Трудности воспитания (СИ) [MsAria] (fb2) читать онлайн

— Почему?

— Тебе пока рано об этом знать.

— Я — великий Белый Алмаз! — дурачится Розовая в ответ. — Я всё знаю, поэтому слушайтесь меня!

Розовая приходит чересчур часто и всегда выглядит чрезмерно оживлённой, а Белая всё не находит в себе силы её выгнать и прекратить эти бессмысленные посещения. Она согласилась даже искупаться вместе со всеми Алмазами и не могла не признаться себе, что ей понравилось.

Так быть не должно.

Жёлтая и Голубая никогда не позволяли себе такой дерзости, а Розовая, напротив, всё время рвётся вперёд, не обращая внимания на наказания, которые грозят ей за подобное поведение. Всё время стремится рассмешить и растормошить других Алмазов, отвлечь от повседневных дел, и Белой было бы всё равно, если бы та приставала только к Голубой и Жёлтой.

Бесконечная болтовня приятно струится в уши, хотя Белая привыкла работать в тишине. Жизнерадостный розовый цвет, которым пропитана младшая из Алмазов, сейчас въедался в камень Белой и призывал делать глупости, которые не пристало делать Верховной правительнице колоссальной космической империи.

Даже когда уходит Розовая — остаётся её цвет. Белая никак не может понять, почему розовый цвет перевешивает все остальные в её спектре.

Иногда народу нужно устраивать нечто вроде торжеств, назначать знаменательные даты — как, например, день основания Родного мира, который помнила только Белый Алмаз, но который заставлял всех самоцветов трепетать при одном представлении о том, насколько это было величественно. В этот день в Родном мире раз в тысячу лет проводилось множество мероприятий, направленных на то, чтобы повысить боевой дух подчинённых, заставлять их помнить, каково быть частью великой галактической державы и как почётно служить Алмазам — воплощениям самых идеальных форм жизни во всей Вселенной.

Именно в этот день самоцветы наблюдали воочию за прекрасными представлениями, которые организовали их правительницы. В случае с Жёлтой это был марш передовой военной техники; Голубую представляли лучшие Лазуриты, танцующие в воздухе в окружении ручейков воды под аккомпанемент оркестра; под конец Белая устраивала в небе зрелищное световое шоу.

Розовая впервые участвует в торжестве наравне с другими Алмазами и оттого волнуется неописуемо. Она выучила наизусть расписание, которое ей ещё год назад вручила Голубая; она знает, что будет происходить каждую секунду во всех уголках Родного мира; она прекрасно помнит своё представление, и как же это волнительно!..

Жёлтая впервые наблюдала за ней такое рвение, и потому её терзали противоречивые чувства: с одной стороны, она была безумно рада за Розовую, которая (хоть где-то!) проявила трудолюбие и усердность; с другой — вдруг она рано радуется? У младшей сестры не было ничего трудного: её представление призвано было показать подчинённым, что Алмазы могут не только покорять другие миры, но и защищать свои собственные. Щит Розовой, способный выдержать даже объединённый удар всех трёх Алмазов, демонстрировал это прекрасно.

— Ж-жёлтая!.. — она дёргает сестру за полы фрака. — Я хорошо выгляжу?

Ради события, происходящего раз в тысячу лет, они меняли на себе одежду. На один день. Причём наряд должен был меняться каждое тысячелетие, и в этот раз на Жёлтой был фрак.

Она наклоняется, позволяя Розовой запрыгнуть к себе на ладонь, и поднимает её на уровень своего лица.

— Так что ты думаешь? — вертится юная Алмаз, любуясь своей пышной полупрозрачной юбкой.

Почему-то настроение прекрасное, и Жёлтая позволяет себе широко улыбнуться:

— Великолепно. Голубой понравится.

Розовая недовольно щурится, топает своей маленькой ножкой по ладони сестры.

— А ты? Что ты думаешь?

— Ну, если ты будешь хорошо себя вести сегодня, — издевательски тянет Жёлтая, наблюдая за реакцией Розовой, — тогда, возможно, я скажу.

— Хэй, это нечестно! — возмущается та. — Поднеси меня поближе к себе!

— Чтобы ты меня побила? Не люблю недисциплинированных камней, — Жёлтая всё продолжает подкалывать младшую сестру, но делает это совсем не обидно, как-то… очень тепло и по-родному, так что Розовая лишь громче хохочет.

— Я выгляжу отлично, как бы ты ни обзывалась!

— Я не спорю, но красивые камушки остаются всё теми же камушками.

Со стороны раздаётся тихий смех, на который обе оборачиваются разом. Платье Голубой всё так же шикарно сидит на ладной фигуре, но в этот день оно расшито множеством сияющих самоцветов, которым никогда не суждено образовать форму. Голубая приготовилась основательно, ничего не скажешь.

— Вы так редко ладите, очень приятное зрелище, — она подходит ближе, протягивая руки к Розовой. — Чудесно выглядишь, милая.

Розовая обхватывает её ладонь, обиженно смотрит прямо в лазурные глаза и жалуется на Жёлтую:

— Она назвала меня камнем!

— Красивым камнем? — уточняет собеседница, из-за чего Розовая взрывается новым возмущением:

— Голубая!!!

Голубой Алмаз смеётся, прижимая пальцы к губам, и тянется вперёд, целуя Жёлтую в щёку.

— Вы обе сегодня прекрасно выглядите, мои дорогие…

— Голубая права, — звучит прямо над ними хрипловатый властный голос Белой. Голубая и Жёлтая вытягиваются по струнке.

— Ты ослепительна, мой Звёздный Свет.

— Спасибо, Белая, — отзывается Розовая на похвалу и показывает язык Жёлтой. Той лишь остаётся закатить глаза, но стереть улыбку с лица у неё не получается.

Постройка Лунной Базы шла полным ходом, а Жёлтая удовлетворённо кивала, просматривая планы, которые послушно составила Розовая. И ведь даже не скажешь, что на давних лекциях та хоть как-то её слушала, но результат налицо: для первого раза план достойный. Возможно, Голубая была права, когда говорила, что для их младшей сестры на пользу больше пойдёт практика, нежели теория.

— Нужно несколько поправок, конечно, — говорит Жёлтая, обращаясь к нетерпеливо ёрзающей Розовой, — но в целом ты отлично поработала.

Изменения в поведении сестры не могли не радовать: она по-прежнему оставалась бушующей стихией в их размеренной жизни, однако с тех пор, как ей уступили колонию, стала гораздо спокойнее, слушала внимательно и почти не перебивала. У Жёлтой до сих пор осталось плохое предчувствие насчёт того, что им не следовало доверять ей целую планету, но хорошие результаты говорили ровно обратное, поэтому она старалась не обращать на свою мнительность много внимания.

— Что я сделала не так? — хмурится Розовая, вглядываясь в план.

— Если поменять эту башню с вот этим шпилем местами, а телепорты установить здесь… — Жёлтая ловко делает поправки прямо на ходу, — то получится гораздо эффективнее. Видишь?

— А там хватит места под телепорты?

— Более чем, — кивает Алмаз, выводя на экран ещё пару чертежей.

Розовая надувает одну щёку, глубоко задумавшись.

— Хорошо… — неуверенно соглашается она. — Уже можно возводить первый Детский сад?

— Дождись постройки Лунной Базы.

— До-о-олго ведь, — начинает ныть Розовая.

— Всего пара лет, — фыркает Жёлтая, переключаясь на рапорты своей свиты. — Наберись терпения: ждать первых самоцветов в Детском саду тебе придётся пару веков минимум.

Жемчужина Розовой смотрит на них издалека, с толикой грусти в своих голубых глазах, за что Жёлтая Жемчужина чуть пихает её в бок:

— Эй, ты чего такая невесёлая?

Обсуждать с ней эмоции — это, наверно, самое глупое, что могла бы сделать Розовая, но выбора особо нет.

— Жёлтый Алмаз счастлива в твоём присутствии? — тихо интересуется она, глядя, как смеётся молодая хозяйка и как сдержанно улыбается её старшая сестра.

— Что ты имеешь в виду? — хмурится другая Жемчужина. — Конечно, мой Алмаз всегда счастлива, иначе и быть не может. Это сиятельнейшая правительница, которая всем подаёт пример!..

— Нет, — прерывает её Розовая. — Посмотри на них. Когда Алмазы вместе, они такие… счастливые, — она не в силах сдержать глупой улыбки. — Мой Алмаз всегда грустнеет, когда мы остаёмся наедине.

— Это нормально, — равнодушно пожимает плечами Жёлтая. — Алмазы ценят друг друга выше всяких Жемчужин и других самоцветов.

Розовый Алмаз тянется к носу Жёлтой, явно намереваясь щёлкнуть по нему, и в своей своеобразной игре едва не падает вниз. Благо, та подхватывает шалунью вовремя и отвешивает ей слабый щелбан.

— Моя очередь!

— Ты заслужила, я — нет, — усмехается Жёлтая.

Жемчужина Розовой смотрит на них с прежней грустью в глазах и тихой надеждой на то, что однажды её Алмаз будет так же радостно смеяться только в её присутствии.

— Мы наконец-то построим первый Детский сад? — спрашивает Розовая, удобнее усаживаясь на своём личном кресле на своей личной Алмазной Базе. Голубая кивает, указывая на панель управления.

— Первые корабли для колонизации уже прибыли. Свяжись с главным флотом.

— Я помню, как это делала Жёлтая! — радостно щёлкает по панели Розовая.

— Все Перидоты знают план, тебе стоит лишь приказать им начать. Ни одна колонизация не проходит без Перидотов Жёлтой, — Голубая показывает нужную комбинацию для прямой связи с одним из кораблей. На экране высвечивается зелёный самоцвет, тут же отдающий честь Алмазам.

— Перидот, сектор 904F, ячейка К4R12, — представляется подчинённая, у которой слегка дрожит голос от вида сразу двух правительниц. — Всё готово к построению Детского сада Альфа.

У Розовой от предвкушения даже живот разболелся. Она глядит выжидающе на Голубую, которая качает головой, словно говоря: «Теперь сама».

— Кхм-кхм, да… то есть… можете приступать.

— Есть, мой Алмаз. Позвольте уточнить: никаких изменений в плане не было?

— Эм… нет, всё точно… всё точно по нему, ничего не менять.

– Будет исполнено, мой Алмаз. Если у вас нет других поручений, прошу разрешения отключиться и выполнить ваш приказ.

— Д-да, конечно… — Розовая резко отключает устройство связи и пытается отдышаться. Это так… так…

— Это так клёво… — выдыхает она. — Поразительно! О-они в самом деле подчиняются мне?! То есть…

— На момент выполнения своей миссии все эти самоцветы находятся полностью под твоим руководством, — поясняет Голубая, указывая на корабли, пролетающие над Лунной Базой. — В первую очередь они отчитываются тебе. После того, как Перидоты выполнят свою задачу, они сообщат тебе об этом и попросят разрешения вернуться под начало Жёлтой.

— Ух ты… а мои собственные самоцветы? У меня ведь будут собственные самоцветы?!

— Конечно, милая, — тепло улыбается Голубая, наклоняясь к панели управления и открывая на нём файлы, связанные с Детскими садами. — Все самоцветы, которые появятся здесь, созданы специально для тебя. У тебя будут личные свита и армия, а также… — на весь экран высвечивается какой-то проект, — новый тип самоцветов.

Розовая взирает как заворожённая на этот проект, на предполагаемые формы, которые сможет принимать этот самоцвет, на способности, которыми он будет одарён, и на данное ему название.

Розовый Кварц.

====== Часть 7 ======

В последнее время Жемчужина думает, что с ней что-то не так: её Алмаз выглядит такой печальной, даже когда просматривает данные о почти возведённых постройках, что невольно она задумывается о том, а не пора ли её заменить.

Они практически не общаются, а Розовый Алмаз отдаёт приказы так редко, что ощущение ненужности становится для её подчинённой невероятно привычным. Голубая обещала прибыть через шесть месяцев, чтобы проверить, как идут дела в колонии, и до тех пор велела никуда не улетать, поэтому в ближайшее время Розовые были предоставлены сами себе.

— Ты могла себе представить, что постройка колонии окажется такой скучной? — Алмаз пытается как-то завязать разговор. — Когда я наблюдала за Жёлтой, всё это выглядело как-то… повеселее.

— Я могла бы представить, если вы мне прикажете, мой Алмаз, — живо отзывается Жемчуг, чем вызывает у хозяйки недовольный вздох, и виновато опускает взгляд. Что она делает не так?..

Плохо подчиняется, не то говорит? Почему Алмаз не говорит своей Жемчужине, в чём её ошибка? Она бы с готовностью исправилась или, если это невозможно, с радостью уступила бы своё место другой прислужнице, если она подходит лучше. Почему её не меняют, если она не приносит радости своему Алмазу?

— Покажи мне статус главного Детского сада, — скучающе просит Розовый Алмаз, и Жемчуг, обрадованная новым приказом, активирует свой камень:

— Да, мой Алмаз!

Правительница уныло подпирает голову рукой, практически не глядя на выведенную голограмму, но до сознания доносятся заветные слова:

— Первые солдаты-Кварцы появятся в ближайшее время.

Жемчужину резко дёргают за руку, отчего она чуть не теряет контроль над своей формой. Голова безумно кружится, и глаза едва успевают распознать перед собой лик хозяйки, которая обхватывает её за плечи:

— Наконец-то что-то захватывающее!

Розовые глаза сияют трепетным интересом, любопытством — всей той богатой гаммой эмоций, которые та демонстрирует только при встрече с другими Алмазами. Жемчужина мигом перенимает это настроение, широко улыбается и позволяет вести себя на этаж ниже.

— Быстрее, мы не должны ничего пропустить!

— Да, мой Алмаз, — Жемчужина касается шара для наблюдения, визуализируя вокруг Детский сад, в котором вот-вот должен был появиться новый Кварц.

— Ты только посмотри на это, Жемчуг, — восхищается Розовый Алмаз, оглядывая окружающее пространство. — Просто подумай: мы создаём жизнь из ничего! Мы привносим частичку чуда в галактику… О! — она бросается к ближайшей появившейся Аметист, широко разводя руки и выкрикивая приветствие: — Добро пожаловать на Землю! — но та, не замечая своего Алмаза, пробегает сквозь неё. Розовая грустнеет.

— Я… — вздыхает она, — я хотела бы быть там, рядом со своими самоцветами…

Жемчужина стоит, сложа перед собой руки, и выдаёт самый разумный довод:

— Я могу телепортировать вас в Детский сад прямо сейчас, мой Алмаз.

Её хозяйка смотрит сначала недоумённо, затем — с неверием.

— Что? Н-нет. То есть, я хотела бы, но… — Алмаз усмехается, — сколько возмущений мне придётся выслушать от Жёлтой и Голубой, если я спущусь туда!.. Меня даже Белая отчитывала за игры с Рубинами. Я только получила свою колонию; совсем не хочу, чтобы её отобрали из-за такого пустяка.

Она молчит, краем глаза поглядывая на Аметистов, а потом заговорщицки шепчет прислужнице:

— Но ты могла бы представить, как я там, внизу, играю и смеюсь в окружении Аметистов?

— Конечно, могу, мой Алмаз, — кивает Жемчужина, вновь активируя свой камень и показывая правительницу рядом с её подчинёнными. — Вы выглядите очень счастливой.

— Я не буду такой счастливой, когда Жёлтая и Голубая узнают. Они же…

— Они не узнают, — собеседница понижает голос и прикрывает глаза, стараясь представить всё как можно отчётливее. На голограмме Розовый Алмаз постепенно меняет свою форму.

— Потому что вы выглядите как одна из Кварцев.

— Ох, это так чудесно, Жемчуг!..

— Я рада, что могу быть вам полезной, мой… — Жемчужина открывает глаза и теряет хозяйку из виду, — Алмаз?..

Розовый Кварц приветливо машет рукой и крутится вокруг своей оси, позволяя получше рассмотреть новую форму. Жемчужину хватают за руку и ведут к телепорту, и на ходу Алмаз хвалит свою поразительно умную помощницу, без которой она не додумалась бы до такого.

Возможно, она не столь уж дефектная, думается Жемчужине. Возможно, даже такая, как она, способна порадовать своего Алмаза и наслаждаться её счастьем — высшим благом каждого порядочного самоцвета в империи.

Колонизация на Земле (как же глупо Розовая обозвала свою колонию, подумать только) шла своим чередом, никаких отклонений не наблюдалось. Жёлтая старалась вмешиваться в процесс как можно меньше: Голубая подчёркивала, что Розовая стала более ответственной и что чрезмерный контроль может пойти ей во вред.

Однако Жёлтая всё равно не может не проконтролировать: это её долг — следить, чтобы всё было в порядке и на своих местах, чтобы первая колонизация у младшей сестры прошла удачно.

— Ты опять затребовала отчёты от своих Перидотов? — неодобрительно хмыкает Голубая. — Тебе не кажется, что мы должны научиться доверять Розовой?

— Ты же не доверяешь Сапфирам охрану, а Топазам — предсказание будущего? — бормочет Жёлтая. — Просто я слежу за тем, чтобы всё было в порядке.

Лёгкое прикосновение к талии практически обжигает; Жёлтая дёргается, запоздало понимая, что это всего лишь ладонь Голубой, и её собственная рука зависает неподвижно над панелью управления.

— Голубая…

Та не слушает её: оплетает руками талию и прижимается к изгибу шеи, навязчиво льнёт сбоку, отчего у Жёлтой начинает дрожать рука.

— Что случилось? — она едва находит в себе силы на разговоры: что за муха укусила Голубую?

— Я заметила, что это самый эффективный способ заставить тебя слушаться, — её ухмылка ощущается кожей.

— Прекрати, ты говоришь так, словно я — несмышлёный самоцвет.

— Сейчас очень похоже на то. Оставь Землю нам с Розовой, передохни немного.

Шёпот Голубой струится прямо в голову, а губы практически касаются ушной раковины. Жёлтая прикрывает глаза, выключая панель управления, и резким движением подхватывает сестру, закидывая её себе на плечо.

— Вы напросились, миледи, — игриво произносит она, удерживая рыпающуюся Голубую.

— Ты же меня уронишь!.. — хохочет та в ответ и слабо бьёт кулаком по сестринской спине. — Отпусти, Жёлтая!

— Нет-нет, миледи, вы именно что напросились, — продолжает Жёлтая назидательным тоном, неся добычу к себе в покои. Жемчужина со всех ног бежит следом, спеша открыть дверь перед своим занятым Алмазом, и покорно остаётся ждать в коридоре.

Голубая коротко вскрикивает, когда Жёлтая роняет её на кровать и ложится сверху.

— Всё, миледи, это ваше наказание — лежать со мной как минимум три часа.

— Если в эти три часа ты не будешь строить планов на несчастную Землю, то я согласна, — улыбается она, зарываясь пальцами в короткую причёску Жёлтой.

Её улыбка пьянит и лишает возможности критически думать, оценивать ситуацию вокруг. Жемчужина впервые задыхается в эмоциях, не чувствуя, где они принадлежат ей, а где — её дорогому Алмазу.

Она едва уговаривает хозяйку уйти и не светиться в Детском саду, потому что Жемчужина рядом с Розовым Кварцем смотрится странно, а уйти сама она не посмеет.

Алмаз безумно счастлива, Алмаз веселится — и всё это благодаря ей, только ей. Она бездумно предлагает осмотреть колонию за пределами Детского сада, потому что на лице Розовой вновь скользит печаль из-за того, что они уже уходят.

Органическая жизнь радует правительницу ещё сильнее: она кропотливо оглядывает каждый листик на дереве, бегает за бабочками, даже срывает цветок и дарит его своей Жемчужине, которая в этот момент бесконечно жалеет, что органическая жизнь недолговечна, потому что этот подарок она готова хранить до скончания веков.

Алмаз наблюдает за рыбами, птицами, любуется пасущимися неподалёку животными и без конца повторяет, какая же у неё умная Жемчужина, для которой такие слова словно мёд на душу.

День на Земле практически подходит к концу, когда они видят на другом берегу разумную органическую жизнь — созданий, почти идеально похожих на их физическую форму. Розовый Алмаз следит заворожённо за каждым их шагом, но они скрываются в лесу, прежде чем она успевает к ним подойти.

— Нам нужно идти, мой Алмаз, — оповещает Жемчуг, и Розовая нехотя идёт за ней. Настроение хозяйки столь переменчивое, столь непредсказуемое, что она решается наконец спросить:

— Что-то не так, мой Алмаз?

Розовые глаза выглядят потухшими, ещё более печальными, чем в начале дня, и Жемчужина заранее корит себя в несуществующих грехах: опять что-то не так, она опять не знает, что…

— Вы выглядите… обеспокоенной.

— Жизнь… — шепчет Алмаз. — Вся эта жизнь, что здесь есть, именно она возникла из ниоткуда.

Жемчужина сглатывает и замирает неподвижной статуей, готовая внимать каждому слову госпожи.

— Я видела эту жизнь за толстым слоем стекла и никогда не придавала ей значения… Эта планета… — Розовая смотрит на свою Жемчужину, — не переживёт моего вторжения. Всё будет разрушено.

— Но будет построено новое!..

— Новое, исходящее из сухих расчётов и данных, — сжимает кулаки Алмаз. — Оно не живое. Оно не такое, как это! Мы не создаём жизнь из ничего… — розовые глаза оглядывают пышные леса и огромные горы, мелькающие вдали. — Мы отбираем эту жизнь, оставляя после себя пустоту.

— П-простите, м-мой Алмаз, мне не следовало приводить вас в такое место!..

— Нет, — слабо улыбается она. — Мне нужно было это увидеть. Спасибо тебе.

====== Часть 8 ======

Голубая радостно приветствует младшую сестру, даже ворошит её причёску, интересуясь делами в Детском саду, на что получает весьма невнятный ответ.

— Да, там… хорошо всё…

— Видела появление первых самоцветов? — искренне интересуется Голубая, подходя к консоли управления. — Ты грезила об этом с самого основания колонии. Жемчуг, покажи мне состояние Детского сада Альфа.

— Да, мой Алмаз.

— Голубая… — робко начинает Розовая, глядя на сестру. — А можно у тебя спросить кое-что?

— Хм? Конечно, милая. Всё, что угодно. Следующий сектор, Жемчуг.

Розовая едва открывает рот, чтобы что-то сказать, но не может произнести ни слова. Как ей… верно донести свою мысль до Голубой? Поймёт ли та её? С другой стороны, не к Жёлтой же ей идти…

— Голубая, а тебе нравится органическая жизнь? — Розовая решается начать издалека.

— Она довольно забавная, — легкомысленно отзывается Алмаз, чьё внимание полностью уделено просмотру Детского сада. — Меня ужасает хрупкость органических созданий. Их жизнь может оборваться в мгновение ока; я просто не понимаю, как они выживают. Оу, — Голубую внезапно озаряет догадка. Она оборачивается к Розовой, присаживается около неё и заинтересованно спрашивает:

— Тебе опять понравились местные зверушки? Хочешь ещё один Зоопарк? В последние столетия ты так хорошо себя вела, никто не будет против.

— Н-нет! — Розовая активно машет руками в знак протеста. — Просто… ты не замечала, что органическая жизнь… ну очень интересная?

— Да, я ведь уже говорила, — непонимающе хмурится Голубая. — К чему ты клонишь?

— Я к тому… что… — из головы мигом выветриваются все мысли; слова «Я не хочу уничтожать эту планету» звучат так легко, но их так трудно произнести, так трудно обосновать, почему.

Розовая Жемчужина обеспокоенно косится на свой Алмаз, бессильно сжимает кулаки и решает вмешаться.

— Я очень извиняюсь, Голубой Алмаз, — кланяется она, подходя ближе, и сразу же чувствует откровенное недовольство Голубой, — за то, что вмешиваюсь в ваш разговор, но мой Алмаз хотела спросить: не планируете ли вы построить Зоопарк размером с целую планету?

Розовая ошарашенно смотрит на свою прислужницу, прикусившую от напряжения губу. Голубая переводит недоумевающий взгляд от одной к другой, не зная, с чего ей начать: с разъяснений неподобающего поведения Жемчуг или неправильности самой идеи столь колоссального Зоопарка.

— Не злись на мою Жемчужину! — Розовая хватает подчинённую за руку, притягивая к себе поближе. — Она права; просто я не знала, как сформулировать, и она решила… сказала это за меня… помогла мне…

— Она должна была стоять молча и ждать твоего приказа, а не влезать в наш разговор так бесцеремонно, — фыркает Голубая, скептически осматривая провинившуюся. — Ты — Алмаз. Как ты можешь позволять своим самоцветам такую вольность?

Розовая покаянно опускает голову, крепче сжимая чужую тощую ладонь, и молча выслушивает очередную нотацию. Жемчуг синеет до кончиков ушей, осознавая в полной мере, какую глупость она совершила.

— Мы с Жёлтой ведь учили тебя… ох, прости, милая, ты и так всё это знаешь… — вздыхает Голубая, гладя младшую сестру по голове. — Просто… не позволяй подчинённым усомниться в тебе и веди себя соответствующе. Надеюсь, ты основательно донесёшь до своей Жемчужины всю неправильность её поведения, и это послужит для тебя хорошим уроком.

И пока Голубая поясняет, почему идея непомерно огромного Зоопарка изначально провальная, Розовая, облегчённо вздохнув, обнадёживающе улыбается Жемчужине и шепчет губами простое слово: «Спасибо».

Розовой представляют её первых подчинённых — её собственных самоцветов, которые сейчас восхищённо взирают на своего Алмаза, выстроившись стройными рядами. Между ними шагают Агаты, прикрикивая на выбивающихся из строя Аметистов.

На столь знаменательное событие пришла даже Жёлтая, прикрываясь тем, что ей нужно осмотреть первую пробу самоцветов и оценить их потенциал.

Как описать то, что она испытывала сейчас, Розовая не знала. Она получила то, чего так давно хотела: свою планету, своих самоцветов, свою базу, — и момент был действительно завораживающий, она не спорила. Однако сейчас, глядя на всех них, она испытывала одновременно и радость, и смятение.

— Твоё слово, милая, — Голубая ласково подталкивает младшую сестру к возвышению. — Это твои первые подчинённые. Скажи вступительную речь.

Сотни фиолетовых глаз смотрят сейчас на неё; сотни отличных самоцветов, большинство из которых — весёлые, задорные Аметисты — готовы внять каждому её слову. Розовая узнаёт в толпе Аметист, которую она встретила радостным возгласом: «Добро пожаловать на Землю!», когда та только вышла из норы, и которая растерянно пробормотала: «Вау, это первая самая приятная вещь, которую мне кто-либо говорил». Она находит взглядом тех, с кем перекинулась всего парой слов, но всё ещё помнит каждую из них, и это волнительно.

Это её самоцветы, которые пойдут за ней куда угодно, для которых её желание — закон. Восхитительный трепет, испытываемый Розовой раньше, стремительно возвращается; она ухватывается за это чувство, не желая его упускать, и с гордостью начинает:

— Я рада приветствовать вас на Земле, мои драгоценные самоцветы. Я — Розовый Алмаз, это — первая планета, которую мне доверили для колонизации, а вы — мои первые подчинённые, созданные специально для меня. Уверена, для вас это большая честь, но также это большая честь для меня — быть вашим Алмазом, вашим лидером, — Розовая протягивает вперёд руки ладонями вверх. — Сегодня счастливый день, который я запомню надолго, точно так же, как запомню каждую из вас!

Аметисты воодушевлённо скандируют, глядя на свою блистательно улыбающуюся правительницу, и не останавливаются даже под крики Агатов. Розовая, чувствуя энергию толпы, бьющую ключом, жестом просит их замолчать и продолжает:

— Благодаря вам я стану достойнейшим Алмазом, а благодаря мне вы станете достойнейшими самоцветами!

— Весьма неплохо, — выносит вердикт Жёлтая. — Вполне в твоём стиле: громко и энергично. Ты произвела отличное впечатление.

— Но прошу тебя, помни о субординации, Розовая, — умоляет Голубая. — Помни, о чём я тебе говорила.

— Я помню, Голубая, — уверяет Розовая. — Вы здесь надолго? Мне вам столько всего надо показать!..

— Прости, милая, у меня накопилось дел в суде. В следующий раз обязательно всё покажешь, — улыбается Голубая, спешно направляясь к телепорту.

— Я пробуду ещё неделю, — пожимает плечами Жёлтая. — Есть что-то важное?

— Не хочешь погулять по Земле?.. — робко интересуется Розовая.

— Там же ещё ничего не построено толком, — морщится Жёлтая, усаживаясь в кресло и активируя панель управления. — Разве что проверить работу Висмутов, но пока есть дела поважнее.

Она не любит органическую жизнь, а Голубая уже ушла, и потому весь план Розовой пошёл насмарку, а ведь ей так хотелось просто показать сёстрам врождённую красоту Земли, надавить на чувства Голубой и с её помощью уговорить Жёлтую…

Но чем дольше она медлит, тем хуже. Нужно действовать.

— Что ещё, дорогая? — устало спрашивает Жёлтый Алмаз, глядя на сидящую на её коленях Розовую. — Мне нужно просмотреть описания всех появившихся самоцветов, а их несколько сотен, если ты не помнишь.

– Я… — та опускает голову. Снизу её пожирает глазами Жемчужина — она буквально чувствует её подбадривающий взгляд и, сжав кулаки, смотрит прямо на сестру.

— Я не хочу эту колонию.

Жёлтую начинает буквально трясти от плохо сдерживаемой злости.

— А теперь ещё раз, дорогая.

Пропитанный раздражением тон выбивает из Розовой почти всю уверенность, но на самом деле собеседница не собирается давать ей ни слова.

— Ты доставала нас с Голубой последние восемьсот лет своими громкими требованиями дать тебе свою колонию, — чётко проговаривает она каждое слово. — Ты кричала, что хочешь свою планету и что не успокоишься, пока не получишь её. Ты практически вынудила нас в спешке искать тебе богатую ресурсами планету, готовить экспедиции, выделять на миссию лучших самоцветов.

Розовая сглатывает и водит кончиком чешки по коленям Жёлтой, стыдливо отводя глаза.

— Ты привлекла даже внимание Белой, и теперь говоришь, что не хочешь? Что за бестолковые капризы, Розовая?! Ты начала это дело, тебе и доводить его до конца! Если не хочешь этим заниматься… — переходит на шипение Алмаз, — то можешь забыть о планетах в принципе. Я заберу эту колонию себе.

— Н-нет!.. — вздрагивает Розовая, умоляющими глазами глядя на сестру. — Я… я поняла! Прости, я не подумала…

Жёлтая фыркает, переводя всё своё внимание на экраны и добавляя уже более спокойным голосом:

— Надеюсь, что ты действительно сказала это, не подумав. Твоя Земля крайне богата ресурсами; это идеальное место для создания отличных самоцветов, и упускать такой шанс очень глупо.

Чем больше розового оттенка, тем хуже. Даже без присутствия младшего Алмаза поблизости, Белая начинает испытывать желание выйти из комнаты, пойти просто поболтать с другими Алмазами, но это абсолютно неприемлемо. Идеальному самоцвету, в спектре которого есть все цвета, не пристало нуждаться в обществе других.

— Зачем тебе быть идеальной? — как-то раз недоумевающе спросила Розовая.

— Потому что… — собиралась ответить Белая, но младшая её перебила:

— Нет-нет! Не «почему», а «зачем»?

— Чтобы привести нашу идеальную империю к процветанию.

— Если ты всегда такая хмурая, — задумчиво говорила Розовая, — то зачем нам идеальная империя? — и, спрыгнув с коленей Белой, выбежала из комнаты, словно не желая слышать ответа.

Показывать слабости не в духе Жёлтой: её буквально коробит от одного представления об этом, и Голубая знает это как никто иной. Распространённое мнение, что Алмазов невозможно победить, слегка ошибочное: просто их слабые места трудно обнаружить и ещё сложнее — использовать, но за свою жизнь те повидали всякое.

Голубая выгоняет прочь обеих Жемчужин и присаживается на самый край кровати, на которой лежит Жёлтая.

— О звёзды, вот зачем ты пришла?.. — бормочет дрожащими губами Жёлтая, разрываемая головной болью и жуткой лихорадкой. — Я уже всё уладила, скоро станет лучше…

— Ты лежишь уже третьи сутки, Жёлтая, — Голубая качает головой. — Прошу тебя, дай мне посмотреть.

Больную прошибает очередной озноб, но она всё равно стоит на своём:

— Я очистила свой камень, на нём не осталось следов этой дряни…

— Ты же понимаешь, что это не так!

Планета, на которой недавно высадилась Жёлтая, чтобы поставить заключительную точку в войне с её обитателями, оказалась пренеприятнейшей. А всё из-за извергающихся гейзеров, расположенных по всей её поверхности и полных отвратительной липучей чёрной жидкости, которая приклеивалась к самоцветам почти намертво, нарушая нормальное функционирование физической формы. Планету следовало разрушить уже хотя бы за это.

Вот и на Жёлтую попала совсем крохотная капля, которую она поспешила стереть, но, видимо, сделала это не до конца и теперь упрямо отказывалась признавать свою ошибку.

— Доверься мне, — улыбается Голубая, ласково поглаживая сестру по щеке. — Тебе станет лучше.

Воистину настоящее доверие — подставиться под разрушительную силу другого Алмаза, который должен бережно удалить чёрную заразу и при этом не повредить сам камень. Безупречно точная работа, которую в своём нынешнем состоянии Жёлтый Алмаз сама с собой проделать не могла. Она идеально очищала камни своих солдат, искусно манипулируя молниями на самых кончиках пальцев, и вот пожалуйста — прокололась именно на себе, на своём собственном камне.

Но Жёлтая не боялась довериться Голубой. Она боялась признаться себе, что не справилась.

— Переворачивайся на спину.

— Голубая, прошу!..

— Ты не в порядке, и мне очень больно на это смотреть, — печально шелестит Голубая и мягко давит ей на плечо, заставляя развернуться. — Я ни за что не поврежу твой камень, не волнуйся…

Поворчав ещё немного для приличия, Жёлтая неловко выпутывается из спасительного одеяла и поддаётся давлению сестры. Стоит ей лечь на спину, как Голубая не даёт опомниться: садится сверху, сжимая её бёдра своими, склоняется над жёлтым ромбом и осторожно оглаживает его пальцами.

«Близко, — мелькает первая мысль при виде серебряных волос, падающих водопадом по обе стороны от неё. — Как же она близко…»

— Нашла… — шепчет Голубая, испуская плотный синеватый поток мягкой энергии. — Здесь совсем немного…

Лихорадка отступает стремительно, унося с собой и дрожь по всему телу, и головную боль. Голубая приподнимается совсем немного, смотря на Жёлтую нежным взглядом:

— Я же говорила, что всё будет хорошо.

«Как же ты близко…»

Силы возвращаются нехотя, но Жёлтая всё равно делает попытку сгрести Голубую в охапку и повалить рядом с собой — впрочем, не слишком успешно, из-за чего сестра лишь заливается смехом.

— Ну уж нет, теперь тебе точно нужно лежать смирно и отдыхать.

— Я как раз собиралась этим заняться, — мурлычет в ответ Жёлтая, но и вторая попытка терпит крах. Голубая смеётся ещё громче.

— Ах, мой полководец, — наигранно вздыхает она, — неужели вы так ослабли, что…

Рыкнув, Жёлтая предпринимает третью попытку — и преуспевает. У Голубой очаровательно синеют щёки, когда та трётся носом об изгиб её шеи.

— Щ-щекотно…

— Это за то, что опять меня дразнила.

— Опять?

— Уже забыла про свой идеальный способ заставить меня слушаться?

— Ох, и правда…

— Ты не заслуживаешь пощады.

— Только не щекочи бока, Жёлтая!..

====== Часть 9 ======

Органическая жизнь несовершенна — по словам Жёлтой и Голубой, она слаба, далека от идеала и полна изъянов. Все эти поразительные создания — маленькие букашки, огромные животные, причудливые рыбы — до безумия разнообразны; каждое из них уникально и отлично от других, и Розовая не может понять, как они выживают, будучи такими слабыми. Как они не истребили сами себя, почему жизнь на Земле до сих пор цветёт пышным цветом? Это не укладывается в её понимание мира, которое со дня появления воспитывали в ней сёстры.

Сила Алмазов — в их неповторимом совершенстве, которое они стремятся распространить по всей галактике; красота, которую признаёт Голубая, которую она ищет в окружающем мире, — это чёткие линии и великолепная симметрия, а всё остальное — всего лишь забава, пусть и интересная, но не стоящая большого внимания.

Розовая начинает видеть красоту в несовершенстве. Она спускается на Землю в образе Розового Кварца, общается с Аметистами и поражается тому, насколько они все разные, насколько уникальна каждая из них. Она представляется Агатам первым Розовым Кварцем, стоящим при самом Розовом Алмазе, и стоящая сбоку Жемчужина — прямое тому доказательство. Она подделывает даже описание своего камня, отправляя его вместе с кучей других описаний на рассмотрение Жёлтой, заранее предвидя, что та окинет его мимолётным взглядом и начнёт листать дальше, потому что в этом самоцвете нет ничего особенного.

Розовая начинает видеть мир сквозь призму изъянов, прямо как Жёлтая, но отличие их в том, что одна невольно восхищается, а вторая пытается исправить. Розовая в отчаянии наблюдает за тем, как из Земли выкачивается энергия, вспоминает свой разговор с сестрой и решается, наконец, идти к Голубой.

— Я хочу сохранить там жизнь! — кричит она, когда они остаются в паланкине наедине. — Позволь мне показать, она прекрасна!

Голубая усиленно трёт лоб и морщится, почти повторяя реакцию Жёлтой; мягко, как добрая наставница, произносит:

— Мы построим тебе Зоопарк, Розовая…

— Но я не хочу!

— Милая, — вздыхает Голубая, усиленно подбирая нужные слова, — Жёлтая уже рассказала мне о том, что у тебя… некоторые… сомнения. Не волнуйся, мы всегда рядом и готовы помочь тебе, — она улыбается и добавляет: — Я распоряжусь насчёт Зоопарка и постараюсь доставить туда самых интересных существ.

— Но Голубая!..

— Наблюдение за органической жизнью — это увлекательно, я не спорю, — продолжает та настойчиво. — Я поощряю твоё любопытство, но ты запуталась, милая, и переволновалась.

«Они не понимают… — доходит до Розовой кристально чистая мысль. — Не понимают… ничего не понимают…»

— А теперь, когда мы решили эту мелкую проблему, предлагаю заняться делами посерьёзнее. Жемчуг, открой план терраформирования планеты.

— Да, мой Алмаз.

«Почему вы не понимаете?!»

— Я знаю, что об этом ещё рано говорить, но Жёлтая настаивает, чтобы я подготовила Лазуритов заранее.

— Л-лазуритов? — Розовая словно очнулась, с ужасом глядя на проект, представленный на экране.

— Конечно, как же без них? — беззаботно кивает Голубая. — Примерно через триста лет я пришлю их на Землю, чтобы они начали свою работу. Мы удалим всю ненужную воду, первоначальные разломы сделаем здесь…

Лицо Розовой принимает настолько жалостливое выражение, что Жемчужина тихонько касается её руки, словно напоминая, что Голубая может снова не так всё понять. Они обсуждают проект, хотя на обсуждение это походит мало: Розовая лишь кивает, соглашаясь со всем, что скажет сестра.

— Я давно не уделяла времени своим колониям, поэтому навещу тебя лет через двадцать, ты не против, милая?

— Н-нет, не против…

Голубая чмокает её в лоб, ласково треплет за щёку и дарит тёплую улыбку:

— Не скучай. Звони, когда станет особенно одиноко.

Фактически разорванная на куски Земля мелькает перед глазами ещё долго, а времени осталось совсем мало. Должен быть другой способ, другое решение!..

Весело резвящиеся Аметисты, удивительно спокойные Розовые Кварцы, редкие Яшмы, к которым она спустилась в очередной раз в изменённой форме, наталкивают на безумную мысль. С яркой улыбкой она подходит к столпившимся самоцветам и громко спрашивает:

— Хэй, а вы были за пределами Детского сада? Там так здорово, я могу показать!

Самоцветы переглядываются между собой, с подозрением относясь к данной затее, и в этот момент сбоку от Розовой встаёт неизвестная Аметист:

— Почему бы и нет, никто не узнает! — голосом удивительно похожая на её Жемчужину…

Когда от Агатов поступают первые сообщения, что доверенные им самоцветы ведут себя странно, Розовая игнорирует их, оправдываясь тем, что всё идёт по плану и они не отстают от графика; что за дурацкие надумывания? Жемчужина безликой тенью стоит рядом, окидывая пренебрежительным взглядом оправдывающихся надсмотрщиц, которые бесконечно извиняются за то, что посмели побеспокоить Алмаз такой мелочью, такой ерундой, и что они немедленно вернутся к работе.

Они превосходно играют свои роли на публику, а затем хохочут за закрытыми дверьми покоев Розовой. Жемчужина ощущает к себе особое отношение, персональное внимание, которое уделяется только ей, и само осознание этого греет душу. Она ловко составляет расписание так, чтобы они успели и на Земле побывать, и уделить внимание свите, дабы не вызывать лишних подозрений; она увлечённо болтает с Кварцами там, внизу, даже не пользуясь маскировкой и поменяв на себе лишь одежду, и те отзываются дружелюбно, неволнуясь о статусе и разном положении в иерархии; она смотрит на счастливую Алмаз и радуется вместе с ней.

Им удаётся достигнуть больших успехов: получается привлечь десятки Аметистов, несколько Висмутов, даже парочку Агатов, которым «по счастливой случайности» Розовый Алмаз доверила большинство инакомыслящих. Но этого оказывается недостаточно.

— Вы печальны, мой Алмаз. Что-то стряслось?

Розовая подпирает голову рукой, глядя на экраны с проектом по терраформированию от Голубой, и произносит едва слышно:

— У них… не выйдет.

— Прошу прощения, мой Алмаз?

— Посмотри на них, — грустно улыбается Розовая, открывая описания тех самоцветов, которые были согласны с Розой Кварц — её альтер-эго. — Мы сумели показать им красоту окружающего мира. Мы сумели привлечь их на свою сторону, но… — она горько усмехается, глядя на свою помощницу, — но скажи мне: смогла бы ты пойти против меня?

— Ч-что вы, мой Алмаз! — вздрагивает Жемчуг и машет руками. — Я н-никогда!..

— Вот именно, — грубо обрывает её та и снова показывает на экран. — Именно это я и пытаюсь сказать! Мы показали им всю неправильность уничтожения жизни на Земле, но они… они не пойдут против меня.

— Почему вы так решили, мой Алмаз?.. Ещё достаточно времени.

— Все самоцветы, что появились здесь и в других наших мирах, — тихо начинает Розовая, — все вы были созданы для Алмазов. Это то, что вам говорят с самого первого дня и что вам твердят постоянно. Смысл жизни самоцветов в том, чтобы служить Алмазу, и более ни в чём.

Невольно Жемчужина сглатывает, понимая, к чему ведёт её хозяйка.

— Ты не пойдёшь против меня, Жемчуг, — качает головой Розовая. — Ни ты, ни они. Во всём Родном мире только Алмазы обладают властью, и даже Агаты следят за другими самоцветами только для того, чтобы угодить нам. Среди обычных самоцветов нет… — она замолкает, уставившись вдаль невидящим взглядом. — Самоцветам, чтобы восстать, нужен лидер…

— П-позвольте… — голос прислужницы дрожит. — Вы собираетесь рассказать им, кто такая Роза Кварц?

— Нет. Я поведу их за собой, будучи Розой Кварц, — ослепительно улыбается Розовая.

Воинственная речь Розы Кварц на небесной арене неожиданно приводит к битве между горсткой Кварцев, согласных с ней, и тех, кто пожелал остаться верным своему Алмазу. Не то чтобы Розовая не желала этой битвы, но… она смотрела, как её самоцветы сражаются друг с другом, как разрывают друг друга в клочья две противоположные идеологии, фактически порождённые ею самой, и это казалось дикостью.

Жёлтая сражается так часто, что Розовая не может припомнить точное число побед, которое она одержала, но ведь это неправильно, это в корне неверно. Зачем сражаться? Разве они не могут… как-то договориться?

Но её Жемчужина, наоборот, выглядела решительной, воодушевлённой, смотрела на свою Алмаз с блеском в голубых глазах и не переставала повторять, что такими темпами у них действительно получится.

— Вы настоящий лидер, мой Алмаз! — вещала она, прикрыв глаза. — Вы убедили самоцветов следовать за вами, вы сами это сделали! Вам не потребовалось напоминать им о каком-то долге, вы не принуждали их силой!

Сомнения грызут Розовую изнутри: правильно ли она поступает? Что сказали бы её сёстры, узнав об этой выходке? «Какая глупость, Розовая!», «Зачем ты так поступила?..», «Мы ведь объясняли тебе, как правильно обращаться с подданными!» — голоса их вертятся в голове, словно наяву, словно они стоят перед ней и смотрят сверху вниз осуждающим взглядом.

Почему ты всегда так делаешь, Розовая?

— Поступают рапорты о том, что небольшие группы повстанцев саботируют нормальную работу Детского сада Альфа. Разрушены несколько инжекторов. Вам необходимо принять видимые меры — как Алмазу, — а также наметить план действий для восставших — как Роза Кварц, — отчитывается Жемчужина, активируя панель управления. — Если они продолжат действовать беспорядочно, всё будет напрасно.

Розовая сжимает кулаки, вспоминая недооценивающий взгляд Жёлтой и снисходительные глаза Голубой, их вечную опеку и бессмысленное беспокойство.

— Тогда мы не должны терять время даром, — усаживается она на своё место перед консолью управления, подмигивая Жемчужине. — Хэй, Жемчуг, нам ведь нужно название для повстанцев. Есть предложения?

— Это не мне решать, мой Алмаз, но по-моему, «Кристальные самоцветы» звучит здорово, — улыбается та.

Когда весть о восставших доносится до Родного мира и Голубая, не принимая никаких возражений, бросает все дела и прибывает на Землю с большей частью своей свиты, Розовая начинает волноваться. Особенно беспокоит то, что следом за ней приедет Сапфир.

Розовая не успевает даже ничего придумать и мечется по собственным покоям в панике: она же ходит буквально по краю, увлёкшись этой опасной игрой. Сапфир точно укажет Алмазу, что является причиной творящегося беспорядка.

— Она видит только будущее, мой Алмаз, — даёт подсказку Жемчужина. — Вам следует подобраться как можно ближе, принять облик Розы Кварц, разрушить физическую форму Сапфир и сбежать, не меняя облика. Так она не поймёт, кто вы есть на самом деле.

— Как я сбегу, если там будет куча свиты?!

— Ваша скорость невообразима, мой Алмаз, — с гордостью отвечает Жемчуг и изящно кланяется своей госпоже. — И я буду рядом. Я с радостью подставлюсь под удар, чтобы защитить вас.

Розовая улыбается немного грустно, слыша такое привычное «мой Алмаз». Они говорили уже об этом: прислужница обещала стараться избавиться от такого формального обращения, когда они оставались наедине, но, как видно, до сих пор не могла себя заставить относиться к ней иначе.

— Я мельком слышала, что Висмут создала для тебя новое оружие. Покажешь?

— Конечно, мой Алмаз.

Камень сияет ярким белым светом, пока Жемчужина достаёт из него две тонкие шпаги и, положив их на ладони, протягивает руки вперёд, позволяя Розовой взглянуть поближе.

— Я предложила ей концепцию физического оружия для наших самоцветов, и эта идея пришлась Висмут по душе. Поэтому она подарила мне эти шпаги — это первое оружие, которое она выковала.

— Поразительно… — выдыхает Розовая, касаясь холодного металла. — Она настоящий мастер…

— Таким образом, я смогу немного поменять внешность и защищать вас этим оружием, не беспокоясь о том, что меня раскроют, мой Алмаз, — радостно отзывается Жемчужина.

— А ты действительно… подготовилась.

— Конечно, мой Алмаз, — голубые глаза сияют счастьем. — Я не посмею подвести вас.

Повстанцы. Иногда подобное случалось, но ни разу за свою долгую жизнь Голубая не видела, чтобы восстания заканчивались удачно. Не хватало дисциплины, планирования, слаженности в действиях. То, что объединяет самоцветов, — их Алмазы и долг перед ними, ничего более.

Большая жалость, что Розовая столкнулась с инакомыслящими самоцветами так скоро: это может только сильнее её напугать. Жёлтая считала, что их младшая сестра должна сама со всем справиться, тем более что это не так сложно, но Голубая решила убедиться, что всё в порядке. Если ей удастся пресечь восстание на корню, всем станет только легче.

— Я прибыла, мой Алмаз.

— Расскажи мне, что произойдёт здесь, Сапфир, — просит она. — Расскажи мне, что ты видишь. Как нам закончить это восстание?

— Повстанцы нападут на Облачную арену, мой Алмаз, — покорно вещает Сапфир. — Они уничтожат физическую форму семи самоцветов, включая мою и двух моих охранников, и будут окружены. Их схватят сразу же, как только будет разрушена моя форма. После этого восстание постепенно утихнет.

Голубая облегчённо вздыхает и позволяет себе слабую улыбку. Ей действительно удастся пресечь всё на корню.

— Следует ли мне вмешаться, Сапфир?

— В этом нет необходимости, мой Алмаз. Напротив, своим вмешательством вы спугнёте их лидера.

— Спасибо, Сапфир. Это всё, что мне нужно было знать.

Нет смысла сомневаться в предсказаниях Сапфиров. После печального опыта Падпараджи Голубая отбирает их очень тщательно, допускает в свиту только лучших и гордится каждой из них, как Жёлтая гордится каждым своим инженерным открытием.

Когда раздаётся голос Розового Кварца, она захлопывает двери паланкина.

— Прочь с этой планеты, Голубой Алмаз! Колония не будет завершена!

Глупые крики глупых самоцветов. Изображение на экране показывает всё происходящее вокруг: какая-то Жемчужина рвётся в бой и машет шпагами направо и налево; ей прикрывает спину Розовый Кварц, и Голубая могла бы назвать их технику боя весьма впечатляющей.

Но всё уже предрешено. Их схватят, Голубая проведёт суд, на котором — она уже знает — не будет пощады. Колонизация продолжится своим чередом, Розовая успокоится и получит свою заветную обустроенную планету.

— М-мой Алмаз… — лепечет Жемчужина сбоку. Голубая, мечтательно прикрывшая глаза, не спеша открывает их, глядя на экран.

«Неслыханно!» — захлёбывается она в возмущении.

«Невиданно…» — захлёбывается в восхищении Розовая.

Слияние двух совершенно разных самоцветов — и кого?! Рубин и её личной Сапфир! Розовый Кварц срывается с места, хватая свою Жемчужину за руку и спрыгивает с Облачной арены вниз, а Голубая злобно сжимает кулаки от бессилия и запоздало понимает, что момент упущен.

— Сапфир… — прорезается её голос, заставляя поражённую свиту смолкнуть. — Они сбежали. Всё пошло не так, как ты описывала!

Эта Сапфир тоже дефектная? Как она не заметила этого раньше? Какого чёрта её самоцветы самовольно сливаются с другими?!

— Но я… видела не это!.. Я понятия не имею, что случилось…

— Нет, это я! — вскрикивает Рубин, посмевшая слиться с предсказательницей.

— Несомненно, — мрачно кивает Голубая. — Как ты посмела слиться с кем-то из моей свиты?!

— П-простите меня, я!..

— Ты будешь расколота за это!

Почему всё пошло не так, как планировалось?!

— А ты, Сапфир… — она не успевает закончить фразу: её личная Сапфир хватает провинившуюся охранницу за руку и бежит прочь, покидая арену точно так же, как и Розовый Кварц со своей Жемчужиной.

— Не преследуйте их. Мне не нужна такая дефектная Сапфир, и уж тем более мне всё равно на бесполезную Рубин, — Голубая едва сдерживает ярость. — Соберите всех Розовых Кварцев и запузырьте их. Раз лидер восстания — Розовый Кварц, то до его поимки мы должны относиться с подозрением ко всем из этой породы.

Несовершенство — это хаос органической жизни; несовершенство — это дефектные самоцветы, которые ведут себя не так, как им велено. Несовершенство — это противоестественные слияния двух разных самоцветов.

То, что она должна считать неправильным, кажется Розовой невероятно прекрасным.

— Просто подумай, Жемчуг, — говорит она мечтательно, гуляя по своему любимому лесу спустя неделю после их «визита» к Голубой. — Слияние двух разных самоцветов! Подобное я видела только на Земле, оглянись вокруг, Жемчуг! — Розовая обхватывает её за шею и ведёт рукой по небосводу. — Эта планета… она раскрывает нам столько всего необычного. Здесь происходят невероятные вещи. Все ли самоцветы так умеют?

Розовая отпускает поражённую Жемчужину, смотрящую на свою хозяйку с долей изумления и интереса.

— Я только знаю, что это неслыханно, но я никогда не видела. Только представь, как это ощущается!

«Подумай, Жемчуг. Представь, Жемчуг. Вообрази себе, Жемчуг!» — она так много раз слышала эти слова от своего Алмаза, она так часто видит свою Алмаз счастливой, когда рассказывает о том, что именно она представляет. Смысл её существования — служить Алмазу, в то время как сама Алмаз просит её быть собой.

Можно ли ей попробовать представить что-то без ведома госпожи?

Если бы не существовало таких рамок, как их разный статус, как они могли бы встретиться? Если бы не существовало никаких рамок, сумела бы она слиться с Розовым Алмазом? С Розой Кварц?..

Она помнит, как сливаются Рубины и Топазы, поэтому поднимает Алмаз над собой и кричит до неприличия глупое:

— Слияние… активировать! — но ничего не происходит. Они просто падают вместе в траву, а Розовая потирает ушибленную голову.

— Ох, мой Алмаз!..

Опять она делает всё не так. Она столько всего делает неправильно, подумать только!..

— Простите, я думала… если Рубин и Сапфир смогли, то вы, будучи Алмазом… я так ошиблась!.. снова, — Жемчужина обхватывает своё лицо, словно проблема была в нём. — В-вам следовало давно заменить меня. Я так стараюсь, но у меня так редко получается…

— Нет! — тотчас возражает Розовая. — Как ты… как ты можешь так о себе думать, ты ведь такая…

— Я совершаю ошибки снова и снова, мой Алмаз! — стыдливо опускает голову Жемчужина. — Я перечу Голубому Алмазу, я предлагаю Висмут идеи о физическом оружии, и это ещё малая часть… я… представляю, что мы равны, что я, не знаю, могла бы сбежать из Родного мира сюда, на Землю, и встретить здесь Розу Кварц… встретить вас… Я хотела бы делать вас счастливой, даже не принадлежа вам!.. — в смехе Жемчуг проскальзывают нотки истерики. — О-остановите меня… я дефектная… Это так смешно… прикажите мне остановиться!..

— Нет!!!

Хрупкого плеча уверенно касаются пальцы Розы, следуют к ключице, затем вверх по шее, и мягко приподнимают лицо Жемчужины, заставляя встретиться с ней взглядом.

— Продолжай, не смей останавливаться…

Необычное единение, не известное ранее ни одной из них, плавно струится по телу, заставляя против воли менять форму на что-то новое, доселе невиданное. На краткий миг Жемчуг видит их общие воспоминания: частые встречи с другими Алмазами, одинокие полёты на корабле, прогулки по колониям, — но уже через призму глаз своей хозяйки. Слияние не успевает сформироваться: обе пугаются сильнее, чем следует, и снова падают на землю.

— Это совершенно недопустимо… — потерянно комментирует Жемчужина, когда они более-менее приходят в себя.

