Прости и… [Нина Баскакова] (fb2) читать онлайн

Нина Баскакова Прости и…

Глава 1

У нас была обычная, ничем не примечательная семья. Валера был на шесть лет старше меня. Я всегда считала его умным и зрелым, взрослым. Он работал менеджером в банке. Высокий под метр девяноста, с короткой стрижкой и в очках. Педантичен до мелочей. Он любил порядок и последовательность во всём. С ним всегда было спокойно. Я знала, что будет завтра, знала, что будет через неделю. Размеренная жизнь. Если мои подруги сходили с ума по своим взабаламошенным мужьям, которые могли прийти домой под вечер пьяные и начать качать права, а то и вовсе пропасть на несколько суток, то я никогда не знала таких проблем. За все десять лет нашей совместной жизни, я ни разу его не видела пьяным. Он мог выпить на праздник среди компании, но так же легко останавливался. Алкоголь его не интересовал. Валера не видел смысла напиваться до поросячьего визга и закидывать шапку на дерево, а потом за ней лезть, как это случилось на одном празднике, где мы присутствовали. Но нужно отдать ему должное, он не осуждал. Просто выбрал другую дорогу, которая отличалась от дороги друзей и знакомых.

Я поддерживала его. Всегда. Вспоминая наши с ним отношения, я теперь понимаю, что бегала за ним как собачонка и смотрела в рот, а он ходил павлином. Смешно, если бы не было так грустно. Тогда почему-то я не понимала, что отношения — это немного другое. Но те года до сих пор вызывают у меня улыбку и приятные воспоминания. Тогда это были спокойные года. После бурного детства, когда родители всё время выясняли отношения, ругались и хлопали дверями, мне хотелось покоя. Рядом с Валерой я этот покой получила.

Знакомые говорили, что мы хорошая пара. Приятная. И мы дополняли друг друга. Только чем? Я так и не могла понять. Я сама была по жизни спокойная. Тихая девочка, которая бо?льшую часть своей жизни провела за книжками и в библиотеки, где можно было спрятаться от семейных проблем. Я не бегала по клубам, дискотекам. Даже не целованная была, когда мы начали встречаться с Валерой. Долго встречались. Около года, когда он мне сделал предложение. Скромная свадьба среди самых близких и скромная семейная жизнь.

Опять же, кто-то считал, что мы живём богато. Хотя, у него была средняя зарплата по городу. Валера звёзд с неба не хватал. А я работала в библиотеки, после того как окончила институт.

Вот и вся жизнь. Машина в кредит, обязательно внедорожник, потому что проехать на дачу другая машина не могла. Поездки на море раз в два года. Два раза в год поход в театр, один раз в музей и три раза в кинотеатр. Вся жизнь подчинялась строгому графику, который составлял Валера. Он спрашивал меня, согласна ли я с его решением, я соглашалась. Почему-то у меня даже мыслей не было ему возразить. Правильно, ведь он лучше знал, как нам жить и что делать. Он знал какую куртку лучше всего купить, какую шапку и какую причёску сделать, потому что это мне идёт. Насчёт вещей, мне порой казалось, что куртка тёмного цвета слишком мрачная, на что он возражал, что эта вещь практичная. Если взять светлую куртку, то она слишком быстро испачкается. А причёску я не могла видеть со стороны. Поэтому лучше было довериться ему.

Доверять слепо и любя. Это было что-то девиза по нашей жизни. Валера считал, что мы не можем позволить себе ребёнка, поэтому детей у нас не было. И я с ним опять соглашалась, видя в какой нищете живут мои одноклассницы, кто бездумно повыходил замуж и решился на детей. А мы жили неплохо. Ремонт в квартире сделали. На даче крышу перекрыли. Крыша ведь очень важна. Это лучше, чем штаны покупать, из которых вырос малыш. Возможно, когда-нибудь у нас и появился бы ребёнок. Валера этой возможности не исключал. Но с каждым годом я понимала, что он не хочет детей. Ему было комфортно без них, а я не настаивала. А время шло. Мне недавно исполнилось тридцать два года. Валера думала поменять машину на более новую. Откладывал деньги на поездку к морю следующим летом, а я наслаждалась осенью, которая выдалась в этом году красивая и солнечная. Именно поэтому мы проводили много времени на даче. Почти каждые выходные.

Дача находилась в пятнадцати минутах езды от города и располагалась в садовом товариществе, где у нас был небольшой домик с печкой, которую топили, когда было сыро или шёл снег. Несколько раз мы приезжали сюда на Новогодние праздники. Правда замерзали и быстро уезжали домой. Но факт оставался фактом. Печка была. И даже дрова.

Дача была моей. Она осталась от отца, который уехал в Сибирь, а после этого больше на связь не выходил. Мы его с мамой особо и не искали. У неё была своя жизнь. У него своя. Они наконец смогли освободиться друг от друга. А я… Я не хотела навязываться. Да и Валера считал, что если человек не хочет общаться, то зачем его тревожить.

В тот день было воскресенье и светило солнце. Я собирала черноплодную рябину, чтоб потом дома закрыть вместе с ней компот. Валера разбирал сарай, который развалился. По этой причине мы давно все лопаты и тяпки перенесли в домик.

— Марин, Лешка звонил три дня назад, — сказал Валера. Я и не заметила, как муж подошёл ко мне. Из-за этого вздрогнула.

— И что он хочет? — спросила я.

— Приехать хочет. На время, — ответил Валера. — Года так на три.

— Чего так? — я выпрямилась и посмотрела на мужа. С братом они не ладили. Хотя, это ещё мягко сказано. Они были противоположностью друг друга. Если Валера был собранный и серьёзный, то Алешка был шалапаем ещё тем. Он никогда не мог усидеть на месте. Все время рвался вперед. Куда-то ездил, что-то покорял, падал, поднимался. После смерти матери, Валера всячески прекратил с братом поддерживать связь. А после того как Алешка продал бабушкину квартиру, которая ему досталась в наследство и уехал в Москву, Валера перестал брата уважать. Он считал, что тот поступил опраметчиво.

— Ему жить негде. Денег нет. Короче, попросил выслать на билет.

— А ты?

— Думаю, — честно признался Валера.

— Валер, он твой брат. Допустишь, чтоб парень пропал? Бомжевал на вокзале? Нет, я понимаю, что… — я замолчала. Стушевалась под его взглядом.

— Что?

— Не знаю. Решать тебе, — уже мягче сказала я. — Но он твой брат. И я бы об этом не забывала.

— Вот это и мешает всё пустить на самотёк, — ответил Валера. — Но ты против не будешь, если он какое-то время поживёт у нас?

— Не буду, — ответила я. — Это ведь и его отчасти квартира. Пусть мама вам жильё и разделила, но он в ней детство провёл. К тому же, думаю, если бы у тебя начались проблемы, то он тебе помог бы.

— Мне хватает головы на плечах, чтоб проблемы не создавать. Не то что некоторые, — хмыкнул Валера.

— Молодой, глупый. С возрастом должен поумнеть, — пожала я плечами.

— В двадцать пять лет уже можно голову на плечах иметь, — ответил Валера.

Я не стала продолжать спор. Валера всё равно остался бы на своём мнение. Да и чего мне Алешку защищать? Я его видела всё пару раз. В основном знала по рассказам свекрови и Валерки. А так, мы не были близко знакомы. Но он был нашим родственником, который попал в тяжёлую ситуацию. Так что я была за помощь.

Валера всё-таки выслал денег брату. Теперь мы ожидали его приезда. Я тогда не думала, что это надолго и его приезд сильно изменит нашу жизнь. Валера казался таким постоянным, что я думала, он и Алешку под сапог загонит.

В понедельник, после работы, я заглянула к маме. Она работала в торговом центре. Торговала вещами. Не пыльная работа с небольшой зарплатой, но у нас в городе всегда были небольшие зарплаты, редко кому удавалось устроиться удачно. Маме было пятьдесят четыре. Она была довольно активной женщиной, резкой в суждениях и не боящейся высказывать то, что думает. Из-за этого Валера её не любил. Хотя, маму мало кто любил, кроме дяди Жени, к которому она переехала, когда поставила последнюю точку в отношениях с моим папой. После этого квартиру мама стала сдавать. Так что на жизнь хватало.

— Как тебе моя стрижка? — спросила она, хвастаясь коротко подстриженными волосами, как во французских фильмах прошлых лет.

— Тоже так хочу, — ответила я, немного завидуя, что ей больше не придётся возиться по утрам с причёской.

— Могу дать номерок мастера, — она уже полезла в сумку, но я её остановила.

— Не надо, Валера считает, что короткие волосы мне не пойдут.

— Валера. Порой мне кажется, что у меня нет дочери, но есть сын Валера. Чего смеёшься?

— Но ведь он чаще всего прав. Я сколько раз убеждалась на эту тему. Спорила с ним. Пыталась доказать обратное. Но я вижу лишь то, что ярко и впереди. От меня ускользает полная картинка…

— И опять, это не твои слова, а Валеры, — мама вздохнула.

— Давай не будем ссориться? — предложила я. — Я к тебе новостью поделиться пришла.

— Это то о чём я думаю? — спросила она, посмотрев на меня прищурившись.

— Не знаю. Я мысли читать не умею.

— Ребёнок?

— Нет, мам, — я невольно отмахнулась. — О детях даже речи нет. Алешка объявился. Валеркин брат. У него какие-то неприятности, поэтому он попросил Валерку его приютить.

— А Валера?

— Куда ему деваться? Не оставлять же брата на улице!

— А я бы оставила. Парень своё наследство прокутил, а теперь пришёл на поклон к брату? И чего? Будет жить в вашей квартире, а ты ему прислуживать будешь?

— Да с чего ты решила, что я ему буду прислуживать? Он просто поживёт у нас какое-то время. Не думаю, что долгое. Алешка не такой человек, который осядет.

— А если он из-за своих неприятностей решит запить? Баб начнёт водить…

— Наркотиками торговать и оружием? Мам, ты пересмотрела телевизора, — рассмеялась я.

— Зря смеёшься. Сейчас такое время, что родные люди хуже чужих. Вспомни Машку с первой квартире. Её дочь родная на улицу выгнала. Хорошо соседка приютила. Так Машка теперь с детьми сидит за крышу над головой, а её дочка даже в сторону неё не смотрит.

— Вот эту ситуацию я обсуждать не хочу. Неблагодарное это дело чужое бельё перебирать. Мы не знаем всех обстоятельств дела. На всё должна быть веская причина. Просто так родителей не выгоняют, — сказала я.

— Ой, дети только и требуют. Им сейчас не до родственных отношений. Неблагодарные…

— Мам, я от тебя ничего вроде не требую, — прервала её я. — И отношусь как раз к тем «детям», про которых ты мне говоришь?

— Ты исключение из правил, — ответила мама. — Но поверь мне, я дольше тебя прожила и знаю, что говорю, но ты ещё поплачешь с этого Алешки. Хорошо жить одним в квартире. Поругались, помирились — это всё осталось за стенами. Тут же будет вмешиваться чужой человек…

— Мы не ругаемся с Валерой. Нам делить нечего, — ответила я.

— Марин, но подумай, это лишняя стирка, уборка, посуда. И опять же придётся подстраиваться под характер другого человека. Это сложно.

— Не собираюсь я не под кого подстраиваться. Это он пусть под наш распорядок жизни подстраивается, — я вздохнула. — Ладно, мам, побегу домой. Надо ещё ужин приготовить.

— Заходи, если что.

— А без причины зайти нельзя? — улыбнулась я.

— Без причины само собой забегай, — ответила она. В этот момент подошли покупатели, а я ушла домой.

На улице светило солнце, которое отражалось от луж и мелькало в золотой листве. Красиво. Люди идут домой. Я шла в общем потоке, обходя лужи. Как-то так получилось, что мне не пришлось жить вместе с другими родственниками. У меня не было братьев и сестёр. Бабушка и дедушка жили далеко, а потом их не стало. К нам не приезжали родственники в гости или на время. А потом я вышла замуж и какое-то время жила со свекровью. Первые два года. Но мы как-то нейтрально друг к другу относились. Она меня приняла, а я ходила тенью по квартире. Хотя, я и сейчас тень, которая улыбалась осеннему солнышку. Только меня всё устраивало.

Путь символично проходил мимо садика, школы, института. Прям вся наша жизнь в этом пути. А потом я свернула во дворы. Там на лавочке спал Семеныч, дети проходили мимо него домой, старательно отводя глаза. Неприятная картина. А ведь Семеныч ровесник моему Валере, только выглядит лет на пятьдесят. Совсем опустился. Сейчас вернётся с работы его жена, поднимет с лавочки и потащит домой. Как так получается, что идя по пути сад-школа мы расходимся по разным путям? И не всегда этот путь хороший. Почему исходные данные одни, а задача жизни решается по-разному? Интересно. Только не мне на эти темы думать надо. Валерке. Он умнее и лучше в жизни разбирается.

Я заторопилась домой. Уже опаздывала с ужином. Нет, он ругаться не будет, но будет недоволен. А это недовольство проявлялось в каких-то мелочах. Он не поцелует меня в щеку. Спросит только причину задержки ужина. Если эта причина будет несущественной, то он нахмурится и уйдёт в комнату, где включит телевизор. Я услышу новости, а на душе появится чувство вины, которое будет сопровождаться мыслями, что я впустую трачу время на всякую ерунду, вместо того, чтоб заниматься полезным делом. Таким полезным, как приготовление ужина, уставшему мужу.

Мне нравилась наша квартирка. Пусть она была небольшой, но я максимально постаралась сделать её уютной. Больше всего мне нравилась кухня. Несмотря на то что она была пятиметровой, но эти пять метров были моим царством, которых не касался Валера. Я покупала кастрюли и тарелки, какие нравились мне. Шила полотенца и прихватки. Могла поставить цветок на подоконник. Почему-то Валере цветы не нравились, но здесь он терпел их присутствие.

В небольшом пространстве сложно было развернуться, но я старалась. Даже освоила роспись по стеклу, чтоб скучные стеклянные дверцы превратить в разноцветные витражи. Валера считал это мещанством, а мне нравилось наблюдать, когда солнце заглядывает на кухню и пускает разноцветные зайчики, падая на расписанные стёкла.

