О прошлом с любовью или тайна кошачьих глаз (СИ) [Bevolsen] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1 “Память” ==========

Хогвартс, 1995 год.

Теплый сентябрь наступил незаметно, лениво окрашивая зеленую листву в золотые и алые краски осени. Погода еще держалась теплой и по-летнему тихой, хотя по утрам становилось прохладно и зябко.

Утром первого сентября Хогвартс не спал, готовясь к прибытию студентов. Большой зал уже успели украсить к вечернему торжеству, а большинство классов блестели от чистоты. Домовые эльфы спешно заканчивали приводить замок в надлежащий вид, подгоняемые Филчем и его неизменной протеже, миссис Норрис.

И хотя ученики должны были прибыть лишь к вечеру, одного гостя ждали с минуты на минуту. Вернее гостью.

Пламя в директорском камине вдруг вспыхнуло зеленым, и из него, отряхивая пепел на ковер, ступила невысокая фигура, облаченная в розовую мантию. Женщина окинула кабинет оценивающим взглядом, и на губах ее появилась жеманная улыбка.

— Мадам Амбридж, добро пожаловать в Хогвартс.

Альбус Дамблдор приблизился к гостье, склонившись в учтивом полупоклоне. Женщина ответила ему легким кивком головы. При этом взгляд ее голубых глаз впился в директора с такой настойчивостью, словно она пыталась прочитать его мысли. Оба прекрасно понимали, зачем она здесь, но ни один не нарушал правил игры, в которой каждому была отведена своя роль.

— Благодарю, директор, что открыли для меня камин. Трястись в поезде почти весь день столь утомительно, — ее тонкий, девичий голосок как нельзя лучше подходил к внешности Долорес Амбридж: невысокой шатенке с аккуратно уложенными коротенькими кудряшками, украшенными черным бархатным бантом; длинная мантия насыщенного розового цвета дополняла образ, делая ее похожей на куклу, только весьма раздобревшую и уже успевшую шагнуть за пределы юности.

Она окинула кабинет оценивающим взглядом, останавливаясь на насесте с дремавшим Фоуксом. Феникс приоткрыл глаза и недовольно каркнул, демонстративно отвернувшись в другую сторону.

— Никогда не любила птиц, — фыркнула Амбридж, недовольно косясь на феникса.

— Как, впрочем, и любых других животных, — послышался знакомый женский голос.

Долорес невольно вздрогнула, и ее глаза забегали по комнате в поисках источника этого голоса. Из глубины кабинета ей навстречу шагнула высокая стройная волшебница, облаченная в изумрудную мантию. Черные волосы, которые едва-едва успела тронуть седина, как всегда были убраны в элегантный пучок, и лишь одна непослушная прядка так и норовила выбиться из строгой прически. Зеленые глаза смотрели живо и колко, и от этого взгляда все внутри Долорес затрепетало.

— Профессор МакГонагалл, — на ее губах зажглась дежурная улыбочка. — Мне следовало догадаться, что вы тоже будете здесь.

— Не по своей воле, — сухо проговорила Минерва и вопросительно посмотрела на директора.

Дамблдор отреагировал мгновенно.

— Студенты прибудут вечером, поэтому у вас есть время, чтобы обустроиться на новом месте и немного отдохнуть, мадам заместитель министра. Ваши вещи уже доставлены. Минерва, прошу вас, покажите нашей гостье ее комнаты, а заодно введите в курс дела.

Обе женщины удивленно оглянулись на директора. Причем трудно было сказать, кому из них его просьба была более неприятна. Во всяком случае взгляд МакГонагалл ясно давал понять, что своей просьбой Дамблдор если и не предал их многолетнюю дружбу, то как минимум нанес своей заместительнице страшное оскорбление. Тонкие губы поджались, превратившись в едва различимую линию, и Долорес невольно усмехнулась про себя — ничего, похоже, в этой жизни не меняется. И декан Гриффиндора яркое тому подтверждение. Именно такой она ее и запомнила: гордой шотландкой, всегда следующей дурацким принципам. Впрочем, однажды она нарушила собственные правила, и Долорес хорошо это помнила.

— А вы почти не изменились, Минерва, — проговорила она несколькими минутами позже, следуя за своей теперь уже коллегой по одному из бесчисленных коридоров Хогвартса. — Разве что морщин прибавилось.

Надо же, она снова в Хогвартсе. Древние стены хранили самые лучшие ее воспоминания. И самые худшие.

— Как и вы, Долорес, — не оборачиваясь, проговорила преподавательница, еще больше ускоряя шаг, чем заставила Амбридж едва ли не бежать за ней. Один шаг МакГонагалл равнялся почти трем ее собственным. — Время никого не щадит.

— И всё же к вам оно гораздо благосклоннее, — стоило бы улыбнуться, как она это делала всегда, этакая дежурная вежливость, но отчего-то губы никак не желали складываться в чертову улыбку.

Как она не старалась, никак не могла отвести взгляд от своей спутницы. Всё та же гордая осанка, тонкие, словно выточенные из мрамора, черты лица, горящий взгляд, строго поджатые губы. Сколько раз она видела во сне это лицо, то глядящее на нее с лаской, то непроницаемое, словно маска.

— Вы на мне дыру протрете, — кажется, Минерве удалось произнести это почти не разжимая губ.

Она бросила на идущую рядом женщину быстрый взгляд и вдруг резко остановилась. Оказывается, они уже пришли. Класс защиты от темных искусств. Дверь отворилась бесшумно. Внутри было темно и мрачно, пахло пылью. Звук каблуков эхом разносился под каменными сводами. Долорес невольно передернула плечами, смешно наморщив нос.

— Сразу видно, как меня рады здесь видеть, — она провела пальцем по поверхности одной из парт и поднесла палец к глазам, тихо хмыкнув.

— Домовые эльфы приведут тут всё в надлежащий вид меньше, чем за час.

Резким движением МакГонагалл дернула за толстый шнур, и тяжелые портьеры на окнах раздвинулись, впуская в комнату солнечный свет. Долорес невольно зажмурилась, прикрыв глаза рукой.

— Простите, я не подумала, — заметив ее движение, извинилась профессор трансфигурации.

Амбридж не сразу удалось ее разглядеть. Она стояла напротив окна, и льющийся из него свет делал ее практически невидимой — лишь темный силуэт на фоне слепящей белизны и мириад танцующих пылинок.

— Не в первый раз, — ей не удалось сдержать сарказм.

Странно, она думала, что ей удалось преодолеть обиду и злость за преданные надежды и разрушенные мечты, но стоило ей увидеть виновницу своих бед вновь, как старые раны снова открылись и теперь кровоточат, причиняя нестерпимую боль.

Кажется, Минерва смотрит на нее, внимательно, чуть наклонив голову. И странно, но на короткий миг, ей кажется, будто зрачки МакГонагалл вытягиваются, становясь узкими и вертикальными, словно у кошки. Но нет, наверное показалось. Как же ее бесит этот ее жест! И зачем она согласилась на эту должность! Как глупо с ее стороны! Но ведь Корнелиус просил. Она не имеет права отказывать ему. И плевать на эту старую кошку. Впрочем, может не такую старую. Интересно, сколько ей сейчас? Пятьдесят? Шестьдесят? Фигура всё еще стройная, словно у фарфоровой статуэтки — видно, когда при ходьбе ее мантия развевается, и становятся заметны соблазнительные изгибы…

Долорес тряхнула головой, отгоняя прочь ненужные мысли. У нее есть конкретная цель, и ни на что другое она не собирается отвлекаться.

— Спасибо, Минерва, дальше я сама справлюсь, — в этот раз надеть улыбку удалось быстро и без особых сложностей. — Не смею вас больше задерживать.

МакГонагалл равнодушно пожала плечами и, не говоря ни слова, направилась к двери. Долорес молча наблюдала, как изумрудная мантия развевается у нее за спиной подобно крыльям сказочной птицы. Интересно, о чем она думает сейчас? Мучают ли ее старые воспоминания также, как мучают они саму Долорес?

— Да, и еще одно, — слова сорвались с губ в тот момент, когда тонкие изящные пальцы уже взялись за ручку двери. — Передайте, пожалуйста, директору, что я бы хотела после обеда поговорить с ним, — она вздохнула, словно показывая, что понимает, какая тяжелая ноша легла на ее плечи. — Насколько я понимаю, прежде компетентные преподаватели по защите от темных искусств были здесь большой редкостью. Ваш последний отчет не отразил в полной мере сложившуюся картину. Поэтому я бы хотела обсудить ситуацию лично с Дамблдором.

Брови МакГонагалл на мгновение взметнулись вверх.

— Хорошо, — коротко бросила она и резко хлопнула дверью.

Долорес не смогла скрыть победной улыбки.

«То ли еще будет, дорогая Минерва. Теперь я стану твоим кошмаром во плоти. Как ты была моим».

Впрочем, всё не всегда было так.

Хогвартс, 1964 год.

Утопающий в огнях замок, зыбкой рябью расплывался в едва колышущихся водах Черного озера, когда стайка маленьких лодочек, заполненных взволнованными детьми, медленно скользила по темной глади. Сидящая в первом ряду маленькая девочка в розовом платье, поверх которого была надета черная мантия, широко распахнутыми голубыми глазами рассматривала древние стены, огромные статуи, высокие крепостные стены, украшенные ярко горящими фонариками. Хогвартс поражал воображения, пугая и одновременно заставляя восторгаться своим величием.

— Так, первокурсники, осторожно выбирайтесь из лодок! — разнесся громкий бас их провожатого, огромного человека, чье лицо почти полностью было скрыто косматой черной бородой. Кажется, он назвался Хагридом, хранитель ключей и садов Хогвартса. Долорес не очень понимала, что это значит. Но спрашивать у полувеликана было как-то страшновато.

Когда все выгрузились из лодок, Хагрид повел их за собой по каменной лестнице, уводящей прочь от берега и лодочной станции. Они поднимались минут пять, и за это время Долорес совсем вымоталась. В мантии было очень неудобно, она то и дело путалась в длинных полах. И еще этот цвет, такой мрачный. Мама всегда говорила, что ей идет розовый, а черный для дурнушек, не имеющих вкуса. Большую часть ее гардероба составляли платья различных розовых оттенков, украшенных всевозможными оборочками, рюшами и прочими атрибутами женственности (так тоже мама всегда говорила). И теперь, в очередной раз одергивая уже успевшую ей надоесть мантию, она каждый раз морщила носик, понимая, что ей придется ходить в ней большую часть года. Интересно, может ей разрешат носить что-то менее мрачное? Когда они были в Косой аллее в последний раз, Долорес видела премилую розовую мантию в одном из магазинчиков. Она бы смотрелась на ней идеально.

Между тем Хагрид провел их по небольшому дворику с фонтаном в центре и остановился у огромных двустворчатых дверей. В тот же миг створы пришли в движение, бесшумно распахиваясь, и Долорес невольно замерла. На пороге стояла высокая волшебница в развевающейся изумрудной мантии. Черные волосы, собранные в высокую прическу, в свете факелов отливали медью. Зеленые, цвета изумрудов, глаза смотрели колко и живо. Никогда еще Долорес не доводилось видеть кого-то красивее. Незнакомка была похожа на богиню древности, величественную и прекрасную.

— Добрый вечер, профессор МакГонагалл, — учтиво поклонился лесничий.

— Спасибо, Хагрид, — кивнула волшебница. — Я их забираю. В этом году профессор Дамблдор попросил меня провести церемонию распределения, — она окинула притихших детей строгим взглядом. — Следуйте, пожалуйста, за мной. Но сперва встаньте парами.

Все разом зашевелились, пытаясь выстроиться в две ровные линии. Какой-то паренек попытался пролезть мимо Долорес вперед, но девочка грубо отпихнула его, не желая уступать своего места. Ей не хотелось терять из виду волшебницу в изумрудной мантии.

— Не пихайтесь, — строго прикрикнула на них профессор МакГонагалл, при этом ее взгляд чуть дольше задержался на голубоглазой девочке. — Теперь вы студенты Хогвартса и должны вести себя соответственно.

Долорес почувствовала, что краснеет. Волшебница смерила вновь притихших детей оценивающим взглядом и, видимо оставшись довольной, повела их за собой. Долорес шла первой, не спуская глаз с их провожатой. Женщина двигалась уверенно и в тоже время грациозно, и Долорес невольно подумала, что тоже хотела бы быть такой: красивой и уверенной в себе.

Они миновали холл и остановились перед высокими деревянными дверями. Профессор МакГонагалл вновь обернулась, поочередно посмотрев на каждого.

— Сейчас вы войдете в эти двери и присоединитесь к своим товарищам по учебе. Но прежде вас распределят по факультетам: Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран и Слизерин. Пока вы будете учиться в Хогвартсе, ваш факультет будет для вас семьей. За успехи в учебе вы будете получать очки, за нарушение правил вы будете их терять. Факультет, набравший большее количество очков в конце года получит Кубок школы…

Кажется, она говорила что-то еще, но Долорес едва ли слушала. Семья… да, она бы хотела обрести семью, настоящую. И чтобы профессор МакГонагалл тоже была ее частью.

========== Глава 2 “Гриффиндор” ==========

Хогвартс, 1995 год.

Подает нам история сумрачный знак,

Дух опасности в воздухе чую.

Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг,

Врозь не выиграть битву большую.

Чтобы выжить, сплотитесь — иначе развал,

И ничем мы спасенье не купим.

Все сказала я вам. Кто не глух, тот внимал.

А теперь к сортировке приступим.

Распределяющая шляпа умолка, погружая зал в тишину, которая, впрочем, быстро разбилась о звонкий гул аплодисментов, сопровождающихся перешептыванием студентов. Сидящая рядом с Дамблдором Амбридж едва слышно хмыкнула. Ну надо же, даже старая потертая шляпа, место которой уже давно на помойке, и та туда же. Дух опасности, объединитесь… Единственная опасность сейчас сидит рядом с ней в фиолетовой мантии, расшитой серебряными звездами. Фадж не зря опасается Дамблдора. За всей этой напускной добротой скрывается алчный до власти старик, которому явно надоело сидеть в этом замке. Теперь он нацелился на кресло министра магии. И самый верный способ заполучить его, создать внешнюю угрозу, которая сплотила бы вокруг него перепуганных волшебников, уверовавших в то, что Дамблдор всех спасет.

Только Корнелиус не дурак, он сразу разгадал план старика. И вместо того, чтобы поддаться на его провокации, он ударил первым. Поэтому она здесь – не дать Дамблдору создать армию, запудривая мозги молодым волшебникам и волшебницам, являющимся будущим магического мира. Он хочет взрастить своих верных последователей? Что ж, она ему помешает. Дамблдор еще не понимает, что в тот момент, как Долорес переступила порог школы, он уже проиграл. Ничего, она наведет здесь порядок. Слишком долго Хогвартс был сам по себе. Пора Министерству взять контроль над будущим их мира.

Со своего места она наблюдала, как перед сгрудившимися в кучку первогодками встала профессор МакГонагалл. Развернув внушительных размеров свиток, она устремила испепеляющий взгляд в сторону стола своего факультета, над которым все еще висел гул голосов. Перешептывания моментально стихли, и Минерва назвала первое имя нового студента Хогвартса.

Долорес наблюдала за этим действом со смесью отвращения и ностальгии. Кажется, она и сама еще совсем недавно сидела на высоком табурете, утопая в безразмерной Шляпе едва ли не по самый подбородок, трясясь от ужаса. Как же сильно она боялась, что Шляпа никуда ее не распределит, заявив, что ее вообще не должно быть здесь. Для Долорес, чья мать не обладала магическими способностями, это был настоящий кошмар во плоти. Всю жизнь она чувствовала себя ущербной, неполноценной. А когда у ее родителей родился сын-сквиб, страх Долорес достиг небывалых пределов. Она никому не рассказывала о своей семье, опасаясь, что если кто-то узнает о ее матери и младшем брате, она окажется опозорена. Но больше всего она боялась, что из-за генов матери может лишиться волшебства. Каждое утро, просыпаясь, она тайно создавала какое-нибудь простенькое заклинание, чтобы убедиться, что ее самые страшные страхи не сбылись. Сейчас-то она конечно понимает, как глупо всё это выглядело. Но от детской привычки так и не избавилась.

- Гриффиндор! – громко провозгласила Шляпа, и маленький мальчик радостно побежал к столу своего факультета.

Гриффиндор, факультет гордецов и лицемеров. Такой же как и их декан. А ведь было время, когда она мечтала оказаться на этом факультете. Какой же глупой она была.

Хогвартс, 1964 год.

- Мне правда нужно поговорить с профессором Дамблдором! - Долорес изо всех сил старалась придать своему лицу самое жалобное выражение. – Это вопрос жизни и смерти.

- А я уже в десятый раз повторяю, что директора нет.

Надо же, оказывается, даже каменные горгульи умеют говорить усталым голосом. Впрочем, эта, что закрывает вход в директорский кабинет, скорее уже начинает злиться.

Долорес уже минут пятнадцать пыталась убедить каменного истукана пропустить ее в кабинет Дамблдора. Правда, сам директор ей был вовсе не нужен, но ведь не скажешь об этом его верному стражу!

Естественно, ни один студент не допускается в директорский кабинет без должного надзора, тем более первокурсник. А ведь ей всего-то нужно поговорить с Распределяющей шляпой. Может она согласится сделать исключение и изменит свое решение, отправив Долорес на Гриффиндор. Ведь произошла ужасная ошибка, она не должна учиться на Слизерине, когда ее любимый профессор – декан ало-золотого факультета, а не змеиного. И Долорес непременно должна учиться на Гриффиндоре. Вот только как это устроить? Распределение состоялось. Она даже пробовала поговорить с директором утром за завтраком в Большом зале, но он лишь добродушно улыбнулся, заметив, что учиться на Слизерине большая честь.

Какая к черту честь! Ей нужен другой факультет!

- Возвращайтесь позже, когда профессор Дамблдор будет у себя, - негодующе буркнула горгулья, всем своим видом показывая, что больше не настроена на долгие дискуссии.

Долорес почувствовала, как в груди медленно закипает ярость. Ей указывает какая-то статуя! Рука сама потянулась к волшебной палочке.

- Предупреждаю, - каменные глаза угрожающе расширились, так что даже каменная пыль посыпалась, - если не хочешь вылететь из школы…

Бабах! Каменные осколки разлетелись во все стороны прежде, чем девочка сообразила, что натворила. Рука, всё еще сжимающая палочку, вдруг мелко задрожала. Теперь ее точно исключат.

- Интересный способ постучать в дверь, - послышался за спиной веселый голос.

Долорес резко обернулась, бледнея от страха. Естественно позади нее стоял Альбус Дамблдор собственной персоной. Но самое ужасно – он был не один. Долорес с ужасом смотрела в зеленые глаза, глядящие на нее со смесью удивления и недовольства.

- Здравствуйте, господин директор, - промямлила Амбридж. – Профессор МакГонагалл, - еще тише добавила она.

- Полагаю, нам следует позвать профессора Слизнорта, - МакГонагалл окинула взглядом разбросанные по полу остатки горгульи. – Не каждый день первокурсники с боем пытаются прорваться в кабинет директора.

- Она не хотела меня пропускать, а мне очень нужно было, - пролепетала Долорес, холодея от страха. Трудно было сказать, чего она в эту минуту боялась больше: отчисления из школы или разочарования в глазах ее любимой преподавательницы.

Положение спас Дамблдор. Взмахнув волшебной палочкой, он в мгновение ока вернул горгулье ее прежний цельный облик.

- Думаю, мы и сами здесь справимся, - его глаза весело блеснули за стеклами очков-половинок. – Тем более я догадываюсь, в чем кроется причина столь поразительной настойчивости мисс Амбридж.

Кажется, профессор МакГонагалл не была с ним согласна, но перечить директору не решилась. Долорес невольно засмотрелась на волшебницу. Даже когда она была чем-то недовольна, она выглядела завораживающе. К слову сказать, недовольная она была довольно часто. Будучи очень строгим преподавателем, профессор МакГонагалл не давала спуску никому на своих уроках. И Долорес, чтобы не отставать от сокурсников, приходилось прикладывать неимоверные усилия. Одним словом, трансфигурация давалась ей с огромным трудом. Но сей факт лишь подстегивал ее интерес и стремление понравиться МакГонагалл. Если она будет стараться, прекрасная профессор обязательно обратит на нее внимание. А когда Долорес вырастит, обязательно будет знать этот предмет в совершенстве.

- Вы вновь хотели поговорить о вашем распределении на факультет Слизерин, не так ли?

Долорес молча кивнула, опуская взгляд.

- А что не так с вашим факультетом? – вскинула брови профессор МакГонагалл.

- Дело в том, что Долорес хотела бы учиться на вашем факультете, Минерва, - добродушно улыбнулся Дамблдор.

На несколько секунд в коридоре воцарилась тишина. Долорес боялась поднять глаза, чувствуя, как ее щеки заливает румянец. Теперь она точно ощущала себя полной дурой. После такого позора пусть уж лучше сразу отчислят, хоть не будет мучиться.

- Распределяющая шляпа никогда не ошибается, - послышался строгий голос профессора МакГонагалл, от звука которого Амбридж едва ощутимо вздрогнула, но в следующее мгновение он неуловимым образом изменился и зазвучал гораздо мягче. – Но факультет это не приговор. Цвет вашей формы, мисс Амбридж, не ограничивает вас в выборе жизненных принципов и круга общения.

Долорес невольно вскинула голову и тут же наткнулась на взгляд зеленых глаза, глядящих на нее с теплотой.

- Вы сама хозяйка своей судьбы. Всегда помните об этом.

Ее голос звучал так спокойно и уверенно, что эта уверенность передалась и Долорес. Профессор права, неважно чьи цвета она носит. Если она хочет завоевать расположение этой женщины, она сделает это даже не будучи студенткой ее факультета. Она обязательно обратит на себя ее внимание. И тогда они будут ближе, чем подруги или сестры. И даже ближе, чем мать и дочь.

- И всё же оставлять подобные действия безнаказанными нельзя, - твердо произнесла волшебница.

- Согласен, - с самым серьезным видом кивнул директор. – Поэтому, я поручаю вам, Минерва, определить меру наказания для мисс Амбридж.

Прежде чем декан Гриффиндора успела что-либо возразить, Дамблдор, что-то тихо напевая себе под свой крючковатый нос, скрылся за открывшимся позади горгульи проходом.

Долорес подняла жалобный взгляд на профессора МакГонагалл и к собственному удивлению заметила на ее лице легкую улыбку. Кажется, преподавательнице польстило стремление студентки противоборствующего факультета учиться на ее.

- Что ж, мисс Амбридж, жду вас сегодня после ужина в своем кабинете, - проговорила преподавательница, смерив студентку хмурым взглядом, в котором, однако, плясали задорные искорки. – Подумаем, какое наказание вам назначить за ваш проступок.

С этими словами она прошла мимо девочки, чуть коснувшись ее руки своей развевающейся мантией. А Долорес так и стояла на месте, будучи не в силах поверить в свою удачу. Она окажется один на один с профессором МакГонагалл! Ну разве это не удача?!

========== Глава 3 “Первый шаг” ==========

Комментарий к Глава 3 “Первый шаг”

Знаю, в книгах Долорес описана, как довольно некрасивая дама, но мне захотелось сделать ее вполне милым ребенком, а в дальнейшем и достаточно привлекательной девушкой. Ведь дурнушкой всегда стать успеется)))))

Лично я представляю обеих моих героинь вот так:

https://ibb.co/TTgsr8t

https://ibb.co/KsHGM1W

Хогвартс, 1995 год.

Тяжелая дубовая дверь с грохотом распахнулась, заставив Амбридж подскочить в кресле. Рука, сжимавшая перо, дернулась, ставя на пергаменте здоровенную кляксу. Прекрасно, теперь отчет для Корнелиуса придется переписывать заново. Подняв глаза, она молча наблюдала, как вдоль ровных рядов парт зеленым метеором к ней стремительно приближалась профессор МакГонагалл. Прекрасные глаза горят, на щеках играет румянец, изящные губы вытянуты в ниточку. Как же она прекрасна в гневе. На мгновение Долорес позволила себе залюбоваться коллегой. Но лишь на одно короткое мгновение.

— Разве вас не учили стучаться, дорогая? — сладко проворковала она, надевая уже ставшую привычной и родной приторную улыбочку. — Какой пример вы подаете детям?!

— Детям! — МакГонагалл едва не задохнулась от возмущения. — И это ВЫ говорите мне о детях, Долорес!

Амбридж смерила коллегу сочувственным взглядом.

— Успокойтесь, Минерва. Присядьте. Хотите горячего какао? Очень успокаивает нервы.

На короткий миг ей показалось, что МакГонагалл сейчас чем-нибудь в нее швырнет, ну или проклянет на худой конец. Столько гнева металось сейчас в ее глазах. Но очевидно ей всё же удалось взять себя в руки и вместо того, чтобы устроить сцену, волшебница молча опустилась на ближайший стул, аккуратно сложив руки на коленях, словно прилежная ученица. При этом ее спина по-прежнему оставалась идеально прямой, словно ей туда кол воткнули. Долорес невольно скривилась. Всегда такая правильная, честная. А на самом деле лицемерная дрянь.

— Мне стало известно, — ровным, лишенным эмоций голосом проговорила Минерва, — что вы применяете к студентам физические наказания.

Улыбка Амбридж стала шире. Физические наказания — понятие растяжимое, уж кому-кому, а ей это было прекрасно известно. Порой нет способа лучше, чтобы вернуть себе душевное спокойствие. Но гораздо приятнее наблюдать, как истязаниям подвергаются другие. Ни с чем не сравнимое чувство превосходства. Оно словно наркотик растекается по венам, погружая сознание в туманную дымку эйфории.

Стоило ей об этом подумать, как в тот же миг воображение услужливо подбросило дивное видение с зелеными глазами, корчащееся от боли у ее ног. О да, вот это доставило бы ей настоящее наслаждение.

— Дети получают наказание в соответствии с тяжестью своего проступка, — легкое пожатие полными плечиками. — Не вижу в этом проблемы. Я вообще заметила, что в Хогвартсе проблемы с дисциплиной. Студенты совершенно отбились от рук и не умеют вести себя на уроках.

— Может проблема не в учениках, а в учителе? — хмыкнула МакГонагалл. — На моих занятиях студенты никогда не позволяют себе разговаривать или каким-либо иным способом срывать урок.