— То слияние! — вдруг озаряет Розовую, и она в панике хватается за голову. — Ч-что же с ней сделает Голубая? Мы не должны были их оставлять, Жемчуг!..

Шорох, раздавшийся из-за кустов, заставляет ту мгновенно принять боевую стойку и обнажить оружие. Если это стража Голубой, которую та отправила на их поиски, то выдавать себя…

— А! — вскрикивает то самое слияние, испуганно уставившись на вооружённую Жемчужину. — М-мы… мы не хотели сливаться! тогда не хотели… а сейчас… сейчас захотели.

Розовая заинтересованно выглядывает из-за спины помощницы.

— Мы разделимся! Мы… мы…

— Нет-нет… — ласково успокаивает она новую знакомую, откровенно любуясь восхитительным слиянием. — Пожалуйста… я очень рада, — она протягивает вперёд руку и позволяет себе засмеяться. — Я так рада видеть тебя снова.

====== Часть 12 ======

Жёлтая, услышав о трагедии, произошедшей с Сапфиром Голубой, недоумевающе хмурится, просматривает рапорты, которые из раза в раз всё хуже и хуже: её гиперактивная младшая сестра удивительно равнодушно относится к тому, что в её колонии всё почему-то катится к чертям.

— Нужно срочно строить Детский сад Бета, — бормочет Жёлтая, пролистывая отчёты и выводя на экран статистику. — Может, всё дело в Детском саду Альфа, раз большинство самоцветов оттуда такие своевольные.

— Мы должны вмешаться! — пылко произносит Голубая, шагая из стороны в сторону. — Это же её первая колония, а уже происходит такое…

— Голубая, — Жёлтая устало вздыхает и подпирает голову рукой, — прошу тебя, не паникуй больше, чем следует. Повстанцы никогда не были серьёзной проблемой.

— Может, это потому, что она слишком мягка со своими подчинёнными? — продолжает терзать себя Голубая. — Я ведь столько раз ей говорила…

А Жёлтая говорила, что Розовая не готова. Говорила, что ей ещё рано, но эта мелочь надавила сначала на Голубую, затем каким-то образом убедила Белую, и она просто осталась в меньшинстве. Вот и что она сейчас может сделать? Забрать колонию у Розовой и всё там наладить? Только из-за того, что младшая сестра испугалась и не знает, как правильно себя вести?

Через это все проходят. Первая колония — большой стресс, куча непредвиденных ситуаций, в которых ты не знаешь, как себя вести; страх сделать лишний шаг, боясь всё испортить. Розовая слишком бурно среагировала на первый тревожный звоночек — и вот, пожалуйста: ситуация стала набирать обороты.

— А Сапфир! Почему я пропустила такую дефектную Сапфир, просто ума не приложу…

Жёлтая едва умудряется схватить Голубую за руку и притянуть к себе.

— Успокойся ты уже, — усмехается она, крепко обнимая сестру и гладя её белоснежные волосы. — Это всего лишь недоразумение.

— А если Розовая не справится? Что нам делать, Жёлтая?..

— Я направлю боевые корабли на Землю, если через сотню лет ситуация там не изменится.

— Но она уже становится хуже!

Как же всё было прекрасно. Всё было так легко, так мирно. А потом Розовой приспичило иметь свою колонию, за которую она не готова нести ответственность. Чудесно.

— Я прибуду на Землю и лично проконтролирую постройку Детского сада Бета.

Голубая аккуратно встаёт на носочки и тянется губами к щеке сестры.

— Спасибо, — щёку обжигает лёгкий поцелуй. — Прости, что так внезапно тебя беспокою. Я говорила, что Розовая должна быть самостоятельнее, что мы с ней справимся, а сама…

— Ну всё, всё, перестань, — прокашливается Жёлтая, стараясь скрыть смущение. — Я осмотрю колонию и постараюсь всё уладить.

Кристальные самоцветы отстроили себе несколько убежищ, большинство из которых находилось возле Детского сада Альфа. Розовая придумывает историю Розы Кварц практически на ходу и на многие вопросы отвечает уклончиво, однако её новым соратникам это не столь важно. Некоторые из них по-прежнему саботируют работу инжекторов тайно, будучи не раскрытыми в Детском саду, некоторые — открыто, нападая ночью исподтишка, — но так или иначе, прогресс налицо, и план колонизации существенно сдвинут.

Пока в один день Розовая не узнаёт, что Жёлтая лично проконтролирует постройку Детского сада Бета, причём узнаёт она это неожиданно: когда возвращается на базу и видит сестру, восседающую на её кресле.

— Прости, что без предупреждения, милая, — та копается в консоли управления. — Что за беспорядок у тебя тут…

Розовая настороженно косится на Жемчужину, которая, в свою очередь, тоже косится на своего Алмаза, и подходит ближе, стараясь придать голосу привычную задорность:

— Что ты делаешь?

— Только что приказала Перидотам отстроить Детский сад Бета. Они должны подготовить его уже через месяц.

— М-месяц?!

— Мне очень не нравится ситуация, которая у тебя возникла с повстанцами, — брезгливо морщится Жёлтая. — Есть подозрение, что в Детском саду Альфа какая-то неисправность, раз оттуда выходят такие испорченные самоцветы. Мы приостановим его работу и запустим Бету, причём первые пробы самоцветов оттуда я хочу увидеть уже через сотню лет. Даже меньше, я думаю.

— К чему такая спешка?

— Если ситуация с повстанцами не улучшится, я переведу боевые корабли на орбиту Земли, — нехотя отвечает Жёлтая. — И чтобы не совершать бесполезных действий заранее, я хочу иметь под боком Детский сад, из которого будут стабильно выходить новые воины.

— А почему это ты командуешь, если это моя колония? — обиженно надувает щёки Розовая. — Я сама могу разобраться с недовольными самоцветами!

Жёлтая смотрит на неё с недоверием, даже с толикой пренебрежения, отчего у той внутри начинает закипать злость.

— Потому что, очевидно, ты не можешь с ними справиться.

— Почему это?!

— Да ты просто взгляни на это! — раздражённо тычет на экран Жёлтая. — Отставание по плану на несколько десятков лет; как минимум десятая часть самоцветов, появившихся здесь, идёт против своего Алмаза. Такими темпами мы потеряем эту колонию!

— Так почему бы нам не оставить её самим, если эти самоцветы так этого хотят?! — не выдерживает Розовая. У Жёлтой начинает дёргаться глаз.

— Ты же шутишь, — шипит она. — Просто скажи, что ты пошутила.

— Я… я-я…

— Я сделаю вид, что не слышала этого, Розовая, — мрачно произносит Жёлтая, возвращаясь к панели управления. — Я не собираюсь повторять тебе одно и то же сотни раз.

Детский сад Бета охраняется не хуже любой планеты Жёлтой, а Розовая прекрасно знает, как серьёзно сестра подходит к обороне своей территории. Она сидит у неё на плече тихо, как мышка, следит за каждым действием и запоминает почти каждую деталь, что сильно напрягает Жёлтую.

Нет, то, что Розовая сидит молча и не отвлекает, — для неё праздник, но та никогда так не делала. В глубине души теплится светлая мысль, что младшая сестра взрослеет, что совсем скоро она полностью перестанет капризничать и кричать, когда ей что-то не нравится, однако Жёлтая одёргивает себя от подобных мыслей, потому что знает: стоит ей расслабиться, и Розовая опять начнёт вести себя безобразно.

Повстанцы затаились и не напоминали о себе даже банальным саботированием инжекторов, что только подтверждало многовековой опыт Алмазов: без должного контроля долго они не продержались. Наверняка рассыпались во всей планетке в надежде избежать справедливого наказания, но им всё равно не скрыться.

Вот только Розовая понимала, что долго продолжаться так не может. Она еле убедила Кристальных самоцветов не высовываться ближайшие десятки лет, приведя весьма убедительные аргументы по поводу того, что в тактике и военной мощи с Жёлтым Алмазом они вряд ли смогут состязаться. Нужно как можно быстрее убедить Жёлтую покинуть Землю, пока кто-нибудь не сорвался.

Прямо просить её уйти нет смысла. В борьбе с ней работают только подлые методы, и у Розовой как раз завалялся один.

— Эй, Жёлтая.

Алмаз напрягается.

— Что?

— Видела новое платье Голубой?

— Чего?

— Она придумала себе новое платье.

— Это по какому же поводу?

— Я у людей подсмотрела, — легкомысленно отзывается Розовая, — и показала ей. Она переделала немного, поэтому платье вышло о-о-очень красивое.

Явная провокация, но Жёлтая не поддаётся.

— Потом покажет.

— А вдруг не покажет? — хихикает Розовая.

— По-ка-жет.

— До Дня основания Родного мира ещё далеко.

Жёлтая сжимает кулаки. Эта мелкая зараза…

— У неё всегда такие закрытые платья. В этот раз оно более открытое. И юбка короче.

— И почему меня это должно волновать?

Снова Розовая прыскает со смеху.

— А ещё оно белое. Она никогда не носила белых платьев.

— Чего ты добиваешься, мелкая? — взвыла Жёлтая.

— Хочу обратно свою колонию, ты похожа на оккупанта, — фыркает в ответ младшая Алмаз. — Я и сама могу проследить за работой Детского сада Бета.

— Мне нужно дождаться первых самоцветов оттуда, — стоит на своём Жёлтая. — На случай, если они…

— Я пришлю тебе подробные отчёты! — бодро обещает Розовая. — Клянусь!

Алмаз недоверчиво щурится, поглядывая на сестру, тарабанит пальцами по подлокотнику, ещё раз проверяет рапорты. Никаких повстанцев. Никаких нарушений. Всё чисто и прекрасно.

— Я улечу всего на полгода. На полгода! Затем вернусь и всё проверю.

— Есть, сэр! — откликается Розовая.

— Мой Алмаз, — слащаво звучит голос главного Агата, заведующей Детским садом Бета, — мой сверкающий, яркий Алмаз, я думаю, вам будет крайне интересно узнать, что первые плоды ваших трудов не прошли даром.

Розовая скучающе сидит в своём кресле, подперев голову рукой, и смотрит на преисполненную гордостью Агат, за чьей спиной стоит пара Аметистов, отдающих честь, а рядом с ними — довольно крупная Яшма, которая поглядывает украдкой на свою правительницу, стоя на одном колене, и явно нервничает.

Розовая не любит, когда её боятся подчинённые. Ей нравится порой смеяться вместе с Жемчужиной над тем, как легко они дурят Агатов, у которых прямо на камне, видимо, записано: «Выполнять любую прихоть Алмаза, чего бы это ни стоило», но всё равно она старалась избегать подобных… поклонений своему лику. Это и смущало, и ставило в неловкое положение. В данном плане Розовая очень любила Аметистов: лёгкие в понимании, дружелюбные и не такие напряжённые, если видят, что Алмаз к ним добра.

— Мы получили довольно много дефектных самоцветов из Детского сада Бета, — продолжает тем временем Агат. — Это большая досада для нас, однако эта Яшма, — она кланяется и указывает обеими руками на подчинённую, — вышла безупречной. Она будет незаменима в борьбе против повстанцев, и я поспешила представить её лично вам, мой Алмаз, на случай, если вы сочтёте её достойной войти в вашу свиту в будущем.

Яшма сглатывает, и руки у неё едва заметно подрагивают, когда Розовая щурится, вглядываясь в неё получше. Алмаз спрыгивает со своего места и подходит ближе, задумчиво обходя новый самоцвет и подмечая, что она… действительно идеальна. Настолько идеальна, что понравилась бы даже Жёлтой с её завышенными требованиями.

— Яшма, значит…

— Д-да, мой Алмаз! — немедленно отзывается Яшма. — Мой номер…

— Мне не нужен номер, — слабо улыбается Розовая, останавливаясь прямо перед ней. — Я и так запомню тебя как идеальную Яшму.

— Благодарю, мой Алмаз, это большая честь…

Оранжевые глаза смотрят на неё с неподдельным восхищением, и страха в них заметно поубавилось, что не может не радовать Розовую. Она протягивает вперёд руку, на которую Яшма смотрит с явным недоумением.

— Вставай, — смеётся Алмаз. — И не бойся меня. В чём смысл бояться своего Алмаза?

Яшма не знает ответ, да и отвечать на этот вопрос не желает. Ей несколько дней отроду, она только-только узнала, зачем её вообще создали. Розовый Алмаз улыбается по-прежнему, глядя на неё, и Аметисты, стоящие позади, добродушно фыркают. Она помнит, как они успокаивали её, говорили, что их Алмаз куда добрее других правительниц, что им повезло.

Она неуверенно протягивает руку навстречу Розовой, и та, усмехнувшись, помогает ей подняться.

— Только ни слова другим Алмазам, ладно? — подмигивает она своим самоцветам. — За фамильярное обращение с вами меня отругают.

Аметисты прыскают со смеху, уголки губ Агата невольно приподнимаются, а Яшма с восторгом смотрит на свой Алмаз и в полной мере осознаёт слова Аметистов.

«Самая добрая и са-а-амая лучшая правительница Родного мира, клянусь тебе!»

Самая лучшая — это точно. Впервые со дня своего появления она улыбается.

Каждая жизнь прекрасна по-своему, и Розовая категорически против умышленных расколов самоцветов. Она говорит об этом как Алмаз, она повторяет это как Роза Кварц и твёрдо стоит на своём, но война затягивается, и несогласных появляется всё больше.

Висмут, сияя от самовлюблённой гордости, зовёт Розу за собой, обещает показать «нечто совершенно грандиозное». Она твердит без конца, что именно это оружие положит конец всей войне, что только с ним возможна победа, но в розовых глазах — лишь чистейший ужас от одного вида Раскалывателя.

— Это оружие раздробит в крошку даже Алмаз! — хвалится Висмут, словно не замечая реакции лидера. — Просто подумай об этом, Роза. Один удар — и наших проблем как не бывало! Тирания Родного мира идёт в первую очередь от правительниц, — на её лице расцветает злобный оскал. — Мы не остановимся на Розовом Алмазе, Роза.

Всё зашло слишком далеко, и Розовая понимает это всё отчётливее.

— Мы освободим Землю, а затем и всех самоцветов Родного мира.

Сейчас эта идея только в голове Висмут, но ведь за ней придут другие. Всё новые и новые самоцветы захотят расколоть своих сородичей, и ради чего?

— Ты ведь никому не рассказала о Раскалывателе, верно, Висмут? — тихо спрашивает Роза, подойдя поближе.

— Нет, — ухмыляется та, будучи чересчур ослеплена своим творением. — Я решила, что правильно будет сначала показать это те…

Роза ловит голый самоцвет одной рукой и крепко сжимает меч другой. Ей впервые так страшно, но не за себя: перед глазами почему-то сияют голубые и жёлтые осколки любимых сестёр, которых так страстно желала расколоть Висмут.

====== Часть 13 ======

Запутанный клубок её двойной игры разматывается, образуя петлю на шее, сжимающую свои стальные тиски так сильно, что даже слабый вдох сделать проблематично. Роза с сожалением сообщает Кристальным самоцветам, что наткнулась на вражескую засаду вместе с Висмут, которая пожертвовала собой, чтобы она могла спастись. Мысленно она умоляет хоть кого-то усомниться в её словах, потому что столь наглая ложь отравляет изнутри, взывает к слишком активной совести, ехидно напоминающей, что всё происходящее — её и только её вина.

Но верят все. Даже Жемчужина. И все хотят отомстить.

Розовая стоит поодаль от своих сестёр, которые так же теряли терпение, и перед её глазами только тысячи разбитых самоцветов, а до ушей доносится лишь приглушённый голос Жёлтой:

— Нам понадобятся твои Лазуриты, Голубая. Будем действовать глобально.

Розовая смотрит на них из-под ресниц и стоит мрачнее тучи, из-за чего Голубая спешит её приободрить:

— Мы обязательно закончим твою колонию, милая, — и улыбается одной из своих тёплых улыбок, но её это впервые не радует.

«Я зашла слишком далеко… — мелькают в голове предательские мысли. — Нужно прекратить это…»

— Ты хочешь начать терраформирование сейчас? — переспрашивает Голубая у Жёлтой. — Но мы ведь потеряем ресурсы.

— Начнём с тех мест, где их осталось мало. Раз эти самоцветы так любят эту дрянную планетку, то мигом выскочат из своих нор, когда мы начнём её разрушать.

Терпение трещит по швам. Всё это не только её вина. Всё это — результат равнодушия её сестёр!

— Почему бы просто не отдать эту планету им?! — кричит Розовая, злобно уставившись на Алмазов. — Почему?! Я ведь говорила, что не против! Вы разве ещё не поняли? А если жертв будет больше? Если Роза Кварц осмелеет и захочет расколоть нас?!

Жёлтая с Голубой выразительно переглядываются, и Розовой даже не нужно быть такой же предсказательницей, как Сапфир, чтобы понять, что сейчас её ждёт очередная нотация. К её удивлению, не от Жёлтой.

— Ты ведь этого хотела, — изрекает Голубая ледяным тоном, подходя ближе и наклоняясь к ней. — Ты умоляла нас о собственной колонии, а теперь ты хочешь отдать её? Сначала ты просто отказалась от колонии, затем начала говорить что-то про органическую жизнь, а теперь ты желаешь подарить её каким-то Кристальным самоцветам, — голос Голубой становится громче, и Розовая опускает голову, не желая видеть её осуждающих глаз. — Мы устали от твоих капризов, Розовая! Эта Роза Кварц не способна причинить тебе вреда. Тебя вообще не должны волновать непослушные самоцветы.

Едва Розовая собирается возразить, как Голубая останавливает её повелительным окриком:

— Достаточно!

Слышится громкий вздох, и холодные пальцы мягко приподнимают голову Розовой за подбородок.

— Пойми, милая, ты — Алмаз. Все на этой планете смотрят на тебя, и даже делать ничего не нужно, — добавляет Голубая немного весело. — Просто улыбайся и маши. Это твой первый опыт колонизации, поэтому некоторые самоцветы могут не воспринимать тебя всерьёз, но это не такая большая проблема, как кажется. Покажи своим самоцветам, что ты не в восторге от этого восстания. Заставь восставших вспомнить, для чего они были созданы. Пока ты будешь править, мы завершим эту колонию.

Жёлтая долго вглядывается в экран, на котором отражается описание самоцвета Розы Кварц, и задумчиво потирает подбородок. Она приказала найти нору, из которой вышел лидер повстанцев, однако на предполагаемом месте её расположения зияла огромная дыра, — словно кто-то не хотел, чтобы эту нору увидели, и чуть не разнёс скалу вдребезги.

Она знает не так много способов нанести такие повреждения. На стороне повстанцев есть Висмуты, которые могли построить машину нужной мощности, или, возможно, вместе слились несколько Аметистов, но к чему такие старания ради простой норы?

— Мой Алмаз, замечены повстанцы. Они направляются к Детскому саду Бета.

Вздохнув, Жёлтая открывает отчёты разведки и принимается быстро анализировать ситуацию. Над норой она подумает позже.

— Мой Алмаз…

У Розовой глаза горят праведным гневом, и она не сдерживает себя в удовольствии вдарить кулаком по стене.

— Пока я буду править, значит… — шипит она, пугая Жемчужину своим поведением. Она старалась, как могла: доносила свои мысли до равнодушных сестёр, не желающих слушать её мнение; с помощью образа Розы Кварц показала всю решимость восставших, саботировала работу Детского сада… Ей приходилось жертвовать своими самоцветами, и неважно, на чьей они были стороне! Розовая любит всех своих подчинённых одинаково, вне зависимости от их убеждений.

Она устала от смертей. Она устала от сестринского игнорирования их равного статуса.

И устала от их вечного контроля.

— Пойдём, Жемчуг. У нас очень много дел.

Пока она будет править, колония будет завершена. Если она откажется от правления — колония перейдёт к Жёлтой. И почему это всемогущие Алмазные правительницы не предвидели третьего исхода?

Жемчуг смотрит в ужасе на Розового Алмаза, не в силах сдержать слёзы, но та настроена решительно.

— Вы серьёзно собираетесь?.. то есть… прошу вас, подумайте ещё раз!

— Всё закончится! — активно убеждает её Розовая. — Это будет так просто!

— Но ведь должен быть другой выход!

— Голубой и Жёлтой плевать, ты же сама слышала. Это «колония Розового Алмаза», — передразнила сестёр Розовая. — Нам пора закончить эту войну.

— Это безумие… — Жемчужину пробивает на нервный смех. — Ваш статус… моё предназначение… всё потеряет смысл! Всё изменится…

Знакомые задорные искорки блестят в розовых глазах, а на лице Алмаза расцветает заговорщическая улыбка:

— Я знаю. Захватывающе, не правда ли?

То, для чего она была создана, для кого она была создана, скоро не будет иметь значения. Представления и фантазии Жемчуг о том, что она — потерянная Жемчужина, сбежавшая из Родного мира на Землю и нашедшая Розу Кварц, станут её реальностью, её предысторией — единственным, что у неё останется.

— Это мой мир, Жемчуг, — продолжает Розовый Алмаз. — И раз он действительно мой, то я хочу подарить его Кристальным самоцветам, а не Родному миру. Я хочу жить здесь рядом с людьми, рядом с моими самоцветами… я хочу жить здесь рядом с тобой.

Щёки стремительно заливает голубой румянец, а вселяющие надежду слова опьяняют сознание, заставляя вспомнить о тех временах, когда Розовый Алмаз радостно смеялась только в присутствии других Алмазов, и о далёкой мечте маленькой Жемчужины, неосознанно ревнующей свою хозяйку к её сёстрам.

Они разыграют эту сценку, заставив всех вокруг думать, что Розовый Алмаз разбита, выиграют войну и на целую вечность останутся только вдвоём, на этой уединённой планете.

— Хорошо, — решается Жемчуг, сжимая рукоять меча. Вечность, разделённая с Розовым Алмазом, с Розой Кварц, стоит любого безумного поступка.

Жёлтая перепроверяет отчёты по несколько раз, видит даже одну видеозапись, отчаянно сжимает подлокотник с такой силой, что по всему креслу идут трещины. Это ошибка. Такого просто быть не может.

Свита Розовой трепещет перед ней, на дрожащих ладонях подносит пузырь с расколотым розовым самоцветом, и у Жёлтой мутнеет перед глазами.

— Где остальные осколки? — спрашивает она, взмахом руки телепортируя пузырь в свои покои, на что свита переглядывается с явным беспокойством. — Где остальное?!

— Ж-жемчужина Голубого Алмаза сказала отдать часть ей, м-мой Алмаз…

Голубая.

Неконтролируемая искрящаяся волна расползается вокруг, разрушая физические формы всех находящихся поблизости самоцветов. Жёлтая едва не сшибает все двери на своём пути, направляясь к Голубой, и уже издалека замечает самую тёмную синюю ауру, какую только видела в своей жизни. Её собственная физическая форма едва держится в этом плотном мареве, сквозь которое она упорно идёт и, не тратя времени на консоль, выносит дверь в покои сестры с ноги.

Голубая сидит посреди комнаты, прижимая руки к груди, и громко всхлипывает. Горечь, тоска, скорбь, отчаяние, безысходность — безумный коктейль эмоций льёт Жёлтой прямо в душу, заставляет слёзы течь по щекам непрерывным потоком. Она падает на колени перед несчастной, обнимает её и крепко прижимает к своей груди.

— Это мы виноваты… — сквозь плач слышен тихий шёпот. — Это только наша вина…

«Это моя вина», — хочется возразить Жёлтой, но она молчит, позволяя Голубой выплакаться хоть немного, позволяя ей цепляться за свои плечи.

— Её раскололи из-за нас!

Грубые пальцы зарываются в белоснежный шёлк волос, а губы судорожно целуют в лоб, в нос, в солёные влажные щёки. Слёзы Голубой даются так же тяжело, как потеря Розовой, и Жёлтая не знает даже, как её успокоить, что говорить, как поступать.

Эмоциональная боль, к которой она так не привыкла, словно царапает камень изнутри, отдаётся в ушах омерзительным скрежетом и облачается в совсем другое чувство — бешеную ярость. Ярко отпечатавшиеся в памяти осколки розового самоцвета складываются в имя «Роза Кварц», но Жёлтой мало только этого имени.

Она не успокоится, пока не уничтожит всех Кристальных самоцветов и не разорвёт их дрянную планету на кусочки.

Две разные ауры переплетаются между собой, и Голубая распахивает глаза от изумления, ощущая её состояние как своё собственное. Они скатятся до мести… как смешно и глупо…

— Прошу тебя, Жёлтая, эта планета принадлежала ей…

— А теперь её оккупировали дефектные самоцветы.

— Мы же не будем… мы не можем, Жёлтая… — Голубая опять всхлипывает.

— Тшш… не беспокойся об этом.

— Я знаю, ты хочешь уничтожить её!

— Посмотри на меня, — она лишь замотала головой. — Посмотри на меня, Голубая!

Под заплаканными глазами залегли тёмные тени, заставляя Жёлтую чувствовать себя ещё более виноватой; она быстро снимает с себя перчатки, гладит сестру по щекам, стирает горячие слёзы и беспорядочно шепчет:

— Мне жаль, что так вышло, но… не отводи взгляд, умоляю… Мы Алмазы, Голубая, и сейчас все самоцветы будут смотреть на нас. Нельзя оставлять Землю без внимания и спускать подобное с рук.

В течение многих тысяч лет они были только вдвоём, не считая отдалённой Белой, которая требовала от Алмазов лишь пользы и результативности. Их нервные косые взгляды в сторону друг друга переросли в короткие разговоры; короткие разговоры — в откровенность; откровенность — в привязанность; привязанность — в то, что они имеют сейчас; то, чему Жёлтая не может дать определения.

Последние семь тысяч лет были наполнены розовой бурей, ворвавшейся в их жизнь слишком внезапно; бурей, что разбавляла их привычные будни неожиданными сюрпризами, вечными криками и капризами; бурей, к которой они обе привязались так же сильно, как и друг к другу.

Но сейчас они снова одни. Розовый цвет, приносивший радость совсем недавно, впивается колючими шипами в их камни.

«Я не могу потерять ещё и тебя…» — слышит Жёлтая отчаянные мысли сестры, которая вцепилась мёртвой хваткой в её плечи, и клянётся ни за что не допустить такой ошибки, потому что потери Голубой она и сама не сумеет выдержать.

У Белой великолепная разведка, а её знания относительно самоцветов безупречны. Расколоть Алмаз каким-то мечом — ну что за глупость, как в это можно поверить? Выходка Розовой, которая послушно вела себя в последнее время, превзошла все ожидания Белой, и препятствовать их маленькой проказнице в её новой игре она не захотела.

Однако, как и в случае с любым проступком, за этим должно было последовать наказание. У каждого действия имеются последствия, уж это Розовая должна уяснить, собирается она возвращаться в Родной мир или нет.

Белая уверена, что она вернётся. Не сейчас, но позже, и Верховная правительница готова подождать. Розовая — самая слабая из Алмазов; неудивительно, что ей захотелось почувствовать себя на пьедестале почёта.

Пусть поиграет. Успокоится. Уяснит, что в несовершенстве невозможно быть счастливой, потому что идеал объединяет в себе всё, — и пресловутое счастье в том числе.

Белая терпелива, онаподождёт. И за это время сделает империю ещё более величественной.

Она расколола Алмаз, потому что так было правильно. Она расколола его, чтобы прекратить войну, и все это понимали, но всё равно чувствовали себя немного неуютно. Расколоть сам Алмаз… за такое им самим не избежать раскола в случае проигрыша.

Они — мятежники и предатели, и Родной мир не простит им подобного, но этот поступок показал решимость Кристальных самоцветов. Он показал, что самоцветы способны бороться без своего Алмаза, и даже более того — они способны этот Алмаз уничтожить.

Количество переметнувшихся самоцветов поражало воображение, хотя, казалось бы, они совершили самое тяжкое преступление, какое только можно вообразить.

Гранат с гордостью рассказывает о том, сколько побед они одержали в последнее время и как далеко сумели продвинуться благодаря расколу Розового Алмаза. Роза слушает её с умиротворённой улыбкой на лице, сидя на берегу моря и глядя на горизонт.

Жемчуг смеётся над очередной шуткой Гранат, которую Роза пропускает мимо ушей, поднимая взгляд чуть выше, к вечернему небосводу.

— А потом мы такие: «Бу!», ха-ха, видела бы ты их лица, — активно жестикулирует Гранат. — Они удирали со скоростью света, крича что-то об эвакуации!

— О, да, я помню, Снежинка мне уже рассказывала, — Жемчуг вытирает проступившие от смеха слёзы. — Эм… Роза?

Что-то не так… что-то…

— Гранат… — хмурится Роза и настороженно косится на слияние. — Что ты сейчас сказала?

— Что мы их напугали до мокрых…

— После этого! — уточняет она в панике, поднимаясь с песка и обхватывая Гранат за плечи. — Эвакуация?

— Да, они кричали что-то об эвакуации, что Алмазы приказали срочно покинуть планету. Здорово, правда? — Гранат пытается улыбнуться, но при взгляде на перепуганное лицо Розы выходит очень плохо. — А… а что такое?

— Нам нужно срочно вернуться на ба… — Роза бросает взгляд в небо, замечая яркую вспышку, мелькнувшую за много тысяч километров от них, — базу…

Время. У них уже нет времени.

Розовый щит возникает перед ней в мгновение ока, и в последний момент она успевает притянуть к себе Гранат и Жемчуг.

====== Часть 14 ======

Сотни самоцветов, тысячи осколков.

Роза смотрит на поле, усыпанное сияющими кристаллами, и отчётливо чувствует, как дрожат руки. Она хотела уберечь их. Спасти всех. А в итоге всех погубила.

Она впервые приняла полностью самостоятельное решение и уже крупно облажалась. Так же когда-то давно Жёлтая потеряла в войне множество своих воинов. Чувствовала ли она то же самое? Чувствовала ли она эту пожирающую изнутри вину?

Розовая помнит, что не поняла тогда сестру: ошибки случаются, ничего страшного, но сейчас хотелось не просто понести наказание — хотелось отправиться вслед за теми, кого она подвела. Хотелось расколоть собственный камень, потому что это… это блестящее поле, на котором едва можно было разглядеть землю, теперь будет вечно представать перед глазами каждый раз, когда она будет их закрывать.

Жемчужина выглядит немногим лучше, а Гранат, похоже, держится исключительно благодаря тому, что Сапфир и Рубин нуждались сейчас друг в друге больше всего. Роза бросает свой меч и уходит прочь.

Война окончена, но вовсе не той ценой, которую они были готовы заплатить.

Расколоть можно что угодно. Изничтожить жизнь, влитую в сверкающий камень, и не задуматься; чуть надавить, видя испуганные глаза, полные отчаяния, и не жалеть. Кварцы, Лазуриты, Перидоты, Жемчуга, Бериллы, Висмуты… хрупкие самоцветы — хлипкие жизни, быстротечное существование, слабая форма.

Расколоть можно что угодно: просто сжать между пальцев, приложить немного силы. Лишь Алмазы, уникальные в своём существовании, нерушимы и вечны.

Горькие слёзы, что текут из лазурных глаз, вечны так же, как жизнь их обладательницы, им нет конца и края. Жёлтый Алмаз не смеет позволить себе такую вольность, как сгинуть в плену собственных эмоций, — не в тот момент, когда Голубая так нуждается в её плече, когда отчаянно жмётся и рыдает взахлёб, не желая никого слушать, не желая успокаиваться — лишь тонуть в собственном горе.

Она обещает, что сегодня последний день, когда сестра видит её такой — беспомощной, слабой, невыносимо уязвимой. Она плачет, заставляя Жёлтую лить слёзы вместе с ней, и шепчет, что скоро прекратит. На завтрашний день назначен суд над всеми Розовыми Кварцами и самоцветами, заподозренными в предательстве, и Голубая должна там быть: это её долг, её обязанность как Алмаза. Будет ли этот суд предвзят, или она возьмёт себя в руки — Жёлтой всё равно. У неё есть свои дела.

Они хорошо знают друг друга долгие тысячелетия, но подобное горе случается с ними впервые: Жёлтая впервые видит Голубую настолько отчаявшейся, а Голубая впервые видит в глазах Жёлтой такую ненависть. Голубая желает помнить, тонуть в омуте своих эмоций; Жёлтая — забыть, и не просто забыть: она желает стереть всё, что было связано с Розовой.

— Это ведь неправильно, ты понимаешь? — тихо спрашивает Голубая, но на то, чтобы останавливать Жёлтую, у неё не осталось сил. В ответ та прижимает к себе сестру ещё крепче и целует её в висок.

— Это же её колония… — продолжает Алмаз, прикрыв глаза. Жёлтая всё молчит, уверенная, что Голубая прекрасно понимает без слов. Это колония Розовой, и поэтому она не заберёт её. Она просто сотрёт эту проклятую планету со звёздных карт.

Как-то раз Жёлтая сказала ей: «Ты несёшь ответственность за своих самоцветов, и сейчас ты слишком мала для такой ответственности». Розовая сделала вид, что не слышала слов старшей сестры. Она никогда не призналась бы ей, что любила слушать её советы, каким бы занудным голосом та их ни произносила.

Жемчужина смотрит на Розу и мнётся, не решаясь что-либо произнести, уже несколько дней. Вместо неё рядом присаживается Гранат.

— Ты не виновата, — говорит она, но вины не убавилось ни на грамм. Роза продолжает смотреть в одну точку, и перед глазами её стоит та самая тысяча разбросанных по полю осколков. Остатки самоцветов, за которых она несла ответственность.

— И ты сделала всё правильно. Нужно жить дальше.

Нужно то, нужно это. Розовой надоело слово «нужно», она боролась не за него.

— Мы отвоевали эту планету, в конце концов, — усмехается Гранат, глядя вдаль. — Благодаря тебе.

Роза и сама не сдерживает нервного смешка.

— Но другие больше не увидят этого.

— Это видим мы, — осмеливается вмешаться Жемчуг. — И мы ведь… выжили.

Они выжили, но блеск осколков перед глазами не угасает. Роза глубоко вздыхает, выдавливает из себя вымученную улыбку. Надо жить дальше и двигаться вперёд. Принять прошлое, но продолжать жить. Рано или поздно она вернётся на то поле — когда будет готова, когда прекратит давить тяжесть в груди.

Почему всё вышло именно так? Почему её Алмаз, относившийся к своим подчинённым с добротой и пониманием, расколота, а Жёлтый Алмаз — жестокий, расчётливый полководец — продолжает править и не считаться со своими самоцветами? Почему Голубая по-прежнему восседает на своём троне и выносит очередной неутешительный приговор, а Розовая, готовая прощать даже самые ужасные ошибки, сейчас не более чем воспоминание?

Голубая подаёт знак рукой, и Аметист, стоящую перед ней, уводят, а Яшме говорят встать на её место. Жемчужина зачитывает досье, предполагаемые обвинения, Цирконы судорожно роются в своих файлах. Она поднимает осторожный взгляд на Голубого Алмаза, но видит лишь нижнюю половину лица: судья предпочла скрыть глаза, накинув капюшон. Внутри становится как-то тоскливо, и Яшма не понимает, почему.

Она лишь мельком слушает Цирконов, которые почти не спорят и даже приходят к относительному согласию, Жемчужину, которая изредка что-то отвечает на их вопросы; Яшма до сих пор пытается ответить для себя на вопрос «Почему?» и единственный ответ, который приходит ей в голову: «Потому что Розовая была недостаточно строга». Потому что Розовая не показывала свою силу и власть так, как делали другие Алмазы. Она не устрашала, не давила авторитетом.

— Невиновна, — звучит вердикт Голубого Алмаза. — Яшма.

— Да, мой Алмаз? — на автомате отзывается самоцвет.

— Отныне ты будешь служить Жёлтому Алмазу, — и вновь знакомый жест, после которого её уводят.

Родной мир уважает только силу. Нет смысла заискивать. Сила и власть — вот, что на самом деле важно для выживания. Розовая была слабой и погибла, но Яшма не повторит ошибок своего Алмаза: она будет сражаться, сражаться и доказывать остальным, чего она стоит.

Раньше Жёлтая считала, что их объединяет Белая, затем — Голубая, и только сейчас она понимает, что у них нет какого-то одного объединяющего зерна: они все часть единого целого, все они — идеально подходящие друг другу детали, которые вместе создают гармонию. Стоит одному винтику покинуть механизм — и всё рушится буквально на глазах.

Это она не уберегла Розовую, слишком смягчилась под влиянием сестёр, позволила эмоциям одержать верх, и вот к чему всё привело. Даже Белая стала мрачнее бескрайних просторов космоса, и приближаться к ней в таком состоянии становилось вдвойне страшней.

Никто из разбитых на Земле самоцветов и близко не заслуживает пощады, а у Жёлтой как раз давно валяется интересный проект, в котором пригодятся столь бесполезные осколки. Голубая не останавливает её, но всё, чего она просит — это сохранить Зоопарк, созданный для Розовой, и Розовых Кварцев. Они приходят к этому маленькому компромиссу от безысходности: Жёлтой необходимо выплеснуть ярость, которая мешает ей рационально мыслить, а Голубой всего лишь нужно место, где она сможет предаваться своему горю в полной мере.

От их былой целостности остаётся лишь иллюзия: Белая связывается с ними только через свою Жемчужину, Голубая всё чаще старается остаться одна, а Жёлтая фанатично проводит чистку рядов в своих армиях.

Всё рушится только потому, что их осталось трое.

Сначала Роза улыбается через силу, затем напоминает себе, что она всё ещё остаётся лидером Кристальных самоцветов, и негоже это — столько тосковать, на неё ведь смотрят Гранат и Жемчуг. По всей Земле разбросаны покорёженные самоцветы и их осколки, и потому работы ещё немерено.

Роза возвращается на то самое поле, которое встречает её клубникой небывалых размеров и форм, что абсолютно не укладывается в её голове: в воспоминаниях это место охвачено огнём, болью, оно сверкало тысячами осколков, а сейчас цветёт невероятной красотой органической жизни. За последние десятки лет она впервые смеётся — искренне, от души, ловя на себе удивлённые взгляды соратниц.

— Вы только посмотрите, — указывает она на поле. — Земля — удивительное место…

Гранат смотрит немного потерянно, Жемчуг неловко улыбается, а Роза продолжает хохотать.

Земля — удивительное место: здесь постоянно всё меняется, подстраивается под окружающую среду, не даёт так просто себя поглотить. Прошлое, каким бы болезненным оно ни было, преобразуется в прекрасное настоящее; цветущая клубника по-прежнему напоминает о том, что здесь произошло, потому что Роза знает: клубника растёт только на богатых минеральных почвах, а здесь всё буквально пропитано самоцветами.

Забывать о том, что произошло, нельзя. Роза будет помнить: и Снежинку, и Кружевной Агат, и Висмут, перед которой ей до сих пор стыдно, и многих других, но эти воспоминания не должны мешать наслаждаться тем, что она имеет сейчас.

Её сёстры когда-нибудь научатся улыбаться без неё, однако Розовая слишком устала бороться за эту улыбку. Она хочет улыбаться сейчас, хочет делать всё, что пожелает, и не быть запертой в мрачной башне. Если для этого ей навсегда придётся остаться Розой Кварц — она останется.

И будет жить так, как сама хочет.

За спиной перешёптываются, мерзко обсуждают идеальную Яшму, у которой раскололи Алмаз; вслух обвинения не произносят, но Яшма ощущает на своей коже несмываемый позор. Такая идеальная — и так облажалась.

Новая форма сдавливает грудь; жёлтый ромб ощущается чужеродным настолько, что хочется вырвать его из груди, и принадлежность другому Алмазу до сих пор не укладывается в голове. Яшма помнит, как столкнулась на поле битвы с Розой Кварц, как рвалась в бой, как столкнулась с ней взглядом: у Розы чуть расширились глаза при виде Яшмы, но атаку она отразила мастерски. Её техника боя была в принципе впечатляющей настолько, что она жалеет о том, что столь хороший самоцвет возглавил столь нелепое восстание.

Но Роза Кварц — не причина всех бед. Причина в инакомыслии, а на месте Розы мог оказаться кто угодно. Следует искоренять причину, а не следствия. Следует ставить на место слишком много возомнивших о себе самоцветов с самого начала.

Радостно смеющиеся Аметисты, которых определили в Зоопарк Розового Алмаза, вызывают лишь презрение и раздражение: почему-то они рады такой лёгкой службе, рады тому, что их не раскололи. Такие простые и недалёкие, что становится тошно. Яшма не умеет так и потому злится: на Аметистов, на своего Алмаза, на себя, в конце концов.

Розовый Алмаз по-прежнему улыбается ей в воспоминаниях, а Яшма упорно стирает её образ из головы, кидает его в самый уголок сознания. Так она ничего не добьётся. Розовый Алмаз учила радоваться жизни, радоваться факту своего существования, но все её учения перечеркнули раскол и предательство.

Её Алмаз ошибалась, твердит себе Яшма. Аметисты, которые смеются после раскола своего Алмаза, — ничтожества; она не хочет иметь с ними ничего общего. Она хочет стереть пятно позора на своей чести за то, что появилась не в то время, не у того Алмаза, не на той планете.

Шёпот за спиной давно прекратился, но Яшма продолжает слышать отголоски осуждения со стороны других самоцветов, которые звучат теперь только в её голове.

Розовая редко плакала и иногда видела, как плачет Голубая. Плакала ли когда-нибудь Жёлтая в своей жизни, она не знает, но твёрдо уверена, что та никогда не призналась бы в этом.

Розовая восхищалась Жёлтой больше, чем Голубой, и в этом она тоже никогда не признается. Жёлтая излучает силу, власть, могущество; её боятся и почитают, однако Голубая учила, что уважения и подчинения можно добиться не только силой, и не стоит всегда смотреть на Жёлтую как на пример для подражания. В такие моменты Розовая хмурила бровки и смущённо говорила, что она и не смотрит: Жёлтая бесчувственна и холодна — кто вообще хочет быть на неё похожей? Голубая смеялась своим восхитительным добрым смехом, а Жёлтая лишь безразлично фыркала.

Иногда она скучает по сёстрам. Иногда это заставляет её лить слёзы. Иногда — совсем редко — приступы необоснованной грусти застают врасплох, но Розовая всегда старается остаться наедине в таких случаях. Сегодня свидетелем её невольной печали стал старый лев.

Животные не глупые, они многое понимают — именно это уяснила для себя Роза, пробыв на Земле так долго. Лев кладёт свою голову ей на колени, щекочет гривой кожу, и она улыбается сквозь слёзы. Он слишком стар, ходит уже вне прайда, ему недолго осталось. Цикличность органической жизни вгоняет в тоску до тех пор, пока к ней не привыкнешь, пока не примешь её.

Роза старается не плакать просто так, потому что её слёзы — единственное, что способно излечить треснутые самоцветы, но сейчас можно: сейчас на Земле остались лишь повреждённые самоцветы, а она не знает, как им помочь. Здесь её слёзы бессильны.

Лев на коленях замирает, не двигается долгое время, и Роза с сожалением понимает, что его время истекло. Она смахивает слезу, в последний раз гладит гриву, которая от одного её прикосновения начинает окрашиваться в розовый. Лев поворачивает голову, глупо моргает глазами, глядя на Розу, и та поражённо смотрит на него в ответ.

Рука проваливается в гриву, Роза теряется ещё сильнее. Лев недовольно фыркает. Даже помереть спокойно не дали.

Голубая Жемчужина скользит по водной глади, поднимает вверх свою изящную ножку, красиво выгибается, бросает мимолётный взгляд на Голубого Алмаза. Продолжает вальсировать, и в полутьме изредка блестят капли воды, шелестит в тишине прозрачная юбка.

— Ты красива, как и всегда, Жемчуг, — шепчет Голубая, протягивая руку к прислужнице, и та покорно запрыгивает на ладонь. — Твои танцы завораживают.

— Спасибо, мой Алмаз.

Жемчужине хочется сказать гораздо больше, чем это сухое «спасибо, мой Алмаз», но она не произносит больше не слова. Алмазу не нужны огромные оды о том, как она счастлива танцевать для неё, как сильно её радует возможность быть полезной. Из глаз с ромбовидным зрачком льются слёзы, заставляя Жемчуг чувствовать привычную тоску по Розовому Алмазу.

Она позволяет себе вольность: приподнимает юбку, тянется к щекам хозяйки и стирает хотя бы малую часть её горьких слёз. Жемчужине вдруг приходит в голову странный вопрос: «Что случилось с Розовым Жемчугом?» Невозможно вообразить горе от потери своего Алмаза, тем более для Жемчужины. Скорее всего, её осколки валяются сейчас где-то на Земле, и Голубая не хочет думать, что Розовая вполне могла пойти на самораскол.

Жемчужные слёзы вторят Алмазным. Руки, сжимающие ткань юбки, дрожат; Жемчужина опускает их и отводит взгляд.

— Тоже скучаешь по ней? — очень тихо спрашивает Алмаз, и та слабо кивает. Голубая относится к ней мягче, чем к другим самоцветам, но она не злоупотребляет этим.

— Станцуй мне ещё раз, Жемчуг.

Прислужница спрыгивает с чужих рук на водную гладь. Она готова танцевать для Алмаза вечность, если потребуется, точно так же, как и остальные Жемчужины. Она готова расколоть свой камень, если так потребует Алмаз. Она готова совершить что угодно, если Алмаз захочет, и жизни без своей хозяйки не представляет.

Точно так же она не представляет, что может испытывать Жемчужина, потерявшая свой Алмаз.

Поводов отвлечься от мыслей о Розовой у Жёлтой появляется предостаточно. На Землю было потрачено слишком много ресурсов, которые теперь безвозвратно потеряны; несколько сотен самоцветов Родного мира попали под повреждающий луч, не успев эвакуироваться. Вложения в Землю абсолютно не оправдали себя.

Алмаз просматривает отчёты и таблицы; вокруг мелькают бесчисленные графики и диаграммы. Если продолжать делать самоцветы по старой схеме, получится неэффективно. Богатых ресурсами планет в зоне досягаемости пока нет, а рапорты разведчиков удивительно пусты. Жёлтой крайне не нравится сложившаяся ситуация, из которой она видит только один выход: намеренно создавать неполноценные самоцветы до тех пор, пока они не найдут хорошую планету.

Она направляет все необходимые файлы Белой, подпирает голову рукой и глубоко задумывается. Можно делать несовершенные самоцветы и улучшать их при помощи технологий, но насколько это оправданно? Не хватало ещё подстраиваться под каждого самоцвета отдельно.

На глаза ложатся чьи-то ладони — впрочем, Жёлтой даже гадать не нужно, чьи именно. На лице невольно расцветает улыбка.

— И чего ты хочешь этим добиться?

— Работа погубит тебя, драгоценная.

— Брось, я всего лишь…

— Всего лишь не вылезаешь отсюда уже два месяца.

— Ты же не вылезала из Зоопарка целый месяц, — парирует Жёлтая и тут же прикусывает себе язык. Не следует упоминать вещи, связанные с Розовой, в разговоре с Голубой.

Однако та не обращает на это внимания и целует сестру в щёку.

— Именно, и раз уж я вылезла из Зоопарка, то и ты вылезешь из своей диспетчерской.

Жёлтую уверенно поднимают с кресла и ведут за собой. У Голубой хорошее настроение — весьма редкое явление в последнее время. На панели мелькает сообщение от Белой, которое прочтётся, видимо, позже.

— И куда ты меня ведёшь?

— Гулять, — беззаботно отвечает Голубая. — По моей колонии или по твоей, мне всё равно.

====== Часть 15 ======

Розовый Алмаз всегда была немного эгоисткой. Ладно, не немного, признаётся себе Жемчуг. Розовая привыкла делать всё, что ей взбредёт в голову, Жемчужина хорошо её знает.

Увлечение мужчинами не становится для неё большой новостью. В свободное время Роза очень любила проводить время в человеческих городах, иногда находила крайне интересных людей, но Жемчужина знает, что та непостоянна. Слишком непостоянна.

Люди интересны Розе не более, чем любая другая органическая жизнь; просто они более сложные — оттого и более интересные, потому она уделяет им больше времени. Любая органическая жизнь недолговечна, поэтому Жемчуг не беспокоится: даже если Роза слишком увлечётся, век людей слишком скоротечен. Самоцветы вечны и бессмертны, и в этом её главное преимущество.

Жемчуг никак не может избавиться от философии Родного мира, не может забыть слов Голубого Алмаза: «Органическая жизнь забавная, но не более». Она не может в полной мере понять Розу, и потому становится немного стыдно.

— Разве сегодня не должен был зайти Ричард? — спрашивает Жемчужина, развешивая постиранные простыни.

— Нет, — легкомысленно пожимает плечами Роза. — Не хочешь прогуляться по берегу? Там такая восхитительная погода, Жемчуг!

Очередное доказательство того, что люди никогда не будут равны самоцветам. Она улыбается и кивает:

— Хочу.

День основания Родного мира совершенно не приносит радости, как это было прежде. Голубая старается выдавить из себя улыбку и прекрасно делает это на публику, но Жёлтую так просто не обмануть: она видит тоску в любимых глазах и боль, которая до сих пор не утихла. Сестра сбегает с праздника сразу же, как только выдаётся возможность, и она бежит вслед за ней, извинившись перед Белой, которой, судя по выражению лица, было глубоко наплевать.

Она ловит Голубую за руку ещё в коридоре, и та пытается безуспешно вырваться.

— Прошу, оставь меня в покое, Жёлтая! — срывается её голос.

— Станцуй со мной.

— Не хочу!

— Голубая!

Жёлтая прижимает сопротивляющуюся сестру к стене, удерживает её запястья и отчаянно пытается успокоить:

— Я понимаю, я всё понимаю, Голубая. Но сейчас ты уходишь в свою комнату, чтобы опять тонуть в горе.

— Да! — не отрицает Голубая. — Это так плохо?! Почему ты не хочешь просто позволить мне!..

— Помнишь, как мы танцевали с тобой в этот день, когда нам было по десятке тысяч лет? — тепло улыбается Жёлтая, чувствуя, как сестра слабо вздрагивает. — Я не понимала, к чему эти глупости, а ты вела меня за собой и говорила, что я слишком хмурая, что мне нужно уметь расслабляться.

Голубая молчит, упрямо сжав губы и опустив голову, однако вырваться из хватки уже не пытается.

— Тогда я едва выиграла последнюю битву и считала себя слишком слабой, недостойной быть Алмазом, — Жёлтая отходит назад и склоняется перед ней в изящном поклоне, заведя одну руку назад, а вторую протягивая ей. — Станцуй со мной. Прошу тебя.

Её горячей ладони робко касается холод чужих пальцев; Жёлтая приподнимает голову и сразу замечает искреннюю, пусть и слабую улыбку сестры.

— Почему ты не захотела потанцевать там? — интересуется Голубая, проходя в свои покои и подавая знак Жемчужинам остаться снаружи.

— Кто-то может пройти мимо, — Жёлтая обнимает её за талию, находит своей ладонью её и несильно сжимает тонкие пальцы. — Не хочу делить твою красоту с какими-то другими самоцветами.

Каким бы ни было платье, надетое на Голубую в дни торжества, в какую бы причёску ни были собраны её тяжёлые длинные волосы, — она всегда выглядит утончённо, величественно держит осанку и красиво складывает руки перед собой. По сравнению с ней у Жёлтой слишком широкие плечи; фигура, по её мнению, нескладная и голос — сталь, в отличие от бархатного шёпота Голубой; до подобного великолепия ей очень и очень далеко.

Невыносимо хочется защищать Голубую от любых напастей и любых врагов, по возможности даже от самой себя, но это вовсе не означает, что Жёлтая считает её слабой.

— Ты смущаешь меня…

— Значит, я на верном пути.

Музыка оркестра, играющего снаружи, доносится до их ушей тихой мелодией; Жёлтая начинает плавно вести за собой Голубую в танце, любуясь её лицом, не обременённым печалью и грустью.

Воспоминания о Розовой тяжелы и висят на их совести неподъёмным грузом, но Жёлтая находит в себе силы двигаться дальше, находит в себе силы вести за собой Голубую, если ей так сложно отпустить прошлое.

— Ты никогда не говоришь Голубой, что любишь её, а я говорю!

В горле словно застрял горький ком, и Голубая, заметив перемены на лице сестры, останавливается, тянется вперёд и касается её губ своими в мимолётном поцелуе. Жёлтая отвечает с остервенением, со свойственным ей воинственным напором, гладит голубые щёки пальцами, стянутыми жёлтой тканью перчаток.

— Я люблю тебя, — тихо шепчет она, едва оторвавшись от Голубой, и стирает слёзы, проступающие на самых краешках её глаз.

— Я тоже тебя люблю, — ластится к ладоням Голубая, чувствуя необычную нестабильность физической оболочки. Знакомо немеют кончики пальцев, и последнее, что она замечает, прежде чем оттолкнуть Жёлтую, — сияние их камней.

Жёлтая непонимающе смотрит на неё первые несколько секунд, но затем всё понимает и тут же извиняется:

— Прости, я…

— Ничего, — натянуто улыбается Голубая, невольно вздрагивая от воспоминания о наказании Белой. — Всё равно спасибо.

Помимо основных её обязанностей по уходу за двадцать четвёртым Детским садом на пятьдесят шестой колонии Жёлтого Алмаза, Перидот поручили также проверять состояние Кластера на планете без идентификационного шифра и даже без порядкового колонизационного номера, которые свойственны всем другим планетам Родного мира. Однако она имела персональное название «Земля», что уже заставило Перидот недоумевать.

Ей предоставили все необходимые данные по проекту «Кластер», выдали личное разрешение на использование любого количества робоноидов и неоднозначно намекнули на то, что сама Жёлтый Алмаз крайне заинтересована в чётких рапортах о состоянии и прогрессе эксперимента. Перидот поняла намёк кристально ясно и всё свободное от Детского сада время посвящала изучению полученных данных.

Её руководительница — точно такая же Перидот, как и она сама, только созданная в Первую эру и потому возомнившая о себе невесть что — возиться с этим не пожелала, но и на абы кого сбрасывать работу, которую прислала ей лично Жемчужина Жёлтого Алмаза, побоялась.

До пробуждения Кластера оставалось примерно пятьсот лет (плюс-минус две сотни); первый отчёт требовали предоставить в ближайшее время. Перидот, в отличие от своей начальницы, рассматривала эту работу как возможность продвинуться вверх в иерархии, потому что для самой себя она давно уяснила: неважно, сколь мала работа, — важно, как она выполнена.

Она сместит эту напыщенную уроженку Первой эры с нагретого места, доказав Алмазу, что самоцветы Второй эры ничем не хуже, а уж сама Перидот заслуживает явно большего.

Чем сильнее она становится, тем меньше у неё шансов подвести Жёлтого Алмаза. Яшма рвётся в любой бой, но при этом умеет держать себя в руках, потому что спешка — удел дураков, а она не из таких.

Каждая победа подобна глотку свежего воздуха; Яшма с удивлением подмечает, как, оказывается, слабы многие самоцветы на её фоне, как они несовершенны и беззащитны. Она видит расколы на поле битвы почти каждое десятилетие, и все расколотые самоцветы полностью заслуживают своей участи: раз они не способны уберечь сами себя, то других и подавно не защитят.

Яшма уважает иерархию Родного мира. Большинство Кварцев, Топазов, Рубинов — солдаты, потому что лучше всего для этого подходят по физическим параметрам; Жемчужины — прислуга, они красивы внешне и покорны внутренне; Цирконы рассудительны, с хорошо поставленной речью, способны убеждать в своей правоте, приводя разумные доводы. Алмазы живут во Вселенной не первые десятки тысяч лет; они точно знают, для какой работы лучше всего подходит каждый самоцвет; они дают смысл существования, берегут подданных от ошибок. Если каждый будет делать то, что он хочет, это приведёт к развалу, и никому от этого лучше не станет.