В комнатах всё было строго. Гостиная у нас была в светлых тонах. Бежевые стены, белый диван, серый ламинат и телевизор. В углу стоял стол с компьютером, за которым иногда работал Валера. Спальня была с серыми стенами и чёрной кроватью. А ещё римской шторой. К кровати прилагался чёрный шкаф купе и две тумбочки такого же цвета. Мне казалось мрачным, особенно с серым или в чёрно-белую полоску постельным бельём. Валера говорил, что это стильно. А бельё в цветочек годиться только для дачи.

Не спорю, может он и был прав, но, убираясь в квартире, я чувствовала себя в музее или на выставке современной дизайнерской мебели, на которую приятно любоваться, но не жить в такой обстановке. Поэтому бо?льшую часть свободного времени я проводила на кухне. Тут можно было как готовить, так и из бисера плести. Иногда даже читать. Здесь я получала свою дозу ярких красок, которых так порой не хватало.

Вечером Валера меня удивил. Он даже не заметил моего опоздания. Ходил по нашей гостиной и измерял её с помощью рулетки. Потом переходил в нашу спальню, измеряя и там.

— Гостиная у нас шестнадцать квадратных метров. Но комната проходная. А спальня двенадцать квадратных метров, и кладовка в ещё два метра, — вместо приветствия сказал он.

— И? Я знаю. Мы ещё перед ремонтом всё это высчитывали, — сказала я.

— Не знаю куда Лешку положить, — озадаченно сказал Валера. — Выделить ему дальнюю комнату, но тогда он будет ходить мимо нас. А здесь… Я не хочу ходить мимо него.

— А раньше вы же жили с ним в проходной?

— Да. Здесь стояла стенка, которая отгораживала комнату и выделяла своеобразный коридор. А наши диваны стояли по стенам. Около окна стол, — сказал Валера.

— Может просто купить ему небольшой диван, что можно раскладывать? Поставим его в углу, около окна. Не думаю, что он будет против. Или остаётся вариант помогать ему снять квартиру. Допустим, оплатить сумму пополам, — предложила я. — Тогда не придётся его селить к нам.

— Не всё так просто. Чтоб снять квартиру, нужно оплатить залог. Это значит где-то два месяца вперёд. Надо смотреть через сколько месяцев он устроится на работу. Сразу или через два месяца. Тогда траты увеличатся. Потом надо будет дать денег на первое время, что ему было чем питаться. Слишком накладно выходит. Лешка обещал отдать, но я неуверен в этом. К тому же он признан банкротом через суд. Значит с работой будут проблемы. С хорошей точно. На той, куда возьмут, зарплата чаще всего только себя прокормить. Диван в углу будет более дешёвым решением.

— Про банкротство ты мне ничего не говорил, — заметила я.

— Он и звонил мне с просьбой приютить его на несколько лет, потому что проблемы большие. Не смог выплатить кредит. Потерял квартиру, машину. Там с работой у него ничего не получается. Какое-то время жил на вокзале, пока на гордость не наступил и мне не обратился, — ответил Валера. Я видела, что он был растерян. Вся эта ситуация не вписывалась в его привычные жизненные рамки.

— Ничего страшного. В жизни всё бывает.

— У него — да. Марин, почему мне не приходит в голову ставить на карту всё, а он с лёгкостью берёт кредит под сомнительное предприятие, когда выигрыш этого предприятия пятьдесят на пятьдесят? Чем он думает? Порой кажется, что у него в голове кисель.

— Но не проиграл эти деньги, не пропил. Пусть слабое утешение, но пытался заняться каким-то делом. Просто не получилось, — ответила я.

— Если я не уверен в своих силах, не уверен в победе, то и не стараюсь прыгнуть выше возможностей.

— Это ему и скажешь. Думаю Алешка обрадуется услышать это от тебя.

— Надеюсь, что он действительно послушает дельного совета, — серьёзно согласился со мной Валера. Даже не понял, что я шутила. Какой человек примет в радость заумные рассуждения, которые можно уложить в два слова: «ты дурак»? Но Валера верил, что его советы облегчат кому-то жизнь, даже если их не просят. Я признавала, что Валера был умным мужчиной, но не всем советы нравилось слушать. Не всегда они были нужны. Иногда человеку нужно было дойти своими мыслями до решения задачи. Без чьё-то помощи.

В итоге мы решили купить недорогой диван, который можно было бы раскладывать. Осталось подобрать его по цвету, чтоб он вписывался в наш ремонт. Мне ещё смешно стало, что это напоминало, как репетиция к появлению в жизни ребёнка. И мы её не особо хорошо проходили. Опять же, если Алешка станет у нас жить, то о ребёнке можно будет точно забыть. Хотя, я наблюдала, с каким трудом Валера принимает решение, чтоб купить диван и поставить его в комнату, и начала понимать, что он не сможет смириться с присутствием маленького человека в нашей жизни. Но кто сказал, что в семье обязательно должны быть дети? Можно жить и вдвоём…

— Я сегодня выиграл полугодовой абонемент в тренажёрный зал. Тот, что на Красноармейской открылся, — поделился со мной новостью Валера.

— Теперь будешь заниматься?

— Да, раз выиграл. Не пропадать же добру. Знаешь сколько стоит абонемент?

— Дорого. Я поняла.

— Это повезло, что они акцию проводили. Всего-то репост нужно было сделать. Так что повезло.

— Я не против, — ответила я. — Спорт — это полезно.

Мы пили чай на кухне. Уже начало темнеть. Дождь стучал в окно. Осень. Если открыть окно, то на кухню бы ворвался её запах, но Валера всегда боялся сквозняков. Всегда хорошо наблюдать за осенью сидя в тепле, а не находясь под дождём. Звонок в дверь заставил вздрогнуть. Валера пошёл открывать.

— Ты чего не позвонил? — услышала я голос Валеры. — Мы тебя ещё вчера ждали.

— Телефон разбил. Как с тобой переговорил, так он у меня из рук выскользнул. Прямо на асфальт. От экрана остались лишь мелкие осколки. Телефон даже на запчасти не взяли, — почему-то весело, словно его этот факт сильно забавлял, ответил Леша. — А билетов не было на вчера. Только на сегодня.

— Всю жизнь такой…

— А я и не думал меняться, — перебил Алеша брата. Я выглянула в коридор.

Говорят, что первое впечатление о человеке важное. Встретив его на улице, я бы не остановилась, даже если бы он меня окликнул. Поношенная куртка, дырявые ботинки, заросшее щетиной лицо и лохматая голова непонятного цвета — своим видом он напоминал домовёнка Кузю из мультика. Только глаза были ясные, цвета дерева и улыбка в половину лица.

— Привет, — сказал он мне. Я смотрела на этого бродягу, от которого пахло осенью и дождём. Этот аромат заполнил весь коридор, словно Алешка принёс кусочек осени к нам в квартиру.

— В ванну. Пока не отмоешься, за стол не сядешь, — сказала я.

— Есть! Готов выполнять сей приказ с большим удовольствием, — ответил он.

— Вещи чистые есть?

— Неа.

— Валер, я ему отдам что-то из твоих? — спросила я мужа. Он закатил глаза, показывая этим своё отношение к происходящему или что начались проблемы.

— Хорошо, — согласился он. Я уже ушла в комнату, когда услышала, как он спросил Алешку. — Я надеюсь ты нам вшей не принёс?

— Нет, только блох. Но они уже почти приручённые. Не хотят от меня уходить, как бы я при этом не предлагал переселиться в другой дом, — последовал весёлый ответ.

— Серьёзно?

— Неа, — ответил Алешка. — Вроде такими товарищами не обзавёлся.

— Но волосы всё равно лучше состричь, — заметила я. — Валер, помнишь как на тот Новый год мама подарила машинку для стрижки волос?

— Притом что я хожу в парикмахерскую, — недовольно сказал Валера.

— Но сейчас эта машинка может пригодиться, — сказала я.

— Достану из кладовки, — понял меня Валера, который явно не хотел обзавестись домашними животными, которые мог притащить с собой Лешка.

— А если я хочу косу по пояс отрастить? — спросил Лешка. — Все равно отрежете волосы?

— Серьёзно? — спросила его я.

— Нет. Но вы так взялись за меня…

— Валера сказал, что ты на вокзале какое-то время жил. Вряд ли там были все условия для нормального существования.

— Вот, — Валера принёс машинку для стрижки волос.

— Поможешь? А то один не справлюсь, — спросил Алешка. Коричневый взгляд, аромат осени. Надо было отказаться. Не знаю почём. Тогда мне казалось, что это будет правильным. Нужно было отстраниться. Не помогать. Но я согласилась.

Дешёвая замызганная футболка, которую я уже мысленно выкинула. Жужжание машинки. Валера стоял в стороне, прислонившись плечом к косяку и сложив на груди руки. Он был недоволен. Я это чувствовала. Только непонятно было чем. Хотя, он не ожидал, что будет всё настолько плохо. Наверное, представлял, что Алешка несколько дней провёл на вокзале и позвонил ему, но всё было не так.

После душа, с коротким ёжиком волос, который только сильнее подчёркивал осунувшееся лицо с ярким взглядом, Алешка уплетал суп, а попутно рассказывал о своих злоключениях. Оказалось, что его история началась ещё в том году. Он продал всё, но долги погасить не получилось. Его какие-то коллекторы преследовали. Он какое-то время прятался от них по друзьям и знакомым. Потом и друзья отвернулись. Алешки удалось устроиться на работу. Неофициально делал кому-то ремонт в квартире. Получил неплохие деньги. Начал оформлять банкротство. Почти все заработанные деньги пришлось отдать юристам. Потом были какие-то подработки, но он мог и неделями сидеть без работы. В итоге у него кончились деньги. Лето он провёл почти на улице. Пока не наступил сентябрь. Тогда он и решил или дальше в гордость играть и пропасть, или позвонить и попросить помощи.

— Я не ожидал, что ты поможешь, — сказал он Валере.

— Тебе не надо было квартиру продавать, — сказал Валера.

— Так всё равно бы пришлось. И всё равно долги бы не погасил.

— Как ты их надел? — спросила я.

— Взял кредит. Хотел открыть дело. Всё шло нормально, а потом пошла чёрная полоса. Пришлось брать ещё один кредит. В итоге и эти деньги ушли, а долги остались.

— Надеюсь, что это послужило тебе уроком? Ты больше не будешь ввязываться в сомнительные предприятия? — спросил его Валера.

— Да какие предприятия, когда у меня репутация сильно подпорчена! Мне начать с нуля не удастся.

— И чем ты будешь заниматься? — спросила я.

— Работать. Жизнь по носу ударила, но это не значит, что нужно отчаиваться и опускать руки, — ответил он.

— Хороший настрой, — сказала я.

— Ещё продержался бы этот настрой хоть какое-то время, — с сомнением сказал Валера. — А с учёбой у тебя что?

— Отчислили за неуплату. Я же на заочке учился. Пока были проблемы с работой, пришлось её забросить. А потом и денег не стало, чтоб продолжать, — ответил Алешка.

Валера только глаза к потолку возвёл. А мне было жалко паренька. Я не воспринимала его взрослым. Да и выглядел он как вчерашний школьник. Худощавый, какой-то нескладный. Только глаза были серьёзными. Такими, как у человека, что много всего видел и пережил. Но улыбка отвлекала от этого взгляда. Хорошо, что у него хватило сил, чтоб не сдастся. Другой на его месте мог опуститься. В тюрьму попасть, а он пытался до последнего выплыть со дна жизни. И до сих пор пытается. Это вызывало в нём уважение.

Глава 2

На следующий день встал вопрос о регистрации. Валера отказывался отпрашиваться с работы, чтоб её сделать Алешки. Я же не могла зарегистрировать его, потому что не являлась собственником квартиры. Алешка никуда не торопился и готов был ждать, когда выйдет свободное окно у брата. Но это не устраивало ни меня, ни Валеру. В итоге решено было, что я сделаю Алешки временную регистрацию на полгода. А потом продлю. Позвонила маме. Та была не в восторге, но согласилась. Так как у меня был выходной, то мы решили не откладывать дела в долгий ящик и пошли в паспортный стол с утра.

— Не понимаю я Валеру. То он горит желанием тебе помочь, то начинает палки в колёса ставить, — не выдержала я.

— А я ничего не вижу удивительного. Он не хочет разгребать проблемы, которые возникнут у него из-за меня на работе. Так что всё логично. Помощь должна не напрягать, — ответил Алешка, подставляя лицо холодному ветру и почему-то улыбнулся.

— Может ты и прав, — ответила я.

— Я смотрю Валерка не изменился за это время. Сколько его помню, он всегда был недовольный и серьёзный.

— Валера серьёзно относится к жизни. Он всё любит просчитать несколько раз. Поговорка семь раз отмерь, а один раз отрежь, так это как раз про него.

— Я так не могу. Это скучно.

— Мне Роза Ивановна рассказывала, что ты всегда нетерпеливый был и рисковал. В компаниях каких-то болтался.

— Кстати, компании были хорошие. Положительные. Так что не надо. Я друзей с умом выбираю. Мне оказаться в тюрьме никогда не хотелось. И что бы Валерка ни думал, по стопам отца я идти не собираюсь.

— Ты с ним переписываешься? — поинтересовалась я.

— Угу. Пару раз в год. Хотя, не знаю зачем. Наверно в память о матери, — ответил он.

Роза Ивановна овдовела в первый раз, когда ей было всего двадцать лет. Год замужем пробыла, а потом её муж заболел воспалением лёгких и как-то быстро сгорел. Врачи только руками развели. Через два года она вышла замуж за отца Валеры. Он умер когда Валере было пять лет. Несчастный случай на производстве. Очень долго Роза Ивановна ни на кого не смотрела. А потом влюбилась. Она мне рассказывала, что как в молодости её сердце забрал сосед из подъезда напротив. Нельзя сказать, что мужик был положительный. Два срока за плечами. Ей всё говорили, что она с ума сошла. Роза Ивановна и не отрицала. Это и было похоже на сумасшествие. Они почти не встречались. Сразу расписались. Прожили вместе восемь лет, а потом он сел. И сел надолго. Двадцать пять лет дали. Роза Ивановна его ждала, но не дождалась. Умерла. Валера про отчима старался не вспоминать. Хотя, он и про брата не вспоминал…

Очередь в паспортном столе отняла минут двадцать времени. Потом осталось лишь заполнить бланки. Когда же всё закончилось, то я смогла вздохнуть свободнее. Долг выполнен.

