Викинг [Максим Николаевич Гарин] (fb2) читать постранично, страница - 2

крючок уголовникам, они регулярно цепляли на этот крючок червячка за червячком, щедро прикармливая государственного человека, даже если он месяцами не оказывал ворам никаких услуг. Авось пригодится.

К огромному огорчению Жереха Глотов был как бы вещью в себе. В его окрестностях не велась добыча никаких всенародно полезных ископаемых, не пролегали мимо пути транспортировки нефти, газа или, на худой конец, пеньки, здесь не проживали и не отдыхали видные государственные деятели. То есть уголовникам просто не было возможности уцепиться за что-то серьезное. То ли дело Москва — всему голова. Там, в столице, не только сплелись в одном клубке политика, экономика и финансы, но и соприкасались, порой перетирая друг друга, невидимые нити, связанные с добычей золота и получением займов от западных банков, распределением недвижимости и использованием инвестиций зарубежных партнеров. И все эти нити были в руках людей, одетых от Кардена и рожденных от сатаны. Эх, ошибался доктор Чехов: у нашего человека чем лучше одежда, тем грязнее душа и порочнее мысли.

Так что не повезло Жереху, обосновавшемуся не в Москве, а в Глотове, а потому вынужденному работать с размахом, который по сравнению со столичным казался едва заметным шевелением. Впрочем, все относительно. И как бы выжил Матвей Фомич, забрось его судьба в деревню Новые Голоштаники, где все, что можно украсть, местный конюх пропивает за один летний вечер?

Увы — даже Глотов Жерех не сумел удержать в руках, хотя поначалу казалось, что он утвердил свою власть навсегда. Крупные неприятности начались у пахана после появления в городе Перстня. Правда, Перстень осел в Глотове давно, но до определенного момента волновал Жереха не больше, чем прыщик на заду негра где-нибудь в Центральной Африке. И вдруг меньше года тому назад Перстень, никого не спрося, организовал собственную фирму и вообще повел себя так, словно всероссийская сходка воровских авторитетов даровала ему независимость от глотовской воровской общины.

А дело было так: прискакал из центра человечек, всего-то уровня Жереха, даже чуть пониже, и то ли попросил, то ли порекомендовал, правда, не только от себя лично, к Перстню не соваться ни в коем случае. На что Жерех ответил: мол, попытается, но если Перстень будет и дальше корчить из себя папу Карлу — Матвей Фомич за себя не ручается. Гость еще раз мягко, но настоятельно посоветовал Жереху прислушаться к доброму совету и отбыл, даже как следует не перекусив.

Надо признать, что Жерех взъелся на Перстня не совсем по делу. Вся вина «раскольника» состояла в том, что в последнее время он полностью отошел от общих дел, оставив при себе ребят и набрав новых. Да еще Перстень имел непомерно наглого отпрыска, который, стоило папаше войти в силу, стал шляться по злачным местам с несколькими не то прихлебателями, не то телохранителями, порой встревая в конфликты с завсегдатаями-ворами. Перстень даже в «общак» продолжал платить, правда скупо, но все же.

Короче, Жерех не внял. Может, он и пытался — кто знает — но гордыня одолела. Его люди выловили сына Перстня, которого уголовники так и прозвали — Сынок, а сам Матвей Фомич явился к встревоженному папаше разбираться. Требования Жереха были довольно смутными и даже абсурдными, очевидно, он сам толком не знал, чего конкретно хочет от своего собеседника. Им двигало одно желание — поставить Перстня на место, в стройные ряды уголовников города Глотова, да так, чтобы впредь ни ему, ни другим неповадно было высовываться. Перстень со всем соглашался и просил отпустить сына. Жерех ушел, довольный покорностью противника, чье могущество, похоже, оказалось натуральной липой. Через час Сынка, предварительно набив морду, отослали домой к любящему родителю.

А на следующее утро урку, разукрасившего лицо Сынка в один лилово-фиолетовый цвет, нашли мирно висящим на яблоне в саду Жереха, напротив дома пахана. Покойника хотели без лишней шумихи предать земле — но кто-то стукнул, скорее всего сами убийцы, и налетели менты, да еще с газетчиками. Жереху при всех его связях пришлось бы туго, если бы эксперты не установили, что сначала усопшего в его собственной квартире ударили по голове, говоря языком протокола «тяжелым тупым предметом», затем проткнули насквозь сердце тонкой спицей и только потом пристроили на яблоню. Не без некоторого давления следствие пришло к выводу, что таким своеобразным способом неустановленные лица пытались отомстить Жереху за нанесенную обиду. Легко отделавшись, Жерех тем не менее был вне себя от ярости. Он и не подозревал, что покойник на дереве — это еще цветочки. Ягодки были впереди.

Пока Жереха вызывали на бесконечные допросы, в городе сменился хозяин. Им стал Седой. Жереху сообщили об этом мимоходом, походя, вскользь, словно речь шла о том, что ему не мешало бы побриться. Все ждали от пахана небывалой вспышки ярости, но он лишь спокойно спросил:

— За что?

— Не надо было Перстня трогать, — пояснил Монах, правая рука Матвея Фомича.