Яшма создана сражаться, и она делает это. Сапфиры созданы предсказывать будущее, Лазуриты — терраформировать, Гессониты — командовать подразделениями войск. Система работает идеально до тех пор, пока каждая её деталь выполняет строго назначенные функции.

Дефектные или повреждённые детали либо чинят, либо выбрасывают и заменяют другими. Яшма предпочитает второй вариант, потому что знает, какова цена ошибки на поле боя, но периодически замечает провинившиеся самоцветы на более мелких работах. Позже она выясняет, что таким образом Голубой Алмаз даёт подчинённым шанс исправиться, если они того заслуживают. Яшма глубоко уважает это решение, пусть внутренне с ним и не согласна.

В первую пару столетий после своего появления на свет Розовая справедливо полагала, что Жёлтая гораздо круче Голубой: у неё и колоний больше, и в битвах она участвует, и войсками командует, ещё и разработками всякими занимается — это же невероятно! На её фоне Голубая смотрелась немного блёкло; в её обязанности входила скучная рутина: назначение наставников едва появившимся самоцветам, разрешение конфликтов, составление программы на знаменательные дни Родного мира — иными словами, множество всяких мелочей внутри их великой империи, что для Розовой было малоинтересно.

Один раз мелкая даже не сдержалась и тихо прошептала о своей ужасной маленькой тайне Голубой, но та не обиделась и не разозлилась, а всего лишь посмеялась. А затем с улыбкой поделилась этим с Жёлтой.

Розовая осознала свою ошибку довольно быстро, поспешно сделала правильные выводы, и это было заметно сразу. Потому что вместо того, чтобы ходить со своими эгоистичными пожеланиями к Жёлтой, как она делала это ранее, она стала обращаться исключительно к Голубой.

Жёлтая вспомнила это неспроста. Сейчас Голубая стояла над ней и смотрела своими выразительными большими глазами, которым она не умеет отказывать от слова «совсем».

Разумеется, она осознаёт, что это манипуляция. Наглая, бесповоротная, но при этом ненавязчивая и лёгкая — в этом Голубая специалист, она прекрасно знает, как найти подход к каждому самоцвету, а уж к Жёлтой и подавно.

— Не-е-ет, — безнадёжно стонет та, заранее предвидя своё поражение. — Тридцать Топазов — слишком много для такой… незначительной задачи! Аквамарины сами справятся с поимкой людей для Зоопарка, это ведь несложно.

— Пожалуйста… — Голубая говорит всего лишь одно слово, и Жёлтая опять стонет. Тридцать Топазов! Тридцать — и для чего?!

— Сдалось оно тебе… — бурчит Алмаз, копаясь в панели управления. — Что оно нам даст вообще? Неужели там осталось так мало людей?

Голубая скромно присаживается на подлокотник кресла, в котором та сидит, и начинает миролюбиво перебирать пряди её волос.

— Тридцать Топазов… — продолжает беззлобно возмущаться Жёлтая, и на экране уже видно, как она отсылает необходимые распоряжения. — Я могла бы…

— Спасибо, — Голубая целует её в макушку, ласково проводит пальцами за ухом, отчего сестра буквально млеет.

Много тысяч лет назад Розовая сделала правильные выводы: в одиночку от Жёлтой она ничего не добьётся, а вот если рядом будет Голубая…

====== Часть 16 ======

— Ты не устала? — участливо интересуется Голубая, ловко заплетая тонкую косичку из чужих длинных волос. Жёлтая отмахивается, продолжая копаться в файлах и стараясь сидеть ровно.

— Точно? Я так неожиданно навязалась, вдруг…

— Голубая, поддерживать такую длину волос для меня не проблема, а если тебя это успокаивает — тем более.

Голубая улыбается, принимая из рук Жемчужин большую шпильку.

— Ты возишься со мной, как с маленькой, — произносит она с упрёком. — Или дефектной.

— Не надумывай то, чего нет, милая, — бормочет Жёлтая, едва не мурлыча от того, как нежно та возится с её волосами. — Мне это ничего не стоит.

— Они у тебя такие непослушные… прямо как ты, — прыскает Голубая со смеху.

— Всё, что вы скажете, миледи, будет использовано против вас, — нравоучительно говорит Жёлтая, продолжая сидеть смирно.

— Да-да, дорогая.

— Я серьёзно.

— Мне страшно даже вообразить, какое наказание ты мне придумаешь…

Нового ухажёра Розы зовут Грэг. Жемчужине вовсе не обязательно запоминать их имена, но почему-то именно Грэг прочно отпечатывается в её памяти, заставляя её презрительно фыркать: в этом нет никакого смысла, этот паренёк не удержит на себе внимание Розы даже на пару месяцев.

Никто не может быть ближе к Розе, чем Жемчуг. Никто не может быть ближе к Алмазу, чем его Жемчужина.

Она делает даже ставку сама с собой: неделя или две? может, три?

Гранат говорит что-то о новом искажённом самоцвете и его вероятном местоположении, зовёт с собой Жемчуг и Розу. Первая соглашается сразу, а вот Роза складывает ладони перед собой и извиняется:

— Обещала Грэгу погулять сегодня. Вы справитесь без меня?

— Конечно, — пожимает плечами Гранат и идёт за Аметист.

Ухажёра Розы по-прежнему зовут Грэг. Прошло уже две недели, а он до сих пор держится. Мысленно Жемчуг даже хвалит его.

Раньше Грэг приходил к ним редко, гораздо чаще Роза уходила к нему. Сейчас они любят сидеть на берегу и подолгу болтать: Роза заливисто хохочет, Грэг рассеянно потирает затылок и смеётся вместе с ней. Иногда он играет на гитаре, а она ему подпевает. Иногда она танцует, а он любуется этим танцем. Жемчуг тоже любуется, но издалека. Это ненадолго, как успокаивает она сама себя.

Столь несовершенные создания, как люди, не сравнятся с самоцветами.

Грэг приходит к ним всё чаще, а ведь прошёл уже месяц. Месяц — это много для людей, невольно присвистывает Жемчуг. Конечно, в сравнении с вечностью самоцветов месяц — лишь песчинка на этом бескрайнем берегу.

В редкие минуты абсолютного уединения Жемчуг гордится собой: успех восстания в немалой степени и её заслуга, хотя больше её будоражит мысль о том, что она, хрупкая маленькая Жемчужина, делит вечность на отдалённой планете со своим Алмазом, в то время как другие Алмазы и не подозревают об этом. Хрупкая маленькая Жемчужина обошла Алмазов, похитила их сестру… иронично и смешно.

Теперь хрупкая маленькая Жемчужина дороже Розовому Алмазу, чем все остальные вместе взятые, поэтому её не волнует какой-то человек по имени Грэг.

Человек по имени Грэг приходит к ним спустя два месяца, продолжает играть для Розы, кокетничает и всё так же веселит её, заставляя Жемчужину недовольно хмуриться. Она с удивлением замечает, как спокойно к нему относится Гранат и как равнодушна Аметист, хотя раньше и они его не жаловали.

Грэг даже уговаривает их записать совместное видео, в чём его полностью поддерживает Роза. Никто не возражает: Гранат достаёт свою клавитару, Аметист приносит барабаны, и первые репетиции проходят как по маслу. Одной Жемчуг всё это крайне не нравится. Злобный внутренний голосок подсказывает ей избавиться от этого человека как можно скорее, но у неё есть идея получше.

Нужно просто поставить его на место. Показать, кем он на самом деле является и кем никогда не будет.

И Жемчуг показывает в лучшей своей манере: она умеет грациозно, красиво танцевать; она умеет делать всё, что нужно уметь делать Жемчужине; она умеет даже больше — она умеет сливаться, а это уже очень много значит для самоцветов. Самодовольство её бьёт через край, выливается потоком желчных слов:

— Ты просто временный, ты же знаешь, да?

Грэг тяжело вздыхает.

— Нет, не знаю, Жемчуг.

— Конечно, не знаешь, — продолжает глумиться Жемчужина, не в силах остановиться. — Ты ничего не знаешь о Розе.

— Но я знаю, что она любит меня!

— Послушай, мистер Юнивёрс. Роза находит тебя очаровательным, потому что ты человек. Вот и всё. В лучшем случае ты для неё просто новинка.

— Откуда в тебе столько уверенности?

«Даже не знаю, — думает она злобно. — Наверно, потому что до тебя я отбила её у Алмазов».

— Люди не умеют сливаться, — беззаботно произносит она и начинает плавно двигаться в танце. — Так могут только самоцветы. Жаль, но ты — не самоцвет.

— Да ладно?! А пробовал ли хоть один человек слиться с самоцветом?!

Жемчуг резко останавливается.

— Н-нет…

— Тогда я попробую, — воодушевлённо улыбается Грэг. Жемчужина презрительно фыркает в ответ, но не находит аргументов против. Она действительно не знает, может ли человек слиться с самоцветом, но отчего-то уверена, что нет.

Люди не могут слиться с самоцветами. Грэг только что доказал это наглядно, но они с Розой продолжают танцевать и смеяться, и этот смех такой искренний, такой весёлый. Они продолжают говорить, практически не замолкая, хотя у них ничего не получилось и оба поняли — они совершенно разные. Жемчуг шокированно смотрит на счастливую Розу и не менее счастливого Грэга, на то, как они стараются заново узнать друг друга, и ничего не понимает.

Она не понимает, почему в уголках глаз собираются слёзы, почему у неё такое ощущение, словно что-то утекает сквозь её пальцы.

Что-то очень важное. Что-то, что она уже не сможет вернуть.

Время приносит успокоение, дарит спасительное забытьё.

Для Жёлтой не становится сюрпризом донос разведки о том, что корабль Голубого Алмаза движется к Земле, — напротив, эта весть как-то… успокаивает. Голубая не в силах забыть Розовую, игнорировать воспоминания о ней, в отличие от Жёлтой, и это так похоже на неё, так отлично показывает её характер, что на душе становится теплее.

Ещё немного, успокаивает себя Жёлтая, и одно наследие Розовой будет уничтожено. Шаг за шагом она сотрёт её существование со страниц истории, создаст хотя бы иллюзию их былого счастья, когда всё было прекрасно: когда были лишь она, Голубая и Белая. Когда Розовой и в планах не было. Она сможет обратить взор сестры в будущее, забрать её из лап прошлого, и всё будет снова хорошо.

Она знает абсолютно всё, что произошло здесь почти шесть тысяч лет назад. Она самолично приказала расколоть все самоцветы, которые допустили подобное, пустила в расход практически всю свиту Розовой, перед этим выбив из каждого всё, что он знал о преступлении, всё, что он успел увидеть. Наказания никогда не приносили ей успокоения, не дарили покой — лишь усмиряли злость, помогали выплеснуть ярость.

Голубая знает, что здесь произошло, так, словно сама присутствовала в момент гибели сестры, но единственное, чего она не понимает, — как вся чёртова свита Розовой не заметила присутствия среди них Розового Кварца? Как все они проморгали главу восстания, которая была практически под самым носом?!

Раскол — самое невинное наказание, которое избрала Голубая за такой проступок. Жёлтая прекрасно знает, что та умеет делать намного, намного хуже, если захочет. Она умеет давить, выпытывать правду всеми возможными путями; она может заставить самоцветы умолять об уничтожении, а затем направит на исправительные работы, вынудит преступника жить дальше и сожалеть о содеянном долго, очень долго.

Но это не поможет Голубой. Никогда не помогало. Страдания свиты Розовой не вернут сестру, и всё, что сейчас остаётся, — это смириться с её гибелью.

Роза проводит с Грэгом куда больше времени, практически не участвует в вылазках Кристальных самоцветов, заставляя Жемчужину кусать губы от бессилия. Она пытается говорить с ней — бесполезно. Она пытается спорить, но как Жемчужина может спорить со своим Алмазом? Жемчуг готова кричать и умолять, но знает, что это не поможет. Роза счастлива, но счастлива не с ней — опять, снова.

Отчаяние растёт в груди в геометрической прогрессии, достигает своего пика в момент, когда Роза радостно сообщает о том, что собирается попробовать завести ребёнка. Жемчуг не знает, как реагировать на это заявление. Она не знает, реально ли это, однако Роза выглядит воодушевлённой и говорит, что у неё есть пара идей на этот счёт.

Жемчуг не помнит, как оказывается перед кораблём Розового Алмаза, улучив момент, когда Гранат слишком занята, а Аметист весело болтает с Грэгом и Розой. Она смотрит на корабль и не понимает, зачем пришла сюда, — она же клялась никогда не возвращаться к прежней жизни.

Есть пара способов связаться с Алмазами — коммуникатор на Лунной базе и панель управления на корабле Розовой. Всего пара кликов, одна фраза, и Жемчуг уверена: Голубая и Жёлтая бросят абсолютно все свои дела и бросятся к Земле. Всего пара кликов, одна фраза…

…простое желание сделать всё Грэгу назло.

Жемчуг не уверена, ждёт ли её раскол, или Голубая смилуется, бесконечно обрадовавшисьвозвращению Розовой, да и плевать она хотела на такую мелочь. Она смотрит в небо, чуть зажмурившись от яркого солнечного света, и ненавидит себя за бесполезность. Она забрала Розовую у других Алмазов, а простой человек, в свою очередь, забрал Розу у неё. Иронично и смешно.

Хрупкая маленькая Жемчужина навсегда останется хрупкой маленькой Жемчужиной в глазах своего Алмаза — незаметным интерьером, вечным помощником, но не более. Она стирает с щёк слёзы, всхлипывает и садится на горячий песок.

Если её Алмаз будет счастлива без неё — так тому и быть. Жемчужина знает, как сильно её возненавидит Розовая, если она сейчас свяжется с другими Алмазами, как будет проклинать её, и это кажется ей самым страшным проклятьем, невыносимым наказанием, которого она не выдержит.

Роза не врёт, когда говорит Грэгу, что ни за что не вернулась бы в Родной мир. Она взаправду не желает возвращаться обратно, но в глубине души всё равно скучает — пусть и не по дому, но по любимым сёстрам.

Появится ли в её отсутствие новый Алмаз? Как скоро забудут её Жёлтая и Голубая?

Задумываться о том, как они поживают без неё, тяжело; Розовая старается думать об этом как можно реже. Её любовь к Грэгу занимает в последнее время все мысли, забивает голову; эта любовь абсолютно иная, не такая, как любовь к сёстрам или к Кристальным самоцветам, — она пьянит и мешает связно думать, толкает на безумные поступки. Как, например, рождение ребёнка.

Органическая жизнь полна разнообразия. Долговечность её заключается не в бессмертии отдельных особей, а в бесконечном цикле жизни и смерти, смене поколений, и одна мысль о том, что Розовая сможет привнести во Вселенную нечто уникальное, особенное, своё…

Она сможет по-настоящему создать новую жизнь, не забирая чужую.

====== Часть 17 ======

Жёлтая появилась первой. Их разница в возрасте с Голубой составляет всего сотню лет — самая малость, ничтожная сотня, однако Жёлтая справедливо ощущала себя старшей и чувствовала ответственность за более младшую сестру. Тогда они были ниже, чем сейчас, но ненамного, да и внешне их физическая форма слегка изменилась с тех времён.

Голубая была более робкая и неуверенная, Жёлтая — чересчур самоуверенная и вспыльчивая, и постепенно эти черты их характеров сгладились, стали практически незаметны. Они делали много ошибок, покрывали друг друга перед Белой, хвастались успехами, жаловались на неудачи; Жёлтая помнит, как крепко сжимала ладони Голубой, когда та тихо признавалась в том, что ненавидит раскалывать самоцветы.

— Их ошибки в будущем могут привести к уничтожению других самоцветов, — успокаивала она сестру. — Будет только хуже, если ты начнёшь жалеть виновных.

Голубая лишь шмыгала носом и бормотала, что всё понимает.

Многочисленность колоний Белой сильно впечатляла Жёлтую, вдохновляла быть всё лучше и лучше. Она посвящала учёбе огромное количество времени, психовала, когда Белая говорила, что этого недостаточно, позорно плакала в углу своей комнаты, когда неудач было слишком много. Всего один раз она забыла закрыть дверь, и именно в тот раз к ней зашла Голубая.

Но она ничего не сказала — всего лишь присела рядом, робко обняла сестру и начала утешительно гладить по голове.

Жёлтой не нужна жалость — прямо так она и хотела сказать, но не смогла. Прижимаясь к Голубой и плача, как глупый слабый самоцвет, она чувствовала, что становится легче, гораздо легче. Та не произнесла ни слова, пока она не успокоилась полностью, а затем поцеловала сестру в макушку и предложила погулять и развеяться.

— Ты слишком много работаешь, дорогая, — фраза, которую Жёлтая слышит и по сей день, но ничего с собой поделать не может. Ответственность за младших сестёр лежит на ней многие тысячи лет, даже притом, что этой ответственности от неё никто не требует.

Жемчуг по-прежнему наблюдает за Грэгом и Розой издалека, за что ловит молчаливый упрёк от Аметист, которая также обделена вниманием старшей подруги, но слишком горда, чтобы навязываться.

Однако присмотр за Розой — давняя привычка Жемчуг, одна из тех немногих, от которых она не избавилась со времён принадлежности Родному миру. Времён, когда Белый Алмаз строго-настрого наказала ей следить за младшим Алмазом, оберегать от ошибок; когда Жёлтая закатывала глаза на проделки Розовой и большинство поручений отсылала напрямую её Жемчужине; когда Голубая смотрела с опаской на отношения своей сестры с прислужницей, словно чуя неладное.

«Сколько судеб изменило одно желание Алмаза…» — думает Жемчуг с горькой усмешкой на лице. Какое чудо — невиданную ранее свободу! — сумела подарить им Розовая. Какое чудо она собирается явить этому миру сейчас…

Месяц — очень ничтожный срок по меркам самоцветов, но конкретно эти девять месяцев растягиваются в вечность. Жемчуг прочла всевозможные материалы о рождении человеческих детей и всё равно боится: откуда ей знать, как всё пройдёт в случае с Розой? Но она должна быть рядом, просто на всякий случай, если вдруг что-то пойдёт не так…

Никто не может быть ближе к Розе, чем она.

Глаза всё равно выдают Жемчуг с головой: она паникует, безумно боится, когда Роза хватает её за руку и уводит в специально подготовленную комнату.

— П-почему бы не позвать Гранат? Она же тоже!.. — пытается как-то отбрыкаться Жемчужина, но та смотрит с мольбой.

— Только ты… — произносит она ослабленным голосом. — Я верю тебе больше всех…

«Почему у тебя такой вид, словно ты умираешь?» — паникует Жемчуг ещё сильнее.

— Просто… побудь рядом.

— Не говори это так, словно ты прощаешься, — она сжимает кулаки, на что Роза лишь вымученно улыбается.

— Послушай, Жемчуг…

— О, нет… нет-нет-нет…

— Мне уже тяжело держать свою форму…

— Ты знала это с самого начала, ведь так? Зачем тогда решилась?!

— Не с самого начала, — тихо смеётся Роза. — Всего пару месяцев назад поняла…

Жемчуг боится даже касаться её, словно одно касание — и Роза исчезнет, растворится навсегда и навеки.

— Это был глупый эксперимент, его пора прекратить!

Роза качает головой в знак отрицания и гладит себя по животу.

— Он будет жить…

— Но должна жить ты!!!

— Пожалуйста, присмотри за этим ребёнком…

— Почему ты всегда делаешь только то, что ты хочешь?! — кричит Жемчуг уже в пустоту. Яркий сияющий свет ослепляет её, но она упорно пытается что-то рассмотреть.

Постепенно свет меркнет. Детский плач практически оглушает своей неожиданностью.

— Ты заработала право на собственную Жемчужину, — столь значимую новость Жёлтый Алмаз сообщает Яшме лично. — Твои заслуги отметили абсолютно все твои командиры, а также я сама.

За свою жизнь Яшма видела много Жемчужин: трёх, принадлежавших самим Алмазам, с десяток тех, кто принадлежал её командирам, ещё двадцать — мельком, когда высокопоставленные самоцветы проходили мимо, а маленькие помощницы следовали за ними на почтительном расстоянии. Право на получение Жемчужины сугубо добровольное: хочешь — пользуйся, не хочешь — никто не заставляет.

Жемчужины появляются всего на нескольких планетах Родного мира, в специально отведённых для этого Детских садах. Их не нужно много, потому что личная Жемчуг — это прежде всего либо заслуга за верную долгую службу, за выдающиеся достижения, либо же они присваиваются по праву рождения, если самоцвет редок и полезен сам по себе.

Яшме не нужна Жемчужина. Ей льстит то, что она дослужилась до такой чести, но лишней мороки на свою голову не хочется. Она сразу говорит об этом Алмазу.

— Ты можешь передумать в любой момент, — понимающе кивает правительница. Её бойкая Жемчужина смотрит на Яшму менее понимающе. Той, впрочем, всё равно.

Как воспитывать человеческих детей?

Жемчуг следует абсолютно всем инструкциям, описанным в книгах, но такое ощущение, что авторы этих книг специально описывали ровно противоположные методики. И пока она пытается найти общий язык с маленьким мальчиком, с ним совершенно спокойно общается Грэг, Аметист втайне подбрасывает его к самому потолку под заливистый детский смех, а Гранат умеет находить слова, чтобы он не буянил.

Не получается только у одной Жемчуг. Словно весь мир сговорился против неё.

Она чувствует, как потихоньку сходит с ума: от тоски по Розе, от невыносимого чувства одиночества, которое пришло вместе с её уходом, от того, что вместо Розы теперь это… это… несносное маленькое органическое создание. Самое обидное, что никто не удивился подобному исходу.

— Я предвидела, что так будет, — изрекла Гранат.

— Это решение Розы, — сказала Аметист таким тоном, словно это очевидно.

— Она всё рассказала мне, — признался Грэг.

«Это должна была быть я! — хочется отчаянно выкрикнуть Жемчуг. — Я её Жемчужина! Почему я узнала всё в последний момент?!»

Она запирается в своей комнате, потому что это становится невыносимо. Ненависть к людям разрывает изнутри: если бы не люди, если бы не Грэг… Розе не пришла бы в голову такая дурацкая мысль, как рождение ребёнка.

«Ты просто неудачница, Жемчуг», — горько смеётся она про себя. Через столько пройти бок о бок с Розой и вот так глупо потерять её… весь Родной мир посмеялся бы.

Гранат едва удаётся вытащить её из комнаты на очередную миссию по поимке повреждённых самоцветов, потому что:

— Жемчуг, нельзя же вечно сидеть в этой комнате.

«Можно», — хочется ответить Жемчуг, но она молчит. На миссию их провожает любопытный детский взгляд.

Стивен растёт буквально на глазах, Жемчуг просто не успевает следить за его ростом. Гранат то и дело намекает, что её участие в воспитании также необходимо, но она чувствует, что без опоры вот-вот потеряет равновесие, — если уже его не потеряла. Этот мальчик — не Роза и никогда ею не будет, а Жемчужине жизненно необходима именно Роза. Жизненно необходима твёрдая опора.

Гранат не принимает никаких возражений, поручая Жемчуг обучение Стивена, хотя бы самое начальное. На вопрос, почему именно ей, отвечает:

— Потому что ты лучше всех подходишь на роль учителя.

Она ни разу не учитель, ни разу не наставник, но эта ложь, навязываемая самой себе, как-то отходит на второй план.

«Следи за Розовым Алмазом и не позволяй ей совершать глупости», — сказала Белая маленькой Жемчужине много тысяч лет назад. Следить за Стивеном оказывается… не так уж и сложно. Не сложнее, чем аккуратно оберегать Розовую от ошибок.

Постепенно Жемчуг втягивается в обучение, вживается в роль учителя, что выходит у неё и впрямь хорошо: она не только объясняет мальчику арифметику, но и приучает к порядку, дисциплине. Новая роль нравится ей всё больше и больше, а улыбка Стивена так сильно напоминает улыбку Розы, что иногда Жемчуг забывается, но быстро берёт себя в руки.

— Пожалуйста, присмотри за этим ребёнком…

Стивен — не Роза и никогда ею не будет, но каким-то образом у Жемчуг получается видеть в нём опору и смысл жизни. Этот мальчик такой же беззаботный, такой же беспечный, как его мать. Он такой же дружелюбный, такой же добрый; он такой же и одновременно очень другой.

— Мама очень красивая… — говорит однажды маленький Стивен, глядя на портрет Розы, тычет в него пальцем и спрашивает у Жемчуг: — Какой она была?

Гранат ощутимо напрягается, когда слышит опасный вопрос, но Жемчужина мягко улыбается и отвечает:

— Чудесной. Она была чудесной…

Мальчика этот ответ вполне устраивает.

— Опять ты льёшь слёзы, дорогая…

— Прости, — вымученно улыбается Голубая, стирая влагу со своих щёк. — Просто случайно вспомнила… это неважно.

Важно — потому что Жёлтой всегда важны её слёзы, потому что она всегда ценит мимолётный проблеск улыбки на лице сестры. А плачет она сейчас, поскольку опять летала на Землю, прочитав, скорее всего, отчёты о состоянии Кластера, который должен вскоре пробудиться.

Жёлтая привычно притягивает к себе Голубую, обнимает, позволяя ей уткнуться носом в своё плечо.

— Скоро всё будет кончено, — обещает она, отчего Голубая всхлипывает и возражает:

— Не всё.

«Всё», — словно висит в воздухе одно слово, которое Жёлтая не произносит вслух.

====== Часть 18 ======

Телепорт сломан. Что ж, этого следовало ожидать. Перидот не до конца понимает, как и кем, но отправляет к Земле дополнительных робоноидов для починки и возвращается к своей основной работе.

Однако спустя несколько дней проект «Кластер» становится куда более приоритетной задачей, о чём ей недовольно сообщает начальница — та самая Перидот Первой эры.

— Постарайся не сильно облажаться, — пренебрежительно фыркает она.

«Не облажаюсь», — думает Перидот, разворачивая перед собой полупрозрачные экраны и с удовольствием замечая, что робоноиды приступили к починке телепорта.

Она делает заметки в журнале перед телепортацией, соблюдая все правила, затем, оказавшись на Земле и оглядевшись, описывает, что она видит вокруг. Стандартная процедура, которая стала ей родной привычкой.

Какой-то покалеченный робоноид цепляется к её ноге, за что Перидот окидывает его равнодушным взглядом. Всегда легче сделать нового робоноида, чем чинить старого, поэтому она без сожалений наступает на бедолагу и продолжает запись в журнал.

Странный символ, приклеенный к телепорту, Перидот замечает не сразу и тут же корит себя за просчёт. Инструкции предписывают немедленно покинуть опасную зону, которая, вероятно, находится под наблюдением неизвестных самоцветам врагов, доложить обо всём и ждать дальнейших указаний.

«Дура, — ругает сама себя Перидот, оказавшись в Родном мире, и спешит к своему рабочему месту. — Меня ведь могли засечь!..»

Могли — не могли, а отчитаться всё равно стоит. Перидот строчит отчёт максимально быстро, излагая свои наблюдения чётко и ясно, чтобы у Жёлтого Алмаза не возникло никаких дополнительных вопросов, и настраивает дополнительных робоноидов для полёта на Землю.

Работать на месте было бы, конечно, гораздо удобнее, но инструкции предписывают ждать дальнейших указаний и пытаться установить связь издалека. Родной мир не одобряет излишний риск, особенно в последние тысячелетия.

Семнадцать расколов за месяц — это слишком много.

Голубой Алмаз возвышается мрачной тенью над провинившимся самоцветом, пугая бедняжку ещё сильнее. В зале суда слишком темно — лишь откуда-то издалека сияет одинокий тонкий лучик света, позволяя разглядеть очертания гордо сидящего Алмаза.

Подсудимая впервые решается поднять глаза, но по виду правительницы не может сказать, что её ждёт.

В зале суда всегда темно, однако никто не смеет спросить, почему. Ни одного окошка, всегда погашен свет. На судье вечно тёмно-синее одеяние, и каждый преступник ощущает исходящую печаль, не понимая, его ли вина в том, что Алмаз грустна, или на то воля случая.

Изумруд не знает, что сказать в своё оправдание. Из-за неё разбился уже третий корабль, и пауза перед вынесением приговора затягивается. Почему-то хочется плакать, и вместо печали Изумруд ощущает тоску по кому-то потерянному. Она позволяет себе дерзость, без разрешения стирая непроизвольно проступившую слезу.

Голубая Жемчужина продолжает стоять неподвижно, несмотря на стекающие по её щекам слёзы. Может, все подчинённые Голубого Алмаза привыкли к подобному, но Изумруд служит не ей, она служит сиятельному Жёлтому Алмазу, а Жёлтый Алмаз как солнце: она уверенно освещает путь своим самоцветам и указывает дорогу. Когда слушаешь поручения Жёлтого Алмаза, тебя переполняет уверенность в будущем; когда стоишь перед Голубым Алмазом — начинаешь оборачиваться назад, думать о прошлых ошибках.

Окружающая тьма давит, а молчание добивает. Дверь распахивается неожиданно, и краем глаза Изумруд замечает, как вздрогнула Голубая. Непривычный свет ослепляет — в проёме стоит Жёлтая.

Подобно яркому солнцу, она врывается во мрак комнаты, разгоняет темноту, хлопком в ладоши зажигая свет.

— Как здесь темно, — морщится Алмаз. Изумруд смотрит на неё широко распахнутыми глазами.

Голубая, словно растерявшись, приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, пока уверенные шаги Жёлтой рассекают значительное расстояние до её кресла.

— Жёлтая… — выдыхает в конце концов Голубая. — Что ты…

— Сорок четвёртое заседание за этот день, Голубая, — Алмаз берёт сестру за руку, тянет её на себя, отчего та едва не вскрикивает. — Слишком много для тебя, пойдём.

Капюшон слетает с лица, являя миру заплаканные усталые глаза.

— Невиновна, — бросает напоследок Жёлтая, уводя Голубую, — чего бы она там ни натворила.

Жёлтый Алмаз — как ясный солнечный день, думает Изумруд, а Голубой — как безлунная ночь. Её правительницы так прекрасны и так замечательно гармонируют друг с другом, что она даёт себе твёрдое обещание никогда в жизни не подводить их.

«Наконец-то», — фыркает Перидот, когда один из робоноидов шлёт ей сигнал подтверждения. Она сидит без дела, кажется, целую вечность.

— Вся эта техника ужасно устарела, — брюзгливо бормочет она себе под нос, проверяя рабочие инжекторы.

— Ну, не знаю… — вдруг раздаётся из динамиков чужой голос. — По-моему, классные штуки.

Перидот перенаправляет экран, мгновенно прекращая свою работу. Какое-то странное… очевидно, органическое создание.

— Привет, я Стивен!

Перидот хмурится, делает новую запись:

— Очевидно, Детский сад на земле засорён какими-то… Стивенами.

— Эй, если приглядеться, я не такой уж плохой! — весело продолжает незнакомец.

«Не пытается что-то разрушить, видимо, идёт на контакт. Следует получить больше информации», — анализирует сложившуюся ситуацию Перидот и как можно небрежнее спрашивает:

— И сколько ещё Стивенов находится на данном участке?

— Оу, ну… только я.

Вздох получается то ли облегчённым, то ли разочарованным. Конечно, хотелось бы увидеть больше этих Стивенов, чтобы отчёт получился точнее, но пока хватит и одного — мало ли что.

— Хорошая новость… — бурчит Перидот, глядя на свои данные. — Так, скажи мне: каким образом Стивены сместили людей с позиции доминирующего вида?

— О, нет, людей здесь много! Мой папа, Конни, Ларс и Сэйди, почтальон, Лукус… вроде бы… Много людей!

Перидот удовлетворительно кивает, делает дополнительные пометки. У людей появились подвиды? В любом случае, информация ценная, следует сохранить.

— Теперь моя очередь спрашивать. А что ты такое делаешь? — интересуется Стивен.

— Продолжаю то, что мы не закончили, — пожимает плечами Перидот. Конкретно этот Стивен ей уже не нужен — только работе мешать будет, — поэтому от него следует избавиться. Но едва механическая рука замахивается на человека, как её тут же отбрасывает в сторону другой самоцвет.

— С-самоцвет?!

Точно ведь самоцвет, слияние — Перидот видит два камня на его ладонях. Рядом тут же встают ещё два самоцвета: чья-то Жемчужина и Аметист, судя по всему.

— Ещё один?! Но Красное Око не обнаружило самоцветов на этой планете! — паникует Перидот. — Как такое… как вы?..

— Только потому, что мы уничтожили его! — зло произносит Жемчужина, заставляя её в спешке перепроверять данные.

— Ч-что сделали? Но в архивах сказано, что самоцветы были выведены с Земли!.. Так, минуточку…

Она потеряла несколько десятков робоноидов, и хотя Жёлтый Алмаз распорядилась насчёт того, чтобы ей выдавали их пачками, среди Перидотов уже пошёл слушок, что она не компетентна и не способна справиться даже с послушными робоноидами. А тут всё так просто оказалось…

— Так это вы ломали моих штепсельных робоноидов? — взъедается Перидот, для которой постепенно раскрывалась причина всех её неудач, связанных с Землёй. — Телепорт в Родной мир — тоже ваших рук дело? И этот ваш странный символ?! А-р-р!.. — кулаки сжимаются сами собой. — Да почему вы ломаете оборудование?!

— Потому что мы — Кристальные самоцветы! Мы всё ещё живы и по-прежнему стоим на страже Земли и всех её живых существ!

Связь обрывается неожиданно — неполадки с электропитанием. Вне себя от ярости, Перидот строчит новый отчёт Жёлтому Алмазу. Робоноиды в её случае не помогут, необходима военная поддержка.

Когда Ляпис только улетала из Родного мира, подчиняясь приказу Голубого Алмаза, она не предполагала, что вернётся спустя… пять тысяч лет. Огромная прорва времени, и Ляпис солжёт, если скажет, что не скучала по родине.

Но сейчас здесь всё… другое. Гораздо больше солдат, гораздо больше дисциплины, гораздо меньше свободы. Она помнит, что к подобному всегда стремилась Жёлтая, а Голубая усмиряла её пыл, говорила, что в столь жёстком контроле нет никакой необходимости.

«Что здесь произошло?..» — в панике оглядывается вокруг себя Ляпис, когда её куда-то ведёт Топаз. Незнакомые технологии, новые самоцветы, перестроенные здания…

Их встречает Жёлтая Жемчужина, приподнимает одну бровь, оглядывая Ляпис.

— С Земли? — спрашивает она, раскрывая перед собой полупрозрачный экран, на котором что-то записывает.

— Д-да…

— Назовите свой идентификационный номер.

— Я… не помню его.

Жемчужина отвлекается от экрана, недоверчиво смотрит на гостью.

— Что значит «не помню»? — морщится она. — Мне придётся перечитать весь список погибших на Земле самоцветов, чтобы вас найти, а их несколько тысяч, между прочим!

Ляпис покаянно опускает голову, смотрит в пол, испытывая чувство вины. Едва Жемчужина собирается снова отчитать её, как с ней экстренно связывается Жёлтый Алмаз.

— Жемчуг.

— Д-да, мой Алмаз?

— Ты долго. Приведи ко мне прибывший самоцвет. Немедленно.

— Конечно, м-мой Алмаз!

Топаз уходит, а Жемчужина, тяжело вздохнув, подаёт знак следовать за ней, раздражённо бормоча себе под нос про глупый самоцвет, который — подумать только! — забыл свой номер.

— И вот как тебя Алмазу представлять? Что за дурёха!..

Ляпис говорит себе, что терпеть осталось совсем недолго. Жёлтый Алмаз осмотрит её, вероятно, что-то спросит, а затем передаст Голубому Алмазу, потому что все Лазуриты принадлежат ей. Голубая добрее. Голубая более понимающая. Она, порой, пугала, но к Голубой Ляпис привыкла, а Жёлтая до сих пор вгоняла в ужас.

— Лазурит, значит… — задумчиво произносит Жёлтый Алмаз, не отрываясь от работы и взглянув на Ляпис лишь мельком. — Полный отчёт. Сейчас же.

«Полный отчёт? Полный отчёт, полный отчёт…» — в суматохе мечутся мысли Ляпис, которая прекрасно наслышана о том, как легко Жёлтый Алмаз раскалывает свои самоцветы.

— Я… — начинает Ляпис, боясь взглянуть наверх. — Я не… не помню н-ничего, мой Алмаз…

— Что значит «Ничего не помню»? — хмурится Жёлтая. — Где ты была, что с тобой делали?

— Я была в плену… меня приняли за Кристального самоцвета, н-но я никогда им не была!..

Жемчужина рядом фыркает и закатывает глаза. Снова. Ляпис прикусывает губу.

— Меня освободили… люди.

Жёлтый Алмаз недоверчиво смотрит на неё, подаёт знак своей Жемчужине, которая тут же вытягивается по струнке, готовая внять каждому слову хозяйки.

— Недавно одна из Перидотов прислала отчёт о проблемах с Землёй. Направь туда эту Лазурит и обеспечь им… — она запинается, задумчиво потирая подбородок. — Впрочем, я сама подберу им сопровождение.

Ляпис изумлённо смотрит на Жёлтый Алмаз, переводит взгляд на Жемчужину и не может поверить своим ушам. Она же… её должны были передать Голубому Алмазу, так почему?!

— Мой Алмаз! — пылко возражает Ляпис. — П-прошу вас… могу ли я узнать… вернусь ли я в свиту Голубого Алмаза?

Выражение лица Жёлтой Жемчужины ясно говорит, что эта Лазурит спятила: как вообще можно просить перевести тебя в чужую свиту в присутствии Алмаза?! Жёлтая, однако, реагирует на это совершенно спокойно и ровным тоном сообщает:

— Для начала помоги Перидот разобраться с проблемами на Земле, всё остальное позже. Я очень, — она делает очевидный акцент, — очень хочу, чтобы проект на Земле был завершён. И если это произойдёт, — Ляпис бросает в дрожь от взгляда золотистых глаз, — моя благосклонность будет велика. В твоих же интересах вспомнить хоть что-то, что будет полезно Родному миру.

Перидот второй эры и зашуганная Лазурит — Яшма осматривает своих подопечных с ног до головы и недовольно фыркает.

— Жёлтый Алмаз, — медленно начинает она, и от её голоса Лазурит лишь сильнее вжимается в угол, — приставила меня к тебе, Перидот, чтобы разобраться с какой-то проблемой, связанной с Землёй.

Земля — это последнее место, куда хотела бы направиться Яшма. Она и думать забыла об этой несчастной планетке, на самом деле, надеясь, что Алмазы разнесли её в щепки после… произошедшего. Как видно, планы Жёлтого Алмаза были слегка другие.

— На Земле замечены несколько Кристальных самоцветов, которые мешают моей работе, — отчиталась Перидот. — Они ломают робоноидов и лишают меня возможности пользоваться диспетчерской Детского сада.

— Похоже на трату моего времени, — вздыхает Яшма и обращает внимание на Лазурит: — Эй, ты, — Ляпис вздрагивает, смотрит на Яшму, как загнанный в ловушку зверь. От подобного поведения на лице сам собой расцвёл хищный оскал.

— Жёлтый Алмаз сказала, что ты можешь дать нам какую-нибудь информацию.

— Я уже говорила, что ничего не знаю…

— Это мы и выясним, дорогая. Кто ж знает… — шипит Яшма, подходя к Ляпис и хватая её за руку, — вдруг ты лжёшь.

Ляпис даже не пытается вырваться, опускает глаза в пол, поджимает губы. Её не было пять тысяч лет, и за эти пять тысяч лет из высокопоставленного самоцвета она превратилась в обычную пленницу.

====== Часть 19 ======

Ляпис была одной из самых сильных Лазуритов, но не только за это в своё время она вошла в приближённую свиту Голубого Алмаза. Она умна, сообразительна и не разменивается на мелочи; она полностью предана Родному миру и без колебаний, которые зачастую свойственны другим самоцветам её вида, выполняет свою задачу по терраформированию планет.

Лазуриты слишком ранимы, и некоторые из них даже отказываются разрушать планету в угоду создания колонии, потому что находят её красивой. Раскалывать столь мощные самоцветы, как Лазуриты, за свойственную им особенность характера было бы чересчур расточительно, поэтому их успокаивали, возвращали в Родной мир, проводили множество бесед, назначали терапию и делали всё, чтобы вернуть в строй.

Подобную практику ввела в обиход Голубая под крайнее недовольство Жёлтой. Будучи чутким Алмазом, чувствующим состояние своих подчинённых, Голубая стремилась найти персональный подход к каждому виду самоцветов, не гребя всех под одну гребёнку. Лазуриты, изначально принадлежавшие Жёлтой ввиду того, что их способности были необходимы ей для создания колоний, перешли под крыло Голубой, которая относилась к ним крайне бережно.

Ляпис выбивалась из общего числа своим отличительным равнодушием. Она вошла в свиту довольно быстро, став примером для подражания для сотен других Лазуритов, но восприняла это как должное и не придавала много значения. Голубая выделяла её из общей массы, называла именно Ляпис, а не Лазуритом, никогда не вспоминала про её идентификационный номер.

Её должны вернуть Голубой. Просто обязаны. Голубой Алмаз сразу узнает Ляпис, и всё вернётся на круги своя. Она быстро освоится в новых технологиях, ей просто нужно дать шанс!

Яшма, сидящая напротив, так явно не считала, самодовольно скалясь во все тридцать два зуба.

— Ну так что, говорить будем?

Очень редкие Кварцы дослуживаются до права получения личной Жемчужины. Очень редкие Кварцы вообще до такого доживают, поэтому сначала Ляпис не поверила своим ушам, когда подслушала разговор Перидот и Яшмы. Впрочем, последняя вполне создавала впечатление Кварца, знающего толк в битве, и оттого становилось немного страшно.

Даже не за себя. За Стивена, который по доброте душевной залечил камень Ляпис.

— Я ничего не знаю, — в сотый раз повторяет она, глядя на Яшму из-под ресниц. Даже юному самоцвету ясно, кто выйдет из битвы победителем, если таковая вдруг начнётся, но она подчиняется, следуя приказу Жёлтого Алмаза и иерархии Родного мира: сейчас она пленница, куда ниже по статусу, чем та же Перидот, не говоря уже о высокопоставленном Кварце.

— Голубоглазка, у меня нет времени с тобой возиться, — устало вздыхает Яшма. — Давай поможем друг другу, а потом уже ты вернёшься к своему драгоценному Голубому Алмазу. Она тебя успокоит, приласкает, и будешь снова терраформировать планетки. Я даже замолвлю словечко.

Ляпис заметно оживляется: в её глазах мелькает искорка надежды.

«Типичный Лазурит», — самодовольно фыркает про себя Яшма. С Лазуритами следует быть аккуратнее: бывали у неё с ними неприятные инциденты. Парочку ей приходилось успокаивать лично, и в целом, она примерно понимает, как с этими самоцветами вести.

А Ляпис всё равно… отличалась. Смотрела волком и вздрагивала от каждого шороха, лишь один раз упомянув, что была на Земле в плену в течение пяти тысяч лет. По ней видно: что-то скрывает, но просто так не скажет.

— В общем, подумай хорошенько, — говорит Яшма напоследок и идёт проведать Перидот.

«Надо закончить наконец эту чёртову работу!» — едва ли не рычит от злости Перидот, уже видя вдалеке нужную планету голубого цвета. Почему в этой Вселенной всё всегда делается против неё?! Сначала родиться в эру дефицита ресурсов, затем получать мелкую работёнку, а теперь это! Даже какие-то левые самоцветы против неё — сплошное невезение.

Она предоставляет подробный отчёт Яшме, по лицу которой явно видно, что новое задание ей только в тягость, но Перидот не волнует это: Яшму назначила сама Жёлтый Алмаз, а уж что она думает по этому поводу — дело десятое.

— Эта Лазурит упрямая, — между делом говорит Яшма. — Отказывается говорить хоть что-нибудь стоящее.

Перидот глумливо фыркает:

— Пробовала напомнить о долге перед Голубым Алмазом?

— Да, и это единственное, на что она хоть как-то среагировала, — усмехается Яшма и тут же хмурится, замечая, что они подлетают к ненавистной Земле. — Впрочем, уже не так важно.

Вспыхивает ярким светом один из экранов, заставляя Перидот удивлённо вскинуть бровь,

— Это Лазурит. Просит тебя прийти к ней.

Яшма едва не прыскает со смеху. Стоит Лазуритам напомнить о душевной доброте Голубого Алмаза, как они сразу становятся паиньками.

— Выйди на орбиту, но не приземляйся, пока я не вернусь.

Едва дверь открывается, как Ляпис тут же бегло говорит:

— Если я буду сотрудничать, обещай, что вернёшь меня Голубому Алмазу, — её голос отдаёт лёгким отчаянием. — И… и не только меня. Обещай, что нас не казнят на месте!

— Нас? — приподнимает бровь Яшма. — Кого «нас»?

Лазурит прикусывает губу, отводит взгляд в сторону, и эта неуверенность, это упрямство — поведение девчонки начинает выводить из себя. Определённо что-то знает и специально не говорит; ну что за дура!

— Повиновение всегда воспринималось в Родном мире хорошо, — холодно произносит Яшма, пока держа себя в руках. Ещё немного, совсем чуть-чуть, и она может получить ценную информацию.

— Если «вы» будете подчиняться, я упомяну это в рапорте, и Голубой Алмаз будет более милостива на суде.

Противостоять Родному миру глупо, а выступать против Алмазов — чистой воды самоубийство, и посему Ляпис принимает лучшее, на её взгляд, решение:

— Я скажу, каких самоцветов видела Перидот. И покажу, где их база.

Яшма была готова отбить себе лоб от такой глупости: как — три несчастных недосамоцвета и одно неизвестное создание; как вообще можно было отправлять её на такое глупое задание?! Хватило бы и отряда Рубинов: Перидот развела слишком много шума на ровном месте.

Она тяжело вздыхает, грубо хватает Лазурит за руку и спрашивает:

— Это их база? — безнадёжно надеясь, что откуда-нибудь (да хоть из-под земли) выпрыгнет ещё пара десятков самоцветов, и это будет хотя бы немного стоить её внимания.

— Да… — тихо отвечает Ляпис. Неизвестные самоцветы что-то кричат, однако Яшма не особо вслушивается в их возмущения, обращаясь к Перидот:

— И никто не видел Розу Кварц? О, какая жалость. Я надеялась застать её. Так хотела вколотить её в землю!..

Впрочем, Яшма ясно понимает, что Жёлтый Алмаз не отправила её просто так: у Алмазов есть свои счета с этой дрянной планетой, и лучше перестраховаться несколько раз. Раз они хотят, чтобы всё прошло без сучка и задоринки, она готова услужить.

— И это всё, что осталось от её армии? — небрежно интересуется она, окидывая незнакомцев презрительным взглядом. — Заблудшая ущербная Жемчужина, жалкий дефективный паразит и это бесстыдное явление? А это… что ты вообще такое?

— Оно называет себя «Стивен», — подсказывает Перидот.

— Это просто человек; он не представляет угрозы! Он не с ними! — вдруг пылко вступается Лазурит. От их голосов, больше похожих на жужжание насекомых, у Яшмы начинает болеть голова.

— Я знаю, что такое человек; мне тут нечего делать, — она разворачивается, направляясь обратно. — Расстреляйте их с корабля!

— Ну ладно, — закатывает глаза Перидот, приводя орудия корабля в боевую готовность. С такого расстояния они сбежать точно не смогут, а если решат броситься в атаку, Яшма в два счёта уничтожит их физические оболочки — уж в этом Перидот не сомневалась.

— Открыть огонь, — слегка приподнимаются уголки её губ. Всегда мечтала пострелять из такого калибра. Заодно посмотрит, какой глубины воронка образуется.

Её мечтам почему-то (в который раз!) не суждено сбыться, и вместо воронки Перидот видит нечто более интересное.

— Этот щит… этот символ!.. — от рыка Яшмы техник даже подпрыгивает на месте, то и дело переводя взгляд от разъярённого Кварца к странному розовому щиту. — Цель на поражение, шквальный огонь!

Перидот судорожно вводит команду, но явно промахивается, и самоцветы успевают разбежаться.

— Роза, что за форма у тебя?! Почему ты так слаба? — слышится грубый голос Яшмы, перебиваемой Лазуритом:

— Не тронь его!

— И ты знала об этом и всё равно не сказала! Сколько раз мне повторять, голубоглазка: неповиновение тебе боком выйдет!!!

— Это не относилось к миссии!

— Забудь об этой миссии!

— Чего?! — вспыхивает Перидот. Такое ощущение, что сами звёзды прокляли её ещё задолго до появления на свет: ведь изначально задание было элементарным, должно было пройти гладко, позволить ей засверкать новыми красками перед Жёлтым Алмазом, а по итогу!..

— Пусть Жёлтый Алмаз решит судьбу… этого.

Неожиданно атаковавшее слияние прерывает Яшму, у которой рефлексы работают быстрее головы. Она усмехается и разминает плечи.

— Славно. Познакомься с дестабилизатором!..

— Мы не можем просто взять и улететь!

Яшма ещё никогда не была так зла. Перидот несёт какую-то чушь под ухом, Роза Кварц (или что это такое вообще?) жива, но ладно бы просто жива — оказалась какой-то слабачкой без толики прежней силы, заставляя Яшму злиться, злиться и ещё раз злиться. Это вот ей проиграли Алмазы? Это ей проиграла она сама?! Из-за этого… ничтожного создания погибла Розовая?!

Чистой воды абсурд, такого быть не может. Но щит у этого создания точно такой же, как у Розы Кварц, и поэтому они обязаны показать его Жёлтому Алмазу. Это причина, по которой отправили именно Яшму: никто другой не сумел бы верно расставить приоритеты в этой миссии.

— Главная цель полёта — проверка состояния Кластера! — продолжает щебетать под ухом Перидот. Яшма срывает свою злость на ближайшей стене и кричит чересчур певучей Сапфир:

— Да заткнись ты уже! — и обращается уже более терпеливо к Перидот: — Роза Кварц имеет наивысший приоритет. Выше может быть только угроза Родному миру, да и то не факт! Аргх, да что вообще самоцветы Второй эры могут об этом знать… Возвращайся на мостик и проследи, чтобы мы добрались в Родной мир в кратчайшие сроки!

— Пара пустяков, говорили они… — недовольно бормочет Перидот, следуя приказу. — Слетай, сказали они…

Если бы Роза не попыталась сбежать, Яшма разочаровалась бы в ней окончательно. Как она это сделала — другой вопрос, но попытка засчитана. Искать это мелкое отродье по всему кораблю — та ещё работёнка, но так хоть скуки меньше будет.

Однако первой она видит не Розу, а то самое зазнавшееся слияние. Звёзды бы его побрали, как будто у Яшмы есть на него время.

— Обе сбежали? Это вам Роза помогла? — устало вздыхает она. — И опять слились? Слияние — это дешёвый трюк для самых слабых самоцветов! Прекращайте позориться! я вас уже видела.

Слияние лишь улыбается и обнажает своё оружие.

— Нет. Нас ты ещё не видела.

====== Часть 20 ======

— По-моему, рукопашный бой — это слишком, — Голубая улыбается уголками губ и собирает свои длинные волосы в высокий хвост. — Сколько лет прошло с тех пор, как ты просила меня помочь тебе в подобной тренировке?

— Несколько тысяч, — пожимает плечами Жёлтая. — И нет, рукопашный бой не бывает лишним. Даже с учётом нашего роста.

Она врёт совсем капельку: не будет же она говорить, что, ко всему прочему, ей нравится, когда Голубая меняет своё извечное длинное платье на что-нибудь покороче. И когда собирает волосы в причёску, обнажая шею.

В общем, давно следовало позвать сестру на тренировку.

— Не припомню ни одного противника нашего роста, — качает головой Голубая, затягивая хвост потуже.

— Это не значит, что их не существует. Нужно быть готовыми к любому сюрпризу. Не переживай, — Жёлтая самодовольно усмехается, — я не буду бить в полную силу.

У Голубой от такой наглости загораются глаза.

— Пусть я и предпочитаю решать конфликты миром, это не значит, что я не могу надавать тебе тумаков.

— Очень страшно. Я, между прочим, главный военачальник нашей армии.

— Который обычно искрится от злости в тылу. Не волнуйся, — Голубая прыскает со смеху, встаёт в боевую стойку, — я тоже постараюсь быть с тобой помягче.

Продуть какому-то жалкому слиянию… Если так подумать, не могли же после восстания выжить слабаки, но всё равно это было… чертовски обидно. Она знала всего два поражения в своей жизни, и оба этих поражения связаны с Землёй!

«Это потому что их двое… — Яшма отчаянно цепляется за эту мысль, оглядывается по сторонам, — будь я в слиянии хоть с кем-нибудь, и им не поздоровится…»

Сошла бы даже Перидот, будь она поблизости, но Яшме сегодня везёт: она успевает схватить Лазурит, едва та вылезает из-под груды обломков.

— Ляпис!

— Голубоглазка, давай начистоту, — скалится Яшма. — Слейся со мной.

— Ч-чего?.. — мигом теряется Лазурит и падает на колени, стоит Яшме её отпустить.

— Я верну тебя в Родной мир, — тем временем продолжает Кварц. — Расхвалю перед Алмазами так, что тебе и не снилось! Лично отведу к Голубой и передам в её заботливые руки. Только представь, милая, — говорит Яшма уже шёпотом, наклонившись к Лазурит, — всё будет как прежде. После стольких лет заточения ты вернёшься домой. Не в этом ли счастье? Ты ведь не собираешься предать собственную родину, как эти изменники?!

Ляпис мешкается, растерянно переводит взгляд от Яшмы к Кристальным самоцветам, пока ядовитое шипение плавно льётся в её уши:

— Давай же… просто скажи «да».

Вернуться к Голубому Алмазу, как она и мечтала все эти тысячи лет.

— И мы вместе отомстим за твоё заточение.

Ляпис покорно протягивает руку Яшме под крики Стивена этого не делать.

— Не летай больше на Землю.

Голубая сначала не понимает, о чём говорит Жёлтая, затем недовольно хмурится.

— Опять следишь?

— Не слежу. Просто… зная тебя, я…

— Следишь.

— Слежу, — на удивление быстро сдаётся Жёлтая. — Кластер скоро пробудится, на днях я получу последний отчёт о его состоянии и…

— Я знаю, — Голубая грубо обрывает сестру, задетая самим фактом слежки. — В конце концов, я тоже читаю эти отчёты.

И вот попробуй докажи, что не хотела её обидеть. Жёлтая вздыхает поглубже.

— Тамопасно.

— Я знаю.

— Голубая…

— А я не маленькая, Жёлтая, — раздражённо отмахивается Голубая, — и всё прекрасно понимаю.

— Прости за слежку, — тихо извиняется Жёлтая, подойдя к сестре и протягивая руки, чтобы её обнять. — Ты ведь знаешь, я не могу иначе.

Взгляд у Голубой смягчается, но объятий она всё равно избегает.

— Ты слишком переживаешь, вероятность пробуждения Кластера ещё не так велика.

— Но уже достаточна, чтобы представлять опасность.

— Жёлтая, — мягко улыбается Голубая, — даже если Кластер начнёт разрывать Землю, я успею улететь.

— Но вдруг!..

— Тшш… — она прикладывает палец к сестринским губам. — Всё будет хорошо. Я защищу свой самоцвет всеми силами, и даже если Кластер уничтожит мою физическую оболочку…

— Не говори таких страшных вещей, — практически умоляет Жёлтая.