— Я сейчас на рынок, а то продуктами надо закупиться, — сказала я.

— Пойдём вместе. Помогу с сумками, — убирая паспорт в карман, сказал Алешка. Я удивилась, но ничего не сказала. Валера считал, что ходить за продуктами — это чисто женское занятие, как и домашние дела. Он обычно давал мне определённую сумму, которую можно потратить и определял, что должно у нас входить в рацион, чтоб питание было сбалансированным и гармоничным, а я уже под него подбирала продукты.

Ходить по рынку без сумок было чудно. Нет, всё-таки удобно, когда руки не оттягивают пакеты. Мы подошли к палатке с мясом. Нужно было и на первое купить и на второе. Теперь ещё надо было учитывать лишнюю порцию, которая полагалась Алешки. Надо будет об этом напомнить Валере, если я начну не укладываться в выделенный мне лимит.

— Алешка! Какими судьбами? — выглянул из палатки продавец. Я этого мясника всегда немного побаивалась. Здоровый мужик почему-то считал, что бриться ему необязательно. Но при этом бороды у него не было. Только трёхдневная щетина. Здоровые руки напоминали кувалды. А когда он улыбался, то и дело мелькал золотой зуб.

— Рига, сто лет, сто зим.

— А то, — хмыкнул мужик. — Ты к нам наездом или как?

— Или как, — ответил Алешка. — Долгая история.

— Так заходи поболтаем. Рабочий день порой как резиновый.

— Зайду, — пообещал Алешка. — Даму только до дома провожу и забегу.

— Я и сама дойти могу, — возразила я.

— Что у нас там дальше по списку?

— Мясо.

— Рига, давай нам мясо какого нужно.

— Есть у меня хороший кусочек…

Алешка упрямо дошёл со мной до дома, хотя я и говорила, что привыкла сама справляться. Он только чему-то усмехнулся. Только после этого убежал по своим делам. А я занялась домашними хлопотами. Нужно было и еде приготовить, и в квартире убраться. Ещё надо было залезть в кладовку и достать старые вещи Валеры. Алешка был немного поменьше его ростом и худее на размер, но ему должно было что-то подойти. Не носить же засаленные и выцветшие футболки и штопанные штаны. Загрузив себя работой, я полностью погрузилась в ревизию кладовки. Там откопала старый кнопочный телефон, который ещё работал. Пять лет назад Валерка решил, что с таким ему ходить не солидно и купил сенсорный. Кнопочный продать нам не удалось. За него просили не больше двух сотен рублей. Валера же с ним расставаться отказывался. В итоге решено было его положить в кладовку и использовать как запасной, если чей-то сломается.

Раньше без телефона мы легко жили, а сейчас без него сложно представить жизнь. И ведь не только из-за общения с родными, но и порой могли позвонить по работе, а как без телефона вызвать аварийную службу или скорую? Ведь неприятности не выбирают когда к нам приходить или точнее, выбирают такой момент, когда мы больше всего к ним не готовы.

Порой мне кажется, что наша жизнь состоит из цепочки событий, которые тесно переплетаются друг с другом. События, встречи, слова, люди — всё это сплетается в паутину жизни, раскрашивая её сложным или простым узором.

Если бы Алешка не увязался бы в тот день на рынок, то не встретил бы там своего старого приятеля, который предложил ему работу. Алешка оформил медкнижку и вышел работать. На медкомиссию Валерка денег не поскупился: хочется знать, что человек, который живёт с тобой в одной квартире здоровый.

Жизнь постепенно начала входить в своё русло. Она опять стала спокойной рекой, которая начала покрывать льдом. Осень постепенно сдавала права зиме. На меня накатила какая-то грустная апатия. Хотя, осенью такое часто бывает. Природа засыпает, а нам кажется, что она умирает. Мы начинаем грустить, не понимая, что всё это временно, что скоро придёт красавица-зима в белом свадебном платье, попляшет с вьюгами и метелями, а потом уйдёт, оставив о себе воспоминания. И тогда наступает время расцвета. Вернётся весна и надежда на чудо.

Я запомнила первый снег в ту осень. Он кружился белыми хлопьями, и красиво падал на подмёрзшую землю. До этого тучи нас уже посыпал крошкой, но сейчас это был настоящий пушистый снег. Такой, что рисуют на картинках и сравнивают с перьями птиц.

Раньше я всегда радовалась снегу. Любовалась его красотой, а в тот раз пришла домой с улицы и поняла, что почему-то грустно от него. Руки замёрзли, щёки обветрились, а ощущения волшебства не было. Лишь недовольство дискомфортом, которое принесли белые перья. Это было страшно.

Валера должен был вернуть поздно, потому что пошёл на тренировку. Я заварила себе чай и стала смотреть на улицу, где в свете фонарей бушевала непогода. Хлопнула дверь. Вернулся Алешка.

— Чего в темноте сидим? — заглядывая на кухню, спросил он.

— На снег смотрю.

Он поставил воду, чтоб заварить себе кофе. А кухню наполнили волнующий ароматы. Алешка всегда умудрялся приносить с собой запах улицы, в которой смешивались сырость, холод, аромат палой листвы и мороза, машин и людей, иногда нотки сигаретного дыма. Теперь же ещё по кухне поплыл аромат кофе, внося новую нотку, ароматов, которые приносил с собой этот человек, который словно знал какое-то волшебное заклинание повелевать ароматами, собирать их и не отпускать. От Валерки всегда пахло одинаково одеколоном.

— Погода сегодня красивая. Снег на ветки ляжет, — заметил он, поглядывая в окно.

— Мне кажется, что смерть человека начинается, когда его перестают волновать такие вещи. Когда он перестаёт видеть красоту природы, — задумчиво сказала я.

— Тогда я жить буду вечно, — рассмеялся Алешка. Он сел напротив. — Не бывает плохой погоды, а бывает плохое настроение.

— Наверное у меня сейчас такое.

— Первый снег обычно быстро тает. Но в детстве всегда успевали выйти на улицу и налепить снеговиков.

— Я не лепила. У нас двор был какой-то без детей. Я одна ребёнком была. Тётя Маша следила, чтоб двор был образцовым, а снеговики же мешали этой образцовости. Ходить же в другие дворы было нельзя, потому что там обидеть могли, а гулять можно было только под окнами. Поэтому проще было сидеть дома и книжки читать. Смотреть в окно, как снег падает. Раньше всегда нравилось рассматривать, как снежинки на варежки падают, как морозы на окнах узоры рисует. Тогда сказка про Снежную королёву вспоминалась. А сейчас волшебство попадать начало. От этого страшно становиться. И это постепенно происходит. В том году я перестала ждать Нового года. Раньше всегда ждала. Ёлка, огоньки, которые таинственно мерцают в темноте комнаты, где-то Щелкунчик борется с мышиным королём. Тихая музыка и запах мандаринов. А ещё веточка хвои. Каждый год я отвоёвывала место для искусственной ёлки. Валере она никогда не нравилась. А в том году с ёлкой что-то случилось. У неё отвались искусственные иголки. Нужно было новую купить, а Валера стал говорить, что ёлка не вписывается в наш ремонт. И всё это детские глупости. Я тогда не стала спорить. Посмотрела на комнату и решила, что действительно, ёлки здесь не место. Даже мандарин и ветку хвои покупать не стала. Новый год прошёл мимо, а я даже не волновалась по этому поводу. И вот пришёл снег. Первый снег. А мне он не нравится. Раздражает, — сказала я. — Хотя, не знаю чего всё это говорю.

— А чего молчать? Когда что-то беспокоит, то надо это кому-то рассказать. Всё в себе держать нельзя.

— Но не глупости…

— А что в нашей жизни неглупо? Про что надо говорить, чтоб не показать себя глупым человеком? Про политику? Она от меня как луна. Про деньги? Они сегодня есть, завтра их нет. Я в руках держал хорошие деньги, а ещё у меня и в карманах было пусто. Да и сейчас там ветер гуляет. Какие темы кажутся неглупыми? А их нет. Всё важно, что волнует человека. И это не может быть глупым, ведь это волнует, заставляет думать над этим и искать ответ на извечный вопрос: почему так, а не иначе, — спокойно ответил Алешка, при этом за каждым его словом скрывались эмоции, которые он не собирался показывать. — Я согласен с тобой, что человек может существовать, но быть при этом эмоционально мёртвым. И смерть эта наступает, когда человек перестаёт бороться и надеяться. Вся наша жизнь — это непрекращающаяся борьба. Не важно за что мы боремся: за должность или пытаемся побороть болезнь, за лучшую жизнь или за право быть собой, но мы остаёмся собой и не сдаёмся. Верим, что рано или поздно мечта осуществится, что мы достигнем своей цели и тогда найдём другую цель, к которой опять будем стремиться и бороться за неё. Тогда и всё вокруг кажется ярким. А когда руки опускаются, то ничего не радует. Начинается безразличие, а всё вокруг становится серым.

— А если мечты нет? Что тогда? Если ты знаешь, что будет завтра и послезавтра? Что будет через год? Когда вся жизнь — это график с пунктами, которые расписаны заранее?

— Мечту можно придумать, а в жизнь добавить импровизации. Это твоя жизнь и тебе решать, как и что делать, а не кому-то, — сказал Алешка.

— Я знаю, — ответила я. Я ведь знаю все эти фразы. Слышала их не первый раз, но я их не понимала. У меня даже в голову не могло прийти что-то сделать не так, как было запланировано у Валерки. Поначалу делала, но тогда он начинал читать нудную лекцию, которая затягивалась на весь вечер, и в которой я была не права. Вот не права и всё. И меня накрывало чувство вины. Сильное и не проходящее неделю. А потом я перестала нарушать наш график жизни и всё наладилось. Только снег радовать перестал. Но это ведь не важно. Или всё-таки важно? Ответить на этот вопрос я не могла.

Каждый день напоминал предыдущий, за исключением воскресенья, когда можно было никуда не торопиться, печь пироги и плести из бисера. Разноцветные стекляшки превращались в удивительные фигурки, и сложно было самой поверить, что эти фигурки ещё недавно лежали по пакетикам маленькой россыпью похожей песок.

— Вкусно пахнёт, — заходя на кухню, сонно сказал Алешка. — А ты чего не спишь в такую рань?

— Не спится. Да и не рано. Уже семь утра, — ответила я.

— Но ведь встала раньше, — наливая кофе, заметил он.

— Так не спалось, — сказала я и стала собирать бисер. Не рассказывать же ему, что мы вчера с Валеркой из-за сапог цепанулись.

У моих сапог начала отклеиваться подошва и вид стал поношенным. Нужно было новые купить, но так как мы их купили всего-то два года назад, то срок новых ещё не пришёл. У Валеры всё было рассчитано. Обувь мы покупали не меньше чем за пять-восемь тысяч, которую нужно было носить три года. Если она изнашивалась раньше, то нужно было её чинить. А мне эти сапоги надоели. Они ногу наминали. Неудобные были. Но Валера сказал, что в бюджет у нас не заложены траты на новую обувь. У нас есть дополнительный расход на Алешку. Потом надо машину в ремонт отвезти. Какие тут ботинки?

Да, время было не до ботинок. Поэтому придётся нести зимние сапоги в мастерскую. Вроде ерундовый конфликт, а было обидно. Я понимала, если бы денег не было действительно. Но они были. Я работала, Валера получал неплохо. Только я ничего не видела. Все деньги отдавались ему.

Поэтому и не спалось сегодня ночью. Вместо этого я часа в четыре утра пошла печь пироги. И вот уже подходила вторая порция. Первую я протянула Алешки.

— Прям как в сказке, — усмехнулся он.

— И зачем ты напекла пирогов? Это же вредно, — недовольно заходя на кухню, сказал Валера. — Я тебе говорил, что теперь мы будем питаться правильно. Так что подбери такие рецепты, чтоб мои тренировки не проходили впустую.

— Так я подобрала. И тебе приготовлю отдельно. А пироги мы поедим. Потом маме отнесу. А у тебя творог на завтрак, — ответила я.

— В доме невыносимо находиться. Всё пирогами провоняло, — недовольно сказал Валера.

— А ты на пробежку сходи, как раз всё и выветриться, — посоветовала я.

— Злая ты сегодня, — Валера надулся. — Из-за пирогов теперь и одежда вся пропахнет этим запахом. Как в деревне.

— И что? Мне теперь совсем не готовить? — спросила я.

— Надо пароварку купить. Еда, приготовленная на пару, так отвратительно не пахнёт, — сказал Валера.

— Зря ты так, — вступился Алешка. — Вкусные пироги.

— Значит на пароварку у нас деньги есть, а на мои сапоги нет? — уточнила я.

— Пароварка важнее сапог. Она нам сбережёт здоровье.

— Я на здоровье не жалуюсь. Мне не нужно следить за весом, — побормотала я.

— А мне кажется несколько лишних килограмм всё же сбросить нужно, — критически осматривая меня, сказал Валера. И ведь действительно так думал. Я промолчала, но внутри меня всё кипело.

— Я не поеду за пароваркой. А пироги маме отнесу, — только и сказала я. Валера отвечать не стал. Пошёл в ванную. Я же достала противень их духовки и села на стул, комкая передник. Как же он меня разозлил!

— Не обращай внимания, — сказал Алешка. — А можно я немного пирогов на работу возьму? Ригу угощу?

— Бери. Хоть весь противень, — ответила я. — Почему Рига?

— Там какое-то время жил. А когда к нам приехал, всё сравнивал. Мол, а у нас в Риге всё было не так. Получалось, что там люди ходят вниз головой, а читают задом наперёд. Вот и прилипло к нему это прозвище. Мы тогда думали, что задирается, а он просто смириться долго не мог, что родители разошлись. Хороший кстати парень. Друг каких поискать. Единственный минус — нудит периодами.

— У каждого бывает плохое настроение, — ответила я. Подумала, и стала собирать пирожки Алешки на обед.

