А ты любил? [Игорь Ташин] (fb2) читать онлайн

В книге использованы стихи из песен группы «Дельфин» и стихи принадлежащие автору.

Иллюстрация обложки книги принадлежит автору.

А ты, любил?

 «Это больше, чем моё сердце,

это страшнее прыжка с крыши,

              Это громче воплей бешеного,

но гораздо тише писка забитой мыши.

Это то, что в белой фате со злобным оскалом

по свету рыщет – 

              Я говорю тебе про Любовь.»

(группа Дельфин – «Любовь»)

– А ты любил?

– ?

– Ты сказал, можно любить лишь один раз в жизни как в первый, по-настоящему.

– Да, сказал.

– Ты любил вот так – один раз?

– Да.

– И как это, что ты чувствовал?

Я растерялся. Что сказать этой девочке? Ей пятнадцать лет, ей интересно, а впереди ещё целая взрослая жизнь – целый мир, огромный и не всегда добрый.

Да пусть даже и не ей – самому себе – как это, любить?..

Что-то я пролепетал – довольно бессвязное, ничего не объясняющее. Не хочется скатываться до пошлости, изрекая высокопарную чушь – «Друг Гораций, не говори красиво».

А как это? …

Той девочке из моей памяти, тоже было пятнадцать, когда мы встретились. Они даже похожи – такие же волосы, глаза, улыбка…

Не смогу вспомнить день нашей первой встречи. Помню только, она немного опоздала к началу учебного года и приехала на неделю-полторы позже – школа была на Крайнем Севере и родители, возвращавшиеся из отпуска, бывало задерживались. Вот и она – входит в класс… Секунда, вторая… пятая – вошла в мой мир. Навсегда.

Много раз давал себе зарок не вспоминать, не думать, не оглядываться – не получается. Это словно рана. Старая рана, откуда достали осколок, зашили, вылечили – человек живёт и вроде всё хорошо, а рана нет-нет, да и начинает ныть, напоминает о себе.

У меня были «влюблённости» до неё, были после. Но вот так – так, что бы сидел замороженный, смотрел и не мог отвести глаза, чувствуя, что выгляжу дурак-дураком не было ни разу. И уж конечно не будет.

Но вопрос остаётся, я так и не сказал – как это?

«Она сама по себе невесома,

она легче, чем твои мысли,

Но вспомни, как душу твою рвало,

когда она уходила.

Как на глазах твоих слёзы висли.

Она руками своими нежными

петлю на шею тебе набросит,

Не оставляя ничего от тебя прежнего,

сама на цыпочки встать попросит…»

(группа Дельфин – «Любовь»)

Сколько написано уже и будет ещё написано. Всё похоже и вместе с тем другое. Это не моё. Не мои чувства. Сказать почему? Да если коротко, то когда по-настоящему любишь, всех этих слов мало. Пушкин, Есенин, Блок, Ахматова… Красиво, гениально, верно и очень похоже, очень. Но этого мало! Это лишь рамка для картины. Потому как нет слов таких, не придумали их люди. И не придумают никогда. Они – свои для каждого. Единственные.

Смотришь на неё и знаешь, это именно та часть мира, без которой он никогда теперь не будет полным – понимаешь не словами, не разумом – сердцем. Тебе хочется смотреть и смотреть. Наверное так пьёт человек измученный жаждой – пьёт и не может напиться.

Но опять слова – слова, так и не сказавшие, чем я тогда жил.

Бесполезно говорить о сделанных ошибках, о том как нужно было поступить. История не имеет сослагательного наклонения. Я просто жил так как умел. Просто дышал. А в каждом вдохе была она.

Я сразу поднял её для себя на недосягаемую высоту.

У меня раньше были девочки, с которыми я дружил – всегда было всё легко. С ними приятно дружить, целоваться, чувствовать тепло их тела, соблазнительные изгибы под руками…

Гормоны. Мужское начало. Природа отношений между женщиной и мужчиной. Никогда я не комплексовал – шутил, смеялся, чувствовал себя с ними как дома.

Тут было совсем другое – неизведанная территория.

Я боялся с ней заговорить, пригласить в кино или проводить после школы домой.

Она была, где то там – высоко-высоко.