— …я уверена, что ты перешерстишь весь космос, но найдёшь меня, — ещё шире улыбается Голубая и гладит Жёлтую по щеке.

— Всё равно не говори о таком. Даже не думай.

— Я всегда начеку. Тебе действительно не о чем волноваться.

Лазуриты, пусть и слабовольные глупышки, но силёнок имели достаточно. Яшма впервые чувствует такую невероятную мощь, и через Малахит раскатисто смеётся, свысока глядя на самоцветов, словно на букашек, пробует поднять в воздух столб воды.

— Ну уж нет… — тихо говорит Ляпис. Малахит не успевает замахнуться, как её сковывают водяные цепи, что вводит Яшму в замешательство.

— Отомстим за моё заточение? Да что ты знаешь?!

— Что ты творишь, победа так близка!..

Стивен испуганно сжался от вида огромного слияния, которого всеми силами тянуло на дно океана.

— Я устала быть пленницей всех и всея! Пора бы и тебе узнать, каково это — быть заточённой в клетку!

— Ляпис, нет! — слышится напоследок крик Стивена.

— Ты упускаешь свой последний шанс! — рычит Яшма, безуспешно пытаясь разорвать слияние или хотя бы перехватить контроль над Малахит.

— Ты же ни во что меня не ставишь, — плюётся ядом Ляпис, когда слияние оказывается полностью под водой. — Давай же, покажи, почему ты лучше!

— Тебя расколят, голубоглазка, помяни моё слово!..

Не зря Яшма заподозрила в этом Лазурите неладное с самого начала. Всё почти как в их первую встречу: Ляпис смотрит волком, но в этот раз взгляд решительный, и сдаваться она точно не собирается.

Яшма знает, на что давить в случае с Лазуритами. Эта мелочь пожалеет, что утянула их обеих на дно океана.

— Хорошо, Перидот, да, ты застряла на этой жалкой планете, но это не повод расстраиваться! — техник смеётся сама над собой, но смех выходит скорее нервным, чем весёлым. — Да что за несправедливость?!

Она пинает первый попавшийся ей под ноги камень, анализирует ситуацию и первым делом решает завершить свою работу. Следует ещё проверить местные эксперименты со слияниями, а там уж, авось, и Яшма подоспеет. Не может же Яшма проиграть кучке каких-то оборванцев с Земли, это по меньшей мере глупо!

Хотя разок-то она уже проиграла, иначе бы их корабль сейчас не валялся грудой бесполезного хлама где-нибудь на поверхности, а самой Перидот не пришлось бы пользоваться капсулой эвакуации.

— Ты самый везучий самоцвет из всех ныне существующих, Перидот! — вскидывает она руки и, вздохнув, открывает свой журнал. — Слетай же, Перидот, на какую-то маленькую Землю! Проверь, Перидот, чёртов Кластер!!!

В любом случае, рассчитывать только на Яшму нельзя. Надо проверить состояние экспериментов и Кластера, найти способ связаться с Родным миром, доложить о случившемся. Столько дел, а она одна заперта на планете, чей срок годности скоро подойдёт к концу, вместе с кучкой назойливых самоцветов, которые только и делают, что мешаются под ногами.

Спустя время и множество неудачных попыток её поймать, Перидот понимает, что Яшма… продула. И это было просто поразительно, учитывая то, что даже сама Перидот способна улизнуть от этих олухов.

Однако все её попытки хоть как-то связаться с Родным миром терпят крах. Она находит Узел связи — Кристальные самоцветы разбивают его на мелкие кусочки. Она пытается запереть их на одном из древних кораблей — самоцветы и его разносят в пух и прах. Столь необходимое время, которое никогда не имело для Перидот много значения, сейчас утекает сквозь пальцы.

Точно неизвестно, когда Кластер начнёт разрывать Землю, но её уже трясёт от мысли, что это вот-вот случится, а она до сих пор здесь. В своём отчаянном желании поскорее убраться с Земли, Перидот вспоминает о рассказе Лазурит.

— Это… не всегда работает, — виновато говорит Стивен, когда у него не получается починить телепорт. Перидот окончательно впадает в апатию.

Ей ни за что не выбраться с этого куска камня.

— И что ты скажешь, когда вернёшься в Родной мир? — ухмыляется Яшма, дёргая за водяные цепи. — Что по загадочным обстоятельствам потеряла всю свою команду сопровождения?

Лазурит морщится, упрямо держится на поверхности и не позволяет одержать верх над собой.

— Не смеши меня, — продолжает глумиться Яшма. — Гиблое дело. Алмазы ни за что тебе не поверят. В особенности Голубая.

Ляпис продолжает молчать, мотает головой, словно отгоняя сомнения, и, прежде чем Яшма снова начнёт на ней давить, сама переходит в атаку:

— А ты? Что ты скажешь своему Алмазу, когда вернёшься? Что провалилась? Проиграла какому-то слиянию? Высокопоставленный Кварц с правом на Жемчужину, — она повышает голос, — проиграл трём жалким самоцветам, один из которых — слияние?!

— Этого больше не повторится! — зло рычит Яшма, вновь дёргая за цепи. — Если бы не ты… если бы не!..

— Ах да, и вместо того, чтобы отступить, — нервно смеётся Ляпис, — этот Кварц схватил Лазурит и принудил к слиянию? Самой-то стыдно не будет?

— Не будь ты предателем, мы бы сейчас были в Родном мире!

— Где тебя засмеяли бы!

Яшма со всей силы тянет цепь на себя, из-за чего Ляпис едва не теряет равновесие.

«Рано или поздно, — утешает себя Яшма, пытаясь вырваться, — твой хрупкий самоцвет окажется в моих руках!»

====== Часть 21 ======

Земля открывается Перидот с самых разных сторон, начиная с неприятных ей Кристальных самоцветов, продолжая таким страшным событием, как гроза, и заканчивая неловким осознанием того, что с этими булыжниками придётся сотрудничать.

Не самые лучшие новости. Хуже могло быть только то, что ей на полном серьёзе пытались доказать, что Жемчужина способна на что-то, кроме красивых танцев, ношения вещей и открывания дверей.

Чушь. Перидот видела кучу Жемчужин, даже немного участвовала в их создании: они просто не способны что-то делать без чужих указаний.

— У вас очень даже хорошенькая Жемчуг, — задумчиво произносит Перидот. Столь красивых Жемчужин она видела только у Алмазов. Эта, скорее всего, с каким-нибудь незначительным дефектом (Перидот даже подозревает, с каким), раз оказалась не при правительнице. — Скажи, а кому ты здесь принадлежишь?

— Никому! — чересчур агрессивно огрызается Жемчуг.

— Тогда… для чего ты вообще? — приподнимает бровь Перидот. Жемчужины — это ведь как её удлинители конечностей. Как её отчёты или робоноиды. Полезные вещи, если умеешь ими пользоваться, но любой вещи нужен хозяин.

— Ну… можешь принадлежать мне пока! — техник прыскает со смеху, вспоминая, что в Родном мире Перидотов с Жемчужинами не больше десятка, и все они — высокопоставленные уроженки Первой эры, состоящие в свите Жёлтого Алмаза. Невероятно умные самоцветы, которые вместе с их сияющей правительницей разрабатывают самые передовые технологии, — идеал, к которому стремится Перидот; мечта, которую она лелеет претворить в жизнь и доказать, что самоцветы Второй эры ничуть не хуже.

Жемчуг прерывает поток её мыслей яростной тирадой, что только злит Перидот.

— А теперь послушай меня, грубиянка! Если ты забыла, то сейчас ты на нашей территории! Я не для того тысячи лет сражалась за эту планету, чтобы мне приказывали такие, как ты!

— Прошу прощения, но я — квалифицированный техник и прирождённый камневод; меня для этого сделали! А ты создана только для того, чтобы принимать приказы, но никак не отдавать их!!!

Им ведь вбивают это с самого первого дня появления, как вообще можно забыть цель своего существования?! У этой Жемчужины проблемы с памятью? Поэтому её красота так обесценилась? Удивительно, что такую не раскололи, когда обнаружили столь неприятный дефект.

— Давайте организуем гигантскую робогонку! — встревает в их спор Стивен, у которого едва искры из глаз не сыпятся от предвкушения. — С призами. И выясним, кто из вас лучше строит!

«Это будет просто», — фыркает про себя Перидот, украдкой поглядывая на Жемчуг.

Продолжительная борьба выматывает: борьба не физическая, больше эмоциональная, полная колких фраз и обидных слов. Слияние, в котором они находятся уже довольно долго, невольно заставляет чувствовать то же, что чувствует партнёр. Тоска по Голубому Алмазу разбавляется… обидой, которая Ляпис точно не принадлежала.

Странные противоречивые эмоции выводят из колеи, причём не только её: у Яшмы пыла заметно поубавилось.

— Ненавижу тебя… — рычит она, хватаясь за голову. — За это чёртово слияние, за твоё предательство!..

Предательство, о котором постоянно говорит Яшма, в какой-то момент приобрело новый смысл. Словно она обвиняла Ляпис не только в том, что та затащила их на дно океана, но и в измене Родному миру. Их общей родине. Их дому.

Столь громкое обвинение отдаётся болью в груди, и Ляпис чувствует: эта боль не только её, часть принадлежит Яшме.

— Ты же с Земли… верно? — решается Лазурит на маленькое уточнение, даже не надеясь, что ей ответят.

Яшма отвечает тихо, но чётко:

— Да.

Лазурит плохо помнит конец первой эры, но начало второй у неё прочно ассоциируется с бесконечной горечью её Алмаза, которая всё реже попадалась своим подчинённым на глаза. Похожая горечь сейчас исходит от Яшмы, и Ляпис не сказала бы, что ощущается она слабее.

— Ты ведь принадлежала Розовому Алмазу? — спрашивает она, даже не желая как-то задеть Яшму, но та всё равно воспринимает вопрос в штыки, дёргает за цепь:

— Да, и что с того?!

— Зачем возвращаться туда, где разбили твой Алмаз?

— Чтобы убедиться, что скоро всё будет кончено, — шипит Яшма, — что эта жалкая планета будет разрушена, что от неё останется одна пыль.

— Но ведь это ничего не изменит!

— Да что ты понимаешь, Ляпис?! — Лазурит вздрагивает от звука своего имени, которое так редко называла Яшма. — Тебе есть куда вернуться! Есть кому служить, у тебя есть смысл существования, а ты меняешь его… меняешь на… на это! Твой Алмаз хотя бы цел, Ляпис!!!

Её словно бьют под дых, выбивают и без того небольшую уверенность в собственных действиях. Лазурит едва удерживает контроль над Малахит, пока Яшма лихорадочно смеётся.

Вероятно, дефект этой Жемчужины оказался в том, что она была… умной. Перидот всё ещё сложно понять странную логику местных самоцветов, потому что в Родном мире никому бы и в голову не пришло позволять Жемчугу учиться механике, но толк в этом определённо был. Не до конца понятно, правда, можно ли так поступать со всеми Жемчужинами или эта особенная, хотя Перидот больше склоняется ко второму варианту.

Она говорит всё, что приходит в голову, особо не задумываясь: в конце концов, кто будет обижаться на правду? Перидот ведь специалист по Детским садам и выведению самоцветов, она не может ошибаться в родном деле, и сначала на её высказывания действительно реагировали положительно.

Перидот начинает привыкать к новым знакомым, решает блеснуть знаниями и рассказывает Аметист о том, какой та должна была получиться на самом деле. Нормальная ситуация для Второй эры: Перидот и сама коротышка, пусть и не по причине передержки в норе. Аметист, конечно, делали ещё в Первую эру, но ничего, и такое бывает.

— Ты её обидела, — сказал Стивен, вгоняя Перидот в ступор. Обидела правдой и своими знаниями.

В голове снова всё спуталось.

Она наблюдала за самоцветами издалека, многое подмечала, что-то записывала на диктофон, пыталась как-то влиться в компанию и даже нашла общий язык с Жемчужиной. От слияния Перидот предпочла держаться подальше, потому что… мало ли. Неизвестно, что оно способно учудить. Вообще у неё со слияниями не самые приятные ассоциации.

Сейчас накопленный опыт говорил ей, что перед Аметист следует… извиниться. Слова с трудом удавалось произнести даже наедине с собой, не то что говорить их кому-то, тем более — Аметист, с которой у Перидот сложились хорошие отношения.

«Надеюсь, она поймёт», — сглатывает техник и принимается записывать извинения на диктофон.

Жизнь становилась всё лучше с каждым днём: слияние оказалось не таким уж и страшным; извинения перед Аметист не раскололи её камень от переизбытка эмоций; Жемчуг проверяла работоспособность бура, и Перидот начала даже верить, что им удастся избежать надвигающейся угрозы в виде Кластера.

Единственная проблема — это точные координаты гео-оружия. Перидот в очередной раз удивилась способности Кристальных самоцветов быстро решать проблемы, потому что в один момент Жемчуг сказала, что им нужно на Луну, а в следующий они уже были там. Не без помощи какого-то странного розового льва, поездка на котором надолго отпечатается в памяти Перидот одним из худших воспоминаний, но всё же лучше это, чем Кластер.

Фрески на Лунной базе заставляют Перидот вновь испытать былой трепет перед прекрасными правительницами. То недолгое, но насыщенное событиями время, которое она провела на Земле, заметно притупило её чувство долга, хотя окончательно избавиться от него нельзя — в этом Перидот просто уверена.

— Узри… Жёлтый Алмаз! — восклицает она, глядя на изображение своего Алмаза, и, схватив Стивена за плечо, начинает его судорожно трясти. — Величественная, да?..

— Ух ты-ы-ы… — тянет Стивен, оглядываясь по сторонам. — А кто… кто вообще такие эти Алмазы? Кажется, важные птицы…

Перидот чуть не давится от возмущения.

— Ты шутишь, что ли?!

Столь знакомое блаженство струится по всему камню, когда она рассказывает о том, как прекрасна Высшая власть Алмазов в общем и каждый Алмаз в частности, сколь почётно служить и существовать только ради них, но рассказ Перидот прерывает недовольная Гранат:

— Кхм-кхм.

— Ох, да, дело, — посмеивается Перидот. — Панель управления, координаты…

Дрожь не удаётся унять на протяжении всего пути: очень немногим удаётся побывать в рабочем кабинете Алмаза, узреть её во время решения важных проблем. Это же так… волнительно!

— Ничего себе… панель выглядит совсем как новая! — подпрыгивает от счастья Перидот, касаясь панели управления. — Нет, по современным стандартам это, конечно, реликт, но посмотрите, какая она элегантная, какая совершенная!..

— А как её включают?

Пыл Перидот мигом угасает.

— Понятия не имею…

— Но здесь есть отпечаток руки! — говорит Стивен, взобравшись на высокое кресло.

— Т-ты чего делаешь, это же кресло для самых знатных самоцветов!.. Нельзя так просто сесть на место Алмаза!

— Но их же здесь нет, верно? — широко улыбается мальчик, хлопая ладонью возле себя. — Не хочешь… не знаю… присесть?

Кощунство чистой воды, на которое Перидот ведётся, как маленький ребёнок. И похихикивает при этом. В это время Стивен обращает своё внимание на какой-то прозрачный белый камень сбоку от себя.

— Ух ты, а это что за штука?

— Ну-ка положи!

— Координаты, — вновь напоминает Гранат.

— Да-да, сейчас…

Система устаревшая, но интуитивно понятная. Перидот копается в файлах, чуть нахмурившись, наконец, находит нужную информацию.

— Детский сад Бета в девятом секторе, — задумчиво произносит она и спешит обрадовать Аметист: — Он совсем мелкий, не то что твой!

— Где Кластер сейчас? — требовательно спрашивает Жемчуг.

— О-о-ох, сейчас… Вот он где! Лежит глубоко в мантии. От амбара до него примерно две тысячи пятьсот единиц глубины. Теперь осталось только загрузить эти данные в бур — и считай, всё готово.

— Значит, всё! Задание выполнено, — Жемчужина радостно хлопает в ладоши, направляясь обратно к лестнице.

— Жуткое место, пойдёмте скорей, — соглашается с ней Аметист, но Стивену явно хочется побыть на Луне подольше.

— А игры на этой штуке есть? — интересуется он у Перидот, которая на такое невежество лишь закатывает глаза:

— Нет-нет, это устройство не для игр. С его помощью планировали колонии. Вот, смотри, — и, не дожидаясь ответа, выводит на экран карту с мигающими красными точками.

— Это карта всех сооружений, которые успели возвести на Земле, — поясняет она, копаясь в панели управления. — В целом, построено пять процентов от того, что планировалось изначально.

— А какой был план? — осторожно спрашивает Стивен.

— Ну, давай посмотрим.

Экран резко сменяется голограммой Земли, на которой постепенно начинают зиять огромные дыры. Окончательный итог полностью отстроенной колонии у всех, кроме Перидот, вызывает непроизвольную дрожь, а техник, словно не замечая этого, гордо провозглашает:

— Вы посмотрите! Восемьдесят девять Детских садов, шестьдесят семь шпилей, галактический портал в каждой грани, рациональное использование всех возможных ресурсов! Это же был великий замысел!

«Великолепная колония!» — хочется добавить Перидот. С её точки зрения — превосходная колония, как можно этого не понимать? Сразу виден почерк Жёлтого Алмаза, которая стремилась к эффективности во всём.

— Чем вы вообще думали, когда срывали колонизацию?! Могло бы быть здорово!

— Ты не права! — не выдерживает Гранат.

— В смысле? — хмурится Перидот, глядя на Стивена, и словно ищет в его лице поддержку. — Она же идеальна. Просто посмотрите!

— Мы уже смотрим, — приглушённо говорит Жемчуг.

— План был отвратительный, — вставляет свои пять копеек Аметист.

Неприятное чувство. Словно все её знания, опыт и умения только что выбросили на помойку.

— Завершение колонии означало бы гибель всей жизни на Земле, — более пылко восклицает Гранат, чем окончательно добивает Перидот. Она старалась понять Кристальных самоцветов всё это время; она даже делала успехи в этом непростом деле, одни звёзды знают, каких усилий это стоило, так почему они не хотят ответить Перидот тем же?

Хотя бы взглянуть на колонию с рациональной точки зрения!

— Но подумайте, сколько хорошего в ней было! — отчаянно доказывает она свою позицию. — Создание новых самоцветов, усиление нашей империи!..

— Роза Кварц верила, что каждая жизнь бесценна и нуждается в защите, — поджимает губы Жемчуг.

— Если она так хотела защитить жизнь, то оказала ей скверную услугу! — взрывается Перидот, указывая на голограмму. — Если бы Земля стала колонией, не было бы Кластера! Теперь колонии нет, и Земли тоже скоро не будет! Ну, спасибо тебе, Роза Кварц, ты обрекла эту планету!

Она снова сказала то, чего не следовало говорить. Ничего нового. Перидот фыркает, глядя на то, как Кристальные самоцветы спускаются вниз по лестнице, украдкой смотрит на коммуникатор, который сказала Стивену положить на место.

И зачем было крушить панель управления, это слияние вообще думает, прежде чем делать? А если бы им снова понадобилась какая-нибудь информация?

Едва Перидот начинает самонадеянно полагать, что понимает этих странных самоцветов, как всё идёт наперекосяк. Зря она вообще пыталась понять их.

Алмазный коммуникатор практически обжигает ладонь — она ведь ждала этого момента с самого своего заточения на Земле, и вот, наконец-то, связь с Родным миром преподносят прямо на блюдечке. Вряд ли они с Кристальными самоцветами найдут общий язык, а вот Родной мир всегда рад принять её обратно. Перидот нравилось так думать.

После возвращения Стивен зачем-то зовёт её в сломанное устройство для какого-то разговора, как позже выясняется — об Алмазах. Перидот всегда рада поговорить об Алмазах.

— Рациональные, рассудительные, невероятно прекрасные! — повизгивает она от счастья, когда Стивен прерывает её слегка грустным голосом:

— Ты и правда верна ей, да?

— А как иначе? — удивляется Перидот. — Пусть у нас и перемирие, но я никогда не забуду о том, для кого была создана.

— Это хорошо… — тянет Стивен, не в силах сдержать улыбки. — Потому что она прямо позади тебя.

— Ч-чего?!

Так глупо Перидот ещё никогда не ошибалась.

Да, конечно, Жёлтый Алмаз прямо за спиной. Стивен вырывает алмазный коммуникатор из её рук, блокирует двери, замахивается молотком на средство связи, вынуждая во всём признаться.

— Всё ещё пытаешься связаться с Родным миром?

— Конечно! — отвечает Перидот так, словно это очевидная вещь. — Родной мир ничего не делает просто так. Алмазы продумывают каждый свой шаг в отличие от вас, простофиль. Вы пытаетесь защитить Землю, — она разводит руками, — но даже не можете сделать это правильно. Не думаете о будущем, не предполагаете события. Я ведь почти повелась.

Лицо у Стивена становилось всё более жалостливым, но Перидот старалась не обращать на это внимания.

— Все эти песенки, постройка маленькой машины… — кривляется она и продолжает уже более серьёзным тоном: — Ты не понимаешь что ли? В этом нет смысла, если всё будет разрушено. И для меня это не важно. Важно только то, — Перидот блаженно улыбается, — что я буду и впредь полезна Жёлтому Алмазу! Эта планета будет полезна ей! Я хочу связаться с ней, чтобы рассказать обо всём, что я узнала.

— Алмазы ведь плохие! — возражает Стивен, отходя назад. — Им плевать на Землю. Они хотели сначала её опустошить, а теперь хотят разорвать Кластером!

— И в этом есть смысл!

— В этом нет никакого смысла!!! — мальчик бежит к выходу из амбара.

Ни логики, ни рациональности — ничего из того, к чему привыкла Перидот, в этих самоцветах нет! Она бьёт по всему, что видит, пытаясь найти выход, потому что связь с Алмазами — её единственная надежда на спасение с этой планеты.

====== Часть 22 ======

Работа зачастую успокаивала Жёлтую. Особенно — качественно выполненная, хотя и сам процесс был приятен не меньше результата. Голубая смеялась в ответ на это и просила, чтобы сестра не загоняла себя такой работой в пузырь.

Сейчас следовало наладить дела по производству самоцветов на одной отдалённой колонии, проверить все сводки, прочесть новые поступившие отчёты — дел немерено, но подобная загруженность в какой-то степени доставляла удовольствие.

Жемчужина покорно стоит внизу, составляя расписание своей хозяйки и внося в него необходимые изменения, корректирует время встреч со свитой с учётом занятости своего Алмаза, периодически отвечает на поступающие звонки, коих было совсем немного.

Конечно, если позвонит Голубая, Жемчужина немедля передаст канал связи Алмазу, но это единичные случаи. На звонки мелких сошек Жёлтой отвлекаться сейчас не хотелось.

— Вы связались с диспетчерской Жёлтого Алмаза, — говорит Жемчуг чуть более встревоженным голосом, чем обычно. — Кто санкционировал звонок?

— Н-никто… — робко раздаётся в ответ. — Но это экстренный случай!

— Это не повод для подключения к экстренному каналу Алмазной связи! — безапелляционно отрезает Жемчужина. Краем глаза Жёлтая смотрит на то, от кого поступил звонок. Интересно.

— Жемчуг?

— Д-да, мой Алмаз?

— Кто там занимает Алмазную линию?

— Не знаю. Как раз хотела сказать ей, что!..

— Я сама разберусь.

Звонок не от Голубой, конечно, но обычные самоцветы редко получают доступ к Алмазной линии, да и пользуются им скорее от безысходности. Иногда подобные случаи стоят внимания Жёлтой.

С экрана на неё смотрит коротышка-самоцвет второй эры.

— Мой Алмаз! — живо отзывается она. — Вам докладывает Перидот!

— Которая Перидот? — рассеянно спрашивает Жёлтая, не отвлекаясь от отчётов. Если она будет уделять каждому самоцвету время, всей её бессмертной жизни не хватит на такое количество глупости.

— С-сектор 2F5L, ячейка 5XG. Прошу прощения за дерзость, — быстро тараторит Перидот, — но все прочие средства связи не функционируют, и…

Вздохнув, Жёлтая прерывает её поток слов взмахом руки.

— Здесь сказано, что ты отстала от графика миссии… — она вдруг хмурится, пробегаясь глазами по отчёту, прерывает саму себя. Это точно стоит её времени. — И как там… Земля?

— Здесь… б-бурлит жизнь, мой Алмаз…

— Органическая жизнь, — брезгливо фыркает Жёлтая. — А где приписанная к тебе Яшма? И почему ты вышла на связь не с корабля?

— Мой корабль… разрушен, — Перидот отводит взгляд.

— И кем же? — мрачнеет в ответ Алмаз.

— О-он был разрушен… никем. Произошёл несчастный случай. При приземлении…

Несчастный случай. При приземлении. Самоцветы Второй эры и так не шибко хороши, но допускать подобные идиотские ошибки — это нужно постараться. Жёлтая даже зависает на пару секунд, пытаясь уложить услышанное в своей голове.

— Я сообщу начальству о твоей некомпетентности. И какова ситуация с Кластером?

— Он… скоро вылупится.

— Хорошо, — вдруг улыбается Жёлтая. — Всё идёт по плану. Хоть какая-то польза от этой жалкой планеты, — она задумывается ненадолго, а затем, вспомнив, что линия всё ещё открыта, спешит отдать последние указания: — Благодарю за отчёт, Перидот. Я пришлю корабль для твоей отправки на следующее задание.

— Стойте!

Жёлтая, уже собиравшаяся отключиться, нехотя останавливается и ждёт продолжения.

— Я бы не стала тратить ваше драгоценное время на простой отчёт…

— Ты уже его тратишь.

— Нет, я про… причину моего вызова… настоящую причину… Кластер нужно ликвидировать!

Рука невольно сжимается в кулак от подобного своеволия. Жёлтая даже чувствует на себе испуганный взгляд Жемчужины, которая не понаслышке знает, чем подобное поведение оборачивается для самоцветов, пожелавших оспорить прямой приказ Жёлтого Алмаза.

Это трата времени. Это непозволительная трата времени, и Жёлтая позволяет её себе только потому, что речь идёт о Земле.

— Зачем? — терпеливо интересуется она, и Перидот, видимо, воодушевлённая тем, что её Алмазу не всё равно, бодро разъясняет свои, как ей кажется, гениальные идеи.

— Органическая экосистема планеты создаёт ресурсы, уникальные для этого мира. Нельзя жертвовать всем этим потенциалом ради одного гео-оружия! — сделав передышку, Перидот продолжает: — Я хотела бы поделиться с вами планами по использованию ресурсов планеты без нарушения местной…

Почему-то некоторые самоцветы считают себя умнее Алмазов, что всегда поражало Жёлтую. Словно она не знает о потенциале этой планеты или не видела воочию её экосистему. Словно не она разработала несколько десятков способов использования планет для нужд их империи.

Земля была исключением из всех правил.

— С меня довольно, — раздражённо прерывает Жёлтая глупую подчинённую. — Меня абсолютно не интересуют ни потенциал, ни ресурсы.

— Что?

Но объяснять самоцветам, почему Земля является исключением, бесполезно. Тем более самоцветам, созданным во вторую эру: они всё равно ничего не поймут.

— Мне нужен Кластер, — уже более спокойно говорит Жёлтая, — а также я хочу, чтобы эта планета погибла. Просто проследи за этим.

Перидот молчит; видимо, зачатки какого-никакого ума в её голове позволили сложить два и два и получить простой ответ: «Выполни приказ и не перечь».

— Нет!

Действительно, зачем получать простой ответ, когда можно всё усложнить. Жёлтая начинает закипать:

— Ты оспариваешь моё решение?

— Я оспариваю вашу объективность!.. мой Алмаз.

Жемчужина отскакивает в сторону, как только её Алмаз встаёт со своего кресла.

— Ты забываешься, ничтожество, — констатирует факт Жёлтая.

— Я просто подумала…

— Меня не интересуют жалкие мысли никчёмной Перидот!

— Но…

— Ты проявила неуважение к каналу и моему времени, и тебе не помешает…

— Н-но…

— …закрыть свой рот! — зло прикрикивает Жёлтая. Перидот мгновенно вытягивается по струнке.

— Ты провалила задание на каждом этапе. Твой единственный шанс искупить вину — это выполнить моё простое поручение. Приказываю не прерывать рост Кластера! Он разорвёт Землю на части, и я буду невероятно довольна тем, что мы стёрли с наших звёздных карт этот омерзительный ком грязи!!! Тебе. Всё. Ясно?!

— Тогда я отказываюсь! — возражает Перидот. — Я с уверенностью заявляю, что на этой планете есть что, то что можно защищать!

— Да что ты можешь знать о Земле?!

— Уж куда больше, чем ты, ты… булыжник!!! К-конец связи.

Негативная сторона работы Жёлтой заключалась как раз в этом: в необходимости общаться с ничего не стоящими самоцветами.

— Взорви коммуникатор, — шипит она сквозь зубы Жемчужине и садится обратно. Как хорошо, что подобные мелочи быстро забываются. Жёлтая откровенно не понимает, как Голубая способна запоминать своих подчинённых в лицо и держать в голове большинство инцидентов с их участием. Слишком утомительно. И бесполезно.

— Ты сегодня особенно напряжённая. Неудачный день? — интересуется Голубая, когда заходит за Жёлтой в её диспетчерскую.

— Есть такое, — мрачно отзывается та. — Ни на что не способные самоцветы словно решили разом вылезти из своих нор и вывести меня из себя.

— Ну, сегодняшний вечер однозначно должен тебя расслабить, — Голубая прыскает со смеху, глядя на недоумённый взгляд сестры, и поясняет: — Сауна. Сегодня я обещала сходить туда вместе с тобой.

— Уже? — хмурится Жёлтая, глядя на дату и бьёт себя по лбу. — Полностью вылетело из головы.

— Ты редко забываешь о подобном, значит, действительно ужасный день.

— Давай не будем об этом. Пойдём. Жемчужины, оставайтесь здесь.

— Да, мой Алмаз, — хором ответили прислужницы.

Спешным шагом догнав Голубую, которая уже вышла в коридор, Жёлтая едва слышно шепчет:

— Давай ты хотя бы в моей сауне раздеваться не будешь.

— У тебя в сауне слишком жарко, — ухмыляется её сестра.

— Голубая!.. — взвывает Жёлтая. — Это же издевательство.

— Разве? — продолжает ухмыляться Алмаз. — Какая жалость, придётся мне искупаться отдельно… — и вскрикивает от удивления, когда Жёлтая закидывает её себе на плечо.

— Ещё чего. Вместе, и точка.

— Я же тебя смущаю, — хохочет Голубая.

— Видимо, мне придётся привыкнуть.

Злость и решимость Яшмы постепенно перебираются внутрь лазурного самоцвета, словно пытаясь вырвать его с корнем. У Ляпис начинают сдавать нервы.

Во всяком случае, так она думает, когда ей начинает мерещиться Стивен.

Один раз. Второй раз. Третий. Яшма дёргает за цепи сильнее, чем прежде, Лазурит едва удерживает контроль.

— Да зачем ты постоянно возвращаешься?! — кричит Ляпис, когда Стивен приходит снова. — Мне нельзя отвлекаться! Я должна… её… держать…

— Ляпис, просто скажи, где ты, мы поможем! — отвлекает голос мальчика. Надежда — то, что ей сейчас точно не поможет.

— Я же сказала «нет»… а-а-а! — и уходит под воду, не выдержав напора Яшмы.

— Ляпис? — растерянно говорит Стивен в пустоту и слышит всплеск воды позади себя. Яшма, которая выглядит не менее истощённой, чем сама Ляпис, отчаянно хватает ртом воздух и медленно поднимает глаза.

— Ты… — зло рычит она, направляясь к мальчику. — Из-за тебя!

Стивен делает шаг назад, испуганно глядя на разъярённый Кварц, но Яшма не может до него дотянуться и уходит в воду, меняясь местами с Ляпис.

— Не видишь, что ли? — шепчет Лазурит, умоляюще глядя на Стивена. — Я не могу отвлекаться. Не пытайся меня искать. Мне не нужна твоя помощь!

Ей вообще не нужна ничья помощь. Она — одна из сильнейших Лазуритов, и этот жалкий, возомнивший о себе невесть что Кварц ни за что её не одолеет. Ни физически, ни морально.

— Ляпис! — пытается докричаться до неё Стивен, но его голос слишком приглушённый. В голове так мутно, что Лазурит не слышит, что говорит. Она чувствует слишком много, и как справиться с подобным без чужой помощи она не знает, но всё равно упрямится.

Она не видит Яшму, но чувствует её. Скорбь по Розовому Алмазу и желание вернуться к Голубому перемешиваются, усиливают друг друга, подпитывают злость Яшмы, которая желает вернуть всё, как было, любой ценой.

Последнее, что хочет сказать Ляпис: «Это невозможно». Она не знает, почувствовала ли это Яшма, но уверена, что Малахит их обеих слушать точно не станет.

====== Часть 23 ======

Сила, о которой Яшма и не мечтала, приятно струится по камню, даря неописуемую уверенность в себе. Будь у неё такая сила раньше, шесть тысяч лет назад, всё обернулось бы иначе. Будь у неё такая сила во время войны…

— Мне не нужен номер. Я и так запомню тебя как идеальную Яшму.

— Мне не нужен твой номер. Я буду звать тебя Ляпис.

Ляпис резко открывает глаза, осматривается по сторонам и чувствует сковывающие цепи по всему телу. Яшма, отражающаяся на противоположной стороне водной глади, заметно дрожит, сжимает кулаки с такой силой, что впору камни крошить. Сама едва держится.

— Я впечатлена, — ухмыляется она, заметив пробуждение Ляпис. — Ты держалась до конца. Ох, смотри-ка, твои друзья тут… да прекрати сопротивляться!

Новая тюрьма, а она — снова пленница. Осточертело настолько, что из глаз едва не текут слёзы.

— Я не дам ни одного своего Лазурита в обиду. Не бойся меня.

— Не бойся меня. В чём смысл бояться своего Алмаза?

Сражение со слиянием Кристальных самоцветов заставляет её собственный камень разгораться — прямо как в былые времена, когда она принимала участие в передовых войнах Родного мира. Яшма всю жизнь сражается во имя родины, потому что уверена, что это именно то, чего ждала от неё Розовая.

Она была рождена, чтобы защищать свой Алмаз, чтобы оберегать её колонию. Эта планета — любимое детище Розовой, и раз её больше нет, то Яшма не позволит каким-то соплякам осквернять могилу правительницы просто так.

— Жалкие… жалкие букашки! Вы недостойны…

«…недостойны находиться на этой планете!»

— Конечно, мы всё понимаем, — миролюбиво говорит Голубая огромному созданию, сидящему перед ней. — Мы позволим вам основать несколько колоний на границе наших империй, а также гарантируем неприкосновенность вашей столицы.

Существо напротив что-то удовлетворённо промычало и кивнуло в сторону Голубой Жемчужины.

— Мы организуем культурный обмен между нашими расами. Халькантиты — невероятно красивые и общительные самоцветы, которые придутся вам по душе. У вас на планете, насколько я знаю, подобных камней не образуется. — Голубая кивает, услышав положительный ответ. — Уверяю вас, они стоят того, чтобы на них взглянуть. Наши корабли уже направляются сюда, мы ждём ваших представителей в ближайшее время. А теперь прошу меня извинить — кажется, наше время подходит к концу. Ох, не волнуйтесь, если всё пройдёт удачно, я обязательно прилечу снова, — смеётся правительница чистым лёгким смехом, гладя подушечками пальцев свой камень. — Алмазы и в нашей империи невероятно редки, поэтому без должного доверия я не могу остаться здесь надолго. Наша военачальница скоро начнёт беспокоиться, если я не вернусь.

Органические расы, достигшие такого прогресса, как эта, — весьма редкое зрелище. Империю, которую они выстроили, можно успешно уничтожить и военным путём, но потери будут велики. Голубая не любит, когда гибнет столько самоцветов, а Жёлтая — когда гибнет столько солдат.

— Не хочу оставаться здесь ни на секунду дольше, — брезгливо морщится Жёлтая, когда сестра поднимается на её корабль. — Как всё прошло?

— Они боятся нашей военной мощи и достаточно легко соглашаются на всё, что я им предлагаю, — пожимает плечами Голубая, усаживаясь в кресло рядом. — Следует подготовить дополнительную партию Халькантитов и направить их к ним в столицу.

— Я уже отдала распоряжение Перидотам насчёт этого, — кивает Жёлтый Алмаз и медленно поднимает корабль в воздух. — Почему ты так уверена, что эти… органики… так легко клюнут?

Губы Голубой трогает лёгкая улыбка.

— Ты не доверяешь моим познаниям в слабостях органических рас?

— Как раз-таки это я уважаю.

— Халькантиты полны меди, — Голубая пожимает плечами и принимается за объяснения, — которой на родной планете клободинцев совсем мало. Одно присутствие таких самоцветов рано или поздно вызовет у них отравление, и даже если они догадаются и уничтожат самоцветы, осколки продолжат испускать медь. Как минимум, это ослабит оборону настолько, чтобы ты смогла прорвать её без больших потерь. Поэтому подготовь боевые корабли и держи их на границе, — добавляет она более весёлым голосом. — И пока не трогай представителей, которых они направляют нам «по культурному обмену». Я перестраиваю под них один из своих Зоопарков.

— Эти существа слишком умны, чтобы ты смогла держать их в Зоопарке, — недовольно фыркает Жёлтая. — К тому же они как-то странно на тебя косились.

— Я не собираюсь долго их там держать. А насчёт этого… — Голубая игриво щёлкает сестру по носу, ловя её возмущённый взгляд. — Правитель клободинцев сказал, что мой камень их завораживает.

— Это он… комплимент такой сделал?

— Да. Он с нетерпением ждёт моего возвращения.

— В следующий раз никакой дипломатии, — практически рычит Жёлтая, сжимая подлокотник с такой силой, что по нему едва трещины не пошли. — Надеюсь, ты ясно дала понять, что не вернёшься.

— Напротив, — легкомысленно отзывается Голубая, — я всеми силами старалась показать, что заинтересована в нём так же, как и он во мне.

— И зачем?!

— Чтобы он мне верил, конечно.

— Когда ты подобному вообще научилась?

— Это называется «флирт», — поясняет Голубая и обворожительно улыбается Жёлтой. — Я же не просто так провожу время в Зоопарках. Органические расы — кладезь знаний, если их правильно изучать.

— Нет нужды изучать то, что можно легко уничтожить.

Голубая смеётся, прикрыв рот ладонью, и наблюдает за сестрой краем глаза. Кажется, её реакцию органические расы называют словом «ревность».

Ляпис долго убеждала себя, что ей будут рады в Родном мире. Её не ожидает раскол — её ожидают блеск и место в свите Голубого Алмаза.

Голубая должна принять её. Если не Голубая, то кому она вообще нужна?

Она действительно верит в это. Пытается себя убедить, что так правильно. Она безмерно благодарна Кристальным самоцветам, что те избавили её от слияния, с которым она, в конце концов, не сумела справиться, но последствия которого ощущает на себе до сих пор.

Слова Яшмы нацарапаны на её камне изнутри, и это не то, от чего можно легко избавиться.

— Помяни моё слово, голубоглазка, тебя расколят…

Лазурит делает взмах крыльями и, улыбнувшись Стивену на прощание, взмывает в небо.

Она нужна Родному миру. Родной мир нужен ей. Ей твердили с самого появления на свет, что Родной мир — единственное место, где она будет чувствовать себя в безопасности.

Сейчас, долетев до Луны и глядя вдаль, на звёзды, она находит в себе силы признать, что последнее, что её ждёт в Родном мире, — это прощение и признание. Если она вернётся ни с чем — без Яшмы и без сумасбродной Перидот, которая, как она слышала, наорала на Жёлтый Алмаз — то всё напрасно. Ляпис даже не послушают, сразу поведут под трибунал.

Даже если не поведут, последний её визит в Родной мир показал, что она стала ему чужой. Пять тысяч лет оказались для неё невероятно огромным сроком.

Она не выдерживает: возвращается обратно, садится на водонапорную башню, обнимает коленки и утыкается в них носом. Она всего лишь Лазурит.

Будь она Розовым Алмазом,которая неожиданно решила вернуться спустя пять тысяч лет, ей бы простили любое преступление, но она — всего лишь Лазурит. И в Родном мире с ней церемониться не станут.

Возможно, Земля как-то влияет на самоцветы, которые проживают на ней, потому что иначе своё поведение Перидот объяснить не может. Это безумие — наорать на великолепнейшего Алмаза, резко оборвать связь, а затем собственными руками разрушить планы Родного мира, остановив развитие Кластера.

Она ведь понятия не имеет, что будет дальше. Вернее, даже самые радостные её прогнозы крайне неутешительны. Что мешает Алмазам самолично явиться на эту планету и уничтожить всё, что здесь есть? Или отправить несколько десятков военных кораблей? Перидот пробирает дрожь от одной этой мысли.

Единственное, что её хоть немного утешает, — это то, что на Земле останется Лазурит. Пусть они не особо ладили, когда рядом была Яшма, но мысль, что не одна Перидот такая сумасшедшая, приятно грела камень.

Конечно, отбросить мысли о Родном мире сразу не выйдет, но Перидот весьма близка к этому. В конце концов, для неё дорога назад закрыта навсегда, однако она видит, что для Ляпис это невероятно тяжело — вот так просто отказаться от родины.

Вроде Перидот слышала подходящую земную фразу. «Чем выше летаешь, тем больнее падать», кажется? Умеют же люди придумывать фразочки на все случаи жизни.

Конечно, аристократке Родного мира тяжело отказаться от своего прошлого. В отличие от Ляпис, Перидот всего лишь мелкий техник. Но им теперь жить вместе, и Перидот больно видеть, как Лазурит печально смотрит в небо каждую ночь.

Потому она и предлагает всякие глупости, вроде просмотра сериалов, и отдёргивает Кристальных самоцветов, когда те начинают упоминать что-то неприятное для Ляпис в разговоре.

Выигранная война приносит удовлетворение, и Жёлтая спешит поделиться радостью с сестрой, забегает в её покои, оставив Жемчужину за дверью, и едва сдерживает слёзы, чувствуя слабую синюю ауру.

Голубая сидит у изголовья кровати, прижимая к себе подушку, и устало поднимает заплаканные глаза — плачет явно не первый час. Жёлтая даже догадывается, почему. Из-за кого.

— Н-не ожидала, что ты придёшь… — Голубая улыбается сквозь слёзы и прижимает подушку плотнее.

— Не ожидала, что ты снова начнёшь печалиться, — парирует Жёлтая, но сразу берёт себя в руки и присаживается рядом. Мягко, боясь хоть как-то задеть любимую сестру, она начинает:

— Я… послушай, тебе действительно стоит прекратить летать на Землю.

— С чего ты взяла, что я опять туда летала?

— Да по тебе же видно!

Голубая молчит, упрямо поджав губы, и всё же не противится словам сестры, которая в это время аккуратно подсаживается ближе.

— Не плачь, — раздаётся шёпот у самого уха, от которого по всему телу пробегает дрожь. Жёлтая улыбается — Голубая чувствует это кожей, — неторопливо забирает подушку, отбрасывая её в сторону, норовит заключить сестру в объятья.

— Прошу, перестань… — неуверенно возражает Голубая и ощутимо вздрагивает, когда Жёлтая целует её ушко. — Ж-жёлтая!..

— Угу…

Последняя война выдалась крайне напряжённой. Не говоря уже о том, что какие-то органические создания посмели делать комплименты её Голубой, а Жёлтой приходилось всё это терпеть, не имея ни секунды лишнего времени, чтобы уделить сестре персональное внимание.

Голубая падает на спину, и сверху тут же нависает Жёлтая, довольная тем, что даже те крохи синей ауры уже исчезли — в отличие от слёз, которые она аккуратно слизывает с чужих щёк, заставляя Голубую синеть от смущения.

— Что на тебя нашло… — бормочет та в растерянности. Пальцы Жёлтой нежно гладят её запястья, но при этом держат их твёрдой хваткой, не позволяя вырваться.

Язык проходится в опасной близости от камня.

— Ж-жёлтая! — и снова. — Прошу, не!.. — и вновь шёпот у самого уха:

— Ты перестала плакать.

— Это не повод так делать!

— Как раз-таки повод.

— Слезь с меня!..

— Зачем? — улыбка у Жёлтой наивно-добродушная — такая, словно она специально напакостила, но наказания явно получать не желает. И её глаза полны такой неприкрытой в данный момент заботы, что с щёк Голубой никак не желает сходить синева.

Она поворачивает голову набок, чтобы разорвать контакт глаз, но Жёлтая обхватывает ладонями её лицо, заставляет вновь посмотреть на себя и сразу же целует, не давая даже возможности возразить.

У Голубой трогательно подрагивают руки, когда она цепляется ими за плечи сестры, тянет ближе к себе, робко приоткрывает губы и стонет, едва та пропускает её волосы сквозь пальцы.

Голос Жемчужины из-за двери заставляет Жёлтую резко отпрянуть.

— Кхм… мой Алмаз, свита выражает беспокойство по причине вашего отсутствия на приёме…

— Чёрт… — шипит Жёлтая, глядя то на закрытую дверь, то на распластанную Голубую под собой. Они практически в один голос говорят:

— Тебе нужно выйти…

— Тебе нужно пойти со мной.

Жёлтая выдыхает, неохотно слезает с кровати:

— Как насчёт… не знаю, провести время сегодня после приёмов? — и старается не смотреть на то, как Голубая поправляет съехавшее платье.

— Д-да, я думаю… хорошая идея…

— Я напишу тогда.

— Лучше сразу заходи, — искренне улыбается Голубая, отчего камень у Жёлтой приятно нагревается.

====== Часть 24 ======

Её голубой камень словно горит алым пламенем, и что с этим делать — Ляпис не знает. Её место не здесь, но где тогда — она тоже понятия не имеет.

От Малахит остаются одни неприятные воспоминания, и всё равно Лазурит прокручивает их в голове раз за разом, вспоминает всё больше подробностей, чувствует всполохи розовой скорби, которые в камне Яшмы — она чётко помнит — разгорались немыслимыми пожарами.

Не помогает вечно снующая поблизости Перидот, которая старалась изо всех сил и которой Ляпис была действительно благодарна за это. Не помогают ни сериалы, ни прогулки, ни одиночество — рано или поздно она возвращается к Малахит.

К их общей скорби и к общей ненависти.

Стивен что-то говорит о сюрпризе, мол, «это должно тебя развеселить, Ляпис!», на что Лазурит улыбается, без особой надежды позволяя ему вести её за собой.

Она ведь много думала об этом: о том, что они с Яшмой слишком разные. Они служили у разных Алмазов, выполняли разную работу, никогда даже не пересекались. Горе Яшмы никак не перекликается с горем Ляпис: если первая потеряла любимую правительницу навсегда, то вторая ещё может вернуться к своей.

Она много раз вспоминала это упоение: как кричала на Яшму, как та кричала в ответ; как они ненавидели друг друга до зубовного скрежета и срывали злость, пытаясь задеть побольнее.

Их желания сливались воедино, воплощались в Малахит, которая желала одних разрушений.

Стивен так старается её развеселить, что становилось тошно от самой себя. Не он один пытается это сделать, но Ляпис словно отгородилась стеной и не желает никого слушать.

— Ляпис, эм… — робко начинает мальчик, подходя со спины. — У меня не очень хорошие новости. У нас проблемы с двигателем, и мы можем здесь задержаться…

Ляпис тяжело вздыхает, пытаясь подавить нервный смешок. Лазуриты приносили Родному миру немало хлопот со времён своего появления: сильные, но нестабильные, способные под влиянием эмоций разрушать местный климат.

— Прости меня, — зачем-то извиняется Стивен. — Всё это моя вина. Я просто хотел тебя порадовать, но только всё испортил… Зря я потащил тебя в круиз.

— Это я виновата, — перебивает его Ляпис, — и только я.

Желание вернуться к Голубому Алмазу лишь возрастает, и воспоминания о Малахит захлёстывают с новой силой.

— Я старалась получать удовольствие, но… не могу забыть Родной мир и не думать о времени, когда мы были Малахит, — Ляпис вытягивает руки перед собой, сжимает их в кулаки. — Как я использовала всю свою силу, чтобы удержать нас в океане!.. как крепилась и не отпускала Яшму от себя!..

— Но всё ведь уже закончилось, — произносит Стивен с надеждой. — Тебе не нужно удерживать Яшму!

— Не в том дело… я… я скучаю по ней, — признаётся Ляпис с долей удивления в голосе. Она не думала, что действительно скажет это.

Яшма понимает её: она тоже стремится вернуть всё на свои места. Пусть это и глупое желание, пусть и бессмысленно держаться за прошлое, но Ляпис тоже хотела бы повернуть время вспять, чтобы вновь стоять в тронном зале своего Алмаза.

На Земле не было больше никого, разделявшего это её желание.

— Но это ведь ужасно! — изумлённо кричит Стивен.

— Это я ужасная! — закипает Ляпис. — Я делала жуткие вещи: я сломала ногу твоему папе, я украла ваш океан!.. — она прикрывает глаза, и мальчик видит, как в самых уголках её глаз собираются слёзы, — Ну давай, скажи, что это не так!

Яхту покачивает, и она оба едва удерживают равновесие. Плохое предчувствие не покидало Ляпис ещё с того момента, когда она сломала удочку Грега, и когда корабль тряхнуло с новой силой, она лишь убедилась, что что-то неладно.

С противоположного края мелькает оранжевый цвет. Яшма взбирается на палубу невероятно быстро и скалится, сразу заприметив Ляпис:

— Наконец-то, — а у той от страха ноги подкашиваются. — Нелегко было вас догнать!

— Зачем ты гонишься за нами?!

— Я гонюсь не за «вами», — хищно ухмыляется Яшма, — а за тобой, — и идёт прямиком к Ляпис, которая неуверенно делает шаг назад.

— Назад! — воинственно кричит Стивен, доставая свой щит. Яшма косится на него, как на полоумного, и смеётся, запрокинув голову.

— Эта сдутая версия Розы Кварц теперь служит тебе? Ты держишь свой щит не в ту сторону! — насмешливо говорит она Стивену и указывает на Ляпис. — Это её стоит бояться.

— Это неправда…

— Ты меня не обманешь. Я-то узнала, на что ты способна. Я не знаю пощады, но ты… ты чудовище!..

— Ляпис не хочет иметь с тобой дел! — встаёт на защиту Стивен, от которого Яшма отмахивается, как от букашки:

— А это мы решим сами! — раздражённо отталкивает его в сторону, уже решительнее шагает к Лазурит, которая от паники не знает, что ей делать, и хватает её за руку.

— Что тебе от меня нужно?.. — умоляюще шепчет она, с ужасом глядя на Яшму, которая неожиданно падает на колени.

— Давай снова станем Малахит!

Малахит…

— Но… зачем тебе это? — непослушными губами спрашивает Ляпис.

— Мне открылась суть слияний. Ты дала мне понять! Малахит была больше и сильнее нас по отдельности! Мы летали!..

— Я была жестока… мне хотелось обвинять во всём тебя… мне нужно было это, и я ненавидела!.. Это плохо!..

— В этот раз будет лучше! — оправдывается Яшма, поднимаясь с колен и отпуская Ляпис. — Всё изменилось! Ты изменила меня! Только я могу выдержать твою силу. Вместе мы будем неудержимы!..

— Я не хочу этого помнить!

— …нас объединяла не только ненависть — нас объединяла преданность нашим Алмазам! — Ляпис вздрагивает от этих слов.

Малахит — это ошибка. Это яд, который медленно убьёт их обеих. Это прошлое, от которого им стоит отвернуться.

— Ты ошибаешься, — тихо говорит она. — И какой бы сильной ты ни была, прошлое не исправить.

Весь пыл Яшмы бесследно испаряется. Словно Ляпис только что ударила по больному.

— Это нужно просто принять…

— Хотя бы эту планету я обязана защитить, — шипит Яшма, обвиняюще указывая на Стивена. — Очистить её от таких, как… как это!

— В чём смысл её защищать?!

— Ты прекрасно всё понимаешь! — молит Яшма. — Ты единственная, кто способен понять! Это была её планета, а я клялась защищать её до самого конца!!!

Столько мольбы в голосе одного из сильнейших Кварцев Лазурит никогда не надеялась услышать, и розовые всполохи, которыми уже заражён её камень, разгораются вновь. Всё это — неправильно и ненормально, и нужно прекращать немедленно.

— Нет.

— Что?!

— Это было неправильно! С тобой я ужасно себя чувствовала! Больше ни за что… Просто уйди.

— Ляпис! — едва ли не воет Яшма, как вдруг вмешивается Стивен:

— Она сказала «нет»! Оставь её в покое!

Яшма смотрит на него в полной растерянности. В её глазах не отображается ничего, кроме этой растерянности — всё равно что выбросить маленького, недавно подобранного щенка на улицу.

— Это ты виноват!.. Я покажу тебе! — единственное, что она успевает угрожающе произнести прежде, чем мощный поток воды отправляет её в воздух.

Голубая плачет и проводит всё своё свободное время в спальне, не желая никого слушать и никого впускать.

Жёлтая стучит пальцами по подлокотнику, заметно нервничает, из-за чего никак не может сосредоточиться на работе, которой стало в два раза больше: она взяла на себя все важные дела сестры, чтобы не беспокоить ту лишний раз. И проклинает чёртову Землю раз, наверно, в тысячный.

Она помнит, как рыдала Голубая, когда Розовую только-только раскололи; как плотное марево её ауры разрывало физические формы подчинённых на куски и как сама Жёлтая успокаивала её сутками напролёт первый месяц.

Розовая расколота, это давно пора принять. Её наследие следует разрушить и двигаться дальше; учесть ошибки и забыть обо всём.

Она ведь приносила одни проблемы. Жёлтая едва успевала исправлять плоды её шалостей — одни прилипалы чего стоили! Они вечно ругались, и их ссоры зачастую касались Голубой, потому что именно Голубая была их связующим звеном, — во всяком случае, так считает Жёлтая.

У них с Розовой не было ничего общего. Они терпеть друг друга не могли.

Жёлтая фыркает, в четвёртый раз перечитывая отчёт, подпирает голову рукой.

Она учила Розовую летать только для того, чтобы не расстраивать Голубую. И корабль подарила просто потому, что возраст был подходящий. И улыбалась мелкой на балу, потому что…

Глаза начинает щипать от проступающих слёз, из-за чего Жёлтая упорно мотает головой. Буквально за стеной сейчас находится Голубая — неудивительно, что так хочется плакать.

Розовый цвет вьётся удушающей лозой вокруг камня; цвет, от которого Жёлтая успешно отвлекала Голубую пять тысяч лет, сейчас вновь напоминает о себе, и это надо просто пережить.

Она осталась одна — прямо как тысячи лет назад. Сначала ушла её Алмаз, а теперь отвернулась Лазурит, предпочтя её обществу общество предателей родины.

Однако Яшма упорно убеждает себя, что ей всё равно. Она не защитила эту планету шесть тысяч лет назад, так защитит её сейчас, — тем более что от армии Розы Кварц остались жалкие осколки.

Ей не впервой оставаться без подкрепления на чужой планете — ей за это и выписали право на Жемчужину. Умение разрабатывать план даже в безвыходных ситуациях, изничтожать даже превосходящие силы противника — она всё это умеет.

Пусть от неё и отвернулась Лазурит, Яшма так просто не сдастся. В конце концов, Кристальные самоцветы — не единственные самоцветы на этой планетке.

За свою жизнь Яшма видела повреждённых самоцветов всего один раз, когда получила приказ сопровождать группу учёных на одну из колоний. На корабле как раз присутствовали эти мутанты, злобно рычавшие за защитными барьерами клеток.

