её согласия или нет. Единственное, что требовалось — научиться. А это ему всегда удавалось легко.

Он подхватывал информацию ото всюду, постоянно прислушивался и приглядывался, порой сам того даже не замечая. Так,наблюдая за развернувшейся под мостом полицейской активностью, он узнал, что Дженис Уокер была одинока. Других причин, по которой женщина, прошедшая психиатрическое обследование для вступления на службу, а так, вменяемая, притянула посреди ночи на место убийства ребенка, он не видел.

Постепенно начинало светать, и оставаться ему больше не хотелось. Как не хотелось тащиться в Фелтонвиль-Хауз. Потому он вернулся к Дайне. Она проснулась, когда он вошёл, и вышла на порог спальни, голая и заспанная.

— Где ты был? — спросила она, и он показал ей пакет из круглосуточной забегаловки неподалеку. Внутри лежали два сэндвича с беконом и омлетом.

— Я не справился с твоей газовой плитой, — ответил он, сталкивая с ног ботинки и шагая на кухню. Дайна двинулась за ним.

— Серьезно? Как же ты соберешь полку?

— К ней есть инструкция. А к плите — нет.

Дайна засмеялась, прижалась к его спине и обняла, пока он доставал из пакета горячие свертки.

— Ты ведь за них заплатил, правда? — уточнила она, заглядывая поверх его плеча.

— Я не собираюсь обратно в тюрьму, — сообщил он. — Конечно, заплатил.

Её руки, обвившие его, сжались крепче. Она звонко поцеловала его сзади в шею.

========== ЧАСТЬ 3. Глава 14. Маяк над опасными скалами. ==========

Помещение, которое им выделили специально под нужды расследования, было, очевидно, чьим-то опустевшим кабинетом. На светлых стенах отчетливо виднелись затертые следы старой мебели, выгоревшие прямоугольники висевших на стенах вещей, квадраты вмятин от ножек стола в линолеуме, затертый рисунок на нём там, где чаще всего ходили. Единственное окно в кабинете выходило в коридор. Потому внутри даже с тремя работающими из четырех ламп было довольно темно.

Сюда провели отдельную линию телефона. И прислали нескольких людей для помощи в работе с материалами. Те, в коробках, папках и просто стопках бумаг выстраивались вдоль дальней стены по мере того, как офицеры приносили их из архивов или рабочих столов детективов, недавно работавших над этими делами.

Работа была кропотливая, её было много и она циклично повторялась: перелистать бумаги, разделить на возможно подходящие и ненужные, затем снова пересмотреть прошедшие первичный отбор, снова отсортировать, снова пересмотреть, выписать имена, адреса, номера телефонов, передать их Дженис Уокер или патрульным, дождаться от них обратной связи, начать заново.

Рею, приучившему себя к усидчивости и последовательности, а так — к концентрации, это давалось относительно просто, пусть и занимало дни. Для Дженис Уокер сидеть вместе с ним в кабинете и рыться в коробках было чем-то сродни наказания, и когда выдавалась возможность выехать поговорить с жертвой изнасилования годовалой давности или стоящим на учете у психиатра парнем, обвиненным в нарушении общественного порядка, она спохватывалась с места и бежала к машине. Фернандес наблюдал за ней и испытывал некоторое завистливое удивление её запасом энергии и рвением.

Всю среду, четверг и пятницу они провели в таком режиме, а когда официальная рабочая неделя подошла к концу, Уокер захлопнула папку, над которой сидела, и сказала:

— Я возьму часть домой. Поработаю на выходных.

— Лучше сделайте перерыв, проветрите голову, — ответил Фернандес, но Дженис упрямо качнула головой, подтягивая к себе коробку и складывая в неё бумаги. Рей вздохнул и повторил попытку: — Я понимаю Ваше усердие, и оно похвально, но…

— Нет, не понимаете! — Резко оборвала его Уокер. — Он убил уже троих!

— Я знаю…

— И я не могу проветрить голову, когда на очереди четвертая, а за ней ещё черт знает сколько!

— Детектив…

— Так что я обойдусь без Ваших ценных советов!

— Вы выгорите! — Твёрдо сообщил он, повышая голос. — Это сгрызет Вас изнутри, не оставив ничего способного трезво мыслить. Вы поймаете убийцу, только если будете работать эффективно, а не на износ.

Но в том, как она смотрела на него, как решительно опущенными были её плечи, Рей видел, что она не прислушается. И это тоже понимал. Сам был на её месте, рвущийся в бой и отметающий всякий горький опыт старших коллег. Как бы ни было жалко её мощно ревущего внутреннего огня и твердой веры в непобедимость справедливости, наверное, ей было необходимо самой обжечься, чтобы выучить урок.

Дженис Уокер промолчала, встала из-за стола, подхватила коробку и вместе с ней, порывисто шагая, вышла.

Когда-то он был таким же — решительным, готовым идти напролом и немного эгоистичным в своём представлении, что никто другой не сможет справиться так же. Возвращаемые этим ощущением дежавю воспоминания были неприятными, Рей попытался прогнать их, вернувшись к работе, но буквы перестали складываться в текст, лишая это всякого смысла. И потому он тоже собрался и поехал в «Дейз-Инн».

Там переоделся и вышел на позднюю пробежку. Но и это не помогло. На обратном пути в отель он купил несколько бутылок темного пива, просто во взмокшем спортивном костюме развалился на кровати, отыскав по телевизору старый вестерн, и опрокинул их в себя одну за другой. С опьянением в голову пришла долгожданная пустота, и только тогда Рей отправился в душ и спать.

Вот только обмануть или затопить подсознание было невозможно, а потому ночью Фернандес, едва удерживая вырывающееся сердце в груди, проснулся от воскрешённого подкоркой кошмара.

***

В субботу Дженис проснулась довольно рано, приготовила себе простой завтрак и вместе с ним и чашкой кофе уселась перед оставленной на столе коробкой с материалами. Но не стала её открывать.

Не то чтобы она прислушалась к федералу или чувствовала, что нуждалась в отдыхе. Скорее ей нужно было напоминание, что это расследование не являлось всей её жизнью, что там было место для неё самой и для Эмори. Кроме того, близился День благодарения, а потому Дженис решила начать выходные с поездки в супермаркет за продуктами, с любимой детской площадки Эмори у торгового центра, в который они обычно ездили, с поиска ему новой зимней куртки, со вкусного семейного обеда.

Может быть, что-то с ней было не в полном порядке, но Дженис искренне любила подобную рутину, она делала её счастливой, наполняла её энергией куда больше, чем путешествия или общение. Её лучшие воспоминания были частями самых обычных дней. Она почти не помнила романтического путешествия в Сан-Франциско с Блэнкеншипом, но отчетливо помнила, как доставала из стиральной машинки белье, когда впервые почувствовала в животе движения Эмори. Она знала, что такой факт в её жизни был — она вместе с матерью летала в Европу, но никаких ярких картинок оттуда не сохранила. Зато удивительно точно до мельчайших оттенков могла вспомнить запах прелой листвы в парке недалеко от дома, где впервые оттолкнулась и, не падая, прокатилась несколько метров по прямой на велосипеде.

Оглядываясь через несколько лет назад, — особенно, когда оглядываться будет Эмори — она не хотела видеть их нечастое время вместе заполненным работой над убийством. Когда-то это расследование подойдет к концу, она формулировала эту мысль в своей голове безо всяких сомнений, а вот жизни её и Эмори не закончатся. И сейчас она делала выбор, из чего та будет состоять. Из будничных счастливых моментов или из фотографий порезанных впивавшейся в кожу удавкой шей, разложенных на их обеденном столе.

Потому она убрала коробку в шкаф.

Пока Эмори спал, она убралась на кухне, в гостиной, своей комнате и ванной; достала и выбросила из холодильника то, что испортилось; открыла на проветривание окна.

В этой квартире на две спальни они жили последние два года. Дженис удалось снять её относительно свежей после ремонта. Квартира находилась в старом кирпичном доме, а оттого внутри было тихо и довольно тепло. Окна здесь были большими, наполнявшими комнаты светом. Это было приятным контрастом с теми тесными и темными кондоминиумами, в которых Уокер доводилось жить прежде. А главным плюсом были стиральная и сушильная машинки, установленные в самой квартире. Они стояли за платяными дверями в коридоре и рядом с ними было достаточно места чтобы заталкивать туда весь тот бардак, терпения созерцать который у Дженис не оставалось, но и сил разобраться с ним как следует, не хватало. А ещё порой она пряталась там от сына и в уютно ограждающем ее шуме вращающегося барабана горько плакала от усталости, обиды и страха.

Когда Блэнкеншип женился, — слишком быстро в понимании Уокер после их расставания — ей пришлось непросто. С одной стороны, у неё всегда было неясное ощущение, что он — не её, будто временный или подменный. С другой стороны, до его женитьбы они будто были на одинаковых исходных позициях, вот только Оуэн с поданным сигналом двинулся вперёд, а Дженис застряла на стартовой линии.

Она не была сторонницей поиска причин всех комплексов, трудностей и изъянов в детстве и отношениях с родителями, но в этом случае считала, что не умела строить что-то прочное с мужчинами именно потому что никогда не видела примера такого прочного у её матери. Впрочем, она не помнила и никаких временных интрижек. Так, будто мать или тщательно от Дженис их скрывала, или всегда была одинокой. И Уокер впитала это понимание, что одиночество не было смертельным, а так, легко выбирала его среди других возможных вариантов.

Вот только и приятного в одиночестве было мало. Особенно остро это ощущалось в безысходности вроде той, когда Дженис приходилось брать Эмори с собой на работу; или когда она заболевала и не имела никаких сил заботиться о себе; или когда в праздники оставалась совсем одна, потому что Блэнкеншип забирал Эмори к себе. Порой, утирая градом катящиеся слёзы и давясь своей неясно сформулированной обидой, Уокер уговаривала себя, что пока просто не встретила правильного человека. Но, если возвращалась к этой мысли без истерик, понимала, что за двадцать восемь лет успела выработать столько одиноких привычек, что едва ли была бы в состоянии ужиться с этим пресловутым правильным человеком, если он действительно где-то существовал.

========== Глава 15. Бессилие. ==========

Едва Дженис Уокер поднялась в отдел, ей позвонили снизу и сообщили, что пришла миссис Чейз, мать первой жертвы.

— Прошло две с лишним недели, — напомнила она. — Вы хоть что-то выяснили?

Было начало рабочего дня. В коридоре было людно: менялись смены патруля, отмечались у дежурного детективы и инспекторы. Дженис оглянулась в поисках пустого угла, но такого в понедельник утром в управлении не было.

— Боюсь, мэм, я не могу обсуждать с Вами расследование, — ответила она.

Миссис Чейз смерила её недовольным взглядом, кривя губы и презрительно поинтересовалась:

— А Вам в помощь не хотят назначить более опытного детектива?

Было что-то, к чему Уокер, наверное, привыкнуть не могла, сколько бы раз с этим ни сталкивалась. Будучи патрульным офицером, она всегда приходила в бешенство, когда ей вслед группки не доросших бездельников свистели и улюлюкали, выкрикивая, что любят девочек в формах. Едва сдерживалась, когда во время задержания разбушевавшихся пьяных быков, те швырялись в неё оскорбительным — не было ли её место на кухне. И замечания по поводу возраста тоже неизменно задевали.

Но если подросткам она могла пригрозить арестом за хранение марихуаны, а арестованным до острой боли заламывать руки, надевая на них наручники, то матери Сандры Чейз ничего едкого в ответ сказать не могла.

— Над этим делом также работает специалист из ФБР, — сообщила Дженис.

Миссис Чейз оживилась.

— Я хочу поговорить с ним!

— Слушайте, он тоже не станет говорить о ходе расследования. Если у Вас есть какие-то сведения, которые Вы считаете важным сообщить, можете передать их мне. Если же нет, простите, но меня ждет работа.

Голос Дженис звучал, вероятно, слишком колко. Потому что миссис Чейз вдруг переменилась в лице. Глаза застелила влага, она потянулась и ухватила Уокер за руки, её ладони оказались ледяными.

— Пожалуйста, — очень слабо проговорила она. — Это же моя девочка, моя доченька.

— Да, мэм…

— У вас есть дети?

— Есть, мэм.

— Вы ведь понимаете меня?

Дженис высвободила одну руку и накрыла ею судорожно вцепившиеся в неё пальцы женщины.

— Миссис Чейз, послушайте. Это дело в приоритете у меня, у всей полиции Филадельфии и даже у ФБР. Мы делаем всё, что можем.

Она кивнула, и от этого движения слеза сорвалась с века и побежала по щеке.

— Это правда, что он убил и ту… третью девочку?

Дженис лишь открыто заглянула в её потускневшее от горя лицо, не имея права отвечать.

— Вы хоть узнали, как её зовут?

Уокер кивнула.

Её имя сообщили родители после того, как три дня прокручивания фото по локальному телевиденью ни к чему не привело, и было принято решение выставить снимок в выпуск новостей общенационального канала. Третью жертву звали Реджина Стоун, через месяц ей должно было исполниться четырнадцать. Она сбежала из дома в Лексингтоне, штате Кентукки, почти год назад. Родители даже не знали, что она добралась так далеко.

Но ничего из этого произнести вслух Дженис не могла, а потому только крепче сжала пальцы миссис Чейз.

***

— Это надолго? — спросила Дайна и насторожено выглянула из окна на здание полицейского департамента.

— Нет, — коротко ответил он и, едва машина окончательно остановилась, спешно выскочил.

При ближнем знакомстве Дайна оказалась расшатанными эмоциональными качелями, которые не находились в состоянии покоя никогда, а любая незначительная мелочь могла вынести её в срыв.

Сегодня была его плановая встреча с инспектором, где он должен был только появиться, ответить на несколько со скукой заданных вопросов и убраться до следующей назначенной даты. И он планировал использовать эту необходимость для того, чтобы наконец узнать, где жила Дженис Уокер. Но Дайна настояла на том, что отвезет его сама. Ему были нужны её машина и благосклонность, а потому пришлось согласиться.