Самая простая, обычная русская девчонка, немного карамельная, но ровно настолько, что бы быть очаровательной, а не приторной – светло-русые волосы, голубые глаза, добрая улыбка. Нельзя назвать её писаной красавицей – были в школе девочки красивее. Но была она – были все остальные. С остальными было всё просто и понятно – они охотно отзывались на внимание. Не отозвалась, «занята» уже? Ну и ладно, не беда. А перед ней я робел и терялся. Ничего не мог поделать, злился на себя, а поделать ничего не мог. Самое большее, на что я решался, это пригласить её на танец во время школьных вечеров – они проводились у нас каждую неделю по субботам. В такие минуты, чувствуя её под своими руками, я был самым счастливым на свете. Но, даже танцуя, не мог предложить проводить её домой после вечера.

Такая вот хрупкая глупость…

Длилось бы это наверное бесконечно, пока однажды возвращаясь домой, я вдруг не почувствовал, что кто то подхватил меня сзади под руку. Это была конечно же она – не одна, с подругой. Не помню даже о чём, смеясь, завела разговор. Помню, подружка её была недовольна и хмурилась.

О чём мы говорили, я бы не вспомнил через минуту. Просто голос – её голос. Её рука в моей. И всё. Весь остальной мир отдельно. После этого мы стали друзьями.

Я знал, раньше она дружила с Андреем из нашего класса – он уехал на материк. Меня это нисколько не волновало – ведь теперь мы вместе.

На вечерах танцевали только друг с другом – все видели, что между нами происходит и никто к нам не лез. Под смешки класса, я пересел к ней за парту и стал чувствовать совсем рядом её тепло. Провожал домой после школы, ходили в кино, иногда она звала к себе и мы сидели в её комнате. Просто сидели. Просто рядом. И её рука в моей. Говорили, говорили, читали стихи, иногда молчали, слушая музыку и глядя на горящие свечи. Быть с ней рядом, молчать и держать за руку – мир полон и прекрасен.

Я не заговаривал с ней о любви. Не пытался поцеловать – боялся спугнуть, обидеть. Но знал, она всё понимает – мне казалось, она тоже любит. Подарила мне толстую тетрадь в зелёной обложке со стихами, исписанную её ровным, красивым почерком и свою фотографию. Они и сейчас со мной – тетрадь и фото.

А потом закончился 9-ый класс и все разъехались на лето до сентября…

«Ты даже не сможешь её увидеть,

ты никогда не заглянешь в её глаза,

А думаешь о том, что бы её не обидеть,

не веря в то, что она действительно зла.

Ты можешь с ней расцвести и засохнуть,

она сожрёт тебя как цветок тля,

Но всё равно, лучше уж так издохнуть,

чем никогда никого не любя»

(группа Дельфин – «Любовь»)

На каникулах мы писали друг другу письма. Настоящие письма – интернет появится лет через 20. Письма были, наверное дурацкими – совсем не умею по сей день писать их, но настоящими, в бумажных конвертах с марками и шли дней пять. А на моём столе стояла её фотография и каждый день я ставил рядом свежие цветы.

Потом каникулы кончились.

На этот раз уже я опоздал к началу учебного года. А когда вошёл в класс, ища её глазами, увидел рядом с ней за партой незнакомого парня. Это был Андрей.

И её глаза – испуганные, убегающие…

Как ни в чём, ни бывало я сел на свободное место. В голове звенела такая пустота, которую до сих пор помню. И больно, физически больно внутри – какой-то спазм сжал грудь не отпуская.

Она на перемене не подошла. Я тоже. Глупая гордость, ревность…

Пошли дни за днями. Мы так и не объяснились тогда.

Назло ей, я на первом же вечере проводил симпатичную, длинноногую девчонку из 9-го класса, как выяснилось, она очень нравилась одному из моих одноклассников, но что мне до того. Мы начали с ней дружить и общались до самых выпускных экзаменов. Её-то я целовать-обнимать не стеснялся – если может, пусть простит за это, ведь я искренне старался к ней привязаться.

«Люди, как дикобразы, бредущие по ледяному полю – 

Мёрзнут, друг к другу жмутся и иглами больно колют.»

(стихи по мотивам притчи Артура Шопенгауэра)

Вот и выпускной. Ребята купили шампанское и не только, было весело. Мне казалось, что я совсем не думаю о ней – она ведь с Андреем.

Как любим мы себя обманывать.