— Спасибо. Будет время, забегай в гости, — сказал он.

— Если будет время, — согласилась я, хотя была уверена, что не забегу. Просто не видела в этом смысла.

С Валерой мы не разговаривали полдня. Потом пришлось идти чинить обувь. В осенних ботинках мёрзли ноги. Снег, что падал почти не переставая три дня, начал таять. Улицы превратились в снежную кашу. Это настроения не добавляло. Палатка по ремонту обуви находилась на рынке. До него можно было дойти или по улицы или через сквер. Я свернула в сквер. Скамейки, деревца и красивые фонари. А ещё лужи, которые приходилось обходить по бордюру, ловя равновесие, чтоб не упасть. Расплакалась зима, а ещё и начаться не успела.

Молодая женщина в белой куртке и такой же шапке катала белую коляску с малышом. Даже сапожки были белые.

— Марина! — она махнула мне рукой. Приглядевшись я узнала Свету, с которой вместе училась в институте.

— Светка, ты же вроде уезжала, — я подошла к ней. Та пожала плечами и улыбнулась.

— А теперь решила вернуться, — ответила она.

— Давно?

— Около месяца назад. Так было правильно.

— Ясно, — я посмотрела на коляску. — Девочка?

— Да. Василиса. Лисичка моя. А у тебя…

— Нет. Детей нет, — ответила я. — Валера считает, что пока не время.

— А мой тоже так считал, только я решила, что время. Теперь вот к маме вернулась.

— Он там остался? — спросила я, хотя это и так было понятно. Света лишь кивнула. — Ну и ладно. У тебя вон, Лисичка есть. А ты прям Снегурочка. Вся беленькая такая.

— Не знала, кто будет. Лисичка хитрая была и до последнего не хотела показывать свой пол. В итоге я не знала какую коляску покупать. Решила выбрать белую, нейтральную. А под неё же нужно подобрать куртку. Мама мне шапку белую с варежками связала. Остальное же подобралось.

— Красиво смотрится, — сказала я. — Сейчас снег нормальный выпадет и будешь прям принцессой из сказки.

— С кем-нибудь из наших общаешься? — спросила Света. Мягкая улыбка. Она стала мягче, чем была раньше. Раньше амбиций было много, а сейчас от них и следа не осталось.

— Общаться особо не с кем. Тася в Питер уехала. Дана за границу уехала работать и там пропала. Раньше отписывалась в социальных сетях, сейчас давно её не было. Маша уже третьего рожает от своего Петьке. Любка родила для себя и теперь только бегает с работы в сад и обратно. При этом общаться с ней тяжело. Она во всех бедах винит окружающих.

— Видела её. Согласна, какое-то удручающее настроение после неё остается, — ответила Света.

— Мама помогает? — спросила я.

— Да, не знаю, что без неё бы делала. Сейчас всё сначала придётся начинать.

— Смотри на это, как повод обновить жизнь. Мне кажется, что порой перемены нужны. Главное, что ты их можешь себе позволить.

— Марин, давай телефонами обменяемся, чтоб не пропадать больше.

— Давай. Особо времени только общаться нет. Я то на работе, то дома. А Валерка меня ревнует ко всем звонкам. Даже к маме.

— Так звони, когда время будет. В гости заходи. Я всё время сейчас дома. Только в поликлинику выхожу и погулять. А так малышка много времени требует. Не думала, что дети так много времени отнимают. Но это интересно. Вначале ничего не получается, а потом как-то резко раз и начинаешь делать правильно. На автомате, — она как-то виновато улыбнулась, словно решила, что сказала лишнее. — Ты заходи, обязательно.

— Зайду, — пообещала я и пошла в сторону рынка.

Света когда-то прославилась своими амбициями и желанием выбраться из провинции. Когда мы отмечали выпускной, то она напилась и сказала, что всех нас за пояс заткнёт. Станет в Москве бизнесвумен. А о нашем захолустье даже не вспомнит. Мы тогда серьезно не отнеслись к её словам. Мало ли что кто спьяну говорит. Но Света уехала в Москву через два дня. Я слышала, что у неё почти не было денег, только амбиции, которые она хотела удовлетворить в большом городе. Но не получилось. И почему-то от этого было грустно. Словно я сегодня нашла очередное подтверждение, что чудес не бывает.

Неудачный выдался день. Ноги промочила, замёрзла, до мамы дошла, только про пирожки забыла. Так и ходила с ними по городу, пока не отдала какой-то бабуле, что стояла около церкви с протянутой рукой. Возвращаться с ними домой смысла не было. А так, пусть она хоть оценит мою кулинарию.

Когда я дошла до рынка, то вспомнила, что сегодня обувная мастерская не работает. Глупый день. Пустой. Холодный и одинокий. Начало темнеть. Вороны с карканьем снялись с места. Серые тучи, серые люди, серая жизнь. Начало подмораживать. Стало скользко. Ноги разъехались и я свалилась прямо в грязный снег около обочины. Великолепное завершение дня. Просто слов нет. Да что же такое и непонятно за что? Разве я где-то провинилась? Почему жизнь начала катится под откос? А над головой кружили вороны. В церкви ударили в колокол. Рядом пронеслась машина, оглушая окрестности громкой музыкой и обливая меня новой порцией холодной воды. Только звон колокола все равно было не заглушить. Стало тревожно.

— Марин, ну у тебя и видок, — Алешка протянул мне руку.

— Спасибо, — поднимаясь из лужи, сказала я. — Скользко. Я подняться пытаюсь, а ноги разъезжаются, спотыкаюсь. Как корова на льду. А люди думают, что напилась.

— Люди много чего думают и всегда плохое, — ответил Алешка. — Тебе сейчас надо домой и сразу в ванну, чтоб согреться и не заболеть.

— На ванну воды слишком много уходит. Проще душем обойтись, — ответила я. Несколько раз чихнула.

— Вот смотрю я на вашу жизнь с Валеркой и никак не могу понять: два вы сапога пара и оба на голову стукнутые или только он?

— Я ещё головой не стукалась сегодня, только в лужу упала, — ответила я, пытаясь перевести всё в шутку.

— Ладно, забудь. Пошли лучше домой, — сказал Алешка. Домой. Туда всегда хочется возвращаться, там тепло и сухо, а у меня почему-то ноги не шли.

Я заболела. Вначале казалось, что обычная простуда, которую легко будет перенести на ногах, но к среде я свалилась с температурой под сорок. Врач поставил диагноз грипп и оставил лечиться дома. Валерка был недоволен тем, что я заболела. Он боялся простуды, поэтому переехал спать в проходную комнату на диван. Ходил по дому в марлевой повязке и жевал чеснок с лимоном. Алешка над этим только смеялся и чихал в его сторону. Валерка же от него шарахался, как чёрт от ладана.

Всё это было весело наблюдать лишь со стороны. Я же чувствовали вину, что заболела и не могла приготовить нормально обед. Хорошо хоть Алешко помогал. Я же валилась с ног от слабости и температуры. Кашель заставлял сгибаться пополам. Нос покраснел и опух, как и глаза. Вид у меня был ещё тот.

— Ты долго болеть ещё собираешься? — спросил меня Алешка, заглядывая в комнату.

— А что? Тоже хочешь лекцию прочитать, что мы болеем только потому, что это себе позволяем? — спросила я.

— Нет. Там такая погода красивая. В парке каток заливают.

— Я не катаюсь на коньках.

— Почему?

— Потому что не умею. Да и страшно это.

— А ещё дорого и опасно, — насмешливо сказал он.

— Ага.

— Нет в тебе авантюризма.

— Авантюризм. Разве он кому-то счастье приносил? По мне, так проще спокойствие.

— Всего должно быть в меру. Когда каждый день ешь хлеб с супом, то забываешь, что хлеб сам по себе имеет отдельный вкус. А когда есть нечего, то потом хлеб кажется чем-то невероятно вкусным, — ответил Алешка.

— У, философия пошла. Только ты мне голову не забивай. Она и так болит, — попросила я.

— Не буду. Тебе чай поставить?

— Не откажусь, — согласилась я.

На столике лежала гора таблеток. За окном падали крупные хлопья снега. Где-то в парке заливали каток, потому что обещали похолодание. Валерка мне вечером опять будет читать лекцию о том, что я не хочу выздороветь и мне нравиться в кровати лежать, поэтому я и болею…

— Сейчас будет готов, — сказал Алешка, возвращаясь в комнату.

— А ты почему не на работе? — спросила я.

— Отдыхаю сегодня. С Ригом договорились, что в будни выходные берём по очереди. А то в выходные народу много, поэтому невыгодно.

— Ясно.

— Так что буду тебя сегодня развлекать.

— Меня бы оставили в покое…

— Угу, ты и так три дня в покое пробыла. Что-то улучшений не видно.

— Потому что зараза противная, — ответила я. — Хочешь заболеть?

— Даже не думаю, — он подошёл к окну и открыл его.

— Хочешь чтоб я воспаление заработала?

— У тебя в комнате дышать нечем. Пойдём в гостиную. Кино посмотрим. Чего тут валяться, как в больнице? Заодно и проветрим комнату.

— Валерка мне запретил в гостиной появляться.

— Так мы ему не скажем. Или ты о каждом шаге докладываешь? — спросил Алешка.

— Почти о каждом.

— Что? Прям реально ты ему вечером будешь рассказываешь, чем занималась в течение дня? — подняв брови, спросил Алешка.

— Ну да. Он ещё скажет, что я время неправильно распределяю, поэтому многое не успеваю.

— Здорово. Может ему рассказать как я время трачу? Он же ужаснётся, — беря меня за руку и вытаскивая из кровати, сказал он.

— Что ты творишь?

— Пошли в гостиную. Тут одни микробы, — кидая мне халат, сказал он.

— Это…

— Возмутительно, — закончил он, подталкивая меня в гостиную. Через минуту он впихнул мне кружку с чаем. Сам же пошёл с ведром и шваброй.

— Ты…

— Пол надо протереть с дезинфицирующим средством. Валерка гостиную обрабатывает каждый вечер. Или ты надеешься, что я один буду эту вонь нюхать? Вот теперь и ты помучайся, — сказал он.

— А бельё куда потащил?

— Стирать. Свежее пора постелить, — ответил он. — Чего смеёшься?

— Ты прям такой заботливый!

— У меня своя корысть. Мне надоело нюхать дизенфицирующее средство и храп Валерки. Никогда не думал, что он может такие рулады разводить. Так что, чем быстрее ты поправишься, тем быстрее он вернется в спальню, — ответил Алешка, проходя мимо. Когда с уборкой было покончено он плюхнулся рядом со мной. — Пошли со мной каток покорять на следующей недели?

— Зачем?

— Как зачем? Будем кататься. М?

— Нет. Не вижу смысла. Да и я всё равно болею.

— Да ладно, как поправишься, так и пойдём. Покатаемся. После работы.

— Найди себе подругу и катайся.

— Так не с кем идти. Все мои бывшие подружки замуж повыходили или уехали. Ну не одному же мне идти? А там красиво. Фонари гореть будут. И даже лампочки хотят повесить по периметру катка. Ещё такие огоньки на деревьях, как будто водопад падает. Пойдём?

— Мне некогда…

— У тебя есть два свободных вечера. Пока Валерка мускулы наращивает, ты покататься сходишь. Это не преступление. А к тому времени у меня деньги появятся.

— Которые лучше отдать Валере…

— Вот ещё. Я свои долги помню. И отдам, когда придёт срок.

— Я бы на твоём месте не на развлечения деньги тратила, а на новые ботинки или…

— Марина, жизнь одна. Она не состоит из ботинок. В старости ты что будешь вспоминать? Ботинки или сбывшуюся мечту? Поверь, когда наступают тяжёлые времена, то на плаву помогают держаться именно приятные воспоминания.

— Хорошо, — согласилась я.

— Тогда договорились, — сказал Алешка. Отобрал у меня пульт, щёлкал, пока не нашёл старую комедию.

Потом мы пообедали. Картошка с курицей показалась чем-то невероятно вкусным, а до этого аппетита не было совсем. День легко пролетел. С каким-то шутками. Мы вспоминали старые фильмы и смешные моменты. Потом институтские времена. Даже я смогла вспомнить что-то весёлое, хотя была уверена, что у меня ничего смешного во время учёбы не происходило.

День пролетел незаметно. Валеру я не дождалась. Пока Алеша возился с ужином, я сходила в душ и вернулась в комнату. Холодные простыни, чистая кровать и какая-то лёгкость заставили быстро уснуть и проспать до утра.

Глава 3

Зима была красивая. Пушистая и яркая. Каток покрывался тонким полотном снега за считаные минуты, но любители поскользить на острых коньках быстро счищали лёд. Раз в час выходил дворник и очищал лёд от белого покрывала. Я с опаской смотрела на скользкое зеркало. И как я себя дала уговорить променять твёрдую землю, на железные полоски, что скользят по льду? Но ведь как-то уговорила. Хотя, я понимала почему так получилось. Авантюризм. Я хотела, набить себе бока, чтоб отбить всё желание от экспериментов и того ощущения в груди, которое в последнее время теснило меня, мешало дышать. Словно где-то внутри прорывался бутон цветка, как бывает по весне с первыми цветами, что стараются пробиться сквозь едва оттаявшую землю. Но я этот цветок закрывала льдом. Мне было страшно. Я хотела, чтоб эта затея провалилась. Тогда я смогла бы вернуться к прежней жизни.

— Держи, — Алешка протянул мне коньки, которые взял напрокат. Зачем-то отобрал шапку и перчатки.

— Я только выздоровела, а ты у меня шапку отбираешь. Да и что это за ребячество? — недовольно спросила я. Он сел рядом. Достал из пакета новую красную шапку, варежки и шарф.

— Это тебе. Извини, но ты вся чёрная. Я боюсь, что в темноте потеряю тебя.

— Не надо было. К тому же Валера…

— Твои шапки носит Валера? — спросил Алешка. Я усмехнулась от такой вздорной мысли. — Тогда хватит думать, что он там скажет. Пошли.

Он просто напялил на меня шапку и повязал на шею шарф. Пихнул в руки варежки и занялся своими коньками. Сказать, что было страшно — это ничего не сказать. Душа уходила в пятки от каждого шага. Я вцепилась в руки Алешки и только просила, чтоб он меня не отпускал. Он же смеялся. Ему было весело.