Такой контроль — полицейский инспектор и адаптационный центр Фелтонвиль-Хауз — назначили ему после освобождения, потому что он был рецидивистом. Его первый тюремный срок в сравнении со вторым был короткой приятной прогулкой, а освобождение после него было настоящим — едва он ступил за ворота колонии, он был абсолютно волен делать то, что хотел. Во второй раз приговор оказался жестче, и отбыв его, он всё ещё не был свободен.

Оба раза он попался на продаже краденного, и когда его задерживали во второй раз, хохотал от иронии собственной тупости. За первое проникновение и грабеж его посадили в ближайшую колонию со свободными камерами — всего в сотне километров от дома. Во второй раз отправили аж в Пенсильванию в тюрьму строгого режима, где из крохотного едва пропускающего свет окошка была видна глухая стена блока для смертников. Он понимал, что в следующий раз, если попадется, окажется именно там.

Он решил не идти к перекрестку на ближайший пешеходный переход, а потому обошёл джип и оглянулся по сторонам, чтобы перебежать дорогу, но Дайна коротко посигналила ему. Когда он оглянулся, она высунулась из окна и погрозила ему пальцем:

— Будь хорошим мальчиком.

Он усмехнулся нелепости этой фразы.

***

В комнате, показавшейся Фернандесу достаточно просторной в сравнении с уголком захламленного стола Дженис Уокер, в первые дни выделенного ему в качестве рабочего места, к началу новой недели стало довольно тесно. Тут поставили несколько столов, помимо самого Рея и детектива, работали ещё трое людей. Телефон постоянно звонил. Кому-то казалось, что к ним в дом пробирались, кому-то, что за ними следили, кому-то угрожали.

Фернандесу приходилось работать и над каждым таким обращением тоже. Во вторник вечером, вставая со стула и до хруста выгибая отекшую от усталости спину, Рей едва был способен держаться прямо. Он заставил себя выйти на обязательную вечернюю пробежку, но с трудом осилил один круг по кварталу и вернулся в номер. Когда он вышел из горячего расслабляющего душа, за окном валил густой мокрый снег. Рей позвонил в облюбованный за неделю китайский ресторанчик неподалеку и заказал доставку, но спустя десять минут, почти проваливаясь в сон, отменил заказ.

Как это обычно происходило, после переутомления ночь оказалась короткой. Он только закрыл глаза и в следующее же мгновение открыл, но снаружи наступило утро.

Рей лежал в кровати, рассматривая низкий, обклеенный бугристыми сероватыми обоями потолок, когда его телефон, оставшийся валяться на краю постели, зазвонил.

— Агент Фернандес, сэр? — раздалось из трубки. — Патрульная полиция Филадельфии. Мы пока не можем связаться с детективом Уокер. Но я так понимаю, Вы работаете над серией убийств вместе. Так?

— Да.

— Вы можете сейчас подъехать на Пелхам-Роуд, 308?

— Зачем?

— Тут задушенная девочка.

Навигатор проложил маршрут вокруг квартала, к реке Скулкилл и вдоль её извилистого течения в спальные районы где-то на севере. Рей ехал полчаса, вдвое дольше, чем прогнозировал навигатор, из-за скользкой мокрой дороги и низкой видимости — колеса машин поднимали нападавшую за ночь грязную снежную массу, откидывали её на лобовое стекло и боковые зеркала. Серыми комками были залеплены и дорожные знаки. Из-за этого Фернандес едва не пропустил съезд с шоссе на мост. Навигатор даже успел переделать маршрут, нарисовав объездной крюк длиною в три мили.

За мостом оказался довольно лесистый зажиточный район — большие дома с профессионально ухоженными газонами и клумбами. В таких местах жители не были привычными к скоплениям полицейских машин и желтым ограничительным лентам, натянутым поперек тротуаров. Когда Рей остановился перед номером 308, голубым домом с витиеватыми чердачными окнами, витражным центральным окном второго этажа и необычно округлой двухстворчатой входной дверью, открытой на распашку, из неё вышел лейтенант Фрэнк Линч.

— Я живу недалеко отсюда, — пояснил он, когда Фернандес подошел к крыльцу и протянул ему для пожатия руку. — Приехал вместе с первыми патрульными. Жуткая история.

Он протяжно вздохнул, утер углы рта и показал рукой за спину Рею. Он оглянулся.

— Вон на подъездной дорожке дома напротив стоят мистер и миссис Мэннинг, родители жертвы. Они, как и их младший сын, всё время были дома. Девочку обнаружила мать, которая пришла будить её в школу. Пойдем.

Через просторную прихожую лейтенант повел Рея по резной лестнице темного дерева на второй этаж. Коридор там был узкий, с пятью ведущими из него дверями и лестницей выше.

— Там, — указывая на третий этаж, сказал Линч. — Спальня родителей. Эти две двери — комната и ванная комната брата. А тут — спальня, ванна и гардеробная жертвы. Её нашли в кровати.

Они прошли в обычную девчачью комнату: кровать с множеством декоративных, пушистых и расшитых блестками подушек, ряд рассаженных на комоде плюшевых медвежат, зеркало на стене с заткнутыми за раму фотографиями, повисший с дверной ручки мягкий банный халат.

— Британи Мэннинг, семнадцать лет.

Она лежала в своей оставшейся не расстеленной кровати немного наискосок. Серые лосины были стянуты с одной ноги полностью, а на второй столкнуты ниже колена, трусы порваны, на внутренних сторонах бедер потемневшие бурые подтеки крови. Пышные каштановые волосы растрепались из хвоста, бледное круглое лицо застыло в напряженной маске боли. На шее следы повторяющихся удушений.

Как в случае Сандры Чейз и Зои Хаббард, как Реджина Стоун — длинным обувным шнурком, так и Британи Мэннинг, похоже, была задушена первым попавшимся убийце под руку. Изголовье кровати и покрашенную в белый металлическую решетку, служащую своеобразной подставкой для прикрепленных к ней фотографий, оплетала длинная гирлянда. Часть её была оборвана и свисала в волосы Британи. На раздавленных крохотных лампочках остались следы крови там, где пластиковыми осколками они впивались в кожу девочки.

— Вчера семья в полном составе поужинала, и дети отправились по комнатам. Миссис Мэннинг заходила к дочери пожелать спокойной ночи около десяти часов — она была жива и одна.

Фернандес оглянулся на два окна в комнате, оба были зашторены и закрыты на опущенную щеколду. Он вышел из комнаты и шагнул в небольшую ванную рядом, там тоже было непрозрачное окно — также надежно закрытое. Рей вернулся в коридор и спустился на один пролет ступеней к многостворчатому витражному окну. То оказалось прикрытым, но не запертым. Фернандес толкнул его и выглянул наружу. За ним был не огражденный задний двор, покатая деревянная крыша заднего крыльца, а по стене по предусмотрительно прибитой к ней решетке плелся осыпавшийся к зиме виноград.

— Так он и вошёл, — заключил за спиной Рея лейтенант. — Пробрался просто в заполненный людьми дом, вошёл в комнату и, не боясь быть услышанным, несколько часов терзал бедного ребенка.

========== Глава 16. Шаг навстречу. ==========

Дженис нашла свой телефон утром в углу дивана, разряженным и отключившимся. Она отчетливо помнила, что ставила его на зарядку в своей комнате, но из розетки остался бесцельно свисать провод. Похоже, настало время вводить новые правила касательно мобильного: и для Эмори — ему нельзя было играть так много и без спроса, и для самой Дженис — Эмори давно доставал, умел и не стеснялся брать то, что ему требовалось, а так, политику физической доступности вещей в их квартире нужно было пересмотреть.

Когда Уокер вернула телефон к жизни, ей посыпались уведомления о множестве пропущенных звонков от диспетчера, от Фрэнка и даже от федерала. То, что они все пытались с ней связаться в среду до начала рабочего дня, не предвещало ничего хорошего. Набирая номер лейтенанта, Дженис готовилась услышать худшее, но почему-то, когда Фрэнк сообщил о четвертом теле, оказалась к этому не готовой.

Она забросила Эмори в сад и отправилась в северные пригороды. Увиденное потрясло её до жути, которой она не испытывала ещё никогда прежде. Такая самоуверенная наглость этого больного ублюдка ударила её наотмашь, и Дженис спешно выбежала из комнаты, вниз по ступеням, через оккупированную полицейскими кухню наружу. Ей казалось, если она не вдохнет свежего воздуха, то грохнется в обморок. Широкое крыльцо заднего двора с комками налипшего на садовую мебель мокрого снега пошатнулось под её ногами, а вместе с ним и высокий горизонт. С голых мокрых ветвей подступивших к дому деревьев сорвались в низкое серое небо несколько ворон.

В руку Дженис кто-то сунул бутылку холодной воды, и она сначала сделала два жадных глотка, а потом оглянулась. Рядом оказался Рей Фернандес. В своём черном пальто и с особенно выразительными черными глазами на фоне, казалось, ещё больше утончившегося лица, он был похож на пришедшего за душой Британи Мэннинг темного ангела смерти.

— Он перешёл на девочек, — возвращая бутылку, слабо выговорила Уокер.

— Нет, не думаю. Дело не в возрасте, а в его азарте. Он повышает ставки, повышает сложность. Сначала первый этаж, потом — десятый. Неделю назад улица совсем рядом с проезжей частью, где его могли увидеть. Теперь… — он не договорил и только красноречиво покосился поверх плеча на открытую заднюю дверь.

— И что дальше?

Фернандес глубоко вдохнул, будто собираясь с силами, чтобы ответить:

— Не знаю.

Уокер ощутила в глазах неожиданное, несвоевременное жжение. Она дважды моргнула, пытаясь его прогнать, но вместо этого глаза затянуло влагой. Дженис отвернулась.

— Я никогда его не поймаю, — полушепотом озвучила она то, соглашаться с чем даже в мыслях себе запрещала. — И потеряю ещё много ни в чем не повинных девочек.

— Это не Ваша вина.

Она не хотела этого слышать, потому что это было, безусловно, ложью. И не хотела, чтобы он видел её слёзы, а потому, почти ничего перед собой не различая, шагнула вперёд, но Фернандес преградил ей дорогу.

— Это. Не. Ваша. Вина. — Повторил он твёрдо и строго. Уокер ощутила на своих плечах его крепкие руки, он сжал её и встряхнул. — Вы меня слышите, детектив?

Она попыталась высвободиться и отвернуться, потому что влага в глазах становилась тяжелее и грозилась вот-вот политься слезами, но он её не выпустил.

— Вы — не всесильная, — наклоняясь к ней, заглядывая прямо в лицо, сообщил Фернандес. — И он — тоже. Он обязательно совершит ошибку, и мы его найдём.

— Сколько ещё трупов потребуется, прежде чем это случится?

***

Всё было иначе. Не было в карьере Рея Фернандеса двух похожих убийц и двух похожих стилей, встречались те, кто совершенствовались в процессе и те, кто, наоборот, теряли бдительность. Но с этими убийствами в Филадельфии всё было совершенно по-другому — так, как он не представлял возможным. Убийца охотился часто, без какого-либо отслеживаемого ими графика, без четко обозначенных предпочтений. Оставленные ими тела отображались разрозненными точками на карте города, не формируя никакой определенной зоны. Это был вызов, от которого Рей — и он ощущал тревожно знакомые симптомы — медленно сползал с катушек. Как и Дженис Уокер.

Она была права: такими темпами им потребуются месяцы, если не годы, чтобы поймать этого сукиного сына. А с его голодом это означало десятки, сотни жертв.

Вечером среды Рей принял решение, к которому, по правде говоря, уже склонялся несколько вечеров кряду — не прерывать командировку, не возвращаться домой на праздник. Когда после непростого телефонного разговора он вернулся в их своеобразный штаб, там оставалась только детектив. Все остальные уже ушли. Было довольно пустынно и в остальном отделе. Одним из последних уходил лейтенант Линч.

Он заглянул к ним, чтобы спросить:

— Какие результаты?

И Дженис Уокер глухо отозвалась:

— Никаких.

— Моя жена ничего не хочет слышать о работе в День благодарения, — сообщил Линч. — И, клянусь, она подаст на развод, если я выйду завтра из дома. А потому давайте-ка так: вы оба приедете к нам на обед, а потом мы вместе всё это обмозгуем. И, Уокер, привози с собой Эмори. Будут мои внуки, ему будет с ними весело.

И прежде, чем кто-то из них успел дать какой-то ответ, лейтенант махнул рукой и скрылся за дверью.

Для Фернандеса это было простое решение: во-первых, он собирался продолжать работать, а делать это в управлении, у себя в номере или в гостях у лейтенанта — не имело значения; во-вторых, он успел порядком устать от острых супов и рисовой лапши с экзотическим набором говяжьих вырезок, он не отказался бы от запеченной индейки; в-третьих, пусть домой он не возвращался, оставаться в праздник совсем одному тоже не хотелось.

А потому в четверг Рей перезвонил Линчу, спросил, не нужно ли что-то привезти с собой и уточнил адрес. У дома, действительно оказавшегося неприятно близко к Пелхам-Роуд, стояло довольно много машин, и среди них знакомый серый крайслер детектива.

Когда Фернандес постучался в дверь, ему открыла невысокая полненькая женщина с румяными щеками и в перепачканном мукой переднике.

— Здравствуйте, мэм, — сказал он, протягивая ей последний найденный в супермаркете по дороге захудалый букет традиционных хризантем. — Я Рей Фернандес, агент ФБР. И Ваш муж…

— Проходите, — подхватив букет вместе с его рукой, она втянула его внутрь, в густой карамельно-тыквенный запах и гул голосов.

За тридцать девять лет жизни Рей впервые оказался в настолько хрестоматийном праздновании, которые прежде видел только в кино и рекламных роликах супермаркетов. Вопреки тому, что он ответил Дженис Уокер в первые минуты их знакомства, он всё же происходил из семьи мексиканских эмигрантов, и День благодарения для них был лишь возможностью купить не распроданную вовремя индейку со значительной скидкой. Тушек брали сразу несколько, замораживали и потом постепенно скармливали Рею в течение следующих месяцев. Позже, с основанием собственной семьи Фернандес пытался привнести какие-то общенациональные традиции в свой дом, но они не очень приживались и точно не включали в себя большого семейного собрания.