Для Яшмы они были на один зуб, как и местные зверушки. Она быстро находит с ними общий язык: это весьма несложно, потому что она умеет внушать страх.

В атаку на Кристальных самоцветов Яшма берёт с собой самых больших монстров, уверенная, что в этот раз точно заберёт камень Розы Кварц и разгромит всех её союзников, но снова проигрывает — и снова слиянию!

Повреждённый Кварц рычит, и Яшма со всей силы пинает его клетку:

— А ну тихо! Теперь ты подчиняешься мне. Ведь раньше ты тоже была Кварцем, верно? Что с тобой стало? Не могу поверить, что мне приходится собирать вас, чудовищ!.. Ты немногим лучше той коротышки на побегушках у Розы! Посмотри на себя: эта планета портит всё… кроме меня!.. Я не позволю этой планете изуродовать меня, как изуродовали тебя! Твоя слабость позорит Родной мир; ты страдаешь, потому что ты этого заслуживаешь!

Эта планета всё портит. Со стороны Алмазов было бы самым верным решением просто стереть её со звёздных карт. Яшма слышала о чём-то подобном от Перидот.

Но даже если это правда и Алмазы действительно захотят стереть эту планету в порошок…

— Мы все получаем то, что заслужили… верно, Аметист?

Аметист вздрагивает от неожиданности, падает вниз, спешит подняться, чтобы не показать своей слабости. Это бесполезно. Такой мелочи Яшму точно не одолеть.

— Чего нужно, коротышка? — слышится тяжёлый вздох. — Пришла взять реванш?

— Я пришла победить! — зло кричит в ответ Аметист. Яшма лишь пожимает плечами и разводит руки в стороны:

— Ты обречена проиграть с момента, как вышла мелкой.

Из-за скалы выбегает Роза в своей странной форме, встаёт на защиту подчинённой, — а как же иначе.

— Роза!.. конечно, — на лице Яшмы расцветает зловещий оскал. — Твоя прислуга от тебя не отходит. И зачем бы? Им нет места ни здесь, ни в других мирах!

— Ты о чём?!

— Каждый самоцвет создан с целью служить воле Алмазов. Тех, кто не может это делать, нужно уничтожать. Появиться с дефектом, изменить своей форме и цели и защищать эту жалкую, никчёмную планету — это позор!!!

— Это вовсе не плохая планета! — звучит скромный голос из-за спины Розы. У Яшмы начинает дёргаться глаз. Она-то думала, что Перидот уже давно раскололи.

Аметист не позволяет никому вмешиваться: отталкивает Розу Кварц, достаёт свои хлысты, пока Яшма с равнодушным видом смотрит на происходящее. Она даже не двигается, когда противница переходит в атаку.

Почему столь слабые самоцветы, которые не способны прожить без слияний, целы, а её блистательный и добрейший Алмаз расколот?

— Что, до тебя не доходит? — интересуется Яшма, видя, как выдохлась Аметист.

Почему эта планета до сих пор цела?

Она медленно подходит к противнице, в глазах которой постепенно растёт безысходность. Яшма видела это миллион раз. Безысходность.

Почему что-то столь неправильное до сих пор не уничтожено?

Яшма служит Жёлтому Алмазу долгие шесть тысяч лет; она видела, как безжалостно та обходилась с планетами, заселёнными органической жизнью.

Эта планета заслужила того же. Даже хуже.

Сверху падает инжектор, и Яшма рефлекторно отпрыгивает назад, разочарованно цокает, понимая, что в их бой вмешалась Роза. Никакого понятия о чести.

Она отбрасывает инжектор в сторону и зажмуривается от яркого света. Очередное слияние выбивает Яшму из колеи:

— А других трюков Кристальные самоцветы не знают?!

— Оу, я много чего умею, — смеётся слияние и атакует издалека.

Будь Яшма проклята, если не сотрёт с лица этой планеты таких, как Роза Кварц и её коротышка. Она пойдёт и против приказа Жёлтого Алмаза, если та потребует отступить; Яшма не отступит, даже если ей придётся поступиться принципами.

Она не будет проигрывать каким-то слияниям!

— Иди-ка сюда, — рычит Яшма, втягивая в слияние один из повреждённых самоцветов.

Голова разрывается от гула. Повреждённый рыпается, стараясь вырваться, но Яшма держит его в слиянии крепко, и гул лишь нарастает.

С Лазурит подобного не было.

— Воу-воу, смотрю, тебя одной вертушкой не удивить! Как насчёт тройной? — голос врагов доносится как сквозь толщу воды. К гулу прибавляется отвратительный скрежет, от которого хочется выть.

Ей всего лишь нужно слияние. Одно жалкое слияние; неважно, с кем.

Но это слияние оказывается слишком нестабильным, слишком отличающимся от того, что было с Лазурит, и Яшма не может удерживать его долго.

Её пробивает на нервный смех. От неё даже это жалкое подобие самоцвета сбежало, и гул в голове, пусть и стал чуть тише, продолжает нарастать.

Она видит зелёные игольчатые пятна на собственной руке лишь мельком, краем глаза. Запоздало понимает, что с ней происходит.

— Я-яшма… — звучит миролюбивый голос Розы Кварц. — Всё хорошо. Я здесь…

Лидер восстания прямо перед ней — стоит всего сделать пару шагов, но Яшма даже с этим не справилась.

— Роза…

— Я не Роза, я Стивен! Я просто хочу вылечить тебя…

Перед глазами слишком расплывчатая картинка, и Яшма бьёт наугад. Слышатся встревоженные, но в то же время облегчённые восклицания: значит, попала, хоть и не точно.

— Теперь я вижу, как ты это делаешь, Роза… — смеётся Яшма, слепо глядя перед собой. — Тебе нужны никчёмные самоцветы. Ты ждёшь, пока они оступятся!..

— Н-нет, я не…

— Потому что, достигнув дна: — её голос становится тише, — ты пойдёшь за любым, с кем не чувствуешь себя таким слабым. Как… как они встают на твою сторону, Роза Кварц?! Зачем защищать эту жалкую, пустую планету?..

— Она не пустая! — возражает Перидот. — На ней столько жизни!.. Я живу здесь. Вот что я делаю: я живу здесь!.. Я постоянно узнаю о себе что-то новое. Например, я могу повелевать металлом! Смысл в том, что Земля может тебя освободить! — философски заканчивает она.

— Земля — это тюрьма, — Яшма чувствует, как начинает отказывать вторая рука. — Я вышла такой, потому что я лучше этого места!.. Я прилетела лишь затем, чтобы покончить со всем этим…

— Прошу тебя, я всего лишь хочу п-помочь!..

— Помочь? помочь?! Ты, Роза Кварц?!

Она глухо смеётся и тут же нависает над своим заклятым врагом:

— Я боролась с той секунды, как пробила земную скорлупу! И знаешь, из-за чего?! — кричит Яшма, обвиняюще указывая на Розу. — Из-за того, что ты сделала с моей колонией! Из-за того, что ты сделала с моей планетой!

Мальчик тушуется всё сильнее, делает шаг назад, пока Яшма бьёт кулаком землю.

— Из-за того, что ты сотворила с моим Алмазом!!!

— Я… с Жёлтым… Алмазом?..

Выражение лица Яшмы становится более жалостливым, даже… беззащитным.

— С моим Алмазом! с твоим… Алмазом!.. — отчаянно поясняет она, уже не слыша собственного голоса за протяжным гулом:

— Розовым Алмазом!!!

====== Часть 25 ======

Последний раз. Ей нужно побывать на Земле в последний раз, даже притом, что Жёлтая строго-настрого запретила ей посещать эту планету.

Голубая уверена, что сестра по-прежнему следит за её перемещениями: это вполне в духе Жёлтой, она просто не может пустить что-то на самотёк, без своего контроля.

Однако слежка не остановит Голубую. Пусть она выслушает потом целую лекцию, зато в последний раз посмотрит на колонию младшей сестры, которую та так и не завершила.

Розовая безумно любила органическую жизнь и нарушала любые правила, лишь бы быть к ней ближе. Сейчас Голубая разрешила бы ей завести любую зверушку. Сейчас, когда Розовой уже нет, она готова простить ей любую шалость, любой проступок.

— Ох, Розовая…

Всё, что угодно, лишь бы её вернуть.

— Мне жаль… мне так жаль…

Это её вина, сколько бы Жёлтая ни убеждала её в обратном. Это именно она недоглядела за их младшей сестрой. Именно на Голубой лежала ответственность за Розовую, за её воспитание и благополучие.

— Я должна была сделать больше…

Именно она послушала Жёлтую и старалась по минимуму вмешиваться в развитие колонии. Она поддалась уговорам Розовой, которая клятвенно заверяла, что всё в порядке.

— Жёлтая говорит, что скоро всему здесь придёт конец. Интересно, что бы сказала ты?..

Голубой тяжело смотреть на розовый паланкин. Это был её личный подарок, который она готовила для младшей, и теперь он лежит здесь, разрушенный и заросший цветами.

Её личный подарок обернулся для младшей местом раскола.

— Ведь это всё-таки твоя планета… По крайней мере, я всё ещё так считаю.

Голубая запоздало замечает, как её Жемчужина поднимается с колен и отправляется исследовать окрестности.

— Что ты там делаешь?

Жемчуг даже не оборачивается, по-прежнему озираясь вокруг. Значит, подозревает опасность.

— Мне показалось, что я кого-то услышала.

На этой звёздами забытой планете уже никого не может быть. Голубая держит руки перед собой, боясь поднять взгляд на паланкин. Всё ещё невыносимо на него смотреть.

Розовая долго не могла научиться им управлять. Такая маленькая и такая несмышлёная…

Чей-то чужой громкий голос вырывает Голубую из воспоминаний. Жемчуг отчитывается мгновенно:

— Мой Алмаз, я встретила местного жителя.

— О, эм… да, я… я местный!.. Здравствуйте, ваше величество…

Голубая мешкается, краем глаза глядя на незнакомца. Люди были любимцами Розовой.

— Приведи его, — позволяет она и продолжает, едва человек подходит ближе: — Как интересно. Я впечатлена способностью людей выживать в дикой природе, — её голос вдруг дрогнул. — Какая странная планета… Где ещё такое хрупкое создание, как человек, может жить, в то время как такое могущественное, как Алмаз, погибает…

Она разговаривает с человеком без особой надежды быть понятой, просто желая высказаться.

— Это произошло здесь, — говорит Голубая так, словно собеседник понимает, о чём речь. — Здесь она была разбита.

К её удивлению, человек робко интересуется:

— Вы были близки?

— Очень, — со всей болью отвечает Голубая.

— Ох, мне так жаль… — неожиданно начинает распинаться человек. — Я понимаю, как тяжело двигаться дальше, когда теряешь кого-то.

Лицо Алмаза вытягивается в изумлении. Она слегка поворачивает голову, удивлённо глядя на нежданного гостя, и едва слышно произносит:

— Правда?

— Я тоже потерял очень близкого мне человека. Каждый день думаю о ней и очень скучаю, — незнакомец запинается, а взгляд его тускнеет. — Но она больше не вернётся, — и поднимает голову, смотря Голубой прямо в глаза. — С этим очень тяжело смириться.

— Я удивлена тем, что человек способен понять мои чувства, — Голубая приподнимает бровь и снова отворачивается к паланкину. — Какая жалость. Внутри вашей планеты зарождается гео-оружие, которое скоро всё уничтожит.

Алмаз усмехается, а её взор смягчается, теплеет.

— Но… вы же этого не заслуживаете, не так ли? — она наклоняется к человеку, чуть приподнимает уголки губ и, придерживая капюшон так, чтобы он не падал на глаза, шепчет: — Знаешь, по-хорошему я не должна быть здесь. Но я рада, что вернулась сюда в последний раз. Я могу спасти последнюю частицу её наследия… — с этими словами Голубая, очаровательно улыбнувшись, резко хватает человека, попутно активируя системы корабля.

Люди всегда паникуют, когда она относит их в Зоопарк. Впрочем, Голубая очень редко делала это сама, но она точно знает, что их страх напрасен: в Зоопарке в любом случае безопаснее, чем на планете с часовой бомбой в ядре.

— Пожалуйста, отпустите меня!

Этот разговор выдался приятным настолько, что у Голубой даже поднялось настроение — как редко это случалось в последнее время. Её последний полёт на Землю оказался крайне удачным.

Жёлтая ждёт её прямо в Зоопарке. Голубая спешно отдаёт человека первым попавшимся Аметистам и хочет уже скрыться в бывших покоях Розовой, однако сестра перехватывает её раньше — и ведёт, как ни странно, к себе на корабль. Сажает в кресло, выгоняет всех из комнаты и упирается руками в подлокотники, лишая даже надежды на побег.

Под строгим взглядом золотистых глаз Голубая мигом тушуется.

— Нет-нет, смотри на меня, — даже голос у неё недовольный. Ещё бы.

Голубая прикусывает губу, пытаясь как-то разбавить атмосферу:

— Знаешь, Кластер ещё не пробудился.

Конечно, она знает. Это была глупая попытка.

— А мог и пробудиться.

Мог пробудиться, и тогда Голубая оказалась бы в опасности. Они это уже обсуждали.

— Я больше не полечу туда, — клятвенно заверяет Голубая.

— Я ведь не просто так тебя просила! — повышает голос Жёлтая, раздражённо ударив ладонями по креслу.

— Прекрати меня опекать!

— Прекрати поступать так безрассудно!

— Всё было в порядке!

Жёлтая рыкает, вскидывает вверх руки и принимается ходить из стороны в сторону:

— Могло и не быть, да как ты… как ты не понимаешь?!

— Это тебе пора понять, что я сама отвечаю за свои действия!

— Голубая!

Сестра фыркает, упрямо скрещивая руки на груди, — даже слушать не желает, сразу видно. Поразительное сходство с младшей: Розовая тоже Жёлтую слушать не желала.

— Я сейчас же улечу, — тихо произносит Голубая и поясняет, заметив на лице сестры лёгкое непонимание: — На моей колонии неподалёку возникла пара проблем.

— С созданием Жемчужин? Думаю, с такой мелочью они справятся самостоятельно.

— Лучше проконтролировать.

— Как хочешь.

— А ты надолго здесь?

— Я прилетела лишь с одной целью, — усмехается Жёлтая.

— Всё в порядке, — повторяет Голубая в который раз за последнее время. Жёлтая частенько перегибает палку в своей опеке. — Можем полететь вместе.

— Мне в другую сторону. Какие-то оболтусы сломали шпиль, мне нужно лично всё осмотреть.

Голубая прыскает со смеху.

— Мне готовиться к новому суду?

— Незачем, я сразу их разобью.

— Жёлтая!

— Да как можно было шпиль сломать?!

— Жёлтая!!!

— Аргх, хорошо-хорошо, сама разбирайся!

Зоопарк Розовой — самый большой Зоопарк, который когда-либо строила Голубая. Сама станция была весьма внушительных размеров, имела множество запасных систем — даже несколько комнат для Алмазов — и все комфортные условия для содержания земных субъектов.

Розовая, завидев Зоопарк в первый раз, радостно бросилась сестре на шею и стала без конца повторять, что станция безумно огромная и невероятно крутая. А когда увидела свою комнату, то и вовсе визжала не переставая несколько минут кряду.

В то время их было четверо. Розовая бегала по новой комнате и радостно улыбалась, и её голос эхом отражался от стен, разливался по помещению звонким ручьём.

От звука открывшейся двери Голубая слабо вздрагивает. Смех растворяется в пустоте, а запузыренные Розовые Кварцы мозолят глаза.

Шесть тысяч лет назад этих пузырей здесь и в помине не было.

— Прошу, скажи мне, что ты шутишь, — закатывает глаза Жёлтая, обнаружив сестру в розовых покоях. Голубая заметно напрягается, заслышав её голос.

— Только ушла и уже вернулась?

— Ж-жёлтая, что ты здесь делаешь? — Голубая быстро стирает слёзы со своих щёк рукавами платья, оборачивается, испуганно глядя на Жёлтую, — словно та только что застала её за чем-то постыдным.

— Хочу вернуть тебя в реальность.

— Я в порядке… просто… просто оставь меня в покое.

Жёлтая пропускает эти слова мимо ушей, оглядывая покои покойной сестры, и хмурится, заприметив огромное количество запузыренных Розовых Кварцев.

— Прошло шесть тысяч лет, Голубая, — вздыхает она, — а ты всё никак их не разобьёшь? Её расколол Розовый Кварц! Все они, — Жёлтая сжимает кулаки и подходит ближе к страдалице, — заслуживают того же!

— Но они принадлежали ей!..

— Их пора уничтожить, а не держать в пузырях!

— Жёлтая, она создала их, — тихо возражает Голубая. — Это всё, что от неё осталось: эти самоцветы, это место… и Земля.

Жёлтая презрительно фыркает, продолжает ходить вокруг Голубой, нервничая и в то же время подбирая слова, потому что её терпение явно подходит к концу.

— Я думала, — медленно начинает она, наклонившись к сестре, — мы сошлись на том, что эту планету и весь этот переполох пора оставить позади.

— Почему ты не можешь оставить меня наедине с моим горем? — Голубая упрямо хмурит брови, отворачивается, не желая смотреть на Жёлтую.

— Не можешь же ты сюда целую вечность приходить!

— Почему нет?!

Слышится тяжёлый вздох. Доводить Голубую до слёз лишний раз не хочется, а Жёлтая чувствует, что уже близка к этому. Как ей раньше говорила сама Голубая?

Нежнее. Аккуратнее.

Она явно делает недостаточно.

— Голубая… — она предпринимает новую попытку, — этот Зоопарк уже очень давно никто, кроме тебя, не посещает. Он не интересен ни нашим учёным, ни нашей свите, так что ты в нём нашла?

Голубая приоткрывает рот, чтобы возразить, но Жёлтая плавно наклоняется к ней, прикладывает к её губам палец, прося ничего не говорить.

— Ты приходишь сюда печальная и уходишь в ещё более подавленном состоянии, и я не понимаю… — её глаза завораживают, так что Голубая даже забывает всё, что хотела высказать, — в чём смысл всего этого? У всего должен быть чёртов смысл, Голубая: у армии, у Сапфиров, Агатов, Лазуритов…

Голубая стыдливо опускает глаза в пол, отворачивается, припадая к одной из колонн и обнимая её руками. Голос Жёлтой раздаётся совсем близко, прямо возле уха:

— У Алмазов, в конце концов.

— Я помню, Жёлтая…

— Ты должна быть лидером, Голубая, — продолжает шептать Жёлтая. — Я не смогу вечно тебя прикрывать.

— Я помню, — сжимает кулаки её сестра. — Дай мне ещё немного времени, я совсем скоро приду в норму…

Она прилетает в этот Зоопарк каждые несколько десятков лет — Жёлтая знает, она специально отслеживала перемещения её корабля, — но в последнее время прилетает каждый год. И каждый раз, судя по отчётам Агата, заходит в комнату Розовой, каждый раз проводит здесь не менее суток, предаваясь горю в одиночестве.

В этом не было смысла. Абсолютно никакого.

— Голубая… — внезапно продолжает Жёлтая чуть дрогнувшим голосом, — мы все её любим.

Лазурные глаза расширяются от удивления и шокированно смотрят на неё.

— И никогда не забудем её, но тебе пора принять, что… — она поджимает губы, сомневаясь, стоит ли это говорить, — мы её не вернём.

— Я знаю, — смиренно прикрывает глаза Голубая и охает, когда Жёлтая берёт её за руку:

— Перед нами целая Вселенная, Голубая. Пора оставить всё позади и двигаться дальше, — и продолжает более воодушевлённо: — Наша последняя тактика против органической расы была просто великолепна! Мы дополняем друг друга, так почему ты хочешь проводить время здесь, взаперти, когда ты можешь выйти и сверкать величием вместе со мной?

Розовая хотела этого. Вечно донимала Жёлтую, прося взять её с собой хотя бы на одну войну, а та отмахивалась, говоря, что лишь после того, как у неё появятся свои солдаты.

Солдаты у Розовой появились — только вот её самой не стало.

Жёлтая вмиг грустнеет, отворачивается, отпуская руку Голубой. По щеке скатывается предательская слезинка, и она вздрагивает, когда сестра ласково касается её плеча в безмолвном утешении, а затем улыбается, когда ловит потерянный взгляд лазурных глаз.

— Всё в порядке. Ты ведь тоже… — Голубая резко замолкает, заслышав открывающуюся дверь. Жёлтая едва не рычит от негодования — дверь-то она запереть забыла.

Голубая смотрит на вошедшую Агат безучастно, не горя желанием уделять ей внимание.

— Мой Алмаз! — тянет тем временем Агат, кланяясь и исходя бесполезной лестью. — Мой чудеснейший, светлейший, блистающий Алмаз… — приподнимает голову, чтобы взглянуть на правительниц, и сразу осекается: — А-алмазы!.. Ох, какая же честь — наслаждаться вашими великолепиями!

— К делу, Агат, — раздражённо поторапливает её Жёлтая, краем глаза поглядывая на сестру.

— Да, конечно! Глубочайше извиняюсь, — прокашливается Агат, отходя немного назад и представляя взору Алмазов какую-то Сапфир. — Вас порадует, что ваша Сапфир выполнила особую доставку.

— Какую доставку? — недоверчиво косится на вошедших Голубая.

— Эм… доставку, которую вы просили с Земли… конечно же.

— Я не просила никаких Сапфиров отправляться на Землю.

— Я… эм… — Сапфир теряется, кажется, от волнения, на что Жёлтая закатывает глаза. Очевидно, это новенькая, раз так переживает: обычно предсказательницы очень спокойные.

— Я… предсказала, что вы, мой Алмаз, в будущем хотели бы… пополнить Зоопарк. И я действовала соответствующе.

Голубая расстраивается ещё сильнее, поворачивает голову к сестре и прикрывает глаза:

— Это правда… Возможности сохранения земных субъектов заканчиваются…

— Ты этого хочешь? — Жёлтая выразительно изгибает бровь. — Для подобной задачи летать на Землю лично вовсе не обязательно. Сапфир, во время твоего полёта не было никаких признаков пробуждения Кластера?

— Н-нет, мой Алмаз.

— Тогда у нас есть время для удовлетворения твоих маленьких капризов, — улыбается Жёлтая и хлопает в ладоши, желая, чтобы их оставили наедине: — На этом всё.

— Мой Алмаз, — кланяется на прощание Агат, поспешно удаляясь вместе с Сапфир и Рубин. Голубая молчит, прикрыв глаза, но хотя бы не плачет — думает о чём-то своём и нервно мнёт ткань платья.

И подпрыгивает на месте от лёгкого поцелуя в ушко.

— Я позабочусь о пополнении этого Зоопарка, — шепчет Жёлтая, приобнимая сестру за талию. — Не рискуй собой понапрасну, когда для этого есть подчинённые.

Комментарий к Пока писала эту главу, задумалась над тем, что я фактически год писала макси-фанфик, чтобы подобраться, наконец, к 5ому сезону и к канонным сценам с Жёлтой и Голубой.

Я добралась! Почти. Это уже практически конец 4го сезона!

====== Часть 26 ======

Аквамарины находились под прямым руководством Голубого Алмаза и состояли в отделе тайных операций, выполняя самые различные поручения, о которых не следовало знать простым самоцветам. Маленький размер, проворство, ум, способность к полёту и особое оружие, которым могли пользоваться только Аквамарины, делали их незаменимой частью разведки, позволяли проворачивать дела быстро и без лишнего шума.

Подразделение, в котором состояла Аквамарин, являлось особым подарком от Голубого Алмаза Жёлтому и выполняло только самые ответственные поручения, будь то разведка на новой пригодной для колонизации планете, населённой разумной органической жизнью, или похищения особо важных персон вражеской расы для последующего шантажа.

Идеальная огранка была для Аквамарин предметом особой гордости: благодаря ей она могла концентрировать в жезле стазис-луч большой мощности, обездвиживая врагов любых размеров.

Каждое задание Алмазов она должна выполнять безупречно. Аквамарин знает больше, чем положено обычным самоцветам. Ей доверяют только самое важное.

— В одном из последних рапортов Перидот, — говорит Жёлтый Алмаз, листая рапорты, — сектора 2F5L ячейки 5XG говорится о некоем «Стивене», который назвал ей список других людей, якобы живущих неподалёку от него. Мне нужно, чтобы ты доставила их в Зоопарк.

— Конечно, мой Алмаз, — ослепительно улыбается Аквамарин. Пока что всё звучит легко. Следует ли ей выкрасть этих созданий из невероятно охраняемого комплекса? Может, их прячут так, что их поиск займёт несколько лет? Ей уже безумно интересно.

— Все рапорты прочтёшь по пути. Я посылаю именно тебя, — Жёлтая выделяет последнее слово и даже делает паузу, — потому что хочу, чтобы всё прошло безупречно.

— Будет исполнено, мой Алмаз! — сияет счастьем подчинённая.

Жёлтая хлопает в ладоши, подзывая следующего самоцвета из своей свиты. Аквамарин крутится в воздухе, отлетает к напарницам-Топазам, жестом показывает следовать за собой.

Им будет очень весело.

Розовая мерещится Голубой повсюду — словно какое-то наваждение. Как младшая бегала по коридору, как она плескалась в ванне с сёстрами, как радовалась изобретению новых телепортов, даже как ссорилась с Жёлтой.

Как просила новую зверушку, как жаловалась на строгую Белую, как прыгала по шпилям и заставляла нервничать самоцветов… как много радости Розовая излучала одним своим существованием.

Как прискорбен оказался её конец.

Кто-то должен помнить о Розовой. Голубая не хочет даже думать о том, что Белая может вскоре заявить о создании нового Алмаза, — пусть они и не знают как, но в Белой никто и никогда несомневался.

В это время Жёлтая стоит за дверью, не решаясь зайти.

Целостность, которую они пытались воссоздать за шесть тысяч лет, оказывается такой хрупкой, стоило им вспомнить о Земле. Жёлтой не нравится всё, что связано с этой планетой: взять хотя бы то, что до сих пор не вернулась идеальная Яшма, которую она отправила вместе с мятежной Перидот; да и от отряда Рубинов нет никаких вестей.

И Кластеру уже пора было бы зашевелиться, но на это не было ни намёка. Обычно всё идёт наперекосяк, когда рядом Розовая; видимо, эта черта передалась её колонии.

От навалившихся дел болит голова, но Жёлтая даже не думает себя жалеть: сжимает кулаки и идёт к себе в диспетчерскую, так и не зайдя к Голубой.

Поступает точно так же как и после раскола младшей сестры: забывается в работе, погружается в неё с головой и твердит себе, что всё в порядке.

Никакого азарта не было. Земля — всего лишь заброшенный булыжник, а люди похожи на животных, не додумавшихся даже до того, чтобы выстроить орбитальную защиту.

У Аквамарин болит от них голова.

Она внимательно изучила всю информацию об этой планете, прочла все секретные отчёты о восстании, заострила внимание на том факте, что раскол Розы Кварц не был подтверждён.

Впрочем, Роза Кварц и повстанцы — не цель её задания. Аквамарин делает чётко то, что сказано, изредка меняя план, когда уверена в такой необходимости.

Она с лёгкостью и буквально за неделю находит всех людей из списка, кроме «Мой Папа», о котором никто ничего не слыхивал. Вообще ничего. И это безумно раздражало!

Повстанцев она встречает только из-за этой нелепой задержки. Или из-за того, что наткнулась на «Стивена». Аквамарин не хочет в этом разбираться, она хочет закончить своё простенькое задание и улететь обратно в Родной мир, чтобы наслаждаться похвалой Алмазов.

Но вполне возможно, что эти нелепые самоцветы помогут ей в поисках «Моего Папы».

— О, нет! — наигранно пугается она, когда видит трёх незнакомок и Стивена совсем неподалёку от их корабля. — Вы нас нашли.

— Сдавайся, Аквамарин! Отсюда некуда бежать!

— Ой-ёй, что-что вы сказали? Думаете, мы убегаем? — Аквамарин играючи вертит жезл между пальцев. — В отчёте было сказано, что список нам предоставил некий «Стивен». Возможно, это ты, — улыбается она, глядя на мальчика. — Давай ты нам поможешь?

— Просто отпусти людей! — требует какой-то неизвестный Аквамарин самоцвет. Та приподнимает бровь в непонимании.

— Э, нет. Алмазы требуют выполнения задания. Вы же понимаете, — расцветает на лице хищный оскал, — или понимали когда-то, что значит их приказ для меня. Старые лакеи Розы Кварц, — нараспев произносит Аквамарин, вертя жезл. — Хоть что-то от нормальных самоцветов в вас должно остаться. Но мы здесь не за какими-то отступниками, вам повезло! Конечно, если вы скажете, где искать «Моего Папу».

На лицах Кристальных самоцветов застыло недоумение. Даже Стивен, который, судя по всему, знает абсолютно всех из списка, смотрит на неё как на поехавшую.

Аквамарин злится всё больше и больше. Они просто разыгрывают её!

— Да я не понимаю, о чём ты говоришь! — восклицает Стивен. Аквамарин вздыхает и набирается терпения. В который раз.

— Посмотрим, — прикрывает она глаза. — Жёлтый Алмаз просила доставить «Моего Папу», «Конни», «Ларса», «Сейди», «Почтальона» и какого-то «Лукуса-вроде-бы». Шесть вариантов людей, описанных в отчёте Перидот 5XG. Для Зоопарка, но это на самом деле неважно…

Взгляд голубых глаз падает на незнакомый самоцвет, который обнажает своё оружие и смотрит на похитительницу с неприкрытой ненавистью. На ладонях Аквамарин замечает два камня. Слияние. Как интересно.

— Наша задача победить этих самоцветов и забрать людей!

— Вы проиграете эту битву, — миролюбиво предупреждает Аквамарин и обращается к напарнице: — Верно, Топаз?

Годы существования научили Аквамарин выполнять задание точно так, как было сказано. Украсть шесть указанных человек — значит украсть именно этих шестерых человек, не больше. Если не сказано трогать лакеев Розы Кварц — значит, не надо их трогать.

Аквамарин честно пыталась сделать всё по совести. Как обычно это делает.

Тот, кто называл себя сначала Стивеном, затем Моим Папой, сейчас смотрит на неё с решимостью в глазах.

— Я не мой папа.

— Чудесно, и когда уже эта миссия закончится?!

— Но я тот, кого Алмазы хотят больше всего на свете!

Аквамарин ему не верит. Нет, верит, но самую капельку. Скрещивает руки на груди и косится на Стивена, ожидая продолжения.

Если у неё спросить, кого Алмазы хотят заполучить больше всего на свете, то она сначала задумается, а затем ответит…

— Лидер восстания и Кристальных самоцветов; я — тот, кто расколол Розовый Алмаз, я — Роза Кварц!

Аквамарин едва не роняет жезл из рук, видя столь знакомый по отчётам камень, расположенный там же, где и у Розы Кварц.

— Да быть не может…

Конечно, за лидера восстания она получит куда больше почёта, чем за каких-то людей. Она могла бы выкрасть и людей, и Розу Кварц, — но из отчётов знает, насколько та изворотлива, как умеет выкручиваться из любой ситуации. Словно знает всё наперёд.

А тут сама идёт в руки в обмен на горстку людей. Аквамарин медленно опускает людей в воду и молча кивает на пространство позади себя. Кристальные самоцветы что-то кричат вслед, но ей нет до этого дела: она внимательно следит за тем, чтобы Роза Кварц не выкинула ничего подозрительного.

Жёлтая сразу поняла, что Голубая не рада её видеть. Она сейчас никого видеть не желала — неважно, с какими вестями пришёл посетитель.

— Ты обещала, — тихо говорит Голубая, — что оставишь меня в покое на ближайшую неделю.

— Ты срочно будешь нужна в суде завтра.

— Отложи это дело на будущее.

В комнате слишком темно, и на сестру накинут капюшон — Жёлтая видит лишь очертания её фигуры. Голубая любит сидеть в темноте, чтобы горевать в одиночестве, и порой марево её ауры могут выдержать только её Жемчужина и Жёлтая.

— Это дело я отложить не могу.

Голубая приподнимает голову, и Жёлтая видит тень её усталых глаз, слышит её вымученный голос:

— Я ничего не хочу… оставь меня, во имя звёзд.

— Аквамарин, которую я послала на Землю, чтобы пополнить Зоопарк…

— Даже Белая позволила мне…

— …только что доложила, что поймала Розу Кварц.

Неожиданно Голубая замолкает, но в этой проклятой темноте Жёлтая никак не может разглядеть её реакцию. У Аквамарин была чётко поставленная задача: доставить шесть людей в Зоопарк, но обычно такая исполнительная подчинённая неожиданно проявила некое своеволие.

Роза Кварц не нужна Родному миру. Земля будет скоро разорвана на кусочки, и шансов выжить у лидера восстания крайне мало. Даже если бы она и выжила, планета, ради которой она воевала, была бы уничтожена. Роза Кварц проиграла бы в любом случае.

— Я всегда хотела вынести ей приговор самолично, — вновь опускает голову Голубая.

Причина, по которой Жёлтая не накричала на Аквамарин, заключалась лишь в том, что Роза Кварц нужна её сестре.

====== Часть 27 ======

Циркон служит Голубому Алмазу уже на протяжении четырёх тысячелетий, и, следует признать, её работа была не из лёгких. В какие-то моменты она даже завидовала несмышлёным Кварцам или Рубинам: всё, что им нужно делать, — махать кулаками, ничего сложного.

Родной мир изначально настроен к преступницам отрицательно; её же задача — оправдать, доказать, что в произошедшем нет их вины.

Как оправдать Розу Кварц, которая расколола одну из Алмазов, Циркон не знала. Не имела ни малейшего понятия. Не понимала, зачем вообще этот суд проводить. Ей даже времени толком не дали!

— Это неслыханно! — ругается она себе под нос, заходя в камеру к заключённой. — Четыре тысячи лет безупречной службы в суде, тысячи выигранных дел, и что в награду?! Да я самая невезучая Циркон в Галактике!.. — Циркон прерывается, глядя на единственное находящееся в комнате создание помимо неё. Это точно самоцвет?

— Стоп, вы ведь… — пару раз оглядывается, убеждаясь, что кроме них здесь никого нет, и неверяще произносит: — Роза Кварц?

— Да…

— Серьёзно? — недоверчиво морщится Циркон.

— Это… долгая история.

— У меня нет на неё времени, — раздражённо говорит адвокатесса, раскрывая перед собой ещё больше экранов. — На подготовку твоего слушания есть всего пара минут! Хотя кого я обманываю, это же безнадёжно… О гибели Розового Алмаза мы все давно наслышаны! Я просто не могу поверить всем этим материалам! Разбита собственным солдатом… да ещё и при всей свите! — она снова бросает взгляд на свою подзащитную. От увиденного даже садится на корточки и обхватывает в отчаянии голову. — Да ещё и этот нелепый вид, в котором вы кажетесь ещё более виновной!

Подзащитная, как ни странно, лишь разводит руки и соглашается:

— И ладно, потому что так и есть!

— Что?! Не говорите так, особенно когда будете там!

— Буду где? Что там случится?!

Циркон всё больше теряет самообладание. У этой Розы Кварц мозги отшибло или она засиделась на своей Земле дольше положенного?

— Ну а что, по-вашему, должно случиться, Роза Кварц?! Как только эта дверь откроется, вы предстанете перед судом! И это самый неблагожелательный суд на моей памяти, а я, поверьте, повидала!.. — характерное шипение открывшейся двери звучит для Циркон подобно смертному приговору. И ей, и её подзащитной.

Никогда прежде суд не был для Голубой столь волнительным событием. Она ходит из угла в угол, покусывает фалангу пальца и не понимает, почему они не сделали этого раньше. Почему послушали Белую и не полетели на Землю за камнем Розы Кварц.

Ей даже не нужно читать материалы дела — она знает их наизусть. Голубая собирала информацию по крупицам, пытаясь восстановить цельную картину, но в самом её центре по-прежнему зияла огромная чёрная дыра.

Почему она не полетела на Землю самолично? Почему, почему, почему?!

— Так и знала, что ты не найдёшь себе места перед заседанием, — раздаётся голос Жёлтой, которая тут же ловит жалостливо-потерянный взгляд лазурных глаз.

— Всё в порядке.

— Иди сюда, — и притягивает сестру к себе за талию, позволяя положить голову на плечо. — Я тоже буду присутствовать на заседании. Жемчужины, объявите начало.

— Ещё слишком рано, — вяло пытается возразить Голубая. — Защита не успела подготовиться.

Поздно. Раз Жемчужины ушли, значит, через несколько секунд их выход.

— Всё, что нам нужно от этого заседания, — раскол Розы Кварц, — шепчет Жёлтая на ухо Голубой и ласково пропускает её волосы сквозь пальцы. — Надеюсь, ты со мной согласна.

Голубая не успевает ответить: пол под ними сияет ярким светом, а Жёлтая спешит сложить руки перед собой — старается не показывать перед подчинёнными их близких отношений с сестрой. Подсознательно понимает, что за такое они обе получат от Белой.

Голубая, однако, головы с её плеча не убирает даже во время телепортации и лениво выпрямляется, лишь оказавшись в здании суда.

— Где же подсудимая? — хмурится она, оглядывая помещение.

— И это — Роза Кварц? — брезгливо морщится Жёлтая, глядя на предполагаемого лидера восстания. — Смотрите, какую отвратительную форму она приняла! К чему нам суд? Надо разбить её только за неподобающий вид!

— Нет, — твёрдо звучит голос Голубой, который звучит всё мрачнее. — Я хочу услышать её оправдания. Хочу знать, какого наказания она от нас ожидает, потому что я сделаю намного хуже.

— Как хочешь. Тогда давайте не будем мешкать!

Как давно она сидела на суде подле Голубой? Жёлтая уже и не помнит. Всё меньше и меньше дел требовали её личного присутствия — Голубая справлялась одна.

Во время болтовни своей Циркон она начала вспоминать, за что так не любит суды. Слишком много бесполезной информации и лести. Слишком много мороки. Плюс дополнительные свидетели, показания, бла-бла-бла…

— Вы всё слышали, — самодовольно заканчивает Циркон. — Роза Кварц виновна, и это, — она указывает на подсудимую, — Роза Кварц.

— Что ж, убедительно, — хлопает в ладоши Жёлтая, радуясь, что маленький кошмар может сейчас закончиться. — Оглашаем приговор?

— Не сейчас, — остужает её пыл Голубая. — Ещё не выступила защита.

Жёлтая недовольно фыркает, скрещивая руки на груди. Она пришла сюда только ради Голубой, но всё это потеряло смысл, стоило им увидеть нелепую форму Розы Кварц. Просто омерзительно. Вот это раскололо Розовую?!

— Ну, что ж… — неуверенно начинает Голубой Циркон, — до того, как я начну свою хорошо продуманную защиту, я хочу напомнить суду, что Роза Кварц явилась… по собственной воле…

— Суд всё помнит, — зевает Жёлтая. — И суду это безразлично.

— Эм… конечно! невиновность! Слово «невиновный» имеет много разных значений…

Видимо, происходящий фарс наскучил не только ей, раз даже подсудимая вскочила на ноги и закричала:

— Я виновен!

— Чт… что, стой! — машет руками Циркон, которую прерывает стальной голос Голубой:

— Нет. Я хочу выслушать, что она может сказать.

Вблизи Роза Кварц выглядит ещё хуже.

— Укажите ваше имя для протокола, пожалуйста.

Жёлтая успокаивает себя мыслью, что после этого суда Голубой будет легче. Возможно, она даже не захочет сидеть в своей комнате в одиночестве.

— Я… я Роза Кварц, — подсудимая обнажает свой камень. — И я виновен.

Всё-таки складывалось впечатление, что она самозванка, но камень точно такой же, какой Алмазы видели в редких отчётах по Розе Кварц. Эта преступница пошла на худшее преступление в истории Родного мира, и даже более того — скрывалась от них шесть тысяч лет.

— Всё, в чём вы меня обвиняете, сделал я. Я виновен. Простите.

То, что сейчас Роза Кварц вот так стоит перед ними и раскаивается, выглядит неправдоподобно. Так не бывает. Самоцветы не меняются.

— Я приму любое ваше наказание, только отпустите его, — Роза указывает на человека, которого Жёлтый Циркон вызвала на суд в качестве доказательства, — и оставьте Землю в покое.

Может, Розе память отшибло или ещё чего приключилось, Жёлтой плевать. Шесть тысяч лет назад гибель Розовой вывела её из себя, однако она практически забыла об этом. Если же не забудет она, то Голубая не забудет и подавно, а кто-то должен двигаться вперёд.

Кто-то из них должен был забыть о трагедии и идти дальше.

— Вполне чистосердечно, — усмехается она и обращается к Голубой. — Приступим к расколу?

Та, впрочем, успокаиваться на одном расколе не собиралась. Тоже заподозрила неладное.

— Как? — требовательно спрашивает Голубая. — Как ты это сделала? Как ты расколола… — и встаёт со своего трона, подходит к подсудимой: — Розовый Алмаз?

— Эм… ну… это было на Земле перед паланкином Розового Алмаза. Я, наверное, такой: «Стоп!», — Голубая непонимающе хмурится, слушая преступницу. — А она такая: «Нет!», и мы сражались… наверное. И она, наверно, делала всякие классные движения… и я тоже показывал класс: пара ударов в прыжке и всё такое… Но, скорее всего, мне было тяжело решиться разбить её. Я точно плакал. Наверное, мне пришлось воспользоваться Раскалывателем…

От последних слов Алмаз резко меняется в лице и кричит, закрывая глаза ладонями:

— Это был меч!!!

Синяя аура накрывает помещение на несколько секунд; Жёлтая пару раз смаргивает слёзы, спешит подойти к сестре и положить руки на её плечи, раздражённо уставившись на Розу.

— Ты… расколола её… своим мечом, — уже тише и печальнее добавляет Голубая, не сдерживая слёзы. Жёлтая рыкает на присутствующих:

— Суд выслушал достаточно признаний! Объявляю перерыв.

— Она на саму себя не похожа, — делится впечатлениями Жёлтая, когда они отлучаются в отдельную комнату. Голубая отводит взгляд, поджимает губы и пытается не заплакать вновь.

Может, Жёлтая зря всё это затеяла. Зря рассказала про Розу Кварц и не расколола повстанку сразу же. Зря решила, что Голубой станет легче.

— Почему она сдалась сейчас? — растеряно бормочет Голубая. — Не шесть тысяч лет назад… именно сейчас… почему она ничего не знает…

— Милая, за шесть тысяч лет могло многое произойти. Может, она потеряла память, пока пыталась удержать эту форму для маскировки?

— Даже если и потеряла, это всё равно бессмысленно. Это всё… ох, — она морщится и прикладывает ладонь ко лбу, — даже голова разболелась…

— Присядь, — ласково говорит Жёлтая, ведя сестру к креслу. — Ты переволновалась.

— Она не похожа на Розу Кварц, — продолжает жаловаться Голубая. — И в то же время у меня есть ощущение, что это она. Мне нужно услышать больше, нужно дать время моей Циркон подготовить подходящую защиту.

— Никакая защита её не спасёт, — фыркает Жёлтая в ответ. — Розу Кварц следует расколоть, даже если это самозванка. Если настоящая осталась на Земле, тем лучше.

Голубая молчит, явно что-то обдумывая и пытаясь успокоиться. Чёрная дыра, мешающая увидеть цельную картину, сейчас стала только больше.

— Голубая… — слышит она шёпот сестры, которая нежно обхватывает пальцами её подбородок и приподнимает лицо. — Никто в Родном мире не осмелится представиться Розой Кварц. Каковы бы ни были её мотивы, чтобы сдаться, нужно пользоваться этим шансом.

Золотистые глаза Жёлтой невероятно завораживают, и её губы оседают у Голубой на щеках невесомыми поцелуями, от которых та посмеивается.

— Ты же знаешь, что мне щекотно!

— Знаю, — улыбается Жёлтая, отстраняясь и протягивая любимой сестре руку. — Ты уже успокоилась. Продолжим?

У Циркон дёргается глаз. Это худшее судебное заседание в истории Родного мира.

— Да что вы там говорили?! — кричит она на подзащитную. — «Может быть», «наверное»? Да что вообще значит «наверное»?!

Роза Кварц сидит на полу, обхватив коленки и безжизненным взглядом уставившись в пол.

— Слушайте, я просто… я не совсем помню, что было, ясно?

— Вам не известно?! — ещё больше срывает голос Циркон.

— Я…

От злости она хватает Розу за воротник и тянет к себе:

— Не дурите мне голову! На кону наши с вами камни! Так вы виноваты или нет?

— Это был я, понятно? — от неожиданности адвокатесса отпускает преступницу. — Роза Кварц виновна, и у меня её камень, так что я буду отвечать за преступление!

До Циркон наконец доходит суть её нового дела.

— Вы не знаете, как это было, — звучит утверждение вместо вопроса. Подзащитная слабо кивает головой. — Всё ясно… неспроста они хотят от вас объяснений, потому что это полная чушь!..

— Роза Кварц дефектна, это бесспорно, — вещает Циркон суду, хоть её слова Жёлтая и слушает вполуха. — Самоцвет поверхностного слоя, поднявший руку на родичей лишь из-за нездоровой привязанности к планете и существам вроде этих, — призывает человека, которого Аквамарин привела вместе с Розой Кварц, и продолжает: — Несомненно и то, что, как Алмаз, курирующий Землю, Розовый Алмаз была врагом Розы Кварц. Конечно, Розе Кварц было выгодно разбить её, но как бы сильно она ни желала это сделать, вопрос в том, могла ли!..

Жёлтая выразительно приподнимает бровь в ответ на такой выпад, в то время как Голубая заметно напрягается.

— Голубой Алмаз, могу ли я в целях следствия предъявить суду ваш паланкин?

— Разве это необходимо? — устало интересуется Жёлтая, которая ненавидит долгие заседания. Тем более столь бессмысленные.

— А разве нет? — слегка дрожащим голосом говорит Голубая, протягивая вперёд левую руку и материализуя паланкин неподалёку от адвокатессы. — Прошу, продолжай.

Перед продолжением Циркон обходит паланкин кругом и начинает жестикулировать:

— Итак, согласно материалам, Розовый Алмаз была расколота прямо у порога своего паланкина, очень похожего на этот. Свидетели утверждают, что разбитая спустилась по ступеням и сделала лишь несколько шагов, когда Роза нанесла ей удар…

Голубая болезненно выдыхает от столь подробного описания гибели своей сестры.

— Вопрос, который никто не задал, в том, как она это сделала! Потому что ко времени гибели Розового Алмаза Роза Кварц уже несколько сотен лет являлась признанной угрозой. Среди свиты и охраны Розового Алмаза не было ни одного подобного Кварца!

Предчувствие подсказывало Жёлтой, что добром это не кончится, а навязчивые мысли говорили, что она не уделила достаточное внимание расследованию. Она послушала Белую, которая сразу прикрыла дело, — точно так же сделала Голубая и не полетела на Землю лично.

— Так как же Роза Кварц, не имея ни единого официального дела к Розовому Алмазу…

Они были разбиты горем, и только Белая сохраняла холодный рассудок. Голубая пыталась выяснить как можно больше самостоятельно, но упорно не шла за помощью к Жёлтой, поэтому та закономерно решила оставить всё в прошлом.

— …смогла так близко подобраться?

Из-за своей беспечности она не заметила столь очевидных несостыковок.

— Где были слуги Розового Алмаза? Её Агаты? Сапфиры? И где была её Жемчуг?

Жёлтая не могла так оплошать. Она просто поверила Белой, что Розовую действительно раскололи, потому что Белая никогда не ошибается. Она не проверяла всё лично.

— Конечно, они были с ней! — Жёлтая бьёт по подлокотникам кулаками — скорее от досады и растущего внутри раздражения. — Они всё это видели!

Циркон, однако, увлекается настолько, что идёт на дерзость и возражает:

— Но никто не заметил, как подошла Роза Кварц! Разве её Сапфиры не предвидели появления врага? Разве Агаты не попытались бы сразиться с ней?

— Значит, она обхитрила их! — теряет самообладание Жёлтая. Такой просчёт с её стороны. Такой…

— Разве её Жемчуг не подняла бы тревогу: «Осторожно, мой Алмаз!»? — Циркон усмехается и покачивает головой. — Нет… тот, кто совершил это преступление, был близок к Розовому Алмазу. Это был тот, кого её стража пропустила бы к ней; некто, по чьей просьбе она остановила бы свой паланкин и вышла бы наружу; и некто достаточно влиятельный, чтобы потом замять все нестыковки…

Жёлтая ловит на себе мимолётный взгляд лазурных глаз, которые смотрят на неё так же недоумённо, как она сама сейчас на наглую Циркон. Предчувствие чего-то нехорошего вовсю бьёт тревогу.

— Кто-то невообразимо влиятельный… кто-то подобный Алмазу! — обвиняюще указывает на правительниц адвокатесса, переполняя чашу терпения Жёлтой.

Она не спеша встаёт со своего трона и подходит к Циркон, которая испуганно вопит:

— А-а-а, забудьте про последний довод! Возможно, я немного увлеклась… — и лишает её формы простым нажатием пальца.

— Дело закрыто, — самодовольно улыбается Жёлтый Циркон. — Верно, мой Алмаз? — и тут же ловит от своего Алмаза молнию.

У Жёлтой руки трясутся, и это всего за одно жалкое заседание. Она хочет как минимум лишить всех присутствующих здесь наглецов формы, а как максимум — подвергнуть расколу их жалкие камни.

— Жёлтая, прекрати! — немного отрезвляет голос сестры. — Зачем ты это делаешь?!

— Нам не нужно выслушивать эту чепуху! Разобьём Розу Кварц, и дело с концом! — спешит оправдаться Жёлтая, но поздно: она видит в глазах Голубой подозрение. Подозрение на то, что это именно Жёлтая всё подстроила: и раскол Розовой, и самозванку-Розу. Что именно она, как настоящая преступница, сейчас заметает следы, пытаясь как можно скорее расколоть Розу Кварц, уничтожить Землю. Именно она не хотела давать много времени на подготовку защите Голубого Циркона.

И её вспыльчивое нервное поведение сейчас только подпитывало эти подозрения.

— Ещё раз, Жёлтая… — мрачно говорит Голубая, хватая сестру за руку, и опасно сверкает глазами.

— Что ты делаешь?

====== Часть 28 ======

Паланкин резко взмывает вверх и пробивает потолок. Алмазы отвлекаются на него всего на несколько секунд: Жёлтая разочарованно цокает, Голубая хмурится. Обе безмолвно приходят к выводу, что из Родного мира Розе Кварц бежать некуда.

— Что-то не так? — шипит Жёлтая, дёргая рукой.

— Да, — отдаёт холодом голос Голубой. — Почему обвинение Циркона тебя так взбесило?

— Потому что она посмела обвинить нас в предательстве Родного мира.

— А что если одна из нас действительно предала Родной мир? — с нажимом интересуется Голубая. — Почему ты не рассматриваешь такой вариант?! Циркон просто выполняет свою работу!

— Только не говори, что ты подозреваешь меня! — повышает голос Жёлтая. От напряжения по её телу пробегают маленькие молнии.

— Розовую не мог расколоть абы кто! — кричит в ответ сестра.

— Я была в Родном мире в это время, и ты это знаешь!

— Но откуда я могу знать, что ты не приложила к этому руку?! — вопрос ставит Жёлтую в тупик. Голубая, словно выговорившись, заметно остывает, медленно отпускает чужую руку и опускает глаза.

— Я… мне нужно всё обдумать.

И Жёлтая лишь кивает, не зная, что ей сказать. Оправдания сейчас будут выглядеть жалко, пусть и доказательств её непричастности полно. Голубой нужно успокоиться.

Да и не только ей.

— Я не делала этого, — единственное, о чём твёрдо заявляет Жёлтая, видя, как сестра уже собирается уходить.

— Возможно, — апатично отзывается Голубая. — Однако, — она разворачивается, делает шаг к Жёлтой, обвиняюще тыкает пальцем ей в грудь и тихо, но отчётливо произносит: — Если понадобится, я буду судить даже Алмаза.

Время игр когда-нибудь закончится, а Белая терпелива и готова подождать.

Розовая — любимица не только для других Алмазов, но и для империи в целом; просчитав все возможные вероятности, Белая пришла к выводу, что с Розовой всё же лучше, чем без неё. Вот только нрав у младшенькой очень своевольный и чересчур задорный, но Белая не торопится.

Розовая наиграется. Вернётся к ним. Сделает их империю крепче и сплочённее.

В первую очередь, она сделает сплочённее Алмазную власть, которая с каждым тысячелетием сыплется всё сильнее и сильнее, и даже попытки Жёлтой дают мало результата.

Белая всё это знает. Она даже не пытается. Этот кризис нужно просто переждать.

— Жемчуг, — ласково зовёт Белая, глядя вниз. Первая Жемчужина, когда-то подаренная Розовой, улыбается правительнице сухой улыбкой.

— Расскажи мне ещё раз про ваши игры с Розовой.

В их распоряжении целая вечность.

Жёлтая врывается в свою диспетчерскую, излучая разрушительную ауру, которая лишает формы охраняющих дверь Топазов и её собственную Жемчужину, стоявшую подле трона.

Ненависть к Розе Кварц росла в геометрической прогрессии. Жёлтая сильно её недооценивала, но впредь такой ошибки не допустит: расколет этот жалкий самоцвет, едва камень окажется в её руках.

Или, как говорила Голубая, сделает намного хуже.

— Да как она посмела!!! — рычит Жёлтая, ударяя по подлокотнику и кроша его в пыль.

Она даже не предполагала, что их отношения с сестрой можно пошатнуть настолько сильно. Как вообще могла какая-то мятежница поставить под сомнение доверие, которое они с Голубой выстраивали целыми тысячелетиями?!

Успокоиться не то что не получается — не хочется совершенно. Хочется направить весь этот гнев в нужное русло, излить его на Розу Кварц, на ненавистную Землю; Жёлтая в пару кликов объявляет тревогу и задействует все свои поисковые отряды — даже тех, кто находится в колониях неподалёку, заставляет вернуться в Родной мир.

Она найдёт эту мятежницу, чего бы ей это ни стоило.

Ляпис недовольно поджимает губы, когда Перидот мнётся перед ней и рассказывает, что Стивен недавно побывал в Родном мире. Причём все об этом знали.

Все, кроме самой Ляпис.

В какой-то степени она понимает такое недоверие: вряд ли она сохранила бы холодную голову, узнав, что Стивена забрала подосланная на землю Аквамарин. О чём Лазурит действительно жалеет, так это о том, что не была в этот момент рядом.

Она видела жезлы Аквамаринов. Неудивительно, что Кристальные самоцветы не смогли ничего противопоставить.

— Расскажи о том, что случилось. И начни с начала, — просит Ляпис Стивена, и тот неловко описывает произошедшее.

— Я дал отвезти себя в Родной мир, чтобы защитить Пляжный городок, оказался в большой комнате, а потом предстал перед Алмазным судом…

«Алмазным…» — нервно сглатывает Ляпис, забирая у Перидот телефон.

— Судом?!

— Алмазным?! — даже Перидот давится воздухом.

— Да, и… — как ни в чём не бывало пытается продолжить Стивен, но Ляпис не даёт ему вставить ни слова:

— Перед Голубым Алмазом?!

— И Жёлтым!.. но всё в порядке, я сбежал с помощью…

— Ты сбежал от Алмазов?! От них обеих?!

— Да?.. — неуверенно отвечает мальчик.

— Мы валим с Земли, Перидот, — говорит Лазурит, прежде чем оборвать связь со Стивеном.