— Мы почти не едем. Чего ты так боишься? — не выдержал он.

— Я же говорила, что это была плохая идея, — сказала я.

— По мне, так очень хорошая, — увелечивая скорость и заставляя катиться рядом с ним, сказал Алешка.

— Я боюсь, что упаду.

— Поймаю.

— А если не поймаешь?

— Тогда мы упадём вместе, — ответил он.

Простые слова, но они оказались какое-то странное волшебное действие. Я посмотрела на него. Шапка в снегу, глаза сияют, на щетине оседают снежинки. Бриться он каждый день не любил, за что ему постоянно выговаривал Валера, но Алешка лишь отвечал на это улыбкой или отшучивался. Они были противоположностью. Валера бы сказал, что как бы я упала, так бы и поднялась. И в следующий раз сделала бы так, чтоб избежать падения.

— Обещаешь? — спросила я.

— Обещаю, — усмехнулся Алешка. Он всегда или улыбался или усмехался, при этом в этих насмешках не было злости.

Снег был таким сильным, что порой не видно было куда ехать. Разноцветные огоньки по периметру давали хоть какой-то ориентир. Если падать, то вместе. Алешка говорил, что мы ехали медленно, а это мне казалось, что быстрым. Но мы поскользнулись. Свалились. Было ли больно? Я не заметила. Почему-то стало смешно. Как в детстве, когда было не так страшно падать, когда можно было скользить по замёрзшим лужам и пинать ботинками камни. Смешно, до слёз. А как мы вставали и опять валились, это отдельная история. Снег, смех и лёгкость. Мокрые от снега куртки и шапки, раскрасневшиеся лица и пьянящее веселье, которое было на грани истерики.

— А ты не хотела. Неплохо же покатались, — сказал Алешка.

— Скорее неплохо повалялись, — ответила я.

— Но было весело.

— Было весело, — согласилась я.

— Надо будет повторить, — уверенно сказал он.

— Не стоит. Такое хорошо раз в год повторять. Может раз в два года…

— А, у тебя план. На всё лимит. Не, я так не могу. Мне жить хочется. Дышать полной грудью. Пусть я не знаю, что будет завтра, но я всё равно буду радоваться свободе. Ты не поймёшь, потому что даже не знаешь, что это такое. Но ощущение свободы нельзя на что-то променять. Даже на сытую жизнь.

— Почему ты разозлился? — не поняла я.

— Не обращай внимания. Просто не понимаю. Ты ведь другая. Почему ты не видишь очевидных вещей? Вся эта зацикленность на правилах, которыми вы усложняете себе жить, на каких-то пунктах — это же глупо. Ладно Валера. Ему это нравится. Но ты? Тебе же от этого становиться только плохо, — сказал Алешка.

— Меня вполне устраивает моя жизнь. И не начинай говорить, как моя мама. Она считает, что так жить неправильно. Но это моя жизнь. Мне не пять лет, чтоб учить меня жизни. Ты бы со своей справился, прежде чем советы давать, — сказала я. Алешка долго не отвечал.

— И то верно. Чего я к тебе лезу? Ну и пусть, что со стороны виднее. Но тебя такая жизнь устраивает, так живи и радуйся. А что от тоски подыхаешь медленно и верно, так это тоже не моя проблема, — он отвесил мне шуточный поклон. — Спасибо за приятный вечер. Беги варить супы, а я пойду гулять дальше.

Он развернулся и пошёл прочь. И что это было? Я не поняла. Был неплохой вечер, а потом Алешка с какого-то перепуга начал меня жизни учить. Да он сам ничего не знает. Живёт за счёт брата. Но считает себя самым умным. Пусть Валерка и нудным бывает, но ведь он во многих вещах прав. И чего так многим не нравятся планы? Они же помогают в жизни.

С Алешкой мы не разговаривали неделю. Потом как-то нормально стали общаться, словно и не было ссоры. Да и чего вспоминать о том, что было сказано явно в сердцах? Жизнь продолжалась. Ничего особо не менялось. Я наконец смогла починить сапоги, готовила для Валеры теперь отдельно, а красную шапку с варежками и шарфом хранила в кладовке, потому что так и не смогла найти нормальное объяснение их появлению в моём гардеробе. Алешка ничего не сказал, когда на следующий день я надела свою чёрную шапку. Только головой покачал. Потом у него явно появилась подруга. Он стал приходить поздно. К тому времени мы уже спали. Однажды я слышала, как он с кем-то по телефону разговаривал и явно обращался к женщине, поэтому и сложила дважды два. Это было правильно. Пусть у него и были неприятности, но на этом жизнь ведь не заканчивалось. Скоро он встанет на ноги. Так что ему одному ходить?

К Свете я зашла в ноябре на праздниках. Не знала чем себя занять. Валерка тогда приболел немного. Изводил меня капризами, а потом уснул. Я и воспользовалась возможностью ускользнуть из дома. Света с радостью согласилась встретиться. Такая же стандартная двушка с проходными комнатами. Узкая дальняя комната, похожая на вагон, хотя, я слышала, что её сравнивали с гробом, и широкая проходная комната, которая была заставлена кроваткой, стульчиком. Здесь же стояла детская коляска.

— Пыталась её оставлять в подъезде, так соседский кот повадился метить прямо в неё. Пришлось сюда ставить, — пожаловалась Света, держа малышку на руках. — Но это временно. К лету мы уже должны перебраться в сидячую коляску. А она меньше места занимает, чем прогулочная.

— А потом и вовсе откажетесь от колясок, — сказала я.

— Потом будут уже велосипеды и самокаты, а ещё санки, — ответила Света, кладя уснувшую малышку в кроватку. — Пойдём чай пить.

— Я не знала, что принести. Так что клюквы купила. Это точно не должно вызвать аллергии и полезно, — сказала я. — Ты же наверно кормишь?

— Кормлю, поэтому питаюсь чуть ли не святым духом, — рассмеялась Света. — Но скоро всё наладится. Первые месяцы самые сложные.

— Я слышала об этом.

— Одно дело слышать, а другое дело на себе испытать. Я почему-то была уверена, что у меня ребёнок будет тихий и спокойный. А она сейчас такие рулады по ночам выдаёт! У меня мама почти не спит. Уже даже беруши купила. А у нас зуб лезет. И ничего с этим не поделаешь. Я, наверное, как все матери только о детях и говорю. Просто когда сидишь всё время дома, а весь мир суживается до маленького ребёнка, который требует постоянного внимания, то переключиться сложно. Я просто забываю, что есть другой мир, другая жизнь.

— Мне кажется то самое и когда начинаешь крутиться по кругу дом-работа-дом то же самое происходит. Вот кручусь по этому кругу и не замечаю, как дни летят, — ответила я.

— Для меня всё это чудно. Я работала раньше. Выставки, презентации. Нужно было быть в курсе многих событий. А теперь этого не нужно. Сейчас немного подрабатываю, статьи всякие пишу. Но это не то. Раньше жизнь ключом била. Я порой домой в четыре утра приходила, а просыпалась уже в шесть и в восемь бежала на работу. И было всё интересно, ярко. Теперь же тоже ярко и громко, но только я переживаю о памперсах и зубах, — ответила Света.

— Хочешь потом вернуться? Когда малышка подрастёт?

— Не думаю, что это будет правильным решением. Может когда она будет в старших классах, а пока я здесь нужна. Да и проще как-то здесь. Попытаюсь здесь все сначала начать. Прошлое должно оставаться в прошлом. Это страница уже перевёрнута. А новая ещё не прочитана. Я так думаю.

— Наверное, это правильно, — ответила я.

Разговор плавно перетёк в обсуждение бытовых проблем и мелочей, где что выгодней купить, куда сходить. С каждой минутой я начала понимать, что мне нравиться разговаривать со Светой. Узнав, что у них нет дачи, мы договорились, что я ей скину часть урожая. Всё-таки своё лучше, чем с рынка. Тем более для малышки, которой уже скоро прикорм вводить. А так как в этом году был хороший урожай тыкв и кабачков, а ещё и яблок… Оставалось только подумать, кто поможет всё это донести. Валера шмыгал носом. Пришлось попросить о помощи Алешку.

Вечером я вытаскивала из духовки пирог с творогом, когда вернулся Алешка. Был уже десятый час. Валерка спал. Это мне не спалось и опять было тоскливо. А когда нападала тоска, то хотелось готовить и почему-то печь.

— Командир, задание выполнено. Продукты, которые ты выделила, всё перенёс. Получил кучу комплиментов и благодарных слов. Часть из них передаю тебе, — ответил он.

— Ты есть будешь?

— Буду. От твоей выпечки я никогда не откажусь. Даже под дулом пистолета, — моя руки, сказал он. — Так, с тебя чай, а я быстро в душ. А то самому от себя тошно.

Пока его не было, я уже накрывала на стол. Алешка вернулся весь взъерошенный. Без рубашки. Я уже давно заметила, что стеснять он меня был не намерен.

— Какая у тебя подруга красивая! Прям загляденье. А девчонка у неё… Да я не видел никогда детей так близко. Она же во… Ну в три моих ладони… — Алешка свёл свои ладони. Конечно, он приуменьшал. Малышка была побольше, но видимо он находился под сильным впечатлением. — А как хмуриться! Прям маленький старичок на ручках. Так Светка говорит, что малышка ещё подросла. Раньше она была намного меньше. Ты можешь это себе представить?

— Могу, — улыбнулась я.

— А ведь мы раньше такие же были маленькие. А сейчас какие здоровые стали. Пока сам это не увидишь, не осознаёшь. И чего у тебя детей нет? Я бы был самым лучшим дядей на свете.

— Так и я могу спросить, чего у тебя детей нет? Может я бы не отказалась тёткой побыть, — улыбнулась я.

— Так всё думал, что пока не время. Была возможность стать папой, да я сглупил. Ну и она на аборт пошла, а потом мне не простила. Так что тут я дурак. После этого как-то всё и стало под откос идти, — ответил Алешка.

— Может не сделала? Уверен? Иногда девчонки говорят…

— Я сам её возил и ждал около больницы. Потом истерики и обвинения слушал. Так что это не тот вариант, — сказал он. — Нет, но всё равно… Разве могут быть такими маленькими дети?

— Так видел же своими глазами.

— Видел и всё равно не вериться. Надо ещё раз посмотреть. В гости заглянуть. Я думаю, что Света против не будет?

— Не знаю. Ты у неё спроси.

— Обязательно спрошу, — сказал Алешка, задумчиво жуя пирог. — Обязательно спрошу и в гости схожу.

Что такое любовь? Как она появляется в нашем сердце? Почему одни люди нам безразличны, а другие становятся родными? Эти вопросы можно задавать вновь и вновь, но так и не найти на них ответа. Учёные скажут, что это химия, психология. Эзотерики начнут говорить про родство душ и вспоминать древнюю легенду, что раньше люди были целыми, но потом разделились на две половинки, а теперь ходят по свету и ищут друг друга. Я не знаю ответов на этот вопрос и наверное никогда не узнаю. Есть какие-то высшие материи, которые неподвластны людям.

Могу сказать с уверенностью лишь одно: любовь может вспыхнуть ярко и горячо, опаляя, обжигая, заставляя гореть в этом огне, а может подкрадываться медленно, незаметно. Она словно подталкивает людей, заставляет их лишний раз соприкасаться руками, взглядами, ловить улыбки и смущённо прятать глаза. Точнее глаза прятала я, когда встречалась со спокойным взглядом Алешки. Он же смущения никакого не испытывал. В итоге всё это начало раздражать. Я старалась меньше с ним пересекаться. Где-то на подсознании я понимала, что происходит, но отказывалась это признавать.

А Валера… Он ничего не замечал. Ворчал, читал нотации и учил меня жизни. Строил планы, графики, следил, чтоб мы им следовали. Но в последнее время меня эти графики раздражали.

Наступил декабрь. Напряжение нарастало. Так дальше продолжаться было нельзя. Никаких не было намёков с его или моей стороны. Не было шуток и двусмысленных фраз, снов или случайностей. Была жизнь и напряжение, которое давило, мешало дышать.

— Разве в декабре может идти дождь? — спросила я, отходя от окна. — Ледяной дождь, которые оседает на проводах и деревьях. Теперь ещё и света нет.

— Как Валера?

— Лежит на вытяжки и ругается на тренажёрный зал, на меня, что я не отговорила его заниматься и на больницу. Он всегда капризный становится, когда болеет, — ответила я. Валере не повезло. Во время последнего занятия на его руку упала плохо закреплённая штанга и сломала её. Как такое было возможно, я не понимала. Администрация тренажёрного зала обвиняла Валеру, а он обвинял администрацию и грозился судом.

— Ясно, — сказал Алешка. — Холодно.

— Так света нет, отопления тоже нет. В такие дни я начинаю мечтать о дачном домике. Там хотя бы есть печка.

— Поедем туда? — предложил Алешка.

— Завтра на работу, потом в больницу. Так что не получится.

— Я знаю, но не мог не предложить, — ответил он. И опять улыбка, которую я не могла понять. — Темнеет. Свечей нет?

— Нет.

— Надо было закупить. Сейчас бы сидели при свечах. Романтика.

— Ага, и лепестки роз.

— А вот цветы мне жалко, — ответил Алешка. — Поэтому я никогда не дарю девушкам цветы, как бы они не обижались. У цветов и так короткая жизнь. Не нам их ещё делать короче. Считаешь это сентиментальным?

— Нет. У каждого свои принципы.

— А какие у тебя? Кроме тех, что ты следуешь за каждым словом моего брата?

— Не знаю. Я об этом не задумывалась, — ответила я, садясь рядом на диван.

— О чём же ты думаешь? Часто вижу, что у тебя в голове бродят какие-то мысли, — спросил он. Я пожала плечами.

— О разном.

— Может об этом? — спросил Алешка. Он резко сжал мои плечи, прижимая к себе. Жёсткий поцелуй, который выбил дух. Слёзы, страх и огонь. Я не хотела и хотела этого. Он заставлял вспоминать давно забытые ощущения, чувства, мечты. Напряжение начало уходить, уступая слабости. И только тогда он оторвался от моих губ. Глаза в глаза. Спокойный взгляд, который казалось пытался проникнуть в душу.