Вокруг стола, составленного из нескольких, накрытого двумя большими скатертями, заставленного едой до отказа, сидели несколько поколений семьи Линч. Рей передавал клюквенный соус в хрустальной вазе, когда его просили до него дотянуться, уплетал картофельное пюре прежде, чем то успевало остыть и с любопытством наблюдал за детьми, их мужьями и женами, за внуками лейтенанта, за ним самим и за его женой. Дженис Уокер, сидевшая с Эмори на коленях рядом с Реем, тоже казалась притихшей и растворившейся в атмосфере. Она отдала сыну вилку, которой тот уверенно орудовал, доставая себе еду из их тарелки и изо всех соседних, а Дженис только изредка тянулась поверх его головы и двумя пальцами выхватывала из салата кубики овощей.

— Детектив, Вам что-нибудь передать? — предложил ей Фернандес, и к собственному удивлению — он был уверен, что останется едва услышанным в перекрестно ведущемся поверх стола многоголосом разговоре — оказался окликнутым миссис Линч.

— Ну что это такое! Вы не на работе, а на семейном обеде. Не хочу слышать никаких «детектив», «лейтенант» и «агент», ясно? Просто Фрэнк, Дженис и… — она замешкалась, и Фернандес подсказал:

— Рей.

— Рей, — обворожительно улыбнувшись, повторила она. — Точно. Простите. До пенсии я работала учителем в младшей школе и каждый год была способна выучить не меньше сотни имен новых учеников, впрочем это осталось в прошлом. Но Вы меня поняли?

— Да, мэм, конечно.

— И чего же Вы ждете, молодой человек? — она вскинула брови.

Фернандес хохотнул тому, что ничего учительского, на самом деле, в прошлом не осталось, и повернулся к Уокер. Та широко улыбалась и с интересом на него смотрела. Он исправился:

— Дженис, тебе что-нибудь передать?

— Нет, спасибо, — со смешком ответила она.

— Рей! — подсказала со своего края стола миссис Линч, и Дженис послушно проговорила следом:

— Рей.

Когда детям надоело сидеть смирно, от индейки остался только скелет, а в графинах не осталось яблочного сидра, Фрэнк Линч провел их с Уокер в подвал — светлое помещение с низким потолком и едва уловимым запахом влаги, где стоял большой затертый диван, старый пожелтевший холодильник и что-то похожее на барную стойку, сбитую из грубых досок. В этом мужском убежище у лейтенанта оказались запасы холодного пива.

— Ладно. Давайте резюмируем, что у нас есть, — сказал Линч.

— На самом деле, у нас даже нет надежно установленной связи между жертвами, — ответила Дженис. — Сандра Чейз работала в «Мейсиз», Зои Хаббард была частой покупательницей, Британи Мэннинг иногда заглядывала туда с подружками. Но бывала ли в универмаге Реджина Стоун, неизвестно.

— Может быть такое, что связи нет вообще никакой? — спросил лейтенант, переводя взгляд на Рея. Тот пожал плечами. В этом деле он ощущал, что терял всякую экспертность, превращался в такого же слепого котёнка, как и детектив.

— Может, — нехотя признал он. — Но обычно она всё же есть. Думаю, — со вздохом он обернулся к Дженис, — стоит ещё раз наведаться в «Мейсиз» и поспрашивать у охранников. Обычных покупателей они могут не помнить, но как выпроваживали бродягу, точно запомнили бы.

***

Дайны начинало становиться слишком много, и, увидев, что она заметила и направляется к нему, он поймал себя на порыве развернуться и уйти.

— Где ты был? Почти ничего не осталось!

— О чём ты?

— Ты что?! О Дне благодарения! Несколько волонтёров передали нам фаршированную индейку и салаты, но ребята, конечно, почти всё размели. Так где ты был?

— У друзей.

Дайна округлила глаза и сплела на груди руки, тон её приобрел ту холодную подозрительность, которой она встречала всех новеньких в Фелтонвиль-Хауз.

— Я не знала, что у тебя в Филадельфии есть друзья.

— С недавних пор есть. Я отпраздновал у них и не голоден.

И прежде, чем она задала бы очередной вопрос, он развернулся и через несколько ступенек за шаг взбежал наверх. Ему было не до еды — хотя желудок жалостливо сжался в тяжелый комок спазма от доносящегося из столовой запаха — и не до Дайны. У него теперь был важный трофей, с которым ему очень хотелось побыть наедине.

Ради этого пришлось немного потрудиться. В среду по новой сложившейся у него привычке он вернулся на Пелхам-Роуд к утру и провёл в некотором отдалении от 308-го дома несколько часов, то проваливаясь в усталую дрёму, то спохватываясь. Он дожидался, когда Дженис Уокер закончит. И как только её машина выехала из хаоса полицейских мигалок и фургонов экспертов, он поехал следом. Он понимал, что детектив, вероятнее всего, отправится в управление, но не отставал — он приспосабливался к её стилю езды, к средней скорости, к поведению на светофорах, мигающих желтым. Это было важно — не терять её из виду, но и не попадаться ей самой на глаза.

Днём он вернулся на свою койку и в блаженном опустении проспал несколько крайне необходимых ему часов, а затем снова уселся в джип Дайны и отправился к полицейскому департаменту. Крайслер Дженис Уокер, вопреки его ожиданию, не выехал со служебной парковки, а прокатился с перекрестка ко главному входу, из машины вышел латинос, и детектив поехала дальше.

В сползшей на город темноте, в холодном свечении встречных фар и в поднимаемой колёсами влажной дымке он несколько раз с досадой стучал по рулю, когда не различал впереди знакомой линии стоп-огней. Но Дженис вела так же плавно и размеренно, как и утром, а потому в конечном итоге он всё равно её догонял. И она привела его к цели — к краснокирпичному старому дому, одному из тесно прижавшейся друг к другу череды на узкой тенистой улице.

Теперь же он знал значительно больше, чем адрес. Теперь он знал, что глаза у Дженис Уокер были удивительно ясного голубого цвета.

========== Глава 17. Когда стены рушатся. ==========

Такого запала в Эмори Дженис не наблюдала давно. Фрэнк оказался прав — большая компания его разновозрастных внуков стали для Эмори отличным развлечением. Она едва уговорила его поехать домой. Всю дорогу он увлеченно рассказывал ей об играх, в которые они играли, пока Дженис с федералом и лейтенантом работали внизу, как коверкали имена друг друга, пытаясь придумать самый смешной вариант, как ели тыквенный пирог и яблоки в крошащейся карамели. Эмори интересовало, когда он увидится со своими новыми друзьями снова, и Уокер приходилось изворачиваться: может быть, она не знала, на Рождество или позже.

— На Пасху? — выкрикивал догадки Эмори.

Дженис улыбалась ему через зеркало заднего вида и отвечала:

— Или позже.

— На четвелтое июля?

— Или после него.

— На мой день лоздения?

— Если ты захочешь их пригласить.

Загоревшись этой идеей, Эмори решил, не откладывая, вырезать из разноцветной бумаги и украсить недавно попавшимися ему в детском саду наклейками пригласительные. Он помчал впереди Дженис по ступеням к квартире, короткой автоматной очередью топота пробежал по коридору, будто в нетерпении попасть в туалет, переминался с ноги на ногу под дверью, пока Дженис искала в кармане ключи, а затем, не разуваясь, бросился в свою комнату.

Уокер ощутила неясный, но очень сильный укол тревоги, едва сама переступила порог, и крикнула в отдаляющуюся спину сына:

— Эмори, стой!

Голос её звенел от страха, природы которого она в тот момент ещё не поняла, и Эмори, уловив его, послушно замер на полушаге.

— Вернись ко мне, — тише проговорила Дженис, нащупывая торчащую из набедренной кобуры рукоять.

В квартире было холодно, очень холодно — так, как бывало, если Уокер уезжала на работу, забыв закрыть окно. Из распахнутой входной двери внутрь тянулся сильный сквозняк.

Когда Эмори подошёл к ней, в испуганном напряжении выпятив глаза, Дженис оттолкнула его себе за спину и выхватила пистолет. Она попыталась сделать шаг вперед, но вокруг её бедра крепко оплелись руки сына.

Была ли она уверенна, что не она сама оставила где-то окно нараспашку? Нет. Была ли она готова рискнуть и войти внутрь вместе с ребенком? Нет. Была ли это паранойя, червь, проедавший её сосредоточенный на одном деле последние три недели мозг? Возможно.

Она спешно набрала полицию.

— Это детектив Уокер. Нужен патруль по адресу Вторая Сауз-Стрит, дом 935, квартира 2. Возможное проникновение. Возможно, преступник в помещении.

Дженис не знала, как поступила бы, будь она в этот момент одна. Быть может, не отреагировала бы так остро, или была бы смелее, но она была с Эмори и повела себя наиболее осторожно — захлопнула дверь, достала из неё ключи и вернулась в машину. Там заблокировала все замки и завела двигатель на случай, если придется убегать.

— Мам, — дрожащим на грани слёз голосом позвал её Эмори. — Сто такое?

Она оглянулась на сына, сама не зная — что. Потянувшись к нему, она сжала его ручонку и постаралась как можно мягче и убедительнее пообещать:

— Всё будет в порядке, родной.

Никогда Дженис не приходилось звонить в 911 и в страхе ждать. В её патрульном прошлом существовал норматив того, как быстро реагировать на разного рода вызовы. Подобный звонок был из категории высокого риска и в ответ на него Уокер должна была включать мигалку и сирену, имея от трёх до семи минут на прибытие. Тогда ей это казалось крошечным временным окном, уместиться в которое порой было предельно сложно. Сейчас эти от трёх до семи минут тянулись вечность.

Она наблюдала за тем, как медленно ползла стрелка на индикаторе прогрева мотора и старалась упорядочить мысли. Уговаривала себя, что шипучий яблочный сидр ударил ей в голову, что пропускала через себя расследование, что просто устала, но холодный голос, очень похожий на её собственный, возражал. Нет, это не усталость. Нет, она не была пьяна. Да, она знала, что в трёх случаях из четырёх убийца пробирался в квартиры своих жертв и ждал их внутри, что те не подозревали о его присутствии. Но мог ли он пробраться к ней? Рискнул бы попытаться убить разыскивающего его следователя? Была ли она из категории интересующих убийцу женщин?

В психологии преступников она не была сильна, но знала того, кто мог ответить на её вопросы.

Фернандес не поднимал трубку довольно долго, и когда наконец ответил, в первое мгновенье на нервах Уокер показалось, что это автоответчик.

— Может быть так, что следующим уровнем сложности для убийцы станет нападение на полицейскую?

— Дженис, что ты имеешь в виду? — встревожено уточнил федерал.

— Мне кажется, он был сегодня в моём доме.

— Где ты сейчас?

— У дома в своей машине.

— Ты вооружена?

— Да.

— Вызови полицию!

— Уже вызвала.

— Я сейчас приеду. Скажи адрес.

С прибывшими патрульными Дженис в квартиру не пошла. Она оставалась с Эмори в машине, пока через несколько минут не спустился один из офицеров и не отчитался, что в квартире пусто.

— Замок не взломан, — добавил он.

— Я знаю. Но открыто окно.

— Да, в спальне.

Сердце пропустило удар, провалившись вниз, тяжело ударившись о среагировавший тревожной тошнотой желудок, и снова заколотилось между ребрами.

— Поднимитесь со мной и посмотрите, ничего ли не пропало.

Дженис взяла напряженно нахмурившегося Эмори на руки и пошла следом за офицером, хотя знала, что — если это действительно был тот, кого они искали — в квартире всё останется на месте. Единственным следом присутствия, который после себя оставлял убийца, было тело.

Не выпуская сына, хотя он капризно захныкал, что хотел пить и спать, Уокер прошлась по комнатам. На кухне, в примыкающей гостиной и детской всё было именно так, как утром. В её спальне осталась не заправленной кровать, на которую в спешке сборов к Фрэнку у Дженис не осталось времени. Вся техника и немногие ценные вещи вроде старого маминого кольца из белого золота и с потускневшей жемчужиной остались не тронутыми.

Чувствуя на своей спине неодобрительные взгляды патрульных, Дженис и сама постепенно начинала верить в то, что это было плодом её воображения. Она вернулась в гостиную, чтобы поблагодарить офицеров и отпустить, но её взгляд зацепился за выстроившиеся на полке под телевизором фотографии. Там был совсем маленький Эмори и постарше, в своей первой школьной форме их ясельной группы; были фотографии молодой мамы и самой Дженис. Одна из рамок оказалась пустой. За стеклом, из-под которого последние восемь лет молодая Уокер улыбалась в своей парадной форме в день выпуска из полицейской академии, была только рыжеватая задняя стенка.

— Он взял мою фотографию, — холодея от звучания этих слов, сообщила Дженис приехавшему Фернандесу.

Строгое шерстяное пальто и отутюженные брюки сменились спортивным костюмом и кроссовками с влажнымигрязными каплями на носках. По тому, как Рей посмотрел на неё, Уокер поняла, что врала себе. С первого же мгновенья она поняла, что убийца был здесь, и это было правдой.

Квартира — самое уютное место для них двоих с Эмори, их убежище от всех невзгод, их храм любви друг к другу — вдруг помрачнела и показалась чужой.

— Я не хочу здесь оставаться, — призналась Дженис. Фернандес кивнул.

— И тебе нельзя здесь оставаться, — добавил он. — Тебе есть где переночевать?

Она покачала головой. Единственный, кто — довольно относительно — был у неё в Филадельфии, Блэнкеншип, всё ещё не вернулся из командировки. Да и он мог дать кров только Эмори. У самой Дженис другого места, куда могла бы вернуться будто домой, не было.

Федерал, чертов психиатр — раз увидел и всё понял, не стал ждать от неё ответа и продолжил:

— В моём номере есть свободная кровать.

Эмори постепенно отключался на её онемевших от его тяжести руках. Сегодняшний день до предела вымотал и его, и саму Уокер. У неё не было сил строить из себя холодную недотрогу — в конечном счете, они постепенно сработались; как не было сил искать им свободную комнату в каком-нибудь отеле. Да и оставаться одной ей было очень боязно.

— Я только соберу нужные вещи, — ответила Дженис.

— А я пока вызову криминалистов. Пусть поищут какие-нибудь следы.