О, она отлично помнила эти уроки. Уроки, которых она ждала больше всего на свете. Бесконечные попытки превратить ежа в подушечку для иголок, а мышь в чашку. И всякий раз, когда профессор трансфигурации проходила мимо нее, внимательно наблюдая за попытками студентов постичь азы ее предмета, маленькое сердечко в груди замирало. Она помнила, как усердно трясла волшебной палочкой, но белый мышонок никак не хотел принимать вид злосчастной чашки. И как вдруг теплые пальцы осторожно перехватили ее руку, приятный голос спокойно произнес почти у самого уха:

— Не так сильно, мисс Амбридж. Движения плавные и размеренные. Вот так…

Рука мягко повела палочку вверх и в сторону, а затем вернулась к мышонку, который почти тут же стал сворачиваться, пока не превратился в мохнатую белую чашечку с дергающейся ручкой.

— Уже лучше, мисс Амбридж. Продолжайте тренироваться, — прошелестел голос.

Сирень. Тогда она впервые почувствовала запах сирени. Ее запах.

С тех пор сирень стала ее любимым цветком.

— Долорес…. Долорес, вы вообще меня слушаете? — сухой, словно опавшая листва, голос Минервы ворвался в сладкие грезы детства, грубо возвращая Амбридж к жестокой действительности.

— Вы сомневаетесь в моих педагогических методах, дорогая? — на лице женщины отразилось неподдельное удивление. — Может, вы и в методах Министерства сомневаетесь?

Взгляд голубых глаз впился в сидящую напротив волшебницу. Ну же, давай, только дай мне возможность прижать тебя к стенке, и уж поверь, я этот шанс не упущу. Она видела, как вспыхнули на мгновение зеленые глаза. Как ей хотелось сказать, всё, что она думает о Министерстве, о министре в общем и о Долорес в частности.

— Я лишь пытаюсь донести до вас простую истину, Долорес, — спокойно проговорила МакГонагалл, очевидно решив нивелировать конфликт. — На жестокости прочного фундамента отношений не построить. Вы для этих детей новое лицо, вам нужно завоевать их доверие. А вместо этого вы настраиваете их против себя.

— Ваши методы тоже до добра не доводят, — их взгляды встретились. — Или вы забыли, Минерва?

Она готова была поклясться, что заметила, как побледнела МакГонагалл.

— Нет, я помню, — тихо, но твердо проговорила она, не отводя взгляда. — Но с тех пор я многое поняла. И многому научилась.

— Чему, позвольте узнать?

Сердце в груди отчего-то забилось сильнее, и Долорес судорожно вздохнула. Рука сама потянулась к верхней пуговице розового жакета, но она усилием воли заставила ее вновь опуститься на стол. Вдруг отчаянно захотелось, чтобы Минерва извинилась, сказала, что сожалеет и хочет, чтобы всё было как раньше. Столько лет она взращивала в себе ненависть к этой женщине, а сейчас готова простить ее. Если только она попросит.

— Заботиться о своих учениках. Но всегда держать дистанцию.

Нет, конечно, не попросит. Гордая гриффиндорская львица. Кошка облезлая. Научилась, значит?!

— Вы не хуже меня знаете, к чему может привести чрезмерная забота, — Минерва медленно поднялась на ноги. — Не важно чего мы хотим на самом деле или о чем в тайне мечтаем. Для ученика преподаватель — маяк в море знаний, тот, кто научит, подскажет, объяснит. И в тот момент, когда их отношения переходят эту грань, хрупкое равновесие рушится, и никто не может предсказать, к каким катастрофическим последствиям это может привести в будущем. Как бы педагог не переживал за своего ученика… как бы не любил, ему не следует знать об этом.

— Вижу, вы в этом хорошо разбираетесь, — Долорес невольно скривилась, чувствуя, как ее накрывает жгучей волной обиды. Она еще пыталась держать на лице подобие улыбки, но контроль над собственными эмоциями, которым она так гордилась, стремительно таял. — Привыкли прятать себя настоящую, Минерва? Наверное трудно, когда вокруг столько соблазнов. Наивных глаз, глядящих на вас с обожанием. Интересно, а ваш муж знал кто вы на самом деле? Или от него вы тоже скрывали часть себя?

Она знала, что переступает черту. Но ей хотелось этого. Наконец, выманить Минерву на открытый разговор. Мучить ее старыми воспоминаниями, вызвать в ней чувство вины, которое погубит ее, испепелит изнутри, как испепелило душу самой Долорес. Тогда, много лет назад.

— Мой муж был хорошим человеком, — голос МакГонагалл вдруг зазвучал холодно и жестко. — И ему не следовало знать обо всех ошибках моей молодости. Та страница моей жизни давно вырвана и сожжена, а пепел развеян.

— Так значит, я была ошибкой?

Амбридж сама не заметила, как оказалась на ногах. К черту приторные улыбки, напускную вежливость, сладкое кокетство. Все внутри нее сжалось в один крошечный комок. Казалось, один коротенький ответ на повисший в воздухе вопрос способен убить ее или вернуть к жизни после стольких лет забвения и бесцельного по своей сути существования.

Но ответом ей была лишь тишина. А потом легкий шелест мантии по полу и тихий скрип закрывшейся двери.

Хогвартс, 1965 год.

— Мисс Амбридж, это уже третий случай с начала учебного года, — строгий голос профессора МакГонагалл эхом разносился по пустому классу, от чего создавалось впечатление, будто говорят сами стены. — Разве профессор Слизнорт не объяснял вам, что обзывать других студентов грязнокровками непозволительно? Разве вы не знаете, что это серьезное оскорбление?

Замершая перед ее рабочим столом девочка-второкурсница подняла на нее взгляд.

— Как может быть оскорблением то, что является правдой? — большие голубые глаза смотрели с искренним непониманием. — Ведь их родители маглы. А абсолютно все маглы бесполезны и никчемны.

Минерва невольно нахмурилась. Она никогда не понимала подобной точки зрения. Будучи полукровкой, она свято верила, что таланты и умения, а не чистота крови должны определять статус человека. И слышать подобные слова от ребенка в стенах Хогвартса, места, где магии свободно обучаются все, у кого есть способность колдовать, было для нее весьма неприятно. Впрочем, многие студенты с факультета этой девочки думали также. Так было всегда и скорее всего так будет и впредь. Но если ей удастся переубедить хотя бы эту школьницу, это будет ее личная победа.

— Между прочим, Салазар Слизерин тоже хотел, чтобы в Хогвартсе учились только чистокровные волшебники, — весомо добавила Долорес, как будто этот аргумент был способен склонить чашу весов в их с профессором споре на ее сторону.

— И оказался в меньшинстве, — наставительно проговорила Минерва, прищурившись. — И если не ошибаюсь, ваша мать тоже из маглов. Разве ее вы считаете бесполезной и никчемной?

— Я чистокровная волшебница! — гордо вскинула подбородок юная слизеринка, и в ее голосе прозвучало столько надменности, что Минерва невольно растерялась.

За девять лет, что она преподает в Хогвартсе, через нее прошли разные дети, каждый со своим видением окружающего мира: застенчивые, высокомерные, добрые, непоседливые. Но отчего-то именно эта девочка запала ей в душу. То, с каким упорством она вот уже второй год пыталась обратить на себя внимание Минервы, подкупало. Обожание, с которым смотрели на нее голубые глаза, не могло не тешить самолюбие МакГонагалл как учителя. В ответ она пыталась незаметно помогать девочке, наставлять ее. Слизнорт как-то даже проворчал, что на его памяти никогда еще студент со Слизерина не становился любимчиком декана Гриффиндора. Конечно, Минерва бы не стала называть Долорес своей любимицей, но отрицать, что судьба этой девочки стала ей не безразлична, было бы глупо с ее стороны.

Между тем Долорес украдкой наблюдала за преподавательницей. Очутиться у нее в кабинете в качестве наказания было, безусловно, не самой блестящей ее идеей, но в последнее время застать МакГонагалл одну было практически невозможно. Она даже пыталась выпросить себе несколько вечеров дополнительных занятий по трансфигурации, притворившись, что у нее не получается заклинание прозрачности. Но Минерва ей отказала, сославшись на большую загруженность в связи с назначением ее на пост заместителя директора Хогвартса, и предложила позаниматься с кем-нибудь из старшекурсников. Пришлось идти на крайние меры, благо в школе было достаточно недоволшебников, которых можно было использовать. Главное было всё правильно рассчитать, чтобы во время ссоры попасться на глаза именно МакГонагалл. И вот, вуаля, она имеет возможность побыть рядом с предметом своего обожания.

Летние каникулы стали для нее настоящей пыткой — почти три месяца находиться вдали от школы, а значит, и от профессора МакГонагалл, терпеть отца-неудачника, не способного добиться хоть каких-то высот на карьерной лестнице. Но еще ужаснее было жить рядом с братом-сквибом и матерью, не способной колдовать, и потому в душе ненавидящей всех волшебников, включая собственную дочь. Безусловно, она пыталась это скрывать, одаривая дочь всевозможными подарками, наряжая в красивые платьица, но настоящей материнской любви от нее Долорес так и не получила. А в последнее время их с отцом отношения совсем испортились — он винил жену в том, что их сын оказался сквибом. И Долорес считала, что отец прав. По крайней мере в этом они с ним были едины.

И чем больше Долорес смотрела на свою семью, тем сильнее ей хотелось получить новую. И тем сильнее становилась ее привязанность к Минерве МакГонагалл, ставшей для юной девочки воплощением всего, о чем она только мечтала: красоты, мастерства, уверенности в себе, уважения окружающих. Дома под кроватью Долорес хранила коробку, куда складывала вырезки из Ежедневного пророка и Трансфигурации сегодня с заметками о новых магических достижениях Минервы, там же хранились все тетрадки с пометками, сделанными красивым ровным почерком, и письмо со списком учебников на второй год, подписанное теперь уже заместителем директора Хогвартса М.МакГонагалл.

Ни один студент прежде не возвращался в Хогвартс с таким рвением, как юная Долорес Амбридж. Во время праздничного ужина по случаю начала нового учебного года она не спускала глаз с преподавательского стола и один раз ей даже удалось перехватить взгляд МакГонагалл. Когда женщина едва заметно ей улыбнулась, сердечко Долорес едва не выпрыгнуло из груди. Если бы можно было, она бы никогда больше не покидала Хогвартс.

Минерва устало откинулась на спинку кресла и протерла глаза рукой.

— Вы любите чай, Долорес? — вдруг спросила она, и ее губы тронула едва заметная улыбка.

Девочка непонимающе кивнула.

— Тогда давайте выпьем чаю, — с этими словами Минерва призвала чайник и две чашки, а еще коробку с имбирными тритонами и расставила это все на своем столе, тут же наколдовав для своей маленькой гостьи второй стул. — Присаживайтесь, — она указала девочке на стул.

Долорес осторожно села, будучи не в силах поверь в собственную удачу.

— Угощайтесь, — Минерва пододвинула к слизеринке коробку с печеньем.

— Спасибо, но мне нельзя, — вежливо покачала головой Долорес. На немой вопрос своей преподавательницы девочка смущенно пояснила: — От сладкого я быстро полнею и мама запрещает мне его есть.

По губам МакГонагалл скользнула добрая, чуть насмешливая улыбка.

— Уверена, от одного печенья вы не располнеете.

И в качестве подтверждения она взяла одного тритона и откусила кусочек. То, с какой серьезностью эта двенадцатилетняя девочка рассуждала о своей фигуре, позабавило Минерву. Да, худой ее назвать, безусловно, нельзя, но и в толстухи записывать еще рано. А если бы она была еще чуть-чуть повыше, то при нынешней комплекции имела бы вполне красивую фигуру. Вообще девочка отнюдь не была дурнушкой. Большие голубые глаза, чуть вздернутый носик, может быть рот чуть крупноват, но общей картины это не портит. Каштановые кудряшки украшены милыми девчоночьими заколочками. Из-под мантии виднеется край неизменно розового платья. Розовый никогда не входит в число любимых оттенков Минервы, но, как говорится, на вкус и цвет…

Девочка перевела взгляд на коробку с печеньем и после непродолжительного раздумья всё же взяла одно.

— Мое любимое печенье, — как бы между прочим заметила Минерва, разливая ароматный чай по чашкам. — Не знаю, как маглы его делают, но очень уж вкусное.

Долорес с подозрением покосилась на имбирного тритона в своей руке, которому только что откусила хвост.

— Это сделали маглы? — недоверчиво спросила она.

Минерва молча кивнула, внимательно наблюдая за девочкой. С минуту Долорес о чем-то сосредоточенно думала, а потом отправила в рот остатки печенья и потянулась за следующим.

— Ладно, может они и не совсем бесполезные.

Видя, как улыбается профессор МакГонагалл, Долорес мысленно себя похвалила. Раз ее любимая учительница так любит маглов, лучше ее не расстраивать. Пусть думает, что переубедила Долорес.

Но Долорес знает, что маглы ни на что не годные создания. Как и эти поганые грязнокровки.

========== Глава 4 “Я тебе верю” ==========

Хогвартс, 1995 год.

Осень в этом году выдалась мокрая и промозглая. Холодный ветер с протяжными завываниями носил по двору пожухлую листву, заставляя спешащих с уроков студентов глубже кутаться в теплые мантии. Сейчас как раз было время обеда, и обитатели Хогвартса стекались к Большому залу, откуда уже доносились звуки детских голосов и звон посуды.

Однако сегодня к ним прибавился и другой, новый звук. По главному холлу эхом разносился стук молотка. Выходящие из Большого зала студенты с интересом наблюдали за покачивающимся на высокой стремянке школьным смотрителем, с усердием заколачивающим в стену огромный гвоздь. Филч с таким упоением работал молотком, что создавалось впечатление, будто он намеревается пробить стену насквозь. Наконец, гвоздь вошел меж каменных блоков почти по самую шляпку, и школьный смотритель с торжественным видом водрузил на него закованный в массивную раму пергамент, бережно протерев и без того идеально чистое стекло рукавом поношенного сюртука.

Те из учеников, кто стоял ближе всех, смогли разглядеть крупные буквы в заглавии:

ДЕКРЕТ ОБ ОБРАЗОВАНИИ № 23

ДОЛОРЕС ДЖЕЙН АМБРИДЖ НАЗНАЧАЕТСЯ ГЕНЕРАЛЬНЫМ ИНСПЕКТОРОМ ШКОЛЫ ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Далее шел мелкий текст, расписывающий полномочия Генерального инспектора. Список, надо заметить, оказался весьма длинный. Но больше всего шуму вызвали два пункта: первый позволял Амбридж вводить свои правила в школе без согласования с директором, а второй предоставлял ей право инспектировать работу других преподавателей с целью поддержания «высокого уровня учебного процесса».

По скопившейся толпе студентов пробежал приглушенный шепот. Все с непониманием разглядывали странный декрет Министерства, обсуждая возможные последствия.

— Я читал об этом в утреннем выпуске «Ежедневного пророка», — шепнул один из учеников стоящему рядом сокурснику. — Генеральный инспектор будет следить за порядком в Хогвартсе.

— Иными словами вмешиваться в дела школы, — хмыкнула девушка-гриффиндорка позади них.

Не трудно было догадаться, что учреждение новой должности в школе мало кого оставит равнодушным,разбив ее обитателей на два лагеря. Кто-то будет против такого нововведения, но обязательно найдутся и те, кто эту идею непременно поддержит.

— Не вмешиваться, дорогая, — раздался за спиной девушки лилейный голосок, — а наводить порядок. Уровень образования и дисциплины в школе давно вызывает опасения. Пришло время привести всё в надлежащий вид.

Долорес с улыбкой наблюдала за растерянными лицами учеников. Они еще не знают, не понимают, что это лишь первый шаг. Скоро жизнь в Хогвартсе изменится до неузнаваемости. Постепенно она оплетет школу паутиной жестких правил и строгой дисциплины, затем избавится от неугодных лиц (список оказался не так велик, но всё равно потрудиться придется), и, в конце концов, займет кресло директора. План был ясен, продуман и, главное, по мнению Долорес, вполне осуществим. Дамблдор ничего не сможет сделать. Никто из них не сможет. Ведь она всегда добивается цели. Пусть не сразу, но медленными незаметными шажками она уверенно прокладывает себе путь, усыпляя бдительность милой улыбкой, наивным взглядом. За долгие годы она научилась получать выгоду из любой ситуации, в которой оказывалась.

Она не хотела отправляться в Хогвартс, это было желание исключительно Корнелиуса, помешавшегося на тайных заговорах против него. Он слишком любит власть, и теперь страх потерять ее сводит его с ума. Что ж, она его понимает. Возможно как никто другой. Поэтому и согласилась. Быть заместителем министра почетно, но ведь можно достичь большего — получить место директора Хогвартса, сместив самого Альбуса Дамблдора. Разве не заманчивая перспектива? Сил у нее хватит, в этом Долорес не сомневалась.

Сомневалась она в другом. Она не ожидала, что встретиться со своим прошлым окажется настолько больно. Но ведь она любит боль. Она столько лет истязала себя воспоминаниями, позволяя им словно яд растекаться по венам. И вот теперь они столкнулись лицом к лицу, и к своему собственному удивлению Долорес вдруг вновь почувствовала себя маленькой девочкой, у которой сердце в груди замирало при одном лишь звуке тонких каблуков по каменному полу. Минерве достаточно было лишь один раз посмотреть своим холодным строгим взглядом, и буря эмоций, самых разнообразных — от сладкого вожделения до жгучей ненависти обрушились на Долорес словно лавина.

Она ненавидела ее. Она никого так не хотела, как ее.

По телу пробежала неясная дрожь, и Долорес скорее почувствовала, чем увидела. Взгляд. Хмурый, пронизывающий, словно пытающийся пробиться сквозь розовую броню ее мантии. Брови нахмурены, крылья носа чуть трепещут, отчего создается впечатление, словно это трепещут кошачьи вибриссы. Стоит в тени статуи позади своих учеников, прямая, напряженная, руки сложены на груди, и видно, как длинные изящные пальцы с силой вцепились в рукав изумрудной мантии.

Губы Долорес сами собой сложились в победную улыбку. Пусть знает, что власти ее любимого Дамблдора скоро придет конец. И когда это произойдет, ей придется подчиниться. Минерва МакГонагалл, гордая, несгибаемая, высокомерная, наконец, склонится перед своей бывшей ученицей. Мерлин, как же Долорес ждет этого момента. Уронить надменную сучку на колени. Сломить. Унизить. Она столько лет ждала шанса отомстить. И сейчас они обе, глядя друг другу в глаза сквозь мельтешащие головы студентов, это понимают.

И вдруг что-то происходит. Взгляд Минервы меняется, становится как будто мягче, внимательнее, и в нем появляется жалость, глубокая, затаенная. Такую прячут как можно дальше, заваливая сверху всевозможными отговорками, причинами и прочей ерундой, которую люди привыкли называть оправданиями. Запереть на ключ, а ключ выбросить. Только нет гарантии, что она не просочится сквозь швы старых ран, и не блеснет крошечной искоркой в глубине зеленых глаз.

«Так значит, я была ошибкой?»

Крик все еще стоит в ушах, заглушая другие звуки. И волна жгучей ярости захлестывает, разрывая изнутри. Жалеет. Значит, ей жаль?! Интересно, что именно?

Думать, что она жалеет о прошлом, было бессмысленно. Не такой была Минерва МакГонагалл. Четкая, правильная, прямая. Никаких сожалений, лишь гордо вздернутый подбородок и бесконечная уверенность в правильности собственных решений.

И уж тем более ей не жаль молодую девушку, влюбленную в нее до беспамятства, и совершенно не знающую, что с этим делать.

Вероятно жалеет своих ненаглядных учеников, уже догадываясь, какие перспективы их ждут. Может, стоит учредить специальную медаль за умение жалеть своих студентов? Этакая премия милосердия. Вручается главной курице-наседке Хогвартса.

Как же она всё это ненавидит: надоедливых детей, Хогвартс, эти зеленые глаза, за то, что не глядят на нее с привычным холодком, впиваясь в мозг ледяными иглами. Долорес это помогало держать себя в руках, не забывать о ненависти, что она взращивала в себе все эти годы. А сейчас лишь от намека на ласку колени вдруг стали ватными, едва держат. И во всем теле непривычная слабость. Хочется осесть на пол, прямо тут, на глазах у половины школы, и разрыдаться. И что бы мягкие женские руки, такие родные и знакомые, обняли за плечи, покачивая в своих объятиях, словно маленького ребенка. Ведь она и есть ребенок. Стареющий ребенок, который не может забыть.

Хогвартс, 1968 год.

Она никогда не любила свою мать. Как можно любить никчемное создание, способное лишь создавать видимость материнской любви, и то насквозь фальшивой? Долорес никогда не понимала, почему Эллен так к ней относится. Приступы навязчивой привязанности то и дело сменялись едва ли не откровенной ненавистью. Словно внутри ее матери жили две совершенно разные женщины, и Долорес не любила ни одну из них. Она их боялась.

Одна готова была исполнить любой ее каприз, наряжала в красивые платья, водила в магловское кино и покупала вкуснейшее клубничное мороженое. В такие дни Эллен не отходила от дочери ни на шаг, кудахча над ней, словно курица над любимым цыпленком. Столь чрезмерная забота утомляла, хотелось сбежать куда-нибудь далеко-далеко. Но куда ей было бежать? И Долорес терпела, через силу улыбаясь и принимая материнское внимание с наигранной благодарностью. Но в этом был и свой плюс — Долорес научилась притворяться, скрывая истинные эмоции.

Когда же периоды «материнской любви» заканчивались, наступали темные дни в жизни девушки. Большую часть времени Эллен прибывала в состоянии агрессии, срываясь на дочь по любому малейшему поводу: громко рассмеялась, поставила не туда чашку, некрасиво повязала шарфик. Казалось, Долорес априори виновата во всех бедах, что постигли их семью. Всё чаще в репликах матери проскальзывало сожаление о браке с магом.

И Долорес понимала, это был лишь вопрос времени, когда Эллен, наконец, найдет в себе смелость открыто признать — ее место с другими отбросами мира, именуемыми маглами. Всё, на что они годятся, это прислуживать волшебникам. Совсем как домовые эльфы, только симпатичнее. Впрочем, не все маглы красивы. Эллен была красавицей, когда выходила замуж. Но время оказалось к ней беспощадно. Она еще пыталась молодиться при помощи косметики и платьев, больше подходивших юным девушкам, чем зрелым женщинам, но время упорно не желало замедлять свой бег, и постепенно она увядала, копя злость на волшебников и в особенности на собственную дочь за молодость и магическую силу, способную эту самую молодость продлить.

Находиться в их доме стало невыносимо. Частые скандалы родителей, взаимные упреки, слезы младшего брата. Долорес мечтала сбежать из этого кошмара. Вернуться в Хогвартс, спасительную крепость ее души. Конечно, школа тоже не идеальна. Изо дня в день ей приходилось иметь дело с маглорожденными выродками, заполонившими Хогвартс.

Она улыбалась им, делая вид, что их связывают узы дружбы, но в душе мечтала увидеть их падение с высоты полной и счастливой жизни, которая так несправедливо досталась тем, кто ее совершенно не заслуживает.

Единственной настоящей отдушиной для нее были зеленые глаза. Ей больше не нужно было придумывать поводы, чтобы остаться наедине с профессором МакГонагалл. Они часто засиживались после уроков в классе трансфигурации за чашечкой чая, обсуждая последние магические изыскания. Долорес помогала Минерве с проверкой работ младших курсов, всё глубже погружаясь в дебри науки трансфигурации, к которой, впрочем, она не питала сильного интереса. Но это был предмет, который преподавала Минерва, а значит, Долорес не может не любить его. Порой их разговоры из научной плоскости переходили в личную. Так, Долорес узнала, что профессор МакГонагалл до того, как стала преподавателем в Хогвартсе, два года работала в Министерстве, она любит малину, прекрасно танцует, а еще в совершенстве говорит по-гэльски (она даже Долорес обучила нескольким фразам). Минерва стала единственным человеком, кому юная Амбридж рассказала всю правду о своей семье. Она бесконечно дорожила тем хрупким доверием, что установилось между ними, и ужасно боялась неосторожным словом разрушить его. А Минерва лишь с улыбкой наблюдала, как маленькая девочка с большими голубыми глазами, которая не любила маглов и так сильно мечтала учиться на Гриффиндоре, что на первом курсе разбила каменную горгулью, охранявшую директорский кабинет, взрослеет у нее на глазах, превращаясь в молодую девушку, умную, амбициозную, настойчивую. И вполне симпатичную. Ей нравилось общество юной слизеринки. Среди студентов редко встретишь столь чуткого и интересного собеседника. И в какой-то момент Минерва с удивлением осознала, что у нее действительно появилась любимица. Слизнорт оказался прав. Декан Гриффиндора прониклась симпатией к студентке Слизерина. Такого история Хогвартса еще не знавала.

А Долорес это чувствовала, и душа ее ликовала. Никто не дарил ей столько искреннего тепла, сколько дарила его Минерва МакГонагалл. И невольно сравнивая профессора трансфигурации с Эллен Кракнелл, Долорес лишь больше начинала презирать мать.

И вот, Эллен ушла. Забрала сына-сквиба и вернулась в свой низменный мирочек никчемных маглов. Отец прислал утром сову с коротеньким письмом. Она даже не удосужилась сама поставить Долорес в известность. Трусливая тварь. Столько лет портить ей жизнь и, в конце концов, просто сбежать. А как же она, ее дочь?

Она презирала мать, но никогда не думала, что та действительно решиться ее бросить, вырвавшись из оков магического брака. И почему она теперь чувствует грусть? Разве она должна ее чувствовать? Разве она должна чувствовать хоть что-то по отношению к этой женщине?

Сидя на ступенях внутреннего дворика, она вдруг с удивлением поняла, что плачет. Горячие капли стекали по лицу, срываясь с подбородка на черную, как ее собственная душа, мантию, оставляя на ней едва заметный след. Ее мать оставила после себя след куда заметнее. Впрочем, вряд ли Долорес лучше, чем одно из этих крошечных пятнышек.

— Мисс Амбридж, почему вы не на уроке?

Строгий голос обрушивается на нее неожиданно, словно ушат ледяной воды. Но у нее нет сил даже просто повернуть голову. Совсем сил не осталось. Она пятно, крошечное и незаметное. Никому не нужное пятно.

— Долорес?

Во второй раз голос прозвучал чуть мягче. Кажется, в нем послышалась тревога. Зашуршали полы мантии, и кто-то тихо присел рядом. Тонкие изящные пальцы осторожно забрали у нее злосчастное письмо, которое она всё еще сжимала в руке, перечитывая снова и снова. На несколько минут воцарилась тишина.

— Мне очень жаль.

Жаль. Ей жаль? Да кому нужна ее жалость?! Где-то глубоко внутри шевелится монстр, злобный отвратительный. И хочется повернуться и закричать. Прямо в ее прекрасное лицо. Чтобы не смотрела так. Не жалела. Она не имеет права.