— А я ведь больше не могу, — сказал он. — Надоело разыгрывать этот спектакль.

— Не надо. Это ошибка…

— Боишься падать? Так я же рядом. Могу поймать, а если не получится, то упаду вместе с тобой.

Тихие слова, которые так хотелось услышать. Кругом голова. И сумасшедшее желание, которое рушит преграды. Страсть. Раньше я не подозревала о её существование. Слишком всё было остро. Болезненно остро, до безумия, до боли, слёз на глазах и лёгкости в теле. Падению предшествовал полёт. Приятный полёт, от которого захватывало дыхание. Он был коротким и прекрасным, как и все полёты. А дальше была земля, камни совести и вины. Я предала человека в сложный для него период. Стоило ему отвернуться, а я…

Окончательно стемнело. Холодно. Откуда-то появилось одеяло, в которое было так приятно кутаться. Алешка принес. После того сумасшествия, которое накрыло нас, он ещё мог что-то делать, думать. Я же чувствовала себя разбитой на многочисленные кусочки, которые разлетелись по земле мелкими осколками.

Горячая кружка с чаем в руках. От него идёт пар. Крепкий и сладкий чай, который должен прогнать холод и страх.

— Спасибо, — сказала я. Алешка в этот момент натягивал свитер. Замер. Спустя секунду появилась его голова. Он сел рядом. Я не видела его лица. Только силуэт. Может это было хорошо, иначе я не смогла бы с ним разговаривать сейчас.

— За что? — спросил он.

— За чай, — ответила я. Голос дрогнул. А сохранить самообладание не получается. Надо уйти в комнату. Забраться под одеяло. Если бы мы жили в разных квартирах, то я бы уехала.

— Я не жалею о произошедшем, — его слова ударами молотка прошлись по гвоздям, забивая крышку последних надежд, что всё ещё можно вернуть. — Я тебя люблю. Давно. Поэтому и уехал из города. Не хотел пересекаться. Как в первый раз увидел, так и снесло голову. Думал, что пройдёт. Но не прошло.

Он наклонился вперёд. То сжимал, то разжимал руки. Нервничал? Возможно. Тихо. Ночь. Холодно. Только горячий чай и тёплое одеяло.

— И сейчас не проходит, — сказал он.

— Я не могу. Это предательство. И неправильно всё получилось, — слова подбирались с тредом. Тяжёлые. Неправильные. Фальшивые. Я сама чувствовала в них фальшь.

— Ты считаешь, что это был порыв? Временное помутнение?

— Не знаю. Я ничего не знаю. Алеш, ты задаёшь вопросы, на которые у меня нет ответов.

— Есть, но ты не хочешь их говорить, потому что боишься.

— Боюсь, — ответила я.

— И что будем делать дальше? Хотя, я знаю твой ответ, — он грустно усмехнулся. — Я не могу тебе ничего предложить. Есть руки, ноги, голова, за душой ни гроша. Но может попробуем?

— Ты мне предлагаешь уйти от Валеры?

— Да. Предлагаю.

— Не могу.

— Почему? Ты давно его не любишь. В чём причина?

— Может в том, что мне спокойствие дороже? — спросила я. — Ты перекати-поле. Не в том плане, что сейчас у тебя трудности, а в том, что мне нравится спокойная жизнь. Мне нравится так, как есть сейчас. Мне нравится…

Слёзы. Я пыталась их сдержать, но не получилось. Больно. Обидно. Горько. И… Алешка ничего не стал говорить, взял у меня кружку, обнял. И опять этот запах ветра, свободы и мороза. Странные ароматы, что будоражат сознание. Он молчал. Может если бы что-то сказал, то мы поругались и больше не стали бы общаться. Но он молчал. Гладил меня по волосам, переплёл свои пальцы с моими и молчал. Так мы и сидели на диване в гостиной, пока я не уснула, уткнувшись ему в плечо.

А во сне были ветер, поле и его руки, которые крепко обнимали. И долго мы так летали, пока не стал приближаться земля. В сознании был выбор упасть или мягко приземлиться. А я всё время боялась, что упаду и разобьюсь. И тогда не смогу больше не то чтоб летать, а даже ходить. Алешка только рассмеялся над моими страхами. Так я ничего и не выбрала в том сне. Не смогла…

Мы стали любовниками. Вот так просто и сложно одновременно. Я противилась этому внутренне, но внешне отвечала на все ласки и поцелуи. Он не говорил больше о будущем не вспоминал прошлое и старалась не затрагивать этой темы. Наши встречи прекратились лишь в январе, когда выписали Валеру. Он все еще ходил в гипсе и был на больничном, поэтому теперь все время сидел дома.

Для него стало дело принципа отсудить у тренажерного зала компенсацию. Он нанял юриста, взяв деньги со счета, куда откладывал на отпуск. Теперь в доме все время были разговоры о законах, судах и похожих делах. Для него это стало идеей фикс. А я… Мне стало плохо. Здоровье сильно пошатнулось. Головокружения, чуть ли не до обморока. Темные точки в глазах. Я ходила с темными кругами под глазами. Еще и волосы начали выпадать. Наверное, это было от нервов. Каждый день я корила себя за любовь к Алешке. Мы были с ним разные. Слишком разные и в то же время такие похожие…

Я увидела их в сквере. Возвращалась с работы и решила пройти через сквер. Там и столкнулась с Алешкой, который катал коляску Светы. Они о чем-то разговаривали. Она смеялась. Алешка улыбался. Сердце кольнуло ревностью, а потом безнадежностью. Все так и должно было быть. Так и должно. Мы просто…

А что просто? Может и не было этого «мы», да и как оно могло быть, когда я другому принадлежала? Я была предательницей, которая повелась… Хотелось бы сказать, что на красивые слова, но красивых слов не было. Он же мне ничего не обещал. Мы просто… Проводили время? Наверное, так будет правильно сказать. Просто время проводили. Ничего серьезного. Но я и не хотела серьезного. Так что… Все правильно.

Ноги сами привели к церкви. Никогда не была церковным человеком. Может и верила где-то в глубине душе, но чтоб в церковь ходить — такого не было. Старые стены. Тяжелые двери. Я только зашла, как почувствовала запах свечей. Ладана. Голова закружилась сильнее. Наверное должна была быть какая-то служба. Собралось много народу. В основном бабушки и женщины по старше меня, хотя я видела и молодежь. Говорят, что когда не можешь понять что-то или решить, то ноги сами приводят в храм. Вот я и стояла в храме и слушала, какие нынче цены на рынке. А еще что в сетевом магазине акция на молоко. И это обсуждать в храме! Нашли место. Сюда ведь молиться ходят, а не посплетничать. Или я чего-то в этой жизни не понимаю? Но слушать все это мне стало противно. Я ушла.

И вновь снег, мороз, машины, головокружение. Надо домой идти. Дом. Только опять идти туда неохота. И получается, что жизнь крутиться по кругу.

— Короткая стрижка? И зачем ты ее сделала? — недовольно спросил Валера.

— Потому что надоело половину волос на расческе оставлять, — ответила я.

— Сходи к врачу.

— Сходила. Мне посоветовали пить витамины. Вот и пью, — ответила я. Даже баночкой с пилюлями потрясла около его носа.

— Ты в последнее время стала слишком резкой, — заметил он.

— Ты спросил, я ответила, — отвернулась. Запихнула морковь и капусту в пароварку. Пусть грызет, зайчик.

— Марин, у тебя неприятности? — спросил Валера. Попытался подойти ко мне. Обнять. Но я скинула его руку с плеча. Отошла в сторону.

— Не надо мешать готовить ужин, — попросила я.

— Что происходит? В последнее время…

— Нам надо расстаться. Я так больше не могу, — выпалила я. Это не было взвешенным решением. Просто порыв. Слова, которые давно скользили в сознание и теперь были озвучены.

— Почему? Разве мы плохо живем?

— Нет, хорошо. Но я больше так не могу.

— А что ты хочешь? Марин, я не могу понять, что ты будешь делать дальше? Уйдешь к матери? Будешь как раньше с копейки на копейку перебиваться? Тебе не хватит зарплаты, чтоб жить достойно. Из-за чего весь сыр-бор? Кто-то что-то сказал, а ты решила последовать глупому совету? Или насмотрелась глупых фильмов про любовь…

— А что ты знаешь про любовь? — не выдержала я, поворачиваясь к нему.

— Значит, последнее, — он снял очки. Потер переносицу. Сел за стол. — Наверное, я могу судить о любви, потому в этой жизни дороже тебя, у меня никого нет. Может я и не говорил тебе этого или не говорю, каждый день, но я тебя сильно люблю. Хочу, чтоб ты была счастлива. Я всеми силами пытаюсь это показать. Сделать так, чтоб ты ни в чём не нуждалась. Может это косо выходит, но я не миллионер. Не могу подарить тебе все на свете, но стараюсь по мере сил и возможностей. Марин, я понимаю, что сейчас ты меня вряд ли услышишь, но это пройдет. Страсть она метеором опаляет наше сердце и проходит, оставляя после себя ожоги. Пока ты горишь, то кажется все это нормальным, даже приятным. А когда горение прекращается, то придет боль от ожогов. Они же никуда не денутся. Сейчас ты горишь. А потом кто будет тебе мазь на ожоги накладывать? Кто к жизни вернет? Ты ведь в итоге одна останешься…

— О чем ты? — тихо спросила я, садясь напротив.

— О том, что это временно. Думаешь, я слепой и ничего не замечаю? Но это ведь все временно. И я так понимаю этот человек тоже несвободный. Иначе давно уговорил бы тебя уйти. Если это так, то зря думаешь, что он уйдет от семьи…

— Не поэтому. Мне уже все равно уйдет он или нет. Я просто не могу так больше жить, Валер. Никогда не понимала этого выражения, но сейчас я точно осознаю, что задыхаюсь с тобой. Ты меня душишь. Может тебе кажется, что это правильно, но… Я ничего не могу без тебя. Ты мне просто не даешь жить. Спрятал в шкаф стеклянный как дорогую вазу и любуешься ею. Но я не ваза, а человек.

— Тебя нервирует моя забота? Тебе нужно, чтоб я устраивал сцены ревности, кулаки распускал, заставлял тебя решать все проблемы? Ты такой жизни хочешь? Я просто не понимаю. Столько лет тебе нравилось жить со мной. А теперь такие претензии. Ну давай я буду как другие поступать. Потрачу все деньги, а ты выкручивайся как хочешь. Или чего там еще другие делают? — он посмотрел в сторону. — Ты же сама мне постоянно твердила, что тебе нравиться жить со мной, как за каменной стеной. Теперь же в этом меня и упрекаешь. Ладно, это пройдет. Со временем. Осознаешь, что ошибаешься. На меня позлишься, а потом поймешь, что я прав.

— И что это значит?

— Я не хочу, чтоб ты уходила. Не отпущу тебя. Ты ведь только глупостей наделать можешь. Потом будешь сидеть на этом же самом месте и плакать. Прощения просить. Давай не будем доводить до этого. Да и не могу я тебя отпустить. Мне без тебя будет плохо. Раз в итоге нам будет двоим плохо, то не будем себя до этого доводить. Сделаем вид, что этого разговора не было, — сказал он.

Этого разговора не было. От этой мысли мне стало плохо. Действительно перестало хватать воздуха. Я задыхалась. Ушла в ванную. Слезы душили. Хотелось все разгромить в квартире. Мне было больно. Как может болеть душа? Ее ведь нет, но она болела. Разрывала меня на части, а я не понимала, что делать.

Глава 4

Рано или поздно всё заканчивается. Морозы уходят, а их место занимает тёплое солнце. Начало апреля выдалось по-весеннему тёплым. Приятным. Таял снег. Появилась грязь. Я шла по ней в резиновых сапогах, а на душе было как-то по-детски приятно наступать по лужам и знать, что при этом ноги останутся сухими.

На даче в это время года никого не было. На машине не проехать. От автобуса идти час по грязи и для чего? Чтоб прийти, увидеть, что вокруг лежит снег и лишь на маленьких островах появилась земля? Не добраться до дома и уйти? Зачем? Люди не видят в этом смысла. И я не видела. Раньше. У меня там росли первые цветы. Я их специально посадила. Первые цветы, те, что встречают весну, солнышко и говорят, что всё позади, а они пережили зиму. Мне было важно их увидеть. Понять, что можно надеяться… А может я просто хотела подумать. Сбежать ото всех и понять, что… Что-то понять.

Калитка вначале не хотела открываться. Снега около неё было много. А я лопату не взяла. Но разве это проблема? Я взяла доску, что валялась рядом и начала с помощью неё откапывать калитку. Уже зайдя на участок, я поняла, что цветы не появились. Еще рано. Снега было по щиколотку. Пахло свежестью, талой водой и землёй. Вскоре запахло ещё и дымом, потому что я растопила печку. Натопила воды. Помыла пол, привела домик в порядок. А после этого можно было и пообедать. Только есть не хотелось. Бутылка вина отливалась рубинами в свете солнечных лучей. Сейчас бы напиться. Я ведь для этого и купила вино. Вместо вина сидела и пила цветочный чай с сухими веточками смородины и малины, которые забыла забрать по осени. В печке трещали дрова. Дым приятно щекотал ноздри. Сквозь слёзы комната казалась расплывчатой.

— Ты бы телефон включила, — сказал Алешка. Он открыл дверь, принося с собой запах весны. Заходящее солнце окутало его золотым покрывалом. Умел он забирать природу вместе с собой.

— Я пока не хочу ни с кем разговаривать, — ответила я. — Просто не могу. Мне надо подумать.

— В той записке правда? — он зашёл в дом. Снял обувь. Надел резиновые галоши.

— Правда. Говорят опухоль. Надо ещё дополнительные обследования провести. Но посоветовали записаться к онкологу. Узи сделать. Анализы плохие. Они видят какое-то новообразование, но аппарат старый. Надо на более новым посмотреть. И… Но говорят, что надо будет химию делать. И… А мне страшно. Не хочу слушать, как Валера будет продумывать план действий. Он всегда, когда волнуется, то планы составляет. А мне просто страшно.