========== Глава 18. И от дома остается пепел. ==========

Рей проснулся от неразборчивого шепота у себя над головой. Он открыл глаза и увидел сидящего рядом с ним кучерявого мальчишку в ярко-желтой пижаме с пластмассовой фигуркой воина-самурая в руках. Ребенок вращал игрушку так, будто самурай делал сальто и взмахивал своей катаной, и тихо себе под нос что-то шептал. Почти насвистывал.

Фернандес посмотрел на соседнюю кровать. Из-под высоко натянутого одеяла виднелись только рассыпавшиеся по подушке русые волосы.

— Пливец, — сказал мальчишка, обернувшись, когда Рей зашевелился.

— Привет.

— Как тебя зовут?

— Рей, — сообщил Фернандес и вытянул из-под одеяла руку, предлагая открытую ладонь для пожатия. Мальчик деловито положил в неё свою ручонку и повторил:

— Лей. Меня зовут Эмоли. А это, — он указал зажатым в руке самураем на соседнюю кровать. — Моя мама — Дзенис.

Фернандес засмеялся. Лицо ребенка было удивительным соединением пухлых щек и острого подбородка, у него была копна контрастно темных по сравнению с Уокер вьющихся волос и пара каштановых глаз.

— Я знаю твою маму, — кивнул Рей. — И тебя уже пару раз встречал.

— Ты тут зивес? — оглянувшись, поинтересовался Эмори. А когда Рей снова утвердительно качнул головой, серьезно продолжил: — У тебя осень тесно. И нет кухни.

— Это ты точно подметил.

— А ты тепель вместо папы?

С соседней кровати раздалась вспышка хриплого смеха. Дженис Уокер столкнула с себя одеяло, подняла к потолку руки, а затем ладонями накрыла лицо. И в них простонала:

— О Боже, Эмори!

— Нет, — ответил Рей, потому что Эмори продолжал на него выжидательно смотреть. И мальчишка тряхнул головой.

— Это холосо. Потому сто мой папа самый луцсый.

— Ага, — невнятно подтвердила Дженис, свешивая к полу ноги. Длинные, по-спортивному подтянутые, Фернандес поймал свой взгляд на их светлой гладкой коже и спешно отвёл глаза.

— Ты мамин длуг? — не унимался Эмори.

— Нет, — повторил Фернандес.

— Тогда посему мы у тебя спим?

Дженис расхохоталась и встала.

— Ну всё, вы двое перешли к слишком личному, — заявила она и сгребла сына в охапку. Тот стал извиваться, болтая на весу босыми ногами, ударяя пятками в обнажившиеся из-под длинной футболки бедра Дженис. Она обвила Эмори одной рукой, а второй ущипнула его за бок.

— Так, успокой свои конечности! — Наигранно строгим тоном приказала она. А Эмори в ответ только оглушительно тонко взвизгнул и через смех закричал:

— Ой, лука-кесня!

Уокер унесла его в небольшой коридорчик, щелкнула включателем света и вошла в ванную. Из крана потекла вода, приглушая их голоса.

Рей сел в постели и оглянулся. Его номер будто стал теснее. Стул и письменный стол, которые он держал пустыми, оказались занятыми вещами Дженис и её ребенка. Даже на полу между кроватей валялась пара маленьких полосатых носков. Подавшись первому инстинктивному позыву, Фернандес наклонился, чтобы их поднять, но одернул себя. Возможно, это всё же было обсессивным расстройством.

Он встал, вытянул в стороны руки и прогнул спину до побежавшего по суставам хруста, до приятного натяжения в мышцах живота.

Дверь ванны открылась и оттуда донеслось пронзительное:

— Нет, я сам. Сам!

Дженис вышла в коридор, поднимая в воздух руки и повторяя:

— Ой да ладно-ладно.

Эмори, с торчащей из угла рта рукоятью зубной щетки, толкнул за ней дверь. Та захлопнулась. Дженис Уокер сжала кулаки на краях своей растянутой футболки и потянула их вниз. Она подняла на Рея взгляд и открыла рот, готовясь что-то сказать, но в дверь номера с силой постучали.

Фернандес привычно потянулся к ручке — в двери стоял магнитный замок, легко открываемый изнутри, но не отпираемый без карточки-ключа снаружи. И заметил, что защелка, которой он не пользовался, оказалась закрытой. Он оглянулся на Дженис, заслонявшую своей спиной вход в ванную. Она встретила его взгляд.

— Всё хорошо, — проговорил Фернандес. — Спокойно.

И открыл дверь.

Из темного отельного коридора сначала донесся голос:

— Ты не смеешь бросать трубку, тебе понятно?!

И только затем Рей смог рассмотреть злобно наморщившую лоб Пилар. То, что надвигалась буря, он всегда мог понять по тому, что она переходила на испанский. Он был женат на ней без малого двадцать лет и успел изучить каждую интонацию слишком хорошо, чтобы не понимать, что сейчас разразится скандал. Он предполагал, что тот рано или поздно случится, — по телефону или при встрече — но не мог представить, что Пилар приедет для этого из Вашингтона. Прежде она крайне редко приезжала к нему в командировки.

— Ты не смеешь так себя вести! — Вскинув руку и направив в него заостренный красный ноготь, продолжила она, а затем её гневный взгляд заметил за спиной Фернандеса Дженис Уокер.

— Ах, ну всё ясно! — вскрикнула она. — Конечно же. И что это за проститутка?!

За двадцать лет он прошёл разные стадии реакции на подобные выпады. Были и слёзные мольбы о прощении, и открытая конфронтация, дарящая ему злорадное удовольствие, и доводящее Пилар до крайней границы безумия молчание. Сейчас была полнейшая усталость.

— Она не проститутка, — тихо возразил он, шире открывая двери. — Она — детектив полиции. Успокойся и войди в номер.

— Не буду я заходить! Я уже всё, что хотела, увидела. Теперь мне понятны все эти твои разъезды. И понятно, почему вчера ты не приехал. Вот поэтому, — и прицел её мелко подрагивающего пальца переместился на Уокер.

За её спиной, потревоженный громкими голосами, из ванной насторожено выглянул Эмори. Пилар, заметив его, фыркнула:

— Ах, как славно! И ребенок тут. Твой? Глаза у него твои.

— Ну что за чушь ты несешь?

— Иди ты к чёрту, понял?! — рявкнула Пилар, крутнулась на каблуках и зашагала прочь. Фернандес, ощущая с её отдалением всё больше облегчения, толкнул дверь и обернулся.

Дженис, приобнявшая прячущегося за её ногами Эмори, потупила взгляд и глухо выговорила:

— Так неловко получилось. Прости, пожалуйста.

Рей подумал, что у них с Пилар никогда и не получалось ловко, а вслух отмахнулся:

— Даже не думай об этом беспокоиться.

— Ты не пойдешь за ней?

— Сейчас? Нет! Иначе тебе придется расследовать ещё и моё убийство.

Лицо Уокер прояснилось, и она хохотнула. Это в ней приятно поражало Рея. Он не знал, дело было в возрасте Дженис или в том, каким человеком она была, но вот эта способность так легко переходить на юмор из самых заостренных моментов завораживала его. Пилар не умела так в возрасте Дженис. И, конечно, не умела так сейчас.

— Я не знала, что ты женат, — сообщила Уокер. — Ты не носишь кольцо.

— В моей работе это небезопасно — показывать личную жизнь.

Она с пониманием — настоящим, пробудившим в её небесных глазах тень страха — кивнула.

Но это было не совсем правдой. На самом деле он просто давно не ощущал себя женатым — только загнанным в нещадные тиски. Его жизнь была перевернута вверх тормашками: относительно спокойно и уютно он чувствовал себя только в командировках, когда усиленно работал над расследованиями тяжких серийных преступлений; а по возвращению домой ощущал только усталость, злобу, отчаяние.

Там, где раньше он мог восполнить часть необходимого ему тепла общением с детьми, теперь была пустота. Его старшей дочери было семнадцать, его сыну — четырнадцать. Отец был им неинтересен и уже не нужен. Главными кумирами их жизни теперь были школьные друзья, звёзды сериалов и персонажи компьютерных игр. И когда всё стало так, будто лакмусом проявилась неутешительная истина, которую прежде Рей предпочитал избегать, — у них с Пилар не было ничего общего.

Эта перепалка оказалась лишним тому подтверждением. Пилар будто постоянно искала — утрировала или придумывала — причины его послать, а Фернандес ждал, когда она наконец найдёт достаточно вескую. Пора было принять разумное взрослое решение и поставить точку.

Не желая об этом думать сейчас, Рей тряхнул головой и сказал:

— В отеле есть бесплатный завтрак, но, честно говоря, он ужасный. Зато я знаю неплохое местечко неподалёку. Пойдём?

========== Глава 19. Необходимая помощь. ==========

После всего пережитого стресса Дженис не ощущала себя достаточно хорошо, чтобы садиться за руль, а потому к себе в отель Рей Фернандес отвёз их на своём массивном черном форде. Внутри пахло немного пластиком, немного отполированной кожей, немного древесно-мятным запахом его дезодоранта, аромат которого Дженис порой улавливала, когда Рей оказывался к ней очень близко. В отличие от её машины, где в подстаканнике собирался комок старых квитанций, а в бардачке — залежи вещей нескольколетней давности, форд Фернандеса был строго упорядоченным.

В бардачке лежал только его пистолет, который он снимал с пояса, садясь за руль, в подстаканнике стояла бутылка минеральной воды, в ящике подлокотника завивался провод зарядки для телефона. Ничего не свисало с зеркала, не торчало из кармашков в дверях, не валялось на заднем сидении.

Наверное, помимо помощи в следствии, Уокер требовался ещё мастер-класс по аккуратности от Фернандеса.

Утром пятницы, в которую лениво просыпался отъевшийся и расслабившийся город, Рей свозил Дженис и Эмори в кафе, где они позавтракали солеными вафлями с яичницей, а затем, следуя указаниям Уокер, отвёз их к школе Эмори.

Дженис отвела его в группу и ещё какое-то время простояла по другую сторону закрытых дверей, наблюдая за сыном сквозь узкое окошко. Ей вспомнились слова Рея о том, что небезопасно было в их работе показывать своё личное. И она вытянула телефон, позвонила Фрэнку и попросила выделить патрульную машину к школе Эмори — просто ради своего спокойствия. Но этого показалось мало, а потому следующим она набрала номер Блэнкеншипа.

— Когда ты возвращаешься?

— Сегодня, а что?

— Ты можешь взять отпуск?

— С какой это кстати?!

— Нужно, чтобы ты забрал Эмори и на какое-то время вместе с ним уехал из Филадельфии.

— Сейчас это невозможно, Дженис. Я…

— Послушай! — Резко оборвала она Оуэна. У него всегда было что-то невозможное: проект, командировка, ужин с партнёрами, новая пассия. У него никогда не было времени к ней прислушаться. — Это не вопрос твоей карьеры или твоих желаний. И не вопрос моих капризов. Это вопрос безопасности нашего с тобой сына!

— О чём ты вообще?

— Вернись в Филадельфию, — отчеканивая каждое слово стальным тоном, проговорила Дженис. — Забери Эмори со школы. Купи билеты куда-угодно. И не возвращайся оттуда, пока я не скажу.

— Да ты рехнулась!

— Нет, это ты рехнулся, Блэнкеншип! Если думаешь, что я рискну жизнью сына ради твоего удобства.

В трубке повисла пауза. Сначала та была заполнена полной тишиной, затем Оуэн протяжно вздохнул, а потом оборвал её, заговорив. В его голосе заметно поубавилось раздражения:

— Объясни мне, пожалуйста, что происходит.

— Я не могу.

— Это из-за твоей работы?

— Да.

— Тебе угрожают?

— Да.

— Поехали с нами. Хочешь на Карибы или…

— Забери Эмори, — сухо повторила Дженис и положила трубку.

Что-то в груди жалостливо стиснулось. Оуэн Блэнкеншип никогда, на самом деле, не был плохим человеком. Как и она сама. Просто они повели себя спешно и неосторожно, потом попробовали поступить так, как правильно, но поскольку совсем не подходили друг другу, вместо слаженной совместной работы постоянно добывали в стычках друг с другом искру. И в какой-то момент та воспламенила всё вокруг них. Но теперь пожар потух. И в моменты вроде этого, когда им удавалось договориться, когда Блэнкеншип проявлял о ней заботу, она была рада, что всё сложилось именно так.

Утром, когда в номер Рея ворвалась его жена, Дженис не разобрала ничего из того, что они друг другу говорили, только выхватывала созвучные с английским слова вроде «полиция» и «телефон». В том, на каких тонах и с какими выражениями лиц происходила эта ссора, Уокер поняла без перевода и пояснений — перед ней измотанная супружеская пара. И наблюдая за ними, осознала, что у них с Блэнкеншипом всё получилось наилучшим образом.

***

Центр Филадельфии был сосредоточием пересекающихся узких улочек исторического центра с музеями, колоколом свободы и залом независимости, тесно обступленными, будто охраняющими их великанами, остроугольными высотками. Красный кирпич и белые лепные розетки контрастировали с темным стеклом и серым бетоном, витиеватость архитектуры с сухой функциональностью.

Значительную часть пятницы Рей Фернандес и детектив Уокер провели там.

— Знакома с ней? — показывая фото Реджины Стоун очередной уличной бродяге, продолжающей порывисто шагать в своих неотложных делах, спросила Дженис.

— Не-а.

— Посмотри внимательнее, дорогуша.

— Чё вам надо-то? — скалясь, огрызнулась бездомная.

— Нам нужны ответы на всего несколько вопросов. Тебе нужно, чтобы мы отстали. Мы можем сделать это по-быстрому: я спрашиваю, ты говоришь. Или долго и по-плохому: я посажу тебя в машину, отвезу в участок, перешманаю твои пожитки на предмет наркоты и краденного и ещё на сутки оставлю в обезьяннике. Как поступим?