А утром, после выпускного, мне нужно было уезжать – успеть на призывную комиссию, я поступал в военное авиационное училище. Выпили конечно лишнего. У взлётной полосы на лавочке я задремал.

Проснулся – голова на коленях. На её коленях. И увидел её васильковые глаза. Глаза полные слёз. Я молча поднялся, сел рядом. Она взяла меня за руку.

Так мы и сидели, никто к нам не подходил. Сидели, пока не прилетел Ан-2, самолёт, который должен был отвезти меня до райцентра, а уж оттуда на «большом» Ан-24 лететь в Магадан на медкомиссию.

Она обняла меня – порывисто, крепко. Поцеловала в губы – «Ты пиши…» и убежала. Мне казалось, что я не увижу её больше.

Я поступил тогда. Началась учёба и служба – училище то военное. Вскоре получил от неё письмо с фотографией – она узнала адрес у моей классной. Она тоже поступила, да не куда-нибудь – в авиационный институт.

Видимо судьба испытывала нас, дала второй шанс, а я этого-то не понял.

Обрадовался, конечно, до невозможности. У курсанта вообще мало радостей. Мы стали писать друг другу. Полетели дни, недели, месяцы. Она была сдержанной в письмах, но они дышали нежностью и надеждой. Я это помню хорошо. И всегда заканчивались: «Целую. Твоя».

Писем было много.

Проучившись год я решил бросить училище – самолёты мне нравились, но военная профессия это не моё. Она всполошилась, прислала телеграмму и даже приехать хотела – я отписался, что не нужно этого и решил я окончательно. Ещё год я прослужил в армии. Мы продолжали переписываться.

Наступил 1978-ой.

Вот и дембель…

Я вернулся домой. Тут же подал документы и поступил на филфак в пединститут. И снова повторил ту самую ошибку.

Мы писали, собирались встретиться. На все мои письма она всегда отвечала. Но угораздило же меня написать то письмо. Очевидно, я всё же робел, а оттого сделал глупость – написал ей письмо, в котором говорил, что люблю, предлагая руку и сердце – письмом легче. Она не ответила. Было обидно, но я написал ещё раз. И опять молчание.

Я конечно же всё понял – мне казалось, что я всё понял.

«С ней хорошо, без неё как то странно,

мне не хватает её слёз радости.

Если она пришла, то тут же уходит,

плавно бросая в лицо какие-то гадости.

Я держу свою дверь закрытой, что бы стучалась она,

перед тем как ко мне войти,

Чтобы не оказалась она столь мною давно забытой

– той, с которой мне не по пути»

(группа Дельфин – «Любовь»)

Не хочется шаблонов, но, в самом деле, я просто сходил с ума. Пару раз надрался до полного безобразия – куда ж мы русские без этого, на всё – одно лекарство. Не полегчало. А письма всё не было.

В один из дней, я сжёг все её письма в печи. Глупость, о которой жалел.

Прошла неделя, за ней другая. Заканчивался первый семестр, пришла пора сдавать зачёты – учился я хорошо, всё сдал. Представив, что буду две недели сидеть в четырёх стенах, хотелось кричать на жизнь.

И тут посетила мысль уехать на каникулы в Ленинград – там учились сразу несколько одноклассников и я там никогда не был. Я поехал. Поехал к однокласснице, с которой мы были очень дружны и для которой – была такая догадка – я значил больше, чем просто друг.

Она снимала с подругой – тоже одноклассницей, но не той, о которой вспоминаешь с грустью – квартиру на проспекте Космонавтов.

Встреча – удивление, радость, смех.

Она – замечательная девушка, умница-красавица и мне сразу как то стало легче – отпустило.

А уже тем же вечером я сказал: «Выходи за меня замуж». Всё вышло импульсивно – неожиданно даже для меня. У нас ведь никогда не было никаких отношений кроме дружбы. «А разве ты меня любишь?» – спросила она. «Конечно!» – отвечал я.

И конечно же я врал. Я очень тепло к ней относился, нам было приятно общаться, вместе мы готовились к вступительным экзаменам, но этим всё и ограничивалось. Что я ещё плёл, уже не помню – умел быть убедительным, но той же ночью она стала моей первой женщиной, а я для неё – первым мужчиной.

На следующий день мы подали заявление в ЗАГС и через два месяца стали мужем и женой.

Та, которой нужен я, не нужна,

Той, которая нужна, я не нужен.