Алешка молча сел рядом и просто обнял. Дал наплакаться вволю. Словно я без него не могла этого сделать. И опять было темно. Только в этот раз вместо холода было тепло. Объятья, поцелуи. Желание. Всё это просто заставляло забыть о проблемах. Остались лишь мы двое. Одно дыхание на двоих. Один ритм сердца.

Меня выкинуло из сна толчком. Я просто поняла, что Алешки рядом нет. Вышла на улицу. Уже стемнело так, что ничего не было видно.

— Я нашёл её. Плачет только. Но это понятно, — донёсся до меня голос Алешки. — Не надо приезжать. Здесь переночуем. Утром на автобусе приедем. Давай разберёмся с этим больничными проблемами, а потом уже будем выяснять отношения. А ты думаешь она похоже на шутницу? Вот и договорились, — сказал Алешка. Он вышел из ночи с дровами. Чуть не снёс меня. — Ты чего? Холодно. Пойдём домой.

— Тебя потеряла, — ответила я.

— Я не терялся. За дровами ходил, — ответил Алешка. — А приятный у тебя домик.

— Ещё папа строил. Я когда маленькая была, то всё мечтала, что у меня будет собственный дом с тёплой печкой и кошкой.

— Как в мультике, домик, кошка, дети — вот оно счастье.

— Мужа работящего забыл, — улыбнулась я. Как-то так и было. От печки света почти не было, поэтому я достала свечу.

— Сегодня у нас романтика?

— Можно и так сказать. Даже вино есть. Только пить не хочу.

— А я не откажусь, с твоего позволения.

— Мне всё равно, — ответила я. Достала колбасу, сыр и хлеб. Всё это порезала. Себе налила сока.

— Тогда ты не будешь ругаться, что я проболтался Валере про нас? — он посмотрел на меня.

— Нет, не буду. Только зачем?

— В горячке. Он когда позвонил мне, тебя искал, то… Я за тебя испугался, — признался Алешка.

— А он?

— Обещает мне в глаз дать, кости переломать. Не знал, что он такой кровожадный, — сказал Алешка.

Теперь Валера в курсе. А я? А мне было всё равно. Мне хотелось сидеть рядом с Алешкой и смотреть на свечу. Слушать как дрова шумят в печке, а ветре шумит в щелях. Это было непривычно и спокойно. Впервые за долгие дни я чувствовала спокойствие.

Мне было страшно встречаться с Валерой, но он был мастером делать непроницаемое лицо. Ни словом, ни жестом он не показал, что в курсе наших с Алешкой отношений. Я записалась на узи, которое было через три дня. Самые страшные три дня в моей жизни. Алешка меня протаскал по всему городу. Не давал после работы сидеть дома и думать. Валерка переселился в гостиную на диван. Я спала одна и была этому рада. На узи меня решили сопроводить оба. Даже с работы отпросились. Холодная вежливость. А мне просто страшно.

Получилось так, что мы уже подъезжали к медицинскому центру, в котором и нужно было обследование пройти, но время перенесли на два часа. Так что два часа нужно было «погулять». Погулять, так погулять.

Так как ехали мы своим ходом, из-за того, что у Валеры ещё не прошла рука, то мы вышли на остановке и стали думать, что делать дальше. Можно было и в центре посидеть. Но погода была такой приятной и тёплой, что сидеть в четырёх стенах не хотелось. А ещё томительное ожидание и неизвестность убивали больше, чем сам диагноз.

В нашей жизни бывают такие неожиданные встречи, которые могут изменить всю жизнь. Порой нечаянное слово может изменить судьбу. Или может просто случайных встреч не бывает, а всё заранее кем-то запланировано?

Старичок сидел на лавочке и морщился от весеннего солнца. Седая борода, старая курточка, шапочка. Не особо опрятный. В руках клюшка. Он посмотрел на нас.

— Хорошая сегодня погода, — сказал он.

— Прям настоящая весна, — согласилась я.

— Вам бы в церковь сходить. Всем троим нужно. Там мощи привозили. Хотя, их уже две недели как увезли, но вам туда всё равно зайти нужно, — сказал он. — Поклониться, прощения попросить.

Как раз в этот момент подошёл автобус и дедушка сел в него. Мы же только посмотрели ему вслед. Церковь была около железнодорожных путей. Где-то метрах в трехстах от вокзала и в полукилометре от того места, где мы находились. Почему бы и не сходить? Время есть. Алешка и Валера без энтузиазма отнеслись к этой идее. Но так, как оставлять меня одну они не спешили, то пошли вместе со мной.

Случайности. Может в нашей жизни действительно всё предрешено? Или у нас всё же есть выбор? Почему именно в этот день я повязала цветастый шарф, который сейчас накинула на голову при входе в церковь? Почему я решила туда прийти? Опять какие-то прихожане обсуждали цены. Приходят сюда как в театр.

— Для кого-то это театр, но не надо их осуждать за то, что пока не понимают. Главное ведь, что храм для тебя, а не для другого, — сказал мужчина. Это был не батюшка. Так батюшки не одеваются. Скорее так в монастырях одеваются. Жаль, что не разбираюсь в этом, а могу лишь судить по обрывочным сведеньям, подчёркнутым случайно. У него была чёрная высокая шапка и седая борода, а ещё умный взгляд, который притягивал. — Тебе главное верить нужно. Не терять веру. Тогда всё наладится, — он внимательно посмотрел на Алешку. — Прости себя. Это ты себе шанс не даёшь. Никто на тебя зла не держит. Богвсех прощает, но вначале прости и ты.

Я видела, как Алешка только сжал челюсть. Лицо окаменело. Человек же отвёл Валеру в сторону и о чём-то с ним разговаривал минут пять. Валера пытался возразить, но потом как-то поник. До меня только донеслись слова: «отпусти».

Что-то меня заставило отвлечься. Может Алешка, которому просто было плохо. Выглядел он побелевшим. Когда я посмотрела на Валеру, то он уже подошёл к нам, а человека в чёрных одеждах не было. Только икона со знакомым лицом. От этого стало не по себе. Вышли мы из церкви в молчание. Так и дошли до медицинского центра. Каждый думал о своём. Верить и надеяться на лучшее. Главное верить.

Узи. Женщина средних лет смотрит внимательно на монитор. Я же лежала, прикусив губу. Датчик скользит по животу, который щедро залит вазелином.

— Пол сказать? — спросила женщина.

— Что?

— Пол ребёнка будете узнавать?

— Какого ребёнка? — я тяжело сглотнула.

— У вас малыш. Пятнадцать недель. Так как?

— Да.

— Мальчик будет, — сказала она. Даже монитор подвинула, где виден был маленький человечек в сером фоне. Разглядеть лично мне было что-то сложно.

— А мне сказали, что опухоль.

— Ну, на опухоль он не похож. Может из-за того, что прикрепился в не совсем удачном месте. Сложно разглядеть. Но это точно не опухоль.

— А анализы?

— Ничего не могу сказать, но я бы их пересдала.

Сложно передать, что я тогда ощутила. Помню, что вышла из кабинета. Села около него, потому что не могла стоять и только повторяла, что это может быть ошибка.

— Марина? — Алешка не выдержал и встряхнул меня.

— Мальчик будет, — ответила я с глупой улыбкой. Валерка резко встал и вышел из медцентра. Я слышала, как он хлопнул дверью…

Впереди было ещё пересдача анализов, но я была на седьмом небе от счастья. Алешка радовался.

— Алешка, но ведь это может быть не твой ребёнок, — сказала я.

— Мой. Валерка детей иметь не может. Там осложнение было после детской болячки. Так что мой. Поэтому он так и взбесился, — сказал Алешка.

— А что теперь?

— Есть варианты? — спросил он. — Со мной останешься.

— А дальше?

— Дальше будем жить, — ответил Алешка. — Только для начала придётся подыскать жильё.

Пока Алешка пошёл решать возникшие проблемы, я вернулась домой. Валерка сидел за столом, положив голову на руки. Что-то в этой позе было такое неправильное, что сердце сжалось. Я подошла к нему.

— Мне жаль, что так получилось. Прости…

— И отпусти? — он усмехнулся. — Я сегодня уже слышал эти слова. Знаешь, мне не обидно, что это Лешка. Как это ни удивительно, но я даже рад, что родится этот ребёнок. Я знаю, что ты хотела этого. Но я не понимаю… Не из-за этого же ты ушла.

— Не из-за этого.

— Простить и отпустить, — он поднялся так резко, что отлетел стул. Один шаг. Его губы оказались на моих губах. Злость, боль и обида смешались в этом поцелуи. Ярость. Я попыталась его оттолкнуть, потому что губам стало больно. Он же лишь крепче прижал к себе. — Простить и отпустить. Что ж, лети. А я в следующий раз буду знать, как нужно целовать, чтоб не было мыслей о полётах.

— Ты не понял…

— Это ты не поняла. Уходи, Марин. Я потом тебе вещи привезу. Тебе нельзя тяжёлое таскать, поэтому уходи сейчас. А то ещё передумаешь и решишь остаться, а потом мучить будешь себя и меня. Лети, моя птичка, в огонь. Пёрышки только береги, — усмехнулся он. Это было непонятное для меня поведение. Нетипичное для него. Я испугалась и ушла.

Алешка снял комнату в старом доме, почти без удобств. Это был временный вариант. Потом мама обещала освободить для нас квартиру. А пока было слышно как ветер гуляет в стенах старой комнаты. Но были вместе и вместе кормили клопов. Дно, как оно есть. Так продолжалось около месяца. Как раз выяснилось, что анализы перепутали. Я здорова, беременность протекала нормально. В это время я развелась с Валерой, а меня через маму нашли дальние родственники. Оказалось, что умер папа. Попал в аварию, вместе со своей женой. У меня осталась трёхлетняя сестрёнка, которой теперь грозило попасть в детский дом. Я долго подбирала слова, чтоб начать разговор с Алешкой, не знала, как он отнесётся к этой идее. Но с Лешкой намного проще было разговаривать, чем с Валерой. Валера по умолчанию был прав, а Алешка всегда был открыт для диалога.

— Что будем делать? — спросила я.

— Решать тебе. Потянем мы сразу двух детей или нет — я не знаю, — честно признался Алешка. Меня такие ответы до сих пор поражали. Приходилось всегда делать поправку, что это не Валера, который всё знал заранее на несколько лет вперёд.

— Надо посчитать. Не хочется, чтоб она росла в казённых стенах при живых родственниках. Я пока с малышом сидеть буду. Она к нам привыкнет за это время. Потом садик, школа.

— Согласен. А ведь всё так и получилось, как тот мужик сказал.

— Какой?

— Что в церкви. Часто мне на ум приходят его слова.

— Кстати, а про что он тебе сказал?

— Напомнил один неприятный случай. У меня, когда всё разрушилось, полетело в пропасть, я с собой хотел покончить, но не смог. Много ошибок совершил в этой жизни. Очень много.

— Но впереди ещё вся жизнь, чтоб эти ошибки исправить, — ответила я. — Мне Светка сказала, что к ней твой друг сватается?

— Рига? Есть такое. Я их познакомил. Вроде друг другу приглянулись. Может чего из этого получиться.

— Алеш, а если честно, был у тебя с ней роман или нет? — спросила я.

— Не было. Хотел, но ты перебиваешь. Люблю тебя сильно и крепко. До сих пор не верю, что мечта сбылась и теперь мы вместе. Просто не верится и всё, — он меня крепко поцеловал. — А теперь вериться. Ничего, Марин. Всё будет нормально. Мы прорвёмся. Главное ведь вместе.

— Согласна, — ответила я, чувствуя, как в душе начинают распускаться цветы.

Эпилог

Сколько длиться любовь? Говорят, что она не проходит, но меняется с годами, приобретая другой вкус. А страсть длится три месяца.

Мне повезло больше. Я купалась в ней полгода. До рождения сына. Как родился Никитка, так и пошли проблемы. Говорят, что дети приносят в дом счастье и смех. У нас же началась ругань. Алешку раздражали крики малыша. Он оказался к ним не готов, поэтому стал пропадать целыми вечерами. Приходил где-то под утро, чтоб убежать на работу. Мне повезло только с Ритой. Девочка проблем не вызывала. Она как-то сразу ко мне привыкла. Первый месяц просилась к родителям, а потом перестала. Алешка к ней никак не относился. Он вообще был к детям равнодушен. Но мог поиграть с ними под настроение. Жаль, что это настроение у него появлялось раз в месяц.

Жить в декрете на декретные выплаты, которых не хватало, платить за квартиру, помогать маме, просить денег у Алешки, который мог половину зарплаты потратить на всякие вкусности, а потом мы сидели на пустых макаронах — это всё было сложно. Очень сложно и тяжело.

С детьми никто не помогал. Хотя, я и сама справлялась, пока Рита не пошла в сад. Вот тогда и началась катавасия с колясками, малышом, Ритой и… И всеми прелестями, с какими сталкивается женщина с двумя детьми небольшого возраста.

Я уставала. Что такое сон — это было давно забыто. Спала я урывками. Иногда помогала Света. Особенно вещами. Или деньгами, когда нужно было дотянуть до зарплаты. А такое с каждым месяцем случалось всё чаще.

Но это было не самое тяжёлое время. Тяжело стало, когда освободился отец Алешки. Так как ему некуда было идти, комната в коммуналке, которая была за ним сгорела вместе с деревянным домом, то он поселился у нас. Тогда и начался ад.

Алешка сильно изменился. Он стал ругаться со мной, унижать. И это в моей квартире. Наверное его накрутил отец, потому что иначе я не знаю откуда у него появились такие слова о том, что старуха с детьми на руках больше никому не будет нужна, поэтому буду его терпеть.

А я не стала. Не стала терпеть. Не смогла. Выгнала его вместе с отцом. Как раз к тому времени у него закончилась временная регистрация в моей квартире, а новую я делать ему не стала. Проблемы часто напоминают снежный ком, который нарастает, нарастает и грозится просто раздавить.