Рука мягко ложится ей на плечи, притягивая ближе, и Долорес чувствует аромат сирени. Сладкий, дурманящий. Монстр затихает. И появляется другое, незнакомое доселе чувство.

Да, пожалей меня. Что угодно, лишь бы и дальше сидеть вот так в твоих объятиях. Чувствовать теплое дыхание на своей щеке, слушать, как размеренно бьется твое сердце. Как же хорошо. Сладкая нега тягучей волной растекается по телу, концентрируясь внизу живота. И кончики пальцев начинает покалывать, словно от крошечных разрядов электричества. Может это и есть то, что называют искрой?

— Все будет хорошо, — тихо шелестит приятный голос, обволакивая, усыпляя.

И можно дрейфовать в этом море спокойствия и приятной расслабленности.

Да, будет. Все будет. Я тебе верю. Одной тебе верю. Только не отпускай меня. Пожалуйста. Ты так мне нужна.

— Профессор МакГонагалл, — с широкой улыбкой начала Амбридж, приближаясь сквозь толпу к застывшей словно изваяние Минерве. Пространство вокруг них моментально освободилось — очевидно все предпочли наблюдать с безопасного расстояния.

Взгляд МакГонагалл моментально меняется, вновь становясь колким и ледяным. Или это из открытых дверей повеяло осенней сыростью?

— Полагаю, вы уже в курсе некоторых нововведений.

— Возможно, вас это удивит, Долорес, но я умею читать, — сухо парирует она, чуть заметно усмехаясь.

Сарказм в ее голосе тонкий, едва уловимый. Но это помогает Амбридж собраться.

— Рада это слышать, — сладкая улыбка на ее лице сделалась еще шире. — В таком случае, я бы хотела получить личные расписания занятий всех преподавателей, включая учебные планы и подробную статистику успеваемости по каждому курсу. После изучения материалов я составлю план инспекционных проверок, о дате и времени каждый преподаватель будет извещен в день проверки.

— Хорошо, — после секундной паузы проговорила МакГонагалл, глядя на коллегу сверху вниз. — Завтра вы получите все документы.

— Боюсь, вы неправильно меня поняли, дорогая, — сладким тоном проворковала Долорес. — Мне они нужны сегодня.

— Но получите вы их завтра, — отрезала МакГонагалл не терпящим возражений тоном. — Сегодня у меня нет времени их готовить.

Стоящие вокруг ученики злорадно переглянулись. Больше не глядя на Долорес, Минерва решительно прошла мимо, направляясь к центральной лестнице. Она успела подняться на нижнюю ступеньку, когда ее достиг вкрадчивый голос.

— Возможно, директор возложил на вас слишком много обязанностей?

В холле моментально воцарилась тишина. МакГонагалл медленно обернулась. Брови ее сошлись в прямую жесткую линию.

— Что вы хотите этим сказать? — холодно произнесла она, прожигая Амбридж гневным взглядом.

— Вы ведь совмещаете три должности, — как ни в чем не бывало мило улыбнулась Долорес, но взгляд ее больше напоминал взгляд хищной птицы. — Это колоссальная нагрузка, с которой не каждый в состоянии справиться.

— Не припомню, чтобы директор был чем-то недоволен в моей работе, — с плохо скрываемым раздражением бросила МакГонагалл, скрестив на груди руки.

— О, я не ставлю под сомнение ваши педагогические способности, дорогая Минерва, — самым елейным голоском проворковала Амбридж, — во всяком случае, до результатов инспекции. Но, к сожалению, профессор Дамблдор не всегда проводит удачную кадровую политику. Моя цель — добиться максимальной эффективности как в учебном, так и в административном процессе. И если на одного человека взвалили слишком много обязанностей, я считаю это упущением руководства школы, которое требует немедленного исправления путем перераспределения обязанностей.

Продолжая улыбаться, Долорес испытывающее посмотрела на МакГонагалл. Унизить ее на глазах ее же учеников — как же это приятно. Она чувствовала, словно хищник, почуявший кровь, как клокочет ненависть в зеленых глазах.

— Так что, если вы сильно загружены…

— Документы будут у вас на столе сегодня, — отрывисто бросила МакГонагалл.

— Чудесно.

Больше не глядя в сторону Минервы, словно забыв о ее существовании, Амбридж неспешно направилась в Большой зал. С ее лица не сходила довольная улыбка. Как же сладка месть. Даже аппетит разыгрался.

========== Глава 5 “Правила игры” ==========

Хогвартс, 1995 год.

За октябрем пришел ноябрь, принеся с собой обжигающий холод утренних заморозков и ледяные бури. В Хогвартсе стало так холодно, что студенты между занятиями передвигались по школе в перчатках из драконьей кожи. Зачарованный потолок в Большом зале затянуло туманной дымкой, отчего он казался серым и мрачным. Но даже погода не могла охладить ажиотаж перед первым в этом году матчем по квиддичу. Кубок давно не разыгрывался, и все изнывали от желания насладиться хорошей игрой. Тем более, что и матч обещал был интересным: Гриффиндор — Слизерин. Даже деканы факультетов, пытаясь сохранить приличествующую им беспристрастность, на самом деле горячо желали победы своим командам. Профессор МакГонагалл даже перестала отвечать на придирки со стороны Амбридж, полностью сосредоточившись на игроках гриффиндорской сборной и словно цербер следя, чтобы они не получили наказание, способное помешать им принять участие в игре. Естественно, наибольшее внимание она уделяла Поттеру, постоянно напоминая ему, как важно держать себя в руках на уроках Защиты от темных искусств.

Долорес внутренне злилась, но все ее попытки незаметно насолить Гриффиндору не увенчались успехом. Студенты ало-золотого факультета вели себя едва ли не идеально. Даже провокации со стороны Инспекционной дружины не помогали.

Утро матча выдалось на редкость ясным и холодным. В Большом зале царило приподнятое настроение, а детские голоса звучали громче обычного. Когда Долорес заняла свое место, за столом уже сидели несколько преподавателей, включая МакГонагалл. Через спинку ее кресла был перекинут шарф, раскрашенный в цвета ее факультета. Точно такие же красовались на креслах сидящих по другую сторону Флитвика и Стебль, что ясно говорило, за какую команду собираются болеть деканы Когтеврана и Пуффендуя.

— Доброе утро, Долорес, — поприветствовала ее Минерва в своем обычном деловом тоне.

И хотя выглядела она как всегда серьезно и строго, зеленые глаза блестели от волнения. Естественно, будучи заядлым болельщиком квиддича, Минерва просто не могла оставаться спокойной в такой день. Ну ничего, еще не известно, чем всё закончится. При одной только мысли Долорес злорадно улыбнулась, невольно посмотрев в сторону стола своего бывшего факультета. Слизеринская команда в полном составе весело что-то обсуждала, то и дело поглядывая в сторону соперников.

— Волнуетесь перед игрой? — сладко улыбнулась Амбридж, взглядом указывая на одинокую чашку чая, стоящую перед деканом Гриффиндора.

Она помнила эту привычку Минервы еще с давних пор. Когда та нервничала, ей кусок в горло не лез. Долорес всегда завидовала этой ее особенности. Сама она, наоборот, начинала есть с удвоенной силой, когда что-то заставляло ее испытывать волнение, что естественно незамедлительно отражалось на ее фигуре. Минерва же напротив даже по прошествии стольких лет умудрилась сохранить тонкую фигуру. Видимо вообще ничего не ест.

— Я в своей команде уверена, — как можно более равнодушно пожала плечами МакГонагалл, поднимаясь со своего места. — Пусть сегодня победит сильнейший. Хорошего дня, Долорес.

С этими словами она схватила шарф и решительным шагом направилась вдоль факультетских столов. Проходя мимо своей сборной, она на мгновение задержалась, что-то быстро проговорив. При этом ее взгляд впился в рыжеголового вратаря, отчего тот поник еще больше.

Стадион оказался заполнен до отказа. Рев зрителей и пение заглушили приветственные выкрики, когда обе команды вышли на поле. Капитаны пожали руки, при этом явно пытаясь сломать друг другу пальцы, прозвучал свисток мадам Трюк, и игроки взмыли в воздух. Игра началась.

Долорес поискала глазами МакГонагалл. Минерва, как и всегда, сидела рядом с местом комментатора, ревностно следя за качеством репортажа. Интересно, хоть что-то в жизни этой женщины вообще меняется? Подпрыгивающий точно на иголках рядом с ней юноша активно жестикулировал, полностью поглощенный игрой. Как впрочем, и сама МакГонагалл. Даже необходимость периодически отвлекаться, чтобы вернуть комментарии в правильное русло, не могли ей помешать. Прекрасные глаза горели азартным огнем, щеки покрыл румянец, а изящные пальцы в волнении теребили край развевающегося рядом флага Гриффиндора. Долорес невольно залюбовалась ею, вспоминая совсем другой матч.

Город Литл-Маллоб, Уэльс, лето 1970 года. Накануне финальной игры четыреста тридцать шестого Чемпионата мира по квиддичу.

— Пап, ты же знаешь, я терпеть не могу квиддич. Зачем ты вообще меня сюда притащил?!

Долорес со вздохом отложила в сторону вилку, которой до этого понуро ковыряла свой салат с тунцом. Они уже второй день торчали в этом магловском городишке, от которого Долорес уже тошнило. Казалось, отец специально над ней издевается: сначала заставил поехать вместе с ним на Чемпионат по квиддичу, а теперь запер в этом убогом городе в ожидании когда откроется портал, который должен перенести их на стадион. Издержки дешевых билетов. Им ведь еще и сидеть придется скорее всего в задних рядах, так что всё равно ничего не будет видно. Пустая трата времени.

— Я подумал, это было бы здорово, — мягко проговорил Орфорд. — В последнее время мы мало общаемся. Тебе остался всего один год в Хогвартсе, и после этого ты совсем упорхнешь из родительского гнезда. Я хотел, чтобы мы хоть немного побыли вместе.

Долорес страдальчески закатила глаза. Он хотел. Он подумал. А ее мнение не считается?

Она ждала, когда наконец сможет съехать из отцовского дома и больше не испытывать этого унижения. Его брак вот уже полтора года как распался, на работе тоже всё уныло. На ее памяти Орфорд ни разу не получил повышения по службе, хотя проработал в Министерстве магии большую часть своей жизни. И глядя на отца, Долорес дала себе слово, что добьется большего. Ее ничто не должно связывать с этим ничтожеством.

— К тому же присутствовать на финальном матче очень почетно. Мне с большим трудом удалось добыть нам билеты, — Орфорд сделал еще одну попытку убедить дочь. — Зато ты сможешь с гордостью рассказывать друзьям в школе где побывала летом.

«Да я никогда в жизни не расскажу об этом», — зло подумала Долорес.

Маленький ресторанчик на первом этаже отеля, где они остановились, был заполнен едва ли на половину. Из буклетов на стойке ресепшена Долорес узнала, что где-то за городом располагался живописный парк с водопадами, так что любители природы из числа маглов частенько останавливались в Литл-Маллобе. Прэтому на пару десятков переодетых в магловскую одежду волшебников никто не обращал внимание.

Орфорд очевидно смирился, что дочь ему не переубедить и теперь с печальным видом разглядывал содержимое своей тарелки, не зная, чем еще занять собственного ребенка. Они никогда не были особенно близки, но после ухода Эллен и их сына, Долорес свела общение с отцом к минимуму. Особенно остро это чувствовалось, когда она возвращалась из Хогвартса на летние каникулы. Он надеялся, что матч по квиддичу это исправит, поможет им снова сблизиться. Но кажется он ошибся.

— Добрый день, мисс, — послышался доброжелательный голос метрдотеля. — Прошу вас, столик у окна как раз свободен.

Долорес машинально подняла голову и не поверила собственным глазам. В двери ресторана входила Минерва МакГонагалл. Высокая, изящная, в легкой белой блузке и бежевой юбке чуть выше колена. Черные волосы собраны в конский хвост и перетянуты лентой в тон юбке, лишь одна непослушная прядка так и норовит выбиться из прически. Надо было признать, что без неизменной изумрудной мантии она выглядела еще моложе. Долорес невольно подумала, что магловская одежда очень ей идет.

— Профессор МакГонагалл, — Долорес едва смогла сдержать радостный крик, придав своему голосу оттенки обыденности, во всяком случае насколько могла.

— Мисс Амбридж, какая неожиданная встреча, — тонкие губы тронула приветливая улыбка, от которой внутри Долорес все затрепетало. Вы тоже на… — Минерва резко осеклась, покосившись на застывшего позади ее метрдотеля, — решили полюбоваться местными красотами? — ее взгляд упал на молча разглядывающего ее Орфорда. — Ох, простите, мы не знакомы.

— Это мой отец, — махнула рукой Долорес. — Пап, это профессор МакГонагалл, она преподает трансфигурацию в Хогвартсе.

— Рад знакомству, — Орфорд поспешно пожал Минерве руку, и Долорес лишь усилием воли заставила себя не скривиться. Как может он касаться этой прекрасной женщины! — Пообедаете с нами?

С этими словами он галантно отодвинул для гостьи стул, и после недолгих колебаний Минерва приняла приглашение. Обед сразу пошел веселее. МакГонагалл была прекрасной собеседницей, к тому же они с мистером Амбриджем оба оказались болельщиками одной и той же команды. Долорес слушала приятный голос Минервы и не могла наслушаться. Для нее он лился словно песня, лаская слух. Несколько раз они с МакГонагалл одновременно протягивали руки к корзиночке с хлебом, и когда их пальцы мимолетно соприкасались, щеки юной слизеринки заливал румянец.

— Чем собираетесь заняться до конца дня? — спросил Орфорд, когда обед уже подходил к концу.

— Хочу погулять по городу, — пожала плечами Минерва. — Не люблю сидеть в четырех стенах. К тому же я слышала, тут неплохой парк и недавно открылась ярмарка.

— Ярмарка? — голубые глаза Долорес зажглись заинтересованностью. — Обожаю ярмарки!

Орфорд бросил на дочь удивленный взгляд. Еще час тому назад она заявляла ему, что ее ничего не интересует и вообще она мечтает, чтобы этот и следующий день поскорее закончились, чтобы забыть о них, как о страшном сне. А теперь столько энтузиазма.

— Можем пойти туда вместе, — улыбнулась Минерва. — Буду рада компании.

Заметив, что отец собирается что-то сказать, Долорес поспешно заговорила первой.

— Я с удовольствием, но вот отец, — она с сомнением посмотрела на мистера Амбриджа. — Ты собирался поработать с документами, да и вообще тебе ведь такие места не нравятся.

Верно истолковав настойчивый взгляд дочери, Орфорд уныло кивнул.

— Да, действительно, у меня много работы, — он извиняющееся посмотрел на МакГонагалл. — Вынужден отказаться, но от души желаю вам приятно провести время.

— Что ж, в таком случае, — Минерва легко поднялась из-за стола и махнула рукой Долорес, — не будем терять время.

Не веря собственному счастью, Амбридж выскочила из-за стола столь поспешно, что едва его не перевернула. Вслед за Минервой она вышла на шумную улицу, радуясь прекрасному дню. Черт, может это была и неплохая идея, приехать на этот дурацкий чемпионат.

Остаток дня они с Минервой провели вдвоем, гуляя по городу, заглядывая в различные магловские лавки с сувенирами. Несколько часов они провели на ярмарке, обойдя едва ли не все аттракционы, какие там были, а после Минерва отвела Долорес в кино. Билеты были почти все распроданы и пришлось купить единственные свободные на последний ряд. Сидя в погруженном во мрак зале, где единственным источником света был огромный экран, Долорес едва ли могла сосредоточиться на фильме. Близость Минервы волновала ее как никогда прежде. За те часы, что они провели вместе, Долорес ни разу не вспомнила, что Минерва ее преподавательница. Ей казалось, что они просто подруги, весело и беззаботно проводящие время.

Впрочем, нет, она уже давно перестала относиться к МакГонагалл как к подруге или сестре. И уж тем более, она уже не являлась для нее просто учителем. Прежде всего, Долорес видела в ней женщину, красивую и соблазнительную. Глубокое чувство, которому она не сразу смогла подобрать название, теплилось в ее душе, заставляя по ночам мечтать о прекрасной профессоре трансфигурации. Она приходила к Долорес во снах, легонько касаясь губами горячей кожи, запуская тонкие пальчики в ее волосы, перебирая легкие прядки каштановых кудряшек. И всякий раз Долорес просыпалась, чувствуя, как все тело сводит сладкой судорогой вожделения. Как же ей хотелось коснуться Минервы, узнать каковы на вкус ее изящные губы, увидеть распущенные черные локоны, водопадом струящиеся по плечам. Чтобы она держала Долорес в своих объятиях, покрывая ее тело поцелуями, и ласково называла бы ее своей Долли. Воображение услужливо рисовало соблазнительные картины, и Долорес невольно порадовалась, что в зале темно, и Минерва не видит румянца на щеках своей студентки.

Тем временем сюжетная линия фильма сделала какой-то неожиданный поворот, заставив зал изумленно вздохнуть, и, воспользовавшись моментом, Долорес схватилась за лежащую на подлокотнике руку Минервы. Ей стоило неимоверных усилий сохранить на лице заинтересованность фильмом, когда Минерва удивленно на нее посмотрела, но ладони не отняла. И до конца фильма они так и сидели, держась за руки.

А после окончания сеанса они еще долго сидели в парке, лакомясь клубничным мороженым и болтая о всяких пустяках. Для Долорес этот день оказался едва не лучшим в жизни, и ей не хотелось, чтобы он просто так закончился. Ей безумно хотелось признаться Минерве в своих чувствах, но было так страшно, что язык немел и прилипал к нёбу.

— Ваш отец ведь работает в Отделе магического хозяйства? — вдруг спросила Минерва, когда они после прогулки по парку, наконец, сели на одну из скамеек, расставленных вдоль небольшого прудика, по зеркальной глади которого резво сновали пестрые утки. — Вы очевидно тоже захотите пойти по стопам своего отца?

И зачем нужно было портить такой замечательный вечер упоминанием об ее отце?! Долорес доела свое мороженое и точным броском отправила опустевший стаканчик в урну.

— Я хочу добиться большего, — гордо проговорила девушка. — И уж точно не в отделе отца. Меня интересует Отдел магического правопорядка. Очень перспективное направление, где я могла бы показать себя и добиться высот, которые моему отцу и не снились.

Она ни за что не станет такой как ее отец, таким же ничтожеством. Она добьется успеха, чего бы ей это ни стоило.

— Рада это слышать, — одобрительно кивнула Минерва. — И возможно я смогла бы вам в этом помочь, Долорес, — заметив непонимание на лице своей студентки, она с улыбкой пояснила. — Как вы знаете, я сама когда-то работала в этом Отделе. И у меня сохранились кое-какие связи, — она накрыла руку девушки своей и слегка сжала, глядя ей в глаза. — Если успешно сдадите ЖАБА в этом году, обещаю порекомендовать вас начальнику Отдела. Он мой хороший друг и не откажет мне в просьбе.

Мгновение Долорес всматривалась в ее лицо, будучи не в силах поверить в услышанное. Она будет работать в Отделе магического правопорядка, и сама Минерва поможет ей в достижении этой цели. Это было ни с чем не сравнимое чувство. Но куда приятнее было ощущать прикосновения Минервы. Они были такими же нежными и волнительными, как и в ее снах. Кажется, все ее мечты начинали сбываться разом, и, погрузившись в охватившую ее эйфорию, Долорес сама не заметила, как поднесла руку женщины к губам, покрывая крошечными поцелуями каждый палец.

Щеки МакГонагалл покрыл смущенный румянец, и она мягко убрала руку, на мгновение опустив глаза. В ту же минуту Долорес овладел страх. Она испугалась, что позволила себе лишнее, и сейчас Минерва рассердится на нее. Но к счастью этого не произошло.

— Я всегда рада вам помочь, Долорес. Главное, не сбавляйте темпов в учебе, — тихо проговорила МакГонагалл, и голос ее прозвучал ласково и как-то печально. Но через мгновение к ней вернулась прежняя уверенность, и Минерва бодро поднялась со скамейки, глядя на свою спутницу сверху вниз. — Думаю, нам пора возвращаться в отель. Ваш отец, должно быть, уже волнуется.

Да плевать ей на отца. В эту минуту Долорес ощущала себя самым счастливым человеком на свете.

— Спасибо, профессор, — искренне произнесла девушка. — За все спасибо.

Следующим днем все трое в составе большой группы болельщиков переправились с помощью портала к стадиону, где и должна была состояться игра. Долорес впервые пользовалась порталом. В момент касания ее словно ударило в живот, выбивая весь воздух из легких. Ноги оторвались от земли, и она почувствовала оглушительный вой ветра в ушах и как ее уносит куда-то. Но вдруг ноги врезались в землю, и она едва не кубарем покатилась по влажной траве. Подняв голову, она увидела отца и Минерву — оба стояли на ногах, сильно взъерошенные от ветра.

Вместе с остальными они двинулись к видневшемуся невдалеке лесу. Вокруг них шумели тысячи людей, отовсюду раздавались веселые крики, смех, обрывки песен. Всеобщее лихорадочное возбуждение было необычайно заразительно, и Долорес не переставала улыбаться, идя между отцом и Минервой. Дорога через лес заняла не больше десяти минут, и когда они, наконец, вышли к гигантскому стадиону, Долорес не смогла сдержать изумленного вздоха. Сказать, что он был огромным, значило не сказать ничего.

— Сто тысяч мест, — сказал мистер Амбридж, поймав пораженный взгляд дочери. — По заданию Министерства здесь целый год трудились пятьсот человек. Маглоотталкивающие чары тут на каждом дюйме. Весь год, как только маглы оказывались где-то поблизости, они вдруг вспоминали о каком-нибудь неотложном деле, и им приходилось срочно убираться восвояси, — объяснял он, направляясь к ближайшему входу уже окружённому шумной толпой колдуний и волшебников.

— Отличное место! — с завистью воскликнула колдунья, проверяя билет Минервы. — Верхняя ложа! Оттуда всё как на ладони. Вам вверх по лестнице.

Коротко поблагодарив женщину, МакГонагалл прошла дальше, но сразу за турникетом ее остановил высокий колдун в пурпурной мантии и стал что-то весело с упоением рассказывать, то и дело показывая ей свой билет. Кажется, им предстояло сидеть в одной ложе.

— У вас нижняя ложа, предпоследний ряд, — буднично проговорила колдунья, проверив билеты Долорес и Орфорда и сверяясь с планом стадиона. — Вверх один пролет и направо.

Долорес угрюмо посмотрела на свой билет.

— Идем, милая, — потянул ее за руку отец. — Надо успеть занять места, пока народу не набежало.

Девушка поискала взглядом МакГонагалл. Заметив ее взгляд, Минерва что-то сказала своему новому спутнику и тот, кивнув, отошел в сторону, чтобы не быть унесенным толпой, льющейся на стадион.

— Какие у вас места? — весело спросила МакГонагалл. Ее прекрасные зеленые глаза искрились азартом и радостью в предвкушении начала игры.

Долорес молча показала ей билет. Брови Минервы на мгновение сошлись на переносице.

— Подождите-ка меня минутку, — проговорила она, быстро направляясь в сторону ожидавшего ее незнакомца и что-то горячо зашептав ему и то и дело показывая в сторону Долорес и Орфорда. Через минуту она вернулась назад. — В нашей ложе есть лишь одно свободное место, — виновато проговорила она. — К сожалению, я не могу провести вас обоих.

Но для Долорес это было лишь на руку.

— Папочка, можно я пойду с профессором МакГонагалл? — на ее лице появилось такое умоляющее выражение, что впору сердце могло защемить от жалости. — Оттуда всё-всё будет видно, а я так хотела увидеть игру. Ну, пожалуйста!

Мгновение Орфорд изучающе смотрел на свою дочь, но потом всё же кивнул. От переизбытка радости Долорес даже позволила себе чмокнуть отца в щеку, от чего он буквально расцвел на глазах, явно успокоившись.

— Не волнуйтесь, я присмотрю за вашей дочерью, — мягко проговорила Минерва и последовала за уже поднимающейся по лестнице девушкой наверх.

Позже Долорес мало что могла вспомнить о ходе той игры. Она даже не запомнила названия команд. Но главное, что она несколько часов провела рядом с лучшей женщиной на свете.

— …я полагаю, нам придется навсегда запретить мистеру Поттеру и мистеру Уизли играть в квиддич.

Она видела, как налилось кровью лицо МакГонагалл, и как побледнели двое студентов, замерших перед ее столом.

— Запретить нам? — едва слышно пролепетал Поттер. — Навсегда?

— Да, мистер Поттер, я думаю, пожизненная дисквалификация будет вам наукой. — Наблюдая, как он пытается осознать сказанное, она улыбалась во весь рот. — И вам, и мистеру Уизли. И, полагаю, для надежности близнецу этого молодого человека тоже следует запретить. Уверена, если бы товарищи по команде не удержали его, он тоже напал бы на мистера Малфоя. Я потребую, чтобы их метлы были конфискованы; храниться они будут в моем кабинете, дабы не возникло искушения обойти запрет. Но я не фанатичка, профессор, — снова обратилась она к МакГонагалл, застывшей, как ледяное изваяние. — Остальные члены команды могут продолжать играть. Они не проявили склонности к насилию. Ну… всего хорошего.

И с чрезвычайно довольным видом Амбридж вышла из кабинета, где воцарилась мертвая тишина. Она шла по коридору Хогвартса и улыбалась. Всё получилось, как нельзя лучше. Еще один удар по самолюбию Минервы. Нужно будет поблагодарить Малфоя и его друзей за прекрасно сыгранный спектакль, который она придумывала ни один день.

Любишь квиддич, Минерва? Что ж, я с удовольствием посмотрю, как твоя любимая команда проиграет без своих лучших игроков.

========== Глава 6 “Вместе и навсегда” ==========

Хогвартс, 1995 год

Время неумолимо летело, срывая с календаря одну страницу за другой. За осенью пришла зима, а за зимой весна. И с каждым месяцем Хогвартс менялся, погружаясь в пучину уныния. Никогда еще в школе не было столько изменений. Новые приказы Генерального инспектора сыпались один за другим словно из рога изобилия. Кажется, теперь запрещено было всё, кроме самого учебного процесса. После окончания занятий студентам не оставалось ничего кроме как плестись в свои гостиные, где еще можно было разговаривать, играть или слушать музыку. В коридорах стало пусто и тоскливо. Даже преподаватели перестали засиживаться в учительской, предпочитая собственные рабочие кабинеты. Инспекции уроков продолжались, и не для всех они закончились удачно. Профессор Трелони была уволена, но оставлена в школе решением Дамблдора. Вернувшийся из загадочного отпуска Хагрид почти сразу же получил испытательный срок и ходил как в воду опущенный. Казалось, что школа всё еще держится лишь благодаря директору, не позволяющему Амбридж окончательно опутать Хогвартс своими сетями. Но вскоре не стало и его.