Уокер вела себя с уличными твёрдо, но открыто. Некоторые из них её узнавали и были сговорчивее, других она урезонивала всего парой слов. Фернандесу подобное было в новинку. Ему нечасто выпадало работать непосредственно в паре с полицейским детективом, и никогда расследования не приводили его к бродягам. В нём смешивались брезгливость и жалость, но в Дженис не было ни того, ни другого. Поэтому каждый остановленный ими уличный только насторожено косился на Рея, а на Дженис смотрел прямо. Она не ставила себя выше, и они это чувствовали.

— Ладно, — со вздохом сдалась девчонка.

— Так знаешь её?

— Ага. Это Реджи.

— Как давно она в Филадельфии?

— Не знаю. Несколько месяцев, наверное…

— Ты с ней водилась?

— Не-а. Но на глаза она мне попадалась часто.

— Где?

— Да везде. У бювета на площади Франклина, в кормушке у церкви на Рейс-Стрит.

— У неё были друзья?

— Та не. Она отдельно как-то держалась.

— Ты не замечала, были ли у неё неприятности? Может, кто-то приставал к ней? Расспрашивал о ней?

— Та кому мы нужны-то, — шмыгнув носом и утерев его тыльной стороной ладони, ответила бродяга. — До нас дела никому нет, а если кто-то и заговорит, то непременно какой-то долбанный урод.

— Имеешь в виду кого-то конкретного?

— Та не…

Большинство Реджину Стоун не знали вовсе, а те, кто был с ней знаком, вторили друг другу. Уокер и Фернандес так и не выяснили, заходила ли Реджина в «Мейсиз», но нередко она бывала неподалёку. А потому могла попасться убийце на глаза просто на улице.

Концы протянутых от четырёх убийств нитей сводили в единственную точку пересечения, и потому они продолжили работать над универмагом. Предоставленные видеозаписи с 4 по 11 ноября были просмотрены несколькими приставленными к ним офицерами, но ничего, зацепившего их внимания, не вмещали. Вернувшись в управление, Уокер запросила из «Мейсиз» записи за неделю до 4 ноября и после 11 ноября до сегодня. Остаток пятницы они провели за просмотром постепенно приходящих на почту видеороликов.

Стрелки часов перебежали за девять вечера, когда Рей потянулся на своём стуле, растирая пальцами уставшие глаза.

— На сегодня с нас хватит, — решил он и встал. — Выключай и пойдём.

Дженис подняла на него взгляд, какой-то странно отрешённый, остекленевший, и покачала головой.

— Нет, хватит! — Фернандес шагнул к её столу, намереваясь перехватить из её руки компьютерную мышку, но Уокер дернулась от него в сторону.

— Я ещё посижу, — упрямо сказала она.

— Дженис! — строго позвал он, и она снова помотала головой.

— Я не пойду домой.

Конечно, ей было страшно. Рей отчетливо это видел и думал, что так, наверное, было даже правильно. Страх был защитной реакцией, устанавливаемым человеческим разумом барьером, призванным оградить от угрозы. Порой та была надуманной, порой незначительной, порой на неё осознанно шли, но в этом случае Фернандес считал, что Дженис следовало бояться. А значит, быть осторожной. Так, домой ей возвращаться действительно не следовало.

— Ты оставила свои вещи в моём номере, — напомнил он. — Почему бы тебе не переночевать у меня сегодня снова? А завтра, в выходной, подумаешь над тем, где тебе жить дальше.

— Я не хочу создавать тебе проблемы, — сделала она невнятный выпад вежливости, но поехала с ним.

Они поужинали в китайском ресторанчике, Рей оставил Дженис говорить по телефону с Эмори и его отцом, а сам отправился на пробежку. Когда он вернулся, в номере был выключен свет. Уокер, казалось, спала.

Фернандес спешно принял душ, выстирал в раковине свою беговую форму, развесил на перекладине душевой шторки и вернулся в комнату. Едва он лег на кровать и подбил под головой подушку, из темноты раздалось почти шепотом:

— Рей?

— Да, Дженис?

— Как думаешь, может, хорошо, что он взялся за меня? Может, мне стоит вернуться в квартиру и подпустить его к себе? Так мы его и поймаем?

— Нет, ты не будешь этого делать.

— Почему?

Простым ответом было: потому что убийца не полагается на случай, он умный, сильный и тщательно подготовленный. В засаду он не сунется. Более сложным, гложущим Фернандеса изнутри, ответом был его печальный опыт. В прошлый раз поднятые из глубин памяти мысли о том случае выбили его из колеи на выходные — он напился и сутки с непривычки отходил от похмелья. В этот раз он рисковал провалиться в трясину поопаснее. Но ощущал, что Дженис было это нужно — понимание и поддержка кого-то, кто проходил через подобное. И наверное, ему самому давно пора было облегчить душу.

— Семь лет назад я работал над делом чикагского мясника, — глухо заговорил он, направив взгляд в темный потолок и ощущая, что проваливается в него, будто в холодную черную дыру, бездонную и неумолимую. — У него был типаж — спортивные, коротко стриженные шатенки. Мы знали, как он на них выходит и когда охотится, и решили поймать его на живца. Это было исключительно федеральным делом. Одну молодую девчонку из чикагского управления мы выставили приманкой и стали ждать.

Всё это можно было пересказать короче, но он старательно отдалял итог — произнести его вслух он был не в силах. Голос становился сиплым, в горле начинало саднить, будто от быстрого бега.

Дженис, прислушиваясь, села в кровати.

Он боялся посмотреть на неё, потому что чувствовал, будто подводит её, будто она лишится всякого призрачного ощущения безопасности рядом с ним, будто она останется один на один с нацелившимся на неё хищником.

— Он убил её, — на одном дыхании выпалил Фернандес и до скрежета сжал зубы.

И в номере запала мёртвая тишина, а потом очень тихо, будто издалека Уокер проговорила:

— Это не твоя вина, Рей.

Её лицо, когда он решился повернуть голову, казалось обледеневшей синеватой маской в слабом свечении, проникающем через окно. В широко открытых от страха глазах крохотными огоньками отражался уличный фонарь.

Фернандес тоже сел в кровати, свесив ноги в проход. Они оказались очень близко друг к другу. Настолько, что, стоило ему наклониться немного вперёд, он различил бы её дыхание, что, стоило ему немного подвинуть вперёд руку, он прикоснулся бы к её острой коленке.

— Моя, — возразил он. — Я выучил этот страшный урок. А потому тобой мы рисковать не будем.

Дженис резко встала, и на мгновенье он испугался, что она сейчас уйдет, но она переступила проход и села рядом с ним. Её высокое поджарое тело мелко дрожало будто от холода. Она прислонилась к нему, опустила голову ему на плечо. Наверное, она хотела, чтобы он обнял её, и Рей сам отчетливо ощутил такой порыв, но запретил себе это делать. Всё и так было предельно непросто. Не стоило усложнять.

========== ЧАСТЬ 4. Глава 20. Финишная прямая. ==========

Сначала Дженис казалось, она сможет вернуться домой. Собиралась позвонить домовладельцу и попросить установить на окна решетки, но едва переступила порог квартиры утром субботы, ощутила тот же холод, что и в День благодарения. На этот раз окна были закрыты, морозом несло от выветрившегося из комнат уюта. Внутри не стало света и пространства, всё будто скукожилось и потускнело.

— Ты как? — спросил Фернандес, и она обернулась. Он привёз её на Вторую Сауз-Стрит и поднялся вместе с ней в квартиру, чтобы удостовериться, что там пусто. Дженис была рада его присутствию.

— Я больше сюда не вернусь, — честно ответила она.

И в субботу же начала поиски новой квартиры, а параллельно с этим поискала недорогой отель со свободными номерами — тесниться у Рея ей больше не позволяла совесть.

Удивительно, но с ним она постепенно стала чувствовать себя очень комфортно.

Всё воскресенье она провела, просматривая свободные квартиры. Ни одна из них не была готова к заселению, ни одна из них не была и близко столь же просторной и отвечающей всем её запросам, что предыдущая. Но решительности переехать у Дженис не поубавилось.

Не находя себе места, она постоянно звонила Блэнкеншипу. Он увёз Эмори в Техас к своим родителям, но Уокер всё равно не отпускало ощущение, что это было не достаточно далеко. С собой в отельный номер Дженис увезла из квартиры несколько его вещей, оставленные в спешке его любимые игрушки и, разговаривая с сыном по видео-связи показывала их и говорила, что все они вместе очень по нему скучают. А вечером сгребала их под собой и, пытаясь отыскать на них запах Эмори, засыпала.

В понедельник пришёл декабрь. Он принёс в Филадельфию остро метущий снег и сильный ветер. И в этой погоде Уокер и Фернандес продолжили кататься по городу. В их списке оставалось несколько наименее вероятных подозреваемых из числа бывших преступников, отработать которых всё же требовалось. С первого убийства прошёл почти месяц, а они так и не продвинулись вперёд. Дженис тревожно вздрагивала каждый раз, когда звонил её мобильный — боялась, что сообщат о новой жертве. Это был бы удар, снести который она не могла, в ответ на который у неё ничего не было.

Справившись с последним именем — поговорив с едва выглядывающим в дверную щель бывшим домушником — Дженис и Рей возвращались в управление. От низко нависших снежных туч рано наползали сумерки. От мечущихся по лобовому стеклу дворников рябило в глазах. Уокер зевнула.

— Выпьем кофе? — предложила она. — Тут неподалёку есть хорошее место.

— Не откажусь, — ответил Фернандес.

В кофейне оказалось довольно людно. Они встали в очередь. Чтобы немного отвлечься, Дженис спросила:

— Почему ты стал этим заниматься?

— Криминалистическим профилированием? — уточнил Рей. — На последнем курсе медицинского писал работу о психологии сексуальных преступлений. Заинтересовало. Попал на стажировку в ФБР. Остался. А ты? Почему полиция?

На этот вопрос у Дженис всегда был шуточный ответ — пересмотрела фильмов. Но в нём, возможно, была доля правды. А возможно, внятной причины не существовало вовсе.

Уокер пожала плечами.

— Честно, не знаю. Я хотела стать полицейской с самого детства, но откуда взяла эту идею, не помню.

Они помолчали.

— Скольких ты поймал? — спросила Дженис, когда они продвинулись немного вперёд.

Фернандес опустил взгляд с вывешенного за стойкой меню ей в лицо и ответил очень тихо и коротко:

— Не достаточно.

— Я помню дело чикагского мясника. Его ведь взяли.

Под смуглой кожей шеи Рея подскочил вверх кадык, он нервно сглотнул.

— Взяли, — подтвердил он. — Спустя месяц после смерти агента.

Его лицо исказилось, и Уокер почувствовала остро уцепившуюся в неё совесть. Она так беззастенчиво искала в его опыте утешительный прогноз для их дела, что не подумала о самом Рее. Подавшись импульсу, она нашла его руку и крепко обхватила. Его пальцы сжались в ответ.

Снова запала пауза, в которой они не отпускали друг друга, пока не подошла их очередь, а когда Дженис пришлось отнять руку, чтобы забрать свой стакан парующего черного кофе, она ощутила даже какую-то невнятную грусть. Рано или поздно, как бы это расследование ни обернулось, Рею Фернандесу придется вернуться в Вашингтон. А она успела прикипеть к тому, что он был её напарником.

Снаружи успело заметно стемнеть. Снег, при свете дня таявший от соприкосновения с асфальтом, стал собираться скользкой массой под ногами. Уокер и Фернандес направились обратно к машине — на сегодня у них осталась работа с видео-материалами, когда идущий навстречу Дженис прохожий поскользнулся и неловко задел её. Он подбил её руку, кофе столкнул ненадежно надетую на стакан крышку и выплеснулся.

— Ох, прошу прощения, мисс! Это… Боже, как это… глупо. Простите! Вы не обожглись?

Моложавый мужчина в высоко намотанном шарфе и налипшими на шапку комьями снега встревожено её осмотрел. Уокер покачала головой.

— Нет, не беспокойтесь. А Вы?

— Да что я? Простите! Знаете, а давайте я куплю Вам новый кофе, ладно? Вы ведь там брали? — Он указал покрасневшим от холода пальцем на вывеску «Олд Сити Кофи». — Вы не спешите? Прошу Вас, пойдемте со мной, я куплю Вам новый.

То, каким несчастным выглядел прохожий, и то, насколько уставшей была сама Уокер, заставило её согласиться. Она отдала Фернандесу ключи от машины и вернулась в кофейню. А когда спустя десять минут стояния в очереди вышла и села за руль с новым стаканом, Рей повернулся к ней и сказал:

— Мы поработали над полицейской базой. Давай просмотрим ещё и федеральную. Можешь подкинуть меня до бюро?

Дженис сделала долгожданный обжигающий глоток и кивнула. Понедельник едва перевалил за половину, а она уже чувствовала себя растоптанной. То ли сказывалась накопленная усталость, то ли выходные без Эмори, то ли эмоциональное напряжение последних дней, то ли погода — но Уокер была сама не своя. Когда она притормозила у вмещающей филиал ФБР в Филадельфии цементной глыбы, её голова гудела. Она поняла, что на сегодня с неё хватит.

— Слушай, Рей, ты сможешь добраться до отеля сам?

— Да, конечно, Дженис. Увидимся завтра!

***

Терпение — оно было самым необходимым. Куда важнее умений, силы или инстинктов. Ни один из этих талантов не имел значения, если не хватало терпения. И ему приходилось напоминать себе об этом в жадном голоде заполучить её всю.

Её голова была запрокинута, и он потянулся к подушке, подложил под её затылок, чтобы видеть лицо. Острая линия челюсти, изгиб губ, плотно закрытые веки. Её хотелось проглотить за раз. Его накрыло такое сильное возбуждение, что он почти не различал голос разума. Так давно он её хотел, так долго к ней стремился, что теперь не имел права ничего испортить.

Он придвинулся ближе и опустил руку на её лицо. Кожа была очень гладкой и упругой, нежной на ощупь. Дыхание, растекающееся теплой влагой по его ладони, было размеренным и глубоким.

Дженис Уокер была совершенством, достойным ожидания и труда.

Он протянул руку вниз, с лица на шею, обхватил её пальцами и прислушался. Удар. Удар. Удар. Ритмичный, не знающий о его присутствии ход сердца. Ему нужно было, чтобы она проснулась. Ему нужно было заглянуть в её голубые глаза. Ему нужно было, чтобы она его увидела. Увидела по-настоящему, а не так вскользь, как смотрела прежде. Он надавил. С Дженис хотелось быть максимально близким. Между ними не должно было быть ничего постороннего. Он положил ей на шею вторую руку, сомкнул пальцы и сжал.

