Легко течёт небесная река [Анастасия Юрьевна Скорикова] (fb2) читать постранично [Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Цвет фона черный светло-черный бежевый бежевый 2 персиковый зеленый серо-зеленый желтый синий серый красный белый
Цвет шрифта белый зеленый желтый синий темно-синий серый светло-серый тёмно-серый красный
Размер шрифта 14px 16px 18px 20px 22px 24px
Шрифт Arial, Helvetica, sans-serif "Arial Black", Gadget, sans-serif "Bookman Old Style", serif "Comic Sans MS", cursive Courier, monospace "Courier New", Courier, monospace Garamond, serif Georgia, serif Impact, Charcoal, sans-serif "Lucida Console", Monaco, monospace "Lucida Sans Unicode", "Lucida Grande", sans-serif "MS Sans Serif", Geneva, sans-serif "MS Serif", "New York", sans-serif "Palatino Linotype", "Book Antiqua", Palatino, serif Symbol, sans-serif Tahoma, Geneva, sans-serif "Times New Roman", Times, serif "Trebuchet MS", Helvetica, sans-serif Verdana, Geneva, sans-serif
Насыщенность шрифта жирный
Обычный стиль курсив Ширина текста 400px 500px 600px 700px 800px 900px 1000px 1100px 1200px Показывать меню Убрать меню Абзац 0px 4px 12px 16px 20px 24px 28px 32px 36px 40px
Межстрочный интервал 18px 20px 22px 24px 26px 28px 30px 32px
Анастасия Скорикова
ЛЕГКО ТЕЧЁТ НЕБЕСНАЯ РЕКА
* * *
Останешься зимой на даче, точно в трюме,
опустишься на дно. Очнёшься занесён,
заснежен, отделён от жизни, полоумен,
подышишь на стекло оконное сквозь сон —
там мир уже другой. Стоит Бестужев-Рюмин,
забыв, что он казнён.
Марлинский у куста, как мраморный, искрится.
Впустить бы. Изо льда как будто стали лица —
собратья декабря и вечной мерзлоты.
Об идеалах тех, о силе оппозиций
подумать, перенять бы опыт, закалиться.
Но не романтик ты.
* * *
Я не любила бабушку по отцу —
тихоню, похожую на овцу,
она и косички мне не умела толком
с утра заплести,
стоило в школу прийти —
лента съезжала, соскакивала заколка.
Мать не дружила с ней, и отец ругал
за стряпню неумелую, за развал.
Помню купленный с нею крестик,
тайный обряд с батюшкой на дому,
прощенье дарованное потому.
«Настенька, выход есть ли?» —
спрашивала, надевая шарф,
выйти пыталась, дверь открывая в шкаф,
свихиваясь постепенно.
Нынче смиренно образ её храню,
россыпь веснушек, медлительности броню,
это во мне нетленно.
* * *
Легко течёт небесная река.
Приданое Офелии бесплодной
плывёт, изображая облака,
на высоте глубоководной.
Прозрачные раскинув рукава,
плывёт ночная тонкая рубашка.
И кажется, что девушка права,
божественно сойдя с ума, бедняжка.
А за рубашкой пенясь, пузырясь —
нетронутое свадебное платье,
определяя будущую связь
и вечные незримые объятья.
О, не смотреть бы вверх, закрыть глаза,
когда венок, на облако похожий,
проточные пропустят небеса,
пока есть что-то, что любви дороже.
* * *
В неудобном советском кресле,
вырастающем на глазах,
со спинкой такой высокой, что
не удивительно, исчезли б если
её очертания в облаках,
превращая комнату в фантом,
отец сидит, закинув ногу на ногу, ловко
газетой «Правда» закрываясь от дураков,
прокручивая в голове
конструкцию самонаведения ракетной головки.
Он не слышит моих шагов.
А я иду к нему по сухой траве —
девочка, постаревшая так внезапно,
несу дневник первоклашки, храня
очередную тайну и список потерь.
«Я не оправдала твоих надежд, папа, —
говорю, — ты прости меня,
ты прости меня хоть теперь».
* * *
Колонны-сосны держат лёгкий потолок,
лес дышит глубоко, вбирая жадно солнце.
К проплешинам песчаным белый мох
сухими иглами приколот где придётся.
Вся в блёстках слюдяных летает стрекоза.
Ей этот танец в прошлой жизни показали.
Когда-то, точно так, в просторной бальной зале —
прелестница, шалунья, егоза —
кружилась девочка с огромными глазами.
* * *
Бабка Наталья трудится: ей не лень
кофту заштопать, супчик сварганить. К свету,
к лету повёрнут, вновь прибывая, день.
Солнечный зайчик прыгает по паркету.
Бегать устав, отстав от хозяйки, тень
в тёмном углу просматривает газету.
Держится сердце за милосердный быт.
И разбухает, как дрожжевое тесто,
воздух на кухне, пряным теплом омыт.
Да и не ради цели, скорей — процесса,
сладкий пирог печётся и суп кипит.
Смерть отступает, не находя здесь места.
* * *
Когда так сидишь отрешённо, я не пытаюсь лезть:
вижу, что не со мной ты сейчас, не здесь —
там, где, проснувшись с утра на веранде, витраж горячий
лбом ощутив, не отыщет никак под кроватью кед,
второй натянув, к реке улизнуть норовящий шкет.
Хотя после смерти родителей продали дачу.
«Чай остывает, — я говорю, — доедай мармелад, нугу».
Скажешь: «Ау». Ветер доносит с лугов заливных «угу».
Это настоящее заканчивается, как мармелад,
а прошлое тянется бесконечно. Выходишь в сад,
удивляясь, что всё на месте осталось вроде.
На подгнившем опадыше сливы, словно не умирал,
красно-чёрный божественный
Последние комментарии
14 часов 38 минут назад
1 день 58 минут назад
1 день 13 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 22 часов назад