Специалист по Пиросмани [Марат Исаакович Баскин] (fb2) читать постранично

Марат Баскин Специалист по Пиросмани

Памяти друга художника Ю. Герасименко

В жизни бывают минуты светлые и горькие.

Мне больше досталось горьких.

Нико Пиросмани

Жираф

Вы видели жирафа Пиросмани? Среди голой равнины — загадочный серебристый жираф, глядящий на нас мудрыми человечьими глазами Судьи и Пророка. Здесь, в Нью-Йорке, он часто приходит ко мне во сне. Я всегда просыпаюсь буквально сразу после этого видения и потом долго не могу заснуть. Я знаю, что Он знает, что было со мной и что будет. А я знаю только то, что было.

Мой дедушка Шмуел мне часто говорил:

— Давид, если ты хочешь узнать, что тебя ждет впереди, посмотри назад. В жизни — как в природе: что засеял сегодня, завтра получишь. Я понимаю, конечно, молодым неинтересно, что говорят старики. Им кажется, что они умнее всех. Я тебе скажу честно, я сам таким был! И что? Дождался революции! И вместо того, что бы торговать лесом в Ошмянах, как мой папа, я работаю счетоводом в Краснопольском сельпо! Почаще смотри в свое прошлое, внучек, и ищи в нем ответы на свои сегодняшние вопросы. Когда я был такой маленький, как ты, папа учил со мною Тору, и мне запомнилось: каждый колосок на твоем поле — дело рук твоих.

И просыпаясь среди ночи от щемящего взгляда Жирафа, я вспоминаю слова дедушки и смотрю в свое прошлое. И тогда иногда то, что раньше казалось смешным, начинает казаться грустным, а темное — наоборот, вдруг открывается светлой стороной.

Часто я вспоминаю себя маленьким. Далекие послевоенные годы всплывают в памяти грустными и смешными историями.

У нас дома политикой интересовались только двое: дедушка и я. Дедушка читал газету медленно, растягивая удовольствие на пару дней: днем за обедом он прочитывал новости страны, вечером за ужином переходил к международным событиям, а наутро, к завтраку, оставлял «майсы» — письма читателей, заметки на бытовые темы.

— Конечно, — говорил он мне, — «Известия» это не «Биржевые ведомости», которые получал мой папа, но кое-что любопытное можно найти и здесь.

Я же перехватывал почтальона еще в начале улицы и прочитывал газету от корки до корки сразу. Бабушка с умилением смотрела на меня и говорила:

— Зуналэ, ты же только научился читать! Почитай лучше сказки! На что тебе вся эта политика? Чем меньше ее знаешь, тем спокойнее живешь. Ты не знал мужа нашей Малки, а я знала. Хороший был человек! И что? Занялся политикой и пропал. Зуналэ, послушай вос загт а бобэ (что говорит бабушка): при нашей милухе (правительстве) политика — это агрэйсэ цорэ (беда)!

Бабушка не умела читать по-русски, но очень любила, чтобы я ей пересказывал газетные майсы, пока она крутилась на кухне.

— Дос ис а лебун, это жизнь! — вздыхала она, слушая в моем пересказе очерки Татьяны Тэсс. Я запомнил эту фамилию, так как долго думал, что ТАСС и Тэсс это одно и то же.

Бабушка была большая любительница чистоты и порядка, без дела она никогда не сидела. И когда я однажды влетел в дом с газетой в руках и увидел бабушку, сидящую на скамеечке и ничего не делающую, я растерянно остановился:

— Что случилось?

— Фарвос гоб их дос гезакт? Почему я это сказала? Их бин а мишугине! Я сумасшедшая! Вос вет дос зайн? Что будет теперь? — когда бабушка волновалась, она начисто забывала все русские слова и говорила только на идиш. — Зуналэ, их бин а шпион! Сыночек, я — шпион!

— Ты шпион?! — я удивленно посмотрел на бабушку, ничего не понимая.

— Так сказала Титовна, — заплакала бабушка. — И она еще сказала, что меня арестуют!

— Почему она так сказала? — спросил я.

— Она бросала на наш огород ботву, и я попросила ее не делать этого, тогда она сказала, что я и Голда Меир родственники! И поэтому я — шпион! И надо было мне про эту ботву говорить?! — запричитала бабушку, прижимая к глазам край передника. — Вос вет дос зайн? Что будет?

Дедушка, пришедший как раз в это время на обед, разволновался не меньше бабушки:

— Если бы ты читала газеты и знала, что пишут про Голду Меир, то поняла бы, что всем Мееровичам, Мерзонам и Меерсонам надо быть тише воды и ниже травы! И у нас к счастью эта самая фамилия! Так что теперь остается только ждать!

— Что ждать? — обреченно спросила бабушка.

— Когда за нами придут, — сказал дедушка.

И тут меня осенило, снизошло вдохновение, как сказал бы я сейчас.

— Бабушка, — закричал я, — не плачь! Титовне тоже надо быть тише воды и ниже травы!

— Почему? — дедушка удивленно посмотрел на меня.

— Потому что газеты пишут не только про Голду Меир! — прокричал я и, ничего дальше не объясняя, помчался в огород.

Соседка все еще возилась на грядках и, увидев меня, демонстративно стала кидать ботву на нашу межу: сегодня она была победительницей — напугала Меерсониху!

— Титовна, — сказал я, едва удерживая дрожь от охватившего меня волнения, — а почему вас все зовут Титовной?

— Як чаму? —