Под ладонями произошло судорожное движение горла. Дженис захрипела, бессознательно попыталась пошевелиться, вдохнуть ртом. Длинные ресницы задрожали, веки разомкнулись, она подняла руки и попробовала его оттолкнуть. Он надавил сильнее.

========== Глава 21. Вопросы с очевидными ответами. ==========

Во вторник из-за впервые собравшейся на отрезке между отелем и полицейским участком пробки Рей Фернандес значительно опоздал. В какой-то момент, угрюмо рассматривая задницу впереди стоящей машины, он подумал, что быстрее будет дойти пешком. Но идти несколько кварталов в метель было сомнительным удовольствием.

Когда он приехал, Дженис Уокер вопреки обычаю на месте не было. Он не нашёл её ни в их выделенном под дело кабинете, ни за её столом в общем отделе. Он набрал её, но в ответ услышал только:

— Это детектив Уокер. Оставьте своё сообщение, имя и номер телефона. Я перезвоню Вам. Спасибо!

Рей обратился к дежурному внизу, но тот сказал, что Дженис ещё не отмечалась о выходе на смену. Фернандес как раз растерянно переминался у стола Уокер, когда в отдел заглянул офицер и обратился к сидевшему ближе к двери детективу:

— Привет. А Линч есть?

Тот оглянулся на закрытый кабинет лейтенанта и покачал головой.

— Нет. Вроде, к шефу ушёл. А что?

— Да тут… странное дело, — он пожал плечами и почесал висок. Заглянул в зажатый в руке листок и ответил: — Патруль нашёл брошенной машину одной из ваших.

Рей насторожился.

— Чью машину нашли? — Спросил он.

— Серый крайслер детектива Уокер.

Вдруг все цвета, звуки и линии помимо офицера на пороге размылись. В лицо ударил жар, Фернандес оттянул ворот свитера, глотая воздух. Ну нет, это решительно не могло быть правдой.

— Где?

Полицейский снова сверился с бумажкой.

— На Мастер-Стрит.

— Машина ещё там?

— Да, но её собираются отбуксировать.

В два длинных шага он подскочил к офицеру и выхватил у него из рук короткую сводку.

— Пусть ничего не трогают до моего прибытия, — приказал он прямо в его удивлённое лицо.

Мастер-Стрит оказалась странным местом — улицей с небогатыми коробками теснящихся таунхаусов, с проглядывающими из-под снежных намётов мусорными мешками на тротуарах и с обнесенной высоким сетчатым забором детской площадкой. Крайслер Дженис стоял, упершись незначительно смявшейся мордой в немного накренившийся старый деревянный телеграфный столб. На последних издыханиях садящегося аккумулятора слабо мигала аварийка.

За крайслером выстроилась очередь из двух полицейских машин и эвакуатора. Рей встал рядом с ними, вышел из машины, кутаясь от снегопада в поднятый ворот и сунул удостоверение одному из патрульных. Тот кивнул, пробежав его взглядом, и махнул на крайслер.

— Нас вызвал местный житель. Сказал, что кто-то попал в аварию, но внутри никого.

— Он знает, как давно машина тут?

— Нет.

— Обойдите других жильцов и разузнайте, слышал ли кто-то звук удара, видел ли что-то, была ли тут другая машина.

— Окей. А что случилось-то? При чём тут федералы?

— Не Вашего ума дело, — огрызнулся Фернандес и направился к крайслеру.

Может, уговаривал он себя с каждым шагом, машину просто угнали. Может, Дженис оставила в салоне свои вещи, свой телефон, и его тоже выкрали и отключили. Может, произошла какая-то ошибка, и эта машина вообще не её.

Но номера были те же. На заднем сидении были те же детское кресло и плед. В подстаканнике спереди стоял тот же стакан кофе, который Дженис купила накануне вместе с ним.

С руля свисала сдувшаяся подушка безопасности. На водительском сидении, полу и панели приборов собрался снег. Похоже, какое-то время крайслер простоял с открытой дверцей.

Ладно, какие были варианты? Первый: машину действительно угнали, и тогда Дженис была в номере своего отеля, на пути в участок или уже там. Он подозвал к себе офицера и приказал обзвонить эти места. Второй: сама Уокер попала в незначительную аварию, и либо была в своём номере, либо в больнице, либо на пути в неё, либо на пути из неё. Все ближайшие — к черту, абсолютно все — госпитали нужно было обзвонить тоже. Третий — и от этого варианта Фернандесу стало так физически нехорошо, что он грузно повалился на заснеженную крышу крайслера руками, роняя на них голову — на Дженис напали.

Возникал резонный вопрос — кто? И первой догадкой была самая страшная — искомый ими убийца. Насколько близки они к нему были? Ни на дюйм. Сколько шансов на выживание это оставляло Дженис? Ни единого.

Рей раздвинул руки и упал лбом просто в снег. Тот морозным жжением впился в горячую кожу.

— Думай! — Сквозь стиснутые зубы скомандовал он себе.

Всё, что у него сейчас было, это её машина. А значит, именно с неё и нужно было начать.

Оттолкнувшись от крыши, он шагнул к водительской дверце, распахнул её и заглянул в салон. Внимательно осмотрел подушку безопасности и руль — следов крови не было. Столкнул с сидения снег и сел, оглянулся. Всё было так же, как вчера незадолго после обеда, когда Уокер высадила его у бюро. Даже стакан остался на месте.

Рей потянулся к нему и поднял. Тот оказался тяжелым, почти полным — в нём плескалась холодная черная жидкость. Если это была та же порция, получалось так, что Дженис не успела много отпить прежде, чем оказалась тут. Значит, она исчезла из машины незадолго после того, как они расстались. Почему она здесь была?

Фернандес достал из кармана телефон и ввёл в параметры маршрута своего навигатора адрес бюро и номер с ближайшего дома. Выстроилась кривая линия. Рей добавил третьим пунктом адрес отеля, где временно остановилась Дженис, и линия продолжилась. Судя по направлению машины, Уокер ехала из центра в отель, а не из отеля — на работу. А так, крайслер стоял тут с вечера.

Перегнувшись над рычагом коробки передач, Рей заглянул в бардачок и пошарил рукой по полу перед пассажирским сидением, просунул пальцы под него. Затем выпрямился. Он не знал, что искал.

— Ай, чёрт, чёрт. Чёрт! — прокричал он и раздраженно ударил по рулю. С подушки безопасности поднялось сизое облако талька. Оно белесой пылью оседало на рукав пальто. Рей снова посмотрел в экран своего мобильного. Свернул карту и снова набрал номер Дженис. Но итог был тем же — автоответчик.

Он спрятал телефон и опять оглянулся, но видел абсолютно то же: руль, снег, смятую белую ткань, стакан кофе.

Стоп.

Рей снова подхватил его и поднёс к лицу, принюхался, но ничего не услышал — из густой черноты выветрился даже кофейный запах. Он накрыл стаканчик крышкой и вместе с ним вышел из машины. Окликнув патрульного, он передал чашку ему со словами:

— Отвезите это в полицейскую лабораторию токсикологам на анализ. Скажите, что это дело в приоритете.

Вчерашний случай с поскользнувшимся прохожим мог быть пустяковой случайностью, но Фернандес ухватился за него, потому что больше не было за что. Он вернулся в свой форд, развернулся и поехал к «Олд Сити Кофи».

Внутри, как и накануне, было не протолкнуться, но в этот раз Рей не стал дожидаться в очереди. Он показал одному из работников жетон и подозвал к себе. Его интересовало, были ли в заведении камеры внутреннего и внешнего наблюдения. Парень в черном переднике кивнул.

— Мне нужно получить запись за вчера в промежутке с четырёх до пяти часов вечера. Всех имеющихся у вас камер.

Фернандес оставил визитку с адресом своей электронной почты и поспешил обратно в управление. Когда он оказался перед компьютером, во входящих его уже ждала нужная видео-дорожка.

Он стал просматривать её, нетерпеливо нажимая на кнопку проматывания, пока не различил на экране их с Уокер. Он записал временной код на первой попавшейся ему под руку бумаге и, отталкиваясь от него, прокручивая то немного вперёд, то на несколько минут назад, просмотрел записи со всех углов. Один из них широким, немного изогнувшимся кадром охватывал значительную часть улицы — тротуара, проезжей части, даже тротуара по другую сторону. В объектив этой камеры попался вчерашний неуклюжий прохожий. Рей наблюдал, как он налетел на Дженис, как разговаривал с ней и как провёл её обратно в кофейню, а затем отмотал назад.

Мужчина оказался не пешеходом. За минуту до того, как врезаться в Уокер, он вышел из припаркованной у противоположного тротуара машины. Чтобы рассмотреть номер джипа старой модели неравномерного окраса, Фернандесу пришлось ещё немного прокрутить дорожку. Цифры были неотчетливыми под налипшим слоем снега, но у Рея получилась комбинация, и он немедленно передал её сидящему рядом офицеру — на проверку.

========== Глава 22. По-новому. ==========

Боль была тупой, сильной и безостановочной. Дженис отчаянно искала от неё передышки, пыталась найти положение, в котором та ослабевала, но каждое малейшее шевеление лишь обостряло её.

Самым горячим, невыносимым сосредоточием боли была вся нижняя часть туловища. Дженис предпочитала не думать о том, почему так ныло внизу живота. Избегала открывать глаза и перестала пытаться с ним заговорить. Чтобы он ни отвечал, как бы ласково её ни называл, она постепенно была вынуждена прийти к осознанию, — неожиданно принесшему некоторую долю облегчения — что ей не выжить. С этим пришло и весьма трезвое понимание: сдаться без боя она всё равно не может. Ей нужно утянуть этого ублюдка с собой, оставить на себе какой-то его след, дать лейтенанту и Рею безапелляционную улику.

— Мне тебя подарили, знаешь? — говорил он ей прямо в ухо. Он опускался к ней очень низко, и Уокер стремилась его укусить — надеялась, что сможет сжать челюсти так крепко и не поддаться, чтобы он ей ни делал, пока не прокусит до крови или не отгрызет кусок его плоти. Но из-за того, как часто и сильно он её придушивал, горло полыхало огнём. Шея — раз она была ещё жива — пока не была сломана, но поднять голову у Дженис не получалось. — Сама судьба привела тебя ко мне. Ты особенная. О да, ты совершенно особенная. С тобой всё будет иначе.

И Дженис предпочитала ему верить. С ней всё должно быть иначе. Она должна стать последней, после которой его будет ждать только электрический стул.

Но какая бы злость не тлела глубоко внутри в промежутках полного возвращения в сознание, непреодолимой преградой оставалась боль и сильная слабость. Уокер потеряла счёт времени, но по тому, какими невыполнимыми были даже малейшие телодвижения, какой мокрой под ней была кровать, как замедлялся, безусловно, тоже уставая, её мучитель, она понимала, что пробыла тут довольно давно.

— Ты моя, — приговаривал он, снова стискивая вокруг её шеи пальцы. — Ты моя самая любимая. Никто никогда не будет лучше тебя. Знаешь, мне даже немного жаль, что ты уже моя. Мечтать о тебе было очень приятно. Но ты намного лучше, чем эти мечты…

Голос его сначала становился глухим, потом отдалялся, потом почти растворялся в усиливающейся неспокойной пульсации в её ушах и, наконец, исчезал полностью.

Эти мгновения перед полным беспамятством были самыми лучшими — боль уходила, но сохранялась трезвость мысли. А затем всё поглощала темнота. Пару раз Дженис казалось, что из этой темноты её к себе манила рука. Очень знакомая рука с узкой ладонью и длинными гибкими пальцами. Мама? Уокер надеялась, это действительно была она. Надеялась, она заберёт её туда же, куда сама ушла много лет назад. И что там нет боли. И нет этого голоса. И этого ощущения горькой обречённости тоже нет.

***

У него появились имя и адрес —Дайна Моррис, Эри-Авеню, 301. Это оказался довольно обветшалый дом середины прошлого века с характерными узкими коридорами, длинными и темными, будто тоннель со слабым свечением в конце — маленьким окошком. За дверью нужной квартиры довольно долго не происходило никакого шевеления, но когда Рей Фернандес заколотил ногой, наконец послышался сонный голос:

— Иду, проклятье. Иду!

Дайна Моррис оказалась женщиной трудноопределимых лет со спутанными черными волосами и заспанными глазами. Она зевнула в кулак, рассматривая удостоверение Рея, и равнодушно спросила:

— Ну и?

— Это Ваш автомобиль? — он показал ей распечатку с камеры «Олд Сити Кофи». Ей пришлось сощуриться и наклониться вперёд, чтобы рассмотреть. А когда она подняла взгляд, лицо её переменилось.

— Так и знала, — выговорила она, прищелкнув языком. — Что он натворил?

— Кто «он», мисс Моррис?

— Найджел… Найджел Стивенсон.

Фернандес показал ей следующую распечатку, на которой максимально увеличил пойманное в очереди лицо выбившего из рук Дженис кофе прохожего.

— Это он, мисс Моррис?

— Ага. А кто эта девка рядом с ним?

В руке Рея воспламенилось непреодолимое сильное желание ударить её за это «девка». Он удивился. Прежде он крайне редко замечал за собой подобное. В последний раз, наверное, итогом так вспыхнувшего гнева стала нетрезвая драка в студенческие годы ещё до встречи с Пилар.

— Где я могу найти Найджела?

— Да если бы я знала, — скрестив руки на груди, проговорила она таким же тоном, которым обычно начинала ссоры его жена. — Он носится по городу каждый божий день.

— И всё-таки подумайте.

— Ну, не знаю. Может, застанете его в центре Фелтонвиль-Хауз.

— Что это за место?

— Реабилитационный центр для только что освобождённых из тюрем.

Вернувшись в машину, Фернандес позвонил лейтенанту. Он не знал, что было известно Фрэнку Линчу, — передали ему о найденной машине, доложили о действиях самого Рея или нет — но сам пока решил ничего не говорить. Он не был уверен в своих подозрениях. Сначала ему нужно было их проверить. Его интересовал Найджел Стивенсон, и он продиктовал его имя лейтенанту, тот какое-то время молчал в трубку, пока загружалась база, а затем протяжно присвистнул.