Той, которой нужен я, стану мужем,

Та, которая нужна – так важна!

Без неё придет зима, всё завьюжит,

Равнодушно память мне заметёт.

Та, которая нужна, не осудит.

Та, которой нужен я, всё поймёт.

Как разбита колея на дороге,

Не допрыгнуть мне до неба никак.

Той, которая нужна, я от бога.

Той, которой нужен я – просто так.

Только ночью у костра станет зябко,

Вздрогнут плечи и огонь догорит.

Та, которой нужен я, скажет – «ладно»…

Та, которая нужна, промолчит.

Оттоскует, отболит, отсмеётся,

Будет жить, за сотни вёрст, как княжна.

Той, которой нужен я – Я не нужен.

Та, которая нужна – сожжена.

Странно звучит – «стали мужем и женой». По крайней мере, для меня тогдашнего. Я продолжал жить как жил раньше – просто к жизни прибавилась жена. Я ещё не понимал, что это значит.

В очередной раз, оставив институт, я переехал в Ленинград.

Город поразил меня – я сразу влюбился в эти улицы, здания, мосты. Мог часами просто гулять по старому городу, вдыхая его историю и всё внутри звенело от эмоций. Ленинград стал камертоном, настраивающим мой внутренний мир.

Мы прожили год вместе, прожили хорошо, почти не цапались – так, по мелочам разве что, но этот этап притирки знаком всем. А через год приехала она.

Я старался, очень старался не вспоминать её всё это время. Получалось с переменным успехом, но молодость, город и красивая женщина рядом, которая тебя любит, делали своё дело – я чувствовал себя счастливым. Её видеть я был совсем не готов – боялся этого, честно, боялся. Меня страшило – это полностью разрушит ту хрупкую гармонию, что создавалась так медленно.

Ну, в общем, так оно и получилось.

Мы встречали её в Пулково.

     Она шла, улыбаясь, по движущейся ленте – стройная, слегка похудевшая, повзрослевшая, красивая, помахивая сумочкой и высматривая нас. Увидев, замахала рукой и вспорхнула по лестнице: «Привет, ребята!»

Скулы, очерченные румянцем, слегка обозначились, на голове лохматая  шапка – ей шло, она была всё та же. Ей всё шло. А вот глаза… Глаза изменились. Появилась какая то сталистость, словно вызов нам, миру, всем кто встанет на её пути. Изменилась и она сама, это была уже не та девочка-школьница – это была молодая женщина, знающая, чего она хочет от жизни, юная львица, готовая к обороне. А возможно, всё это лишь маска, которую она одела, скрывая ранимость.

Вечером мы сидели за ужином. Горели свечи, вино в бокалах поблёскивало рубином, говорили, говорили, шутили, вспоминали школу и весь класс – у нас был очень дружный класс. Все дни рождения, праздники отмечали всегда всем классом.

Она стремилась выглядеть взрослее, часто размышляла довольно прагматично, подчёркивала свою независимость. Меня не покидало ощущение – я не вижу её. Всё это лишь ширма, шторы, занавес за которым она прячется. Рассказывала много об учёбе – в будущем году она, как и жена, оканчивала институт, о своих планах, о мужчине с которым она сейчас – «Он старше, но мне с ним интересно». Мне запомнилось это «интересно». Какая-то искусственность была во всём.

Вечер отыграл финальный аккорд, наступала ночь.

Нужно было ложиться. Мы снимали тогда однокомнатную квартирку на Витебском проспекте. Кровать, вернее тахта, была одна, но очень широкая. Я хотел лечь на полу. «Да ладно, поместимся!» – рассмеялась она. Так и легли – жена посередине, а мы по краям. Долго я не мог уснуть, выходил курить. Мыслей не было – ватная пустота – внутри, снаружи, словно весь мир погрузился в густой вязкий туман. Наконец уснул.

Проснулся поздним утром. Жена уже убежала на занятия. Она мне очень верила. Очень. И была гордой – не унижала себя сомнениями.

А рядом, на моей руке спала она. Такая горячая,  тонкая, в одной коротенькой ночной сорочке, слегка приоткрыв пухлые губы, длинные волосы разметались по подушке. Я почти не дыша, боясь разбудить, смотрел на неё. Смотрел и не мог понять, как случилось, что мы не вместе. Тихо перебирал её густую гриву – так и не начала краситься, да и то сказать, зачем марать такую красоту.  Она заворочалась и повернулась набок, обхватив мою руку посильнее. Мне очень хотелось быть с ней. Очень. Рядом со мной спала сама Весна.