Новость разлетелась по школе в мгновении ока. Альбус Дамблдор отстранен от руководства школой чародейства и волшебства «Хогвартс». Говорили, что когда его попытались арестовать в его же собственном кабинете, там произошла настоящая потасовка. Директор сбежал, оставив министра магии и его подручных с носом, чем изрядно порадовал большинство учеников. История сразу же обросла удивительными подробностями и весь день держалась на верхней строчке местных сплетен. Многие поговаривали, что теперь пост директора перейдет к МакГонагалл, как это было три года назад, когда была открыта Тайная комната. Но как минимум один человек в Хогвартсе знал, что этому не суждено было случиться.

Она находилась в прекрасном расположении духа. Несмотря на позднее время, спать совершенно не хотелось. Пальцы цепко сжимали в руке скрученный в свиток пергамент, а в груди пульсировало приятное чувство ликования. Она добилась своей цели. И хотя старик сбежал, это нисколько не мешает ей праздновать победу. Теперь Хогвартс ее, целиком и полностью. Осталось лишь одно крошечное препятствие, мешающее ей обрести душевное равновесие и полностью погрузиться в управление школой.

Остановившись перед до боли знакомой дверью, Долорес на мгновение замерла, прислушиваясь. В первое мгновение ей показалось, что по ту сторону царит тишина, но затем до нее долетели тихие шорохи и скрип пера по пергаменту. Значит, не спит. Откашлявшись, Долорес решительно толкнула дверь.

В кабинете царил полумрак. МакГонагалл сидела за письменным столом в кресле с высокой спинкой, обитой мягкой зеленой тканью. Свет одинокой свечи в высоком витом подсвечнике освещал две аккуратные стопки тетрадей, выстроившихся с обеих сторон от нее. На ней был неизменный халат из шотландки, надетый поверх белоснежной ночной рубашки, волосы всё еще убраны в строгий пучок, но несколько прядей выбились и теперь обрамляли точеное лицо, смягчая острые черты. Несмотря на домашний стиль одежды, профессор трансфигурации не выглядела сонной. При появлении Долорес она отложила в сторону длинное узкое перо и выпрямилась в кресле. В полумраке комнаты ее глаза загадочно блеснули, вновь напомнив кошачий взгляд. Но женщина несколько раз моргнула, и видение развеялось.

Признаться честно, Долорес ожидала гневной тирады, недовольства в глазах, поджатых губ. Но Минерва вела себя на удивление спокойно. И это обезоруживало, приводя в замешательство. Что это, новая тактика ведения войны?

За последние несколько месяцев они не раз сходились в словесных баталиях, откровенно орали друг на друга. Но затем всё резко прекратилось. И Амбридж никак не могла найти этому объяснения. Создавалось впечатление, что Минерва просто устала от их бесконечной войны, наконец, смирившись с неизбежным.

Ее глаза продолжали метать молнии, лицо бледнело всякий раз, когда Амбридж пыталась вывести ее и себя, но на этом всё заканчивалось. Профессор трансфигурации отвечала ей лишь едкими саркастичными замечаниями и никак более не проявляла своего негативного отношения. Закончилось всё тем, что Долорес начала сама искать возможностивызвать ее на конфликт. Хотелось понять, в чем причина. Она снова не смогла предугадать ее действия, вновь не разгадала тайну зеленых глаз. Эта женщина всегда была для нее загадкой.

— Надеюсь, у вас что-то действительно срочное, Долорес, — сухо проговорила преподавательница. — У меня еще много работы, а время позднее.

Вместо ответа Амбридж небрежным движением руки бросила перед ней на стол свиток пергамента, который тут же самостоятельно развернулся.

— Хотела, чтобы вы узнали первой.

Минерва молча пробежала глазами ровные строчки. Приказ о назначении Долорес Джейн Амбридж на пост директора Хогвартса. Свеженький, Корнелиус только что прислал.

Всё шло по ее плану и складывалось как нельзя лучше. И этот несчастный Отряд Дамблдора подвернулся как нельзя удачно. Она вновь достигла желаемого — кресло старика теперь принадлежит ей. Осталось подчистить хвосты.

Лицо МакГонагалл по-прежнему ничего не выражало, и лишь в глубине глаз вдруг вспыхнул едва заметный огонек.

— Не могу сказать, что удивлена, — спокойно проговорила Минерва, вновь опуская глаза в студенческую тетрадку. И как ей не надоедает проверять весь этот бред каждый вечер? — Что-то еще?

— Если вы решите подать в отставку, я пойму.

Долорес не спускала с нее пристального взгляда. Старая кошка осталась без своего хозяина, и ей было интересно посмотреть на ее поведение. Она никогда не понимала столь рьяной преданности МакГонагалл этому старому маразматику. Черт, а ведь были времена, когда она ревновала ее к нему. Впрочем, она ревновала ее едва ли не к каждому фонарному столбу.

В памяти вдруг всплыли картины прошлого: аромат сирени, теплое дыхание, ласкающее кожу, нетерпеливые касания, нежные и в тоже время настойчивые, и взгляд зеленых глаз, пронзающий душу, заглядывающий в самое сердце. Как давно это было. Словно в другой жизни. Словно не с ними.

Сидящая перед ней женщина резко вскинула голову, устремляя на нее тот самый взгляд зеленых глаз. Единственное, что остается неизменным. Годы берут свое, ее лицо уже не так чисто, как прежде — в уголках глаз появились морщинки, и едва заметные стежки вокруг тонких изящных губ. Сколько бессонных ночей Долорес провела в спальне своего факультета, мечтая прикоснуться к ним, грезя о поцелуе, самом сладком из всех. Ей казалось, она избавилась от этих грез. Но стоило ей вновь увидеть Минерву МакГонагалл, всё вернулось: мысли, чувства, нестерпимая жажда быть постоянно рядом. Она словно наркотик. Попробуешь раз, и уже не сможешь отказаться. И никакая реабилитация в виде полного погружения в работу не помогает. Даже теперь, по прошествии стольких лет. Даже сейчас, глядя в ее лицо, она едва ли может думать о чем-то кроме этих губ. И ведь давала себе обещание, что будет держать себя в руках. Пыталась заставить себя не думать о ней. Ей даже казалось, что у нее получается. Каждый раз, когда они кричали друг на другу или сталкивались в словесных дуэлях, Долорес чувствовала жгучую ненависть к этой женщине. Но стоит Минерве посмотреть на нее спокойно, как в груди всё переворачивается, мир летит к черту и хочется впиться в тонкие губы жадным поцелуем. Как когда-то.

Но вот прекрасные губы изгибаются в усмешке, холодной, словно морозная стужа, разбивая юношеские мечты на миллион ледяных осколков.

— Боюсь, я пока не готова доставить вам такое удовольствие, Долорес, — и снова этот взгляд, внимательный, чуть насмешливый, заставляющий чувствовать себя провинившейся школьницей. Она медленно упирается локтями в столешницу и кладет подбородок на сцепленные в замок пальцы. — Вы так жаждете избавиться от меня?

Вопрос прозвучал с какой-то издевкой. И от этого в груди жгучей волной поднимается обида.

«Да что ты знаешь?! Жаждете? Ты даже не представляешь, чего я жажду на самом деле! Я и сама не представляю. Хочу, чтобы ты навсегда ушла из моей жизни! И хочу, чтобы ты никогда больше не уходила».

— Не льстите себе, Минерва.

Эти слова даются нелегко. Но она уже привыкла. Каждая встреча с МакГонагалл для нее пытка. Вместо того чтобы вновь попытаться наладить отношения, она упорно их разрушает. Но иначе она не может — эта женщина сводит ее с ума, в прямом и переносном смысле.

— В таком случае, я бы хотела вернуться к работе, — она взглядом указывает на стопку еще не проверенных тетрадей. Черт бы побрал этих учеников! Как же она ненавидит детей!

По губам Амбридж скользит едва заметная улыбка. Наклонившись через стол, она медленно протянула руку, забирая пергамент с приказом о назначении. С начала года, как она появилась в Хогвартсе, они с МакГонагалл еще не находились так близко друг к другу. Кажется, она даже может различить собственное отражение в зеленых глазах.

— Всего хорошего, Минерва, — ее взгляд скользит по плотно сжатым губам, и она вдруг замечает едва различимый румянец, заливающий щеки профессора трансфигурации.

И в тот же миг в груди что-то радостно взрывается, подобно тысячам фейерверков из Зонко. Душа ликует. И нестерпимое желание дотронуться до ее лица, проследить кончиками пальцев тонкие, словно вырезанные из мрамора, черты, коснуться губ, вдруг чуть приоткрывшихся, как будто призывающих поцеловать. И мысли вновь уносятся в мир грез, где нет этого извечного противоборства, ссор, взаимных упреков, а есть лишь ее руки, мягкие, ласковые, доставляющее ни с чем несравнимое наслаждение.

— Всего хорошего, Долорес, — ровный голос грубо возвращает к реальности.

И она невольно всматривается в ее лицо, но вновь наталкивается на непроницаемую маску. Но она видела, успела рассмотреть. И теперь она знает. Минерва всё помнит. А ее холодность, раздражительность — лишь маска, способ сдержать себя. Скрыть свои настоящие эмоции.

Хогвартс, 1971 год.

Это была ее последняя ночь в Хогвартсе. А значит, последний шанс. Пир по случаю окончания учебного года, ставшего для нее последним, давно отшумел детским многоголосьем. Замок постепенно погрузился в сонливую тишину. Завтра «Хогвартс-экспресс» навсегда заберет ее отсюда, разлучит с единственным человеком, ставшим для нее родным и любимым.

Она не находила себе места, ворочаясь в сделавшейся вдруг жесткой и неудобной постели под серебряно-зеленым балдахином. Между прочим, ей никогда не нравились эти цвета. Но зеленый она полюбила. Потому что Она носила этот цвет. Цвет ее мантии. Но не этот грязный и мрачный, а яркий и сочный, словно весенняя трава, словно переливающийся на солнце изумруд. Разве можно не полюбить такой зеленый?

А еще это цвет ее глаз. Глаз, которые она может больше никогда не увидеть. И от одной этой мысли на нее вдруг накатывает страх, заставляя сжаться под душным одеялом.

«Ну же, Долорес, смелей! У тебя остался последний шанс. Иначе ты останешься одна».

Никто из ее соседок так ничего и не понял, когда она вдруг буквально выпрыгнула из постели и кинулась одеваться. Торопливые шаги эхом отдавались в пустых коридорах. И сердце стучит в груди как сумасшедшее.

Вот она, заветная дверь. И так страшно постучать.

Сперва по ту сторону ничего не слышно, и ее снова одолевает страх. А вдруг ее нет? Что если уехала куда-то по делам или, что еще хуже, проводит ночь с кем-то другим? Нет, глупости. Она не такая. Она не может никому принадлежать, только ей.

Дверь распахивается неожиданно, заставляя Долорес вздрогнуть и отступить на шаг.

— Мисс Амбридж, что-то случилось?

На пороге возникает МакГонагалл. В тонком халате из шотландки, накинутом поверх белоснежной ночной сорочки. Волосы убраны в свободный пучок — значит, еще не успела лечь спать. Зеленые глаза смотрят с тревогой.

— Я… — в горле вдруг пересохло, отчего слова даются с трудом. — Я хотела поговорить с вами, профессор. Простите, что беспокою вас так поздно, но я… — она, наконец, решилась взглянуть в лицо МакГонагалл. — Мне правда очень нужно…

С минуту Минерва молча смотрит на нее. Ее тонкие брови чуть нахмурены, как если бы она хотела наказать свою теперь уже бывшую ученицу, и Долорес вся сжалась под этим хмурым взглядом, готовясь понести наказание. Идея прийти и открыться уже не казалась ей такой уж верной. Она снова выбрала неподходящее время. Но когда, если не теперь?

— Проходите, — голос прозвучал тихо, почти устало, и Минерва отступила в сторону, впуская девушку внутрь.

Прежде Долорес никогда не доводилось бывать в личных покоях МакГонагалл, но ее комнату она представляла себе именно такой: изысканную, уютную, полную книг, обязательно с большим камином, перед которым расстелен пушистый ковер. Сколько раз она представляла себя сидящей на таком ковре в объятиях любимой. Минерва бы нежно гладила ее волосы, шепча на ухо всякие пустяки, заставляя Долорес жмуриться от удовольствия.

— Долорес? Долорес, что с вами?

Слегка взволнованный голос МакГонагалл ворвался в нарисованную ею иллюзию, возвращая к жестокой реальности. Минерва смотрела на нее с легкой ноткой тревоги.

— У вас очень мило, — Долорес сделала вид, что с любопытством осматривает комнату, хотя на самом деле чихать ей сейчас на интерьер. Она чувствовала, как отведенное ей время стремительно утекает, словно песок сквозь пальцы.

Очевидно, Минерва верно истолковала ее состояние. Строгие черты ее миловидного лица смягчились. Когда она смотрела на нее вот так: мягко, почти с нежностью, в груди Долорес что-то сладко екало. Наверное, это сердце пропускало удар. А если бы Минерва приказала, оно бы и вовсе могло перестать биться. Что угодно, лишь бы остаться в этой комнате, с этой женщиной навсегда.

— Присядь, — она указала Долорес на мягкий диван, поперек которого был перекинут плед из шотландки, и когда девушка устроилась на самом его краешке, села рядом.

От близости ее тела Долорес бросило в жар, и она с ужасом поняла, что краснеет.

— Что случилось? — мягко спросила МакГонагалл.

Вот он, момент истины, которого она так ждала. Но почему же так страшно? Долорес машинально провела влажными от пота ладонями по своему платью нежно розового цвета в мелкий цветочек. С чего начать? Как открыть мысли, рассказать о самом сокровенном?

Минерва не торопила ее, просто сидела рядом и смотрела, чуть склонив голову на бок, совсем как кошка. В ней действительно было что-то кошачье, таинственное и манящее.

— Завтра я покину Хогвартс, навсегда, — глубоко вздохнув начала Долорес и устремила на свою учительницу полный мольбы взгляд — ну же, догадайся, пожалуйста! — Мы больше не увидимся.

По губам женщины скользнула тихая улыбка.

— Ну почему же, — мягко пожала плечами МакГонагалл, — мои двери всегда открыты для тебя, Долорес. И потом, ты всегда можешь написать мне…

— Это не то, чего я хочу! — вдруг выпалила девушка, чувствуя, как голос начинает дрожать от подступающих слез. — Вы не понимаете… — прошептала она, опуская глаза и принимаясь рассматривать собственные руки. Какие же некрасивые ладони, и правда надо сесть на диету, за последние месяцы она набрала несколько лишних кило. Впрочем, какая теперь разница, как она будет выглядеть.

Внезапно она увидела тонкую кисть, длинные изящные пальцы легко коснулись ее руки, заставляя девушку поднять глаза. Минерва смотрела на нее и печально улыбалась.

— Я понимаю, — тихо проговорила она. — Это пройдет, Долорес.

Щеки слизеринки моментально стали пунцовыми. Ей вдруг сделалось нестерпимо стыдно. Как будто ее чувства к этой прекрасной женщине способны очернить само понятие любви.

— Многие студенты влюбляются в своих преподавателей, — рука МакГонагалл осторожно поглаживала ее ладонь, и от этого прикосновения внутри разливалась приятная нега. — Правда, в большинстве случаев они испытывают подобные чувства к учителям противоположного пола, но и твой случай не уникален, поверь, — она говорила так, словно уговаривала маленького ребенка. — Ты молода, умна, амбициозна. У тебя прекрасные перспективы. Ты вступаешь в новым мир, Долорес…

— Он мне не нужен, если в нем не будет вас! — с жаром выпалила девушка. — Вы нужны мне, Минерва. Я так долго мечтала об этом, — она сжала руку женщины, словно боясь, что та уберет ее, лишив Долорес тепла. — Ведь вы тоже чувствуете нашу связь, я это знаю.

Тот волшебный вечер накануне матча Чемпионата по квиддичу не выходил у Долорес из головы весь год. Им было так хорошо вместе. И Минерва, она не смотрела на Долорес как на ребенка. Ее взгляд был совсем другим, не колким и деловитым, как в школе, а нежным и ласковым. Так смотрят на очень близких людей. На тех, кого любят.

— Я твоя учительница.

— Больше нет, — в ее голосе отчетливо прозвучала мольба, смешанная со страхом. Она вдруг всё поняла. Всё стало таким ясным, очевидным. Долорес резко отпустила руку МакГонагалл, отодвигаясь на самый край дивана. — Я вам неприятна, да? В этом всё дело?

Она вскочила на ноги, не зная, куда кинуться, что делать. Всё не так, как она себе представляла. Всё должно было быть совсем не так.

— Это из-за моих платьев? Я больше не буду их носить! Я изменюсь, буду такой, какой вы захотите! Волосы отращу, похудею… я… — Она вдруг почувствовала, как ее захватывает паника. — Я сделаю, что угодно, — по щекам потекли слезы. Она не хотела этого, но ничего не могла с собой поделать. Как глупо! Она глупая! Глупая! Глупая!

— Долорес…

Она не заметила, как Минерва оказалась возле нее. Мгновение, и женские руки скользнули вокруг вздрагивающих от рыданий плеч, притягивая ближе к себе. В нос ударил знакомый запах сирени, от которого кружилась голова, и всегда делалось так хорошо. Долорес машинально прижалась к ней сильнее, зарываясь носом в складки клетчатого халата. Вдруг сделалось так хорошо и спокойно. Если бы можно было, она бы навсегда осталась в этих теплых объятиях.

— Глупенькая, — ласково проговорила Минерва, гладя непослушные кудряшки. — Ну зачем ты так? — она коснулась подбородка Долорес, заставляя девушку поднять глаза. — Разве ты не понимаешь, что так не должно быть?

— Мне всё равно. Я люблю вас.

Она почти потеряла связь с реальностью. Всё, что в эту минуту существовало для нее, были зеленые глаза, глядящие на нее с нежностью. И теплое дыхание, щекочущее щеку. Сама не понимая до конца, что делает, Долорес привстала на цыпочки, потянувшись губами к ее губам. Пальцы Минервы на мгновение сильнее сжали ее плечи, словно в попытке остановить, но через секунду расслабились.

Это был самый волшебный поцелуй в ее жизни. Мягкий, трепетный, первый. И даже когда он закончился, она еще чувствовала на губах сладкое послевкусие. Пальцы Долорес нащупали узел на клетчатом халате, но руки так дрожали, что ей никак не удавалось с ним справиться. Она должна всё сделать правильно. Нельзя, чтобы Минерва в ней разочаровалась. Не зря же она слушала болтовню своих соседок по комнате, запоминая каждую деталь их хвастливых рассказов. Только бы справиться с этим чертовым поясом!

Внезапно руки Минервы накрыли ее собственные, заставляя остановиться. Она смотрела на нее сверху вниз и улыбалась едва уловимой загадочной улыбкой.

— Ты ведь никогда этого не делала прежде?

Ей вдруг сделалось страшно. Что если Минерва узнает правду и прогонит ее? Зачем ей неопытная девчонка, еще толком ничего не умеющая? Но врать ей Долорес не решилась.

— Прости, — кажется, она снова была готова разрыдаться от отчаяния. — Я хотела, чтобы мой первый раз был по любви.

Как должно быть глупо это прозвучало. После такого ее точно выставят за дверь. Но к ее удивлению Минерва не прогнала ее. Вместо этого она снова поцеловала, заставляя забыть о неуверенности и страхах.

— Если это то, чего ты действительно хочешь, — прошептала она, едва касаясь кончиками пальцев ее щеки, — я дам это тебе. Но ты должна понимать, что эта ночь ни к чему не обязывает нас обеих. Ты очень дорога мне, Долорес, и я не хочу, чтобы юношеское увлечение испортило тебе жизнь, — она испытывающее посмотрела на нее, и девушка почувствовала, как зеленая бездна затягивает ее. Откуда-то, словно издалека донесся голос, такой знакомый и нежно любимый: — Ты понимаешь?

Вместо ответа Долорес впилась в ее губы жадным поцелуем. Внутри всё ликовало. Ее грезы, ее мечты вот-вот сбудутся. Вот оно безграничное счастье, о котором она так долго мечтала.

Медленно Минерва развязала узел на своем халате, и клетчатая ткань сползла с плеч, с тихим шелестом скользнув к ее ногам. Теперь она стояла лишь в одной белоснежной сорочке, надетой явно на голое тело. Долорес видела очертания аккуратной груди сквозь тонкую ткань, соблазнительную округлость бедер. Она замерла в нерешительности, боясь коснуться этого дивного видения.

— Не бойся, — Минерва взяла ее за руку и приложила к своей груди. Ее сердце билось сильно и размеренно.

И этот стук вселял уверенность в Долорес. Медленно она провела кончиками пальцев по ключицам, спустилась ниже, чувствуя твердые бугорки сосков. Когда она коснулась их, Минерва прикрыла глаза, делая глубокий вдох, от которого грудь приподнялась, уткнувшись в раскрытую девичью ладонь. Одного движения оказалось достаточно, чтобы сорочка соскользнула с плеч, опустившись ей на бедра. Глубоко вздохнув, Долорес решительно шагнула к ней и коснулась губами теплой кожи. Все мысли вдруг улетучились из головы, она словно оказалась во сне, от которого не хотелось просыпаться. Уверенным движением, Минерва стянула с нее платье, следом на пол отправилась и ее собственная ночная сорочка. Боги, как же она прекрасна в своей наготе. Словно древнеримская богиня, сошедшая с одной из картинок учебника по истории, которые Долорес так любила перелистывать, часами просиживая в школьной библиотеке. Словно завороженная, она покорно последовала за дивным видением, позволяя уложить себя на широкую постель, утопая в мягких подушках, пахнущих лавандой.

Подобно кошке, Минерва грациозно скользнула рядом на атласные простыни, легонько касаясь ее бедром. Ее кожа упругая и бархатистая, словно мягкая кошачья шерстка. И кажется, еще мгновение и раздастся тихое урчание. Ее глаза блестят в полумраке комнаты, и зрачки будто бы вдруг становятся вертикальными, кошачьими. Ее взгляд завораживает, ему невозможно противиться, и Долорес тонет в этом зеленом океане.

Она находит тонкие изящные губы, впиваясь в них жадным поцелуем, но Минерва быстро отстраняется, заставляя ее вновь откинуться на подушки.

— Закрой глаза, — шепчет она в самое ухо, подобно летнему ветерку едва ощутимо касаясь губами.

И Долорес подчиняется. Она чувствует, как умелые губы прокладывают дорожку вдоль шеи, лаская ключицы. Девичьи пальцы зарываются в упругие локоны, ломая остатки пучка, заставляя иссиня-черный водопад хлынуть на плечи.

Уже знакомое ей чувство возбуждения охватило ее, стремительно разливаясь по телу, заставляя дрожать от нетерпения. И Долорес вздрогнула, изогнувшись всем телом, когда Минерва провела языком по её соску, прижимаясь к нему губами. Несдержанный стон сорвался с губ девушки. Жар внизу живота стал почти нестерпимым, и Долорес поджала ноги, но это лишь заставило её еще сильнее задрожать от возбуждения.

Минерва на мгновение подняла голову, и их взгляды встретились. Она совсем перестала понимать, что происходит, полностью отдавшись охватившему ее чувственному наслаждению. Кажется, она просила Минерву не останавливаться, и через мгновение губы женщины коснулись ее живота, заставляя мириады мурашек бежать по коже. Минерва спускалась все ниже, медленно, неторопливо лаская ее языком, ее поцелуи, короткие и жалящие, еще больше распаляли невинную плоть.

Раздвинув ноги Долорес, Минерва провела языком по внутренней стороне бедра девушки, прикусила нежную, чувствительную кожу, и в тот же миг Долорес застонала от охватившего ее наслаждения, забывая обо всем на свете. Кажется, не существовало ничего в мире, кроме рук Минервы, нежно и мягко изучающих ее тело, ее губ и жаркого языка, ласкающего ее естество.

Минерва чуть приподнялась, взглянув в ее раскрасневшееся лицо и, наконец, коснулась той самой заветной точки. Мгновение она водила пальцами меж ее бедер, а затем вдруг резко вошла в нее, так что девушка вновь не сдержала стона. Ласки сделались резкими, твердыми, ее пальцы двигались внутри нее, всё убыстряя свой темп, и Долорес невольно изогнулась от нарастающего жгучего возбуждения. Она уже не пыталась сдерживать стоны, а лишь выгибалась, подаваясь бедрами навстречу умелым рукам возлюбленной. А Минерва забавлялась, видя нетерпение девушки. Она смотрела на её возбуждённое, немного изумленное лицо, покрывая горячую кожу поцелуями, растягивая удовольствие, намеренно мучая ее, заставляя томиться в ожидании кульминации.

От первого в своей жизни оргазма Долорес сорвалась на крик, стыдливо зажмурившись, стискивая пальцами простынь. Одна за одной тело накрывали волны сладостной дрожи, лишая последних крох самообладания. Минерва выпрямилась, удовлетворенно улыбаясь и облизывая повлажневшие губы. Ее собственная грудь тяжело вздымалась, и по блеску в глазах можно было понять, что она сама получила не меньшее удовольствие, чем лежащая сейчас перед ней девушка, расслабленная, лишенная сил и бесконечно счастливая.

========== Глава 7 “Воспоминания” ==========

Лондон, август 1971 года.

— Ты правда думаешь, что мне это идет? По-моему так скучно.

Долорес с сомнением посмотрела на свое отражение в зеркале, откинув со лба непослушную прядь, и снова крутанулась на мысках, отчего элегантная юбка из темно-синего шелка эффектно закружилась в такт ее движениям.

— Поверь, это гораздо лучше того розового платья, что ты собиралась купить, — усмехнулась Минерва, подходя к девушке и всматриваясь в ее отражение. Легким движением она собрала каштановые локоны и заколола их парой шпилек из собственного пучка. — Ты теперь стажер Сектора борьбы с неправомерным использованием магии и должна произвести положительное впечатление.

— Розовый — молодит, — мило захлопала ресницами Долорес.

Минерва лишь с усмешкой покачала головой, поправляя выбившуюся из пучка прядь иссиня-черных волос.

— Тебе неделю назад исполнилось восемнадцать. Рановато жаловаться на возраст, — она на мгновение замолчала, словно задумавшись о чем-то, но затем тряхнула головой и направилась к двери.