— У него два привода за проникновение и грабёж, в юности также привлекался за неподобающее поведение, но обвинение сняли. Последний срок отсидел в тюрьме строгого режима штата Пенсильвания, решением суда был распределен в реабилитационный центр в Филадельфии в середине октября.

Всё подходило. Время — Стивенсону потребовалось несколько недель, чтобы адаптироваться, и в ноябре начались убийства. Повадки — проникновение в дом и неподобающее поведение, что бы это ни означало.

— Есть какие-то детали преступлений?

— Нет. Но я могу запросить у полицейского управления Тампы его дело.

— Тампа? — переспросил Рей.

— Да, он из Флориды.

И это тоже было весьма точным совпадением: они с Дженис не нашли никаких похожих дел за минувшие года, потому что преступник мог сейчас впервые оказаться в Филадельфии.

— Сэр, мне нужно личное дело Стивенсона. А ещё нужно узнать у полиции Флориды — и Тампы в частности — были ли у них в промежутках между отсидками Найджела или перед ними случаи изнасилований, проникновений и изнасилований или убийств, вроде наших.

Лейтенант ответил, что это займёт некоторое время и отключился. Рей спрятал телефон, положил руки на руль и опустил в них взгляд. Пальцы мелко подрагивали.

Дженис пропала при странных обстоятельствах, незадолго до своего исчезновения оказавшись в компании подпадающего под профиль искомого ими серийного убийцы-рецидивиста. Что ещё ему было нужно, чтобы перестать сомневаться и начать действовать активнее? Избавиться от сковывающего его изнутри страха, настолько сильного, что он мешал поверить. Не могло так случиться, что под удар снова попала одна из своих. Не могла это быть именно Дженис. Не мог он снова так фатально ошибиться.

Семь лет назад он едва знал ту девчонку — однажды виделся с ней вскользь на общем собрании перед началом операции, а в следующий раз уже смотрел на неё на холодном столе патологоанатома. Сейчас же Уокер стала для него кем-то по-настоящему близким. Рей знал её, знал её сына, знал её смех и её страхи, знал её смелость переступать через страхи и пытаться обернуть их своим оружием. Рей знал, как выглядело её лицо, когда она спала, как ощущалась теплой тяжестью на плече её голова, как крепко её пальцы переплетались с его, какой бойкой она была. Какой симпатичной — как очень давно никто другой — она была ему.

А ещё он знал, что в её квартиру кто-то пробрался. Кто-то проявивший к Дженис весьма интимный интерес — украденное фото было ярким сигналом этого. Кто-то, умело забирающийся в жилища через окна. И ничего не сделал.

***

Найджел выглянул в окно. Снаружи давно наступило позднее утро, а он, увлеченный, и не заметил. Время с Дженис будто остановилось, и это было великолепно, но забывать о нём вовсе было опасно. Ведь рано или поздно кто-то о ней спохватится, а ему очень не хотелось снова быть пойманным.

Он оглянулся. Дженис была безмятежной. Тонкий светлый силуэт на смятой постели. Найджел запомнит её такой — отдавшейся ему до остатка, спящей, красивой.

Он сильно рисковал. Не надел перчатки, не воспользовался презервативом, но Дженис была этого достойна. Так было честно, она должна была чувствовать его так же отчетливо, как он чувствовал её. Он значительно отступил от своего привычного поведения. Всё, что касалось Дженис, произошло абсолютно по-новому. И то, что он всё ещё был с ней, тоже было непривычным. Он даже ощущал накатывающую усталость. Как бы сильно ему ни хотелось растянуть это, пора было заканчивать.

Из низкой розетки у самой кровати торчал белый провод телефонной зарядки. Найджел наклонился и выдернул его, намотал оба конца вокруг кулаков, сжал их и с силой дважды натянул. Провод оказался крепким.

========== Глава 23. Наперегонки. ==========

В Фелтонвиль-Хауз, как и предполагала Дайна Моррис, Найджела Стивенсона не оказалось. И никто не знал, где он мог быть, если только не у Дайны.

Единственным способом его найти оставалось объявить джип и самого Найджела в розыск. Рей остановился на высоком заснеженном крыльце, в нерешительности вращая в руке телефон. Чтобы попросить Линча об этом у него должны были быть основания. Для его собственного беспокойства полученной о Стивенсоне информации было достаточно, чтобы спустить на него всех псов. Но было ли этого объективно достаточно?

Его терзания прервал звонок.

— Агент Фернандес? Из токсикологии Вас беспокоят. Касательно анализа кофе. Мы выявили в нём большое количество бензодиазепина.

— Что это? — хрипло спросил Рей.

— Простите?

Ему пришлось прокашляться, чтобы голос вернулся, и повторить:

— Что это такое?

— Сильное снотворное. А по какому делу проходит эта…

Но Рей спешно нажал на кнопку прекращения звонка. Причин весомее больше не требовалось. Одним неосторожным шагом, едва не подвернув ногу, он переступил ведущие на крыльцо ступени и побежал к машине, параллельно набирая лейтенанта.

В побежавшем напуганным галопом ритме сердца и перемешавшихся мыслях Фернандесу не с первого раза удалось упорядочить слова так, чтобы Фрэнк Линч его понял. А когда тот наконец согласился, Рей растерялся. Что делать дальше, пока Найджела Стивенсона будут искать? Слишком отчётливо понимал, исходя из предыдущих убийств, что уже, наверное, было поздно. Но сидеть и ждать обнаружения тела Дженис он не мог. Просто потому что отказывался верить в её смерть.

Что ещё он знал? Что все без исключения найденные ими жертвы были убиты в своих спальнях — даже бездомную Реджину Стоун Найджел Стивенсон убил в её палатке, её своеобразной спальне. Но в отель Дженис уже ездили патрульные и отчитались — там пусто. Вероятно, потому что номер не совсем был её спальней. Вероятно, именно поэтому Найджелу Стивенсону пришлось усыпить Дженис, выследить её и вытянуть из её машины. Потому что по своей воле она бы в квартиру не вернулась. А ему было предельно важно, чтобы всё случилось именно там.

Он нажал на педаль газа так резко и сильно, что колёса форда вхолостую прокрутились в снегу, с мгновенье не сталкивая машину с места. А затем, отбросив Фернандеса по инерции в сидение, форд рванул вперёд. Установленные в радиаторную решетку мигалки и сирена были тем, чем Рей пользовался крайне редко. Настолько редко, что, чтобы найти кнопку, ему пришлось опустить взгляд, и на припорошенной снегом скользкой дороге форд вильнул, едва не выехав мордой поперёк встречной машины.

До Второй Сауз-Стрит навигатор выстроил маршрут длительностью в 18 минут, но Фернандес, проскакивая на красный и пересекая сплошные полосы, нервно сигналя и моргая фарами впереди едущим машинам, чтобы пропустили, добрался за 8. Он заметил отличительную прямоугольную морду джипа с широкими вертикальными отверстиями радиатора и круглыми глуповатыми фарами издалека и потянулся к телефону.

— 911, что у Вас случилось? — ответил строгий женский голос.

— Специальный агент ФБР Рей Фернандес. 935, Вторая Сауз-Стрит, квартира 2. Нужна полиция и скорая помощь. Также сообщите в главное управление, лейтенанту отдела убийств Фрэнку Линчу.

— Оставайтесь на линии.

Но этого Рей делать не собирался. Бросив мобильный на сидение, вместо него он выхватил из бардачка пистолет и выскочил из машины.

Узкий подъездный коридор, крутой пролёт ступеней, площадка, ещё лестница, дверь с вензелем цифры 2. Фернандес взял разгон от противоположной стены и двумя ударами ноги в дверную ручку смог вынести замок. Тот выломался вместе с острыми деревянными щепками, полетевшими из дверной рамы, и металлическим дребезгом вылетевшего механизма. Другая дверь на этаже распахнулась и в едва показавшееся из неё напуганное лицо Рей прокричал:

— ФБР! Вернитесь в квартиру и не высовывайтесь!

Небольшая прихожая, белая платяная дверца шкафа, кухня. Всё выглядело так, как в субботу, когда он приезжал сюда с Дженис. И точно так же, как вечером четверга, Дня благодарения, когда Найджел Стивенсон побывал внутри.

Осторожно ступая, вытянув перед собой сжимающие пистолет руки, Рей медленно прошёл через кухню в гостиную. Тут на низкой полке под телевизором особняком от остальных фотографий осталась стоять опустевшая рамка. На ней виднелись следы рассыпанного криминалистами в поисках отпечатков порошка. Налево из гостиной вела приоткрытая дверь в детскую. Об этом ясно сообщала висящая на дверной ручке табличка «Тут живёт Эмори». Дверь направо была закрытой. За ней, знал Фернандес, потому что был тут в четверг, была небольшая спальня Уокер.

Он снял пистолет с предохранителя — впервые за шестнадцать лет службы за пределами тира — и подошёл к двери. Остановился, прислушался, но различил только тихое тиканье собственных наручных часов. Рей отнял одну руку от пистолета и медленно нажал на ручку. Та мягко поддалась хорошо смазанным механизмом, дверь легко открылась, и Фернандес похолодел.

Дженис Уокер лежала в своей смятой постели и была такой бледной, что её раскинутые руки терялись в простынях, полностью с ними сливаясь. Рей спешно осмотрелся вокруг, в комнате больше никого не было, за приоткрытой дверцей в примыкающую ванную было темно, окно снова было широко распахнуто. Фернандес опустил пистолет и бросился к Дженис.

Вокруг её шеи остался обмотанным белый тонкий шнур, но под ним в отличие от предыдущих жертв не было множества глубоких кровоточащих борозд, только темные синяки, оставленные безжалостными пальцами. Рей не рискнул к ней прикоснуться и потянулся к руке, чтобы отыскать пульс на кисти. Запястья оказались воспаленными, отекшими, на костяшках и пальцах остались ссадины — Уокер давала решительный отпор. Фернандес осторожно протиснул пальцы к почти растаявшим под белой кожей венам и нажал, закрывая глаза. Давай же, хотя бы один слабый толчок, взмолился он, но получил нечто большее.

Дженис вздрогнула и попыталась хрипло вздохнуть. От боли, которую он причинил её сломанному запястью, она тихо вскрикнула и приоткрыла посеревшие веки.

Рей, едва осознавая свои действия, откинул пистолет на кровать и упал рядом с Уокер.

— Всё в порядке, Дженис! Это я. Спокойно! Это я, Фернандес. Слышишь?

— О-о… — со свистом из поврежденного горла выдохнула она.

— Тише. Все будет хорошо!

Он запутался в краях собственного пальто, пытаясь отыскать в их карманах, а потом в брюках мобильный телефон. Почему полиции и скорой всё ещё не было?!

— Ре-ей…

— Да. Да, Дженис. Это я. Я с тобой. Всё закончилось.

— Рей… Он… он здесь.

И в это мгновенье его зрение утратило ту тоннельную ограниченность, не позволявшую ему увидеть ничего кроме бурых следов крови в углах пересохших губ Уокер. Сбоку, откуда-то из тёмной ванны, произошло движение. Краем глаза, вставая и пытаясь повернуться, Фернандес различил пригнувшийся силуэт, а в следующее же мгновение тот с силой на него налетел, сталкивая с кровати на пол. В бок, куда-то чуть ниже ребер, пришлось три очень быстрых, огненно-острых удара. Что-то глубоко впилось под кожу, разрываясь внутри до горячей, обездвиживающей боли.

Рей попытался стряхнуть его с себя, несколько раз пнул ногой и, едва не отключившись от невыносимой вспышки в боку, замахнулся локтем. Но почти не попадал, а если и ударялся о человеческую плоть, то почти не вкладывал силы. Сцепив зубы, он замахнулся в другую сторону, по инерции переворачивая себя на живот. Оттолкнувшись от пола руками, он попытался встать, но ему в спину пришёлся тяжелый удар, и Фернандес снова рухнул. С жаром в боку постепенно начинало становиться проще. Острота первых ударов прошла, все чувства, вся боль и всё внимание перестали сосредотачиваться там. Рей опять оттолкнулся от пола, но вместо того, чтобы стать, перевернулся на спину.

Найджел Стивенсон — ему хватило одного короткого взгляда прямо в лицо, чтобы узнать — нависал над ним, и Рею пришлось перекатиться на лопатки и затылок, чтобы поднять ноги и попытаться подрезать Найджела. Но места было мало — с двух сторон стены, с третьей кровать; всё, что ниже рёбер отзывалось на команды мозга заторможено и вяло. Стивенсон наклонился, коленями почти падая на Рея, и замахнулся в голову. Фернандес накрыл лицо руками, но несколько толчков пробили эту защиту, и на скулу опустился тяжелый удар, тошнотворной вибрацией отдался внутри черепа и по инерции опрокинул затылок Фернандеса на пол. На долю секунды всё потемнело. Руки безвольно упали. Рей едва удерживался в сознании.

Под ладонями был холодный дощатый пол, мягкий край его отвернувшегося пальто, под тканью что-то плоское и твёрдое. Фернандес пошарил рукой, и пальцы натолкнулись на липкую рукоять ножниц. Вот чем Найджел его ударил.

Сжав ножницы, Рей вскинул руку и вогнал их в бедро Найджела на всю длину лезвий. Тот оглушительно взвыл.

— Ах ты поганый латинос! — Прокричал он и снова навалился. Его колени врезались в живот Рея, выталкивая из него весь воздух и шаткое совладание с болью. Найджел выхватил из ноги ножницы и стал беспорядочно замахиваться, Фернандес пытался перехватывать и отталкивать его руки, но несколько раз пропускал, и тогда по коже головы под волосами и вдоль уха вспыхивала, пенилась боль.

Сколько времени прошло, Рей не знал, и как справиться с превосходящим его в весе, безумии и умении Найджелом, тоже. Он пытался прислушаться к улице за распахнутым окном, но спасительной сирены всё не доносилось. Может, он в спешке назвал не тот адрес? Может, диспетчер его не поняла? Может, следовало позвонить лейтенанту напрямую?