— Что?! Д-да брось, ну подумаешь…

— Что «подумаешь»? Что «подумаешь»?! Ты хоть… — она взмахивает руками, — представляешь, что они с нами со всеми сделают?!

— Им всё равно на нас. То есть… здесь всего лишь кучка мятежников, и если бы они хотели, то уже бы давно…

— Кучка мятежников, — зло проговаривает Ляпис, — должна сидеть тише воды ниже травы, чтобы Родной мир её не трогал, а лучше вообще забыл о её существовании! Но совсем недавно лидер этой самой «кучки мятежников» предстал перед Алмазным судом, на который пришла даже Жёлтый Алмаз, и сбежал! Сбежал!!! Это… это оскорбление и плевок в лицо двум Алмазам, а значит — и всему Родному миру!

Перидот обиженно поджимает губы, не зная, что сказать в ответ.

— Мы просто должны уйти, и как можно скорее, — тихо, но решительно произносит Ляпис. — Отдать им эту планету, и дело с концом…

— Может, тебе стоит просто, ну… успокоиться? — неуверенно предлагает Перидот, но подруга её уже не слушает — уходит в амбар, явно погрузившись в свои мысли и показывая, что разговор окончен.

Когда прибегает запыхавшийся Стивен, Перидот тихо говорит ему на ухо:

— Меня она не слушает. Хоть ты её вразу…

— Стивен! — радостно отзывается Ляпис, увидев мальчика, и спешит его обнять. — Замечательно, что ты пришёл. Что ж, теперь можно уходить…

— С-стой… уходить?

— Конечно. Мы найдём какое-нибудь отдалённое место во Вселенной, где Алмазы нас никогда не найдут…

— Это глупо, я не хочу уходить! Да и что они сделают, один раз я от них уже сбежал, и…

— Ты даже представить себе не можешь, на что способны Алмазы… — шепчет Ляпис, взяв мальчика за руку и упав перед ним на колени. — Нужно просто уйти!

— Не представляю, — сразу соглашается Стивен. — Потому что мне никто не говорит!

— Голубой Алмаз добивается правды любой ценой. Любыми средствами. И если она посчитает, что ты виновен, — Ляпис поднимает блестящие от слёз глаза, смотрит на Стивена в упор, — раскол… или смерть, как вы говорите, покажется тебе подарком.

— Ха-ха, а Жёлтая, наоборот, говорила только о расколе… — нервно посмеивается мальчик.

— Как… как тебе вообще удалось сбежать?

— А, это… — он неловко потирает затылок. — Голубая сильно повздорила с Жёлтой, и в этот момент я успел сбежать.

— Голубая повздорила с Жёлтой?! — вскрикивает Ляпис, поднимаясь на ноги. — Ты шутишь!

— Нет, я серьёзно! Это долгая история, нужно описывать весь суд, но в конце они… поругались, — заметив возросшую панику в глазах Лазурит, уже граничащую с истерикой, Стивен спешит её успокоить: — Это ведь хорошо, иначе бы я не сбежал!

— Проблема не в том, что ты сбежал… — бормочет Ляпис. — Теперь я точно уверена, что их прибытие сюда — лишь вопрос времени.

— Но они думают, что я до сих пор в Родном мире, они не прилетят искать нас сюда!

— О-о-о, — рвано посмеивается Ляпис, — прилетят. Теперь они не остановятся, пока не уничтожат всё, что тебе дорого. Всё, что дорого Розе Кварц. А это, — она разводит руками и оглядывается по сторонам, — планета, за которую Роза Кварц воевала и ради которой подняла самое успешное восстание в истории Родного мира. Нет, я… я не могу…

— Не можешь? — переспрашивает Перидот.

— Я не позволю себе застрять в очередной войне.

Наступает тишина, в которой Перидот боится что-то сказать, Стивен боится что-то сказать не так, а Ляпис всеми силами старается не вспоминать о предыдущей пережитой войне.

И о том, что ей пришлось пережить после неё.

— Я бы не хотел, чтобы ты уходила… — наконец произносит Стивен. — Но и… ты права. Если сюда прилетят Алмазы, я не могу заставить тебя остаться.

— Но как же Мил Морпы?! — тут же возражает Перидот. — Как же… как же амбар — мы же не можем забрать его с собой?!

— Можем, — апатично отзывается Ляпис, пожимая плечами, и одним взмахом руки поднимает здание в воздух. — Мы можем забрать всю нашу жизнь с собой, — и сразу опускает обратно.

— Ты уйдёшь… скоро уйдёшь? — интересуется Стивен, не скрывая грусть в голосе.

— Я… да. Приведу мысли в порядок и… прости, Стивен, — Лазурит крепко обнимает мальчика, позорно пытаясь скрыть слёзы. — Но так будет лучше.

— А ты, Перидот? — Перидот подпрыгивает на месте, когда обращаются к ней. — Ты улетишь с Ляпис?

— Я…да.

— Оу, ну… что ж… — Стивен натянуто улыбается, стирая слёзы с уголков глаз. — Серьёзно, я лучше уйду сейчас, потому что… это слишком…

— Конечно, Стивен, — понимающе кивает Лазурит. — Всё в порядке.

Стивен и так много всего пережил за последнее время, а Перидот наслушалась от Жемчуг, как вредно ему переживать, поэтому терпеливо ждёт, пока тот действительно скроется за горизонтом. Ляпис долго смотрит ему вслед и уходит в амбар, садится на первый попавшийся ящик, опустив глаза в пол и, видимо, «пытаясь привести мысли в порядок».

— Знаешь, у меня был шанс вернуть всё на круги своя.

Устало приподняв голову, Ляпис смотрит на подругу из-под ресниц, показывая, что слушает.

— Жёлтый Алмаз дала мне такой шанс, — более уверенно продолжает Перидот, делая шаг в полумрак амбара. — Я знаю, ты… ты бы хотела вернуться к своему Алмазу. М-мы никогда не говорили об этом, но я даже… — она нервно сглатывает, — понимаю, что ты чувствуешь. Твоё положение в иерархии выше, чем моё, ты ведь идеальная Лазурит, да и Голубой Алмаз запоминает всех своих подчинённых, она точно вспомнит тебя…

— Я уже смирилась с мыслью, что Родной мир не примет меня обратно, какой бы идеальной я ни была. Дело вовсе не в возвращении обратно.

— Дело в том, что ты боишься встретиться с Голубой лицом к лицу, — Перидот даже в темноте видит, как сильно расширились глаза Лазурит. — Избегать Родного мира можно, но когда он сам нашёл тебя… — она лихорадочно смеётся, — это… совсем другое, конечно.

— Да что ты знаешь!.. — Ляпис вскакивает на ноги, зло сжимает кулаки, но Перидот, к её удивлению, лишь слабо вздрагивает. Не отступает.

— Я знаю, что ты сильная, Ляпис! Самая сильная из всех, кого я знаю! И я знаю, что ты можешь сражаться!!!

— Ты не знаешь, каково это — чувствовать на себе взгляд Алмазных глаз!!! — Перидот тушуется, не зная, что ответить, и Ляпис пользуется этим, идёт прямо к ней, заставляя отступать назад. — Ты не испытывала этого на себе, не видела Алмазов вживую! Не испытывала эйфории от их тёплого взгляда, не чувствовала их гнев и разочарование! — её голос становится тише, всё больше походит на шёпот: — Они могут заставить тебя застыть на месте. Оцепенеть. А потом просто подойдут и раздавят. Им не нужно ничего для этого делать, хватит всего лишь взгляда…

Яркий солнечный свет бьёт в глаза. Перидот щурится понимая, что только что вышла из амбара, в то время как Ляпис по-прежнему продолжает стоять там, в тени.

— В этом нет никакой борьбы, — выдыхает Лазурит. — Это просто самоубийство.

— Возможно, — пожимает плечами Перидот, виновато глядя в сторону. — Да, я не знаю всего этого. Но я не хочу вечно убегать. Если всё будет так, как ты и сказала, — она неожиданно улыбается, глядя на Ляпис, — значит, мне не хватило смелости им противостоять. Значит, какой из меня Кристальный самоцвет… — а затем разворачивается и уходит, махая на прощание рукой. — Найди самый отдалённый уголок Галактики, чтобы жить как можно дольше в тишине и покое. Ты это заслужила.

— Скажи мне, что ты этого не делала, — глаза у Голубой заплаканные, и тёмные круги под ними выглядят хуже обычного. Жёлтой настолько больно видеть это зрелище, что она отворачивается.

— Я этого не делала, — твёрдо произносит она спустя несколько секунд.

Голубая молча проходит в её диспетчерскую, присаживается на кресло, которое Жёлтая когда-то поставила специально для неё, и старательно отводит глаза. Молчит долгие минуты, которые кажутся её сестре вечностью.

— Я просмотрела, — наконец говорит она, — отчёты… снова. И долго обдумывала эту тему…

Целых пять дней. За это время Жёлтая успела обыскать каждый закоулок Родного мира, задействовать свои лучшие поисковые отряды и убедиться в том, что Роза Кварц сбежала. В Родном мире её уже нет.

— Ты не стала бы этого делать, — сокрушается Голубая. — Розовая была дорога нам обеим. И д-даже… — её голос начинает подрагивать. — Даже если ты притворялась и на с-самом деле не любила… её…

Этот поток едва связных слов прерывается аккуратным касанием пальца к губам.

— Просто послушай себя, — умоляет Жёлтая. — Что ты несёшь?

— Я не знаю, — всхлипывает Голубая, безрезультатно пытаясь вытереть слёзы рукавами платья. — Я знаю, что это не ты, но доводы моей Циркон звучали так правдоподобно! Со стороны всё это выглядит так убедительно, что я сомневаюсь в себе… в своей объективности, в своих… решениях! Если я не могу… я не… — она прикрывает рукой рот и от плача не может вымолвить ни слова.

Жёлтая молча присаживается перед ней на колени, обнимает и гладит по волосам, позволяет уткнуться в своё плечо и ждёт, пока сестра успокоится, в то же время пытаясь подобрать правильные слова.

— Ты можешь считать, что я не любила Розовую, — говорит она, когда плач немного затихает. — Можешь думать, что я ненавидела её так сильно, что могла бы пойти на столь низкий поступок. Но я знаю, как сильно ты её любишь, — она отстраняется, огладив напоследок щёки сестры. — Я бы не смогла причинить тебе такую боль.

Возможно, это не совсем правильные слова, которые ей следовало сказать, но это именно то, что нужно Голубой: соломинка, за которую та хватается от безысходности, временная опора, которая ей нужна, чтобы не начать сходить с ума от собственных подозрений.

Жёлтая не расколола бы Розовую хотя бы ради Голубой, и они обе это прекрасно понимают. Они так долго друг друга знают, что это не нужно доказывать.

— Прости меня… — шёпотом извиняется Голубая. — Я не хотела тебя подозревать.

— Я всё понимаю. Отчасти… это моя вина. Я дала тебе повод для сомнений.

— Мне нужен… — Жёлтая едва успевает заметить, как попадает под влияние ауры сестры, чувствует её нарастающую злость, — нужен камень Розы Кварц, — и молча встаёт, чтобы отдать приказ немедленно подготовить их корабли к отлёту.

Есть только одно место, куда могла сбежать Роза Кварц.

====== Часть 29 ======

Жёлтой довольно стыдно признаваться в этом, но она теряла физическую форму целых два раза, в то время как за Голубой ни разу подобного не водилось. Голубая даже не знает, каково это — потерять форму.

Она часто отшучивалась на эту тему, говорила, что для Жёлтой это нормально: она, в конце концов, довольно часто вступает в битву лично, в отличие от Голубой. Та молчала в ответ на такие глупые доводы сестры. Жёлтая знает, что порой ведёт себя безрассудно. В редкие минуты одиночества она честно оценивает свой потенциал, смотрит со стороны на своё поведение, сравнивает себя с Голубой.

Голубая плачет, когда ей грустно, и улыбается, когда весело; она не держит эмоции в себе, и в критических ситуациях это позволяет ей сохранять удивительное спокойствие.

Эмоции — слабое место самоцветов. Гораздо проще управлять армией, котораябудет чётко следовать твоим приказам, не обращая внимания ни на что вокруг. Поразительная особенность Голубой состояла именно в том, что ненавистные Жёлтой эмоции она умела превращать в силу. В редкие моменты, когда они вели войну вдвоём, Жёлтой доводилось видеть боевые способности сестры, и одно она могла сказать точно: встретиться с разъярённым Голубым Алмазом в бою — значит подписать себе смертный приговор.

На Землю опасно лететь в одиночку — проще отправить на проверку Кластера самоцветов, которых не жалко, — но им обеим хочется поскорее со всем этим закончить.

Лично убедиться, что всё закончится.

— Почему бы нам не взять несколько отрядов Кварцев? — спрашивает Жёлтая, когда они направляются к своим кораблям. — Если тебе придётся вступить в бой без меня, будет проблематично.

— Ни к чему, — равнодушно отвечает Голубая. — Я хочу покончить со всем этим сама, и никакие Кварцы… — она поджимает губы, — не должны мне мешать.

Моменты, когда её сестра настолько выходила из себя, Жёлтая может пересчитать по пальцам одной руки: злость — не её эмоция. Злость — эмоция, свойственная самой Жёлтой и её цветовому спектру, но никак не Голубой.

— Сначала мы пробудим Кластер. Когда он начнёт образовывать форму, у нас будет немного времени, чтобы наведаться на предполагаемую базу Розы Кварц.

Голубая молча слушает, глядя на голограмму планеты, по которой Жёлтая разъясняет их план действий прямо на ходу, не желая терять ни минуты.

— Если Розы там не будет, мы допросим её союзников. Если там никого не будет, мы обыщем весь сектор.

Прямо перед кораблями Жёлтая берёт Голубую за руку и осторожно разворачивает к себе:

— Я обыщу всю Галактику, но покончу с каждым мятежником, — и мимолётно касается её губ своими. Сестра отвечает ей слабой улыбкой.

— Я знаю.

Они давно не летали вместе на своих собственных кораблях. Голубая предпочитала находиться с Жёлтой на борту и тихонечко признавалась, что ей лень брать на себя управление. Да и зачем, когда она может дразнить и отвлекать от столь важного занятия сестру?

— Чему это ты улыбаешься? — раздаётся голос из динамиков. Жёлтая бросает взгляд на экран, с которого на неё вопросительно смотрит Голубая.

— Да так. Вспомнила, что когда мы летаем вместе, то берём только мой корабль.

— И целый экипаж, между прочим.

— Ты сама настояла лететь в одиночку.

Голубая слегка виновато поджимает губы — словно действительно в чём-то провинилась, — на что Жёлтая откровенно любуется.

— Я уже вижу Землю.

Внешне планета ни капли не изменилась за шесть тысяч лет. Жёлтая, на самом деле, не помнит, как давно она видела колонию младшей сестры воочию: оглядываясь назад, она вспоминает, что с момента раскола видела вокруг себя лишь графики, отчёты, голограммы — тонну дел, в которых пытаешься утопить себя, лишь бы не вспоминать о трагедии.

Она не хочет вновь видеть Землю. Она помнит эту проклятую планету ещё когда говорила Голубой, что Розовая не готова нести за колонию ответственность. Она помнит, как не настояла на своём мнении и к чему это в итоге привело.

— И я уже вижу мятежников, — с предвкушением сообщает Голубая, когда они опускаются ниже к поверхности.

— Сначала Кластер, — напоминает Жёлтая.

Сначала Кластер, чтобы посеять хаос: чтобы они поняли, что им некуда бежать и нечего больше защищать. Отчаяние — одно из лучших наказаний для провинившихся перед Родным миром.

Это была даже не идея Жёлтой. В таких делах специалисткой была как раз Голубая.

— У нас проблемы, — шипит Жёлтая, глядя на состояние Кластера. — Он сопротивляется.

— Почему это проблема? — непонимающе хлопает ресницами Голубая, подперев кулаком голову. — Он же нестабилен.

— Нет, он запузырил сам себя и поэтому не принимал форму. С ним что-то сделали…

— Он всё ещё не может контролировать сам себя, так что… — корабль заметно потряхивает, из-за чего Голубая спешит отвести его немного назад. — Ч-что за…

Из-под земли тянутся тысячи рук тысячи самоцветов — скорее пугающее зрелище, нежели завораживающее, но она смотрит на него с немым восхищением. Кластер — воплощение несовершенства; творение, которым, возможно, смогла бы восхищаться только Розовая, потому что только она любила что-то столь несовершенное.

Что-то столь несовершенное её же и погубило.

Голос Жёлтой доносится до неё как сквозь толщу воды:

— Разбирайся с мятежниками, пока я буду отвлекать Кластер, — командует она и прерывает сестру, прежде чем та успевает возразить: — Я сказала, положи уже конец всему этому, Голубая!

Кристальные самоцветы наверняка долго праздновали свою победу. Роза Кварц слишком везучая и в который раз выходит сухой из воды. Сегодня Голубая получит её камень самолично.

Почему эта Роза до сих пор цела, а её младшая сестра — нет?

— Роза Кварц… так ты действительно сбежала из Родного мира, — она стискивает от злости зубы, срывается на крик, не сдерживая эмоций: — Это планета Розовой! Как ты посмела использовать её как укрытие?! Давай же! Сегодня ты сполна ответишь за всё, что сотворила!

Ей следовало найти Розу Кварц ещё шесть тысяч лет назад, но Белая запретила им заявляться на Землю, обосновав это призрачной «опасностью». Ей следовало ослушаться, оступиться, сделать по-своему — хотя бы ради Розовой. Ей следовало сделать так много всего, но она сделала это слишком поздно.

Роза Кварц выходит вперёд, со всей убедительностью кричит:

— Голубой Алмаз, прошу, послушайте меня! Я не раскалывал Розовый Алмаз, она прямо перед вами! Это довольно интересно, что вы подумаете насчёт этого…

Голубая практически не слушает её: за спиной Розы Кварц сливаются несколько самоцветов, что само по себе отвратительно. В руке скапливается энергия, которую она сразу запускает в преступницу.

— Довольно! — слишком слабый заряд, который не причиняет никакого вреда: у Голубой в последний момент дрогнула рука. Слияние рычит на неё, ловит свою предводительницу, на что Алмаз лишь усмехается: никакое, даже самое большое слияние, её сейчас не остановит.

— Ты не поймёшь, как долго я оплакивала её… — дрожащими губами произносит Голубая, чувствуя, как теряет над эмоциями контроль. — Что тысячи лет горя сделали со мной!!!

Аура вырывается из-под контроля вместе с потоком слёз, которые Голубая даже не пытается остановить. Слияние распадается мгновенно, и мятежники падают на колени — шесть тысяч лет назад эта аура разорвала бы их физические оболочки в клочья.

Вместо них её атакует человек — атакует тем мечом, который Голубая так часто видела в рапортах.

— Я знаю этот меч… — шепчет она, без труда поймав оружие пальцами. — Это меч, который расколол её! — и с лёгкостью ломает его в своих руках, отбрасывая человека в сторону.

Камень Голубой до сих пор помнит влияние ауры Жёлтой: как та желала уничтожить каждого Кристального самоцвета, как жаждала расколоть камень Розы Кварц. Они это заслужили.

Сладость их мимолётной победы на восстании развеет только раскол.

Вперёд выходит одна из Кристальных самоцветов — удивительно, что она вообще поднялась. Им следует оставаться на месте, чтобы заслужить хоть какую-то милость перед их судьёй.

— Голубой Алмаз!

— Ты ещё кто? — мрачно отзывается Голубая, презрительно поморщившись. Самоцвет был смутно знакомым.

— Я — это два самоцвета, которые заботятся друг о друге и защищают друг друга от любой опасности…

Голубая припоминает это слияние и даже невольно восхищается. Весьма крепкое, раз держится под её аурой.

— Ты не смогла остановить меня шесть тысяч лет назад, не остановишь и сейчас!

Ох. Точно.

— Рубин и Сапфир, потревожившие мою свиту? — неуверенно предполагает Голубая. Слияние подходит вплотную, хватается за платье и бьёт по нему кулаком:

— Это должен был быть мой день!

— Ты надеешься победить меня, цепляясь за ноги? — усмехается Алмаз. — Следовало делать это раньше, а не…

— Мне лишь нужно было не дать тебе сделать три шага вправо.

Глаза Голубой расширяются от удивления. На голову капает вода, что уже наталкивает на неприятные мысли.

Подняв взгляд, она видит улыбающуюся Лазурит, которая всем своим видом показывает, как «рада» видеть свой Алмаз, и удерживает в воздухе целый амбар.

Который летит в неё, едва Голубая успевает что-либо предпринять.

— Алмазы бросили нас, как ты не понимаешь?! Мы никогда не были для них хоть немного важными, Ляпис!

Она ведь была особенной. Она была для Голубого Алмаза лучшей, неповторимой!

— На твоё место уже давно пришла новая Лазурит!

Она не заслужила всего этого. Она верой и правдой выполняла приказы долгие тысячи лет, ловила похвалу из уст Голубой и была… счастлива?

Она была счастлива. В какой-то мере. Но сейчас, даже если она попробует вернуться вновь…

— Тебя расколят, голубоглазка, помяни моё слово!..

Ляпис обхватывает голову руками, словно пытаясь прогнать оттуда чужие голоса. Яшму она точно зря вспомнила.

— Твой Алмаз хотя бы жив…

В слиянии Ляпис чувствовала злость Яшмы: злость на Розу Кварц и в то же время — обиду и горечь от потери Розовой. Горевала бы Ляпис, если бы потеряла Голубую? Раньше — да, но сейчас…

— Ляпис Лазурит!..

Сейчас, когда Голубая произнесла её имя, явно вспомнив одну из своих лучших Лазуритов, у Ляпис на губах играет улыбка. Она вечная пленница своего прошлого — черта, вероятно, перенятая у Голубого Алмаза, которая точно так же не способна двигаться дальше. Ляпис не будет такой, как её Алмаз, она перешагнёт через себя.

Олицетворение её прошлого прямо перед ней: её страхи, её волнения, её восхищение — всё, что Ляпис когда-либо испытывала, было связано с Голубой, но всё изменилось.

Она способна прожить и без её покровительственной улыбки, без её назидательных слов, без похвалы и успокоения.

— Бывало и похуже, — Ляпис смахивает слезинку, вызванную аурой Голубого Алмаза, и протягивает руки вперёд. Чтобы двигаться вперёд, нужно сражаться.

И Ляпис будет сражаться.

Даже её лучшая Лазурит оказалась предательницей. Впервые за всю историю Родного мира Лазурит подняла руку на своего Алмаза, и это несмотря на всю доброту, которой одаривает их Голубая.

Всё, чего касается эта планета, мгновенно оскверняется, портится, искажается. Всё, чего заслужила эта планета, — так это сгинуть в пламени.

Её аура меркнет, становится слабее, когда Лазурит использует водные цепи; скорбь по Розовой отходит на второй план, на первом снова лишь презрение и злость.

— Жалкие создания… — шипит Голубая, концентрируя энергию над головой. — Вы ничтожества!

Они должны были погибнуть от их объединённого луча, но всё равно выжили. Розу Кварц должны были поймать в Родном мире, но она сбежала. Они должны были сгинуть под плотным обстрелом лучей Голубой, но выстояли.

У этого Розового Кварца на удивление крепкий щит. И невероятное везение.

На концентрацию новых сгустков энергии ей не дают времени: атакуют буквально со всех сторон, и Голубая немного жалеет, что Жёлтая занята Кластером. Её способности явно не для ближнего боя.

В грудь прилетает огромный розовый шар, от которого Голубая отшатывается назад и запоздало замечает, что у сестры дела не лучше. Оглушительный грохот за спиной сопровождается колющими ощущениями в левой руке. Голубая оборачивается в тот момент, когда на неё падает её собственный корабль, сбитый поверженным кораблём Жёлтой.

У Жёлтой было огромное количество предположений того, как поведёт себя Кластер, когда сформируется, однако конец был один: разорванная на кусочки Земля и огромное гео-оружие, образовавшее физическую форму.

Предположить, что это самое нестабильное гео-оружие начнёт себя контролировать и откажется принимать форму, было безумием, но почему-то именно это безумие она сейчас и наблюдала.

Конечно же, как она могла забыть, что это Земля. На Земле всё летит к чертям.

Кластер явно не желает пускать их к Кристальным самоцветам и сопротивляется до последнего. Жёлтая отвлекается всего на секунду, когда видит, как Голубая потихоньку сдаёт позиции. Прекрасно же знает свои слабости, и всё равно отказалась брать с собой отряд элитных Кварцев. Ну что за упрямица!..

Корабль потряхивает, и на мониторах вылезает ошибка за ошибкой. Трещит обшивка, и взрывается один из двигателей. Жёлтая раздражённо цокает, понимая, что уже проиграла: крушение — лишь вопрос времени. Зря они с Голубой разделились.

Она падает прямо на корабль сестры, от досады разбивает подлокотник кресла и равнодушно смотрит на разрушения. Чтобы полностью разнести их с Голубой корабли, нужно очень сильно постараться, о чём Кластер, очевидно, не знает.

Главный выход оказывается завален, и Жёлтая пинает мешающиеся балки ногами, с лёгкостью подпрыгивает к люку, буквально пробивая себе путь наружу. Её одолел какой-то жалкий эксперимент, вставший на сторону повстанцев.

Какой позор.

Она осматривает поле битвы свысока, замечает целую ораву мятежников и чувствует, как по телу пробегают молнии. Все они ей на один удар. Даже эта мятежная Лазурит, которую Жёлтая заприметила первой, как одну из самых опасных противниц.

Голубая оказывается под обломками собственного корабля, которые Жёлтая приподнимает максимально бережно и протягивает ей руку, помогая встать. Поправляет белоснежные волосы, не обращая внимания на повстанцев: какой смысл, они всё равно уже никуда не денутся.

— Я говорила тебе взять отряд для ближнего боя, — нравоучительно говорит Жёлтая, на что Голубая лишь закатывает глаза.

Их отвлекает противный голос откуда-то снизу:

— Эй, жёлтый булыжник! — и его обладательницу Алмазы окидывают презрительными взглядами. — Помнишь меня?!

— Нет, — сухо отвечает Жёлтая, уничтожая форму Перидот одним слабым зарядом молнии.

— Стой! — кричит ещё один мятежник, выбегая вперёд. — Не делай этого! Выслушай меня, я — тот, кого ты ищешь! Я — Розовый Алмаз!

Жёлтая без труда узнаёт Розу Кварц. Ярость, которую она испытывала шесть тысяч лет назад, бьёт по ней с новой силой.

— Ты!..

…причина всех их бед, всех слёз Голубой и гибели Розовой — та, из-за кого вся Алмазная целостность нарушилась. Эта маленькая, ничего не стоящая, дефектная мелочь посмела поднять руку на её младшую сестру, довела до слёз Голубую и совсем недавно их рассорила!

Она больше не уйдёт от Алмазов. Ни за что.

Молнии по-прежнему струятся по телу, но Жёлтая бежит к Розе так быстро как только может, ведомая лишь желанием её раздавить.

«Никакой щит не спасёт тебя от моего удара, Роза Кварц», — мстительно думает Жёлтая, замахиваясь каблуком над лидером восстания.

====== Часть 30 ======

Комментарий к Готовы к беспощадной романтике? Я предупредила.

«Хочу уничтожить всё, что здесь есть».

Не до конца понятно, на что надеются эти самоцветы, тем более без своего лидера, валяющегося в отключке после удара Жёлтой. Голубая уверена, что сестра может справиться и без неё, но хочет покончить со всем сама, — а потому вновь собирает энергию у себя над головой.

Водяные цепи сбивают ей концентрацию, что вовремя замечает Жёлтая и одним движением лишает Лазурит формы. Она не спешит лезть вперёд — оберегает сестру и с насмешкой наблюдает за тем, как мятежники сами держат дистанцию. Значит, знают, что радиус действия её молний не такой уж и большой, но это не так уж и важно.

Если они не смогут добраться до Голубой, им конец. Если дать ей сконцентрировать достаточно энергии, выстрел будет настолько мощный, что снесёт всё на своём пути. В этом и заключается различие их стиля боя: Жёлтая всегда стремится сократить дистанцию, а Голубая — атаковать издалека.

Буквально через пять минут накопленного заряда будет достаточно, чтобы стереть камни мятежников в пыль. Каких-то пять минут…

Жёлтая мельком смотрит на Голубую через плечо, буквально слышит все её мысли и бессильно сжимает кулаки. Ни её слёзы, ни раскол этих самоцветов не повернут время вспять, и в холодные розовые осколки жизнь никогда не вернётся.

Как и шесть тысяч лет назад, розовая лоза обвивается вокруг их камней, причиняя один лишь дискомфорт.

Четыре минуты.

— Голубая, а тебе нравится органическая жизнь?

Рука сестры дрогнула, хотя копить энергию не перестала. Голубая судорожно смотрит по сторонам, что-то ищет глазами.

— Что-то случилось?

— Я… почувствовала что-то…

— Тебе кажется.

Кристальные самоцветы подозрительно застыли вдалеке, не решаясь приблизиться к ним, и сначала Жёлтая списала это на предосторожность. Но они действительно стоят и словно чего-то ждут.

Три минуты.

— Видела новое платье Голубой?

Жёлтая резко оборачивается, однако позади никого нет — лишь сестра смотрит на неё с немым вопросом: «Ты тоже это слышишь?»

Она фыркает, понимая, что ловит галлюцинации. Видимо, переволновалась. Или нахваталась волнения у Голубой. Камень в груди тоже ведёт себя странно: пульсирует и рвано испускает ауру, явно реагируя на что-то, но Жёлтая никак не может понять, на что.

— Жёлтая! Жёлтая!!! А что ты мне подаришь?

— Это мой корабль! Голубая, скажи ей!

Голубая шокированно смотрит перед собой в пустоту и едва удерживает заряд энергии, которому нужно ещё хотя бы две минуты.

— Я слышу… слышу её… — бормочет она, все ещё пытаясь найти источник.

— Это бред. Нам кажется.

— А можно я иногда буду решать, куда мы полетим?

— Ты никогда не говоришь Голубой, что любишь её, а я говорю!

— Нет, я слышу её!

— Она разбита, Голубая! — рычит Жёлтая, оборачиваясь к сестре. — Это галлюцинации, она не может!..

— Хочу построить колонию, научи меня!

Жёлтая осекается, прикрыв рот ладонью. Ощущение, будто Розовая сейчас сидит на её плече — всё такая же жизнерадостная, такая же беззаботная. Такая же несносная маленькая бестия, их персональный розовый ураган.

Меньше минуты.

— Голубая, она обозвала меня камнем!

— Красивым камнем?

— Голубая!!!

Голубая не выдерживает и падает на колени; накопленный ею заряд растворяется в воздухе. Опустив голову, одной рукой она стирает слёзы, а второй не глядя указывает на Розу Кварц.

Жёлтая сначала не понимает, что происходит. Смотрит на поверженного лидера восстания, слышит всхлипы сестры за спиной, краем глаза следит за застывшими в шоке Кристальными самоцветами.

Розовый камень выглядывает из-под одежды, переливается и излучает совсем слабую ауру, которая едва покрывает тело Розы Кварц.

— Это же невозможно… — почти не верит в происходящее Жёлтая.

Мятежники не останавливают её, когда она подходит к их лидеру. Со столь близкого расстояния аура угадывается безошибочно.

— Розовая?!

Она стала ещё меньше. Просто класс. Сотни лет роста улетучились в мгновение ока. Или Розовая живёт по какому-то гармоническому закону: шесть тысяч лет назад был самый пик, и эта мелочь выросла, а потом начала постепенно уменьшаться, и вот пожалуйста — и без того мелкая Розовая стала ещё мельче. Ещё и дурацкой формой обзавелась. Жёлтая явно чего-то не понимает.

— Ох, Розовая! Не могу поверить! — счастливо льёт слёзы Голубая, прижимая к себе младшую сестру.

Жёлтая тоже не может. Её вообще не покидает ощущение, словно их обвели вокруг пальца и выставили полными дурами — и кто? Эта маленькая розовая бестия!

Однако она готова очень многое простить просто за то, что камень Розовой не разбит и даже не покрыт трещинами. Она готова самолично разобраться, почему у младшей такая странная форма и почему она ничего не помнит; звёзды, да она на всё согласна. Любая неприятность кажется несущественной мелочью; любая проблема не проблема вовсе — всё меркнет в сравнении с тем, что Розовая цела и невредима.

Корпус корабля относительно цел (насколько Жёлтая может судить издалека), но любые попытки его поднять терпят крах. Ремонт займёт несколько дней, так что можно не спешить: днём раньше, днём позже — какая уж теперь разница.

— Как так могло выйти, Розовая? — разочарованно вздыхает Жёлтая, глядя на негодницу в руках Голубой. — Что с тобой вообще произошло?!

— Я-я… как бы сказать…

— Не дави на неё, Жёлтая, — умоляюще произносит Голубая, ласково гладя младшую сестру по голове. Та всё равно порывается что-то сказать — что-то о матери и новой форме жизни, о потерянных воспоминаниях. Жёлтая лишь отмахивается:

— Твой камень при тебе, а значит, воспоминания где-то там. Это несущественная проблема. Голубая, пожалуйста, я из-за слёз ничего не вижу, ты не могла бы…

— Прости, — ослепительно улыбается Голубая, стирая слезинку с края глаза.

Она давно так не улыбалась. Всё, что помнит Жёлтая с начала Второй эры, — это вечно натянутая улыбка, изредка смеющиеся глаза и скорбь. Бесконечная всепоглощающая скорбь.

Ей никогда не удавалось сделать Голубую настолько счастливой с момента раскола младшей сестры.

Розовая смотрит на неё во все глаза, переводит взгляд на Голубую, чуть заметно хмурится; Жёлтая, уловив её интерес, спешит отвести глаза.

— Ох, звёзды! — неожиданно восклицает Голубая. — Это же не из-за нашего луча, правда? Твоя память и твоя форма… мы не повредили тебя?!

— Нет, я же говорю!..

— Она цела, — фыркает Жёлтая. — Её щит способен выдержать наш удар.

— Что угодно могло пойти не так! Вдруг он поглотил не всё, и…

— Голубая, прошу тебя…

— Нам нужно как можно скорее забрать её в Родной мир; я не удивлюсь, если на неё так повлияла эта планета!

— Голубая! — от резкого повышения сестринского голоса Голубая вздрагивает и сразу тушуется, отворачивается, всё ещё обдумывая свои безумные теории, а затем и вовсе идёт к морю. Жёлтая потирает переносицу, делает пару терпеливых вдохов и следует за ней.

— Мы вернёмся через пару часов.

Сбоку от Розовой облегчённо выдохнула Жемчужина, но Жёлтая не придала этому значения.

— Не говори им правду.

Стивен хлопает ресницами, глядя на Жемчуг, которая поспешила увести его в дом сразу после ухода Алмазов.

— Но почему? Они же нужны нам для исцеления повреждённых самоцветов!

— Их можно убедить в этом и не говоря о том, что сделала Розовая. Они не поймут, Стивен! Ты до сих пор жив, — Жемчуг болезненно поджимает губы, — только потому, что они думают, что ты Розовая…

«Ты даже представить себе не можешь, на что способны Алмазы…» — раздаётся в голове мальчика голос Ляпис.

Которая оказалась лишена формы по одному щелчку пальцев Жёлтого Алмаза.

— Прошу тебя, пойми, — продолжает жалостливо говорить Жемчуг, — сейчас их не интересует ничего, кроме благополучия Розовой. Их не интересует, что она была Розой Кварц, им даже всё равно на выживших Кристальных самоцветов.

До Стивена постепенно начинает доходить суть, которую ему так упорно разжёвывает сейчас Жемчуг.

Теперь Алмазы его не отпустят. Во всяком случае, не отпустят, пока в его животе находится камень Розовой, и что-то подсказывает Стивену, что без этого камня он долго не проживёт.

— И что мне тогда говорить? — непослушными губами говорит он, в полной мере осознавая, в каком положении они оказались. — То есть… нужно придумать что-то… какой-то сценарий… как тогда! — вдруг озаряет его. — Как в Зоопарке!

— Я-я не думаю, что это сравнение сейчас уместно…

— Нет-нет, оно идеально! Розовая, — Стивен показательно достаёт щит, — закрыла всех своим щитом, но что-то пошло не так! Луч повредил нам память: мне, Розовому Алмазу, и тебе, моей верной Жемчужине!

— Ты предлагаешь… — Жемчуг замолкает на пару секунд и продолжает: — Воспользоваться предположением Голубой, что луч косвенно нам навредил?

— Да! — сияет Стивен. — И мы не помним, почему у меня такая «форма». И им следует объяснить, что я наполовину человек…

— Безумие, — посмеивается Жемчуг, хватаясь за голову. — Но это лучшее, что можно сейчас придумать.

— Нужно будет сказать, что повреждённых ещё можно исправить… — увлекается мальчик своими фантазиями. Жемчуг наблюдает за ним с лёгкой нежностью во взгляде.

Стивен — не Розовая и никогда ею не будет. Но воспоминания о том, как сильно Алмазы дорожат друг другом, до сих пор не угасли, и на что они пойдут, лишь бы вернуть свою младшую сестру, Жемчужине действительно страшно представить.

Когда Голубая волнуется, то начинает задумчиво бормотать себе под нос всякие несуразицы: вываливает на невольных слушателей все свои мысли и предположения, и обычно таким невольным слушателем становится как раз Жёлтая.

— Всё ведь в порядке, — губы трогает лёгкая улыбка при взгляде на столь знакомое зрелище.

— Мы не можем этого утверждать, пока не убедимся лично, — продолжает бормотать Голубая. — Шесть тысяч лет прошло, для Розовой это много. Я так надеюсь, что с ней не случилось ничего не поправимого…

— Голубая.

— Если бы я раньше прилетела сюда, — сокрушается она, не скрывая дрожь рук, — то смогла бы найти её…

— Голубая.

— Шесть тысяч лет она была цела, а мы не знали!!!

Жёлтая молча берёт её за руку и ведёт за собой в море. От удивления Голубая замолкает, невольно оборачивается назад — кроме них, на берег так никто и не вышел, — затем снова смотрит вперёд, на сестру, и чувствует укол совести.

Все эти шесть тысяч лет Жёлтая так же вела её вперёд, не обращая ни на что внимания.

Они останавливаются возле обломков кораблей, прячутся за ними так, чтобы с берега их никто не увидел — вода здесь как раз им по грудь, — и только сейчас Жёлтая позволяет себе крепко обнять Голубую.

— Всё хорошо, — обволакивает сознание тёплый шёпот. — Теперь-то всё хорошо. Розовая цела, а остальное неважно.

Голубой не нужно видеть лица сестры, чтобы понять, что та вот-вот расплачется. Она лишь гладит её по волосам и даёт время передохнуть, прекрасно понимая, что только так — наедине, без чужих глаз — Жёлтая может расслабиться, дать хоть какую-то волю эмоциям.

— Розовая цела, а остальное неважно.

Всё так просто. Всё действительно так просто. Ощущение, словно груз, висевший на её камне последние тысячелетия, бесследно исчез. Удушающая розовая лоза, обвитая вокруг их камней, наконец разорвана; облегчение, которое чувствует сейчас Голубая, заставляет рассмеяться чистым лёгким смехом.

Жёлтая чуть отстраняется и непонимающе смотрит на сестру.

— Ты права, — поясняет та. — Всё и правда хорошо…

— Знаешь…

— М?

— Я люблю тебя.

Щёки мгновенно вспыхивают синевой. Жёлтая на этом не останавливается:

— Розовая обвиняла меня в том, что я редко тебе это говорю.

— Поэтому ты решила сказать это так неожиданно сейчас?

— Нет, я… Голубая, — с мольбой в голосе говорит Жёлтая, — прости за то, что я… мы… я не проконтролировала себя… и мы слились почти под носом у Белой.

От одного воспоминания об их первом и единственном слиянии Голубую пробивает дрожь, хотя она быстро берёт себя в руки.

— Ты не виновата.

— Была наказана только ты. Это моя вина.

— Ты не виновата, — упрямо повторяет Голубая. — Я звала тебя танцевать, так что…

— Тогда скажи, — Жёлтая заметно нервничает, даже сглатывает, прежде чем спросить: — Тебе… понравилось? — и начинает быстро тараторить, не давая Голубой ответить:

— Я никогда бы не спросила такого в Родном мире, я даже не заикаюсь там о слияниях или чём-то подобном, просто… за Землёй… не ведётся никакого наблюдения.

Голубая, едва открывшая рот, чтобы что-то сказать, тут же закрывает его, шокированно глядя на сестру.

— Белая ни о чём не узнает. К-конечно, если тебе не понравилось…

Ох, звёзды…

Она никогда не видела, чтобы Жёлтая путалась и заикалась в словах.

— Ты предлагаешь?..

— Только если ты хочешь.

Голубая боится слияний. Даже спустя огромную прорву времени она помнит о наказании Белой и её словах.

— Такого не должно повториться.

Но она так же помнит те мимолётные мгновения, проведённые в слиянии с Жёлтой: тепло, которое утекло сквозь её пальцы и которое она не смогла удержать. Солнце, от которого ей не досталось даже маленького кусочка.

Молчание затягивается; с каждой секундой Жёлтая нервничает всё сильнее, начинает сожалеть о своём предложении.

— Это было прекрасно, — шепчет Голубая, опустив лицо в попытке как-то скрыть свои горящие щёки. — Лучшее, что я испытывала… и если ты действительно думаешь, что Белая не узнает… — она вновь поднимает голову, тут же сталкиваясь с сестрой взглядом.

— Не узнает. Я не позволю ей узнать.

Солнце отражается в золотистых глазах, в полной мере раскрывает всю красоту их цвета — красоту, которая поддерживала Голубую на протяжении шести тысяч лет и не позволяла утонуть во мраке.

«Твоя любовь — это невероятно красиво…»

С нежностью во взгляде Жёлтая переплетает их пальцы, срывает с губ поцелуй, тянет к себе — как можно ближе, сокращая расстояние между камнями; как можно трепетнее, спрашивая разрешения.

«Твоя любовь — моя единственная опора…»

Ответом служат её лёгкая улыбка, её пальцы, перебирающие короткие волосы, блаженство прикосновений, неуверенное доверие в каждом жесте.

Их любовь — не идеал по меркам Белой; их любовь не соответствует идеалу несовершенства Розовой; их любовь — гармония лишь для них двоих. Их любовь лечит царапины на их камнях; их любовь дарит то, чего каждой из них недостаёт.

Голубая не пытается оттолкнуть Жёлтую, даже когда чувствует нестабильность своей формы, и боязливо сжимает её руку, когда яркий свет застилает глаза.

Запоздало замечает, что шум волн на этой планете приятно успокаивает.

«Твоя любовь похожа на звуки моря…»

Необычайное спокойствие, которое дарит их слияние, убаюкивает обеих: они вместе и рядом навсегда, могут не отпускать друг друга целую вечность. Тепло, исходящее от Жёлтой, Голубая поглощает без остатка, отдавая взамен головокружительные для любимой сестры эмоции.

Когда Жёлтая ломалась под давлением требований Белой, Голубая всегда была рядом; когда Голубая сходила с ума от скорби по Розовой, Жёлтая всегда утешала её.

«Когда тебе было плохо, я всегда была рядом».

Если Белая узнает, что они снова слились — и в этот раз намеренно и успешно, — одни звёзды знают, какое наказание их ждёт, но это то, о чём Зелёный Алмаз сейчас задумывается меньше всего. Она расслабленно сидит, откинувшись спиной на обломки Алмазного корабля, и смотрит вдаль, на горизонт, над которым высится яркое солнце.

Яркое жёлтое солнце на прекрасном голубом небе.

====== Часть 31 ======

Комментарий к Я определилась с некоторыми моментами в сюжете, и эти моменты требуют от меня простановки предупреждений, которые определённо будут спойлерными. Я проставлю их, только когда закончу фанфик, и держу в курсе, чтобы потом мне не кричали, мол, «автор не предупреждал».

В частности будет изменена концовка 5го сезона. Не будет учтён ни фильм, ни 6 сезон.

Чего у Розовой не убавилось за тысячи лет — так это упрямства. Жёлтая внимательно выслушала все её рассказы о произошедшем, о потере памяти, повторно осмотрела камень, подметила про себя странное сочетание световой и органической составляющей её новой формы, сделала все соответствующие пометки и пообещала разобраться с этим, как только они вернутся домой.

Жемчуг, подаренная когда-то старшей из Алмазов и воплощавшая в себе идеал своего вида, сейчас забыла о банальной субординации с собственным Алмазом, и это было заметно во множестве маленьких мелочей, складывающихся в один вывод: прислужницу как минимум следует отправить на переобучение.

Но это всё потом. Розовой комфортно рядом с этой Жемчуг, так тому и быть — не самая большая их забота в ближайшее время.

— Ваш луч повредил множество обычных самоцветов, которые не успели эвакуироваться, — упорно твердит Розовая. — Нам необходимо их исцелить!

Убытки, которые понесла империя при попытке колонизации этой планеты и в результате разгоревшейся здесь войны, предстают перед глазами Жёлтой в виде множества графиков и отчётов, которые она бесконечно анализировала, дабы забыть о трагедии с младшей.

— Зависит от того, насколько они повреждены, — неуверенно соглашается она. — В любом случае, нам нужно поскорее вернуться в Родной мир, и я бы предпочла заняться починкой наших с Голубой кораблей… — Жёлтая не успевает договорить, как Розовая со свойственными ей недовольными нотками в голосе возмущается:

— Это займёт буквально несколько минут! Вы должны хотя бы взглянуть!

Они только-только её нашли, а уже складывается ощущение, что и не теряли вовсе. Розовая, пусть и лишённая памяти, своего пыла не убавила, — хотя это скорее успокаивало, чем раздражало.

— А, и… Жёлтая?

Алмаз смаргивает пару раз, отвлекается от своих мыслей и смотрит на Розовую. Та оглядывается по сторонам, убеждаясь, что вокруг никого нет.

— Я всё видел.

— М?

— Я выбежал на берег вслед за вами и увидел… в общем… свет, который исходил из-за обломков кораблей… я уверен, что вы слились!

«Вот же мелкая…» — раздосадованно думает Жёлтая, сразу же отрицая очевидное:

— Какой-то свет — не доказательство.

— Ты не переубедишь меня.

— А ты этого не докажешь.

— Я не хочу ничего доказывать, я просто поговорить хочу!

Жёлтая удивленно вскидывает бровь:

— О чём?

— О вас.

— Нас?

— Тебе и Голубой.

— Здесь и обсуждать нечего.

— Ты её лю-ю-юбишь, — в ответ на такое Жёлтая прыскает со смеху.

— Ты не помнишь, но вообще-то мы с тобой часто ругались из-за того, что не могли её поделить между собой.

— Правда?! — сверкают глаза Розовой, которой, видимо, невероятно интересно слушать то, о чём она забыла. — А из-за чего ещё мы ругались?

— Много из-за чего, — неоднозначно ведёт плечами Жёлтая. — Больше всего мы ругались из-за Голубой. Она потом приходила и разнимала нас.

— Ха-ха, моя мама и правда… то есть… мы действительно так близко общались?

— Конечно. Голубая упросила Белую доверить тебя нам, мы несли за тебя ответственность.

«И до сих пор несём, в общем-то».

— Кру-у-уто… то есть вы… вы как родители! Тогда для меня вы… бабушки… довольно странно об этом думать…

— Что? — непонимающе хмурится Жёлтая, из-за чего Розовая начинает махать руками:

— Н-ничего! Это мысли вслух! Я долго жил на Земле… К-как насчёт сходить к Голубой? Я бы хотел показать вам повреждённых самоцветов.

Если Розовой что-то взбрело в голову, просто так это не выбить, а у Жёлтой нет особого желания сопротивляться её затее.

— Взглянем, но быстро.

Вид какой-то отвратительной многоножки заставляет Голубую заметно вздрогнуть. Чем-то это создание напоминает радужных многоножек, которых когда-то выпустила на балу Розовая. Голубую до сих пор передёргивает от одних только воспоминаний о том, как одна из подобных тварей ползала по её лицу.

— И что это за?.. — брезгливо морщится Жёлтая. — Как это способно образовывать форму? После нашей атаки её камень должен быть треснут.

— Это… немного не так… — мнётся Розовая, потирая затылок. — Разум многоножки сломан. Я уже пытался лечить её, но не сумел удержать эффект.

— Лечить? — искренне удивляется Жёлтая. — Вряд ли подобное вообще можно вылечить, твоя затея изначально…

— Жёлтая, — мягко прерывает её Голубая, положив ладонь на плечо. — Это не то, что мы обычно делаем, но мы можем хотя бы попробовать, верно?

Этот взгляд, которым её одарила сестра, Жёлтой прекрасно знаком. Он означал что-то вроде: «Я прибегну к шантажу, если ты не согласишься сейчас же».

Прямо как в старые добрые времена.

— Хорошо, — сдержанно соглашается Жёлтая, присаживаясь около многоножки. — Я могу попробовать, но ничего не обещаю.

Слабенькие молнии буквально на кончиках пальцев плавно перетекают от неё к повреждённому самоцвету, и от усердия Алмаз чуть не высовывает язык, стараясь не переборщить и не лишить его световой формы. В последний раз она так концентрировалась, когда счищала липкую чёрную жижу с камней своих солдат на одной из многочисленных войн, но результат не заставил себя долго ждать: форма многоножки изменилась, позволяя узнать в ней Нефрит. Очень даже неплохую Нефрит.

— Вот, — гордо объявляет Жёлтая. — Как новенькая, — но повреждённая издаёт нечленораздельные звуки, мало напоминающие речь, да и форма её по-прежнему не идеальна.

— Может быть, слишком поздно…

Рядом присаживается Голубая, задумчиво осматривает Нефрит и касается своей груди, концентрируя энергию в руке.

— Нежнее, Жёлтая.

Нежнее. Сдержаннее.

Точно так же говорила Голубая более десяти тысяч лет назад, оставляя Розовую на её попечение. Жёлтая закатывает глаза.

Даже после вмешательства Голубой Нефрит ведёт себя странно: лишь паникует и никак не может успокоиться, но хотя бы говорит понятно. К ним присоединяется Розовая, коснувшись самоцвета со спины.

Несколько секунд Нефрит стоит сгорбившись, сверлит взглядом землю, а потом неуверенно приподнимает голову, глядя на Алмазов в упор, и вытягивается по струнке.

— Нефрит. Грань 413, ячейка 12, — даже не запинается, видя одновременно двух правительниц перед собой. Подобную уверенность себе позволяли только идеальные.

— Извиняюсь за то, что не смогла выполнить поручения моей Гессонит. Я и моя команда сделали всё возможное, чтобы избежать атаки, но… но вы здесь! — её зелёные глаза сверкают радостью. — Значит, это сработало! Вы отомстили за Розового Алмаза и уничтожили Розу Кварц!

Голубая убирает руку первая, практически отдёргивая её и отвернувшись. Жёлтая дёргается вслед за ней, и весь эффект, оказанный на Нефрит, бесследно исчезает.

И Розу Кварц они не уничтожили, и Розовую не вернули окончательно — подвели всех тех самоцветов, которые когда-то самоотверженно сражались за Родной мир и жертвовали своими камнями ради мести за Розовый Алмаз.

— Ох, Розовая… — Жёлтая угрюмо потирает переносицу, краем глаза смотрит на поджатые губы Голубой. — Сколько…

«…нам пришлось пережить без тебя?»

— …идеальных самоцветов нам пришлось уничтожить из-за тебя?

— Т-ш-ш, Жёлтая! — укоризненно отдёргивает её Голубая. — Она и так достаточно наказана! Быть заточённой на этой планете с подобными… созданиями…

— Эй, сделайте это снова! — Розовая перебивает их как ни в чём не бывало. — Получилось ведь, сработало!

— И как долго ты предлагаешь нам держать её в нормальном виде?

— Не знаю, вечность! Вы же это сделали, вы же и должны это исправить!

Памяти нет, а упрямство и наглость остались. Лучше бы было наоборот, но столь неожиданный напор удивляет.

— Мы могли бы сделать больше, — робко предполагает Жёлтая, — будь нас четверо.

— О нет, мы не можем позволить ей это увидеть… в последнее время с ней невозможно разговаривать…

— Кто? — требовательно спрашивает Розовая. — Кто нам нужен?!

— У тебя настолько отшибло память? Белая, конечно же, — фыркает Жёлтая, не желая продолжать этот разговор. К Белой нужно идти с чётко продуманным планом и чётко поставленным вопросом, и желательно не косячить перед этим пару сотен лет, а их только что окунули с головой в позор галактического масштаба.

— Белый Алмаз?.. — робко подаёт голос Жемчужина и тихо обращается к Розовой (снова слишком фамильярно, как кажется обоим Алмазам): — Стивен, Белый Алмаз абсолютно отличается от нас…

— Нам следует вернуться как можно скорее, — произносит Голубая, обращаясь к Жёлтой, котораятут же отвлекается на неё. — Я не хочу больше видеть эту планету…

— Мы займёмся этим немедленно, только не переживай.

— Она не такая, как они!.. — продолжает свои разъяснения Жемчуг, указывая на Алмазов. — Твоя мама единственная, кто мог заходить к ней без разрешения, только к ней было особое отношение, но это наверняка в прошлом. Ты даже представить себе не можешь, на что она способна…

— Я всего лишь хочу поговорить!

— Не думаю, что даже тебе доведётся, — печально произносит Голубая. — Она сильно поменялась за последние шесть тысяч лет. К Белой заходит только её Жемчужина, а Родной мир она не покидала целую вечность.

— Тогда нам нужно немедленно попасть в Родной мир!

— «Немедленно» — понятие очень растяжимое, Розовая! — вспыхивает Жёлтая. — Наши корабли уничтожены, и чтобы их восстановить мне понадобится!..

— Разве что, — внезапно озаряет Голубую, — здесь мог остаться твой корабль.

— Он ведь такой же огромный, как и ваши? Такую махину даже моя мама спрятать не могла!

— На самом деле… — Жемчуг нервно потирает плечо и отводит взгляд, — я-я, кажется, припоминаю, где мог остаться её корабль…

Было в Жемчужине Розовой что-то странное, какой-то подвох: Голубая никак не может уловить, какой именно. Она занимается производством Жемчугов уже не первое тысячелетие и знает их как облупленных, поэтому с уверенностью может сказать, что от этой конкретной Жемчужины исходит какая-то фальшь.

Она старается вести себя соответствующе, но недотягивает планку до положенного Жемчужине идеала; она застряла где-то посередине между хорошей Жемчуг и отвратительной.

В Розовой подобного не чувствуется: она ведёт себя наивно и необдуманно — так же, как вела себя шесть тысяч лет назад, с той лишь разницей, что тогда она знала о последствиях своих проказ, а сейчас всем своим невинным видом показывает, что не помнит правил. На фоне такой искренней Розовой Жемчужина выглядит как та, кто помнит о правилах и старается их соблюдать, но уже давно утратила нужные навыки.

Слишком неуклюже. Голубая держит свои догадки при себе, старается не мнить лишнего: чтобы выяснить причины амнезии младшей из Алмазов, нужно вернуться в Родной мир, там же можно разобраться и с Жемчужиной.

Она совсем не ожидала вернуть Розовую, в Рифе нет подходящих по цвету Жемчужин, не подготовлены прислуга и охрана — Голубой о стольких вещах придётся позаботиться, как только они вернутся, потому что Жёлтая наверняка будет занята разговорами с Белой и осмотром Розовой; её нужно избавить хотя бы от рутинных забот. К тому же их корабли разбиты, а паланкин Розовой безнадёжно испорчен — от списка предстоящих дел действительно кружится голова.