Как Минерва и обещала, она помогла Амбридж получить место стажера в Отделе магического правопорядка. На следующий же день Долорес съехала из дома отца, разместившись в крошечной квартирке на окраине Лондона, выделенной ей на первое время Министерством магии. Квартира была совсем крошечной: небольшая кухня, совмещенная с гостиной, да спаленка, в которую едва удалось вместить двуспальную кровать, пару тумбочек и платяной шкаф, одну из дверей которого Долорес превратила в большое зеркало, так что в него была видна почти вся комната. Но зато здесь ничто не напоминало ей о прежней жизни. Она начала с чистого листа: новое жилье, новая работа и…

— Ты уходишь? — встрепенулась Долорес, и в ее голубых глазах вспыхнуло волнение.

— Мне пора возвращаться в Хогвартс, — Минерва на мгновение обернулась и строго посмотрела на девушку. — А тебе еще вещи разбирать, посмотри, вся гостиная коробками заставлена, а ведь уже столько дней прошло.

— Я разберу, — вздохнула Долорес и устремилась вслед за МакГонагалл. Женщина уже успела взяться за ручку двери, намереваясь выйти из комнаты, когда девичьи руки обвили ее плечи, утягивая обратно к кровати. — И если ты забыла, сейчас каникулы.

— Это не означает, что в Хогвартсе нечем заняться. У меня полно работы, — Минерва почувствовала горячие губы на своей шее и невольно прикрыла глаза, — расписание занятий еще не утверждено, Роланде до сих пор не доставили партию новых метел… — проворные пальцы Долорес сноровисто принялись расстегивать блузку у нее на груди, — и Попечительский совет ждет свой отчет… — ее голос становился всё более расслабленным по мере того, как Долорес стягивала с нее блузку, нежно касаясь прохладной кожи. — Я и так слишком его задержала, — руки девушки скользнули ей под юбку, собирая гармошкой легкую ткань. — Долорес, прекрати, я серьезно, — она усилием воли заставила себя собраться и устремила на хитро улыбающуюся Амбридж укоризненный взгляд. — В этот раз у тебя этот номер не пройдет.

— Ты так каждый раз говоришь, — Долорес приблизила к ней свое лицо и тихо прошептала, почти касаясь мягких женских губ, — профессор МакГонагалл. Я ведь упоминала, что вы мой самый любимый учитель?

— Опять льстишь? — усмехнулась Минерва. — И я уже не твой учитель.

— А я не о трансфигурации говорю, — она обняла Минерву за шею и быстро поцеловала. — И я намерена показать тебе прямо сейчас, насколько хорошо усвоила твои уроки.

С этими словами она повалила Минерву на кровать, покрывая ее лицо и шею страстными поцелуями. Мысли о Хогвартсе улетучились сами собой.

— Знакомьтесь, Долорес Джейн Амбридж, наш новый стажер.

Мортимер Гейлек, начальник Сектора борьбы с неправомерным использованием магии, обвел взглядом молча рассматривающих новую коллегу сотрудников. Долорес машинально разгладила невидимую складочку на юбке и очаровательно улыбнулась.

Ее первый день в Министерстве магии. Минерва будет ею гордиться. Обязательно. Она непременно добьется успеха.

— Добро пожаловать! — со своего места поднялся невысокий полноватый волшебник в толстых круглых очках в роговой оправе и протянул девушке ладонь, попутно чуть не сбив со стола кружку с недопитым кофе. — Я Генри МакКормак.

Выглядел он довольно безобидно, что совершенно не вязалось в духом самого отдела. Долорес с благодарностью пожала руку новому коллеге. При этом голубые глаза на мгновение вспыхнули хитрым огнем.

Самый верный способ подняться по карьерной лестнице, это избавиться от тех, кто стоит на ней выше тебя.

Хогвартс, 1996 год.

— Мисс Твилоуби, если вы считаете, что разгуливать по школе с таким цветом волос — это приемлемо, то вы сильно заблуждаетесь. Вас же за километр видно. Дорогая моя, это школа, а не публичный дом!

Стоя в тени каменной арки, Долорес с легкой усмешкой наблюдала за тем, как МакГонагалл отчитывает пунцовую от стыда старшекурсницу. Все еще по-зимнему холодный ветер трепал ярко-малиновые локоны студентки, как будто пытался сдуть с них ядовитый оттенок. Признаться, даже у Долорес от такого цвета рябило в глазах.

— Простите, профессор, — лепетала девушка. — Это вышло случайно. Я только несколько прядок хотела перекрасить, их бы совсем не было видно, честно. Но заклинание дало неожиданный результат.

Брови профессора трансфигурации сошлись в жесткую черту.

— Немедленно к мадам Помфри, — сурово проговорила она. — И минус пять очков с Пуффендуя за то что даже на последнем курсе не умеете применять красящие заклинания. Как вы собираетесь сдавать ЖАБА?!

Девушка обреченно вздохнула.

— Мне кажется, профессор МакГонагалл несколько перегибает палку, — Долорес шагнула из тени своего укрытия, подходя к замершей от удивления девушке и кладя руку ей на плечо. Бросив на Минерву быстрый взгляд, она успела заметить, как вспыхнули на мгновение глаза декана Гриффиндора. — Весьма приятный цвет. Я возвращаю Пуффендую пять очков, — одарив студентку сахарной улыбкой, возвестила Амбридж, внимательно глядя МакГонагалл в глаза. — На правах директора.

Тонкие губы скривились в саркастичной усмешке.

— В таком случае, позволю себе напомнить, мадам директор, — сухо проговорила Минерва, — что вы нарушаете собственное правило, номер пятнадцать, кажется, о внешнем виде студентов Хогвартса.

В другой ситуации это, возможно, произвело бы больший эффект. Но сейчас Долорес была готова. Как ни в чем не бывало, она одарила женщину милой улыбкой.

— Из любого правила возможно исключение, дорогая Минерва. Если директор пожелает, — после непродолжительной паузы торжественно добавила она. — И я намерена воспользоваться этим правилом в отношении мисс Твилоуби, — она мягко погладила девушку по плечу, от чего та невольно вздрогнула. — Идите, дорогая, не то опоздаете на урок.

Подхватив сумку, студентка бросилась к ближайшим дверям, явно радуясь, что так легко отделалась. Минерва проводила ее удаляющуюся фигуру мрачным взглядом.

— Очевидно, вскоре студентам будет позволено разгуливать по школе разодетыми как клоуны, — недовольно буркнула она.

— Тому, у кого всегда было плохо со вкусом, этого не понять, — притворно грустно вздохнула Долорес, окидывая профессора трансфигурации снисходительным взглядом. — Скажите, Минерва, вам не надоело: этот вечно строгий пучок, унылые цвета в одежде…

— Смею напомнить, — высокомерно сказала МакГонагалл, расправляя плечи, отчего стала казаться еще выше, — что Хогвартс - это пока еще школа, а не цирк, — ее тонкие губы скривились в презрительной усмешке. — Впрочем, помятуя о вашем трепетном отношении к некоторым цветам… как вы когда-то говорили, розовый молодит? Видимо, сейчас для вас это особенно актуально.

Улыбка исчезла с лица Амбридж так быстро, словно кто-то дернул выключатель. В голубых глазах вспыхнула холодная ярость, но сказать она ничего не успела. Взгляд МакГонагалл переместился с ее лица куда-то ей за спину и брови ее опять нахмурились, отчего на лбу появилась едва заметная морщинка.

— Мадам директор, — послышался скрипучий голос. — Я привел его.

Амбридж стремительно обернулась, всё еще кипя от гнева, но выяснять отношения в присутствии посторонних не решилась. Ничего, она еще припомнит Минерве этот разговор.

Позади стоял Филч, держащий за рукав мантии ничего не понимающего Гарри Поттера. Черт, она совсем забыла, что послала завхоза найти мальчишку. Снейп, наконец, соизволил приготовить новую порцию сыворотки правды, и теперь у нее появилась реальная возможность допросить Поттера.

— Как это понимать?

Под строгим взглядом своего декана парень невольно поежился.

— Я ничего не сделал, — он попытался стряхнуть с себя руку Филча, но завхоз держал его крепко.

— Аргус, ради всего святого, да отпустите его уже, наконец. Что происходит? — она поочередно переводила пристальный взгляд с Филча на Амбридж и обратно.

Долорес мысленно закатила глаза. Ну конечно, волнуется за своего ненаглядного Поттера. Небось обещала Дамблдору позаботиться о мальчишке, пока тот в бегах. Она всегда была предана старику. Этого Долорес никогда не понимала. Впрочем, если подумать, Минерва была его ученицей, он был ее наставником, когда она делала свои первые шаги в анимагии, а позже стала его коллегой в Хогвартсе. Эта парочка буквально неразлучна. Как же ее это раздражало тогда, и что самое удивительное, раздражает до сих пор. Что это? Ревность?

— Не волнуйтесь, Минерва. Мы с мистером Поттером просто побеседуем. Есть несколько вопросов, которые я хотела бы ему задать, только и всего, — она с жеманной улыбкой повела рукой, указывая парню куда идти. Филч тут же подтолкнул того в спину, чтобы пошевеливался.

Проходя мимо застывшей на месте МакГонагалл, Долорес сладко ей улыбнулась. Чем быстрее она выяснит, где скрывается Дамблдор, тем быстрее лишит Минерву последней надежды на победу в их маленькой войне. Без Дамблдора ей не на кого будет надеяться.

Дамблдор… как же она его ненавидит.

Хогвартс, октябрь 1971 года.

Она не думала, что снова увидит эти стены. Величественные башни, бесконечные коридоры, блестящая на солнце гладь Черного озера. Прошло всего несколько месяцев, а ей казалось, что целая жизнь. Когда она взбегала по каменным ступеням главного входа, что-то внутри нее трепетно сжималось. Она никогда особенно не любила Хогвартс, но с этим местом у нее были связаны лучшие воспоминания. И она была рада вновь оказаться здесь. Если бы еще повод был более радостным.

Сердце в груди учащенно билось, словно угодившая в клетку пташка. Они не виделись с Минервой почти неделю. МакГонагалл постоянно ссылалась на занятость в школе и шутила, что Долорес уже достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно без ее надзора. Но Долорес не могла. Эта женщина была словно наваждение для нее, как наркотик. Первые пару дней Амбридж не волновалась, ведь такое уже случалось прежде. Минерва всегда чрезмерно педантично относилась к своей работе, но всё же находила время повидаться с любимой. На третий день Долорес начала тревожиться, а на пятый не могла думать ни о чем, кроме Минервы. В голову лезли совершенно ужасные мысли: от действительно большой загруженности работой до измены. Последнего Долорес боялась больше всего. Что если она наскучила Минерве и у нее появился кто-то другой? Тот тип, например, Элфинстоун Урхарт. Еще будучи студенткой, Долорес несколько раз видела, как он приезжал к МакГонагалл. Что если у них с Минервой роман, а Долорес так, подвернулась под руку, как говорится, пока они, например, были в ссоре? И тут же она одергивала себя, убеждая, что Минерва не такая. Она любит Долорес, в этом нет сомнений. Но тогда почему так долго не приезжает к ней в Лондон? Эти мысли сводили с ума, и сегодня Амбридж не выдержала. Отпросившись у Гейлека, она тут же трансгрессировала в Хогсмид, а оттуда до Хогвартса было рукой подать.

Поднявшись на нужный этаж, Долорес заторопилась по коридору. Уроки уже закончились, и встречавшиеся ей студенты провожали ее недоуменными взглядами. Кто-то даже окликнул ее, узнав, но она не обратила внимание. Вот она, заветная дверь. Личные покои декана факультета Гриффиндор.

Она уже собиралась постучать, когда дверь сама вдруг распахнулась, и на пороге возник Альбус Дамблдор. Долорес невольно отшатнулась, удивленно глядя на директора. Позади него с не менее удивленным видом замерла Минерва. Вместо привычной изумрудной мантии на ней был халат из шотландки, накинутый поверх белоснежной сорочки; черные волосы свободно спадали ей на плечи, лишь подколотые с двух сторон невидимками. Сердце в груди Долорес испуганно сжалось.

— Мисс Амбридж, — добродушно улыбнулся директор, выходя в коридор, — какой неожиданный сюрприз. Соскучились по Хогвартсу? — голубые глаза за полукружием очков задорно блеснули.

Вот только Долорес было совсем не до смеха. Она переводила непонимающий взгляд с директора на Минерву, будучи не в силах произнести хоть слово. Что он делал в ее покоях? Почему она в халате? Она бы никогда не приняла у себя Дамблдора в таком виде, если только…

Глаза девушки сверкнули недобрым огнем.

— Я тоже не ожидала увидеть вас здесь, господин директор, — с нажимом проговорила она, сверля старика гневным взглядом. — Интересно, что…

— Что за глупости, — очевидно верно оценив настрой девушки, Минерва поспешила вмешаться. — Профессор Дамблдор директор Хогвартса или вы забыли, мисс Амбридж? Прежде я не припомню, чтобы у вас были проблемы с памятью, — она припечатала бывшую студентку строгим взглядом и повернулась к директору, с любопытством наблюдавшим за ними. — Простите, Альбус. Я помогаю мисс Амбридж в ее исследованиях в области анимагии, — на лице женщины появилась извиняющаяся улыбка, — но забыла, что на сегодня у нас с ней была назначена встреча для очередной консультации, — с этими словами она отступила чуть в сторону, давая Долорес возможность войти. — Прошу вас, входите. Я уже подготовила для вас несколько книг, которые могут оказаться полезными в вашем исследовании.

Долорес прожгла Дамблдора испепеляющим взглядом и молча вошла. Еще несколько минут она слушала, как Минерва извиняется перед директором, а затем послышался шум закрывающейся двери.

— Ты в своем уме? — тут же накинулась на нее Минерва. — Что ты себе позволяешь! Так разговаривать с директором!

— А ты?! — не менее яростно воскликнула Долорес. Внутри нее сейчас бушевал целый ураган эмоций. Всё было как в тумане. — Как ты могла?! Он же лет на двести тебя старше!

МакГонагалл хотела что-то возразить, но резко замолчала. С минуту она с каким-то непонятным подозрением вглядывалась в раскрасневшееся лицо девушки, а потом вдруг опустилась в ближайшее кресло и захохотала. Столь неожиданная реакция окончательно выбила Долорес из колеи. Злость в груди сменилась обидой, да такой, что на глазах выступили слезы.

— Я думала, ты меня любишь, — прошептала девушка.

— Конечно, люблю, — не переставая улыбаться, проговорила Минерва. — Иначе бы уже выставила тебя вон за подобные мысли.

Кажется, Долорес совершенно перестала понимать, что происходит.

— Профессор Дамблдор приходил проведать меня и по просьбе мадам Помфри принес мне это, — она кивком головы указала на небольшой флакон с темно-коричневой жидкостью, стоявший на журнальном столике. — Заодно мы обсудили некоторые организационные вопросы, касающиеся управления школой.

— Что это? — Долорес откупорила флакон и принюхалась. Минерва тихо наблюдала за ней с доброй, чуть насмешливой улыбкой. — Похоже на укрепляющее зелье, — она обернулась ко все еще сидящей в кресле МакГонагалл и внимательнее всмотрелась в ее лицо. Минерва выглядела бледнее, чем обычно, и в глазах не было привычной живости, взгляд казался потухшим и каким-то уставшим. — Что случилось? Ты больна? — тревога моментально вернулась, вытеснив все остальные чувства. — Почему ты не написала об этом в письме? Я бы…

— Все равно не смогла ничего сделать, — снова рассмеявшись, проговорила Минерва. — А я не хотела тебя волновать. Это обычная простуда, она скоро пройдет.

Вот почему она не приезжала в Лондон. Значит, между ними всё по-прежнему! С души Долорес словно камень упал. В мир вновь вернулись краски, и он заблестел, переливаясь всеми цветами радуги.

— Тебе нужно лечь в постель, немедленно, — тут же засуетилась Амбридж, подбегая к МакГонагалл. — И принять лекарство. Лекарь тебя ведь уже осматривал?

— Долорес…

Но девушку уже было не остановить.

— Какие у тебя симптомы? Температура есть? Дамблдор совсем из ума выжил?! Какое может быть обсуждение рабочих вопросов, если ты больна?

Горячие пальцы коснулись ее губ, призывая к молчанию. Минерва мягко улыбнулась, поднимаясь из кресла и зябко кутаясь в тонкий халат.

— Успокойся. Это всего лишь простуда, от нее не умирают.

Но Долорес успокоилась, лишь когда Минерва оказалась в постели, укрытая теплым одеялом, и выпив, наконец, лекарство. Сама Амбридж устроилась рядом, заботливо поглаживая руку любимой.

— Я думала, ты должна быть сегодня в Министерстве, — МакГонагалл едва заметно нахмурилась. — Разве сегодня не твое дежурство?

— Гейлек меня отпустил. Пришлось соврать, что у меня тетушка заболела, — Долорес невольно прикусила губу — в конце концов, ложь оказалась частично правдой. — Я очень соскучилась и безумно хотела тебя увидеть.

Минерва лишь покачала головой. Ну что ты будешь делать с этой девчонкой.

— Мы ведь уже это обсуждали, — не слишком веря в результат своих увещеваний, все же проговорила она. — Нельзя афишировать наши отношения. Если кто-нибудь узнает…

— Мне всё равно, — пробормотала Долорес, целуя Минерву в горячий лоб. — Я тебя люблю.

— Глупенькая, — МакГонагалл мягко погладила ее волосы и устало вздохнула. Зелье начало действовать и женщину стало клонить в сон. — Тебе не стоит тут задерживаться, — сонно проговорила она.

— Пожалуйста, позволь мне остаться. Я хочу побыть с тобой, позаботиться о тебе, как ты заботишься обо мне.

У нее не было сил на споры, и Минерва лишь коротко кивнула, закрывая глаза.

— Но только на пару часов, - пробормотала она едва слышно.

Минуту спустя она уже мирно спала, положив голову на плечо Долорес, а девушка ласково гладила ее волосы, охраняя сон любимой. Никуда она не уйдет. Пусть Минерва будет потом на нее ругаться, но она всё равно ее не бросит.

========== Глава 8 “Сердце слепо” ==========

Лондон, конец декабря 1971 года.

— Но так не честно! Это должно было быть наше первое Рождество вместе!

Минерва со вздохом смотрела на мечущуюся по комнате девушку. Порой Долорес выходила из себя слишком неожиданно, чрезмерно остро реагируя на казалось бы незначительные моменты.

— Роберт очень просил. Малкольм с семьей тоже приедет. Мы уже несколько лет не собирались вместе всей семьей. Я не могла ему отказать.

— А как же я?! — воскликнула Амбридж.

Она так ждала этого праздника. Рождественские каникулы в Хогвартсе уже начались, студенты разъехались по домам, и Минерва тоже решила не оставаться в школе, чем несказанно удивила Дамблдора и коллег. На время праздников она перебралась в квартиру Амбридж, и они дни напролет проводили вместе. Никогда еще Долорес не чувствовала себя такой счастливой. Ее чувства к Минерве лишь крепли, хотя казалось бы разве можно любить сильнее. Она всюду была рядом с МакГонагалл, наслаждаясь каждой минутой, проведенной с ней. И на Рождество у нее были грандиозные планы, которым теперь не дано было свершиться. Минерва бросает ее одну!

— Я думала, ты захочешь встретить Рождество с отцом, — мягко проговорила МакГонагалл, совсем по-кошачьи склонив голову на бок и внимательно глядя на девушку.— Вы не виделись с тех пор, как ты переехала сюда.

— И меня это вполне устраивает, — буркнула Амбридж, явно недовольная упоминанием об отце.

— Долорес, — Минерва мягко притянула девушку к себе и нежно поцеловала в висок, — он твой отец и очень любит тебя, — она чуть отстранилась, заглядывая ей в глаза. — Хотя бы напиши ему. А еще лучше навести.

Амбридж картинно закатила глаза, чувствуя, как мягкие руки Минервы ласково поглаживают ее спину. Обидно было до слез, но она лишь сильнее прижалась к любимой, зарываясь носом в складки ее платья.

— Только ради тебя, — пробормотала она. — Ты слишком хорошо на меня влияешь.

Канун Рождества наступил незаметно. За окном тихо падал снег, тут же превращаясь в противную грязную жижу. Погода в Лондоне всегда была ужасной, но сейчас она была как раз под стать настроению Долорес. Минерва трансгрессировала пару часов назад, и сейчас наверное уже сидит со своей семьей за красиво накрытым праздничным столом в окружении близких людей. Как же ей хотелось тоже там оказаться. Долорес даже подумывала сделать МакГонагалл сюрприз, но здравый смысл подсказывал ей, что Минерву это не обрадует. Она все еще считала, что им не следует афишировать их отношения, опасаясь, что это повредит начинающейся карьере Долорес, которая продвигалась вполне успешно. В прошлом месяце ее зачислили в штат, и теперь она занимала должность младшего сотрудника. Но на этом она останавливаться была не намерена. У нее уже даже был план, как быстро добиться повышения.

И все же слова Минервы всякий раз ранили ее. Она собиралась провести с этой женщиной остаток своих дней, и ее слова глубоко ее задевали. Неужели Минерва не видит, что ее чувства к ней настоящие, а вовсе не юношеская влюбленность?

Печальные мысли поднятию настроения никак не способствовали, и, в конце концов, Долорес решила вообще не праздновать и лечь спать пораньше. Заснуть удалось на удивление быстро, но во сне она по-прежнему видела МакГонагалл. Видение с зелеными глазами преследовало ее во сне и наяву.

Долорес не сразу поняла, что ее разбудило. В комнате было темно, время едва перевалило за полночь. Сев в кровати, девушка невольно прислушалась. Сперва она не услышала ничего подозрительного и уже было решила, что ей просто что-то приснилось, но затем до нее долетели приглушенные звуки какой-то возни. И доносились они из кухни.

Кажется, в Министерстве кто-то из коллег рассказывал, что на Рождество учащаются случае квартирных краж. Многие жильцы уезжают на праздники, оставляя жилье без присмотра.

Судорожно вздохнув, Долорес потянулась к лежащей на прикроватной тумбочке волшебной палочке.Стараясь не издавать ни звука, она бесшумно выскользнула в коридор. Из кухни лился слабый желтоватый свет. Палочка в побелевших пальцах едва заметно подрагивала. Сделав глубокий вдох, Амбридж с громким криком ворвалась в кухню. В ту же минуту послышался звон разбившейся тарелки и женский вскрик.

Долорес застыла с раскрытым ртом, не очень понимаю сон это или реальность. У кухонного стола застыла МакГонагалл в вишневом атласном платье, отороченном белоснежной полоской меха, у ее ног по полу медленно растекался клюквенный соус, впитываясь в валяющиеся тут же вперемешку с осколками посуды овсяные лепешки. На столе на большом рождественском блюде красовались кусочки фаршированной индейки, ростбифа с картофелем и овощами и прочей традиционной рождественской снеди.

— Ты до чертиков меня напугала, — она с сожалением посмотрела на красные пятна соуса на полу и потянулась к волшебной палочке. Один взмах и пол вновь засиял чистотой.

— Что ты здесь делаешь? — Долорес несколько раз моргнула, прогоняя остатки сна. — Ты должна встречать Рождество со своей семьей.

Минерва поправила овощи на блюде. В слабом свете свечей ее глаза мерцали каким-то магическим блеском, как тогда, в ее спальне в их первую с Долорес ночь.

— Никто не должен встречать Рождество в одиночестве, — мягка улыбнулась она. — И ты была права, это наше первое совместное Рождество. С Робертом я и так часто вижусь, а Малкольм еще пробудет в Лондоне несколько дней, так что мы успеем наговориться. Вот я и подумала, что могла бы улизнуть от них пораньше и…

Договорить она не успела, Долорес бросилась ей на шею, счастливо всхлипывая, и несколько минут они просто стояли в тишине, нежась в объятиях друг друга.

— Симпатичная пижамка, — усмехнулась Минерва, наконец отстранившись. — То что надо для Сочельника.

Долорес почувствовала, что краснеет. На фоне эффектного платья МакГонагалл ее розовая пижама смотрелась довольно забавно.

Минерва взяла со стола небольшую пиалку с рождественским пудингом и коснулась маленькой свечки в его центре. Мгновение и на кончике свечи зажегся крошечный огонек. Повернувшись к молча наблюдавшей за ней девушке, она вложила пиалку ей в ладони, накрыв их своими, и ласково улыбнулась:

— С Рождеством, Долорес.

Много позже, когда за окном уже брезжил рассвет и Рождество наконец наступило, Минерва наблюдала за спящей в ее объятиях девушкой. Долорес улыбалась во сне, и губы женщины невольно тронула такая же улыбка. Она осторожно, чтобы не разбудить, погладила разметавшиеся по подушке каштановые локоны и аккуратно поправила сбившееся одеяло. Долорес что-то пробормотала во сне, крепче прижимаясь к ее плечу, словно котенок, ишущий ласки.

Она уже и не помнила, когда прежде ей было так хорошо и спокойно. Словно все невзгоды, через которые она прошла за свою жизнь, развеялись точно предрассветная дымка. И так отчаянно хотелось, чтобы это состояние приятной неги никогда не заканчивалось. Вот бы можно было остановить время и навсегда остаться в этой ночи, забыв обо всем, что осталось позади, и не думать о том, что еще ждет их в будущем.

Но Минерва не могла не думать об этом. Как бы хорошо ей не было с Долорес, она отчетливо понимала, что сказка не может длиться вечно, и скрываться всю жизнь они тоже не смогут. Когда их отношения только начинались, она готовила себя к тому, что вскоре Долорес к ней охладеет, как это часто происходит в юном возрасте, когда гормоны бьют ключом и хочется взять от жизни всё. Но чем дольше они были вместе, тем отчетливее Минерва понимала, что привязанность Долли к ней лишь крепнет, порой приобретая навязчивые оттенки. И это вызывало тревогу, с которой Минерва еще не знала, что делать.

Хогвартс, весна 1996 года.

— Поттер, я помогу вам стать мракоборцем, даже если это последнее, что я сумею сделать! Я буду учить вас по ночам и позабочусь, чтобы вы добились необходимых результатов!

Их крики, должно быть, слышала вся школа. Позади послышался стук закрывающейся двери — это Поттер предпочел поскорее ретироваться из кабинета в надежде избежать участия в разгорающейся перепалке.

Ее глаза пылали такой яростью, что Долорес невольно сглотнула, чувствуя приятную дрожь во всем теле. Как же Минерва прекрасна в своем гневе.

Они что-то кричали друг другу, но Долорес почти не слышала собственного голоса. Язвительные обвинения срывались с языка скорее автоматически, чем обдуманно. Она не могла отвести взгляда от этих зеленых глазах, горящих сейчас таким огнем, что казалось, он способен сжечь Амбридж дотла, испепелить за одно крошечное мгновение.