Эти сомнения ядовито роились в его гудящей голове, они отбирали у него силы и концентрацию, он пропускал вооруженную окровавленными ножницами руку Найджела к своему лицу всё чаще. По щеке и уху уже струился горячий поток. Боль в боку превратилась в мертвую тяжесть. Рей с некоторым отвлечением понял, что начинал сдаваться.

Но что-то произошло. Он не сразу понял, почему Стивенсон отбросил ножницы и выпрямился, а затем увидел, что Дженис Уокер накинула ему на шею белый провод и, отчаянно сжимая, повисла за его спиной. Найджел попятился, то замахиваясь рукой назад, чтобы оттолкнуть Дженис, то пытаясь протиснуть пальцы под петлю. Он зарычал, разогнался и отбежал к стене, спиной впечатывая в неё Дженис. Та, едва в сознании, с ползущей по её ногам густой кровью, выпустила удавку и упала. Найджел раздраженно сдернул с шеи шнур и шагнул вперёд, но в образовавшейся паузе Рей успел приподняться, пошарить рукой по кровати и найти в складках ткани свой пистолет.

Он судорожно выстрелил, скользящим в крови пальцем вжав спусковой крючок, но подумал, что промахнулся. Стивенсон удивлённо округлил глаза и сделал ещё один порывистый шаг, и только потом упал.

— Дженис… — слабо позвал Рей, пытаясь подтянуться на руках, уцепившись за край постели, но ноги почти не поддавались. — Дженис!

Он едва поднялся на колени и с трудом переполз через Найджела Стивенсона. Пол, простреленная грудь, его собственные перепачканные красным руки, тянущаяся с его головы вниз скользкая нить — всё вращалось в безумной центрифуге, лишающей его опоры. Фернандесу казалось, что противоположная стена спальни была недостижимой. Сколько бы усилий он ни прикладывал, она не приближалась. Но вот рядом с его пальцами возник обмякший белый кулак.

— Дженис…

Рей повалился рядом с ней, придвинулся к ней так близко, как только мог заставить своё сопротивляющееся тело. Последние силы он потратил на то, чтобы поднять онемевшую, потяжелевшую руку и обнять её.

========== Глава 24. Темнее всего перед рассветом. ==========

— Вы что, совсем рехнулись?

От сильных болеутоляющих, вводимых просто в вену через массивный катетер в сгибе локтя, мешающий ей спать и остро царапающий её при каждом движении, Дженис странно ощущала собственную голову. Та была какой-то пустой и гулкой, слова медсестёр отдавались в ней эхом, редкие мысли терялись, не возникало никаких эмоций кроме растерянности.

Но заявившиеся в её палату сотрудники отдела внутренних расследований ФБР смогли пробудить в ней злость.

— Мы просто выполняем свою работу, детектив, — сухо возразил один из них — одинаковые темные костюмы, высоко застегнутые рубашки, отрешенные лица, будто пластиковые маски.

— Выполняете свою работу?! Рей лежит в реанимации без печени и с пробитой насквозь головой, а вы двое смеете заявляться сюда и спрашивать насчёт убийства сучьего Найджела Стивенсона? Да вы сначала дождитесь, выживет ли сам Рей!

— Детектив, — растягивая это слово с неприятной интонацией снисходительного терпения, проговорил один из агентов. — Мы понимаем, Вам непросто. Но расследование произойдёт так или иначе и…

— Ни черта вы не понимаете!

— И будет суд, — упрямо продолжал федерал. — Учитывая обстоятельства, вероятнее всего, приговор будет оправдательным. Это была самозащита. Но мы обязаны сначала это выяснить.

Их фигуры задрожали и стерлись, вымытые из поля зрения Дженис подступившими слезами.

— Вон, — выдохнула она слабо.

— Мы ещё вернемся.

— Уходите.

— Но знаете, детектив. А ведь неопровержимых улик, связывающих Найджела Стивенсона с четырьмя жертвами, Вы с Фернандесом так и не нашли.

— Вон! — заревела она на пределе возможностей своего саднящего горла. И голос её, или это был писк приборов, или напряженные сосуды в голове, зазвенели в её ушах надрывным тревожным набатом. На этот зов прибежали две медсестры, заставили её лечь и просто в катетер воткнули какой-то новый, неприятно холодящий шприц.

— Дайте мне телефон, — проговорила она, чувствуя, как немеют язык и губы.

— Вам надо отдохнуть, детектив.

— Дайте. Мне. Телефон.

Дженис отчетливо не знала почему, — наверное, ещё не верила, что всё действительно закончилось — но запретила Блэнкеншипу привозить Эмори обратно в Филадельфию. И пресекала его вопросы, почему, ведь убийца убит, ведь теперь всё нормально. Для неё всё было максимально далеко от нормального, но объяснять это Блэнкеншипу она не хотела. Как избегала и Фрэнка. Вообще ни с кем не общалась кроме коротких бесед с радующимся своим неожиданным каникулам сыном. А ещё каждый день просила отвезти её к Фернандесу.

И в кресле-каталке долго сидела возле его койки в едва нарушаемой гулом приборов тишине интенсивной терапии, накрыв его испещренную порезами руку, всматриваясь в перебинтованное лицо под кислородной трубкой. К Рею она сбегала от психолога, подосланного ей то ли врачом, то ли лейтенантом, от порой заглядывающих в палату пронырливых журналистов; рядом с ним искала спасения от тяжелых воспоминаний.

Фернандес был молчаливее, чем обычно, не пахнул древесно-мятным дезодорантом, а остро разил медикаментами, не буравил её внимательным взглядом своих глаз-угольков, был не здесь. И одновременно вроде с ней.

Вечером после ухода федералов, Дженис снова обратилась к медсестре с просьбой отвезти в реанимацию. Та находилась двумя этажами выше, и медсестра отвезла каталку к лифту, нажала на кнопку и уткнулась в экран своего телефона в ожидании кабины. А когда та приехала и двери разомкнулись, подтолкнула кресло вперёд, но Дженис вскрикнула:

— Стойте!

В лифте были трое: женщина, чьё лицо показалось Уокер призрачно знакомым, и двое подростков.

— Это Вы… — проговорила женщина после нескольких секунд всматривания в Дженис. А когда дверь стала закрываться, она просунула между створок руку и продолжила: — Это Вы, та девушка из отельного номера моего мужа. Получается, это из-за Вас он в таком состоянии?

— Мам? — выглядывая на Уокер из-за спины миссис Фернандес, окликнула её дочь. У девочки было похожее на Рея узкое лицо и его прямой нос.

Женщина взмахнула рукой — красные ногти полыхнули в ярком искусственном освещении, будто пожар — призывая к молчанию. Она смерила Дженис таким презрительным взглядом, что ей захотелось ссутулиться, уменьшиться, исчезнуть.

— Вас-то он спас. А что осталось нам? Тело, которое, возможно, никогда не придет в сознание?

— Простите, я не… — пролепетала Уокер, отыскивая руками колёса в слабой надежде управиться с креслом самостоятельно и сбежать.

— Точно! — фыркнула миссис Фернандес. — Вам нужно просить прощения. У них, — она махнула рукой себе за спину, на детей. — У меня. Вы кого из себя возомнили? Решили, что можете забраться в постель к моему мужу? А затем и этого Вам стало мало?

Её слова отпечатывались в мозгу и в сердце Дженис, будто разожженное до красна клеймо, оставляющее после себя кровоточащие отпечатки. Слышать их было невыносимо. Уокер оглянулась на медсестру в надежде, что та увезёт её, но та, опешив, только наблюдала за происходящим.

— Что же Вы такое говорите… — сказала Дженис растеряно.

Двери лифта снова стали закрываться, и в этот раз, к счастью Уокер, жена Рея не стала их задерживать.

Миссис Фернандес совершенно ничего не знала и была очень права одновременно. Дженис и в самом деле брала то, что ей не принадлежало — будто крала эти долгие спокойные часы рядом с Реем в его палате. Теперь его семья была тут, и невозможность увидеться с ним неожиданно для Уокер ощущалось худшим из ударов, которые она могла сейчас получить. Будто из груди что-то безжалостно вырвали.

Медсестра снова шагнула к кнопке вызова лифта и нажала, но Дженис туда уже было нельзя.

— Нет, — проговорила она тихо. — Отвезите меня обратно.

========== Глава 25. Расставлять всё обратно по местам. ==========

Ощущалось как-то странно — спустя столько времени снова оказаться в главном полицейском управлении. Многое — и многие, кивавшие, подходившие, пожимавшие руку и даже останавливавшие для короткой беседы — тут было словно знакомо, но было и чужим, и будто просто временно забытым.

Известным ему — будто из дежавю, нежели из собственного прошлого — маршрутом Рей поднялся в отдел убийств. Подходил к концу январь, но кое-где ещё оставалась растрепанная рождественская мишура, свисали с потолка подвешенные на нитках и вырезанные из офисной бумаги снежинки. У кого-то на столе была крохотная, украшенная опустевшими конфетными обертками искусственная ёлка.

Дженис Уокер сидела за своим столом, расслабленно откинувшись на спинку, наблюдая за ним от самой двери и улыбаясь.

— Тебе идут шрамы, — вместо приветствия заключила она, и Рей изумился:

— Правда?

Она кивнула.

— Ты был слишком слащавым. А теперь внешне вполне соответствуешь своей славе грозы серийных убийц.

— Слащавым? В твоём словаре это означает красивым?

Дженис подхватила из стакана карандаш и метнула в него.

— Ой да заткнись ты! — со смехом огрызнулась она.

Они не виделись два месяца и сегодня должны были видеться в последний раз. Их ждало символическое судебное заседание, после которого его путь был обратно в Вашингтон, а её — за этот стол. Всё возвращалось на круги своя: серийный убийца был остановлен, резонанс вокруг этого дела в прессе и Интернете стихнул, они оба оправились от своих физических ран и постепенно учились сосуществовать с ранами душевными. Рею в Филадельфии больше не было ни места, ни применения. И обычно в конце командировок он по этому поводу ощущал некоторое облегчение, но не в этот раз. Это расследование далось им с Уокер слишком высокой ценой.

— Пойдём прогуляемся перед судом, — предложил Рей, и Дженис согласилась.

Снаружи был очень морозный день из тех, когда солнце висело над городом, дразнясь и обманывая, а воздух был таким густым и острым, что вдыхать его было больно.

— Выпьем кофе?

Уокер метнула в него короткий, переполненный боли и ужаса взгляд, и покачала головой. Впрочем, улыбка на её губах не померкла.

— Я теперь предпочитаю только воду, — сообщила она. — Спасибо.

Рей скучал по ней. По этой её эмоциональной оголённости и строгой решимости. Он шагнул ближе к ней, обвил её плечи и с силой вдавил себе под руку, обнимая так, что она в шутку поморщилась и закряхтела.

— Не позволь ему тебя сломать, Дженис, — проговорил он, вблизи рассматривая её поднятые на него голубые глаза. — Пей кофе. Чёрт возьми, назло ему и своему страху пей настолько много кофе, сколько выдержит твоё сердце.

Она прыснула.

— Ты совершенно дерьмовый психотерапевт. Ты в курсе?

Они засмеялись и на какое-то время замолчали, продолжая всё же идти в обнимку. У их прогулки пока не было цели, они просто брели от светофора до светофора. И в этом, в компании Уокер было что-то уютное, недостающее ему последние два месяца дома.

— Знаешь, — прервал паузу Фернандес. — Я уверен, что в вашингтонском полицейском департаменте в отделе убийств с радостью приняли бы такого детектива как ты.

Дженис поморщилась.

— Ну уж нет. Если у вас там произойдёт убийство, это непременно будет какой-то сенатор или конгрессмен. Мне такое не надо. Спасибо.

Юмор был её изюминкой, её силой, её щитом и порой её глухотой. Рей остановился. Уокер по инерции сделала ещё два шага вперёд, но когда его рука сползла с её плеча, остановилась и обернулась.

— Что? — спросила она так, будто искренне верила, что могла что-то от него скрыть за своей улыбкой.

— Я развёлся, Дженис, — сообщил он. Формально это было ещё не совсем правдой, но они с Пилар уже подписали все необходимые бумаги. — Поехали со мной.

Она растерянно открыла рот, из того выплыло облако пара.

— Я серьёзно, — добавил Рей.

— Но… я не могу. У меня ведь сын. И его отец живёт здесь. И его школа…

— Дженис, Вашингтон всего в часе лёта от Филадельфии. И там много отличных школ.

Она перебегала непонимающим взглядом по его лицу, цеплялась за растянувшиеся на виске и щеке шрамы, заглядывала в поисках подсказки ему в глаза. А что он мог ей сказать? Что иначе не знал, когда в следующий раз они увидятся? Что со своей специализацией не мог никуда перевестись из главного офиса, но ей — детективу с послужным списком — везде найдется хорошее применение?

Но, конечно, она ждала не таких причин согласиться.

Рей шагнул к ней, подхватил в руки её светлое лицо, наклонился и поцеловал.

Вокруг них спешил куда-то город. Прохожие огибали их, машины, скрипя замерзшими тормозами, подкатывались к светящимся красным светофорам, протяжно вздыхали, открывая двери, автобусы на остановках. Но для Фернандеса всё это перестало существовать. Единственное, что имело значение — ответившие ему теплые губы Дженис.

Какая-то недобрая задумка судьбы свела их вместе так, но через что бы им ни пришлось пройти, Рей не собирался отступаться. Дженис научила его этому. Молодая и наивная, она преподнесла ему важнейший урок о том, что никогда не стоило сдаваться. А кроме того, что к жизни следовало относиться проще, быть терпимее и открытее. Фернандес впустил её в свой номер, в свой порядок, в свою голову, в свою жизнь, и мир не разрушился. Но стал вращаться под другим углом. Смещение оси в каждом прожитом вместе с Дженис моменте казалось незначительным, но в сумме своей ощутимым.

— Ладно, я подумаю над этим, — откидывая голову, ответила Уокер. — Но давай сначала дождёмся суда. А вдруг тебя признают виновным и посадят? Тогда ты останешься в Филадельфии, и я смогу тебя навещать.

И она звонко расхохоталась.