— Здорово, никогда не находился так высоко над землёй!!! Мне правда можно сидеть у тебя на плече, Жёлтая?

— Во имя звёзд, только не ори мне на ухо.

Но при взгляде на переговаривающихся сестёр на губах невольно расползается блаженная улыбка. Можно выполнить ещё с десяток поручений, которые сверху накинет Белая — всё равно, абсолютно всё равно, потому что теперь они снова вместе.

Как и шесть тысяч лет назад.

====== Часть 32 ======

На неловкие объяснения Розовой о том, что ей нужны сон и, как и всякому органическому созданию, еда, Голубая понимающе кивает. Жёлтая уже разъяснила ей, что новая форма действительно состоит наполовину из органики и следует озаботиться тем, чтобы доставить её до Родного мира в целостности и сохранности.

— Как только прибудем, я прикажу доставить еду из твоего Зоопарка. Тебе необходимо есть что-то в полёте? Я не помню, сколько люди могут прожить без еды, это нужно уточнить…

— Не беспокойся об этом! — машет руками Розовая и указывает на свою Жемчужину: — Жемчуг позаботится обо всём, она ведь жила со мной всё это время!..

— Она обладает всеми необходимыми знаниями? — Голубая недоверчиво приподнимает бровь и переводит взгляд на Жемчуг. Та мигом тушуется, чешет затылок и, опомнившись, вытягивается по струнке:

— Д-да, А-алмаз, я изучала человеческую культуру и физиологию всё это время…

В иной ситуации у Голубой глаз задёргался бы от такого заявления: Жемчугам не пристало изучать что-либо самостоятельно, они обязаны получать всю соответствующую информацию от своих хозяек, но конкретно эта Жемчужина была когда-то приставлена к Розовой специально для того, чтобы оберегать её от ошибок, и даже Жёлтая не брезговала передавать Алмазные поручения лично ей.

— Тогда озаботься этим вопросом наилучшим образом, — холодно произносит Голубая и уже теплее обращается к Розовой: — Я слышала, ты хочешь взять с собой ту низкорослую Аметист и какое-то странное слияние. Аметист ещё ладно, но слияние в Родном мире…

Розовая напрягается мгновенно.

— Она может просто не светиться на публике. Может ведь? Без Гранат мне будет очень неуютно…

Голубая глубоко задумывается о такой возможности, смотрит в умоляющие глаза Розовой, нервно покусывает губу: как бы негативно она ни относилась к слияниям, осуждать их сейчас кажется чем-то крайне несправедливым и неправильным. Крохи тёплого солнца, полученные от слияния с Жёлтой, столь приятно греют камень, что Голубая сдаётся без возражений.

— Слияние называет себя Гранат? Очень глупо, — фыркает она, скрестив руки на груди. — Нам в любом случае придётся доложить, каких самоцветов мы привезли вместе с тобой. Я укажу в отчёте Рубин и Сапфир, но закрою глаза на их слияние, если они не сделают этого на публике. Поразительно, что ты сумела найти именно ту самую дефектную Сапфир, которая не сумела правильно указать мне…

— Голубая, — Розовая обиженно надувает губки, — хватит.

— На публике — без слияния, — строгим голосом подводит итог Алмаз, взглянув сначала на младшую, затем на так называемую Гранат. — Сомневаюсь, что Белая проявит хотя бы толику того содействия, которое сейчас оказываем тебе мы.

— Их можно считать моей свитой? Я слышал, что у вас есть собственные свиты!

— Оу… конечно, драгоценная. Мы подбираем свиту самостоятельно, и если ты считаешь, что они достойны находиться подле тебя, то конечно. Сразу после того, как мы уберём статусы «пропавших без вести» с Рубин, Сапфир и твоей Жемчужины, они будут переведены в твою свиту. С Аметист выйдет меньше мороки, но ты уверена, что она должна быть в свите? На Земле были созданы Кварцы и лучше неё — взять хотя бы отличную Яшму, которую было бы неплохо найти, она ведь тоже где-то на Земле…

— А-а, н-насчёт неё…

— Но на первое время твоя свита будет носить чисто официальный характер, и Жёлтая приставит к тебе хорошую охрану. Во избежание самых разных казусов. Прости, — виновато улыбается Голубая, — но потерпи немного: с охраной нам будет спокойнее. Они вовсе не будут тебе мешать! Помнишь Шпинель? Когда тебе было несколько десятков лет отроду, за тобой бегала Шпинель. Они обычно назойливые и очень докучающие, зато тебе нравилось.

— Ты предлагаешь мне находиться под круглосуточным присмотром?! — вскрикивает Розовая. — Не надо приставлять ко мне никакую Шпинель!

— Охрана будет сопровождать тебя только в коридорах и вне дворца, — оправдывается Голубая. — И никакой Шпинель, уверяю тебя. Она слишком быстро тебе надоела…

— Бред какой-то… — недовольно бормочет младшая. — Вы мне не доверяете? Зачем вся эта… охрана нужна вообще?

— Мы тебя оберегаем, — раздаётся фырканье Жёлтой за спиной. — Ты стала ниже и уязвимее. Присутствие предателей и мятежников в Родном мире абсолютно исключено, но после всего произошедшего я больше не могу быть ни в чём уверена. Я осмотрела корабль, когда вы будете готовы?

— Ещё день, возможно… — делает предположение Голубая, вопросительно глядя на Розовую и её Жемчужину.

— Кто-то недавно кричал, что нам нужно попасть в Родной мир немедленно, — усмехается Жёлтая. — Кто бы это мог быть?

— Полдня хватит, — Розовая обиженно нахмурила брови. — Поспать я могу и на корабле, думаю.

— Спать? Ох, точно, тебе ведь теперь и спать нужно…

— Вы опять за старое, — смеётся Голубая, обхватывая Жёлтую за руку и закрывая ладонью её рот. — Хотя бы ты, Жёлтая, ты ведь старше…

— Да я ниче…

— Тише-тише, будь умнее и промолчи, — и отводит сестру в сторону, кивая Розовой: — Не торопись, милая, собирайся, сколько нужно.

— Ты снова стала ей потакать!

— Пойдём, в ближайшие пару часов я буду потакать тебе.

Жемчуг мысленно перечисляет в голове все необходимые вещи, которые им наверняка понадобятся в Родном мире, так же мысленно ставит галочки, всё перепроверяет несколько раз.

Мама Конни вполне справедливо капает на мозги своим беспокойством:

— Ты справишься. Уверена, что всё взяла? Еда, вода… а меч? Где твой меч? Никогда не думала, что спрошу это…

— Всё в порядке, мам, это дипломатическая миссия, — беззаботно отвечает Конни.

— Ей не будет грозить опасность, потому что у Стивена очень высокое положение в самоцветной империи, — поддакивает Жемчуг. — И я всегда буду рядом.

Женщине определённо не стоит знать, на каком положении будет находиться её дочь в этой иерархии, а вот с самой девочкой Жемчуг уже всё обсудила. Розовая частенько таскала за собой органических питомцев; ни для кого в Родном мире это сюрпризом не станет, пусть и думать в таком ключе о Конни было для Жемчужины невыносимо. Сама Конни восприняла эту новость спокойно и ответила, что ей всё равно, кем её будут считать самоцветы: главное — поддержать в этой нелёгкой поездке Стивена.

— На планете будет атмосфера, — продолжает Жемчуг, — иначе бы о поездке Конни и Стивена и речи бы быть не могло.

Приянка переводит взгляд от корабля на дочь и обратно. Тяжело вздыхает, пытаясь успокоиться, и говорит:

— Хорошо. Будь осторожна. И просто… вернись домой целой.

Жемчуг предпочла бы вообще никого не брать с собой в Родной мир; будь это её выбор, она не отпустила бы ни Стивена, ни кого-либо ещё, однако для её воспитанника куда важнее исцеление повреждённых самоцветов, чем пребывание на совершенно чуждой ему территории в окружении созданий, чьё мировоззрение в корне отличается от его собственного.

— Поразительно, мы летим в Родной мир… — в прострации произносит Аметист. — Там ведь ещё больше Аметистов, да?! Очуметь можно…

— Люблю тебя, Стью-болл, будь осторожен, — слышится напутствие Грега.

— Всё будет в порядке, пап, — смеётся мальчик, обнимая отца. — Я люблю тебя. Вернусь раньше, чем ты узнаешь об этом! Эй, Лев! Обними-ка меня.

— Мне стоит волноваться, Гранат?

— При должной осторожности всё будет в порядке, — меланхолично отзывается Гранат, поглядывая на Алмазов вдали. — И там всё будет зависеть от самого Стивена.

Жемчуг оглядывается по сторонам, наблюдая трогательные сцены прощания, окликает всех, предупреждает о скором отправлении и бежит к Голубой и Жёлтой. Те что-то осторожно обсуждают друг с другом; изредка Жёлтая всплескивает руками, а Голубая щёлкает её по носу и смеётся. Жемчуг останавливается неподалёку от них, ощущая возрастающее чувство дежавю.

Великолепие Алмазного блеска, забытое за долгие годы, ослепляет вновь — то, ради чего живут все самоцветы и ради чего жила когда-то Жемчужина, касается её камня, затуманивает мысли. Тело двигается само по себе: она неосознанно отдаёт честь так, как полагается в Родном мире и как полагается идеальной Жемчужине — со всей грацией и красотой, какую только может вложить в свои движения.

— Прошу прощения, мои Алмазы, всё готово, — а затем долго корит себя за то, что ей понравился одобрительный взгляд Голубой.

Звёзды. Вот за что ей это?

Она учила Розовую летать несколько десятков лет, сумела вбить в её голову, как правильно разгоняться, тормозить, и…

«Собственно, на что я надеялась?» — тяжело вздыхает Жёлтая и закрывает глаза, чтобы не видеть всего этого ужаса. Розовая отвратительно водит корабль, зато выглядит такой счастливой, что Жёлтая не решается сказать ей, что кораблём управляет сейчас она, положив левую руку себе на колени, дабы младшая не заметила.

Голубая это замечает и тоже ничего не говорит — с улыбкой на лице наблюдает за сёстрами и немного печально произносит:

— Как же давно мы не были на этом корабле все вместе…

— Его следует обновить, — начинает нудить Жёлтая, подперев голову кулаком. — Всё оборудование слишком старое.

— Мы обязательно этим займёмся.

— Я займусь. Это был мой подарок, мне и исправлять.

— Подарок? — переспрашивает Розовая. Жемчуг сбоку прикусывает губу.

— Этот корабль — подарок Жёлтой на твоё тысячелетие, — радостно поясняет Голубая. — Жемчужина — подарок Белой. Я подарила тебе паланкин, но, к сожалению, он даже починке не подлежит. Создам тебе новый, не переживай.

— Жемчужину тоже придётся менять. Или откорректировать эту.

— Не надо её менять!!! И корректировать тоже не надо! — в ужасе противится Розовая. — К-как вообще можно менять…

— Пусть это решает Белая, — легкомысленно отмахивается Голубая. — Она подарила тебе наилучшую Жемчужину из возможных; неудивительно, что она так тебе нравится.

— Говоря о подарках… не надо ли было нам взять что-нибудь для Белой? Как-то невежливо получается… я бы очень хотел, чтобы она помогла нам в исцелении повреждённых самоцветов на Земле.

— Никакие подарки её сейчас не задобрят, — недовольно бормочет Жёлтая. — Нам повезёт, если она вообще будет с нами разговаривать.

— Но…

— Дело в том, что после твоего исчезновения с Белой стало трудно хоть как-то контактировать, — робко вмешивается в разговор Голубая. — Она закрыла все дела по Розе Кварц и восстанию и признала тебя расколотой, а теперь оказывается, что она ошиблась, и мы… никогда… никогда не видели, чтобы она ошибалась.

— Сейчас направо и налево полетят осколки. Остаётся только надеяться, что эта буря коснётся нас совсем немного.

Повисла гнетущая тишина. Жёлтая поглядывает краем глаза на навигационную карту, сверяясь, в правильном ли направлении они летят, но в мыслях судорожно пытается придумать, что они скажут Белой. Голубая выглядела более спокойной, но, судя по нервным ёрзаниям в кресле, волновалась не меньше.

Спустя некоторое время Жемчуг прокашливается, сообщая:

— Мы прибыли.

Стивен испытывает иррациональное лёгкое раздражение, общаясь с Жёлтой, и умиротворённое спокойствие при разговоре с Голубой. Алмазы, о которых со страхом в голосе рассказывала Ляпис, в присутствии которых Жемчуг чувствует себя неловко, кажутся ему далёкими родственницами, потерянной когда-то семьёй.

Больше всего удивляло то, как сильно его увлекало их совместное времяпрепровождение. Дело было вовсе не в том, что Алмазы с лёгкостью рассказывали забавные истории из прошлого с участием его матери (хотя и в этом тоже), — дело было в том, что они странным образом нуждались друг в друге.

Их упорно тянуло друг к другу: как отдельные пазлы, стремящиеся собраться в единую картинку, как важные детали механизма, жаждущие вновь функционировать.

На прощание Висмут сказала ему: «Я знаю, что ты делаешь, и понимаю, зачем, но я не собираюсь класть свой камень им на наковальню. Ты вот-вот войдёшь в логово львов, Стивен, и твоё счастье, что ты один из них. Если кто и способен рычать с ними на одном языке, то только ты», — словно возлагая на него ответственность за их будущее и за будущее всей планеты.

Однако такая ответственность была ему чужда. От него никогда не ждали чего-то великого — чего-то такого, что совершила его мать. Его, напротив, от такой ответственности ограждали всеми силами.

Перед Алмазами он не испытывает того же страха, что и Ляпис; ему не хочется вытянуться по струнке, как Жемчуг; он не пылает ненавистью, как Висмут. Алмазы обращаются с ним, как с самым дорогим сокровищем, не обращая внимания ни на что вокруг, обещая выполнить все его маленькие прихоти — прямо как и предупреждала его Жемчуг.

Он слышал, что Розовая была всеобщей любимицей, что даже Белая относилась к ней по-особенному, и лишь надеется, что со временем это не изменилось.

Внутри покалывает от нарастающего предвкушения чего-то нового: на Родной мир, как-никак, было очень интересно взглянуть. Это дом его матери, место, где она росла, где её воспитывали, её родина — мир, о котором Стивен ничего не знал, о котором ему практически ничего не рассказывали.

— Мы прибыли.

Картинка, которую он выстроил в голове, в корне отличается от того, что он видит сейчас. Столица самоцветной империи представлялась ему чем-то величественным, возвышенным, но сейчас перед его глазами — лишь расколотый на кусочки мёртвый мир, удерживаемый опоясывающими его кольцами.

— Родной мир… — выдыхает он, не в силах оторваться от разрушенной планеты.

Комментарий к Я думала, что мне будет тяжело прописывать всю эту рутину размышлений Голубой и Жёлтой о том, как бы сберечь Розовую, и вообще описать их заботу по этому поводу, но на самом деле пишется очень легко и непринуждённо.

Мимолётное упоминание Шпинель, роль которой я слегка изменила в сравнении с фильмом, пришло в мою голову вообще случайно.

====== Часть 33 ======

Белая ждёт Розовую уже шесть тысяч лет — терпеливо, с улыбкой на лице, как ей и полагается. Розовая пока ещё глупая, не понимающая, сколь она важная и особенная для империи в общем и для Верховной правительницы в частности.

Как жаль будет упустить такое сокровище — иных у Белой просто не найдётся, иных нет и не будет: сокровищница расколота, разбита и более не способна создать что-то подобное. Возможно, в будущем они найдут подобную святыню, которую Белая немедля разграбит, постарается создать что-то такое же или даже лучше, но вероятность мала, просто невероятно мала.

Сейчас ей остро не хватает чистого розового цвета — не обязательно видеть, а просто знать, что он рядом, что Розовая вернулась и в любой момент может озарить империю сиянием своего камня. Это похоже на одержимость, причины которой Белая прекрасно осознаёт и ничего с этим не делает.

Блёклые оттенки, испускаемые Розовой Жемчужиной, служат утешением всё меньше и меньше. Совсем скоро вернётся сама Розовая — и Белая подготовила ей надлежащий приём.

Их уже ждут толпы самоцветов, вышедших приветствовать вернувшихся Алмазов: стоят в чётких рядах, поделённые на цвета, радостно скандируют, не до конца понимая чему, но выполняя приказ свыше.

Судя по потерянным выражениям лиц Голубой и Жёлтой, это не их рук дело, а раз не их — значит, остаётся только Белая. Стивен не может понять, в чём здесь смысл, и выдаёт глупость:

— Может, всё не так плохо…

— Розовый Алмаз, — раздаётся чёткий голос Белой Жемчужины, незаметно подлетевшей к кораблю, пока они были отвлечены своеобразным приветствием. — Ваше присутствие необходимо.

— Пойдём, Голубая, — тяжело вздыхает Жёлтая, для уверенности взяв сестру за руку. Жемчужина сухо оглашает:

— Необходимо присутствие только Розового Алмаза.

Улыбка, застывшая на её лице, заставляет Стивена поёжиться, и он нервно пятится назад, когда она приближается к нему.

— М-может, мы можем… — Жемчуг прикрывает глаза, пытаясь казаться более дружелюбной, встаёт рядом и закрывает их обоих пузырём. — Стой, что ты!.. — Жемчуг не реагирует ни на одно его слово или движение, и это действительно пугает, заставляет замолчать от греха подальше, прервать фразу на середине.

Внутри разрастается паника от неизвестности: куда его ведёт эта Жемчужина и зачем, почему она такая… безжизненная? Он совсем не ожидал оказаться оторванным от Гранат, Аметист или хотя бы Жемчуг, да даже от тех же Алмазов, от которых хотя бы знал, чего ожидать — всё оказалось слишком неожиданным и сумбурным.

Жемчуг оставляет его в каком-то помещении и немедля исчезает, не переставая жутко улыбаться. Он даже не успевает заметить, как она сумела пройти сквозь стену, он ничего не успевает вокруг себя замечать — и вдруг слышит восторженный возглас:

— Розовая, — сердце сразу падает в пятки. Мальчик оборачивается и поднимает голову вверх, чуть не выворачивая шею: на него, излучая яркий свет, сверху вниз смотрит сиятельный Белый Алмаз.

— Вот ты и здесь. Здравствуй, Звёздный Свет, ты действительно всех напугала, — тараторит правительница, не давая ему вставить хоть слово. — Все рады видеть, что ты в порядке.

— Эм… привет…

— Что касается твоей новой маленькой игры — хвала звёздам, она закончилась. Ты повеселилась? — участливо спрашивает Белая, не ожидая ответа. — Полностью опустошила свою систему?

— Я…

— Хорошо, хорошо, — удовлетворённо произносит она. — Все облегчены. Добро пожаловать домой, Розовая.

Безжизненный голос Белой долго отдаёт эхом в голове, а обилие розового цвета вокруг неизменно напоминает о матери: Стивен сидит на огромной кровати, предназначенной когда-то для Розовой, и смотрит на силуэт корабля Белого Алмаза за окном.

Не таким он ожидал увидеть Родной мир.

Довольно быстро к нему вбегает Жемчуг, судорожно ощупывает мальчика, спрашивает, всё ли в порядке, и Стивен кивает ей скорее на автомате, всё ещё поражённый встречей с Белым Алмазом в частности и родиной самоцветов в общем.

Ему здесь крайне неуютно, но найти причину он не может.

— Мне сообщили, что на сегодня у Алмазов запланирован сбор эссенции. Это один из самых важных пунктов в их расписании, на который они наверняка позовут тебя, так что лучше быть готовыми, — Жемчуг расстёгивает сумку, выуживает плавки и протягивает мальчику, но тот резко подпрыгивает на месте, смотрит на неё умоляющими глазами:

— А где остальные? С ними всё в порядке?! Особенно с Гранат, она же…

— Голубая ведь пообещала тебе, что скроет факт их слияния, — обнадёживающе улыбается Жемчуг. — Она отвечает практически за все внутренние дела империи, контролирует транспортные корабли между колониями и все поставки в столицу, знает, кто находится в Родном мире, а кто отбыл, и при этом очень любит Розовую. Раз она пообещала что-то подобное, то слово своё сдержит.

От слов Жемчужины становится чуточку легче: после того небольшого шока, что он пережил, осознание, что двое других Алмазов на его стороне (хотя бы отчасти), уже успокаивает.

— А плавки?..

— Поверь мне, в них будет удобнее всего.

— Странно это как-то…

— Розовый Алмаз, — оповещает о своём присутствии Жёлтая Жемчужина и отдаёт честь. — Мой Алмаз ожидает вашего визита в комнате для экстракции.

— Я же говорила, — вздыхает Жемчуг, наблюдая за торопливыми попытками Стивена переодеться.

— Меня оповестили о вашей амнезии, Розовый Алмаз, и об амнезии вашей Жемчужины, — по пути сообщает Жёлтая Жемчуг. — Вы в любой момент можете остановить любой самоцвет, — она окидывает взглядом коридор, по которому туда-сюда снуют самые разные самоцветы, затем смотрит в окно, за которым постоянно летают Аквамарины, — и приказать сопроводить вас до желаемого места. Для любого подчинённого это будет честью.

— Ох… спасибо, — Стивен озирается по сторонам, ловит в свою сторону удивлённо-восхищённые взгляды и слегка толкает Жемчуг вбок.

— А они… — шёпотом спрашивает он, — все уже знают, что я — Розовый Алмаз?

— Конечно, на всю империю уже разнеслась весть, что Розовая цела и находится сейчас в Родном мире.

— Я совсем не привык к такому вниманию…

— Можете приказать всем отвернуться, Розовый Алмаз, — бойко отзывается Жёлтая Жемчужина.

— Нет-нет, я не против! З-здесь что… всё действительно решается одним моим словом?

— Любой каприз, да, — тяжело вздыхает его Жемчуг и тут же поправляется: — Почти любой.

— Звучит не очень хорошо, на самом деле.

Возле дверей в нужное здание их поджидает Голубая Жемчужина, кланяется Стивену, как полагается, и сообщает, что её Алмаз изъявила желание встретиться с сёстрами и сейчас также находится внутри.

— Не помню, чтобы у Жёлтого Алмаза здесь находилась комната экстракции… — растерянно бормочет Жемчуг, но всё равно даёт Стивену наставления: — В любом случае, иди вперёд по коридору, вряд ли заблудишься.

— Хорошо! — бодро отвечает мальчик и, кивнув самому себе, заходит внутрь под внимательным взглядом трёх прислужниц.

— С возвращением, — тихо произносит Голубая Жемчужина, глядя на Жемчуг. Той даже кажется, что на лице вечной тихони расцвела облегчённая улыбка.

Когда за Стивеном закрывается дверь, она продолжает:

— Рада, что ты цела.

Алмазы встречают его маленькой перебранкой, в которой Жёлтая явно проигрывает: Стивену кажется, что она в принципе не способна перечить Голубой, либо же просто не хочет этого делать.

— Как ты предлагаешь мне вытащить Кластер из планеты, не повредив её? Это же абсурд! Он создавался специально для этого!

— Розовой эта планета нужна целой. Можешь уничтожить сам Кластер.

— Это шесть тысяч лет эксперимента, ты хоть представляешь!..

— Брось, Жёлтая, — мягко прерывает её Голубая. — Ты со мной согласна.

— Я найду ей новую планету, ничем не хуже, — дуется в ответ Жёлтая, скрестив руки на груди. — Кому нужна эта…

— Жёлтая, — ещё мягче давит Голубая, а затем замечает Стивена и обращается к нему, показывая, что их разговор с сестрой закончен: — Розовая! Проходи, не бойся. Тебе не слишком жарко?

— Нет-нет, как раз, — отмахивается мальчик, оглядываясь по сторонам. — Клёвая сауна…

— Новая, — говорит Жёлтая с толикой гордости и кивает на скамью напротив себя: — Присаживайся.

— Она построила её буквально за четырнадцать лет до того, как мы нашли тебя, — Голубая хлопает в ладоши. — Правда, теперь следует сменить символ Алмазной власти на всех новых зданиях, потому что нас наконец-то снова четверо…

— Это мелочи, — фыркает Жёлтая, наблюдая, как Розовая неловко приземляется на указанное место. — Как прошла встреча с Белой?

— Всё, что я успел сказать, — это «эм», «привет» и «я», — отвечает мальчик с явным недовольством. — Она меня даже слушать не стала!

— Два с половиной слова — это, конечно, рекорд, — усмехается Жёлтая.

— Двух с половиной слов недостаточно! Мне всё ещё нужно обсудить с ней лечение повреждённых самоцветов!

— Пф, удачи. Белая замкнулась настолько, что не пускает к себе никого, кроме своей Жемчужины с промытым камнем. Это так несправедливо, — она закатывает глаза. — У меня сотни успешных колоний, но внимания и поблажек почему-то всегда удостаиваешься ты. Даже притом, что единственная твоя колония провалилась по всем фронтам!

— Так может… — неуверенно предполагает Стивен, — тебе просто нужно… провалиться?

Жёлтая ненадолго застывает, пытаясь как-то переварить услышанное, а затем хохочет во весь голос, стирая слёзы с краешков глаз. Голубая прыскает со смеху в кулак и едва держится, чтобы не рассмеяться так же громко.

— Ради таких моментов я готова терпеть твои выходки, — тепло улыбается Жёлтая, немного успокоившись.

— Ты совсем не изменилась, — ласково вторит сестре Голубая и пересаживается поближе к Стивену. — Всё такая же маленькая и забавная. Я так рада, что ты жива… — наклоняется и шепчет мальчику так, чтобы Жёлтая их едва слышала: — Эй, Розовая, хочешь увидеть Жёлтую с длинными волосами?

— О-о-о… — смеётся та в ответ, подперев рукой голову, — даже не думай об этом, Голубая.

— Она очаровательна, — хихикает та. — Если хочешь, мы её уговорим.

— Голубая, нет.

— Но почему-у-у? Ты уже меняла так свою форму ради меня!

— Ради тебя! — восклицает Жёлтая. — Ты грустила, и я искала любые способы тебя развеселить.

— Брось, кроме меня и Розовой здесь никого нет.

— Не буду я…

— Ну Жё-ё-ёлтая…

— Даже не проси.

— Пожалуйста?

— Голубая!..

Их прерывает звонкий смех мальчика, становящийся всё громче и заливистее.

— Вы так друг друга любите! А я всё думал, как вам удалось слиться даже без танца, но…

— Т-ты видела! — вспыхивает Голубая. — Звёзды, Розовая, это было недоразумение! — Жёлтая же лишь отводит взгляд, старательно делая вид, что ничего не знает.

— Разве недоразумение? — искренне удивляется тот. — Я уверен, что ваше слияние прекрасно!

— Потише, — нехотя выдавливает из себя Жёлтая. — У стен есть уши.

— Прошу прощения…

— Мы подали тебе плохой пример! — сокрушается Голубая, хватаясь за голову. — Э-этого больше не повторится, я надеюсь, ты не будешь…

— Почему не повторится? Я же сказал, что это прекрасно!

— Слияния запрещены!

— Но вы же правительницы! Кому, как не вам, отменять это глупое правило?

— Это «глупое правило», как ты выразилась, — весело усмехается Жёлтая, — установлено лично Белой. И этот запрет вполне понятен.

— Не понятен! — упорно твердит Стивен. — Я не понимаю! Что в этом такого? Почему нельзя?!

— Каждый самоцвет, — Голубая, вздохнув, принимается за разъяснения, — создан с определённой целью и ролью. Разновидностей самоцветов недавно перевалило за сотню, страшно представить, сколько вариантов слияний может существовать…

— А каждое слияние отклоняется от предначертанной роли самоцветов, которые в нём участвуют. Слияния невозможно контролировать.

— Так почему бы не позволить им самим решать, чем они хотят заниматься?

— Не мели ерунды, Розовая, — раздражённо отвечает Жёлтая. — Сапфиры никогда не смогут сражаться лучше Кварцев, Кварцы никогда не смогут предсказывать будущее. Всё это заложено в них ещё с рождения.

— Прошу прощения, мой Алмаз, — раздаётся голос Голубой Жемчужины, — но у вас очередной приём в расписании.

Голубая заметно грустнеет, но не противится и треплет Стивена напоследок по волосам:

— Ох, да… разумеется…

— Моё время, видимо, тоже подходит к концу. Из-за всей той суматохи прибавилось слишком много дел…

— Стойте! — вскрикивает Стивен, глядя, как Алмазы собираются уходить. — Я не успел толком поговорить с вами о Белой!

— Позже, — обнадёживающе улыбается Голубая. — Сейчас действительно навалилось слишком много. Мы обязательно поболтаем ещё, милая.

Жемчуг старательно вытирает его полотенцем, улыбается, пытаясь хоть как-то приободрить своего воспитанника. Тот безучастно озирается по сторонам: мимо них пролетают несколько Лазуритов, почтительно приземляются, отдают честь и улетают вновь.

— Все Лазуриты подчиняются Голубому Алмазу, — поясняет Жемчуг, разбавляя тишину рассказом. — Насколько я слышала, все они безумно преданы ей.

Стивен горько усмехается, вспоминая Ляпис и несколько её решительных попыток вернуться в Родной мир. Его взгляд падает на охранниц-Топазов.

— Принадлежность самоцвета Алмазу определяется по его цвету? — мальчик прямо загорается от своей догадки. — Например, Топазы принадлежат Жёлтой?

— Не обязательно. Конечно, охрана и содержание армии — обязанность Жёлтой, но она может передать Голубой несколько отрядов своих воинов. Конечно, — тут же исправляется Жемчуг, — она не передаст абы каких. Для них это что-то вроде… подарков.

— Подарков? — приподнимает бровь Стивен.

— Каждый самоцвет принадлежит Алмазам. Каждый самоцвет, — Жемчуг устало окидывает взглядом всё вокруг, — отдаст жизнь по одному их слову… но давай не будем об этом.

— Хоть ты и говоришь так, я уверен, что в головах у самоцветов совсем иное мнение, — посмеивается Стивен. — Просто вспомни Ляпис. Она ведь решила бороться! Все вы в глубине души желаете жить, — снова смотрит на Топазов, чуть ли не выкрикивает: — Я даже могу это доказать, смотри! — и подбегает к одной из охранниц. Та заметно тушуется от подобного внимания.

— Я уверен, что каждый ценит свою жизнь, независимо от своего происхождения. Например, — Топаз вздрагивает от вида прожигающих глаз, в которых, несмотря на тёмный цвет, всё равно просвечивает ромбовидный зрачок. — Если я скажу тебе расколоть свой камень, что ты сделаешь?

— Разобью свой камень, мой Алмаз, — нервно сглатывает Топаз, крепче сжимая рукоять копья.

— Тогда давай, — наивно кивает Стивен.

— Это плохая идея, Стивен, — пытается вразумить мальчика Жемчуг. — Прошу тебя…

— Брось, — обнадёживающе улыбается тот, глядя на неё. — Она ведь не сде…

Среди многочисленных звуков, коими полна повседневность Родного мира — будь то короткие шаги пробегающих мимо Жемчужин, взмах водяных крыльев Лазуритов и Аквамаринов или перешёптывания статуй и стен — раздаётся оглушительный для Стивена хруст.

— …лает этого… — заканчивает он фразу дрогнувшим голосом.

На пол со звоном падают жёлтые осколки.

====== Часть 34 ======

Увидеть в своей комнате Гранат, Аметист и Конни было для Стивена неимоверным облегчением — особенно после того неосторожного приказа, который грызёт и будет грызть его, наверное, до скончания веков. Но вместе с тем происходящее вокруг иначе как суматохой назвать нельзя. К Стивену подходит неизвестный самоцвет, отдаёт честь, говорит чётко поставленным голосом:

— Гелиодор, сектор A100, ячейка O-5, — Жемчуг сбоку нервно сглатывает, услышав эту информацию. — Прошу прощения, мой Алмаз, но моему отряду было приказано обеспечить вашу безопасность. Мы будем максимально незаметны для вас, я могу… — Гелиодор быстро оглядывает его подруг, — поинтересоваться, кому дозволено находиться подле вас круглосуточно? Мне приказано сделать ваше пребывание в Родном мире максимально комфортным. У вас есть какие-то особые поручения?

— Я-я не знаю… — мигом теряется Стивен, с паникой в глазах оглядываясь на Жемчуг. — Жемчуг, у нас есть… что-нибудь?..

Жемчужина медленно наклоняется к мальчику, не сводя взгляда с новоиспечённой охранницы, и шепчет ему на ухо:

— Сейчас она слушается только тебя. Скажи ей, что я буду говорить от твоего лица.

— Кхм… Гелиодор, — неловко улыбается Стивен. Воительница перед ним вытягивается в струнку, хотя, казалось бы, дальше вытягиваться уже некуда. — Насчёт этого поговори с моей Жемчужиной. Она… как бы… будет говорить за меня.

— Как скажете, мой Алмаз, — кланяется Гелиодор, вопросительно глядя на Жемчуг. Та жестом показывает Стивену заходить в комнату и расслабиться, а сама принимается за разъяснения. Последнее, что слышит мальчик, прежде чем его утягивают в объятия Конни и Аметист:

— Я буду согласовывать с вами перемещения, поэтому прошу не попадаться на…

— Стивен! — восклицает Конни, стискивая друга всё крепче: — Ты цел? Всё в порядке?! Это было воистину жутко!

— Ха-ха, д-да, это было не очень…

— Ты видел её?! — Аметист обхватывает его за плечи. — Правда, что Белый Алмаз такая пугающая?!

— Скорее да, чем нет…

— Отлипните уже от Стивена, он явно устал, — остужает всеобщий пыл Гранат, сама подходит к мальчику и ограничивается лишь крепкими, но короткими объятьями. — Никому не пожелаю побыть в шкуре Алмаза хотя бы один день.

— А по-моему, это круто, — Аметист легкомысленно пожимает плечами. — Все тебя слушаются, ходят по струнке, в конце концов.

От её слов Стивен вздрагивает и спешит отвернуться. В этот момент в комнату вваливается Жемчуг, устало стирает невидимый пот со лба — жест, явно перенятый у людей — и кивает, показывая, что всё в порядке.

— Вот уж не думала, что тебе в охрану выделят одну из самых выдающихся Гелиодоров, — поясняет она, падая на кровать. — Я слышала про партию Гелиодоров с сектора А100 ещё давным-давно, Жёлтая ими невероятно гордится…

— Они прямо настолько круты? — недоверчиво косится Аметист. — Что же они такого успели сделать?

Жемчужина нехотя приподнимает голову и поясняет занудным голосом:

— Конкретно эти, из сектора А100, способны попасть из своего арбалета в маленький камушек на расстоянии нескольких десятков километров. Просто не нарывайтесь, они на особом положении у Жёлтого Алмаза.

— Она прямо как телохранительница из крутых фильмов?! — немного оживает Стивен. — Да? да?!

— Да, Стивен, — посмеивается Жемчуг. — Наверное, мне следует ещё раз напомнить всем о правилах поведения вне этой комнаты.

— Я помню, — кратко отнекивается Гранат, отходя в сторону и присаживаясь на пол, чтобы помедитировать. — За меня не волнуйся.

— Это нечестно! — возмущается Аметист. — Я тоже помню!

— Сапфир и Рубин большую часть жизни прожили здесь, ты — нет, — строгим голосом приструнила её Жемчуг. — Ещё раз. Стивен всегда идёт впереди, на расстоянии двух шагов от него — я, все остальные позади меня. Аметист, ты Кварц и считаешься охраной, поэтому идёшь рядом с Рубин. Нарушение всей этой субординации грозит нам в лучшем случае выговором и лекцией от Алмазов, а в худшем… Аметист!

Аметист уныло ковыряется в носу, всем видом показывая, что ей это неинтересно.

— Что?! Подумаешь, парочку лекций выслушаем, Стивен же здесь самый главный!..

— Гелиодор лишит тебя формы, если ты сделаешь хоть одно неосторожное движение, — сквозь зубы шипит Жемчуг. — Она послана защищать только Стивена, а если посчитает, что ты представляешь для него малейшую опасность — уничтожит, не разбираясь.

— Да брось, — бурчит Аметист. — Ты так боишься эту Гелиодор, что это даже смешно.

— Жемчуг права, — внезапно вмешивается Гранат. — За нашим поведением будут следить, и тщательно. Не мы здесь устанавливаем правила.

— А я? — хлопает ресницами Конни. — Где мне идти?

— Ты можешь находиться рядом со Стивеном, — улыбается Жемчуг. — Ты… на особом положении.

— Забавное положение, — нервно хихикает девочка.

— Я не хочу всего это разделения, — тихо признаётся Стивен, когда виснет тишина. — Всё это неправильно… Разве нельзя сделать для меня какое-нибудь исключение?

Жемчуг прикусывает губу и с сожалением покачивает головой.

— Это те правила, которым ты обязан следовать. И которые также не нравились твоей матери.

Камень реагирует на Родной мир странно: у Стивена постоянно покалывает терпимой болью живот, его тянет обратно на корабль, подальше от этой расколотой планеты. Он ощущает панику. Он хочет уйти, но не может — его не отпустят.

Розового цвета вокруг хоть отбавляй, но он не ощущается чужеродным — он родной, такой привычный, такой знакомый. Сбоку мельтешит розовая макушка, назойливые аккуратные пучки — Стивен поворачивает голову и видит Жемчужину Белой, но не в той расцветке, в какой он увидел её впервые, не с тем жутким выражением лица: Жемчужина улыбается, поправляет его одежду, отдаёт честь — и всё это искренне, без намёка на фальшь.

Взгляд сам собой устремляется в окно. Очертания корабля Белого Алмаза ни капли не изменились.

Он снова смотрит на Жемчужину, но её уже нет. Вместо неё стоит привычная ему Жемчуг в непривычной ему одежде и смотрит на него восхищённым взглядом голубых глаз, готовая в любой момент сорваться с места, чтобы выполнить любой приказ.

Розовый цвет вокруг вспыхивает алым и тут же угасает, сменяясь светло-серым.

Стивен резко открывает глаза. Последнее, что он помнил — как коснулся головой подушки и от усталости просто вырубился.

— Стивен, ты в порядке? — обеспокоенно интересуется Жемчуг, нависнув над ним.

— Да, — неприятно морщится мальчик, взявшись за голову. — Просто странный кошмар… — и сразу же ловит сочувствующий взгляд Жемчужины. Следом просыпается Конни: сонливо протирает глаза и обнадёживающе улыбается.

— Ох, доброе утро… уже утро?

— Вы проспали как раз восемь часов, и пока вы спали, — Жемчуг виновато смотрит на Стивена, словно совершила что-то плохое, — я отправила запрос на изменение обстановки в вашей комнате, как раз недавно закончили.

— Все эти рабочие-самоцветы были такими тихими! — восхищённо восклицает Аметист, раскинувшись звёздочкой на диване.

— Конечно, их ведь Голубая сюда направила, — вздыхает Жемчуг. — Профессионалы своего дела. Как вам, кстати? — обращается она к детям.

— Почти как дома…

— Почти, — подаёт голос Гранат, глядя в окно.

— И чем… чем моя мама обычно занималась здесь? Я должен хотя бы создаватьвидимость какой-то деятельности? — с плохо скрываемым волнением спрашивает Стивен.

— Прежде чем ей дали колонию, она как раз пыталась найти себе занятие, но в этом… — Жемчуг мило хихикает, — несильно преуспела. Хотя!.. — вдруг озаряет её, — ей очень нравилась организация балов и праздников. Голубая даже обещала привлечь её к организации дня основания Родного мира. Ты вполне можешь попросить устроить бал в честь своего возвращения.

— И позвать на него Белый Алмаз!

— Это всё прекрасно, но для начала вам с Конни надо поесть, — напоминает Гранат, — и хотя бы немного набраться сил.

— Бал? У нас давно не было балов, — Жёлтая реагирует на новость весьма спокойно и благодушно. — Я совершенно не против и обязательно приду, но обсуди всё с Голубой: я не заправляю балами, в конце концов. Как твоё самочувствие, кстати?

Стивен смутно помнит диспетчерскую Жёлтого Алмаза, которую видел, когда Перидот позвонила правительнице по алмазному коммуникатору, но то была явно другая диспетчерская. Здесь не открывается головокружительный вид на открытый космос и не расстилается перед глазами чёрное полотно с миллиардами звёзд, о чём он поспешил сообщить Жёлтой, которая в ответ на такой выпад громко рассмеялась и пояснила, что было бы глупо, будь у неё только одно место для спокойной работы.

Кабинет (всё-таки диспетчерской это помещение язык не повернулся назвать) был заполнен огромным количеством панелей с парящими в воздухе полупрозрачными экранами, с которыми Жёлтая управлялась так же лихо, как Жемчуг с его футболками. Стивену даже стало неловко от того, что он отвлекает столь занятой самоцвет от такого огромного количества работы, из-за чего извинения вырвались сами собой. Алмаз несказанно удивилась, однако убедила его, что всё в порядке, и усадила к себе на колени.

— А что с моим самочувствием?

— Дыхание затруднено? — небрежно поясняет Жёлтая. — Твоя Жемчуг озаботилась о еде? Мои специалисты по органическим расам уже получили приказ вернуться в Родной мир, в течение пары дней они будут тут, тогда мы займёмся изучением твоей странной формы, но пока что…

— В-всё в порядке!

— Сообщи, если что-то будет не так. Ты привыкла к земной атмосфере и гравитации, а здесь… — Жёлтая продолжает что-то бормотать себе под нос, но Стивен спешит её прервать:

— Жёлтая! А если… если я приглашу Белую на бал, она придёт?

— На твой бал — скорее всего, — без заминки отвечает Алмаз и ухмыляется: — Я же говорю, она тебя как-то особенно любит.

— А вас нет?

— Не знаю. Я бы не назвала это даже привязанностью.

— Уверен, она ценит вас не меньше, чем меня, — робко улыбается Стивен. — В-вы с Голубой столько всего делаете! Вечно заняты в своих делах…

— Она никогда не наказывала тебя так, как наказывала нас, — горько усмехается Жёлтая, на автомате переключая графики, хотя по глазам видно, что они её не сильно волнуют. — Если уж честно… мы не хотели, чтобы за твоё воспитание взялась Белая. Хотя, клянусь, за некоторые твои выходки мне хотелось тебя не просто в башне запереть!

Стивен прикрывает рукой рот, чтобы не рассмеяться ненароком.

— А что она делала? Я имею в виду, Белая. Какие у неё были наказания?

Жёлтая глубоко задумывается, едва заметно поджимает губы. Стивен тут же машет руками, осознав, что лезет не в своё дело:

— Если это неприятно вспоминать, то…

— Она редко наказывала конкретно меня, — голос Жёлтой, тем не менее, звучит спокойно. — Чаще всего наказание за меня получала Голубая.

— Г-голубая? Но почему?!

— А ты как думаешь? — слегка раздражённо отзывается Алмаз. — Потому что так более эффективно. Ей нет нужды наказывать нас обеих.

«Нет нужды…» — Стивен хмурится, собираясь возразить, как вдруг осознаёт, что Жёлтая права.

Белая наверняка видит их обоюдную привязанность. Возможно, она не знает о последнем их слиянии на Земле, но прекрасно понимает, что они пойдут на что угодно, лишь бы уберечь друг друга.

Ей действительно нет нужды наказывать обеих, потому что, если наказание получит только Голубая, Жёлтой будет в разы хуже.

«Она не может быть настолько жестокой!» — хочет выкрикнуть Стивен, но вместо этого кричит:

— И ты так просто ей это позволяешь?! Ты же любишь Голубую!!!

Быстрые клики по экранам резко затихают: пальцы Жёлтой невесомо нависают над ними, пока их обладательница что-то старательно обдумывает. Стивена не покидает ощущение, что он сказал лишнего.

И влез не в своё дело.

— Прости, случайно вырвалось… — звучит извинение, но Жёлтая по-прежнему не реагирует. — Я-я, пожалуй, пока что к Голубой схожу…

— Это послужит началом Третьей эры, — от новости о бале Голубая хлопает в ладоши и никак не может скрыть радость и предвкушение. — Раз ты собираешься пригласить Белую, то всё должно быть идеально. Хочешь помочь мне с организацией? Я дам тебе лёгкие поручения, заодно получше осмотришь Родной мир.

— Почему бы и нет? — ободряется Стивен.

— Подготовь стандартное приглашение для подчинённых, которых ты хотела бы видеть на балу, и особое приглашение для Белой. Нужно подобрать подходящих музыкальных самоцветов и привести зал в полный порядок, я дам тебе свою Жемчужину, чтобы не возникло никаких заминок, а ещё… — начинает щебетать Голубая, чем вызывает у мальчика невольную улыбку.

Последующее вызывало у него улыбку всё меньше и меньше: все, абсолютно все самоцветы, будь то переливчатые Турмалины, готовые развлечь на балу танцами и песнями, или мелкие Кварцы, которым доверили уборку бального зала, стремились блеснуть перед Алмазом своими лучшими качествами. Если сначала это забавляло, то под конец раздражало неимоверно.

Самоцветы Родного мира не понимали юмора, воспринимая каждое его слово буквально, как бы Стивен ни просил их хотя немного расслабиться. Голубая Жемчужина большую часть времени молча следовала за ним, лишь изредка указывая на ошибки и предлагая более правильный вариант решения проблемы.

— Ты можешь расслабиться, — попыталась разрядить атмосферу Жемчуг. — Мой Алмаз не разозлится, если мы немного поговорим.

— Твой — может быть, — отказалась Голубая. — Но мой — нет.

Аметист отправили для подбора удлинителей конечностей, а Сапфир вызвалась наведаться в архив, чтобы разузнать, что важного они пропустили за шесть тысяч лет отсутствия.

— Для подстраховки, — пояснила она Жемчуг, пока Стивен ставил своё подтверждение на новых статусах своей новоявленной свиты.

Довольно странной в Родном мире была система подписей. Экраны реагировали не только на прикосновения, но и на всё, что их касалось: так, например, они без труда распознавали молнии Жёлтой, которая пользовалась этим как своей личной подписью; Голубая с лёгкостью смахивала слёзы с краешков глаз, даже когда была весела, и подносила их к документам; Стивен, наблюдая за всем этим с дёргающимся глазом, не придумал ничего лучше, как облизнуть руку.

На слюну система сработала точно так же, как на молнии или слёзы, утвердила в нём Розового Алмаза и отпустила с миром. Стивен, конечно, полагал, что его слюна, способная исцелять, когда-нибудь да сыграет свою, несомненно, важную роль, но чтобы он при помощи неё расписывался в документах — это даже для него оказалось слишком.

Из всех представленных ему музыкальных самоцветов он выбрал только Турмалинов: самоцветы, напоминающие граммофон, показались мальчику чересчур жуткими, да и музыка у них была не в его вкусе. Зато попискивающие от радости Турмалины сияли счастьем и благодарностью, с удовольствием выслушали, что от них требуется, и обещали не подвести.

Самым отвратительным во всём происходящем было то, что Конни никак не могла ему помочь: самоцветы не считались с ней как с кем-то хотя бы равным им по статусу, и потому пропускали все её слова мимо ушей. Стивен лишь надеялся, что она действительно на это не обижена.

К тому времени, когда бальный зал сверкал как новенький, подбежала Жёлтая Жемчужина и оповестила, что её Алмаз направила её сюда для помощи Розовой.

— Извиняюсь, Розовый Алмаз, но мой Алмаз приказала также проследить, в курсе ли вы о правилах поведения на самом балу.

— А там должно быть что-то особенное? — не понял Стивен и выслушал новую двухчасовую лекцию о том, что ему просто следует сидеть на одном месте и ничего не делать.

====== Часть 35 ======

В этот раз перед ним во всём своём великолепии расцветает красотой клубничное поле. Стивен осторожно ступает на него, оглядываясь по сторонам, тянется, наконец, рукой к огромной ягоде, но та засыхает прямо на глазах.

От былого великолепия не остаётся и следа. Под ногами раздаётся хруст, и от неожиданности Стивен подпрыгивает на месте, отшатывается назад. Хруст повторяется.

Под ногами — тысячи осколков сверкающих самоцветов, и одни привлекают его взгляд особенно сильно: ярко-жёлтые, напоминающие осколки Топаза, от которых мальчик никак не может оторвать взгляд, пусть и очень хочет.

«Восстание», — мелькает в его голове простая мысль. Поле, покрытое пламенем, которое он видел в воспоминаниях Жемчуг, на которое он самолично приходил, когда там цвела клубника, — и огромное количество осколков, о которых он и понятия не имел.

Все эти осколки — результат войны, которую затеяла его мать; остатки самоцветов, которые шли за ней и против неё, за которых она несла ответственность и которых потеряла. По его вине оказалась расколота только одна Топаз, а по вине матери — тысячи других самоцветов, и ядовитая горечь, которую он испытывал совсем недавно, множится стократно — и душит, терзает, не даёт даже спокойно стоять.

Одно слово Алмаза вершит судьбы тысяч и даже миллионов самоцветов империи. С необъяснимым, но досадным облегчением Стивен осознаёт, что даже его мать, которую он считал идеалом, к такой ответственности была не готова, — что тогда может он? Если Розовая жила как минимум десяток тысяч лет и не была готова, то что можно ожидать от мальчика, которому едва четырнадцать лет стукнуло?

Последствия её ошибок он видел в Кластере: многие из тех осколков, что находятся под его ногами, сейчас пребывают в спокойном состоянии. Пусть они и нелепо соединены между собой, но живут в гармонии друг с другом, — и это его, Стивена, заслуга.

Едва он облегчённо усмехается своим размышлениям, как картина вокруг меняется: вокруг звенит оружие, мелькают фигуры неизвестных самоцветов, а мимо него на бешеной скорости проносится Яшма.

— Я сражалась с самого своего появления на свет!

Стивен следит за её движениями словно в замедленной съёмке: как она сносит всё на своём пути, как бежит вперёд, не смотря ни на что. Её голос продолжает набатом раздаваться в голове.

— Из-за того, что ты сделала с моей колонией!

Замечает вдалеке фигуру в белоснежном платье с мечом наперевес; видит, как шлем Яшмы блокирует знакомый ему щит.

— Из-за того, что ты сделала с моей планетой!

И видит сожалеющий взгляд Розы Кварц.

— Из-за того, что ты сотворила с моим Алмазом!!!

Этот отчаянный крик вырывает Стивена из объятий сна.

К живым стенам и статуям он уже привык; к соблюдению субординации, пусть и с натяжкой, — тоже. Уже второй раз Стивен возвращается в комнату абсолютно вымотанный, падает на кровать без сил и плохо спит.

Трагедия с Топаз, которую заменили буквально через пару часов (как ему сообщила Жемчуг), при таком ритме жизни отходит практически на второй план: он просто не успевает об этом думать. И это притом, что он выполняет только то, что ему говорят — каково приходится другим Алмазам, даже страшно представить.

Конни приободряет его, как может: отвлекает лёгкими разговорами в свободное время, держит за руку в особо напряжённые моменты и следует повсюду тихой мышкой. За одно её присутствие Стивен уже благодарен.

— Сегодня к тебе придут портные и подберут подходящий наряд на бал, — озвучивает Жемчуг расписание.

— Зачем самоцветам портные? — не понимает Стивен. — Вы же можете менять световую форму и всё такое…

— Портных мало, зато много кузнецов. Люди тоже могут воевать без брони, но не воюют ведь, — улыбается Жемчуг в ответ. — Портные обычно заняты тем, что шьют новые наряды Жемчужинам, создают для них аксессуары. А ещё, например, если голубой самоцвет принадлежит Жёлтому Алмазу, то он никак не сможет показать свою принадлежность ей из-за невозможности сменить цветовую палитру. Очень много мелочей, где одной сменой формы не обойтись.

— Вот оно как… — задумчиво бормочет мальчик и замолкает. После портных назначено ещё несколько встреч, о которых он предпочёл не думать — всё равно его присутствие, как сказала Жемчуг, нужно чисто для галочки.

Против Белой идти глупо. Абсурд, граничащий с саморасколом.

Решения, которые принимает Верховная правительница, всегда исключительно верные; все её правила — то, что позволило выстроить их непобедимую империю. Все они должны приносить жертву во благо этой идеальной империи, но Жёлтая всё чаще ловит себя на мысли, что устала класть себя на жертвенный алтарь.

«И не только себя», — думает она, глядя на Голубую, которая сейчас вертится перед ней, демонстрируя новое бальное платье, и излучает счастье в чистом виде.

— Как тебе? — с предвкушением спрашивает сестра, не скрывая волнение в голосе. Видеть Голубую столь оживлённой, с этой радостной улыбкой на лице, с блеском в глазах для Жёлтой подобно живительному свету. Она и сама не сдерживает улыбку, кивая:

— Восхитительно.

— Жаль, что тебе ничего нового я придумать не успела.

— Я как-нибудь переживу.

Но что больше всего терзает Жёлтую после возвращения в Родной мир, так это мысль о том, что Белая от них что-то скрывает.

Белая никогда ничего от них не скрывала — в этом просто не было смысла. Белая идеальна, она — абсолют, и каждое её слово — истина в последней инстанции, но во всём произошедшем с Розовой, в самом поведении старшей из Алмазов было много странного.

Во всяком случае, Жёлтая уверена, что Белая обо всём знала: и о выжившей Розовой, и о её странной форме, — однако им об этом сказать позабыла.

Зачем ей это было нужно, Жёлтая не понимает. Их обвели вокруг пальца, заставили скорбеть по младшей сестре шесть тысяч лет, и если сама Жёлтая могла пережить эту трагедию относительно легко, то Голубая чуть не сошла с ума от горя.

Конечно, она не смеет требовать от Белой объяснений — Белая никогда ни перед кем не отчитывается, — и всё же обида упрямо грызёт Жёлтую изнутри.

— О чём задумалась? — отвлекает её от размышлений Голубая и щёлкает пальцами прямо перед её носом.

— Да так, мелочи…

Любимые лазурные глаза смотрят на Жёлтую с такой теплотой и заботой, что от сказанных Розовой слов становится плохо.

— И ты так просто ей это позволяешь?! Ты же любишь Голубую!!!

Она закрывает лицо руками, упрямо трёт лоб, пытаясь выбросить из головы мысли о Белой.

— Ты явно устала.

— Скорее всего, — усмехается Жёлтая.

— После бала нам обязательно нужно будет провести время вместе, — нравоучительно произносит Голубая. — Как насчёт просмотра новых Жемчужин? В Рифе в этом столетии они вышли такие красивые!

Жёлтая вымученно кивает, любуясь сестрой. Ей всё равно, чем заняться: она отдыхает, когда просто находится рядом с Голубой.

Мешки под глазами замечают все Кристальные самоцветы, и даже обычно буйная Аметист неуверенно предлагает ему отказаться от всех этих Алмазных заморочек. Хотя бы ради самого себя.

Стивен уже думал об этом, но хотел почувствовать, каково это — быть Алмазом. Хотел побыть на месте мамы хоть немного и, вероятно, лучше её понять.

— Я могла бы спеть тебе, как в детстве, — мягко предлагает Жемчуг. — Перед сном, — на что мальчик радостно кивает, устраиваясь в кровати поудобнее.

Колыбельная, которую поёт Жемчуг, возвращает его в блаженное раннее детство, укутывает в мягкое одеяло и дарит спасительный, но непродолжительный сон. Стивен нехотя открывает глаза, усиленно трёт их и оглядывается: он один в совершенно пустой комнате, но колыбельная не стихает.

— Я покажу тебе сиянье прекраснейших дюн, — напевает тихий голос, — глубины широких морей…

Он звучит откуда-то из-за стены, и Стивен идёт туда, как зачарованный, касается гладкой поверхности кончиками пальцев — и стена отодвигается в сторону, являя его взору узкий мост, ведущий куда-то далеко.