Ни разу за весь этот год ее желание коснуться этой женщины не было столь сильно. Кажется, она обвиняла Минерву в измене, в желании занять кресло заместителя министра, но смысл сказанного едва ли достигал ее сознания, погруженного в пучину желания и ярости. Разве можно ненавидеть человека и в тоже время до безумия хотеть его? А она хотела. Черт, она хочет ее как никогда прежде. До дрожи в коленях. До слепого безумия.

Их личная война, сокрытая под покровом официоза и министерской политики, стала медленно выходить на первый план. Долорес добилась всего к чему стремилась: она первый заместитель министра магии, а теперь еще и директор Хогвартса, ее боятся коллеги (а значит, уважают!), в ее руках власть и судьба волшебной Англии. Отличный послужной список, если бы не одно «но», портящее все показатели. Минерва МакГонагалл. Несгибаемая, гордая, принципиальная. Как бы Долорес не старалась, ей не удавалось сломить ее. Минерва стала ее личным наваждением, преследующим ее повсюду. Она словно заезженная мелодия, которую, услышав раз, уже не можешь выкинуть из головы. И трудно было сказать, чего Амбридж хотела больше: вновь сделать прекрасную профессора трансфигурации своей или избавиться от нее раз и навсегда.

— Чего вы добиваетесь, Долорес? — гневно прокричала МакГонагалл, нависая над невысокой Амбридж словно башня. — Вы превратили жизнь Хогвартса в фарс! Вы…

Кажется, она продолжала что-то кричать. Ее точеное лицо, сейчас белое от ярости, снова оказалось в опасной близости от ее, так что Долорес могла рассмотреть едва заметные паутинки морщин в уголках глаз (это потому что она часто щурится, когда без очков), тонкие губы, слегка приоткрыты, она тяжело дышит, и грудь соблазнительно приподнимается в такт этим вздохам. Черт, даже после стольких лет она не потеряла своей привлекательности. В памяти как назло одна за одной всплывают картины их совместных ночей. Горячие руки, ласкающие нежную кожу, и жар поцелуев, от которых захватывало дыхание и хотелось кричать, исступленно и бесконечно.

За долгие годы она научилась контролировать свои эмоции, скрывая их за сахарными улыбками и жеманными манерами. Но сейчас, казалось, они полностью завладели ею, лишая последних крох самообладания и здравого смысла. И прежде чем Долорес поняла, что делает, ее рука взметнулась вверх, сжав тонкое предплечье, даже сквозь изумрудную ткань чувствуя жар ее кожи. Минерва резко замолчала, оборвав свою тираду на полуслове. На мгновение в ее глазах промелькнуло смятение, смешанное с удивлением, но через секунду она вновь смотрела на стоящую перед ней женщину ледяным, колючим взглядом.

— Что вы делаете? — коротко бросила она.

От холодности ее голоса Долорес невольно передернула плечами. И это подействовало отрезвляюще.

— Ничего.

Она резко отпустила руку МакГонагалл, отступая от нее на несколько шагов, словно из опасения, что их близость вновь заставит ее потерять контроль. Блокнот и перо валялись на полу, брошенные в пылу ссоры, и Долорес подняла их, запоздало сообразив, что можно было просто призвать с помощью магии, так было бы эффектнее. Минерва молча наблюдала за ней, чуть склонив голову на бок. Ее лицо все еще хранило отпечаток их перепалки, но выглядела она уже гораздо спокойнее.

— У меня много работы, — отрывисто произнесла она, возвращаясь за свой стол, прячась за ним словно за стеной, которую, Долорес знала, ей не сломать. Уже не сломать. — Так что если вам больше нечего сказать…

— Не обольщайтесь, профессор. Мы еще вернемся к этому разговору, — едко бросила Амбридж и распахнула дверь, по ту сторону которой обнаружилось несколько любопытных студентов. Впрочем, они тут же поспешили исчезнуть из поля зрения.

— Жду с нетерпением, — донеслось до Амбридж прежде чем дверь за ней успела захлопнуться.

Минерва тяжело вздохнула, опускаясь в кресло и глядя на собственные руки. Они едва заметно подрагивали. Кресло заместителя министра, какая несусветная глупость. Последнее, чего она могла бы желать в этой жизни, так это возвращения в Министерство магии.

Зато Долорес всегда мечтала об этом - верхние ступени карьерной лестницы. Она хорошо это помнила.

Откинувшись на спинку кресла, Минерва устало прикрыла глаза, уносясь прочь на волнах воспоминаний.

Лондон, апрель 1972 года.

Весна в этом году пришла раньше обычного. Снег, выпавший в конце февраля, начал стремительно таять, и первые ручьи хлынули по улицам Лондона, с шумом стекая в городские водостоки. Кое-где на открытых участках лужаек лондонского Гайд-парка уже начала проклевываться зеленая трава, и птицы, казалось, поют особенно громко, приветствуя просыпающуюся после зимнего сна природу.

По берегу озера Серпентайн в этот ясный апрельский день бегал мальчуган лет пяти, весело топая по лужам, в которых словно в зеркале отражалось весеннее небо с белыми пушистыми облаками. Воспользовавшись моментом, пока его отец увлечен чтением Таймс, мальчик приблизился к самому краю озера, с интересом разглядывая собственное отражение в голубой воде. Неподалеку расположилась лодочная станция. В теплое время года здесь на прокат выдавали маленькие лодочки и катамараны для желающих поплавать по озеру. Но сейчас не сезон, и станция была всё еще закрыта. Мальчуган с интересом рассматривал украшенные веселыми, но поблекшими за зиму, рисунками стены станции, когда тихий хлопок привлек его внимание. У дальней стены постройки, не видной со стороны парковых дорожек, вдруг появилась женщина в длинном развевающемся плаще цвета спелой пшеницы. Она появилась как будто из воздуха, словно по волшебству. Заметив удивленно таращившегося на нее ребенка, незнакомка дружелюбно улыбнулась ему и, спустившись по скрипучим ступеням на покрытую мелким гравием дорожку, быстро прошла мимо, с улыбкой подмигнув мальчику. Поднявшийся легкий ветерок трепал ее упругие черные пряди, выбившиеся из низкого пучка.

Пройдя по дорожке к выходу из парка, она перешла через дорогу и вошла в двери небольшого паба, примостившегося на другой стороне от парка, точно напротив знаменитой арки Уголка ораторов. В пабе ее уже ждали. Один из двух мужчин, заметив ее появление, встал со своего места за столиком у окна и галантно поцеловал ей руку, в то время как его спутник отодвинул для гостьи стул.

— Простите, что заставила себя ждать, — извинилась Минерва, снимая плащ и вещая его на спинку соседнего стула. — Поттер и Блэк опять устроили драку с тем мальчиком со Слизерина, о котором я тебе рассказывала, Элфинстоун.

— Северус Снейп?

— Верно, — со вздохом кивнула МакГонагалл. — Пришлось наказать всех троих. Представляешь, Поттер с дружками теперь называют себя Мародерами, — она недовольно фыркнула, отчего напомнила Урхарту кошку. — Надо же было додуматься. Чувствую, Хогвартс еще хлебнет с этими смутьянами.

— Хогвартс и не такое видел, — весело подмигнул Элфинстоун, задорно поддев локтем своего спутника. — Помнишь, Мортимер, как мы взорвали навозную бомбу возле кабинета зельеварения. Смрад стоял такой, что занятия пришлось на несколько дней перенести на другой этаж.

Оба мужчины весело рассмеялись, еще какое-то время развлекали Минерву байками из времен их ученичества.

— Как продвигается ваше расследование кражи в магазине снадобий?

Коллега Урхарта удивленно приподнял брови.

— Мне рассказала мисс Амбридж, — виновато пожала плечами Минерва. — Она ведь работает у вас в Секторе борьбы с неправомерным использованием магии.

Помнится, Долорес сетовала, что из-за одного преступления, которое мракоборцы так и не смогли раскрыть сами, подключили чуть ли не все подразделения Отдела магического правопорядка.

— Вообще-то это закрытая информация, — буркнул Гейлек.

Но Урхарт лишь потрепал друга по плечу.

— Минерве можно доверять. К тому же мы все равно собирались ей всё рассказать.

— Значит, дела идут не очень хорошо, — МакГонагалл откинулась на спинку стула, устремив на двоих мужчин колючий взгляд своих зеленых глаз. — Рассказывайте.

— Все действительно не так хорошо, как мы рассчитывали, — пояснил за друга Элфинстоун. — Поэтому я и попросил о встрече. Нам нужна твоя помощь, Минерва, — он достал из портфеля тонкую папку и передал ее МакГонагалл. — Здесь отчет мракоборцев с места преступления. Согласно ему, они обнаружили клоки шерсти, предположительно волчьей, но в ночь кражи не было полнолуния…

— И вы подумали, что преступник — анимаг, — не отрываясь от чтения отчета, проговорила Минерва.

Оба мужчины молча кивнули.

— Но в Реестре анимагов нет никого с такой анимагической формой, — вздохнул Мортимер.

— Потому что этот анимаг не зарегистрирован, — задумчиво проговорила волшебница. Чем дольше она читала отчет, тем больше хмурилась. — Это вообще не анимаг. Вернее не совсем анимаг.

Она развернула отчет так, чтобы ее спутникам было хорошо видно. Оба тут же придвинулись ближе, разглядывая страницы, исписанные чьим-то размашистым почерком.

— Грюм пишет как курица лапой, — недовольно пробормотал Гейлек, доставая из внутреннего кармана своего жилета очки.

— Смотрите, — Минерва указала на нужное место в отчете, — список похищенных ингредиентов. Вор хочет приготовить противоанимагическое зелье, — заметив недоуменные взгляды, МакГонагалл со вздохом пояснила. — Первое превращение в животное происходит с помощью зелья, которое крайне сложно в приготовлении. Любая ошибка может привести к страшным мутациям, и волшебник, решивший стать анимагом, навсегда останется полуживотным-получеловеком. В современной науке трансфигурации не существует средства, способного обратить вспять такого рода изменения, но некоторые шарлатаны утверждают, что разработали зелье на основе корня мандрагоры, способное обратить мутацию вспять. Судя по списку похищенных ингредиентов, именно это зелье и хочет приготовить ваш вор, — она внимательно всмотрелась в корявые строчки. — Правда, одного ингредиента не хватает — яда Акромантула.

— Это очень редкие ингредиент, — нахмурился Гейлек. — Такой есть далеко не у каждого торговца.

Они с Урхартом переглянулись, но Минерва опередила их, озвучив общую догадку.

— Найдите, кто продает яд, найдете своего вора, — она с победным видом захлопнула папку, возвращая ее Урхарту.

— Я всегда говорил, что Отдел магического правопорядка лишился блестящего сотрудника, — произнес Элфинстоун, с ласковой улыбкой глядя на сидящую перед ним женщину.

— Я вполне счастлива в Хогвартсе.

И это была чистейшая правда. Те два года, что Минерва проработала в Министерстве, она вряд ли бы назвала счастливыми по многим причинам. Но было и кое-что хорошее — благодаря этому она обрела замечательного друга в лице Элфинстоуна. И хотя она прекрасно понимала, какие чувства он питает к ней, ответить ему взаимностью она не могла. Но, к счастью, это не мешало их крепкой дружбе.

— Прошу меня извинить, я ненадолго оставлю вас, — извинился Урхарт, выходя из-за стола.

Минерва проводила взглядом его удаляющуюся фигуру и повернулась к Гейлеку.

— Как дела у Долорес?

К ее удивлению Мортимер моментально помрачнел.

— Она весьма трудолюбива, — уклончиво проговорил он, но Минерва лишь больше нахмурилась.

— Что-то случилось? Вы не довольны ее работой?

Странно. Долорес не рассказывала о проблемах на службе. Наоборот, неделю назад ее повысили, и сегодня они с Минервой собирались, наконец, отпраздновать это событие. МакГонагалл очень ею гордилась. Меньше чем за год так продвинуться по карьерной лестнице.

— Это ведь вы рекомендовали ее Элфинстоуну? — напряженно спросил Гейлек.

Минерва молча кивнула, чувствуя, как внутри нее зарождается тревога.

— Мортимер, говорите уже, что произошло? Что совершила Долорес?

Чувствовалось, что ему неудобно говорить об этом. Но Минерва была полна решимости выяснить, что происходит. И сделать это до возвращения Урхарта, который, судя по поведению Гейлека, ничего не знал.

— Вы ведь знаете, что недавно Долорес получила повышение? — напряженно спросил он. Минерва молча кивнула. — Сотрудник, занимавший эту должность до нее, Генри МакКормак, был уволен незадолго до этого за утерю важных документов. Он всегда был немного рассеян, но к работе относился очень ответственно, да и в Секторе проработал много лет.

— И причем тут Долорес?

Минерва совершенно не понимала, к чему клонит Мортимер.

— Накануне обнаружения пропажи я забыл в офисе свой зонт, — принялся объяснять Гейлек, кажется, чувствуя себя совсем неловко перед МакГонагалл, — и, вернувшись за ним, увидел Долорес, выходящую из кабинета, где они с Генри работали вместе. Мне показалось это странным, ведь я видел, как она ушла одной из первых в тот день.

— Может тоже забыла что-то, — пожала плечами Минерва. Слова Мортимер совсем ее не убедили.

— Сперва я тоже так подумал и потому не обратил внимания. Но на следующий день обнаружилось, что документы исчезли, а после увольнения Генри Долорес нашла их якобы в стопке старых номеров Ежедневного пророка, которые валялись у них в кабинете с незапамятных времен. Мистер Крауч, который сейчас возглавляет Отдел, отказался возвращать Генри, обвинив его в халатности. Но я знаю МакКормака много лет и не верю, что он мог так ошибиться.

За столом ненадолго повисло тягостное молчание.

— Это ничего не доказывает, — вдруг решительно проговорила МакГонагалл. — Если вы обвиняете Долорес в…

— Вовсе нет, — торопливо перебил ее Гейлек. — Я лишь рассказываю то, что видел. Долорес очень приятная девушка, — он немного помолчал. — Правда ее взгляды…

— А что не так с ее взглядами? — Минерва уже не пыталась скрыть раздражения в голосе.

Создавалось впечатление, что Мортимер нарочно пытается придумать способы, чтобы очернить Долорес. Но было совершенно не понятно зачем ему это. Хочет протащить на ее место кого-то другого? Или пытается найти способ вернуть своего друга и коллегу МакКормака?

— Не поймите меня неправильно, Минерва. Но порой взгляды Долорес бывают весьма радикальны. К примеру, недавно она отзывалась о кентаврах как о скотине, место которой на ферме. И ее довольно жесткие взгляды относительно маглов — некоторым они кажутся слишком… жестокими.

Минерва почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ей казалось, что Долорес отказалась от своих студенческих взглядов. И услышать сейчас подобное от ее начальника оказалось крайне неприятным.

— Она еще молода и многого не понимает, — она изо всех сил старалась сгладить острый угол. — Уверена, со временем она изменит свое мнение. Вспомните, еще недавно половина Министерства считала также.

Гейлек неопределенно пожал плечами, но судя по выражению его лица, слова Минервы не слишком его обнадежили. Признаться честно, Минерву тоже.

— Что я пропустил? — раздался у нее за спиной веселый голос, и Урхарт плюхнулся обратно на свое место.

— Ничего интересного, — улыбнулась Минерва, но всё оставшееся время, что они провели за беседой, она то и дело мысленно возвращалась к словам Мортимера.

Разговор с Гейлеком весь день не выходил у нее из головы. Поверить, что Долорес могла подставить собственного коллегу ради повышения, Минерва не могла. Ведь она знает Долли. Да, Долорес мечтает о высокой должности. Но не такой же ценой!

Сегодня была пятница, и Минерва решила не возвращаться в Хогвартс. К тому же Долорес обещала устроить небольшой праздничный ужин в честь повышения. К тому моменту, как Минерва вернулась в их квартиру, она полностью убедила себя в ошибочности выводов Мортимера. Настроение от этого сразу улучшилось, и Минерва не без удовольствия втянула носом аппетитные ароматы, доносившиеся с кухни. Долорес что-то колдовала у плиты, полностью увлеченная процессом, и не заметила, как МакГонагалл, ступая практически бесшумно, подошла к ней.

— Ммм… мое любимое. Пахнет аппетитно, — с улыбкой проговорила она, обнимая девушку сзади за талию. — Думала, твой конек это выпечка.

— Я много практиковалась.

Долорес чмокнула любимую в щеку, а затем, немного помедлив, поцеловала в губы. Поцелуй вышел долгий, так что аппетитно шкварчащее на плите рагу едва не подгорело.

Почти весь ужин Долорес болтала без умолку, рассказывая о грандиозных планах на будущее, а Минерва с улыбкой наблюдала за ней. Кажется, все ее страхи окончательно рассеялись, уступив место чувству нежности и гордости.

— Ты бы видела лицо МакКормака, когда ему объявили, что он уволен, — рассмеялась Амбридж, убирая со стола тарелки и расставляя чайный сервиз. — Я испекла торт, надеюсь, тебе понравится. Так вот, лицо у него было, скажу тебе, — она снова весело засмеялась.

Минерва почувствовала, как по спине пробежал холодок, и что-то в груди предательски сжалось.

— Разве тебе не жаль его? — осторожно спросила она, невольно всматриваясь в улыбающееся лицо Долорес. — Мне казалось, вы неплохо общались.

Амбридж пренебрежительно фыркнула.

— Он ничего из себя не представлял, только зря занимал должность. Но теперь это в прошлом, и уж я наведу там порядок. Попробуй-ка вот это, — она с улыбкой протянула МакГонагалл блюдце с черничным пирогом.

Минерва взяла его практически машинально. Мысли летели в голове со скоростью несущегося под откос локомотива.

— Долорес, я хотела спросить, — осторожно начала она, испытывающе глядя на девушку. — Та история с пропажей документов, из-за которой уволили МакКормака…

— Откуда ты знаешь?

Улыбка тут же исчезла с ее лица.

— Гейлек рассказал. Мы обедали сегодня с ним и Элфинстоуном возле Гайд-парка.

— Ты виделась с Урхартом? — дрогнувшим голосом проговорила Амбридж, откладывая в сторону вилку с наколотым на нее куском пирога.

Минерва неопределенно пожала плечами, уже понимая, что видимо зря упомянула своего бывшего начальника. Долорес всегда слишком остро реагировала на их с МакГонагалл общение.

— Им с Мортимером нужна была консультация анимага по тому делу с кражей, о котором ты рассказывала.

Долорес напряженно молчала, уставившись в тарелку.

— Долли, — Минерва осторожно накрыла ладонь девушки своей, — ты ведь не имеешь отношения к пропаже тех документов?

Но казалось Амбридж едва ее слышит. Она так и продолжала угрюмо молчать, уставившись в одну точку.

— Долорес, — Минерва решила предпринять еще одну попытку, но Амбридж внезапно вырвала руку и выскочила из-за стола.

Совершенно не ожидавшая такой реакции, Минерва невольно отстранилась, успев лишь заметить блеснувшие на ресницах девушки слезы.

— Какая разница! Его уволили и точка! Он сам виноват, что не следил за бумагами! — вдруг выкрикнула Амбридж. — Кто угодно мог взять их!

— Но их взяла ты, — тихо проговорила МакГонагалл, и в голосе ее прозвучала какая-то обреченность. Она смотрела на стоящую перед ней девушку и не могла поверить в происходящее. — Что же ты наделала, девочка…

Видимо в ее взгляде слишком сильно сквозило осуждение, потому что Долорес вдруг испугалась. Что если своим поступком она оттолкнула любовь всей своей жизни? В туже минуту она бросилась к Минерве, упав перед ней и обхватив ее колени, прижимаясь мокрой от слез щекой к шелковой ткани платья.

— Прости меня. Я лишь хотела продвинуться по службе, что бы ты могла гордиться мной. А он…он был никчемным, я работаю гораздо лучше, все тебе скажут, — она подняла заплаканное лицо, взглянув на МакГонагалл. — Только не оставляй меня, прошу. Я больше никогда так не сделаю. Обещаю. Ты нужна мне, Минерва. Очень нужна.

В ее глазах, словно в двух бездонных озерах, плескался почти животный страх. Больше всего она боялась разочаровать МакГонагалл. И теперь, видя осуждение в ее глазах, ей было страшно, она боялась потерять ее расположение, ее любовь. Это Урхарт виноват! Во всем виноват Урхарт! Если бы не он, Минерва ничего бы не узнала.

— Нам следует все рассказать Гейлеку. МакКормака должны вернуть на работу.

— Но тогда, — всхлипнула Долорес, — тогда уволят меня. Гейлек мне не простит. Меня никогда больше не возьмут на работу в Министерство, и я стану как отец, жалкой и никому ненужной.

Последние слова она произнесла почти шепотом с такой обреченностью, что у Минервы внутри все сжалось в комок от жалости. Она ласково погладила девушку по волосам в попытке приободрить.

— Я поговорю с ним, попрошу, чтобы тебя не увольняли. Он послушает…

Но Долорес отрицательно покачала головой, медленно поднимаясь с пола. Слезы почти высохли, и теперь она смотрела на Минерву с обреченной покорностью.

— Ты сама знаешь, этого не будет. Даже если тебе удастся уговорить Гейлека, убедить главу Отдела ты не сможешь. Мистер Крауч не станет слушать. И даже Урхарт тебе не поможет.

— И всё же я попробую, — решительно проговорила МакГонагалл.

Всю ночь она просидела в гостиной, глядя на трепещущее пламя свечи, догорающей на столе. Она размышляла. О том, как лучше преподнести всё начальнику Долорес, так чтобы ее вина в этом деле казалась минимальной. Но большей частью она думала о самой Долорес, вспоминая, как сильно она радовалась, когда сова принесла ей письмо из Министерства с сообщением о принятии на работу, как она волновалась в свой первый день, с каким упоением рассказывала Минерве о рабочих делах. Это была ее мечта, и теперь Минерва собиралась лишить ее этой мечты. Из-за одной глупой ошибки, совершенной одной глупой девчонкой.

На следующее утро, когда Долорес вышла из спальни, Минерва, полностью одетая, домывала посуду на кухне. Это была ее привычка, казавшаяся Амбридж довольно странной — Минерва любила мыть посуду без помощи магии, обясняя, что это ее успокаивает.

За всю ночь Долорес не сомкнула глаз, и теперь последствия бессонной ночи были хорошо видны на ее лице: под глазами залегли темные круги, кожа выглядела бледной и болезненной, а потухшие голубые глаза смотрели с затаенной обреченностью - так смотрят заключенные Азкабана перед поцелуем дементора.

— Если не поторопишься, опоздаешь на работу, — бросив на девушку быстрый взгляд через плечо, проговорила МакГонагалл.

— Я не пойду, — тихо пробормотала Амбридж, бесцельно бродя по комнате, словно в поисках чего-то, о чем она сама не знала. — Всё равно уволят, так какой смысл.

Сидеть весь день в спальне было бы ужасно глупо, но и находиться рядом с Минервой после вчерашнего ей было трудно. Ей никогда еще не было так страшно — вся ее жизнь вдруг разом ухнула в пропасть, и она не знала, как всё поправить. Она не могла сознаться начальнику в совершенном нарушении, но и потерять доверие Минервы не хотела. Впрочем, последнего она судя по всему уже лишилась.

— Уволят, если не придешь вовремя. Ты теперь занимаешь куда более серьезную должность и не можешь позволить себе подобного рода вольности.

Долорес несколько удивленно обернулась, устремив на МакГонагалл пристальный взгляд. Минерва буквально чувствовала, как он ввинчивается ей между лопаток острой иглой, но упорно продолжала мыть посуду, не поднимая на девушку взгляд, как будто той и нет вовсе в комнате.

— Хочешь сказать, ты передумала? — осторожно спросила Амбридж, чувствуя, как внутри нее затеплилась надежда. Она приблизилась к женщине, не спуская с нее испытывающего взгляда. — Минерва?

Закончив с посудой, МакГонагалл вытерла руки о полотенце и повернулась к молча разглядывающей ее девушке. С минуту они смотрели друг на друга.

— Я хочу, чтобы ты дала мне слова, что такого больше никогда не повторится, — в голосе Минервы отчетливо сквозили металлические интонации. — Ты поступила гадко и низко. Надеюсь, ты это понимаешь.

Долорес молча кивнула, а потом вдруг стремительно обняла женщину. Сердце в груди забилось как сумасшедшее.

— Обещаю, — прошептала она, пряча лицо в водопаде черных локонов; ставший привычным аромат сирени кружил голову. — Я всё сделаю ради тебя.

«Нет. Это я сделаю».

Руки Минервы мягко легли на девичью талию, притягивая Долорес еще ближе. Она мягко поцеловала девушку в висок и глубоко вздохнула. Решение далось нелегко, но Минерва убедила себя, что поступает правильно.

Во всяком случае, она сильно на это надеялась…

========== Глава 9 “Без тебя меня не существует” ==========

Хогвартс, 1996 год.

Хогвартс сошел с ума. После побега Дамблдора она была уверена, что уж теперь-то школа у нее в руках. Но как же сильно она ошибалась. Вместо смиренного подчинения, ей была объявлена настоящая война. Сперва это были лишь близнецы Уизли, но после того, как сбежали и они, оставив после себя целый ворох летающих по школе фейерверков и огромного болота на шестом этаже, которое так и не удалось убрать, их примеру последовали и другие студенты.

Вдохновленные близнецами, многие ученики вступили в борьбу за право занять освободившиеся места Главных Бузотеров Хогвартса, и теперь в коридорах постоянно взрывали навозные бомбы, двери кабинетов удивительным образом не открывались, туалеты постоянно оказывались затоплены, так что заливало по пол-этажа, а в кабинете директрисы постоянно оказывались то пикси, то нюхлеры, то еще какие-нибудь мелкие твари, доставлявшие целый ворох проблем. Да еще и ученики на ее уроках постоянно падали в обморок и начинали кашлять кровью, из-за чего их приходилось отправлять в больничное крыло по несколько человек за раз, так что в классе редко оставалось больше трех-четырех студентов.

Целыми днями ей приходилось бегать по школе, устраняя последствия всевозможных проделок. И больше всего бесило, что никто из преподавателей или обслуживающего персонала даже не пытался ей помочь, предпочитая наблюдать за ее потугами со стороны.

Дни слились для нее в один непрекращающийся кошмар, от которого она никак не могла проснуться.