Отчима инсульт свалил. Теперь мама за ним ухаживала. Она вынуждена была уйти с работы и заняться чисто им. А я, в своих эгоистических планах, рассчитывала на ее помощь. Пришлось справляться самой. Алешка отказался давать хоть какие-то деньги на ребёнка, пока я не сделаю ему регистрацию и не верну в квартиру. Я же пригрозила падать на развод и алименты. Не знаю, чем весь этот конфликт бы закончился, но он влез в какую-то аферу. Теперь ему грозил срок по махинациям, вместе с отцом, который уже руки потирал, готовый в любой момент вернуться «домой». После этого Алешка стал мягче. Сразу любовь вернулась, только у меня она окончательно пропала.

Хотя, не всё было так плохо. У меня была крыша над головой. Правда закончились декретные выплаты, а места в ясельной группы не было. Но удалось устроиться дворником в своём дворе. Так что я отводила Риту в садик и шла убирать двор вместе с Никитой. Платили на это чисто прожиточный минимум, из которого половину съедали платежи за квартиру. Но оставалось надеяться, что когда подрастёт Никитка, то станет легче. Я смогу вернуться на работу…

Это уже было что-то вроде мантры, которая не давала опускать руки. Так было и в тот день. Осенний промозглый день. Ветер старался забраться под куртку. Из-за простуды текло с носа. Ещё и кашель пробирал. А всё из-за несчастных сапог, которые давно надо было поменять, а у меня не получалось, скопить денег на новые. В том году зима была тёплая и проходила в осенних. А в этом году купила недорогие осенние, но они развалились. Теперь пришлось доставать зимние, которые уже были клеены раза три, но всё равно находились новые дырки, в которые я воду черпала. Надо будет с новой зарплатой купить нормальную обувь, если получиться и не будет непредвиденных трат. Только ведь будут. Всегда что-то случается.

Никита наблюдал за листьями, которые скидывал ветер. Ему это всегда нравилось. Рита сидела в песочнице и лепила куличики. Я рядом крутилась, сметая листья с дороги и распределяя их на аккуратные кучки. Суббота. Можно и не входить, но тогда двор в понедельник будет весь в листве. Проще сейчас всё убрать, чем делать тройную работу.

Горячий пот стекал по замёрзшей спине. Во рту всё пересохло. Наверное температура. Ритка побежала к качелям, упала на ходу. Начала плакать. Я подошла к ней, вытерла платком испачканные руки. Другим нос. После этого её немного покачала. Как раз в это время я и заметила его. Строгое чёрное пальто. Очки в оправе. Кепка на голове. Руки в чёрных кожаных перчатках. Валера стоял на другой стороне площадки, прислонившись к железным элементам горки и смотрел на меня. Мы с ним не виделись полтора года. Столкнулись как-то в городе, когда я уже Никиту родила, но даже разговаривать не стали. Не смогли. Да и прошло наше время разговоров. И чего его сейчас принесло?

— Мама, мы скоро домой пойдём? — спросила меня Рита.

— Скоро пойдём, — ответила я, отводя глаза от Валеры. Решил прийти поторжествовать? Пусть торжествует. И кашель мучает. Ничего. Закончу уберать участок, а там домой. Тёплый чай…

— Простыла? — спросил Валера. Я и не заметила, как он подошёл.

— Немного, — вытирая нос, ответила я. — На тебя чихнуть или кашлянуть?

— Избавь, — поднимая ладони, сказал он. Я же вцепилась в метёлку.

— Ты по делу или мимо проходил?

— Не знаю, — ответил он. Я удивлённо посмотрела на него. Он усмехнулся. — Такое тоже бывает.

— Мне работать надо. Не до разговоров, — сказала я. Меня опять накрыло кашлем. Дурацкая простуда.

— Тебе домой надо. Лечиться, — он отобрал у меня метлу. — Собирай детвору и пошли домой.

— Зачем…

— Лечиться и чай пить, — недовольно сказал он. Не знаю, почему я с ним не стала спорить. Может потому что привыкла во всём на него полагаться и у меня выработался рефлекс, как у собаки Павлова? Или это совпадало с моими желаниями?

Мне не стыдно было за мою квартиру. Пусть без современного ремонта, но тепло и аккуратно, а ещё здесь не было холода, как в офисе. Я всё равно поглядывала на Валеру, ожидая его реакции на моё жильё. Он молчал. Я же стала детвору раздевать.

— А кто этот дядя? — спросила Рита.

— Дядя Валера. Очень давний друг, — сказал он.

— А почему тебя раньше не было? Ведь друзья надолго не пропадают, — продолжала она допрос.

— Иногда пропадают, — ответила я. — Иди руки мой, а мы пока будем мыть руки с Никитой.

Через двадцать минут я уже наливала суп детворе, который после улицы уходил на ура. Валера сидел в стороне.

— Валер, вот честно, у тебя других дел нет?

— Нет. Я в эти выходные полностью свободен, — ответил он.

— Ты меня понял…

— Нет, не понял. Почему у тебя сахара дома нет?

— Потому что сладкое — это вредно. А ещё вреден хлеб. Про остальное я молчу.

— Валер, ты пришёл поумничать? Я не в настроение. Сам заметил, что мне плохо.

— И лекарства у тебя тоже нет, — даже не спросил, а скорее сказал утвердительно.

— Ты не боишься заразиться?

— Ничего страшного. Выпью что-нибудь укрепляющее иммунитет, — ответил он.

— Кстати, это из-за тебя я заболела!

— И в чём моя вина? — удивился он.

— Ты мне новые ботинки не купил. Сапоги. Вот если бы купил, то ноги не промокли… И…

— Ты всё ещё помнишь ту глупую ссору?

— Она была неглупой, — возразила я. Валера рассмеялся. Встал. — Ты куда?

— Сама же выгоняла. Где логика? Или хочешь, чтоб остался?

— Не имею ни малейшего желания.

— Тогда ты должна быть довольна, что я больше не мозолю тебе глаза, — сказал он и ушёл.

А я и была довольна, если бы не злилась, а ещё мне казалось, что голова просто плавиться.

Дети уснули. Я сидела на кухне, завернувшись в одеяло, и дышала отваром из-под картошки, когда чьи-то шаги заставили обернуться. На кухню вошёл Валера с тремя большими пакетами.

— Ты чего дверь не закрываешь? — спросил он.

— Забыла. А ты чего вернулся?

— Лекарства тебе принёс. Но вначале надо поесть, иначе желудок себе сожжёшь и заработаешь себе язву.

— А тебе какая разница чего там у меня будет?

— Наверное есть разница, если я здесь, — расскладывая продукты по полкам, сказал он.

— Ты же не ходишь по магазинам.

— Считаешь, что я без тебя воздухом питался? Кстати, до сих пор не люблю это занятие, — он нацепил марлевую повязку.

— Тебя детвора испугается. Подумает, что ты доктор. Я вначале хотела так делать, когда заболела, но они с визгом носятся от меня.

— Тогда придётся заболеть вместе с тобой.

— Я падала, падала и кажется разбилась.

— Заметил. Неприятно всё вышло. Я думал, что у него ума хватит.

— Ты о ком?

— Об Алешки. До последнего был уверен, что он удержится на плаву. А вместо этого ещё и тебя за собой потянул, — сказал Валера. — Недавно мне позвонил. Сказал, что у него проблемы.

— А ты? — поражаясь наглости Алешки, спросила я.

— А я ему помог, — ответил Валера. — Купил билет на поезд и велел к тебе больше не приближаться.

— Я его уже два месяца как выгнала.

— Знаю, — закидывая котлеты на сковороду, сказал Валера.

— Ты не любишь…

— Запахи? Окно открою. Иногда надо идти на уступки, — сказал он.

— Ты изменился. Раньше ты всегда прав был.

— А я и сейчас прав. Что поделать, если на несколько шагов вперёд всё продумываю?

— И даже сейчас…

— Я предполагал такой вариант. Пытался тебя остановить. Поймать перед падением, но ты не захотела этого. Марин, я знаю свои недостатки. Но я такой, какой есть. Единственное, что теперь допускаю, что кто-то может иметь другие желания. И ты права, я на тебя давил. Теперь не буду.

— Предлагаешь всё начать сначала? — спросила я.

— Продолжить с учётом прежних ошибок и нового опыта.

— Ты детей не любишь. А у меня их двое.

— Я не то, чтоб их не люблю. Скорее у меня их не может быть, поэтому я о них особо и не задумывался.

— Почему раньше об этом не сказал?

— Думал, что ты уйдёшь. Тебе хотелось, чтоб у нас они были. А я такой эгоист, не хотел, чтоб ты уходила. А теперь ешь. Пусть и вредно, но это лучше, чем совсем ничего.

— Я не хочу продолжать… Не хочу как раньше.

— А что ты хочешь? — спросил Валера, наливая нам чай. Достал сахар.

— Жить хочу, летать хочу. Не хочу продаваться за еду, — после моих слов Валера подавился.

— Спишу все на температуру, — ответил он.

— Я серьёзно, — наши глаза встретились. Он резко притянул меня к себе. Тяжёлый поцелуй, неожиданно стал мягким, нежным. Да он и целовался-то раньше иначе. — Ты заболеешь…

— И тебе придётся меня лечить, — ответил он.

— Может это у тебя температура?

— Может быть. Я по тебе скучал.

— Валер…

— Ешь и выпей таблетки. Хватит носом шмыгать… Что там с дачей?

— Ничего. Я её забросила. Дети маленькие. Дорога дорогая. С ними ездить тяжело, а оставить не с кем. Хотела даже продать.

— Там копейки получаться. Невыгодно. А вот расширяться придётся. Надо будет наверное квартиру продать или о трёхкомнатной задуматься или о доме, но в черте города. А дети разнополые. Хорошо бы им по комнате сразу, чтоб проблем не было. Но я хочу оставить гостиную. Пока Лешка у нас жил, меня это напрягало. Надо будет посчитать, что выгоднее. Может дом на окраине, недалеко от дачи, чтоб и участок не бросать? Как думаешь?

— Надо считать, — машинально ответила я. Мы переглянулись. Я рассмеялась. Он улыбнулся.

Он остался. Просто пришёл и вернулся в мою жизнь, потому что посчитал это правильным шагом. Я этого не могла понять. У меня в голове не укладывалось видеть правильного Валеру, который загонял детвору по кроватям, а потом мне помогал игрушки собирать. Ещё их ровно выставлял, пытаясь в комнате навести идеальный порядок. Он не обращал внимания, что утром всё будет вновь на полу. Я также не понимала, как он мог терпеть их крики. Алешку это раздражало.

— Потому что так развиваются дети. Это просто такой период, который сменится другим периодом роста. Тут ничего не поделаешь, — ответил он на мой вопрос.

— Просто других…

— Твои «другие» ничего в жизни не понимают. Им ещё расти и расти. Кто-то вырастает из пелёнок и умнеет, а кто-то до пятидесяти лет ума набраться не может.

— Хочешь сказать, что ты прям такой умный? — спросила я.

— Я могу совершать ошибки. Не идеальный, но умнее твоих «других», — ответил Валера.

— Мы уже три месяца вместе.

— Больше.

— После того как решили вновь начать жить вместе. Ты меня так и не упрекнул…

— А должен? Если тебе этого для счастья не хватает, только скажи. И упрекать буду, и… Чего там положено-то? Проблемы создавать? Давай.

— Я не об этом. Просто расставить точки хочу, чтоб не висеть в воздухе и не ждать упрёков.

— Тебе не понравится мой ответ.

— И всё же? — продолжала настаивать я. Мне действительно это было важно.

— У тебя со мной были первые отношения. Первый поцелуй, первый секс. Первый опыт совместной жизни. Большая вероятность была, что ты захочешь узнать как это всё будет с другим человеком. Морально я готов был к твоей измене. Единственное, что было неприятно это выбор моего брата. А уж тем более от него ещё и ребёнка рожать! Но опять же, это как-то я упустил момент. Мы с тобой не предохранялись, поэтому ты и не задумывалась о том, что можешь забеременеть. Ты немного наивна в этом плане. Даже то, что у нас детей не было за столько лет, ты списывала на то, что о предохранении думаю я, — он улыбнулся. — Поэтому я и не виню тебя. Это просто одна из ступеней, неприятных ступеней, которые пришлось пройти. Ты поняла, что я всё-таки тебе дорог и я лучше, чем кто-то другой. А я тоже вынес некоторые уроки. Например, что ты сильно повзрослела и наивность у тебя исчезла. С тобой стало интереснее. Одно время я даже боялся этого момента. Думал, что ты когда ты изменишься, то перестанешь меня так привлекать. Мне приятно, что я ошибался. Наверное, каждый возраст по-своему привлекателен, просто для каждого нужно своё время. А дети должны быть в семье. Раз они у тебя получились, то пусть так и будет.

— Ты не в той системе работаешь. Прям паук паутину развёл…

— Я работаю на своём месте, — возразил Валера. — Просто умею думать на несколько шагов вперёд.

Удивило ли меня его признание? Как ни странно, но нет. Где-то в глубине души, я думала, что он просто знал финал. Лёжа рядом с ним и вспоминая всю эту историю, я вновь и вновь просчитывала вероятность развития событий. Что было бы, если… И каждый раз я приходила к выводу, что если бы не Алешка, то кто-то другой, но появился бы в моей жизни. Любопытство. Он был прав. Мне было любопытно, какая есть жизнь за каменными стенами, которыми он меня окружил. Эта жизнь в итоге мне не понравилась, но и полностью возвращаться в крепость я не хотела. Пока Валера не давил на меня, как раньше, но я не знала, что будет в будущем.

— Валер, помнишь тот день, в церкви?

— Помню.

— Что тебе сказал, тот человек? — спросила я. Валера вздохнул.

— Любовь нельзя запирать под замок. Она будет пытаться улететь. Но стоит открыть дверь, она останется, потому что будет знать, что это решение приняла сама.

Это будет её выбор. И не надо бояться, потому что не нам знать, что нас ждёт впереди. Мне тебя надо было простить и отпустить, чтоб не потерять. Птицы в клетке часто болеть начинают, потому что не могут расправить крылья. А любовь — эта та же птица, только свободу любит больше других.

— Он был прав, — согласилась я.

— Знаю. Но что тогда произошло, я объяснить не могу. Никто про того человека ничего не знает. Я потом спрашивал.

— Это значит, что в нашем мире ещё есть место чудесам, — ответила я. — Главное в них верить.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Эпилог