— Я скрою от твоих глаз ледяные дворцы, — колыбельная становится немного громче, — и своды каменных миров…

Это уже не голос Жемчуг, это даже не те слова, какие она ему поёт. Шаг ускоряется, и мальчик уже не замечает, как бежит, переставая оглядываться по сторонам, видит в конце пути туалетный столик в ярко-розовых тонах и большое зеркало, в котором отражается незнакомая фигура.

— Живи же в мире, полном тёплых лучей, вдыхай полной грудью пыльцу…

Он взбирается вверх как можно быстрее, припадает к зеркальной поверхности, в которой отражается только он, отчаянно бьёт по стеклу, уверенный, что видел здесь кого-то ещё.

— Молю, чтобы ты никогда горя не знал…

В этот раз осознание, что это всего лишь сон, приходит к Стивену довольно быстро. Обиженно поджав губы, он ещё раз бьёт по зеркалу и припадает к нему спиной, медленно падая вниз и усаживаясь на слишком большом для него столике.

— И в тебе воплощая мечты… — голос постепенно затихает. Мальчик задирает голову, глядя наверх, во мрак незнакомой ему комнаты. Его спины неуверенно касается чужое тепло — Стивен с надеждой оборачивается и встречается взглядом с розовыми алмазными глазами.

— …я буду вечно хранить твои сны, — слышит он, проснувшись уже в привычной обстановке в окружении Кристальных самоцветов.

Утром ему помогают одеться Жемчуг и Конни; Гранат обнадёживающе хлопает по плечу и советует расслабиться. Не то чтобы Стивен не пытался, однако он уже третий день расслабиться не может.

Они с Жемчуг идут первыми: выход остальных запланирован на несколько часов позже, — идут в бальный зал по мосту, и Стивен останавливается на середине пути. Просто стоит, глядя вперёд, и внезапно формулирует для себя причину, почему ему здесь так не нравится.

Вдаль простираются бесконечные безжизненные строения, сияют огнями мосты, горят шпили и башни, вокруг снуют по мелким поручениям Жемчужины, пролетают над головой Аквамарины, пробегают мимо Кварцы…

Родной мир — не планета. Родной мир — это город размером с планету. Пустой, безликий, серый — огромное пространство, многоярусная структура и ни единого намёка на жизнь.

У Стивена от ужаса скручивает живот и к горлу подступает ком. Самоцветы не знают ничего иного; Родной мир для них — идеал, к которому следует привести остальные колонии. Редкие мятежники, на короткое время осознавшие, что они творят, этим обществом порицаются и чувствуют вину за то, что оказались дефектными, не сумевшими порадовать Алмазную власть выполнением элементарных поручений.

В чём цель такой империи?

Среди толп он видит мимолётные взгляды самоцветов, адресованные друг другу: искры, какие он видел между Рубин и Сапфир, какие он видит между Жёлтой и Голубой; взгляды, которые не замечают «правильные» самоцветы; взгляды, которые являются единственным, что связывает тех, кто привязался друг к другу больше положенного.

Стивена грызут сомнения. Даже если он убедит Жёлтую и Голубую в своей правоте, если надавит на их чувства друг к другу — всё равно все эти простые самоцветы просто не знают иной жизни. Даже если попытаться изменить эту диктатуру, лишь очень малая часть самоцветов сможет найти смысл жить дальше.

Они все связаны, скованы, покалечены. Эти путы до сих пор обвиваются и вокруг камня Розовой: Белая никогда не собиралась отпускать её по-настоящему, словно прекрасно знала и о восстании, и о личине Розы Кварц.

— Пойдём, — тихо произносит Жемчуг, положив ему руку на плечо. Они уже слишком долго стоят на одном месте.

— Твоя мама не хотела, чтобы ты видел это.

Его мать сбежала от такой жизни и ему такого тоже не желала. Но он уже здесь, и сейчас по-детски наивно желает исправить ошибки, которых не избежала Розовая, сделать что-то больше, чем она.

====== Часть 36 ======

Все детали выверены, все действия строго соблюдены, всё на своих местах. Стивен чувствует себя актёром на огромной сцене: формально он организатор и виновник торжества, но далеко не режиссёр.

Он знает все правила, следит за каждым своим взглядом, словом, мимолётным движением головы, не допускает ни одной ошибки, отдаётся доведённому до идеальности мероприятию лишь с одной целью — задобрить Белую, чтобы поговорить с ней снова, чтобы увидеть её на этом балу. Эта неожиданно маниакальная мысль даёт ему сил продолжать весь этот фарс.

«Для самоцветов честь услышать от тебя приветствие, как от Алмаза, поэтому ты обязан сказать хоть что-нибудь каждому подошедшему», — вспоминает он слова Жемчуг и старается не ограничиваться сухими фразами.

«Вы так похожи на мою знакомую Лазурит… уверен, ваш камень столь же прекрасный», «ого, никогда не встречал таких высоких Кварцев, рад вас видеть на моём балу», «вы очень похожи на Гелиодор, которая за мной присматривает. Тоже из сектора А100? Слышал, Жёлтая вами гордится», — приветствия сыплются как из рога изобилия, но вскоре Стивен начинает повторяться, что не особо сказывается на всеобщем восхищении — каждый самоцвет отходит от него с дрожащими от счастья руками, за что Жемчуг хвалит его шёпотом:

— У тебя великолепно получается. Подобного эффекта удавалось добиться только Голубой.

— Я особо ничего не делаю, — тихо отвечает ей Стивен и обращается к подошедшим Сапфирам: — Ваши предсказания оказывают неоценимую помощь империи! Прошу вас, займите своё место и наслаждайтесь, — а затем снова к Жемчуг: — Вру, я уже устал…

— Осталось совсем немного, — подбадривает его Жемчужина. — Скоро войдут Алмазы.

— Здарова, мой Алмаз! — звучит дерзкий громкий голос.

— Аметист! — радостно вскакивает с места Стивен, завидев подругу с удлинителями конечностей. — Жемчуг, я могу?..

— Только если быстро, — нервно поглядывает на часы Жемчужина.

— Не знаю, как Перидот терпела эти штуки, но, кажется, я начинаю к ним привыкать, — вздыхает Аметист, оглядывая удлинители. — Потом я обязательно покажу тебе новый трюк, который придумала для вечеринки!

— Конечно! Прости, что тебе вообще приходится их носить…

— Сущая мелочь в сравнении с тем, что делаешь ты, Стивен. Надеюсь, Её Высокомерное Снисходительство сегодня снизойдёт до нас, иначе зачем ты столько носился как в жопу ужаленный, — фыркает Аметист и, покачиваясь, идёт в сторону охраны. — Коро-о-оче, я пошла тусоваться с какими-нибудь Кварцами. Удачи тебе, Стивен!

— Спасибо, Аметист, — облегчённо выдыхает мальчик. Хоть кто-то сумел разрядить чересчур серьёзную обстановку вокруг, от которой уже начинало тошнить. Он едва успевает занять своё место на троне, как от стен отражается голос Жёлтой Жемчужины:

— Все присутствующие, узрите же!..

Началось. Сначала выходит Жёлтая, затем Голубая — Стивен приветливо кивает обеим, ловит их одобряющие взгляды, показывающие, что он всё делает более чем верно, и нервно поглядывает на Белую Жемчужину.

— Всем присутствующим на балу Третьей эры, — объявляет она со своей неизменной жуткой улыбкой на лице, и Стивен мысленно скрещивает пальцы.

Он всё делал правильно и заслужил хоть какое-то вознаграждение за потраченные нервы, хотя бы шанс поговорить…

— Белый Алмаз почтила вас своим присутствием.

Стивену показалось, что Жемчужина произнесла эту фразу в полной тишине: он практически не слышал музыку. Возможно, так показалось не только ему; возможно, даже Турмалины в этот миг замолкли и устремили свой взор на шторки, которые приподнимали сейчас Аквамарины.

К нему действительно направляется исполинская фигура Белого Алмаза во всём своём великолепии и блеске.

Вслед за вспыхнувшей, но быстро угасшей радостью Стивена окутывает липкий страх: когда он может с ней поговорить, уместно ли это будет, как ему к ней обращаться, что делать, как говорить. К Белой сейчас прикованы абсолютно все взгляды, а та, кажется, этим только наслаждается, подходит к трону всё ближе.

— Я впечатлена, мой Звёздный Свет, — изрекает она, и Стивен вздрагивает от неожиданности.

Музыка действительно смолкла. В гробовой повисшей тишине раздаётся стук каблуков Белого Алмаза, которая, усевшись на свой трон, делает лёгкий взмах рукой, веля продолжать.

— Добро пожаловать в Третью Эру.

Голубая говорила, что самый уместный момент для разговора выдастся в конце бала, и Стивен ёрзает в нетерпении, боясь, что Белая просто ускользнёт обратно на свой корабль, прежде чем он успеет хотя бы приблизиться к ней. Он оборачивается назад каждые пять минут, косится сначала на Белый Алмаз, затем на Жёлтый, на Голубой…

Белая не обращает на его терзания никакого внимания, но уже спустя час Стивен видит на её лице мелькнувшую улыбку и смущённо отворачивается.

Всё это больше напоминает игру в гляделки. Он уже давно проиграл.

— Розовая, — негромко звучит хрипловатый низкий голос Белой, чтобы он мог расслышать. Стивен резко оборачивается, однако она выглядит так, словно и не звала его. При этом непонимающе нахмуренные брови Жёлтой и удивлённо-приподнятые брови Голубой явственно говорят, что ему не послышалось.

Она его… позвала? Ему можно приблизиться? Как это трактовать?

Стивен беспомощно смотрит на Жёлтую, которая взглядом указывает на Белую.

«Твой шанс».

Голубая же предпочла просто отвернуться. Мальчик собирает всю свою волю в кулак и всё-таки прыгает к Белой на колени.

— Нам нужно поговорить, — твёрдо говорит он, но от пронзившего его взгляда белоснежных зрачков невольно ёжится.

— Твои манеры оставляют желать лучшего, мой Звёздный Свет, — сухо реагирует на эту выходку Белая и переводит взгляд на танцующих подчинённых.

«Ты же сама меня позвала!» — возмущается про себя Стивен, но держит недовольство при себе. Набирает в грудь побольше воздуха, твердит, что ничего страшного от простого разговора не случится, однако Белая вдруг прерывает его ещё не начавшуюся речь:

— Зачем существуют звёзды? Как ты думаешь? — и от столь простого вопроса мальчик теряет весь свой запал. Лепечет под нос первое, что приходит в этот момент в голову:

— Просто так?..

— Чтобы озарять своим сиянием мрачный космос, — сама отвечает старшая Алмаз, не глядя на мальчика, но разговаривая определённо с ним. — Свет звёзд — самое прекрасное зрелище во Вселенной. То, что ни одна другая раса не ценит так, как мы.

Он совсем не понимает, зачем Белая завела этот монолог, что она хочет этим сказать, зачем позвала его, и тем не менее слушает, боясь прервать. Это всего второй их разговор; Белая снова не даёт ему что-либо сказать, и Стивен уже чувствует какое-то особое отношение к себе, какого никогда не ощущал. Весь Родной мир обращается к нему как к Розовому Алмазу, но при этом на него хотя бы смотрят, наивно полагая, что он и есть Розовая.

Белая же на него вообще не смотрит.

— Подобно тому, как существуют звёзды, — невозмутимо продолжает Алмаз, — существуем и мы — те, кто поглощает их свет, преломляет его множество раз, делает его лучше. Как и звёзды, мы озаряем космос своим блеском, — внезапно она широко улыбается. — Мы должны бороздить просторы космоса и освещать его своим сиянием, подобно звёздам. И мы должны делать это вместе с тобой, мой Звёздный Свет.

Она называет его Звёздным Светом, что-то говорит и игнорирует его присутствие, само его существование. Она обращается не к нему.

Белая разговаривает с Розовым Алмазом.

— У меня остались незаконченные дела, драгоценная. Приятно видеть, что ты вновь веселишься в Родном мире, но я покину твой бал пораньше, — и, прежде чем Стивен успевает возразить, она аккуратно подхватывает его на ладонь и опускает на пол, точно на лифте, а сама, ослепительно улыбнувшись подчинённым, уходит, оставляя мальчика в полной растерянности.

В этот раз он успел сказать ей пять слов — в два раза больше, чем в предыдущий.

Конни пытается как-то поддержать; Жемчуг кидает сожалеющий взгляд; Сапфир, наблюдающая издалека, досадно поджимает губы, а Стивен ругает себя за бесхребетность и неспособность уже во второй раз настоять на своём, заставить Белую слушать, а не говорить.

Тем не менее, что Жёлтая, что Голубая — обе хвалят его за проведённый бал и за безупречные манеры. Первая добавляет с усмешкой, что такими темпами он сумеет поговорить с Белой через пару лет, а вторая совершенно искренне убеждает, что рано или поздно та соизволит поговорить хоть с кем-нибудь из них.

Стивену от этого ни горячо ни холодно. Он не собирается оставаться в Родном мире на «пару лет» или до момента, пока Белая не «соизволит поговорить хоть с кем-нибудь из них»; он возлагал на этот бал последние надежды, которые Верховная правительница вот так просто растоптала.

Но что ещё важнее — он устал притворяться Розовым Алмазом. Ему просто жизненно необходимо быть просто Стивеном, и чтобы это поняли не только Кристальные самоцветы. Нужно, чтобы это начали понимать все остальные.

Стивену кажется, что ещё минута, проведённая под личиной его матери, под прикрытием её имени, просто сведёт его с ума. Ощущение такое, словно нестираемое звание Алмаза выжгли у него прямо на сердце, не воспользовавшись анестезией, и теперь шрам постоянно ныл, покрывался рубцовой тканью и чесался, напоминая о себе.

Невыносимо было и осознание того, что некоторым самоцветам приходится всю жизнь провести, занимаясь делом, для которого они были готовы профессионально, но не психологически; которое у них хорошо получалось, но которое они всей душой ненавидели. Впрочем, они не знают другой жизни — значит, не понимают, что теряют.

Он просит Жёлтую и Голубую об уединённом разговоре — благо, хотя бы они его выслушают. Жемчуг реагирует на это решение негативно, о чём говорит сразу, хотя остановить воспитанника уже не в силах.

— Я не Розовый Алмаз, — говорит Стивен, глубоко вздохнув, и ожидает реакции Алмазов. Те сидят и терпеливо ждут продолжения.

Он принимается за разъяснения, не забыв робко добавить в конце, что камень Розового Алмаза по-прежнему у него, и кто знает, как этот камень отреагирует, если его вытащить из тела. Внимательно следит за поведением Жёлтой и Голубой, пытаясь найти понимание хотя бы в глазах последней.

К его удивлению, Голубая мрачнеет, а вот Жёлтая всего лишь пожимает плечами и немного напряжённо потирает переносицу.

— Чисто технически, — неторопливо начинает она, — это Розовая.

— И всё же это не она, — угрюмо отзывается её сестра, постепенно понимая, что хочет донести до них это создание. Всё это звучит как глупость: как вообще одна из Алмазов — наиболее совершенных форм жизни — оказалась способна по собственному желанию передать свой камень и перестать существовать ради того, чтобы создать… это? Нечто органическое, неполноценное, не принадлежащее ни к расе самоцветов, ни к расе людей.

— Я так устала, что ты постоянно хочешь меня обмануть, Розовая…

От плохого предчувствия у Стивена сосёт под ложечкой. Голубая поднимается со своего кресла и тянет к нему руку, которую мгновенно перехватывает Жёлтая.

— Не принимай опрометчивых решений.

— Это не Розовая. Какое тут ещё может быть решение? — огрызается в ответ Голубая, дёргая схваченной рукой. Хватку Жёлтая не ослабляет.

— В нём камень Розовой.

— И нам следует его вытащить!

— Ты можешь его повредить!

— Предлагаешь бездействовать?! — Голубая зло щурится, вновь безуспешно дёргает рукой и накапливает энергию в другой. По её телу тут же пробегает ощутимый заряд тока и сбивает всю концентрацию, растворяя и без того слабый энергетический шар в воздухе.

Стивен бросает нервный взгляд на Жемчуг и Конни, указывает глазами на противоположную стену, дабы не попасться ненароком под руку, и те быстро кивают, соглашаясь с ним.

— Мы не можем сейчас предугадать реакцию камня, — терпеливо разъясняет Жёлтая. — Если ты сейчас поторопишься, мы можем потерять даже эту часть Розовой. Тем более, — она ухмыляется, кивая на мальчика, — он похож на неё. Ты и сама это чувствуешь.

Сопротивление Голубой даёт слабину: она беспомощно смотрит на сестру, упускает момент, когда её осторожно обнимают.

— Нужно всё обдумать, — задумчиво бормочет Жёлтая и отстраняется, глядя на Голубую, — и не действовать на эмоциях.

Странно видеть поддержку от Жёлтой — той, кто, насколько Стивен знает, милосердием никогда не славилась, — но именно эта поддержка заставляет его чувствовать себя увереннее. Эти двое камень из него вытаскивать не собираются; во всяком случае, у него есть время, чтобы убедить их в этом повторно.

Становится как-то… легче. Словно один груз упал с души.

— Как тебя зовут, говоришь? — уже спокойнее интересуется Голубая, обращаясь к мальчику и протягивая свою ладонь, на которую тот запрыгивает.

— С-стивен!

— Приятно познакомиться снова, — она секунду мешкает, смотря на него в упор, но всё-таки находит в себе силы улыбнуться, — Стивен.

====== Часть 37 ======

В Родном мире всё иначе. Как бы Жемчуг ни старалась отогнать от себя эти мысли, но здесь нет никакой разницы, кто ты такой — важна лишь чистота света, испускаемого твоим камнем. Всё, что имеет значение, — твоё происхождение, и только.

Она старается не видеть в Стивене Алмаза, но признаёт своё поражение так же легко, как легко соглашается со всеми его решениями в Родном мире. Они меняются местами: здесь его слово — закон, а какую-то Жемчужину даже слушать не станут, если только она не говорит от имени своей хозяйки. Стена независимости, что она выстраивала долгими тысячелетиями, даёт трещину.

В Родном мире неловко себя чувствует даже Гранат: всё чаще разъединяется, даже когда в этом нет необходимости; Рубин психует, глядя на Сапфир, а та судорожно оглядывается по сторонам и оправдывается тем, что сейчас ей будет спокойнее видеть будущее, чем ходить вслепую и полагаться на неожиданность.

Частичка Родного мира, спавшая в них издавна, которую они сумели подавить, даёт о себе знать. Чем больше Стивен старается быть похожим на свою мать, тем сложнее Жемчуг абстрагироваться от образа Розового Алмаза.

Розовая меняла мир вокруг себя и никогда не принадлежала такой, как Жемчуг: ни будучи Алмазом, ни будучи Розой Кварц, ни даже будучи Стивеном. Розовая ускользает, бежит сквозь пальцы талой водой, испаряется в воздухе и никому не принадлежит.

Ей остаётся лишь молчаливо наблюдать, как мир меняет свои краски рядом с Розовой, как меняют своё мнение другие самоцветы, как на её сторону встают даже двое других Алмазов.

Жемчуг служила Белой совсем недолго. Она была создана ею для Розовой, она готовилась именно для служения младшей из Алмазов, но даже тех кратких мгновений подле Верховной правительницы ей хватило, чтобы прекрасно понять её нрав.

Чтобы понять Розовую, Жемчуг не хватило и тысяч лет.

Она являет собой чудо: из вероятности меньше тысячной процента вынимает счастливый билет, претворяет в жизнь то, о чём Жемчужине остаётся только мечтать; Белая же — абсолют, не принимающая вероятность ниже девяноста девяти. Все Сапфиры Вселенной не распознают намерений Розовой, зато действия Белой предугадают с лёгкостью.

— У тебя на лице написано, о чём ты думаешь, — тихо произносит Гранат, когда Стивен и Конни засыпают. — Не стоит.

У Жемчуг слёзы на глаза наворачиваются, пусть она и старается этого не показывать. Хотя бы перед Стивеном и Конни, хотя бы ради них.

Аметист громко всхрапывает, отчего Жемчужина дёргается и смотрит на неё. Та, причмокнув во сне, переворачивается на другой бок. Жемчуг тоже хотелось бы быть столь беззаботной, однако всю подноготную Родного мира она прекрасно знает и никак не может успокоиться, находясь здесь.

— Доверься Стивену. Он уже не тот маленький мальчик, каким мы его помним, — продолжает Гранат и слабо, но обнадёживающе улыбается, глядя на подругу. — Он совершит чудо, как и его мать.

— А будущее что, не обнадёживает? — горько усмехается Жемчуг. — Сапфир наверняка его уже просмотрела.

— Будущее, каким видит его Сапфир, никогда не обнадёживало, — кивает Гранат. — Но потому мы и шли за Розой. Она меняла это будущее.

«Являла чудо», — утверждается в своей мысли Жемчуг и переводит взгляд на Стивена. Она даже не хочет знать, что такого увидела в своих предсказаниях Сапфир.

— Не мы первые, Жемчуг, — Гранат неожиданно продолжает, хотя Жемчужине казалось, что их разговор уже закончен, — и не мы последние. Сапфир видит неутешительное будущее, но мы летели сюда, готовые к нему. Иначе бы уже давно сбежали. Всё-таки я верю, что всё будет в порядке.

Никогда не было нужды задумываться, что случится, если вытащить из него камень. То есть в одном Стивен был уверен: без камня он погибнет, но вернётся ли в этом случае его мама?

Запах в стерильном помещении, где он сейчас находится, напоминает о больницах на Земле, и впервые этот запах Стивену так нравится. Вокруг снуют самоцветы Жёлтой и отдают простые указания: здесь поднять руку, тут прислонить камень, плюнуть, всплакнуть, ещё раз прислонить камень, описать ощущения. От некоторых их действий мальчику щекотно, иногда просто неприятно, но в целом ничего страшного.

В соседней комнате точно так же обследуют Конни, аргументируя это тем, что данные по людям из Зоопарка могут оказаться некорректными вследствие их долгой изоляции и жизни на орбитальной станции в течение очень долгого времени.

Жёлтая не присутствует на осмотре лично, но следит за всем происходящим из отдельного помещения, куда самоцветы приглашают Стивена после всех соответствующих процедур. Подле её трона стоят Жёлтая Жемчужина и Гелиодор — и Стивен готов поклясться, что последняя едва ли не сверкает от счастья, хотя тщательно это скрывает. От подобного зрелища он прыскает со смеху в кулак.

Голубая, стоящая позади Жёлтой, приветливо машет ему рукой и что-то нашёптывает сестре на ухо.

— Было довольно весело, — легкомысленно отзывается подошедшая со спины Конни. — Но повторять бы не хотелось.

— Да уж, во второй раз будет скучно, — пожимает плечами Стивен, наблюдая, как Жёлтая смущённо отмахивается от хихикающей Голубой, которая уже направляется к ним.

— Не будем отвлекать наше светило науки от дел, — нравоучительно произносит она, кивая на дверь, и не сдерживает новый смешок.

— Я всё слышу, — нарочито громко доносится им вслед.

— Результаты подоспеют быстро, — говорит Голубая по пути в свою диспетчерскую, усадив Стивена с Конни на ладони. — Думаю, в течение нескольких часов. Знаешь, — тепло произносит она, обращаясь к Стивену, — я рада, что Жёлтая остановила меня. Она всегда удерживала меня от ошибок, которые я могла совершить на эмоциях.

Идею о том, что камень можно извлечь без вреда для его организма, первой предложила Жёлтая. Свет, который пронизывает его тело, можно синтезировать искусственно; в самом крайнем случае придётся воспользоваться исцеляющими способностями Розового Алмаза, но этот вариант был более рискован: если после извлечения камень не образует физическую форму, целительные слёзы они не добудут.

Жёлтая сказала, что всё это нужно обдумать, а не лезть на рожон, и Стивен не посмел с ней спорить. Тем более что звучало это фантастически: в случае успеха он… он действительно мог увидеть свою маму.

— Уверена, Белая тоже обрадуется, увидев Розовую, — продолжает Голубая и тут же добавляет: — Она наверняка просто сидит в камне, эта маленькая глупышка…

Поддержка Голубой и Жёлтой придаёт Стивену уверенности: эти двое, по словам Жемчуг, больше всего желали вернуть Розовую, и раз даже они согласились сделать это, не причиняя ему вреда, то и Белая вряд ли станет возражать.

Какая ей разница, в конце концов?

— Мне нужно поговорить с Белой, — твёрдо заявляет мальчик, глядя на Голубую. — И не так, как это было на балу или как в нашу первую встречу — она ведь не слушает меня даже!..

— Она никого не слушает, — немного печально отзывается Алмаз, заходя в свою диспетчерскую.

— Но вы говорили, что она слушала мою маму… она жеслушала Розовую!

— Розовая… — Голубая мешкается, опускает детей на подлокотник своего кресла и присаживается сама, — не спрашивала, можно ли им поговорить… она просто приходила к ней и говорила.

— Тогда я тоже приду и поговорю с ней!

— Ты уверен, Стивен? — боязливо интересуется Конни, положив руку ему на плечо. — Может, нам лучше…

— Это же просто разговор, Конни, — мальчик буквально излучает уверенность в себе. — Голубая, ты ведь тоже так считаешь?

Голубая неоднозначно пожимает плечами, предпочитая об этом не говорить. Стивен запоздало вспоминает, что разговоры о Белой для неё определённо неприятны, и прикусывает язык.

— Думаю, максимум, что случится, если ты её разозлишь, — это запирание в башне. Но я тебя выпущу, — всё-таки отвечает Голубая. — А там уже и Жёлтая разберётся, что делать с твоим камнем. Ох, и Стивен… — она окликает его у самой двери.

— Да?

— Разговаривая с Жемчужиной Белой, ты обращаешься напрямую к ней. Просто знай это, — и провожает милой улыбкой.

— Не разъединяйся, Гранат.

— Ты уверен?

— Конечно, — Стивен явно пребывает в приподнятом расположении духа. — Хочу показать Белой всё, как есть. Оу… — он слегка притормаживает, видя, как блёкнут цвета стен, как меняется на них орнамент. — П-прямо сразу видно, что мы идём в нужном направлении, да?

Белая Жемчужина появляется буквально из-под пола в своём сером пузыре, оглядывает идущих и останавливает взор на мальчике.

— Прошу прощения, Розовый Алмаз, — сухо говорит она, — но вам запрещено идти туда.

— Да почему?! — закипает Стивен, сжимая кулаки. Происходящая вот уже несколько дней бессмыслица раздражает до зубного скрежета. Он не для того столько терпел, чтобы Белая просто проигнорировала его — в третий раз.

Внутри неожиданно рокочет непривычная ему злость, поднимается прямиком из камня, ударяя в голову. Стивен вспоминает о том, что Белая всё равно его слышит через эту Жемчужину, — и кричит так, что пол под ним покрывается трещинами:

— Ты будешь говорить со мной! Не только говорить, но и слушать!!!

Белая Жемчужина стоит перед ним с нечитаемым выражением лица, на котором Стивен всё-таки успевает разглядеть лёгкую растерянность, но она быстро сменяется благодушной улыбкой.

— Как ты очаровательна, мой Звёздный Свет. Хорошо, — неожиданно соглашается Белая. Гранат и Жемчуг смотрят на её Жемчужину слегка шокированно от такой новости.

— Ты можешь прийти ко мне. И я даже не запрещаю тебе прихватить с собой твою так называемую «свиту».

Кристальные самоцветы переглядываются между собой, пока Белая Жемчужина разворачивается и ведёт их дальше по коридору, а Стивен хмурится, не понимая, что на него нашло буквально пару минут назад.

Все те осколки, которые сыпались во время восстания, повреждения, которым подверглись неповинные самоцветы, — обратная сторона идеального Родного мира, её изнанка, показывающая неполноценность Алмазной власти. Если он не поговорит с Белой, то всё будет напрасно: для чего иначе были нужны все эти жертвы? Ради чего его защищают Кристальные самоцветы, если он не способен отплатить им тем же?

Он стоит перед колоссальной дверью (под стать росту Белого Алмаза), богато украшенной сверкающими осколками камней, и остаётся только гадать, осколки ли это некогда живых самоцветов или же просто бездушные камешки, однако выглядит в любом случае жутко, — и сглотнувшая сбоку Жемчуг тому прямое подтверждение.

— Розовый Алмаз, — окликает их Белая Жемчужина, широко улыбается своей неизменной улыбкой и вводит что-то на консоли. — Проходите.

====== Часть 38 ======

— Где Стивен? — обеспокоенно спрашивает Жёлтая, оглядывая диспетчерскую Голубой. — Ох, звёзды, мне сказали, что он у тебя…

— Он ушёл к Белой совсем недавно, — спокойно отвечает Голубая и переводит взгляд от отчётов на сестру. Свет её тёплой улыбки меркнет быстрее, чем успевает засиять, потому что в глазах Жёлтой зарождается паника.

— А что случилось?

— К Белой?!

— Да, а…

Жёлтая не даёт ей договорить: подходит, хватает за руку, ведёт за собой, ругаясь под нос, и излучает столь явное беспокойство, что его видно невооружённым глазом.

— Что случилось?! — эта неприкрытая паника передаётся и Голубой.

— Он нашёл крайне неподходящее время, чтобы идти к Белой, — рычит Жёлтая, быстрым шагом рассекая коридор. — Я буквально недавно отправила ей результаты тестов камня Розовой.

Белая Жемчужина изящно кланяется им, пропуская вперёд. На неё осторожно косится Гранат, а Стивен и вовсе смотрит с неприкрытым удивлением: впервые видит, чтобы эта Жемчужина меняла позу.

В огромном сияющем зале на троне восседает Верховная правительница самоцветов, закрывает голографические экраны в ту же секунду, как они переступают порог, и крайне довольно улыбается.

— Ох, мой Звёздный Свет, — она тянет слова так, что у Стивена по спине пробегают мурашки, — ты всё-таки пришла.

Им пора расставить все точки над «i». Белой пора осознать, что он вовсе не Розовая, что ему нужна помощь и что он просто так не отступит.

В конце концов, он сумел переубедить Жёлтую и Голубую; что ему стоит проделать то же самое с Белой?

— Твоя последняя выходка крайне всех обеспокоила, — наигранно-прискорбно произносит она, нахмурив брови. — Но, если ты хочешь извиниться, мой Звёздный Свет, то…

— Я — не Розовая, и я — не Алмаз! Меня зовут Стивен Юнивёрс, и я пришёл!.. — Стивен резко отпрыгивает назад, когда видит, как на него сверху падает Белая Жемчуг. Он даже не успел заметить, как она оказалась сверху.

— Я знаю, — её губы изгибаются в фальшивой улыбке. — Я знаю о тебе больше, чем ты сам можешь о себе знать, Стивен.

— Откуда ты можешь знать?.. — морщится мальчик, делая ещё шаг назад.

— Это моя обязанность, как самой старшей из Алмазов: следить за вами, оберегать от ошибок. Вы такие хрупкие… друг без друга и без меня вы просто треснете.

Безжизненный голос, которым Белая с ним разговаривает, вплетая в него нотки заботы и сопереживания, Стивена пугает. Верховная правительница под стать столице их великой империи: имитация жизни и внешний идеал, не более.

— Что касается меня, я — единственная, кто не нуждается ни в ком.

Сзади аккуратно подходит Аметист, кладёт руку ему на плечо, спрашивает:

— Что она вообще несёт?

— Приветствую, — немного оживлённо реагирует на её фразу Белая. — Было так интересно наблюдать за вами издалека, а теперь забавно видеть вблизи.

«Что ты несёшь?» — мечутся мысли Стивена.

— Вблизи вы ещё смешнее. Они ведь должны быть такими? — Алмаз обращается к мальчику. — Смешными.

У Стивена в голове до сих пор не могут уложиться её слова: всё сказанное Белой складывается в единственный вывод, который ему совсем не нравится, который вгоняет в ужас, в который не хочется верить.

— Ты следила за нами? К-как? — неверяще спрашивает он и тут же отпрыгивает от ослепительного света, пронзившего Аметист. Когда свет исчезает, она падает на колени и не выглядит хоть сколько-нибудь раненой.

— Эй, белый кусок глины, это всё, что у тебя есть?!

Серый цвет начинает распространяться от камня по всему телу, покрывает всю световую форму, пока Аметист судорожно ощупывает себя, не зная, как остановить этот процесс. Стивен никогда подобного не видел.

— О нет… — сглатывает он, отходя от подруги. Следующей оказывается Гранат, и после неё Жемчуг отчаянно выкрикивает:

— Хватит!!!

— Жемчуг, — заинтересованно смотрит на неё Белая. — Ты выполняла мой приказ все шесть тысяч лет. Меньшего я от своей Жемчужины и не ожидала.

— Что?..

— Присмотрела за Розовой и даже за её… органическим ребёнком.

— Я не твоя Жемчужина! — огрызается Жемчуг. — Я… я изменилась, я стала другой! И я не выполняла твой приказ все эти годы!

Белая разочарованно качает головой и цокает.

— Прискорбно осознавать, что тебя придётся откорректировать в Рифе.

— Стой, не делай этого!!! — кричит Стивен, но не успевает оттолкнуть Жемчуг, прежде чем та так же попадает под луч. В уголках глаз поневоле собираются слёзы. Конни хватается дрожащими руками за меч за своей спиной.

— Ты слишком поощряешь их недостатки.

Камень в его животе начинает разгораться, велит бежать, спрятаться где-нибудь, где нет Белого Алмаза.

— С ними нужно мириться, но не поощрять. Твои новые друзья… — Стивен бросает взгляд на Аметист, — ненадёжны, — затем на Гранат, — зависимы, — потом на Жемчуг, — и одержимы.

Вокруг лишь мёртвые серо-белые оттенки, рядом — поверженные напарницы, а перед глазами — всемогущая правительница, не считающая их за отдельные личности, не желающая их даже выслушать, убеждённая лишь в собственной правоте.

— Ж-жемчуг? Гранат? Аметист!.. — отчаянно взывает к подругам Конни, пока Стивен мечется от одной к другой:

— Нет, нет, нет… Придите в себя…

— Прекрати им помогать. В отличие от меня, — Белая щёлкает пальцами, — ты сейчас делаешь всё только хуже.

Обесцвеченные тела, подобно марионеткам, поднимаются на ноги, как заворожённые говорят:

— О, спасибо, Белый Алмаз! Сейчас я чувствую себя превосходно, как щедро с вашей стороны…

Это похоже на надругательство. У Белой крайне извращённое понятие идеала. Отчаяние, до этого разрастающееся внутри Стивена, сейчас обращается в злость.

— Вот так, — подводит итог Белая. — Я удалила все их недостатки. Ничто не стоит на пути моего белого цвета, он свободно проливается сквозь их камни. Я надеялась, что мне не придётся заходить так далеко, но это, видимо, необходимо. Теперь они великолепны, — яркий свет слепит глаза, из-за чего мальчик щурится, прикрывает ладонью глаза. — Теперь они идеальны. Теперь они — это я.

— Ты ошибаешься!

Белая скептически приподнимает бровь, глядя на него.

— Прошу, просто выслушай меня. Им не нужны никакие исправления, никакое великолепие… они великолепны такими, какие они есть! Со всеми их недостатками…

— Ну вот, опять сначала. Мы никогда не разговаривали с тобой серьёзно. Голубая очень просила доверить твоё воспитание ей, но очевидно, что она не справилась. Ты разве не понимаешь, почему ты защищаешь недостатки своих новых друзей?

— А?..

— Тебе нравится окружать себя низшими самоцветами.

— Что?!

— Ты позволяешь им вести себя ужасно, чтобы быть лучшей среди худших.

— Но это не правда! И, даже если и так… если это правда, то я — не моя мама! Ты говоришь не обо мне!

Звонкий смех эхом отражается от стен огромного зала, разливается по помещению гулом, въедающимся в голову.

— Думаешь…

За спиной слышен лязг меча, вырванного из ножен:

— Я не могу просто так на это смотреть!..

— …что ты сильно от неё отличаешься? — заканчивает свою фразу Белая, не обращая на человека внимания. Жемчуг, на которую Конни первой замахивается своим оружием, блокирует удар копьём.

— Зачем ты это делаешь, мы ведь можем просто поговорить!

— Разговоры с тобой не работают, мой Звёздный Свет, — вздыхает Белый Алмаз, глядя на бесплодные попытки девочки оказать сопротивление Жемчужине. — Сколько раз с тобой разговаривала Голубая? Сколько раз Жёлтая пыталась вбить в твою голову простые истины? Ты учишься только на собственных ошибках.

Меч отлетает в сторону, и Конни отходит назад, ищет любые попытки не попасться в руки наставницы.

— Скажи мне, неужели бесполезных низших самоцветов было недостаточно? — Белая кивает на схваченную девочку. — Ты решила окружить себя ещё и низшими формами жизни? Ты подавляешь себя в них. Разве это не чудесное ощущение, Розовая? — белые ромбовидные зрачки прожигают взглядом его живот, обращаясь явно к его матери, а не к нему самому. — Приглушив свои силы и спрятав лицо, ты стала Розой Кварц, чтобы всех обмануть, но единственная, кого ты обманула, — ты сама.

— Хватит говорить со мной так, словно меня не существует… — Стивен сжимает кулаки. — Я — это я, моя мать здесь ни при чём, и ты это понимаешь!

— Но ты знаешь о своей матери то, чего вовсе не можешь о ней знать, — разочарованно произносит Белая. — Свет, который льётся из её камня и который когда-то был ею, сейчас принадлежит тебе и твоему телу. Разве я ошибаюсь, Стивен?

— У меня просто возникала с ней связь… — робко возражает тот. — Совсем немного, и это просто мои силы… они позволяют… находить связь с другими… Я — не она. Я просто…

Белая чуть наклоняет голову набок; этот незамысловатый жест сейчас кажется запутавшемуся Стивену выражением сочувствия, которое для этого Алмаза чуждо.

— Органическим созданиям сложно это понять, каждая ваша особь — это что-то отдельное, самостоятельное. Но этот камень и есть Розовая. Ты живёшь с ней всю свою жизнь. Или же, — Белая улыбается ещё шире, — это она живёт с тобой. Алмазное сияние неудержимо просвечивается. Его невозможно скрыть в каком-то человеческом ребёнке.

— Не слушай её, Стивен! — голос Конни доносится до него сквозь эхо безликого голоса Белого Алмаза. — Она пытается тебя испортить!

— Ты не была готова нести ответственность за колонию, не была готова отвечать за свои поступки и решения, — Белая наклоняется к мальчику, зажимает его между пальцев, подносит к своему лицу, — и сбросила эту ответственность на ничего не знающее органическое создание.

— Прекрати…

— Тебе было страшно, мой Звёздный Свет. Но теперь ты снова здесь, спустя столько времени. Я позволила твоей забаве зайти слишком далеко, — Стивен отчаянно рыпается, пытаясь хоть как-то освободиться, со страхом наблюдает за Белым Алмазом вблизи. — Перестань прятаться внутри своего камня, — чёрный ноготь, похожий на длинный кинжал, осторожно приподнимает его футболку, обнажая камень на животе.

Полагать, что только Жёлтая и Голубая хотят вернуть свою младшую сестру, было фатальной ошибкой.

— Прекрати!..

Больше всех вернуть Розовую хотела именно Белая.

— Ты можешь спрятаться от себя, от других, но ты не можешь спрятаться от меня.

— Отпусти меня!!!

— Время учиться на последствиях своих ошибок, Розовая.

====== Часть 39 ======

Это было похоже на долгий приятный сон. Она ничего не видела, ничего не слышала, но чувствовала, ощущала: радость от вкусного мороженого, переживание за Гранат, не вернувшуюся вовремя с миссии, раздражение от глупой шутки Аметист.

Всё было столь приглушённое, но мягкое и приятное. Четырнадцать лет пронеслись в мгновение ока.

Она открывает заспанные глаза, видит перед собой Белую, и все испытанные эмоции проносятся в её голове круговоротом; она смаргивает сонливость, резко дёргается и оглядывается назад.

Замечает маленькое тельце на полу — полуживое, едва дышащее. Замечает серые, лишённые цвета тела Кристальных самоцветов, стоящих по струнке.

Два и два Розовая складывает без проблем.

Белая всегда всё делает исключительно для своей империи. Она взрастила её и заботится о ней, как родная мать. Она тонко чувствует её состояние, она всё делает для её благосостояния.

— Пусти меня, пусти меня вниз! — отчаянно взывает Розовая, дёргает руками, пытаясь вырваться.

— Право, мой Звёздный Свет, не стоит.

Когда империи понадобился новый Алмаз, она дала его ей, дала сразу двух, чтобы уж точно, с лихвой. Когда империи понадобился новый цвет, она и его подготовила. Всё должно быть гармонично, всё на своих местах, всё должно работать, все шестерёнки должны крутиться без заедания.

— Дай я вылечу его!

— Тебе не нужны какие-то низшие органики и даже другие самоцветы.

— Я лучше знаю, что мне нужно!!!

Есть Белая и её прекрасный чистый цвет, а есть три других Алмаза, олицетворяющие три других чистых цвета. Есть белый, который не нуждается ни в чём, а есть жёлтый, голубой и красный, нуждающиеся друг в друге, не способные друг без друга жить, но по странному стечению обстоятельств красного цвета не получилось.

— Не знаешь, мой Звёздный Свет. Ты даже не осознаёшь всей своей важности.

— Что такого важного во мне?! Вы не давали мне колонию, вы считаете меня самой слабой и безответственной!

— Всё это исправимо. Всё это я и собираюсь исправить. Ты важна, мой Звёздный Свет, — Белая подносит младшую ближе к себе и говорит тише, практически шепчет, — потому что больше всех похожа на меня.

Все расчёты указывали на красный, но получился розовый. Расчёты указывали на то, что огранка камня нового Алмаза будет похожа на огранку её предшественниц, — однако огранка была такой же, как у самой Белой.

— Я?.. — неверяще морщится Розовая, всё ещё панически оглядываясь на Стивена. — Да мы ни капли!..

— Твой цветовой спектр содержит красный и белый цвета. Ты заслуживаешь особое отношение к себе.

Эта маленькая, едва вышедшая из норы, девчонка была чем-то большим, чем очередным цветом, дополняющим империю; качественная огранка, примесь прекрасного белого в спектре — Розовая, несмотря на её неудавшийся рост, по идеалу была ближе всех к Белой.

Это сокровище нужно взращивать аккуратно. Красный взывал к свободе, белый дарил возможности — весь этот букет следовало разбирать осторожно, переплетать заново, ограничить красный, вытащить на свет как можно больше белого. Нужды империи в красном цвете меркнут в сравнении с любовью Белой к своему цвету.

— Мне не нужно твоё особое отношение, — рычит Розовая, не прекращая попыток вырваться. — И жизнь в твоей идеальной империи не нужна!

Они опоздали. Едва двери открываются, как их взору предстаёт Розовая — прежняя Розовая, в её привычной форме, — которая рыпается в руке Белой, кричит так, что по полу и стенам расползаются трещины:

— Зачем нам идеальная империя, если мы ничего не можем сделать самостоятельно?! — и пронзает отчаянным взглядом сестёр, застывших на пороге. — Спасите его! Спасите Стивена!!!

Уже слишком поздно его спасать — идти против Белой сейчас нельзя, она сотрёт их в пыль. Они разрознены, охвачены эмоциями и смятением, и потому, когда Голубая делает шаг вперёд, Жёлтая отдёргивает её назад. Кладёт на её глаза свою ладонь, обхватывает за талию и держит, торопливо шепча на ухо и смаргивая слёзы:

— Остановись, не лезь, не сейчас…

— Отпусти меня, я могу его спасти!!! — продолжает кричать Розовая, кидая на Стивена беспомощный взгляд. От её крика форму теряют все, кроме Алмазов, в стенах продолжают расцветать трещины.

Далёкие тысячи лет назад Голубая просила Белую отдать Розовую на их с Жёлтой попечение, потому что методы воспитания Белой им обеим прекрасно знакомы. Они не хотели, чтобы через подобное прошла и Розовая.

И всё равно не сумели её уберечь.

— Я знаю, как тебе будет лучше, мой Звёздный Свет. Всегда знала.

Жёлтая изничтожала органические расы целыми цивилизациями, но почему-то именно сейчас, при взгляде на бледного мальчика, лежащего на полу, ей впервые становится не по себе. Она стискивает зубы и приказывает себе терпеть.

Сейчас не то время и не то место. Раз Белая всё знала о выходке Розовой, то Стивен был обречён с самого начала.

Она крепче сжимает дрожащую Голубую в своих руках и продолжает закрывать её плачущие глаза. Смотрит на бьющуюся в истерике Розовую и на лаконично что-то разъясняющую Белую, слышит слова, после которых младшая поражённо застывает:

— Даже идея этого мальчика о том, что можно исцелить повреждённых самоцветов, в корне неверна, мой Звёздный Свет. В твоём спектре недостаточно красного цвета, чтобы это сделать. В тебе, моя драгоценная, — переходит на шёпот Белая, — красный цвет недостаточно чист, — и продолжает более оживлённо: — Но это не имеет значение, потому что в тебе есть белый.

Верховная правительница даже не обращает внимания на других Алмазов, застывших в дверях; со всей нежностью и любовью рассматривает Розовую в своих руках и улыбается, не обращая внимания ни на что более.

— Обещай мне… — едва слышно всхлипывает Голубая, и Жёлтая сбивчиво шепчет ей на ухо, не давая закончить:

— Обещаю.

«…что этого больше никогда не повторится».

Комментарий к В своих работах Blue Diamond я зову «Голубой Алмаз», что якобы можно трактовать как смешение синего и белого цветов, но Blue можно перевести и как «Синяя», и как «Голубая», чем я и воспользовалась, потому что «Голубая» лично для меня звучит красивее и лаконичней. Однако Blue всё ещё олицетворяет именно синий цвет, в то время как Pink и Red – это именно «розовый» и «красный», эти цвета мы не можем трактовать по-разному, что и послужило причиной моего хэда о том, что Розовая изначально должна была быть Красной, но всё пошло не по плану.

Ну это так, чтобы избежать вопросов.

====== Часть 40 ======

Розовая никак не реагирует на открывшуюся дверь и лежит неподвижно, уткнувшись лицом в подушку, даже когда Голубая присаживается на край кровати.

Буквально час назад завершился суд, на котором лично присутствовала Белая. Розовая этот суд пропустила и в его стенографии ничего хорошего не нашла.

Белая позволила ей взрастить в себе любовь к свободе и к органическим расам, а затем в один миг показала, что всё это бессмысленно. Раздавила каблуком своих туфель её мимолётную мечту, фактически ставшую явью, отпустила ровно настолько, чтобы в любой момент вернуть обратно.

И единственная тому причина — примеси её камня, на который Розовая смотрит с бессильной злостью, за который периодически хватается и тянет наружу, а потом вновь падает на кровать и бездушным взглядом сверлит потолок. Белая дорожит ею только потому, что её цвет именно розовый — смесь нужного для империи красного и нужного для Верховной правительницы белого цветов; она — персональное маленькое сокровище, которое никто и ни за что не отпустит.

Это те методы воспитания, с которыми столкнулись в своё время её старшие сёстры? Это причина, по которой они стараются избегать Белой?

Шуршит ткань, на кровать что-то падает, и Розовая устало приподнимает голову. Три пузыря, сотворённых лично Голубым Алмазом: в одном красный и синий камни, во втором белый, в третьем фиолетовый. Она не верит своим глазам.

— Спрячь их.

Приговор суда предписывал раскол. Значит, Голубая его подделала.

Иронично.

Розовая не спеша садится, подтягивает к себе пузыри и прижимает их к груди — последнее, что у неё осталось от прежней жизни. Мимолётно замечает, что платье у Голубой практически чёрного цвета. Раньше оно было определённо светлее.

— Спасибо, что не отправила Жемчуг в Риф. Белая наверняка хотела её перенастроить.

Ей не отвечают: с лёгкой, но печальной улыбкой Голубая гладит младшую по голове и уходит — одни звёзды знают, чего ей стоило подделать осколки.

— Стой!.. — Розовая останавливает сестру прямо перед закрытием двери. — Со Стивеном была… была девочка… она?..

— Я отправила её в Зоопарк.

— Она успела бы прожить человеческую жизнь на Земле!

Голубая качает головой.

— Белая собирается дестабилизировать Кластер со дня на день. Не успела бы.

— Она всё-таки сделала это. Вытащила мой камень.

Жёлтая не сразу находит что сказать. Розовая на неё даже не смотрит — нечитаемым взглядом уставилась в небо, на звёзды. Думает о чём-то своём.

Голубая сказала, что её сейчас лучше не трогать, но Жёлтая всё равно нашла младшую взглядом и зачем-то подошла: когда-то давно она сидела на этом же мосту и так же апатично смотрела вдаль — как раз после того, как из-за неё Белая наказала Голубую.

Раз Розовая заговорила первой, значит, хочет поговорить. Простой разговор и нахождение рядом — всё, что пока Жёлтая может ей дать.

— Всё к этому шло, — отвечает она и тише добавляет: — К сожалению, мы не успели.

— Вы хотя бы пытались.

Ровный, спокойный голос Розовой звучит очень непривычно, и Жёлтая думает о том, что шесть тысяч лет — срок не очень большой, но, видимо, достаточный, чтобы младшая из Алмазов поменялась. Хотя бы немного.

Розовая всё ещё не смотрит на собеседницу. Всё ещё обдумывает что-то наедине с собой. Жёлтая лишь садится рядом и тоже смотрит в небо, которое видит уже на протяжении десятков тысячелетий.

Впервые ей кажется, что она способна сделать его более красочным — хотя бы ради сестёр.

У едва появившегося Алмаза самый звонкий смех из всех, что слышала Жёлтая. Она едва признавалась в этом самой себе, но Розовая ей нравится — насколько может нравиться заноза в одном месте, постоянно приносящая с собой одни проблемы.

В ней было что-то такое, что цепляло всех вокруг — цепляло и объединяло одновременно, позволяло находить общий язык, ладить, решать проблемы сообща, даже выговариваться.

— Как дела? — спрашивала она, глядя на старшую снизу вверх.

В её озорных глазах плескались искры веселья, освещая весь Родной мир. То редкое зрелище, от которого Жёлтая едва отрывала глаз. Которому она была готова отдаваться из раза в раз.

Её камень такой маленький и одновременно такой огромный, способный вместить в себя весь тот свет, который младшая изливает ежесекундно, которым она делится со всеми вокруг.

— Всё так же.

Глаза всё те же. В них не сияет больше то чистое веселье, к которому привыкла Жёлтая; в них скорее притаилось что-то тёмное — столь тёмное, что способно поглотить тебя без остатка, едва потеряешь бдительность.

Шесть тысяч лет их не пощадили.

— Мне нравился Стивен, — беззаботно продолжает Розовая, но голос всё равно полон боли. — Хоть я и провела с ним всего четырнадцать лет.

К удивлению Жёлтой, младшая слёз не показывает.

— Мне тоже.

Их склоки больше не имеют значения. Всё равно обе остались в проигрыше.

Порой она говорила о свободе — о настоящей свободе, о мирах, где не было единого порядка, где каждый мог делать что хотел. При этом её камень сверкал ярче обычного, испускал свет, преломляющийся множество раз, прежде чем выйти наружу великолепной монотонной радугой.

Жёлтую её слова лишь забавляли: без порядка они ничто.

— Это всё глупости. Такими темпами империя придёт к упадку.

— Счастье каждого не означает упадок, — глаза потускнели, и радуга поблёкла. Иррациональная боль царапнула камень старшей изнутри от такого зрелища.

— Ты сомневаешься в правилах Белой.

— Я сомневаюсь, что она знает что-то, кроме своих правил.

— Тем не менее, она создала их, — строгий взгляд прожёг слегка наивные глаза своим холодом. — Ты же ничего не создала.

Эти наивные глаза на миг наполнились решимостью. Жёлтая не обратила на это внимания, посчитав разговор завершённым. Младшая болтала ногами в воздухе, сидя на подлокотнике её трона.

«Значит, я создам».

Розовая всё так же болтает ножками, подобравшись к краю моста, на котором они устроились. Теперь смотрит вдаль перед собой.

— Почему ты так хотела исчезнуть и родить человеческого ребёнка?

Одна нога ударяет с глухим звуком по гладкой каменной поверхности. Розовая замирает, осторожно подбирая слова.

— Оставшиеся самоцветы не обрели бы свободы, если бы рядом остался их лидер. Они просто заменили преданность Розовому Алмазу преданностью Розе Кварц. Я хотела освободить их.

— Они всё равно видели лидера в лице твоего ребёнка.

— Но он не знал о Родном мире. Он был рождён, не зная об империи, которую выстроила Белая. Он был олицетворением другого мира, которому я не могла принадлежать полностью, и делился этим миром с другими самоцветами.

Они молчат, и хотя Жёлтой до сих пор сложно понять, о чём думает Розовая, она с усмешкой думает о том, что они действительно стали ближе.

— Все мои самоцветы шли на войну добровольно. Некоторые перегибали палку, но многие не хотели предавать родину.

Голос надломился в последнюю секунду. Младшая опускает голову.

— Мятежники не всегда предатели, — говорит она спустя непродолжительное молчание.

Её глаза были полны упрямства и обречённой ярости — она словно загнанный в угол зверь, у которого не осталось надежды, но остались силы биться до конца. Кричала на Белую, взывала к сёстрам — тщетно, слишком поздно.

Розовые глаза пылали негодованием и одновременно мольбой, тихой просьбой понять. Что-то внутри Жёлтой и Голубой надломилось. Внутри Белой — нет.

— Я могла спасти его, ты… ты!.. Ты не дала мне этого сделать!!!

Показательно-добродушная улыбка Белой не выражала, на удивление, ни единой эмоции. Болезненно сведённые брови Розовой показывали весь спектр отчаяния.

— Тебя разве не ждут дела?

Жёлтая чувствует на себе взгляд Розовой. Скучающий взгляд. Выжидающий. Вовсе не озорной и не весёлый.

— Я снова причинила неудобства.

Опять дела. Порядок. Правила.

— Ждут.

Знает ли Белая что-то, кроме своих правил?

— Так иди.

Теперь всё вернулось к тому, что было раньше, но одновременно всё стало совершенно другим: их взаимоотношения, их разговоры, методы их правления, зёрна сомнения в их мыслях. Свет, потоком изливавшийся когда-то из камня Розовой, сейчас поблёк. Словно её лишили смысла существования.

Взамен они нашли хрупкое взаимопонимание — результат, явно не стоивший этих жертв, но, по крайней мере, это всё, что у них осталось. В этот раз всё хочется сделать правильно.

— Пойдёшь со мной?

Но не сразу, а постепенно. Попытка Розовой была слишком грубой, непродуманной — чистый порыв души, не имеющий под собой твёрдой основы. Жёлтая понимает, что эта попытка была изначально обречена на провал.

Они не совершенны в сравнении с Белой — и всё же они лучше неё в отдельных аспектах. Они не могут противостоять ей в одиночку, — но когда-нибудь смогут победить вместе.

Роза Кварц была не просто лидером восстания — Розовая вложила в её образ саму идею революции. Она заложила фундамент сопротивления из огромного количества осколков простых самоцветов.

Идеальный мир, который кропотливо выстроила Белая, однажды исчезнет. Однажды Розовая наденет маску Розы Кварц снова и поднимет новое восстание, но в этот раз куда глобальнее и масштабнее.

В этот раз она не будет одна. Частичка её прежнего сияния сохранилась где-то глубоко в камнях её сестёр.

Впереди ещё многие века, чтобы разжечь этот свет с новой силой.