Оказавшись, наконец, поздним вечером в своем кабинете, Долорес в изнеможении упала в кресло. Как же она от всего этого устала. Будто весь Хогвартс вдруг разом объявил ей войну. Даже чертов ящик стола не желал открываться, механизм заело. Она в ярости саданула по нему рукой, тут же невольно вскрикнув от боли — не рассчитала силу удара. Чертова школа, чертовы дети, чертов Фадж с его манией вечных заговоров! Надоело. Ощущение полного тотального контроля, которое она так любила, стремительно исчезало, ускользая сквозь пальцы, подобно воде. И она ничего не могла с этим поделать. Кажется, у нее больше не осталось сил противостоять им всем, мечтающим о ее падении. Все против нее. Она одна.

Впрочем, она привыкла к одиночеству — ее верному спутнику последние пару десятков лет. Ее целью давно уже стала карьера. Ничего другого в жизни ей не удалось добиться. Она не смогла завести крепкой дружбы, так и не вышла замуж. Те, кто пытался узнать ее ближе, очень быстро понимали, что за сладкими улыбками и приторными манерами скрывается довольно жестокая и нетерпимая личность. Ее опасались, ее избегали. Руководство ценило ее за добросовестное отношение к работе и безграничное трудолюбие и упорность. Но, как правило, на этом все и заканчивалось. И чего она добилась в конце? Одиночество на вершине.

А ведь так хочется порой простого человеческого тепла.

В дверь громко постучали, и она почти сразу же распахнулась, впуская в комнату позднего посетителя. Минерва решительным шагом пересекла небольшое пространство до рабочего стола директрисы и бухнула поверх разбросанных бумаг толстенную кипу документов.

— Это нужно просмотреть и подписать до завтра, — коротко возвестила она, не глядя на Амбридж, и направилась обратно к двери. — Я зайду утром, заберу.

В последнее время всякий раз, как Долорес вспоминала прошлое, она сталкивалась с МакГонагалл. Или это появление Минервы навевало болезненные воспоминания о тех временах, когда она не была одна? Когда она была счастлива. Или по крайней мере ей так казалось.

Долорес невольно испустила обреченный вздох, с унынием разглядывая фронт работ на ночь. Выспаться опять не удастся. Будет чудо, если до рассвета она успеет всё это прочитать, не отвлекаясь на ночные проделки студентов. Вчера она часа три занималась устранением ночных шалостей вконец распоясавшихся учеников. И делать это приходилось как всегда в одиночку. Никто из преподавателей не желал ей помогать, прикрываясь введенными ею же самой правилами и покрывая малолетних щенков. Чтоб им всем пусто было!

— Я сама занесу, — успела крикнуть она, пока МакГонагалл не вышла из кабинета. — Спасибо, профессор.

Минерва резко остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду, и обернулась. На ее лице мелькнула тень удивления. Еще бы, Долорес Амбридж за что-то ее поблагодарила?! Наверное сейчас думает не сошла ли Долорес с ума.

Желания изображать из себя полную сил и уверенности директрису не было. И Долорес просто ответила на ее взгляд молчанием, беря в руки первый из отчетов. Пусть думает, что хочет. Ей все равно.

Она успела пробежать глазами первые несколько строк, когда тонкие пальцы вырвали у нее из рук несчастный пергамент.

— Так, довольно, — строго проговорила Минерва. Когда она успела вернуться? — Идем.

Она потянула Долорес за собой, заставляя выйти из-за стола. В дальней части кабинета виднелись едва различимые очертания двери, ведущей в личные покои Амбридж.

— Но отчеты…- как-то совсем жалобно попыталась протестовать Долорес, не слишком понимая, что происходит. Сил сопротивляться у нее уже не осталось.

Губы МакГонагалл тронула чуть насмешливая улыбка. Впрочем, даже не улыбка, просто уголки приподнялись, придавая лицу чуть больше мягкости.

— Ты правда думаешь, что Дамблдор сам все подписывал?

Ну конечно, было бы наивно так полагать. Скорее всего Минерва все делала сама, а сейчас спихивает на Долорес просто из принципа. Своеобразная месть.

— Тебе нужно отдохнуть. Давай, раздевайся и ложись в постель.

С этими словами она подтолкнула Долорес к двери в ванную, а сама подошла к небольшому столику с чайным сервизом. Долорес совершенно не понимала, что происходит. Видимо она совсем потеряла связь с реальностью. Минерва в ее комнате, заботливая и такая родная. Как раньше. Разве такое может быть на самом деле?

— Иди, — не оборачиваясь, поторопила ее МакГонагалл. — Мне еще за тебя бумаги подписывать.

Долорес покорно побрела в ванну, благоразумно решив, что если это сон, то очень хороший, и пожалуй, она бы хотела досмотреть его до конца. Когда она вернулась в комнату, на прикроватной тумбочке уже дымилась горячая чашка с какао. Минервы в комнате не было, но из кабинета доносился тихий скрип пера по пергаменту. Осторожно выглянув из комнаты, Долорес увидела МакГонагалл в своем рабочем кресле, склонившуюся над документами. Сосредоточенный взгляд, черные волосы, собранные в неизменный пучок, в отблесках свечи казались медными. И лишь один непослушный локон выбился из прически, вызывая острое желание подойти и заправить ей его за ухо. Она делала так когда-то… очень давно… Сколько раз она наблюдала вот так за тем, как Минерва работает ночи напролет, проверяя школьные работы, составляя бесконечные отчеты для Дамблдора. В те далекие времена Долорес казалось, что она никогда не сможет на нее насмотреться. От старых воспоминаний в груди что-то приятно шевельнулось.

— Иди спать, — не поднимая взгляда, проговорила Минерва и взяла следующий документ из стопки.

— Почему?

— Ты устала. Но не думай, что это войдет у меня в привычку.

— Ты знаешь, о чем я.

Долорес вдруг почувствовала себя маленькой девочкой. И захотелось, чтобы Минерва как и прежде обняла ее. Снова почувствовать дурманящий аромат сирени, тепло ее прикосновений. Хотя бы на одно мгновение.

Минерва отложила перо, медленно сняв очки и аккуратно положив их поверх бумаг. Она вдруг показалась Долорес безгранично уставшей, как и она сама.

— Что ты хочешь от меня услышать?

Ее голос прозвучал глухо и как-то обреченно. Словно она боялась этого разговора, а теперь ей некуда от него деться. Амбридж машинально переступила с ноги на ногу. Будто провинившаяся школьница перед столом директора. Но ведь из них двоих директор-то она. Так почему ею вдруг овладела такая робость?

— Мне казалось, мы все друг другу сказали много лет назад.

Минерва вышла из-за стола и теперь смотрела на Амбридж сверху вниз, облокотившись о его край и скрестив руки на груди. Снова этот защитный жест.

Наверное думает, что Амбридж мазохистка. Любит истязать себя болезненными воспоминаниями. Может она и права. Долорес столько раз за этот год прокручивала в голове тот страшный день, что впору сойти с ума. Она была уверена, что перешагнула через это. Но теперь глядя в усталые зеленые глаза, она вдруг осознала, что все эти годы топталась на месте. Минерва ее не отпустит. Никогда. Ей не освободиться.

Она в нерешительности приблизилась к МакГонагалл и осторожно, будто боясь обжечься, коснулась ее руки, сложенной на груди. Минерва не шевелилась, лишь молча наблюдала. Легкие, едва ощутимые касания сделались смелее, превратившись в поглаживания. На лице Долорес застыло сосредоточенное выражение. Пальцы соскользнули с руки, затянутой в зелень мантии, и коснулись груди.

— Не нужно.

Слова прозвучали так тихо и неожиданно, что она не сразу поняла, произнесла ли их Минерва или это ее собственный голос разума звучит у нее в голове.

— Я была ошибкой?

Но Минерва по-прежнему молчала. И чем дольше она молчала, тем сильнее разгоралось желание узнать ответ на казалось бы такой простой вопрос.

— Пожалуй, я закончу сдокументами в своем кабинете, — вдруг произнесла она и отвернулась, принявшись собирать со стола пергаменты.

Долорес словно завороженная наблюдала, как тонкие изящные пальцы порхают над бумагами, и вдруг почувствовала, как в груди поднимается волна злости, смешанной с обидой.

Какого черта она притащилась сюда на ночь глядя, такая добрая и заботливая, растеребив ей душу, а теперь сбегает. Совсем как тогда…

— Не смей уходить! — Долорес едва узнала свой голос. Никакой жеманности, никаких сладких интонаций. Крик души, разорванной на миллион крошечных кусочков. — Поговори со мной!

— Мне нечего тебе сказать. Ты сама во всем виновата.

Долорес невольно сжала кулаки.

— Я виновата?! — усталость словно рукой сняло. — Ты бросила меня. Хотя уверяла, что любишь, что я тебе дорога.

Мгновение Минерва молчала, опустив взгляд куда-то на собранные ею пергаменты. Но затем выражение ее лица изменилось, принимая знакомые строгие черты.

— И это правда, ты действительно была мне очень дорога. Но ты переступила черту, Долорес. Я живой человек, а не вещь. И я не принадлежала тебе. Если бы ты поняла это тогда…

— Не ври, Минерва! Не ври хотя бы себе самой. Признай, тебе нравилось спать с молодой девчонкой, готовой ради тебя на всё. Я любила тебя больше всего на свете. И хотела провести с тобой остаток своих дней. Но только ты испугалась — испугалась серьезных отношений. И сбежала, придумав отличный предлог. Ты бросила меня, когда я нуждалась в тебе.

— Это не так. Я желала тебе добра. Наши отношения рано или поздно разрушили бы твою жизнь, твою карьеру…

— Они бы разрушили твою, — выкрикнула Амбридж. — Вот чего ты боялась. Запятнать свою репутацию. Уважаемая профессор Хогвартса, заместитель директора — спит со своей бывшей студенткой на 19 лет моложе себя. Думаешь, тебе бы позволили остаться преподавать после такого?! Ты поставила свою карьеру выше наших чувств, а теперь лицемерно прикрываешься заботой обо мне! Ты лицемерная дрянь, Минерва. Жаль, что я не понимала этого тогда.

— Нам бы пришлось скрывать наши отношения всю жизнь…

— Но я бы это пережила. Помнишь, Минерва? В радости и в горе, в богатстве и бедности? Мне было бы всё равно, если бы ты была рядом. Но тебя не было. Всё что я делала с тех пор, я делала на зло тебе. Посмотри на меня, загляни мне в глаза — я результат твоих действий, твоей трусости. И я никогда тебя за это не прощу!

Все нежные чувства, все сожаления вдруг растворились в одном всепоглощающем чувстве ярости. Ее трясло, словно в лихорадке. Если бы у нее в руках сейчас была волшебная палочка, она скорее всего использовала бы ее, чтобы доказать, заставить, наконец, эту гордую гриффиндорку признать, что все это ее вина и только ее. Минерва МакГонагалл погубила ее!

— Я не заставляла тебя становиться такой. Это всегда было в тебе, я лишь надеялась, что смогу сдержать это. Но я ошиблась. Я ничего не могла сделать. И мне жаль… Мне жаль тебя, Долорес.

Она потянулась к ней в попытке коснуться, но Долорес с силой оттолкнула ее руку.

— Думаешь, мне нужна твоя жалость, — злобно прошипела она. — Лучше жалей своих любимых учеников и своего ненаглядного Дамблдора. Когда мракоборцы найдут его, он отправится в Азкабан, где его будет ждать поцелуй дементора. Я лично об этом позабочусь. Я разрушу всё, что тебе дорого, Минерва. Я заставлю тебя испытать ту боль, что испытала я.

— Думаешь, мне не было больно! — вдруг закричала она, заставляя Амбридж отпрянуть. — Я любила тебя! Но я не могла смотреть, как ты губишь собственную жизнь. Помнишь, что ты сказала мне? Без меня ты совсем перестанешь существовать. Ты хоть представляешь, как страшно мне было услышать такое? Твоя любовь превратилась в болезненную зависимость, отравляющую и тебя, и меня. Ради тебя я поступилась собственными принципами. Но тебе и этого оказалось мало, — она вдруг резко замолчала, учащенно дыша, и заговорила уже спокойнее. — То что ты называешь любовью, превратилось в помешательство, — ее голос дрогнул. — Я хотела лишь, чтобы ты научилась жить сама. Я не предполагала, что ты превратишь в… монстра.

Впервые она видела слезы в глазах Минервы. Но ей уже было всё равно. Каждое слово, звучащее точно приговор, ранили в самое сердце, покрывая его шрамами, которые тут же превращались в непроницаемый панцирь.

— Значит, я монстр? — тихо проговорила она, и на ее губах вдруг вспыхнула знакомая приторная улыбка. Вот только голубые глаза горели ледяным огнем. — Пусть будет по-твоему.

Она забрала со стола стопку пергаментов и сунула ее в руки МакГонагалл.

— Доброй ночи, профессор.

Круто развернувшись, она направилась прочь, чувствуя, как взгляд Минервы неотступно следует за ней. Ее всё еще потряхивало от пережитого напряжения, но она усилием воли заставила себя держаться гордо. Больше она не покажет слабости.

Монстр. Что ж, они еще не знают, каким монстром она может быть.

Лондон, 15 июля 1971 года.

Теплые лучи утреннего солнца, проникающие через распахнутое окно, приятно грели кожу, заполняя комнату ярким светом. Долорес, не открывая глаз, натянула одеяло на голову в попытке вернуться в объятия сна и перевернулась на другой бок.

— Пора вставать, соня, — раздался над ухом ласковый голос.

Одеяло оказалось стянуто, и Долорес ощутила мягкость женских губ на своей щеке. Поцелуй длился лишь мгновение, но его хватило, чтобы девушка окончательно проснулась. Ее руки ставшим уже привычным движением обхватили Минерву за талию, увлекая к себе в постель. МакГонагалл едва слышно рассмеялась, пытаясь шутя освободиться из капкана девичьих рук, но Долорес не собиралась отпускать свою «добычу». Раз уж ее всё равно разбудили…

Длинные черные волосы Минервы были еще влажными после душа, и капли воды, сверкая в лучах солнца подобно крошечным алмазам, стекали ей на грудь, оставляя тонкие влажные дорожки. Уложив любимую на атласные простыни, Долорес припала к ее груди, с жадностью измученного жаждой путника слизывая с гладкой кожи остатки влаги. Она стянула с МакГонагалл тонкий шелковый халат, с удовольствием обнаружив, что под ним у нее ничего нет.

Всегда такая строгая и неприступная, под ее ласкающими движениями Минерва всякий раз словно преображалась, обнажая скрытую где-то глубоко внутри мягкость; податливое женское тело таяло под напором ее поцелуев. Ее пальцы зарылись в каштановые кудри, и она подалась вперед, тихо постанывая от удовольствия. Ее грудь соблазнительно вздымалась от частого, прерывистого дыхания. Ласки Долорес, смелые и настойчивые, уже не имели ничего общего с теми стеснительными движениями юной неопытной девушки. За этот год она научилась доставлять возлюбленной удовольствие, изучив каждый миллиметр ее тела.

Она чувствовала, как Минерва дрожит от нетерпения в ее руках, ощущала под своими ладонями набухшие бусины ее сосков. Не открывая глаз, Минерва притянула девушку еще ближе, позволяя, разрешая, прося. Всё внутри запульсировало, когда пальцы Долорес уверенно заскользили вниз по ее животу, царапая обнаженную нежную кожу, заставляя мириады мурашек бежать по всему ее телу.

Дыхание, учащенное и горячее, сбивалось с ритма, рвалось наружу откровенными стонами. Минерва вскрикнула, ощутив резкий толчок и чувствуя пальцы Долорес внутри себя. Она застонала тихо, едва слышно, умоляя не останавливаться. Когда напряжение внутри нее прорвалось, наконец, резким вскриком, Долорес победно улыбнулась, сама тяжело дыша, чувствуя прикосновения ее разгоряченной кожи к своей, целуя податливые губы. Ощущение полной своей власти над лежащей в ее объятиях женщиной, расслабленной и тихо постанывающей под ее поцелуями, сводило с ума. В такие минуты Минерва принадлежит только ей одной.

Выбраться из постели, несмотря на протесты Долорес, Минерве удалось лишь час спустя.

— Мне нужно в Хогвартс. Кажется, Дамблдор нашел нового преподавателя на должность профессора Защиты от темных искусств.

Каждый год одно и тоже. Прежде Минерва даже не подозревала, что можно проклясть должность. Преподаватели менялись с завидной регулярностью, и желающих преподавать в Хогвартсе Защиту от темных искусств с каждым годом становилось все меньше. Дамблдор даже шутил, что однажды этот предмет совсем придется убрать из списка дисциплин, потому что его просто некому будет преподавать.

— Опять этот Хогвартс, — обиженно застонала Амбридж, переворачиваясь на живот и завороженно наблюдая за тем, как одевается Минерва.

Она никогда не понимала, почему, имея привлекательную фигуру, МакГонагалл по большей части носит длинные строгие платья, скрывающие прелести ее тела.

— Была бы моя воля, я бы никогда никуда тебя не отпускала, — мечтательно проговорила девушка. — Чтобы мы всегда были вместе.

— Так не бывает, — рассмеялась Минерва и, подойдя к постели, повернулась к Долорес спиной. — Помоги, пожалуйста.

— Но я хочу, — Долорес застегнула молнию на ее платье и, убрав на сторону длинные черные локоны, поцеловала Минерву в шею. — Что в этом плохого?

— У каждого должна быть и своя жизнь тоже, — мягко проговорила МакГонагалл, выскользнув из сладких объятий. — Тебе скоро исполнится девятнадцать. Еще несколько лет и придется задуматься о замужестве.

— Мне никто кроме тебя не нужен, — упрямо покачала головой Амбридж. — И я собираюсь провести с тобой остаток жизни.

МакГонагалл лишь покачала головой, осматривая комнату, словно в поисках чего-то. Наконец, ее взгляд остановился на сидящей в постели девушке, и она коротко вздохнула.

— Мы ведь это уже обсуждали, — терпеливо проговорила она, подходя к ней и нежно касаясь ее лица. Амбридж смотрела на нее снизу вверх с затаенным обожанием.

Минерва всё еще не оставляла попыток достучаться до ее разума. Любовная связь двух женщин в их мире никогда не приветствовалась. Это бросит тень на них обеих, и избавиться от нее будет уже невозможно. А жить постоянно скрываясь слишком тяжело. Но как Минерва не старалась, она никак не могла убедить в этом Долорес. В последний раз такой разговор закончился едва ли не истерикой девушки. Ее привязанность к Минерве стала приобретать оттенки навязчивости, которые стали слишком заметны, чтобы их игнорировать. Но все попытки МакГонагалл вернуть их отношения в привычное русло вдребезги разбивались об одну коротенькую фразу.

— Я так сильно тебя люблю, — проговорила Долорес, прижимаясь к Минерве подобно ищущему ласки котенку. Каштановые кудри, не такие длинные, как у самой МакГонагалл, водопадом заструились по ее груди. — Иногда мне кажется, что без тебя я совсем перестану существовать.

При других обстоятельствах подобная фраза безусловно польстила бы ей, но сейчас у Минервы мурашки побежали по спине, и она усилием воли заставила себя улыбнуться.

— Не говори глупостей, — она погладила девушку по голове. — Тебе нужно завести друзей, проводить время с людьми, веселиться, ты ведь еще так молода.

Словно вспомнив что-то, она решительно направилась в ванную.

— Но мне интересно только с тобой, — крикнула ей вдогонку Долорес. — Ты красивая, умная и можешь быть очень веселой, когда захочешь. А еще ты заботливая, добрая, нежная…

— Притормози с эпитетами, — донеслось из ванной.

Через минуту Минерва вернулась в комнату и, оглядев себя в зеркало, удовлетворенно кивнула.

— Что это?

Долорес с удивлением рассматривала маленький золотой кулон, поблескивающий на шее у женщины. Странно, Минерва не часто носила драгоценности, да и такого украшения она у нее не помнит.

— Просто подарок.

Кажется, Минерва не заметила, как изменилось лицо Амбридж. Словно солнце вдруг скрылось за плотной пеленой грозовых туч.

— От кого? — напряженно спросила Долорес, медленно поднимаясь с постели.

Она вся подобралась, словно готовящаяся к броску змея. Голубые глаза вдруг сделались холодными, словно лед.

— Неважно, — Минерва невольно нахмурилась, заметив в зеркале отражение девушки. — Что не так, Долорес?

Впрочем, она уже знала ответ. Одно неосторожно сказанное слово вмиг разрушило приятную атмосферу, царящую в комнате.

— Это ведь его подарок, верно?

— Чей?

Минерва еще надеялась нивелировать стремительно разгорающийся конфликт. Признаться, она порядком от этого устала. Следить за каждым своим словом из опасения не вполне адекватной реакции Долорес. Порой ей казалось, что если бы у Амбридж была такая возможность, она бы действительно заперла бы Минерву в этой крошечной квартирке, никуда не пуская и не давая ни с кем видеться. Вспышки ревности в последнее время стали куда более частыми и бурными.

— Урхарта. Это ведь он подарил. И не пытайся меня обманывать.

Прежде чем Минерва успела среагировать, Долорес подскочила к ней и сорвала кулон с ее шеи. Женщина удивленно охнула, отступая на шаг. Но через мгновение тонкие брови нахмурились, превратившись практически в ровную линию.

— Отдай немедленно, — строго проговорила Минерва, протягивая к Долорес руку.

Но Амбридж отрицательно покачала головой, сильнее стискивая злосчастное украшение в трясущихся пальцах.

— Он сделал тебе предложение, — прошипела она. — Я знаю.

Всё вдруг встало на свои места. Пару недель назад она случайно услышала его разговор с Гейлеком. Элфинстоун расхаживал по кабинету друга, взволнованный словно мальчишка. Долорес наблюдала за ними сквозь щель неплотно прикрытой двери. Урхарт показал Мортимеру маленькую бархатную коробочку, на что тот еще усмехнулся со словами, что в таких случаях принято дарить кольцо. Долорес тогда не поняла, о ком идет речь, и мысленно порадовалась, что у Урхарта кто-то появился и он, наконец, оставит МакГонагалл в покое. Какой же наивной она была! А Минерва, тоже хороша. Как можно было принять подарок? Неужели она согласилась?

— Вот почему ты постоянно говоришь мне о моем будущем и о замужестве! — вдруг закричала Амбридж. — Дело не во мне, а в тебе! Ты сама собралась замуж! За Урхарта!

— Прекрати нести чушь, Долорес! — раздраженно бросила МакГонагалл, делая еще одну попытку забрать у нее кулон. — Я отказала Элфинстоуну, как отказывала и прежде. Он подарил его мне просто в знак того, что мой отказ не перечеркнет долгие годы нашей с ним дружбы. Отдай немедленно или я…

— Никогда!

Она швырнула кулон на пол и, схватив палочку, громко прокричала:

— Редукто!

В тот же миг золотой кулон рассыпался в прах, оставив на деревянных досках черный, словно от ожога, след. В комнате повисла тягостная тишина. Минерва не двигалась с места. Взгляд ее зеленых глаз был прикован к тому месту, где секунду назад лежал кулон.

Долорес чувствовала, как ее вдруг охватил озноб. Красная пелена гнева, застившая глаза, начала спадать, открывая весь масштаб катастрофы.

— Минерва, я… — начала было она, но МакГонагалл взмахом руки заставила ее вновь умолкнуть.

— Я возвращаюсь в Хогвартс, — в ее голосе не было ни намека на эмоции, и от этого Долорес сделалось совсем страшно. — А завтра уезжаю к брату на неделю. Поговорим, когда вернусь. Надеюсь, за это время ты осознаешь, насколько непозволительно и эгоистично себя вела.

Ей нужно успокоиться. Нельзя выяснять отношения прямо сейчас, когда они обе на взводе. Иначе станет только хуже.

Больше не говоря ни слова, Минерва скрылась за дверью. До Амбридж донесся приглушенный хлопок аппарации. И в тот же миг с нее словно заклинание оцепенения спало, и она медленно опустилась на пол, обхватив себя руками. Ее трясло, из груди рвались судорожные всхлипы начинающейся истерики. Ей было страшно, но еще больше она гневалась. Злость и ярость медленно растекались по организму, подобно яду, отравляя разум, лишая возможности здраво мыслить.

Чертов Урхарт! Это все из-за него! Но он заплатит. Великий Мерлин, он заплатит! Долорес никому не позволит разлучить их с Минервой. Она всё исправит. И тогда они вновь будут счастливы.

Она не находила себе места. Как бы Минерва не старалась, в последующие дни ей никак не удавалось сконцентрироваться ни на работе, ни на делах семьи. Перед глазами постоянно стояло лицо, ее лицо. Голубые глаза смотрели преданно и влюблено, но в этой небесной голубизне светилось и что-то еще, чего она не замечала прежде… Или не хотела замечать. Безумие, фанатичное, ревностное.

Когда-то она сама сказала Долорес: ночь, что они провели вместе, ни к чему не обязывает их обеих. Она верила, что со временем чувства девушки к ней угаснут, юношеский пыл пройдет, как только она вступит во взрослую жизнь. С затаенной печалью она ждала дня, когда ей придется отпустить единственный свет, который по-настоящему согревал ее жизнь. Но она не могла и предположить, что свет превратится во тьму, а столь чистое и невинное чувство в пугающее безумие.

Она упустила тот момент, когда любовь превратилась в бездушное желание обладать. Не увидела изменений, произошедших в Долорес. А ведь сигналы были и много, но она предпочла не замечать их. Но возможно еще не поздно всё исправить?

Их отношения заведут в тупик их обеих. И чем быстрее Долорес поймет это, тем будет лучше. Лучше для всех. Но как объяснить ей это? Как объяснить это человеку, который слепо верит в собственную правоту, извращенный собственническими желаниями.

Чем больше Минерва думала об этом, тем больше ей казалось, что она оказалась в ловушке, угодила в клетку, которую уже не открыть, и она обречена до конца своих дней биться о железные прутья, раздирая в кровь руки… и душу.

Первые несколько дней от Долорес не было известий, и Минерва начала беспокоиться. Но затем письма посыпались словно лавина. Долорес писала, как сильно ее любит, умоляя поскорее вернуться. И каждая строчка, написанная ее почерком, словно стрела пронзала сердце. Ей было больно, мучительно больно. И даже Малкольм, никогда не отличавшийся особой проницательность, в конце концов, спросил, что с ней происходит, почему она такая бледная и явно чем-то встревоженная. Но разве могла она рассказать?! Она уже и не помнила, какую отговорку тогда придумала, что говорил ей брат. Всё отошло на последний план, когда она получила новое письмо. От Мортимера Гейлека.

Оно заставило ее немедленно вернуться в Лондон.

Подходя к знакомому дому, Минерва молила всех богов, каких только знала, что ошибается. Всё не может быть настолько плохо. Квартира встретила ее тишиной. Был вечер, и солнце уже начинало клониться к закату, озаряя всё вокруг мягким желтоватым светом. Минерва прошлась по гостиной, зажигая свечи, раздумывая, как начать разговор. Отчего-то ей было очень страшно. Она боялась услышать правду.