Но она так высоко…

Тихо-тихо, что бы не будить, я высвободил руку, встал и пошёл на кухню. Оделся, поставил варить кофе.

Вскоре и она присоединилась, вышла в спортивном костюме, уселась на стул, поджав ноги и обхватив коленки руками, посмотрела как то грустно, а может так казалось…

Говорили ни о чём. Потом я неожиданно для себя, спросил:

– Скажи, а почему ты не ответила тогда на те письма? Испугалась?

– На какие?

– Ну, на те, где я звал тебя, полтора года назад, перед самой зимой – неужели не помнишь?

– Я отвечала тебе… не понимаю… – она смотрела на меня таким честным, пытливым взглядом, – Всегда, на все письма отвечала… Знаешь, я поссорилась сильно с одной девчонкой, и она стала таскать и выбрасывать мои письма с полочки в вестибюле общежития. У нас всю почту раскладывают внизу на такие полочки по алфавиту. А что ты писал тогда? Куда звал? Встретиться?

Подлость! Мелкая человеческая подлость, изменившая всю нашу жизнь!

У меня оборвалось в груди, словно души лишился. Я опустил голову, не мог смотреть в её глаза, пытающиеся понять, что же произошло. Замолчал не отвечая.

Она знала, случилось, что-то очень скверное, сидела расстроенная.

– Что же ты молчишь, а? Что было в тех письмах? Ты что, приехать не мог, если это было так важно?

Она права, права на все сто – я что, приехать не мог? Мальчишка, просто глупый, самовлюбленный мальчишка.

Я продолжал молчать, не поднимая на неё глаз. Так и сидели, пока жена не пришла с занятий. Посмотрела на нас, поняла, произошло что-то, но не подала вида.

На следующий день мы её провожали. Она много шутила, смеялась. Когда нужно было уже идти на посадку, оглядела нас придирчиво: «Счастья вам, ребята!» – поцеловала жену, потом меня, как тогда у взлётной полосы на севере, сильно обняв и крепко поцеловав в сухие губы. Потом отстранилась как то сразу. Глаза у неё заблестели. И не сказав ни слова, побежала на выход, так больше и не оглянувшись.

Тогда я видел её в последний раз…

С тех пор, вот уже сорок лет, приходит ко мне иногда один и тот же сон. Бывает, он исчезает надолго, потом возвращается. Наверное, это случай для психиатра.

Дождь, тёплый летний дождь. Мы идём по городу, взявшись за руки, а вокруг никого. И радуга над нами…

За что мне это, я и так наказан.

«Ночью тёмной, за день умаявшись и нырнув в океаны грёз,

Я гонюсь за мечтой отчаянно, куда свет меня не довёз.

Там могу я гулять по городу, босиком, где журчит вода.

Там спрошу я: «А помнишь, милая?» Ты в ответ улыбнёшься: «Да!»

Жаль, что утром всегда приходится возвращаться из той страны,

Где надежда мне светит радугой и меня ещё помнишь ты.»

Если бы мы встретились сейчас, что бы мы могли сказать друг другу? У каждого за плечами целая прожитая жизнь со всеми её взлётами и падениями, встречами и расставаниями, цветами и листопадом. Да и помнит ли она меня?

Я помню.

С женой мы прожили ещё полтора года. Она старалась быть хорошей подругой. Она вообще славная, я не хотел её обижать и конечно обижал…

Через полтора года, ничего не объясняя, убив нашего не рождённого ребёнка, она уехала к родителям на Крайний Север. Вскоре по почте пришло заявление на развод. Её я тоже больше никогда не видел. А я задержался в Ленинграде ещё на 30 лет.

Дальше жизнь пошла кувырком.

Была в этой жизни и большая, настоящая любовь. Та, которая способна полностью переменить твою природу – либо поднять на крылья и нести, либо исковеркать и покалечить. Но это уже совсем другая история.

Не к каждому приходила его Единственная в юности. А вот мне повезло. Я благодарен ей за это.

«Вот так, не поняв друг друга, люди ходят по кругу.

Ходят люди по кругу вокруг любви, теряя друг друга,

А всего то и нужно было, что в круг войти»

Оглавление

А ты, любил?