Дверь в прихожей громко хлопнула, заставляя женщину обернуться.

— Минерва!

Радостный визг сотряс стены, и прежде чем МакГонагалл успела среагировать, Долорес налетела на нее, словно ураган, заключая в объятия.

— Ты вернулась! Я так рада. Я безумно по тебе скучала. Не уезжай больше так надолго, ты же знаешь, как мне без тебя плохо.

Поток слов лился не переставая. Радость Долорес казалась такой искренней, но отчего-то от этого становилось только страшнее.

— Долли… — Минерва попыталась высвободиться из объятий, но девушка так крепко в нее вцепилось, что получилось это не сразу. — Нам надо серьезно поговорить.

Только сейчас Амбридж, наконец, почувствовала, как напряжена Минерва. На ее точеном лице не было улыбки, оно казалось бледным и осунувшимся, и зеленые глаза глядели на нее с тревогой.

— Что-то случилось? — она все еще продолжала улыбаться, и вдруг глаза ее расширились. — Ты всё еще злишься на меня за кулон? Прости меня, не знаю, что на меня нашло. Наверное слышать, что кто-то другой предлагает тебе руку и сердце слишком болезненно для меня. Но я знаю, что ты никогда меня не бросишь, ведь мы так любим друг друга, правда?

И она потянулась к губам Минервы, нежно касаясь их в поцелуе. Но Минерва не ответила.

— Дело не в кулоне, — наконец, проговорила она, отстраняясь и отходя к окну. Улица под ними была заполнена спешащими с работы людьми, и Минерва захлопнула ставни. — Элфинстоун едва не погиб, — она обернулась и посмотрела на стоящую посреди комнаты девушку. — Его прокляли, но к счастью, проклятье удалось снять, и теперь он в больнице Святого Мунго.

— Ну и что, — равнодушно пожала плечами Амбридж. — Мне до него нет никакого дела.

Она смотрела на МакГонагалл так спокойно, что на мгновение Минерва и сама подумала, что должно быть ошиблась. Но затем она заметила холодный блеск в голубых глазах. Тот самый, от которого мурашки бежали по телу.

— Это ты сделала? — коротко спросила она

— Что сделала? — равнодушие сменилось недоумением.

— Это ты наслала проклятье на Элфинстоуна? Из чувства ревности.

— Нет, — Амбридж улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой, вновь подходя к Минерве.

— Не ври мне, Долорес.

Минерва не шелохнулась, когда теплые пальцы провели по ее плечу, спускаясь к кистям, а затем привычно легли на ее талию. Она чуть отодвинулась, когда девушка снова попыталась поцеловать ее.

— Но это правда, — теперь уже и Долорес нахмурилась, обиженно, словно ребенок, которому не купили мороженое. — Ведь я дала тебе слово. Помнишь? После того случая с МакКормаком.

С минуту Минерва вглядывалась в ее лицо, а потом вновь отвернулась к окну, раздираемая сомнениями. Как же ей хотелось поверить. Но что-то внутри нее отчаянно сопротивлялось.

Она ощутила, как Долорес обнимает ее сзади за талию, потираясь щекой о спину. Ее касания всегда вызывали у нее трепет, которому невозможно было противиться. Но сейчас она не чувствовала ничего кроме грусти.

— Я лишь хочу, чтобы всё было как раньше, — прошептала Долорес.

— Я тоже, — Минерва обернулась, ласково погладив ее волосы, и улыбнулась печальной улыбкой. — Я очень тебя люблю, милая. Именно поэтому я должна уйти.

— Что? — на лице Долорес появилось растерянное выражение. — Я не… я не понимаю тебя.

Ее губы усиленно пытались сложиться в подобие улыбки, как если бы она хотела убедить себя, что Минерва просто шутит. Но у нее не получалось.

— Всё зашло слишком далеко. Мне не следовало допускать этого.

Осознание того, что сейчас произойдет, придало Минерве сил. Железная клетка оказалась не такой прочной, как она думала. Она должна была сделать это давно — освободить их обеих из этого железного плена.

— Ты ведь это не серьезно, правда?

Она всё еще смотрела на нее с растерянностью, но в глазах уже начало появляться осознание того, что вот-вот произойдет.

— Минерва, не делай этого, — вдруг прошептала она, кидаясь к ней, пытаясь обнять. Пальцы с силой сжали женские плечи, впиваясь в кожу. — Я ведь всё ради тебя делала, я… — она не договорила, голос предательски сорвался. — Не оставляй меня, прошу…

Минерва прижала к себе вздрагивающую от рвущихся из груди всхлипов девушку, целуя в лоб, успокаивающе гладя по плечам, чувствуя, как у нее самой из глаз текут слезы.

— Я не оставлю тебя, — она заставила Долорес поднять на нее глаза. — Я буду рядом с тобой, но как твой друг. Пойми, это нужно сделать. Так будет лучше, в первую очередь для тебя самой…

— Нет! — она вдруг отшатнулась, словно от огня. Взгляд сделался совсем безумным. Ее трясло, точно от лихорадки. — Мне не нужна твоя дружба. Я хочу обладать тобой полностью, без остатка. Не хочу делить тебя ни с кем!

Минерва с ужасом смотрела в голубые глаза, горящие отчаянием и безумием. Словно перед ней стоял совершенно другой человек.

— Ты моя! — прокричала Амбридж, выхватывая из рукава волшебную палочку.

— Что ты делаешь?

Минерва машинально достала свою. Она совершенно перестала понимать, что происходит. Ситуация слишком стремительно выходила из-под контроля.

— Опусти свою палочку, Долорес, — угрожающе проговорила она.

Из глаз девушки лились слезы. Палочка в крепко сжатых пальцах заметно дрожала.

— Ты моя, Минерва. Слышишь? Только моя! — словно заклинание твердила она. — Если ты этого не понимаешь, я заставлю тебя, — ее голос вдруг сорвался на крик, а волшебная палочка в руке взметнулась в сторону стоящей у окна женщины: — Импе…

— Протего!

МакГонагалл среагировала мгновенно. На долю секунды ее окутала мягкая тягучая волна, которая практически сразу же отступила, возвращая способность трезво мыслить. И с осознанием произошедшего пришло понимание, что вот он, конец. Конец всего, что их связывало.

Их с Долорес взгляды встретились. Теперь Амбридж смотрела на нее с откровенным страхом. Ее губы что-то беззвучно шептали, она медленно отступала, пятясь, пока не наткнулась на книжный шкаф. Черта пересечена, и они обе это понимали.

— Минерва, прошу…

— Прощай, Долорес.

Минерва сама удивилась, насколько холодно и спокойно прозвучал ее собственный голос. Внутри нее образовалась пустота, как если бы дементор своим поцелуем высосал из нее все эмоции, всё тепло. Только безразличие и безграничная усталость.

Заклятие Империус. Она собиралась подчинить ее с помощью магии, заставить оставаться рядом с ней так, словно ничего не произошло. Ей вдруг сделалось мерзко, как будто на нее вылили целый ушат помоев. Наверное, стоило сказать спасибо, что к ней не применили любовное зелье.

Долорес молча наблюдала, как женщина пересекла комнату и молча вышла за дверь. Она знала, что больше никогда не вернется сюда. Сказка, в которую она позволяла себе верить весь этот год, закончилась, и пора было перевернуть страницу. Она хотела этого. Нельзя было сомневаться. Ведь если она сейчас вернется, то уже никогда не сможет уйти.

Она потеряла счет времени, сидя на полу в гостиной, вжавшись в скрипучую дверцу шкафа, полного книг, которые она покупала, потому что Минерва их ей советовала; смотрела на занавески, которые они покупали вместе с Минервой; машинально теребила край ситцевого платья, которое она заказала у портнихи, чтобы порадовать Минерву.

Минерва…

Она всё делала, чтобы угодить ей, чтобы не разочаровать. Носила платья цветов и фасонов, которые ей никогда не нравились; отрастила волосы, хотя всегда любила короткие стрижки; старалась быть милой с коллегами на работе, хотя считала их недалекими простаками, стоящими на ее пути вверх по карьерной лестнице; старалась не высказывать свое мнение о чертовых маглах и гразнокровках, чтобы не расстраивать Минерву.

Но ничего из этого не помогло. Она все равно ушла. Навсегда. Это было видно по глазам. Как бы Амбридж ее не просила, она бы не осталась. Взгляд зеленых глаза, который она так любила все эти годы, вдруг потух, превратившись в пустой безжизненный колодец.

Но ведь любовь не может так просто умереть, разве нет? Так может Минерва никогда ее и не любила? Что если она просто использовала чувства Долорес, а теперь нашла удобный предлог, чтобы выбросить игрушку, которая стала ей в тягость?

Мысли неслись в голове с сумасшедшей скоростью. Все чувства вдруг смешались, и казалось, что еще немного, и она взорвется от накала эмоций. Ей хотелось плакать от обиды, смеяться над тем, какой наивной она была, ненавидеть проклятые зеленые глаза, которые она любила до беспамятства. И все эти чувства боролись внутри нее, пока верх не взяло одно единственное.

Словно в тумане Долорес поднялась с пола. В спальне она долго стояла перед шкафом, в задумчивости разглядывая вещи, а затем вдруг остервенело начала вытаскивать платья, юбки, блузки, бросая все на кровать, пока там не собрались почти все ее вещи. Один взмах волшебной палочки, и вещи вдруг вспыхнули синим пламенем, моментально превращаясь в пепел. Теперь в шкафу остались висеть лишь несколько платьев приторного розового цвета, и Долорес быстро надела одно из них. Да, так гораздо лучше. Ей всегда нравился этот цвет. Теперь она будет носить его когда захочет.

Покрутившись перед зеркалом на фоне догорающего пламени, она вдруг замерла, задумчиво всматриваясь в собственное отражение. С гардеробом она разобралась, но это еще не все.

На пол посыпались каштановые локоны. Медленно, с наслаждением она отстригала одну прядь за другой, чувствуя, как с каждым взмахом ножниц тело наполняется какой-то дурманящей легкостью. Покопавшись в старых вещах, она нашла несколько заколок, украсив ими новую прическу. Завтра можно попросить парикмахера подровнять, но и так вполне неплохо. Долорес довольно крутанулась перед зеркалом, удовлетворенно улыбаясь. С этой минуты она будет самой собой.

Долорес Джейн Амбридж.

Однажды все узнают это имя. И тогда Минерва пожалеет, что обошлась с ней так несправедливо. Однажды она заплатит.

Хогвартс, 1996 год.

— Как вы смеете! Оставьте его в покое! Немедленно! Он не сделал ничего, что могло бы послужить…

Она смотрела на бегущую по лужайке высокую фигуру, и всё вдруг стало так ясно. Вот он, ее шанс освободиться. Сбросить оковы прошлого.

— Чего вы ждете, оглушите ее.

Решение далось с такой легкостью, что она сама невольно удивилась. Четыре алых луча прорезали ночную тьму. Фигура МакГонагалл словно осветилась изнутри красным… кровавым светом. Долорес видела, как Минерва упала. Черная шляпа, гонимая ветром, безвольно покатилась по траве, исчезая во мраке. И вдруг сделалось так легко и свободно, словно груз, тяготивший ее долгие годы, наконец упал с ее плеч, позволяя распрямить затекшую спину. Как же долго она ждала этого момента.

На ее губах сама собой зажглась счастливая улыбка.

========== Глава 10 “Освободи!” ==========

В Больничной крыле Хогвартса царила тишина, и лишь с улицы сквозь распахнутые настежь окна доносились веселые голоса. Очевидно, все школьники высыпали на залитые солнцем лужайки, радуясь окончанию экзаменов и перспективе провести последние несколько дней семестра в свое удовольствие — ведь теперь не надо было ни делать уроки, ни повторять пройденный материал.

Однако, лежащая в дальнем углу комнаты женщина едва ли слышала веселый гомон и уж вряд ли была способна оценить все прелести дивной погоды. Она лежала неподвижно, несмотря на жару укутавшись в одеяло по самый подбородок и уставившись в потолок немигающим взором. Ходили слухи, что с того дня как Дамблдор вернул ее из Запретного леса, Долорес Амбридж не произнесла и двух слов, предпочитая не рассказывать, что с ней произошло в плену у кентавров.

На прикроватной тумбочке рядом с ее постелью лежал выпуск «Ежедневного пророка» трехдневной давности с огромной статьей на первой полосе, объявлявшей о возвращении Того-Кого-Нельзя-Называть и отставкой действующего министра магии Корнелиуса Фаджа.

Это был провал. Полное ее поражение. Она всегда ревностно относилась к своей работе, исполняя любое желание министра, неважно кто именно занимал этот пост. Она была цепным псом на страже покоя Министерства и магической Англии. Пусть не все это ценили, но она-то знала, что делает все правильно. Вот только Корнелиус подвел ее, пойдя на поводу у собственных страхов. Дамблдор победил, а ее карьера и компетентность теперь под ударом. Всё, чего она добивалась все эти годы таким огромным трудом, вот-вот рухнет, словно карточный домик. Война проиграна. И проиграна на оба фронта.

С уходом Минервы из ее жизни, должно было стать легче. Но не стало. Она всё еще ощущала пустоту внутри себя. И ее нечем было заполнить. Как бы она не пыталась, ничто не помогало. И вот она снова одна: раздавленная, сломленная, уязвимая. Как когда-то.

Она никак не отреагировала, когда дверь тихонько скрипнула, и по комнате разнеслось приглушенное шуршание мантии, сопровождавшееся размеренным стуком трости по каменным плитам. Кто-то осторожно опустился на край ее постели, и теплая ладонь коснулась холодного лба, даря успокоение. Долорес на мгновение прикрыла глаза с удовольствием вдыхая запах сирени, такой родной и знакомый. Изящные пальцы пригладили растрепавшиеся каштановые кудряшки, в которых теперь блестело несколько серебряных нитей.

— Как ты, девочка?

Голос звучал тихо, едва слышно.

Она открыла глаза и встретилась со взглядом зеленых глаз. Дивное видение глядело на нее с той стороны времени, чуть заметно улыбаясь своей манящей загадочной улыбкой. И зрачки вновь сделались вертикальными точно у кошки. Впрочем, она и есть кошка. Ее кошка. Только ее. Навсегда.

— Ты здесь.

Видение вдруг стало меняться: на гладкой коже проступили морщинки, иссиня-черные волосы засеребрились в лучах солнца, а кошачий взгляд, всегда бывший для нее тайной, вновь сделался человеческим, живым и колким.

— Не ожидала? — усмехнулась МакГонагалл, прислоняя к стоящей рядом тумбочке свою трость. — Что ж, приятно осознавать, что я еще способна удивлять.

Долорес не сомневалась, Минерва знала, или по крайней мере догадывалась, по чьему приказу были выпущены четыре оглушающих, едва не отправивших ее на тот свет. Она могла бы обвинить Амбридж, или даже отомстить, ведь они здесь одни (Долорес бы наверняка поступила именно так на ее месте). Но Минерва лишь смотрела на нее чуть склонив голову, и казалось, будто мыслями она где-то совсем далеко, за пределами замка, а может и за пределами времени. Она не выглядела рассерженной и раздраженной. По ее лицу вообще сложно было понять, какие чувства сейчас бушуют внутри нее. И бушуют ли, ведь она всегда умела держать эмоции под контролем.

— Я лишь хотела стать свободной, — вдруг прошептала Амбридж, чувствуя, как по щекам заструились горячие слезы. Она уже и не помнила, когда по-настоящему плакала в последний раз. Наверное, в тот день, когда Минерва ушла. — Я так больше не могу. Почему ты мучаешь меня?

Минерва молчала. И казалось, будто время замерло и не сдвинется с места, пока хотя бы звук не сорвется с тонких изящных губ. Амбридж смотрела на нее и не могла отвести взгляд, словно загипнотизированная. Хотела бы, да не могла.

— Прости меня, девочка, — вдруг проговорила Минерва. Ее рука скользнула под одеяло, и Долорес почувствовала теплое прикосновение к своим ледяным пальцам. — Я не хотела, чтобы все так закончилось. Ты была права, я испугалась. Но меня страшила отнюдь не перспектива запятнанной репутации. Я боялась той, в кого ты превращалась, понимая, что у меня не получается это остановить. Я сдалась слишком быстро. И в этом я действительно виновата перед тобой.

Где-то там, под одеялом, изящные пальцы сильнее сжали ее ладонь, отдавая свое тепло, разрушая оковы оцепенения. И всё вдруг сделалось таким незначительным, таким не важным перед одним единственным вопросом.

— Ты любила меня?

Сколько раз в своем воображении она задавала этот вопрос, сколько раз слышала ответы, самые разнообразные. Нереальные.

— Всем сердцем.

Долорес на мгновение прикрыла глаза, глубже утопая в мягкой пуховой подушке. Бледные губы тронула улыбка.

— Значит, всё снова может стать как раньше? — словно во сне проговорила она и резко распахнула глаза, устремив испытывающий взгляд на сидящую перед ней волшебницу. — Ведь такие чувства не проходят бесследно.

Сама мысль о только лишь возможности вернуть всё, что она потеряла когда-то, показалась какой-то сказочной, но не стала от этого нереальной. Что если это их второй шанс?

— То проклятье, из-за которого Элфинстоун едва не умер тогда — это ведь была ты? Ты пыталась его убить?

Смысл вопроса не сразу дошел до затуманенного мечтами разума.

— Он пытался разлучить нас, — продолжая улыбаться, просто ответила Долорес. — Я не могла сидеть сложа руки.

— Ты могла убить человека…

Начала было Минерва, но Амбридж не дала ей договорить, резко сев в постели и протянув к ней ладонь.

— И сделала бы это снова, если бы потребовалось, — мягко, без жеманных ноток в голосе, проговорила она, касаясь лица Минервы. Пальцы с облезлым розовым лаком, покрывающим обломанные после драки с кентаврами ногти, мягко прикоснулись к ее губам, и в следующее мгновение Долорес потянулась к ней в попытке поцеловать.

На мгновение лицо МакГонагалл словно накрыла тень. Даже в комнате стало заметно прохладнее.

— Боюсь, для этого слишком поздно, — проговорила она, и в ее голосе больше не было прежней мягкости. — Ты уже давно не та девушка, что я знала и любила. Да и я изменилась. Наверное мне никогда не понять твои мотивы, Долорес. Я наблюдала за тобой весь этот год, — она покачала головой. — Не понимаю, как ты дошла до всего этого. Твоя жестокость…

Глаза Амбридж вдруг вспыхнули безумным, фанатичным огнем.

— Я все делала правильно. Это всё ради безопасности Министерства. Я была вынуждена, — она посмотрела на молча наблюдавшую за ней МакГонагалл и вдруг улыбнулась полубезумной улыбкой. — Я должна была сделать это. Понимаешь?

Минерва невольно нахмурилась.

— Что сделать?

Но Амбридж словно не слышала, продолжая говорить.

— Кто-то ведь должен был действовать. Они все твердили, что надо заставить мальчишку замолчать… как-нибудь его опорочить… но всё это лишь разговоры… жалкие трусы!.. Лишь я одна предприняла реальные шаги… правда, в тот раз он выкрутился…

— Долорес, — МакГонагалл с силой сжала руку женщины, пытаясь перехватить ее взгляд, блуждающий по комнате, — о чем ты говоришь? Что ты сделала?

Взгляд голубых глаз неожиданно замер на ее лице, и Долорес вновь улыбнулась, и от этой улыбки у Минервы мурашки побежали по спине.

— Это я натравила на Поттера дементоров прошлым летом, — гордо возвестила она. — Корнелиус так ничего и не понял. Но ему и не нужно было, ведь он так радовался, когда ему представилась возможность исключить Поттера из школы. Жаль, что попытка провалилась. Во второй раз мальчишку спас Дамблдор. В третий раз, я думала, что, наконец, поймала его. Круциатус развязал бы ему язык, и я добилась бы желаемого. Но они обманули меня, — в ее голосе вдруг прорезалась злоба. — Мерзкие щенки! Из-за них я едва не погибла в руках поганых полукровок — кентавров. Грязные животные! Недочеловеки. Я ненавижу их всех, — ее речь вновь стала похожа на бессвязное бормотание. — Все эти годы я пыталась показать, каково их истинное место, но меня не слушают. Все их жалеют: кентавров, гоблинов и прочую нечисть. Они не понимают, что животных нужно держать на цепи, в повиновении и жестоко наказывать за любое проявление непослушания, — она вновь перевела взгляд на МакГонагалл. — Я пыталась, правда. Я хотела быть такой, как ты мне говорила. Но без тебя всё потеряло смысл… Всё, что я делала, должно было заглушить боль. Я всего лишь хотела свободы. Отпусти меня, Минерва, пожалуйста.

Она вдруг схватила МакГонагалл за руку. Так утопающий хватается за единственную соломинку.

— Я так сильно тебя люблю.

Минерва смотрела на нее со смесью растерянности и ужаса. Наконец, она медленно высвободила руку и поднялась. Глядящая на нее женщина вдруг показалась ей совсем незнакомой, даже блеск голубых глаз казался далеким и неродным. И Минерва вдруг поняла — она зря пыталась разглядеть за розовой маской ту, кого так любила. Ее больше нет.

— Это не любовь, Долорес, — тихо проговорила она. — Это безумие.

Она медленно брела вдоль стройных рядов больничных коек. Стук ее трости эхом разносился под сводами комнаты. Но он не мог заглушить невнятное бормотание, летящее ей в след.

— Освободи меня… пожалуйста… освободи…

Комментарий к Глава 10 “Освободи!”

Наверное, я окончательно запуталась в чувствах героев, но надеюсь все же не так всё плохо)))))))))))

========== Эпилог ==========

— Минерва?

— Что, девочка?

— Ты меня любишь?

— Ну, конечно люблю.

— И будешь любить всегда?

— Всегда.

Где-то в Северном море, 1999 год.

Сквозь крошечное окошко почти под самым потолком, закрытое толстыми прутьями решетки, доносились свист и завывание северного ветра. Лишь соленые брызги вечно бушующего моря не долетали до маленькой одиночной камеры на одном из верхних этажей Азкабана. Здесь было холодно и промозгло, и даже без дементоров от этого места веяло унынием и безысходностью.

Она всматривалась в осунувшееся, бледное лицо в обрамлении заметно поседевших кудряшек, в беспорядке торчащих во все стороны, словно ураганный ветер трепал их несколько дней к ряду. Она постарела за этот год наверное лет на двадцать. Голубые глаза потухли и глядели теперь в никуда. Бледные истончившиеся губы продолжали что-то бессвязно бормотать, не замолкая ни днем ни ночью. И от вида всего этого сердце в груди болезненно сжималось. Не такого конца она желала ей. Но такой Долорес предрешила для себя сама. И ничего уже нельзя было исправить. Преступления должны быть наказаны.

Она осторожно наклонилась, нежно целуя испещренный морщинами лоб, чувствуя, как по щекам льются горячие слезы. На короткий миг что-то блеснула в глубине голубых глаз, но почти тот час же померкло.

Где-то позади протяжноскрипнула дверь, и послышалось гулкое эхо приближающихся шагов, заставив склонившуюся над узницей волшебницу встать, торопливо утирая слезы.

— Пора, — раздался у нее за спиной густой басовитый голос.

Минерва коротко кивнула. Ее рука на мгновение скользнула по затянутому в тюремную робу плечу, и в следующую минуту она молча вышла из камеры, куда уже входили двое мракоборцев. Она наблюдала, как заключенную подняли с койки, на которой та сидела, забившись в угол, словно израненное животное, и вывели в коридор.

Когда все трое проходили мимо замерших у стены Минервы и ее спутника, Долорес вдруг остановилась на мгновение. Ее взгляд был устремлен куда-то перед собой, всё также напоминая взгляд безумца, но в бессвязном бормотании Минерва вдруг отчетливо различила одно единственное слово.

— Спасибо…

Стоящий рядом с ней волшебник, бросив на свою спутницу взволнованный взгляд, вдруг вскинул брови, так что они практически исчезли под пестрой шапкой в тон его мантии.

— Минерва, твои глаза, — удивленно произнес он.

МакГонагалл на мгновение отвернулась, глубоко вздохнув. Когда ему вновь удалось увидеть ее лицо, кошачий взгляд исчез, вновь приняв нормальный человеческий вид. Зеленые глаза печально глядели вслед удаляющимся фигурам.

— Ничего, все нормально. Такое иногда бывает у анимагов, когда… слишком много эмоций, — она сделала еще один глубокий вдох. — Я бы хотела… — начала было она.

— Не стоит, поверь, — мягко проговорил Кингсли Бруствер, легонько сжимая ее плечо. — Поцелуй дементора не самое приятное зрелище.

— Я уже это видела. С Барти Краучем-младшим, — она судорожно вздохнула.

— И тем не менее, — мягко, но в тоже время настойчиво возразил Кингсли, увлекая ее за собой к выходу.

Некоторое время они шли молча, стараясь не смотреть по сторонам, где за решетками одиночных камер томились десятки заключенных. С момента назначения Бруствера на пост министра магии, многое в Азкабане изменилось. Самым важным шагом стало изгнание дементоров и замена их на дежурящих посменно мракоборцев. Но нескольких из этих жутких существ все еще держали в подвальных помещениях тюрьмы, прибегая к их услугам лишь в случаях вынесения смертельного приговора. Судебная коллегия, созданная вскоре после победы на Волдемортом и куда вошли самые уважаемые чародеи волшебной Англии, трудилась несколько месяцев, рассматривая дела тех, кто оказался сподвижником Темного лорда. Вся страна наблюдала за их работой, обсуждая те наказания, что были в конце концов вынесены.

— Могу я спросить? — первым нарушил молчание Кингсли, осторожно поглядывая на свою спутницу.

Ему еще никогда не доводилось видеть Минерву МакГонагалл настолько подавленной. Она пыталась скрывать это, но ее выдавали глаза. Бросив на него быстрый взгляд, женщина молча кивнула.

— Судебная коллегия собиралась назначить Амбридж пожизненное заключение. Но ты настояла на поцелуе дементора. Да, ее преступления чудовищны, но всё же столь суровое наказание… Почему?

Они, наконец, вышли на улицу. Отсюда, с земли, здание тюрьмы на фоне бушующего моря и столь же неспокойного неба выглядело еще более внушительно и зловеще.

Минерва на мгновение обернулась, ее губы тронула едва заметная улыбка. И словно в ответ на эту улыбку сквозь темные грозовые тучи пробился крошечный лучик света, осветив окно камеры, в которой в эту самую минуту приводили приговор в исполнение.

— Потому что так она сможет, наконец, стать свободной.